---------------------------------------------


 Майк Резник
 Бог и мистер Слаттерман

 Бог решает, что Ему пора вмешаться, и Он говорит: «В последний раз посмеялся ты над именем Моим!»
 А мистер Слаттерман, он словно и не замечает, что стол, за которым бросают кости, исчез вместе со стоящими вокруг людьми, смотрит Богу в глаза и отвечает: «Я не упоминал твоего имени всуе, особенно если ты тот, за кого я тебя принимаю, а потому, если тебя не затруднит свериться со стенограммой, то сказал я вот что: „Ребенку нужна новая пара обуви“.
 И грозно смотрит на него Бог, и голос Его подобен грому:
 — Как смеешь ты говорить со мной в подобном тоне!
 Мистер же Слаттерман, прищурившись — очень уж ярок свет, исходящий от Всевышнего — не лезет за словом в карман:
 — А нечего обвинять людей в том, чего они не делали. И вообще не верю я в тебя.
 — Вера твоя значения не имеет. — У Бога складывается ощущение, что доводам его недостает убедительности. — Ты не чтил установленный Мною священный день отдохновения и нарушал Мои законы, которые Я передал Моисею. Ты бельмо у Меня на глазу!
 — Секундочку, секундочку! — взвивается мистер Слаттерман. — Барменам тоже надо как-то жить, не правда ли? Если бы не твое желание обречь всех на адские муки — а иначе чем объяснить все то, что вытворяет налоговая инспекция, тогда я бы не пахал по субботам, как проклятый, и мог бы даже поиграть в гольф.
 Монолог этот выводит Бога из себя, Ему уже не надо притворяться, что Он сердится, а потому возглашает:
 — Да как язык твой…
 — Не хотелось прерывать… — вклинивается мистер Слаттерман, которому все-таки несколько не по себе, — но нельзя ли не столь высокопарно?
 Бог, Он смотрит на Слаттермана, устало вздыхает, заставляет себя успокоиться, прежде чем продолжить.
 — Бернард Слаттерман, — говорит Он нараспев, словно священник на воскресной мессе, — жизнь твоя прошла в погоне за земными удовольствиями, и твоей бессмертной душе грозит серьезная опасность. По всему выходит, что ждут ее вечные муки.
 — Так-то лучше. — Уверенности у мистера Слаттермана заметно прибавилось. — Учитывая, кто ты есть и все такое, можешь звать меня Берни.
 — Ты понимаешь, что Я тебе говорю? — грохочет Бог.
 — Мне представляется, что разговор беспредметен, если я уже умер, — отвечает мистер Слаттерман. — А раз мы затронули эту тему, должен отметить, что ты поступил жестоко и бесчувственно, призвав меня к себя в такой момент.
 — Ты не умер.
 Мистер Слаттерман с трудом удерживает готовое сорваться с языка ругательство и ограничивается суровым взглядом.
 — Уж не хочешь ли ты сказать, стоя передо мной и сияя, как медный таз, что ты оторвал меня от игры потехи ради, когда на кону стояли три «штуки» и я наверняка выкинул бы шесть очков?
 — Ты выкинул бы семь, — не без ехидства отвечает Бог.
 — Четыре и три или пять и два? — желает знать Слаттерман.
 — Шесть и один, — отвечает Бог. Он чувствует, что теряет контроль над ситуацией.
 — Я в это не верю, — бормочет мистер Слаттерман.
 — Я никогда не лгу. — Бог выпрямляется в свой немалый рост.
 — Да что же это получается? — вопит мистер Слаттерман. — Подложить такую свинью! И кому? Мне, отличному парню, который в жизни и мухи не обидел, да еще создан по твоему образу и подобию!
 И Бог, который уже ругает себя за то, что не придал человеку большего сходства с рогатой жабой или медведем-коалой (тогда бы он слышал этот упрек гораздо реже), говорит:
 — Ты похож на Меня гораздо меньше, чем многие, да и не помню Я, чтобы создавал тебя.
 А мистер Слаттерман, он хищно вперивается в Бога:
 — Ты уж, пожалуйста, с этим определись. Создавал ты меня или нет?
 — Да, да, разумеется, создавал. — Бог идет на попятную. — Я лишь сказал, что не помню, как это случилось.
 — Я так и думал! — победно восклицает мистер Слаттерман. — Тебе пришлось встать очень рано, чтобы найти время для Берни Слаттермана. — Он чешет затылок, а Бог молча смотрит на него, не зная, что и сказать. — Так на чем мы остановились? А, вспомнил. Почему ты выбрал меня? Почему этого предупреждения не слышат от тебя убийцы и двоеженцы, адвокаты и прочие дегенераты?
 — Потому что им по определению суждено гореть в аду, а у твоей души еще есть шанс на спасение.
 Мистер Слаттерман скептически смотрит на Бога.
 — Ты уверен, что вытащил меня не за тем, чтобы получить квалифицированный совет, какое вино следует покупать, а какое — нет?
 — Ты здесь потому, что ты плоть от плоти Моей и твоя душа — частица Моей души, а ко всем Моим детям я питаю безграничные любовь и сострадание. — Бог выдерживает паузу, прежде чем признать: — Хотя иной раз никакого терпения не хватает.
 Тут мистер Слаттерман смотрит на Бога с таким видом, будто тот сморозил какую-то глупость, и отступает на пару шагов.
 — Давай-ка не вспоминать о любви и сострадании, когда мы говорим о делах. — Он многозначительно добавляет: — Особенно о любви.
 — Как низки твои помыслы! — В голосе Бога слышится отвращение.
 — Да ну? — бросает в ответ мистер Слаттерман. — Я, между прочим, не соблазнял девственницу, и у меня нет внебрачных детей. — Он переходит на шепот: — Как-нибудь ты должен рассказать мне, как ты это сделал. Видишь ли, в таверну каждую субботу приходит одна девушка, которая утверждает, что бережет себя для первой брачной ночи и…
 — Хватит! — кричит Бог, багровея лицом и гадая, как это разговор о душе мистера Слаттермана привел к обсуждению весьма деликатного происшествия, имевшего место много лет тому назад, когда Бог был помоложе и куда более порывистым.
 Мистер Слаттерман пожимает плечами и ухмыляется с таким видом, будто иной реакции и не ждал.
 — Раз не хочешь, не будем об этом. Но уж и ты не спрашивай меня, как смешивать коктейли. В конце концов профессиональные секреты могут быть у каждого.
 Бог приходит к выводу, что он уже стар для подобных дискуссий, но решает предпринять последнюю попытку:
 — Слушай меня, Бернард Слаттерман. Твоя душа в опасности, но Я даю тебе шанс спасти ее.
 — Послушать тебя, так Небеса — это какой-то ломбард, — заявляет мистер Слаттерман.
 — Небеса — абсолютное совершенство, — сурово отвечает Бог. — Я их создал.
 На лице мистера Слаттермана отражается сомнение.
 — Одно не обязательно следует из другого. Ты ведь создал и Феникс, штат Аризона, не говоря уже о Чикаго.
 — Нет в тебе веры, — бормочет Бог, чувствуя, что аргумент этот слабоват, а разговор все более выходит из-под Его контроля.
 — Не будешь возражать, если я закурю? — Слаттерман достает из кармана пачку «Кэмела».
 Бог рассеянно кивает, и Слаттерман закуривает. Тут же спохватывается, предлагает сигарету Богу.
 — Ни в коем разе! — отказывается Всевышний, и Слаттерман, пожав плечами, убирает пачку в карман.
 — Значит, — продолжает он, решив, что Бог — парень-то неплохой, только очень уж много работающий, — устроился ты неплохо, так?
 — О чем ты? — удивляется Бог.
 — О Небесах, — отвечает мистер Слаттерман. — Разве мы не о них говорим?
 Бог решает, что проще отвечать на вопросы мистера Слаттермана, чем пытаться удержать разговор в определенном русле. Кроме того, он не уверен, стоит ли душа мистера Слаттермана таких усилий.
 — Рай великолепен.
 — Места много?
 — Больше, чем может вообразить себе человек, — с законной гордостью отвечает Бог.
 — Да? И на скольких акрах ты выращиваешь зерновые?
 Бог явно сбит с толку.
 — Ни на одном. — У него возникает ощущение, что он отстает от времени.
 — То есть у тебя одни пастбища? — По лицу мистера Слаттермана видно, что тот удивлен столь неэффективным использованием угодий.
 — Небеса — это райские луга, — объясняет Бог. Мистер Слаттерман хмурится.
 — Да, да, все это прекрасно. Но вот соевые бобы в этом году подорожали на тридцать процентов.
 — Если мне понадобятся соевые бобы, Я их сотворю, — раздраженно отвечает Бог.
 Мистер Слаттерман, однако, гнет свое:
 — Да, но Вам все равно придется собрать и подработать их. Сколько Вы платите своим работникам?
 — Херувимы работают бесплатно, — отвечает Бог, задаваясь вопросом, сколько же все это будет продолжаться.
 — Бесплатно? — повторяет мистер Слаттерман, и Бог видит, что его слова произвели должное впечатление. — А как смотрят на это власти?
 Бог тяжело вздыхает.
 — Власти — это Я.
 Мистер Слаттерман кивает.
 — Ну, конечно. Я забыл. — Он тушит окурок и закуривает следующую сигарету. — А как насчет дьявола?
 Бог недоуменно смотрит на него.
 — А что насчет дьявола?
 — Ну, Сатана, как известно, правит в аду, не так ли? А ад сотворил ты. Мне представляется, что это довольно-таки ценная недвижимость. — Он выдерживает паузу, чтобы Бог мог поспеть за ходом его мыслей. — Сколько он тебе платит за аренду?
 Неожиданно Бог улыбается.
 — Клянусь Собой! — восклицает он. — Никогда не думал об этом! — Тут он мрачнеет. — Но к чему мне деньги?
 — Ни к чему, — соглашается мистер Слаттерман. — Так что придется прибегнуть к бартеру. Он использует то, что принадлежит нам, следовательно, мы должны получить то, чем пользуется он.
 — Мы? — Кустистые брови Бога изумленно изгибаются.
 — Совершенно верно, — кивает мистер Слаттерман. — Ты и я в этом деле в доле. Так что, нужное нам, есть у Люцифера?
 — Ничего, — отвечает Бог, чувствуя, что события разворачиваются слишком уж быстро.
 — А вот и нет, — торжествует мистер Слаттерман. — У него есть рабочая сила, люди. Души, если Вам угодно.
 Бог глубоко вдыхает, медленно выпускает воздух из груди.
 — Не нужна мне никакая сила. Я — Творец.
 Мистер Слаттерман улыбается.
 — Именно об этом я и толкую. Очень уж ты распыляешься. Ты должен взять на себя общее руководство, а текучку переложить на кого-то еще. Как только я попал сюда, уж не знаю, куда, я сказал себе: «Берни, может, тебе не след упоминать об этом, поскольку ты здесь ненадолго и вообще не пойми кто, но очень уж измученным выглядит Бог. Видать, он слишком много работает». Эти самые слова я себе и сказал.
 Бог признает, что у него действительно сложилось ощущение, будто он взвалил на себя слишком большую ношу.
 Мистер Слаттерман сочувственно кивает.
 — Естественно, взвалил, да и причины более чем понятны. Я хочу сказать, быть Богом куда тяжелее, чем простым барменом, и, готов спорить, привилегий у тебя негусто. — Он оглядывается в поисках стула, который тут же возникает как по мановению волшебной палочки, садится. Рядом из воздуха появляется второй стул, на который усаживается Бог. — Я, разумеется, рад помочь советом, — продолжает Слаттерман, наклонившись вперед, — но на самом деле тут нужен опытный адвокат, специализирующийся на трудовом законодательстве.
 — Не иначе, как у тебя есть кто-то на примете, — сухо бросает Бог.
 — По правде говоря, едва ли кто справится с этим делом лучше брата моей жены, Джейка.
 — Душу Джейкоба Вайзермана уже не спасти. Она обречена на вечные муки, — сурово отвечает Бог.
 — Меня-то он не надул, не так ли? — внезапно спрашивает мистер Слаттерман.
 — Возможно, это единственный грех, который не числится за ним.
 На лице мистера Слаттермана отражается облегчение.
 — Тогда никаких проблем нет.
 Всевышний качает головой:
 — Я же тебе сказал: его душа обречена на вечные муки.
 — Послушай, — гнет свое Слаттерман, — люди, чьи души должны попасть на небо, могут продать их Сатане, так? Так почему же Джейк, душе которого прямой путь в ад, не может продать свою душу тебе в обмен на свои услуги?
 Бог вроде бы обдумывает эту идею, безусловно, для него новую, а мистер Слаттерман откидывается на спинку стула.
 — Разумеется, что-то должно перепасть и мне, раз уж я свел вас вместе.
 — Или твоей бессмертной душе? — предлагает Бог.
 Мистер Слаттерман улыбается:
 — Душе, разумеется, тоже, но я имею в виду ту игру, к которой ты меня вернешь, когда мы покончим с делами.
 Бог недовольно качает головой:
 — Участие в азартной игре — грех.
 Мистер Слаттерман пожимает плечами.
 — Так-то оно так, но, учитывая просроченные счета, что лежат на моем столе, и людей, которые останутся голодными, если я им не заплачу, играть и проигрывать куда больший грех, чем играть и выигрывать. — Он бросает на Бога короткий взгляд. — Разумеется, если тебя мучает совесть, можем забыть об этом.
 Бог смотрит на него долгим, тяжелым взглядом.
 — Все-таки мне трудно поверить, что ты одно из Моих творений, — наконец изрекает Он.
 Мистер Слаттерман хмурится.
 — Ты же не собираешься вновь потчевать меня всей этой метафизикой, не так ли?
 Бог вздыхает.
 — Полагаю, что нет, — признает Он.
 — Чудесно, — улыбается мистер Слаттерман. — Так я выкину шесть?
 Бог какое-то мгновение разглядывает свои длинные, совершенные пальцы и решает, что Ему пора подумать и об отпуске. А в этом случае Ему необходимо подобрать замену. В конце концов этому человеку не занимать уверенности в себе, он знает, чего хочет, и, естественно, он сможет работать в тесном контакте с Джейкобом Вайзерманом, пока тот будет вести деликатные переговоры, необходимость в которых давно назрела.
 — Три и три тебя устроят? — спрашивает Всевышний. — Или ты предпочтешь два и четыре?