---------------------------------------------


 Петров Михаил
 Гончаров влезает в аферу

 Михаил ПЕТРОВ 
 ГОНЧАРОВ ВЛЕЗАЕТ В АФЕРУ 
 Было утро холодного четверга. 
 Сидя в продавленном кресле, я мучил себя и Козьму Пруткова, ногой лениво отталкивая слюнообильную пасть Студента. Псина была голодна и навязчива. 
 - Пшел вон, - авторитетно посоветовал я, зевком до треска напрягая челюсть. Ленивая скука прочно садилась на шею. 
 На зеленом экране умирающего телевизора эгоист попугай Гоша менял верную дружбу Вовы на заграничные шмотки и холуйскую службу. Телефон молчал уже несколько дней, дверной звонок тоже. И лишь на кухне судорожно агонизировал холодильник. Должно быть, перед верной кончиной. 
 Ленка не звонила уже десять дней. Наверное, обиделась за то, что я собрал ее чемодан с барахлом и без ее ведома отвез его несостоявшейся теще. 
 А как я, по-вашему, должен был поступить, если она без предупреждения явилась с ним, набитым какими-то салфетками, картинками, вазочками, вмиг испортив мой своеобразный дизайн всем этим барахлом? Вечером я ей не сказал ничего, а вот поутру, дождавшись ее ухода на службу, взял всех этих слоников за хоботы, сложил вместе с салфеточками в чемодан и отвез папке с мамкой. 
 Явившись после работы и углядев исчезновение символов женской домовитости, Елена завибрировала ноздрей и, трагически бросив у порога "прощай", ушла. 
 И вот, как сказывал Демон, опять один, опять зефир. На Демона я сейчас похож, как курица на коршуна. Работы нет. Денег нет. Чего много, так это долгов. Их больше, чем волос на Студентовой шкуре. 
 - Пшел вон, Студент ты вечный! 
 А он, встав на задние лапы, довольно сердито рыкнул мне в лицо. 
 - Ну пойдем, - обреченно согласился я, поднимаясь с кресла. - Хоть ты и пес, но кормить тебя надо. 
 Вытащив застывшую в предсмертном балете курицу, я бросил ее размораживаться. Поставил кипятиться воду. Пес зевнул одобрительно. 
 Зазвонил телефон, и мы, мешая друг дружке, бросились к нему наперегонки. Студент успел первым. Положив лапу на аппарат, вопросительно посмотрел на меня черными кругляшками глаз. 
 - Слушаю, - как можно сдержаннее ответил я. 
 - Извините, мне нужен Константин Иванович Гончаров. - Женский голос был дежурно очаровательным. 
 - Он самый, - без всякого энтузиазма ответил я. 
 - Минутку, с вами будет разговаривать Степан Ильич Князев. 
 - А на хрен он мне нужен? 
 Женский голос смешком оценил тонкую шутку. 
 - Але, Константин Иванович? Извините, что беспокою вас. Встреча с вами возможна? 
 - На паритетных началах за ваш счет. 
 Князев попытался усмехнуться и хрипло крикнул в трубку: 
 - Вы не могли бы приехать? 
 - Чего ради? Чтобы твои "скульпторы" изменили мою внешность? 
 - Оставьте это. Дело серьезное. 
 - Тогда это тем более не ко мне. Я люблю юмор, и желательно без коротких штанишек. 
 - А к вам приехать можно? 
 - Но ведь сегодня четверг, а я принимаю по пятницам. 
 - У меня несчастье! 
 - Я тоже счастья давно не видел. Приезжайте, только один. 
 - Понятно. 
 У маленького туза большой колоды несчастье, и он просит меня помочь. Интересно. 
 Студент сидел изваянием, перекрыв доступ врагу. Но меня, поощрительно щерясь, пропустил. Что-то где-то как-то выдрав и обломав, я бросил останки куриного трупа в кипяток и закурил. 
 Зачем я понадобился сильному мира сего? Первая мысль была: провокация. Но я отбросил ее. Больно неграмотно проведена. А уж Князюшке с его талантами иезуитства не занимать. 
 Я заварил остатки кофе - получилась почти полная кружка - и до прихода напросившегося гостя выпил. Собака кофе не любит, потому все досталось мне. 
 * * * 
 Он пришел минут через десять, пришел, как приходит принцесса в лачугу дровосека. Мое убогое жилье стало еще скучнее на фоне такого великолепия. Наверное, так одевался лорд Байрон, хотя и не был бизнесменом. Князев брезгливо вдохнул запах варящейся курицы и, не разуваясь, пропер в комнату. 
 Из-за обилия рыжей шерсти в кресло садиться он не захотел, а больше было некуда, потому что мой диван тоже чистотой не блистал. 
 - Чем обязан приходу столь дорогого гостя? - осведомился я, встав напротив. 
 - Деньги украли. 
 - Это хорошо. 
 - Что? 
 - Когда есть чего красть. 
 - Оставьте. 
 - Я при чем? 
 - Поможете? 
 - Что? 
 - Найти! 
 - Что? Или кого? 
 - Кто - я знаю. Найти нужно деньги. 
 - Много? 
 - Сто. 
 - Ну что такое для Князева сто... 
 - "Лимонов", - прервал он, и я заткнулся. 
 - А в милицию? 
 - Не хочу! 
 - Почему? 
 - Украла жена. 
 - О-ля-ля! Такая солидная, почтенная дама... 
 - Нет, не та. У меня последнее время другая была. 
 - Помоложе лет на... 
 - Двадцать пять, а что? 
 - Нормально. Меняя количество лет на качество тела, мы вершим прогресс. Диалектика! 
 - Не фиглярствуй, Гончаров. Чем у тебя воняет? Дышать нечем! 
 - Псом и курой, - гордо ответил я и любезно добавил: - Если кому не по нутру, могут выйти. 
 - Я к вам пришел с серьезным деловым предложением, а вы... 
 - С каким? 
 - Прийти к взаимно выгодному соглашению, составить договор и работать. 
 - То есть искать пропавшие миллионы, которые уперла неблагодарная супруга? 
 - Да! 
 - Скажите, Степан... э-э-э... 
 - Ильич. 
 - Ну да... А почему вы деньги в банке не хранили? 
 - Ну, видите ли, это в общем-то мое личное дело... Но... если вы... интересуетесь, то... Должна была состояться... гм-м... крупная покупка, и... 
 - Нет, Князев. - Сухим тоном следователя я выдвинул версию: - Вы, Князев, скрываете свои доходы от налоговой инспекции! - И весело заржал, потому что влепил в яблочко. 
 Он завякал нечленораздельно: 
 - Да как сказать... какая, наконец, разница? 
 - "Где фланговый, а где племянница", - блестяще перефразировал я Козьму и, довольный, пошел снимать куриную пенку. 
 - Вы будете, наконец, серьезно слушать меня? Сто "лимонов" - сумма для меня нешуточная, и десять ваших процентов, если... 
 - Что-что? - Мне стало чертовски нравиться сегодняшнее утро. Лучезарно улыбнувшись, я изрек: - Двадцать пять! 
 - То есть? 
 - Процентов! 
 - Ты что, сдурел? 
 - Отнюдь, - ответил я смущенно. - Тридцать пять! - Но, не выдержав, швырнул ложку на стол и заорал: - Ты что, тупой? Или дуру гонишь, в игрушки играешь? Ты понимаешь, что их сначала найти нужно, эти твои "лимоны", на что я не очень-то рассчитываю. Ведь наверняка перед тем, как похитить деньги, она отработала пять-шесть вариантов. И не за один день, а, наверное, вычисляла, сопоставляла все плюсы и минусы неделями, месяцами. 
 Кажется, он понял всю смехотворность произошедшего торга. Хлюпнулся на табуретку и тоскливо-просяще, барбосом смотрел на меня. Так вот и замерли: я с поварешкой возле своего варева, а рядом - полные надежд и чаяния две пары глаз. Но помочь я мог только Студенту, потому как по опыту знал, что князевскую подругу найти трудно. Почти невозможно. Это ведь с виду они глупышки-обаяшечки, а заглянешь в душу - "обыкновенные крокодилы", причем умные, расчетливые и хитрые. 
 - Степан Ильич, давайте, как вы хотели, говорить серьезно. Сейчас вы расскажете мне все, что знаете, причем абсолютно ничего не утаивая. Сразу оговорюсь: все полученные от вас сведения обязуюсь не использовать вам во вред, если, конечно, они не носят откровенно уголовного характера. Ну а ваши отношения с налоговой инспекцией оставлю на вашей человеческой совести. 
 Дальше. Если я с самого начала пойму, что дело тухлое и мне его не вытянуть, либо оно связано с мафиозными раскладами, то я выхожу из игры. Причем без возврата аванса, который я у вас возьму. Также я прекращаю следствие, если пойму, что оказываюсь невольным пособником чьих-либо преступных действий. Вот, собственно, и все мои условия. Естественно, десять процентов меня вполне устроят, если я выиграю, найду деньги. Но если я найду вашу жену, а денег уже не окажется, то... 
 - То я выплачиваю вам половину вознаграждения, то есть пять "лимонов". 
 - Это разумное добавление, господин Князев, - отметил я одобрительно. - И последнее. Если я, безрезультатно провозившись с этим делом какое-то время, увижу бесполезность и тщетность своей работы и прекращу ее - то как с авансом? 
 - Какой он будет? 
 - Наверное, "лимон". 
 - Претензий не возникнет. 
 - Хорошо. Возможно ли нам обойтись без смет, договоров, обязательств сторон - словом, без бумажного снегопада, где отражается, по какому делу я работаю? 
 - Да, только мне придется устроить вас временно в фирме каким-нибудь дворником или программистом. 
 - Договорились. Рассказывайте. 
 Он собирался с духом. Я же выудил вилкой дымящуюся курицу и хотел уже положить ее на блюдо, но тут эта безногая тварь решила в последний раз испытать чувство свободного полета, что закончилось болезненным вскриком бизнесмена и резкой отпасовкой дымящейся тушки на Студента и далее, прямиком в открытое мусорное ведро. Я с грустью проследил за причудливой траекторией птичьего полета. Затем, в раздумье, заметил: 
 - Это была моя последняя пасхальная курица. 
 - Лучше бы ее вовсе не было, всю мошонку обожгла. 
 - Да, лучше бы ее вовсе не было, - в тон ему повторил я. 
 - Как это? Почему? 
 - Деньги бы ваши целее были. 
 Походкой морского волка гость враскорячку прокантовал в комнату и, открыв балконную дверь, дал водителю ценные указания. Улавливая слова "курица" и "коньяк", я вытащил курятину из ведра, стряхнул с нее окурки, помыл под краном и отдал ошалевшему от счастья псу. Студент пировал. 
 - В общем так... - начал Князь. - Вчера около восьми вечера я заехал домой переодеться. В загородном офисе предстояла предварительная презентация по поводу открытия малого дочернего предприятия, коммерческого магазина "Дамское счастье". 
 - А отчего "Жерминаль" не назвали? 
 - Что, какая жерминаль? - не всосал Степан. 
 - Да нет, ничего. Продолжайте. 
 - Так вот, около восьми я переодевался. 
 - Жена была дома? 
 - Лийка-то? Да. Сидела, скотина, перед видиком, смотрела какую-то порнуху. Я еще ей сказал, что у нее обостряется нездоровый интерес к извращениям. 
 - А она? 
 - Что? 
 - Как прореагировала она на ваше замечание? 
 - Гм... Заявила, что это у нее только визуально-теоретическое, в то время как у меня физическое, кабинетно-прикладное. 
 - Она знает это наверняка или догадывается? 
 - Знает, - ухмыльнулся Князь, - сама у меня референтом была. Да и потом имела случай убедиться. Накрыла меня с заказчицей в самой нелепой позе... 
 - Продолжайте о деле, - прервал я затянувшийся экскурс в эротические сферы. 
 - Принял душ, поменял костюм - и в машину. В половине девятого мы к черте города подъезжали 
 - Кто был в машине? 
 - Я! 
 - И все? 
 - Ну и эти, Боря с Кузей. 
 - Кто они? 
 - Боря - шофер, а Кузя - так просто, со мной ездит, на всякий случай, штурманом. - Князь загоготал, довольный своей остротой. 
 - Ну-ну, - поощрительно кивнул я. 
 - В офис приехали около девяти. Все уже в сборе были: вице-президент Володя Ступин, мой зам по коммерческим вопросам Толик Головин, Любовь Андреевна - бух и моя секретарша Чио-сан. 
 - Она ведь недавно работает? - спросил я. 
 - Да. Откуда вы знаете? 
 - Интуиция. Надо думать, в эту ночь, на презентации, вы ее и приватизировали? 
 - Точно! - сыто заржал Князь. - Тебе бы милиционером работать, зря тебя оттуда выгнали. 
 - Вам спасибо, - с поклоном поблагодарил я. - Кто она такая, японка? 
 - Нет, кореянка. Ее настоящее имя не выговоришь. А для простоты так и зовем: Чио-сан. 
 - А что, своих не хватает, так заморских приглашать начали? 
 - Да она наша, просто ради экзотики и из экономических соображений. У нас предполагается установление производственных связей с корейской фирмой, так я заранее надлежащей секретаршей обзавелся. 
 - Кто еще был? 
 - Еще присутствовало лицо, о котором я хотел бы сказать как можно меньше. 
 - И от него зависело рождение вашего "Дамского счастья"? 
 - Можно сказать, да. Он выбивает престижное помещение. 
 - И какую сумму вы ему передали за содействие, так сказать, в вашем пикантном дамском вопросе? И когда? 
 - Видите ли, это несколько нетактичный вопрос. 
 - Я не спрашиваю ничего лишнего. А если вы не хотите отвечать - дело ваше. Замечу только: чем меньше я буду знать, тем мне труднее будет работать, а значит, и сложнее добиться результата. 
 - Вы правы. 
 * * * 
 В дверь позвонили. И позвонили, надо заметить, Князевы стрельцы. 
 Кузя - а это скорее всего был он, потому как его плечи едва вписывались в дверной проем, - затянутый в кожу, готовую лопнуть на бугристых мышцах, с невозмутимым видом протягивал полиэтиленовый пакет с изображением голой бесстыжей девки. От пакета, как казалось и Студенту, исходил пьянящий запах съестного. 
 - Я нужен, шеф? - спросил Кузя, многозначительно глядя на меня, как на потенциального хозяйского врага. 
 - На полчаса свободны, - ответствовал барин, раскладывая на кухонном столе цыпленка табака, пиццу и суррогат "Наполеона" с Малой Арнаутской, если не хуже. - Прошу... - Широким жестом хлебосольной руки Степан Ильич приглашал меня к столу, видимо совершенно упуская из виду, что я нахожусь дома, а в гостях - он. 
 - Благодарю за приглашение, - съязвил я, усаживаясь на свое любимое место. 
 Помолчали. 
 - Так когда и сколько денег вы передали этому должностному лицу? 
 - Боже мой, ну зачем так?.. Просто подарок за предстоящие хлопоты. Да и зачем вам все это? Деньги-то утащила жена, и причем совершенно другие. 
 - Степан Ильич, я не возьмусь за ваше дело, если вы будете указывать, что мне нужно знать, а что не нужно. А засим - спасибо за ленч. Честь имею! 
 - В общем, передал я ему пять "цитрусовых" в курительной, в присутствии своих двух заместителей. 
 - Конкретнее? 
 - Ступина и Головина. 
 - Какими бумажками? 
 - Пять пачек по "лимону" десятитысячными купюрами. 
 - Хорошо, что было потом? 
 - Он сразу уехал. 
 - Кто остался? 
 - Все перечисленные плюс три девки: две для замов, а одна бесхозная, предназначавшаяся ему. Да еще вскоре уехала Любовь Андреевна со своим гладиатором. Она не любит оргий, предпочитает по старинке - возраст. 
 - Дальше. 
 - Утром часов в шесть - по машинам и по домам, к восьми-то на работу. Приезжаю, в квартире все разбросано. Ну, думаю, моча Лийке в голову ударила после видиков, поехала развеяться куда-нибудь. Помылся, побрился, оделся, а тут, прикинь, сюрприз: ключей от сейфа не могу найти. Вчера выкладывал, помню точно. 
 - От какого сейфа? 
 - От рабочего, где бабки лежали. Туда-сюда - нет ключей. 
 - А почему деньги не находились в бухгалтерии? 
 - Ну это... Я хотел... Как вам сказать... 
 - Ясно. 
 - Что ясно? 
 - То, что они лежать в сейфе бухгалтера не имели права. 
 - Во-во, это ты, Гончаров, подметил очень тонко. 
 - А бухгалтер знала об их существовании? 
 - Да. Любовь Андреевна их накануне выборочно пересчитывала. 
 - Кто еще знал? 
 - Ступин и Головин. Да зачем все это? Ведь уволокла Лийка, сучонка. 
 - Это хорошо, только объясните мне, откуда она могла знать, что в вашем сейфе находится такая сумма? Вы что, докладываете ей об этом на ночь глядя? 
 - Нет, но там всегда имеется довольно приличная "капуста". 
 - Кстати, когда вы ее туда положили? 
 - В среду утром. Сегодня должен был прокрутить. 
 - Ясно. Теперь позвольте нескромные вопросы. Кто их вам передал? Когда? И за что? 
 - Отвечу в общих чертах. Передали их утром в понедельник. Мне оплатили кое-какие посреднические услуги. Оплатил человек глубоко порядочный, деловой и состоятельный. 
 - Надо думать, если за хлопоты платит сто "лимонов". 
 Князя передернуло. Он хотел, видимо, осадить меня, но ограничился стопятидесятиграммовой дозой коньяку. Досадливо, с раздражением, оторвал цыплячью ногу. 
 - Знаешь, Гончаров, мне нужно найти бабки, нужен сыщик, а в моральном аспекте разберусь сам. Ладушки? 
 - Продолжайте. 
 - Так вот, ключей на месте не было. Уже тогда я заподозрил неладное, но полагал, что Лийка просто решила меня позлить. Ничего, думаю, у меня старая связка на конспиративной квартире. Заехал, забрал - и в фирму. Подъезжаю, чую, что-то не так. Толик уже там, мне знаки подает из кабинета. Захожу, сидит у них ночной охранник. Долбанутый какой-то, как поленом по голове, "а" и "б" связать не может. Дергается весь и, как дятел, долбит: Лия Георгиевна да Лия Георгиевна. Меня аж подташнивать начало. Опрометью в кабинет. Открываю сейф, а там "хрен да медный пряник". Я - назад и за шкварник его: кто был? Он опять: Лия Георгиевна да Лия Георгиевна. Утащил его к себе, отпоил водкой. Охранник в себя немножко пришел и говорит: часов в двенадцать в дверь позвонили, он посмотрел в глазок, увидел Лийку, дверь открыл, а она ему из баллончика залепила. Пришел в себя в два часа, вокруг колонны-быка завязанный, а на губах пластырь. Так до семи и сох, пока уборщица не пришла. 
 - Хорошо излагаете. Детально. Ладно, поехали. 
 - Куда? 
 - Сначала к вам домой, а там видно будет. 
 * * * 
 Чем больше я бродил по княжеским палатам, тем непонятнее становилось бегство его супруги. Чаша полна доверху, начиная с американского телефакса и вплоть до... не знаю уж чего. А ведь судя по всему, для его бедной женушки все это и было пределом мечтаний. Тут как нельзя кстати подходил лозунг: от добра добра не ищут. 
 Князь верной тенью скользил сзади, то и дело восклицая: 
 - Вот сука-то, вот сука! Чего ей не хватало? Шмотье, машина, золото. Чего еще надо? 
 - Любви? - предположил я. 
 - Да ну... Фригидная она, как тыква. 
 - Фригидная? А как же видики? - Я подошел к телевизору, собираясь его врубить, и тут заметил отрывной листок блокнота. 
 Сам блокнот находился на столе, что стоял у роскошного дивана, а листок лежал на полу. Красивый почерк извещал: "Стипан, ты казел. Ни ищи меня. Aurevoir". С этим язвительным посланием я ознакомил Князя. Он заплевался кипящим чайником. 
 - Дрянь! Из-за нее я Татьяну с детьми оставил! Падаль! Потаскушка ресторанная... 
 А я чего-то недопонимал. Было ощущение, что мне дали ключ не от того замка. 
 - Степан Ильич, успокойтесь. Налейте мне чего-нибудь и дайте подумать. 
 - Я ей биде из Финляндии тащил, - сетовал он, затухая, - тварь неблагодарная. 
 Тут же, на столике, лежала пачка сигарет с нарисованным на ней верблюдом. Я выудил одну и, развалясь на диване, попытался привести мысли в порядок. 
 Первое. Разобранная кровать в ее спальне. 
 Почему разобранная? 
 Человек собирается совершить в двенадцать часов преступление и ложится спать за два часа до этого. Как-то нерационально. 
 Второе. Разбросанные в беспорядке вещи. 
 Если я решил уйти из дома, то сделал бы все аккуратно, методично и заранее. Ведь времени у нее было с избытком. 
 И третье. Какой-то диссонанс с запиской. 
 - Степан Ильич, - спросил я, принимая из его рук массивный стопарь из хрусталя, - а она у тебя классов восемь-то за душой имела? 
 - Институт иностранных языков окончила. Каким только местом - вот вопрос. 
 "Все равно, - подумалось мне, - странная какая-то безграмотность, кричащая". 
 - Степан Ильич, прочтите, пожалуйста, записку еще раз, повнимательней. 
 - Увольте, информацию я впитал вполне. 
 - Вы ничего странного не находите? 
 - Нахожу! Что эту сучонку нужно было отдать Боре с Кузей! 
 - Обратите внимание на орфографию. Какой она язык изучала? 
 - Английский. И даже немного, как ни странно, лопотала, переводила. Действительно странно... 
 - А это ее почерк? 
 - Почерк-то ее, только... 
 - Что? 
 - Она довольно грамотно пишет, а тут... 
 - Во-во! А тут сплошной двоечник Петя. Ну ладно, здесь ловить больше нечего. Поедем к твоему стукнутому церберу. Кстати, глянь-ка, где машина супруги. 
 * * * 
 Цербер походил на обгаженного толстого щенка. Детина смирно сидел в уголке князевского кабинета, где хозяин его закрыл до выяснения. 
 Чио-сан принесла кофе, а уходя - пронзила меня черной загадкой глаз, то ли обещая что-то, то ли предостерегая. 
 - Ну, рассказывай, - обратился я к охраннику, - как тебя нахлобучили. 
 - Так я уже Степану Ильичу все рассказал. - Уважительный парень даже привстал, понимая, наверное, кто я такой и зачем пришел. 
 - А мы тебя еще раз послушаем. Так что давай - поподробней и в мелочах. Не стесняйся. 
 - А что мне? В семь тридцать все разошлись. Я проверил кабинеты. Все о'кей. Включил сигнализацию. Запер двери. Позвонил одной телке. Потом пошел сюда, к Чио-сан. 
 - Зачем? 
 - Небось на компьютере играть? - предположил Князь. - Мудак! 
 Бычок зарделся: видимо, хозяин был недалек от истины. 
 - Ну, что дальше? Только не врать! 
 - Немного поиграл, в коридор вышел, обошел все. На свое место в вестибюль вернулся, врубил видик. Та телка мне теперь позвонила. К двенадцати я кемарить начал, и тут она пришла. 
 - Кто? 
 - Лия Георгиевна. 
 - Уверен, что она? 
 - Да. 
 - Зачем? 
 Парень пожал плечами, как бы давая понять, что я полный идиот. 
 - Зачем? - повторил я. - Что она сказала? 
 - Открой, говорит, Виктор. 
 - А ты? 
 - Открыл. 
 - Я вам сколько раз вдалбливал: никого не пускать! Дятлы! Вот повесить на тебя ограбление, может, поумнеешь в зоне, - вмешался опять Князь. 
 Парень весь сжался и, оправдываясь, залепетал: 
 - Так ведь супруга ваша. Я думал... 
 - Дальше что? - прервал я беспредметный разговор. 
 - Ну это, пшикнула она, я и вырубился. 
 - И ничего не помнишь? 
 - Да меня так скрутило, что думал, на том свете уже. 
 - И как там? 
 - Где? 
 - На том свете. 
 - Как-как... - Парень вздрогнул. - Вроде черти меня ломать начали, руки крутить. 
 - Много? 
 - Как будто двое. 
 - А когда открывал, где они были? 
 - Не знаю. Их не было. Стояла только Лия Георгиевна. 
 - Одна? 
 - Не знаю. Наверное. Ее машина стояла напротив. 
 - Ты уверен, что баллончик с газом был у нее? 
 Парень молчал, видимо, усиленно шевелил извилинами. Наконец промямлил: 
 - А может, не она... 
 - "А может, не ворона, а может, не корова", - снова вклинился Князь, но я цыкнул, и он замолчал. 
 - Ну-ну... - Подбадривая бычка, я придвинулся ближе. 
 - Она вдруг исчезла, а потом уже прыснула газом. Так, кажется... Только руки у нее вроде бы за спиной были... 
 - Чем же она тебя окатила, мочой, что ли? 
 - Это она может, - деланно засмеялся Князь. 
 - Не... - ответил растерянный страж, морща лоб, - не, не должно бы. А может, не она пшикнула, может, кто-то сбоку. 
 - Кто же? - поинтересовался Степан Ильич. - А ты не покуриваешь? Чердак не едет? Я тебя быстро вылечу! 
 Парень испугался. Настолько испугался, что уже не представлял для меня интереса. 
 - Ладно, свободен пока. - Отпуская цербера, я вопросительно посмотрел на Князя. 
 - Иди оклемайся да язык в заднице держи, - распорядился хозяин. - Кто еще нужен? 
 - Давайте коммерческого, потом вице. 
 Князев нажал кнопку селектора и удобно откинулся в кресле. 
 - А вы бы, Ильич, погуляли, поразвеялись. 
 - То есть? - Он уставился на меня, как на червяка, забравшегося в его любимый цветок. - Не понял... 
 - Ну, совершите утренний обход кабинетов, например. В общем, не мешайте мне вести допрос. 
 Похоже, такой оборот был для Князя в диковинку. И все же он встал и направился к двери. 
 Вскоре явился пан Вотруба из незабвенного "Кабачка". Такое сходство само по себе было удивительно, а когда он поздоровался, у меня глаза на лоб полезли - до того схож оказался и голос. 
 - Анатолий... 
 - Иванович. Позволите? - уже сидя, спросил он. 
 - Конечно. 
 - Чем могу быть полезен? 
 - Расскажите, когда и где вы договорились с Лией Георгиевной похитить деньги из сейфа. Ведь мне все известно. - Я говорил "скучающим" тоном, как о деле решенном, потому что ничего умнее придумать не мог и пошел, так сказать, ва-банк, пользуясь дедовским методом. Ну и получил соответственно. 
 - В Сандуновских банях, в прошлую субботу, между вторым и третьим половыми актами. А медведя взял на лапу наш кореш, недавно откинулся. Еще вопросы? 
 - А серьезно? 
 - Тогда серьезно и спрашивайте! По существу. 
 - Давно знаете Лию Георгиевну? 
 - С того времени, как она стала работать у нас, то есть с октября прошлого года. 
 - Что можете о ней сказать. 
 - Хороший работник, грамотный. Красивая женщина, и притом добрая, а в наших рядах это редкость. Вот вам пример. Уже не работая, все носилась с благотворительной столовой. У нас здесь в кафе по воскресеньям собралась раздавать бесплатные обеды. Мы уж от нее, как от чумы, шарахались. А вообще, если честно, нормальная, порядочная баба. Сейчас таких мало. 
 - Анатолий Иванович, срочно займите рабочее место, вас ожидает представитель фирмы "Веста", - разнеслось по всему кабинету. 
 - Извините... 
 - Позже поговорим, - кивнул я. 
 И тут же в дверях показался вице-президент, довольно холодно кивнувший мне красивой головой. За мощными атлетическими плечами имел он лет тридцать. Коротко стриженную голову держал надменно, похоже, чрезвычайно гордился собой. 
 - Я очень занят, стеснен временем. Знаю, кто вы и зачем. Вопросы задавайте четкие и конкретные. По возможности я на них отвечу. 
 - Хорошо, - согласился я. - Где вы находились вчера от двадцати до, скажем, двадцати четырех часов? 
 - От двадцати часов и вплоть до сегодняшнего утра я безвыходно находился на даче нашего президента Князева Степана Ильича. Об этом может свидетельствовать мой водитель. Он находится в автомашине, серая "вольво". 
 - Где был Князев? 
 - Приехал получасом позже. Он также все время находился на даче. 
 - Когда уехала бухгалтер? 
 - От десяти тридцати до десяти сорока пяти, точнее сказать не могу. 
 - Кто был еще? 
 - Секретарь и три сотрудницы. 
 - Все остались ночевать? 
 - Да. 
 - А как же то лицо, которому ваш шеф на лапку пять "лимончиков" кинул? 
 - Извините, не понимаю. Изъясняйтесь более доступным языком. 
 - Куда делся человек, которому Князев передал пять миллионов рублей? 
 - Я не могу ответить на ваш вопрос. 
 - Охарактеризуйте Лию Георгиевну Князеву. 
 - Это необходимо? - Римский нос вице-президента брезгливо дернулся, словно ему в лицо сунули двухнедельной дохлости кошку. 
 - Совершенно необходимо. 
 - Я не знаю, что толкнуло нашего шефа на этот брак. Они абсолютно разные люди - полнейшее несоответствие интеллектуального потенциала. Это как... 
 - Шесть тысяч вольт и батарейка от карманного фонарика. 
 - Где-то так. - Он соизволил улыбнуться. - Она просто деревенская девочка, с головой окунувшаяся в городскую жизнь и ставшая в конце концов бульварной шлюхой. Разговор у нее: об выпить рюмку водки, об дать кому по морде. Тупая, завистливая, безграмотная. 
 Я ничего не понимал. Бывает, что мнения расходятся - но ведь не так диаметрально. 
 - Ну и дела... - оскалился я поощрительно. 
 - Вы представить не можете, насколько похотливая. Мне кажется, ее наши шофера даже... - Он осекся, как человек, наговоривший лишнего. Поэтому добавил как о покойнике, о котором плохо не говорят: - Так-то вообще... женщина она симпатичная, приятная, но... 
 - А почему вы думаете, что она безграмотная? 
 - Да вы же сами видели... - Он взглянул на часы, извинился, бросившись к двери. 
 Я закурил и подошел к венецианскому зеркалу. Потянул себя за нос и задался вопросом: почему меня за него водят? Ступин не глуп, свою промашку насчет записки он мог бы просто объяснить сведениями, полученными от Князя только что. Значит, растерялся. Но почему же так различны характеристики Лии? 
 Я приоткрыл дверь. В приемной сидела одна Чио-сан. Раскосые черносливы глаз смотрели прямо на меня, а маленький ротик обиженно кривился. Я подмигнул ей и показал язык. 
 - Приходи ко мне, Баттерфляй, я тебя морковкой острой корейской угощу. 
 Ее глаз, ко мне ближний, мигнул в ответ, второй же оставался серьезным. Я прикрыл дверь и, похитив из бара сто граммов очень вкусной заморской бурды, начал систематизировать полученные сведения, переваривая их вкупе с украденным коньяком. 
 Порвав мою дедуктивную нить, в кабинет ввалилась женская туша примерно тридцати пяти лет. Строгий английский костюм она, очевидно, носила по принуждению, больше ей пошел бы клеенчатый фартук мясника. За ее обширной спиной едва угадывался Князев, ставший в этой ситуации персоной незаметной и второстепенной. 
 - Константин Иванович, - колоратурно-паскудным голосом завизжала туша, - ограбили нас! Его мадам обворовала. Говорила тебе, Степан Ильич, стерва она! Помогите, ведь сто миллионов - не шутка. Говорила, давай в мой сейф уберем, так... 
 - Любовь Андреевна, - цыкнул Князь. 
 - Что Любовь Андреевна, что? Плакали денежки, тю-тю! Налей, Степан... Я сегодня никуда не ходок. 
 Туша шлепнулась на диван. Несмотря на повышенную жирность, она была еще красива. Буренкины глаза смотрели с мольбой. 
 Я с интересом следил за действием пьесы, не зная кому верить, но втайне гордясь, что для меня одного задействовано так много персонажей. 
 - А что вы в самом деле не положили деньги в бухгалтерский сейф? принимая рюмку, повторил я утренний вопрос. 
 - Какая разница? 
 - Какая разница! - Толстуха подпрыгнула, уронив на живот свое вымя. Та разница, что мой-то сейф двойного секрета, с блокировкой шифра. И хоть с автономной, но сигнализацией. А этот ящик баран откроет. 
 - Хватит, Любовь Андреевна, вы прекрасно знаете, почему деньги находились в моем сейфе, - оборвал бухгалтера Князев. Но та все же прокудахтала напоследок: 
 - Проверки, все проверки... Много их у нас было? За год ни одной. 
 - Вы свободны, - кажется не на шутку разозлившись, прошипел Князь. Погодите. Выдайте господину Гончарову авансом миллион рублей. 
 - За что? - отчаянно завопила бух. - Вчера пять, сегодня "лимон" псу под хвост! 
 - Вы когда-нибудь научитесь работать? - вкрадчиво спросил Князев. 
 Бухгалтерша молча поплыла к выходу. 
 - Извините, - дождавшись исчезновения толстухи, проговорил Князь. Год не могу из них людей сделать - совки. 
 Мне стало хорошо и смешно. Хорошо от коньяка, а смешно от чего-то "неправдашнего". Какая-то потемкинская деревня (только с человеческими фигурками) окружила меня. А единственным реальным лицом являлся Князь: бывший второй секретарь райкома, а ныне - осознавший порочность прежних своих принципов поклонник золотого тельца. 
 - Что решили? Договор заключаем? 
 - Тухлое дело, Князюшка, за хобот меня водят. 
 - Кто? 
 - Не знаю, может, и ты! Зачем инструктировал Ступина перед допросом? 
 - Я не инструктировал, просто разговаривали. 
 - А зачем Головина отозвал на самом интересном месте? Зачем припер сюда эту "девочку на шаре"? 
 - Да ты что? Она сама к тебе кинулась. Как только пришла, узнала, что Лийка сейф бомбанула, - ласточкой сюда, чуть меня в коридоре не сбила. 
 * * * 
 Было слякотно, и если б не симпатичная пачка, лежавшая в кармане, стало бы совсем грустно. 
 Первым делом я зашел на рынок и в магазины - решил подкормить пузатое чрево своего холодильника. Потом, поражаясь собственной расточительности, съел мороженое. И только под вечер заявился домой. Скулящей стрелой навстречу мне вылетел пес. Верно, непривычная нагрузка на его студенческий желудок давала о себе знать. По ногам моим дробно и аврально барабанила палка хвоста. Но мученик держался стоически, в квартире был полный порядок (в смысле - по собачьей линии). 
 Брамс всегда помогал мне думать. Поставив диск и накапав в стакан самую малость "Морозоффа", я попытался упорядочить свои мысли. 
 У Князева из сейфа пропадают деньги, которые он в среду утром, то есть накануне, туда помещает. Тут возникает хреновина номер один: почему к себе в сейф, а не к буху? 
 Случайно он оставляет от сейфа ключи - хреновина номер два. Его алчная супруга, воспользовавшись ключом, деньги эти тырит. Согласен. Только непонятно, зачем грамотной, как я понял, женщине делать в записке чудовищные орфографические ошибки? Если хотите, это хреновина номер три. 
 Что там еще? 
 Ага. Кончился "Морозофф". Добавим, самую малость. Так. Князев дает Ступину наставления - как преподнести мне образ супруги. Это, правда, еще ни о чем не говорит, но... Характеристика Лии, данная Головиным, резко противоречит характеристике, данной Ступиным. И еще. Конечно, сто "лимонов" для такого жулика - это мелочь, но ведь бухгалтерша кудахтала и стонала вполне достоверно. Непонятно. Непонятно и другое: когда Лия ушла из дома? И я допустил большую ошибку, не проверив видик. Досмотрела ли она свою порнуху или закончила просмотр после ухода Князева? Ладно, еще успею, пока он на работе. 
 * * * 
 Поймав тачку, я через десять минут уже стоял перед броней князевского логова, но... мои верные, хорошие, мои любимые отмычки подвели. Оставалось одно - ждать хозяина. Я спустился, надеясь хоть во дворе разузнать что-нибудь для себя полезное. Но, увы, во дворе было безлюдно, если не считать двух бабулек у дома напротив. Но бабка - существо подозрительное, и на драной козе к ней не подъедешь. Нужно исподволь. 
 - Здоров, бабули! - по-простецки приветствовал я старух. Те сразу насторожились, как спаниели в стойке. - А где хозяйка из седьмой квартиры? - кивнул я на респектабельный подъезд. 
 - Откудова нам знать, мы люди простые, - проворчала одна из старух. А там баре живут. Где уж нам... 
 Вторая, очевидно, была полюбопытней, а может, попроще. 
 - А тебе-то, сынок, чего там надо? Вроде одет не по-ихнему. 
 - Да труба там течет, вызвали вчера, а я только сегодня смог. 
 - А-а! И то, смотрим мы, не с их гнезда птица... 
 - Да, вот так... 
 - И не знам мы, иде она. Вот Шура-то видела вчерась ночью, часов в полдвенадцать, уехала она, потаскушка-то его новая. С двумя кобелями. 
 - Ага, - вмешалась подозрительная бабка, - под руки ее вели два мужика. С подъезду вышли да в гараж. Сели в машину и убрались развратничать, поди, продолжать. 
 - А на какой машине уехали? 
 - Да на ее. Белая "девятка", - авторитетно сообщила бабка, - крыло длинное, стекла тонированные. 
 - А гараж где? 
 - Вон третий с дальнего конца. А чего ты все выспрашиваешь-то? 
 - Работа такая. Привет, бабули! 
 * * * 
 В щель между створками углядеть ничего не удалось, дверной замок был грамотно подогнан. Поэтому, подтащив детскую качалку, я взобрался на нее, чтобы глянуть поверх ворот. 
 - Ну ты, Гончаров, даешь! Никак машину спереть хочешь? - ухмыльнулся Князь. - Сейчас открою. 
 "Девятки", как и ожидалось, на месте не было. Только серебрился боками князевский "мерседес". Я для виду походил вокруг гаража, понюхал воздух и, чтобы удовлетворение Степана Ильича было полным, разок даже опустился на одно колено. 
 - Ничего! - удрученно подвел я черту. 
 - А что тут может быть? Давай зайдем - по глоточку. 
 Глоточек был нормальным. Как бы случайно я врубил видик. Вспыхнул экран, демонстрируя фейерверк автоматных очередей, и я с разочарованным видом засобирался домой. Уже уходя, спросил: 
 - А где вы изволили провести медовый месяц? 
 - По Золотому кольцу, - последовал ответ. 
 - Вы говорили, она порнуху смотрела? 
 - Ну да... - Он перевел взгляд на экран. - Другую кассету воткнула. А что? 
 - А ничего. 
 * * * 
 Я поздравил пса с облегчением и, открыв дверь, протолкнул его прямым ходом в ванную. Грязь стекала с него холодными липкими струйками. Подумалось: а если явится дама, то будет шокирована прелым запахом псины и следами собачьих лап на полу. 
 "Морозофф" дожидался меня с нетерпением. Отдав ему должное, я занялся приготовлением ужина. 
 Если в видике сейчас другая кассета, то что это значит? 
 А это значит, что Лия либо очень хладнокровный человек, либо она вовсе никуда не собиралась. 
 Не собиралась, но уехала, и, судя по разбросанным вещам, в спешке. А если так, то куда она могла отправиться на собственной "девятке", да еще с двумя "кобелями"? Куда? А куда угодно. Неплохо бы выяснить, кто эти парни, кто ее друзья и где она жила раньше. Наверное, это первое, что нужно выяснить. 
 В дверь позвонили. Сверкая кожей плаща и миндалинами ясных глаз, на пороге стояла ведьмочка-кореяночка. Хорошенькая, игрушечная и в то же время дикая, необузданная. "И не обуздать такую", - прикидывал я, помогая снять плащ. Не удовлетворившись плащом, я пошел дальше - принялся расстегивать кофточку. Гостья прервала это занятие точным тычком мне под ложечку. 
 - Сначала морковку, - раздался ее резкий, но приятный голос. - Или то была шутка? 
 - Нет-нет... - Я заспешил к холодильнику и вытащил ярко-красный пакет бесовской закуски. - Вот, я готовился к твоему приходу. 
 Она, наверное, зашла в ванную, потому что раздался визг, лай, а вскоре появился мой недомытый после прогулки пес. 
 - Что это? - Девушка пыталась стереть влажные пятна глины, которой обильно ее уделал Студент. 
 - Эту собачку я специально для вас отловил. Ваш брат, слышал, охоч до песиков. Ща мы его в ванне завалим. 
 - Вы что, ненормальный? 
 - Как же, желание гостя - закон для хозяина. Ща мы его моментом. Одной рукой я ухватил Студента за шиворот, а другой взял со стола жутковатого вида финку. 
 Студент зевнул во всю пасть и, произнесши "ау", залез мокрым носом гостье под крохотную юбчонку. 
 - Ну и дом! - фыркнула Чио-сан и сбежала в комнату. 
 Через десять минут я накрыл журнальный столик и предложил отметить встречу "Морозоффым". 
 - А не замерзнем? - усмехнулась Чио-сан. 
 - Исключено, - двусмысленно пообещал я и сразу перешел к делу: Скажи-ка мне, лапушка, тебя ко мне Князь отпустил или самовольно? 
 - С его дозволения-с. 
 - А зачем тебе, белке неразумной, нужно было его посвящать в наши интимные дела? 
 - Во-первых, интима еще не было и, возможно, не будет. А во-вторых, посвятили его вы, Костя-сан. Он кабинеты все прослушивает, не говоря о приемной. 
 - А то, о чем мы будем говорить, он тоже узнает? 
 - Да, мой господин. 
 - Ну ты и стерва. 
 - Да, мой господин. 
 - Почему? 
 - Он платит мне деньги. 
 - Ну Бог с тобой! За более тесное знакомство! 
 Мы выпили. 
 - А если я тебя трахну, ты тоже расскажешь? 
 - Нет, ему это будет неприятно. 
 - Какая забота, - умилялся я. - А ты Лийку хорошо знала? 
 - Есть два ответа. 
 - То есть? 
 - Если говорить, как приказывал шеф, то не знала совсем. А если в действительности, то знала, и даже очень хорошо. 
 - И что же тебя заставляет нарушить приказ начальника? 
 - Любовь к истине и боязнь за Лию. 
 - Какая боязнь? 
 - Не знаю. 
 - Поэтому ты и пришла? 
 - Не знаю. 
 - Кто тебя рекомендовал в фирму? 
 - Никто, сама пришла. 
 - Врешь! 
 - Да! Но это существенно. 
 - Что существенно? 
 - Лия. 
 - Ей что-то грозит? 
 - Не знаю. Может быть. 
 - Откуда она? 
 - Из Эйска. 
 - Где родители, родные? 
 - Под Эйском. 
 - Точнее. 
 - Не знаю. 
 - По каким городам совершали они свое свадебное турне? 
 - Золотое кольцо и... 
 - Что? 
 - Ничего. Я пошла, уже поздно. 
 - А как же?.. 
 - Пока никак. А вот если бы Степан Ильич узнал, что мы переспали, то было бы неплохо. 
 - Ничего не понимаю. Я провожу. 
 - Нет, не нужно. 
 Дверь за ней закрыться не успела: на пороге стояла Ленка, как солдат на вошь глядя на удаляющуюся изящную спинку кореянки. 
 - Эт-то что? - Она гневно ткнула перстом во мрак лестничных пролетов. 
 - Чио-Чио-сан, наиприятнейшая девочка. 
 Тщательно закрыв дверь и оглядев остатки пиршества, Ленка ядовито поинтересовалась: 
 - Ну и как у нее? Говорят... 
 - Слухи подтвердились, - произнес я голосом трагика, - перпендикулярно от нормы. 
 - Скот! - Секунду подумав, она пнула ногой жиденький столик. Потом со злорадством поглядела на осколки посуды и на "Морозоффа", в конвульсиях выталкивавшего из горла последнюю свою кровь. 
 Но мне сейчас было не до "Морозоффа": я заметил аккуратно сложенный листок бумаги размером со спичечную этикетку. Очевидно, он находился под чашкой Чио-сан. 
 Не обращая внимания на ядовитое Ленкино шипение, я развернул клочок и прочел: "Северное шоссе, 10-й километр. "Белая вода", дача К. Пушкина. 2А, Эйск". 
 - Вот сучонка! - воскликнул я. 
 А про себя подумал: раньше взять бы тебя за шкварник, да в ментовку, да позвать Ваньку Наумова - был у нас такой лейтенантик. Все бы ласточка выложила как на духу - или как там у них... 
 - Вот сучонка! 
 - Это ты мне? Это ты мне? - шипела, приплясывая вокруг меня, Ленка. Это ты мне? 
 - Тебе, тебе. Успокойся! 
 * * * 
 Ощущение ирреальности навалилось с новой силой. Похоже, вся князевская шарашка решила тянуть меня за нос. Навязать роль Буратино, постоянно подбрасывая мне фальшивый ключик, да еще от множества дверей. Врут все, а зачем? Дают деньги, но с условием вконец меня запутать. Что делать? Не правильнее ли, приняв условия игры, спокойно поплыть по реке уже выдуманной Князевым легенды, с удовольствием лакомясь тоненькими кружочками "лимона"? А вдруг это живец, вдруг меня, как дуру-рыбину, заглотившую его, вот-вот начнут тащить, чтобы в уху... М-да... "Если хочешь быть майором, то в сенате не служи..." И еще эта восточная шлюшка. Потрясла меня, как миксер, поставила на уши, потрясла еще и опять перевернула. Верить ей или нет? То, что она доложит Князю, - это факт, но насколько подробно и детально вопрос. Лучше ей не верить! Хотя она могла именно на это и делать ставку. Чертовщина какая-то! 
 Баба деньги слямзила, и они спектакль мне показывают, сижу в первом ряду да с пряником в зубах. И вообще, кто такая эта Лия? Один говорит шлюха, другой - обратное. 
 - Ты меня любишь? - в ухо замычала Ленка. 
 - Ага, отстань! 
 Она обиделась и ушла на кухню. "Нет чтоб домой", - подумал я, стараясь сосредоточиться. Лия Георгиевна - кто она такая? Пусть ответит человек незаинтересованный. 
 Я поднял трубку. Набрал номер старого знакомого, преподавателя иняза, выпивохи и бабника. 
 - Але. 
 - Еще рано, - опережая события, предупредил я, - только десять! Костя говорит. Извини за беспокойство. 
 - Ничего, капитан, выкладывай. 
 - Ты знал такую Лию Георгиевну? 
 - Герр? Конечно. У нас училась. 
 - Она что, дочь Соломона? 
 - Нет, немка. 
 - Как на передок, слаба? 
 - Да ты что! - Он зашелся от возмущения. - Мне даже не дала, неделю ее за собой таскал. Ни в какую! 
 - Охарактеризуй. 
 - Педантична. Грамотна. Умна. Порядочна. Не скажешь, что из деревни. 
 - Из какой? 
 - Откуда-то из Сибири. Медвежий угол. Поселок какой-то. 
 - Как училась? 
 - Немецкий, английский - говорит и пишет свободно. Французский прилично. 
 - Скажи: могла ли она написать "козел" через "а", "не ищи" - через "и"? 
 - Описка возможна. Ошибка? Ошибка исключена. 
 - Хорошо. Последнее. Как пишется "оревуар" и что точно означает? 
 - "Au" - "до", "revoir" - "свидание". То есть "до свидания". Или "до скорого". 
 - Спасибо. Когда пикничок соберем? 
 - Дело хорошее. А зачем тебе Лийка понадобилась? 
 - Да так. Au revoir! 
 * * * 
 Что ее заставило писать с ошибками? А если она вообще никуда не собиралась? Не собиралась, но уехала. Или увезли силой? Тогда становятся понятными орфографические ошибки. Возможно, она сообщала о себе таким образом, давала знак не верить первому впечатлению от ее записки. Нормально. 
 Теперь два адреса, что оставила раскосая бестия. Или информация исходит от Князя, или это инициатива Чио-сан. Надо проверить хотя бы ближайший - это, очевидно, дача Князева. 
 Это нетрудно было проверить. До Чистова, бывшего князевского соратника, удалось дозвониться довольно быстро. 
 - Глеб Андреевич, добрый вечер! Гончаров. 
 - А-а! Здорово! Чего вдруг? 
 - Да вот в баньке захотел попариться. Как, свою-то выстроил? 
 - Нет, не успел. 
 - Может, к Князю напросимся? У него дача у "Белой воды"? 
 - Ага. Да ну его... Лучше уж к соседу. Подъезжай завтра ко мне в десять. 
 - Спасибо. Буду. 
 Дача-то Князева, а что толку? Но посмотреть ее не вредно. 
 Что-то подозрительно притихла Ленка. Я осторожно заглянул на кухню. Говорят, нет ничего хуже, чем пьяная баба на транспорте. Уверяю, что на кухне - та же история. Моя дама бессмысленно лупала пьяными глазами. Студент сидел рядом и ситуацию оценивал критически. 
 - Сакатина ты, Кот! - сообщила Елена доверительно, когда я с трудом дотащил ее до дивана, накрыл пледом и поставил рядом тазик. 
 - Ша, алкашка. Студент! Сторожить! - приказал я псине. Собрав джентльменский набор взломщика, сам я ушел в ночную сырость. 
 * * * 
 Дачное местечко "Белая вода" находилось по другую сторону реки, и до князевской дачи я добирался в объезд, через мост, на "левом" автобусе, добирался в обществе веселой компании. Квинтет состоял из двух парней и трех девок - одна была явно лишняя. Она доверчиво положила голову мне на плечо, предлагая познание непознанного. Ее горячо поддержали товарки. 
 - Мужик, валим с нами! У нас кайф! Видик, травка, все путем. Милку трахнешь, она сегодня бесхозная. 
 - Девочки, я стоик и всегда отрицательно относился к совращению малолеток. А потом, я импотент. Шеф, мне здесь! 
 Расплатившись, я удачно приземлился в лужу. С минуту постоял, провожая яркие рубинчики автобуса, привыкая к кромешной темноте и слякоти. Автобус, фырча, исчез. Я остался один в промозглом ночном тумане. 
 Неподалеку от трассы виднелись мутные желтые светлячки редких дач. Туда я и направлялся. Пробуя ногой дорогу, я потихоньку пошлепал к дачам. Фонарик пока не включал и вообще старался не слишком шуметь, не привлекать постороннего внимания. Почему? Сам себе объяснить не мог. Не нравилось мне это место, хоть убей. 
 Через несколько минут ноги мои нащупали асфальт и я, ориентируясь по придорожным столбикам, уверенно зашагал к князевской загородной вилле. Мне подумалось, что она должна быть второй из пяти находящихся здесь барских палат. 
 Судя по всему, так оно и было, потому что на остальных дачах горел свет. И лишь на этой царила полная темнота. Просто удивительно - у других чиновников все забрали, а у Князя дачка осталась. Хорошо, если сторож спит, иначе начнет тявкать и здорово мне помешает. 
 Но сторож, как ему и положено, то ли спал, то ли отсутствовал. Опасаясь сигнализации, я перелез через забор и, прячась за деревьями, подошел к дому. Что я рассчитывал тут найти? Не знаю. Дверь отворилась подошла первая же отмычка. Я направил луч фонарика в глубь затхлости. Дачей не пользовались. Очевидно, Степан Ильич пока что довольствовался загородным офисом фирмы. Я проскользнул вовнутрь, закрывая за собой дверь и путь к отступлению. 
 Дом состоял из четырех комнат, просторной кухни, ванной и веранды. Я ничего здесь не нашел, кроме... ста миллионов рублей. Тугие новые пачки аккуратными стопками лежали в ящике письменного стола в полиэтиленовом пакете. 
 Дурость какая-то! Мне оставалось только их забрать. Девять пачек отдать Князю, а десятую опустить в собственный карман, не забыв при этом купить шоколадку Чио-сан. Но подвох был налицо. Да и неудобно как-то передавать деньги хозяину, найдя их в его же собственном доме, тем более ночью. Но, с другой стороны, оставлять их здесь я тоже не имел права. Оставалось одно: надежно перепрятать. 
 Я с увлечением искал удобное для этого место и скорее не услышал, а почувствовал спиной присутствие человека, когда старался отодрать паркетину. Сделав вид, что этот тайник мне не подходит, я отправился в переднюю, к электрощитку, а оттуда на кухню, в любой момент ожидая выстрела или другой подобной же пакости. Отодрав дубовый наличник над подоконником, я вытащил из стола деньги и, тихонько напевая, пошел к окну. 
 Всем телом ударившись о подоконник, я вывалился на улицу и побежал. Бежал, петляя, зигзагом, лопатками чувствуя догоняющую пулю. 
 * * * 
 Я здорово ошибся: в меня не только не стреляли, но, кажется, даже не преследовали. Моя персона ни для кого интереса не представляла. Немного отдышавшись, я начал соображать: что предпринять дальше? Меня дурачили целый день, упорно, целеустремленно. И похоже, они таки одурачили меня. Но кто именно? Князев, скорее всего. Но зачем? Чтобы я принес ему деньги, которые, допустим, утащил он сам? Чтобы выплатить мне сумасшедший гонорар? Мог бы сделать это проще, я бы не обиделся. Но он через вертлявую свою секретаршу предпочитает подкинуть мне адрес дачи, где я нахожу миллионы, с которыми сейчас таскаюсь, как собака с салом. 
 И вообще, почему он уверен, что я их ему принесу? Ведь можно сейчас же, не заходя домой, рвануть в какие-нибудь Арабские Эмираты, купить себе наложниц и отдыхать. Хотя... если перевести на доллары, это всего-то сто тысяч. Не так уж и густо. Кроме того, меня кто-то контролирует. 
 Решено, наложницы отменяются. Едем к Князю играть в его кубики дальше. Только не заиграться бы. Но у нас был договор - найти деньги. Я их нашел, и теперь мою миссию можно считать оконченной. А если кому-то охота крутить вола дальше, что ж, пожалуйста, только без меня. 
 Был час ночи, и я с трудом остановил дряхлый "Москвич". А когда подъехал к дому Князева, часы показывали около двух. Несмотря на это, я с ожесточением давил на кнопку звонка, пока не осознал всю тщетность своих потуг. Отмычки хитрые замки Князевых хором не брали. Я был бессилен перед этой цитаделью. Пришлось с досады пнуть ногой массивную дверь. Дверь бесшумно и нехотя приоткрылась, брызнув светом. Фа-фа, ля-ля, похоже, меня ждет новый увлекательный тур князевской викторины. 
 Но у меня не было ни малейшего желания продолжать эти игры в качестве осла. Поэтому, осторожно прикрыв дверь, я отправился домой, чтобы наконец-то в спокойной обстановке разобраться с "Морозоффым". Беспокоили меня лишь найденные мной "лимоны". Не привыкла моя берлога к такой "капусте". 
 Хлопнула дверь подъезда, и несколько человек, переговариваясь, стали подниматься наверх. А вот видеть меня им было совершенно необязательно, и мне не оставалось ничего более, как юркнуть в гостеприимно открытую квартиру. Мягко щелкнула челюсть замка. Дверь Князька была крепкая, дубовая, покрытая броней, за ней едва слышно, что делается по ту сторону. На всякий случай я отошел в глубь вестибюля. И тут-то увидел ярко освещенную гостиную. 
 Развалясь в кресле, с трудом сдерживая себя, надо мной хохотал, глумился Степан Ильич. Хохотал беззвучно, разинув пасть, так, что язык торчал наружу. И глаза он от безудержного смеха выпучил как рак. Но смеяться ему надо мной резону не было, потому что я был живой, а он сидел передо мною мертвый. Причем со спущенными брюками. И некогда доблестные его гениталии были превращены в сплошное кровавое месиво. 
 В дверь настойчиво и требовательно позвонили. Надеяться на ошибку нелепо. Шли именно сюда. Я оказался в западне. Прыгать из окна - значит ставить крест. Скорее всего, внизу меня уже поджидали. 
 - Откройте - милиция! 
 Громкий голос, напрочь лишенный приятности, требовал, настаивал. 
 - Какая милиция? - Подойдя к двери, я попробовал "прогнать дуру". 
 - Старший лейтенант Ивачев, по вызову. 
 - Никого я не вызывал. - Я тотчас же понял, что, отвечая так, совершаю большую ошибку. Поэтому, пока не поздно, я открыл дверь, забросив деньги в угол передней. 
 Ого! Вся бригада ППС в полном составе. И ни одного знакомого. Явно не из моего бывшего РОВД. 
 Стоя в прихожей, старший лейтенант представился вновь. 
 - Что у вас случилось? 
 - Не знаю, - чистосердечно признался я. 
 - А зачем вызывали? 
 - Что? Сюда? Вызывал? - удивился я с наивностью сорокалетней проститутки. - Вы что-то путаете. 
 - Ваши документы? 
 - У меня нет с собой. 
 - То есть как? Разрешите... - Он плечом попытался отодвинуть меня, но, как человек бывалый, я перед ним качал "маятник". - Дайте пройти! 
 Четверо ментов двинулись на меня, причем самый дохлый из них уже мучил в своей лапке дубинку. 
 Дальше темнить было бесполезно и опасно. 
 - Прошу вас. - Широким жестом я пригласил патруль пройти и, указав на удавленника, доверительно рекомендовал: - Степан Ильич Князев, президент крупнейшей в нашем городе фирмы. Женат. Ныне мертв. 
 Менты рты пораскрывали, и хоть это доставило мне удовольствие, ведь я понимал: в ближайшем обозримом будущем я таких эмоций, видимо, буду лишен. 
 - Ты его, что ль, прихватил? - разглядывая мою физиономию, выдавил наконец один из сержантов. И, что-то для себя решив, распорядился: - Давай, Леха, накинь ему браслеты. 
 Второй сержант, поздоровее, с готовностью и видимым удовольствием тут же прищемил мои передние конечности. Дохляк же, глядя на меня с ужасом и уважением, отходил в глубь гостиной, пока не наступил на князевскую ногу. Нога без сопротивления отодвинулась в сторону. Сам же Князев, по-прежнему сидевший с вывалившимся сизым языком, с присвистом выдул изо рта пузырь слюны. Наверное, в последний раз. 
 Золотушный сопляк с сержантскими погонами икнул и помчался блевать. Сержант Леха освободил князевскую шею от объятий шнура и повернулся к старшему лейтенанту: 
 - Бригаду надо вызывать, старлей. Звони, Володя. 
 - Как у него температурка? - поинтересовался я с непринужденным видом. 
 - Теплый еще, но не совсем чтоб. Часа два, наверное, прошло, авторитетно констатировал старлей. 
 - Ага, и эти два часа я сижу и жду, не потеплеет ли мертвяк или не подъедете ли вы? Так? Или же, придавив его, названиваю в любимую легавку и ожидаю с нетерпением, когда же меня повяжут. Не совсем логично. 
 - Это ты там потом будешь выстраивать свою логику, а у нас закрой крикушку. - Леха сунул мне под ложечку дубинкой и продолжал неспешно, со вкусом: - Логик... У нас ты с поличным, на месте преступления, на тепленьком еще "жмурике". 
 Сержанту явно мерещились премиальные. 
 - Мудак ты, Леха, - с сожалением сообщил я, но добавить ничего не успел, потому что он очень удачно приложился к моему темечку дубинкой. 
 - Хватит, перестань, - сквозь туман донеслись до меня лейтенантовы слова. - Что-то долго едут. 
 - У них сегодня опять одна машина на район. Василь, отправь этого недоделанного на улицу - всю ванну обрыгает. Что экспертиза скажет? 
 - Ё-мое! - Старлей матерился долго и старательно. - Ты, засранец, канай отсюда к машине, жди там. Да ванну помой... Хотя нет, не надо отпечатки смоешь. 
 - Чьи? - язвительно осведомился я. 
 - Заткнись, - ласково посоветовал сержант Леха. 
 Я проявил благоразумие и присел на корточки. 
 Так и застали нас оперативники в вестибюле князевской квартиры. Меня, как опасного преступника, посадили тут же, в прихожей, на табуретку. И пока эксперты суетились с замерами и осмотрами, дежурный следователь, примостившись рядом, начал обработку. 
 - Фамилия? 
 - Гончаров. 
 - Имя? 
 - Константин. 
 - Отчество? 
 - Иванович. 
 - Где работаете? 
 - Нигде. Уволен из органов. 
 - А-а, так вы тот самый... 
 - Тот самый! 
 - Докатился! 
 - До чего? 
 - Человеков давить начал. 
 - Да не я это. 
 - Не ты, так твои подельники. 
 Господи, все его вопросы я знал наперед. Даже обидно стало - каких пней набирают! Толстая девка с двумя маленькими звездочками и большими титьками, что шмонала перед входной дверью, вдруг закудахтала, давясь соплями и восторгом: 
 - Парни! Что нашла! - Она указывала на лежавший у ее ног пакет с найденными мною миллионами. 
 - Ни хрена себе! - оценил сумму оперуполномоченный, плешивый крепыш. Сколько тут? 
 - Пачек десять. Пятидесятитысячными - это... - она зашевелила носом и извилинами, - это пять "лимонов". 
 - Ну и дела, - выпучился следователь. - Откуда? 
 - Я принес, - признался я. - Осторожно с отпечатками. Это важно. Тем более, что там в двадцать раз больше, чем результат вами высчитанный. То есть сто миллионов "деревянных". И учтите: это все, что я вам могу сказать. Показания я буду давать теперь только своему следователю. 
 Вызвали подкрепление, и меня с большой помпой в четыре утра доставили в РОВД. 
 В одноместном персональном собачнике я заснул, забылся. Проснулся же с мыслью, что, кажется, серьезно влип. 
 К следователю меня отвели часов в двенадцать. А до этого я успел крепко подумать, "выстроить скелет" происшедшего. 
 Позавчера в ночь исчезает князевская жена и, предварительно вырубив сторожа, прихватывает мужнины бабки. Исчезая, она оставляет записку, в которой недвусмысленно просит о ней не беспокоиться. И уходит в обществе двух мужиков. Или уводят силой? На этот вопрос пока нет ответа. Наутро ее муж, накануне находившийся в приятном обществе девок, обращается ко мне с просьбой помочь найти деньги. Но всего он мне не докладывает. Более того, при опросе его коллег ведет себя странно. И вообще: странный какой-то союз Князева и Лии - что общего у них? С ее стороны еще понятна выгода такого брака. Но ему ведь она нужна как "пришей к жилетке рукава". У него таких десяток добрый наберется. И что значит ее прощальная записка? 
 А вечером приходит кореянка и выманивает меня на дачу, где я нахожу миллионы, с которыми прямехонько попадаю к холодеющему князевскому телу и потом - в объятия своих бывших коллег. 
 Черт знает что... Единственное, что понятно: меня хотели подставить и подставили. Но нанимал-то Князев. Для чего? Чтобы я был на освидетельствовании его трупа? Вряд ли. И кроме того, я бы мог это сделать бесплатно. Можно допустить, что в игру неожиданно вмешался кто-то третий, оставив меня и покойного в проигрыше. Но миллионы-то в милиции. Значит, он, третий, тоже не в выигрыше. Тогда зачем все? И какую тут роль играет Лия? 
 Да-да, единственное мое спасение - говорить только правду. 
 * * * 
 Следователь мне попался новенький. Переселенец из стран ближнего зарубежья. Бывший следователь прокуратуры, человек грустный и вежливый, к грязной милицейской работе совершенно не приученный. Юрий Львович Вайер был примерно моего возраста, но абсолютно лысый. 
 Он печально посмотрел на меня умными черными глазами и не то предложил, не то попросил: 
 - Будем работать? 
 - Будем, - согласился я. 
 - Вы бывший работник органов, а я здесь новенький, поэтому поручили мне. Насколько возможно, постараюсь облегчить вашу задачу, но и вы помогите мне. Дело для меня... хреновое. - Он осторожно погладил голый череп и предложил: - Начнем? 
 - Начнем! - И я обрисовал ему ситуацию. 
 Как и следовало ожидать, следователь поверил мне процентов на тридцать, но все равно у меня возникла уверенность, что проверит он все досконально и добросовестно. Более того, благодаря его хлопотам я остался в одиночной камере. В общей мне было бы куда тоскливее. 
 Больше всего меня беспокоило положение Студента. Догадается ли Ленка кормить пса и вообще следить за ним? 
 В течение следующей недели Вайер несколько раз вызывал меня, уточняя мелкие детали, а в пятницу наконец сообщил, что освобождает меня под расписку. За эту неделю следователь проделал кропотливейшую работу (кстати, найденные мной деньги оказались фальшивыми). Он часто сам, высунув язык, бегал и опрашивал свидетелей моих перемещений. В частности, раскопал дряхлый "Москвич", доставивший меня к дому Князева, "левый" автобус вместе с поздней компашкой, установил мой разговор с толстой бухгалтершей и, самое главное, выяснил, что я в момент смерти Князева еще находился в обществе Чио-сан и Елены. Мне показалось, что ему было приятно освобождать меня, хотя бы и без права выезда. 
 Вот так, с подпиской о невыезде, в пятницу после обеда покинул я некогда родные пенаты. Прощаясь, Вайер настоятельно рекомендовал мне не соваться в это дело. 
 Как показали некоторые очевидцы, в тот день в подъезд Князева заходили трое парней. И пробыли они там примерно тридцать - сорок минут. Вышли в спешке, но не суетясь, по-деловому сели в белый замызганный "жигуленок" первой модели и тотчас отъехали. 
 Видимо, все шло по плану. И я для них был необходим лишь как слепой соучастник или просто подставка. Действительно, расчет был верный. Попадись мне следователем не этот замечательный мужик, а кто-нибудь из бывших врагов-сослуживцев, дело бы пришили будь-будь. И белые ниточки бы замазали. Деньги забрали до выяснения, только непонятно - чего. Бухгалтер Любаша от них напрочь отказалась. Бедная женщина! Наверное, у нее сейчас головные боли и расстройство желудка. Жаль, что мне нельзя ее посетить. И что делать с остатками аванса? Собственно, задание я выполнил, и не моя в том вина, что кто-то решил перекрыть Князю кислород. 
 * * * 
 Дома все шло нормально. Елена была в курсе происшедших событий и встретила меня как героя войны, только что вернувшегося с поля брани, как героя, ждать которого уже перестали. Омыв мою щетину обильной женской слезой, она попыталась отдаться мне тут же, в прихожей. И если бы не Студентовы антраша, ей бы это удалось. 
 - Мне кто-нибудь звонил? 
 - Ага, девка какая-то и мужик. 
 - Когда? Телефон оставили? 
 - Нет. Сказали, перезвонят. Несколько раз звонили. 
 И только мы сели за стол, телефон взбрыкнул. Я снял трубку. 
 - Мужик, ты жить хочешь? 
 - Конечно, - заверил я абонента. 
 - Тогда нюхай в тряпочку и не дергайся! 
 Трубку положили. Я сразу сообразил, чего от меня хотят. Собственно, наши желания совпадали, и мне было нетрудно послушаться доброго совета. Я люблю тайны и риск, но в разумных пределах. 
 - А ты надолго в гости? - осведомился я у Елены, отрезая изрядный кусок шницеля. 
 - Ну ты и скотина! - удивилась она, с трудом заглатывая застрявшее в горле мясо. - Сейчас уйду, хам! 
 - Да ладно, посиди пока, - великодушно разрешил я, чем вызвал новый истерический всплеск. 
 Пришлось успокаивать подругу, утешать. От этого занятия меня отвлек телефонный звонок. Князевская бухгалтерша заквакала в трубку торопливо и сбивчиво: 
 - Константин Иванович... Надо же... такое... Я не могу прийти в себя... Такое несчастье... 
 - Еще бы, сто миллионов коту под хвост. 
 - Ах, что вы! Да не было никаких миллионов, в глаза их не видела. Я о Степане Ильиче. Такой человек был... А вы о каких-то миллионах. Ничего не знаю, я и вашим это сказала. 
 - Ну а я при чем? Зачем звоните? 
 - Ах, ну что вы! Вас ведь посадить хотели, я так рада... 
 - Что хотели посадить? 
 - Нет, что отпустили. 
 - Сомневаюсь. Зачем вам это было нужно? 
 - Что? 
 - Похитить Лию, удавить Князева и упрятать меня к белым медведям. 
 - Вы в своем уме? 
 - Да! Хорошо, что не в вашем. И вообще, оставьте меня в покое! 
 - Ну и ладно! - воскликнула она, изображая обиду. - Прощайте. 
 - Чрезвычайно меня обяжете. 
 Все. На этой истории нужно ставить точку. Но еще хотелось настучать кореянке по ушам за все то хорошее, что она мне устроила. И я решил сделать это, не вмешиваясь больше в их мафиозные дела. 
 * * * 
 Ранним субботним утром я развалился в шикарном кресле в князевской приемной. Напротив чавкал, пуская жвачные пузыри, качок лет двадцати. Он глубокомысленно - хорошо, что молча, - анализировал поведение небольшого резвого таракана, нагло посмевшего осквернить стекло и хром журнального стола. 
 Кореянка еще не явилась. Зато ровно в восемь через приемную в кабинет важно прошествовал Владимир Ступин, бывший вице, а ныне, как я понял, президент фирмы. При виде его парень, проглотив очередной пузырь, вытянулся по стойке "смирно". 
 Уже закрывая кабинетную дверь, Ступин соизволил заметить меня: 
 - Чего вам? 
 - Я, собственно, к секретарю. 
 - Зайдите. 
 - Слушаю вас, Владимир... 
 - Леонидович. Садитесь. Я бы хотел просить вас забыть всю эту историю. Видите ли, только-только мы стали входить в русло, и ваш приход... 
 - Он никоим образом не связан с вашими делами и князевской историей. Это личное дело и касается только меня и вашего секретаря. 
 - Вот как? - Он улыбнулся уголками губ. - Что ж, тут я бессилен. В таком случае... 
 - Позвольте единственный и последний вопрос. 
 - Конечно. 
 - Зачем вам понадобилось наговаривать на Лию? 
 - Наговаривать? Бог с вами! Я и сейчас могу повторить слово в слово сказанное мною ранее. 
 - Но по отзывам остальных... 
 - Да, знаю. Общее мнение коллектива о ней очень высокое, но, полагаю, я разглядел ее получше, чем прочие. 
 - Как же вам это удалось? 
 - Тут присутствует личный вопрос, и я бы хотел на этом закончить разговор. Тем более, что мы с вами договорились предать эту историю забвению. 
 - Но человек-то пропал. 
 - Сбежал! 
 - Вы уверены? 
 - Уверен я или нет - к делу не подошьешь, а вот ее записка подшита, и производство дела прекращено. Заходите, буду рад вас видеть. 
 Так нагло и так ловко меня еще ни разу не выставляли. Ошеломленный, я вышел в приемную. За мной тяжело вздохнула массивная дверь кабинета. 
 Чио-сан переобувалась. Грациозно присев и чуть отставив попку, она надевала на ножку позолоченную туфельку. Я подошел и ощутимо, с оттяжкой, к этой попке приложился. Девчонка пискнула кастрированным кроликом и пошла, как волчок, на одной туфельке кругами по паласу. 
 - Ну ты, гейша херова, - придержал я ее за талию. - Хочешь в лоб? 
 Она внимательно посмотрела на меня своими черными миндалинами и ткнула пальцем мне в глаз. Теперь волчком завертелся я. 
 - Убирайся вон, козел вонючий! - напутствовала она меня без тени гнева. 
 Чуть отдышавшись, я попытался переломить ход событий, но она, уже сидя за столом, нажала на какую-то кнопку, и из правой неприметной дверцы выскочил квадратный мальчиш. 
 - Кутя, проводи, пожалуйста, господина Гончарова. 
 Кутя задумчиво, как на давешнего таракана, посмотрел на меня. Челюсть его по-прежнему пережевывала жвачку. 
 - Мужик, сдрисни, - выдал он наконец свой вердикт и пошел на сближение. Вспомнив вчерашний телефонный вопрос, я неспешно удалился. 
 Давненько со мною так не обращались. По идее нужно было плюнуть и забыть, но невозмутимое высокомерие этой Чио-сан меня бесило. Тертая девочка и знает много больше, чем я полагал. 
 Чтобы как-то унять охватившую меня злость, я зашел в ближайшее кафе, где по-крупному поговорил с довольно приличной "Зубровкой", заткнув пасть свирепому зверю куском плохо прожаренного мяса. Домой идти не хотелось: Ленка со своей домовитостью заходит слишком далеко. А вот к старому товарищу будет как раз, тем более что его "швабра" недавно сделала ему ручкой. 
 С Сашкой мы проболтали до самого вечера, вспоминая, что было и чего не было, но быть могло. Почему-то не выбранный ранее путь всегда кажется наиболее оптимальным. Довольные собой и встречей, мы расстались около девяти, и возвращался я уже в темноте. Войдя под арку, я почувствовал, как мне в ногу ткнулся пес. Студент был мокрый и, наверное, грязный. Но удивило меня не это, а то, как осторожно и сдержанно он приветствовал меня. Обычно его восторг граничил с собачьим умопомешательством. А сейчас пес подошел как бы украдкой. Уши прижаты, и, похоже, тянет меня прочь от дома. 
 - Домой, псина, домой! 
 Я гладил пса и успокаивал, уже входя во двор. Но Студент упорно отбегал в сторону; он явно не желал идти домой и, кажется, мне не советовал. 
 - Ну и хрен с тобой, мокни тут, душа твоя дворовая. - Я двинул к подъезду, и тут только до меня дошло, что пес предупреждает меня о какой-то опасности. 
 С телефона-автомата я набрал номер соседа, бывшего коллеги и собутыльника. Трубку, к счастью, снял он сам. 
 - Юрка, привет, Костя говорит. 
 - Ну? 
 - Накинь на себя что-нибудь цивильное и глянь, что у меня возле квартиры и вообще в подъезде. Потом доложишь, я в арке. 
 - Ладно, - пробурчал семьянин-обыватель и бросил трубку. 
 Опять пошел дождь. Собака сидела рядом, довольная догадливостью хозяина. 
 Юрка появился с противоположной стороны. Значит, пес не блефовал. 
 - Ну, что там? 
 - Возле квартиры все спокойно, а между дверей, в тамбуре, курят трое мордоворотов в коже. Я на всякий случай зашел домой, взял две дубинушки. Держи. Прорвемся, сыщик Пинкертон. 
 - Давай я пойду первым. Ты стой на улице. Если что, орудуй. Но учти, у них может быть "дура". 
 - Я тоже взял! 
 Я рывком распахнул дверь подъезда и тут же дубинкой, как рапирой, парировал удар арматуры. Но удар был настолько силен, что мне удалось только смягчить его и немного отклонить в сторону. Все-таки железяка достала мое плечо, парализовав руку. 
 Шапку я ношу редко и сейчас пожалел об этом, потому что второй удар оказался хоть и слабоват, но пришелся по затылку. Ноги мои подогнулись, разум помутился, и уже в блаженном состоянии я услышал два выстрела. А потом понял, что Юрка заботливо тащит меня вверх по лестнице в мою квартиру, тащит и приговаривает: 
 - Ничего! Тыква цела! А это тебе уроком будет. Со всяким дерьмом нюхаешься. Где ключи? 
 - В кармане. Сейчас сам... 
 Кое-как попав в скважину, я открыл дверь и тут только заметил, что из-под намотанного на голову шарфа мне за шиворот стекает теплый липкий компот. 
 - Кровь, что ли? - вяло поинтересовался я у соседа, собираясь протопать в комнату. 
 Юрка несколькими ловкими движениями раздел меня до пояса и развел марганцовку. Промыл рану раствором, потом промыл еще и водкой. Туго и умело перебинтовал разорванной простыней. 
 Часа через полтора я уже отлично себя чувствовал. Мы сидели и выпивали за здоровье Студента, спасшего мне жизнь. 
 Окончание схватки Юрка описывал так: 
 - Когда ты вякнул, я понял, что нужно вмешаться, и выстрелил вверх. Мордовороты тут же выскочили и, бабахнув в меня, побежали к детской площадке. Я для понта засвистел, потопал и укрылся в кустарнике. Они сели в "шестерку" и крутанули в дальнюю арку. А я пошел оказывать тебе первую помощь. Бросай ты, Кот, этот частный сыск. Открутят голову-бестолковку, и некому будет купить красочный венок на могилку. 
 - А где Ленка? - только теперь вспомнил я о подруге. 
 - Не знаю... Вот хоть бы на ней женился. Она ничего, я бы отдался. 
 - Не возьмет. 
 - Это почему? 
 - Она, Юрка, любит мужиков самостоятельных, крутых, вроде меня или Джеймса Бонда, а ты... 
 - Что я, что я? - заершился сосед. 
 - Жидкий в коленках. 
 Он обиделся и ушел, на прощанье назвав меня "дятлом". Я заржал, увидев, с каким презрением смотрел ему вслед Студент. Пес держался скромно, но гордо, всем своим видом говоря: "Не стоит благодарности. Ведь мы с тобой мужики! А предложенное тобой мясо я, конечно, съем, но к делу это не относится". 
 Ну ладно. А теперь постараемся еще раз осмыслить происшедшее. Все просто, как лом. Упреждающий удар. Но ведь я не вмешивался, то есть выполнил требование. Может быть, по ошибке, а может, по неведению я задел какой-то скрытый мафиозный нерв? Когда бьют за дело, обидно. Когда так просто - обидно вдвойне. Ладно, предположим... 
 Предположить помешал резкий звонок в дверь. Звонок, совершенно мне не нужный. Второй удар моя черепушка принимать отказывалась. Говорят, газовый пистолет в квартире весьма неудобен, но на безрыбье и гузка соловей. Я его сунул в задний карман спортивных штанов, и, когда шел к двери, он холодно и твердо хлопал мне по ягодице. 
 - Стреляю! - предупредил я, открывая дверь. 
 Чио-сан тряслась как в припадке. Не спрашивая разрешения войти, она проскользнула в прихожую. 
 - Чего надо? - не очень-то любезно поинтересовался я, не пропуская гостью дальше. 
 - Константин Иванович, извините, что так с вами обошлась: не могла по-другому - полно ушей кругом. Решила вам позвонить, но у меня дома телефона нет. Спустилась к автомату, а тут... эти трое хотели запихать меня в машину. С трудом вырвалась, поймала такси - и к вам. 
 - Что еще? 
 - Я хотела... 
 - Я хочу спать. 
 - Но они там... внизу... Как я?.. 
 - Как хотите! Знать ничего не желаю. Все. До свидания. 
 Я открыл дверь, ни секунды не сомневаясь, что это очередная подставка. 
 - Константин Иванович... можно я на кухне у вас... пережду только, может быть, они уедут... Я хотела сказать... 
 - Скажи в милиции. Иди туда. - Я буквально вытолкал провокаторшу за дверь и на прощанье с удовольствием пнул ее под зад. Потом закрылся на все замки. 
 Только этого мне не хватало после всего происшедшего, и причем в двенадцать часов ночи. 
 Открыв "свежую" бутылку "Морозоффа" и накапав из нее на сон грядущий, я с удовольствием поставил точку на этом деле, едва не оказавшемся для меня последним. 
 * * * 
 Проснулся я в шесть утра. От доброго похмелья голова раскалывалась, что со мной бывало крайне редко. Грызло чувство вины, не знаю только перед кем. Перед Чио-сан? Возможно... Ночью мне то и дело грезились кошмарики в виде железного шкворня в руках у Чио-сан. Вперив в меня свои черные глаза, она мастерски огуливала меня по бокам и голове. Она била, а я кричал: еще, еще! Мазохист ненормальный. Как бы ей позвонить? Да у нее же телефона нет. Нет телефона, поэтому она вышла позвонить мне из автомата. Зачем? Чепуха какая-то! Без "Морозоффа" не обойтись. 
 Съездить посмотреть, что там у нее, не ввязываясь при этом ни в какие драчки? Но куда? Я и адреса не знал. Хотя это - дело пяти минут. Каналы остались. Только хорошо бы знать фамилию, а я не ведаю даже имени. Через фирму справляться опасно. Пойдем другим путем. 
 Подняв в воскресный день полгорода, я к семи уже знал, что зовут ее Светлана Ким и проживает она в новом общежитии, в 233-й комнате. 
 Отпустив Студента гулять, я отправился по адресу, почти наверняка зная, что ищу бесплатных приключений на собственную задницу. 
 Допуск посетителей в коммунальное жилье был разрешен только с восьми утра. "Как в лагере", - думал я, осторожно обходя этажную блюстительницу порядка и нравственности, в сладком утреннем сне пустившую на бульдожьи щеки слюну. Тихой мышкой я поскребся в обезличенную дверь 233-го пенала. Но внутри была тишина абсолютная. 
 - Стучи, стучи сильней, потаскун, дома она, - не открывая глаз, присоветовала спящая и обманутая мной дежурная. 
 - Почему это потаскун? 
 - А к ней другие-то не ходют. 
 - Да нет ее, наверное, - поделился я опасениями. 
 - А я говорю тебе, дома. Никуда не выходила. Как пришла в первом часу, так и сидит. Спит, наверное. Троим-то кобелям дай за ночь - поневоле спать будешь. 
 - Да никого там нет, - возразил я, дубася кулаком под гулкий перестук сердца, раньше меня понявшего, что произошло. - Есть вторые ключи? 
 - Ими не велено без причины пользоваться. 
 - Когда ушли эти трое? - тряс я уже бульдожину, заставляя разлепить глазки-шильца. 
 - Так вскоре. По разу, наверное, дернули и ушли. 
 - А зачем вы их пустили? - шипел я, чтоб не разбудить спящих. 
 - Как это зачем? Девушка зарабатывает. Ты вот чего приперся ни свет ни заря? Трахнуться хочешь. Вот и они... 
 Договорить ей я не дал, выдрал из рук дубликат ключа и опрометью бросился к двери. Сторожиха следом затрясла свое мясо. 
 Зачем я вошел туда? Ведь знал, что увижу. Знал, но не верил. Точнее, не хотел верить. 
 Работали те же подонки, что и у Князева. Тоненькая девчоночья шея была перетянута белым капроновым шнуром. Его прикрывала раздувшаяся складка набрякшей кожи. Видимо, душили двое, натягивая шнур с двух сторон. 
 Умертвили ее в постели, и сейчас она казалась совсем крошечной, как куколка. Широко распахнутые глаза говорили мне: "Вот видишь, что ты наделал? Ведь я просила твоей помощи..." 
 Все во мне перевернулось. Намотав завитушки-локоны вахтерши на кулак, я резко откинул назад ее голову: 
 - Ну что, сука! Сколько они тебе заплатили? 
 Она посерела. Медленно оседая на пол, осипшим голосом прогундосила: 
 - Вы что... Я никогда... я никого... они сами дали. 
 - Сколько? 
 - Одну. 
 - Что? 
 - Бутылку. 
 - Курва ты старая! Иди вызывай милицию, а я в морг сообщу. Быстро! 
 Оттолкнув ее, я зайцем поскакал на первый этаж, к выходу. Чио-сан я уже помочь не мог, но найти убийц был обязан - ведь накануне она просила о помощи... 
 Только с какого конца взяться? Тетка, конечно, расколется. О моем приходе сюда узнают. Правда, следствие пойдет по другому району. Но и козе понятно, что два удушения в одной конторе сопоставят и увидят одинаковый почерк. Приметы мои налицо, разбитая голова - тоже. Примерно к среде меня опять пригласят к следователю. Не хотелось бы. 
 Остается исчезнуть, переждать, но у меня подписочка о невыезде. Ну и хрен с ней! В сегодняшней неразберихе на Северный полюс за мной не поедут. Северный полюс? Или Сибирь. Сибирь, город Эйск. Там проводили свой медовый месяц молодые Князевы, о чем предпочел умолчать великовозрастный жених. 
 Как бы то ни было, но воскресенье - мое. И пока есть возможность, необходимо этим воспользоваться - уладить домашние дела и уточнить несколько деталей. 
 Через дежурного по фирме я узнал домашний телефон Ступина, и уже в девять его ровный вежливый голос осведомился: 
 - Все продолжаете, Гончаров? Удивительно. 
 - Что - удивительно? Что я жив? Да, сплоховали твои мокрушнички. 
 - Не понял. 
 - Кончай му-му трахать. Я не мальчик и вполне прикидываю, кто их нанял. А ведь мы договаривались, и я слово свое держал. 
 - Ничего не понимаю. 
 - Как тебе угодно. Где и когда ты познакомил Князева с Лией? 
 - Я не знакомил. Они сами снюхались осенью на банкете. Зачем вам? 
 - Любопытство имею. Личного характера. И учти: если меня грохнут, отвечать тебе. Я уже дал наколку кому надо. Все! 
 Я бросил трубку и с жадностью закурил, пытаясь унять дрожь во всем теле. Все-таки за десять последние часов приключений хватало. 
 Я уже потихоньку собирал сумку-чемодан, когда в дверь позвонили. Не ожидая ничего хорошего, я поплелся открывать. В дверях стоял крепенький вьюнош лет четырнадцати. Стоял, обнимая обеими руками огромную коробку с немецкой куклой. Паренек вежливо осведомился: 
 - Вы Гончаров? 
 - Да, - подозрительно оглядывая пришельца, подтвердил я. 
 - Тогда это вам. - Он протянул коробку, судя по всему, очень тяжелую. 
 - Я, малыш, уже в куклы не играю, так что не по адресу. Ступай, милый, вертай назад. А лучше брось ее подальше. 
 - Но это же вам. Мне заплатили, чтоб я доставил по адресу. 
 - Кто? 
 - Парень. Остановил меня недалеко отсюда, указал ваш адрес и фамилию. 
 - Слушай, полудурок, она там у тебя не тикает? 
 - Кто? 
 - Дурость твоя. Посылка не тикает? 
 Парень приложил ухо к коробке и старательно прислушался. 
 - Не-е... Да там что-то мягкое, но тяжелое, кило на десять потянет. 
 - Сколько заплатили? 
 - Чего?.. А, пять штук дал. 
 - Не тикает, говоришь? Значит, взрыватель работает от крышки, откроешь ее, и тебе... 
 - Что? 
 - Крышка! Иди и отдай назад. 
 - Так он бабки заберет. 
 Сколько бы мы еще препирались, неизвестно, только меня вдруг качнуло. 
 - Рука! Что у тебя с рукой?! - Я уставился на руку парня, поддерживавшую снизу коробку. Он неловко перехватил ношу и, белея, стал рассматривать свои красные пальцы. 
 - К-к-кровь... 
 Я мигом затащил придурка в квартиру, вырвал из рук немецкий сувенир и, закрывшись в ванной комнате, сдернул крышку. 
 Бомбы не было. А из полиэтиленового мешка я вытряхнул прямо в ванну сначала голову, а потом туловище рыжего моего пса. К хвосту его, обернутая в пленку, была привязана поздравительная открытка с текстом: "Я не слушал большого дядю!" 
 - Иди сюда, - позвал я топтавшегося в прихожке придурка. - Смотри, что ты принес. 
 Он беспомощно развел красными руками: 
 - Я же не знал. 
 - Какой он был, парень-то? 
 - Крутой такой, в коже. 
 - Один? 
 - Не-е, их трое в машине сидело. 
 - Пойдем, покажешь. - Я выдернул из-под дивана газовую пукалку и, толкая придурка в спину, выкатился во двор. 
 Но кожаная мразь исчезла. 
 В сыром углу городского сада я похоронил пса, еще вчера спасшего мне жизнь. 
 Допил остатки водки. Позвонил Елене, строго-настрого запретив ей появляться в мое отсутствие. Тщательно запер дверь и дневным поездом отбыл из города, нарушая подписку о невыезде. Четко пока связь не прослеживалась, но что-то подсказывало мне: искать нужно Лию. Если она, конечно, жива. 
 * * * 
 Эйск - городишко невеликий, тысяч на сто жителей. Прибыл я туда рано утром, и сразу же - за дело. 
 На манер Остапа Бендера перебрав все номера в гостинице, я остановился на самом дешевом. В восьмом часу утра подобающим образом одетый я на вокзале уже присматривался к похмелюшкам. Публика эта, как показывал опыт, - много знающая и мало что докладывающая властям. После тщательного осмотра наколотых мною кандидатов я выбрал старика с благородными сединами, очень похожего на Эйнштейна. 
 - Папаша, тебе, случаем, Альберт родственником не приходится? 
 - Мой двоюродный дед, - с достоинством кивнув, ответил старик. 
 - А хрюкнуть хочешь? 
 - Это вы в смысле выпить? Ну что ж... Несмотря на ранний час, действительно, я бы не отказался составить вам компанию, поскольку вчера имел неосторожность... 
 - Перебрать! - быстро закончил я монолог потомка великого ученого. 
 - Именно. Но как... 
 - У меня есть, - приоткрыл я полу замызганного пальто. 
 - О! Это меняет дело! В таком случае следуйте за мной. 
 - Куда? Я, папашка, лишних хвостопадов не люблю, у меня от них настроение портится и голова начинает болеть. 
 - Уладим, - коротко бросил старик и величаво понес на эйнштейновских сединах свою жеваную шляпу. 
 Мы шагали через рельсы, мимо стрелок, составов, бесхозных паровозов и наконец подошли к обгоревшему купейному вагону без стекол. Вагон был обитаем. При нашем приближении в щелях появились серые, синие и карие глазки; воспаленные и заплывшие, они смотрели с надеждой и ожиданием. Слышалось шуршание, жаркий и страстный шепот. 
 - Говорю тебе, профессор кого-то зацепил, - объясняла женщина. 
 - Да кого он зацепил? Триппер если только, - возражал в ответ сиплый баритон. 
 - Товарищи, прошу не беспокоиться, - поднимаясь в вагон, объявил старик. - Мы по делу с господином... э-э-э... 
 - Ежиком, - подсказал я. 
 - Да, с господином Ежиковым. Нина Ивановна, нам бы купе минут на тридцать. 
 - Вы, Самсон Данилович, еще за вчерашнее не рассчитались. 
 - Нина Ивановна, вы же меня знаете... 
 - Ладно! Седьмое купе... Я зайду? 
 - М-м-м... Попозже. 
 - Когда ничего не останется, - проворчала вагонная начальница, пропуская нас. 
 Седьмое купе оказалось комфортабельным. Разбитое окно было заделано фанерой, спальные полки закиданы всевозможным тряпьем, а вместо вышибленной двери висел брезентовый полог. 
 С ловкостью фокусника старик явил на свет два алюминиевых фужера и надкушенное яблоко. Церемонно осведомился при этом: 
 - Простите, с кем имею честь? 
 - Константин, - ответил я лаконично, вытаскивая из кармана пузырь. - А вы давно здесь обитаете? 
 - Здесь - это в каком смысле? Вагон, город, область, страна? Или на этом свете? 
 - В городе. 
 - Почитайте, шестьдесят лет, с момента рождения. Ваше здоровье! Дергая кадыком, старик с жадностью засосал водку. 
 Я проделал то же самое. Игнорируя надкушенное яблоко, закурил. 
 - А ты, папаша, фамилию такую слышал - Герр? 
 - Герр... Ну конечно. - Эйнштейновские уши ходили в такт желвакам и, очевидно, помогали старику сосредоточиться. - Герр известным прохвостом был. Теперь предпринимателем бы назывался, а в двадцатом году в расход пошел. Сбежать не успел. 
 - А вы откуда знаете? 
 - А я, дорогуша, историк! Ну да, преподаватель истории. 
 Вот это попадание! Есть еще нюх у легавой собаки Гончарова. 
 - Ну-ну, - подталкивал я, подливая. - Кто же он такой? 
 - А вам зачем? 
 - Я, папаша, тоже историк, - протягивая деньги, закручивал я баки старику. - Пошли кого-нибудь, еще возьмем. И пусть колбасы принесут... Так кто такой был этот прохвост Герр? 
 - А был он золотопромышленником и по тем временам шельмовал изрядно. Сейчас-то бы в масть пошел, за своего, а тогда это в глаза бросалось. Ну да он не очень переживал, дела в гору шли. 
 - И каким образом? 
 - Самым что ни на есть классическим. Когда-то он на Урале у Демидова в управляющих вроде бы ходил, там и навострился. Делал аферы - пальчики оближешь! Закажет участок, начнет разработку россыпи - и на тебе: сумасшедшее содержание, раз в десять больше прогноза. Прибыль налицо. Налицо и желающие перекупить. Перекупают, оформляют документы, а на участке том, кроме дерьма собачьего, ничего нет. Хотя еще вчера покупатель своими руками с лотка граммов по пять снимал. Чудеса? Не совсем. Просто он накануне походит с верным своим холопом и жуликом Сашкой да кое-где в землю из ружьишка пальнет. Сашка замечает, а наутро пробу для покупателя сам оттуда и ковыряет. 
 - Ну и что? 
 - А то, что вместо дроби он патрон золотым песочком славно фаршировал. Так и жил: сначала своим тюльку гнал, а потом и заморским промышленникам. Несколько раз его пытались бить, но он все ускользал. А вот в двадцатом попался, и крепко. Говорят, не без участия своего же брата-промышленника. Кто-то капнул. И, как говорится, "ваша не пляшет". 
 - Ясно. 
 Дело принимало для меня новый, причудливый выверт. Но жареным запахло до гари. 
 - А что дальше? 
 - А дальше, молодой человек, чертовски интересно мне знать, что это вас так волнует судьба убиенного немца? 
 - Да мент это, профессор, - неожиданно донеслось из-за тонкой вагонной переборки. Несколько секунд спустя полог отодвинулся, и в дверном проеме появилась жуткая рожа ветерана-рецидивиста. В купе ввалилась оплывшая водкой и жиром туша. Бандюга, надвинувшись на меня, наступил мне на ногу. Я невольно ее отдернул. - Чё дергаешься, сволота? Бабки есть - отстегивай, может, тогда не замочу. Ну, шевелись, сука! 
 Он двинул меня коленом в подбородок. Я отлетел в проход между полками. И тотчас, изловчившись, саданул его правой ногой по колену. Раздался хруст, кретин послушно улегся в коридоре, вереща и матерясь как тридцать проституток, вместе взятых. 
 - Может, мы продолжим в другом месте? - обратился я к Эйнштейну. 
 - Да, конечно. Бегите! Сейчас они все соберутся... 
 Эйнштейн указал на окно. Естественно, так было удобнее, потому что в коридоре уже послышался топот. Выбив размокшую фанеру, я неторопливой рысью покинул "малину" на колесах. Запомнить время и место новой встречи не составило труда - кинотеатр "Сокол", ровно через час. 
 Что и говорить, информацию я раскопал первосортную. Старичок - блеск: историк, алкаш, говорун. Все необходимые качества в одном человеке. 
 О-ля-ля! Кажется, уголовный детинушка очухался и желает меня догнать. Господи, ну и рожа! Воистину "прекрасной внешности был ум прекрасный дан". Заскочив в открытый тамбур стоящего рядом состава, я с интересом наблюдал: выдержит ли алкашеское сердце такую сумасшедшую нагрузку? 
 Выдержало! Более того, пыхтя и отдуваясь, он полез в вагон, что мне совершенно не понравилось. Сняв стопор откидной площадки, я воздвиг для преследователя непреодолимую преграду. Подмигнул проводнице и через другую дверь убрался восвояси. 
 * * * 
 Приняв душ и переодевшись в цивильный костюм, я расположился в кафе напротив кинотеатра "Сокол" и в ожидании историка-краеведа заказал солянку под коньяк. Она, в отличие от выпивки, оказалась вполне приличной. Когда показалась долговязая фигура старика, я уже очистил тарелку и, постучав в стекло, заказал еще две порции. 
 Эйнштейн подошел к столу, весьма эмоционально реагируя на запахи пищи и выпивки. Проворно усевшись напротив, раскурил бережно выуженный из кармана бычок. Он пытался держаться независимо. 
 - Нехорошо вы поступили, Константин. Кабан до сих пор в себя прийти не может. 
 - В себе ему делать нечего. Шибко буен. Примите, Самсон Данилович, пододвинул я старику стакан коньяку. 
 - Итак, продолжим наш экскурс? Я вам поведал о расстреле Герра. 
 - Так... А семья? 
 - Семью, как ни странно, не тронули. Остались после него жена и двое детишек-несмышленышей, лет по восемь - десять Мальчик и девочка. Забегая вперед, скажу: Олег погиб во время войны, а Ольга вышла замуж и продолжала жить с матерью в старом доме на берегу. Он и сейчас стоит. Крепкий дом, каменный, там склады после войны были, до недавнего времени. Ольга в сорок четвертом родила дочку. Не пойму, куда вы клоните? Вам что, нарисовать все генеалогическое древо семьи Герров? 
 - Не обязательно. Только ту ветвь, откуда девица Лия произросла. 
 - Лийка! Господи, Лийка! 
 - Вы ее знали? 
 - Конечно. Лет десять - пятнадцать тому назад преподавал ей историю. Где она сейчас? 
 - Не знаю, поэтому и интересуюсь. Какая она была? 
 - Была? 
 - Ну есть! Какая есть? 
 - Умная девонька, остренькая, училась хорошо, только с гонором. Она и есть внучка Ольги, от Катерины, что родилась в сорок четвертом. У нее мужа не было, и потому Лию записали на фамилию прабабки - Герр. Лет шесть-семь назад, окончив школу, она выехала в Москву с надеждами на ВГИК, но провалилась. Назад сюда не вернулась, а поступила в иняз в каком-то сибирском городе. Вот вам вкратце ее генеалогический прутик. Позвольте... Старик потянулся к бутылке, но я остановил его, потому как выжал из него не все. 
 Эйнштейн крякнул и выжидающе поглядел умными рачьими глазами. 
 - Вы не замечали за ней чего-нибудь необычного? - деликатно подталкивал я старика. 
 - Да нет. Девчонка как девчонка. 
 - Кто жив из родных? Не знаете ли, где мать, есть ли брат, кум-сват? 
 - Мать живет и процветает. В торговле, сердечная, мается. Сынишку на свет произвела - братика для Лийки, правда, от другого папы. А вот бабка Ольга умерла лет десять назад. 
 - Как они жили? 
 - А вот тут есть интересные моменты. Пока была жива старуха, жили богато. Домище содержали огромный - это бабы одни, заметьте. В конце войны дом у них, как это... приватизировали, а им выделили избенку. Когда выселяли, старуха блажила, ни за что не соглашаясь, ее силком, говорят, тащили. Тут с ней ударчик случился, вскоре и вообще к господину Герру, мужу любимому, отошла. В царство небесное. Осталась Ольга одна, с маленькой Катькой на руках и похоронкой на мужа. Вроде бедствовать должна, но нет. Ольга драгоценности, что старуха от обысков сберегла, на кон поставила. Так что в послевоенную голодуху неплохо перебивалась на побрякушки, сбереженные бабкой. 
 - А было что сберегать? - ненавязчиво спросил я, чуть-чуть наполняя рюмки. 
 - Безусловно. Вообще ходил слушок о несметных богатствах папаши Герра. Кроме всего прочего, он и трактир содержал, в своем же подворье. А здесь история совсем темная. 
 - Ну-ну, повествуйте. 
 - Так ведь за лекции мне даже в средней школе платили. А сейчас академический час стоит... 
 - Сколько? 
 - Полторы тысячи, но я кандидат и... 
 - Получите. 
 Я вытащил три пятисотенные бумажки, и они испуганными сизарями скрылись в сером носке рассказчика. 
 - А за кандидата? 
 - Вас дисквалифицировали спиртные напитки. Ближе к теме. Пролейте свет на темную историю трактира. Хотя бы в двух словах. 
 - Ну, если вкратце, - пропадали человечки. 
 - Не понял. 
 - Тут понимать особо не нужно. История старая как мир. Все это описано в лучших произведениях Мамина-Сибиряка и Шишкова. Побродит мужичонка лето по тайге с лотком, наберет толику золотишка. Что дальше? 
 - Сдает. 
 - Куда? - В банк, наверное. 
 - По идее так, но мужичонка перед банком обычно в трактир имел обыкновение заглядывать. Ненадолго, как ему думалось, минут на пять десять. А уходил навсегда. Часто, очень часто того Васю или Ваню больше не видели. Ни его, ни собранного им золотого песка. Ходили, проверяли. Сначала из царской полиции, потом из совдеповской милиции. Дым! Ничего не нашли. Или не искали. Потому что уходили от Герра эти господа довольные, как коты, поевши сметаны. А мужики все исчезали, пока самого господина Герра красные товарищи не проводили прямехонько на рандеву к дьяволу. Такие вот побочные доходы имел промышленник, пополняя и приумножая золотой запасец. 
 - Так ведь все изъяли. 
 - Что? Изъяли? Нельзя объять необъятное и... 
 - ...изъять неизъятное, - закончил я. 
 - Во-во. Изъяли, по рассказам очевидцев, пять или шесть килограммов, и то в ювелирных изделиях. Я, господин Ежиков, не думаю, что это составляло хотя бы десятую часть благополучия семьи Герров. 
 "Я тоже! Значит, мои предположения верны!" - мысленно воскликнул я, а вслух удивился: 
 - Где же он все хранил? 
 - Моего великого предка это тоже заинтересовало бы. Увы, никто не знает. 
 - А может, ребенка, в смысле золота, и не было? 
 - Был-был! И с пухленьким тельцем. Старуха о нем знала, а вот дочери не открылась - то ли не хотела окунать ее в отцовскую грязь, то ли просто не успела, чирикнула она в одночасье, как с очередным обыском пришли. 
 - А где сейчас Лийкина мать? 
 - Катерина и поныне, не щадя живота своего, денно и нощно служит народу за прилавком колбасного отдела. В центральном гастрономе она трудится. 
 - Это где? 
 - Через площадь. 
 - А живет? 
 - Не знаю... 
 * * * 
 Моложавая, чуть полноватая брюнетка уверенно разбиралась с привередливыми покупателями. Это был тот случай, когда и овцы оставались целы, и волчица явно не голодала. Пристороившись в конец очереди, я наблюдал за четкой, размеренной работой продавщицы. Очередь быстро таяла, и вскоре я оказался у прилавка. 
 - Вам? - На меня вопрошающе глянули живые глаза в паутинке едва заметных морщинок. 
 - Мне? Вот эту колбасу, и чтобы посвежее да потолще. Вы сами-то любите, чтоб потолще да посвежее? 
 Секунду она раздумывала - то ли принять мой светский юмор, то ли рассердиться? Решилась на первое. 
 - Люблю. Только сама я не первой свежести. 
 - А мы с водочкой. Хорошенько прожарим! 
 - Ну если хорошо прожарите, то годится. 
 - А где? Я приезжий. 
 В глазах ее промелькнула тень разочарования. 
 - Катерина, отпускай, хватит языком чесать, - вмешалась высокая дама с длиннющим брезгливым носом. 
 - Сейчас! - Она взглянула на даму. Потом снова на меня: - В двенадцать постараюсь освободиться, ждите напротив, у центрального входа. А колбасу? 
 - Все, что нужно, купите сами. - Бросив на весы двадцать штук, я отошел от прилавка. 
 * * * 
 У меня в запасе оставалось больше двух часов. Дымя сигаретой, я неторопливо шагал в сторону крутого берега, безотчетно приближаясь к герровскому дому. 
 Неухоженная аллея, минуя деревянные домишки, упиралась в ржавый ажурный забор. За ним виднелось одноэтажное строение. Если верить описаниям Эйнштейна, я стоял перед домом и трактиром господина Герра, золотопромышленника, жулика, предпринимателя и, возможно, злодея-душегуба. 
 Только с фасада забор был металлическим, в остальной же его части длинные доски, латанные гнилью и временем, окружали дом, такой же трухлявый и ветхий. Штукатурка лишь кое-где скрывала неровную кладку красного кирпича, у фундамента зеленую и замшелую. Для складской надобности оконные проемы заложили белым кирпичом, местами же зашили досками. 
 Так что заставило меня оказаться здесь промозглым весенним утром? Князев, удушенный десять дней назад? Совершенно очевидно: он задумал освоить забытые герровские копи. Для этого и женитьба, для этого и свадебное путешествие на родину супруги. Чуял Степан Ильич поживу. Нюх у него был отменный, да только обошли его на финишной прямой, причем одним выстрелом убили двух зайцев. Даже трех... Стащили сто "лимонов", подставили меня и прибрали супружницу, очевидно для душевной откровенной беседы о прошлом прадедушки. Жива ли она? Сомневаюсь. Конечно же она ничего толком не знала, но на всякий случай ее скорее всего придушили, как и мужа, как и Чио-сан, давшую мне наколку. Но кто? Несомненно: убитые и убийцы хорошо знали друг друга. Во всех трех случаях жертвы сами открывали дверь. Хотя почему в трех? Трупа Лии я пока не видел, и будет очень неплохо, если не увижу. Видимо, убийца предполагает урвать на редкость жирный кусок, если пренебрег сотней "деревянных лимонов". И не просто предполагает, но уверен в этом: выпустив из руки синицу, он уже схватил журавлиную ногу. Преступник безжалостен. Математически точно он выстроил все, начиная от похищения Лии. И при этом мыслит весьма неординарно. Выстраивать линию его поведения сложно еще и потому, что мотивы преступления находятся в двух с половиной тысячах километров от места происшествия. Безусловно, если бы не Чио-сан... 
 Откуда взялась эта "Волга"? Я едва успел скрыться в захламленной шахте подвального окна. Вдыхая крысино-кошачью вонь подземелья, я напряженно прислушивался. Хлопнув дверцами, приехавшие прошли мимо меня, негромко переговариваясь. По-хозяйски направились в глубь двора. Ого! Знакомый голос! Я выглянул из подвала. Ни души. Пустая "Волга" стояла рядом. Я уже подумывал - не воспользоваться ли тачкой моего "доброго" знакомого в своих целях? Но тут вернулись хозяева. 
 - ...Значит, договорились, - снова услышал я голос Владимира Ступина. - Ремонт мы производим своими силами, но с предоставлением ваших стройматериалов. 
 - Добро, - подтвердил чей-то бас. - Да мы так и договаривались со Степаном Ильичом. И чтоб наличными. Пятьдесят в бухгалтерию, а пятьдесят в клювик. Вы в курсе? 
 - Да, но видите ли... нас ограбили и возникли некоторые затруднения. 
 - Какие еще... 
 - Не волнуйтесь, с клювиком все в порядке, хотя я не вижу необходимости покупать эту развалюху даже за половину суммы. 
 - Тогда неустойка. 
 - Это не оговорено в условиях договора. И поскольку я являюсь президентом, мои условия таковы: двадцать пять наличными под вашу расписку и двадцать пять мы перегоним в течение недели по безналу. Ну а ремонт наш, за вами лишь стройматериалы. 
 Бас заухал нецензурщиной. 
 - Как вам угодно. Извините. Поехали. 
 - Стойте, козлы! Вас из города не выпустят, пока я "добро" не дам. А если вы сейчас начнете дурить, то от вас и вашей тачки не останется и запаха! - орал бас. 
 "Волга" рванулась с места, но тут же завизжала тормозами, словно напоровшись на вилы. 
 - Ха-ха-ха! Гы-гы-гы! - веселился мефистофельский бас. - Говорил вам, пидоры вонючие, неправильно себя ведете. Вы думали, Максимыч в машину к вам один сел, так и веревки из него вить можно? Максимыч сам кого хочешь на кукан посадит. Спрятались, мальчики, отдыхайте! - крикнул он в сторону обрывистого берега. Затем продолжил наставления: - Закопать бы вас здесь, да уважал я Степана Ильича вашего покойного. Кто его? Небось твоя и есть работа? Давай бабки, и без фокусов! Договор останется старый, а дополнения допишешь. Мне бабки на кон, сейчас. 
 - У меня в гостинице, и печать тоже. Я сейчас привезу. 
 - Гы, ты, козлик, не дергайся. Одно неправильное коленце - и ты останешься без денег, без дворца и... без тыквы. Понял? 
 - Конечно. В связи с тем, что договор уже подписан и оформлен моим предшественником... чтобы избежать штрафных санкций, я обязан выполнить его условия, хотя считаю сделку невыгодной и абсурдной. 
 - Вот видишь, какой ты умненький мальчик, - подобрел бас. И дружелюбно добавил: - Ты пойми, Ступин, чтобы тот склад отсюда подвинуть, я уже вложил пять собственных и еще столько же обещал, а там ребятишки крутые, юмора не понимают. Вместе поедем. Стой! - вдруг заорал бас, заглушая шум мотора. Выкинь-ка из тачки своих дебилов, за рулем сам поедешь. А ну, сопли, по одному высмаркивайтесь! Ручонки на затылок. К стене. Руки на затылок! 
 Надо мной показался невозмутимый Кутя, пузыривший свою вечную жвачку. Он с интересом разглядывал смотревшую на него из подвального окошка пистолетную дырочку. 
 - Владимир Леонидович, а что тут легавый опять вынюхивает? 
 - Бог его знает, Кутя, его проблемы. 
 - А то сидит тут с газовой пукалкой. 
 - Ну и пусть сидит, если нравится человеку. 
 - Может, бросить взрывпакет? А можно на него помочиться? 
 - Когда ты, Кутя, с горшка слезешь? Поехали, Максимыч! 
 - Чего вы там? Какой легавый? - Судя по всему, Максимыч двинулся в нашу сторону. 
 Медлить было нельзя, с его мордоворотами я встречаться не собирался. Обдирая пальцы о бетонные выбоины оконной шахты, я чертом вылетел наверх, боясь выстрелами привлечь внимание "мальчиков" Максимыча. 
 "Волга" с открытой водительской дверцей оказалась единственным спасением. Отделявшие меня от нее десять метров я, кажется, преодолел одним прыжком. И тут же врубил скорость, до упора выжимая акселератор. 
 Стоявшие у ворот две зачуханные хари зайцами отскочили в стороны, пропуская машину. Уже в конце аллеи, у поворота на городскую магистраль, я заметил, как из ажурных ворот вынырнул шустрый белый "жигуленок" и уверенно сел мне на хвост. Налево - выезд на шоссе, направо и прямо дороги вели в город. Уходить от преследователей по незнакомому городу или за его чертой на тяжелой машине - труд бесполезный. Тем более, что зацепили они меня основательно. С Максимычем, как я понял, шутить не стоило - неинтересно. Слишком уж грубые и плоские у него шуточки. Спасение мое было в чем-то ином... 
 Выскочив на центральную площадь, я подкатил к зданию милиции. Вплотную к ступенькам прижал машину и выскочил. Кивнув курившим у входа офицерам, как старым знакомым, я с независимым видом пересек вестибюль и направился к сортирам. 
 Взобравшись на унитаз, я глянул в высокое - метра два от пола окошко. Мои преследователи пока не решались зайти в святая святых, но, похоже, уже разрабатывали какой-то план, что-то друг другу доказывая. Медлить не стоило. В конце коридора, рядом с решетками экспресс-камер, находилась металлическая дверь, ведущая, очевидно, во двор милицейского управления. Возле двери нервно топтались четверо алкашей, ожидая своей участи. Это был шанс, тем более что после посещения подвального этажа вид я имел подобающий. 
 - Куда теперь, мужики? 
 - По адресам повезут, за бабками, а где взять? - сообщил понурый жилистый парень в черной болоньевой куртке. 
 - Я дам тебе деньги, только пока молчи. Закуривай, парни. - Я протянул пачку, но закурить не пришлось: из соседней, обитой дерматином двери вышли два сержанта и направились к нам. 
 - Сержант, - заныл я, - отпусти. Завтра получка, не позорьте сегодня. Я тут ни при чем. 
 - Знаем ваши завтраки! - загрохотал сержант. - У соседей возьмешь, а нет, так трое суток будешь у меня улицу мести. Вперед, синяки! 
 Во дворе стояла вахтовая машина, в которую я с удовольствием влез, пробравшись на заднее сиденье. Черная болонья шлепнулась рядом. 
 - А ты кто? 
 - Член в пальто. Усохни. Выйдем последними, я за тебя расплачусь. 
 Алкаши исчезали один за другим и возвращались через несколько минут с зажатой в кулаке данью. Сержант же барским жестом выдавал вольную. Когда нас осталось двое, он с озадаченным видом уставился на единственную квитанцию, стараясь угадать, кому она принадлежит. Наконец строго спросил: 
 - Кто Еременко? 
 - Я, - ответил парень. 
 - Куда тебя? 
 - На Асфальтовый. 
 - А тебя? 
 - К центральному гастроному. 
 - Так мы здесь и стоим. Сам принесешь или сходить с тобой? Как фамилия? 
 Мне хотелось с ним поиграть, но было некогда. Незаметно передав парню деньги, я заверил сержанта, что вот сейчас, вот через минуточку буду, и расстался с ним навсегда. 
 * * * 
 Опоздав на полчаса, ровно в 12.30 я остановился напротив центрального входа. Но прекрасная колбасница отсутствовала. 
 Усевшись на сырую скамейку, я перевел дух. Собрался с мыслями. Что и говорить, напоролся я качественно. Теперь остается только тихонько шипеть в подушку кастрированным удавом. Хотя, наверное, сейчас шипеть и материться приходится Ступину в цепких объятиях Максимыча, аборигена-мафиози. 
 Убийца и вор - Ступин! Вот что означал сегодняшний его визит. Примерно такого появления я и ждал. Не знал только точно, кто явится. Что ж, он сам облегчил мне задачу. 
 По логике, на преступника Ступин сразу тянул, но скорее как бывший любовник, возможно обманутый. Несомненно, о существовании герровского клада он узнал раньше Князева, но не придавал этому серьезного значения. И только увидев, что Князев зашевелился всерьез, женитьбой переходя дорогу и закрывая доступ к золоту, он решается по-дружески придавить патрона. 
 Только почему он так вызывающе спокойно себя ведет? Торгуется по пустякам, хотя знает, что его ждет. Нашел он тайник или только на подступах? Сейчас это вопрос номер один. И если только на подступах, моя задача - его опередить, найти золотишко первым. Только где? Вопрос... Пока все дороги ведут в заброшенный дом. 
 Во время свадебного путешествия Князев составляет предварительный договор на покупку склада-развалюхи под офис своей фирмы. Причем согласен переплатить. Почему? 
 Может быть, хочет угодить юной супруге, вернуть родовое гнездо? Да нет, на Князя не похоже. За просто так копеечку не даст. Крут Князюшка был, крут, пока самого не скрутили капроновым шнурком. 
 Возможно, что Лия знала... Ведь недаром два ее кобеля топтались вокруг герровского дома. Один оттоптался, вторым занимается Максимыч. Что-то знала Лия и знает ее мама Катя, почему-то не явившаяся на случку. 
 Выплюнув сигарету, я зашел в магазин. 
 В колбасном отделе молоденькая девчонка, путавшаяся в розовой сосисочной гирлянде, удовлетворяла покупательские претензии. 
 - Смотри, не удавись, - посоветовал я издали. 
 - Не твое дело, - фыркнула девица. - Канай, винный отдел дальше. 
 - Слушай, жемчужина России, - ласково обратился я к продавщице, давно за тобой наблюдаю. Слышал, какие ты гадости о нашем правительстве говорила. Слышал и зафиксировал. 
 Девка тотчас стала ручная и смирная. Теперь с ней можно было и поговорить. 
 - Ладно, пошутил... Где Катерина? 
 - Домой ее еще в одиннадцать отпустили. По телефону кто-то вызвал, сказал, кран прорвало. Соседей топит. 
 - Адрес у нее какой? - выкрикнул я в перепуганное лицо девчонки. 
 Дрожащей рукой я записывал адрес, а в мозгу билась одна мысль: не успел. Но как он мог меня опередить, если я оставил его в надежных руках Максимыча? 
 На перекрестке, под красным светом, я влез в салон к обалдевшему от моего хамства юному частнику и, аргументировав свое вторжение крупной купюрой, велел гнать что есть мочи. 
 Вскоре мы подкатили к типовой пятиэтажке. Выскочив из машины, я запрыгал по ступеням на третий этаж. Позвонив, прислушался. За дверью негромко наигрывало радио. Но не более того. Никаких посторонних звуков. 
 Проделав ряд несложных манипуляций, я открыл дверь. Переступив порог, осмотрелся. И увидел Катерину, "отдыхавшую" в ванне. На меня сквозь воду смотрели еще красивые глаза в сеточках тонких морщинок. Она лежала, чуть согнув ноги в коленях, покойно сложив руки на животе. Непроизвольным движением я хотел приподнять ее голову над водой. И тут меня шарахнуло так, что, отлетев, я ударился затылком о кафельные розы и, балдея, скис на унитазе. 
 Была проводка не в порядке, 
 А он забыл надеть перчатки. 
 Теперь немногословен, скуп, 
 Висит его холодный труп, 
 вспомнилось предостережение начинающему электрику. Только теперь я заметил под согнутой ногой Катерины крысиный хвост электрошнура. Сам кипятильник был погружен в воду полностью, вместе с изолятором. Возникала полная иллюзия случайного самоубийства. Явись я часа на три позже, студень из симпатичной колбасницы был бы уже готов. Тут мерзавцы все точно просчитали. 
 Я выдернул из розетки шнур кипятильника и спустил горячую уже воду. Судя по ее температуре, холодец готовить начали с полчаса назад. Я осторожно осмотрел покойницу, пытаясь понять, каким изощренным методом ее умертвили. И понять не мог. То, что это не поражение электротоком, ясно было сразу. Таких "жмуриков" мне видеть приходилось. Было очевидно: уложили ее в ванну уже мертвую. Слишком безмятежный вид был у моей несостоявшейся любовницы. А если предположить, что убийство - одно из звеньев "князевской цепи"? Но тогда имели место удушения, а здесь этим не пахнет. Может быть, Катерину умертвили классическим, хотя и малоизвестным способом - испуг в воде? Впрочем, вряд ли ступинские киллеры о таком слышали... 
 Почему ступинские? Ступин с бригадой в это время находился у заброшенного герровского дома. 
 Ничего не понимаю. Ни один из осколков моей версии не желает клеиться к другому. А такая четкая строилась линия. 
 И еще. Предыдущие убийства казались предельно "откровенными", а теперешнее настораживало. Все проделано ювелирно. Но как - непонятно. Не от инфаркта же скончалась крепкая баба. Кровь с молоком. 
 О-ля-ля, это уже интересно! Я склонился над ванной. На соске левой груди покойницы виднелась маленькая ранка, даже не ранка - прыщик. Я одной рукой приподнял грудь, а другой сдавил сосок - на нем появилась красная капля. 
 Все ясно! Убийцы работали иглой. Сначала, видимо усыпив жертву, они методично и расчетливо пронзали ей сердце, заставляя его остановиться. Затем положили в ванну, имитируя случайное самоубийство. 
 Только зачем? Зачем крутым бандюгам-стервятникам смерть продавщицы? Денежки, конечно, у нее имелись - но какие? Так, курочка по зернышку. Сколько она наклевала за всю жизнь - столько они делают за день и без мокрухи. 
 Значит, идет крупная игра, и Катерина, вероятно сама того не ведая, была только фишкой. 
 Не прикрывая дверь ванной, я осмотрелся. 
 Двухкомнатную квартиру она занимала одна. Однако, судя по мелким деталям, мужички ее посещали не редко. Подбор напитков в баре радовал глаз, и я выпил за упокой души прекрасной колбасницы. Мне было жаль ее, я всегда жалею людей, убитых безвинно. 
 Несмотря на кажущийся порядок, следы обыска все-таки присутствовали. Кое-где потревоженная пыль выдавала преступников. 
 Уходить отсюда нужно немедля. Снова попадаться у теплого трупа совсем не хотелось. Протерев дверные ручки и штепсельную вилку кипятильника, я осторожно прикрыл дверь и вышел во двор. Узнав через 09 номер магазинного телефона, я позвонил директору и сообщил о смерти продавщицы. 
 Меня теперь тоже будут разыскивать, и самое правильное в моем положении - дергать отсюда побыстрее. Но куда? В родимый город не покажешься - там у меня два трупа. Здесь оставаться тоже рискованно. Наверняка мою физиономию вспомнит наглая девка из колбасного отдела. А кроме того, хотелось получить должок за Студента, кореянку и сегодняшнюю Катерину. Его, правда, могли не отдать, а совсем наоборот. И скорее всего, этим дело и кончится. Месть, конечно, сладостна, но, пока не поздно, надо дергать - уж больно быстро они клепают трупы, как на поточном конвейере. 
 Тормознув тачку, я постарался поскорее убраться от злополучного дома, велев водителю прямиком рулить к железнодорожному вокзалу. Хвоста, кажется, не было. Минуя гостиницу, я подошел к кассам, надеясь на законном основании покинуть город, посещать который мне не следовало. Как я узнал еще по прибытии, мой поезд отходил вечером, так что предстояло как-то убить четыре часа, не особенно рисуясь. Протягивая деньги кассирше, я уже прикидывал, сколько вонючих вокзальных котлет мне придется съесть в ожидании поезда. Деньги она взяла и протянула мне билет, но взять его я не успел - из-за моей спины вынырнула мощная лапища и, как ковшом экскаватора, подцепив мою индульгенцию, бесцеремонно ее уволокла. Над ухом лопнул жвачный пузырь, и я понял: за спиной Кутя. Слева - теперь я увидел - стоял, ласково на меня глядя, второй мальчиш-плохиш, а справа, слюнявя деньги, шебуршились старичок с бабулькой. 
 - Куда вы дели билет?! - заорал я в кассовую дырку. 
 Кассирша, отдернув шторку, испуганно посмотрела на меня: 
 - Гражданин, я же вам... 
 Но "гражданин" дослушивать не стал, потому что ему под лопатку уткнулось острое жало ножа и задумчиво-дегенеративный голос Кути посоветовал: 
 - Не дергайся, сука! 
 А второй плохиш уже тащил меня под локоть, объясняя старикам и кассиру: 
 - Да свой это. Сестры муж. Сбежать хотел, с дитем бросил ее, скотина. 
 За стеклянными вокзальными дверьми уже виднелась знакомая "Волга", на которой меня, вероятно, повезут, чтобы спокойно и без спешки отправить к праотцам. Интересно, как меня хотят транспортировать: как сейчас, под руки с обеих сторон, или один сядет за руль? Удивительно, но салон "Волги" был пуст. Значит, за руль предстояло сесть одному из двух моих конвоиров, что существенно упрощало ситуацию. 
 До машины оставалось метров десять, когда невесть откуда взявшаяся человеческая фигура дряхлой вороной метнулась нам под ноги, опрокидывая "конвой с арестантом". 
 - К камерам хранения... - прохрипел Эйнштейн, выворачиваясь из объятий плохишей. 
 На бегу я заметил поспешающих к нему бомжей. "Надо надеяться, Кутю с его напарником отделают знатно", - думал я, направляясь к камерам. 
 Перед уходящими глубоко вниз ступенями стояла, с нетерпением поджидая меня, вагонная начальница, хозяйка передвижной "малины". 
 - За мной, шустро! - Теннисным мячиком она зацокала вниз - мимо камер хранения с сонным сержантом, через сортиры, подсобки с тряпками, ведрами и швабрами - все дальше и дальше, куда-то в глубь земли. 
 Наконец мы остановились в тупике - в конце сырого коридорчика, освещенного тусклой желтой лампочкой. Справа и слева змеились и посвистывали в разных тональностях десятка два различных по диаметру труб. 
 Было тепло и влажно, как, наверное, бывает в джунглях. Я перевел дух. Осмотрелся. Куда бы поместить задницу? Очевидно догадавшись о моих намерениях, моя проводница отрицательно покачала головой и негромко сказала: 
 - Подожди! 
 - Чего? 
 - Сейчас придем. 
 - Куда еще? 
 - В... 
 - Так мы... 
 - Нет. 
 - А где? 
 - В... 
 Она торкнулась в маленькую дверцу в правом углу, под трубами. Видимо, на условный стук дверца открылась, еще крепче обдав меня прелой гнилью. 
 - Давай! - распорядилась проводница. 
 - Может, не надо? - спросил я неуверенно. 
 - Как хочешь. Иди назад! - Отодвинув меня плечом, она проскользнула в дверцу. Мне оставалось лишь последовать за ней. 
 Две мутные лампочки едва освещали верхнюю часть пятидесятиметрового туннеля. Трубы, тянувшиеся вдоль стен, казалось, размножились и разжирели коридор наполнялся их низким, сиплым гудением. Густая и влажная вонь поганых грибов, казалось, вот-вот сшибет с ног. 
 - Иди-иди, - подтолкнула меня Нина Ивановна. - Дальше там люк есть, дышать можно. 
 Ступая по влажной пыли туннеля, я добрался до середины и отдышался. Действительно, сверху сочился воздух и пробивался неяркий дневной свет. Некоторые из труб сытыми удавами уползали туда. 
 - Садись сюда, - потянула меня за руку баба. 
 У противоположной от люка стены, за трубными кишками, стоял топчан, нет, два, три, а может, и больше. И на них сидели и лежали люди. Согнувшись, я пролез к проводнице и, обессилевший, плюхнулся рядом, на очищенное для меня место. 
 - Язык здесь не распускай! - негромко предупредила Нина Ивановна. 
 Я закивал. Моя спутница зашарила вдруг в своих объемных запазухах. Шурша бумагой и полиэтиленом, извлекла наконец прозрачный пакет, судя по запаху, с жареным минтаем. Расположив его между нами, завозилась опять, на этот раз выуживая полную "Чебурашку". Содрав зубом пробку, Нина Ивановна надолго присосалась к пузырю, радостно и жадно хлюпая горлом. Потом строго и подозрительно осмотрела на свет остатки и протянула бутылку мне, в целях дезинфекции протерев перед этим горлышко грязной рукой.
 Отказываться я не стал. Но только поднес бутылку к губам, сдавленный чей-то голос прохрипел: 
 - Оставь, мужик. 
 - Бог оставит. Пей, Ежиков. 
 Собственно, пить-то мне не следовало совсем. Я давно уже не верю в бескорыстную дружбу бомжа и знаю, чем такая выпивка обычно заканчивается. Но выверты сегодняшнего дня порядком меня измочалили, к тому же Нина Ивановна ухрюкала добрых две трети. Не враг же она себе! 
 - А где Самсон Данилович? - откидывая пустую бутылку, поинтересовался я. - Как он там? 
 - Надо бы посмотреть, - согласилась Нина Ивановна. - Посидишь тут? 
 - Конечно! - Я незаметно вложил ей в руку деньги. 
 Она сначала дернулась, но поняла, взяла тайком. 
 - Литр "Столичной" с закуской, - прошептал я. И еще тише добавил: - И билет на московский поезд. 
 - Я быстро! - исчезая в зыбком полумраке, пообещала проводница. 
 Я привалился спиной к кирпичной кладке. Задумался. Сейчас я хотел только одного - оказаться дома с Ленкой и с рыжим своим псом, с которым я уже никогда на этом свете не встречусь, оказаться в холостяцкой своей квартире, вытянуться на диване и спать, спать, спать... 
 Я засыпал, а этого делать не следовало, ни в коем случае. Неужели эта толстая стерва мне что-то подсыпала? Или все от суматохи последних дней? Когда же конец? 
 - Мужчина! Мужчина, купите меня. 
 Вздрогнув, я разлепил глаза, выдергивая локоть из цепких костлявых пальчиков. 
 - Зачем? - автоматом задал я дурацкий вопрос. 
 - Со мной ты познаешь райские наслаждения, купи меня, - мерзким голосом загнусавил ребенок. 
 Господи, уж не в аду ли я? Она навалилась на меня; от нее разило сигаретным перегаром и давно не мытым телом. Я с трудом отлепил от себя ее руки - одна из них уже заползла в мой брючный карман, а другая схематично и страшно пыталась погладить мое лицо. Но девчонка прилепилась ко мне репьем, никак не отдиралась. Я брезгливо оттолкнул ее коленом, угодив куда-то повыше живота. Она отлетела, затылком ударившись о трубу. Пискнула мышонком и повалилась к моим ногам. 
 Я поднял тряпичное тельце. При тусклом свете разглядел белки закатившихся глаз. 
 - Ребенка убил, паразит, а-а-а! - Серой молью ко мне метнулось растрепанное чучело. Вцепившись мне в волосы, оно мешало уложить девчонку поудобнее. - Люди, смотрите! Вику мою убил! - шипело чучело, собирая зрителей. 
 И зрители поползли из всех закутков, грозно шурша панцирями заскорузлых одежд. 
 - Да заткнись ты, падла, жива она, - не давая толпе инициативы, обрубил я мамашу. 
 - Ы-ы-ы! Виконька, маленькая моя! Что с тобой изверг натворил! А-а-а! Кровь! У нее кровь! 
 Нюхом я почуял, что меня будут бить. А девчонка, слава Богу, приходила в себя. Я выдернул из кармана десятитысячную купюру. Протягивая ее заботливой мамаше, заметил, как сверкнули глаза обступивших нас бомжей. 
 - Иди купи бинты, вату и спирт, сейчас все обработаю. Я врач, - соврал я. 
 - Спирт-то пять с половиной стоит, - деловито прикидывало чучело. Тут литром не обойдешься, гони еще, а то на бинты не хватит. 
 Я выдрал из брючного кармана все содержимое и, затыкая мамаше глотку, поставил точку: 
 - Быстро дергай, недоделанная. 
 Атмосфера немного разрядилась. Несколько бродяжек заулыбались, наверное, в предчувствии бухаловки. 
 Девчонка пришла в себя и захныкала. Я, как мог, разорванным платком перетянул ее грязную головенку. 
 - Да ты не боись, ничего с ней не будет, живучие они, - успокаивал меня старик охнарь. 
 - А я и не беспокоюсь, девчонку только жалко - зачем она ее подкладывает? 
 - Так выпить охота. 
 Довод был железный, и я замолчал. Бомжики не отходили, словно произошедшее несчастье сблизило нас. А может, просто ждали спирта. 
 Дневной свет из люка пропадал, а Нина Ивановна все не шла. Нужно было как-то отсюда выбираться, причем неспешно, не расстраивая бродяг видом ускользающей поживы. 
 - Посмотрите тут за девчонкой - пойду гляну, где она. - С озабоченным видом я направился к выходу. Но, сделав несколько шагов, растянулся во весь рост, больно ударившись лбом и носом. 
 - Лежи, не дергайся, сволота! - Из темноты появилась кабанья рожа с полоской бинта на лбу. - Думал, уж не встречу легашка, а он сам в гости пожаловал. Давай, Санек, его в мокрый коридор. Обшмонаем да крысам на закусь. 
 Вскочив на ноги, я попытался уйти от невидимого Сани, но, видимо, чего-то не рассчитал - удар под поясницу был настолько силен, что я врезался головой в кирпичную кладку. И, убаюкиваемый гудением труб, поплыл куда-то в фиолетовом тумане. 
 Меня покачивали и урчали при этом. Покачивали осторожно и бережно, позабыв только вытащить раскаленный кол, наглухо засевший в моем затылке. 
 Наконец я сообразил: качают меня не заботливые женские руки, а автомобильные рессоры. Меня воткнули между сиденьями, предварительно спеленав капроновым шнуром. 
 Время позднее. То и дело салон вспарывали лучи встречных фар. 
 Я пошевелился и слабо застонал. 
 - Чего-то кряхтит, живой! - сообщил знакомый, слышанный где-то голос. - Лежи, придурок, отдыхай. Скоро приедем, - успокоил тот же голос, почмокивая и пощелкивая жвачными пузырями. 
 - Куда едем? - пробормотал я. 
 - К шефу. Поговорить он с тобой хочет. 
 - Развяжете? 
 - Да мы тебя и не завязывали. Таким тебя дружки твои выдали. Аккуратно упакованным, - вмешался сидящий за рулем. - Да мы уже приехали. 
 Все тело ныло. И словно одеревенело. 
 Молодцы выволокли меня из машины и, заботливо придерживая, поставили на попа. 
 Уже совсем стемнело. Серой громадой выплывали из тьмы зловещие очертания герровского дома. Настроение у меня ухудшилось - насколько это было возможно. 
 - Развяжите, - потребовал я. И осторожно добавил: - Олигофрены. 
 То ли слова мудреного они не знали, то ли обращаться со мной им велели поаккуратнее, только Кутя щелкнул лезвием выкидного ножа и перерезал веревки. Освобожденный, я дернулся, вырываясь из рук "олигофренов", и тут же рухнул, слабо двигая затекшими, атрофированными ногами. 
 - Во рванул! - насмешливо прокомментировал Кутя, рывком приподнимая меня за шиворот. - Куда собрался, болезный? Паспорт-то у меня. 
 В больной голове забилась надежда. Если говорят о паспорте, значит, не все потеряно - на том свете его вроде не требуют. Наглея, я кинул вопрос: 
 - А бабки где? Где ствол? 
 - Чего не было, того не было, - успокоил второй качок. И добавил: Ползи, шеф ждет. 
 Кое-как я доковылял до парадного входа - когда-то входа в трактир. Навалившись на тяжелую дверь, с трудом открыл ее. В запущенном зале под единственной лампочкой сидел господин Ступин. Соизволив меня заметить, он вежливо осведомился: 
 - Как добрались? 
 Рассудив, что сразу меня убивать не будут, я послал президента на три буквы. Никак не отреагировав на мое приветствие, Ступин поинтересовался: 
 - Как вы себя чувствуете? 
 - Не твое собачье дело, мокрушник. 
 - Я вас не понимаю... 
 - Поймешь, когда вышак дадут. 
 - Скажите, а не могли бы вы выражаться на понятном мне языке? Я ведь блатным не владею. 
 - Научишься! - успокоил я Ступина. - Там у тебя и академия будет, и колледж, и даже курсы гимназисток. 
 - Хы-хы-хы! - захрюкал за спиной Кутя. И сразу заткнулся, напоровшись на холодный хозяйский взгляд. Как бы извиняясь за неуместное свое веселье, он основательно съездил мне по уху. 
 - Перестань, - остановил экзекуцию Ступин. - Что с вами? Кто вас избил? Вы? - Он глянул на Кутю. 
 - Нет, шеф, мы и пальцем его не тронули. Наоборот, вытащили. Там его местный бобик вообще мочить хотел. 
 - Ясно. Иди принеси коньяк. 
 - Так... э... ехать надо, Владимир Леонидович, э... в магазин. 
 - Кутя, там в бардачке осталось. 
 - Так пролилось. Вот, все коленки замочил, - суетился Кутя, тряся штанинами. 
 Его коллега злорадно скалился, ожидая кульминационной точки Кутиного позора. 
 - Геннадий, привезите, пожалуйста, бутылку хорошего коньяка и чего-нибудь съестного. Вы же, Кутилов, покурите на свежем воздухе. Заодно проверьте, не болтается ли кто из посторонних. 
 Когда дуболомы исчезли, Ступин протянул мне сигарету. Прикуривая, спросил: 
 - Зачем вам это? 
 - Что? 
 - Почему в яму оконную залезли? 
 - От вас прятался. 
 - А почему? 
 - Вы убийца! 
 - Послушайте, я ничего не понимаю. Что за чушь? И вообще, что вы здесь делаете? 
 Ступин начинал злиться. И это было не так уж плохо - что-нибудь да прояснится. Хотя, с другой стороны, играть с ним не следовало. Наверняка еще одна парочка его мясников сидела за какой-либо из четырех дверей, ведущих из этого зала. Да и сам здоров бычок. А кроме того, я углядел у него под мышкой довольно внушительную рукоять револьвера. Под стать, наверное, был и ствол. 
 - Почему вы здесь? Кажется, мы договорились забыть ту историю! 
 - Ту я забыл, но появилось множество новых, забыть которые я не вправе. 
 - Яснее, пожалуйста. 
 - Можно. Дайте сигарету. 
 Прикуривая от его зажигалки, я с жадностью затянулся сигаретой. И затягивался до тех пор, пока алая пирамидка табака не выросла до двух сантиметров. Затем неуловимым движением ткнул сигаретой Ступину в глаз. И тут же, падая на пол, дернул на себя президентовы ноги. Я никогда не слышал, как ревет стадо бизонов, но думаю, именно так, как заревел Ступин. Не давая ему прийти в себя, я выдрал у него из-под мышки здоровенную "ДУРУ" и, приложившись рукояткой к черепу страдальца, положил конец его мучениям. 
 Кутя появился первым. И тотчас же принялся палить в меня из пушки, еще более внушительной, чем у хозяина. 
 - Убьешь, сука! - заорал я, нырнув за ящик, сообразив, что бьет он металлическими пулями. 
 А вот мой трофей оказался газовым. Это меня и спасло. Кутю скорчило после первого же выстрела. Кашляя и заливаясь соплями, он закрутился волчком, опрокинувшись на пол, засучил крепенькими ножками, что-то бубня и матерясь. 
 Падая, он выронил пистолет, и я тотчас подобрал его. Затем осмотрелся, ожидая появления новых членов бригады. Но пока никто не появлялся. Со словами "не жуй жвачку, скотина" я на всякий случай въехал Куге каблуком в лоб. Он даже не вырубился как следует, только соплеотделение с кровью стало интенсивнее да мат громче. Я для контроля поднес к его носу ствол и снял с его ремня наручники. Защелкнув один из браслетов на Кутином запястье, я подтащил его к хозяину и вторым кольцом соединил "сладкую парочку". А ступинские бандюги все не появлялись. Нужно смываться, решил я, загостился. Да и президент начал проявлять признаки беспокойства. 
 Еще два-три штриха - и я уйду. А если мне не помешают, будет просто замечательно. Одну за другой я обследовал все три подозрительные двери ничего, кроме запаха плесени и мышиного кала. 
 - Перестаньте валять дурака и отцепите от меня этого болвана! Неожиданно резкий голос Ступина заставил меня вздрогнуть и прервать начатое исследование. 
 - Как самочувствие? - участливо, как и он давеча, осведомился я. 
 - Если я потеряю глаз, то подам на вас в суд. Увечье, истязание... и что там еще... В общем, ответите за все. 
 Я радостно засмеялся: 
 - Неужели вы надеетесь отсюда выйти? 
 - А почему бы и нет? 
 - Потому, любезный мой, что последуете за Князем, Чио-сан, несчастной Лииной матерью и за псом. А пропуск выпишу я. 
 Очевидно, Ступин мне поверил. Забыв о боли, он резко приподнялся: 
 - За что? Какой пес? 
 - Мой пес, которому вы, подонки, отрезали голову и упаковали труп в коробку из-под немецкой игрушки. 
 И тут выдержка изменила Ступину. Приложив одну руку к глазу, а другой волоча своего телохранителя, он зарычал: 
 - Ты что? Кого убил?.. Ты что... Да ты охренел, что ли? 
 - Я - нет. Что вы здесь делаете? Зачем приехали сюда? Отвечайте! 
 - Дом этот дерьмовый купил. 
 - Вот-вот. Зачем он вам? 
 - Мне он на хрен не нужен, но Князев уже внес задаток. А вот зачем он понадобился ему, это я и сам хотел бы знать. 
 Что-то уж больно правдиво он излагает. На всякий случай к его здоровому глазу я поднес пистолет. 
 - Врешь. Зачем тебе дом? Отвечай. 
 - Не нужен он мне, клянусь! 
 - Зачем убил Князева, Чио-сан и Лиину мать? 
 - Лиину мать? Убили? Когда? 
 - Ты мне лапшу на уши не вешай, стреляю! 
 - Стой! Стой! Не знаю я ничего, клянусь. Да скажи хоть ты, болван! Он затормошил прикованного к нему Кутю. 
 Качок, по-прежнему отхаркиваясь и отплевываясь, только затряс свободной рукой. 
 - Гончаров, да поймите же и поверьте: о собаке и Лииной матери я впервые слышу. Мы только сегодня прилетели - я, Геннадий и этот идиот. Взяли под залог машину, встретились с продавцом и... остальное вы видели сами. 
 Если он врал, то очень профессионально, лучше меня. 
 - Зачем Князеву этот дом? Если б я знал! Говорил, что откроем здесь филиал фирмы, с магазином "Дамское счастье". Только для женщин. Но за такие деньги я бы нашел ему как минимум два помещения. 
 Опять выявлялся стройный ряд звеньев - событий, причин и мотивов - с одним только "но"... 
 Из этой цепи, если поверить в искренность Ступина, выпадал он сам. И выпадая, напрочь рвал замечательно выстроенную мной версию. И все тогда выглядело бессмысленно и глупо. Последний князевский смех, перетянутая шнуром шея Чио-сан, безмятежная купальщица Катерина... 
 Я уже начал прокачивать версию с Лией, но вдруг подумалось: не могла же она кокнуть собственную мамашу, хладнокровно введя в сосок иглу? 
 - Вы, Ступин, по профессии, случаем, не врач? 
 - Нет, экономист. 
 - А Кутя ваш? 
 Ступин пожал плечами, давая понять, что комментарии тут излишни. 
 - Кто по специальности Геннадий? - продолжал я допрос, хотя прекрасно знал, что в момент убийства все трое находились здесь, вдалеке от Катерины. 
 - Гена? Да Бог его знает. Спросим, как приедет. Что-то долго его нет. 
 - Тогда как вы объясните тот факт, что выкупать эту хибару отправились вы, а не коммерческий? 
 - Анатолий Иванович? Так он еще в воскресенье вечером отбыл на Черное море. 
 - Странно, что в такой трудный для фирмы момент он задумал греть на море телеса. 
 - Мне тоже так показалось. Но говорит, сердце прихватило - именно из-за последних событий. Года уже не те. Старик все-таки. Отпустил на десять дней... Что-то Гены долго нет. 
 Об этом и я подумывал, прикидывая, куда бы оттащить моих пленников. 
 - Он вооружен? - спросил я на всякий случай. 
 - Наверное. Но он стрелять не станет. Я предупрежу. 
 - Если успеешь. Вставай-ка, оттащим твоего холопа с тобой вместе от греха подальше. 
 Мы потащили обалдевшего Кутю к правой двери, за которой открывался темный коридорчик с комнатами по обеим сторонам. 
 В кромешной темноте, тыча в ступинский бок стволом, я толкнул их в первую же комнату, с трудом отодвинув ржавый засов. Затем, отойдя к двери, велел Ступину чиркнуть зажигалкой. Огонек выхватил тесную грязную келью с зарешеченным оконцем и допотопной наружной электропроводкой. Я щелкнул выключателем. Под потолком вспыхнула лампочка, осветившая комнату. Узкая и длинная, она была совершенно пуста, но со следами недавней эвакуации. Откуда-то снизу как будто почудился голос. Я прислушался: тихо. Показалось. 
 - Сидите здесь. Пойду встречать твоих гаври... 
 Грохот засова оборвал меня на полуслове. Я кинулся к дубовой двери, все уже понимая, но еще не веря в случившееся. Ступин, сидя на пыльном дощатом полу, пытался скривить улыбочку, но было видно, что ему самому эта история непонятна. 
 - Гена, открой!.. - закричал я. 
 - Гена, в чем дело? - стараясь говорить как можно солиднее, проквакал президент. И нагловато мне: - Ну что, встретил? Козел синюшный! Снимай браслеты, затопчут тебя сейчас. Гена! Здесь мы, Гена! 
 - ...Об колено, заткнись! - раздался чуть выше двери знакомый голос. 
 Я, не целясь, дважды долбанул поверх двери, только потом сообразив, что, убив нашего тюремщика, мы убьем и свою надежду на спасение - так и будем гнить заживо. Я взял себя в руки и начал переговоры. 
 - Геннадий, я понимаю, что вы молодой еще человек и вас обманом втянул в эту историю ваш начальник. Не бойтесь, все поправимо. 
 - Кроме вашей глупости! - последовал лаконичный ответ. Голос был знакомый, но это не был голос Геннадия. 
 Вот тут, ручаюсь, побелел и Ступин. Забыв про Кутю, он проволочился по полу и грудью налег на дверь. 
 - Вы здесь? Каким образом?.. Кто вам сообщил? Анатолий Иванович, откройте! 
 - Господи, ну нельзя же быть такими безнадежными тупицами, последовал ответ. - И перестаньте стрелять. 
 * * * 
 Вот теперь я наконец понял. Похоже, что-то дошло и до Ступина, потому что он завизжал кабанчиком и принялся молотить ногами в безмолвную дверь, тупо вопрошая: 
 - Где Гена? Где Гена? Куда дели Гену? 
 - Здесь я, мудак, - ответил злодей Гена, сразу лишая нас последней надежды. 
 - Су-у-у-ка-а! - как пес на луну, завыл Ступин. - Телохранитель продажный! 
 Левой свободной рукой он похлопал Кутю по щекам. Потом завыл с новой силой: 
 - Паску-у-да! Иу-у-у-да! Продал! 
 Мне было смешно, хотя я прекрасно понимал: смеяться нечему. Игра, судя по всему, принимала "влажный" характер, если не сказать, совсем уж "мокрый". Добродушный старичок Вотруба оказался тем самым героем, на роль которого я прочил Ступина. И жаль, что сообразил я это перед самым занавесом. В том, что он опускается, сомневаться не приходилось. Два наглых убийства подряд и третье, тщательно спланированное, свидетельствовали о том, что товарищ перед нами серьезный, а положение наше повода к розовым иллюзиям не давало. 
 Я осмотрел оружие. Газовый пистолет полный, один только заряд истрачен на Кутю. В другом, 9-го калибра, конфискованном у олигофрена, было не густо. Три патрона просадил сам Кутя, целясь в меня, и два бестолковых выстрела произвел я сам. Скверно, если учесть, что мы заперты, как кролики в клетке, а у оппонентов руки развязаны, хоть дирижируй. 
 - Может, договоримся? - сделал я дипломатический ход, потому что, кроме собственной шкуры, мне дорожить было нечем. 
 Откуда-то снизу послышался металлический лязг. Ступин какался на глазах, я был на грани, и только Кутя, казалось, ничего не замечал. 
 - Головин, вы убийца, - теряя голос, заверещал Ступин. 
 - Ну и что? - Ответ был равнодушный и вялый. 
 - Вы убили шефа? 
 - Жадность его убила. Хотел получить все, вот и получил сполна. 
 - А за что Чио-сан? - вмешался я. 
 - Она много знала, а об остальном догадывалась, причем догадки были верны. Мне же после князевских крантов это ни к чему. Слишком много я терял, а ведь проделал колоссальную работу. Вот и попросил своих ребяток. Они-то галстук ей и надели, как и Степану Ильичу, царство ему небесное. 
 - Кто - они? - невольно вырвалось у меня. И еще подумалось: если Головин так спокойно и откровенно все рассказывает, значит, дела наши земные заканчиваются. 
 - Кто-то, - передразнил он. - Ребятишечки-суперменчики. Вот Гена, сынок, и его дружки. Гену-то они знали, потому открывали сразу. Да и Кузя в фирме работал, личным охранником у Князева, он-то его и удавил. Так ведь, Кузя? 
 - Ага! - заржал холоп-убийца. - Мы его целый час мурыжили. Сперва все яйца раздавили, но терпел, молчал, сволочь. Ну тогда шнурок накинули и медленно так, с чувством, с толком, с расстановкой давить стали, обхохочешься. Генка чуть не уписался, когда у него шары натурально вылазить начали и язычина изо рта сам собой полез. Так и давили с полчаса: потянем отпустим, потянем - отпустим. Тут он плакать стал: помилуйте, все отдам, а про место не знаю. Ну - и ауфидерзейн! 
 - А Чио-сан? - проникался я жутким любопытством. 
 - Баттерфляй? Эту мы тоже помучили, - вмешался Гена. - Два раза по кругу пропустили, а уж потом... 
 - Вы что, ненормальные? - подал наконец голос Кутя. - Придурки, она же красивая была! Скоты-ы-ы! - Вытащив из кармана ключ, он кое-как отомкнул наручники и, разбежавшись, бросил свою тушу на дверь. 
 - Ишь ты, бычок взбрыкнул, - захихикал Головин. - Ну побалуй, побалуй пока! 
 - Кто убил Катерину? - продолжал я этот странный допрос из камеры. - И зачем? 
 - А что, разве она не сама? - поинтересовался озадаченно Вотруба. 
 - Нет, ей проткнули сердце длинной иглой, я заметил ранку. 
 - Жаль. А ведь работа была ювелирная. Это я сам. - В его голосе послышалась гордость. 
 Меня передернуло. 
 - Как же вы вот так... 
 - Как-как - вот так. Если бы ты, легаш паскудный, не появился в этом городе, Катька, может быть, осталась бы жива. Но тебе же, мусору поганому, больше всех надо! Считай, из-за тебя я и упокоил ее. Да там все шито-крыто, меня никто не видел. А теперь из нее отличный бульон получился. 
 - Я отключил кипятильник, так что суп этот самый скоро сделают из тебя. Где Лия? 
 - А вот сейчас и увидитесь. 
 Снова послышался металлический лязг, пол заходил ходуном. Ступин закричал исступленно: 
 - Анатолий Иванович, я-то при чем?! Меня-то отпустите, ничего я не знаю и знать не хочу. 
 - А ты, воробышек, извиняй, попал в дерьмо, так не чирикай. Может, случайно, но попал, и ходу назад тебе нет. Ты уж прости меня. 
 Пол дернулся и ушел из-под ног. Не успев даже охнуть, мы полетели вниз, в темноту преисподней, полетели, сопровождаемые визгом и лязгом металла. 
 Я шмякнулся плашмя, по-лягушечьи, на живот, но сознания не потерял. Лежал несколько минут, размышляя, что же произошло и целы ли кости. В том, что я разбил колени и физиономию, сомневаться не приходилось: кровь так и хлестала из носа, частью попадая на холодный бетонный или каменный пол, частью в мой желудок, когда я судорожно сглатывал. Левая рука не шевелилась - то ли сломана, то ли отшиблена. Ног я не чувствовал. 
 Кое-как перевернувшись на спину, я пытался унять кровь, прикрывая разбитый нос рукавом. Тьма была кромешная и тишина мертвая. 
 Сверху раздался скрежет отодвигаемого засова, а потом надо мной забухали шаги, и веселый головинский голос осведомился: 
 - Ну что, шандец котятам? 
 Я молчал, остальные тоже. 
 - Ага, Анатоль Иваныч. Откроем, посмотрим? 
 - Не торопись, Гена, у них оружие - мало ли что? Пусть полежат малость. Для профилактики. Если живы, застонут, а окочурились - так и хорошо. Пусть себе гниют, Лийке для запаха. Ты как, сучонка, живая еще? 
 - Живая. - Слабый женский голос раздался справа от меня. 
 - Посмотри, живы они? 
 - Не знаю. Боюсь я, дядя Толя, отпустите меня. 
 - Отпущу, отпущу, милая, только скажи, где прадедкино "рыжовье"? 
 - Клянусь, не знаю. 
 - Опять врешь, сука! Стал бы Князь за просто так покупать эту халупу. 
 - Да не знаю я, искать нужно. 
 - Ну вот мы и поищем, а ты уж посторожи "жмуриков", подумай! 
 Опять наверху лязгнули запоры, и воцарилась тишина. Потом я почувствовал, что женщина приближается к нам. Первым на ее пути оказался я. Ощупав мою грудь и плечи, она вляпалась в теплую еще кровь и вскрикнула, когда я сжал ее руку. 
 - Помоги сесть, - прошептал я, стараясь опереться на действующую правую руку. 
 Помощи от нее было как от мухи - сама едва держалась на ногах, в полуобморочном состоянии напрягая последние силенки. Тем не менее нам сообща удалось привалить меня спиной к чему-то твердому, похожему на несущую опору. 
 Правой рукой доставать из левого кармана зажигалку - дело сложное. Но в конце концов справился. Тонкий язычок горящего газа отпугнул темноту. В двух метрах от меня лежали вповалку, в луже крови, Ступин и освободившийся от наручников Кутя. Причем Ступин расположился на откинувшемся навзничь парне. Я кивнул в их сторону, и женщина меня поняла - опустилась перед ними на колени. Взяв Кутину руку, она пыталась прощупать пульс, хотя этого можно было не делать. Увеличив пламя, я увидел его открытые глаза, смотревшие бездумно и мертво. Падал он спиной вниз и о каменный пол грохнулся затылком. А уже сверху на него свалился Ступин. И, по-видимому, остался жив. По крайней мере, веки его чуть подрагивали. 
 Я глянул по сторонам, осматривая нашу тюрьму. Летели мы метров с четырех, примерно столько было до потолка-перевертыша. По площади ловушка соответствовала комнате наверху, только посередине здесь высились два быка-опоры, которые и поддерживали потолок-заслонку. Механизм был предельно прост, а потому гениален - безотказно сработал через восемьдесят лет. В нерабочем положении потолок фиксировался в трех точках - на двух шарнирах посередине, что крепились на быках, и на защелке-фиксаторе. Освобождаемая от фиксатора более тяжелая половина пола тут же срывалась вниз, задирая к потолку верхней комнаты легкий край. Тот же, дойдя до определенной высоты, сбрасывал с приступка заранее заготовленный противовес, под тяжестью которого пол моментально принимал первоначальное положение. 
 Зажигалка раскалилась и жгла руку. Я отпустил клапан и уже в темноте спросил: 
 - Вы Лия? 
 - Да. - Судя по голосу, пришлось ей не сладко. 
 - Как они? - Я подполз ближе и снова чиркнул зажигалкой. 
 - Кутя умер, а Володя жив, сейчас очнется. Холодно здесь... Есть хочется. 
 - Вас что же, не кормят? 
 - Иногда кидают "Спикерс" и баночку сока. 
 - Долго вы здесь? 
 - С того воскресенья. 
 Я присвистнул. Если учесть, что сейчас почти среда, получается десять дней. 
 - Чтоб ты к будущему сдохла, - отплевываясь и охая, выразил пожелание Ступин. - Где мы? - Он осмотрелся. - Ни хрена себе! 
 Ступин попытался встать. Оперся рукой о размозженный Кутин череп. 
 - Что это? Кутя. Кутилов! Вставай. 
 Все уже понимая, Ступин отчаянно тряс мертвеца. 
 - Оставь его и не кричи. Все равно он тебя не послушается. 
 Я стащил с трупа куртку и кинул Лие. 
 - Оденься. Да, там у него в карманах жвачка должна быть. Может, голод приглушишь. 
 Из джинсовых Кутиных карманов я вытащил зажигалку, нож и бумажник. Самого Кутю я, как мог, одной рукой оттащил к стене и натянул на лицо рубашку. Не люблю, когда за мной наблюдают покойники. 
 - Ну, и что теперь? - задал сакраментальный вопрос Ступин. 
 - А теперь осмотрим дверь, - невесело срифмовал я, поглядывая на единственный возможный выход отсюда. 
 - Ее не открыть, я пробовала, - предупредила Лия. - Меня в воскресенье через нее и втолкнули сюда. 
 - А гулять, что же, не выпускали? 
 - Нет. 
 - А в туалет как же? - удивился Ступин. 
 - А мне не надо. Пятьдесят граммов шоколада в сутки к этому не располагают. 
 Про мать она, похоже, ничего не знала. Наверное, не расслышала нашего разговора. Ну и пусть пока так. Легче помирать будет. Если мы не выберемся отсюда сами, то считать нас трупами можно уже сейчас. Потому как при любом раскладе наших вшивых козырей живые мы Головину очень обременительны. 
 Подойдя к двери, я тщательно ее обследовал. Дубовая, толщиной сантиметров десять, она сохранилась идеально. Надо думать, и засовы с той стороны такие же. Для профилактики, на всякий случай, я ее пнул - и тут же мячиком отлетел с обжигающей болью в левом плече. 
 - Да отдай ты им это золото! - не вытерпев, заорал я на Лию. 
 - Если б я знала, где оно. 
 - Какое золото? - вмешался Ступин. - Нет никакого золота. Золото миф, в который поверили эти придурки. А если бы и было? Ну, отдала бы, а финишный результат один: убьют. 
 - Сделаем так. Если они повернут потолок и из открытой двери верхней комнаты начнут переговоры, ты, Ступин, начнешь палить туда газом. - Я вложил ему в руку ствол. - Ну а этой дверью займусь я. Один патрон все-таки патрон. Дальше... Если они начинают переговоры при закрытых дверях - молчать. Нас нет, мы умерли. Тишина абсолютная. Но рано или поздно они откроются, и тогда - по плану, это единственный наш выход. 
 - Есть еще один. Дня три назад обнаружила. Только он ведет прямо в преисподнюю. 
 - Какой? - Я насторожился, потому как иногда самые бредовые идеи оборачиваются самым реальным их воплощением. 
 В углу, недалеко от Кутиной головы, Лия разгребла щебенку, под которой обозначились дубовые доски люка, стянутые кованым железом, с кованым же кольцом посередине. 
 - Они про него не знают, а я открыть не смогла, не поддается. 
 - Давай, Ступин! 
 - Чего? 
 - Ничего! "Свобода нас встретит радостно у входа..." Тяни кольцо, мудак! 
 - Вы бы, Гончаров, постеснялись хотя бы при женщине... 
 - Боже мой, да тащи ты, пижон надутый! - Лия с остервенением ухватилась за кольцо. 
 Втроем мы кое-как откинули крышку люка, открыв доступ холодному сырому воздуху. Явственно послышался плеск воды, а где-то далеко внизу, в глубине, пробивалась неясная серая муть. 
 Теперь технология обогащения Лииного пращура стала понятна до мелочей. 
 - А прадедка-то у тебя, Лия Георгиевна, отменный мокрушник и мародер был. 
 - Почему? 
 - По кочану! Наверху старателя опаивал водочкой, да, наверное, пополам с какой-нибудь дрянью. Потом через крышку-вертушку транспортировал сюда. Здесь полуживого мужика тщательно и не торопясь шмонали, а затем - туда. Я показал на жутковатый колодец, последний путь многих забубенных мужицких голов. - Грузик только к ногам подцепить - и вперед! 
 - Но нам-то это может помочь, - обиделась за предка Лия. 
 - Как? - поинтересовался Ступин. - Пока мы можем помочь только Куте, только вот грузика нет! 
 Я смотрел и смотрел в гнилостную дыру. Но ничего придумать не мог. Пламя зажигалки освещало колодец не более чем на метр в глубину. Очевидно, мертвяки легко, не задерживаясь, покидали гостеприимный трактир, уходя из него на дно реки забвения. 
 Но это был шанс, и не воспользоваться им было бы глупо. Только нужна хотя бы веревка... Я внимательно осмотрел трехметровую с гаком цепь противовеса. Хороша! Только снять ее чертовски сложно. Одним концом она крепится к потолку, а другим прикована к пятипудовой гире. 
 - Ты, Ступин, как себя чувствуешь? 
 - Ничего, только глаз болит. Ты мне за него еще ответишь! 
 - Договорились! А теперь лезь под потолок и сними цепь, только без шума, мышкой. Ферштейн? 
 - Как? 
 - Сначала по моей спине, потом на приступочек, где стояла гиря, а дальше - как получится. Из слесарного инструмента мы имеем бандитский нож, но обращаться с ним нужно аккуратно, не ломать! От этого зависит ближайшая наша перспектива. 
 Подставив спину, я охнул от боли, когда Ступин, резво вскарабкавшись, оказался на моих плечах. Закрепившись на приступке, он щелкнул зажигалкой и радостно заржал. 
 - Господи, тут карабин! Тугой, правда, очень. 
 - Да и ты не хилый, отцепляй. 
 - Цепь ослабьте, гирю приподнимите. 
 Гиря болталась в полуметре от пола. Я подполз под нее на карачках и с трудом, задницей, приподнял сантиметров на десять. 
 - Молодец, - похвалил меня Ступин. - Только сама цепь очень тяжелая, не дает карабин развернуть. 
 - Маму бы я твою развернул. Делай что-нибудь, да побыстрее, гиря тяжелая! Лия, сколько можешь, подтяни цепь. Ну как? 
 - Лучше, только наручники мешают. 
 - Если бы у тебя имелись мозги, ты бы, падая, получил сотрясение. Почему не отомкнул? 
 - Да иди ты... Держи гирю. Так, хорошо, пошел... пошел... 
 Послышался скрежет металла, потом звонкий щелчок, и обломанное лезвие ножа упало мне на спину. 
 - Сломал, дятел-долбоносик? 
 - А он больше и не нужен. - Мне на спину упала рукоять ножа. Затем щелкнул карабин. - Готово! Теперь как? 
 - Каком кверху. Держи пока на вытянутой руке. 
 Я осторожно, боясь потревожить гирю, ложился на брюхо. Когда наконец улегся, приказал Лие: 
 - Снимай, скатывай. Только осторожно, без звука. 
 Поднявшись на ноги, я забрал конец цепи вместе с карабином и начал раздевать мертвеца. В ход пошло все: мои и Кутины джинсы, два ремня, ступинский галстук и ремни от кобуры. В общей сложности конец получился метров семь-восемь. Мало. Но ничего не поделаешь. 
 Оставшись в одних трусах и башмаках, я руководил операцией. 
 - Значит, так. Я спускаюсь, и вы сразу закрываете люк крышкой, защемляя гирю с этой стороны. Дальше не ваша забота. Как только действует этот сатанинский механизм? 
 - Там, за дверью, в нише торчит какой-то вентиль, может быть... высказала предположение Лия. 
 - Ладно. Ровно через полчаса ты, Ступин, стреляешь единственным патроном, и Лия вступает в переговоры. Стоять будете на этой половине. На другую не заходить. Ясно? Если кто будет дергаться, бей рукояткой по башке без стеснения. В противном случае шлепнут нас. Оружие отберете сразу, даже у мертвых. Потому как противовес снят и потолок останется открытым. Все. Au revoir. 
 Я подмигнул многозначительно Лие, ущипнул ее легонько за ляжку и, привязав к поясу пистолет, нырнул в пасть шахты. 
 Там кое-как утвердился ногой на каменном выступе, а больной рукой ухватился за край люка. Подождав, пока закроется крышка, и проверив прочность крепления, я потихоньку начал спускаться, скользя по ржавой цепи голым животом. 
 Цепь кончилась, начались ремни, потом связанные джинсы... и все. А от моих пяток до воды оставалось метров пять. 
 Зажмурившись, я отпустил конец и, ударившись больным плечом о какой-то выступ, сдирая кожу и теряя сознание, колуном пошел в воду. 
 * * * 
 Майская ледяная вода мигом меня воскресила. Вынырнув, я поплыл вверх по течению, туда, откуда утром доносились голоса охранников крестного отца Максимыча. И, как выяснилось, я не ошибся. 
 С песчаной прибрежной полосы вверх по обрыву змеилась узенькая тропинка, едва различимая в сером, раннем еще рассвете. Цепляясь за колючий кустарник, почти на четвереньках проделал я половину пути. Задрав голову, различил контуры крыши герровского дома. Ползком - уже только ползком - я пробирался сквозь кустарник. Наконец добрался до края обрыва и осторожно осмотрелся. 
 Дом спал! Я поднялся на ноги. Сквозь дыру в дощатом заборе зашел противнику в тыл. Прижимаясь к стене, я обошел строение и из-за угла оглядел фасад. Кроме ступинской "Волги", у дверей стояла белая "шестерка", на которой, наверное, прибыл Головин. В обеих машинах сидели люди. 
 До назначенного сигнала-выстрела оставалось минут десять. Я терпеливо ждал, прикидывая, какая будет реакция бандитов. 
 Наконец глухо бухнул выстрел. Клацнули дверцы машины, и на фоне серого неба выросли три силуэта. 
 - Что это? - тревожась, спросил Головин. 
 - Стреляют вроде, - предположил Гена. 
 - В кого и кто? Пойдем. Ты, Кузя, - на шухере! 
 Две фигуры, отделившись от машин, скрылись в доме. Через некоторое время любопытство заставило и Кузю взобраться на крыльцо и просунуть голову в приоткрытую дверь. Это было очень кстати. Я подкрался к крыльцу и, взлетев по ступеням, ударил по двери ногой, одновременно успокаивая Кузю рукояткой револьвера. Редкостная черепушка оказалась у парня - крепкая и гулкая. От такого удара у нормального человека череп рассыпался бы хрустальной вазой, а здесь - ничегошеньки. 
 Но все же Кузя заплохел, доверчиво улегся у моих ног, любезно предлагая свою пушку, торчавшую за ремнем. Пушка оказалась копией той "дуры", что осталась у Ступина. 
 Заниматься Кузей дальше мне было недосуг. Миновав трактирный зал, я заглянул в правый коридорчик. 
 Переговоры шли полным ходом. Дверь в комнату-ловушку была прикрыта, и вся троица стояла на полуперевертыше. 
 - Не зна-а-аю я, где это золото, - утробно выла Лия. - Отпустите! 
 - А мальчики-то еще живые? - поинтересовался Головин. 
 - Кутя сразу отдал душу, а Володя с этим мужиком готовятся, вот-вот... 
 - Кто стрелял? 
 - Я. Страшно здесь, отпустите. 
 - Посиди, по... 
 Договорить он не успел - тяжелая дверь ухнула, и я с лязгом вогнал засов в продушину. Воцарилось молчание. 
 - Кузя, ты что? Крыша поехала? - бодрясь, хихикнул Головин-Вотруба. 
 - Сейчас мы ее проветрим, - успокоил Гена. - А ну, открывай, дятел! Кому говорю? Кузя, открывай! 
 - Отдыхает ваш Кузя, головка у него бо-бо, - сочувственно ответил я, что есть мочи выкручивая ржавый вентиль и моля Бога, чтобы мерзавцы оказались у левой стены. Только в этом случае сработает перевертыш. 
 Винт вышел до отказа и под беспорядочные пистолетные хлопки пол ухнул вниз. Моментом я выдернул засов и рванул дверь. Тусклая лампочка высветила глубоко внизу три распростертых тела. Над одним из них, кажется Геной, усердно трудился Ступин, охаживая его по черепу рукоятью револьвера. 
 - Ладно, хорош! - крикнул я. - Лия, где вход в подвал? 
 - Через кухню. - Женщина с неохотой оторвалась от Головина. Мне показалось, что она приводила его в чувство, заботливо растирая щеки и лоб. 
 - А третий-то как? 
 - А он... С ним проблем не будет. Берегись! - вдруг заорал Ступин, глядя на меня распахнутыми ужасом глазами. 
 Как подкошенный я рухнул на порог, а споткнувшийся об меня Кузя несколько секунд спустя уже корчился в каменном мешке. Строго между лопатками, с наклоном к голове, из его тела торчал длинный арматурный прут. При тусклом свете лампочки прут отливал багрянцем. 
 Парень жутко орал, судорожно дергаясь. 
 Когда я наконец нашел дверь западни и открыл засовы, он уж агонизировал. Сдерживая тошноту, отвернувшись, в углу стоял Ступин. Лия, приподняв голову умирающего, казалось, старалась поймать последний его взгляд. По телу Кузи бежала последняя судорога, и он вытянулся на полу, уже остекленевшими глазами разглядывая женщину, ждущую его смерти. 
 Я с трудом оттащил Лию в другой угол. 
 - Успокойся, - уговаривал я рвущуюся из рук женщину. - Совсем ведь озверела. 
 - А он, он не зверел? - Слезы душили ее, мешая говорить. - Что он со мной творил, мамочка-мамочка... 
 Она зашлась в протяжном вое, а я спросил Ступина, как все случилось... 
 - Вы стояли на пороге, лицом к нам. Вдруг я увидел, что кто-то занес над вами прут - и все во мне занемело... хорошо, что успел закричать. Остальное знаете. Падал он прямо на свою арматурину. Что теперь делать-то? 
 - А эти живы? - кивнув на Гену и Головина, спросил я. 
 - Живые, сейчас очухаются. 
 - Где наручники? 
 Ступин протянул руку с болтающимися на ней браслетами. Я выругался и стал искать ключ в Кутиной куртке. Подтащив мычавших Гену и Головина к быку-опоре, я сковал их "в хороводе", найдя вторую пару наручников у Гены в кармане. 
 Теперь можно было закурить. 
 Ситуация возникла аховая. Бросить все и удрать? Невозможно. И я, и Ступин слишком уж засветились в этом городишке. 
 - А что делать с ними? - вслух размышлял я. 
 - Грузик к ногам - и в колодец, - предложил Ступин. 
 Ни Лия, ни я его не поддержали. 
 - Нельзя их туда. Они преступники, да! И только они могут подтвердить нашу невиновность, иначе отвечать придется нам. А трупов многовато. Только в Эйске три... - Я тут же заткнулся, сообразив, что проговорился. С беспокойством глянул на Лию. 
 Она казалась спокойной, только костяшки грязных окровавленных пальцев побелели и взгляд бритвой резанул затылок стонущего Головина. Лия впилась в меня глазами. 
 - Я знаю, - прохрипела она голосом алкоголички. - Я слышала. До суда с ним ничего не случится. Но может быть, обойдемся без суда? 
 - Нет, не обойдемся, - ответил я. Взглянув на Ступина, добавил: Володя, отгоните машины на задний двор, чтоб не маячили. Да не вздумайте смыться. Тогда кранты для всех. И для вас тоже. 
 Он молча кивнул и вышел. 
 - Пойдемте отсюда тоже, - сказала Лия. 
 Я кивнул и поплелся следом за ней, предварительно задвинув дверной засов. 
 В одной из комнат левого крыла мы обнаружили работающий холодильник с кое-какими припасами, то ли еще от Максимыча, то ли уже от Головина. 
 Я разрешил Лие только сырое яйцо и несколько граммов коньяку. Немного придя в себя, она разговорилась: 
 - Когда я родилась, еще была жива бабушка Ольга. Историю этого странного дома она поведала перед смертью. Мне тогда исполнилось пятнадцать. Прабабки давно уже не было в живых, а сам дом занимали продовольственно-промышленные склады ОРСа. Бабушка рассказывала, что еще девчонкой она однажды, то ли во сне, то ли наяву, видела, как мать спускается в подвал. После долгого отсутствия мать вернулась с полной пригоршней красивых блестящих украшений. В доме после этого долго-долго было много еды. 
 И вот с этого момента, где бы я ни находилась, дом, как магнитом, меня притягивал. Идея эта - вернуть прадедовское "фамильное" добро - не отпускала ни на секунду. Но как вернуть? 
 Я часто бродила вокруг, заглядывая в зарешеченные окна, но конечно же ничего рассмотреть мне не удавалось. Наверху все завалено товарами, а что в подвалах - вообще загадка. Тогда я свела дружбу с грузчиками и сторожами, совала нос куда только возможно. Стараясь стать им нужной и даже необходимой, исполняла любые их просьбы, вплоть до того, что в пятнадцать лет в одной из комнат впервые познала любовь. Это был старый человек, но зато в его дежурства я теперь могла свободно шнырять по всему дому в поисках заветного. Вскоре я спустилась и в подвал, там было овощехранилище. Как назло, в тот день явился проверяющий вневедомственной охраны, орал и грозил отдать нас под суд. 
 Я метр за метром обследовала подвал и пришла к выводу: несмотря на многочисленные деревянные перегородки, подвал занят только по периферии, как бы круговой галереей. Центральная же его часть скрыта, и о ее существовании можно было только догадываться. Я промеряла длину стен комнат, сопоставляла площади. Проецировала один план на другой, пока не поняла, что скрытая часть подвала находится как раз под той комнатой с падающим полом. Что он падающий, я тогда не знала. В ней находился склад посуды. 
 Вот и все, что мне удалось выяснить. Но знать - мало. Нужно было каким-то образом заполучить прадедовский дом. 
 Девять лет я посвятила этому. Боясь довериться первому встречному, я проверяла и проверяла все возможные варианты. Дайте закурить. - Она глубоко затянулась и продолжала: - Наконец прошлым летом мне выпал случай, как тогда казалось, счастливый. Там, в вашем городе, я встретила своего бывшего отчима Анатолия Ивановича Головина, коммерческого директора преуспевающей фирмы. Его я не любила всегда, но тут, доверившись, открылась. Он рассмеялся, сказав, что байку об этом золотишке слышал давно и нисколько не верит в подобные сказочки. Как бы там ни было, он, познакомив со Ступиным и Князевым, устроил меня на работу. 
 Первое время я встречалась с Володей. Но в тайну мою поверил только Князев, и уже к Новому году я стала его невестой. Удивительно, что именно Степан, этот битый волк, поверил мне почти сразу. Ну а когда во время свадебного путешествия мама показала ему кое-какие оставшиеся побрякушки, сомнений у него никаких не осталось. Повальная приватизация упрощала дело, и Степан тут же предварительно договаривается о покупке склада - бывшего прадедовского дома. 
 - А какую роль в этой истории играла Чио-сан? 
 - Света Ким? Она моя подруга и сокурсница. Устроилась в фирму по моей протекции в конце января. Готовя себе замену, я около месяца стажировала ее, а когда полностью ввела в курс дела, оставила работу. Негоже все-таки жене президента стучать на машинке. Вскоре она стала любовницей Головина и слегка забурела. Впрочем, это не мешало нам оставаться подругами. 
 - Она спасла вас. Продолжайте. 
 - Как? 
 - Сообщила адрес, потому я здесь. Вероятно, поэтому ее и удавили. 
 - Как? Кто? Не верю... 
 - Как хотите! 
 Она судорожно сглотнула, и опять костяшки пальцев побелели на сжатых кулачках. 
 - Мы вернулись из Эйска... - Справляясь с собой, Лия вновь закурила. Вернулись и стали оформлять документы на покупку дома, решив сделать его филиалом фирмы. "Дамское счастье" - так мы его окрестили заочно. 
 Головин внимательно следил за нашими хлопотами и, конечно же зная предысторию, сообразил, что покупаем мы не просто дом и что миф, в который он когда-то не поверил, становится реальностью. 
 Однажды вечером он явился к нам и сначала гаденькими намеками, а потом и прямо потребовал пятьдесят процентов от того, что нам только предстояло найти. Требования свои он недвусмысленно подкрепил угрозой. 
 Помню, тогда Степан рассмеялся, сказав, что никаких пирожков с котятами он и близко не видел. А потом просто вышвырнул гостя за дверь. 
 Конечно же дальше с таким компаньоном Степан Ильич работать не мог, и уже готовились документы на его увольнение, но... мы опоздали. 
 - Как? Почему? 
 - Дело в том, что Головин был практически в курсе всех сделок, как чистых, законных, так и не очень... В последней, левой, но очень крупной операции он не только принимал участие, но и был ее инициатором. 
 - Это со ста миллионами? 
 - Да, сделка была грандиозная, и Степан терять ее не хотел. Думал выгнать Головина после ее завершения, да просчитался - упреждающий ход сделал мой бывший отчим. 
 - Как? 
 - Они выкрали меня. Причем попалась по-глупому, как куропатка. 
 - Тебя выкрали? - удивился возвратившийся Ступин. - А Степан Ильич так до конца и считал тебя виновной. 
 - В одиннадцатом часу позвонили у двери. Я уже спать легла. Спрашиваю: кто? Ответил Кузя, сказал, что его послал Степан. Поверив, я открыла дверь. Ввалились он и Геннадий. Что-то в их поведении мне не понравилось. Но ключи от сейфа, которые якобы требовал муж, я отдала. После чего они велели мне собираться - будто бы Степан Ильич хочет меня видеть. Но я-то прекрасно знала: положив взгляд на Чио-сан, своего он добьется, так что мое появление в загородном офисе для него крайне нежелательно. 
 Я попробовала отказаться, но эта мразь... Боже мой! Не могу... У него была... была... резиновая милицейская дубинка... 
 - Бил?! 
 - Бил! Если бы бил!.. Да, один раз ударил по голове и швырнул на кровать... Сорвал халат... и... Генка держал меня, а он... 
 Женщина тихонько завыла, переживая все заново. 
 - Такая тварь - ел из Степановой руки и его же задушил. 
 - Откуда вы знаете? 
 - О-о-о! Этот садист издевался надо мной не только физически. Несколько раз он с подробностями, детально рассказывал, как они издевались над мужем перед тем, как задушили. Установка от Головина была четкая: узнать, где спрятано золото. Но Степан, как и я, этого не знал. Они все равно его бы убили, ведь только мертвого Князева можно было обвинить в фальшивомонетничестве, и вся вина за многие их собственные дела легла бы на него - мертвого. А посадить за убийство должны были какого-то мента, который чуть позже должен был явиться в нашу квартиру. 
 - Это меня! Стоп! Откуда вам так хорошо известен весь ход событий и замышляемый план? 
 - Я же говорю, что так они издевались надо мною. Видимо, давали этим понять, что я уже не жилец и таиться передо мной не имеет смысла. Я знала почти все. Не знала только про маму. Как у него поднялась рука? Он ведь с ней лет пять прожил... 
 - И все же - как они вас забрали? 
 Она судорожно передернула плечами, вспоминая: 
 - Издевались долго. Сначала я пыталась уговорить их, просила, умоляла, грозилась пожаловаться мужу - они только смеялись. В конце концов мне стало все равно. 
 Уже уводя меня, велели написать записку мужу, чтоб не искал. И тут меня осенило. Это была единственная возможность дать знать Степану, что меня увезли силой. Я сознательно сделала несколько грубейших грамматических ошибок, надеясь этим привлечь внимание. 
 В пятницу вечером мы выехали на машине, а в воскресенье рано утром, еще темно было, я очутилась здесь. Всю дорогу меня пичкали какими-то таблетками, и я мало что помню. Завтра-послезавтра они хотели посадить меня на иглу. 
 - Что будем делать? - тоскливо проговорил Ступин. 
 - Что делать? - спросил и я. 
 - Бежать, - ответила женщина. 
 - Нет! - возразил я. - Сколько сейчас? Восемь? Поезжайте, Володя, привезите ментов. Это единственно верный путь - говорить только правду. Другого выхода я не вижу. 
 - Нет! Никто из вас никуда не пойдет. 
 Тупое аккуратное рыльце пистолета черным зрачком внимательно смотрело мне в лоб. Мы со Ступиным недоуменно переглянулись. 
 - Вы останетесь здесь, - продолжала Лия, - а уйду я. Руки на затылок. Стоять. 
 Заметив, что Ступин двинулся в сторону, она перевела пистолет на него. 
 А этого-то ей делать и не следовало. Падая за холодильник, я что было сил толкнул его на герровскую внученьку. И тут же, не давая Лие опомниться, подкатился к ней и прижал ее руку к полу, выбивая пистолет. 
 - Гони в милицию, - приказал я Ступину, с интересом наблюдавшему за нашей возней. 
 Лия наконец успокоилась. Она лежала на животе с вывернутыми за спину руками. Я же, сидя в трусах на ней верхом, прикидывал, чем бы связать ей руки. 
 - Отпустите, больше не буду! - закричала она отчаянно. 
 - Откуда у тебя пистолет? 
 - Из лифчика. 
 - А что там еще есть? 
 - Ничего больше, отпустите. 
 - Чей пистолет? 
 - Головина. Когда он шлепнулся, я вытащила из его кармана. 
 - Похоже на правду. Да иди же ты, кому говорю! - подстегнул я Ступина и отпустил Лию. 
 Она села, утирая слезы и размазывая по щекам грязь. 
 - Пойдемте в подвал, - дождавшись, когда уйдет Володя, предложила амазонка. 
 - Чтоб ты меня там закрыла? 
 - Нет! Я придумала! 
 - Что? 
 - Вас как зовут? 
 - Константин Иванович. 
 - Константин Иванович, у нас мало времени, очень мало. Пойдемте. 
 - Нет, Лиенька, я с тобой больше не играю. 
 - Но времени в обрез. 
 - Почему же? 
 - Менты придут - и все! Кончен бал. 
 - Вот и хорошо. Мне как-то надоело кружиться вальсом, глядя в черные дула пистолетов. 
 - Тебя Степан нанимал? 
 - Просил помочь, - уточнил я. 
 - Заплатил? 
 - Да. Аванс! 
 - Но ты же работу не выполнил. 
 - Деньги нашел. Жену тоже. 
 - Сколько он обещал? 
 - Десять "лимонов". 
 - Я дам больше. 
 - Колышком по головушке? 
 - Дурак ты легавый, да я нашла золото! - вдруг отчаянно завопила она на весь дом. 
 - Вот и хорошо, - ответил я, лихорадочно соображая, что же делать дальше. Решил потянуть время, поинтересовался, где же она его нашла. 
 - Где надо. Пойдем. 
 - Ладно, пойдем, - согласился я, отрывая от холодильника электропровод. - Только сначала я тебе ручонки обезврежу. 
 Торопясь, она помогала мне связать свои руки. А когда все было готово, выскочила первой и через трактир, потом кухню увлекла меня в подвал, в давешнюю нашу западню. По дороге предупредила: 
 - Только Головина с пацаном надо оттуда убрать, чтоб не видели! 
 Что ж, довод резонный. Отомкнув одну пару наручников, я погнал очухавшихся убийц наверх. Все же Лия не выдержала, вцепилась связанными руками Головину в глотку, завыла, раздирая кожу ногтями, окрашивая себя и его кровью. Оттолкнув ее, я вывел бандитов во двор и снова защелкнул их "хороводом" вокруг березы. 
 Когда спустился назад, Лия уже вытащила несколько кирпичей из кладки, открыв нишу, в которой стояли шесть металлических банок-сейфов с наглухо закрученными массивными крышками. 
 Лия вся горела и пылала. 
 - Возьми крайнюю слева, возьми же! Возьми, ну!.. 
 Я приподнял тяжелый вороненый цилиндр весом килограмма на четыре. 
 - Ну, и что дальше? 
 - А теперь следующий. Ну да бери же, Константин! 
 Я попытался взять вторую банку, но не смог. 
 - Привинчена, что ли? 
 - Ага, привинчена, - звонко засмеялась Лия. - Да двумя, двумя руками, олух! 
 Двумя руками я с трудом поднял тяжеленную кубышку. Тянула она на добрый пуд. 
 - Ну и как, есть разница? 
 - Есть. 
 - И учти, остальные четыре тоже полные. Нужно их срочно увезти. Твои коллеги устроят обыск, а теперь-то эти банки легко найти. 
 - Устроят, как пить дать, - согласился я. - Тем более, что они узнают, почему здесь столько трупов. 
 - Так давай увезем! Помоги мне. Твои - десять процентов. 
 - Куда? 
 - Да хоть к бывшим подружкам. 
 - Не успеем по времени, милиция, может, уже выехала. 
 Я думал, ее кондрашка хватит. Она покачнулась, но взяла себя в руки. Сглотнула комок в горле. 
 - Как же это? - Я увидел, что баба сходит с ума. - Как же? Почему? Столько лет... нельзя так... Константин Иванович, я умру... Помогите, милый мой... Придумайте. 
 Упав на колени, она связанными руками вцепилась в меня. Жалобно, по-собачьи заскулила, заглядывая мне в глаза. 
 Сплюнув, я грязно выругался и потащил тяжелый цилиндр к люку. Потом второй, третий... и наконец шестой, полупустой и последний. Как зачарованная Лия смотрела на меня, когда я сдергивал крышку люка, матерясь от напряжения и злости. 
 - Не-е-ет! г- заорала она, кидаясь ко мне, когда первый-сейф полетел в колодец и, ударившись о каменный выступ, плюхнулся в реку. - Не надо! 
 - Заткнись! - заорал я в ответ. - После суда заберем. Подумай, если есть мозги, - это единственный выход. 
 Кажется, она поняла, но все равно следила с болью во взгляде за каждым контейнером, уходящим в воду. 
 - Все, ставь на место кладку. Нишу, конечно, найдут, но следов от сейфов там нет. За восемьдесят лет в нише не осело ни пылинки. Что двигали кирпичи, они поймут, да только ты ничего не знаешь. Ясно? Народу тут много протопало, мало ли что. А на дне реки вряд ли станут искать: не до этого сейчас. Возьми себя в руки. Достанем после суда, понятно? И никакой самодеятельности. 
 Лия покорно закивала. Во дворе раздался протяжный автомобильный сигнал. 
 * * * 
 Следствие тянулось полгода. Потом состоялся суд, по которому Головин получил "червонец", а трое парней, Кузиных помощников, "восьмерик" на каждого. 
 Как только открылась река, мы достали сейфы. Три полных. Куда делись остальные, для меня так и осталось неразрешимой загадкой. 
 Месяцем позже я узнал, что в колонии строгого режима парни эти повесились, а Головин сам себе проткнул сердце остро отточенным стальным прутком.