Аннотация: В очередную книгу серии «Мистерия ужаса» включены остросюжетные романы трех американских авторов.
 Кроме нового романа «Американская готика», уже известного читателю Роберта Блоха, в сборнике представлены произведения авторов, публикуемых на русском языке впервые: «Дом в огне» Арча Обольера и «Ведьма» Барбары Майклз.


---------------------------------------------


 Роберт Блох
 Американская готика


 Посвящаю эту книгу Лил, Би и Тесс – девочкам, которых я знал и любил дольше кого-либо из ныне живых…



 Глава 1


 Замок стоял среди тьмы.
 Находясь внизу, на дорожке, Милли смотрела на его вздымающиеся башенки, а тем временем карета, грохоча по булыжникам, отъезжала прочь. Замок ответил ей взглядом: в верхней башенке открылось окошко, и два горящих глаза уставились на нее.
 – Подумаешь! Обычные лампы, – неуверенно пробормотала Милли.
 Разумеется, она была права. Но после того как гулкий стук копыт замер в ночи, звук собственного голоса почему-то подействовал на нее успокаивающе.
 Она не ожидала, что, улица будет настолько темной и пустынной, и не представляла, что замок окажется таким огромным.
 Перейдя через дорожку и оказавшись у входа, она заставила себя сосредоточиться на мысли, что замок – по сути, не замок, а новенькое здание постройки 1893 года. Внушительное трехэтажное строение с фальшивым фасадом, с башенками, было подделкой, будто из волшебной детской сказки. В настоящих замках не сдаются внаем верхние комнаты и нет аптеки на первом этаже.
 В подтверждение своих мыслей она увидела, подойдя к витрине, резные стеклянные сосуды, наполненные странными, мерцающими янтарем и пурпуром жидкостями. Скорее всего, лишь подкрашенная вода – еще одна подделка.
 Впрочем, кто она такая, чтобы высокомерно кривить нос? Шорох юбки из бомбазина напомнил Милли о том, что у нее под костюмом были турнюр и корсет – тоже фальшивка. И, несмотря на перья, на голове у нее сидела не птица с широкими крыльями, а обычная шляпка. И в руке – так называемая сумочка-шатэлен, ни сама она вовсе не «шатэлен», не хозяйка замка. Хотя могла бы ею быть.
  Могла  быть. При этой мысли сердце заколотилось, и ей показалось, будто его стук слился с резким стуком ночного аптечного колокольчика, ожившего, когда она нажала на кнопку у входа.
 Да она могла бы жить в этом замке, играя роль притворщицы. Изящно сооруженная прическа, безупречно наложенная пудра, и духи, и пачули – все для того, чтобы скрыть тридцатипятилетний возраст за маской юности.
 Иногда трудно отделить иллюзию от реальности, потому что ты пользуешься одним, чтобы постичь другое. И пусть тебе известна разница между правдой и ложью – бывают минуты, когда лучше притвориться, даже перед самим собой.
 Звук скользнувшего вбок засова был реальным, как и скрип дверных петель… Человек, улыбающийся ей из темноты, тоже был реальным.
 – Добрый вечер, Миллисент.
 Голос был мягкий, низкий и гулкий. Днем она еле расслышала его сквозь треск в телефоне, но этого уже было достаточно, чтобы у нее закружилась голова. Тогда она заставила себя говорить спокойно. А теперь едва не лишилась речи.
 – Гордон…
 Не узнавая собственного голоса, она была рада, что стоит в тени: он не должен видеть, как она краснеет, будто глупая школьница. Какая нелепица – взрослая женщина, слабеющая при виде собственного мужа. Он – такой высокий и статный, гораздо симпатичнее, чем она помнила, а они не виделись вот уже…
 – Три месяца, – пробормотал Гордон. – Неужели прошло столько времени? – Он покачал головой. – Неужели ты сможешь простить меня?
 Милли хотелось сказать, что она давно простила его, как прощала все последние годы. Но вдруг вспомнила, что должна проявить твердость и лишь кивнула в ответ. Такова игра: изволь притворяться, если хочешь чего-то добиться.
 – Входи же, – Он отступил, и она шагнула, через порог. У нее за спиной в полной темноте послышался щелчок дверного засова. Затем с шипением вспыхнул газовый рожок у двери, разгоняя тени по углам.
 – Ну, что скажешь? – улыбнулся Гордон пораженной Милли.
 Она наконец взяла себя в руки.
 – Очень внушительно. И действительно: сияющая белизна отделанных плиткой стоек, застекленные полки, уставленные фармацевтическими препаратами – все выглядело таким современным, таким  научным.  Гордону следовало отдать должное: он всегда был фанатиком всего наилучшего и изысканного.
 Он кивнул, довольный ее реакцией.
 – Позволь показать тебе остальное.
 Он повел Милли по коридору, она разглядывала препараты на полках: «Вита-тоник», «Пилюли д-ра Хаммонда для нервов и мозга», «Женские пилюли д-ра Уордена», «Целебный германский ликер», «Порошки от ожирения д-ра Роза», бальзам из ежевики, египетское средство от геморроя, парижское средство для удаления волос, петролеумный вазелин, гигиеническая пенка для зубов. Все последние достижения медицины, включая замечательный «Электрический Эликсир» – «великолепное средство от женских и мужских расстройств, изготовленное по тайному рецепту лично доктором Г. Гордоном Грэггом». Большие коричневые бутыли с белыми ярлыками и гравюрным оттиском портрета ее мужа на каждой, – столь достойного и внушительного в своем пенсне, как и пристало известному врачу и благодетелю человечества.
 И снова Милли вспомнила о клубке, в котором сплелись воедино нити иллюзий и реальности. Пенсне – притворство: Гордон никогда не носил очков, и строгое выражение его лица на этикетках – всего лишь маска. Но он был авторитетным медиком и действительно отдал много лет усовершенствованию своего открытия. То и дело он приходил к ней за деньгами, чтобы продолжать исследования и опыты с «Электрическим Эликсиром». Она жертвовала деньги из наследства, оставленного дорогим папой, и Гордон усердно работал по ночам в тайной лаборатории где-то на окраине города. Даже ей не было известно, где находилась эта лаборатория, как, впрочем, и ингредиенты препарата, но она могла наблюдать результаты: многие благодарные пациенты, излечились, и десятки больных мужчин и женщин возвращались, неделя за неделей, чтобы приобрести свежий запас «Эликсира». Однажды, страдая от приступа женского недомогания, Милли сама попробовала препарат. Он был сладким на вкус, но даже от маленьком дозы она почувствовала слабость и головокружение и больше не принимала его. Гордон объяснил ей, что силу эликсиру придает электрический ток: в электричестве таится жизненная сила, а соединение электрических импульсов с благотворным лекарством требует больших затрат.
 – Считай это вкладом, – говорил он ей. – Вкладом в здоровье человечества и в наше с тобой будущее. Придет время, и «Эликсир» провозгласят медицинским чудом эпохи.
  Наше  будущее.
 Так сказал Гордон. И повторял это каждый раз, когда она удивлялась его одержимости работой. Весь долгий период последней разлуки Милли утешалась мыслью об этом будущем. Правда, бывали моменты, когда она одиноко сидела в доме на Саннисайд-авеню, и надежда казалась ей очень зыбкой. Сколько их было, этих долгих ночей в пригороде Рэйвенсвуд, проведенных в ожидании звонка – увы, напрасном – ночей, когда казалось, что Гордон вообще не вернется. Все, что она знала, – намерение мужа открыть свое дело где-то на окраине, в Саут-сайде: он даже не назвал адреса, а Чикаго – огромный город.
 Вдобавок, город увеличивался, разрастаясь с каждым днем в преддверии важного события – Колумбийской выставки, Всемирной Ярмарки. Милли следила за событиями по газетам, поражаясь отчетам о возводимом в Джексон-парке гигантском комплексе. Архитектор Бернхэм превращал пятьсот пятьдесят акров болотистой земли в ослепительную галерею дворцов и увеселительных площадок – в чудесный Белый Город. Удастся ли осуществить проект к торжественному открытию выставки в день первого мая? В конце апреля великие державы прислали свои военные корабли в Нью-йоркскую гавань. Состоялся военный парад. Через несколько дней, Чикаго принял герцога Веругианского и Кристобаля Агильера – потомка самого Колумба. В качестве одного из экспонатов выставки из Филадельфии привезли Колокол свободы, и состоялась замечательная церемония встречи президента Кливленда.
 Весь город бурлил ожиданием, и Милли тоже была взволнована. Но она не рискнула посетить Юродской центр, где уже начиналось пышное празднество: леди, не пристало появляться среди людских толп и электрических конок без сопровождения мужчины. Она узнавала новости дома, в одиночестве.
 Когда наступил великий день, она по-прежнему была одна, хотя полгорода пробилось в этот чудный полдень к подмосткам, сооруженным перед зданием администрации. Там можно было вдоволь поглазеть на украшенные золотыми шнурами мундиры знаменитостей, послушать оркестр Теодора Томаса, исполняющий «Колумбийский марш», и внять молитвам слепого пастора, доктора Милберна. Президент Соединенных Штатов кладет руку на кнопку – и Ярмарка оживает: бьют фонтаны, содрогаются турбины и вспыхивают электрические лампочки, окуная волшебную страну в ослепительное многоцветье.
 Электричество. Магия. Новое чудо 1893 года – новый мир телеграфа и телефонов – наподобие того, что установил здесь, в доме на Саннисайд-авеню, Гордон. Телефона, который так и не зазвонил. До сегодняшнего дня.
 Наконец, звонок раздался – в полдень, во время открытия Ярмарки. Гордон сообщил, что работа успешно завершена, и он ожидает ее по адресу, который тут же дал.
 – Я построил замок, – произнес Гордон.
 И вот она пришла – пришла в прекрасный новый мир, чтобы увидеть иллюзию, воплощенную в реальность…
 Гордон отпирал дверь в рецептурный отдел. Милли заглянула туда, следуя за ним по коридору, и заметила ступку и пестик на стойке для составления препаратов, лекарства на полках. Фармакопея. Ряд флаконов, бутылки и банки, едкие запахи. Жидкий лауданум, селитра, порошковый опиум, травы, бальзамы, притирания и химические составы. Снова магия – магия лечения.
 В конце помещения находилась еще одна дверь. Гордон открыл ее, пользуясь тем же ключом, что и раньше. Он улыбнулся Милли и довольно кивнул, заметив ее удивление.
 – Один ключ на все, – сказал он. – Через минуту ты увидишь почему. – Гордон шагнул в сторону, пропустив Милли вперед. За дверью, к ее удивлению, оказалась крутая и узкая лестница, ведущая наверх, в темноту.
 Он зажег газовый рожок у лестницы и предложил ей подняться.
 – Осторожней на ступеньках.
 Взбираясь вверх, Милли приподняла юбки, остро чувствуя взгляд Гордона на своих лодыжках. Не слишком вежливое приглашение, но ведь они – муж и жена. Ее сердце снова заколотилось, но отнюдь не из-за подъема.
 – Вот и пришли, – произнес Гордон у нее за спиной. Они оказались на втором этаже, перед ними тянулся покрытый ковровой дорожкой коридор со множеством дверей по обе стороны.
 – Комнаты для жильцов, – сказал Гордон, показывая ключ. – Теперь ты понимаешь, для чего мне нужен ключ-отмычка?
 – Но твои гости… как насчет их личной жизни?
 – Их ключи подходят только к их дверям. – Гордон зажег газовый рожок, и коридор залило мерцающим светом. – К тому же, у меня еще нет жильцов. Помещения едва успели закончить к Ярмарке. Я намерен дать на неделе объявления, и тогда народ повалит сюда валом.
 Он указал Милли налево, и они вместе пошли по длинному коридору.
 – Как видишь, я пренебрегал тобою не без причин. Мне нужно было все подготовить к сегодняшнему дню. Только представь себе всех этих туристов, хлынувших в город в поисках жилья, – а я тут как тут, с дюжинами комнат и всего в миле от Джексон-парка. Да здесь целая куча денег!
 – Но как ты справишься с этим, у тебя же еще аптека?
 – Компетентные помощники. В лавке и конторе. – Он кивнул. – Ты забываешь, что я занимаюсь рассылкой заказов почтой. Плюс частная врачебная практика. Дело нуждается в правильной организации.
 Милли заметила, что все двери были одинаковыми; отличались они лишь металлическими номерами, укрепленными на верхних панелях. В конце коридора Гордон остановился у одной из них: номер семнадцать. Ключ скользнул в замок, дверь распахнулась, и он поманил ее в комнату.
 Но вместо комнаты Милли оказалась у очередной лестницы, начинающейся сразу за порогом.
 – Организация, – повторил Гордон, улыбаясь ей и подкручивая газовый рожок. – Отдельный вход, чтобы я мог приходить и уходить, не беспокоя жильцов.
 – Но куда ведет лестница?
 – Я покажу тебе. – Гордон пошел первым, Милли – следом. Здесь пахло свежей краской и штукатуркой: стены казались едва просохшими. Милли глянула вверх и увидела мужа, стоящего на верхней ступени перед следующей дверью, открывшейся от его прикосновения. Он шагнул в сторону, жестом приглашая ее войти, и доброжелательно улыбаясь.
 – Вот мы и дома.
 Лестница вела к очередной двери, и Милли вдруг очутилась в залитой светом комнате.
 Роскошный ярко-красный ковер оттенял изящество мебели в стиле барокко с цветастой обивкой, каминную доску резного мрамора и позолоченные рамы написанных маслом картин. В углу поблескивал отделанный дубом орган фирмы «Эсти».
 Гордон приблизился к Милли, наслаждаясь ее изумлением.,
 – Ну, как тебе это нравится? – пробормотал он. – Я рассчитывал на твое одобрение.
 – Еще бы… – Губы ее дрогнули в улыбке. – Но все это должно стоить целое состояние.
 – Я уже говорил тебе, что собираюсь его заработать. Сейчас это не повод для беспокойства. – Он провел ее через комнату к противоположной двери. – Хочу показать тебе остальное.
 Он снова отступил, позволяя ей первой шагнуть через порог. В комнате находился единственный тусклый рожок, но света было достаточно, чтобы разглядеть величие кровати под балдахином, занимавшей всю середину комнаты. В огромном зеркале напротив – двойник Милли. Вглядываясь в это зеркало, она видела улыбавшегося рядом с ней Гордона.
 – Итак, дорогая, что скажешь?
 – Это похоже на дворец!
 – Замок, – уточнил ой. – Дом мужчины – его замок.
 Ладонь Гордона легла на ее предплечье, и ей стало щекотно от этого прикосновения. «Пора», – подумала она. Пора стряхнуть его руку, строго посмотреть ему в лицо и выложить все, что накопилось на душе за долгие месяцы одиночества, припомнив все его уловки, чудачества и пренебрежение ее желаниями.
 Но, заглянув ему в глаза, Милли ощутила их магнетизм, действующий на нее сильнее украдкой ласкающих пальцев. Она всегда чувствовала эти глаза – нежный и глубокий взгляд, такой же, как и его голос.
 – А что за замок без принцессы? – прозвучал этот голос.
 Он смолк, но руки продолжали ласкать ее, и Милли видела в зрачках его глаз собственные крошечные отражения.
 – Я так скучал по тебе, моя милая, – добавил он.
 Она была такой крошечной, а его глаза такими бездонными и постель – такой мягкой и глубокой, что все случилось… просто, случилось. В одной из стен – окно, и за ним, на фоне темного неба – зарево Ярмарки.
 Позже, когда она расслабленно лежала в его объятиях, из глубины сознания вдруг вернулась тревога.
 – Счастлива? – шепнул он.
 – Да.
 – Тогда к чему хмуриться?
 Он заметил это. Он всегда чувствовал ее настроение.
 – Я все же думаю… столько расходов…
 Глаза над нею блеснули лукавыми искорками.
 – Мужчина обязан немного потратиться на свой медовый месяц. Пусть даже на второй медовый месяц. Пожалуйста, сердце мое, – добавил он, уже серьезно, – не будем портить эти минуты.
 Милли не ответила, вспомнив их первый медовый месяц и то, как она узнала о делишках мужа на восточном побережье. Конечно, заработанные деньги помогли ему оплатить медицинское училище, но идея продажи тел бродяг в анатомические классы всегда тревожила ее.
 Гордон был тогда терпелив и тактичен. Видя, что она опечалена, он разъяснил: подобная практика не только законна, но и необходима – ведь научные интересы требуют, чтобы студенты-медики получали образцы для работы. Постепенно Милли поняла, что на нее действует собственный страх смерти и особенно боязнь погребения под землей.
 Когда она объяснила это Гордону, тот немедленно все понял и успокоил ее: все уже позади – теперь он практикующий врач, и его жизнь посвящена живым, а не мертвым. Действительно, это едва не испортило тот медовый месяц, и он догадался, о чем теперь думала Милли.
 – Ты не должна тревожиться, – промурлыкал он. – Какой смысл вновь возвращаться к старому?
 Милли глянула на него, и попыталась скрыть удивление, быстро сомкнув веки. Он  действительно  знал все, что ее беспокоило.
 – Слушай, милая. Теперь у меня есть аптека. Одного «Эликсира» вскоре хватит, чтобы окупить расходы. А как только начнет поступать плата за пансион, мы заработаем кучу денег. Организация здесь капитальная: погоди немного и увидишь, как гладко все пойдет!
 Энтузиазм Гордона заражал ее, и опасения таяли с каждым его словом, постепенно исчезая, чтобы не вернуться уже никогда.
 – Хватит об этом, – закончил он. – Я тебе обещаю. – Он склонился над нею, коснувшись губами. – Уже поздно, – пробормотал он, – пора спать. Похоже, ты сильно устала.
 Милли кивнула. Да, она  очень  устала. Устала и успокоилась. Как славно снова быть с ним, как это замечательно – расслабиться и снова лежать рядом, в собственной постели.
 Он опустил ее голову на груду шелковых подушек, и она утонула в их нежности, погружаясь в томную глубь сна. Он обнимал ее крепко-крепко, и ей было тепло в его объятиях.
 Когда над далекой Ярмаркой вспыхнул и разлетелся фейерверк, Милли пошевелилась, но не проснулась. Она крепко спала, когда муж, улыбаясь, осторожно пошарил под своей подушкой, чтобы извлечь оттуда бутылочку и кусок ткани, которую он тут же смочил. Запах хлороформа заполнил комнату. А затем и ноздри, и горло, и легкие Милли, потому что он прижал тряпку к ее лицу.
 Она пыталась бороться, но вес его тела не давал ей двигаться: движения были слабыми, осталась лишь сила его рук и сила тягуче-сладкого запаха, погрузив! Милли в последний глубокий сон.
 Позже, гораздо позже, доктор Г. Гордон Грэгг вышел из неприметной боковой двери на лестницу, спускавшуюся к Уоллес-авеню. С минуту он стоял тихо, высматривая, нет ли какого-нибудь движения в окружавших замок тенях, но ничего не заметил. Вдали послышался гул ночного поезда на эстакаде железной дороги, но улица передним хранила молчание.
 Удовлетворенный, он покрепче перехватил свою брезентовую ношу и отнес ее к обочине тротуара, где его ожидал экипаж с лошадью, терпеливо стоявшей на привязи у столбика. Поездка через город была долгой, но прошла без заминок, и стук копыт наконец смолк перед домом в Рэйвенсвуде.
 И снова он подождал, оглядывая улицу и перекресток до тех пор, пока не убедился, что остался незамеченным. Лишь тогда он привязал лошадь в переулке за домом, а затем взвалил на плечо свой мешок и отнес его к черному ходу. Ключ он держал наготове…
 Теперь в спальню. Стянуть в темноте покрывала, открыть горловину мешка и поместить содержимое на постель. Затем выудить со дна стакан и бутыль. Вынуть пробку, разбрызгать виски по простыне. Алкоголь горит не хуже керосина, и если поставить пустую бутыль и стакан на прикроватный столик, их присутствие не вызовет никаких сомнений… и не возбудит подозрений.
 Конечно, здесь появится и керосин, из лампы, и это тоже говорит само за себя. Лампа зажжена – вот так. И случайно падает – вот. И начинается пожар.
 Он подождал и, убедившись, что план сработал, торопливо вышел в переулок, заперев за собой дверь.
 Ему понадобились самообладание и сила воли, чтобы не ударить лошадь кнутом: никто не должен услышат грохот копыт в этот ночной час. Усилие не прошло даром: выводя экипаж на улицу, он почувствовал, что ладони, сжимавшие вожжи, влажны от пота.
 Лишь отъехав довольно далеко от дома, он смог позволить себе расслабиться и даже улыбнуться, подумав о Милли. По крайней мере, он с уважением отнесся к ее желанию. Она не хотела быть погребенной в земле. 




 Глава 2


 Весной и летом 1893 года прибывающие отовсюду толпы людей устремились на Ярмарку. Люди приходили пешком, приезжали в экипажах и повозках, на дилижансах и в новых электровагончиках, поднятых на эстакаду железной дороги. Толпы, прибывающие в Транспортное бюро, заполняли поезда и выгружались с пароходов на пристани.
 Весь мир прибыл на Всемирную Ярмарку. У людей учащенно бились сердца при виде Белого Города с его многомильными площадками, вздымающимися над центральной лагуной сводами и куполами дворцов. Туристы невольно тянули шеи, поражаясь размерам здания «Промышленные и гуманитарные науки», на сорока акрах полезной площади – вдвое большей, чем под Великой Пирамидой. Днем уши глохли от гула электрогенераторов, динамо, находящихся в здании «Электротехника» и павильоне «Механизмы», а вечерами глаза слепили десять тысяч ламп накаливания, освещавших постройки. Люди теснились в четырех огромных галереях «Дворца искусств», в павильонах сельскохозяйственных выставок, горнодобывающего и рыбопромыслового оборудования и в здании «Садоводство». Миллионы усталых ног, шаркая, проходили через здание «Государства», минуя экспонаты сорока штатов и десятки иностранных выставок.
 Люди разглядывали копии трех каравелл Колумба, безмятежно покачивающихся на якорях. Семьи устраивали пикники на острове Лесистом, а детишки тем временем глазели на «Индейскую школу», «Египетский обелиск», «Лагерь лесорубов» и цирковые представления Гагенбека, или следили за ежедневными парадами и процессиями. А ближе к ночи влюбленные парочки прижимались друг к другу, сидя в кабинках Колеса обозрения, возносясь на головокружительные двести шестьдесят Футов в небо, чтобы взглянуть на просторный восхитительный мир внизу.
 Джим Фрэзер пришел на Ярмарку днем. В этот теплый июньский день он появился здесь один, почти что тайком. Начальник страхового агентства дал ему поручение в Саутсайде, и знай он, что Джим вместо этого отправился на прогулку…
 Но то, что не известно мистеру Фоллансби, не может повредить ему. Как, впрочем, и Джиму, воспользовавшемуся случаем, чтобы посетить великую общеобразовательную выставку.
 К западу от здания «Все для женщин» тянулась длинная узкая полоса земли, выходившая за железнодорожные пути – кое-кто сравнил бы ее с торчащим большим пальцем. Официально участок назывался Мидуэй-Плезенск, но весь Чикаго знал просто как Мидуэй. И если парень желал приобщиться к культуре, имея лишь час свободного времени, которого не хватит для осмотра всей Ярмарки, он мог пройти через вход на авеню Коттедж-Гроув и быстренько заняться самообразованием на Мидуэе.
 Может, он и не узнает много о маяках, гелиографах и системах канализации, но прекрасно проведет время, наблюдая воздушный шар в небе над ближайшей площадкой, а затем выпьет стакан вина во «Французской деревне» и проглотит кружку пива в кафе «Вена», под музыку военного оркестра, играющего «Дейзи Белл». Там же находились китайский «Чайный домик», «Голландское поселение» (тоже с хорошим пивом), «Персидская концессия» и даже модель собора Святого Петра в Риме. Не говоря уже о «Всемирном конгрессе красавиц», от которого захватывает дух у любого мужчины. После этого настоятельно рекомендуется задержаться у «Немецкой деревни» с самым лучшим пивом. А если у тебя нет времени для «Северной железной дороги» и «Панорамы Альп», в запасе всегда остается «Мавританский дворец».
 Джим слышал, что там внутри – «Камера ужасов», но почему-то не было настроения бродить по темницам в столь прекрасный денек, когда оркестр играет «Парень, который сорвал банк в Монте-Карло». Его, как и всех, тянуло дальше, через дорогу. Нет, все они интересуются вовсе не «Лекционным залом», где читают лекции о животных: что им за дело до того, каким образом трусит лошадь? Их привлекала расположенная сразу за этим павильоном выставка. Называлась она «Улица Каира». Вот куда все направлялись – туда, где стучали барабаны и зазывала музыка.
 Добрые леди Чикаго были весьма разочарованы «Улицей в Каире», а господин Фоллансби наверняка зашелся бы в истерике, заметь он своего служащего в толпе у входа. Но начальника здесь не было, да и окажись он здесь – шансов заметить Джима в толпе немного. Джим заплатил и поднажал, протискиваясь по булыжной мостовой мимо группы арабов в халатах. К его удивлению он  действительно  очутился на улице Каира и, шарахаясь от осликов, завернул за угол, чтобы столкнуться нос к носу с верблюдом – тот плюнул в него, но промахнулся. Здесь были нищие, продавцы медной посуды и заклинатель змей, сидевший на корточках возле корзины с коброй. Он играл перед ней на дудочке. Змея приподнялась над краем корзины, ритмично покачиваясь и походя на вопросительный знак.
 Странные зрелища, странные звуки и еще более странные запахи. Но толпа двигалась вперед и несла Джима по всей улице Каира.
 – Вам в назидание, вам для образования, господа, – крикнул с подмостков приторно улыбающийся зазывала. И вместе с прочими господами Джим взглянул сквозь огни рампы на музыканта в феске, который поднял свою флейту и заиграл. Само воплощение Востока – Маленькая Египтянка, экзотическая танцовщица – не была сногсшибательной красавицей. Эту ярко разукрашенную смуглянку никто не спутал бы с Лилиан Рассел, звездой оперы «Великий Могол». Под прозрачной юбкой мелькали ее босые ноги. Ступни, лодыжки и колени танцовщицы казались «настоящим товаром», а не жалкой подделкой. Руки ее также были обнажены, а когда она сбросила свою вуаль, то под ней оказались нагие плечи и грудь, скрытая выпуклыми пластинами.
 От толпы у подмостков поднимался жар. Джим вытянулся, пытаясь поймать глоток свежего воздуха, и оглянулся на зрителей. Здесь были разодетые деревенские парни, щеголявшие старомодными бакенбардами до самых подбородков. Это выдавало их происхождение даже вернее, чем красные щеки, натертые непривычным обручем целлулоидного воротничка. Рядом наслаждались зрелищем пижоны в клетчатых жилетах и котелках, сдвинутых на затылок, открывающих вспотевшие лбы. И тут же, в этом вертепе, могли находиться солидные горожане, чья «солидность» нахально выпирала из брюк под шерстяными пиджаками. Мужчины с длинными усами и седеющими баками. Мужчины с золотыми цепочками карманных часов, алмазными булавками. Мужчины с жесткими неодобрительными взглядами прищуренных под очками глаз. Да, представление вовсе не похоже на «вальс» и «лансье», что исполнялись на модных балах, где этих господ можно было видеть со своими грудастыми, украшенными оборками женами. Но жен здесь не было. Все посетители могли глазеть сколько угодно и даже улыбаться.
 Джим тряхнул головой. Слишком жарко и тесно. Как его занесло в эту разношерстную толпу? «Хучи-кучи» – так, что ли, называют подобное зрелище? Танец живота для кучки олухов, стыдящихся даже произнести слово «живот» в присутствии своих женщин.
 Джим развернулся и локтями принялся прокладывать себе путь к выходу. И при этом ощутил стыд. Не за то, что он увидел, и не за свое желание видеть. Нет смысла притворяться, будто ты лучше других: ты пришел сюда вместе с этой толпой, скалящей зубы, с той же целью… Теперь, как и все, радуешься, что здесь не присутствуют дамы. Если Кристэль когда-нибудь узнает об этом, Джим будет чувствовать себя неловко. Что ж, можно поблагодарить судьбу хотя бы за это: слава Богу, она не узнает.
 Джим энергично протискивался к выходу. Мужчины ворчали, кряхтели, но давали дорогу, не сводя глаз со сцены. Джиму казалось, будто половина мужского населения Чикаго заполнила своими мощными телесами это тесное помещение.
 И вдруг, почти у самой двери, тело его ощутило более мягкую податливую плоть. Подняв глаза, он увидел перед собой женщину. Правда, вуаль под шляпкой скрывала черты… Но ошибиться было невозможно.
 Непроизвольно Джим коснулся края шляпы и пробормотал:
 – Прошу прощения, мадам.
 Шагнув в сторону, он услышал смешок, и женский голос произнес:
 – Все в порядке, Джим.
 Испуганный, он повернулся и увидел за приподнятой вуалью знакомое лицо.
 – Ах, нет… – пробормотал он.
 – Ах да, – сказала Кристэль. 




 Глава 3


 Оказавшись снаружи, у входа, Джим с облегчением вдохнул свежего воздуха. Затем повернулся к девушке, которую протащил за собой через дверь, и снова жадно вдохнул.
 Он вгляделся в лицо своей невесты, но, как всегда, нашел в нем вместо разгадки лишь противоречия. Ее глаза своей кротостью напоминали глаза лани, что странно контрастировало с курносым носиком, а податливые губы таили обещание, которому противоречил упрямый подбородок. Сейчас она мрачно улыбалась ему, но что именно  означала  эта улыбка?
 – Кристэль, ты пошла за мной следом…
 – Ты слишком высокого о себе мнения. Это моя работа.
 – Работа?
 Она кивнула:
 – Глядя на этих восторженных бездельников, глазеющих на маленькую танцовщицу, я решила, что неплохо будет написать о ней с точки зрения женщины.
 – Но женщинам не положено смотреть на подобные вещи!
 – Какие вещи? Женщины прекрасно разбираются в женском теле. Это вы, мужчины, невежественны.
 Джим почувствовал, что краснеет.
 – Прошу тебя, не говори так. Это не пристало леди.
 – Я не леди. Я репортер, вот почему я здесь. – Кристэль смело взглянула на него. – А ты почему?
 – Ну, просто оказался неподалеку и подумал, что… – Джим смолк, услышав смешок Кристэль.
 – Брось! Почему бы не сказать правду и не признаться, что любопытен – точь-в-точь как и все остальные? – Она покачала головой. – Иногда я задумываюсь, что я в тебе нашла?
 Девушка покрепче сжала его руку и, когда они повернули на Мидуэй, она уже улыбалась.
 – Ты не сказал мне, понравилось ли тебе представление. Джим осторожно кивнул:
 – Оно оказалось не совсем тем, что я ожидал…
 – Ты надеялся, что она будет обнаженной? – Кристэль вопросительно уставилась на него. – Смелей, скажи мне. Может быть, я сошлюсь на твое мнение в статье.
 – Ты в самом деле собираешься написать об этом статью?
 – Ну конечно! Другое дело, напечатают они ее или нет. – Кристэль нахмурилась. – Порой мой редактор чопорнее старых дев, ведущих колонку «Светская хроника».
 – Что ж, он тебя нанял, – вздохнул Джим. – А далеко не каждый возьмет на службу женщину-репортера.
 – Почему бы нет? Полмира – женщины. Они тоже покупают газеты. И мы настолько же способны отыскивать сенсации, как и читать о них. Как насчет Нелли Блай, объехавшей вокруг света за восемьдесят дней?
 – Вовсе не за восемьдесят. И надеюсь, ты не симпатизируешь этой женщине.
 Кристэль живо кивнула:
 – Я не собираюсь курить сигары, если ты имеешь в виду это.
 – Рад слышать.
 – Разок я попробовала, но едва не скончалась.
 – И поделом тебе.
 Подумав, Кристэль сказала:
 – Конечно, то была  очень дешевая  сигара. Может быть, купи я дорогую…
 Джим невольно улыбнулся:
 – Извини, мои только что кончились.
 – Ну тогда, угости меня пломбиром. Говорят, поблизости есть чудное кафе со столиками на тротуаре, как в Париже.
 – Как-нибудь в другой раз. – Джим потянул за цепочку, вынул часы из кармана, и, щелкнув крышкой, взглянул на циферблат. – У меня деловая встреча.
 – Но день такой чудесный…
 – Послушай, есть идея. Почему бы тебе не пойти со мной? Это всего в нескольких кварталах отсюда, и я не задержусь надолго. Потом мы сможем вернуться сюда и пообедать.
 – Идем, – улыбнулась Кристэль.
 Джим повел ее к выходу, и они очутились на улице, перед выстроенными в ряд наемными экипажами.
 Джим скользнул взглядом по девушке.
 – Если ты не против, пожалуй, лучше пойти пешком. Это недалеко.
 – Конечно.
 Когда они дошли до перекрестка, Кристэль спросила:
 – Но ты все еще не сказал, куда мы идем.
 – Верно, не сказал. – Джим взял ее под руку, и они перешли через улицу. – Я веду тебя в замок.




 Глава 4


 В аптеке шла бойкая торговля. Войдя, Кристэль скромно опустила вуаль. Джим взглянул на покупателей. Он заметил, что большинство из них женщины, приобретающие препараты местного изготовления. За центральным прилавком двое клерков отпускали покупки и считали деньги за кассовыми аппаратами. Непрерывный треск этих механизмов свидетельствовал, что дела у владельца идут неплохо.
 В дальнем конце прилавка мужчина постарше, в белой куртке, склонился над рецептурным журналом. Джим подвел туда Кристэль и принялся терпеливо ждать, пока его заметят.
 – Добрый день. Чем могу служить?
 – Мистер Грэгг?
 Пожилой мужчина покачал головой:
 – Я – Хикей. – Он посмотрел на Джима поверх очков без оправы. – Вы по поводу рецепта?
 – Нет, я звонил утром и мы договорились о встрече.
 – Посмотрим, сумею ли я найти его. – Глаза за линзами очков оценивающе глянули на Джима. – Как вас представить?
 – Скажите, что его хочет видеть Джим Фрэзер.
 – Пожалуйста, подождите здесь.
 Он пошел вдоль прилавка и исчез за дверью рецептурной.
 Джим посмотрел на Кристэль:
 – Ну и местечко, а?
 Кристэль тихо пробормотала:
 – Не уверена, что я понимаю. Кто может додуматься соорудить в замке аптек – король патентованных лекарств?
 – Похоже, это и есть аптечный король, – пожал плечами Джим. – Долгая история… – Он резко смолк, увидев, как из дверей в конце прилавка появился Хикей, сопровождаемый высоким человеком в белом костюме. Внезапная улыбка на бледном лице, продемонстрировала ослепительно белые зубы. Контрастно выделялись черные волосы и усы; а может, такое впечатление оставляли темные бездонные глаза? Взгляд с безразличием скользнул по девушке, а затем с вежливым интересом остановился на Джиме.
 – Я Гордон Грэгг. Извините, что заставил вас ждать. Прошу пройти в мою контору, мистер Фрэзер…
 Джим посмотрел на Кристэль:
 – Ты извинишь меня?
 Секунду-другую ответа не было. Казалось, она настороженно разглядывала Грэгга под прикрытием вуали. Затем кивнула:
 – Конечно.
 Она провожала внимательным взглядом хозяина, когда Джим отвернулся и, обогнув прилавок, последовал за ним.
 Пройдя через рецептурную, Джим с Грэггом подошли к двери справа. Грэгг распахнул ее и, шагнув в сторону, жестом пригласил Джима войти.
 Они оказались в кабинете, обставленном красивой мебелью. Всю дальнюю стену занимал длинный стол, справа и слева высились книжные полки, а рядом с дверью стоял второй стол, поменьше, с новенькой пишущей машинкой, за которой сидела машинистка. Краем глаза Джим заметил пепельно-светлые волосы и серые глаза.
 – Можете идти, Алиса. Я закончу диктовать позже, наверху.
 Девушка улыбнулась, услышав тихий голос Грэгга, взяла со стола блокнот с карандашом и исчезла за боковой дверью.
 Грэгг подошел к столу, уселся за него и указал на стоящий сбоку стул.
 – Садитесь, мистер Фрэзер. Будьте как дома.
 Джим повиновался, подмечая внушающий уважение ряд дипломов и свидетельств на стене, рядом с телефоном, и книги по медицине, выстроившиеся на полках. Он часто бывал в приемных у врачей, но такого еще не видел. Грэгг имел не меньше двадцати различных ученых степеней.
 – Можно предложить вам что-нибудь освежающее?
 – Нет, спасибо.
 – Не пьете в рабочее время? – одобрительно кивнул Грэгт. – Весьма разумно. Я, кстати, абсолютный трезвенник. И дело не в моральных принципах, как вы понимаете. Это – всего лишь здравый смысл. Моя профессия позволяет увидеть множество ужасных последствий невоздержанности. – Улыбка Грэгга потускнела. – Моя усопшая жена…
 Джим бросил на лицо собеседника быстрый взгляд, и тот пожал плечами.
 – Вам не помешает узнать правду, – произнес Грэгг. – Я уверен, вас интересует, как это случилось.
 Джим кивнул. Его интересовали обстоятельства, да и не только его. Пожарный департамент тоже вел расследование, как могло пламя уничтожить дом Грэгга в Рэйвенсвуде, превратив его за ночь в груду пепла. Эксперты-медики опознали тело Миллисент Грэгг по зубному мосту и ювелирным изделиям, но не могли объяснить, почему она не спаслась от пожара. И разумеется, больше всего этим интересовался мистер Фоллансби. Он считал, что прежде, чем выплатить деньги по страховому полису, не мешает выяснить все факты.
 Но эти факты были просты. Начальник пожарной команды не нашел доказательств поджога: судя по всему, со стола упала лампа. Коронер не обнаружил признаков насилия, следов или синяков на теле – вернее, на том, что от него осталось. Миллисент Грэгг погибла в собственной постели. Несчастный случай. Перед мистером Фоллансби встал весьма неприятный факт: компания должна платить.
 – Не правда ли, ирония судьбы? – продолжал Грэгг. – Алкоголизм – это болезнь. Таково, сэр, мое профессиональное мнение. И будучи служителем медицины, я считаю своим долгом бороться с болезнью в любой ее форме. Хотя в данном случае она появилась в моем собственном доме, и я не распознал ее вовремя. А теперь поздно. Слишком поздно!
 – Вы не знали?
 – Что она выпивала? – Грэгг снова пожал плечами. – Мы привыкли пить вино за ужином, да. И иногда бокал-другой на вечеринке. Но, я не подозревал о тайном пристрастии к алкоголю, о бутылках, поглощаемых тайно в мое отсутствие. – Он вздохнул. – К сожалению, последние полгода я отсутствовал слишком часто. Наблюдая за постройкой этого здания, надолго оставлял ее одну. Лишь случайно узнал, что она проводят дни, напиваясь буквально до бесчувствия – особенно вечерами. Видимо, ее тяготило одиночество.
 – Понимаю… – пробормотал Джим.
 – Она обещала остановиться, – продолжал Грэгг, – и я знаю, она собиралась сдержать слово, бедняжка. Но мне следовало понять, что ее пристрастие перешло все границы. – Он махнул рукой. – Имея в распоряжении любые лекарства, известные современной науке, я не смог выполнить свой долг. Может быть, я не хотел смириться с горькой истиной. Пожалуй, следовало отправить ее на лечение… Я был глупцом, мистер Фрэзер. Больше того, – он впился в Джима взглядом. – Я убил ее.
 – Убил?
 – Да. Я виновен в ее смерти. Ее убила моя слепота. – Грэгг смолк и отвернулся.
 – Но это не ваша вина, – возразил Джим. – Вы не должны…
 – Я пытаюсь убедить себя в этом. Но куда денешься от сомнений? После пожара и во время расследования я продолжал молчать. Эти факты могли запятнать ее и получилось бы так, будто я виню во всем жену. Но теперь я понял, что виноват, и мне ужасно стыдно. – Грэгг тряхнул головой. – Единственное мое утешение в том, что Миллисент нашла себе последний приют. Но я никогда не найду покоя.
 Джим молча потянулся за бумажником, извлек страховой чек и положил его на стол. Грэгг не взглянул на него.
 – Будьте любезны расписаться в получении. – Джим развернул формуляр и положил перед Грэггом.
  Получена от страховой компании «Дирборн Мьючуэл Лайф» сумма в десять тысяч долларов, выплаченная полностью за… 
 Грэгг не стал читать, просто взял предложенную Джимом ручку, быстро подписал и с тем же выражением лица вернул ручку и расписку.
 – Извините, – произнес он. – Мне необходимо было выговориться. К тому же вы обязаны звать правду.
 – Понимаю. – Джим поднялся и положил расписку в карман. Не в первый раз он сталкивался с горем и раскаянием: такое поведение обычно для клиента в подобных обстоятельствах и он привык выражать сочувствие, которого от него ждали. Фразы машинально слетали с губ:
 – Я понимаю ваши чувства. Но время – великий целитель.
 Грэгг выдавил слабую улыбку:
 – Как часто я пользовался теми же словами, утешая тех, кто понес потери. Но пожалуй, вы правы. И мне на ум пришел другой афоризм: «Врач, излечись сам».
 Послышался звонок. Грэгг поднялся и подошел к аппарату, укрепленному в углу, возле сейфа.
 – Да, Хикей. В чем дело? – Он прислушался и нахмурился. – Скажите мистеру О'Лири, что я освобожусь через минуту.
 Он глянул на Джима:
 – Извините, мне очень жаль, но меня ждут дела.
 – Конечно. – Джим двинулся к двери. – Не стоит провожать меня, я сам найду выход.
 Грэгг благодарно кивнул.
 – Спасибо, мистер Фрэзер. Благодарю за все.
 Джим вышел, закрыв за собой дверь. Шагая по коридору к аптеке, он с облегчением вздохнул. По крайней мере, все позади. Он всегда ненавидел подобные поручения: хотя их приходилось выполнять часто, эмоции клиентов все еще обескураживали его. И Грэгг, несмотря на усилия сохранить профессиональный апломб, казался глубоко потрясенным.
 Что ж, быть может, время залечит эту рану. Джим сочувствовал бедняге Грэггу…




 Глава 5


 Возможно, кафе со столиками на тротуаре и не было точной копией парижского, но десерт оказался хорош, вечерний ветерок со стороны озера свеж, а вид на Белый Город – великолепен.
 Кристэль поставила на стол свою чашечку, завороженно глядя на панораму за Мидуэем, где в темной ночи сияла куполами Ярмарка. Она услышала где-то вдалеке звуки шарманки. Перегнувшись через столик, Джим положил ладонь на ее руку.
 – Я бы дал цент, чтобы узнать твои мысли.
 Кристэль покачала головой и с улыбкой подняла на него глаза:
 – Они того не стоят.
 – Знаешь, я оплатил страховой полис совершенно незнакомому человеку и поэтому могу позволить себе некоторую экстравагантность.
 – На какую сумму был этот полис? Ты мне ничего не сказал.
 – Верно, не сказал. Мистер Фоллансби терпеть не может, когда кто-либо обсуждает дела компании. Но если хочешь знать, сумма составила десять тысяч долларов.
 – Это большие деньги.
 – Клиент заслужил их, – кивнул Джим.
 Улыбка исчезла с губ девушки, но глаза продолжали изучать его лицо.
 – Ты в этом уверен?
 – Конечно. Я говорил тебе, что мы провели расследование. Смерть в результате несчастного случая – это двойная компенсация. Будь спокойна, старина Фоллансби никогда не заплатит, если в чем-то не уверен.
 – А что именно убедило его сейчас?
 – Медицинский отчет. Заявление начальника пожарной команды. – Джим махнул рукой. – С каких пор ты начала интересоваться страховым бизнесом?
 – Меня интересует не бизнес.
 – А что же – обстоятельства? Грэгг рассказал мне, что его жена много пила. Видимо, она была в состояния опьянения, а то и без сознания, когда начался пожар. – Джим снова взял Кристэль за руку. – Обещай, что не станешь алкоголичкой, когда мы поженимся.
 – Не паясничай.
 – Кстати, – Джим улыбнулся, но глаза его оставались серьезными. – Когда ты сама перестанешь паясничать и назначишь день?
 – Как только ты сменишь свои старомодные взгляды насчет работающих жен.
 – Но я не хочу, чтобы ты проводила время в редакции. Место женщины – ее дом.
 – Миссис Грэгг оставалась дома… Видишь, что с ней случилось.
 – Пожалуйста, не шути так.
 Кристэль кивнула:
 – Понимаю, это вовсе не смешно: беспомощная женщина сгорает в пламени.
 – Оставь мрачные мысли. Давай забудем о жене Грэгга. Меня интересует наше будущее.
 – Да, – снова кивнула Кристэль. Видно, она и впрямь загрустила. Разумеется, пример миссис Грэгг для нее ничего не значил. Джим прав: важно лишь их будущее. Почему она не назначает дня свадьбы, почему ей не хочется потерять сейчас свою свободу? Ведь она хочет выйти за Джима. Он будет хорошим мужем, хорошим отцом… Нет, вряд ли. Для этого надо неплохо зарабатывать, а Джим явно собирался трудиться всю жизнь на мистера Фоллансби. У него не существовало амбиций и желания возглавить агентство или начать собственное дело.
 – Ты не слушаешь меня, – пробормотал Джим. Кристэль помотала головой, но ее мысли блуждали далеко. Джим не единственный мужчина на свете. А что если она выйдет за кого-то другого? Не за одного из репортеров, которых она знала по работе, – почти все они казались неотесанными и весьма ненадежными. Но появились и другие – деловые мужчины с положением, не боявшиеся делать ставки в азартной игре жизни. Мужчины вроде Гордона Грэгга, к примеру.
 Сколько ему лет? Вероятно, и сорока еще нет, но он уже известный врач и преуспевающий бизнесмен. Добавь еще десяток лет, и одному Богу известно, как высоко он поднимется. Он не стал трудягой и ничтожеством вроде Джима… Но неужели она всерьез сравнила Гордона Грэгга со своим женихом? Это абсурд. Ведь она едва успела на него взглянуть. И он не произвел на нее особого впечатления: его белый костюм казался театральным, как, впрочем, и выстроенное им архитектурное чудовище. Грэгг был из тех, кто осуществлял свои мечты. В его взгляде мечтателя скользило нечто неуловимое, притягательное, и все же…
 – Кристэль!
 Ее окликнул голос Джима. Голос рассудка.
 – Ну, что на тебя нашло? Неужели все еще переживаешь?
 Кристэль попыталась, улыбнуться. Может, Джим и трудяга, но он не дурак.
 – Да. Думаю о твоем мистере Грэгге.
 – И что в нем особенного?
 – Не знаю. – Она действительно не знала, но должна была найти причину тревожному впечатлению, которое произвел на нее незнакомец.
 – Джим, повтори, сколько времени прошло после смерти жены Грэгга?
 – Она умерла первого мая. В ночь открытия Ярмарки.
 – Но это случилось не более шести недель назад.
 – Знаю, – кивнул Джим. – Не удивительно, что он все еще расстроен. Бедняга едва не расплакался, когда мы говорили с ним об этом.
 – Так он в самом деле любил ее?
 – Конечно же, любил. Так же, как я тебя. – Рука Джима снова нашла ее руку и крепко сжала. – А теперь, отбросим все уловки, юная леди. На сей раз мне нужен прямой ответ: когда ты выйдешь за меня замуж?
  Прямой ответ.  Она тоже желала получить его – прямой ответ о Грэгге. Забавно, что Грэгг никак не идет у нее из головы.  Его жена умерла в ночь открытия Ярмарки. 
 – Когда Ярмарка закроется, – сказала Кристэль. – Тогда мы и поженимся.
 – Ты это серьезно?
 – Да.
 Джим перегнулся через столик и поцеловал ее. Она чувствовала его волнение, его восторг, но мыслями была еще далеко.
 – Завтра я куплю кольцо, – пообещал Джим, поднимаясь из-за стола и помогая ей подняться.
 Они медленно пошли к сверкающему Колесу обозрения.
 Давай прокатимся! – Джим махнул рукой в сторону Колеса.
 Хорошо.
 Это отвлечет ее. Годится все, что способно отвлечь ее от… от чего? Но и высоко в небе мысли Кристэль снова и снова возвращались к Грэггу, совершая те же головокружительные обороты, что и летящая по кругу кабина Колеса.
 – …В одном магазине возле Дирборна, в центре, – продолжал Джим. – Я давно держу его на примете. Ты скоро сама его увидишь.
 Он, разумеется, говорил о кольце. Обручальное кольцо тоже образует круг. Влюбленные носят их всю жизнь, пока смерть не разлучит их.
 Она смотрела на ярмарочные павильоны и вдруг нашла ответ. Огни выставок – белые-белые и яркие – как костюм Грэгга. Несчастный вдовец Грэгг носил белый костюм. У него на рукаве не было траурной ленты.




 Глава 6


 Никогда еще Г. Гордон Грэгг не был так занят, и в этом, – повторял он себе, – его спасение. Хотя он мог ошибиться в выборе слова. «Спасение» не волнует никого, кроме мертвых, а он бодр, как никогда. Бодр, активен и настороже – таков его девиз.
 После ухода молодого Фрэзера он продолжал сидеть за своим столом, пока не прибыл Брайен О'Лири, которого не спутаешь ни с кем. Вначале – шарканье тяжелых шагов по коридору, затем мерзкая вонь дешевой сигары – похоже, навечно застрявшей у него в зубах. И, наконец, грузная фигура в дверном проеме, мясистое лицо, маленькие глазки, глядящие из-под шляпы-котелка, насаженной на конусообразную голову.
 Грэгг с улыбкой поднял на него глаза.
 – Мистер О'Лири, как я рад вас видеть!
 – Неужто? – Клубы дыма от сигары. – Неужто рады?
 – Ну разумеется. – Грэгг поднялся, взмахнул рукой. – Извольте присесть. Я поражен. Стоило мне подумать о вас – и вы пришли.
 Глаза О'Лири оставались настороженными.
 – А о чем это вы думали? Какая-нибудь новая уловка, чтобы избежать оплаты?
 Грэгг улыбнулся опять:
 – Не надо стыдить меня, сэр. Если припомните наш последний разговор… Я его помню. – О'Лири не улыбался. – Я принес счет, и вы мне отказали.
 – Ах, увольте! Я говорил, что смогу заплатить сразу по получении наследства.
 О'Лири покачал головой:
 – У нас, строителей не бывает секретов, мистер Грэгг. Я говорил о вас с Голландцем.
 – Голландцем? Кто это?
 – Чарли Шульц. Он и его ребята работали над зданием до того, как вы поручили окончательную отделку мне.
 – Я помню мистера Шульца.
 – Он тоже помнит вас. – О'Лири мрачно нахмурился. – Когда он пришел за своими деньгами, вы упросили его подождать, пока не продадите изобретение. Позже высказали ему, что сделка сорвалась.
 – Но…
 – А как насчет Майка Роговского? Он поставил фундамент и поднял леса – это было еще до Голландца. Вы собирались получить финансы из ссуды по закладной, но Роговский до сих пор оплакивает свои денежки.
 – Банк отказал мне. Здесь ничего не поделаешь.
 Подрядчик удивленно поднял брови.
 – Я слежу за вашими фокусами, мистер Грэгг. При постройке вашего «замка» вы наняли и уволили примерно с полдюжины бригад, но не платили никому. Со мной это не пройдет. – Голос О'Лири повышался. – Со мной не позабавишься. И я не желаю больше слушать ваши байки о наследстве. Я верю только деньгам, мистер Грэгг, и я хочу верить только им.
 – Пусть так.
 Грэгг вынул из кармана пиджака страховой чек, развернул его и положил лицевой стороной вверх на стол.
 – Этого достаточно для вас? Подрядчик уставился на чек.
 – Десять тысяч… – его голос благоговейно замер и то же благоговение чувствовалось в медлительности, с которой О'Лири извлек изо рта сигару. Прищуренные глаза впились в Грэгга:
 – Откуда бы это взяли?
 – Я говорил, что получу наследство, – пробормотал Грэгг. – Чек принесли несколько минут назад. Теперь вы мне верите?
 О'Лири кивнул:
 – Пожалуй, я должен извиниться.
 – А я должен расплатиться с вами.
 – Вы заплатите сейчас? – Подрядчик выжидательно улыбнулся.
 – Вскоре.
 Улыбка исчезла с лица О'Лири так же быстро, как появилась.
 – Как это понимать?
 – Этот чек должен быть помещен на мой счет. Полагаю, оформление в банке займет несколько дней – ну скажем, к следующему понедельнику или вторнику, а затем я смогу взять под него любой кредит.
 – Вы уверены, что он настоящий?
 Грэгг пожал плечами:
 – Если сомневаетесь, можете позвонить в страховую компанию.
 Подрядчик заколебался:
 – Но как скоро я получу свои деньги?
 – Скажем, в среду, чтобы наверняка. – Грэгг осторожно и неторопливо сложил чек, и О'Лири проследил взглядом, как бумага исчезла в кармане пиджака. – Послушайте, в среду я уеду отсюда по делам, но намерен вернуться к вечеру. Почему бы вам не зайти? Часов в восемь вас устроит?
 – Договорились, в восемь. – Подрядчик сунул сигару в рот и двинулся было к двери, но, помедлив, снова глянул на Грэгга:
 – Запомните, никаких фокусов. Я хочу получить наличные. Если вас не будет, мне придется нанести маленький визит моим друзьям из городской управы.
 – Я буду на месте, – мягко улыбнулся Грэгг. – Обещаю.
 – Ну тогда, спокойной ночи. – О'Лири коснулся котелка и исчез за дверью.
 Грэгг продолжал сидеть, прислушиваясь к затихающим в коридоре шагам. Услышав, как хлопнула внизу дверь, он встал, подошел к переговорному устройству на стене, дважды нажал на зуммер и поднял трубку.
 – Хикей?
 – Да, мистер Грэгг, – донеслось из динамика.
 – Можете закрыть лавку.
 – Я еще не зарегистрировал рецепты.
 – Не беспокойтесь, я займусь этим сам.
 – Благодарю, сэр.
 – Спокойной ночи. Увидимся утром.
 – Точно, сэр. Ровно в семь.
 Улыбаясь под нос, Грэгг повесил трубку. Добрый старина Хикей: ни одного сердитого слова, ни одного вопроса. Он занят делами с утра до вечера и управляет аптекой так разумно, словно она принадлежит ему. Преданный служащий – всегда ценность, а Хикей – просто жемчужина.
 Грэгг погасил газовый рожок и вышел в коридор. Там было темно, но отмычка в его руке безошибочно подошла к очередному замку. Он поднялся по темной лестнице и заспешил по верхнему коридору. Теперь ключ повернулся в двери под номером семнадцать. На цыпочках он шагнул через порог, быстро и тихо поднялся по лестнице и вошел в ярко освещенную гостиную, где его ожидала секретарша.
 Алиса Портер сидела в кресле с бокалом вина в руке, а рядом, на столе, помещался графин. Пепельно-светлые волосы волнами падали на плечи, а ее платье являло собой явный контраст конторской «униформе».
 Нахмурясь, она подняла глаза на Грэгга и, поднявшись, поставила на столик пустой бокал.
 – Что тебя задержало?
 – Вот это. – Грэгг протянул ей чек.
 Глаза Алисы расширились:
 – Ты получил его. Наконец-то!
 – Я говорил тебе, что получу.
 Широко раскрытые глаза пристально следили за тем, как Грэгг складывает и убирает в карман чек. Затем они сузились.
 – Ты наговорил мне так много…
 – И выполню все, что обещал, – спокойно кивнул Грэгт. – Завтра я запишу это на личный счет. Тогда ты сможешь выполнить то, что собиралась. Я хочу, чтобы наследующей неделе ты отправилась в Сент-Луис и продала собственность, оставленную тебе родителями.
 – Но я не хочу продавать дом. Это все, что у меня есть.
 – Ты забываешь, что половина моей собственности принадлежит тебе. С этой минуты у нас все пополам. – Грэгг всмотрелся в ее лицо. – Когда вернешься с деньгами, мы положим их вместе с моими на новый счет… И на новое имя.
 – На какое же?
 – Миссис Г. Гордон Грэгг.
 Глаза Алисы  засияли,  потом внезапно погасли:
 – Ты всегда обещаешь… – Она с сомнением покачала головой. – Я поверю в это, когда увижу.
 – Ну так посмотри сюда.
 Грэгг вынул из жилетного кармана обтянутую плюшем коробочку и щелкнул крышкой. Алмаз сверкал и поблескивал; его отражение плясало в глазах девушки.
 – Кольцо?
 – Да, это в знак нашей помолвки. Когда вернешься из поездки, будет и другое. Простое золотое кольцо. – Грэгг улыбнулся, протягивая коробочку. – Возьми. Хочешь надеть его?
 Он наблюдал, как она надевает кольцо; ее тонкие пальцы дрожали, и когда она вытянула руку поближе к свету, голос тоже дрогнул.
 – В самый раз, да? – пробормотал он.
 – Идеально. О, милый, оно прекрасно…
 Грэгг улыбнулся. Его руки нежно обняли ее за талию.




 Глава 7


 В субботу Джим Фрэзер отправился в центр и купил Кристэль «Кольцо невесты». Оно стоило около ста долларов и, конечно, камень весьма уступал размером тому, что подарил Грэгг Алисе Портер. Но ни Джим, ни Кристэль не видели того кольца, и поэтому подарок казался обоим достаточно внушительным.
 В воскресенье Кристэль надела кольцо в первый раз, навестив вместе с Джимом «Колизей». У Кристэль были репортерские пропуска на «Ковбойское шоу Буффало Билла», и они оба наслаждались представлением. Кристэль заворожило знаменитое нападение индейцев на Дедвудский дилижанс, а Джим неотрывно любовался блеском алмаза на ее пальце.
 В понедельник Джим доложил мистеру Фоллансби о результатах своего визита к Г. Гордону Грэггу. Старика они не слишком обрадовали – не каждый день компании приходилось выкладывать десять тысяч в погашение страховки – но он был удовлетворен отчетом Джима.
 – Непременно упоминай об этом в беседе с перспективным клиентом, – наставлял он. – Не стесняйся – не мешает, чтобы они знали: мы оплачиваем наши полисы, какими бы большими они ни были. Вот список возможных клиентов, которыми тебе следует заняться на этой неделе. Действуй – нам необходимо вернуть потерянные деньги.
 В воскресенье редактор Кристэль Чарли Хоган поместил ее статью о Маленькой Египтянке в утреннем выпуске.
 Любой, кто видел рыжеволосого газетчика в первый раз, готов был спорить: для редактора одной из ведущих чикагских ежедневных газет он слишком молод, но Кристэль уважала скрывающийся за веселыми искорками голубых глаз острый ум и его теплую ирландскую улыбку. Поэтому его похвала означала для нее многое.
 – Похоже, мы сделаем из тебя репортера, Крисси, – заметил он. – Это чертовски хорошая работа.
 – Но тогда почему вы не поместили статью в том виде, как я ее написала? И придумали новый заголовок – «Танец с семью чадрами», когда там была только одна?..
 – А так лучше раскупают номер. Это привлекает старых дам и директоров воскресных школ. Если тебе в голову будут приходить подобные идеи, я добьюсь, чтобы ты получила пятидолларовую прибавку.
 – А как насчет авторской колонки?
 – Посмотрим. Есть что-нибудь на примете?
 – Да. Я хочу заняться серией о Литтл-Шайен, Кастом-Хаус-плейс, Девилзхаф-экр.
 – Забудь о них. Любая жалкая газетенка в городе уже успела поместить обзор по Кварталу красных фонарей.
 – Да, но об этом писали мужчины. Ни одной статьи с женской точки зрения. Теперь вы, понимаете, почему мне нужна авторская колонка?
 – Ты нашла для себя что-то определенное?
 – Ярмарка. После ее открытия там поднялся настоящий бум. Мэр Гаррисон и ребята из городской управы обещали нам «настежь распахнутый город» и сдержали слово. Днем и ночью в игорных притонах и дешевых борделях вытряхивают денежки из тысяч туристов…
 – Что ты можешь знать о подобных вещах?
 – То, что знает любой в городе, но о чем не смеет заговорить. И я могу разузнать еще больше. – Кристэль решительно кивнула. – Дай мне задание, и газета пойдет нарасхват!
 – Еще бы. Их раскупят Картер Гаррисон и команда из городской управы. И тут же сядут нам на шею.
 – Только на мою шею, если статья будет авторской.
 – Но у тебя симпатичная шейка, Крисси. Зачем же подставлять ее? Такая милая молодая леди, помолвленная и прочее…
 – Делает хорошую статью, так?
 Чарли Хоган усмехнулся:
 – Кажется, ты меня достала.
 – И я получаю авторскую?
 – Может быть. А теперь за работу.
 Кристэль выбежала из кабинета, окрыленная. Остаток дня она витала в облаках. Конечно, она не стала рассказывать об этом Джиму, предвидя его реакцию.  Место женщины – семейный очаг, а не кабак.  Временами Джим очень напоминал ей покойного отца, который тоже был строгим и добропорядочным. Возможно, отец, будучи пастором, сыграл не последнюю роль в том, что она стала бунтаркой. Правда, Кристэль решила заняться журналистикой только после смерти отца. Дочь не испытывала к нему неприязни; он относился к ней хорошо, как и Джим сейчас. Проблема была в том, что ни один из них по-настоящему не понимал ее. Поэтому, встретившись с Джимом, чтобы пообедать, она не упомянула о новом задании, и вечер вторника прошел для них спокойно.
 В среду Брайен О'Лири вернулся в замок. На нем был тот же самый потрепанный котелок, но сигара оказалась дороже и гораздо ароматней той, что он курил в предыдущий визит. Хватит этих пятицентовых дешевок; человек, собирающийся получить приличную круглую сумму обязан курить приличную толстую «гавану».
 Грэгг рад был видеть его. По крайней мере, он выразил восторг и казался вполне счастливым, когда открывал дверь аптеки, услышав поздний звонок.
 – Восемь часов, – произнес он. – Вижу, точность – одна из многих ваших добродетелей.
 О'Лири кивнул. Похоже, Грэгг пребывал в отличном настроении, и это казалось добрым знаком. На нем был новенький наряд – щеголеватый клетчатый костюм и галстук с алмазной булавкой – тоже добрый знак. Видно, оприходовал свой чек без заминок.
 – Пройдем в кабинет, – пригласил подрядчика Грэгг.
 Они прошли через полутемную аптеку, и О'Лири ожидал, что Грэгг проведет его в свою контору. Но, вместо этого, они очутились в коридоре перед обшитой узкими деревянными панелями дверью. Подрядчик увидел, как хозяин отпирает замок и подкручивает газовый рожок. Узкая лестница вела вверх. Грэгг жестом указал на крутые ступени. – Узнаете это?
 – Ну да. Я это построил.
 – Тогда вы знаете, куда она ведет. – Грэгг двинулся вверх по лестнице.
 Подрядчик посмотрел с сомнением.
 – Но почему туда? – спросил ой.
 – Потому что деньги там. На днях вы упомянули о наличных. – Грэгг пожал плечами. – Плохо, когда крупная сумма валяется в конторе, поэтому, сожалею, но вам придется подняться за ней.
 Подъем был долгим – два пролета и ни одной площадки. Подрядчик вспомнил свое удивление, когда клиент требовал построить лестницу прямо на третий этаж, минуя второй. Тогда ему показалось странным, зачем вообще нужна эта лестница, потому что другой пролет шел параллельно этому, по другую сторону стены.
 Тяжело дыша, подрядчик ожидал, пока Грэгг отопрет последнюю дверь; какое облегчение – оказаться наконец в удобной комнате. Она тоже служила кабинетом, но была меньше, чем нижняя. Правда, здесь было больше мебели. О'Лири заметил деревянные шкафчики для медицинских карточек, анатомический, в натуральную величину, атлас на стене и большой встроенный сейф рядом с ним.
 Грэгг закрыл дверь. Изнутри она полностью сливалась со стеной и была оклеена такими же полосатыми обоями. Полоски скрывали очертания двери; без ручки она была совершенно невидима.
 Казалось, Грэгг наслаждался удивлением О'Лири.
 – Теперь вы знаете мой секрет. Я большой любитель тишины, особенно в том случае, когда дело касается денег.
 Он подошел к столу, отпер нижний ящик и повернулся, держа в руке бутылку с виски:
 – Полагаю, вы не против глотка-другого?
 О'Лири покачал головой:
 – Вы говорили насчет денег…
 – Конечно. – Грэгг поставил бутылку на стол рядом с графином и бокалами. – Вначале дело, не так ли?
 Он направился к дальней стене. О'Лири ожидал, что тот подойдет к сейфу, но хозяин остановился перед анатомическим атласом. Его пальцы щелкнули чем-то у основания, и яркая фигура, испещренная красно-голубыми венами, заскользила вверх, открывая участок голой штукатурки. В стене оказалась небольшая ниша, и там помещалась обычная жестяная коробка. Вынув ее, Грэгг открыл крышку. Его пальцы погрузились внутрь и вынырнули, сжимая пачку зеленых банкнот, перетянутую простой резинкой. Он повернулся и швырнул деньги подрядчику.
 – Пожалуйте, – произнес он. – Разумеется, вы хотите пересчитать их?
 О'Лири кивнул. Он опустился в кресло рядом со столом, торопливо перелистывая банкноты толстыми пальцами.
 Грэгг обошел стол и уселся напротив.
 – Две тысячи, – пробормотал он. – Все верно?
 – Вы правы, – снова кивнул О'Лири.
 – Двадцать одна сотня, если точнее, – добавил Грэгт.
 Подрядчик нахмурился. Черт побери, этот лекарь все-таки поймал его. И зачем он положил туда лишнюю сотню?
 – Ей-богу, должно быть, я ошибся. – Он принялся неохотно отслаивать верхнюю сотню от пачки, но Грэгг удержал его небрежным жестом:
 – Не утруждайте себя. Подтверждение моей теории стоит лишней сотни.
 – А что это за теория?
 – Что вы грязный и подлый негодяй, – усмехнулся Грэгг. – А значит, похожи на меня.
 Брайен О'Лири моргнул.
 – Не стройте из себя паиньку, – продолжал Грэгг. – Я повял сразу, что вы мошенник. Не сомневаюсь, что ваша мать – та самая миссис О'Лири, корова которой уронила фонарь, ставший причиной Чикагского Пожара.
 Он снова усмехнулся, и лицо подрядчика растянулось в усмешке.
 – А теперь спрячьте ваши деньги, – приказал Грэгг. – И займемся выпивкой.
 Странно, как подчас можно ошибиться в человеке. С самого начала он принимал Прэгга за одного из напыщенных снобов. Конечно, доктор ушлый парень, за которым нужен глаз да глаз, но ведет себя как джентльмен. И вот, пожалуйста, – улыбаясь, словно Чеширский Кот, наливает добрую порцию ячменного из бутылки в бокал.
 О’Лири скрутил банкноты рулончиком, перетянул резинкой и сунул в карман сюртука. Он потянулся было к бокалу, который протягивал ему Грэгг затем помедлил.
 – А вы не выпьете за компанию?
 – Разумеется. – Грэгг наполнил собственный бокал водой из графина.
 – Никак вы собираетесь пить воду?
 Грэгг покачал головой:
 – Нечто получше, чем вода. И лучше, чем виски.
 – И что же это?
 – Мое собственное изобретение. – Грэгг поднял бокал к свету, придирчиво рассматривая содержимое. – Это «Электрический Эликсир», сэр.
 – Очень смахивает на воду, – сощурился подрядчик.
 – Верно. Но не на обычную aqua para. Эта вода намагничена и обогащена пропущенным через нее гальваническим током. Она получила заряд энергии и жизненно важной силы. – Грэгг кивнул на бокал. – Желаете попробовать?
 О'Лири скорчил гримасу:
 – Мне нужна выпивка, а не слабительное!
 Грэгг рассмеялся:
 – Так я и думал. Вы – человек с убеждениями.
 – Вы тоже. – О'Лири подмигнул хозяину. – Между нами: я уверен, что это прямо из озера Мичиган. Любому дураку известно, что пропускать ток через воду – опасно.
 – Ошибаетесь, – рассмеялся Грэгг. – Именно это любому дураку и не известно. Вот почему я делаю неплохой бизнес, продавая воду из-под крана по десять центов за глоток.
 – По-моему, вы тоже не прочь смошенничать, заметил О'Лири.
 Грэгг пожал плечами:
 – Вор вора… видит издалека, не так ли?
 – Выпьем, – предложил Брайен О'Лири.
 И выпил.
 Через десять секунд он корчился на полу. Через тридцать его тело одеревенело; – О'Лири и пальцем не мог шевельнуть, когда Грэгг наклонился и вытащил рулончик денег из кармана.
 Он едва чувствовал, как его волокут по полу через открытую дверь в спальню. Остекленевшие глаза с трудом различали ногу Грэгга; доктор пинком откинул в сторону коврик, открывая люк в полу. Нагнувшись, Грэгг открыл дверцу, затем подтолкнул к люку тело О'Лири.
 Подкатившись к краю, отверстия, подрядчик расслышал бормотание Грэгга, что-то вроде: «Заплачено сполна…»
 Последнее, что увидел О'Лири – дыра в полу, куда он рухнул. Глубокий, темный провал.  «Словно разверстая пасть чудовища»,  – подумал он.
 И пустота поглотила его.




 Глава 8


 Любовь с первого взгляда встречалась в популярных песенках, но Женевьеве не верилось, что так бывает в реальной жизни.
 Вначале она даже не поняла, что происходит. Женевьева чувствовала волнение и неловкость, охватившие ее в кабинете Грэгга при виде внушительных дипломов и прочих вещиц, развешенных на стенах. Она едва могла отвечать на вопросы.
 Он сидел за столом, разглядывая карточку, выданную ей в Гарландском бизнес-колледже.
 – Итак, вы, юная леди, желаете здесь работать, – произнес он. – Вы умеете печатать на машинке?
 – Да.
 – А вы когда-нибудь работали секретаршей, мисс?..
 – Болтон. – Она слегка охрипла от волнения и торопливо глотнула. – Женевьева Болтон.
 Он живо поднял на нее глаза. Может быть, это случилось в тот миг, когда она увидела их – темные, теплые и чудесные глаза. У нее ослабели колени.
 – Пожалуйста, сядьте, мисс Болтон, – пригласил он. – Не нужно нервничать.
 Какое облегчение она испытала, погрузившись в кресло возле стола. Кажется, Грэгг замечал все.
 Он что-то налил из графина в хрустальный бокал, поднял его и принялся разглядывать на свет.
 – Видите, что это такое?
 Женевьева кивнула, слегка озадаченная вопросом.
 – Бокал с водой.
 – Приглядитесь как следует.
 Женевьева пристально следила за бокалом, вращавшимся в его пальцах так, что хрустальные грани искрились на ярком свету.
 – Посмотрите, как он сияет, – сказал Грэгг.
 Бокал светился, и она хотела было мигнуть. Но голос Грэгга приказал смотреть, пока Женевьева не постигнет чистоту и силу электромагнитной энергии. Она никогда не слыхала об «Электрическом Эликсире», и он начал рассказывать о чудесных исцеляющих свойствах электрических сил.
 Очевидно, тут это и случилось, когда он подал ей бокал и рукой случайно коснулся ее руки. Или когда она выпила «Эликсир» и прохлада напитка успокаивающе разлилась по всему телу. И Женевьева вдруг поняла, что напряженность ушла и осталась лишь бодрящая живость. Теперь она могла с легкостью отвечать на все его вопросы. А когда он улыбнулся, то и вопросы показались ненужными. Она машинально принялась рассказывать о себе все, что ему хотелось знать.
 Впрочем, рассказ был недолгим: «Выросла на ферме, неподалеку от Канзас-Сити, отправилась жить в город к дядюшке Фреду после смерти родителей – они умерли во время эпидемии тифа. Приехала сюда, в Чикаго, для учебы в бизнес-колледже после смерти дядюшки Фреда». Разве могли подобные вещи занимать доктора Грэгга? Но они  интересовали  его. И в последующие дни он задал ей множество вопросов о прежней жизни. Забавно, но Женевьеве казалось, будто до сих пор жизнь ее даже не начиналась. Прошлое виделось нереальным, и все помыслы сосредоточились на Гордоне.
 Да, теперь он был для нее «Гордон», а не доктор Грэгг. Но когда это случилось? Женевьева помнила; как ее приняли на работу, как она нашла меблированную комнату и стала ходить в контору. Но все уже расплылось и ушло на второй план; в фокусе остался лишь Гордон, его глаза, улыбающиеся ей, когда он диктует, и мягкий меланхоличный голос, рассказывающий о своем горе и одиночестве.
 Наверно, именно тогда она перестала воспринимать его как импозантного и важного доктора Грэгга и начала замечать за титулами и степенями облик нежного, печального человека, благодетеля человечества, который сам нуждался в утешении и сострадании.
 С первых дней они проводили вместе много времени. Женевьева едва замечала аптеку, в глубине которой помещалась его контора, и людей, что там работали. Ее жизнь проходила в этом кабинете, с Гордоном, и в комнате наверху. Вначале мысль об обеде наедине с мужчиной в его личных апартаментах слегка тревожила ее. Но поскольку поток корреспонденции был велик, к тому же, сами по себе апартаменты очень милы и роскошно обставлены, – гораздо приятнее оказалось работать здесь, а не в конторе, где им часто мешали посетители. Здесь они с Гордоном могли побыть наедине, спокойно завтракая или обедая готовыми блюдами, за которыми он посылал в ресторан неподалеку. Хотя она и писала для него письма, это больше напоминало супружескую жизнь с Гордоном, а не настоящую работу.
 Полностью она осознала глубину своего чувства в тот день, когда он извинился и провел больше двух часов в смотровом кабинете с миссис Харрис. Конечно, он врач и должен заниматься с пациентами, а молодость и красота вдовы Харрис отнюдь не лишают ее права на его услуги. Но Женевьеве это не понравилось, и когда он вернулся в контору, чтобы продолжить работу, она все еще дулась. Мысленно она возвращалась к прочим случаям, когда он покидал ее, чтобы заняться с пациентами или побеседовать с посетителями, желавшими снять комнату на втором этаже. Теперь гостей, снующих туда-сюда, прибавилось, потому что многие меблированные комнаты сдавались туристам, приехавшим на Ярмарку. Большинство пациентов и пансионеров были женщины. Молодые и привлекательные, как миссис Харрис, снявшая комнату ему надо было взглянуть, сколько туристов абонировали на ночь комнаты на втором этаже. После этого он направился в смотровой кабинет, чтобы заняться дневным приемом. Женевьева надеялась, что миссис Харрис сегодня не появится.
 Впрочем, она уже не слишком беспокоилась насчет миссис Харрис. Гордон успокоил ее, сказав, что вскоре она их покинет. И если его слова звучали недостаточно убедительно, то его поведение было безупречным. Женевьева чувствовала дрожь, водя пером по страничке делового блокнота:
  Миссис Гордон Грэгг. 
  Миссис Гордон Грэгг. 
 Почему так официально? Почему не просто «Гордон и Женевьева»? Вздрогнув при звуке его голоса, она подняла Глаза, и увидела его рядом.
 Он улыбался.
 – Извини, – произнесла она. – Кажется, я замечталась.
 – В такой час? Уже больше шести.
 И верно. Женевьева удивилась, что уже совсем стемнело. Улыбаясь, Гордон зажег свет.
 – Ты закончила эти письма?
 – Вот они. – Она подала ему пачку.
 – Хорошо. – Прочитав, он одобрительно кивнул и склонился над столом, чтобы подписать их. Пока она сортировала послания, раскладывая их по конвертам, он пошел в аптеку пожелать доброй ночи минеру Хикею и клеркам. Затем из ресторана прибыли подносы с ужином, и пришла пора подняться наверх.
 Женевьева рада была, что Хикей и юноши ушли раньше, чем прибыл официант с блюдами. До сих пор она была уверена, что они не подозревают об их с Гордоном ужинах. И они наверняка не подозревали о чем-то ином. Гордон позаботился об этом с присущей ему предусмотрительностью. Женевьеву поражали с способы, с помощью которых он ухитрялся разделять различные аспекты своей деятельности. Женевьеву изумляло, насколько мало Хикей знал о его медицинской практике, сдаче внаем комнат или о том, чем она занималась здесь в конторе. Впрочем, что касалось аптечного дела – она тоже почти не разбиралась в нем.
 – Так лучше, – заметил за ужином Гордон. – Меньше неразберихи, когда каждый занимается своим делом.
 – Но как тебе удается следить за всем?
 – Организация – вот в чем секрет. Плюс регулярный прием «Эликсира» для восполнения энергии. – Он встал и подошел к сервировочному столику. – Кстати, юная леди, – пора принять вашу дневную дозу.
 Он повернулся, протягивая ей бокал. Женевьева быстро выпила, морща нос от едкого запаха. Забавно, как действовал на нее «Эликсир». Временами он напоминал по вкусу обычную воду, но изредка казался горьковатым. Она сказала об этом Гордону, и тот объяснил, что все дело в химии тела. Горечь была заметна в большей степени, когда человек слишком уставал. И действительно, Женевьева почти всегда чувствовала себя усталой, если у «Эликсира» оказывался горький привкус. Очевидно, она не обладала неутомимой выдержкой Гордона. Но сегодня она была так взволнована, так взбудоражена! Возможно, волнение истощило ее бодрость.
 – А теперь отправляйся, – сказал Гордон.
 – Так скоро?
 – Уже начало десятого. У тебя был долгий день. – Он проводил ее к маленькому личному кабинету в самом конце коридора и открыл дверь встроенного в стену сейфа. Только это был не сейф, а всего лишь ложная лицевая панель, поставленная им, чтобы обмануть грабителей, – так объяснил ей Гордон – хотя, разве могли грабители найти сюда дорогу, через все эти лестницы и коридоры? Впрочем, с его стороны было весьма разумно придумать способ незаметно входить и выходить из своей комнаты: за дверью находилась маленькая лестница, ведущая на второй этаж. Женевьева пользовалась этим маршрутом, возвращаясь в свою комнату после ночи, проведенной наверху.
 Но сегодня этого не удастся сделать, и ее разочарование смягчалось лишь тем, что Гордон был прав: она в самом деле страшно устала. Спускаясь вниз по лестнице, она едва не спотыкалась, и Гордон взял ее под руку и не отпускал, пока они не пошли по нижнему коридору и не оказались перед дверью ее комнаты.
 Она принялась искать у себя ключ, но он уже вставлял в замок свой.
 – Ну вот, – пробормотал он, толкая дверь, и шагнул в сторону, давая ей пройти.
 Когда он вошел следом за ней в комнату, она повернулась и упала в его объятья, но он нежно поддержал ее за плечи и, улыбаясь, покачал головой.
 – Тебе нужно отдохнуть.
 – А как же ты?
 – Не беспокойся. У меня еще полно дел. – Его глаза пристально всматривались ей в лицо. – Бедняжка, ты совершенно ослабла.
 Женевьеву действительно охватил внезапный приступ сонливости, и его лицо расплывалось перед глазами. Колени подгибались, и она испугалась, что не хватит сил раздеться.
 Похоже, Грэгг прочитал ее мысли – его руки скользнули ниже по ее талии, и она почувствовала, как ее поднимают и несут к постели.
 – Ну вот, позволь уложить тебя. – Его лицо находилось в тени, но сквозь щель в двери веером падал луч света из коридора, и она видела его глаза – серьезные, нежные и, как всегда, яркие. Потом он разгладил подушку у нее под головой и накрыл девушку одеялом. Голос расплывался, приходя откуда-то издалека, издалека… Глаза Гордона исчезали.
 – Теперь ты заснешь. Спи и отдыхай, спи и отдыхай.
 Может быть, он добавил еще что-то, но она уже не слышала. А когда он склонился над ней, она почувствовала лишь легкое прикосновение. А потом увидела тень, скользнувшую прочь, тихо, бесшумно закрывшую за собой дверь и оставившую ее одну во тьме. Наедине с собственной тенью, спящей и видящей сон.
 Сон о глазах Гордона, о его лице и ласкающих ее тело руках, и о других руках, пишущих  «Миссис Гордон Грэгг»  на всех дверях, стенах и коридорах, и эти надписи ведут к постели, у которой эти глаза горят в ожидании невесты, невесты теней в черной вуали, невесты, всходящей на брачное ложе, где зажжены черные свечи – и вдруг ее жестоко хватают грубые руки, совсем не такие, как у Гордона и она резко вскрикивает.
 Нет. Тени не кричат. И она не была тенью: она бодрствовала, сидя прямо в своей постели. Не вскрикнула, но слышала крик.
 Затем комната погрузилась в тишину. Ни малейшего эха, лишь звук ее хриплого дыхания.
 Женевьева тряхнула головой. Кошмарный сон. Вот что это было: ей приснился кошмар. Вскрикнула ли она, или слышала крик – не имело значения, потому что это плод ее воображения.
 Затем послышался стук. И он не был воображаемым, она уже не спала и слышала его. Один-единственный глухой удар, донесшийся прямо сверху.
 Над ней располагалась спальня Гордона…
 Сон как рукой сняло, но когда Женевьева спустила ноги с постели, чтобы встать, то едва не рухнула на пол из-за слабости в коленях. А когда на ощупь побрела к двери, голову ее будто окутывал туман. Она царапала ногтями дверь, но едва ощущала поверхность дерева. Пальцы казались чужими, ноги тоже, и лишь страх принадлежал ей, он жил в ее сердце, бушевал там, когда она выбралась, едва не падая, в пустой коридор, где газовый рожок мигал, словно горящий кончик свечи, словно глаза из ее сна, глаза Гордона, приказывающего ей спать…
  Гордон. Что-то случилось Гордоном… 
 Страх обрел голос, страх придал ей сил, и она двинулась по коридору к потайной двери без номера, ведущей на лестницу. Лестница встретила ее тьмой, где царили тени, и на миг Женевьева тоже стала тенью: ей так хотелось отдаться сну и тишине.  Спи и отдыхай.  Она слышала шепчущий эти сладкие слова нежный голос Гордона, но сама фраза уже не становилась сладкой: она, казалось, горька, будто вкус «Эликсира». И Женевьева уже не чувствовала себя тенью, она была реальностью, и реальной являлась опасность…
 Опасность на верхней площадке лестницы… Опасность за дверью, надежной и невидимой, которая находится здесь, на площадке… Женевьева помедлила перед ней, пытаясь прислушаться. Кажется, сдавленный вздох. Вздох и шуршание.
 На миг она застыла в ужасе – пока не поняла, что дышит она сама, а шуршит ее пеньюар. Воспрянув, Женевьева шагнула вперед и принялась нажимать на скрытые уголки потайной двери, пока не открылся маленький освещенный кабинет.
 Не входя, она оглядела комнату, но та была пуста. Девушка медленно вошла и  начала  поворачиваться к двери, ведущей в смежное помещение. И тут краем глаза она заметила движение и испуганно обернулась.
 Красно-голубой кошмар… освежеванное тело мужчины – правда, лишь его изображение в натуральную величину. Это оказался цветной анатомический атлас на стене, который слегка покачивался от сквозняка из дверного проема. На миг Женевьеве показалось, будто не паутина артерий и вен, а извивающиеся змеи опутывают тело. Пустые глазницы зло уставились на нее, лишенное плоти лицо ухмылялось. Девушка отвернулась и пошла дальше, в другую комнату.
 За находившимся в нише дверным проемом открылась роскошная гостиная с пушистым ковром, пляшущими в камине языками пламени и картинами в резных рамах на стенах. Смеющиеся кавалеры, пьющие за здоровье своих дам из золоченых кубков…
 Женевьева увидела на столе бокалы из-под вина. Два наполовину пустых бокала, искрящиеся хрусталем в отблесках каминного огня. Но комната была пуста. Однако… Звуки, услышанные ею во сне, доносились из комнаты точно над ее головой.
 Она пересекла кроваво-красный ковер, миновала камин, где потрескивало и угрожающе шипело пламя, и подошла к открытой двери в спальню. И увидела там, в полутьме, гротескную, дрожащую фигуру с вытаращенными глазами, – карикатуру на саму себя. Это она с разинутым ртом уставилась на смятые простыни и на платье из зеленого атласа, – это было всего лишь отражение в зеркале.
 Перед глазами мелькнул знакомый образ: высокое, смеющееся создание с карими глазами, щебечущее о своих планах посещения Ярмарки, и Гордон, сопровождающий девушку в комнату на втором этаже. Создание, навестившее его позже для медицинской «консультации», в том самом платье.  Миссис Харрис. 
 Тряхнув головой, она прогнала воспоминание. Комната была пуста, а виденное ею – лишь бред больного воображения. Реальным было то, что она услыхала. Не смех, а вопль. Глаза Женевьевы обежали окутанные тенью уголки комнаты. Она повернулась, и вместе с ней повернулась комната. «Кружится голова, – сказала она себе. – Сейчас ты упадешь в обморок».
 Но она глубоко вздохнула, и головокружение прекратилось. Она не должна сдаться сейчас, когда Гордон в опасности.  Если  он действительно в опасности.
  Думай. Ты должна думать.  Куда они могли уйти?
 Женевьева, спотыкаясь, двинулась вдоль стены. Никаких дверей, по крайней мере, видимых глазу, – стена казалась сплошной под дрожащим прикосновением онемевших пальцев. Потом широкое гладкое пространство зеркала, в котором маячило испуганное лицо с разинутым в мучительном изумлении ртом. Сбоку от зеркала – открытая дверь в ванную.
 Она ощутила вьющийся вокруг лодыжек холод сквозняка и почувствовала, что дует из черного квадрата на полу, позади свернутого коврика. Это был открытый люк. Она заставила себя шагнуть вперед, встала, покачиваясь, над большой дырой, напоминающей разверстую могилу. Но могилы не имеют квадратной формы, и оттуда не дуют сквозняки. Девушка посмотрела через край, превозмогая приступ головокружения, и различила слабые очертания деревянных ступеней, ведущих вниз, во тьму глубокого колодца. И на верхней ступени этой лестницы лежал один белый глаз, уставившийся на нее снизу вверх.
 Мгновение спустя он оказался жемчужной серьгой, похожей на мигающее, манящее око. Будто глаз Гордона, приказывающий ей заснуть. Она хотела бы этого, потому что даже кошмарный сон был лучше реальности. Кошмары унеслись вниз, в холодную таинственную темноту.
 Снова накатили волны головокружения и тошноты, но она пересилила их и, вцепившись в ледяные железные перильца по сторонам ступеней, начала спускаться во тьму – осторожно и медленно, ища устойчивую опору для ног. Всматриваясь вниз, Женевьева увидела где-то вдалеке тусклый свет. Вот он приблизился, вот он уже в нескольких шагах. Пол коридора казался прочным. Тени дробил на куски мигающий свет одинокого газового рожка.
 Наконец стали видны очертания длинного, узкого, перегороженного грубыми досками пространства. Она подумала, что похожа на что похожа на сомнамбулу: чувствовались мягкие объятия сна, отяжеляющего руки и ноги и обволакивающего тело ватным коконом, теплым и мягким. Как хорошо погрузиться в это тепло… Гордон хотел, чтобы она спала и «Эликсир» действовал. Может, она и впрямь спит, и это лишь продолжение сна?
 Приглушенный звон слабо донесся издалека. Но она услышала его. Нет, она не спит: звук был реальным и пришел из-за двери. Рука взметнулась и толкнула некрашеные доски. Дверь распахнулась, открывая каменную лестницу, залитую резким желтоватым светом, идущим снизу. Снова к ней метнулось эхо короткого звона.
 Женевьева спускалась, чувствуя под ногами твердость камня. Спуск давался легче, хотя головокружение возвращалось все более широкими волнами, заставляя ее постоянно моргать, разгоняя тени перед глазами. Горло пересохло, она вдыхала холодный воздух. Все стихло, остался лишь шорох ее шагов.
 Как много ступеней. Наверное, она опустилась довольно глубоко – должно быть, в погреб. Но где же тогда печь, бочка с углем, трубы? А может, люк служит входом в тоннель? Но это лишь одни догадки. А перед Женевьевой оказался тоннель с каменными стенами, окаймленный пляшущими желтыми огоньками газовых рожков, с тяжелой дубовой дверью в конце.
 Голова кружилась так, что ей не под силу было подняться по лестнице, а затем пройти по коридору к другой лестнице, чтобы выйти, наконец, в свою пустую спальню. Это невозможно, Женевьева уже зашла слишком далеко – теперь она должна узнать. Язычки пламени мигали, едва не умирая, и возрождались вновь, когда она проходила мимо, касаясь вытянутой рукой стены коридора. Еще несколько шагов, и она окажется у двери.
 Женевьева тряхнула головой, глянув под ноги. Тени вдруг рассеялись. Впереди растекался по полу свет, пробиваясь из-под дубовой двери в конце коридора.
 Там было тихо и пусто. Лишь луч света из-под дверной щели – он успокаивал и притягивал ее.
 Глубоко вздохнув, Женевьева протянула руку и открыла дверь.




 Глава 10


 Когда на город опустились сумерки, Квартал очнулся и ожил. Он медленно шевелился и потягивался, как огромный зверь, в предвкушении ночи. Пасти ломбардов со стальными, заостренными зубьями решеток распахнулись, поджидая неосторожных. За вращающимися на петлях дверями начали бойкую торговлю салуны. В окнах обшарпанных доходных домов появились желтые огни, а над дверными проемами борделей зажглись красные фонари. Казалось, все желают посетить Ярмарку и Квартал. Богатые – в громыхающих каретах, а менее удачливые представители мужского племени – пешком. И обитатели Квартала с радостью ждали посетителей. Их ждали ослепительные коллекции алмазов в закладных лавках – фальшивые, как и заверения их владельцев; ждали лихорадочные пальцы, проворно выхватывающие кошельки у пьяных щеголей; ждали деревянные дубинки и латунные кастеты; ждали дурманящие капли в залитых светом барах; ждали улыбки в отдельных кабинетах… По сути, не имело значения, какую дверь выберет гуляка. В конечном итоге, Квартал пожирал всех.
 В начале одиннадцатого Кристэль вынырнула из прохладных чертогов католической церкви в душную летнюю ночь. Встав сбоку от входа, в тени, скрывающей ее от взглядов прохожих, она принялась наблюдать за противоположной стороной Кларк-стрит. Здесь было сердце Квартала. Не обращая внимания на торговцев, мошенников и зазывал у дверей салунов, она неотрывно следила за внушительным зданием прямо напротив церкви – трехэтажным кирпичным особняком, безмятежно укрывшим окна ставнями на ночь. Над его неприметной дверью не было ни красного, ни другого фонаря, и в темноте трудно было разглядеть серебристые прутья качавшейся рядом клетки.
 Но Кристэль знала, что клетка, в которой помещался попугай, на месте. Огромная зеленая птица по кличке «Красотка Полли» охорашивалась на жердочке и визгливо вопила: «Кэрри Уотсон – входите, джентльмены!» Это был номер четыреста сорок первый по Кларк-стрит, легендарный четыреста сорок первый. Заведение Кэрри Уотсон – самое изысканное, самое знаменитое.
 Ей рассказывал о нем Чарли Хоган:
 – Пятьдесят девушек, – втолковывал он. – Можешь себе представить? Говорят, у Вины Филдз на Кастом-Хаус-плейс их больше, но все цветные. У Кэрри бродяжек не найдешь: на каждой девушке вечернее платье, никакой ругани, никаких пьяных. Большинство из них говорят по-французски и пьют только вино по десять долларов за бутылку. Не из бокалов, заметь. Золоченые кубки – таков стиль Кэрри.
 Золоченые кубки? Кристэль не могла этому поверить. Но ее редактор не шутил.
 – Жаль, что ты не можешь попасть внутрь, чтобы осмотреться. У них там пять гостиных, вся мебель из Парижа. На полу ковры, в которые погружаешься по щиколотку. Каждый вечер играет оркестр, да какой! У Кэррине работают малоизвестные музыканты. К тому же там есть биллиардная, хотя я никогда не слыхал, чтобы кто-то пошел в четыреста сорок первый поиграть. А теперь поговаривают, будто в подвале появился кегельбан!
 – А наверху? – спросила Кристэль.
 – Около двадцати пяти спален. Шелковые простыни, отдельные ванные и прочее. – Хоган пожал плечами. – В общем, так мне сказали. Самому проверить не удастся.
 Кристэль подавила улыбку, но, не сдержавшись, заметила:
 – Вы хотите сказать, что она не общается с прессой?
 Редактор улыбнулся:
 – Кэрри общается с кем угодно, но за хорошую плату. Говорят, если к двери подходит тип, у которого не наберется пятидесяти долларов в джинсах, то попугай высовывается и клюет его. Это предприятие вполне законно процветает вот уже двадцати лет, невзирая на смену администраций. А с открытием Ярмарки прибыль удвоилась. Представляешь, насколько богата эта женщина?
 Кристэль могла это представить, но не удовлетворялась отвлеченными размышлениями. Сегодня она уже побывала здесь, у церкви на Кларк-стрит. Ей хотелось увидеть собственными глазами владелицу дома. И когда желание исполнилось, она получила даже больше, чем рассчитывала. Кристэль готова была увидеть пухлую, крашенную перекисью женщину в шелковом вечернем платье, пальцы которой унизаны алмазными кольцами, дополняющими блеск камней на руках, шее и мочках ушей. Но огромная белая карета с золочеными колесами, с угольно-черными лошадьми и кучером в алой ливрее, – такой роскоши могла позавидовать сама миссис Поттер Палмер.
 Да, что ни говори, Кэрри Уотсон была богатой женщиной и ее клиенты тоже. Богатые и важные. Именно для того, чтобы увидеть этих клиентов, Кристэль вернулась сюда и притаилась в тени той самой церкви, которой Кэрри, по слухам, изрядно жертвовала по доброте душевной. Если суждено появиться сенсационному очерку о злачных местечках Чикаго, то он не будет ограничен описанием кареты Кэрри, или даже ведерок из настоящего серебра, в которых подают вино. Очерк, по замыслу Кристэль, должен рассказывать о людях, посещающих заведение. Вся суть в них.
 Сжимая в ладони крошечный блокнот, она дежурила с карандашом наготове, наблюдая за экипажами и двуколками, подкатывающими к дверям Кэрри. Их число постоянно возрастало, и вскоре кареты уже выстроились вдоль тротуара, будто на параде. И как на параде, из них появлялись известнейшие и почтеннейшие персоны. В этой жаждущей удовольствий процессии, вливающейся через порталы в дом, Кристэль узнавала знакомые лица и животы: богатый биржевик с улицы Ла-Саль, сын владельца крупного универсального магазина, местный олдермен и правитель одной из балканских стран, чуть меньшей по площади, чем округ, контролируемый олдерменом. И вдруг, с веселым улюлюканьем и грохотом подкатил дилижанс и извергнул из себя половину звезд из труппы «Буффало Билл Шоу».
 – Кэрри Уотсон – входите, джентльмены! – скрипел попугай. Но Кристэль едва расслышала его из-за воплей «ковбоев». Она пожалела птицу: когда приветствуешь стольких клиентов, поневоле охрипнешь.
 У самой Кристэль начали уставать ноги, и вообще в ее блокнотике собралось достаточно имен для скандальной статьи. Вдобавок, у проходящих мимо гуляк уже заплетались ноги; если она хочет уйти незамеченной, лучше поспешить, пока какой-нибудь ухажер не вовлек ее в неприятности.
 Кристэль решила, наконец, выйти на улицу. И тут, рядом с ней, замаячила чья-то тень.
 – Эй, подожди минутку!
 Ждать – еще чего! Не обращая внимания на голос, девушка зашагала быстрее, но вдруг застыла на месте, ощутив на плече тяжелую ладонь.
 Она мгновенно повернулась, поднимая ридикюль. Сумочка была маленькой – в ней лежали карандаш и блокнот, но вдобавок там был тугой сверток серебряных долларов, припрятанный на крайний случай. Стоит ударить кого-то с размаху этим свертком по челюсти и… Кристэль размахнулась. И была схвачена за руку.
 – Я сказал, подожди!
 Она обернулась и подняла глаза на хмурое лицо Джима.
 – Что ты здесь делаешь? – пробормотала она.
 – Ищу тебя. – Он разжал пальцы, и ее рука вяло упала. – Я заходил к тебе в контору вечером. Чарли Хоган сказал, что ты…
 Кристэль вздохнула:
 – Чарли Хоган – болтун.
 – Его болтовня сослужила тебе неплохую службу. – Джим мрачно разглядывал улицу. – Почему тебе втемяшилось в голову прийти сюда? Только погляди на эту толпу!
 – Именно этим я и занимаюсь. – Кристэль постучала по своему ридикюлю. – У меня здесь список имен, от которого глаза полезут на лоб у всего города. Погоди, вот прочитаешь их в газете…
 – К счастью, я нашел тебя прежде, чем твой некролог опубликовали.
 – Не порти мне развлечение.
 – Ты называешь это развлечением? – Джим нетерпеливо махнул рукой. – Стоять здесь, рискуя жизнью, глазеть на этих хулиганов? Да еще поздней ночью, когда поблизости нет ни одного приличного человека!
 Кристэль посмотрела на противоположную сторону, и глаза ее сузились.
 – О, неужели это…
 – О чем ты?
 – Посмотри сам.
 Джим повернулся и проследил за ее взглядом. От четыреста сорок первого номера отъезжала карета, и сошедший на тротуар пассажир подходил к двери.
 – Кэрри Уотсон! – крякнул попугай. Распахнувшаяся дверь заглушила приветствие, и гость вошел внутрь. На миг его улыбающееся лицо оказалось в потоке света, льющегося из холла.
 – Кажется, это твой приятель? – заметила Кристэль.
 – Черт меня побери…
 Оба проводили взглядом полуночного посетителя, за которым закрылась дверь борделя. Почти машинально Кристэль полезла в ридикюль за карандашом и блокнотом и добавила последнее имя в свой список:  Г. Гордон Грэгг. 




 Глава 11


 Утром, когда Джим сидел за своим столом, в контору вошел мистер Фоллансби с письмом в руках.
 – Ты очень занят, Фрэзер?
 – Заканчиваю оформлять страховой полис для Гамильтона. Отправлю его почтой перед завтраком.
 – У тебя намечено что-либо на сегодняшний день?
 – Пока нет. Я подумывал нанести несколько визитов в район Гарфилд-парка.
 – Это подождет. Прочти-ка вот…
 Фоллансби подал, ему письмо. Обычное письмо из другой компании, решил Джим, быстро пробежав его глазами. Некий владелец страхового полиса по имени Эверс умер в марте, оставив оплаченную страховку на тысячу долларов на случай смерти, Поскольку наследник также скончался, компания разыскивала его ближайшую родню. В процессе расследования выяснилось, что законная наследница Эверса сейчас проживает в Чикаго и работает личной секретаршей у…
 Джим, нахмурясь, Поднял голову, и старик кивнул.
 – Вот именно. Работает у доктора Грэгга, того самого, которому мы оплатили два месяца назад десятитысячную страховку за его жену. Вот тебе несовпадение.
 «Интересно, что сказал бы Фоллансби, если бы узнал о том, где этот тип был вчера ночью», – подумал Джим, подавляя желание намекнуть об этом начальнику. Вместо этого он вернул письмо и спросил:
 – В чем проблема?
 Фоллансби скорчил гримасу:
 – Не знаю. Я только что поговорил с Грэггом по телефону, но хоть убей не могу понять, о чем он болтал. Я хочу, чтобы ты увиделся с ним сегодня днем и прояснил это дело. Возьми письмо с собой. – Джим сложил его и убрал в свой бумажник.
 Днем, сразу после завтрака, он развернул письмо и подал его доктору Грэггу, находившемуся в собственной конторе, позади рецептурной. Сегодня на Грэгге был полотняный костюм и безупречно накрахмаленная рубашка. Но сам доктор казался слегка помятым, и Джим снова удержал себя от намека на то, что видел Грэгта прошлой ночью. Впрочем, если одинокий вдовец посещает всякие заведения в поисках развлечений, это его личное дело.
 Джима сейчас интересовало только письмо, которое читал Грэгг. Он ожидал, что доктор хотя бы кивнет, или чуть нахмурится, но лицо Грэгга оставалось бесстрастным; закончив чтение, он вернул запрос компании посетителю.
 – Именно это зачитал мне утром по телефону мистер Фоллансби, – заметил доктор. – Право же, не стоило брать на себя хлопоты и приносить его мне сюда.
 Джим покачал головой:
 – Вы не понимаете, сэр. Мне необходимо убедиться, что оно попадет в руки ближайшей родственницы Эверса, Женевьевы Болтон. Теперь она законная наследница…
 – Я понимаю, – вздохнул Грэгг. – Но боюсь, что Фоллансби меня не понял. В нашем утреннем разговоре я пытался объяснить ему, что в данное время мисс Болтон здесь нет.
 – Она больше не работает у вас?
 – Я этого не сказал. Просто, как раз сейчас ее нет в городе. – Грэгг улыбнулся. – Эта личное дело.
 – А вы не могли бы сказать мне, как ее найти?
 – В этом нет необходимости. Она скоро вернется.
 – Как скоро?
 – Скорее всего, на следующей неделе. Перед отъездом она поручила мне заниматься любыми посланиями в ее адрес. – Грэгг протянул руку. – Если позволите, я оставлю это письмо до возвращения мисс Болтон…
 – Я не понимаю вас.
 – Как и ваш начальник. – Грэгг пожал плечами. – Послушайте, я не люблю мистификаций. Просто я никогда не видел мистера Фоллансби и терпеть не могу обсуждать личные дела с незнакомыми людьми. Но поскольку мы в вами знаем друг друга, пожалуй, я могу довериться вам, не ставя мисс Болтон и себя в неловкое положение.
 – Что вы имеете в виду?
 В голосе и глазах Грэгга появилась застенчивость.
 – Дело в том, что мы с Женевьевой обручены и собираемся пожениться.
 – Пожениться?
 – Довольно неудобная ситуация, я знаю, – прошло лишь несколько месяцев после кончины Миллисент. Именно поэтому, в силу сложившихся обстоятельств, я намерен пока что отложить официальное; объявление о браке. Вот почему мне так не хотелось открывать местонахождение Женевьевы мистеру Фоллансби. – Грэгг поднялся. – Но вы можете сказать ему, что в настоящее время юная леди улаживает личные дела и вскоре вернется. Надеюсь, он будет настолько любезен, чтобы терпеливо воздержаться от разглашения этой информации до тех пор, пока…
 – Я уверен, что он вас не подведет.
 – Хорошо. – Грэгг протянул руку. – Весьма признателен вам за внимание.
 – Не за что. Вы не могли бы уведомить нас, когда вернется ваша невеста? Компания спешит закрыть это дело, и нам нужна ее подпись перед оформлением выплаты.
 – Понимаю, – кивнул Грэгг, направляясь к двери. – И заверяю вас, что больше проблем не будет.
 –  Проблем не будет.  Что это значит? – Потребовала объяснений Кристэль. Был вечер того же дня; они сидели на крыльце доходного дома на Прэри-авеню, и ее нетерпеливый голос нарушил сонный покой пустынной улицы; – Ты уже сказал об этом своему боссу?
 – Нет, когда я вернулся в контору, его уже не было.
 – Ну и слава Богу!
 – О чем ты говоришь?
 – О тебе. О твоей работе и твоем будущем – можешь распрощаться и с тем и с другим, если придешь к нему с подобной чепухой.
 – Извини, что-то я тебя не пойму, – пробормотал Джим.
 – Так постарайся понять. Будь в твоих жилах хоть чуть-чуть репортерской крови, ты сделал бы то же, что сделала я сегодня утром. В ту же минуту, как я заметила прошлой ночью Грэгга, я решила навести кое-какие справки.
 – Но… зачем?
 – Это совершенно очевидно. Видя всеми уважаемого врача, человека, только что потерявшего любимую жену, входящим в самый известный и дорогой бордель в городе, вряд ли предполагаешь, что он явился туда лечить кого-то. Вместо этого начинаешь сомневаться в его порядочности.
 – Погоди минутку. Ты – женщина, и не понимаешь определенных потребностей мужчины.
 – Уверяю тебя, я закончила свой курс по биологии с наилучшими баллами. – Кристэль положила ладонь на руку Джима. – Меня удивило не его появление. Дело в манерах – в вихляющей походке, усмешке и наглой самоуверенности этого человека.
 – Похоже, тебе чем-то не понравился доктор Грэгг, не так ли?
 – И что, если так?
 – Если тебе кто-то не нравится, все же нет причин подозревать его в чем-то зазорном.
 – Я это знаю. И поэтому я занялась кое-каким расследованием сегодня утром, в «морге».
 – В морге?!
 – Так у нас называются газетные досье, глупый. Отвоем докторе Грэгге немало публикаций. По поводу замка, выстроенного им за прошлый год, было несколько статей – одна о его планах, а через несколько месяцев – продолжение, касающееся собственно строительства. Замок служил для всей округи не менее волнующей темой разговоров, чем подготовка к Ярмарке.
 – Признаю, что замок довольно претенциозен. Но если Грэгг предпочел построить его таким, вряд ли можно винить хозяина в чем-то, кроме плохого вкуса.
 – Верно, – пока не начнешь читать эти статьи. Что я и сделала. В них упоминались имена подрядчиков и названия строительных компаний. Кое с кем я созвонилась. С господами Роговским, Шульцем, «О.П. Деннингом и Компанией». Все они в то или иное время участвовали в строительстве замка. Никому из них до сих пор не заплачено. Насколько я поняла, Деннинг собирается подавать в суд.
 – Многие бизнесмены и специалисты зачастую нарушают финансовые обязательства. Может быть, у него было туго с наличными.
 – Может быть. Но не сейчас. Два месяца назад ты передал ему чек на десять тысяч долларов. Что он сделал с этими деньгами?
 – Не знаю.
 – А я знаю. Но не будем сейчас об этом. – Кристэль нахмурилась. – Ты знаешь, что раньше доктор Грэгг работал в другой аптеке, как раз напротив нынешнего замка? Он получал сорок долларов в неделю от владелицы, вдовы по имени Филлис Каллагэн. И тогда он не называл себя врачом, а всего лишь аптекарем. В первый раз он воспользовался своей медицинской степенью два года назад, подписывая свидетельство о смерти Филлис Каллагэн. И еще раз, когда годом позже подавал необходимые бумаги в качестве единственного претендента на получение ее наследства.
 – Откуда ты это узнала?
 – Была в окружном суде. Там все это есть. Причина смерти: остановка сердца. То есть, она случается, обычно, когда кто-нибудь умирает.
 – Ты хочешь сказать, что…
 – Нет, просто выкладываю факты. А вот еще: наследство Грэгга составило около шестнадцати тысяч долларов и он потратил эти деньги на то, чтобы купить землю напротив аптеки для своего замка. Между прочим, он заплатил почти сразу – около шестнадцати тысяч.
 – Ну и что здесь подозрительного?
 – Ничего. За исключением одного факта… Он уже наводил справки о цене на землю за месяц до смерти Филлис Каллагэн!
 – Возможно, с ее ведома. Они, наверное, рассчитывали построить дом вместе. – Джим нахмурился. – Ты торопишься с выводами.
 – И это неплохая разминка. – Кристэль улыбнулась, затем стала серьезной. – Признайся, что все это выглядит чересчур… удобным, что ли.
 – Ну хорошо, положим, я с тобой согласен. Но даже если в биографии Грэгга  не все  гладко, это не имеет отношения к Женевьеве Болтон.
 – Нет, но обрати внимание, – Кристэль наклонилась вперед, опять коснувшись руки Джима. – Помнишь, я ходила с тобой в аптеку Грэгга, когда ты передал ему чек? Ты сказал мне тогда, что у него в конторе была секретарша. И даже упомянул ее имя – Алиса, кажется?
 – Верно.
 – Ладно, так где она сейчас?
 – Погоди, Кристэль, не будем ломать копья по этому поводу. Тебе не приходило в голову, что он мог ее уволить?
 – Может, уводил. Вероятно, миссис Каллагэн действительно умерла от сердечного приступа. Но, судя по обстоятельствам, а в этом далеко не уверена.
 – Но ты так и не объяснила, каким образом это может быть связано с Женевьевой Болтон.
 – Все дело в банковском счете, – сказала Кристэль. – Помнишь, я спросила у тебя, что сделал Грэгг с теми десятью тысячами? Узнав о кредиторах, я заинтересовалась его финансовым положением. Конечно, я не могла открыто наводить справки, но для газеты несложно получить на кого-то справку о платежеспособности – рекламный отдел запрашивает ее каждый день, когда кто-либо из торговцев хочет купить место для объявления. В свое время я оказала кое-какие услуги Энди Покрасу, нашему управляющему, поэтому он не отказался помочь мне.
 Кристаль порылась в кармане и извлекла смятый лиг сток бумаги.
 – Вот, взгляни: у твоего доктора Грэгга есть тридцать четыре тысячи восемьсот долларов на депозите в Сберегательном банке Киркади – особый совместный счет, причем выплаты производятся на основании подписи одной из сторон. Вторая сторона – Женевьева Болтон.
 Джим глубоко вздохнул:
 – Так что, по-твоему, я должен сделать?
 Кристэль покачала головой:
 – Ну разве не ясно? Иди к мистеру Фоллансби и сообщи ему все, что я тебе рассказала. Но не впутывай меня. Вот, возьми, я тут зависала основные факты. Пусть он думает, будто ты сам провел расследование.
 – Не знаю, как это…
 – Ох, Джим, неужели ты не понимаешь? Это твой шанс! Приведи мистера Фоллансби к Грэггу и заставь его предъявить вам Женевьеву Болтон.
 – Но я не смогу сделать это.
 Кристэль улыбнулась.
 – Ты уже сделал – тихо заметила она.
 – То есть как?
 – Я позвонила доктору Грэггу перед тем, как уйти домой после работы. Представилась твоей секретаршей и сказала ему, что вы с Фоллансби посетите его в конторе. Он примет вас завтра в десять утра.




 Глава 12


 Г. Гордон Грэгг казался весьма спокойным. Сегодня он снова был в белом и, сидя в душной и тесной конторе, напоминал фигуру, вытесанную из ледяного куба. С ледяной улыбкой и холодными глазами он слушал посетителей.
 Что касается Джима, ладони у него вспотели, а воротник был влажен. Слава Богу, основную часть переговоров взял на себя Фоллансби. И Джим признавал, что он справлялся с этим хорошо. Старик был не дурак, знал свое дело и задавал вопросы Грэггу крайне осторожно. Страховая компания «Дирборн Мьючуэл Лайф» нуждается в помощи, чтобы разыскать мисс Болтон, и доктор Грэгг окажет любезность, если сможет предоставить более подробные сведения относительно ее отношений с ним. Как долго она здесь работала? Где проживала во время работы у него? И не может ли он чуть подробнее указать ее точное местонахождение в последние две недели?
 Чем больше говорил Фоллансби, тем яснее Джим понимал, что он пытается загнать Грэгга в угол. Наблюдая за этим, Джим все никак не мог успокоиться. Голос Фоллансби был сухим, а ладони Джима по-прежнему оставались влажными.
 Г. Гордон Грэгт все еще хранил спокойствие.
 – Право же, джентльмены, я сожалею, что вовлек вас в эти неприятности. Знай я раньше, что вы придаете столь важное значение обычному служебному отпуску…
 Пожав плечами, он полез в ящик стола, вынул папку и открыл ее:
 – Касательно мисс Болтон, здесь у меня ее послужной список. – Не переставая говорить, он пробегал взглядом содержимое папки. – Сейчас посмотрим. Седьмого июля я позвонил в Гарландский бизнес-колледж и поговорил с миссис Протеро, ответственной за устройство на работу, по поводу моего запроса о секретарше. Они выбрали мисс Болтон в качестве кандидата на это место, и я побеседовал с чей восьмого июля днем. Я безотлагательно нанял ее, положив оклад двадцать долларов в неделю. – Грэгг снова сверился с бумагами. – Согласно моим данным, тогда она проживала в пансионе по адресу: Южный Дирборн номер тысяча девятьсот двадцать. Я предложил ей более удобный вариант – занять комнату здесь, в доме – вероятно, вам известно, что я сдаю комнаты наверху – и она согласилась. Переехав сюда десятого июля, она оставалась здесь до своего отъезда, девятнадцатого августа. – Он захлопнул папку. – Как я уже говорил мистеру Фрэзеру, ей необходимо уладить личные дела.
 – Относительно личных дел, – заметил Фоллансби, – компания заинтересовалась тем, что восемнадцатого августа, за день до отъезда, мисс Болтон сняла сумму в четыре тысячи долларов со счета в Сберегательном банке Киркади.
 Грэгг кивнул:
 – Фактически, она так и сделала. Поскольку мы собираемся пожениться, то решили, что удобнее будет иметь общий счет. – Он полег в нижний ящик стола и извлек обтянутую красной кожей банковскую книжечку. – Возможно, вы захотите ознакомиться, хотя бы для отчета.
 С мрачным видом Фоллансби взял книжечку, открыл ее и принялся изучать, мрачнея все больше.
 – Общая сумма на сегодняшний день составляет тридцать четыре тысячи восемьсот долларов, не так ли? Как видите, эта сумма все еще не тронута.
 Фоллансби кивнул и вернул книжечку Грэггу.
 – Итак, если ваши вопросы на этом исчерпаны, джентльмены…
 – Еще один, – по-прежнему хмурясь, произнес старик. – Вы так и не сказали нам, где находится сейчас мисс Болтон.
 – Совершенно верно. Как жених я считаю недопустимым дальнейшее вмешательство в ее дела.
 – Понимаю, – кивнул Фоллансби. – Но компания настойчиво просила меня…
 – Ах да, компания. – Голос Грэгга оставался спокойным, но Джиму на миг показалось, что в глазах у него промелькнула искорка насмешки. – Что ж, прекрасно. В данных обстоятельствах неминуемо нарушение конфиденциальности. В настоящее время Женевьева находится в Канзас-Сити. Если точнее, в Канзас-Сити, штат Миссури.
 – А она, случайно, не оставила вам адрес, по которому намеревалась проживать?
 – К сожалению, нет. Раньше она жила со своим дядей на ферме, на окраине города. Он не был единоличным хозяином и владел ею на паях с другими фермерами, и после его смерти она перешла в другие руки. Но Женевьева рассчитывала поехать туда и распорядиться оставшимся там имуществом. Такова была цель ее поездки.
 – Понимаю, – поджал губы Фоллансби. – И вы не знаете, где она может быть сейчас?
 Грэгг покачал головой:
 – Я этого не говорил. Просто сказал, что она не оставила предполагаемого адреса, поскольку не была уверена, где придется остановиться. Но я, разумеется, знаю, где она сейчас: в «Канзас-хаус». – С этими словами Грэгг снова нырнул в нижний ящик. – К вашему сведению, как раз утром от нее пришло письмо.
 Фоллансби осмотрел конверт, затем вытащил и развернул содержимое. Джим поднялся и взглянул через его плечо на машинописную страничку со штампом гостиницы.

 Мой дорогой!
 Тысяча извинений за долгое молчание, но я была ужасно занята. Сначала нового владельца фермы не оказалось в городе, и мне пришлось потратить почти неделю на его поиски. Теперь у меня есть ключ и его разрешение увезти наши вещи, но ты не поверишь, в каком ужасном состоянии все они находятся. Попытаюсь привести их в порядок. Затем упакую то, что мне понадобится, и рискну продать остальное, включая мебель.
 Боюсь, это потребует много времени, но я постараюсь вернуться поскорее. Пожалуйста, не беспокойся обо мне. Я буду сообщать тебе обо всем. Береги себя для твоей любящей
  Женевьевы. 

 Фоллансби прочел письмо медленно, словно запоминая, внимательно рассмотрел подпись. Он повернулся и поднял глаза на Джима, причем в них безошибочно читалось:  «Ты втравил меня в это! Что теперь скажешь?»  Выхода не было. Джим повернулся к Грэгту.
 – Вы не смогли бы показать нам какой-нибудь образец подписи мисс Болтон?
 Грэгг уже не улыбался.
 – Это крайне нескромное требование.
 Фоллансби тоже не улыбался, но Джим не мог отступить. Он махнул рукой Грэггу.
 – Я сознаю, сэр. Но все же…
 – Все же вы подвергаете сомнению подлинность письма, не так ли? – Грэгг поднялся, подошел к шкафчику для документов и продемонстрировал им пачку бумаг. – Пожалуйста. Я уверен, в этих конторских документах вы найдете с дюжину или больше образцов ее почерка, включая и подпись. – Джим потянулся было за бумагами, но Грэгг покачал головой: – Впрочем, что в них толку? Вероятно, вы обвините меня в подделке.
 Джим почувствовал, что краснеет.
 – Никто не обвиняет вас.
 – Как бы не так, весь смысл вашего визита заключается в обвинении. Обвинении и оскорблении.
 – Прошу вас, – покачивая головой, поднялся Фоллансби. – По-моему, это зашло слишком далеко.
 – Напротив. – Грэгг повернулся и уставился на него холодным взглядом. – Я не буду удовлетворен до тех пор, пока вы не дойдете до конца. Точнее, вплоть до Канзас-Сити, чтобы быть точным.
 – О чем вы говорите?
 – Вот. – Грэгг протянул письмо Женевьевы Болтон. – На бланке вы найдете номер телефона гостиницы. Я хочу, чтобы вы сейчас же позвонили по этому телефону.
 – Я уверен, что в этом нет необходимости… – пробормотал Фоллансби.
 – Думаю, есть. Я настаиваю.
 Под взглядом холодных глаз Фоллансби подошел к настенному телефону и целых пять минут выслушивал потрескивание и гудение линии, пока его не соединили.
 – «Канзас-Хаус»? – непроизвольно усилил голос Фоллансби, как будто междугородный звонок обязывал его кричать в трубку. – Могу я поговорить с мисс Женевьевой Болтон? – Он смолк, нахмурился. – Болтон. Б-о-л-т-о-н.
 Минута молчания. Сердце Джима бешено заколотилось.
 – Алло, мисс Болтон! – произнес Фолдансби.
 Джим отвернулся, не в силах вынести свирепый взор своего начальника, и увидел, что Грэгг снова улыбается.




 Глава 13


 Субботним днем на углу Пятьдесят восьмой улицы и Прэри-авеню царило оживление. Велосипедисты в трико проносились мимо индейца-манекена на тротуаре у сигарной лавки. Кабриолеты, одноместные коляски и запряженные четверкой экипажи быстро двигались посреди улицы. Точильщик ножниц толкал свою тележку по мостовой, позванивая колокольчиком и хмуро поглядывая на грохочущий рядом мусорный фургон с возницей в котелке, который монотонно взывая к прохожим:
 –  Берем тряпки, кости, бутылки! 
 Босой мальчишка ловко направил палкой свой обруч вокруг столбика, где привязывают лошадей, и увернулся от колес фургона, вставшего возле «Мясной торговли Саймона». Из лавки мясника появилась его мать с воскресным обедом под мышкой; из коричневого бумажного свертка свешивалсь увенчанная гребнем голова птицы.
 На перекрестке нестройно гудела шарманка, обезьянка шарманщика на цепочке кувыркалась и щебетала, временами приучившая к прохожим помятую жестяную чашку.
 Крнстэль не сводила глаз с Джима, щурясь от солнечного света.
 – Тебя уволили? – пробормотала она.
 Джим угрюмо кивнул:
 – Сразу после того, как повесил телефонную трубку, прямо в конторе у Грэгга.
 – А может, это только сгоряча? Чтобы умаслить Грэгга?
 Джим покачал головой:
 – Когда мы вышли оттуда, шеф выдал мне сполна. Насчет того, что я выставил его дураком и запятнал репутацию компании. Сказал, что у Грэгга есть все основания, чтобы подать на нас в суд.
 Кристэль поморщилась:
 – Твой босс – идиот.
 – Мой бывший босс.
 – И что ты собираешься делать?
 Джим пожал плечами.
 – Подыщу другую работу.
 – Ты собираешься уйти и сделать вид, будто ничего не случилось?
 – Я вообще не хотел в это ввязываться. – Джим взял ее под руку. Они свернули за угол и направились по Прэри-авеню на север. – Послушай, милая, я не корю тебя…
 – Все это из-за меня.
 – Забудь об этом. Что сделано, то сделано. И не волнуйся, я что-нибудь найду. Почитаю объявления в завтрашней газете.
 – Джим, не дури. Ведь на самом деле, ты хотел бы вернуться на прежнюю работу, так?
 Джим нехотя кивнул:
 – Может, стоит подождать несколько дней и дать Фоллансби время остыть. Потом пойти к нему и извиниться…
 – Ни за что на свете! Это он должен извиниться перед тобой за то, что унизил тебя перед этим шарлатаном. Представляю, как ухмыляется и торжествует твой драгоценный доктор Грэгг, обведя вас обоих вокруг пальца.
 – Неужели? – нетерпеливо махнул рукой Джим. – Да этот парень совершенно чист.
 – Черта с два! То, что он еще не снял деньги с совместного счета вовсе не означает, что он не сделает этого завтра или в любой другой день. А что касается письма, которое он вам показывал, – откуда вам известно, что его в самом деле написала Женевьева Болтон?
 – Но мистер Фоллансби говорил с этой девушкой! Та даже предложила выслать ей необходимые документы, чтобы она смогла подписать их и получить деньги, не доставляя компании дальнейших неприятностей.
 – Вот это меня и беспокоит. Почему бы вам не подождать, пока она вернется?
 Джим остановился у крыльца доходного дома, где проживала Кристэль, и шагнул в сторону, давая дорогу двум юношам в мундирах Военного училища, бойко вышагивавшим по тротуару.
 – А какая разница? – спросил он.
 – Ну согласись, есть некоторая разница между тем, выгоняют ли тебя с позором или же ты получаешь работу обратно. По-моему, все это скверно пахнет. Я уже говорила тебе насчет того, что узнала о Грэгге. Этот человек – прожженный негодяй, ошибиться невозможно.
 – Бесполезно, Кристэль. Все это ошибка, от начала и до конца.
 – Дело еще не кончено. – Кристэль направилась к парадной, и Джим проводил ее взглядом.
 – Погоди минутку, разве мы не ужинаем вечером на Ярмарке?
 – Извини. Почему бы тебе не отправиться туда первым? Жди меня в шесть, у входа в Стоуни-Айленд.
 – Кристэль, если ты что-то задумала…
 Она повернулась с улыбкой:
 – Ох, за всеми этими волнениями я забыла тебе сказать.
 – Сказать о чем?
 – Вчера меня тоже уволили.
 – Ты шутишь.
 – Поверь, какие шутки. Если бы ты услышал сам…
 – Ты не расскажешь мне, что случилось?
 Кристэль покачала головой:
 – Сейчас на это нет времени.
 – Но что ты собираешься делать?
 Она замешкалась в дверном проеме.
 – То, что следовало сделать в первую очередь. Увидишь сам.




 Глава 14


 По субботам, в четыре часа дня, парикмахерская гостиницы «Палмер-Хаус» всегда была переполнена. Постоянные клиенты появлялись к назначенному времени, чтобы подстричься, постояльцы гостиницы заходили побриться перед вечерней прогулкой. Торговцы покидали свои прилавки, чтобы посплетничать часок с приятелями, а надменные сатрапы скотобоен сходили со своих кровавых тронов, чтобы смыть с себя вонь перед тем, как разъехаться по мраморным особнякам на Лейк-Шор-драйв. Постояльцы победнее довольствовались чисткой обуви и возможностью с восхищением поглазеть на двести двадцать пять серебряных долларов, вцементированных в пол парикмахерской. В воздухе пахло крепкими ароматизированными сигаретами, пятицентовыми сигарами и дорогими «коронас». Опасные бритвы бесшумно сновали по кожаным ремням, или упорно скребли щетину, а ножницы пожирали кудри и густые длинные бакенбарды.
 Чарли Хоган сидел на своем обычном месте – третье кресло от конца слева, где обычные субботние услуга ему оказывал его постоянный парикмахер, Эл. Все шло как по расписанию: Хоган раскурил свою обычную четырехчасовую сигару, а монотонный голос Эла, перекрывая шум, перечислял ему свои беды – долгие часы работы, больные ноги и другие ежедневные горести. Как и все остальное в этом заведении, даже жалобы были частью привычного ритуала традиционного выманивания чаевых: Но тут дверь открылась и традиция была грубо нарушена. Эл поднял глаза и резко оборвал свои причитания. Разговоры за соседними креслами почти смолкли, сменившись приглушенным бормотанием. Чарли Хоган уставился на дверной проем. Он открыл рот, чуть не выронив сигару. Его резкий голос зазвенел в тишине:
 – Крисси! Какого черта ты здесь делаешь?
 Она одарила его улыбкой, способной расплавить мрамор, но это не слишком смутило окружающих, чьи физиономии сохраняли каменное выражение, и совершенно не подействовало на Хогана.  Женщина здесь, в мужском салоне? 
 – Мне нужно поговорить с вами, – сказала Кристэль.
 Хоган покраснел, чувствуя на себе пристальные взгляды посетителей. Он прекрасно понимал, о чем они думают.  «Бесстыжая милашка. Вот уж не думал, что старина Чарли увлекается ими. Интересно, что она задумала? Может у нее неприятности?» 
 Пошарив в кармане, Хоган выудил полдоллара, протянул монету Элу и резко поднялся с кресла. Он торопливо зашагал к выходу, стараясь не обращать внимания на скрестившиеся на нем взгляды и не думать о мыслях, которые бродят в мозгах посетителей. Схватив Кристэль под руку, он повел ее к двери.
 – Ну-ка выйдем отсюда, – пробормотал он.
 Продолжая улыбаться, Кристэль позволила проводить себя в вестибюль. Едва дверь парикмахерской закрылась за ними, Хоган отдернул свою руку с живостью человека, но ошибке схватившего гремучую змею.
 – Итак, что за фокусы? Я сказал тебе вчера…
 – Я знаю, – спокойно кивнула Кристэл. – Чтобы ноги моей не было на вашем пороге или что-то в этом роде. Впрочем, это не ваш порог, не так ли?
 – Нет, дело не в этом. Ты просто-напросто бросила тень на мою репутацию. – После каждого слова Хоган яростно выпускал клубы сигарного дыма. – Разве этого не достаточно? Прийти ко мне с пасквилем о публичном доме Кэрри Уотсон…
 – Но это не пасквиль. Вы знаете, все это правда.
 – Конечно. Но вздумай я это напечатать, на нас подали бы в суд за клевету все, кого ты назвала. Подобный очерк в газете стоил бы мне работы.
 – Но он не появился, и это стоило работы мне.
 – Послушай, Крисси, может, я просто погорячился. Нужно было немножечко вправить тебе мозги. – Хоган избегал ее взгляда. – Я собирался позвонить тебе завтра…
 – Чтобы вернуть меня?
 – Э-ээ…
 Кристэль показала на диван в углу вестибюля:
 – Может, присядем?
 Хоган кивнул, послушно последовал за девушкой и уселся рядом.
 – Для начала договоримся о следующем, – начал он. – Я беру тебя обратно, но на условный срок.
 – Что это означает?
 – Ты должна бросить свои фокусы. Будешь брать обычные задания и выполнять то, что сказано.
 – И потеряю единственный в жизни шанс?
 Хоган глянул на нее с опаской:
 – О чем это ты?
 – Представьте себе заголовки, – Кристэль говорила тихо, но веско, словно подчеркивая каждое слово. – «Зловещий замок в сердце Чикаго. Таинственное исчезновение юной прекрасной девушки. Крупная афера со страховкой. Известного врача подозревают…»
 Хоган сморщился.
 – Ты просто спятила!
 – Вначале я так и думала. – Кристэль открыла свою сумочку и вытащила блокнот. – Но я руководствуюсь фактами и цифрами. Вот послушайте…
 Он снова поморщился, но выслушал. Выслушал недоверчиво. Когда Кристэль закончила, он задумчиво кивнул.
 – Похоже, в этом что-то есть. Предположим, я пошлю репортера в понедельник, чтобы.
 – Чтобы он навестил Г. Гордона Грэгга и спросил его, не замышляет ли он что-нибудь дурное? – Кристэль покачала головой. – Обычными расспросами вы ничего не добьетесь.
 – А что ты предлагаешь?
 Она тихонечко выложила ему задуманный план. Хоган взорвался:
 – Можно было давно догадаться! Все это – только для того, чтобы помочь Джиму вернуться на работу. Такова настоящая причина, да? – Сигара Хогана описала дугу. – Так вот: это не пройдет. Я не позволю тебе вновь оставить меня в дураках.
 Кристэль пожала плечами:
 – А если я смогу предоставить вам достаточно доказательств и улик, чтобы можно было опубликовать подкрепленный фактами очерк? – Она многозначительно помолчала. – Хотя, конечно, я могу обратиться в «Трибьюн»…
 Хоган торопливо взмахнул сигарой.
 – В этом нет необходимости.
 – Значит, вы согласны?
 – Действуй. – Хоган глубоко вздохнул и они поднялись с дивана. – Крисси…
 – Обещай мне одно: будь осторожна. – Он впился в нее взглядом, но она, казалось, не заметила этого.
 – Не беспокойтесь. Я знаю, что мне делать.
 Самым трудным было, разумеется, встретиться в этот вечер лицом к лицу с Джимом.
 Кстати, вечер оказался чудесным и по-летнему ласковым; огни Ярмарки никогда не казались такими яркими.
 – А у тебя хорошее настроение, – заметил Джим, попивая вместе с ней кофе из крошечных чашечек за мраморным столиком кафе «Старая Вена».
 Кристэль кивнула.
 – Дела улучшаются, – сказала она.
 – Но почему ты не расскажешь мне, чем занималась сегодня днем? Ты повидала мистера Хогана? Он взял тебя на работу, ведь так?
 Кристэль улыбнулась ему:
 – У меня новая работа.
 – В чем она состоит?
 – Пока не могу сказать тебе, это секрет.
 Джим нахмурился:
 – Хочешь сказать, что я ее не одобрю. Знаешь, если это очередная из твоих сумасшедших затей…
 – Пожалуйста, не задавай мне больше вопросов. Я расскажу тебе обо всем, как только смогу. Обещаю.
 Кристэль поднялась, положив ладонь ему на руку.
 – Что касается обещаний: разве ты не говорил мне, что возьмешь с собой в «Мавританский дворец»?
 – Да, говорил. – Джим встал, и они направились по Мидуэю, – Но, по крайней мере, скажи, когда ты начнешь работать.
 – Я собираюсь начать в понедельник, – сказала Кристэль. – А теперь поспешим, дорогой, я хочу взглянуть на «Камеру ужасов», о которой ходит столько слухов…




 Глава 15


 Ожидая приема, Кристэль чувствовала на себе заинтересованные взгляды. Ранним утром аптека была почти пуста, и клерки за прилавками с праздным любопытством пялились на нее. По крайней мере, она надеялась, что это – обычное любопытство двух двадцатилетних юнцов к девушке-посетительнице. «Совершенно обычное», – решила она. Впрочем, если они случайно не узнали ее. Но вряд ли. Она побывала здесь лишь раз, и притом на ней была вуаль. Абсолютно немыслимо, чтобы хоть один из них запомнил ее.
 Наконец, она с облегчением увидела помощника Грэгга, торопливо возвращающегося из кабинета хозяина.
 – Идемте со мной, мисс Уилсон.
 Она с улыбкой кивнула, но быстро одернула себя. Ведь Хикей пристально смотрел на нее поверх очков. Может быть, узнал? Чепуха: у него явная близорукость и пялится он на все что угодно. «Лучше не думать об этом», – приказала она себе, следуя за ним в контору позади рецептурной. Подойдя к самой двери, Хикей жестом пригласил Кристэль войти.
 Грэгг поднимался из-за стола, внимательно глядя ей в лицо. В его темных глазах не было ни любопытства, ни сосредоточенности, свойственной близорукому Хикею. Взор доктора казался ласковым, пожалуй, даже интимным. В его присутствии поневоле можно было забыть обо всех догадках.
 Кристэль выдавила улыбку и нашла нужные слова:
 – Дядя Гордон!
 – Дорогая юная леди, как славно, что вы приехали. – Улыбка была дружеская, голос – ласковый, а прикосновение руки, подводящей ее к креслу, ободряло.
 – Присядьте, мисс Уилсон.
 – Кристэль, – поправила она.
 – Как угодно. – Грэгг уселся за стол и повернул вращающееся кресло, чтобы оказаться лицом к ней. – Откровенно говоря… я ожидал увидеть ребенка.
 – Боюсь, я не сумела объяснить как следует по телефону, – сказала Кристэль. – Для меня большим потрясением было услышать от вас о смерти тетушки Миллисент.
 – Бедная, славная Миллисент, – вздохнул Грэгг. – Уже миновало много месяцев, а вы ничего не знали. Но разумеется, она не поддерживала отношений с семьей много лет. Я и сам не подозревал, что жив хоть кто-нибудь из ее родственников.
 – Только мама и я, – сказала Кристэль. – Мама не слишком сильна в составлении писем, но она послала тетушке Миллисент письмо в июле, чтобы предупредить о моем приезде.
 Грэгг покачал головой:
 – Я не получил его.
 – Она отправила его на адрес Саннисайд-авеню, – пояснила Кристэль.
 – Тогда все ясно, – важно кивнул Грэгг. – Вы знаете, что дом сгорел дотла?
 – Какой ужас!
 – От предначертаний судьбы никуда не денешься, – заметил он, вздохнув. – Что случилось, то не поправишь. Остается только достойно перенести утрату. А теперь, дорогая, поговорим о более приятных вещах. Как долго вы намерены пробыть в городе?
 – Я уже сказала вам по телефону, что приехала посмотреть на Ярмарку. И еще я собиралась поговорить с тетушкой Миллисент о вкладе.
 – О каком вкладе?
 Кристэль нахмурилась:
 – Все время забываю, что вы не получили письмо. Мама все в нем объяснила. Знаете, после кончины моего папы его компаньон продал магазин. Это один из крупнейших мануфактурных магазинов в Сан-Франциско, но компаньон – старик, у него нет семьи, и он не хочет продолжать дело. Поэтому он продал магазин, и мама положила нашу долю в банк. Наш поверенный убедил ее, что мы могли бы распорядиться деньгами гораздо лучше, а не просто получать по ним проценты. Мама хотела попросить у тетушки Миллисент совета прежде, чем что-нибудь предпринять. Но теперь… – голос Кристэль замер.
 Грэгг кивнул, пощипывая усы.
 – Начнем сначала: полагаю, у вас есть багаж?
 – Я сдала его в камеру хранения вокзала на улице Ла-Саль. Конечно, я собиралась остановиться у тетушки Миллисент и не забронировала комнату в гостинице.
 – В этом нет необходимости. – Грэгг поднялся. – Вы будете моей гостьей.
 – Здесь? Но это может стеснить вас.
 – Стеснить? Этот дом рассчитан на двадцать комнат для гостей. А до Ярмарки можно дойти пешком. Я позвоню на вокзал и прикажу доставить ваши вещи сегодня же днем. Пойдемте со мной, я устрою вас со всеми удобствами.
 И Кристэль пошла за ним – через аптеку, на улицу и дальше по Уоллес-стрит, где боковой вход вел на второй этаж; коридор окаймляли одинаковые двери с металлическими Цифрами. Номером «3» оказалась приятно обставленная комнатка с отдельной ванной и видом на улицу. Но она себя здесь неуютно чувствовала – даже после того, как фургон доставил сумки, аккуратно упакованные ею и оставленные в камере хранения вокзала сегодня утром. И уж совсем неуютно стало ей, когда Грэгг постучал в дверь, – хотя она и встретила его с улыбкой.
 – Уже устроились? – Он глянул мимо нее, на открытый шкаф, и одобрительно кивнул. – Вижу, вы распаковали вещи. Уже пора пообедать. Надеюсь, вы составите мне компанию?
 Кристэль заметила, что он переоделся: теперь на нем был котелок, серый сюртук и клетчатый жилет.
 Она постаралась не казаться удивленной:
 – Куда мы идем?
 – Пожалуй, мы навестим Вашингтон-парк. Там есть весьма неплохой ресторан в павильоне, а заодно посмотрим на скачки.
 Грэтт явно наслаждался происходящим, но Кристэль все еще не могла расслабиться, хотя еда и оказалась великолепной. Она постоянно ловила на себе пристальный взгляд Грэгга, задававшего довольно безобидные вопросы о ее доме и матери. Ведь та была сестрой бедняжки Миллисент.
 Кристэль могла почерпнуть информацию лишь из некролога Милли Грэгг, взятом из газетного отчета о пожаре. К счастью, Грэгг ничего не знал о калифорнийской ветви семьи, и она постепенно успокоилась, описывая жизнь дочери богатого торговца; по сути, это было несложно – ее детство действительно прошло в Сан-Франциско. Правда, отец был всего лишь пастором, и о жизни в богатых домах она знала только понаслышке. Грэгг казался удовлетворенным ее ответами и даже заинтригованным. Несомненно, его интересовал денежный вклад. Он попался на крючок, как она и рассчитывала.
 Пообедав, они отправились к трибуне ипподрома. Места были заранее заказаны. Грэгг послал за шампанским.
 – Чтобы отпраздновать событие, – пояснил он. – Не каждый день выдается счастливый случай встретить родственницу.
 Очевидно, Грэгг неоднократно посещал этот ресторан, потому что официант знал его по имени. Впрочем, как и вызывающе одетый джентльмен, у которого он сделал несколько ставок. Бесспорно, Грэгг чувствовал себя здесь как дома, и когда они прогуливались в перерывах между заездами, многие улыбались ему и кивали, приветствуя.
 – А вы известная личность, – заметила Кристэль.
 – Чепуха. – Но в его голосе безошибочно угадывалось самодовольство. – Я всего лишь местный бизнесмен. Все знают мою аптеку.
 – Вы часто приходите сюда?
 Грэгг пожал плечами:
 – В последнее время – да. Я отдыхаю здесь. Как ни странно, рекомендую подобные посещения и моим клиентам. Свежий воздух, солнце, возможность размять ноги. Ничто не сравниться с этой невинной забавой, очищающей мозг от забот. – Он окинул взглядом трибуны. – И есть прекрасная возможность понаблюдать за себе подобными. Кстати, дорогая, если не ошибаюсь, тот широкоплечий джентльмен – сам Джим Корбетт.
 Кристэль проследила за его взглядом и кивнула. Чемпиона мира в тяжелом весе окружала толпа почитателей. Среди них, оказались молодые леди в ярких нарядах. Кристэль решила, что они отдыхают от болтовни попугая Кэрри Уотсон. Ее подозрения подтвердились, когда одна из них, поймав взгляд Грэгга, махнула ему рукой.
 Он быстро отвернулся, и Кристэль притворилась, будто ничего не заметила.
 – Воистину, это спорт королей, – пробормотал Грэгг. – Но, пожалуй, вернемся на наши места. Вот-вот начнется пятый заезд.
 Кристэль заметила, что он делал внушительные ставки на каждый заезд – не менее десяти долларов, а иногда и по пятидесяти. К сожалению, потери тоже были внушительными. Впрочем, в шестом заезде его лошадь победила, и ему выдали пачку зелененьких, с лихвой компенсирующую предыдущие затраты. Грэгг, сияя, поглядел на нее.
 – Вы приносите мне удачу. – Внимательно пересчитав деньги, он вернул их. – Ставлю на Саманту в седьмом, на выигрыш, – произнес он. – Четыре к одному, так?
 Букмекер нахмурился:
 – Всю сумму?
 – В самую точку. – Грэгг коснулся усов. – Удачу, как говорится, следует ловить на взлете.
 Кристэль заслонила глаза ладонью от солнца, следя за направлявшимися к стартовым воротам лошадьми. – Которая ваша? – пробормотала она.
 – Саманта? Чалая, с жокеем в желтом. Первый номер, весьма приметная. – Он подался вперед. – Пошли!
 Вытягивая шеи, они следили за несущимся по треку расплывчатым пятном. Девушка сама не заметила, как начала волноваться.
 – Ну же, Саманта, давай! Номер первый!
 Но все уже кончилось, первым пришел номер четвертый.
 – Все-таки я не всегда приношу удачу, – вздохнула Кристэль.
 Грэгг небрежно махнул.
 – Несколькими долларами больше или меньше, какая разница? – Он взял Кристэль под руку. – Пора идти.
 Проводив ее с трибуны, он подозвал экипаж.
 – Удобно? – спросил он, усаживаясь рядом с ней.
 Она коротко кивнула, но уклонилась от его взгляда. Потому что по-прежнему чувствовала себя неловко.
 – Извините, что мы не могли задержаться подольше, – говорил Грэгг, – но у меня дела.
 – Я понимаю.
 Грэгг вытащил часы и щелкнул крышкой.
 – Начало пятого, – возвращаться для интервью.
 – Интервью?
 Он кивнул и вернул часы в кармашек жилета.
 – У меня назначена встреча с кандидаткой от «Фробитера». Это агентство по занятости. Уже несколько дней я без секретарши, а бумаг все больше и больше…
 – Но дядя Гордон, – я могу юыьб секретаршей.
 – Вы?
 Кристэль поспешно кивнула:
 – Разве я не говорила? В прошлом году я окончила бизнес-колледж. – Она повернулась и посмотрела ему в лицо. – Почему вы не хотите дать мне эту работу?
 – Но я не могу этого сделать. Вы гостья.
 – Почему не можете? Все равно я останусь здесь, и мне следует отплатить хоть чем-то за вашу доброту. Ну хотя бы позвольте мне помочь вам в конторе.
 В темных глазах появилась задумчивость.
 – Вы печатаете на машинке, пишете под диктовку?
 – Ну конечно. Пожалуйста, дайте мне шанс показать, на что я способна.
 Грэгг погладил пальцами усы.
 – Возможно, это решит возникшую проблему.
 – Скажите же, что берете меня. – Кристель сжала ему руку, – Почему бы мне не начать в понедельник?
 – Но вы хотели посетить Ярмарку?
 – Для этого времени с избытком. И поскольку она так близко, я всегда смогу сходить туда вечером, после работы. Это страшно удобно для нас обоих.
 – Возможно, – с улыбкой согласился Грэгг. – Может, я все-таки был прав: вы принесете мне удачу.
 – Так мы договорились насчет работы?
 – Да.
 – Ах, спасибо, спасибо!
 Кристэль облегченно откинулась на сиденье. Первый раз в этот день она чувствовала себя по-настоящему уютно.




 Глава 16


 Вскоре Кристэль обнаружила, что ощущение уюта не вечно. Ужин в ближайшем ресторане прошел в тот вечер прекрасно, но позже, когда Грэгг покинул ее у бокового входа в здание на Уоллес-авеню и ей пришлось в одиночку подниматься в свою комнату на втором этаже, сомнения вновь вернулись.
 Игра с Грэггом оказалась совсем несложной; она все продумала и действовала безупречно. Но теперь разговор закончен, и она уже не в силах не думать о положении, в котором очутилась, и о его возможных последствиях. Приятно было насладиться первым триумфом, но Грэгг уже вел собственную игру.
 Кристэль покачала головой. Если бы она могла поговорить с Джимом! Но он не должен знать, где она находится и почему. Этого не знал никто, кроме Чарли Хогана. По сути, он был единственным, на чью помощь она сейчас могла рассчитывать. Джим не поймет ее, рассердится. Чарли Хоган тоже рассердился, но все же решился кое-что сделать. Наверное, сейчас он расстроен, потому что Кристэль не отчиталась по телефону, но она сделает это при ближайшей возможности. Сегодня вечером связаться с ним совершенно невозможно: слишком поздно. Все, что ей остается – это запереть свою дверь.
 В коридоре послышались шаги. Кристэль прижалась к двери; шаги приблизились и удалились. Конечно, в соседних комнатах живут гости, посетители Ярмарки. Ей придется привыкнуть к посторонним звукам.
 Но позже, уже лежа в постели, она снова прислушалась, и то, что она слышала, действовало хуже любых звуков; тишина. Она заснула лишь на рассвете, и сон был прерывистым и коротким. Вот уже пора вставать. Надо смело встретить утро.
 Распорядок Грэгга оказался простым: утренние часы он посвящал диктовке, а днем занимался медицинской практикой. В этом она не участвовала, потому что приходилось печатать данный им материал: письма на оптовые базы лекарств и переписка с другими фирмами. На вид все было вполне законно, наряду с заказами и запросами. Разумеется, поступающей корреспонденцией он занимался сам и не показывал ей всего, что получал. Некоторые частные письма он не вскрывал при ней, а позже убирал в стол и запирал на ключ. Содержимое этих посланий оставалось тайной, как и его частные консультации в верхнем кабинете, подслушать которые у Кристэль не было возможности. Кроме того, приходилось выполнять свои обязанности так, чтобы Грэгг был доволен. Это оказалось несложным. Время их совместной работы летело быстро, а вечерами они обычно ужинали вместе в ресторане на улице.
 В основном, распорядок устраивал Кристэль: они могли познакомиться поближе. Но дело ограничивалось только родственными отношениями. Замок Грэгга вряд ли был обычным жилищем: через несколько дней Кристэль уже познакомилась с потайной лестницей на втором этаже, за дверью под номером семнадцать. Но оснований не доверять его объяснениям о желании иметь потайной ход в верхние апартаменты не было. Что касается самих апартаментов, то на первый взгляд, они не таили в себе секретов, а возможности осмотреть их повнимательнее не представлялось. Она знала, что в спальне стоял запертый шкаф, но это еще ничего не значило. Нелепо представлять себе спрятанный в нем труп. Через некоторое время она узнала о другой лестнице, ведущей с первого этажа прямо в личный кабинет, но здесь тоже не было ничего странного: этим путем часто провожали наверх пациентов. Только личный кабинет таил в себе загадки – например, нишу возле анатомической таблицы и шкафчик с медкартами. Но практикующий врач где-то же должен хранить истории болезни и свои наличные деньги.
 Кристэль понимала, что под замком находится погреб, но не знала, как туда попасть, и никогда не видела, чтобы туда спускался Грэгт, – впрочем, пока еще не было нужды этим заниматься. Она поняла, что в замке есть недоступные ей помещения, пути к которым предстояло отыскать. Но сложней было понять, что скрывалось за вежливой и дружелюбной улыбкой Гордона. Во время общих ужинов в конце дня она узнавала о «дяде» довольно много. Он родился и получил образование где-то в восточных штатах, был музыкантом-любителем и знатоком кулинарии и вин. Гардероб его оказался внушительным и дорогим, а его владелец, видимо, очень гордился собственной внешностью. Но подобные качества вряд ли могли бросить на него тень.
 Интонации речи Грэгга менялись с настроением; иногда он был чересчур педантичен, особенно когда диктовал письма или разговаривал с клерками и пациентами. Но оставаясь с ней наедине, он говорил небрежнее, не считая зазорным щегольнуть модными словечками. Опять-таки, это казалось вполне нормальным: он хотел разграничить свою индивидуальность и профессиональный имидж. Если Грэгг и был подвержен страсти к скачкам, то этот интерес разделяли с ним тысячи прочих уважаемых граждан. Что же касается ночных визитов в Квартал красных фонарей, то стоило вспомнить список общественных деятелей и знаменитостей, не лишенных той же слабости, – все они устремлялись, к попугаю Кэрри Уотсон отнюдь не из интереса к орнитологии.
 Наконец Кристэль решила попытаться найти иные подходы. Когда помощник Грэгга Хикей спускался в нижнюю контору, а хозяин находился наверху, она нарочито дружелюбно принималась осыпать его невинными вопросами. Тот отвечал легкими отговорками. Хикей имел диплом фармацевта: он собственноручно изготавливал большую часть обычных лекарств как для пациентов, так и для посетителей, проводя все свободное от надзора за клерками время в рецептурной с пестиком и ступкой. Грэгг нанял его сразу после открытия аптеки, но между ними не было ни родственных отношений, ни намека на дружбу. Фармацевт казался абсолютно довольным своим делом и тем, что Грэгг доверяет ему управление аптекой. Он не задавал своему обожаемому нанимателю вопросов и поэтому не знал ответов. Оба молодых клерка, Дэн и Перри, гораздо больше интересовались женщинами-покупательницами, нежели собственной работой. Кристэль пыталась расспрашивать их, но, очевидно, они не знали о том, что происходит «за кулисами», да и не интересовались этим. Грэгг был для них недосягаемой личностью, живущей в далеком мире, о котором они читали в бульварной прессе, мире, населенном внушающими страх и почтение знаменитостями, вроде могущественного Сэндоу. Они не интересовались появлениями и исчезновениями хозяина и верили, что Грэгг ужинает с «Алмазным» Джимом Брэди.
 Кристэль беспокоило также и то, что она не могла связаться с Джимом почти неделю. Дважды она звонила ему днем, когда Грэгг принимал пациентов наверху, и не смогла застать. По вечерам улизнуть не представлялось возможности. Она осторожно намекнула Грэггу, что хотела бы посетить Ярмарку. Его реакция оказалась обескураживающей.
 – Я ни за что на свете не отпущу вас одну, тем более вечером, – заявил он ей. – Потерпите, и мы сходим туда в ближайший уик-энд, обещаю.
 Это означало, что она не может рассчитывать на свободу. Наконец, в пятницу, ближе к вечеру, она дозвонилась до Джима в его пансион на Харпер-авеню.
 – Кристэль! Где ты, черт побери, пропадаешь?
 – Погоди, не волнуйся.
 – Я чуть с ума не сошел. Я заходил к тебе, и мне сказали, что ты переехала в прошлый понедельник и не оставила нового адреса. Я позвонил в газету, но мистер Хоган сказал, что ты больше там не работаешь.
 – Пожалуйста, выслушай меня. Я не могла связаться с тобой раньше.
 – Но где ты находишься?
 – На работе. Я говорила тебе, что получила новую работу.
 – Что это за работа?
 – Сейчас я не могу рассказывать. Подожди, пока мы увидимся.
 – Завтра?
 – Нет. Может быть, в следующий уик-энд.
 – Следующий уик-энд?
 – Джим, извини меня.
 – Извинить? Это все, что ты можешь сказать? – В его сердитом голосе послышалась озабоченность. – А ты уверена, что с тобой все в порядке?
 – Конечно уверена. Все чудесно. Если ты будешь я смогу все объяснить.
 – Лучше объясни немедленно. – Его гнев вернулся. – Ты снова что-то задумала, да?
 – Я сказала, что не могу сейчас говорить.
 – Не можешь говорить, не можешь встретиться со мной в ближайший уикенд. Может, ты вообще не хочешь меня видеть?
 – Это неправда. Я позвоню тебе в следующую среду.
 – Критсэль, в последний раз…
 – В среду.
 И она повесила трубку, обрывая последнюю нить. Это было подло, но ей ничего не оставалось делать. К тому же, через несколько дней все прояснится – как только она найдет то, что ищет. Если оно вообще существует.
 Но дни бежали, не принося никаких событий. Выполняя свое обещание, Грэгг сводил ее на Ярмарку в субботу и еще раз в воскресенье. Они осмотрели панорамы бернских Альп и вулкана Кихауэа, поужинали в китайском «Чайном Домике», посетили «Индийский базар» и прочие достопримечательности Мидуэя, куда достойному дядюшке пристало сопровождать впечатлительную племянницу. Гуляющие толпы пробивались у площадками с аттракционами, но дядя Гордон посчитал более полезным осмотреть павильон «Садоводство» и полюбоваться орхидеями. В воскресный вечер они дождались фейерверка, но иллюминация не помогла ей хоть сколько-нибудь, продвинуться к своей цели.
 Впрочем, кое-что из откровений Грэгга определенно приободрило Крнстзль. Грэгг завел разговор о ее бедной дорогой маме.
 – Она еще не дала о себе знать? – осведомился он в тот вечер, когда они, покинув территорию Ярмарки, направились на поиски экипажа.
 Девушка покачала головой:
 – Слишком рано. Я не писала ей до вторника, и она вряд ли получила это первое письмо. Но мама будет рада, узнав, что я работаю у вас.
 – Я беспокоюсь, – нахмурился Грэгг. – Вы говорите, она одинока, и некому присмотреть за ней?
 – Там мистер Пилкрист.
 – Кто он такой?
 – Поверенный. Я рассказывала вам о нем.
 – Ах, да. Поверенный. – В полутьме движущегося экипажа ладонь Грэгга пробежала по нафабренным кончикам усов. – Мы еще вернемся к этому, не так ли? И поговорим насчет сбережений и возможных капиталовложений. Будущее вашей матери необходимо обеспечить надлежащим образом. И ваше будущее. Сейчас я очень занят, но намерен обдумать это.
 – Не стоит беспокоиться.
 – Я не могу не беспокоиться. – Они вышли из экипажа у входа на Уоллес-авеню, ведущего в верхние комнаты. – Должен сказать, вы произвели на меня хорошее впечатление, дорогая. Для девушки, не имеющей опыта секретарской работы, вы делаете замечательные успехи. Но, разумеется, вы не намерены тратить оставшуюся жизнь на деловую карьеру.
 – Это очень интересно, дядя Грэгг.
 – Да. Так же интересны экспонаты на Ярмарке. И они не имеют ничего общего с реальными вещами. Разве вы не мечтали о путешествиях и о настоящих диковинах вместо подделок? Вам никогда не хотелось посетить египетские пирамиды, Тадж-Махал, собор Нотр-Дам? Мир широк и полон наслаждений, а самое время узнать их – сейчас, пока вы еще молоды.
 – Боюсь, что эти вещи слишком дороги для таких, как я.
 – На свете нет ничего недосягаемого. – Грэгг пристально посмотрел на нее сбоку. – Сколько, по-вашему, может выручить мать от продажи дома?
 – Право, я не знаю. По-моему, этого может хватить на то, чтобы она прожила в достатке.
 – В хороших руках ее капитал может принести гораздо больше, чем просто достаток. Да и вам должно хватить с избытком. С годами вы привыкнете к роскоши. – Грэгг подошел к двери и открыл ее. – Но мы продолжим наш разговор в другой раз.
 Они пожелали друг Другу спокойной ночи, и по лестнице она поднималась одна. Готовясь ко сну, Кристэль погрузилась в размышления. Грэгг проявил интерес к деньгам ее матери, но не более того, И все же, неделя, проведенная с ним, не была полностью потеряна. Она сумела произвести впечатление, как задумала, и пока он верит, что в семье есть деньги, он будет с ней терпелив.
 Но что если она ошибается? Что если здесь нет настоящей тайны, и Грэгг – лишь мелкий мошенник, которому нравятся женщины и который потакает своим мелким слабостям, весело шагая к новым победам и утешаясь между делом в салоне Кэрри Уотсон?
 Нет, что-то говорило ей, что все не так просто. Его глаза – глубокие, темные глаза, приковывающие к себе намеком на скрытую силу. Тайна крылась в этих глазах, в этом жилище.
 В следующие несколько дней Кристэль показалось, что она знает способ раскрыть ее. Все это время разгадка была здесь, у нее под носом. Каждый день в коридоре – съежившись, на коленях – с упрямой прилежностью мыла пол Мэгги – горничная, она же уборщица и заведующая постельным бельем во всех сдаваемых внаем комнатах. Завязать разговор с ней было несложно: монотонная работа заставляла ее радоваться любой возможности хоть немного поболтать.
 – Да, уж работенки здесь хватает, и не удивительно – как подумаешь о том, что миштер Грэгг принимает на ночлег столько посетителей. Тут и впрямь надорвешься, бегая за всеми, принося им лишние подушки и наполняя графины водой, не говоря уж о выносе гончарных изделий из-под кроватей – юная леди поймет, о чем я говорю…
 Кристэль поняла и потребовала продолжения. Она осторожно осведомилась о верхних апартаментах.
 – Одно могу сказать вам – миштер содержит их в аккурате, – поделилась Мэгги. – У него в комнатах мне и делать-то почти нечего. Все, что ему нужно, – это вы-трать пыль, об остальном он заботится сам.
 – Так значит, вы никогда не делали там настоящей уборки?
 – Само собой, да и когда мне этим заниматься, если у меня полно хлопот и здесь? Сами видите, мисс, – встаю я в шесть и на ногах до ночи. Право же, в сон клонит, когда я захожу перекусить с подругами на Арчер-авеню.
 К своему удивлению, Кристэль узнала, что Мэгги начала работать здесь лишь за неделю до ее появления. А в среду она снова исчезла – по-видимому, вернулась на Арчер-авеню. Ее место заняла другая, откликавшаяся на имя Бриджит и обладавшая сильным ирландским акцентом, – но чересчур молчаливая.
 В то утро Кристэль спросила об этом у Грэгга, и тот пожал плечами.
 – Я к этому привык. Они приходят и уходят каждые несколько недель. Я знаю, что работа тяжелая, но я хорошо плачу. Ну да, таковы ирландцы: дай им несколько долларов – и они тотчас ухватятся за кувшин со спиртным в ближайшем салуне. Как видите, я не доверяю им ответственных дел. Я сам управляюсь с платой за комнаты, А кстати, сегодня нам предстоит подсчитать всю выручку с верхнего этажа. Уже конец месяца, и мне хочется привести в порядок отчетность.
 – Но вы уже дали мне напечатать несколько писем.
 – В конце месяца много забот. Пациентам следует разослать счета. – Грэгг улыбнулся ей. – Не хотите ли помочь мне сегодня вечером с выручкой?
 – Я надеялась, что смогу уйти на несколько часов.
 – Снова на Ярмарку? – Грэгг покачал головой. – Путешествовать одной после наступления темноты для вас нежелательно. У Мидуэя ошивается довольно грубый народ. Говорят, полиция там всегда настороже, но нет смысла рисковать. – Он посерьезнел. – Не сердитесь на меня, Кристэль. Мы сможем снова отправиться туда в этот уик-энд.
 Итак, она снова лишилась шанса позвонить Джиму. Вместо этого она уселась после ужина в нижней конторе и подсчитала общую сумму выручки, количество платежей было на удивление велико для одного месяца, но, впрочем, комнат у Грэгга также было немало, и вообще, она считала постоянный поток гостей естественным. Они оставались достаточно долго, чтобы посетить Ярмарку, повидать достопримечательности – максимум за несколько дней. Кристэль заметила, что большинство из них – женщины. Видимо, они предпочитали снять жилье поближе к Ярмарке, чем добираться туда из гостиниц в центре города, да и цены там более высокие. А может, причина не в этом?
 Кристэль тряхнула головой, прогоняя охватившую ее слабость. Причина не имела значения. Почему бы не признать правду? Она ошибалась. Десять дней – и никаких результатов, совершенно ничего. Можно сказать, она очутилась в еще худшей ситуации, чем раньше. В том есть своеобразная ирония: она появилась здесь, чтобы следить за Грэггом, а вместо этого оказалась у него под надзором. Она рассчитывала поймать его в ловушку, но попалась в нее сама, а теперь сидит здесь, словно узница. Боится даже снять трубку и позвонить Джиму, опасаясь, что Грягг вздумает спуститься вниз и застанет ее врасплох. А что подумает Джим, не дождавшись от нее звонка? О чем он думает сейчас? Ей придется скрыть правду, другого пути нет. А как насчет Чарли Хогана, ожидающего весточки и обещанного очерка?
 Весь план казался столь легким и простым – попасть сюда, войти в доверие к Грэггу, наблюдать, дожидаясь, пока он сделает ошибку, и заполучить, доказательства, подтверждающие ее подозрения. Но план не срабатывал. Можно сидеть здесь, дожидаясь неизвестно чего, очень долго.
 Так к чему переживать? Если Грэгг узнает, кто она такая, пострадает разве что ее гордость. Но каждая минута ее отсутствия ранит Джима. Он заслуживает того, чтобы узнать правду. Она должна рассказать ему обо всем. Будь что будет – она позвонит ему, и сейчас же.
 Кристэль потянулась к телефону. Но раньше, чем она сняла трубку, прозвенел ночной колокольчик.
 Должно быть, что-то срочное. Аптека закрыта, свет погашен: никто не придет сюда в столь поздний час, разве что по срочному делу.
 Колокольчик снова звякнул. Машинально Кристэль поднялась и прошла по коридору в помещение аптеки. Пока она двигалась к двери, колокольчик звенел непрерывно; ширма на двери была опущена, но девушка различила за ней силуэт человека, ожидавшего снаружи.
 Резкий звон колокольчика слился со скрежетом отодвигаемого засова. Кристэль открыла дверь и впустила человека с улицы.




 Глава 17


 Он покачивался, и Кристэль уловила запах перегара.
 – Где док? – Человек, бормоча, смотрел через ее плечо. – Должен повидать дока.
 – Я здесь.
 Кристэль вздрогнула от звука голоса прямо у нее спиной. Она повернулась, и Грэгг, кивнув ей, встал дом, пристально глядя на посетителя: Она заметила легкий испуг в его глазах.
 – Что ж, – произнес он, – вот так сюрприз.
 – Ну еще бы, – фыркнул человек.
 – Но приятный сюрприз. – Грэгг улыбнулся и быстро взглянул на Кристэль. – Все в порядке, – добавил он, – Тадеуш – старый друг.
 – Старый и помирающий от жажды, – снова усмехнулся посетитель. – Истинная правда.
 Рука Грэгга нырнула в карман. – Если это поможет…
 – Я не о том, – пробормотал человек. – Старым друзьям подобает пить вместе.
 – Тогда мы пойдем наверх. – Он повернулся к Кристэль. – Почти закончили? Хорошо, можете закрыть контору. Я проверю отчетность утром. Идем со мной, Тад.
 Кристэль снова заперла дверь на засов. Обернувшись, она увидела, как Грэгг с незнакомцем, проходят мимо рецептурной, и в слабом свете из дверей конторы она ясно разглядела Тадеуша. Это был мощный широкоплечий мужчина с неуклюжей походкой у в потрепанной куртке, бесформенных вельветовых брюках. Контраст между этим типом и безупречно державшимся Грэггом был разительным, но поведение Грэгга показалось ей странным. Она поняла, что тот был испуган, и на миг почувствовала, что за его смущением кроется нечто большее.
 Грэгг боялся этого человека.
 Кристэль медленно пошла по проходу, следя за мужчинами, оказавшимися в холле, в конце конторы, была уверена, что Грэгг остановится перед дверью, ведущей на второй этаж, но вместо этого он миновал ее и замер перед другой, обшитой панелями. Странно: она видела эту дверь каждый день, но не обращала на нее внимания. Наверное, проходя мимо, она принимала ее за дверь обычной кладовки.
 Ключ Грэгга уже был в замке, дверь открывалась, к его рука потянулась к газовому рожку, подвешенному изнутри. Вспыхнул свет, и она увидела там лестницу. Затем мужчины вошли и начали подниматься по ступеням, а панельная дверца в стене захлопнулась.
 Кристэль нахмурилась. Еще одна лестница – куда? И кто этот пьяный незнакомец, которого опасается Грэгг? Ответ на все вопросы был за этой дверью. Нечего и думать идти за ними следом – Грэгг ни одной двери не оставляет незапертой.  Но эту, кажется, оставил.  Он ступил на лестницу раньше, чем дверь закрылась. Видимо, неожиданность и страх пересилили осторожность. Разумеется, дверь могла запираться автоматически, захлопываясь изнутри.
 Существует лишь один способ узнать это.
 Она медленно прошла через холл, потянулась к ручке и повернула ее. Дверь распахнулась.
 Кристэль осмотрела крутые ступени лестницы, уходящие в полумрак, куда не достигал свет газового рожка. Оба мужчины исчезли наверху, звуки их шагов стихли в темноте: Девушка начала подниматься, останавливаясь на каждом шагу и прислушиваясь, не нарушит ли тишину посторонний звук. Наконец, она оказалась на верхней ступени, упиравшейся прямо в дверь, расположенную в тупике. Здесь кончался пролет.
 Именно из-под этой двери пробивалась колеблющаяся полоса света, освещающая ступени. И как раз оттуда слышались приглушенные голоса.
 Она вдруг поняла, что здесь – кабинет, примыкающий к верхним апартаментам. Но неужели это так? Ведь она никогда не замечала этого входа.
  Что  ж,  ты искала потайные лестницы – и нашла одну из них.  Кристэль снова нахмурилась:  «Перестань разговаривать сама с собой. Слушай голоса». 
 Голос Грэгга:
 – Скажи, когда.
 И смешок гостя:
 – Пока что хватит. Просто оставьте бутылку под рукой.
 Кристэль услышала, как скрипнул стул. Очевидно, Тад устраивался поудобнее.
 – Так-то лучше. Славное у вас местечко, док.
 – Я рад, что тебе нравится. Но не будешь ли любезен рассказать мне, каким образом ты его отыскал?
 – Само собой. Я заметил вас на днях на ипподроме.
 – В Вашингтон-парке?
 – Точно. Хотел было окликнуть, да потом сказал себе: «Нет уж, только не при юной леди».
 – Весьма благородно с твоей, стороны.
 – По-прежнему интересуешься юбками, док?;
 – Ничего подобного. Эта девушка – моя племянница из Сан-Франциско. Я нанял ее вместо секретарши.
 – Ну ладно уж, не заводитесь. Я просто спросил. В голосе Грэгга послышались раздраженные нотки:
 – И я тоже. Ты сказал, что увидел меня на скачках. И что дальше?
 – Навел кое-какие справки. Спросил у одного из «жучков». Он сразу понял, о ком речь, и указал дом. А вы известная личность, док. – Снова смешок. – И вот я здесь.
 – Да, ты здесь. – Раздражение Грэгга прорвалось наружу. – Что тебе нужно?
 – Полегче. Разве так говорят со старыми друзьями? Знакомыми с тех давних дней, в Эльмире? Черт побери, я знал вас, когда вы еще называли себя…
 – Перестань! – живо оборвал Грэгг, но Тад не желал молчать.
 – Вам-то легко говорить, а? Будучи такой шишкой и снимая сливки с такой собственности. Г. Гордон Грэгг, доктор медицины, – подумать только, проучившись лишь год в медицинском колледже!
 – Хватит.
 – Может, вам и хватит, но не вашему покорному слуге. Я делал всю грязную работу, и никогда не забывайте этого. Это я выкапывал покойничков, едва их опускали в землю; я доставлял их вам в анатомичку, а вы тем временем спокойно посиживали и набивали карман наличными.
 – На что ты жалуешься? Ты никогда не смог бы сам провернуть все эти дела, не подготовь я их заранее. И ты получал свою долю.
 – Хорошенькая подготовка – фальшивые разрешения, которые я должен был показывать декану, привозя экспонат. Мне следовало догадаться, что это мошенничество раскроется.
 – Ты забываешь, я взял вину на себя, хотя и знал, что буду исключен за это.
 – Я ничего не забываю. Конечно, вас исключили. Такова сделка: вы убрались из города, а они замяли дело, поскольку не желали огласки. Там ведь были замешаны их собственные студенты. Но кто пошел под суд по обвинению в раскопке могил? Кто отсидел пять чертовых лет в тюряге?
 – Тебе заплатили ж за это. Я выложил все деньги, которые у меня были.
 – Не все. Думаете, я не знаю о вашем плане насчет невесты и ее страхового полиса? Ух, как кстати с ней приключилось несчастье! Утечка в газовом рожке…
 – Ты не знаешь, о чем болтаешь! – голос Грэга перешел в сердитый крик, затем смягчился. – Послушай, теперь уже ничего не поделаешь. Нa, выпей еще.
 – Конечно.
 Кристэль напряглась, прислушиваясь. Раздалось звяканье бокалов, и снова голос гостя:
 – Хотите отмазаться от меня глотком виски, док? Так вот: не за тем я сюда пришел.
 – Я предлагал тебе деньги.
 – Вы не откупитесь от меня подачкой.
 – Так чего ты хочешь?
 – Той же доли, что и в старое доброе время. Пятьдесят на пятьдесят. Как с этой, так и с прочих, сделок.
 Как ни странно, на этот раз усмехнулся Грэгг:
 – Я влез по уши в долги, чтобы выстроить замок. Хочешь заполучить пятьдесят процентов моих долгов?
 – Не валяйте дурака, – резко произнес, Тад. – Сколько лет прошло с тех пор, как мы виделись последний раз, – шесть или семь? Я уже не тот простак, которого вы обманом засадили за решетку. Я многому научился, пока сидел, и стал еще умнее, выйдя на свободу. Вся ваша жалкая болтовня…
 – Это правда, поэтому помоги мне.
 – Вам не нужна никакая помощь. Аптека занимается перепродажей земли и мошенничеством с патентованными лекарствами, а вы врачуете на стороне и вдобавок ко всему сдаете комнаты приезжающим на Ярмарку. Говорят, у вас денег куры не клюют.
 – А ты веришь всему, что слышишь? Брось, Тадеуш, если ты и впрямь знаешь о жизни так много, ты не должен доверять праздным сплетням.
 – Чертовски верно. Вот почему я и не приходил сюда, пока не подвернулась возможность разузнать кое о самому.
 – Разузнать?
 – Вы удивились бы, узнав, сколько информации в старых газетах. Там была статья о вас и вашей жене, так-то. Видно, был неслабый пожар. А из того, что я прочел позже, узнал про большую страховку. О чем же мне это напомнило? О вашей милой, славной невесте и газовом рожке, отправившем ее к праотцам.
 – Заткнись!
 – Обязательно. Но как только мы придем к соглашению.
 – Предупреждаю, тебе не удастся меня шантажировать.
 – Посмотрим, – Тад усмехнулся. – Но я не думаю, что это необходимо. По крайней мере, пока вы играете честно. На сей раз меня не проведешь на мякине, и если подумываете подстроить очередной несчастный случай, то забудьте об этом. Я знаю все ваши трюки. И к тому же, сдается мне, вам не помешала бы небольшая помощь.
 – С чего ты решил?
 – Взять хотя бы ваш замок. Вы бы не построили его ради одной лишь показухи. У вас есть планы.
 – Возможно, – голос Грэгга стал задумчивым. – Но мне нужен тот, кому я могу доверять.
 – Так значит, решено?
 – Не так скоро. Мне не нравится, что ты пьешь.
 – Не волнуйтесь. Я завяжу с выпивкой. Только дайте мне возможность устроиться и привести себя в порядок.
 – Это не проблема. Можешь остановиться в одной из комнат и начать хоть завтра.
 – Начать с чего?
 – Мне придется подумать над этим. Но для начала, есть кое-какая плотницкая работа.
 – Хотите, чтобы я построил пару ящиков? – Тад громко усмехнулся. – Напоминает добрые старые времена.
 – Забудь о прошлом, – приказал Грэгг. – Нам не нужны ящики, и мы не имеем дел с медицинскими школами. То, что я задумал, гораздо серьезнее. Вот увидишь.
 С этими словами Грэгг поднялся, и Кристэль услышала его шаги. Она осторожно поспешила вниз по ступеням, молясь, чтобы ей удалось вовремя очутиться на первом этаже.
 Она успела и, со вздохом облегчения закрыв нижнюю дверь, бросилась в контору. Погасив свет, она покинула аптеку, обогнула здание и подошла ко входу на Уоллес-авеню, так и не увидев ни Грэгга, ни его компаньона.
 Но у себя в комнате, уже раздевшись и лежа в постели, Кристэль продолжала слышать голос Грэгга:  «Вот увидишь». 
 И она собиралась кое-что предпринять.




 Глава 18


 – Бред! Вот что это такое, чистый бред!
 Кристэль окинула взглядом пивную «Ратскеллер» и, повернувшись к Джиму, покачала головой.
 – Пожалуйста, не нужно кричать.
 – Самое время, чтобы кто-нибудь накричал на тебя. Из всех идиотских афер, о которых я когда-либо слышал, эта держит пальму первенства!
 – Я уже сказала, что волноваться не о чем. – Кристэль потянулась через стол к руке Джима, но хмурая гримаса не исчезла с его лица. – Извини, что я не смогла рассказать тебе раньше: я боялась именно такой реакции.
 – Тебе не кажется, что это касается и меня?
 – Ну конечно. В некотором роде это касается нас обоих. Ты хочешь вернуть свою работу, а я – свою.
 – И ты рассчитываешь решить проблему, играя в детектива-любителя?
 – Я уже решила ее! Если ты соизволишь успокоиться и выслушать меня…
 Джим выслушал, но не слишком спокойно. И покачал головой, когда Кристэль закончила.
 – Все же, я не понимаю, к чему ты клонишь. Ты находишься там уже две недели и признаешь, что пока еще ничего не нашла. – Он пожал плечами. – А что если у него есть потайной сейф и он держит свои досье под замком? Это – нормальный деловой подход. Даже мистер Фоллансби делает в точности так же. Нет доказательств, что Грэгг скрывает нечто, серьезно уличающее его, а если и есть, ты по-прежнему не можешь до них добраться.
 – Но сейчас незачем об этом беспокоиться. У нас есть Тад.
 Джим глотнул пива.
 – Говоришь, он занят плотницкой работой? Какой именно?
 – Не знаю. Но слышу грохот и стук целыми днями, даже сидя в конторе.
 – В таком случае, это слышат и другие. Он не может заниматься чем-то особенным.
 – Возможно, сейчас и нет. Но раньше. Они с Грэггом были вместе с самого начала. Тад знает о нем все.
 – А что он знает о тебе?
 – Только то, что я его племянница и секретарша. Я вижу его днем, когда он приходит поговорить с Грэггом. Нам еще не представилось случая поговорить.
 – Думаешь, для тебя было бы полезно поговорить с ним? – Джим помрачнел. – Что у тебя на уме? Состроить ему глазки, напоить его, надеясь, что он разболтает всю подноготную, да?
 – Теперь ты сам ведешь себя по-идиотски. – Кристэль покачала головой, потянулась к ридикюлю, лежащему перед ней на столе, открыла его и вынула конверт. – Узнав, что сегодня днем Грэгг отправляется на скачки, я позвонила тебе и, как ты помнишь, мы договорились о встрече. Но по дороге сюда я повидала приятеля Чарли Хогана из сыскного агентства. Он дал мне вот это.
 Джим открыл конверт и торопливо осмотрел содержимое.
 – Видишь? – пробормотала Кристэль. – Он отсидел тот срок за ограбление могил, о котором упоминал, но взгляни на его прежние дела. Вооруженный грабеж в Буффало, разыскивается за разбой в Кливленде, подозревается…
 – Я умею читать, – нетерпеливо буркнул Джим. – Ты сообщила полиции, где его можно найти?
 – Пока нет. До тех пор, пока мы не договоримся.
 – О чем договоритесь?
 – Полиция должна закрыть глаза на некоторые статьи обвинения в обмен на подробный рассказ Тада о делах Г. Гордона Грэгга.
 – Ты в самом деле веришь, что это сработает?
 – Я уверена, – Кристэль подалась вперед. – Я найду способ связаться с Хоганом в уик-энд и расскажу обо всем. У него есть связи в департаменте. Как только они арестуют Тада, дело закончится.
 – Если он заговорит.
 – Не волнуйся, – Кристэль поднялась, бросая конверт в ридикюль. – Еще как заговорит.
 Чувство уверенности, с которым Кристэль говорила, не покидало ее до тех пор, пока ближе к вечеру она не вернулась в аптеку. В конторе она обнаружила сидящего за столом Грэгга. Он с любопытством глянул на нее.
 – Хикей сказал мне, что вы вышли.
 – Это так, – мне нужно было кое-что купить в центре.
 Кристэль продемонстрировала коробку под мышкой, поздравляя себя с предусмотрительно сделанной в последнюю минуту покупкой.
 – Я купила новую юбку.
 – Хорошо, – но он по-прежнему не сводил с нее глаз.
 Кристэль мило улыбнулась:
 – А как вы? День на скачках был удачным?
 Глаза Грэгга не покидали ее лица.
 – Я не поехал. В последнюю минуту появились дела. – Он тихо вздохнул. – Нынешние помощники настолько ненадежны…,
 В его голосе слышался скрытый укор, и она решила, что лучше будет ответить на него…
 – Надеюсь… я не слишком вас подвела.
 – Разумеется, нет, – он покачал головой. – Дело в этом работнике, которого я нанял для мелкого ремонта по дому.
 – Тад Хоскинс?
 – Да. Он решил покинуть меня.
 – То есть, он ушел?
 – Безо всякого уведомления. Просто собрал вещи и исчез. – Грэгг пожал плечами.
 – Может быть, он просто запил? – Казалось, Кристэль обращалась не только к Грэггу, но и к самой себе. – Вероятно, он снова появится в понедельник.
 – Я в этом сомневаюсь. – Грэгг медленно покачал головой. – Нет, дорогая, боюсь, он ушел навсегда.




 Глава 19


 Воскресным днем, как и было обещано, «дядя» Гордон сопровождал Кристэль на Ярмарку. Воды залива искрились под сентябрьским солнцем, и толпы людей двигались по Мидуэю в поисках удовольствий, словно чувствуя неминуемое приближение осени. У молодежи кончились каникулы, а их родителям пора было заняться работой – суматошными городскими делами или сбором урожая на отдаленных фермах. Среди всеобщей сутолоки каждый спешил напоследок порадоваться великолепию Ярмарки.
 Кристэль ощущала это состояние, но не находила здесь ничего радостного.
 – Устала, дорогая? – спросил Грэгг, когда они покинули «Индийский базар».
 – Немножко.
 – Давайте передохнем. – Он подвел ее к столику перед «Французским кафе». Пока он заказывал напитки, она извинилась и вошла внутрь. Найдя в конце помещения телефон, торопливо опустила в щель пятицентовик.
 Наверное, Джим сидел у телефона, потому что он ответил ей после первого звонка.
 – Кристэль, где ты находишься?
 – На Ярмарке.
 – Он с тобой? – Его голос звучал озабоченно.
 – Да. Я могу поговорить только минуту.
 – Ты что-нибудь выяснила?
 – Ничего.
 Он вздохнул.
 – Так значит, ты так и не видела Тада?
 Кристэль помедлила.
 – Пока нет. Но я позвоню, как только что-нибудь узнаю.
 – Может, завтра?
 На этот раз вздохнула она.
 – Пожалуйста, не беспокойся, дорогой. Я дам тебе знать сразу, как смогу, – и повесила трубку, ругая себя за трусость. Но она не могла рассказать ему остального, как не могла и позвонить Чарли Хогану, чтобы признать свою неудачу.
 Кристэль повернулась и направилась к выходу, к стоявшим перед входом столикам. Тянуть время больше нельзя. «Завтра», – сказал Джим. Пусть будет завтра. Чем скорее он узнает правду, тем раньше сможет всерьез заняться поисками новой работы. Нельзя водить его за нос, внушая ложные надежды.
 Так или иначе, мысль о встрече с Чарли Хоганом обескураживала ее еще больше. Она снова подвела его, после всех своих обещаний и надежд. Ну что она ему скажет?
  «Совесть превращает всех нас в трусов»,  – любил цитировать ее отец. Он утешал ее не только цитатами. Бессчетное количество раз Кристэль приходила к нему со своими проблемами и находила решения. Но теперь отца нет. У нее остается лишь…
 – Дядя Гордон.
 Он сидел за столиком, выжидательно улыбаясь. Воплощение чопорной элегантности: каждый набриолиненный волосок на своем месте и ни единой лишней щетинки в нафабренных усах. Поставив бокал, он жестом пригласил ее присесть рядом.
 – Вам уже лучше?
 Она кивнула, улыбаясь через силу.
 – Ну-ка, выпейте это. – Кристэль машинально подняла бокал. Он заказал для себя вино, а для нее – лимонад. Весьма очаровательно и корректно. Г. Гордон Грэгг – настоящий джентльмен!
 – Я непрестанно обдумываю вашу проблему, – сообщил он.
 – Проблему? – Кристэль с трудом взяла себя в руки, ощущая его изучающий взгляд.
 – Помните наш маленький разговор на днях? Насчет финансовых дел вашей мамы?
 – Ах, это.
 – Не будьте легкомысленной. Речь идет не только о ее будущем, но и о вашем.
 Пальцы Кристэль стиснули бокал. Она едва не забыла о наживке, которую забросила. Наконец-то, он клюнул на нее. Она кивнула:
 – Я благодарна вам. Но, как я уже говорила, мистер Пилкрист…
 – Пилкрист – адвокат, а не советник по инвестициям. («Рыбы – жадные создания; они не делятся своей добычей», подумала Кристэль.)… Чтобы положить деньги на счет, дающий проценты, не нужны советы адвокатов.
 А совместно вложенные двадцать тысяч приносят ежегодный доход, позволяющий жить более чем скромно. Но вас удовлетворит это? Бедность не порок…
 – Мать ни в чем не нуждается.
 – Разумеется. Как и вы, впрочем. И все же, мне хотелось бы сделать вашу жизнь лучше… – Мягкий бормочущий голос мошенника. Сколько раз он говорил эти слова и скольким людям?
 Кристэль нахмурилась.
 – Мать – человек строгих взглядов.
 – Завидная черта характера. Но ее, к несчастью, нечасто находишь у тех, кто добился финансовой независимости. – Грэгг махнул рукой. – Все инвестиции и спекуляции походят на азартную игру. Но настоящий игрок – тот, что играет наверняка. В этом секрет успеха.
 Кристэль пожала плечами.
 – Но разве не каждый человек, дающий деньги, уверен в надежности своего вклада? Так откуда берется эта уверенность?
 – Только из опыта, – Грэгг подался вперед. – Я предлагаю вам собственный опыт. Пять лет назад у меня не было ничего, абсолютно ничего. Но за короткое время небольшие отчисления из моего дохода фармацевта и врача выросли до скромного состояния. Потому что я вложил их в то, что никогда не подведет. Я полностью в этом уверен. Я вложил деньги в себя. – Он улыбнулся. («Рыба оказалась акулой, а у акулы – зубы».) – Вы видели мои владения, знаете размеры моего предприятия. Но это только начало. Еще несколько недель – и Ярмарка закроется. Спрос на комнаты резко упадет. Но меня это ничуть не тревожит. То, чего я достиг, развяжет мне руки для осуществления более грандиозных планов. – Пальцы Грэгга коснулись кончиков усов. – Весь секрет в замке.
 Кристэль не сводила с него глаз, и он едва заметно кивнул.
 – Вы уже знаете меня достаточно хорошо, чтобы понять, что я не чудак. Я верю в современную технологию, в научный подход. Вы не задавали себе вопроса, зачем мне столь уродливое произведение архитектуры?
 – Я думала об этом, – Кристэль помедлила, осторожно подбирая слова. – Ну, конечно, он привлекает внимание…
 – Вот именно. И благодаря Ярмарке у людей открываются глаза, открываются на чудеса мира, лежащего у них за порогом. Я специально задумал этот замок, чтобы подстегнуть их любопытство. Эксперимент оказался удачным. И теперь я намерен пойти дальше.
 Грэгг поднял бокал, глядя темными глазами поверх его ободка на Кристэль.
 – Стоит ли останавливаться? Почему бы не построить Тадж-Махал в Нортсайде, кафедральный собор на авеню Гарфилда и миниатюрный дворец в центре? – Он осушил бокал. – В этом есть смысл, не так ли?
 – Да, – пробормотала Кристэль. И действительно, некоторый смысл был, хотя идея казалась безумной. На миг она почти поверила в нее, как верил он. Грэгг продолжал:
 – Я хочу, чтобы вы обдумали это, дорогая. Если вы согласны и видите здесь определенную целесообразность, то напишите вашей матери. Расскажите ей об этом. Я буду рад помочь все объяснить ей. У меня есть подробные планы финансирования. Мы сможем создать корпорацию, если угодно. Но о деталях лучше поговорить позже. А сейчас прошу держать это в строжайшей тайне, пока я не покажу вас все планы и цифры. Согласны?
 – Да, дядя Гордон.
 Губы под усами сложились в хищную довольную ухмылку. Сейчас акула насытилась: поймав наживку, она держит ее цепко, не выпуская из пасти. Борьбы не будет, пока акула не почувствует крючок.
 Грэгг поднялся.
 – Пора идти. Сегодня вечером выезжают из комнат некоторые гости. И мне хотелось поговорить с новой горничной.
 Кристэль отодвинула свой стул.
 – А что случилось с Бриджит?
 – Она уведомила меня об уходе. – Грэгг едва заметно улыбнулся. – Я договорился о замене. Эльза Краузе: похоже, такие, как она – солидные и надежные слуги. Быть может, нам больше повезет с немцами.
 Сидя той ночью в своей комнате и расчесывая волосы перед зеркалом, Кристэль обдумывала ситуацию. Сегодня у нее передышка: заинтересованность Грэгга даст ей какое-то время, хотя она сомневалась, что сможет долго испытывать его терпение.
 В коридоре послышались тихие шаги и где-то вдалеке скрипнула дверь. Вероятно, прибывает или выезжает кто-то из постояльцев. Они приходят и уходят, как горничные и все прочие. Прочие, чередой прошедшие здесь за последние месяцы. Быть может, она слышит их – призраки, населяющие коридоры. Легко сомневаться в этом при свете дня, но не ночью. С приходом темноты они тут как тут: не посетители – жертвы.
 Кристэль положила щетку и уставилась на себя в зеркале. Может, и она жертва? Почему бы нет? Так легко быть слепой, видеть лишь то, что хочется. А ведь она ищет средства, оправдывающие ее личные цели. И нарочито отводит взор от прочих вещей – неприятных, тех, на которые не обращают внимания приличные, уважаемые люди.
 Спектакль смерти, смерть от насилия. Выпученные глаза, искаженный агонией рот, подрагивание членов, бьющая толчками кровь. К чему думать о тех, кто причиняет боль? Думать надо о жертвах, о тех, кто может быть опознан и отомщен.
 Что-то громко стукнуло над головой. Эхо простонало между стенами. Как много дверей, как много комнат, лестниц и проходов. Сначала они распахиваются, затем поглощают и закрываются, чтобы хранить свои тайны. Абсурд, конечно. Но разве не сказал об этом Грэгг? Сам не подозревая, он дал ей ответ.
  Секрет в самом замке. 




 Глава 20


 Сержант сыскной полиции Стэнли Мэрдок благоухал гвоздикой и табаком. Рыжие усы торчком и такого же цвета волосы. То и дело усы топорщились в такт движению челюстей, когда сержант перемещал табачную жвачку от одной щеки к другой. Этот приземистый, коренастый мужчина с цветущей физиономией сидел за своим столом, внушая уверенность, столь же прочную и основательную, как стоявшая у его ног плевательница.
 – Извините, мисс, но все это следовало рассказать мне, когда вы пришли, чтобы потребовать досье на Тада Хоскинса, еще на прошлой неделе. Мы могли бы поймать его. – Сержант укоризненно посмотрел на Кристэль.
 Вы обязаны были информировать нас, знаете ли. На парня заведено дело, и он разыскивается полицией.
 – Я и собиралась рассказать вам, после того, как смогла бы задать ему несколько вопросов.
 – Теперь слишком поздно. – Сержант Мэрдок нацелился в плевательницу, плюнул и попал. – В следующий раз предоставьте вести допрос нам.
 – Но следующего раза не будет! – Кристэль нетерпеливо подалась вперед. – Разве не ясно? Он исчез, как и все прочие, о ком я вам рассказывала.
 – Это по-вашему, – сержант опустил глаза на исписанные карандашом листки, лежащие перед ним на столе. – Но из отчета коронера ясно, что Миллисент Грэг погибла в огне. Страховой агент, упомянутый вами, и сам разговаривал с Женевьевой Болтон. Она в Канзас-Сити, как сказал доктор Грэгг. И если он утверждает, будто Тадеуш Хоскинс уволился, кто может опровергнуть это?
 – Но другая секретарша – та, что работала у него перед Женевьевой Болтон… Вы забываете – она тоже исчезла!
 – Алиса Портер? – Мэрдок кивнул. – Та же история. Он же сказал, что Портер уволилась. Вы снова хотите возразить?
 – А как насчет личного дела Грэгга? Я рассказывала вам о подслушанном разговоре доктора с Хоскинсом. Наверняка вы сможете проверить это.
 – Мы наведем справки.
 – А если что-нибудь тем временем случится? – Голос Кристэль дрогнул.
 – Успокойтесь, мисс Уилсон. Ничто не указывает на то, что «что-нибудь» должно произойти, как нет и доказательств, что это «что-нибудь» уже случилось.
 – Я прошу вас просто взглянуть сюда, – Кристэль ткнула пальцем в заметки, разложенные на столе Мэрдока. – Эти лестницы и проходы действительно существуют. Через эту комнату номер семнадцать можно попасть в его апартаменты. Стоит провести расследование, и я уверена, вы найдете улики.
 – По-вашему, департамент выдаст ордер на обыск на основании этих записей? – Мэрдок покачал головой. – Любой может строить свой дом, как ему заблагорассудится. Закон не запрещает этого, верно?
 – Значит, вы не поможете мне? – Голос девушка снова дрогнул.
 – Я же сказал, мы заглянем в его досье. – Мэрдок поднялся. – А теперь, мисс, если позволите…
 Кристэль отвернулась. Покидая участок, она услышала за спиной красноречивый звук плевка. Что за жалкий тип этот полицейский, жующий жвачку, словно корова!
 Что ж, идти больше некуда, разве что вернуться в замок, где ее ждет Грэгг. Похоже, он поверил в назначенный ей прием у дантиста – пусть проверит, если хочет: Хоскинс договорился о приеме со своим другом-дантистом, практикующим в центре. И похоже, Грэгг поверил, что она написала матери насчет инвестиций. У Кристэль еще оставалось время, но сейчас это не имело значения. После Мэрдока ей показалось, что закрылась последняя дверь.
 Но вот, в пятницу утром, во время диктовки писем, в контору вошел Хикей.
 – К вам джентльмен, доктор.
 Грэгг раздраженно поднял голову:
 – Я не принимаю.
 – Но он настаивает: очень важное дело.
 – Кто он, и что ему нужно?
 – Некий мистер Гласе.
 – Он самый! – следом за помощником в контору вошел человек и кивнул Грэггу. – Я из инспекции по строительству.
 Кристэль повернулась и моргнула. Эти рыжие усы торчком! Сержант Мэрдок небрежно скользнул по ней взглядом, ничуть не обнаруживая их знакомства. И хотя он не изменил внешность, ей пришлось глянуть дважды, чтобы убедиться, что это тот самый человек, с которым она говорила в сыскном агентстве. Казалось, он сбросил с себя пустую самоуверенность вместе с привычкой жевать табак: плечи его чуть сутулились, а в манерах и голосе появилась поразившая девушку мягкость.
 Грэгг уже поднимался.
 – Да, мистер Гласе. Чем могу служить?
 Мэрдок выудил из карману карточку и подал Грэг – Простите за беспокойство, сэр, но, похоже, произошла небольшая ошибка, – рука его снова нырнула в карман, вынимая потрепанный, пухлый блокнот. – Согласно нашим документам эта постройка была завершена без окончательной проверки.
 Брови Грэгга выгнулись дугой.
 – Мой подрядчик отвечал за все планы и разрешения. Я полагал, он подал необходимую информацию в вашу контору. – Грэгг бросил взгляд на стол. – Если память не подводит, у меня где-то сохранилась расписка. Рад буду показать вам…
 – Это необязательно, – перебил Мэрдок. – Все, что нам нужно, – обычный осмотр завершенного здания. Просто формальность, как понимаете. Не сможете ли уделить мне полчаса?
 – Сейчас? – нахмурился Грэгг. – Но я очень занят.
 – Я понимаю, сэр. Если угодно, я могу вернуться сегодня днем.
 – Боюсь, это невозможно, потому что у меня назначен прием пациентов.
 – Ну конечно, – невозмутимо бросил Мэрдок. – Тогда завтра утром.
 – Послушайте, вы и сами считаете это обычной формальностью, – Грэгг приблизился к нему, доверительно понижая голос и кладя ладонь на руку Мэрдоку. – Если нужно что-то заполнить и подписать, почему бы не покончить с этим прямо сейчас? Мое время дорого стоит и, я уверен, ваше – тоже. Что касается компенсации за беспокойство… – Он смолк, пожав плечами.
 Но Мердок никак не отреагировал на намек:
 – Никакого беспокойства, сэр. – Он покачал головой. – Это моя работа. Завтра днем будет удобнее? – терпеливо добавил он.
 Рука Грэгга покинула руку инспектора. На миг он отвернулся, пряча и подавляя раздражение.
 – Давайте покончим с этим сейчас, – согласился он.
 – Благодарю вас.
  «А я – вас, сержант Мэрдок,  – подумала Кристэль. –  Вы вовсе не глупец, за которого я вас приняла». 
 – Что вы хотели бы осмотреть? – спросил Грэгг. – Здесь у меня аптека…
 – Я уже немного осмотрелся, когда вошел сюда, – заметил Мэрдок и заглянул в блокнот, – что если мы начнем с ваших жилых комнат наверху?
 – Прекрасно, – Грэгг двинулся к выходу, – для этого придется выйти наружу. Вход находится на Уоллес-стрит, за углом.
 Кристэль прикусила губу. А как же лестница, ведущая наверх из этого коридора? Она говорила о ней Мэрдоку. Неужели он забыл?
 Мужчины направились в коридор, она поднялась и пошла следом:
 – Доктор Грэгг, я вам нужна? – Тот обернулся и помотал головой.
 – Нет, пока я не покончу с этим делом.
 – Я хотела бы подняться к себе в комнату на пару минут, если не возражаете.
 – Ради бога. – Грэгг отвернулся, и Кристэль успела поймать взгляд Мэрдока, быстро указав рукой в сторону двух обшитых панелями дверей в дальнем конце коридора.
 Мэрдок еле заметно кивнул, и на Кристэль волной нахлынуло облегчение.  Он помнит…  Мэрдок шел впереди.
 – Ах, кстати, доктор, пока мы еще не ушли…
 – Да?
 – Эти двери в конце коридора. Куда они ведут?
 – Никуда.
  «Никуда?  – напряглась девушка. –  Пожалуйста, сержант, не дайте ему обмануть себя». 
 – Могу я взглянуть, сэр?
 – Разумеется, – вздохнул Грэгг. – Он извлек из кармана ключ, отпер первую дверь, открыл и шагнул в сторону. – Пожалуйста.
 Кристэль уставилась на крошечную кладовку, забитую швабрами, ведрами и каким-то хламом.
 – Кладовая для щеток, – заметил Грэгг. – Извиняюсь за ее вид. Я только что нанял новую уборщицу, но, боюсь, аккуратность не входит в число ее добродетелей.
 Не ожидая ответа, он сделал еще шаг и отпер вторую дверь. Она распахнулась, открывая другую кладовку, уставленную полками, на которых теснились бутылки и картонные коробки.
 – Фармацевтические припасы, как видите. Для них всегда не хватает места.
 Мэрдок кивнул, на миг задержав на них взгляд, и Грэгг, закрыв дверь, повернул в замке ключ.
 – Здесь есть довольно опасные препараты, – проворчал он. – Необходима осторожность.
 – Понимаю, – согласился Мэрдок, но его косой взгляд в сторону Кристэль говорил об обратном. Не понимала и она.
  Куда же исчезла лестница? 
 Ей оставалось лишь повернуться и последовать за мужчинами через аптеку на Уоллес-авеню – ко входу, ведущему на второй этаж. Здесь ей пришлось покинуть их и подойти к своей комнате. Нарочно ковыряя ключом в замочной скважине, она проследила, как они прошли по коридору в дальний конец, где очередная дверь вела на лестницу к апартаментам наверху. Кристэль знала о существовании этой лестницы и знала, что Грэгг почти не пользуется ею. Он тайно уходил и приходил другими ходами.  Ходами, которых не было. 
 Оказавшись в своей комнате, Кристэль прислонилась к стене и стала прислушиваться к звукам над головой. Шаги, гул голосов, открывающиеся и закрывающиеся двери.
  Необходима осторожность. 
 Теперь она поняла, что наверху Мэрдок ничего не найдет. Грэгг уже доказал свою способность заметать следы.
 Тад Хоскинс. Тад и его «плотницкие работы». Ну конечно: весь этот стук и грохот на прошлой неделе означали, что Тад переделал лестницы в кладовки, наглухо запечатав их. И тем самым запечатал свое прошлое.
 Шаги над головой стихли. Они покинули верхние апартаменты и снова спускались по лестнице. Кристэль торопливо вышла в коридор и увидела, как они появились из двери в дальнем конце. Она пошла навстречу и встретилась с ними на полдороге.
 Грэгг вежливо кивнул ей, когда она приблизилась.
 – Мы уже можем возвращаться, – заметил он. – Мистер Гласе вполне удовлетворен.
 Кристэль пыталась поймать взгляд Мэрдока, но тот уже говорил Грэггу:
 – Еще одно, прежде чем мы закончим. Насчет тех комнат, которые вы сдаете внаем…
  «Слава Богу, он не забыл!  – Кристэль мысленно молила бога. –  Ну пожалуйста, вспомни о той, другой лестнице под номером семнадцать!» 
 Грэгг кивнул:
 – Хотите осмотреть их? Все они одинаковы – стандартная планировка.
 – Тогда хватит и одной. – Мэрдок повернулся, небрежно скользя взглядом по нумерованым дверям. – Как насчет этой?
 Он смотрел на номер семнадцать. Грэгг помедлил.
 – Что-нибудь не так? – пробормотал Мэрдок.
 – Нет, – казалось, Грэгг на миг смутился. – Пытаюсь вспомнить, не сдана ли она. Мне не хотелось бы нарушать покой постояльцев.
 – Попробуйте постучать, – предложил Мэрдок.
 Грэгг нахмурился.
 – Да, конечно.
 Он постучал. И подождал. Кристэль показалось, что минута тишины тянулась вечно. Грэгг снова постучал в дверь. Ответа не было.
 Мэрдок терпеливо ожидал. Грэгг встретился с его взглядом, пожал плечами. Затем повернулся и вставил ключ в замок.
 Дверь в семнадцатый распахнулась, открывая обычную комнату, похожую на все другие. Как и в комнате Кристэль, в ней были кровать, ванна, ковер, шторы и окно, через которое просачивался солнечный свет.
 Мэрдок заглянул в дверной проем.
 – Выглядит очень уютно, – подтвердил он равнодушно.
 – Мы стараемся обеспечить наших гостей всеми удобствами. – Грэгг закрыл дверь. – Не пора ли спуститься вниз?
 Мэрдок кивнул. Он делал в своем блокноте пометки, бессмысленные, конечно. Затем он убрал блокнот.
 Означало ли это конец? Неужели он поставил точку? Кристэль с волнением ждала. Но он не заговорил, пока они не завернули за угол и не вернулись в аптеку.
 – Теперь мне хотелось бы увидеть погреб, – сказал Мэрдок.
 Кристэль глянула на Грэгга. Лицо его оставалось неподвижным.
 – У меня не было времени навести порядок, – сказал он. – Боюсь, там ужасный кавардак.
 – Ничего, – кивнул Мэрдок. – Ничего. Я привык к подобным вещам.
 Грэгг извлек свой ключ.
 – Прошу сюда.
 В рецептурной они прошли мимо помощника. Заполнив рецепт, он поместил в горлышко пузырька воронку и налил туда порцию содержимого из сосуда с наклейкой «ЭЛИКСИР ГЕРОИНА». Кристэль смутно припомнила название: одно из новых успокоительных, как говорят, слабее лауданума.
 Грэгг отпирал дверь в дальнем конце рецептурной. Странно: раньше Кристэль ее не замечала, но когда он открыл, она увидел ступени, ярко освещенные газовым рожком, который зажег Грэгг.
 – Низкий потолок, – заметил Грэгг. – Смотрите, не ушибите голову.
 Он начал спускаться, Мэрдок последовал за ним. Никто из них не обращал внимания на Кристэль. Может, ей удастся держаться в тени лестницы, и ее присутствие останется незамеченным. Стоило рискнуть: она зашла слишком далеко и должна увидеть остальное.
 Еще один рожок вспыхнул внизу. Девушка проследила за Грэггом и Мэрдоком, которые шли по цементному полу. В мягком свете она увидела отделанные асбестом контуры печи, деревянные бортики угольного контейнера, кучку щепы для растопки, посылочные ящики и деревянные коробки вдоль стен, а также металлические овалы лоханей рядом с котлом, стопку старых газет и журналов – и ничего больше.
 Но Мэрдок на что-то указывал.
 – Вон та дверь. Куда она ведет?
 – Наружу. – Грэгг подошел, взялся за ручку и толкнул обшитую деревянными панелями дверь. – Это для посыльных.
 – Понятно.
 Кристэль смотрела, как Мэрдок идет по цементному полу, разглядывая хаос отопительных труб над головой, тянущихся подобно жестяным щупальцам от приземистого осьминога – печки. Они паутиной уходили в потолок и стену. Вот он постучал по стене. Грубая неотделанная поверхность отозвалась глухим звуком.
 Грэгг кивнул спутнику:
 – Удовлетворены?
 Кристэль не стала дожидаться ответа. Тихонько поднявшись по ступеням, она ушла, чтобы ничего не видеть и не слышать. Напряжение спало, оставляя лишь бессмысленную реальность. Теперь она увидела все, и больше смотреть было не на что.
 Она вновь поднялась по ступеням и стояла в рецептурной, притворяясь, будто следит за тем, как Хикей приклеивает этикетку на пузырек с лекарством для какой-то приятной старой леди.
 Голос Грэгга вывел ее из задумчивости:
 – Кристэль! Я забыл, что вы здесь давно ждете. Пойдемте в контору. – Он повернулся к Мэрдоку. – Хотите, чтобы я что-то подписал, мистер Гласе?
 Мэрдок кивнул.
 Проходя по коридору Кристэль ухитрилась на миг привлечь внимание Мэрдока, и ее губы почти беззвучно прошептали ему:  «Тад Хоскинс, Алиса Портер». 
 Глаза Мэрддока блеснули.
 Наконец они оказались в конторе и увидели сидящую за столом женщину. Вот она встала и повернула улыбающееся знакомое лицо, обрамленное пепельно-светлыми волосами.
 – Э, никак это Алиса Портер! – произнес Грэгг. – Какой приятный сюрприз!




 Глава 21


 Некоторые рыбы мечут икру раз в несколько дней. Кроликам и морским свинкам для размножения нужны недели. Человеческому зародышу необходимо для развития девять месяцев, а период беременности слонов длится около двух лет. Чем больше и сложнее организм, тем больше времени требуется ему для воспроизводства. Но есть исключение: газета появляется на свет каждые двадцать четыре часа.
 …Зачатие обычно происходило в отделе новостей, примыкавшем к конторе Чарли Хогана. К обеду строчащие перьями репортеры оплодотворят чернилами тысячу страниц, а за обеденный час машинистки завершат свой тяжкий труд и за работу возьмется отдел макетирования. Затем настанет черед акушеров-линотипистов, а ближе к вечеру загрохочут прессы, вызывая конвульсивную дрожь здания, предшествующую утреннему рождению.
 В этот обычный вечер клетушка Чарли Хогана спазматически содрогалась в такт родовым схваткам. При закрытой двери у посетителя неминуемо появлялась клаустрофобия, да и сам Хоган едва помещался в каморке. И все же, Кристэль и Джим ухитрились втиснуться туда.
 – Так значит, Кристэль говорит мне правду, – произнес Джим, заглушая шум и зло глядя на сидевшего напротив Хогана. – Вы снова наняли ее?
 Редактор кивнул:
 – Да, для особого задания.
 – И выдумали его нарочно, посылая ее на такой риск?
 – Слушай, милый, – вмешалась Кристэль, – не стоит так волноваться.
 – Почему же ты не объяснила мне, что происходит?
 – Потому что знала – ты расстроишься, а для этого нет причин. – Кристэль повернулась к шефу. – Я была против того, чтобы врываться к вам подобным образом. Джим настоял на этом.
 – Я хотел убедиться, что она говорит правду. – Лицо Джима помрачнело. – Я уже выслушал много баек.
 – Но это правда! – Кристэль положила ладонь на руку Джима. – Сам видишь, мне вовсе не грозила опасность.
 – Я вижу, что ты меня долго дурачила, – Джим покачал головой. – А что толку? Женевьева Болтон жива. Алиса Портер – тоже.
 – Вот что, – сказал Чарли Хоган. – Не хочу лезть в ваши дела, но что бы Крисси ни делала, она пыталась помочь вам. Она хотела, чтобы вы устроились на свою работу обратно.
 – Она больше думала о своей работе, – скривился Джим. – Оставь она эти дела с самого начала, не было бы и неприятностей.
 – Ну пожалуйста, – живо перебила Кристэль, – если ты выслушаешь….
 Джим вырвал свою руку.
 Я выслушал достаточно. – Он коротко кивнул Хогану. – Извините за вторжение. Спокойной ночи вам, сэр.
 Джим…
 Дверь захлопнулась, оборвав начало ее фразы. Она прикусила губу и глянула на редактора:
 – Извините меня.
 Хоган затушил сигару в пепельнице.
 – И ты меня извини… А он остынет, когда поразмыслит над этим как следует.
 – Я не хотела унизить его.
 – Не принимай близко к сердцу. Все мы ошибаемся – ведь ты считала, что поступаешь так для его пользы. – Хоган застенчиво улыбнулся. – Вспомни, ты и меня убедила. Получается, что мы ошибались.
 – Но мы вовсе не ошибались!
 – Крисси, Бога ради, не будем начинать снова.
 – Мы еще не закончили, – Кристэль наклонилась через стол. – Он не захотел меня выслушать, но вам придется.
 – Меня ждут в комнате прессы. – Хоган вынул часы и поднес их к лицу. – Почти полночь.
 Она кивнула:
 – Знаю. И я должна вернуться, прежде чем Грэг заподозрит меня. Я смогла уйти надолго лишь потому, что он повел ужинать Алису Портер.
 – Его подозрения уже не имеют значения. – Хоган поднялся. – Завтра ты соберешь вещи и уедешь оттуда. Возвращайся на обычные задания и просто забудь это дело.
 – А если я смогу доказать, что права? – Кристэль повысила голос.
 – Каким образом? Ты видела Алису Портер собственными глазами. Если она жива-здорова, то нет причин полагать, что беда случилась с остальными.
 – Только если она – не сообщница Грэгга.
 – Что?
 – Мне кое-что пришло в голову, – глаза Кристэль сощурились. – Что если Алиса Портер была Женевьевой Болтон?
 – Ты говоришь загадками.
 – Нисколько. После того, как Алиса и Грэгг отправились ужинать, я поговорила с его помощником. Хикей сказал, что Алиса была секретаршей Грэгга еще до постройки замка. И они собирались пожениться.
 – Но Грэгг был обручен с Женевьевой Болтон.
 – Да, по  его  словам.
 – И твой жених видел полученное от нее письмо.
 – А если письмо написала не она? У Грэгга есть десятки образцов ее подписи, поставленной на конторских документах. Что помешало бы отправить образец подписи и почерка Алисе Портер в Сент-Луис с указанием скопировать то и другое и выслать фальшивку?
 – Женевьевы Болтон не было в Сент-Луисе. Она поехала в Канзас-Сити и оттуда отправила письмо почтой.
 Кристэль покачала головой:
 – Что если Алиса Портер отправилась из Сент-Луиса в Канзас-Сити по указанию Грэгга? И – выполняя его поручение – представилась Женевьевой Болтон во время пребывания там? А вдруг с боссом Джима на самом деле говорила по телефону Алиса?
 – Ну и что? – спросил Хоган. – У тебя нет доказательств.
 – Доказательством будет тело Женевьевы Болтон.
 – Если Грэгг настолько умен, чтобы состряпать этот план, он не оставит улик. Если он виновен – заметь, я сказал «если», – то он ухитрился провести всех, включая и полицию. Я знаю Стэна Мэрдока, он отнюдь не дурак.
 – Это я сбила Мэрдока со следа. Могла бы догадаться, что Грэгг замурует эти лестницы.
 – А что с комнатой семнадцать? Ты видела ее собственными глазами.
 – Я видела комнату, верно. Но это была не семнадцатая. Думаю, Грэгг предвидел обыск и переменил номера на дверях. Это легко: все они одинаковы. Если Мэрдок снова пойдет туда…
 – Мэрдок не пойдет туда опять на основании одних лишь подозрений, – Хоган положил руку на плечо Кристэль. – И если во всем этом есть хоть капля правды, ты тоже не пойдешь туда.
 – Грэгг не тронет меня. По крайней мере, пока верит в эту историю о бедной дорогой маме и о деньгах, которые она хочет вложить куда-нибудь.
 – Ну а когда перестанет верить?
 – К тому времени я найду то, что ищу.
 – Ищешь! Что еще ты сможешь сделать – украсть у него ключи? Теперь все усложнится, ведь в замке, появилась эта женщина, Портер.
 – Быть может, Алиса и есть наш ключ. Если они – сообщники, она может открыть нам двери.
 – Она не заговорит. Найди хоть один повод, чтоб она заговорила.
 – Так дайте мне его, – быстро вставила девушка. – Назначьте кого-нибудь и узнайте о ней все, что можно. Затем передайте информацию мне и…
 – Нет, – нахмурился Хоган. – Ты уже пыталась сделать это с Тадом Хоскинсом, и трюк не сработал. К тому же, я не хочу вовлекать тебя в это. Слишком рискованно.
 – Но подумайте о статье.
 – Я думаю о тебе.
 – Это совершенно безопасно, я уже говорила.
 – Понимаю. Как видно, ты все еще беспокоишься о том, чтобы вернуть работу Джиму? – Он отвернулся и с минуту помолчал. – Ну ладно, дай мне поговорить с шефом, сколько он захочет отстегнуть за такой материал. Может, Алиса заговорит, если цена окажется подходящей. Но вначале следует оценить ситуацию.
 – Для этого я и нужна. Начну за ней приглядывать.
 – И думать не смей! – Губы Хогана сжались. – Шеф в отъезде, и я не смогу связаться с ним до понедельника. Но тебя там уже не будет.
 – Если я не вернусь сегодня, Грэгг начнет что-нибудь подозревать, – настаивала девушка.
 – Ладно, но завтра обязательно уходи.
 – Все же, мне нужен повод для отъезда.
 – И повод нешуточный, – Хоган кивнул и щелкнул пальцами. – Что за имя ты ему назвала, когда рассказывала байку о поверенном матери?
 – Мистер Пилкрист. Но его не существует.
 – Завтра он появится, – усмехнулась Хоган.
 – Вы?
 – Вот именно. Мистер Пилкрист из Сан-Франциско прибыл на Ярмарку. Но немедленно возвращается и пришел забрать тебя с собой. Потому что дорогая мама хочет, чтобы ты скорее очутилась дома и договорилась насчет «полномочий», о которых рассказывала Грэггу.
 – Думаете, он вам поверит?
 – Не беспокойся, постараюсь его убедить. Грэгг сам захочет поверить, потому что хочет заполучить эти деньги. Проблем не будет: все случится так быстро, что он не успеет задуматься. Он не заподозрит тебя после отъезда из замка раньше, чем через пару недель. А тем временем мы получим на него весь компромат.
 – А вы все продумали, да? – улыбнулась Кристэль. – Не знаю, как вас благодарить…
 – Не думай об этом, – буркнул Хоган, снова взглянув на часы. – Мне пора в комнату прессы. Но помни: я прихожу за тобой завтра.
 – В какое время?
 – Не слишком рано – пока я закончу здесь, почти рассветет, а мне еще нужно поспать. – Хоган потер подбородок. – К тому же, надо сделать так, чтобы он поверил. Если Грэгг решит посмотреть расписание, то он увидит, что ни один поезд не уходит на Западное побережье до девяти часов. Поэтому давай условимся на шесть.
 – Хорошо! Тогда мне хватит времени на быстрые сборы, но не хватит на болтовню.
 – Значит, договорились. Будь паинькой, пока я туда не приду.
 – Буду, – пообещала Кристэль. И убежала.




 Глава 22


 Зеркало следило за ними со стены. Словно огромным стеклянным глазом, оно высматривало игру теней на завешенной пологом постели, и Грэгг чувствовал взгляд зеркала, склоняясь над Алисой. Она слабо постанывала от его прикосновений. Ему нравилось то, что принадлежало ему: спальня, девушка и все прочее. Он заслужил это и собирался пользоваться в свое удовольствие – этим и многим другим. Потому что у него была власть, могущая заставить всех служить ему.
 Резкая боль пронзила плечо. Вздрогнув, Грэгг отпрянул и провел ладонью по ярко-алому порезу.
 – Какого черта ты это сделала? – пробормотал он. – Разве не видишь, что оцарапала меня до крови? Тебе нужно подстричь ногти.
 – Это был не ноготь. – Алиса подняла левую руку, и он увидел блеск камня на ее безымянном пальце.
 – Значит, кольцо? – Грэгг с отвращением покачал головой. – Ты пьяна. Почему ты не сняла его?
 – Я не пьяна. – Алиса приподнялась на локте. – И это твоя заслуга, ведь ты постоянно забывал наполнять мой бокал за ужином.
 – Зачем ты порезала меня этим алмазом?
 – Потому что это не алмаз. – Алиса поджала коралловые губы. – Где ты его купил, не там же, где и зеркало?
 – Что за чепуха!
 – Спроси у Шини Майка. Я зашла к нему, когда была в Сент-Луисе, и попросила оценить камень. Он сказал, что это один из прекраснейших осколков бутылочного стекла, которые ему довелось увидеть.
 Глаза Грэгга расширились.
 – Алиса, клянусь, я не знал! Я купил кольцо у Анджело Риккарди – ты о нем слыхала: лучший скупщик краденого по эту сторону Миссисипи. Никогда не поверил бы, что он меня надует.
 – Придет день, когда все поступят с тобой так же! – Алиса перебросила ноги через край постели и тряхнула головой, так что светлые локоны упали на лицо.
 – Не будем ссориться из-за пустяков. – Грэгг повернулся и взял бутылку, стоявшую в ведерке со льдом рядом с ним. – Лучше давай выпьем.
 Он наполнил бокалы на тумбочке и один подал ей. Она помедлила, затем неторопливо выпила, но гнев в ее глазах не погас.
 Грэгг кивнул:
 – Так-то лучше. И не беспокойся насчет кольца: на следующей неделе я достану тебе новое. И на этот раз не у перекупщика.
 Алиса, нахмурясь, посмотрела на него поверх своего бокала.
 – А где же ты его раздобудешь – там же, где нашел прочую бижутерию?
 – Что ты имеешь в виду?
 – Майк сказал мне, что после моего отъезда ты выслал ему много добра: кольца, ожерелья, браслеты, броши. Одни мужские золотые часы, одна цепочка и перстень-печатка, но все остальное – женское. Как это понять?
 Грэгг пожал плечами:
 – Ты же знаешь, я не могу рисковать и сплавлять что-либо местным делягам: эти вещи слишком легко здесь отследить. Для меня безопаснее иметь дело с кем-нибудь подальше. Например, с Майком.
 – Я говорю не об этом, и ты прекрасно понимаешь. – Алиса хотела опустить бокал на тумбочку, но Грэгг живо наполнил его, пока она продолжала говорить. – Значит, ты снова взялся за старое, да?
 – А если и так? – Грэгг коснулся пальцами усов. – Тебе известно, что я выстроил этот– замок, чтобы привлечь посетителей Ярмарки. Завтра вечером Ярмарка закрывается, и денег будет меньше. Нужно ковать железо, пока горячо.
 – А когда остынет? – В голосе Алисы проскользнули резкие, презрительные нотки.
 – Алиса, Алиса, – устало вздохнул Грэгг. – Ну сколько еще тебе напоминать, что все это лишь бизнес – такой же, каким занималась и ты.
 – Я здесь ни при чем! Обо мне не беспокойся!
 Грэгг не обратил внимания на ее предупреждение:
 – Ведь я не задавал вопросы, когда вытащил тебя от Кэрри Уотсон. Я честно рассказал тебе о своих делах и сделал тебя партнершей. И если ты собираешься ревновать меня к этой последней девушке…
 – Я не просто партнерша! Мы собираемся пожениться! Или ты забыл про этот пустяк, когда повстречал Женевьеву Болтон?
 – С ней произошел несчастный случай, я тебе рассказывал, – терпеливо заметил Грэгг. – Не отправь я ее подальше, мы очутились бы в неприятном положении.
 – Ты и так бы в нем оказался, не будь меня! – Голубые глаза блеснули. – Подумать только, мне пришлось отправить письмо и мчаться ночным поездом из Сент-Луиса в Кейси, лишь бы успеть к телефонному звонку. А вдруг кто-нибудь раскрыл бы, что я не Женевьева Болтон? Меня могли бы засадить в кутузку.
 – Поверь, я ценю все, что ты сделала.
 – А чем ты это доказываешь? Тем, что воротишь нос и нанимаешь другую девицу, едва я выхожу за дверь?
 – Ты совершенно не права. – Грэгг вновь наполнил оба бокала, затем наклонился и поставил пустую бутылку на нижнюю полочку, взяв с нее полную, стоявшую там наготове. – Я нанял эту девушку, Уилсон, потому что мне нужна была помощница на то время, пока ты в отъезде.
 – Помощница? Ох, Грэгг, за кого ты меня принимаешь?
 – Эта правда. Я до нее пальцем не дотронулся. А теперь, когда ты вернулась, я собираюсь указать ей на дверь.
 – Окажи любезность, – Алиса жадно осушила бокал, – сделай это. И поживее.
 Грэгг покачал головой:
 – С каких это пор ты стала такой благочестивой?
 – Я не благочестива, – в синих глазах Алисы промелькнуло презрение. – Я боюсь.
 – Сколько раз повторять тебе, что бояться здесь нечего? – Взяв ее за руку, Грэгг успокаивающе пожал ее.
 – Нет, есть. – Рука осторожно отодвинулась. – Ты не можешь продолжать это вечно. Тем более, когда здесь появились люди, что-то высматривающие и задающие вопросы. Ты задолжал всем в этом городе, может, пора наконец расплатиться? Разве не стоит отдать часть деньжат, лишь бы избавиться от кредиторов? Лучше выйти из игры сейчас, пока ты еще на коне.
 – Но я и выйду в ту же минуту, как закроется Ярмарка. Мы продаем наше предприятие, продаем здание и смываемся отсюда навсегда.
 – И куда мы отправимся?
 – Куда тебе захочется. Денег у нас хватит на долгую, долгую поездку. – Грэгг улыбнулся. – К примеру, на медовый месяц.
 – Ты не шутишь?
 – Конечно, нет. – Грэгг снова потянулся к ее руке, и на этот раз Алиса позволила ему прикоснуться к себе. – Как ты думаешь, чего ради я усердно работал, рискуя всем на свете?
 Казалось, ее затуманенные глаза никак не могут сфокусироваться.
 «По-видимому, признак дальнозоркости, – отметил про себя Грэгг, – или воздействия алкоголя?» Но голос Алисы был по-прежнему четок:
 – Иногда мне кажется, что ты и сам не знаешь, ради чего. Похоже, тебе нравится заниматься этим просто так. Все это притворство…
 – Разве я когда-нибудь пытался одурачить тебя?
 – Ну еще бы. Только у тебя не вышло, да? – Алиса рассмеялась, и хотя слова звучали на диво разборчиво, легкая шепелявость выдала ее опьянение. – Как славно, что меня невозможно загипнотизировать. Иначе ты давно успел бы…
 Грэгг приложил палец к губам. Жест был так же нежен, как и его голос:
 – И думать не смей об этом. Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Ты – совсем другая.
 – В самом деле, Грэгг? Ты не шутишь?
 – Не шучу.
 Его рука опустилась, и Алиса заговорила громче:
 – Быть может, дело в том, что я – единственная, кто смог раскусить твои фокусы с самого начала. Но я все равно люблю тебя.
 – Я тоже люблю тебя.
 – И не забывай об этом, – кивнула Алиса. – Я – единственная, кто знает обо всем, и не смей забывать об этом.
 – Неужели я забуду? Между мужем и женой не должно быть секретов. – Грэгг нагнулся вперед и ухватился за горлышко бутылки, удовлетворенно замечая, что она холодна на ощупь. – Вино охладилось, – произнес он. – Хочешь еще, да?
 – Почему бы нет? – Алиса крепко сжала бокал. – Ради нашего праздника…
 Грэгг пошарил в ледяной кашице вокруг бутылки и нашел штопор. Взявшись за серебряную рукоять, он вонзил и несколько раз повернул в податливой пробке стальную спираль.
 Поворот, усилие, рывок. Грэгг откупорил бутылку. Быстро наполнил бокал Алисы, затем собственный.
 Подняв его, Грэгг оглянулся через плечо на отражение девушки в зеркале. Да, она была другой. Ее не одурачишь кольцом, не загипнотизируешь его блеском. Она не поддается обману, гипнозу, контролирует свои запросы, имеет редкое самообладание.  Я – единственная, кто знает обо всем, и не смей забывать об этом. 
 Крутая сделка и крутая женщина.
 Бокал застыл у ее губ.
 – Куда ты смотришь?
 – На тебя. – Он улыбнулся. – Голубые глаза. Длинные золотистые волосы. Ты напоминаешь мне другую Алису. Алису в Стране Чудес.
 Она рассмеялась. Колючий смех. Колючий и жесткий.
  Выпей меня.  Так было написано на бутылке. Алиса выпила и начала уменьшаться. Но то было в Стране Чудес. Эта Алиса круче. Намного круче.
 Он снова поставил свой бокал и уставился прямо на нее. Его пальцы сжали серебряную рукоять штопора и с толчком вонзили его в мягкую шею.
 Алиса выронила бокал. Глаза ее закатились, показались белки, и голова откинулась назад. Шея оставалась белой, но штопор пробил артерию и продолжал входить все глубже… Девушка начала захлебываться, а затем затихла.
 Показалось несколько капель крови, но ни одна не упала на ковер, ни одна не испачкала простыни. Он поднял ее быстро, но осторожно, пока сфинктер не ослаб… Пока не произошло извержения… Это не должно случиться здесь. Никаких явных следов. Это – Страна Чудес, а не скотный двор. Он приблизился к зеркалу, держа Алису на руках. Локтем нащупал защелку, скрытую в резной раме у основания зеркала и нажал на нее.
 Зеркало тихо отодвинулось в сторону, открыв темное отверстие. Наклонив свою ношу, он пропихнул ее в узкую шахту.  Прощай, Алиса. Прощай, Страна Чудес. Тебя ждет Зазеркалье. 
 Он повернул зеркало на место. Глянув через плечо, увидел в углу высокий запертый шкаф.  Выпей меня. Съешь меня.  Она так и не смогла разгадать все тайны Страны Чудес.
 А теперь – вниз по кроличьей норе. Вниз по кроличьей норе, которую скрывает коврик в ванной. Ни часов, ни жилета – лишь белый кролик, спешащий подземными ходами в свою нору.
 Нору, где ждала Алиса, отдыхая после своего падения. Уже не такая белая: она ведь упала в шахту. Но скоро она станет чистой.
 Тут он сделал то, что было необходимо, и она снова стала чистой и нежной. Нежной и податливой, какой всегда должна быть женщина. И красивой, очень красивой.
 Но даже будучи чистой, она останется сосудом греха, от которого следует избавиться. Избавиться вместе с глупыми фантазиями. Чаепитие окончено. Больше нет Страны Чудес и нет Алисы.
  Ты – Г. Гордон Грэгг. Ты сделал то, что делал раньше, и то, кто должен был сделать. Сделал, чтобы защитить себя. Самозащита – первый закон матери-природы, а ты ее сын. Ты – профессионал, человек высшей расы, управляемый не глупой лицемерной моралью, а логикой и разумом. Помни об этом всегда. 
 Починяясь логике и разуму, Грэгг протянул руку к своим медицинским инструментам. И делая первый надрез, вспомнил то далекое время, когда он впервые отрезал щенку лапы.




 Глава 23


 Воскресным утром Кристэль проснулась от перезвона церковных колоколов. Она с детства ненавидела воскресенья. По воскресеньям все изменялось. Папа становился чужим человеком, облаченным в черное и проповедующим с кафедры. А Кристэль становилась дочерью пастора, чопорно и молчаливо сидевшей на передней скамье.
 Воскресенье было днем нарядной одежды, тишины, запрета на игры и примерного поведения. После проповеди наступал черед долгого и утомительного обеда с родственниками и гостями, а затем она скучала на утомительном приеме посетителей в гостиной.
 Кристэль до сих пор помнила эту сцену в малейших подробностях: визитки на серебряном подносе, ваза с восковыми фруктами на столе рядом с чучелом птицы под стеклянным колпаком. Она помнила тетушек с турнюрами и в боа из перьев, помнила и дядюшек в воскресных костюмах и в рубашках с короткими воротничками. Какими глазами она следила тогда за напольными часами – неумолимым стражем, таящимся в тени и отмечающим минуты, переходящие в бесконечные часы тоскливого воскресного дня.
 Но сейчас здесь не было напольных часов, лишь будильник на ночном столике. Кристэль удивленно моргнула. Почти полдень: неужели она спала так долго? Ну конечно, она вернулась поздно и страшно устала. Ни единого звука сверху не потревожило ее сон; если Грэгг вернулся за ней следом, он не произвел никакого шума. Она могла бы спать и дальше, если бы не колокола.
 Пока Кристэль выбиралась из-под одеяла, перезвон стих. Нарушая тишину шарканьем тапок по полу, она подошла к окну и подняла жалюзи.
 Воскресенье поджидало прямо за оконным стеклом. Старое воскресенье детства и серый туман. Ночью шел дождь, и тротуар под окном все еще оставался влажным.
 Одевалась она едва ли не целую вечность, но когда она наконец оделась, возник вопрос, чему посвятить остальной день. Сегодня рядом не было Джима, да и поступил он с ней прошлой ночью нечестно – просто взял и ушел.
  Нечестно.  И это все, что она чувствовала? А где же сожаление, отпущение потери? Кристэль покачала головой. Она давно предполагала, что так оно и случится, и ожидала от Джима подобного поступка. Ее озадачивали лишь собственные чувства: вместо сожаления пришло нечто, напоминающее облегчение. Джим не понял, да и вряд ли когда-нибудь поймет.
 В каком-то смысле он уже принадлежал прошлому и был частью воскресного мира ее детства. Мира, где от нее требовалось «говорить впопад», «следить за своими манерами», «не лезть ко взрослым с разговорами» и «знать место женщины в доме». Не то чтобы тот мир был плох, но Кристэль знала, что уже не принадлежит ему. Она вырвалась из гостиной своего детства, и обратного пути не было.
 Но это не оправдывало ее. Как бы Джим себя сейчас ни чувствовал, она кое-что задолжала ему. Из-за нее он потерял работу, и это обязывало Кристэль восстановить справедливость. И она намеревалась сделать все с помощью Чарли Хогана. К вечеру она уйдет отсюда навсегда, и план начнет воплощаться. Теперь ей нужно лишь подождать: немного подождать и больше ничего. Ведь она дала слово.
 Но план не предусматривал голодовку. Ничто не мешает ей поступить так же, как и в прочие воскресенья: пойти к Бракстону на Шестьдесят третью улицу и позавтракать. Обычно ее сопровождал Грэгг, но поскольку его не видно, она сходит туда одна.
 Кристэль занялась постелью – разгладила покрывало и подоткнула края. Вообще-то это было работой Эльзы Краузе, но, видимо, новая горничная не работает по воскресеньям с утра. Закончив, она поймала себя на том, что ожидает  прихода  Грэгта и его стука в дверь. Лучше это, чем быть одной в тоскливый день. Но он не постучал, и сверху по-прежнему не доносилось ни звука.
 Пожав плечами, она подошла к шкафу за своим пальто и зонтиком. Очень жаль, что она не сможет упаковать все сейчас и быть готовой к тому времени, когда придет Чарли Хоган. Но это выдаст ее с головой, лучше подождать. Надо расслабиться и перестать нервничать.
 Она глянула на часы. Почти час. Если она позавтракает не торопясь, то вернется часам к трем. К тому времени Грэгт наверняка проснется и, возможно, займется конторскими книгами в своем кабинете. Она решила отыскать его там и пробыть с ним до появления Хогана.
 Воздух был влажным, и она поняла, что поступила правильно, взяв с собой пальто. Но, похоже, небо прояснялось. Кристэль заспешила по Шестьдесят третьей улице, затерявшись в толпе прихожан, возвращавшихся с поздней службы в церкви. Некоторые из них уже сидели за завтраком, когда она пришла в ресторан Бракстона, и казались до удивления знакомыми. Оглядывая низкий потолок ресторана, Кристэль не могла отделаться от мысли, что вновь находится дома и ждет ужина. Обстановка была иной, но гости – вполне узнаваемы. Тут были тетушки в своих цветочных шляпах, дядюшки в чересчур тесных сюртуках и, опять-таки, болтовня и шум.
 Официант проводил ее к столу. Она уселась, просмотрела меню, сделала заказ, но иллюзия по-прежнему оставалась. Покончив с завтраком, Кристэль почти поверила, что через пару минут отправится в гостиную, где ей предстоит провести очередной скучный день.
 До тех пор, пока не подняла глаза и не увидела подходящего к ее столу Грэгга.
 – Я надеялся найти вас здесь, – произнес он.
 Сегодня Грэгг был в черном, но это черное было траурным. Это – его лучший воскресный костюм с оторочкой; такими же были гетры, перчатки и котелок. Со своими нафабренными усами он очень походил на завсегдатая парижских бульваров. Усевшись напротив нее, Грэгг жестом подозвал официанта. Просматривая меню, он быстро сделал заказ, затем поднял на нее глаза.
 – Прошу извинить, что не дождался вас, – начал он. – Я хотел зайти к вам и пригласить на завтрак, но у меня не было ни одной свободной минуты. Похоже, сегодня все съезжают, ведь Ярмарка кончается.
 – Даже не верится, что все кончилось, – пробормотала Кристэль.
 Грэгг улыбнулся ей:
 – Вы не успели все осмотреть, не так ли? Мне кажется, мы могли бы сходить туда сегодня днем в последний раз.
 Кристэль заколебалась. Впрочем, сейчас довольно рано, и несколько часов, проведенных на Ярмарке, помогут убить время. Хоган не придет до шести, и она позаботится, чтобы к тому времени они непременно вернулись.
 – Неплохая мысль, – заметила она, – но если вы заняты…
 – Мои служащие обо всем позаботятся. Мы можем распорядиться остатком дня по своему усмотрению.
 Подошел официант с полным подносом, и Грэгг приготовился завтракать.
 – С вашего позволения, – проговорил он. – Я умираю от голода.
 Должно быть, так оно и было, потому что он заказал цыпленка. Кристэль следила за тем, как он разделывал свою порцию на тарелке. Странно, что она не замечала этого раньше: его поведение за столом было безупречным, беседы – интересными, и в целом он выглядел образцовым джентльменом за трапезой, – но руки его словно жили собственной жизнью. Нож в ловких пальцах превращался в скальпель, живо взрезавший белое мясо, отделяющий грудку от кости с точностью, рожденной хирургической практикой. Это походило на анатомическое вскрытие.
 Или ее воображение так разыгралось? Грэгг казался таким спокойным. Он очень аккуратно держал вилку, а подносил ее к губам нарочито размеренно, с четкостью автомата. Его рот приоткрывался, чтобы поглотить кусок плоти, белые зубы вонзались в мясо, мускулы конвульсивно сокращаясь, а челюсти жадно пережевывали пищу. Руки принадлежали хирургу, лицо – джентльмену, но аппетит был зверским.
 Кристэль глянула по сторонам. Какой успокаивающей казалась ей сейчас прозаическая атмосфера ресторана: семьи, собравшиеся после службы в храме на отдых, и даже плач ребенка за соседним столом не раздражали, а успокаивали. Теперь она приветствовала эту скуку, когда-то ей ненавистную: пусть что угодно, лишь бы не оставаться наедине с этим человеком.
 Салфетка Грэгга скользнула по лицу, затем была смята и положена на краешек пустой тарелки. Правда, тарелка оказалась не совсем пуста: на ней поблескивала кучка костей.
 – Итак, отправляемся?
 Кристэль торопливо кивнула. С каких это пор ей чудятся кошмары в самых заурядных мелочах? Грэгг тут как тут: расплачивается по счету, дает чаевые официанту, помогает ей встать. Истинный джентльмен и только. Если внутри прячется зверь, то сейчас он сыт.
 – Погода прояснилась. По-моему, стоит прогуляться вечером.
 – Хорошая мысль.
 Очевидно, многие разделяли эту мысль, потому что тротуары были переполнены людьми, идущими на восток. Даже пешком они двигались быстрее, чем экипажи и кареты, которые напоминали похоронную процессию. Впрочем, это соответствовало настроению, потому что Ярмарка умирала.
 Осенний ветерок нес прохладу, но небо расчистилось, Белый Город во всем великолепии вздымался на фоне его синевы.
 Они вошли через ворота на Мидуэе, где их встретил рев духовых оркестров, и смешались с толпой, кишевшей на Плезенс Неожиданно для себя Кристэль очутилась перед «Улицей в Каире». Нахмурясь, она смотрела на нарядный фасад: неужели она впервые вошла в эти изукрашенные ворота лишь несколько месяцев назад?
 Лавируя в толпе, они начали отступать.
 – Слишком много народу, – прокричал Грэгг, перекрывая шум. – Пойдем отсюда!
 Он провел ее мимо «Мавританского Дворца» к очереди у Колеса обозрения. Они дюйм за дюймом приближались к кассовой будке, и Грэгг, наконец, приобрел входные билеты.
 И вот они уже свободно парят над миром внизу, над сияющими шпилями и куполами, усеянными солнечными бликами. Кристэль бросила взгляд на Грэгга.
 – Я собиралась спросить у вас, – начала она. – Изменятся ли мои обязанности с сегодняшнего дня?
 – Почему вы спрашиваете?
 – Просто я подумала насчет мисс Портер. Она ведь ваша секретарша, и поскольку она вернулась…
 – Но разве я вам не говорил? – покачал головой Грэгг. – Алисе предложили работу в одной фирме где-то в восточных штатах. Она всего лишь зашла, так сказать, попрощаться по старой памяти.
 Кабину сильно качнуло, и Кристэль покрепче ухватилась за поручень.
 – А где она остановилась?
 – Нигде. Я посадил ее на поезд вчера вечером, после ужина.
 Колесо кружилось, Кристэль казалось, что так же кружится ее мир.
 Грэгг пристально смотрел на нее.
 – Что-то случилось? Вы не больны?
 – Нет, – она едва качнула головой. – Это от движения.
 Темные глаза исследовали ее.
 – Кстати, откуда вам известно, что Алиса была моей секретаршей?
 Кристэль пыталась найти безопасный ответ, но его не было. Колесо повернулось, мир тоже повернулся, и ничто вокруг уже не казалось безопасным.
 – Мы разговаривали с вашим помощником. Он упомянул про это.
 Мир кружился, но его взгляд ни на миг не оставлял ее лица.
 – Что еще он вам рассказывал? Невозможно уйти от этих глаз, уйти от ответа.
 – Он сказал, что у вас с мисс Портер когда-то были… какие-то отношения.
 – Понимаю, – Грэгг кивнул. – Именно это вас и беспокоит, не так ли? Не удивительно, что сегодня вы чуточку не в себе.
 – Вообще-то, это не мое дело.
 – Напротив. Это – сугубо ваше дело. – Грэгг взял ее руку. – Поскольку вы знаете об «отношениях», вам следует знать и то, почему они прекратились. – Голос Грэга звучал нежно. – Вообще-то вчера вечером Алиса покинула нас вовсе не затем, чтобы поступить на другую работу.
 Кристэль задержала дыхание. Грэгг кивнул:
 – Я должен сознаться. Уехала она потому, что я сказал… Я сказал, что не могу на ней жениться. Потому что люблю вас.




 Глава 24


 Чарли Хоган завернул за угол Шестьдесят третьей и торопливо пошел по Уоллес-авеню. Он устал, порезался во время бритья и не нашел у себя приличной пары носков. Тем не менее, он торопливо шагал по улице, косясь на часы и чертыхаясь про себя.
  «Только четыре часа,  – повторял он себе. –  Ну к чему тебе торопиться?» 
 Чертовски глупо так торопить события. Он подписал газету в печать только на рассвете и лег спать после завтрака. Мужчине необходимо выспаться – это было главной причиной того, что он обещал Крисси не появляться у нее до шести. Но он не спал ни секунды. Лежал в постели, то и дело ворочаясь, думая о Г. Гордоне Грэгге с его безумным замком и о Крисси. Если сказанное ею правда, но, разумеется, этого не может быть. Наиболее вероятно то, что Грэгг занимается махинациями со страховыми полисами. Но доказательств нечестной игры нет. Если он замешан в мошенничестве и подозревает, что это известно Крисси, дело может кончиться бедой.
 В любом случае, самое время вытащить ее оттуда. Следовало уговорить ее вчера вечером, но она настояла на своем возвращении. Он мог придумать дюжину способов, чтобы сделать по-своему, и найти для нее кучу оправданий. Но голова была занята воскресным выпуском, и он отпустил девушку. Чертовски глупо с его стороны, – глупо беспокоиться из-за этого и терять сон.
 Наконец, чувствуя себя полным идиотом, он встал и оделся! И появился на два часа раньше. Аптека оказалась закрыта, внутри – будто все вымерло. Но входу с Уоллес-авеню полагалось быть открытым – для удобства гостей жильцов.
 Хоган направился туда, двигаясь по опустевшему тротуару, освещаемому слабеющими лучами послеполуденного солнца. Остановившись перед дверью, он полез в карман за блокнотом, на котором нацарапал несколько строк во время поездки. Лучше повторить легенду еще раз.
  Пилкрист – глава фирмы во Фриско. Дать ложный адрес – Джиэри-стрит. Если Грэгг заподозрит в немедленном отъезде Крисси неладное, сказать, что ее мать больна. 
 Хоган кивнул самому себе. Хорошо, что он придумал эту версию с болезнью матери: она довольно убедительна, если вдруг понадобится. Потому что Крисси уйдет в любом случае.
 Спрятав блокнот в карман, он рывком распахнул дверь и зашагал вверх по лестнице. На верхней площадке было темно, как в могиле. Не мешало бы зажечь газовый рожок.
 Хоган всмотрелся в тусклый и молчаливый пустой коридор с двойным рядом дверей. Где комната Крисси? Номер три, она говорила ему. Вот она. Он постучал, и эхо разнеслось по коридору.
 Нет ответа. Попробуй снова.
 – Крисси?
 Ему ответили, но такого ответа он не ожидал.
 Дверь напротив в коридоре открылась, и появилось одутловатое лицо, обрамленное шалью.
 Хоган уставился на женщину, стоявшую в дверном проеме с потрепанным ридикюлем в руке.
 – Что вам надо?
 – Я ищу мисс Уилсон.
 – Ja. Она нет. Все уходить сегодня. – Женщина кивнула. – Я тоже, но я приходить. – Она хлопнула по своему ридикюлю. – Я забывать это, когда кончать с уборкой.
 Хоган кивнул.  Уборщица. Как же ее звать? 
 – Вы – миссис Краузе?
 – Откуда ви знать? – Одутловатое лицо перекосила гримаса.
 – Крисси – мисс Уилсон – говорила мне. – a, – гримаса исчезла. – Вам друг, ja?
 – Совершенно верно. И мне нужно ее повидать. Это очень важно. Вы не знаете, где она может быть?
 – Она уходить этим днем. Может быть, Ярмарка.
 – А доктор Грэгг?
 – Он уходить тоже. – Она кивнула. – Позже уходить.
 – А не знаете, когда они вернутся?
 Миссис Краузе пожала плечами:
 – Вечер. – Она закрыла за собой дверь. – Вы приходить снова.
 – Да, я так и сделаю.
 Хоган пошел по коридору. Краузе – за ним следом: Когда он спустился с лестницы, она шагнула вперед и открыла для него дверь.
 – Вы идете сейчас на ярмарку?
 – Nein. – Женщина решительно качнула головой. – Слишком много идти. Мои ноги уже болеть.
 Они вместе пошли по дорожке к Шестьдесят третье улице. На перекрестке миссис Краузе взглянула на него:
 – Может, приходить вечером?
 – Да, спасибо.
 Помахав рукой, Хоган пошел в противоположную сторону. Аптека была закрыла, зловещий замок – пуст. Постояльцы исчезли. Грэгг исчез. И миссис Краузе закрыла дверь, расположенную напротив двери Крисси.  Закрыла, но не заперла. 
 Горизонт был чист. Он глянул через плечо и увидел, как Краузе садится на углу в трамвай. Прозвенел колокольчик, и вагон тронулся. Хоган подождал, пока он исчезнет из виду, затем пошел обратно. Снова обогнув перекресток, он вернулся по Уоллес-авеню к входу.
 И снова взглянул на часы. Еще нет половины пятого. Крисси сдержит слово и вернется к шести, но где Грэгг? Возможно, он проведет веер на Ярмарке, ведь этот вечер – последний. Но если нет, то, наверное, он поужинает, прежде чем вернуться в замок. В любом случае, сейчас не помешает оглядеться, конечно, если тут есть на что посмотреть…
 Хоган вошел и быстро поднялся по лестнице. В коридоре было темно и тихо. Он прошел прямо к двери напротив комнаты Крисси, потянулся к ручке и почувствовал, как она легко подается. Дверь распахнулась, и он шагнул внутрь:
 Оглядывая комнату, он запоминал обстановку. Одна металлическая кровать, аккуратно застеленная. Прикроватная тумбочка с эмалированным кувшином и раковиной для умывания; ночная посудина на нижней полке. Шифоньер у стены – ящики пусты. Здесь ничего, в ванной комнате – тоже. У дальней стенки ванной еще одна дверь, ведущая в следующую комнату. Она оказалась запертой.
 Хоган пожал плечами. Ну и что? Разумеется, смежные двери ванных комнат должны быть заперты. Он пересек коридор и подошел к номеру седьмому. И снова ручка повернулась и дверь подалась. Интерьер почти ничем не отличался от толька что увиденного. Единственная разница – картина на стене. Плохая литография с картины Розы Бонэр «Ярмарка лошадей». Хоган пошел по коридору, наугад открывая и закрывая двери. В номере девять тоже висела картина, копия с Каналетто. В номере двенадцать картины не было и ночная посудина помещалась под кроватью. А вот номер тринадцать оказался  заперт. 
 Он подергал ручку, но тщетно. Тогда он постучал. Быть может, миссис Краузе ошибалась, и гость еще не выехал отсюда. Хоган снова постучал. Опять безуспешно. Он уже поворачивался, чтобы уйти, но помедлил. Терять-то ведь нечего? Посмотрев по сторонам, он наклонился и посмотрел в замочную скважину.
 За дверью была темнота. Странно, ведь там окна, а окна выходят на улицу. В ней должно быть светло, если, конечно, жалюзи не опущены. Слишком темно, чтобы что-то разглядеть сразу. Наконец, глаза его различили ступени.
  Комнаты не было.  Просто ведущий вверх лестничный пролет сразу за дверью. Что там говорила Крисси о замене номеров на дверях? Так значит, это правда?
 Хоган поднялся, бросив взгляд на полутемный коридор. Войти в чужой дом – это одно, но взломать дверь – совсем другое. Однако у него еще есть время. И может, будет материал для статьи. Черт побери, он должен разузнать, что все это значит.
 Глубоко вздохнув, он надавил плечом на дверь.




 Глава 25


 Кафе было переполнено, все столы заняты. Официантам приходилось прокладывать себе путь в толпе. На сцене играло струнное трио, но на фоне общего шума их усилия пропадали даром.
 Они сидели за угловым столиком. Грэгг взглянул на
 – Вы не едите.
 – Не могу, – покачала головой Кристэль. – Я еще не могу опомниться…
 – Я знаю. – На его лице мелькнула улыбка. – Поверьте мне, дорогая, я не хотел говорить вам… По крайней мере, подобным образом. Но иногда не остается выхода. – Он потянулся к ее руке. – Если вы считаете, что я мало уделял вам внимания и слишком прозаично предложил свою руку и сердце, я обещая загладить вину в будущем. Что вы скажете о медовом месяце за границей?
 Кристэль встретилась с ним взглядом, и Грэгг кивнул.
 – Я имел в виду Европу, но, быть может, вы предпочтете экзотику Востока? Мы могли бы отправиться в плаванье из Сан-Франциско – кстати, навестим вашу мать. Вам нравится этот план?
 Она поколебалась.
 – Я должна решить прямо сейчас?
 – Разумеется нет. У нас масса времени. – Его рука крепко сжала ее пальцы. – Перед нами целая жизнь. Знали бы вы, как я ждал этой минуты…
 Кристэль старательно прислушивалась к отголоскам своих мыслей:
  «Я же вижу его насквозь – неужели именно этим способом он завлекал всех тех женщин? Ну и дуры же они были! Да и он тоже хорош. Не стоит его бояться». 
 – … и хотел дать вам это, – продолжал Грэгг. Он достал что-то из жилетного кармана. Не успела Кристэль заметить движения, как он нашел ее руку. Она ощутила, как на палец скользнул холодный обруч.
 Его хватка ослабла, и она склонилась, глядя на сверкающий алмаз.
 – Вам нравится?
 Она кивнула: иного ответа после такого подарка быть не могло. Теперь он снова завладел ее рукой и, целуя, щекотал кончиками усов ее пальцы.
 Как бы то ни было, но кольцо произвело впечатление на Кристэль: камень был очень велик. Значит, так же он ухаживал и за другими? Они тоже получали подобные подарки? Если и так, они недолго наслаждались ими.
 Эта мысль заставила ее похолодеть. А что если есть только одно кольцо, предлагаемое каждой жертве? Внезапно ее охватила паника, но она кое-что вспомнила, и это принесло облегчение. Она не такая, как другие: у нее был защитник. Зайти в кафе было ее идеей, ведь Чарли Хоган придет только к шести. И тогда она вздохнет с облегчением, потому что окажется в безопасности.
 Сейчас она тоже в безопасности. По крайней мере, можно улыбнуться в ответ на предложение Грэгта покинуть кафе. .. 
 – Пойдем к лагуне, – сказал он. – Если мы окажемся там пораньше, сможем найти хорошее местечко, чтобы посмотреть на фейерверк. Я полагаю, сегодня вечером он будет необычным.
 Снаружи уже темнело, но залитый сиянием Белый Город бросал вызов угрюмому небу.
 Грэгг взглянул на небосвод, раскинувшийся поверх этого сияющего великолепия.
 – Сегодня непременно пойдет дождь.
 Кристэль взглянула на собирающихся перед Променадом, за которым размещались главные площадки Ярмарки.
 – Похоже, люди об этом и не задумываются, – заметила она. – Все же, это последняя ночь.
 – Их последняя ночь, – улыбнулся Грэгг. – Но для нас она первая. – Он взял ее под руку. – Итак, идем?
 Она стояла в нерешительности, подбирая причину для отказа.
 – Мы и впрямь останемся здесь?
 Улыбка Грэгга исчезла.
 – Что-нибудь случилось?
 – Ничего особенного. Слегка болит голова. – Она храбро кивнула. – Ну конечно, если вы очень хотите увидеть фейерверк…
 Чепуха, – Грэгг тронулся вперед. – Вы совершенно правы. Мне вовсе не хочется толкаться здесь. И если хлынет дождь, мы уже будем дома.
  Дома. Он говорит о замке.  У Кристэль перехватило дыхание, но она напомнила себе о том, что там ее будет ждать Хоган. Теперь она была благодарна ему вдвойне. Появилась причина для того, чтобы убраться отсюда как можно скорее: у Грэгга наверняка есть на нее какие-то виды, и она предпочтет ничего о них не узнать.
 Мысль о Хогане согревала ее, пока они проталкивались к выходу. Оказавшись там, Кристэль обернулась.
 Казалось, залитая огнями Ярмарка простирается до самого горизонта. И на этом пространстве толпится полмиллиона людей, снующих среди диковин прошлого и чудес сегодняшнего дня.
 Всемирная Ярмарка. Разве можно поверить, что она когда-то кончится?
 И все же это так: сегодня ночью вспыхнут и погаснут все огни и все собравшиеся здесь люди тоже погаснут в свое время. Современные чудеса смешаются с диковинами прошлого. Вскоре не останется ничего, кроме древней истории, далекой, как и времена самого Колумба. Как выглядела эта земля четыреста лет назад? Болотистые луга, тусклые и безжизненные. Возможно, она будет такой же снова еще через четыреста лет.  Боже, как быстро мы превращаемся в пыль. 
 – Новости! Сенсация! Сенсация! Не проходите мимо!
 Крик мальчишки-газетчика вывел Кристэль из задумчивости, когда они вышли на улицу.
 – Газета, в такой час? – Грэгг нахмурился, затем подозвал мальчишку:
 – Возьми, – он вынул монету и, взяв газету, развернул ее. Глаза его быстро пробежали по заголовкам.
 – Что там? – спросила Кристэль.
 – Умер Картер Гаррисон. – Грэгг читал быстро, покачивая головой. – Убит, застрелен неизвестными на пороге собственного дома. Полагают, убийцей был человек, которому отказали в работе – гражданский служащий. Грэгг заговорил громче. – Немыслимо! – Он сердито скомкал газету. – Что стало с законом и порядком? Застрелить прямо на улице уважаемого, добропорядочного гражданина – никто не застрахован от этого. Почему полиция не может защитить вас от таких маньяков? – Он резко смолк. – Извини, – пробормотал он. – Идем: нужно спешить, пока не начался дождь.
  Никто не застрахован от этого.  И вдруг, после прикосновения его руки, она поняла, что лишь одно может вернуть ей уверенность в безопасности. Пройти по улице вот так с Чарли Хоганом.
 Они отправились дальше. На западе послышались далекие раскаты грома.




 Глава 26


 Хоган двинулся вверх по лестнице. Боже, вот наконец и потайной ход! Наверху апартаменты Грэгга, как и рассказывала Кристэль.
 В гостиной горел свет, и еще один источник света находился слева. Он решил сначала заглянуть туда и очутился в кабинете. Первое, что он заметил, – встроенный в стену сейф, о котором рассказывала Кристэль. Не обращая на него внимания, он осмотрел сейф-ящичек позади анатомической таблицы, но определить кодовую комбинацию было невозможно. И он не смог бы справиться с замками на полках и ящиках стола, не оставив на них следов. Да и времени на это не хватало: главное сейчас – увидеть как можно больше и получить общее представление о логове Грэгга.
 Хоган вернулся в гостиную. Она казалась весьма эффектной благодаря растениям и большому органу. И еще высокий шкаф, широко раскрытый, но пустой внутри, не считая спиртного.
 В полутемной спальне – еще один шкаф, тяжелый и грубый комод, но он был заперт. Хоган отвернулся и уставился на кричаще-роскошную кровать и большое зеркало. Похоже на интерьер борделя. Возможно, там он их и раздобыл. Чертовски трудно было установить это зеркало здесь. Он подошел ближе и провел ладонью по раме, пытаясь понять, как она была смонтирована. Колено оперлось о низкий выступ рамы.
 Что-то щелкнуло, и тут зеркало заскользило в сторону, открывая грубую неоштукатуренную стену и косой желоб, ведущий вниз. Там зияло темное узкое отверстие.
 Прищурясь, Хоган посмотрел туда. Отверстие достаточно велико, чтобы протиснуться внутрь. Но вряд ли можно спуститься: держаться-то не за что. Всего лишь желоб. Бросить что-нибудь и пусть себе падает, но куда? Он наклонился, нащупал бугорок, на который надавило колено. Нажал. Зеркало заскользило на место, и он уставился на свое изумленное и испуганное лицо.
 Здесь должен быть какой-то ход вниз, лестница, скрытая как и желоб, за стеной. Хогав простукивать панели, пытаясь найти пустоту. Он обошел по периметру всю комнату, но ничего не обнаружил. Ничего, кроме двери в ванную.
 А как насчет дверцы люка? Он отбросил коврик. Пол в спальне оказался сплошным. Приведя все в порядок, он шагнул через порог ванной. Еще один коврик. Совершенно обычный. Хоган небрежно отбросил его ногой в сторону. И сразу напрягся, увидев крышку люка.
 А потом он долго всматривался, разглядывая ведущие в темноту ступени. Темнота была не сплошной – где-то вдалеке мерцал слабый свет.
 Он начал медленно спускаться, стараясь не споткнуться на узких перекладинах. Ступеней было много – как и коридоров внизу; в желтоватом газовом свете виднелись двери.
 Хоган осторожно свернул вправо. Надо запомнить путь. Легко заблудиться в этом лабиринте, если не будешь осторожен. Сколько дверей! Они могут вести куда угодно, в любую часть замка. Одна из них, по его предположению, находилась на уровне первого этажа и, вероятно, была соединена с аптечной конторой Грэгга. Отправляясь дальше, Хоган взял себе на заметку проверить это позже.
 Свернув за угол, он вдруг остановился, увидев лучи света, исходящие из щели в стене. Лишь подойдя поближе, он понял, что очутился перед другой дверью, чуть распахнутой, и не будь этого, он прошел бы мимо не заметив, потому что поверхность ее сливалась со стеной. Плотно закрытую дверь трудно заметить в полутьме коридора.
 Подходя к ней, Хоган держался настороже. Но в затхлом коридоре стояла мертвая тишина, не считая звука его собственных шагов по каменному полу, и за дверью ничто не шелохнулось.
 Он открыл ее и заглянул в комнату с низким потолком. Просто каморка, освещенная мигающим газовым рожком на стене, отбрасывающим блики на каменный пол; единственный стул, крошечный столик и койка в углу со смятым одеялом. Под койкой стояли заляпанные краской башмаки и валялась пустая бутыль из-под виски. Полный набор плотницких инструментов небрежно был разложен по полкам на стенах.
 Кажется, Тад Хоскннс был плотником? Но он исчез. Хоган нахмурился. Какая неосторожность со стороне Грэгга – оставить за собой такие явные улики.
 Хоган вышел из каморки, закрыл за собой дверь и последовал по пологому коридору в сгущающуюся темноту. Он очутился в нижнем коридоре и увидел в дальнем конце дверь из цельного дуба.
 Откуда-то послышались слабые раскаты грома. Хоган подождал, пока они затихли, и остановился перед дверью, напрягая слух.
 Но кругом была лишь тишина. Тишина и тени. И дверная ручка, медленно и бесшумно поворачивающаяся под его пальцами. Дверь распахнулась внутрь, из погреба хлынул свет, – скорее всего это погреб, ведь Хоган спустился ниже уровня первого этажа.
 Наверху прогрохотал гром, но Хоган не услышал его.
 Он вошел в погреб.




 Глава 27


 Молния расколола небо в окне верхнего этажа.
 – Не бойтесь, – пробормотал Грэгг, закрывая шторы в гостиной. – Буря стихает.
 Кристэль кивнула. После того, как сомкнулись шторы, в гостиной ожили движущиеся тени, отбрасываемые танцующим пламенем камина. Оно отражалось, искрилось на вышитых бусинами портьерах и поблескивало на материи пуфика, который она подложила под себя. Все здесь дышало уютом, но страх не покидал ее.
 – Вы уверены, что не хотите бокал вина?
 Она глянула на человека в черном, покачала головой и через силу улыбнулась. Нельзя выдавать свои чувства, и нельзя давать им волю. Грэгг не так уж опасен – по крайней мере, сейчас. Она должна помнить об этом. Сейчас он будет играть свою роль, ожидая, пока она получит необходимые «полномочия». Он будет играть свою роль, а она должна играть свою. Роль любящей невесты.
 Кстати, уже седьмой час, но где же Чарли Хоган? Он обещал быть здесь – может, что-нибудь случилось? Она не могла поверить, что он забыл прийти.
 – Мне все еще не верится, – сказал Грэгг.
 Кристэль щурилась на огонь.
 – Во что не верится?
 – В то, что вы – моя, – он улыбнулся и отпил вина.
 – Я понимаю вас, – заметила она. И на самом деле она не верила собственным ушам. Неужели он завлекал всех женщин этой чепухой, этими словами – ну прямо страниц слезливых романов?! Нафабренные усы и всегда изысканные манеры – таковы атрибуты героя джентльмена из пятицентовых книжонок для девушек-служанок.
 Но те женщины не были служанками. Что они в нем увидели? Чем привлекли их набриолиненные волосы и вечная улыбка на восковом, чересчур бледном лице? В своем черном сюртуке он походил на миниатюрную фигурку жениха с верхушки свадебного торта.
 Возможно, здесь и был ответ. Молодые или старые, девственницы или вдовы, эти женщины хотели мужа. Красивого мужа, который стал бы защитником. И едва поняв это, Грэггу оставалось лишь играть свою роль – хорошо знакомую роль, которую он играл сейчас.
 – Мне пришло в голову, дорогая, – произнес он. – Нам необходимо кое-что обсудить. Не только нашу поездку, но и планы на будущее. Когда мы вернемся, вам понадобится горничная и еще кто-нибудь, кто позаботится о кухне.
 – Это не будет ужасно дорого?
 – Не надо беспокоиться о расходах. Я ведь не нищий, и вы знаете это.
 Кристэль кивнула. Отвечать на его игру и исполнять собственную роль было легко. Знать бы только, почему задерживается Чарли…
 – И еще одно, – продолжал Грэгг. – Здесь нет каретного сарая, но я знаю поблизости отличную платную конюшню. Мы можем приобрести коляску и держать там лошадей… – Он смолк. – Вы не слушаете.
 – Нет-нет, – живо возразила Кристэль, хотя, действительно, она ждала далекого звона, стука, звука, свидетельствующего о прибытии Чарли.
 – Бедняжка, – понимающе улыбнулся Грэгг. – У вас все еще болит голова, не так ли?
 Кристэль кивнула, радуясь его заблуждению.
 – Признаться, да.
 Поставив бокал, он двинулся к ней.
 – Позвольте помочь вам, – предложил он.
 Почувствовав его руки у себя на плечах, Кристэль поднялась и повернулась к нему.
 – Постарайтесь расслабиться, – пробормотал он. Руки поднялись, смыкаясь у нее на висках. – А теперь закройте глаза.
 Она повиновалась, потому что так было легче – легче скрыть дрожь, охватившую ее при его прикосновении. Но вот руки начали гладить ей лоб и дрожь прошла. Прикосновения  действительно  успокаивали, она расслабилась.
 – Так-то лучше, – его голос звучал мягко и вкрадчиво. Руки тоже были мягкими и вкрадчивыми, они нежно обнимали за шею. Теперь, кажется, можно закрыть глаза и смириться с его близостью, это совсем легко…
  Слишком легко.  И лишь приложив усилие, она смогла прошептать:
 – Спасибо. Голова уже не болит.
 Руки замерли.
 – Хорошо. – Руки замерли, но не опустились.
 Кристэль открыла глаза, удивляясь тому, что он не отпустил ее.
 – На этом мои профессиональные обязанности кончаются, – улыбнулся Грэгг. – Но кроме них есть и другие, – пробормотал он, – личные. Обязанности мужа по отношению к жене.
 Теперь его руки спускались к талии. Казалось, он отвечает на ее прикосновения, а она – на его, и поэтому нестроение игры исчезает, переходя в нечто иное. Как трудно помнить о том, что это лишь притворство, настолько проворны и искусны его руки, знающие, где погладить и приласкать, и его глаза…
 Она совсем забыла о глазах, темных и бездонных глазах. Они вовсе не напоминали неподвижный мертвый взгляд куклы на свадебном торте, они будто тоже были самостоятельным существом – притягивающим и страстным, как я его руки. Игра уже кончилась, потому что от прикосновений кончиков его пальцев в нее вливалась ужасающая энергия, потому что их зубы с такой силой столкнулись, что дыхание будто стало общим, а его сердце колотилось рядом с ее сердцем, подчиняясь возрастающему, неумолимому ритму.
 – Нет,  я не хочу этого,  произнес внутри нее голос. Но голос был далеким и слабым, резкое дыхание заглушало его, а сердце стучало и пульсировало, здесь и сейчас. Это здесь. Он поднял ее на руки и сейчас нес в спальню, к постели под балдахином.
  Ее застали врасплох.  Но было ли это неожиданностью? Разве не понимала она, когда впервые его увидела, что ей хочется этого? Разве не потому она не могла изгнать его из своих мыслей, и не здесь ли подлинная причина того, что она без конца возвращалась обратно? Не для того, чтобы спасти каких-то других женщин, а чтобы стать одной из них?
 И вдруг его волшебные пальцы замерли.
  Что случилось? 
 Тусклая прикроватная лампа мигнула, почти погасла и вспыхнула вновь.
 – Погоди, – шепнул он.
 Вот он поднялся и заспешил через комнату. Она лежала, прислушиваясь к его шагам в гостиной. В коридоре они затихли. Где-то скрипнула дверь, затем наступила тишина.
 Она снова оказалась одна, но не совсем одна. Потому что к ней, всматривающейся в тени на потолке, пришел и остался рядом страх.




 Глава 28


 Хоган вошел в погреб и остановился. Он уставился на облицованный кафелем пол со стоком вдоль стен. К нему вели радиальные канавки из-под стола с мраморной плитой, установленного в центре камеры, под электрической лампой.
 Затем Хоган увидел… увидел то, что покрывало пятнами плиту. Высохшие темные пятна на кафеле, следы в канавках. Увидел запекшуюся кровь и почувствовал вонь.
 Она пронизывала все вокруг, эта едкая вонь разложения. И свет блестел на хирургических ножах, разбросанных по мраморной крышке стола, зловеще играя на скальпеле, троакаре и острозубой костной пиле.
  Погреб? Это скорее лавка мясника. 
 Он осторожно вошел, вглядываясь в укрепленные на стене стеллажи. Там были разбросаны прочие инструменты, а за ними возвышался ряд банок и флаконов. Внизу, вдоль пола, стояли стеклянные бутыли и металлические канистры.
 Наклонившись, Хоган осмотрел надписи, нацарапанные на ярлыках контейнеров. Это были отнюдь не запасы асафетиды, каломели или нюхательных солей для нужд аптеки. Перед ним находились лишь консервирующие и едкие уничтожающие растворы.
 Он едва не споткнулся о свитый кольцами резиновый Штанг, змеившийся по полу из выводного отверстия в дальней стене. Шланг для воды? Вот и кран. Водопроводные трубы, должно быть, наверху.
 Хоган посмотрел вверх на электрическую лампу. Что-то в ее свете обеспокоило его, но он тотчас же забыл об этом. Потому что увидел…
 В потолке зияло темное квадратное отверстие, расположенное точно посредине над мраморной плитой. Любой сброшенный сверху предмет попадет прямо на крышку стола.
 Итак, очутиться в этой комнате можно, по меньшей мере, двумя путями: либо тем, которым пришел сюда он, либо через отверстие в потолке. Что бы ни предназначалось для мраморной плиты, при необходимости оно могло быть доставлено сюда волоком или сброшено с верхнего этажа. Не обязательно представлять себе, что происходило, когда крышка стола оказывалась занятой; даже слабого воображения достаточно, чтобы догадаться, почему ножи всегда наточены.
 Лавка мясника. Руби и распиливай, затем пользуйся шлангом для смывания пятен. Но что происходит потом? Хоган осмотрел сплошной кафельный пол. Никаких отверстий, никаких потайных люков. Но стена напротив стеллажа, четвертая стена…
 В четвертой стене был квадрат из стали, встроенный на уровне пояса, футов двух в диаметре, напоминающий печную дверцу.
 Так оно и есть, разумеется. За четвертой стеной находится еще одно помещение. Обычный погреб, с трубами, угольным контейнером и печью. И поскольку стена сплошная, вошедший в обычный погреб не заподозрит, что у печи две дверцы – отверстие, через которое бросают уголь и потайная дверь по ту сторону. Что за топливо подавалось отсюда?
 Он подошел к стене и потянулся к рукояти дверцы, вмонтированной в стальную поверхность. В эту минуту опять прогрохотал гром, и опять какая-то смутная мысль мелькнула у него в голове. Та же мысль, которая ускользнула от него, когда он взглянул на лампу.
 Затем дверца открылась, и он уставился внутрь, на пламя. Топить печь в такую жару? Да, не такое уж сильное пламя, но, похоже, огонь бушевал здесь в течение последних суток.
 Крошечные красные языки пламени нежно лизали черные и серые угли. Но там были другие предметы, которыми питался огонь, не черные и не серые, а белые. Маленькие щепки, трубки побольше и один большой округлый предмет наверху, глядящий на Хогана пустыми глазницами и скалящий зубы сквозь мелькающие язычки пламени.
 Хоган ясно видел его. Он был освещен огнем и электрическим светом, мысль о котором так волновала его… Волновала, потому что пустую комнату незачем освещать!
 Затем он выпрямился и, начал было поворачиваться, уже ощущая в комнате еще чье-то присутствие. И повернулся, чтобы увидеть вошедшего, чьи шаги заглушил раскат грома.
 Хоган поднял глаза, и гром усилился.
 А рука поднялась, чтобы взмахнуть куском трубы.




 Глава 29


 Грэгг выпустил трубу из пальцев. Она еще гремела о кафель, когда он склонился над распростертым перед ним телом, и пробежал чуткими пальцами по месту ушиба. Крови нет, но отек внушителен. Сложно рассчитать силу подобного удара. В любом случае, незваный гость потерял сознание и еще некоторое время не придет в себя.
 Грэгг перевернул человека лицом вверх, но ответа не получил.
 Незнакомец… В кармане жилета – портсигар. Часы и цепочка. На крышке часов гравировка «Чарльз М. Хоган». Кто он такой?
 Бумажник из внутреннего кармана. Коричневая кожа, потертые уголки. Четырнадцать долларов в отделении для банкнот. Одна карточка в футляре. Пропуск для прессы, выписанный на имя Чарльза М. Хогана, редактора городской газеты…
 Грэгг скривился. Газетчик?
 Сначала те идиоты из страховой компании, затем проклятый служащий из строительной инспекции с его длинным носом. А теперь – репортер. Что-то происходит, что-то очень странное. То, что ему теперь известно имя этого человека, не принесло облегчения. Напротив, возникли новые вопросы.
 Грэгг скривился еще больше. Впрочем, один ответ очевиден: этот тип что-то подозревал. И можно не сомневаться в том, что теперь он все понял.
 Ведь все находится здесь. Желоб, сбрасывающий тела на стол, кислоты для уничтожения характерных ярлыков на одежде и размывающие черты лица, делая возможную идентификацию невозможной, хирургические инструменты для рассечения останков, печь, в которой расчлененные куски предавались огню.
 Даже ребенку было бы ясно, что произошло с теми, кто исчез здесь, в замке. Глупые постояльцы, жадный О'Лири, пьяница Тад, которому нельзя было доверить секреты, Женевьева Болтон, слишком доверявшая ему, и Алиса Портер, которая доверяла ему недостаточно.
 Да, ребенок бы догадался, но ребенок никогда не добрался бы сюда. И сегодня вечером сюда пришел не ребенок. Слава Богу, у него хватило ума провести сигнальный проводок под дверью погреба, открывающаяся дверь заставила пригаснуть освещение в его конторе и спальне наверху. Не будь этого сигнала, он никогда бы не узнал о непрошенном госте. Об этом ублюдке, всюду сующем свой нос.
 Но вопросы остались. Почему он пришел? Как нашел путь в эту комнату? Вероятный ответ лишь один: его послали сюда. Послал некто, кого он знал. Хотя все, кого он знал, были мертвы; все они были мертвы. Теперь этого никто не знал, никто, кроме него. Разве что, кто-то догадался и кто-то заподозрил.
 Грэгг почувствовал, как на лбу выступили капли пота. Холодного пота. Он нахмурился, покусывая усы. Не вздумай паниковать. Остановись и подумай. Должно же быть какое-то решение…
 Машинально его рука скользнула в наружные карманы сюртука непрошенного гостя и появились находки. Коробка спичек. Немного мелочи. Ножнички для сигар, платок, кольцо с ключами. Огрызок карандаша и блокнот. Он полистал страницы, пока не обнаружил наспех написанные фразы. Фразы, на первый взгляд не имевшие смысла.
  Пилкрист – глава фирмы во Фриско. Дать ложный адрес – Джиэри-стрит. Если Грэгг заподозрит в немедленном отъезде Крисси неладное, сказать, что ее мать больна. 
 Крисси? Он перечитывал последнюю фразу, пока она не отпечаталась в мозгу. И тогда все стало кристально ясным.




 Глава 30


 Спустя минуту после того, как Грэгг закрыл далекую дверь, Кристэль поднялась с постели. Ее ноги дрожали, а горло пересохло. Она постояла, покачиваясь, перед зеркалом, затем закрыла глаза, избегая собственного отражения.
  Боже мой, что я здесь делаю? 
 Нет нужды задавать этот вопрос. Нет нужды рассказывать себе, что могло случиться и непременно случилось бы, не уйди вдруг Грэгг.
 Но он ушел. Теперь она могла открыть глаза, потому что осталась одна. И теперь она была сама собой. Некогда укорять себя. Это не случилось, и никогда не случится, тем более сейчас.
 Интересно, куда он исчез? Может, Чарли Хоган уже появился? Она вспомнила, как померкла лампа. Возможно, это некий сигнал, означающий, что кто-то вошел в коридор этажом выше, где располагались гостевые комнаты. Если Чарли пришел, он будет искать ее именно там, и в это случае Грэгг приведет его сюда, наверх. Но конечно, вначале последует объяснение – эта история мистера Пилкриста из Сан-Франциско.
 Поверит ли ей Грэгг? Должен поверить; даже если у него появятся сомнения, они не опасны. Едва он поймет, что посетитель знает о том, что Кристэль здесь, у него не останется иного выбора, как привести его сюда. Чарли не проведешь какой-нибудь байкой, которую может состряпать Грэгг.
 Кристэль отвернулась от зеркала заметила у дальней стены шкаф с приоткрытой дверцей. Внезапный импульс пронес ее через комнату и заставил положить руку на ручку дверцы. Шкаф распахнулся.
 Обычный шкаф и ничего более. Никаких скелетов в шкафу у Грэгга. Лишь длинный ряд предметов одежды, аккуратно развешенных, идеально отутюженных. Запах шариков от моли. Одежда делает человека истинным джентльменом.
 Отпустив захлопнувшуюся дверцу, Кристэль тихо, как мышь, двинулась к бюро напротив арочного дверного проема, ведущего в коридор. Большие, украшенные латунными ручками дверцы тихо распахнулись, открывая секреты портновского мастерства. Она осмотрела коллекцию съемных воротничков и запонок. Затем тщательно прошлась по галстукам и приподняла постельное белье. Здесь были стопки шелковых рубашек, платков с монограммой «Г.Г.Г.» и множество нижнего белья. В нижнем ящике, среди беспорядочно наваленных носков, подвязок к ним, длинных гетр и отдельных подтяжек, она заметила блеск серебра и, протянув руку, почувствовала холодок металла.
 Затем вытащила за короткое дуло револьвер с перламутровой рукояткой. Весьма джентльменское оружие: маленький, изящно отделанный и заряженный. Она крепко держала его, неуверенно, будто взвешивая свое решение. Потом Кристэль переместила пальцы на рукоятку. Она почувствовала себя увереннее.
 Спокойно задвинув ящик, она глянула в дальний угол, где в тени стоял огромный комод красного дерева; щель между дверцами закрывалась металлической накладкой, с которой свешивался замок. Его стальная поверхность отражала завиток тусклого света – завиток, напоминавший вопросительный знак.
 Рядом с комодом, под окном с задернутой шторой, помещалась маленькая ночная тумбочка, на которой стояла свеча в оловянном подсвечнике. В основании тумбочки находилась дверца, но на ней не было никакого замка. Сжимая револьвер, Кристэяь остановилась перед тумбочкой и открыла дверцу свободной рукой. Как она и ожидала, внутри находились полочки, но совершенно пустые.
 Предположительно, где-то сзади или вдоль стенок мог находиться потайной ящичек, но свет был слишком тусклым, чтобы помочь поискам. Может быть, ей нужно зажечь свечу… Коробка спичек лежала рядом с оловянным подсвечником. Кристэль живо воспользовалась ее содержимым, радуясь дополнительному свету, вспыхнувшему в затененной комнате. Доложив маленький револьвер с перламутровой рукояткой на ночную тумбочку, она подняла подсвечник и глянула на то, что было спрятано под ним.
 Поблескивая отраженным пламенем свечи, там лежал крошечный серебряный ключик. Держа свечу в левой руке, а ключ – в правой, Кристэль двинулась к комоду. Она осторожно попробовала вставить в скважину замка ключ и почувствовала, как металлическая пасть проглатывает полоску серебра. Поворот – и замок распался.
 Темные дверцы распахнулись. Подняв свечу, Кристэль всмотрелась внутрь. Полки были глубокими и над ними поднимались полукруглые крышки банок – сияющие цилиндры блестящего стекла, каждый из которых был наполнен прозрачной жидкостью и содержал нечто круглое, красное. И множество ныряющих и вращающихся в отблесках света шариков. Теперь нет нужды спрашивать о том, что случилось с Женевьевой Болтон, Алисой Портер и всеми остальными.
 Затем дверь позади нее открылась, и Кристэль повернулась, чтобы взглянуть на человека, который покорил их сердца.




 Глава 31


 Грэгг быстро вошел в комнату, но остановился, когда Кристэль подняла револьвер с ночной тумбочки.
 На миг он пораженно и молча смотрел на поднявшееся до уровня его груди дуло.
 – Кристэль… нет…
 – Не двигайся!
 Он замер, и она тщательно прицелилась, прижимая пальцем курок.
 – Бога ради… – Его лицо было пепельным. – Ты не можешь… вот так…
 Кристэль была в нерешительности, но оружие не шелохнулось. Твердо удерживая его, она опустила подсвечник на крышку тумбочки левой рукой. Губы Грэгга дрогнули:
 – Послушай меня, ты должна выслушать!
 Кристэль покачала головой:
 – Так же, как ты выслушивал других?
 Он коротко глотнул:
 – У меня не было выбора. Они побежали бы в полицию.
 – Потому что ты надул их? – Голос Кристэль был презрительным. – Потому что лгал им и обманывал?
 – Ты не понимаешь! Это не был обман, всего лишь деловая уловка. Ведь я строил этот замок, осуществлял свои планы. Для этого необходим начальный капитал, это основное правило экономики. – Грэгг махнул рукой. – Взгляни на Ярмарку, и ты поймешь. Огромные павильоны – сталелитейная промышленность, текстильная, железные дороги, оружие, – тебе не кажется, что стоящие за всем этим люди тоже не обошлись без некоторых уловок? Банковское дело, страховое, торговля недвижимостью, что угодно – везде нужен острый глаз, жесткие решения и любые уловки.
 – Включая убийство?
 – Ты знаешь, где эта грань? Когда закрывается фабрика и рабочие голодают на улицах, как это назвать? А как ты назовешь уровень смертности среди детей, работающих по двенадцать часов в день в потогонных цехах? Ты знаешь, что средний шахтер подыхает, не успевая дожить до сорока?
 Грэгг стал говорить, будто бы возбуждаясь от переполнявших его чувств, и Кристэль нахмурилась.
  Он верит в это, в самом деле верит! Делец, чье дело – смерть. Торговец, посвятивший себя убийству. 
 На мгновение это показалось почти логичным, как кажется логичным кошмар до пробуждения. Но она глянула на открытый комод и быстро пришла в себя.
 – Нет, – шепнула она. – У тебя другие причины.
 Он проследил за ее взглядом и уставился в темные провалы полок, где медленно вращалось в байках испещренное венами и прожилками содержимое.
 – Вот почему ты делаешь это, да?
 Она прочла ответ в его глазах – глубоких темных глазах. Это они направляли скальпель, наслаждаясь работой ножа и гордились спрятанными здесь трофеями. Теперь эти глаза смотрели на нее, словно оценивая и выискивая скрытые в ней тайны. Удивительно спокойные глаза и удивительно спокойный голос.
 – Ведь ты не собираешься убить меня, а?
 Ее палец напрягся на курке, затем ослаб.
 – Я вызову полицию.
 – Разумеется.
 Но в его голосе не было ни намека на страх, лишь странная самоуверенность. Теперь это было и в его глазах: неотразимая убежденность. Неотразимая и всеобъемлющая, как подступающая к ней темнота. Темная комната, темный комод, темные глаза.
 Она вдруг отвела взгляд, пытаясь найти уверенность в ярком сиянии свечи. Свеча на крышке тумбочки, струящая тепло и покой.
 – Возможно, так оно и лучше, – голос Грэгга не дрогнул, но тоже был теплым и успокаивающим. – Тебе пришлось многое пережить, я знаю. Должно быть, ты устала, очень устала.
 В голосе слышалось понимание. Она действительно устала до смерти. Ее обессилило само противостояние ему – то, что пришлось удерживать его на расстоянии. Ей нужно было преодолеть силу, которую она в нем чувствовала, силу, которую всегда в нем подозревала. Силу, притягивающую ее, несмотря на все, что она знала, силу, таящуюся в его глазах…
 – Вот так, – спокойно и понимающе. – Не смотри на меня. Смотри на свечу. Помнишь, когда ты была маленькой девочкой, тебя укладывали в постель и оставляли свечу зажженной?
  Откуда он знает?  Но это было правдой…
 – Ну вот. Устала, очень устала. Но уже не боишься. Ты все еще можешь видеть эту свечу, хотя и не можешь шевельнуться. Просто следи за свечой, и все будет хорошо. Все покойно и уютно, пока не заснешь.
 Голос постепенно расплывался, И пламя свечи тоже казалось расплывчатым. Потому что она засыпала. Но она не должна заснуть, едкой бы усталой себя ни чувствовала, как бы тяжелы ни были ее руки…
 – Тяжелый, – шептал голос. – Такой тяжелый. Ты больше не можешь его держать. Но тебе и ни к чему держать его, да? Ведь свеча горит, и ты теперь в безопасности, так что можешь бросить его. Вот так. Открой ладонь и выпусти его. Сейчас же.
 Что-то выпало из ее пальцев. Она едва почувствовала это, но ей было все равно. Потому что она заснула и голос удалялся, пламя тоже удалялось, и сама она удалялась. Глаза ее смыкались, и вокруг шеи появилась теплая лента и начала сжиматься все крепче и крепче.
 Глаза Кристэль открылись, и она увидела – увидела пальцы Грэгга, обхватившие ее горло. Она впилась в них ногтями, ощущая давление и боль, превозмогая его усилие. Задыхаясь, она подняла руки, чтобы впиться ему в лицо, и он усилил хватку, выгибая ей спину. Она споткнулась о тумбочку и услышала, как та падает, но пальцы Грэгга погружались в ее шею все глубже и глубже, и наступала кромешная тьма. Теперь она окутала все, кроме его глаз.
 Вдруг пальцы разжались, и выпустили свою добычу. Кристэль жадно глотнула воздух, всматриваясь в красный туман. Она повернулась на треск, сопровождаемый облачком дыма из-за полога кровати позади нее. Свеча лежала там, где упала, когда опрокинулась тумбочка, рядом с кроватью. Но теперь горела не только она – постель пылала, разбрасывая клубы дыма. Пламя ринулось вверх по балдахину, дорожками разбежалось по ковру к стене и к комоду в углу.
 Грэгг наклонился, чтобы поднять револьвер с пола. Сквозь вихри дыма она увидела поднимающееся и направляющееся в ее сторону дуло. Выстрел эхом разнесся по комнате, но прежде чем оно замерло, она спотыкаясь бросилась через порог в ванную и захлопнула за собой дверь. Пальцы ее нащупали защелку, и она заперла ее, оказавшись одна, в темноте.
 Он тут же замолотил в дверь рукояткой револьвера, разбивая панели. Через минуту он ворвется внутрь, и она окажется в ловушке – здесь, в темноте крошечной комнатки, из которой он вышел, когда вернулся. Но как это могло случиться? Он ушел коридором, но вернулся отсюда…
 Дверная панель треснула и распалась. Через узкую щель она увидела искаженное лицо Грэгга, обрамленное пламенем горевшей за ним комнаты.
 Красноватое сияние замигало на стенах и по полу; обернувшись, она увидела темное отверстие, зияющее у ее ног вместо отброшенного в сторону коврика.
 Так вот откуда он пришел…
 Грэгг ударил по расщепленной двери, и упала еще одна панель. В такое отверстие могла пройти рука. Его рука и ладонь, сжимающая револьвер.
 В момент выстрела она бросилась на пол, затем влезла в дыру. Ее ноги нащупали ступени, и она медленно опускалась все ниже и ниже в глубокую темноту. Сверху донесся грохот упавшей двери.
 Она торопливо опускалась, поглядывая на слабый свет, веером расходящийся снизу. Нет нужды поднимать глаза – она слышала все, что доносилось сверху. Шаги Грэгга по полу над головой, затем грохот на ступенях. Он шел за ней.
 Кристэль достигла коридора и резко повернулась, отчего свет газовых рожков вокруг на мгновение померк. Куда теперь?
 Она побежала направо, и тесное пространство коридора усиливало и искажало звуки ее тяжелого дыхания. Резкий поворот – и резкий хлопок позади нее. Эхо выстрела визгом пронеслось по коридору. Затем еще, и еще.
 Она бежала вниз, под уклон, слыша тяжелые шаги преследователя. И повернула в другой проход, похожий на расщелину меж двух стен. Этот проход был уже, с низким потолком и лишь двумя газовыми рожками по обе стороны. Света как раз было достаточно, чтобы разглядеть в конце прохода глухой тупик.
 Кристэль мгновенно развернулась и увидела появившегося за спиной Грэгга. Увидела как раз вовремя, чтобы прижаться спиной к стене при очередном его выстреле. Грохот был оглушительным, а пуля, ударившаяся в дальнюю стенку, просвистела совсем рядом.
 Грэгг замер. Он стоял в проходе, стоял, спокойно наблюдая за ней сквозь пелену дыма. Дым вскоре рассеялся, и он вновь поднял оружие.
 Она прижималась к стене коридора, но это было бесполезно: даже в тусклом свете он ясно видел ее. Прищурясь, он тщательно прицелился. Палец его напрягся.
 Приготовившись к грохоту выстрела, Кристэль закрыла глаза и услышала щелчок.
 С проклятьем Грэгг отшвырнул оружие в сторону. Она открыла глаза и увидела его – далекую тень, маячившую на фоне освещенных газом стен. Руки тени сжались.
 Теперь ей оставалось лишь съежиться и ждать, когда он придет к ней по коридору, придет со своими цепкими умелыми руками…
 Она повернулась, чтобы бежать, но впереди была лишь глухая стена. Наклонный пол был сплошным, без всяких люков.
 Вдруг она заметила предмет, лежавший у плинтуса слева, как раз под газовым рожком. Что-то, выброшенное или забытое рабочим, что-то ржавое и покрытое коррозией: ломик. Конец его был тупой, но это неважно, он тяжелый, железный и может пригодиться.
 Схватив его, Кристэль повернулась. Она открыла рот, чтобы посоветовать Грэггу держаться подальше, но промолчала. Потому что Грэгг уже отступал. Он тихонько отходил по коридору, пока снова не очутился у входа.
 Постояв, он улыбнулся и исчез за углом. Она медленно двинулась вперед. Он будет ждать там, она знала. Ждать, чтобы наброситься на нее, когда она достигнет поворота. Но тяжесть лома в руках придала ей уверенности. И прежде, чем он вырвет его, она ударит – одного удара вполне достаточно…
 Что-то с грохотом упало с потолка прямо перед нею, закрыв проход. Это был барьер из сплошной стали, примыкающий вплотную к каменным стенам. Пути нет ни вперед, ни назад. Теперь она находилась уже не в коридоре. После того, как упал щит, проход превратился в длинную узкую комнату. Камера, упрятанная глубоко в недрах замка, темница без дверей и окон. Камера кромешного мрака. Потому что свет постепенно гас. Кристэль подняла глаза и увидела, как уменьшаются язычки газа в светильниках. Пламя умирало, растворяясь во тьме.
 Может, это один из способов, которым он разделывался со своими жертвами? Не нарочно ли он построил коридор с тупиком, часть которого перегораживается стеной, изолируя узника? Сколько их умерло здесь, в темноте, невидимых и неслышимых, в долгих, непереносимо долгих мучениях?..
  Нет, не долгих. 
 Потому что она услышала шипение и поняла, что оно исходит из настенных рожков. Теперь оттуда поступал только газ. Газ с его тошнотворно-сладким удушающим ароматом. Эти «Духи Смерти» заполняли узкую камеру, заполняли тяжело дышащие легкие…
 Спотыкаясь, Кристэль бросилась к дальнему концу коридора, жадно глотая воздух. Невидимые испарения поднимались вокруг нее. Ломик оттягивал ей руки, в отчаянии она швырнула его в глухую стену прохода. Послышался звонкий удар, и он покатился по полу.
 Она застыла, не веря своим ушам. Звук говорил о том, что стена была полая.
 Упав на колени, Кристэль принялась шарить в поисках ломика. Газ жег ей горло, но пока его концентрации было недостаточно, у нее еще оставались силы.
 Пальцы нашли лом, и она поднялась – опять удушливый запах – и ударила по стене. Она наносила удары и продолжала наносить их, кашляя и задыхаясь, пока голова не пошла кругом, но вдруг почувствовала, как что-то подалось, и воздух потоком устремился ей в лицо. Наполнив легкие, она вновь сильно ударила.
 Ломик нашел щель, и она нажала вверх, поднимая кусок узкой перегородки и отгибая его в сторону. Сквозь отверстие ворвался свет, свет из расположенного по ту сторону коридора. Покачнувшись, она влезла в узкое отверстие и очутилась в другом проходе. Оставив позади заполненную испарениями темноту, она стояла, жадно дыша и ожидая, пока к ней вернутся силы.
 Голова болела, перед глазами все расплывалось, но она различала дальний конец этого нового прохода и ведущую куда-то дверь.
 Выпустив из рук ломик, она пошла вперед. Вверх по коридору. И прямо в объятия Грэгга.




 Глава 32


 Пока Грэгг нес ее в погреб, Кристэль кричала и пыталась ударить его. Но его хватка была стальной. Тяжело дыша, он прижал ее к холодной, мраморной крышке стола, прижал и удерживал, сведя за спиной кисти ее рук.
 Она задыхалась, пытаясь освободиться, но он так сильно вывернул ей руки вверх, что она беспомощно корчиться под ним. Корчиться, уставясь вверх, на качающуюся над головой лампочку, окруженную легким туманом дыма. Теперь она увидела его источник: темное отверстие в потолке, откуда выползало едкое облако.
 Грэгг тоже увидел его и ускорил движения, лихорадочно ощупывая рукой крышку стола рядом с ней. Кристэль уставилась на его пальцы, смыкающиеся на блестящей рукоятке хирургического ножа.
 И снова она яростно пнула его ногой, но он проворно подался в сторону, а затем, еще крепче сжав ее кисти, навалился сверху. Повернув шею, она могла лишь завопить при виде занесенного над нею острого, как бритва, скальпеля, готового погрузиться в плоть.
 Но вдруг нож выпал из его пальцев и откатился к краю стола, а самого Грэгга отбросила в сторону появившаяся за его спиной темная фигура.
 Грэгг повернулся – чтобы оказаться лицом к лицу с Чарли Хоганом. Хоган стоял, покачиваясь в сгущавшемся дымном тумане, затем правая рука его сжалась в кулак, который слабо скользнул по челюсти Грэгга.
 Для второго удара не было ни времени, ни сил. Грэгг приблизился, отшвырнув его назад, затем сильно ударил в грудь. Хоган упал па колени.
 Кристэль соскользнула со стола и мигая всматривалась сквозь дым, клубами валивший сверху. Она увидела, как Хоган с трудом поднимается, затем отступает под градом ударов. Размахнувшись, он ударил, но мимо, а Грэгг уже прижимал его к стене. Какое-то время Хоган держался, но тут кулак Грэгга ткнул его в левый висок, и Хоган упал, растянувшись среди банок и канистр, выстроившихся вдоль стены. Те с грохотом раскатились в стороны.
 Кристэль вскрикнула и шагнула вперед, но Грэгг уже двигался, вытянув вперед руки, чтобы броситься на беспомощное тело лежащего перед ним человека. Одновременно с его броском рука Хогана шевельнулась и пальцы сомкнулись на одном из блестящих сосудов. Приподнявшись на локте, он последним конвульсивным усилием швырнул банку вверх.
 Она лопнула на лице Грэпаг фонтаном серебра и сверкающее содержимое охватило его голову и плечи каплями, которые начали шипеть и пузыриться, въедаясь в плоть.
 С пронзительным воплем Грэгг воздел руки, чтобы впиться в горящие, ослепленные глаза, пошатнулся и отступил, тяжело ударившись о край мраморной плиты. Кристэль не сводила глаз с его сомнамбулической фигуры, окутанной дымом. Раздался замирающий, переходящий в нутряное бульканье вопль.
 Затем Грэгг рухнул вперед, и она увидела блестящее жало забытого скальпеля, глубоко засевшее в оснований его позвоночника. На ее глазах тело Грэгга исчезло в саване дыма, клубящегося из дыры сверху.
 Кристэль все еще стояла, потрясенная и пораженная, когда рука Хогана ухватила ее за локоть. «Идем!» – услышала она хриплый голос.
 И они побежали.




 Глава 33


 Они бежали и бежали по лабиринту, который уже не был тесным, бежали сквозь потоки дыма вниз по петляющим коридорам, обрамленным наступающими языками пламени. Там были тупики, двери, которые не открывались, проходы, где уже хозяйничало пламя. Дважды Кристэль споткнулась и едва не упала, но Хоган подхватывал ее и толкал вперед. Хрипя и задыхаясь, они достигли двери в конце левого поворота, и та подалась под их ударами. Открылись ступени лестницы, ведущей наверх.
 Тяжело поднявшись на площадку, они вгляделись в дымную мглу и обнаружили, что находятся в коридоре за аптекой. Пробежав по аптечным закоулкам, они остановились перед главным входом, слыша за спиной треск и гудение бушующего пламени.
 Хоган разбил замок, и они очутились на улице и сразу бросились к дому напротив. Съежившись в тени дверного проема, они повернулись, чтобы посмотреть на горящие бойницы замка. Из окон над беглецами высунулись головы и забормотали взволнованные голоса. А вдалеке послышался частый стук копыт и грохочущих по булыжнику колес. Приближались пожарные.
 Лицо Хогана было пепельно-серым и осунувшимся.
 – Жива? – пробормотал он.
 Кристэль кивнула и прижалась к нему.
 – Крисси… не надо. – Он заботливо успокаивал ее. – Все кончено, забудь об этом. Мы спаслись, и у тебя есть твоя статья.
 Кристэль продолжала всхлипывать.
 – Ведь ты этого хотела?
 Она кивнула, но все равно всхлипывала, и его терпение лопнуло.
 – Так перестань реветь, черт побери!
 Она вздохнула и смолкла.
 – Посмотри на это с другой стороны, – продолжал Хоган. – Джим теперь вновь получит свою работу. Ты сможешь выйти замуж…
 – Я не хочу выходить за Джима.
 Она не смотрела на него, и голос ее звучал совсем невнятно, но Хоган услышал. Услышал и улыбнулся.
 – Ну и ладно, вытри глаза, – он подал ей свой платок, и пока она утиралась, вытащил из жилетного кармана портсигар.
 Хоган открыл его, и Кристэль взглянула ему в лицо:
 – Я хотела кое-что спросить у тебя, милый, – произнесла она. Голос у нее был тихий и нежный, но как ни странно, твердый. – Тебе в самом деле необходимо курить эти ужасные штуки?
 Хоган вздохнул. Но сунул портсигар обратно в карман и, улыбнувшись, обнял ее.
 Вдалеке что-то грохнуло, и они живо подняли глаза. Возможно, огонь достиг газопровода или же склада химикалий Грэгга. Если так, то замок исчезнет вместе с убийцей и останками его жертв.
 Но грохот донесся не из замка. Он пришел сверху. В небе изорвался фейерверк, освещая силуэты горящих башен, которые пошатнулись и рухнули вниз, в пепел.
 В небо взмыла одинокая ракета и вонзилась в ночь.
 И Ярмарка закончилась.




 POST MORTEM


  Г. Гордон Грэгг существовал на самом деле. 
  Те, кто изучают историю и культуру Америки, могут узнать его в Германе У. Маджетте, хотя тот предпочитал псевдоним X. X. Холмс. 
  Несмотря на определенную вольность в изложении событий его частной жизни, основные факты оставлены нетронутыми. Он действительно выстроил замок на углу Шестьдесят третьей улицы и Уоллес-авеню во времена Выставки, посвященной Колумбу, и снабдил его потайными комнатами, лестницами, люками и лабиринтом коридоров. Он сдавал комнаты посетителям Ярмарки и держал аптеку, выдавая себя за врача и занимаясь самыми разнообразными мошенничествами и продажей шарлатанских снадобий, а также гипнозом. Что касается его частной жизни, она была гораздо фантастичнее, чем прочитанный вами роман. Того, кто называл себя Холмс, арестовали, заключили в тюрьму и казнили по обвинению в убийствах. По его собственному признанию, он отравил, задушил и убил другими способами не менее двадцати семи человек. 
  Полицейское следствие обнаружило в замке убийцы и его потайном погребе не только приспособление для расчленения тел и печь, но и колодцы и прочие места захоронения, содержащие кости и части тел в таких леденящих душу количествах, что некоторые официальные лица склонялись к мысли о том, что он вполне мог убить свыше двухсот человек. 
  Но все это, конечно, давно стало историей. Массовые убийства, газовые камеры, тайные захоронения и хладнокровные убийства ради денег принадлежат далекому и смутному прошлому. Сегодня мы живем в более просвещенное время. 
  Разве не так?