Аннотация: Спасшийся после кораблекрушения на крошечном плоту Гарри Годард остается один на один с Тихим океаном. Его подбирает грузовое судно. Казалось бы, все в порядке, но на корабле одно за другим происходят убийства, словно в тщательно разыгранном спектакле. И Гарри начинает понимать, что стал свидетелем авантюры международного масштаба…


---------------------------------------------


 Чарльз Вильямс
 Глубокое синее море



 Глава 1


 В тот день, когда затонула «Шошон», резкий ветер после захода солнца ослаб, а к полуночи вообще прекратился. Прорезиненный плот на водной глади успокоился, и находящийся на нем человек смог наконец заснуть после сорокачасового бодрствования. Но как только начал заниматься следующий день, сразу же проснулся, весь мокрый и дрожащий от холода, несмотря на то что еще находился в экваториальной зоне. Он сразу вспомнил о том, что случилось, что ему предстоит, и эти мысли словно обухом ударили его по голове. Да, терять ему уже было нечего.
 На прорезиненной ткани, которой был обшит плот, положив голову на нечто, напоминающее подушку, лежал рослый мужчина с длинными волосами, в которых уже начала проглядывать седина, с серыми глазами и широким приплюснутым лицом, потемневшим от солнечных лучей и воспалившимся от соленой морской воды. Растительность на его лице не видела бритвы уже по меньшей мере неделю. Он был бос, в , выцветших хлопчатобумажных штанах и голубой рубашке. На запястье поблескивали золотые часы, которые, как ни странно, все еще ходили.
 Плот был очень маленький, на нем находились только этот мужчина да бутылка из-под виски с питьевой водой. Человека звали Гарри Годард. Ему было 45 лет, он был разведенный, бездетный. Вообще-то его можно было бы назвать счастливчиком, если бы не события последних двух суток. А события эти явились следствием того, что Годард вознамерился пересечь на своей яхте «Шошон», длиной одиннадцать метров. Тихий океан.
 Сейчас он мечтал о тепле и солнце, но знал, что вскоре будет так же страстно желать прохлады. А плот плавно покачивался на волнах, медленно поднимаясь на гребни, а потом так же плавно опускаясь с них.
 Полоской материи, оторванной от рубашки, Гарри привязал бутылку к поясному ремню. В ней еще оставалось около четверти литра воды, и в данный момент жажда его не мучила. Однако было ясно, что она не заставит себя долго ждать., Что будет с ним, когда он поймет, что умирает? Сойдет с ума и спрыгнет в воду? Или напьется соленой воды до такой степени, что погибнет от непрерывной рвоты? Годард не знал, как скоро он дойдет до такого состояния, но и думать об этом тоже не было смысла. Гораздо правильнее было всматриваться в морские дали и тешить себя мыслью, что все-таки еще есть время и шанс встретиться с пароходом.
 Он встал на плоту. И, когда тот поднимался на гребень, шарил глазами по горизонту. Но ничего не видел, кроме воды. Что ж, прелестно, подумал Гарри с горечью. Ты давно искал уединения. Теперь его добился и уже сыт им по самое горло.
 Во всех его мыслях и в том, что он видел, была какая-то смертельная прелесть. В ранние утренние часы океан казался совершенно спокойным, если не считать ленивых волн, медленно катящихся с юга, а небо на востоке из багряно-красного постепенно превращалось в оранжевое. Облака словно загорелись огнем. Рой летающих рыб выскочил неподалеку от него из воды и снова исчез в ней.
 Но более всего впечатляла тишина. Когда ты находишься на яхте, то постоянно раздаются какие-то звуки — вода стукается о борт, хлопает на ветру парус, скрипит пол каюты, шипит падающая на палубу пена… Сейчас же стояла такая мертвая тишина, словно земля еще не заселена живыми существами.
 Почти три дня Годард прожил без курева. Теперь даже чувствовал легкое недомогание, вызванное отсутствием никотина в организме. Да, можно опьянеть и от чистого воздуха, подумал он.
 Посмотрев на бутылку, Гарри с трудом удержался от искушения сделать хотя бы глоток. А зачем, собственно, растягивать это удовольствие? Если бы у него были бумага и чем писать, он смог бы закупорить в бутылке записку. Но что бы в ней написал? Какие-нибудь мудрые слова, означающие его прощание с жизнью? Нет! Пожалуй, написал бы приблизительно так: «Привет от Гарри Годарда, у которого не хватило ума, чтобы попросту утопиться».
 Теперь он так и не узнает, по какой причине затонула его яхта, но сейчас это уже и не имело никакого значения. Может быть, натолкнулась на кита, поскольку после толчка Годард ничего не увидел и море было совершенно спокойным. Рифы исключались, так как, во-первых, в том районе их не было вообще, а во-вторых, рифы всегда можно увидеть по пенящейся воде. Если бы яхта натолкнулась на остов погибшего корабля, то и это тоже можно было бы заметить. Скорее всего, ему попалось одно из могучих деревьев, которые порой плывут, подгоняемые течением, почти у водной поверхности.
 Сознание того, что он должен умереть — через несколько часов или несколько дней, вызывало у Гарри не страх, а, скорее, апатию. Оставалось только удивляться и огорчаться, что ему уготована такая нелепая смерть.
 А солнце тем временем достигло зенита. Его яркий свет отражался в воде. Кожа горела и покрывалась пятнами. Годарда начала мучить жажда, и он сделал небольшой глоток из бутылки, который затем долго держал во рту, прежде чем проглотить. Потом, откуда ни возьмись, появилась акула. Раза три или четыре она проплыла мимо плота, словно ей понравился этот страшный желтый резиновый пузырь. Гарри понаблюдал за ее маневрами, а потом сказал, только для того, чтобы услышать свой собственный голос: «Убирайся восвояси, ты, идиотка! Здесь тебе ничего не выгорит!» Когда в следующий раз акула подплыла ближе, он вытащил нож, приготовившись постоять за себя, если она проявит какую-нибудь активность. Но та вскоре потеряла интерес к желтому плоту и исчезла.
 Около двух часов дня подул легкий бриз, взбудоражил серо-синюю поверхность моря и немного снизил своим дуновением интенсивность солнца. А потом, когда солнце в красочном ореоле скрылось за горизонтом, ветер снова утих. Наступила бархатная тропическая ночь, и Годард непроизвольно подумал, сколько еще таких ночей ему предстоит пережить в своей жизни. Две? Четыре? И через какое-то время заснул.
 Проснулся он от холода. По положению звезд на небе скоро понял, что полночь уже миновала. На востоке, почти над самым горизонтом, висела луна. Гарри сел, чтобы немного размять затекшие члены и, повернувшись, внезапно увидел корабль, который находился от него не более чем в миле.
 Первой его мыслью было, что это галлюцинация. Гарри провел по лицу обеими руками, почувствовал, как колется борода и после этого снова посмотрел в ту же сторону. Нет, корабль не исчез.
 И все же что-то было не так. А когда понял, что именно не так, непроизвольно издал сдавленный крик. Ему были видны только кормовые огни. Корабль удалялся. Значит, несколько минут назад, когда он еще спал, корабль прошел практически мимо него.
 Нет! Этого не могло быть! Волны от корабля наверняка сильно раскачали бы его плот, а может, и вообще опрокинули бы его. Судно шло точно по тому же курсу, что и его плот, но тем не менее никак не дало о себе знать. Единственным возможным объяснением этому факту было то, что корабль вообще не двигался. По какой-то причине он остановился, а потом развернулся…
 Если все не так, то этот корабль просто галлюцинация, фата Моргана.




 Глава 2


 Мадлен Даррингтон Леннокс лежала в каюте «С» голой. Было темно и душно. Ее насторожила тишина, возникшая после того, как машины перестали работать. Что опять стряслось на этом идиотском судне? В сущности, ее мало интересовала причина остановки, но из-за нее могло не состояться свидание. А она вот уже полчаса как ждала Барсета.
 Мадлен уже знала, что, когда корабль останавливается, в коридоре даже в полночь всегда появляются люди. Все непременно хотят знать, в чем дело, почему не плывем, и команда тоже поднимается на ноги, чтобы исправить неполадки. А Барсет слишком осторожен, чтобы дать себя поймать капитану или одному из его помощников. В обязанности стюарда никак не входит «обслуживать» своим вниманием женщин-одиночек, как бы велики ни были его способности на этот счет. Так что, возможно, он и не придет. Тогда, чтобы заснуть, ей придется принять три таблетки снотворного.
 На корабле не было кондиционеров, которые здесь, в тропиках, все равно не принесли бы никакой пользы. К тому же Мадлен закрыла иллюминатор, так как он выходил на палубу. Она не любила, когда кто-нибудь заглядывал в ее каюту — независимо от того, был у нее Барсет или нет. Правда, в ногах ее койки находился вентилятор, который непрерывно посылал на разгоряченное тело струи воздуха, но свежести не приносил. Он лишь немного разгонял душный и спертый воздух.
 Вентилятор продолжал жужжать, иногда из чрева корабля доносились какие-то металлические звуки, но в остальном все вокруг было тихо. Что будет, если Барсет не придет? Как она перенесет эту ночь? С таблетками или без них? Когда Мадлен оставалась неудовлетворенной, она буквально сходила с ума.
 Наконец дверь каюты открылась, стюард проскользнул внутрь. Он не сказал ни слова, только с каким-то самодовольством щелкнул зажигалкой, чтобы прикурить для нее сигарету. Но она уже хорошо знала, что будет дальше. Бросив на нее довольный, оценивающий взгляд, он быстро снял с себя китель и брюки. Темнота не мешала его видеть — сухопарого мужчину среднего возраста, с острыми чертами лица и светлыми жидкими волосами, расчесанными на обе стороны от пробора, что позволяло скрыть залысины.
 Сейчас он казался большим, светлым и расплывчатым пятном. Барсет протянул руку, дотронулся до ее бедра, и Мадлен сразу же потянула его к себе на койку, спросив безучастным тоном:
 — Почему мы опять остановились?
 — Да какие-то неполадки в машинном отделении — ответил он. — Во всяком случае, так говорит шеф.
 — Опять в машинном отделении, — заметила она. — О, дорогой, ты такой приятный!
 — Ты меня хочешь? — поинтересовался он.
 — Я же тебя не разочаровываю, стюард? — Мадлен не могла удержаться от такого вопроса, хотя это и было рискованно. Один раз он просто повернулся и ушел в свою каюту. Так что она должна была терпеть его самомнение, и ей не оставалось ничего другого, как подчиняться. — Можешь быть уверен, мои страсти такого порядка, к каким ты привык, просто от природы я пуглива и стыдлива…
 — Подвинься, — сказал он каким-то хмурым тоном.
 «О, Цезарь! Оплакивать тебя пришли мы, а не восхвалять!» — подумала она, однако вслух не произнесла ни слова. Скорее всего, Барсет никогда не слышал о Шекспире, так что незачем терять время на цитирование великого драматурга.
 Он улегся рядом с ней и начал поглаживать ее бедра.
 — Да загаси ты свою чертову сигарету, — буркнул Барсет.
 Дрожащей рукой Мадлен погасила сигарету. И даже дыхание затаила. О, Боже ты мой! Вдова человека, который окончил академию, служил на крейсере старшим офицером, ушел с почетом на пенсию… И вот теперь она вынуждена опуститься до дешевой интрижки со стюардом!
 Карин Брук, занимавшая каюту «Д», проснулась, когда прекратилась вибрация корабля. Какое-то время она просто лежала, раздумывая о том, что на этот раз явилось причиной остановки.
 Дверь ее каюты была заперта, но иллюминатор открыт. Однако она не слышала ни поспешных шагов, ни взволнованных голосов, которые могли бы свидетельствовать о несчастье. Когда Карин была маленькой, отец объяснил ей, что, если машины корабля, находящегося в море, по какой-то причине останавливаются, в этом нет ничего тревожного или опасного. А вот если она заметит, что машины с «полного вперед» внезапно переключаются на «полный назад», то должна как можно быстрее исчезнуть с носовой части корабля. «На этот раз, должно быть, опять случилась какая-нибудь мелкая авария в машинном отделении. С тех пор, как они вышли из Кали шесть дней назад, корабль уже останавливался дважды и один раз стоял целых двенадцать часов.
 Несмотря на то что работал вентилятор, в каюте было ужасно жарко, ибо с того момента, как судно остановилось, в каюту не влетело ни малейшего ветерка. Если снять ночную пижаму и лежать совершенно голой, тогда, возможно, и будет полегче. Но в этом случае нужно встать и задернуть занавеску на иллюминаторе, потому что матросы начинают драить палубу рано-рано утром, и вид нагой спящей блондинки может привести их в полное замешательство. Даже несмотря на то, что этой блондинке уже тридцать четыре года. Проведя неделю в море, ни один матрос не станет обращать внимания на такие детали.
 Потом она услышала, как открылась какая-то дверь, а затем раздались голоса — мужской и женский. Карин непроизвольно вздрогнула. Опять! Да еще в такой момент! Не могли придумать ничего лучшего, чем наслаждаться любовью именно в те минуты, когда на корабле царит полная тишина и все слышно через тонкую перегородку.
 Карин Брук была смущена и в то же время разгневана. Это началось в первую же ночь после их отплытия из Кали. Она тщетно пыталась не слышать стоны и вскрики, вызванные любовным экстазом. Но даже зарывшись головой в подушки и чуть не задыхаясь в них, все равно все слышала. Миссис Леннокс было хорошо известно, что в соседней каюте есть пассажирка, но, видимо, ей не приходило на ум, что стенки между ними очень тонкие.
 На следующий день Карин специально шумела в своей каюте, чтобы показать соседке, как все слышно, но все ее усилия оказались тщетными. На следующую ночь повторилось то же самое, а на третью — даже хуже. Теперь она просто боялась двигаться по своей каюте. Вначале Карин притворялась, будто спит, но через неделю и это стало невозможным. Вероятно, миссис Леннокс просто не осознавала, какие дикие стоны и крики она издает в экстазе, иначе ей было бы просто стыдно смотреть в глаза Карин, встречаться с нею на корабле. Хотя в данных обстоятельствах такое абсолютно нереально. На борту очень небольшого, старого грузового судна, их, женщин, оказалось всего две, а путь до Манилы предстоял еще очень долгий.
 Когда в соседней каюте опять послышались стоны, Карин села на постели и схватила халат. Единственным выходом из положения было бежать из каюты. Она затянула пояс, сунула в карман сигареты, зажигалку, в темноте нащупала туфли и вышла в коридор. Без косметики на лице, непричесанная. Но Карин настолько обозлилась на то, что происходило рядом, что ей было безразлично, как она выглядит. Просто хотелось побыть где-нибудь в другом месте, пока не уйдет от соседки мужчина. Хотя и столкнуться с ним тоже было бы неприятно.
 Карин даже подумывала о том, как бы перебраться в другую каюту, но не находила, чем обосновать эту просьбу. Кроме того, переселиться можно было только в двухместную каюту, а она заплатила за одноместную. Меандр» имел на борту четырех пассажиров и двенадцать посадочных мест. Все четыре одноместные каюты были заняты, все двухместные — пустовали.
 Ее каюта была последней по коридору, со стороны штирборта. Выйдя, она никого не заметила. Свернув в другой коридор, прошла мимо столовой и вышла на палубу со стороны бакборта. Эта палуба была немного приподнята и называлась палубой для прогулок. Здесь находились пассажирские каюты, каюта стюарда, столовая и курительный салон. Этажом ниже располагались каюты команды, выше — офицеров и инженера, а также их столовая и радиорубка. Пассажирам разъяснили, что они должны пользоваться прогулочной палубой, в крайнем случае могут подниматься на верхнюю, но ни в коем случае не приближаться к мостику.
 Карин Брук подошла к трапу и поднялась на верхнюю палубу, которая была освещена только лунным светом, поскольку мостик был на противоположном конце. Между двумя крыльями мостика находилась рубка, за ней — штурманская рубка и каюта капитана. Она остановилась между двумя спасательными шлюпками и залюбовалась звездной ночью, темным неподвижным океаном.
 На корабле ударили три склянки, и сигнальщик на верхней палубе секундой позже повторил время — половина второго. Карин повернула голову и увидела на мостике офицера. Сначала она хотела спросить у него о причине остановки, но потом решила этого не делать. Это был скупой на слова, хмурый человек. Она видела его всего пару раз, мимолетно и даже не знала, понимает ли он по-английски. Сносно по-английски на корабле говорил только первый офицер. Карин знала об этом, поскольку он иногда обедал вместе с пассажирами.
 Из машинного отделения доносился пульсирующий стрекот генератора, а в остальном на судне царила полная тишина. В воздухе не чувствовалось ни малейшего ветерка, все вокруг словно застыло. Она посмотрела вниз. Пока корабль плыл в тропических водах, Карин любила наблюдать за полосой света, которая бежала за кораблем. Но сейчас ничего не было видно, поскольку поверхность океана была совершенно гладкой, и лишь иногда на ней поблескивали точечки, словно светлячки.
 Через какое-то время Карин услышала позади себя шаги и обернулась. Это был первый офицер.
 Даже в темноте она не могла его перепутать ни с кем другим. Он был приблизительно двух метров ростом, с очень широкими плечами. Рядом с ним любой другой на судне казался карликом. Руки у него были мускулистые, а на большой, грубосколоченной голове росли густые светлые волосы. Растрепанные, они еще больше подчеркивали его энергию, буквально бьющую через край. Несмотря на свой огромный рост, первый офицер двигался с легкостью и грацией хищного зверя. Должно быть, немало женских сердец покорили его саркастические, холодно-голубые глаза и самоуверенная грубоватость манер. Карин непроизвольно подумала о том, что он тут делает в такое время, поскольку случайно знала, что его смена начиналась в четыре часа утра. Может, это именно он захаживает к ее соседке? И ей стало противно от одной такой мысли.
 Офицер посмотрел на нее и остановился рядом.
 — Собираетесь покинуть корабль, миссис Брук? Не случайно же вы стоите поблизости от спасательных шлюпок. — Его голос звучал насмешливо.
 Она рассмеялась:
 — Нет, только любуюсь ночью. Когда остановились машины, я проснулась…
 — Такое происходит со всеми. Полная тишина после сильного шума разбудит любого.
 — Случилось что-нибудь серьезное?
 — Нет, просто перегрелись машины. Рабы из машинного отделения говорят, что через полчаса тронемся дальше.
 Она вынула из пачки сигарету:
 — Кто, вы сказали?
 Он поднес ей зажженную зажигалку и усмехнулся.
 — Раньше в машинных отсеках работали лишь рабы и осужденные.
 Первый офицер прошел дальше к мостику, а Карин снова стала любоваться ночью. Необыкновенный мужчина. И видимо, образованный. Неплохо говорит не только по-английски, но и по-французски, по-немецки. Интересно, кто он по национальности? «Леандр» шел под флагом Панамы, однако команда корабля была очень пестрой. Зовут первого офицера Эрик Линд, наверное, он скандинавского происхождения, как и она сама.
 Только теперь до сознания Карин дошло, что ее волосы похожи на непричесанный парик, а лицо как маска, смазанная жиром и уложенная на зиму. Какая еще женщина отважилась бы показаться в подобном виде такому чертовски привлекательному мужчине, как первый офицер? «О Боже ты мой, — сказала она себе, — ты просто безнадежна, дорогая».
 Теперь корабль — темный, смутно вырисовывающийся — был не более чем в четверти мили от него. За прошедший час судно повернулось на несколько градусов и сейчас было обращено к нему боковой стороной. Годард видел сигнальные огни бакборта и несколько освещенных иллюминаторов. Это было грузовое судно, и неполадки, если таковые у него имелись, должно быть, случились в машинном отделении. На палубах было тихо.
 Пот заливал ему лицо. Где-то в боку Гарри чувствовал боль, которая становилась все резче при каждом вдохе. Рот пересох. В нем появился какой-то медный привкус. Его руки лежали на краю плотика, который он толкал перед собой. Рубашку и штаны Годард давно сбросил и теперь остался в одних трусах. Обычно он не боялся акул, но сейчас понимал, что буквально провоцирует их откусить от него лакомый кусочек. Что ж, если они отгрызут ему ногу, то он быстро погибнет от потери крови и ему больше не придется мучиться от жажды.
 Гарри казалось, что он уже переживал нечто подобное, но мысли его были какими-то бессвязными. Может, все это ему лишь мерещится? Он еще никогда не слышал, чтобы человек, потерпевший кораблекрушение, сам плыл к кораблю, стоящему на зеркальной поверхности океана, а, доплыв до него, спросил, не по пути ли ему вместе с ним? «Хэлло, скорлупка! Ты не туда плывешь, куда мне нужно?» Годард даже хихикнул при этой мысли, но потом стал рассуждать разумнее.
 Неожиданно он вспомнил, когда находился в похожей ситуации. Это было, когда транспортная полиция вытащила его из студии после того, как вытянула Джерри из искореженного «порше». Тогда он долго сидел в комнате ожидания травматологического пункта, сосредоточив все желания своего «я» только на одном, словно мог воздействовать силой воли на то, что уже ускользнуло из его рук. А потом, когда вышел дежурный врач и сказал, что она умерла, понял, что больше никогда в жизни не будет ничего желать. Способность желать в нем угасла.
 Тем не менее какой-то маленький остаток желания, видимо, где-то в нем остался, ибо сейчас Годард больше всего на свете хотел, чтобы корабль дожидался, когда он к нему подплывет. На судне его не видели, и у него не было никакой возможности дать им каким-то образом знать о себе.
 Триста ярдов, двести пятьдесят, двести… Он увидел, как на какое-то время погас свет в одном из иллюминаторов, словно в каюте кто-то прошел мимо лампы. Однако Гарри был еще достаточно далеко, чтобы видеть, что творится на палубе или мостике. Мощными толчками он попытался продвигаться вперед быстрее, но почувствовал, что силы его уже на пределе. Даже стал молиться, чтобы Господь дал ему силы и дыхание.
 А потом совершенно отчетливо услышал, как на корабле пробили склянки. «Я доберусь до корабля! — подбодрил он себя. — Доберусь! Еще пару минут, и я буду там!»
 И вдруг услышал другой звонок, похожий на телефонный, и от этого звука волосы зашевелились у него на затылке. Машинное отделение вызывало капитанский мостик! Собрав последние силы, Годард ринулся вперед.
 Осталось менее ста ярдов, когда вдруг раздались звуки, чуть не остановившие ему дыхание — заработали машины корабля. За его кормой забурлила вода. Он попытался что-то прокричать, но не смог этого сделать, так как буквально выбился из сил. Тогда снова вскарабкался на плот и начал жадно вдыхать ртом воздух, чтобы хоть немного набраться сил и иметь возможность окликнуть их. Правда, Гарри понимал, что это бесполезно — за шумом машин никто все равно не услышит его голоса.
 Но он все-таки закричал. Закричал, как кричат сумасшедшие. Это был и крик, и рычание, и стон отчаяния — все, на что только были способны его легкие. Но корабль продолжал удаляться, а короткие волны, оставляемые им, начали ударяться о его плот, который закружился в них, словно в водовороте.
 Постепенно корабль исчезал в ночи.
 Капитан находился на мостике вместе с первым и вторым офицерами, а Карин Брук слышала прозвучавший телефонный звонок. Спустя какое-то время раздался и стук машин. Палуба задрожала под ее ногами, весь корабль завибрировал и тронулся с места. И в тот же момент ей показалось, что она слышит где-то в ночи человеческий голос. Карин напряженно всмотрелась вдаль, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в полосе лунного света, и, когда судно стало поворачиваться, становясь на курс, вновь услышала крик…
 В следующий момент у нее чуть не перехватило дыхание, ибо она увидела на воде менее чем в ста ярдах от корабля какую-то темную и плоскую тень. Из этой тени начала постепенно вырисовываться фигура человека, который энергично размахивал руками. Сперва Карин подумала, что ей все это мерещится, но потом фигура человека на какое-то время попала в полосу света, и тогда у нее исчезли все сомнения.
 Как сумасшедшая она бросилась к мостику. Второй помощник как раз выходил из рубки.
 — Человек за бортом! — выкрикнула Карин и ткнула пальцем в ту сторону, где слышала крики. — В той стороне! На воде! На плоту или вроде этого…
 Помощник сначала непонимающе посмотрел на нее, а потом в ту сторону, куда она показывала. А Карин побежала к мостику, повторяя:
 — Там, в океане! Я слышала, как он кричал!
 Но плот к этому времени уже миновал полосу света и снова исчез в темноте. Из рубки вышел капитан.
 — Капитан! Немедленно остановите корабль и плывите назад! — Карин понимала, что моряку ее выражения кажутся идиотскими, но она совершенно не разбиралась в морской терминологии.
 — Что случилось, миссис Брук? — спросил капитан.
 — Она утверждает, что видела за бортом человека на плоту, — доложил второй помощник.
 От нее не ускользнули взгляды, которыми они обменялись. Взгляды недвусмысленно говорили: «Ох уж эти пассажиры! Корабль уже идет по курсу. Неужели нет никакой возможности убедить ее, что она ошибается?»
 Капитан достал из кармана бинокль.
 — Вон там! — воскликнула Карин Брук, показывая пальцем направление, куда он должен смотреть. — Человек как раз попал в полосу лунного света, и я слышала, как он зовет на помощь!
 Капитан поискал биноклем в указанном направлении:
 — Миссис Брук, наверное, это были водоросли или обломок какого-нибудь судна.
 — Я не идиотка и не пьяная, капитан! Там человек. Может, его можно поймать радарной установкой?
 — На моем корабле нет такой установки, — сухо отозвался капитан.
 На палубу вышел первый помощник.
 — Возможно, она действительно что-то видела, — повернулся он к капитану. — Не мешало бы проверить. — И, прежде чем капитан смог что-то ответить, подошел к перилам, снял спасательный круг. Он был связан с канистрой, которую помощник тоже освободил из держателя, а затем то и другое бросил за борт.
 Карин слышала, как они шлепнулись о воду. В тот же момент загорелся фонарь. Затем первый помощник прокричал рулевому:
 — Полный налево!
 — Но, мистер Линд! — в сердцах воскликнул капитан, и Карин поняла, что первый офицер превысил свои полномочия, так как дежурным был не он, к тому же на мостике находился капитан. Но Линд, казалось, не обратил на это внимание.
 Он кивнул Карин и сказал капитану:
 — Кэп, это будет стоить нам каких-то десять минут. Если в море никого нет, я сам куплю пароходству новый спасательный круг, а миссис Брук угостит нас коктейлем.
 Корабль уже разворачивался. Судя по всему, капитан хотел отменить распоряжение Линда, но потом, видимо, передумал и лишь пожал плечами. Карин облегченно вздохнула и покинула мостик. Этот Линд настоящий мужчина, подумала она.
 В следующий момент, вспомнив о коктейле, молодая женщина непроизвольно улыбнулась. Капитан Стин был баптистом и ярым противником алкоголя. Он вел беспощадную борьбу против всех спиртных напитков.
 Карин подошла к поручням и стала вглядываться в темную воду.
 Как говорят китайцы? Если кто-то спасает человеку жизнь, то тем самым вмешивается в его судьбу и с этого момента становится за него ответствен. Кажется, так…
 Годард увидел огонек на море, и в нем словно все надломилось. Он был слишком слаб и не мог ничего предпринять. А корабль уже развернулся, чтобы идти в обратном направлении. Но через пару минут, отдышавшись, Гарри снова соскользнул с плота в воду и поплыл на огонь. Потом опять залез на плот и начал размахивать руками. Выпив последнюю воду из бутылки, он сел и стал ждать.
 Корабль приближался. Вскоре машины остановились, но судно продолжало идти по инерции. Оставалось ярдов пятьдесят. Годард уже увидел на палубе людей, которые собирались спустить на воду шлюпку — они не знали, в каком состоянии он находится.
 Приложив руки ко рту, Гарри прокричал:
 — Не надо лодки! Спустите только трап!
 — Вот как? — раздался голос с корабля. — А как насчет веревочной лестницы?
 — Сойдет! — ответил он и, снова соскользнув с плота, поплыл к кораблю.
 В следующее мгновение луч сильного фонаря осветил то место, где ему спустили веревочную лестницу. Ее нижний конец уже коснулся воды, а фонарь точно указывал, куда надо плыть. Гарри оттолкнул плот и поплыл без него. Одновременно в ту же точку в воду шлепнулся канат.
 — Привяжитесь! — крикнул мужчина сверху.
 Казалось, они решили обращаться с ним, как со стариком или инвалидом. Ну и пусть, подумал Годард, тем более что был полностью истощен. Он подобрал канат и обвязал его вокруг тела, потом схватился за ступеньки лестницы и начал карабкаться наверх.
 Путь туда оказался долгим и трудным, и Гарри понял, что он еще слабее, чем думал. Когда его втащили на палубу, он дрожал от бессилия и словно сквозь сон слышал вокруг гул возбужденных голосов. Зажгли еще пару фонарей на палубе. Тогда Годард увидел, что вокруг него собирается все больше и больше людей. Двое мужчин поддерживали его под руки.
 Он затряс головой и прокричал:
 — Со мной все в порядке! Белокурый великан отпустил его правую руку и с улыбкой посмотрел на него:
 — Судя по всему, так оно и есть. А я-то подумал, что получу наконец пациента, над которым придется повозиться.
 В этот момент подошел человек в офицерской фуражке.
 — Я — капитан Стин. С вами был еще кто-нибудь?
 — Нет, я один. — Годард устало улыбнулся и сразу почувствовал боль на своем обожженном солнцем и соленой морской водой лице. — Очень рад познакомиться с вами, капитан. Меня зовут Годард. — Он протянул капитану руку.
 Тот жестко ее пожал.
 — Передайте мистеру ван Дорну, что он может запускать машины, — обратился Стин к команде.
 Гарри взглянул на высокого человека, который втащил его на борт, а потом поддерживал за руку.
 — Офицер? — спросил он. Тот кивнул:
 — Линд. — Они пожали друг другу руки. — Вероятно, вы шли на яхте? Судя по этому плоту, на котором может уместиться только Микки Маус.
 — Да, на парусной… — Внезапно Годард покачнулся.
 Линд и еще один человек подхватили его и повели к трапу, ведущему на верхнюю палубу.
 Карин Брук наблюдала за всем происходящим со средней палубы. Она подивилась, что у потерпевшего кораблекрушение осталось еще так много сил. Видимо, он недолго находился на плоту. Когда его вытащили на палубу, к ней присоединилась миссис Леннокс и тоже облокотилась о поручни.
 — Как все это романтично, не правда ли? — сказала она. — Спасти потерпевшего кораблекрушение, как это бывает в романах. Вы не знаете, кто этот человек?
 — Не знаю… Известно только, что он с маленького корабля, потому что плот был совсем крошечным.
 — Наверное, с яхты. А смотрите, какой он высокий! — В миссис Леннокс вспыхнул чисто женский интерес. — Почти такой же, как и мистер Линд.
 Эти слова позабавили Карин, поскольку было ясно, что спасенный не собирается умирать от изнеможения. Он уже обманул настоящую акулу, оставив ее без обеда, но зато возникала опасность попасть на зуб другой акулы, ибо миссис Леннокс очень интересовалась всеми теми, кого можно было назвать мужчинами, как это делают все сохранившиеся, здоровые вдовушки в полувековом возрасте. И она отнюдь не делала из этого тайны. Мадлен все еще оставалась стройной и привлекательной женщиной с пепельно-серыми глазами и волосами такого же цвета, которые в данный момент были даже расчесаны.
 Карин опять вспомнила китайское изречение и попыталась почувствовать себя ответственной за судьбу спасенного человека. Но ему, казалось, эта помощь была не нужна. Несмотря на то что новый пассажир выглядел довольно жалко, был босиком и в одних трусах, он производил впечатление человека, который умеет сам за себя постоять.
 — Дивное зрелище, не так ли, миссис Брук?
 Обе женщины обернулись. По трапу к ним спускался мистер Эгертон.
 Этот пассажир занимал каюту «Г». Худощавый мужчина, лет шестидесяти, с седой бородой и волосами. Драматичная черная повязка на его глазу Карин казалась несколько театральной, но речь Эгертона, смахивающая на военную, с частым употреблением солдатских выражений объясняла ее наличие. Большую часть времени он проводил в своей каюте, редко выходил к завтраку или обеду, однако за столом был превосходным собеседником.
 — Второй помощник говорит, что это вы заметили человека на плоту, — продолжал Эгертон. — Парню просто здорово повезло!
 Карин поймала быстрый взгляд Мадлен.
 — Неужели, дорогая, это вы его увидели? — воскликнула она. — А мне даже не намекнули об этом!
 — Все вышло чисто случайно, — пояснила Карин. — Когда машины остановились, я проснулась и вышла полюбоваться звездами… Интересно, что такое с ним приключилось?
 В этот момент палуба завибрировала, так как «Леандр» неожиданно пошел полным ходом вперед. Карин всю передернуло, когда она представила себе, что должен чувствовать одинокий человек в океане на маленьком утлом плотике. Теперь этот плотик, который все удалялся и удалялся, выглядел как игрушечный кораблик.
 Повернувшись, чтобы пойти к себе вниз на среднюю палубу, Карин обратила внимание на стоящего поодаль человека. Это был пассажир из каюты «И» по фамилии Красицки. До сих пор она видела его мельком только два или три раза, так как он был болен и почти все время находился в своей каюте. Красицки был в толстом халате, надетом поверх пижамы, выглядел слабым и изможденным.
 Карин с удовольствием перекинулась бы с ним парочкой слов, но его странное поведение удержало ее от этого. Красицки стоял почти не шевелясь, смотрел мимо нее на Эгертона и, при этом уголки его рта нервно подергивались.
 Когда же Эгертон повернулся и тоже глянул на него, Красицки быстро исчез за углом.
 — Должно быть, это наш попутчик? — спросил Эгертон. — Какой-то у него болезненный вид, не так ли?
 Она кивнула, и внезапно ей пришло в голову, что эти мужчины увидели друг друга не в первый раз. Но почему же тогда Красицки так глядел на Эгертона? В его взгляде было что-то ненормальное, какой-то страх, словно он встретился с призраком.




 Глава 3


 В помещении на нижней палубе, величественно именуемом «лазаретом», были четыре койки, умывальник, два железных шкафа да маленький столик. Все еще почти голый и мокрый Годард сидел на одной из нижних коек и обтирался полотенцем. Он только что принял душ из пресной воды и знал, что реакция на все пережитое может наступить в любую минуту — тогда, скорее всего, упадет на койку, как кусок теста.
 В дверях появился Линд, за ним толпились любопытные из команды.
 На корабле только и было разговоров о том, что спасенный один попытался пересечь Тихий океан на своей яхте. Наряду с восторженными восклицаниями пассажиров моряки говорили, что любого человека, который вздумает сделать подобное, надо проверить у психиатра.
 Тем не менее многие из них, не скупясь, принесли одежду, которая теперь громоздилась на второй нижней койке. Кроме того, теперь у Гарри были зубная щетка в футляре, зубная паста, сигареты и даже зажигалка. Сквозь толпу любопытных протиснулся молодой филиппинец в белых штанах и нижней рубашке с подносом, на котором были холодное мясо, картофельный салат, овощи и кружка молока.
 Годард опустил полотенце и дрожащими руками раскрыл пачку сигарет. Линд дал ему прикурить. От первой же глубокой затяжки у Гарри сильно закружилась голова.
 Первый офицер отвинтил пробку и протянул ему бутылку.
 — Для поднятия жизненного тонуса. — сказал он. — Но не советую делать больше одного глотка.
 Годард поднял руку с бутылкой и обвел глазами присутствующих.
 — Ваше здоровье! — произнес он и сделал небольшой глоток. Спиртное обожгло ему горло и желудок. Он протянул бутылку Линду. Потом увидел капитана. Тот смотрел на него с явным неодобрением.
 — Вам бы лучше встать на колени и благодарить нашего Господа Бога, чем пить это зелье, — проговорил он.
 — Поверьте мне, капитан, я уже делал это, — ответил Гарри. Когда по сигнальным огням увидел, что корабль снова разворачивается, подумал, что пришло время поблагодарить Господа Бога, и произнес небольшой монолог.
 Стин воздержался от комментария, хотя и счел слова спасенного не очень-то уважительными. Только обронил:
 — Ну хорошо, а теперь отдыхайте. Завтра утром зайдете ко мне и расскажете о себе.
 Членов команды это позабавило. Кто-то даже отважился на реплику, но на незнакомом Годарду языке. Все рассмеялись.
 Один из матросов заметил по-английски:
 — Парень должен благодарить не Бога, а ту полногрудую молодку! Ведь это она его заметила! Остальные с воодушевлением его поддержали.
 — Ну ладно, посмеялись и хватит! — улыбнулся Линд, после чего сразу же наступила тишина.
 А Гарри словно плыл в тумане — результат огромной усталости, никотина и алкоголя. Он сделал еще затяжку, потом придвинул к себе поднос и спросил:
 — У вас на борту есть женщины?
 — Две, — ответил Линд. — А вас заметила миссис Брук. У нас команда из тридцати восьми человек, есть всевозможные технические приспособления, но тем не менее именно пассажирка сообщила нам, что увидела человека за бортом.
 Годард выпил молоко и с подчеркнутой осторожностью поставил кружку на место.
 На мгновение он представил себе, что снова находится на плоту и видит, как удаляется корабль. И в тот же момент, судорожно вцепившись в край койки, с торжеством посмотрел на офицера.
 — Внимательность превыше всего, мистер Линд. Представьте себе, что я плыл бы к кораблю, на котором не было бы пассажиров… — Гарри качнулся вперед.
 Линд подхватил его и уложил на койку.
 Во сне ему казалось, что он по-прежнему плывет на своем плоту посреди океана, размахивает бутылкой с виски перед пастью голодной акулы, а рядом с ним лежит нагая женщина, у которой вместо лица просто светлое пятно. В следующий момент Годард со стоном проснулся весь в поту. В каюте было удушающе жарко. Гарри посмотрел на постельные принадлежности, и на какой-то миг ему показалось, что он находится на борту «Шошоны». Но потом вспомнил, что с ним произошло, вот только не знал, на каком корабле находится и куда этот корабль держит курс. Об этом ему еще никто не сказал.
 Он почувствовал себя вновь родившимся и беспомощным, как ребенок. Кто-то дал ему шорты, а от предыдущей жизни у него каким-то таинственным образом остались часы. Они показывали 9.16, но это не совсем соответствовало корабельному времени, хотя разница и не должна была быть большой. Почти в тот же момент Гарри услышал, как склянки Пробили три раза, и тут же передвинул стрелки на 9.30. Теперь его новое рождение было определено и во времени.
 Потом он понял, что страшно голоден. Нужно надеяться, что они не унесли с собой поднос. Сев на койку, Гарри внезапно почувствовал слабость, но она быстро прошла. На столе стояла вазочка с фруктами. Он очистил два банана и съел их, захрустел яблоком, закурил сигарету. Собственно, было бы достаточно распахнуть дверь, сказать, что он проснулся, и сразу же появился бы теплый, обильный завтрак. Но ведь человек рождается не каждый день, и ему хотелось продлить это состояние. Годарду было безразлично, куда держит курс этот корабль, — самое главное, что он остался жив.
 От сигареты у него опять закружилась голова, зароились сумбурные мысли — бессмысленные, не имеющие никакого отношения к его настоящему положению.
 Потом он вспомнил слова Линда и усмехнулся. Надо же, его заметила женщина. Какая-то миссис Брук. Судя по словам офицера, должно быть, симпатичная. Правда, когда на корабле много мужчин и только две женщины, то даже старая толстая кляча может показаться красавицей. Пожалуй, ему никто не поверит, когда он будет потом рассказывать, что обязан жизнью женщине. Все это маловероятно — ведь корабль имеет всевозможные технические устройства, а обнаружила его в океане какая-то маленькая куколка. Нет, это воспримут как сказку, хотя и будут слушать его рассказ с интересом.
 Дверь немного приоткрылась, и в каюту заглянул человек с острыми чертами лица.
 — О, вы уже проснулись? Как вы себя чувствуете?
 — Роскошно! — ответил Годард. — Небольшая слабость и сильный голод.
 — Это легко устроить. Я — старший стюард. Джордж Барсет.
 Они пожали друг другу руки.
 — Что вы скажете насчет завтрака с яйцами, шпигом и прочими атрибутами? — спросил Барсет.
 — Конечно! — отозвался Гарри.
 — Вам долго пришлось пробыть на плоту?
 — Неполных трое суток.
 Барсет ухмыльнулся:
 — Успели достаточно пропитаться морской водой… Я сейчас вернусь. — С этими словами он исчез.
 Годард почистил зубы и посмотрел на себя в зеркало, висевшее над умывальником. В местах, не покрытых щетиной, лицо было багрово-красным и воспаленным. С ушей сползала кожа.
 Барсет вернулся с кофейником в руке.
 — Вот, мистер Годард. Начинайте с него. Остальное прибудет через пару минут.
 — Большое спасибо, — ответил Годард и налил себе полную чашку. Кофе был горячий и крепкий. Ему пришлось прихлебывать с осторожностью. — Чудесный кофе. Кто-то прекрасно его готовит.
 Барсет закурил сигарету и уселся на противоположную койку:
 — Вы, собственно, откуда плыли?
 — Из Калифорнии. Двадцать шесть дней назад вышел из Лонг-Бич.
 — И куда держали курс? Гарри пожал плечами:
 — На Маркизские острова и дальше, может быть, в Австралию. Короче, куда попал бы.
 — И один на такой маленькой яхте? Даже девчонки с собой не прихватили? — Такой факт был, казалось, выше понимания стюарда. — Может быть, собирались написать об этом книгу?
 — Нет… — Он вдруг подумал, что стюарду этого не понять. Тот явно считал его сумасшедшим. А сумасшествием можно объяснить многое, поэтому просто спросил:
 — Скажите, куда плывет этот корабль?
 — «Леандр»? Мы плывем в Манилу. А вышли из Южной Америки. Последнюю остановку делали в Кали. — Далее он сообщил, что корабль идет под панамским флагом, но это все, что связывает его с Панамой, ибо судно принадлежит одному греку, который и осуществляет перевозки через компанию «Хайворт-Лайн», находящуюся в Лондоне. Построен в 1944 году, имеет цилиндрические машины, делает в среднем тринадцать узлов.
 Капитан Стин, по прозвищу Холи Джо, то ли уроженец Ирландии, то ли Шотландии, ревностно относится ко всему тому, что написано в Библии, ярый противник алкоголя. Видимо, когда-то сбился с нормальной дорожки и ушел в море. Судя по всему, настоящий капитан на корабле — светлокудрый великан Линд. Во втором помощнике есть что-то голландско-индонезийское, а третий помощник — швед.
 Появился молодой филиппинец с подносом в руках, и Годард принялся за еду, в то время как Барсет продолжал говорить. О себе рассказал, что он американец, но не пояснил, почему работает на этом судне, в то время как на американском корабле старший стюард мог бы заработать в два раза больше. Годард понял, что у него, видимо, были на то свои причины — или скандальная история с женщинами, или неприятности с профсоюзом или полицией.
 — И много пассажиров у вас на борту? — поинтересовался он.
 — Нет, немного. У нас всего для них двенадцать мест, но это старое корыто, конечно, не может сравниться с современными кораблями, которые делают по шестнадцать — восемнадцать узлов, имеют кондиционеры и элегантные бары, поэтому сейчас плывут только четыре пассажира — две женщины и двое мужчин.
 Одному из них лет шестьдесят пять, неплохой человек. Раньше служил где-то в Бенгалии, потом долгое время жил в Буэнос-Айресе, пока аргентинская инфляция вконец не обесценила его пенсию. Теперь собирается пожить на Филиппинах. У другого мужчины бразильский паспорт, но он, по всей вероятности, поляк. Его зовут Красицки. Болеет с момента нашего выхода из Кали. Линд его лечил, но так и не понял, чем этот человек страдает. Во всяком случае, странный он какой-то. Постоянно запирается в своей каюте, закрывает иллюминатор и, даже задергивает занавеску, словно не переносит дневного света. Временами даже средь бела дня слышно, как он стонет, словно ему снятся кошмары. А корабельный сундук в его каюте заперт на три замка. Честное слово, на три замка.
 Одна из женщин — вдова капитана морского флота США. Ей около пятидесяти, но выглядит очень моложаво. Судя по всему, много плавала и побывала во всех частях света. Тип женщины из Южных Штатов, но с умом, с ней приятно побеседовать.
 Другая моложе, лет тридцати с небольшим, и очень миловидная, хотя и суховата — сама первой никогда не заговорит. Она тоже вдова, но что случилось с ее мужем, неизвестно. Работала в Лиме, а теперь отправляется в Манилу, куда ее послала фирма. Для женщин плавание проходит довольно скучно, так как оба их спутника уже в преклонном возрасте, а один вдобавок к этому с завихрением. Конечно, они будут рады увидеть на корабле нового человека. Или у мистера Годарда другие планы?
 — Я и сам еще не знаю, — ответил Гарри. — Вероятно, это будет в какой-то степени зависеть от капитана.
 — Оставайтесь здесь, — сказал Барсет. — А то Холи Джо всучит вам в руки тряпку.
 Годард подумал, что новый человек, выловленный посреди океана, для старенького парохода может означать и другое. Это и больше проданного спиртного, больше чаевых для того же Барсета, и всякая иная выгода с финансовой точки зрения.
 Разумеется, такой вывод трудно сделать, глядя на человека в одних трусах…
 — А чем вы зарабатываете на хлеб насущный? — наконец, не выдержал стюард.
 — В настоящее время ничем, — ответил Годард. — А раньше снимал фильмы и писал.
 Барсет заинтересовался. Если это правда, то, выходит, их новый пассажир занимает солидное положение в обществе.
 — Какие фильмы?
 — «Тин-Хан», «Аметистовая афера» и некоторые другие. Последний назывался «Соленая шестерка». Получился настоящий боевик.
 — «Тин-Хан»? Я его видел, — взволнованно подхватил стюард. — Так назывался крейсер во времена Второй мировой войны. Великолепный фильм! Послушайте, вам совсем не нужно оставаться на этом утлом суденышке.
 Годард пожал плечами:
 — А почему бы не остаться?
 Может быть, ему будет интересно стать на какое-то время моряком.
 Филиппинца звали Антонио Гутиэрес, и он оказался хорошим парикмахером. Кто-то из машинного отделения одолжил Годарду электробритву, другой — спортивную рубашку. Его лицо все еще болело от солнца, соленой воды и ветра, и все-таки ему удалось кое-как побриться. После этого он стал выглядеть лучше. Около одиннадцати часов Гарри вышел на палубу. На средней палубе никого не было, а ему хотелось, как только он выяснит свои отношения с капитаном, найти миссис Брук и выразить ей свою благодарность.
 Стояло чудесное солнечное утро. Дул легкий бриз, и корабль немного покачивался на волнах, бороздя воды океана. Даже вода кажется много приятнее, когда на нее смотришь с палубы парохода и чувствуешь вибрацию от работы машин.
 На мостике нес вахту третий помощник. Он сказал Годарду, что капитан уже встал и что в его каюту можно пройти через рубку.
 Гарри постучал в дверь, которая была немного приоткрыта.
 — Да? — послышался голос, и на пороге появился капитан Стин. На нем был тропический белый костюм, а на плечах его рубашки с короткими рукавами красовались четыре золотые полоски. — Входите, мистер Годард, присаживайтесь. — Он показал на массивное кресло.
 Капитан был сухощавым мужчиной со строгой выправкой. Он уже начинал лысеть, но голубые глаза лучились, как у ребенка, а на длинной шее четко выделялся кадык.
 В каюте стояло кресло, лежал потертый ковер, на котором возвышался стол с вращающимся стулом. На переборке перед столом висели две фотографии в рамках. На одной из них был запечатлен очаровательный домик на берегу фиорда, а на другой — женщина с двумя девочками. Дверь на задней стене вела непосредственно в спальню капитана.
 Пока Годард рассказывал ему свою историю, тот сидел на стуле за письменным столом и делал в журнале пометки. По его лицу было видно, что он неодобряет авантюрные приключения спасенного ими человека.
 — Надеюсь, теперь-то вы, наконец поняли, как опрометчиво поступили, — сказал Стин. — Право, удивительно, что береговая охрана позволяет такие выходки.
 Гарри пояснил, что морские путешествия в одиночку практикуются всеми нациями и одобряются яхт-клубами. Кроме того, устраивались даже соревнования, на которых яхты с одним человеком на борту пересекали океан.
 — И тем не менее вы потеряли свою яхту, — констатировал капитан. — Лишь милосердие Божье спасло вас от неминуемой гибели. Судя по всему, вы потеряли и свой паспорт, не так ли?
 — Да, конечно. Очутившись в таком положении, мне было как-то не до него.
 — Очень неприятно. — Стин нахмурил брови и постучал карандашом по столу. — Надеюсь, вы понимаете, что в связи с этим возникнут неприятности с властями?
 — Конечно. — Годард вздохнул. — Но, с другой стороны, капитан, каждая нация знает, что случаются кораблекрушения и встречаются люди, их потерпевшие.
 — Это мне известно. Но вы не обычный моряк, на которого распространяются все законы торгового судна. Для филиппинских властей вы будете неизвестной личностью без всяких документов, визы и денег. И пароходная компания, к которой принадлежит мое судно, будет вынуждена внести за вас определенную сумму. Залоговую сумму. Черт бы тебя побрал, благочестивый сын потаскушки, подумал Годард, но вслух сказал:
 — Прошу меня извинить, капитан. Боюсь, с моей стороны было крайне неосмотрительно искать спасения на вашем судне.
 Капитан Стин был готов простить Годарду эту бестактность.
 — Вы сами, должно быть, понимаете, что ваше замечание не слишком удачно? Мы очень рады, что вы оказались инструментом провидения Божьего, но тем не менее не должны забывать и о формальной стороне вопроса. Ну, а теперь ближе к делу. Вы можете и впредь оставаться в лазарете и питаться вместе с офицерами. Я не буду просить вас отрабатывать за ваш проезд.
 — Большое спасибо, капитан.
 — Конечно, если вы сами не изъявите такого желания. Боцману всегда может понадобиться помощь, и я убежден, что вы предпочтете не занимать у людей сигареты и принадлежности туалета.
 — Но я слышал, что у вас есть пассажиры на борту. — Годард все еще говорил спокойно, хотя в его голосе появились нотки раздражения. — Каюты не все заняты. Я мог бы занять одну из них и оплатить свой проезд полностью — от Кали до Манилы.
 На свое предложение он получил в ответ легкую, снисходительную ухмылку.
 — Проезд на пароходе оплачивается заранее. Боюсь, я не смогу нарушить правил пароходной компании.
 — Ваш радист уже работает?
 — Он с минуты на минуту должен появиться у меня.
 — Может быть, вы попросите его дать мне телеграфный бланк? Я хочу послать радиограмму. — Годард снял часы и положил их на письменный стол. — А это можете положить в сейф как залог за телеграфные расходы, — сухо сказал он. — Часы фирмы «Ролекс», они стоят приблизительно шестьсот долларов. И если вы назовете мне имена ваших агентов в Лос-Анджелесе, то я поручу моим адвокатам уже сегодня перевести сумму за мой проезд и другие расходы, а также залоговую сумму и деньги за мой обратный проезд в Штаты, если власти Манилы будут на этом настаивать.
 — Да… да, конечно… — Стин немного помедлил, потом протянул часы обратно. — Думаю, все будет в порядке. — Он вышел в рубку, коротко поговорил с кем-то по телефону, и минутой позже появился радист, молодой латиноамериканец с узким непроницаемым лицом.
 — Спаркс, это — мистер Годард. Он хотел бы послать радиограмму. Гарри поднялся:
 — Рад с вами познакомиться.
 Спаркс кивнул, видимо решив, что никаких других форм вежливости от него не требуется. Годарду показалось, что в темных глазах радиста сверкнули искорки ненависти, после чего они снова стали какими-то безликими. Как говорится, янки, убирайтесь домой! Возможно, он был родом с Кубы или из Панамы, или вообще откуда-то южнее Сан-Диего.
 — Вы можете связаться со Штатами?
 — Да.
 Стин добавил, что они имеют на судне коротковолновый передатчик.
 Сларкс протянул Годарду несколько бланков и вышел в рубку, чтобы подождать там.
 Капитан порылся в своих бумагах, нашел адрес агента в Сан-Педро и сказал, что проезд из Кали до Манилы стоит пятьсот тридцать долларов.
 — В таком случае, двух тысяч должно хватить на все, — высказал предположение Гарри. — А если будет перерасход, то вы его получите в Маниле.
 Он заполнил телеграфный бланк, адресовав его своим адвокатам в Беверли-Хиллз:
  «Шошон» затонул подобран «Леандром» следующим Манилу тчк просьба перевести сегодня две тысячи долларов в Сан-Педро агентам пароходства Барвику и Клейну за проезд Манилу и путевые издержки а также обратный проезд Соединенные Штаты тчк агент должен подробно известить капитана «Леандра» положении дел тчк 
  Годард». 
 Спаркс пересчитал слова и сказал, что радиограмма стоит одиннадцать долларов и тринадцать центов.
 — Наличными, — добавил он.
 — , О, это я уже знаю, — спокойно ответил Годард. — Не надо постоянно напоминать мне об этом.
 Стин объяснил радисту, что пароходство оплатит расходы, и молодой человек исчез.
 — Я дам указание стюарду, — сказал капитан. — Он возьмет над вами опеку.
 — Может, лучше сначала дождаться подтверждения? — предложил Гарри.
 Стин ответил, что это не обязательно. Видимо, часы фирмы «Ролекс» произвели на него впечатление.
 Годард ушел. Он стыдился своего гнева и чувствовал неловкость от всей этой беседы. Ему бы даже доставило радость поработать на палубе матросом и было бы все равно, где спать. А он-то считал себя неуязвимым, даже если на него нападут все Станы со всего мира!
 По дороге ему повстречался Линд. Судя по всему, он никогда не носил фуражку и знаки отличия.
 — Подождите меня где-нибудь здесь, — с улыбкой сказал он. — У меня есть пара вещиц, которые вам, возможно, пригодятся.
 — Хорошо, большое спасибо, — ответил Годард и прислонился к поручням. Если бы капитаном был Линд, подумал он, этот корабль выглядел бы иначе.




 Глава 4


 — Хотите, чтобы я вырезал вам аппендицит? — спросил Линд. — Или сделал оттяжку спинного мозга? Вырвал воспаленный зуб? Излечил от венерической болезни? Все эти занятия доставляют мне удовольствие. И приносят успех.
 Годард ухмыльнулся и показал на череп, который служил опорой нескольким книгам, лежавшим на столе.
 — Я бы так не сказал, если предположить, что этот раньше был вашим пациентом.
 — Эту штуку я купил на Ямайке, — отозвался Линд. — Хотите выпить?
 — Конечно! Особенно если мне приходится выбирать между выпивкой и операцией.
 Линд выдвинул ящик, достал оттуда бутылку с виски и два стаканчика.
 — Когда в Новом завете речь идет о вине, то под ним подразумевается всегда лишь чистый, еще незабродивший виноградный сок. Греки сделали не правильный перевод.
 — Да, об этом я уже слышал однажды, — со смехом ответил Годард и оглядел каюту. На первый взгляд можно было подумать, что по ней прошел смерч, но потом становилось ясно, что в этом была виновата лишь мужская небрежность. Каюта была больше похожа на комнату для приема больных и одновременно на библиотеку после небольшого землетрясения. Книги стояли и лежали самые разнообразные — на испанском, английском и французском языках. Трактаты по медицине, справочники по оказанию первой помощи, а рядом Фолкнер, Гете, Шекспир и, конечно, Сартр.
 Линд протянул стакан Годарду, и они чокнулись.
 — Ваше здоровье, — сказал Гарри. — Вы изучали медицину?
 — Два года. А вы раньше были моряком?
 — Сделал несколько рейсов в юношеские годы. А как вы об этом догадались?
 — Вы же меня спросили, не офицер ли я? Помните? — Линд вытащил выдвижной ящик. — Вот эти брюки должны быть вам впору. Какой у вас рост?
 — Сто девяносто один.
 — В таком случае, подойдут. — Линд протянул ему две пары легких фланелевых брюк. — И вот еще спортивная рубашка, которую можно не гладить. — Потом приложил к этому носки, пояс, белье, полотенца и носовые платки. А также электробритву.
 — Тысяча благодарностей, — сказал Годард, — Знаете, у меня слабый желудок. Никогда не могу обедать вместе с людьми, которые не меняют своей одежды. — Линд выпил рюмку. — Да, жаль, что у вас нет никакой болезни. Вытаскиваешь человека посреди океана, а он, оказывается, здоров как бык.
 Каюта «В» на штирборте имела две койки, стол, шкаф и маленький коврик. В ней был даже душ. Обедали в половине второго, ужинали в шесть. Так объяснил Барсет. Бара, добавил он, нет, но Годард может купить себе все, что имеется на складе. Гарри пробежал глазами список и заказал пять бутылок джина, бутылку вермута, три блока сигарет.
 — И попросите, пожалуйста, каютного стюарда, чтобы принес мне вазочку со льдом.
 После этого он принял душ, надел брюки, подаренные ему Линдом, и спрятал остальные вещи в шкаф.
 Стюард, обслуживающий каюты, вошел, даже не постучав в дверь. Это был молодой парень с зелеными глазами и одутловатым лицом. Крупные руки хорошо сочетались с широкими плечами.
 — Куда вам это поставить? — спросил он.
 — На стол, — ответил Годард. — Как вас зовут?
 — Рафферти.
 — А откуда вы родом, Рафферти?
 — Из Окленда. Или из Питтсбурга. — Он поставил поднос на стол и немного вызывающе спросил:
 — А почему вас это интересует?
 — Я и сам не знаю, — отозвался Гарри. — Кстати, вам никто не говорил в Окленде или Питтсбурге, что, прежде чем войти, нужно постучать в дверь?
 — Попытаюсь не забыть об этом в следующий раз, мистер Годард. Попытаюсь…
 — Я бы очень рекомендовал вам не забывать об этом, Рафферти, — дружеским тоном заметил Гарри. — Иначе рано или поздно какой-нибудь сукин сын даст вам пинка…
 Он заметил, как в глазах Рафферти вспыхнуло удивление. Такая реакция, похоже, была для этого парня внове. Он ушел.
 Годард приготовил себе целый бокал коктейля и второй раз за это утро остался собой недоволен. Но, возможно, это была лишь естественная реакция на внешние явления, которая какое-то время спала в нем. Гарри выпил коктейль и вышел из каюты. Если он правильно понял, столовая находится рядом с каютой Барсета, а перед ней должен быть салон. Годард прошел по коридору, который выходил на палубу, и вскоре добрался до широкой двойной двери, ведущей в салон.
 Заглянув туда, он увидел длинную софу и несколько кресел. Были тут и прикрепленные столы, а также несколько книжных полок. Какая-то блондинка стояла спиной к нему и смотрела в иллюминатор. На ней было цветастое платье без рукавов. На ногах — золоченые сандалии. И руки, и ноги покрытые темным загаром.
 — Миссис Брук? — спросил он. Женщина обернулась. Он увидел маленькое лицо с высокими скулами и слегка раскосыми синими глазами. Да, люди были правы: она хорошенькая. Но еще большее впечатление на него произвела ее манера держаться. Она улыбнулась, но глаза ее остались холодными и безучастными.
 — Да. Как вы себя чувствуете, мистер Годард?
 — Меня еще ни разу не спасали, — ответил он. — Поэтому я и сам не знаю, как я себя чувствую. Ведь это вы меня спасли?
 — Ну, не в буквальном смысле. И потом, это вышло совершенно случайно…
 — У меня есть свидетели, миссис Брук. Так что вам уже не отвертеться. Вам остается только надеяться на милость суда. Вы пьете? — Он показал на стакан.
 — Немного. Да и то только с постановщиками фильмов, выловленными из океана.
 — В таком случае, по моим понятиям, вы не алкоголичка. Если сделаете исключение для бывшего постановщика фильмов, то я отважусь пригласить вас на рюмку коктейля.
 — Большое спасибо, — сказала она. Он вернулся в каюту, взял бутылку и второй стакан.
 Они сели за один из столиков, предназначенных для игры в бридж.
 — Пока я знаю о вас очень немногое, — произнес Годард. — Только то, что вы блондинка, очень миленькая и, видимо, скандинавского происхождения. Кроме того, вы страдаете бессонницей, ненавидите самолеты и у вас красивые глаза. Что вы скажете по этому поводу?
 — Мне это очень льстит, но не все, что вы сказали, правда. К самолетам я не испытываю ненависти.
 — Не беда, миссис Брук. Вы можете любить самолеты или ненавидеть их. Самое главное — не сомневаться в божественности автомобиля.
 Она улыбнулась:
 — Я больше люблю корабли, чем самолеты. К тому же, работаю в пароходстве. Мой отец был капитаном.
 — Американского корабля?
 — Нет, датского.
 Корабль ее отца, рассказала она, был торпедирован во время войны, и ее мать вторично вышла замуж, когда ей было всего двенадцать лет. Ее отчим жил в Европе и на Кубе, был бизнесменом, а сейчас снова обосновался в Штатах. Сама она ходила в школу в Бёркли, потом получила образование экономиста и работала в Сан-Франциско, в пароходстве «Копенгаген пасифик лайн», то есть там же, где работал ее отец.
 — Датчане всегда держатся друг за друга, — продолжала она. — Когда умер мой муж, я поинтересовалась в пароходстве, нет ли у них работы для меня в Южной Америке. И поскольку бегло говорю по-испански, мне предложили место в Лиме. Там я проработала год, а теперь меня перевели в Манилу. Так как мое пароходство не обслуживает рейсы на Филиппины, то мне пришлось купить билет на пароход другой компании.
 Такая безыскусная и простая биография в какой-то мере даже может послужить защитой, подумал Годард. Но тем не менее она не объясняла, почему столь милая вдовушка в одиночестве пересекает Тихий океан на таком корыте.
 В салон заглянул какой-то человек. Если верить описаниям Барсета, тот самый пассажир с польской фамилией. Он действительно выглядел болезненным и даже в белом льняном костюме и пурпурно-красной рубашке очень походил на гробовщика. Раньше он, видимо, был сухим и жилистым мужчиной, но теперь от него остались кожа да кости, одежда болталась на нем, как на вешалке. Его изможденное лицо и лысый череп были белыми как мел, словно он уже несколько лет не видел солнца.
 — Доброе утро, мистер Красицки, — произнесла Карин. — Я очень рада, что сегодня вы на ногах. — Она познакомила мужчин, и они пожали друг другу руки.
 — Вы были… как это сказать… вам очень повезло, так? — спросил Красицки с сильным акцентом. — И вы должны меня извинять. Я плохо говорить по-английски.
 — Вы поляк? — поинтересовался Годард.
 — Да, но уже много лет живу в Бразилии. Вероятно, это один из тех, кто остался после Второй мировой войны без родины, подумал Гарри. Красицки быстро ушел, а вслед за этим в дверях появилась Мадлен Леннокс, — Как я вижу, вы уже наслаждаетесь своей знаменитостью, — заметила она лукаво.
 Годард сразу понял, что за нарочитой и броской моложавостью скрывается довольно умный человек. Это, как правило, объясняется тем, что пятидесятилетние часто вынуждены конкурировать с тридцатилетними. Но здесь? О каких конкурентах может идти речь на этом корабле?
 Мадлен действительно выглядела очень моложаво, особенно по части фигуры. Впрочем, железная диета и регулярные занятия спортом любую талию сделают стройной. Лицо ее было миловидным, но имело более резкие черты, чем, скажем, у актрисы в том же возрасте. Глаза красивые и даже умные, но только в те моменты, когда она не собиралась очаровывать мужчин.
 «Тин-Хан» она тоже видела, и этот фильм ей очень понравился.
 — Не правда ли, такой эпический размах? — повернулась она к Карин. И добавила:
 — А если окажется, что мистер Годард был моряком и вдобавок знал ее покойного мужа, то это будет вообще фантастично. Он служил лейтенантом на одном крейсере, который участвовал как раз в том , бою, который был показан в фильме.
 Годард ответил, что, к сожалению, ему не довелось знать лейтенанта по имени Леннокс.
 Мадлен жонглировала именами людей, которых знала в Южной Калифорнии, Сан-Диего и Беверли Хиллз, но Годарду эти имена ничего не говорили. При этом, словно нечаянно, она коснулась своей ногой его ноги. Гарри даже не обратил на это внимания. Должно быть, у нее это вышло нечаянно — ни одна дама не будет вести себя так вызывающе.
 Разумеется, она рассказала ему также, почему оказалась на борту «Леандра». Взяла билет на другой пароход, но потом заболела и должна была в Лиме лечь в больницу. Ее коленка снова коснулась ноги Годарда и осталась прижатой к ней. А сама миссис Леннокс перешла тем временем на другую тему, заговорив о погоде. Напоследок она сделала даже несколько недвусмысленных намеков. И это при том, что они знали друг друга всего десять минут.
 Не может быть, чтобы это было ей так необходимо, подумал Годард. Возможно, она просто боялась более молодой женщины и пыталась, как говорят американцы, «застолбить участок». Он даже не знал, пожалеть ли ее, посмеяться ли над ней, или просто не обращать на нее внимания. Гарри уже несколько месяцев не имел общения с женщинами и иногда даже подумывал, а не развивается ли у него импотенция.
 Прозвучал гонг, призывающий к обеду. Годард извинился и отнес бутылку обратно в свою каюту. Остаток коктейля он выпил, думая при этом о Мадлен Леннокс.
 Войдя в столовую, он увидел два стола — каждый на восемь персон. Капитан Стин сидел» во главе одного из них. Справа от него — Карин, слева — Мадлен Леннокс. Другой стол был полностью свободен.
 Годард вопросительно посмотрел на стюарда.
 — Ваше место — здесь, — сказал тот, указывая на стул рядом с Мадлен Леннокс.
 Годард сел и подумал, как же теперь будут играть ноги этой пятидесятилетней вдовушки? Потом появился мистер Красицки. Казалось, он тоже не знал, где ему сесть, и стюард показал ему на стул рядом с Карин. Обе женщины улыбнулись ему, а капитан даже сказал:
 — Мы рады видеть вас в полном здравии, мистер Красицки.
 Поляк кивнул, попытался выдавить улыбку, но ничего не ответил. Гарри заметил еще два свободных прибора. Один из них, вероятно, был предназначен для Линда. Стюард не торопился наливать суп, и капитан, казалось, тоже чего-то ожидал. Наконец, стюард доложил:
 — Мистер Эгертон просил передать, что он не хочет есть, и мистер Линд тоже не придет.
 Капитан кивнул, наклонил голову и начал читать молитву. Когда он кончил, Красицки спросил:
 — Мистер Эггер… Эдгер… или как там зовут того, другого пассажира?
 — Да, ведь вы с ним еще не знакомы? — спросила миссис Леннокс. — Его зовут Эгертон. Он вам наверняка понравится. Это очень милый человек. Англичанин. Полковник в отставке.
 — Говорите, англичанин? — переспросил Красицки с каким-то напряженным выражением.
 — Да, — ответила Мадлен. — Но жил в Аргентине.
 Стюард начал разливать суп, а Красицки продолжал упорно смотреть на миссис Леннокс.
 — И долго он там жил? Годард заметил, что Карин задумчиво смотрит на поляка, а Мадлен ответила ему, что этого она не знает.
 — Вы должны меня извинить, — пробормотал Красицки, — я плохо говорить по-английски. — Уголки рта его задрожали, и он начал торопливо есть суп.
 Обе женщины очень хотели узнать, что же такое приключилось с яхтой Годарда. Тот извинился перед капитаном, который уже знал всю историю, и довольно подробно рассказал обо всем, надеясь, что ему не придется это излагать в третий раз в присутствии Эгертона.
 — Поскольку напряжение последних дней все еще оставалось, после обеда Гарри решил поспать. Когда же проснулся, было уже почти пять. Он почувствовал себя разбитым, усталым, поэтому принял душ и вышел на палубу, чтобы согнать с себя плохое настроение.
 Сделав несколько кругов по средней палубе, он поднялся на верхнюю. На мостике стоял Линд, и Годард в знак приветствия поднял руку. Будучи пассажиром, он имел право подняться на мостик только в том случае, если его туда пригласят. Мимо него прошел радист, лишь безучастно глянув на него. В следующий момент из рубки вышел капитан. Радист протянул ему формуляр, и Стин окликнул Годарда, сказав ему, что все в порядке.
 — Чудесно! — отозвался тот. — Быстро же вам удалось связаться.
 — Это пришло подтверждение наших агентов из Сан-Педро, что они получили деньги, — объяснил Стин.
 — Станция в Буэнос-Айресе имеет для нас сообщение, — сказал радист, — но я никак не могу на них выйти.
 — Возвращайтесь к себе, Спаркс, — ответил капитан, а когда радист ушел, удивленно повторил:
 — Буэнос-Айрес? Кому мы там могли понадобиться? Или, может, речь идет о радиограмме для кого-нибудь из пассажиров?
 — Одна из моих подруг желает мне всяческих благ и здоровья ко дню моего рождения, — со смехом пояснил Линд и подмигнул Годарду. — Они есть у меня во всех частях света.
 Гарри вернулся к себе в каюту и приготовил новую порцию коктейля. Потом лег на койку и уставился в потолок. Что он будет делать по приезде в Манилу? Нельзя ни на минуту забывать, что ты всего лишь обезьяна. Так должен думать о себе каждый разумный человек. Все свое время тратишь на какую-то мышиную возню, а потом останавливаешься, с трудом переводя дыхание, оглядываешься назад и спрашиваешь себя: а к чему все это?
 Гонг к ужину отвлек его от мрачных мыслей. Когда он вошел в столовую, Карин и Мадлен Леннокс уже были там и разговаривали с капитаном. Гарри вспомнил, что, кажется, он обещал угостить Мадлен мартини.
 Как вскоре выяснилось, она этого не забыла. Одетая чересчур элегантно, Мадлен крикнула ему, как только он появился:
 — Мистер Годард, ваши обещания ничего не стоят!
 — Прошу прощения, — ответил он с ухмылкой, — дело в том, что я незаметно задремал. — Он повернулся к Карин:
 — Миссис Брук, если я типичен для людей, которых вы спасаете, то посоветовал бы вам подыскать другое поле деятельности. Она рассмеялась.
 — Думаю, вы еще не знакомы с мистером Эгертоном, — сказала она, и Годард обернулся.
 Эгертон вошел следом за ним. С аккуратно зачесанными волосами, ухоженными усиками и черной повязкой на глазу он производил довольно внушительное впечатление.
 — Добро пожаловать на борт нашего корабля, мистер Годард, — произнес Эгертон и бросил при этом восхищенный взгляд на обеих женщин. — Наконец-то у нас будет четвертый компаньон для игры в бридж. Очень мило с вашей стороны, мистер Годард, что ради этого вы потратили столько усилий.
 Вошел Линд, и все уселись за стол. Эгертон сел слева от Годарда и справа от Линда. Они сидели со стороны переборки, так что дверь была напротив них. Когда капитан хотел начать молитву, в ней появился Красицки. Внезапно он остановился и внимательно посмотрел на Эгертона. Годард с удивлением взглянул на поляка, но в следующее мгновение тот уже подошел к столу. С ним мило заговорила Карин:
 — Мне кажется, что, за исключением мистера Эгертона, вы уже со всеми познакомились, мистер Красицки. Я очень рада, что вы чувствуете себя лучше.
 Красицки что-то пробормотал в ответ и пожал Эгертону руку. Все снова сели. Поляк занял место напротив Гарри. Капитан прочел молитву, и стюард принял заказы.
 — Я слышал, что вы работаете в кинопромышленности, — повернулся Эгертон к Годарду.
 — Раньше работал, — ответил тот.
 — Сейчас он собирает материал для своего нового фильма «В ореховой скорлупе через Тихий океан», — вставил Линд.
 Все рассмеялись, а капитан спросил:
 — Ваше судно было застраховано?
 — Нет. Я полагал, что если мое судно затонет, то и мне не придется добраться до берега. Но миссис Брук перечеркнула все мои расчеты.
 — Женщины никогда не считаются с нашими расчетами, — поддержал его Эгертон.
 — Что верно, то верно, — подтвердил Линд. — Они часто приносят нам неприятности, и сознательно, и бессознательно.
 — Карин, — произнесла миссис Леннокс, — мы хоть и в численном меньшинстве, но тем не менее я считаю, нам пора переходить в атаку.
 — Может, хоть мистер Красицки встанет на нашу сторону? — заметила Карин. Она с улыбкой посмотрела на поляка, но тот, казалось, даже не слышал, о чем говорят за столом. Он по-прежнему упорно не спускал глаз с Эгертона.
 — Вы были… — казалось, он подыскивал слова… — вы были в Аргентине? Много лет?
 — Да, лет двадцать, — ответил Эгертон.
 — Двадцать? — Красицки нахмурил брови и посмотрел на Линда.
 — Да, двадцать, — подтвердил ему тот на немецком языке и пояснил окружающим: мистер Красицки говорит на многих языках — по-польски, по-русски, по-немецки, по-португальски, но из всех этих языков я, к сожалению, знаю только немецкий.
 — Двадцать, так-так, — пробормотал Красицки, все еще не сводя глаз с англичанина. — И теперь вы имели стать неактивным, так кажется? — Он опять повернулся к Линду и что-то быстро сказал по-немецки.
 Линд кивнул и повернулся к Эгертону:
 — Он говорит, что вы, должно быть, рано оставили службу.
 Спокойный Эгертон, казалось, был удивлен настойчивостью поляка. Тем не менее улыбнулся.
 — Вы сделали правильные выводы, мистер Красицки. Но все дело в том, что я был ранен. Не повезло в Нормандии…
 Линд перевел его слова на немецкий. Стюард принес ужин, но никто не начинал есть. Красицки и Линд снова заговорили по-немецки, а потом Линд покачал головой. У Годарда сложилось впечатление, что Линд не хотел переводить. Тогда Красицки снова попытался выразить свою мысль на плохом английском языке:
 — Это… ваш глаз?
 Обе женщины, неприятно удивленные, нагнулись над своими тарелками. Но Годард продолжал заинтересованно наблюдать за сценой. За всем этим скрывалась не только бестактность, а нечто большее.
 — А, понимаю, — отозвался Эгертон. — Ко всему прочему, и мой глаз.
 Карин попыталась перевести разговор на другую тему:
 — Вы играете в бридж, мистер Годард?
 — Немного. В так называемый домашний бридж, — ответил тот. — И то после тщательной проверки, нет ли у соперника .оружия.
 После этого разговор перешел на другие темы, но Годард продолжал наблюдать за Красицки. Справа от него что-то болтала миссис Леннокс. Поляк, казалось, ушел в себя. Он нагнулся над тарелкой и лишь иногда бросал украдкой взгляды на Эгертона. Потом снова заговорил по-немецки с Линдом. Оба рассмеялись. Немного позднее Красицки обратился к Эгертону на немецком языке. Ко всеобщему удивлению, тот тоже ответил ему по-немецки. Поляк нахмурился. Глаза его блеснули с упреком.
 — О, вы говорите по-немецки! А я думал, вы — англичанин.
 — Разумеется, я знаю немецкий, — откликнулся Эгертон. — Ведь я два года учился в Гейдельберге.
 — Но вы этого не говорили.
 Эгертон пожал плечами. Его, видимо, раздражала назойливость поляка, но внешне он оставался спокойным и казался выше всего происходящего.
 — Понимаете, друг мой, не буду же я провозглашать во всеуслышание все, что знаю и чего не знаю. Ведь большинству присутствующих это совсем не интересно.
 Красицки ничего не ответил, но Годард заметил, что подбородок его задрожал, потом, буквально с пеной у рта, он быстро заговорил на каком-то языке, которого Гарри не понял. А в следующий момент поляк поднял руку с револьвером и с расстояния примерно шести-семи футов выстрелил Эгертону в грудь.
 Обе женщины пронзительно вскрикнули, а Эгертон силой удара был отброшен на спинку стула. Годард стукнулся о плечо миссис Леннокс, которая быстро юркнула под стол. Капитан потянул Карин за собой тоже под укрытие стола. Линд вскочил и обежал стол, направляясь к поляку, который вновь что-то прокричал и снова выстрелил. Эгертон дернулся и медленно сполз на пол.
 Линд подлетел к поляку и схватил его за руку. Красицки попытался снова нажать на курок. С другой стороны к нему уже подбегали капитан и Годард. Третья пуля попала в лампу, которая разлетелась вдребезги, а четвертая угодила в широкое зеркало, висевшее на переборке.
 Наконец Линд вырвал у поляка револьвер и ударил его снизу по подбородку. Тот упал на спину и затих на полу. На мгновение воцарилась полная тишина, которую прервал шум от осколков стекла, упавших на пол. Вбежал стюард, обслуживающий столовую, за ним — Барсет. Последний остановился в дверях и простонал:
 — О Боже! Этого только не хватало! Годард повернулся и посмотрел на Эгертона. У того в уголке рта показалась капелька крови. Он прижал правую руку к груди, и белая рубашка сразу же окрасилась в красный цвет. Левой рукой попытался ухватиться за стул, но рухнул на пол, потянув за собой скатерть, которая упала на него вместе с посудой и серебряными приборами.




 Глава 5


 Линд поставил револьвер на предохранитель и бросил его капитану. Затем в два прыжка очутился возле Эгертона и крикнул Барсету:
 — Свяжите поляка и сядьте на него! Но сначала позовите кого-нибудь на помощь. Он сошел с ума!
 — Я вызову боцмана, — сказал Стин. Годард подбежал к Линду, чтобы помочь ему. Совместными усилиями вытянули Эгертона из-под стола. Карин и миссис Леннокс с плачем убежали. Линд и Годард отнесли Эгертона в его каюту и положили на койку.
 — Мой санитарный ящичек стоит на кровати в моей каюте. И принесите стерилизатор, — попросил Линд.
 Гарри стремглав кинулся на верхнюю палубу. Из офицерской столовой вышли несколько человек и спросили, что случилось.
 — Красицки стрелял в Эгертона, — сообщил он.
 Стерилизатор был прикреплен к столу. Годард отвернул его, схватил ящичек и вернулся в каюту Эгертона.
 Линд склонился над раненым, держа в руке окровавленное полотенце.
 — Поставьте все это куда-нибудь, — проговорил он. — Сейчас ему это поможет не больше, чем пара таблеток аспирина.
 Годард посмотрел на Эгертона и кивнул. Тот был без сознания и истекал кровью. Линд уже успел разрезать ему рубашку, и кровь бежала по груди, обросшей волосами, стекала по ребрам и исчезала в складках одежды и постельного белья. Подушка рядом с его ртом тоже пропиталась кровью. Глаза Эгертона были закрыты, дыхание было тяжелым. Воздух вырывался какими-то толчками. Годард обратил внимание, что кровь не пенилась. Обе пули, по всей вероятности, прошли через легкие, а в таких случаях кровь обычно пенится. Он хотел обратить на это внимание Линда, но тут в каюту вошел капитан Стин. Он сказал, что Спаркс пытается связаться с каким-нибудь кораблем поблизости, на борту которого есть врач. Но Линд в ответ лишь покачал головой.
 — Ничего уже не поможет, — сказал он. — Эгертон протянет всего несколько минут.
 — Для артериальной крови она довольно темная, — заметил Годард и сам подивился глупости своего высказывания. Какая разница, какого цвета кровь? Если много ее потеряешь, все равно придет конец.
 — Возможно, легочная кровь смешалась с венозной, — бросил Линд в ответ.
 Дыхание Эгертона перешло в хрип. Это продолжалось около минуты, а потом внезапно прекратилось. Линд снова схватил запястье раненого. Судя по всему, пульс больше не бился. Он положил руку вдоль туловища и осторожно приоткрыл Эгертону глаз, чтобы посмотреть на зрачок. Потом снова закрыл его и вздохнул.
 — Ну, вот и все.
 Капитан Стин опустил голову. Казалось, он читал молитву, но через какое-то время выпрямился и сообщил:
 — Я попрошу стюарда принести парусину. Линд начал смывать кровь со своих рук, а Годард повернулся, собираясь уйти. Внезапно он почувствовал, что на что-то наступил, и посмотрел вниз. Судя по всему, это было крошечное шило. Он пнул его ногой к переборке и вышел из каюты.
 Проходя мимо столовой, Гарри снова услышал истерический крик Красицки. В тот же момент мимо него промчался Линд, на ходу вытирая руки.
 В столовой находились капитан с Барсе-том и еще двое мужчин.
 Руки и ноги Красицки уже были связаны, но он все еще пытался выскользнуть из тисков обоих мужчин, продолжая с пеной у рта что-то кричать на неизвестном языке.
 — Отпустите его, — велел Линд. — Дайте мне с ним поговорить.
 Мужчины отпустили поляка и отступили назад.
 Линд спокойно заговорил с Красицки:
 — Мы ничего вам не сделаем. Не беспокойтесь.
 Но тот продолжал что-то лепетать на своем непонятном языке. Тогда первый офицер послал Барсета узнать, не говорит ли кто из команды по-польски. Но Барсет остался стоять на месте и ответил, что сам уже пытался выяснить этот вопрос, и оказалось, что этого языка никто здесь не знает.
 Линд вышел и вернулся со своим ящичком.
 — Во всяком случае, мы должны его успокоить, — заявил он и достал шприц.
 Когда Красицки это увидел, то понадобились усилия уже трех мужчин, чтобы удержать этого тощего человечка» пока Линд делал ему инъекцию. У Годарда весь желудок словно перевернулся при виде этого зрелища.
 Через несколько минут поляк как-то обмяк. Линд послал Человека за носилками, а Годард прошел в салон посмотреть, нет ли там Карин или миссис Леннокс. В салоне никого не было, но в одном из иллюминаторов он увидел, как по палубе прошла Мадлен, и вышел к ней. Она стояла, прислонившись к поручням. Они смущенно посмотрели друг на друга, после чего он сказал ей, что Эгертон умер.
 — Какой ужас, — прошептала миссис Леннокс. У меня, видимо, на всю жизнь останется этот кошмар перед глазами.
 Подошла Карин, и Гарри сообщил ей то же самое.
 — А что будет с Красицки? — поинтересовалась она.
 — Передадут властям в Маниле, а потом будет приблизительно так же, как в произведении Кафки. В открытом море от руки поляка, имеющего бразильское подданство, погибает англичанин, но поляк, судя по всему, невменяемый, не может быть предан суду и судим за убийство. Все это происходит на корабле, который идет под панамским флагом, но, судя по всему, никогда не видел этой страны. Конечно, Красицки изолируют, но какой от этого будет толк — неизвестно.
 — А мистер Эгертон? — спросила Мадлен Леннокс. — Он будет погребен прямо в море?
 — Этого я не знаю, — ответил Годард. — Все, наверное, будет зависеть от желания его родственников. Если труп обложат льдом, то его, наверное, можно будет сохранить до Манилы. Конечно, если «Леандр» имеет такие возможности.
 Карин Брук передернула плечами:
 — Как все это ужасно и бессмысленно! И все из-за того, что мистер Эгертон был похож на какого-то другого человека.
 — Видимо, на какого-то немца, — заметил Гарри. — Возможно, во время войны они встретились в концентрационном лагере. Но почему вы все время говорите «мистер Эгертон»? Ведь он был полковником.
 — Он просил не называть его так, — объяснила Карин. — Сказал, что это звучит сухо и помпезно. — Она смахнула слезу. — А он был таким милым человеком! — С мрачным видом Карин уставилась на закат.
 Этот человек прошел всю войну, думал Годард, смерть грозила ему на Каждом шагу, но ему удалось ее избежать. А теперь вот наткнулся на хилого и тщедушного сумасшедшего, и тот принес ему смерть.
 Линд появился из-за угла палубной надстройки и поманил его рукой.
 — Я хотел бы вам кое-что показать, — сказал он.
 Годард последовал за ним в каюту Эгертона. Перед дверью стояли боцман и еще один человек. Капитан был в каюте. Труп Эгертона все еще лежал на койке, но теперь был прикрыт.
 — Взгляните, — сказал Линд и стянул покрывало с лица убитого. Черная повязка, закрывающая глаз, сползла или была снята и лежала рядом со щекой.
 Годард удивленно вскрикнул:
 — Черт возьми!
 Оба глаза Эгертона были закрыты, но левый, тот, что раньше прикрывала черная повязка, имел такие же округлые очертания, как и правый.
 — Когда мы его хотели положить на носилки, повязка соскользнула, — объяснил Линд и большим пальцем осторожно приоткрыл веко Эгертона. Потом также осторожно закрыл его. — Совершенно нормальный глаз. Повязка была только ширмой.
 — Но зачем это было нужно? — спросил Годард. — Может, его глаз не воспринимал свет?
 — Фотофобия? Но ведь кори у него не было, и к тому же глаз не воспален. Между тем на фотографии на паспорте он тоже с повязкой.
 Капитан Стин протянул Годарду паспорт. С фотографии на Годарда смотрело узкое лицо с повязкой на одном глазу.
 — К сожалению, мы должны были проинформировать вас об этом, мистер Годард, так как в Маниле вы тоже будете вынуждены выступить свидетелем.
 — Да, конечно, — ответил тот. — Но все это мне непонятно. — Он посмотрел на Линда. — Может, у вас есть какие-то предложения?
 Первый помощник покачал головой:
 — Нет. Возможно, конечно, что у него был нервный тик, но ничто не говорило и за это.
 — Что ж, тоже какое-то объяснение. А как насчет похорон? Вы нашли в паспорте какие-нибудь данные о том, кто должен быть извещен о несчастье?
 — Одно имя нашли, — сказал капитан. — Но эта женщина, по всей вероятности, не родственница. Некто сеньора Консуэла Сантос из Буэнос-Айреса. Ей уже сообщили о случившемся.
 Годард кивнул, и Линд снова набросил покрывало на лицо мертвого.
 — Вы свободны, — крикнул он людям, стоявшим за дверью.
 Гарри вернулся к себе в каюту, налил мартини и прошел с ним в салон. Уже темнело. Вошел Барсет, зажег свет и закрыл занавески на иллюминаторах, так как они находились непосредственно под капитанским мостиком.
 — О Боже ты мой! — простонал стюард. — Я практически весь, с ног до головы, покрыт гусиной кожей.
 — Куда поместили Красицки? — поинтересовался Годард.
 В лазарет, туда, где раньше были вы. На дверь навесили еще один замок. Первый помощник здорово накачал его снотворным, но он продолжает подавать голос, так что на нижней палубе сегодня вряд ли кто заснет.
 — Будем надеяться, что он все-таки угомонится, ведь силенок у этого человека маловато. Если будет продолжать бушевать, то сам себя погубит.
 — Может, оно было бы и к лучшему… О Боже, находиться на одном корабле с мертвецом и сумасшедшим! — Барсет закурил сигарету. — Скажите, в Голливуде действительно все так, как об этом говорят? Ну, что там деньги можно найти прямо на улице?
 — О, вы хотите стать актером?
 — Ну что вы! Я не такого высокого мнения о себе. Но иногда у меня появляется мысль, что было бы совсем не дурно иметь там нечто вроде ресторана. Вот это по моей части, ибо, что касается продуктов питания, я в них знаток. А как там с профсоюзами?
 — Все идет через профсоюзы, — ответил Годард.
 — Хм, об этом я бы с удовольствием поговорил с вами еще раз. Может быть, вы мне дадите какие-нибудь рекомендации?
 Когда Барсет ушел, Годард задумался об Эгертоне. Эта повязка на глазу. Она оказалась бессмысленной. Из этого сразу напрашивался вывод, что он был не тем человеком, за которого себя выдавал. Видимо, выдумал какую-то легенду. Может какой-то авантюрист или мошенник? Но что ему светило на дешевом паровом судне? Авантюристы обычно проделывают свои дела на больших океанских лайнерах. Даже если бы он ограбил всех пассажиров, то вряд ли покрыл бы свои расходы.
 В салон вошли Карин с Мадлен Леннокс, и Годард поделился с ними своими соображениями. Они не поверили, заявив, что это совсем не похоже на Эгертона.
 — А где он сел на корабль? — спросил Годард.
 — В Кали, как и все, — ответила Карин.
 — И он ни разу не встречался с Красицки? Карин задумалась.
 — Нет. Они появились на борту в разное время. Поляк, кажется, перед самым отплытием. А потом внезапно заболел. Мы подумали, что он страдает морской болезнью, но мистер Линд сказал, что у него поднялась температура. И тем не менее, мне кажется, однажды они все-таки видели друг друга. — Она рассказала об эпизоде, который произошел во время спасения Годарда. — И у меня сложилось впечатление, что Красицки узнал мистера Эгертона, а тот, судя по всему, никогда его не видел.
 — Бредовые измышления параноика, — предположил Гарри. — Но, с другой стороны, тут может быть и что-то иное. Почему Красицки интересовался его глазом?
 Вошел капитан Стин и успокоил дам, сказав, что поляк сидит под замком и им не о чем беспокоиться. Увидев стакан, стоящий перед Гарри, он очень огорчился.
 — Я удивлен, мистер Годард, что вы больше не питаете уважения к смерти, — заметил капитан кислым тоном.
 Эти люди, подумал тот, никогда не поймут, что ход их мыслей неверен. Они считают, что мертвый — это не только застывший кусок плоти, который больше никогда не увидит восхода солнца, не услышит пения птиц, не выпьет ни капли вина, но и почему-то уверены, что он ушел в более прекрасную, богатую жизнь, в вечный рай. Тем не менее им его жаль, и потому что ему не повезло, и потому что он больше не может наслаждаться теми страданиями, которые были уготованы ему на земле.
 — Капитан, — сказал Годард, — все это зависит от того, как на это смотреть. А поскольку мы уже никогда не сможем ни о чем спросить Эгертона, то никогда и не узнаем, кто из нас прав.
 Вошел Спаркс с телеграфным бланком в руке.
 — Наконец удалось получить через Калифорнию, сэр, — сказал он. — Я связался с Аргентиной. Сообщение для полковника Эгертона.
 — Для него оно немного запоздало, — заметил капитан.
 — Да, сэр. И мне очень жаль, что я не получил его немного раньше. Было бы лучше, если бы аргентинская станция передала его через американцев.
 Стин открыл конверт:
 — Хм, подписано Консуэлой. Должно быть, той самой женщиной, которой мы недавно послали извещение о смерти.
 — Возможно. Через несколько часов мы должны получить ответ. Я буду в радиорубке. — С этими словами радист ушел.
 — Тут ничего важного нет, — хмуро пояснил капитан. — Но он, конечно, порадовался бы этой весточке. — И Стин зачитал ее вслух:
 — «Полковнику Уолтеру Эгертону, пароход „Леандр“. Энрике присоединяется моим пожеланиям и желает удачного путешествия. С любовью Консуэла».
 У Карин и Мадлен Леннокс на глазах выступили слезы. А Годард подумал, не слишком ли поздно, спустя шесть дней желать удачного путешествия. Правда, телеграмма могла застрять в пути.
 Когда Годард на следующее утро, в начале девятого, появился в столовой, там никого не было. Обе дамы, сообщил стюард, попросили принести им кофе в каюты, а капитан уже позавтракал.
 — Никого из них упрекнуть в этом не могу, — отозвался Гарри. — Кстати, стюард, как вас зовут?
 — Карл Бергер.
 — Так вот, Карл, я думаю, мне хватит чашки кофе и чашки компота.
 В столовой команда уже в основном устранила повреждения. Остатки зеркала были убраны, повешена новая лампа. Дырочку в перегородке позади зеркала расширили и забили пробкой приблизительно того же цвета, что и переборка.
 Закурив сигарету, Годард внезапно подумал: очень странно, что у Красицки было с собою оружие. Для этого ему нужно было иметь чемодан с тройным дном, чтобы пронести его через таможню. Правда, когда у человека не все дома, он может попытаться протащить целый арсенал.
 Потом Гарри глянул на стул, на котором сидел Эгертон. Странно, ни одна из пуль даже не царапнула дерева. Может быть, они прошли через обивку? Он осмотрел стул с обратной стороны, но и там не нашел никаких следов.
 — Все еще исследуете обстоятельства убийства, Шерлок Холме? — раздался голос позади него.
 Годард обернулся. Линд с улыбкой смотрел на него, стоя в дверях и почти закрывая собою весь проем. Потом подошел ближе и сел с ним рядом.
 — Просто у меня появились кое-какие мысли, — ответил Гарри. — Какого калибра было оружие?
 — Девятого. Чешский автоматический револьвер. Но калибр сам по себе не очень-то и важен. Самое главное — куда попадет пуля. Вы уже позавтракали?
 Годард кивнул.
 — Я исследовал оба ранения. Одна пуля пробила ребро, другая — позвоночник. Выходных отверстий от них не нашел, этим и объясняется сильное кровотечение из входных отверстий.
 — Все понятно, — кивнул Гарри, хотя в какой-то степени остался неудовлетворенным. Правда, и сам не знал, чем именно вызвано это чувство. Как бы то ни было, а Линд должен знать больше него. — От Консуэлы Сантос пришел ответ? — спросил он.
 — Да. — Линд закурил сигарету. — Сегодня рано утром. У Эгертона нет ни одного родственника, кроме двоюродного брата, с которым он потерял связь уже несколько лет назад. Она считает, что он живет в Австралии, но точно не знает где. Может, вообще уже умер…
 — Значит, погребение состоится прямо в открытом море? Линд кивнул:
 — Больше мы ничего не можем сделать. А его багаж сдадим британскому консулу в Маниле. Погребение назначено на четыре. Вы присутствовали хотя бы на одном?
 — Нет, — ответил Годард.
 — Ничего особенного это зрелище не представляет. — В сардонических голубых глазах можно было заметить довольный огонек. — Можете появиться в любой одежде. Поскольку вы располагаете обширным гардеробом, я бы надел на вашем месте черный фрак с цилиндром и галстуком-бабочкой. Да, но надо пойти проведать Красицки. Может быть, сейчас мне удастся добиться от него чего-нибудь. Хотите пойти со мной?
 — Пойдемте. А что вы, собственно, знаете о нем? Зачем он поплыл в Манилу?
 — Когда я его лечил, мне часто доводилось с ним разговаривать. Но не знаю, остались ли у него родственники после войны. Сам он служил в польской армии и попал в 1939 году в плен. Красицки, как вы сами понимаете, еврей, так что ему пришлось испить всю чашу до дна. Где-то в этот период его к тому же кастрировали. Временами я заставал его в слезах, руками он держался за это место. Ужасно!
 После войны он, как и многие другие военнопленные, скитался по разным странам и, наконец, осел в Бразилии. Там принял бразильское гражданство. По профессии Красицки ботаник и перед войной был ассистентом у профессора в Краковском университете. Он специалист по древесине тропических растений и поэтому работал в экспертной конторе по продаже леса. С этой целью ездил в Перу. Видимо, на Минданао и Лусон отправился с теми же функциями. Говорил, что любит джунгли, а людей боится.
 — Ничего удивительного в этом нет, — заметил Годард.
 Они спустились на нижнюю палубу. Утро выдалось очень жаркое, но вдалеке, со стороны бакборта, виднелась темная стена грозовых туч, сквозь которую порой пробивались разряды молний. Темная пелена дождя висела словно покрывало.
 — Сегодня нам придется пережить еще и грозу, — заметил Линд.
 Из-за двери, на которой был навешен замок, не доносилось ни звука. Офицер отпер замок и вошел внутрь. Красицки, уже не связанный, лежал на одной из нижних коек в помятых полотняных брюках. Глаза у него были открыты, но ничего не выражали. Линд заговорил с ним сперва по-английски, потом по-немецки, но ответа не получил. Лишь худая безволосая грудь ритмично поднималась при вдохе, и один раз Красицки смахнул с лица рукой несуществующую муху. В прошлом — преподаватель университета, теперь — живой труп. Кажется, Эгертон назвал его «развалиной», после чего был этой «развалиной» убит.
 — Не хочет говорить, — сказал Годард.
 Линд кивнул:
 — Будем надеяться, что это состояние у него пройдет. Но сделать сейчас ничего нельзя. Надо только ждать.
 Филиппинец принес пластиковую миску с фруктами, несколько бутербродов на картонной тарелочке и воду. С Красицки предусмотрительно сняли ремень и галстук, чтобы он не смог покончить с собой.
 Потом все вышли, и Линд запер дверь.
 — Странно, что Красицки такой бледный, — заметил Годард. — Ведь он так много находился на свежем воздухе.
 — Гелиофобия, — объяснил Линд. — Он не выносит солнечных лучей. Его кожа на солнце буквально вся сморщилась бы. Поэтому он должен от него всегда защищаться. К тому же в джунглях практически нет солнечного света. На этот счет у Красицки была довольно примитивная шутка. Говорил, что он не тянется к солнцу, а, наоборот, убегает от него. Хотите пройти со мной? Сможете посмотреть, как это делается.
 — Вы имеете в виду Эгертона?
 — Да. Его как раз готовят для погребения. Они спустились еще ниже. Вдоль машинного отделения тянулся темный коридор, на противоположной стороне которого находились складские помещения, холодильник стюардов и холодильные установки. Одна из дверей была не закрыта. Линд сунул туда голову.
 — Ну, как у вас тут дела? — Потом вошел вместе с Годардом.
 Это была стальная камера, свет в которую проникал только через потолок.
 На двух деревянных подставках лежала дверь, а на ней — труп Эгертона. Его как раз зашивали в парусину. Боцману помогал молодой широкоплечий матрос со светлой бородкой. Гарри вспомнил, что кто-то называл его Отто. Оба подняли глаза, но ничего не сказали. Труп был уже почти весь зашит в парусину, оставалась только голова. Седые волосы мертвого теперь находились в полном порядке, и худое лицо в свете яркой электрической лампочки казалось мраморным.
 — К ногам прикрепляется груз, — объяснил Линд.
 Вошел капитан Стин.
 — На задней палубе, у бакборта? — уточнил первый помощник.
 — Да. И мне было бы приятно, если бы все, кто захочет участвовать в этой процедуре, явились бы в гражданском платье. За исключением тех, кто находится в наряде, конечно.
 Линд кивнул:
 — Я доведу это до сведения людей. В команде у нас два британских подданных. Было бы неплохо, если бы они тоже отдали ему последний долг. А мистер Годард, я думаю, согласится представлять собой пассажиров.
 — Конечно, — ответил тот.
 После этого боцман натянул парусину на лицо Эгертона, и оба мужчины начали делать последние стежки на полотне.




 Глава 6


 По обе стороны горизонта роились желтые, как сера, тучи, но солнце все еще продолжало немилосердно палить. Воздух был неподвижен, как перед смерчем. Стояла удушающая жара, и Годард подумал, что было бы гораздо лучше назначить церемонию погребения на более поздний час, так как если разразится гроза, то мистера Эгертона нельзя будет похоронить со всеми полагающимися в таких случаях почестями.
 Вскоре на палубе воздвигли нечто вроде козел, в полутора метрах от борта, и вся свободная от вахты команда собралась полукругом вокруг этого места. Почти все были в гражданском платье: брюках и белых рубашках, но эти рубашки уже промокли от пота. Линд надел белый тропический костюм, и Гарри впервые увидел его в форме. На заднем плане стояли несколько человек из машинного отделения в рабочей одежде. Годард, Линд, боцман и два англичанина из команды, единственные, кто был при галстуках, встали рядом с козлами.
 Вдали уже грохотал гром, когда с верхней палубы спустились Карин и Мадлен Леннокс, сопровождаемые капитаном Стином, который нес в руке библию. На обеих женщинах были простые летние платья.
 Склянки пробили четыре, зазвенел машинный телеграф, и машины остановились.
 Линд сделал знак боцману. Стальная дверь трюма поднялась. Годард последовал за боцманом и двумя англичанами в коридор. Дверь маленькой стальной каюты была открыта, а труп, зашитый в парусину, все еще покоился на двери. Все четверо взяли дверь за края и вынесли труп на яркое солнце. Установив его на козлах, они отступили назад. «Леандр» прошел еще немного по инерции, а потом окончательно замер.
 — Помолимся Господу Богу нашему, — сказал капитан, и все склонили головы.
 Солнце ярко светило, опаляя всех лучами, гром продолжал громыхать, а капитан начал читать молитву:
 — «Всемогущему Богу было угодно взять к себе душу нашего почившего товарища, и мы доверяем его бренную оболочку толще морской воды…»
 При последних словах Линд и боцман приподняли край двери, и труп, зашитый в парусину с грузом, медленно соскользнул в воду. Гарри посмотрел вниз. Неутяжеленный конец сперва надулся, как воздушный шар, запузырился, но потом тоже исчез под водой. При этом Годард не мог не вспомнить похороны Джерри, которые состоялись пять месяцев назад. И почему-то подумал, что вот такое погребение самому Эгертону понравилось бы, если бы, конечно, он при этом присутствовал.
 Снова громыхнул гром, и Линд сделал знак капитану.
 Стин повернулся к одному из членов команды:
 — Скажите мистеру ван Дорну, чтобы он запускал машины.
 Годард обернулся и посмотрел на женщин. У обеих на глазах были слезы.
 Обед начался очень тихо. Гарри перед этим выпил три порции мартини, но они не подняли ему настроения. Все находились в подавленном состоянии, и даже Линд вел себя тише, чем обычно. Гроза до них еще не добралась, но духота стояла изнуряющая. Оба вентилятора работали на полную мощность, однако результата от того не было почти никакого. Воздух словно пропитался влагой.
 — Пройдет день, и самое трудное останется позади, — заметил Линд. Потом повернулся к Годарду. — Ведь если плыть все время в таком напряжении, то с ума можно сойти.
 Гарри ухмыльнулся.
 — Только не надо есть грейпфруты, — сказал он.
 Линд непонимающе посмотрел на него, а Карин спросила:
 — Пусть я глупа, но все же объясните — почему?
 — Потому что кожура от них не пойдет ко дну. И будет очень тяжело, если вчерашняя кожура встретится в море с сегодняшней…
 В этот момент вошел радист и протянул капитану конверт:
 — Это только что пришло через Калифорнию, и Манила вызывает вас — видимо, с тем же сообщением.
 — Спасибо, Спаркс. — Капитан вскрыл конверт, прочел сообщение, затем резко отодвинул стул и извинился перед пассажирами. Линда он попросил последовать за ним.
 Все удивленно посмотрели друг на друга.
 — Будем надеяться, что ничего серьезного, — произнесла миссис Леннокс.
 — Конечно, ничего серьезного, — ответил Годард. — Возможно, только с моим чеком какие-то неувязки, и теперь миссис Брук придется оплатить мой проезд. Я понимаю, это звучит немного резко, но я всегда хотел играть роль избалованной собачонки при хорошенькой женщине.
 — В этом случае я обязана вас предупредить, что все мои избалованные собачонки называют меня по имени, — отозвалась Карин.
 Обмен шутками эмоций не вызывал — было слишком душно и слишком влажно.
 Кроме того, все думали о радиограмме, после получения которой капитан быстро удалился. Есть из-за жары тоже никто не хотел. Собравшиеся извинились перед стюардом и удалились.
 За это время солнце уже успело скрыться за пелену туч. Поэтому все остались на палубе со стороны бакборта. Минут через двадцать появился Линд и сразу же исчез в коридоре, но когда все проходили мимо каюты Эгертона, то увидели через иллюминатор, что он находится в ней.
 — Что случилось? — поинтересовался Годард.
 — Самое что ни на есть невероятное. Сейчас я вам все расскажу. — Линд закрыл иллюминатор на задвижку, запер дверь каюты на ключ и сунул его в карман. — Пойдемте в салон, — предложил он. — Капитан считает, что нет смысла утаивать все это от вас, поскольку вы были активным свидетелем всего происшедшего. Когда мы прибудем в Манилу, нас встретят полиция и репортеры. Можете спокойно подготовиться к этому.
 — В связи с Эгертоном? — уточнил Годард.
 Линд кивнул.
 — Прочтите вот это, — сказал он и протянул ему две радиограммы. — Сначала вот эту. Обе посланы из Буэнос-Айреса с интервалом в два часа. Годард прочел:
  «Капитану „Леандра“ (Радио Сан-Франциско) Срочно выясните на судне пассажира который пользуется именем Уолтер Эгертон тчк Имеет британский паспорт и утверждает что был полковником английской армии тчк Носит черную повязку левом глазу седые волосы седая борода говорит английском языке высших классов тчк При наличии такого пассажира ни в коем случае не сообщать ему радиограмме и не вызывать у него никаких подозрений тчк Не передавать ему никаких радиограмм на его имя тчк Маниле вместе лоцманом на борт прибудет полиция тчк Паспорт фальшивый тчк Этот человек предположительно Гуго Майер». 
 Годард посмотрел на Линда. Теперь он понял, что тогда выкрикнул Красицки. Он выкрикнул его имя. Обе женщины подтвердят, что Красицки выкрикивал что-то похожее, и Линд кивнул в знак согласия.
 После этого Годард прочел последнюю «Ответ лейтенанту Гансу Рихтеру полиции Буэнос Айреса».
 — Нет, этого просто не может быть! — воскликнула Карин. — Это был такай милый, очаровательный человек!
 Линд развел руками:
 — Судя по всему, Красицки не сомневался в этом.
 — Но ведь все считали, что Гуго Майер уже двенадцать лет как мертв, — напомнила Мадлен Леннокс.
 — Не все, — ответил Линд. — Его все еще продолжали искать.
 — Должно быть, он почуял, что они напали на его след, и попытался ускользнуть от них, — высказал предположение Годард.
 — Просто ускользнуть — это ему не помогло бы, — предположил Линд. — Ему нужно было изменить свое имя.
 — А эта радиограмма от сеньоры Сантос? — заметил Годард. — Возможно, она содержала намек, что они разыскивают человека по имени Эгертон?
 — Неплохая мысль, Шерлок Холмс, — похвалил его Линд и протянул ему второе сообщение. — Вы совершенно правы.
 Годард прочел:
  «Капитану „Леандра“ (Радио Сан-Франциско) Получили Вашу радиограмму на имя Консуэлы Сантос о смерти Уолтера Эгертона тчк Подтверждаются подозрения что Эгертон был Гуго Майером тчк Строго предписывается сохранить труп окончательной идентификации личности посредством отпечатков пальцев по прибытии Манилу тчк Подробный ответ на адрес Ганса Рихтера». 
 Гарри тихо присвистнул:
 — А время в Буэнос-Айресе…
 — Приблизительно на четыре часа меньше, чем у нас, — подсказал Линд.
 — Черт возьми! Значит, первая радиограмма была послана где-то за два часа до погребения?
 — Но вины Спаркса тут никакой нет, — объяснил Линд. — Его часы работы соответствуют международным часам в этой зоне. И капитан тут тоже не виноват. Он послал радиограмму по указанному Эгертоном адресу, и ему ответили, что на труп никто притязаний не имеет. К тому же наш корабль не отделение полиции. Просто получилась маленькая несогласованность, и уже в следующем сообщении… можно предположить, что будет в следующей радиограмме.
 — Что? А, понимаю! — И Годард действительно понял, что имел в виду Линд. — На каюту Эгертона наложить сургучные печати?
 — Вот именно. Капитан уже дал ответ на первую радиограмму, что Эгертон мертв и погребен в открытом море, когда пришла вторая с той же станции. Они, видимо, разошлись в пути. И все же нам ясно, чего они хотят. У них есть отпечатки пальцев Майера, и когда мы прибудем в Манилу, тамошние власти смогут найти в его каюте много отпечатков, которых наверняка хватит для идентификации личности. Но мы и так заперли каюту после того, как сняли постельное белье. Я даже запер иллюминатор, а на двери будет повешен еще один замок.
 — Все остальное — рутина. Зеркало, стаканчик для чистки зубов и так далее, — продолжил Гарри.
 Линд кивнул:
 — Каютный стюард говорит, что там есть целый набор щеток для волос… с серебряными окантовками. Вот так-то… Ну, мне пора идти на вахту.
 Он вышел из салона, а оставшиеся какое-то время пытались переварить все то, что от него узнали. Значит, этот очаровательный англичанин на самом деле палач, который хозяйничал в свое время в Польше, и после Эйхмана его ищут очень активно.
 — А в итоге выяснится, что все это чепуха, — наконец сказала Карин.
 Нет, подумал Годард, это не чепуха. Все так и есть, ибо все детали точно соответствуют друг другу. Фальшивая повязка на глазу ясно свидетельствует, что это не Эгертон, а кто-то другой. И если немецкий отдел Интерпола в Буэнос-Айресе и жертва из концентрационного лагеря на корабле «Леандр» одновременно идентифицировали личность Эгертона, то тут уже сомнений быть не может.
 И тем не менее у Годарда были какие-то неясные сомнения, но чем они вызваны, он не понимал. Может быть, тем фактом, что поляк смог опознать Майера через четверть века? Нет, дело не в этом. Столь существенно черты не меняются даже за двадцать пять лет, а поляк знал своего мучителя при необычных условиях, так что его лицо наверняка на всю жизнь запечатлелось в его памяти.
 Но потом Годард все-таки понял, что именно заронило в его душу сомнения, и даже улыбнулся. Он слишком долго жил в мире иллюзий, а теперь попытался вернуться в обычный, реальный мир. И что же выходило? Выходило, что двадцать четыре года мир тщетно искал этого военного преступника, и вдруг нациста обнаружили сразу две личности, которые при этом удалены друг от друга чуть ли не на расстояние половины земного шара, и обнаружили его в один и тот же день и даже почти в один и тот же час. Нациста убивают, хоронят в море и идентифицируют, то есть все идет как по маслу, словно все было запланировано компьютером.
 Да, таких случайностей, конечно, не бывает. И в такую случайность трезвый человек поверить не может…
 — Ну, что вы на это скажете, мистер Годард? — спросила Мадлен Леннокс.
 — О, единственная трагическая фигура в этой драме — Красицки.
 — Так, значит, вы верите, что Эгертон был действительно этим Гуго Майером?
 — Да. И если бы власти догадались об этом несколькими часами раньше, то Красицки не нужно было бы проводить остаток своей жизни в клинике для душевнобольных.
 Линд предсказал правильно — новая радиограмма потребовала немедленно опечатать каюту и сообщила также, что, как только «Леандр» прибудет в Манилу, на его борт поднимутся эксперты по отпечаткам пальцев.
 Различные пресс-агентства уже предложили капитану дать информацию на самых выгодных условиях. А он пил в салоне вместе с другими кофе и казался таким же растерянным, как и остальные.
 Потом опять появился Линд и сообщил, что состояние Красицки нисколько не изменилось. Он налил себе чашку кофе и тоже присел.
 Карин вздохнула.
 — Просто не могу поверить, что ему удалось нас всех так обмануть, — сказала она. Линд улыбнулся:
 — Он обманул не только вас. За двадцать лет ему, наверное, удалось обмануть множество людей.
 — Должно быть, был первоклассным актером, — вставил Годард, — иначе его бы давно уже прижали.
 Мадлен Леннокс закурила сигарету.
 — Теперь мы, наконец, можем подумать о деле без всяких криков и ахов, — произнесла она. — Как бы вы преподнесли эту историю в кино, мистер Годард?
 — Я бы в ней совершенно ничего не изменил, — ответил тот.
 — Я имею в виду не сюжет, а техническую сторону дела. Столкновение личностей, установку камер и так далее.
 — Снимая такую сцену, можно установить только одну камеру. Ее переносят с места на место и снимают с разных точек, причем каждую картину — отдельно. Главной остается общая картина с задним планом, а детали в основном показывают те, которые кажутся режиссеру наиболее важными. Скажем, разбитый стакан или что-нибудь в том же духе. — Годард обвел всех глазами. — Вы что, действительно хотите, чтобы я изложил вам сценарий во всех подробностях?
 — Да, — ответила Мадлен. — Мы пережили все это в действительности, поэтому ваш сценарий нам не помешает и не будет шокировать. Не так ли, Карин?
 Та покачала головой. Линд с интересом наблюдал за ней.
 — В фильме, который претендует на реалистичность, именно детали создают достоверность, — начал Годард. — И естественно, вызывают наибольшие эмоции. Вот, например, один кадр: Красицки стоит, держа пистолет в руке, кричит, поднимает руку и стреляет. Он не стреляет в кого-то определенного. Этот кадр можно использовать позже или вообще вырезать. Но вот второй кадр — камера уже позади Красицки, немного сбоку, чтобы на экране потом было видно, как реагирует на выстрел Майер. Следующий кадр должен показать мистера Линда, бросающегося к Красицки, чтобы вырвать у него пистолет. А к тому времени, когда Линд добирается до Майера, гримеры уже нанесли на его рубашку красные пятна, изобразили кровь в уголке рта.
 Разбитая лампа и разбитое зеркало — это рутинные детали, хотя они создают известный эффект. Для этого применяются крошечные заряды, которые приводятся в действие электричеством…
 Мадлен Леннокс перебила его:
 — О, все понятно! Значит, стреляют холостыми патронами? Даже в зеркала и лампы?
 — Разумеется! Это же ясно, как Божий день. Если бы в кино использовались настоящие патроны, нас бы уже давно посадили за решетку. Но знаете, что дало бы всей сцене заключительный аккорд? Только очень опытный и смелый режиссер смог бы додуматься до такого!
 — Что же? — спросил Линд. Он сидел, вытянув свои длинные ноги через подлокотник кресла, попивая кофе и внимательно слушая Годарда.
 — Звон серебряной посуды среди всеобщей тишины. Я имею в виду тот момент, когда Майер падает и тянет скатерть на себя. Это мелодичное звяканье серебра заставило бы зрителей затаить дыхание. И если бы режиссер придумал какой-нибудь более эффектный трюк, то его можно было бы назвать гением…
 Сказав это, Годард в тот же самый момент почувствовал, как по его спине пробежал холодок — словно кто-то провел холодными щипцами вдоль позвоночника. И еще ему показалось, будто волосы на затылке у него приподнимаются. Он посмотрел на Линда, который все еще слабо улыбался. Наконец, окончательно осознав, что именно им только что было произнесено, Гарри понял, что секунду назад заглянул в глаза дьяволу.
 — А здесь, кажется, природа искусства предпочла зеркало, — пробормотал Линд.
 Выходит, они оба подумали об одном и том же, он и Линд. Остальные так ничего и не заподозрили.




 Глава 7


 Годард лежал на койке в своей каюте совершенно раздетый и размышлял. Как много людей втянуто в эту авантюру? Боцман, высокий матрос по имени Отто… И все? А что можно сказать о радисте? О капитане Стине? Когда человек задумывается над вопросами подобного рода, у него по спине пробегают мурашки. Любой мог быть замешан в это дело, а Годард даже не знал, насколько все это соответствует действительности. Возможно, Линд уже заподозрил, что он догадывается. Когда имеешь дело не с человеком, а с дьяволом, никогда не знаешь, что случится в следующую минуту. И нельзя недооценивать этого человека, ибо ошибку можно сделать только один раз.
 Непогода наконец добралась и до них, а грозовой эпицентр все приближался и приближался. Жаркий, насыщенный влагой воздух был спертым. Вентиляторы лишь гоняли его по каюте, но свежести не приносили. Дверь была открыта, зато опущены дверные жалюзи. Со стороны рубки послышался звон склянок. Они пробили три раза. Значит, уже одиннадцать.
 — Так как это он сказал? «Если бы режиссер придумал какой-нибудь более эффектный трюк, то его можно было бы назвать гением».
 Еще парочка подобных замечаний, и другой парусиновый мешок, но уже с содержимым, соскользнет с козел в воду. Линд исполняет на судне обязанности врача, а поскольку игры воображения ему не занимать, то не придется и ломать голову над причиной смерти.
 «Его нашли мертвым у себя в каюте. Отказало сердце». Или: «Улегся пьяным спать с горящей сигаретой, поджег постель и задохнулся в дыму». Или: «Упал и проломил себе череп. Умер спустя два дня, так и не приходя в сознание».
 Любая из этих фраз вполне может сгодиться для корабельного журнала, а в трупе между тем будет такая доза морфия, которая могла бы убить и динозавра. Разумеется, каждый случай смерти проверяется, но на сей раз благодаря обстоятельствам это будет сделано чисто теоретически, потому что труп будет покоиться на глубине в несколько тысяч футов, на дне Тихого океана.
 Годард пытался убедить себя, что возможно, ошибается. Он же ничего не знал, только предполагал и гадал. Понимал, с какой целью это могло быть сделано и каким образом, но ни одного доказательства у него не было.
 Сверкнула молния, загремел гром, появился даже ветер, принесший прохладу. Может, это временной порядок получения радиограмм сыграл с ним злую шутку, разбудив недоверие? Когда миссис Леннокс задала вопрос относительно холостых патронов, он сразу попался в ловушку.
 Разумеется, Майеру было выгодно, чтобы его считали умершим. Можно ли было придумать что-то более убедительное, чем то, что сделано? Ведь вся сцена была проиграна перед пятью свидетелями, которые вдобавок ко всему присутствовали и в те минуты, когда труп опустили за борт.
 Но что в таком случае нужно думать о Красицки или как его там величать? Если вся сцена действительно разыграна, то вне всякого сомнения должен быть подготовлен и побег. Независимо от того, каким бы высоким ни было вознаграждение, добровольной жертвой никто стать не согласится. Но каким же образом им удастся организовать побег Красицки?
 Может, после того, как его передадут властям Манилы? Только… Только версия эта имеет одну заковырку: ведь совсем не исключалось, что жил на свете действительно польский еврей по фамилии Красицки, который был ботаником и погиб где-нибудь в джунглях или же получил соответствующую дозу какого-нибудь снадобья, чтобы кто-то другой смог воспользоваться его документами. Правда, в этом случае его не выставляли бы напоказ, так как кто-нибудь мог обнаружить аферу. А паспорта могли подделать великолепно — зачастую фальшивые паспорта бывают даже лучше настоящих. Но если попадется какой-нибудь дотошный репортер, тоже можно наскочить на неприятности.
 Следует подумать о Красицки, это проще, продолжал размышлять Годард. Он должен исчезнуть до того, как корабль придет в Манилу. Самый простой выход из этого положения — организовать еще один случай со смертельным исходом и отправить труп за борт. Даже не надо выдумывать такой сложный сценарий, как в первый раз. Налицо все предпосылки для самоубийства, и все намеки уже сделаны, так что оно вполне может иметь место. Поэтому его и лишили ремня и галстука. Никому ведь не пришло в голову, что он может разорвать простыню, сделать из нее веревку и повеситься. Утром откроют его каюту и увидят, что он, бедняжка, висит на трубе. Линд пошлет за подходящими свидетелями, снимет его и сообщит пассажирам с точно выраженной дозой скорби во взоре, что, к сожалению, уже ничего нельзя сделать, так как он мертв несколько часов и даже успел застыть.
 Но как живому человеку придать следы удушения, набухший язык и посиневшие губы очень характерного цвета? Тем не менее это наверняка тоже продумано. Ведь смогли же они придать лицу Майера смертельную бледность. Яркая лампа, разумеется, тоже помогла в этом. Возможно, воспользовались лишь светлым кремом и обычной пудрой. Ведь никто же не подходил к трупу ближе чем на три ярда, кроме тех двоих, которые его зашивали. А его, Годарда, естественно, пригласили специально, чтобы он мог видеть последние стежки. Но что тогда думать о капитане Стине? Кто он — сообщник или свидетель?
 Мощный удар грома потряс каюту. Гарри уселся на койке и почувствовал, что сна как не бывало. В жалюзи кто-то постучал. Он сунул ноги в шорты и осторожно выглянул в освещенный коридор. У дверей его каюты стояла Мадлен Леннокс в пижаме и нейлоновом халате.
 — Я могу к вам войти? — спросила она.
 Он раздвинул жалюзи:
 — Конечно. Только разрешите мне быстро что-нибудь накинуть на себя.
 — Опять эта идиотская мужская стыдливость! — проговорила Мадлен и вошла. — А ведь через пять секунд нас, возможно, уже и не будет.
 Сверкнула молния, и тут же громыхнул сильный раскат грома. Годард видел, как Мадлен вся съежилась.
 — На кораблях я всегда ужасно боюсь гроз. Ведь тут негде спрятаться, — прошептала она.
 — Вам нечего бояться, — попытался он ее успокоить. — Антенна Спаркса действует как громоотвод.
 После яркой вспышки молнии все вокруг стало черным.
 — Большое спасибо, доктор Фарадей, — отозвалась Мадлен и, схватив его руку, поднесла ее к своей груди. — Кому, черт возьми, нужны сейчас ваши научные объяснения!
 Он обнял ее, ибо она нуждалась в защите и утешении. Почему же он должен отказывать ей в этом? Мадлен сразу прильнула к нему и обвила руками его шею. Снова сверкнула молния, и он увидел ее закрытые глаза и губы, ждущие поцелуя. Через пару мгновений они его дождались. Ее губы раскрылись под его губами, и нечто в глубине подсознания Годарда подсказало ему, что его все-таки нельзя назвать полным импотентом.
 А гроза между тем разразилась в полную силу. Дождь почти горизонтально хлестал в иллюминатор. Гарри оторвался от Мадлен, захлопнул его и закрыл на задвижку. В следующий момент женщина снова была в его объятиях.
 — Нам будет удобнее, если мы присядем, — предложил он.
 Все следующее произошло довольно быстро. Тормозные центры у нее не работали, и она не лицемерила. Мадлен вскрикивала в экстазе, впивалась в его плечи руками и, казалось, еще больше возбуждалась благодаря демонической силе грозовой бури, которая раскачивала корабль. Из вежливости он с удовольствием согласовал бы свои чувства с последней вспышкой чувства Мадлен, но его мысли вдруг опять обратились к тому времени, когда уходила под воду его яхта «Шошон». Гарри ожидал упреков за свою неловкость, но она, казалось, даже не заметила этого. Ей нужен был мужчина, а огня ей и самой хватало.
 — Сегодня все словно с цепи сорвались, — сказала она. — Поэтому так трудно найти человека, у которого есть время на нечто подобное.
 Он закурил сигарету:
 — А я-то думал, что ты боишься грозы…
 — Боюсь? Я боялась, что умру с минуты на минуту…
 «Леандр» ускорил движение вместе с увеличением силы ветра. Дождь барабанил по переборке над ними, то и дело громыхал гром и сверкали молнии. А Мадлен прижалась к Годарду и снова начала свою игру.
 Линд открыл дверь лазарета и впустил туда филиппинца, который принес молоко в пластиковой кружке и сэндвичи на бумажной тарелочке. Над столом горела лампа. Иллюминаторы были закрыты и заперты на засов.
 Красицки неподвижно лежал на нижней койке, уставившись в потолок. Он ничем не дал понять, что заметил их присутствие.
 — Закрыл иллюминаторы, — заметил Гутиэрес, забирая засохшую булку и ставя на стол свежую. — Видимо, боялся грозы.
 — Нет, иллюминаторы кажутся ему глазами, смотрящими на него, — пояснил Линд.
 Юноша покачал головой.
 — Бедняга, — сказал он и, выйдя, закрыл за собой дверь.
 Линд запер за ним дверь на засов.
 — О'кей, — сказал он тихо и повернулся. Красицки уселся на койке, ухмыльнулся, показав желтые зубы, и спросил:
 — Ну, как дела?
 — Лучше и не надо, — ответил Линд и, придвинув стул, уселся. — Гуго шлет тебе сердечный привет.
 — А наша публика? Все восприняли как надо?
 — Угу… И очень тебе сочувствуют.
 — А встреча? Ты выходил на контакт с судном?
 Линд кивнул:
 — Оно на нашем курсе и ждет. Встреча состоится через два дня, ночью, в два часа.
 — Справимся?
 — Конечно. Ведь мы все рассчитали. На это дело понадобится несколько часов. Ну, а если будет поджимать время, можно, в конце концов, сослаться на неполадки в машине. Сюда же нужно включить время, необходимое для твоего погребения.
 Красицки хихикнул:
 — Такое представление даже слишком хорошо для этих сентиментальных овечек.
 — Веревка готова? — спросил Линд.
 — Да. — Красицки встал и откинул матрац верхней койки.
 Полосы материй, оторванные от простыни, были сплетены в тонкую, но прочную веревку. Линд проверил веревку на прочность и кивнул.
 — Один конец прикрепишь к трубе, под потолком, — сказал он. — Встанешь на одну из нижних коек и набросишь петлю на шею — но, естественно, так, чтобы она не затянулась. Через пять минут после того, как пробьет половина десятого, услышишь, как я открываю дверь. Со мной будет Годард или капитан, но я войду в каюту первым. Когда увидишь, что дверь открывается, соскользни с койки, но крепко держись руками за веревку, пока я не окажусь внутри. Я срежу тебя в течение пяти секунд. Так что никакой опасности для тебя нет.
 — А как обойдется со свидетелями или свидетелем?
 — У него не будет возможности притронуться к тебе. Я сразу же пошлю его за аптечкой. Он успеет только бросить на тебя взгляд…
 — А принадлежности для нашего фокуса? Линд похлопал себя по карману:
 — У меня все здесь. Зеркало есть. А как выглядят ремни… вернее, подтеки от них или веревок и набухшее, отечное лицо, ты знаешь.
 Красицки улыбнулся:
 — Я видел многих людей, герр Линд, болтающихся на веревках.
 Тот отошел к двери и проверил угол зрения. Потом вернулся обратно к Красицки и показал на трубу:
 — Веревку прикрепишь рядом вот с этим фланцем. Свидетель тебя увидит, когда я открою дверь и вбегу в каюту, но я сразу же закрою тебя собой от его глаз на тот случай, если ты вдруг шевельнешься.
 Красицки посмотрел наверх. В тот же момент Линд сзади накинул ему петлю на шею и потянул. Глаза Красицки начали вылезать из орбит, потом стали большими от ужаса, а рот скривился в каком-то безмолвном крике. Пару секунд его руки рвали веревку, а потом в каком-то театральном жесте упали вниз. Тело его обмякло и расслабилось. Линд положил его на пол и опустился рядом на колени. Кисти его рук еще дрожали от напряжения. Все произошло в полном молчании, словно в призрачном балете, который репетируют без музыки на звуконепроницаемой сцене.
 Минутой спустя Линд ослабил натяжение и накинул веревку ненадежнее. Затем он поднял Красицки, словно маленького ребенка, прижал его к себе левой рукой, а правой набросил веревку на трубу и закрепил ее. Ноги Красицки начали покачиваться в нескольких дюймах от пола. А потом стало покачиваться и все тело, подчиняясь покачиванию корабля.
 Линд вышел из каюты и запер за собою дверь.
 Мадлен Леннокс скрежетала зубами в неистовом экстазе, перекатывая голову с одной стороны на другую. Тело ее то вздымалось вверх, то обмякало, словно порванная пружина. Ее жаркое дыхание буквально обжигало его плечо, которое она минуту назад еще царапала ногтями.
 Первый раз встречаю такую ненасытную, подумал Годард. Ее муж наверняка об этом знал, когда уходил в море. Знал, что у нее не один любовник.
 С духовной точки зрения она при этом практически не присутствовала. Да, этого и не выдержал бы ни один мужчина. А программу Мадлен разработала, судя по всему, отлично. В большинстве случаев на грузовых судах плывут женщины в возрасте. Такие, как Карин Брук, — редкое исключение. Офицеры из команды корабля, правда, по большей части женатые, но кто из них, находясь в открытом море, откажет изголодавшейся женщине или сможет ей противостоять? Пароходство, разумеется, косо смотрит на то, что офицеры укладываются в постели пассажирок, но что оно может предпринять против этого?
 Годард присел на койке и закурил сигарету.
 — Большое спасибо, — сказала Мадлен Леннокс. — Ты хорошо выполнил свой долг, мистер Годард, хотя тебя и утомляют общественные обязанности.
 — Утомляют? Ничего подобного!
 — Но я же не жалуюсь, мой дорогой. Я довольна и сыта. А это значит, что половина дела уже сделана. Даже если ты хотел что-либо доказать…
 — Дело не в этом, — ответил он.
 — И манеры у тебя тоже неплохие. Ты даже не обиделся на этот классический прием женской извращенности. — Она тихонько засмеялась. — Ты очень милый и очень мне нравишься. В мыслях, правда, ты где-то очень далеко, и тем не менее милый. Не дашь мне сигарету?
 Он раскурил еще одну сигарету и протянул ей. Пепельницу поставил себе на живот. Гром еще грохотал, но гроза уже утихла.
 — Но меня все же кое-что беспокоит, — сказала Мадлен после нескольких минут молчания. — Красицки. Как он все-таки вышел из себя… если действительно вышел…
 В голове Годарда сразу зажглась сигнальная лампочка, означавшая тревогу.
 — Не совсем понимаю…
 — Не имеет значения. Я сама не отдаю себе отчета, знаю ли, о чем говорю. Но ты как-то сказал такие слова, которые никак не выходят у меня из головы.
 В таком случае, подумал он, мое неосмотрительное замечание может стоить жизни нам обоим.
 — Помнишь, ты сказал, что только гений сможет поставить такую сцену лучше. Я понимаю, что ты имел в виду это не буквально, но тем не менее задумалась. И постепенно мною овладевало такое неприятное чувство, будто всего того, что я видела собственными глазами, на самом деле не было. Я не очень странно объясняю?
 — Странно. Ты касаешься таких философских концепций, которые мне недоступны.
 — Я имею в виду лишь заготовленную и запланированную сцену.
 — Минутку… — Он попытался найти подходящий тон, который свидетельствовал бы о его сомнениях и неверии. — Ты что, хочешь сказать, что все это было разыграно?
 — Ну, я и сама этого не знаю. Но все было как-то уж слишком… Даже не знаю, как сказать. Ну, словно по нотам. Слишком много деталей проявилось или появилось как раз в нужный момент. Такие совпадения в пространстве и времени практически не случаются. Многое вызывает сомнения. Например, как Красицки заставил этого Эгертона заговорить по-немецки. Ведь это было сделано очень ловко. А такому человеку, как Красицки, с его поврежденным разумом подобное вряд ли доступно.
 — Человек с поврежденным разумом еще не слабоумный, — возразил Годард. — Все-таки он был ассистентом в университете…
 — Я знаю. Но было и еще кое-что. В театре это, кажется, называют блоком.
 Умно, ничего не скажешь, подумал он. Или она сама какое-то время была занята в театре?
 — Да, все правильно. Ты имеешь в виду движение актеров в одной сцене?
 — Угу. За столом трое мужчин. Линд — единственный, кто может беспрепятственно сорваться со своего места, предпринять активные действия и удержать Красицки. Капитан этого сделать не может, так как сидит на другом конце. Ты тоже зажат с обеих сторон…
 — Капитан всегда сидит во главе стола, а я занял место совершенно случайно, — возразил Годард.
 — Я не совсем в этом уверена. Ведь ты, собственно, сидел там, где должен был сидеть Красицки. С тех пор, как мы вышли из Кали, он ни разу не появился за столом. Но тем не менее на этом месте всегда стоял прибор — на тот случай, если он все же придет.
 Мысли вихрем пронеслись в голове у Годарда, но облегчения ему не принесли. Даже наоборот. Ведь тогда выходит, что в это дело втянуты и Барсет, и стюард, обслуживающий в столовой. Неужели все они руководствовались указаниями капитана Стина?
 Но в данный момент самая опасная проблема — сама Мадлен Леннокс. Разумеется, мысль о том, что она тоже является членом заговора, абсурдна, но тем не менее нельзя исключить того, что она каким-то образом связана с Линдом. Вполне возможно, что он тоже удовлетворяет ее женские желания — и только ради того, чтобы знать, что у кого на уме, в том числе и у него, Годарда.
 Если это действительно ловушка, то она до удивления проста и в то же время смертельна. От него, ожидают одного: чтобы он посоветовал ей держать язык за зубами, если она хочет добраться до Манилы. Если Мадлен играет динамитом бессознательно, тогда его совет наверняка заставит ее замолчать. Но если расскажет обо всем Линду, это будет означать, что Годард положил свою голову на плаху. Правда, тут есть и еще одна возможность…
 — Не смотри так много шпионских фильмов, — заставил он себя усмехнуться. — Иначе еще и не в такое поверишь.
 — Значит, ты считаешь, что я все это придумала?
 — Послушай меня, Мадлен, этому человеку дважды выстрелили в грудь, и мы все это видели! Убийство произошло при пяти свидетелях! Помнишь, кровь…
 — Знаю… все так и было, и тем не менее что-то продолжает меня беспокоить. Вот я и пытаюсь понять, что же это такое.
 Он вздохнул:
 — Именно таких свидетельниц прокуроры и желают иметь на процессах в делах об убийствах. Они обычно говорят приблизительно так: «Да, я видела, что этому человеку буквально снесло голову пулей, но я ни на секунду не могу поверить, что он был ранен».
 — Возможно, ты и прав, — отозвалась она. Что ж, не исключено, что Годарду удалось ее убедить. Но сам он в этом сильно сомневался.
 Стояло жаркое солнечное утро, легкий бриз рисовал рябь на поверхности воды, «Леандр» лениво плыл вперед. Пробило восемь, когда Годард начал свою утреннюю прогулку по средней палубе. После вчерашней грозы корабль казался словно вымытым, и чистота на нем гармонировала с ясной погодой.
 Недоверия и подозрения прошедшей ночи улетучились, и все мысли, занимавшие его накануне, теперь казались ему смешными. Улыбнувшись самому себе, он констатировал, что не только Мадлен Леннокс смотрела слишком много шпионских фильмов и читала детективных романов.
 Сделав четыре круга, Гарри обратил внимание, что корабль плывет сквозь огромные стаи макрелей. Он перегнулся через перила, чтобы внимательнее понаблюдать за этими рыбками. Такой феномен ему доводилось видеть всего два или три раза в жизни, а этот косяк, казалось, состоял из миллионов недавно вылупившихся рыбок.
 Продолжая любоваться их игрой, он внезапно почувствовал, что пахнет чем-то паленым. Огляделся, но не заметил ничего подозрительного. И вскоре запах паленого исчез.
 Когда Годард вошел в столовую, там были только капитан Стин и Мадлен Леннокс. Оба закончили завтрак. Гарри обратил внимание, что они поздоровались с ним с каким-то мрачным видом. Когда он сел, миссис Леннокс повернулась к нему:
 — Вы не испугались этой ужасной грозы, которая пронеслась вчера над кораблем?..
 В этот момент в столовую входил Линд, и у Годарда сложилось впечатление, что она хотела сказать ему совсем другое.
 Линд рассмеялся и после того, как уселся, сказал:
 — Этими словами вы, миссис Леннокс, обижаете человека, который на ореховой скорлупе решился обогнуть мыс Горн.
 Она немного смущенно улыбнулась и вскоре вышла вместе с капитаном.
 — Я начитался всякой всячины о кататонических состояниях, мистер Годард, — поделился Линд. — И кое-что хотел бы испробовать на Красицки. Не хотите составить мне компанию?
 Гарри немного растерялся, так как ему в голову опять пришли страхи прошедшей ночи, но потом лишь пожал плечами:
 — Конечно, — ответил он.
 После завтрака они спустились на нижнюю палубу. Линд крикнул молодому филиппинцу, чтобы тот принес завтрак Красицки, и начал отпирать дверь каюты. Годард стоял позади него. Офицер открыл дверь, сразу чертыхнулся и устремился внутрь. Гарри успел заметить, что тело Красицки висело на одной из труб, проходивших вдоль потолка.
 — Быстро! Принесите мою аптечку! — прокричал Линд и, выхватив из кармана ножичек, перерезал веревку.
 Гарри помчался со своими мыслями наперегонки. Разумеется, он был прав. Тем не менее сам своими глазами увидел довольно убедительную сцену. Линд еще что-то прокричал ему вслед, но он его уже не слышал и буквально через две минуты вернулся с аптечкой. Несколько человек из команды уже стояли у двери и заглядывали в каюту.
 — Отойдите от двери! Пропустите его! — прокричал им Линд.
 Труп Красицки лежал на полу. Веревка была уже снята с его шеи, так что можно было видеть страшные кровоподтеки.
 Очень правдиво, подумал Годард. Выглядят, как настоящие, пока не подойдешь к телу слишком близко.
 Линд поднялся.
 — Я кричал вам, чтобы вы вернулись, но вы уже не слышали, — сказал он усталым голосом. — Дело в том, что он мертв уже несколько часов.
 Годард сокрушенно покачал головой.
 — Какая жалость, — пробормотал он, а сам подумал: как все мы превосходно играем. Имея такого режиссера, мы способны на все, что угодно.
 — Черт возьми! — взорвался Линд. — Именно об этом я и подумал! — Он показал на веревку и повернулся к двери:
 — Прочь отсюда! Чего вы здесь не видели?
 Превосходно, подумал Годард. Гнев, направленный на самого себя, чтобы ввести других в заблуждение и одновременно переключить внимание с Красицки, если тот по неосторожности шевельнется или не сможет сдержать дыхания. Он огляделся и увидел, что иллюминаторы в каюте заперты на задвижки.
 — Я заходил к нему что-то около одиннадцати, — сказал Линд. — И они уже были заперты. О Боже мой, я-то, дурак, не мог догадаться, что он уже тогда что-то задумал… Помогите мне уложить его на койку.
 Так как ни Отто, ни боцмана нигде не было видно, Годард решил, что Линд обращается к нему. На губах Линда появилась сардоническая улыбка:
 — Или вы боитесь мертвецов?
 — Нет, конечно нет, — поспешно ответил Гарри.
 Линд взял Красицки за ноги, а Годард подхватил его под мышки и почувствовал, что тело уже холодное, застывшее.
 Линд сорвал простыню с другой койки и накрыл ею труп. Потом с каким-то беспокойством повернулся к напарнику.
 — Если судить по степени окоченения, то он, должно быть, сделал это еще вчера. После того, как я ушел от него. А я действительно не врач и не психолог, а просто болван.
 Годард пытался привести свои мысли в порядок и принять соответствующее выражение лица. В какой-то степени ему это удалось, и он даже сказал каким-то покорным тоном:
 — Разве можно все предвидеть?




 Глава 8


 Люди молча отступили от двери и дали Годарду пройти. Он услышал позади себя шепот: «С тех пор, как мы выловили этого парня из воды… Вот уж действительно накликали себе на голову…»
 Значит, его сделали козлом отпущения? Он лишился своей яхты и перенес проклятие, тяготевшее над ним, на этот корабль. Ни один моряк, конечно, не сознается, что он суеверен до такой степени, но тем не менее и в нашем столетии такие казусы еще встречаются. Поэтому Гарри постарался не слушать, что говорят вокруг него, а подумать над вопросами, нахлынувшими на него со всех сторон.
 Карин Брук прогуливалась по бакборту. И, как всегда, выглядела изумительно — холодно, сдержанно. Увидев его, она улыбнулась и спросила:
 — Ну как, изменилось что-нибудь в состоянии Красицки?
 В этот момент мимо них поспешно прошел капитан Стин. Карин удивленно посмотрела ему вслед.
 — Да, изменилось, — ответил Годард. — Он умер… Повесился. — И про себя подумал: «А может быть, это я его убил».
 — О, какой ужас! — В ее глазах сразу появились слезы. — Как это несправедливо! Вся его жизнь была сплошной трагедией!
 — Да, да, конечно, — отозвался Годард. Она, казалось, ни в чем не сомневалась, ее не мучили никакие загадки, поэтому и у него не было ни малейшего намерения вызвать у нее те или иные подозрения. Карин ему нравилась. Гарри чувствовал, что она так же одинока, как и он в последние пять месяцев, поэтому ему хотелось ее защитить, насколько это было в его силах.
 Но от чего защитить? Разве смерть Красицки убедила его, что он заблуждается?
 Наоборот, скорее стала доказательством того, что все действительно так, как ему и казалось. Все отлично спланировано.
 Недостаток этого плана только в том, что мысли Линда уж слишком похожи на его собственные. С самого начала они с ним думают одинаково. Разумеется, смерть Майера от огнестрельного ранения в присутствии пятерых свидетелей была намного эффектней, чем, например, от сердечного приступа, но если Линд почувствовал какие-то сомнения или подозрения, то дальше он должен действовать не так, как задумал, а сообразуясь со сложившимися обстоятельствами. С корабля надо было убрать и Красицки, но вторичного фальшивого погребения делать уже нельзя. Если Годард уже при первом что-то заподозрил, то второе он должен предвидеть. Значит, Красицки нужно было пожертвовать. И вот Линд хладнокровно его убил, чтобы залатать дырку, образовавшуюся в его плане.
 Но это далеко не все. «Этот дьявол еще проверяет меня, — подумал Годард, а я чуть было не клюнул на его приманку. Ведь если бы я предвидел второй смертельный случай, точнее, второе погребение, то и соответственно реагировал бы. Я бы знал, что меня приглашают специально как свидетеля, и очень тщательно следил бы за тем, чтобы не заметить того, что должен был заметить. Но, возможно, я не очень быстро среагировал, и это меня спасло. Если бы я чем-то дал ему понять, что не верю в смерть Красицки, то стало бы ясно, что этот человек убит совершенно напрасно и мы теперь находимся на том же месте, на котором были вначале. А этот сукин сын четко понял, что я ненадежный свидетель и он должен принять меры в отношении меня…»
 Здесь мысли Гарри внезапно оборвались, так как он вновь почувствовал, что пахнет чем-то горелым. Годард обратил внимание, что находится сейчас точно на том же месте, что и в прошлый раз, — в конце палубы у борта. Может, этот запах доносится откуда-то из иллюминатора столовой или камбуза? Он заглянул в один из иллюминаторов и потянул носом. Ничего подобного. Понюхал у люков. Но запаха гари не чувствовалось и здесь.
 В это время Карин Брук поднялась из-за палубных надстроек.
 — Как вы думаете, мистера Красицки тоже похоронят в море? — спросила она его.
 — Вероятно, — ответил он. — Ведь, насколько я знаю, у него нет родственников.
 Она с мрачным видом кивнула и неожиданно сказала:
 — Я люблю плавать на кораблях, но на этом судне есть что-то такое, от чего я начинаю испытывать страх. Понимаю, это звучит глупо…
 — О нет! Это вполне нормальная реакция, — возразил Годард. — Смерть в открытом море всегда вызывает такие чувства. Ведь мы, как говорится, все сидим в одной лодке. — Он закурил сигарету. — Кстати, вы не знаете, что за груз находится на нашем корабле?
 — Медные плиты и всякое другое, но главным образом хлопок. Несколько тысяч тюков — для японских фабрик.
 Гарри кивнул. Она направилась дальше, а он остался стоять. Итак, хлопок… Великолепно! Только этого не хватало!
 К полудню легкий бриз совсем затих, и жара стала буквально адской. У всех было мрачное и недовольное настроение. На всех угнетающе подействовал второй смертельный случай, случившийся за столь короткий промежуток времени. Была сообщено, что погребение Красицки состоится завтра в четыре часа дня. Все были раздражены и слегка возбуждены. На нижней палубе даже разгорелась драка: Рафферти, каютный стюард, избил одного из механиков, и Линд был вынужден наложить на его лицо шов.
 В начале двенадцатого в машинном отделении снова произошла авария, и «Леандр» остановился посреди свинцово-серого моря. Опять там что-то перегрелось, объяснил Барсет, но шеф надеется, что через час все будет в порядке. Тем не менее прошло более двух часов, а корабль не двигался с места. К обеду никто не вышел. Судя по всему, обе дамы лежали в своих каютах под вентиляторами. Годард прогуливался по средней палубе, постоянно потягивая носом воздух и изучая вентиляторы на грузовой палубе. В начале второго он наконец заметил тонкую струйку дыма, которая выходила из третьего вентилятора со стороны бакборта. Теперь у него не осталось сомнений. Груз, находившийся в трюме, горел.
 Где-то в глубинах трюма номер три тлел тюк с хлопком. Это напоминало раковые клетки, которые медленно размножаются и расширяются в объеме. Не исключено, что этот тюк тлел уже тогда, когда он, Годард, только появился на корабле. Для этого было достаточно одной неряшливо брошенной на палубу сигареты, которая упала в щель люка и проникла в трюм. Поэтому могли пройти еще дни и даже недели, прежде чем этот очаг пожара превратится в бушующее пламя и начнет пожирать весь корабль.
 Интересно, знает ли об этом? Если у него в трюмах нет автоматического огнетушителя, то остается только воздеть руки к небесам и молиться Господу Богу. А если тлеющий тюк находится где-то на дне, то нужно залить весь отсек.
 По трапу спустился Спаркс и, сделав легкое движение головой куда-то вверх, сказал:
 — Капитан просит, чтобы вы к нему зашли.
 — Большое спасибо, — отозвался Годард и с этими словами начал подниматься по трапу на верхнюю палубу.
 Стин выглядел озабоченным, но тем не менее с подчеркнутым равнодушием предложил Годарду присесть. Но прежде чем он смог начать разговор, кто-то постучал в дверь. Это был мистер Паргорас, главный инженер, лысый смуглый человек в штанах цвета хаки, промокшими от пота.
 Он кивнул Годарду.
 — Все в порядке? — спросил инженера Стин.
 — Все будет в порядке через полчаса, — ответил тот и провел, по лицу промокшим от пота платком. — Никто не может находиться в этой адской жаре более нескольких минут. Один уже вообще свалился с ног.
 Годард все отлично понял. Речь шла о стальном туннеле, ведущем к винту мимо машинного отделения, а также мимо отсеков три и четыре.
 — Какова сейчас температура? — поинтересовался Стин.
 — Там, где мы работаем, пятьдесят четыре. А под третьим отсеком даже нельзя приложить руку к пластинам.
 Гарри уловил многозначительный кивок капитана и заметил, как мужчины обменялись взглядами. Они никогда бы не заговорили об этом при нем, если бы знали, что он может догадаться, о чем идет речь.
 Но Годард все уже знал. Значит, эти тюки, как он и предполагал, находятся в трюме где-то на самом дне. И капитану известно, что его корабль горит. Это частично объясняло его хмурый вид.
 Главный инженер ушел, а Стин кашлянул и сказал:
 — Мистер Годард, мне нужно написать отчет об… об этой стрельбе. Вы, конечно, понимаете, что эта писанина займет много времени и сил. Показания свидетелей, отдельные высказывания и так далее…
 Капитан долго ходил вокруг да около, хотя Гарри давно было ясно, что должно быть проведено следствие.
 — Я хотел бы только уточнить у вас парочку… э… э… парочку деталей, — наконец проговорил Стин.
 — С удовольствием помогу вам, если смогу, — ответил Годард.
 — Ведь это вы помогли Линду отнести Майера в его каюту. Там уложили его на койку, а потом мистер Линд попросил вас, чтобы вы послали кого-нибудь за санитарным ящичком и стерилизатором. Так?
 — Нет, он попросил меня принести все это, — уточнил Гарри. — До этого я однажды был в его каюте и поэтому знал, где их найти… — Да, Линд действовал очень осмотрительно. Он не забывал ни одной детали.
 — Да, да, понимаю! И приблизительно минуты две мистер Линд находился один. Вы вернулись, а потом прошли еще какие-то две минуты, и вошел я. Вы заметили, что артериальная кровь слишком темная, а мистер Линд ответил, что она, возможно, вытекает из легочной артерии. Ну, мистер Линд изучал медицину и опытен в таких вещах. О них он, видимо, знает больше, чем кто-либо из нас, но поскольку я здесь капитан, то и ответственность за все ложится на меня. Поэтому я должен быть совершенно уверен, что мы сделали все, что в наших силах, чтобы спасти жизнь этому человеку.
 Если пуля попала в одну из крупных артерий, то этот человек, разумеется, не имел никаких шансов выжить. Мистер Линд даже изрезал рубашку, чтобы обнажить грудь, но, поскольку я стоял почти в дверях, я плохо все это видел. А вы стояли у самой койки. Вы видели, как кровь текла из ран?
 В мозгу Годарда опять прозвучал сигнал тревоги.
 — Точно я сказать не могу, капитан, но хорошо видел — крови было очень много. При столь сильном кровотечении человека спасти не удается.
 — Да, да, понятно. — Капитан нахмурил брови. — А сами раны вы видели?
 Вот мы и подошли к критической точке, подумал Годард. Или он предполагает, что я не видел ран, или знает об этом наверняка. Но не хочет слышать моего подтверждения, только желает знать, что я думаю об этом.
 — Точно вам сказать не могу, — повторил Гарри. — Там было много крови…
 — Но ведь вы стояли рядом с раненым?..
 — Послушайте, капитан, входное отверстие от пули очень маленькое — девять миллиметров, а грудь Майера была покрыта волосами, пропитанными кровью. В его теле могло быть несколько входных пулевых отверстий, и тем не менее я мог их не заметить. И потом не понимаю, почему это вдруг стало так важно? Мы все хорошо знаем, что в его грудь попали две пули и, что он умер приблизительно через пять минут. Я думаю, что любой врач вам сможет подтвердить, что спасти его было нельзя. Стин кивнул:
 — Значит, вы не сомневаетесь в том, что все было именно так, как сказал мистер Линд?
 — Абсолютно не сомневаюсь… — А про себя подумал: «Было бы хорошо, если бы капитан передал ему мои слова — ведь именно его, Линда, это и беспокоит».
 Стин что-то записал в своем блокноте, но с его лица не сходило задумчивое выражение.
 — Что ж, вот, кажется, и все. Большое вам спасибо, мистер Годард, за то, что заглянули ко мне.
 Гарри отправился обратно на среднюю палубу, чувствуя себя довольно неуютно. Что за всем этим скрывается? Судя по всему, капитан тоже участвует в заговоре и выражает свои собственные сомнения, чтобы вырвать у него признание, что и он, Годард, сомневается во всем. Но чем тогда объяснить эти сомнения? И почему они появились только после смерти Красицки?
 Ему показалось, что он погружается в сыпучие пески. Как только начинаешь думать, что обрел наконец твердую почву под ногами, так земля уходит у тебя из-под ног.
 Так как корабль все еще неподвижно покачивался на волнах, запах горящего хлопка стал довольно явственным. А два раза он видел, как из люка показывалась тонкая струйка дыма. Если это увидят суеверные люди из команды, они наверняка обвинят его, Годарда, — ведь, по их мнению, именно он был виновен в смерти двух человек.
 Несмотря на то что мысль эта была неприятной, все же она чем-то и притягивала, и одновременно забавляла. Против интеллекта первого помощника еще можно было бороться, но против людской глупости ты всегда будешь бессилен.
 Боцман и четверо матросов драили металлические части передней палубы, и Гарри какое-то время смотрел на них. В жару эта работа была трудной и неприятной.
 Один из матросов посмотрел на Годарда, что-то сказал, и остальные тоже уставились на него. Было ли в этих взглядах только презрение рабочих людей по отношению к праздно шатающемуся или же в них скрывалось нечто большее?
 Из коридора появилась Мадлен Леннокс. На ней было минимум одежды — бикини и сандалии, но волосы были мокрыми от пота.
 — Невыносимо что на палубе, что внутри. В моей каюте, как в настоящей сауне, — пожаловалась она.
 — Как только корабль сдвинется с места, сразу станет не так душно, — отозвался Гарри.
 Она осторожно огляделась и очень тихо сказала:
 — Ты помнишь, о чем мы говорили этой ночью? Теперь я знаю, что меня беспокоит.
 В нем сразу пробудился интерес, но выражение его лица осталось безучастным.
 — Что именно? — спросил он.
 — Майер… И кровь, которая показалась из его рта. В то время, когда Красицки появился в дверях, ты рассказывал какую-то смешную историю. Все рассмеялись, а Майер закашлялся. Причем он поднес салфетку ко рту и, мне кажется, сунул что-то в рот. Какую-нибудь капсулу, например, такую, которую он мог легко раздавить. Как ты думаешь, такое могло быть?
 Мороз пробежал у него по коже при этих словах. В общем-то он уже знал ответ на вопрос, который только что ей задал:
 — Надеюсь, ты ни с кем не делилась своими сомнениями?
 — Нет, только с капитаном. За завтраком. Теперь, видимо, было уже слишком поздно, но попытку — хотя и безнадежную — он все-таки должен был сделать:
 — И все же твоя теория имеет одну досадную ошибку, — сказал он несколько высокомерно. — Если ты считаешь, что это был всего лишь спектакль, то почему же, в таком случае, Красицки покончил с собой?
 — А разве мы знаем, что он это сделал? Ведь это тоже могло быть спектаклем!
 — Мне не очень хочется вносить поправки в твой сценарий, но Красицки мертв. Я сам помогал укладывать его труп на койку. Его тело было не только холодным, но и успело уже застыть.
 — О, я полагаю, это кое-что объясняет. Да, теперь было уже слишком поздно. Даже если она и закроет свой рот на замок. И все же: предупредить ее или нет? Он вздохнул.
 — Если это действительно так, как ты думаешь, — хотя я уверен на все сто процентов, что это не так, — то ты слишком далеко сунула свою голову. Я бы посоветовал тебе не подходить вечером близко к поручням, а запираться и сидеть в своей каюте.
 — Но ведь я сказала об этом только капитану.
 А капитан не станет марать свои руки в такой грязи, потому что слишком набожный человек, подумал он. Красицки был образованный польский еврей, а Линд высокий и сильный парень, понимающий юмор, особенно когда врачует людей…
 Гарри извинился и прошел в свою каюту. Он считал, что сделал все, что мог. Кроме того, капитан Стин мог и не быть замешан в заговоре.
 Если Мадлен догадалась, как могла появиться кровь изо рта Майера, то почему же она не сделала еще один шаг вперед и не пришла к выводу, ясно вытекающему из этого факта? А самое главное, почему она не смогла определить — кто есть кто? Кровь на рубашке, видимо, проступила из маленького баллончика, спрятанного на груди, который Майер проткнул своим крошечным шилом, когда во время второго выстрела драматически прижал руку к груди. Да, не повезло, что он уронил это шило в своей каюте. И это практически было единственной ошибкой во всей драме.
 Годард случайно наступил на это шило, увидел его и оттолкнул ногой к переборке. А Линд, который в тот момент мыл руки в умывальнике, мог видеть это в зеркале. Вместе с замечаниями Годарда о темноватой крови эта мелочь и могла стать причиной смерти Красицки.
 По меньшей мере полторы минуты Линд и Майер были в каюте одни, пока Годард бегал за санитарным ящиком. «Кровь» могла быть припрятана в каком-нибудь сосуде на кровати. Сделать это проблемы не составляло. А уж приборами и инструментами Линд был оснащен прекрасно.
 Все остальное — актерская игра. Крик Красицки должен был приковать внимание присутствующих к нему, пока первые — холостые патроны — не были пущены в сторону Майера. Потом зрители смотрели только на Майера. Линд схватил руку Красицки и поднял ее вверх, причем снова нажал на курок. На этот раз патроны были уже настоящими — осколки лампы и зеркала разлетелись по всей комнате, сразу придав всей сцене правдивый вид.
 Но сейчас это уже все не важно. Главная проблема — Стин. Если он вместе с ними, то миссис Леннокс подписала себе, а также тем лицам, с которыми она предположительно говорила на эту тему, смертный приговор, Если же капитан не участвует в этом, то теперь возможно одно из двух неприятных последствий.
 Первое заключается в том, что сейчас он стал подозрительным и в то же время ведет себя наивно. Во всяком случае, не догадывается сделать обыск на всем корабле. А с другой стороны, если силы Линда достаточно мощные, то дело неминуемо должно кончиться насилием, так как при обыске будет доказано его участие в этой афере и он не сможет выкрутиться.
 Другое исходит из того, что капитан не станет ничего предпринимать, пока корабль находится в открытом море, а Линд уже знает о его разговоре с Мадлен Леннокс. Их мог подслушать и Рафферти, и Барсет.
 Да, но пожар? Ведь самое вероятное убежище Майера на корабле — промежуточные коридоры третьего трюма. Они находятся как раз под той каютой, где его зашивали в парусину. Оттуда его легко можно было препроводить в трюм и наоборот. Вряд ли они посмели бы рискнуть препроводить его через весь корабль в какой-нибудь другой тайник.
 Да, но что будет, если дым и жара выгонят его из этого тайника? Годард выругался и закурил сигарету, чтобы стряхнуть неприятное чувство. Ведь в конечном итоге он ничего не знал. Возможно, все это лишь игра воображения. И словно в подтверждение такой возможности корпус «Леандра» задрожал, заработали машины, корабль снова двинулся в путь. Почему обязательно на этом старом корыте, которое бороздит сейчас воды океана, должны происходить такие ужасные вещи?
 Два вентилятора в столовой с трудом разгоняли тяжелый спертый воздух. Смерть Красицки подействовала на всех так же угнетающе, как и духота, которой, казалось, не будет конца. Капитан Стин был еще более молчалив, чем обычно, и даже Линд не подбрасывал своих шуток. Когда Карл уронил тарелку, все обернулись и бросили на него свирепые взгляды. Рафферти с хмурым видом убрал осколки.
 Карин Брук обратилась с Стину:
 — В такую погоду приятно подумать о норвежских фиордах, не правда ли, капитан?
 — Да, конечно. Я уже два года не был дома.
 — Достаточно испытать одну бурю в Северной Атлантике, чтобы эта жара показалась вам приятной, — заметил Линд.
 — Вы совершенно правы, — поддержала его Мадлен Леннокс и рассказала, что ей как-то довелось попасть в бурю в Бискайском заливе, которая продолжалась три дня, и она так измотала ее физически, что и потом ей все время приходилось за что-то держаться, даже находясь в постели.
 — Простите меня, пожалуйста… — внезапно прошептал капитан.
 Годард заметил, что тот сильно побледнел и, видимо, основательно испугался. Рукой он оперся о стол.
 — В чем дело, кэп? — быстро спросил Линд.
 Годард одновременно с ним вскочил на ноги, намереваясь оказать помощь капитану, который сперва навалился на плечо Карин, а потом соскользнул вниз. Обе женщины вскрикнули. Когда мужчины уложили Стина на полу, к нему подскочил Барсет.
 — Носилки! Быстро! — приказал Линд.
 Барсет исчез.
 Глаза капитана были закрыты. Он тяжело дышал. Линд пощупал его пульс. Стин начал судорожно вздрагивать. Годард прижал его к полу покрепче обеими руками. Линд послал Карин к главному инженеру, чтобы тот прислал в каюту капитана баллон с кислородом. Вскоре Барсет вернулся с носилками. На них положили капитана, корчащегося от боли. Иначе им не удалось бы пронести его по узкому трапу наверх.
 Не долго думая Линд рванул со стола скатерть со всем, что на ней находилось, так что посуда и столовые приборы разлетелись по всей столовой. Затем оторвал от скатерти две полосы. Одну полосу бросил Годарду, и они вместе привязали Стина к носилкам за грудь и за ноги.
 Потом Гарри вместе с матросом отнесли капитана наверх, в то время как Линд помчался за своей аптечкой. Вскоре появился боцман и сменил Годарда, который вышел в коридор.
 Он обратил внимание на глаза подбегавших матросов.
 — О Боже ты мой! — воскликнул один из них. — Кто будет следующим? Другой хмуро бросил:
 — У кого есть резиновая лодка? Я сматываюсь с этой чертовой посудины!
 Обе дамы были буквально потрясены. Мадлен считала, что у капитана сердечный приступ и он обязательно должен закончиться летальным исходом. Ее муж перенес три приступа за пять лет. А Годард, ожидая новостей, снова почувствовал запах горящего хлопка. Минут через пять к ним спустился Барсет.
 — Первый помощник говорит, что у капитана сердечный приступ, — сообщил он.
 А также рассказал, что Линд соорудил нечто вроде кислородной палатки, и капитану уже стало легче. Спаркс пытается через калифорнийские станции получить соответствующие инструкции от службы здравоохранения США. Он также поддерживает связь с рейсовым кораблем, который находится от них в милях трехстах и имеет на борту врача. Если возникнет необходимость, то придется резко изменить курс и сблизиться с этим кораблем. И еще стюард добавил: Годард, если хочет, может подняться наверх.
 Опять придется выступать в качестве свидетеля, подумал Гарри. Когда он поднялся на верхнюю палубу, там, на мостике, находился третий помощник.
 Стин лежал на койке в своей каюте. Над грудью и головой у него размещалась импровизированная кислородная палатка, которую Линд смастерил из ванной занавески. В эту палатку он ввел шланг, который был прикреплен к кислородному баллону, стоявшему на ночном столике. Когда Годард входил, Линд как раз вынимал иглу из руки капитана, которому сделал инъекцию. Затем пощупал его пульс.
 Гарри остановился в ожидании.
 Линд удовлетворенно кивнул и опустил руку.
 — Уже лучше, — произнес он. — Пришлось использовать занавеску от душа. — Он показал на импровизированную палатку. — Позднее боцман сделает палатку из парусины и вырежет в ней окошечко.
 До конца этого рейса боцман успеет не только сделать палатку из парусины, но и зашить в ней всех, подумал Годард.
 В этот момент вошел Спаркс и подал Линду радиограмму, как он сказал, из Общественной службы здравоохранения.
 — Хм… Дигиталис… Кислород, — пробормотал тот и сунул радиограмму в карман. — Это мы уже сделали. Спаркс, пошлите радиограмму капитану «Кунгсхолма», что мы будем поддерживать с ним связь, но транспортировать капитана на его корабль не станем, если не наступит ухудшения. Там, видимо, смогут сделать не намного больше, чем мы…
 Спаркс кивнул и вышел. Если я буду свидетелем еще парочки таких сцен, то уверенно смогу выступать в роли театрального критика, подумал Годард. Он видел, как поднимается и опускается грудь Стина, и был убежден, что этому человеку тоже суждено умереть, так и не приходя в сознание. Его поражало собственное спокойствие, но он пытался убедить себя, что никакое другое чувство не только не поможет делу, но и сыграет против него.
 Ведь он ни в чем не уверен. Это может быть и настоящий сердечный приступ, и следствие какого-то яда, который Линд подсунул капитану. Откуда ему знать, что содержал шприц — морфий или дигиталис? И у него нет никакой возможности что-либо узнать или что-либо доказать. Но даже если бы и была такая возможность, он все равно не смог бы уличить Линда в том, что тот пытался убить капитана Стина. В открытом море самый главный судья — Господь Бог.
 — Дайте нам знать, если наступят какие-нибудь изменения, — сказал он Линду и вышел. Выходя из каюты капитана, Гарри непроизвольно бросил взгляд на фото в рамке, на котором были сняты женщина и две девочки. Он вздрогнул, словно его ударило электрическим током.




 Глава 9


 Полчаса спустя Годард и Мадлен Леннокс стояли на средней палубе. Солнце закатывалось за горизонт.
 — Ты веришь, что это был сердечный приступ? — спросила она.
 — Не знаю, — ответил он. — Все может быть. Но будь осторожна.
 — В каком смысле? Или ты считаешь, что мне тоже опасно есть?
 — Нет… Я знаю одно, и причем определенно: он настолько ловок и умен, что не будет повторяться. Кроме того, у женщины сердечный приступ гораздо более редкое явление. Тем не менее запирай дверь своей каюты.
 — Ты это тоже будешь делать?
 — Конечно, черт возьми!
 — Значит, запирать все двери? — повторила она и посмотрела на него пепельно-серыми, невинными глазами.
 Увы, бесполезно ее предостерегать, подумал он.
 — Считаешь, что я сгущаю краски?
 — Нет, не считаю. Но ты ведь знаешь, как хорошо мне помог избавиться от страха перед грозой…
 В начале одиннадцатого Барсет принес весть: капитану Стину стало значительно лучше. Пульс стал более нормальным, и сейчас он спокойно спит. Линд буквально не отходит от него ни на шаг.
 Некоторое время спустя Годард уже лежал голым на своей койке. Неожиданно в дверь постучали. Он подошел к ней и посмотрел сквозь жалюзи. Это была Мадлен. Гарри открыл дверь, и она повисла на его шее еще до того, как он успел закрыться.
 — Я испортила тебе репутацию, — заявила она. — По-моему, меня видела Карин.
 — А как ты относишься к своей собственной репутации?
 — На этот счет я не тешу себя иллюзиями. Женщины всегда все знают друг о друге. А ты, кажется, ждал меня. Ты не служил в береговой охране?
 — А почему ты это спрашиваешь?
 — Мне очень нравится их девиз: «Всегда готов!»
 Мадлен быстро сбросила с себя одежду. А она не церемонится, подумал Годард. И ей совершенно безразлично, будет ли мужчина ее «завоевывать» или просто возьмет ее. Для нее самое главное — удовлетворить желания плоти. Но, с другой стороны, это упрощает дело — как для него, так и для нее. Не чувствуешь скованности…
 Карин Брук попыталась сконцентрировать внимание на книге, которую читала, но разные шумы и шорохи мешали ей это сделать. Она чувствовала себя как-то неуютно, беспомощно и по какой-то непонятной причине была недовольна собой. Карин беспокоилась о капитане Стине, а его первого помощника просто не могла понять. Он до сих пор оставался для нее загадкой. Один раз она уже доверилась ему, но потом опять убедилась, что он или умалишенный, или монстр.
 Ни с одним человеком невозможно об этом поговорить. Может, с Годардом? Нет, он слишком щепетилен и отчужден. Ему Карин никак не может доверить свои мрачные мысли относительно событий, происходящих на этом корабле. Если поделится ими, он просто поднимет ее насмех. Кроме того, она почувствовала к нему какую-то неприязнь с той минуты, как увидела, что в его каюту проскользнула Мадлен Леннокс. Правда, Карин постаралась убедить себя, что одно не имеет ничего общего с другим, но тем не менее сама в это не верила.
 Сначала она нашла его привлекательным. У него мужественное лицо, он уверен в себе, имеет хорошие манеры. Но позже поняла, что ему не хватает тепла и чувств. А холодными, бесчувственными мужчинами она сыта по горло, как и равнодушными тоже. Их, казалось, никогда не мучают сомнения, они не знают страха. Абсолютно убеждены, что стоит им пожать плечами, как все неприятности и беды исчезнут сами собой. И это в то время как другие люди, живущие чувствами, люди с мягкими сердцами или просто глупые, вечно попадали в беды и неприятности. Одних пришибает к земле ударами судьбы, а другие сами награждают судьбу пинками в зад. Карин с ужасом вспомнила, как буквально через пару недель после гибели ее мужа его женатые друзья начали делать ей самые недвусмысленные предложения.
 Правда, в таком положении она не одинока. Большинство более или менее молодых вдов или разведенных женщин испытывают приблизительно те же самые притязания со стороны мужчин. Но холодное убеждение таких «друзей», что этим самым они доставят ей удовлетворение и окажут услугу, настолько оттолкнуло ее от них, что она начала испытывать неприязнь и к другим мужчинам. Конечно, плохо, что с ее старым добрым Стаей случилась такая беда, но поскольку их брак к тому времени все равно уже дал небольшую трещину, зачем ей мучить себя этим до смерти?
 И Годард не другой. Может, чуть постарше, более спокойный, более уверенный, но все равно похожий на Остальных.
 Она положила книгу на стол и выключила свет. Вентилятор продолжал жужжать.
 Карин чувствовала себя одинокой и растерянной, и ей долго пришлось ворочаться на постели, прежде чем удалось уснуть.
 Когда Годард проснулся, уже начинало светать. Мадлен Леннокс оперлась на локоть, будучи несколько разочарованной тщетностью своих новых попыток.
 — О, всемогущий Цезарь, как низко ты пал! — сказала она с каким-то комичным разочарованием, поцеловала его в щеку и выскользнула из постели. В следующее мгновение она уже была одета.
 Он проводил ее до двери, потом выглянул в коридор и убедился, что там никого нет и что Мадлен благополучно добралась до своей каюты. Но когда собирался запереть дверь, в коридоре появился Барсет. Годард спросил его, как обстоят дела с капитаном Стином.
 Стюард ответил, что капитану лучше и он спит спокойным сном. Гарри закрыл дверь и закурил сигарету. Мадлен Леннокс тоже наверняка слышала эту приятную новость. Да и к чему, черт возьми, все время мучить себя бесполезными мыслями? Может быть, все это плод его разгоряченного мозга?




 Глава 10


 В комнате рядом со столовой Рафферти еще раз помешал кофе в маленькой чашечке, чтобы убедиться, что обе таблетки полностью в нем растворились. Потом посмотрел на часы. Половина восьмого. Еще пять минут. Он поставил чашечку, сахарницу и кувшинчик со сливками на поднос, надел белую куртку, правый карман которой оттягивался под тяжестью какого-то предмета, потом понес поднос к миссис Леннокс.
 Постучав, Рафферти крикнул:
 — Кофе!
 — Минутку!
 — Дверь открылась, и он вошел в каюту. Мадлен Леннокс села на край кровати и закурила сигарету.
 — Сегодня вы что-то немного рановато, Доминик, — сказала она с улыбкой. — Но тем не менее спасибо.
 — О, пожалуйста. — Рафферти поставил поднос на столик и, как всегда, посмотрел в разрез ее спальной кофты. Сдобной ее уже не назовешь, подумал он, но для женщины ее лет она в прекрасной форме. Больше всего ему хотелось проверить качество ее грудей на ощупь, но Рафферти не отваживался этого сделать, так как она могла закричать.
 Барсета он не боялся, но этого сукина сына с холодным взглядом побаивался. От него ему уже как-то досталось.
 Если тот в скором времени придет, то ему не поздоровится, подумал стюард и вышел в примыкавшую к каюте ванную комнату, словно для того, чтобы проверить, есть ли там мыло и полотенце. Барсет забавлялся с этой вдовушкой целых четыре дня, а теперь Годард получает товар прямо с доставкой в свою каюту. Рафферти тихо засвистел, открыл и снова закрыл дверцу аптечки, затем пустил воду. Этот голливудский мошенник, должно быть, изменил свое имя, но это ему все равно не поможет. Каждому известно, что евреев и негров в Голливуде полным-полно. Нужно все это гнездо подпалить и сжечь.
 — Я принесу вам свежие полотенца, — сказал он, направляясь к двери каюты.
 — Большое спасибо, — отозвалась Мадлен и налила себе кофе в маленькую чашечку, положив туда больше сахару, чем обычно.
 Рафферти вышел в коридор. Кажется, она ничего не заметила, подумал он и, выйдя на палубу со стороны бакборта, посмотрел вперед. Боцман, Отто и еще один матрос мыли палубу вениками и водой из шланга.
 Стюард вернулся в коридор и подошел к бельевому шкафу. Вынув оттуда два полотенца, снова постучал в дверь каюты Мадлен Леннокс. В коридоре никого не было. Он вошел в каюту. Она подняла на него глаза и подавила зевоту.
 — Ужасно хочется спать, — сказала Мадлен и с улыбкой потрясла головой.
 — Всему виной эта проклятая жара, — откликнулся Рафферти. — Я лучше закрою иллюминатор, там моют палубу.
 Он прошел мимо нее, коснувшись ее колена. Закрыв иллюминатор на задвижку, обратил внимание, что весь кофе уже выпит. Потом опять прошел в ванную, захватив оба полотенца.
 А Мадлен Леннокс сидела с мечтательным видом на кровати и зевала. На этот раз он даже не заглянул мне в вырез кофты, удивилась она. О Боже ты мой, и что это со мной такое? Неужели мы почти не спали эту ночь? Она потянулась и встала так, чтобы Рафферти мог видеть ее обнаженный живот, но он даже не глядел в ее сторону. Неужели я так постарела за эти пять минут? — подумала Мадлен.
 Она вздрогнула от громкого шипения, но в следующее мгновение поняла, что это струя воды из шланга ударила в переборку и иллюминатор. Ей теперь все казалось в розовом цвете, даже мысли были розовыми. В голове вертелся еще вопрос: может ли она мыслить? И думает ли она о чем-нибудь вообще? Во всяком случае, удержать свои мысли Мадлен не могла. Почему-то она вспомнила, что мальчишки начали заглядывать в вырез ее платья уже тогда, когда ей было тринадцать. С той поры многое изменилось.
 Потом струя воды снова ударила в иллюминатор. В тот же момент из ванной вышел Рафферти. В правой руке он держал полотенце, которое затем переложил с какой-то глупой усмешкой в левую руку. Под полотенцем она увидела черный металл и, будучи вдовой морского офицера, поняла, что это пистолет — поняла это, несмотря на то что уже наполовину спала. Стюард поднял ее голову, и она, казалось, ничего не имела против этого.
 Рафферти ударил ее в левую часть головы, как раз в то место, где начинаются волосы. Все шумы в каюте были заглушены струей воды, которая все еще била по переборкам и иллюминатору. Когда Мадлен начала падать вперед, он подхватил ее и уложил на кровать, подсунув под голову полотенце. Оружие снова исчезло в его кармане. Стюард потянул за штаны ее пижамы. Черт возьми, тут где-то должна быть «молния». Наконец, нашел ее на левом бедре и стянул с нее брюки. Потом снял и верхнюю часть одежды. При этом тщательно следил за тем, чтобы полотенце все время оставалось у нее под головой.
 Крепенькая для пожилой женщины, подумал Рафферти и ущипнул ее за попку. На большее он не отважился, так как этот сукин сын уже дал ему понять, что будет, если он не выйдет из ее каюты в точно определенное время. Доминик и так уже достаточно рисковал, сунув себе в карман пистолет вместо куска мыла.
 Он отнес ее в ванную и положил под душ. Из-под волос начала сочиться тонкая струйка крови. Пол между душем и постелью стюард тщательно осмотрел, выискивая на нем капельки крови, но не нашел ничего. Боцман со своим шлангом уже продвинулся немного вперед, и он должен был поспешить. В тот же момент Рафферти все-таки заметил несколько капель крови, вытер их носовым платком и завернул этот платок в полотенце;
 Вернувшись в ванную, он отвернул кран душа и пустил из него сильную струю воды. Рядом бросил на пол кусок мыла. Потом отступил на шаг и полюбовался своей работой. Его беспокоила мысль, что он что-то забыл, но все выглядело очень естественно. Мадлен Леннокс была уже вся мокрая, рядом валялся кусок мыла. Любому могло показаться, что она встала под душ, а потом поскользнулась и упала. Он пожал плечами и вышел.
 Держа в руке свернутое полотенце, он осторожно прошел по коридору. Никого здесь не было. Мгновение спустя он уже снова был в кладовой. Карл в столовой накрывал стол к завтраку. Рафферти бросил полотенце в корзину для отбросов, которую еще вчера должен был опорожнить, и понес ее на палубу. Запах тлеющего хлопка становился все сильнее, и один из палубных матросов показал на вентилятор, из которого вился дымок.
 — Там, внутри, кажется, становится все теплее и теплее, — бросил он.
 — Ты у меня умненький парень! — ответил Рафферти с ноткой уважения в голосе. — Будешь докладывать о положении дел каждый час, договорились?
 Странный парень, подумал он при этом. Так обеспокоен, словно горит его собственный хлопок.
 Придя на корму, он выбросил содержимое корзины за борт. Потом, закурив сигарету, спокойно пронаблюдал, как весь мусор, в том числе и полотенце, остается далеко за кормой корабля.
 Этот день тоже обещал быть очень жарким.
 Приблизительно без четверти восемь Годард принял душ, и когда его выключил, то услышал, что в ванной миссис Леннокс тоже льется вода. А закладывая в прибор новое лезвие, почувствовал, что запах гари начал проникать и в его каюту.
 Надев шорты и сандалии, он вышел прогуляться на палубу, хотя уже стояла удушающая жара; На горизонте, со стороны бак-борта, начинали собираться грозовые тучи, но в районе корабля ветра практически не было. Из обоих трюмных вентиляторов дым уже шел настолько явственно, что не заметить его было нельзя, а по палубе стлался туман, вызывающий кашель. «Леандр» попал в тяжелое положение, которое усугублялось с каждым часом.
 Гарри чуть было не погиб в океане, три дня проплавав в одиночестве на резиновом плотике. Потом попал на этот корабль. Но в скором времени, подумал он, ему вновь придется его покинуть и сесть в спасательную шлюпку. Кроме того, ему было ясно, что он не будет желанным ни на одной спасательной шлюпке, ибо на каждой из них найдутся суеверные люди и не захотят брать с собой человека, с появлением которого на корабле одно за другим последовало множество несчастий. И таких людей можно понять. Убийство, самоубийство, сердечный приступ, наконец, пожар — и все это за три дня. Такое повсюду вызвало бы охоту на ведьм.
 Он вернулся в свою каюту и побрился. Когда промывал свою бритву, до его сознания дошло, что душ в каюте миссис Леннокс все еще продолжает работать. Он ухмыльнулся. Если бы она была на его яхте, то еще до первого завтрака израсходовала бы шестинедельный запас воды. Что ж, это тоже какая-то возможность спастись от жары.
 Когда в начале девятого Годард вошел в столовую, там сидела одна Карин Брук. На ней было голубое летнее платье без рукавов, которое очень гармонировало с цветом ее глаз и подчеркивало медовый оттенок волос.
 — Вы очаровательно выглядите, — сказал он вместо приветствия.
 Она улыбнулась, но тем не менее осталась холодной и равнодушной.
 — Благодарю вас, мистер Годард. В данной ситуации я рассматриваю этот комплимент как нечто особенное.
 — Не понимаю.
 — Сегодня уже несколько мужчин доложили мне, что наш корабль горит, а потом, что я хорошо выгляжу. А вы начали с другого конца. Или вы об этом еще не знаете?
 — Знаю. — Это замечание быстро его протрезвило. — А вы давно об этом знаете?
 — Еще со вчерашнего дня. Приблизительно с того времени, когда вы поинтересовались у меня, чем нагружен этот корабль.
 — Но официально это еще не сообщалось, не так ли?
 — Нет. Мистера Линда здесь еще не было. Но я подозреваю, что вы знали об этом уже пару дней назад. Возможно, что и сердечный приступ у капитана вызван этим обстоятельством. А вы как думаете?
 Он кивнул.
 — Но Барсет сказал, что ему уже лучше.
 — Знаю.
 Вошел Карл. Годард попросил у него яйцо всмятку и чашку кофе. Кофе тот принес сразу, а потом исчез в кухне.
 — Скажите, весь трюм номер три забит хлопком? Или в отдельных отсеках имеется что-то другое?
 — Да как вам сказать… — Карин нахмурилась, словно пытаясь что-то вспомнить. — Когда я поднялась на борт, они как раз заканчивали погрузку. Мне кажется, в промежуточных отсеках у них хранится что-то другое — консервы, кока, большие бутылки в плетеных корзинах и тому подобные вещи.
 — А вы не знаете, что в этих бутылях? Она задумалась:
 — Знаю. Спиртное.
 Можно себе представить, как будет реагировать тлеющий хлопок на спиртное, когда бутылки начнут лопаться от жары.
 Вошел Линд. Он с каким-то рассеянным видом поздоровался с ними, и Годард почувствовал, что тот чем-то очень озабочен. Это, конечно, можно было понять в такой ситуации.
 Когда Карин осведомилась о самочувствии капитана, первый помощник покачал головой и нахмурил брови.
 — Прямо, не знаю. Во всяком случае, мне было бы гораздо спокойнее, если бы его перевезли на «Кунгсхолм».
 — Что, повторный приступ? — спросил Годард.
 — Нет, повторного не было. Он довольно спокойно проспал всю ночь, и пульс был в порядке. Но вот уже час, как опять тяжело дышит. Не исключено, что в легких скопилась жидкость.
 — Воспаление легких?
 — Нет. Но тем не менее все это может привести к повторному приступу. Спаркс все время поддерживает связь с врачами из Общественной службы здравоохранения, и мы делаем все, что они нам рекомендуют, но тем не менее…
 — Но на «Кунгсхолме» они вряд ли могут сделать больше, — высказала предположение Карин.
 — У них есть дипломированный врач, а я таковым не являюсь. — Линд пожал плечами и криво усмехнулся. И в этой усмешке снова промелькнула его прежняя самоуверенность. — О, пока я не забыл! Хочу довести до вашего сведения, что горит третий трюм. О таких вещах пугливым пассажирам обычно не докладывают, но дым, который выбивается из трюма, уже настолько заметен, что скрывать это бесполезно. Как бесполезно скрывать женщине свою беременность на девятом месяце.
 — Вы можете предпринять какие-нибудь меры? — поинтересовался Годард.
 — Как только нам удастся ввести шланги в межотсечное пространство, сможем довольно быстро залить все это водой.
 — А можно определить, где именно находится источник пожара?
 — Это трудно сделать. Кстати, если горящий хлопок находится глубоко внизу, то и вода может до него не добраться. Тем не менее, если верхние слои будут в воде, у нас появится шанс держать очаг пожара под контролем. — Линд выпил кофе, завтрака он не заказывал. — Кстати, не знаете, никто не продает птицеводческой фермы?
 С этими словами он ушел, оставив Годарда в растерянности и задумчивости. Что ж, выходит Эрик Линд никогда не показывает своего истинного лица. У него и полдня не продержится то или иное суждение. Вчера говорили, что Стину уже лучше, а теперь он опять подготавливает людей к худшему, а это может означать даже то, что капитан уже мертв. Или, может, он хотел этим сказать, что практически и мы все уже мертвы? Гарри опять вспомнил о Мадлен Леннокс, и ему стало как-то не по себе. Нет, с ней все в порядке, постарался он убедить себя. Ведь слышал же, как она мылась под душем.
 Карин, кончив с завтраком, ушла. Он закурил сигарету и налил еще чашку кофе. Когда вышел, боцман и двое матросов как раз начали открывать люк в трюм номер три. Один матрос развертывал пожарный насос.
 Если дым станет более густым, им придется надеть маски.
 Гарри вновь потянулся за сигаретой, но обнаружил, что в пачке больше не осталось ни одной. Вернувшись в каюту, он разорвал целлофан нового блока и даже сквозь этот шелест услышал из открытой двери в ванную монотонное журчание. Он вошел в нее и прислушался. Душ в соседней каюте продолжал работать. И это через сорок — пятьдесят минут? Годард вылетел в коридор.
 В каюте миссис Леннокс были опущены только жалюзи, и он мог явственно слышать, как шумит вода. Он постучал. Никакого ответа. Может, она ушла и забыла выключить воду? Он поискал ее на палубе, в салоне, в столовой, потом вернулся к ее каюте. Поскольку на его повторный стук не последовало никакой реакции, он подошел к каюте Карин.
 Годард быстро объяснил ей, в чем дело.
 — Может быть, вы войдете к ней в каюту и посмотрите, что там произошло? — попросил он в заключение.
 — Конечно. — Она постучала, окликнула Мадлен, наконец вошла в каюту. И почти в тот же момент в испуге закричала:
 — Она лежит под душем! Подождите, я вынесу полотенце!
 Он услышал, как Карин выключила воду, потом увидел, как она подбежала к двери. На лице у нее был ужас. Гарри последовал за ней в ванную. Мадлен Леннокс лежала лицом вниз на полу душевой кабины, и из-под ее мокрых волос сочилась тонкая струйка крови. Простыня, которой Карин накрыла ее тело, была уже совсем мокрой. Годард перевернул ее и приподнял, чтобы Карин могла подложить под нее простыню. На подушку она постелила полотенце, и он положил миссис Леннокс на постель.
 Потом пощупал ей пульс.
 — Она жива, — констатировал Гарри. Пульс был слабым, но ровным, грудь Мадлен равномерно вздымалась и опускалась.
 — Я скажу Барсету, чтобы он позвал Линда, — предложила Карин и быстро выскочила из каюты.
 Годард огляделся и увидел через открытую дверь в ванную, что там на полу валяется кусок мыла. Но две другие вещи приковали его внимание намного больше. Одна из них была головка душа, висящая на стене. А другая — сухая шапочка для купания, которая тоже висела на крючке. Душ начал работать приблизительно в половине восьмого, в то самое время, когда боцман принялся шуметь своим шлангом, поливая палубу… «Что ж, теперь ты знаешь все, что хотел знать», — сказал себе Годард.
 Мадлен была без сознания уже около часа, а это означало, что ей или нанесли сильный удар по голове или же напичкали каким-то снадобьем, которое до сих пор не позволило ей проснуться. Гарри быстро вернулся в каюту и внимательно осмотрел ее руки, но нигде не нашел следа иглы. Зато на столике обнаружил поднос с принадлежностями для кофе. Должно быть, ей что-то подсыпали в него, а удар по голове нанесли позже, чтобы симулировать падение и как следствие его — потерю сознания. Значит, великий маэстро иллюзий снова оказался верен себе.
 Она могла умереть, так и не придя в сознание, так же, как и капитан Стин, если он вообще еще жив. Теперь Линд, видимо, будет давать ей морфий, чтобы симулировать кому, вызванную сотрясением мозга, а напоследок введет такую дозу, которая отправит Мадлен на тот свет.
 Ну, и что он может поделать с этими своими так называемыми абстрактными знаниями? Публично обвинить Линда и заявить, что он уже догадывался об этом новом «несчастном случае»? И чего этим добьется? Ничего, если не считать того, что сам окажется в опасности. Судя по всему, Линд — глава этого заговора, корабельный врач и организатор всех действий. Запрыгнуть на ящик и рассказать обо всем команде? Но он же не знает, кто именно из ее членов участвует в заговоре и сколько их человек. В конечном счете его могут просто осмеять.
 Карин вернулась, но остановилась перед дверью, так как в коридоре послышались шаги. Появился Линд. За ним Барсет с аптечкой в руке. Годард отошел в сторону. Линд пощупал пульс и, казалось, остался доволен. Потом приподнял веко Мадлен и посмотрел на зрачок. Прежде чем осмотреть рану, он отправился помыть руки, и в это время Гарри рассказал ему, как он нашел ее в таком положении.
 Линд бросил на него серьезный взгляд:
 — Хм… Говорите, почти час пролежала без сознания? Должно быть, очень сильно ударилась головой.
 Да, Линд был первоклассным актером. И не делал ошибок. Он обрил волосы у виска Мадлен, удалил кровь и осмотрел рану. Найдя ее не очень серьезной, сказал, что двух уколов будет вполне достаточно. Затем кончиками пальцев ощупал весь череп, но переломов не нашел. Правда, заявил, что в этом можно быть уверенным только после рентгена. Линд промыл рану, аккуратно перевязал ее и сделал два укола. После этого он снова пощупал пульс, положил руку женщины на койку и улыбнулся, словно говоря этой улыбкой, что все будет в порядке. «Великий лекарь», — мысленно назвал его Годард.
 «Да, если я открою рот, то и со мной поступят не лучше, — подумал он. — И чего этим добьюсь? Что не одна она будет лежать на дне океана? Возможно, они даже зашьют нас в один мешок, если у них не так много лишней парусины. Но это слабое утешение…»
 Ну, а кем для него была Мадлен Леннокс? Он знал ее всего три дня, и они несколько раз побаловались в постели. Ни для нее, ни для него это не означало ничего серьезного. В Маниле они быстро распрощались бы, и их пути опять бы разошлись.
 Он требовал от жизни и от людей только одного — чтобы его оставили в покое. Значит, и должен сам позаботиться о себе. А ее бросить на произвол судьбы.
 Годард вздохнул. Мысль была отличной, но он знал, что не сможет так поступить. Надо выждать, когда ему представится возможность нанести удар Линду. А еще он не должен втягивать в это дело Карин.
 — В настоящий момент ничего сделать нельзя, — заявил Линд. — Я не знаю, насколько сильно она ударилась. Мы должны обождать, пока она не придет в себя. Я буду заглядывать к ней каждый час.
 — Отлично, — сказал Годард. — Мы тоже будем приглядывать за ней.
 Линд ушел, взяв с собой аптечку. Барсет вздохнул и посетовал на то, что их буквально преследуют несчастные случаи. Карин проводила их взглядом, а потом закрыла дверь. Взяв сигарету из пачки, лежавшей на столике, она села. Гарри дал ей прикурить.
 — Ну хорошо, — сказала она. — Что мы можем предпринять против него?
 Но прежде чем он успел ответить, дверь распахнулась и в каюту вошел Рафферти, неся в руке тряпку и мыльный порошок. На его грубом лице висело, словно маска, выражение детской невинности и отеческой заботы, но Годард ожидал от него и того, и другого. И еще два момента привлекли его внимание. Во-первых, карман куртки стюарда был сильно оттопырен, а во-вторых, то, что там находилось, довольно жестко стукнулось о косяк двери, когда он входил.
 — О Боже ты мой, она что, стояла на голове? — проговорил Рафферти, посмотрев на миссис Леннокс, лежавшую без чувств на койке.
 — Что же, такой вариант тоже не исключается, — отозвался Годард. — Надеюсь, мы вам не помешаем?
 — Нет, нет! Я только приведу в порядок ванну.
 Карин с удивлением наблюдала за Годардом. А тот, вынув носовой платок, повязал его вокруг своей правой руки. Такого взгляда, какой был у него сейчас, она еще ни разу не видела у культурных людей. В нем была и хитрость лисы, и голод волка, и дикость гиены. В нем было нечто такое, что могло бы свидетельствовать о ненормальной психике. Она даже испугалась немного, но он, покачав головой, дал ей понять, что она должна вести себя тихо. Затем скользнул к двери и бесшумно запер ее на задвижку. Из ванной доносились звуки, которые должны были означать, что Рафферти наводит там порядок. Годард встал у двери, ведущей в ванную.
 — О, посмотрите! — неожиданно крикнул он. — Она приходит в себя! Уже открыла глаза!
 Этим возгласом он обманул даже Карин, так как она автоматически повернулась к Мадлен. Рафферти вышел из ванной и посмотрел в том же направлении. Гарри осталось только сделать шаг вперед и ударить его рукой в живот.
 Тот хрюкнул и сложился пополам. Годард поймал его за отвороты куртки, поднял ему голову и нанес второй удар — на этот раз сбоку, между подбородком и ухом. Рафферти откинулся назад, потерял равновесие и ударился о тяжелую дверь. В следующее мгновение он был на полу. Одним прыжком Годард оказался на нем, вдавил ему в живот колено и снова ударил перевязанной рукой — на этот раз по шее. Стюард был здоровым и крепким парнем, лет сорока с небольшим, а непреложный закон говорит, что когда тебе уже сорок пять и ты хочешь одолеть здорового молодца, то сможешь это сделать только в том случае, если применишь быстроту и ловкость.
 Рафферти издавал какие-то нечленораздельные звуки, но Гарри продолжал его молотить. Над глазом стюарда уже зияла рана, однако он все еще защищался от ударов. Годард внезапно вскочил, потянул его и перекинул через себя. Рафферти перевернулся и ударился о металлическую переборку, но все-таки успел в этот момент сунуть руку в карман и вытащить оттуда пистолет. В то же мгновение Годард ударил его ногой по запястью и придавил каблуком руку. Пистолет выпал из руки стюарда. Словно пьяный, он прислонился к переборке и попытался полезть наверх. По его лицу текла кровь.
 Карин с ужасом наблюдала за этой сценой. В закрытом иллюминаторе мелькнуло лицо, и по палубе послышался топот ног. Годард проверил обойму. Одна пуля выпала, другая уже сидела в стволе. Он сунул обойму обратно и снял пистолет с предохранителя. После этого ткнул дулом в зубы Рафферти.
 — Что ты ей дал, ублюдок? И сколько?
 — Тебя это не касается, ты, дерьмо… — огрызнулся тот, но тут же понял, что лучше ему не огрызаться.
 Годард потянул его вверх за отвороты и стукнул пистолетом по голове — сперва справа, потом слева.
 — Если тебе это нравится, могу продолжать в том же духе, — прошипел он.
 Кто-то постучал в дверь. Гарри опять ткнул дулом в лицо стюарда.
 — Две таблетки, — промычал тот.
 — Какие таблетки?
 — Не знаю. Он дал их мне, но не сказал, что это такое.
 Возможно, кодеин, подумал Годард. Ничего, двойная доза кодеина не смертельна.
 — А где Майер? — злобно спросил он.
 — Майер? Умер, теперь его пожирают рыбы, ты, собака… — Рафферти посмотрел Годарду в лицо и сразу же добавил:
 — Ну, где-то там, внизу. Где точно — не знаю.
 — Каким образом он должен исчезнуть с корабля и где?
 — Впереди нас ждет другой корабль.
 — Далеко?
 — Не знаю.
 — Сколько людей, кроме Линда, замешано в это дело?
 — Отто, Спаркс, Карл, Мюллер.
 — Кто такой Мюллер?
 — Боцман.
 В коридоре перед каютой собралось уже несколько человек. Кто-то ударил в дверь металлическим предметом.
 — Кто еще? — потребовал ответа Годард.
 — Один человек из машинного отделения — только я не знаю, кто именно.
 — Еще кто-нибудь?
 — Больше я не знаю. Думаешь, он мне обо всем рассказывает?
 — Все это строится на денежной основе?
 — Частично…
 Засов на дверях уже разболтался под ударами. Рафферти глянул в сторону двери — помощь была уже близко.
 — А еще на чем? — снова спросил Годард. Стюард плюнул ему в лицо:
 — Слишком много позволяешь себе, ты, жидовская морда!
 — Так, понятно! — произнес Гарри. — Значит, ты тоже из этой банды. — Он вытер лицо и попросил Карин:
 — Посмотрите, может, вы найдете патроны. У нас всего одна обойма. Оставайтесь все время рядом и не позволяйте никому заходить вам за спину. — Затем сделал Рафферти знак пистолетом:
 — Можешь шуметь, сколько хочешь! Мы выходим. — Он открыл задвижку и распахнул дверь.
 Перед дверью стоял Отто со шлангом в руках. Рядом с ним Линд и Карл с топорищем. Отто хотел поднять шланг, но в тот же момент увидел у Годарда оружие.
 Гарри подпихнул Рафферти к двери.
 — Вот вам малыш! — сказал он Линду. Офицер кивнул, но промолчал. Годард повернулся к Отто:
 — Брось эту штуку и уматывай отсюда! И ты тоже. Карл!
 Шланг и топорик с шумом упали на пол. Гарри посмотрел в сторону выхода на палубу, потом сделал знак Линду и другим, чтобы они шли в указанном направлении. Сам же в сопровождении Карин отправился вслед за ними. Барсет с испуганным видом стоял у входа в столовую.
 — Не вздумай только идти вслед за мной! — предостерег его Годард.
 Барсет повернулся и удалился в другом направлении.
 Четверо мужчин вышли на палубу. Годард появился только тогда, когда все они уже были на виду. За ним — Карин.
 Гарри отошел немного вправо от выхода из коридора. В воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка, а море блестело, как полированный металл. Зато со стороны бакборта небо было как ядовитое облако дыма, в котором то и дело сверкали молнии. Гром уже слышался, а от дыма горящего хлопка сразу запершило в глотках.
 Мюллер, боцман, поднимался по трапу с нижней палубы. Годард сделал ему знак, чтобы он присоединился к другим, и обратился к Линду:
 — Мне наплевать, где находится Майер и что вы с ним сделаете. Сейчас я собираюсь перенести миссис Леннокс в мою каюту, мы с Карин останемся в ней. Не знаю, кто из команды участвует в этой игре, мне это безразлично, но каждый, кто попытается приблизиться к каюте, будет застрелен. Возможно, мы не продержимся до Манилы, однако некоторые из вас ее тоже не увидят. — Он не угрожал и не блефовал.
 Линд внимательно его слушал и ждал, когда он закончит. Потом повернулся к Рафферти и спокойно сказал:
 — Я же, по-моему, говорил тебе, чтобы ты не брал с собой пистолета.
 В глазах стюарда отразился страх, тем не менее он попытался превратить все в шутку:
 — Черт возьми, но у нас еще целая куча этого…
 Остальное произошло с быстротой молнии. Рафферти поднял руку, Линд поймал ее, вывернул ему за спину и бросил стюарда на железную переборку. Послышался глухой удар и что-то вроде хрюканья, которое испускает животное, когда его ударяют топором по голове. Затем Линд схватил стюарда за отвороты куртки и штанину, подошел с ним к перилам и сбросил его вниз, в море.
 Пронзительный крик Рафферти поглотила морская пучина.
 Годард непроизвольно вздрогнул и посмотрел вниз. Стюард жадно ловил ртом воздух, руки его отчаянно работали, словно он хотел вплавь догнать корабль.
 — О Боже! — закричала Карин. Она подбежала к перилам, и ее вырвало.
 Годард поднял пистолет, но было уже слишком поздно — Линд успел сделать прыжок и схватить ее. Он поднял Карин над палубой, словно тоже собирался сбросить в море. Но потом остановился и повернулся к Годарду.
 — Вот и чудесно! А теперь бросьте-ка пистолет Отто!
 Гарри услышал, как рвется ткань платья Карин. Кровь словно застыла в его жилах. Он бросил пистолет матросу. В тот же момент кто-то с бакборта прокричал: «Майер!» Линд повернулся и посмотрел в том направлении.
 Снова затрещала ткань.
 — Оставьте ее в покое! — взревел Годард и бросился к перилам. В этот миг Линд разжал руки, и Карин полетела в воду.
 Гарри не помнил точно, кто нанес ему первый удар. Чей-то кулак заехал ему в подбородок. Он отшатнулся, но снова получил удар, а в следующее мгновение все уже навалились на него. Годард успел двинуть одному коленом в пах, другому — в челюсть. На секунду ему даже удалось подняться на ноги, так как он хотел добраться до Линда. А когда его снова повалили, увидел, что с нижней палубы по трапу поднимается Майер с автоматом в руках.
 Кто-то бросил Годарда головой о палубу. Потом его схватили и подняли на руки. Голова у него кружилась, но он был в полном сознании. В следующий момент Гарри почувствовал, что летит за борт. В воздухе он перевернулся и наконец плюхнулся в воду.




 Глава 11


 Удар был довольно сильным, и Годард чуть было не потерял сознание, когда ушел под воду. Тем не менее инстинктивно заработал руками, пытаясь выбраться на поверхность, хотя ему было совершенно ясно, что этим делу не поможешь. Было бы разумнее дать разрубить себя на куски винтом парохода.
 Но даже этого он сделать не мог — когда корабль нагружен, его винт сидит глубоко под водой. А в следующее мгновение он даже потерял ориентировку — где верх, где низ, — ибо попал в водоворот кильватера. Легкие готовы были лопнуть, когда его вынесло на поверхность, чтобы в следующую секунду опять потянуть вниз.
 В панической страхе Годард сделал несколько судорожных взмахов руками, пытаясь поплыть за кораблем, но тут же как бы протрезвел. Он даже не знал, что его стимулировало — то ли ненависть к Линду, то ли удовлетворенность судьбой Рафферти, то ли просто большая порция адреналина. Как бы то ни было, но Гарри снова был в состоянии ритмично двигать руками, чтобы держаться на поверхности. Он огляделся, почти не надеясь обнаружить Карин. Скорее всего, она была где-то ярдах в ста сзади него и под водой. Если бы их сбросили с палубы одновременно, тогда бы еще можно было что-то предпринять.
 Вода кильватера постепенно успокаивалась, и он снова увидел перед собой корабль. Судно находилось по меньшей мере в ста ярдах от него и разворачивалось. И тут Годард увидел со стороны бакборта две фигуры, которые определенно смотрели в его сторону. Холодок пробежал у него по коже, но он безжалостно отбросил от себя всякие надежды, пока они не дали ростки. Наверняка лишь любопытство заставило этих людей смотреть в его сторону… Потом увидел крупную фигуру, которая спешила на верхнюю палубу. Этой фигурой мог быть только Линд.
 Антонио Гутиэрес, филиппинец, как раз выходил из коридора нижней палубы, когда услышал, как что-то шлепнулось в воду. Он перегнулся через поручни, посмотрел вниз, но не увидел ничего. Рафферти в этот момент находился еще под водой и уже позади корабля. Антонио обратил внимание на тяжелые грозовые тучи и хотел уже продолжить свой путь, как внезапно увидел золотистые сандалии — сперва одну, потом другую, пролетевшие мимо него. На верхней палубе раздались крики, потом — треск рвущейся материи, и женщина, которую он мысленно не раз обнимал по ночам, пролетела мимо него за борт.
 Голоса наверху стали еще громче, потом послышался крик со стороны трюма. Дрожащей рукой филиппинец провел по лицу, посмотрел вниз и увидел крупную фигуру с оружием в руке. Это был мертвец, которого два дня назад предали морской пучине.
 Гаральд Сведберг, третий помощник, ни слова не знал по-английски, но даже если бы и знал, то все равно ничего бы не понял из того, что говорил ему с пеной у рта молодой филиппинец о пролетевших мимо него в воду людях и о мертвеце с оружием в руках. Но указующий перст всегда действует убедительно, даже если он и принадлежит человеку, находящемуся почти в невменяемом состоянии. Глаза автоматически следуют за ним. Вот Сведберг и увидел в том направлении, куда указывал филиппинец, в бурунах кильватера, голову Годарда.
 — Резкий поворот влево! — прокричал он в машинное отделение, рванул ближайший спасательный круг, канистру и швырнул и то, и другое подальше в воду.
 Годард видел, как корабль развернулся, но потом снова лег на прежний курс. Это произошло буквально через несколько секунд после того, как наверх поднялся Линд. Но в то же время заметил, что в воздухе промелькнул и закачался на волне белый спасательный круг, а также сигнальный огонек канистры-маяка, который, правда, был почти не виден в лучах солнца.
 Он сбросил ботинки и, сильно работая руками, поплыл в нужную сторону. Однако не успел доплыть до круга, как из иллюминаторов потянулась густая струя дыма.
 В следующее мгновение Гарри был уже у круга и сразу же заплыл под него. Снова вынырнув на поверхность и находясь уже внутри круга, быстро стянул с себя рубашку, потом штаны и начал осматриваться. Когда круг поднялся на гребень одной из волн, ему показалось, что он видит вдали что-то золотистое. Выждав какое-то время, Годард убедился, что это ему не померещилось, и быстро поплыл в ту сторону.
 Дело продвигалось медленно, и, проплыв приблизительно половину расстояния, он сделал передышку. Да и зачем ему все это? Не более ли гуманно дать ей утонуть? Буквально через минуту-две силы окончательно оставят Карин, она потеряет сознание, и для нее все кончится. А так они могут продержаться на воде четыре-пять дней, и в конечном итоге сойдут с ума от жажды.
 «Леандр» уже исчез в темноте грозовых туч, и Годард стал единственной точкой в этом бесконечном водном пространстве. Тем не менее он снова поплыл, гонимый страхом, что может опоздать.
 Ему повезло, так как он не потерял ее из виду. Карин уже погружалась в воду, а он был не более чем в восьми футах от нее. Еще один рывок, потом он нырнул вниз и, схватив ее за ореол светлых волос, потянул наверх.
 Глаза ee были закрыты, а тело совершенно безвольным. Карин не сделала ни малейшей попытки схватиться за него. Как же ему удастся выкачать из нее воду, которой она успела наглотаться? Ведь они оба по подбородок находились в ней. Если он ляжет на круг, то у него, возможно, хватит сил удержать ее на поверхности. Он попытался это сделать, но, когда потянул Карин вверх, они оба очутились в воде.
 Значит, так дело не пойдет. Он только потерял время. Тогда Гарри перебросил ногу через круг и сел на него верхом. После этого притянул ее за волосы поближе к себе. Глубоко вздохнув, открыл ей рот и с силой начал вдувать в него воздух. Потом надавил ей на ребра, чтобы она могла выдохнуть.
 Сперва его усилия не принесли успеха, и он понял, что слишком торопится. Не спеши, не спеши, сказал себе Годард. Ты должен найти нормальный ритм дыхания. И не сдаваться. Она еще не умерла. Она не могла умереть! Не имела права умереть!
 Гарри опять огляделся и подумал: а не сходит ли он с ума? Почему бы не оставить ее в покое? Ведь страх смерти у нее уже позади. И тем не менее продолжал вдыхать в нее жизнь и, когда уже было совсем отчаялся, вдруг почувствовал легкое движение. Потом раздался тихий стон. Он нажал ей на грудную клетку, и она сделала тихий выдох. Постепенно Карин нашла ритм и начала самостоятельно дышать.
 В тот же момент он обратил внимание на то, как ее держит, и ему пришло в голову, что поза их очень интимная, если не сказать больше. Бюстгальтера на ней не было — видимо, был сорван или порван при ударе о воду, ее обнаженные груди прижимались к его груди, не говоря уже об их губах, которые то и дело соприкасались. Их поза была очень похожа на ту, которую принимают влюбленные при половом акте.
 Гарри выругал себя за эти бредовые мысли, поскольку хорошо понимал, что в этом не было ничего эротического. Он только хотел, чтобы она открыла глаза. А как только она это сделает и скажет хоть пару слов, он больше не будет один. Откровенно говоря, это мало помогло бы, и в этом не было никакого смысла, но тем не менее он нашел ее и теперь пытается привести в чувство.
 Годард выполз из-под круга и начал затаскивать на него Карин. Она опять застонала, и в тот же момент ее свело судорогой, как при рвоте. Изо рта полилась соленая вода. Он вытер ей губы и выждал, пока ее дыхание не стало сильнее. А потом увидел, что она открыла глаза.
 Сначала они были какими-то пустыми, ничего не понимающими. Карин посмотрела на него, потом на бесконечную гладь океана, взглянула на висящие над водой грозовые тучи. Он подумал, что сейчас она пронзительно закричит от страха, забьется в истерике или потеряет сознание, но ничего этого не случилось. Возможно, для нее всего предыдущего оказалось слишком много, и она уже потеряла способность реагировать на что-либо.
 Карин опять посмотрела на него — даже, как ему показалось, смущенно.
 — Вы… — начала она. — Надеюсь, вы не спрыгнули с корабля, чтобы спасти меня?
 — Нет, — ответил он. — Меня они тоже сбросили.
 В нескольких словах он объяснил ей, как стал обладателем спасательного круга. Она ничего не ответила, только ее подбородок несколько секунд дрожал. Он понял, что она пытается взять себя в руки.
 — Прошу меня простить, — сказал он.
 — Нет… — Она глубоко и опять с какой-то дрожью вздохнула. — Виновата во всем я. Если бы я оставалась позади вас…
 — Я не это хотел сказать… — Его жест охватил и их обоих, и все безбрежное водное пространство. — С вами ничего подобного не случилось бы, если бы я не втянул вас в это дело…
 — О, теперь вы будете извиняться за то, что спасли мне жизнь?
 — Спас?
 — Ну, хотя бы на какой-то срок. Ведь мы все живем на этой земле только какой-то срок. А корабль может и вернуться, если другие об этом узнают.
 — У других нет оружия, — пояснил Годард и рассказал ей, как на палубе появился Майер. Или дым его выгнал из убежища, или его успели препроводить в другое убежище, где потом его кто-то случайно обнаружил.
 — Значит, теперь люди знают, что он жив? Что может сделать Линд в этой ситуации?
 — Не знаю. — Годарду показалось странным, что Линд не обезопасил свое положение за два последних дня. А ведь он мог спокойно это сделать. Ему достаточно было отделаться от Майера. Красицки он принес в жертву, по всей вероятности, без всяких угрызений совести. Так почему же не поступил так же с Майером? Для такого человека, как Линд, было бы проще освободиться от уличающих его доказательств, а этим доказательством был Майер. Но он избрал более опасный путь — попытался избавиться от капитана Стина и миссис Леннокс. Что это? Дисциплина? Идеологический фанатизм? Нет, в этом не было никакого смысла. Ведь теперь на земле нет ни одного уголка, где Майер мог бы скрыться. Почему же Линд пошел даже на то, чтобы перестрелять всю команду, лишь бы его спасти?
 Гром громыхнул уже в непосредственной близости, а порывы ветра рябили поверхность воды. На севере и западе теперь не было ни клочка голубого неба, а в нескольких сотнях метров перед ними висела дождевая завеса.
 — Смотрите! — внезапно закричала Карин.
 Годард повернулся в ту сторону, куда она показывала, и застыл. Не более чем в полумиле от них из пелены дождя появлялся «Леандр». С нижней палубы поднимался столб дыма, пронизанный языками пламени. Значит, пожар в третьем трюме разгорелся не на шутку.
 Корабль, казалось, шел в должном направлении. Но прежде чем Годард смог определить это точно, судно, подобно призраку, снова исчезло в пелене дождя.
 Антонио Гутиэрес перекрестился, но шевельнуться, казалось, больше не мог. Он еще никогда в жизни не стоял на корабельном мостике и всей душой желал никогда его и не видеть. Если он шевельнется, то его наверняка смогут заметить. Тем не менее он даже не мог поклясться, что все с ним случившееся происходит в реальной жизни. Во всяком случае Антонио не мог ручаться, что рассудок его не помутился, с тех пор как за борт полетела блондинка, а потом на палубе появился мертвец. Когда же он рассказал об этом офицеру и показал на то место, где, по его мнению, должна была показаться женская голова, там вдруг вынырнула мужская. Офицер, судя по всему, не обратил внимания на эту несуразицу, так как сразу же приказал развернуться и бросил в воду спасательный круг… И вот теперь к нему приближается этот высокий первый помощник. Ему кто-то уже успел сказать, что теперь этот человек — капитан. Его глаза были холодны и не предвещали ничего хорошего.
 Корабль уже успел развернуться, и Гаральд Сведберг решил убедиться, заметил ли человек за бортом спасательный круг. В тот же момент он увидел подходящего Линда.
 — Мистер Сведберг! — гаркнул тот. — Немедленно отдайте распоряжение лечь на прежний курс!
 — За бортом человек… — начал третий помощник, но Линд перебил его:
 — Немедленно распорядитесь лечь на прежний курс! Слышали, что я вам сказал? — И повернулся к рулевому. — Право руля!
 Рулевым был грек, опытный моряк. Он бросил на третьего помощника беспомощный взгляд и начал разворачивать корабль вправо. Когда Линд говорил таким тоном, лучше было его слушаться.
 Но на третьего помощника тон Линда никакого впечатления не произвел. Точнее, даже вызвал его гнев.
 — Мистер Линд, я повторяю вам, что за бортом находится человек. — Первый помощник, правда, замещал капитана, и Сведбергу это было известно; но ведь на вахте стоит он, поэтому и распоряжается. Он прошел к двери рубки. — Я видел это собственными глазами…
 И вдруг у него отнялся язык, — перед ним стоял Гуго Майер, к тому же без черной повязки на глазу. На поросшем щетиной лице играла ухмылка, а в руках у него был автомат. Позади него появился Карл с «люгером» в руке. Рулевой тоже увидел их обоих, и глаза его расширились от страха. Корабль теперь резко накренился на бак-борт, так что грозовая туча оказалась почти над головой.
 Антонио Гутиэрес все еще стоял на мостике без движения и видел, как по палубе идет матрос по имени Отто с большим пистолетом в руке. Он взошел на мостик и встал позади третьего помощника. Потом посмотрел на Линда, который стоял позади рулевого. Кивнув в ответ, Отто поднял пистолет и ударил третьего помощника по голове. Ноги Сведберга подкосились, он упал и покатился в сторону двери как раз в тот момент, когда по палубе ударили первые капли дождя. Отто поднял его и затащил обратно на мостик, в углу которого все еще прятался Гутиэрес.
 — Прочь от руля! — крикнул Линд греку, но тот от страха, казалось, ничего не слышал.
 Линд оторвал его от руля и отшвырнул к двери. Грек упал на колени, проскользил немного по мокрой палубе, а потом поднялся и пустился наутек.
 — Отто, возьми руль! — приказал Линд. Тот оставил третьего помощника лежать под дождем и подбежал к рулю. Линд дал ему курс. Матрос повернул колесо направо, чтобы направить корабль по старому курсу.
 Первый помощник тем временем обратился к Майеру и что-то сказал ему по-немецки. В этот момент подбежал боцман. «Люгер» у него торчал за поясом, по лицу стекала вода.
 — Лопнули бутыли в третьем трюме, — быстро выпалил он. — Еще до того, как разразилась гроза, на нижней палубе чувствовался запах спиртного.
 Линд кивнул:
 — Ничего не поделаешь. И все же можно держать огонь под контролем. Где Спаркс?
 — Сейчас придет.
 — Хорошо. Перекройте трюмы, И стрелять в каждого, кто попытается подняться сюда.
 Боцман исчез в серой пелене дождя. Спаркс прошел по внутреннему трапу, который вел через картографический отдел.
 — Вызови «Феникс»! — приказал Линд. — Они должны спешить нам навстречу. Ежечасно подавай им сигнал, чтобы они пеленговали нас.
 Спаркс вопросительно посмотрел на него:
 — Встреча состоится до наступления темноты?
 — А какое это может теперь иметь значение? — спросил Майер.
 — Мы все перейдем на «Феникс», — пояснил Линд.
 — А что будет… — Спаркс жестом показал на весь корабль и его обитателей.
 Линд провел пальцем по горлу. Спаркс кивнул и вышел.
 Третий помощник все еще лежал там, где его оставил Отто, почти у ног Гутиэреса. Его фуражка куда-то укатилась, а на лицо из-под волос стекала струйка крови. Филиппинец считал его мертвым. Он посмотрел на противоположную сторону рубки. Может, его и не заметят, если он сейчас шевельнется?
 Но не успел он сделать и шага, как услышал звук, очень похожий на вдох.
 Застыв от страха и не способный больше ничего воспринимать, он увидел, как с палубы поднялся большой клуб дыма вместе с огнем и в воздух полетели обломки дерева и переборки.
 В следующий момент эти обломки начали падать, шипя и угасая в воде. Но столб огня стал еще выше, и шум, вызываемый им, перекрывал теперь шум дождя. На нижней палубе матросы что-то кричали друг другу. Линд промчался на бакборт к телефону, который находился позади рулевого колеса.
 — Усильте давление в шлангах! — прокричал он в трубку, бросил ее на рычаг, передал в машинное отделение команду «Стоп» и помчался с другими по палубе.
 Теперь на мостике никого не осталось, кроме третьего помощника, который лежал без сознания, и молодого филиппинца.
 Гутиэрес проскользнул к двери рубки и заглянул туда. Эта красивая женщина-блондинка была в воде где-то позади них. Если корабль повернет обратно, ее можно будет спасти. Как делал рулевой, когда поворачивал корабль? Так? В левую сторону. Он схватился за штурвал и повернул его до отказа влево. Потом оставил штурвал и затащил третьего помощника внутрь, где было сухо. Затем снова вышел на палубу, чтобы посмотреть на пожар.
 «Леандр» все еще шел со скоростью двенадцать узлов в час.
 Они продолжали держаться за спасательный круг. Вокруг хлестал дождь, сверкала молния, гремел гром.
 — Почему ты считаешь, что они вернутся? — спросила Карин. — Неужели вернутся, чтобы спасти нас?
 — Вряд ли, — ответил Годард. Говорить так было жестоко, но еще более жестоко было ей лгать. Ведь на корабле командует Линд. Их было по меньшей мере шестеро, и все шестеро имели оружие. — Возможно, они потеряли управление над кораблем или изменили курс, чтобы не дать огню проникнуть в центральную часть судна.
 — Найти нас они все равно не смогли бы, — сказала Карин. — Ведь сейчас на пятьдесят ярдов ничего не увидишь.
 — Ты не заметила Рафферти?
 — Нет… — Она смахнула с лица воду. — Почему он это сделал? Ведь Рафферти был его человеком?
 — Он был глуп. Позднее Линд все равно с ним расправился бы. Даже если бы все было в порядке. Такую тайну не доверяют глупцам. Ведь он проболтался бы обо всем в первом же баре.
 Гроза продолжала бушевать, волны становились все больше. Белая пена затрудняла дыхание.
 — Смешно, — сказала она вдруг. — Я даже не знаю, есть ли у тебя семья.
 — Есть брат в Техасе, — ответил он. — А где-то в Европе — бывшая миссис Годард. Мы связаны только адвокатской фирмой и банковским счетом. Если курс доллара будет держаться твердо, то она об этом происшествии узнает только через несколько лет.
 — У тебя нет детей?
 — Была дочь, она погибла в автомобильной катастрофе.
 — Прости меня…
 — Это случилось пять месяцев назад. «Почему я обо всем этом рассказываю? — подумал он. — Может, неизбежный конец развязал мне язык? Или я просто давно уже ждал преданной слушательницы?» После того как Гарри вышел из травматологического отделения больницы, он не рассказывал об этом ни одному человеку. Никому, кроме Сьюзен. Ей он сообщил по телефону, что Джерри умерла, сказал, что приедет домой через три часа и чтобы к этому времени она покинула дом.
 С тех пор, если его спрашивали, есть ли у него дети, он всегда отвечал: нет, у него нет детей. Лишь когда напивался, то говорил самому себе: «Да, у меня была дочь, но я и мачеха ее убили».
 Руки Карин на спасательном круге были мягкими и округлыми. Ему так хотелось прикоснуться к ним. По ее лицу текла вода.
 — А у тебя были дети? — спросил он.
 — Нет. — И, не зная почему, добавила:
 — Было два выкидыша.
 — Прости.
 — Они были вызваны специально. Мой муж не хотел детей.
 — Разве в Сан-Франциско нет никаких пилюль?
 — Тогда они только начали появляться. Больше она ничего не сказала. Место, да и время были неподходящими, чтобы вести разговоры на эту тему. Ясно было только то, что ни он, ни она не имели близких людей.
 — Извини меня за мои слова, но твой муж был все-таки большой негодяй.
 Карин испытующе посмотрела на него, но ничего не сказала. В какой-то степени все это было понятно, хотя он и сам себя не мог понять.
 — Даже не знаю, к чему я все это говорю…
 — Ну и ладно. Я тоже не знаю, зачем все говорила…
 Как красиво ее лицо, подумал он. Сейчас Гарри с радостью рассказал бы ей о своей дочери Джерри, но тут внезапно заметил, что по лицу Карин течет не чистая, а какая-то грязная, словно ржавая, вода. Неужели это с корабля? Значит, корабль должен быть где-то совсем близко. Он огляделся, но, не увидел ничего, кроме воды, сливающейся с пеленой дождя.
 Тем не менее Годард продолжал всматриваться в туман — ведь копоть и грязь могли быть принесены с горящего корабля. Вскоре его усилия увенчались успехом. Нет, это был не корабль. Но ему показалось, что за пеленой дождя он видит какое-то расплывчатое оранжевое сияние. Гарри повернул Карин , и показал ей в ту сторону.
 Он совершенно не мог сказать, на каком расстоянии от них находится это сияние, как не мог знать и о том, приближается оно или удаляется. Оно просто было тут, без формы и размеров, а единственной возможностью ориентироваться был ветер. Когда же оранжевое сияние стало ярче, сердце его забилось учащенно и беспокойно.
 Спустя несколько минут он заметил пламя и клубы дыма. Потом из тумана начали вырисовываться контуры корабля. Словно призрак, судно плыло мимо них.
 — Машины не работают, — произнес Годард. — И корабль больше не погружен так глубоко в воду, как раньше.
 Карин поднырнула под круг. Оба положили на него руки и поплыли в сторону корабля. Сам он вскоре снова исчез, но оранжевое сияние осталось. Оранжевое сияние — их путеводная звезда. Через какое-то время оно перестало тускнеть, и Гарри понял, что судно совсем остановилось.




 Глава 12


 Они должны быть где-то здесь, размышлял Антонио Гутиэрес. Сейчас он должен увидеть эту красивую блондинку. Ведь она видела, как корабль остановился и начал разворачиваться, — как и, тогда, когда заметила этого высокого американца на резиновом плоту. Связь, существовавшая между капитанским мостиком и машинным отделением, была выше разумения филиппинца, но это его не тревожило. Он не знал и того обстоятельства, что «Леандр» шел только по инерции с тех пор, как Линд и другие исчезли с мостика.
 Правда, при таком дожде Антонио почти ничего не видел. Но что было хуже, так это то, что о женщине, казалось, никто не беспокоился. Третий помощник продолжал лежать в рубке, а этажом ниже люди бегали по палубе, тащили шланги, что-то кричали друг другу, пытаясь загасить пламя, направляя на него струи воды, Один раз Антонио попытался ретироваться с мостика — ведь если они обнаружат его в таком месте, где он не должен находиться, пощады ему не будет. Однако сразу же понял, что ему не спуститься по трапу незамеченным — около него стояли люди с оружием. Поэтому Гутиэрес остался там, где был. Разумеется, он был мокрым насквозь, но теперь это не имело никакого значения. Сейчас филиппинец был единственным человеком, который мог следить за водной поверхностью, и он не переставая это делал.
 Антонио даже подошел к перилам и встал между двумя спасательными лодками. Потом опять посмотрел на воду. Правда, ничего не увидел, но тем не менее обратил внимание, что корабль практически не двигается. Гутиэрес внимательно осмотрел всю водную поверхность, которая была доступна его взгляду. Ничего. Тогда он перешел на другую сторону и снова начал всматриваться в воду. Тоже ничего. Филиппинец вернулся к рубке и заглянул туда. Третий помощник пришел в себя и пытался подняться на ноги. Однако был еще слишком слаб и все время держался за голову. По его лицу по-прежнему текла тонкая струйка крови.
 Было очень утомительно бороться с сильными порывами ветра и короткими резкими волнами, которые постоянно били им в лицо. Пару раз они вынуждены были останавливаться, чтобы передохнуть и отдышаться. Годард совершенно потерял счет времени. Он не знал, сколько минут или часов они плыли в сторону оранжевого сияния. Внезапно перед ними снова возникли очертания «Леандра». Прошло еще несколько минут, и наконец они оказались у самого корабля. Палуба была высоко над ними. Они посмотрели друг на друга и поняли, что уже давно думают об одном и том же: как же им подняться на корабль?
 Звать на помощь было нельзя. Этим они привлекли бы внимание Линда и его людей, и в них снова начали бы стрелять. А может, их и вообще не услышат. И то, и другое грозило смертью, как только корабль снова придет в движение. Правда, Годард сомневался в последнем. Корабль не поплывет, пока они не смогут контролировать очаг пожара. А если с ним не смогут справиться, то судно неизбежно погибнет.
 Линд, который, несомненно, должен был руководить людьми при тушении пожара, наверняка не мог находиться на корме. Годард сделал знак Карин, и они начали двигаться вдоль бакборта. Им были слышны треск огня и резкие выкрики команды. Вскоре они уже были возле центральной части корабля.
 Гаральд Сведберг, поддерживаемый Гутиэресом, с трудом поднялся на ноги. Чувствовал он себя отвратительно, голова гудела, словно была расколота. Когда он провел рукой по лицу, то понял, что оно все в крови. Заметил Сведберг также и то, что корабль не движется. Гроза по-прежнему продолжала бушевать, видимости практически не было, а наверху находился только этот молодой филиппинец. Голова у Гаральда гудела так сильно, что он сначала даже не понял, что тот обращается к нему по-английски. А когда понял и прислушался к его словам, то понял, что на корабле пожар. Сведберг подошел к двери рубки и выглянул наружу. Увидев Майера и других с оружием в руках, сделал соответственные выводы:
 Линд захватил корабль, а человек, которого он видел в воде, был, судя по всему, сброшен им за борт. Теперь же на корабле все были заняты тушением пожара.
 Оставалась надежда только на то, что капитан Стин еще жив и у него есть оружие. Гаральд медленно добрался до капитанской каюты. Импровизированная кислородная палата уже исчезла, но Стин все еще лежал на кровати. Глаза капитана были закрыты. Сведберг схватил его за запястье. Рука Стина была теплая, пульс прослушивался. Значит, Стин еще жив и является законным капитаном корабля — независимо от того, находился он под влиянием наркотиков или нет.
 Правда, Сведберг был почти уверен, что такой религиозный человек, как капитан, не станет иметь при себе оружие, но слабая надежда на это все-таки была. Он начал обыскивать ящики — один за другим, пытаясь одновременно с этим разрешить вопрос: кто, кроме Линда, замешан в этом заговоре.
 Не найдя ничего в каюте капитана, Сведберг начал обыскивать письменный стол в картографическом отделе.
 В этот момент в каюте появился весь мокрый филиппинец.
 — Мы — там… — сказал он и показал вниз на воду. — Она как раз внизу…
 Сведберг выдвинул очередной ящик стола и переворошил все, что там было. На слова филиппинца он не обратил никакого внимания.
 — И мужчина, которого вы видели, тоже там, — продолжал Гутиэрес. — Высокий американец.
 Что, черт возьми, бормочет этот филиппинец? Если у капитана есть пистолет, то он, наверное, находится в сейфе. В этот момент слова Гутиэреса вдруг дошли до его сознания.
 — Что? — переспросил он.
 — Люди там, которые упали в воду… Люди? Ведь за бортом был только один человек, и теперь он находится где-то в нескольких милях позади корабля. Минутку… Сведберг глянул на показания приборов и помчался на мостик, куда показывал Гутиэрес. Оттуда он увидел Годарда и Карин Брук, которые, держась за спасательный круг, находились точно под ними.
 — Быстро за мной! — крикнул третий помощник и помчался вместе с Гутиэресом вниз по трапу.
 На нижней палубе матросы заливали из шлангов пламя, рвущееся из трюма номер три. Боцман и Отто, вооруженные пистолетами, направляли их действия и удерживали на расстоянии других членов команды, которые столпились у трапа в коридор и оживленно жестикулировали.
 Линд и Майер стояли на палубе со стороны бакборта. У Линда в руках был автомат, и он отдавал какие-то приказания на немецком языке Майеру. Потом первый помощник кивнул, дал знак боцману и поманил к себе человека из машинного отделения, тощего мужчину по имени Спивак, лицо которого было необычно сурово. Боцман протянул Спиваку «люгер», а сам получил от Линда автомат. Первый помощник помчался на верхнюю палубу.
 Вбежав в рубку, он сорвал с вилки телефонную трубку и крикнул:
 — Спаркс! Быстро в картографическую! Потом нажал кнопку и связался с машинным отделением.
 — Мы не в состоянии бороться с пожаром, — сказал он. — Приведите в порядок насосы, погасите огонь в топках и пошлите людей наверх. Мы должны покинуть корабль… Да, немедленно.
 Повесив трубку, Линд вернулся в картографическую и стал вычислять, насколько это было возможно, координаты корабля. Вошел Спаркс. Первый помощник написал ему координаты на клочке бумаги.
 — Сейчас мы находимся здесь. Передай наши координаты «Фениксу». И пусть он спешит к нам как можно быстрее. — На другом клочке он написал еще какие-то координаты. — А это фальшивые, указывающие. Что корабль находится на двести миль восточнее, чем на самом деле. После того как ты свяжешься с «Фениксом», дай сигнал «SOS» и сообщи эти координаты. Сообщи, что корабль горит и что пожар невозможно потушить. Как только получишь подтверждение, что сигнал принят, разбей передатчик — на тот случай, если в команде найдется еще какой-нибудь радист.
 Спаркс посмотрел на небо, потом отвел взгляд.
 — Это мне совсем не нравится, — сказал он.
 Линд нахмурил брови:
 — Что тебя не устраивает?
 — В команде тридцать человек. Об этом речь не шла.
 Линд схватил его за рубашку и притянул к себе:
 — Если «Феникс» нас не выловит, а те координаты так и не получат, я тебе вырежу все внутренности прямо из живого тела! Ты уже их видел, когда вспарывал акулу!
 Годард и Карин Брук все еще держались за спасательный круг и с надеждой смотрели наверх, на капитанский мостик. Две-три минуты назад они видели на нем Антонио Гутиэреса, после чего на них посмотрел третий помощник. Правда, он быстро исчез, и они с минуты на минуту ожидали, что покажется Линд или один из его людей. Но вскоре Годард вздохнул с облегчением — Сведберг появился как раз над ними с канатом в руке. Он перебросил канат через поручни, и тот, падая, развернулся. К нему они и подплыли. Годард затянул петлю на конце каната.
 — Когда я поднимусь, ты просунешь в эту петлю ноги и сядешь на канат. Мы тебя вытянем наверх, — сказал он Карин.
 Она кивнула. Гарри поймал канат и, перебирая руками, упираясь ногами в корпус корабля, стал подниматься наверх. Вскоре он был уже на палубе. Кроме Сведберга и Гутиэреса, здесь никого не было, но тем не менее они должны были спешить. В любое мгновение мог кто-либо появиться.
 — Сними свою куртку, — обратился Годард к филиппинцу. Тот непонимающе посмотрел на него. — На женщине ничего нет, — объяснил он, и они вместе со Сведбергом вытянули Карин на палубу.
 На ней действительно ничего не было, кроме нейлоновых трусиков. Гарри взял куртку, которую ему дал Антонио, и протянул ее Карин. Потом они все проскользнули в открытую дверь. Судя по всему, их никто не заметил.
 Когда они уже были внутри, Карин застегнула куртку Гутиэреса, которая доходила ей почти до колен, на пуговицы.
 Сведберг потянул стальную дверь и закрыл ее на засов. Сейчас они чувствовали себя здесь в безопасности, находясь под нижней палубой, где были только складские помещения, шкафы и та каюта, где Майера зашивали в парусину.
 Карин с улыбкой посмотрела на Гутиэреса.
 — Большое спасибо, Антонио, — сказала она.
 Юноша кивнул и покраснел. Он даже не решался посмотреть на ее ноги.
 — Этот парень спас вас обоих, — сказал Сведберг и быстро рассказал им, что произошло на мостике. С его мокрой головы все еще продолжала сочиться кровь. — После того как бандиты пристукнули меня, Антонио полностью развернул рулевое колесо, а потом все время не сводил глаз с воды, разыскивая вас в море.
 Годард улыбнулся и похлопал филиппинца по спине.
 — Большое спасибо, Антонио!
 — Они вас тоже сбросили за борт? — спросил Сведберг.
 — Да, — ответил Гарри и рассказал о Мадлен Леннокс, о Рафферти и о стычке на средней палубе.
 — И много людей, кроме Линда, участвует в заговоре? — поинтересовался Сведберг.
 — Точно не знаю. Мне известно, что в нем замешан боцман, Отто, Карл — стюард столовой и кто-то из машинного отделения. Но их, видимо, больше. И все вооружены.
 — Кроме их оружия, на корабле, судя по всему, нет больше ничего, — сообщил Сведберг и рассказал, что он уже обыскал каюту капитана и картографический отдел. Потом сказал, что Стин еще жив. — Я не знаю, — добавил он, — что они собираются делать с кораблем и членами экипажа, но если увидят кого-либо из вас, вы наверняка опять полетите за борт. Вам надо исчезнуть, пока я не узнаю, каковы их планы.
 — Вы знакомы с работой радиста? — поинтересовался Годард.
 — Нет. В наши дни офицеру это знать необязательно, но я спрошу второго помощника. И потом узнаю — может, кто-либо из инженеров имеет оружие. Долго вам здесь все равно не высидеть — дым не позволит этого сделать, поэтому я подумаю, как перевести вас в другое место и куда именно. Я или сам вернусь, или пришлю с кем-нибудь весточку.
 Сведберг и Гутиэрес побежали к трапу, который вел на нижнюю палубу, и вскоре исчезли в дыму. Карин и Годард переступали с ноги на ногу, поскольку пол был очень горячим.
 Едкий дым все больше затруднял дыхание. Кроме того, они должны были найти что-либо, на чем смогли бы стоять, не рискуя сжечь подошвы. Годард огляделся. Слева от них тянулась переборка, которая отделяла их от машинного отделения, справа, в коридоре, находились холодильные установки Барсета, но их двери были заперты. Точнее, первые четыре. Пятая оказалась открытой; Годард взял Карин за руку и потянул за собой.
 Это было маленькое помещение, в котором Майера зашивали в парусину, и Годард вспомнил о двери на деревянных козлах, на которой лежал «труп». Этого им вполне хватит. О Красицки он не вспомнил, а тот все еще лежал тут зашитым в парусину. Гарри увидел, как Карин непроизвольно вздрогнула. Обнаружив кучу парусины, он потащил Карин за собой, и в следующее мгновение они уже стояли на ней, довольные, что избавились от жара накалившейся стали.
 Где-то над ними раздались выстрелы. Они молча посмотрели друг на друга. Потом над их головами послышался топот ног многих людей. Что там? Убегают от огня? Дым становился все более едким. Годард закашлялся. Кроме того, было очень жарко. Пот ручьями лил по его лицу.
 Через какое-то время наступила тишина. Только было слышно, как бушует огонь.
 — Как ты думаешь, пожар усиливается? — спросила Карин.
 — Не знаю, — ответил он. — Но мне кажется, нам пора выбираться из этой ловушки, пока еще есть возможность добраться до трапа.
 Он знаком показал ей, чтобы она подождала, быстро подбежал к двери, все время переступая с ноги на ногу, чтобы не поджарить подошвы, и выглянул в коридор трюма. Трап был в дыму, а на стальных поверхностях краска вся пузирилась. Гарри оглянулся назад.
 — Кинь мне парусину, а сама минутку посиди вон там. — Он показал на дверь, на которой лежал Красицки.
 Быстро расстелив парусину вдоль коридора, он по трапу выбрался на палубу и огляделся. Никого.
 — Хорошо, — тихо сказал Годард. — Давай за мной!
 Карин выскочила из каморки и подбежала к трапу. Он вытащил ее наверх.
 «Лазарет» находился от них всего в нескольких ярдах, но тишина в нем была подозрительной. Гарри сделал Карин знак рукой, чтобы она подождала, а сам выглянул из-за переборки. Огонь продолжал полыхать, но поблизости никого не было:
 Он махнул ей, подзывая подойти, и она быстро подбежала к нему.
 У основания двух трапов лежали шланги, вода из которых больше не шла.
 — Если бы они собирались покинуть корабль, то поднялись бы наверх, к лодкам, но они побежали вперед, — сказала Карин.
 Она и Годард понеслись по пустынному коридору средней палубы. Все каюты и передняя палуба были пусты. Прильнув к иллюминатору одной из кают, они все поняли.
 На носу корабля под проливным дождем стояли люди. Вели они себя как недоверчивые животные. Годард решил, что здесь собралась вся команда. Он увидел Барсета, Паргораса, Сведберга, второго помощника, Гутиэреса, двух инженеров и нескольких матросов. А также нескольких человек из машинного отделения.
 Карин сделала знак Годарду и показала ему на другой иллюминатор. Тот понял ее жест и посмотрел в него. На палубе стоял Отто с автоматом в руках — и стоял таким образом, чтобы одновременно наблюдать за обоими трапами.
 Годард поманил Карин за собой, и они вновь вернулись в коридор. В этот момент на бакборте послышался какой-то шум, словно кто-то уронил садок. Затем на мгновение воцарилась тишина, а следом раздался стон. Годард скользнул к углу и выглянул в поперечный коридор. Там лежал человек. Рядом с ним валялось ведро, которое он, видимо, сорвал со стены, пытаясь удержаться на ногах.
 Годард подбежал к человеку и быстро перевернул его на спину.
 Это был Кениг, который не так давно одолжил ему рубашку. Судя по всему, ему прострелили грудь. Вся верхняя часть тела была в крови. Кровь также сочилась из носа и уголков рта.
 Карин вздрогнула и на какое-то мгновение закрыла глаза.
 Годард опустился перед ним на колени.
 — Кто это сделал? — спросил он.
 — Боцман… — с трудом выдавил Кениг. Годард положил его на спину, и, сорвав простыню с кровати ближайшей койки, вытер кровь.
 — Я пытался… спрятаться в шкафу… Хотел от… нять у него пистолет… Я знаю, что… они собираются делать…
 — Что? — спросил Гарри.
 Но Кениг уже закрыл глаза, и по выражению его лица нельзя было понять, слышал ли он вопрос. Но вскоре опять с трудом заговорил и сообщил, о чем говорили Линд и Майер на немецком языке в то время, когда другие тушили пожар.
 — Я… немец, — сказал Кениг, тяжело дыша. — Майер велел Линду оставить корабль гореть. Приказал вывести из строя все шлюпки, кроме одной, а сигнал бедствия дать с не правильными координатами… Спивак… — Он опять замолчал. — Что со Спиваком? — затеребил его Годард.
 — Должен спуститься вниз… и открыть кингстоны…
 Годард посмотрел на Карин.
 — Тридцать человек! — прошептал он. — Кто бы мог решиться на нечто подобное? — Он наклонился над раненым. — Кениг, Кениг, вы меня слышите? Вы говорите, что приказы отдавал Майер? У вас не сложилось впечатления, что он… что он начальник Линда? По военной линии?
 — Нет… — Голос Кенига становился все слабее. — Много хуже. Он отец Линда…
 Это было ответом на многие трудные вопросы. Родня по крови. Кровь… Да, им было не важно, сколько ее прольется, лишь бы спасти свою шкуру.
 Глаза Кенига вдруг широко раскрылись, словно он увидел перед собой что-то ужасное, от чего уже не мог убежать. Он попытался еще что-то сказать, но с губ его сорвался только шепот, который Годард не понял.




 Глава 13


 Единственным благоприятным обстоятельством для них было то, что Линд ничего не знал об их присутствии на корабле.
 Правда, большой пользы они из этого извлечь не могли, если учесть, что времени оставалось совсем мало. Самое большее через полчаса огонь перейдет на среднюю палубу и охватит всю среднюю часть судна. Машинное отделение было затоплено. Поскольку Годард не знал, сколько времени понадобится, чтобы вода заполнила трюмы, то он, естественно, не имел никакого понятия и о том, можно ли успеть закрыть кингстоны до того, как помпы и топки окажутся под водой.
 Кениг все еще боролся за жизнь. Он стонал и хрипел, но дело было лишь в минутах. Тем не менее они не хотели оставлять его одного. Лишь когда Кениг потерял сознание, Годард кивнул Карин. Каждая секунда была дорога. Они оба быстро проскользнули по коридору.
 — Что мы можем сделать? — спросила она.
 — Хочу заполучить один из их пистолетов, — ответил он. Голос его прозвучал спокойно, но когда она посмотрела ему в глаза, то увидела в них ту же первобытную жестокость, которую заметила, когда Гарри расправлялся с Рафферти.
 — Один пистолет? — повторила Карин. Они достигли стальной двери, ведущей в машинное отделение. Годард сделал знак, чтобы Карин вела себя тихо, и немного приоткрыл дверь.
 На платформе, находившейся приблизительно на середине трапа, сидел человек с пистолетом за поясом. Должно быть, это был Спивак, который наблюдал за кингстонами.
 Годард тихо прикрыл дверь. Когда он оглянулся, то увидел, что дым поднимается вдоль трапа, ведущего на среднюю палубу. Они покинули ее всего пару минут назад. Теперь дым валил уже с обеих сторон.
 Годард лихорадочно раздумывал. Где другие? По-видимому, пока еще на верхней палубе. Двое из них горелками прожигают днища спасательных лодок. Напасть на них — это самоубийство. Один Линд голыми руками расправится с ним. Отто? Имея за своей спиной стальную переборку, а по обе стороны по двадцать ярдов открытого пространства палубы, он практически неуязвим. Но если Отто оттуда не убрать, они не могут надеяться на благополучный исход.
 — Что ты сделаешь с одним пистолетом? — вновь спросила Карин.
 — Уберу Отто, — ответил он.
 Она поняла, что он имел в виду. Они должны вызволить команду. Даже если Гарри удастся проникнуть в машинное отделение, то он все равно не знает, как закрывать кингстоны и привести в действие пожарный насос.
 — Как только команда поймет, что собирается сделать Линд, Отто не сможет удержать ее под прицелом, — предположила Карин.
 Но на какое-то время ему удержать их удастся, подумал Годард. А потом уже будет слишком поздно. У него не было возможности объяснять все это Карин. Из тридцати моряков Отто сможет остановить в лучшем случае пятерых или шестерых первых, но кто будут эти первые пять или шесть?
 Нет, к Отто не подойти. К Линду и Май-еру тоже… И вдруг его осенило. Радист Спаркс!
 Это был единственный человек, который мог оказаться в одиночестве и к которому можно было подобраться!
 Годард схватил Карин за руку и помчался с ней по проходу к двери лазарета.
 — Подожди здесь, — сказал он ей. — Закрой дверь на щеколду и не открывай, пока не убедишься, что это я.
 — А ты куда?
 — В радиорубку. Только на пару минут. Он помчался по внутреннему трапу наверх, свернул в поперечный коридор и повернул направо. Потом осторожно стал красться на цыпочках, постоянно прислушиваясь. Вскоре он услышал какие-то звуки. Но они не были похожи на сигналы азбуки Морзе. Скорее, это был шум карательного отряда, который крушил и стекло, и металл.
 Звуки доносились из-за второй двери. Годард проскользнул к ней и прислушался. Потом заглянул в радиорубку. Спаркс стоял посреди помещения и пожарным топориком разбивал аппаратуру на мелкие кусочки.
 Да, Линд успел обо всем позаботиться, мелькнуло в его голове. Он даже не исключил возможности, что на борту может оказаться еще один радист. Гарри вздохнул, проскользнул в рубку и ребром ладони нанес Спарксу сильный удар по почкам. Тот скрючился от боли и выпустил топорик из рук. Годард заломил ему руку за спину, толкнул вперед и изо всей силы ударил головой о стальную переборку.
 Ноги у радиста сразу подкосились, но Гарри быстро подхватил его, не дав упасть, и положил на спину. У Спаркса все вертелось перед глазами, но он был еще в сознании, и его темные глаза метали молнии. Годард присел рядом с ним и обыскал. В карманах ничего не было.
 , — . — Мне нужен пистолет. Где мне его найти? — Сказав это, он потянулся назад, взял выпавший из руки Спаркса топорик и приставил его к горлу радиста. — Лучше говори сразу, ибо, когда лезвие перережет голосовые связки, тебе придется изъясняться знаками.
 — У меня нет пистолета.
 — Ты, наверное, понял, что я спешу, — прошипел Годард и немного надавил на топорик.
 — Я бы сразу отдал вам пистолет, если бы он у меня был.
 — Ясно. В таком случае я хочу знать, где его можно найти?
 — Послушайте, если вы снимете с моего горла эту проклятую штуку, то я, возможно, и смогу вам кое-что сказать. Я ненавижу вас и ненавижу всех надменных свиней. Но если бы у меня был пистолет и если бы я верил, что вы сможете остановить этим готовящуюся бойню, то я с удовольствием отдал бы его вам…
 Годард нахмурил брови, но ослабил нажим топора:
 — И почему так?
 — Потому что я пошел на это только ради денег. Потому что мне нужны были деньги. Говорили, что ни у кого не упадет и волоска с головы. Но теперь все пошло вкривь и вкось, он хочет уничтожить всю команду.
 — А это что? — Годард показал на искореженное оборудование.
 — Он сказал, что вырвет кишки из моего живого тела, если я этого не сделаю. Так и будет, причем, перед всеми…
 Да, этот человек действует без стеснения, подумал Годард. И знает, как повлиять на психику других. Он поднялся и отбросил топорик.
 — Что ж, продолжайте в том же духе. Спаркс недоверчиво уставился на него:
 — Вы мне поверили? Вы меня не свяжете?
 — Нет на это времени, — ответил Гарри. — Кроме того, человека, который меня ненавидит, нельзя считать совсем уж плохим. — Он вышел и пошел вдоль коридора.
 Видимо, ему не повезет, но попытаться он все же обязан. Если Спаркс позвонит Линду, то он и Карин будут мертвы через пять минут, но Годард в это почему-то не верил. В таком мире он больше не мог верить в театральные эффекты.
 Дым валил уже густыми облаками, и, когда Карин открыла дверь лазарета, глаза ее слезились, она кашляла. Но время поджимало. Они должны были что-то предпринять — и немедленно.
 — У Спаркса нет пистолета, — доложил он. — Значит, мы должны как-то схитрить. Я попробую напасть на Отто, а для этого есть лишь одна возможность. Пока он стоит посреди палубы, перспектив никаких, но если я заставлю его повернуться в мою сторону и броситься на меня…
 — Каким образом?
 — Бели я выползу с одной стороны палубы, то люди меня увидят. Из тридцати, по меньшей мере, десять непроизвольно посмотрят в мою сторону. И он поймет, что там кто-то есть. Когда же он пойдет в мою сторону, я по шагам определю, когда мне наброситься на него…
 — И это называется продюсер? — Карин покачала головой. — Гарри, такой человек уже выступал для Отто в тысячах фильмов, и в подобных обстоятельствах он всегда держал пистолет наготове. Но есть другая возможность…
 — Какая?
 — Отвлечь его внимание. Древний трюк, и я его сделаю. Мы оба одновременно выйдем с противоположных сторон, но я выйду из-за угла, так что он меня увидит первой. Отто убежден, что меня уже съели акулы. Поэтому на какое-то время будет сражен. А за эти мгновения ты сможешь напасть на него.
 — Прекрасно! Но его заряженный пистолет будет направлен на тебя, и, когда я брошусь на него, он успеет выстрелить…
 — Нет. Когда ты набросишься на него, я мигом спрячусь за угол. Я сделаю только один шаг.
 Годард кивнул. Разумеется, он понимал, что возможен и другой исход: Отто чисто инстинктивным движением может нажать на курок, увидев ее.
 — О'кей! — тем не менее сказал Гарри. — Но есть еще одна деталь. Там, где он стоит, перила совсем закрытые. Если мы появимся согнувшись в три погибели, люди нас не увидят. Поэтому ты должна выпрямиться за два-три шага до угла. Только подготовь этого бандита каким-нибудь образом, а то он выстрелит в тебя от испуга.
 — Не бойся, Гарри. — Карин слегка улыбнулась. — Обещаю тебе — он застынет как столб.
 И все-таки какое-то оружие он должен был иметь. В одном из шкафов они нашли большой и ржавый гаечный ключ. Именно такой вещи Годарду не хватало. Таким ключом достаточно будет нанести один удар. И ему будет совершенно безразлично, куда он выбьет этим ключом мозги из головы Отто — внутрь или наружу. Глянув в иллюминатор, Гарри убедился, что Отто все еще стоит на своем посту.
 Они вместе вышли на бакборт. Огонь на корабле продолжал бушевать, гроза же немного стихла. Годард решил, что ему легче заходить слева, — тогда он будет иметь свободной правую руку. Карин пошла по правой стороне. Неподалеку от угла они еще раз посмотрели друг на друга. Она улыбнулась и показала кружок, сделанный большим и указательным пальцами. Ему было легче, если бы он чувствовал себя так же спокойно, как и она. Он почувствовал неприятное ощущение в желудке. Сейчас ему предстояло преодолеть самые длинные в мире пятьдесят ярдов. Гарри опустился на колени и пополз.
 Дело продвигалось с трудом, так как он мог использовать только одну руку, потому что в другой держал гаечный ключ. В то же время Годард лихорадочно обдумывал каждое свое последующее движение. Прежде чем броситься на Отто, он должен закричать. Тот быстро обернется и взмахнет пистолетом — это не позволит ему спустить курок, выстрелить в сторону Карин.
 Это понятно, не ясно другое — какой сигнал дать людям, стоявшим на палубе?
 Если ему удастся заставить их вести себя спокойно, хотя бы относительно, то они практически все смогут уйти оттуда, не возбудив подозрений. А если у него окажется оружие Отто, то он даже сможет обеспечить им вооруженную охрану при отступлении.
 Наконец Гарри добрался до угла и осторожно выглянул. Отто находился ярдах в двенадцати от него. Через секунду все решится… Ага, Карин люди уже заметили. Он глубоко вздохнул и приготовился к прыжку. В этот момент Карин Брук появилась из-за пристройки. Годард удивленно уставился на нее и даже на какое-то мгновение забыл, что должен делать. У него буквально глаза полезли на лоб — точно так же, как и у Отто.
 Дело в том, что Карин сбросила с себя куртку Антонио и теперь стояла перед Отто совсем голая и мокрая, словно только что вышедшая из морской пены. Это была настоящая русалка, которая заставила бы любого мужчину, не достигшего тридцати пяти лет, жадно хватать ртом воздух. Годарду даже стало жалко Отто, но в следующее мгновение он уже пришел в себя и бросился на него.
 По дороге он успел замахнуться ключом, но люди на него не обращали внимания — их внимание было поглощено чем-то более интересным.
 — Отто! — заорал во всю глотку Годард и одновременно ударил ключом по переборке. Это наконец подействовало.
 Отто оторвал глаза от Карин, которая сразу же исчезла за углом. Потом обернулся… И в тот же момент получил мощный удар по голове гаечным ключом. Удар был глухим, но сильным, так что Годард даже испугался, что Линд сможет услышать его с мостика. Матрос обмяк и упал — две сотни фунтов мяса и костей. Видимо, этот удар оказался для него смертельным, но это можно будет выяснить и позже.
 Странно, но пистолет так и не выстрелил. Годард выхватил его из обмякшей руки Отто. Потом обернулся. Люди из команды двинулись было вперед, в его сторону, но, заметив у него в руке оружие, подались назад, к трапам. Он сделал им жест рукой, означавший: «Обратно!» К сожалению, они поняли это недостаточно быстро. С мостика раздался крик, а потом выстрел.
 Следующий жест Годарда поняли все. В тот же момент с мостика раздались еще два выстрела. Если первый никого не поразил, то теперь Годард увидел, как Барсет прижал руку к груди, испуганно поднял голову и упал на палубу.
 Люди из команды отступали немного назад и наблюдали за ним с тем же страхом, что и раньше за Отто. Гарри попытался завязать с ними контакт с помощью жестов — показал на свои часы и поднял вверх пять пальцев. Потом показал на себя и наверх и начал описывать круги рукой с пистолетом. Он надеялся, что они его поняли. Потом опустился на колени перед Отто, обыскал его карманы и нашел две запасные обоймы.
 Сделав последний знак команде, Годард помчался за угол. Карин уже ждала его. На ней снова была куртка, и выглядела она вполне невинно.
 — Шуточки шутить изволишь? — бросил он на ходу.
 — Ты очень рисковал, — ответила она. — А когда я тебе обещала, что Отто превратится в столб, я знала, что говорю.
 — А ты не думала, что я тоже могу превратиться в столб?
 — Для продюсеров это дело привычное. На углу они остановились. Он сказал ей, что собирается предпринять. А потом ему пришла в голову еще одна мысль.
 — Я должен вытащить из машинного отделения этого Спивака. Иначе они не смогут наладить насос для подачи воды и закрыть кингстоны. К тому же нужно заполучить его оружие.
 — Если они услышат стрельбу, то сразу же спустятся вниз.
 — Мне кажется, я знаю, как это сделать. — И проверяя пистолет, Гарри познакомил ее со своим планом.
 Он плохо разбирался в автоматическом оружии, а это, ко всему прочему, оказалось еще европейского производства. Прошли драгоценные секунды, прежде чем он сообразил, как вставляется новая обойма. Наконец зарядил пистолет полной обоймой, а две другие протянул Карин:
 — Подержи. Я сейчас вернусь. Он помчался по заполненному дымом коридору и по внутреннему трапу к радиорубке. Спаркс сидел за столом, обхватив голову руками. Когда Годард окликнул его от двери, тот обернулся. Без всякого выражения он посмотрел на пистолет в его руке, но ничего не сказал.
 — Через пару минут команда будет тут, — сообщил Гарри. — И если она не возьмет корабль под свой контроль, радостей тебе от жизни не ждать, мой мальчик. А если матросы снова будут на корабле хозяевами, я смогу замолвить за тебя словечко.
 Спаркс кивнул:
 — Что вы хотите?
 — Вытащить Спивака из машинного отделения. — Он показал на телефон. — Ты можешь позвонить отсюда?
 — Нет. Связь только с капитанским мостиком.
 — Хорошо. Тогда другой вариант. Подойди к двери и крикни ему, что Линд спускает на воду шлюпку, а о нем, кажется, забыл. Если сделаешь это, будешь находиться под моей защитой.
 — Хорошо, пошли! — отозвался Спаркс, и они побежали по коридору. Вскоре достигли нижней палубы.
 — Быстро! — велел Годард и, потянув стальную дверь на себя, отступил в сторону. Спаркс сунулся в дверь.
 — Спивак! — крикнул он. — Вылезай поскорее! Лодку спускают на воду!
 Со своего места Гарри не мог видеть происходящего и выжидал. Огонь уже лизал ступеньки трапа, который вел на среднюю палубу, вся краска была в пузырях. Стало трудно дышать. Спаркс вынырнул из двери.
 — Поднимается, — прошептал он. — На последней ступеньке. Пистолет засунут за пояс.
 Годард кивнул и сделал ему знак, чтобы он отошел. В тот же момент в дверях показался Спивак.
 Годард ткнул его пистолетом в бок:
 — Стоять, Спивак!
 Тот раскрыл от удивления рот и застыл.
 Годард вытащил у него из-за пояса «люгер» и бросил его Спарксу.
 — Подержи минутку! — сказал он. Спивак бросил на Спаркса взгляд, полный ненависти, но Гарри подтолкнул его пистолетом и головой показал, чтобы тот шел по коридору вперед.
 — Быстро!
 Спивак раздумывал секунду, после чего повиновался. Они подошли к открытой двери в лазарет.
 — Туда, быстро! — приказал Годард. Спивак повернулся. Глаза его были полны страха. Он показал на дым и языки пламени в конце коридора.
 — Но… но… ведь горит весь корабль!
 — Очень рад, что ты обращаешь на это мое внимание, — заметил Гарри и, положив ладонь на лицо Спивака, втолкнул его в каюту. — А теперь тебе остается пожелать нам счастья! — бросил он на прощанье.
 Закрыв дверь, Годард защелкнул ее на замок. Потом побежал по коридору, сделав знак Спарксу следовать за ним. Они быстро оказались на палубе и ринулись в ту сторону, которую еще пощадил огонь. Карин ждала их там. Гарри взял «люгер» у Спаркса и протянул ей.
 — Когда они поднимутся по трапу, отдашь пистолет мистеру Сведбергу, — быстро проговорил он. — Скажи ему, что мне там, наверху, срочно нужна помощь. Возможно, им удастся проскочить наверх через картографическую. Спивак заперт в лазарете, и если огонь нельзя будет взять под контроль, ты его выпустишь оттуда. Правда, я думаю, его не ждет ничего хорошего, если он попадет им в руки. И не забудь им сказать, что Спаркс никакого отношения к этому делу не имеет.
 Она кивнула. Карин хорошо поняла, что] Гарри имел в виду. Она должна все это сказать, если он сам это сделать уже не сможет.
 — Я обещал ему, — добавил Годард. — А вы доберетесь до рубки быстрее, чем я смогу им это сказать. Ну, с Богом, Спаркс!
 Он взял у Карин две запасные обоймы, и они побежали на палубу. Коридор тоже был весь в дыму.
 — Запрись наверху, пока люди не знают об этом, — посоветовал он Спарксу.
 Тот кивнул. Гарри повернулся и помчался к трапу со стороны бакборта. У него было такое чувство, будто в его желудке обосновался рой пчел.




 Глава 14


 Он выглянул. Поблизости никого не было. Сквозь шум огня с верхней палубы пробивались какие-то металлические звуки. Прошло более пяти минут. Годард должен был поспешить, чтобы люди внизу не подумали, что с ним что-то случилось и что они теперь должны сами добывать себе свободу. Он перевел пистолет на режим автоматической стрельбы, но при этом мешали запасные обоймы, поскольку у него не было карманов и ему приходилось держать их в руке. Гарри проскользнул за бакборт и поднялся на верхнюю палубу, вернее, выглянул на нее, ибо его голова сейчас находилась на одном уровне с ней.
 Прямо перед ним, на переднем плане, боцман и Карл крушили лодки.
 Бросив на них беглый взгляд, он быстро прошмыгнул по палубе и спрятался за широкой подставкой для фонаря. Отложив запасные обоймы, взял пистолет двумя руками и выглянул. Теперь перед ним открывалась вся палуба. У обоих спасательных шлюпок со стороны ширборта уже были сняты парусина и предохранительные штыри. Одна из шлюпок покачивалась на тросах и медленно опускалась. В ней стоял Линд и что-то прятал. Майер находился в рубке с автоматом в руках и смотрел на переднюю палубу.
 Годард глубоко вздохнул, встал на колени и, направив в их сторону пистолет, спустил курок. Сперва он выпустил очередь в парусину, за которой должны были находиться ноги Майера, потом быстро перевел ствол пистолета направо и выпустил очередь в направлении шлюпки, в которой стоял Линд. Грохот автоматического оружия буквально оглушил его. Карл сразу же нагнулся к передней лодке, а боцман бросил горелку и моментально исчез.
 Гарри вновь направил оружие направо. Майера больше не было видно, но он все-таки выпустил новую очередь в парусину.
 Линд тем временем высунул голову из-за борта лодки и поднял пистолет. Годард снова нажал на спуск, но пистолет сделал лишь два выстрела — обойма кончилась. Голова Линда исчезла.
 Годард упал на стальную перегородку и перезарядил оружие. В тот же момент в перегородку над его головой врезалась пуля. Он отполз немного в сторону и выглянул. Заметив, что боцман поднимает пистолет, Гарри выстрелил в палубу рядом с ним. От нее полетели щепки. В следующее мгновение он снова выстрелил в сторону Майера. Тот опять исчез. Линд не появлялся. Годард выпустил очередь параллельно борту шлюпки.
 К этому моменту команда уже должна была покинуть палубу. Если он сможет удержать их еще минуту, то к нему подоспеет помощь. Но в то же мгновение холодок прошел по его спине. Линд! Ведь он мог выпрыгнуть из лодки и пробраться на нижнюю палубу!
 Годард быстро перевернулся и в тот же миг увидел лицо великана на уровне палубы буквально в футах трех от себя. В руке у него был пистолет 45-го калибра, который Линд направил как раз в то место, где мгновением назад был затылок Гарри. Бросок пистолета в голову Линда был практически продолжением его движения. Пистолет попал в руку офицера и потом рикошетом ударил ему по лицу. Словно кошка, Годард сверху бросился на него, и они оба полетели вниз по трапу. В тот же момент Гарри услышал сверху крики и выстрелы.
 Первой его мыслью было, что надо завладеть оружием Линда, ибо с физической точки зрения он явно ему уступал. Линд справится с ним за считанные секунды голыми руками. И действительно, тот после падения уже пытался подняться на ноги.
 Брошенный Годардом пистолет здорово поранил ему лицо, и из раны сочилась кровь. Линд набросился на него, но Гарри легко уклонился в сторону и нанес ему удар по уху ребром ладони. Любой другой свалился бы замертво, но Линд лишь покачнулся и снова бросился на противника.
 Годарду все же удалось выхватить пистолет Линда, но ускользнуть он не успел. Офицер налетел на него, и они оба покатились по доскам настила. Их тела словно сплелись воедино, катаясь по палубе то туда, то сюда. В пылу борьбы Годард почуял все же, как из коридора вырвалась едкая струя дыма. Слышал он и крики людей с верхней палубы. Наконец ему удалось ударить Линда коленом в живот и врезать ему кулаком по шее. Это позволило ему освободиться от его мертвой хватки, вскочить и снова броситься к пистолету. Но он слишком поспешил. Поэтому поскользнулся на мокрой палубе и ударился о парапет. В тот же момент Линд схватил его сзади. Годард почувствовал, как Линд оторвал его ноги от палубы и поднял в воздух, собираясь бросить за борт, но в последний момент тоже поскользнулся. А поскольку вес Гарри уже тянул его за собой, а сам он вцепился в него обеими руками, то и увлек его за собою за борт.
 Вцепившись друг в друга, они сразу ушли под воду. Годард дрался с каким-то невероятным отчаянием — лишь бы освободиться от железной хватки противника. Ему удалось схватиться за большой палец Линда и так вывернуть его, что тот хрустнул. Хватка на какой-то момент ослабла. В этот же миг Гарри оттолкнул Линда, ударив в живот, и освободился.
 Когда он вынырнул на поверхность, то почувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Он стал жадно ловить ртом воздух.
 На палубе уже толпились люди, и он увидел Карин, которая ему что-то кричала. В тот же момент Линд схватил его за ноги и потянул под воду. Годард понял, что это конец. Руки офицера были как железные обручи, воздуха в легких не хватало, и его сопротивление убывало с каждой секундой.
 В ушах Гарри звенело, когда он вдруг услышал какие-то хлесткие звуки — сперва один, потом другой. Он подумал, что у него ломаются ребра, но в следующий момент хватка Линда внезапно ослабла, и Годард, ударив два раза ногами, снова всплыл на поверхность. Глубоко вздохнув, он открыл глаза. Большая голова со светлыми волосами была рядом с ним, но уже медленно погружалась в воду. Вода над этой головой была окрашена в красный цвет.
 Гарри поднял глаза. У края верхней палубы стоял Гаральд Сведберг с пистолетом в руке. С нижней палубы соскочили два человека, и кто-то бросил ему канат. Годард оглянулся, отыскивая глазами Линда. Тело бандита вздрогнуло еще пару раз и, колыхаясь на волнах, начало удаляться от корабля. Два матроса, спрыгнувшие в воду, схватили Гарри с обеих сторон и втащили в петлю, сделанную на конце каната. Один из них ухмыльнулся:
 — Вам никогда, наверное, не надоест купаться в морской воде?
 Они вытянули его наверх и положили на палубу. Но в следующий момент он смог уже самостоятельно подняться на ноги, ибо силы его восстанавливались удивительно быстро. С волос его стекала вода, а одна штанина была вся изорвана. Руки Годарда были изранены и все в крови.
 Из люка третьего трюма все еще полыхало пламя, но в то место уже били струи воды из нескольких шлангов. Подтаскивались и другие средства тушения пожара.
 Люди похлопывали Гарри по спине, освобождая от каната. Карин тоже наклонилась к нему. В глазах ее стояли слезы.
 — Я… я только думала, что ты скажешь, когда увидишь людей, спокойно расхаживающих по палубе. Спокойно и без страха. — Неожиданно она заплакала и засмеялась одновременно.
 Люди работали не покладая рук, и час спустя все поняли, что они победили. Пламя практически было погашено, только из третьего люка шел дым.
 Майер и боцман были мертвы. Их убил в поединке на верхней палубе Сведберг. Майер был к тому же ранен в ногу Годардом, но он успел выстрелить в Сведберга, когда матросы через картографическую ворвались на палубу. Карл сдался, и его заперли в лазарете вместе со Спиваком и Отто, который пришел в сознание. Спаркс остался на свободе и сейчас пытался поправить аппаратуру в радиорубке. Разумеется, передатчик был разрушен, и о его восстановлении нечего было думать, но что касается аппарата, посылающего сигналы бедствия, то Спаркс обещал к следующему вечеру сделать его работоспособным.
 В одиннадцать часов дня из трюма номер три дым почти перестал идти и Карин вернулась в каюту, чтобы привести себя в порядок. Годард остался вместе с командой, которая посылала в трюм все новые и новые порции воды. Один из матросов заметил, наконец, его разорванные штаны и покачал головой.
 — Послушайте, ребята, я думаю, мы снова должны поделиться с нашим постановщиком фильмов.
 — Он берет пример со своих актеров — его зад блестит то из одной, то из другой дырки.
 — Когда я вернусь на твердую землю, — ответил серьезно Годард, — я введу новое правило на съемках: никогда не сниматься, не надев нижнего белья.
 Главный инженер сообщил, что очаг пожара полностью находится под контролем и можно продолжать путь. Спаркс сообщил о встрече с «Фениксом», на что мистер Сведберг заявил, что они в течение двух часов будут идти полным ходом в северном направлении, а уж потом лягут на прежний курс. Ни у кого не было желания встречаться с этим кораблем.
 Минут двадцать спустя «Леандр» сотрясся, словно ему совсем не хотелось плыть дальше. Но потом все-таки двинулся вперед.
 Годард прошел на среднюю палубу. Карин Брук только что вышла из своей каюты. Волосы ее были еще мокрыми, но она уже надела платье и сделала прическу.
 — О-о! — воскликнул он. — Что случилось с моим боевым соратником?
 — Он снова превратился в обычную женщину, — отозвалась она с улыбкой. — Можешь продолжать издеваться.
 — Я сделаю кое-что получше, — ответил он тоже с ухмылкой. — Последую твоему примеру.
 Но сперва они направились к каюте Мадлен Леннокс. Казалось, прошли годы с тех пор, как они пытались сохранить ей жизнь. Мадлен спокойно лежала на койке, судя по всему, все в том же положении накрытая все тем же легким покрывалом.
 Годард пощупал ее пульс, посмотрел на Карин и кивнул.
 — Все нормально, — сказал он.
 — Самое смешное заключается в том, что когда вечером она проснется, то захочет узнать, что же произошло за это время, — заметила Карин.
 Посреди ночи капитан Стин проснулся, чувствуя себя еще очень слабым от наркотиков, которыми его напичкал Линд. Он смог встать лишь три дня спустя. В течение этого времени на вахте стояли попеременно Гаральд Сведберг и второй помощник.
 Годард нашел в капитанской каюте штемпельную подушечку, и они вместе с мистером Сведбергом сняли отпечатки пальцев с рук Майера. После чего спустили его в море окончательно. Но на этот раз без всяких торжественных ритуалов.
 Третий помощник начал допрашивать оставшихся в живых бандитов.
 — Ни один из них не знает планов своих главарей, — сказал он Годарду на другой день. — Во всяком случае, они так утверждают. И я думаю, что не лгут. Линд сам разработал план и держал его в тайне. Спаркс, например, не знает даже, что это за «Феникс», откуда он шел и куда должен был доставить Майера. Линд только дал ему определенные частоты и некоторые позывные, которые к тому же каждый день менялись. Ко всему прочему все было закодировано. Естественно, информация шла через радиотелеграф, так как радиотелефона у нас нет.
 Как рассказал Сведберг, встреча должна была состояться ночью, «Феникс» должен был подойти с потушенными огнями. Спиваку было поручено сообщить о каком-то дефекте в машине, так что Майер и Красицки могли спокойно спуститься в резиновой лодке и отправиться на тот корабль.
 При этом все торжественно клялись, что во время этой операции никто не должен был пострадать. Третий помощник считал это вполне возможным, но, с другой стороны, не было никакого сомнения в том, что Линд и Майер были готовы в любую минуту открыть стрельбу, если в этом возникнет необходимость. Ведь они были вооружены даже более чем хорошо.
 Ну, а кто же был виноват в том, что их план не удался и шесть человек вынуждены были расстаться с жизнью? Причем одним из них стал Кениг, абсолютно невиновный. Возможно, причиной этого стало неосторожное замечание Годарда, когда он рассказывал в столовой, как заснял бы эпизод гибели Эгертона. А может, подозрение Линда возбудило вмешательство Мадлен Леннокс?
 Самый верный ответ на эти вопросы, возможно, дала Карин Брук. Она заявила, что, судя по всему, Линд был душевнобольным. Параноик на грани сумасшествия. И любая фраза, сказанная без всякого умысла, могла вызвать в его мозгу цепную реакцию.
 «Леанд» продолжал бороздить волны Тихого океана. Людей на его борту осталось мало, вид у судна был далеко не важнецкий, все пропахло гарью, но тем не менее оно должно было добраться до Манилы самостоятельно — причем с опозданием не больше чем на сутки.
 Антонио Гутиэреса повысили в должности — теперь он стал стюардом в столовой. Капитан Стин вскоре приступил к своим обязанностям. Спаркс, как и обещал, починил аппарат, посылающий сигналы бедствия. Ему даже удалось связаться с кораблем, который смог передать его сообщение дальше. Таким образом, они снова восстановили связь с остальным миром. Со всех сторон к ним поступали просьбы об информации, и Годард мог себе представить, какими сенсационными сообщениями пестрела мировая пресса.
 На третий день, к вечеру, Гарри приготовил коктейль из джина с тоником и отыскал Карин Брук, которая любовалась заходом солнца на носовой части средней палубы. Облокотившись на поручни, они восхищались игрой красок. Потом к ним подошел Стин и уже, наверное, в двенадцатый раз сообщил им, что все, что они пережили, просто ужасно.
 С благочестивым неодобрением капитан посмотрел на их бокалы.
 — Мне кажется, мистер Годард, вы должны опуститься на колени и благодарить нашего всемогущего Господа Бога за свое чудесное спасение, вместо того чтобы пить этот дьявольский напиток.
 — Вы наверняка правы, капитан, — ответил Гарри. — Но тем не менее не мог удержаться и добавил:
 — Когда мы прибудем в Манилу, я думаю, там будет проведено очень тщательное расследование.
 Стин вздрогнул.
 — Я имею в виду, — продолжал Годард, придав своему лицу наивно-детское выражение, — что заговор на борту, пожар, убийство и подача неверных сигналов «SOS» вызовут настоящую бумажную войну.
 Стин ушел. Карин улыбнулась Годарду и покачала головой:
 — Не надо было расстраивать беднягу.
 — Пусть сам ищет свой заход солнца, — буркнул он.
 Какое-то время они помолчали.
 — Ты говорил, что я спасла тебе жизнь. Теперь ты спас мою. Значит, мы квиты?
 — Я спас кое-что получше. Можешь спросить команду, — ответил Годард.
 — Ну, это моряки. Они примитивны и предвзято относятся ко многим вещам. Гарри посмотрел на нее:
 — А что ты скажешь относительно древней китайской мудрости, касающейся ответственности?
 — Это — интересный аспект. А что ты сам думаешь по этому поводу?
 — Право, не знаю, — ответил он. — Но когда мы прибудем в Манилу, то можем сесть на самолет и добраться до Гонконга. А там уже серьезнее займемся этой проблемой.
 — Я должна работать. — Карин помолчала. — Хотя, возможно, смогу получить еще неделю отпуска.
 — Вот и договорились. Тебе не придется меня стыдиться. Убежден, команда даст мне в долг еще одну пару штанов.
 Она рассмеялась:
 — Хорошо. Я об этом подумаю.
 — Лучше забудь об этом, — предложил он. — Знаешь, я как-то немного одичал за последнее время, поэтому мне трудно выразить то, что хотелось бы сказать. А мне просто очень надо услышать от тебя слово «да».
 — Знаю, — отозвалась Карин. — В последнее время я так наловчилась, что могла бы работать дешифровщиком. Но ты должен рассказать мне о своей дочери.
 И впервые за пять месяцев он смог это сделать…
 Минут через двадцать из-за угла палубной надстройки появилась Мадлен Леннокс. Неожиданно она остановилась, ибо нечто в позе Годарда и Карин Брук, которые стояли, прислонившись к перилам, ей не понравилось. Но в следующий момент она только пожала плечами… Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Так, кажется, говорится в пословице?
 Мадлен повернулась и пошла разыскивать Барсета…