Аннотация: "Боинг-747", которого с нетерпением ждали сотрудники американских спецслужб, ВОВРЕМЯ совершил посадку в Нью-Йорке...
 Но на его борту не оказалось ЖИВЫХ – погибли ВСЕ пассажиры. А известный своей жестокостью террорист по прозвищу Лев, которого и встречали агенты ФБР, бесследно исчез.
 У детектива Джона Кори и его молодой напарницы Кейт Мэйфилд нет сомнений: убийство пассажиров – дело рук Льва и это лишь первое звено в его чудовищном плане затопить всю страну кровью.
 ГДЕ ЖЕ СКРЫЛСЯ Лев, словно растворившийся в воздухе?!
 И главное – ГДЕ он готовится нанести СЛЕДУЮЩИЙ УДАР?
 Джон и Кейт начинают смертельно опасное сафари – ОХОТУ НА ЛЬВА!


---------------------------------------------


 Нельсон Демилль
 Игра Льва

 Светлой памяти мамы, представительницы великого поколения




 От автора


 Прототипом действующего в романе Особого антитеррористического соединения (ОАС) стало реальное Особое свободное антитеррористическое соединение (ОСАС).
 Особое свободное антитеррористическое соединение – это отряд трудолюбивых, решительных, опытных мужчин и женщин, которые воюют на передовой в войне против терроризма в Америке.
 Персонажи романа абсолютно вымышленные, хотя отдельные эпизоды работы правоохранительных органов основаны на фактах (например, воздушный налет США на Ливию в 1986 г.).




 Книга первая
 Америка, 15 апреля, наши дни



 Смерть боится его, потому что у него сердце льва.

    Арабская пословица


 Глава 1

 Вы можете думать, что человек, который был трижды ранен и едва не превратился в склад внутренних органов, станет в будущем избегать опасных ситуаций. Нет, видимо, подобное подсознательное стремление не было записано в моих генах.
 И вот я, Джон Кори, бывший детектив отдела по расследованию убийств Департамента полиции Нью-Йорка, сейчас работаю по контракту специальным агентом в ОАС – Особом антитеррористическом соединении.
 Стоял хороший весенний день, суббота. Я сидел в желтом такси, которое направлялось с Федерал-Плаза, 26, в Нижнем Манхэттене в международный аэропорт Джона Ф. Кеннеди, а за рулем машины устроился пакистанец-смертник. Машин на кольцевой автостраде было немного. Чайки с соседней свалки купались в синеве и метко гадили на ветровое стекло. Люблю весну.
 Я отправлялся не в отпуск и не на отдых, а выполнял задание упомянутого ОАС. Мало кто знает о существовании этой организации, и слава Богу. ОАС подразделялось на секторы. Каждый сектор специализировался на определенных группах террористов: Ирландская республиканская армия, Пуэрто-риканское движение за независимость и тому подобное. Я работаю в Ближневосточном секторе, у нас самая большая группа и, возможно, самая важная. По-честному, я мало что знаю о ближневосточных террористах. Начальство предполагало, что я наберусь опыта в процессе работы.
 Для проверки своих профессиональных навыков я завел разговор с водителем-пакистанцем. Его звали Фасид. Я знал, что Фасид террорист, хотя он выглядел и говорил как вполне приличный парень.
 – Откуда ты приехал в Америку? – поинтересовался я.
 – Из Исламабада. Это столица Пакистана.
 – Вот как? И давно уже ты здесь?
 – Десять лет.
 – Нравится в Америке?
 – Еще бы. Кому здесь не нравится?
 – Ну, например, брату моей бывшей жены, Гарри. Он постоянно ругает Америку, хочет уехать в Новую Зеландию.
 – У меня дядя в Новой Зеландии.
 – Ты не шутишь? А в Исламабаде хоть кто-то остался?
 Таксист засмеялся и теперь уже задал вопрос мне:
 – Вы кого-то встречаете в аэропорту?
 – Почему ты так думаешь?
 – У вас нет багажа.
 – Эй, а ты сообразительный парень.
 – Значит, встречаете? Я могу подождать и отвезти вас обратно в город.
 – Не стоит, я сам доберусь.
 – Как хотите, а то могу подождать.
 На самом деле я ехал встречать какого-то террориста, который явился с повинной в посольство США в Париже, однако делиться этой информацией с Фасидом я не собирался.
 – В футбол болеешь за "Янки"? – спросил я, меняя тему разговора.
 – Нет, больше я за них не болею.
 Фасид пустился в пространные рассуждения о стадионе, на котором выступали "Янки", о дороговизне билетов, заработках футболистов и так далее. Эти террористы умные ребята, рассуждают как лояльные граждане.
 Но тем не менее мне удалось отвлечь его от мысли, зачем я еду в аэропорт. Как я уже говорил, я работал детективом в отделе по расследованию убийств, считался одним из лучших в Нью-Йорке. Год назад на Западной 102-й улице у меня завязалась перестрелка с двумя испанскими джентльменами. Вероятно, они приняли меня за кого-то другого либо просто практиковались в стрельбе, поскольку у них не имелось никаких вразумительных причин для того, чтобы нападать на меня. Иногда жизнь выкидывает забавные фортели.
 В этой перестрелке я едва не отдал Богу душу. Потом, когда выписался из больницы, принял приглашение своего дяди Гарри пожить в его летнем доме на Лонг-Айленде, чтобы как следует восстановить здоровье. Этот дом расположен примерно в сотне миль от Западной 102-й, что меня очень устраивало. В дядином доме я времени зря не терял: добровольно взялся за расследование убийства супружеской пары, успел дважды влюбиться и едва не погиб. Кстати, одна из двух женщин, в которых я влюбился, Бет Пенроуз, продолжает играть определенную роль в моей жизни.
 Пока все это крутилось на Лонг-Айленде, окончательно оформился мой развод. И если бы я во время отдыха не влез в то дело с убийством супружеской пары, то не имел бы несчастья познакомиться с болваном из ЦРУ по имени Тед Нэш. Тед мне сразу не понравился, да и он, надо сказать, ответил тем же. А теперь – это надо же – мы с ним работаем вместе в ОАС. Я понимаю, что мир тесен, но не настолько же. И кроме того, я не верю в случайные совпадения.
 Занимался этим делом еще один парень из ФБР, Джордж Фостер, нормальный парень в отличие от Теда Нэша, однако и с ним дружбы не получилось.
 Когда выяснилось, что убийство супружеской пары не касается ЦРУ и ФБР, Нэш и Фостер испарились. Они вновь появились в моей жизни месяц спустя, когда я поступил на службу в Ближневосточный сектор ОАС. Но пусть не радуются, я буду просить перевести меня в сектор, который занимается Ирландской республиканской армией (ИРА), и скорее всего добьюсь этого перевода. Об ИРА я тоже ничего толком не знаю, но, во всяком случае, на ирландцев приятнее смотреть, чем на арабских террористов. Да и ирландские пивные мне очень нравятся. Так что в деле борьбы с ИРА я смогу принести больше пользы. Наверняка.
 После всей этой заварушки на Лонг-Айленде меня поставили перед выбором: либо я предстаю перед дисциплинарной комиссией Департамента полиции Нью-Йорка за несанкционированное вмешательство в расследование убийства, либо мне оформляют инвалидность и отправляют к чертям на все четыре стороны. Я предпочел инвалидность, однако выторговал себе право работать в Колледже уголовного судопроизводства, который находится в Манхэттене, где я и живу. Перед тем как меня ранили, я читал лекции в этом колледже. Как видите, много я не просил, поэтому и получил что хотел.
 В январе я приступил к работе, у меня было две вечерние группы и одна дневная, но все же я жутко страдал от скуки. Мой бывший напарник Дом Фанелли разузнал о программе набора по контракту специальных агентов для работы в ОАС, куда принимали бывших сотрудников различных силовых структур. Возможно, я совершил ошибку, но вот я уже сотрудник ОАС. Платят здесь хорошо, выдают премии, так что это не ФБР, где в основном собраны тупицы. В прошлом у меня частенько возникали проблемы с ФБР, впрочем, как и у большинства полицейских.
 Да и работа вроде бы интересная. ОАС представляет собой уникальное, я бы даже сказал – элитное, подразделение (не считая пеньков из ФБР), единственное на территории Нью-Йорка и его окрестностей. Состоит оно главным образом из уволившихся полицейских детективов, это отличные ребята, из бывших федералов да еще каких-то полугражданских парней. Они, как и я, поступили сюда на службу, чтобы, как говорится, не выпадать из команды. Конечно, в некоторых отделах, если того требуется, присутствуют профессионалы из ЦРУ и Агентства по борьбе с наркотиками, которые знают свое дело, знают, как связаны между собой торговля наркотиками и терроризм.
 Есть еще сотрудники из Бюро по контролю за продажей алкогольных напитков, табачных изделий и оружия, несколько детективов из Портового управления, приписанных к различным командам. Парни из Портового управления полезны в аэропортах, на автовокзалах, железнодорожных станциях, в доках. Под их контролем некоторые мосты, тоннели и другие места вроде Центра международной торговли. Так что картина вполне впечатляющая.
 ОАС являлось одним из основных подразделений, занимавшихся расследованием взрывов в Центре международной торговли и в офисе авиакомпании "Транс уорлд эйрлайнз". Но иногда у нас бывают командировки. Например, мы отправляли свою команду в Африку для расследования взрыва посольства США, хотя ОАС практически не упоминалось в "Новостях". Но все это происходило до моего появления в ОАС, а сейчас в его деятельности царило относительное спокойствие, что меня очень устраивало.
 Причина объединения могущественных федералов с нью-йоркскими полицейскими и создания ОАС заключалась в том, что большинство федералов не из Нью-Йорка, они ничего не знают ни о сандвичах с говядиной, ни о подземке на Лексингтон-авеню. Парни из ЦРУ более пронырливы, они могут говорить о пражских кафе, ночном поезде в Стамбул и прочей подобной чепухе, но и для них Нью-Йорк не самое любимое место пребывания. А нью-йоркские полицейские знают город как свои пять пальцев. Именно такие смышленые ребята нужны для того, чтобы вести слежку за Абдулой Салами-Салами, Пэдди О'Бэдом, Педро Вива Пуэрто-Рико и прочими. Так что когда ОАС не удается переманить к себе действующих нью-йоркских полицейских, они нанимают бывших полицейских. Вроде меня. И несмотря на мою так называемую инвалидность, я вооружен и опасен. Вот так-то.
 Мы уже подъезжали к аэропорту Кеннеди, когда я спросил у Фасида:
 – Ну, чем ты занимался на Пасху?
 – На Пасху? Но я не отмечаю Пасху. Я мусульманин.
 Видите, какой я умный? Федералы потели бы целый час, чтобы заставить этого парня признаться, что он мусульманин. А я вытащил из него признание за две секунды. Так, шутя. Но все же я на самом деле хочу уйти из Ближневосточного сектора в тот, что занимается ИРА. Я ведь и сам наполовину ирландец, наполовину англичанин. Так что смогу работать как с одними, так и с другими.
 – Куда в аэропорту надо подъехать? – спросил Фасид.
 – К международному терминалу.
 – Какой авиакомпании?
 – А там их много?
 – Конечно. Двадцать, тридцать, а может, и сорок...
 – Правда? Ну, ты рули, а там я тебе покажу.
 Фасид пожал плечами, в точности как израильский таксист. У меня даже мелькнула мысль, что он, возможно, агент МОССАДА, маскирующийся под пакистанца. А может, просто новая работа сделала меня чересчур подозрительным.
 В аэропорту я велел Фасиду подъехать к международному терминалу, огромному зданию с многочисленными вывесками авиакомпаний.
 – Какая авиакомпания? – снова спросил Фасид.
 – Мне ни одна из них не нравится. Езжай дальше.
 Фасид снова пожал плечами.
 Я направил его на другую дорогу, и теперь мы уже подъехали к другой стороне большого аэропорта. Хороший прием проверить, не следит ли кто за тобой. Я вычитал это в каком-то шпионском романе, а может, видел в кино про Джеймса Бонда. Поэтому старался вести себя, как подобает борцу с террористами.
 Затем я велел Фасиду повернуть направо и остановиться перед большим офисным зданием. В этой части аэропорта полно всяких служебных помещений и складов, где можно бродить, оставаясь незамеченным. Да и парковаться здесь гораздо проще. Я расплатился с таксистом, добавил чаевые и попросил выписать квитанцию на всю сумму. Честность является одним из моих немногочисленных недостатков.
 Фасид выдал мне квитанцию и снова предложил:
 – Может, подождать вас?
 – Я бы на твоем месте не стал.
 Я вошел в вестибюль здания, построенного в архитектурном стиле 60-х годов, где вместо охраны, вооруженной автоматами "узи", имелась только вывеска: "Посторонним вход воспрещен". Так что если вы читаете по-английски, то сразу поймете, ждут вас здесь или нет.
 Поднявшись по лестнице, я направился по коридору, в который выходили стальные серые двери, на некоторых из них имелись таблички, на других просто номера, а на третьих вообще ничего. На двери в конце коридора красовалась сине-белая вывеска: "Частный клуб "Конкистадор" – вход только для членов".
 Сбоку от двери располагался сканер для считывания электронных карточек-ключей, но, как и все остальное, связанное с клубом "Конкистадор", это была бутафория. Мне следовало всего лишь приложить к сканеру большой палец правой руки, что я и сделал. Спустя пару секунд это хитроумное устройство сказало себе: "Эй, да ведь это же большой палец Джона Кори – надо открыть ему дверь".
 И вы думаете, что дверь распахнулась? Нет, она скользнула в сторону и ушла в стену по самую дверную ручку. Вверху над дверью имелась еще видеокамера, на тот случай, если у вас большой палец испачкан шоколадным батончиком или чем-то еще. Так что если вас узнавали в лицо, то сразу открывали дверь, однако для меня сделали исключение и заставили все-таки приложить палец к сканеру.
 Итак, я вошел внутрь, а дверь автоматически скользнула на место. Я очутился в холле, похожем на приемную туристского клуба. Можете не сомневаться, я задавал вопрос, почему подобный клуб находится в здании, расположенном так далеко от пассажирского терминала, однако до сих пор не получил ответа. Ну и ладно, я сам знаю ответ: там, где присутствуют парни из ЦРУ, они всегда предпочитают двойные зеркала и прочие шпионские штучки. Эти клоуны тратят время и деньги на театральные эффекты, прямо как в старые времена, когда они пытались произвести впечатление на КГБ.
 За столом в приемной сидела Нэнси Тейт, секретарша, этакая "мисс Манипенни", образец деловитости, скрытой сексуальности и все такое прочее. Я ей почему-то нравился, и она любезно поприветствовала меня:
 – Добрый день, мистер Кори.
 – Добрый день, мисс Тейт.
 – Все уже прибыли.
 – Я задержался в автомобильной пробке.
 – На самом деле до назначенного срока еще десять минут.
 – Ох...
 – Мне нравится ваш галстук.
 – Я снял его с мертвого болгарина в ночном стамбульском поезде.
 Секретарша захихикала. Слева от ее стола находилась дверь с табличкой "Конференц-зал", но на самом деле за дверью были комнаты для допросов и камеры для арестованных. Это не совсем походило на конференц-зал. А на двери справа висела табличка: "Комната отдыха и бар". В действительности же дверь вела в оперативный штаб и узел связи.
 – Пройдите в оперативный штаб, – предложила мне мисс Тейт. – Там уже четверо, вы будете пятым.
 – Спасибо.
 Я прошел в полутемную, похожую на пещеру комнату без окон, заставленную столами с компьютерами. Широкая задняя стена комнаты представляла собой огромную цветную компьютерную карту мира, на экран можно было вывести детальную карту любого места, например центра Исламабада. Короче говоря, оперативный штаб был оснащен по последнему слову техники. Что ж, деньги для федералов не проблема.
 В любом случае мое рабочее место находилось не здесь, а по вышеупомянутому адресу – Федерал-Плаза, 26. Сюда же в этот; субботний день я был вынужден приехать, чтобы встретить какого-то араба, которого следовало укрыть в безопасном месте и как следует допросить.
 Проигнорировав своих коллег, я направился прямиком к кофеварке, которая в отличие от той, что мы пользовались в полицейском участке, была чистой и работала прекрасно. Спасибо налогоплательщикам, оплачивающим расходы федералов.
 Я занялся приготовлением кофе, что помогло мне не общаться с коллегами еще несколько минут. А коллеги сидели за свободным столом. Сегодня в состав команды входили Тед Нэш из ЦРУ и Джордж Фостер из ФБР. Плюс Ник Монти из Департамента полиции Нью-Йорка и Кейт Мэйфилд из ФБР.
 Кейт подошла ко мне и принялась готовить себе чай. Предполагалось, что она будет моей наставницей. Ладно, пусть будет кем угодно, лишь бы не напарницей.
 – Мне нравится твой галстук, – заметила Кейт.
 – Я как-то задушил им воина-ниндзя. Это мой любимый галстук.
 – Правда? А как тебе нравится новая работа?
 – Я просто влюблен в нее.
 – Тогда почему ты хочешь перейти в сектор, занимающийся ИРА?
 – Понимаешь, мусульмане не пьют. Я не могу правильно писать их имена в отчетах. И потом, их женщин невозможно соблазнить.
 – Я давно не слышала таких слов, это позиция расиста и женофоба.
 – Ты вообще мало что слышала.
 – Здесь вам не полицейский участок, мистер Кори.
 – Но я-то полицейский. Тебе придется смириться с этим.
 – Это значит, что ты намерен шокировать нас своими выходками?
 – Да. Послушай, Кейт, я благодарен тебе за вмешательство – то есть я хотел сказать – за наставничество, – но через неделю я либо буду в секторе, работающем по ИРА, либо вообще уйду от вас.
 Кейт ничего не ответила и занялась лимоном. Я посмотрел на нее. Лет тридцать, наверное. Блондинка, голубые глаза, светлая кожа, спортивная фигура, никаких украшений, легкий макияж. На мой взгляд – никаких изъянов, если не считать нескольких пятнышек перхоти на темно-синем блейзере. Наверное, в школе она занималась одновременно тремя видами спорта, принимала холодный душ, а в колледже организовывала спортивные состязания. Я ненавидел ее. Нет, не в прямом смысле этого слова, но просто у нас с ней не было ничего общего, за исключением, пожалуй, некоторых аналогичных внутренних органов. Трудно было определить ее акцент, и я вспомнил, как Ник Монти говорил, что ее отец работал в ФБР и семья жила в различных штатах.
 Кейт повернулась и посмотрела на меня, а я посмотрел на нее и выдержал взгляд ее проницательных голубых глаз.
 – Ты пришел к нам с отличными рекомендациями, – обратилась ко мне Кейт.
 – Неужели? И кто же меня рекомендовал?
 – Коллеги из отдела по раскрытию убийств.
 Я промолчал.
 – А еще Тед и Джордж, – добавила Кейт и кивнула в сторону "болвана и олуха".
 Я едва не поперхнулся кофе. Непостижимая загадка. С какой стати эти двое могли сказать обо мне что-то хорошее?
 – Они не в восторге от тебя, но ты произвел на них впечатление в ходе того дела на Лонг-Айленде, – пояснила Кейт.
 – Да, я тогда и сам себе понравился.
 – Но почему же ты хочешь уйти из ближневосточного сектора? Если проблема заключается в Теде и Джордже, мы можем перевести тебя в другую команду в рамках нашего сектора.
 – Я люблю Теда и Джорджа, но в действительности мое сердце принадлежит сектору по борьбе с ИРА.
 – Очень жаль, потому что настоящие дела именно у нас. Можно сделать хорошую карьеру. А ИРА ведет себя в Америке очень тихо.
 – Вот и хорошо. Меня не интересует карьера.
 – А вот палестинцы и мусульманские группы представляют потенциальную угрозу для национальной безопасности.
 – Да уж какую там "потенциальную", – возразил я, – вспомни взрывы в Центре международной торговли.
 Кейт промолчала.
 Я понял, что для сотрудников ОАС напоминание об этих взрывах звучит как фраза: "Вспомни Перл-Харбор". Разведка прохлопала ушами, но потом террористов отловили, так что получилось нечто вроде ничьей.
 – Вся страна в страхе перед угрозой биологической, химической или даже ядерной атаки со стороны ближневосточных террористов, – продолжила Кейт. – Ты ведь понимаешь это?
 – Понимаю.
 – Поэтому все другие дела в ОАС считаются второстепенными. Настоящая работа идет в Ближневосточном секторе, а ты, похоже, человек действия, – с улыбкой закончила Кейт.
 Я улыбнулся в ответ и спросил:
 – А какое тебе дело до меня?
 – Ты мне нравишься.
 Я вскинул бровь от удивления.
 – Мне нравятся вот такие неандертальцы из Нью-Йорка, – пояснила Кейт.
 – Послушай, Кейт, у меня просто нет слов.
 – Тогда подумай об этом.
 – Ладно, подумаю.
 Я взглянул на ближайший монитор и увидел, что рейс 175 авиакомпании "Транс-континенталь" из Парижа, который мы ждем, прибывает вовремя. И снова обратился к мисс Мэйфилд:
 – Как думаешь, сколько это займет времени?
 – Часа два или три. Час бумажной работы здесь, затем вернемся с нашим сомнительным перебежчиком на Федерал-Плаза, а там будет видно.
 – Что будет видно?
 – А ты куда-то торопишься?
 – Да вроде того.
 – Очень сожалею, что национальная безопасность мешает твоей личной жизни.
 Я не нашел достойного ответа, поэтому сказал:
 – Я большой поклонник национальной безопасности. Поэтому я в твоем распоряжении до восемнадцати часов.
 – Да можешь уйти когда захочешь. – Кейт взяла свою чашку с чаем и присоединилась к коллегам.
 А я остался на месте со своим кофе и задумался над предложением Кейт проваливать отсюда. Сейчас я был похож на человека, который, стоя среди зыбучих песков, наблюдает за тем, как тот покрывает ботинки, и гадает, через какое время песок доберется до носков. Однако он знает, что может удрать в любую минуту. К сожалению, когда я в следующий раз глянул вниз, то увидел, что песок добрался уже до коленей.

 Глава 2

 Сэм Уолтерс, сидя в кресле, подался вперед, поправил головную гарнитуру и уставился на светившийся перед ним зеленый экран радара. На улице сиял пригожий апрельский день, но этого не ощущалось в тускло освещенном, без окон, зале Нью-Йоркского центра управления воздушным движением, расположенном на Лонг-Айленде, в пятидесяти милях к востоку от аэропорта Кеннеди.
 Остановившись возле кресла Уолтерса, начальник смены Боб Эшкинг спросил:
 – Проблема?
 – Да, Боб. Потеря радиосвязи, рейс один семь пять "Транс-континенталь" из Парижа.
 Боб Эшкинг понимающе кивнул.
 – Как давно нет связи?
 – Никому не удается связаться с ним после того, как он покинул североатлантическую трассу вблизи Гандера. – Уолтерс взглянул на часы. – Уже около двух часов.
 – Есть какие-то другие признаки наличия проблемы на борту?
 – Нет. На самом деле... – Сэм внимательно посмотрел на экран радара. – Самолет развернулся на юго-запад при пересечении воздушных трасс у Сарди. Затем, согласно полетному плану, снизился на эшелон тридцать семь.
 – Значит, свяжется через несколько минут, будет спрашивать, почему мы его не вызываем, – предположил Эшкинг.
 Уолтерс кивнул. Отсутствие радиосвязи не являлось чем-то сверхнеобычным: частенько диспетчеры не могли связаться с самолетами, которые вели. Уолтерс и сам припомнил два-три таких случая. Наверняка через несколько минут кто-то из пилотов ответит: "Ох, прошу прощения..." – и объяснит, что у них был выключен звук, либо сбилась частота, либо произошло что-то еще менее существенное. Например, весь экипаж уснул... хотя этого они, конечно, не скажут.
 – А может, оба пилота усадили себе на колени стюардесс и развлекаются с ними, – буркнул Эшкинг.
 Уолтерс улыбнулся.
 – Самое лучшее объяснение отсутствия радиосвязи, какое я когда-либо слышал, – это когда пилот сообщил, что он поставил поднос с обедом между креслами пилотов, а поднос надавил на селекторный переключатель и сбил им частоту.
 Эшкинг рассмеялся.
 – Очень простое объяснение для такой серьезной проблемы.
 – Точно. – Уолтерс снова посмотрел на экран радара. – Курс у него нормальный.
 – Да.
 Вот когда с экрана пропадает отметка, подумал Уолтерс, тогда действительно серьезная проблема. Он дежурил в мартовскую ночь 1998 года, когда президентский самолет исчез с экрана радара на долгих двадцать четыре секунды и находившиеся в зале диспетчеры застыли от ужаса. Затем отметка снова появилась, и все облегченно вздохнули. Но была еще ночь 17 июля 1996 года, когда рейс 800 "Транс уорлд эйрлайнз" исчез с экрана радара навсегда... Уолтерс знал, что до самой смерти не забудет ту ночь. А в данном случае обычная потеря радиосвязи... и все же его что-то беспокоило. Слишком уж долго не было связи.
 Сэм Уолтерс нажал несколько кнопок и сказал в микрофон по каналу внутренней связи:
 – Сектор девятнадцать, я – двадцать третий. Нет связи с рейсом один семь пять "Транс-континенталь". Он движется к вам, через четыре минуты я передам его. Просто хотел предупредить вас заранее.
 Выслушав ответ, Уолтерс продолжил:
 – Да, наверное, у них какая-то неисправность. Их уже два часа на всех частотах вызывает все Атлантическое побережье. – Уолтерс хмыкнул и добавил: – Когда рейс закончится, пилоту придется написать столько объяснительных, что он почувствует себя Шекспиром. Ладно, свяжусь с вами позже. – Он повернул голову и встретился взглядом с Эшкингом. – Ты что-то хотел?
 – Да... предупреди всех по линии и скажи, что, когда первый сектор установит связь с капитаном, пусть попросят капитана после посадки позвонить мне в центр. Я хочу лично поговорить с этим клоуном и объяснить ему, сколько неприятностей он доставил людям на всем побережье.
 – И в Канаде тоже.
 – Вот именно. – Эшкинг выслушал, как Уолтерс передал его указания диспетчерам следующих секторов, которым предстояло вести рейс 175.
 Несколько других диспетчеров, у которых был перерыв в работе, подошли к пульту управления двадцать третьего сектора. Уолтерс понял: всем стало любопытно, почему это начальник смены Боб Эшкинг так долго торчит здесь, вдалеке от своего рабочего места. По мнению подчиненных, это могло означать возникновение опасной ситуации.
 Сэм Уолтерс не любил, когда вокруг толпились люди, но Эшкинг не шуганул их, поэтому и Сэм не мог ничего сказать. А между тем отсутствие связи с рейсом 175 уже стало главным событием в Центре управления воздушным движением. В конце концов, такая мини-драма была хорошей практикой для молодых диспетчеров, дежуривших в эту субботу.
 Все молчали, но Уолтерс ощущал вокруг атмосферу любопытства, смешанного с удивлением и легкой тревогой. Он еще раз попытался связаться с пилотом.
 – Рейс один семь пять, говорит Нью-Йорк, вы меня слышите?
 Ответа не последовало.
 Уолтерс вызвал еще раз.
 И снова молчание.
 Тишину в комнате нарушало лишь гудение электроники. Никто из стоявших вокруг не подал ни одной реплики. Неразумно было что-то говорить в ситуации, которая могла случиться с каждым из диспетчеров.
 Наконец один из диспетчеров обратился к Эшкингу:
 – Босс, задайте после всего этому парню хорошую трепку, я из-за него не успел перекусить, да и кофе остыл.
 Несколько диспетчеров засмеялись, но смех тут же стих.
 Эшкинг прокашлялся.
 – Ладно, нечего тут толпиться, займитесь полезным делом. Расходитесь.
 Диспетчеры разошлись, оставив Эшкинга и Уолтерса вдвоем.
 – Мне это не нравится, – тихо промолвил Эшкинг.
 – Мне тоже.
 Эшкинг откатил от соседнего стола кресло на колесиках и поставил его рядом с креслом Уолтерса. Затем внимательно посмотрел на экран радара, сосредоточившись на проблемном самолете. Опознавательная метка на экране указывала, что это "Боинг-747" новой серии 700, самый крупный, последней модификации. Самолет двигался точно в соответствии с полетным планом, приближаясь к аэропорту Кеннеди.
 – Черт побери, что же могло случиться со связью? – пробормотал Эшкинг.
 Подумав минуту, Уолтерс ответил:
 – Аппаратура не могла выйти из строя... поэтому я думаю, что либо выключен звук, либо сломался переключатель частот, либо повреждены антенны.
 – Да?
 – Да...
 – Но... если выключен звук или сломался переключатель частот, то экипаж давно бы уже обнаружил это.
 Уолтерс кивнул:
 – Да... поэтому, возможно, сломана антенна... или, знаешь, это новая модель, могла забарахлить электроника. Такое возможно.
 – Возможно. Но маловероятно. С рейсом один семь пять нет связи уже в течение нескольких часов. Как ты думаешь... не могли они все уснуть?
 Замявшись, Уолтерс ответил:
 – Что ж... такое случается, но за это время в кабину наверняка зашли бы стюардесса или бортпроводник.
 – Ты прав. Радиосвязь отсутствует слишком долго.
 – Понимаешь, когда самолет снижался и менял эшелон, они должны были связаться с нами. Предположим, в этот момент они обнаружили, что радио вышло из строя, но пилот мог воспользоваться каналом передачи данных и отправить по телетайпу сообщение в свою компанию, а они бы к этому времени позвонили нам.
 Эшкинг задумался над словами Уолтерса.
 – Вот поэтому я начинаю склоняться к мысли, что, как ты сказал, вышла из строя антенна. А сколько антенн у этого самолета?
 – Точно не знаю, но много.
 – Могли они все сломаться?
 – Теоретически могли.
 Эшкинг снова задумался.
 – Ладно, предположим, капитан знает о том, что у него не работает радиосвязь... но он действительно мог воспользоваться мобильной телефонной связью с землей, позвонить кому-нибудь, кто предупредил бы нас. Я хочу сказать, что такое случалось... и пилоты пользовались мобильником.
 Уолтерс кивнул.
 Они вдвоем внимательно уставились на экран радара, наблюдая за отметкой, которая медленно двигалась справа налево. Наконец Боб Эшкинг сказал то, чего ему говорить не хотелось:
 – Возможно, это захват.
 Уолтерс промолчал.
 – Сэм?
 – Да... но посмотри, авиалайнер в точности выполняет полетный план: курс и высота – все правильно; они используют код бортового ответчика для трансатлантических перелетов. Если бы самолет захватили, капитан должен был сменить код ответчика и послать сигнал о захвате, чтобы предупредить нас.
 – Конечно... – Эшкинг понимал, что ситуация не похожа на захват. Просто долгое время нет радиосвязи с авиалайнером, а в остальном все нормально. И все же возможно, что угонщик очень опытный, он знает про смену кода и сигнал и приказал пилотам не прикасаться к переключателю бортового ответчика.
 И еще Эшкинг понимал, что сейчас вся ответственность ложится на него. Он мысленно выругал себя за то, что добровольно вызвался дежурить в субботу. Жена уехала во Флориду навестить родителей, дети были на занятиях в колледже, и Боб подумал, что лучше пойти на дежурство, чем сидеть дома в одиночестве. Как же он ошибся! Жаль, что у него нет хобби, а то было бы чем заняться в субботу, кроме работы.
 – Что мы еще можем сделать? – спросил Уолтерс.
 – Продолжай делать то, что делаешь. А я свяжусь с диспетчером аэропорта Кеннеди, потом позвоню в Центр трансконтинентальных операций.
 – Хорошая идея.
 Эшкинг поднялся с кресла.
 – Сэм, я не верю, что возникла серьезная проблема, но мы проявим некомпетентность, если не сообщим о сложившейся ситуации.
 Уолтерс мысленно перевел слова начальника: "Не стоит паниковать, а то может показаться, что мы не в силах справиться с ситуацией. Однако на всякий случай лучше прикрыть свои задницы".
 – Вызови девятнадцатый сектор и передай ему рейс один семь пять, – приказал Эшкинг.
 – Хорошо.
 – И звони мне, если будут какие-то новости.
 – Позвоню.
 Эшкинг повернулся и направился в свой отгороженный стеклом кабинет. Здесь он уселся за стол и подождал несколько минут в надежде, что Сэм Уолтерс позвонит и сообщите восстановлении радиосвязи. Затем Боб подумал о том, что скажет диспетчеру аэропорта Кеннеди. Он решил, что это будет строго дозированная информация для сведения, без малейшего намека на тревогу или озабоченность, никаких предположений – ничего, кроме фактов. А вот во время звонка в Центр трансконтинентальных операций следует в разумных пределах высказать тревогу и озабоченность.
 Эшкинг снял трубку телефона и сначала набрал номер диспетчера аэропорта Кеннеди. Дожидаясь, пока ему ответят, Боб подумал: а может, все-таки надо сказать им, что он нутром чует – здесь явно что-то не так.

 Глава 3

 Я сидел в комнате вместе с коллегами: Тедом Нэшем, супершпионом из ЦРУ; Джорджем Фостером, бойскаутом из ФБР; Ником Монти, хорошим парнем из Департамента полиции Нью-Йорка; и Кейт Мэйфилд, золотой девочкой из ФБР. Все расположились в креслах, которые забрали от свободных столов, и каждый держал в руке керамическую чашку с кофе. Я с удовольствием добавил бы к кофе пончик с сахарной пудрой, но люди почему-то всегда смеялись при виде полицейского с пончиком, и я подавил в себе это желание.
 Мы все сняли пиджаки, продемонстрировав друг другу плечевые кобуры. За двадцать лет службы в правоохранительных органах я открыл для себя, что вид плечевой кобуры заставляет всех говорить чуточку тише, даже женщин.
 Все были заняты тем, что листали папки с данными на нашего перебежчика, которого звали Асад Халил. Обычно полицейские называли эти документы папками, а мои новые друзья – досье. Так что получалось, что полицейские, сидя на своих задницах, листали содержимое папок, а федералы, сидя на своих мягких местах, просматривали досье.
 Информация в папке называется установочными данными на подозреваемого, а информация в досье, как я думаю, так и называется – информация. Одно и тоже, но мне надо привыкать к языку федералов.
 Как бы там ни было, мало чего ценного содержалось в моей папке, или в их досье, за исключением, пожалуй, цветной фотографии, переданной из посольства в Париже. Скудные биографические данные перебежчика да еще краткий отчет с умозаключениями, состряпанными ЦРУ, Интерполом, британской службой МИ-6, французской Сюртэ и целой кучей других полицейских и шпионов, шастающих по Европе. В биографических данных говорилось, что наш перебежчик ливиец, около тридцати лет, семьи нет, говорит, разумеется, на арабском и, кроме того, на английском, французском, немного на итальянском, еще меньше на немецком.
 Я бросил взгляд на часы, потянулся, зевнул и огляделся по сторонам. Клуб "Конкистадор" служил оперативным штабом не только для ОАС, но и для ЦРУ, ФБР и бог знает для кого еще. Однако в этот субботний день здесь присутствовали только пятеро членов ОАС, дежурный офицер, которую звали Мег, да еще секретарша Нэнси Тейт. Кстати, стены помещения имели свинцовые экраны, чтобы никто снаружи не мог подслушивать с помощью специальной аппаратуры, и чтобы даже Супермен ничего не смог разглядеть.
 – Насколько я понимаю, ты хочешь уйти от нас, – обратился ко мне Тед Нэш.
 Я не ответил, но посмотрел на Нэша. Он был модником, и, знаете, все у него было пошито на заказ, даже туфли и кобура. Симпатичный, загорелый, темные волосы с легкой проседью. Я отчетливо припомнил, что Бет Пенроуз проявляла к нему определенный интерес. Я попытался убедить себя, что, конечно же, не из-за этого недолюбливаю его, однако наверняка и это добавляло дров в тлеющий костер моей неприязни.
 – Советую тебе еще раз хорошенько обдумать свое решение, – вступил в разговор Джордж Фостер.
 – Да что ты говоришь?
 Фостер, будучи старшим офицером ФБР, являлся как бы начальником, к чему совершенно спокойно относился Нэш, который на самом деле не принадлежал к нашей команде, а просто изредка прикомандировывался к ней, когда ситуация требовала присутствия сотрудника ЦРУ, как сегодня.
 Фостер, одетый в серый шерстяной костюм, который сам за себя говорил: "Я из ФБР", – продолжил довольно резким тоном:
 – Тед через несколько недель уезжает в командировку за границу, и тогда нас останется только четверо.
 – А почему бы ему не уехать прямо сейчас? – осторожно предложил я.
 Нэш рассмеялся.
 Между прочим, мистер Тед Нэш, кроме ухаживания за Бет Пенроуз, добавил к списку своих грехов еще один – во время нашего совместного расследования он пытался угрожать мне. А я такие вещи не забываю.
 – Сейчас мы расследуем интересное и важное дело, – продолжил Фостер. – Оно связано с убийством экстремистами в Нью-Йорке миролюбивого палестинца. И нам нужна твоя помощь.
 – Правда? – Чутье подсказывало мне – здесь что-то нечисто. Значит, Фостеру и Нэшу потребовался парень, на которого можно будет свалить вину за неудачу, и, что бы я ни делал, я обречен на заклание. У меня нет опыта для новой работы, и меня мог обгадить любой прохвост, если я не буду осторожен.
 Странным совпадением казалось мне и то, что я изначально попал именно в эту команду. ОАС – довольно большое подразделение, поэтому подобное назначение выглядело слегка подозрительным. И потом, эти двое, "болван и олух", потребовали, чтобы меня включили в их команду якобы из-за моего опыта в области расследования убийств. Надо будет спросить Дома Фанелли, откуда он узнал о наборе специальных агентов по контракту. Конечно, я целиком доверяю Дому, он тут ни при чем. Пожалуй, Ник Монти тоже чист. Копы вообще не подставляют друг друга, а уж тем более федералам.
 Я взглянул на Кейт Мэйфилд. Мое холодное, стальное сердце непременно разорвалось бы, узнай я, что она в заговоре против меня вместе с Фостером и Нэшем.
 Кейт улыбнулась.
 Я улыбнулся в ответ. Если бы я охотился за Джоном Кори, то на месте Фостера или Нэша использовал бы в качестве приманки Кейт Мэйфилд.
 – К этой работе надо привыкнуть, – обратился ко мне Ник Монти. – Знаешь, около половины копов и бывших копов, поступивших сюда на службу, уходят. Получается, что вроде бы мы все одна большая счастливая семья, но копы в ней дети, которые прогуливают школу, выполняют какую-то случайную работу и постоянно пытаются одолжить у других машину.
 – Ник, но это же неправда, – возразила Кейт.
 Монти рассмеялся.
 – Нет, правда. – Он посмотрел на меня: – Мы как-нибудь еще поговорим с тобой об этом за кружкой пива.
 Я обратился ко всем присутствующим:
 – Я буду постоянно помнить об этом.
 На самом деле моя фраза означала: "Да пошли вы все". Однако вслух я этого не произнес, поскольку требовалось усыпить их бдительность. Честно говоря, я вел себя с новыми коллегами не совсем вежливо еще и потому, что скучал по Департаменту полиции Нью-Йорка, скучал по настоящей работе. Пожалуй, мне даже было немного жаль себя, и меня одолевала ностальгия по старым добрым временам.
 Я посмотрел на Ника Монти и встретился с ним взглядом. Мы не сталкивались по работе в полиции, но я знал, что он служил детективом в отделе разведки, что прекрасно подходило для новой работы. А я, наверное, понадобился для того, чтобы расследовать убийство палестинца и других случаев, связанных с убийством, поэтому со мной и заключили контракт.
 – А ты знаешь, почему итальянцы не любят "Свидетелей Иеговы"? – спросил я у Ника.
 – Нет... а почему?
 – Потому что итальянцы вообще не любят никаких свидетелей. Ник расхохотался от души, а трое остальных посмотрели на меня с таким видом, как будто я сказал что-то неприличное. Надо понимать, что федералы стараются соблюдать политическую корректность, поскольку страх как боятся "вашингтонскую полицию мыслей". Они до смерти запуганы глупыми директивами, которые постоянно текут из Вашингтона таким потоком, словно у них там настоящий понос. Мы же относимся к своим словам менее трепетно, так и надо. А вот федералы буквально рехнулись на том, как бы не оскорбить какую-нибудь этническую группу. Поэтому и несут всякую чушь вроде: "Здравствуйте, мистер террорист, меня зовут Джон Форстер, я получил задание арестовать вас".
 Но тем не менее Ник сказал мне:
 – Вам неудовлетворительная оценка за поведение, детектив Кори. Это расовое оскорбление.
 Что касается Ника Монти, то ему слегка перевалило за пятьдесят, он был женат, имел детей. Лысый, с небольшим брюшком, он выглядел совсем безобидным, и невозможно было представить себе, что он работает в разведке. Но Ник, вероятно, был очень хорош в своем деле, иначе федералы не стали бы сманивать его к себе.
 Я углубился в чтение бумаг, находившихся в папке. Оказывается, этот арабский джентльмен колесил по всей Западной Европе, и там, где он побывал, случались несчастья с американцами или с англичанами: бомба в британском посольстве в Риме, бомба в американском кафедральном соборе в Париже, бомба в американской лютеранской церкви во Франкфурте, убийство топором офицера ВВС США в окрестностях авиабазы Лейкенхит в Англии, убийство из пистолета в Брюсселе трех американских школьников, чьи отцы были офицерами НАТО. Последний случай показался мне особенно отвратительным. Интересно, что за проблема у этого парня.
 Как бы там ни было, ни один из вышеупомянутых случаев нельзя было напрямую связать с этим Халилом, поэтому за ним установили наблюдение, чтобы выяснить, с кем он связан, либо взять с поличным. Но похоже, этот предполагаемый террорист не имел никаких знакомых и сообщников: он вообще ни с кем не встречался. Смех, да и только.
 В досье я нашел письменное донесение агента, подписанное псевдонимом и направленное в неназванный разведывательный орган. В донесении говорилось: "Асад Халил въезжает в страну открыто и легально, пользуясь своим ливийским паспортом и изображая из себя туриста. Власти получают предупреждение и устанавливают за ним слежку с целью выявления контактов. Но ему постоянно удается уходить от слежки и тайком покидать страну, так как на границе никогда не бывает отметок о его выезде. Настоятельно рекомендую в следующий раз задержать и допросить его при въезде в страну".
 Я кивнул. Хорошая мысль, Шерлок. Именно это мы и собираемся сделать.
 Но во всем этом деле меня тревожило то, что этот Асад Халил не был похож на идиота, который мог появиться в посольстве США в Париже и добровольно сдаться, когда против него не было конкретных улик.
 Я прочитал последнюю страницу досье. Что же у нас есть? Одиночка, который плохо относится к западной цивилизации, вот и все. Ладно, скоро выясним, что же в действительности представляет собой этот парень.
 Внимательно рассмотрев цветную фотографию из Парижа, я пришел к выводу, что мистер Халил внешне совсем не похож на злодея. Я бы даже сказал, что это довольно симпатичный тип: крючковатый нос, гладкие, зачесанные назад волосы, глубокие темные глаза. Наверняка нравится девушкам или мужчинам – в зависимости от его сексуальной ориентации.
 Мои коллеги принялись рассуждать о предстоящей операции, и, судя по их разговору, сегодня нам предстояло просто задержать мистера Халила, привести сюда, провести быстрый предварительный допрос, сделать несколько фотографий, снять отпечатки пальцев – и все. Помогать нам с бумажной работой будет сотрудник из Службы иммиграции и натурализации. В федеральной системе множество всяких излишеств, так что, если что-то случится, никак не меньше пяти сотен людей будут перекладывать ответственность друг на друга.
 Нам предстояло провести здесь с арестованным час или два, а затем сопроводить его на Федерал-Плаза, где, как я думаю, им займутся специалисты, которые вместе с нашей командой будут определять искренность его бегства из мусульманского мира в христианский и так далее. А через день, через неделю, а может, и через несколько месяцев мистера Халила перевезут на какую-нибудь базу ЦРУ в окрестностях Вашингтона, где он проторчит еще год, а потом получит деньги и новые документы. Возможно, ЦРУ даже сделает из бедняги красавчика, похожего на киноартиста.
 – У кого белокурые волосы, голубые глаза, большие сиськи, а живет он на юге Франции? – спросил я, обращаясь к коллегам.
 Похоже, ответа на эту загадку они не знали. Тогда я сам ответил:
 – Салман Рушди.
 Ник рассмеялся и хлопнул себя по колену.
 – Еще одна двойка по поведению.
 Двое других мужчин скупо улыбнулись, а Кейт вытаращила глаза и попыталась отвлечь меня разговором от шуток.
 – Из плана операции тебе, наверное, известно, что Асада Халила сопровождают Фил Хандри из ФБР и Питер Горман из ЦРУ. Они отвечали за Халила в Париже и теперь везут его сюда в бизнес-классе. Пока не решат, будет ли мистер Халил выступать в качестве правительственного свидетеля или не будет, он останется в наручниках.
 – А как мы будем их встречать? – поинтересовался я.
 – Оба агента и мистер Халил выйдут из самолета первыми. Мы будем ожидать их в раздвижном коридоре, у дверцы самолета. – Кейт взглянула на часы, затем встала и посмотрела на монитор. – Самолет прибывает по расписанию. Через десять минут нам надо выходить.
 Слово взял Тед Нэш.
 – Разумеется, мы не ожидаем никаких неприятностей, но все же следует быть начеку. Если кто-то захочет убить этого парня, то у них будет всего несколько возможностей – в раздвижном коридоре, по пути машины сюда, либо во время следования в Манхэттен. После этого Халил исчезнет в тайниках системы, и больше никто не увидит его и не услышит о нем.
 – Я попросил ребят из Портового управления и полицейских в штатском подежурить на площадке возле машины, – добавил Ник. – И до Федерал-Плаза нас будет сопровождать полицейский эскорт. Так что если кто-то попытается устранить этого парня, то это будет задача для камикадзе.
 – Такой вариант тоже нельзя исключать, – заметил Фостер.
 – В Париже на него надели бронежилет, – сообщила Кейт. – Приняты все меры предосторожности, так что проблем не должно возникнуть.
 Не должно. Во всяком случае, здесь, на американской земле. В действительности я не припомню случая, чтобы федералы или копы потеряли заключенного или свидетеля во время перевозки. Так что эта миссия сродни прогулке по парку. Ладно, шутки в сторону, надо выполнять рутинную работу, даже если она тебе не нравится. Мы ведь имеем дело с террористами, которые уже продемонстрировали, на что способны.
 Мы шаг за шагом обговорили наши действия по пути к терминалу, в раздвижном коридоре, на стоянке автомобиля. Нам предстояло посадить Халила, Гормана и Хандри в бронированный фургон без опознавательных знаков, затем в сопровождении двух полицейских машин привезти его сюда, в наш частный клуб. Отсюда мы позвоним в Службу иммиграции и натурализации и вызовем сюда их представителя.
 Закончив со всеми формальностями, мы вернемся в фургон и отправимся окружным путем в Манхэттен, чтобы объехать мусульманские кварталы в Бруклине. В качестве отвлекающей приманки будут задействованы еще тюремный фургон и полицейский эскорт. Если повезет, то к шести часам я буду свободен и отправлюсь на Лонг-Айленд на свидание с Бет Пенроуз.
 В этот момент в комнату заглянула Нэнси:
 – Прибыл фургон.
 Фостер поднялся с кресла и объявил:
 – Пора выдвигаться.
 Уже в самую последнюю минуту Фостер обратился ко мне и к Нику:
 – Может, один из вас останется здесь на тот случай, если позвонит начальство?
 – Я останусь, – вызвался Ник.
 Фостер записал на листке номер своего мобильного телефона и протянул листок Нику.
 – Будем на связи. Сообщи, если кто-то позвонит сюда.
 – Хорошо.
 По пути к выходу я бросил взгляд на монитор. По расписанию самолет приземлялся через двадцать минут.
 Впоследствии я часто задумывался над тем, как все могло бы сложиться, если бы я остался в клубе вместо Ника.

 Глава 4

 Эд Ставрос, старший диспетчер международного аэропорта Кеннеди, прижал телефонную трубку к уху, слушая сообщение Боба Эшкинга, начальника смены Нью-йоркского центра управления воздушным движением. По голосу Эшкинга Ставрос не мог определить, встревожен его коллега или нет, однако необычным был уже тот факт, что Эшкинг звонил ему.
 Ставрос машинально перевел взгляд на огромные затененные окна диспетчерской вышки и увидел заходящий на посадку самолет "А-340" компании "Люфтганза". Тут до Ставроса дошло, что Эшкинг замолчал и ждет ответа. Ставрос откашлялся и спросил:
 – А вы уже позвонили в "Транс-континенталь"?
 – Туда будет следующий звонок.
 – Ладно... хорошо... я предупрежу полицию Портового управления и аварийные службы. Самолет семисотой серии?
 – Да.
 Ставрос кивнул. Сотрудники аварийных служб теоретически знают все известные типы самолетов, расположение дверей, люков, общие планы салонов и так далее.
 – Я не объявил аварийную ситуацию, – добавил Эшкинг.
 – Да, я понимаю. Но надо действовать в соответствии с правилами. Я сам объявлю потенциальную аварийную ситуацию. Договорились?
 – Да... но я хочу сказать... это может быть...
 – Что?
 – Не хочу поднимать панику, мистер Ставрос...
 – Так, может, объявить общую тревогу, мистер Эшкинг?
 – Это уж вам принимать решение, а не мне. Радиосвязи нет уже более двух часов, однако никаких других признаков нештатной ситуации. Самолет появится на ваших экранах через пару минут. Последите за ним повнимательнее.
 – Ладно. Что еще?
 – У меня все.
 – Спасибо. – Эд Ставрос положил трубку.
 Затем он снял трубку черного телефона прямой связи с Портовым управлением. После третьего гудка ему ответили:
 – Пистолеты и пожарные шланги к вашим услугам.
 Ставрос не оценил юмора дежурного, хотя знал, что полицейские Портового управления выполняли еще функции пожарных и аварийной команды.
 – На подлете борт, с которым нет связи, – сказал Ставрос. – Рейс один семь пять "Транс-континенталь", "Боинг-747", семисотой серии.
 – Понял вас, вышка. Какая полоса?
 – Для него выделена четвертая правая, но, поскольку с ним нет связи, я не знаю, куда он будет садиться.
 – Понятно. Какое расчетное время прибытия?
 – По расписанию время прибытия шестнадцать двадцать три.
 – Вас понял. Потенциальная аварийная ситуация или общая тревога?
 – Ну... давайте начнем со стандартной потенциальной аварийной ситуации, а там посмотрим, как будут развиваться события.
 – Будем надеяться, что ничего страшного.
 Ставросу не понравилось довольно легкомысленное отношение дежурного к его сообщению, но так вели себя большинство сотрудников этой службы, даже женщины. Интересно, кому в голову пришла блестящая идея свалить на одну службу функции полиции, пожарных и аварийной команды? Идиотизм, да и только.
 – А с кем я говорю? – спросил Ставрос. – С Брюсом Уиллисом?
 – Сержант Тинтл к вашим услугам. А я с кем говорю?
 – С мистером Ставросом.
 – Ладно, мистер Ставрос, приходите в пожарку, мы подберем вам хороший защитный костюм, дадим топор, и если самолет рванет, вы сможете одним из первых оказаться на борту.
 – С самолетом нет радиосвязи, сержант, и ни о каких механических повреждениях неизвестно. Так что ваши шутки неуместны.
 – Мне нравится, когда вы злитесь.
 – Ладно, давайте запишем наш разговор, я позвоню по красному телефону. – Ставрос положил трубку и снял трубку другого, красного телефона. На этот раз сержант Тинтл ответил:
 – Портовое управление, аварийная служба.
 Это был уже официальный звонок, весь разговор записывался на магнитофон, поэтому Ставрос четко, как того требовали правила, сообщил:
 – Говорит диспетчерская вышка. Объявляю потенциальную аварийную ситуацию на борту рейса один семь пять "Транс-континенталь". "Боинг-747", семисотой серии, должен приземлиться на четвертой правой полосе, расчетное время прибытия шестнадцать двадцать. Ветер северо-западный, десять узлов, на борту триста десять душ.
 Ставрос всегда задумывался над тем, почему пассажиров и экипаж называли "душами". Это звучало так, словно они уже мертвые.
 Сержант Тинтл повторил сообщение и добавил:
 – Я предупрежу наши подразделения.
 – Спасибо, сержант.
 – И вам спасибо за звонок, сэр.
 Ставрос положил трубку и помассировал виски. Затем он поднялся с кресла и оглядел огромный зал диспетчерской вышки. Мужчины и женщины, сидевшие на своих рабочих местах, внимательно вглядывались в экраны мониторов, что-то говорили в головные микрофоны, время от времени бросали взгляды в окна. Работа в диспетчерской вышке аэропорта была не столь напряженной, как у диспетчеров, управлявших воздушным движением, однако тоже ответственной. Ставрос вспомнил случай, когда по вине его подчиненных два авиалайнера столкнулись на взлетной полосе. К счастью для Ставроса, у него в тот день был выходной, поэтому он и сохранил свое место.
 Ставрос подошел к большому окну. Отсюда, с высоты более ста метров, открывался великолепный вид на аэропорт и залив Атлантического океана. Ставрос посмотрел на часы: почти четыре. У него закончилась смена, через пять минут он ушел бы домой, но, похоже, придется задержаться.
 Сегодня они с женой собирались в семь часов поужинать вместе с другой супружеской парой, и Ставрос был почти уверен, что успеет или по крайней мере опоздает совсем чуть-чуть. А может, даже и лучше, если опоздает: будет что рассказать в свое оправдание. Знакомые считают, что у него легкая работа. Так вот, он выпьет несколько коктейлей и расскажет, какая на нем лежит ответственность.
 Ставрос мысленно напомнил себе, что надо будет позвонить домой после приземления этого чертова самолета. Затем он поговорит по телефону с командиром, после чего составит предварительный письменный отчет о случившемся. Если не произошло ничего серьезного, кроме потери радиосвязи, в шесть часов он уже сможет уехать. Два часа сверхурочных ему оплатят.
 Ставрос постарался в точности вспомнить свой разговор с Эшкингом. Эх, если бы он имел доступ к пленке, на которой записано каждое его слово. Но в Федеральном управлении гражданской авиации работали не настолько глупые люди, чтобы позволять это.
 И снова в памяти всплыл телефонный звонок Эшкинга – не слова, а интонация. Эшкинг был явно встревожен и не смог этого скрыть. Но отсутствие радиосвязи в течение двух часов не такая уж опасная ситуация, просто необычная. Ставрос предположил на минуту, что на борту рейса 175 мог возникнуть пожар. Тогда бы имелась вполне обоснованная причина изменить стандартный статус потенциальной аварийной ситуации на общую тревогу. Вот когда поступает сообщение о реальной катастрофе, тогда легко принимать решение. А эта неизвестная ситуация ставила в тупик.
 Конечно, имелась еще малая вероятность того, что самолет захвачен. Но Эшкинг не сказал, что получен сигнал захвата.
 Так что получается дилемма: оставить в силе объявление потенциальной аварийной ситуации или же объявить общую тревогу? Если объявить общую тревогу, а ничего серьезного не произойдет, придется отписываться и составлять подробный отчет. Ставрос решил оставить все как есть и направился в кофейный бар.
 – Шеф! – окликнул его один из диспетчеров, Роберто Эрнандес.
 Ставрос обернулся:
 – Что?
 Эрнандес надел головной телефон.
 – Шеф, мне только что позвонили из Центра управления воздушным движением по поводу отсутствия связи с рейсом один семь пять "Транс-континенталь".
 – И что?
 – Понимаете, этот самолет начал снижение раньше, чем надо было, и едва не столкнулся с филадельфийским рейсом "ЮС-эйр".
 – Господи... – Взгляд Ставроса снова устремился в окно. Непонятно, как пилот рейса 175 мог не заметить другой самолет в такой светлый, безоблачный день. Но даже если предположить, что не заметил, аппаратура предупреждения столкновений должна была сработать еще до визуального контакта. Так что это был первый признак того, что на борту "Транс-континенталь" действительно что-то случилось. Черт побери, что же там происходит?
 Эрнандес посмотрел на экран радара.
 – Вот он, шеф.
 Ставрос подошел к столу Эрнандеса и взглянул на отметку на экране радара. Проблемный самолет явно заходил на посадку по приборам на одну из северо-восточных посадочных полос аэропорта Кеннеди.
 Ставрос припомнил те дни, когда диспетчеры на вышке наблюдали за самолетами в окна, а теперь они смотрели на точно такие же экраны, как и диспетчеры Центра управления воздушным движением, сидевшие в комнате без окон. Но здесь, на вышке, можно все-таки взглянуть в окно, если хочешь.
 Ставрос взял у Эрнандеса мощный бинокль и подошел к окну, выходившему на юг. Здесь, перед окном, стояли четыре стола с аппаратурой, так что диспетчеры могли поддерживать связь, одновременно наблюдая за тем, что происходит на взлетно-посадочных полосах, рулевых дорожках, у ворот. Ставросу вовсе не обязательно было стоять здесь, но ему хотелось быть в гуще событий, когда появится самолет.
 – Какая у него скорость? – крикнул он, обращаясь к Эрнандесу.
 – Двести узлов, снизился до пяти тысяч восьмисот футов.
 – Понятно.
 Ставрос снова снял трубку красного телефона, а также включил громкоговоритель.
 – Аварийная служба, говорит вышка, прием.
 Тишину зала нарушил голос, прозвучавший из громкоговорителя:
 – Вышка, я – аварийная служба.
 Ставрос узнал голос Тинтла.
 – Что случилось? – спросил сержант.
 – Объявляю общую тревогу.
 После небольшой паузы Тинтл снова задал вопрос:
 – А на каком основании?
 Ставрос подумал, что сейчас голос сержанта звучит уже не так беспечно.
 – На основании того, что рейс один семь пять едва не столкнулся с другим самолетом.
 – Черт побери. – Тинтл немного помолчал. – Как вы думаете, что у них за проблема?
 – Понятия не имею.
 – Захват?
 – Захват не означает, что пилот должен нарушать правила воздушного движения.
 – Да, конечно...
 – У нас нет времени на предположения. Самолет находится в пятнадцати милях, он должен садиться на четвертую правую полосу. Как поняли меня?
 – В пятнадцати милях, посадка на четвертую правую полосу.
 – Правильно.
 – Я оповещу о тревоге остальные службы.
 – Хорошо.
 – Подтвердите тип самолета, – попросил Тинтл.
 – "Боинг-747" семисотой серии, насколько мне известно. Я свяжусь с вами, когда мы увидим его.
 – Тогда конец связи.
 Ставрос вздохнул и поднес к глазам бинокль. Он начал методично осматривать посадочные полосы, но мысли его вернулись к только что состоявшемуся разговору. Ставрос вспомнил, что несколько раз встречался с Тинтлом на заседаниях Комиссии по аварийным ситуациям. Ему не особо нравились манеры Тинтла, однако Ставрос чувствовал, что этот парень разбирается в своем деле. А что касается ковбоев, которые называют себя "пистолеты и пожарные шланги", то они в основном сидят в пожарной части, играют в карты, смотрят телевизор и треплются о женщинах. А еще моют свои пожарные машины – они любят, чтобы все сверкало.
 Однако Ставрос несколько раз наблюдал их в деле и не сомневался, что эти парни могут справиться с любой ситуацией – от аварийной посадки до пожара на борту. И даже с захватом самолета. В любом случае он не отвечал за их действия и за ситуацию после того, как самолет остановится на посадочной полосе. Радовал еще и тот факт, что действия по общей тревоге оплачивались из бюджета Портового управления, а не из бюджета Федерального управления гражданской авиации.
 Ставрос опустил бинокль, потер глаза, а затем снова сосредоточился на четвертой правой посадочной полосе.
 Спасательные службы уже прибыли, и Ставрос увидел впечатляющий набор транспортных средств со сверкающими и вращающимися красными маячками. Машины стояли довольно далеко от полосы, на тот случай, чтобы огромный "Боинг-747" не смел их в случае аварийной посадки.
 Там были две быстроходные машины для перегораживания полосы и четыре большие пожарные, спасатели, две "скорой помощи", полицейские Портового управления плюс мобильный командный пункт, где имелись средства связи и список радиочастот всех служб и филиалов. Еще Ставрос заметил специальную машину, экипаж которой проходил подготовку в армии США и обучался работе с опасными веществами и материалами. За ними расположились передвижной трап и мобильный госпиталь. Не хватало только мобильного морга, но и он мог быстро появиться, если потребуется.
 Эд Ставрос внимательно оглядел всю эту сцену, которую сам создал всего лишь звонком по красному телефону. С одной стороны, он не желал, чтобы возникли проблемы с приближающимся самолетом, но с другой... он уже два года не объявлял общей тревоги, и закралось сомнение, не перестраховался ли он. Однако лучше перестраховаться, чем допустить оплошность.
 – Семь миль! – крикнул Эрнандес.
 – Хорошо. – Ставрос принялся оглядывать горизонт там, где Атлантический океан сливался с нью-йоркской дымкой.
 – Шесть миль!
 – Я вижу его.
 Даже в мощный бинокль "Боинг-747" казался всего лишь сверкающей точкой на фоне голубого неба. Но с каждой секундой эта точка увеличивалась в размерах.
 – Пять миль!
 Ставрос продолжал наблюдать за приближающимся лайнером. За годы работы он видел тысячи идущих на посадку самолетов, и в данном случае не было ничего такого, что могло бы насторожить его, если не считать, что радиосвязь с "боингом" по-прежнему отсутствовала.
 – Четыре мили!
 Ставрос решил поговорить непосредственно с тем, кто руководил аварийной командой. Он взял радиотелефон, настроенный на частоту наземного контроля.
 – Спасатель один, я вышка.
 Из громкоговорителя прозвучал ответ:
 – Вышка, я – Спасатель один. Какая требуется помощь?
 Господи, еще один умник, подумал Ставрос. Надо бы тщательнее отбирать на такую работу.
 – Я мистер Ставрос, начальник смены. С кем я говорю?
 – А я сержант Энди Макгилл, соло-гитарист, "пистолеты и пожарные шланги". Что вам сыграть?
 Ставрос решил, что сейчас подобные идиотские шутки неуместны.
 – Сержант, я хочу установить с вами непосредственный контакт.
 – Считайте, что установили.
 – Хорошо... проблемный самолет в зоне видимости.
 – Да, мы его тоже видим.
 – Он следует заданным курсом.
 – Отлично. А то я терпеть не могу, когда они приземляются нам на голову.
 – Будьте готовы встретить его.
 – А что, радиосвязи до сих пор нет?
 – Совершенно верно.
 – Две мили, – сообщил Эрнандес и добавил: – Идет своим курсом, высота пятьсот футов.
 Теперь Ставрос совершенно отчетливо видел огромный реактивный лайнер. Он передал Макгиллу:
 – Подтверждаю, "Боинг-747" семисотой серии, шасси выпущено, закрылки в заданном положении.
 – Понял вас, я слежу за ним, – ответил Макгилл.
 – Хорошо, тогда конец связи. – Ставрос отложил радиотелефон в сторону.
 Эрнандес покинул свой стол и остановился рядом со Ставросом. Несколько мужчин и женщин, у которых не было срочной работы, также выстроились у окон.
 Ставрос не отрывал глаз от "боинга", завороженный тем, как огромный лайнер миновал начало посадочной полосы, приближаясь к бетонному покрытию. Внешне эта посадка ничем не отличалась от других, но внезапно у Эда Ставроса появилась уверенность, что сегодня он не приедет вовремя к ужину.

 Глава 5

 Фургон доставил нас к Международному терминалу, остановился возле указателя "Эр Индиа", далее мы пешком отправились в зону прилета рейсов компании "Транс-континенталь".
 Тед Нэш и Джордж Фостер шагали рядом, а за ними следовали Кейт Мэйфилд и я. Главное было не выглядеть федеральными агентами на тот случай, если кто-то наблюдал за нами. Нельзя недооценивать противника, поэтому следовало проявлять профессиональное мастерство.
 Я оглядел огромное табло прилета и выяснил, что рейс 175 компании "Транс-континенталь" прибывает вовремя, а это означало, что он должен приземлиться минут через десять и встречать его нужно у выхода 23.
 Следуя к месту встречи, мы осторожно оглядывали окружавшую нас публику. Конечно, никто не надеялся увидеть здесь плохих парней с пистолетами в руках, однако многолетняя служба в правоохранительных органах воспитывает умение распознавать опасность.
 Как бы там ни было, но в этот субботний апрельский день людей в терминале было немного. Все выглядели более или менее нормально, за исключением местных, ньюйоркцев, которые вообще всегда выглядят так, как будто вот-вот лопнут от злости.
 – Я хочу, чтобы ты вел себя с Тедом более дружелюбно, – обратилась ко мне Кейт.
 – Ладно.
 – Я говорю серьезно.
 – Слушаюсь, мэм.
 – Чем больше ты цапаешься с ним, тем больше ему это нравится, – добавила Кейт.
 В этом она была права. Но было в Теде Нэше нечто такое, что мне не нравилось. Частично мне не нравились его самодовольство и заносчивость, но главное заключалось в том, что я не доверял этому парню.
 Все встречающие рейс 175 "Транс-континенталь" собрались перед таможенной зоной, поэтому мы подошли туда и оглядели толпу, выискивая в ней тех, чье поведение по каким-либо причинам могло показаться подозрительным.
 По моему мнению, любой террорист даже среднего уровня подготовки знает, что если его жертва находится под защитой, то "объект" не поведут через таможню. Однако здесь, в Америке, уровень подготовки террористов до странного низок, и глупости, которые они совершали, уже стали легендами. По словам Ника Монти, ребята из ОАС часто рассказывают в барах истории о тупости террористов, тогда как пресса, наоборот, трубит о том, как опасны эти плохие парни. Да, они опасны, но главным образом для самих себя.
 – Мы побудем здесь еще пару минут, потом пойдем к выходу, – сообщила Кейт.
 – Может, мне взять табличку "Добро пожаловать, Асад Халил"? – предложил я.
 – Возьми, поднимешь ее возле выхода, – парировала Кейт и добавила: – Что-то в этом году много всяких перебежчиков.
 – Что ты хочешь этим сказать?
 – Да вот совсем недавно, в феврале, был еще один.
 – Расскажи подробнее.
 – Да аналогичная история. Ливиец попросил политическое убежище.
 – А где он сдался?
 – Там же, в Париже.
 – И какова его судьба?
 – Мы подержали его несколько дней у себя, а потом отправили в Вашингтон.
 – А где он сейчас?
 – Почему тебя это интересует?
 – Почему? Потому что мне все это кажется подозрительным.
 – Правда? И что ты об этом думаешь?
 – Первая явка с повинной похожа на пробный шар, чтобы посмотреть, что происходит с террористом, когда он является в американское посольство в Париже и сдается.
 – А ты умнее, чем кажешься. Ты проходил курс антитеррористической подготовки?
 – Я проходил нечто подобное. Я был женат. И кроме того, я читал много романов о периоде "холодной войны".
 – Думаю, мы поступили правильно, взяв тебя к нам.
 – Да, это было разумное решение. Послушай, а этот перебежчик содержался в строгой изоляции или мог звонить своей родне в Ливию?
 – Изоляция была, но не строгая.
 – А почему не строгая?
 – Ну, он все-таки свидетель, сам явился с повинной.
 Я не стал задавать дальнейших вопросов. На мой взгляд, федералы обращаются с так называемыми шпионами-перебежчиками и террористами-перебежчиками гораздо лучше, чем полицейские со своими информаторами. Но, повторяю, это моя точка зрения.
 Мы подошли к условленному месту рядом с дверями таможенной зоны, там нас встретил детектив из портовой администрации по имени Фрэнк.
 – Вы знаете, куда идти, или вас проводить? – спросил он.
 – Я знаю дорогу, – ответил ему Фостер.
 – Ладно, но я провожу вас через таможню.
 Мы вошли внутрь помещения, и Фрэнк объявил находившимся там нескольким сотрудникам:
 – Это федеральные агенты, пропустите их.
 Похоже, никому из таможенников не было до нас никакого дела. Фрэнк пожелал нам удачи, довольный тем, что мы не заставили его тащиться вместе с нами до выхода номер 23.
 Кейт, Фостер, Нэш и я прошли через помещение таможни, затем миновали багажное отделение, проследовали по коридору мимо кабинок зоны паспортного контроля – и никто даже не поинтересовался, что мы здесь делаем.
 То есть я хочу сказать, что можно было показать кому-то из этих идиотов какую-нибудь блестящую бляху и пронести мимо них на плече портативную ракетную установку.
 Короче говоря, система безопасности в аэропорту Кеннеди – это полный кошмар, какая-то мешанина из хорошего и плохого, из уродства и глупости. И это в том месте, через которое ежегодно проходят тридцать миллионов пассажиров.
 Мы продолжили путь по каким-то сюрреалистичным коридорам, связывавшим зоны паспортного и иммиграционного контролей с выходами. На самом деле мы шли тем же путем, что и прибывающие пассажиры, только в обратном направлении. Поэтому я предложил вернуться назад, чтобы не привлекать лишнего внимания. Однако никто из моих коллег не счел это необходимым или даже просто забавным.
 Теперь мы с Кейт шли впереди Нэша и Фостера, и она спросила:
 – А ты читал психологическое досье на Асада Халила?
 Я не припомнил, чтобы в деле было какое-то психологическое досье, о чем и сказал Кейт.
 – Нет, психологическое досье там было, – возразила Кейт. – И в нем говорится, что такие мужчины, как Асад Халил – а Асад, кстати, означает на арабском "лев", – страдают от низкой самооценки и неразрешенных проблем детской неадекватности, которые им требуется преодолеть.
 – Прости, но я ничего не понял.
 – Это тот тип мужчин, которым требуется подтверждение собственной значимости.
 – Ты хочешь сказать, что я не смогу заехать ему в рожу?
 – Конечно, не сможешь. Тебе придется поддерживать в нем чувство сильной личности.
 Я бросил взгляд на Кейт и увидел, что она улыбается. Будучи сообразительным парнем, я догадался, что она меня просто разыгрывает. Я рассмеялся, а Кейт шутливо шлепнула меня по плечу, что мне в общем-то понравилось.
 У ворот на выходе стояла женщина в небесно-голубой форме, в руках она держала планшет и рацию. Наверное, мы показались ей подозрительными, поскольку, заметив нас, она стала что-то говорить в микрофон.
 Кейт прошла вперед, предъявила удостоверение сотрудника ФБР и заговорила с женщиной, чтобы успокоить ее. Вы же знаете, как все обезумели в наши дни, особенно в международных аэропортах. Когда я был мальчишкой, встречающие подходили прямо к выходам, детектор металла использовался для того, чтобы искать на пляжах потерянные отдыхающими монеты, а угоняли в те времена только автомобили, но никак не самолеты. Однако международный терроризм полностью изменил нашу жизнь. К сожалению, страх и безумие вовсе не означают организацию надежной системы безопасности.
 Но как бы там ни было, Нэш, Фостер и я тоже подошли к женщине поболтать. Она оказалась сотрудницей "Транс-континенталь", звали ее Дебра Дель-Веккио. Она сообщила, что рейс прибывает вовремя, поэтому и стоит у выхода.
 Существует стандартная процедура посадки в самолет, транспортировки и высадки из самолета преступников и сопровождающих: преступники и сопровождающие поднимаются на борт последними, а выходят первыми. Даже важным персонам вроде крупных политиков приходится ждать, пока из самолета выводят преступников, но если со временем на этих политиков надевают наручники, то тогда они получают законное право покидать самолет первыми.
 Кейт обратилась к мисс Дель-Веккио:
 – Когда подадут переходной коридор, мы пройдем по нему к двери самолета и будем ждать там. Люди, которых мы ждем, выйдут из самолета первыми, и мы проводим их на стоянку, где ожидает машина. Пассажирам это не доставит никаких неудобств.
 – А кого вы встречаете? – поинтересовалась мисс Дель-Веккио.
 – Элвиса Пресли, – ответил я.
 – Важную персону, – уточнила Кейт.
 – Кто-нибудь еще наводил справки об этом рейсе? – задал вопрос Фостер.
 Мисс Дель-Веккио покачала головой.
 Вот так мы и стояли впятером, делая вид, что просто болтаем. Поглядывали на часы и пялили глаза на дурацкие туристические плакаты, которыми были оклеены стены коридора.
 Фостер внезапно вспомнил, что у него есть сотовый телефон. Он вытащил его, радуясь, что нашел для себя хоть какое-то занятие, набрал номер и сказал:
 – Ник, это Джордж. Мы у выхода. Есть какие-нибудь новости?
 Фостер выслушал ответ Ника Монти, затем пробормотал:
 – Ладно... хорошо... да... хорошо...
 Сожалея, что разговор закончился так быстро, Фостер вздохнул и сообщил нам:
 – Фургон на месте, на стоянке рядом с выходом. Детективы из Портового управления и полицейские уже прибыли – пять машин, десять человек и тюремный воронок для приманки.
 – А Ник не сказал, как сыграли "Янки"? – полюбопытствовал я.
 – Нет.
 Мы перекинулись еще несколькими фразами, а затем я спросил Кейт:
 – Ты уже подсчитала сумму своего подоходного налога?
 – Конечно, я же бухгалтер.
 – Я так и думал. А ты тоже бухгалтер? – обратился я к Фостеру.
 – Нет, я адвокат.
 – А я думала, что вы из ФБР, – вмешалась в наш разговор Дебра.
 – Большинство наших агентов бухгалтеры и адвокаты, – пояснила Кейт.
 – Странно, – пробормотала Дебра.
 Тед Нэш стоял, прислонившись к стене и засунув руки в карманы пиджака. Он смотрел куда-то вдаль, наверное, вспоминал старые добрые времена борьбы ЦРУ и КГБ. Наверное, он и представить себе не мог, что такая мощная структура, как ЦРУ, опустится до уровня какой-то второразрядной команды, занимающейся в общем-то пустяками.
 – А почему мне казалось, что ты адвокат? – спросил я у Кейт.
 – Потому что я не только бухгалтер, но еще и адвокат.
 – Впечатляет. А готовить ты умеешь?
 – Конечно, умею. И еще у меня черный пояс по карате.
 – Может, ты еще и на машинке печатаешь?
 – Семьдесят слов в минуту. У меня еще диплом снайпера по стрельбе из пяти типов пистолетов и трех типов винтовок.
 – Как насчет девятимиллиметрового "браунинга"?
 – Нет проблем.
 – Может, как-нибудь посоревнуемся?
 – Пожалуйста, в любое время.
 – По пять долларов за выстрел в десятку?
 – По десять.
 В знак согласия мы пожали руки.
 Нет, я вовсе не влюбился в Кейт, но должен признать, она меня здорово заинтриговала.
 Время тянулось медленно, и я решил рассказать анекдот.
 – Заходит как-то парень в бар и говорит бармену: "Знаешь, все адвокаты ослы". Тут в разговор вмешался другой парень, стоявший у стойки: "Да, я слышал об этом, но такое сравнение меня обижает". Тогда первый парень спрашивает: "А почему обижает? Ты что, адвокат?" А тот отвечает: "Нет, я осел".
 Мисс Дель-Веккио рассмеялась, бросила взгляд на часы, затем посмотрела на свою рацию.
 Мы ждали.
 Иногда у человека появляется ощущение, что что-то происходит не так. Вот и у меня возникло именно такое ощущение.

 Глава 6

 Командир аварийной команды сержант Энди Макгилл стоял на подножке пожарной машины. Он облачился в пожарный костюм серебристого цвета и уже начал в нем потеть. Сержант поднес к глазам бинокль, отрегулировал резкость и увидел приближающийся "Боинг-747". Насколько он мог определить, самолет выглядел вполне исправным и шел на посадку в нормальном режиме.
 Просунув голову в открытое окно машины, Макгилл обратился к одному из пожарных, Тони Сорентино:
 – Никаких видимых проблем. Передай по радио.
 Сорентино, также облаченный в пожарный костюм, взял микрофон, связался с другими машинами аварийной команды и передал им слова сержанта. Все машины подтвердили прием сообщения.
 – Передай, готовность обычная, следовать за самолетом, пока он не покинет посадочную полосу.
 Сорентино снова передал сообщение и снова получил подтверждение.
 На связь с Макгиллом вышел командир другой спасательной команды, Рон Рамос.
 – Энди, нужна наша помощь?
 – Нет, но оставайтесь в готовности, мы ведь до сих пор не можем связаться с пилотом.
 Макгилл навел бинокль на возвышавшуюся вдали диспетчерскую вышку. Несмотря на солнечные блики, он мог видеть, что несколько человек столпились возле большого окна. Значит, в диспетчерской явно встревожены сложившейся ситуацией.
 Распахнув дверцу автомобиля, Макгилл забрался в кабину и уселся рядом с Сорентино, сидевшим за рулем.
 – Ну, Тони, что ты об этом думаешь?
 – А мне не платят за то, чтобы я думал, – ответил Сорентино.
 – Но если бы тебе пришлось подумать?
 – По-моему, нет никаких проблем, кроме отсутствия радиосвязи. Мне бы не хотелось сегодня тушить пожар или возиться с угонщиками.
 Макгилл промолчал. Несколько минут они просидели в тишине. Им было жарко в пожарных костюмах, и сержант включил вентиляцию кабины.
 Сорентино осмотрел датчики на приборной панели. В машине имелось девятьсот фунтов специального порошка "К", используемого для тушения электропроводки, и семьсот пятьдесят галлонов воды.
 – Все системы в порядке, – доложил Сорентино сержанту.
 Макгилл отметил про себя, что за неделю это был уже шестой вызов его аварийной команды. Оправданным оказался только один – возник пожар при посадке самолета "Дельта-737". Худо-бедно прошло уже пять лет с того момента, когда он действительно боролся с настоящим пожаром на борту самолета. Тогда загорелся двигатель у "Аэробуса-300" и самолет почти потерял управление. С ситуацией захвата самолета лично Макгилл никогда не сталкивался, в такой переделке побывал всего один парень из их команды, но он сегодня не дежурил.
 Сержант снова обратился к Сорентино:
 – После того как этот самолет сойдет с посадочной полосы, мы проследуем за ним до самого выхода.
 – Ладно. Возьмем с собой еще какие-нибудь машины?
 – Да, возьмем две патрульные машины... просто на тот случай, если на борту какая-то нештатная ситуация.
 – Понял.
 Макгилл знал, что у него отличная команда. Все его парни любили свою работу и прошли трудный путь, работая в таких жутких местах, как автовокзалы, мосты, тоннели. Они патрулировали аэропорт, отлавливали проституток, сутенеров, торговцев наркотиками и наркоманов, снимали пьяниц с моста, вытаскивали из тоннеля, разыскивали сбежавших подростков и тому подобное. Каждый человек в его команде был прекрасно подготовленным добровольцем, теоретически команда была готова к тому, чтобы потушить крупномасштабный пожар на борту самолета, вступить в бой с террористами, захватившими самолет, оказать медицинскую помощь даже в случае сердечного приступа. Все члены команды потенциальные герои, но последние десять лет обстановка в аэропорту была довольно спокойной, и Макгилл даже подумал, не разленились ли его парни за это время.
 Сорентино разложил на коленях план "боинга" семисотой серии.
 – Черт, ну и здоровая штука, – буркнул он.
 – Да. – Макгилл надеялся, что если на борту возникло механическое повреждение, то у пилота хватит ума сбросить остатки топлива. Он считал все реактивные лайнеры летучими бомбами – наполнены топливом, огромная температура двигателей, электрическая проводка, и кто его знает, какой груз на борту. В случае взрыва они могли снести несколько городских кварталов. Макгилл никому не говорил, что боится летать, что на самом деле никогда не летал и не будет. Одно дело встретиться со зверем на земле, и совсем другое – находиться у него в брюхе.
 Энди Макгилл и Тони Сорентино вглядывались сквозь ветровое стекло в прекрасное апрельское небо. "Боинг" увеличивался на глазах, уже можно было разглядеть его габариты и цвет. Казалось, что с каждой секундой самолет увеличивается в размерах раза в два.
 – По виду – все в порядке, – заметил Сорентино.
 – Да.
 Макгилл снова поднес к глазам бинокль. Огромная птица имела четыре тележки шасси – две под крыльями и две в середине фюзеляжа – плюс еще носовая стойка. Всего двадцать четыре шины.
 – Шины, похоже, не повреждены, – сделал заключение сержант.
 – Вот и хорошо.
 Макгилл продолжил разглядывать самолет, который сейчас казался зависшим над дальним концом посадочной полосы длиной в две мили. Несмотря на то что Макгилл боялся летать, его буквально завораживали эти сказочные чудовища. Ему казалось, что взлеты и посадки сродни какому-то волшебству. Несколько раз за свою карьеру сержанту приходилось подниматься на борт этих сказочных чудовищ, когда их магия исчезала в огне и дыме. В те моменты самолет превращался просто в очередной горящий объект, ничем не отличавшийся от горящего грузовика или здания. Но в другие моменты эти летающие чудовища казались пришельцами из другого измерения, они ужасно шумели и попирали все законы земного притяжения.
 – Почти приземлился, – заметил Сорентино.
 Макгилл не слушал его, продолжая смотреть в бинокль. Тележки шасси выпустились с такой решительностью, словно приказывали посадочной полосе прильнуть к ним. Закрылки опущены, скорость, высота, угол снижения... все в порядке. Мерцающие волны теплого воздуха тянулись за четырьмя гигантскими двигателями. Макгиллу самолет показался живым и вполне здоровым.
 – Видишь какие-то проблемы? – спросил Сорентино.
 – Нет.
 "Боинг" прошел начало посадочной полосы и устремился к обычной точке касания в нескольких сотнях ярдов от начала. Нос самолета слегка наклонился как раз перед тем, как первые основные шины коснулись взлетной полосы. Клубы серебристо-серого дыма стали возникать позади каждой группы шин, по мере того как они касались бетона и набирали за секунду скорость от нуля до двухсот миль в час. Через четыре или пять секунд после касания полосы основным шасси бетона коснулись и шины носовой стойки. Выглядело это настолько грациозно, что, казалось, прошло гораздо больше времени. Все, самолет приземлился.
 Из динамика автомобиля раздался голос:
 – Спасательная команда номер четыре, вперед.
 Другой голос отозвался:
 – Я спасательная команда номер три, следую слева от вас.
 Теперь уже все четырнадцать автомобилей начали движение. Один за другим они выезжали на посадочную полосу после того, как мимо них проносился огромный лайнер.
 "Боинг" поравнялся с машиной Макгилла, и у него создалось впечатление, что посадочная скорость слишком большая.
 Сорентино нажал педаль газа, автомобиль взревел, выскочил на посадочную полосу и помчался вслед за "боингом".
 – Эй, Энди... у него не включена реверсивная тяга, – удивился Сорентино.
 – Что?..
 Теперь уже и Макгилл увидел, что каскадные лопатки позади каждого из четырех двигателей были направлены вдоль линии воздушного потока, как это бывает в полете. Эти шарнирные металлические лопатки – размером с дверь сарая – не были установлены в положение, при котором они должны были отводить реактивные струи двигателей под углом вперед, как это делалось на пробеге. Вот почему самолет двигался по полосе слишком быстро.
 Сорентино бросил взгляд на спидометр своего автомобиля и сообщил:
 – Сто десять миль.
 – Слишком большая скорость.
 Макгилл знал, что "боинг" сконструирован таким образом, что мог остановиться с помощью только колесных тормозов, да и посадочная полоса достаточной длины, так что это не такая уж серьезная проблема. Но это был первый видимый признак того, что на борту что-то не так.
 "Боинг" продолжал мчаться по полосе, однако скорость, хотя и гораздо медленнее, чем обычно, определенно падала. Макгилл ехал в первой из машин, преследовавших самолет. За ним следовали еще пять пожарных, далее шесть патрульных, а замыкали колонну две машины "скорой помощи".
 Макгилл взял микрофон и отдал приказания экипажам. Они приблизились к самолету и заняли свои позиции. Одна из пожарных машин двигалась теперь позади "Боинга", и по две – с каждого бока. Сорентино и Макгилл проехали под гигантским крылом лайнера и заняли позицию ближе к носовой части. Внимательно оглядев самолет через окно, Макгилл крикнул Сорентино сквозь рев двигателей:
 – Не вижу никаких проблем.
 – Но почему он не включил реверсивную тягу?
 – Не знаю. Сам его спроси.
 "Боинг" наконец остановился в четверти мили от конца посадочной полосы. Каждый из пожарных автомобилей занял свою позицию в сорока ярдах от самолета: по два справа и слева, один впереди и один сзади. Машины "скорой помощи" остановились позади самолета, а патрульные машины расположились там же, где и пожарные, но только подальше от лайнера. Шестеро патрульных покинули свои машины, как предписывалось инструкцией, и, соблюдая меры предосторожности, укрылись за ними. Каждый патрульный был вооружен помповым ружьем или автоматической винтовкой.
 Пожарные оставались в своих автомобилях. Макгилл взял микрофон и спросил, обращаясь сразу ко всем:
 – Кто-нибудь что-нибудь видит?
 Ему никто не ответил. Правильно. По инструкции спасательные команды должны были соблюдать режим радиомолчания и выходить на связь только при обнаружении экстренной ситуации.
 Макгилл задумался над своими дальнейшими действиями. Пилот не включил режим реверсивной тяги, значит, он был вынужден пользоваться только колесными тормозами.
 – Подъезжай к колесам, – приказал сержант напарнику.
 Сорентино подвел автомобиль к колесам со стороны правого борта. Тушение загоревшихся тормозов было для пожарных обычным делом, ничего героического. Но если сразу не залить водой перегретые тормоза, то запросто можно увидеть, как внезапно вспыхивает огнем все шасси. Это опасно не только для колес, но и для топливных баков, расположенных прямо над шасси. Да и вообще опасно для всего, что находится в радиусе сотни ярдов от самолета.
 Сорентино остановил машину в сорока футах от покрышек. Макгилл поднес к глазам бинокль, внимательно разглядывая открытые тормозные диски. Если бы они светились красным, то их немедленно надо было бы заливать водой. Однако диски выглядели мрачно-черными, какими им и положено быть. Макгилл отдал приказание проверить другие шасси и колеса.
 Через некоторое время все доложили, что перегретых тормозных дисков не наблюдают.
 – Хорошо, возвращайтесь на исходную, – принял решение Макгилл.
 Четыре пожарные машины отъехал и от "боинга". Макгилл знал, что с рейсом не было радиосвязи, поэтому спасательная команда и оказалась здесь. И он решил, что должен попытаться связаться с пилотом. Макгилл переключил рацию на наземную частоту.
 – "Транс-континенталь" один семь пять, это спасательная команда номер один. Вы слышите меня? Прием.
 Никакого ответа.
 Макгилл подождал и повторил запрос. Потом посмотрел на Сорентино. Тот пожал плечами.
 Пожарные, полицейские машины, машины "скорой помощи", "боинг" – все замерли на месте. Четыре двигателя "боинга" продолжали работать, но самолет не подавал никаких признаков жизни.
 – Давай подъедем туда, откуда пилот сможет увидеть нас, – приказал Макгилл Сорентино. Сорентино включил передачу и медленно объехал самолет с правой стороны. Глядя на кабину, Макгилл стал подавать руками установленные сигналы, предлагая пилоту продолжить движение в направлении рулежной дорожки.
 "Боинг" не двинулся с места.
 Макгилл попытался хоть что-то разглядеть в кабине, но лобовое стекло слишком отсвечивало, да и кабина находилась высоко над землей. Две мысли пришли к нему почти одновременно. Первая: он не знает, что ему делать дальше. И вторая: на борту самолета что-то не так, что – не ясно. А это хуже всего.

 Глава 7

 Итак, мы ждали у выхода – я, Кейт Мэйфилд, Джордж Фостер, Тед Нэш и Дебра Дель-Веккио, сотрудница "Транс-континенталь". Будучи человеком действия, я не люблю ждать, однако полицейский должен уметь это делать. Как-то я три дня занимался наружным наблюдением, изображая продавца "хот-догов", и за это время сожрал столько "хот-догов", что потом пришлось лечить желудок.
 – Может, возникла какая-то проблема? – поинтересовался я у мисс Дель-Веккио.
 Она посмотрела на свою рацию, оснащенную табло, и протянула ее мне, чтобы я смог прочитать: "Борт приземлился".
 – Пожалуйста, свяжитесь с кем-нибудь, – попросила ее Кейт.
 Мисс Дель-Веккио пожала плечами и заговорила в микрофон:
 – Это Дебби, выход двадцать три. Что с рейсом один семь пять?
 Выслушав ответ, она вздохнула и сообщила:
 – Они выясняют.
 – Значит, они ничего не знают? – удивился я.
 – Самолет находится в ведении диспетчерской и Федерального управления гражданской авиации, – спокойно ответила Дебра. – В компанию обращаются только тогда, когда возникают проблемы. Раз не обращались, значит, и проблем никаких.
 – Но самолет задерживается с прибытием к выходу, – подчеркнуто заявил я.
 – Это не проблема. Приземлился он вовремя, а это самое главное.
 – А что, если он простоит на посадочной полосе неделю? Это ничего? Главное, что приземлился вовремя?
 – Да.
 Я бросил взгляд на Теда Нэша, которые по-прежнему стоял, прислонившись к стене. Вид у него был непроницаемый. Как и большинство типов из ЦРУ, он любил создавать впечатление, что знает больше, чем говорит. В большинстве случаев их показная уверенность и сообразительность оказывалась непроходимой тупостью. Черт, почему я терпеть не могу этого парня?
 Однако надо отдать ему должное. Нэш вытащил из кармана сотовый телефон, набрал номер и сообщил нам:
 – У меня есть прямой номер для связи с диспетчерской вышкой.
 И тут до меня дошло, что мистер Нэш на самом деле знал больше, чем говорил. Еще задолго до посадки "боинга" он знал, что может возникнуть проблема.


* * *

 Старший диспетчер Эд Ставрос, находившийся на вышке, продолжал наблюдать в бинокль за тем, что происходило на четвертой правой посадочной полосе.
 – Пожара нет, – сообщил он окружавшим его диспетчерам. – Они отъезжают от самолета... один из спасателей подает руками сигналы пилоту...
 Диспетчер Роберто Эрнандес снял трубку телефона, выслушал звонившего и обратился к начальнику:
 – Босс, звонят из радарного зала, они хотят знать, когда можно будет пользоваться четвертой левой полосой и когда освободится четвертая правая. У них на подходе несколько рейсов, у которых не так много горючего в баках.
 Ставрос почувствовал, как заныло в животе. Он глубоко вздохнул и ответил:
 – Я не знаю. Скажи им... я попозже сам им перезвоню.
 Эрнандес промолчал и не стал передавать неопределенный ответ начальника. Тогда Ставрос забрал у него телефонную трубку.
 – Говорит Ставрос. С рейсом один семь пять нет радиосвязи... да. Я знаю, что вам это известно, но это все, что я знаю. Послушайте, если бы на борту был пожар, вам в любом случае пришлось бы сажать самолеты на другие полосы и вы не стали бы беспокоить меня по этому вопросу... – Выслушав собеседника, Ставрос резко бросил: – Тогда скажите им, что на четвертой правой делают прическу президенту, и пусть они садятся в Филадельфии. – Он швырнул трубку и тут же пожалел о том, что сказал, хотя окружавшие его диспетчеры одобрительно засмеялись. Снова заныло в животе. – Попробуй еще раз связаться с самолетом, – обратился Ставрос к Эрнандесу. – Используй частоты вышки и наземного контроля. Если не ответят, значит, радио у них полностью не работает.
 Эрнандес взял микрофон и стал вызывать самолет на различных частотах.
 Ставрос снова оглядел самолет в бинокль. Никаких изменений. Гигантский "боинг" стоял как вкопанный, видны были только струи выхлопных газов позади двигателей. Машины спасателей и патрульных оставались на своих местах. В отдалении, на значительном расстоянии от посадочной полосы, расположилась аналогичная спасательная команда, она жгла горючее в своих машинах и занималась тем же, чем и другие, – то есть ничего не делала. Кто-то, возможно это был Макгилл, пытаясь привлечь внимание пилота, жестикулировал и выглядел со стороны довольно глупо.
 Ставроса беспокоило и удивляло бездействие пилота. Какая бы ни возникла проблема, пилот первым делом должен был увести самолет с посадочной полосы. Но "боинг" продолжал стоять на месте.
 Эрнандес отложил микрофон и спросил у Ставроса:
 – Может, позвонить кому-нибудь?
 – Звонить уже больше некому, Роберто. Кому мы можем позвонить? Люди, которым положено заниматься этим проклятым самолетом, столпились вокруг него и ковыряют в носах. Кому еще звонить? Моей мамочке? Как же она хотела, чтобы я стал адвокатом...
 Ставрос осознал, что начинает терять контроль над собой, еще раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и приказал Эрнандесу:
 – Свяжись с этими клоунами из "пистолетов и пожарных шлангов", поговори с Макгиллом.
 – Понял, сэр.
 Эрнандес вызвал первую машину спасателей, ему ответил Сорентино.
 – Доложите ситуацию, – попросил Эрнандес и нажал кнопку громкоговорящей связи. Голос Сорентино разорвал тишину диспетчерской:
 – Я не знаю, что происходит.
 Ставрос схватил микрофон, стараясь сдерживать ярость и раздражение:
 – Если не знаете вы, то что могу знать я? Вы же на месте, а я здесь, на вышке.
 Несколько секунд Сорентино молчал, затем ответил:
 – Никаких признаков механических повреждений... за исключением...
 – За исключением чего?
 – Пилот при посадке не включил реверсивную тягу. Вы меня поняли?
 – Да, я прекрасно знаю, что такое реверсивная тяга.
 – Ну так вот... Макгилл пытается привлечь внимание экипажа...
 – Все пытаются привлечь их внимание. Но почему не получается?
 – Не знаю. Может, нам подняться на борт? – предложил Сорентино.
 Ставрос задумался над тем, вправе ли он давать такое распоряжение. Обычно аварийная команда сама решает подобные вопросы, но поскольку видимых повреждений нет, ковбои растерялись, не зная, подниматься им на борт или нет. Ставрос понимал, что подъем на борт самолета, у которого работают двигатели, потенциально опасен как для самолета, так и для спасателей, особенно если никто не знает намерений пилота. А что, если самолет неожиданно двинется? Но с другой стороны, на борту может быть проблема. Ставросу не хотелось принимать решение, поэтому он ответил Сорентино:
 – Поступайте, как считаете нужным.
 – Спасибо за добрый совет, – поблагодарил Сорентино.
 Ставрос пропустил мимо ушей сарказм, прозвучавший в этом ответе.
 – Послушайте, это не моя работа... подождите... – Ставрос заметил, что Эрнандес протягивает ему трубку телефона. – Кто там еще?
 – Какой-то парень, назвал вашу фамилию. Говорит, что он из Министерства юстиции. Оказывается, на борту рейса один семь пять какой-то арестованный перебежчик, и этот парень хочет знать, что происходит.
 – Проклятие... – Ставрос взял трубку телефона. – Это мистер Ставрос. – По мере того как он слушал собеседника, глаза его все более округлялись. Наконец Ставрос заговорил: – Я понял. Да, сэр. Самолет летел без радиосвязи, сейчас он стоит в конце четвертой правой посадочной полосы. Его окружили машины аварийной команды и патрульные машины. Ситуация без изменений.
 Снова выслушав собеседника, Ставрос ответил:
 – Нет, никаких признаков серьезных проблем. Сигнал о захвате самолета не поступал, правда... – Он снова стал слушать звонившего, думая при этом, стоит ли вообще упоминать об отсутствии реверсивной тяги при посадке в разговоре с незнакомым человеком, который, возможно, слишком бурно отреагирует на эту относительно незначительную механическую проблему, а может, еще и обвинит во всем пилота. На самом деле Ставрос точно не знал, кто такой этот звонивший, но говорил он так, словно обладал значительной властью. Подождав, пока собеседник закончит, Ставрос сказал: – Хорошо, я понял. Я прослежу за этим. – Взглянув на замолкшую телефонную трубку, он вернул ее Эрнандесу. Решение было принято за него, и от этого Ставрос почувствовал облегчение.
 Он поднес к губам микрофон и продолжил разговор с Сорентино:
 – Слушайте меня, Сорентино, вам разрешено подняться на борт. В бизнес-классе находится арестованный. Он в наручниках, и его сопровождают, так что не вытаскивайте оружие и не пугайте пассажиров. Снимите арестованного и двух сопровождающих с самолета, посадите в одну из патрульных машин и привезите к выходу двадцать три, где их будут ждать. Поняли меня?
 – Понял. Но мне нужно связаться с командиром...
 – Мне наплевать, с кем вам нужно связаться. Делайте то, что я сказал. Когда подниметесь на борт, выясните, в чем проблема, и если все в порядке, скажите пилоту, чтобы уводил самолет с полосы и подруливал к выходу двадцать три. Сопровождайте самолет.
 – Понял.
 – Свяжитесь со мной, когда подниметесь на борт.
 – Понял вас.
 Ставрос повернулся к Эрнандесу:
 – Мало нам проблем, так этот парень из Министерства юстиции приказал не выпускать через двадцать третий выход другие рейсы, пока он не даст добро. Но я не занимаюсь распределением выходов, это работа Портового управления. Роберто, позвони в Портовое управление и попроси зарезервировать двадцать третий выход. Черт побери, у нас теперь еще и выходов не будет хватать.
 – Но поскольку четвертая правая и левая полосы закрыты, нам не понадобится много выходов, – напомнил Эрнандес.
 Ставрос грубо выругался и поспешил в свой кабинет за аспирином.


* * *

 Тед Нэш сунул сотовый телефон в карман и пояснил нам ситуацию:
 – Самолет летел без радиосвязи, сейчас он стоит в конце посадочной полосы. Никаких аварийных сигналов не было, и диспетчерская вышка не знает, в чем проблема. Возле самолета аварийная команда. Как вы слышали, я приказал спасателям подняться на борт, привезти сюда наших людей, а выход не занимать.
 – Давайте сами пройдем к самолету, – предложил я коллегам.
 На что Джордж Фостер, наш бесстрашный лидер, ответил:
 – Самолет окружен командой спасателей, плюс на борту двое наших людей. Так что мы там не нужны.
 Тед Нэш, как всегда, стоял в сторонке, сдерживая желание тоже как-нибудь возразить мне.
 Кейт согласилась с Джорджем, так что я остался в одиночестве. Как всегда. Странно, ведь если что-то происходит в точке А, то почему нужно торчать в точке Б?
 Теперь уже Фостер вытащил сотовый телефон и связался с одним из сотрудников ФБР, ожидавших на стоянке.
 – Джим, это Джордж. Наши планы несколько меняются. У самолета какая-то проблема на полосе, поэтому патрульная машина Портового управления привезет Фила, Питера и нашего подопечного сюда, к выходу. До связи.
 – Позвони Нэнси, узнай, были сообщения от Фила или Питера, – посоветовал я.
 – Спасибо, Джон, именно это я как раз и собирался сделать.
 Фостер позвонил Нэнси Тейт в клуб "Конкистадор". Выслушав ответ, он сказал:
 – Нет, самолет все еще стоит на полосе. Дай мне номера телефонов Фила и Питера. – Набрав номер, Фостер протянул телефон поближе к нам, чтобы все могли слышать ответ. Автоответчик сообщил, что абонент не отвечает или находится вне зоны досягаемости. Затем Джордж набрал второй номер. Ответ был аналогичным. – Возможно, они отключили телефоны, – предположил он.
 Это предположение не нашло поддержки ни у кого из нас, поэтому Джордж добавил:
 – Во время полета положено выключать мобильники. Даже на земле. Но может, один из них нарушит правила и позвонит в клуб. Тогда Нэнси перезвонит нам.
 Я подумал, что если бы каждый раз волновался, когда не удавалось дозвониться кому-то по сотовому телефону, то давно бы уже заработал язву. Эти мобильники и биперы довольно ненадежные штуки.
 Я решил взглянуть на сложившуюся ситуацию как на классическую, предложенную преподавателем. В полицейской академии нас учили, что следует строго придерживаться инструкции или плана, пока не поступит команда вышестоящего начальника на какие-либо другие действия. Однако там же учили, что в случае изменения ситуации необходимо анализировать ее и проявлять личную инициативу. Вся штука заключалась в том, чтобы точно определить, когда строго придерживаться инструкции, а когда действовать самостоятельно. По всем объективным показателям сейчас следовало оставаться на месте, однако интуиция подсказывала мне, что пора действовать. Я привык доверять своей интуиции, однако я был новичком на этой работе, поэтому приходилось слушать людей, которые знали, что делают. А они ничего не делали. Однако иногда бездеятельность бывает правильным решением.
 Дебра Дель-Веккио выслушала сообщение по радио.
 – Хорошо, спасибо, – ответила она и обратилась к нам: – Мне только что сообщили, что с рейсом один семь пять нет радиосвязи.
 – Ну, это нам уже известно, – сказал я. – А такое часто случается?
 – Я не знаю...
 – А почему самолет продолжает стоять в конце взлетной полосы?
 Дебра пожала плечами:
 – Может, пилоту требуются какие-то указания... ну, на какую рулежную дорожку сворачивать... А вы ничего не говорили про арестованного, сказали, что встречаете важную персону.
 – А это арестованная важная персона.
 Итак, мы стояли и ждали, пока полицейские из Портового управления привезут Хандри, Гормана и Халила на стоянку, а потом нам позвонит какой-то Джим и мы поедем в клуб "Конкистадор". Я посмотрел на часы. Наверное, это займет минут пятнадцать. А может, и десять.

 Глава 8

 Энди Макгилл услышал гудок своей пожарной машины, быстро вернулся назад и запрыгнул на подножку.
 – Звонил Ставрос, – сообщил ему Сорентино. – Он разрешил подняться на борт. С ним связались федералы – оказывается, на борту арестованный. Он в наручниках, его сопровождают двое агентов. Надо забрать арестованного, сопровождающих и посадить в одну из патрульных машин. Полицейские отвезут их к двадцать третьему выходу, возле которого будут ждать машины Департамента полиции Нью-Йорка и Портового управления. Кстати, мы должны выполнять приказы этого парня? – поинтересовался Сорентино.
 На мгновение у Макгилла мелькнула мысль о связи между наличием на борту арестованного и возникновением проблем в самолете, но он сразу же ее отмел. Многие рейсы привозили сопровождаемых арестованных, важных персон, свидетелей и так далее – их было гораздо больше, чем об этом знали люди. И все же что-то затаившееся в глубине сознания тревожило Макгилла. Он не мог понять, что это, но это нечто явно было связано со сложившейся ситуацией.
 – Нет, мы не обязаны выполнять приказы Ставроса или федералов, но, возможно, действительно пора подняться на борт. Предупреди начальство.
 – Понял. – Сорентино взял микрофон рации.
 Макгилл задумался: может, вызвать передвижной трап? Но трап находился далеко, а на борт можно было запросто подняться и без него.
 – Ладно, подъезжай к правой передней двери, – приказал он Сорентино.
 В этот момент раздался треск рации, и из динамика прозвучал голос:
 – Послушай, Энди, я только что вспомнил про случай в Саудовской Аравии. Будь осторожен.
 – Черт побери... – буркнул Сорентино.
 Энди Макгилл замер на подножке. Теперь и он вспомнил этот случай, им даже показывали учебный фильм. Произошло это лет двадцать назад. Саудовский самолет "Локхид L-1011" компании "Тристар" вылетел из аэропорта Эр-Рияд, но через некоторое время пилот сообщил о задымлении кабины, поэтому самолет вернулся в аэропорт и благополучно приземлился. В кабине явно возник пожар. Самолет окружила аварийная команда, а саудовские пожарные и спасатели сидели и ждали, пока откроются двери и будут спущены надувные трапы. Но пилоты по глупости не разгерметизировали самолет, поэтому из-за внутреннего давления воздуха двери заклинило. Стюардессы не могли открыть двери, и никто не додумался взять с пожарного щита топор и разбить стекло иллюминатора. В итоге триста человек погибли на посадочной полосе, задохнувшись в дыму.
 Знаменитый случай в Саудовской Аравии. Их готовили распознавать подобные ситуации, и нынешняя чем-то напоминала тот инцидент.
 – Проклятие... – выругался Макгилл.
 Сорентино перехватил рулевое колесо одной рукой, а другой протянул Макгиллу комплект снаряжения, куда входили баллон со сжатым воздухом и противогаз. Затем передал Макгиллу топор.
 Когда машина остановилась под дверью самолета, Макгилл по лесенке забрался на плоскую крышу машины, где была установлена пенная пушка.
 К ним подъехал еще один автомобиль, второй спасатель тоже забрался на крышу и остановился позади пенной пушки. Другие стали разворачивать шланги для подачи воды под давлением. Остальные четыре пожарные машины и машины "скорой помощи" отъехали подальше от самолета на случай взрыва. Макгилл с удовлетворением отметил про себя: как только прошел слух о вероятности саудовского варианта, каждый спасатель понял, что ему нужно делать. К сожалению, они тоже слишком долго просидели без дела, как и саудовские пожарные, над которыми они смеялись во время просмотра учебного фильма.
 На крыше машины имелась небольшая раздвижная лестница. Макгилл выдвинул ее вверх на шесть футов и развернул к двери самолета. Длины как раз хватало, чтобы достать до ручки двери. Макгилл надел противогаз, глубоко вздохнул и начал подниматься по лестнице.


* * *

 Эд Ставрос наблюдал за происходящим в бинокль. Интересно, почему аварийная команда готовится тушить пожар? Ставрос никогда не слышал о саудовском инциденте, но ему приходилось наблюдать, как тушат пожар на самолете. Взяв микрофон, он вызвал автомобиль Макгилла.
 – Это Ставрос. Что у вас происходит?
 Сорентино не ответил.
 Ставрос вызвал еще раз.
 Сорентино не хотелось распространяться в эфире о том, что они с большим опозданием догадались, какая проблема может быть на борту. Ведь шансы на то, что это не саудовский сценарий, все еще оставались пятьдесят на пятьдесят, и это должно было выясниться через несколько секунд.
 Ставрос снова вызвал его, на этот раз более настойчиво.
 Сорентино понял, что придется ответить.
 – Мы просто принимаем необходимые меры предосторожности, – передал он.
 Ставрос обдумал эти слова, затем спросил:
 – А нет признаков пожара на борту?
 – Нет, дыма не видно.
 Ставрос глубоко вздохнул:
 – Ладно... держите меня в курсе. И отвечайте на вызовы.
 – Мы готовимся к возможной спасательной операции! – рявкнул в ответ Сорентино. – Не занимайте нашу частоту. Все, конец связи!
 Ставрос посмотрел на Эрнандеса, чтобы понять, слышал ли его подчиненный, как этот идиот из "пистолетов и пожарных шлангов" грубо отбрил его. Эрнандес сделал вид, что ничего не слышал, и Ставрос подумал, что надо будет отметить в отчете его хорошую работу.
 Затем Ставрос подумал, надо ли сообщить кому-нибудь об этих противопожарных приготовлениях, и приказал Эрнандесу:
 – Позвони в Центр управления воздушным движением, скажи им, что четвертая левая и правая полосы будут закрыты еще как минимум пятнадцать минут.
 Ставрос снова навел бинокль на конец посадочной полосы. Ему не была видна правая передняя дверь самолета, находившаяся на другой стороне, но он видел разворачивающиеся пожарные машины. Если самолет взорвется, а в баках у него еще много топлива, то машинам, отъехавшим на сотню ярдов, потребуется новая покраска. А вот две пожарные машины, находящиеся рядом с самолетом, превратятся в груду искореженного металла.
 Приходилось признать, что иногда эти парни из аварийной команды не зря получали свое жалованье. Но все же за время его семичасовой смены напряжение ощущалось каждую минуту, а эти парни испытывали стресс от силы раз в месяц.
 В памяти всплыли слова этого грубияна из аварийной команды: "Мы готовимся к возможной спасательной операции". И эти слова, в свою очередь, напомнили Ставросу, что его роль в этой драме официально завершилась в тот момент, когда "боинг" остановился на полосе. Все, что ему теперь предстояло делать, так это информировать Центр управления воздушным движением о положении на посадочных полосах. Позже придется составить письменный отчет, соответствующий его записанным на пленку переговорам по радио. Ставрос знал, что его телефонный разговор с представителем Министерства юстиции записан на пленку, что также несколько успокаивало.
 Отойдя от большого окна, Ставрос направился в бар выпить кофе. Если самолет взорвется, то он услышит и почувствует это даже здесь, на вышке. Однако видеть это очень не хотелось.


* * *

 Взяв топор и закинув его на плечо, Макгилл приложил руку к двери самолета. Перчатка была тонкой, и теоретически сквозь нее можно было почувствовать тепло. Макгилл подождал несколько секунд, но ничего не ощутил.
 Затем он взялся за внешнюю аварийную ручку двери и потянул за нее. Ручка вышла в сторону из гнезда, и Макгилл потянул ее вверх, чтобы разблокировать спасательный желоб.
 Он посмотрел назад и вниз и увидел, что один из пожарных стоит на земле справа от него, направив шланг на закрытую дверь самолета. Другая пожарная машина расположилась в пятидесяти ярдах позади машины Макгилла, ее пенная пушка также была направлена на дверь самолета. Все надели полное снаряжение и противогазы, поэтому Макгилл не различал, кто из них кто, но он доверял всем своим парням.
 Энди Макгилл крепче ухватился за ручку и толкнул ее вперед. Если самолет все еще не разгерметизирован, то дверь не откроется и придется разбивать топором иллюминатор, чтобы сбросить давление и выпустить возможный дым.
 Он продолжал давить на ручку, и вдруг дверь начала уходить внутрь. Макгилл отпустил ручку, но дверь продолжила автоматически втягиваться внутрь, а затем поднялась вверх.
 Макгилл слегка отстранился назад, чтобы не попасть в клубы дыма или языки пламени. Но ничего подобного он не увидел.
 Не теряя больше ни секунды, Макгилл забрался на борт лайнера, быстро огляделся и увидел, что находится в зоне передней бортовой кухни. Проверив противогаз и подачу воздуха, он прислонил топор к переборке.
 Стоя на кухне, Макгилл устремил взгляд в широкий фюзеляж в направлении другой двери. Определенно, не было видно никакого дыма. Вернувшись к открытой двери, Макгилл дал сигнал пожарным, что все в порядке.
 Затем вернулся в самолет и вышел из кухни в салон. Справа от него находились носовая часть и салон первого класса, слева огромный обычный пассажирский салон. А впереди располагалась винтовая лестница, которая вела на верхний ярус, где размещались кабина пилотов и салон бизнес-класса.
 Некоторое время Макгилл не двигался, ощущая вибрацию от работы двигателей. Казалось, что все в порядке, за исключением двух вещей: во-первых, слишком тихо и, во-вторых, плотно задернуты шторы пассажирского салона и салона первого класса. А ведь правила предписывали, чтобы шторы оставались открытыми во время взлета и посадки. А если как следует подумать, то удивляет еще кое-что: почему не видно ни одной стюардессы?
 Первым желанием было осмотреть один из зашторенных салонов, но опыт подсказывал, что следует начать с кабины пилотов. Взяв топор, Макгилл направился к лестнице и стал подниматься вверх, а когда пол верхнего салона оказался на уровне груди, остановился и устремил взгляд в салон. Кресла попарно располагались вдоль бортов, восемь рядов, всего тридцать два кресла. Но Макгилл не увидел голов над большими плюшевыми спинками, а заметил только руки, лежавшие на подлокотниках кресел. Безжизненные руки. Что за чертовщина?..
 Макгилл поднялся в салон и остановился возле задней переборки. В центре салона стоял столик, на нем лежали журналы и газеты, лотки с закусками. Лучи позднего послеполуденного солнца пробивались в салон сквозь иллюминаторы, в них плавали легкие пылинки. Сержант подумал, что картина была бы приятной, если бы не ощущение присутствия смерти.
 Макгилл двинулся по проходу, разглядывая пассажиров, сидевших слева и справа в своих креслах. Только около половины кресел оказались занятыми, в них расположились главным образом мужчины и женщины среднего возраста; такие обычно и летают бизнес-классом. Некоторые сидели, откинувшись на спинку кресла с газетой или журналом на коленях, перед другими стояли подносы с закусками и напитками. У нескольких пассажиров Макгилл заметил наушники, видимо, они смотрели маленькие индивидуальные телевизоры. Телевизоры до сих пор оставались включенными, по одному из них демонстрировался порнографический фильм.
 Макгилл прошел вперед, затем обернулся, чтобы рассмотреть лица пассажиров. У него не было сомнения в том, что все они мертвы. Макгилл глубоко вздохнул и попытался отогнать прочь все мысли, стараясь в данной ситуации оставаться профессионалом. Стащив перчатку с правой руки, он дотронулся до лица женщины, сидевшей в ближайшем к нему кресле. Кожа не показалась ему чрезмерно холодной, значит, женщина, вероятно, умерла всего несколько часов назад. Да и обстановка в салоне свидетельствовала о том, что случившаяся трагедия произошла задолго до подготовки к посадке.
 Макгилл наклонился и осмотрел лицо мужчины в соседнем ряду. Умиротворенное выражение – ни слюны, ни слизи, ни следов рвоты, ни слез, ни мучительных гримас... Сержант никогда не видел ничего подобного. Токсичные газы и дым вызывали панику, жуткое удушье, то есть это была мучительная смерть, о чем свидетельствовали лица и скрюченные тела жертв. Но в данной ситуации создавалось впечатление, что пассажиры мирно умерли во сне.
 Макгилл принялся искать арестованного в наручниках и двух сопровождающих. Мужчину в наручниках он обнаружил во втором от конца ряду, тот сидел в кресле возле иллюминатора. Арестант был одет в темно-серый костюм, судя по лицу, Макгилл предположил, что он испанец, а может, араб или индус. Сержант всегда плохо различал национальность по внешности. А вот в парне, сидевшем рядом с арестантом, вполне можно было узнать полицейского. Чтобы точно убедиться в этом, Макгилл ощупал его пиджак и обнаружил под левой подмышкой кобуру. Затем он рассмотрел мужчину, сидевшего позади этих двоих, и пришел к выводу, что это второй сопровождающий. Но в любом случае это уже не имело значения, поскольку ему не придется выводить их из самолета и сажать в машину. Эти парни уже не попадут к выходу двадцать три. На самом деле никто никуда не попадет, разве что в передвижной морг.
 Настало время целиком оценить ситуацию. Здесь все мертвы, а так как во всем самолете одинаковый воздух и давление, то, значит, мертвы обитатели и пассажирского салона, и первого класса. Вот и объяснение отсутствия радиосвязи. Макгилл подумал было вызвать по рации медиков, но спохватился, что медицинская помощь здесь никому не потребуется. Да и потом, как кричать в рацию через противогаз? Тогда он, нажав кнопку рации, послал установленный сигнал, что с ним все в порядке. Ему тут же ответил Сорентино:
 – Энди, я понял тебя.
 Макгилл прошел к заднему туалету, расположенному позади винтовой лестницы. Табличка указывала, что туалет свободен, но Макгилл все же открыл дверь и убедился, что там действительно никого нет.
 Напротив туалета находилась кухня, и когда сержант отходил от туалета, он увидел, что кто-то лежит на полу. Подойдя к телу, Макгилл опустился на колени. Это была стюардесса, она лежала на боку, словно прилегла вздремнуть. Сержант попытался нащупать пульс на лодыжке, но пульса не было.
 Теперь он точно был уверен, что никому из пассажиров не требуется медицинская помощь. Тогда Макгилл быстро прошел к двери кабины и потянул за ручку. Дверь оказалась закрытой, как и предписывала инструкция. Сержант стал стучать в дверь, крича через противогаз:
 – Откройте! Аварийная команда! Откройте!
 Никто ему не ответил, да он и не ожидал услышать ответ.
 Макгилл принялся орудовать топором, стараясь сломать замок. Ему это удалось, и дверь приоткрылась. Поколебавшись несколько секунд, сержант ступил в кабину.
 Два пилота сидели в своих креслах, задрав головы вверх. Макгилл снова замялся, ему не хотелось до них дотрагиваться.
 – Эй, вы слышите меня? – крикнул он, но тут же понял, что глупо разговаривать с мертвецами.
 Макгилл уже порядком вспотел и чувствовал, как дрожат колени. Он не был слабаком, за годы службы ему приходилось вытаскивать обгоревшие и мертвые тела из самых различных мест, но никогда не приходилось присутствовать одному в полной тишине среди такого количества трупов.
 Голой ладонью он все же дотронулся до лица пилота. Мертв уже несколько часов. Так кто же посадил самолет?
 Взгляд Макгилла переместился на приборную доску. Когда-то у них проходили часовые занятия по ознакомлению с кабиной "боинга", и сейчас все внимание сержанта было приковано к небольшому экрану с надписью "Автоматическая посадка". Ему говорили, что компьютерная программа автопилота, установленная на реактивных лайнерах нового поколения, в состоянии посадить самолет без вмешательства человека. Тогда он этому не поверил, но сейчас убедился лично.
 Да и не могло быть другого объяснения тому, как этот самолет, полный мертвецов, приземлился в аэропорту. То, что самолет вел автопилот, объясняло и отсутствие режима реверсивной тяги при посадке. Теперь ясно, почему не было радиосвязи и почему самолет остановился в конце посадочной полосы, а двигатели продолжали работать. Ведь пилоты давно мертвы. Матерь Божья... Макгиллу стало нехорошо, захотелось убежать подальше отсюда, но он глубоко вздохнул и приказал себе успокоиться.
 Что делать дальше?
 Проветрить.
 Макгилл поднял руку, нажал на рычаг аварийного люка, и люк с громким хлопком открылся, обнажив квадрат голубого неба. Несколько секунд сержант стоял, прислушиваясь к ставшему более громким шуму двигателей. Он понимал, что следует заглушить двигатели, но существовала опасность взрыва, поэтому Макгилл решил: пусть двигатели работают, тогда бортовая система воздухообмена сможет очиститься от того отравляющего вещества, которое стало причиной этого кошмара. Успокаивало только одно: если бы он начал действовать раньше, то все равно ничем бы не смог помочь беднягам. Трагедия походила на саудовскую, но произошла она в полете, когда самолет находился далеко отсюда. Пожара на борту не было, поэтому самолет не разбился, как швейцарский авиалайнер вблизи побережья Новой Шотландии. В данном случае пострадали только люди, а механические системы и электроника остались целыми. Автопилот выполнил то, на что был запрограммирован.
 Макгилл взглянул на солнце через лобовое стекло. Ему захотелось сейчас оказаться не здесь, а среди живых. Но он ждал, пока системы кондиционирования выполнят свою работу, и вспоминал, сколько требуется времени для полной вентиляции "Боинга-747". Он должен был знать это, но никак не мог вспомнить.
 "Успокойся!" – снова приказал себе Макгилл.
 Хотя на самом деле прошло чуть менее двух минут, Макгиллу показалось, что он ждет уже довольно долго, поэтому он протянул руку к пульту между сиденьями пилотов и выключил четыре тумблера, перекрывая подачу топлива к двигателям. Почти все лампочки на приборной доске погасли, за исключением тех, которые питались от аккумуляторов; шум двигателей тут же прекратился, его сменила зловещая тишина.
 Макгилл знал, что все, кто сейчас находился вокруг самолета, облегченно вздохнули, увидев, что двигатели остановлены. Они понимали, что с Энди Макгиллом все в порядке, но они не знали, что это он заглушил двигатели, а не пилоты.
 В этот момент Макгилл услышал шум в салоне, повернулся лицом к двери кабины и прислушался. Затем крикнул сквозь противогаз:
 – Эй, кто здесь?
 Тишина. Жуткая тишина. Мертвая тишина. Но ведь он что-то слышал. Возможно, это гудел остывающий двигатель. Или где-то вверху упало что-то из ручной клади.
 Макгилл снова глубоко вздохнул, стараясь успокоить нервы. Он вспомнил, как когда-то в морге судебно-медицинский эксперт сказал ему: "Мертвые не причинят тебе вреда. Еще никто не погиб от руки мертвеца".
 Макгилл бросил взгляд в салон и увидел, что на него смотрит мертвец. Эксперт ошибался. Мертвец может причинить вред и убить твою душу. Энди Макгилл призвал на помощь Божью Матерь и перекрестился.

 Глава 9

 Я уже начал нервничать, но Джордж Фостер связался с агентом Джимом Линдли, ожидавшим на стоянке, тот переговорил с кем-то из полицейских Портового управления, они связались с Центром управления воздушным движением, а тот, в свою очередь, выяснил обстановку у диспетчеров на вышке и у аварийной команды.
 – Что говорит Линдли? – поинтересовался я у Фостера.
 – Он сказал, что парень из аварийной команды поднялся на борт самолета, сейчас двигатели выключены.
 – А это парень из аварийной команды доложил о ситуации на борту?
 – Пока нет, но он передал сигнал, что все в порядке.
 – Он что, крикнул, и его все услышали? Интересно, что такое парень ел на завтрак?
 Тед и Дебби засмеялись. А Кейт – нет.
 Джордж прерывисто вздохнул и проинформировал меня:
 – Он передал сигнал кнопкой рации. Парень в противогазе, поэтому ему проще подавать сигналы кнопкой, чем...
 – Да знаю, – оборвал я Джорджа, – просто шучу. – Такие прямолинейные парни, как Джордж Фостер, встречаются редко. И уж тем более – среди нью-йоркских полицейских, где масса шутников. И каждый шутник желает слыть самым остроумным.
 – Давай выйдем на улицу и установим личный контакт с Линдли, – предложил я Джорджу.
 – Зачем?
 – А почему бы и нет?
 Джордж разрывался между желаниями держать меня в поле зрения и чтобы я скрылся с его глаз. Да и вообще исчез из его жизни. Я всегда так воздействую на начальство.
 Джордж обратился ко всем присутствующим:
 – Как только парень из аварийной команды выведет наших людей из самолета и посадит в машину Портового управления, Линдли позвонит мне. Тогда мы спустимся по лестнице к стоянке. Ходьбы здесь секунд тридцать, так что не будем торопиться. Понятно?
 Я не имел намерения спорить с ним, но на всякий случай заметил:
 – Как скажешь, ты начальник.
 Затрещала рация Дебры Дель-Веккио. Дебра сообщила:
 – "Янки" сыграли вничью, назначено дополнительное время.
 Итак, мы ждали у выхода, а события развивались независимо от нас, внося небольшую закавыку в наши планы. Мы с Кейт встретились взглядами, она улыбнулась, и я улыбнулся в ответ. Ко всему надо относиться философски. Лучше уж стоять и ждать здесь, чем лежать в Пресвитерианской больнице подключенным к системам жизнеобеспечения. Позже один из докторов сказал мне, что, если бы не мастерство водителя "скорой помощи" и не опыт санитара, то лежать бы мне в морге с биркой на большом пальце ноги.
 Такие случаи меняют твою жизнь. Не внешне, а внутренне. Как и мои друзья, воевавшие во Вьетнаме, я иногда чувствую, как меня покидают жизненные силы. Поэтому хотя бы раз в месяц я обращаюсь к Богу.
 Мне вспомнилось, что примерно в это время дня я получил три пули на Западной Сто второй улице, а первая годовщина этого события была три дня назад. Я никак не собирался отмечать эту дату, но мой бывший напарник Дом Фанелли затащил меня выпить в бар на Западной Сто второй улице, в квартале от тс о места, где в меня стреляли. В баре оказалось с десяток моих старых приятелей, они подарили мне большую мишень с контуром человека, подписанную "Джон Кори". В мишени оказалось три дырки от пуль. Странные ребята эти копы.


* * *

 Энди Макгилл понимал, что все его действия в течение ближайшей недели, а то и месяца будет тщательно изучать специальная комиссия. Возможно, целый месяц придется давать показания дюжине федеральных служб, не говоря уже о собственном начальстве. Эта катастрофа наверняка станет легендой среди пожарных, и Макгиллу хотелось быть уверенным, что героем этой легенды будет он.
 Мысли сержанта вернулись от неопределенного будущего к настоящему. Что делать дальше?
 Макгилл понимал, что после того как он заглушил двигатели, снова запустить их можно будет с помощью бортовой вспомогательной силовой установки, но он не знал, как ею пользоваться. Можно с помощью аэродромной установки, которую надо будет доставить к самолету на автомобиле. Но поскольку нет пилотов, которые могли бы запустить двигатели и отвести авиалайнер с посадочной полосы, то сейчас требуется тягач, который уберет самолет с полосы и доставит в безопасное место. Подальше от глаз любопытной публики и журналистов. Макгилл поднес рацию к противогазу:
 – Спасатель-один, это Спасатель – восемь один.
 Он едва расслышал ответ Сорентино.
 – Слушаю, прием.
 – Срочно пришлите сюда тягач компании "Транс-континенталь". Как поняли?
 – Понял. Прислать тягач. Что там случилось?
 – Выполняйте. Конец связи.
 Макгилл покинул кабину, быстро прошел через салон, спустился по винтовой лестнице на нижнюю палубу и открыл вторую дверь, расположенную напротив той, через которую он попал на борт самолета. Затем раздвинул шторы пассажирского салона и оглядел длинный широкий отсек. Лицом к нему сидели сотни людей, все они были неподвижны, и эта сцена напоминала фотографию. Макгилл подождал в надежде, что кто-то пошевелится или издаст звук. Никакого движения, никакой реакции на его присутствие. Повернувшись, Макгилл пересек тамбур и раздвинул шторы салона первого класса. Он быстро прошел по салону, дотронувшись по пути до нескольких лиц и даже потормошив несколько человек. Нет, эти люди не подавали никаких признаков жизни. В голову сержанта пришла совершенно неуместная в этой ситуации мысль: а ведь билет от Парижа до Нью-Йорка в салоне первого класса стоит около десяти тысяч долларов. Господи, да какое это имеет значение? Все дышали одним воздухом, и теперь пассажиры первого класса так же мертвы, как и обитатели пассажирского салона.
 Быстро покинув салон первого класса, Макгилл вернулся в тамбур, где находились кухня, винтовая лестница и две открытых двери. Подойдя к одной из дверей, Макгилл стащил противогаз.
 Сорентино, стоявший на подножке машины, увидел его и крикнул:
 – Ну что там?
 Макгилл глубоко вздохнул и крикнул в ответ:
 – Плохо. Очень плохо.
 Сорентино никогда не видел босса в таком состоянии, и он предположил, что "очень плохо" означает самое худшее.
 – Свяжись с Центром управления воздушным движением, – приказал Макгилл. – Передай, что на борту рейса один семь пять все мертвы. Предположительно, отравляющий газ...
 – Боже мой...
 – И еще. Свяжись с вышкой. Пусть пришлют тягач и оттащат самолет в безопасное место.
 – Понял. – Сорентино исчез в кабине машины.
 Макгилл снова направился к пассажирскому салону. Он был совершенно уверен, что противогаз ему уже не нужен, но все же прихватил его с собой. Не чувствовалось ничего едкого или опасного, и все же Макгилл уловил какой-то слабый запах, он показался знакомым, и сержант вспомнил – запах миндаля.
 Он раздвинул шторы и, стараясь не смотреть на лица покойников, двинулся по правому проходу и открыл две двери аварийного выхода. Затем открыл две противоположные левые двери. Вспотевшее лицо сразу ощутило сквозняк.
 Затрещала рация, и через секунду прозвучал голос:
 – Спасатель-один, говорит лейтенант Пирс. Доложите обстановку.
 Макгилл ответил своему командиру:
 – Я – Спасатель-один, нахожусь на борту самолета. Все пассажиры и экипаж мертвы.
 Возникла долгая пауза, и только после этого Пирс снова заговорил:
 – Вы уверены?
 – Да.
 И снова длинная пауза.
 – Газы? Дым? В чем причина?
 – Дыма нет. Отравляющий газ. Источник неизвестен. Самолет уже проветрен, я без противогаза.
 – Понял вас.
 Пауза снова затянулась.
 Макгилл почувствовал тошноту, но решил, что это скорее результат шока, чем отравления газом. Сейчас он не собирался предпринимать каких-либо самостоятельных действий, поэтому ждал. В воображении возникла картина: масса людей в Центре управления воздушным движением, и все разом говорят на повышенных тонах.
 Наконец лейтенант Пирс снова вышел на связь.
 – Вы просили вызвать тягач?
 – Да.
 – А не понадобится... мобильный госпиталь?
 – Нет. Да и мобильный морг всех не вместит.
 – Понял вас. Ладно... все действия будем выполнять в безопасном месте. Очищаем полосу и убираем самолет с глаз долой.
 – Понял. Жду тягач.
 – Да... хорошо... гм... оставайтесь на борту.
 – А я никуда и не собираюсь идти.
 – Может, кому-то еще подняться на борт? Врачам?
 Макгилл судорожно вздохнул. До этих идиотов в Центре управления воздушным движением, похоже, так и не дошло, что все мертвы.
 – Никого не нужно.
 – Ладно... я... я думаю, самолет посадил автопилот.
 – И я того же мнения. Автопилот или Господь. Во всяком случае, не пилоты.
 – Наверное, автопилот был запрограммирован...
 – Никаких "наверное", лейтенант. Пилоты давно мертвы.
 – Понятно... Есть признаки пожара?
 – Нет.
 – А декомпрессии?
 – Тоже нет, дыхательные маски на местах. Газ. Какой-то чертов отравляющий газ.
 – Ладно, успокойтесь.
 – Хорошо.
 – Встретимся там, куда оттащат самолет.
 – Вас понял. – Поскольку делать было нечего, Макгилл осмотрел несколько пассажиров и еще раз убедился, что никто из них не подавал признаков жизни.
 – Кошмар, – пробормотал сержант.
 Внезапно он почувствовал приступ клаустрофобии в этом переполненном мертвецами салоне и понял, что на верхней палубе, где более светло и больше пространства, он будет чувствовать себя лучше. И кроме того, сможет наблюдать, что происходит вокруг самолета.
 Покинув пассажирский салон, Макгилл поднялся по лестнице на верхнюю палубу. Сквозь иллюминаторы он увидел, что к самолету приближается тягач.
 Сержант старался не обращать внимания на тела вокруг. По крайней мере их здесь было гораздо меньше, и ни одного подростка или ребенка. Макгилл с горечью подумал, что он единственное живое существо на борту этого самолета.
 Это было не совсем так, но Макгилл не знал, что у него имеется компаньон.


* * *

 Тони Сорентино наблюдал, как тягач компании "Транс-континенталь" подъезжает к носовой стойке шасси. Тягач представлял собой большую платформу, с обеих сторон которой располагались кабины водителя; таким образом, водитель мог зацепить стойку и не двигаться задним ходом, а просто перейти в другую кабину и двигаться вперед.
 Сорентино подумал, что это разумно, и еще раз с восхищением оглядел тягач. Он пожалел, что у их подразделения нет ни одной такой машины, но вспомнил, как кто-то говорил, что это связано со страховкой. Каждая авиакомпания имела собственные тягачи, и если они ломали переднее шасси самолета стоимостью сто пятьдесят миллионов долларов, то это уже их проблемы. Что ж, в этом был смысл. И все же хорошо бы иметь хотя бы один тягач. Чем больше игрушек, тем лучше.
 Увидев, как водитель закрепил жесткие буксиры с каждой стороны опоры переднего шасси, Сорентино подошел к нему и спросил:
 – Помощь нужна?
 – Нет. И не трогай тут ничего.
 – Эй, я застрахован.
 – От этого ты не застрахован.
 Завершив сцепку, водитель спросил:
 – Куда тащить самолет?
 – В зону для захваченных самолетов, – ответил Сорентино. Водитель тягача оглядел огромную махину, возвышавшуюся над ним.
 – А что там случилось?
 – Вашим страховщикам придется здорово раскошелиться, парень.
 – Что ты хочешь этим сказать?
 – Предстоят большие похороны. Все пассажиры мертвы. Отравлены газом.
 – Боже милосердный!
 – Вот так-то. Ладно, трогай. Езжай как можно быстрее, не останавливайся. Я поеду за тобой.
 Ошарашенный водитель забрался в переднюю кабину, завел двигатель и начал движение.
 Сорентино тронулся следом за тягачом, они выехали на рулежную дорожку, которая вела к специальной зоне, расположенной неподалеку от четвертой правой посадочной полосы. Сорентино держал скорость пятнадцать миль в час, такую максимальную скорость мог развить тягач, таща за собой самолет массой семьсот пятьдесят тысяч фунтов. Господи, ну и денек выдался сегодня, подумал Сорентино.


* * *

 Бездействие не присуще Джону Кори, поэтому я обратился к Джорджу Фостеру:
 – Еще раз прошу разрешения пройти на стоянку.
 Фостер выглядел нерешительным, как обычно, поэтому за него ответила Кейт:
 – Хорошо, Джон, тебе разрешено пройти на стоянку. Но не дальше.
 – Обещаю, – заверил я.
 Миссис Дель-Веккио набрала код на цифровом замке двери, и я спустился по лестнице к стоянке.
 Конвой, который должен был сопровождать нас до Федерал-Плаза, сосредоточился рядом со зданием терминала. Я подошел к одной из полицейских машин, предъявил жетон и обратился к полицейскому в форме:
 – Наш самолет стоит в конце посадочной полосы. Мне нужно добраться туда. – Я сел на пассажирское сиденье, глубоко сожалея о том, что обманул Кейт.
 – А я думал, что ваших пассажиров привезут сюда спасатели, – заметил молоденький полицейский.
 – Планы изменились.
 – Ладно...
 Машина медленно тронулась с места, а полицейский стал вызывать по рации диспетчерскую вышку, чтобы получить разрешение на проезд по летному полю. Боковым зрением я заметил, что кто-то бежит к нашей машине. При ближайшем рассмотрении это оказался агент ФБР Джим Л индли.
 – Стой! – крикнул он.
 Полицейский остановил машину.
 Линдли представился и спросил у меня:
 – Кто вы такой?
 – Кори.
 – А-а... а куда вы едете?
 – К самолету.
 – Зачем?
 – А что, нельзя?
 – Кто разрешил...
 Внезапно возле машины появилась Кейт.
 – Все в порядке, Джим. Мы просто хотим проверить. – Она забралась на заднее сиденье.
 – Поехали, – приказал я водителю.
 – Я жду разрешения на проезд полетному полю...
 В этот момент прозвучал голос из динамика:
 – Кто и зачем просит разрешение на проезд по летному полю?
 Я взял микрофон.
 – Это... – А как представиться? – Это ФБР. Нам надо проехать к самолету. С кем я говорю?
 – Это мистер Ставрос, старший диспетчер вышки. Послушайте, вы не можете проехать...
 – Чрезвычайная ситуация.
 – Я знаю, что ситуация чрезвычайная. Но зачем вам нужно...
 – Спасибо, – буркнул я и обратился к полицейскому: – Поехали, он разрешил.
 – Но я не слышал разрешения, – возразил полицейский.
 – Действуй. Сделай это для меня.
 Полицейский пожал плечами, и машина с включенными фарами и сиреной тронулась в направлении рулежной дорожки.
 Из динамика снова раздался голос Ставроса, но я убрал звук.
 – А ты меня обманул, – упрекнула Кейт.
 – Прости.
 Полицейский кивнул в сторону заднего сиденья:
 – А это кто?
 – Это Кейт. Я Джон. А тебя как зовут?
 – Эл. Эл Симпсон. – Машина свернула на траву и поехала вдоль рулевой дорожки на восток. – Лучше держаться подальше от рулевых дорожек и взлетно-посадочных полос, – пояснил Эл.
 – Тебе виднее.
 – А что за чрезвычайная ситуация?
 – Прости, но не могу сказать. На самом деле просто не знаю.
 Через минуту мы уже могли видеть на горизонте силуэт огромного "боинга".
 Симпсон пересек рулежную дорожку, затем снова поехал по траве в направлении длинной посадочной полосы.
 – Мне нужно связаться с вышкой, – сказал он.
 – Нет, не нужно.
 – Но таковы правила. Мы не можем пересекать...
 – Об этом не беспокойся. Я буду следить, чтобы мы не столкнулись с самолетом.
 Симпсон пересек широкую посадочную полосу.
 – Если ты горишь желанием быть уволенным, то действуешь верно, – снова обратилась ко мне Кейт.
 Казалось, что "боинг" не так уж и далеко, но это был оптический обман. Мы ехали к самолету, а его силуэт не увеличивался в размерах.
 – Прибавь-ка газу, – попросил я водителя.
 Патрульная машина увеличила скорость.
 – Если у тебя есть какая-то идея, то, может быть, поделишься ею со мной? – предложила Кейт.
 – Нет.
 – Что значит "нет"? Нет идеи, или не хочешь делиться со мной?
 – И то и другое.
 – Тогда зачем мы едем туда?
 – Просто я устал от Фостера и Нэша.
 – А по-моему, ты просто выпендриваешься.
 – Посмотрим, когда доберемся до самолета.
 – Тебе нравится рисковать, да?
 – Нет, мне не нравится рисковать. Но мне приходится рисковать.
 Симпсон слушал нас, но в разговор не вмешивался.
 Некоторое время мы ехали молча, а "боинг" по-прежнему казался недосягаемым, как мираж в пустыне.
 Наконец Кейт нарушила молчание:
 – Ладно, постараюсь прикрыть тебя.
 – Спасибо, напарник, – поблагодарил я, понимая, что подобное проявление верности редко встретишь среди федералов.
 Симпсон бросил взгляд в окно.
 – Эй... похоже, они тянут его тягачом.
 – Зачем понадобился тягач?
 – Ну... я знаю, что двигатели заглушены, иногда проще отбуксировать самолет, чем снова запускать двигатели.
 – А что там сложного? Повернул ключ зажигания – и все.
 Симпсон рассмеялся.
 Мы двигались гораздо быстрее, чем "боинг", и дистанция между нами начала сокращаться.
 – А почему они тянут его в другую сторону от терминала? – спросил я у Симпсона.
 – Похоже, они направляются на стоянку для захваченных самолетов.
 – Что?
 – Есть такая специальная безопасная зона.
 Я обернулся и посмотрел на Кейт. Было видно, что она тоже встревожена.
 Симпсон увеличил звук рации, и мы стали слушать переговоры. В основном это были приказы, доклады о движении автомобилей, треп полицейских, но никаких докладов о ситуации.
 – Ты можешь мне сказать, что происходит? – спросил я у Симпсона.
 – Сам не понимаю... но это точно не захват. И, думаю, не механические повреждения. Я слышал, что почти все машины аварийной команды вернулись на базу.
 – А машины "скорой помощи"?
 – Не думаю... но, судя по переговорам, медиков не вызывали... – Внезапно Симпсон запнулся. – Ох ты...
 – Что "ох ты"?
 Кейт протиснулась между нами.
 – Симпсон, в чем дело?
 – Они вызывают передвижной морг и судебно-медицинских экспертов.
 А это означало, что на борту есть трупы.
 – Поторопись, – попросил я Симпсона.

 Глава 10

 Макгилл стащил с себя пожарный костюм и швырнул на пустое сиденье рядом с мертвой женщиной. Затем вытер пот с шеи и оттянул от мокрого тела прилипшую голубую полицейскую рубашку.
 Затрещала рация, раздался сигнал вызова, и сержант ответил:
 – Я – Спасатель – один восемь. Прием.
 Из динамика раздался начальственный голос лейтенанта Пирса:
 – Энди, не хочется тебя беспокоить, но для отчета мы должны быть уверены, что не упустили возможность оказать медицинскую помощь пассажирам.
 – Послушайте, я лично осмотрел около сотни пассажиров в каждом из трех салонов. Все мертвые и холодные. Я сейчас на верхней палубе, здесь уже чувствуется трупный запах.
 – Ладно... я просто для уточнения. Я нахожусь в зоне безопасности, вижу, что и вы уже близко.
 – Вас понял. Что-нибудь еще?
 – Нет. Конец связи.
 Макгилл повесил рацию на брючный ремень.
 Его взгляд остановился на троих мужчинах, которых он должен был вывести из самолета. Сержант подошел к двоим, сидевшим вместе, – к федеральному агенту и арестованному.
 Поскольку Макгилл прежде всего был полицейским, а уж потом пожарным, он решил, что должен забрать пистолеты, чтобы впоследствии не возникло проблем, если они исчезнут. Он расстегнул пиджак агента и нащупал пустую кобуру.
 – Что за чертовщина... – пробормотал сержант.
 Он подошел к агенту, сидевшему сзади, но и у того не обнаружил оружия. Странно. Есть еще один повод задуматься.
 Почувствовав, что очень хочется пить, Макгилл направился к задней кухне. Он понимал, что нельзя здесь ничего есть или пить, но в горле просто пересохло. Оглядываясь по сторонам, сержант старался не смотреть на стюардессу, лежавшую на полу. Отыскав в шкафчике банку содовой, Макгилл поколебался пару секунд, затем вскрыл ее и сделал большой глоток. Решив, что неплохо бы выпить чего-нибудь покрепче, он свинтил пробку с маленькой бутылочки виски. Бутылочку он опорожнил залпом и запил содовой. После этого почувствовал себя несколько лучше.
 Самолет двигался медленно, и Макгилл понимал, что, когда он остановится, здесь будет полно людей. Пока этого не случилось, надо бы успеть сходить в туалет.
 Выйдя из кухни, сержант подошел к двери туалета и потянул ручку на себя. Но туалет оказался закрытым, о чем свидетельствовала и маленькая красная табличка "Занято".
 Несколько секунд Макгилл стоял совершенно ошарашенный. Он ведь проверял туалет, когда поднялся на верхнюю палубу. Чертовщина какая-то. Сержант снова дернул за ручку, и на этот раз дверь распахнулась.
 В туалете, глядя ему прямо в лицо, стоял высокий смуглый мужчина в синем форменном комбинезоне с табличкой "Транс-континенталь" на нагрудном кармане.
 На секунду Макгилл лишился дара речи, затем выдавил:
 – Как вы...
 Он посмотрел на лицо незнакомца и увидел два черных глаза, которые буквально буравили его.
 Мужчина поднял правую руку, и Макгилл обратил внимание, что его рука обернута одеялом. Это выглядело очень странно.
 – Черт побери, кто вы такой?
 – Я Асад Халил.
 Сержант едва услышал приглушенный звук выстрела и даже не почувствовал, как пуля сорокового калибра вонзилась ему в лоб.
 – А ты мертвец, – промолвил Асад Халил.


* * *

 Тони Сорентино проехал через ворота в зону безопасности, то есть в специальное место, отведенное для стоянки захваченных террористами самолетов.
 Он огляделся по сторонам. Большая стоянка имела форму подковы, обнесенной забором, ее освещали установленные на высоких мачтах натриевые прожектора. Это напомнило Тони бейсбольный стадион, если не считать того, что все пространство было забетонировано.
 Сорентино не бывал в этой зоне уже несколько лет, поэтому отметил, что забор вырос где-то футов до двенадцати, а примерно через каждые тридцать футов размещались платформы для снайперов. Каждую платформу огораживал пуленепробиваемый щит с отверстием для стрельбы, однако сейчас на платформах никого не было.
 Тони бросил взгляд в боковое зеркало, чтобы убедиться, что водитель тягача не запаниковал, подъезжая к воротам зоны. Забор с каждой стороны ворот был достаточно низким, чтобы крылья практически любого авиалайнера могли пройти над ним, но водители тягачей обычно пугались этого места. Как раз в этот момент крылья "боинга" зависли над забором.
 – Двигайся спокойно, парень, следуй за Тони, – передал Сорентино по рации. У него создалось впечатление, что на этой огромной бетонной площадке собрались почти все. Тони заметил передвижной командный центр аварийной службы – большой фургон, внутри которого размещались радиостанции, телефоны и начальники. У них имелась прямая связь с почти половиной мира, и сейчас они уже наверняка связались с Департаментом полиции Нью-Йорка, с ФБР, с Федеральным управлением гражданской авиации, а может, даже и с береговой охраной, которая иногда оказывала помощь, предоставляя свои вертолеты. И безусловно, связались с таможней и паспортным контролем. Сорентино подумал, что даже если все пассажиры мертвы, все равно ни один из них не сможет попасть в США, минуя таможню и паспортный контроль. Так что сегодняшняя процедура въезда в США будет иметь только два отличия: первое – все будет происходить здесь, в зоне безопасности, а не в здании аэровокзала, и второе – пассажирам не придется отвечать ни на какие вопросы.
 Сорентино замедлил движение пожарного автомобиля, проверяя позицию "боинга". Еще несколько футов, и он окажется в центре площадки.
 Еще Сорентино увидел передвижной морг и огромный рефрижератор, окруженные людьми в белом, – это была команда, которой предстояло принимать мертвых пассажиров.
 По обе стороны площадки расположились передвижные трапы, всего их было шесть. Возле трапов стояли коллеги из аварийной команды и полицейские из Портового управления в готовности подняться на борт и начать неприятную работу по эвакуации трупов.
 Бросались в глаза множество машин авиакомпании "Транс-континенталь": грузовики, транспортеры, багажные тележки – и человек двадцать работников багажного отделения в голубых форменных комбинезонах и резиновых перчатках. Обычно этим ребятам приходилось работать очень быстро, иначе они могли получить нагоняй от бригадира. Однако сейчас торопиться было некуда.
 Здесь же стояла передвижная рентгеновская установка для проверки багажа, а также четыре машины для обслуживания кухни. Ясно, что они прибыли сюда не для того, чтобы загрузить на борт продукты, – просто их кузова поднимались гидравликой до уровня дверей "боинга", и это был лучший способ эвакуировать трупы.
 То есть здесь собрались все, за исключением тех людей, которые ожидали прибытия пассажиров "боинга" у выхода. Бедняги, подумал Сорентино. Скоро руководство "Транс-континенталь" соберет их в своем офисе, а потом компании предстоит разбираться с трупами, с багажом, объясняться с родственниками. О Господи!
 А когда через несколько дней или недель этот "боинг" полностью проверят и установят причину гибели пассажиров, авиалайнер вернется в строй, чтобы зарабатывать деньги для своей компании. Интересно, вернут ли родственникам погибших пассажиров стоимость билетов?
 Перед машиной Сорентино остановился полицейский из Портового управления и сделал Тони знак продвинуться чуть вперед. Затем полицейский вскинул руки, и Сорентино остановился. В боковое зеркало он увидел, что остановился и тягач. Выключив вращающийся проблесковый маяк, Тони глубоко вздохнул, закрыл лицо ладонями и почувствовал, что по щекам текут слезы. И это было странно, потому что он не знал, что плачет.

 Глава 11

 Кейт, я и Симпсон главным образом молчали, слушая по рации полицейскую волну. Симпсон переключил частоту и связался с одной из машин аварийной команды. Представившись, он спросил:
 – Что за проблема с рейсом один семь пять?
 Голос из динамика ответил:
 – Похоже, отравляющий газ. Пожара нет. Все мертвы.
 В патрульной машине повисла мертвая тишина.
 – Как поняли? – спросил спасатель.
 Симпсон откашлялся и ответил:
 – Вас понял, все мертвы. Конец связи.
 – Боже мой... как такое могло случиться? – прошептала Кейт.
 А что она еще могла сказать? Да ничего. Вот и я ничего не сказал.
 Симпсон выехал на рулежную дорожку, которая вела в безопасную зону. На самом деле торопиться уже было некуда, поэтому Симпсон снизил скорость до положенных пятнадцати миль в час. И на это я никак не отреагировал.
 Впереди перед нами открывалась почти сюрреалистическая картина – огромный авиалайнер медленно двигался по рулежной дорожке к стальному забору с распахнутыми воротами. "Боинг" проехал в ворота, а его крылья прошли над забором.
 Через минуту и мы подъехали к воротам, но там было полно других машин.
 – Увидимся внутри, – сказал я Симпсону, выскочил из патрульной машины и побежал в зону безопасности. Позади меня хлопнула дверца машины и послышался топот Кейт, догоняющей меня.
 Я не понимал, почему бегу, но внутренний голос подсказывал: "Беги!" Вот я и бежал, чувствуя, что шрам на легком в форме карандаша создает мне проблему.
 Нам с Кейт удалось пробраться среди машин, и через минуту мы уже были внутри зоны, где стоял окруженный людьми "боинг". Бегущие люди всегда привлекают внимание, поэтому нас остановил полицейский в форме Портового управления. К нему тут же подбежал сержант и поинтересовался у нас:
 – Куда вы так торопитесь?
 Я постарался успокоить дыхание и буркнул:
 – ФБР. – Но из моих покалеченных легких вырвалось лишь нечто вроде свиста.
 Кейт предъявила сержанту удостоверение и сказала, совсем не задыхаясь при этом:
 – ФБР. На борту этого самолета находились наш арестованный и сопровождающие.
 Я тоже вытащил удостоверение, все еще пытаясь успокоить дыхание.
 – Можете не торопиться, – сказал сержант и добавил: – Все мертвы.
 – Нам надо подняться на борт самолета и позаботиться... о телах, – сказала Кейт.
 – У нас есть для этого люди, мисс.
 – Сержант, у наших сопровождающих было при себе оружие и важные документы. Дело касается национальной безопасности.
 – Подождите. – Сержант попытался с кем-то связаться по рации, но у него ничего не вышло. – Эфир забит, – пояснил он. – С этим самолетом в течение долгого времени не было радиосвязи...
 – Мы знаем, – оборвал я сержанта, радуясь тому, что могу продемонстрировать свою осведомленность.
 Затем я оглядел "боинг", стоявший в центре площадки. Передвижные трапы уже подъезжали к дверям, значит, скоро люди поднимутся на борт.
 На вызовы сержанта так никто и не отвечал, поэтому он сказал нам:
 – Видите вон там передвижной командный пункт аварийной службы? Идите туда и поговорите с кем-нибудь. У них прямая связь с ФБР и моим начальством.
 Пока сержант не передумал, мы с Кейт поспешили к передвижному командному пункту.
 Я все еще тяжело дышал, поэтому Кейт спросила:
 – Ты в порядке?
 – Да, в полном порядке.
 Разом оглянувшись, мы с Кейт увидели, что сержант из Портового управления уже занят чем-то другим. Поэтому мы поменяли курс и направились прямиком к самолету.
 Один из передвижных трапов уже остановился возле задней двери, и несколько парней из аварийной команды начали подниматься наверх. Их сопровождали мужчины и женщины в белом, несколько человек в синих комбинезонах и мужчина в строгом костюме.
 Джентльмен никогда не станет подниматься вверх по лестнице позади женщины в короткой юбке, но я наплевал на эту условность и сделал Кейт знак, чтобы она поднималась первой. На что она ответила мне:
 – Только после вас.
 Мы поднялись по ступенькам, прошли через дверь и направились в просторный салон. В самолете горели только аварийные лампы – наверное, они работали от аккумуляторов, – да еще солнечные лучи пробивались сквозь иллюминаторы. Однако не требовалось слишком много света, чтобы увидеть: салон заполнен на три четверти, никто из пассажиров не шевелится.
 Люди, вошедшие в самолет вместе с нами, стояли молча, не шевелясь, и единственные звуки проникали в самолет только с улицы сквозь открытые двери.
 Мужчина в строгом костюме посмотрел на нас с Кейт, и я заметил на нагрудном кармане его пиджака карточку с фотографией. Наверняка это была карточка компании "Транс-континенталь", да и вид у мужчины был начальственный.
 – Боже мой, какой ужас... – пробормотал он, обращаясь к нам.
 Мне показалось, что он сейчас расплачется, но мужчина взял себя в руки и представился:
 – Я Джо Херли... начальник багажной службы компании "Транс-континенталь"...
 – ФБР, – ответил я. – Послушайте, Джо, удалите своих людей из самолета. Это возможное место преступления.
 Глаза Джо Херли округлились.
 На самом деле в данный момент я не был уверен, что самолет является местом преступления. Версия об отравляющем газе тоже вызывала сомнение. Но лучший способ установить контроль над ситуацией – это заявить: "Место преступления" – тогда все будут вынуждены выполнять твои распоряжения.
 К нам подошел один из спасателей и переспросил:
 – Место преступления?
 – Да. Отойдите все к двери и никого не пускайте сюда, пока мы все не осмотрим. Поняли? Нет никакой необходимости спешить выносить багаж или тела.
 Спасатель кивнул, и мы с Кейт быстро двинулись вдоль левого прохода. А в самолет сквозь открытые двери все продолжали прибывать люди, поэтому мы достали удостоверения и закричали:
 – ФБР! Пожалуйста, оставайтесь все на своих местах. Не входите в самолет, отойдите на трапы.
 Движение замедлилось, и люди стали пятиться к дверям. Оказавшийся на борту полицейский из Портового управления помог нам сдержать толпу, и мы продолжили обход.
 Поглядывая по сторонам, я видел лица пассажиров, уставившиеся в никуда. У одних глаза были открыты, у других – закрыты. Отравляющие газы. Но что за газы?
 Мы осмотрели кухню, два туалета, а когда подошли к винтовой лестнице, то обнаружили, что и здесь толпится народ. Конечно, в такой обстановке трудно сдержать людей, особенно когда они считают, что их присутствие здесь необходимо. Я крикнул:
 – Парни, это место возможного преступления. Покиньте самолет, можете подождать на трапе.
 Один из парней в голубом комбинезоне стоял на винтовой лестнице.
 – Эй, спускайся вниз, – приказал я ему.
 Люди стали отступать к дверям, и парень спустился на первую ступеньку лестницы. Мы с Кейт протиснулись мимо него и стали подниматься вверх. Я, конечно, поднимался первым. Бросив взгляд на салон верхней палубы, я подумал, что пистолет мне здесь не понадобится, но на всякий случай вытащил его из кобуры и сунул за брючный ремень.
 Здесь было светлее, чем внизу. Я вспомнил о спасателе, который первым поднялся на борт. Интересно, он еще здесь?
 – Эй, есть здесь кто-нибудь? – крикнул я.
 Кейт остановилась рядом со мной, но пистолет из кобуры не достала. На самом деле не было никаких оснований подозревать, что здесь нас поджидает какая-то опасность. Спасатель сообщил, что все мертвы. Но где он сам?
 Мы стояли, оглядываясь по сторонам. Первым делом следовало убедиться, что нам ничто не угрожает, а для этого прежде всего следовало проверить запертые двери. Многие отличные детективы, забывшие во время осмотра места преступления об этом правиле, простились с жизнью.
 В задней части салона слева находился туалет, а справа кухня. Я подал знак Кейт и направился к туалету, а она достала из кобуры пистолет и двинулась следом. Я толкнул дверь и отскочил в сторону.
 – Чисто, – сообщила Кейт.
 В кухне на полу лежала стюардесса. Изменяя своим правилам, я опустился на колени и приложил пальцы к лодыжке, чтобы прощупать пульс. Какой там пульс, когда она уже холодная.
 Между туалетом и кухней находился шкаф. На этот раз Кейт открывала дверь шкафа, а я прикрывал ее. В шкафу оказались пальто, пиджаки и сумки пассажиров. Кейт несколько секунд разглядывала содержимое шкафа, и мы чуть не пропустили это. Но это оказалось там. На полу, под плащом, стояли два зеленых кислородных баллона, привязанные к тележке. Я проверил оба клапана, и они оказались открытыми. Мне понадобилось три секунды, чтобы предположить: в одном баллоне, наверное, находился кислород, а в другом – нечто очень опасное для жизни. Картина начала проясняться.
 – Это медицинские кислородные баллоны, – сказала Кейт.
 – Совершенно верно. – Я видел, что и у нее закрались подозрения, но никто из нас не стал высказывать свою версию.
 Затем мы с Кейт быстро двинулись по проходу и остановились у двери кабины пилотов. Замок двери был разбит, поэтому дверь легко распахнулась, когда я толкнул ее. Войдя в кабину, я увидел, что оба пилота сидят в своих креслах, наклонившись вперед. Я пощупал на шеях пульс у обоих, но мои пальцы ощутили только холодную липкую кожу.
 Я обратил внимание на то, что верхний люк открыт, и догадался: это сделал спасатель, который первым поднялся на борт, чтобы провентилировать кабину. Делать здесь больше было нечего.
 Кейт стояла рядом с креслами в задней части салона. Когда я подошел к ней, она прошептала:
 – Это Фил Хандри...
 Я посмотрел на парня, сидевшего рядом с Хандри. На нем был темный костюм, руки закованы в наручники, а на лице специальная темная маска – такие выдавали пассажирам, чтобы они могли спать при свете. Я протянул руку и стянул маску. Мы с Кейт вгляделись в его лицо, и она промолвила:
 – Это... он не похож на Халила.
 Я тоже так подумал, но, честно говоря, не мог четко вспомнить, как выглядит Халил. И потом, смерть удивительным образом изменяет лица людей.
 – Да... похож на араба... но я не уверен, – пробормотал я.
 Кейт расстегнула на мужчине рубашку.
 – Бронежилета нет.
 – Да, бронежилета нет, – согласился я. Все это было очень странно.
 Затем Кейт склонилась над парнем, сидевшим позади Хандри, и сообщила:
 – Это Питер Горман.
 По крайней мере двоих из троих мы установили точно. Не так уж и плохо. Но где же Асад Халил? И кто изображает Халила?
 Кейт внимательно вгляделась в араба.
 – Этот человек... кто он? Сообщник? Жертва?
 – Возможно, и то и другое.
 Я пытался анализировать ситуацию, но точно знал только одно: все мертвы, за исключением, возможно, одного, притворившегося мертвым. Оглядев салон, я предупредил Кейт:
 – Следи за этими людьми, один из них может притворяться мертвым.
 Кейт кивнула.
 – Дай мне свой телефон.
 Кейт достала сотовый телефон и протянула мне.
 – Какой номер Джорджа?
 Кейт продиктовала номер, и я набрал его. Ответил Фостер, и я сказал:
 – Джордж, это Кори, слушай меня и не перебивай. Мы в самолете, на верхней палубе. Все мертвы. Хандри и Горман тоже мертвы... ладно, я очень рад, что ЦРУ держит тебя в курсе. Да, мы на верхней палубе, это в самолете, а самолет в зоне безопасности. Послушай, тот парень, что сидит рядом с Филом и Питером, не похож на Халила... Да, именно так. Он в наручниках, но на нем нет бронежилета. Нет, я не уверен абсолютно, что это не Халил. У меня нет с собой фотографии. Кейт тоже не уверена... Если этот парень не Халил, то Халил может все еще находиться на борту. Да. Однако он мог и тайком выскользнуть из самолета. Пусть Линдли свяжется с Портовым управлением, надо оцепить зону безопасности. Никого не выпускать.
 Фостер старался не перебивать меня, только бормотал время от времени:
 – Боже мой... Господи... как это произошло... ужас, ужас...
 – Джордж, наверняка это Халил убил наших людей, так что счет сто – ноль в пользу льва. Поставь на уши весь аэропорт, сделай все, что сможешь. Пусть ищут араба. Если ему удастся выбраться из аэропорта, у нас будут серьезные проблемы. Да. Позвони на Федерал-Плаза. Мы организуем штаб в клубе "Конкистадор". Действуй как можно быстрее. И передай мисс Дель-Веккио, что самолет к выходу не подъедет. – Я выключил телефон и обратился к Кейт: – Иди вниз и передай полицейским из Портового управления, что надо оцепить зону безопасности. Всех впускать, но никого не выпускать.
 Кейт поспешила вниз по винтовой лестнице, а я остался стоять в салоне, разглядывая окружавшие меня трупы. Если рядом с Хандри не Халил – а я был уверен в этом почти на девяносто процентов, – значит, Халил может все еще находиться на борту. Но если он действовал быстро, то уже покинул зону безопасности, смешавшись с двумя сотнями людей, которые были одеты кто во что, включая строгие костюмы, как у начальника багажной службы "Транс-континенталь". И если Халил действовал быстро и решительно, он может уже на какой-нибудь машине мчаться прочь от аэропорта.
 – Проклятие, – выругался я.
 Вернулась Кейт.
 – Я все передала, они поняли.
 – Отлично. Теперь давай проверим этих людей.
 Мы вдвоем двинулись вдоль прохода, осматривая мужские трупы. У одного из пассажиров на коленях лежал роман Стивена Кинга. Что ж, очень уместно для данной ситуации. Я обратил внимание на парня, чье тело было почти полностью закрыто двумя одеялами, а лицо – маской для сна. Я стянул маску и увидел у него во лбу входное отверстие от пули, похожее на третий глаз.
 – Иди сюда, – позвал я Кейт.
 Кейт подошла, и я сдернул одеяла. На парне была полицейская рубашка цвета морской волны и форменные брюки.
 – Наверное, это тот спасатель, который первым поднялся на борт, – предположил я.
 Кейт кивнула.
 – Что же здесь произошло?
 – Ничего хорошего.
 На месте преступления нельзя ничего трогать, если только при этом ты не спасаешь жизни людей, и работать нужно в резиновых перчатках, а у меня с собой не было даже презерватива. И тем не менее мы осмотрели все тела. Все мертвые, и Асада Халила среди них не было. Попытались отыскать гильзу, но не нашли. Затем открыли все верхние отделения для ручной клади, и в одном из них Кейт обнаружила серебристый пожарный костюм, топор, кислородный баллон и противогаз. Без сомнения, все это принадлежало мертвому спасателю.
 Кейт вернулась к Филу Хандри, расстегнула пиджак и осмотрела кобуру, которая оказалась пустой. К внутренней стороне пиджака была приколот жетон сотрудника ФБР. Кейт сняла его, затем вытащила из нагрудного кармана бумажник и паспорт.
 Я подошел к Питеру Горману, распахнул его пиджак и сказал Кейт:
 – Оружие Гормана тоже исчезло.
 Я вытащил из пиджака удостоверение сотрудника ЦРУ, паспорт, бумажник и ключи от наручников, которые наверняка вернули в карман Горману после того, как освободили Халила. Запасных обойм к пистолету я не нашел.
 Заглянув в верхнее отделение для ручной клади, я обнаружил там "дипломат". Он оказался незапертым, и, открыв его, я понял, что "дипломат" принадлежал Питеру Горману.
 Кейт достала кейс Хандри и тоже открыла его.
 Мы пошарили в личных вещах: сотовые телефоны, бумаги, зубные щетки, расчески и все такое прочее. А запасных обойм не оказалось и здесь. Халилу вообще не разрешили ничего брать с собой, поэтому и у его мертвого двойника ничего не было.
 – Халил ничего не забрал у Фила или Питера, – удивилась Кейт. – Ни паспорта, ни удостоверения, ни даже бумажника.
 Я открыл бумажник Гормана и обнаружил там около двухсот долларов наличными и несколько французских франков.
 – Да, у Гормана деньги на месте. Этим самым Халил говорит нам, что в Америке он всем обеспечен и эти деньги ему не нужны. У него есть все: и документы, и деньги. Вообще сейчас у него уже белокурые волосы и он женщина.
 – Но обычно террористы забирают документы. Демонстрируют их своим друзьям или командирам.
 – Кейт, этот парень профессионал. Он не хочет связываться с неопровержимыми уликами.
 – Но он же забрал пистолеты, – возразила Кейт.
 – Значит, пистолеты ему нужны.
 Кейт кивнула и собрала все вещи в "дипломаты".
 – Хорошие парни погибли.
 Я заметил, как у нее дрожит верхняя губа, и понял, что она очень расстроена.
 Я снова позвонил Фостеру.
 – Пистолеты и запасные обоймы Фили и Питера исчезли... да. Нет, удостоверения на месте. И еще, спасатель, который первым поднялся на борт, тоже мертв... выстрел в голову. Совершенно верно. Убийца, вероятно, воспользовался одним из пистолетов. Так что надо исходить из того, что этот негодяй вооружен и по-настоящему опасен.
 В салоне уже было достаточно жарко, и в воздухе ощущался слабый, но неприятный запах. Кейт вернулась к мужчине в наручниках и ощупала его лицо и шею.
 – А он явно теплее других, – определила она. – Умер, наверное, всего час назад.
 Я попытался сложить вместе кусочки разрозненной мозаики. Некоторые из кусочков были у меня в руках, другие оставались разбросанными по самолету, а третьи находились далеко в Ливии.
 – Если он умер не со всеми вместе, то как? – задала вопрос Кейт. Она расстегнула на мертвеце пиджак, но крови не обнаружила. Потом пощупала плечи и голову в надежде отыскать раны, при этом голова трупа, лежавшая на подголовнике кресла, безвольно откинулась набок.
 – Да у него шея сломана, – определила Кейт.
 По винтовой лестнице в салон поднялись двое полицейских из Портового управления. Они оглядели салон, потом посмотрели на нас с Кейт, а затем один из них спросил:
 – Кто вы такие?
 – ФБР, – ответила Кейт.
 Я кивнул на трупы и пояснил:
 – Вот этот парень и тот, что позади него, федеральные агенты, а вот этот в наручниках их... арестованный. Понятно?
 Полицейский кивнул, а я продолжил:
 – Экспертам ФБР надо будет сделать фотографии, так что оставим здесь все, как есть.
 Другой полицейский бросил взгляд в глубь салона.
 – А где Макгилл? – спросил он, обращаясь ко мне. – Мы давно потеряли с ним связь. Вы не видели здесь парня из аварийной команды?
 – Нет, – солгал я. – Здесь одни мертвецы. Возможно, он спустился вниз. Ладно, идемте отсюда.
 Мы с Кейт забрали оба "дипломата" и двинулись к винтовой лестнице. Я поинтересовался у полицейских:
 – А мог этот самолет сесть сам, то есть на автопилоте?
 – Да, автопилот мог посадить самолет, но... Господи, вы думаете они все уже были мертвыми? Хотя да, не было радиосвязи...
 А затем полицейские оживленно затараторили между собой, и мне удалось уловить лишь отдельные фразы вроде "реверсивная тяга", "отравляющие газы", какой-то "саудовский сценарий" и имя Энди. Я предположил, что так звали Макгилла.
 Мы спустились вниз, и я сказал одному из полицейских:
 – Встаньте, пожалуйста, у лестницы и никого не пускайте наверх, пока не прибудут эксперты ФБР.
 – Я знаю порядок.
 Шторы пассажирского салона и салона первого класса были раздвинуты. Я увидел, что на передвижных трапах возле дверей все еще толпились люди. Где-то под моими ногами послышался шум, и я понял, что это разгружают багажное отделение. Я снова обратился к полицейскому из Портового управления:
 – Прекратите выгрузку багажа и уберите всех от самолета.
 Мы вошли в салон первого класса, там насчитывалось всего двадцать мест, половина из которых оказались пустыми. Этот салон мы осмотрели очень быстро. И хотя я испытывал желание убраться подальше от этого самолета, мы с Кейт были единственными федералами на месте преступления – единственными живыми, – поэтому требовалось собрать всю возможную информацию.
 – Думаю, это Халил отравил всех газом, – предположила Кейт.
 – Похоже, что так, – согласился я.
 – У него наверняка имелся сообщник, который пронес в самолет те два кислородных баллона, что мы нашли в шкафу.
 – Один с кислородом, а другой нет.
 – Да, я понимаю. Не могу поверить, что Фил и Питер мертвы, а Халил... мы потеряли нашего арестованного.
 – Перебежчика, – поправил я.
 Кейт бросила на меня недовольный взгляд, но ничего не сказала.
 Я подумал о том, что существует сотня других, более простых, способов попасть в нашу страну. Но этот парень – Асад Халил – выбрал просто издевательский. Оказывается, эта сволочь еще и пижон. И этот лев затеряется в Америке, будет спокойно бродить по улицам. Даже не хотелось думать о том, что он мог предпринять в дальнейшем.
 Похоже, Кейт размышляла о том же.
 – Ускользнул прямо у нас из-под носа. Убил более трехсот человек еще до посадки самолета.
 Из салона первого класса мы вернулись к винтовой лестнице, и я поинтересовался у полицейского, охранявшего лестницу:
 – Кстати, что такое саудовский сценарий?
 Полицейский объяснил нам с Кейт смысл этого выражения, а затем добавил:
 – Но здесь все иначе, совершенно новый сценарий.
 Когда мы отошли от полицейского, я спросил у Кейт:
 – А как насчет сценария Дракулы?
 – Что ты имеешь в виду?
 – Вспомни... граф Дракула находится в гробу на борту парохода, который следует из Трансильвании в Англию. Его сообщник открывает фоб, а Дракула высасывает кровь из всех пассажиров и команды. Все мертвы, пароход плывет сам по себе, а Дракула благополучно проникает в Англию, чтобы творить там свои злодеяния.
 Кейт уставилась на меня, словно соображая, не рехнулся ли я от шока. Нет, я не рехнулся, хотя, надо признать, действительно находился в легком шоке. Еще бы, ведь мало кто на земле видел что-нибудь подобное. Ну разве что на войне. Что ж, это и была настоящая война.
 Я оглядел большой пассажирский салон. В нем находились санитары, которые двигались по проходам, констатировали смерть и прикрепляли к телам бирки с указанием номера места. Позже каждое тело будет упаковано в мешок. Бирка и мешок. Просто ужас.
 Подойдя к открытой двери, я глотнул свежего воздуха. У меня появилось ощущение, что мы что-то пропускаем... нечто очень важное.
 – Может, еще раз осмотрим верхнюю палубу? – предложил я Кейт.
 – Думаю, мы все хорошо осмотрели. Кухню, туалет, кабину, шкаф, салон, отделения для ручной клади... Эксперты будут довольны, что мы там не слишком наследили.
 – Да...
 И все же было нечто такое, о чем я забыл или, может быть, просмотрел... Я подумал об удостоверениях, бумажниках и паспортах, которые не забрал Халил. Хотя я объяснил причину этого и Кейт и себе, все же почему-то начал задумываться: а почему он их не забрал? Учитывая все его действия, похоже, Халил избрал для себя определенную тактику – поступать так, как мы не ожидаем. Я напряг мозги, но так ничего и не надумал.
 Кейт порылась в одном из "дипломатов".
 – Похоже, ничего не пропало, на месте даже досье Халила, шифровальные блокноты, наши инструкции...
 – Подожди минутку.
 – Что случилось?
 Я начал складывать вместе кусочки мозаики.
 – Он пытается убедить нас, что сбежал. Хочет, чтобы мы думали, будто он пробрался в здание аэровокзала, а там ищи ветра в поле. Сел на какой-нибудь рейс – и был таков, а улики не взял на случай поимки.
 – Что-то я не совсем тебя понимаю. Он здесь или пытается сейчас улететь другим рейсом?
 – Он хочет, чтобы мы так думали, а на самом деле это не так.
 – Ладно... предположим, он не улетел, но возможно, уже выбрался за пределы аэропорта.
 – Но если он не взял удостоверения, потому что не хотел обременять себя уликами, то почему он все-таки забрал пистолеты? В здание аэровокзала он их не пронесет, а если он уже ускользнул из аэропорта, то его должен был поджидать сообщник с оружием. Тогда... зачем ему понадобились два пистолета на территории аэропорта?..
 – Возможно, решил проложить себе дорогу с помощью оружия, – предположила Кейт. – На нем бронежилет. Что ты думаешь об этом?
 – Я думаю... – Внезапно я вспомнил о февральском перебежчике, и мне в голову пришла эта совершенно невероятная мысль. – Ох, черт побери...
 Я рванулся к винтовой лестнице, проскочил мимо полицейского, которого сам же поставил охранять ее, перепрыгивая через три ступеньки, поднялся по лестнице, ворвался в салон и подбежал к телу Фила Хандри. Я схватил его правую руку и осмотрел ладонь. Большой палец отсутствовал, его явно отсекли острым предметом.
 – Проклятие!
 Осмотрев правую руку Питера Гормана, я обнаружил ту же картину.
 Кейт уже стояла рядом со мной, и я продемонстрировал ей безжизненную руку Гормана.
 На секунду Кейт охватил настоящий шок.
 – Ох нет, – простонала она.
 Мы вместе сбежали вниз по винтовой лестнице и выскочили через дверь на передвижной трап, отбросив со своего пути несколько человек. Когда мы отыскали патрульную полицейскую машину, на которой приехали, я прыгнул на переднее сиденье, а Кейт на заднее.
 – Включай маяк и сирену, – приказал я Симпсону. – Поехали.
 Вытащив из кармана сотовый телефон Кейт, я позвонил в клуб "Конкистадор". Я ждал, что мне ответит Нэнси Тейт, но трубку никто не снял.
 – В "Конкистадоре" никто не отвечает, – сообщил я Кейт.
 – Боже мой...
 Симпсон направил автомобиль к воротам зоны безопасности, лавируя среди других машин, но когда добрались до ворот, нас остановили полицейские из Портового управления, которые сообщили, что выезд запрещен.
 – Знаю, именно я и приказал никого не выпускать, – заявил я.
 Но полицейские никак не отреагировали на мои слова.
 Тогда Кейт вытащила удостоверение сотрудника ФБР. Она попыталась убедить полицейских, потом стала упрашивать, затем прибегла к легкой угрозе. Симпсон поддержал ее, а я держал свой рот на замке. В конце концов полицейские пропустили нас.
 – Так, слушай меня, – обратился я к Симпсону. – Нам нужно в западную часть аэропорта, где находятся все эти служебные здания. Выбирай самый короткий маршрут, нам надо попасть туда как можно скорее.
 – Есть дорога по периметру...
 – Нет, давай напрямую. По взлетным полосам и рулежным дорожкам. Гони.
 Симпсон замялся.
 – Я не могу ехать по взлетной полосе без разрешения вышки. Ставросс меня...
 – Ситуация десять-тринадцать, – сказал я, что по полицейскому коду означало "полицейский в опасности".
 Симпсон нажал на педаль газа, любой полицейский сделал бы это в ситуации 10-13.
 – А что значит десять-тринадцать? – поинтересовалась Кейт.
 – Перерыв на чашечку кофе, – буркнул я и попросил Симпсона: – Представь, что твоя машина – самолет, идущий на взлет. Выжми из нее все, что можно.
 Симпсон вдавил педаль газа, и автомобиль рванул по гладкой взлетной полосе, словно перешел в режим форсажа. Симпсон взял рацию и сообщил о своих действиях вышке. Диспетчер ответил ему таким голосом, словно был на грани сердечного приступа.
 А я тем временем снова набрал номер клуба "Конкистадор", однако опять никто не ответил. Проклятие!
 Тогда я набрал номер сотового телефона Фостера.
 – Джордж, я пытаюсь дозвониться Нику... да... хорошо, я сейчас еду туда. Кто приедет туда первым, пусть будет осторожен. Думаю, и Халил направляется туда. Для этого ему и понадобились большие пальцы Фила и Питера... да, ты меня правильно понял. – Я сунул телефон в карман и обратился к Кейт: – Джордж тоже не может туда дозвониться.
 – Господи, только бы не опоздать, – прошептала Кейт.
 Автомобиль мчался по взлетной полосе, поглощая милю за милей. Я увидел вдали старое здание, в котором размещался клуб "Конкистадор". Автомобиль начал слегка вибрировать, но Симпсону, похоже, было наплевать на это. Он бросил на меня взгляд, и я сказал:
 – Следи за дорогой.
 – Это взлетная полоса.
 – Да какая разница. Видишь вон то длинное стеклянное здание? Притормози, отыщи служебную дорогу или рулежную дорожку и подъезжай к нему.
 Мы приближались, я видел уже конец взлетной полосы, и тут впереди возникла ограда из сетки, которая отделяла нас от здания. В ограде имелись ворота, но они находились ярдах в ста от того места, куда нам нужно было попасть. Внезапно Симпсон резко свернул со взлетной полосы, несколько секунд автомобиль ехал на двух колесах, а затем с громким звуком шлепнулся на все четыре колеса.
 Симпсон убрал ногу с педали газа, но тормозить не стал. Мы буквально мчались на всех парусах по траве, направляясь прямо к зданию, находившемуся за оградой. Автомобиль бампером врезался в ограду, снес ее и промчался вперед, как будто ее здесь и не было. Завизжали тормоза, и автомобиль остановился в десяти футах от входа в здание. Уже вылезая из машины, я крикнул Симпсону:
 – Никого не выпускай из здания. Будь осторожен, преступник вооружен.
 Я вытащил пистолет и побежал ко входу, заметив краем глаза, что от стоянки у выхода 23 в нашу сторону движутся машины сопровождения. А еще я увидел рядом со зданием багажную тележку с эмблемой "Транс-континенталь". Тележке здесь было не место, и я, похоже, знал, как она попала сюда.
 Кейт с пистолетом в руке обогнала меня и первой вбежала в здание. Следуя за ней, я крикнул:
 – Держи лифты! – и помчался вверх по лестнице.
 В холле я на секунду остановился, осторожно высунул голову в коридор и оглядел его в обе стороны. Затем промчался по коридору и остановился рядом с дверью клуба "Конкистадор", прижавшись спиной к стене, чтобы меня не было видно на мониторах, установленных в офисе.
 Вытянув руку, я прижал большой палец к окошку сканера, и дверь скользнула в сторону. Я знал, что через три секунды она закроется, а в качестве меры безопасности дверь можно снова будет открыть лишь через три минуты, если только кто-то не откроет ее изнутри. Поэтому я рванулся в дверной проем как раз в тот момент, когда дверь начала закрываться, и, выставив перед собой пистолет, оглядел приемную.
 Нэнси за столом не было, ее кресло стояло возле задней стены, а телефон на столе звонил не умолкая. Прижимаясь спиной к стене, я обошел длинный стол и увидел Нэнси Тейт на полу в луже крови. Во лбу зияло отверстие от пули. Это меня не удивило, но очень разозлило. Я взмолился, чтобы Асад Халил все еще был здесь.
 Я понимал, что мне нужно следить за двумя дверьми, которые вели из приемной в глубь помещения, но в этот момент на мониторе, стоявшем на столе Нэнси, я увидел Кейт. Позади нее стояли Джордж Фостер и Тед Нэш. Протянув руку, я нажал кнопку, отпирающую дверь, и крикнул:
 – Чисто!
 Они втроем ворвались в приемную с пистолетами на изготовку. Я торопливо сообщил:
 – Нэнси вон там на полу, убита выстрелом в голову. Мы с Кейт пойдем в оперативный штаб, а вы проверьте другие помещения.
 Фостер и Нэш беспрекословно выполнили мое приказание и скрылись за дверью, где находились камеры и комнаты для допросов. А мы с Кейт быстро прошли в оперативный штаб, принимая минимум мер предосторожности. Думаю, мы оба понимали, что Асад Халил давно убрался отсюда.
 Я подошел к столу, за которым мы не так давно сидели все вместе. Пустые кресла, пустые кофейные чашки и Ник Монти, который лежал на полу на спине, устремив безжизненный взгляд широко раскрытых глаз в потолок. Вокруг его тела разлилась большая лужа крови. На белой рубашке было видно, что он получил как минимум две пули в грудь и не успел даже выхватить пистолет. Я нагнулся над Ником, чтобы проверить пуль, но пульс отсутствовал.
 Кейт поднялась по ступенькам в узел связи, и я последовал за ней. Дежурный офицер наверняка имела несколько секунд, чтобы среагировать на нападение, но сейчас ее скрюченное тело лежало возле дальней стены под огромными электронными картами мира. Брызги крови запачкали стену и ее белую блузку; кобура висела на спинке кресла вместе с синим пиджаком. Я снова попытался отыскать признаки жизни, но тщетно.
 В комнате гудели и пищали электронные приборы, а из динамиков раздавались невнятные приглушенные голоса. Телетайп трещал без остановки, а факс отключился. На панели управления стоял поднос с едой. Я снова взглянул на дежурного офицера, лежавшую у стены. Меньше всего она могла ожидать, что подобное произойдет в сердце одного из самых секретных и надежно охраняемых учреждений.
 Фостер и Нэш тоже вошли в помещение оперативного штаба и теперь стояли, глядя на Ника Монти. Еще в комнате появились двое полицейских из Портового управления, они посмотрели на Ника, а затем с удивлением принялись рассматривать аппаратуру.
 – Вызовите "Скорую"! – крикнул я. На самом деле "Скорая помощь" нам не требовалась, но таков порядок.
 Мы с Кейт вышли из узла связи, и теперь вчетвером отошли в угол. Джордж Фостер, совершенно белый, словно уже видел доклад о своей профессиональной непригодности. Нэш, как всегда, казался непроницаемым, однако было ясно, что он здорово встревожен.
 Мы молчали. А что тут можно сказать? Мы все оказались в дураках. Из-за наших мелких служебных проблем погибли сотни людей, а человек, устроивший эту бойню, исчез в городе с населением шестнадцать миллионов. А завтра, может быть, оно и вовсе уменьшится наполовину, если негодяй получит доступ к ядерному, химическому или биологическому оружию.
 Ясно, что у нас возникла очень серьезная проблема. Но также ясно, что ни Тед Нэш, ни Джордж Фостер, ни Кейт Мэйфилд и ни Джон Кори не должны винить себя в случившемся.
 А Нику Монти устроят достойные похороны и посмертно наградят Почетной медалью конгресса. А как все могло бы сложиться, останься я в клубе вместо Ника? Наверное, я бы сейчас лежал на его месте, а мой труп очерчивали мелом.
 Я уставился на стол, за которым мы недавно сидели все вместе, и попытался представить себе, как Халил врывается в комнату, бросает взгляд налево и направо, видит Ника, а Ник видит его... Нападающий всегда имеет преимущество, а Ник даже и не знал, что происходит.
 Все заметили, что я смотрю на стол и на Ника, а они были не такими глупыми и бесчувственными, как казались. Они поняли, что сейчас творится в моей душе и в голове. Джордж взял меня за плечи и развернул в сторону.
 – Пойдемте отсюда, – сказала Кейт.
 Никто не стал возражать. Нэш собрал со стола папки с досье – их было пять, по одной для каждого из нас, а теперь осталось только четыре. Ясно, что одну папку забрал Халил и теперь знает все, что нам известно о нем. Невероятно.
 Мы вернулись в приемную, где уже толпились полицейские из Департамента полиции Нью-Йорка и Портового управления. Кто-то из них отыскал выключатель, блокировавший дверь, и теперь она оставалась открытой.
 Я вытащил из одной папки фотографию Халила, подошел к лейтенанту из Портового управления и протянул снимок.
 – Это подозреваемый. Раздайте фотографии всем полицейским, прикажите останавливать и проверять каждую машину, покидающую аэропорт. Проверяйте парковки, такси, грузовики, даже автомобили официальных лиц.
 – Все уже проверяется, я также объявил общегородскую тревогу.
 – Поищите этого парня в залах вылета, – добавила Кейт.
 – Поищем.
 – Лейтенант, на улице стоит багажная тележка с эмблемой "Транс-континенталь". Думаю, преступник на ней и приехал, поэтому отбуксируйте ее туда, где работают эксперты. И сообщите нам, если найдете где-нибудь форму или комбинезон с эмблемой "Транс-континенталь".
 Лейтенант по рации связался со своим командным центром.
 Колеса машины поиска закрутились, но Асад Халил действовал быстрее и шанс запереть его на территории аэропорта иссяк минут десять – пятнадцать назад.
 Фостера начало раздражать присутствие полицейских, поэтому он заявил:
 – Прошу всех очистить помещение. Это место преступления, ничего нельзя трогать до прибытия экспертов. Поставьте кого-нибудь возле дверей.
 Все вышли, за исключением сержанта из Портового управления, который жестом подозвал нас к столу Нэнси. Он указал на пустую чайную чашку, из которой торчали два отрезанных больших пальца.
 – Черт побери, что это? – спросил сержант.
 – Понятия не имею, – ответил Фостер, хотя прекрасно знал, откуда взялись эти пальцы и для чего их отрезали. Но он предпочел не распространяться на эту тему.
 Итак, то, что началось как обычное рутинное задание, вылилось в преступление века. Трагедии случаются даже в прекрасный весенний день.

 Глава 12

 Мы все вышли из клуба "Конкистадор" на улицу и увидели, что здесь полно машин. Наш номинальный начальник Джордж Фостер сказал:
 – Я позвоню в штаб, пусть усилят посты наблюдения и будут внимательны.
 Между прочим, ОАС вело постоянное наблюдение за домами известных и подозреваемых террористов, за домами их друзей, родственников и сочувствующих. Работу эту для ОАС выполняли полицейские из Департамента полиции Нью-Йорка. Федералы платили городу больше денег, чем стоила эта работа, и все были довольны.
 – Усилим телефонное прослушивание, – продолжил Фостер, – активизируем информаторов, раздадим фотографию Халила всем правоохранительным органам страны.
 Джордж Фостер поговорил еще немного, давая нам понять, что владеет ситуацией, и пытаясь убедить и себя, и нас, что его вины в случившемся нет.
 – Давайте вернемся на Федерал-Плаза, – предложил я. – А пока мы едем, может, что-нибудь прояснится.
 Все согласились, что это прекрасная идея. Но нам требовалось оставить на месте кого-то в качестве козла отпущения, и Фостер понял, что эту миссию придется выполнять ему.
 – Ладно, вы втроем езжайте на Федерал-Плаза, а я останусь здесь... мало ли кто сюда заявится. И потом, надо дождаться экспертов. – Он добавил, как бы убеждая самого себя: – Да, я не могу уехать, это дело ФБР...
 – Если ты уедешь, здесь не останется никого из ФБР, – поддержал я.
 Впервые за все время нашего знакомства Фостер выглядел раздраженным. Он вытер пот с верхней губы и огляделся по сторонам.
 – Но ведь клуб строго засекречен...
 Джордж Фостер, конечно же, понимал, что Асаду Халилу было все известно о святая святых, поэтому он смог проникнуть туда и устроить настоящую бойню. И еще Фостер понимал, что сведения Халил получил от мнимого февральского перебежчика. Короче говоря, на Фостера свалилась целая куча дерьма, и он осознавал это. К его чести, он заявил:
 – За все несу ответственность я... Я.
 Он повернулся и удалился.
 Мистер Тед Нэш, разумеется, принадлежал к той организации, которая умело перебрасывала кучи дерьма на других, и я понимал – ничто в данной ситуации не запачкает его безупречный костюм. Он тоже повернулся и пошел к патрульной машине Симпсона.
 Что касается меня, недавно назначенного в эту замечательную команду, то я был практически чист. Возможно, я останусь чистым, если только Нэш не найдет способ запачкать и меня. А может, я ему именно для этого и понадобился. Кейт Мэйфилд, как и Джордж Фостер, не имела зонтика, но она все-таки слегка прикрыла себя, присоединившись ко мне во время осмотра самолета.
 – Я постараюсь защитить тебя, – сказал я ей.
 Кейт вымученно улыбнулась и ответила:
 – Спасибо, но мы доложим, как это произошло, а кто виноват – пусть решает Вашингтон.
 Мои глаза округлились от удивления, но Кейт сделала вид, что не заметила этого, и добавила:
 – Мне бы хотелось заниматься этим делом.
 – Тебе повезет, если после этого случая не окажешься где-нибудь в бухгалтерии.
 – Да, у нас нет такой практики, как в полиции. Там оставляют в деле агентов, допустивших ошибки, чтобы они могли исправить их.
 – Неужели? А мне казалось, что такое практикуется у бойскаутов.
 Кейт ничего не ответила.
 Тед Нэш, ожидавший нас в патрульной машине Симпсона, нетерпеливо просигналил. Мы подошли к машине и забрались на заднее сиденье, где стояли два "дипломата".
 – Симпсону разрешили отвезти нас на Федерал-Плаза, – сообщил Нэш.
 – Ох, у меня и так из-за вас будет масса неприятностей, – посетовал Симпсон.
 – Я свяжусь с вашим начальством, – пообещала Кейт, – вы нам очень помогли.
 – Спасибо, – буркнул Симпсон.
 Несколько минут мы ехали в тишине, наконец Нэш обратился ко мне:
 – А ты отлично поработал, детектив.
 Меня удивила не только похвала из его уст, но и упоминание моего бывшего звания. Лишившись дара речи, я стал размышлять о том, что, может быть, я зря невзлюбил старину Теда. Возможно, мы даже подружимся.
 Когда мы проезжали через ворота, полицейский из Портового управления едва взглянул в нашу сторону. Похоже, приказ дошел не до всех. Я попросил Симпсона остановиться, выбрался из машины, предъявил удостоверение и спросил полицейского:
 – Вы получили приказ останавливать и осматривать все автомобили?
 – Да... но не патрульные полицейские машины.
 Его ответ меня крайне расстроил. Я достал из машины папку с досье, вытащил фотографию и показал полицейскому.
 – Вы не видели этого парня?
 – Нет... думаю, я бы запомнил это лицо.
 – Сколько машин прошло через ворота после объявления тревоги?
 – Не так много, сегодня же суббота. С десяток, наверное.
 – Вы их останавливали, осматривали?
 – Да... но это все были большие грузовики, заполненные коробками и ящиками. Я не могу вскрывать коробки, если только не возникает подозрений, что таможенные пломбы фальшивые. Да и документы у всех водителей были в порядке.
 – Так. Значит, вы не вскрыли ни одной коробки?
 Похоже, полицейский уже начал уставать от моих расспросов.
 – Для этого мне потребуется помощь, такая процедура может занять весь день.
 – А сколько машин проехало здесь до объявления тревоги?
 – Ну... две или три.
 – Что за машины?
 – Парочка грузовиков, такси.
 – В такси был пассажир?
 – Я не обратил внимания. Это же было до тревоги.
 – Ладно... – Я передал ему фотографию. – Этот парень вооружен и опасен, сегодня он уже убил дух полицейских.
 – Боже мой...
 Я вернулся в машину, но полицейский, видимо, решил начать настоящую проверку с нас, попросив открыть багажник. Наверное, и я бы сделал то же самое после такой нотации. Нет, Америка еще не готова к настоящей борьбе с терроризмом. Совершенно не готова.
 Почти всю дорогу мы ехали молча, движение было довольно интенсивное, но я не обращал на это внимания. Когда мы проезжали через Бруклин, я сказал своим коллегам-федералам:
 – В этом мегаполисе шестнадцать миллионов человек. Около двухсот тысяч из них – недавно прибывшие иммигранты из исламских стран, и половина живет здесь, в Бруклине.
 Ни Кейт, ни Нэш никак не отреагировали на мои слова.
 Халил, Халил. Если ему действительно удалось скрыться среди этих миллионов, то сможет ли ОАС отыскать его? Возможно. Ближневосточная диаспора довольно закрытое сообщество, но и там имелись информаторы, не говоря уже о лояльных американцах среди них. Подпольная террористическая сеть изрядно скомпрометировала себя, и федералы, надо отдать им должное, умело использовали этот факт при сборе информации о террористах.
 Но именно по этой причине Халил и не пойдет на контакт с теми личностями, которые находятся под подозрением. Тот, у кого достаточно ума, не станет связываться с такими людьми.
 Я подумал о дерзости мистера Халила, которую его сторонники назвали бы храбростью. Да, с этим парнем придется повозиться.
 Наконец Нэш нарушил молчание, не обращаясь ни к кому конкретно:
 – Каждый год около миллиона человек нелегально проникают в нашу страну. Не так уж это и трудно. Поэтому я думаю, что задачей нашего перебежчика не являлось проникновение в страну с целью совершения какого-либо террористического акта. В его задачу входило сделать то, что он сделал в самолете и в клубе "Конкистадор", а затем улизнуть. Он не покидал аэропорт, и если уж полиция Портового управления не поймала его, значит, он сейчас летит каким-нибудь международным рейсом подальше отсюда. Его миссия завершена.
 – Лично я отбросил для себя такую версию, – возразил я.
 – А я отбросил все другие версии, – резким тоном заявил Нэш. – Он сейчас летит в самолете.
 – Ставлю десять долларов на то, что мы очень скоро услышим о его делах здесь, в Америке.
 Нэш повернулся ко мне:
 – И проиграешь. Послушай, Кори, у тебя нет опыта в таких делах. Подготовленный террорист – это тебе не банальный уголовник. Они наносят удар и скрываются, снова наносят удар и снова скрываются, иногда между этими ударами проходит несколько лет. Они не возвращаются на место преступления, не прячутся в домах своих подружек с засвеченными пушками и награбленным добром, не шляются по барам и не хвастаются своими преступлениями. Так что он наверняка летит в самолете.
 – Благодарю за урок, мистер Нэш, – заявил я, думая о том, что сейчас лучше сделать: задушить его или размозжить череп рукояткой пистолета.
 – Тед, твоя версия очень интересна, – вступила в разговор Кейт. – Но пока мы не будем уверены в ней полностью, сотрудники Ближневосточного сектора будут следить за всеми домами подозреваемых и пособников террористов.
 – Я ничего не имею против стандартных оперативных мер, – ответил Нэш. – Но вот что я скажу... если этот парень все еще в стране, то он ни за что не появится там, где его могут ждать. Февральский перебежчик после исчезновения не появился в таких местах, и никогда не появится. И если эти двое связаны между собой, то они представляют какую-то новую группу, о которой мы ничего не знаем.
 Я и сам уже об этом догадался. А еще где-то в глубине души я надеялся, что Нэш прав и Халил уже летит куда-то прочь от Америки. Мне не жалко было проиграть десять долларов даже такому олуху, как Нэш. Конечно, очень хотелось поймать Асада Халила и мутузить до тех пор, пока его не сможет узнать даже родная мать. Но с другой стороны, мне очень хотелось, чтобы этот мерзавец действительно улетел подальше, туда, где он не смог бы вредить нашей старушке Америке. Потому что у негодяя, убившего несколько сотен ни в чем не повинных людей, наверняка припрятана атомная бомба в рукаве, либо споры сибирской язвы в шляпе, либо отравляющий газ в заднице.
 – Этот парень, о котором вы говорите, он арабский террорист? – поинтересовался Симпсон.
 – Да еще какой, – буркнул я.
 – Забудь обо всем, что слышал, – предупредил Симпсона Нэш.
 – А я ничего и не слышал, – ответил Симпсон.
 Когда мы подъезжали к Бруклинскому мосту, Кейт сказана мне:
 – Думаю, ты опоздаешь на свое свидание на Лонг-Айленде.
 – На сколько опоздаю?
 – Примерно на месяц.
 Я ничего не ответил.
 – Возможно, нам завтра прямо с утра придется лететь в Вашингтон, – добавила Кейт.
 Вот так у них, у этих федералов: вместо того чтобы послушать музыку и потанцевать, нужно тащиться на ковер к начальству. Интересно, а если я сбегу, оговорено это как-нибудь в моем контракте? Контракт лежал на столе в кабинете на Федерал-Плаза. Надо будет хоть бегло просмотреть его.
 Симпсон включил радио, как раз передавали новости. Репортер рассказывал:
 – Самолет находится внутри огороженной зоны безопасности, мы не можем видеть, что там происходит, но машины постоянно въезжают в зону и выезжают из нее. Несколько минут назад из зоны выехал большой рефрижератор, и прошел слух, что он вывез трупы. – Для пущего эффекта репортер выдержал паузу, затем продолжил: – Власти не сделали официального заявления, но представитель Национального совета по безопасности транспорта сообщил корреспондентам, что пассажиры и экипаж были отравлены газом, имеется несколько жертв. Однако самолет приземлился благополучно, и нам остается только надеяться и молиться, чтобы жертв оказалось как можно меньше.
 Диктор задал вопрос репортеру:
 – Лари, до нас дошли слухи, что до посадки с самолетом не было радиосвязи в течение нескольких часов. Что вы можете сказать об этом?
 Репортер Лари сообщил с места происшествия:
 – Федеральное управление гражданской авиации не подтверждает эту информацию, но их представитель говорит, что пилот передал по радио о наличии на борту пламени и дыма. Возможно, загорелась электропроводка.
 Это заявление оказалось новостью для меня, но не для Теда Нэша, который отпустил по этому поводу загадочное замечание:
 – Я рад, что они правильно излагают факты.
 Факты? Но ведь в самолете не было никакого дыма. Наверное, чтобы создать видимость пожара, в салон специально напустили дыма.
 Репортер и диктор стали рассуждать о катастрофе в Швейцарии, кто-то из них припомнил и трагедию в Саудовской Аравии. Нэш выключил радио.
 Я поймал на себе взгляд Кейт.
 – Джон, мы не знаем точно, что там произошло, – тихо промолвила она, – поэтому нам не нужны лишние слухи. И в дальнейшем следует избегать контактов с прессой.
 – Понятно. Я именно так и подумал, – ответил я и понял, что отныне мне придется следить за своими словами.
 А еще я подумал о том, что федеральные правоохранительные органы и разведывательные агентства – это нечто среднее между гестапо и бойскаутами, этакий железный кулак в бархатной перчатке. "Нам не нужны лишние слухи" означало: "Заткнись". Конечно, у меня не было желания получить год тюрьмы – а то и более – за разглашение служебной тайны, поэтому я заявил с неподдельной искренностью:
 – Я сделаю все, что в моих силах, чтобы этот парень предстал перед судом. Только не выводите меня из дела.
 Коллеги ничего не ответили, хотя могли бы напомнить, что совсем недавно я изъявлял желание покинуть их подразделение.
 Тед Нэш, этот супершпион, назвал Симпсону адрес в квартале от Федерал-Плаза. Господи, но ведь Симпсон полицейский, и если он не круглый идиот, то наверняка понял, что мы направляемся именно на Федерал-Плаза, 26. И действительно, Симпсон спросил:
 – Хотите пройти пешком до Федерал-Плаза?
 Я рассмеялся.
 – Останови там, где я сказал, – буркнул Нэш.
 Симпсон притормозил на Чемберс-стрит, мы вышли из машины и поблагодарили его, а полицейский напомнил мне:
 – Я повредил бампер патрульной машины.
 – Пошли счет федералам, – посоветовал я. – У них полно денег.
 Мы двинулись в направлении Бродвея. Уже смеркалось, но в этом районе всегда темно из-за небоскребов. Здесь нет жилых домов и магазинов, только правительственные здания, поэтому в субботу улицы здесь были практически пустынны.
 – У меня такое впечатление, – обратился я к Нэшу, – что вы все, возможно, знали о том, что сегодня у нас может возникнуть проблема.
 Помолчав немного, он ответил:
 – Сегодня пятнадцатое апреля.
 – Совершенно верно. Но я заполнил налоговую декларацию вчера. Так что я чист.
 – Мусульманские экстремисты придают большое значение годовщинам всяких дат. И таких дат в календаре много.
 – Вот как? И чем знаменита сегодняшняя дата?
 – Сегодня годовщина бомбардировки Ливии в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году.
 – Он не шутит? – спросил я у Кейт. – Ты тоже знала об этом?
 – Да, но, честно говоря, не придала этому большого значения.
 – Раньше не случалось никаких неприятностей, – добавил Нэш, – но каждый год в этот день Муамар Каддафи произносит антиамериканскую речь. И сегодня утром он сделал это.
 Переваривая полученную информацию, я пытался определить для себя: действовал бы я иначе, если бы заранее знал об этом?
 – А вы забыли мне об этом сказать? – поинтересовался я у коллег.
 – Я не посчитал это важным, – ответил Нэш. – То есть не посчитал, что это будет важно для тебя.
 – Понятно. – На самом деле слова Нэша означали: "Да пошел ты к черту", – но я решил выяснить все до конца. – А как Халил узнал, что его повезут сегодня?
 – Этого мы точно не знаем. Но наше посольство в Париже не может держать у себя такого человека более двадцати четырех часов. И вот об этом, похоже, Халил был осведомлен. А если бы все-таки продержали его дольше, то это мало что изменило бы, если не считать пропущенной символической даты.
 – Да, но вы сыграли по его правилам и отправили Халила пятнадцатого апреля.
 – Совершенно верно. Мы намеревались арестовать его здесь как раз пятнадцатого.
 – Было бы разумнее пропустить эту дату.
 – Мы приняли чрезвычайные меры безопасности в Париже, в аэропорту и в самолете. На борту находились еще два федеральных маршала.
 – Отлично. Значит, не могло произойти никаких неприятностей.
 Нэш проигнорировал мой сарказм.
 – Есть еврейская поговорка, которая в ходу и у арабов. "Человек предполагает, а Бог располагает".
 – Хорошая поговорка.
 Мы подошли к двадцативосьмиэтажному небоскребу, расположенному по адресу: Федерал-Плаза, 26. Нэш предупредил меня:
 – Говорить будем мы с Кейт. Ты открывай рот только в том случае, если тебя спросят.
 – А могу я опровергать ваши слова?
 – У тебя не будет на это причин. Здесь говорят только правду.
 Я скептически отнесся к утопическим словам Нэша, и мы втроем вошли в здание "Министерства правды и правосудия".
 Дата 15 апреля стала теперь неприятной для меня по двум причинам.




 Книга вторая
 Ливия, 15 апреля, 1966 г.



 Воздушный налет не только уменьшит возможности полковника Каддафи в плане экспорта террора, но и заставит его изменить свое преступное поведение.

    Президент Рональд Рейган


 Настало время для конфронтации – для войны.

    Полковник Муамар Каддафи


 Глава 13

 Лейтенант Чип Уиггинз, офицер управления системами огня, ВВС США, сидел молча без движения в правом кресле кабины штурмовика "F-l11F", имевшего позывной "Карма-57". Экономя топливо, штурмовик летел на скорости триста пятьдесят узлов. Уиггинз бросил взгляд на пилота, лейтенанта Билла Сатеруэйта, сидевшего слева.
 С того момента как около двух часов назад они взлетели с территории базы ВВС Великобритании Лейкенхит, оба произнесли всего по нескольку слов. Уиггинз знал, что Сатеруэйт вообще молчун по натуре и не любит бесполезную болтовню. Но лейтенанту хотелось услышать человеческий голос – любой голос, – поэтому он сообщил:
 – Мы на траверзе Португалии.
 – Знаю, – приветливо буркнул Сатеруэйт.
 – Понял.
 В их голосах слышалось легкое металлическое звучание, поскольку они общались между собой по внутренней связи. Уиггинз глубоко вздохнул, даже скорее зевнул, под полетным шлемом. Усиленный поток кислорода вызвал секундную вибрацию в наушниках. Уиггинзу это понравилось, и он повторил фокус.
 – Ты можешь не дышать так глубоко? – обратился к нему Сатеруэйт.
 – Все, что угодно, командир, лишь бы ты был счастлив, – пошутил Уиггинз и поерзал: конечности начали затекать после долгих часов практически неподвижного пребывания в неудобном кресле. Да и темное небо уже начало угнетать. Потом Уиггинз заметил огни на далеком португальском берегу, и почему-то от этого ему стало легче.
 Уиггинз подумал о том, что они летят в Ливию, несут смерть и разрушение этой проклятой стране Муамара Каддафи в ответ за нападение ливийских террористов на дискотеку в Западном Берлине, которую обычно посещали американские военные. Уиггинз вспомнил, как перед полетом инструктор в разговоре с ними старался убедить их, что они знают, ради чего рискуют своими жизнями в ходе этой сложной операции. Без лишних разглагольствований инструктор объяснил, что взрыв в дискотеке, в результате которого погиб один американский военнослужащий и десятки были ранены, – это последний из серии террористических актов неприкрытой агрессии. Им следует ответить решительно, продемонстрировав силу.
 – Поэтому вам предстоит смешать с землей этих ливийцев, – сказал инструктор.
 В комнате для инструктажа эти слова прозвучали как совершенно правильные, однако не все союзники Америки считали налет хорошей идеей. Штурмовикам, вылетающим с территории Англии, предстояло проделать долгий путь до Ливии, поскольку Франция и Испания отказались дать разрешение на пролет в своем воздушном пространстве. Уиггинза подобное решение разозлило, а Сатеруэйту, похоже, было наплевать. Уиггинз знал, что Сатеруэйт совершенно ничего не понимает в геополитике; для Билла Сатеруэйта жизнью были полеты. Уиггинз подумал, что, если бы Сатеруэйту приказали разбомбить Париж, он сделал бы это, совсем не задумываясь о том, почему бомбит союзника НАТО. Но самое жуткое заключалось в том, что Сатеруэйт с таким же успехом разбомбил бы и Вашингтон, не задавая при этом никаких вопросов.
 В продолжение своей мысли Уиггинз спросил Сатеруэйта:
 – Билл, а ты слышал сплетню о том, что одному из наших самолетов приказано сбросить бомбу на задний двор французского посольства в Триполи?
 Сатеруэйт ничего не ответил.
 Уиггинз не унимался:
 – А еще я слышал, что одному из нас приказано бомбить резиденцию Каддафи в Эль-Азизии. Предполагают, что сегодня он будет там.
 И снова Сатеруэйт ничего не ответил.
 – Эй, Билл, ты что, спишь? – в раздражении бросил Уиггинз.
 На этот раз Сатеруэйт ответил:
 – Чип, чем меньше мы с тобой знаем, тем лучше.
 Чип Уиггинз замолчал и погрузился в свои мысли. Ему нравился Билл Сатеруэйт, нравилось, что пилот с ним в одном звании, а значит, не может приказать ему заткнуться. Но в воздухе этот сукин сын мог вести себя как настоящий нелюдим. Вот на земле он вел себя лучше. А когда Билл Сатеруэйт немного выпивал, то вел себя почти как нормальный парень.
 Уиггинз решил, что Сатеруэйт, наверное, нервничает. Это понятно. В конце концов, как говорили на инструктаже, таких дальних авианалетов еще не предпринималось. Кроме их штурмовика в рейде принимали участие еще шестьдесят самолетов, включая заправщики. На маршруте до Ливии (длиной три тысячи миль) предстояло три дозаправки в воздухе. Полетное время от Англии до побережья Ливии шесть часов, еще полчаса на полет до Триполи и подготовку к атаке. На саму бомбардировку отводилось десять минут, а потом домой. Однако, возможно, домой вернутся не все.
 – Мы с тобой влетаем в историю, – снова обратился Уиггинз к Сатеруэйту.
 А пилот опять промолчал.
 Тогда Уиггинз решил сменить тему:
 – Сегодня последний день подачи налоговой декларации. Ты успел заполнить?
 – Нет. Я написал заявление о продлении срока подачи.
 – Смотри, налоговые органы с подозрением относятся к таким заявлениям.
 Сатеруэйт только хмыкнул в ответ.
 – Если они начнут докапываться до тебя, то сбрось напалмовую бомбу на их штаб-квартиру, – посоветовал Уиггинз. – И тогда в следующий раз они уже дважды подумают, прежде чем снова проверять тебя.
 Сатеруэйт уставился на приборную доску.
 Видя, что не удается втянуть пилота в разговор, Уиггинз вернулся к своим мыслям. Он подумал, что этот рейд – своего рода проверка на прочность экипажа и оборудования, поскольку выполнение таких вот рейдов не предполагалось. Ничего, "F-l11F" – прекрасная машина. И все же до сих пор как-то не верилось, что они летят выполнять реальную боевую задачу.
 Боевая задача являлась конечной целью всех тренировок, их для этого и готовили. Но ни он, ни Сатеруэйт не воевали во Вьетнаме, а вот теперь летели на неизвестную и враждебную территорию сражаться с противником, о мощи ПВО которого имелось мало сведений. Офицер, проводивший инструктаж, сказал, что обычно ливийские средства ПВО прекращают действовать после полуночи, но Уиггинз не мог поверить, что ливийцы настолько глупы. Он не сомневался, что радары засекут их, самолеты попытаются атаковать, а с земли будут стараться сбить их ракетами класса "земля – воздух".
 – Эй, Билл, а знаешь что?
 – Что?
 – В Триполи сохранился один-единственный римский памятник, это арка Марка Аврелия, второй век нашей эры.
 Сатеруэйт с трудом подавил зевоту.
 – И если кто-нибудь разбомбит его по ошибке, то будут большие неприятности, – продолжил Уиггинз. – ООН внесла этот памятник в список объектов мирового наследия. Ты что, не слушал инструктаж?
 – Чип, пожуй лучше резинку.
 – Мы начнем атаку как раз к западу от арки. Надеюсь, я ее увижу. Меня вообще интересуют такие вещи.
 Сатеруэйт закрыл глаза и испустил вздох отчаяния.
 А Чип Уиггинз вернулся мысленно к предстоящим боевым действиям. Он знал, что в рейде принимают участие несколько ветеранов вьетнамской войны, но большинство ребят, что называется, не нюхали пороха. А ведь сейчас все, начиная с президента, следили за их действиями и ждали затаив дыхание. После Вьетнама, после неудачи операции в Иране и последующего целого десятилетия военных неудач нужна была крупная победа.
 В Пентагоне и в Белом доме наверняка не спят. Наверное, расхаживают из угла в угол и молятся: "Ребята, возвращайтесь с победой". И он, Чип Уиггинз, не разочарует их. Однако надо надеяться, что и его не ждет разочарование. На инструктаже говорили: операция может быть отменена в любую минуту, поэтому Уиггинз боялся – вдруг по радио прозвучат закодированный сигнал "Зеленая трава", означающий отмену операции. И тогда домой, на зеленую травку.
 Но где-то в глубине души все-таки теплилась надежда на этот сигнал. Интересно, а что с ним сделают ливийцы, если придется прыгать с парашютом? Стоп, откуда такие мысли? Опять в голову лезет всякая чертовщина. Бросив взгляд на Сатеруэйта, Уиггинз заметил, как тот опять зевнул.
 – Устал?
 – Нет.
 – Боишься?
 – Пока нет.
 – Проголодался?
 – Послушай, Чип, заткнись.
 – Может, хочешь пить?
 – Чип, почему бы тебе не поспать? А еще лучше, если ты возьмешь штурвал, а я посплю.
 Уиггинз понял этот не слишком тонкий намек Сатеруэйта на то, что он всего лишь офицер управления системами огня, а не пилот.
 В кабине снова воцарилось молчание. Уиггинз и в самом деле был не прочь вздремнуть, но не хотелось предоставлять Сатеруэйту возможность по возвращении на базу рассказать всем, что Уиггинз проспал весь путь до Ливии. Через полчаса Уиггинз взглянул на карту и на приборы, поскольку выполнял еще и обязанности штурмана, и сообщил:
 – По курсу девяносто градусов мыс Сан-Висенте.
 – Отлично, он здесь и должен быть.
 – Именно тут принц Генрих Мореплаватель основал первую в мире школу морской навигации. Поэтому его так и назвали.
 – Генрих?
 – Нет. Мореплаватель.
 – Понятно.
 – Португальцы были превосходными моряками.
 – А мне это обязательно знать?
 – А как же, для общего развития.
 – Ты лучше скажи, когда мы будем менять курс.
 – Через семь минут, курс ноль-девять-четыре.
 – Отлично. Следи за временем.
 Полет продолжился в молчании.
 Самолетам было определено место в полетном строю, но поскольку соблюдался режим радиомолчания, то каждый самолет ориентировался с помощью радара. Они не могли постоянно визуально наблюдать три соседних самолета с позывными "Элтон-38", "Отход-22" и "Отход-61", но могли видеть их на радаре. Кроме того, имелся канал экстренной связи с ведущим, Терри Уэйклиффом, позывной которого был "Отход-22". Уиггинзу приходилось сверяться с полетным планом, чтобы знать, когда следить по радару за действиями ведущего.
 – Билл, мне нравятся трудные задания, – заявил Уиггинз. – Надеюсь, тебе тоже.
 – Чип, ты делаешь наше задание еще труднее, – ответил Сатеруэйт.
 Уиггинз хмыкнул.
 Штурмовики одновременно начали разворот, обогнули мыс Сан-Висенте и взяли курс на юго-восток, направляясь прямо на Гибралтарский пролив. Через час они уже подлетали к Гибралтару, и Уиггинз проинформировал пилота:
 – Гибралтарская скала называлась в древности Геркулесов столб, а второй столб – гора Муса. Эти ориентиры определяли западную границу навигации для средиземноморских цивилизаций. Ты знал это?
 – Какой у нас расход топлива?
 Уиггинз назвал цифры и добавил:
 – Нам лететь еще около двух часов.
 Сатеруэйт бросил взгляд на часы приборной доски.
 – Заправщик должен подойти к нам через сорок пять минут.
 – Надеюсь, что подойдет, – сказал Уиггинз, а сам подумал: "Если мы почему-то не сумеем заправиться, то топлива нам хватит только до Сицилии и мы не сможем принять участия в операции". Прошло тридцать минут, но заправщиков не было видно.
 – Где эта чертова летающая бензоколонка? – буркнул Уиггинз.
 Сатеруэйт, занятый своим делом, ничего не ответил.
 Уиггинз продолжал ловить по радио условный сигнал, означающий приближение заправщиков. После такой тщательной подготовки и такого долгого пребывания в воздухе ему уже не хотелось садиться на Сицилии.
 Наконец в наушниках раздалась серия щелчков, к ним приближался заправщик "КС-10". Еще через десять минут Уиггинз увидел его на экране радара и сообщил об этом Сатеруэйту.
 Сатеруэйт снизил скорость и начал выходить из строя. Уиггинз подумал, что вот за это Сатеруэйт и получает свое жалованье. Еще через несколько минут гигантский танкер "КС-10" закрыл небо над ними. Сатеруэйт имел возможность говорить с пилотом танкера по закрытому каналу радиосвязи, который использовался для небольших расстояний.
 – "КС-10", я – Карма-57, вижу вас.
 – Понял вас, Карма-57, начинаем заправку.
 – Вас понял.
 Механик заправщика умело направил шланг с соплом в приемную воронку штурмовика, расположенную сразу позади кабины. В течение нескольких мгновений шланг был закреплен, и топливо хлынуло из танкера в штурмовик.
 Наблюдая, как Сатеруэйт умело удерживает штурмовик в положении, обеспечивающем нормальную заправку, Уиггинз понял, что в такой момент ему лучше помолчать.
 Казалось, прошло очень много времени, но вот наконец зеленый фонарь на лонжероне заправщика погас и загорелся соседний желтый, что означало автоматическое отсоединение шланга.
 – Я – Карма-57, заправку закончил, – сообщил Сатеруэйт по радио и повел самолет на свое место в полетном строю.
 Пилот танкера, зная, что это последняя дозаправка перед атакой, передал:
 – Вас понял. Желаю удачи. Задайте им жару. Храни вас Господь. До встречи.
 – Принято, – ответил Сатеруэйт и обратился к Уиггинзу: – Удача и Господь никакого отношения ко всему этому не имеют.
 Это пренебрежительное замечание вызвало легкое раздражение у Уиггинза.
 – Ты что, не веришь в Бога?
 – Конечно, верю, Чип. Но лучше ты будешь молиться, а я буду вести самолет.
 После того как их самолет вернулся на свое место, из строя для дозаправки вышел соседний штурмовик. Уиггинз должен был признать, что Билл Сатеруэйт – отличный пилот, а вот парень – так себе.
 Заметив, что его слова не понравились Уиггинзу, Сатеруэйт сказал:
 – Эй, приятель, я угощу тебя в Лондоне роскошным обедом.
 Уиггинз улыбнулся.
 – Я сам буду выбирать блюда.
 – Нет, выбирать буду я. Чтобы блюдо было не дороже десяти фунтов.
 – Скряга.
 Помолчав несколько минут, Сатеруэйт снова обратился к Уиггинзу:
 – Все будет хорошо. Ты сбросишь бомбы на цель, и если точно попадешь, то я для тебя пролечу над аркой Августа.
 – Аврелия.
 – Ну ладно.
 Уиггинз откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Он понял, что Сатеруэйт даже превзошел свой лимит слов на время полета, и посчитал это своей маленькой победой.
 Теперь надо было подумать о предстоящей операции, ведь это его первый боевой вылет. Если возникнут какие-либо сомнения в целесообразности бомбежки, он напомнит себе, что все намеченные цели – в том числе и его цели – исключительно военные объекты. Офицер, проводивший инструктаж на базе в Англии, назвал объект в Эль-Азизии "Университетом джихада", имея в виду, что это лагерь для подготовки террористов, однако добавил: "Возможно, на территории объекта могут находиться и гражданские лица".
 Уиггинз подумал об этом, а затем отогнал прочь все мысли.

 Глава 14

 Асад Халил старался побороть два основных инстинкта: половой и самосохранения.
 Он в нетерпении бродил по плоской крыше. Отец назвал его Асад, что означало "лев", и, похоже, Халил – сознательно или бессознательно – овладел повадками этого великого зверя, включая привычку бродить кругами. Внезапно Халил остановился и посмотрел на небо.
 Габли – горячий сильный южный ветер из Сахары – продувал северные территории Ливии, устремляясь к Средиземному морю. Ночное небо казалось мутным – это луну и звезды затуманивали заполнившие воздух песчинки.
 Халил посмотрел на светящийся циферблат своих часов: час сорок шесть. Багира, дочь капитана Хабиба Надира, должна была прийти ровно в два часа ночи. Интересно, придет она? А вдруг ее поймают? А если поймают, признается ли она, куда и к кому шла на свидание? Последняя вероятность сильно тревожила Асада Халила. Сейчас, в свои шестнадцать лет, он, возможно, находился либо в получасе от первого сексуального опыта, либо от плахи палача. Асад мысленно представил себе жуткую картину: он стоит на коленях, склонив голову, а огромный палач-профессионал, который был известен только как Сулейман, резко бьет по его шее гигантской турецкой саблей. Халил почувствовал, как напряглось все тело, а на лбу выступил пот.
 Асад подошел к маленькому сараю, стоявшему на плоской крыше. Двери у сарая не было, и он взглянул вниз на лестницу, ожидая увидеть либо Багиру, либо ее отца в сопровождении вооруженных охранников. Это настоящее безумие, подумал Халил.
 Он двинулся к северному краю. Бетонную крышу окружал высокий, доходивший ему до плеч зубчатый парапет. Само здание было двухэтажным, его построили итальянцы, когда хозяйничали в Ливии. И тогда, и сейчас это был склад для хранения военного имущества, поэтому здание находилось вдалеке от центра военного городка, известного как Эль-Азизия. Бывшие итальянские казармы являлись теперь военной штаб-квартирой, а иногда и резиденцией Великого лидера, полковника Муамара Каддафи, который сегодня вечером прибыл в Эль-Азизию. Халил, да и все в Ливии, знали, что Великий лидер имеет привычку часто менять местонахождение и что непредсказуемые перемещения Каддафи служили ему защитой как от убийц, так и от действий американских военных.
 Неожиданное появление Каддафи в Эль-Азизии могло расстроить планы Халила, поскольку охрана примет сегодня ночью повышенные меры предосторожности, и, похоже, сам Аллах делал сегодняшнее приключение Асада сложным и опасным.
 Он нисколько не сомневался в том, что это Сатана вселил в него греховную страсть к Багире, Сатана заставил его видеть в снах, как она, обнаженная, идет по пескам пустыни, озаренная лунным светом. Асад Халил никогда не видел обнаженной женщины, но он разглядывал журналы из Германии и представлял себе, как будет выглядеть Багира без чадры и без одежды. Представлял в воображении каждый изгиб ее тела, длинные волосы, касающиеся голых плеч, вспоминал ее нос и рот, которые видел, когда они были детьми, то есть до того момента, как она надела чадру. Асад понимал, что сейчас она выглядит иначе, но, как ни странно, по-прежнему видел в воображении детское лицо на женском теле. Он представлял себе ее округлые бедра, волосатый лобок, обнаженные ноги и ляжки... Асад почувствовал, как бешено заколотилось сердце в груди, а во рту пересохло.
 Он устремил взгляд на север. Огни Триполи в двадцати километрах отсюда были достаточно яркими, чтобы их можно было видеть сквозь песчаную пелену. А позади Триполи чернело Средиземное море. Эль-Азизию окружала высохшая земля, по которой были разбросаны оливковые рощи, финиковые пальмы да пара колодцев.
 Асад вгляделся в территорию военного городка. Внизу все было тихо: ни охранников, ни машин. Некоторая активность наблюдалась лишь вокруг резиденции полковника Каддафи, зданий штаба и центра связи. Вроде бы никакой повышенной бдительности, и все же у Халила появилось предчувствие, что что-то не так.
 Он снова посмотрел на часы: ровно два, а Багиры нет. Подойдя к углу крыши, Асад опустился на колени, расстелил молитвенный коврик и положил на него Коран. Если за ним придут, то найдут его молящимся и читающим Коран. Возможно, это спасет его. Но скорее всего они правильно догадаются, что Коран – это всего лишь уловка, а молитвенный коврик предназначен для обнаженного тела Багиры. А тогда его кощунство будет наказано так жестоко, что он будет молить о том, чтобы ему отрубили голову. А Багира... ее скорее всего забьют насмерть камнями.
 И все же, несмотря ни на что, Асад не побежал в дом матери. Он решил: будь что будет.
 Асад вспомнил о том, как впервые заметил Багиру в доме ее отца. Капитан Хабиб Надир, как и отец Халила, был любимцем полковника Каддафи. Все три семьи были довольно дружны. Отец Халила, как и отец Багиры, принимал активное участие в сопротивлении итальянским оккупантам; во время Второй мировой войны отец Халила работал на Великобританию, а отец Багиры – на Германию. Но какое это имело значение? Итальянцы, немцы, англичане – все они были захватчиками и не заслуживали преданности. Отец Халила и отец Багиры часто смеялись над тем, как они оба помогали христианам убивать друг друга.
 На минуту Асад задумался о своем отце, капитане Кариме Халиле. Пять лет назад он был убит на улице в Париже агентами израильского МОССАДа. Западные радиостанции сообщили, что убийцу, возможно, наняла радикальная исламская организация, а может даже, Карима Халила убили свои же, ливийцы, в результате борьбы за власть. Никого не арестовали. Но полковник Каддафи, который был гораздо мудрее своих врагов, объяснил ливийскому народу, что капитана Карима Халила убили израильтяне, а все остальное – ложь.
 И Асад Халил поверил в это. Вынужден был поверить. Он очень переживал смерть отца, однако несколько успокаивал тот факт, что отец принял мученическую смерть от рук сионистов. Конечно, в голову Асада закрадывались сомнения, но Великий лидер лично все объяснил. Значит, так оно и есть.
 Стоя на коленях в углу крыши, Асад снова посмотрел на часы, затем на дверной проем сарая, находившегося в десяти метрах от него. Багира опаздывала, наверное, у нее не было возможности выскользнуть из дома, а может, проспала или же решила не рисковать своей жизнью. А может, случилось и самое худшее: ее поймали, и как раз сейчас она выдает его военной полиции.
 Асад подумал о своих особых отношениях с Великим лидером. Нет сомнения, полковник Каддафи любит его, любит его братьев и сестер. Полковник позволил им остаться в их доме в привилегированном городке Эль-Азизия, обеспечил мать пенсией, проследил, чтобы все дети получили образование.
 И только шесть месяцев назад полковник сказал ему:
 – Твой долг отомстить за смерть отца.
 Сердце Асада Халила наполнилось гордостью и радостью, и он ответил человеку, заменившему ему отца:
 – Я готов служить вам и Аллаху.
 Полковник улыбнулся.
 – Твой черед еще не настал, Асад. Год или два подготовки – и ты превратишься в настоящего воина.
 И вот теперь Асад рисковал всем – жизнью, честью, семьей, – и ради чего? Ради женщины. В этом не было никакого смысла, но... Есть еще кое-что... о чем он знал, но не позволял себе думать... Отношения его матери и Муамара Каддафи... Да, между ними что-то было, и Асад знал, что именно. Ради этого самого он пришел на крышу и ждет Багиру.
 Асад резонно подумал, что если отношения его матери и Великого лидера не являются греховными, значит, и все внебрачные связи не грех. Муамар Каддафи не стал бы совершать что-то не соответствующее шариату. А значит, если его, Асада Халила, схватят, он обратится прямо к Великому лидеру и объяснит, что просто неправильно разобрался во всем. Расскажет, что именно отец Багиры принес домой немецкие журналы с фотографиями обнаженных мужчин и женщин. Эта западная зараза и развратила его, Асада Халила.
 Багира нашла эти журналы в доме, они были спрятаны под мешками с рисом. Она тайком вынесла их и показала Асаду. Они вместе разглядывали фотографии, и если бы их поймали за этим занятием, то обоих высекли бы плетьми за такой грех. Но, как ни странно, фотографии не вызывали у них стыда и презрения. Багира даже сказала: "Я хочу показать себя тебе, как эти женщины. Хочу показать тебе все, что у меня есть. И тебя хочу увидеть, Асад, хочу ощутить твое тело".
 Значит, Сатана вселился в нее, а через нее вошел уже и в него. Асад читал историю Адама и Евы в книге Бытия, и духовный наставник говорил ему, что женщины слабы и похотливы. Именно женщина совершила первородный грех, и женщины будут продолжать подбивать мужчин на грех, если мужчины не смогут оставаться сильными.
 И даже такого великого мужчину, как полковник Каддафи, может соблазнить женщина. Он объяснит это полковнику, если его поймают. Возможно, они не станут забивать Багиру до смерти камнями, а просто высекут обоих плетьми.
 Ночь была прохладной, и Халил поежился. Он так и стоял на коленях на молитвенном коврике, держа в руках Коран. В десять минут третьего на лестнице послышался шум, Асад поднял голову и увидел темный силуэт в дверном проеме сарая.
 – Аллах, будь милостив, – прошептал он.

 Глава 15

 – Сильный боковой ветер, – доложил лейтенант Чип Уиггинз лейтенанту Биллу Сатеруэйту. – Это южный ветер, который дует из пустыни. Не помнишь, как он называется?
 – Так и называется: южный ветер из пустыни.
 – Понятно. В любом случае у нас будет хороший попутный ветер, когда мы станем убираться отсюда. Да к тому же будем легче на четыре бомбы.
 Сатеруэйт промолчал.
 Уиггинз уставился в лобовое стекло, вглядываясь в темное ночное небо. Он не знал, придется ли ему увидеть сегодня рассвет. Но если они выполнят свою задачу, то станут героями... правда, безымянными героями. Ведь это не обычная война, а война против международных террористов, чьи щупальца протянулись далеко за пределы Ближнего Востока. Поэтому имена пилотов никогда не сообщат прессе и общественности, они навечно останутся засекреченными. И все же что-то во всем этом тревожило Уиггинза. Ведь террористы могли добраться до них и в самом сердце Америки, чтобы отомстить членам экипажей и их семьям. Но с другой стороны, не будет никаких парадов или публичных церемоний награждения, так что анонимность несколько успокаивала. Лучше уж быть безымянным героем, чем известной целью для террористов.
 Они продолжали лететь на восток над Средиземным морем. Уиггинз подумал о том, как много войн велось вокруг этого древнего моря, особенно на берегах Северной Африки – финикийцы, египтяне, греки, карфагеняне, римляне и арабы воевали тысячелетия вплоть до Второй мировой войны, а потом итальянцы, германский экспедиционный африканский корпус, англичане, американцы... Море и пески Северной Африки стали братской могилой для солдат, моряков и летчиков. "Здесь, на этих берегах, мы сражаемся за свою страну", – мысленно произнес Уиггинз, уверенный, что сегодня ночью он не единственный летчик, который повторяет эти слова.
 – Время до поворота? – спросил Сатеруэйт.
 Уиггинз вернулся к действительности и проверил их местоположение.
 – Двенадцать минут.
 – Следи за временем.
 – Понял.
 Через двенадцать минут боевой порядок самолетов начал поворот на юг. И теперь уже вся воздушная армада, за исключением заправщиков, легла на курс в направлении побережья Ливии.
 Билл Сатеруэйт бросил взгляд на часы и оглядел приборную доску. Они приближались к точке, где начнется подготовка к атаке. Приборы показывали, что скорость штурмовика четыреста восемьдесят узлов, а высота – двадцать пять тысяч футов. До побережья оставалось менее двухсот миль, и в наушниках раздались щелчки: код, означавший, что его эскадрилья начала снижение.
 Сатеруэйт и Уиггинз уставились на экраны радара. Никаких признаков, что на побережье Ливии их поджидают.
 – До берега восемьдесят миль, – сообщил Уиггинз.
 – Начинаем последнюю проверку перед атакой.
 – Понял.
 Как раз в тот момент, когда они завершили проверку, Уиггинз увидел впереди огни Триполи. Сатеруэйт тоже увидел их и, кивнув, нажал на кнопку изменения геометрии крыла. Вытянутые крылья штурмовика сместились ближе к хвостовой части, словно у ястреба, заметившего на земле добычу.
 Уиггинз почувствовал, что сердце забилось чаще, а во рту пересохло.
 Штурмовик продолжал двигаться в боевом строю. Высота подхода к цели оставалась триста футов, а на инструктаже им говорили, что никаких радиомачт и небоскребов в этом районе нет. Скорость теперь увеличилась до пятисот узлов, через несколько минут строй распадется, и самолеты полетят к своим индивидуальным целям в окрестностях Триполи.
 Уиггинз внимательно слушал тишину в наушниках, и в этот момент раздался писк, означавший, что они попали в зону действия радара. Проклятие. Он бросил взгляд на экран своего радара и произнес нарочито спокойным тоном:
 – Нас захватил наземный радар, направление тридцать градусов.
 Сатеруэйт кивнул:
 – Похоже, они проснулись.
 – Эх, я с удовольствием прочистил бы мозги тому идиоту, что инструктировал нас, – в сердцах бросил Уиггинз.
 – Да дело не в нем и даже не в этих ракетах.
 – Конечно...
 Штурмовик летел слишком низко и быстро, чтобы опасаться ракет, но сейчас, на высоте трехсот футов, они попали в зону досягаемости зенитных орудий.
 Уиггинз увидел на экране радара, что стартовали две ракеты. Оставалось только надеяться, что это старье советского производства действительно не сможет поразить их. А через несколько секунд Уиггинз уже увидел воочию, как справа по борту от них в небо взметнулись две ракеты, за которыми тянулись красно-оранжевые огненные хвосты.
 – Напрасная трата дорогостоящего ракетного топлива, – сухо прокомментировал Сатеруэйт.
 Теперь настала очередь Уиггинза помолчать. На самом же деле он просто лишился дара речи. А вот Сатеруэйт, наоборот, разговорился и теперь болтал что-то о форме береговой линии, о Триполи и прочей несущественной чепухе. Уиггинзу захотелось посоветовать ему заткнуться и заниматься своим делом.
 Они пересекли береговую линию, и сейчас под ними раскинулся Триполи. Сатеруэйт отметил про себя, что, несмотря на воздушный налет, уличные фонари продолжают гореть.
 – Идиоты, – буркнул он и, заметив арку Марка Аврелия, сообщил Уиггинзу: – Вон она, твоя арка, направление девяносто градусов.
 Но Уиггинз уже потерял интерес к истории и сосредоточился только на полете.
 – Поворот, – скомандовал он.
 Сатеруэйт вывел штурмовик из строя и взял курс на Эль-Азизию.
 – Как, ты говорил, называется это место? – спросил он.
 – Какое?
 – Куда мы летим.
 Уиггинз, внимание которого разрывалось между экраном радара, приборной доской и лобовым стеклом, почувствовал, как вспотела шея.
 – Забыл, что-то на А...
 – Уверен? А по-моему, название начиналось на Эль...
 – Точно, Эль-Азизия. Но какая, черт побери, разница?
 – Да никакой. Завтра это место будет называться "развалины", – со смехом сказал Сатеруэйт.
 Уиггинз тоже рассмеялся, несмотря на то что его одолевал жуткий страх. Трассы зенитных пулеметов пронеслись в темное небо слишком близко от их штурмовика. Конечно, он не верил, что их могут подбить, и все же...
 – Эль-Азизия на курсе, – сообщил Сатеруэйт. – Приготовься.
 – Развалины, – ответил Уиггинз, – здесь останутся одни развалины. Я готов. Ну, держись, Муамар.

 Глава 16

 – Асад.
 Сердце Асада Халила едва не остановилось.
 – Да... да, я здесь. Ты одна? – тихо спросил он.
 – Конечно.
 Багира пошла на голос и увидела Асада, стоявшего на коленях на молитвенном коврике.
 – Пригнись, – хрипло прошептал он.
 Багира нагнулась ниже парапета, приблизилась к Асаду и опустилась на колени на коврик перед ним.
 – Все в порядке?
 – Да, но ты опоздала.
 – Мне пришлось прятаться от охраны. Великий лидер...
 – Да, я знаю.
 При свете луны Асад Халил посмотрел на Багиру. На ней было широкое белое платье-халат, традиционный вечерний наряд молодых женщин, лицо закрывали чадра и шарф. Она была на три года старше Асада, и в ее возрасте большинство женщин в Ливии уже были замужем или помолвлены. Однако отец Багиры отклонил предложения многих претендентов, а самых настойчивых выслали из Триполи. Асад понимал, что, если бы был жив его собственный отец, семьи давно договорились бы о его браке с Багирой. Но сейчас, даже несмотря на то что его отец был героем и мучеником, семья Халила занимала скромное положение в обществе. Если не считать статуса персональных пенсионеров Великого лидера. Конечно, у Великого лидера были особые отношения с матерью Асада, однако этот тайный грех не мог ничем помочь.
 Они стояли на коленях, смотрели друг на друга и молчали. Взгляд Багиры упал на Коран, лежавший посредине коврика, а затем она заметила и сам коврик. Багира вопросительно посмотрела на Асада.
 – Если мы собираемся совершить грех прелюбодеяния, то какая разница, если будет еще и богохульство? – промолвил он.
 Багира кивнула в знак согласия и отбросила чадру, закрывавшую ее лицо. Она улыбнулась, но Асад решил, что это скорее улыбка смущения от того, что она находится без чадры менее чем в метре от мужчины.
 Затем Багира стащила с головы шарф, распустила волосы, и они длинными кудрявыми прядями рассыпались по ее плечам.
 Асад Халил глубоко вздохнул и посмотрел ей в глаза. Она была очень красива, хотя ему практически не с кем было ее сравнить. Асад откашлялся и промолвил:
 – Ты очень красива.
 Багира улыбнулась, протянула руки и взяла ладони Асада в свои.
 Асад Халил никогда не держал женщину за руку, его удивило, какие маленькие и мягкие ладони у Багиры. Кожа ее была теплой, теплее, чем у него. Наверное, от того, что ей с большими трудностями пришлось преодолеть те триста метров, которые отделяли ее дом от этой крыши. А еще Асад отметил, что ладони у нее сухие, а у него влажные. Не вставая с колен, он придвинулся ближе к Багире и ощутил душистый аромат, исходивший от нее. Придвигаясь еще ближе, Асад почувствовал, как напрягся его член.
 Похоже, оба не знали, что делать дальше. Наконец Багира выпустила его ладони и погладила по лицу. Асад последовал ее примеру. Девушка придвинулась ближе, и их тела соприкоснулись. Асад почувствовал ее грудь, и безумное желание охватило его, но где-то в подсознании мелькнула мысль, что надо быть настороже.
 И прежде чем Асад понял, что происходит, Багира отклонилась назад и стала расстегивать платье. Асад наблюдал за ней, одновременно прислушиваясь, нет ли признаков опасности. Если их сейчас застанут, то обоим не жить.
 – Асад, чего же ты ждешь? – услышал он голос Багиры.
 Асад посмотрел на Багиру, стоявшую перед ним на коленях. Сейчас она была совершенно обнаженной, и Асад в изумлении уставился на ее груди, затем на покрытый волосами лобок, потом на бедра и снова на лицо.
 – Асад.
 Он стянул через голову рубашку, спустил до колен брюки и трусы, а затем совсем сбросил их.
 Багира глядела на его лицо, стараясь не смотреть на восставший член, но все же не выдержала и опустила взгляд.
 Асад не знал, что делать дальше. Он понимал, что должно произойти между ними, но как к этому приступить?
 Решив взять инициативу в свои руки, Багира легла на молитвенный коврик и подложила под голову свою одежду. Асад рванулся вперед и оказался на девушке, ощутив своим телом упругие груди и теплую кожу. Багира раздвинула ноги, и Асад почувствовал, как кончик его члена касается чего-то теплого и влажного. Одним движением он ввел головку члена во влагалище. Багира тихонько вскрикнула от боли. А затем Асад, преодолевая сопротивление, ввел член целиком. Еще не успев начать движения, он почувствовал, как бедра Багиры задвигались вверх и вниз. Сердце Асада заколотилось, и он извергся.
 Он лежал не шевелясь и пытаясь восстановить дыхание, а Багира продолжала двигать бедрами. Асад не понимал, почему она делает это, ведь он уже получил удовлетворение. В этот момент Багира судорожно задышала и со стоном несколько раз произнесла его имя:
 – Асад, Асад, Асад...
 Асад перекатился на спину и уставился в ночное небо. На востоке появился полумесяц, а над освещенным городком тускло светились звезды, – жалкая пародия на те, которые можно увидеть в небе над пустыней.
 – Асад, – прошептала Багира.
 Он ничего не ответил, его мозг еще не осмыслил того, что произошло. Багира придвинулась ближе, теперь их плечи и ноги соприкасались, но у Асада напрочь пропало желание.
 – Асад, ты расстроился? – спросила Багира.
 – Нет. – Асад сел на коврике. – Нам нужно одеться.
 Багира тоже села и положила голову на его плечо.
 Асаду захотелось отодвинуться, но он не сделал этого. В голову полезли неприятные мысли. Что, если захочет продолжать такие встречи? В следующий раз их уж точно поймают. Тогда один из них умрет, а то и оба. Закон не совсем четко трактует подобные ситуации, обычно такие вопросы улаживают семьи. Но, зная отца Багиры, Асад понимал, что пощады им не будет. Сам не зная почему, он вдруг выпалил:
 – Моя мать спит с Великим лидером.
 Багира ничего не ответила.
 Асад разозлился на себя за то, что выболтал тайну. Сейчас он не понимал, какие чувства испытывает к Багире, однако подозревал, что плотское желание снова проснется в нем, а поэтому следовало вести себя с этой женщиной хотя бы вежливо. И все же ему хотелось очутиться сейчас в каком-нибудь другом месте.
 Багира обняла его одной рукой, а другой погладила по бедру.
 – Как ты думаешь, нам разрешат пожениться? – спросила она.
 – Возможно, – ответил Асад, хотя на самом деле так не думал. Взгляд его упал на ладонь Багиры, лежавшую на его бедре, а потом он заметил, что член у него в крови. Надо было взять с собой воды, чтобы помыться.
 – Ты поговоришь с моим отцом?
 – Да.
 Однако Асад не был уверен, что станет делать это. Конечно, было бы неплохо жениться на Багире Надир, дочери капитана Хабиба Надира. Однако разговор с ее отцом на эту тему мог оказаться опасным. А что, если старшие женщины осмотрят Багиру и обнаружат, что она уже не девственница? А вдруг она забеременеет?
 – Нам надо идти, – сказал Асад.
 Но Багира даже не пошевелилась, а Асад еще больше занервничал. Багира хотела что-то сказать, но он опередил ее.
 – Тихо.
 Асаду показалось, что вокруг происходит что-то непонятное. Мать как-то сказала ему, что он, как и его тезка лев, наделен шестым чувством, или вторым зрением, как это называли пожилые женщины. Асад допускал, что любой может чувствовать опасность и врага, даже ничего не видя при этом и не слыша. Однако он обладал особым даром, и сейчас до Асада дошло, что все его ночные тревоги не были связаны ни с Багирой, ни со страхом быть пойманным во время прелюбодеяния. Они были связаны с чем-то другим, но пока он еще не понимал, с чем именно. Одно Асад знал твердо – вокруг творится что-то неладное.


* * *

 Чип Уиггинз старался не обращать внимания на следы трассирующих снарядов, проносившихся мимо кабины. Конечно, в процессе учебы и подготовки ему не приходилось испытывать ничего подобного. Все вокруг казалось сейчас настолько нереальным, что он не мог относиться к этому как к смертельной опасности. Сосредоточившись на приборах, Уиггинз откашлялся и сказал:
 – Мы над целью.
 Сатеруэйт спокойным тоном подтвердил, что понял его.
 – До цели менее двух минут, – предупредил Уиггинз.
 – Я понял, – повторил Сатеруэйт.
 Сатеруэйт знал, что сейчас ему для увеличения скорости нужно включить форсаж, но тогда за штурмовиком потянется длинный, очень заметный хвост раскаленных газов и стволы всех зенитных орудий повернутся в его направлении. Огонь с земли хоть и не сильный, но все же велся, и поэтому Сатеруэйту надо было принимать решение.
 – Билл, включай форсаж, – подсказал Уиггинз.
 Сатеруэйт замялся.
 План атаки предусматривал максимальную скорость на форсаже, иначе существовала высокая вероятность того, что следующий за ним с интервалом всего в тридцать секунд "Отход-22" клюнет его в задницу.
 – Билл.
 – Понял. – Сатеруэйт включил форсаж, и штурмовик рванулся вперед. Бросив взгляд на экран радара, пилот увидел, что смертельные трассы остались в стороне. – Эти болваны и стрелять-то не умеют, – буркнул Сатеруэйт.
 А вот Уиггинз не был уверен в этом.
 – Захват цели, до пуска тридцать секунд, – доложил он.


* * *

 Багира схватила Асада за руку:
 – Что случилось?
 – Тихо.
 Асад напрягся: ему показалось, что он слышит отдаленные выстрелы. Он быстро оделся, подошел к парапету и осторожно выглянул. Сначала Асад осмотрел городок, затем его внимание привлекло что-то на горизонте. Он устремил взгляд на восток, в направлении Триполи.
 Багира, прижимая свою одежду к груди, подошла к Асаду и остановилась рядом.
 – Что происходит?
 – Не знаю.
 Асад чувствовал: надвигается что-то жуткое, – но пока он не мог ничего различить. Он прислушался, внимательно вглядываясь в темноту.
 Багира тоже высунула голову над парапетом.
 – Охрана?
 – Нет... что-то вон там... – И тут Асад увидел, как с земли в Триполи взметнулись яркие трассы и устремились в темное небо над Средиземным морем.
 Багира тоже заметила их и спросила:
 – Что это?
 – Ракеты. – "Аллах милосердный, – подумал Асад. – Ракеты и очереди зениток".
 Багира вцепилась в его руку.
 – Асад... что происходит?
 – Вражеский налет.
 – Нет! Нет! Ох... – Багира опустилась на пол и принялась торопливо одеваться. – Надо бежать в убежище.
 – Да.
 Внезапно ночную тишину разорвал жуткий вой сирены, оповещающей о воздушном налете. Послышались крики мужчин, выбегавших из соседних зданий. Взревели двигатели машин, улицы наполнились шумом.
 Багира устремилась к лестнице, но Асад догнал ее и схватил ее за руку.
 – Подожди. Нельзя, чтобы увидели, как ты выходишь из здания. Когда все побегут в убежище, тогда и смешаемся с толпой.
 Посмотрев на Асада, Багира кивнула. Оставив ее на месте, Асад вернулся к парапету и снова посмотрел в сторону Триполи. В городе вспыхивали языки пламени, и теперь Асад мог слышать отдаленные взрывы, похожие на раскаты грома.
 А потом его внимание привлекло что-то еще. Он увидел двигающееся в его сторону темное пятно, подсвеченное сзади огнями и пожарами Триполи. Внезапно из пятна вырвался красно-белый шлейф, и Асад понял, что это след от двигателя реактивного самолета, надвигающегося прямо на него. Он оцепенел от ужаса, не в силах даже закричать.


* * *

 Билл Сатеруэйт снова оторвал взгляд от приборов и посмотрел в лобовое стекло. Несмотря на темноту, он смог распознать впереди городок Эль-Азизия, спутниковые фотоснимки которого видел сотни раз.
 – Готовность к атаке, – доложил Уиггинз.
 Сатеруэйт снова переключил внимание на приборы и сосредоточился на пилотировании. В этот момент прозвучал голос Уиггинза:
 – Три, два, один, сброс.
 Сатеруэйт почувствовал, что штурмовик моментально стал намного легче, и стал выполнять на скорости маневр уклонения, который позволил бы им благополучно убраться отсюда.
 А Уиггинз уже готовился к сбросу бомб с лазерным наведением.
 – Захват... изображением в норме... так держать... поймал! Первая, вторая, третья, четвертая... Отлично!
 Они не могли слышать, как бомбы разорвались на территории городка Эль-Азизия, но могли представить себе грохот и пламя взрыва.
 – Уходим, – скомандовал Сатеруэйт.
 А Уиггинз добавил:
 – Прощайте, господа арабы.


* * *

 Асад не мог ничего поделать, он просто прирос взглядом к чудовищу, которое надвигалось на него, выбрасывая из хвоста языки пламени.
 Внезапно чудовище взмыло вертикально вверх, и его рев заглушил все, кроме крика Багиры Надир.
 Самолет исчез, рев смолк, но Багира продолжала кричать и кричать.
 – Успокойся! – рявкнул на нее Асад. Он посмотрел вниз на улицу и увидел двух солдат, которые, задрав головы, смотрели на него. Асад отскочил от парапета и присел. Багира уже не кричала, а тихо всхлипывала.
 Асад подумал о том, что же делать дальше, но в этот момент крыша содрогнулась под его ногами, и он упал лицом вниз. В следующую секунду раздался оглушительный взрыв, затем второй, третий, четвертый. Асад зажал уши ладонями, а рот его невольно раскрылся в безмолвном крике. Небо окрасилось в кроваво-красный цвет, сверху посыпались камни и земля. "Аллах милосердный... спаси меня". Мир рушился вокруг Асада, стало трудно дышать, и он судорожно глотал ртом воздух. И вдруг неожиданно наступила тишина. Асад понял, что он просто оглох, и еще обнаружил, что обмочился.
 Понемногу слух возвращался, и Асад услышал вопли Багиры, полные ужаса. Затем она вскочила на ноги и, подбежав к дальнему парапету, высунула голову и стала что-то кричать.
 – Заткнись! – Асад подбежал к ней и схватил за руку, но Багира вырвалась и с дикими воплями заметалась по крыше.
 В дальнем конце городка прозвучали еще четыре взрыва. На соседней крыше Асад заметил солдат, устанавливавших зенитные пулеметы. Багира тоже заметила их и, протянув руки, закричала:
 – Помогите! Помогите!
 Солдаты увидели ее, но продолжили заниматься своим делом.
 – Помогите! Помогите!
 Асад обхватил ее сзади и повалил на бетонную крышу.
 – Замолчи!
 Багира сопротивлялась, и Асада изумила ее сила. Она продолжала кричать, царапая его грудь, шею и лицо.
 В этот момент пулеметы на соседней крыше открыли огонь, их дробь смешалась с воем сирен и грохотом отдаленных взрывов. Стрельба еще больше напугала Багиру, и она завопила еще громче.
 Асад зажал ей рот ладонью, но она укусила его за палец и так двинула коленом в пах, что Асад свалился на спину.
 Багира билась в истерике, и Асад понял, что нет способа успокоить ее.
 Хотя...


* * *

 Асад схватил Багиру за горло и сжал пальцы.
 Штурмовик летел над пустыней, держа курс на юг. Затем Сатеруэйт выполнил разворот на сто пятьдесят градусов – этот маневр должен был вывести их на побережье в сотне километров к западу от Триполи.
 – Эй, Билл, отличный полет! – воскликнул Уиггинз.
 На это Сатеруэйт ничего не ответил, но предупредил:
 – Будь внимателен, Чип, могут появиться ливийские самолеты.
 Уиггинз пощелкал тумблерами радара.
 – Небо чистое. Летчики Каддафи, наверное, обделались от страха, а теперь стирают трусы.
 – Будем надеяться.
 У штурмовика не имелось ракет класса "воздух – воздух", а идиоты конструкторы не удосужились даже оснастить самолет пушкой. Так что единственными средствами защиты оставались скорость и маневр.
 – Будем надеяться, – повторил Сатеруэйт, посылая по радио сигнал, что "Карма-57" цел и в порядке.
 Далее полет продолжался в молчании, Уиггинз и Сатеруэйт ожидали сигналов от других экипажей. И они начали поступать. Их эскадрилья в полном составе успешно выполнила задание и не понесла потерь.
 – Будем надеяться, что и у остальных все в порядке, – сказал Уиггинз.
 Сатеруэйт кивнул. В конечном итоге все вышло здорово. От этого у него улучшилось настроение. Сатеруэйту нравилось, когда все проходило так, как запланировано. Если не считать устаревших ракет и зенитного огня, что никому не причинило никакого вреда, операция ничем не отличалась от учебного бомбометания в пустыне Мохаве.
 – Все прошло как по маслу, – подвел итог Сатеруэйт.
 – Приятная прогулка, – согласился Уиггинз.


* * *

 Асад Халил продолжал сжимать пальцами горло Багиры, стараясь заставить ее замолчать. Багира смотрела на него широко раскрытыми, выпученными глазами. Асад надавил сильнее, и тело Багиры задергалось под ним. Глядя в ее немигающие глаза, Асад изо всех сил сжал пальцы, досчитал до шестидесяти и только после этого убрал руки. Вот так, одним относительно простым действием, он решил и нынешнюю проблему, и все будущие.
 Поднявшись, Асад завернул Коран в молитвенный коврик, забросил тот на плечо и, спустившись вниз, вышел на улицу.
 Сейчас в городке не горело ни одного огонька, и Асаду пришлось пробираться к своему дому в темноте. С каждым шагом он все больше удалялся от здания, на крыше которого оставил мертвую Багиру.
 Впереди лежало в руинах соседнее здание, в свете пожара Асад увидел тела мертвых солдат. Едва не споткнувшись о труп, он в ужасе уставился на тело мужчины: из проломленного черепа, носа и рта текла кровь. Асад изо всех сил старался сдержать приступ рвоты, но не смог. Затем, отдышавшись немного, продолжил свой путь.
 У Асада возникло желание помолиться, но Коран запрещал это делать после совокупления с женщиной, пока мужчина не вымоет лицо и руки.
 Заметив возле одного из зданий искореженную цистерну с водой, Асад подошел к ней, умылся, смыл с себя кровь и мочу. Двинувшись дальше, он все шептал цитаты из Корана, молясь за безопасность матери, сестер и братьев.
 Он шел и вдруг заметил пожар в том месте, куда направлялся. Асад ускорил шаг, а затем побежал.
 На бегу Асад подумал, что сегодняшняя ночь началась с греха, а заканчивается адом. Похоть привела к греху, а грех привел к смерти. Это Сатана послал проклятие ему и Багире, но милосердный Аллах сохранил ему жизнь. Теперь надо было молиться, чтобы он сохранил жизнь и его семье. С запозданием он подумал, что надо бы также помолиться за семью Багиры и за Великого лидера.
 Пробираясь через руины Эль-Азизии, шестнадцатилетний Асад Халил понял, что и Сатана, и Аллах послали ему испытания. Из этой ночи греха, смерти и огня он выйдет мужчиной.

 Глава 17

 Асад Халил продолжал бежать к своему дому. В этом квартале людей было гораздо больше – солдаты, женщины, дети бежали либо медленно брели словно оглушенные, а некоторые стояли на коленях и молились.
 Асад свернул за угол и остолбенел. Ряд оштукатуренных домов, в одном из которых он жил, выглядел совершенно иначе. Тут до него дошло, что на окнах нет ставней, а улица перед домами засыпана обломками. Но еще более странным показалось то, что лунный свет проникал сквозь распахнутые окна и двери. Внезапно Асад понял: крыши обрушились вниз, а двери, окна и ставни повыбивало и снесло взрывами. "Аллах, умоляю, нет..."
 Асад почувствовал, что теряет сознание, поэтому глубоко вздохнул и побежал к своему дому. Споткнувшись о куски бетона, он выронил молитвенный коврик, но не стал поднимать его и подбежал к дверному проему. Несколько секунд он стоял на пороге, не решаясь войти, а затем рванулся в дом, туда, где находилась гостиная.
 Крыша целиком обрушилась в комнату, засыпав пол, ковры и мебель кусками бетона, деревянными балками и штукатуркой. Асад поднял голову и увидел небо. Аллах милостивый...
 Он снова глубоко вздохнул и постарался взять себя в руки. У дальней стены стоял деревянный шкаф, который его отец когда-то смастерил своими руками. Асад пробрался через руины к шкафу, отыскал в нем фонарик и включил его.
 Обведя мощным узким лучом комнату, он теперь увидел полную картину разрушений. Однако фотография Великого лидера, висевшая в рамке на стене, осталась цела... Это несколько ободрило Асада.
 Он понимал, что надо пойти в спальни, однако не мог заставить себя, зная, что может там увидеть. Наконец Асад сказал себе: "Ты должен быть мужчиной. Должен посмотреть, живы они или мертвы".
 Он двинулся к арке, которая вела в заднюю часть дома. Кухня и столовая разрушены точно также, как и гостиная. Асад заметил, что все тарелки и керамические чашки слетели с полок. Затем он выбрался в небольшой внутренний дворик, откуда три двери вели в спальни. Сначала Асад толкнул дверь своей спальни, которую делил с пятилетним Эсамом и четырнадцатилетним Кадиром. Эсам родился уже после смерти отца, поэтому был любимцем матери и сестер. Когда Эсам заболел, сам Великий лидер распорядился доставить к нему доктора-европейца. Кадир, который был всего на два года младше Асада, выглядел старше своих лет, иногда их по ошибке принимали за близнецов. Асад часто мечтал о том, как они вместе с Кадиром пойдут служить в армию, станут настоящими воинами, а потом военачальниками и помощниками Великого лидера.
 Дверь поддалась с трудом, и Асаду пришлось протискиваться через узкий проем. В спальне стояли лишь две кровати – кровать Кадира, засыпанная бетонными обломками, и кровать Эсама, поперек которой лежала огромная балка.
 Асад добрался через руины до кровати Эсама и опустился возле нее на колени. Под тяжелой балкой он увидел раздавленное, безжизненное тело брата. Асад закрыл лицо ладонями и заплакал. Когда ему удалось взять себя в руки, Асад пробрался к кровати Кадира. На ней возвышалась целая гора бетонных обломков и штукатурки. Пошарив лучом фонарика, он увидел торчащую из-под обломков руку и инстинктивно схватился за нее, но тут же отпустил.
 Из груди Асада вырвался долгий мучительный стон, он упал грудью на кучу осколков, покрывавших кровать Кадира, и закричал. Сколько это продолжалось, Асад не помнил. Немного придя в себя, он поднялся на ноги.
 Перед тем как покинуть комнату, он обернулся, осветил фонариком место, где стояла его кровать, и замер, пораженный. Там, где он лежал всего несколько часов назад, все было погребено под огромной бетонной плитой.
 Пройдя через дворик, Асад толкнул дверь в комнату сестер, и она упала, сорванная с петель.
 Его сестры, девятилетняя Адара и одиннадцатилетняя Лина, спали здесь вместе на двуспальной кровати. Адара была озорным ребенком, и Асад очень любил ее. Он заботился о ней как отец, а не как старший брат. А Лина отличалась серьезностью и трудолюбием, радуя своими успехами школьных учителей.
 Сразу Асад не мог заставить себя осветить фонариком место, где спали сестры, или даже взглянуть на него. Он постоял, закрыв глаза, помолился, затем навел луч фонарика на кровать и вскрикнул от ужаса: та была перевернута, а вся комната выглядела так, словно здесь произошло землетрясение. Задняя стена обвалилась, и по едкому запаху Асад понял, что бомба взорвалась совсем близко.
 Асад медленно двинулся вперед, но внезапно замер, остолбенев. Луч фонарика наткнулся на оторванную голову с обуглившимся лицом и почти сгоревшими волосами. Асад даже не мог определить, Лина это или Адара.
 Рванув к двери, он споткнулся, упал, затем, перелезая на четвереньках через груду обломков, почувствовал, как ладонь коснулась кости и мяса.
 Очнулся Асад уже во внутреннем дворике. Он лежал на земле, свернувшись клубком, не желая, да и не в состоянии двигаться. Где-то вдалеке ревели сирены, шумели автомобили, кричали люди, выли женщины. Асад понял, что в течение нескольких следующих дней будет много похорон, придется рыть много могил и много молиться.
 Так он и лежал, оцепеневший от горя. От потери братьев и сестер. Наконец попытался встать, но ему удалось только доползти до комнаты матери – двери не было, ее сорвало взрывом.
 Асад с трудом поднялся на ноги и вошел в комнату. Обломков на полу было мало. Он заметил, что крыша уцелела, однако создавалось впечатление, что все в комнате было сдвинуто к дальней стене, в том числе и кровать. Он бросился туда. Мать лежала на кровати, подушек и одеяла он не увидел, а ночную рубашку и простыни покрывал слой серой пыли.
 Сначала Асад подумал, что мать спит, а может, просто потеряла сознание, но затем заметил кровь у рта и струйки крови из ушей, Асад вспомнил, как его собственные уши и легкие едва не лопнули от взрывов.
 Он тряс мать, повторяя:
 – Мама! Мама!
 Фарида Халил открыла глаза и попыталась сфокусировать взгляд на сыне. Она начала говорить, но закашлялась пузырившейся кровью.
 – Мама, это я, Асад!
 Фарида слабо кивнула.
 – Мама, я помогу...
 Фарида с неожиданной силой схватила сына за руку и потянула к себе. Он наклонился.
 Она снова попыталась заговорить, но опять закашлялась кровью.
 – Мама, все будет хорошо. Я схожу за доктором.
 – Нет.
 Асада удивило, что голос матери звучал совершенно иначе, чем обычно. Наверное, у нее что-то повреждено внутри, отсюда и кровотечение. Он мог бы спасти ее, если бы смог доставить в госпиталь. Но она не позволит. Она знает, что умирает, и хочет, чтобы сын был рядом, когда она испустит последний вздох.
 – Кадир... Эсам... Лина... Адара?.. – прошептала Фарида.
 – Да... они в порядке... они... будут... – Асад не мог больше говорить, его душили слезы.
 – Мои бедные дети... – Фарида закрыла глаза, – моя бедная семья...
 – Аллах, почему ты оставил нас? – в отчаянии вскричал Асад и припал к груди матери. Он слышал, как бьется ее сердце под его шекой, слышал ее шепот.
 – Моя бедная семья...
 А затем сердце Фариды остановилось. Асад не убирал голову, он ждал, когда грудь матери снова начнет вздыматься и опускаться. Но не дождался. Тогда Асад поднялся и вышел из комнаты. Некоторое время он словно лунатик бродил по развалинам, а потом осознал, что стоит перед домом. Он оглядел жуткий хаос, царивший вокруг: мужчин, извергающих проклятия, плачущих женщин, кричащих детей. Подъезжали машины "скорой помощи", людей уносили на носилках. Мимо проехал грузовик, битком набитый телами под белыми простынями.
 Какой-то мужчина рассказывал, что бомба попала в дом Великого лидера, погибла вся его семья, а сам он только чудом избежал смерти.
 Не понимая, что делает, Асад бесцельно брел по улице, и его едва не сбила проезжавшая мимо пожарная машина. Он продолжал идти, пока не очутился возле здания склада, на крыше которого лежала мертвая Багира.
 Интересно, выжила ли ее семья? Если Багиру будут искать, то не здесь, а под руинами жилого квартала. Так что пройдет много дней, а то и недель, прежде чем ее обнаружат на крыше, а к тому времени тело... подумают, что она умерла от контузии.
 Асад с изумлением поймал себя на том, что, несмотря на свое горе, способен четко рассуждать. Ускорив шаг, он пошел прочь от этого места, не желая больше думать о том, что с ним связано. Осознав наконец, что он остался один в этом мире, Асад подумал: "Вся моя семья приняла мученическую смерть за ислам. А я нарушил закон шариата, поддался искушению, и поэтому не оказался в своей постели и не разделил судьбу моих родных. Багира тоже поддалась этому искушению, но ей была уготована иная судьба". Асад попытался осознать смысл всего этого и попросил Аллаха помочь ему понять, что для него означает эта ночь.
 Ветер дул и дул, вздымая клубы пыли и песка. Похолодало, луна скрылась, оставив разрушенный городок в темноте. Никогда еще Асад не чувствовал себя таким одиноким, испуганным и беспомощным.
 – Аллах, прошу тебя, помоги понять... – Асад опустился на темную дорогу, головой в сторону Мекки, и молился, надеясь, что Аллах подаст ему знак, наставит. У него не было сомнений в том, кто виновник этой жуткой бойни. Уже несколько месяцев ходили слухи о том, что этот безумец Рейган нападет на них. И вот это случилось. Асад вспомнил слова матери: "Моя бедная семья..." Она наверняка хотела сказать: "Моя бедная семья должна быть отомщена". Да, конечно, именно так.
 Внезапно Асада озарило: он избран отомстить не только за свою семью, но и за свой народ. За свою религию, за Великого лидера. Он станет орудием мести Аллаха. Ему, Асаду Халилу, нечего терять, незачем жить. У него теперь только одна цель – джихад, и он перенесет священную войну в стан врага.
 Лихорадочные мысли улеглись в голове шестнадцатилетнего юноши, и теперь он думал только о возмездии. Он поедет в Америку и перережет глотки всем, кто принимал участие в этом подлом налете. Око за око, зуб за зуб. Это арабский обычай кровной мести, даже более древний, чем Коран или джихад. Такой древний, как ветер габли. Асад громко произнес:
 – Клянусь Аллахом, что я отомщу за эту ночь.


* * *

 – Как ты думаешь, мы поразили все цели? – спросил Сатеруэйт у Уиггинза.
 – Конечно. Ну, может, кто-то и промахнулся... Мы бомбили какие-то небольшие здания...
 – Молодец, если только ты не разбомбил арку Марио Аврелия.
 – Марка Аврелия.
 – Да какая разница. Чип, с тебя ужин.
 – Нет, это с тебя ужин.
 – Я вывел тебя точно на цель, значит, ты и платишь.
 – Ладно, заплачу, если ты вернешься и пролетишь над аркой Марка Аврелия.
 – Да я же пролетал над ней, а ты проспал. Ладно, увидишь ее в следующий раз, когда приедешь сюда как турист.
 Чип Уиггинз не имел намерения когда-либо вернуться в Ливию. Ну разве что снова на штурмовике.
 Они летели над пустыней, затем неожиданно пересекли береговую линию и очутились над Средиземным морем. Уже не нужно было соблюдать режим радиомолчания, и Сатеруэйт передал:
 – Мы над морем.
 Они взяли курс на точку встречи с другими самолетами эскадрильи.
 – Какое-то время мы ничего не услышим о Муамаре Каддафи, – заметил Уиггинз. – А может, и вообще больше никогда о нем не услышим.
 Сатеруэйт пожал плечами. Он понимал, что подобные "хирургические" налеты ставили своей целью не только проверку боевой мощи ВВС США. Наверняка после этого возникнут политические и дипломатические проблемы. Он вспомнил о бомбах с лазерным наведением, которые они сбросили, и понадеялся, что у мирных жителей было достаточно времени, чтобы спрятаться в убежища. На самом деле Сатеруэйт вообще никому не хотел причинять вред.
 – К рассвету радио Ливии сообщит, что мы разбомбили шесть больниц, семь детских приютов и десять мечетей, – предположил Уиггинз.
 Сатеруэйт ничего не ответил, а Уиггинз продолжил:
 – И скажут, что погибло две тысячи гражданских, все женщины и дети.
 – Что у нас с топливом? – поинтересовался Сатеруэйт.
 – Примерно на два часа.
 – Отлично. Тебе понравился полет?
 – Да, пока с земли не стали взлетать ракеты.
 – А ведь тебе не хотелось бомбить беззащитные цели, правда?
 Уиггинз засмеялся.
 – Эй, мы теперь с тобой боевые ветераны.
 – Это уж точно.
 Некоторое время Уиггинз молчал, затем спросил:
 – Как ты думаешь, они будут мстить? То есть я хочу сказать, что они нападают на нас, мы нападаем на них, они снова нападают на нас, а мы снова нападаем на них... И когда же конец всему этому?




 Книга третья
 Америка, 15 апреля, наше время



 Он скакал один, нагоняя ужас на врага,
 И помощницей была ему йеменская сабля,
 Украшали которую не узоры,
 А боевые зарубки.

    Кровная месть. Арабская военная песня


 Глава 18

 Асад Халил, недавно прибывший самолетом из Парижа и единственный оставшийся в живых на борту рейса 175 компании "Транс-континенталь", удобно устроился на заднем сиденье нью-йоркского такси. Глядя в правое окно, он разглядывал высотные здания, стоявшие вдалеке от шоссе. Асад отметил про себя, что многие машины здесь, в Америке, были крупнее, чем в Европе или в Ливии. Погода стояла прекрасная, но, как и в Европе, ощущалась повышенная влажность, слишком большая для человека, привыкшего к сухому климату Северной Африки. И, как и в Европе, много зеленой растительности. В Коране говорилось, что в раю сплошная зелень, прохладная тень, журчат ручьи, много фруктов, вина и женщин.
 Странно, подумал Асад, что земли неверных напоминают рай. Однако он понимал, что это сходство лишь поверхностное. Или же Америка и Европа действительно рай, обещанный Кораном и ожидающий только прихода ислама?
 Асад Халил переключил свое внимание на водителя такси, Гамаля Джаббара, его соотечественника, чьи фотография и имя красовались на водительской лицензии, прикрепленной к приборной панели.
 Представитель ливийской разведки сообщил в Триполи Асаду, что его водитель будет одним из пятерки агентов. В Нью-Йорке полно водителей-мусульман. Многих из них можно было заставить выполнять мелкие поручения, даже если они и не избранники как борцы за свободу. Куратор Халила в Триполи, которого он знал под именем Малик, что означало "король" или "хозяин", сказал ему с улыбкой: "У многих таксистов остались родственники в Ливии".
 Халил спросил Гамаля Джаббара:
 – Что это за дорога?
 – Она называется Белт-паркуэй, – ответил Джаббар на арабском с ливийским акцентом. – А вон там, видишь? Атлантический океан. Этот район города называется Бруклин, здесь живет много наших братьев по вере.
 – Я знаю. А как ты здесь очутился?
 Джаббару не понравился тон, которым был задал этот вопрос, и даже какой-то содержавшийся в нем скрытый намек, однако он был готов к такому вопросу, поэтому ответил:
 – Я приехал, чтобы заработать денег в этой проклятой стране. А через шесть месяцев вернусь в Ливию к своей семье.
 Халил знал, что это неправда. И не потому, что Джаббар мог лгать, а потому, что через час Джаббар будет мертв.
 Халил посмотрел в левое окно на океан, затем на высокие дома справа, а потом на видневшийся впереди на горизонте Манхэттен. Он провел достаточно времени в Европе, чтобы не восхищаться тем, что видел здесь. Да, страны врагов процветают, но их население отвернулось от своего Бога, и поэтому эти страны слабые. Люди, которые ни во что не верят, а только набивают свои животы и кошельки, не смогут противостоять воинам ислама.
 – Джаббар, а ты не забыл здесь о своей вере? – спросил Халил.
 – Конечно, нет. Рядом с моим домом есть мечеть, и я храню свою веру.
 – Очень хорошо. А за то, что ты делаешь сегодня, тебе уготовлено место в раю.
 Джаббар ничего не ответил.
 Халил откинулся на заднее сиденье и стал вспоминать события последнего часа этого столь важного дня в его жизни.
 Он довольно легко выбрался из служебной зоны аэропорта и сел в это такси, однако понимал, что через десять или пятнадцать минут сделать это было бы гораздо труднее. Там, на борту самолета, он удивился, когда услышал, как высокий мужчина в костюме сказал: "Место преступления", – а затем посмотрел на него и приказал спуститься с винтовой лестницы. Интересно, как полиция так быстро узнала, что совершено преступление? Возможно, тот пожарный, который первым поднялся на борт, успел что-то сообщить по радио. Но ведь он и его сообщник Юсуф Хаддад старались не оставлять явных следов. Даже пришлось сломать Хаддаду шею, чтобы у него на теле не осталось раны от выстрела или ножа.
 Существовали и другие вероятности. Возможно, пожарный заметил, что у федеральных агентов отсутствуют большие пальцы. А может, поскольку пожарный перестал выходить на связь, полиция заподозрила что-то неладное.
 Халил не собирался убивать пожарного, но у него не оставалось выбора, когда этот парень попытался открыть дверь туалета. Однако в случае с убийством он сожалел только о том, что оно едва не расстроило его планы.
 В любом случае ситуация изменилась, когда на борт поднялся этот мужчина в костюме; Халилу тоже пришлось действовать быстрее. Он улыбнулся, вспомнив, как этот в костюме приказал ему спуститься с лестницы, а ведь именно это он и собирался сделать. Выскользнуть из самолета удалось легко – ему даже приказали убраться.
 Угнать багажную тележку с работающим двигателем и в суматохе выехать из зоны безопасности оказалось еще более простым делом. Вообще-то в его распоряжении было несколько десятков пустых машин, все получилось так, как и предполагал офицер ливийской разведки, у которого друг работал в багажном отделении компании "Транс-континенталь".
 Карту аэропорта для Халила раздобыли в Интернете, а расположение клуба "Конкистадор" четко обозначил Ботрос, человек, который проделал аналогичный путь в феврале. От зоны безопасности до клуба "Конкистадор" Халил мог доехать с закрытыми глазами, поскольку сотни раз тренировался на дорогах, копировавших дороги аэропорта, которые специально для этой цели проложили вблизи Триполи.
 Халил подумал о Ботросе, с которым встречался всего один раз. Нет, он подумал не о самом этом человеке, а о том, с какой легкостью Ботросу удалось обвести вокруг пальца американцев в Париже, в Нью-Йорке, а затем в Вашингтоне. Американские разведчики неглупы, но слишком самонадеянны, а самонадеянность приводит к излишней самоуверенности, а затем и к беспечности.
 – Ты знаешь, какой сегодня день? – спросил Халил у Джаббара.
 – Конечно, я ведь из Триполи. Я был мальчишкой, когда налетели американские бомбардировщики. Будь они прокляты.
 – У тебя кто-то погиб во время налета?
 – Я потерял дядю в Бенгази, брата отца. До сих пор переживаю его смерть.
 Халила всегда изумляло, как много ливийцев рассказывали, что потеряли друзей и родственников во время бомбардировки, которая унесла жизни чуть более ста человек. Он предполагал, что большинство лгали о своих потерях, и вот сейчас, возможно, такой лжец находился перед ним.
 Халил не часто говорил о своем горе, которое принесла ему эта бомбардировка, и уж тем более никогда не распространялся об этом за пределами Ливии. Но поскольку Джаббару в скором времени предстояло покинуть этот мир, Халил признался:
 – У меня в Эль-Азизии погибла вся семья.
 Помолчав немного, Джаббар сказал:
 – Мой друг, я разделяю твое горе.
 – Погибли мать, две сестры и два брата.
 – Да-да, я помню. Это семья...
 – Халил.
 – Да, конечно. Они все стали мучениками. – Джаббар повернул голову и посмотрел на своего пассажира. – Ничего, Аллах отомстит за твои страдания. Он даст тебе силы, и ты снова встретишься со своей семьей в раю.
 Джаббар продолжил высказывать слова сочувствия, а мысли Асада Халила снова вернулись к событиям сегодняшнего дня.
 Он опять вспомнил высокого мужчину в костюме и женщину в синем жакете. Наверное, его напарница. Американцы, как и европейцы, превратили женщин в мужчин, а большинство мужчин стали больше похожи на женщин. Это оскорбление Бога и его творений. Женщина была создана из ребра Адама, чтобы быть ему помощницей, а не ровней.
 В любом случае, когда эти мужчина и женщина поднялись на борт, ситуация стремительно изменилась. На самом деле Халил думал о том, чтобы не соваться в клуб "Конкистадор" – засекреченный штаб федеральных агентов, – но уж больно соблазнительной была цель. Она привлекала его внимание еще в феврале, когда Ботрос доложил Малику о ее существовании. Тогда Малик сказал Халилу: "По прилете тебе предложат очень привлекательное блюдо. Однако оно не столь важно для тебя, как те, другие блюда, которые уже остынут к моменту посадки. Так что все тщательно продумай, прежде чем принимать решение".
 Халил помнил эти слова, но все же решил рискнуть и убить еще тех, кто считал себя его тюремщиками. По его мнению, то, что произошло на борту самолета, не могло иметь большой резонанс. Отравление газом – это, можно сказать, трусливый способ убийства, но это убийство являлось только частью всего плана. Взрывы бомб, которые Халил осуществил в Европе, принесли ему мало удовлетворения, хотя и был определенный символизм в том, что он убил тех людей тем же способом, каким трусливые американские пилоты убили его семью.
 А вот убийство топором в Англии американского офицера ВВС принесло ему гораздо большее удовлетворение. Халил до сих пор помнил, как тот офицер подошел к своей машине на темной стоянке, почувствовал, что кто-то следует за ним, повернулся и спросил: "Чем я могу вам помочь?"
 Халил улыбнулся. "Да, ты можешь помочь мне, полковник Хамбрехт", – подумал он, а вслух произнес: "Эль-Азизия".
 Никогда он не забудет выражение, появившееся на лице офицера. Халил выхватил из-под плаща топор и нанес удар, почти отрубив полковнику руку. А уж затем он вволю поиздевался, рубя конечности, ребра, гениталии, оттягивая последний смертельный удар в сердце. О, как он желал, чтобы враг испытывал адские муки, но не терял сознание! А затем нанес удар топором в грудь, ребра распались, и лезвие топора проникло в сердце жертвы. Видимо, у американца оставалось еще достаточно крови, потому что она брызнула фонтаном. Халил надеялся, что его враг увидел этот фонтан, перед тем как умер.
 После этого Халил забрал у мертвого бумажник и часы, чтобы придать убийству видимость ограбления. Хотя вряд ли простой грабитель стал бы с такой жестокостью убивать свою жертву топором. Тем не менее полицию это убийство озадачило. Тупые копы назвали это убийством с целью ограбления, но не исключали и версии политического убийства.
 Затем Халил вспомнил троих американских школьников в Брюсселе, которые ждали автобус. Он намеревался убить четверых – по одному за братьев и сестер, – но в это утро их оказалось только трое. Детей сопровождала женщина, возможно, мать одного из них. Халил остановил возле них машину, выстрелил каждому школьнику в грудь и в голову, улыбнулся женщине и уехал.
 Малик очень разозлился на него за то, что он оставил в живых свидетельницу, видевшую его в лицо, но Халил не сомневался, что женщина всю свою оставшуюся жизнь не будет помнить ничего, кроме троих детей, умиравших у нее на руках. Вот так он мстил за смерть своей семьи.
 Халил подумал о Малике, его наставнике, хозяине, почти отце. Отец Малика, Нумир – что означало "леопард", – был героем войны за независимость против итальянцев. Те схватили Нумира и повесили, когда Малик был еще мальчишкой. Так что и Малик, и Халил потеряли своих отцов.
 Отцы погибли в борьбе с врагами, и сыновья поклялись отомстить.
 Малик, чье настоящее имя было неизвестно, после казни отца предложил свои услуги англичанам и стал их шпионом, действуя против итальянцев и немцев, пока армии трех этих стран истребляли друг друга по всей Ливии. Но Малик также шпионил для немцев против англичан, и его деятельность в качестве двойного агента привела к большим потерям с обеих сторон. Когда пришли американцы, Малик нашел себе очередного работодателя, который доверился ему. Халил припомнил, что Малик однажды рассказал ему, как завел американский патруль в немецкую засаду, а затем вернулся к американцам и выдал им местонахождение немцев.
 Халила восхищало хитроумие Малика, который уничтожал врагов, не делая сам при этом ни единого выстрела.
 Искусству убивать Халила учили многие опытные инструкторы, но именно Малик научил его думать, действовать, обманывать, понимать мышление европейцев и американцев. Нужно было использовать все эти навыки ради мести за всех тех, кто верил в Аллаха и кого на протяжении веков истребляли захватчики-христиане.
 Малик сказал Асаду Халилу: "Ты обладаешь силой и храбростью льва. Тебя научили убивать со стремительностью и яростью льва. А я научу тебя быть хитрым, как лев. Потому что без хитрости, Асад, ты слишком рано станешь мучеником".
 Сейчас Малику было уже около семидесяти, он прожил достаточно долго, чтобы видеть многочисленные победы ислама над Западом. Перед отъездом в Париж он напутствовал Халила: "Аллах хочет, чтобы ты проник в Америку, и тогда враги ислама и нашего Великого лидера падут перед тобой. Аллах благословил твою миссию и будет хранить тебя до твоего возвращения. Но ты должен немного помочь Аллаху, вспомнив все, чему тебя учили и чему ты научился. Сам Аллах назвал тебе имена наших врагов, и сделал он это, чтобы ты мог казнить их всех. Пусть тобой движет месть, но не позволяй ненависти ослепить тебя. Лев не испытывает ненависти. Лев убивает всех, кто угрожает ему или причиняет горе. И еще лев убивает, когда он голоден. Твоя душа испытывает голод с той самой ночи, когда погибла твоя семья. Кровь твоей матери призывает к отмщению, Асад. Кровь невинных младенцев Эсама, Кадира, Адары и Лины тоже зовет к отмщению. И твой отец Карим, который был моим другом, будет наблюдать за тобой с небес. Иди, мой сын, и возвращайся со славой. Я буду ждать тебя".
 Вспомнив эти слова Малика, Халил почувствовал, как на глаза навернулись слезы. Некоторое время он сидел молча, пока такси маневрировало в потоке машин. Размышлял, молился, благодарил Аллаха за то, что хранит его. Халил не сомневался, что это только начало завершения его долгого пути, который много лет назад именно в этот день начался на крыше в Эль-Азизии.
 Мысли о крыше вызвали неприятные воспоминания – воспоминания о Багире, – и Халил попытался прогнать их, но лицо Багиры снова и снова всплывало перед глазами. Ее тело обнаружили две недели спустя, оно уже настолько разложилось, что никто не смог определить причину смерти. Никто не понял, что она делала на этой крыше так далеко от дома.
 По наивности Асад Халил думал, что власти догадаются о его причастности к смерти Багиры, поэтому жил в смертельном страхе – боялся быть обвиненным в прелюбодеянии, кощунстве и убийстве, – но все окружающие ошибочно принимали его возбужденное состояние за горе в связи с потерей семьи. Да, конечно, он был охвачен горем, однако больше его пугала перспектива того, что голова может слететь с плеч. Халил постоянно говорил себе, что не боится смерти как таковой, но страшился позорной смерти, преждевременной, которая не позволит ему отомстить.
 Никто не пришел за ним, чтобы казнить, а все, кто приходил, выражали соболезнования и сочувствие. Великий лидер присутствовал на похоронах семьи Халила, а Асад сам пошел на похороны Ханы, полуторагодовалой приемной дочери Каддафи, которая погибла во время бомбардировки. Еще он навестил в больнице раненую жену Великого лидера Сафию и двух сыновей Каддафи. Хвала Аллаху, все они остались живы.
 А спустя две недели Асад явился на похороны Багиры, но после стольких похорон он уже очерствел душой, поэтому не испытывал ни горя, ни чувства вины.
 Доктор объяснил, что Багира Надир могла погибнуть от контузии или просто от страха, а значит, ее можно причислить к мученикам, которые попадут в рай. Халил не видел причины признаваться в чем-то, что могло бы опозорить память Багиры или ее семью.
 И все же Асад испытывал по отношению к семье Багиры что-то сродни злости: за то, что они выжили во время налета. А может даже, это была своего рода зависть. Так пусть же они почувствуют, каково это – терять тех, кого любишь.
 Семья Надир, напротив, всячески поддерживала Асада после случившейся трагедии, и какое-то время он даже жил в их доме. Деля с этими людьми кров и пищу, он научился преодолевать в себе чувство вины и стыда за то, что убил их дочь. В том, что произошло на крыше, была виновата только сама Багира. И ей еще посчастливилось, что после такого бесстыдного поведения ее причислили к мученикам.
 Халил выглянул в окно и увидел впереди большой серый мост.
 – Что это? – спросил он у Джаббара.
 – Мост Верразано. Он выведет нас на Стейтен-айленд, а затем по пути в Нью-Джерси мы пересечем еще один мост, – пояснил Джаббар и добавил: – Здесь много воды, поэтому и мостов много.
 За годы работы ему пришлось возить многих соотечественников – иммигрантов, бизнесменов, туристов; некоторые приезжали и по другим делам, как этот Асад Халил, который сидел сейчас на заднем сиденье. Почти все ливийцы восхищались небоскребами, мостами, шоссейными дорогами, обилием зелени. А этот человек не восхищался, даже не удивлялся, а всего лишь проявлял легкое любопытство.
 – А ты первый раз в Америке? – спросил Джаббар у Халила.
 – Да, и последний.
 Они въехали на длинный мост, а когда подъезжали к его середине, Джаббар сказал:
 – Посмотри вон туда, направо, это Манхэттен, американцы называют его Финансовым районом. Обрати внимание на две высоких башни.
 Халил бросил взгляд на здания, которые, казалось, выступали из воды. Увидел и две башни Международного торгового центра.
 – Возможно, в следующий раз разгляжу повнимательнее, – буркнул он.
 – На все воля Аллаха, – с улыбкой ответил Джаббар.
 На самом деле Джаббар считал взрыв в одной из башен ужасным событием, но он знал, что и кому можно говорить. Вот в обществе этого человека, который сидел на заднем сиденье, Джаббар чувствовал себя неуютно, хотя и не мог объяснить почему. Возможно, все дело в глазах этого человека: неспокойных, бегающих. И говорил он совсем немного, все больше молчал. Будь на его месте любой другой араб, уже давно завязался бы задушевный разговор, а с этим человеком говорить трудно. Даже христиане и евреи больше говорили с Джаббаром, чем этот соотечественник.
 Приближаясь к будкам, стоявшим по бокам в конце моста, Джаббар снизил скорость и поспешно предупредил Халила:
 – Это не полицейский или таможенный пост. Мне просто надо заплатить за проезд.
 Халил рассмеялся.
 – Я это знаю. Я провел достаточно времени в Европе. Ты что, считаешь меня неграмотным кочевником из пустыни?
 – Нет, но иногда наши соотечественники нервничают.
 – Я нервничаю только от того, что ты плохо ведешь машину.
 Теперь уже они оба рассмеялись, и Джаббар сказал:
 – У меня электронная карточка, можно не останавливаться и не платить наличными. Но если ты хочешь, чтобы наш проезд остался незарегистрированным, то мне придется остановиться и заплатить наличными.
 Халил не хотел, чтобы их проезд зарегистрировали, так как это могло стать ниточкой, по которой можно проследить его поездку в Нью-Джерси. Когда они найдут Джаббара мертвым в своем такси, то могут связать его с Асадом Халилом.
 – Заплати наличными, – велел он Джаббару.
 Он прикрыл лицо газетой на английском языке, а таксист тем временем расплатился, не обменявшись ни единым словом со сборщиком платы, и стремительно выехал на широкое шоссе.
 Халил опустил газету. Его еще не искали, а если и искали, то не так далеко от аэропорта. Интересно, они уже определили, что труп Юсуфа Хаддада – это не труп Асада Халила? Юсуф был выбран в качестве сообщника потому, что внешне слегка напоминал Халила. А догадывался ли Хаддад, какая судьба ему уготована?
 Солнце уже спустилось к горизонту, через два часа будет темно. А дальнейший свой путь Халил как раз предпочитал продолжать в темноте.
 Его предупреждали, что американская полиция многочисленна и хорошо оснащена, а значит, через полчаса после его отъезда из аэропорта у них уже будет его фотография и описание. Но ему также говорили, что лучше всего скрываться от полиции на автомобиле. Машин здесь так много, что просто невозможно останавливать все и обыскивать. Халил понимал, что следует избегать так называемых зон риска – аэропортов, авто– и железнодорожных вокзалов, отелей, домов своих соотечественников, определенных дорог, мостов и тоннелей, где у сборщиков платы или полицейских могла быть его фотография. Мост, который они только что проехали, как раз и являлся одной из таких зон риска, однако Халил был уверен, что стремительность бегства позволила ему миновать расставленные полицейские сети. И пусть себе на здоровье прочесывают Нью-Йорк, это не имело никакого значения, потому что он никогда не вернется сюда. А если полиция раскинет сети более широко, они будут уже не такими частыми – всегда можно отыскать лазейку. Да, полицейских здесь много. Но и простых людей полно.
 Малик как-то сказал: "Двадцать лет назад на араба, возможно, и обратили бы внимание в большом американском городе, но сегодня на тебя никто не взглянет даже в маленьком городке. А американские мужчины вообще замечают только хорошеньких женщин".
 Оба рассмеялись, и Малик добавил: "А американские женщины обращают внимание только на то, как одеты другие женщины, да на витрины магазинов".
 Они поехали уже по другому шоссе, которое вело на юг. Джаббар ехал аккуратно, не превышая скорости, и вскоре Халил увидел впереди еще один мост.
 – С этого направления на мосту плату не взимают, – сообщил Джаббар. – А на другом конце уже штат Нью-Джерси.
 Халил промолчал.
 "Быстрота, – говорили ему на инструктаже в Триполи. – Беглецы обычно действуют медленно и осторожно, поэтому их и ловят. Быстрота, простота и решительность. Садись в такси и уезжай. Никто тебя не остановит, если только таксист не будет ехать слишком быстро или слишком медленно. Узнай у водителя, нет ли у него проблем с тормозными сигналами или с габаритными огнями. За это американские полицейские остановят машину. В такси садись на заднее сиденье, там будет лежать газета на английском языке. Все наши водители знакомы с американскими правилами дорожного движения и законами. Они все имеют лицензии на вождение такси".
 И еще Малик инструктировал его: "Если полиция остановит по какой-то причине такси, делай вид, что к тебе это не имеет никакого отношения. Сиди спокойно в машине, пусть с полицией разговаривает водитель. Большинство американских полицейских дежурят в одиночку. Если коп заговорит с тобой, отвечай ему на английском, говори уважительно, но без подобострастия. Без законного основания полицейский не станет обыскивать ни тебя, ни водителя, ни машину. Таков закон в Америке. Но если даже он осмотрит такси, то тебя обыскивать не будет, если только у него нет уверенности, что ты именно тот, кого он ищет. Если он попросит тебя выйти, значит, он намерен тебя обыскать. Тогда выйди из машины и застрели его. Полицейский не станет применять оружие, пока не убедится, что ты и есть Асад Халил. Но если такое случится, Аллах защитит тебя. Ни в коем случае не снимай пуленепробиваемый жилет, они дадут его тебе в Париже, чтобы защитить от убийц. Используй жилет против них. И пистолеты федеральных агентов тоже используй против них".
 Халил подумал, что в Ливии они все тщательно предусмотрели. Разведывательная организация Великого лидера была небольшой, но ее хорошо финансировал и обучал бывший КГБ. Эти безбожники русские очень опытны, но у них нет веры, поэтому их государство и развалилось так внезапно. Великий лидер продолжает пользоваться услугами бывших сотрудников КГБ. Ха, он покупает их, как проституток. А они обучают исламских боевиков. И самого Халила обучали русские, болгары, даже один афганец, которого ЦРУ подготавливало для борьбы с русскими. Это напоминало войну, которую Малик вел между немцами и итальянцами, с одной стороны, и англичанами и американцами – с другой. Враги сражались и убивали друг друга, а подготовленные исламские боевики помогали им. А враги, готовя боевиков, не понимали, что своими руками разбрасывают зубы дракона.
 Джаббар пересек мост и свернул с шоссе на улицу, дома которой даже Халилу показались пристанищем бедняков.
 – Что это за место? – спросил Халил.
 – Оно называется Перт-Амбой.
 – Долго еще ехать?
 – Минут десять.
 – А не возникнет проблем, если здесь заметят автомобиль из другого штата?
 – Нет, здесь свободно можно переезжать из штата в штат. Ну, если уж отъехать слишком далеко от Нью-Йорка, то на такси могут обратить внимание, поскольку такая дальняя поездка стоит дорого. Но ты, разумеется, не обращай внимания на счетчик, – добавил Джаббар. – Я оставил его включенным только потому, что этого требует закон.
 – Здесь много пустяковых законов.
 – Да, нужно соблюдать пустяковые законы, тогда с большей легкостью можно нарушать серьезные.
 Соотечественники рассмеялись.
 Халил вытащил бумажник из внутреннего кармана темно-серого пиджака, который дал ему Гамаль Джаббар. Он проверил паспорт, куда была вклеена его фотография в очках и с короткими усами. Халила несколько тревожили усы. В Триполи, где делали эту фотографию, ему сказали: "Юсуф Хаддад передаст тебе фальшивые усы и очки. Они нужны для маскировки, но если полиция будет обыскивать тебя, они проверят и усы, а когда обнаружат, что усы фальшивые, то сразу поймут, что фальшивое и все остальное".
 Халил поднес пальцы к усам и подергал их. Усы держались прочно, но, конечно, можно было обнаружить, что они фальшивые. Однако он не собирался подпускать к себе полицейского настолько близко, чтобы тот мог дернуть за усы.
 В нагрудном кармане пиджака лежали еще очки, которые передал Хаддад. Халилу не требовались очки, но это были специальные двухфокусные очки, с ними он мог и видеть, и читать.
 Халил снова взглянул на паспорт. Теперь его звали Хефни Бадр, египтянин. Это хорошо. Если ему будет задавать вопросы араб, работающий на полицию, то легко можно будет выдать себя за египтянина. Халил провел в Египте много месяцев и был уверен, что даже египтянина сумеет убедить в том, что они соотечественники.
 В паспорте также было указано, что по вероисповеданию он мусульманин, а по профессии – школьный учитель, что легко можно было изобразить. Местом жительства был назван Эль-Минья, городок на берегу Нила, который плохо знали не только европейцы и американцы, но и сами египтяне. Халил прожил в этом городке месяц с определенной целью, подкреплял свою так называемую "легенду".
 Проверив содержимое бумажника, Халил обнаружил пятьсот долларов – не слишком много, чтобы привлечь внимание, но вполне достаточно на расходы. И еще в бумажнике оказалось немного денег в египетской валюте, египетское удостоверение личности, кредитная банковская карточка на его теперешнее имя, а также кредитная карточка "Американ экспресс", тоже на новое имя. Ливийские разведчики заверили, что карточки примет любой американский банкомат.
 Еще в нагрудном кармане пиджака лежали международные водительские права на имя Хефни Бадра.
 Джаббар бросил взгляд в зеркало заднего вида и поинтересовался:
 – Все в порядке?
 – Надеюсь, мне не придется узнать, в порядке ли мои документы, – ответил Халил, и снова оба рассмеялись.
 Халил убрал все в карман. Если их сейчас остановят, то он, наверное, сумеет обмануть обычного полицейского. Но стоит ли беспокоиться из-за фальшивых усов и изображать из себя кого-то? Несмотря на то что ему говорили в Ливии, он первым делом выхватит пистолеты и убьет любого, кто покажется ему опасным.
 Затем Халил открыл небольшой черный чемодан, который Джаббар поставил для него на заднее сиденье. Порывшись, он обнаружил в нем туалетные принадлежности, нижнее белье, несколько галстуков, спортивную рубашку, ручку и чистый блокнот, американские монеты, дешевую кинокамеру, какие обычно бывают у туристов, две пластиковые бутылки с минеральной водой и небольшой томик Корана, отпечатанный в Каире.
 В чемодане не было ничего компрометирующего – ни листков с тайнописью, ни микропленок, ни даже пистолета. Все, что ему требовалось знать, он хранил в голове. А все, что потребуется, ему предоставят либо он купит по пути. Единственными вещами, которые могли связать его, Хефни Бадра, с Асадом Халилом, были два "глока", принадлежавшие федеральным агентам. В Триполи ему советовали как можно быстрее избавиться от этого оружия, поскольку водитель такси передаст новый пистолет. На что Халил ответил: "Если меня задержат, то какая разница, что за пистолет будет при мне? Я хочу пользоваться оружием врага, пока не выполню свою миссию – или не умру".
 Спорить с ним не стали, поэтому в чемодане оружия не оказалось. Но все же имелись два предмета, которые могли скомпрометировать его: во-первых, тюбике зубной пастой, где на самом деле находился клей для фальшивых усов, а во-вторых, баночка с порошковым антиперспирантом для ног – в действительности с краской для волос. Халил открыл баночку, посыпал порошком волосы и расчесал, глядя на себя в маленькое зеркало. Результат оказался поразительным – его черные волосы превратились в пепельно-серые. Халил зачесал волосы на левую сторону, надел очки и обратился к Джаббару:
 – Ну, что скажешь?
 Джаббар бросил взгляд в зеркало заднего вида и ответил:
 – А куда делся тот пассажир, которого я посадил в аэропорту? Что вы с ним сделали, мистер Бадр?
 Они снова разом засмеялись, но потом до Джаббара дошло, что не следовало проявлять свою осведомленность о том, что ему известно вымышленное имя пассажира. Джаббар замолчал, снова посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, что пассажир внимательно смотрит на него своими черными глазами.
 Халил отвернулся и посмотрел в окно. Они все еще находились в квартале, который выглядел хуже любого европейского квартала, однако на улицах стояло много хороших машин, что удивило Халила.
 – Смотри сюда, – обратился к нему Джаббар. – Вон то шоссе, по которому тебе надо ехать, выезд на него вон там. Тебе надо будет взять квитанцию в автомате и оплатить ее, когда будешь сворачивать. Шоссе идет на север и на юг, поэтому ты должен выехать на нужную полосу.
 Халил отметил про себя, что Джаббар не спросил, в какую сторону он поедет. Значит, понял, что чем меньше знаешь, тем лучше для всех. Однако Джаббар и так уже знал слишком много.
 Халил спросил у него:
 – Ты знаешь, что случилось сегодня в аэропорту?
 – В каком аэропорту?
 – В том, из которого мы едем.
 – Нет, не знаю.
 – Что ж, значит, услышишь по радио.
 Джаббар промолчал.
 Халил открыл одну из бутылок с минеральной водой, выпил половину, а остаток вылил на пол. Они въехали на большую стоянку, и Джаббар пояснил:
 – Обычно люди приезжают сюда на своих машинах, а дальше едут автобусом до Манхэттена. Но сегодня суббота, поэтому машин не очень много.
 Халил оглядел стоянку, огороженную проволочной сеткой. Сейчас здесь стояло около пятидесяти машин, но стоянка могла вместить еще пару сотен. И еще Халил отметил про себя, что людей на стоянке не видно.
 Джаббар поставил такси на свободное место и сказал:
 – Видишь впереди черную машину?
 Халил проследил за направлением его взгляда и увидел большой черный автомобиль, стоявший через несколько рядов от них.
 – Вижу.
 – Вот ключи. – Не глядя на Халила, Джаббар передал ему ключи. – Все документы на прокат машины в отделении для перчаток. Она арендована на имя, указанное в паспорте, сроком на неделю. Машину взяли в аэропорту Ньюарка, здесь, в Нью-Джерси, но номера нью-йоркские. Это все, что мне приказано тебе передать. Но, если хочешь, я могу проводить тебя до шоссе.
 – В этом нет необходимости.
 – Благослови тебя Аллах. И возвращайся живым на нашу родину.
 Халил уже держал в руке "глок" 40-го калибра. Он сунул дуло пистолета в горлышко пустой пластиковой бутылки, а бутылку направил на водительское сиденье. Пластиковая бутылка приглушила звук выстрела.
 Тело Джаббара дернулось вперед, но ремень безопасности удержал его в вертикальном положении. Из горлышка бутылки вырвался дымок. Халил любил запах пороха, поэтому потянул носом и промолвил:
 – Спасибо за воду.
 Халил хотел сделать второй выстрел, но заметил, что тело Джаббара скрючило так, что нарочно изобразить это невозможно. Он подождал еще минуту, прислушиваясь к хрипам Джаббара.
 Ожидая, пока Джаббар умрет, Халил отыскал пустую гильзу, сунул ее в карман, а пластиковую бутылку, которую использовал в качестве глушителя, убрал в чемодан.
 Наконец Гамаль Джаббар перестал дергаться, хрипеть и дышать.
 Халил огляделся по сторонам, убеждаясь, что они одни на стоянке, затем быстро перегнулся через сиденье, вытащил у Джаббара бумажник, отстегнул ремень безопасности и уложил труп лицом на приборную панель. Затем выключил зажигание и вытащил ключ.
 Захватив свой черный чемодан, Асад Халил выбрался из такси, захлопнул и запер дверцы, а затем направился к черному "меркурию". Сев в машину, он завел двигатель, застегнул ремень безопасности и выехал с тихой стоянки на улицу. На память пришла строчка из еврейского Священного Писания: "Лев бродит по улицам". Асад улыбнулся.

 Глава 19

 Агент ФБР по имени Хэл Робертс встретил нас с Кейт и Теда в вестибюле здания на Федерал-Плаза.
 Если кто-то встречает вас в вестибюле здания, где вы работаете, то либо вам оказывается честь, либо у вас серьезные неприятности. Мистер Робертс почему-то не улыбался. Я догадался, что благодарственных писем нам точно не видать. Все вместе мы молча поднялись в лифте на двадцать восьмой этаж.
 В здании по Федерал-Плаза, 26, размещались различные правительственные агентства, большинство из которых являлось просто безобидными пожирателями средств налогоплательщиков. Однако на этажах с двадцать второго по двадцать восьмой располагались серьезные службы, попасть сюда можно было только с помощью специального ключа. Мне такой тоже вручили, когда я начал работать здесь, и парень, который давал мне ключ, сказал:
 – Лучше бы здесь установили сканер, фиксирующий отпечаток большого пальца. Ключ можно забыть или потерять, а палец не забудешь и не потеряешь.
 Теперь выяснилось, что можно потерять и палец.
 Я работал на двадцать шестом этаже, где делил квадратную конуру с бывшим нью-йоркским полицейским. Еще на этом этаже трудились несколько "костюмов" – так полицейские называли сотрудников ФБР. На самом деле прозвище было не совсем удачным. Многие полицейские тоже носили костюмы, а около трети агентов ФБР составляли женщины. Но я уже давно научился не удивляться различного рода жаргонным выражениям, употребляемым в той или иной организации. Ведь жаргон в определенной степени являлся ниточкой к пониманию менталитета людей, работавших там.
 Мы поднялись на самый верхний этаж, где обитали небожители. Нас провели в угловой офис, окна которого выходили на юго-восток. Табличка на двери гласила: "Джек Кениг". Если слегка видоизменить его фамилию, то получалось "Кинг" – "король", то есть "король Джек". Его должность называлась "старший специальный агент", и он руководил всем ОАС. Владения короля Джека включали пять районов Нью-Йорка, прилегающие округа штатов Нью-Джерси и Коннектикут, северную часть штата Нью-Йорк и два округа Лонг-Айленда – Нассау и Суффолк. Именно в Суффолке, на восточной оконечности Лонг-Айленда, я и встретился впервые с сэром Тедом и сэром Джорджем. Со странствующими рыцарями, если продолжить метафоры, которые оказались болванами. Ладно, как бы там ни было, я не сомневался, что король Джек не любит, когда что-то не так в его королевстве.
 Кабинет у его высочества оказался огромным, с большим столом, а еще там стояли диван и три кресла вокруг кофейного столика. Я обратил внимание на книжные полки, овальный стол в стиле короля Артура, но, к своему разочарованию, не увидел трона.
 Его высочества в кабинете не было, и мистер Робертс сказал: "Чувствуйте себя как дома, кладите ноги на кофейный столик. Если хотите, можете полежать на диване". На самом деле Робертс этого не говорил, он только буркнул:
 – Ждите, – и вышел из кабинета.
 Жаль, что было неизвестно, сколько ждать. Я подумал, что успел бы сбегать к себе в кабинет и ознакомиться с условиями контракта.
 Следует сказать, что, поскольку наша группа являлась объединенной, ею вместе с Джеком Кенигом руководил капитан полиции Нью-Йорка. Капитана звали Дэвид Штейн. Еврей, дипломированный юрист. По мнению комиссара полиции, человек достаточно умный, чтобы не ударить в грязь лицом перед чересчур образованными федералами. Работа у капитана Штейна была тяжелая, но ему хватало и резкости, и дипломатичности, чтобы не конфликтовать с федералами, защищая при этом интересы полицейских, служивших под его руководством. А вот бывшие полицейские, работавшие по контракту, вроде меня, как-то выпадали из этой общей картины. То есть наши интересы не отстаивал никто. Однако я и не помышлял о карьере, так что беспокоиться было не о чем.
 Что касается капитана Штейна, то раньше он работал в отделе разведки, который расследовал множество дел, связанных с исламскими экстремистами, включая убийство раввина Меира Кахана. Так что он вполне годился для этой работы. А поскольку капитан Штейн был еврей, то у него имелись личные счеты к исламским экстремистам. Конечно, ОАС работало по всем террористическим организациям, но не надо быть специалистом в области ракетной техники, чтобы догадаться, кому уделялось наибольшее внимание.
 Хорошо, если бы на этом совещании присутствовал капитан Штейн. Я очень надеялся на это, поскольку еще один полицейский отнюдь не помешал бы.
 Кейт и Тед молча положили на кофейный столик "дипломаты" Фила и Питера. Я вспомнил, что и мне приходилось забирать оружие и документы убитых коллег и возвращать их начальству. А вот древние воины забирали мечи и щиты своих погибших товарищей и уносили к себе домой. Однако в нашем случае оружие исчезло. Я открыл "дипломаты" и убедился, что сотовые телефоны выключены. Жутко слышать, когда звонит телефон убитого.
 А что касается Джека Кенига, то я встречался с ним всего один раз, когда меня принимали на работу; он показался мне довольно разумным, спокойным и рассудительным. Его еще считали язвительным человеком, а мне ужасно нравилась эта черта характера. Помню, как он сказал, касаясь моей преподавательской деятельности: "Тот, кто может, делает, а кто не может – тот обучает".
 На что я ему ответил: "Тот, кто получил три пули на работе, не должен объяснять, почему он сменил род деятельности". Помолчав немного, Кениг улыбнулся и сказал: "Добро пожаловать в Особое антитеррористическое соединение".
 Несмотря на улыбку и доброжелательный тон, у меня закралось подозрение, что Кениг слегка разозлился. Возможно, он до сих пор не забыл тот случай.
 Мы стояли на большом синем ковре, и я бросил взгляд на Кейт. Она, похоже, немного нервничала. Тогда я посмотрел на Теда Нэша. Вот он внешне был спокоен, поскольку Джек Кениг не считался официально его начальником. У этого господина из ЦРУ имелось свое начальство, которое размещалось через улицу. Адрес: Бродвей, 290. Я бы пожертвовал своим месячным жалованьем, чтобы увидеть Теда на ковре у его начальства. Но этому сбыться не суждено.
 Между прочим, некоторые из сотрудников ОАС размещались в здании на Бродвее; оно было новым и лучше здания на Федерал-Плаза. Ходили слухи, что подобное разделение было сделано на тот случай, если кто-то из террористов решит продемонстрировать свои способности на федеральных объектах. Лично я считал, что это просто какая-то бюрократическая закавыка, однако подобные организации всегда давали совершенно секретные объяснения по поводу своей обычной глупости.
 Если вас интересует, почему Кейт, Тед и я не разговаривали в ожидании начальства, то мы делали это потому, что подозревали – офис прослушивается. Если трех человек оставляют одних в чужом кабинете, надо быть готовым к тому, что ведется запись их разговоров. Я подумал, что неплохо бы продиктовать для настройки записи: "Один, два, три, проверка", – но вместо этого произнес:
 – Хороший кабинет. У мистера Кенига неплохой вкус.
 Кейт и Тед проигнорировали мое замечание.
 Я бросил взгляд на часы: почти семь вечера. Пожалуй, мистера Кенига не особенно радовало, что приходится ехать на работу в субботу. Мне и самому не нравилась эта идея, но борьба с терроризмом занятие круглосуточное. Когда-то мы говорили у себя в отделе по раскрытию убийств: "Когда у убийцы день заканчивается, у нас только начинается".
 От нечего делать я подошел к окну. Конечно, отсюда я не мог видеть аэропорт Кеннеди, но заметил в небе над Атлантическим океаном полосу ярких звезд, что-то вроде нового созвездия. На самом деле это были огни самолета. Это означало, что посадочные полосы аэропорта снова открыты.
 Да, отсюда открывался прекрасный вид – город, освещенные мосты, река, чистое апрельское небо и почти полная луна, поднимавшаяся на востоке над Бруклином.
 Повернувшись, я перевел взгляд на юго-запад. Здесь основной достопримечательностью были башни-близнецы Международного торгового центра, устремившиеся на четверть мили в небо. Сто десять этажей из стекла, бетона и стали.
 Башни находились в полумиле отсюда, но они были такими огромными, что, казалось, стоят всего через улицу. Официально они назывались Северная и Южная. Однако в пятницу, 26 февраля 1993 года, в 12 часов 17 минут 36 секунд, Южная башня едва не стала известной как Исчезнувшая башня.
 Рабочий стол мистера Кенига был расположен таким образом, чтобы каждый раз, глядя в окно, он мог видеть эти башни и размышлять, какую молитву читали арабские джентльмены, когда пригнали в подземный гараж башни фургон, начиненный взрывчаткой. Наверняка они молились о том, чтобы Южная башня рухнула, похоронив под своими обломками свыше пятидесяти тысяч человек.
 И если бы Южная башня действительно рухнула, задев при этом и Северную башню, то тогда число погибших увеличилось бы еще тысяч на сорок, а то и на пятьдесят.
 Однако конструкция выдержала, погибли шесть человек, и свыше тысячи человек получили ранения. Подземный взрыв нанес ущерб полицейскому участку, расположенному в цокольном этаже, и оставил воронку на месте многоярусного подземного гаража. То, что могло стать крупнейшей потерей Америки со времен Второй мировой войны, стало громким и четким предупреждением. Америка превратилась в территорию, через которую проходила линия фронта.
 Я подумал, что мистер Кениг мог бы запросто переставить мебель в кабинете или закрыть окна жалюзи, однако тот факт, что он не сделал этого, кое-что говорил о человеке, который предпочел смотреть на эти здания каждый рабочий день. Не знаю, ругал ли он службу безопасности за промахи, которые привели к трагедии, или же каждое утро благодарил Бога за то, что сто тысяч человек остались живы. Возможно, он делал и то и другое. Еще возможно, что эти башни, статуя Свободы, Уолл-стрит и все остальное, что было видно из окна кабинета, снилось ему по ночам.
 Джек Кениг не руководил ОАС во время взрыва в 1993 году, но он руководил группой сейчас. Возможно, в понедельник утром он подумает о том, чтобы переставить рабочий стол таким образом, чтобы можно было смотреть в сторону аэропорта Кеннеди. Да, как ни крути, а из кабинета Джеку открывались неприятные виды.
 В этот момент объект моих размышлений собственной персоной появился в кабинете и, застав меня за разглядыванием башен Международного торгового центра, спросил:
 – Профессор, они все еще стоят?
 Да, он явно не забывал строптивые выходки своих подчиненных.
 – Да, сэр, – кротко ответил я.
 – Что ж, это хорошие новости. – Кениг посмотрел на Кейт, затем на Нэша и жестом пригласил всех троих садиться. Нэш и Кейт сели на диван, я занял один из трех стульев, а мистер Кениг остался стоять.
 Это был высокий мужчина лет пятидесяти. Коротко подстриженные серо-стальные волосы, серо-стальные глаза, волевой подбородок. Он стоял с таким видом, словно ему в задницу засунули стальной прут и он явно собирался засунуть такой же прут кому-то еще. Джек Кениг вообще не слыл добродушным человеком, а сегодня у него и вовсе было мрачное настроение.
 На нем были брюки свободного покроя, голубая спортивная рубашка, на ногах легкие кожаные туфли, однако даже такая одежда почему-то выглядела на нем официально.
 В кабинет вошел Хэл Робертс и уселся на стоявший рядом стул. А Джек Кениг, похоже, вовсе не собирался садиться и расслабляться. Мистер Робертс держал в руках желтый блокнот и карандаш. А я-то, грешным делом, подумал, что он предложит нам что-нибудь выпить. Но, как говорится, размечтался.
 Мистер Джек Кениг начал без всякого вступления:
 – Может, кто-нибудь из вас объяснит мне, каким образом закованному в наручники и охраняемому террористу удалось убить три сотни мужчин, женщин и детей на борту американского лайнера, включая двух вооруженных сопровождающих, двух находившихся на борту федеральных маршалов и спасателя из Портового управления, затем проникнуть в секретную штаб-квартиру и убить секретаршу, дежурного офицера ФБР и полицейского из вашей группы? – Он посмотрел на каждого из нас. – Кто-нибудь из вас возьмет на себя труд объяснить мне это?
 Если бы я находился в полицейском участке, а не на Федерал-Плаза, то, возможно, задал бы саркастический вопрос, что-нибудь вроде: "А вы можете представить себе, что натворил бы преступник, если бы на нем не было наручников?" Однако было не то время, не то место и не тот случай для легкомысленного трепа. Погибло множество ни в чем не повинных людей, и работа живых заключалась в том, чтобы выяснить, как это могло произойти.
 Надо ли говорить, что ни один из нас не ответил на вопрос Джека Кенига, который казался риторическим. Хорошая идея: дать шефу немного успокоиться. К чести Джека, для того чтобы поостыть, ему понадобилась всего пара минут. Затем он сел за стол и уставился в окно. Сейчас он смотрел на Финансовый район, с которым не были связаны неприятные ассоциации, если только Джек Кениг не владел акциями "Транс-континенталь".
 Джек Кениг, между прочим, работал в ФБР, и я не сомневался, что Теду Нэшу не нравилась та манера, в которой с ним разговаривает агент ФБР. Мне, как лицу полугражданскому, тоже не нравилась такая манера, но Кениг был начальником, а мы все служили в Особом антитеррористическом соединении. Кейт, как сотруднице ФБР, грозили неприятности в карьере. То же самое касалось и Джорджа, но Джордж выбрал легкую работенку и остался в аэропорту с трупами.
 Похоже, Джек Кениг старался взять себя в руки. Наконец он посмотрел на Теда Нэша и сказал:
 – Сожалею по поводу гибели Питера Гормана. Ты его знал?
 Нэш кивнул.
 Джек перевел взгляд на Кейт:
 – А ты, по-моему, дружила с Филом Хандри.
 – Да.
 Затем Кениг посмотрел на меня:
 – Я уверен, тебе приходилось терять друзей. Ты знаешь, как это больно.
 – Знаю. Ник Монти был моим другом.
 Джек Кениг снова уставился в окно, я был уверен, что сейчас он размышляет о многом. Около минуты мы помолчали в память о наших друзьях, но каждый из нас понимал, что надо возвращаться к делам. У меня неожиданно вырвался вопрос:
 – А капитан Штейн будет на совещании?
 – Он занят инструктажем групп наружного наблюдения, сейчас ему не до совещаний, – ответил Джек.
 Никогда не знаешь, что у начальства на уме или какие "дворцовые интриги" происходят в ведомстве, поэтому лучше всего не совать свой нос куда не следует. Поэтому я притворно зевнул, делая вид, что в общем-то меня не интересует ни свой вопрос, ни ответ Кенига.
 Джек повернулся к Кейт:
 – Ладно, расскажи мне, что произошло. С самого начала.
 Кейт, похоже, была готова к такому вопросу, поэтому обстоятельно, без спешки изложила события дня в хронологическом порядке.
 Кениг слушал не прерывая, а Робертс делал записи в блокноте. Наверное, наш разговор еще записывался и на пленку.
 Кейт упомянула о моем настойчивом стремлении попасть на борт самолета и о том, что ни она, ни Фостер не считали это необходимым.
 Лицо Кенига на протяжении ее рассказа оставалось непроницаемым. Он не вскидывал брови, не хмурился, не морщился, не кивал и не мотал головой и, уж конечно, ни разу не улыбнулся. Прямо-таки образцовый слушатель. Вел себя так, как будто его вообще здесь не было.
 Кейт в своем повествовании подошла к тому моменту, когда я вернулся на верхнюю палубу и обнаружил, что у Гормана и Хандри отсутствуют большие пальцы. Тут она на секунду остановилась, собираясь с силами, а Кениг посмотрел на меня. И хотя в его взгляде не было никаких признаков одобрения моих действий, я понял, что от дела меня не отстранят.
 Кейт продолжила излагать факты, оставляя подозрения и версии на потом, если Кениг поинтересуется. Кейт Мэйфилд отличалась поразительной памятью на детали и удивительной способностью не расцвечивать и не искажать факты. Я бы в такой ситуации тоже постарался бы не расцвечивать и не искажать факты, если бы только мне не пришлось защищать товарища, но все знали, что я страдаю провалами в памяти.
 Свой рассказ Кейт закончила словами:
 – Джордж решил остаться и возглавить обследование места преступления. Мы согласились с ним и попросили патрульного полицейского Симпсона отвезти нас сюда.
 Я посмотрел на часы. Доклад Кейт продолжался сорок минут, и стрелки часов уже приблизились к восьми. В это время мне обычно требовалось спрыснуть мозги алкоголем.
 Джек Кениг откинулся на спинку кресла – было видно, что он обдумывает факты. Наконец он сказал:
 – Получается, что Халил все время опережал нас на шаг или два.
 – Так всегда бывает во время состязаний, – высказал я свое мнение. – Тот, кто приходит вторым, – это первый проигравший.
 Мистер Кениг бросил на меня внимательный взгляд и повторил мои слова:
 – Тот, кто приходит вторым, – это первый проигравший. Где ты это вычитал?
 – Наверное, в Библии.
 – Сделаем перерыв, – обратился Кениг к Робертсу, и мистер Робертс отложил свой карандаш.
 Кениг снова обратился ко мне:
 – Насколько я знаю, ты хочешь перейти в отдел, который занимается ИРА.
 Прежде чем ответить, я откашлялся.
 – Да, было такое желание, но...
 – У тебя какие-то личные счеты к Ирландской республиканской армии?
 – Нет, на самом деле я...
 В наш разговор вмешалась Кейт:
 – Мы с Джоном обсуждали недавно эту тему, и он уже не хочет уходить от нас.
 Она не совсем верно передала то, что я говорил ей, но такой ответ прозвучал лучше, чем мои расистские и женофобские замечания в отношении мусульман. Я взглянул на Кейт, и наши взгляды встретились.
 – Я просмотрел дело, которое ты расследовал прошлой осенью на Плам-Айленде, – сообщил Кениг.
 Я ничего не ответил на это.
 – Прочитал отчет, составленный Тедом Нэшем и Джорджем Фостером, и отчет детектива Бет Пенроуз из отдела по расследованию убийств округа Суффолк. В этих двух отчетах имеются некоторые различия в фактах и их оценке. И эти различия связаны с твоей ролью в этом деле.
 – У меня не было официальной роли в этом деле.
 – И тем не менее это ты его распутал.
 – У меня было полно свободного времени. Наверное, в тот момент мне потребовалось какое-то хобби.
 Кениг не улыбнулся.
 – Возможно, детектив Пенроуз приукрасила свой отчет в силу ваших с ней личных отношений, – предположил он.
 – В то время у меня не было с ней никаких отношений.
 – Но они были в тот момент, когда она составляла заключительный отчет.
 – Простите, мистер Кениг, но на эту тему со мной уже беседовали в службе собственной безопасности Департамента полиции Нью-Йорка...
 – О, разве у них есть люди, которые разбираются в любовных делах?
 Я с запозданием осознал, что это шутка, и хмыкнул.
 – И кроме того, – продолжил Кениг, – Тед и Джордж тоже могли слегка исказить отчет в силу того, что твое участие в деле раздражало их.
 Я бросил взгляд на Нэша, который, как всегда, держался отстраненно, словно речь шла о каком-то другом Теде Нэше.
 – Меня восхитили твои способности, ты добрался до самой сути очень сложного дела, которое всем остальным оказалось не по зубам.
 – Обычная работа детектива, – скромно ответил я, надеясь, что сейчас мистер Кениг скажет: "Нет, мой мальчик, ты очень умен".
 Однако Кениг произнес не эти слова, а другие.
 – Вот почему мы берем на работу детективов из Департамента полиции Нью-Йорка. Они привносят в нашу работу нестандартные действия.
 – То есть они вроде доноров, да? – спросил я.
 Кениг проигнорировал мой вопрос и продолжил:
 – Они обладают определенным здравым смыслом. Так называемой уличной смекалкой. Они смотрят на преступления несколько иначе, чем агенты ФБР или ЦРУ. Ты согласен со мной?
 – Абсолютно.
 – В ОАС существует правило, гласящее, что целое всегда больше, чем сумма частей. То есть речь идет о совместных усилиях. Верно?
 – Верно.
 – Но такое возможно только при взаимном уважении и сотрудничестве.
 – Я как раз и хотел это сказать.
 Внимательно посмотрев на меня, Кениг спросил:
 – Ты хочешь остаться в деле?
 – Да, хочу.
 Он наклонился вперед и взглянул мне прямо в глаза.
 – А вот я не хочу слышать ни о какой игре на публику, нио каком презрительном отношении к другим. Мне требуется от тебя, Джон Кори, полная лояльность, иначе, да простит мне Бог, я сделаю из твоей башки чучело и поставлю у себя на столе. Договорились?
 Господи, он говорил точно так, как мои бывшие шефы. Наверное, есть во мне нечто такое, что вызывает у людей раздражение. Смогу я быть лояльным и сотрудничать с коллегами? Нет, но мне нужна работа. И еще я отметил про себя, что мистер Кениг не потребовал, чтобы я оставил свой сарказм и перестал блистать остроумием. Поэтому я воспринял это как одобрение с его стороны. Или же просто упущение. Скрестив пальцы, я заявил:
 – Договорились.
 – Отлично. – Кениг протянул руку, и мы обменялись рукопожатиями. – Ты остаешься в деле.
 Я чуть было не сказал: "Вы не пожалеете об этом, сэр", – но потом подумал: а что, если ему все-таки придется пожалеть? Поэтому пообещал:
 – Сделаю все, что в моих силах.
 Кениг взял у Робертса папку и начал листать. Внимательно посмотрев на него, я решил, что недооценил его. Джек Кениг попал в этот кабинет не потому, что приходился племянником дядюшке Сэму, а потому, что был трудолюбивым, умным, подготовленным. Верил в свое дело, умел руководить людьми и, вероятно, был настоящим патриотом. Однако многие в ФБР обладали подобными качествами и квалификацией.
 Но отличало Джека Кенига от других талантливых мужчин и женщин то, что он не боялся брать на себя ответственность за катастрофы, предотвращать которые было его обязанностью. То, что случилось сегодня, само по себе было страшной трагедией, но ко всему прочему где-то гулял на свободе плохой парень Асад Халил и подобные ему негодяи. Они вынашивали планы устроить ядерный взрыв в Манхэттене, или отравить воду в водопроводе, или истребить население с помощью микробов. Джек Кениг это знал, мы все это знали. Однако Кениг был готов взвалить на себя эту ношу и ответить за все, если подобное произойдет.
 Кениг посмотрел на Теда, на Кейт, потом на меня, а затем кивнул Робертсу, который снова взял свой карандаш. Поскольку вопрос с трудоустройством Джона Кори был решен, совещание продолжилось.
 Кениг обратился к Кейт:
 – Мне трудно поверить, что с рейсом один семь пять не было радиосвязи в течение более двух часов, а никто из вас не знал об этом.
 – Мы контактировали только с сотрудницей авиакомпании, находившейся у выхода, а она сама мало что знала. Надо будет учесть это на будущее.
 – Хорошая идея, – буркнул Кениг. – В следующий раз следует непосредственно контактировать с Центром управления воздушным движением, с диспетчерской вышкой и с командным центром полиции Портового управления.
 – Да, сэр.
 – Если бы этот самолет захватили в воздухе, то его могли бы угнать на Кубу или в Ливию, прежде чем вы узнали бы об этом.
 – Да, сэр. Но Тед потом догадался выяснить номер телефона старшего диспетчера.
 Кениг бросил взгляд на Нэша.
 – Похвально, но следовало сделать это побыстрее.
 Нэш ничего не ответил. У меня создалось впечатление, что Тед и не скажет ничего, что мистер Робертс мог бы записать в свой блокнот со стенограммой совещания.
 Кениг продолжил:
 – Похоже, что февральский перебежчик был первопроходцем, изучающим наши действия. У всех появилось такое подозрение после того, как он исчез. Следовало бы на этот раз принять дополнительные меры предосторожности. Вот если бы у февральского перебежчика были завязаны глаза, то он не увидел бы ни клуб "Конкистадор", ни его расположение, ни то, как открывается дверь. Поэтому, возможно, нам придется завязывать глаза всем посторонним, включая так называемых перебежчиков и осведомителей. И еще. Вспомните, что февральского перебежчика привезли в субботу. Он видел, как мало людей в выходной день в клубе "Конкистадор".
 Похоже, вторая часть нашего совещания посвящалась мерам предосторожности, которые можно было назвать "Запирание клетки после бегства льва". Некоторое время мистер Кениг продолжал говорить на эту тему, обращаясь главным образом к Кейт, которая отдувалась за нашего бесстрашного руководителя Джорджа Фостера.
 – Так, значит, первые признаки того, что все идет не так, как запланировано, появились, когда Тед позвонил старшему диспетчеру, мистеру Ставросу, – сделал вывод Кениг.
 Кейт кивнула.
 – Именно тогда Джон захотел проехать к самолету, но Тед, Джорджия...
 – Это я уже слышал, – оборвал ее Кениг.
 А вот я бы с удовольствием еще раз послушал, но в эту секунду Кениг задал Нэшу конкретный и очень интересный вопрос:
 – А у тебя было предчувствие, что с выполнением этого задания могут возникнуть проблемы?
 – Нет, – ответил Нэш.
 А вот я думал иначе, несмотря на болтовню Теда о том, что здесь говорят только правду. Агенты ЦРУ настолько привыкают ко лжи, обману, двойным и тройным предательствам и прочему дерьму, что никогда не узнаешь, что у них на уме и что они замышляют. Но это не значит, что все они плохие парни. Можно даже восхищаться их изворотливостью. Например, агент ЦРУ может запросто солгать священнику на исповеди. Но к черту восхищение – с ними трудно работать, если ты не один из них.
 Как бы там ни было, Джек Кениг задал вопрос и затронул тему, однако не стал развивать ее и обратился ко мне:
 – Между прочим, хотя я и одобряю твою инициативу, когда ты забрался в патрульную машину и проехал через взлетные полосы, ты все-таки обманул свое начальство и нарушил правила. На этот раз это сойдет тебе с рук, но чтобы больше такого не повторялось.
 Меня несколько огорчили его слова, и я заявил со всей прямотой:
 – Если бы мы начали действовать на десять минут раньше, Халил, возможно, сейчас бы сидел за решеткой. И если бы вы дали указания Хандри и Горману звонить с борта самолета по сотовым телефонам и докладывать обстановку, то мы бы знали, что возникли проблемы. А если бы у нас имелся прямой контакт с диспетчерской вышкой, то нам бы сообщили, что с самолетом уже несколько часов нет радиосвязи. И если бы вы не встретили февральского перебежчика с распростертыми объятиями, то не случилось бы того, что случилось сегодня. – Я поднялся со стула. – Если я не нужен вам для чего-то важного, я лучше пойду домой.
 Когда я заявлял подобное своим шефам в полиции, кто-то из них обычно говорил: "Смотри только, чтобы дверь не хлопнула тебя по заднице".
 Но Кениг мягко промолвил:
 – Ты нужен нам для кое-чего важного. Прошу тебя, садись.
 Ладно, я снова сел на стул. В отделе по расследованию убийств начальник уже достал бы из стола бутылку сельтерской воды, в которую была налита водка, и предложил бы всем "охладиться". Но я не ожидал подобного нарушения дисциплины здесь, в этом месте, где в коридорах висели плакаты, предупреждающие о вреде курения, алкоголя и беспорядочных сексуальных связей.
 Как бы там ни было, несколько минут мы сидели молча. Я предположил, что это какая-то буддистская медитация, помогающая успокоить нервы без вредного алкоголя.
 Наконец мистер Кениг продолжил совещание, обращаясь ко мне:
 – Ты позвонил Джорджу Фостеру по мобильному телефону Кейт и попросил объявить тревогу?
 – Совершенно верно.
 – А потом вернулся на верхнюю палубу и обнаружил, что у Фила и Питера отрезаны большие пальцы. Ты понял, что это означает?
 – А что еще это могло означать?
 – Да, конечно. Что ж, поздравляю, ты проявил недюжинные дедуктивные способности... я хочу сказать... ты вернулся и проверил... их пальцы. – Кениг внимательно посмотрел на меня и спросил: – А как ты додумался до этого?
 – Я и сам не знаю. Иногда мне в голову приходят мысли.
 – Вот как? И ты обычно действуешь так, как подсказывают тебе мысли?
 – Ну, если эти мысли достаточно разумные. Вроде мысли по поводу больших пальцев.
 – Понятно. Затем ты позвонил в клуб "Конкистадор", но Нэнси Тейт не ответила.
 – По-моему, об этом уже говорилось, – заметил я.
 Но Кениг проигнорировал мое замечание.
 – На самом деле к этому моменту она уже была мертва.
 – Да, поэтому и не ответила.
 – И Ник Монти также был мертв к этому времени.
 – Возможно, в этот момент он как раз умирал. С ранами в груди еще живут некоторое время.
 – А где тебя ранили? – задал Кениг вопрос, совершенно не относящийся к делу.
 – На Западной Сто второй улице.
 – Я имел в виду: куда тебя ранили?
 Я-то понял, что он имел в виду, но не хотел обсуждать в этой компании анатомические подробности, поэтому ответил:
 – Мозги, во всяком случае, мне не слишком повредили.
 У Кенига на лице появилось недоверчивое выражение, но он оставил эту тему и посмотрел на Теда:
 – У тебя есть что добавить?
 – Нет.
 – Ты не считаешь, что Кейт и Джон что-то упустили?
 Тед Нэш обдумал этот сложный вопрос и ответил:
 – По-моему, мы все недооценили Асада Халила.
 Кениг кивнул:
 – И я так думаю. И больше такого не должно повториться.
 – Нам всем следует перестать считать этих людей идиотами, – добавил Нэш. – Иначе нас ждут крупные неприятности.
 Кениг ничего не сказал, а Нэш продолжил:
 – Я бы сказал, что и в ФБР, и в отделе разведки Департамента полиции Нью-Йорка бытует неправильное отношение к исламским экстремистам. Частично эта проблема вытекает из расовой неприязни. Но арабы и другие этнические группы в мусульманском мире отнюдь не глупцы или трусы. Возможно, их сухопутные армии или воздушные силы и не впечатляют нас, но ближневосточные террористические организации совершили ряд крупных акций по всему миру, в том числе в Израиле и в Америке. Я работал с представителями МОССАДа, они относятся к исламским террористам с большим уважением, чем мы. Возможно, не все экстремисты первоклассные профессионалы, но и середнячки могут нанести ощутимый удар. А иногда попадаются и такие, как Асад Халил.
 Надо ли говорить, что королю Джеку не понравилась эта лекция. Однако он оценил ее смысл, и это говорило о том, что Джек Кениг умнее обычного руководителя. Мы с Кейт тоже поняли то, о чем говорил Нэш. ЦРУ, несмотря на мое плохое отношение к его представителям, обладало сильными сторонами. И одной из таких сильных сторон была способность оценивать противника. Однако ЦРУ практиковало переоценку противника, что положительно сказывалось на бюджете этой организации. То есть я хочу сказать, что первые намеки на признаки распада Советского Союза ЦРУ почерпнуло из газет.
 Но с другой стороны, в словах Нэша была доля правды. Всегда плохо считать клоунами людей, которые выглядят, говорят и действуют не так, как ты. Особенно когда они хотят убить тебя.
 – Думаю, что у всех сейчас изменится отношение к этим людям, – сказал Кениг. – Но я согласен с тобой, Тед, у нас есть проблемы в этой области. После сегодняшнего дня нам придется пересмотреть свои взгляды на противника.
 Теперь, когда мистер Нэш изложил свои философские обобщения, он вернулся к теме совещания.
 – Я считаю, как Кейт уже говорила, что Асад Халил покинул нашу страну. Вылетел ближневосточным рейсом. Со временем он вернется в Ливию, где его встретят как героя. Возможно, мы больше никогда не услышим о нем, а может, и услышим. Через год. А пока лучше всего действовать через дипломатические каналы и международные разведывательные агентства.
 Кениг внимательно посмотрел на Нэша. У меня создалось определенное впечатление, что они недолюбливают друг друга.
 – Но ты не будешь возражать, Тед, если мы продолжим его поиски здесь? – спросил Кениг.
 – Разумеется, нет.
 Ух ты, какое единодушие! Мне на секунду показалось, что мы и впрямь единая команда.
 Кениг предложил Нэшу:
 – Поскольку ты полностью в курсе дела, то, может быть, попросить твою контору оставить тебя в группе? Или отправить тебя в командировку за границу?
 Тед понял намек и ответил:
 – Если вы сможете обойтись здесь без меня, то я предпочел бы сегодня вечером или завтра утром отправиться в Лэнгли, чтобы обсудить эту идею. Лично мне она нравится.
 – Мне тоже, – согласился Кениг.
 Я подумал, что, возможно, Тед Нэш исчезнет из моей жизни, и от этого почувствовал себя просто счастливым человеком. Но с другой стороны, я, наверное, буду скучать без старины Теда. А может, и не буду. Когда исчезают люди, подобные Нэшу, у них есть привычка неожиданно возвращаться как раз в тот момент, когда их меньше всего ожидаешь.
 Похоже, натянуто-вежливый разговор между Тедом Нэшем и Джеком Кенигом подошел к концу.
 Я мысленно закурил сигару, выпил виски и отпустил непристойную шутку, пока Кейт и Тед о чем-то говорили. Интересно, как эти люди обходятся без алкоголя? И как они обходятся в разговоре без ругательств? Правда, Кениг иногда позволял себе крепкое словцо, так что он небезнадежен. Джек Кениг мог бы стать хорошим полицейским, а в моих устах это лучшая похвала.
 Раздался стук, и дверь распахнулась. В проеме возник молодой человек, который обратился к Кенигу:
 – Мистер Кениг, вам звонят, но, возможно, вы захотите поговорить из приемной.
 Кениг встал, извинился и вышел в приемную. Я заметил, что приемная, которая была темной и пустой, когда мы прибыли сюда, сейчас ярко освещалась лампами, мужчины и женщины сидели за столами или расхаживали по залу. В полицейском участке никогда не бывало темно, тихо или пусто, а вот федералы старались не выходить за рамки обычного рабочего дня, доверяясь нескольким дежурным офицерам и биперам, с помощью которых их можно было вызвать на работу в случае чрезвычайной ситуации.
 Когда Джек вышел, я повернулся к Хэлу Робертсу и предложил:
 – Может, раздобудешь где-нибудь кофе?
 Похоже, мистер Робертс был недоволен тем, что его посылают за кофе, но Кейт и Тед поддержали мое предложение. Робертс мрачно поднялся со стула и вышел из кабинета.
 Я внимательно посмотрел на Кейт. Несмотря на события сегодняшнего дня, она выглядела свежей и собранной, словно сейчас было девять утра, а не девять вечера. Лично я чувствовал себя разбитым. Правда, я на десять лет старше мисс Мэйфилд и еще не полностью восстановился после почти смертельного ранения. Возможно, это объясняло разницу наших энергетических уровней, однако не объясняло, почему ее одежда и волосы были в полном порядке и почему от нее хорошо пахло. А вот я, наверное, выглядел помятым, и мне явно не помешало бы принять душ.
 Нэш выглядел опрятным и собранным, но манекены всегда так выглядят. И потом, сегодня он не выполнял никакой физической работы. Не лазил по заполненным трупами салонам самолета, не мотался на автомобиле по аэропорту.
 Но вернемся к Кейт. Она сидела, положив ногу на ногу, и я впервые обратил внимание на то, какие у нее красивые ноги. Конечно, я мог заметить это еще месяц назад, во время нашей первой встречи, но я старался отвыкнуть от своих полицейских привычек. За время работы в ОАС я не пристал ни к одной незамужней или замужней женщине, за что приобрел репутацию мужчины, который всецело предан своей работе. Либо какой-то неизвестной женщине. А может, меня считали гомиком или импотентом. Или же думали, что одна из пуль ранила меня ниже живота.
 В любом случае теперь передо мной открылся новый мир. Женщины на работе рассказывали мне о своих дружках и мужьях.
 Спрашивали, нравятся ли мне их новые прически, и в целом относились ко мне как к бесполому существу. Правда, женщины пока не предлагали мне пройтись с ними по магазинам и не делились со мной кулинарными рецептами, но, возможно, они начнут приглашать меня в качестве няньки к своим детям. Так что прежний Джон Кори мертв, похоронен под тонной политически корректных директив из Вашингтона. Джон Кори, детектив отдела по расследованию убийств, – это уже история. Вместо него появился Джон Кори, специальный агент Особого антитеррористического соединения. Я чувствовал себя вымытым и окрещенным в священных водах Потомака, заново родившимся и принятым в компанию чистых ангелов, с которыми я вместе работал.
 Ладно, вернемся снова к Кейт. Ее юбка не закрывала колени, и моему взору как раз предстало левое бедро. Внезапно до меня дошло, что Кейт смотрит на меня, поэтому я оторвал взгляд от ее ног и посмотрел в лицо. Губы у нее, оказывается, были более пухлыми, чем мне казалось, и чувственными. А ледяные голубые глаза заглядывали мне прямо в душу.
 – Судя по твоему виду, тебе действительно требуется кофе, – заметила Кейт.
 Я прочистил горло, мозги и ответил:
 – На самом деле мне требуется выпить.
 – Я куплю тебе стаканчик попозже, – пообещала Кейт.
 Я посмотрел на свои часы.
 – Обычно в десять я уже ложусь спать.
 Кейт улыбнулась, но ничего не сказала. А у меня учащенно забилось сердце.
 А Нэш оставался Нэшем, совершенно некоммуникабельным и непроницаемым, как тибетский монах во время молитвы. У меня снова мелькнула мысль, что, возможно, этот парень не такой уж надменный. Может, он просто глупый и интеллект у него на уровне тостера, однако ему хватает ума не показывать этого.
 Мистер Робертс вернулся с подносом, на котором стояли кофейник и четыре чашки. Он молча поставил поднос на столик и удалился. Я взялся за дело и наполнил три чашки горячим кофе. Затем Кейт, Тед и я разобрали чашки и сделали по глотку.
 Покончив с кофе, мы разом встали и подошли к большому окну. Каждый из нас, глядя вниз на город, был погружен в собственные мысли.
 Я посмотрел на восток, в направлении Лонг-Айленда. Где-то там, совсем в другом мире, стоял хорошенький коттедж, а в коттедже перед камином сидела Бет Пенроуз и прихлебывала чай. А может, и бренди. Конечно, не стоило часто думать о таких вещах, но, помню, бывшая жена как-то сказала мне: "Такие мужчины, как ты, Джон, делают только то, что хотят делать. Ты хочешь быть полицейским, тогда уж не жалуйся на свою работу. Когда ты будешь готов, ты бросишь ее. Но ты еще не готов".
 Я бросил взгляд на Кейт и увидел, что она смотрит на меня. Я улыбнулся, она улыбнулась в ответ. А затем мы вернулись к созерцанию своих пейзажей.
 Большую часть своей профессиональной деятельности я выполнял работу, которая считалась важной. Каждому, кто был здесь, было известно это специфическое чувство. Однако такая работа накладывала свой отпечаток на мышление, на душу, а иногда, как в моем случае, и на тело. И все же эта работа продолжала возбуждать меня.
 Бывшая жена как-то пришла к очень умному выводу.
 – Ты никогда не умрешь от скуки, Джон, но ты загнешься на своей работе. Наполовину ты уже загнулся.
 Неправда. Она не права. А правда-то заключалась в том, что я уже не мог жить без прилива адреналина. А еще мне нравилось защищать общество. О таких вещах не говорят в служебных кабинетах, но это фактор – и важный фактор.
 Возможно, после завершения этого дела я хорошенько подумаю обо всем. Может, уже пора сдать пистолет и бронежилет, пора сойти с опасного пути. Вообще уйти со сцены.

 Глава 20

 Асад Халил ехал по жилому кварталу. Ему еще не приходилось управлять таким большим автомобилем, как "меркурий", но он хорошо справился с этим.
 Халил не поехал на платное шоссе, поскольку не собирался проезжать ни через какие посты, взимавшие плату. Как он и просил в Триполи, взятый напрокат автомобиль имел систему "Спутниковый навигатор", которой он пользовался в Европе. Она несколько отличалась от тех, к которым привык Халил, зато в ее базе данных имелась вся дорожная сеть Соединенных Штатов. Медленно двигаясь по улицам, Халил выбирал пути проезда к шоссе номер один.
 Через пятнадцать минут он выехал на шоссе и направился на юг. Движение было оживленным, а по обе стороны располагались коммерческие учреждения. Халил обратил внимание на то, что у некоторых встречных машин горят фары, поэтому он тоже включил свет.
 Проехав около мили, он выбросил в окошко ключи Джаббара, вытащил из бумажника убитого наличные деньги – восемьдесят семь долларов. Затем порылся в бумажнике и разорвал на мелкие кусочки все, что можно было порвать. Трудности возникли с кредитными карточками и запечатанными в пластик водительскими правами, но их Халил смял и выбросил в окошко. Теперь в бумажнике не оставалось ничего, кроме цветной фотографии семьи Джаббара – сам Гамаль Джаббар, его жена, два сына, дочь и пожилая женщина. Продолжая вести машину, Халил внимательно рассмотрел снимок. Ему самому удалось спасти из руин дома в Эль-Азизии несколько фотографий, в том числе отца в военной форме. Эти снимки были бесценны для него, поскольку никогда уже больше не будет фотографий семьи Халил.
 Он разорвал семью Джаббара на четыре части и выбросил в окно. Туда же последовали бумажник, пластиковая бутылка и стреляная гильза. Теперь все улики оказались разбросанными на несколько миль вдоль шоссе, их наверняка никто не заметит.
 Из отделения для перчаток Халил вытащил стопку бумаг – документы на прокат машины, дорожные карты, какие-то рекламные проспекты. Он отметил про себя, что американцы, как и европейцы, любят ненужные бумаги.
 Просмотрев соглашение об аренде автомобиля, он убедился, что имя и фамилия соответствуют его новому паспорту. Теперь можно было все внимание переключить на дорогу. Оказывается, здесь полно плохих водителей: слишком молодые или слишком пожилые люди, много женщин. Создавалось впечатление, что никто из них не умеет как следует управлять автомобилем. В Европе ездили гораздо лучше, если не принимать во внимание Италию. А в Триполи водители были похожи на итальянских. Халил понял, что даже если плохо вести автомобиль, этого не заметят. Халил посмотрел на указатель уровня топлива и убедился, что бак полон.
 В зеркале заднего вида он заметил полицейскую машину. Какое-то время она ехала следом, и Халил строго выдерживал положенную скорость, не менял ряд и старался не слишком заглядываться в зеркала, чтобы не вызвать подозрений у полицейского.
 Вот полицейская машина поравнялась с автомобилем Халила, а затем она прибавила скорость и умчалась вперед.
 Халил успокоился и сосредоточился на дороге. В Триполи ему говорили, что субботним вечером здесь будет интенсивное движение, многие ехали в рестораны, в кинотеатры на открытом воздухе или за покупками. Как в Европе. Правда, европейцы не ездили субботними вечерами за покупками.
 И еще в Триполи его предупреждали, что в сельской местности полиция активнее охотится за торговцами наркотиками. Тут могла возникнуть проблема, поскольку останавливали темнокожих водителей или латиноамериканцев, но могли тормознуть и араба.
 Халил задумался на минуту о Гамале Джаббаре. Ему не доставило удовольствия убийство соотечественника-мусульманина, но каждый мусульманин должен быть готов к тому, чтобы сражаться, пожертвовать собой или стать мучеником. А слишком многие мусульмане, такие как Гамаль Джаббар, не делали ничего – лишь отправляли деньги на родину. Конечно, Джаббар не заслуживал смерти, но другого выхода не было. Асад Халил выполнял священную миссию, а остальным следовало приносить себя в жертву. Ведь они не могли убивать врагов. И вторая мысль пронизала мозг: а вдруг единственного выстрела оказалось недостаточно? Но Халил сам видел агонию Джаббара и слышал предсмертные хрипы. Нет, он мертв. Пусть этот день послужит ему пропуском в рай.
 Солнце садилось, но он не мог остановиться и совершить намаз. На время джихада Халил получил от муллы освобождение от обязательных ежедневных молитв. Но обратиться к Аллаху можно было и про себя. И Халил мысленно опустился на молитвенный коврик, обратившись лицом к Мекке. "Аллах велик! Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его..."
 Затем Халил процитировал отрывки из Корана: "И убивайте их, где встретите, и изгоняйте их оттуда, откуда они изгнали вас... И сражайтесь с ними, пока вся религия не будет принадлежать Аллаху... Сражайтесь на пути Аллаха, будьте преданы ему... Тем, на кого нападают, дано позволение взяться за оружие... И во власти Аллаха даровать им победу... Те, кто уверовал, бойтесь Аллаха, а когда придет смерть, умирайте истинными мусульманами... Если вы потерпели поражение, то потерпел поражение и враг... Аллах узнает истинных сторонников веры и выберет среди вас мучеников, он испытает правоверных и уничтожит врагов. Аллах – верховный Создатель".
 Удовлетворенный тем, что выполнил свой долг, Халил продолжил свой путь по незнакомой земле, окруженный врагами и неверными.
 А затем он вспомнил древнюю арабскую военную песню "Кровная месть" и пропел:
  Он скакал один, нагоняя ужас на врага, 
  И помощницей была ему йеменская сабля, 
  Украшали которую не узоры, 
  А боевые зарубки. 

 Глава 21

 Джек Кениг вернулся с какими-то бумагами, похожими на факсимильные сообщения.
 – Я только что говорил с экспертом-криминалистом, работавшим в аэропорту Кеннеди. Они составили предварительный отчет, – он положил бумаги на кофейный столик, – об осмотре места преступления в самолете и клубе "Конкистадор". И еще я говорил с Джорджем, который попросил перевести его из ОАС и вообще из Нью-Йорка.
 Сделав небольшую паузу, Кениг спросил Кейт:
 – У тебя нет такой просьбы?
 – Нет.
 Теперь уже Джек обратился только к Кейт и ко мне:
 – Вы двое, можете предположить, что произошло на борту самолета перед посадкой?
 – Детектив у нас Джон, – ответила Кейт.
 – Ну, излагай, детектив, – предложил Кениг.
 Тут надо отметить, что сотрудники ФБР называют следователем того, кого полицейские именуют детективом, так что я даже и не понял, оказана мне честь или продемонстрировано снисхождение. Но как бы там ни было, меня и брали на работу в качестве детектива, а в этом деле я хорош. Кениг не стал делать тайны из того факта, что только что получил некоторые ответы на интересующие его вопросы. Поэтому я не стал строить из себя дурака, а спросил:
 – Наверное, они обнаружили в шкафу два кислородных баллона?
 – Да, обнаружили. Но, как ты сам знаешь, клапаны открыты в обоих и содержимого в них практически не осталось. Конечно, в лаборатории смогут выяснить, что находилось в каждом из баллонов, но уже до этого мы можем предположить, что в одном был кислород, а в другом – нет. Продолжай.
 – Ладно. Примерно за два часа до прилета в Нью-Йорк пропадает радиосвязь с рейсом один семь пять компании "Транс-континенталь". Значит, в это время парень с двумя медицинскими кислородными баллонами, сидевший, вероятно, в салоне бизнес-класса...
 – Совершенно верно, – оборвал меня Кениг. – Его звали Юсуф Хаддад, место два-А.
 – Понятно. Значит, этот парень... как, вы сказали, его звали?
 – Юсуф Хаддад. Имя наверняка вымышленное. На регистрации он предъявил иорданский паспорт и два медицинских кислородных баллона, сославшись на то, что страдает эмфиземой легких. Паспорт, вероятно, фальшивый, как и его эмфизема и один из кислородных баллонов.
 – Так, хорошо. Юсуф Хаддад, иорданец, бизнес-класс, место два-А. Этот парень дышит настоящим кислородом, затем открывает клапан второго баллона. Газ вытекает и проникает в систему кондиционирования самолета.
 – Верно. А какой газ?
 – Какой-то смертельный, вроде цианида.
 – Ладно, скорее всего это был гемотоксин, а может, и специальная форма боевого цианида – пассажиры умерли от удушья.
 Как я сказал, в лаборатории исследуют остатки содержимого каждого цилиндра, а также кровь и мягкие ткани жертв. Они довольно скоро установят точно, какой применялся газ. Это не имеет большого значения, но таков порядок. Цикл рециркуляции воздуха на борту самолета занимает десять минут, значит, все получили дозу этого газа, за исключением Юсуфа Хаддада, который продолжал дышать чистым кислородом.
 Кениг посмотрел на меня и спросил:
 – Но объясни мне, как избежал смерти Халил?
 – Ну, я не уверен в последовательности событий, но... Думаю, в то время, когда был выпущен газ, Халил находился в туалете – воздух там оказался менее токсичным, чем в салоне.
 – На самом деле это не так, – возразил Кениг. – Исходящий поток воздуха из туалета сразу выводится из самолета, поэтому пассажиры салона даже не чувствуют запаха, когда кто-то сидит на унитазе. Мне как-то пришлось лететь мексиканским рейсом, где подавали обед, состоявший из двадцати четырех различных блюд из бобов и фасоли. Тогда я очень удивился тому, что самолет не взорвался прямо в воздухе.
 – Значит, Халил старался дышать как можно меньше и, возможно, закрыл лицо мокрым бумажным полотенцем, – предположил я. – А Хаддад поспешил ему на помощь и отдал либо свой кислородный баллон, либо один из тех маленьких кислородных баллонов, которые имеются на борту для медицинских целей.
 Кениг кивнул, но ничего не сказал.
 В наш разговор вмешалась Кейт:
 – Но я не могу понять, как Хаддад и Асад Халил узнали о том, что самолет запрограммирован на посадку с помощью автопилота.
 Ей ответил Кениг:
 – Мне тоже непонятно, но мы постараемся это выяснить. – Он посмотрел на меня: – Продолжай.
 – Итак, в течение десяти минут на борту в живых остались только двое – Асад Халил и его сообщник Юсуф Хаддад. Хаддад находит у Питера Гормана ключи от наручников и освобождает от наручников Халила. Отравляющий газ постепенно выветрился, и уже минут через пятнадцать они могли снять кислородные маски. Мы с Кейт нигде не видели штатный самолетный кислородный баллон, поэтому я предполагаю, что Хаддад или Халил вернул его туда, где он обычно хранится. А затем Хаддад убрал в шкаф свои баллоны, где мы их и обнаружили.
 – Да, – согласился Кениг, – они хотели, чтобы после посадки самолета в аэропорту все выглядело нормально. Можно предположить, что Питер или Фил умер возле туалета, а они оттащили его тело назад в салон. Продолжай, Кори.
 – Халил, должно быть, убил Хаддада не сразу, поскольку его тело было теплее других. Значит, эти двое прибрали за собой, обшарили карманы и "дипломаты" Питера и Фила, забрали пистолеты, а затем, возможно, осмотрели другие салоны и убедились, что все мертвы. Все, сообщник Халилу уже не нужен, и он сломал Хаддаду шею, как определила Кейт. Потом усадил труп Хаддада рядом с Филом, надел на него наручники и маску для сна. – Я помолчал и добавил: – В какой-то момент Халил отрезал большие пальцы у наших агентов.
 – Да, это так. Эксперты нашли в кухне верхней палубы нож со следами стертой крови, а в мусорном ящике обнаружили и салфетку, которой вытирали кровь. Если бы тот, кто первым поднялся на борт, увидел окровавленный нож, это, несомненно, привлекло бы его внимание. А если бы нож обнаружил ты или Кейт, вы сразу все бы поняли.
 – Разумеется.
 И все же очень часто первым видишь на месте преступления то, что преступник хотел, чтобы ты увидел. И только в ходе дальнейшего расследования выясняется, что это была уловка с его стороны.
 Кениг посмотрел на нас и сказал:
 – Затем, когда самолет отбуксировали в зону безопасности, сержант Макгилл из команды спасателей в последний раз вышел на связь.
 Мы с Кейт разом кивнули, и я предположил:
 – Макгилл и Халил могли случайно столкнуться.
 Кениг порылся в бумагах.
 – Предварительная экспертиза... кровь, мозговое вещество, костные ткани... предположительно Макгилл был убит между кухней и туалетом, при этом он стоял лицом к туалету. Кусочки ткани разлетелись по кухне, некоторые попали на мертвую стюардессу, но кто-то постарался вытереть их, поэтому вы их и не заметили.
 Так что, возможно, Макгилл открыл дверь туалета и обнаружил там Халила. А еще эксперт обнаружил одеяло с обожженной по краям дырой. Видимо, Халил воспользовался одеялом, чтобы заглушить звук выстрела.
 Я кивнул. Просто удивительно, как быстро эксперты могут многое рассказать, а детективы тут же нарисовать картину преступления. И не имело значения, что в данном случае действовал террорист. Место преступления есть место преступления. А убийство есть убийство. Оставалось только поймать убийцу.
 Кениг продолжил:
 – Халил ускользнул из самолета, и можно предположить, что он знал, какие действия будут предприняты в аэропорту Кеннеди. Если пилоты мертвы, любой спасатель, поднявшийся на борт, должен заглушить двигатели. А потом подходит тягач, и самолет оттаскивают с посадочной полосы. Остальное вы знаете.
 Разумеется, мы знали.
 Кениг добавил:
 – Еще нашли сумку с одеждой, предположительно принадлежавшую Юсуфу Хаддаду. Там под костюмом лежал форменный голубой комбинезон носильщика компании "Транс-континенталь", предназначался он, по всей видимости, для мистера Хаддада. Несомненно, в сумке был еще один комбинезон для Халила, и он надел его, зная, что носильщики поднимутся на борт собирать багаж.
 Кениг посмотрел на Кейт, затем перевел взгляд на меня и спросил:
 – Никто из вас не заметил человека, который выглядел подозрительно? Вы ведь сразу заподозрили что-то неладное, но Халил ускользнул.
 – Наверное, он смылся до нашего появления, – предположил я.
 – Возможно, а может быть – и нет. Допускаю, что вы могли столкнуться с ним.
 – Думаю, мы бы узнали его, – сказала Кейт.
 – Могли и не узнать, если он был в форменном комбинезоне, изменил прическу, надел очки, приклеил фальшивые усы. И, вполне возможно, он первый увидел вас и понял, что на борт прибыли федеральные агенты или детективы. Подумайте об этом. Постарайтесь припомнить, кого вы видели в самолете и в зоне безопасности.
 "Спасибо за напоминание, Джек, обязательно последую твоему совету", – подумал я.
 А Кениг тем временем продолжил:
 – Итак, Халил угнал свободную багажную тележку и уехал на ней. В такой ситуации любой человек, совершивший один из крупнейших в истории террористических актов и благополучно избежавший ареста, направился бы в международный терминал, скинул комбинезон, под которым у него наверняка была обычная одежда, и улетел к себе в пустыню... простите, это я так называю Ближний Восток. Но нет, Асад Халил не торопится домой. Он сначала отправляется в клуб "Конкистадор". Ну а остальное, как говорят, – это уже история.
 Целую минуту никто из нас не произнес ни слова, затем Кениг нарушил молчание:
 – Это очень сильная, умная и храбрая личность. Мгновенно оценивает ситуацию и действует бесстрашно, без колебаний. Пользуется помощью других людей, которые, возможно, и не подозревают, что имеют дело с убийцей. Быстрота, жестокость и шок. Решительность, дерзость и изворотливость. Понятно?
 Да, все нам было понятно. Если бы у меня было желание, я рассказал бы Джеку Кенигу о десятке, а то и более таких убийц, с которыми мне пришлось иметь дело за годы службы в полиции. Точно такие психопаты-убийцы, как описал Кениг. Просто уму непостижимо, на какие они идут ухищрения. И еще уму непостижимо, насколько глупыми и доверчивыми оказываются их жертвы.
 Мистер Кениг продолжил свои рассуждения:
 – Существуют и другие сценарии, по которым мог сработать план Халила. Самый худший для него – если бы самолет просто разбился при посадке и все погибли, включая самого Халила. Думаю, он был готов и к этому, и посчитал бы это победой. Другая вероятность – его схватят на земле и установят, что он убийца. Его бы устроил и такой сценарий: в Триполи в любом случае его назвали бы героем. И еще один вариант: он ускользает из самолета, но не имеет возможности выполнить задуманное в клубе "Конкистадор". Но в любом случае Асад Халил не может проиграть, если Юсуф Хаддад благополучно проник с отравляющим газом на борт самолета. Мне кажется, даже если бы Юсуфа Хаддада задержали в Париже перед посадкой в самолет, Асад Халил все равно планировал устроить бойню в клубе "Конкистадор", несмотря на охрану и наручники. Интересно, как он намеревался сделать это?
 Все задумались о том, какие еще коварные замыслы вынашивал Асад Халил. В какой момент этот парень мог выкинуть неожиданный фортель? Мистер Кениг подытожил:
 – Ладно, оставим в покое другие сценарии. Асад Халил замел за собой следы и отправляется домой. Это может означать безопасное убежище как в Ливии, так и здесь, в Америке. Пока еще мы этого не знаем. Но будем действовать так, как будто он где-то рядом и ожидает подходящего момента, чтобы нанести новый удар.
 Поскольку фактов у нас не было и оперировали мы главным образом предположениями, я предположил:
 – Думаю, этот парень одиночка. Он не появится в домах, за которыми ведется наблюдение, не станет крутиться возле мечети и общаться с подозрительными личностями.
 Кейт согласно кивнула и добавила:
 – Одна связь у него здесь есть – возможно, это февральский перебежчик или кто-то другой. Предположим, после встречи с сообщником помощь ему больше не понадобится. Значит, вскоре где-то может обнаружиться труп сообщника. Подозреваю, что в аэропорту Кеннеди Халила поджидал человек, который и помог ему скрыться. Именно этот человек и может оказаться мертвецом. Надо будет предупредить полицию Нью-Йорка.
 Кениг кивнул и посмотрел на Нэша:
 – А почему ты считаешь, что он покинул нашу страну?
 Несколько секунд Нэш молчал, как бы давая понять нам, что ему надоело метать бисер перед свиньями. Наконец он наклонился вперед, оглядел каждого из нас и заговорил:
 – Мы определили способ, которым Халил проник в нашу страну, как дерзкий и трагический. Мистер Кениг прав – вне зависимости от того, какой сценарий сработает, Халил все равно выходил победителем. Он был готов пожертвовать жизнью во имя Аллаха и присоединиться к своим собратьям в раю. И выбрал для этого чертовски рискованный путь проникновения во враждебную страну.
 – Мы это понимаем, – заметил Кениг.
 – Выслушайте меня, мистер Кениг. Это важная и действительно хорошая мысль. Предположим, что Асад Халил решил пробраться в Америку для того, чтобы взорвать это здание, либо здание через улицу, либо весь Нью-Йорк или Вашингтон. Предположим, где-то спрятан ядерный заряд, или, что более вероятно, тонна отравляющего газа, или тысяча галлонов спор сибирской язвы. Если Асад Халил тот человек, который должен пустить в действие оружие массового поражения, то он приехал бы по фальшивому паспорту в Канаду или в Мексику, а уж оттуда легко проскочил бы через границу для выполнения своей важной миссии. Он не стал бы проникать в Америку так, как он это сделал, подвергаясь огромному риску быть схваченным или убитым. То, что мы видим сегодня, классическая "миссия чайки"... – Нэш оглядел нас и пояснил: – Понимаете, человек прилетает, устраивает жуткий переполох и улетает. Мистер Халил как раз и выполнял "миссию чайки". Миссия выполнена. Он улетел.
 Мы все задумались по поводу "миссии чайки". Своей речью старина Тед продемонстрировал, что интеллект у него вовсе не на уровне тостера. Может, тянет даже на уровень видеомагнитофона. В его словах присутствовала бесспорная логика. Тишина в комнате подсказала мне, что все наконец высоко оценили напряженную работу головного мозга мистера Нэша.
 Кениг кивнул:
 – По-моему, это разумно.
 Кейт тоже кивнула:
 – Думаю, Тед прав. Свое задание Халил выполнил. Продолжения не будет. Его миссия завершилась в аэропорту Кеннеди, и он спокойно улетел одним из десятков рейсов.
 Кениг посмотрел на меня:
 – Что скажешь, Кори?
 Я тоже кивнул:
 – И мне это кажется логичным. Тед выстроил прочную теорию.
 Кениг подумал несколько секунд, затем сказал:
 – И все же мы должны продолжать действовать так, как если бы Халил все еще находился в нашей стране. Мы предупредили все правоохранительные органы Соединенных Штатов и Канады. Вызвали всех агентов ОАС, которых смогли разыскать сегодня вечером, взяли под наблюдение все места, где могут появляться ближневосточные террористы. Предупредили также полицию Портового управления, Департаменты полиции Нью-Йорка, Нью-Джерси, Коннектикута, соседних округов и так далее. Со временем зона поисков будет все более расширяться. Если он где-то прячется, выжидая удобный момент, чтобы улизнуть из страны, у нас есть шанс добраться до него.
 Нэш проинформировал нас:
 – Я звонил в Лэнгли из аэропорта Кеннеди, задача выследить и задержать Халила поставлена перед всеми нашими помощниками, которые работают в международных аэропортах. – Он посмотрел на меня. – Я имею в виду людей, которые работают на нас.
 – Спасибо за пояснение, но я читал шпионские романы.
 На том и порешили. Асад Халил либо уже удрал из нашей страны, либо прячется, выжидая момент для бегства. На самом деле это уже не имело большого значения, учитывая то, что и как случилось сегодня.
 Однако было кое-что, что меня беспокоило. Парочка деталей, выпадавших из общей схемы. В первую очередь вполне резонно напрашивался вопрос: зачем Асад Халил сдался представителю ЦРУ в американском посольстве в Париже? Халилу было бы гораздо проще проникнуть на борт рейса один семь пять "Транс-континенталь" по фальшивому паспорту, как это сделал его сообщник Юсуф Хаддад. И проще было бы осуществить план с отравляющим газом, если бы Халил не был в наручниках и если бы его не охраняли два вооруженных федеральных агента.
 И еще Нэш не принял во внимание человеческий фактор, чего, собственно говоря, и следовало ожидать от Нэша. Надо было понять Асада Халила, понять, что он задумал. Халил не желал стать очередным безвестным террористом. Он намеренно явился в посольство США в Париже, позволил заковать себя в наручники, приставить к себе охрану, а потом просто исчез. С его стороны это был самый что ни на есть плевок в лицо, а не "миссия чайки". Ему хотелось прочитать то, что мы знаем о нем, хотелось отрезать у агентов большие пальцы, проникнуть в клуб "Конкистадор" и перебить там всех присутствующих. Безусловно, это была очень рискованная операция, но огромную роль в ней играла именно индивидуальность исполнителя. Он хотел повергнуть врагов в шок, унизить – как древний воин, который проникает в одиночку в лагерь противника и насилует жену предводителя.
 Единственный вопрос, который сейчас крутился в моей голове, – это прекратил или нет Асад Халил плевать в лицо американцам. Не думаю, что прекратил, парень вошел во вкус, но я был согласен с Нэшем в том, что у Халила сейчас нет ни ядерного заряда, ни отравляющего яда, ни спор сибирской язвы. Я просто нутром чуял, что Асад Халил – лев – в Америке и готовится утопить нас в дерьме. Честно говоря, я не слишком удивлюсь, если он появится здесь, на двадцать восьмом этаже, перережет несколько глоток или сломает кому-нибудь шею.
 Пора было поделиться своими подозрениями с коллегами, так сказать, продемонстрировать Джеку Кенигу своего козырного туза... простите за метафору или как там это, черт побери, называется.
 Однако мои коллеги болтали о чем-то другом, и я ждал возможности вступить в разговор.
 – Халил наверняка прочитал все, что было в "дипломатах" у Питера и Фила, – сказала Кейт, обращаясь к Кенигу.
 – Да не так уж много у них с собой было информации, – ответил Кениг, как мне показалось, несколько небрежным тоном.
 – Но теперь у Халила имеется наше досье на него, – подчеркнула Кейт.
 – Вряд ли он нашел там для себя что-то новое.
 – Теперь ему известно то, что мы о нем знаем, – не унималась Кейт.
 – Ну ладно, ладно, я все понял. Что-нибудь еще?
 – Да... в досье была докладная Заха Вебера, обычный оперативный материал, но он адресован Джорджу Фостеру, Кейт Мэйфилд, Теду Нэшу, Нику Монти и Джону Кори.
 Проклятие! Я как-то об этом не подумал.
 – Что ж, будьте осторожны, – посоветовал Кениг.
 "Спасибо тебе, Джек".
 Кениг добавил:
 – Но я сомневаюсь, что Халил... – Он задумался, затем продолжил: – Мы знаем, на что способен этот человек. Но мы не знаем, какие у него планы. Думаю, вы в его планы не входите.
 Кейт, у которой, похоже, было другое мнение на этот счет, заявила:
 – Мы не должны его недооценивать.
 – Но и переоценивать не стоит, – раздраженно бросил Кениг.
 На мой взгляд, ФБР, как и ЦРУ, обычно все переоценивало. Это хорошо для бюджета и имиджа этой организации. Однако я оставил эту мысль при себе.
 Кейт продолжила:
 – Нам редко приходилось сталкиваться с такими терактами. Обычно они сводятся к закладке бомб, а Халил подозревается в том, что лично убивал людей в Европе, и мне нет необходимости напоминать, что он натворил здесь. Точно не знаю, но что-то в этом человеке здорово беспокоит меня.
 – И что же это может быть? – спросил Кениг.
 – Не знаю. Но в отличие от большинства террористов Халил продемонстрировал недюжинную хитрость и храбрость.
 – Как лев, – прокомментировал Кениг.
 – Да, как лев. Но все же он человек – и он убийца, что делает его гораздо опаснее любого льва.
 Кейт Мэйфилд подобралась к самой сути дела, приблизилась к пониманию Асада Халила. Но она больше ничего не сказала, и никто не попытался развить ее мысль.
 Пару минут мы обсуждали личности убийц, а ФБР действительно преуспело в составлении психологических портретов. Я тоже решил не ударить лицом в грязь и высказал свое мнение:
 – У меня такое ощущение, что Халил ненавидит американцев. Тут нет никакой политической или религиозной подоплеки, он просто жгучей ненавистью ненавидит американцев. Как нацию. Думаю, в свете сегодняшних событий ясно, что все подозрения и предположения, содержащиеся в досье Халила, на самом деле правда. А значит, это он убил топором американского офицера ВВС. Это он застрелил в Брюсселе трех ни в чем не повинных американских школьников. И если мы сможем догадаться, зачем он это делает, то, возможно, узнаем, что им движет. Тогда, может быть, определим его дальнейший шаг или жертву.
 В разговор вмешался Нэш:
 – Но он также убивает и англичан. Мы подозреваем, что взрыв бомбы у британского посольства в Риме – его рук дело. Значит, твоя теория о том, что Халил убивает только американцев, несостоятельна.
 На это я ответил:
 – Если он действительно взорвал британское посольство, значит, тут существует какая-то связь и англичан он ненавидит так же, как и американцев. И эта связь может стать ниточкой к разгадке.
 Нэш демонстративно рассмеялся, а я не люблю, когда люди смеются над тем, что я говорю.
 Кениг посмотрел на Нэша:
 – Ты не согласен с Кори?
 – Кори путает полицию и разведку – методы одной не обязательно подходят для другой.
 – Не обязательно, – согласился Кениг. – Но иногда подходят.
 Нэш пожал плечами.
 – Если целью Асада Халила являются только американцы, то это не делает его каким-то уникальным террористом. Как раз напротив. Большинство террористов действуют против Америки и американцев. Это наша плата за то, что мы держава номер один, за нашу поддержку Израиля, за войну в Персидском заливе, за наши антитеррористические операции по всему миру.
 Кениг кивнул, но возразил:
 – И все же Халил действует уникально, он старается ошеломить и унизить врага.
 Нэш снова пожал плечами:
 – Ну и что? Значит, таков его стиль, и если даже это ниточка к его будущим планам, мы все равно не сможем ее проследить. И не сможем поймать его во время выполнения террористического акта. У него миллион целей, а время и место он выбирает сам. "Миссия чайки".
 Теду никто не ответил, и он продолжил:
 – Вы знаете мое мнение. Я убежден: то, что произошло сегодня, как раз и было "миссией чайки". И Халила уже нет в стране. Он может нанести следующий удар в Европе, где наверняка действовал и раньше и где меры безопасности не всегда на должном уровне. Но может и вернуться сюда. Однако в данный момент лев сыт, он возвращается в свое логово в Ливии. Будет отлеживаться до тех пор, пока снова не почувствует голод.
 Я не мог не возразить:
 – Как раз на основании того, что мы видели сегодня, я считаю, что Халил сейчас находится в радиусе пятидесяти миль от этого кабинета. Готов поспорить с Тедом на десять долларов, что мы скоро услышим о нем.
 Мистер Кениг выдавил из себя улыбку.
 – Вот как? Тогда давайте мне деньги, потому что Тед уезжает за границу.
 Кениг не шутил и протянул руку. Мы с Нэшем положили ему на ладонь по десять долларов, которые он затем убрал в карман. Кейт чуть ли не с возмущением посмотрела на нас. Мальчишки всегда мальчишки.
 Кениг обратился ко мне:
 – Значит, ты считаешь, что Халил где-то здесь. Ему известно твое имя, Джон. Как ты думаешь, не захочет ли лев отведать тебя?
 Я пожал плечами. Мне не понравились ни эти львиные метафоры, ни предположение Кенига.
 – Иногда охотники сами становятся жертвой. – Кениг посмотрел на Нэша. – Например, ближневосточные террористы убили двух мужчин на стоянке машин возле штаб-квартиры ЦРУ.
 По выражению лица Теда было видно, что он предпочел бы забыть об этих случаях.
 – Да, жертвы были сотрудниками ЦРУ, но они оказались случайными мишенями. Убийца даже не знал их. Его целью была сама штаб-квартира.
 Оставив без ответа эти слова, Джек Кениг обратился ко всем присутствующим:
 – Если Асад Халил все еще в нашей стране, это не означает, что у него изначально были планы убить вас. Но сейчас вы можете оказаться в списке его целей. И я думаю, что это шанс.
 Я подался вперед:
 – Простите? Какой шанс?
 – Ох, терпеть не могу использовать слово "приманка", но...
 – Очень плохая идея. Выбросьте ее из головы, – посоветовал я.
 Но Кениг не желал отбрасывать эту идею и вернулся к львиным метафорам.
 – Мы имеем свирепого льва, который пожирает жителей деревни. И есть охотники, которые едва не поймали этого льва. Лев зол на охотников и совершает роковую ошибку, решив напасть на них. Правильно?
 Нэша, похоже, позабавили эти слова, а Кейт задумалась. Тем временем Кениг продолжил:
 – Мы расскажем в "Новостях" о работе Джона и Кейт. Возможно, даже покажем их фотографии, чего обычно не делаем. Халил подумает, что в Америке принято называть имена агентов и показывать их фотографии, и не заподозрит ловушку. Правильно?
 – Насколько я помню, этого нет в моем контракте, – буркнул я.
 Кениг пропустил мои слова мимо ушей.
 – Мы не можем и не станем называть имя Теда и показывать его фотографию, поскольку его ведомство никогда не позволит этого. Джордж женат, у него дети, поэтому не будем подвергать его риску. Но ты, Джон, и ты, Кейт, одиноки и живете одни. Правильно?
 Кейт кивнула.
 – А почему бы не повременить с этой идеей? – предложил я.
 – Потому что если ты прав, Джон, и Халил еще в стране, не так уж далеко от этого кабинета, то он может заглотить наживку и использовать этот шанс, прежде чем выберет следующую цель, которая может быть еще крупнее сегодняшней. Вот почему. Я пытаюсь предотвратить следующее массовое убийство. Иногда отдельному человеку приходится подвергать себя риску ради безопасности нации. Ты не согласен?
 Кейт опередила меня с ответом:
 – Я согласна. Стоит попробовать.
 Я оказался в совершенно дурацкой ситуации, поэтому заявил:
 – Отличная идея. Как я сам не додумался до этого?
 – Если Джон ошибается и Халил давно в родных пенатах, то он всего лишь потеряет десять долларов, – добавил Нэш. – Ну а если Халил в стране, то выиграет... Но не будем думать об этом.
 Я не припомню, чтобы непроницаемый Тед Нэш так явно был доволен собой: он сейчас усмехался, представив себе, как какой-то психопат перережет глотку Джону Кори. Даже мистер Робертс постарался подавить улыбку. А лично я не видел в этом ничего смешного.
 Совещание продолжилось, мы стали обсуждать проблемы связей с общественностью. Вопрос был неприятным, учитывая, что три сотни человек погибли на борту самолета да еще несколько человек были убиты на земле.
 Джек Кениг подытожил результаты дискуссии:
 – Следующие несколько дней будут очень трудными. В основном средства массовой информации относятся к нам дружелюбно, об этом можно судить по делу о взрыве в Международном торговом центре. Однако нам следует слегка подкорректировать новости. И еще: завтра нам предстоит отправится в Вашингтон и убедить там всех, что мы контролируем ситуацию. Встречаемся завтра в аэропорту Ла-Гуардиа у стойки "Ю.С. эйруэйз", вылетаем первым рейсом, в семь утра. Джордж останется в клубе "Конкистадор" и будет руководить работой на месте преступления.
 Кениг поднялся, и мы тоже встали.
 – Несмотря на сегодняшнюю неудачу, вы все хорошо поработали. – А затем он произнес фразу, которая удивила меня: – Молитесь за мертвых.
 Затем мы обменялись рукопожатиями, даже с мистером Роберт-сом. А потом мы с Кейт и Тед вышли из кабинета.
 Пока мы шли по коридору двадцать восьмого этажа, я чувствовал, что множество людей наблюдают за нами.

 Глава 22

 Асад Халил знал, что реку Делавэр ему следует переехать по мосту, за проезд по которому не взимали плату. Его проинструктировали, что надо ехать по шоссе номер один до Трентона, где как раз и находилось два таких моста. Халилу пришлось самому программировать "Спутниковый навигатор". Конечно, проще было бы приказать сделать это тому, кто брал напрокат автомобиль, – он мог бы попросить об этом служащих прокатного агентства, однако подобное удобство могло таить в себе опасность. Последним человеком, чья помощь требовалась Халилу, и последним пунктом, откуда его могли проследить, были Гамаль Джаббар и автомобильная стоянка.
 Двигаясь по шоссе номер один, Халил подумал, что это отличная дорога, почти как германский автобан, только скорость у автомобилей здесь ниже. Подъезжая к мосту, Халил увидел коричневую вывеску с надписью: "Государственный парк. Переправа Вашингтона". Он вспомнил, как русский инструктор Борис, бывший офицер КГБ, который долго жил в Америке, говорил ему: "Ты переедешь реку Делавэр рядом с тем местом, где Джордж Вашингтон переправился через нее на лодке двести лет назад. Он тоже не хотел платить за проезд по мосту".
 Халил не всегда понимал юмор Бориса, но тот был единственным человеком в Триполи, кто мог дать хороший совет относительно Америки и американцев.
 Он проехал по мосту и въехал в штат Пенсильвания, а затем, сверившись со "Спутниковым навигатором", направился на юг по шоссе I-95. Солнце уже закатилось, на землю опустилась темнота. Шоссе проходило через Филадельфию, машин здесь было много, и Халилу пришлось снизить скорость. Некоторое время он двигался параллельно реке Делавэр, затем проехал аэропорт.
 Путь этот был не самым быстрым и прямым, но благодаря интенсивному движению и отсутствию постов, взимающих плату за проезд, самым безопасным для Халила. Город остался позади, и автомобили начали двигаться гораздо быстрее.
 Халил подумал о том, что сегодняшний день, 15 апреля, начался хорошо. Сейчас в Триполи великий лидер уже знает о том, что он прибыл в Америку и что он убил сотни человек. Месть за этот день. И еще многие умрут в ближайшие дни.
 Великий лидер будет доволен, а скоро весь Триполи и вся Ливия узнают, какой удар нанесен по Америке ради восстановления чести нации. Малик наверняка не спал сегодня, он тоже узнает обо всем, благословит Асада Халила и будет молиться за него.
 Интересно, будут ли американцы мстить его стране? Трудно предугадать, как поступит нынешний американский президент. Дьявол Рейган по крайней мере был предсказуем, а нынешний президент иногда проявляет силу, а иногда и слабость.
 В любом случае месть со стороны американцев будет только на пользу. Она всколыхнет всю Ливию и весь мусульманский мир. Халил включил радио и услышал, как люди обсуждают свои сексуальные проблемы. Он сменил частоту и настроился на "Новости" – пришлось ждать минут десять, пока диктор начал рассказывать о происшествии в аэропорту. Халил внимательно слушал и диктора, и других выступавших, все называли это событие трагедией. Значит, власти не знают точно, что произошло, либо знают, но скрывают. В любом случае, если даже полиция сейчас занята поисками террориста, основная масса населения ничего не знает об этом. Что значительно облегчает ему действия.
 Асад Халил продолжал двигаться на юг по шоссе I-95, часы на приборной панели показывали десять минут девятого. Машин на трассе было еще порядочно, так что его автомобиль не привлекал внимания. По пути попадались ярко освещенные мотели, заправочные станции, но указатель топлива показывал, что бензина у него еще половина бака, а есть Халилу не хотелось. Он вытащил из чемодана вторую бутылку, допил воду, помочился туда, завинтил пробку и сунул под пассажирское сиденье. Халил почувствовал, что устал. Вернее, не столько устал, сколько хотел спать – он практически не сомкнул глаз.
 В Триполи ему советовали постараться ехать всю ночь: чем больше будет расстояние между ним и тем, что он оставил после себя, тем выше его шансы избежать обнаружения. Скоро он будет уже в другом штате – Делавэре, а ему говорили, что чем дальше он отъедет от Нью-Йорка и Нью-Джерси, тем больше вероятность того, что местная полиция не поднята по тревоге.
 В любом случае полиция понятия не имеет, что надо искать. И уж конечно, не ищет черный "Меркурий", направляющийся на юг по одной из многочисленных дорог. Проблема может возникнуть только если его случайно остановит патрульная машина, но Халил был уверен, что все его документы в полном порядке. В Европе его останавливали дважды, оба раза требовали паспорт, проверяли наличие визы и документы на аренду автомобиля. И оба раза благополучно отпускали. А здесь, как ему говорили в Триполи, полицейские проверяют только водительские права, документы на машину и задают вопрос, не употреблял ли он алкоголь. Религия запрещает ему употреблять алкоголь, но он не будет говорить этого полицейским, а просто ответит "нет". Правда, нельзя точно сказать, как может сложиться ситуация с полицией, и тогда, возможно, кому-то придется умереть.
 Еще ему говорили, что полицейские обычно ездят по одному, хотя в это было трудно поверить. Борис, проживший пять лет в Америке, инструктировал: "Если остановит полиция, оставайся в машине. Полицейский сам подойдет к тебе и наклонится к окошку либо попросит выйти из машины. Одна пуля ему в голову – и ты свободен. Однако перед тем, как остановить тебя, он может передать по радио твой номер. Еще у него в машине может быть видеокамера, фиксирующая все события. Тогда как можно быстрее бросай свой автомобиль и ищи другой транспорт. У тебя не будет помощников, Асад. Действуй самостоятельно, пока не доберешься до Западного побережья".
 Халил вспомнил, как ответил на это: "Я действую самостоятельно с пятнадцатого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года".
 В двадцать минут десятого Халил въехал в штат Делавэр. Через пятнадцать минут I-95 переходило в платное шоссе имени Джона ф. Кеннеди, поэтому Халил свернул на шоссе номер 40, которое вело на запад, в направлении Балтимора. Через полчаса он въехал на территорию штата Мэриленд. Еще через час объехал Балтимор и вернулся на шоссе I-95. На этом участке плату за проезд не взимали, и Халил продолжил двигаться на юг.
 Он не мог понять, почему на одних дорогах и мостах берут плату за проезд, а по другим можно проезжать бесплатно. В Триполи этого не знали, но проинструктировали четко: "Избегай платных участков".
 "В какой-то момент на всех пунктах сбора платы может появиться твоя фотография", – предупредил Борис.
 Халил увидел впереди зеленый с белым щит с указанием расстояния до городов. Он прочел то, что ему было нужно: "Вашингтон – 35 миль". Халил улыбнулся: до места назначения оставалось совсем немного.
 Время приближалось к полуночи, но на дороге, связывавшей два больших города, движение все еще оставалось интенсивным. "Какое же здесь большое количество машин, даже после наступления темноты", – подумал Халил. Неудивительно, что американцам требуется так много бензина. Он как-то прочитал, что американцы в день расходуют бензина больше, чем вся Ливия за год. Ничего, скоро у них не будет ни капли бензина, и тогда пусть ходят пешком или ездят на верблюдах. Эта мысль развеселила Халила.
 В половине первого он въехал на окружную дорогу и направился на юг. Халил посмотрел на спидометр: получалось, что за шесть часов он проехал почти триста миль. Дорога проходила мимо базы ВВС Эндрюс, мимо торговых центров и крупных магазинов. "Спутниковый навигатор" подсказывал названия гостиниц и мотелей, но Халил не собирался останавливаться в хорошо известных местах. Двигаясь медленно, он достал из-под пассажирского сиденья бутылку с мочой и выбросил в окошко.
 Он проехал мимо нескольких мотелей, затем увидел еще один, который выглядел неприглядно. Освещенная вывеска гласила: "Есть свободные места".
 Халил зарулил на стоянку, оказавшуюся почти пустой. Снял галстук, надел очки, вылез из машины и запер дверцы. Потянулся, чтобы размять тело, и направился к мотелю.
 В приемной за стойкой сидел молодой человек и смотрел телевизор. При виде Халила он поднялся.
 – Что вам угодно?
 – Мне нужна комната на два дня.
 – Восемьдесят долларов плюс налог.
 Халил положил на стойку две бумажки по пятьдесят долларов.
 Клерк, привыкший к тому, что постояльцы платят наличными, добавил:
 – И еще сто долларов залог. Получите их назад, когда будете выезжать.
 Халил добавил еще две банкноты по пятьдесят долларов.
 Молодой человек дал ему регистрационную карточку, и Халил заполнил ее под именем Рамон Васкес. Он правильно вписал лишь номер и марку машины, поскольку его предупреждали, что эти сведения могут проверить, пока он будет находиться в номере.
 Клерк вручил ему ключ с пластиковой биркой, сдачу мелочью и квитанцию на сто долларов.
 – Номер пятнадцать. Справа по коридору. Выписка в одиннадцать часов.
 – Спасибо.
 Вернувшись на стоянку, Халил отогнал машину на клетку с цифрой 15. Затем забрал из машины чемодан, прошел к себе в номер и включил свет. Оглядевшись, он запер дверь не только на ключ, но и на задвижку. Обстановка комнаты была очень скромной, но имелся телевизор.
 Халил прошел в ванную, отклеил усы, почистил зубы, побрился и принял душ. После этого вернулся в спальню и, переодевшись снова облачился в бронежилет. Затем достал тюбик от зубной пасты, где находился клей для усов, и, стоя перед зеркалом, приклеил усы.
 Отыскав телевизионный пульт, Халил уселся на кровать и стал переключать каналы в поисках новостей. Он нашел лишь программу в записи, но все равно имело смысл послушать. Прошло минут пятнадцать, прежде чем диктор объявил:
 – И снова вернемся к сегодняшней трагедии в аэропорту Кеннеди.
 На экране появилась картинка аэропорта. Халил узнал видневшуюся в отдалении зону безопасности, даже заметил поверх высокой стены хвостовое оперение и верхнюю палубу "боинга".
 Репортер за кадром говорил:
 – Власти аэропорта и официальные лица авиакомпании подтвердили гибель пассажиров и экипажа в результате воздействия отравляющих газов. Провоз токсичного груза в багажном отделении привел к гибели по меньшей мере двухсот человек, находившихся на борту рейса сто семьдесят пять компании "Транс-континенталь".
 Далее продолжил диктор, но он не сказал ничего нового. Затем показали здание аэровокзала, плачущих друзей и родственников погибших. Халил обратил внимание, что рядом находилось множество репортеров с микрофонами, пытавшихся взять интервью у плачущих людей. Это показалось Халилу странным. Если они считают, что произошел несчастный случай, то какая разница, что скажут эти рыдающие люди? Что они знают? Да ничего. Вот если бы американцы признали, что совершен террористический акт, то тогда бьющихся в истерике людей можно было бы использовать в пропагандистских целях. Но похоже, репортеры просто хотели узнать что-нибудь о погибших друзьях и родственниках тех, кто собрался в здании аэровокзала. И многие давали интервью, все еще надеясь, наверное, что тем, кого они встречали, удалось выжить. А вот он мог бы сказать им со всей определенностью, что никто не остался в живых.
 Халил продолжал смотреть передачу, удивляясь идиотизму людей, особенно репортеров.
 Хотелось бы услышать что-нибудь о пожарном, которого он убил на борту самолета, однако об этом вообще не упоминалось. Ни слова не было сказано и о клубе "Конкистадор", но Халил знал, что об этом точно будут молчать.
 Он ждал, что на экране появится его фотография, но этого не случилось. Картинка снова вернулась в студию, и диктор сказал:
 – Продолжают ходить слухи, что самолет приземлился сам. Мы пригласили в студию бывшего пилота "Боинга-747", капитана Фреда Эймза. Здравствуйте, капитан.
 Капитан кивнул, и диктор задал вопрос:
 – Скажите, капитан, возможно, чтобы самолет приземлился сам – без управления и контроля со стороны человека?
 – Да, это возможно. Такая процедура тщательно отработана. Почти все самолеты могут лететь по заданной программе, а самое новое поколение авиалайнеров может также автоматически выпускать шасси, управлять закрылками и тормозами. То есть процесс посадки полностью автоматизирован. Сейчас это обычная процедура. Однако компьютеры не контролируют включение реверсивной тяги, поэтому при посадке на автопилоте самолету требуется более длинная посадочная полоса, чем обычно, но в аэропорту Кеннеди с этим нет проблем.
 Бывший пилот продолжал говорить, и Халил слушал, хотя все это было ему неинтересно. Интересовало его другое: почему по телевизору не показывали федеральных агентов, почему ни слова не упомянули о нем, не показали его фотографию? Наверное, власти решили молчать о том, что знали. Пока, во всяком случае. Но когда они заговорят, он уже будет на пути к завершению своей миссии. Халат знал, что самые опасные – первые двадцать четыре часа, а после этого вероятность его поимки будет уменьшаться с каждым днем.
 Разговор о трагедии в аэропорту закончился, диктор перешел к другим новостям. Халил решил послушать, не сообщат ли о смерти Гамаля Джаббара. Нет, никаких сообщений.
 Он выключил телевизор. Когда он ехал сюда, то определил по компасу, в какой стороне находится восток.
 Халил встал с кровати, распростерся на полу, повернувшись лицом на восток, и прочитал вечерние молитвы.
 Затем лег на кровать, полностью одетый, и задремал.

 Глава 23

 Кейт, Тед и я вышли из здания номер 26 на Федерал-Плаза, дошли до Бродвея и остановились. Народу вокруг было немного, а вечер выдался довольно прохладный.
 Мы все молчали, хотя это отнюдь не означало, что нам нечего сказать. Мы впервые остались только втроем, но, несмотря на вроде бы добрые прощальные слова Кенига, нам не хотелось больше говорить о работе.
 Как всегда, когда это бывает нужно, рядом не оказалось ни такси, ни полицейской машины, и мы просто стояли и мерзли. Наконец Кейт нарушила молчание:
 – Эй, парни, не хотите выпить?
 – Нет, спасибо, – ответил Нэш. – Мне еще предстоит полночи говорить по телефону с Лэнгли.
 Кейт посмотрела на меня:
 – А ты, Джон?
 Я бы не отказался выпить, но мне хотелось побыть одному.
 – Нет, спасибо, я еду домой спать. – Поскольку такси не было видно, я сказал: – Пожалуй, поеду на метро. Рассказать кому-нибудь из вас, как это делается?
 Нэш, который, наверное, даже не знал, что в Нью-Йорке есть метро, ответил:
 – Я буду ждать такси.
 – А я поеду на такси вместе с Тедом, – добавила Кейт.
 – Ладно, тогда увидимся в Ла-Гуардиа.
 Я дошел до угла и бросил взгляд на башни-близнецы, прежде чем свернуть на Дуэйн-стрит.
 Впереди возвышалось четырнадцатиэтажное здание Департамента полиции Нью-Йорка, и на меня нахлынула волна ностальгии. Затем в памяти промелькнули картины моей прежней жизни – полицейская академия, полицейский-новобранец, патрульный, полицейский в штатском, а затем детектив отдела по расследованию убийств. Прежде чем внезапно покинуть свою работу, я сдал экзамены на чин сержанта и получил бы это звание, но из этого ничего не вышло по не зависящим от меня обстоятельствам. Вторым актом была моя преподавательская деятельность в академии Джона Джея. А уж третьим актом моей иногда блестящей, а иногда и не очень карьеры стало Особое антитеррористическое соединение.
 Я свернул на север, прошел по Центральной улице мимо здания суда, через Чайнатаун, затем миновал вход в метро.
 Возможно, когда Кейт, Нэш и я стояли на тротуаре, каждый из нас в какое-то время подумал, что Асад Халил будет охотиться за нами. Однако, если не считать редких исключений, в Америке ни преступники-одиночки, ни организованные банды, ни экстремистские группы, ни даже наркобароны никогда не охотились за федеральными агентами. Но теперь, с появлением исламских террористов, картина изменилась. Взять хотя бы убийство на стоянке сотрудников ЦРУ.
 Я уже вошел в квартал, который назывался "Маленькая Италия", и ноги сами понесли меня в ресторанчик к Джулио на Мотт-стрит. Войдя в ресторан, я сразу направился к стойке бара.
 Посетителей в этот субботний вечер было много, в основном компании по шесть человек и более. Манхэттенские модники и модницы, несколько действительно итальянских семей, туристы из стран, где у людей светлые волосы. Никого из своих приятелей я не заметил, большинство из них старались не посещать "Маленькую Италию" по выходным, когда люди и собирались здесь для того, чтобы повидаться с приятелями.
 Я припомнил, как лет десять назад в этом ресторане избили одного из главарей мафии. И не просто избили, а выбросили на тротуар через витрину, а затем выпустили вдогонку еще и несколько пуль. В тот раз мафиози не погиб, его спас пуленепробиваемый жилет, но впоследствии его убила какая-то замужняя женщина, которую он оскорбил.
 Как бы там ни было, я не узнал ни бармена, ни кого-либо у стойки или за столиками в баре. Наверное, в будний день я встретил бы здесь своих приятелей, но сегодня их не было, что меня очень устраивало.
 Я заказал сразу двойную порцию виски и пиво. Чего зря терять время. Вверху над стойкой бара стоял телевизор, но звук был выключен. Внизу экрана бегущей строкой шла спортивная информация, а на самом экране шел сериал из жизни мафии под названием "Клан Сопрано". Все присутствовавшие в баре смотрели телевизор. Я знал, что ребята из мафии любят такие фильмы.
 Повторив выпивку несколько раз, я почувствовал себя лучше, вышел на улицу, поймал такси, которых здесь было полно, и поехал к себе домой на Восточную Семьдесят вторую улицу.
 Я проживал в чистой современной квартире с потрясающим видом на Ист-Ривер, и дома у меня не наблюдалось никакого бардака, которого можно было бы ожидать от жилья холостого мужчины. Да, я вел беспорядочный образ жизни, но в квартире поддерживал чистоту. Возможно, этой привычкой я частично обязан своему первому браку, который продлился около двух лет. Ее звали Робин, она работала помощником окружного прокурора в Манхэттене, где я с ней и познакомился. Большинство женщин – помощниц прокурора выходят замуж за адвокатов, а Робин вышла за полицейского. Наш брак зарегистрировал судья, а мне, наверное, следовало попросить, чтобы на этой церемонии присутствовали еще и присяжные заседатели.
 Как это часто случается, способной помощнице окружного прокурора Робин предложили работу. Она и согласилась, а работа была в юридической фирме, специализировавшейся на защите подонков, которых мы раньше старались упрятать за решетку. Деньги она стала получать очень хорошие, но брак наш распался. Возникли совершенно непримиримые философские противоречия. Эта квартира, доставшаяся мне после развода, обошлась мне очень дорого.
 Ночной швейцар Альфред поприветствовал меня и распахнул дверь.
 Я проверил почтовый ящик, он оказался полон ненужной корреспонденции. Я бы не удивился, обнаружив в ящике письмо со взрывчаткой, отправленное Тедом Нэшем, но он, оказывается, проявлял удивительное терпение.
 Поднявшись на лифте, я вошел в квартиру, соблюдая минимальные меры предосторожности. Помню, как в первые месяцы нашего брака Альфред ворчал, когда я возвращался поздно, но потом мы с Робин сообщили ему и другим швейцарам, что работаем в правоохранительных органах и что у нас имеются враги. Все швейцары отнеслись к этому с пониманием, а наши подарки им на Рождество и на Пасху демонстрировали, как мы ценим их преданность и бдительность. Однако после развода отношение Альфреда ко мне изменилось, и сейчас, я думаю, он мог бы за двадцать долларов отдать ключи от моей квартиры Джеку Потрошителю.
 Пройдя через гостиную с большим балконом, я вошел в кабинет, включил телевизор и нашел новости Си-эн-эн. Телевизор барахлил, но я настроил его, несколько раз стукнув по нему ладонью. Пока передавали финансовые новости, а это меня не интересовало.
 Подойдя к телефону, я нажал кнопку, чтобы прослушать сообщения автоответчика. Первым шло сообщение от Бет Пенроуз, она звонила в пятнадцать минут восьмого.
 – Привет, Джон. У меня такое чувство, что ты сегодня в аэропорту Кеннеди. Помню, ты что-то говорил об этом. Боже мой... какая ужасная трагедия... и все же, если ты в деле, желаю удачи. Жаль, что не увидимся сегодня вечером. Позвони, когда сможешь.
 Вот в этом и заключается преимущество любовной связи между полицейскими. Партнеры прекрасно понимают, что работа есть работа. А других преимуществ, пожалуй, и нет.
 Второе сообщение было от моего бывшего напарника Дома Фанелли.
 – Черт побери, это верно, что вы нарвались на большой скандал в аэропорту? А я же предупреждал, чтобы ты не брался за эту работу. Позвони мне.
 – Осел, ты же сам и сосватал мне эту работу! – рявкнул я.
 Было еще несколько сообщений от друзей и родных, всех интересовали события в аэропорту Кеннеди и мое участие в них. Как будто я внезапно появился на экранах их телевизоров. Неплохо для парня, которого год назад все уже жильцом не считали.
 Последнее сообщение поступило за десять минут до того, как я пришел домой.
 – Это Кейт. Думаю, ты уже дома. Ладно... позвони, если захочешь поговорить... я дома... не думаю, что смогу уснуть. Так что звони в любое время... поговорим.
 Лично я не думал, что у меня будут какие-то проблемы со сном. Но сначала хотелось послушать новости. Я снял пиджак и ботинки, распустил галстук и уселся в свое любимое кресло. Все еще передавали про финансы, и я задремал. Зазвонил телефон, но я его проигнорировал.
 А в следующий момент я был в большом авиалайнере и пытался встать со своего места, но что-то меня удерживало. Оглядевшись, я заметил, что все пассажиры, за исключением парня, который стоял в проходе, крепко спят. Парень, сжимая в руке большой окровавленный нож, приближался ко мне. Я полез за пистолетом, но его не оказалось в кобуре. Парень занес нож, а я вскочил с кресла.
 Часы в видеомагнитофоне показывали семнадцать минут шестого. Времени оставалось только на то, чтобы принять душ, переодеться и добраться до аэропорта Ла-Гуардиа.
 Раздеваясь, я включил радио. Диктор как раз рассказывал о трагедии с рейсом компании "Транс-континенталь". Прибавив звук, я проследовал в душ.
 Намыливаясь, я слушал сквозь шум воды обрывки фраз. Парень говорил что-то о Каддафи и об американском авианалете на Ливию в 1986 году.
 Похоже, средства массовой информации начали кое-что соображать.
 Я помнил те события – тогда полицейские Нью-Йорка и Портового управления находились в состоянии повышенной готовности, на тот случай, если террористы захотят отомстить. Однако я не помню, чтобы произошли какие-либо существенные события.
 Насколько я понимаю, они произошли вчера. У этих людей долгая память. Однажды мой напарник Дом Фанелли рассказал мне шутку: "Итальянец, страдающий болезнью Альцгеймера, забывает все, кроме того, кого он должен убить".
 Без сомнения, это применимо и к арабам. Однако шутка вовсе не смешная, когда она становится реальностью.




 Книга четвертая
 Америка, наше время



 ...мы возбудили среди христиан вражду и ненависть до дня воскресения... О вы, которые уверовали! Не берите иудеев и христиан друзьями.

    Коран, сура V, «Трапеза»


 Глава 24

 День 15 апреля выдался жутким, да и 16-е, похоже, не предвещало ничего хорошего.
 – Доброе утро, мистер Кори, – поздоровался швейцар Альфред, который вызвал для меня такси.
 – Доброе утро, Альфред.
 – Прогноз погоды хороший. Вы ведь едете в Ла-Гуардиа, верно? – Он распахнул для меня заднюю дверцу такси и сказал водителю: – Ла-Гуардиа.
 Я сел в такси, которое тут же тронулось с места, и спросил у водителя:
 – У вас есть газета?
 Тот взял с переднего сиденья газету и протянул мне. Она оказалась то ли на русском языке, то ли на греческом, и водитель засмеялся.
 Да, денек начинался паршиво.
 – Я опаздываю, придави педаль газа, – сказал я.
 Но парень не собирался нарушать правила дорожного движения, поэтому я вытащил удостоверение сотрудника ФБР и сунул ему под нос.
 – Гони.
 Такси увеличило скорость.
 Будь у меня с собой пистолет, я бы еще ткнул ему стволом в ухо. По утрам у меня вообще бывает плохое настроение. Машин в это воскресное утро было мало, так что до аэропорта мы доехали довольно быстро, а уже в аэропорту я сказал:
 – К терминалу "Ю.С. эйруэйз".
 Машина подъехала к терминалу, я расплатился по счетчику и вернул водителю газету со словами:
 – А это твои чаевые.
 Выбравшись из машины, я посмотрел на часы. До вылета оставалось десять минут, но у меня не было ни багажа, ни оружия, которое следовало заносить в декларацию.
 Возле здания терминала я заметил двух полицейских в штатском из Портового управления, они внимательно разглядывали каждого пассажира. Значит, наверняка предупреждены, и я надеялся, что у каждого полицейского имеется фотография Асада Халила.
 У билетной стойки кассир поинтересовался, забронирован ли у меня билет, и я предложил ему посмотреть на имя Джона Кори. Кассир отыскал меня в компьютере, распечатал билет и попросил предъявить документ с фотографией. Я вручил ему водительские права, а не удостоверение сотрудника ФБР, поскольку после предъявления удостоверения всегда следует вопрос насчет оружия. А я как раз и не взял сегодня утром оружие именно потому, что опаздывал и не хотел возиться с заполнением декларации и прочими бумагами. И потом, мне предстояло лететь с вооруженными людьми, которые в случае чего защитят меня. По крайней мере я так думаю. Однако всегда бывает так: когда думаешь, что пистолет тебе не нужен, он обязательно понадобится.
 Кассир поинтересовался, есть ли у меня багаж, и я ответил, что нет. Он протянул мне билет и пожелал счастливого полета.
 Будь у меня время, я бы ответил ему:
 – И пусть Аллах пошлет нам попутный ветер.
 Возле металлодетектора также стояли полицейские из Портового управления, и очередь двигалась медленно. Я благополучно миновал детектор, на мои медные яйца он не среагировал.
 Торопясь к выходу, я подумал о повышенных мерах безопасности. С одной стороны, многие полицейские получат в следующем месяце приличные сверхурочные, а деньги на это мэр Нью-Йорка будет выбивать из федерального бюджета, объясняя это тем, что во всем виноват Вашингтон.
 С другой стороны, на этих внутренних авиалиниях очень редко появляются те, кого ищут, но меры к розыску все равно принимаются. Разумеется, это затрудняет жизнь различным беглецам, мечущимся по стране. Но если у Асада Халила имеются мозги, он поступит так, как поступают большинство беглых преступников – заляжет в какой-нибудь берлоге и переждет либо раздобудет "чистый" автомобиль и смоется по шоссе. Впрочем, конечно же, он мог еще вчера улететь к себе в пустыню.
 Когда я поднимался на борт самолета, стюардесса сказала мне:
 – Вы едва не опоздали.
 – Значит, у меня удачный день.
 – Приятного полета. Занимайте любое место.
 – А можно вон то, где сидит этот парень?
 – Любое свободное место, сэр. Садитесь, пожалуйста.
 Я двинулся вдоль прохода и заметил, что самолет наполовину пуст. Поэтому решил занять место подальше от Кейт Мэйфилд и Теда Нэша, которые сидели вместе, а Джек Кениг расположился напротив них через проход. Пробираясь в заднюю часть салона, я все же буркнул им: "Доброе утро", – и позавидовал Джорджу Фо-стеру, который не летел с нами.
 Я не догадался прихватить на выходе из аэровокзала какой-нибудь бесплатный журнал. Пассажиры, что поумнее, зашуршали газетами и журналами, а я до взлета был вынужден читать инструкцию по эвакуации в случае аварии.
 Где-то уже в полете, пока я дремал, Кениг, проходя в туалет, швырнул мне на колени воскресный номер "Таймс". Помотав головой, чтобы отогнать сон, я прочитал заголовок передовицы: "Три сотни мертвых в аэропорту Кеннеди".
 Я прочитал статью, которая оказалась поверхностной и малость неточной – поработали цензоры из числа федеральных агентов. В статье сообщалось, что пассажиры погибли в результате воздействия неустановленного отравляющего газа. Никаких упоминаний о том, что самолет садился на автопилоте, об убийствах или террористах и, уж конечно, ни слова о клубе "Конкистадор". И, слава Богу, никаких упоминаний о человеке по имени Джон Кори.
 Завтра, разумеется, новости будут чуть более конкретными. Детали станут подавать ежедневно в удобоваримых дозах, как печень трески в масле с медом – по чуть-чуть, пока публика не привыкнет, а затем ее внимание отвлекут чем-нибудь другим.
 За час нашего полета не произошло никаких событий, если не считать отвратительного кофе. По прибытии в аэропорт Рональда Рейгана мы поехали вдоль реки Потомак, и я полюбовался потрясающим видом Мемориала Джефферсона, окруженного цветущими вишнями; Парком Молл, Капитолием и другими белыми каменными зданиями, символизирующими власть. Мне впервые в голову пришла мысль, что я работаю на людей, которые сидят в этих зданиях.
 Я обратил внимание на то, что Кениг был в официальном синем костюме, с "дипломатом" в руке. Тед Нэш также облачился в официальный костюм, и у него тоже был "дипломат", наверняка изготовленный в Гималаях из кожи яка какими-нибудь тибетскими борцами за свободу. И Кейт напялила официальный синий костюм, но на ней он все же смотрелся лучше, чем на Джеке. И у нее в руках оказался "дипломат", что навело меня на мысль тоже обзавестись такой штукой. А мой наряд в этот день состоял из сизо-серого костюма, купленного еще бывшей женой в дорогом универмаге. Вместе с налогом и чаевыми костюм, пожалуй, обошелся ей в пару тысяч долларов. Но у нее имелись такие деньги, она получала их, защищая торговцев наркотиками, наемных убийц, высокопоставленных жуликов и прочих негодяев с толстыми кошельками. Так почему же я носил этот костюм? Наверное, это была своего рода демонстрация цинизма. И потом, он прекрасно сидел на мне и выглядел дорогим.
 Машина с водителем везла нас в штаб-квартиру ФБР, то есть в здание Эдгара Гувера. В машине мы почти не разговаривали, и вот только сейчас Джек Кениг, сидевший на переднем сиденье рядом с водителем, обернулся к нам и сказал:
 – Извиняюсь, если это совещание помешало вам посетить воскресную службу.
 На самом деле ФБР, разумеется, наплевать на воскресную церковную службу. Но я и представить себе не мог, чтобы кто-то из моих бывших полицейских начальников сказал нечто подобное. Поэтому даже не нашелся что ответить.
 Ответила Джеку Кейт:
 – Все в порядке.
 То есть понимать это можно было как угодно.
 Нэш тоже промямлил что-то, словно прочитал нам какую-то заповедь.
 Я редко бываю в церкви, но и я вставил свое слово:
 – Дух Эдгара наблюдает сейчас за нами.
 Кениг бросил на меня колючий взгляд и отвернулся.
 Нам предстоял долгий, очень долгий и трудный день.

 Глава 25

 В половине шестого утра Асад Халил поднялся с постели, принес из ванной влажное полотенце и протер все поверхности, где могли остаться отпечатки его пальцев. Опустившись на пол, он прочитал утренние молитвы, затем взял чемодан и вышел из мотеля. Чемодан он положил в машину, после чего вернулся, держа в руках влажное полотенце.
 Молодой клерк спал в своем кресле. Он заснул, забыв выключить телевизор.
 Халил обошел стол клерка, прикрывая полотенцем "глок", приставил дуло к голове молодого человека и нажал на спусковой крючок. Халил убрал клерка под стол, вытащил у него из заднего кармана брюк бумажник, затем забрал деньги из кассы. Он прихватил с собой журнал регистрации и копии квитанций, протер полотенцем бирку ключа и повесил на доску.
 Затем Халил взглянул на видеокамеру, которую заметил еще вчера и которая записала не только его прибытие, но и всю сцену убийства и ограбления. Следуя вдоль провода, Халил проник в маленькую заднюю комнату, где обнаружил видеомагнитофон. Он вытащил из него кассету, сунул ее в карман, выключил везде свет и вернулся к машине.
 В воздухе висел влажный туман, скрывавший все, что находилось на расстоянии нескольких метров. Халил выехал со стоянки и включил фары только тогда, когда проехал по дороге метров пятьдесят.
 Развернувшись, Халил направился в сторону окружной дороги. Но прежде чем въехать на нее, он зарулил на большую стоянку возле универмага, отыскал канализационную решетку и просунул сквозь металлические прутья регистрационный журнал, квитанции и видеокассету. Выгреб из бумажника клерка деньги, и бумажник тоже отправился в канализацию. Затем Халил вернулся к машине и выехал на окружную дорогу.
 Было уже около шести утра, лучи поднимавшегося на востоке солнца начали рассеивать туман. В это воскресное утро машин на дороге было мало, не попалось и ни одной патрульной полицейской машины.
 Халил двигался по окружной на юг, потом дорога свернула на запад, затем на север. Халил подумал, что кружит вокруг Вашингтона, как лев, подкрадывающийся к своей жертве.
 Он ввел в "Спутниковый навигатор" нужный ему вашингтонский адрес и съехал с окружной дороги на Пенсильвания-авеню, пробираясь в самое сердце вражеской столицы.
 В семь часов утра Халил подъехал к Капитолийскому холму. Туман рассеялся, и здание Капитолия с огромным белым куполом предстало во всем своем величии, освещенное лучами утреннего солнца. Халил объехал кругом и припарковался рядом с его юго-восточной стороной. Достав из чемодана фотоаппарат, он вышел из машины и сделал несколько снимков. Он обратил внимание, что молодая пара метрах в пятидесяти от него делала то же самое. Фотографии эти не были ему нужны, но Халил подумал о том, как эти фотографии изумят его соотечественников в Триполи.
 На огороженной территории вокруг здания Халил заметил полицейские машины, но на улице их не было.
 В семь двадцать пять Халил вернулся в машину и проехал несколько кварталов по Конститьюшн-авеню. Ехал медленно, чтобы не пропустить дом номер 415. На узкой подъездной дорожке возле дома стояла машина, а в окне на втором этаже Халил увидел свет. Он продолжил движение, обогнул квартал и припарковал машину в половине квартала от дома.
 Сунув оба "глока" в карманы пиджака, Халил ждал, наблюдая за домом.
 В семь сорок пять из двери дома вышли мужчина и женщина среднего возраста. На мужчине была голубая форма генерала ВВС. Увидев это, Халил улыбнулся.
 В Триполи ему говорили, что генерал Терранс Уэйклифф – человек привычки, каждое воскресное утро он посещает кафедральный собор. Генерал почти всегда присутствовал на службе, которая начиналась в восемь пятнадцать, но бывали случаи, когда он отправлялся к девяти тридцати. Сегодня он предпочел службу в восемь пятнадцать, и Халила обрадовало, что ему не придется торчать где-то и ждать еще час.
 Он наблюдал, как генерал в сопровождении жены подошел к машине. Это был высокий стройный мужчина с походкой молодого парня, несмотря на седые волосы. Халил знал, что в 1986 году позывной штурмовика капитана Уэйклиффа был "Отход-22". Капитан управлял одним из четырех штурмовиков, которые бомбили Аль-Азизию. Офицером систем вооружения у него был полковник – тогда капитан – Уильям Хамбрехт, который нашел свою судьбу в январе в Лондоне. И вот теперь генерала Уэйклиффа ожидала аналогичная судьба в Вашингтоне.
 Генерал распахнул дверцу машины для жены, сам уселся за руль, и автомобиль выехал с подъездной дорожки.
 Халил мог убить обоих прямо здесь, но предпочел сделать это другим образом. Поправив галстук, он выбрался из своей машины.
 Халил подошел ко входной двери дома генерала и нажал кнопку звонка. За дверью послышались шаги, и Халил отступил немного назад, чтобы его можно было видеть в дверной глазок. Он услышал металлический скрежет – видимо, на дверь набрасывали цепочку. Затем дверь со скрипом отворилась, и Халил действительно увидел цепочку и лицо молодой женщины. Та начала что-то говорить, но он резко ударил плечом в дверь. Цепочка не выдержала, и дверь сшибла женщину с ног. Халил моментально юркнул внутрь дома, закрыл за собой дверь и вытащил пистолет.
 – Молчи, – приказал он.
 Молодая женщина лежала на мраморном полу, в ее глазах застыл ужас.
 Халил жестом приказал ей подняться на ноги. Некоторое время он разглядывал ее: маленькая, в халате, босиком, смуглолицая. Согласно информации, это была экономка и в доме больше никто не проживал. Чтобы убедиться, Халил спросил:
 – Кто в доме?
 – Генерал, – ответила женщина на английском с акцентом.
 Халил улыбнулся.
 – Генерала дома нет. А дети его дома?
 Экономка покачала головой, и Халил увидел, что она дрожит всем телом. Уловив доносившийся откуда-то запах кофе, он приказал:
 – Иди на кухню.
 Женщина повернулась и, пошатываясь, направилась через прихожую на кухню, находившуюся в задней части дома. Халил следовал сзади. Оглядев большую кухню, он увидел две тарелки и две кофейные чашки на столе рядом с большим окном.
 – Иди вниз, в подвал, – приказал Халил.
 Экономка послушалась, а Халил двинулся следом.
 Подвал оказался заставленным какими-то ящиками и коробками. Оглядевшись, Халил заметил дверь, которая вела в небольшую бойлерную. Он кивком приказал женщине следовать туда, и когда она переступила порог бойлерной, выстрелил ей в затылок. Женщина умерла еще до того, как упала на пол.
 Халил закрыл дверь бойлерной и поднялся в кухню. Отыскав в холодильнике молоко, он выпил его и швырнул пакет в мусорное ведро. Затем вытащил из холодильника два йогурта и, взяв со стола чайную ложку, быстро съел их. Он даже не подозревал, насколько он голоден, пока не почувствовал запах пищи.
 Вернувшись в прихожую, Халил приладил на место держатель цепочки, маскируя следы взлома. Дверь он оставил запертой, но цепочку навешивать не стал, чтобы генерал с женой могли свободно войти в дом.
 Далее Халил обошел первый этаж – кроме кухни здесь располагались просторная столовая, гостиная и маленький туалет. Затем он поднялся по лестнице на второй этаж, который почти весь занимала огромная гостиная, и Халил сразу увидел, что здесь никого нет. Третий этаж занимали спальни, и он проверил каждую. Две явно предназначались для детей генерала – девочки и мальчика, и Халил пожалел о том, что не застал их спящими. Еще одна спальня предназначалась, видимо, для гостей, а самую большую занимали хозяева.
 На четвертом этаже размещались просторный кабинет и маленькая спальня – видимо, комната экономки. Он оглядел обитый деревянными панелями кабинет, обратил внимания на предметы, связанные с военной службой хозяина.
 Под потолком на нейлоновом шнуре висела модель штурмовика "F-111", самолет смотрел вниз, как будто пикировал на цель. Под крыльями модели Халил заметил четыре серебристые бомбы. Сняв модель со шнура, он сначала изломал се руками, затем швырнул на ковер и принялся топтать, воскликнув при этом:
 – Будьте вы прокляты, гореть вам всем в аду!
 Однако через некоторое время он взял себя в руки и продолжил осмотр кабинета. На стене висела черно-белая фотография: восемь мужчин стояли перед штурмовиком "F-111", имелась и подпись: "Лейкенхит 13 апреля, 1987 г.". Халил прочитал несколько раз. Дата не совпадала с датой налета на Ливию, но внезапно Халила осенило: имена пилотов и их задания были засекречены, поэтому генерал умышленно исказил цифры на фотографии. Конечно, эти трусливые собаки не заслужили почета за то, что они натворили.
 Подойдя к большому столу из красного дерева, Халил осмотрел его и отыскал ежедневник генерала. На странице с датой 16 апреля имелась всего одна надпись: "Церковь, 8.15". Похоже, других выходов из дома у генерала сегодня не намечалось, так что его отсутствие заметят только тогда, когда он не появится на службе.
 Халил перевернул страничку. В понедельник у генерала была запланирована встреча в 10.00. А к этому времени еще один член их эскадрильи будет мертв. Он вернулся к листку с датой 15 апреля, годовщиной авианалета, и прочитал: "9.00, позвонить сослуживцам".
 Халил кивнул. Значит, они продолжают поддерживать связь между собой. Это может создать проблему, особенно когда они начнут умирать один за другим. Но Халил предвидел такую возможность, и если он будет действовать быстро, то они не успеют очухаться, как все будут мертвы.
 Рядом с телефоном лежала записная книжка генерала, и Халил, быстро просмотрев ее, отыскал имена тех, кто был изображен на фотографии. Халил удовлетворенно кивнул, заметив возле фамилии полковника Хамбрехта пометку "умер". И еще заметил, что адрес человека по имени Чип Уиггинз перечеркнут красным карандашом, а рядом с фамилией стоит вопросительный знак.
 У Халила мелькнула мысль забрать записную книжку, однако ее отсутствие могла обнаружить полиция и как-то связать ее пропажу с мотивом убийства. Вернув книжку на место, Халил вытер ее и ежедневник носовым платком.
 Затем, порывшись в ящиках стола, обнаружил пистолет 45-го калибра. Проверив, что магазин снаряжен полностью, Халил передернул ствол, дослав патрон в патронник, и сунул пистолет за пояс. Уже подойдя к двери, он остановился, тщательно собрал все обломки модели штурмовика и сложил в мусорную корзину.
 Вернувшись на третий этаж, Халил обшарил каждую спальню, собирая деньги, ювелирные украшения и часы. Прихватил даже несколько наград генерала. Все это он сложил в наволочку и спустился со своей добычей на кухню. Здесь он достал из холодильника пакет апельсинового сока и сел за стол.
 Настенные часы показывали пять минут девятого. Генерал и его жена вернутся домой в половине десятого, если они действительно привыкли к пунктуальности. А в девять сорок пять они оба будут мертвы.

 Глава 26

 Мы пересекли Потомак по мосту и въехали в город. В воскресный день в половине девятого утра машин было мало, но мы увидели любителей бега трусцой, велосипедистов и несколько семей туристов – их дети выглядели недовольными, что их вытащили из постелей в такой ранний час.
 Впереди показалось здание Капитолия, и я подумал, не собрался ли уже в полном составе конгресс. Когда всплывает куча дерьма, исполнительная власть любит ставить конгресс перед фактом и испрашивает его благословения. Насколько я знал, боевые самолеты уже направлялись к Ливии. Но это не моя проблема.
 Мы выехали на Пенсильвания-авеню, где находилось здание ФБР, а поблизости располагалась контролирующая компания – Министерство юстиции.
 Машина остановилась перед зданием ФБР, уродливым сооружением из бетонных плит, размеры и форма которого не поддавались описанию. Но как бы там ни было, фасад здания был семиэтажным, а задняя часть – одиннадцатиэтажной. Площадь здания составляла около двух с половиной миллионов квадратных футов – больше, чем площадь здания бывшего КГБ в Москве. Вероятно, оно являлось крупнейшим в мире сооружением, в котором размещалась силовая структура. Здесь работали около восьми тысяч человек, главным образом службы обеспечения и эксперты. Настоящих агентов здесь было около тысячи, но я им не завидовал, как не завидовал полицейским, работавшим в Департаменте полиции Нью-Йорка. Успехи в работе прямо пропорциональны удаленности от головной организации.
 Мы вошли в небольшой вестибюль, похожий на внутренний дворик. Пока мы ожидали сопровождающего, я побродил по этому дворику, где имелись фонтан и садовые скамейки. На стене над скамейками была выложена бронзовыми буквами цитата Эдгара Гувера: "Самое эффективное оружие против преступности – это сотрудничество... усилия всех правоохранительных органов при поддержке и понимании со стороны народа Америки". Хорошая цитата. Во всяком случае, лучше неофициального девиза ФБР "Мы не можем ошибаться".
 На стенах висели обычные фотографии: президент, генеральный прокурор, директор ФБР и т.д. Снимки размещались в порядке субординации, с них улыбались приветливые лица, так что, надеюсь, никто не путал их с фотографиями объявленных в розыск опасных преступников.
 На самом деле существовал еще один вход в здание: для посетителей. Отсюда начинались туристические осмотры, и как раз здесь висели десять фотографий самых разыскиваемых преступников. Невероятно, но трое преступников были арестованы в результате того, что туристы узнали их на снимках. Я не сомневался, что на первом месте сейчас уже висит фотография Асада Халила. А вдруг кто-то из туристов увидит ее и воскликнет: "Эй, да я же сдал комнату этому парню!"
 Лет пять назад я побывал в этом здании, здесь тогда проходил семинар, посвященный серийным убийцам. Пригласили детективов из отделов по расследованию убийств со всей страны, они все оказались немного чокнутыми, как и я. Во время семинара мы постоянно отпускали шуточки в адрес ФБР, и их психологи посчитали, что нам требуется медицинская помощь.
 Но ладно, вернемся к нашему визиту в здание ФБР. Разумеется, сегодняшний день не был обычным рабочим днем. Здание выглядело практически пустым, однако я не сомневался, что отдел по борьбе с терроризмом в сборе. Оставалось надеяться, что коллеги не станут ругать нас за испорченное воскресенье.
 Джек, Кейт и Тед предъявили охране личное оружие, а я был вынужден признаться, что у меня оружия нет.
 – Мои руки зарегистрированы в качестве смертельного оружия, – предупредил я охранника.
 Охранник посмотрел на Джека, который сделал вид, что я не с ними, а сам по себе.
 В девять часов нас провели в зал заседаний на третьем этаже, где предложили кофе и представили нам шестерых мужчин и двух женщин. Мужчин звали Боб, Билл, Джим (впрочем, может, мне просто это послышалось), а женщин – Джейн и Джин. Все они были в синих костюмах.
 Я догадывался, что этот день будет долгим и напряженным, но действительность оказалась еще хуже. Нет, никто из них не проявлял враждебности, не упрекал нас – они были вежливы и сочувствовали нам, – однако у меня появилось ощущение, что я снова учусь в школе и меня вызвали в кабинет директора. "Джонни, как ты думаешь, когда террорист в следующий раз заявится в Америку, ты сможешь вспомнить, чему мы тебя учили?"
 Хорошо, что я не взял с собой пистолет, а то уж слишком большой соблазн перестрелять их всех.
 Мы не все время торчали в этом зале заседаний, нас, словно цирковых животных, водили по разным кабинетам, где повторялась одна и та же процедура, менялась только публика.
 Короче говоря, все утро мы говорили, отвечали на вопросы, а разные люди слушали нас и кивали. По большей части я не знал, с кем мы говорим, а несколько раз вообще ловил себя на мысли, что нас привели не в тот кабинет, поскольку находившиеся там люди выглядели удивленными и смущенными, как будто не понимали, откуда здесь взялась четверка из Нью-Йорка, которая рассказывает про какой-то отравляющий газ и про парня по имени Лев. Что ж, возможно, я и преувеличиваю, но после трех часов разговоров с различными людьми об одном и том же все это начало здорово утомлять.
 Кто-то задавал специфические вопросы, касавшиеся фактов, иногда нам предлагали высказать свое мнение или версию. Однако никто не сообщил нам ничего из того, что они знали. А затем нам сказали, что можно пойти отобедать.

 Глава 27

 Асад Халил услышал, как открылась входная дверь и раздался женский голос:
 – Роза, мы пришли.
 Халил допил кофе, вытащил генеральский "кольт" 45-го калибра, стал сбоку от кухонной двери и прислушался. Мужчина и женщина, разговаривая между собой, приближались к кухне.
 Генерал и его жена вошли в просторную кухню, генерал сразу направился к холодильнику, а женщина к кофейнику, стоявшему на кухонном столе. Они стояли спиной к Халилу, а он, сунув пистолет в карман, ждал, когда его заметят.
 Женщина достала из шкафчика две чашки и налила в них кофе. А генерал продолжал что-то искать в холодильнике.
 – А где молоко? – спросил он.
 – Оно здесь, – ответила миссис Уэйклифф.
 Она повернулась, направляясь к столу, увидела Халила, сдавленно вскрикнула и уронила обе чашки на пол.
 Генерал резко обернулся, посмотрел на жену, проследил за ее взглядом и увидел высокого мужчину в костюме. Глубоко вздохнув, Уэйклифф спросил:
 – Кто вы такой?
 – Посыльный, – ответил Халил.
 – Кто вас впустил в дом?
 – Ваша служанка.
 – Где она?
 – Пошла покупать молоко.
 – Ладно, убирайтесь отсюда, – рявкнул генерал, – или я вызову полицию!
 – Как вам понравилась сегодняшняя церковная служба? – поинтересовался Халил.
 – Прошу вас, уходите, – попросила миссис Уэйклифф. – Если вы немедленно уйдете, мы не станем звонить в полицию.
 Халил проигнорировал ее слова.
 – Я тоже верующий человек. Я изучал Тору, Библию и, разумеется, Коран.
 Последние слова внезапно натолкнули генерала Уэйклиффа на мысль, кем может быть этот незваный гость.
 Халил продолжил:
 – А вы знакомы с Кораном? Нет? Но вы читаете Тору. А почему же христиане не читают Слово Божье, переданное нам пророком Мухаммедом? Хвала ему.
 – Послушайте... я не знаю, кто вы такой...
 – Разумеется, знаете.
 – Ну хорошо... я знаю, кто вы такой...
 – Да, я ваш самый страшный кошмар. А когда-то вы были моим самым страшным кошмаром.
 – О чем вы говорите?..
 – Вы генерал Терранс Уэйклифф, работаете в Пентагоне. Верно?
 – А вот это не ваше дело. Немедленно убирайтесь.
 Халил не шелохнулся. Он просто смотрел на генерала в голубой форме, стоявшего перед ним. Наконец Халил нарушил молчание:
 – Я вижу, что у вас много наград, генерал.
 – Гейл, позвони в полицию, – приказал генерал жене.
 Женщина стряхнула оцепенение и двинулась к кухонному столу, над которым на стене висел телефон.
 – Не стоит, – промолвил Халил.
 Гейл оглянулась на мужа, который повторил:
 – Звони в полицию, – и сделал шаг навстречу незнакомцу.
 Халил выхватил из кармана пистолет.
 Гейл Уэйклифф вскрикнула.
 Генерал тоже издал удивленный возглас и замер на месте.
 – Да, это ваш пистолет, генерал, – сказал Халил и осмотрел оружие. – Очень красивая штучка, наверное, вас наградили им за особые заслуги.
 Генерал ничего не ответил, а Халил продолжил:
 – Насколько я знаю, не было специальной медали за авианалет на Ливию, правда? – Он посмотрел в глаза генералу и впервые заметил в них страх. – Я говорю о пятнадцатом апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.
 Генерал бросил взгляд на жену, они уже оба поняли, куда клонит незнакомец. Гейл Уэйклифф подошла к мужу и стала рядом с ним.
 Халил оценил ее храбрость перед лицом смерти. Целую минуту никто не произнес ни слова, Халил наслаждался видом американцев, ожидающих смерти. Однако Асад Халил еще не закончил, он обратился к генералу:
 – Поправьте меня, если я ошибаюсь, но ваш позывной был "Отход-22". Так?
 Генерал продолжал молчать.
 – Вы управляли штурмовиком "F-111", атаковавшим Эль-Азизию, верно?
 И снова генерал ничего не ответил.
 – Наверное, вам интересно, откуда я узнал эту тайну?
 Генерал Уэйклифф откашлялся и сказал:
 – Да, интересно.
 – Но если я скажу вам, то буду вынужден убить вас, – со смехом ответил Халил.
 – Вы в любом случае сделаете это, – с трудом выдавил из себя генерал.
 – Возможно. А может, и нет.
 – А где Роза? – спросила Гейл Уэйклифф.
 – Какая хорошая хозяйка, вы так заботитесь о своей служанке.
 – Где она? – повторила миссис Уэйклифф уже резким тоном.
 – Она там, где вы и предполагаете.
 – Ублюдок!
 Асад Халил не привык, чтобы с ним разговаривали таким тоном, а уж тем более женщина. У него возникло желание застрелить ее прямо сейчас, но он сдержался.
 – На самом деле я не ублюдок. У меня были мать и отец, они состояли в законном браке. Моего отца убили ваши союзники, израильтяне. А мать погибла во время бомбардировки Эль-Азизии. А еще вы убили двух моих братьев и двух сестер. – Халил посмотрел на Гейл Уэйклифф. – И вполне возможно, миссис Уэйклифф, что их убила одна из бомб вашего мужа. Ну, что вы на это скажете?
 Гейл Уэйклифф глубоко вздохнула и ответила:
 – Я сожалею об этом. Вот все, что я могу сказать. Мы оба сожалеем.
 – Вот как? Что ж, спасибо за сочувствие.
 Генерал посмотрел Халилу прямо в глаза и заговорил гневным тоном:
 – А я вовсе не сожалею. Ваш лидер, этот Каддафи, международный террорист. Он убил десятки ни в чем не повинных мужчин, женщин и детей. База в Эль-Азизии являлась командным центром международных террористов, и вина за смерть гражданских лиц лежит на Каддафи, который поселил их на территории военного объекта. И если вы знаете так много, то должны также знать, что по всей Ливии бомбили только военные объекты, а гибель небольшого числа гражданских лиц была случайностью. Так что не следует называть это хладнокровным убийством.
 Халил задумчиво посмотрел на генерала Уэйклиффа и произнес:
 – А бомба, которую сбросили на дом полковника Каддафи в Эль-Азизии? Вспомните, генерал, эта бомба убила его дочь, ранила жену, покалечила двух сыновей. Это тоже случайность? Может, ваши "умные" бомбы сбились с курса? Ответьте мне.
 – Мне больше нечего вам сказать.
 Халил покачал головой:
 – Нет, есть что. – Он поднял пистолет и направил его на генерала. – Вы просто не представляете, как долго я ждал этого момента.
 Генерал сделал шаг вперед, загородив собой жену.
 – Отпустите ее.
 – Не смешите меня. Я очень сожалею, что дома нет ваших детей.
 – Сволочь! – Генерал бросился на Халила.
 Халил сделал один выстрел, пуля попала в форменные нашивки на левой стороне груди генерала. Ударная сила пули 45-го калибра с тупым наконечником остановила генерала и сбила с ног. Он с грохотом рухнул на спину на кафельный пол кухни.
 Гейл Уэйклифф закричала и бросилась к мужу.
 Халил не стал стрелять, он позволил ей опуститься на колени возле умирающего мужа. Гейл гладила мужа по лбу и всхлипывала. Из раны начала сочиться пузырящаяся кровь, и Халил понял, что попал генералу не в сердце, а прострелил легкое. Что ж, это хорошо, генерал будет умирать медленно, истекая кровью.
 Гейл Уэйклифф зажала рану мужа ладонью, и у Халила создалось впечатление, что она знает, как обращаться с такими ранами. Но возможно, она действовала просто инстинктивно.
 Около тридцати секунд Халил с интересом и в то же время равнодушно наблюдал за этой сценой.
 Генерал попытался что-то сказать, но не смог, поскольку захлебывался кровью. Халил подошел ближе и посмотрел ему в лицо. Их взгляды встретились.
 – Я мог бы убить вас топором, как убил полковника Хамбрехта, – сказал Халил. – Но вы вели себя очень мужественно, и я это оценил. Поэтому вам не придется слишком долго мучиться, чего я не обещаю остальным вашим однополчанам.
 – Гейл... – удалось все же прошептать умирающему генералу.
 Халил приставил дуло пистолета к голове женщины чуть выше ухай выстрелил.
 Гейл Уэйклифф рухнула ничком рядом с мужем.
 Генерал протянул руку, коснулся жены, а затем приподнял голову, чтобы посмотреть на нее.
 Несколько секунд Халил наблюдал за генералом, затем сказал:
 – Она умерла не так мучительно, как моя мать.
 Генерал Уэйклифф повернул голову и посмотрел на Асада Халила. Глаза генерала были широко раскрыты, на губах пузырилась кровь.
 – Хватит... – пробормотал он и закашлялся, – хватит смертей... возвращайся...
 – Я еще не закончил здесь свои дела. Я вернусь домой, когда будут мертвы все ваши друзья.
 Генерал нащупал руку жены и сжал ее. Халил ждал, но генерал все не умирал. Тогда Халил присел на корточки возле тел, снял с руки генерала часы и кольцо, полученное генералом после окончания академии ВВС, вытащил из заднего кармана брюк бумажник. С миссис Уэйклифф он также снял часы, кольца, сорвал с шеи жемчужное ожерелье.
 Оставаясь сидеть на корточках, Халил приложил пальцы к ране на груди генерала. Затем убрал руку, поднес пальцы к губам и принялся слизывать с них кровь, наслаждаясь и вкусом крови, и моментом.
 Генерал с ужасом смотрел, как Халил облизывает окровавленные пальцы. Он попытался что-то сказать, но снова закашлялся и захлебнулся кровью.
 Халил уставился генералу прямо в глаза. Наконец тот начал хрипеть и корчиться в судорогах. А затем дыхание и вовсе прекратилось. Халил приложил ладонь к груди генерала, потом пощупал пульс на запястье и на шее. Довольный тем, что Терранс Уэйклифф наконец умер, Халил поднялся и посмотрел на оба тела.
 – Гореть вам в аду, – промолвил он.

 Глава 28

 К полудню даже Кейт, Тед и Джек выглядели так, словно им уже нечего больше сказать. Нас уже не имело смысла допрашивать, поскольку в наших головах осталась только сплошная пустота. Ребята из ФБР прекрасно знали, как выжать из человека всю информацию, не пользуясь при этом электрошоком.
 В ФБР тоже подошло время обеда, и нас, слава Богу, оставили в покое, но посоветовали пообедать в местном кафе. Талоны на обед нам не дали – значит, придется раскошелиться за привилегию пообедать в здешней харчевне.
 Кафе оказалось вполне приличным, но по случаю воскресенья меню было урезанным – только здоровая и полезная пища: салаты, йогурты, овощи, фруктовые соки и чай на травах. Я взял себе салат из тунца и кофе, который по вкусу напоминал жидкость для бальзамирования.
 Джек Кениг, поглощая салат, сказал:
 – Не знаю, оставят ли это дело нам или же передадут здешнему отделу по борьбе с терроризмом.
 – Но ведь именно для расследования таких дел и создавалась наша группа, – заметила Кейт.
 Пожалуй, она права. Однако головные организации не всегда любят свои филиалы. В армии, например, не любили войска специального назначения с их зелеными беретами. Департамент полиции Нью-Йорка не жаловал свой антикриминальный отдел, состоявший из парней, которые одевались и выглядели как бродяги и разбойники. Чистенькие и холеные учреждения никогда не понимают своих копающихся в грязи специальных подразделений. Им даже наплевать, насколько результативна работа этих "грязнуль". Трудяги, особенно когда их работа эффективна, представляют собой угрозу для установившегося порядка.
 – У нас имеется хороший опыт работы в Нью-Йорке, – добавила Кейт.
 Кениг задумался, затем ответил:
 – Все зависит от того, где, по их мнению, находится Халил. Возможно, нам и разрешат свободно поработать в Нью-Йорке. Заграничные операции передадут ЦРУ, а остальной страной и Канадой займется Вашингтон.
 Тед молчал, я тоже не вмешивался в разговор. Но, насколько я знал, сотрудники ОАС, работавшие в Нью-Йорке, часто ездили по стране и даже по всему миру, когда дело, которым они занимались, начиналось в Нью-Йорке. Соблазняя меня новой работой, Дом Фанелли рассказывал, что ребята из группы часто ездят в Париж, пьют там вино, соблазняют француженок и вербуют их для слежки за подозрительными арабами. Конечно, я тогда не поверил в это, однако знал, что существовала возможность прокатиться в Европу за счет федерального бюджета. Но сейчас вопрос заключался в другом: если ты ловишь преступника, то следуешь за ним по всему миру или же останавливаешься на границе?
 Самый бестолковый случай на моей памяти, связанный с убийством, произошел три года назад, когда насильник и убийца затерялся в районе Ист-Сайд и мы не могли найти его. Затем убийца отправился на недельку в штат Джорджия навестить приятеля. Там какой-то дотошный местный коп задержал его за вождение автомобиля в состоянии опьянения. А у местной полиции имелся новехонький компьютер, купленный на федеральные деньги, и они скорее ради скуки запустили туда отпечатки пальцев задержанного. И они совпали с теми, которые мы обнаружили на месте преступления. Так вот, нам пришлось получать ордер на экстрадицию преступника и ехать за ним в Джорджию. В местном полицейском участке я провел целые сутки, в течение которых шеф полиции молол какую-то чепуху, расспрашивал про Нью-Йорк и объяснял мне, как надо ловить убийц. Уверял, что, если еще раз потребуется помощь, надо только позвонить ему. В общем, вся процедура заняла уйму времени.
 Но вернемся к нашему обеду в штаб-квартире ФБР. Судя по настроению Кенига, он не был уверен, что ОАС сумеет довести это дело до конца.
 – Если Халила поймают в Европе, – сказал он, – то наверняка две или три страны потребуют его выдачи, а мы получим его только в том случае, если правительство Соединенных Штатов сумеет убедить дружественную страну выдать нам Халила, обвиняемого в массовом убийстве.
 Наверное, Кениг объяснял всю эту юридическую бодягу в расчете на меня, но я-то и так это знал. Я прослужил в полиции почти двадцать лет, пять лет преподавал в полицейской академии и почти два года прожил с женщиной-адвокатом. Кстати, эти два года были единственным периодом в моей жизни, когда я трахал адвоката, а не адвокаты имели меня.
 Получалось, что наша команда вроде бы сделала свое дело, выиграла матч, и теперь можно было отправляться в душ. Однако один наш игрок, по имени Тед Нэш, намеревался покинуть команду, в которой он начинал играть. У меня в памяти всплыл образ шефа полиции из штата Джорджия, только сейчас у него было лицо Теда Нэша. Он указывал на Асада Халила, сидевшего за решеткой, и говорил мне: "Вот видишь, Кори, я поймал его. Позволь рассказать тебе, как я это сделал. Я сидел в кафе на улице Сен-Жермен – это в Париже, Кори, – и тут появился преступник. Я выхватил пистолет и арестовал его".
 На самом деле Тед в этот момент говорил нечто другое:
 – Завтра я вылетаю в Париж, поговорю там с нашими людьми в посольстве. Это хорошая идея – начать там, где все началось, а затем вернуться сюда.
 Кейт и Джек поболтали немного о проблемах юрисдикции, экстрадиции, федеральных законах и законах штатов и тому подобном. Затем Кейт сказала мне:
 – Уверена, в полиции то же самое. Люди, которые начали дело, доводят его до конца. Это сохраняет целостность цепи доказательств и делает свидетельские показания людей менее доступными для нападок со стороны защиты.
 Господи, мы еще не поймали этого негодяя, а они уже рассуждают о законном судебном процессе. Вот что бывает, когда адвокаты становятся полицейскими. Всю эту чушь я был вынужден выслушивать, когда имел дело с помощниками и следователями окружного прокурора. Эта страна старается соблюдать законность, что вовсе не плохо, когда имеешь дело со среднестатистическим американским преступником. Конечно, надо соблюдать конституцию и не позволять никому нарушать ее. Но все-таки кто-то должен придумать отдельный суд со своими законами для таких, как Асад Халил. Ведь этот парень даже не платит налоги, ну разве что за исключением налога с продаж.
 Когда время обеда подходило к концу, Кениг объявил:
 – Вы все сегодня утром проделали отличную работу. Я понимаю, процедура не очень приятная, но мы прибыли сюда, чтобы оказать помощь и быть полезными. Я очень горжусь вами.
 Я едва не поперхнулся куском тунца, а Кейт, похоже, польстили слова шефа. А вот Теду было наплевать на его слова, и это означало, что у нас с ним наконец появилось что-то общее.

 Глава 29

 Асад Халил выехал на окружную дорогу, а в начале одиннадцатого он уже двигался на юг по шоссе I-95 подальше от Вашингтона. Он знал, что впереди, вплоть до конечного пункта его поездки, не будет платных дорог и мостов.
 Порывшись в наволочке, Халил вытащил деньги, обнаруженные в спальне генерала, деньги из генеральского бумажника и из сумочки его жены, которую он прихватил в прихожей. Всего двести долларов. Из мотеля он прихватил четыреста сорок долларов, в бумажнике Гамаля Джаббара оказалось около ста. Халил сложил в уме все суммы и добавил то, что у него имелось. Всего получилось около тысячи ста. Он подумал, что этого хватит на несколько дней.
 Въехав на мост, пересекавший небольшую речку, Халил остановил машину и быстро выбрался из нее, держа в руку наволочку, где лежали пистолет генерала и ценности, взятые из дома. Подойдя к перилам, Халил посмотрел в обе стороны, потом вниз на реку и, убедившись, что не видно ни машин, ни лодок, швырнул наволочку в воду.
 Вернувшись в машину, он продолжил свой путь. Конечно, неплохо было бы сохранить какие-нибудь сувениры в память о визите к генералу, особенно генеральское кольцо и фотографию его детей. Однако по прошлому европейскому опыту он знал, что надо быть готовым к случайному обыску. Конечно, он не собирался позволять себя обыскивать, но это могло произойти, и не следовало пренебрегать такой вероятностью.
 Свернув к первой же попавшейся заправочной станции, Халил подъехал к колонке с табличкой "Самообслуживание". Ему говорили, что на американских заправках все точно так же, как в Европе, а значит, можно воспользоваться имевшейся у него кредитной карточкой. Однако не хотелось уже в начале миссии оставлять свой след, и поэтому он решил заплатить наличными.
 Закончив заливать бензин, Халил подошел к стеклянной будке и просунул в маленькое окошко банкноту в двадцать долларов. Мужчина, сидевший в будке, взглянул на него, и Халилу этот взгляд показался недружелюбным. Отсчитав сдачу, мужчина положил ее на прилавок и отвернулся. Халил забрал деньги, вернулся к своей машине и снова выехал на шоссе.
 Халил обратил внимание на то, что на территории штата Виргиния на деревьях гораздо больше листвы, чем в Нью-Йорке или в Нью-Джерси. Поток транспорта здесь двигался со скоростью примерно семьдесят пять миль в час, то есть гораздо быстрее, чем к северу от Вашингтона, и на десять миль в час быстрее, чем предписывали знаки ограничения скорости.
 Борис говорил ему: "Полиция на юге обычно останавливает машины с северными номерами. Особенно с нью-йоркскими".
 На вопрос Халила почему Борис ответил: "Между Югом и Севером была Гражданская война, в которой Юг потерпел поражение. И у южан до сих пор злоба на северян". "А когда была эта война?" – спросил Халил. "Более ста лет назад".
 Борис коротко рассказал о войне и добавил: "Американцы прощают своих зарубежных врагов через десять лет, но вот друг друга никак простить не могут. Тебе лучше всего двигаться по федеральной трассе, по ней всегда едут северяне, которые решили провести отпуск во Флориде. Там твой автомобиль не будет привлекать внимание".
 И еще Борис сообщил: "Многие жители Нью-Йорка евреи, так что на юге полиция может остановить машину из Нью-Йорка еще и по этой причине. – Он рассмеялся. – Если тебя остановят, скажи им, что ты тоже не любишь евреев".
 Халил помнил все эти наставления. Там, в Триполи, наставники старались облегчить его поездку на юг, но они явно хуже знали это место, чем территорию между Нью-Йорком и Вашингтоном. И здесь у него могли возникнуть проблемы. Халил вспомнил взгляд кассира на заправочной станции, подумал о своих нью-йоркских номерах и о своей внешности.
 Борис наставлял его: "На юге в основном проживают темнокожие африканцы или люди с европейской внешностью. Ты не похож ни на тех, ни на других. Но когда доберешься до Флориды, там будет легче. Во Флориде люди многих рас и цветов кожи, там тебя могут принять за латиноамериканца. Однако многие люди во Флориде говорят по-испански, а ты не говоришь. Так что, если придется объясняться, говори, что ты бразилец. В Бразилии говорят на португальском и очень мало кто из американцев знает этот язык. Но если будешь говорить с полицией, представляйся египтянином, как и записано в твоих документах".
 Халил помнил об этом совете Бориса. В Европе полно туристов, бизнесменов и жителей из арабских стран, но в Америке, за пределами Нью-Йорка, его внешность могла привлечь внимание. Хотя Малик говорил об этой стране: "Этот идиот русский слишком пугает тебя. В Америке нужно всего лишь улыбаться, не выглядеть подозрительным, не держать руки в карманах, носить с собой американскую газету или журнал, давать чаевые – пятнадцать процентов от счета, – не стоять при разговоре слишком близко, чаще принимать душ и со всеми здороваться".
 Халил улыбнулся, вспомнив эти слова Малика и то, какую оценку он дал американцам: "Они похожи на европейцев, но у американцев в мозгах меньше извилин. Говори конкретно, но не резко. Будь дружелюбным, но не фамильярничай. Американцы не сильны в географии и в различных областях культуры. Так что если захочешь быть греком, будь греком. Ты хорошо говоришь по-итальянски, так что можешь говорить, что ты с Сардинии. Американцы в любом случае ничего не знают ни о Греции, ни о Сардинии".
 Халил отвлекся от своих мыслей и переключил все внимание на дорогу. На одних участках движение было довольно интенсивным, на других – машин встречалось совсем мало. Вдоль трассы тянулись главным образом поля и леса, в основном сосновые. Иногда попадались отдельные здания, похожие на фабрику или склад. Но, как и европейские автобаны, эта дорога проходила в отдалении от городов и населенных мест. Трудно было представить себе, что в Америке более двухсот пятидесяти миллионов населения. Вот в его родной стране насчитывалось всего около пяти миллионов человек, но с тех пор как много лет назад Великий лидер сверг глупого короля Идриса, Ливия доставляла Америке массу неприятностей.
 Халил позволил себе мысленно вернуться в дом генерала Уэйклиффа. Он берег эти мысли, оставляя на десерт, на сладкое.
 Он мысленно прокрутил в воображении всю сцену и задумался над тем, каким образом можно было бы получить еще большее удовольствие от этого убийства. Возможно, надо было заставить генерала умолять его не убивать жену или заставить женщину встать на колени и целовать ему ботинки. Однако у Халила было ощущение, что они вряд ли стали бы делать это. Он выжал из них все, что мог. Другие попытки заставить их молить о милости не дали бы результата. Он ведь не скрывал цели своего появления, и они понимали, что все равно умрут.
 Наверное, можно было бы придумать им более мучительную смерть, но его ограничивала необходимость сделать так, чтобы все выглядело как ограбление. Ему требовалось время, чтобы завершить свою миссию до того, как американские спецслужбы поймут суть происходящего.
 Асад Халил допускал, что во время любого его визита к людям из эскадрильи, бомбившей Эль-Азизию, он рискует попасть в руки полиции. Да, такой возможности он не исключал, однако успокаивало то, что он уже совершил в Европе, в аэропорту Нью-Йорка и в доме генерала Уэйклиффа.
 Будет прекрасно, если он полностью завершит свой список, а если не сможет, то это сделает кто-то другой. Конечно, хотелось бы вернуться в Ливию, но это было не столь важно. Умереть во время джихада на территории врага – это триумф и честь. Ему уже уготовано место в раю.
 С той ужасной ночи у Асада Халила еще никогда не было такого хорошего настроения.
 "Багира. Я мщу и за тебя тоже".
 Халил приближался к Ричмонду, движение на дороге стало значительно интенсивнее. Ему следовало свернуть на шоссе Е-295, объехать город и снова вернуться на шоссе I-95. В начале второго он увидел щит с надписью: "Добро пожаловать в Северную Каролину". Глядя по сторонам, Халил не обнаружил больших отличий по сравнению с Виргинией, – увеличивалась лишь вероятность, что его может остановить полиция, а в Джорджии и подавно.
 Борис предупреждал, что на юге в патрульных полицейских машинах иногда сидят по двое полицейских и часто, останавливая автомобиль, они достают оружие, а значит, пристрелить их будет сложнее.
 Борис также предупреждал, чтобы он не предлагал полицейскому взятку, если его остановят за нарушения правил движения. По словам русского, за это вполне могли арестовать. Халил помнил об этом еще по Европе, а вот у них, в Ливии, несколько динаров запросто удовлетворили бы полицейского.
 Он продолжал двигаться по широкой, почти идеально прямой трассе. Машина у него была мощная, с большим топливным баком, однако, судя по компьютеру, до места назначения еще раза два придется заправляться.
 Халил подумал о человеке, которому предстояло нанести следующий визит. Лейтенант Пол Грей, пилот штурмовика с позывным "Элтон-38".
 Прошло более десяти лет и были истрачены миллионы долларов, прежде чем ливийская разведка сумела раздобыть список всех участников бомбардировки, и еще несколько лет потребовалось, чтобы установить местонахождение каждого. Одного из них, лейтенанта Стивена Кокса, офицера управления системами огня штурмовика с позывными "Отход-61", достать уже было нельзя, он погиб во время войны в Персидском заливе. Халил вовсе не сожалел об этом, ведь Кокс все-таки погиб от рук воинов ислама.
 Тело его первой жертвы, полковника Хамбрехта, разрубленное на части, отправили домой, в Америку, в январе. А вторая еще не остыла.
 Оставалось пятеро.
 Сегодня вечером лейтенант Пол Грей присоединится в аду к своим сослуживцам.
 И тогда их останется четверо.
 Халил знал, что ливийская разведка выяснила имена и некоторых других пилотов, из других эскадрилий, которые бомбили Бенгази и Триполи, но ими займутся в другой раз. Халилу предоставили честь нанести первый удар – лично отомстить за смерть своей семьи, за смерть дочери и за увечья, нанесенные жене и сыновьям Великого лидера.
 Халил нисколько не сомневался, что американцы уже давно забыли про 15 апреля 1986 года. После этого они бомбили еще столько, что этот случай для них ничего не значил. Во время войны в Персидском заливе десятки тысяч иракцев погибли от рук американцев и их союзников. А правитель Ирака Хусейн мало что сделал, чтобы отомстить за смерть своих мучеников. Но ливийцы не иракцы. Великий лидер никогда не забывает оскорбления, предательство или смерть мучеников.
 Интересно, а что в данный момент делает лейтенант Пол Грей? И был ли этот человек одним из тех, кому генерал Уэйклифф звонил вчера? Халил точно не знал, поддерживают ли связь бывшие сослуживцы, однако, судя по записи в ежедневнике генерала, 15 апреля они созванивались. Но если они говорили по телефону всего пару дней назад, то вряд ли будут звонить друг другу в ближайшее время, если только кто-нибудь не сообщит им о смерти генерала Уэйклиффа. Миссис Уэйклифф, конечно же, не сообщит, и вообще тела скорее всего обнаружат не раньше чем через сутки.
 Хорошо, если полиция посчитает, что чета Уэйклифф и служанка погибли от рук грабителей – с точки зрения полиции это обычное преступление, – но если в дело вмешаются спецслужбы, они могут взглянуть на это убийство по-другому.
 Но в любом случае, если они и заподозрят что-то, у них не будет оснований первым делом подумать, что это месть со стороны Ливии. Генерал служил в самых разных местах, а его назначение в Пентагон может навести на мысль о политическом убийстве.
 Халил понимал, что самым важным обстоятельством в его пользу является тот факт, что очень мало кто знал об участии этих офицеров в авианалете на Ливию. Как выяснили ливийская и советская разведки, об этом не упоминалось даже в их личных делах. Существовал только отдельный список с грифом "Совершенно секретно". Секретность оберегала этих людей столько времени, но теперь она помешает спецслужбам установить связь между тем, что произошло на базе Лейкенхит в Англии, в Вашингтоне и скоро произойдет в Дейтона-Бич, штат Флорида.
 Однако сами убийцы знают, что их связывает, и это постоянно будет создавать проблему. Оставалось только молиться Аллаху, чтобы он держал его врагов в неведении, а быстрота и решительность позволят ему убить их всех или по крайней мере большинство.
 Малик как-то спросил: "Асад, ходят слухи, будто ты чувствуешь опасность до того, как увидишь ее, услышишь или унюхаешь. Это правда?"
 На что Халил рассказал Малику о той ночи во время налета, умолчав лишь о Багире. "Я находился на крыше и молился, и еще до того, как появился первый самолет, я почувствовал опасность. Мне было видение: огромные страшные хищные птицы летят на нашу страну. Я побежал домой, чтобы предупредить семью, но опоздал".
 Малик кивнул и сказал: "Как ты знаешь, Великий лидер ходит в пустыню молиться, и ему тоже приходят видения".
 Халил знал об этом. Муамар Каддафи родился в пустыне, в семье кочевников. А те, кто там родился, в пустыне среди кочевников, считались дважды благословенными, и многие из них обладали достоинствами, которыми не отличались рожденные в городах на побережье. Халил слышал где-то, что мистицизм людей пустыни предшествовал появлению ислама и что некоторые считали верования кочевников богохульством. По этой причине Асад Халил, родившийся в оазисе Куфра – не на побережье и не в пустыне, – нечасто рассказывал о своем шестом чувстве.
 Но Малик знал об этом.
 "Когда ты чувствуешь опасность, – поучал он, – бегство не будет трусостью. Даже лев убегает от опасности. Вот почему Аллах наделил его большим проворством, чем ему требуется для того, чтобы догнать жертву. Ты должен прислушиваться к своим инстинктам, иначе лишишься своего шестого чувства. А если вдруг поймешь, что потерял этот дар, то замени его хитростью и осторожностью".
 Халил решил, что понял смысл слов Малика, а тот заявил со всей откровенностью: "Ты можешь либо погибнуть в Америке, либо сбежать оттуда, но ты не должен допустить, чтобы тебя поймали. – Халил ничего не ответил, и Малик продолжил: – Я знаю, ты храбр и никогда не предашь нашу страну, нашего Бога или Великого лидера даже под пытками. Но если они возьмут тебя живым, у них будут все необходимые основания, чтобы отомстить нашей стране. Великий лидер просил передать тебе, что ты должен сам уйти из жизни, если положение будет безвыходным".
 Халил вспомнил, что его удивили эти слова. Он не собирался попадать в плен и с радостью пожертвовал бы своей жизнью, если бы посчитал, что это необходимо. Однако он представлял себе и такую ситуацию, при которой может быть захвачен живьем. По его мнению, это даже могло пойти на пользу всему делу. Он смог бы тогда рассказать всему миру, кто он такой, как он страдал и что сделал, чтобы отомстить за ту кошмарную ночь. Это вдохновит всех мусульман, поможет восстановить честь его страны и унизить американцев.
 Однако Малик отвергал такую возможность, и даже сам Великий лидер запрещая ему завершить свой джихад подобным образом.
 Халил задумался над этим. Он понимал, почему Великий лидер не хотел навлекать на свою страну очередной американский авианалет. Но в конце концов, такова суть кровной мести. Она как круг – замкнутый круг крови и смерти. Чем больше крови, тем лучше. Чем больше мучеников, тем больше будет доволен Аллах, тем сплоченнее станут мусульмане.
 Халил выбросил из головы эти мысли, понимая, что у Великого лидера свои планы, известные очень немногим избранным. Возможно, когда-то и он попадет в этот круг, а пока он только один из многих воинов ислама.
 Мысли Халила перекинулись из прошлого в будущее, он впал в состояние, близкое к трансу, что было несложно на этой прямой и скучной трассе. Он перенесся в мыслях на несколько часов и много миль вперед, в местечко под названием Дейтона-Бич. Халил представил себе дом, который видел на фотографиях, и лицо человека по имени Пол Грей. Затем прислушался к своему шестому чувству на предмет опасности, но не ощутил ни засад, ни приготовленных для него ловушек. Вместо этого он увидел, как голый Пол Грей бежит по пустыне, а его преследует огромный голодный лев, приближающийся к жертве с каждым прыжком.
 Асад Халил улыбнулся и воздал хвалу Аллаху.

 Глава 30

 После обеда нас проводили в расположенную на четвертом этаже небольшую комнату без окон, где мы прослушали короткую лекцию о терроризме вообще и о ближневосточном терроризме в частности. Нам продемонстрировали слайды с картами, фотографиями, диаграммами деятельности террористических организаций, а также вручили список литературы, предлагаемой для прочтения.
 Я подумал, что это шутка, но оказалось, что нет. И все же я спросил инструктора, парня по имени Билл, одетого в синий костюм:
 – Может, мы просто попусту тратим время? Не лучше ли заняться чем-нибудь более важным?
 Билла, похоже, несколько озадачил такой вопрос, и он ответил:
 – Эта лекция предназначалась для того, чтобы укрепить ваши убеждения и дать вам представление о глобальной сети терроризма.
 Затем он объяснил, что после "холодной войны" весь мир столкнулся с проблемой терроризма, и явление это прибрело международный характер. Это не было для меня новостью, но я сделал несколько пометок в блокноте на тот случай, если впоследствии нам устроят экзамен.
 Вообще-то ФБР занимается защитой гражданских прав, борьбой с наркоторговлей, осуществляет экспертные и лабораторные исследования, расследует дела, связанные с организованной преступностью, насильственные и экономические преступления. Теперь также проводит антитеррористические операции. Это новый вид деятельности, который даже не существовал в ФБР двадцать пять лет назад, когда я был молоденьким полицейским.
 Всего этого Билл нам не объяснял, но я и так это знал, как знал то, что сегодня для Белого дома очень трудный день, хотя страна и не догадывалась, что террористы нанесли Соединенным Штатам самый ощутимый удар со времен Оклахома-Сити. И что самое важное, удар этот нанесли не какие-то доморощенные отморозки, а террористы из пустынь Северной Африки.
 Билл продолжал разглагольствовать об истории ближневосточного терроризма, а я делал в своем блокноте пометки: позвонить Бет Пенроуз, позвонить родителям во Флориду, позвонить Дому Фанелли, забрать из чистки костюмы, вызвать телемастера...
 Билл все говорил, Кейт слушала, Тед делал вид, что слушает. Джек Кениг, который был королем в Нью-Йорке, здесь отнюдь им не был. Он казался одним из лояльных мелких князьков, приехавшим в столицу Империи. Я обратил внимание, что здесь, в Вашингтоне, к нью-йоркскому офису относились как к филиалу, который не слишком хорошо выполняет свою работу.
 В конце концов Билл закончил и ушел, но на смену ему тут же появились мужчина и женщина. Женщину звали Джейн, а мужчину Джим, и оба они были в синих костюмах.
 – Спасибо, что пришли, – обратилась к нам Джейн.
 Мне все это уже порядком надоело, и я сказал:
 – А разве у нас был выбор?
 – Нет, – Джейн улыбнулась, – не было.
 – А вы, должно быть, детектив Кори, – предположил Джим.
 Я промолчал, а Джейн и Джим запели дуэтом, и называлась их песня "Ливия". Их рассказ оказался более интересным, чем болтовня Билла, и мы слушали со вниманием. Они рассказали о Муамаре Каддафи, о его взаимоотношениях с Соединенными Штатами, о государственном финансировании терроризма, а также об авианалете на Ливию 15 апреля 1986 года.
 Джейн сообщила:
 – Подозреваемый в совершении вчерашнего террористического акта Асад Халил скорее всего ливиец, хотя может пользоваться паспортами других ближневосточных стран.
 На экране появилась фотография Асада Халила, и Джейн продолжила:
 – Эту фотографию передали вам из Парижа. У меня есть фотография лучшего качества, позже я передам вам ее. Мы сделали еще несколько снимков в Париже.
 На экране стали появляться фотографии Халила, сидящего в свободных позах в кабинете. Он явно не подозревал, что его фотографируют.
 – Представители разведки сделали эти фотографии во время допроса Халила в Париже. Они обращались с ним как с официальным перебежчиком – именно так он представился, явившись в посольство.
 – А его обыскивали? – спросил я.
 – Только поверхностно. И пропустили через детектор металла.
 – То есть его не раздевали догола?
 – Нет, – ответила Джейн. – Не хотели превращать добровольного информатора и перебежчика в узника, у которого могло возникнуть враждебное отношение к нашим людям.
 – А некоторым очень даже нравится, когда шарят у них в заднице. Так что надо было спросить – может, он с радостью согласился бы.
 При этих моих словах даже старина Тед слегка хмыкнул.
 А вот Джейн ответила прохладным тоном:
 – Арабы очень стесняются, когда речь идет о наготе, злятся и чувствуют себя униженными.
 – Но у этого парня могли быть в заднице ампулы с цианидом. Что, если бы он отравил и себя, и посольских?
 Джейн наградила меня ледяным взглядом.
 – Разведчики не такие уж глупые, как вы о них думаете.
 На экране снова появились фотографии, на них Халил был изображен в ванной комнате, совершенно раздетый. Он принимал душ, справлял нужду и тому подобное.
 – Снимки, разумеется, сделаны скрытой камерой, – пояснила Джейн. – Если вам интересно, мистер Кори, у нас есть видеозапись и этих сцен.
 – Достаточно снимков.
 Я внимательно посмотрел на фотографию совершенно обнаженного Асада Халила, выходящего из-под душа. Высокий мужчина мощного телосложения, очень волосатый, никаких видимых шрамов или татуировок.
 – Вот эту фотографию я вставлю в рамку и подарю тебе, – сказал я Кейт.
 Однако в этой компании моя шутка снова не прошла. Мне даже показалось, что сейчас меня выставят в коридор как нашкодившего ученика. Но Джейн продолжила:
 – Пока мистер Халил спал глубоким сном... поскольку молоко обладает природными седативными свойствами, – она заговорщицки улыбнулась, – его одежду тщательно осмотрели, взяли образцы волокон ткани одежды. Сняли отпечатки пальцев и ступни, взяли образцы эпителиальных клеток изо рта для анализа ДНК, образцы волос, сделали даже отпечатки зубов. – Джейн посмотрела на меня и спросила: – Мы что-то упустили, мистер Кори?
 – Пожалуй что нет. Никогда не знал, что молоко так вырубает.
 Джейн продолжила:
 – Вы сможете получить все образцы. Что касается одежды, то серый костюм, рубашки, галстук, черные ботинки и нижнее белье – все вещи оказались американского производства. Это интересный факт, поскольку американская одежда нетипична для Европы или Ближнего Востока. Таким образом, мы подозреваем, что сразу после прилета Халил намеревался смешаться с толпой обычных американцев.
 Я именно так и думал.
 – Но есть и другая версия, согласно которой Халил, забрав у Хаддада фальшивый паспорт, проник в зал вылетов аэропорта, где в кассе ближневосточных рейсов – а может, и в любой другой кассе – его ожидал билет на новое имя. Либо Хаддад мог передать ему билет вместе с паспортом.
 Джейн посмотрела на нас и сказала:
 – Я понимаю, вы рассматривали обе вероятности – "Халил все еще в стране" и "Халил улетел". И обе они имеют право на существование. С уверенность можно сказать только одно – Хаддад навсегда остался в Америке. Сейчас мы пытаемся установить его личность и связи. Какой все-таки бессердечный человек этот Халил, он убил своего сообщника, который рисковал своей жизнью ради того, чтобы Халил попал в нашу страну. А тот сломал Хаддаду шею, а затем спрятался среди трупов, надеясь, что автопилот благополучно совершит посадку в аэропорту. И после этого, вместо того чтобы побыстрее смыться, он проник в клуб "Конкистадор" и убил троих наших людей. Сказать, что Халил жесток, значит, определить только часть его личности. Он ко всему еще необычайно бесстрашен и дерзок. И движет его действиями что-то очень важное.
 Да, сомневаться в этом не приходилось. Я тоже считал себя бесстрашным и дерзким, но надо признать, я не сумел бы сделать того, что сделал Асад Халил. Когда я наконец убью его, то у меня будет такое ощущение, что я не достоин этого убийства; как у охотника с мощным ружьем, который знает, что лев сильнее и храбрее его.
 Джейн щелкнула кнопкой, и на экране появилось лицо Халила в профиль.
 – На этой увеличенной фотографии левой щеки Халила можно увидеть три почти незаметных параллельных шрама. Три таких же шрама и на его правой щеке. Наши патологоанатомы говорят, что это не ожоги и не следы от дроби или ножа. Это типичные следы от человеческих ногтей или когтей животного, – параллельные и слегка неровные. Никаких других шрамов на его теле нет.
 – Мы можем предположить, что это следы от женских ногтей? – спросил я.
 – Вы можете предполагать все, что угодно, мистер Кори. Я упомянула об этих шрамах потому, что они помогут опознать его, если он изменил внешность.
 – Благодарю, – буркнул я.
 – А еще наши люди в Париже нанесли на тело Халила три маленькие точки. Одна находится на внутренней поверхности мочки правого уха... – Джейн продемонстрировала увеличенное фото, – другая между большим и вторым пальцем правой ноги, – снова фото, – а третья вблизи анального отверстия, с правой стороны. Если у вас возникнут подозрения или если вы найдете тело, эти точки помогут быстро провести предварительную идентификацию, а далее, при необходимости, можно будет сличить отпечатки пальцев и зубов.
 Теперь настала очередь Джима, и он обратился к нам:
 – При ближайшем рассмотрении схема этой операции довольно проста. Переезжать из одной относительно открытой страны в другую не так уж сложно. Юсуф Хаддад летел бизнес-классом, а это всегда проще – можно брать с собой сумку с одеждой и медицинский кислород. Хаддад был хорошо одет, возможно, неплохо говорил по-французски и по-английски.
 Я поднял руку.
 – Можно вопрос?
 – Разумеется.
 – Как Юсуф Хаддад узнал, каким рейсом повезут Халила?
 – Что ж, мистер Кори, это действительно интересный вопрос.
 – Он не дает мне покоя.
 – А ответ, к сожалению, прост. Мы почти всегда пользуемся рейсами "Транс-континенталь", нашей ведущей авиакомпании, с которой имеем соглашение о скидках на перелет в бизнес-классе. И, что более важно, у нас имеется специальный агент, работающий в "Транс-континенталь". Посадку и высадку своих людей мы осуществляем быстро, без лишней волокиты. И конечно же, кто-то знает об этой процедуре, которая на самом деле и не держится в строгом секрете.
 – Но откуда Хаддад узнал, что Халила повезут именно этим рейсом?
 – Наверняка утечка информации в службе "Транс-континенталь" в аэропорту Шарля де Голля. Другими словами, Юсуф Хаддад подкупил какого-то служащего компании, возможно, араба, которых так много в Париже. А если копнуть глубже, то Халил явился с повинной в Париже, а не в каком-то другом городе, потому что там имеется утечка информации. И еще. В целях безопасности на американских самолетах запрещено брать с собой на борт медицинские кислородные баллоны. Если вам в полете требуется кислород, вы должны заранее оповестить об этом авиакомпанию, и она за небольшую плату обеспечит вас своими кислородными баллонами на время полета. Кто-то несколько лет назад предусмотрел такую меру безопасности. В таком случае получается, что только служащий авиакомпании мог подменить один из кислородных баллонов.
 – Оба баллона показались мне одинаковыми, – заметил я. – Но теперь я думаю, что на одном была какая-то отметина.
 – Да, действительно, на баллоне с кислородом имелась небольшая зигзагообразная царапина, – сказал Джим и продолжил: – Теперь что касается газа. У нас имеется предварительный отчет экспертов. Я не специалист в этой области, но они сказали, что имеется три основных типа отравляющих газов: удушающие, кожно-нарывного действия и нервно-паралитические. Газ, который использовали на борту рейса сто семьдесят пять, без сомнения, удушающий... возможно, какое-то модифицированное соединение хлористого циана. Газ очень летучий, быстро рассеивается в воздухе. По словам экспертов, пассажиры могли почувствовать запах горького миндаля или даже персиковых косточек, но поскольку мало кто знает, как пахнет цианид, это никого не насторожило.
 Джим посмотрел на нас и увидел, что мы слушаем его с интересом. Я сам проделывал такие штуки, когда преподавал в академии. Когда я замечал, что слушатели начинают зевать, тут же переключался на какой-либо эпизод, связанный с убийством или с сексом. И тут же завладевал вниманием аудитории.
 На Джима напало вдохновение, и он продолжил:
 – По нашему мнению, произошло следующее. Асад Халил попросил разрешения воспользоваться туалетом. Его, разумеется, сопровождал Фил Хандри или Питер Горман. Тот, кто его сопровождал, проверил предварительно туалет, таков порядок. – Он посмотрел на нас и объяснил: – Вы же понимаете, кто-то мог спрятать в туалете оружие. Так вот, Фил или Питер проверили мусорную корзину и, наверное, шкафчик под раковиной. В таких местах можно что-то спрятать. И кто-то действительно спрятал. Но то, что он спрятал, выглядело совершенно невинно, поэтому не показалось Филу или Питеру чем-то странным или посторонним. А был небольшой кислородный баллон и маска, какие имеются во всех самолетах. Это медицинский кислород для пассажиров – на тот случай, если кому-то станет плохо, – но его никогда не хранят в шкафчике под туалетной раковиной. Однако если вам не известны правила, вы никогда не обратите на это внимания. Так что если даже Фил или Питер и увидели баллон, его наличие их не насторожило.
 Для пущего эффекта Джим выдержал паузу и только после этого продолжил свой монолог:
 – Кто-то, скорее всего из числа уборщиков или обслуживающего персонала, положил этот баллон в шкафчик под раковиной перед взлетом в Париже. Когда Фил или Питер запустили Халила в туалет, они сняли с него наручники, но велели не запирать дверь. Это стандартная процедура. Как только Халил очутился в туалете, это был сигнал для Хаддада открывать клапан баллона с газом. В какой-то момент пассажиры начали чувствовать признаки недомогания, однако к тому моменту, когда они распознали опасность, было уже слишком поздно. Во время полета автопилот всегда включен, поэтому самолет продолжал следовать своим курсом.
 По мнению Джима, далее события развивались следующим образом:
 – Халил достал из шкафчика кислородный баллон, надел маску, а когда, по его расчетам, все уже должны были потерять сознание или умереть, он вышел из туалета. В этот момент у преступников было еще более двух часов на то, чтобы снять с Халила наручники, усадить на место федеральных агентов, спрятать в шкаф кислородные баллоны и так далее. Халил понимал, что ему потребуется на земле несколько очень важных минут, чтобы под видом рабочего багажного отделения, одетого в синий форменный комбинезон, смешаться с людьми, которые поднимутся на борт самолета в зоне безопасности. Поэтому он и хотел, чтобы все выглядело по возможности нормально для спасателей, которые проникнут в самолет в конце взлетной полосы. Халилу требовалось, чтобы самолет не выглядел местом преступления и чтобы его отбуксировали в зону безопасности, где на борт позволят подняться и другим людям, кроме спасателей.
 Джим закончил свое повествование, и слово взяла Джейн. Затем ее снова сменил Джим, потом опять говорила Джей, и так далее. Наше совещание длилось уже четыре часа, и я почувствовал настоятельную необходимость прерваться.
 В этот момент Кейт задала вопрос:
 – Как Халил и Хаддад могли узнать, что автопилот "боинга" запрограммирован на посадку в аэропорту Кеннеди?
 Ей ответил Джим:
 – Компания "Транс-континенталь" требует от пилотов перед взлетом программировать автопилот полностью на весь полет, включая посадку. Это не секрет. Об этом в деталях рассказывалось в авиационных журналах. И кроме того, не забывайте об утечке информации в аэропорту Шарля де Голля. – Помолчав, он добавил: – Единственное, что не доверяют компьютеру, так это включение режима реверсивной тяги, поскольку если произойдет сбой и компьютер включит этот режим во время полета, то могут отлететь двигатели или другие важные детали самолета. Режим реверсивной тяги включается вручную, после приземления, при самом минимальном вмешательстве автоматики. Это мера безопасности и, наверное, единственная операция, которую пилот выполняет вручную, если, конечно, не считать объявления по радио "Добро пожаловать в Нью-Йорк" и рулежки к выходу. И вот когда "боинг" приземлился в аэропорту Кеннеди без включения режима реверсивной тяги, стало понятно, что на борту проблемы.
 – Мне казалось, что посадочную полосу самолету определяют только при подходе к аэропорту, – вмешался в разговор Кениг.
 – Совершенно верно, но обычно пилоты знают, какие посадочные полосы используются. Программирование автопилота вовсе не означает отказ от управляемой пилотом посадки и от получения указаний по радио. Повторяю, это просто предусмотренная мера безопасности. И так совпало, что запрограммированная четвертая правая посадочная полоса и предназначалась вчера для посадки рейса один семь пять.
 "Удивительно, просто потрясающе, – подумал я. – Вот бы мне такой компьютер в машину, чтобы я мог спать за рулем".
 Джим продолжил:
 – Я расскажу вам, о чем еще знали преступники. Им был знаком порядок работы спасательной службы. Во многих аэропортах схожий порядок работы, но в аэропорту Кеннеди он несколько сложнее, однако это не секретная информация. О "пистолетах и пожарных шлангах" было написано много статей, их инструкции тоже вполне доступны. Гораздо меньше сведений о зоне безопасности, предназначенной для угнанных самолетов, но и эта информация не является секретной.
 Наверное, Джиму и Джейн тоже захотелось отдохнуть от меня, и, когда Джим закончил, Джейн объявила:
 – Перерыв пятнадцать минут. Туалеты и кофейный бар в конце коридора.
 Мы все поднялись и быстро вышли из комнаты, пока они не передумали. По пути мы немного поболтали, выяснилось, что Джима и Джейн на самом деле зовут Скотт и Лайза, но я решил, что для меня они навсегда останутся Джимом и Джейн. Здесь всех звали Джим и Джейн, ну, правда, были еще Боб, Билл и Джин. Все они носили синие костюмы, играли в подвале в сквош, бегали трусцой вдоль реки Потомак, проживали в пригороде Виргинии, по воскресеньям ходили в церковь, если не случалось чрезвычайных происшествий, как сегодня.
 С одной стороны, вроде бы следовало любить таких людей: они олицетворяли собой идеал, во всяком случае, американский идеал, так, как они его видели. Агенты добросовестно выполняли свою работу, славились по всему миру своей честностью, трезвостью, преданностью и сообразительностью. И что из того, что большинство из них адвокаты? Джек Кениг, например, хороший парень, которому просто не посчастливилось и он стал адвокатом. Кейт тоже хорошая девушка, и сегодня мне особенно нравилась ее бледно-розовая губная помада.
 А может, я просто немного завидую людям, имеющим семьи и посещающим церковь. Где-то в глубине воображения и я представлял себе дом с оградой из белого штакетника, любящую жену, двух детишек и собаку, работу с девяти до пяти, на которой никто не собирается меня убивать.
 Я снова подумал о Бет Пенроуз, оставшейся далеко, на Лонг-Айленде. О пляжном домике, который она купила рядом с морем и виноградниками в Норт-Фокс. Я не особо хорошо чувствовал себя сегодня, но причины этого состояния были настолько жуткими, что не хотелось думать о них.

 Глава 31

 Асад Халил бросил взгляд на указатель топлива: бензина оставалось еще четверть бака. Часы на приборной панели показывали тринадцать минут третьего. От Вашингтона он отъехал почти на триста миль, и Халил отметил про себя, что этот мощный автомобиль расходует топлива больше, чем любой из тех, на которых ему приходилось ездить в Европе или в Ливии.
 Халилу не хотелось ни есть, ни пить. Может, и хотелось, но он умел подавлять голод и жажду. Его обучили долгое время обходиться без еды, воды и сна. Особо тяжело было справляться с жаждой, но однажды он провел в пустыне шесть дней без воды и при этом не сошел с ума. Так что он знал, на что способны его мозг и тело.
 Слева с ним поравнялся белый автомобиль с откидным верхом, и Халил заметил в нем четырех девушек. Они смеялись и болтали, все светловолосые, хотя кожа потемнела от загара. На трех девушках были футболки, а вот верхнюю часть тела четвертой, сидевшей на заднем сиденье ближе к Халилу, прикрывал только лифчик розового купальника. Однажды Халил видел пляж на юге Франции, где женщины вообще не носили лифчиков и выставляли свои голые груди напоказ всему миру.
 В Ливии их за это отхлестали бы плетьми, а может, и упрятали бы на несколько лет за решетку. Халил не знал точно, каким могло быть наказание, потому что такого никогда не случалось.
 Девушка в розовом лифчике посмотрела на Халила, улыбнулась и помахала рукой. Остальные последовали ее примеру и засмеялись.
 Халил надавил на педаль газа.
 Автомобиль с девушками догнал его. Халил сбросил скорость до шестидесяти пяти миль. Девушки проделали то же самое и продолжали махать ему. Одна из них что-то крикнула, но Халил не расслышал.
 Он не знал, что делать. Впервые после приземления "боинга" Халил почувствовал, что не владеет ситуацией. Он еще уменьшил скорость, но девушки повторили его маневр. Возникла мысль свернуть на следующем повороте, но они могли последовать за ним. Халил опять надавил на педаль газа, но девушки явно затеяли игру – они догнали его, продолжая махать и смеяться.
 От мысли, что он привлекает внимание, на лбу выступил пот.
 Внезапно в боковом зеркале появилась полицейская машина с двумя патрульными, и тут до Халила дошло, что он едет со скоростью восемьдесят миль в час.
 – Проклятые шлюхи! – воскликнул он.
 Полицейская машина выехала на крайнюю полосу и пошла на обгон девушек, а те, в свою очередь, увеличили скорость. Халил притормозил, сунул руку в карман пиджака и нащупал рукоятку "глока", продолжая смотреть прямо перед собой на дорогу.
 Водитель полицейской машины что-то крикнул девушке, сидевшей за рулем, четверка дружно помахала полицейским, и патрульная машина рванула вперед.
 Теперь автомобиль с девушками находился в сотне метров впереди, и, похоже, его пассажирки потеряли интерес к Халилу. А патрульная машина скрылась за подъемом.
 Халил перевел дыхание: из-за этих чертовых девок он едва не попал в беду. Он вспомнил, как Борис говорил ему: "Мой друг, многие американки найдут тебя симпатичным. Они не так откровенны в сексуальном плане, как европейские женщины, но могут попытаться завязать с тобой знакомство. Американки считают, что могут поддерживать дружеские отношения с мужчинами, не провоцируя при этом на сексуальные отношения. В России, как и в Европе, мы считаем это глупостью. Зачем знакомиться и разговаривать с женщиной, если не ради секса? Но в Америке – особенно молодые женщины – будут говорить с тобой. Возможно, даже на сексуальные темы. Выпьют, потанцуют, даже пригласят домой, но затем скажут, что не собираются спать с тобой".
 Халилу было трудно поверить в это, но он сказал Борису: "В любом случае я не буду иметь дел с женщинами, пока не выполню свою миссию".
 Борис рассмеялся: "Мой правоверный мусульманин, секс – это часть твоей миссии. Ты вполне можешь получать удовольствие в то время, когда рискуешь жизнью. Ты ведь наверняка смотрел фильмы про Джеймса Бонда".
 Халил не смотрел эти кинофильмы и ответил русскому: "Если бы КГБ уделял больше внимания делу и меньше женщинам, то, наверное, существовал бы до сих пор".
 Такой ответ Борису не понравился, но он продолжил свои наставления: "В любом случае женщины помогают расслабиться. И даже если ты их не ищешь, они сами могут найти тебя. Вот почему ты должен уметь справляться с такими ситуациями".
 "Я не собираюсь попадать в такие ситуации. Мое время в Америке ограничено, у меня не будет даже возможности разговаривать с американцами".
 "Не зарекайся, всякое бывает".
 Халил подумал, что как раз попал именно в такую ситуацию и не сумел с ней справиться как следует. Он вспомнил четырех полуголых девушек в автомобиле с откидным верхом. Мало того что он растерялся, не зная, что делать, он еще и ощутил неожиданное желание очутиться голым в постели с женщиной.
 В Триполи такое было почти невозможно либо сопровождалось большим риском. А вот Германию буквально наводнили турецкие проститутки, но он не мог позволить себе покупать тела единоверок. Во Франции Халил общался с темнокожими проститутками, но только в том случае, если они давали ему слово, что они не мусульманки. В Италии было много беженок из бывшей Югославии и Албании, но большинство из этих женщин исповедовали ислам. Халил вспомнил, как однажды переспал с албанкой, а после выяснилось, что она мусульманка. И он так жестоко избил ее, что не был даже уверен, осталась ли она жива.
 Малик как-то сказал ему: "Когда вернешься, тебе будет пора жениться. Ты сможешь выбирать дочерей из лучших ливийских семей".
 На самом деле Малик имел в виду Алиму Надир, самую младшую сестру Багиры, которой исполнилось девятнадцать лет, а она все еще была не замужем.
 Халил подумал об Алиме. Даже не видя ее без чадры, он чувствовал, что она не такая красивая, как Багира, но, похоже, Алима была такой же бесстыдной, как и старшая сестра. Это одновременно и нравилось, и не нравилось Асаду в Багире. Да, конечно, он сможет жениться и женится на дочери капитана Надира, который в свое время не одобрил бы его намерений в отношении Багиры. Но теперь он с радостью примет его, Асада Халила, как героя нации и будет гордиться таким зятем.
 На приборной панели замигала лампочка, и раздался звуковой сигнал, означавший, что в баке осталось совсем мало топлива. Халил свернул к ближайшей заправочной станции. И в этот раз он предпочел не расплачиваться кредитной карточкой, а подъехал к колонке с табличкой "Самообслуживание". Надев очки, Халил вылез из машины. Залив в бак двадцать два галлона, он попытался перевести это количество бензина в литры. Удивляло высокомерие или глупость американцев – они единственные в мире не пользовались метрической системой.
 Повесив на место наконечник шланга, Халил огляделся, но не увидел стеклянной будки, где мог бы расплатиться наличными. Он понял, что придется идти в офис, и мысленно отругал себя за то, что заранее не обратил на это внимания. Подойдя к небольшому зданию, Халил вошел внутрь.
 Здесь за столом сидел мужчина в джинсах и футболке, он смотрел телевизор и курил. При появлении Халила мужчина бросил взгляд на монитор и объявил:
 – Двадцать восемь долларов восемьдесят пять центов.
 Халил положил на стол две бумажки по двадцать долларов.
 Отсчитывая сдачу, мужчина спросил:
 – Ничего больше не надо?
 – Нет.
 – В холодильнике есть холодные напитки.
 Мужчина говорил с акцентом, и Халил с трудом понимал его.
 – Нет, спасибо.
 Мужчина взглянул на Халила:
 – Откуда ты, приятель?
 – Я... из Нью-Йорка.
 – Да? Издалека. А куда едешь?
 – В Атланту. – Халил бросил взгляд на экран телевизора, транслировали какой-то бейсбольный матч.
 – "Брейвз" ведут, сегодня они уж точно надерут задницу "Янки", – пояснил мужчина.
 Халил кивнул, хотя понятия не имел, о чем идет речь. Он почувствовал, как лоб снова покрылся потом.
 – До свидания, – промолвил он и вышел из офиса. Уже возле машины Халил оглянулся, чтобы проверить, не наблюдает ли мужчина за ним. Но тот смотрел телевизор.
 Халил снова выехал на шоссе I-95 и продолжил движение на юг. Он подумал, что телевизор представляет для него наибольшую опасность. Если начнут показывать его фотографию – а может, уже начали, – то во всей Америке не будет для него безопасного места. Наверняка на всех полицейских постах уже имеется его фотография, но он не собирался вступать в какие-либо контакты с полицией. Однако в любом случае придется сталкиваться с американцами. Халил посмотрел на себя в зеркало заднего вида. С новой прической, с сединой в волосах, с накладными усами и в очках он разительно изменялся. Однако в Триполи ему демонстрировали, какие фокусы американцы могут выделывать с помощью компьютера: добавляют к фотографии усы или бороду, меняют прическу и цвет волос. Но вряд ли обычные американцы слишком наблюдательны, чтобы узнать его, несмотря на маскировку. Тот парень на заправочной станции явно не узнал.
 А если бы на заправочной станции было много людей?
 Халил снова посмотрел на себя в зеркало, и ему неожиданно пришло в голову, что нет ни одной фотографии, на которой бы он улыбался. А ведь надо улыбаться. В Триполи ему несколько раз говорили об этом. Улыбайся. Халил улыбнулся в зеркало и изумился, насколько улыбка его изменила. Улыбнувшись еще раз, Халил подумал, что, возможно, его фотографию и не станут показывать по телевизору.
 Ему говорили в Триполи, что американцы почему-то вывешивают фотографии преступников во всех почтовых отделениях. Непонятно, почему для этого выбраны почтовые отделения, но у него не было никаких дел на почте, поэтому можно было не волноваться.
 Если он и офицеры ливийской разведки все спланировали верно, то американцы должны были поверить, что Асад Халил улетел из страны прямо из аэропорта Нью-Йорка. По поводу этого в Триполи разгорелись серьезные споры. Борис тогда сказал: "Не важно, что они подумают. ФБР и местная полиция в любом случае будут искать тебя в Америке, а ЦРУ и союзные разведки по всему миру. Поэтому мы должны создать у них иллюзию того, что ты вернулся в Европу".
 Да, Борис хорошо разбирался в этих играх, которые вел с американцами более двадцати лет. Но в свое время у Бориса имелись неограниченные ресурсы для таких игр, а у Ливии этих ресурсов нет. И все же все согласились с Борисом, что следует создать еще одного Асада Халила, который совершит какой-нибудь террористический акт где-нибудь в Европе, возможно, даже на следующий день или через день. Это могло обмануть американцев, но могло и не обмануть.
 Малик ответил: "Американские разведчики моего поколения были невероятно наивными и недалекими. Но прошло уже достаточно времени, чтобы они могли научиться цинизму от арабов, хитрости от европейцев и двуличности от азиатов. А кроме того, они создали самые современные технологии. Так что не следует их недооценивать, но и переоценивать не нужно. Они могут заглотить нашу наживку, а могут и всего лишь сделать вид, что заглотили. Да, мы способны создать в Европе на неделю другого Асада Халила, и американцы притворятся, что ищут его там. А сами будут уверены, что он все еще в Америке. Так что настоящий Асад Халил не должен рассчитывать ни на кого, кроме самого себя. Мы всеми силами постараемся отвлечь внимание американцев, но ты, Асад, должен вести себя в Америке так, как будто они идут за тобой по пятам".
 Халил подумал о Борисе и Малике, об этих двух совершенно разных мужчинах. Малик делал то, что делал, ради любви к Аллаху, ради ислама, ради своей страны и ради Великого лидера, не говоря уже о его ненависти к Западу. А Борис работал ради денег, у него вовсе не было ненависти к американцам и к Западу. А еще у Бориса не было Бога, не было Лидера и в конечном счете не было и родной страны. Малик как-то назвал Бориса ничтожеством, но Асад считал его человеком, достойным сожаления. Да и сам Борис выглядел достаточно счастливым, а не отчаявшимся и подавленным. Он часто повторял: "Россия возродится. Это неизбежно".
 В любом случае, эти два разных человека хорошо работали вместе. Каждый из них учил Асада тому, чему не мог научить другой. Асаду, естественно, больше нравился Малик, но Борис был совершенно откровенен с Асадом. Он даже предупреждал его в приватной беседе: "Ваш Великий лидер не захочет нового американского авианалета, так что не ожидай от него серьезной помощи, если попадешься. Если тебе удастся вернуться сюда, ты будешь героем, но если тебя поймают в Америке и ты выдашь все, что знаешь... В этом случае если ты когда-нибудь и встретишь в своей жизни ливийца, это будет твой палач".
 Халил тогда не придал значения этим словам, посчитав их следствием застарелого советского мышления Бориса. Воины ислама никогда не предают друг друга и не бросают в беде. Аллаху бы это не понравилось.
 Отбросив все мысли, Халил снова переключил все свое внимание на дорогу. Америка большая страна, вот как раз потому, что она такая большая и многообразная, здесь легко спрятаться. Однако размеры этой страны одновременно являлись и проблемой. В отличие от Европы здесь не было множества границ, которые можно было бы пересечь и убежать. И Ливия находилась очень далеко отсюда. И еще: английский, который понимал Халил, отличался от того, на котором говорили на юге. Борис предупреждал об этом и успокаивал, что во Флориде язык ближе к тому, с которым был знаком Халил.
 Халил снова подумал о лейтенанте Поле Грее, вспомнил фотографию его дома – очень красивой виллы с пальмами. Вспомнил также и дом генерала Уэйклиффа. Эти два убийцы вернулись домой и благополучно жили в своих домах с женами и детьми. И это после того, как без всяких колебаний исковеркали жизнь Асада Халила. Если в действительности существует ад, то он, Асад Халил, знал имена трех его обитателей – лейтенант Стивен Кокс, убитый во время войны в Персидском заливе, полковник Уильям Хамбрехт и генерал Терранс Уэйклифф, убитые Асадом Халилом. Если они сейчас разговаривают друг с другом, то последние двое могут рассказать первому, как они умерли, а также предположить, кого Асад Халил решит прислать к ним следующим.
 Халил громко произнес:
 – Терпение, джентльмены, скоро вы все узнаете. И очень скоро вы все снова соберетесь вместе.

 Глава 32

 Перерыв закончился, и мы вернулись в аудиторию. Джима и Джейн там уже не было, их место занял джентльмен, похожий на араба. Сначала я даже подумал, что этот парень заблудился по пути в мечеть или же захватил Джима и Джейн в качестве заложников. Но прежде чем я успел вцепиться в глотку этому незваному гостю, он улыбнулся и представился. Оказалось, его зовут Аббах ибн-Абдалла, и он был настолько любезен, что написал свое имя мелом на доске. По крайней мере его звали не Боб, Билл или Джим. Но все же он попросил называть его Бен, что соответствовало принятой здесь системе уменьшительных имен.
 Мистер Абдалла – Бен – был одет в плотный твидовый костюм. Не синий. Голову его покрывал традиционный клетчатый арабский головной убор. Поэтому я поначалу и подумал, что он явно не из этой организации.
 Бен сел и снова улыбнулся. Ему было около пятидесяти, коренастый и слегка располневший, с бородой, в очках. Разговор он начал с фразы:
 – Какая ужасная трагедия.
 Мы все промолчали, и он продолжил:
 – Я специальный агент, работаю в ФБР по контракту.
 Это означало, что его, как и меня, наняли для выполнения специальных заданий. Как я догадывался, он не был консультантом в области моды, но по крайней мере он не был и адвокатом.
 – Заместитель директора посчитал, что вам будет полезно поговорить со мной, – сообщил Бен.
 – Поговорить о чем? – спросил Кениг.
 Мистер Абдалла посмотрел на Кенига и ответил:
 – Я профессор, читаю лекции по ближневосточной политике в университете Джорджа Вашингтона. Моя специализация – изучение групп экстремистского толка.
 – Террористических групп, – поправил Кениг.
 – Да, если хотите, это более точное слово.
 – А как насчет психопатов и убийц? По-моему, это еще более точные слова, – высказал я свое мнение.
 Профессор спокойно отреагировал на мои слова. Вообще он хорошо говорил, производил впечатление умного и воспитанного человека. Разумеется, в том, что произошло вчера, его вины не было, но теперь профессору предстояло здорово потрудиться, чтобы помочь ФБР. Он продолжил:
 – Я сам по национальности египтянин, но хорошо понимаю ливийцев. Это интересные люди, частично они происходят от древних карфагенян. Но затем пришли римляне и добавили своей крови в их родословные, и, кроме того, в Ливии всегда присутствовали египтяне. Римлян сменили вандалы из Испании, потом их выгнали византийцы, а тех сменили арабы с Аравийского полуострова, которые и принесли с собой ислам. Ливийцы считают себя арабами, но в Ливии всегда было мало коренного населения, а каждый из захватчиков оставлял там свое потомство.
 Профессор Абдалла вкратце познакомил нас с культурными традициями ливийцев, привел список слов и выражений, типичных для ливийцев, рассказал о ливийской кухне и тому подобное.
 – Ливийцы любят макароны, это следствие итальянской оккупации, – сообщил он.
 Я тоже любил макароны, так что у меня, наверное, есть шанс встретить Асада Халила в ресторанчике Джулио. А может, и нет.
 Мы выслушали краткую биографию Муамара Каддафи, получили распечатку из энциклопедии "Британика" со статьей о Ливии. И еще профессор снабдил нас массой брошюр о мусульманской культуре и религии. Он сказал:
 – Мусульмане, христиане и иудеи произошли от пророка и патриарха Авраама. Пророк Мухаммед – потомок старшего сына Авраама, Исмаила, а Моисей и Иисус – потомки Исаака. – И добавил: – Да пребудет мир с ними всеми.
 Я не знал, что делать: то ли перекреститься, то ли повернуться лицом в сторону Мекки, то ли позвонить своему другу Джеку Вайнштейну.
 Бен продолжил свой рассказ об Иисусе, Моисее, Марии, архангеле Гаврииле, Мухаммеде, Аллахе и так далее. Все эти люди знали и любили друг друга. Невероятно. Очень интересно, но это ни на дюйм не приближало меня к Асаду Халилу.
 Обращаясь к Кейт, мистер Абдалла сообщил:
 – Вопреки популярному мифу, ислам на самом деле возвышает статус женщины. Мусульмане не обвиняют женщин за нарушение запрета и вкушение запретного плода, как это делают христиане и евреи. И мусульмане не считают беременность и деторождение наказанием за это нарушение.
 – Это, безусловно, прогрессивная концепция, – ледяным тоном заметила Кейт.
 Смутившись под взглядом Кейт, которая в этот момент была похожа на Снежную королеву, Бен продолжил:
 – Женщины, сочетающиеся браком по законам ислама, могут сохранять свою фамилию. И еще: женщины могут владеть собственностью и распоряжаться ею.
 В точности так говорила моя бывшая жена. Наверное, она была мусульманкой.
 – Что касается паранджи, то это культурная традиция в некоторых странах, но она не отражает учение ислама.
 – А как насчет забивания насмерть камнями женщин, уличенных в супружеской измене? – поинтересовалась Кейт.
 – Это тоже культурная традиция некоторых мусульманских стран, но не многих.
 Я порылся в брошюрах в надежде отыскать перечень таких стран. Меня интересовало, что будет, если меня и Кейт пошлют, например, в Иорданию или в какую-то другую мусульманскую страну, а там застигнут в отеле в одной постели? Мне тогда придется возвращаться домой одному. Такой перечень я не нашел, а у профессора решил не спрашивать.
 Бен поболтал еще немного, было видно, что он хороший человек. Очень вежливый, очень знающий и по-настоящему искренний. Но у меня почему-то было такое ощущение, что нас тайком разглядывают в двусторонние зеркала, а может, даже записывают разговор и снимают на пленку парни в синих костюмах. В этом здании все сумасшедшие.
 Тем временем профессор перешел к более важным вопросам.
 – Чтобы поймать этого человека, Асада Халила, будет полезно понять его. Начнем с его имени – Асад. Лев. У мусульман имя не простая условность, оно определяет характер его носителя, хотя, возможно, только частично. Многие мужчины и женщины из исламских стран стараются подражать тем, в честь кого они названы.
 – Значит, нам надо начать с осмотра зоопарков, – предложил я.
 Бен усмехнулся и тоже ответил шуткой:
 – Ищите человека, которому нравится убивать зебр. – Он посмотрел мне в глаза и добавил уже серьезным тоном: – Человека, которому нравится убивать.
 Все промолчали, и Бен продолжил:
 – Ливийцы обособленные люди, да и страна обособленная, даже среди исламских стран. Их лидер, Муамар Каддафи, в сознании многих ливийцев обладает почти мистической силой. Если Асад Халил работает на ливийскую разведку, значит, он работает непосредственно на Муамара Каддафи. Его отправили выполнять священную миссию, и он будет стремиться к этому со всем религиозным фанатизмом.
 Бен сделал паузу, позволив нам обдумать сказанное, затем продолжил:
 – А вот палестинцы, в отличие от ливийцев, более хитры и практичны. Они умные, у них есть политическая программа, и главный их враг Израиль. Иракцы, как и иранцы, начинают разочаровываться в своих лидерах. А ливийцы наоборот. Они боготворят Каддафи и делают все, что он говорит, хотя Каддафи часто меняет политику и врагов. Если это ливийская операция, то вроде бы для ее проведения не было каких-то особых причин. И если не считать антиамериканских заявлений, Каддафи не проявлял большой экстремистской активности после американского авианалета на Ливию. Ливия отомстила за этот налет, взорвав самолет компании "Пан-Ам" над Локерби в Шотландии в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году. Другими словами, Каддафи считает, что его кровная месть в отношении Соединенных Штатов завершена. Он выполнил свой долг, отомстив за бомбардировку, в результате которой погибла его приемная дочь. И я не вижу причины, по которой он мог бы пожелать возобновить кровную месть.
 Никто из нас не высказался по поводу такой причины, поэтому снова заговорил Бен:
 – Однако у ливийцев есть поговорка, очень похожая на французскую: "Месть гораздо слаще, когда ее подают на холодной тарелке". Вы понимаете смысл этой поговорки?
 Я подумал, что понимаю, а Бен тем временем продолжил:
 – Так что, возможно, Каддафи не считает старую кровную месть полностью завершенной. Ищите причину, по которой Каддафи направил Халила в Америку, тогда, наверное, вы поймете, почему Халил сделал то, что он сделал, и закончена месть на этом или нет.
 – Месть только началась, – заметила Кейт.
 Профессор Абдалла покачал головой:
 – Она началась давно. И заканчивается кровная месть тогда, когда в живых не остается ни одного кровника.
 Это означало, что работой я обеспечен до самой пенсии.
 – А может, это личная месть Халила, а не Каддафи, – предположил я.
 Бен пожал плечами:
 – Кто знает? Найдите Халила, и он с радостью вам все расскажет. Но даже если вы и не найдете его, Халил со временем объяснит вам мотивы своих действий. Для него важно, чтобы вы узнали об этом. – Профессор вручил каждому из нас свою визитную карточку. – Если вам в дальнейшем понадобится какая-либо помощь, не стесняйтесь, звоните мне. Если пожелаете, я смогу прилететь в Нью-Йорк.
 Джек Кениг поднялся и сказал:
 – У нас в Нью-Йорке имеются люди, к которым мы обращаемся за подобной информацией. Но мы благодарны, что вы нашли время прочитать нам такую полезную лекцию.
 Уже подходя к двери, профессор сообщил:
 – У меня допуск высшей категории, так что не бойтесь делиться со мной секретами.
 После его ухода мы несколько минут молчали. Отчасти потому, что аудитория наверняка прослушивалась, ну а еще потому, что толком не понимали, зачем нужна была встреча с этим профессором.
 Разумеется, мир менялся, менялась и страна. Америка уже не была страной одной расы, одной религии и одной культуры. Но мы все верили в закон и правосудие, в политические свободы и религиозную терпимость. Некоторые, такие как Аббах ибн-Абдалла, были лояльными гражданами, патриотами Америки и ценными специальными агентами либо агентами-двойниками. Профессор почти наверняка принадлежал к первой категории. Однако, как и в браке, даже один процент сомнения очень будоражит воображение. "Не бойтесь делиться со мной секретами".
 Вернулись Джим и Джейн, а с ними еще одна пара – Боб и Джин.
 Повесткой нашего последующего заседания стала тема "Что делать дальше?". Оно носило скорее характер мозгового штурма, чем поиска виноватых, поэтому каждый из нас высказывал свое мнение и предположения. Мы обсудили дальнейшие предполагаемые действия Халила, и я с удовольствием отметил, что моя теория имела сторонников.
 Боб подытожил результаты дискуссии:
 – Итак, мы считаем, что приписываемые Асаду Халилу террористические акты в Европе были всего лишь прелюдией к его приезду в Америку. Обратите внимание, что его целями в Европе являлись только американцы и англичане. И еще следует отметить, что не было выдвинуто никаких требований, нет никаких посланий или обращений к средствам массовой информации, никаких упоминаний о самом Халиле или какой-либо организации. Все, что мы имеем, так это нападения в разных местах на американцев или англичан. Похоже, все указывает на личную месть, а не на политическую или религиозную миссию, которую он непременно пожелал бы обнародовать.
 Затем Боб сравнил Халила с несколькими американскими террористами, которые в свое время затаили зло на бывшего работодателя, на технологии или людей, загрязнявших окружающую среду и тому подобное.
 – По мнению преступника, он не воплощение зла, а орудие для свершения правосудия. Поэтому свои действия он считает вполне оправданными с точки зрения морали и справедливости. Что касается Асада Халила, то мы показали вам не все фотографии, сделанные в посольстве. У нас есть фотографии, где он молится, обратившись лицом в сторону Мекки. Значит, он религиозный человек, однако запросто отбросил те нормы своей религии, которые запрещают убивать невинных людей. Наверное, Халил убедил себя, что ведет священную войну против неверных и что цели этой войны оправдывают все средства.
 Боб не забыл связать 15 апреля с годовщиной американского авианалета на Ливию.
 – По этой причине, если нет какой-то другой, мы считаем, что Асад Халил ливиец, работающий на ливийцев или вместе с ними. Но не будем забывать, что попытка взорвать Всемирный торговый центр была осуществлена во вторую годовщину изгнания иракских войск из Кувейта, однако большинство террористов оказались не иракцами. В основном это были палестинцы. Так что в этих случаях мы имеем дело с так называемой арабской солидарностью. Среди арабских наций множество различий, однако экстремистов в этих странах объединяет ненависть к Америке и к Израилю. Конечно, дата пятнадцатое апреля является ниточкой к тому, кто стоит за всем этим, однако совпадение нельзя считать неопровержимым доказательством.
 Что ж, вполне разумно. Но если птица похожа на утку, ходит как утка и крякает как утка, то все шансы за то, что это утка, а не чайка. Но для этого нужно думать масштабно.
 – Простите, сэр, а есть у жертв Халила что-то общее? – поинтересовался я.
 – Нет, ничего общего. Пока, во всяком случае, мы этого не установили. И уж конечно, ничто не связывало пассажиров рейса "Транс-континенталь", кроме пункта назначения. Однако умный преступник может предпринимать отвлекающие действия, убивая людей, не связанных с его настоящими целями. Мы наблюдали это на примере своих террористов, которые пытались сбить нас с толку, взрывая бомбы там, где мы меньше всего ожидали.
 Честно говоря, слова Боба меня не убедили, а он продолжил:
 – Мы связались со всеми заграничными правоохранительными органами и разведывательными службами, запросили у них любую информацию на Асада Халила. Отослали им его фотографии и отпечатки пальцев. Однако пока никто не откликнулся, и мы не имеем на него ничего нового, кроме того, что есть в досье. Похоже, у этого человека нет контактов среди известных экстремистских организаций как здесь, так и по всему миру. Он одинокий волк, однако мы понимаем, что он не мог осуществить все свои деяния без чьей-либо помощи. Поэтому мы считаем, что он напрямую связан с ливийской разведкой, на которую очень большое влияние оказал бывший КГБ. Ливийцы обучили Халила, снабдили деньгами, отправили с несколькими заданиями в Европу, чтобы посмотреть, на что он способен, а затем придумали этот план с добровольной сдачей в нашем посольстве в Париже. Как вы знаете, подобный перебежчик объявился в феврале, и мы считаем, что это был пробный шар.
 – ОАС в Нью-Йорке доставило февральского перебежчика сюда, в Вашингтон, и передало сотрудникам ФБР и ЦРУ, но кто-то позволил ему сбежать, – напомнил Кениг.
 – Я не совсем владею информацией по этому вопросу, но такой факт имел место, – ответил Боб.
 – Но если бы февральский перебежчик не сбежал, то апрельский, Асад Халил, никогда бы не попал в Америку так, как он это сделал, – продолжил гнуть свое Кениг.
 – Согласен. Но смею вас уверить, он попал бы в Америку каким-нибудь другим способом.
 – А у вас есть какие-либо сведения о февральском перебежчике? Если мы сможем найти его...
 – Он мертв, – проинформировал нас Боб. – Полиция штата Мэриленд сообщила, что его сожженное и почти разложившееся тело было обнаружено в лесу в окрестностях Силвер-Спринг. Ни документов, ни одежды, пальцы и лицо сожжены. Полиция позвонила в ФБР, в отдел поиска пропавших, а там знали, что отдел контрразведки разыскивает сбежавшего перебежчика. По слепкам зубов, которые сделали еще в Париже, было установлено, что это наш перебежчик.
 Некоторое время все молчали, затем Джек сказал:
 – А мне об этом никто не сообщил.
 – Причину можете выяснить у заместителя директора, отвечающего за антитеррористические операции, – посоветовал Боб.
 – Благодарю вас.
 Боб продолжил:
 – Здесь и в Европе имеются настоящие перебежчики из Ливии, и мы допрашиваем их по поводу Асада Халила. В Ливии проживает всего пять миллионов человек, так что есть шанс узнать что-нибудь о Халиле, если только это его настоящее имя. Пока мы выяснили, что ливиец по имени Карим Халил носил звание капитана и был убит в Париже в тысяча девятьсот восемьдесят первом году. Французская полиция сообщает, что Карима Халила, вероятно, убили свои же, а ливийское правительство попыталось свалить его убийство на МОССАД. По мнению французов, Муамар Каддафи был любовником жены капитана Халила, Фариды, и поэтому Каддафи избавился от капитана. – Боб улыбнулся. – Однако нужно делать скидку на то, что французы во всем ищут женщину.
 Мы все рассмеялись. Ох уж эти сумасшедшие французы. У них во всем виноваты женщины.
 – Мы пытаемся установить, нет ли родственных отношений между Асадом Халилом и капитаном Каримом Халилом. Асад достаточно взрослый, чтобы быть сыном Карима или, возможно, племянником. Однако даже если мы установим их родство, особого значения это иметь не будет.
 Я высказал собственное предложение:
 – А почему бы не попросить средства массовой информации раструбить на весь мир историю о том, как мистер Каддафи избавился от мистера Халила ради того, чтобы спокойно заниматься любовью с его вдовой? И если Асад – сын Карима, он прочтет или услышит эту историю, вернется домой и убьет Каддафи – убийцу его отца. Именно так поступил бы правоверный араб. Кровная месть. Верно?
 Боб задумался, откашлялся, затем сказал:
 – Я подумаю об этом.
 Как я и ожидал, меня поддержал Тед Нэш.
 – Действительно, неплохая идея.
 – Давайте сначала установим наличие родственных отношений, – охладил наш пыл Боб. – Подобная... психологическая операция может неожиданно дать обратный результат. Но мы включим ее в повестку следующего совещания по борьбе с терроризмом.
 Слово взяла Джин.
 – Я отвечаю за сбор информации обо всех террористических актах в Европе, которые, по нашему мнению, совершил Асад Халил. Мы не хотим дублировать работу ЦРУ, – она кивнула в сторону нашего суперагента Нэша, – но сейчас Асад Халил здесь, или был здесь, и ФБР нужно ознакомиться с его деятельностью за рубежом.
 Затем Джин начала распространяться по поводу сотрудничества между спецслужбами, международного сотрудничества и так далее.
 Сейчас Асад Халил, хотя вина его и не была полностью доказана, явно являлся самым разыскиваемым террористом после Шакала Карлоса. И я был уверен, что Льву льстило подобное всеобщее внимание, оно возбуждало и радовало его. То, что он натворил в Европе, какими бы мерзкими ни были его действия, еще не делало его главной фигурой в заголовках газетных статей на тему терроризма. И в Америке его еще почти никто не знал. Имя Халила не упоминалось в "Новостях", а из числа его "подвигов", насколько я помню, рассказывали только о жестоком убийстве американских детей в Бельгии. Но скоро, когда всплывет правда о том, что произошло вчера, фотографии Асада Халила будут повсюду, это, безусловно, затруднит ему жизнь за пределами Ливии. Поэтому многие считали, что он вернулся домой. Мне же казалось, что Халил намеревается сыграть с нами на нашем поле и одержать победу.
 Джин сделала выводы из своей речи:
 – Мы будем тесно сотрудничать с Особым антитеррористическим соединением в Нью-Йорке. Мы станем делиться друг с другом всей информацией. Ведь информация в нашем деле – это золото, все хотят иметь ее, но никто не хочет делиться. Давайте договоримся, что будем брать друг у друга информацию взаймы, а после окончания этого дела произведем окончательные расчеты.
 Я не смог удержаться от язвительного замечания:
 – Мадам, уверяю вас, если мы обнаружим Асада Халила мертвым в зарослях Центрального парка, то непременно сообщим вам об этом.
 Тед Нэш рассмеялся, и я подумал, что парень мне начинает нравиться. В данной ситуации у нас с ним было гораздо больше общего, чем с хорошими и добросовестными людьми, работавшими в этом здании. Черт побери, какая угнетающая мысль.
 – Есть ли вопросы? – поинтересовался Боб.
 – А чем занимаются ваши суперагенты, которых мы видим в кино? – спросил я.
 – Прекрати, Кори, – осадил меня Кениг.
 – Слушаюсь, сэр.
 В конце концов, было уже шесть вечера, и я надеялся, что нас не оставят здесь ночевать, поскольку не предупредили, чтобы мы взяли с собой зубные щетки. Однако нас всех повели в большой зал заседаний, где стоял стол размером с футбольное поле. Здесь собралось человек тридцать, с большинством из которых мы сегодня уже встречались. Появился заместитель директора по борьбе с терроризмом, произнес пятиминутную речь, а затем удалился – может, даже вознесся на небеса.
 В этом зале мы провели еще почти два часа, главным образом повторяли то, о чем говорили в течение десяти часов, обменивались идеями, предлагали различные планы и тому подобное.
 У каждого из нас собралось толстое досье, куда вошли фотографии, контактные телефоны и фамилии и даже стенограммы наших сегодняшних разговоров, которые, наверное, записали на пленку, отредактировали и распечатали. Да, поистине организация мирового класса.
 Кейт была настолько добра, что положила все мои бумаги в свой "дипломат", который необычайно разбух.
 – Всегда бери сюда с собой "дипломат", – посоветовала она мне. – Здесь постоянно дают кучу бумаг. Стоимость "дипломата" исключается из суммы, облагаемой подоходным налогом.
 Наконец закончилось и это совещание и все вышли в коридор. Здесь мы еще немного поболтали, но я уже почти чувствовал запах воздуха на Пенсильвания-авеню. Я прикинул, что машина отвезет нас в аэропорт и мы успеем на девятичасовой рейс. В десять часов приземлимся в Ла-Гуардиа, и домой я успею к одиннадцатичасовым "Новостям". По-моему, у меня в холодильнике оставалась какая-то китайская еда, и я попытался вспомнить, сколько же дней она там лежит.
 В этот момент парень в синем костюме по имени Боб или Билл подошел к нам и спросил, не хотим ли мы проследовать за ним на встречу с заместителем директора.
 Я ответил, что не хочу, но мое мнение никто не учел. Радовало только то, что Теда Нэша не пригласили в святая святых, но он не выглядел расстроенным.
 – Мне сегодня надо ехать в Лэнгли, – сообщил Тед.
 Мы обнялись, пообещали друг другу писать и звонить и даже расцеловались на прощание. Я подумал, что если повезет, то я больше никогда не увижу Теда Нэша.
 Итак, Джек, Кейт и я в сопровождении Боба или Билла прошли к лифту, поднялись на седьмой этаж, а затем проследовали в обитый деревянными панелями кабинет с большим столом, за которым сидел заместитель директора. Освещала кабинет единственная лампа с зеленым абажуром, стоявшая на столе. Эффект подобного тусклого освещения заключался в том, что никто не мог ясно видеть его лицо. Ну прямо-таки сцена из кинофильма про мафию – крестный отец сидит за столом и решает, кого убить следующим.
 Как бы там ни было, заместитель директора поздоровался с каждым из нас за руку – его руку легко было разглядеть в свете лампы, – и мы расселись.
 Заместитель директора поговорил немного о вчерашних и сегодняшних делах, затем перешел к делам завтрашним.
 – У Особого соединения прекрасные возможности для работы в Нью-Йорке. Мы не будем вмешиваться и присылать вам кого-то, если вы сами не попросите. Во всяком случае, пока не будем. Наш департамент, разумеется, будет отвечать за все, что происходит вне зоны ваших действий. Мы станем информировать вас буквально обо всем, постараемся потеснее сотрудничать с ЦРУ. Я предлагаю вам действовать так, как будто Халил все еще находится в Нью-Йорке. Переверните весь город, надавите на своих информаторов, предложите им побольше денег. На покупку информации мне выделено сто тысяч долларов, а Министерство юстиции предлагает в качестве вознаграждения за арест Халила миллион долларов. Это затруднит его действия и действия его соотечественников в США. Вопросы?
 – Вопросов нет, сэр, – ответил за все Джек.
 – Отлично. И еще. – Заместитель директора посмотрел на меня, затем на Кейт. – Подумайте о том, как можно заманить Асада Халила в ловушку.
 – Вы имеете в виду, что мы должны сыграть роль приманки? – спросил я.
 – Я этого не говорил. Я просто предложил вам подумать, как лучше всего заманить Асада Халила в ловушку.
 – Мы с Джоном подумаем об этом, – пообещала Кейт.
 – Вот и хорошо. – Заместитель директора поднялся со своего кресла. – Благодарю вас, что пожертвовали воскресным днем. – Он добавил, обращаясь к Джеку: – А с вами я хотел бы поговорить наедине.
 Мы с Кейт поняли намек и вышли из кабинета. Парень в синем костюме проводил нас до лифта, пожелал удачи и счастливой охоты.
 В вестибюле нас встретил охранник и предложил нам сесть и подождать.
 Меня не интересовало, о чем говорили Джек и заместитель директора, наверняка они обсуждали нечто более важное, чем мое поведение. На самом деле я сегодня вел себя не так уж плохо. Я посмотрел на Кейт, а она взглянула на меня. Любовь дело такое, что малейшая мимика не ускользает от внимания партнера, поэтому на наших с ней лицах не было написано ничего, кроме твердого оптимизма. Я даже не взглянул на ее ноги, закинутые одна на другую.
 Спустя десять минут появился Джек и сообщил:
 – Я остаюсь здесь на ночь, а вы двое улетаете. Увидимся завтра. Поговорите утром с Джорджем, а я днем соберу все группы и поставлю перед ними определенные задачи. Посмотрим, что они смогут отыскать, а тогда уже будем решать, как действовать дальше.
 – Мы с Джоном заедем на Федерал-Плаза, узнаем обстановку, – заявила Кейт.
 Только этого не хватало.
 – Отлично, – одобрил Джек. – Только не порите горячку. Это будут долгие скачки. Как говорит мистер Кори, занявший второе место – это первый проигравший. – Он посмотрел на нас и заявил: – Вы оба отлично поработали сегодня, – а для меня отдельно добавил: – Надеюсь, ты теперь лучшего мнения о ФБР.
 – Конечно. Отличная компания парней и девушек. Вот только Бен слегка смущает.
 – С Беном все в порядке, – заверил Джек. – Ты бы лучше пригляделся к Теду.
 Ничего себе совет.
 Наконец мы обменялись рукопожатиями и разошлись. Мы с Кейт в сопровождении охранника спустились в подземный гараж, а там сели в машину, которая повезла нас в аэропорт.
 В машине я спросил Кейт:
 – Ну, как я себя вел?
 – На грани приличия.
 – А мне казалось, что я вел себя отлично.
 – Это заблуждение.
 – Но я старался.
 – Да, очень старался.

 Глава 33

 Асад Халил увидел щит с надписью: "Добро пожаловать в Южную Каролину – штат карликовых пальм".
 Значения последних слов Халил не понял, зато понял предупреждение: "Будьте осторожны за рулем – строго соблюдайте законы штата".
 Асад бросил взгляд на приборную панель, часы показывали десять минут пятого, а температура на улице оставалась на уровне двадцати пяти градусов по Цельсию.
 Через сорок минут он увидел указатели поворотов на город Флоренс и шоссе Е-20, ведущее в Колумбию и Атланту. Халил держал в памяти части дорожной карты Юга, поэтому мог назвать ложное, но реально существующее место своего назначения, если бы кто-то спросил его об этом. Он решил, что теперь, когда он движется по шоссе в направлении Колумбии и Атланты, его ложным пунктом назначения будет Чарлстон или Саванна.
 На тот случай, если потребуется освежить память, в отделении для перчаток имелась отличная карта да еще "Спутниковый навигатор".
 Халил обратил внимание на то, что в районе Флоренса движение стало более интенсивным. Его даже обрадовало, ведь долгое время он ехал практически один. Странно, но ему не попалось ни одной полицейской машины, кроме той, что появилась в самый неподходящий момент, когда четыре шлюхи пристали к нему. Конечно, Халил знал, что по дорогам ездят полицейские машины без опознавательных знаков, но и таких он не заметил.
 После того как покинул штат Нью-Джерси, Халил повел "меркурий" более уверенно, у него даже появилась возможность обращать внимание на других водителей. Удивляло огромное количество пожилых людей за рулем – в Европе или в Ливии это было редкостью. Пожилые люди очень плохо водили машины. И еще за рулем было много молодежи, которая тоже плохо водила машины. Плохо на молодежный манер. В Америке оказалось много водителей-женщин, гораздо больше, чем в Европе. Невероятно, но здесь женщины даже возили мужчин, что редко встретишь в Европе, а в Ливии и вовсе нельзя было увидеть женщину за рулем. Халил отметил, что женщины хорошо управляли машинами, правда, иногда вели себя непредсказуемо и часто агрессивно, как те шлюхи, которые попались ему в Северной Каролине.
 Асад считал, что американские мужчины утратили контроль над своими женщинами. Он вспомнил слова Корана: "Мужья стоят над женами за то, что Аллах дал одним преимущество над другими, и за то, что они расходуют из своего имущества. И порядочные женщины – благоговейны, сохраняют тайное в том, что хранит Аллах. А тех, непокорности которых вы боитесь, увещайте и покидайте их на ложах и ударяйте их. И если они повинятся вам, то не ищите пути против них".
 Халил не мог понять, каким образом западные женщины приобрели столько власти и влияния, извратив Завет Божий и естество природы. Однако он подозревал, что это результат демократии, при которой у всех равные избирательные права.
 По какой-то непонятной причине воспоминания Халила вернулись к самолету, к тому моменту, когда его буксировали в зону безопасности. Он снова подумал о мужчине и женщине, которых увидел в самолете. У обоих имелись полицейские жетоны, оба отдавали приказы, словно были совершенно равны. Халил просто не мог себе представить, как люди противоположного пола работают вместе, говорят друг с другом, дотрагиваются друг до друга, а может даже и делят пищу. И еще более изумлял тот факт, что женщина была офицером полиции и наверняка имела оружие. Интересно, как родители этой женщины могли позволить своей дочери вести себя столь бесстыдно.
 И еще вспомнилась его первая поездка в Европу, в Париж. Как же его тогда шокировала и оскорбила развязанность и наглость местных женщин. С годами он начал постепенно привыкать к поведению европейских женщин, но каждый раз, когда приезжал в Европу, а теперь вот в Америку, он вновь изумлялся и чувствовал себя оскорбленным.
 Западные женщины разгуливали в одиночку, заговаривали с незнакомыми мужчинами, работали в магазинах и офисах, обнажали тело и даже спорили с мужчинами. Халил вспомнил библейские истории о Содоме и Гоморре, которые произошли до появления ислама. Он знал, что причиной гибели этих городов стали бесстыжие, погрязшие в пороке женщины. И наверняка Европу и Америку ожидает подобная судьба. Как может выжить западная цивилизация, если их женщины ведут себя как шлюхи или как рабыни, ниспровергнувшие своих хозяев?
 В какого бы Бога ни верили эти люди, однажды он отвернется от них и уничтожит их. Но пока, по непонятной Халилу причине, эти распутные нации сохраняли свое могущество.
 Халил продолжал двигаться к цели, не обращая внимания на усиливающуюся жажду. Включив радиоприемник, он прошелся по частотам. На некоторых звучала странная музыка, которую ведущий называл "кантри-вестерн". На других передавали музыку, похожую на ту, что он слышал к северу от Вашингтона. Однако на большинстве станций звучало что-то церковное или религиозное. Покрутив дальше ручку настройки, он отыскал новости.
 Халил вполне понимал язык диктора, поэтому послушал минут двадцать, как тот рассказывал об изнасилованиях, грабежах и убийствах, о политике и мировых новостях.
 Наконец Халил услышал то, что хотел услышать.
 – Национальный совет по безопасности транспорта и Федеральное управление гражданской авиации сделали совместное заявление, касающееся трагического инцидента в нью-йоркском аэропорту Кеннеди. Из заявления следует, что в этой трагедии никто не выжил. Федеральные власти сообщают, что пилотам, вероятно, удалось посадить самолет до того, как они отравились газом, либо они запрограммировали автопилот на посадку, когда почувствовали, что не смогут сделать это самостоятельно. Федеральное управление гражданской авиации не говорит о наличии каких-либо записей радиосообщений пилотов, однако источники, пожелавшие остаться неназванными, утверждают, что пилоты проявили героизм, посадив самолет, не подвергая при этом опасности никого в окрестностях аэропорта. В заявлении эта трагедия названа несчастным случаем, однако расследование причин продолжается. Всего погибло триста четырнадцать человек, включая экипаж самолета...
 Халил выключил радио. Наверняка американцы, владеющие самыми современными технологиями, уже выяснили, что произошло на борту рейса 175. Так почему же они не говорят всей правды? Халил предположил, что все дело в национальной гордости и естественном стремлении спецслужб скрыть собственные ошибки.
 В любом случае если по радио не говорят о террористическом акте, то, значит, его фотографию еще не транслируют по телевидению. Ах, если бы он мог побыстрее добраться из Вашингтона до Флориды!
 В Триполи обсуждали и другие средства передвижения. Если лететь в Вашингтон самолетом, то надо переехать в другой нью-йоркский аэропорт, Ла-Гуардиа, а там его уже наверняка ждала бы полиция. То же самое произойдет, если ливийская разведка выберет скоростной поезд. Придется ехать в самый центр города, на Пенсильванский вокзал, где также ждала бы предупрежденная полиция. И потом, в любом случае расписание поездов было неудобным.
 Что касается путешествия из Вашингтона во Флориду, то воздушный перелет был возможен, но пришлось бы лететь на частном самолете. Борис решил, что это опасно, и объяснил: "В Вашингтоне очень серьезно относятся к мерам безопасности, а жители города получают массу информации. Если твою фотографию продемонстрируют по телевидению или поместят в газетах, то тебя может узнать какой-нибудь бдительный гражданин или даже пилот частного самолета. Оставим частные рейсы на потом, Асад. Нужно ехать на машине. Это самый безопасный путь, да и лучший способ привыкнуть к стране. Кроме того, будет время, чтобы оценить ситуацию. Скорость – это хорошо, но не хочется, чтобы ты прилетел в ловушку. Поверь, я знаю, о чем говорю. Я прожил среди этих людей более пяти лет. Американцы очень рассеянны, они путают реальность с шоу. Даже если тебя узнают по фотографии, показанной по телевидению, они спутают тебя с кинозвездой, возможно даже, с Омаром Шарифом, и попросят автограф".
 Последние слова Бориса вызвали общий смех. Возможно, Борис с излишним презрением относился к американцам, однако он довольно высоко оценивал их спецслужбы, а иногда даже и местную полицию.
 Борис, Малик и другие разведчики спланировали маршрут передвижения Халила таким образом, чтобы в нем сочетались быстрота и осторожность, практичность и простота. Борис предупредил: "Из аэропорта Кеннеди ты можешь ускользнуть только одним способом. Тебя будут ждать два таксиста, это на тот случай, если один по каким-то причинам не сможет прибыть вовремя. Ну а тот из них, кому не повезет, доставит тебя до взятого напрокат автомобиля. – Борис решил, что удачно пошутил, но остальные были иного мнения. Не обращая внимания на хмурые лица вокруг него, Борис добавил: – С учетом того, что должно произойти с Хаддадом и водителем такси, пожалуйста, не проси меня сопровождать тебя".
 И снова никто не улыбнулся. А Борису было наплевать на это, он один засмеялся. Смеяться Борису оставалось недолго, вскоре ему предстояло умереть.
 Халил проехал по длинному мосту, пересекавшему большое озеро, которое называлось Марион. Халил знал, что всего в пятидесяти милях отсюда жил Уильям Сатеруэйт, бывший лейтенант ВВС США и убийца. Встречу с этим человеком Асад Халил запланировал на следующий день, а пока Уильям Сатеруэйт даже не подозревал, насколько близка его смерть.
 Халил продолжил движение, и в пять минут восьмого увидел щит с надписью: "Добро пожаловать в Джорджию – персиковый штат". Он знал, что такое персик, однако загадкой оставалось то, почему штат отождествляют с этим фруктом.
 Указатель топлива показывал, что бензина осталось меньше четверти бака. Можно было остановиться и заправиться сейчас либо подождать темноты. Размышляя, Халил подъехал к Саванне. Машин стало больше, и это означало, что на заправочных станциях может быть много людей. Так что Халил решил подождать с заправкой.
 Солнце на западе садилось все ниже, и Халил процитировал вслух строки из Корана: "О вы, которые уверовали! Не берите себе близких друзей, кроме вас самих. Они не преминут вам вредить, они хотели бы того, чтобы вы попали в беду. Обнаружилась ненависть из их уст, а то, что скрывают их груди, больше". Он подумал о том, насколько верны эти священные слова, поведанные Аллахом пророку Мухаммеду.
 В половине восьмого Халил увидел, что топлива осталось совсем мало, но на этом участке пути должно было быть несколько заправочных станций. Наконец навстречу попался знак заправки, и Халил съехал с шоссе, но с удивлением обнаружил, что здесь всего одна заправочная станция, да и та оказалась закрытой. Пришлось ехать дальше на запад, пока не показался маленький городок под названием Кокс. Точно так звали пилота, который погиб во время войны в Персидском заливе. Халил посчитал это определенным знаком, хотя и не знал точно, хороший это знак или плохой.
 Маленький городок казался почти пустынным, однако он заметил на окраине освещенную заправочную станцию и подъехал к ней. Надев очки, Халил вышел из машины. Воздух был теплым и влажным, вокруг фонарей над колонками кружились тучи насекомых.
 Он решил воспользоваться кредитной карточкой, однако не нашел отверстия для нее. И вообще колонки выглядели более старыми, чем те, к которым он привык. Халил замешкался, но тут увидел высокого худого мужчину в джинсах и футболке, который вышел из маленького здания.
 – Могу я помочь вам? – спросил мужчина.
 – Мне нужно заправить машину, – ответил Халил и, вспомнив совет, который сам себе давал, улыбнулся.
 Мужчина взглянул на него, затем оглядел машину, номера и снова посмотрел на водителя.
 – Что вам нужно?
 – Бензин.
 – Да? А какой марки?
 – Самый лучший.
 Мужчина взял заправочный шланг и сунул его наконечник в бензобак. Началась заправка, и Халил понял, что им придется долго стоять вот так рядом.
 – Куда направляетесь? – поинтересовался мужчина.
 – На Джекилл-Айленд, на курорт.
 – Что-то не похоже.
 – Простите?
 – Одеты вы совсем не для курорта.
 – Да, у меня еще деловая встреча в Атланте.
 – Что у вас за бизнес?
 – Я банкир.
 – Вот как? Одеты вы действительно как банкир.
 – Да.
 – А откуда вы?
 – Из Нью-Йорка.
 Мужчина рассмеялся:
 – Неужели? На чертовых янки вы не похожи.
 Халил не понял толком этих слов и ответил:
 – Я не играю в бейсбол.
 Мужчина снова рассмеялся:
 – Хорошая шутка. Если бы на вас был костюм в полоску, я бы подумал, что вы банкир, играющий в бейсбол за "Янки".
 Халил улыбнулся.
 – А где жили до Нью-Йорка? – спросил мужчина.
 – На Сардинии.
 – Где это, черт побери?
 – Это остров в Средиземном море.
 – Вам виднее. Вы ехали по девяносто пятому шоссе?
 – Да.
 – А что, заправка Филлипса закрыта?
 – Да.
 – Я так и думал. Этот дурень ничего не заработает, если будет закрываться так рано. На шоссе много машин?
 – Не очень.
 Мужчина закончил заливать бензин и сказал:
 – У вас был почти пустой бак.
 – Да.
 – Масло проверить?
 – Нет, спасибо.
 – У вас наличные или кредитная карточка? Я предпочитаю наличные.
 – Да, наличные. – Халил достал бумажник.
 – С вас двадцать девять долларов восемьдесят пять центов.
 Халил протянул две бумажки по двадцать долларов.
 – Подождите, сейчас принесу сдачу.
 Он повернулся и пошел к зданию. Халил заметил кобуру с пистолетом, висевшую на брючном ремне, и последовал за мужчиной. Уже внутри тесного кабинета Халил спросил:
 – А у вас есть еда или напитки?
 Мужчина открыл кассу.
 – Вон там автомат с кока-колой, а там торговые автоматы. Вам дать сдачу мелочью?
 – Да.
 Мужчина отсчитал сдачу, и Халил сунул монеты в карман пиджака.
 – А вы знаете, как добираться до Джекилл-Айленда?
 – Мне объяснили, и у меня есть карта.
 – Да? А где вы хотите там остановиться?
 – В отеле "Холидей инн".
 – Я что-то не слышал, что там есть такой отель.
 Халил оставил эти слова без ответа, повернулся и подошел к торговым автоматам. Он опустил в щель автомата пятьдесят центов, нажал на кнопку, и на поднос вывалился пакетик с соленым арахисом. Халил снова сунул руку в карман.
 На уровне глаз на автомате имелась зеркальная полоса, и Халил заметил, что мужчина отвел правую руку за спину, где висела кобура с пистолетом.
 Асад Халил вытащил из кармана "глок", резко повернулся и всадил пулю мужчине прямо между глаз. Колени мужчины подкосились, и он рухнул лицом на пол. Халил быстро вытащил у него бумажник, внутри которого обнаружил прикрепленный жетон с надписью: "Полиция Кокса – помощник шерифа". Асад выругался, проклиная свое невезение, затем вытащил деньги из бумажника и из кассы, всего около сотни долларов.
 После этого он подобрал с пола стреляную гильзу 40-го калибра. В Ливии ему говорили, что пули такого необычного калибра используют главным образом федеральные агенты, поэтому следует соблюдать осторожность и не оставлять за собой столь явных улик.
 Халил заметил приоткрытую дверь, которая вела в небольшой туалет, и затащил убитого туда. Помочился, но не стал сливать за собой и вышел, хлопнув дверью и сказав:
 – Всего хорошего.
 На столе лежала газета, и Халил швырнул ее на пол, чтобы прикрыть небольшое пятно крови. После чего выключил освещение, оставив заправку в полной темноте. Уже на улице он подошел к автомату с напитками, сунул в него три монеты, получил банку фанты и торопливо пошел к машине.
 Через пятнадцать минут Халил вернулся на шоссе I-95 и двинулся на юг. Он увеличил скорость до семидесяти пяти миль в час, съел арахис и запил его фантой. Еще через час его взору предстал большой щит с надписью: "Добро пожаловать во Флориду – солнечный штат".
 При подъезде к Джэксонвиллу на шоссе стало больше машин. Заметив указатель "Аэропорт", Халил свернул, сверился со "Спутниковым навигатором" и убедился, что следует в нужном направлении. Часы на приборной панели показывали десять.
 Халил позволил себе поразмышлять о неожиданном инциденте на заправочной станции в Коксе. Этот человек был полицейским, но работал на заправочной станции. Это могло означать, что он работал под прикрытием. Однако Халил припомнил, что ему говорили об американских полицейских в маленьких городках – некоторые из них выполняли эту работу на общественных началах и именовались помощниками шерифа. Этим людям нравилось носить оружие, они работали бесплатно, но были даже более дотошными, чем штатные полицейские. Да, тот парень на заправке оказался слишком любопытным. Его жизнь висела на волоске уже тогда, когда он заливал бензин и задавал массу вопросов. А оборвал этот волосок последний вопрос об отеле "Холидей инн". Халил не знал, пустит ли этот человек в ход оружие, но у него просто уже кончились правильные ответы на каверзные вопросы.

 Глава 34

 На девятичасовой рейс компании "Ю.С. эйруэйз" мы опоздали, но успели на рейс девять тридцать "Дельты". Самолет оказался наполовину полным, как сказал бы оптимист, или наполовину пустым, как сказал бы владелец акций компании "Дельта". Мы с Кейт заняли места в задней части салона.
 После взлета я занялся тем, что стал разглядывать Вашингтон. Смог увидеть ярко освещенный Мемориал Джорджа Вашингтона, Капитолий, Белый дом, мемориалы Линкольна и Джефферсона. А вот здание ФБР не увидел, но оно и так было свежо в моей памяти.
 – Потребуется время, чтобы привыкнуть ко всему этому, – промолвил я.
 – Ты хочешь сказать, что ФБР потребуется время, чтобы привыкнуть к тебе? – подковырнула Кейт.
 Я хмыкнул.
 К нам подошла стюардесса. Из пассажирской декларации она знала, что мы федеральные агенты, поэтому предложила нам не коктейли, а безалкогольные напитки.
 – Мне, пожалуйста, бутылку воды, – попросила Кейт.
 – А вам, сэр?
 – Двойную порцию виски. Не могу лететь на одном крыле.
 – Простите, сэр, но нам не разрешается подавать крепкие напитки вооруженным пассажирам.
 Этого момента я ждал весь день, поэтому сказал:
 – А я не вооружен. Посмотрите в декларации или можете обыскать меня в туалете.
 Похоже, у стюардессы не было желания отправиться со мной в туалет, но в декларацию она все же посмотрела:
 – Да... так и есть...
 – Я предпочитаю выпивать, а не таскать с собой пушку.
 Стюардесса улыбнулась и поставила на мой поднос две маленькие бутылочки с виски и пластиковый стаканчик со льдом.
 – Можете выпить дома, – предложила она.
 – Да я прямо здесь и выпью.
 – Как вам будет угодно.
 Когда она отошла, я предложил выпивку Кейт.
 – Я не могу, – ответила она.
 – Ох, не надо быть такой праведницей. Выпей.
 – Не пытайтесь развратить меня, мистер Кори.
 – Терпеть не могу развращаться в одиночку. Я подержу твой пистолет.
 – Отстань. – Кейт выпила воды.
 Я вылил обе бутылочки в стакан со льдом, сделал глоток и облизнулся.
 – Ох... классно.
 Некоторое время мы молчали, потом Кейт спросила:
 – Как у тебя дела с твоей подружкой на Лонг-Айленде?
 Это был сложный вопрос, и я задумался над ответом. Джон Кори предан друзьям и любовницам, но сутью преданности является взаимность. А Бет Пенроуз, при всем ее интересе ко мне, не проявляла особой преданности. Наверное, она хотела от меня того, что женщины называют обязательствами, а уж после этого она была бы преданной. Но мужчинам сначала хочется преданности, и только потом они могут подумать об обязательствах. Концепции совершенно противоположные, и к согласию в этом случае, похоже, прийти невозможно, пока один из партнеров не сделает операцию по перемене пола. Однако мне было интересно, почему Кейт задала такой вопрос.
 – Я оставляю ей сообщения на автоответчике, – ответил я наконец.
 – Она понимающая женщина?
 – Нет. Но она служит в полиции, и с нашей работой хорошо знакома.
 – Отлично, потому что у тебя еще долго не будет свободного времени.
 – Придется общаться с ней по электронной почте.
 – Знаешь, когда взорвался самолет компании "Транс уорлд эйрлайнз", наша группа работала круглосуточно по семь дней в неделю.
 – А ведь это даже не был террористический акт, – подковырнул я.
 Кейт ничего не ответила. Об этом взрыве никто толком ничего не узнал, и многие вопросы до сих пор оставались без ответа. В нашем случае мы, во всяком случае, знали, кто, где, когда и как. Мы не были точно уверены "почему" и "что дальше", но и это нам предстояло вскоре выяснить.
 – А почему ты развелся? – поинтересовалась Кейт.
 В ее вопросах я уловил некую тенденцию, но если вы думаете, что детективы лучше других разбираются в женщинах, то вы ошибаетесь. Однако я все же уловил мотив в вопросах Кейт Мэйфилд, выходивших за рамки простого любопытства.
 – Она была адвокатом, – ответил я.
 После небольшой паузы Кейт задала очередной вопрос:
 – И поэтому ваш брак распался?
 – Да.
 – А разве до женитьбы ты не знал, что она адвокат?
 – Я думал, что смогу ее исправить.
 Кейт засмеялась.
 Теперь настала моя очередь задавать вопросы.
 – А ты была замужем?
 – Нет.
 – Почему?
 – Это слишком личный вопрос.
 Ага, значит, ей можно задавать сугубо личные вопросы, а мне нельзя. Нет, в такие игры я не играю. В кармашке переднего кресла я отыскал какую-то рекламную брошюру и принялся ее листать.
 – Я слишком часто бываю в командировках, – промолвила Кейт.
 Я сделал вид, что очень заинтересовался картой воздушных рейсов компании "Дельта". Возможно, когда все закончится, я слетаю в Рим. Повидаюсь там с папой. Я обратил внимание на то, что "Дельта" не летала в Ливию, и подумал о тех парнях, которые бомбили ливийские города в 1986 году. Они вылетели на своих штурмовиках откуда-то из Англии, обогнули Францию и Испанию, пролетели над Средиземным морем. Вот это да. Судя по карте, это был очень длительный полет. И никто в полете не предлагал им виски. А как они ходили в туалет?
 – Ты меня слышишь? – раздался над ухом голос Кейт.
 – Прости, не слышу.
 – Я спросила, есть ли у тебя дети.
 – Дети? Ох нет. Не успел обзавестись.
 – Вот как? Но по-моему, для мужчины твоего возраста это не проблема.
 – Послушай, может, сменим тему? – предложил я.
 – А о чем ты хотел бы поговорить?
 На самом деле ни о чем. Ну разве что о самой Кейт Мэйфилд. Но эта тема была довольно опасной.
 – Давай обсудим то, что узнали сегодня.
 – Хорошо, – согласилась Кейт.
 Мы обсудили полученную сегодня информацию, набросали план действий на завтра. Когда мы подлетели к Нью-Йорку, я с радостью отметил, что город на месте и ярко освещен.
 Уже в здании аэропорта Кейт спросила:
 – Ты поедешь со мной на Федерал-Плаза?
 – Если хочешь.
 – Хочу. А потом мы сможем пойти поужинать.
 Я посмотрел на часы: половина одиннадцатого. Пока мы доберемся до Федерал-Плаза, пока выйдем оттуда поужинать, будет уже полночь.
 – Поздновато для еды, – заметил я.
 – Тогда выпьем.
 – Звучит заманчиво.
 Взяв такси, мы поехали на Федерал-Плаза. Когда проехали Бруклинский мост, я спросил у Кейт:
 – Тебе нравится Нью-Йорк?
 – Нет. А тебе?
 – Конечно, нравится.
 – Почему? Это же сумасшедший город.
 – Сумасшедший – Вашингтон. А Нью-Йорк интересный и причудливый.
 – Нет, сумасшедший именно Нью-Йорк. Я очень сожалею, что согласилась работать здесь. Никто из сотрудников ФБР не любит этот город. Он очень дорогой, и нашего жалованья едва хватает на то, чтобы сводить концы с концами.
 – Тогда почему согласилась?
 – Потому же, почему военные предпочитают самые трудные задания и добровольно едут в "горячие точки". В таких условиях можно стремительно сделать карьеру. И потом, это шанс проверить себя. Самые жуткие и невероятные случаи происходят именно в Нью-Йорке.
 – По-моему, Нью-Йорк незаслуженно обвиняют во всех грехах, – заступился я за свой город.
 Кейт ничего не ответила, поскольку в этот момент такси остановилось у здания ФБР на Федерал-Плаза. Кейт расплатилась с водителем, и мы вышли. В здание мы попали через служебный вход с южной стороны – у Кейт имелись собственные ключи от лифта, и мы поднялись на двадцать седьмой этаж.
 Здесь оказалось с десяток людей, они выглядели усталыми, несчастными и озабоченными. Звонили телефоны, трещали телетайпы, компьютеры какими-то жуткими голосами сообщали о поступлении электронной почты. Кейт поболтала со всеми, прослушала телефонные сообщения, проверила почту. Сообщение от Джорджа Фостера гласило: "По приказу Джека совещание в 8.00 в конференц-зале на двадцать восьмом этаже". Просто удивительно. Кениг, который сейчас в Вашингтоне, назначает совещание в Нью-Йорке на восемь утра. Да, эти люди либо двужильные, либо перепуганы до смерти. Наверное, все же последнее. В любом случае спать много не придется.
 – Не хочешь проверить, что у тебя на столе? – предложила Кейт.
 Мой стол находился в кабинете этажом ниже, и я не думал, что обнаружу на нем что-либо отличное от того, что Кейт нашла на своем.
 – Проверю завтра, когда приду в кабинет в пять утра, – ответил я.
 Кейт занялась какими-то делами, а я стоял, все больше ощущая свою ненужность.
 – Пойду-ка я домой, – вздохнул я.
 Кейт отложила бумагу, которую читала.
 – Нет, ты должен угостить меня выпивкой, – возразила она и добавила: – Не хочешь забрать свои бумаги из моего "дипломата"?
 – Завтра заберу.
 – Если хочешь, мы могли бы попозже просмотреть кое-какие документы.
 Это прозвучало как приглашение провести вместе долгую ночь. Чуть поколебавшись, я согласился.
 – Ладно, посмотрим.
 Кейт сунула "дипломат" под стол.
 Мы вышли из здания и оказались на темной тихой улице. В этот раз у меня опять не было при себе оружия. На самом деле мне не нужен пистолет, чтобы чувствовать себя в безопасности, однако лучше все же иметь при себе какое-то средство защиты, когда подозреваешь, что террорист может попытаться убить тебя. Но оружие было у Кейт, и я предложил:
 – Давай прогуляемся.
 Мы медленно побрели по улице. В такое время в воскресный вечер мало открытых заведений, даже в городе, который никогда не спит, но в Чайнатауне всегда можно было куда-нибудь попасть, поэтому я и направился в ту сторону. Мы шли не под руку, но достаточно близко друг к другу, чтобы наши плечи иногда соприкасались. В процессе разговора Кейт время от времени дотрагивалась ладонью до моей руки или плеча. Я определенно нравился этой женщине, но, возможно, она просто сексуально озабочена. Мне не нравилось при встречах с сексуально озабоченными женщинами пользоваться этим преимуществом, но иногда такое случалось.
 Мы подошли к заведению, которое, как я знал, называлось "Новый дракон". Несколько лет назад, во время ужина в компании других полицейских, я поинтересовался у владельца заведения, мистера Чанга, что случилось со "Старым драконом".
 – Вы его сейчас едите! – со смехом признался он и скрылся в кухне.
 Здесь имелся небольшой бар, заполненный людьми и табачным дымом. Мы с Кейт отыскали свободный столик и сели. Большинство посетителей бара напоминали отрицательных героев из кинофильмов с участием Брюса Ли. Кейт огляделась по сторонам и спросила:
 – Ты знаешь это место?
 – Да, я бывал здесь.
 – Здесь все говорят по-китайски.
 – Я не говорю. И ты тоже.
 – Но все остальные.
 – Наверное, они китайцы.
 – Очень остроумно.
 – Спасибо.
 К нам подошла официантка, наверное, новенькая, потому что я не знал ее. Приветливо улыбнувшись, она сообщила, что кухня еще работает. Я заказал салат и виски.
 – А что это за салат? – поинтересовалась Кейт.
 – Нормальный... там яблоки и еще что-то. Хорошо идет с шотландским виски.
 Кейт снова огляделась по сторонам.
 – Экзотическое место.
 – А они так не думают.
 – Иногда я чувствую себя в этом городе настоящей провинциалкой.
 – А ты давно в Нью-Йорке?
 – Восемь месяцев.
 Принесли виски. Мы выпили, поболтали, заказали еще. После второй порции я почувствовал зевоту. Официантка принесла салат, и Кейт он, похоже, понравился. После третьей порции спиртного у меня начали слипаться глаза, Кейт же выглядела вполне бодрой.
 Я попросил официантку вызывать такси и расплатился по счету. Мы вышли на Пелл-стрит, и на свежем воздухе я почувствовал себя лучше. Такси еще не было, и я спросил Кейт:
 – Где ты живешь?
 – На Восточной Восемьдесят шестой улице. Говорят, это хороший район.
 – Да, отличный район.
 – Квартира досталась мне от парня, на чье место я пришла. А он уехал в Даллас. Я слышала, что он скучает по Нью-Йорку, но вполне счастлив в Далласе.
 – А Нью-Йорк счастлив от того, что этот парень в Далласе.
 Кейт рассмеялась:
 – Ты забавный. А Джордж предупреждал меня, что у тебя острый язык.
 Подъехало такси, и я сказал водителю:
 – Нам в два места. Сначала... на Восточную Восемьдесят шестую.
 Кейт назвала точный адрес, и машина двинулась по узким улочкам Чайнатауна.
 В пути мы почти не разговаривали, и через двадцать минут такси подъехало к дому Кейт, современному многоэтажному зданию со швейцаром. В таком доме даже однокомнатная квартира стоила дорого, но я знал людей, которые предпочитали жить в хороших домах, экономя на такой роскоши, как еда и одежда.
 Мы вышли из машины и остановились на тротуаре. После нескольких тягостных секунд Кейт предложила:
 – Может, зайдешь?
 От этого откровенного предложения у меня учащенно забилось сердце, но я внимательно посмотрел на Кейт и ответил:
 – А можно в другой раз?
 – Конечно. – Она улыбнулась. – Значит, увидимся в пять утра.
 – Наверное, чуть позже пяти. Скажем, в восемь.
 Кейт снова улыбнулась.
 – Спокойной ночи. – Она направилась к двери, которую перед ней со словами приветствия распахнул швейцар.
 Я посмотрел, как она проходит через вестибюль, затем повернулся, сел в машину и назвал свой адрес. Водитель, видимо, ушлый парень, почему-то с тюрбаном на голове, сказал:
 – Наверное, это не мое дело, но, по-моему, леди хотела, чтобы вы пошли с ней.
 – Ты так думаешь?
 – Да.
 Я уставился в окно. Странный выдался день. А завтрашний будет совсем неприятный и трудный. А потом, может, вообще не будет никакого завтра. У меня возникла мысль попросить водителя вернуться обратно к дому Кейт. Но вместо этого я сказал, намекая на его тюрбан:
 – А ты, случайно, не джинн?
 Он засмеялся.
 – Да. Можете загадать три желания.
 – Ладно.
 Я загадал про себя три желания, но джинн потребовал:
 – Вы должны сказать их мне, иначе я не смогу их выполнить.
 – Мир во всем мире, душевное спокойствие, понимание со стороны женщин.
 – Первые два желания не проблема. – Водитель снова засмеялся. – С женщинами тоже могу помочь.
 Мы подъехали к моему дому, я расплатился, дав джинну хорошие чаевые, и он посоветовал:
 – Пригласите ее куда-нибудь еще раз.
 И уехал.
 Альфред почему-то все еще находился на своем посту. Я вообще не мог понять, что за график у наших швейцаров; похоже, он был еще более беспорядочным, чем у меня.
 – Добрый вечер, мистер Кори, – поприветствовал Альфред. – Хорошо провели день?
 – Да, Альфред, денек выдался интересным.
 Я поднялся на лифте на двенадцатый этаж, открыл дверь квартиры и вошел внутрь, экономя на осторожности. Честно говоря, я сейчас с удовольствием получил бы по голове, чтобы проснуться в следующем месяце, как это бывает в кино.
 Не став проверять сообщения на автоответчике, я все же разделся и рухнул на кровать. Мне казалось, что я устал как собака, однако с удивлением обнаружил, что заведен как часовая пружина.
 Я уставился в потолок, размышляя о жизни и смерти, о любви и ненависти, о судьбе и случае, о страхе и храбрости и прочей подобной чепухе. Подумал о Кейт и Теде, о Джеке и Джордже, о людях в синих костюмах, о джине в бутылке и, наконец, о Нике Монти и Нэнси Тейт. Последних мне точно будет не хватать. И конечно же, о Мег, дежурном офицере, которую я не знал, но о которой будут скорбеть родные и друзья. Подумал и об Асаде Халиле, надеясь, что у меня будет шанс отправить его прямиком в ад.
 В конце концов я уснул, но один кошмарный сон следовал за другим. Дни и ночи стали походить друг на друга.

 Глава 35

 Асад Халил выехал на оживленную дорогу, по обе стороны которой выстроились мотели, прокатные агентства и рестораны быстрого питания. Огромный самолет шел на посадку в расположенный поблизости аэропорт.
 В Триполи ему советовали найти мотель рядом с международным аэропортом Джэксонвилла, где ни его внешность, ни номера машины не привлекут внимания.
 Халил увидел мотель "Шератон", это название было знакомо ему по Европе, поэтому он и свернул на стоянку. Поправив галстук и причесав ладонью волосы, Халил надел очки, вылез из машины и направился в здание мотеля. Там в приемной его встретила молодая женщина и с улыбкой промолвила:
 – Добрый вечер.
 Халил улыбнулся в ответ. Он увидел в вестибюле три указателя, на одном из них было написано: "Бар – Гостиная – Ресторан". Из-за двери доносились смех и музыка.
 – Мне нужна комната на одну ночь.
 – Пожалуйста, сэр. Обычный номер или люкс?
 – Люкс.
 Женщина протянула регистрационную карточку и ручку.
 – Как будете платить, сэр?
 – Карточкой "Американ экспресс". – Халил протянул женщине кредитную карточку, а сам стал заполнять регистрационную карточку.
 Борис советовал ему выбирать мотель поприличнее, тогда меньше будет возникать проблем, особенно с кредитной карточкой. Халилу не очень хотелось оставлять фиксированный след и расплачиваться карточкой, однако Борис заверил, что если делать это нечасто, то опасности практически никакой.
 Халил заполнил регистрационную карточку, оставив чистой графу, где указывались сведения об автомобиле. В Триполи ему говорили, что в дорогих мотелях можно игнорировать эту графу, а еще, в отличие от Европы, в регистрационной карте не было графы для данных паспорта, и его предупреждали, что клерки не будут требовать паспорт. Борис даже сказал: "Единственный паспорт, который тебе потребуется в Америке, – это карточка "Американ экспресс"".
 Так оно и вышло – женщина лишь взглянула на карточку, не задав ни единого вопроса.
 – Добро пожаловать в мотель "Шератон", мистер...
 – Бейдир, – произнес Халил.
 – Мистер Бейдир. Вот электронная карточка-ключ от номера сто девятнадцать, первый этаж, как выйдете из вестибюля – направо. Вот карточка мотеля, на ней указан номер вашей комнаты. За той дверью бар и ресторан, у нас имеются спортивный зал и плавательный бассейн, расчетное время – одиннадцать утра, завтрак подают в главной столовой с шести до одиннадцати утра, еду и напитки в номера доставляют с шести утра до полуночи, бар и гостиная открыты до часу ночи. В номере у вас имеется мини-бар. Хотите, чтобы вас разбудили утром?
 – Да, у меня рейс в девять утра, так что разбудите меня в шесть.
 Женщина смотрела на Халила открыто, не так, как ливийские женщины, избегавшие даже поднять глаза на мужчин. Он не отвел взгляд, чтобы не вызвать подозрений и определить, не догадалась ли женщина, кто он такой на самом деле. Но, похоже, подозрений у нее не возникло.
 – Хорошо, сэр, в шесть утра. Произвести экспресс-расчет?
 Халила учили отвечать "да" на такой вопрос, поскольку это означало, что ему не придется еще раз приходить сюда. Он и ответил:
 – Да.
 – Копию счета вам положат под дверь в семь утра. Могу я еще чем-то помочь вам?
 – Нет, спасибо.
 – Приятного отдыха.
 – Спасибо. – Халил улыбнулся и вышел из вестибюля. Пока все шло хорошо, во всяком случае лучше, чем в мотеле в окрестностях Вашингтона, где пришлось убить клерка. Халил снова улыбнулся.
 Он вернулся к машине, подъехал к двери с номером сто девятнадцать и припарковался. Когда он вставил карточку в прорезь замка, тот щелкнул, загорелась зеленая лампочка, и это напомнило ему клуб "Конкистадор". Войдя в номер, он захлопнул дверь и запер ее на задвижку.
 Халил осмотрел номер, проверил шкафы и ванную комнату, которая оказалась чистой и современной, но, по его мнению, слишком роскошной – он предпочитал скромную обстановку, особенно сейчас, во время войны с неверными. Однажды мулла сказал ему: "Аллах всегда услышит тебя: и если ты будешь молиться в мечети сытым, и если в пустыне голодным. Но если ты хочешь услышать Аллаха, отправляйся голодным в пустыню.
 Но Халил сейчас был голоден. Он вообще очень мало ел с того момента, как пришел якобы как перебежчик в американское посольство в Париже, а произошло это почти неделю назад.
 Халил просмотрел лежавшее на столе меню, но решил не приглашать в номер службу сервиса – не хотелось, чтобы кто-то еще видел его лицо. Мало кому выпал такой шанс, и большинство из них были мертвы.
 В мини-баре Халил отыскал банку апельсинового сока, бутылку минеральной воды, пакетик с орешками и плитку шоколада. Опустившись в кресло лицом к двери, полностью одетый, с двумя пистолетами в карманах, он принялся не спеша есть и пить.
 Закончив, Халил вернулся в мыслях к своему короткому пребыванию в американском посольстве в Париже. Они его подозревали, но враждебности не проявляли. Сначала его допрашивали военный и штатский, на следующий день их сменили двое других. Они представились как Фил и Питер и сообщили, что прилетели из Америки и будут охранять его по пути в Вашингтон. Халил уже тогда знал, что все будет не так – они полетят в Нью-Йорк, а не в Вашингтон, но Фил и Питер прилетят туда мертвыми.
 Вечером перед отъездом его, как и предупреждал Борис, накачали "сывороткой правды", но Халил сделал вид, что ничего не понял. Неизвестно, что они с ним делали, пока он находился под воздействием наркотиков, но это не имело значения. В Триполи ливийские разведчики вводили ему "сыворотку правды" и допрашивали, чтобы проверить, способен ли он противостоять ее действию. И он прошел это испытание без проблем.
 Ему говорили, что американцы скорее всего не будут проверять его на детекторе лжи в посольстве – дипломаты захотят убрать его из посольства как можно быстрее, – но если все-таки предложат пройти такую проверку, то он должен отказаться, потребовав при этом либо отправить его в Америку, либо освободить. Но американцы обычно действовали по шаблону, а значит, постараются побыстрее увезти его из Европы. Как сказал Малик: "Тебя захотят допросить французы, немцы, итальянцы и англичане. Но американцы, зная это, пожелают оставить тебя только себе. Почти всегда самые важные дела они передают в Нью-Йорк, чтобы можно было отрицать, что они удерживают в Вашингтоне перебежчика или шпиона. Конечно, у них будет намерение позже отвезти тебя в Вашингтон, но я думаю, что ты сможешь попасть туда и без их помощи".
 Все присутствовавшие посмеялись над этой шуткой Малика. Он вообще красиво говорил, разбавляя свои слова шутками, но Халил не всегда понимал юмор Малика или Бориса. Малик продолжил: "Однако если наш человек парижского отделения "Транс-континенталь" сообщит, что тебя везут в Вашингтон, то Хаддад, которому как больному требуется в полете кислород, полетит этим же рейсом. В вашингтонском аэропорту процедура будет та же самая – самолет отбуксируют в зону безопасности, и ты будешь действовать так, как будто самолет приземлился в Нью-Йорке. – Малик назвал место, где в вашингтонском аэропорту должен был ожидать таксист, который отвезет к арендованной машине. После устранения таксиста Халилу следовало оставаться в мотеле до утра воскресенья, а затем поехать в город и навестить генерала Уэйклиффа до или после церковной службы.
 На Асада Халила произвело большое впечатление то, насколько ливийские разведчики все тщательно продумали. Учли все, составили запасные планы на тот случай, если американцы изменят порядок своих действий. Но, что более важно, ливийские разведчики внушили ему, что даже самые лучшие планы нельзя осуществить без истинного исламского воина, такого, как Асад Халил, и без помощи Аллаха.
 Борис, разумеется, говорил, что в основном план придумал он и что Аллах не имеет никакого отношения ни к плану, ни к его успеху. Но при этом соглашался, что Асад Халил – исключительный агент. Он даже сказал ливийским разведчикам: "Если бы у вас было побольше таких людей, как Асад Халил, вы не потерпели бы столько неудач".
 Своим языком Борис рыл себе могилу, и, по мнению Асада, знал об этом. Поэтому и пил так много.
 Борису постоянно требовались женщины и водка, всем этим его щедро снабжали, а деньги переводили в швейцарский банк на счет семьи. Это русский, даже будучи пьяным, прекрасно соображал. Он был достаточно умен, чтобы понять, что ему не суждено живым покинуть Триполи. Однажды он попросил Малика: "Если со мной здесь произойдет несчастный случай, обещай отправить мое тело домой".
 На что Малик ответил ему: "Не может быть никаких несчастных случаев, мой друг. Мы тщательно оберегаем тебя".
 Борис выругался по-русски, что делал часто, послав Малика куда подальше.
 Халил закончил свой легкий ужин и включил телевизор, потягивая минеральную воду. Допив, он сунул в чемодан пустую пластиковую бутылку. В ожидании одиннадцатичасовых "Новостей" он принялся переключать каналы. На одном пара женщин с голыми грудями плескалась в бассейне и ласкала друг друга. Халил инстинктивно переключил канал, но затем вернулся.
 Он смотрел, пораженный, как женщины – блондинка и брюнетка – предавались в воде любовным играм. У края бассейна появилась третья женщина, совершенно обнаженная негритянка. Теперь уже они втроем смеялись и плескались в воде. Халил подумал, что они ведут себя как полоумные, но продолжил смотреть.
 Через некоторое время он ощутил эрекцию и нервно заерзал в кресле. Халил понимал, что не должен смотреть этот худший пример падения нравов Запада, поскольку все священные писания иудеев, христиан и мусульман порицали такое поведение как неестественное и порочное. И все же эти бесстыдные женщины возбуждали его, вызывая греховные мысли.
 Халил представил себе, что находится в бассейне вместе с женщинами.
 Вырвавшись усилием воли из плена греховных мыслей, он посмотрел на часы – они уже показывали четыре минуты двенадцатого. Переключая каналы, Халил ругал себя за слабость и проклинал сатанинские силы, распоясавшиеся в этой проклятой стране.
 Наконец он нашел "Новости". Женщина-диктор говорила:
 – Этого человека власти считают главным подозреваемым в совершении неназванного террористического акта на территории Соединенных Штатов...
 На экране появилась цветная фотография с подписью "Асад Халил". Халил вскочил с кресла и опустился на колени перед телевизором, внимательно разглядывая фотографию. Он никогда не видел этой цветной фотографии – наверное, она была сделана тайком в американском посольстве в Париже во время допроса. Халил отметил про себя, что костюм на фотографии тот же самый, в котором он был сейчас, галстук тот, какой он носил в Париже. Но галстук он сменил.
 Женщина-диктор продолжила:
 – Пожалуйста, внимательно посмотрите на эту фотографию и сообщите властям, если вы увидите этого человека. Скорее всего он вооружен и очень опасен, поэтому не следует предпринимать попыток задержать его. Звоните в полицию или в ФБР. Вот два бесплатных телефонных номера, по которым вы можете позвонить... – на экране появились цифры, – первый номер для анонимных сообщений, которые вы можете оставить на автоответчике, второй номер горячей линии ФБР. По обоим номерам можно звонить круглосуточно в любой день недели. Министерство юстиции назначило вознаграждение один миллион долларов за информацию, которая позволит арестовать подозреваемого.
 На экране появилась еще одна фотография Асада Халила с несколько другим выражением лица, и Халил снова узнал снимок времен своего пребывания в американском посольстве в Париже.
 – Еще раз просим вас внимательно посмотреть на эту фотографию. Федеральные власти просят вас помочь отыскать этого человека, Асада Халила. Он говорит на английском, арабском, немного на французском, немецком и итальянском. Он подозревается в терроризме и может в настоящее время находиться на территории США. Пока у нас нет другой информации об этом человеке, но мы будем сообщать вам детали по мере их поступления.
 Диктор перешла к другим новостям, а Халил выключил звук, подошел к зеркалу, надел очки и вгляделся в свое отражение.
 У того ливийца Асада Халила, которого показывали по телевизору, были черные, зачесанные назад волосы. А у египтянина Хефни Бадра, находившегося сейчас в Джэксонвилле, штат Флорида, волосы были с сединой, расчесанные на прямой пробор.
 У телевизионного Асада Халила были темные глаза, а Хефни Бадр носил очки, и для постороннего наблюдателя его глаза выглядели расплывчатыми.
 На фотографии Асад Халил был чисто выбрит, у Хефни Бадра были усы с проседью.
 По телевизору Асад Халил не улыбался, а Хефни Бадр, смотревший сейчас в зеркало, улыбался, поскольку он не был похож на Асада Халила.
 Помолившись, он лег спать.

 Глава 36

 Я прибыл на совещание, начавшееся в восемь утра на двадцать восьмом этаже здания на Федерал-Плаза, сохранив целомудренность, поскольку не провел ночь с Кейт Мэйфилд. Встретив ее в зале заседаний, я посмотрел ей прямо в глаза и произнес:
 – Доброе утро.
 Она ответила на мое приветствие, и мне показалось, что я услышал слово "сволочь", но, возможно, я просто чувствовал себя сволочью.
 Мы стояли вокруг длинного стола в зале без окон и трепались, ожидая начала совещания.
 Стены зала украшали увеличенные фотографии Асада Халила в различных ракурсах, сделанные в Париже, два снимка Юсуфа Хаддада – один был сделан в морге, другой переснят с паспорта. По-моему, на фотографии из морга он выглядел гораздо лучше.
 Еще было несколько фотографий февральского перебежчика, Бутроса Дхара.
 Я насчитал на столе десять кофейных чашек и десять блокнотов, поэтому пришел к выводу, что на совещании будут присутствовать десять человек. На каждом блокноте стояла фамилия участника совещания, и я сделал дальнейшее умозаключение – садиться мне следует там, где лежит блокнот с моей фамилией. На столе еще стояло четыре кофейника, я налил себе кофе, а затем передвинул кофейник через стол Кейт, которая сидела прямо напротив меня.
 Сегодня она была одета в деловой голубой костюм в полоску и выглядела строже, чем в субботу, в синем блейзере и юбке до колен. Кейт улыбнулась мне. Я тоже улыбнулся ей.
 Но давайте вернемся к совещанию Особого антитеррористического соединения.
 Все уже заняли свои места. В одном конце стола расположился Джек Кениг, совсем недавно прибывший из Вашингтона и одетый в тот же костюм, что и вчера.
 Другой конец стола занял капитан Дэвид Штейн из Департамента полиции Нью-Йорка, он тоже был руководителем ОАС, так что и Кениг, и Штейн могли считать, что сидят во главе стола.
 Слева от меня расположился Майк О'Лири из разведки Департамента полиции Нью-Йорка, я обратил внимание на то, что на блокноте было написано его настоящее имя, а не какой-нибудь там Билл или Боб, как было принято в ФБР.
 Сразу справа от меня занял место специальный агент Алан Паркер из ФБР. В нашей группе Алан занимался связями с общественностью. Ему было лет двадцать пять, но выглядел он на тринадцать. Мировой трепач, и именно для болтовни он и нужен был нам в этом деле.
 Справа от Паркера, рядом с Кенигом, сидел капитан Генри Видрзински, заместитель начальника группы детективов полиции Портового управления. Я встречался с этим парнем несколько раз, когда еще работал детективом в Департаменте полиции Нью-Йорка. Похоже, он был неплохим парнем, если не считать его фамилии, похожей на третью строчку таблицы для проверки зрения. То есть я хочу сказать, что в его фамилию хорошо бы добавить побольше гласных.
 По другую сторону стола расположились Кейт и еще трое. Самый дальний от меня, рядом с капитаном Штейном, Роберт Моуди, начальник отдела детективов Департамента полиции Нью-Йорка. Моуди был первым темнокожим руководителем этого отдела, до моей смерти и воскрешения считался моим начальником. Нет необходимости говорить вам, что руководить несколькими тысячами таких парней, как я, отнюдь не легкая работа. Я несколько раз встречался с Моуди по работе, и мне не показалось, что он меня недолюбливает. А это уже был хороший знак для моих отношений с начальством.
 Место слева от Кейт занимал сержант Габриель Хейтам, арабский джентльмен из Департамента полиции Нью-Йорка.
 Рядом с Габриелем, справа от Кенига, расположился неизвестный мужчина, вернее, неизвестным было только его имя, поскольку не приходилось сомневаться в том, что этот безупречно одетый парень из ЦРУ. Забавно, но я всегда их различаю; они излучают нарочито утомительную бесстрастность, тратят слишком много денег на одежду и всегда выглядят так, как будто им нужно присутствовать в более важном месте, чем то, где они сейчас находятся.
 Поначалу я даже подумал, что мне будет не хватать Теда Нэша, но теперь успокоился, поскольку его место занял другой парень из их конторы. А что касается Нэша, то я представил себе, как он укладывает в чемодан шелковое нижнее белье, собираясь прокатиться в Париж. А еще я подумал, что в один прекрасный момент Тед может вернуться в мою жизнь. Вспомнились слова Кенига: "Ты бы лучше пригляделся к Теду". А Кениг не из тех, кто бросается такими словами.
 Отсутствовал и Джордж Фостер – он находился в клубе "Конкистадор", и возможно, останется там надолго. А кроме него и Теда, за столом не хватало еще Ника Монти. Джек Кениг начал совещание с того, что предложил нам почтить минутой молчания память Ника, Фила, Питера, двух федеральных маршалов, находившихся на борту "боинга", Энди Макгилла из команды спасателей, Нэнси Тейт, дежурного офицера Мег Коллинз и всех жертв рейса 175.
 После минуты молчания Джек объявил совещание открытым – часы показывали ровно восемь. Первым делом Джек представил джентльмена, сидевшего слева от него:
 – На нашем совещании присутствует Эдвард Харрис из ЦРУ.
 Вот так. А мне казалось, что Джеку будет достаточно сказать: "Это Эдвард Харрис, вы сами знаете, откуда он".
 – Мистер Харрис работает в отделе по борьбе с терроризмом, – добавил Джек.
 А еще эти парни из ЦРУ, в отличие от агентов ФБР, всегда пользуются полными именами. То есть не Эд, а Эдвард Харрис. Похоже, Тед Нэш был исключением из этого правила, и у меня мелькнула блестящая мысль назвать его при следующей встрече Тедди.
 Надо сказать, что я обычно не присутствовал на совещаниях подобного уровня, да и Кейт тоже. Но поскольку мы были свидетелями и участниками произошедших событий, по поводу которых и собрали совещание, то решили пригласить и нас с Кейт. Не знаю, хорошо ли это.
 Тем временем Джек Кениг начал свою речь:
 – Как уже знают некоторые из вас, вчера в Вашингтоне было принято решение сделать короткое заявление для средств массовой информации и показать по телевидению фотографию Асада Халила. В заявлении говорится только то, что он подозревается в международном терроризме и разыскивается федеральными властями. Никакого упоминания о рейсе сто семьдесят пять. Заявление и фотография появились вчера в одиннадцатичасовых "Новостях" – некоторые из вас могли это видеть. А сегодня заявление и фотография появятся в газетах.
 Все молчали, а капитан Штейн, решив продемонстрировать, что он здесь тоже начальство, объявил:
 – Мы создаем оперативный штаб на двадцать шестом этаже. Все, кто задействован в этом деле, переедут в помещение штаба и заберут с собой необходимые документы. Все, что имеет отношение к делу, будет поступать туда – документы, фотографии, карты, вещественные доказательства и все такое прочее. Впредь до дальнейших указаний сотрудники ОАС смогут присутствовать только в трех местах: в оперативном штабе, в постели или на задании. Однако не торчите подолгу в постели. – Капитан оглядел присутствующих и добавил: – Отлучаться можно только в том случае, если кому-то понадобится присутствовать на похоронах. Вопросы?
 Вопросов ни у кого не было, и он продолжил:
 – Конкретно для этого дела в ближневосточный отдел будут откомандированы пятьдесят агентов из различных спецслужб. Еще около сотни мужчин и женщин будут заниматься этим делом на территории Нью-Йорка плюс несколько сотен агентов по всей территории США и за границей.
 И так далее.
 Следующим взял слово лейтенант Майк О'Лири, из отдела разведки Департамента полиции Нью-Йорка. Он сказал несколько слов о Нике Монти, который служил в разведке, и, по ирландской традиции, рассказал забавный случай из его жизни, который, возможно, сам и придумал.
 Мало у каких полицейских организаций имелись собственные разведывательные службы, но Нью-Йорку, с его бурной политической жизнью, просто необходимы были подобные подразделения. Разведывательный отдел Департамента полиции Нью-Йорка был создан в двадцатых годах, во время так называемой "красной опасности". Его сотрудники охотились за местными коммунистами, а тем даже нравилось, что ими занимается полиция. Больше на них никто не обращал внимания, ну разве что ФБР.
 За многие годы деятельность отдела изменилась, и в настоящее время разведчики недолюбливали сотрудников ОАС, считая их конкурентами. Однако Майк О'Лири заверил присутствующих, что его организация будет самым тесным образом сотрудничать с нами. Но я-то нутром чуял, что если его люди ухватятся за какую-то ниточку, то мы об этом никогда не услышим. Правда, если быть честным до конца, если за ниточку ухватится ФБР, то и О'Лири никогда не услышит об этом.
 Лейтенант О'Лири благословил нас всех и сел. Ирландцы еще те болтуны. В том смысле, что вы знаете, что они лгут, они знают, что вы знаете о том, что они лгут, однако продолжают лгать с такой убедительностью и энергией, что некоторые даже начинают им верить.
 Следующей была очередь Роберта Моуди, начальника отдела детективов Департамента полиции Нью-Йорка. Он сказал:
 – Мои детективы будут держать глаза и уши открытыми, хотя v них полно и своих дел, но я уверяю вас, что четыре тысячи мужчин и женщин будут постоянно носить с собой фотографию предполагаемого преступника, а все, что выяснят, они тут же сообщат в оперативный штаб.
 Я подумал, что и этот парень несет чушь.
 Свое выступление Моуди закончил словами:
 – Если он находится в одном из пяти районов Нью-Йорка, то у нас есть хороший шанс узнать об этом, и мы его возьмем.
 Подтекст этих слов был таков: мы утрем нос федералам и возьмем Халила, а они узнают об этом из утренних газет.
 Капитан Штейн поблагодарил Моуди и добавил:
 – Я также получил заверения комиссара полиции в том, что перед выходом на дежурство все полицейские в штатском будут проходить инструктаж. Сегодня комиссар проводит совещание со всеми начальниками полиции соседних округов и городов с целью заручиться их поддержкой. А это означает, что свыше семидесяти тысяч представителей правоохранительных органов будут заняты поисками одного человека. Предстоит самая крупная в истории Нью-Йорка охота на преступника. Основное внимание мы уделим ближневосточным общинам. – С этими словами капитан Штейн передал слово Габриелю Хейтаму.
 Тот встал и оглядел зал. Будучи единственным из присутствующих арабом и мусульманином, он мог бы слегка свихнуться от всех этих разговоров, но после многих лет работы в отделе разведки Департамента полиции Нью-Йорка, а затем в ОАС сержант Габриель Хейтам оставался невозмутимым. Помню, он как-то сказал мне: "Мое настоящее имя Джабраил, но никому не говори об этом. Я называю себя Габриель, потому что хочу сойти за протестанта англосаксонского происхождения".
 Мне нравился этот парень, обладавший чувством юмора, а Габриелю просто необходимы были хорошее чувство юмора и чувство уверенности в себе, чтобы делать то, что он делал. Я хочу сказать, что не так уж трудно быть арабо-американцем в Нью-Йорке, однако надо обладать большим мужеством, чтобы быть арабо-американским мусульманином и работать в Ближневосточном отделе ОАС. Интересно, что Габриель говорит своим единоверцам в мечети? Что-то вроде: "Привет, Абдулла, я прошлой ночью арестовал двух арабов". Маловероятно.
 Сержант Хейтам руководил подразделениями наружного наблюдения, детективами из Департамента полиции Нью-Йорка, прикомандированными к ОАС, которые выполняли сложную работу, ведя наблюдения за подозреваемыми в связях с экстремистскими организациями. Его ребята сутками торчали возле домов, фотографировали, вели записи с помощью аппаратуры подслушивания, следовали за подозреваемыми на машинах, в метро, в поездах, в автобусах и пешком – то есть выполняли ту работу, которую не могло или не хотело выполнять ФБР. Работенка еще та, но это был насущный хлеб для Особого соединения. На все это тратилось много денег и времени, а ближневосточные общины не испытывали радости от того, что постоянно находятся под наблюдением. Но, как гласит пословица, "если ты не сделал ничего плохого, то и беспокоиться тебе не о чем".
 Габриель проинформировал нас:
 – В период между пятью часами вечера в субботу и настоящим моментом "наружка" отказалась от прикрытия и, что называется, прошерстила весь город. Нам удалось получить ордера на обыски, позволяющие перерыть все, за исключением спальни мэра. Мы допросили по месту жительства и по месту работы около восьмисот человек – гражданских лидеров, подозреваемых и даже религиозных мусульманских лидеров.
 Я не смог удержаться от реплики:
 – Если сегодня к полудню мы не получим заявления как минимум от двадцати адвокатов Арабской лиги защиты гражданских прав, значит, ты занимаешься не своим делом.
 Все посмеялись над этой шуткой, даже Кейт, а Габриель ответил мне:
 – Послушай, мы потрясли и адвокатов Арабской лиги. Теперь они для защиты своих прав нанимают еврейских адвокатов.
 Снова все засмеялись, но на этот раз смех прозвучал более сдержанно. Честно говоря, шутка вышла довольно неуклюжей, но тонкий юмор вообще редко быстро доходит до того, кого он касается. На совещании присутствовали представители различных культур, и еще не выступал поляк, капитан Видрзински. У меня в запасе имелась отличная шутка относительно поляков, но я решил, что приберегу ее для следующего раза.
 – Но должен сказать вам, что мы не обнаружили ни единой зацепки, – признался Габриель. – Ни малейшего проблеска. Не услышали даже обычной чепухи о том, что кто-то пытается подстроить обвинение против тестя. Никто не желает касаться этой темы. Но мы допросили еще около тысячи человек, в результате у нас есть еще около сотни мест, где следует устроить обыски. К некоторым мы возвращались и допрашивали их повторно. Ближневосточную общину как следует прижали. Да, возможно, мы и нарушили какие-то гражданские права, но об этом будем беспокоиться позже. – Он посмотрел на нас и добавил: – Во всяком случае, мы никого не пытали.
 – Вашингтон, несомненно, оценит вашу сдержанность, – сухо заметил Кениг.
 – Большинство этих людей приехали из тех стран, где полиция сначала избивает, а уж потом начинает задавать вопросы, – ответил ему Габриель. – Так что эти люди даже расстраиваются, если к ним не применяют легкого физического воздействия.
 Кениг откашлялся.
 – Думаю, нам нет необходимости выслушивать это. В любом случае, сержант, мы не должны...
 Сержант Хейтам оборвал Кенига:
 – В моргах нашего города лежат свыше трехсот трупов, и мы не знаем, сколько еще ожидать. А я не хочу видеть больше ни одного.
 Кениг задумался, но ничего не сказал, а сержант сел на свое место.
 В зале воцарилась тишина. Все, наверное, думали об одном и том же: о том, что сержант Габриель Хейтам умеет при работе со своими соплеменниками отбрасывать прочь религиозные соображения. Возможно, это и явилось одной из причин, по которой его взяли на эту работу. Да и вообще он хорошо знал свое дело. Большинство успехов ОАС являлись результатом кропотливой работы парней из наружного наблюдения. А все остальное – работа с информаторами, зарубежные разведывательные источники, анонимные телефонные звонки, перевербованные агенты – не давало столько информации, сколько работа "наружки".
 Капитан Видрзински из Портового управления поднялся и сообщил:
 – Вся полиция Портового управления, все сборщики платы за проезд и прочий персонал на транспорте снабжены фотографиями Асада Халила, им объяснено, что на данный момент это самый разыскиваемый преступник.
 В таких делах полиция Портового управления играла очень важную роль. Беглые преступники неизбежно сталкивались с билетными кассирами, сборщиками платы за проезд либо появлялись на железнодорожных и автовокзалах или в аэропортах. Поэтому очень важно, чтобы персонал Портового управления был начеку.
 – Когда ваши люди получили фотографии Халила? – поинтересовался капитан Штейн.
 – Как только мы смогли изготовить несколько сотен фотографий. Мы разослали патрульные машины на мосты, в тоннели, в аэропорты, на автовокзалы и так далее. Кроме того, отправили фотографии по факсу в каждое место, где имеется факс. Думаю, к девяти вечера в субботу все наши подчиненные имели фотографии Халила. Но должен вам сказать, что качество фотографий оставляет желать лучшего.
 – Значит, получается, что до девяти вечера в субботу Асад Халил мог улететь самолетом, уехать автобусом, проехать по мосту или через тоннель, – предположил капитан Штейн.
 – Совершенно верно, – согласился Видрзински и добавил: – Первым делом мы оповестили аэропорты, но если преступник действовал быстро, он мог улететь самолетом... тем более из аэропорта Кеннеди, где он находился.
 Все молчали, и Видрзински продолжил:
 – Сейчас свыше сотни наших детективов пытаются выяснить, не покидал ли этот парень Нью-Йорк или Нью-Джерси. Но вы же понимаете: в Нью-Йорке шестнадцать миллионов человек, и если Халил загримировался, сменил документы или если у него есть сообщник, то он вполне мог улизнуть.
 Снова некоторое время все молчали, затем Кениг спросил:
 – А как насчет пирсов?
 – Да, – Видрзински кивнул, – на тот случай, если у Халила имелся билет на теплоход, мы предупредили таможню и службу иммиграции, а кроме того, послали уведомления на причалы для грузовых кораблей и частных яхт. Я и туда направил детективов с фотографиями, но пока никаких следов.
 Затем, ответив еще на несколько вопросов, Видрзински сказал:
 – Знаете, я думаю, что фотографию Халила следовало показать по всем каналам телевидения уже через полчаса после совершенного им преступления. Я понимаю, у вас имелись другие соображения, но если мы не обратимся к широкой общественности, нам будет очень трудно поймать его.
 – Существует высокая степень вероятности того, что он уже покинул нашу страну, – ответил Кениг. – Он мог улететь из аэропорта Кеннеди первым же подходящим рейсом, пока еще не остыли тела убитых им людей. Вашингтон тоже так считает, поэтому было принято решение сохранить эту информацию только для правоохранительных органов, пока общественности целиком не раскроют суть трагедии с рейсом "Транс-континенталь".
 В разговор вмешалась Кейт:
 – Я согласна с капитаном Видрзински. Нет причин скрывать факты, кроме желания скрыть наше собственное... бессилие, глупость... что угодно.
 Капитан Штейн кивнул.
 – Мне кажется, Вашингтон запаниковал и принял неверное решение. Мы были вынуждены подчиниться, и вот теперь пытаемся отыскать преступника, у которого два дня форы.
 Кениг попытался сгладить обвинения, выдвинутые в адрес Вашингтона.
 – Что ж, фотографию Халила уже передали в средства массовой информации. Но есть ли в этом смысл, если он сразу же улетел из страны? – Порывшись в бумагах, лежавших перед ним, Кениг продолжил: – До того времени как была поднята по тревоге полиция аэропорта Кеннеди, Халил мог улететь четырьмя рейсами. – Он перечислил названия ближневосточных авиакомпаний и время вылета самолетов. – И разумеется, были другие зарубежные рейсы, а также внутренние и карибские, для посадки на которые не требуется паспорт, а вполне подойдет любой документ с фотографией. Конечно, мы предупредили своих людей в Лос-Анджелесе, на Карибах и так далее, и они дежурили в аэропортах. Но ни один из пассажиров не подошел под описание преступника.
 Мы принялись обдумывать сказанное, и я заметил, что Кейт смотрит на меня с таким видом, как будто хочет свернуть мне шею. Ладно, я служу тут по контракту, терять мне нечего, поэтому я высказал свое мнение:
 – Мне кажется, Халил в Нью-Йорке. А если не в Нью-Йорке, то в каком-то другом месте, но все равно внутри страны.
 – Почему ты так думаешь? – спросил капитан Штейн.
 – Потому что он еще не закончил.
 – А что ему нужно закончить?
 – Понятия не имею.
 – Что ж, начал он чертовски здорово, – буркнул Штейн.
 – Вот именно, – согласился я. – Но то ли еще будет.
 – Черт побери, надеюсь, ничего не будет.
 Я собрался ответить, но в разговор впервые вступил мистер шпион из ЦРУ и спросил меня:
 – Почему вы так уверены, что Халил не покинул страну?
 Я посмотрел на мистера Харриса, который, в свою очередь, уставился на меня. У меня имелось несколько ответов, которые начинались и заканчивались словами "Да пошел ты", но я решил проявить любезность.
 – Понимаете, сэр, просто у меня такое чувство, основанное на анализе личности Асада Халила. Он из тех людей, которые не бросают начатое дело, а доводят его до конца. А свое дело Халил еще не закончил. Вы спросите, откуда я это знаю? Я размышлял так: этот парень мог бы продолжать наносить ущерб интересам Америки за ее пределами, как делал это на протяжении многих лет. Но вместо этого он решил прилететь сюда и нанести нам еще более сильный удар. Так разве для этого прилетают на часок? Разве это "миссия чайки"?
 Я оглядел присутствующих и пояснил:
 – "Миссия чайки" – это когда прилетают, гадят всем на головы, а потом улетают. – Несколько человек засмеялись, а я продолжил: – Нет, это не "миссия чайки", это скорее... "миссия Дракулы". – Вдохновленный тем, что привлек общее внимание, я развил свою мысль: – Граф Дракула мог бы спокойно сосать кровь в Трансильвании лет триста. Так нет, ему захотелось отправиться в Англию. Верно? Но зачем? Чтобы выпить кровь у команды корабля, на котором он плыл? Нет. Графу захотелось чего-то в Англии. Так? А чего же ему захотелось? Ему захотелось отведать крови той крошки, которую он увидел на фотографии. Как там ее звали? Ладно, не важно, захотелось – и все, а крошка живет в Англии. Улавливаете мою мысль? Вот и Халил прилетел сюда не для того, чтобы убить всех пассажиров на борту самолета и наших людей в клубе "Конкистадор". Эти люди стали для него всего лишь легкой закуской, глотком крови перед главной трапезой. Все, что нам нужно, так это определить его главную цель, и тогда мы схватим его. Вы меня поняли?
 В зале воцарилось длительное молчание, некоторые из тех, кто смотрел на меня, отвернулись. Мелькнула мысль, что сейчас Кениг или Штейн отправят меня на медицинское обследование. А Кейт опустила голову, уставившись в свой блокнот.
 Первым нарушил молчание Эдвард Харрис.
 – Благодарю вас, мистер Кори. Очень интересный анализ. Да и аналогия тоже.
 Несколько человек хмыкнули.
 – Я поспорил с Тедом Нэшем на десять долларов, что я прав. Хотите и с вами поспорю? – предложил я.
 Видимо, Харрис оказался азартным человеком.
 – Давайте поспорим, но только на двадцать долларов.
 – Хорошо, – согласился я. – Передайте двадцатку мистеру Кенигу.
 Харрис вытащил из бумажника банкноту в двадцать долларов и протянул ее Кенигу. Тот убрал ее в карман. Я положил свою двадцатку на стол.
 Межведомственное совещание уже начало приобретать скучный характер, но я не мог этого допустить. Я хочу сказать, что ненавижу бюрократов, которые настолько бесцветны и осмотрительны, что ты уже через час после совещания не можешь вспомнить их. А мне хотелось, чтобы каждый из присутствующих не забыл, что мы собрались на это совещание исходя из предположения, что Асад Халил может все еще находиться в стране. Как только они поверят, что он сбежал, они начнут лениться и проявлять небрежность, переложив всю работу на тех, кто находится за границей.
 Кениг, который отнюдь не был дураком, сказал:
 – Спасибо, Кори, за убедительные доводы. На мой взгляд, шансы, что ты прав, пятьдесят на пятьдесят.
 Кейт подняла голову от блокнота и вымолвила:
 – А я считаю, что мистер Кори абсолютно прав. – Она посмотрела на меня, и наши взгляды встретились на долю секунды.
 Если бы прошлую ночь мы провели вместе, то мое лицо сейчас бы покраснело, но никто из присутствующих, а все они являлись опытными физиономистами, не заметил на моем лице ни малейших признаков того, что мы с Кейт любовники. Все-таки мудро я поступил вчера вечером. Верно?
 Капитан Штейн обратился к Харрису:
 – Может, хотите поделиться с нами какой-нибудь информацией?
 Харрис покачал головой.
 – Я совсем недавно назначен на это дело, так что вы знаете гораздо больше меня.
 Наверняка в этот момент все подумали, что Харрис несет чушь, но вслух этого никто не высказал.
 Мы поболтали еще минут десять – пятнадцать, затем Кениг взглянул на часы и предложил:
 – Давайте послушаем Алана.
 Специальный агент Алан Паркер поднялся со своего места.
 – Позвольте, я буду говорить откровенно. В Вашингтоне есть люди, которые хотели бы контролировать поток информации...
 – Говори нормальным языком, – оборвал его капитан Штейн.
 – Что? Ах да, ладно... люди, которые хотели бы сохранить...
 – Кто это? – потребовал Штейн.
 – Кто? Ну... некоторые люди из администрации.
 – Например?
 – Я не знаю. Действительно не знаю. Но предполагаю, что это люди из Совета национальной безопасности. Не ФБР.
 – Алан, директор ФБР является членом Совета национальной безопасности, – подчеркнул капитан Штейн, разбиравшийся в таких вещах.
 – Вот как? Но в любом случае, кто бы они ни были, эти люди решили, что настало время раскрывать тайны. Не все разом, а постепенно, в течение следующих трех суток. Ежедневно выдавать около трети того, что нам известно.
 – Ага, сегодня существительные, завтра глаголы, а в среду все остальное, так, что ли? – с сарказмом поинтересовался капитан Штейн.
 Алан усмехнулся.
 – Нет, но у меня имеется заявление для прессы из трех частей, и первую часть я представлю всем сегодня.
 – Сначала нам самим надо взглянуть на нее, – решил Штейн. – Продолжай.
 – Прошу вас, поймите, не я решаю, какие факты придать гласности. Я только делаю то, что мне говорят. Но тем не менее я бы хотел, чтобы наши люди не давали никаких интервью для прессы, не посоветовавшись предварительно со мной. Конечно, информирование общественности имеет важное значение, но еще более важно, чтобы общественность знала только то, о чем мы хотим ее проинформировать.
 Похоже, Алан не видел никаких противоречий в своем заявлении, и это настораживало. Затем он начал рассказывать нам, что новости являются еще одним оружием в нашем арсенале и тому подобное. Я-то думал, что он скажет хотя бы что-нибудь о том, как можно использовать меня и Кейт в качестве наживки, или как сделать достоянием гласности интимную связь Каддафи с матерью Асада Халила. Но Алан вместо этого рассказал несколько историй об утечке информации, приводящей к гибели людей, бегству подозреваемых и срыву операций.
 Свое выступление Алан завершил словами:
 – Это правда, что общественность имеет право знать обо всем, однако мы вовсе не обязаны сообщать ей что-либо. – После чего спокойно сел на место.
 Похоже, мало кто из присутствующих толком понял, о чем говорил Алан, поэтому Джек Кениг решил уточнить:
 – Никто из нас не должен говорить с прессой. Сегодня после обеда состоится специальная совместная пресс-конференция Департамента полиции Нью-Йорка и ФБР. На нее приглашены губернатор и мэр Нью-Йорка, глава департамента полиции и другие официальные лица. Вот они и поведают о том, о чем многие уже подозревают. А именно, что рейс сто семьдесят пять подвергся нападению международных террористов. Вечером об этом же по телевидению скажут президент и члены Совета национальной безопасности. На несколько дней средства массовой информации будут накормлены досыта. Но наверняка нас замучают звонками, поэтому отсылайте всех к Алану, которому как раз и платят деньги за то, чтобы он разговаривал с прессой.
 Затем Кениг напомнил нам, что за информацию, которая приведет к аресту Асада Халила, обещано вознаграждение в миллион долларов. В заключение он сказал:
 – Я понимаю, что трудно добиться полного взаимодействия, но это как раз тот случай, когда необходимо объединить наши усилия, делиться информацией и забыть о разногласиях. Уверяю вас, когда мы поймаем этого парня, это будет наша общая победа, и ничьи заслуги не останутся забытыми.
 Я услышал, как начальник отдела детективов Департамента полиции Нью-Йорка Роберт Моуди пробормотал:
 – Всегда бывает кто-то первый.
 Поднялся капитан Штейн.
 – Не хотелось бы впоследствии обнаружить, что у нас имелась ниточка, которая могла бы привести к этому парню, но она затерялась в бюрократическом лабиринте, как это случилось во время взрыва в Международном торговом центре. Помните, что Особое соединение является центром сосредоточения всей информации. И еще помните, что этим делом занимаются правоохранительные органы нашей страны, Канады и Мексики, и мы будем делиться с ними всеми сведениями. А теперь, когда фотография Халила появилась на телевидении, мы можем рассчитывать еще на несколько сотен миллионов граждан. Так что если Халил не покинул наш континент, удача нам непременно улыбнется.
 Я представил себе, как начальник полиции какого-нибудь Богом забытого городка в штате Джорджия позвонит мне и скажет: "Доброе утро, Джон. Я слышал, вы ищете какого-то араба по фамилии Халил... или как его там. Так вот, Джон, мы взяли его в нашем захолустье и подержим за решеткой, пока ты не заберешь его. Только поторопись, этот парень не ест свинину, поэтому может умереть с голоду".
 – Что вас так развеселило, детектив Кори? – обратился ко мне капитан Штейн.
 – Да так, сэр, вспомнил кое-что.
 – Вот как? Может, поделитесь с нами?
 – Ну...
 – Смелее, мистер Кори.
 Я не стал выдавать присутствующим воображаемый телефонный разговор между мной и начальником полиции захолустного городка – это могло позабавить только меня, а я решил рассказать анекдот, уместный, на мой взгляд, для межведомственного совещания.
 – Ладно... Генеральный прокурор захотел проверить, какой правоохранительный орган лучше знает свое дело: ФБР, ЦРУ или Департамент полиции Нью-Йорка. Он позвонил в эти организации и предложил их сотрудникам встретиться за городом. Там прокурор выпустил в лес кролика и сказал агентам ФБР: "Поймайте кролика". – Я оглядел присутствующих – их лица были абсолютно равнодушны, и только Майк О'Лири улыбался в предвкушении. – Через два часа агенты ФБР вернулись из леса без кролика, но, разумеется, собрали большую пресс-конференцию и заявили: "Мы провели лабораторные исследования каждой ветки и листика, опросили две сотни свидетелей и пришли к выводу, что кролик не нарушал федеральные законы, и мы его отпустили". Генеральный прокурор сказал: "Чушь. Вы не поймали кролика". Тогда за дело взялись агенты ЦРУ. – Я бросил взгляд на мистера Харриса. – Через час они также вернулись из леса без кролика, но заявили: "ФБР сработало плохо. Мы нашли кролика, он признался в подготовке заговора. Мы его перевербовали, и теперь он работает на нас как двойной агент". И им Генеральный прокурор сказал: "Чушь. Вы не поймали кролика". А копы из Департамента полиции Нью-Йорка вернулись из лесу через пятнадцать минут, ведя с собой хромающего, сильно избитого медведя, который вскинул лапы и завопил: "Все, сдаюсь, кролик я, кролик!"
 О'Лири, Хейтам, Моуди и Видрзински громко расхохотались. Капитан Штейн с трудом сдержал улыбку, лица Джека Кенига и Алана Паркера остались непроницаемыми. Мистер Харрис тоже не выказал признаков веселья, а Кейт... похоже, она уже начала привыкать к моим шуткам.
 – Благодарю вас, мистер Кори, – буркнул капитан Штейн. – Сожалею, что потревожил вас своим вопросом. – И он завершил наше совещание своего рода предупреждением: – Если этот ублюдок нанесет свой удар в Нью-Йорке, большинству из присутствующих придется подумать о пенсии. Все, совещание закончено.

 Глава 37

 В понедельник в шесть утра Асад Халил снял трубку телефона, чтобы ответить на звонок, и услышал:
 – Доброе утро.
 Халил попытался ответить, но голос продолжил без остановки, и Халил понял, что это записанное сообщение.
 – Вы просили разбудить вас в шесть часов. Прогноз погоды на сегодня благоприятный, но во второй половине дня возможен дождь. Всего вам хорошего, и спасибо, что выбрали мотель "Шератон".
 Халил положил трубку, выбрался из кровати и направился в ванную, прихватив с собой оба "глока". В ванной он почистил зубы, побрился, принял душ и высушил волосы феном.
 Про себя он отметил, что здесь, в Америке, как и в Европе, много различных предметов роскоши: например, мягкие матрасы, сообщения автоответчиков, горячая вода при одном только повороте крана, отсутствие в номерах насекомых или грызунов. Халил подумал, что такую цивилизацию не могли создавать хорошие воины, поэтому американцы и изобретают всякое сверхмощное оружие. Они хотят воевать с помощью кнопок, бомб с лазерным наведением и ракет. Вот такие трусы и принимали участие в налете на его страну.
 Человек, которого он собирался навестить сегодня, Пол Грей, был специалистом по трусливым бомбардировкам, а сейчас занимался тем, что играл в игры, известные по названием "убийство на расстоянии". Стал богатым торговцем смертью. Но вскоре он будет мертвым продавцом смерти.
 Вернувшись в спальню, Халил распростерся на полу лицом в сторону Мекки и прочел утренние молитвы. Закончив со всеми положенными молитвами, он добавил:
 – Аллах милостивый, отдай мне сегодня жизнь Пола Грея, а завтра жизнь Уильяма Сатеруэйта. Господи, помоги мне победно завершить мой джихад.
 Поднявшись, Халил надел пуленепробиваемый жилет, чистую рубашку и свежее нижнее белье, серый костюм. Затем раскрыл телефонный справочник Джэксонвилла, раздел "Чартерные авиаперевозки, прокат и аренда самолетов". Записав на клочке бумаги несколько телефонных номеров, он сунул бумажку в карман.
 Из-под двери номера торчал конверт, в котором оказались копия счета и записка, в которой сообщалось, что газета лежит в коридоре. Халил посмотрел в дверной глазок, никого не увидел, отодвинул задвижку и открыл дверь. Газета лежала на коврике, Халил забрал ее, снова запер дверь и задвинул задвижку.
 Подойдя к столу, он включил настольную лампу и уставился на первую страницу газеты, откуда на него смотрело его собственное лицо – анфас и в профиль – с подписью: "Разыскивается Асад Халил, ливиец, около тридцати лет, рост метр восемьдесят, говорит на английском, арабском, немного на французском, итальянском и немецком. Вооружен и опасен".
 Халил взял с собой газету, прошел в ванную комнату, остановился перед зеркалом и поднес фотографии к лицу, чтобы можно было сравнить, глядя в зеркало. Затем надел очки, несколько раз сменил выражение лица, повернулся в профиль. Тревогу вызывал тонкий крючковатый нос с выпуклыми ноздрями, он даже как-то обратил на это внимание Бориса. На что тот ответил: "В Америке множество людей различных рас. В некоторых городских районах живут американцы, которые могут, например, отличить вьетнамца от камбоджийца или филиппинца от мексиканца. Но даже проницательному наблюдателю трудно различать людей с Ближнего Востока. Ты можешь быть израильтянином, египтянином, сицилийцем, греком, мальтийцем, испанцем или даже ливийцем. – Борис, перебравший в тот день водки, рассмеялся собственной шутке. – Средиземное море связывало древний мир, оно не разделяло людей, как сегодня, и много чего произошло до появления Иисуса и Мухаммеда. – Борис снова засмеялся и добавил: – Да будет мир с ними обоими".
 Халил вспомнил, что, возможно, убил бы в тот момент Бориса, если бы не присутствие Малика. Тот, стоявший позади Бориса, покачал головой, но вслед за этим провел ладонью по горлу.
 Русский этого не видел, но, наверное, догадался о недовольстве Малика, поскольку сказал: "Ох, я опять богохульствую. Простите меня, Аллах, Мухаммед, Иисус и Авраам. Мой единственный Бог – водка. А мои святые и пророки – это немецкие марки, швейцарские франки и доллары. Единственный храм, который я посещаю, – это влагалище женщины, а соитие – мой единственный обряд таинства. Да поможет мне Бог".
 После этих слов Борис разрыдался, завыл, как женщина, и вышел из комнаты.
 В другой раз Борис сказал Асаду: "Перед поездкой в Америку не появляйся месяц на солнце. Мой лицо и руки специальным отбеливающим мылом, которое тебе дадут. Чем ты будешь светлее в Америке, тем лучше. И потом, когда у тебя кожа темнеет от солнца, становятся более заметными шрамы на лице. А кстати, откуда у тебя эти шрамы?"
 "Женщина", – честно признался Халил.
 Борис рассмеялся и хлопнул Халила по спине.
 "Значит, мой дорогой друг, ты приблизился к женщине настолько, что она сумела расцарапать тебе лицо? Но ты хоть трахнул ее?"
 "Да", – ответил Халил в порыве откровения, поскольку рядом не было Малика.
 "А оцарапала она тебя до или после этого?"
 "После".
 Борис со смехом рухнул в кресло.
 "Послушай, они не всегда царапаются после этого. Посмотри на мое лицо. Так что попробуй еще разок, может, обойдется без шрамов".
 Борис все еще смеялся, когда Халил подошел к нему, наклонился и прошептал в ухо: "После того как она расцарапала мне лицо, я задушил ее голыми руками".
 Борис моментально перестал смеяться и посмотрел Халилу прямо в глаза.
 "Не сомневаюсь, что именно так ты и поступил".
 Халил еще раз оглядел себя в зеркало, висевшее в ванной комнате мотеля "Шератон". Шрамы от ногтей Багиры были едва заметны, а крючковатый нос, возможно, не такая уж приметная деталь, особенно сейчас, при наличии очков и усов.
 В любом случае у него не было другого выхода, кроме как продолжать свою миссию и надеяться на то, что Аллах ослепит его врагов. Да они и сами ослепят себя собственной глупостью, поскольку американцы не могут сосредоточиваться на чем-то более нескольких секунд.
 Вернувшись в комнату, Халил положил газету на стол и прочитал первую страницу.
 Говорил он по-английски хорошо, но вот чтение давалось с трудом. Смущали латинские буквы, непонятные правила чтения некоторых их сочетаний, да и литературный язык очень отличался от разговорного.
 Но статью он все-таки осилил и смог понять из нее, что американское правительство признало факт террористического акта. Приводились и некоторые подробности, но, по мнению Халила, не самые страшные и захватывающие.
 Отдельную страницу занимал список трехсот семи погибших пассажиров и семи членов экипажа. Однако среди них не было пассажира по имени Юсуф Хаддад. А под именами людей, которых он убил лично, стояла подпись: "Погибли при выполнении служебного долга".
 Халил обратил внимание на то, что фамилии его конвоиров, которых он знал только как Фила и Питера, были Хандри и Горман. Против их имен также имелась подпись: "Погибли при исполнении служебного долга", как и против фамилий мужчины и женщины, обозначенных как федеральные маршалы, о присутствии которых на борту Халил даже не знал.
 На секунду Халил подумал о своих конвоирах. Они были вежливы с ним, даже заботливы. Делали все, чтобы ему было удобно, извинялись за наручники, предлагали на время полета снять бронежилет, но от этого предложения он отказался.
 Однако несмотря на все их хорошие манеры, Халил почувствовал высокомерие и снисходительное отношение к себе у Хандри, который представился агентом ФБР. А пару раз он даже продемонстрировал явную враждебность.
 А другой, Горман, назвал только свое имя. Но у Халила не было никаких сомнений, что этот человек из ЦРУ. Враждебности Горман не проявлял, даже, похоже, относился к нему как к равному – может, как к коллеге: офицеру и разведчику.
 Хандри и Горман по очереди сидели в кресле рядом с их заключенным – с перебежчиком, как они называли его. Когда рядом сел Питер Горман, Халил воспользовался возможностью и поведал ему о своих похождениях в Европе. Поначалу Горман даже не поверил, но в конечном итоге рассказ произвел на него сильное впечатление. Он даже сказал: "Вы либо хороший лжец, либо превосходный убийца. Мы выясним, кто вы такой".
 На что Халил ответил: "А я и тот и другой, но вам никогда не узнать, где ложь, а где правда".
 "Не будьте так самоуверенны", – предупредил Горман. Затем он несколько минут пошептался с напарником, после чего место рядом с Халилом занял Хандри. Он попытался заставить его еще раз рассказать то, о чем он говорил Горману. Но Халил говорил только об исламе, мусульманской культуре и своей стране.
 Даже сейчас Халил улыбнулся, вспомнив о той маленькой игре, которую затеял с конвоирами, чтобы развлечься во время полета. В конце концов даже федеральные агенты сочли все это шуткой, однако до них дошло, что рядом с ними находится мужчина, к которому нельзя относиться снисходительно.
 А когда Юсуф Хаддад отправился в туалет, что было сигналом для Халила тоже попроситься в туалет, Асад сказал Горману: "В качестве первой части моей миссии я убил в Англии полковника Хамбрехта".
 "Какой миссии?"
 "Моя миссия заключается в том, чтобы убить всех семерых оставшихся в живых американских летчиков, принимавших участие в авианалете на Эль-Азизию пятнадцатого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. – Помолчав, Халил добавил: – Тогда погибла вся моя семья".
 Долгое время Горман молчал, затем наконец промолвил: "Сожалею о том, что случилось с вашей семьей. Но думаю, имена летчиков держатся в строгом секрете".
 "Разумеется, но можно купить любой секрет, дело только в цене".
 А затем Горман произнес фразу, которая до сих пор не давала покоя Халилу: "У меня тоже есть для вас секрет, мистер Халил. Он касается ваших матери и отца".
 Не удержавшись, Халил спросил: "Что это за секрет?"
 "Узнаете в Нью-Йорке. После того, как расскажете нам все, что мы хотим знать".
 Юсуф Хаддад вошел в туалет, и у Халила не оставалось больше времени для дальнейших расспросов. Халил тоже попросился в туалет, а спустя несколько минут Питер Горман унес свой секрет с собой в могилу.
 Асад Халил еще раз просмотрел газету, но там больше не было ничего интересного, если не считать сообщения о награде в миллион долларов за его поимку. Халил подумал, что награда не такая уж и большая, учитывая то, скольких людей он убил. Можно даже сказать, оскорбительная награда – как для семей погибших, так и для него самого.
 Швырнув газету в мусорную корзину, Халил собрал свой чемодан, снова посмотрел в дверной глазок, вышел из номера и направился прямо к машине. Выехав со стоянки мотеля "Шератон", он вернулся на шоссе.


* * *

 Стрелки часов показывали половину восьмого утра, небо было чистым, машин на шоссе немного.
 Халил подъехал к торговой зоне, в центре которой возвышался супермаркет. В Триполи ему говорили, что телефоны-автоматы следует искать на заправочных станциях или рядом с супермаркетами, а иногда на почте, точно так же, как в Ливии и в Европе. Однако почтовых отделений следовало избегать. Заметив на стене супермаркета в стороне от дверей ряд телефонов-автоматов, Халил остановил машину на соседней пустой стоянке. Он вышел из машины, вытащил из кармана бумажку и набрал первый из записанных телефонов. Ему ответил женский голос:
 – Авиационная служба "Альфа".
 – Я хотел бы нанять самолет с пилотом, чтобы он доставил меня в Дейтона-Бич.
 – Хорошо, сэр. Когда бы вы хотели вылететь?
 – У меня в половине десятого назначена важная встреча в Дейтона-Бич.
 – А где вы сейчас?
 – Я звоню из аэропорта Джэксонвилла.
 – Тогда вам надо приехать сюда как можно быстрее. Мы базируемся на городском аэродроме Крейг, вы знаете, где это?
 – Нет, но я приеду на такси.
 – Хорошо. Сколько будет пассажиров, сэр?
 – Я один.
 – Понятно... а обратно вы тоже полетите?
 – Да, но я пробуду там недолго.
 – Я не могу назвать вам точную цену, но полет в оба конца будет стоить около трехсот долларов плюс оплата времени стоянки. Дополнительно оплата сборов за посадку.
 – Да, хорошо.
 – Ваше имя, сэр?
 – Демитриос Поулос. – Халил продиктовал по буквам.
 – Хорошо, мистер Поулос. Когда приедете на аэродром, скажите водителю такси, что мы находимся в конце ряда ангаров на северной стороне поля. Вы поняли? Там большая вывеска.
 – Спасибо, до свидания.
 – До свидания, сэр.
 Халил повесил трубку.
 В Триполи его заверяли, что в Америке взять напрокат самолет с пилотом даже проще, чем автомобиль. Чтобы взять напрокат автомобиль, нужна кредитная карточка, водительские права, да еще имеются возрастные ограничения. А нанять самолет с пилотом – это все равно что поймать такси. Борис говорил: "В Америке правительство не уделяет столь тщательного внимания частной авиации, как в Ливии или в моей стране. Не нужно даже предъявлять документы. Я сам пользовался частными самолетами много раз. Это тот случай, когда наличные гораздо лучше, чем кредитная карточка. Если платишь наличными, у них есть возможность мухлевать с налогами".
 Сейчас Халил сам убеждался в этом. Он опустил монету в прорезь автомата и набрал хранившийся в памяти номер. Ему ответил мужской голос:
 – Моделирование программного обеспечения, Пол Грей.
 Халил глубоко вздохнул и сказал:
 – Мистер Грей, это полковник Ицхак Хурок из посольства Израиля.
 – Да, я жду вашего звонка.
 – Вам звонили из Вашингтона?
 – Конечно, сказали, что вы будете в половине десятого. Где вы сейчас?
 – В Джэксонвилле, самолет только что приземлился.
 – Чтобы добраться сюда, вам потребуется около двух с половиной часов.
 – На аэродроме Крейг меня ожидает частный самолет, а вы, насколько я знаю, живете на территории аэропорта.
 Пол Грей рассмеялся.
 – Ну, можно сказать и так. Мы называем наше местечко летным сообществом, Спрус-Крик, это в окрестностях Дейтона-Бич. Послушайте, полковник, у меня есть идея. Почему бы мне не прилететь в Крейг и не забрать вас? Ждите меня в зале аэровокзала. Я могу взлететь через десять минут, а лететь мне меньше часа. А потом я доставлю вас прямо в международный аэропорт Джэксонвилла, чтобы вы могли успеть на свой рейс в Вашингтон. Что скажете?
 Халил не был готов к такому предложению, поэтому пришлось быстро соображать.
 – Я уже нанял машину, чтобы она отвезла меня на аэродром, а посольство предварительно оплатило аренду самолета. И в любом случае меня проинструктировали, чтобы я не принимал никаких услуг. Вы меня понимаете?
 – Да, конечно, понимаю. Но хоть холодного пива выпьете, когда прилетите сюда?
 – С удовольствием.
 – Ладно. Убедитесь, что у пилота имеется информация, необходимая для посадки в Спрус-Крик. Если возникнут какие-то проблемы, то позвоните мне перед взлетом.
 – Я так и сделаю.
 – А когда приземлитесь, позвоните мне из технического центра, и я приеду за вами на электрокаре. Хорошо?
 – Благодарю вас. Мой коллега сказал вам, что мой визит должен остаться в тайне?
 – Что? Ах да. Я один.
 – Отлично.
 – Я приготовил для вас кое-что интересное.
 "А я для тебя, капитан Грей", – подумал Халил, а вслух сказал:
 – Тогда до встречи. – Вернувшись в машину, он направился на аэродром Крейг.
 Через двадцать минут Халил добрался до аэродрома. Как и предупреждали в Триполи, охраны у ворот не было, и он поехал прямо по дороге, которая вела к зданиям, окружавшим диспетчерскую вышку. В основном это были ангары, несколько небольших терминалов и агентство по прокату автомобилей. Халил увидел большой щит с надписью: "Национальная воздушная гвардия Флориды", – и эта надпись, от которой веяло чем-то военным, слегка насторожила его. Но возможно, он неправильно понял смысл надписи, ведь Борис предупреждал его: "В Америке смысл многих вывесок и надписей зачастую не понимают даже сами американцы. Если ты что-то неправильно истолкуешь и совершишь оплошность, то не паникуй, не пытайся сбежать и не убивай никого. Просто извинись и объясни, что не понял надпись или не заметил ее".
 На всякий случай Халил объехал стороной зону с грозной вывеской и вскоре увидел щит с надписью: "Авиационная служба "Альфа"". Он обратил внимание на то, что на стоянке возле агентства по прокату стояли автомобили с самыми различными номерами, а значит, его нью-йоркский номер не будет бросаться в глаза.
 Халил оставил машину на свободное место и направился к ангару "Альфы".
 В воздухе ощущалась большая влажность, ярко светило солнце, и он понял, что мог бы надеть солнцезащитные очки, как это делали многие люди. Однако в Триполи ему говорили, что многие американцы считают дурным тоном разговаривать с кем-то, не снимая при этом солнцезащитные очки. Но по словам Бориса, многие полицейские на юге носили такие очки и не снимали их, разговаривая с людьми. Они не считали это дурным тоном, а только демонстрацией своей силы и мужественности. Халил так и не понял точно, надевать очки или нет, а когда спросил Бориса, тот признался, что и сам не разбирается во всех нюансах.
 Халил оглядел аэродром из-под руки. Большинство самолетов здесь были небольшими, одно– или двухмоторными, но имелось и несколько реактивных самолетов среднего размера с названиями компаний на борту. Вокруг стоял шум от работавших двигателей, в воздухе чувствовался запах керосина.
 Асад Халил подошел к стеклянной двери офиса "Альфы", распахнул ее и вошел внутрь. Полная, средних лет женщина, сидевшая за столом, поднялась при его появлении и спросила:
 – Могу я помочь вам?
 – Да, меня зовут Демитриос Поулос, я звонил...
 – Да, сэр. Вы разговаривали со мной. Как будете оплачивать полет, сэр?
 – Наличными.
 – Тогда дайте мне сейчас пятьсот долларов, а после вашего возвращения мы проведем окончательный расчет.
 – Хорошо. – Халил отсчитал пятьсот долларов, и женщина вручила ему квитанцию.
 – Посидите пока, сэр, я свяжусь с пилотом.
 Халил сел на стул и увидел перед собой на кофейном столике две газеты. Одна из них была "Флорида Таймс-Юнион", которую он читал в мотеле, а другая – "Ю-Эс-Эй тудэй". На первых страницах обеих газет красовались его цветные фотографии. Взяв "Ю-Эс-Эй тудэй", Халил стал читать статью, поглядывая поверх листов на женщину. Сейчас он был готов убить ее, или пилота, либо кого-то еще, чьи глаза или лицо выдали хотя бы малейший намек на то, что его узнали.
 Через несколько минут дверь распахнулась, и в офис вошла стройная женщина лет двадцати пяти. На ней были брюки цвета хаки, спортивная рубашка и солнцезащитные очки. Из-за коротко подстриженных светлых волос Халил сначала подумал, что это парень, но потом понял, что ошибся. И даже отметил про себя, что девушка довольно привлекательна.
 Девушка подошла к нему.
 – Мистер Поулос?
 – Да. – Халил поднялся, сложил газету таким образом, чтобы не было видно его фотографии, и положил ее поверх второй газеты.
 Девушка сняла солнцезащитные очки, и их взгляды встретились. Девушка улыбнулась, это спасло жизнь и ей, и женщине, сидевшей за столом.
 – Здравствуйте, я Стэйси Молл, на сегодня я ваш пилот.
 На мгновение Халил потерял дар речи, затем кивнул и заметил протянутую девушкой руку. Он ответил на пожатие, надеясь, что девушка не заметит жар, бросившийся ему в лицо.
 – У вас, кроме чемодана, есть еще багаж?
 – Нет, это все.
 – Отлично. Вам не бывает плохо во время полета?
 – Ох... нет...
 – А вы курите?
 – Нет.
 – Тогда подождите минутку, пока я покурю. – Девушка достала из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет и спички. – А может, хотите леденец? Или солнцезащитные очки? Можете взять вон там, они пригодятся во время полета.
 Халил подошел к прилавку, на котором лежали солнцезащитные очки. Осмотрев их, он выбрал очки с этикеткой "$24,95". Он не понимал эти американские цены, все здесь стоило на несколько центов меньше полного доллара. Сняв свои очки, Халил надел солнцезащитные и посмотрел на себя в небольшое зеркало, висевшее над прилавком. Он улыбнулся.
 – Да, я возьму вот эти.
 – С вас двадцать пять долларов, – потребовала женщина за столом.
 Халил вытащил из бумажника две банкноты по двадцать долларов и протянул женщине. Она отсчитала сдачу и сказала:
 – Давайте очки, я сниму с них этикетку.
 Халил замялся, однако он просто не мог отказаться. Женщина, не глядя на него, обрезала пластиковую нитку, сняла ценник и вернула покупку Халилу. Он быстро надел очки.
 – Ладно, пора лететь, – сказала девушка-пилот.
 Халил повернулся к ней и увидел, что она взяла его чемодан.
 – Я сам понесу чемодан.
 – Нет, это моя работа. А вы клиент. Готовы?
 Халилу говорили, что пилоты частных самолетов должны заполнять полетные планы, но девушка уже подошла к двери. Он тоже направился к двери, услышав вслед:
 – Приятного полета.
 – Спасибо, до свидания.
 Девушка распахнула перед Халилом дверь, и они вышли на улицу. В глаза ударил яркий солнечный свет, так что солнцезащитные очки оказались кстати.
 – Пойдемте со мной, – позвала девушка.
 Халил пошел рядом с ней в направлении небольшого самолета, стоявшего вблизи офиса.
 – Вы откуда? – спросила девушка. – Из России?
 – Из Греции.
 – Да? А я подумала, что Демитриос – русское имя.
 – Русское имя Дмитрий, а Демитриос – греческое.
 – Да, на русского вы не похожи.
 – Я грек, живу в Афинах.
 – Вы прилетели в Джэксонвилл?
 – Да, в международный аэропорт.
 – Прямо из Афин?
 – Нет, из Афин я прилетел в Вашингтон.
 – Понятно. Вам не жарко в костюме? Снимите галстук и пиджак.
 – Все нормально. Там, откуда я прилетел, еще жарче.
 – Шутите?
 – Нет. Позвольте я сам понесу чемодан.
 – Да, пожалуйста.
 Когда они подошли к самолету, девушка спросила:
 – Вам понадобится чемодан, или положить его в багажное отделение?
 – Да, понадобится. И потом, там у меня хрупкая терракота.
 – А что это такое?
 – Древние вазы. Я торгую антиквариатом.
 – Правда? Ладно, постараюсь не сесть на ваш чемодан, – со смехом заверила девушка.
 Халил оглядел небольшой синий с белым самолет.
 – Для вашего сведения, это "пайпер-чероки". Обычно я обучаю на нем летать, но выполняю и недалекие чартерные рейсы. Кстати, у вас нет предубеждения против женщин-пилотов?
 – Нет. Уверен, что вы компетентны в своем деле.
 – Я не просто компетентна, я отличный пилот.
 Халил кивнул, но почувствовал, как лицо снова запылало. Эх, если бы можно было убить эту бесстыжую женщину, не ставя под угрозу выполнение будущих планов. Малик говорил ему: "У тебя может возникнуть желание убить, а не потребность. Так вот: помни, что у льва не бывает желания убить, только потребность. Если убивать всех подряд, то это большой риск. А любой риск только усиливает опасность. Убивай тогда, когда это нужно, но не убивай ради прихоти или в порыве ярости".
 – А вам идут эти очки, – сделала комплимент девушка.
 Халил кивнул:
 – Спасибо.
 – Моя птичка готова к полету. Я провела полную предполетную проверку. А вы готовы?
 – Да.
 – А вы нервный пассажир?
 У Халила возникло желание сказать ей, что он прилетел в Америку в самолете с двумя мертвыми пилотами, но вместо этого он ответил:
 – Нет, я часто летаю.
 – Отлично. – Девушка забралась на правое крыло, открыла дверцу самолета и протянула руку. – Давайте чемодан.
 Халил протянул чемодан, девушка поставила его на заднее сиденье, затем подала Халилу руку:
 – Ставьте левую ногу на эту маленькую ступеньку и держитесь за эту скобу. – Она показала на скобу на фюзеляже. – Я залезу первая... здесь только одна дверь... а вы давайте за мной. – Девушка забралась в кабину.
 Следуя ее указаниям, Халил забрался на крыло, затем залез в кабину на правое переднее сиденье. Он повернулся и посмотрел на девушку. Их лица находились всего в нескольких дюймах друг от друга. Девушка улыбнулась.
 – Удобно?
 – Да.
 Халил перетащил чемодан с заднего сиденья к себе на колени. Девушка застегнула ремни безопасности и велела ему сделать то же самое.
 – А что, чемодан так и будет лежать у вас на коленях? – спросила она.
 – Да, пока не взлетим.
 – У вас что там, лекарства?
 "У меня там оружие, которое я хочу иметь под рукой, пока мы благополучно не уберемся отсюда", – подумал Халил.
 – Я же говорил, хрупкие вазы. И позвольте спросить... нам надо заполнять полетный план? Или он уже заполнен?
 Девушка кивнула в окно:
 – Погода отличная, нам не нужен полетный план. – Она протянула Халилу гарнитуру, состоящую из наушников и микрофона, и сама надела такую же. – Вызываю Демитриоса, как меня слышите?
 Халил откашлялся и ответил:
 – Слышу вас хорошо.
 – Я тоже. Лучше говорить так, чем пытаться перекричать шум мотора. Кстати, я могу называть вас Демитриос?
 – Да.
 – А я Стэйси.
 – Понял.
 Стэйси надела солнцезащитные очки, запустила мотор, и самолет начал выруливать на взлетную полосу.
 – Сегодня мы пользуемся четырнадцатой полосой. До Дейтона-Бич небо безоблачное, легкий южный ветер, а за штурвалом самый лучший пилот Флориды.
 Халил кивнул.
 Стэйси остановила самолет у начала взлетной полосы номер четырнадцать, еще раз проверила работу мотора, затем связалась с диспетчерской вышкой:
 – Я "Пайпер-пятнадцать", готов к взлету.
 – "Пайпер-пятнадцать", взлет разрешаю, – ответил диспетчер.
 Стэйси Молл отпустила тормоза, и самолет начал разбег по взлетной полосе. Через двадцать секунд он взмыл в воздух. После правого разворота Стэйси взяла курс почти на юг, нажала несколько кнопок на приборной панели и пояснила Халилу:
 – Это спутниковая система навигации. Знаете, как она работает?
 – Да, у меня есть такая в автомобиле. В Греции.
 Стэйси засмеялась.
 – Отлично. Тогда вы будете отвечать за работу спутниковой навигации?
 – Что, простите?
 – Да я просто шучу. Кстати, хотите, чтобы я заткнулась, или будем болтать?
 Халил и сам не понял, как у него вырвалось:
 – Давайте поболтаем.
 – Ладно, но если я утомлю вас своими разговорами, то скажите, и я замолчу.
 Халил кивнул.
 – До аэропорта Дейтона-Бич нам лететь минут сорок – пятьдесят, а то и меньше.
 – Дело в том, что мне нужно не совсем в аэропорт Дейтона-Бич.
 Стэйси удивленно посмотрела на него:
 – А куда же вам нужно?
 – Это место называется Спрус-Крик. Вы его знаете?
 – Конечно. Так называемая летная община. Тогда мне нужно перепрограммировать систему спутниковой навигации. – Стэйси снова нажала несколько кнопок.
 – Простите, если ввел вас в заблуждение, – извинился Халил.
 – Да нет проблем. Это еще лучше, чем большой аэропорт, тем более в такой отличный день.
 – Ну и хорошо.
 Стэйси откинулась на спинку своего кресла и оглядела приборную доску.
 – Скорость восемьдесят четыре морских мили, время полета сорок одна минута, расчетный расход топлива девять с половиной галлонов. Кусочек торта.
 – Нет, спасибо.
 Стэйси взглянула на Халила и рассмеялась.
 – Вы не поняли... я хотела сказать... ну, это такой сленг. Кусочек торта. Означает, что никаких проблем.
 Халил кивнул.
 – Я постараюсь свести свой сленг до минимума. А если вы не поймете, то скажите мне: "Стэйси, говори по-английски".
 – Хорошо.
 – Простите, это, конечно, не мое дело, но что вам нужно в Спрус-Крик?
 – У меня там назначена деловая встреча. С коллекционером греческого антиквариата.
 – Понятно. Вы пробудете на земле час?
 – Может, и меньше. Но не больше.
 – Да оставайтесь сколько надо, я свободна весь день.
 – Встреча не займет много времени.
 – А вы знаете, куда идти после приземления?
 – Да, у меня есть информация.
 – Вы когда-нибудь бывали там? В Спрус-Крик?
 – Нет.
 – Там живут богатые люди. Ну, может, они не все богатые, но все суют свой нос в воздух. Понимаете? Это врачи, адвокаты и бизнесмены, которые думают, что они умеют летать. Там, правда, также много гражданских пилотов. Как действующих, так и пенсионеров. Вот те, конечно, умеют летать, но и то на больших кораблях, поэтому иногда разбиваются на маленьких спортивных самолетах. Ох, простите, я не должна говорить с клиентами о катастрофах. – Стэйси снова рассмеялась.
 Халил улыбнулся ей, и она продолжила:
 – В Спрус-Криктакже много бывших военных летчиков. Крепкие парни, этакие мачо. Воображают, что они настоящий Божий дар для женщин. Вы меня понимаете?
 – Да.
 – Эй, а того человека, с которым вы собираетесь встретиться, случайно, зовут не Джим Маркус?
 – Нет.
 – Слава Богу. Я встречалась с этим идиотом. Бывший морской летчик, теперь работает в компании "Ю.Э. эйруэйз". Мой отец тоже был военным летчиком, он предупреждал меня, чтобы я никогда не встречалась с пилотами. Хороший совет. Эй, а знаете, какая разница между свиньей и пилотом? Не знаете? Свинья не может трахать пилота всю ночь. – Стэйси засмеялась. – Простите. Но вы, наверное, все равно не поняли, да? Ладно, я все равно не собираюсь с ним больше встречаться. Ну все, хватит говорить о моих проблемах. Вон там слева – сейчас вам не видно, но можно будет посмотреть на обратном пути – Сент-Огастин, старейшее европейское поселение в Америке. Но конечно, еще раньше здесь жили индейцы.
 – А американские военные летчики, которые ушли на пенсию, богаты? – поинтересовался Халил.
 – Ну... это зависит от многого. Если у них большая выслуга и высокое звание, то они получают приличную пенсию. Они живут хорошо, если в свое время делали сбережения, а не пускали на ветер свое жалованье. Да и потом, многие из них связаны с каким-нибудь бизнесом. Например, работают в частных компаниях, изготавливающих детали вооружения для военных самолетов. У них своего рода корпоративное братство, они помогают друг другу. Все люди с опытом, вот мой знакомый полковник Смит бомбил Югославию и Ирак.
 – И Ливию? – не выдержал Халил.
 – Ливию? Разве мы когда-нибудь бомбили Ливию? – удивилась Стэйси.
 – Было такое. Много лет назад.
 – Да? Я не помню. Нам нужно прекратить это и оставить людей в покое.
 – Я тоже так думаю.
 – А вон там справа полигон морской авиации, – сменила тему Стэйси. – Видите огромный пустырь? Ближе мы подлететь не можем, это запретная зона. Эй, они сегодня бомбят! Видите самолет набирает высоту? Ух ты! Я такого не видела почти год. Обычно они бомбят с больших высот, но иногда тренируются в бомбометании с бреющего полета, отрабатывают уход от вражеских радаров. Вон, посмотрите. Видите? Этот парень как раз заходит на бреющем.
 Сердце бешено заколотилось в груди Асада Халила. Он закрыл глаза, и в памяти всплыли сверкающие красные шлейфы надвигающихся на него штурмовиков, а вдалеке всполохи пожаров в Триполи. Штурмовик резко взмыл вверх, а через несколько секунд прогремели четыре оглушительных взрыва, и мир вокруг него перестал существовать.
 – Демитриос? Демитриос? Вы в порядке? – встревожилась Стэйси.
 Халил очнулся, оказалось, что он закрыл лицо ладонями. Под пальцами струился пот. Девушка трясла его за плечо. Он убрал ладони от лица и глубоко вздохнул.
 – Спасибо, я в порядке.
 – Вы уверены? Если вас тошнит, то я могу дать вам пакет.
 – Не надо, все нормально.
 – А может, хотите воды?
 Халил покачал головой:
 – Нет, мне уже гораздо лучше.
 – Наверное, вам не следует смотреть вниз. У вас головокружение, вертиго. Как будет по-гречески "вертиго"?
 – Так и будет, "вертиго".
 – Не шутите? Значит, я говорю по-гречески.
 Халил посмотрел на девушку, а она посмотрела на него.
 – Все ясно, шутите.
 – Конечно, шучу. – "Если бы ты говорила по-гречески, то сразу бы поняла, что я не говорю на этом языке", – подумал Халил.
 – А вон там слева... ох, только не смотрите... это Дейтона-Бич. Большие отели на пляжах... не смотрите. Вас не тошнит?
 – Нет, я в порядке.
 – Ну и хорошо. Мы начинаем снижаться, нас может немножко потрясти. – Стэйси установила частоту на радиостанции и нажала кнопку передачи. Из динамика раздался женский голос:
 – Диспетчер аэродрома Спрус-Крик, ветер юго-западный, девять узлов, высота три тысячи двадцать четыре.
 – Спрус-Крик, я – "Пейпер-пятнадцать", две мили к западу, захожу на полосу двадцать три.
 – С кем это вы говорили? – поинтересовался Халил.
 – Просто сообщила наше положение другим самолетам, которые могут находиться в этом районе. Но я никого не вижу, и мне никто не ответил на этой частоте. Можно садиться. – Помолчав, Стэйси добавила: – Спрус-Крик находится в шести милях к югу от международного аэропорта Дейтона-Бич, и там нет диспетчерской вышки. Я зайду с запада ни низкой высоте, обогну их радар, и мне не придется говорить с диспетчерской вышкой. Поняли?
 Халил кивнул.
 – Значит... наш прилет... не будет зарегистрирован?
 – Конечно. А почему вы спрашиваете?
 – В моей стране регистрируют все самолеты.
 – Но это частный аэродром. – Стэйси начала медленно выполнять разворот. – Строго охраняемая община. Если вы поедете туда на машине, то охрана остановит вас у ворот, обыщет с головы до ног и пропустит только с разрешения того, к кому вы едете.
 Халил кивнул. Он знал все это, поэтому и прилетел самолетом.
 Стэйси Молл продолжила:
 – Я в свое время приезжала сюда на машине, чтобы повидаться со своим парнем, а этот идиот несколько раз забывал предупреждать охрану о моем приезде. Представляете? На черта мне это нужно. Так что теперь, когда мне хочется попасть сюда, я просто прилетаю на самолете. На самолете сюда может попасть любой убийца, так что им следует установить еще и зенитки. Правда, пилот должен знать специальный опознавательный код "свой – чужой", иначе они откроют огонь и собьют его. – Она засмеялась. – Когда-нибудь я сброшу бомбу на дом своего дружка, прямо в бассейн, когда он будет там плавать с очередной любовницей. А вы женаты? – неожиданно спросила Стэйси.
 – Нет.
 На это Стэйси ничего не сказала, а продолжила выполнять роль гида.
 – Вон там загородный клуб, видите? Поле для гольфа, теннисные корты, частные ангары прямо рядом с некоторыми домами, плавательные бассейны... А видите большой желтый дом? Он принадлежит знаменитому киноактеру, которому нравится летать на собственном самолете. Готова поспорить, что отставные военные его недолюбливают, но наверняка любят местные дамы. А белый дом с бассейном видите? Он принадлежит богатому торговцу недвижимостью из Нью-Йорка, у него реактивный самолет с двумя двигателями. Я как-то встречалась с ним. Хороший парень. Он еврей. Вояки, пожалуй, любят его не больше, чем киноактера. А вон в том доме живет парень... не помню его фамилию... он пилот компании "Ю.Э. эйруэйз" и написал два романа о пилотах. Хочет сделать меня героиней своего следующего романа... интересно, чего мне это будет стоить?
 Халил посмотрел на раскинувшиеся внизу большие дома, пальмы, плавательные бассейны, зеленые лужайки и самолеты возле некоторых из домов. Человек, который, возможно, убил его семью, находился там внизу и ждал его с улыбкой и пивом. Халил почти ощутил на губах вкус его крови.
 – Так, теперь давайте немного помолчим, – заявила Стэйси. Самолет устремился в направлении посадочной полосы с отметкой 23, шум мотора стих, и через несколько секунд колеса мягко коснулись посадочной полосы. – Отличная посадка! – со смехом воскликнула Стэйси и нажала торможение. – На прошлой неделе у меня была не совсем удачная посадка из-за сильного бокового ветра, и этот умник-клиент спросил: "Мы приземлились, или нас сбили?" – Она снова засмеялась.
 Самолет подрулил к дорожке и свернул с посадочной полосы.
 – Где вас будет встречать ваш знакомый? – спросила Стэйси.
 – У себя дома. Он живет в конце какой-то рулежной дорожки.
 – Да? А вы знаете, где это?
 Халил открыл чемодан и вытащил оттуда лист бумаги с распечаткой компьютерной карты, подписанной "Спрус-Крик, Флорида".
 Стэйси взяла у него карту.
 – Так, а какой у него адрес?
 – Янки-Таксиуэй, в самом дальнем конце.
 – Недалеко от того места, где живет мой дружок. Ладно, поработаю такси. – Стэйси распахнула дверцу кабины, чтобы проветрить ее, поскольку внутри уже стало слишком жарко, положила карту на колени и повела самолет дальше. – Так, здесь заправка и ремонтные ангары... здесь Пляжный бульвар... – Самолет вырулил на широкую бетонную дорогу. – Некоторые из этих дорог только для рулежки, некоторые только для автомобилей, а некоторые и для автомобилей, и для самолетов. Мало приятного делить одну дорогу с каким-нибудь идиотом, который мчится на автомобиле, верно? А еще надо следить за электрокарами, на которых ездят игроки в гольф, они еще опасней автомобилистов... так, это бульвар Сессна... хорошее название, правда? – Самолет свернул налево, на бульвар Сессна, затем направо, на Танго-Таксиуэй. Стэйси сняла солнцезащитные очки. – Посмотрите на эти дома.
 Халил именно это и делал. По обе стороны тянулись дорогие дома с большими частными ангарами, огороженными плавательными бассейнами и пальмами, которые напомнили ему о родной стране.
 – Здесь много пальм, а в Джэксонвилле их совсем нет, – заметил Халил.
 – О, пальмы здесь не растут. Эти идиоты привозят их из южной Флориды. Представляете? Здесь северная Флорида, но им хочется, чтобы их окружали пальмы. Странно, почему у них во дворах не разгуливают фламинго.
 Халил ничего не ответил и снова подумал о Поле Грее, с которым предстояло встретиться через несколько минут. Да, этот убийца успел перед смертью пожить в раю, тогда как он, Асад Халил, жил в аду. Но скоро все будет наоборот.
 – Так, это Майк-Таксиуэй... – Стэйси свернула на узкую асфальтовую дорогу.
 В нескольких ангарах двери были распахнуты, и Халил заметил, что там стоят самые разные самолеты: небольшой одномоторный странный летательный аппарат, у которого крылья располагались одно над другим, средних размеров реактивный самолет.
 – А эти самолеты имеют какое-то военное назначение? – поинтересовался он.
 Стэйси рассмеялась.
 – Нет, это игрушки для взрослых мальчиков. Вы меня понимаете? Я зарабатываю на жизнь. А большинство из этих клоунов летают ради того, чтобы хоть чем-то заняться да еще похвастаться перед друзьями. Я скоро буду переучиваться на реактивные самолеты. Стоит больших денег, но один парень заплатит за обучение... он хочет, чтобы я стала его вторым пилотом. Представляете? Некоторые большие шишки предпочитают пилотов из бывших военных, но некоторым хочется... ну, как бы иметь игрушку в игрушке. Понимаете?
 – Простите?
 – Вы откуда?
 – Из Греции.
 – Да? Мне казалось, что греческие миллионеры... ладно, мы приехали, вот и Янки-Таксиуэй.
 Рулежная дорожка заканчивалась у бетонной площадки рядом с большим ангаром, на стене которого висела табличка: "Пол Грей".
 Ангар был открыт, в нем находились двухмоторный самолет, "мерседес" с откидывающимся верхом, электрокар для гольфа и лестница, которая вела на чердак.
 – У этого парня полный набор игрушек, – заметила Стэйси. – "бич-бэрон", пятьдесят восьмая модель, с виду совсем новенький. Стоит кучу денег. Вы ему что-то продаете?
 – Да. Вазы.
 – Правда? А они дорогие?
 – Очень.
 – Конечно, денежки у него водятся. Послушайте, а этот парень женат?
 – Нет.
 – Спросите у него, может, ему нужен второй пилот. – Стэйси рассмеялась. Она заглушила двигатель самолета и сказала: – Выбирайтесь первым, только поосторожнее. А я подержу ваш чемодан.
 Халил выбрался из кабины на крыло, и Стэйси протянула ему багаж. Положив его на крыло, Халил спрыгнул на бетонную площадку и забрал с крыла чемодан.
 Стэйси последовала за ним, но на крыле потеряла равновесие, споткнулась и полетела вниз, прямо в объятия своего пассажира. Она ухватилась за плечо Халила, сбив при этом его солнцезащитные очки. Их лица оказались друг против друга, Стэйси смотрела прямо в глаза Халилу, а он смотрел в ее глаза.
 – Ох, простите, – с улыбкой промолвила Стэйси.
 Халил отступил на шаг, поднял свои солнцезащитные очки и надел.
 Стэйси вытащила сигарету и закурила.
 – Я подожду вас здесь, в ангаре, здесь прохладно. Пошарю у него в холодильнике, найду что-нибудь попить, воспользуюсь туалетом. У них у всех в ангарах есть холодильники и туалеты, а иногда даже кухни и офисы. Скажите этому парню, что я выпью кока-колу, но оставлю за нее деньги, – со смехом закончила Стэйси.
 – Хорошо.
 – А кстати, здесь недалеко живет мой приятель, возможно, я зайду к нему поздороваться.
 – Думаю, вам лучше остаться здесь, – возразил Халил. – Наша встреча не затянется надолго.
 – Да не волнуйтесь, я просто шучу, – успокоила Стэйси.
 Халил направился к бетонной дорожке, которая вела к дому.
 – Желаю удачи, – крикнула ему вслед Стэйси. – Вы там построже с ним, выпейте из него всю кровь.
 Халил обернулся.
 – Что вы сказали?
 – Заставьте его раскошелиться, пусть заплатит побольше.
 – Хорошо, я последую вашему совету и выпью из него всю кровь.
 Халил дошел по дорожке до двери в стене, огораживавшей плавательный бассейн. Дверь оказалась открытой, и он вошел внутрь. Здесь возле бассейна стояли шезлонги, небольшой столик, на поверхности пруда плавал надувной плот. На противоположной стороне имелась другая дверь, за которой, как разглядел Халил, находилась просторная кухня. Он посмотрел на часы, они показывали десять минут десятого.
 Подойдя к двери, Халил нажал кнопку звонка. Через минуту к двери подошел мужчина в коричневых брюках и голубой рубашке и внимательно посмотрел через стекло на Халила.
 Халил улыбнулся.
 Мужчина открыл дверь.
 – Полковник Хурок?
 – Да, а вы капитан Грей?
 – Да, сэр, но просто мистер Грей. Можете называть меня Пол. Входите.
 Асад Халил вошел в просторную кухню дома, в котором жил мистер Грей. В доме работал кондиционер и чувствовалась приятная прохлада.
 – Позвольте взять ваш чемодан? – предложил Пол.
 – О, в этом нет необходимости.
 Пол Грей посмотрел на настенные часы.
 – Вы прибыли чуть раньше, но в этом нет никаких проблем, я все подготовил.
 – Отлично.
 – Как вы добрались до дома?
 – Проинструктировал пилота и доехал сюда на самолете.
 – О... но откуда вы узнали, где я конкретно живу?
 – Мистер Грей, моя организация знает о вас практически все. Поэтому я здесь. Наш выбор пал на вас.
 – Что ж, рад слышать. Как насчет пива?
 – Если можно, воды, пожалуйста.
 Халил наблюдал, как Пол Грей достал из холодильника пакет сока и пластиковую бутылку минеральной воды, затем подошел к буфету, чтобы взять два стакана. Пол Грей был невысокого роста, но, похоже, находился в прекрасной физической форме. Как и у генерала Уэйклиффа, волосы у него были седыми, но лицо не выглядело старым.
 – А где ваш пилот? – спросил Пол Грей.
 – Она укрылась от жары в вашем ангаре. Спросила разрешения воспользоваться туалетом и что-нибудь выпить.
 – Конечно, нет проблем. Так у вас пилот женщина?
 – Да.
 – Может, она захочет посмотреть, как работает виртуальный тренажер? Впечатляющее зрелище.
 – Нет, как я уже говорил, нам следует соблюдать конфиденциальность.
 – Да, конечно, простите.
 – Я сказал ей, что я грек, продаю вам антикварные греческие вазы. – Халил потряс чемоданом и улыбнулся.
 Пол Грей улыбнулся в ответ.
 – Хорошая легенда. Я бы тоже мог принять вас за грека. – Он протянул Халилу стакан с минеральной водой.
 – Не в стакане, – отказался Халил и пояснил: – Я не могу пользоваться некошерными предметами. Извините.
 – Нет проблем. – Пол достал пластиковую бутылку и протянул ее гостю.
 Халил взял бутылку.
 – У меня проблема с глазами, поэтому приходится носить темные очки.
 Пол Грей поднял стакан с апельсиновым соком:
 – Добро пожаловать, полковник Хурок.
 Они чокнулись бутылкой и стаканом.
 – Мы можем пройти в мой кабинет и начать, – предложил Пол.
 Они проследовали почти через весь дом, и Халил высказал свое восхищение:
 – Прекрасный дом.
 – Спасибо. Мне посчастливилось, я купил его в тот момент, когда упали цены на недвижимость... и я заплатил только половину его реальной стоимости, – со смехом закончил Пол.
 Они вошли в просторную комнату, и Пол задвинул за ними раздвижную дверь.
 – Здесь нас никто не побеспокоит.
 – А в доме есть кто-то еще?
 – Только уборщица. Но она нам не помешает.
 Халил оглядел просторную комнату, напоминавшую нечто среднее между гостиной и офисом. Все вещи здесь выглядели дорогими: шикарный ковер, мебель из натурального дерева, электронная аппаратура у дальней стены. Халил насчитал четыре компьютерных монитора с клавиатурами и еще какими-то панелями.
 – Позвольте мне взять у вас чемодан, – предложил Пол.
 – Да я поставлю его куда-нибудь вместе с водой.
 Пол указал на низкий кофейный столик, на котором лежала газета. Они прошли туда с напитками, а чемодан Халил поставил на пол.
 – Вы не будете возражать, если я осмотрю комнату? – попросил он.
 – Пожалуйста.
 Халил подошел к стене, на которой висели фотографии и рисунки самых разных самолетов, включая картину, изображавшую штурмовик "F-111". Халил внимательно рассмотрел ее.
 – Я рисовал с фотографии, – пояснил Пол Грей. – Я много лет летал на этой машине.
 – Да, я это знаю, – ответил Халил.
 Пол Грей промолчал.
 Халил перешел к другой стене, на которой висели в рамках благодарственные письма. Отдельно, в большой рамке под стеклом, размещалось девять военных наград.
 – Большинство этих медалей я получил за участие в войне в Персидском заливе. Думаю, вы это тоже знаете, – заметил Пол.
 – Да. И мое правительство благодарно вам за то, что вы сражались и за нашу страну.
 Халил подошел к полке, на которой стояли книги и пластмассовые модели различных самолетов. Пол Грей снял с полки одну из книг.
 – Посмотрите вот эту. Она с автографом генерала Гидеона Шаудара, он подписал ее для меня.
 Халил взял книгу, на обложке которой был изображен истребитель, и увидел, что она на иврите.
 – Посмотрите дарственную надпись, – предложил Пол.
 Халил открыл книгу сзади, он знал, что книги на иврите, как и на арабском, начинаются с конца. Он увидел, что надпись сделана на английском, но ниже имелся перевод на иврит, который он не смог бы прочитать.
 – Наконец хоть кто-то точно переведет мне ее, – сказал Пол.
 Сделав вид, что читает, Халил сказал:
 – На самом деле это арабская пословица, но нам, израильтянам, она тоже нравится... "Враг моего врага мой друг". – Он вернул Полу книгу со словами: – Очень точно сказано.
 Пол поставил книгу на полку.
 – Давайте присядем на минутку, перед тем как начать, – предложил он и кивнул на кресла рядом с кофейным столиком. Халил сел в одно, а Пол опустился напротив.
 – Прошу вас понять меня, полковник, компьютерную программу, которую я намерен вам продемонстрировать, можно считать секретным материалом. Но я считаю, что могу показать ее представителю правительства дружественной страны. Однако когда встанет вопрос о покупке программы, нам потребуется получить разрешение.
 – Я понимаю. Мои люди уже работают над этим. Я серьезно отношусь к вопросам безопасности. Мы не хотим, чтобы эта программа попала в руки... ну, скажем, наших общих врагов. – Халил улыбнулся.
 Пол Грей усмехнулся в ответ.
 – Если вы имеете в виду определенные ближневосточные страны, то я сомневаюсь, что они способны практически воспользоваться этой программой. Если говорить честно, у них на это просто не хватит мозгов.
 Халил снова улыбнулся.
 – Никогда не стоит недооценивать врагов, – предостерег он.
 – Я стараюсь, но если бы вы находились в кабине моего самолета во время войны в Персидском заливе, то у вас сложилось бы впечатление, что вы сражаетесь с развалинами, предназначенными для распыления удобрений. Наверное, это несколько умаляет мои боевые заслуги, но я говорю с профессионалом, поэтому ничего не скрываю.
 – Как вам говорили мои коллеги, хотя я и занимаю в посольстве должность военно-воздушного атташе, похвастаться боевым опытом я не могу. Моя область – это экспертиза, обучение и планирование операций.
 Пол понимающе кивнул.
 Несколько секунд Халил внимательно разглядывал своего врага. Он мог бы убить его прямо в ту минуту, когда Грей открыл кухонную дверь, или в любое время после этого, но такое убийство почти потеряло бы всю свою прелесть. Малик говорил ему: "Все представители семейства кошачьих играют с пойманной жертвой, перед тем как убить. Не спеши и наслаждайся моментом, потому что он больше не повторится".
 Халил кивнул на газету, лежавшую на кофейном столике.
 – Вы читали о том, что произошло с рейсом сто семьдесят пять?
 Грей бросил взгляд на газету.
 – Да... из-за этого полетят некоторые головы. Как, черт побери, этим ливийским клоунам удалось совершить такое? Бомба на борту – это другое дело, но газ? А потом этот парень сбегает и убивает нескольких федеральных агентов. Я вижу в этом руку Муамара Каддафи.
 – Да? Возможно. Очень жаль, что бомба, которую вы сбросили на его резиденцию в Эль-Азизии, не убила его.
 Несколько секунд Пол Грей молчал, затем промолвил:
 – Я не принимал участия в этой миссии, полковник, а если ваша разведка считает иначе, то она ошибается.
 Халил вскинул руку в успокаивающем жесте:
 – Нет-нет, капитан, я имел в виду не вас лично, а ВВС США.
 – О, простите...
 – Однако, – продолжил Халил, – если вы все же принимали участие в этой миссии, то я поздравляю вас и благодарю от имени народа Израиля.
 С бесстрастным выражением на лице Пол Грей поднялся с кресла.
 – Может, пройдем вон туда и посмотрим, что я предлагаю? – пригласил он.
 Халил тоже встал, взял свой чемодан и проследовал за Полом к дальней стене комнаты, где перед двумя мониторами стояли два вращающихся кожаных кресла.
 – Прежде всего я продемонстрирую вам программное обеспечение, пользуясь при этом джойстиком и клавиатурой, – начал Пол. – Затем мы пересядем в другие кресла и погрузимся в мир виртуальной реальности. – Он подошел к двум другим креслам, перед которыми не было мониторов. – Здесь с помощью компьютерного моделирования и имитации можно взаимодействовать с искусственной визуальной трехмерной обстановкой и другими сенсорными средами. Вы знакомы с этим?
 Халил ничего не ответил.
 Пол Грей замялся на секунду, затем продолжил:
 – Программы виртуальной реальности погружают пользователя в создаваемую компьютером среду, которая имитирует реальность с помощью интерактивных средств, выдающих и получающих информацию. К этим средствам относятся специальные очки, шлемы, перчатки или даже комбинезоны. Здесь у меня два шлема со стереоскопическими экранами для каждого глаза, на которых вы сможете увидеть оживленные изображения сымитированной обстановки. Иллюзию присутствия создают датчики движения, они считывают движения пользователя и соответственно настраивают изображение на экранах в режиме реального времени. – Пол Грей посмотрел на потенциального покупателя своей продукции, однако не смог из-за солнцезащитных очков разглядеть каких-либо признаков понимания или непонимания. Он решил продолжить объяснения. – Вот видите, здесь я создал типичную кабину истребителя-бомбардировщика, с педалями управления рулями направления, сектором газа, ручкой управления, кнопкой бомбометания и так далее. Если у вас нет опыта управления истребителем, то вы не сможете летать на этой штуке, однако, пока я буду летать, вы можете надеть шлем и поупражняться в бомбометании.
 Асад Халил оглядел расставленное вокруг оборудование.
 – У наших ВВС есть нечто подобное.
 – Я знаю. Но программное обеспечение, которым вы пользуетесь, разрабатывалось давно и устарело. Давайте сядем перед вон теми мониторами, я вам быстро все объясню, а затем мы погрузимся в виртуальную реальность.
 Они перешли на другую сторону комнаты, Пол указал на одно из кресел, перед каждым из которых имелась клавиатура, и Халил забрался в кресло.
 Пол Грей, продолжая стоять, сказал:
 – Это кресла из старого штурмовика "F-111", я просто приделал к ним колесики. А использовал их для того, чтобы создать настоящую атмосферу кабины.
 – Не слишком они удобные, – отметил Халил.
 – Да, согласен с вами. Я как-то летел в таком кресле... в общем, перелет был очень длительный. Может, хотите снять пиджак?
 – Нет, спасибо, я не привык к кондиционерам.
 – Когда в комнате станет темно, можете снять очки.
 – Хорошо.
 Пол Грей опустился в самолетное кресло рядом с Халилом, взял в руки пульт дистанционного управления, нажал пару кнопок. Массивные темные шторы закрыли большие окна, а свет погас. Халил снял солнцезащитные очки. Несколько секунд мужчины молча сидели в темноте, наблюдая за миганием лампочек на электронных приборах.
 Засветился экран монитора, и на нем появилось изображение кабины и лобового стекла современного истребителя-бомбардировщика.
 – Это кабина истребителя "F-16", – пояснил Пол Грей, – но для имитации можно использовать кабины и некоторых других самолетов. У вас на вооружении такие имеются. Первой имитацией, которую я продемонстрирую, будет бомбометание. Пилоты истребителей, которые работают от десяти до пятнадцати часов с этим относительно недорогим программным обеспечением, набирают гораздо больше опыта, чем те, которые проходят подготовку по полетной программе. А это значит, что на каждом пилоте можно экономить миллионы долларов.
 Картинка, наблюдавшаяся сквозь лобовое стекло кабины, внезапно сменилась с синего неба на зеленый горизонт.
 – Сейчас я пользуюсь только джойстиком, несколькими дополнительными рычагами и клавиатурой, – продолжил объяснять Пол Грей, – но программное обеспечение можно связать с рычагами управления самого современного американского штурмовика, помещенного в наземный модулятор виртуальной реальности, который мы увидим позже.
 – Очень интересно, – заметил Халил.
 – Запрограммированные цели – это главным образом воображаемые цели: мосты, аэродромы, зенитные установки и стартовые площадки ракет... они ведут по вас ответный огонь... – Пол засмеялся и продолжил: – Но у меня заложено и несколько реальных целей. Можно ввести еще, если иметь данные воздушной разведки или спутниковые фотоснимки.
 – Я понимаю.
 – Отлично. Давайте уничтожим мост.
 Картинка за лобовым стеклом снова изменилась, появились холмы, долины и река. Навстречу быстро приближался мост, по которому двигалась колонна танков и грузовиков.
 – Видите изображение моста на радаре? Сейчас компьютер полностью отделит его от всякого фонового окружения. Видите перекрестье прицела? Начинаем. Первая, вторая, третья, четвертая...
 Теперь на экране перед Халилом появилось увеличенное изображение моста с колонной бронетехники. Из динамиков прозвучали четыре оглушительных взрыва. Танки и автомобили окутал огненный шар. Мост начал рушиться, машины посыпались с него. Тут картинка замерла. – Я ввел в программу много трупов и крови, но не хочу, чтобы меня обвиняли в любви к таким зрелищам.
 – Но все же, наверное, вы получаете от них удовольствие, – предположил Халил.
 Пол Грей ничего не ответил. Экран погас, и комната погрузилась в темноту. Некоторое время оба мужчины молчали, затем Пол сказал:
 – В большинстве программ нет таких графических деталей, они просто выдают пилоту результат его бомбометания и данные о повреждениях. На самом деле, полковник, я не получаю удовольствия от войны.
 – Простите, я не хотел вас обидеть.
 Зажглось несколько ламп, и Пол Грей, повернувшись к собеседнику, спросил:
 – А могу я взглянуть на ваши документы?
 – Разумеется. Но давайте сначала снова погрузимся в виртуальную реальность и уничтожим реальную цель с женщинами и детьми. У вас есть ливийские цели? Ну, например, Эль-Азизия?
 Пол Грей встал с кресла и глубоко вздохнул.
 – Черт побери, кто вы такой?
 Асад Халил тоже поднялся, в одной руку он держал пластиковую бутылку с минеральной водой, другую сунул в карман пиджака.
 – Я тот, кто я есть, как сказал Господь Моисею. Какой замечательный ответ на глупый вопрос. Но Моисей не был глупцом, наверное, он просто нервничал. А нервничающий человек спрашивает "Кто ты такой?", когда предполагает одно из двух – я надеюсь, ты тот, кто я думаю, или я надеюсь, что ты не тот, кто я думаю. Так кем вы считаете меня, если я не полковник Ицхак Хурок из посольства Израиля?
 Пол Грей ничего не ответил.
 – Я вам помогу. Посмотрите на меня без солнцезащитных очков. Представьте меня без усов. Кто я?
 Пол Грей покачал головой.
 – Не притворяйтесь глупцом, капитан, вы знаете, кто я такой.
 И снова Пол Грей качнул головой, но на этот раз отступил на шаг назад, устремив взгляд на руку Халила, засунутую в карман пиджака.
 – Наши судьбы пересекались однажды, пятнадцатого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, – напомнил Халил. – Вы тогда были лейтенантом, управляли штурмовиком, который взлетел с английской базы Лейкенхит и имел позывной "Элтон-тридцать восемь". Мне тогда исполнилось только шестнадцать лет, я жил счастливой жизнью с матерью, двумя братьями и двумя сестрами в местечке под названием Эль-Азизия. Той ночью они все погибли. Вот кто я такой. И как вы думаете, для чего я здесь?
 Пол Грей откашлялся и промолвил:
 – Если вы военный человек, то должна понимать законы войны и то, что приказы следует выполнять...
 – Заткнитесь. Я не военный, а воин ислама. И это вы лично и ваши приятели-убийцы сделали меня тем, кем я стал. Но теперь я пришел в ваш прекрасный дом, чтобы отомстить за бедных мучеников Эль-Азизии, за всю Ливию. – Халил выхватил из кармана пистолет и навел его на Пола Грея.
 Глаза Пола забегали по комнате, словно он искал путь для бегства.
 – Посмотрите на меня, капитан Пол Грей. Посмотрите на меня. Я реальность. Настоящая, а не ваша дурацкая, кровавая виртуальная реальность. Я реальность из плоти и крови. Меня зовут Асад Халил, и вы можете унести с собой в ад это имя.
 – Послушайте... мистер Халил... – Пол уставился на Халила, по его взгляду было понятно, что он узнает его.
 – Да, я тот самый Халил, который прилетел рейсом сто семьдесят пять. Я тот человек, которого ищет ваше правительство. Им бы следовало поискать меня здесь или в доме покойного генерала Уэйклиффа и его покойной жены.
 – Ох, Боже мой...
 – Или в доме мистера Сатеруэйта, которого я навещу следующим, либо в домах мистера Уиггинза, мистера Маккоя, полковника Каллума. Но я рад, что ни у вас, ни у них не возникло никаких подозрений.
 – Как вы узнали...
 – Все тайны продаются. Ваши соотечественники в Вашингтоне продали их мне за деньги.
 – Нет.
 – Нет? Тогда, может быть, вас продал покойный полковник Хамбрехт, ваш однополчанин?
 – Нет... вы... вы...
 – Да, я убил его. Топором. Вы не будете испытывать такую физическую боль, как он... Подумайте о своих грехах и настигшем вас возмездии.
 Пол Грей молчал.
 – У вас дрожат колени, капитан. Можете облегчить мочевой пузырь, если хотите. Меня это не оскорбит.
 Пол Грей глубоко вздохнул и вымолвил:
 – Послушайте, у вас неверная информация. Я не принимал участия в той миссии. Я...
 – О, тогда извините меня, я ухожу.
 Халил с улыбкой вылил на ковер воду из пластиковой бутылки.
 Пол посмотрел на лужу, затем снова перевел взгляд на Халила, и на лице его появилось выражение недоумения.
 А Халил тем временем сунул ствол "глока" в горлышко пластиковой бутылки. Пол понял, что это означает, и вскинул руки.
 – Нет!
 Халил выстрелил, и пуля угодила Полу Грею в живот. Пол скорчился, сделал шаг назад и рухнул на колени. Он зажал живот ладонями, пытаясь остановить кровь, опустил взгляд вниз и увидел, что кровь струится между пальцами. Пол поднял взгляд на приближающегося к нему Халила:
 – Нет... не надо...
 – У меня больше нет на тебя времени. – Халил выстрелил Полу Грею в лоб, и пуля вышла через затылок, разнеся череп. Пока тело капитана падало на ковер, Халил успел подобрать две стреляные гильзы.
 Затем Халил подошел к открытому сейфу, стоявшему между двумя мониторами. Внутри он обнаружил стопку компьютерных дискет, которые сунул в свой чемодан, затем извлек из компьютера дискету, которой Пол Грей пользовался для демонстрации своей программы.
 – Благодарю за интересный показ, мистер Грей, – громко произнес Халил. – Но в моей стране война вовсе не видеоигра.
 Осмотрев комнату, он нашел на столе ежедневник Грея. Он был раскрыт на странице с сегодняшней датой, и там имелась запись: "Полковник X. – 9.30". Халил закрыл ежедневник и оставил его на столе. Пусто полиция поломает голову, кто такой полковник X., и пусть думают, что таинственный полковник украл у своей жертвы какие-то военные секреты.
 Еще Асад Халил обнаружил в столе визитницу, вытащил из нее карточки оставшихся убийц – Каллума, Маккоя, Сатеруэйта и Уиггинза, – там имелись адреса, номера телефонов, сведения о женах и детях. И еще Халил забрал визитку генерала Уэйклиффа, который вместе с женой ныне пребывал в аду.
 Он также обнаружил карточку Стивена Кокса, на ней имелась пометка красным карандашом: "Погиб в бою". Еще было указано женское имя Линда с пометкой: "Вышла замуж за Чарлза Дуайера"; ниже следовали адрес и номер телефона.
 Карточка полковника Хамбрехта имела пометку "Погиб" с указанием даты – того самого дня, когда Халил убил его. Ниже было написано "Роза" и имена детей, мальчика и девочки.
 Асад Халил забрал все карточки, решив, что когда-нибудь сумеет воспользоваться этой информацией. Хорошо, что капитан Грей все тщательно записывал. Сунув пластиковую бутылку под мышку, Халил подошел к раздвижной двери, отвел ее в сторону и услышал шум работающего где-то пылесоса. Он отправился на звук.
 Уборщицу он обнаружил в гостиной, она стояла спиной к нему и не слышала его шагов. Пылесос громко шумел, да еще откуда-то доносилась музыка, поэтому Халил не стал пользоваться пластиковой бутылкой, а просто поднес пистолет к затылку женщины и нажал на спусковой крючок. Уборщица рухнула вперед, лицом на ковер, опрокинув при этом пылесос.
 Халил сунул "глок" в карман пиджака, убрал пластиковую бутылку в чемодан, поднял пылесос, но выключать не стал. Подобрав гильзу, он отправился через кухню к заднему выходу.
 Здесь Халил надел солнцезащитные очки, обошел бассейн и прошел по дорожке в ангар. Самолет стоял уже носом к выходу, но девушки-пилота нигде не было видно. Прислушавшись, Халил услышал какие-то разговоры, доносившиеся с чердака. Он подошел к лестнице и понял, что это работает телевизор или радиоприемник. Не вспомнив, как зовут девушку, Халил крикнул:
 – Эй, вы где?
 Стэйси Молл перегнулась через перила лестницы.
 – Закончили?
 – Да, закончил.
 – Сейчас спущусь. – Стэйси, наверное, выключила телевизор, затем спустилась по лестнице в ангар. – Можем лететь?
 – Да.
 – Ну как, он купил вазы?
 – Купил.
 – Отлично. Я хотела взглянуть на них. Он все купил?
 – Все.
 – Жаль... то есть для вас-то хорошо. Получили цену, какую хотели?
 – Да.
 – Замечательно. – Стэйси забралась на крыло и протянула руку, чтобы взять у Халила чемодан. – Эй, а чемодан что-то не стал легче.
 – Он дал мне на дорогу несколько бутылок минеральной.
 Стэйси распахнула дверцу и поставила чемодан на заднее сиденье.
 – Ну и наличные, наверное, дал?
 – Разумеется.
 Стэйси забралась в кабину и уселась в левое кресло. Халил последовал за ней и устроился в правом кресле. Несмотря на открытую дверцу, в кабине было очень жарко, и Халил почувствовал, что по лицу струится пот.
 Стэйси завела мотор и вырулила на дорожку. Она надела головную гарнитуру, и Халил последовал ее примеру. Ему не хотелось слушать ее болтовню, но приходилось выполнять ее инструкции.
 – Я взяла из холодильника банку кока-колы и оставила доллар. Вы сказали ему?
 – Да, сказал.
 – Здесь такое правило, понимаете? Вы можете взять что хотите, но должны оставить записку. Можно взять пиво или колу, но нужно оставить доллар. А чем этот Грей зарабатывает на жизнь?
 – Ничем.
 – А откуда же у него деньги?
 – Не спрашивал, это не мое дело.
 – Да и не мое тоже.
 Когда самолет добрался до двадцать третьей полосы, Стэйси взглянула на ветроуказатель, протянула руку и захлопнула дверцу. Она оглядела небо, поговорила по радио с другим пилотом, отпустила тормоза, и самолет покатился по полосе.
 Когда самолет набрал высоту в пятьсот футов, Стэйси выполнила разворот к северу и, поднявшись еще выше, взяла курс на аэропорт Крейг.
 – Расчетное время полета тридцать восемь минут, – сообщила Стэйси.
 Халил ничего не ответил. Несколько минут они летели молча, затем Стэйси спросила:
 – Куда вы дальше?
 – После обеда у меня рейс в Вашингтон, оттуда вернусь в Афины.
 – И вы только ради этого проделали весь этот путь?
 – Да.
 – Ничего себе. Надеюсь, он стоил этого.
 – Да.
 – Может, мне тоже заняться продажей греческих ваз?
 – Этот бизнес связан с определенным риском.
 – Правда? А-а... эти вазы нельзя вывозить из вашей страны, да?
 – Будет лучше, если вы никому не расскажете про этот полет. Я и так наболтал вам слишком много.
 – Буду молчать как рыба.
 – Вот и хорошо. Через неделю я вернусь, так что хотел бы еще раз воспользоваться вашими услугами.
 – Нет проблем. Но задержитесь в следующий раз подольше, тогда мы сможем выпить.
 – С удовольствием.
 Следующие десять минут полета они молчали, потом Стэйси снова заговорила:
 – В следующий раз позвоните прямо из аэропорта, и кто-нибудь приедет за вами, не придется ехать на такси.
 – Благодарю вас.
 – А если хотите, то я и отвезу вас в аэропорт.
 – Очень любезно с вашей стороны.
 – Нет проблем. Только сообщите по факсу или позвоните за день или за два до приезда, чтобы я уже точно знала. Или можете, когда прилетим, забронировать рейс в офисе.
 – Я так и сделаю.
 – Отлично. Вот моя карточка. – Стэйси вытащила из нагрудного кармана рубашки карточку и вручила ее Халилу.
 Когда самолет уже пошел на снижение, Халил спросил у Стэйси:
 – А вы успели повидаться со своим другом?
 – Ну... я хотела позвонить ему и сказать, что я тут недалеко... но потом решила, что он этого не заслуживает. Я как-нибудь пролечу над его домом и сброшу ему в бассейн живого аллигатора. – Стэйси рассмеялась. – Я знаю парня, который проделал такую штуку, он хотел сбросить аллигатора в бассейн своей бывшей подружки, но промахнулся, крокодил упал на крышу дома и разбился. Жаль зверя, ни за что пропал.
 На подлете к аэропорту Крейг Стэйси связалась с диспетчерской вышкой, чтобы получить указания относительно посадки. Посадку разрешили, и через пять минут колеса самолета коснулись полосы. Они подрулили к офису "Альфы", Стэйси заглушила двигатель. Халил забрал чемодан, они выбрались из самолета и вместе направились в офис.
 – Ну как, вам понравился полет? – спросила Стэйси.
 – Очень.
 – Отлично. Я обычно не разговариваю так много, но мне понравилось ваше общество.
 – Спасибо. Вы оказались приятным компаньоном. И отличным пилотом.
 – Спасибо.
 Перед тем как зайти в офис, Халил сказал:
 – А могу я попросить вас не упоминать о Спрус-Крик?
 Стэйси посмотрела на него:
 – Конечно, нет проблем. Стоимость полета та же, что и в Дейтона-Бич.
 – Еще раз спасибо.
 Они вошли в офис, дежурившая там женщина поднялась им навстречу.
 – Довольны полетом? – спросила она.
 – Да, очень, – ответил Халил.
 Женщина просмотрела какие-то бумаги, взглянула на часы.
 – Вы уложились в триста пятьдесят долларов. – Она протянула Халилу сто пятьдесят долларов сдачи. – А квитанцию на пятьсот долларов можете оставить себе... для отчета. – Она заговорщицки подмигнула.
 Халил сунул деньги в карман.
 – Если для меня ничего нет, то я отвезу мистера Поулоса в аэропорт Джэксонвилла, – обратилась к дежурной Стэйси.
 – Да, дорогая, для тебя, к сожалению, ничего нет.
 – Ну и ладно. Самолетом займусь, когда вернусь.
 – Спасибо, что воспользовались услугами нашей компании, – поблагодарила женщина Халила. – Если что, звоните.
 – Вы же хотели сделать заказ на следующую неделю, – напомнила Стэйси.
 – Ах да. То же самое время, ровно через неделю. Пункт назначения тот же, Дейтона-Бич.
 Женщина сделала пометки в книге.
 – Ваш заказ принят.
 – И разумеется, чтобы пилотом была эта леди.
 Женщина улыбнулась:
 – Вы, должно быть, любитель наказаний.
 – Что, простите?
 – Она ведь может заговорить до смерти. Хорошо, до следующей недели. – Женщина обратилась к Стэйси: – Спасибо, что отвезешь мистера Поулоса.
 – Нет проблем.
 Асад Халил и Стэйси Молл вышли на улицу, под лучи жаркого солнца.
 – Вон моя машина, – сказала Стэйси.
 Халил проследовал за ней к небольшой машине с откидным верхом. Стэйси распахнула дверцу и спросила:
 – Может, откинуть верх?
 – Нет, пусть остается поднятым.
 – Как хотите. Тогда подождите, пусть внутри станет попрохладнее. – Стэйси забралась в машину, завела двигатель и включила кондиционер. Через пару минут она позвала: – Прошу.
 Халил уселся на переднее пассажирское сиденье.
 – Пристегнитесь, – напомнила Стэйси, – у нас с этим очень строго.
 Халил застегнул ремень безопасности.
 Стэйси включила передачу, и машина тронулась к выезду.
 – Во сколько у вас рейс?
 – В час дня.
 – Времени достаточно. – Выехав за территорию аэродрома, Стэйси увеличила скорость. – Машину я вожу не так хорошо, как летаю.
 – Немного помедленнее, пожалуйста.
 – Да, конечно. – Стэйси сбросила скорость. – Не возражаете, если я закурю?
 – Нет.
 Стэйси вытащила из кармана рубашки пачку сигарет.
 – Хотите?
 – Нет, спасибо.
 – А меня точно погубят эти чертовы сигареты.
 – Возможно.
 Стэйси прикурила от автомобильной зажигалки.
 – В Джэксонвилле есть отличный греческий ресторанчик. Когда приедете на следующей неделе, мы можем сходить туда.
 – Отличная идея. Я спланирую дела таким образом, чтобы заночевать в городе.
 – Ну и правильно. Жизнь коротка, поэтому надо уметь ею наслаждаться.
 – Согласен с вами.
 – А как называется эта штука из баклажан? Мо-о... как-то моолока, что ли? Как она называется?
 – Я не знаю.
 Стэйси с удивлением посмотрела на Халила:
 – Да наверняка знаете. Это же знаменитое греческое блюдо. Баклажаны, обжаренные в оливковом масле, с козьим сыром.
 – В провинции много всяких блюд, о которых я и не слышал. Я ведь живу в Афинах.
 – Да? А этот парень, что владеет рестораном, он тоже из Афин.
 – Тогда, наверное, он изобретает всякие блюда, которые нравятся американцам, придумывает им названия и выдает за греческие.
 Стэйси засмеялась.
 – Очень может быть. Со мной такое случилось однажды в Италии. Я заказала блюдо, которое считала итальянским, а они о таком даже не слышали.
 Они отъехали уже на приличное расстояние от аэродрома, и Халил сказал:
 – Простите, но я, наверное, зря не воспользовался туалетом у вас в офисе.
 – Что? Хотите отлить? Нет проблем. Скоро будет заправочная станция.
 – А нельзя ли остановить прямо здесь?
 – Приспичило? – Стэйси свернула на обочину и остановила машину. – Делайте свои дела, я не буду подглядывать.
 – Спасибо. – Халил выбрался из машины, зашел в ближайшие кусты и помочился. Сунув правую руку в карман пиджака, он вернулся к машине и остановился возле открытой дверцы.
 – Ну как, полегчало? – спросила Стэйси.
 Халил не ответил.
 – Залезайте.
 И снова Халил промолчал.
 – Вы в порядке, Демитриос? – встревожилась Стэйси.
 Халил глубоко вздохнул и почувствовал, как учащенно бьется его сердце.
 Стэйси выскочила из машины, подбежала к нему и положила ладонь на плечо:
 – Эй, вы в порядке?
 Халил посмотрел на нее:
 – Да... все в порядке.
 – Может, хотите воды? У вас же есть вода в чемодане.
 Халил снова глубоко вздохнул.
 – Нет, все нормально. – Он выдавил из себя улыбку. – Можем ехать.
 Стэйси улыбнулась в ответ.
 – Отлично, тогда поехали.
 Они уселись в машину, и Стэйси вывела ее на шоссе.
 Асад Халил сидел молча, пытаясь понять, почему он не убил ее. В свое оправдание он вспомнил слова Малика, что каждое убийство сопряжено с риском, и, наверное, в этом убийстве не было необходимости. Однако существовала другая причина, по которой он не убил эту девушку, но Халил не желал думать об этом.
 В аэропорту Джэксонвилла Стэйси подвезла его к нужному терминалу.
 – Вот мы и приехали.
 – Спасибо. Сколько я вам должен?
 – Нисколько. В следующий раз пригласите меня на ужин.
 – Разумеется, это будет на следующей неделе. – Халил распахнул дверцу и выбрался из машины.
 – Счастливо добраться домой, – пожелала Стэйси. – Увидимся на следующей неделе.
 – Да. – Халил забрал из машины чемодан и, перед тем как захлопнуть дверцу, сказал: – Мне было очень приятно разговаривать с вами.
 – Вы хотите сказать, что вам понравились мои монологи? – Стэйси засмеялась. – Не забудьте, ужин у Спиро. Я хочу, чтобы вы заказывали блюда на греческом.
 – Хорошо. Счастливо оставаться. – Халил захлопнул дверцу.
 Стэйси опустила стекло и крикнула:
 – Муссака.
 – Что?
 – Это греческое блюдо называется муссака.
 – Ах да, конечно.
 Стэйси помахала рукой, и машина рванула с места. Халил смотрел вслед, пока она не скрылась из виду, затем подошел к стоянке такси.
 – Куда ехать? – спросил водитель.
 – Аэропорт Крейг.
 – Понял.
 В аэропорту Халил попросил водителя подъехать поближе к прокатному агентству, возле которого он оставил свою машину. Расплатился, подождал, пока такси уедет, и направился к своему "меркурию".
 Он сел за руль, завел двигатель и опустил стекла.
 Выехав из аэропорта, Асад Халил запрограммировал систему спутниковой навигации на местечко Монкс-Корнер, Южная Каролина, и подумал: "А теперь я нанесу запоздалый визит лейтенанту Уильяму Сатеруэйту, который ожидает меня, но еще не знает, что сегодня умрет".

 Глава 38

 К вечеру понедельника я перенес свои пожитки в оперативный штаб, как сделали еще около сорока мужчин и женщин.
 Оперативный штаб разместился в просторном зале заседаний, напоминавшем зал в клубе "Конкистадор". Здесь царила настоящая суматоха: звонили телефоны, трещали факсы, светились все компьютерные мониторы и так далее. Я не очень хорошо знаком со всеми этими современными технологиями, умею обращаться только с фонариком и с телефоном, однако у меня хорошо работают мозги. Наши с Кейт столы оказались напротив, их отделяла невысокая перегородка.
 Итак, я уселся за свой стол и принялся просматривать массивную стопку служебных записок, протоколов допросов и прочей бумажной ерунды, которую привез с собой из Вашингтона. Обычно я так не работаю над делом, но просто в данный момент мне больше нечем было заняться. Будь это обычное дело об убийстве, я бы отправился на поиски свидетелей, съездил бы в морг, порасспрашивал бы судмедэкспертов, а для поднятия своего настроения испортил бы его многим другим людям.
 Кейт подняла взгляд от стола и спросила:
 – Ты видел эту докладную о похоронах?
 – Нет, не видел.
 Кейт прочитала мне содержание докладной. Прощание с Ником Монти пройдет в зале для гражданской панихиды в Куинсе, а официальные похороны назначены на вторник; Фила Хандри и Питера Гормана отвезут в их родные города. С Мег Коллинз, дежурным офицером, будут прощаться в Нью-Джерси, а похоронят ее в среду. Похороны Энди Макгилла и Нэнси Тейт несколько откладывались – я предположил, что с их телами еще работает судмедэксперт.
 Я присутствовал почти на всех похоронах тех, с кем работал и кто погиб во время выполнения служебных обязанностей. Но сейчас у меня просто не было времени для мертвых, поэтому я сказал Кейт:
 – Я не пойду на похороны.
 Она кивнула, но ничего не сказала.
 Мы продолжили чтение документов, отвечали на телефонные звонки, просматривали факсы. В электронной почте на мое имя не оказалось ничего интересного. Мы пили кофе, обменивались идеями и версиями с окружавшими нас людьми и, казалось, чего-то ждали.
 Заходившие в оперативный штаб новые люди сразу же смотрели на нас с Кейт – наверное, мы с ней были своего рода мелкими знаменитостями, поскольку только мы двое в этом зале являлись свидетелями крупнейшего в истории Америки массового убийства. Более того – живыми свидетелями.
 В зал вошел Джек Кениг и направился к нам. Он сел на стул, чтобы его не было видно из-за перегородки, и сообщил:
 – Я только что получил совершенно секретный отчет из Лэнгли: в восемнадцать тридцать по европейскому времени человек, подходящий под описание Асада Халила, застрелил во Франкфурте американского банкира. Стрелявшему удалось скрыться. Четыре свидетеля заявили, что он похож на араба. Немецкие полицейские предъявили им фотографию Халила, и они его опознали.
 Сообщение повергло меня в шок. Катастрофа. Вся моя карьера летела насмарку. Я ошибся в своих расчетах, а в таких случаях следует подумать, способен ли ты вообще на что-то. Взглянув на Кейт, я увидел, что она тоже потрясена. Она, как и я, была убеждена, что Халил все еще в Америке.
 Я поднялся и промямлил:
 – Что ж... это... я хочу сказать... – Впервые в жизни я почувствовал себя неудачником, некомпетентным хвастуном, идиотом и глупцом.
 – Сядь, – спокойно приказал Джек.
 – Нет, я ухожу. Простите.
 Я схватил свой пиджак и вышел в длинный коридор, мозги у меня совершенно не работали, а тело двигалось будто по инерции. Как тогда, когда я истекал кровью в машине "скорой помощи".
 Я даже забыл вызвать лифт, просто стоял и ждал, когда откроются двери кабины. А еще очень огорчала мысль о том, что я проиграл агентам ЦРУ целых тридцать долларов.
 Внезапно рядом со мной очутились Кейт и Джек.
 – Не говори об этом никому ни слова, – предупредил меня Джек.
 Но я не понимал, о чем он говорит. Джек продолжил:
 – Нельзя сказать, что они опознали его со стопроцентной уверенностью, поэтому мы все должны работать так, как будто Халил может все еще находиться в стране. Понимаешь? Только несколько человек знают о случае во Франкфурте. Я подумал, что просто обязан рассказать тебе. Даже Штейн ничего не знает. Джон? Ты должен молчать.
 Я кивнул.
 – И не смей предпринимать ничего такого, что могло бы вызвать подозрения. Другими словами, ты не можешь сейчас уйти из дела.
 – Могу.
 – Джон, не делай этого, – поддержала Кенига Кейт. – Тебе следует вести себя так, как будто ничего не произошло.
 – Не смогу. Я плохой притворщик. И какой в этом смысл?
 – Смысл в том, чтобы сохранить на высоком уровне моральный дух и энтузиазм всех тех, кто занимается этим делом, – пояснил Кениг. – Послушай, мы ведь точно не знаем, что во Франкфурте действовал именно Халил. – Он попытался пошутить. – Что Дракуле делать в Германии?
 Не хотелось, чтобы мне напоминали мою глупую аналогию с Дракулой, но я постарался взять себя в руки и поразмышлять рационально. Наконец я вымолвил:
 – Возможно, это часть общего плана с целью одурачить нас.
 Кениг кивнул:
 – Совершенно верно, вполне может быть.
 В этот момент подошла кабина лифта и двери распахнулись. Но я не шагнул внутрь. Я чувствовал, что Кейт держит меня за руку.
 – Я предлагаю вам двоим вылететь сегодня вечером во Франкфурт, поработаете там вместе с американцами из ФБР и ЦРУ, с немецкой полицией и разведкой. – Кениг подумал и добавил: – Могу и я на пару дней составить вам компанию.
 Я ничего не ответил.
 – Джон, я думаю, нам следует лететь во Франкфурт, – высказалась Кейт.
 – Да... наверное... все лучше, чем торчать здесь...
 Кениг посмотрел на часы.
 – Сегодня есть рейс "Люфтганзы" до Франкфурта, вылетает в двадцать десять из аэропорта Кеннеди. Тед встретит нас...
 – Нэш? Он там? А я думал, что он в Париже.
 – Был в Париже, но сейчас на пути во Франкфурт.
 Я кивнул.
 – Встречаемся в аэропорту в девятнадцать часов, – решил Кениг. – Рейс "Люфтганза", двадцать десять. Билеты будут заказаны. Возьмите вещи – возможно, придется пробыть там долго. – Он повернулся и направился назад в оперативный штаб.
 – Джон, что мне нравится в тебе, так это твой оптимизм, – решила подбодрить меня Кейт. – Ты не позволяешь обстоятельствам сломить тебя, смотришь на проблему как на вызов...
 – Не надо меня успокаивать.
 – Хорошо.
 Мы вдвоем вернулись в оперативный штаб.
 – Здорово, что Джек посылает нас во Франкфурт, – сказала Кейт. – Ты там бывал?
 – Нет.
 – А я была несколько раз. Если ухватимся за ниточку, возможно, нам придется поездить по всей Европе.
 Я сунул в свой "дипломат" кое-какие бумаги, хотел позвонить Бет Пенроуз, но решил, что лучше сделать это из дома.
 Кейт убрала у себя на столе.
 – Я еду домой собирать вещи. Ты тоже.
 – Попозже... мне на сборы надо пять минут. Встретимся в аэропорту.
 – Тогда до встречи. – Кейт отошла на несколько шагов, затем вернулась и поднесла губы к моему уху. – Если Халил здесь, то ты окажешься прав. Но если он в Европе, ты будешь там, где он. Правда?
 Я заметил, что несколько человек поглядывают в нашу сторону.
 – Спасибо за поддержку, – поблагодарил я Кейт.
 Она ушла.
 Я сел за стол и стал обдумывать неожиданный поворот событий. Если Халил сразу же покинул Америку, то каким образом и для чего он очутился в Европе? Даже ему захотелось бы вернуться на родину и почувствовать себя героем. А убийство какого-то банкира не может быть вторым актом трагедии, которая началась здесь. Черт побери... если ты слишком умный, то запросто можно перехитрить самого себя.
 В смысле, мозг – это замечательная штука. Единственный познавательный орган человеческого тела... ну, не считая полового органа. Поэтому я и попытался заставить работать мозг на полную катушку, но другой орган подсказывал: "Поезжай в Европу с Кейт и трахни ее. В Нью-Йорке тебе нечего делать, Джон". Вряд ли кто-то пытался выманить меня в Европу, чтобы предоставить там возможность переспать с Кейт. Но возможно, кому-то понадобилось убрать меня отсюда, из гущи событий. Может, этот фокус с Халилом во Франкфурте подстроили сами ливийцы или ЦРУ. Очень противно, когда не знаешь, что происходит в действительности, кто твои друзья, а кто враги... как Тед Нэш, например.
 Иногда я даже завидую людям с ограниченными умственными способностями. Скажем, своему дяде Берту, у которого старческое слабоумие. Однако до состояния дяди Берта я еще не дошел, и у меня в голове полно информации, различных версий и подозрений.
 Я поднялся, чтобы уйти, затем медленно опустился на стул и снова поднялся. Со стороны это могло показаться очень странным, поэтому я быстрым шагом направился к двери, пообещав себе, что приму окончательное решение перед выездом в аэропорт. Пока я склонялся в пользу Франкфурта.
 Уже направляясь к лифтам, я встретил в коридоре Габриеля Хейтама. Мы остановились, и он произнес своим тихим голосом.
 – Похоже, у меня есть для тебя интересная информация.
 – Ты о чем?
 – У меня в комнате для допросов сидит парень, он ливиец, вступил в контакт с одной из наших групп наружного наблюдения...
 – Сам вызвался?
 – Да. До этого у него не было проблем с нами, информатором он не работал, вообще ни в чем не был замечен. Обычный парень по имени Фади Асвад.
 – Слушай, что у них за имена?
 Габриель рассмеялся.
 – Эй, зайди в Чайнатаун, там у них у всех имена звучат как скачки шарика для пинг-понга. Так вот, этот парень, Асвад, водитель такси, и у него есть шурин, тоже ливиец и тоже водитель такси, по имени Гамаль Джаббар. Все арабы водят такси, да?
 – Да.
 – Рано утром в субботу Гамаль Джаббар позвонил своему шурину Фади Асваду и сказал, что уезжает на весь день, мол, у него специальный заказ, надо забрать пассажира из аэропорта Кеннеди, но он не рад и этому заказу, и тем деньгам, которые может получить за него.
 – Я слушаю, слушаю.
 – Гамаль также сказал, что если задержится допоздна, то пусть Фади позвонит его жене, которая является сестрой Фади, и успокоит ее, что все в порядке.
 – И что?
 – Тебе бы надо лучше понимать арабов.
 – Я стараюсь.
 – Гамаль сказал своему шурину...
 – Да, понимаю. Что-то вроде... я могу не просто опоздать...
 – Верно, он намекнул, что его могут убить.
 – Так где же Гамаль?
 – Мертв. Но Фади этого не знает. Я связался с отделом по расследованию убийств, и вот что мне там сообщили: сегодня утром в полицию Перт-Амбоя поступил звонок от раннего пассажира. Тот около семи утра шел через парк на автобусную остановку и заметил желтое такси с нью-йоркскими номерами. Он решил, что это странно, заглянул внутрь и увидел мертвого парня на водительском сиденье. Дверцы машины оказались запертыми, и он позвонил по сотовому телефону в Службу спасения.
 – Так, пойдем поговорим с Фади.
 – Ладно, но, по-моему, я из него все вытянул. На арабском.
 – А я попробую на английском.
 Пока мы шли по коридору, я спросил у Габриеля:
 – Почему ты пришел с этим ко мне?
 – Подумал, что тебе это может пригодиться. Даи не люблю я ФБР.
 – Я тоже.
 Мы остановились перед дверью комнаты для допросов, и Габриель сказал:
 – Я получил по телефону предварительный отчет судмедэксперта. Этот парень, Гамаль, был убит одним выстрелом. Стреляли через спинку сиденья, пуля повредила позвоночник, пробила правый желудочек сердца и вошла в приборную панель.
 – Сороковой калибр?
 – Верно. Пуля деформирована, но точно, сороковой калибр. Парня убили в субботу вечером.
 – Удалось проследить его маршрут?
 – Приблизительно. На пунктах оплаты проезда о нем никаких данных за субботу. Живет Гамаль в Бруклине, оттуда он поехал в аэропорт Кеннеди, а уже из аэропорта, видимо, в Нью-Джерси. Не платя за проезд, в Нью-Джерси не попадешь – значит, он платил наличными, а пассажир, вероятно, прикрывался газетой или еще чем-то. В точности маршрут отследить не удалось, но пробег на счетчике соответствует расстоянию от аэропорта Кеннеди до того места, где обнаружили его такси. Мы еще не проверили, но, похоже, у него закончился срок лицензии на работу таксистом.
 – Что еще?
 – Я сообщил тебе все самое важное.
 Я открыл дверь, и мы вошли в небольшую комнату для допросов. За столом сидел Фади Асвад, одетый в зеленый свитер, джинсы и кроссовки. Он курил, стоявшая перед ним пепельница была полна окурков, в комнате висели плотные клубы дыма. Разумеется, в федеральном учреждении запрещалось курить, но если ты подозреваемый или свидетель важного преступления, то можешь курить.
 В комнате еще находился наш парень из ОАС – он следил, чтобы свидетель не покончил с собой каким-нибудь иным способом, кроме курения. Или чтобы не смылся, как было однажды.
 При виде Габриеля Хейтама Фади поднялся со стула, и это мне понравилось. Я тоже был бы не прочь, чтобы мои свидетели и подозреваемые вставали при моем появлении. Парень, стороживший Фади, ушел, а Габриель представил меня:
 – Фади, это полковник Джон.
 Бог ты мой, я же когда-то с трудом сдал экзамены на чин сержанта.
 Фади кивнул, а может, и поклонился, но ничего не сказал.
 Я предложил всем сесть, и мы расселись. "Дипломат" я положил на стол, чтобы Фади мог видеть его. Представители стран "третьего мира" почему-то считают "дипломат" своего рода символом власти.
 Фади добровольно вызвался быть свидетелем, поэтому обращаться с ним следовало хорошо. Нос у него не был сломан, да и на лице никаких признаков побоев. Ладно, это шутка. Однако я знал, что временами Габриель может быть грубым.
 Габриель взял со стола пачку сигарет и предложил мне. Я обратил внимание на то, что сигареты были "Кэмел", и это меня позабавило. Ну, сами понимаете... верблюды, арабы... и все такое прочее. Я взял сигарету, то же самое сделал и Габриель. Мы прикурили от зажигалки Фади, но я не стал затягиваться.
 Габриель нажал кнопку стоявшего на столе магнитофона и обратился к Фади:
 – Расскажи полковнику то, что рассказал мне.
 Мне показалось, что Фади до смерти напуган. Арабы добровольно являются в полицию только в тех случаях, когда светит какая-то награда либо если они агенты-провокаторы. Но Гамаль Джаббар, о котором рассказал Фади, был мертв, и эта часть его истории уже оказалась проверенной, хотя сам Фади об этом еще не знал.
 По-английски Фади говорил хорошо, хотя несколько раз и не понял меня. Время от времени он переходил на арабский, и тогда обращался к Габриелю, чтобы тот перевел.
 Наконец он закончил свою историю и закурил очередную сигарету. Целую минуту мы все хранили молчание, затем я, медленно произнося слова, спросил:
 – Почему ты рассказываешь нам все это?
 Фади глубоко вздохнул, вобрав в легкие, наверное, половину всего витавшего в воздухе табачного дыма и ответил:
 – Я беспокоюсь за судьбу мужа моей сестры.
 – А случалось раньше, чтобы Гамаль пропадал?
 – Нет, он не из таких.
 Я продолжил допрос, чередуя жесткие и мягкие вопросы. Вообще-то я всегда стараюсь вести допрос в резкой форме, это экономит время и держит в напряжении свидетеля или подозреваемого. Из моего небольшого опыта общения с разными типами с Ближнего Востока я знал, что они большие мастера ходить вокруг да около. Любят всякие иносказания, отвечают вопросом на вопрос, затевают бесконечные дискуссии и так далее. Наверное, поэтому полиция в их странах и выбивает из них дурь. Но сейчас я играл в другую игру, поэтому полчаса мы болтали практически ни о чем, предполагая, что же могло случиться с Гамалем Джаббаром.
 Габриель, похоже, оценил мою тактичность, но даже он начал терять терпение. Суть дела заключалась в том, что у нас появилась реальная ниточка. Всегда надеешься на такое, однако искренне удивляешься, когда это происходит.
 У меня закралось серьезное подозрение, что Гамаль Джаббар забрал Асада Халила в аэропорту Кеннеди, отвез в парк в Перт-Амбоя, штат Нью-Джерси, а потом получил за это пулю в спину. Сейчас мне надо было выяснить, каким образом и куда дальше направился Халил.
 – Вы уверены, что Гамаль не говорил вам о том, что собирается забрать в аэропорту соплеменника, ливийца? – спросил я у Фади.
 – Нет, сэр, он этого не говорил. Но это вполне возможно. Я говорю так потому, что сомневаюсь, чтобы мой шурин согласился выполнить какой-то специальный заказ палестинца или иракца. Мой шурин, сэр, был патриотом Ливии, однако он не ввязывался в политические дела других стран, разделяющих нашу веру в Аллаха... да пребудет мир с ним. Поэтому, сэр, если вы спрашиваете меня, был ли этот особый пассажир ливийцем или нет, то я не могу ответить определенно. Однако я могу спросить себя: а поехал бы он в такую даль, чтобы оказать услугу не ливийцу? Вы понимаете меня, сэр?
 Проклятие! У меня уже начала кружиться голова, я даже не мог вспомнить свой вопрос. Я посмотрел на часы. Время еще есть, я могу успеть на франкфуртский рейс. Но надо ли мне это?
 – А Гамаль не упоминал конечный пункт поездки? – спросил я.
 – Нет, сэр.
 Такая краткость ответов нравилась мне гораздо больше.
 – И ничего не говорил про аэропорт в Ньюарке?
 – Нет, сэр, не говорил.
 Я наклонился вперед, к самому лицу Фади, и сказал:
 – Послушайте, вы бы не стали обращаться в Особое соединение, чтобы сообщить о пропавшем шурине. Вы наверняка знаете, чем мы занимаемся и что здесь не суд по семейным делам. Вам ясно?
 – Сэр...
 – Я задам вам конкретный вопрос и хочу получить на него односложный ответ. Вы думаете, что исчезновение вашего шурина имеет какое-то отношение к тому, что случилось в субботу в аэропорту Кеннеди с рейсом сто семьдесят пять? Да или нет?
 – Понимаете, сэр, я думал о подобной вероятности...
 – Да или нет?
 Фади потупил взгляд и промолвил:
 – Да.
 – Возможно, он как-то еще намекнул... – Я посмотрел на Габриеля, он понял меня и задал вопрос на арабском.
 Фади ответил тоже на арабском, а Габриель перевел:
 – Гамаль попросил Фади позаботиться о его семье, если с ним что-то случится. Гамаль сказал, что у него нет выхода, он обязан выполнить этот заказ, но если Аллах будет милосерден к нему, то поможет благополучно вернуться домой.
 Некоторое время все молчали, по лицу Фади было видно, что он явно расстроен. Я воспользовался паузой, чтобы подумать. Честно говоря, мы не получили никакой информации, которой могли бы немедленно воспользоваться. Нам просто стало известно о поездке Халила из аэропорта Кеннеди в Перт-Амбой, если действительно в такси Гамаля находился Халил. И если это был Халил, то мы с уверенностью знаем только то, что он убил Гамаля, оставил труп в такси и исчез. Но куда он отправился? В аэропорт Ньюарка? Как он туда добрался? На другом такси? Или в парке его ожидал еще один сообщник с автомобилем? А может, он воспользовался машиной, взятой напрокат? В каком направлении он поехал? В любом случае он ускользнул сквозь расставленные сети, и в Нью-Йорке его точно нет.
 Я посмотрел на Фади Асвада и спросил:
 – Кто-нибудь знает о том, что вы пошли к нам?
 Он покачал головой.
 – Даже ваша жена?
 Фади посмотрел на меня как на полоумного.
 – Я не говорю с женой о таких вещах. Разве можно говорить об этом с женщиной или с детьми?
 – Разумная точка зрения. – Я поднялся со стула. – Вы поступили правильно, Фади, обратившись к нам. Благодарю вас от имени Соединенных Штатов. А теперь возвращайтесь на работу и ведите себя так, как будто ничего не произошло. Хорошо?
 Фади кивнул.
 – А еще у меня для вас плохие новости... ваш шурин убит.
 Фади вскочил и попытался что-то сказать, затем посмотрел на Габриеля, который заговорил с ним на арабском. Фади опустился на стул и закрыл лицо ладонями.
 – Скажи ему, чтобы ничего не рассказывал, когда его будут допрашивать парни из отдела по расследованию убийств, – попросил я Габриеля. – Дай ему свою визитную карточку, пусть вручит детективам и посоветует позвонить в Особое антитеррористическое соединение.
 Габриель кивнул, перевел мои слова и дал Фади свою визитную карточку.
 Тут до меня дошло, что совсем недавно я сам был детективом из отдела по расследованию убийств, а теперь вот советую свидетелю не говорить с детективами, а отправить их к федералам. Мое перевоплощение почти завершилось. Жуть, да и только.
 Я взял свой "дипломат", мы с Габриелем вышли из комнаты, а туда вернулся сотрудник ОАС. Перед тем как отпустить Фади, следовало оформить его показания в письменном виде.
 В коридоре я сказал Габриелю:
 – Прикажи установить круглосуточное наблюдение за ним, его семьей, сестрой и так далее.
 – Уже сделано.
 – И чтобы никто не видел его выходящим из этого здания.
 – Обычная практика.
 – Отлично. Отправь несколько человек в Перт-Амбой, пусть поищут, нет ли там еще мертвых таксистов.
 – Отправил, уже ищут.
 – Я не обижаю тебя своими указаниями?
 – Есть малость.
 Впервые за весь день я улыбнулся.
 – Спасибо, Габриель, я твой должник.
 – Договорились. Так что ты обо всем этом думаешь?
 – То, что думал всегда. Халил в Америке, и он не прячется, а передвигается. Он выполняет свою миссию.
 – Я тоже так думаю. Но что это за миссия?
 – Пока не знаю. Подумай об этом сам. Эй, а ты не ливиец?
 – Нет, здесь вообще мало ливийцев. Ливия – небольшая страна с маленькой иммигрантской общиной в США. Я палестинец.
 – У тебя бывают от этого неприятности?
 Габриель пожал плечами:
 – Да нет, в основном все в порядке. Я ведь американец во втором поколении. Моя дочь носит шорты, пользуется косметикой, возражает мне и водит дружбу с евреями.
 Я улыбнулся, посмотрел на Габриеля и спросил:
 – А тебе когда-нибудь угрожали?
 – Бывало. Но они знают, что опасно угрожать полицейскому, работающему еще и на федералов.
 Еще до прошлой субботы я бы согласился с этим утверждением.
 – Ладно, давай попросим полицию Нью-Йорка и пригородов начать проверку всех агентств по прокату автомобилей, пусть ищут имена, похожие на арабские. Работа долгая, займет неделю, а то и больше, но все равно у нас пока ничего нет. А тебе нужно поговорить со вдовой Джаббара – возможно, он что-то ей рассказывал. Не забудь также поговорить с его друзьями и родственниками. Похоже, мы ухватились за кончик ниточки, она может привести нас куда-то, однако я настроен не слишком оптимистично.
 – Предположим, что это Халил убил Джаббара, а значит, все, что у нас есть, – это мертвый свидетель и тупик в виде Перт-Амбоя.
 – Да, верно, – согласился я. – А где сейчас такси?
 – Его осматривает полиция Нью-Джерси. Наверняка в машине найдутся улики, которые можно будет использовать в суде... если это дело когда-то дойдет до суда.
 Я кивнул. Волокна, отпечатки пальцев, возможно, баллистическая экспертиза покажет, что стреляли из "глока", принадлежавшего Хандри или Горману. Стандартная полицейская работа. Я помню дела об убийствах, когда требовались недели, чтобы представить в суд физические улики. А вот я учил своих студентов, что те всегда требуются для подтверждения подозрения. Для того чтобы поймать преступника, физические улики не всегда нужны.
 В данном деле у нас с самого начала имелись имя убийцы, фотографии, отпечатки пальцев, образцы ДНК плюс масса улик, доказывающих его причастность к убийствам в аэропорту Кеннеди. Тут никаких проблем. Проблема заключалась в том, что этот Асад Халил оказался очень ловким и изворотливым сукиным сыном. Смелым, неглупым, безжалостным. Кроме того, его преимущество заключалось в том, что он сам планировал свои действия.
 – Мы постоянно следим за ливийской общиной, возможно, теперь, когда одного из них убили, они станут разговорчивее, – предположил Габриель. – Или же мы можем получить обратную реакцию.
 – Возможно. Но я не думаю, что у Халила много сообщников в нашей стране; во всяком случае, нет так много оставшихся в живых.
 – Ладно, Джон, у меня много работы. Буду держать тебя в курсе. А ты передай сведения, полученные от Фади, кому следует. Хорошо?
 – Хорошо. Кстати, пожалуй, следует выделить Фади Асваду часть федеральных денег, предназначенных для информаторов, хотя бы на сигареты и успокоительное.
 – Согласен. Ладно, увидимся. – Габриель вернулся в комнату для допросов.
 А я направился в оперативный штаб, где все еще было полно народу, хотя стрелки часов уже перевалили за 18.00. Положив "дипломат" на стол, я позвонил домой Кейт, однако удалось пообщаться только с автоответчиком.
 Я оставил на всякий случай сообщение, позвонил на сотовый, но Кейт не ответила. Тогда я набрал домашний номер Кенига, но жена сказала, что он поехал в аэропорт. По его сотовому телефону мне тоже не ответили.
 Следующим стал звонок домой Бет Пенроуз, здесь тоже ответил автоответчик, и я сказал:
 – Занят круглые сутки. Возможно, отправлюсь в небольшое путешествие. Мне нравится эта работа. Мне нравится моя жизнь. Я люблю свое начальство. Мне нравится мой новый кабинет. Вот мой новый номер телефона. – Я продиктовал свой прямой номер в оперативном штабе и продолжил: – Эй, я скучаю без тебя. Скоро увидимся. – Уже положив трубку, я осознал, что собирался сказать: "Я тебя люблю", – но как-то не вышло. Следующим стал звонок капитану Штейну, я сказал секретарше, что мне срочно нужно увидеться с ее шефом. А она ответила, что капитан Штейн проводит несколько совещаний и пресс-конференцию. Я продиктовал ей для капитана какое-то расплывчатое и двусмысленное сообщение, которое и сам не понял.
 Итак, я сделал свое дело, проинформировал всех, кого нужно. С чувством выполненного долга я уселся за стол. Все вокруг меня выглядели занятыми, а у меня не получалось притворяться занятым, когда делать в действительности было нечего.
 Я порылся в каких-то бумагах, лежавших на столе, однако меня и так уже буквально переполняла бесполезная информация. На улице мне тоже нечего было делать, поэтому я остался в оперативном штабе. Выходило, что мне придется торчать здесь часов до двух или трех ночи. Может быть, со мной захочет поговорить президент, а поскольку я обязан оставлять номер телефона того места, где буду находиться, мне бы не хотелось, чтобы президент застал меня дома или у Джулио за кружкой пива.
 Тут я вспомнил, что еще не напечатал отчет о происшествии в аэропорту Кеннеди. Какой-то бездельник из офиса Кенига даже прислал мне напоминание об этом по электронной почте и отверг мое предложение о том, что я могу просто подписать протокол совещания в кабинете Кенига или дюжину других протоколов. Нет, им требовался именно мой отчет, написанный моими словами. Какие они зануды, эти федералы.
 Подвинувшись к компьютеру, я начал: "Тема – Чертов отчет..."
 Кто-то подошел к моему столу и положил на него запечатанный конверт с пометкой: "Срочный факс – секретно, лично". Я раскрыл конверт, в нем оказался предварительный отчет об убийстве во Франкфурте. Жертвой оказался мужчина по имени Сол Лейбовиц, американский еврей, инвестиционный банкир. Я прочитал о том, что случилось с этим беднягой, и пришел к выводу, что мистер Лейбовиц просто оказался не в том месте и не в то время. В Европе сейчас тысячи американских банкиров, как евреев, так и не евреев, и у меня возникло твердое убеждение, что этот парень просто стал удобной мишенью для третьеразрядного стрелка, который внешне напоминал Асада Халила. Однако этот случай внес сомнения и растерянность в умы людей, занимавшихся поимкой Халила.
 Еще два важных документа легли на мой стол – это были рекламные меню близлежащих ресторанов, доставлявших еду домой и на работу; одно из итальянского ресторана, другое из китайского.
 Раздался звонок телефона, это оказалась Кейт.
 – Какого черта ты там делаешь? – спросила она.
 – Читаю ресторанные меню. Ты где?
 – А как ты думаешь, где я? В аэропорту, конечно же. Мы с Джеком в зале бизнес-класса, ждем тебя. Твой билет у нас. Ты собрал вещи? Паспорт взял?
 – Нет. Послушай...
 – Подожди.
 Я мог слышать, что она разговаривает с Джеком Кенигом.
 – Джек говорит, что ты обязан лететь с нами. Он сможет посадить тебя в самолет без паспорта. Немедленно приезжай сюда. Это приказ.
 – Успокойся и послушай меня. Похоже, мы ухватились за кончик ниточки. – Я вкратце рассказал ей про убийство Гамаля Джаббара и допрос Фади Асвада.
 Кейт слушала не перебивая, затем сказала:
 – Подожди. – Через минуту она снова заговорила со мной: – Это не доказывает, что Халил не вылетел из Ньюарка в Европу.
 – Да пойми ты, Кейт. Халил находился в аэропорту, менее чем в полумиле от международного терминала. Через десять минут после объявления тревоги в аэропорту Кеннеди были подняты и все полицейские аэропорта Ньюарка. Какой же смысл более часа добираться туда? Мы имеем дело с Асадом – львом, а не индюком.
 – Подожди. – Я снова услышал, как она передает мои слова Кенигу. – Джек говорит, что описание убийцы из Франкфурта соответствует...
 – Передай ему трубку.
 Кениг взял трубку, начал выговаривать мне, но я оборвал его.
 – Джек, описание совпадает потому, что они пытаются облапошить нас. Асад Халил только что совершил преступление века. Ради Бога, он не полетел бы после этого в Германию, чтобы пристрелить какого-то банкира. И если он собирался улететь из аэропорта Ньюарка, то зачем ему понадобилось убивать водителя такси? Концы с концами не сходятся, Джек. Вы можете лететь во Франкфурт, если хотите, но я остаюсь здесь. Пришлите мне открытку и привезите настоящую немецкую горчицу. Заранее благодарен. – Я положил трубку, прежде чем Джек смог уволить меня по телефону.
 Отчет теперь можно было не составлять, так как меня скорее всего уволили. Я снова принялся читать какие-то бумаги, отчеты различных служб, которым на самом деле не в чем было отчитываться. Однако через некоторое время меня посетила мысль о том, что мне могут не выдать расчет, пока я не представлю этот чертов отчет. Поэтому я вернулся к компьютеру, начал свой отчет с анекдота про француза из Иностранного легиона и верблюда, затем стер анекдот и начал заново.
 Пятнадцать минут девятого в оперативном штабе появилась Кейт, уселась за свой стол и уставилась на меня, молча наблюдая, как я печатаю отчет. Под ее пристальным взглядом я начал делать ошибки, поэтому оторвался от своего занятия, посмотрел на Кейт и спросил:
 – Ну как там, во Франкфурте?
 Кейт ничего не ответила, по ее лицу было видно, что она немного огорчена. Мне знакомо такое выражение лица.
 – А где Джек? – поинтересовался я.
 – Улетел во Франкфурт.
 – Отлично. А я уволен?
 – Нет, но тебе еще достанется.
 – Я плохо реагирую на угрозы.
 – А на что ты хорошо реагируешь?
 – Да мало на что. Наверное, на пистолет, нацеленный мне в голову. Да, это обычно привлекает мое внимание.
 – Расскажи мне еще раз про допрос.
 Я рассказал, на этот раз более детально, и Кейт задала кучу вопросов. Она очень умная, поэтому и сидела сейчас в оперативном штабе, а не летела рейсом "Люфтганзы" во Франкфурт.
 – Значит, ты предполагаешь, что из парка Халил уехал на машине? – спросила Кейт.
 – Да.
 – А может, он сел на пригородный автобус до Манхэттена?
 – Я думал об этом. Люди специально приезжают туда, чтобы пересесть на автобус. Но по-моему, это уж слишком – убить водителя такси и остаться дожидаться автобуса. Готов поспорить, что если бы Халил попросил Джаббара отвезти его в Манхэттен, тот непременно отвез бы.
 – Не пытайся подкалывать меня, Джон, ты играешь с огнем.
 – Слушаюсь, мэм.
 Кейт задумалась, затем сказала:
 – Ладно, значит, там Халила ожидала машина, она ни у кого не могла вызвать подозрений. Джаббар подвез Халила к стоянке, Халил выпустил ему в спину одну пулю сорокового калибра, затем пересел в другую машину. За ее рулем сидел еще один сообщник Халила?
 – Не думаю. Зачем Халилу нужен водитель? Он одиночка. Возможно, попрактиковался ездить в Европе. Ему требовались только ключи и документы на машину, которые он, наверное, и получил от Джаббара. Получается, что Джаббар знал довольно много, поэтому Халил и убил его. В машине на стоянке – а может, и в такси Джаббара – лежала сумка с необходимыми вещами, деньгами и фальшивыми документами. Наверное, имелись там и какие-то средства для изменения внешности. Вот почему Халил ничего не взял у Фила или Питера. У Асада Халила теперь другие имя и внешность, и он бороздит великую американскую систему шоссейных дорог.
 – А куда он направляется?
 – Не знаю. Но к настоящему моменту, если он тратил на сон всего несколько часов, он мог пересечь мексиканскую границу. Или может даже находиться сейчас на Западном побережье. Пятьдесят часов езды при средней скорости шестьдесят пять миль... это свыше трех тысяч миль...
 – Я тебя поняла.
 – Отлично. Так что давай предполагать, что убийца разъезжает по дорогам Америки и в его намерения входит нечто иное, нежели посещение "Дисней уорлд". Значит, нам остается ждать его следующего шага. Мы сейчас мало что можем сделать, ну разве что надеяться, что кто-то узнает этого парня.
 Кейт кивнула и поднялась.
 – Меня внизу ждет такси с вещами. Я еду домой распаковывать чемодан.
 – Тебе помочь?
 – Я попрошу таксиста.
 После ухода Кейт я сидел еще несколько минут, в течение которых звонил телефон и кто-то принес на стол еще какие-то бумаги. Я пытался понять, зачем предложил Кейт свою помощь. Придется научиться держать рот на замке.
 Бывают моменты, когда я предпочитаю встретиться лицом к лицу с вооруженным маньяком-убийцей, чем провести ночь в квартире женщины. С маньяком по крайней мере все ясно. Разговор с ним короткий.
 Снова зазвонил мой телефон. Вообще телефоны звонили почти на всех столах, и это начало меня нервировать. Я хорошо разбираюсь в мыслях убийц, могу предсказывать их действия, но абсолютно бестолковый во всех этих любовных играх: я не знаю, что делать, как себя вести. Не понимаю, для чего все это затеяно. Однако я всегда помню имя партнерши, могу назвать его, даже если меня разбудить в шесть утра.
 И еще у меня хороший нюх на неприятности, а здесь как раз пахло неприятностями. А кроме того, я встречался с Бет Пенроуз и не хотел осложнять себе жизнь.
 Поэтому я решил спуститься вниз и сказать Кейт, что еду домой. Я вскочил, схватил пиджак и "дипломат", выбежал на улицу и юркнул в такси, в котором сидела Кейт.

 Глава 39

 Двигаясь на север по шоссе I-95, Асад Халил пересек границу штата Джорджия и поехал по территории Южной Каролины. По пути он избавился от дискет, которые забрал из кабинета Пола Грея.
 Всю дорогу Халил анализировал свои утренние действия. Наверняка к вечеру кто-то станет разыскивать уборщицу или Пола Грея. В какой-то момент их тела обнаружат. Предполагаемым мотивом убийства станет кража ценного программного обеспечения. То есть все будет так, как он и планировал. Однако он не подумал о проблеме с пилотом. Вполне вероятно, что сегодня вечером или завтра утром об убийствах в Спрус-Крик станет известно кому-нибудь из служащих авиакомпании "Альфа", а значит, и Стэйси Мол, которая непременно вспомнит имя Пол Грей – ведь табличка с этим именем висела на стене ангара возле дома убитого.
 Женщина позвонит в полицию и скажет, что, возможно, у нее есть информация, касающаяся этого убийства. В Ливии никто бы не стал звонить в полицию и связываться с властями. Но Борис предупреждал о большой вероятности подобного в Америке. Обсуждали они и судьбу пилота, Борис сказал: "Если ты убьешь пилота, то тебе придется убить и всех остальных, кто знал о твоем полете и видел тебя в лицо. Мертвые в полицию не пойдут. Но чем больше ты будешь оставлять за собой трупов, тем настойчивее полиция будет искать убийцу. А одиночное убийство человека в своем доме с целью грабежа не вызовет большого переполоха".
 Да, все так. Но пришлось убить уборщицу, как и в Вашингтоне, чтобы иметь время подальше убраться с места преступления.
 В любом случае полиция будет искать грабителя и убийцу, а не Асада Халила. И о его автомобиле полиция ничего не знает, а если женщина-пилот позвонит в полицию, то они станут искать грека, который летит в Афины через Вашингтон. Все будет зависеть от того, насколько глупа местная полиция.
 Разумеется, существует и другая вероятность. Стэйси увидит в газетах его фотографию и может узнать своего пассажира... Конечно же, надо было убить ее, но он не убил. Он сохранил ей жизнь, и не только из жалости, а потому, что Борис и даже Малик предупреждали насчет слишком большого количества трупов. Борис говорил об этом не только ради осторожности – похоже, он проявлял заботу о жизни врагов ислама. Он, например, возражал против использования отравляющего газа в самолете, полном пассажиров, и называл это безумным актом массового убийства.
 Малик тогда напомнил ему: "Во время и после революции правительство твоей бывшей страны убило свыше двадцати миллионов своих людей. А ислам не убил столько даже со времен пророка Мухаммеда. Так что не надо читать нам проповеди. Нам еще очень далеко до вас".
 На это Борис ничего не ответил.
 Отогнав эти мысли, Халил подумал о Поле Грее. Он встретил смерть не так отважно, как генерал Уэйклифф и его жена. Хотя и не стал молить о пощаде. Наверное, для Уильяма Сатеруэйта надо будет выбрать какой-нибудь другой способ. В Триполи говорили, что лейтенант Сатеруэйт пережил в своей жизни много несчастий, и Борис предположил: "Возможно, убив его, ты окажешь ему услугу".
 На что Халил ответил: "Никто не хочет умереть. Его убийство будет для меня таким же приятным, как и убийства остальных".
 Халил взглянул на часы: пять минут четвертого. Затем сверился со "Спутниковым навигатором": вскоре предстояло свернуть с шоссе на дорогу Эй-эл-ти-17, которая приведет его прямо к местечку Монкс-Корнер.
 И снова его мысли вернулись к сегодняшнему утру. Все эти разговоры с женщиной-пилотом каким-то образом сбили его с толку. У него имелась веская причина для того, чтобы убить ее, однако существовала и столь же веская причина, чтобы не убивать. Она ведь сказала женщине в офисе, что займется самолетом после возвращения.
 Значит, если бы она не вернулась, ее стали бы искать... ну, если только женщина в офисе не подумала бы, что она и пассажир решили развлечься. По поведению пилота было ясно, что она не против. Но в конце концов женщина из офиса стала бы волноваться и все равно позвонила бы в полицию. Так что, наверное, он поступил правильно, не убив пилота.
 При этих мыслях Халилу вспомнилось, как она улыбалась ему, говорила с ним, помогала забраться в кабину... прикасалась к нему. И как он ни пытался отогнать эти мысли, ничего не получалось. Тогда Халил нашел в кармане ее визитную карточку и взглянул на нее. Над служебными номерами компании "Альфа" был от руки написан номер домашнего телефона. Халил убрал карточку в карман.
 Он едва не проглядел поворот на Эй-эл-ти-17, но все же успел вовремя свернуть и очутился на двухрядной дороге, сильно отличавшейся от скоростного шоссе. По обеим сторонам тянулись дома и фермы, маленькие поселки, заправочные станции и сосновые леса. Соотечественник Халила, проехавший по этой дороге несколько месяцев назад, рассказывал: "Это самая опасная из дорог, водители там сумасшедшие, а полиция разъезжает на мотоциклах и проверяет всех подряд".
 Халил помнил это предупреждение, поэтому старался вести машину так, чтобы не привлекать внимания. Он проехал мимо нескольких поселков, в одном заметил полицейскую патрульную машину, а в другом – мотоцикл.
 Но ехать до места назначения ему было недалеко, всего шестьдесят километров, или сорок миль, так что через час Халил уже подъезжал к городку Монкс-Корнер.


* * *

 Билл Сатеруэйт сидел, закинув ноги на захламленный стол, в небольшом бетонном здании аэропорта округа Беркли, Монкс-Корнер, Южная Каролина. Он прижимал плечом к уху грязную трубку телефонного аппарата и слушал голос собеседника, Джима Маккоя. Сатеруэйт бросил взгляд на допотопный кондиционер, который еле работал, но все же умудрялся нагнетать прохладный воздух. "На улице только апрель, а здесь уже чертовски жарко, – подумал Билл. – Проклятая дыра".
 – Ты говорил с Полом? – спросил Джим Маккой. – Он собирался звонить тебе.
 – Нет. Прости, что в субботу не вышел на связь, выдался чертовски трудный день.
 – Да ничего страшного. Я просто решил позвонить тебе и узнать, как дела.
 – Дела идут отлично. – Сатеруэйт бросил взгляд на ящик стола, где, как он знал, была припрятана почти полная бутылка виски. Затем посмотрел на настенные часы, они показывали десять минут пятого. Можно было бы выпить, если бы не пассажир чартерного рейса, обещавший приехать к четырем. – А я рассказывал тебе, как несколько месяцев назад летал к Полу повидаться?
 – Да, рассказывал...
 – Ох, ты бы видел его гнездышко. Большой дом, бассейн, ангар, двухмоторный "бич". Представляешь, когда они увидели мой подлетающий "апач", то не хотели разрешать посадку. – Билл рассмеялся.
 – Пол высказал опасения по поводу твоего "апача".
 – Да? Он вечно брюзжит, как старуха. Сколько раз он вынуждал нас попусту тратить время и проверять все по сотне раз? Вот такие чересчур осторожные и попадают в аварии. Мой "апач" прошел технический осмотр.
 – Ладно, Билл, не будем об этом.
 – Хорошо. – Сатеруэйт снял ноги со стола, сел прямо и выдвинул ящик стола. – Послушай, Джим, тебе нужно слетать туда и посмотреть, как живет Пол.
 На самом деле Джим Маккой бывал в Спрус-Крик несколько раз, но он не хотел говорить об этом Биллу Сатеруэйту, которого приглашали туда всего один раз, хотя Билл и находился всего в полутора часах лета.
 – Да я бы с удовольствием...
 – Дом у него просто потрясающий. Но тебе следовало бы посмотреть, над чем он работает. Виртуальная гребаная реальность. Господи, мы просидели с ним всю ночь, пили и бомбили. Бомбили все подряд. – Билл захохотал. – А на Эль-Азизию сделали пять заходов. Правда, к пятому заходу мы уже так надрались, что и в землю не могли попасть.
 Джим Маккой тоже засмеялся, но смех его был каким-то вымученным. На самом деле Джиму не хотелось снова выслушивать одну и ту же историю, которую он слышал уже раз пять, после того, как Пол пригласил Сатеруэйта в Спрус-Крик на долгий уик-энд. Пол так и сказал: "Это был необычайно долгий и трудный уик-энд". До этого визита никто из парней толком не знал, насколько Билл Сатеруэйт деградировал за последние семь лет, прошедшие с момента последней встречи однополчан. А теперь это знали все.
 Джим Маккой, сидевший в своем кабинете Музея авиации на Лонг-Айленде, не знал, что сказать. Теперешний Билл Сатеруэйт был ему неприятен. Пока служил в ВВС, он был хорошим пилотом и офицером, однако после преждевременного ухода в отставку Билл Сатеруэйт покатился по наклонной плоскости. С годами для него очень важное значение приобрел тот факт, что он принимал участие в попытке убить Каддафи. Он постоянно рассказывал эту историю всем, кто его слушал, а когда забывался, то рассказывал ее даже однополчанам. И с каждым годом история становилась все более драматичной, а роль Билла становилась все более значимой.
 Джима Маккоя тревожило хвастовство Билла по поводу участия в авианалете на Ливию. Никому не разрешалось упоминать об участии в этой миссии, и уж тем более не разрешалось называть имена других пилотов. Маккой неоднократно предупреждал Сатеруэйта, чтобы тот следил за своими словами, а Билл заверял, что в своих рассказах упоминал только радиопозывные или имена без фамилий. Во время последнего разговора Джим еще раз предупредил его:
 – Билл, молчи о том, что ты участвовал в этом налете. Прекрати трепаться.
 На что Билл Сатеруэйт, как всегда, ответил:
 – Эй, а я горжусь тем, что сделал. И не беспокойся ни о чем. Эти тупоголовые арабы не доберутся до Монкс-Корнера, Северная Каролина, чтобы предъявить мне счет.
 Джим подумал, что надо бы еще раз напомнить Биллу о том, чтобы не трепался, но потом решил, что это ничего не даст.
 Маккой часто сожалел о том, что его старый однополчанин не дослужил до войны в Персидском заливе. Если бы Билл принял участие в этой войне, возможно, его жизнь изменилась бы к лучшему.
 Разговаривая по телефону, Билл Сатеруэйт поглядывал на дверь и на часы. Наконец, устав ждать, он достал бутылку с виски, сделал торопливый глоток и продолжил свои боевые воспоминания:
 – А Чип, зараза, проспал всю дорогу. Я его разбужу, он очухается малость, а потом опять спать. – Билл весело загоготал.
 У Маккоя уже начало кончаться терпение, и он напомнил Сатеруэйту:
 – Ты же говорил, что он всю дорогу до Ливии трепался, не закрывая рта.
 – Да, точно, рот он не закрывал.
 Маккой понял, что Билл не уловил никаких несоответствий в своем рассказе, и поспешил закончить разговор.
 – Ну ладно, дружище, до связи.
 – Эй, подожди, я жду пассажира, и мне скучно. Парень хочет, чтобы я отвез его в Филли, там он переночует, а потом я отвезу его обратно. Скажи-ка лучше, как твоя работа?
 – Да все нормально. Дел еще много, но мы получили отличные экспонаты. Представляешь, F-111 и модель "Дух Сент-Луиса", на котором Линдберг совершил беспосадочный перелет через Атлантику. Тебе надо приехать и посмотреть, я разрешу тебе посидеть в кабине F-111.
 – Ладно, как-нибудь приеду. Эй, а как дела у Терри Уэйклиффа?
 – Он все еще в Пентагоне, но мы ждем, когда он уволится оттуда.
 – Да пошел он к черту.
 – Я передам ему твои наилучшие пожелания.
 Сатеруэйт рассмеялся.
 – А знаешь, в чем его проблема? Этот парень вел себя как генерал еще тогда, когда был лейтенантом. Понимаешь, о чем я говорю?
 – А знаешь, Билл, многие и о тебе говорят то же самое. И я считаю это комплиментом.
 – Не надо мне таких комплиментов. Терри со всеми ссорился, всегда старался быть лучше других. Помнишь, как он обвинил меня в промахе, как будто на форсаже я не туда сбросил эту чертову бомбу... даже написал докладную записку. А если кто и виноват, так это Уиггинз...
 – Эй, Билл, не надо об этом по телефону.
 Сатеруэйт сделал еще один глоток виски, подавил отрыжку и сказал:
 – Да... понятно... извини...
 – Ладно, забудем. – Маккой решил сменить тему. – Я разговаривал с Бобом.
 Билл Сатеруэйт заерзал в своем кресле. Ему неприятно было думать о Бобе Каллуме, потому что Боба убивал рак, а он, Билл Сатеруэйт, убивал себя добровольно. И потом, Каллум все же дослужился до полковника, все еще работал наземным инструктором в академии ВВС в Колорадо-Спрингс. И все же Сатеруэйт был вынужден спросить:
 – Как у него дела?
 – Работает все там же. Позвони ему.
 – Да, позвоню. – Сатеруэйт задумался на секунду. – Вот ведь как бывает: человек выжил на войне, а умирает от какой-то заразы.
 – Возможно, он справится с болезнью.
 – Да... а как Чип?
 – Не могу его разыскать. Последнее письмо, которое я отправил ему в Калифорнию, вернулось назад. Телефон не отвечает, никакой информации.
 – Это на него похоже, он вечно все забывал, и мне приходилось напоминать ему, что надо делать.
 – Да, видимо, Чип не меняется.
 – Это точно.
 Маккой подумал о Чипе Уиггинзе. Последний раз они разговаривали 15 апреля прошлого года. После службы в ВВС Уиггинз переучился на гражданского пилота и теперь перевозил грузы для различных небольших авиакомпаний. Чипа Уиггинза все любили, но он не отличался аккуратностью и обязательностью. Мог, например, сменить адрес и никому об этом не сообщить.
 Джим Маккой, Терри Уэйклифф и Пол Грей сходились во мнении, что Уиггинз ни с кем не общается потому, что сейчас он пилот. Кроме того, он входил в экипаж Сатеруэйта, и, возможно, это была для него достаточная причина, чтобы не слишком любить прошлое.
 – Я все-таки постараюсь отыскать его, – сказал Джим. – Думаю, Чип даже не знает о судьбе Вилли.
 Сатеруэйт сделал еще глоток виски, посмотрел на часы, затем на дверь.
 – Да, надо бы ему сказать, – согласился он. – Чип любил покойного Вилли Хамбрехта.
 – Я обязательно разыщу Чипа, – пообещал Джим. Он не знал, что еще сказать, понимая, что Билл Сатеруэйт палец о палец не ударит, чтобы поддерживать связь между однополчанами. В основном этим занимались сам Джим и Терри Уэйклифф.
 С того момента как Джим Маккой получил должность директора Музея авиации на Лонг-Айленде, он превратился в неофициального секретаря их небольшого неформального сообщества. Это всех устраивало, поскольку у него имелся офис с телефоном, факсом и электронной почтой. Терри Уэйклифф как бы исполнял роль президента, однако его работа в Пентагоне делала его по большей части недосягаемым и Джим Маккой звонил ему только в исключительных случаях. Ничего, скоро они все станут пенсионерами, свободного времени тогда будет полно. Можно будет встречаться, когда захочешь.
 – У тебя что, сегодня полет? – спросил Джим у Билла.
 – Да, но пассажир что-то запаздывает.
 – Билл, ты пьешь?
 – Ты рехнулся? Перед полетом? Ради Бога, я же профессионал.
 – Ладно... – Джим не поверил Биллу, и оставалось только надеяться, что и насчет полета тот тоже соврал. Воспользовавшись паузой, Маккой вспомнил однополчан: Стив Кокс – погиб во время войны в Персидском заливе; Вилли Хамбрехт – убит в Англии; Терри Уэйклифф – завершает блестящую военную карьеру; Пол Грей – успешный предприниматель; Боб Каллум – погибает от рака в Колорадо; Чип Уиггинз – пропал без вести, но надо думать, что у него все в порядке; Билл Сатеруэйт – жалкий призрак былого офицера. Наконец, он сам, Джим Маккой, – директор музея, работа хорошая, но малооплачиваемая. Из восьми человек двое мертвы, один умирает от рака, один спивается, один куда-то пропал, а трое на данный момент в порядке. – Надо нам всем слетать навестить Боба, – предложил Джим. – Откладывать нельзя, я продумаю, как это устроить. Ты не против, Билл?
 Несколько секунд Билл молчал, затем торопливо ответил:
 – Нет, конечно, нет.
 – Тогда до встречи, дружище.
 – Да... до встречи. – Билл положил телефонную трубку на рычаг и потер влажные глаза. Затем сделал еще один глоток виски и сунул бутылку к себе в сумку.
 Он встал и оглядел свой убогий офис. На дальней стене висели флаг штата Южная Каролина и знамя Конфедерации, которое он повесил сюда только потому, что многие считали его оскорбительным. По мнению Билла, вся страна катилась к черту, потому что ею управляли умеющие только хорошо трепать языком политиканы. Хотя Билл Сатеруэйт был родом из Индианы, ему нравился Юг – если не считать жару и большую влажность, – нравилось отношение южан к жизни и, в конце концов, нравился флаг Конфедерации. И плевать на всех.
 На боковой стене висела огромная аэронавигационная карта, а рядом с ней старый плакат, выгоревший и сморщившийся от влажности. Это была фотография Муамара Каддафи, голову которого окружала большая мишень. Билл взял со стола дротик и метнул его в плакат. Дротик угодил прямо в центр лба Каддафи, и Билл радостно воскликнул:
 – Вот так! Получай!
 Затем он подошел к окну и посмотрел на чистое солнечное небо.
 – Хороший денек для полетов.
 Билл увидел, что один из двух его самолетов, а именно учебный "Чероки-140", как раз только что оторвался от взлетной полосы. Самолет раскачивал крыльями, по мере того как обучаемый набирал высоту.
 Билл продолжал наблюдать. "Чероки" уже почти скрылся из вида, но все равно раскачивал крыльями. Билл почувствовал облегчение от того, что не он выполняет роль инструктора, сидя в кабине рядом с обучаемым юнцом. Этот мальчишка понятия не имеет, что такое авиация, но у него полно денег. В те времена, когда Билл и сам только начинал летать, таких безжалостно отбраковывали, а теперь приходится ублажать их. Мальчишка не собирался участвовать в бою, а полетать решил просто так, от нечего делать. Да, эта страна стремительно катится в ад.
 Да еще куда-то делся пассажир, иностранец, наверное, незаконный иммигрант, снабжающий всякой дрянью наркоманов в Филли. Ладно, во всяком случае, он ничего не скажет, если учует запах виски.
 Билл вернулся к столу и проверил свои записи. Алессандро Фанини. Должно быть, латинос или итальяшка. Ладно, лучше уж итальяшка, чем какой-нибудь Педро с южной границы.
 – Добрый день.
 Сатеруэйт резко обернулся и увидел высокого мужчину в солнцезащитных очках.
 – Я Алессандро Фанини, прошу прощения за опоздание.
 Билл бросил взгляд на настенные часы.
 – Нет проблем, вы опоздали всего на полчаса.
 Мужчины сделали шаг друг к другу, и Билл протянул руку. Халил пожал ее и объяснил:
 – У меня была встреча в Чарлстоне, поэтому я и задержался.
 – Да ничего страшного. – Пассажир держал в руке чемодан, и Билл спросил: – Это все ваши вещи?
 – Я оставил багаж в отеле в Чарлстоне.
 Оценив хороший серый костюм пассажира, Билл сказал:
 – Надеюсь, вас не смущает, что я в джинсах и в футболке?
 – Нет, ничуть, лишь бы вам было удобно. Но, как я говорил, мы останемся там ночевать.
 – Да, я взял с собой вещи. – Билл кивнул в сторону сумки, стоявшей на грязном полу. – А позже сюда придет моя подружка и все закроет.
 – Отлично. Вы вернетесь завтра в полдень.
 – Да когда угодно.
 – Свою машину я оставил возле главного здания. С ней там ничего не случится?
 – Не беспокойтесь. – Сатеруэйт подошел к своей сумке. – Готовы? – Он проследил за взглядом пассажира, уставившегося на портрет Каддафи. Сатеруэйт усмехнулся и спросил: – Знаете, кто это такой?
 – Конечно, знаю, – ответил Халил. – Этот человек доставил много неприятностей моей стране.
 – Вот как? Значит, и вас достал этот гребаный мистер Каддафи?
 – Да. Он много раз угрожал нам.
 – А знаете, я ведь едва не убил этого ублюдка.
 – Правда?
 – Вы из Италии?
 – Я с Сицилии.
 – Не шутите? Мне как-то раз пришлось садиться на Сицилии, когда у меня кончилось топливо. Но это долгая история, и мне не разрешено говорить об этом. Забудем.
 – Как вам будет угодно.
 – Ну ладно, тогда пойдемте.
 – О, подождите минутку. У меня несколько изменились планы, и я хочу поговорить с вами об этом.
 – Говорите.
 – Руководство компании приказало мне вылететь в Нью-Йорк.
 – Да? Но мне не хочется лететь в Нью-Йорк, мистер...
 – Фанини.
 – Да. Слишком интенсивное воздушное движение, и все такое прочее...
 – Разумеется, я оплачу полет.
 – Да дело не в деньгах... В какой вам нужно аэропорт?
 – Он называется Макартур, знаете?
 – Никогда не был там, но знаю. Это пригородный аэропорт в районе Лонг-Айленда. Что ж, можно, но за дополнительную плату.
 – Конечно.
 Сатеруэйт поставил сумку на стол и нашел на полке еще одну аэронавигационную карту.
 – Забавное совпадение... я только что говорил с парнем с Лонг-Айленда. Он приглашал меня в гости... наверное, надо позвонить ему.
 – А может, лучше сделать ему сюрприз? – предложил Халил. – Или позвонить, когда мы приземлимся?
 – Точно. Только мне нужно захватить номер его телефона. – Сатеруэйт порылся в потрепанном ежедневнике и отыскал визитную карточку Маккоя.
 – Он живет рядом с аэропортом? – поинтересовался Халил.
 – Я не знаю. Но он приедет за мной.
 – Если захотите, можете воспользоваться моим автомобилем, я позвонил в местное прокатное агентство и заказал автомобиль. И еще забронировал два номера в мотеле.
 – Отлично. Я как раз хотел спросить об этом, поскольку терпеть не могу жить с кем-то в одном номере.
 – Я тоже.
 – Ладно, значит, мы договорились. Кстати, не хотите заплатить вперед? Если заплатите наличными, я предоставлю вам скидку.
 – Сколько это будет стоить?
 – Так... значит, Макартур, плюс ночевка, обратный полет, плюс топливо... восемьсот долларов наличными.
 – Меня это устраивает. – Халил вытащил бумажник, отсчитал восемьсот долларов, передал их Сатеруэйту, затем добавил еще одну сотенную бумажку. – А это ваши чаевые.
 – Спасибо.
 Халил отдал практически все свои наличные деньги, но он знал, что скоро вернет их.
 Сатеруэйт пересчитал деньги и сунул в карман.
 – Все, можем лететь, только я заскочу в туалет.
 Асад Халил снова посмотрел на портрет Великого лидера и заметил у него во лбу дротик. Он подошел к плакату, выдернул дротик и подумал: "Никто так не заслуживает смерти, как эта американская свинья".
 Билл Сатеруэйт вернулся из туалета, взял со стола карты и сумку.
 – Если ваши планы не изменились в мое отсутствие, то можем идти к самолету.
 – А у вас есть какие-нибудь напитки, которые мы могли бы взять с собой? – спросил Халил.
 – Конечно. Я уже отнес в самолет сумку-холодильник. Там содовая и пиво... пиво для вас, если захотите. Я не могу пить в полете.
 Эти слова не обманули Халила, он ясно чувствовал запах алкоголя, исходивший от американца.
 – А есть у вас вода в бутылках?
 – Нет. Зачем тратить деньги на воду? Воды можно попить бесплатно.
 "Только идиоты покупают воду в бутылках", – подумал Сатеруэйт.
 – А вы хотите воды?
 – Ладно, обойдусь. – Халил распахнул дверь, и они вышли на воздух.
 Пока они шли по бетонной дорожке к самолету "апач", стоявшему в сотне футов от здания, Сатеруэйт спросил:
 – А что у вас за бизнес, мистер Панини?
 – Фанини, – поправил Халил. – Как вам уже говорил мой коллега, звонивший из Нью-Йорка, я занимаюсь текстилем. Сюда приехал закупать американский хлопок.
 – Тогда вы приехали в нужное место. Здесь ничего не изменилось со времен Гражданской войны, за исключением того, что теперь рабам платят. – Сатеруэйт рассмеялся и добавил: – Сейчас тут много испанцев и белых. Вы видели хлопковое поле? Адский труд, не хватает людей. Наверное, нужно завезти сюда глупых арабов, пусть собирают хлопок... они любят солнце. А платить им надо верблюжьим дерьмом и говорить, что они могут обменять его в банке на деньги. – Он снова засмеялся.
 Халил на это ничего не ответил, лишь спросил:
 – Вы будете заполнять полетный план?
 – Нет. – Сатеруэйт указал на чистое небо. – Вдоль всего Восточного побережья стоит отличная погода. – Подумав, что пассажир может нервничать, он добавил: – Боги благосклонны к вам, мистер Фанини, потому что сегодня прекрасный день для полета в Нью-Йорк. Надеюсь, когда завтра мы будем возвращаться, погода будет не хуже.
 Халилу не требовалось услышать от этого человека, что Аллах благословляет его джихад, он и так в глубине души был уверен в этом. А еще Халил знал, что мистер Сатеруэйт не полетит завтра домой.
 Пока они шли, Сатеруэйт продолжил говорить, как бы размышляя вслух:
 – Мне нужно будет связаться с нью-йоркским Центром управления воздушным движением, когда мы перелетим через океан южнее аэропорта Кеннеди. Диспетчер будет вести нас, чтобы мы не столкнулись с самолетами, заходящими на посадку.
 Халил подумал о том, что всего несколько дней назад летел из Парижа в этот аэропорт, а казалось, что прошла уже целая вечность.
 Сатеруэйт продолжил:
 – Потом я свяжусь с диспетчерской вышкой Лонг-Айленда, чтобы получить разрешение на посадку. Вот и все. А разрешение на вылет нам просить не у кого. – Он снова рассмеялся. – Здесь вообще поговорить не с кем, кроме мальчишки-ученика, который сейчас летает на "чероки".
 Они остановились перед стареньким бело-голубым двухмоторным "апачем". Сатеруэйт проверил топливо, он всегда проверял только топливо, поскольку считал, что в этой старой развалине столько недостатков, что не стоит тратить напрасно время и искать новые.
 – Перед вашим приездом я все проверил, – соврал он Халилу. – Все в полном порядке.
 Халил оглядел самолет и с удовольствием отметил про себя, что у него два мотора.
 А Сатеруэйт почувствовал озабоченность пассажира и поспешил заверить:
 – Это очень надежная машина, мистер Фанини. Вы всегда можете рассчитывать на то, что она отвезет вас туда, куда надо, и вернет обратно.
 – Правда?
 Сатеруэйт оглядел самолет, хотелось понять, что так настораживает этого чопорного иностранца. Плексигласовые окна самолета, изготовленного в 1954 году, были грязноватыми и местами в трещинах, краска на фюзеляже слегка облупилась... да, это следовало признать. Сатеруэйт взглянул на мистера Фанини, одетого в строгий костюм, и еще раз заверил:
 – В этой машине нет ничего сложного, значит, не может произойти никаких серьезных поломок. Моторы в хорошем состоянии, все работает отлично. Мне приходилось летать на военных реактивных самолетах, и должен сказать вам, что эти птички настолько сложные, что для выполнения даже непродолжительного полета требуется целая армия обслуживающего персонала. – Сатеруэйт бросил взгляд на бетон под правым мотором, где за неделю после последнего полета собралась темная лужа масла. – Вот только вчера я летал в Ки-Уэст и обратно. Машина вела себя прекрасно. Готовы?
 – Да.
 – Отлично. Где будете сидеть? Впереди или сзади?
 – Я сяду впереди.
 Иногда Сатеруэйт помогал пассажирам подняться в кабину, но по виду пассажира можно было предположить, что он и сам справится с этим. Поэтому Сатеруэйт просто уселся в кресло пилота. В кабине было жарко, он открыл боковое окошко и стал ждать пассажира.
 Асад Халил поднялся в кабину, сел в кресло второго пилота, а чемодан положил на заднее сиденье.
 – Пусть дверца минуту побудет открытой, а то здесь жарко, – сказал Сатеруэйт. Он нацепил головные телефоны, щелкнул какими-то переключателями, затем нажал кнопку запуска левого двигателя. Почихав несколько секунд, старенький поршневой двигатель завелся. Подобную процедуру Сатеруэйт проделал и с правым двигателем, который завелся даже быстрее левого. – Так... работают нормально.
 – Только очень громко, – крикнул Халил.
 – Да, это потому, что открыты дверца и окошко, – крикнул в ответ Сатеруэйт. Он не сказал пассажиру, что дверца закрывается неплотно и когда она будет закрыта, в кабине не станет намного тише. И вообще, поскольку деньги уже лежали в кармане, можно было не слишком распинаться перед этим итальяшкой. – Так откуда вы? – спросил Сатеруэйт.
 – С Сицилии.
 – Ах да... вы говорили. – Сатеруэйт вспомнил, что Сицилия является родиной мафии. Выруливая на взлетную полосу, он посмотрел на своего пассажира и решил, что тот вполне может быть мафиози. Так что с таким надо держать ухо востро и лучше не грубить. – Вам удобно, мистер Фанини? Может, у вас имеются какие-то вопросы относительно полета?
 – Сколько нам лететь?
 – Понимаете, сэр, если ветер будет попутным, а по прогнозу именно так, то до Макартура мы долетим часа за три с половиной. – Сатеруэйт посмотрел на часы. – Так что приземлимся где-то в половине девятого. Вас это устраивает?
 – Да, вполне. Нам надо будет по пути дозаправляться?
 – Нет, у меня установлены дополнительные баки, так что топлива хватает на семь часов полета. Мы дозаправимся в Нью-Йорке.
 – А вам не трудно будет садиться в темноте? – спросил Халил.
 – Нет, сэр, это хороший аэропорт, там взлетают и садятся даже реактивные самолеты. И потом, я опытный пилот.
 – Очень хорошо.
 Сатеруэйт подумал, что контакт с пассажиром налажен, и улыбнулся. "Апач" подрулил к началу взлетной полосы. Сатеруэйт взглянул в лобовое стекло и увидел, что самолет с учеником заходит на посадку при боковом ветре, но, похоже, парень не испытывал при этом никаких проблем. Кивнув в сторону "чероки", он пояснил:
 – Это мой ученик, парень сообразительный, но ему не хватает смелости. Американские юнцы какие-то слишком мягкотелые. Им требуется хорошая встряска, они должны стать убийцами и почувствовать вкус крови.
 – Зачем им это?
 – Я бывал в бою и могу сказать вам, что, когда в небе полно зенитных ракет, когда они пролетают рядом с твоей кабиной, действовать нужно быстро и решительно.
 – Вам приходилось испытывать такое?
 – Много раз. Так, все, закрывайте дверцу.
 Сатеруэйт проверил показания приборов и оглядел аэродром. На поле находился только "чероки", но он не мог помешать взлету. Сатеруэйт прибавил газ, и самолет начал разбег. Когда больше половины взлетной полосы осталось позади, "апач" оторвался от земли. Продолжая набор высоты, Сатеруэйт вывел самолет на нужный курс.
 Халил выглянул в окно и посмотрел на зеленый покров, расстилавшийся внизу. Он чувствовал, что самолет не так уж плох, как выглядел, да и пилот им управлял опытный.
 – В какой войне вы участвовали? – спросил он у Сатеруэйта.
 Сатеруэйт сунул в рот пластинку жевательной резинки.
 – Да во многих. Большая война была в Персидском заливе.
 Халил знал, что этот человек не воевал в Персидском заливе. На самом деле Халил знал о Сатеруэйте больше, чем тот сам знал о себе.
 – Хотите жевательную резинку? – предложил Сатеруэйт.
 – Нет, спасибо. А на каких самолетах вы летали?
 – На истребителях, на штурмовиках, заканчивал на F-111.
 – Вы можете рассказать мне про этот самолет? Или это военная тайна?
 Сатеруэйт рассмеялся.
 – Нет, сэр, никакая это не тайна. Это старый самолет, можно сказать, что он давно уже в отставке, как и я.
 – Скучаете по военной службе?
 – Ничуть не скучаю. На службе все строго по распорядку, а это утомляет. Господи, сейчас даже женщины летают на боевых самолетах. Я и подумать о таком не мог. И эти сучки создают массу всяких проблем со своими заявлениями о сексуальных домогательствах... простите, не сдержался. А какие женщины там, откуда вы приехали? Они знают свое место?
 – Очень хорошо знают.
 – Отлично. Может, я приеду туда, где вы живете. Сицилия, да?
 – Да.
 – А на каком языке там говорят?
 – На диалекте итальянского.
 – Надо будет научиться. Вам там пилоты нужны?
 – Разумеется.
 – Отлично. – Самолет набрал высоту пять тысяч футов, солнце теперь светило им в спину, и впереди открывался прекрасный вид. Сатеруэйт подумал, что попутный втер позволит им долететь до места назначения даже раньше, чем он рассчитывал. В глубине души он чувствовал, что авиация для него гораздо больше, чем работа. Это встреча совсем с другим миром, и, находясь в небе, он чувствовал себя гораздо лучше, чем на земле. – Я скучаю по боевым действиям, – неожиданно признался он пассажиру.
 – Разве можно скучать о таких вещах?
 – Не знаю... но я никогда так хорошо не чувствовал себя, как в бою, когда вокруг пролетают "трассы" и ракеты. Наверное, если бы в меня хоть раз попали, я бы не наслаждался боевой обстановкой. Но эти тупицы вообще в небо-то с трудом могут попасть.
 – Какие тупицы?
 – Ох, ну, скажем, просто арабы. Уточнять не могу.
 – Почему?
 – Военная тайна. – Сатеруэйт рассмеялся. – Не сама операция... а ее исполнители.
 – Почему? – продолжал допытываться Халил.
 Билл Сатеруэйт взглянул на пассажира и ответил:
 – Такова политика правительства: держать в секрете имена пилотов, принимающих участие в бомбардировках. Правительство считает, что эти тупоумные погонщики верблюдов могут приехать в Америку и отомстить. Чушь собачья. Однако знаете, капитан из Винсенса... ну, который во время войны в Персидском заливе случайно сбил иранский авиалайнер... так вот, кто-то подложил ему бомбу в машину. Ужас какой, во время взрыва едва не погибла его жена.
 Халил кивнул. Он был прекрасно осведомлен об этом случае. Иранцы этим взрывом продемонстрировали, что они не приняли объяснения или извинения.
 – Убийства приводят к еще большим убийствам, – промолвил Халил.
 – Вы так считаете? Правительство тоже думает, что эти тупицы могут быть опасными для наших храбрых воинов. Черт побери, а мне наплевать, если кто-то узнает, что я бомбил арабов. Пусть приезжают поглазеть на меня. Их ждет достойная встреча.
 – Да... вы носите оружие?
 Сатеруэйт бросил взгляд на своего пассажира.
 – Миссис Сатеруэйт родила не идиота.
 – Простите?
 – Да, я вооружен и очень опасен.
 Самолет тем временем поднялся на высоту семь тысяч футов, а Сатеруэйт продолжал разглагольствовать:
 – Однако позже, уже во время войны в Персидском заливе, правительству захотелось похвастаться своими успехами, и по телевидению показали женщин-пилотов. Боже мой, если оно боится гребаных арабов, то зачем надо было выставлять их перед телекамерами? А я скажу вам зачем – захотелось заручиться поддержкой общественности в собственной стране, и вот на экранах телевизоров появились хорошенькие пилоты, которые с улыбкой говорили о том, каких успехов они добиваются в войне и как все с удовольствием выполняют свой чертовый долг перед Богом и страной. И о каждой из этих кошечек было чуть ли не по сотне передач... я не шучу. Господи, если вы смотрели войну по Си-эн-эн, то могли подумать, что ее выиграли бабы. Готов поспорить, что это был еще один ощутимый удар по иракцам. Каково им было видеть и слышать, что им как следует надрала задницу кучка шлюх. – Сатеруэйт рассмеялся. – Я рад, что меня там не было.
 – Я вас понимаю.
 – Да? Простите, я, наверное, надоел вам со своей болтовней.
 – И ваши чувства по поводу женщин, выполняющих мужскую работу, я тоже разделяю.
 – Значит, у нас с вами много общего. – Сатеруэйт засмеялся и подумал, что этот парень не такой уж и плохой, несмотря на то что иностранец и, возможно, мафиози.
 – А зачем вы повесили на стену тот плакат? – спросил Халил.
 – Он напоминает мне о том моменте, когда я чуть не накрыл бомбой его задницу, – ответил Сатеруэйт, совсем забыв об осторожности. – На самом деле его дом не был моей целью, этим занимались Джим и Пол. Одна их бомба угодила прямо в дом этого ублюдка, но он в эту ночь спал на улице в палатке. Эти чертовы арабы любят палатки. Погибла его дочь, очень жаль, конечно, но война есть война. Досталось и его жене, и двум детям, но они остались живы. Никто не хочет убивать женщин и детей, но иногда они оказываются там, где не должны находиться. Будь я ребенком Каддафи, я бы не подходил к своему папочке ближе чем на милю, – закончил Сатеруэйт со смехом.
 Халил глубоко вздохнул, стараясь держать себя в руках.
 – А в чем заключалась ваша задача? – спросил он.
 – Я бомбил командный центр, топливный склад, казармы... и кое-что еще. Сейчас уже не помню. А почему вы спросили?
 – Да просто любопытно.
 – Да? Так вот, мистер Фанини, забудьте обо всем. Как я уже говорил, мне запрещено рассказывать об этом.
 – Да, разумеется.
 Самолет летел на высоте семь с половиной тысяч футов. Сатеруэйт снизил скорость, и двигатели стали шуметь чуть тише.
 – Будете звонить своему другу, который живет на Лонг-Айленде? – поинтересовался Халил.
 – Да, наверное, позвоню.
 – Вместе служили в армии?
 – Да. Сейчас он директор Музея авиации. Возможно, если утром у нас будет время, я заскочу к нему. Можете составить мне компанию, если хотите, я покажу вам свой старый F-111 – в музее есть один экземпляр.
 – Это было бы интересно.
 – Конечно. Я сам уже много лет не видел ни одного такого самолета.
 – Хотите посмотреть на него и вспомнить прошлое?
 – Да.
 Халил взглянул в окно и подумал: какая ирония судьбы. Он только что прибыл оттуда, где убил товарища этого пилота, и вот сейчас пилот везет его туда, где он убьет еще одного. Интересно, оценил бы пилот эту иронию?
 Асад Халил откинулся на спинку кресла и посмотрел на небо. Солнце уже начало садиться, и он прочитал про себя положенные молитвы, а вслух тихо сказал:
 – Господи, благослови мой джихад, ослепи моих врагов, отдай их в мои руки... Аллах велик.
 – Вы что-то сказали? – спросил Сатеруэйт.
 – Просто поблагодарил Бога за хороший день и попросил его благословить мою поездку в Америку.
 – Да? А попросите его оказать и мне пару услуг.
 – Я попросил. Он вам поможет.

 Глава 40

 Когда такси отъехало от здания ФБР на Федерал-Плаза, Кейт спросила:
 – На этот раз зайдешь ко мне? Или тебе хочется спать?
 В ее словах прозвучала легкая издевка, а может, даже и вызов моему мужскому самолюбию. Эта женщина поняла, какие кнопки следует нажимать.
 – Зайду, – буркнул я.
 Мы ехали молча, движение было умеренным, а улицы сверкали от падающего апрельского снега. Когда мы подъехали к дому Кейт, я расплатился с водителем, в общую сумму вошла и поездка из аэропорта Кеннеди, и время ожидания у здания ФБР. А еще мне пришлось нести ее чемодан. Что ни говори, а секс не бывает совершенно бесплатным.
 Дверь нам открыл швейцар. Его наверняка удивило, что мисс Мэйфилд вышла из дома с чемоданом, а через несколько часов вернулась с тем же чемоданом и с мужчиной. Буду рад, если этот вопрос не даст ему спать всю ночь.
 Мы поднялись в лифте на четырнадцатый этаж и вошли в квартиру. Квартира оказалась небольшой, белые стены, дубовый паркет без ковров и минимум современной мебели. Здесь не было растений, картин, скульптур, безделушек, и, слава Богу, не было кошки. Одну из стен закрывали полки с книгами, рядом располагались телевизор и проигрыватель компакт-дисков, динамики которого стояли на полу.
 Из комнаты арка вела в кухню, и Кейт прошла прямо туда и открыла шкафчик.
 – Виски? – спросила она.
 – Да, будь любезна.
 Она поставила на небольшой столик бутылку, я подошел и опустился на стул, а Кейт тем временем уже подала два стакана со льдом и налила виски.
 – Добавить содовой?
 – Нет, спасибо, – отказался я.
 Мы чокнулись и выпили. Кейт снова налила, и мы повторили.
 – Ты ужинал? – поинтересовалась Кейт.
 – Нет, но я не голоден.
 – Очень хорошо. А я чего-нибудь перекушу. – Она вытащила из шкафчика какие-то пакеты – то ли с чипсами, то ли с чем-то еще. Затем снова налила виски, прошла в комнату и включила музыку. Зазвучали старые записи Билла Холидея.
 Кейт скинула туфли, сняла пиджак и продемонстрировала красивую белую блузку, кобуру с "глоком", ну и все остальное. Пиджак Кейт бросила на кресло, за пиджаком последовала кобура... но все остальное осталось на ней.
 Чтобы не пользоваться преимуществом вооруженного человека, я тоже снял пиджак и отстегнул от брючного ремня кобуру.
 Кейт посмотрела на часы.
 – Надо будет посмотреть одиннадцатичасовые "Новости" – сегодня состоялось три пресс-конференции.
 – Ладно, посмотрим.
 Кейт поднялась со стула.
 – Пойду проверю автоответчик и сообщу в оперативный штаб, что я дома. – Она посмотрела на меня и спросила: – Сказать им, что ты здесь?
 – Как хочешь.
 – Но в штабе должны постоянно знать твое местонахождение.
 – Я понимаю.
 – Ну так что, ты остаешься?
 – И в этом случае все зависит от твоего желания.
 Кейт повернулась и вышла через дверь, которая, наверное, вела в ее спальню или в кабинет. Прихлебывая виски, я размышлял о продолжительности и цели своего визита. Я понимал, что если допью виски и уйду, то мы с мисс Мэйфилд больше не будем приятелями. А если я останусь, то мы все равно уже не будем приятелями. Да, я действительно загнал себя в угол.
 Вернувшись, Кейт сказала:
 – На автоответчике только твое сообщение. – Она опустилась рядом на стул. – Я позвонила в оперативный штаб.
 Не выдержав, я поинтересовался:
 – Ты сказала, что я здесь?
 – Сказала. У дежурного была включена громкая связь, и я услышала, как после моих слов все дружно захихикали.
 Я улыбнулся.
 Кейт налила себе еще виски, порылась в пакетах.
 – Разве это еда? Вообще-то я умею готовить, но не готовлю. А ты что ешь дома?
 – То, что покупаю по дороге.
 – Тебе нравится жить одному?
 – Иногда.
 – А я никогда ни с кем не жила.
 – Почему?
 – Работа, звонки в любое время суток, командировки. И потом, я держу дома оружие, иногда приношу секретные документы. Опытные сотрудники говорили, что в их время, если женщина-агент жила с парнем, у нее обязательно случались неприятности.
 – Возможно, так оно и было.
 – Сейчас многое изменилось, но ты же ветеран. Расскажи, какой была жизнь в сороковых годах?
 Я улыбнулся, хотя на самом деле ничего смешного в этой подковырке не было.
 – Знаешь, я выпиваю, когда нервничаю, – призналась Кейт. – А секс всегда делает меня нервной. То есть когда в первый раз, а не вообще секс. А как у тебя?
 – Ну... я испытываю легкое напряжение.
 – Значит, ты не такой крутой, каким кажешься?
 – Ты меня с кем-то путаешь.
 – А кто эта женщина с Лонг-Айленда?
 – Я же говорил тебе. Она работает в отделе по расследованию убийств.
 – У тебя с ней серьезно? Я не хочу ставить тебя в неловкое положение.
 На это я ничего не ответил.
 – Многие женщины в нашей конторе считают тебя очень сексуальным.
 – Правда? Но я веду себя очень скромно.
 – Тут значение имеет не то, что ты говоришь и делаешь, а то, как ты ходишь и выглядишь.
 – Но я, по-моему, очень застенчивый.
 – Есть малость. А я нахалка, да?
 На такой вопрос у меня имелся прекрасный стандартный ответ.
 – Нет, ты просто откровенна и прямолинейна. Мне нравятся женщины, которые могут выразить свой интерес к мужчине без всяких хитроумных женских уловок.
 – Чушь.
 – Может быть. Давай выпьем.
 Кейт взяла бутылку и села на диван.
 – Давай посмотрим новости.
 Я взял свой стакан и присоединился к ней. Кейт включила телевизор. Как раз начался одиннадцатичасовой выпуск.
 Их главной темой была история с рейсом "Транс-континенталь" и пресс-конференции. Дикторша сообщила:
 – Мы получили сенсационные новости, касающиеся трагедии, произошедшей в субботу в аэропорту Кеннеди с рейсом сто семьдесят пять. Сегодня на совместной пресс-конференции ФБР и Департамента полиции Нью-Йорка были официально подтверждены слухи о том, что пассажиры и экипаж рейса сто семьдесят пять погибли в результате террористического акта, а не несчастного случая. ФБР назвало главного подозреваемого – это ливиец по имени Асад Халил. – На экране появилась фотография Асада Халила. – Эту фотографию мы показывали вчера вечером. Изображенный на ней человек объявлен в международный розыск...
 Кейт переключила на Эн-би-си – там рассказывали примерно то же самое, и Кейт проверила еще Эй-би-си и Си-эн-эн. Когда я сам щелкаю каналами, это нормально, но когда это делает кто-то другой – а особенно женщина, – меня это раздражает.
 Мы просмотрели несколько вариантов новостей, запись первой пресс-конференции, выслушали представителей ФБР и полиции. Затем на экране появился Джек Кениг и сказал несколько слов о координации усилий ФБР и Департамента полиции Нью-Йорка, однако ни словом не обмолвился об Особом соединении.
 Кениг ничего не сказал о Питере Гормане и Филе Хандри, но поведал о смерти Ника Монти, Нэнси Тейт и Мег Коллинз, которых назвал работниками федеральных правоохранительных органов. Умолчав, естественно, о клубе "Конкистадор". По его словам, они погибли в перестрелке с террористом во время его бегства.
 Затем репортеры стали задавать вопросы, но основные действующие лица куда-то испарились, а за столом остался один Алан Паркер, напоминающий оленя, которого в лесу внезапно ослепил свет прожекторов.
 Некоторое время мы еще слушали разные выступления и заявления, но наконец Кейт выключила телевизор и снова включила музыку.
 – А я хотел сегодня вечером посмотреть очередную серию "Секретных материалов", – с сожалением промолвил я.
 Кейт промолчала, и я понял, что наступил ответственный момент. Она налила себе виски, и я заметил, что у нее действительно дрожит рука. Я обнял Кейт за плечи, мы пили с ней виски из одного стакана и слушали приятную музыку. Наконец, откашлявшись, я спросил:
 – А мы не можем быть просто друзьями?
 – Нет. Ты мне даже не нравишься.
 – Ох...
 Наши губы слились в поцелуе, и не успел я ничего понять, как вся наша одежда оказалась на полу и кофейном столике, а мы лежали на диване совершенно голые, глядя друг на друга.
 Если бы в ФБР давали медали за хорошую фигуру, то Кейт Мэйфилд получила бы золотую звезду, украшенную бриллиантами. Правда, я лежал слишком близко, чтобы целиком охватить взглядом ее тело, но, как и большинство мужчин в подобных ситуациях, я в темноте чувствовал пальцами не хуже слепого.
 Моя ладонь гладила ее бедро, ягодицы, скользнула между ног, поднялась к животу, а затем к груди. Кожа у Кейт была гладкой и прохладной, это мне очень нравилось.
 Что касается моего тела – если это кому-то интересно, – то его можно назвать мускулистым, но пластичным. Когда-то у меня совершенно не было живота, но после того как меня ранили, у меня появился маленький животик.
 Ладонь Кейт, гладившая мою ягодицу, замерла, когда пальцы нащупали твердый шрам.
 – Что это?
 – Выходное отверстие от пули.
 – А где входное?
 – В нижней части живота.
 Пошарив у меня в паху, Кейт обнаружила шрам от входного отверстия в нескольких дюймах над лобком.
 – Ох... как близко...
 – Еще бы чуть-чуть, и мы уж точно были бы только друзьями.
 Кейт засмеялась и обняла меня так сильно, что из моих легких вышел весь воздух. Ничего себе, ну и силенка у этой женщины.
 Где-то в глубине сознания я ничуть не сомневался, что Бет Пенроуз не понравилось бы мое теперешнее поведение. В конце концов, есть же у меня совесть. Но судя по тому, что творилось с моим членом, у него не было никакой совести. И чтобы разрешить это противоречие, я отключил сознание и позволил члену делать то, что ему хочется.
 Мы обнимались и целовались целых десять минут. Есть определенная прелесть в изучении незнакомого обнаженного женского тела, его холмов и долин, запаха и вкуса. Мне нравились подобные любовные игры, однако мой член стал проявлять нетерпение, и я предложил Кейт пройти в спальню.
 – Нет, давай здесь, – ответила она.
 Что ж, здесь так здесь. Нет проблем. Правда... диван неудобный... но и это не беда.
 Кейт легла на меня сверху, и через мгновение наши сугубо профессиональные и дружеские отношения остались в прошлом.


* * *

 Я лежал на диване, а Кейт ушла в ванную. Я не знал, какими контрацептивами она пользовалась, но поскольку не заметил в квартире детских вещей, то решил, что она держит это дело под контролем.
 Вернувшись из ванной, Кейт зажгла лампу рядом с диваном. Она стояла и смотрела на меня сверху вниз. Я сел и теперь мог разглядеть ее тело целиком. Оно действительно было превосходным, однако оказалось чуточку полнее, чем я представлял себе в тех редких случаях, когда мысленно раздевал ее.
 Кейт опустилась передо мной на колени и раздвинула мои ноги. Я заметил у нее в руке влажное полотенце, которым она принялась вытирать у меня в паху, на что мой член немедленно отреагировал.
 – Неплохо для ветерана, – заметила Кейт. – Ты принимаешь виагру?
 – Нет, я пью бром, чтобы успокаивать его.
 Кейт засмеялась и уткнулась лицом в мои колени. Я погладил ее по волосам.
 Она вскинула голову и дотронулась до шрама на моей груди, затем положила ладонь мне на спину и нащупала выходное отверстие от пули.
 – А эта пуля поломала тебе ребра, – определила она.
 Наверное, агенты ФБР должны разбираться в таких вещах. Но прозвучало это как-то слишком по-медицински. Хотя все же лучше, чем сюсюканье вроде: "Ох, бедняжка, наверное, тебе было больно".
 – Есть хочешь? – спросила Кейт.
 – Ага.
 – Ладно, я сделаю яичницу.
 Она удалилась на кухню, а я поднялся с дивана и принялся собирать разбросанную одежду.
 – Не одевайся! – крикнула мне из кухни Кейт.
 – Да я просто хотел примерить твои лифчик и трусики.
 Кейт снова засмеялась.
 Я видел, как она ходит по кухне обнаженная, сейчас она была похожа на богиню, выполняющую священный ритуал в храме.
 От нечего делать я принялся рассматривать книги, стоявшие на полках. По тому, что человек читает, обычно можно составить о нем мнение. У Кейт на полках в основном присутствовали учебные пособия, которые действительно следует читать, если хочешь поддерживать высокий уровень профессионализма. Здесь были книги о ФБР, о терроризме, учебники по психологии и тому подобное. Никаких романов или классической литературы, поэзии или книг по искусству. Это убедило меня в первоначальном мнении, что Кейт Мэйфилд – преданный делу профессионал.
 Однако бросалась в глаза и другая черта ее натуры: ей нравились мужчины, нравился секс. Но почему она выбрала именно меня? Возможно, ей просто захотелось подразнить своих коллег, заведя роман с полицейским. Может, ей надоело жить по неписаным правилам и директивам? Кто знает. Мужчина вообще может сойти с ума, гадая, почему именно его выбрали в качестве сексуального партнера.
 Зазвонил телефон. Агенты ФБР должны иметь отдельную линию для служебных звонков, однако Кейт даже не удосужилась взглянуть на телефон, висевший на стене в кухне, чтобы узнать, по какой линии звонят. Звонки смолкли, как только включился автоответчик.
 – Может, тебе помочь? – предложил я.
 – Да, помоги. Пойди причешись и смой с лица губную помаду.
 Я направился в спальню. Если не считать убранной постели, здесь царил такой же беспорядок, как и в гостиной. Создавалось впечатление, что эта квартира в Манхэттене не стала настоящим домом для Кейт Мэйфилд.
 Я вошел в ванную. А тут вообще царил такой бардак, словно кто-то провел здесь обыск. Я выудил расческу из кучи всякой косметики, причесался, умыл лицо и прополоскал рот эликсиром. Затем внимательно посмотрел на себя в зеркало: мешки под налитыми кровью глазами, лицо бледное. Да, Джон Кори, жизнь здорово тебя потрепала, однако есть еще порох в пороховницах.
 Вернувшись в гостиную, я увидел на кофейном столике две тарелки с яичницей, тосты, два стакана апельсинового сока. Я уселся на диван, а Кейт опустилась на колени напротив меня, и мы стали есть. Оказывается, я здорово проголодался.
 – Ты знаешь, я в Нью-Йорке уже восемь месяцев, и за все это время ты у меня первый мужчина, – призналась Кейт.
 – Я это заметил.
 – А у тебя?
 – У меня уже много лет не было мужчин.
 – Джон, я серьезно.
 – Ну... что тебе сказать? Я иногда встречаюсь с женщиной. Ты же знаешь об этом.
 – А мы можем избавиться от нее?
 Я засмеялся.
 – Мне не хотелось бы... после того, что случилось... я буду чувствовать себя... понимаешь?
 Я не был уверен, что понимаю, но сказал:
 – Конечно, понимаю.
 Долгое время мы смотрели друг на друга, затем я понял, что нужно что-то говорить.
 – Послушай, Кейт, мне кажется, тебе просто одиноко. Я не слишком подходящий выбор. Возможно, в данный момент я тебя устраиваю, но...
 – Чушь. Я не страдаю от одиночества, мужчины постоянно пристают ко мне. Твой друг, Тед Нэш, раз десять делал мне всякого рода предложения.
 – Что? – я выронил вилку. – Этот мелкий пакостник...
 – Ты не прав.
 – Неужели ты принимала его предложения?
 – Мы просто поужинали несколько раз. Налаживали контакты между нашими ведомствами.
 – С ума сойти. Почему ты смеешься?
 Кейт не сказала мне, почему она смеется, но я, похоже, понял причину ее смеха. Она, закрыв лицо ладонями, пыталась прожевать яичницу и одновременно смеялась.
 – Если ты подавишься, я не смогу тебя спасти, – предупредил я.
 Это рассмешило ее еще больше.
 Я решил сменить тему разговора и спросил, что она думает по поводу пресс-конференций.
 Кейт ответила, но я ее не слушал. Я думал о Теде Нэше, о том, как он приставал к Бет Пенроуз, когда мы расследовали прошлое дело. Терпеть не могу конкурентов. А может, Кейт, зная об этом, все выдумала, чтобы позлить меня?
 Затем я подумал о Бет Пенроуз и, если быть честным, ощутил чувство вины. Я по большей части однолюб, то есть предпочитаю единственную головную боль... ну, если не считать того случая, когда я отправился на выходные в Атлантик-Сити сразу с двумя сестрами. Но это другая история.
 Кейт пересела ко мне на диван, мы молча ели, и наши тела касались друг друга. Я уже давно не ел голым в обществе обнаженной женщины, но помню, что тогда мне это очень понравилось. Если подумать, есть нечто такое пикантное в еде в обнаженном виде. Вроде бы и примитивный процесс, но очень чувственный.
 – Утром я позвоню Бет и скажу ей, что между нами все кончено, – пообещал я Кейт.
 – Можешь не беспокоиться, я сама это сделаю, – со смехом ответила Кейт.
 Наша близость явно смущала ее меньше, чем меня. А я на самом деле растерялся, возможно, был даже немного напуган. Ладно, завтра утром во всем разберусь.
 – Теперь поговорим о делах, – решила Кейт. – Расскажи мне про того информатора.
 Я еще раз рассказал ей про допрос Фади Асвада, это помогло мне почти избавиться от чувства вины перед Бет Пенроуз.
 Выслушав, Кейт спросила:
 – А ты не думаешь, что это часть хитроумного плана?
 – Нет, ведь убили его шурина.
 – И все же нельзя полностью доверять его словам, мы просто не представляем себе, насколько безжалостными могут быть эти люди.
 – А зачем им надо пытаться убедить нас в том, что Асад Халил приехал в Перт-Амбой на такси?
 – Чтобы мы перестали искать его в Нью-Йорке.
 – Ты преувеличиваешь. Если бы ты видела Фади Асвада, то поняла бы, что он говорит правду. И Габриель так считает, а я доверяю его интуиции.
 – Фади говорит правду о том, что знает. Но это вовсе не доказывает, что в такси находился именно Халил. Но если это действительно был Халил, то убийцу во Франкфурте нам подсунули для отвода глаз.
 – Вот именно. – Мне редко приходилось устраивать мозговые атаки в голом виде в обществе коллеги противоположного пола, и не так уж это приятно, как может казаться. Но в любом случае лучше, чем долгое совещание за столом. – Я спас тебя от нескольких недель в Европе в обществе Теда Нэша.
 – Вот я и думаю, что ты специально все подстроил, чтобы не пустить меня в Европу.
 Я улыбнулся.
 Помолчав немного, Кейт спросила:
 – Ты веришь в судьбу?
 Я задумался. Мою стычку с двумя испанскими джентльменами на Западной Сто второй улице предопределила цепочка событий, после этого я по здоровью ушел из полиции и попал в Особое антитеррористическое соединение. Я не верю в предопределение, в судьбу, шанс или удачу. Я считаю, что нашими поступками управляет сочетание свободного выбора и случайного хаоса и что весь наш мир похож на распродажу женской одежды в шикарном универмаге. В любом случае надо постоянно не дремать и быть настороже, чтобы иметь возможность сделать свободный выбор в хаотичной и опасной обстановке.
 – Джон?
 – Нет, я не верю в судьбу. Не считаю, что нам суждено было встретиться и заняться любовью в твоей квартире. Наша встреча оказалась случайностью, а что касается занятия любовью, так это была твоя идея. Прекрасная идея, между прочим.
 – Спасибо. Теперь твоя очередь соблазнить меня.
 – Я знаю правила. Я всегда присылаю цветы.
 – Не надо цветов. Просто будь ласков со мной на публике.
 У меня есть хороший знакомый, он писатель и многое знает о женщинах. Так вот, он как-то сказал мне: "Мужчины разговаривают с женщинами, чтобы затащить их в постель, а женщины затаскивают мужчин в постель, чтобы поговорить с ними".
 По-моему, вполне мудро. Вот и мне не очень хотелось разговаривать с Кейт Мэйфилд после занятий любовью.
 – Джон?
 – Ох... ну, если я буду ласков с тобой на публике, то пойдут разговоры.
 – Вот и хорошо. А другие мужчины отстанут от меня.
 – Какие другие? Есть еще кто-то, кроме Нэша?
 – Не имеет значения. – Кейт откинулась на спинку дивана, положила ноги на кофейный столик, потянулась и зевнула.
 – Господи, как же хорошо, – промолвила она.
 – Я старался изо всех сил.
 – Я имею в виду ужин.
 – Ох! – Я взглянул на часы. – Мне нужно идти.
 – Ни в коем случае. Я так давно не проводила ночь с мужчиной, что уже забыла, как это бывает.
 Я усмехнулся. Мне нравилось в Кейт то, что на людях она выглядела и вела себя скромно, но здесь... ну, вы и сами знаете. Это заводит многих мужчин, и я один из таких.
 – Но у меня нет зубной щетки, – попытался возразить я.
 – У меня есть туалетный набор для мужчин, такие выдают в салонах бизнес-класса. Найдешь там все, что тебе нужно.
 – А какой авиакомпании? Я предпочитаю "Бритиш эйруэйз".
 – По-моему, "Эр Франс". Там даже есть презерватив.
 – Кстати, что касается предохранения...
 – Положись на меня. Я работаю на федеральное правительство.
 Пожалуй, это была лучшая шутка из тех, что мне пришлось услышать за последние несколько месяцев.
 Кейт включила телевизор и легла на диван, положив голову мне на колени. Мой член, зашевелившись, уперся ей в шею, и Кейт со смехом попросила:
 – Пусть поднимет мне голову на несколько дюймов повыше.
 Мы смотрели все подряд: новости, специальные репортажи и прочую муру, поэтому только в три часа ночи удалились в спальню, прихватив с собой наши пистолеты.
 – Дома я сплю голый, но надеваю кобуру с пистолетом, – признался я.
 Кейт улыбнулась и, зевнув, надела на голое тело кобуру с пистолетом. Если вы понимаете толк в таких вещах, то согласились бы, что это выглядит очень сексуально. Кейт посмотрела на себя в зеркало.
 – Они хорошо смотрятся вместе, я имею в виду груди и пистолет, – сказала она.
 – Полностью согласен с тобой.
 – Это кобура моего отца. Я не хотела говорить ему, что агенты уже не пользуются плечевыми кобурами. Так что я надеваю эту сбрую очень редко, но каждый раз, когда еду к родителям.
 Я кивнул. Оказывается, Кейт Мэйфилд уважала родителей.
 Она сняла кобуру, подошла к телефону, стоявшему на ночном столике, и нажала кнопку автоответчика. Раздался голос, который я не мог спутать ни с каким другим, говорил Тед Нэш.
 – Кейт, это Тед, звоню из Франкфурта. Мне сообщили, что вы с Кори не прилетите сюда. Зря, думаю, вы оба упускаете прекрасную возможность. По моему мнению, убийство таксиста просто уловка. В любом случае позвони мне. Сейчас в Нью-Йорке уже за полночь, и я подумал, что ты дома. В конторе мне сказали, что вы уехали домой... Кори тоже нет дома. Ладно, можешь звонить мне сюда до четырех утра по вашему времени. – Тед продиктовал номер телефона. – Я тоже буду пытаться поймать тебя в конторе, надо поговорить.
 Мы с Кейт молчали, но меня как-то расстроил голос Теда, звучавший в спальне Кейт. Наверное, и она почувствовала то же самое, поскольку сказала:
 – Еще успеем наговориться.
 – А то можешь позвонить, – предложил я. – Наверное, он сейчас любуется собой в зеркало перед сном.
 Кейт улыбнулась.
 Наверное, у Теда, как обычно, имелась какая-то своя версия, отличная от моей. А я считал, что убийство во Франкфурте совершено для отвода глаз. Возможно, старина Тед уже понял это, но я зачем-то понадобился ему в Германии. Интересно. Что ж, если Тед просит меня прибыть в пункт Б, то я остаюсь в пункте А. Все просто.
 Кейт уже лежала в постели и жестами приглашала меня присоединиться к ней. Я забрался в постель, и мы обнялись. Простыни были прохладными и накрахмаленными, подушки и матрас упругими, как и тело Кейт Мэйфилд. Конечно, лучше лежать с ней в постели, чем отключиться у себя дома в кресле перед телевизором.
 Весь мой организм уже практически спал, и только член бодрствовал. Такое иногда случалось. Кейт взгромоздилась на меня, в какой-то момент я полностью отключился, и мне приснился вполне реалистичный сон о том, как я занимаюсь любовью с Кейт Мэйфилд.

 Глава 41

 Асад Халил разглядывал сельские пейзажи, а "апач" тем временем летел в чистом небе на высоте семь с половиной тысяч футов, держа курс на северо-восток, в направлении Лонг-Айленда.
 Билл Сатеруэйт проинформировал своего пассажира:
 – Хороший попутный ветер, прилетим даже немного раньше.
 – Отлично. – "Попутный ветер сокращает твою жизнь", – подумал Халил.
 – Так вот, как я уже говорил, это была самая продолжительная из всех операций. А кабина F-111 не очень удобная.
 Халил сидел молча и слушал.
 – Эти чертовы французы не разрешили нам лететь над их территорией. А итальянцы молодцы, сказали, что в случае необходимости можно садиться на Сицилии. Так что с вами можно иметь дело.
 – Спасибо.
 Сейчас самолет пролетал над Норфолком, штат Виргиния, и Сатеруэйт воспользовался этой возможностью, чтобы продемонстрировать военно-морскую мощь Соединенных Штатов.
 – Посмотрите, это наш флот... видите у причалов два авианосца? Видите?
 – Да.
 – Моряки здорово помогли нам в ту ночь. Они не предпринимали никаких действий, но мы знали, что они готовы прикрыть нас на обратном пути, и это придавало нам уверенности.
 – Да, я это понимаю.
 – Однако все получилось так, что дерьмовые ливийские самолеты даже не преследовали нас после завершения налета. Наверное, их летчики попрятались под кровати и напустили в штаны, – со смехом закончил Сатеруэйт.
 Стыдясь и злясь на себя, Халил вспомнил, как сам растерялся и перепугался во время бомбардировки.
 – Но по-моему, ливийские ВВС все-таки сбили один американский самолет, – напомнил он.
 – Нет, их самолеты даже не поднялись с земли.
 – Но вы же потеряли один самолет... верно?
 Сатеруэйт бросил взгляд на своего пассажира.
 – Да, мы потеряли один самолет, но все были уверены, что пилот при заходе на побережье слишком снизился и коснулся воды.
 – Но, возможно, его сбили ракетой или огнем зениток.
 Сатеруэйт снова взглянул на пассажира.
 – Их противовоздушная оборона обделалась. Да, русские снабдили их первоклассным оружием, но у ливийцев не хватило мозгов или смелости воспользоваться им. – Он помолчал, обдумывая свои слова, затем добавил: – Хотя они действительно выпустили по нам множество ракет класса "земля – воздух". Когда не хватало времени на противоракетный маневр, приходилось лететь прямо среди ракет.
 – Вы вели себя очень храбро.
 – Эй, мы просто выполняли свою работу.
 – И ваш самолет первым достиг Эль-Азизии?
 – Да, мы первыми... эй, разве я упоминал Эль-Азизию?
 – Конечно, упоминали.
 – Правда? – Сатеруэйт не помнил, чтобы он говорил об этом местечке с таким трудным названием. – В общем, как бы там ни было, мой офицер управления системами огня, Чип... не могу называть его фамилию... он сбросил три бомбы, потом еще одну, и куда-то попал.
 – А куда он попал?
 – Не знаю. Мы потом смотрели спутниковые фотографии – бомбы попали в какие-то казармы или дома, хотя нашей целью было здание старого итальянского склада военного имущества. Да какая разница? Разбомбили что-то, и ладно. Эй, а знаете, как мы подсчитывали трупы? Считали на фотографиях руки и ноги, а потом делили на четыре. – Сатеруэйт захохотал.
 Асад Халил почувствовал, как учащенно забилось сердце, и мысленно попросил Аллаха помочь ему держать себя в руках. Халил несколько раз глубоко вздохнул и закрыл глаза. Теперь он знал, что именно этот человек убил его семью. В воображении возникли образы его братьев – Эсама и Кадира, сестер – Адары и Лины. И матери. Мать улыбалась ему из рая, обнимая своих четверых детей. Она кивала головой и шевелила губами... Халил не мог слышать, что она говорит, но понимал – она гордится им и вдохновляет его на завершение мести.
 Халил открыл глаза и посмотрел на голубое небо. По небу плыло одно-единственное яркое белое облако, и Халил подумал, что на этом облаке находится его семья.
 Подумал Халил и об отце, которого плохо помнил, и мысленно произнес: "Отец, я сделаю все, чтобы ты гордился мной".
 И тут до него дошло, что этот монстр, который сидит рядом с ним, виновен и в смерти Багиры.
 А Билл Сатеруэйт тем временем продолжил свой рассказ:
 – Конечно, хотелось бы бомбить самого Каддафи. Это была цель Пола, однако ублюдку повезло. Тут еще дело было вот в чем. Этот слизняк, наш президент Картер, подписал дурацкий закон – нельзя убивать глав государств. Полная чушь. Можно крошить гражданское население, но нельзя убивать их босса. Хорошо, что Рейган оказался в десять раз решительнее Картера. Ронни сказал: "Убейте его", – и Пол выполнил приказ. Понимаете? Офицером управления системами огня у него был Джим, тот самый парень, который живет на Лонг-Айленде. Пол отыскал дом Каддафи, и Джим сбросил одну из бомб прямо на него. Дом превратился в руины, но этот гребаный Каддафи ночевал где-то в палатке... я уже рассказывал вам об этом? Ладно, короче говоря, ублюдок сбежал, отделавшись лишь поносом.
 Асад Халил еще раз глубоко вздохнул и сказал:
 – Но вы говорили, что погибла его дочь.
 – Да... так получилось. Но таков наш проклятый мир. Верно? Вот когда пытались взорвать Гитлера, вокруг него погибла куча людей, а этому засранцу хоть бы что. Куда смотрит Бог? Не знаете? Погибает маленькая девочка, мы выглядим убийцами, а главный подонок благополучно сматывается.
 Халил промолчал.
 – А еще один удар наносила другая эскадрилья. Я вам рассказывал об этом? Им наметили цели в Триполи, и одной из них было французское посольство. Конечно, сейчас в этом никто не признается. Предполагалось потом объяснить все это ошибкой, но один из наших парней намеренно сбросил бомбу во двор французского посольства. Никто не погиб, в такой ранний час там и не должно было никого быть. Но подумайте... мы бомбим дом Каддафи, а он оказывается во дворе. Мы специально бомбим двор французского посольства, но там никого нет. Улавливаете мою мысль? Что, если было бы наоборот? Видимо, той ночью Аллах хранил эту сволочь.
 Халил почувствовал, что у него дрожат руки, а потом затряслось и все тело. Если бы они были на земле, он убил бы эту собаку-неверного голыми руками. Закрыв глаза, Халил стал молиться.
 А Сатеруэйт продолжил:
 – Ронни был храбрым малым. Нам нужны такие люди в Белом доме. А Буш был пилотом истребителя. Вы знаете об этом? Его сбили японцы над Тихим океаном. Нормальный парень. А потом пришел этот чудак из Арканзаса... вы знаете наших политиков?
 Халил открыл глаза и ответил:
 – Я гость в вашей стране, поэтому не обсуждаю американских политиков.
 – Да? Понятно. Но как бы там ни было, гребаные ливийцы получили по заслугам за взрыв на дискотеке.
 Некоторое время Халил молчал, потом заметил:
 – Это было так давно, но вы, похоже, все прекрасно помните.
 – Да... трудно забыть боевой опыт.
 – Уверен, что и в Ливии ничего не забыли.
 Сатеруэйт рассмеялся.
 – Наверняка не забыли. Знаете, у этих чертовых арабов хорошая память. Через два года после бомбардировки Ливии они взорвали в воздухе самолет компании "Пан-Ам".
 – Как гласит еврейская пословица, око за око, зуб за зуб.
 – Да. И удивительно, что мы не отплатили им за это. Но как бы там ни было, этот трусливый Каддафи выдал тех, кто подложил бомбу. Меня удивил его поступок. Интересно, что это за игра?
 – Что вы имеете в виду?
 – Я хочу сказать, что у этого негодяя наверняка припрятана какая-то подлянка в рукаве. Понимаете? Зачем ему понадобилось выдавать своих людей, которые по его приказу подложили бомбу в самолет?
 – Возможно, на него оказал сильное давление Международный трибунал.
 – Да? А что дальше? Теперь ему требуется сохранить лицо перед своими дружками, арабскими террористами, и он организует новый террористический акт. Вероятно, таким актом и было то, что произошло с рейсом один семь пять компании "Транс-континенталь". Ведь в этом деле подозревают ливийца, так ведь?
 – Я мало знаком с этим случаем.
 – Я тоже, честно говоря. Знаю только то, что говорят в "Новостях".
 Халил кивнул.
 – Но возможно, вы правы и последний террористический акт является местью за то, что ливийцев вынудили выдать своих людей. А может, Ливия еще полностью на отомстила за тот авианалет.
 – Кто знает? Мозги сломаешь, пока поймешь этих арабов.
 Халил промолчал.
 Полет продолжался, а Сатеруэйт, похоже, потерял интерес к разговору и несколько раз зевнул. Самолет двигался вдоль побережья штата Нью-Джерси, солнце уже садилось. Халил увидел внизу разбросанные огни.
 – Что это? – спросил он.
 – Где? А-а... это Атлантик-Сити, я был здесь однажды. Отличное место, если вы любите вино, женщин и песни.
 Халилу вспомнилась строчка из стихотворения великого персидского поэта Омара Хайяма: "Будут гурии, мед и вино – все услады вкусить нам в раю суждено".
 – Значит, это рай? – спросил он.
 Сатеруэйт рассмеялся.
 – Да. Или ад. Зависит от того, как карта ляжет. Вы игрок?
 – Нет.
 – А я думал, что сицилийцы азартные игроки.
 – Мы вовлекаем других в игру. Побеждают те, кто сам не участвует в игре.
 – Тут вы правы.
 Сатеруэйт сделал правый разворот, и самолет лег на новый курс.
 – Здесь мы перелетим через кусочек Атлантики и попадем прямо на Лонг-Айленд. Я начинаю снижаться, так что может слегка заложить уши.
 Халил взглянул на свои часы: пятнадцать минут восьмого, солнце уже почти зашло за горизонт на западе. На земле внизу было темно. Халил снял солнцезащитные очки, положил их в карман пиджака и надел обычные очки.
 – Я вот думаю, какое совпадение, что у вас друг живет на Лонг-Айленде, – обратился он к Сатеруэйту.
 – Это точно.
 – А у меня есть клиент на Лонг-Айленде, которого тоже зовут Джим.
 – Но это не может быть Джим Маккой.
 – Да, его фамилия Маккой.
 – Он ваш клиент? Джим Маккой?
 – Так это тот самый директор Музея авиации?
 – Да, черт меня побери! Откуда вы знаете его?
 – Он покупает полотно на моей фабрике в Сицилии. Это специальное полотно для масляных красок, но оно прекрасно подходит для того, чтобы обтягивать им каркасы старых самолетов в его музее.
 – Бывает же такое! Значит, вы продаете Джиму полотно?
 – Я продаю их музею. С самим мистером Маккоем я никогда не встречался, но он очень доволен качеством моего полотна. Оно не такое тяжелое, как корабельная парусина, а поскольку его нужно натягивать на каркасы, то масса материала имеет большое значение. – Халил постарался вспомнить, что еще ему рассказывали в Триполи, и продолжил: – Так как моя ткань предназначена для художников, она обладает способностью поглощать самолетную краску гораздо лучше, чем парусина. Парусина в любом случае сегодня встречается редко, ведь большинство парусов изготавливают из синтетических волокон.
 – Да? А я и не знал.
 Халил помолчал некоторое время, затем спросил:
 – А мы могли бы сегодня вечером навестить мистера Маккоя?
 Билл Сатеруэйт задумался.
 – Наверное... я могу ему позвонить...
 – Я не стану пользоваться тем, что он ваш друг, и не буду вести деловых разговоров. Я только хочу увидеть самолет, крылья которого обтянуты моим полотном.
 – Понятно. Я думаю...
 – И разумеется, я буду настаивать, чтобы за эту услугу вы приняли от меня небольшой подарок... скажем, пятьсот долларов.
 – Договорились. Я позвоню ему в офис и узнаю, на месте ли он.
 – А если нет, то, может, вы позвоните ему домой и попросите принять нас в музее?
 – Конечно. Джим сделает это для меня. Он давно приглашал меня на экскурсию.
 – Отлично. А то утром у меня может не быть времени. Я хочу в рекламных целях подарить музею две тысячи квадратных метров полотна. Такая встреча даст мне возможность преподнести свой подарок.
 – Разумеется. Да, бывают же совпадения. Мир тесен.
 – И с каждым годом он становится все теснее.
 Халил мысленно рассмеялся. Не было насущной необходимости в том, чтобы этот пилот устраивал ему встречу с бывшим лейтенантом Маккоем, но так получалось проще. У Халила имелся домашний адрес Маккоя, и не имело значения, где убить этого человека – дома вместе с женой или в музее. В музее, пожалуй, даже лучше, это было бы символично. Важно сейчас было только одно: ему, Асаду Халилу, требовалось сегодня вечером улететь на запад для завершения финальной части его деловой поездки в Америку.
 Пока все шло так, как и планировалось. Через день или два американские спецслужбы могут установить определенную связь между убийствами, которые на первый взгляд совершенно не связаны между собой. А если они уже сделали это, то он готов сейчас умереть, потому что и так уже сделал много: Хамбрехт, Уэйклифф и Грей. Если он сумеет добавить к ним Маккоя, то совсем хорошо. Но если его поджидают в аэропорту, или в музее, или в доме Маккоя, а то и во всех этих местах, то по крайней мере умрет эта поганая свинья, которая сидит рядом. Халил бросил взгляд на пилота и улыбнулся. "Ты труп, лейтенант Сатеруэйт, но ты еще этого не знаешь".
 Они продолжали снижаться, направляясь к Лонг-Айленду, и Халил уже мог видеть впереди береговую линию. Вдоль побережья горело множество огней, слева виднелись нью-йоркские небоскребы.
 – Мы будем пролетать рядом с аэропортом Кеннеди? – спросил Халил.
 – Нет, но вы можете увидеть его вон там, за заливом. – Сатеруэйт указал на огромное освещенное пространство рядом с водой. – Видите?
 – Да.
 – Мы сейчас на высоте тысяча футов, ниже схем посадок аэропорта Кеннеди, поэтому нам, слава Богу, не нужно иметь дело с этими ослами, которые сидят в диспетчерской вышке.
 Халила удивляло, как запросто богохульствует этот человек. Конечно, в его стране тоже встречались богохульники, но не такие злостные. В Ливии за подобное кощунство, за упоминание имени Аллаха всуе, эту свинью высекли бы плетьми.
 Сатеруэйт взглянул на своего пассажира:
 – Значит, вы занимаетесь производством полотна.
 – Да. А вы думали, чем я занимаюсь?
 Сатеруэйт улыбнулся.
 – Честно говоря, я думал, что вы занимаетесь темными делами.
 – То есть?
 – Ну, мафия... и все такое.
 Халил тоже улыбнулся.
 – Я честный человек, торгую текстилем. Разве мафиози полетел бы на таком старом самолете?
 – Нет, наверное. Но ведь я доставил вас сюда в целости и сохранности, разве не так?
 – Мы еще не приземлились.
 – Приземлимся. Я еще никого не убивал.
 – Но вы же сами рассказывали...
 – Да... но мне платили за то, что я убивал людей. А теперь мне платят за то, что они остаются целы. – Сатеруэйт рассмеялся. – При катастрофе первым погибает пилот. А разве я похож на труп?
 Халил улыбнулся и ничего не ответил.
 Сатеруэйт включил рацию и вызвал диспетчерскую аэропорта Макартур.
 – Вышка Лонг-Айленд, я "Апач-64", нахожусь в десяти милях к югу, высота тысяча футов, прошу разрешения на посадку. – Он выслушал разрешение и инструкции.
 Через несколько минут впереди показался большой аэропорт, и Сатеруэйт повел самолет на посадку на полосу двадцать четыре.
 Согласно информации, полученной Халилом еще в Триполи, этот аэропорт находился в семидесяти пяти километрах от аэропорта Кеннеди. А поскольку здесь не было международных рейсов, то и система безопасности не отличалась строгостью. И потом, сейчас он летел на частном самолете, позже будет улетать тоже на частном самолете. По всей Америке система безопасности на участках аэропортов для частных самолетов практически отсутствовала.
 Ирония заключалась в том, что лет пятнадцать назад американское правительство определило для коммерческих аэропортов первый уровень безопасности, после чего частные самолеты, перевозившие не прошедших регистрацию пассажиров, уже не могли подруливать к коммерческим терминалам, как делали это раньше. Для них определили специальные места под названием "Авиация общего назначения", где не было системы безопасности.
 И как следствие этого, те самые люди, которые портили жизнь американцам – террористы, наркоторговцы, всякого рода революционеры и психи, – получили возможность свободно летать по стране, если они пользовались частными самолетами и приземлялись на частных аэродромах. Либо, как сегодня, в специальной зоне коммерческого аэропорта. И никто, включая пилотов, не интересовался, почему пассажиры, которым дальше надо было брать напрокат автомобиль, или садиться в такси, или пересаживаться на коммерческий рейс в аэропорту, приземляются так далеко от главного терминала. Подобные вопросы просто запрещались.
 Асад Халил мысленно поблагодарил глупых чиновников, которые облегчили выполнение его миссии.
 Колеса шасси аккуратно коснулись посадочной полосы, и Халил удивился, насколько мягко прошла посадка, если учесть, что у пилота не все в порядке с психикой.
 – Вот видите? Вы в целости и сохранности, – заявил Сатеруэйт.
 Халил промолчал.
 Сатеруэйт подрулил к концу взлетной полосы и свернул на рулежную дорожку. Затем самолет двинулся к частным ангарам, которые Халил заметил еще с воздуха.
 Солнце уже зашло, и аэропорт погрузился в темноту, если не считать огней посадочных полос и освещенного здания Авиации общего назначения. "Апач" остановился возле ангаров, вдалеке от главного терминала.
 Халил посмотрел в окно, пытаясь обнаружить какие-либо признаки опасности или ловушки, устроенной для него. Он был готов выхватить пистолет и приказать пилоту снова взлететь, но, похоже, все было в порядке.
 Сатеруэйт заглушил двигатели.
 – Все, выбираемся из этого летающего гроба, – со смехом объявил он.
 Мужчины отстегнули ремни безопасности и забрали свои вещи. Халил распахнул дверцу и выбрался на крыло, правую руку он держал в кармане пиджака, сжимая рукоятку "глока". Он решил, что при малейших признаках опасности пустит пулю в голову Сатеруэйту – жаль только, что не будет времени объяснить бывшему лейтенанту Сатеруэйту причину, по которой он приговорен к смерти.
 Теперь Халил уже не искал взглядом опасность, он пытался учуять ее. Он стоял не шевелясь, совсем как лев, и втягивал ноздрями воздух.
 – Эй, вы в порядке? – спросил Сатеруэйт. – Прыгайте. Ваши ноги гораздо ближе к земле, чем глаза. Прыгайте.
 Халил последний раз огляделся по сторонам. Похоже, все было в порядке. Он спрыгнул с крыла на землю.
 Сатеруэйт последовал за ним и уже на земле потянулся и зевнул.
 – Здесь хорошо, прохладно, – сказал он. – Я договорюсь со смотрителем, чтобы он отвез нас к терминалу. А вы подождите здесь.
 – Я пойду с вами.
 – Как хотите.
 Они отправились к соседнему ангару, где отыскали смотрителя.
 – Вы можете отвезти нас к терминалу? – спросил Сатеруэйт.
 – А вон видите белый фургон, он сейчас отправляется к терминалу.
 – Отлично. Послушайте, я тут заночую, а вылетать буду ближе к полудню, а может, и позже. Вы не могли бы дозаправить и покрасить мой самолет? – Сатеруэйт рассмеялся.
 – Похоже, твоя птичка нуждается не только в покраске, – ответил смотритель. – Стояночный тормоз отключен?
 – Да.
 – Тогда я отбуксирую его к заправке, там и заправлю.
 – Все шесть баков. Спасибо.
 Халил и Сатеруэйт поспешили к фургону. Сатеруэйт поговорил с водителем, и они забрались на заднее сиденье. На средних сиденьях расположились молодой парень и привлекательная блондинка.
 Когда фургон двинулся в объезд ангаров, Халил, продолжавший сжимать в кармане рукоятку "глока", спросил водителя:
 – Куда вы едете?
 – К терминалу, но здесь нельзя проехать напрямую.
 Сатеруэйт обратился к сидевшей впереди парочке:
 – Вы, ребята, только что прилетели?
 Парень повернул голову и посмотрел сначала на Халила. Их взгляды встретились, но Халил понимал, что в темноте фургона невозможно как следует разглядеть его лицо. Парень перевел взгляд на Сатеруэйта и ответил:
 – Да, только что прилетели из Атлантик-Сити.
 – Повезло? – Сатеруэйт кивнул в сторону блондинки, улыбнулся и подмигнул.
 Парень вымученно улыбнулся в ответ.
 – Везение тут совершенно ни при чем.
 Он отвернулся, и поездка продолжилась в тишине. У здания главного терминала парочка вышла и направилась к стоянке такси.
 Халил обратился к водителю:
 – Простите, я забронировал автомобиль в прокатном агентстве "Херц", у меня есть их золотая карточка. Вы не могли бы отвезти нас прямо на стоянку агентства?
 – Да, пожалуйста.
 Через несколько минут фургон остановился у небольшой эксклюзивной стоянки, предназначенной для клиентов "Херц", обладающих золотой карточкой.
 Под длинным освещенным металлическим навесом располагались двадцать пронумерованных стоянок, на каждой имелась освещенная табличка с фамилией. Отыскав надпись "Бадр", Халил направился к машине. Сатеруэйт последовал за ним. На стоянке их ждал черный "линкольн таун-кар". Халил распахнул заднюю дверцу и положил на сиденье свой чемодан.
 – Вы взяли ее напрокат? – поинтересовался Сатеруэйт.
 – Да, а "Бадр" – это название нашей компании.
 – И что... не надо заполнять никаких бумаг?
 – Это специальная услуга, она позволяет избегать длинных очередей. Садитесь.
 Сатеруэйт пожал плечами, распахнул дверцу со стороны пассажирского сиденья, забрался внутрь, а свою сумку закинул на заднее сиденье.
 Ключи торчали в замке зажигания, Халил завел двигатель и включил фары.
 – Пожалуйста, достаньте бумаги, – попросил он Сатеруэйта.
 Билл открыл "бардачок" и достал документы, а Халил тем временем подрулил к выезду со стоянки.
 На выезде стояла будка, находившаяся в ней женщина распахнула окошко.
 – Сэр, могу я посмотреть договор об аренде и ваши водительские права?
 Халил забрал у Сатеруэйта бумаги и передал женщине. Она просмотрела их, оставила себе одну копию, а затем Халил протянул ей свои права – египетские и международные. Несколько секунд женщина изучала их, затем, бросив быстрый взгляд на Халила, вернула вместе с копией договора.
 – Все в порядке.
 Халил выехал на главную дорогу и свернул направо. Права вместе с бумагами он сунул в карман пиджака.
 – Как все просто, – сказал Сатеруэйт. – Вот, оказывается, как живут большие шишки.
 – Простите? – не понял Халил.
 – Вы богаты?
 – Богата моя компания.
 – Это хорошо. Нет необходимости ругаться с этими сучками в прокатных агентствах.
 – Совершенно верно.
 – А мотель далеко?
 – Я подумал, может, позвонить мистеру Маккою до того, как мы приедем в мотель? Сейчас около восьми.
 – Да... – Сатеруэйт бросил взгляд на автомобильный телефон. – Да, почему бы и нет?
 Халил вытащил договор и продиктовал Сатеруэйту код, позволяющий пользоваться автомобильным телефоном.
 – А номер телефона вашего друга у вас есть? – спросил Халил.
 – Да. – Сатеруэйт вытащил из кармана визитную карточку Джима Маккоя и включил свет. Он уже собрался набрать номер, но Халил остановил его:
 – Пожалуй, вам лучше представить меня только как своего друга. А когда мы встретимся, я сам все объясню. И пожалуйста, скажите мистеру Маккою, что у вас мало времени и что вам очень бы хотелось осмотреть музей сегодня. Если нужно, мы можем сначала заехать к нему домой. Как видите, у этого автомобиля есть система спутниковой навигации, так что нам не нужно объяснять, как добраться до его дома или музея. Включите, пожалуйста, громкую связь.
 Сатеруэйт посмотрел на своего бывшего пассажира, а теперь водителя, затем оглядел приборную панель.
 – Ладно. – Он набрал код, затем номер домашнего телефона Джима Маккоя.
 Халил услышал сначала гудки, а после третьего гудка ответил женский голос:
 – Алло?
 – Бетти, это Билл Сатеруэйт.
 – Ох... привет, Билл. Как дела?
 – Отлично. Как ваши детки?
 – Все в порядке.
 – Эй, а Джим дома? Мне нужно поговорить с ним по важному делу.
 – Да... ладно, я сейчас посмотрю, он говорит по другому телефону.
 – Спасибо. Скажи ему, что у меня для него сюрприз.
 – Подожди минутку.
 Халил, слышавший весь разговор, захотел поблагодарить мистера Сатеруэйта за то, что тот все сделал правильно, однако промолчал и только улыбнулся. Они сейчас ехали по шоссе, направляясь на запад, к Нассау, где находился музей, где жил и должен был умереть Джим Маккой.
 – Эй, Билл, что случилось? – раздался из динамика голос Маккоя.
 Сатеруэйт широко улыбнулся.
 – Ты не поверишь, Джим. Угадай, где я.
 После небольшой паузы Маккой спросил:
 – Где?
 – Я только что приземлился в аэропорту Макартур. Помнишь, я говорил тебе о чартерном рейсе в Филли? Так вот, мой пассажир передумал, и я здесь.
 – Здорово...
 – Джим, я улетаю завтра прямо с утра, поэтому подумал, может, я заеду к тебе или мы встретимся в музее?
 – Ну... у меня...
 – Да всего на часок. Мы уже едем, я звоню из автомобиля. Очень хочется увидеть F-111. Мы можем заехать за тобой.
 – А ты с кем?
 – С приятелем. Он прилетел со мной из Южной Каролины. Тоже хочет увидеть старые самолеты. У нас для тебя есть сюрприз. Не волнуйся, мы тебя долго не задержим. Понимаю, что позвонил неожиданно, но ты говорил...
 – Да... все нормально. Может, встретимся в музее? Сможете найти музей?
 – Да, у нас в машине "Спутниковый навигатор".
 – Вы где?
 Сатеруэйт посмотрел на Халила, и тот громко произнес:
 – Мы только что проехали Мемориал ветеранов.
 – Понятно, значит, вам ехать минут тридцать. Я встречу вас у главного входа в музей. Ищите большой фонтан. Дайте мне номер телефона в машине.
 Сатеруэйт продиктовал номер.
 – Если мы по какой-то причине потеряемся, я вам позвоню или вы звоните мне. – Маккой назвал номер своего сотового телефона. – Что у вас за машина?
 – Большой черный "линкольн".
 – Понятно. Возможно, я пошлю охранника встретить вас. – И Маккой добавил шутливым тоном: – Ладно, "Карма-57", до встречи. Конец связи.
 – Вас понял, "Элтон-38", конец связи. – Сатеруэйт улыбнулся, отключил телефон и посмотрел на Халила: – Нет проблем. – Несколько минут они ехали молча, затем Билл сказал: – Простите, но после встречи мне надо будет кое-что купить, мне понадобятся деньги...
 – Да, конечно. – Халил вытащил из кармана пиджака бумажник и протянул его Сатеруэйту. – Возьмите пятьсот долларов.
 – Может, вам лучше самому отсчитать?
 – Я веду машину. И потом, я вам доверяю.
 Сатеруэйт пожал плечами, включил свет и раскрыл бумажник. Он вытащил пачку банкнот, в ней как раз оказалось пятьсот долларов, а может, и пятьсот двадцать, трудно было считать при тусклом свете.
 – Послушайте, но у вас совсем не остается наличных.
 – Ничего, я позже заеду в банкомат.
 Сатеруэйт вернул бумажник Халилу.
 – Вы уверены, что вам сейчас не понадобятся деньги?
 – Уверен. – Халил сунул бумажник в карман пиджака, а Сатеруэйт спрятал деньги в свой бумажник.
 Через двадцать минут они миновали указатель "Музей авиации". Трехрядная подъездная дорожка вела к большому фонтану, подсвеченному синими и красными фонарями, а позади него возвышалось массивное здание с куполом из стекла и бетона. Халил обогнул фонтан и подъехал к главному входу.
 У входа стоял охранник в форме. Когда Халил остановил машину, охранник сказал:
 – Машину можете оставить прямо здесь.
 Халил заглушил двигатель и вылез из "линкольна", прихватив с собой с заднего сиденья чемодан. Сатеруэйт тоже выбрался из машины, но свою сумку оставил внутри. Халил запер машину, нажав кнопку охранной системы.
 – Добро пожаловать в Музей авиации, – поприветствовал их охранник, оглядев Халила и Сатеруэйта. – Мистер Маккой ждет в своем кабинете. Я провожу. Сэр, хотите оставить чемодан? – обратился он к Халилу.
 – В нем подарок для мистера Маккоя и фотоаппарат.
 – Хорошо.
 Халил и Сатеруэйт последовали за охранником, Халил отметил для себя, что охранник не вооружен. Они вошли внутрь здания, и охранник пояснил:
 – Здесь у нас выставочный комплекс, магазин, а вон там, впереди, кафе.
 По пути к кабинету директора охранник рассказывал об отдельных экспонатах. Халил обратил внимание на то, что большинство ламп горит, и спросил:
 – Сегодня вечером мы единственные посетители?
 – Да, сэр. Дело в том, что музей еще официально не открыт, но мы принимаем небольшие группы потенциальных спонсоров. А официальное открытие состоится через шесть или восемь месяцев.
 – Значит, у нас частная экскурсия, – заметил Сатеруэйт.
 – Да, сэр.
 Сатеруэйт посмотрел на Халила и подмигнул.
 Они подошли к двери с табличкой: "Посторонним вход воспрещен". Дальше оказался коридор, по обе стороны которого тянулись двери кабинетов. Охранник подвел их к двери с табличкой "Директор", постучал и пропустил посетителей.
 Халил и Сатеруэйт вошли в небольшую приемную. Джим Маккой сидел за столом и просматривал какие-то бумаги. Он поднялся, обошел стол и с улыбкой протянул руку.
 – Билл, как ты, черт побери?
 – Да у меня все путем. – Билл Сатеруэйт пожал руку однополчанина, они стояли, смотрели друг на друга и улыбались.
 Наблюдая за этими людьми, Халил подумал, что они просто изображают большую радость от встречи. Джим Маккой не отличался такой хорошей спортивной формой, как генерал Уэйклифф или лейтенант Грей, однако выглядел гораздо лучше Сатеруэйта. Хороший костюм Маккоя только подчеркивал контраст между однополчанами.
 Сатеруэйт и Маккой перекинулись несколькими фразами, затем Билл повернулся к Халилу:
 – Джим, это мой пассажир, мистер...
 – Фанини, – представился Халил. – Алессандро Фанини. – Он протянул руку, и Маккой пожал ее. – Я занимаюсь производством текстиля. – Халил посмотрел Маккою прямо в глаза, но признаков тревоги не заметил. Однако по его глазам было видно, что этот человек не столь глупый и доверчивый, как Сатеруэйт.
 – Компания мистера Фанини продает... – начал было Сатеруэйт.
 Халил оборвал его.
 – Моя компания поставляет полотно для обтягивания старых самолетов. В благодарность за эту частную экскурсию я бы хотел прислать вам две тысячи квадратных метров превосходного хлопчатобумажного полотна. Разумеется, бесплатно, – добавил он.
 Джим Маккой помолчал, затем ответил:
 – Очень щедрый подарок с вашей стороны... мы принимаем всякие пожертвования.
 Халил улыбнулся и кивнул.
 – Но вы же говорили... – обратился Сатеруэйт к Халилу, но тот снова перебил его:
 – Если я смогу посмотреть старые самолеты, то оценю качество полотна, которое вы используете. Если оно лучше моего, то я извинюсь за свое предложение.
 Сатеруэйт понял, что по какой-то причине мистер Фанини хочет, чтобы он держал рот на замке, и задумался. А Джим Маккой решил, что гость просто рекламирует свой товар.
 – Наши раритетные самолеты не покидают землю, – пояснил он Халилу. – Поэтому мы используем обычный тяжелый брезент.
 – Понятно. Что ж, тогда я пришлю вам наш самый тяжелый брезент.
 Сатеруэйт подумал, что слова мистера Фанини не стыкуются с тем, что он говорил раньше, но промолчал.
 Они перекинулись еще несколькими фразами. Маккоя, похоже, несколько смущал тот факт, что Билл Сатеруэйт притащил с собой на их встречу незнакомца. Однако Джим решил, что это вполне в духе Билла – полная беспечность и никакой предусмотрительности. Однако, несмотря на ситуацию, Джим Маккой улыбнулся и сказал:
 – Пойдемте посмотрим наши экспонаты. – И добавил, обращаясь к Халилу: – Чемодан можете оставить здесь.
 – Если не возражаете, я возьму его с собой, у меня в нем фотоаппарат и видеокамера.
 – Ну хорошо. – Маккой провел своих спутников по коридору, они вернулись в вестибюль, а из него через большие двери вышли в ангары.
 На полу примыкающих друг к другу ангаров стояли свыше пятидесяти самолетов различных исторических периодов, включая обе мировых войны, войну в Корее, а также современные истребители. Маккой взял на себя роль экскурсовода.
 – Большинство из этих самолетов, но не все, были изготовлены здесь, на Лонг-Айленде, в том числе и лунные модули компании "Грумман", которые стоят в соседнем ангаре. Все реставрационные работы выполняли волонтеры – мужчины и женщины, работавшие в свое время в аэрокосмической промышленности либо служившие в гражданской или военной авиации. Они провели здесь тысячи часов, получая за это от нас только кофе и пончики. Их имена начертаны на стене в вестибюле.
 Они шли мимо самолетов, Маккой что-то рассказывал о каждом, но очень коротко, давая понять, что экскурсия будет непродолжительной. Когда они остановились перед старым желтым бипланом, Маккой пояснил:
 – Этот "Кертис Джей-Эн-4", или "Дженни", как его называли, построили в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Это был первый самолет Линдберга.
 Асад Халил вытащил из чемодана фотоаппарат и сделал несколько совершенно ненужных ему снимков.
 – Можете пощупать брезент, если хотите, – предложил ему Маккой.
 Халил дотронулся до ткани.
 – Да, я понял, что вы имели в виду. Он слишком тяжел для полета, учту это, когда буду отправлять свой подарок.
 – Отлично. Вон там в углу несколько истребителей времен Второй мировой войны...
 – Простите, мистер Маккой, – оборвал его Халил, – я понимаю, времени у нас очень мало, а, насколько я знаю, мистер Сатеруэйт хотел бы взглянуть на тот самолет, на котором он когда-то летал.
 Маккой внимательно посмотрел на гостя и кивнул:
 – Хорошая идея. Пойдемте.
 Они прошли в соседний ангар, где были собраны преимущественно реактивные самолеты и космические аппараты.
 Халила изумил вид боевых самолетов. Он знал, что американцы любят изображать себя перед всем миром миролюбивыми людьми. Однако в этом музее совершенно ясно чувствовалось, что искусство войны является высочайшим выражением их культуры. И Халил не обвинял их за это, наоборот, он даже завидовал.
 Маккой прошел прямо к штурмовику "F-111", сейчас его крылья с изменяемой стреловидностью были направлены назад, а на фюзеляже со стороны пилота было выведено название самолета – "Непоседа Бетти".
 – Ну вот он, дружище, – обратился Маккой к Биллу Сатеруэйту. – Вызывает воспоминания?
 Сатеруэйт с благоговейным трепетом уставился на самолет, словно это был ангел, который сейчас возьмет его за руку и унесет в небеса. Все молчали, наблюдая за Биллом, завороженным видением из прошлого. Глаза Сатеруэйта затуманились.
 – Я назвал его в честь своей жены, – с улыбкой сообщил Маккой.
 Асад Халил тоже уставился на самолет, в его памяти всплыли свои воспоминания.
 Наконец Сатеруэйт подошел к самолету и дотронулся до фюзеляжа. Затем обошел машину кругом, касаясь пальцами алюминиевой обшивки. Глаза его внимательно рассматривали каждую деталь стройного, безупречного тела самолета. Он посмотрел на Маккоя и сказал:
 – Мы ведь летали на них, Джим. Действительно летали.
 – Да, летали. Миллион лет назад.
 Асад Халил отвернулся, делая вид, что его растрогал момент встречи однополчан со своим прошлым, однако на самом деле они интересовали его только в качестве будущих жертв.
 Он слышал, как мужчины разговаривают, смеются, слышал слова, вызывавшие у них веселье. Он закрыл глаза, и в памяти возникла картина: эта ужасная боевая машина, из хвоста которой вырывается красное пламя, мчится на него, словно демон из ада. Халил попытался выбросить из памяти, что в тот момент он напустил от страха в штаны, однако воспоминания были слишком сильны, и он позволил им захлестнуть его, понимая, что его унижение будет отомщено.
 Услышав, что Сатеруэйт зовет его, Халил обернулся. Возле фюзеляжа со стороны пилота уже стоял подвижный алюминиевый трап.
 – Вы можете сфотографировать нас в кабине? – спросил Сатеруэйт.
 Именно эту мысль и вынашивал Халил.
 – С большим удовольствием.
 Джим Маккой первым поднялся по трапу. Фонарь кабины был поднят, и Маккой пробрался на правое кресло офицера управления системами огня. За ним поднялся Сатеруэйт и, очутившись в кресле пилота, издал радостный вопль:
 – А-а-а! Я снова в седле. Смерть арабам!
 Маккой бросил на него неодобрительный взгляд, но это не испортило отличного настроения Сатеруэйта.
 Асад Халил тоже поднялся на трап.
 – Эх, стрелок, – обратился Сатеруэйт к Маккою, – лучше бы в тот день рядом со мной сидел ты, а не Чип. Он только и умеет, что трепаться без остановки. – Он потрогал рычаги и загудел, имитируя шум двигателя. – Первая, огонь! Вторая, огонь. – Сатеруэйт расплылся в улыбке. – Эй, а я помню все процедуру запуска, как будто делал это только вчера. Могу поспорить, что вспомню и перечень контрольных проверок перед взлетом.
 – Не сомневаюсь, что вспомнишь, – польстил Маккой другу.
 – Отлично, стрелок, я хочу, чтобы ты сбросил бомбу на палатку, в которой гребаный Каддафи трахает верблюда. – Сатеруэйт заржал во всю глотку.
 Джим Маккой посмотрел на мистера Фанини, который стоял на верхней ступеньке трапа. Джим виновато улыбнулся гостю и снова пожалел о том, что Сатеруэйт пришел к нему не один.
 Асад Халил вскинул фотоаппарат и навел объектив на сидевших в кабине.
 – Готовы?
 Сатеруэйт усмехнулся, глядя в объектив. Халил принялся щелкать, пока Маккой, которому надоели ослепляющие вспышки, не крикнул:
 – Эй, ну хватит...
 Асад Халил убрал в чемодан фотоаппарат и вытащил из него пластиковую бутылку, которую прихватил в мотеле "Шератон".
 – Еще всего парочку снимков, джентльмены.
 Маккой заморгал, чтобы зрение восстановилось после вспышек, и посмотрел на гостя. Пластиковая бутылка не вызвала у него никаких подозрений, однако насторожило странное выражение лица мистера Фанини.
 – Значит, джентльмены, вы с удовольствием вспоминаете бомбардировки? – спросил Халил.
 Маккой ничего не ответил.
 – Да, чертовски хорошо повеселились, – крикнул Сатеруэйт. – Эй, мистер Фанини, заберитесь на нос и снимите нас оттуда.
 Халил и не подумал выполнить его просьбу.
 – Ладно, Билл, вылезаем, – сказал Маккой.
 – Оставайтесь на месте! – крикнул Халил.
 Маккой уставился на Асада Халила, и внезапно у него пересохло во рту. Где-то в самых отдаленных уголках сознания он знал, что этот день придет. И вот он пришел.
 – Перекатите трап на другую сторону и сделайте несколько снимков оттуда, – продолжал давать указания Сатеруэйт. – А потом мы еще снимемся на земле возле самолета...
 – Заткнись! – рявкнул Халил.
 – Что?
 – Я сказал, заткнись.
 – Эй, какого черта... – Сатеруэйт изумился, увидев направленное на них дуло пистолета.
 – Ох, Господи... нет... – прошептал Маккой.
 Халил улыбнулся.
 – Значит, мистер Маккой, вы догадались, что я не торгую брезентом. Да, я изготавливаю саваны.
 – Ох, Матерь Божья...
 Билл Сатеруэйт, похоже, ничего не понимал. Он посмотрел на Маккоя, затем на Халила, пытаясь понять, что они знают такое, чего не знает он.
 – Что происходит?
 – Билл, помолчи, – прошептал Маккой и обратился к Халилу: – Здесь полно вооруженных охранников и камер слежения. Если вы сейчас же уйдете, то я не стану...
 – Молчать! Говорить буду я, и обещаю, разговор будет коротким.
 Маккой промолчал. Билл Сатеруэйт тоже ничего не сказал – похоже, до него кое-что стало доходить.
 – Пятнадцатого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года я был мальчишкой и жил со своей семьей в местечке под названием Эль-Азизия, которое вы оба прекрасно знаете.
 – Вы там жили? В Ливии? – изумился Сатеруэйт.
 – Молчать! – приказал Халил и продолжил: – Вы оба прилетели в мою страну, сбросили бомбы на мой народ, убили мою семью – двух моих братьев, двух сестер и мать, – а затем вернулись в Англию, где наверняка отпраздновали это убийство. Но сейчас вы оба заплатите за свои преступления.
 Наконец до Сатеруэйта дошло, что ему предстоит умереть. Он посмотрел на сидевшего рядом Маккоя и пробормотал:
 – Прости, дружище...
 – Заткнись! Спасибо, мистер Сатеруэйт, что пригласили меня на эту встречу. И еще я хочу, чтобы вы знали: я убил полковника Хамбрехта, генерала Уэйклиффа и его жену...
 – Подонок, – прошептал Маккой.
 – ...Пола Грея, и теперь убью вас обоих. Следующим будет... я еще подумаю, стоит ли тратить пулю на полковника Каллума, чтобы положить конец его страданиям. Пожалуй, следующим станет мистер Уиггинз, а потом...
 Билл Сатеруэйт вытянул средний палец в направлении Халила и закричал:
 – Да плевал я на тебя, ублюдок! На тебя и на твоего поганого хозяина...
 Халил сунул ствол пистолета в горлышко пластиковой бутылки и выстрелил. Пуля угодила Сатеруэйту прямо в лоб. Голова Сатеруэйта дернулась назад, затем рухнула на грудь.
 Джим Маккой сидел в кресле оцепенев, только слегка шевелились губы, шептавшие молитву.
 – Посмотри на меня! – приказал Халил.
 Маккой продолжил молиться, и Халил услышал:
 – ...услышь меня, Господи, ибо блага милость твоя...
 – Я тоже люблю этот псалом, – сказал Халил, и они вместе закончили: – Приблизься к душе моей, избавь ее; ради врагов моих спаси меня. – Промолвив "Аминь", Асад Халил выстрелил Джиму Маккою в сердце. Он наблюдал за умирающим врагом, и их взгляды встретились, перед тем как глаза Маккоя перестали видеть.
 Халил сунул пистолет в карман, убрал пластиковую бутылку в чемодан, сунул руку в кабину и нашарил в джинсах Сатеруэйта бумажник. Затем вытащил испачканный кровью бумажник из нагрудного кармана пиджака Маккоя. Халил сунул их в чемодан, а окровавленные пальцы вытер о футболку Сатеруэйта. Опустив фонарь кабины, он сказал:
 – Спокойной ночи, джентльмены. Вы встретитесь в аду со своими друзьями.
 Спустившись с трапа, Халил собрал стреляные гильзы, откатил трап к другому самолету и, сжимая в кармане рукоятку "глока", быстрым шагом вернулся в вестибюль. Охранника там не оказалось, Халил посмотрел через стеклянные двери на улицу, но и там его не было. Тогда Халил прошел в коридор, где располагались офисные помещения, и услышал звук, доносившийся из-за одной из дверей. Он распахнул дверь и увидел, что охранник сидит за столом, слушает радио и читает журнал. За его спиной располагались пятнадцать мониторов, на которые камеры слежения передавали обстановку внутри и снаружи музея.
 Охранник поднял голову и спросил:
 – Уже закончили?
 Халил закрыл за собой дверь и выстрелил охраннику в голову. Тот сполз со стула на пол, а Халил подошел к мониторам. Не желая рисковать, он извлек кассеты из всех пятнадцати видеомагнитофонов и уложил в чемодан. Затем вытащил у мертвеца бумажник, отыскал гильзу и спокойно вышел из помещения, закрыв за собой дверь.
 Снова вернувшись в вестибюль, Халил вышел через центральные двери и захлопнул их, с удовольствием услышав, как щелкнул автоматический замок.
 Сев в машину, он посмотрел на часы, они показывали без трех минут одиннадцать. Халил запрограммировал "Спутниковый навигатор" на аэропорт Макартур и через десять минут выехал на шоссе, направляясь на север.
 В памяти всплыли последние минуты жизни мистера Сатеруэйта и мистера Маккоя. Да, никогда не угадаешь, где встретишь свою смерть. Интересно, а как бы он сам повел себя в подобной ситуации? Предсмертная вспышка ярости Сатеруэйта удивила его – значит, в последние секунды жизни этот человек сумел собрать всю свою храбрость. А может, просто настолько разозлился на него, что последние слова стали проявлением не храбрости, а всего лишь ненависти. Да, пожалуй, он тоже повел бы себя так, как Сатеруэйт.
 Затем Халил подумал о Маккое. Этот человек оказался вполне предсказуем, с учетом того, что он был верующим. Или, может, только в последнюю минуту жизни вспомнил о Боге? Кто знает. Во всяком случае, псалом он выбрал хороший.
 Халил понимал, что времени у него мало, сегодняшние убийства наверняка привлекут серьезное внимание. Они вряд ли сойдут за обычный грабеж. Наверное, уже сегодня вечером жена Маккоя позвонит в полицию и сообщит, что ее муж пропал, а телефон в музее не отвечает.
 Ее рассказ о встрече мужа с однополчанином поначалу не вызовет у полиции такого беспокойства, как у самой миссис Маккой, но как только обнаружат трупы, полиция отправится в аэропорт, чтобы отыскать самолет, на котором прилетел Сатеруэйт.
 Если же Маккой не сказал жене, что гость прилетел на своем самолете, полиции вообще не придет в голову ехать в аэропорт.
 В любом случае, независимо от действий миссис Маккой и полиции, у него еще оставалось время для следующего акта возмездия. Однако сейчас Халил впервые почувствовал опасность. Он понял, что кто-то охотится за ним. Однако он был уверен, что охотники не знают, где он находится, а тем более понятия не имеют о его намерениях. Но лев почувствовал, что в какой-то момент неизвестный охотник может понять его повадки.
 Халил попытался представить себе этого охотника – нет, не физический облик, а душу, – однако не смог вникнуть в суть этого человека, а только почувствовал исходящую от него необычайную опасность.
 Асад Халил вышел из состояния, напоминавшего транс. Он подумал о трупах, которые оставлял за собой. Генерала Уэйклиффа и его жену должны были обнаружить не позднее утра понедельника. В какой-то момент родные генерала могли попытаться связаться с однополчанами генерала. Странно – сегодня уже вечер понедельника, а Маккою никто не звонил. Однако у Халила было такое ощущение, что ко всем тревогам миссис Маккой за мужа могут добавиться и другие, если сегодня-завтра ей позвонят родные Уэйклиффа или Грея и сообщат трагические новости.
 Скоро, наверное уже завтра, последует множество телефонных звонков, но к завтрашнему вечеру его игра уже подойдет к завершению. А может, и раньше, если Аллах не оставит его.
 Заметив щит с надписью "Зона отдыха", Халил свернул на стоянку, скрытую от дороги деревьями. Здесь стояло несколько грузовиков и легковых машин, но он припарковался подальше от них.
 Взяв с заднего сиденья сумку Сатеруэйта, Халил проверил ее содержимое: початая бутылка виски, нижнее белье, туалетные принадлежности и футболка с изображением реактивного самолета и надписью: "Ядерное оружие, напалм, бомбы и ракеты – бесплатная доставка".
 Забрав с собой сумку и свой чемодан, Халил направился в небольшой лесок возле стоянки. Здесь он переложил все деньги из бумажников Сатеруэйта, Маккоя и охранника в свой. Содержимое сумки он вытряхнул поддерево, а саму сумку вместе с бумажниками забросил подальше в кусты, после чего достал из чемодана видеокассеты и отправил туда же.
 Вернувшись к машине, он снова выехал на шоссе и по пути вышвырнул в окошко стреляные гильзы.
 В Триполи ему говорили: "Не трать слишком много времени на то, чтобы стереть отпечатки пальцев, и не беспокойся по поводу других улик, которые следует изучать в лаборатории. К тому времени как полиция все это исследует, тебя уже там не будет. Однако не оставляй никаких улик при себе. Даже самый глупый полицейский что-то заподозрит, если найдет у тебя в кармане чужой бумажник".
 Конечно, существовала еще проблема двух "глоков", но Халил не считал их уликами, поскольку пистолеты будут последним, что увидит полицейский перед смертью. Так что сейчас можно было ехать спокойно, никаких очевидных улик у него не было.
 Халил продолжал свой путь, и мысли его вернулись к Ливии, к Малику и Борису. Как и они, он знал, что не сможет слишком долго продолжать свою игру. Малик говорил: "Дело не в самой игре, мой друг, а в том, как ты будешь играть в нее. Ты предпочитаешь сдаться в Париже в руки американцев, с помпой проникнуть в Америку, позволить им узнать, кто ты такой, как выглядишь и каким образом попал в Америку. Ты сам, Асад, установил правила этой игры и усложнил их для себя. Я понимаю, почему ты идешь на это, но и ты должен понимать, сколько шансов против того, чтобы тебе удалось завершить свою миссию. Так что, если ты не одержишь полной победы, винить в этом придется только самого себя".
 Халил вспомнил, что ответил на это: "Американцы никогда не ввяжутся в бой, пока не сделают все возможное для обеспечения победы еще до того, как прогремит первый выстрел. Это то же самое, что охотиться на льва из машины, имея винтовку с оптическим прицелом. Это вовсе не победа, а простая бойня. В Африке живут племена, у которых имеются ружья, но они по-прежнему охотятся на льва с копьями. Кому нужна физическая победа без духовной или моральной победы? Я не усложняю свою игру, а просто уравниваю шансы, поэтому не имеет значения, кто выиграет. Я в любом случае победитель".
 Присутствовавший при разговоре Борис заметил: "Посмотрим, что ты скажешь, когда будешь гнить за решеткой в американской тюрьме, а все эти демоны из американских ВВС будут продолжать жить счастливой жизнью".
 "Боюсь, ты ничего не понимаешь", – ответил Халил.
 Борис рассмеялся.
 "Все я понимаю, мистер лев. К твоему сведению, мне наплевать, убьешь ты тех пилотов или нет. Поэтому тебе лучше убедить себя, что и тебе наплевать. Если для тебя охота важнее, чем убийство, то изготовь мишени в виде своих врагов, как это делают во время сафари чувствительные американцы, которые стреляют по картонным зверям. Но если ты хочешь ощутить на губах их кровь, то подумай о более легком способе проникновения в Америку".
 В конце разговора Халил прислушался к своему сердцу и окончательно решил, что добьется всего сразу – будет вести игру по своим правилам и вкусит кровь врагов.
 Впереди показался указатель "Аэропорт Макартур", и Халил свернул на дорогу, которая вела в аэропорт. Через десять минут он остановил "линкольн" на стоянке, вышел из машины и запер ее, не забыв прихватить с собой чемодан. Халил не стал стирать в машине свои отпечатки пальцев: если игра закончена, значит, так тому и быть. Поэтому сейчас он соблюдал лишь минимальные меры предосторожности. Ему требовалось всего лишь двадцать четыре часа, а может, и меньше, и если полиция сейчас даже в двух шагах позади, она все равно опоздает на шаг.
 Халил подошел к автобусной остановке, когда через несколько минут подъехал фургон, сел в машину и сказал шоферу:
 – К главному терминалу, пожалуйста.
 – Здесь всего один терминал, приятель, туда я и везу, – ответил водитель.
 Через несколько минут Халил выбрался из фургона у входа в почти пустой терминал. Он прошел к стоянке такси с единственной машиной и сказал водителю:
 – Мне нужно доехать только до зоны авиации общего назначения, это чуть в стороне, но за вашу помощь я готов заплатить двадцать долларов.
 – Садитесь.
 Халил забрался на заднее сиденье, и через десять минут такси было уже в дальнем конце аэропорта.
 – Вам нужно конкретное место? – спросил водитель.
 – Вон к тому зданию, пожалуйста.
 Такси остановилось перед небольшим зданием, в котором размещались офисы нескольких чартерных авиакомпаний. Протянув водителю банкноту в двадцать долларов, Халил выбрался из машины.
 Сейчас он находился менее чем в пятидесяти метрах от того места, куда после посадки подрулил самолет Сатеруэйта. Халил даже увидел стоявший неподалеку самолет.
 Он вошел в здание и отыскал нужный ему офис "Стюарт авиэйшн". Клерк, сидевший за столом, встал при его появлении.
 – Чем могу помочь, сэр?
 – Меня зовут Самуил Перлеман, у меня заказан рейс в вашей компании.
 – Совершенно верно, полуночный рейс. – Клерк взглянул на часы. – Вы прибыли немного рано, но думаю, самолет уже готов.
 – Спасибо. – Халил вгляделся в лицо клерка, но не обнаружил никаких признаков того, что молодой человек узнал его.
 Однако следующие слова клерка насторожили Халила.
 – Мистер Перлеман, у вас чем-то испачканы лицо и рубашка.
 Халил тут же понял, чем он мог испачкаться – мозгами из головы Сатеруэйта.
 – Ох, вечно я ем неаккуратно, – нашелся Халил.
 Клерк улыбнулся.
 – Вон там у нас туалет. – Он указал на дверь справа. – А я пока позвоню пилотам.
 Халил вошел в туалетную комнату и посмотрел в зеркало на свое лицо. На нем запеклись пятнышки крови и серого мозгового вещества, а к рубашке даже прилип кусочек кости. Несколько пятнышек оказались на очках и на галстуке. Халил снял очки, осторожно вымыл руки и лицо, стараясь не дотрагиваться до волос и усов. Затем вытер лицо и руки бумажным полотенцем, а другое полотенце намочил и протер им рубашку, галстук и очки. Держа чемодан в руке, он вернулся в офис.
 – Мистер Перлеман, – обратился к нему клерк, – ваша компания предварительно оплатила этот чартерный рейс. От вас требуется только прочитать этот контракт и подписать там, где я поставил крестик.
 Халил сделал вид, что читает страничку печатного текста.
 – Похоже, все в порядке. – Он взял со стола ручку и подписал документ.
 – Вы из Израиля? – спросил клерк.
 – Да, но сейчас я живу здесь.
 – У меня родственники в Израиле. Они живут в Гилгале, на западном берегу. Знаете?
 – Разумеется.
 Халил вспомнил, как Борис говорил ему: "Сейчас половина израильтян находятся в Нью-Йорке. Ты не привлечешь внимания, если только какой-нибудь еврей не захочет поговорить с тобой о родственниках или об отпуске, проведенном в Израиле. Так что изучай карты и путеводители по Израилю".
 – Это город средних размеров, в тридцати километрах к северу от Иерусалима, – блеснул своей осведомленностью Халил перед клерком. – Жизнь там трудная, вокруг палестинцы. Ценю мужество и стойкость ваших родственников.
 – Да, то еще местечко. Лучше бы они переехали на побережье. А может быть, когда-нибудь мы научимся жить вместе с арабами, – добавил клерк.
 – С арабами жить нелегко.
 – Я понимаю, вам ли это не знать.
 – Да, я знаю.
 В офис вошел средних лет мужчина в синей форме и поздоровался с клерком:
 – Добрый вечер, Дэн.
 – Боб, это мистер Перлеман, твой пассажир, – представил клерк.
 Халил посмотрел на мужчину, который протянул ему руку. Халил никак не мог привыкнуть к этим рукопожатиям. Мужчины-арабы тоже здоровались за руку, но не со всеми подряд, как это делали американцы, и, уж конечно, не с женщинами. Халил пожал руку пилоту, и тот представился:
 – Я капитан Фиске, можете называть меня Боб. Мы летим в Денвер, а потом в Сан-Диего. Верно?
 – Верно.
 Халил посмотрел пилоту прямо в глаза, но тот отвел взгляд Халил заметил, что американцы смотрят на тебя, но не всегда тебя видят. А в глаза друг другу смотрят лишь мгновение в отличие от ливийцев, которые не отводят взгляд, если они не ниже тебя по положению и, конечно, если они не женщины. И еще американцы соблюдают дистанцию как минимум один метр. Борис говорил, что более близкая дистанция вызывает у них нервозность и даже враждебность.
 – Самолет готов, – доложил капитан Фиске. – У вас есть багаж, мистер Перлеман?
 – Только этот чемодан.
 – Позвольте я понесу его.
 Когда-то Борис посоветовал ему вежливый американский ответ на такой случай, и сейчас Халил воспользовался им.
 – Спасибо, но я хочу немножко размяться.
 Пилот улыбнулся и направился к двери.
 – Вы летите один, так ведь, сэр?
 – Да.
 Клерк крикнул вслед Халилу:
 – Шолом-алейхем.
 Халил едва не ответил ему по-арабски "салям-алейкум", но вовремя сдержался.
 – Шолом.
 Он проследовал за пилотом к ангару, перед которым стоял небольшой белый реактивный самолет. От него как раз отходили несколько техников. Халил снова увидел самолет Сатеруэйта и подумал: через какое время после предполагаемого вылета "апача" местный персонал начнет проявлять тревогу и разыскивать пилота? Наверняка не раньше следующего дня. А Халил знал, что к этому времени он будет далеко отсюда.
 – Мы полетим вот на этом самолете, модель "Лир-60", – начал объяснять капитан. – На борту нас будет всего трое и легкий чемодан, наш общий вес гораздо меньше максимального взлетного веса, поэтому я заправил баки полностью. Это значит, что до Денвера мы долетим без посадки. Погода до Денвера отличная, легкий встречный ветер. По моим расчетам, время полета составит три часа восемнадцать минут. Во время посадки температура в Денвере будет пять градусов Цельсия. В Денвере мы дозаправимся. Насколько я понимаю, вам, возможно, потребуется провести в Денвере несколько часов. Так?
 – Да.
 – Хорошо, мы приземлимся в Денвере около двух часов ночи по местному времени. Вам все понятно, сэр?
 – Да, понятно. Я предупреждал, что из самолета мне нужно будет позвонить коллеге.
 – Я знаю, сэр, радиотелефон к вашим услугам. Затем из Денвера мы полетим в Сан-Диего. Так?
 – Да.
 – Сейчас над горами небольшая болтанка, в Сан-Диего легкий дождь. Но разумеется, погода изменится. Если хотите, мы по ходу полета будем информировать вас о погоде.
 Халил ничего не ответил, его раздражало навязчивое желание американцев предсказывать погоду. В Ливии всегда жарко и сухо, в одни дни более жарко, чем в другие. Вечера холодные, весной дует габли. Погоду устанавливает Аллах, а человек принимает ее такой, какая она есть. Так какой же смысл пытаться предсказывать погоду или говорить об этом? Все равно ничего не изменишь.
 Капитан подвел Халила клевой стороне самолета, где лесенка вела к открытой дверце.
 – Мистер Перлеман, это Терри Санфорд, наш второй пилот, – представил капитан.
 Мужчина, сидевший в правом кресле, повернул голову и поприветствовал Халила:
 – Добро пожаловать на борт, сэр.
 – Добрый вечер.
 Капитан Фиске кивнул в сторону салона:
 – Можете занимать любое место. Вон там бар, в нем вы найдете кофе, пончики, рогалики, безалкогольные напитки. На той полке газеты и журналы, туалет в хвостовой части. Устраивайтесь поудобнее.
 – Спасибо.
 В салоне было всего шесть кресел, Халил разместился в последнем кресле справа, а чемодан поставил возле себя в проходе. Он посмотрел на часы: начало первого. День сегодня прошел удачно. Трое убиты... пятеро, если считать уборщицу Пола Грея и охранника в музее. Но их не стоит считать, как и тех трехсот пассажиров рейса "Транс-континенталь" и всех прочих, кто становился на его пути... или кого пришлось заставить замолчать. В Америке было всего шесть человек, чья смерть имела для него значение. Четверо уже мертвы, остались двое. Правда, был еще один человек...
 – Мистер Перлеман? Сэр?
 Асад Халил поднял голову и увидел стоявшего рядом пилота.
 – Да?
 – Мы начинаем выруливать на взлетную полосу. Пожалуйста, пристегните ремень.
 Халил выполнил указание пилота, и тот продолжил:
 – Телефон на стойке бара, шнур дотягивается до любого сиденья.
 – Хорошо.
 – А вот это, на стене, внутренняя связь. Можете вызывать нас в любое время, нажимайте кнопку и говорите.
 – Спасибо.
 – Или можете просто подойти к кабине.
 – Я понял.
 – Могу я еще чем-то помочь вам, перед тем как займу свое место?
 – Нет, спасибо.
 – Отлично. Аварийный выход вон там; на иллюминаторах имеются шторки – если хотите, можете их опустить. После взлета я сообщу вам, когда можно будет отстегнуть ремень и ходить по салону.
 – Спасибо.
 – Всего доброго. – Пилот удалился в кабину и задвинул перегородку, отделявшую ее от салона.
 Халил выглянул в небольшой иллюминатор и увидел, что самолет движется в направлении взлетной полосы. А ведь совсем недавно он прилетел сюда вместе с человеком, который сейчас сидит мертвый в кабине боевого самолета, унесшего, возможно, жизни многих людей. А рядом с ним – еще один убийца, заплативший за свои преступления. Достойный конец для кровожадных убийц. А еще это предостережение другим, если кто-то правильно истолкует символичность сцены убийства.
 "Лир" остановился, и Халил услышал, как взревели двигатели. Самолет слегка завибрировал, а затем стремительно рванулся вперед по взлетной полосе. Через полминуты они уже были в воздухе, и Халил услышал толчок убирающегося шасси. А еще через несколько минут самолет выполнил небольшой разворот, продолжая набирать высоту.
 Чуть позже из динамика внутренней связи прозвучал голос капитана:
 – Мистер Перлеман, можете отстегнуть ремень. Кресло откидывается, если хотите поспать. Сейчас мы пролетаем над Манхэттеном, можете взглянуть.
 Халил выглянул в иллюминатор. Самолет пролетал над южной оконечностью острова Манхэттен, и Асад Халил мог видеть небоскребы у края воды, включая башни-близнецы Международного торгового центра.
 В Триполи ему говорили, что рядом с торговым центром, по адресу Федерал-Плаза, 26, расположено здание ФБР, куда доставили Бутроса. И если все пойдет не так, как запланировано, его тоже отвезут в это здание.
 Малик тогда сказал: "Оттуда не убежишь, мой друг. Если уж попал туда, то ты целиком в их власти. Следующим местом пребывания станет соседняя федеральная тюрьма, потом здание суда, а затем снова тюрьма в каком-нибудь холодном районе, где ты и проведешь остаток жизни. Там тебе никто не поможет. Мы даже не сможем признать тебя нашим гражданином или предложить обменять тебя на вражеского шпиона. В американских тюрьмах много воинов ислама, но власти не позволят тебе видеться с ними. Ты будешь жить один в чужой стране, среди чужих людей, никогда больше не увидишь свой дом, не услышишь родной язык, не обнимешь женщину. Ты будешь, как лев, метаться по своей клетке, Асад. – Помолчав, Малик добавил: – Или ты можешь оборвать свою жизнь, что будет победой и для тебя, и для нашего дела, а для них поражением. Готов ли ты на такую жертву?"
 На что Асад Халил ответил: "Если я готов пожертвовать своей жизнью в бою, то почему бы не пожертвовать ею ради того, чтобы избежать плена и унижения?"
 Малик в задумчивости кивнул. "Для некоторых первый путь более легкий, чем второй. – Малик протянул Халилу лезвие бритвы. – Не стоит резать лишь вены на запястьях, американцы смогут вернуть тебя к жизни. Ты должен перерезать несколько главных артерий. – Откуда-то появился врач и объяснил Халилу, как отыскать сонную и бедренную артерии".
 "А для большей уверенности перережь еще и вены на запястье", – посоветовал доктор.
 Доктора сменил инструктор, который показал Халилу, как изготавливать петли из различных подручных материалов, включая простыню, электрический провод и одежду.
 После демонстрации приемов самоубийства Малик сказал Халилу: "Нам всем суждено умереть, и мы все предпочли бы погибнуть в бою. Но бывают ситуации, когда мы должны умереть от собственной руки. Уверяю тебя, в конце каждого из этих путей тебя ждет рай".
 Халил снова посмотрел в иллюминатор и бросил последний взгляд на город Нью-Йорк. Он мысленно поклялся, что никогда больше не вернется сюда. Его последней целью в Америке была Калифорния, после чего конечным пунктом назначения станет Триполи или рай. В любом случае он будет дома.

 Глава 42

 Проснувшись, я уже через несколько секунд понял, где я, кто я и с кем сплю.
 Часто бывает так, что напьешься с вечера, а утром просыпаешься и сожалеешь о том, что не проснулся один у себя дома. Но в это утро я такого сожаления не испытывал. Даже наоборот, я чувствовал себя прекрасно и с трудом сдерживал желание подбежать к окну и заорать: "Просыпайся, Нью-Йорк! Оказывается, Джон Кори еще мужчина хоть куда!"
 Однако часы на ночном столике показывали уже пятнадцать минут восьмого, поэтому я потихоньку выбрался из постели и отправился в ванную. Там я почистил зубы, побрился и встал под душ.
 Сквозь запотевшую дверь душевой кабины я увидел, как в ванную вошла Кейт. Она тоже почистила зубы, умылась, а затем отодвинула стеклянную дверь и шагнула ко мне в кабину. Даже не пожелав мне доброго утра, Кейт оттерла меня в сторону.
 – Потри мне спину, – попросила она.
 Я принялся тереть ей спину намыленной мочалкой.
 – Ох как хорошо. – Кейт повернулась, мы обнялись и поцеловались.
 Нас обоих охватило желание, и наши намыленные тела слились в любовном порыве.
 Из душа мы вышли завернутые в банные полотенца. Окна спальни выходили на восток, сквозь них светило солнце. День обещал быть хорошим.
 – Мне очень понравилась прошедшая ночь, – сказала Кейт.
 – Мне тоже.
 – А мы увидимся еще раз?
 – Ты забыла, что мы работаем вместе.
 – Да, точно. Ты тот самый парень, чей стол стоит напротив моего.
 Никогда не знаешь, что ожидать утром, что говорить. Лучше всего шутить, что и делала Кейт Мэйфилд. Молодец, пять баллов.
 Надо было собирать одежду, и насколько я помнил, моя одежда валялась где-то в гостиной.
 – Ладно, ты приводи себя в порядок, а я пойду искать свою одежду, – сказал я.
 – Твоя одежда выглажена и висит в шкафу в прихожей. Носки и трусы я постирала.
 – Спасибо.
 Десять баллов! Я забрал кобуру с пистолетом и вышел в гостиную, где с удивлением обнаружил свою одежду, разбросанную по полу. Должно быть, Кейт приснилось, что она все постирала и погладила. Минус десять баллов.
 Я оделся, сожалея о том, что приходится надевать несвежее нижнее белье. Я трепетно отношусь к чистоте мужского начала, хотя, конечно, бывали всякие ситуации.
 Пройдя на кухню, я отыскал чистый стакан и налил себе апельсинового сока. При этом я обратил внимание, что в холодильнике практически пусто. Правда, имелся йогурт.
 Я снял со стены трубку телефона, набрал свой домашний номер и услышал свой голос, записанный на пленку:
 – Резиденция Джона Кори, миссис Кори покинула это гнездышко, поэтому не оставляйте для нее никаких сообщений.
 Наверное, через полтора года после развода пора было бы и сменить эту запись. Я набрал код, и механический голос ответил:
 – Для вас поступило восемь сообщений.
 Первое сообщение пришло вчера вечером, от моей бывшей жены.
 – Смени эту дурацкую запись. Позвони мне. Я волнуюсь.
 Ладно, как-нибудь позвоню.
 Второе сообщение было от мамы и папы, они давно жили во Флориде и сейчас уже были похожи на высохшие от жажды томаты.
 Следующим было сообщение от моего брата, который читал только "Уолл-стрит джорнал", он звонил по просьбе родителей.
 Далее следовала пара сообщений от старых коллег – их интересовало мое возможное участие в расследовании трагедии рейса "Транс-континенталь". Было еще сообщение от бывшего напарника, Дома Фанелли.
 – Эй, неблагодарный! Разве не я устроил тебя на эту работу? Может, те, кто отравил целый самолет и перебил кучу федералов, теперь охотятся за тобой? Ты еще живой? Позавчера вечером тебя видели у Джулио – ты пил в одиночестве. Купи себе белокурый парик. С тебя выпивка. Ариведерчи.
 Я улыбнулся и пробормотал:
 – Кукиш тебе, Дом, а не выпивку.
 Следующим было сообщение от мистера Теда Нэша.
 – Говорит Нэш... думаю, тебе следует прилететь во Франкфурт. Надеюсь, ты уже в пути. Если нет, то где ты? Ты должен находиться на связи. Позвони мне.
 – А тебе два кукиша, мелкий пакостник...
 Что-то ему было нужно от меня, но ничего, перебьется. Завершало список сообщение от Кенига, уже в полночь по нашему времени.
 – Тебя ищет Нэш. В конторе тебя нет, контактный номер телефона ты не оставил, сообщения на пейджер остаются без ответа. Дома, насколько я понимаю, тебя тоже нет. Перезвони мне как можно скорее.
 Наконец механический голос промолвил:
 – Конец сообщений.
 – Слава Богу, – облегченно вздохнул я. Очень хорошо, что я не услышал голос Бет Пенроуз; наверное, это усилило бы у меня чувство вины.
 Я вернулся в гостиную и сел на диван – место преступления прошедшей ночи. Ну, одно из мест. Несколько минут я в одиночестве листал какой-то старый журнал, затем из спальни появилась Кейт – одетая, напудренная и причесанная. Однако быстро она со всем этим справилась. Десять баллов.
 Я поднялся ей навстречу и сделал комплимент:
 – Прекрасно выглядишь.
 – Спасибо. Только не надо изображать из себя чувственного мужчину и сюсюкать со мной. Ты мне нравишься такой, какой есть.
 – А какой я?
 – Бесчувственный, грубый, самоуверенный, эгоистичный, жестокий и язвительный.
 – Я стараюсь.
 – Сегодня мы будем ночевать у тебя, – сообщила мне Кейт. – Я привезу с собой сумку с вещами, ладно?
 – Конечно.
 Только бы эта сумка не превратилась в три чемодана и четыре коробки.
 – Когда ты вчера вечером был в ванной, запищал твой пейджер. Я проверила, тебя вызывал оперативный штаб.
 – Ох... надо было сказать мне.
 – Я забыла. Не беспокойся об этом.
 У меня появилось такое ощущение, что Кейт Мэйфилд взяла под контроль мою жизнь. Понимаете, что я имею в виду? Минус пять баллов.
 Кейт направилась к двери, я последовал за ней.
 – На Второй авеню есть чудное французское кафе, – сказала Кейт.
 – Отлично, поехали туда.
 – Поехали. Я угощаю.
 Мы взяли свои "дипломаты" и вышли из квартиры, совсем как обычные служащие, отправляющиеся на работу. Исключение составляло только то, что мы оба были вооружены "глоками" 40-го калибра. На Кейт были черные брюки, белая блузка и бордовый блейзер. А я был одет точно так, как и вчера.
 Мы спустились на лифте в вестибюль и вышли на улицу. В дверях дежурил тот же швейцар, что и вчера вечером.
 – Поймать вам такси, мисс Мэйфилд? – предложил он.
 – Нет, спасибо, Герберт, мы прогуляемся.
 Герберт бросил на меня такой взгляд, словно намекал, что это он, а не я, должен был бы ночевать в квартире Кейт Мэйфилд.
 День выдался хороший, небо чистое. Немного прохладно, но сухо. Мы прошли по Восемьдесят шестой улице до Второй авеню, повернули на юг в направлении моего дома, хотя шли вовсе не ко мне домой. Улицы уже заполнились машинами, а тротуары пешеходами. В порыве приподнятого настроения я воскликнул:
 – Люблю Нью-Йорк!
 – А я ненавижу Нью-Йорк, – ответила Кейт. Однако до нее тут же дошло, что подобное заявление может создать проблемы для наших отношений в будущем, и она исправилась: – Но я смогу полюбить его.
 – Нет, не сможешь. Никто не сможет. Однако ты сможешь привыкнуть к нему.
 Кейт посмотрела на меня, но ничего не сказала. Мы зашли в уютное кафе, где нас тепло встретила хозяйка-француженка. Похоже, они с Кейт были давно знакомы – перебросились несколькими словами на французском.
 Мы уселись за крохотный столик, размером, наверное, с мои запонки. В кафе пахло свежим хлебом, от чего у меня заурчало в животе.
 – Тебе здесь нравится? – спросила Кейт.
 – Нет.
 Хозяйка протянула нам меню, написанное от руки, наверное, на санскрите. Там перечислялись тридцать два вида сдобных булочек и рогаликов. Разве это еда для мужчин?
 – А бублики у вас есть? – спросил я.
 – Нет, мсье.
 – А яйца? Сосиски?
 – Нет, мсье. – Хозяйка повернулась на высоких каблуках и удалилась.
 – Попробуй рогалик с земляничным вареньем, – предложила Кейт.
 – Что? – Я заказал кофе, апельсиновый сок и шесть булочек. Булочки я еще могу есть, они напоминают по вкусу пирожки, которые пекла моя английская бабушка. Кейт заказала себе чай и рогалик с вишневым вареньем. Мы приступили к завтраку, и она спросила:
 – У тебя есть еще какая-то информация, которой ты хотел бы поделиться со мной?
 – Нет, только убийство в Перт-Амбое.
 – Есть какие-то версии?
 – Нет. Ты сюда часто ходишь?
 – Почти каждое утро. Какие у тебя планы на сегодня?
 – Надо зайти в химчистку. А у тебя?
 – Просмотрю все, что скопилось у меня на столе.
 – Лучше подумай о том, чего у тебя нет на столе.
 – Например?
 – Например, о детальной информации, касающейся предполагаемых жертв Халила в Европе. Если только я не пропустил, то у нас на столах об этом ничего нет. Никаких документов из Скотленд-Ярда, ничего о расследовании, проведенном ВВС.
 – Хорошо. А что мы ищем?
 – Связи между преступлениями и мотивы.
 – Похоже, связей никаких, за исключением того, что все жертвы были англичанами и американцами. Вот тебе и мотив.
 – Особенно меня интересует убийство топором в Англии полковника ВВС США.
 – Полковник Хамбрехт. Вблизи авиабазы Лейкенхит.
 – Точно. А кофе здесь неплохой.
 – Почему тебя интересует именно это убийство?
 – Я подозреваю в нем какой-то личный мотив.
 – А что ты думаешь об убийстве школьников?
 – Их застрелили. А я говорю об убийстве топором. Это существенная деталь.
 Кейт посмотрела на меня.
 – Ну-ка, детектив Кори, расскажите мне об этом поподробнее.
 – Подобное убийство предполагает наличие каких-то личных взаимоотношений между убийцей и жертвой.
 – Понятно. Но мы ведь даже не уверены, что это убийство совершил Халил.
 – Верно. Главным образом это подозрения Интерпола. Я вчера просмотрел полтонны бумаг, пока вы с Джеком спешили на такси в аэропорт Кеннеди. Очень мало информации от Скотленд-Ярда, от ВВС или наших друзей из ЦРУ. И совсем ничего от ФБР, хотя оно должно было послать бригаду своих агентов для расследования убийства Хамбрехта, как, впрочем, и для расследования убийства американских детей. Так почему же эта информация отсутствует?
 – Возможно, она просто не попалась тебе на глаза.
 – Я отправил запрос в архив, пока жду ответа.
 – Джон, не сходи с ума.
 – А ты не будь такой доверчивой.
 Мы замолчали, как бы придя к соглашению, что здесь что-то нечисто, но вслух агент Мэйфилд этого не произнесла.
 Мадам принесла мне счет, я передал его мадемуазель, которая сама заявила, что угощает. Мадемуазель расплатилась наличными. Пять баллов.
 Мы вышли на улицу, сели в такси, и я назвал водителю адрес:
 – Федерал-Плаза, двадцать шесть.
 Оказалось, что водитель не знает, как туда ехать, и мне пришлось объяснить.
 – Откуда вы? – спросил я у него.
 – Из Албании.
 В годы моего детства в Нью-Йорке еще работали таксистами выходцы из царской России. Конечно, все бывшие титулованные особы, если верить их рассказам. Но они по крайней мере прекрасно знали Нью-Йорк.
 Некоторое время мы ехали молча, затем Кейт предложила:
 – Может, тебе заехать домой переодеться, а я поеду на работу?
 – Давай, если хочешь. Я живу в нескольких кварталах отсюда. Мы с тобой почти соседи.
 Кейт улыбнулась, подумала, затем сказала:
 – Ладно, черт с ним. Никто ничего не заметит.
 – В здании пятьсот детективов и агентов. Думаешь, они ничего не заметят?
 Кейт рассмеялась.
 – А кому какое дело?
 – Мы войдем в здание по отдельности, – решил я.
 Кейт взяла меня за руку, прижалась губами к моему уху и прошептала:
 – Пошли они все к черту.
 Я поцеловал ее в щеку. От Кейт вкусно пахло, и мне нравился ее голос.
 – Откуда ты родом? – спросил я.
 – Ох, где меня только не носило. Я дитя ФБР. Отец уже в отставке. Он родился в Цинциннати, а мама в Теннесси. Мы много переезжали, какое-то время жили в Венесуэле. У ФБР было много агентов в Южной Америке. Гувер старался уберечь этот континент от ЦРУ. Ты знал об этом?
 – Догадывался. Добрейший старина Эдгар.
 – Отец говорил, что очень многие не понимали его.
 – Это и я могу подтвердить.
 Кейт рассмеялась.
 – Твои родители гордятся тобой? – спросил я.
 – Конечно. А твои родители живы?
 – Пребывают в добром здравии в Сарасоте.
 – А... они тебя любят? Гордятся тобой?
 – Конечно. Придумали даже прозвище для меня – паршивая овца.
 Кейт рассмеялась. Два балла.
 – У меня были долгие отношения с нашим агентом, – призналась она. – Но мы жили в разных городах. Я рада, что мы с тобой соседи, это гораздо проще и лучше.
 Если сравнивать мои редкие встречи с Бет Пенроуз и годы женитьбы, то я не был уверен, что из этого лучше. Однако я сказал:
 – Конечно.
 – Мне нравятся мужчины в возрасте, – продолжила свои признания Кейт.
 Я догадался, что она имеет в виду меня.
 – Почему?
 – Мне нравятся более мужественные поколения, к которым относится мой отец. Когда мужчины действительно были мужчинами.
 – Например, Аттила, вождь гуннов, да?
 – Ты прекрасно понял, что я хотела сказать.
 – Кейт, но в мужчинах твоего поколения нет ничего плохого. Наверное, они тоже хорошие парни.
 – Возможно. Но вот мне, например, нравится Джек. Он постарше и по большей части ведет себя как мужчина.
 – Согласен.
 – Но я не бросаюсь на шею мужчинам.
 – А я привык к этому.
 Кейт снова рассмеялась.
 – Ладно, хватит похмельной трепотни.
 За квартал до здания ФБР я предложил Кейт выйти из машины и отправиться на работу по отдельности, но она возразила:
 – Нет, очень интересно посмотреть, кому будет любопытно глазеть на нас, а кому нет. В конце концов, мы не делаем ничего плохого.
 Такси подъехало к зданию около девяти, я расплатился с водителем, и мы вышли. В вестибюль мы вошли вместе, но там оказалось немного наших коллег, а те, что были, похоже, не обратили внимания на то, что мы приехали в одном такси, а я в той же одежде, что и вчера. Когда вы спите с коллегой, вам кажется, что все об этом знают, однако обычно люди думают о более важных вещах. Будь сейчас здесь Кениг, он наверняка обратил бы на нас внимание.
 В киоске мы купили несколько газет, и пока ждали лифта, я взглянул на первую страницу "Таймс". В глаза бросились знакомое имя и знакомое лицо.
 – Черт побери! – воскликнул я.
 – Что случилось?
 Я протянул Кейт газету, она взглянула на первую страницу и охнула.
 Газета поместила мою фотографию, сделанную, предположительно, в субботу в аэропорту Кеннеди, хотя я не помнил, чтобы в субботу на мне был именно этот костюм. Так что явный фотомонтаж плюс придуманные слова, которых я не говорил, за исключением фразы о том, что если Асад Халил все еще на территории Нью-Йорка, то мы его найдем. Однако и эту фразу я не произносил на публике. Надо будет закатить Алану Паркеру хорошую оплеуху.
 Кейт тем временем развернула "Дейли ньюс".
 – Ух ты, а вот и меня цитируют. Якобы я сказала, что мы почти схватили Халила в аэропорту Кеннеди, однако сообщник помог ему скрыться. – Она удивленно посмотрела на меня.
 – Вот видишь? Все это потому, что мы не сами разговаривали с прессой. За нас это сделали Джек, Алан или кто-то еще. Кстати, а почему нет твоей фотографии?
 Кейт пожала плечами:
 – Возможно, поместят завтра. Но я не помню, чтобы меня фотографировали.
 Подошел лифт, мы поднялись на двадцать шестой этаж и вошли в помещение оперативного штаба. Здесь работали профессионалы, и никто не стал отпускать шуточек по поводу моей фотографии. Вот если бы такое случилось в моем бывшем отделе по расследованию убийств, то ребята наверняка повесили бы на стену фотографию из газеты с подписью: "Этого человека разыскивает Асад Халил... надеемся на вашу помощь".
 Я уселся за свой стол. Не было почти никаких шансов на то, что моя фотография в газете или даже на телевидении вытащит Халила из его норы. И я не стану его мишенью. Если только я не подберусь к нему слишком близко.
 Кейт принялась просматривать бумаги, лежавшие на ее столе.
 – Господи, здесь тонны документов, – вздохнула она.
 – И большинство из них можешь отправить в мусорную корзину, – посоветовал я.
 Я просмотрел еще "Нью-Йорк таймс", пытаясь отыскать статью об убийстве американского банкира во Франкфурте. Наконец нашел небольшую заметку. Минимум информации и никаких намеков на участие в убийстве Асада Халила.
 Я передал газету Кейт, она прочитала заметку и прокомментировала:
 – Наверное, у них все-таки есть сомнения относительно причастности Халила к этому убийству. И они не хотят играть на руку ливийской разведке, если убийство подстроено специально, чтобы сбить нас с толку.
 – Совершенно верно.
 Большинство убийств, с которыми мне приходилось иметь дело, совершали идиоты. А в международные разведывательные игры играют умные люди, которые специально действуют как идиоты. Такие, как Тед Нэш и его оппоненты. Их хитроумные схемы настолько запутаны, что эти люди, просыпаясь по утрам, стараются вспомнить, на кого работают в эту неделю и какую ложь нужно выдать за правду. Неудивительно, что Нэш мало говорит, поскольку большинство своей умственной энергии он расходует на осознание противоречивой реальности.
 Кейт сняла трубку телефона.
 – Надо позвонить Джеку.
 – С Франкфуртом разница во времени шесть часов, он еще спит.
 – Там на шесть часов позже, Джек давно на работе.
 – Да какая разница. Пусть сам звонит.
 Кейт замялась, но положила трубку на рычаг.
 Мы просмотрели и другие газеты – в них имелись подработанные на компьютере фотографии Халила: в очках, с бородой, с усами, с другими прическами. То есть общественность предупреждали, каким образом преступник может изменить свою внешность.
 А я еще предлагал оповестить публику о том, что мистера Халила и мистера Каддафи связывают более чем дружеские отношения. Однако в газетах на это не было даже намека.
 Я люблю все упрощать, но бывают моменты, когда очень уместна психологическая война, хотя военная разведка и правоохранительные органы недооценивают ее значение. В основном этим средством пользуются полицейские, когда допрашивают подозреваемого и изображают из себя "доброго" и "злого" следователей. В любом случае было бы неплохо через средства массовой информации запустить "утку", чтобы преступник прочитал ее, засомневался и занервничал. Только самим при этом не надо забывать, что это всего лишь "утка".
 Интересно, а читает ли Халил о себе в газетах и видит ли себя по телевидению? Я попытался представить себе, что он сейчас спрятался в каком-нибудь убогом домишке в арабской общине, ест консервированную баранину, смотрит дневные новости и читает газеты. Нет, маловероятно. Более реальным он виделся мне в костюме, среди людей, выполняющим свои зловещие планы.
 Если бы у этого дела имелось название, оно наверняка звучало бы как "Дело об отсутствующей информации". Некоторой информации не было в новостях потому, что об этом не знали. Однако не было и того, о чем должны были знать или по крайней мере догадываться. Самым примечательным было отсутствие каких-либо упоминаний о 15 апреля 1986 года. Кто-то из серьезных репортеров должен был бы напрячь мозги, память и сделать соответствующие выводы. В конце концов, не такие уж газетчики и глупые. Это могло означать только одно – подобной информацией кто-то манипулировал. Пресса будет сотрудничать с федералами несколько дней или даже неделю, если те смогут убедить ее, что речь идет о национальной безопасности.
 – Как ты думаешь, почему ни в одной из этих статей не упоминается о годовщине авианалета на Ливию? – спросил я у Кейт.
 – Наверное, кто-то попросил не упоминать об этом. Не стоит создавать противнику ту рекламу, которой он добивается. Противник хотел бы раздуть шумиху по поводу годовщины, но мы молчим об этом, а значит, у него ничего не вышло.
 Что ж, вполне разумный довод. Если плохие актеры пытаются играть трагедию, то не следует обеспечивать им бесплатную рекламу. И все же настораживало отсутствие в новостях свежей информации.
 Я решил прослушать сообщения автоответчика, но предусмотрительно не стал включать громкую связь, а надел наушники. И правильно сделал, поскольку первое было от Бет Пенроуз.
 – Привет. Я звонила тебе домой вчера вечером и сегодня утром, но не стала оставлять сообщение. Где ты скрываешься? Звони мне домой до восьми, потом на работу. Скучаю. Крепко целую. Пока.
 – Так, надо позвонить маме, – громко произнес я, чтобы слышала Кейт.
 Следующее сообщение продиктовал Джек Кениг.
 – Для Кори и Мэйфилд. Позвоните мне. – Далее следовал длинный номер телефона со множеством нулей и единиц.
 Подобное же сообщение поступило и от Теда Нэша, но я его стер. Больше сообщений не было, и я принялся просматривать бумаги.
 Через несколько минут Кейт спросила:
 – Ну, кто тебе звонил?
 – Джек и Тед.
 – А еще кто?
 – А-а... мама.
 Кейт буркнула что-то вроде "трепач", но, возможно, я плохо расслышал. Она поднялась из-за стола и ушла куда-то.
 Черт возьми, торчу вот здесь за столом. Не выспался. Ноет рана от пули в животе. В желудке шуршат шесть пережаренных булочек. Вот-вот конец карьере. Тем временем какой-то сумасшедший террорист пьет где-то верблюжье молоко и изучает мои фотографии в газетах. Конечно, я могу с этим справиться. Но оно мне надо?
 Кейт вернулась с двумя чашками кофе и поставила одну на мой стол.
 – Черный, один кусочек сахара. Правильно?
 – Правильно. И без стрихнина. Спасибо.
 – Если хочешь, могу принести тебе яичницу. С сыром и с сосисками.
 – Нет, спасибо.
 – Энергичный мужчина должен хорошо питаться.
 – Да какой я энергичный, разлагаюсь за столом. Кофе вполне хватит.
 – Наверное, ты сегодня утром не принимал витамины. Может, сбегать за витаминами?
 В тоне мисс Мэйфилд чувствовалась легкая насмешка, но я не стал огрызаться, опустил голову и углубился в чтение лежавшего передо мной документа.
 Кейт села напротив и отхлебнула кофе. Чувствуя на себе ее взгляд, я поднял голову и посмотрел на нее. Голубые глаза, которые еще совсем недавно были просто божественными, теперь превратились в ледышки.
 Так мы и сидели, уставившись друг на друга, наконец Кейт буркнула:
 – Извини, – и вернулась к своей работе.
 А еще через пару минут мы возобновили деловой разговор о поимке террориста.
 – Вот обобщенный отчет различных полицейских управлений, касающийся взятых в городе напрокат автомобилей, – сообщила Кейт. – Ежедневно берут тысячи машин, но они постарались отделить те, которые брали люди с именами, напоминающими арабские. Получился внушительный список.
 – Не сомневаюсь. Насколько я понимаю, Халил разъезжает на автомобиле, который приготовил для него соучастник. И если даже эта машина взята напрокат, соучастник мог воспользоваться именем, скажем Смит, если имел хорошие документы.
 – Но человек, бравший машину, мог быть непохожим на Смита.
 – Да... но они могли использовать парня, похожего на Смита, а затем грохнуть его. Забудь об этом.
 – Но расследовать дело о взрыве в Торговом центре помог как раз взятый напрокат автомобиль.
 – Забудь этот чертов взрыв в Торговом центре.
 – Почему?
 – Потому что, в отличие от армейского генерала, который повторяет свои успешные ранее действия в новом сражении, плохие парни не повторяют своих прошлых ошибок, в результате которых они потерпели поражение.
 – Это ты говорил своим студентам?
 – Да, говорил. И это вполне применимо для работы детектива. Я видел много полицейских, которые пытались раскрыть убийство в тем же способом, каким они раскрыли убийство А. Но каждый случай уникален по-своему. А уж наш тем более.
 – Спасибо за науку, профессор.
 – Пожалуйста.
 Пришлось вернуться к куче бумаг на столе, хотя я терпеть не могу бумажную работу. Через несколько минут я наткнулся на запечатанный конверт с пометкой "Лично, секретно". Открыв конверт, я увидел докладную записку от Габриеля: "Вчера я посетил дом Гамаля Джаббара и расспросил его жену Калу. Она заявила, что ничего не знала о действиях и намерениях мужа, а также о том, куда он поехал в субботу. Но она рассказала, что в пятницу вечером у Джаббара был гость, а после его ухода Джаббар вытащил из-под кровати небольшой черный чемодан и велел ей не дотрагиваться до него. Гостя она не знает, его разговор с мужем не слышала. На следующее утро муж остался дома, это было необычно, поскольку по субботам он работал. Из дома в Бруклине Джаббар вышел в два часа дня с чемоданом и больше не возвращался. Она говорит, что муж нервничал, был печальным и отрешенным – это оптимальные характеристики, которые я смог подобрать, переводя с арабского. Похоже, миссис Джаббар смирилась с вероятностью того, что ее муж мертв. Я позвонил в отдел по расследованию убийств и разрешил им сообщить ей эту новость, а Фади приказал отпустить. Поговорим позже".
 Я сложил докладную записку и убрал во внутренний карман пиджака.
 – Что это? – поинтересовалась Кейт.
 – Я тебе потом покажу.
 – А почему не сейчас?
 – Потому что тогда в разговоре с Джеком ты сможешь сказать, что ничего не знала об этом.
 – Но Джек наш босс. Я ему доверяю.
 – Я тоже. Но сейчас рядом с ним Тед.
 – Что ты хочешь этим сказать?
 – Сейчас на одном поле разыгрываются две игры, одна из них игра льва, а другая чья-то еще.
 – Чья?
 – Не знаю. Просто у меня такое ощущение, что здесь что-то нечисто.
 – Ну... если ты имеешь в виду, что ЦРУ ведет свою игру, то это не новость.
 – Вот именно. За Тедом нужен глаз да глаз.
 – Ладно, придется соблазнить его, и он мне во всем признается.
 – Хорошая идея. Но я однажды видел его голым, и член у него совсем крошечный.
 Кейт посмотрела на меня и поняла, что я не шучу.
 – А где ты видел его голым?
 – На холостяцкой вечеринке. Там приглашенные стриптизерши танцевали под музыку, и, видимо, это так увлекло Теда, что никто не успел остановить его...
 – Перестань трепаться. Серьезно, когда это было?
 – Когда мы вместе расследовали одно дело. Мы тогда вышли из биологической лаборатории, всем необходимо было принять душ, то есть отмыться, как они это называют.
 – Правда?
 – Правда. Но видимо, он плохо отмылся, потому что на следующий день у него отвалился член.
 Кейт засмеялась, затем задумалась.
 – Да, я и забыла, что вы вместе расследовали одно дело. И Джордж тоже, да?
 – Да. Но, для сведения, у Джорджа член нормальный.
 – Спасибо за ценную информацию. Значит, после того дела ты не доверяешь Теду.
 – Я стал не доверять ему через три секунды после того, как впервые увидел.
 – Понятно... значит, тебе подозрительно то совпадение, что вы снова работаете по одному делу.
 – Да, есть малость. Кстати, в тот раз он пытался запугать меня.
 – Запугать? Каким образом?
 – По-настоящему можно запугать только одним образом.
 – Не могу в это поверить.
 Я пожал плечами и продолжил свои признания.
 – Если хочешь знать, он положил глаз на Бет Пенроуз.
 – О! Ищите женщину. Теперь все ясно. Дело закрыто.
 Пожалуй, глупо было с моей стороны так откровенничать, поэтому я ничего не ответил на нелогичный вывод, который сделала Кейт.
 А она тем временем продолжила развивать свою мысль:
 – Послушай, вот и решение всех наших проблем. Тед и Бет. Пусть они будут вместе.
 – Тебе не кажется, что это уже похоже на какой-то план?
 – Ну и что? А теперь дай мне ту бумагу, которую ты спрятал в карман.
 – На ней стоит пометка "лично".
 – Ладно, тогда прочитай ее мне.
 Я вытащил из кармана докладную Габриеля и бросил ее на стол Кейт. Она молча прочитала, затем прокомментировала:
 – Здесь нет ничего такого, чего бы мне не следовало видеть. Либо отрицать, что я видела это. Джон, ты пытаешься контролировать информацию. Понимаю, информация – это власть. Однако мы здесь так не работаем. Вы с Габриелем и еще некоторыми полицейскими играете в какую-то мелкую игру, укрывая информацию от федералов. Но это опасная игра.
 И так далее. Я выслушал трехминутную нравоучительную лекцию, которую Кейт завершила словами:
 – Нам не нужны в отделе еще какие-то тайные группировки.
 На это я ей ответил:
 – Прости, что утаил от тебя эту докладную записку. В будущем обязуюсь показывать тебе все документы, которые полицейский направляет полицейскому, и можешь делать с ними все, что захочешь. – Помолчав, я добавил: – Я ведь знаю, что ФБР и ЦРУ делятся буквально всей информацией со мной и другими детективами, прикомандированными к ОАС. Как говорил Эдгар Гувер...
 – Ну ладно, хватит. Я тебя прекрасно понимаю. Но не скрывай ничего хотя бы от меня.
 Мы посмотрели друг другу в глаза и улыбнулись. Вот видите, что бывает, когда вступаешь в близкие отношения с женщиной-коллегой.
 – Обещаю, – заверил я.
 Мы вернулись к бумажной работе, но через некоторое время Кейт снова обратилась ко мне:
 – Вот предварительный отчет судмедэксперта об осмотре такси, обнаруженного в Перт-Амбоя... так... шерстяные волокна на заднем сиденье соответствуют образцам, взятым с костюма Халила в Париже.
 Я быстро отыскал этот отчет и углубился в чтение.
 – Частицы полиэтилена, терефталата впились в сиденье и в тело водителя... – прочла Кейт. – Что это, черт побери, означает?
 – Это означает, что стрелявший воспользовался пластиковой бутылкой как глушителем, – пояснил я.
 – Правда?
 – Правда. Ты наверняка можешь прочитать это в одном из учебников, что стоят у тебя на полках.
 – Я никогда такого не читала... Так, что еще? Стреляли определенно из сорокового калибра... это может означать, что убийца воспользовался служебным оружием.
 – Вероятно.
 – Отпечатки пальцев по всей машине, но среди них нет отпечатков Халила...
 Мы прочитали отчет до конца, но не нашли там бесспорных свидетельств того, что в такси находился именно Халил, если не считать шерстяных волокон. Однако сами по себе волокна не доказывали его присутствие на месте преступления. Они всего лишь означали, что там присутствовал его – или аналогичный – костюм. Именно так заявил однажды в суде адвокат обвиняемого.
 Кейт задумалась, затем изрекла:
 – Он в Америке.
 – Именно это я утверждал еще до того, как мы узнали об убийстве в Перт-Амбое.
 – А убийство во Франкфурте – это просто уловка.
 – Правильно. Поэтому мы туда и не полетели.
 – Послушай, Джон, пока мы знаем только, где Халил находился в субботу вечером. Что можно извлечь из этого?
 – Да ничего.
 На самом деле прочные ниточки и проверенные факты часто приводят в никуда. Когда со временем Асаду Халилу будет предъявлено официальное обвинение, мы сможем добавить имя Гамаль Джаббар в список из более чем трехсот мужчин, женщин и детей, в убийстве которых подозревается Халил. Однако пока это ни на дюйм не приближало нас к его поимке.
 Мы с Кейт вернулись к нашим бумагам. Я начал читать все сначала, с Европы. Прочитал крохи информации относительно убийств, в которых подозревался Халил. Где-то там, в Европе, имелась ниточка, но я не мог ухватить ее.
 Кто-то, но не я, запросил в ВВС личное дело полковника Уильяма Хамбрехта, в том числе и его послужной список. Сейчас на моем столе в запечатанном конверте лежали копии этих документов. Досье полковника, как и все личные дела военных, имело гриф "Секретно".
 Интересным показался тот факт, что личное дело запросили два дня назад, и изначально оно не входило в список запрашиваемых досье. Другими словами, Халил явился с повинной в американское посольство в Париже в четверг, а когда там поняли, что он является подозреваемым в убийстве Хамбрехта, то сразу и следовало запросить в ВВС личное дело полковника, тогда оно поступило бы к нам в субботу... в крайнем случае в понедельник. Но сегодня вторник, а я впервые вижу это досье. Но возможно, я слишком хорошо думаю о федералах, считая, что запрос этого личного дела должен был бы стать одной из первоочередных задач. Либо, возможно, кто-то пытается контролировать информацию. Я же сказал Кейт: "Думай о том, чего нет на твоем столе". Значит, кто-то все-таки сделал запрос, но я не знал кто, поскольку в сопроводительном письме этого не указывалось.
 – Посмотри, есть ли у тебя личное дело полковника Уильяма Хамбрехта, – попросил я Кейт и показал первую страницу. – Вот так оно выглядит.
 Даже не взглянув, Кейт ответила:
 – Я знаю, как оно выглядит. Я запросила его в пятницу, когда мы получили задание встретить Халила в аэропорту. Я только час назад прочла его.
 – Ты меня удивляешь. Похоже, папочка кое-чему тебя научил.
 – Папочка учил меня, как делать карьеру, а мамочка научила быть проницательной.
 Я улыбнулся и раскрыл личное дело. Первая страница содержала общие сведения: дата и место рождения, домашний адрес, ближайшие родственники и тому подобное. Я узнал, что полковник Уильям Хамбрехт был женат на Розе, имел троих детей, в марте ему бы исполнилось пятьдесят пять лет, лютеранин, группа крови А, резус положительный.
 Я перешел к следующим страницам. В основном они скупым военным языком рассказывали об этапах безусловно выдающейся карьеры. Я думал, что полковник Хамбрехт, возможно, был связан с разведкой ВВС, отсюда и интерес к нему со стороны экстремистов. Однако, судя по послужному списку, он прошел путь от пилота до командира авиационного крыла. Отлично проявил себя во время войны в Персидском заливе, имел множество наград и благодарностей, служил в различных странах, был прикомандирован к штаб-квартире НАТО в Брюсселе, затем получил назначение в Англию, на базу Королевских ВВС Лейкенхит. Ничего необычного, за исключением того факта, что он раньше уже служил на этой авиабазе – с января 1984 года по май 1986-го. Возможно, в то время у него и появились там враги. Может, соблазнил жену какого-нибудь местного жителя, его перевели во избежание скандала, а через десять лет, когда он вернулся на базу, обманутый муж и отомстил ему. Это объясняло использование топора в качестве орудия убийства. Так что вполне возможно, Асад Халил не имел никакого отношения к этому.
 Я уже собрался было отложить личное дело в сторону, но на последней странице обнаружил запись: "Информация уничтожена, приказ 369215-25, основание – национальная безопасность. Совершенно секретно".
 Я задумался. Информация в личном деле может быть уничтожена по различным причинам, однако ничто не исчезает навсегда. Она где-то хранится – в другом досье с грифом "Совершенно секретно". Невозможно было определить, когда и какая информация была уничтожена, но я понимал, что сделано это по приказу Министерства обороны и президента США. В целях национальной безопасности.
 Конечно, номер приказа давал кому-то доступ к секретным записям, но этим кем-то был не я. Я задумался над тем, какого рода информация могла быть уничтожена. Обычно изымают сведения, связанные с секретными миссиями, но в данном случае подобная информация могла иметь отношение к убийству полковника Хамбрехта. А может, и то и другое. Либо ни то ни другое. Может, это была информация о связи полковника с женой местного жителя.
 – Ну? О чем задумался? – спросила меня Кейт.
 Я поднял голову и посмотрел на нее.
 – Нашел то, чего здесь нет.
 – Понятно. Я уже направила запрос Джеку, он переправит его по цепочке Директору, а тот запросит более подробно. Это может занять несколько дней, а то и больше, хотя я и поставила гриф "Срочно". Чтобы добраться до секретной информации, требуется четыре дня, а уж до совершенно секретной и того больше.
 Я кивнул.
 – А еще кто-то наверху может посчитать, что нам не следует знать эти сведения, либо решат, что к нашему делу они не имеют отношения. Тогда мы никогда не увидим эту информацию.
 – Возможно, она действительно не имеет отношения к нашему делу, если только не касается убийства полковника. Но почему тогда она совершенно секретная?
 Кейт пожала плечами:
 – Этого мы можем никогда не узнать.
 – Ну нет, мне не за это платят деньги, – возразил я.
 – А какой у тебя допуск? – поинтересовалась Кейт.
 – Шесть футов и один дюйм. Прости, это старая шутка. У меня допуск для информации под грифом "Для служебного пользования", но я работаю и с секретными документами.
 – У меня допуск к секретным документам, но у Джека к совершенно секретным. Поэтому он сможет просмотреть эти изъятые сведения, если ему потребуется ее узнать.
 – Как он поймет, требуется ее узнать или нет, если неизвестно, что за информация уничтожена?
 – Кто-то из тех, у кого есть допуск к ней, скажет Джеку, нужно ли ему ее знать.
 – Кто, например?
 – Не ты, во всяком случае. У федералов больше возможностей, чем у полиции, надеюсь, ты это уже понял.
 – Убийство есть убийство. А закон есть закон. С этого я начинал свои лекции в академии. – Я снял трубку телефона и набрал номер Энн-Арбора, штат Мичиган. Этот номер я нашел в досье с пометкой "Нет в справочнике".
 После нескольких звонков включился автоответчик. Голос женщины средних лет, наверняка он принадлежал миссис Хамбрехт, произнес:
 – Дом Хамбрехтов, мы не можем сейчас подойти к телефону, пожалуйста, сообщите ваше имя и номер телефона, мы вам перезвоним.
 Если под этим "мы" она имела в виду полковника Хамбрехта, то он уже никогда не подойдет к телефону. Дождавшись звукового сигнала, я сказал:
 – Миссис Хамбрехт, меня зовут Джон Кори, я звоню по поручению командования ВВС. Прошу вас, перезвоните мне как можно скорее, дело касается полковника Хамбрехта. – Я продиктовал свой прямой номер и добавил: – Или позвоните мисс Мэйфилд. – Продиктовав номер Кейт, я положил трубку.
 В этот момент зазвонил телефон Кейт – оказалось, что на проводе Джек. Через несколько секунд Кейт сказала мне:
 – Возьми трубку.
 Я нажал на своем телефоне кнопку с номером линии Кейт и снял трубку.
 – Кори.
 – Ты огорчаешь меня, Джон.
 – Понимаю, сэр.
 – Ты не выполнил приказ, отказался лететь во Франкфурт, а вчера вечером вообще пропал без вести.
 – Да, сэр.
 – Где ты был? Ты обязан оставлять контактный номер телефона.
 – Да, сэр.
 – Так где ты был?
 У меня на этот счет имелась хорошая шутка, и если бы подобный вопрос мне задал один из моих бывших боссов, то я бы ответил: "Мою подружку арестовали по подозрению в занятии проституцией, и я всю ночь провел в каталажке". Однако, как я уже говорил, федералы не понимают тонкого юмора, поэтому я ответил Джеку:
 – У меня нет объяснений, сэр.
 В наш разговор вмешалась Кейт.
 – Я звонила в оперативный штаб и сообщила дежурному офицеру, что мистер Кори и я находимся у меня дома. Там мы пробыли до восьми сорока пяти утра.
 После небольшой паузы Джек промолвил:
 – Понятно. – Откашлявшись, он проинформировал нас: – Я возвращаюсь в Нью-Йорк, у себя буду около восьми вечера. Если вас не затруднит, будьте, пожалуйста, на месте.
 Мы заверили, что нас это не затруднит. Я воспользовался случаем и спросил:
 – Сэр, вы можете ускорить запрос Кейт по поводу уничтоженной информации из личного дела полковника Хамбрехта?
 Снова пауза, затем Джек ответил:
 – Министерство обороны сообщило, что эти сведения не имеют отношения к убийству, а значит, не имеют отношения и к нашему делу.
 – А к чему они имеют отношение?
 – Хамбрехт имел доступ к ядерному оружию. Уничтоженная информация касается именно этого. Это стандартная процедура, они изымают из личных дел сведения о работе с ядерным оружием. Так что не трать попусту время.
 – Ладно. – Я знал, что это правда. Несколько лет назад мне пришлось заниматься делом, к которому имел отношение офицер ВВС.
 Джек сменил тему – поговорил об убийстве в Перт-Амбое, поинтересовался, как дела, затем спросил, что нового в утренних газетах.
 – Моя фотография, – ответил я.
 – Они правильно написали твой адрес? – со смехом спросил Джек. Кейт тоже засмеялась, а я ответил:
 – Теперь вы мой должник.
 – Что ты хочешь этим сказать?
 – То, что в мои обязанности не входит изображать из себя мишень. Так что, когда мне потребуется от вас услуга, я напомню об этом. – На самом деле я не думал, что стану мишенью, но пусть так думает Кениг.
 – Но твои же парни знают, как вести наружное наблюдение, не так ли? – спросил Джек.
 Под "моими парнями" он подразумевал, конечно же, полицейских.
 – Все равно вы мой должник, – уперся я.
 – Ладно. Что ты хочешь?
 – Как насчет правды?
 – Я как раз работаю над этим.
 Это был намек и своего рода признание в том, что есть в этом деле нечто такое, чего мы не знаем.
 – Вспомните девиз наших друзей из ЦРУ – вы узнаете правду, и правда сделает вас свободным.
 – Но правда может сделать и мертвым. Ты очень умен, Кори, но эта телефонная линия не защищена.
 – Ауфвидерзеен, – буркнул я и положил трубку.
 Кейт еще немного поговорила с Джеком, а я тем временем прочитал небольшую заметку об убийстве во Франкфурте мистера Лейбовица. Ничего нового для себя я из нее не почерпнул. Поднявшись из-за стола, я сказал Кейт:
 – Пойду разыщу Габриеля. Ты не будешь возражать, если останешься здесь, чтобы нам не пропустить звонок миссис Хамбрехт?
 – Конечно. О чем ты собираешься спросить ее?
 – Пока точно не знаю.
 – Ладно, иди.
 Я вышел из помещения оперативного штаба и направился по коридору туда, где размещались комнаты для допросов. Габриеля я увидел возле одной из комнат, он разговаривал с детективами из Департамента полиции Нью-Йорка.
 Увидев меня, он оставил своих собеседников и подошел.
 – Получил мою докладную записку? – спросил Габриель.
 – Да. Спасибо.
 – Эй, я видел в газете твою фотографию. И еще ее видели все, кого я сегодня допрашивал.
 Я проигнорировал эти слова и сказал:
 – Последнее время здесь так много арабов, что надо заказать молитвенные коврики и повесить указатель, в какой стороне Мекка.
 – Хорошая идея.
 – Есть что-то новое?
 – Конечно. Я позвонил в Вашингтон – городским полицейским, а не в ФБР. Я подумал, что мистер Халил точно не знал, куда его повезут – в Нью-Йорк или в Вашингтон. Поэтому поинтересовался, не пропадали ли в Вашингтоне таксисты, выходцы с Ближнего Востока.
 – И что?
 – Получил отчет о пропавших людях. В списке есть парень по имени Дауд Файзал, водитель такси, ливиец. Ушел из дому в субботу и не вернулся.
 – Может, он пошел поменять имя?
 Габриель, привыкший к моим шуткам, продолжил:
 – Я поговорил с его женой – на арабском, разумеется, – и она сказала, что он уехал по заказу в аэропорт и не вернулся. Знакомая история?
 Я задумался. Как предполагал Габриель, этого водителя могли нанять для того, чтобы он забрал Халила из аэропорта, если бы самолет приземлился в Вашингтоне. В какой-то момент организация, стоящая за Халилом, будь то ливийская разведка или какая-то экстремистская группа, точно узнала, что их человека повезут в Нью-Йорк. Однако к этому времени Дауд Файзал уже слишком много знал, поэтому его либо убили, либо похитили и упрятали на время выполнения операции.
 – Так, а что мы сможем сделать с этой информацией? – спросил я у Габриеля.
 – Да ничего. Очередной тупик. Но все свидетельствует о тщательно спланированной операции. У нас нет посольства Ливии, но ливийцы работают в штате посольства Сирии, которая сочувствует Каддафи. Все арабы похожи, правильно? ЦРУ и ФБР знают об этих уловках, но закрывают глаза, поскольку это дает им возможность следить за ливийцами. Однако, видимо, никто не следил в пятницу вечером, когда кто-то явился домой к Файзалу с черным чемоданом. Так сказала миссис Файзал, почти теми же словами, что и миссис Джаббар. Поздний вечер пятницы, посетитель, черный чемодан, муж встревожен. Да, все сходится, но это уже вчерашняя новость.
 – Но она подтверждает тщательное планирование операции и наличие сообщников в нашей стране.
 – Но это тоже вчерашняя новость.
 – Верно. А могу я спросить тебя... как араба? Попробуй поразмышлять, как Халил. Что у этого парня на уме?
 – Давай сначала поговорим о том, чего Халил не стал делать. Он не стал тайком пробираться в нашу страну. А прибыл сюда за наш счет... в прямом и переносном смысле.
 – Согласен. Продолжай.
 – Он вымазал нам лица верблюжьим дерьмом. Это доставляет ему наслаждение. Но еще больше ему нравится вести с нами рискованную игру.
 – Я думал об этом. Но зачем ему это надо?
 – Это уже психология араба. – Габриель улыбнулся. – Частично это чувство неполноценности по отношению к Западу. Экстремисты подкладывают бомбы в самолеты и все такое прочее, но они понимают, что, по сути, это трусливые поступки, поэтому время от времени появляются люди, желающие продемонстрировать неверным храбрость воинов ислама. У арабов есть легенда об одиноком всаднике, который сражается с армией врагов и побеждает. Понимаешь?
 – Понимаю. Так что же у него на уме?
 – Не знаю. Просто говорю тебе, кем он может себя представлять.
 – Ясно. Но к чему обычно стремятся такие люди?
 – Да кто его знает. Он уже убил триста двадцать человек, но продолжает свое кровавое дело.
 – Спасибо, Габриель, отличная работа. Как дела у Фади?
 – Ее теперь зовут Мария, она работает уборщицей в церкви Святого Патрика, – с улыбкой ответил Габриель.
 – Ладно, еще увидимся. – Я уже повернулся, чтобы уйти, но слова Габриеля остановили меня.
 – У Халила какая-то серьезная цель.
 Я обернулся.
 – Он слишком сильно ненавидит кого-то, кто, по его убеждению, причинил ему зло, или оскорбил ислам, или надругался над Ливией. И он хочет отомстить лично.
 – Так, продолжай.
 Габриель на мгновение задумался.
 – У арабов есть поэма, которая называется "Кровная месть".
 – А разве это не любовная поэма?
 – Это поэма о ненависти, мой друг. И конечно же, о кровной мести.
 – Понятно.
 – Араб может проявить чудеса храбрости во имя Аллаха и иногда во имя своей страны. Но очень редко во имя чего-то абстрактного вроде политической идеи и даже политического лидера. Арабы часто не доверяют своим лидерам.
 – Тут я согласен с арабами.
 – Но есть еще кое-что, что по-настоящему движет арабами. Это личная вендетта. Понимаешь? Как у сицилийцев.
 – Понимаю.
 – Скажем, если ты убил моего сына или отца, либо изнасиловал мою дочь или жену, то я буду преследовать тебя всю свою жизнь, буду убивать всю твою родню, пока не доберусь до тебя.
 – Я подозревал, что босс моей бывшей жены спит с ней. Я послал ему ящик шампанского.
 – Арабы так не поступают. Ты меня слушаешь?
 – Да, слушаю. Значит, это может быть кровная месть. Вендетта.
 – Правильно. Может быть. И Халилу наплевать, останется он жить или умрет, осуществляя кровную месть. Для него важна только сама месть. Ведь если он умрет, то все равно попадет в рай.
 – Постараюсь помочь ему побыстрее попасть туда.
 – Если вы когда-то встретитесь, то в рай первым попадет тот, кто последним узнает своего врага, – со смехом закончил Габриель.
 Я ушел. Почему всем кажется забавным то, что моя фотография появилась в газетах? Вернувшись в штаб, я подошел к кофейному бару и взял чашку кофе. Прихлебывая кофе, я стал обдумывать все то, что сказал Габриель. Но в этот момент ко мне подошла Кейт.
 – Звонит миссис Роза Хамбрехт. Я объяснила ей, кто мы такие.
 Оставив кофе, я поспешил к своему столу и взял трубку.
 – Миссис Хамбрехт, это Джон Кори, Особое антитеррористическое соединение.
 Мне ответил вежливый женский голос.
 – С чем связан ваш звонок, мистер Кори?
 Кейт села за свой стол и тоже сняла трубку, чтобы слышать наш разговор.
 – Прежде всего примите мои глубокие соболезнования в связи со смертью вашего мужа.
 – Благодарю вас.
 – Мне поручено провести дополнительное расследование обстоятельств его смерти.
 – Убийства.
 – Да, мадам. Понимаю, вы устали отвечать на вопросы...
 – Я буду отвечать на вопросы до тех пор, пока не найдут убийцу.
 – Спасибо. В деле говорится, что вас допрашивали представители ФБР, ВВС и Скотленд-Ярда, верно?
 – Верно. А еще представители разведки ВВС, ЦРУ, британских служб МИ-5 и МИ-6.
 Мы с Кейт переглянулись.
 – Значит, можно предположить, что некоторые считают мотив убийства политическим.
 – Это я так считаю. Никто из них не высказывал мне своих версий.
 – Но, судя по личному делу вашего мужа, он не занимался политикой, не работал на разведку.
 – Совершенно верно. Он всегда был пилотом, командиром, последнее время занимался штабной работой.
 Мне нужно было как-то подвести разговор к уничтоженной информации, не пугая при этом вдову, поэтому я решил зайти издалека.
 – Мы склонны думать, что это убийство было случайным. Ваш муж пал от руки экстремистов только потому, что на нем была американская военная форма.
 – Чушь, – возразила миссис Хамбрехт.
 Я тоже так считал, поэтому спросил ее:
 – А может, какой-то факт из биографии вашего мужа сделал его целью группы экстремистов?
 Молчание, затем:
 – Ну... предполагалось, что участие мужа в войне в Персидском заливе могло сделать его целью исламских экстремистов. Помните случай с капитаном из Винсенса?
 – Нет, мадам.
 Она рассказала, и я вспомнил эту попытку убийства.
 – Значит, возможно, что это была месть за его участие в войне в Персидском заливе? – предположил я.
 – Да, возможно... но в этой войне участвовали многие пилоты. Тысячи. А Билл тогда был только майором. Поэтому непонятно, почему выбрали именно его.
 – Но вам высказывали такую версию?
 – Да, кое-кто высказывал.
 – Однако вы в нее не верите.
 – Не верю. – Миссис Хамбрехт замолчала, и я дал ей время подумать. Наконец она сказала: – А теперь, после смерти Терри и Гейл Уэйклифф, разве можно по-прежнему считать смерть моего мужа случайной или имеющей отношение к войне в Персидском заливе? Ведь Терри никогда не был там.
 Я посмотрел на Кейт, она пожала плечами. Я продолжил, стараясь не выдать своей неосведомленности:
 – Вы думаете, что смерть Уэйклиффов может быть связана с гибелью вашего мужа?
 – Вполне вероятно...
 – А вы можете добавить что-нибудь к тому, что нам уже известно о смерти Уэйклиффов?
 – Вряд ли я знаю что-то помимо того, о чем писали в газетах.
 – О какой газете вы говорите?
 – О какой газете? Об "Эйр форс таймс". И еще об этом писала "Вашингтон пост", разумеется. А почему вы спрашиваете?
 Я посмотрел на Кейт, ее пальцы уже бегали по клавиатуре компьютера.
 – Потому что некоторые газеты грешили против истины. А как вы узнали об их смерти?
 – Дочь Уэйклиффов... Сью... она позвонила мне вчера. А убили их явно в воскресенье.
 Я так и подпрыгнул в кресле. Убили. То есть насильственная смерть.
 – А кто-нибудь из ФБР или ВВС говорил с вами об этом?
 – Нет, вы первый.
 Кейт уже читала компьютерную распечатку и делала какие-то пометки. Я махнул ей, прося передать распечатку мне, но она продолжила чтение.
 – А не упоминала ли дочь о том, что у нее закрались какие-то подозрения в связи со смертью родителей?
 – Она была очень расстроена, сами понимаете. Она сказала, что преступление похоже на ограбление, хотя она в этом не уверена. Убили также экономку.
 Вопросы общего характера у меня закончились, и как раз в этот момент Кейт протянула мне распечатку.
 – Подождите, пожалуйста, – попросил я миссис Хамбрехт.
 Я быстро пробежал глазами статью из "Вашингтон пост". В ней говорилось, что генерал ВВС Терранс Уэйклифф работал в Пентагоне. Он, его жена и экономка были найдены застреленными в доме Уэйклиффов поздно утром в понедельник. Трупы обнаружил адъютант генерала, который проявил беспокойство, когда его начальник не явился на работу в свой кабинет в Пентагоне, а телефонные звонки ему домой и вызовы по пейджеру остались без ответа.
 На месте преступления были обнаружены следы взлома – вырванная дверная цепочка; предположительный мотив преступления – ограбление, поскольку пропали ценные вещи и наличные деньги. Генерал был в форме, он наверняка только что вернулся из церкви, что позволяло считать временем убийства и ограбления утро воскресенья. Полиция вела расследование.
 Я посмотрел на Кейт и спросил:
 – Какая связь между генералом Уэйклиффом и полковником Хамбрехтом?
 – Не знаю. Выясни.
 – Ладно. – Я вернулся к разговору с миссис Хамбрехт. – Простите, звонили из Пентагона. – Я решил перестать ходить вокруг да около и спросить напрямик, а там посмотрим. – Миссис Хамбрехт, позвольте мне быть с вами откровенным. Передо мной на столе лежит личное дело вашего мужа. Из него изъята некая информация, и у меня возникли определенные затруднения в связи с доступом к ней. Но мне необходимы эти сведения. Я хочу выяснить, кто и почему убил вашего мужа. Вы можете мне помочь?
 Миссис Хамбрехт молчала. Понимая, что пауза может слишком затянуться, я добавил:
 – Очень вас прошу, – и посмотрел на Кейт, которая одобрительно кивнула.
 Наконец миссис Роза Хамбрехт промолвила:
 – Мой муж и генерал Уэйклифф принимали участие в военной операции. Это была бомбардировка... почему вы этого не знаете?
 Внезапно я все понял. Из моей головы еще не вылетело то, что говорил мне Габриель, и когда миссис Хамбрехт произнесла слово "бомбардировка", все встало на свои места, как будто ключ сделал последний поворот и замок открылся.
 – Пятнадцатое апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, – произнес я.
 – Да. Вы понимаете, о чем идет речь?
 – Понимаю. – Я посмотрел на Кейт, которая с задумчивым видом уставилась куда-то в пространство.
 Тем временем миссис Хамбрехт продолжила:
 – Возможно, все это связано между собой... трагедия в аэропорту Кеннеди, годовщина бомбардировки и то, что случилось с Уэйклиффами.
 Я глубоко вздохнул и ответил:
 – Я в этом не уверен... но скажите, не случилось ли несчастье с кем-нибудь еще из тех, кто принимал участие в этой операции?
 – В ней принимали участие десятки человек, и я не могу говорить обо всех.
 – А с теми, кто служил в подразделении вашего мужа?
 – Вы хотите сказать, в его эскадрилье? В нее, по-моему, входило пятнадцать или шестнадцать самолетов.
 – Вы ничего не знаете о судьбе этих людей?
 – Я знаю только, что Стивен Кокс погиб во время войны в Персидском заливе, об остальных мне ничего не известно. Однополчане мужа, принимавшие участие в той операции, поддерживают связь между собой, но о других пилотах эскадрильи я ничего не слышала.
 Я попытался вспомнить авиационную терминологию – отряд, звено, авиационное крыло, эскадрилья, – но все эти названия мне мало о чем говорили. Поэтому я спросил:
 – Простите мое невежество, но сколько самолетов и человек в звене и в эскадрилье?
 – Количество меняется в зависимости от выполняемой задачи. Но обычно в звене четыре или пять самолетов, а в эскадрилье от двенадцати до восемнадцати.
 – Понятно. А сколько самолетов было в звене вашего мужа пятнадцатого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года?
 – Четыре.
 – Значит... восемь человек, верно?
 – Верно.
 В наш разговор вмешалась Кейт.
 – Миссис Хамбрехт, это снова Кейт Мэйфилд. Будьте с нами откровенны, это поможет нам быстрее раскрыть это дело.
 – По-моему, я уже достаточно рассказала вам.
 Однако мы с Кейт так не считали, и Кейт продолжила допытываться:
 – Мадам, мы пытаемся раскрыть убийство вашего мужа. Понимаю, как жена военного, вы умеете хранить секреты. Но мы тоже умеем их хранить. Уверяю вас, можете говорить спокойно. Или, может, вы хотите, чтобы мы приехали в Энн-Арбор и поговорили лично?
 После небольшой паузы Роза Хамбрехт ответила:
 – В этом нет необходимости.
 Мы молчали, ожидая дальнейших откровений, и наконец миссис Хамбрехт решилась:
 – Ну хорошо... В звене моего мужа было четыре штурмовика "F-111", в их задачу входила бомбардировка военного городка в окрестностях Триполи. Городок назывался Эль-Азизия. Вы можете вспомнить из тогдашних сообщений, что один из самолетов сбросил бомбу на дом Муамара Каддафи. Дом как раз находился в Эль-Азизии. Каддафи уцелел, но погибла его приемная дочь, а жена и двое сыновей получили увечья. Я рассказываю вам только то, о чем сообщалось в средствах массовой информации. А выводы уже делайте сами.
 Я взглянул на Кейт, которая снова забарабанила пальчиками по клавиатуре компьютера, вглядываясь в экран монитора.
 – Но вы, мадам, наверное, сделали и собственные выводы? – спросил я.
 – Когда убили моего мужа, я подумала, что его убийство может иметь какое-то отношение к операции в Ливии, но представители ВВС твердо заверили меня, что имена всех участников этой операции были строго засекречены. Я поверила, но, возможно, кто-то из пилотов мог проболтаться... или... я не знаю. Я выбросила из головы эти подозрения, но когда вчера узнала о гибели Уэйклиффа... Конечно, это может быть совпадением...
 Да, это могло быть совпадением, но не было.
 – Значит, из восьми человек, которые бомбили... как называлось это место?
 – Эль-Азизия. Один погиб во время войны в Персидском заливе. Моего мужа убили, как и Терри Уэйклиффа.
 Я бросил взгляд на Кейт, которая уже распечатывала информацию.
 – А кто были остальные пятеро, принимавшие участие в бомбардировке Эль-Азизии?
 – Я не могу сказать и не скажу вам этого.
 Чувствовалось, что миссис Хамбрехт непоколебима в этом своем решении, поэтому не имело смысла настаивать.
 – Но вы можете хотя бы сказать мне... эти пятеро живы?
 – Они звонили пятнадцатого апреля. Не все, но Терри сказал мне, что разговаривал со всеми, передал соболезнования, у них все нормально... правда, один из них очень серьезно болен.
 В разговор снова вступила Кейт.
 – Миссис Хамбрехт, вы можете дать мне номер телефона родных Уэйклиффа?
 – Позвоните в Пентагон и узнайте в офисе Терри, – посоветовала миссис Хамбрехт.
 – Но я бы хотела поговорить непосредственно с родными.
 – Сделайте запрос в Пентагон.
 Чувствовалось, что миссис Хамбрехт, наверное, уже сожалеет о том, что разоткровенничалась с нами. Военные – это особая каста, и наверняка представители ВВС просили ее никому ничего не рассказывать. Понимая, что из нее больше ничего не выжмешь, я сказал:
 – Спасибо за сотрудничество, мадам. Позвольте заверить вас: мы делаем все возможное, чтобы убийца вашего мужа попал в руки правосудия.
 – Меня уже заверяли в этом. Прошло уже почти три месяца...
 – Мадам, я думаю, мы близки к завершению расследования. – Я снова посмотрел на Кейт и увидел, что она улыбается.
 Миссис Хамбрехт глубоко вздохнула.
 – Молю Бога, чтобы вы оказались правы... мне так не хватает его...
 – До свидания, мадам. Я буду держать вас в курсе.
 – Спасибо.
 Я положил трубку. Некоторое время мы с Кейт хранили молчание, затем она промолвила:
 – Бедная женщина.
 Я глубоко вздохнул и с удовлетворением изрек:
 – Так, похоже, теперь мы знаем, что за информация была уничтожена по приказу Министерства обороны. И эта информация не имеет никакого отношения к ядерному оружию, как кто-то пытался убедить нашего глубокоуважаемого босса.
 – Ты проделал отличную работу, – похвалила меня Кейт.
 – Ты тоже. А что ты нашла в компьютере?
 Кейт протянула мне распечатки. Я пролистал их, в основном это были статьи из "Нью-Йорк таймс" и "Вашингтон пост", в которых сообщалось о результатах авианалета на Ливию 15 апреля 1986 года.
 – Вот теперь кое-что начинает проясняться, не так ли?
 Кейт кивнула:
 – Да, но, оказывается, мы с тобой не такие уж умные, как сами считали.
 – И тем не менее никто не оказался умнее. Решения всегда кажутся простыми, когда найдешь их. И потом, ливийцы не единственные, кто пытается сбить нас с толку.
 Кейт никак не отреагировала на мое смелое заявление – наверное, сейчас она думала совсем о другом.
 – Значит, пятеро оставшихся в живых подвергаются сейчас серьезной опасности, – сказала она.
 – Сегодня уже вторник. Сомневаюсь, что эти пятеро еще живы.

 Глава 43

 Асад Халил очнулся от короткого сна и посмотрел в иллюминатор. На земле в основном царила темнота, но он заметил несколько групп огней и почувствовал, что самолет начал снижаться.
 Халил посмотрел на часы, они показывали шестнадцать минут четвертого по нью-йоркскому времени. Если самолет летит по графику, то через двадцать минут они должны были приземлиться в Денвере. Однако Халил направлялся не в Денвер. Он снял трубку радиотелефона, набрал код кредитной карточки, а затем по памяти номер телефона.
 После трех звонков раздался женский голос – он звучал так, как будто женщина только что проснулась, что неудивительно в столь ранний час.
 – Алло?.. Алло? Алло?
 Халил положил трубку. Если миссис Каллум, жена полковника Роберта Каллума, спит в своей постели дома в Колорадо-Спрингс, значит, можно предположить, что там его не ждет полицейская засада. И Борис, и Малик заверяли его, что если полиция устроит ему засаду, то она непременно перевезет предполагаемых жертв в безопасное место.
 Халил снял трубку телефона внутренней связи и нажал кнопку. В наушниках раздался голос второго пилота:
 – Слушаю, сэр?
 – Я только что позвонил по телефону, мои планы меняются. Мне нужно приземлиться в аэропорту Колорадо-Спрингс.
 – Нет проблем, мистер Перлеман. Это всего в семидесяти пяти милях к югу от Денвера. Дополнительно около десяти минут полета.
 Халил это знал, и Борис уверял его, что изменение планов во время полета не является проблемой: "Все дело в деньгах, заплати хорошо, и они будут просто летать кругами, если пожелаешь".
 – Вероятно, вы хотите приземлиться в главном городском аэропорту, – предположил второй пилот.
 – Да.
 – Я сообщу по радио об изменениях в полетном плане. Нет проблем, сэр.
 – Спасибо. – Халил вернул трубку на рычаг.
 Он поднялся с кресла, взял свой черный чемодан и прошел в туалет. Здесь он облегчился, побрился и почистил зубы, помня наставления Бориса и пристрастие американцев к гигиене.
 Затем внимательно оглядел себя в зеркало и обнаружил еще один осколок кости, на этот раз в волосах. Снова тщательно вымыл лицо и руки, попытался соскрести пятна с галстука и рубашки, но, похоже, останки мистера Сатеруэйта непременно хотели сопровождать его в этом полете. Халил рассмеялся, затем отыскал в чемодане новый галстук и сменил запачканный.
 Из чемодана Халил также достал оба "глока". Извлек обоймы и сменил их на полные, которые забрал у Хандри и Гормана. Дослав патрон в патронник каждого пистолета, Халил убрал их в чемодан.
 Вернувшись в салон, он поставил чемодан в проходе возле своего кресла, а сам подошел к стойке бара, где заметил видеомагнитофон и проигрыватель компакт-дисков. Вряд ли здесь могла оказаться подходящая для него музыка, а алкоголь он не употреблял. В небольшом холодильнике Халил отыскал банку апельсинового сока и внимательно рассмотрел еду на пластмассовом подносе. Затем взял с подноса рогалик и вспомнил, как его инструктировал Борис: "Рогалик – еврейское изобретение, но все американцы едят их. В тот момент твоего путешествия, когда ты превратишься в еврея, тебе обязательно следует знать, что такое рогалик. Он может быть разрезан, чтобы положить между половинками сыр или намазать маслом. Рогалики кошерные, при их выпечке не используется свиной жир, что вполне соответствует и твоим религиозным канонам. – Затем Борис добавил оскорбительную фразу: – Но должен сказать тебе, что свиньи чище некоторых твоих соотечественников, которых я видел на базаре".
 Халил сожалел только о том, что Малик не позволил ему лично убить этого русского. Свой запрет Малик объяснил так: "Русский нужен нам для контроля за ходом операции. Но ты в любом случае не застанешь его в живых, мы убьем его сразу, как только узнаем, что ты благополучно покинул Америку. И не будем больше говорить об этом".
 У Халила мелькнула мысль, что, возможно, Борису хотят сохранить жизнь, поскольку он очень ценный консультант. Однако Малик заверил, что русский слишком много знает, поэтому должен навсегда замолчать. И все же жаль, что его, Асада Халила, который наслушался столько оскорблений от этого неверного, лишили удовольствия перерезать Борису глотку.
 Вернувшись в кресло, Халил съел рогалик, который по вкусу отдаленно напоминал пресный лаваш, и запил апельсиновым соком с привкусом металла от банки. Даже редкие случаи употребления американской пищи убеждали Халила в том, что либо у американцев вообще нет вкуса к еде, либо они терпимы к невкусной пище.
 Халил почувствовал, что самолет снижается гораздо быстрее. Он посмотрел в иллюминатор и увидел в отдалении море огней – наверное, это был город Денвер. Самолет совершил несколько маневров, затем из динамика раздался голос второго пилота:
 – Мистер Перлеман, мы начинаем заход на посадку в аэропорт Колорадо-Спрингс. Пожалуйста, пристегните ремни безопасности и приготовьтесь к посадке. Мы приземлимся через пять минут. Небо безоблачное, температура шесть градусов Цельсия.
 Халил застегнул ремень и услышал щелчок вышедшего шасси. Через несколько минут самолет оказался над посадочной полосой, а еще через несколько секунд колеса шасси коснулись бетона.
 – Добро пожаловать в Колорадо-Спрингс, – прозвучал из динамика голос второго пилота.
 Халил почувствовал необъяснимое желание крикнуть второму пилоту, чтобы он заткнулся. Сейчас ему захотелось очутиться не в Колорадо-Спрингс, а в Триполи. И не надо приглашать его в эту страну безбожников. Он убьет того, кого следует убить, и уедет домой.
 Самолет свернул на рулежную дорожку, второй пилот отодвинул в сторону дверь кабины, выглянул в салон и крикнул:
 – Доброе утро.
 Халил не ответил.
 – Мы едем на стоянку, перед заправкой высадим вас. Вы знаете, как долго пробудете здесь, сэр?
 – К сожалению, не знаю. Возможно, пару часов, а может, и меньше. Но с другой стороны, совещание может затянуться, потом подписание контрактов, а затем, наверное, завтрак. Так что я могу вернуться часам к девяти. Но не позже.
 – Отлично. Мы в вашем распоряжении. Вас здесь будут встречать, сэр?
 – Боюсь, что нет. Я должен встретиться с партнерами в здании главного терминала, так что мне потребуется транспорт, чтобы добраться туда.
 – Посмотрим, что можно сделать. Думаю, проблем не будет.
 "Лир" подрулил к ряду больших ангаров. Халил расстегнул ремень безопасности и взял чемодан, наблюдая за пилотами. Достав из чемодана оба "глока", он сунул их за пояс и прикрыл пиджаком. Затем встал и с чемоданом в руках подошел к пилотам.
 – Сэр, вам будет удобнее в кресле, – заметил второй пилот.
 – Ничего, я постою здесь.
 – Как вам будет угодно.
 Халил оглядел площадку и ангары. Как и в аэропорту Лонг-Айленда, он не заметил ничего подозрительного. И поведение пилотов не вызывало тревоги.
 "Лир" замедлил ход и остановился возле площадки. Появились мужчина и женщина в комбинезонах, но Халил по-прежнему не чувствовал опасности. И если даже они поджидают его, то он успеет отправить их всех в ад, прежде чем сам вознесется в рай.
 Он вспомнил, как Малик однажды приехал в тренировочный лагерь вместе с духовным наставником, который сказал ему: "Послушай меня, Асад. Если даже самая малая часть твоего джихада завершится успешно, то тебе будет даровано место в раю. Аллах судит не так, как судят люди, он судит по тому, что видит в твоем сердце, а люди не могут этого видеть. В священной книге сказано: "Если ты умрешь или будешь казнен во имя Аллаха, то его прощение и его милость многократно превзойдут все богатства неверных". Аллах не считает число врагов, которых ты уничтожаешь ради него; он считает только врагов, которых ты всем сердцем поклялся уничтожить".
 Малик поблагодарил духовного наставника, и тот ушел, а Малик пояснил Халилу его наставления: "Аллах очень доволен, когда добрые намерения венчаются огромным успехом. Постарайся убить их всех и остаться в живых".
 Глядя сквозь лобовое стекло кабины, Халил подумал, что сумеет сделать это. Он чувствовал – его миссия будет успешно завершена.
 Пилот заглушил двигатель и сказал:
 – Теперь можете сойти на землю, сэр.
 Халил посторонился, пропуская в салон второго пилота, который подошел к выходу и открыл дверь. Затем он опустил трап, сошел на землю и протянул руку, чтобы помочь пассажиру.
 Халил проигнорировал протянутую руку, он стоял в дверном проеме и изучал обстановку вокруг самолета. Площадку освещали большие прожекторы, на ней находилось всего несколько человек. Это вполне объяснялось поздним временем – ведь по местному времени было всего два часа ночи.
 Пока он стоял в проеме, пилот оставался в своем кресле, и Халил понимал, что сможет сбежать, если понадобится.
 Он опять вспомнил тренировочный лагерь в Ливии. Там ему говорили, что у американцев имеется стандартная процедура задержания преступников. Полиция не будет привлекать снайперов, чтобы застрелить его, если только он не начнет отстреливаться и не захватит заложников. Полиция обязательно убедится, что он один, на открытом месте, и только после этого его начнут окружать вооруженные мужчины – и даже женщины, – которые будут кричать, приказывая поднять руки и сдаться. Эти люди будут в бронежилетах, как и он сам, так что их – или его – можно убить только выстрелом в голову.
 Халил проигрывал подобную ситуацию в тренировочном лагере в окрестностях Триполи. Его окружали мужчины – женщин, конечно же, не было – в форме и в гражданских костюмах, они все громко кричали по-английски: "Стоять! Не двигаться! Руки вверх! Руки вверх! На землю! Ложись! Ложись!"
 Халила проинструктировали, что в подобной ситуации он должен притворяться, что жутко напуган и ошеломлен. Однако следовало не ложиться на землю, а встать на колени. Ждать, пока окружающие приблизятся на расстояние прицельного выстрела, а затем выхватывать из-за пояса пистолеты и открывать огонь. "Глок" 40-го калибра не пробивал бронежилет, однако его пули валили нападавших на землю и выводили из строя.
 Чтобы Халил убедился в этом, инструктор продемонстрировал возможности "глока" на осужденном преступнике, облаченном в кевларовый бронежилет. С двадцати метров он выстрелил из "глока" ему в грудь. Тот упал и оставался без движения около минуты, а когда пришел в себя и поднялся, его "отключили" следующим выстрелом. Инструктор еще несколько раз спустил курок, а завершил демонстрацию выстрелом преступнику в голову.
 Борис тогда сказал Халилу: "Не жди, что победишь в перестрелке. Американцы гордятся своей меткостью при стрельбе. Оружие – важная часть их культуры, а владение оружием разрешено их конституцией".
 Халилу было трудно поверить в это. Борис часто что-то придумывал про американцев. Наверное, чтобы производить впечатление и шокировать всех своими знаниями.
 Как бы там ни было, ситуация с перестрелкой отрабатывалась много раз. И Борис давал другие полезные советы:
 – Во время перестрелки можно сбежать. Если ты серьезно не ранен, то просто беги, мой друг. Беги, как лев, быстрее и дальше, чем преследователи. Их не обучают стрелять на бегу – можно попасть в своего или в случайного прохожего. Они могут стрелять, но стоя на месте, либо бежать, но не стрелять. В любом случае постарайся оторваться от них – тогда у тебя есть хороший шанс сбежать.
 Халил вспомнил, как спросил тогда: "А что, если у них будет человек со снайперской винтовкой?"
 "Тогда ожидай, что тебе начнут стрелять по ногам. Снайперы редко открывают огонь на поражение, полицейские вообще гордятся, когда удается захватить преступника живьем. Но в этом случае не забудь оставить последний патрон для себя. С такого близкого расстояния ты не промахнешься. – Борис засмеялся, понизил голос и добавил: – Я на твоем месте не стал бы убивать себя. Не слушай Малика".
 Вернувшись от воспоминаний к действительности, Халил заметил, что второй пилот все еще стоит у подножки трапа и, стараясь сохранить на лице улыбку, терпеливо ждет пассажира. И первый пилот поднялся со своего кресла. Теперь он тоже ждал, пока пассажир спустится на землю.
 Халил переложил чемодан в левую руку, оставив правую свободной, чтобы в любой момент выхватить пистолет. Спустившись по трапу, он остановился рядом со вторым пилотом. За ним спустился командир и направился к мужчине в комбинезоне с надписью "Смотритель".
 Халил стоял рядом со вторым пилотом, ближе принятого метра, но тот не сделал попытки отстраниться от пассажира. Халил продолжал оглядывать стоянку, автомобили, ангары, самолеты. Вернулся пилот и сказал:
 – Этот джентльмен отвезет вас на своей машине к главному терминалу. – Понизив голос, он добавил: – Надо будет заплатить ему, сэр.
 – Сколько?
 – Десять долларов будет достаточно.
 Халил подумал, что сделал правильно, задав такой вопрос. В Ливии за десять долларов можно купить человека на два дня. А здесь столько стоит десятиминутная услуга.
 – Спасибо, господа, – поблагодарил Халил пилотов. – Если я не вернусь через два часа, то ждите меня к девяти часам. Не позже.
 – Понятно, – ответил капитан Фиске. – Вы найдете нас вон в том здании, там комната отдыха для пилотов.
 Через минуту Халил уже ехал в автомобиле смотрителя к зданию главного терминала.
 – Вы впервые в Колорадо-Спрингс, мистер?.. – поинтересовался смотритель.
 – Перлеман. Да, впервые.
 – А откуда вы?
 – Из Израиля.
 – Правда? Я был там однажды. Вы там живете?
 – Да.
 – У нас вам понравится. Здесь отличное место, можно покататься на лыжах, на яхте, поездить на лошадях, поохотиться... Правда, сейчас охота не очень популярна.
 – Почему?
 – Людям надоело оружие, надоело убивать.
 – Неужели?
 – Да, это серьезный вопрос. Вы охотник?
 – Боюсь, что нет. Не люблю вида крови.
 – Тогда не будем об этом. Моя жена верующая, она и настояла, чтобы мы съездили в Израиль. Но я не жалею, отличная страна. Мы видели все религиозные святыни. А вы еврей, да?
 – Разумеется.
 "Нуда, конечно".
 Машина остановилась возле здания главного терминала. Халил протянул водителю бумажку в десять долларов.
 – Спасибо.
 – И вам спасибо. Еще увидимся.
 Халил вошел в здание терминала, понимая, что одинокий мужчина в такой час может привлечь внимание. Однако он не увидел внутри ни одного полицейского, только уборщик возил огромную швабру по кафельному полу, но он не обращал никакого внимания на Халила. В Триполи ему говорили, что в городских аэропортах система безопасности гораздо слабее, чем в международных, и если даже его будут искать в Америке, то в таких маленьких аэропортах риск минимальный.
 Халил быстро и целенаправленно прошел через главный зал. В свое время он изучал фотографии и схемы этого аэропорта, поэтому хорошо помнил, где находились бизнес-центр и конференц-залы.
 Выйдя из главного зала в коридор, он подошел к двери с табличкой "Конференц-зал № 2", другая табличка гласила: "Забронирован". Набрав код на цифровом замке, Халил открыл дверь и зашел в зал.
 В комнате стояли длинный стол, восемь стульев, телефоны, факс и компьютер. В небольшой стенной нише имелась кофеварка.
 На экране компьютера светилась надпись, и Халил прочел ее: "Добро пожаловать, мистер Перлеман. Желаем успешно провести совещание. Ваши друзья из Ассоциации конференц-центров". Халил не помнил, чтобы у него имелись такие друзья.
 Он поставил чемодан на пол, сел за компьютер, стер надпись с экрана, затем проверил электронную почту. Имелось сообщение для Перлемана из Иерусалима: "Нам сообщают, что бизнес у вас идет хорошо. Поездка Сола во Франкфурт завершилась, но там появились представители конкурирующей американской фирмы. Нет никаких данных о том, что конкурентам известен ваш маршрут. Дела в Колорадо не столь важны, в Калифорнии гораздо важнее. Условия возвращения в Израиль остаются без изменений. Желаю успехов. До скорой встречи. Прошу ответить". Сообщение было подписано: "Мордехай".
 Халил медленно набрал на клавиатуре ответ: "Отвечаю на ваше послание в Колорадо. Бизнес идет хорошо. Скоро буду в Калифорнии". Он подумал, что можно было бы добавить еще несколько предложений, но это уже не имело значения. В Триполи говорили, что можно отправлять любое сообщение, лишь бы в нем присутствовало слово "бизнес", означающее, что у него все в порядке и он не находится под контролем американцев. Поставив подпись "Перлеман", Халил отправил сообщение, затем вышел в основное меню и выключил компьютер.
 Он взглянул на часы: семнадцать минут пятого по нью-йоркскому времени, здесь на два часа больше.
 Дом полковника Роберта Каллума находился у подножия горного кряжа, менее чем в получасе езды от того места, где он сейчас сидел. А в десяти минутах езды от аэропорта располагалось работающее круглосуточно агентство по прокату машин, где был заказан автомобиль на имя Самуила Перлемана.
 Халил встал и принялся расхаживать по комнате. "Дела в Колорадо не столь важны, в Калифорнии гораздо важнее". Но почему он не может выполнить оба дела?
 Халил подумал о том, что ему придется вернуться в главный зал терминала, затем дойти до стоянки такси, доехать до прокатного агентства, а оттуда домой к полковнику Каллуму. Эти действия были связаны с определенным риском. Что ж, он постоянно рисковал. Однако сейчас, впервые с того момента, как он явился в посольство США в Париже, Халил почувствовал... нет, не опасность, а тревогу.
 Он продолжал расхаживать по комнате, взвешивая все аргументы за и против убийства полковника Каллума... и, разумеется, его жены и всех остальных, кто окажется в доме.
 План был прост, как и в случае с генералом Уэйклиффом. Он подождет в этой комнате, где можно чувствовать себя в безопасности, затем поедет в агентство, возьмет там автомобиль и подъедет к загородному дому полковника рано утром. Полковник или его жена выходят из дома каждое утро не позднее половины восьмого, чтобы забрать газеты из почтового ящика, расположенного в конце подъездной дорожки, а затем возвращаются. Как большинство военных, Каллум был пунктуальным человеком.
 Как только дверь дома откроется, чета Каллум окажется в пяти или десяти минутах от смерти, в зависимости от того, какое у него, Асада Халила, будет настроение и насколько у него хватит терпения.
 Он продолжал расхаживать по комнате, представляя себя львом. Тем самым львом, которого римляне выпускали на арену амфитеатра, – руины он видел в окрестностях Триполи. Из предыдущего опыта лев знает, что на арене его ждет человек, и от этого лев начинает терять терпение. И конечно же, он голоден. Перед сражением лев должен быть голодным. И еще из своего прошлого опыта лев знает, что он всегда убивает человека. Какой другой у него может быть опыт, если он до сих пор жив? Однако лев также знает, что на арене встречаются два вида людей – вооруженные и невооруженные. Вооруженные борются за свою жизнь, а невооруженные молятся. Но на вкус они одинаковы.
 Остановившись, Халил опустился на корточки, как это делали в пустыне племена берберов, поднял голову и закрыл глаза, но не стал молиться, а мысленно перенесся в ночную пустыню и представил себе миллионы звезд, сверкающих в темном небе. Он увидел полную яркую луну, повисшую над его родным оазисом Куфра. Пальмы, раскачивающиеся под дуновениями прохладного ветра пустыни. В пустыне, как всегда, стояла тишина.
 Время шло, но Халил продолжал удерживать в воображении эту картину, и вот наконец из оазиса вышел Посланец, одетый в черно-белые одежды. Освещенная лунным светом фигура двигалась к Халилу. Посланец остановился, но ничего не сказал, а сам Халил не осмелился заговорить.
 Он не мог видеть лица Посланца, но теперь услышал его голос:
 – Там, где ты сейчас находишься, твою работу выполнит за тебя Аллах. Уходи из этого места в другое, которое находится за горами. Торопись, Сатана не дремлет.
 Халил пробормотал благодарственную молитву, открыл глаза и поднялся на ноги. Взглянув на настенные часы, он увидел, что прошло более двух часов, хотя казалось, что прошло всего лишь несколько минут.
 Взяв чемодан, он вышел из комнаты и быстрым шагом проследовал через пустынный зал терминала. На улице Халил увидел одинокое такси, водитель которого дремал за рулем. Он подошел к машине, сел на заднее сиденье и громко хлопнул дверцей. Водитель встрепенулся и пробормотал что-то вроде извинения.
 – На стоянку чартерных самолетов. Побыстрее, – приказал Халил.
 Водитель завел двигатель, включил передачу, и машина тронулась с места.
 – Куда ехать? – переспросил он.
 Халил повторил и бросил на переднее сиденье банкноту в двадцать долларов.
 – Побыстрее, пожалуйста, я опаздываю.
 Через десять минут такси подъехало к площадке.
 – Вон туда, – попросил Халил.
 Машина подрулила к зданию, и Халил быстро выбрался из нее. Пилотов он нашел в комнате отдыха, они спали на диванах. Халил потряс капитана за плечо.
 – Я прибыл, нам нужно вылетать.
 Капитан Фиске вскочил с дивана. Второй пилот тоже проснулся, потянулся и зевнул. Халил демонстративно посмотрел на часы:
 – Через сколько мы сможем вылететь отсюда?
 Капитан Фиске откашлялся и сказал:
 – Ну... я предварительно заполнил полетный план... на тот случай, если придется внезапно улететь...
 – Да, вот именно, внезапно. Когда мы сможем вылететь?
 – В такой ранний час мало самолетов, сэр, так что можно будет сократить стандартную процедуру. Думаю, минут через пятнадцать начнем выруливать на взлетную полосу.
 – Поторопитесь, пожалуйста.
 – Хорошо, сэр.
 Капитан Фиске подошел к телефону и набрал номер.
 – Кому вы звоните?
 – Диспетчеру на вышку, чтобы подтвердить первоначальный полетный план.
 Халил внимательно прислушивался к словам пилота, но не услышал ничего подозрительного.
 – Хорошо, спасибо. – Капитан Фиске положил трубку и обратился к пассажиру: – Они обещали дать разрешение на вылет в течение пятнадцати минут. Местному диспетчеру надо предупредить радар в Денвере.
 – А мне казалось, что частные самолеты могут взлетать и садиться по своему усмотрению.
 – Только не реактивные самолеты, сэр, это связано с высотами, на которых мы летаем. Если высота свыше восемнадцати тысяч футов, то следует строго соблюдать все летные правила.
 – Понятно. Я могу подняться в самолет?
 – Разумеется.
 Капитан Фиске направился к выходу, за ним последовали Асад Халил и второй пилот. Пока они шли к самолету, стоявшему в пятидесяти метрах от здания, Халил держался к пилотам как можно ближе, однако не почувствовал признаков какой-либо опасности.
 Второй пилот открыл дверцу самолета и пропустил вперед капитана и Халила. Пилоты заняли свои места и приступили к предполетным проверкам, а Халил уселся в свое кресло в задней части салона.
 – Скоро будем взлетать, – крикнул капитан Фиске. – Пристегните, пожалуйста, ремни.
 Халил молча выполнил его указания.
 Через несколько минут капитан запустил оба двигателя, а второй пилот связался по радио с диспетчерской.
 – Вышка Колорадо, я "Лир-25", готов к рулежке.
 Из диспетчерской ответили:
 – Вас понял, "Лир-25", выруливайте на левую тридцать пятую полосу, разрешение на взлет получите, когда будете готовы.
 Самолет подрулил к началу взлетной полосы, второй пилот снова связался с диспетчерской и получил разрешение на взлет. А уже через несколько минут колеса "лира" оторвались от взлетной полосы, и самолет стал стремительно набирать высоту, оставляя внизу огни Колорадо-Спрингс.
 Халил, наблюдавший в иллюминатор, услышал по внутренней связи голос второго пилота:
 – Сэр, некоторое время мы будем двигаться на север, затем повернем на запад и ляжем на курс. Слева вы можете видеть небольшие холмы, которые называют горами. – Он засмеялся и добавил: – Некоторые вершины достигают двенадцати тысяч футов – это около четырех тысяч метров.
 Халил ничего не ответил, но посмотрел на район предгорья. Где-то там внизу в своем доме лежал в постели полковник Роберт Каллум, которого пожирала страшная болезнь. Сейчас Халил не испытывал разочарования, как и тогда, когда узнал о гибели Стивена Кокса в войне против Ирака. Он решил, что Аллах пожелал внести свой вклад в его священную войну.

 Глава 44

 Остаток утра мы с Кейт, так сказать, звонили во все колокола, поднимая тревогу.
 Оперативный штаб превратился из муравейника в пчелиный улей, если вы простите мне подобную зоологическую аналогию.
 Мы с Кейт ответили на дюжину звонков от начальства, которое поздравляло нас и все такое. Кроме того, все боссы желали лично переговорить с нами, но нам удалось отбиться. Ведь им не нужна была никакая информация, просто хотелось изобразить свою причастность к реальному прорыву в этом деле.
 В конце концов я согласился принять участие в совместном совещании спецслужб, наподобие того, что проводилось вчера утром, но мне удалось отложить его до пяти вечера – пришлось соврать, что я очень занят, сижу на телефоне в ожидании звонков от своей международной сети информаторов. В каком-то отношении местные боссы напоминали начальство Департамента полиции Нью-Йорка, те так же вели себя, когда появлялся реальный результат по громкому делу. А вот к тому моменту, как из Европы вернется Джек Кениг, совещание уже закончится. Что ж, он сам виноват. Я советовал ему оставаться здесь, а не лететь во Франкфурт.
 Через полчаса после нашего разговора с миссис Хамбрехт агенты ФБР уже изучали все, что касалось убийства генерала Уэйклиффа, а хорошие люди из здания имени Эдгара Гувера изо всех сил старались получить информацию, изъятую из личного дела полковника Хамбрехта, которая мне уже не требовалась. Но они также пытались узнать имена оставшихся в живых сослуживцев полковника, принимавших участие в авианалете на Эль-Азизию. И вот эта информация мне действительно была нужна.
 Судя по моей электронной почте, ФБР немедленно предупредило ВВС и Министерство обороны о том, что люди, принимавшие участие в бомбардировке Эль-Азизии, подвергаются очень серьезной опасности, и кроме того, существует определенная степень опасности для всех остальных, кто бомбил Ливию. Командование ВВС быстро согласилось на сотрудничество, однако в условиях любой бюрократии понятие "быстро" довольно относительно.
 Я не знал, проинформировали или нет ЦРУ, и в душе надеялся, что не успели. Меня до сих пор не покидала смутная мысль о том, что ЦРУ что-то уже знает об этом. Хотя не такие уж сотрудники ЦРУ умные и хитрые, как об этом порой думают. Однако, как любая другая секретная организация, ЦРУ само сеет семена недоверия и обмана. А потом удивляется, почему все думают, что оно о чем-то умалчивает. Но обычно ЦРУ скрывает факты, о которых и само мало что знает. Иногда и я проделывал такие штуки, так что же теперь обижаться?
 ФБР, являвшееся основой ОАС, я никогда не подозревал в том, что оно знает больше того, чем сообщает нам. Однако я был убежден – оно знало о том, что ЦРУ ведет в этом деле свою игру. И закрывало на это глаза, поскольку, в конце концов, мы одна команда, работающая на благо страны. Вот только это благо каждый определял по-своему.
 В момент небольшого затишья в нашем пчелином улье я занялся просмотром распечаток, которые Кейт продолжала извлекать из киберпространства.
 Я прочитал статью из "Нью-Йорк таймс" от 11 марта 1989 года под названием "Взрыв машины капитана, сбившего иранский авиалайнер". Статья не представляла для нас особой важности, за исключением примера того, что, как мы подозревали, происходило сейчас.
 Кейт протянула мне статью Ассошиэйтед Пресс от 16 апреля 1996 года, озаглавленную "Ливия требует суда над участниками авианалета". Я прочел вслух:
 – "В понедельник Ливия потребовала от Соединенных Штатов выдать пилотов и организаторов авианалета на ливийские города, который имел место десять лет назад. Ливийский лидер Муамар Каддафи настаивает на участии в этом деле ООН". – Я посмотрел на Кейт и сказал: – Насколько я понимаю, мы никого не выдали и Каддафи разозлился.
 – Читай дальше.
 – "Мы не можем простить того, что случилось, – заявил Каддафи в день годовщины американской бомбардировки, в результате которой, по словам Ливии, было ранено свыше ста человек, погибло тридцать семь человек, включая приемную дочь Каддафи. Наши дети... значит, они животные, а американцы люди? – спросил Каддафи у репортера Си-эн-эн, который брал у него интервью среди развалин дома ливийского лидера". – Я посмотрел на Кейт.
 – Подозреваю, что Асад Халил жил в этом военном городке вместе с семьей Каддафи, – предположила она. – Вспомни, в наших досье упоминалось о семейных связях.
 – Верно. На момент бомбардировки Халилу было лет пятнадцать или шестнадцать. Его отец к тому времени уже умер, но, наверное, у него жили друзья и семья в этом городке.
 Кейт кивнула.
 – Он мстит за них и за семью Каддафи.
 – Что ж, на мой взгляд, вполне логично. – Я подумал о том, что мне говорил Габриель. – Теперь мы знаем, что движет этим парнем, и должен сказать... я не сочувствую этому ублюдку, но я его понимаю.
 Кейт кивнула.
 – Оказывается, Халил гораздо опаснее, чем мы думали. Ладно, читай дальше.
 Я прочел окончание статьи.
 – "Каддафи сказал, что по всей Ливии проходят церемонии в память о жертвах американской бомбардировки столицы Ливии Триполи и других городов. Эта бомбардировка явилась ответом на взрыв дискотеки в Берлине пятого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, в результате которого погибли два американских техника. Требования Ливии являются зеркальным отражением требований США передать в руки американского или британского правосудия двух человек, подозреваемых во взрыве в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году самолета "Пан-Ам", рейс сто три, над Локерби в Шотландии – тогда погибло двести семьдесят человек". – Я отложил статью в сторону. – Око за око, зуб за зуб. Никто не знает, когда это закончится.
 – Вот именно, – согласилась Кейт. – Бесконечная война, одна битва сменяется другой.
 Я подумал, что это угнетающая мысль. Затем просмотрел еще несколько статей, прочитал более поздние статьи о капитане из Винсенса. Как я уже говорил, его дело не было непосредственно связано с Халилом, однако я отметил для себя интересный прогресс в газетных заголовках, один из которых, в "Нью-Йорк таймс", гласил: "Расследование дела о взрыве уходит от версии государственного терроризма". В последующих статьях уже говорилось о том, что, возможно, иранское правительство не имеет отношения к взрыву. Экстремистские группы, вероятно, здесь тоже ни при чем. Может быть, это разовый политический выпад, либо просто совпадение, или чьи-то личные счеты. Тогда остается только выяснить, кого своим поведением оскорбили капитан или его жена. Полная чушь. Просто удивительно, как Вашингтон манипулировал этими статьями, чтобы успокоить общественность и не вызвать злобы в отношении иранцев, иракцев, ливийцев или других стран, которые действительно нас не любили и по малейшему поводу натравливали на нас свои народы.
 Наверное, существовала какая-то высшая стратегия дипломатии, которую я не понимал. Тогда, в соответствии с ней, уже через месяц Асада Халила назовут мятежником-одиночкой, который разозлился на США за то, что таможенники капнули чернилами на его въездную визу. Ладно, как бы там ни было, Халил сделал то, что сделал, и сейчас направляется к очередной жертве.
 – Есть какие-то новости о пилотах, принимавших участие в бомбардировке? – спросил я у Кейт.
 – Нет. Может, нам ничего и не станут сообщать. Но думаю, ФБР уже взяло оставшихся в живых под охрану.
 – А я считаю, что нам следует сообщать обо всем. В Департаменте полиции Нью-Йорка детектив, ведущий расследование, знает все и за все отвечает.
 – Терпеть не могу сообщать плохие новости, но понимаешь, Джон, здесь не Департамент полиции Нью-Йорка. Придется смириться с тем, что тебе, может быть, позвонят и поставят в известность об аресте Халила.
 Да, действительно, неприятный факт. Я подумал, что можно предпринять в такой ситуации, но в голову ничего не лезло, за исключением того, что с Джека Кенига причитается, хотя в этом вопросе мы не достигли с ним согласия. Однако Кенига сейчас здесь не было, а больше никто и ничего не был мне должен.
 Пришлось вернуться к чтению. Следующей оказалась статья из "Бостон глоб", довольно пространная, от 20 апреля 1986 года. Она перечисляла в хронологическом порядке события, которые привели к американским бомбардировкам. Начался кризис 7 января. В статье говорилось: "Президент Рейган обвиняет Ливию в вооруженной агрессии против Соединенных Штатов, вводит экономические санкции и призывает всех американцев выехать из Ливии. Западные союзники отказываются присоединиться к бойкоту. Соединенные Штаты связывают Ливию с атаками палестинских террористов 27 декабря 1985 года в аэропортах Рима и Вены, в результате которых погибло 20 человек".
 Я продолжил чтение: "11 января старший советник полковника Муамара Каддафи заявляет, что Ливия предпримет попытку убить Рейгана, если Соединенные Штаты нападут на Ливию. Каддафи приглашает Рейгана приехать в Ливию и говорит, что их встреча может изменить отношение Рейгана к его стране".
 Лично я не рискнул бы поставить на это какую-либо сумму. Хронология событий напоминала борьбу упрямых, волевых мужиков. "13 января два ливийских истребителя демонстративно близко подлетели к разведывательному самолету ВМФ США; 5 февраля Ливия обвиняет США в том, что они помогли израильтянам обнаружить и сбить их самолет, и клянется отомстить; 24 марта самолеты США наносят удар по ливийской стартовой ракетной площадке; 25 марта США уничтожают четыре ливийских патрульных катера; 28 марта Каддафи предупреждает, что военные базы в Италии и Испании, или же в любой другой стране, снабжающие 6-й американский флот, будут целями ударов возмездия; 2 апреля – взрыв в самолете компании "Транс уорлд эйрлайнз", следовавшего рейсом Рим – Афины, погибли четыре человека – палестинцы заявляют, что это ответ Соединенным Штатам за нападения на Ливию; 5 апреля – взрыв бомбы на дискотеке в Западном Берлине, погибли два американских техника; 7 апреля посол США в Западной Германии заявляет, что у США имеются очевидные доказательства причастности Ливии к взрыву на дискотеке..." Я просмотрел до конца перечень событий, предшествовавших 15 апреля 1986 года. Учитывая степень противостояния, не было ничего удивительного в том, что произошло. Но сейчас, в более терпимой и вежливой Америке, сказали бы, что к трагическим последствиям привело непонимание культурных и политических стереотипов. Возможно, проблему могло бы решить увеличение потока иммигрантов. Вот так. Но и при сегодняшних темпах иммиграции лет через пять Бруклин полностью заселят выходцы с Ближнего Востока.
 Просмотрев последнюю статью, я сказал Кейт:
 – Эй, а вот это интересно. Ты видела это интервью миссис Каддафи Ассошиэйтед Пресс от девятнадцатого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года?
 – Нет, пожалуй.
 Я прочитал вслух:
 – "Жена ливийского лидера Муамара Каддафи заявила, что ее приемная дочь Хана, восемнадцати месяцев от роду, была убита во время авианалета. Это была первая встреча миссис Каддафи с репортерами после трагических событий. Она сидела перед развалинами своего дома в Триполи и держала в руке костыль, ее тон был резким и вызывающим. Сафия Каддафи заявила, что Соединенные Штаты навсегда останутся ее врагом... "пока не вынесут смертный приговор Рейгану".
 – Это редкость для фундаменталистских исламских стран, когда женщина появляется на публике, – заметила Кейт.
 – Да, но если бы разбомбили твой дом, то и тебе пришлось бы появиться на публике.
 – Знаешь, а я об этом как-то не подумала. Какой ты все-таки умный.
 – Спасибо. – Я вернулся к статье: – "Она сказала: "Если я когда-нибудь найду американского пилота, сбросившего бомбу на мой дом, то убью его своими руками". Вот видишь. Эти люди ничего не скрывают. Вся проблема в том, что мы воспринимаем их слова как болтовню, а они имеют в виду конкретные действия, что и доказали убийства полковника Хамбрехта и генерала Уэйклиффа.
 Кейт кивнула.
 – Не думаю, что большие шишки из Вашингтона не знали, что это может произойти, – добавил я.
 Кейт промолчала, а я продолжил чтение:
 – "Что касается ее мужа, то она пояснила, что он не террорист, потому что, если бы он был террористом, она не стала бы рожать от него детей". Странное заявление, – прокомментировал я. – Террористы вполне могут быть хорошими отцами.
 – А ты не мог бы читать статью без своих дурацких комментариев? – спросила Кейт.
 – Конечно, мадам. "Ливийские официальные лица утверждают, что двое сыновей Каддафи получили увечья в результате бомбардировки, один из них до сих пор находится в больнице. Сафия Каддафи заявила: "Некоторые из моих детей покалечены, другие ужасно напуганы. Возможно, у них психическое расстройство".
 – Наверное, психическое расстройство получили и другие дети, – заметила Кейт.
 – Никаких "наверное". Вполне понятно, что в тот момент юный Асад Халил тронулся умом.
 – Да, я тоже так думаю.
 Мы снова обсудили полученные новости. Всегда хорошо знать почему – и теперь мы это знали. Мы также знали, кто, где и когда – Асад Халил в Америке – выполняет свою смертельную миссию. Мы не знали точно, где он сейчас и где нанесет свой следующий удар, но мы впервые подобрались к нему так близко, и я не сомневался, что схватим этого сукина сына.
 – Если он еще не улетел из страны, то он наш, – сказал я Кейт.
 Она ничего не ответила на мое оптимистичное заявление, а учитывая историю похождений Асада Халила, и у меня закрались кое-какие сомнения.
 Я снова подумал о словах миссис Каддафи и о предполагаемых отношениях между семьями Каддафи и Халила, которые могли быть гораздо более тесными, чем о том знала миссис Каддафи. Существовала версия, что Муамар Каддафи много лет назад приказал убить в Париже капитана Халила, а Асад Халил явно ничего об этом не знает и даже не подозревает. Интересно, а видел ли маленький Асад, как дядя Муамар тайком по ночам выходит из своей палатки и пробирается в палатку его мамы? Я был знаком с профессором из колледжа, который утверждал, что на многие мировые исторические события оказали влияние секс и супружеские измены. Что касается моей личной истории, то тут я с этим согласен. Так, может, это действительно применимо и к мировой истории?
 Я попытался представить себе ливийскую элиту, которая, наверное, не слишком отличалась от других мелких автократий, где придворные интриги, дворцовые сплетни и борьба за власть были обычным делом.
 – Как ты думаешь, кто-то из родных Асада Халила погиб во время бомбардировки? – спросил я у Кейт.
 – Если наша информация относительно связей семьи Халила с семьей Каддафи верна, то можно предположить, что семья Халила проживала в этом городке, Эль-Азизии, на который, по словам миссис Хамбрехт, сбросили бомбы четыре американских самолета. Халил, без сомнения, убил двоих из тех, кто бомбил Эль-Азизию. Он мог сделать это, мстя за семью Каддафи, но вполне возможно, что и его родные погибли во время этой бомбардировки.
 – Именно так я и думаю.
 Я попытался представить себе мальчика Асада Халила, который однажды рано утром вскочил от страха в своей постели и ужасно перепугался, когда весь мир вокруг него рухнул в преисподнюю. Наверное, он видел множество мертвых и куски тел. Можно было предположить, что он потерял кого-то из членов своей семьи. Я попытался представить его состояние – страх, шок. Возможно, чувство вины за то, что остался жив, и, в конце концов, злость. И в какой-то момент он решил отомстить. Хорошая кандидатура – жертва американской бомбардировки, знаком с Каддафи. Наверное, ливийская разведка ухватилась за этого парня как за нового пророка. А сам Халил... он жаждал мести, мечтал о ней. И вот его мечта превратилась в наш кошмар.
 – О чем ты думаешь? – поинтересовалась Кейт.
 – О Халиле. О том, как он попал в Америку. Ведь он мечтал об этом всю жизнь, а мы этого не знали, хотя должны были знать. И явился он сюда не для того, чтобы начать новую жизнь и работать таксистом. Не страх преследования и не бедность привели его в нашу страну.
 – Это уж точно.
 – И в Ливии еще много таких, как он.
 – Да, много.
 Мы с Кейт продолжали сидеть на своих рабочих местах, как нам было приказано, однако я не люблю сидеть за столом, читать и отвечать на дурацкие звонки. Мелькнула мысль позвонить Бет Пенроуз, но напротив сидела Кейт, и я решил отправить сообщение по электронной почте. Я набрал на клавиатуре: "Разговаривать по телефону сейчас не могу. Удачный прорыв в деле. Спасибо за поцелуй..."
 Текст мне не понравился, и я набрал новый: "Нам надо поговорить. Позвоню в ближайшее время". Затем убрал обещание позвонить, оставил только "Нам надо поговорить" и отправил сообщение в таком виде.
 – Кому ты послал сообщение? – спросила Кейт.
 – Бет Пенроуз.
 Кейт помолчала, затем сказала:
 – Надеюсь, ты не воспользовался электронной почтой, чтобы сообщить ей...
 – Ну-у нет...
 – Это было бы слишком неприлично.
 – А может, отправить факс?
 – Ты должен все сказать ей лично.
 – Лично? У меня нет времени даже на то, чтобы лично поговорить с самим собой.
 – Ну... позвони ей. Я отойду.
 – Нет. Может быть, позже.
 Вернувшись к террористу, я проверил свою электронную почту и обнаружил сообщение из Вашингтона с пометкой "Срочно". Я прочитал сообщение с экрана: "ВВС сообщает, что могут возникнуть затруднения с идентификацией пилотов, выполнявших задание в Эль-Азизии. Существуют списки полных эскадрилий и более крупных подразделений, однако потребуется время для выяснения состава мелких отрядов, формировавшихся для выполнения конкретной задачи".
 Это было похоже на правду, но я сейчас находился в таком состоянии, что, наверное, не поверил бы даже вывеске "Выход" над дверью. Я дочитал сообщение: "Мы передали ВВС суть телефонного разговора Розы Хамбрехт с нашими нью-йоркскими агентами, а именно: четыре штурмовика "F-111", миссия в Эль-Азизии, восемь человек, убийство генерала Уэйклиффа и т.д. Работники архива ВВС еще раз связывались по телефону с миссис Хамбрехт, но она не пожелала назвать имена. Один из генералов в сопровождении охраны вылетел с авиабазы Райт-Паттерсон, Дейтон, штат Огайо, к миссис Хамбрехт в Энн-Арбор – она пообещала назвать имена при личной встрече и наличии соответствующих документов".
 Я распечатал сообщение, обвел красным карандашом пометку "Срочно" и бросил сообщение на стол Кейт.
 А затем задумался над сложившейся ситуацией. Миссис Хамбрехт оказалась тертым калачом, и никакие телефонные угрозы, мольбы или обещания не могли заставить ее сделать то, чего ей велено было не делать давным-давно, когда она только стала женой офицера ВВС. Затем до меня дошло, что по иронии судьбы та самая система безопасности, которая была призвана уберечь пилотов от возмездия, не позволяла нам понять, что происходит. А теперь еще и мешала защитить этих самых пилотов.
 Однако было очевидно, что в каком-то месте эта система безопасности дала трещину. Вот почему у Асада Халила имелся список имен, а у нас – нет. Но какие имена он знает? Только восьми человек, бомбивших Эль-Азизию? Возможно. Именно им он и хотел отомстить. И есть ли у него все восемь имен? Тоже возможно.
 Я задумался: восемь человек, один погиб во время войны в Персидском заливе, другой убит в Англии, третьего убили вместе с женой в их доме прямо рядом с Капитолийским холмом, четвертый, по словам миссис Хамбрехт, очень серьезно болен. Таким образом, оставались четыре вероятные жертвы. Или пять, если больной не умрет до того, как Халил убьет его. Однако, как я уже говорил, у меня не было сомнения в том, что кто-то из оставшихся уже мертв. А может, и все мертвы. Плюс невинные люди, оказавшиеся рядом, как миссис Уэйклифф и экономка.
 Довольно неприятно, когда твоя собственная страна становится линией фронта. Я редко молюсь и никогда не прошу ничего для себя, поэтому я помолился за этих парней и их семьи, за известных мне мертвых, за возможных мертвых, за тех, кто мог умереть в ближайшее время.
 А затем у меня мелькнула прекрасная мысль. Я порылся в своей личной телефонной книге и набрал номер.

 Глава 45

 "Лир" продолжал набирать высоту, удаляясь от Колорадо-Спрингс. Асад Халил смотрел в иллюминатор на горы. Ему казалось, что самолет уже поднялся выше самого высокого пика, но все равно стремится вверх. Через несколько минут он смог разглядеть вдали огни Денвера.
 Он не исключал возможности, что пилотам могли передать по радио сигнал тревоги, и они, сославшись на какие-нибудь неполадки в работе двигателей, могут посадить самолет на каком-нибудь пустынном аэродроме, где его уже будет поджидать полиция. Однако имелся быстрый и простой способ проверить это.
 Халил поднялся со своего кресла и прошел по проходу к кабине. Перегородка, отделявшая ее от салона, была отодвинута, и он остановился прямо между двумя пилотами.
 – Есть ли какие-то проблемы? – спросил Халил.
 Капитан Фиске бросил на него взгляд через плечо и ответил:
 – Нет, сэр. Все в порядке.
 Халил внимательно посмотрел на пилотов. Он всегда мог определить, когда кто-то врет или нервничает. Это не зависело оттого, хорошим актером или актрисой был человек. В поведении пилотов не чувствовалось ничего подозрительного, хотя, конечно, лучше было бы посмотреть им прямо в глаза.
 – Мы начинаем разворот на запад, прямо над горами, – сообщил капитан Фиске. – Возможна небольшая болтанка, поэтому, мистер Перлеман, будет лучше, если вы вернетесь на свое место.
 Халил послушался совета. Через некоторое время из динамика внутренней связи раздался голос пилота:
 – Сэр, мы только что получили разрешение на посадку в Сан-Диего. Полетное время один час пятьдесят минут, значит, мы приземлимся в шесть пятнадцать утра по калифорнийскому времени. Оно на час раньше местного времени.
 – Спасибо. Похоже, я уже начал разбираться в часовых поясах.
 Халил подумал, что с самого Парижа движется по ходу солнца, и изменения в часовых поясах дают ему дополнительное время, хотя на самом деле не так уж оно было ему и нужно. При следующем изменении часового пояса он пересечет Международную демаркационную линию суточного времени над Тихим океаном. Малик говорил так: "Когда ты пересечешь эту линию, капитан объявит об этом. Мекка будет находиться на западе, а не на востоке. Начинай свои молитвы, глядя на восток, а заканчивай их, глядя на запад. Аллах услышит тебя обоими ушами и поможет благополучно вернуться домой".
 Халил откинулся на спинку кожаного кресла, мысли его перенеслись от Малика к Борису. Почему-то последние дни он чаще вспоминал Бориса, чем Малика. Но Борис был главным инструктором по Америке и американским нравам. Естественно, что сейчас он вспоминался чаще, чем другие инструкторы, тренировавшие его дух и тело для выполнения священной миссии. Борис помогал ему понять упадническую культуру, среди которой сейчас очутился Асад Халил, хотя сам Борис американскую культуру не считал таковой.
 Борис говорил: "В Америке много культур, от очень развитой до примитивной. А еще там много людей – таких, как ты сам, Асад, – которые искренне верят в Бога. Но есть и такие, кто верит только в удовольствие, деньги и секс. Есть и патриоты, и те, кто демонстрирует недоверие правительству. Есть честные люди, а есть мошенники. Средний американец в основном более честен, чем жуликоватые ливийцы, несмотря на вашу любовь к Аллаху. Не следует недооценивать американцев – их уже в свое время недооценили англичане, французы, японская военщина, Адольф Гитлер и правительство моей бывшей страны. Британской и французской империй давно уже нет, как нет гитлеровской, японской и советской. А американцы продолжают процветать".
 На это Халил тогда ответил: "Следующий век принадлежит исламу".
 Борис рассмеялся. "Вы говорите об этом уже тысячу лет. Я скажу тебе, от кого вам ждать поражения, – от ваших женщин. Они не будут больше мириться с той чепухой, которую вы несете. Рабы восстанут против своих хозяев. Я знаю, как это случилось в моей стране. В один прекрасный день женщины устанут носить паранджу, получать побои, быть жертвами проклятых мужчин, сидеть дома и жить безрадостной жизнью. И когда этот день настанет, таким людям, как ты, и вашим гребаным муллам нужно быть готовым к переговорам с женщинами".
 "Будь ты мусульманином, я бы посчитал твои слова богохульством и убил на месте".
 "Да пошел ты", – бросил Борис, резко ударил кулаком Халила в солнечное сплетение, повернулся и ушел, оставив согнувшегося Халила жадно глотать воздух.
 Халил знал, что Борис уже не жилец, да и сам Борис понимал это, поэтому инцидент остался без каких-либо последствий. Поступок Бориса был сродни плевку осужденного в глаза своему палачу.
 Но надо отдать должное, русский, несмотря на его богохульство, пьянство и высокомерие, был прекрасным инструктором. Он знал Америку и американцев. Свои знания он приобрел не только за время пребывания в Америке: Борис в свое время работал в секретном тренировочном лагере КГБ, где обучали русских шпионов для нелегальной работы в Америке.
 Борис как-то упомянул об этой тайне. Спьяну, разумеется, и сказал, что это одна из последних строго охраняемых тайн бывшего КГБ. Во время пребывания в лагере Борис пришел к пониманию души и психологии американцев, а не только изучил их образ жизни. Он рассказывал: "Бывали моменты, когда я считал себя американцем. Помню, пошел как-то на бейсбольный матч в Балтиморе, и когда зазвучал государственный гимн Соединенных Штатов, я встал и почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Но разумеется, я испытываю такие же чувства, когда слышу "Интернационал", – с улыбкой добавил Борис. – Наверное, у меня раздвоение личности".
 Халил вспомнил, как сказал тогда Борису: "Ничего, пока у тебя не начнется раздвоение преданности, ты будешь жив и здоров".
 Треск из динамика внутренней связи оборвал воспоминания Халила. Раздался голос капитана Фиске:
 – Мистер Перлеман, прошу прощения за болтанку, но это типичное явление над горами.
 Халила удивило, почему капитан извиняется за то, что не в его власти, а во власти Аллаха.
 Капитан Фиске продолжил:
 – Минут через двадцать болтанка исчезнет. Согласно полетному плану мы пересечем штат Колорадо в юго-западном направлении и пролетим над местом, которое известно как "Четыре угла" – здесь сходятся границы четырех штатов: Колорадо, Нью-Мексико, Аризоны и Юты. Затем продолжим движение на юго-запад через северную часть Аризоны. Вы сможете увидеть пустыню и высокогорные плато.
 За свою жизнь Халил столько раз видел пустыню, сколько не видели оба пилота вместе. Он снял трубку и сказал:
 – Прошу вас, предупредите меня, когда мы будем пролетать над Большим каньоном.
 – Хорошо, сэр. Каньон будет справа, но, боюсь, вы мало что увидите с такой высоты.
 Халила совершенно не интересовал Большой каньон. Просто требовалось, чтобы его разбудили, если он уснет.
 – Спасибо. И не стесняйтесь, будите меня, когда будем подлетать к каньону.
 – Хорошо, сэр.
 Халил откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Он снова подумал о полковнике Каллуме и похвалил себя за то, что принял верное решение, позволив ангелу смерти разобраться с этим убийцей. Теперь предстоял визит к лейтенанту Уиггинзу. Тот, как ему говорили в Триполи, был сумасбродным человеком, не имел устоявшихся привычек, не отличался пунктуальностью. Именно по этой причине, а также потому, что Уиггинз завершал список, в Калифорнии Халила ожидала помощь. Помощь ему, конечно, не требовалась, но последняя часть миссии была самой опасной, а также, как вскоре узнает весь мир, самой важной.
 Халил погрузился в сон, и ему снова приснился преследующий его человек. Это был странный сон, они оба летели над пустыней, Халил впереди, а преследователь сзади. А над ними летел ангел смерти, и Халил чувствовал, что ангел размышляет, до какого из мужчин дотронуться и сбросить на землю.
 Снова затрещал динамик внутренней связи, и Халил моментально проснулся, чувствуя, как по лицу струится пот.
 – Подлетаем к Большому каньону, мистер Перлеман, – сообщил пилот.
 Халил глубоко вздохнул, откашлялся и ответил:
 – Спасибо.
 Он поднялся с кресла, прошел в туалет, вымыл лицо и руки холодной водой. Вернувшись в кресло, он посмотрел в иллюминатор, но практически ничего не увидел. Тогда Халил снял трубку радиотелефона и набрал номер. Ему ответил мужской голос:
 – Алло.
 – Говорит Перлеман. Простите, что разбудил вас.
 – Это Танненбаум. Ничего страшного, я сплю один.
 – Очень хорошо. Я звоню, чтобы узнать, как наши дела.
 – Здесь хорошая деловая обстановка.
 – А что наши конкуренты?
 – Их пока не видно.
 Обмен условными фразами завершился, и Халил предложил:
 – Нам нужно встретиться.
 – Встретимся, как запланировано.
 Закончив разговор, он вздохнул и снял трубку телефона внутренней связи.
 – Алло.
 – Слушаю вас, мистер Перлеман, – ответил капитан.
 – Я позвонил партнеру, и у меня снова меняются планы.
 – Понял, сэр.
 Борис учил Халила: "Мистер Перлеман не должен чересчур извиняться за то, что во время полета у него меняются планы. Мистер Перлеман еврей, он платит хорошие деньги и желает получать услуги за свои деньги. Бизнес на первом месте, а все остальные неудобства его не касаются".
 Поэтому Халил спокойно сказал пилоту:
 – Теперь мне надо в Санта-Монику. Думаю, это не проблема.
 – Конечно, сэр, – согласился пилот. – Полетное время чуть больше.
 Халил это знал.
 – Отлично.
 – И с диспетчерской службой в такой ранний час проблем не будет, – добавил капитан Фиске.
 – А сколько нам лететь до Санта-Моники?
 – Сейчас я введу координаты, сэр... так, время полета около сорока минут, значит, в городском аэропорту мы можем быть около шести утра. Но нам придется немного снизить скорость, чтобы прилететь туда уже после шести, поскольку раньше этого времени в курортном городе полеты запрещены из-за шума.
 – Я понял.
 Через сорок минут "лир" начал снижаться, и Халил увидел впереди горный хребет, освещенный лучами поднимающегося солнца.
 Капитан Фиске снова вышел на связь.
 – Мы начали снижаться, сэр, поэтому пристегните, пожалуйста, ремни безопасности. Впереди горы Сан-Бернардино, а внизу вы можете видеть огни восточной окраины Лос-Анджелеса. Аэропорт Санта-Моники будет слева, вблизи побережья океана. Мы приземлимся через десять минут.
 Халил ничего не сказал и посмотрел на часы, они показывали без пяти шесть по калифорнийскому времени.
 Этот полет был тщательно спланирован в Триполи. Сообщение пилотам об изменении планов во время пролета над Большим каньоном означало, что самолет должен приземлиться в Санта-Монике не позднее – а может, и на несколько минут раньше того времени, если бы он садился в Сан-Диего, – и не раньше шести утра, когда разрешались полеты. Если его ждали в Сан-Диего, но обнаружили, что он летит в Санта-Монику, то у них оставалось менее сорока минут, чтобы устроить ловушку здесь. Если бы для этого потребовалось больше времени, то пилот придумал бы какую-нибудь задержку. Тогда Халил снова изменил бы место назначения, но на этот раз уже приставил бы пистолеты к головам пилотов. Он заставил бы их посадить самолет на маленьком заброшенном аэродроме в горах Сан-Бернардино: до него было лету всего несколько минут от того места, где они сейчас находились. Там его ожидала машина с ключами, приклеенными липкой лентой под рулевой колонкой.
 "Лир" пролетел над океаном и развернулся, продолжая снижаться. Халил ожидал какой-либо задержки с приземлением, но вскоре услышал, как самолет выпустил шасси. Он понимал, что изменения маршрутов полета не гарантировали ему безопасности на земле. Но поскольку имелась возможность менять маршруты прямо в полете, было решено воспользоваться этим, главным образом для того, чтобы затруднить жизнь тем, кто пытался поймать его.
 Малик демонстрировал ему два интересных фильма. В первом в замедленной съемке было показано, как лев преследует газель. Газель вильнула влево, и Малик сказал: "Обрати внимание, лев не бросается резко влево, чтобы перехватить свою жертву. Он знает, что газель может быстро свернуть вправо, и тогда лев промахнется и упустит ее. Лев всего лишь повторяет движения добычи и следует прямо за ней. Он не поддается на уловки газели и знает, что его скорость позволит ему нагнать жертвы, поэтому все его внимание сосредоточено только на задних ногах газели". Фильм закончился тем, что лев в прыжке настиг газель, которая рухнула под тяжестью преследователя и затихла, ожидая своей смерти.
 В следующем фильме показывалось, как лев бежит по травянистой равнине, а его преследует "лендровер", в котором сидят двое мужчин и две женщины. По словам диктора, люди, сидевшие в машине, старались приблизиться ко льву, чтобы выпустить в него ампулу со снотворным и потом использовать животное для научных экспериментов.
 Этот фильм также демонстрировался в замедленной съемке. Халил обратил внимание на то, что поначалу лев пытался воспользоваться своей скоростью, чтобы оторваться от преследовавшего его автомобиля. Затем, почувствовав усталость, лев свернул вправо. Автомобиль тоже свернул вправо, но более круто, намереваясь перехватить льва. Однако тот инстинктивно понял намерения сидевших в автомобиле людей и резко свернул влево, в результате чего автомобиль оказался далеко справа от убегающего льва. На этом фильм закончился, и Халил так и не узнал, удалось ли льву убежать.
 Малик сказал: "Когда лев охотник, он постоянно сосредоточен на добыче. Но когда лев сам является жертвой, он полагается на свой опыт и инстинкты охотника, чтобы обмануть своих преследователей. Бывают моменты, когда необходимо изменить направление движения, чтобы убежать от преследователей. Но бывают такие моменты, когда легкое отклонение от курса позволяет твоей жертве ускользнуть от тебя. Самое худшее изменение направления движения то, которое приводит тебя прямо в ловушку. Знай, когда нужно скорректировать курс, когда увеличить скорость, а когда и замедлить шаг, если чуешь впереди опасность. А еще знай, когда необходимо остановиться и спрятаться в кустах. Газель, убежавшая от льва, очень быстро забывает обо всем и снова начинает беспечно пощипывать травку. Она счастлива от того, что набивает свой желудок, но льву по-прежнему хочется отведать ее мяса и он не откажется от своих намерений".
 "Лир" прошел над началом взлетной полосы, и Халил посмотрел в иллюминатор как раз в тот момент, когда самолет приземлился. Вскоре самолет остановился, а через несколько минут подрулил к пустынной площадке авиации общего назначения.
 Халил еще раз внимательно посмотрел в иллюминатор, поднялся с кресла, взял свой чемодан, подошел к кабине и опустился на колени позади кресел пилотов. Он оглядел площадку через лобовое стекло и заметил мужчину, который светящимся жезлом указывал пилотам место на стоянке прямо перед зданием.
 Зарулив на стоянку, капитан Фиске заглушил двигатели и обратился к пассажиру:
 – Вот мы и прибыли, мистер Перлеман. Вас надо отвезти куда-то?
 – Нет, меня должны встречать.
 "Хотя я и сам не знаю кто", – подумал Халил, продолжая смотреть сквозь лобовое стекло.
 Второй пилот, Санфорд, расстегнул ремни, поднялся с кресла, извинился и протиснулся мимо пассажира. Он открыл дверцу, и в самолет проник мягкий бриз. Санфорд спустился по трапу на землю, а Халил последовал за ним, готовый либо попрощаться, либо выстрелить второму пилоту в голову, в зависимости от того, что могло произойти в течение следующих нескольких секунд.
 Капитан Фиске тоже выбрался из самолета, и трое мужчин остановились возле трапа.
 – Я должен встретиться со своим коллегой в кафе, – сказал Халил.
 – Понятно, сэр. Когда я был здесь последний раз, кафе находилось вон в том двухэтажном здании. Оно уже должно быть открыто.
 Халил оглядел ангары и другие здания, еще погруженные в ранние утренние сумерки.
 – Вон там, сэр, здание с окнами, – подсказал капитан.
 – Да, я вижу. – Халил посмотрел на часы. – Мы поедем на машине в Бербанк, сколько это займет времени? – спросил он.
 Оба пилота задумались, затем Терри Санфорд ответил:
 – Аэропорт Бербанка всего в двенадцати милях на север отсюда, так что поездка на машине в такой ранний час займет минут двадцать, может, полчаса.
 – Наверное, надо было лететь прямо туда, – сказал Халил, продолжая путать следы.
 – Но там полеты разрешены только с семи утра.
 – А-а, так вот почему мой коллега предложил мне приземлиться здесь.
 – Да, сэр, наверное, поэтому.
 На самом деле Халил все это знал.
 – Что ж, тогда спасибо за все и до свидания, – попрощался он с пилотами.
 Пилоты ответили, что всегда будут рады видеть его на борту. Халил сомневался в их искренности, однако вручил каждому по сто долларов наличными со словами:
 – В следующий раз я обращусь только к вам.
 Пилоты поблагодарили мистера Перлемана и направились к открытому ангару.
 Халил остался один на открытой площадке, он ждал, что вот-вот тишину разорвут крики и топот бегущих людей. Однако ничего такого не произошло, и это не удивило Халила. Он не чувствовал сейчас опасности, а вот присутствие Аллаха в лучах восходящего солнца чувствовал очень хорошо.
 Халил неторопливо направился к стеклянному зданию, вошел внутрь, отыскал кафе и увидел за столиком мужчину. На нем были джинсы и синяя футболка с надписью "Лос-Анджелес таймс". Как и у Халила, у мужчины были семитские черты лица, да и возраста они были примерно одного. Асад Халил подошел к мужчине и спросил:
 – Мистер Танненбаум?
 Мужчина поднялся.
 – Да. А вы мистер Перлеман?
 Они пожали друг другу руки, и мужчина, назвавшийся Танненбаумом, спросил:
 – Может, хотите кофе?
 – Думаю, нам надо ехать, – ответил Халил и вышел из кафе.
 Мужчина расплатился за кофе и догнал мистера Перлемана. Они вышли из здания и направились к стоянке. Мужчина, продолжавший говорить по-английски, спросил:
 – Хорошо долетели?
 – Если бы плохо, то разве я сейчас был бы здесь?
 Мужчина замолчал. Он чувствовал, что шагавший рядом с ним человек не расположен к дружеской беседе.
 – Вы уверены, что за вами не следили? – спросил Халил.
 – Да, уверен. Я не замешан ни в чем, что могло бы вызывать у властей интерес ко мне.
 Халил перешел на арабский.
 – Вы и сейчас ни в чем не замешаны, мой друг.
 – Да, конечно, извините, – ответил мужчина тоже по-арабски.
 Они подошли к синему фургону в надписью на борту: "Служба доставки – гарантированная доставка по всему штату в день заказа или на следующий день".
 Мужчина открыл дверцу и уселся за руль. Халил забрался на пассажирское сиденье и бросил взгляд назад в салон, где на полу лежало с десяток пакетов. Мужчина завел двигатель и сказал:
 – Пожалуйста, пристегните ремень, иначе нас может остановить полиция.
 Халил пристегнул ремень, положил на колени чемодан и приказал:
 – Шоссе четыреста пять, на север.
 Мужчина включил передачу, и машина выехала со стоянки. Через несколько минут они уже мчались по широкому шоссе, направляясь на север.
 – У меня в салоне имеются посылки, адресованные мистеру Перлеману, – сообщил водитель. Халил ничего не ответил, и водитель добавил: – Разумеется, я не знаю, что в них, но думаю, вы найдете там все, что вам необходимо.
 И снова Халил ничего не сказал.
 Водитель тоже замолчал, и Халил заметил, что парень начинает нервничать, поэтому он обратился к нему, назвав настоящим именем:
 – Значит, Азим, ты из Бенгази?
 – Да.
 – Скучаешь по своей стране?
 – Конечно.
 – А по семье тоже скучаешь? По-моему, твой отец живет в Ливии.
 Азим слегка замялся, затем ответил:
 – Да.
 – Скоро ты сможешь купить себе билет домой и привезти подарки для семьи.
 – Да.
 Некоторое время они ехали молча, оба поглядывали в боковые зеркала. Впереди показалась развилка, дорога на восток вела в Бербанк, на запад – в Вентуру.
 – Мне сказали, что вы сами назовете адрес, – промолвил Азим.
 – А мне сказали, что ты знаешь адрес.
 Азим дернулся, едва не отправив фургон на обочину.
 – Нет... нет... я ничего не знаю... мне сказали...
 Халил рассмеялся и положил ладонь на плечо Азима.
 – Ох, я и забыл. Я знаю адрес. Поворачивай на Вентуру.
 Азим вымученно улыбнулся, перестроился в правый ряд и свернул в направлении Вентуры.
 Асад Халил бросил взгляд на широкую долину, заполненную домами и коммерческими зданиями, затем посмотрел на видневшиеся вдали горы. Заметил он и пальмы, напомнившие ему о родной стране.
 Халил отогнал мысли о доме, сейчас надо было думать о другом. Отыскать Элвуда У иггинза оказалось непросто, сначала он жил в Бербанке, затем неожиданно переехал дальше на север, на побережье, в местечко под названием Вентура. На самом деле этот переезд оказался судьбоносным, он приблизил Уиггинза к тому месту, где Асад Халил намеревался завершить свой визит в Америку. Халил не сомневался, что это Аллах расставил по местам последних игроков в этой игре.
 Если лейтенант Уиггинз окажется дома, то он, Асад Халил, сегодня же покончит с ним и займется другим незавершенным делом.
 Но если лейтенанта Элвуда Уиггинза нет дома, то когда он вернется, он обнаружит голодного льва, жаждущего вцепиться ему в глотку.
 Халил тихо рассмеялся. Азим с улыбкой посмотрел на него, однако улыбка моментально исчезла, когда он увидел, какое выражение лица сопровождает этот смех. Азим почувствовал, что волосы у него на затылке встали дыбом, поскольку пассажир на его глазах превратился в зверя.

 Глава 46

 Я набрал вашингтонский номер, и мне ответил мужской голос:
 – Отдел по расследованию убийств. Детектив Келлум.
 – Это Джон Кори, Департамент полиции Нью-Йорка, отдел по расследованию убийств. Мне нужен детектив Кэлвин Чилдерс.
 – На прошлую ночь у него железное алиби.
 Все детективы любят пошутить. Я поддержал игру.
 – Он вооружен, опасен, и он мой.
 Келлум рассмеялся.
 – Подождите.
 Через минуту трубку взял Кэлвин Чилдерс.
 – Привет, Джон. Как там у вас дела в "Большом яблоке"?
 – Замечательно, Кэл. Обычная рутина. Но я сейчас работаю по делу рейса "Транс-континенталь".
 – Да-а. Как это тебя угораздило?
 – Долгая история. Честно говоря, я теперь работаю на ФБР.
 – Я всегда знал, что ты плохо кончишь.
 Мы оба рассмеялись. С Кэлвином Чилдерсом я познакомился на семинаре, который проводили несколько лет назад в штаб-квартире ФБР, и мы сразу понравились друг другу.
 – А с чего вдруг ты решил поработать на этих напыщенных индюков? – поинтересовался Кэл.
 – У меня краткосрочный контракт и еще более короткий поводок.
 – Понятно. Чем могу быть полезен?
 – Так... ты хочешь, чтобы я говорил откровенно или чтобы нес чепуху типа "чем меньше ты будешь знать, тем лучше"?
 – Нас слушают?
 – Вполне возможно.
 – У тебя есть сотовый телефон?
 – Конечно.
 – Перезвони мне. – Кэл продиктовал мне прямой номер. Я положил трубку и обратился к Кейт: – Могу я воспользоваться твоим сотовым?
 Кейт, копавшаяся в компьютере, без слова или даже взгляда сунула руку в карман пиджака, вытащила телефон и протянула его.
 – Спасибо. – Я набрал номер Кэла, а когда он ответил, я спросил: – Ты занимаешься делом генерала Уэйклиффа?
 – Нет. Но я знаю тех парней, кто занимается.
 – Отлично. У них есть какие-нибудь зацепки?
 – Нет. А у тебя?
 – Я знаю имя убийцы.
 – Правда? Он уже за решеткой?
 – Нет пока. Поэтому мне и нужна твоя помощь.
 – Понял. Так кто убийца?
 – Сначала помоги мне.
 Кэл рассмеялся.
 – Ладно, что тебе нужно?
 – Мне нужны имена офицеров, которые вместе с покойным Уэйклиффом участвовали в бомбардировке. Скажу прямо, эти имена держатся в строгом секрете. ВВС и Министерство обороны молчат как немые, а может, даже и сами не знают.
 – Так каким образом я могу узнать?
 – Ты можешь поспрашивать у родственников, можешь поискать в доме покойного. Поройся в его записной книжке, может, найдешь какие-нибудь фотографии. Мне казалось, что ты работаешь детективом.
 – Да, я детектив, но не умею угадывать мысли. Давай поподробнее.
 – Хорошо. Они бомбили одно местечко в Ливии, оно называется... – я взглянул на статью, лежавшую на моем столе, – Эль-Азизия. В Ливии, в окрестностях Триполи.
 – А почему сразу не сказал? Теперь все ясно.
 – Я уверен, что генерала Уэйклиффа убил этот парень, Асад Халил...
 – Тот самый, что отравил целый самолет?
 – Да, тот самый.
 – А какого черта он делает в Вашингтоне?
 – Убивает людей. И у него определенная цель. По-моему, он хочет убить всех, кто участвовал в авианалете на Эль-Азизию.
 – Вот как? А зачем ему это?
 – Хочет отомстить. Я думаю, он жил там и, возможно, потерял близких во время бомбардировки. Понимаешь?
 – Да... и теперь хочет вернуть должок.
 – Верно. Эль-Азизию бомбили пятнадцатого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Четыре штурмовика F-111, экипаж два человека, значит, всего восемь человек. Один из них, полковник Уильям Хамбрехт, был убит топором в январе возле авиабазы Лейкенхит, это в Англии. Затем настал черед генерала Уэйклиффа, а еще один офицер, имени которого я не знаю, погиб во время войны в Персидском заливе. Значит, у нас есть всего два имени – Хамбрехт и Уэйклифф. Может, ты найдешь групповую фотографию или что-то еще в этом роде.
 – Понял. А почему этот Халил так долго ждал, чтобы отомстить?
 – Во время бомбардировки он был юнцом. А теперь повзрослел.
 Я вкратце рассказал Кэлу историю Халила, не стал скрывать и те подробности, которых не было в газетах.
 – Эй, но если с ним работали в Париже, то у вас должны быть его отпечатки пальцев и все прочее.
 – Правильно мыслишь. Попроси экспертов ФБР дать тебе все, что у них есть. А у них есть еще образцы волокон костюма, в котором он мог быть в Вашингтоне, и даже образцы ДНК.
 – А его дерьма у них нет?
 – Наверняка есть.
 Кэл рассмеялся.
 – Осмотр места преступления почти ничего не дал, но если убийство действительно совершил Халил, то по крайней мере эксперты будут знать, что искать, когда ФБР пришлет отпечатки пальцев и образцы волокон.
 – Точно. Жертв убили из сорокового калибра?
 – Нет, из сорок пятого. По словам дочери, у генерала был пистолет сорок пятого калибра, который пропал.
 – А ты же говорил, что не занимаешься этим делом.
 – Непосредственно не занимаюсь, но дело громкое, поэтому я в курсе. Ладно, дай мне несколько часов...
 – Максимум час, Кэл. Надо спасать оставшихся людей, и, возможно, кто-то из них уже мертв.
 – Понял. Я свяжусь с парнями, которые работают по этому делу, затем сам съезжу в дом покойного, а оттуда позвоню тебе. Договорились?
 – Договорились. – Я продиктовал номер сотового телефона Кейт.
 – Но с тебя, Джон, причитается.
 – А я уже расплатился. Асад Халил – это имя убийцы.
 – Ох, как бы мне не вляпаться из-за этого в какую-нибудь историю.
 – Ничего, я тебя прикрою.
 – Ага, ФБР всегда прикрывает копов.
 – Но я остался копом.
 – Надеюсь. – Кэл отключился, а я положил сотовый телефон на стол.
 Кейт оторвалась от компьютера и сказала:
 – Я все слышала.
 – Но официально ты ничего не слышала.
 – Ладно, хотя ты и наболтал лишнего.
 – Больше не буду.
 – Не бойся, в ходе расследования ты можешь пользоваться всеми законными способами.
 – Даже разглашать секретную информацию?
 – Нет. Однако очевидно, что преступник уже владеет этой информацией, поэтому она больше не считается секретной.
 – Ты уверена?
 – Поверь мне, я адвокат.
 Мы улыбнулись друг другу.
 – Если мы заполучим имена – а может, и адреса – от твоего друга раньше, чем их сообщит миссис Хамбрехт, или раньше, чем до них доберутся ВВС и Министерство обороны, то у нас появятся прекрасные шансы распутать это дело.
 – Да, – согласился я. – Терпеть не могу, когда у меня забирают то, что принадлежит мне.
 – Ты очень умный, – похвалила меня Кейт. – Мне и в голову не пришло позвонить в Вашингтон детективам, занимающимся убийством Уэйклиффа.
 – Но я же детектив, а детективы всегда помогают друг другу. Примером тому Габриель, он здорово помог. – Решив польстить Кейт, я добавил: – Но именно ты додумалась запросить личное дело полковника Хамбрехта. Вот видишь? Мы хорошо работаем вместе, ФБР и полиция. И что я не перешел к вам лет десять назад? Когда подумаю, что столько времени напрасно потратил в полиции...
 – Джон, прекрати.
 – Слушаюсь, мадам.
 – Я собираюсь заказать ленч. Что бы ты хотел съесть?
 – Трюфели под беарнским соусом.
 – А подзатыльник не хочешь?
 Господи! Я встал и потянулся.
 – Мадам, разрешите пригласить вас на ленч?
 – Ну... я не знаю...
 – Пошли. Мне надо сменить обстановку. В случае чего мы на связи. – Я сунул в карман сотовый телефон Кейт.
 – Хорошо. – Кейт поднялась, подошла к столу дежурного офицера и сообщила, что мы пошли перекусить.
 Через пятнадцать минут мы с Кейт уже шагали по Бродвею. Стоял хороший солнечный день, тротуары заполнили люди, вышедшие поесть. В основном это были правительственные служащие, покупавшие еду с лотков, чтобы сэкономить несколько долларов. Конечно, полицейским платят не много, но мы знаем, как надо относиться к себе. Когда ты на работе, то никогда не знаешь, что сулит будущее, поэтому ешь, пей и радуйся жизни.
 Я привел мисс Мэйфилд в ресторанчик под названием "Экко", уютное местечко с атмосферой старого Нью-Йорка, за исключением цен. Когда-то мы с бывшей женой частенько заходили сюда, но мисс Мэйфилд не обязательно было это знать.
 Нас встретил метрдотель и назвал меня по имени, поскольку никогда не упускал случая произвести впечатление на спутников, сопровождавших его старых клиентов. Посетителей в этот час оказалось довольно много, но метрдотель провел нас к хорошему столику на двоих у самого окна. В ресторанах Нью-Йорка любезно встречают вооруженных полицейских в костюмах, но я думаю, что произвел бы неплохое впечатление и в каком-нибудь ресторане во Флориде. Так ведь?
 К нашему столику подошел сам владелец ресторана, которого звали Энрико. Мы заказали по бокалу дорогого вина. Белого для леди, красного для джентльмена. После того как Энрико удалился, Кейт сказала:
 – Ты вовсе не обязан угощать меня дорогим обедом.
 – После того завтрака, которым угощала ты, надо хорошо пообедать.
 Кейт рассмеялась. Принесли вино, и я сказал Энрико:
 – Возможно, мне нужно будет, чтобы сюда прислали факс. Можете дать мне номер вашего факса?
 – Разумеется, мистер Кори.
 Энрико записал на салфетке номер факса и удалился.
 Мы подняли наши бокалы и чокнулись.
 – Слэйнт! – провозгласил я.
 – А что это значит?
 – Твое здоровье. Это на гэльском языке. Я наполовину ирландец.
 – На какую половину?
 – На левую.
 – Я имела в виду: по отцу или по матери?
 – По матери. Отец чистокровный англичанин. Ох какой у них был роман. Они буквально засыпали друг друга письмами.
 Кейт усмехнулась и заметила:
 – Вас, ньюйоркцев, очень заботит происхождение. А в остальной стране этому не уделяют такого внимания.
 – Правда? Но это же скучно.
 – Ага, скучно, как и твой анекдот об итальянцах и "Свидетелях Иеговы". Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять его.
 – Надо будет познакомить тебя со своим бывшим напарником, Домом Фанелли. Он гораздо веселее меня.
 Мы принялись изучать меню. Кейт изучала левую сторону с наименованиями блюд, а я правую – с ценами. Оказалось, что со времени моего последнего посещения цены здорово подросли. Хорошо, что в этот момент зазвонил сотовый телефон. Я вытащил его из кармана и ответил:
 – Кори.
 – Это Кэлвин. Я в кабинете покойного, здесь есть фотография, восемь человек стоят перед реактивным самолетом, мне что-то подсказывает, что это и есть F-111. Дата на фотографии – тринадцатое апреля, а год тысяча девятьсот восемьдесят седьмой, не восемьдесят шестой...
 – Так... операция была секретной, поэтому, возможно...
 – Да, я понял. Однако на фотографии никаких имен.
 – Черт...
 – Не торопись, ты забыл, что в деле Кэлвин. Я нашел тут еще одну большую черно-белую фотографию с надписью: "Сорок восьмое тактическое авиационное крыло, база Королевских ВВС, Лейкенхит". Так вот на этой фотографии перечислены имена всех присутствующих – первый ряд, второй и так далее. Я взял увеличительное стекло и стал изучать лица, сравнивая их с фотографией возле штурмовика. Короче, я выяснил имена этих парней, а потом порылся в телефонной книге покойного, и теперь у меня есть семь адресов и телефонных номеров.
 Я глубоко вздохнул.
 – Чудесно. Отправь мне по факсу имена, адреса и номера телефонов.
 – А что мне за это будет?
 – Обед в Белом доме. Медаль. Что хочешь.
 – Да, а может, и тюремный срок. Ладно, тут в кабинете есть факс. Давай мне номер твоего факса.
 Я продиктовал номер и похвалил Кэла:
 – Спасибо, дружище, отличная работа.
 – Как ты думаешь, где сейчас этот Халил?
 – Он наносит визиты пилотам. Кто-то из них живет в Вашингтоне?
 – Нет. Флорида, Южная Каролина, Нью-Йорк...
 – Кто в Нью-Йорке?
 – Давай посмотрим... его зовут Джим Маккой... проживает в Вудбери, работает в Музее авиации на Лонг-Айленде.
 – Понятно. Что еще?
 – Ты хочешь, чтобы я отправил факс или чтобы читал тебе?
 – Нет, отправляй факс. Отправь заодно и фотографию тех восьмерых у самолета и пометь, кто из них кто.
 – Ох, Кори, ты настоящая заноза в заднице. Ладно, надо побыстрее убираться отсюда, пока я не начал привлекать внимание. Ты знаешь, этот Халил – порядочная сволочь. Я пришлю тебе несколько фотографий места преступления.
 – А я пришлю тебе фотографию салона самолета, полного трупов.
 – Береги свою задницу, Джон.
 – А я всегда берегу. Увидимся в Белом доме. – Я отключил телефон.
 Кейт посмотрела на меня, и я сообщил ей:
 – У нас есть все имена и адреса.
 – Надеюсь, что мы не опоздали.
 – Я тоже надеюсь. – Я подозвал официанта. – Счет, пожалуйста. И принесите мне факс, он должен прийти на мое имя. – Я поднялся из-за стола. – Обед за мной, – пообещал я Кейт.
 Мы подошли к двери и дождались там официанта. Я вручил ему банкноту в двадцать долларов, а он передал мне две рукописные страницы и фотографию, не слишком четкую.
 Пока мы с Кейт быстрым шагом возвращались в здание на Федерал-Плаза, я читал вслух данные, полученные от Кэла.
 – Боб Каллум, Колорадо-Спрингс, академия ВВС. Стивен Кокс, пометка "погиб в бою", Персидский залив, январь, тысяча девятьсот девяносто первый год. Пол Грей, Дейтона-Бич, Спрус-Крик, Флорида. Уильям Хамбрехт... про этого мы все знаем. Джим Маккой, Вудбери, Лонг-Айленд. Билл Сатеруэйт, Монкс-Корнер, Южная Каролина. Черт, где это? И последний... Чип Уиггинз, Бербанк, Калифорния, но Кэл сообщает, что этот адрес и номер телефона зачеркнуты в записной книжке Уэйклиффа.
 – Я пытаюсь проследить маршрут Халила, – сказала Кейт. – Он уезжает из аэропорта Кеннеди на такси, за рулем, предположительно, Гамаль Джаббар. Может, Джаббар отвез его к дому Джима Маккоя?
 – Не знаю. Но узнаем после звонка Маккою. – Я на ходу набрал номер домашнего телефона Маккоя, но мне ответил автоответчик. Не желая оставлять слишком тревожное сообщение, я сказал: – Мистер Маккой, говорит Джон Кори из ФБР. У нас есть основание считать, что вы можете стать объектом нападения со стороны человека, который хочет отомстить вам за участие в авианалете на Ливию в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году. Пожалуйста, предупредите местный полицейский участок и позвоните в отделение ФБР на Лонг-Айленде. Мой прямой номер телефона... – Я продиктовал номер и добавил: – Пожалуйста, будьте очень осторожны. Советую вам с семьей немедленно куда-нибудь переехать. – Я выключил телефон и сказал Кейт: – Он может принять этот звонок за розыгрыш, но, возможно, слово "Ливия" убедит его. Запомни время звонка.
 Кейт уже достала блокнот и делала в нем какие-то пометки.
 – Но он может не получить твое сообщение.
 – Давай не думать об этом. Будем надеяться на лучшее. – Затем я набрал номер домашнего телефона Билла Сатеруэйта, а Кейт пояснил: – Я первым делом звоню домой потенциальным жертвам, а потом уже будем звонить в местную полицию.
 Снова мне ответил автоответчик:
 – Билл Сатеруэйт. Оставьте сообщение.
 Я продиктовал сообщение, аналогичное тому, что оставил для Маккоя, а закончил его советом уехать из города.
 Далее я набрал номер домашнего телефона Пола Грея во Флориде, отметив про себя, что домашний адрес и адрес работы одинаковы.
 И снова автоответчик предложил мне оставить сообщение. Что я и сделал. Мы с Кейт продолжали идти, я набрал рабочий номер Грея.
 – Имитационное программное обеспечение Грея. В данный момент никто не может подойти к телефону... – И так далее. Мне не понравилось, что я никого не застал дома, а Грея не было и на работе. Я оставил стандартное сообщение.
 Набрав номер рабочего телефона Сатеруэйта, я опять услышал проклятый автоответчик и возмутился:
 – Черт побери, да куда они все подевались?
 Кейт промолчала.
 Уже не надеясь на удачу, я набрал номер Музея авиации на Лонг-Айленде, и тут мне ответил женский голос:
 – Музей.
 – Мадам, меня зовут Джон Кори, Федеральное бюро расследований. Мне нужно поговорить с директором, мистером Джеймсом Маккоем, по очень срочному делу.
 Моя собеседница молчала, пауза слишком затянулась, и я уже понял, что она означает. Наконец женщина промолвила:
 – Мистер Маккой... – я услышал всхлипывания, – мистер Маккой мертв.
 Я посмотрел на Кейт и покачал головой.
 – Когда он умер, мадам?
 – Его убили.
 – Когда?
 – В понедельник вечером. Там в музее полно полиции... в здание никого не пускают.
 – А вы где находитесь, мадам?
 – В Детском художественном музее, это рядом. Я секретарь мистера Маккоя, его телефонную линию переключили сюда, и поэтому...
 – Понятно. Как его убили?
 – Ох... его застрелили... в самолете... с ним был еще один человек... может, хотите поговорить с полицией?
 – Пока нет. Вы знаете, кто был тот другой человек?
 – Нет... то есть да. Миссис Маккой сказала, что это старый друг ее мужа, но я не могу вспомнить...
 – Грей?
 – Нет.
 – Сатеруэйт?
 – Да, точно, Сатеруэйт. Простите, но я должна сообщить о нашем разговоре в полицию.
 – Сделаете это через минуту. Вы сказали, его застрелили в самолете?
 – Да. Мистер Маккой и его друг сидели в кабине штурмовика... "F-111"... их обоих... и еще убили охранника, мистера Бауэра.
 – Понятно. Я перезвоню.
 Я отключил телефон, и пока мы с Кейт входили в здание на Федерал-Плаза, я вкратце рассказал ей о том, что произошло. Уже в ожидании лифта я набрал номер домашнего телефона Боба Каллума в Колорадо-Спрингс.
 – Резиденция Каллумов, – ответил мне женский голос.
 – Это миссис Каллум?
 – Да. А с кем я говорю?
 – Мистер Каллум дома?
 – Полковник Каллум. Кто его спрашивает?
 – Меня зовут Джон Кори, мадам, я из ФБР. Мне нужно поговорить с вашим мужем по срочному делу.
 – Он сегодня плохо себя чувствует и сейчас отдыхает.
 – Но он дома?
 – Да. А в чем дело?
 В этот момент подошел лифт, но поскольку в кабине лифта связь могла пропасть, мы остались на первом этаже. Я сказал миссис Каллум:
 – Мадам, я соединю вас со своей напарницей, ее зовут Кейт Мэйфилд. Она вам все объяснит. – Я прижал телефон к груди и пояснил Кейт: – У женщины лучше получится поговорить с женщиной. А я поеду наверх.
 Я передал Кейт телефон и, пока ждал лифт, услышал, как Кейт представилась и сказала:
 – Миссис Каллум, у нас имеются основания считать, что вашему мужу грозит опасность. Выслушайте меня, а после того, как я закончу, позвоните в полицию и в местное отделение ФБР. А еще предупредите службу безопасности базы. Вы живете на территории базы?
 Подошел лифт, и я уехал наверх, не сомневаясь, что Кейт со всем прекрасно справится. Выйдя на двадцать шестом этаже, я быстро направился в оперативный штаб и уселся за свой стол. Затем набрал номер телефона Чипа Уиггинза в Бербанке в надежде, что мне дадут его новый номер. Однако механический голос магнитофона сообщил, что данный номер отключен и никакой информации не имеется.
 Я положил перед собой две странички со списком и отметил, что Уэйклифф, Маккой и Сатеруэйт уже убиты. Пол Грей не отвечал на телефонные звонки, а Уиггинз куда-то пропал. Хамбрехта убили в январе, так почему же тогда никто не задумался об истинных мотивах убийства? Только Стивен Кокс умер естественной смертью, если можно считать гибель в бою естественной смертью для пилота истребителя. Миссис Хамбрехт упоминала, что один из восьмерки очень серьезно болен, и я догадался, что речь шла о Каллуме. Так что воссоединение всей восьмерки на небесах могло произойти очень скоро.
 Я принялся рыться в файлах компьютера, помня по прошлому опыту, что отделы по расследованию убийств в некоторых сельских местностях Флориды находятся в ведении Департамента шерифов округов. Я выяснил, что местечко Спрус-Крик находится в Волусии, потом отыскал номер телефона шерифа. Я набрал этот номер, понимая, что надо бы обо всем предупредить Вашингтон. Но пришлось бы долго объясняться и потом срочно составлять письменный отчет. А интуиция подсказывала мне, что первым делом следует предупредить потенциальных жертв.
 – Департамент шерифа, помощник шерифа Фоули слушает.
 – Шериф, говорит Джон Кори, нью-йоркское отделение ФБР. Я звоню, чтобы предупредить об опасности, которая угрожает жителю Спрус-Крик по имени Пол Грей...
 – Слишком поздно.
 – Понятно... когда и где?
 – Вы могли бы дать свой номер телефона?
 – Я дам вам номер общего коммутатора ФБР, попросите соединить вас с Джоном Кори. – Я продиктовал номер и положил трубку.
 Секунд через пятнадцать раздался звонок, это был помощник шерифа Фоули.
 – Мне сказали, что соединят со штабом Особого антитеррористического соединения.
 – Совершенно верно.
 – А в чем дело?
 – Ничего не могу сказать, пока не услышу ваш рассказ. Дело касается национальной безопасности.
 – Да? А что это значит?
 По разговору я почувствовал, что этот парень из Нью-Йорка, поэтому решил сыграть на этом.
 – Вы ведь из Нью-Йорка, да?
 – Да, а откуда вы знаете?
 – Интуиция. Я служил в Департаменте полиции Нью-Йорка, отдел по расследованию убийств.
 – А я был патрульным на Сто шестой улице в Куинсе. Здесь много бывших нью-йоркских полицейских, кто-то служит, другие на пенсии. Я вот помощник шерифа.
 – Эй, пожалуй, мне тоже надо переехать к вам.
 – Здесь любят нью-йоркских полицейских, люди считают, что мы хорошо знаем свое дело. – Фоули засмеялся.
 Похоже, контакт был налажен, и я сказал:
 – Расскажите мне об убийстве.
 – Ладно. Все произошло в доме жертвы. У него рабочий офис дома. В понедельник. Время смерти примерно полдень, но работал кондиционер, так что, может, и раньше. Тело обнаружили мы, в двадцать часов пятнадцать минут, когда прибыли в дом Грея по звонку женщины по имени Стэйси Молл. Она пилот частного самолета, доставила пассажира из городского аэропорта Джэксонвилла в дом жертвы. Дом находится на территории так называемой летной общины Спрус-Крик, это в окрестностях Дейтона-Бич. Пассажир сказал, что у него дела с покойным.
 – Да, это уж точно.
 – Женщине-пилоту он представился как Демитриос Поулос, торговец антиквариатом из Греции, но потом женщина увидела его фотографию в газете и подумала, что ее пассажир и есть тот парень, Асад Халил.
 – Она совершенно права.
 – Господи! Я хочу сказать... мы подумали, что она обозналась, но когда обнаружили Грея мертвым... зачем Халилу надо было убивать этого парня?
 – Я не знаю. Что еще?
 – Две пули, одна в живот, другая в голову, и еще уборщица, убита одним выстрелом в затылок.
 – Вы нашли пули или гильзы?
 – Только пули. Три штуки сорокового калибра.
 – Понятно. Надеюсь, вы уведомили ФБР?
 – Да. На самом деле мы не поверили, что это дело рук Асада Халила, но поскольку покойный занимался какими-то военными компьютерными программами, а, по словам его подружки, пропали компьютерные дискеты...
 – Но вы сообщили ФБР, что к этому делу может иметь отношение Асад Халил?
 – Да, сообщили в джэксонвиллское отделение ФБР. А там ответили, что они каждые пятнадцать минут получают сообщения, якобы касающиеся Асада Халила. Наше сообщение они тоже не восприняли всерьез, но пообещали прислать агента. До сих пор никого не было.
 – Понятно. А куда эта женщина-пилот отвезла пассажира после Спрус-Крик?
 – Назад, в городской аэропорт Джэксонвилла, а потом отвезла его на машине в международный аэропорт. Пассажир сказал, что вылетает оттуда в Грецию.
 Я подумал и спросил:
 – Вы запросили паспортный контроль международного аэропорта?
 – Разумеется. Вы думаете, я забыл все, что знал? Они проверили декларации, билеты и все такое прочее, но никаких следов Демитриоса Поулоса.
 – Ясно... а сколько времени преступник находился в доме жертвы?
 – Пилот сказала, что около получаса.
 Я почти мог представить себе тот разговор, который состоялся между Полом Греем и Асадом Халилом.
 Я задал сержанту Фоули еще несколько вопросов, но в основном мне все уже было ясно. Кроме действий агентов ФБР из Джэксонвилла, которые оказались в полном дерьме, но пока еще не знали об этом. Каждые пятнадцать минут поступали сообщения, якобы касающиеся Асада Халила. Но это сообщение было реальным. Не знаю, кто такая Стэйси Молл, но постараюсь выбить у федералов денежную премию для нее как для бдительной и добропорядочной гражданки.
 – Вы поймаете этого парня? – спросил Фоули.
 – Надеюсь.
 – Он самый настоящий негодяй.
 – Это точно.
 – Эй, а как погода в Нью-Йорке?
 – Отличная.
 – А здесь чертовски жарко. Кстати, женщина-пилот говорила, что ее пассажир вернется через неделю. Он даже заказал рейс в Спрус-Крик.
 – Думаю, это уловка.
 – Понятно. Он еще обещал пригласить ее на ужин.
 – Передайте этой женщине, ей очень повезло, что она осталась жива.
 – Да, конечно.
 – Все, большое спасибо.
 Я положил трубку и написал рядом с фамилией Грей "убит", поставил дату и предполагаемое время убийства. Похоже, до воссоединения восьмерки осталось совсем немного. Возможно, в живых останется лишь Уиггинз, если только он не переехал на восток, где его уже нашел Халил. Еще до сих пор жив в Колорадо Боб Каллум. Интересно, Халил оставил его в живых потому, что узнал о его смертельной болезни, или потому, что еще не добрался до Колорадо? А где же Уиггинз? Если нам удастся спасти ему жизнь, то это будет маленькая победа в игре, в которой лев пока ведет со счетом пять – ноль.
 Появилась Кейт, села за свой стол и сказала:
 – Я оставалась на связи, пока миссис Каллум не позвонила по другой линии в полицию и в охрану базы. Она сказала, что у нее есть оружие и она знает, как им пользоваться.
 – Хорошо.
 – Ее муж очень болен. У него рак.
 Я кивнул.
 – Думаешь, Халил знает об этом? – спросила Кейт.
 – Я стараюсь понять, чего он не знает. Я позвонил в полицию Дейтона-Бич. Пол Грей был убит в понедельник, около полудня, а может, и раньше.
 – Ох, Боже мой...
 Я рассказал ей обо всем, что мне сообщил помощник шерифа, затем высказал свои соображения.
 – Получается так. Халил сел в такси Гамаля Джаббара, но не поехал на Лонг-Айленд в музей к Маккою, а побыстрее убрался из Нью-Йорка, что было вполне разумно, и направился прямиком в Перт-Амбой, где убил Джаббара, пересел в поджидавшую его машину и отправился на ней в Вашингтон. Где-то заночевал, утром явился в дом Уэйклиффа, убил генерала, его жену и экономку, затем каким-то образом добрался до городского аэропорта Джэксонвилла, оттуда вылетел на частном самолете в Спрус-Крик, убил Пола Грея и уборщицу, вернулся на частном самолете в Джэксонвилл, потом... наверное, отправился в Монкс-Корнер... Сатеруэйт занимается чартерными перевозками, значит, Халил нанял самолет с Сатеруэйтом в качестве пилота, и они вместе вылетели на Лонг-Айленд. Интересный, должно быть, получился полет. Они приземлились на Лонг-Айленде, вместе отправились в музей, где Халил застрелил Сатеруэйта и Маккоя прямо в кабине "F-111". Символично, правда? А после убил еще и охранника. Черт побери, невероятно.
 Кейт кивнула.
 – А куда он отправился после этого? Каким образом он покинул Лонг-Айленд?
 – Подозреваю, он мог вылететь из аэропорта Макартур. Аэропорт не международный, система безопасности не такая уж строгая. Но, похоже, он пользуется частными самолетами.
 – Да, пожалуй. Значит, он мог вылететь на частном самолете в Колорадо-Спрингс или в Калифорнию. Скорее всего воспользовался реактивным самолетом.
 – Возможно. – Я протянул Кейт факс, присланный Кэлом. – Кроме Каллума, которого теперь охраняют, остается только Уиггинз, который, вероятно, жив, но беззащитен.
 Кейт просмотрела страницы и спросила:
 – А ты звонил Уиггинзу?
 – Да. Телефон отключен. Попробуй поискать его через справочное бюро Бербанка.
 Пальчики Кейт забегали по клавиатуре компьютера.
 – А как его настоящее имя? – спросила она.
 – Не знаю, посмотри, что можно найти по фамилии.
 – А ты пока позвони в Вашингтон, потом в отделение ФБР в Лос-Анджелесе. И предупреди всех в штабе, по электронной почте или лично, как, по-твоему, будет быстрее.
 Я не бросился сломя голову выполнять указания Кейт, поскольку не видел никакой необходимости в срочном уведомлении моих коллег или Вашингтона. Ведь я уже выяснил, что четверо мертвы, а значит, защита им не нужна. Каллум жив, и о нем позаботятся. Осталось отыскать Уиггинза, а это вполне нам с Кейт по силам.
 – Я хочу позвонить в отделение ФБР в Лос-Анджелесе, – сообщил я ей. – Или ты сама позвонишь?
 – Я бы позвонила, если бы знала, что ты умеешь пользоваться компьютером. Я занята поиском Уиггинза. Позвони сам и спроси специального агента Дага Стерджиса, сошлись на меня.
 – Хорошо. – Я дозвонился до отделения ФБР в Лос-Анджелесе, представился, сообщил, что работаю в Особом антитеррористическом соединении – что обычно привлекает внимание, – и попросил к телефону Дага Стерджиса. Через полминуты он взял трубку.
 – Чем могу быть полезен? – спросил специальный агент.
 Я не хотел загружать парня фактами, но мне требовалась его помощь.
 – Мистер Стерджис, мы разыскиваем мужчину, белого, по имени Чип Уиггинз, первое и второе имена неизвестны, возраст около пятидесяти, последний известный адрес в Бербанке... – Я продиктовал адрес и добавил: – Он вероятный свидетель по очень важному делу, которое, возможно, связано с международным терроризмом.
 – Что это за дело?
 Господи, почему же все такие любопытные? Я ответил:
 – Дело в данный момент засекречено, поэтому, простите, не могу говорить об этом. Уиггинз может знать то, что нам нужно. От вас требуется только отыскать его, обеспечить защиту и срочно позвонить мне.
 После небольшой паузы мистер Стерджис спросил:
 – А кто за ним охотится? Что за группа?
 – Скажем, люди с Ближнего Востока. И нам очень важно найти его раньше, чем найдут они. Если у меня будет дополнительная информация, я вам перезвоню.
 Похоже, мистера Стерджиса не слишком вдохновила моя просьба, поэтому я добавил:
 – Я работаю по этому делу вместе с Кейт Мэйфилд.
 – Понятно.
 – Она посоветовала обратиться за помощью именно к вам.
 – Хорошо, мы сделаем все, что сможем. Передайте привет Кейт.
 – Передам. – Я продиктовал номера наших с Кейт прямых телефонов и положил трубку. Затем позвонил в Лос-Анджелесское бюро по поиску пропавших людей. Мне ответил лейтенант Майлс, я быстренько пробормотал преамбулу и добавил: – У вас большой опыт в розыске людей – уверен, с этой работой вы справитесь лучше, чем мы.
 – Странно слышать такие слова от агента ФБР, – заметил Майлс.
 Я хохотнул и пояснил:
 – Раньше я работал в отделе по расследованию убийств, Департамент полиции Нью-Йорка. А здесь я для того, чтобы передать свой опыт нашим основным правоохранительным органам.
 Майлс рассмеялся.
 – Понятно. Если мы его найдем, то попросим позвонить вам. Это все, что я могу сделать, если он ни в чем не подозревается.
 – Я буду вам очень благодарен, если вы доставите его к себе в контору. Парню грозит опасность.
 – Вот как? А какого рода опасность?
 – Дело касается национальной безопасности, и это все, что я могу сказать.
 – А вот теперь в ваших словах чувствуется настоящий агент ФБР.
 – Нет, я был и остаюсь полицейским. Мне нужен этот парень, но я не могу сказать почему.
 – Ладно. Мы поместим его фотографию на коробках с молоком. У вас есть его фотография?
 Я глубоко вздохнул и сказал:
 – Фотография маленькая и старая, но в любом случае не надо никаких фотографий на коробках с молоком и плакатов. Мы пытаемся поймать парня, который охотится за Уиггинзом. Понятно? Кстати, я позвонил в отделение ФБР в Лос-Анджелесе, они тоже занимаются этим. Кто отыщет Уиггинза первым, получит золотую медаль.
 – Ух ты! Что ж сразу не сказали? Сейчас сразу и начнем.
 – Я сейчас говорю вполне серьезно, лейтенант.
 – Хорошо. Как только найдем, я вам позвоню.
 – Спасибо. – Я продиктовал номера наших с Кейт телефонов.
 – Как там погода в Нью-Йорке? – поинтересовался Майлс.
 – Холодно и снег.
 – Я так и думал. – Лейтенант положил трубку.
 Кейт оторвалась от компьютера.
 – Мог бы и не секретничать с нашими людьми и с полицией Лос-Анджелеса, – упрекнула она.
 – А я и не секретничал.
 – Это ты так думаешь.
 – Им важно знать, кого я ищу, а не почему. Чип Уиггинз пропал, его следует найти. Это все, что им нужно знать.
 – Они бы проявили больше старательности, если бы знали, зачем ты ищешь Уиггинза.
 Разумеется, Кейт права, но я стараюсь думать как полицейский, а действую как федерал. Да еще мне связывает руки эта чушь по поводу национальной безопасности.
 Кейт вернулась к компьютеру и сообщила:
 – В справочных бюро Лос-Анджелеса и Бербанка я ничего не нашла.
 – А ты скажи компьютеру, почему ты ищешь Уиггинза.
 – Да пошел ты со своими шутками. Я твой начальник, ты должен информировать меня и слушаться.
 Вот это да! Я ответил Кейт тоном, которым произносят "тогда я ухожу":
 – Если тебе не нравится, как я расследую это дело, и если ты недовольна результатами...
 – Ладно, ладно, извини. Я просто немного устала и нервничаю. Всю ночь практически не спала. – Кейт улыбнулась и подмигнула.
 Я изобразил в ответ нечто вроде улыбки. Оказывается, мисс Кейт Мэйфилд тоже бывает крута, и мне лучше не забывать об этом.
 – Стерджис передал тебе привет, – сказал я.
 На это Кейт ничего не ответила – видимо, решила не отвлекаться от дела.
 – Этот парень мог уехать куда угодно, хоть на Аляску, – сказала она. – Жаль, что у меня нет его номера социального страхования. Посмотри свою почту, может, есть что-то из Министерства обороны или ВВС, касающееся личных дел этих восьмерых парней.
 – Слушаюсь, мадам.
 Я просмотрел почту, но там ничего не было.
 – Поскольку у нас есть имена, мы можем теперь запросить у ВВС конкретно личное дело Уиггинза, – предложил я.
 – Правильно. Я этим займусь. – Кейт сняла трубку телефона, и я услышал, как она преодолевает одну за другой бюрократические препоны.
 Я пробубнил, не обращаясь ни к кому конкретно:
 – Надеюсь, что в поисках Уиггинза Халил столкнется с такими же трудностями, как и мы.
 Кейт положила трубку и объявила:
 – Для получения личного дела Уиггинза потребуется время. Их сбивает с толку имя Чип. Требуют служебный номер или номер социального страхования. А нам как раз это и нужно.
 Я задумался. Все, что у нас имелось об этом парне, так это прозвище и фамилия, да еще тот факт, что он служил в ВВС. Тут у меня мелькнула интересная мысль, и я позвонил в Калифорнию, в отдел транспортных средств. И там необычайно услужливый чиновник назвал мне имя: Элвуд Уиггинз, уже известный нам адрес в Бербанке плюс дату рождения. Вот так! Теперь, когда у меня есть имя, Министерству обороны не отвертеться. Я представил себе этого парня, Чипа. Наверняка безалаберный, безответственный, не удосужился никому сообщить, где находится. Но с другой стороны, возможно, это спасло ему жизнь.
 – Теперь ищи по имени, его зовут Элвуд, – сообщил я Кейт.
 – Понятно. – Она вновь занялась поиском в справочных бюро.
 А я позвонил в Лос-Анджелес, в офис окружного суда, чтобы выяснить, не оказал ли мистер Элвуд Чип Уиггинз мне услугу, умерев естественной смертью. Секретарша сообщила мне, что за последний год умерло несколько Уиггинзов, но Элвуда среди них не было.
 – В окружном суде о нем никаких сведений, – поделился я информацией с Кейт.
 – Его может не быть в штате Калифорния, может, его сейчас нет даже в стране. Попробуй позвонить в Управление социального страхования, – посоветовала она.
 – Да я уж лучше сам отправлюсь на его поиски. В управлении наверняка потребуют номер социального страхования.
 – Тогда попробуй связаться с Управлением по делам ветеранов.
 – Вот сама и пробуй. Только вряд ли в этой богадельне тебе что-то скажут. Хорошо бы знать место его рождения. Позвони в отдел кадров ВВС, скажи, что у нас есть имя Элвуд и дата рождения. Пусть пороются в своем компьютере.
 Следующие полчаса мы работали с компьютерами и телефонами. Я перезвонил в Лос-Анджелес, в Бюро по поиску пропавших, назвал имя Элвуд и дату рождения. То же самое я сообщил коллегам из отделения ФБР в Лос-Анджелесе. Все, звонить больше было некому. И тут у меня мелькнула мысль позвонить миссис Розе Хамбрехт. После того как она ответила, я снова представился, и миссис Хамбрехт сообщила:
 – Я все рассказала генералу Андерсону, он служит на авиабазе Райт-Паттерсон.
 – Понятно, мадам, у меня еще нет этой информации. Но у меня есть другие сведения, касающиеся восьмерых офицеров, выполнявших задание в Эль-Азизии, и мне бы хотелось уточнить ее у вас.
 – Вы что, не информируете друг друга?
 У меня чуть не вырвалось "нет", но я сказал совсем другое:
 – Конечно, информируем, мадам, но для этого требуется время, а мне хотелось бы сделать свою работу как можно быстрее...
 – Что вы хотите узнать?
 – Сейчас меня интересует только один человек, его зовут Чип Уиггинз.
 – Ах, Чип, тот еще чудак и оригинал.
 – Да, мадам. Его настоящее имя Элвуд, да?
 – Никогда не знала его настоящего имени. Для меня он всегда был Чип.
 – Понятно. У меня есть его адрес в Калифорнии, в Бербанке. – Я продиктовал адрес и спросил: – У вас этот же адрес?
 – Сейчас посмотрю в телефонной книге.
 Ожидая, пока миссис Хамбрехт роется в телефонной книге, я спросил у Кейт:
 – Как там наши дела?
 – Ничего нет. Джон, пора подключать Вашингтон, мы и так слишком долго не ставим в известность начальство.
 – А мне не нужно, чтобы пятьдесят агентов принялись звонить тем же людям и в те же организации, куда я уже позвонил. Если тебе требуется помощь, то давай, действуй. Рассылай сообщения по электронной почте, или как там вы объявляете общую тревогу. А у меня имеется опыт поиска пропавших людей.
 В этот момент в трубке снова раздался голос миссис Хамбрехт:
 – У меня тот же адрес, что и у вас.
 – Понятно... а вы не знаете, где родился мистер Уиггинз?
 – Нет. Я вообще мало что о нем знаю. Помню его только по базе Лейкенхит, когда мы первый раз приехали служить туда в восьмидесятых годах. Он был очень безответственным офицером.
 – Но полковник Хамбрехт поддерживал с ним отношения?
 – Да, но они редко общались. Я знаю, что они говорили в прошлом году в апреле, в годовщину...
 – Эль-Азизии.
 – Да.
 Я задал еще несколько вопросов, но миссис Хамбрехт ничего не знала, либо, как большинство людей, считала, что ничего не знает. В таких случаях нужно задавать очень точные наводящие вопросы. К сожалению, я не знал этих вопросов.
 Кейт, слушавшая наш разговор по параллельному аппарату, закрыла рукой микрофон трубки и сказала:
 – Спроси, не знает ли она, он женат?
 А это здесь при чем? Но я послушался и спросил:
 – Вы не знаете, он женат?
 – Не думаю, но, может, и женат. Я действительно рассказала вам все, что знаю о нем.
 – Да... но...
 – Спроси, чем он зарабатывает на жизнь, – подсказала Кейт.
 – Миссис Хамбрехт, а чем он зарабатывает на жизнь?
 – Не знаю... хотя муж как-то говорил, что Чип прошел курс обучения и стал пилотом.
 – Он прошел курс обучения уже после бомбардировки? Не находите, что это довольно поздно? Я хочу сказать...
 – Но Чип Уиггинз не был пилотом, – сухим тоном пояснила миссис Хамбрехт. – Он был офицером управления системами огня. Сбрасывал бомбы. И выполнял роль штурмана.
 – Я понял... значит...
 – Я думаю, что после увольнения из ВВС он прошел курс пилотной подготовки и стал перевозить грузы. Конечно, он не мог получить работу в пассажирской авиакомпании, а значит, перевозил грузы. Да, теперь я это точно вспомнила.
 – А вы не знаете, в какой компании он работал?
 – Нет.
 – Но это была крупная компания?
 – Я больше ничего не знаю.
 – Еще раз спасибо, миссис Хамбрехт, вы нам очень помогли. Если вдруг еще что-то вспомните про Чипа Уиггинза, пожалуйста, немедленно позвоните мне. – Я повторно продиктовал свой номер телефона.
 – А зачем вам все это нужно? – спросила миссис Хамбрехт.
 – А вы сами как думаете?
 – Наверное, кто-то пытается убить пилотов, принимавших участие в бомбардировке. И начали с моего мужа.
 – Это так, мадам.
 – Боже мой...
 – Я... еще раз примите мои соболезнования.
 – Это неправильно... нечестно... бедный Уильям... – пробормотала сквозь слезы миссис Хамбрехт.
 – Прошу вас, берегите себя. На всякий случай. Позвоните в ближайшие отделения полиции и ФБР.
 Миссис Хамбрехт ничего не ответила, я слышал только всхлипывания. Не зная, что еще сказать, я положил трубку. А Кейт уже набирала какой-то другой номер.
 – Я звоню в Управление гражданской авиации, – сообщила мне Кейт. – У них должны быть сведения о лицензиях на право управления самолетом.
 – Правильно, – поддержал я ее. Хорошо, что по всей Америке сейчас было рабочее время, иначе нам пришлось бы сидеть за столами и играть в компьютерные игры.
 – Да, я слушаю, хорошо... – Кейт что-то записала в блокноте. – Когда? Понятно. Спасибо, вы нам очень помогли. – Она посмотрела на меня с торжествующим видом. – Вентура. Это чуть севернее Бербанка. Недели четыре назад он прислал уведомление об изменении адреса, однако номер телефона не указан. – Кейт сосредоточилась на клавиатуре компьютера и через несколько минут объявила: – В справочнике Вентуры его нет. Надо позвонить в справочное бюро, может, они помогут. – Она набрала номер справочного Вентуры, назвала имя Элвуд Уиггинз, что-то выслушала, положила трубку и сказала: – Его номер не зарегистрирован. Надо звонить в наше местное отделение, пусть выяснят номер его телефона.
 Я посмотрел на часы. Все наши поиски заняли час и пятнадцать минут. А если бы я сначала позвонил в Вашингтон, то мне, наверное, до сих пор давали бы указания.
 – Где ближайшее с Вентурой отделение ФБР? – спросил я.
 – Небольшое местное отделение есть прямо в Вентуре. – Кейт сняла трубку телефона. – Надеюсь, мы не опоздали и они сумеют устроить ловушку Халилу.
 – Да. – Я поднялся. – Вернусь через пятнадцать минут.
 – А куда ты?
 – К Штейну.
 – Это все ваши полицейские штучки?
 – Кениг сейчас над Атлантикой, а Штейн за старшего. – Я поспешно покинул помещение оперативного штаба.
 Поднявшись на лифте на двадцать восьмой этаж, я направился в конец коридора, где находился кабинет Штейна. В приемной я буквально продрался мимо двух секретарш, влетел в кабинет и остановился, уставившись на Штейна, который сидел за большим столом и разговаривал по телефону. Увидев меня, он отложил в сторону трубку и сказал:
 – Кори, у тебя должно быть очень важное дело ко мне, иначе тебе не поздоровится.
 Капитан кивнул на кресло напротив его стола, и я сел. Собравшись с духом, я посмотрел Штейну прямо в глаза, и он понял, что у меня действительно важное дело. Капитан достал из стола бутылку с этикеткой минеральной воды, где, как я знал, была вовсе не вода, и налил в два пластиковых стаканчика. Я разом отхлебнул половину, Штейн тоже сделал глоток и спросил:
 – Что случилось?
 – Мы все выяснили, капитан. Ну почти все. Однако мы опоздали примерно на семьдесят два часа.
 – Рассказывай.
 Я быстро рассказал, без всяких премудростей и уточнений, как полицейский полицейскому.
 Пока я говорил, Штейн слушал меня, кивал, делал пометки в блокноте. Когда я закончил, он задумался, затем спросил:
 – Значит, четверо мертвы?
 – Пятеро, если считать полковника Хамбрехта. И еще четырнадцать трупов, не говоря уже о пассажирах рейса "Транс-континенталь".
 – Проклятие.
 – Да, сэр.
 – Мы найдем эту сволочь.
 – Конечно, сэр.
 – Ты еще не звонил в Вашингтон?
 – Нет, сэр, будет лучше, если позвоните вы.
 – Да. – Штейн снова задумался. – Значит, у нас есть один или два шанса, чтобы поймать его. Это в том случае, если он еще не убил этого Уиггинза или если попытается убить Каллума.
 – Совершенно верно.
 – Но возможно, что он уже выполнил свою миссию либо посчитал, что здесь становится жарко, и улизнул из страны.
 – И такое возможно.
 – Черт бы его побрал. Так, значит, отделение ФБР в Вентуре будет пасти последний адрес Уиггинза, да?
 – Кейт как раз сейчас занимается этим.
 – А полковника Каллума охраняют?
 – Да, сэр.
 – Федералы устроили там ловушку для Халила?
 – Думаю, они просто охраняют дом Каллумов. Но если Халил знает, что полковник умирает, зачем ему убивать?
 – Этот умирающий сбросил бомбы на его дом. Я позвоню в отделение ФБР в Денвере и прикажу устроить засаду.
 Мы допили водку, и у меня мелькнула мысль предложить капитану повторить. Штейн в задумчивости поднял глаза к потолку, затем снова посмотрел на меня и сказал:
 – Знаешь, Кори, израильтянам потребовалось восемнадцать лет, чтобы добраться до каждого, кто устроил бойню на Мюнхенской олимпиаде в тысяча девятьсот семьдесят втором году.
 – Знаю, сэр.
 – Немцы тогда отпустили террористов в обмен на освобождение заложников авиарейса "Люфтганзы". И с того времени израильская разведка постоянно охотилась за семерыми террористами из "Черного сентября", которые расстреляли израильских спортсменов. До последнего израильтяне добрались в девяносто первом году.
 – Да, сэр.
 – На Ближнем Востоке играют в совсем другие игры. Срока давности там не существует.
 – Я это знаю.
 Помолчав с полминуты, Штейн продолжил:
 – Мы сделали все, что могли?
 – Что касается нас, то думаю, что да. О других говорить не могу.
 – Молодцы, отличная работа, – похвалил Штейн. – Тебе нравится здесь работать?
 – Нет.
 – А чего бы ты хотел?
 – Вернуться туда, где работал.
 – Ладно, я посмотрю, что смогу сделать для тебя. А пока ты всю неделю будешь занят всевозможной писаниной. Потом поговорим. – Капитан поднялся из-за стола, я тоже встал. – Передай мои поздравления мисс Мэйфилд, если для нее что-нибудь значит похвала полицейского.
 – Уверен, что значит.
 – Ладно, мне еще нужно сделать массу звонков. Проваливай.
 Однако вместо того, чтобы проваливать, я выпалил:
 – Разрешите мне вылететь в Калифорнию.
 – Зачем?
 – Я бы хотел присутствовать при последнем акте трагедии.
 – Да? Но сейчас там уже целая армия полицейских и федералов. Ты им не нужен.
 – Но мне нужно быть там.
 – А почему не в Колорадо-Спрингс? Насколько я понимаю в географии, Колорадо по пути в Калифорнию.
 – Я устал догонять эту сволочь, теперь хочу опередить.
 – А что будет, если ты вылетишь в Калифорнию, а федералы схватят его в Колорадо-Спрингс?
 – Я смогу это пережить.
 – А я в этом сомневаюсь. Ладно, лети куда хочешь. Сейчас тебе в любом случае лучше убраться отсюда. Считай это моим приказом. Для экономии времени воспользуйся собственной кредитной карточкой. И ни в коем случае не позволяй убить себя, потому что тебе предстоит писать кучу отчетов. Все, проваливай, пока я не передумал.
 – Я возьму с собой напарника.
 – Как хочешь. Ты сейчас победитель, тебе все можно. Кстати, ты смотришь "Секретные материалы"?
 – Конечно.
 – Как ты думаешь, почему он не трахает ее?
 – Мне это тоже непонятно.
 Мы пожали руки, я направился к двери, но капитан окликнул меня:
 – Эй, Джон, я горжусь тобой. Ты отличный полицейский.
 Кабинет капитана Штейна показался мне глотком свежего воздуха во всем этом здании на Федерал-Плаза.
 Я быстро вернулся на рабочее место. Понимая, что сейчас могут посыпаться звонки от начальства, я подошел к Кейт и взял ее за руку.
 – Пошли отсюда.
 – Куда?
 – В Калифорнию.
 – Правда? Прямо сейчас?
 – Прямо сейчас.
 – Но мне нужно...
 – Ничего не нужно. Только пистолет и жетон.
 Я вытащил Кейт в коридор, по пути к лифту она спросила:
 – А кто санкционировал?..
 – Штейн.
 – Понятно.
 Кейт задумалась, потом предложила:
 – Может, нам лучше полететь в Колорадо-Спрингс?
 Может, и лучше. Но я не желал спорить на эту тему, поэтому солгал:
 – Штейн разрешил только в Калифорнию.
 – Почему?
 – Не знаю. Наверное, я ему побыстрее нужен здесь.
 Подошел лифт. Мы вошли в кабину, спустились в вестибюль и вышли на Бродвей. Я остановил такси, мы залезли внутрь, и я сказал водителю:
 – В аэропорт Кеннеди.
 Такси влилось в плотный поток машин.
 – Какие новости из Вентуры? – спросил я у Кейт.
 – Агенты из офиса в Вентуре разыскали незарегистрированный номер телефона Уиггинза. Пока я была на связи, они позвонили Уиггинзу домой. Включился автоответчик, но они не стали оставлять подробное сообщение, просто сказали, чтобы сразу перезвонил им, как только прослушает это сообщение. Потом отправили несколько агентов к его дому, который, как они объяснили, находится рядом с пляжем. И еще они вызвали подкрепление из Лос-Анджелеса. В нашем отделении в Вентуре всего несколько человек.
 – Надеюсь, они не опоздают. Какие у них планы? Окружить дом танками?
 – Мы не такие глупые, как ты думаешь, Джон.
 – Обнадеживающее заявление.
 – Они проверят дом, поговорят с соседями и, разумеется, устроят Халилу засаду.
 Я представил себе, как кучка людей в синих костюмах бегает по пляжу, стучится во все двери и светит своим и жетонами и удостоверениями. Это может вызвать стихийное бегство на юг нелегальных иммигрантов. А если Асад Халил затаился где-то поблизости, у него могут возникнуть подозрения. Однако, честно говоря, я и сам не знал, что стал бы делать в подобной ситуации.
 – Позвони еще раз в Вентуру, – попросил я Кейт.
 Она достала сотовый телефон и стала нажимать кнопки. Такси тем временем приближалось к Бруклинскому мосту. Я посмотрел на часы: три часа дня, значит, в Калифорнии полдень. Или там другое время? Вечно путаюсь.
 – Это Кейт Мэйфидд, – начала разговор Кейт. – Что нового? – Она выслушала ответ, затем сказала: – Я вылетаю в Лос-Анджелес, перезвоню позже, когда буду знать номер рейса. Пусть меня встретят с машиной на выходе из зала прилета и отвезут на площадку полицейских вертолетов. В том месте, где вертолет приземлится в Вентуре, меня тоже должна ждать машина. Да, я санкционирую. Не беспокойтесь о том, чего еще не делали. У вас еще будет повод для беспокойства. – Кейт отключила телефон и посмотрела на меня: – Вот видишь? Я могу быть таким же высокомерным упрямцем, как и ты.
 Я улыбнулся и спросил:
 – Так что там нового в Вентуре?
 – Три агента проникли в дом Уиггинза, чтобы проверить, жив ли он. Но в доме никого не оказалось, поэтому они сейчас сидят внутри и, пользуясь телефонной книгой хозяина, обзванивают его знакомых. Может, кто-то и знает, где Уиггинз. Если его убили, то, во всяком случае, не в доме.
 – Понятно. Он может быть в рейсе.
 – Может, он ведь этим зарабатывает на жизнь. А может, у него выходной и он сейчас торчит на пляже.
 – Как погода в Вентуре?
 – Погода там всегда одинаковая: солнечно и жарко. Я в свое время отработала два года в отделении ФБР в Лос-Анджелесе.
 – Тебе там понравилось?
 – Понравилось. Но там не так интересно, как в Нью-Йорке.
 Мы оба улыбнулись, и я спросил:
 – А где, черт побери, эта Вентура?
 Кейт объяснила, но я не силен в географии, да и не понял все эти испанские названия, которыми она так и сыпала.
 – Штейн просил передать тебе его поздравления, – вспомнил я. Кейт промолчала, а я добавил: – Возможно, у меня появился шанс снова вернуться в полицию. – Кейт снова ничего не ответила, и я решил сменить тему: – Как ты думаешь, где сейчас Халил?
 – В Калифорнии или в Колорадо-Спрингс. А может, в пути.
 – Возможно. Но не исключено, что он сделал свое черное дело только на Восточном побережье, где у него имеются сообщники, а затем смылся. Скорее всего с помощью посольства какой-нибудь ближневосточной страны. Все-таки Калифорния и Колорадо довольно далеко.
 – Джон, этот парень не для того с такими сложностями пробрался в Америку, чтобы сделать только половину дела. И ты это прекрасно понимаешь.
 – Да, но как он доберется до Лос-Анджелеса? В аэропортах ему опасно появляться.
 – В крупных аэропортах. Я однажды имела дело с преступником, который добрался из Лос-Анджелеса в Майами, пользуясь маленькими аэропортами. Это заняло у него много времени, скорее дошел бы пешком, но ему удалось сбить нас с толку. В конечном итоге мы взяли его в Майами.
 – Понятно.
 – И не забывай о чартерных рейсах. Многие наркобароны пользуются ими, летают на частных реактивных самолетах. В зонах для частных самолетов практически нет системы безопасности, не ведутся записи о полетах. Лети в любое место, где может приземлиться реактивный самолет.
 – Может, предупредить местные аэропорты в районе Вентуры?
 – Я посоветовала это местным агентам. А они мне напомнили, что в этом районе десятки небольших аэропортов, на большинстве из них частные самолеты садятся и взлетают круглосуточно. Нужна целая армия, чтобы установить наблюдения за каждой зоной авиации общего назначения, не говоря уже о заброшенных и не указанных на картах аэродромах.
 Да, похоже, в этом Кейт разбиралась гораздо лучше меня. Я лучше ориентируюсь в такси и метро. Мои "клиенты", то есть преступники, обычно ездили домой к маме или к подружке, посещали свои любимые салоны. Большинство преступников, особенно убийцы, просто глупы. А мне больше нравятся умные преступники. Они бросают мне вызов и не дают скучать.
 – Халил наверняка предпочитает двигаться быстро. Он не идиот и понимает, что мы разгадаем его игру за три дня, ну, может, за четыре.
 – Очень оптимистичный прогноз, – возразила Кейт.
 – Но мы ведь вышли на него меньше чем за четыре дня. Правильно?
 – Правильно. И что?
 – И... не знаю. Уиггинз либо уже мертв, либо где-то в другом месте. Возможно, он повез груз на Восточное побережье, а Халил узнал об этом и сел ему на хвост. Так что агенты могут там проторчать довольно долго.
 – Да, возможно. У тебя есть другие идеи? Хочешь остаться в Нью-Йорке? Тогда попадешь на сегодняшнее вечернее совещание и услышишь, какой ты умный.
 – Ну хватит подкалывать.
 – А может, ты хочешь встретиться с Джеком, который возвращается из Франкфурта?
 Я ничего не ответил.
 – Так чего ты хочешь, Джон?
 – Не знаю... этот Халил временами ставит меня в тупик. Хочу понять, как он мыслит.
 – А хочешь услышать мое мнение?
 – Разумеется.
 – Надо лететь в Калифорнию.
 – Недавно ты говорила, что надо лететь во Франкфурт.
 – Я никогда этого не говорила. А ты что предлагаешь?
 – Еще раз позвонить в Вентуру.
 – У них есть номер моего сотового телефона, они сами позвонят, если будут новости.
 – Тогда звони в Денвер.
 – А почему бы тебе не приобрести собственный сотовый? – Кейт набрала номер денверского отделения ФБР, запросила обстановку, выслушала, поблагодарила и сообщила мне: – Каллумов перевезли на территорию академии ВВС. Агенты дежурят в их доме и снаружи. То же самое в Вентуре.
 По мере приближения к аэропорту Кеннеди меня все больше одолевали сомнения. Вообще-то я не привык с кем-то делиться, но сейчас мы с Кейт были не просто партнерами, поэтому я попросил ее:
 – Позвони в Лос-Анджелес, пусть установят наблюдение за консульскими учреждениями, которые могут помочь Халилу покинуть страну, и за домом, где раньше жил Уиггинз, это на всякий случай.
 – Я все это сделала, пока ты разговаривал со Штейном. Они заверили, что все сделают как надо. Имей хоть немного уважения к ФБР, Джон. В правоохранительных органах ты не единственный гений.
 А я-то думал, что единственный. И все же меня что-то беспокоило, казалось, я что-то упустил. Однако никак не мог понять, что именно. Я порылся в своей памяти, начиная с субботы, но, видимо, это нечто дремало в самых отдаленных уголках.
 Кейт позвонила на работу и попросила у секретарши, занимавшейся оформлением билетов для агентов, сообщить нам о ближайших беспосадочных рейсах в Лос-Анджелес и Денвер. Затем выслушала, посмотрела на часы, попросив собеседницу подождать, обратилась ко мне:
 – Куда ты хочешь лететь?
 – Туда, куда летит Халил.
 – А куда он летит?
 – В Лос-Анджелес.
 Кейт вернулась к разговору с секретаршей.
 – Так, Дорис, ты можешь заказать нам билеты на рейс в Лос-Анджелес? Нет, приказа на командировку нет. – Она посмотрела на меня, и я протянул ей свою кредитную карточку. Кейт взяла карточку и сказала Дорис: – Мы сами заплатим, а потом получим компенсацию. – Она продиктовала номер моей кредитки и добавила: – Первый класс. И пожалуйста, позвони в Лос-Анджелес и сообщи номер нашего рейса. Спасибо. – Кейт вернула карточку. – Для тебя, Джон, они оплатят первый класс.
 – Это они сегодня говорят, а завтра, возможно, откажутся оплатить даже эту поездку на такси.
 – Начальство тебя любит.
 – А в чем я провинился?
 Тем временем мы уже подъехали к аэропорту Кеннеди, и Кейт велела водителю подвезти нас к девятому терминалу. Мы выбрались из такси, я расплатился с водителем, затем мы вошли в здание терминала и направились прямиком к стойке "Американ Эрлайнз". Здесь мы получили два билета в салон первого класса, предъявили свои удостоверения и заполнили специальную форму, указав в качестве ручной клади два пистолета "глок" 40-го калибра.
 До вылета оставалось еще пятнадцать минут, и я предложил Кейт быстренько выпить, но она посмотрела на табло и возразила:
 – Уже заканчивается посадка. Выпьем в самолете.
 – Но мы же при оружии.
 – Доверься мне. Я проделывала такое не раз.
 Ничего себе. Оказывается, мне еще узнавать и узнавать эту женщину.
 Стюардессе в салоне первого класса, на мой взгляд, было лет семьдесят или около того. Она любезно поздоровалась с нами, с трудом шевеля вставными челюстями. Я спросил ее:
 – Это пассажирский поезд или скорый?
 Стюардессу ошеломил мой вопрос, и я подумал, что иногда старость бывает синонимом глупости. Никаких шуток на авиационную тему у меня не имелось, поэтому я предъявил ей наши удостоверения и разрешения на ношение оружия. Стюардесса посмотрела на меня с таким видом, словно никак не могла взять в толк, как это мне вообще могли выдать разрешение на приобретение оружия. Кейт взяла ее за руку и успокаивающе улыбнулась. Хотя, возможно, все это мне только показалось.
 Стюардесса сначала сама внимательно просмотрела наши бумаги, затем направилась в кабину к пилотам, как того требовали правила, чтобы предупредить их о наличии на борту двух вооруженных представителей правоохранительных органов.
 Наши места оказались в задней части салона, который был наполовину пуст. Большинство пассажиров были похожи на жителей Лос-Анджелеса, возвращающихся домой.
 Уже после взлета я, успокоившись, сказал Кейт:
 – Забыл чистое нижнее белье.
 – Как раз хотела напомнить тебе об этом.
 Да, похоже, мисс Мэйфилд пребывала в превосходном настроении.
 В салоне появилась другая стюардесса с газетами, и я попросил у нее "Лонг-Айленд ньюсдей". В газете я нашел статью об убийстве в Музее авиации, которую прочел с большим интересом. В статье ни словом не упоминалось об Асаде Халиле, а в качестве мотива убийства предлагалось ограбление. Вот так. Обычное вооруженное ограбление музея. Интересно, купился ли кто-нибудь на эту историю про ограбление? Особенно меня интересовало, купился ли на нее Халил. Если он читал ее, то поверил ли в то, что мы настоящие тупицы?
 Я показал статью Кейт. Она прочитала ее и сказала:
 – Халил оставил нам в этом музее абсолютно понятное послание. Это значит, что он либо завершил свою миссию и направляется домой, либо глубоко презирает нас. Он как бы говорит: "Если вы и поймете что-то, то будет уже поздно. Поймайте меня, если сможете". – Кейт на секунду задумалась, затем продолжила: – Скорее всего все-таки презирает, и я надеюсь, что он продолжает осуществлять свой план.
 – Если так, то он уже может быть на месте. Остается только надеяться, что он будет дожидаться темноты, чтобы нанести следующий удар.
 Кейт кивнула.
 Ужасно захотелось выпить, и я попросил Кейт переговорить с бабулей насчет выпивки.
 – Она нам ничего не принесет, потому что мы вооружены, – ответила Кейт.
 – Но, помнится, ты говорила...
 – Я солгала. Я же адвокат. Я сказала: "Доверься мне". Это означает, что я лгу. Неужели ты такой глупый? – Кейт рассмеялась.
 Я застыл словно парализованный.
 – Закажи безалкогольное пиво, – посоветовала Кейт.
 – Мне от него станет дурно.
 Кейт взяла меня за руку.
 Я успокоился и заказал сок.
 Обед в салоне первого класса оказался не таким уж плохим. За обедом последовал кинофильм с Джоном Траволтой в главной роли, он играл парня из армейской полиции. Кинофильм мне очень понравился. Наверное, потому, что перед этим я прочел в газете критическую статью, разносившую его в пух и прах. Весь кинофильм мы с Кейт держались за руки, совсем как подростки в кинотеатре. Но как только фильм закончился, я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
 Как это часто бывает, мне приснился сон о том, о чем я наяву и подумать не мог. То есть я хочу сказать, что во сне я понял планы Халила, понял, куда он направляется и что надо делать для того, чтобы поймать его.
 Но к сожалению, когда проснулся, я почти ничего не вспомнил. В том числе и те блестящие выводы, к которым пришел во сне. Так бывает, когда видишь чудесный сон о том, как занимаешься любовью с прекрасной женщиной, а просыпаешься – и никакого удовлетворения.
 Однако я отвлекся. Мы приземлились в аэропорту Лос-Анджелеса в половине восьмого вечера. Опоздали мы или нет, но все-таки находились в Калифорнии. И очень скоро предстояло выяснить, не напрасно ли мы прилетели сюда.




 Книга пятая
 Калифорния, наше время



 Тогда иди и убей человека, которого я назову. Когда ты вернешься, мои ангелы вознесут тебя в рай. И если даже ты умрешь, они все равно вознесут тебя в рай.

    Владыка Горы, пророк XIII в. и основатель секты ассасинов.


 Глава 47

 Из самолета мы вышли первыми, нас встречал агент ФБР из лос-анджелесского отделения, который привез нас на машине к полицейской вертолетной площадке, оттуда вертолет доставил нас в Вентуру.
 Местный пейзаж напомнил мне нью-йоркский район Куинз, если не считать пальм и гор. Мы пролетели несколько миль над океаном, затем вдоль линии побережья, мимо каких-то здоровенных холмов. Солнце висело прямо над океаном, но если у меня дома светило поднималось из океана, то здесь оно садилось в него. Чудное какое-то место.
 Через двадцать пять минут самолет приземлился на площадке, располагавшейся на территории больницы на восточной окраине Вентуры. Здесь нас ожидал синий седан "кроун-виктория", за рулем которого сидел парень по имени Чак. На нем были потрепанные брюки, спортивная куртка и кроссовки. Чак заявил, что он агент ФБР, но по виду его скорее можно было принять за сторожа автомобильной стоянки. Этакий калифорнийский вариант агента ФБР. Однако думали они все одинаково, поскольку заканчивали одну и ту же спецшколу в Куонтико.
 Чак задал нам массу вопросов, пока вез в местное отделение ФБР. Наверное, здесь, в Вентуре, им не часто приходилось сталкиваться с международными террористами и массовыми убийствами. Кейт даже упоминала во время полета, что это отделение в свое время закрыли, а потом по какой-то причине снова открыли.
 Штаб-квартира местного отделения располагалась в довольно современном здании, окруженном пальмами и автомобильными стоянками. Воздух был напоен ароматом. Солнце уже почти зашло, но небо еще освещали его отблески.
 – А что здесь делает ФБР? – спросил я у Кейт. – Выращивает авокадо?
 – Эй, полегче, Джон.
 – Ладно. – Я представил себе местных агентов в одинаковых синих костюмах и в сандалиях на босу ногу.
 Мы вошли в здание, поднялись на лифте и отыскали дверь с табличкой "Федеральное бюро расследований". Кейт нажала кнопку звонка.
 Дверь распахнулась, и мы оказались лицом к лицу с хорошенькой леди по имени Синди Лопес, которая поспешила сообщить:
 – Ничего нового. Три местных агента в доме Уиггинза, с ними еще трое из Лос-Анджелеса. Дом окружен, местная полиция предупреждена, все поддерживают связь по радио и по телефону. Мы продолжаем разыскивать Элвуда Уиггинза. Из бумаг, обнаруженных в его доме, мы выяснили, что он работает в компании "Пасифик карго сервисиз", мы нанесли им визит, но они сказали, что по графику у него нет полетов до пятницы. И еще там вспомнили, что Уиггинз несколько раз звонил по пятницам и сообщал, что заболел. Два агента остались в компании, на тот случай, если он объявится там. Еще мы разослали людей по адресам, где он бывает. Однако, судя по психологическому портрету, который мы составили, Уиггинз – человек безалаберный, его поступки хаотичны и непредсказуемы.
 – А мне нравится этот парень, – заметил я.
 Агент Лопес изобразила подобие улыбки и продолжила:
 – Исчезла также его подружка, но они оба известны как заядлые туристы, так что, вполне возможно, отправились в поход.
 – Что такое поход? – спросил я.
 Мисс Лопес удивленно посмотрела на мисс Мэйфилд, а та в изумлении уставилась на меня.
 – А-а, это прогулки по лесу, палатки и все такое прочее, – догадался я.
 – Совершенно верно.
 – У вас есть номер сотового телефона Уиггинза или его подружки?
 – Есть оба номера, но ни один не отвечает.
 Я подумал и решил, что для Уиггинза сейчас лучше гулять по лесу, чем лежать где-то мертвым.
 – Похоже, вы проделали большую работу, – похвалил я мисс Лопес.
 – И я так считаю. – Она протянула Кейт листок бумаги с записанным сообщением. – Из Нью-Йорка звонил Джек Кениг. Просил перезвонить ему. Он будет в кабинете до полуночи по нью-йоркскому времени, потом звоните домой.
 – Позвоним ему из дома Уиггинза, – предложил я Кейт. – Когда будет что сообщить.
 – Нет, позвоним сейчас, – возразила Кейт.
 – Ты хочешь поболтать с Джеком сейчас, когда Халил в любой момент может появиться в доме Уиггинза?
 Кейт неохотно кивнула, признавая мою правоту, и я обратился к Синди Лопес:
 – Мы бы хотели поехать в дом Уиггинза.
 – Но мы стараемся не привлекать внимания к дому.
 – А мы не будем там шуметь, тихонько посидим на диване.
 Мисс Лопес замялась, затем сказала:
 – Если вы все же хотите поехать туда, то я попросила бы вас подождать хотя бы до раннего утра. Мы там не вечеринку устраиваем, а стараемся организовать засаду.
 У меня возникло желание напомнить ей, что если бы не мы, то они вообще не попали бы в этот дом. Но я удержался от высказывания очевидной истины. Просто удивительно, как быстро твое дело может ускользнуть в чужие руки.
 Кейт, как всегда, проявила дипломатичность и заверила мисс Лопес:
 – Операцию проводите вы, и мы здесь не для того, чтобы вмешиваться в ваши действия.
 После этой фразы мисс Лопес наверняка задумалась, а что мы вообще здесь делаем. Поэтому я решил дать некоторые пояснения.
 – Мы с мисс Мэйфилд занимаемся этим делом с самого начала, с момента трагедии в аэропорту Кеннеди, поэтому, естественно, хотели бы проследить за его ходом. Вы только отвезите нас к дому Уиггинза, а мешать мы не будем.
 Не думаю, что мисс Лопес поверила мне, но она сказала:
 – Советую надеть бронежилеты. У меня тут есть запасные.
 У меня возникло настойчивое желание раздеться и продемонстрировать мисс Лопес, что пули проходят сквозь мое тело, не причиняя при этом вреда. Но я подавил это желание.
 – Спасибо, но...
 Кейт оборвала меня:
 – Спасибо, мы воспользуемся вашими бронежилетами. – И добавила назидательным тоном: – Никогда не надо спрашивать у мужчины, хочет ли он надеть бронежилет или наручники. Надо просто надевать их на него.
 Мисс Лопес понимающе улыбнулась.
 Что ж, я чувствовал сейчас себя превосходно, меня окружали заботливые женщины, которые прекрасно знали, как убаюкать маленького Джонни. Но потом я вспомнил про Асада Халила и подумал: хорошо бы у них нашелся бронежилет моего размера.
 Мы прошли в оружейную комнату, находившуюся за стальной дверью. Здесь имелся полный набор атрибутов – винтовки, пистолеты, шумовые гранаты, наручники и все такое прочее.
 – Если хотите, можете надеть жилеты в мужском и женском туалетах, – подсказала мисс Лопес.
 Кейт поблагодарила агента Лопес, и та удалилась.
 Я развязал галстук, снял пиджак и рубашку.
 – Я не буду подглядывать, – заверил я Кейт.
 Кейт сняла бордовый пиджак, затем блузку, и я тут же скосил глаза в ее сторону.
 Мы подобрали бронежилеты по размерам и закрепили на наших телах.
 – Ну прямо-таки сцена из "Секретных материалов", – заметил я.
 – Дались тебе эти чертовы "Секретные материалы".
 – А ты не задумывалась, почему эти агенты никогда не трахаются?
 – Она его не любит. Она его уважает, и он ее уважает. Они не хотят потерять или усложнить сложившиеся между ними особые доверительные отношения.
 – Повтори еще раз, пожалуйста.
 – Хотя лично я считаю, что им давно пора стать любовниками.
 Мы вышли из оружейной комнаты и поблагодарили агента Лопес. Чак проводил нас назад на стоянку, а оттуда повез к дому мистера Элвуда Чипа Уиггинза.
 Пока мы ехали, мысли лихорадочно крутились в моей голове. Я добрался сюда, проделав большой путь, но мистер Асад Халил проделал еще более долгий путь. Его путь начался давно, в местечке под названием Эль-Азизия, это где-то в Ливии. Он и Чип Уиггинз оказались на несколько коротких минут в одном месте и в одно время. Это было ночью 15 апреля 1986 года. А теперь Асад Халил хочет нанести ответный визит, но мистер Уиггинз ничего об этом не знает. Или же мистер Уиггинз уже встретился с Асадом Халилом, и дело закончено. В этом случае в доме Уиггинза никто никогда не появится. Но если Уиггинз и Халил еще не встретились, то интересно, кто из них первый ступит на дорожку, ведущую к дому.
 Солнце уже практически скрылось, зажглись уличные фонари. Мы подъезжали к дому Уиггинза, и Чак связался по рации с наружным наблюдением, чтобы они не нервничали или не прыгали от радости. Затем Чак с той же целью позвонил по сотовому агентам, находившимся в доме.
 – Скажите им, чтобы приготовили кофе, – попросил я.
 Чак не передал мою просьбу, и по обрывкам фраз мне стало ясно, что агенты, находившиеся в доме, не проявили особой радости от того, что к ним жалуют неизвестные и незваные гости. Ну и черт с ними. Это все еще мое дело.
 Мы проехали по длинным прямым улицам, Чак сказал, что мы находимся рядом с океаном, хотя я не почувствовал даже запаха. Все дома здесь были как близнецы – белые оштукатуренные одноэтажные строения с гаражом, красной черепичной крышей, неизменной пальмой во дворе.
 – Эти дома всегда стояли здесь или их снесло с гор во время оползня? – спросил я у Чака.
 Чак усмехнулся и ответил:
 – Их принесло сюда последнее землетрясение, а до этого здесь была совершенно дикая природа.
 Чак начинал мне нравится, у этого парня было чувство юмора.
 Меня порадовало, что я нигде не заметил агентов из группы наружного наблюдения, а еще больше порадовало, что поблизости не видно было детей.
 – Вон тот дом, справа, второй от перекрестка, – сообщил Чак.
 – Вы имеете в виду белый оштукатуренный дом с красной черепичной крышей и пальмой во дворе?
 – Да... они тут все такие... второй от перекрестка.
 Кейт, сидевшая на заднем сиденье, ткнула меня в спину – наверное, она подавала мне какой-то сигнал.
 – Я высажу вас и уеду, – сказал Чак. – Входная дверь не заперта.
 Машина остановилась, мы с Кейт выскочили из нее, почти бегом пробежали по разбитой бетонной дорожке и толкнули входную дверь. Прихожей в доме не было, и мы, войдя внутрь, очутились в гостиной, освещенной единственной тусклой настольной лампой. Посреди комнаты стояли мужчина и женщина, одетые в синие брюки и рубашки. Я подумал, что сейчас они улыбнутся и протянут руки для приветствия, но не тут-то было: мужчина лишь представился и назвал имя напарницы:
 – Я Роджер Флеминг, а это Ким Ри.
 По азиатской внешности и имени я предположил, что мисс Ри по происхождению кореянка.
 – Ну а наши имена вам, надеюсь, известны, – сказал я. – Кейт – это я.
 Агент Флеминг даже не улыбнулся, как, впрочем, и агент Ри. Некоторые люди, особенно агенты ФБР, все воспринимают очень серьезно, когда сидят в засаде. А вот полицейские стараются шутить – наверное, они таким образом успокаивают нервы.
 – Как долго вы пробудете здесь? – поинтересовалась агент Ри.
 – Столько, сколько потребуется, – ответил я.
 – Мы здесь не для того, чтобы поджидать подозреваемого и арестовывать его, если только вам не понадобится помощь, – пояснила Кейт. – Наша главная задача помочь вам опознать преступника и сделать заявление после ареста. А еще мы будем сопровождать его в Нью-Йорк или в Вашингтон, где ему предъявят серьезные обвинения.
 Я, разумеется, был иного мнения, но пусть Флеминг и Ри считают, что один из нас рехнулся.
 Мисс Мэйфилд продолжила излагать свою программу:
 – Если первым появится мистер Уиггинз, то мы зададим ему несколько вопросов, попросим оставить дом в нашем распоряжении, а затем кто-то отвезет его в другое место. А мы останемся в доме и будем ждать подозреваемого, который, как мы считаем, направляется сюда.
 Ей ответила мисс Ри:
 – Мы определили, что шесть человек – это оптимальное количество агентов в доме, обеспечивающее безопасность проведения операции. Так что если подозреваемый появится в этом доме, мы предложим вам занять свои места в задней комнате, которую покажем позднее.
 Тут в разговор вмешался я:
 – Послушайте, мисс Ри, мистер Флеминг. Возможно, нам придется долго торчать в этом доме, пользоваться одной ванной комнатой и спальнями. Так, может, отбросим в сторону всякую чушь и подружимся?
 Ответом мне стало молчание.
 Кейт, надо отдать ей должное, сменила тон и сказала:
 – Мы работаем по этому делу с того самого момента, как Асад Халил приземлился в Нью-Йорке. Мы видели свыше трехсот трупов на борту самолета, трупы наших коллег, секретарши и дежурного офицера, которых также убил Халил.
 И так далее. На мой взгляд, Кейт все хорошо изложила, и, похоже, Ри и Флеминг поняли смысл ее слов, потому что согласно кивнули, когда Кейт закончила свой монолог.
 А я тем временем оглядел гостиную. Обставлена она была совершенно безвкусно, и, кроме того, повсюду царил беспорядок. Я бы с удовольствием списал этот бардак на агентов ФБР, но скорее всего таким уж было отношение к жизни мистера Уиггинза.
 Мисс Ри предложила познакомиться с коллегами, и мы проследовали за ней на кухню. А мистер Флеминг занял свой пост перед окном, внимательно глядя сквозь щели жалюзи. Нелишняя предосторожность, хотя в любом случае люди из наружного наблюдения должны были предупредить нас, если бы кто-то приблизился к дому.
 В тускло освещенной кухне находились еще мужчина и женщина, тоже одетые в синие брюки и рубашки. Мужчина сидел возле маленького кухонного стола и, светя себе фонариком, читал какие-то документы. Женщина стояла у задней двери, наблюдая за улицей через небольшое окошко.
 Мисс Ри познакомила нас с джентльменом. Из его длинного и пышного испанского имени я уловил только Хуан. Темнокожую леди звали Эди. Она приветственно махнула нам рукой, не отрываясь от своего занятия.
 Затем мы вернулись в гостиную. В комнате было три двери, одна из них вела в ванную комнату, другая в спальню, где за столом сидел мужчина с рацией и двумя сотовыми телефонами и копался в персональном компьютере мистера Уиггинза. Все ставни в спальне были закрыты, освещали ее только отблески от монитора.
 Мисс Ри познакомила нас с мужчиной, которого звали Том Стокуэлл. Он решил сразу поставить нас на место, заявив:
 – Я из Лос-Анджелеса, руководство операцией поручено мне.
 Я решил не обострять отношения, поэтому сказал:
 – Мы с мисс Мэйфилд здесь для того, чтобы помочь вам, мешать мы не будем.
 Ничего сказал, да?
 – Как долго вы здесь пробудете? – поинтересовался Том.
 – Столько, сколько потребуется.
 В наш разговор вмешалась Кейт:
 – Подозреваемый, как вам должно быть известно, может быть в бронежилете. В его распоряжении как минимум два "глока" сорокового калибра, которые он забрал у сопровождавших его агентов. – Кейт подробно все изложила, Том внимательно выслушал ее, а закончила Кейт такими словами: – Этот человек необычайно опасен, и мы не надеемся захватить его без боя. Но разумеется, он нужен нам живым.
 – У нас имеется различное оружие и специальные средства, которые обезвреживают, но не убивают, такие, как клеемет, выстреливающаяся сеть, газ, разумеется, и...
 – Простите, а что такое клеемет? – поинтересовался я.
 – Это нечто вроде большого шприца, выстреливает струи специального клея, который моментально застывает и парализует человека.
 – Это калифорнийское изобретение?
 – Нет, мистер Кори. Такие приспособления имеются по всей стране.
 – Неужели? А нормальные пистолеты у вас тоже есть? – спросил я.
 Том проигнорировал мой вопрос и попытался продолжить объяснения, но я его оборвал:
 – Вы эвакуировали людей из соседних домов?
 – Мы долго обсуждали этот вопрос, и Вашингтон согласился с нами, что попытка эвакуировать людей из соседних домов может создать проблему.
 – Для кого?
 – Прежде всего для наших агентов, которым придется ходить по домам и предупреждать людей, а их могут засечь за этим занятием. Некоторых соседей нет дома, они могут прийти поздно, тогда эвакуация вообще продлится всю ночь. И потом, это создаст неудобства для жителей, которым придется покинуть свои дома на неопределенный период времени. Однако мы все же эвакуировали людей из домов по обе стороны, и сзади сейчас находятся наши агенты.
 Подтекст его слов был таков: гораздо важнее схватить Асада Халила, чем позаботиться о налогоплательщиках, которые могут попасть под перекрестный огонь. И я не мог с уверенностью сказать, что не согласен с этим.
 Мисс Ри добавила:
 – Люди из наружного наблюдения предупреждены, они не станут задерживать подозреваемого на улице, если только он не почувствует опасность и не попытается сбежать. Скорее всего задержание будет происходить возле этого дома. Вполне вероятно, что подозреваемый будет один, а у него всего два пистолета. Поэтому мы не ожидаем интенсивной перестрелки... и вообще никакой перестрелки, если все сделаем правильно. – Она посмотрела на Кейт, затем на меня. – Когда мы точно установим, что подозреваемый направляется к дому, все движение на соседних улицах будет заблокировано.
 Лично я подумал, что соседи даже не заметят перестрелки, если у них будут громко включены телевизоры или музыка.
 – Я согласен, все правильно. Но меня не отпускает мысль, что в самый неподходящий момент может появиться подросток на велосипеде. Такое случается, коллеги. Случается.
 – Надеюсь, у людей из наружного наблюдения имеются приборы ночного видения? – спросила Кейт.
 – Разумеется.
 Мы еще немного поболтали, Кейт рассказала Тому и Ким, что и сама когда-то работала в Калифорнии, и все согласились, что мы делаем одно дело. Ну разве что за исключением меня, поскольку я чувствовал себя здесь немного чужим.
 Том сказал, что бывший дом Уиггинза в Бербанке также находится под наблюдением, местную полицию и полицию Бербанка обо всем предупредили, однако просить непосредственной помощи не стали.
 Устав слушать отчет о том, что все предусмотрено, я спросил:
 – А где ваш шестой человек?
 – В гараже. Гараж очень захламлен, и машину там не поставить, однако дверь открывается автоматически и оттуда можно попасть на кухню. Наверное, Уиггинз обычно так и делает, поскольку гараж ближе всего к тому месту на подъездной дорожке, где он оставляет машину.
 Я зевнул, сказывался перелет и разница во времени. И потом, последние несколько дней я вообще мало спал.
 Том также заверил нас, что предпринимаются все усилия с целью разыскать Уиггинза до того, как он вернется домой.
 – Халил может напасть на Уиггинза в пути – он ездит на пурпурном джипе "Гранд Чироки". Автомобиль мы тоже ищем.
 – А какая машина у его подружки? – поинтересовался я.
 – Белый "форд-виндстар", но он стоит в гараже ее дома в Окснарде, который также находится под наблюдением.
 Что ж, эти люди действовали вполне профессионально, хотя лично я продолжал считать их пижонами.
 – Уверен, вы знаете о визитах Халила к теперь уже покойным однополчанам Уиггинза. Для меня это означает, что у Халила может быть больше информации, чем у нас. И ищет он Уиггинза гораздо дольше, чем мы. – Помолчав, я добавил: – Так что существует большая вероятность того, что мистер Уиггинз и мистер Халил уже встретились.
 Несколько секунд все молчали, затем Том сказал:
 – Наше задание остается неизменным. Мы будем ждать, пока кто-то появится в этом доме. Все правоохранительные органы штата предупреждены, Уиггинза и Халила ищут. Возможно, нам повезет, позвонят из полиции и скажут, что кто-то из них – а то и оба – обнаружен. Уиггинз живой, а Халил в наручниках.
 Не люблю выглядеть мрачным пессимистом, но я не мог представить себе Асада Халила в наручниках.
 Том вернулся к работе с компьютером Уиггинза и пояснил:
 – Пытаюсь отыскать какой-нибудь намек на то, где может быть Уиггинз. Проверил его электронную почту, может, он переписывался с администрацией национальных парков, бронировал там домик. Мы думаем, что он отправился в поход... это когда выезжаешь в лес с палаткой, – добавил Том, наверное, специально для меня, из чего я сделал вывод, что мисс Лопес и Том успели пообщаться.
 – А вы не проверяли нижнее белье Уиггинза? – спросил я у Тома.
 Он оторвался от компьютера и посмотрел на меня.
 – Простите?
 – Если у него подходящий размер, то я позаимствовал бы у него пару чистых трусов.
 Том задумался, затем сказал:
 – У нас у всех есть с собой смена белья, мистер Кори. Возможно, кто-то – из мужчин, я имею в виду – одолжит вам трусы. Бельем Уиггинза вы воспользоваться не сможете.
 – А если я спрошу прямо у него, когда он появится?
 – Хорошая идея.
 Кейт – к ее чести – не стала притворяться, что она со мной не знакома.
 – Мы бы хотели осмотреть гараж и остальной дом, – сказала она.
 Мисс Ри отвела нас в другую комнату, окна которой выходили на задний двор. Это помещение – вероятно, бывшая спальня – представляло собой нечто вроде развлекательного центра: огромный телевизор, аудиосистема с таким количеством динамиков, что их звук мог бы вызвать землетрясение. На полу я заметил шесть сумок.
 – Вы сможете позже воспользоваться этой комнатой, – сообщила мисс Ри. – Диван раскладывается. Спать всем придется по очереди.
 До этого самыми худшим моментом в моей жизни был обед в День благодарения в кругу семьи, однако теперь на первое место выходило пребывание в маленьком доме в обществе агентов ФБР.
 Мисс Ри показала нам еще небольшую ванную комнату. Это навело меня на мысль, что, возможно, она когда-то работала агентом по продаже недвижимости. Я обратил внимание на то, что в доме отсутствовали какие-либо военные регалии. Для меня это означало, что Элвуд Уиггинз не хотел вспоминать о своей службе в армии. А может, он просто все растерял, что соответствовало его психологическому портрету, составленному нами. А вдруг мы вообще попали не в тот дом? Это будет не первый случай, когда федералы путают адреса. Я подумал было намекнуть о такой возможности мисс Ри, но решил, что они могут обидеться.
 Когда мы вернулись на кухню, мисс Ри открыла дверь, которая вела в захламленный гараж. Там, за кучей ящиков и коробок, сидел в шезлонге молодой блондин и при свете лампы читал газету. При нашем появлении он поднялся, но мисс Ри жестом велела ему сесть, чтобы его не было видно, если дверь внезапно автоматически откроется. Нам с Кейт она пояснила:
 – Это Скотт, он добровольно вызвался дежурить в гараже.
 Скотт, который выглядел так, словно только что спрыгнул с доски для серфинга, сверкнул белоснежными зубами и помахал нам рукой.
 Мисс Ри закрыла дверь, и мы остались на кухне вместе с Эди и Хуаном.
 – На тот случай, если придется пробыть здесь долго, мы запаслись консервами, – сообщила мисс Ри и добавила: – Еда из расчета шесть дней на шесть человек.
 Я внезапно представил себе, как агенты ФБР превращаются в людоедов, когда кончается еда. Меня такая перспектива не прельщала.
 – Теперь, когда стало на два рта больше, давайте закажем пиццу, – предложил Хуан. – Обожаю пиццу.
 Я решил, что Хуан тоже нормальный парень. Жаль, что у нас разные габариты, а то бы я попросил у него запасные трусы.
 – Если захотите, в микроволновой печи есть макароны с сыром, – сообщила Эди.
 Что ж, подумал я, все не так уж плохо, как можно было представить себе сутки назад. Уиггинз, похоже, жив, и у него есть хороший шанс остаться в том же состоянии.
 Кейт сказала, что хочет позвонить Джеку Кенигу, и пригласила меня в заднюю комнату. Я отклонил ее предложение, не воспользовавшись такой возможностью, и она ушла. Я остался на кухне болтать с Хуаном и Эди.
 Вернувшись через пятнадцать минут, Кейт сообщила:
 – Джек передает привет и благодарит за хорошую детективную работу. Он желает нам удачи.
 – Очень хорошо. Ты спросила у него, как там Франкфурт?
 – Мы не обсуждали Франкфурт.
 – А где Тед Нэш?
 – А кому это интересно?
 – Мне.
 Кейт бросила взгляд на наших коллег и сказала, понизив голос:
 – Не отвлекайся на пустяки.
 – Да я просто хочу щелкнуть его по носу. Но это не срочно.
 – Джек просил держать его в курсе, – продолжила Кейт. – Нам разрешено сопровождать Халила, живого или мертвого, в Нью-Йорк, а не в Вашингтон. Это главная новость.
 – По-моему, Джек уже делит шкуру неубитого медведя.
 Кейт пропустила мое замечание мимо ушей.
 – Сейчас Джек работает с различными местными отделениями полиции, восстанавливает полную картину действий Асада Халила, выясняет, кого он еще убил и кто ему помогал.
 – Отлично. Значит, он будет занят и отстанет от нас.
 – Именно так я ему и сказала.
 Я не поверил, что мисс Мэйфилд могла сказать такое шефу.
 Эди предложила выпить кофе. Кейт, Ким, я и Эди уселись за кухонный стол, а Хуан продолжил наблюдение за задней дверью. Всех очень интересовало, что же происходило после субботних событий, и на нас с Кейт посыпался град вопросов о том, чего не было в новостях или служебных отчетах. Им было любопытно, какие у нас настроения на Федерал-Плаза, что говорят боссы из Вашингтона. Я подумал, что в конечном итоге все сотрудники правоохранительных органов во многом схожи и, несмотря на прикрытую вежливостью враждебность, с которой встретили наше появление, мы вполне можем ладить между собой. У меня даже мелькнула мысль предложить спеть хором какую-нибудь песню, но я передумал, поскольку момент был не слишком подходящий.
 Так что все мы сейчас пребывали в спокойном и благодушном настроении, хотя каждый понимал, что один телефонный звонок может разом все оборвать и заставить кровь похолодеть в жилах.
 Прошел час, в течение которого пятеро агентов меняли друг друга на постах. Мы с Кейт предложили свою помощь, но, похоже, им больше нравилось, когда мы сидим на кухне.
 А около девяти вечера где-то раздался звонок телефона, и все разговоры за столом разом прекратились. Через несколько секунд в кухне появился Том и сообщил:
 – В окрестностях крутится синий фургон, в кабине только водитель. Ребята, разглядывавшие его в приборы ночного видения, говорят, что он подходит под описание подозреваемого. Всем занять свои места.
 Все разом задвигались, а нам с Кейт Том велел пройти в ту комнату, где находился телевизор. Сам он быстро вышел из кухни, Ким Ри отправилась в гараж, где в данный момент дежурил Роджер Флеминг. Дверь на кухню она оставила открытой, и я увидел Роджера, сидящего на корточках за коробками с пистолетом на изготовку. Ким тоже достала пистолет и встала сбоку от двери гаража. Хуан спрятался за дверью кухни.
 Мы с Кейт вышли в гостиную, где по обе стороны от входной двери расположились Том и Эди. Скотт стоял перед дверью и смотрел в глазок. Мне бросилось в глаза, что Скотт разделся – сейчас на нем были только мешковатые шорты, из заднего кармана которых торчала рукоятка пистолета. Видимо, смелый малый, раз рискнул снять бронежилет.
 Увидев нас, Том уже почти приказным тоном предложил нам удалиться в комнату с телевизором. Однако до него быстро дошло, что мы проделали путь в три тысячи миль не для того, чтобы в самый ответственный момент пялиться в экран.
 – Тогда спрячьтесь, – попросил он.
 Кейт встала рядом с Томом слева от двери, а я справа возле Эди. Решив, что пистолетов вполне достаточно, я не стал доставать свой "глок". Мы встретились взглядами с Кейт, она улыбнулась и подмигнула. Я почувствовал, как учащенно забилось сердце, но, боюсь, причиной тому была не мисс Мэйфилд.
 Приложив к уху сотовый телефон, Том что-то выслушал и сказал:
 – Фургон притормаживает, он за несколько домов отсюда.
 Скотт, наблюдавший в дверной глазок, сообщил:
 – Я его вижу, он останавливается перед домом.
 В тишине было слышно наше напряженное дыхание. Несмотря на наличие вокруг дома вооруженных агентов, пистолеты и бронежилеты, невозможно сохранять спокойствие перед встречей лицом к лицу с вооруженным преступником.
 – Парень вылезает из фургона, – продолжил информировать нас Скотт, – зашел за машину... я его не вижу... ага, открывает заднюю дверцу... достал пакет... идет сюда... подходит под описание... высокий, ближневосточный тип... джинсы, рубашка с темным воротником... в одной руке небольшой пакет... оглядывает дом...
 Том что-то сказал в сотовый телефон, сунул его в карман и прошептал:
 – Вы все знаете, что делать.
 Но я-то не присутствовал на инструктаже.
 – И помните, – предупредил Том, – это может быть ни в чем не повинный посыльный... так что сильно его не мять, но повалить и надеть наручники.
 Я почувствовал, как на лице выступил пот, и подумал: а где же клеемет?
 В дверь позвонили. Скотт подождал пять секунд, затем взялся за ручку и распахнул дверь. Прежде чем дверь закрыла мне видимость, я заметил, что Скотт улыбается.
 – Чем могу быть полезен? – спросил он.
 – Мистер Уиггинз? – спросил голос без акцента.
 – Нет, я просто сторож. Надо за что-то расписаться?
 – А когда мистер Уиггинз будет дома?
 – В четверг, а может, и в пятницу. Но я могу расписаться.
 – Да, пожалуйста, распишитесь вот здесь.
 – Черт, ручка не пишет, пройдите в дом.
 Скотт отступил от двери, и я не смог удержаться от мысли, что если бы он действительно был сторожем, то вскоре уже валялся бы мертвым в задней комнате, а Асад Халил спокойно дождался бы возвращения мистера Уиггинза.
 Высокий смуглый джентльмен сделал несколько шагов в гостиную, и когда уже можно было закрыть дверь, Эди резко захлопнула ее. Скотт моментально схватил гостя за рубашку и толкнул его на нас.
 В течение четырех секунд наш посетитель оказался прижатым лицом к полу, а я уселся ему на ноги. Эди наступила ему на шею, а Том и Скотт защелкнули наручники.
 Кейт распахнула дверь и показала большой палец тем, кто наблюдал за происходящим в бинокли. Затем она побежала по дорожке к фургону, а я последовал за ней.
 Мы осмотрели фургон, но в нем никого не было. На полу валялось несколько пакетов, да еще на переднем сиденье лежал сотовый телефон, который Кейт забрала.
 Откуда-то появившиеся машины, скрипя тормозами, резко останавливались перед домом, из них выпрыгивали вооруженные люди. Ну прямо как в кино. Лично я не видел необходимости в такой суматохе, Кейт, видимо, тоже, потому что крикнула:
 – Он в наручниках!
 Распахнулась дверь гаража, на лужайку выскочили Роджер и Ким. Надо отдать должное людям из наружного наблюдения. Услышав, что подозреваемый схвачен, они тут же вернулись в свои машины и уехали, чтобы продолжить наблюдение за домом и не спугнуть сообщников, если таковые появятся.
 Мы с Кейт бегом вернулись в дом. Наш пленник уже лежал на спине, Эди, Том и Скотт склонились над ним, внимательно разглядывая.
 Я тоже посмотрел на пленника и не очень удивился, обнаружив, что это не Асад Халил.

 Глава 48

 Мы с Кейт посмотрели друг на друга, затем оглядели окружающих. Радости ни у кого на лице не было.
 – Он чист, – сообщила Эди.
 Пленник громко всхлипывал, по лицу у него текли слезы. Если кто-то и сомневался, что это не Асад Халил, то эти рыдания уничтожили последние сомнения.
 Роджер и Ким удалились в гостиную, Ким стала предупреждать по рации наружное наблюдение, что взяли не того, поэтому надо оставаться начеку.
 Скотт вытащил у пленника бумажник, порылся в нем и спросил:
 – Как вас зовут?
 Пленник попытался взять себя в руки и пробормотал что-то сквозь всхлипывания.
 Скотт, державший в руках его водительское удостоверение с фотографией, повторил свой вопрос:
 – Как вас зовут?
 – Азим Рахман.
 – Где вы живете?
 Азим назвал адрес в Лос-Анджелесе.
 – Дата рождения?
 И так далее. Пленник правильно сообщил все данные, указанные в водительском удостоверении, и, наверное, у него мелькнула мысль, что его сейчас отпустят. Но он ошибался: Том начал задавать ему вопросы.
 – Что вы тут делаете?
 – Сэр, я доставил посылку.
 Роджер осмотрел небольшой пакет, но, разумеется, не стал вскрывать его, поскольку там могла быть бомба.
 – Что в посылке? – поинтересовался Роджер.
 – Я не знаю, сэр.
 – Обратного адреса нет, – заметил Роджер. – Ладно, я отнесу ее в заднюю комнату и вызову спецавтомобиль. – Он удалился с посылкой, от чего всем как-то стало полегче.
 В гостиной появился Хуан, и к этому времени Азим Рахман, наверное, уже недоумевал, почему в доме мистера Уиггинза так много сотрудников ФБР. Хотя, возможно, он прекрасно знал почему.
 Я посмотрел на Тома, на его лице читалось озабоченное выражение. Грубое обращение с гражданином США, коренным или даже натурализовавшимся, не могло способствовать карьере, не говоря уже о том, что не красило сотрудника ФБР. В наше время можно получить взбучку даже за грубое обращение с нелегальным иммигрантом. И поскольку эта мысль очень тревожила Тома, он спросил:
 – Вы гражданин США?
 – Да, сэр, я давал клятву.
 – Очень рад за вас, – буркнул Том.
 Затем он задал Рахману несколько вопросов, проверяя, знает ли тот Лос-Анджелес вообще и район указанного проживания в частности. И с этими вопросами Рахман, похоже, справился неплохо. Он даже знал, кто губернатор Калифорнии. Тогда у меня закралось подозрение, что наш пленник настоящий шпион. Однако Рахман не знал фамилию конгрессмена от штата Калифорния, и это убедило меня, что он все-таки гражданин США.
 Я снова посмотрел на Кейт, и она покачала головой. Настроение у меня в данный момент было паршивое, как, впрочем, и у всех остальных. Почему все вышло не так, как мы спланировали? На чьей стороне оказался Бог?
 Эди набрала номер телефона, который ей дал Рахман, потом сообщила нам, что автоответчик ответил: "Квартира Рахмана", – а голос скорее всего принадлежал тому человеку, который сейчас лежал на полу. Однако Эди сообщила еще и тот факт, что телефонный номер конторы по доставке грузов, указанный на борту фургона, оказался отключенным. А я высказал предположение, что краска на фургоне выглядит больно свежей. Мы разом уставились на Азима Рахмана.
 Он понял, что вновь оказался в центре внимания, и объяснил:
 – Это для меня новый бизнес, я начал им заниматься всего недели четыре назад...
 Эди оборвала его:
 – И поэтому вы нарисовали на борту фургона телефонный номер, надеясь, наверное, что телефонная компания закрепит его за вами, да? Мы что, похожи на дураков?
 Я не мог себе представить, на кого мы похожи, если смотреть на нас с пола, с позиции Рахмана. Позиция определяет точку зрения – когда человек лежит на полу в наручниках, в окружении вооруженных людей, его мнение отличается от мнения тех, кто стоит над ним с пистолетами в руках. Однако мистер Рахман твердо придерживался своей легенды, которая звучала вполне правдоподобно, если не считать фальшивого рабочего номера телефона.
 В общем, все выглядело так, как будто мы имеем дело с честным иммигрантом, который стремится осуществить американскую мечту. А вот мы набросились на него и заковали в наручники только потому, что у него внешность выходца с Ближнего Востока. Стыдоба, да и только.
 А мистер Рахман тем временем постепенно приходил в себя.
 – Я бы хотел позвонить своему адвокату, – заявил он.
 Ух ты! Волшебные слова. Существует аксиома – если подозреваемый не заговорил в течение первых пяти или десяти минут, пока находится в шоке, то он может вообще не заговорить. Моим коллегам ничего не удалось вытащить из него в отведенное время.
 – А здесь все адвокаты, кроме меня, – сказал я. – Можешь поговорить с этими людьми.
 – Я хочу позвонить своему адвокату.
 Я проигнорировал эту просьбу и спросил:
 – Откуда ты?
 – Из Западного Голливуда.
 Я улыбнулся и посоветовал:
 – Не пудри мне мозги, Азим. Откуда ты?
 – Из Ливии, – выдавил он.
 Мы молча переглянулись, и Азим уловил, что у нас вновь проснулся интерес к нему.
 – А где ты взял посылку, которую привез сюда? – спросил я.
 В ответ он воспользовался своим правом хранить молчание.
 Вернулся Хуан, который ходил осматривать фургон, и сообщил:
 – Все посылки похожи на бутафорию. Все завернуты в одинаковую бумагу, заклеены одной и той же лентой, даже адреса написаны одним почерком. – Он посмотрел на Азима Рахмана и спросил: – Что за чушь ты тут нам несешь?
 – Не понимаю вас, сэр.
 Все снова набросились на бедного мистера Рахмана, стали запугивать его депортацией, пожизненным заключением, а Хуан даже предложил прочистить ему мозги, от чего Рахман отказался.
 Поскольку некоторые из ответов пленника были противоречивыми, у агентов ФБР, пожалуй, появилось достаточное основание для ареста. По поведению Тома чувствовалось, что он склоняется к этому. А официальный арест означал, что задержанному следовало зачитать его права, позволить позвонить адвокату и все такое прочее.
 Но Джона Кори не слишком заботили формальные правила или карьера, поэтому я мог позволить себе некоторые вольности. Если этот парень связан с Халилом, то неплохо было бы дать ему понять, что нам известно об этом.
 Поэтому, достаточно наслушавшись той ахинеи, которую нес мистер Рахман, я поднял его и помог сесть, а сам сел ему на ноги и посмотрел прямо в глаза. Рахман отвел взгляд, но я приказал:
 – Смотри на меня.
 Он повернул голову, и наши взгляды встретились.
 – Кто послал тебя сюда? – спросил я.
 Рахман не ответил.
 – Если ты расскажешь нам, кто послал тебя и где он сейчас, то я тебя отпущу. А если сейчас же не расскажешь, я оболью тебя бензином и подожгу. – Разумеется, с моей стороны это была не физическая угроза, а всего лишь идиоматическое выражение, которое не следовало понимать буквально. – Кто послал тебя сюда?
 Мистер Рахман продолжал хранить молчание.
 – И все же ты скажешь мне, кто тебя послал и где он, – продолжил я. Надо сказать, что перед этим я вытащил "глок", и ствол пистолета сейчас находился во рту у мистера Рахмана.
 Мистер Рахман по-настоящему испугался.
 В этот момент все агенты ФБР, находившиеся в гостиной, включая и Кейт, отошли в сторону и отвернулись от нас.
 – Если ты не ответишь на мой вопрос, я вышибу твои гребаные мозги, – пообещал я.
 Глаза мистера Рахмана вылезли из орбит, до него начало доходить, что я резко отличаюсь от остальных присутствующих. Чтобы эта разница дошла до него побыстрее, я пнул его коленом в живот.
 С губ мистера Рахмана слетел протяжный стон.
 Все дело в том, что когда ты начинаешь так вести себя с подозреваемым, то лучше быть твердо уверенным, что парень, чьи права ты нарушаешь, знает ответы на вопросы, которые ты ему задаешь. И сообщит тебе эти ответы. В противном случае – и тут не имеет значения, работаешь ты по контракту или нет, – можно навлечь крупные неприятности на свою задницу. Но победителей не судят. Поэтому я еще раз пнул Рахмана коленом в живот или чуть ниже, предлагая поделиться со мной своими знаниями.
 Некоторые из агентов вышли из гостиной, остались только Эди, Том и Кейт. Впоследствии они могли стать свидетелями и подтвердить, что мистер Рахман добровольно согласился на сотрудничество.
 – Послушай, осел, ты можешь до конца своей жизни остаться за решеткой или попадешь в газовую камеру за соучастие в убийстве. Это ты понимаешь?
 Рахман уже перестал облизывать ствол моего пистолета, однако говорить по-прежнему отказывался.
 Терпеть не могу оставлять следов, поэтому я достал носовой платок, приложил его к носу мистера Рахмана и зажал ему ноздри. Ушами он, похоже, дышать не умел, поэтому начал задыхаться и дергать головой.
 Я услышал, как Том деликатно кашлянул.
 Я подождал, пока лицо мистера Рахмана слегка посинеет, затем убрал пальцы от его носа. Едва он успел глубоко вздохнуть, как снова получил удар коленом в живот.
 Не буду утомлять вас дальнейшими деталями, но мистер Азим Рахман понял преимущества сотрудничества с правоохранительными органами и изъявил желание ответить на мои вопросы.
 – Кто послал тебя сюда? – повторил я свой вопрос. Мистер Рахман начал всхлипывать, и я понял, что его следует дожать. – Послушай, мы можем помочь тебе. Можем спасти твою жизнь. Рассказывай, или я верну тебя в твой фургон, а когда ты встретишься со своим другом, будешь объясняться уже с ним. Ты хочешь этого?
 По виду мистера Рахмана было заметно, что подобная перспектива его совсем не устраивает.
 – Кто тебя послал? – повторил я и добавил: – Послушай, я уже устал задавать тебе один и тот же вопрос. Отвечай!
 Рахман снова всхлипнул, откашлялся и промолвил едва слышным голосом:
 – Мне неизвестно его имя... он... я знаю его только как мистера Перлемана, но...
 – Перлеман? Еврейская фамилия?
 – Да... но он не еврей... он говорит на моем языке...
 Кейт уже достала фотографию и поднесла ее к лицу Рахмана.
 Некоторое время он внимательно разглядывал фотографию, затем кивнул.
 Вот так! Меня не посадят в тюрьму за превышение власти.
 – Он сейчас так выглядит? – спросил я.
 Рахман покачал головой:
 – Нет, он носит очки... усы... волосы седые...
 – Где он?
 – Я не знаю. Правда, не знаю.
 – Хорошо, Азим, где и когда ты видел его в последний раз?
 – Я... я встречал его в аэропорту...
 – В каком аэропорту?
 – Санта-Моника.
 – Он прилетел туда?
 – Не знаю.
 – Во сколько ты его встретил?
 – Рано... в шесть утра...
 Теперь, когда я действовал уже вполне законно, все шестеро агентов ФБР собрались в гостиной и стояли позади Рахмана, чтобы он меньше нервничал. Закрепляя за собой право вести допрос, я продолжил:
 – Куда ты отвез этого человека?
 – Я... отвез его... мы поехали...
 – Куда?
 – На прибрежное шоссе...
 – Зачем?
 – Не знаю.
 – Как долго вы ехали? И куда?
 – Никуда... мы ехали... около часа... затем повернули сюда... нашли торговый центр, который был уже открыт...
 – Что за торговый центр?
 Мистер Рахман ответил, что не знает, поскольку он не местный. Но Ким, работавшая в Вентуре, поняла по описанию Рахмана, что это за торговый центр, и быстро вышла из комнаты, чтобы позвонить. Однако я сомневался, что Халил до сих пор там.
 – Ты встречал его на фургоне?
 – Да.
 – У главного терминала?
 – Нет... с другой стороны, в кафе.
 В ходе дальнейшего допроса выяснилось, что мистер Рахман встретил мистера Халила в зоне авиации общего назначения аэропорта Санта-Моники. Это навело меня на мысль, что Халил прилетел туда на частном самолете. Вполне логично.
 Затем, чтобы убить время, два ливийских джентльмена прокатились по прибрежному шоссе, полюбовались пейзажами и вернулись в Вентуру, где мистер Халил изъявил желание что-то прикупить, а может, захотел перекусить или запастись сувенирами.
 – Во что он был одет?
 – Костюм и галстук.
 – Цвет?
 – Серый... темно-серый костюм.
 – У него был с собой багаж?
 – Только чемодан, сэр, который он спрятал по пути. Я отвез его в каньон.
 Я оглядел присутствующих.
 – Что такое каньон?
 Том объяснил мне.
 – А ты сможешь найти этот каньон? – спросил я у Рахмана.
 – Я не знаю... наверное... днем... я постараюсь...
 – Не сомневаюсь, что постараешься. Ты что-нибудь передавал ему? У тебя была посылка для него?
 – Да, сэр, два пакета. Но я не знаю, что в них было.
 – Опиши пакеты, размер, вес и все такое.
 Один из пакетов был размером с микроволновую печь, но легкий. Это навело нас на мысль, что там могли быть одежда и документы.
 А вот второй пакет настораживал: узкий, длинный и тяжелый. Явно не галстук.
 Мы переглянулись, и, похоже, даже Азим Рахман понял, что могло находиться в этом пакете.
 – А пакеты он тоже спрятал или оставил при себе?
 – Оставил при себе.
 Я задумался и пришел к выводу, что сейчас Асад Халил в другой одежде, с новыми документами и снайперской винтовкой в какой-нибудь безобидной упаковке, например в рюкзаке.
 – Этот человек послал тебя сюда, чтобы узнать, дома ли мистер Уиггинз?
 – Да.
 – Ты должен знать, что этого человека зовут Асад Халил, это он убил всех пассажиров самолета, приземлившегося в Нью-Йорке.
 Мистер Рахман принялся клятвенно заверять нас, что он совершенно ни при чем, но я не стал его слушать и пояснил:
 – Если ты сообщник этого человека, то тебя расстреляют, или повесят, или поджарят на электрическом стуле, или сделают смертельный укол, или отправят в газовую камеру. А может, мы и сами оторвем тебе башку. Это ты понимаешь?
 Мне показалось, что мистер Рахман вот-вот потеряет сознание.
 – Но если ты поможешь нам поймать Асада Халила, то получишь еще и награду в миллион долларов, – пообещал я, хотя сам сильно сомневался в этом. – Ты видел по телевизору объявление про награду, правда?
 Рахман с энтузиазмом кивнул, забыв, видимо, про тот факт, что ему было известно, кто его пассажир.
 – Так что ничего не бойтесь, мистер Рахман, и окажите нам полное содействие.
 – Я так и делаю, сэр.
 – Отлично.
 – Кто поручил тебе встретить этого человека в аэропорту?
 – Я не знаю... правда не знаю. – Рахман пустился в лихорадочные объяснения по поводу какого-то загадочного человека, который посетил его пару недель назад на заправочной станции, где Рахман на самом деле работал. Этот человек попросил помочь соотечественнику и предложил за это десять тысяч долларов, десять процентов сразу, а девяносто потом. Классическая схема, по которой вербуют разведчики или мошенники, желающие прикарманить отпущенную на вербовку сумму. Ведь Рахману уже не суждено было еще раз увидеть этого человека, чтобы получить оставшиеся девяносто процентов.
 – Эти люди ничего бы тебе не заплатили, они бы убили тебя, потому что ты много знаешь, – объяснил я.
 Похоже, Рахман и сам это понимал.
 – Они выбрали тебя из всей ливийской общины, потому что ты внешне похож на Асада Халила, и отправили сюда проверить, нет ли тут засады, а не для того, чтобы выяснить, дома Уиггинз или нет. Понимаешь?
 Рахман кивнул.
 – И посмотри, куда ты вляпался. Ты до сих пор считаешь этих людей своими друзьями?
 Рахман покачал головой. Сейчас он выглядел таким несчастным, что я даже пожалел о том, что пинал его коленом в живот и едва не задушил. Но он сам виноват, что сразу не раскололся.
 – Ладно, Азим, есть еще один важный вопрос, и твоя жизнь зависит от ответа на него. Когда, где и каким образом ты должен вступить в контакт с Халилом?
 Рахман глубоко вдохнул, затем ответил:
 – Я должен позвонить ему.
 – Отлично. Давай позвоним. Какой номер?
 Азим Рахман продиктовал номер телефона.
 – Это номер сотового телефона, – подсказал Том.
 Мистер Рахман согласно кивнул:
 – Да, я передал этому человеку сотовый телефон. Мне было приказано купить два телефона... второй у меня в машине.
 Кейт достала сотовый, который забрала из машины. На нем имелся фирменный знак компании, и я предположил, что такой же знак должен быть на телефоне Халила.
 – Какая компания выпускает эти телефоны? – спросил я у Рахмана.
 Он задумался на секунду, затем ответил:
 – "Некстел".
 – Ты уверен?
 – Да, мне велели купить телефоны именно этой компании.
 Я взглянул на Тома. Он покачал головой, и это означало, что они не могут проследить звонок компании "Некстел". В сущности, сложно проследить звонок любого сотового телефона, однако на Федерал-Плаза и в Департаменте полиции Нью-Йорка имелась специальная аппаратура, которая могла отслеживать звонки таких компаний, как "Эй-Ти энд Ти" и "Белл Атлантик". Однако друзья Рахмана явно не купились на рекламные заявления крупных компаний о полной конфиденциальности телефонных разговоров и воспользовались услугами мелкой. Оказывается, эти люди не такие уж глупые, как некоторые их соотечественники. Плохая новость для нас, но сколько их было, плохих новостей. Да и эта наверняка не последняя.
 Пора уже было предоставить мистеру Рахману кое-какие удобства. Том снял с него наручники, Рахман потер затекшие запястья, и мы помогли ему подняться на ноги. Похоже, ему было трудно стоять, он даже пробормотал что-то насчет боли в области живота. Тогда мы усадили мистера Рахмана в кресло, а Ким отправилась на кухню приготовить ему чашку кофе.
 Создавалось такое впечатление, что все настроены вполне оптимистично, хотя шансы на то, что Азиму Рахману удастся обмануть Халила и заставить поверить, что в доме Уиггинза нет никакой засады, были весьма призрачны. Хотя кто знает. Даже такого умного парня, как Халил, можно обвести вокруг пальца, если он одержим целью убить кого-то.
 Ким вернулась с чашкой кофе, который Рахман с удовольствием выпил. Я решил, что наш подозреваемый, приобретший статус важного свидетеля, уже вполне отдохнул, и продолжил допрос:
 – Послушай, Азим, какое кодовое слово ты должен использовать в случае опасности?
 Рахман посмотрел на меня с таким видом, словно я открыл какую-то тайну Вселенной.
 – Да... если меня... вот как сейчас... я должен вставить в разговор слово "Вентура". Например: "Мистер Перлеман, я доставил посылку в Вентуру".
 – Понятно. Только не вздумай произнести слово "Вентура", а то мне придется тебя убить.
 Рахман энергично закивал головой.
 Эди сходила на кухню и сняла с рычага телефонную трубку, все остальные отключили свои сотовые. Если бы в доме имелась собака, ее выгнали бы прогуляться.
 Я посмотрел на часы. Мистер Рахман находился здесь около двадцати минут, не так уж и долго, чтобы Халил начал нервничать.
 – Ты должен звонить Халилу в определенное время? – спросил я.
 – Да, сэр. Я должен был доставить посылку в девять часов, затем уехать, а через десять минут позвонить из фургона.
 – Ладно, скажешь ему, что задержался на несколько минут. Дыши глубоко, расслабься и думай о хорошем.
 Глубоко дыша, мистер Рахман занялся чем-то вроде медитации.
 – Ты смотришь "Секретные материалы"? – спросил я.
 Мне показалось, что Кейт тихо простонала.
 Мистер Рахман улыбнулся:
 – Да, смотрю.
 – Отлично. Скалли и Малдер работают на ФБР, как и мы. Тебе нравятся Скалли и Малдер?
 – Да.
 – Они хорошие ребята, правда? И мы тоже хорошие ребята. – У Рахмана хватило вежливости не напоминать мне об ударах в живот и ниже. – Мы поможем тебе перебраться на жительство в любое другое место, куда захочешь. Ты женат?
 – Да.
 – И дети есть?
 – Пятеро.
 Меня порадовало, что он успел обзавестись детьми до встречи со мной, поскольку удары в низ живота...
 – Ты ведь слышал о программе защиты свидетелей, да?
 – Слышал.
 – А еще ты получишь хорошие деньги. Так?
 – Так.
 – Вот и хорошо. Ты должен встретиться с этим человеком после телефонного звонка?
 – Да.
 – Отлично. Где?
 – Там, где он скажет.
 – Понятно. Только обязательно сделай так, чтобы эта встреча не сорвалась. Понял?
 Я не ожидал от мистера Рахмана большого энтузиазма по поводу моего предложения, поэтому спросил:
 – Как ты думаешь, если он послал тебя сюда просто для того, чтобы проверить, дома ли Уиггинз и нет ли в доме полиции, то зачем ему понадобилось встречаться с тобой после этого?
 У мистера Рахмана не было никаких мыслей на этот счет, поэтому я сам подбросил ему одну мыслишку:
 – Он хочет убить тебя, Азим. Ты слишком много знаешь. Понял?
 Мистер Рахман с трудом сглотнул слюну и кивнул.
 Но у меня имелись для него и хорошие новости.
 – Но мы его схватим, и он уже никогда не сможет доставить тебе никаких неприятностей. Если ты нам поможешь его поймать, мы устроим тебе обед в Белом доме и встречу с президентом. И конечно же, дадим денег. Ладно?
 – Ладно.
 Я отвел Тома в сторонку и прошептал ему на ухо:
 – Кто-нибудь из вас говорит по-арабски?
 Он покачал головой:
 – В Вентуре никогда не требовался переводчик с арабского. Но Хуан говорит по-испански.
 – Да, очень родственные языки. – Я вернулся к мистеру Рахману и сказал: – Ладно, набирай номер. Говори по-английски. Но если твой собеседник перейдет на арабский, то не вздумай обмануть нас. Мой друг Хуан будет рядом, он немного понимает арабский. Набирай номер.
 Мистер Рахман снова глубоко вздохнул и сказал:
 – Я хочу курить.
 Ох, черт бы его побрал!
 – Кто курит? – спросил я.
 – Вы забрали у меня сигареты, – напомнил Рахман.
 – Нет, приятель, свои ты курить не будешь.
 – А почему?..
 – А вдруг они отравлены? Ты же сказал, что смотришь "Секретные материалы".
 – Отравлены? Нет, они не отравлены.
 – Наверняка отравлены. Забудь про свои сигареты.
 – Но я хочу курить, пожалуйста.
 Понимая чувства курильщика, я сказал Тому:
 – Дайте я закурю одну из его сигарет.
 Том вытащил из кармана пачку, отобранную у Азима, вытащил сигарету, но не отдал ее мне, а сам решил продемонстрировать храбрость. Он сунул сигарету в рот и щелкнул зажигалкой Азима. На всякий случай Том предупредил Азима:
 – Если сигареты отравлены и со мной что-то случится, мои друзья...
 Я пришел Тому на помощь:
 – Мы порежем тебя ножами на куски и скормим собакам.
 Азим со страхом посмотрел на меня:
 – Я просто хочу выкурить сигарету.
 Том прикурил, затянулся, закашлялся, но не умер. После чего передал сигарету Азиму, который жадно затянулся несколько раз и тоже остался жив.
 – Ну ладно, мой друг, пора звонить, – напомнил я. – Говори по-английски.
 – Не знаю, справлюсь ли я. – Азим вынул изо рта сигарету, стряхнул пепел в кофейную чашку и набрал номер. – Но я буду стараться.
 – Уж постарайся. Пусть он поточнее объяснит, где вы встретитесь.
 В комнате стояла такая тишина, что даже мы слышали гудки телефона. На другом конце ответили, и Азим произнес:
 – Это Танненбаум.
 Черт побери, что еще за Танненбаум?
 Азим выслушал собеседника и сказал:
 – Простите, что немного опоздал со звонком.
 Он снова стал слушать собеседника, и внезапно выражение его лица изменилось, он посмотрел на нас и что-то сказал. Никто из нас не понял, что именно, поскольку он говорил на арабском.
 Азим продолжил говорить по-арабски, глядя на нас с беспомощным видом и пожимая плечами. Хуан со спокойным видом притворялся, что понимает разговор, даже кивал, но улучил момент и прошептал мне в ухо:
 – Что он говорит?
 Я посмотрел Азиму прямо в глаза, одними губами произнес слово "Вентура" и провел ладонью себе по горлу. Этот жест был понятен на любом языке.
 Лицо Азима покрылось потом, он прижал телефон к груди и промолвил:
 – Он хочет поговорить с моими новыми друзьями.
 Никто из нас не произнес ни звука.
 Азим выглядел уже совсем изможденным, он сказал:
 – Простите, я старался, но этот человек очень умный. Он велел мне нажать на клаксон. Он понял, что я звоню не из фургона. Но я ему ничего не говорил. Прошу вас, я не хочу с ним говорить.
 Я забрал у Азима телефон и вежливо произнес:
 – Алло? Мистер Халил?
 Мне ответил низкий мужской голос:
 – Да. Кто вы?
 Лучше не называть террористам свое имя, поэтому я ответил:
 – Я друг мистера Уиггинза.
 – Правда? А где мистер Уиггинз?
 – Его нет дома. А вы где, сэр?
 Халил рассмеялся.
 – А меня тоже нет дома.
 Я увеличил звук и отвернул телефон от своего лица, чтобы все окружившие меня агенты могли слышать разговор. Конечно, всем было интересно, что скажет Халил, но гораздо важнее было услышать какие-нибудь фоновые звуки или шумы, которые могли стать ниточкой для определения местонахождения Халила.
 – А не хотите приехать домой к мистеру Уиггинзу и подождать его здесь? – предложил я.
 – Я лучше подожду его где-нибудь в другом месте.
 Нельзя было обрывать разговор, поэтому я подавил в себе жгучее желание назвать его мерзким убийцей. Чувствуя, как учащенно бьется мое сердце, я глубоко вздохнул.
 – Алло? Вы меня слушаете? – спросил Халил.
 – Да, сэр. Вы хотите сказать мне еще что-то?
 – Возможно, но я не знаю, кто вы такой.
 – Я сотрудник Федерального бюро расследований.
 После небольшой паузы Халил спросил:
 – А имя у вас есть?
 – Джон. Так что вы хотите сказать мне?
 – А что бы вы хотели знать, Джон?
 – Думаю, я знаю почти все. Поэтому я здесь. Верно?
 Халил засмеялся. Ох, терпеть не могу, когда смеются такие негодяи.
 – Тогда позвольте мне рассказать кое-что, чего вы можете не знать.
 – Пожалуйста.
 – Меня, как вы знаете, зовут Асад, я из семейства Халил. Когда-то у меня были отец, мать, два брата и две сестры. – Халил назвал их имена, рассказал немного о семье и закончил словами: – Теперь они все мертвы.
 Про ту ночь 15 апреля 1986 года Халил поведал с такими подробностями, словно она до сих пор стояла у него перед глазами. На самом деле, наверное, так оно и было.
 – Американцы убили всю мою семью, – закончил свой монолог Халил.
 Мы с Кейт переглянулись и кивнули друг другу. Да, наши предположения оправдались, но теперь это уже не имело значения.
 – Сочувствую вам... – произнес я.
 – А я не нуждаюсь в вашем сочувствии. Я посвятил свою жизнь мести за свою семью и за свою страну.
 Разговор складывался трудно, поскольку у меня с Халилом не было ничего общего, но мне хотелось задержать его как можно дольше, поэтому я прибег к тактике, которая используется в переговорах с террористами, захватившими заложников.
 – Я действительно вас хорошо понимаю. Возможно, настало время поведать вашу историю всему миру.
 – Рано. Моя история еще не закончена.
 – Понимаю. Но я уверен, когда она будет закончена, вы захотите рассказать нам все детали, и мы с удовольствием предоставим вам такую возможность.
 – Мне не нужна ваша помощь. Я сам предоставляю себе любые возможности.
 Я глубоко вздохнул. Похоже, стандартная болтовня не срабатывала. Но я попытался еще раз.
 – Послушайте, мистер Халил, мы могли бы встретиться и поговорить лично, наедине...
 – Мне нравится идея встретиться с вами наедине. Возможно, когда-нибудь и встретимся.
 – А может, прямо сегодня?
 – Нет, в другой день. Я могу как-нибудь прийти к вам домой, как пришел в дома генерала Уэйклиффа и мистера Грея.
 – Только, пожалуйста, позвоните перед приходом.
 Халил рассмеялся. Эта сволочь играла со мной, но ничего страшного. Это часть моей работы. Я сомневался, что от нашего разговора будет какая-нибудь польза, но если он хочет поговорить, то пусть говорит.
 – А как вы собираетесь выбраться из страны, мистер Халил?
 – Пока не знаю. Хотите что-то предложить?
 Вот гад!
 – Как насчет того, чтобы улететь в Ливию в обмен на некоторых людей, которые сейчас находятся в Ливии, но нужны нам здесь?
 – А кто вам может быть нужнее меня?
 Соображает, сволочь.
 – Но ведь если мы схватим вас до того, как вы покинете страну, то уже не предложим такой выгодной сделки.
 – Не считайте меня дураком. Спокойной ночи.
 – Подождите. Знаете, мистер Халил, я в этом бизнесе более двадцати лет, и вы... – "Самый последний негодяй", – хотел сказать я, но сказал другое: – самый умный из тех, с кем мне приходилось иметь дело.
 – Наверное, вам все кажутся умными.
 – Ну почему же. Мы же поняли, что убийство во Франкфурте не ваших рук дело.
 – Что ж, молодцы. И еще спасибо за то, что утаивали правду от прессы... Хотя, возможно, ее и от вас скрывали.
 – И то и другое. Послушайте, мистер Халил, а кого вы еще... от кого еще избавились, о ком мы пока не знаем?
 – Клерк в мотеле в окрестностях Вашингтона и заправщик на станции в Южной Каролине.
 – А зачем вы это сделали?
 – Они видели мое лицо.
 – Понятно... Но ведь и женщина-пилот в Джэксонвилле видела вас.
 Возникла долгая пауза, затем Халил ответил:
 – Оказывается, вам действительно многое известно.
 – Конечно. Мы знаем и про Гамаля Джаббара, и про Юсуфа Хаддада, который сопровождал вас в самолете. Может, расскажете о своем маршруте и о том, с кем вы еще встречались в ходе своего турне?
 У Халила не было с этим проблем, и он подробно изложил мне свой маршрут, рассказал про арендованные автомобили и частные самолеты, про людей, с которыми встречался и которых убил, где останавливался на ночлег и все такое прочее. Я подумал, что у нас все же есть шанс схватить его, если выяснить, на какое имя у него сейчас фальшивые документы. Но Халил как будто угадал мою мысль.
 – Сейчас у меня совершенно новые документы, и уверяю вас, у меня не будет проблем с выездом из страны.
 – А когда вы уезжаете?
 – Когда захочу, тогда и уеду. Жаль только, что не удалось пообщаться с мистером Уиггинзом. А что касается полковника Каллума, то пусть умирает мучительной смертью.
 – Это меня вы можете поблагодарить за то, что мистер Уиггинз остался жив.
 – Вот как? А кто вы такой?
 – Я же сказал вам. Джон.
 Халил помолчал немного, затем снова попрощался:
 – Спокойной ночи...
 – Подождите, у нас такая приятная беседа. Кстати, я разве не сказал вам, что одним из первых агентов ФБР поднялся на борт самолета в аэропорту Кеннеди?
 – Правда?
 – Знаете, что меня интересует? А не могли ли мы видеть друг друга? Считаете такое возможным?
 – Да, вполне возможно.
 – Я хочу сказать, что на вас был синий комбинезон носильщика, верно?
 – Верно.
 – А я тот парень в светло-коричневом костюме. Со мной еще была симпатичная блондинка. – Я подмигнул Кейт. – Помните нас?
 Халил ответил не сразу.
 – Да, помню. Я стоял на винтовой лестнице. – Он рассмеялся. – А вы приказали мне покинуть самолет. Большое спасибо.
 – Ох, черт бы меня побрал. Значит, это были вы? Мир тесен.
 – Кстати, – вспомнил Халил, – я видел вашу фотографию в газетах. Вашу и той женщины. Да. И ваши имена упоминались в тех документах, которые я забрал в клубе "Конкистадор". Мистер Джон Кори и мисс Кейт Мэйфилд. Да, точно.
 – Эй, мистер Халил, это секретная информация.
 – А еще, мистер Кори, похоже, я видел вас во сне. Да, это был сон... но у меня возникло чувство вашего присутствия...
 – Не шутите? И как мы развлекались?
 – Вы пытались поймать меня, но я оказался умнее и быстрее вас.
 – А я в своем сне видел все наоборот. Послушайте, я бы действительно с удовольствием встретился с вами и угостил выпивкой. Вы забавный парень.
 – Я не пью.
 – Значит, алкоголь вы не пьете. Вы пьете кровь.
 Халил рассмеялся.
 – Да, я действительно попробовал на вкус кровь генерала Уэйклиффа.
 – Да ты просто полоумное верблюжье дерьмо, – не выдержал я.
 Халил задумался, затем промолвил:
 – Возможно, мы и вправду встретимся до моего отъезда. Как мне связаться с вами?
 Я продиктовал номер рабочего телефона.
 – Звони в любое время. Если меня не будет на месте, оставь сообщение, и я тебе перезвоню.
 – А номер домашнего телефона?
 – Он тебе не нужен. Большую часть своего времени я провожу на работе.
 – Пожалуйста, передайте мистеру Рахману, что ему еще позвонят, как и мистеру Уиггинзу.
 – Забудь об этом. И кстати, когда я тебя поймаю, я засуну тебе в рот твои яйца, сломаю шею и оторву голову.
 – Посмотрим, кто кого поймает, мистер Кори. Передайте привет мисс Мэйфилд.
 – Ты идиот! Каддафи трахал твою мать, поэтому Муамар и приказал убить твоего отца в Париже... – Но Халил уже отключился. Я стоял, стараясь взять себя в руки, а в комнате царила полная тишина. Наконец Том нарушил ее:
 – Вы проделали хорошую работу.
 – Да. – Я вышел из гостиной в комнату с телевизором, отыскал там бар, налил себе приличную порцию виски и залпом выпил.
 В комнату вошла Кейт.
 – Ты в порядке? – мягким тоном спросила она.
 – Скоро буду. Хочешь выпить?
 – Хочу, но не буду.
 Я налил себе еще и уставился в пространство.
 – Наверное, мы можем ехать, – сказала Кейт.
 – Куда?
 – Найдем мотель, заночуем в Вентуре, а завтра отправимся в лос-анджелесское отделение. Я знакома там со многими и хочу, чтобы ты встретился с ними.
 Я ничего не ответил.
 – Если захочешь, я покажу тебе Лос-Анджелес, – продолжила Кейт. – А потом вернемся в Нью-Йорк.
 – Он здесь, – промолвил я. – Он где-то рядом.
 – Я понимаю. Тогда давай задержимся здесь на несколько дней, посмотрим, как будут развиваться события.
 – Надо проверить все прокатные агентства, как следует перетрясти всю ливийскую общину, взять под наблюдение все аэропорты, перекрыть мексиканскую границу...
 – Джон, мы все это знаем. Этим сейчас занимаются.
 Я сел и отхлебнул виски.
 – Проклятие!
 – Послушай, мы спасли жизнь Уиггинзу.
 Я вскочил на ноги.
 – Пойду еще немного потрясу Рахмана.
 – Он больше ничего не знает, и ты это понимаешь.
 Я снова сел и допил виски.
 – Да... похоже, у меня нет никаких мыслей. – Я посмотрел на Кейт: – А ты что думаешь?
 – Я думаю, что нашим людям пора вернуться к своей работе. Пошли.
 Я поднялся.
 – Послушай, а они не позволят нам пострелять из клеемета?
 Кейт рассмеялась – она поняла, что я прихожу в себя.
 Мы вернулись в гостиную. Рахмана уже куда-то увели, и все выглядели немного подавленными.
 – Я позвонил Чаку, чтобы он отвез вас в мотель, – сообщил нам Том.
 В этот момент зазвонил сотовый телефон Тома, и все моментально притихли. Том приложил телефон к уху, выслушал говорившего, затем сказал:
 – Хорошо... понял... нет, не останавливайте его... мы здесь все объясним. – Закончив разговор, Том пояснил: – Элвуд Уиггинз возвращается домой. С ним в машине женщина. Мы все остаемся в гостиной, мистер Уиггинз и его подружка входят в дом, через гараж или через переднюю дверь. Когда он нас увидит...
 – Мы все хором крикнем: "Сюрприз!" – предложил я.
 Том улыбнулся:
 – Плохая идея. Я его успокою и все объясню.
 Правильно. Я вот, например, терпеть не могу, когда жильцы в таких случаях теряют сознание или пытаются выгнать меня из дома. Обычно они принимают меня за сборщика квартплаты. Делать мне, честно говоря, здесь уже было нечего, но я решил остаться, просто из любопытства. Захотелось посмотреть на этого мистера Уиггинза.
 Через несколько минут мы услышали, как к дому подъехала машина, остановилась на подъездной дорожке, затем хлопнула дверь гаража, за ней кухонная дверь, а потом в кухне зажегся свет.
 Мистер Уиггинз открыл холодильник и с удивлением в голосе воскликнул, обращаясь к своей подружке:
 – Эй, откуда здесь столько еды? А что это за бейсболки? Смотри, Сью, на них написано "ФБР".
 – Наверное, кто-то побывал в доме, – ответила Сью.
 – Да-а, – согласился Уиггинз, но, возможно, у него уже появились сомнения, не ошибся ли он домом.
 Мы терпеливо ждали, пока мистер Уиггинз явится в гостиную.
 – Оставайся здесь, – велел он Сью. – Я пойду проверю.
 Чип Уиггинз вошел в гостиную и замер как вкопанный.
 – Пожалуйста, не волнуйтесь. ФБР. – Том продемонстрировал удостоверение и жетон.
 Мистер Уиггинз уставился на мужчин и женщин, стоявших в его гостиной.
 – А в чем?.. – пробормотал он. На нем были джинсы, футболка, высокие туристские ботинки. Загар молодил Уиггинза, он выглядел моложе своих лет. В Калифорнии вообще все загорелые и выглядят моложе, за исключением таких, как я, которые бывают тут только проездом.
 – Мистер Уиггинз, мы хотели бы поговорить с вами, – сказал Том.
 – А в чем все-таки дело?
 Из-за дверного косяка выглянула подружка Уиггинза.
 – Чип, что тут происходит?
 Мистер Уиггинз объяснил ей, что в дом пожаловали сотрудники ФБР. Через минуту он уже сидел в кресле, а его подружку Эди отвела в комнату с телевизором.
 – Мистер Уиггинз, – начал Том, – дело касается бомбардировки, в которой вы принимали участие пятнадцатого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.
 – Ох, черт побери!
 – Мы позволили себе проникнуть в ваш дом, поскольку получили информацию, что ливийский террорист находится в этом районе и разыскивает вас.
 – Проклятие!
 – Мы держим ситуацию под контролем, но, боюсь, нам придется попросить вас взять отпуск на некоторое время.
 – Вот как?..
 – Этот человек еще не пойман. – Том вкратце поведал Уиггинзу подоплеку дела. – У нас плохие новости для вас, мистер Уиггинз. Многие из ваших сослуживцев убиты.
 – Что?
 – Их убил вот этот человек, его зовут Асад Халил. – Том протянул фотографию Халила.
 Уиггинз внимательно посмотрел на снимок, отложил его в сторону и спросил:
 – Кто убит?
 – Генерал Уэйклифф и его жена...
 – Боже мой... Терри мертв? И Гейл?..
 – Да, сэр. Мне очень жаль, но еще убиты Пол Грей, Уильям Сатеруэйт и Джеймс Маккой.
 – Господи...
 – И, как вы, должно быть, знаете, в январе в Англии был убит полковник Хамбрехт.
 – Боже мой... – Уиггинз поднялся с кресла и огляделся по сторонам, словно искал взглядом террориста. – Где этот человек?
 – Мы делаем все, чтобы схватить его, – заверил Том. – Мы не можем остаться с вами на ночь, хотя не думаю, что он осмелится появиться здесь. Но если хотите, мы можем подождать, пока вы соберете вещи, и проводим вас...
 – Я уезжаю отсюда, – заявил Уиггинз.
 – Хорошо.
 Чип Уиггинз задумался. Возможно, он еще ни разу в жизни не задумывался так серьезно.
 – Понимаете, я всегда знал... я сказал Биллу в тот день, когда мы уже отбомбились и возвращались назад... я сказал ему, что эти ублюдки так просто этого не оставят... Билл мертв?
 – Да, сэр.
 – А Боб? Боб Каллум?
 – Он под нашей защитой.
 Я вмешался в разговор и предложил Уиггинзу:
 – А почему бы вам не навестить его?
 – Да... хорошая мысль. Он в академии ВВС?
 – Да, сэр. Мы смогли бы там охранять вас обоих.
 Поскольку нам с Кейт делать здесь было нечего, мы начали прощаться, а Уиггинз тем временем отправился собирать вещи. Уже на улице, пока мы поджидали Чака, Кейт сказала:
 – Чипу Уиггинзу очень повезло.
 – Ты имеешь в виду его симпатичную подружку?
 – Господи, зачем я вообще с тобой разговариваю?
 – Прости. – Я задумался, затем спросил: – Для чего ему понадобилась снайперская винтовка?
 – Кому? А-а, ты говоришь про Халила?
 – Да, про Халила. Зачем ему снайперская винтовка?
 – Мы точно не знаем, что было в свертке.
 – Давай считать, что именно она. Для чего? Наверняка не для того, чтобы убить Уиггинза в его доме.
 – Логично. Но может, он хотел убить его в другом месте? В лесу например.
 – Нет, этот парень осуществляет личную месть. Я не сомневаюсь, что он разговаривает со своими жертвами, перед тем как убить. Тогда зачем ему снайперская винтовка? Чтобы убить кого-то, к кому он не может подойти близко. Кого-то, с кем ему не обязательно разговаривать.
 – Да, в этом есть смысл.
 Подъехала машина, и мы забрались внутрь. Я на переднее сиденье, Кейт – на заднее. За рулем сидел Чак.
 – Трудный выдался денек, – сказал он. – Отвезти вас в хороший мотель?
 – Конечно. С зеркалами на потолке.
 Кто-то сзади шлепнул меня по голове.
 Мы направились в сторону океана, где, по словам Чака, было несколько отличных мотелей.
 – А здесь есть где-нибудь ночной магазин, в котором можно купить нижнее белье? – поинтересовался я у Чака.
 – Что?
 – Ну, мне говорили, что в Калифорнии бурлит ночная жизнь, вот я и подумал...
 – Джон, заткнись, – посоветовала мне Кейт. – Чак, не слушай его.
 Пока мы ехали, Кейт и Чак обсуждали программу завтрашнего дня.
 А я вспоминал свой разговор с мистером Асадом Халилом. И пытался угадать, что творится у него в мозгах, какой был бы мой следующий шаг, будь я на его месте.
 В одном я был уверен твердо – Асад Халил домой не собирается. И мы еще услышим о нем. Очень скоро.

 Глава 49

 Чак позвонил по своему сотовому телефону и заказал нам два номера в мотеле "Вентура инн", который находился на пляже. При заказе он воспользовался номером моей кредитной карточки, но заверил, что расходы мне обязательно компенсируют.
 Он протянул Кейт небольшой бумажный пакет и сказал:
 – Я купил тебе зубную щетку и пасту. Если нужно что-то еще, мы можем заехать в магазин.
 – Спасибо, Чак.
 – А что ты мне купил? – поинтересовался я.
 Чак достал из-под сиденья еще один бумажный пакет и передал мне.
 – Тебе я купил пожевать немного гвоздей.
 Все рассмеялись.
 Я открыл пакет и обнаружил в нем зубную пасту, щетку, бритвенный станок и тюбик крема для бритья.
 – Спасибо, – поблагодарил я.
 – Это за счет правительства.
 – Весьма польщен.
 Я рассовал туалетные принадлежности по карманам пиджака. Через десять минут мы подъехали к высокому зданию мотеля. Чак подвез нас к самым дверям и сказал на прощание:
 – Сегодня в нашей конторе всю ночь будет царить суматоха, так что, если что-то понадобится, звоните в любое время.
 – А если появятся какие-то новости, то обязательно позвони мне, а то я очень разозлюсь, – предупредил я Чака.
 – Ты хороший парень, Джон. А Том просто в восторге оттого, как ты склонил задержанного к добровольному сотрудничеству.
 – Просто я разбираюсь в психологии.
 – Скажу тебе честно: здесь много "вегетарианцев", так что приятно было посмотреть на динозавра, который любит мясо.
 – Это комплимент?
 – Вроде того. Во сколько за вами заехать утром?
 – В половине восьмого, – ответила Кейт.
 Чак помахал нам на прощание и уехал.
 – Ты с ума сошла? Почему так рано? – возмутился я. – В Нью-Йорке в это время будет половина пятого утра.
 – В Нью-Йорке будет половина одиннадцатого дня, – поправила меня Кейт.
 – Ты уверена?
 Проигнорировав мой вопрос, Кейт вошла в вестибюль мотеля, и я последовал за ней. Мотель выглядел довольно неплохо, из-за дверей гостиной доносились звуки пианино.
 Дежурный клерк радушно встретил нас и сообщил, что нам приготовлено два прекрасных номера на двенадцатом этаже с видом на океан.
 – На какой океан? – поинтересовался я.
 – На Тихий, сэр.
 – А у вас нет номеров с видом на Атлантический?
 Клерк улыбнулся.
 Мы с Кейт заполнили регистрационные формы. На клерка приятное впечатление произвела моя карточка "Американ экспресс". Бедняжка, я думаю, застонала, когда ее пропустили через кассовый аппарат.
 Кейт достала из сумочки фотографию и предъявила ее клерку.
 – Вы не видели этого человека?
 Похоже, у клерка слегка ухудшилось настроение, когда он понял, что мы не просто ночные гуляки. Он внимательно посмотрел на фотографию Асада Халила и ответил:
 – Нет, мадам.
 – Оставьте фотографию у себя. Позвоните нам, если увидите его. Этот человек разыскивается за убийство.
 Клерк кивнул и сунул фотографию под стойку.
 Мы получили ключи от наших номеров, и я тут же предложил пройти в гостиную и выпить.
 – Я устала, – отказалась Кейт. – Очень хочу спать.
 – Но это займет у нас всего десять минут.
 – Сейчас час ночи по нью-йоркскому времени. Я устала.
 У меня мелькнула безрадостная мысль, что пить и спать придется одному.
 Мы вошли в лифт и стали подниматься в тишине.
 Где-то в районе десятого этажа Кейт спросила:
 – У тебя плохое настроение?
 – Да.
 Лифт остановился на нашем этаже.
 – Чтобы поднять тебе настроение, приглашаю в мой номер выпить, – сказала Кейт.
 Мы вошли в ее номер, оказавшийся довольно просторным. Поскольку нам не надо было распаковывать вещи, мы быстренько проверили мини-бар, приготовили себе виски с содовой и вышли на балкон.
 – Давай хотя бы на сегодняшнюю ночь забудем обо всем, – предложила Кейт.
 – Давай.
 Мы уселись напротив друг друга за круглый столик и устремили взгляды на океан, освещенный лунным светом. Это напомнило мне то время, когда я проходил курс реабилитации в доме моего дяди на Восточном побережье Лонг-Айленда. И еще тот вечер, когда мы с Эммой сидели и пили коньяк после вечернего купания. Я почувствовал, что настроение портится.
 – О чем ты думаешь? – спросила Кейт.
 – О жизни.
 – Неплохо. А тебе никогда не приходило в голову, что ты изводишь себя работой для того, чтобы у тебя не оставалось времени думать о жизни?
 – Прошу тебя, не надо.
 – Послушай меня, Джон. Ты мне совсем не безразличен, и я чувствую, что тебе чего-то не хватает.
 – Чистых трусов.
 – Можешь выстирать свои чертовы трусы.
 – Я как-то не подумал об этом.
 – Послушай, Джон. Мне тридцать один год, в моей жизни были мужчины, но дело никогда не доходило до замужества.
 – Не понимаю почему.
 – К твоему сведению, не из-за отсутствия предложений.
 – Понятно.
 – А ты никогда не думал о том, чтобы снова жениться?
 – Как ты думаешь, долго падать с этого балкона? – поинтересовался я.
 Я подумал, что Кейт разозлит мое легкомыслие, но она неожиданно рассмеялась. Иногда мужчина действует правильно, иногда неправильно. В принципе это не имеет никакого значения, главное, как женщина воспринимает его действия.
 – Сегодня ты проделал чертовски хорошую работу, – похвалила меня Кейт. – Мне понравилось, я даже кое-что взяла на вооружение.
 – Очень хорошо. Только учти, когда бьешь мужчине коленом в пах, можно вколотить ему яйца прямо в живот. Поэтому будь осторожна.
 – Послушай, Джон, я не считаю тебя жестоким человеком. Садистских наклонностей у тебя нет. Ты проявляешь жестокость только тогда, когда это необходимо, но на самом деле тебе это не нравится. Вот что важно.
 Видите? По мнению Кейт, я не способен на плохие поступки.
 Кейт достала из кармана пиджака еще две маленькие бутылочки виски и вылила их содержимое в наши стаканы. Мы молча прихлебывали, затем Кейт сказала:
 – Я... знаю о том, что произошло на Плам-Айленде.
 – О чем ты?
 – Я знаю, что ты выпустил кишки тому парню.
 Я глубоко вздохнул, но ничего не ответил.
 Подождав несколько секунд, Кейт продолжила:
 – У каждого из нас есть свои темные стороны. Так что все в порядке.
 – Но я на самом деле получил от этого наслаждение.
 – Нет, ты не мог.
 – Да, конечно, не мог... и потом, были смягчающие обстоятельства.
 – Я знаю. Он убил кого-то, кого ты очень сильно любил.
 – Давай оставим эту тему.
 – Конечно. Просто я хочу, чтобы ты знал, что я тебя понимаю.
 – Вот и хорошо. А я постараюсь больше такого не делать.
 Некоторое время мы молчали, смотрели и слушали, как океанские волны набегают на берег. Потрясающее зрелище. Подул легкий ветерок, и я уловил запах моря.
 – Тебе нравится здесь? – спросил я у Кейт.
 – В Калифорнии хорошо. И люди здесь дружелюбные.
 – У тебя был здесь парень?
 – Ну, вроде того. Тебя интересует история моих сексуальных связей?
 – Как долго вы были вместе?
 – Меньше часа.
 Я улыбнулся.
 – Тебе неприятен был развод? – спросила Кейт.
 – Мне был неприятен мой брак.
 – А почему ты женился на ней?
 – Она сделала мне предложение.
 – А отказать ты не мог?
 – Ну... мне казалось, что я люблю ее. Она работала помощником окружного прокурора, мы оба с ней были на стороне закона. А потом она нашла себе высокооплачиваемую работу и стала адвокатом преступников. И сразу здорово изменилась.
 – Нет, она не изменилась. Изменилась работа. Вот ты смог бы защищать преступника? Или сам преступить закон?
 – Я тебя понимаю, но...
 – Я не говорю, что она зарабатывает на жизнь неправедным способом. Я говорю, что... как ее зовут?
 – Робин.
 – Робин была не такой, как ты, даже когда работала помощником окружного прокурора.
 – Мудрый вывод. Я могу идти спать? Или ты хочешь еще что-то сказать?
 – Хочу, подожди. Ты встретил Бет Пенроуз, которая на той же стороне закона, что и ты. Вот ты разочаровался в своей жене. В обществе полицейского тебе комфортно. Конечно, тебе тяжело было работать в полиции, будучи женатым на женщине, которая защищала преступников.
 – Кейт, ну хватит об этом.
 – Нет, не хватит. Затем появилась я. Идеальная кандидатура. Правда? Сотрудник ФБР, адвокат, твоя начальница.
 – Вот на этом и остановимся. Позволь напомнить, что ты сама... Ладно, забудем.
 – Ты разозлился?
 – Да, ты чертовски права, я разозлился. – Я поднялся. – Я пошел.
 Кейт тоже встала.
 – Ладно, иди. Но надо смотреть правде в глаза, Джон. Ты не сможешь вечно прятаться за личиной крутого парня и ловкого детектива. Когда-то, возможно, даже очень скоро, ты оставишь службу, и тогда тебе придется уживаться с реальным Джоном Кори. Без оружия. Без полицейского жетона. Ты никого не будешь арестовывать. Никому – ни людям, ни обществу – не потребуется твоя защита. Ты будешь просто самим собой, а ты даже не знаешь, кто ты такой.
 – Ты тоже. Похоже, пребывание в Калифорнии наполнило тебя всей этой психологической чушью. Спокойной ночи.
 Я вышел из номера в коридор. Мой номер находился рядом. Сбросив ботинки и пиджак, я избавился от кобуры, галстука, рубашки и бронежилета. А затем отыскал мини-бар.
 На самом деле я очень устал и чувствовал себя паршиво. Я понимал, о чем говорила Кейт. Она хотела мне добра, однако у меня не было желания вступать в конфликт с тем монстром, который сейчас смотрел на меня из зеркала.
 Если бы я дал мисс Мэйфилд еще несколько минут, она бы нарисовала прекрасную картину, какой хорошей будет жизнь, если мы пойдем по ней рука об руку.
 Женщины считают, что для идеальной жизни им требуется всего лишь идеальный муж. Тут они не правы. Во-первых, идеальных мужей не бывает. Даже хороших не так уж много. Во-вторых, насчет меня Кейт не ошибается: я вряд ли стану лучше, если буду жить с Кейт Мэйфилд.
 Я решил выстирать трусы, лечь спать и никогда больше не встречаться с Кейт Мэйфилд после того, как это дело будет закончено.
 В этот момент раздался стук в дверь. Я посмотрел в глазок и открыл дверь.
 Кейт вошла в номер, мы стояли и смотрели друг на друга.
 В таких ситуациях я могу быть грубым, поскольку мне сейчас не хотелось совершенно ничего, даже любовных утех. А Кейт тем временем расстегнула белый халат, сбросила его на пол и продемонстрировала мне свое прекрасное обнаженное тело.
 Я почувствовал, что душа моя размягчается, а член, наоборот, твердеет.
 – Извини за беспокойство, но у меня не работает душ, – сообщила Кейт. – Я могу воспользоваться твоим?
 – Да, пожалуйста.
 Она удалилась в ванную, и я услышал, как зашумели струи душа.
 Так, и что же мне теперь делать? Я снял брюки, стянул трусы и носки, после чего тоже отправился в ванную.
 Чтобы соблюсти приличия и на тот случай, если позвонят из ФБР, Кейт ушла из моего номера в час ночи. Оставшуюся часть ночи я спал плохо, проснулся в пятнадцать минут шестого, хотя мои биологические часы показывали, наверное, пятнадцать минут девятого.
 Войдя в ванную, я увидел, что мои трусы висят на вешалке над ванной. Они были чистыми и еще влажными, а на самом важном месте красовался яркий отпечаток губ.
 Я принял душ, побрился, почистил зубы и все такое прочее. Затем вышел на балкон. Остановился, подставил голое тело легкому бризу и уставился на океан. Освещенное луной небо было полно звезд, и я долго стоял на балконе, потому что чувствовал себя здесь хорошо.
 Через некоторое время я услышал, как с другой стороны бетонной перегородки распахнулась стеклянная дверь.
 – Доброе утро! – крикнул я.
 – Доброе утро, – ответила мне Кейт.
 Перегородка не позволяла мне заглянуть на соседний балкон, поэтому я спросил:
 – Ты голая?
 – Да. А ты?
 – Конечно. Здесь так здорово.
 – Встретимся за завтраком через полчаса.
 – Ладно. Кстати, спасибо за выстиранные трусы.
 – Только не надейся, что у меня это войдет в привычку.
 Мы говорили довольно громко, и у меня появилось такое ощущение, что постояльцы слушают наш разговор. Похоже, и Кейт подумала о том же, потому что спросила:
 – Как, ты говорил, тебя зовут?
 – Джон.
 – Да, точно. А ты хорош в постели, Джон.
 – Спасибо, ты тоже.
 И вот мы, два взрослых федеральных агента, стояли голые на своих балконах, разделенные перегородкой, и дурачились, изображая новоиспеченных любовников.
 – Ты женат? – крикнула Кейт.
 – Нет. А ты замужем?
 – Нет.
 Так, ну и что дальше? В моей голове одновременно крутились две мысли. Первая – мной манипулирует профессионал. Вторая – мне это нравится. Понимая, что этот момент и эта ситуация запомнятся на всю жизнь, я глубоко вздохнул и выпалил:
 – Выходи за меня замуж.
 Ответом мне стало затянувшееся молчание.
 – Соглашайся! – раздался откуда-то женский крик, но голос не принадлежал Кейт.
 – Ладно, я выйду за тебя замуж.
 Вот теперь уже ответила Кейт.
 Откуда-то раздались аплодисменты, нам хлопали двое. Совершенно дурацкая ситуация, но даже вся ее неловкость не могла подавить во мне нараставшее чувство паники. Что же я натворил?
 Я вернулся в комнату, оделся, не забыв бронежилет, и спустился в столовую, где попросил принести чашку кофе и "Нью-Йорк таймс".
 Газета продолжала рассказывать о трагедии рейса "Транс-континенталь", приводились некоторые новые подробности, сообщенные федеральными властями и властями штата.
 Здесь же были помещены небольшая фотография и некролог, посвященный мистеру Лейбовицу, убитому во Франкфурте. Он жил в Манхэттене, имел жену и двоих детей. Во Франкфурт он отправился по делам, где и погиб. Кое-кому понадобилось создать впечатление, что разыскиваемый террорист покинул Америку и объявился в Европе. Вот так, чистая констатация факта и никаких соболезнований жене и детям покойного.
 Еще имелась небольшая заметка о двойном убийстве Джеймса Маккоя и Уильяма Сатеруэйта в Музее авиации. Приводилось высказывание детектива из отдела по расследованию убийств, который не исключал возможности того, что мотивом убийства было не ограбление.
 В этот момент к столику подошла Кейт. Я встал, и мы поцеловались. Затем уселись за стол и принялись изучать меню. Я с надеждой подумал, что, может быть, Кейт забыла о глупом инциденте на балконе, но она отложила меню и спросила:
 – Когда?
 – А-а... в июне.
 – Хорошо.
 Подошла официантка, и мы заказали блины. Очень хотелось дочитать газету, но я инстинктивно понял, что моя утренняя газета за завтраком – это уже в прошлом.
 Принесли блины, и Кейт сказала:
 – Тебе понравится мой отец.
 – Не сомневаюсь.
 – Он примерно твоего возраста. Может, чуть старше.
 – Это хорошо. – Я вспомнил фразу из старого кинофильма и процитировал ее: – Он вырастил прекрасную дочь.
 – Да. Это моя сестра.
 Я усмехнулся.
 – Мама тебе тоже понравится.
 – Вы с ней похожи?
 – Нет. Она лучше.
 Я снова усмехнулся.
 – Ты не возражаешь, если мы поженимся в Миннесоте? – спросила Кейт. – У меня там много родственников.
 – Отлично, Миннесота. Это город или штат?
 – Я методистка, а ты?
 – Меня устраивает любой способ контроля рождаемости.
 – Я говорю о религии, моя религия методизм.
 – А-а... моя мать католичка. Отец вроде протестант. Он никогда...
 – Значит, мы можем воспитывать детей в протестантской вере.
 – А у тебя есть дети?
 – Не шути, Джон, это серьезный вопрос.
 – А я и пытаюсь... шевелить мозгами.
 Кейт прекратила есть и посмотрела на меня.
 – Ты что, перепугался?
 – Нет, конечно.
 – А выглядишь очень испуганным.
 – Просто немного ноет в животе. Бывает с возрастом.
 – Все будет хорошо. Нас ждет счастливая жизнь.
 – Очень хорошо. Но знаешь, мы ведь совсем мало знаем друг друга...
 – Ничего, к июню будем знать лучше.
 – Да, логично.
 – Ты меня любишь?
 – Конечно, люблю, но любовь...
 – А если я сейчас встану и уйду? Что ты почувствуешь? Облегчение?
 – Нет, мне будет очень плохо.
 – Но почему ты боишься своих чувств?
 – Давай не будем анализировать мои чувства.
 – Ладно. А вот я не боюсь сказать, что безумно влюблена в тебя. Я хочу выйти за тебя замуж, хочу иметь от тебя детей. Что еще сказать?
 – Скажи: "Я люблю Нью-Йорк в июне".
 – Я ненавижу Нью-Йорк. Но ради тебя я готова жить где угодно.
 – Даже в Нью-Джерси?
 – Я же сказала, где угодно.
 По моему мнению, наступил момент для полного откровения, поэтому я сказал:
 – Послушай, Кейт, ты должна знать, что я грубиян и женоненавистник, я рассказываю сальные анекдоты...
 – К чему ты клонишь?
 Почувствовав, что вышеперечисленные недостатки меня не спасут, я перешел к следующим:
 – А еще я плохо отношусь к властям, всегда не в ладах с начальством, не умею копить, поэтому вечно без денег.
 – Именно поэтому тебе нужен хороший адвокат и хороший бухгалтер, то есть я.
 – Так, может, мне просто нанять тебя?
 – Нет, ты должен жениться на мне. Я мастерица на все руки, могу даже уберечь от преждевременной импотенции.
 Бесполезно спорить с профессионалом.
 Дружеская перепалка закончилась, и мы посмотрели друг другу в глаза.
 – Откуда ты знаешь, что я именно тот, кто тебе нужен? – спросил я.
 – Как я могу тебе это объяснить? Когда ты рядом, у меня начинает учащенно биться сердце. Мне нравится твоя внешность, нравится, как ты говоришь, нравится, как от тебя пахнет, нравится дотрагиваться до тебя. И кроме того, ты замечательный любовник.
 – Спасибо. Ты тоже. Ладно, не буду больше говорить про карьеру, о жизни в Нью-Йорке, о нищенской пенсии по нетрудоспособности, о разнице в десять лет...
 – В четырнадцать.
 – Вот именно. Все, я отбрасываю эти аргументы. Я люблю тебя. Просто голова идет кругом от любви. И если я не женюсь на тебе, то буду страдать до конца своих дней.
 – Разумеется, будешь страдать. Женитьба на мне – это лучший для тебя выход. Поверь. Я говорю правду. И не смейся. Посмотри на меня. Посмотри мне в глаза.
 Я посмотрел – и страх внезапно улетучился. Меня охватило волшебное чувство умиротворенности, какое я испытал, когда истекал кровью на Западной Сто второй улице. Как только перестаешь сопротивляться – женитьбе или смерти, – как только сдаешься и пускаешь все на самотек, то видишь яркий свет, хор поющих ангелов возносит тебя ввысь, а голос говорит: "Смирись, или я надену на тебя наручники".
 Нет, на самом деле голос говорит: "Конец борьбе, страдания закончились, начинается новая счастливая жизнь".
 Я взял Кейт за руку, мы посмотрели друг другу в глаза, и я промолвил:
 – Я люблю тебя.
 Я и вправду любил ее.

 Глава 50

 В половине восьмого Чак встретил нас перед мотелем и сообщил:
 – Ничего нового.
 Ну-у не совсем так. Я теперь был обручен и собирался жениться.
 По дороге в местное отделение ФБР Чак поинтересовался:
 – Вам понравился мотель?
 – Он просто великолепен, – ответила ему Кейт.
 – Вы уже выписались?
 – Да. Следующие несколько дней мы проведем в Лос-Анджелесе. Если только не будет каких-то других указаний.
 – В Лос-Анджелесе? А я слышал, начальство из Вашингтона хочет, чтобы вы оба присутствовали на завтрашней послеобеденной пресс-конференции. Поэтому вам необходимо самое позднее завтра утром быть в Вашингтоне.
 – Что еще за пресс-конференция? – поинтересовался я.
 – Это будет грандиозная пресс-конференция. На ней предполагается рассказать все про рейс "Транс-континенталь", про Халила, про бомбардировку Ливии в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году, про убийство Халилом пилотов, принимавших участие в бомбардировке, и еще про то, что вчера произошло в доме Уиггинза. Полная откровенность. Будет специальное обращение к общественности с просьбой оказать содействие и все такое прочее.
 – А для чего мы понадобились им на этой пресс-конференции?
 – Думаю, им надо продемонстрировать двух героев. Мужчину и женщину. И потом, один из вас очень фотогеничен, – добавил Чак и рассмеялся.
 Да, несмотря на прекрасную погоду, день начинался не очень хорошо.
 – Может, заехать в магазин за трусами? – предложил Чак.
 – Не надо, – буркнул я.
 Через несколько минут Чак подвез нас к зданию местного отделения ФБР. Мы вылезли из машины, держа в руках бронежилеты. Пока шли к подъезду, я сказал Кейт:
 – Мне не нужна никакая пресс-конференция, я должен работать.
 – Но может, использовать пресс-конференцию для того, чтобы объявить о нашей помолвке? – предложила она.
 Люблю людей с чувством юмора, но сегодня мне почему-то было не до смеха.
 Мы вошли в здание, поднялись на лифте и позвонили в дверь. Нам открыла Синди Лопес и тут же сообщила:
 – Позвоните Джеку Кенигу.
 – Звони ты, – велел я Кейт.
 – Но он хотел поговорить именно с вами, – вмешалась Синди Лопес. – Вон там есть свободный кабинет.
 Мы с Кейт вернули бронежилеты, прошли в пустой кабинет, и я набрал номер Джека Кенига.
 – Доброе утро, – приветствовал меня Джек.
 Я уловил в его голосе ласковые нотки, а это настораживало.
 – Доброе утро, – ответил я и включил громкоговорящую связь, чтобы Кейт могла слышать и принимать участие в разговоре. – Тут рядом со мной Кейт.
 – Здравствуй, Кейт.
 – Здравствуйте, Джек.
 – Первое. Хочу поздравить вас с прекрасной работой, безупречная детективная работа. А еще, насколько я слышал, Джон применил очень эффективную технологию допроса в разговоре с мистером Азимом Рахманом.
 – Я дал ему коленом по яйцам, затем хорошенько придушил. Ничего нового, довольно старая технология, – признался я.
 После короткого молчания Джек сказал:
 – Я сам разговаривал с этим джентльменом, у него нет никаких претензий. Похоже, он счастлив получить статус государственного свидетеля.
 Я зевнул, а Джек тем временем продолжил:
 – Еще я разговаривал с Чипом Уиггинзом и получил информацию о бомбардировке Эль-Азизии. Что называется, из первых рук. Уиггинз рассказал, что одна из его бомб отклонилась от цели, и я не удивлюсь, если именно она и попала в дом Халила. Какая ирония судьбы, да?
 – Да.
 – А ты знаешь, что этому военному городку, Эль-Азизии, было присвоено название "Университет джихада"? Там находится тренировочный центр для подготовки террористов.
 – Вы что, натаскиваете меня для этой чертовой пресс-конференции?
 – Нет, просто информирую.
 – Джек, мне наплевать на то, что произошло в этом городке в восемьдесят шестом году. И меня абсолютно не интересует, по ошибке убили семью Халила или намеренно. Я должен поймать этого негодяя. И он находится здесь, а не в Вашингтоне.
 – Но мы не знаем точно, где он. Может, уже в Ливии, а может, вернулся на Восточное побережье и сейчас как раз в Вашингтоне. Кто знает? Определенно я знаю только то, что директор ФБР и начальник Управления по борьбе с терроризмом желают видеть вас завтра в Вашингтоне. Так что даже и не думай улизнуть.
 – Слушаюсь, сэр.
 – Вот и хорошо. Если ты не появишься, у меня будут большие неприятности.
 – Я вас понял.
 Помолчав немного, Джек спросил:
 – Кейт, ну как ты?
 – Все в порядке. А как дела у Джорджа?
 – Нормально. Пока он еще в клубе "Конкистадор", но завтра возвращается на Федерал-Плаза. Джон, капитан Штейн передает привет и поздравления.
 – Джек, преступник все еще на свободе.
 – Но ты спас несколько жизней. Капитан Штейн гордится тобой. Мы все тобой гордимся.
 И так далее. Все это болтовня, а нужно заниматься делом. Что-то щелкнуло у меня в мозгах, и я спросил:
 – А где сейчас Тед Нэш?
 – Точно не знаю. Я оставил его во Франкфурте, но он собирался в Париж.
 Уже не в первый раз я подумал о том, что ЦРУ, принимавшее когда-то самое деятельное участие в этом деле, теперь спихивает все на ФБР, в чьи обязанности входит расследовать федеральные преступления внутри страны. То есть я хочу сказать, что такие парни, как Тед Нэш и его коллеги, могут сейчас спокойно отдыхать. Ну, скажем, в Москве. Там для них нет иной опасности, кроме как отравиться плохой пищей. У такой организации, как ЦРУ, должна быть определенная цель, а в наши дни, при отсутствии четких целей, она может только навредить. Все зло от безделья, как любила говорить моя бабушка-протестантка.
 Джек еще немного поболтал с Кейт. Разговор уже подходил к концу, когда Кейт вопросительно посмотрела на меня. Что я мог поделать? Я кивнул.
 – Джек, у нас с Джоном есть хорошие новости. Мы обручились, – торжественным тоном сообщила Кейт.
 Мне показалось, что я услышал, как на другом конце провода упал телефон. Возникла длительная пауза, и я подумал, что Джека, наверное, более порадовало бы известие о том, что Кейт Мэйфилд подала на меня в суд за сексуальные домогательства. Но Джек – ловкий парень, он выкрутился.
 – Да... действительно... хорошая новость. Поздравляю. Джон, поздравляю. Но все как-то... неожиданно...
 Я понял, что и мне нужно что-то сказать, поэтому произнес бодрым голосом:
 – Закончилась моя холостяцкая жизнь. Да, сэр, я наконец-то встретил женщину, которую искал. Я очень счастлив.
 Джеку, видимо, не хотелось много говорить на эту тему, поэтому он снова принялся загружать нас служебной информацией.
 – Наши люди заняты проверкой полетных планов всех частных самолетов, особое внимание уделяется реактивным. Кстати, мы обнаружили тех пилотов, которые перевезли Халила через всю страну, и допросили. Они вылетели с Лонг-Айленда сразу после убийства в музее Маккоя и Сатеруэйта. Приземлились в Колорадо-Спрингс, там Халил покинул самолет, но, как мы знаем, он не стал убивать полковника Каллума.
 Затем Джек рассказал, что Халил полетел в Санта-Монику. По словам Джека, пилоты были в шоке, когда узнали, кем был их пассажир. Все это, конечно, интересно, но не столь уж важно. Однако это лишний раз демонстрировало, что Халил тщательно подготовился и располагал значительными средствами.
 – Вы пытаетесь выяснить, не зарезервировал ли Халил какой-нибудь частный самолет?
 – Да, конечно, мы ежедневно получаем по нескольку сотен заполненных полетных планов. Главное внимание уделяем чартерным рейсам за границу. Рейсам, за которые платят каким-нибудь подозрительным способом. Выделяем пассажиров, которые впервые пользуются услугами частных самолетов или похожи на иностранцев. Работа очень сложная, но мы стараемся.
 – Все верно. А каким образом, по вашему мнению, этот негодяй собирается покинуть страну?
 – Хороший вопрос. Канадская граница хорошо охраняется, и канадцы сотрудничают с нами. Чего не могу сказать о наших мексиканских соседях.
 – Насколько мне известно, ежемесячно мексиканскую границу пересекают около пятидесяти тысяч нелегальных иммигрантов, не говоря уже о тоннах наркотиков. Вы предупредили Управление по борьбе с наркотиками, таможню и иммиграционную службу?
 – Разумеется. Они привлекли к работе дополнительные силы. Для нелегальных иммигрантов и наркодельцов это будет трудный месяц. И еще мы предупредили береговую охрану, поскольку с юга Калифорнии можно запросто добраться на лодке до мексиканских пляжей. Короче говоря, мы делаем все, что в наших силах.
 – Вы сейчас выступаете по телевидению?
 – Нет... а почему ты спрашиваешь?
 – Такое ощущение, что вы говорите в телекамеру.
 – Просто у меня такая манера говорить. Тебе и самому придется так вещать завтра. Постарайся до минимума сократить острые словечки.
 – Послушайте, Джек, я бы хотел вернуться сюда сразу после окончания завтрашней пресс-конференции.
 – Что ж, вполне разумная просьба. Посмотрим, как ты будешь вести себя на пресс-конференции.
 – Одно к другому не относится.
 – Теперь относится.
 – Ладно, я понял.
 – Вот и хорошо. А теперь расскажи мне о своем телефонном разговоре с Асадом Халилом.
 – Ну-у... у нас с ним оказалось мало общего. Неужели вас никто не проинформировал об этом?
 – Проинформировали, но я хочу услышать твое мнение: какое настроение у Халила, в здравом ли он рассудке, намерен ли он остаться или покинет страну...
 – Понятно. У меня создалось такое ощущение, что я говорю с человеком, который прекрасно контролирует свои действия и эмоции. Хуже того, он убежден, что продолжает контролировать и ситуацию, несмотря на тот факт, что мы расстроили его планы.
 Джек задумался на секунду, затем сказал:
 – Продолжай.
 – Я почти уверен, что он пока не собирается бежать из страны.
 – Почему такая уверенность?
 – Не знаю. Просто у меня такое чувство. Кстати, Тед Нэш проспорил мне десять долларов, а его коллега Эдвард двадцатку. Хотелось бы получить с них.
 – Но при заключении пари ты утверждал, что Асад Халил в Нью-Йорке.
 – А он и был там. Затем отправился из Нью-Йорка на Лонг-Айленд. Но главное, что он не улетел к себе в пустыню. – Я посмотрел на Кейт, ища у нее поддержки. Для меня это было важно.
 – Джон прав, – вступилась за меня Кейт. – Он выиграл пари.
 – Ладно, будем считать мнение Кейт беспристрастным. – Джек засмеялся, потом продолжил уже серьезным тоном: – Джон, значит, у тебя есть ощущение, что Асад Халил все еще в тех краях?
 – Да.
 – Но это только ощущение?
 – Если вы намекаете на то, что я что-то скрываю, это не так. Даже я понимаю, когда надо играть честно. Ну как бы вам это объяснить?.. Халил сказал, что как бы почувствовал мое присутствие перед тем... и я подумал, что все это глупости. Но сейчас и у меня такое ощущение, словно я чувствую его присутствие. Понимаете?
 В разговоре возникла длительная пауза. Наверное, Джек Кениг искал номер телефона нашего психиатра. Наконец он произнес почти ласково:
 – Что ж, я уже понял, что не следует спорить с тобой на деньги.
 Я подумал, что сейчас Джек предложит мне пойти поспать, но вместо этого он спросил у Кейт:
 – Ты хочешь посетить наше отделение в Лос-Анджелесе?
 – Да, я подумала, что надо попрощаться, а заодно и обсудить, чем коллеги смогут нам помочь, когда мы вернемся.
 – Насколько я понимаю, у тебя там есть друзья.
 – Да, есть.
 Возможно, в этом вопросе крылся какой-то намек на прежних поклонников Кейт, но я не ревнив, да и отступать мне уже было некуда. Пару минут Кейт и Джек поболтали про общих знакомых из Лос-Анджелеса, и Джек уже начал было прощаться, но в самый последний момент очень эффектно вмешался я.
 – Секунду, Джек, еще кое-что.
 – Что именно?
 – Винтовка.
 – Какая винтовка?
 – Винтовка, которая была в длинном свертке.
 – Ах да, я спрашивал у мистера Рахмана про этот пакет. А кроме меня этим интересовались в Лос-Анджелесе и Вашингтоне.
 – И что?
 – Агенты в Лос-Анджелесе попросили Рахмана нарисовать и описать этот пакет. Получилось, что это продолговатый ящик, который он передал Халилу.
 – Ну и что дальше?
 – Агенты поместили в ящик металлические предметы, чтобы Рахман мог вспомнить, какого он был веса. Сработала так называемая мускульная память, ты ведь знаком...
 – Да, знаком. Что дальше?
 – Получился интересный эксперимент, но он ничего не доказывает. Винтовки с пластиковым прикладом легче, винтовки старого производства тяжелее. Охотничьи ружья длиннее, штурмовые винтовки короче. Так что невозможно с точностью утверждать, что в пакете находилась винтовка.
 – Я все это понимаю. Винтовка была длинной и тяжелой?
 – Если это была винтовка, то длинная и тяжелая.
 – Вроде охотничьего ружья с оптическим прицелом.
 – Да, вроде этого.
 – Самый паршивый вариант. Длинноствольное, высокоточное охотничье ружье с оптическим прицелом. Для чего оно понадобилось Халилу?
 – Возможно, как запасной вариант. На тот случай, если Уиггинза не окажется дома. Халил подготовился к тому, чтобы выследить Уиггинза в лесу.
 – Неужели?
 – Это версия. А у тебя есть другая?
 – На данный момент нет. Но могу представить себе, что Чип со своей подружкой отдыхает в лесу. Так почему бы Халилу не подойти к ним и не выпить чашечку кофе у костра? Затем мимоходом упомянуть, что он пришел сюда для того, чтобы убить Чипа. И любезно объяснить почему, прежде чем выстрелить Чипу в голову из пистолета. Вы меня понимаете?
 Джек подумал несколько секунд, затем ответил:
 – Уиггинз, как оказалось, находился в лесу в компании десятка друзей, поэтому Халил...
 – Его бы это не остановило, Джек. Халил все равно сделал бы то, что должен был сделать, глядя Уиггинзу в глаза, перед тем как убить.
 – Возможно. Но есть и другая разумная версия. Если в пакете действительно находилась винтовка, то Халилу она нужна для того, чтобы облегчить себе бегство из страны. Например, если ему придется столкнуться с патрулем при переходе мексиканской границы или если в море за ним погонится катер береговой охраны. Что-то вроде этого. Ему требуется дальнобойное оружие для любой ситуации, которая может возникнуть во время бегства из Соединенных Штатов. Ведь ему пришлось воспользоваться помощью сообщника, Рахмана, так почему бы вместе с тем, что ему передал Рахман, не передать еще и винтовку? Купить винтовку легко.
 – Но ее трудно прятать.
 – Возможно, она раскладывается. Мы не отрицаем возможности того, что сейчас у Асада Халила имеется снайперская винтовка и он намеревается убить кого-то, к кому не может приблизиться на расстояние пистолетного выстрела. Но это как-то не вписывается в его миссию. Ты сам говорил, что это его личная кровная месть.
 – Ладно, будем считать, что в этом ящике мебель, которой он намерен обставить дворик у себя дома. Складные стулья, зонтик от солнца и все такое прочее. Все, до встречи в Вашингтоне.
 – Пресс-конференция состоится в пять часов вечера в здании имени Эдгара Гувера. Знаю, Джону понравился его последний визит туда. И еще раз примите оба поздравления как по поводу хорошей работы, так и по поводу помолвки. Вы уже определили дату свадьбы?
 – Июнь, – ответила Кейт.
 – Очень хорошо. Надеюсь, я приглашен?
 – Разумеется, – заверила Кейт.
 Я положил трубку на рычаг.
 Около минуты мы сидели молча, затем Кейт сказала:
 – Меня беспокоит эта винтовка.
 – Да она любого должна беспокоить.
 – Я хочу сказать... я не истеричка, но он может охотиться за нами.
 – Возможно. Может, мы зря вернули бронежилеты.
 Мы вернулись в кабинет, где уже собралась вся компания, включая Хуана, Эди и Ким. Мы выпили кофе, и Эди сообщила:
 – Через полчаса сюда доставят из Лос-Анджелеса Рахмана. Мы хотим вывезти его за город, пусть отыщет тот каньон, где Халил спрятал чемодан.
 Я кивнул. Что-то во всем этом беспокоило меня. Я понимал, что Халилу требовалось тем ранним утром просто убить время до того, как откроются магазины, но он ведь мог просто приказать Рахману отвезти его в дешевый мотель. И почему они целый час ехали на север вдоль побережья, где Халил и спрятал чемодан?
 В любом случае мы с Кейт не стали снова просить у Синди бронежилеты. Сегодня нам предстояло всего лишь разъезжать по Лос-Анджелесу. Хотя, с другой стороны, это достаточная причина для того, чтобы надеть бронежилет. Такая у меня нью-йоркская шутка.
 Но Синди все-таки вручила нам в качестве сувениров две небольшие дорожные сумки с надписью крупными буквами "ФБР". Наверное, на память о нашем визите. Или же хотела сказать этим: "Убирайтесь к черту и больше здесь не появляйтесь". Но возможно, я преувеличиваю.
 Мы сложили в сумки туалетные принадлежности и уже готовы были отбыть в лос-анджелесское отделение. Оказалось, что вертолета не имеется, иногда это бывает своеобразным намеком на то, что не такая уж ты большая шишка. Однако нам предоставили машину. Правда, без водителя, поэтому Синди вручила ключи. Кейт заверила ее, что знает дорогу. Хорошие все-таки люди в Калифорнии.
 Мы пожали друг другу руки, пообещали звонить. И нас даже пригласили приезжать в любое время. На что я ответил:
 – Мы вернемся послезавтра. – По-моему, мои слова произвели эффект удара грома.
 Но как бы там ни было, мы вышли на улицу и отыскали на стоянке голубой "форд". Кейт уселась за руль.
 Похоже, ее радовала предстоящая поездка по Калифорнии, и Кейт сообщила, что мы поедем по живописной приморской дороге через Санта-Монику и еще какие-то Санты. Мне-то было наплевать на местные красоты, но если Кейт счастлива, то и я счастлив. Верно?

 Глава 51

 Двигаясь по приморскому шоссе, мы проехали через Санта-Окснард и направились на юг, в направлении Города ангелов. Море справа, горы слева, голубое небо, голубая вода, голубая машина, голубые глаза Кейт. Замечательно.
 Кейт сообщила, что нам еще около часа ехать до отделения ФБР, расположенного на бульваре Уилшир, рядом со студенческим городком Калифорнийского университета в Вествуде и неподалеку от Беверли-Хиллз.
 – А почему офис ФБР не в центре города? – поинтересовался я. – В этом городе нет центра?
 – Есть, но, похоже, ФБР предпочитает другой район. Там поспокойнее. Вот я, например, не люблю в Нью-Йорке Нижний Манхэттен, очень уж там шумно.
 – Это необычайно живой и интересный район. Я отведу тебя в таверну Фраунсиса. Это то место, где генерал Вашингтон прощался со своими офицерами. Представляешь, он потратил во время войны на армию почти все свое состояние и к тому времени практически разорился.
 – И уехал жить в Виргинию, подальше от суеты.
 Мы немного обсудили прелести Калифорнии и Нью-Йорка, а затем Кейт спросила:
 – Ты счастлив?
 – Более чем.
 – Отлично. Сейчас ты выглядишь уже менее испуганным.
 – Я сдался тебе добровольно и окончательно. Расскажи мне лучше про свою работу в Лос-Анджелесе. Чем ты там занималась?
 – Работа была интересной. Это третье по величине отделение ФБР в стране, около шестисот агентов. Лос-Анджелес занимает первое место по ограблению банков, мы расследовали в год почти три тысячи ограблений...
 – Три тысячи?
 – Да. В основном этим занимаются наркоманы, грабят по мелочи, лишь бы хватило на дозу. В Лос-Анджелесе несколько сотен мелких банковских отделений да еще полно автострад. Поэтому грабителям легко ускользнуть. В Нью-Йорке грабитель полчаса торчал бы в машине на светофоре. Честно говоря, такие преступления не были серьезными, обходилось почти без пострадавших. Я как-то раз сама оказалась в отделении своего банка, когда его грабили.
 – И сколько ты отхватила?
 Кейт рассмеялась.
 – Мне ничего не досталось, а преступнику грозило от десяти до двадцати лет.
 – Ты его задержала?
 – Да.
 – Как это было?
 – Ничего сложного. Парень, стоявший передо мной в очереди, протянул кассиру записку. Та занервничала, и я поняла, что происходит. Она наполнила сумку деньгами, парень повернулся, чтобы смыться, но в лицо ему уже смотрел ствол моего пистолета. Глупый преступник. Малые деньги, но большое федеральное преступление.
 – А у тебя был напарник, как в "Секретных материалах"?
 – Ты что, ревнуешь?
 – Вовсе нет.
 – Был, но старый, лет пятидесяти, – со смехом ответила Кейт.
 Вот так, приятно болтая, мы добрались до бульвара Уилшир. Кейт зарулила на огромную стоянку, располагавшуюся перед двадцатиэтажным белым офисным зданием, окруженным цветочными клумбами и пальмами.
 – А тебе в Лос-Анджелесе приходилось иметь дело с ближневосточными террористами? – спросил я.
 – Лично мне нет. Здесь они редко объявляются. Но по-моему, в отделении есть один специалист по Ближнему Востоку. Теперь будет еще два, – добавила Кейт.
 – Да, точно. Тебя еще можно считать специалистом, а я ни черта не знаю о ближневосточном терроризме.
 Кейт припарковала машину и заглушила двигатель.
 – А местные считают, что ты крупный специалист. Ты же работаешь в Особом антитеррористическом соединении, в ближневосточном секторе.
 – Ах да, я и забыл.
 Мы выбрались из машины, вошли в здание и поднялись на лифте на шестнадцатый этаж, который целиком занимало отделение ФБР; еще несколько этажей оно делило с Департаментом юстиции.
 Кейт встретили как вернувшуюся блудную дочь. Сплошные объятия и поцелуи. Я отметил про себя, что Кейт рады видеть как женщины, так и мужчины. Мы прошлись по кабинетам, я пожал множество рук, а от улыбок начало даже болеть лицо. У меня создалось такое впечатление, что моя невеста демонстрирует меня своим коллегам. Хотя Кейт и не упоминала о нашей помолвке.
 Со мной изъявил желание встретиться мистер Стерджис, специальный агент. Тот самый, с которым я позавчера разговаривал по телефону. Поэтому нас проводили к нему в кабинет.
 При нашем появлении мистер Стерджис поднялся и вышел из-за стола. Мы обменялись рукопожатиями, и он попросил называть его Даг.
 – Рад снова тебя видеть, Кейт, – обратился он к моей спутнице.
 – Мне тоже приятно вернуться, – ответила Кейт.
 Мне не понравились взгляды, которыми они обменялись. Возможно, у них когда-то был роман.
 Стерджис предложил нам сесть, а когда мы сели, сказал мне:
 – Именно таким я вас и представлял, когда разговаривал с вами по телефону.
 – Я вас тоже.
 Мы поговорили о наших делах, Стерджис старался быть вежливым, а мне не давала покоя мысль, что у него с Кейт могло что-то быть. Наверное, он уловил мое настроение, потому что поднялся из-за стола, давая понять, что наша встреча закончена.
 – Еще раз спасибо вам за отличную работу. Не уверен, что мы обязательно схватим этого парня, но мы заставили его нервничать, и, думаю, больше неприятностей он нам не доставит.
 – Я бы поостерегся так утверждать, – буркнул я.
 – Понимаете, мистер Кори, загнанный в угол преступник готов на все. Но Асад Халил не обычный преступник. Все, что ему сейчас нужно, так это незаметно улизнуть из страны, не привлекая к себе внимания.
 – Обычный или не обычный, но он преступник, а преступники совершают преступления.
 – Хорошая мысль, – небрежным тоном бросил Стерджис. – Мы будем иметь это в виду.
 У меня возникло желание послать этого идиота к чертовой матери, и, похоже, Стерджис догадался об этом.
 – Если захочешь вернуться, всегда можешь рассчитывать на мою поддержку, – пообещал он Кейт.
 – Большое спасибо, Даг. – Кейт протянула ему визитную карточку. – Здесь есть номер моего сотового телефона. Позвони, пожалуйста, если будет что-то новое. А мы с Джоном воспользуемся случаем и осмотрим местные достопримечательности. Джон первый раз в Лос-Анджелесе.
 – Непременно позвоню.
 Они пожали друг другу руки и попрощались, а я, направляясь к двери, забыл пожать руку Стерджису. Кейт догнала меня в коридоре и сделала выговор:
 – Ты вел себя грубо.
 – Вовсе нет.
 – Грубо. Со всеми был таким очаровательным, а с начальством повел себя вызывающе.
 – Не люблю начальство. Он надоел мне еще в тот раз, когда мы разговаривали по телефону.
 Кейт оставила эту тему. Наверное, поняла, куда она может нас завести. Разумеется, я мог ошибаться по поводу прошлой любовной связи между Кейт и Стерджисом. А что, если не ошибаюсь? И Стерджис сейчас с улыбкой вспоминает о том, когда последний раз спал с Кейт? Пока мы шли по коридору, я подумал о том, что состояние влюбленности все же чревато различными неприятностями.
 Заглянув в одну из комнат, Кейт сообщила мне:
 – Рейс "Юнайтед флайт" двести четыре, вылетает из Лос-Анджелеса в двадцать три пятьдесят девять, в Вашингтон прибывает в девятнадцать сорок восемь. Нам заказаны два билета в бизнес-классе, в Вашингтоне нас встретят.
 – И что дальше?
 – Никаких указаний не было.
 – Возможно, у меня будет время пожаловаться моему конгрессмену.
 – На что ты хочешь пожаловаться?
 – На то, что меня отвлекают от работы и тащат на какую-то дурацкую пресс-конференцию.
 – Не думаю, что конгрессмен сможет тебе помочь. Кстати, насчет пресс-конференции: тебе прислали по факсу некоторые рекомендации.
 Я взял у Кейт две странички печатного текста. Подписи, разумеется, не было. Подобные "рекомендации" никогда не подписывают. Тот, кому они предназначаются, должен отвечать на вопросы журналистов якобы экспромтом.
 К счастью, Кейт повидалась уже со всеми старыми друзьями, поэтому мы направились к лифту и молча спустились вниз. И только на стоянке возле машины она нарушила молчание.
 – Неплохая получилась встреча, правда?
 – Да, неплохая. Можно даже вернуться и продолжить.
 – У тебя сегодня какая-то проблема?
 – Не у меня.
 Мы сели в машину и выехали на бульвар Уилшир.
 – Что бы ты хотел конкретно посмотреть? – спросила Кейт.
 – Нью-Йорк.
 – А как насчет одной из киностудий?
 – Может, лучше посмотрим твою старую квартиру? Интересно взглянуть, где ты жила.
 – Хорошая идея. Я снимала дом. Это недалеко отсюда.
 Мы проехали через Западный Голливуд. Местечко неплохое, если не считать, что все здания здесь сплошь бетонные и пастельных тонов. Нечто вроде квадратных пасхальных яиц.
 Затем мы въехали в симпатичный городской район и проехали мимо бывшего жилья Кейт – белого оштукатуренного дома в испанском стиле.
 – Очень хороший дом, – похвалил я.
 Затем мы въехали в район Беверли-Хиллз. По мере продвижения дома становились все больше и больше. Далее мы попали на Родео-драйв. Когда мы проезжали мимо магазина "Джорджио", я уловил запах парфюмерии. Такой аромат мог поднять мертвого из гроба.
 Остановив машину на Родео-драйв, Кейт предложила пообедать в ресторане на открытом воздухе.
 За обедом я напряженно ждал, что вот-вот зазвонит сотовый телефон Кейт и ей сообщат какие-то новости, которые обоснованно избавят меня от полета в Вашингтон. Терпеть не могу Вашингтон – и на это имеются объективные причины. А вот моя неприязнь к Калифорнии не имела логичного объяснения, поэтому мне даже стало стыдно за свое предвзятое мнение о месте, где я ни разу не был.
 – Теперь я понимаю, почему тебе здесь нравится, – сказал я Кейт.
 – Здесь очень спокойно.
 – Да. А снег здесь бывает?
 – В горах. За несколько часов можно подняться с оживленного пляжа в пустынные горы.
 – Да? А как же одеваться для такой прогулки?
 Кейт засмеялась.
 За обедом мы выпили целую бутылку довольно приличного вина, а поскольку некоторое время нельзя было садиться за руль, мы решили погулять по Беверли-Хиллз. Действительно хорошее место, однако я отметил про себя, что основную массу пешеходов составляли группы японских туристов с фотоаппаратами и видеокамерами.
 Когда мы проходили мимо витрин магазинов, я сказал Кейт, что ее бордовый пиджак и черные брюки слегка помялись, и предложил купить новый наряд.
 – Хорошая мысль, – поддержала меня Кейт. – Но на Родео-драйв это будет стоить тебе минимум две тысячи долларов.
 Я поперхнулся, откашлялся и сказал:
 – Тогда я куплю тебе утюг.
 Кейт рассмеялась.
 Я специально обратил внимание на ценники. Да, по количеству цифр их можно было сравнить с телефонными номерами. Но я все же решил шикануть и купил коробку шоколадных конфет, которые мы, гуляя, ели. О японских туристах я уже сказал, поэтому не удивился, заметив, что они снимают нас с Кейт.
 – Они думают, что ты кинозвезда, – предположил я.
 – Нет, это ты очень симпатичный. Ты звезда. Моя звезда.
 Скажи мне это кто-то другой, я поперхнулся бы шоколадом и забрызгал им весь тротуар. Но сейчас я был влюблен, витал в облаках, и в моей голове звучали песни любви.
 – Все, с меня хватит Лос-Анджелеса. Давай пойдем в какой-нибудь отель, – предложил я.
 – Но это не Лос-Анджелес, а всего лишь Беверли-Хиллз. А я еще так много хотела показать тебе.
 – Я бы тоже с удовольствием посмотрел на многое, но все это скрывает твоя одежда.
 Ничего я загнул, да? Очень романтично.
 Однако Кейт не приняла мою игру, даже несмотря на тот факт, что мы уже были помолвлены. Поэтому мы вернулись в машину, и она еще немного повозила меня по местечку Марина-дель-Рей возле аэропорта.
 Только после этого Кейт отыскала уютный мотель на берегу моря, и мы отправились туда, прихватив с собой наши сумки с надписью "ФБР".
 Из окна нашего номера открывался вид на причал, где стояли на якоре множество лодок и яхт. Этот пейзаж снова напомнил мне о пребывании на восточной оконечности Лонг-Айленде. Если я чему и научился там, так это не привязываться к какому-либо человеку, месту или вещи. Однако то, чему мы научились, и наши реальные поступки редко совпадают.
 Я поймал на себе взгляд Кейт, улыбнулся и сказал:
 – Спасибо за прекрасный день.
 Кейт улыбнулась в ответ, задумалась, затем произнесла:
 – Мне не стоило знакомить тебя с Дагом. Но он настоял на встрече с тобой.
 Я кивнул:
 – Понимаю. Ничего, все в порядке.
 Кейт поцеловала меня, а я подумал, что непременно надо будет заехать Дагу коленом по яйцам. Если представится такая возможность.
 Вскоре мы уже очутились в постели, но в самый неподходящий момент зазвонил сотовый телефон Кейт. Надо было ответить, но это означало, что мне придется прекратить свое занятие. Я перекатился на спину, проклиная изобретателя сотового телефона.
 Кейт села на кровати, отдышалась и взяла телефон.
 – Мэйфилд. – Она выслушала собеседника, затем сказала: – Ладно... да... да... нет, мы... просто сидим на берегу в Марина-дель-Рей. Ладно, хорошо... я оставлю машину на стоянке в аэропорту... да... спасибо за звонок. Да, тебе тоже. До свидания. – Откашлявшись, Кейт промолвила: – Терпеть не могу такие звонки.
 Я промолчал.
 – Звонил Даг, – пояснила Кейт. – Ничего нового. Но кто-нибудь позвонит нам самое позднее за полчаса до посадки. На тот случай, если появится какая-то информация, которая может изменить наши планы. И еще. Если за это время Халила не поймают здесь, то нам придется вечером лететь в Вашингтон. Если его схватят, мы остаемся и проводим пресс-конференцию в Лос-Анджелесе. – Кейт посмотрела на меня и продолжила: – В данный момент мы с тобой герои и должны присутствовать там, где будет больше всего телекамер. Голливуд и Вашингтон в этом плане одинаковы. Конечно, во всем этом есть элемент фальши, и мне это не нравится. Однако дело очень серьезное, поэтому придется уделить внимание средствам массовой информации. – Кейт улыбнулась и сменила тему: – Так, на чем мы остановились? – Она взгромоздилась на меня и посмотрела прямо в глаза. – Продолжим, да? Ничего нет, кроме нас с тобой. Нет ни прошлого, ни будущего. Только настоящее и только мы с тобой.


* * *

 Зазвонил телефон, от чего мы оба проснулись. Кейт взяла свой сотовый и нажала кнопку, но телефон продолжал звонить. Тогда до нас дошло, что звонит гостиничный телефон. Я снял трубку и услышал:
 – Вы просили разбудить вас в десять пятнадцать. Приятного вечера.
 Я положил трубку.
 – Нам напоминают, что пора вставать.
 Мы выбрались из постели, умылись, оделись, расплатились за номер и направились к машине. Было около одиннадцати вечера, значит, в Нью-Йорке около двух ночи. Мой организм никак не мог привыкнуть к этому.
 Кейт вывела машину на дорогу, и мы направились в аэропорт, который находился всего в нескольких милях от мотеля. Я видел, как реактивные лайнеры взлетали и уходили над океаном на запад.
 – Может, позвонить в контору? – предложила Кейт.
 – В этом нет необходимости.
 – Ладно. А знаешь, чего я боюсь? Я боюсь, что Халила схватят, когда мы будем находиться в воздухе. Очень бы хотела присутствовать при этом. Да и ты наверняка тоже. Эй, проснись!
 – Я думаю.
 – Хватит думать. Поговори со мной.
 Пришлось поговорить. Когда мы въехали на стоянку аэропорта, там нас поджидал вежливый сержант, которому было приказано отвезти нас к терминалу местных авиалиний. Черт побери, никак не могу привыкнуть к хорошему обращению.
 Пока мы ехали в полицейском автомобиле, молоденький сержант смотрел на нас как на полубогов. Ему ужасно хотелось поговорить про Асада Халила. Кейт снизошла до разговора с ним, а я, как крутой нью-йоркский полицейский, лишь изредка ухмылялся. Когда мы вышли из машины, сержант попрощался и пожелал нам благополучного полета.
 У стойки регистрации нас уже ожидали два билета бизнес-класса. И даже формы на провоз оружия оказались заполненными, нам осталось только подписать их.
 – Посадка через двадцать минут, – проинформировала нас девушка за стойкой. – Если хотите, можете пройти через зал для почетных гостей.
 Воспользовавшись приглашением, мы прошли в зал, миловидная рыжая девушка проверила наши документы и направила в гостиную, где можно было выпить и поесть. К этому моменту мне уже казалось, что я умер и попал в калифорнийский рай.
 Пить, честно говоря, я не хотел, несмотря на предстоящий длительный полет через весь континент, поэтому подошел к стойке бара и взял себе кока-колу, а Кейт – бутылку воды. В баре имелись закуски, и мы с Кейт решили не садиться за столик. Я пил колу, ел сыр и арахис и листал газету.
 Кейт наблюдала за мной в зеркало бара, я поднял голову и поймал ее взгляд. Мне обычно отражения всех женщин очень нравятся, но Кейт действительно выглядела замечательно. Я улыбнулся.
 Кейт улыбнулась в ответ и сказала.
 – Мне не нужно обручальное кольцо. Это просто бессмысленная трата денег.
 Я уже хотел было поблагодарить ее за разумную экономию, но в этот момент зазвонил сотовый телефон. Кейт достала его из сумочки и ответила:
 – Мэйфилд. – Она выслушала собеседника, затем сказала: – Хорошо, спасибо, увидимся через несколько дней. – Убрав телефон в карман, Кейт пояснила: – Дежурный офицер. Ничего нового. Телефонный звонок не спас нас от этого полета.
 – Значит, следует постараться спастись самим.
 – Если мы не полетим, то можем не оказаться героями ни там, ни здесь.
 – Это я понимаю. – Я попытался заставить свои мозги работать более интенсивно. – Мне кажется, ключом к разгадке является винтовка.
 – Разгадки чего?
 – Подожди... я пытаюсь сообразить...
 Я посмотрел на газету, лежавшую на стойке бара, и что-то начало просачиваться в мои мозги. Нет, это что-то не имело отношения именно к этой газете. Газета. Что дальше? Мысль вроде бы мелькнула, но снова ускользнула. Думай, Кори, думай.
 – Джон, ты в порядке?
 – Я думаю.
 – Объявили посадку на рейс.
 – Я думаю. Помоги мне.
 – Как я могу тебе помочь? Я даже не знаю, о чем ты думаешь.
 – Что задумал этот мерзавец?
 – Джон, нам пора.
 – Иди, я остаюсь.
 – Ты с ума сошел?
 – Нет. С ума сошел Асад Халил. А я в порядке. Иди, а то опоздаешь.
 – Я не полечу без тебя.
 – Полетишь. Ты кадровый офицер, тебе надо зарабатывать пенсию. А я работаю по контракту и уже заслужил пенсию от Департамента полиции Нью-Йорка. Так что мне бояться нечего. Кейт, не огорчай своего отца. Иди.
 – Я никуда без тебя не пойду. Это мое окончательное решение.
 – Тогда помоги мне, Кейт. Для чего Халилу понадобилась снайперская винтовка?
 – Чтобы убить кого-то с дальнего расстояния.
 – Правильно. Кого?
 – Тебя.
 – Нет. Вспомни про газету.
 – Ладно... газета... какую-то важную особу, которую хорошо охраняют.
 – Верно. Я пытаюсь вспомнить, что говорил Габриель.
 – А что он говорил?
 – Много всего. Он говорил про всадника, который один скачет на врага... и сабля у него в зазубринах...
 – Что?
 – Габриель сказал, что это кровная месть...
 – Мы и сами это знаем. Халил отомстил за смерть своей семьи.
 – Отомстил ли?
 – Да. Если не считать Уиггинза и умирающего Каллума. Уиггинза ему не достать, но в обмен на него он может убить тебя.
 – Возможно, у него и есть желание убить меня, и все же я не равноценная замена тому, кого он жаждет отправить на тот свет. Как и все те люди, которые погибли на борту самолета и в клубе "Конкистадор". Изначально в его списке присутствовал еще кто-то... кого мы упустили.
 – Но кто это?
 – Так... газета, Габриель, винтовка, Халил, бомбардировка, Халил, месть...
 – Джон, вспомни, когда у тебя впервые промелькнула эта мысль. Вернись мысленно в Нью-Йорк. Я всегда так делаю, возвращаюсь к тому моменту, когда впервые...
 – Вот оно! Я читал вырезки из газет о бомбардировке... у меня мелькнула мысль... а потом... странный сон, когда мы летели сюда на самолете... что-то вроде кино... старый вестерн...
 По радио объявили, что заканчивается посадка на наш рейс. Не обращая на это внимания, я продолжил размышлять вслух:
 – Так... миссис Каддафи... что она сказала в той статье?
 Кейт задумалась на секунду, затем ответила:
 – Она сказала... что США навсегда останутся ее врагом... пока не вынесут смертный приговор... – Кейт посмотрела на меня. – Боже мой... нет, этого не может быть... разве это возможно?
 Мы посмотрели друг другу в глаза, теперь нам все было ясно. Прозрачно как стекло.
 – Где он живет? – спросил я. – Он ведь живет здесь, да? Где?
 – В Бель-Эйр.
 Я вскочил со стула и, не удосужившись даже захватить свою сумку, направился к выходу из зала. Кейт последовала за мной.
 – Бель-Эйр, где это? – спросил я на ходу.
 – Минут пятнадцать езды, миль двадцать к северу отсюда. Прямо рядом с Беверли-Хиллз.
 Выйдя из здания терминала, мы пошли к стоянке такси.
 – Позвони в контору, – велел я Кейт.
 Она замялась, и я не мог винить ее за это.
 – Послушай, Кейт, лучше проявить излишнюю бдительность, чем потом всю жизнь жалеть, что не сделал этого. Только убеди их, что дело срочное.
 Кейт набрала номер, но оказалось, звонит она не в контору.
 – Даг? Прости, что беспокою тебя в такой час, но... да, все в порядке...
 Я не хотел, чтобы водитель такси невольно подслушал этот разговор, поэтому мы продолжали стоять возле машины.
 – Да, мы не полетели... прошу тебя, выслушай...
 – Дай мне этот чертов телефон, – потребовал я.
 Кейт протянула мне телефон.
 – Это Кори. Просто слушай. Я твердо убежден, и мое убеждение основано на том, что сейчас пришло мне в голову... а еще это результат пятидневной охоты за этим негодяем... Асад Халил собирается убить Рональда Рейгана.

 Глава 52

 На такси мы подъехали к стоянке – слава Богу, нашу машину еще не отогнали назад в Вентуру. Мы двинулись на север, к дому дьявола.
 Лично я не считал его дьяволом. Но поскольку по убеждениям я был анархистом, то считал жуликами все правительства и всех политиканов.
 Конечно, сейчас Рональд Рейган очень старый и очень больной человек, так кому же понадобилось убивать его? Ему, Асаду Халилу, потерявшему всю семью в результате бомбардировки Ливии по приказу Рейгана. Кроме того, мистер и миссис Каддафи потеряли дочь, не говоря уже о том, что у них еще несколько месяцев стоял звон в ушах.
 – Неужели Халил действительно?.. Ведь Рейган... – пробормотала Кейт, сидевшая за рулем.
 – Рональд Рейган может и не помнить этот инцидент, но, уверяю тебя, Асад Халил ничего не забыл.
 – Да... понимаю... но что, если мы ошибаемся?
 – А если нет?
 Кейт промолчала.
 – Послушай, Кейт, все сходится, и если мы даже ошибаемся, то все равно сделали очень разумный вывод.
 – Какой же он умный, если он неправильный?
 – Следи за дорогой. Если мы ошибаемся, то ничего не теряем.
 – Мы только что потеряли работу.
 – Ничего, откроем с тобой семейную гостиницу.
 – Какого черта я связалась с тобой?
 – Следи за дорогой.
 Мы ехали довольно быстро, но Даг, разумеется, уже поднял тревогу. Наверняка возле дома Рейганов полно людей, и нам не было смысла мчаться сломя голову.
 – Как ты думаешь, у него большая охрана?
 – Не очень.
 – Почему?
 – Мне очень редко приходилось иметь дело с людьми из секретной службы, но, насколько я помню, они считали, что риск покушения на Рейгана уменьшается с каждым годом. Да плюс еще бюджетные ограничения. – Помолчав, Кейт добавила: – Хотя несколько лет назад кое-кто из известных личностей был убит на территории своих поместий или прямо в доме.
 – Невероятно.
 – Но их не охраняло государство. Они нанимали частных охранников, да еще местные полицейские приглядывали за их домами. Ну и, конечно, они всегда могли вызвать ФБР, как сейчас.
 – Ага, и еще нас с тобой.
 – Точно. Зачем в таком случае нужна дополнительная охрана?
 – Это зависит от того, кто готовит покушение.
 – И все же мы не имели права не лететь в Вашингтон, – напомнила мне Кейт. – Достаточно было позвонить в местное отделение.
 – Не бойся, я тебя прикрою.
 – Я сама справлюсь. Виной всему эгоизм, который ты проявляешь даже в работе.
 – Я просто пытаюсь поступать правильно. И сейчас я поступаю правильно.
 – Нет. Мы должны выполнять приказы.
 – Но ты подумай, какой пышной может стать пресс-конференция, если сегодня ночью нам удастся схватить Асада Халила.
 – Да, Джон, ты неисправим. А представь себе, если Халил или его сообщник наблюдают за домом Рейгана, то они заметят необычную активность полиции. Тогда Халил исчезнет навсегда. И ты никогда не узнаешь, правильной ли была твоя догадка. И кроме того, мы с тобой окажемся в очень сложной ситуации.
 – Я это понимаю. Но есть шанс, что Халил готовится совершить покушение не сегодня, а, скажем, завтра, и поэтому ни он, ни его сообщник не наблюдают сегодня за домом Рейгана. Секретная служба может устроить засаду, как это сделали агенты ФБР в доме Уиггинза и Каллума.
 – Секретная служба занимается только охраной, Джон. Они не умеют устраивать ловушки и засады. Тем более что приманкой является бывший президент.
 – Что ж, пусть тогда сидят в доме и охраняют обитателей, а ФБР устроит ловушку без приманки.
 – Ох, как же федеральное правительство все эти годы обходилось без тебя?
 Я уловил в словах Кейт легкий сарказм, которого не ожидал от нее теперь, когда мы были помолвлены.
 – Ты знаешь, где находится дом?
 – Нет, но я знаю, где надо будет свернуть с шоссе.
 – А что там за местность? Сельская или пригород?
 – Бель-Эйр скорее пригород. Поместья площадью один-два акра. Густые деревья. Мои друзья как-то проезжали мимо дома Рейгана. Он входит в маршрут этих дурацких "звездных" автобусных экскурсий. Насколько я знаю, дом находится за стенами и не виден с дороги.
 – А швейцар у него хороший?
 – Мы это скоро выясним.
 Кейт связалась по телефону с отделением ФБР. Выслушав собеседника, она продиктовала несколько сложных инструкций, которые я записал на счете из мотеля. В конце Кейт сообщила дежурному офицеру номер и описание нашей машины.
 Местность в Бель-Эйр была холмистой, дороги извилистыми, много растительности. Без проблем могла спрятаться целая армия снайперов. Через пятнадцать минут мы оказались на густо поросшей деревьями Сент-Клод-роуд. На ней стояли огромные дома, большинство из которых едва виднелись из-за оград, стен и живых изгородей.
 Я ожидал увидеть перед поместьем Рейгана машины и людей, однако все было тихо и спокойно. Возможно, местные ребята из ФБР и впрямь хорошо знали свое дело.
 Внезапно откуда-то из кустов выскочили двое мужчин и остановили нас. Они мгновенно юркнули на заднее сиденье и велели ехать к воротам в каменной стене.
 Железные ворота раздвинулись автоматически, и мы оказались на территории поместья. Нам велели свернуть на стоянку, которая находилась слева от большого дома для охраны.
 Мы выбрались из машины, и я огляделся по сторонам. В отдалении был виден дом Рейгана, строение в стиле ранчо, освещенное несколькими фонарями. Людей вокруг не было видно, но я не сомневался, что по дому уже разбрелись снайперы, а агенты секретной службы попрятались среди деревьев, камней и всего прочего.
 В небе светила полная луна – такие ночи называли раньше охотничьими. Потом появились приборы ночного видения и лазерные прицелы, сделавшие все ночи охотничьими. В любом случае бывший президент, наверное, не прогуливался по территории в столь поздний час. Поэтому я предположил, что у Халила обычный оптический прицел и он будет дожидаться, пока Рейган выйдет на утреннюю прогулку.
 Нам вежливо предложили подождать возле машины, что мы и делали, когда из дома для охраны вышел этот хлыщ Даг и подошел к нам. Он решил сразу приступить к делу и предложил мне:
 – Объясните мне еще раз, для чего вы приехали сюда.
 Мне не понравился его тон, поэтому я парировал:
 – А вы объясните мне, почему вас не было здесь вчера. Я что, еще за вас и думать должен?
 – Вы здесь не командуете, мистер.
 – Да плевать я на это хотел.
 – С меня хватит ваших оскорблений.
 – А я еще никого и не оскорблял.
 В наш разговор вмешалась Кейт:
 – Все, хватит, успокойтесь. Даг, давай отойдем в сторонку и поговорим.
 Кейт со своим другом отошли, чтобы их не было слышно, а я остался на месте. Так бы я и стоял, борясь с чувством оскорбленного мужского самолюбия, но в этот момент ко мне подошла женщина из секретной службы, одетая в обычное платье. Она сказала, что ее зовут Лайза и она обладает определенными полномочиями. Лет около сорока, привлекательная и дружелюбная.
 Мы поговорили. Лайзу очень интересовало, каким образом я пришел к выводу, что бывшему президенту угрожает смертельная опасность.
 Я поведал Лайзе, что пил в баре, и вдруг меня внезапно осенило. Это объяснение ей не понравилось, и я тогда уточнил, что пил колу, а делом Халила занимаюсь с самого начала. Но не только она меня расспрашивала, я тоже задал вопрос:
 – Которые из этих деревьев на самом деле сотрудники секретной службы?
 – Все, – ответила Лайза, оценив мой юмор.
 Я задал еще несколько вопросов относительно соседей Рейганов и все такое прочее. Лайза проинформировала меня, что соседние дома арендуют кинозвезды и другие знаменитости. В ходе разговора всплыла еще одна интересная подробность.
 – Раньше у этого дома был номер шестьсот шестьдесят шесть, но после того как его купили Рейганы, номер сменили на шестьсот шестьдесят восемь.
 – Вы хотите сказать, что это было сделано в целях безопасности?
 – Нет. Согласно книге Нового Завета число "шестьсот шестьдесят шесть" – это знак дьявола. Вы этого не знали?
 – Гм...
 – Вот, наверное, поэтому Нэнси и поменяла номер дома.
 – Понятно. Надо будет проверить свою кредитную карточку – по-моему, там в номере три шестерки.
 Лайза рассмеялась.
 Я подумал, что она может быть очень полезна. Пустил в ход все свое мужское обаяние, и мы, можно сказать, подружились. В процессе нашей беседы к нам подошла Кейт. Одна, без своего бывшего дружка. Я познакомил ее со своей новой подругой Лайзой.
 Но Кейт, похоже, Лайза не заинтересовала так, как меня. Она взяла меня за руку и отвела в сторонку.
 – Нам нужно вылететь отсюда первым же утренним рейсом. Мы сможем успеть на пресс-конференцию.
 – Я знаю, разница во времени...
 – Джон, замолчи и слушай. С тобой хочет поговорить директор. У тебя могут быть неприятности.
 – А разве я уже не герой?
 Кейт проигнорировала мой вопрос.
 – Нам заказаны номера в отеле и билеты на первый утренний рейс. Поехали отсюда.
 – А у меня есть время перед отъездом врезать Дагу по яйцам?
 – Это не очень разумное намерение, Джон. Поехали.
 – Ладно. – Я вернулся к Лайзе и сообщил, что вынужден уехать, а она пообещала лично открыть для нас ворота. Лайза проводила нас до машины, и я сказал на прощание: – Я чувствую себя немного виноватым за то, что переполошил тут всех и вытащил из постелей. Поэтому с удовольствием остался бы здесь и подежурил до рассвета вместе с вашими людьми. Нет проблем. Буду только рад.
 – Забудьте об этом, – ответила Лайза.
 – Садись в машину, – буркнула Кейт.
 Лайза, будучи моей подругой, спохватилась, что ответила мне довольно грубо, поэтому решила пояснить:
 – Мистер Кори, мы выполняем план охраны, тщательно разработанный в восемьдесят восьмом году. Но вы не вписываетесь в этот план.
 – Но сейчас не восемьдесят восьмой год. И не обычная охранная операция. Мы пытаемся схватить опытного убийцу.
 – Мы все это знаем. Так что не беспокойтесь.
 – Джон, поехали, – поторопила меня Кейт.
 Я пропустил мимо ушей ее слова и снова обратился к Лайзе:
 – А может, нам пройти в дом – там мы не будем мешать?
 – Ни в коем случае.
 – Ну, мы просто выпьем рюмочку с Роном и Нэнси.
 Лайза рассмеялась.
 – Поехали, Джон, – не унималась Кейт.
 Чтобы я не слишком расстроился, Лайза сообщила:
 – Их в любом случае нет дома.
 – Простите?
 – Их нет дома, – повторила Лайза.
 – А где же они?
 – Этого я вам не могу сказать.
 – Понятно. Но вы имеете в виду, что их уже увезли отсюда и спрятали в строго охраняемом месте вроде Форт-Нокса?
 Лайза огляделась по сторонам и понизила голос:
 – Ну, не такой уж это и секрет. Об этом даже писали в газетах, однако ваш друг, с которым вы разговаривали на повышенных тонах, не хочет, чтобы вы знали об этом.
 – О чем?
 – О том, что Рейганы вчера уехали отсюда и проведут несколько дней на Ранчо-дель-Сиело.
 – А что это такое?
 – Название, переводится как "ранчо на небесах".
 – Вы хотите сказать, что они умерли?
 Лайза рассмеялась.
 – Нет. Это старое ранчо, к северу отсюда, в горах Санта-Инес. Бывший западный Белый дом.
 – То есть они на этом ранчо, да?
 – Да. Поездка на старое ранчо... они назвали это последним путешествием. Знаете, он очень болен.
 – Да, я знаю.
 – Нэнси подумала, что, возможно, это пойдет ему на пользу. Он очень любит это ранчо.
 – Да, теперь я вспомнил. И об этом писали в газетах?
 – Было сообщение, но его опубликовали не все средства массовой информации. Однако прессу пригласили на ранчо в пятницу, в последний день пребывания там четы Рейган. Была мысль сфотографировать его едущим на лошади в сторону заходящего солнца. Ох, все это так печально. Но возможно, в связи с открывшимися обстоятельствами пресс-конференцию отменят.
 – Понятно. А сейчас там есть ваши люди?
 – Разумеется. – Лайза понизила голос. – У него болезнь Альцгеймера. Кому нужно его убивать?
 – У людей, которые хотят убить его, хорошая память.
 – Я вас понимаю. Но все под контролем.
 – А ранчо большое?
 – Очень большое. Почти семьсот акров.
 – Сколько человек охраняло его, когда он находился на этом ранчо в качестве президента?
 – Около сотни.
 – А сейчас?
 – Точно не знаю. Сейчас там шесть человек, но мы намереваемся отправить туда еще с десяток. В Лос-Анджелесе небольшое отделение секретной службы, они вообще везде небольшие. При необходимости мы просим людей у местной полиции и у Вашингтона.
 Кейт, которая уже, похоже, никуда не торопилась, спросила:
 – А почему вы не используете сотрудников ФБР?
 – Из Вентуры выехали несколько агентов ФБР, но они будут базироваться в Санта-Барбаре, это ближайший к ранчо город. Мы не можем допустить на объект людей не из секретной службы. Они не знают нашей работы и могут только навредить.
 Кейт промолчала, и тогда я задал очередной вопрос:
 – А почему бы не перевезти его оттуда в безопасное место?
 Лайза снова огляделась по сторонам и ответила:
 – Послушайте, мы не считаем, что его жизни угрожает очень серьезная опасность. А что касается конкретно вашего вопроса, то в эти горы ведет единственная узкая извилистая дорога и там идеальные места для засады. Президентского вертолета там теперь нет, а если бы и был, то сегодня ночью горы почти полностью затянуты туманом. Как, впрочем, в большинство ночей в это время года.
 – О Господи! А чья это была идея?
 – Вы имеете в виду поездку на ранчо? Не знаю. Поймите, сейчас этот человек, если не брать во внимание его прошлую работу, просто больной старик, который уже десяток лет не показывается на глаза общественности. Он не делает и не говорит ничего такого, что могло бы превратить его в объект для убийства. Возможно, ситуация изменилась, и мы отреагируем на это. Но сейчас в Лос-Анджелесе находятся с визитом три главы государств, и двоих из них ненавидит половина мира, поэтому у нас катастрофически не хватает людей. Очень нежелательно потерять главу дружественного нам государства, даже если он и не очень хороший человек. Не хочу показаться вам равнодушной и бессердечной, но давайте смотреть правде в глаза – сейчас Рональд Рейган не такая уж важная фигура.
 – Я думаю, он важная фигура для Нэнси. И для детей. Поймите, Лайза, убийство бывшего президента может иметь отрицательный психологический эффект. Не говоря уже о том, что плохо скажется на репутации секретной службы. Поэтому постарайтесь убедить свое начальство отнестись к этому очень серьезно.
 – Мы и так относимся очень серьезно. Делаем все, что на данный момент в наших силах.
 – А кроме того, есть шанс поймать самого разыскиваемого в Америке террориста.
 – И это мы понимаем. Однако ваша версия не выдерживает серьезной критики.
 – Ладно, только не говорите потом, что я никого не предупреждал.
 – Мы признательны вам за предупреждение.
 Я уже открыл дверцу машины, когда Лайза спросила:
 – Вы сейчас едете туда?
 – Нет. Кто же едет в горы в потемках? И потом, завтра утром нам надо быть в Вашингтоне. Спасибо вам.
 – Не за что, и желаю удачи.
 – Увидимся на допросе в сенатской комиссии.
 Я залез в машину, а Кейт уже сидела за рулем. Она вывела автомобиль со стоянки на подъездную дорогу, ворота автоматически раздвинулись, и мы выехали на Сент-Клод-роуд.
 – Куда дальше? – спросила Кейт.
 – На ранчо, которое в небесах.
 – Понятно, могла бы и не спрашивать.

 Глава 53

 Итак, мы отправились на Ранчо-дель-Сиело. Но прежде всего надо было выехать из Бель-Эйр, поэтому некоторое время пришлось добираться до выезда на шоссе.
 – Я уже знаю ответ, – сказала Кейт, – но все-таки скажи мне: для чего мы едем на ранчо Рейгана?
 – У нас шесть часов до утреннего рейса на Вашингтон. Убивая это время, мы, возможно, попытаемся заодно убить и Асада Халила.
 Кейт глубоко вздохнула. Наверное, вдыхала аромат цветов.
 – Ты считаешь, Халил знает о том, что Рейган на ранчо, и намерен убить его там, да?
 – Я считаю, что Халил намеревался убить Рейгана в Бель-Эйр, но получил от кого-то новую информацию, когда прибыл в Калифорнию. Поэтому он приказал Азиму Рахману отвезти его на север от Санта-Моники, чтобы проверить местность вокруг ранчо Рейгана и спрятать чемодан, в котором, возможно, хранятся оба "глока" и фальшивые документы. Все сходится, все логично. Если я ошибаюсь, то действительно занимаюсь не своим делом.
 Кейт подумала немного, затем сказала:
 – Ладно, тут я с тобой почти полностью согласна.
 – Послушай, а ты знаешь, где это ранчо?
 – Где-то в горах Санта-Инес, рядом с Санта-Барбарой.
 – А где Санта-Барбара?
 – К северу от Вентуры.
 – Понятно. Долго туда ехать?
 – До Санта-Барбары часа два, все будет зависеть от тумана. Как оттуда ехать на ранчо, я не знаю, но это мы выясним.
 – Может, я сяду за руль?
 – Нет.
 – Но я умею водить машину.
 – Знаю я, как ты водишь. Да и в местных дорогах ты не разбираешься. Спи лучше.
 – Не хочу, я и так уже получил массу удовольствия. Послушай, если хочешь, мы можем заехать в Вентуру за бронежилетами.
 – Не думаю, что дело дойдет до перестрелки. Уверена, когда мы приедем на ранчо, нас вежливо попросят удалиться, как это было в Бель-Эйр. Люди из секретной службы очень не любят, если суют нос в их дела. Особенно агенты ФБР, – добавила Кейт после паузы.
 – Я их понимаю.
 – Конечно, вряд ли у нас что-то выйдет, но если мы хотим оказаться как можно ближе к возможным событиям, то мы действуем правильно.
 – Именно этого я и хочу. Позвони попозже в Вентуру, узнай, где разместились в Санта-Барбаре коллеги из ФБР.
 – Хорошо.
 – Отличное шоссе. Вообще мне здесь нравится. Вспоминаю старые ковбойские фильмы: Джин Отри, Рой Роджерс, Том Микс.
 – Никогда о них не слышала.
 Я взглянул на часы. Пятнадцать минут второго. Да, длинный выдался денек. Через несколько минут мы подъехали к перекрестку. Дорога на восток вела в Бербанк, на запад – в Вентуру. Туда Кейт и свернула.
 – На этот раз мы не поедем по приморскому шоссе, там может быть сильный туман, – пояснила она.
 – Тебе виднее, ты местная.
 Мы поехали на запад, через какую-то долину Сан-Фернандо, как сказала Кейт. Господи, как они тут разбираются во всех этих "Санах" и "Сантах"? Я почувствовал, что устал, и зевнул.
 – Поспи, – предложила Кейт.
 – Нет, я хочу слушать твой голос.
 – Тогда слушай. Почему ты так грубо вел себя с Дагом?
 – Кто это Даг? А-а, тот парень. Ты имеешь в виду в Лос-Анджелесе или в Бель-Эйр?
 – И там и там.
 – Ну, в Бель-Эйр он знал, что Рейганов нет дома, но ничего нам об этом не сказал.
 – Джон, ты узнал об этом уже после того, как нагрубил Дагу.
 – Давай не будем разбираться, где причина, а где следствие.
 Помолчав некоторое время, Кейт сказала:
 – Я не спала с ним, мы просто встречались несколько раз. Он женат, счастлив в браке, двое детей.
 Я не посчитал нужным что-то ответить.
 – Немножко ревности даже неплохо, но ты уж чересчур... хотя сам еще окончательно не порвал с Бет Пенроуз.
 – Кейт, я все понял, давай оставим эту тему.
 – Хорошо. – Кейт взяла мою ладонь и пожала ее.
 Следующие полчаса мы болтали на отвлеченные темы. Я заметил, что мы уже ехали среди каких-то гор или холмов, выглядевших довольно опасно. Но Кейт, похоже, уверенно чувствовала себя за рулем.
 – Мы приедем в Санта-Барбару, а что дальше? У тебя есть какой-то план? – спросила Кейт.
 – Вроде нет. Придумаем что-нибудь.
 – Например?
 – Не знаю. Придет что-то в голову. Главное – добраться до ранчо.
 – Забудь об этом, как говорит твоя подруга Лайза.
 – Какая Лайза? А-а, женщина из охраны.
 – В Калифорнии много красивых женщин.
 – В Калифорнии только одна красивая женщина. Это ты.
 Зазвонил сотовый телефон Кейт. Это мог звонить только этот хлыщ Даг. Наверное, узнал, что мы не приехали в отель, и теперь вот сует свой нос в наши дела.
 – Не отвечай, – посоветовал я Кейт.
 – Обязана ответить.
 Звонил, конечно же, этот идиот Даг. Послушав несколько секунд, Кейт сказала:
 – Мы на Сто первом шоссе, едем на север... да, мы узнали, где находится чета Рейган... – Он явно оборвал ее, и Кейт пришлось слушать.
 – Дай мне телефон, – попросил я.
 Кейт покачала головой и продолжила слушать.
 Я очень расстроился, поскольку понял, что этот недоумок отчитывает ее. Однако не следует так разговаривать с невестой Джона Кори, если только тебе не надоело жить. Мне не хотелось вырывать телефон, поэтому я сидел и скрипел зубами. Жаль, что он не захотел поговорить со мной.
 Несколько раз Кейт пыталась что-то сказать, но он не давал. Наконец Кейт резко оборвала его и выпалила решительным тоном:
 – Послушай, Даг, мне не понравилось, что ты скрыл от нас информацию и попросил сделать то же самое людей из секретной службы. К твоему сведению, мы присланы сюда руководством Особого антитеррористического соединения, и мое начальство просило местное отделение ФБР оказывать нам всяческое содействие. Этим делом занимается ОАС, и мы являемся представителями этой организации в Лос-Анджелесе. Тебе нужно знать только то, что я и мистер Кори вылетим утренним рейсом в Вашингтон, если только не будет других указаний из Нью-Йорка или Вашингтона. И уж совершенно не твое дело, где и с кем я сплю. – Кейт нажала кнопку и закончила разговор.
 Некоторое время мы ехали молча, но через несколько минут телефон снова зазвонил. Кейт, разумеется, ответила. Вряд ли это снова чертов Даг, у него бы не хватило смелости сразу перезвонить. Наверное, он нажаловался на нас в Вашингтон. Теперь звонит Вашингтон, чтобы запретить нам поездку на ранчо. Но к моему удивлению, Кейт передала телефон мне и сказала:
 – Это Паула Доннелли из оперативного штаба. По прямой линии звонит один джентльмен, который желает говорить только с тобой. – Как бы между прочим Кейт добавила: – Это Асад Халил.
 Я прижал телефон к уху.
 – Это Кори. Как тебе показалось, он говорит нормально?
 – Я не знаю точно, как разговаривает кровожадный убийца, но он сказал, что разговаривал с тобой в Вентуре и ты дал ему номер своего прямого телефона.
 – Да, было такое. Ты можешь соединить меня с ним?
 – Могу, но он этого не хочет. Просит дать твой номер. Если хочешь, я дам ему номер сотового Кейт. Не думаю, что он назовет мне свой номер.
 – Ладно, дай ему этот номер. Спасибо, Паула.
 Мы с Кейт молчали; казалось, что наше ожидание длится целую вечность. Наконец телефон зазвонил, и я ответил:
 – Кори.
 – Добрый вечер, мистер Кори, – раздался голос Халила. – Или я должен сказать "Доброе утро"?
 – Говорите что хотите.
 – Я вас разбудил?
 – Ничего, по долгу службы я обязан в любое время отвечать на телефонные звонки.
 Возникла пауза, во время которой я пытался понять, почему он звонит мне. Когда звонит кто-то, кому ты ничего не можешь предложить, это означает, что ему что-то нужно.
 – Чем вы занимались после нашего последнего разговора? – поинтересовался я.
 – Путешествовал. А вы?
 – Я тоже. Забавное совпадение, я только что говорил о вас.
 – Не сомневаюсь, что вы только этим и занимаетесь.
 – Ладно, чем могу быть полезен?
 – Вы где, мистер Кори?
 – В Нью-Йорке.
 – Да? Но по-моему, я звоню по сотовому телефону.
 – Конечно. Сотовый телефон в Нью-Йорке, а я рядом с ним. А вы где?
 – В Ливии.
 – Не шутите? А слышно вас так, как будто вы в соседнем квартале.
 – Возможно, так оно и есть. Может, я в Нью-Йорке.
 – А вы посмотрите в окно и попытайтесь понять, где вы. Что видите: желтые такси или верблюдов?
 – Мистер Кори, мне не нравится ваш юмор. А поскольку мы оба лжем, то совершенно не имеет значения, где мы находимся.
 – Правильно. Тогда зачем вы звоните? Что вам нужно?
 – Думаете, мне нужна от вас какая-то услуга? Просто захотелось услышать ваш голос.
 – Очень любезно с вашей стороны. Может, я вам снова приснился? – Я посмотрел на Кейт, которая не отрывала взгляда от дороги.
 – Вы угадали, я действительно видел вас во сне, – ответил Халил.
 – Хороший был сон?
 – Мы встретились с вами в темном месте, а потом я вышел на свет один, перепачканный вашей кровью.
 – Правда? И как вы думаете, что это означает?
 – Вы сами понимаете, что это означает.
 – А вам когда-нибудь снилась женщина? Знаете, как бывает... Ты вроде бы трахнул ее во сне, но просыпаешься, а член по-прежнему торчком.
 Кейт ткнула меня локтем в ребра.
 Не ответив на мой вопрос, Халил сменил тему:
 – Знаете, вы можете оказать мне несколько услуг.
 – Я слушаю.
 – Во-первых, передайте, пожалуйста, мистеру Уиггинзу, что я все равно убью его, даже если для этого мне понадобится еще пятнадцать лет.
 – Успокойтесь, Асад, пора уже забыть и простить...
 – И во-вторых, мистер Кори, это касается также вас и мисс Мэйфилд.
 Я бросил взгляд на Кейт, но, похоже, она не могла слышать слова Халила.
 – Поймите, Асад, нельзя с помощью насилия решить все ваши проблемы.
 – Разумеется, можно.
 – Тот, кто вытащил меч из ножен, сам погибнет...
 – Но если он лучше всех владеет мечом, то останется жив. Я попробую перевести вам строчку из арабской поэмы про одинокого и бесстрашного воина, который скачет...
 – Эй, а я ее знаю! С арабским у меня плохо, а по-английски она звучит так... – Я откашлялся и продекламировал: – "Он скакал один, нагоняя ужас на врага, и помощницей была ему йеменская сабля, украшали которую не узоры, а боевые зарубки". Ну как?
 Повисла долгая пауза, затем Халил спросил:
 – Откуда вы знаете эти строки?
 – Прочитал друг-араб. У меня много друзей-арабов, которые работают вместе со мной. Они очень стараются найти вас.
 Подумав, Халил ответил:
 – Они все попадут в ад.
 – А куда вы намерены попасть?
 – В рай.
 – Но вы и так уже в раю, то есть в Калифорнии.
 – Я в Ливии. Я завершил свой джихад.
 – Что ж, если вы в Ливии, то мне неинтересен этот разговор, да и стоит это дорого, так что...
 – Я сам скажу вам, когда наш разговор будет закончен.
 – Ну, тогда переходите прямо к делу.
 Мне казалось, что я знаю, зачем позвонил Халил. Кстати, в те моменты, когда он молчал, я слышал птичье щебетание. Значит, Асад находился на улице, если только у него в доме не было клетки с птицей. Конечно, я не силен в птичьем пении, но точно так пела ночная птичка в Бель-Эйр. Так что Халил наверняка находился где-то в этом районе.
 Наконец Халил перешел к настоящей цели своего звонка и спросил:
 – Что там вы говорили мне во время нашего последнего разговора?
 – По-моему, я назвал вас идиотом. Но хочу взять свои слова назад, это была вспышка гнева, а я, как федеральный служащий и американец...
 – Насчет моей матери и отца.
 – Ах да. Что ж, ФБР, а точнее, ЦРУ и их зарубежные агенты, располагают вполне достоверной информацией о том, что ваша мама... Как бы это сказать?.. У нее были очень близкие отношения с мистером Каддафи. Понимаете? Мы же с вами мужчины, верно? Возможно, вам неприятно это слышать, но ваша мама была так одинока... а папа отсутствовал... Эй, вы слушаете?
 – Продолжайте.
 – Хорошо. – Я взглянул на Кейт, она показала мне большой палец, и я продолжил: – Понимаете, Асад, я им не судья. Возможно, ваша мама и Муамар сошлись только после того, как ваш папа... ох, это уже другая история. Вы действительно уверены, что хотите услышать ее?
 – Говорите.
 – Так вот, снова ЦРУ... просто удивительно, сколько всего знают эти парни. У меня в ЦРУ есть очень хороший друг, его зовут Тед. Так вот Тед рассказал мне, что ваш папа... его ведь звали Карим, да? Ну, вы знаете, что произошло в Париже. Однако вы, наверное, не знаете, что убили его не израильтяне. Послушайте, Асад, может, не будем ворошить прошлое? Всякое случается. Я знаю, какой вы бываете в гневе, так, может, не надо заводить себя? Забудьте.
 После долгой паузы Халил промолвил:
 – Говорите.
 – Понимаете, я знаю людей. Они просят рассказать им правду и обещают не злиться. А когда услышат правду, впадают в бешенство. Мне не хотелось бы, чтобы вы ненавидели меня.
 – У меня нет к вам ненависти.
 – Но вы же хотите убить меня.
 – Да, но ненависть здесь ни при чем. Вы ничего мне не сделали.
 – Напротив, сделал. Я расстроил ваши планы и не позволил убить Уиггинза. Так разве можно мне доверять? Помните: "И ты, Брут?"?
 – Простите?
 – Это по-латыни. Так что вполне понятно, что вы меня ненавидите. Какой же смысл рассказывать про вашего отца?
 Подумав, Халил ответил:
 – Если вы расскажете мне все, что знаете, то даю слово, я не стану убивать ни вас, ни мисс Мэйфилд.
 – И еще Уиггинза.
 – А вот этого обещать не могу. Он обречен.
 – Ладно-ладно, лучше половина, чем вообще ничего. Так... на чем я остановился? Ах, на Париже. Не хочу пересказывать сплетни или сеять семена сомнения и недоверия, но вы должны задать самому себе вопрос, который задают все детективы, расследующие убийства: кому это выгодно? Кому была выгодна смерть вашего отца?
 – Израильтянам, разумеется.
 – Да бросьте, Асад, вы же не такой глупый. Скольких армейских капитанов убили израильтяне на улицах Парижа? Для убийства израильтянам нужна веская причина. А что им плохого сделал ваш отец? Скажите, если знаете.
 – Он ненавидел евреев.
 – А кто в Ливии их любит? Мои друзья из ЦРУ уверены в том, что вашего отца убили не израильтяне. По свидетельствам ливийских перебежчиков, приказ убить вашего отца отдал лично мистер Муамар Каддафи. Мне очень жаль.
 Халил ничего не сказал, и я продолжил:
 – Вот так все и было. Может, между вашим отцом и Каддафи возникли какие-то политические разногласия? А может, это все-таки из-за мамы? Кто знает. Подумайте сами.
 Халил продолжал молчать.
 – Эй, Асад, вы меня слушаете?
 В ответ он разразился грозной тирадой:
 – Ты поганый лжец, и я с удовольствием вырву тебе язык, прежде чем перережу глотку.
 – Правда? Я знал, что вы расстроитесь. Вот так всегда бывает, сделаешь людям доброе дело... Алло? Асад? Алло?
 Связь оборвалась, я положил телефон на сиденье между собой и Кейт и глубоко вздохнул.
 Некоторое время мы ехали молча, затем я пересказал Кейт слова Халила, не утаив даже, что он пообещал убить ее.
 – Похоже, мы ему не нравимся, – заключил я.
 – Мы? Ему не нравишься ты. Это тебе он хочет вырвать язык и перерезать глотку.
 – Подумаешь, у меня есть и друзья, которые с удовольствием сделали бы это.
 Мы засмеялись, пытаясь немного расслабиться.
 – Но ты здорово вывел его из себя, – похвалила Кейт. – В этом деле ты мог бы стать хорошим профессионалом.
 – Я старался, чтобы он в запале выболтал что-нибудь, что нас интересует. Он врет, что он в Ливии. Будучи в Ливии, он не посмел бы задавать мне такие вопросы, это грозило бы ему смертью. Так что он еще здесь. Сейчас у него два пути: либо совершенно не поверить моим словам, либо вернуться в Ливию и заняться там тем, чем он занимается здесь. Халил очень опасен, он машина смерти. Вся жизнь его посвящена только мести.
 – А ты предоставил ему еще несколько объектов для мести.
 – Надеюсь, что так.
 Я обратил внимание на то, что на дороге не было ни одной машины. Конечно, только идиот мог ехать куда-то в такой поздний час.
 – Значит, ты думаешь, что Халил все еще в Калифорнии? – спросила Кейт.
 – Я не думаю, а знаю. Он в какой-нибудь Санте, где-нибудь в горах, вблизи ранчо Рейгана.
 Кейт бросила в окно взгляд на темные холмы, затянутые туманом.
 – Надеюсь, что это не так, – промолвила она.
 – А я надеюсь, что именно так.

 Глава 54

 Шоссе 101 довело нас до Вентуры, где оно уходило в сторону от холмов и становилось приморским шоссе. Стоял густой туман, видимость составляла всего футов двадцать, но я все же заметил слева огни мотеля "Вентура инн" и сказал Кейт:
 – Вон то место, где я обручился.
 – Мы вернемся сюда в медовый месяц.
 – А я думаю об Атлантик-Сити.
 – Подумай еще раз.
 Кейт, видимо, уже хорошенько обо всем подумала, потому что добавила:
 – Поедем куда угодно, лишь бы ты был счастлив.
 – Я счастлив, если счастлива ты.
 Мы двигались со скоростью около сорока миль в час – довольно быстро для таких погодных условий. Я заметил впереди указатель: "Санта-Барбара – 30 миль".
 Кейт включила радио, и мы прослушали краткий повтор новостей. Диктор сообщил:
 – ФБР подтверждает, что террорист, ответственный за смерть людей на борту рейса сто семьдесят пять, а также еще четверых человек в аэропорту Кеннеди, все еще остается на свободе. Спасаясь бегством от сотрудников ФБР и местных правоохранительных органов, он, вероятно, убил еще восемь человек. – Закончил он свое сообщение словами: – Представитель ФБР сообщил, что, возможно, имеется определенная связь между некоторыми людьми, которые стали жертвами Асада Халила. Завтра в Вашингтоне намечена расширенная пресс-конференция, связанная с этими трагическими событиями, и мы будем держать вас в курсе событий.
 Я покрутил ручку настройки и нашел что-то более легкое для слуха.
 – Я прослушала, или он ничего не упомянул о Уиггинзе? – спросила Кейт.
 – Ни словом не обмолвился. Наверное, правительство хранит эту новость для завтрашней пресс-конференции.
 – Уже для сегодняшней. Кстати, мы можем и не успеть на утренний рейс из Лос-Анджелеса.
 Я зевнул и посмотрел на часы на приборной панели. Два часа пятьдесят минут. Кейт взяла сотовый телефон.
 – Я позвоню в наше отделение в Вентуре.
 Ей ответила Синди Лопес, и Кейт поинтересовалась у нее:
 – Есть новости с ранчо? – Она выслушала ответ и сказала: – Очень хорошо.
 Видимо, этот паршивец Даг уже успел позвонить в Вентуру, поскольку Кейт упомянула его имя в разговоре.
 – А меня не интересует, что сказал Даг. Мы только просим, чтобы ваши агенты, которые сейчас находятся в Санта-Барбаре, встретили нас там. И пусть позвонят на ранчо и передадут охране, что мы едем туда для того, чтобы познакомить их с некоторыми деталями. – Кейт снова выслушала собеседницу, затем сказала: – Джон только что разговаривал с Асадом Халилом... да, именно это я и сказала. У них установился своего рода контакт, что будет очень важно при дальнейшем развитии ситуации. Хорошо, я подожду. – Кейт прикрыла микрофон ладонью и сообщила: – Синди звонит на ранчо, чтобы предупредить охрану.
 – Отличная работа, агент Мэйфилд.
 – Благодарю вас, сэр.
 – Только скажи им, чтобы не вздумали устроить еще и телефонную пресс-конференцию. Звонки от секретной службы мы не принимаем, можем встретиться с их людьми только после приглашения на ранчо.
 – Ты готов любыми путями прорваться туда, да?
 – Послушай, Кейт, Халил не только убил множество людей, которые служили своей стране, он представляет угрозу для моей и твоей жизни. Не для жизни Джека или Стерджиса, а для моей и твоей. И позволь напомнить тебе, что это была не моя идея поместить в газете мою фотографию и назвать имя. Кое-кто задолжал мне, и настало время возвращать долги.
 Кейт молча кивнула. Синди Лопес снова вернулась на линию, Кейт выслушала ее и сказала:
 – Забудь об этом. Такие вопросы не обсуждают по незащищенному сотовому телефону. Просто скажи мне, где мы можем встретиться с ними в Санта-Барбаре... Ладно, спасибо. – Кейт закончила разговор и сообщила: – Синди передает тебе привет и спрашивает, когда ты собираешься возвращаться в Нью-Йорк.
 Я усмехнулся, оценив шутку.
 – А что она еще сказала?
 – Сотрудники ФБР находятся в мотеле к северу от Санта-Барбары, недалеко от горной дороги, которая ведет на ранчо. Там три человека из Вентуры: Ким, Скотт и Эди. С ними для связи один человек из секретной службы. Мы можем ехать в мотель и рассказать им о твоем телефонном разговоре с Халилом, но на ранчо нам ехать запрещено. Однако мы можем подождать до рассвета в мотеле на случай каких-либо событий. И еще тебе надо будет поговорить с Халилом, если он позвонит или если его поймают. Тогда будешь говорить в тюрьме в наручниках. Халил в наручниках, а не ты.
 – Об этом я догадался. Но ты-то понимаешь, что нам надо попасть на ранчо?
 – Будем решать этот вопрос в мотеле с парнем из секретной службы.
 Мы продолжили наш путь на север, через некоторое время нам начали попадаться признаки цивилизации, а вскоре появился и плакат: "Добро пожаловать в Санта-Барбару".
 Приморское шоссе проходило по южной окраине города, затем шло на север, удаляясь от океана. Мы проехали по шоссе 101 еще около двадцати миль на север, а затем дорога свернула к побережью.
 – А мы не пропустили мотель? – спросил я.
 – Не думаю. Позвони туда.
 Подумав несколько секунд, я сказал:
 – Считаю, что в целях экономии времени нам следует ехать прямо на ранчо.
 – Джон, похоже, ты не понял инструкции.
 – Как найти дорогу, которая ведет на ранчо?
 – Понятия не имею.
 Мы медленно пробирались сквозь туман, я чувствовал слева дыхание океана, но не видел его. А справа от нас начинался подъем, но я не мог видеть и гор. Наверное, в этом месте на шоссе 101 выходит очень мало дорог, но я пока не заметил ни одной.
 Наконец слева от нас открылась площадка, и сквозь туман я смог различить огни вывески: "Мотель". Мы въехали на стоянку, и Кейт сказала:
 – Комнаты сто шестнадцать и сто семнадцать.
 – Давай сначала подъедем к приемной.
 – Зачем?
 – Закажу нам номер и узнаю, есть ли у них кофе и что-нибудь поесть.
 Мы подъехали к центральному входу, Кейт осталась в машине, а я вошел в вестибюль. Там за столом сидел клерк. Я подумал, что, наверное, довольно респектабельно выгляжу в костюме, пусть даже довольно помятом. Подойдя к столу, я предъявил удостоверение.
 – У вас остановились наши коллеги, номера сто шестнадцать и сто семнадцать.
 – Да, сэр. Хотите, чтобы я позвонил им?
 – Нет, я просто хочу оставить им записку.
 Клерк протянул мне блокнот с карандашом, и я написал: "Ким, Скотт, Эди, простите, что не зашел к вам. Увидимся утром, Дж. К.".
 – Позвоните им около восьми утра, хорошо? – Я дал ему десятидолларовую бумажку и записку и поинтересовался небрежным тоном: – Кстати, как мне найти дорогу на ранчо Рейгана?
 – Ее найти не так уж сложно. Проедете на север метров шестьсот, слева увидите заповедник Рефьюджио, а справа будет начало горной дороги, она называется Рефьюджио-роуд. Никакого указателя там нет. Но я бы не советовал ехать по ней ночью.
 – Почему?
 – Там же ничего не видно. Дорога извилистая, запросто можно свалиться в овраг.
 – Подумаешь, машина не моя, а казенная.
 Клерк рассмеялся, посмотрел на меня и спросил:
 – Значит, старик сейчас на ранчо?
 – Да, заехал на несколько дней. А ранчо я найду без труда?
 – Конечно. Надо доехать до конца дороги, ранчо Рейгана будет слева, а справа другое. Повернете и увидите железные ворота. Но все же лучше ехать туда днем. – Клерк внимательно посмотрел на меня, наверное для того, чтобы впоследствии мог опознать мое тело и сказать полиции: "Да, это он, я его предупреждал". – В три часа уже начнет светать, а через час после восхода солнца туман в основном исчезнет.
 – Спасибо за совет, но у меня в машине скоропортящиеся продукты, которые я должен доставить к завтраку. До свидания.
 Я вернулся к машине, распахнул дверцу со стороны водителя и предложил Кейт:
 – Выйди, разомнись немного.
 Кейт вылезла из машины и потянулась.
 – Ох, как хорошо! Ты заказал нам номер?
 – У них все занято. – Я сел за руль, захлопнул дверцу, опустил стекло и сказал: – Я еду на ранчо. Ты со мной или остаешься?
 Кейт хотела что-то сказать, затем испустила вздох отчаяния, обошла машину и уселась на пассажирское сиденье.
 – Ты хоть знаешь, куда ехать? – спросила она.
 – Конечно. – Я вывел машину на шоссе и повернул на север. – Шестьсот метров, слева будет заповедник, а справа Рефьюджио-роуд. Смотри внимательнее.
 Кейт промолчала, и мне показалось, что она злится.
 Сначала мы увидели указатель заповедника, а затем я в последнюю секунду заметил поворот и резко свернул вправо. Через несколько минут мы уже поднимались вверх по узкой дороге. А еще некоторое время спустя туман настолько усилился, что ничего не было видно дальше капота.
 Мы с Кейт молчали, а машина медленно тащилась по дороге, которая пока была ровной и проходила через ложбину, обрамленную с двух сторон густой растительностью.
 Наконец Кейт нарушила молчание:
 – Нас все равно туда не пустят.
 – Возможно. Но я должен попытаться.
 – Понимаю. Все же ты безумец. Нет, ты Дон Кихот, сражающийся с ветряными мельницами.
 Дорога постепенно становилась все круче и уже.
 – Интересно, как Рон и Нэнси забрались туда? На вертолете?
 – Наверняка, – ответила Кейт. – Дорога опасная.
 – Дорога отличная, а вот обрывы с двух сторон действительно опасные. Жаль, что у нас не джип "гранд-чероки".
 – А еще лучше танк. А ты видишь эти обрывы?
 – Нет, слишком густой туман. Ну что, предлагаешь повернуть назад?
 – Но ты не сможешь, здесь негде развернуться.
 – Точно, придется забираться наверх.
 – Выключи дальний свет, включи лучше ближний, – посоветовала Кейт.
 Я послушался – если это и помогло, то совсем немного. От тумана я уже начал терять ориентацию, но дорога по крайней мере пока оставалась прямой и не петляла.
 – Джон, стой! – вскричала Кейт.
 Я, что называется, ударил по тормозам, и машина замерла на месте.
 – Что случилось?
 Кейт глубоко вздохнула.
 – Ты ехал прямо в обрыв.
 – Правда? А я и не заметил.
 Кейт открыла дверцу, выбралась из машины и прошла вперед, стараясь отыскать дорогу. Я едва видел ее, в тумане она казалась какой-то призрачной. Наконец она исчезла совсем, но через некоторое время вернулась и села в машину.
 – Держись пока левее, а потом дорога резко поворачивает направо.
 – Спасибо. – Я осторожно повел машину вперед, и мне удалось разглядеть поворот. – А ты хорошо видишь в темноте, – похвалил я Кейт.
 По мере того как мы поднимались в горы, туман начал немного рассеиваться, но дорога стала гораздо хуже. Я снова включил дальний свет. Теперь дорога постоянно петляла, но я уже мог видеть футов на десять перед собой, а поскольку вел машину очень медленно, у меня имелось время, чтобы реагировать на неожиданные зигзаги. А зигзаги меня здорово утомили. Да, городскому парню не следовало забираться сюда.
 – Как ты думаешь, здесь есть дикие животные? – поинтересовался я.
 – Кроме тебя?
 – Да, кроме меня.
 – Наверное, есть медведи. Но точно не знаю. Никогда не забиралась так далеко на север. Думаю, здесь могут быть горные львы, – добавила Кейт.
 – Ухты, ну и местечко. И зачем только лидеру свободного мира понадобилось забираться сюда? – И сам же ответил на свой вопрос: – Хотя здесь лучше, чем в Вашингтоне.
 – Следи, пожалуйста, за дорогой.
 – За какой дорогой?
 – Здесь одна дорога.
 – Я стараюсь изо всех сил.
 Еще через пятнадцать минут такой езды у Кейт появилась свежая мысль.
 – Знаешь, я думаю, они не отправят нас назад. Не посмеют. Мы просто не сможем съехать вниз.
 – Это точно.
 Запиликал сотовый телефон, и Кейт ответила:
 – Мэйфилд. – Выслушав собеседника, она сказала: – Том, он не может взять телефон. Он вцепился руками в рулевое колесо, а носом прижался к ветровому стеклу. Совершенно верно, мы едем на ранчо. Хорошо. Да, будем осторожны. Увидимся утром. Спасибо. – Кейт убрала телефон и сообщила: – Том говорит, что ты сумасшедший.
 – Это ни для кого не секрет. Что еще?
 – Твои особые взаимоотношения с Халилом открывают нам ворота. Том сказал, что сотрудники секретной службы пустят нас на ранчо. Они ожидают нас с рассветом, но Том позвонит им и скажет, что мы уже подъезжаем.
 – Вот видишь? Стоит поставить их перед фактом, и они найдут способ разрешить тебе то, что ты уже сделал. Но если ты сначала спросишь разрешения, то они найдут причину отказать.
 Еще через десять минут изнуряющей езды Кейт спросила:
 – А если бы они все же отправили нас обратно, что бы ты тогда стал делать? Каков твой запасной план?
 – Запасной план предусматривал бросить машину и добираться до ранчо пешком.
 – Я так и думала. Не хватало только, чтобы охрана открыла по нас огонь.
 – В таком тумане она бы не увидела нас даже в оптические прицелы. И потом, я хорошо ориентируюсь на местности. Надо все время подниматься вверх. Мох на деревьях растет с северной стороны. Вода течет вниз. Мы бы обязательно добрались до ранчо. А потом перелезли бы через ограду и спрятались в каком-нибудь сарае. Нет проблем.
 – А какой во всем этом смысл?
 – Мне просто нужно быть там. То есть мне нужно быть там, где происходят основные события.
 – Понятно. Как тогда, в аэропорту Кеннеди.
 – Совершенно верно.
 – Когда-нибудь ты окажешься не в том месте и не в то время.
 – Когда-нибудь – возможно. Но не сегодня.
 Кейт промолчала и принялась через боковое окно внимательно разглядывать густые высокие заросли.
 – Теперь ясно, что Лайза имела в виду, когда говорила об идеальном месте для засады, – промолвила она. – Если устроить ее здесь, то шансов спастись не будет.
 – Эй, на этой дороге можно сгинуть и без всякой засады.
 Кейт потерла ладонями лицо и зевнула.
 – Джон, это именно та жизнь, которая тебе нравится?
 – Нет, бывают моменты и получше.
 Дорога выпрямилась, появился легкий уклон, и у меня возникло такое чувство, что мы приближаемся к конечной цели нашего путешествия. Еще через несколько минут я заметил, что растительность редеет, а дорога поворачивает направо. Однако я помнил указания клерка из мотеля, что надо сворачивать налево. Только я собрался повернуть, как из тумана выскочил какой-то человек и вскинул руку. Я остановил машину и вытащил пистолет. То же самое сделала Кейт.
 Человек направился к машине, на нем был непромокаемый комбинезон и бейсболка с надписью "Секретная служба". Я опустил стекло со своей стороны, охранник сказал:
 – Пожалуйста, выйдите из машины, руки держите так, чтобы я их видел.
 Мне и самому частенько приходилось произносить эту фразу, поэтому я хорошо понял его.
 Мы с Кейт выбрались из машины.
 – Я предполагаю, кто вы, но попрошу предъявить документы. Только медленно. – На всякий случай парень добавил: – За нами наблюдают.
 Я предъявил удостоверение. Парень внимательно изучил его, светя себе фонариком, затем проверил документы Кейт и осветил фонарем номер машины.
 Удовлетворенный тем, что наша внешность совпадала с описанием мужчины и женщины в голубом "форде", да и имена были идентичны именам федеральных агентов, которые едут на ранчо по самой жуткой дороге с этой стороны Гималаев, парень сказал:
 – Добрый вечер. Я Фред Поттер, секретная служба.
 Прежде чем я успел съязвить в ответ, Кейт сказала:
 – Добрый вечер. Насколько я понимаю, вы ждете нас.
 – Да, я рассчитывал встретить вас внизу, но, оказывается, вы сами добрались.
 И снова Кейт опередила меня, не позволив ничего сказать.
 – Дорога не такая уж плохая. Но вот спускаться ночью я бы не рискнула.
 – А вам и не придется. Мне приказано проводить вас на ранчо.
 – Вы хотите сказать, что ехать еще далеко? – не выдержал я и вмешался в разговор.
 – Не очень. Хотите, чтобы я сел за руль?
 – Нет, эта машина только для агентов ФБР.
 – Тогда я сяду рядом с водителем.
 Мы все забрались в машину – Кейт на заднее сиденье, а Фред на переднее, рядом со мной.
 – Поворачивайте налево, – сказал Фред.
 – Налево? А куда?
 – Вон туда.
 Я двинулся в указанном направлении и заметил еще двух мужчин с винтовками. Оказывается, за нами действительно наблюдали.
 – Скорость держите около тридцати миль, – продолжил инструктировать меня Фред. – Дорога здесь прямая, но, прежде чем мы попадем к воротам, нам нужно проехать пару сотен ярдов по Пенсильвания-авеню.
 – По Пенсильвания-авеню? Похоже, я заблудился.
 Фред даже не улыбнулся и пояснил:
 – Эта часть Рефьюджио-роуд называется Пенсильвания-авеню. Переименована в восемьдесят первом году.
 – Оригинально. Как чувствуют себя Рон и Нэнси?
 – Эта тема не обсуждается, – отрезал Фред.
 Через несколько минут мы подъехали к каменным столбам, между которыми располагались невысокие железные ворота. В обе стороны тянулась проволочная ограда. За воротами стояли двое мужчин с винтовками, одетые точно так же, как Фред.
 – Остановитесь здесь, – велел Фред.
 Я остановил машину, Фред выбрался наружи и захлопнул дверцу. Он подошел к коллегам, что-то им сказал, и ворота распахнулись. Фред махнул рукой, я тронул машину с места, но был вынужден снова остановиться, поскольку трое парней все еще стояли у меня на пути.
 Один из них сел в машину рядом со мной и приказал:
 – Проезжайте вперед.
 Я двинулся дальше по Пенсильвания-авеню. Парень молчал, что меня вполне устраивало. Если я считал агентов ФБР мрачными занудами, то по сравнению с парнями из секретной службы они выглядели настоящими комедиантами. Возможно, на сотрудников секретной службы накладывает свой отпечаток самая паршивая и самая нервная в мире работа. Я бы не пожелал себе такой.
 – Потише, – предупредил меня пассажир, – скоро поворот налево.
 Я снизил скорость и заметил сначала ограду, а затем два высоких деревянных столба, на которых висел щит с надписью: "Ранчо-дель-Сиело".
 – Поверните здесь.
 Я послушался. Мы проехали через очередные ворота, впереди раскинулось широкое поле, в тумане похожее на альпийский луг. А позади поля я разглядел белый саманный дом, освещенный единственным фонарем. Я был почти уверен, что это дом Рейгана, и даже немного занервничал в ожидании предстоящей встречи с именитой четой. Ведь они наверняка сейчас не спят и ожидают меня, чтобы поблагодарить за старания. Однако мой пассажир велел еще раз свернуть налево, а через несколько минут сказал:
 – Стоп.
 Я остановил машину.
 – Пожалуйста, заглушите двигатель и пойдемте со мной.
 Я выключил фары, заглушил двигатель, и мы вылезли из машины. Наш сопровождающий стал подниматься по дорожке среди деревьев, а мы с Кейт последовали за ним.
 Здесь было очень холодно, не говоря уже о сырости. Все мои три раны разболелись, я плохо соображал, устал, проголодался, хотел пить, замерз и не прочь был бы сходить в туалет. Но если этого не считать, я был в полном порядке.
 Мы подошли к большому обшарпанному зданию, на котором большими буквами было написано: "Правительственное здание". Нет, не в буквальном смысле, конечно. Никакой надписи не было, но я в своей жизни видел множество подобных зданий, чтобы безошибочно распознавать их.
 Нас провели в просторное помещение, что-то вроде комнаты отдыха, со старой мебелью, холодильником и телевизором.
 – Садитесь, – предложил нам провожатый, а сам вышел.
 Я остался стоять и оглядел комнату, ища туалет.
 – Ну вот мы и здесь, – сказала Кейт.
 – Да, мы здесь, – согласился я. – А где мы?
 – Наверное, это старый дом для охраны.
 – Больно мрачные эти парни из охраны, – заметил я.
 – Работа у них такая. Не приставай к ним.
 – Я и не думал приставать. Послушай, ты помнишь тот эпизод...
 – Если ты опять про "Секретные материалы", то я сейчас выхвачу пистолет.
 – По-моему, ты немного нервничаешь.
 – Нервничаю? Да я сейчас усну прямо стоя, я только что проехала на машине через настоящий ад... да и от тебя я устала...
 В комнату вошел мужчина, одетый в серый свитер, джинсы и черные кроссовки. На вид ему было лет сорок пять, красное лицо, светлые волосы. Но главное – он улыбался.
 – Добро пожаловать на Ранчо-дель-Сиело, – поприветствовал он нас. – Я Джин Барлет, начальник охраны.
 Мы обменялись рукопожатиями, и Джин спросил:
 – Что привело вас сюда в такой час?
 Мне он показался нормальным парнем, поэтому я честно все объяснил:
 – Мы гоняемся за Асадом Халилом с субботы и считаем, что он здесь.
 Видимо, он понял мой охотничий инстинкт и кивнул:
 – Да, мне вкратце рассказали об этом человеке и о том, что у него может быть винтовка. Наливайте себе кофе, – предложил Джин.
 Мы попросили разрешения сначала воспользоваться туалетом, и он указал нам, куда пройти. Вернувшись в комнату отдыха, я налил себе кофе, а через минуту ко мне присоединилась Кейт. Я обратил внимание, что она подкрасила губы и попыталась припудрить темные круги под глазами.
 Мы все уселись за круглый кухонный стол, и Джин обратился ко мне:
 – Насколько я знаю, вы установили контакт с этим Халилом.
 – Ну, нас нельзя назвать приятелями, но кое-какой диалог у нас состоялся. – В качестве платы за гостеприимство я вкратце поведал Джину содержание нашей последней беседы, а он внимательно слушал. Закончив, я спросил: – Эй, а где все?
 Джин ответил не сразу.
 – Люди на стратегических постах.
 – Другими словами, у вас нехватка людей.
 – Дом охраняется, дорога тоже.
 – Но ведь сюда можно добраться и пешком, – вступила в разговор Кейт.
 – Можно.
 – А у вас тут есть детекторы движения и аппаратура прослушивания? – продолжила допытываться Кейт.
 Проигнорировав вопрос, Джин обвел взглядом просторную комнату и сообщил:
 – Президент любил приходить сюда по воскресеньям и смотреть футбол вместе с отдыхающей сменой. – Джин задумался на секунду и добавил: – В него однажды стреляли. Если попытаются и сегодня, то это уже слишком.
 – Да, мне известно это чувство, – согласился я.
 – В вас стреляли?
 – Трижды. Но, правда, в один и тот же день, так что это было не так уж плохо.
 Джин улыбнулся.
 А Кейт продолжала гнуть свое.
 – У вас здесь есть электронные средства слежения?
 Джин поднялся со стула.
 – Пойдемте со мной.
 Мы тоже встали и проследовали за ним в комнату в конце здания. Все три стены этого обширного помещения занимали большие окна. Глядя в них, я увидел дом и живописный пруд за ним, большой сарай и маленький дом для гостей.
 – Здесь когда-то был штаб охраны, – пояснил Джин. – Отсюда мы управляли всеми системами слежения, наблюдали за президентом, когда он совершал конные прогулки, связывались отсюда со всем миром. Здесь даже хранилась так называемая ядерная кнопка.
 Я оглядел заброшенную комнату, заметил обрывки проводов, карты на стенах, списки радиокодов и сигналов, еще какие-то поблекшие бумаги.
 – Как видите, никаких электронных средств безопасности не осталось. Сейчас владельцем ранчо является фонд "Молодая Америка", который приобрел его у четы Рейган с намерением устроить музей, кроме того, они планируют проводить здесь свои заседания.
 Мы с Кейт не нашлись что сказать, и Джин продолжил:
 – Даже когда это место называли Западным Белым домом, работа по охране ранчо превращалась в настоящий кошмар. Но старик любит это место, и когда хочет приехать сюда, мы едем вместе с ним и обеспечиваем охрану.
 – Когда-то у вас здесь было около сотни человек, – напомнил я.
 – Совершенно верно. Плюс самая современная электроника и вертолеты. Но должен заметить, что эти чертовы детекторы движения и звука реагировали на каждого зайца и бурундука, забежавших на территорию. – Джин рассмеялся. – Каждую ночь по нескольку ложных тревог, но на каждую мы были обязаны реагировать. Помню, как-то ночью стоял туман, как сегодня. Утром встало солнце и разогнало туман, а мы увидели палатку на лугу, ярдах в ста от дома. Мы кинулись туда и обнаружили спящего парня. Оказался туристом. Мы его разбудили, сказали, что он забрел на территорию частного владения, даже проводили до дороги. Конечно же, мы умолчали, куда он в действительности забрался, – с улыбкой закончил Джин.
 Я тоже улыбнулся, однако эта история говорила о многом.
 – Поэтому разве мы можем гарантировать стопроцентную безопасность? Конечно, нет. Ни тогда не могли, ни сейчас. Но сейчас по крайней мере мы можем ограничивать их передвижения...
 – Другими словами, – вмешалась Кейт, – они будут оставаться внутри дома, пока вы не позволите им выйти?
 – Совершенно верно. У дома толстые саманные стены, шторы и ставни закрыты, в самом доме три агента, еще двое снаружи. Завтра мы решим, как будем вывозить отсюда чету Рейган. Возможно, нам потребуются бронированный лимузин и два автомобиля прикрытия. Вертолетом мы воспользоваться не сможем. – Джин кивнул в окно. – Хороший снайпер без труда сможет спрятаться в чаще и сбить вертолет.
 – Да, ребята, похоже, вам остается только молиться, – заметил я.
 Джин рассмеялся.
 – Молитва в любом случае не помешает. С восходом солнца мы получим подкрепление, включая вертолеты со специальными командами, оснащенными аппаратурой обнаружения снайперов. Если этот Халил где-то рядом, то у нас есть хороший шанс поймать его.
 – Очень надеюсь на это, – промолвила Кейт. – Он убил много людей.
 – Но вы поймите, что наша главная задача и забота – это защитить мистера и миссис Рейган и доставить в безопасное место.
 – Любое место станет безопасным, если вы обезвредите Халила.
 – Ладно, утром будет видно. Мы все равно ничего не можем сделать, пока не встанет солнце и не рассеется туман. Хотите поспать?
 – Нет, – ответил я. – Я хочу надеть джинсы, ковбойскую шляпу, сесть на лошадь и отправиться на прогулку. Посмотрим, будет ли этот ублюдок стрелять в меня.
 – Вы серьезно?
 – Нет, конечно. Но я бы хотел оглядеться тут в окрестностях. Вы не собираетесь проверить посты?
 – Я могу сделать это по рации.
 – Нет ничего лучше, чем убедиться лично. И потом, подчиненные очень любят видеть начальство.
 – Что ж, почему бы и нет? Хотите проехаться со мной?
 – Я постеснялся напрашиваться.
 – И я поеду с вами, – тут же встряла Кейт.
 – Если Джин не возражает, то я тоже не стану возражать, – важным тоном заявил я.
 – Конечно, не возражаю. А вы в бронежилетах? – поинтересовался Джин.
 – Мой в прачечной, – ответил я. – У вас нет запасного?
 – Нет, но вы можете взять мой.
 Ох, кому нужны эти чертовы бронежилеты?
 Мы вышли из здания на улицу, где стоял открытый джип "Ренглер". Джин уселся за руль, Кейт рядом с ним, а я расположился на заднем сиденье. Джин завел двигатель, включил желтые противотуманные фары, и мы тронулись в путь.
 – Я знаю это ранчо как свои пять пальцев, – продолжил свой рассказ Джин. – Тут много дорожек для конных прогулок, и президент в свое время их все объездил. До сих пор в стратегических пунктах сохранились каменные пронумерованные столбы – сотрудники секретной службы, сопровождавшие президента во время конных прогулок, передавали в штаб по радио номер столба, мимо которого они проезжали, а в штабе таким образом отслеживали маршрут. Президент не надевал бронежилет, и для нас эти прогулки были настоящим кошмаром. Я мог свободно вздохнуть только тогда, когда он возвращался.
 По голосу Джина чувствовалось, что он испытывал очень теплые чувства по отношению к бывшему президенту. Мне тоже как-то пришлось охранять Рейгана, поэтому я похвастался:
 – Когда в апреле восемьдесят второго года президент выступал в Манхэттене перед военными, я стоял в полицейском охранении.
 – Помню это выступление, я там был.
 – Оказывается, мир тесен.
 Мы въехали в лес и двинулись по дорожке для конных прогулок. Видимость была довольно неплохая, помогали противотуманные фары. Я слышал, как на деревьях поют ночные птицы.
 – Тут у меня в футляре лежит винтовка М-14 – может, достанете ее? – обратился ко мне Джин.
 – Хорошая мысль.
 Я нагнулся, вытащил из-под водительского сиденья футляр и открыл его. Там лежала винтовка М-14 с оптическим прицелом.
 – Вы умеете пользоваться инфракрасным прицелом? – спросил Джин.
 – Да, я с детства к нему привык, – ответил я, хотя сам даже не знал, как его включать.
 Джин, наверное, понял это, поскольку тут же все объяснил. И через минуту я уже смотрел в него и видел все в зеленом свете. Удивительная техника, все видно, как днем. Но тут мне пришло в голову, что и Асад Халил может прекрасно видеть наш джип.
 Мы немного поездили по лесу, и я напомнил мистеру Барлету:
 – Джин, что-то я не вижу никого из ваших людей.
 Он ничего не ответил.
 – Наверное, днем здесь очень красиво, – заметила Кейт.
 – Да, это замечательное место, – согласился Джин. – Мы находимся на высоте две с половиной тысячи футов над уровнем моря, с одной стороны отсюда можно видеть Тихий океан, а с другой – долину Санта-Инес.
 Мы продолжали колесить по лесу, и, честно говоря, я не понимал, что здесь делаю. Если Асад Халил здесь и если у него такой же оптический прицел, как у меня, то он запросто может влепить мне пулю между глаз с двухсот ярдов. А если у него винтовка еще и с глушителем, в чем я не сомневался, то я просто тихонько вывалюсь из джипа, а Кейт и Джин будут продолжать болтать.
 Внезапно заросли кончились, и дорожка вышла на открытое каменистое пространство. Я заметил, что мы приближаемся к обрыву, и хотел уже было предупредить Джина, но он, наверное, действительно знал это ранчо как свои пять пальцев, потому что вовремя остановил машину.
 – В той стороне запад, – пояснил он, – в ясный день отсюда можно видеть океан.
 Я посмотрел в ту сторону, но не увидел ничего, кроме тумана. Внезапно из тумана к нам вышел человек, одетый во все черное, даже лицо было перемазано специальной темной краской. В руках он держал винтовку с оптическим прицелом.
 – Это Геркулес-1, – представил нам Джин, – в его задачу входит ликвидация снайпера.
 Геркулес-1 и Джин обменялись приветствиями, затем нас представили этому парню, настоящее имя которого было Берт.
 – Мистер Кори пытается вызвать на себя огонь снайпера, – пояснил ему Джин.
 – Очень хорошо, – одобрил Геркулес, – я только этого и жду.
 Я подумал, что следует прояснить ситуацию.
 – На самом деле я просто изучаю местность.
 Геркулес смерил меня взглядом, но ничего не сказал.
 Я в своем костюме чувствовал себя как-то не очень уютно среди парней в черном с позывными вместо имен. Джин и Геркулес поговорили минуту, затем мы поехали дальше.
 – Джин, похоже, посты расположены слишком далеко друг от друга, – заметил я.
 Он снова ничего не ответил. Затрещала его рация, он прижал ее к уху, и я не мог слышать, что говорит его собеседник. Выслушав, Джин ответил:
 – Хорошо, я отвезу их туда.
 – Кого и куда вы отвезете? – поинтересовался я.
 – С вами хотят встретиться.
 – Кто?
 – Не знаю.
 – Не знаете даже позывной?
 – Нет.
 – Но я не хочу встречаться с человеком, у которого нет даже позывного.
 – Не думаю, что у вас есть выбор, Джон. Это был звонок высокого уровня.
 – А от кого?
 – Не знаю.
 Мы с Кейт переглянулись и пожали плечами.
 Итак, мы двинулись сквозь туман на встречу неизвестно с кем и неизвестно где.
 Минут десять мы ехали по каменистому плато, поросшему полевыми цветами. Никакой дороги здесь не было, но она и не требовалась, поскольку местность была ровной и открытой. Сквозь туман я различил впереди что-то белое, вскинул винтовку и посмотрел в прицел. Волшебные линзы превратили белый предмет в зеленый, и я разглядел, что это бетонное здание размером с большой дом, стоявшее на массивной искусственной насыпи из земли и камней. А позади здания на насыпи располагалось странного вида сооружение, похожее на перевернутую воронку.
 Когда мы приблизились на сотню ярдов к этой окутанной туманом межгалактического вида конструкции, Кейт повернулась ко мне и сказала:
 – Ну прямо как в "Секретных материалах".
 Джин рассмеялся:
 – Это всенаправленный радиомаяк.
 – Понятно, – промолвил я. – А нельзя ли поконкретнее?
 Джин пояснил:
 – Аэронавигационный радиомаяк.
 – А для каких самолетов? С каких планет?
 – С любой планеты. Он посылает сигналы во все направления, используется для навигации гражданских и военных самолетов. В скором времени его заменят системой глобального позиционирования, но пока он еще функционирует. – Помолчав, Джин добавил: – Русские атомные подводные лодки, снующие вдоль побережья, тоже пользуются его сигналами. Без нашего разрешения.
 – Что-то вид у этого маяка больно запущенный, – заметил я.
 – А там нет людей. Маяк полностью автоматический, за ним следит диспетчерская служба Лос-Анджелеса. Люди приезжают сюда только для планового обслуживания. У маяка автономный источник питания.
 – Понятно. Значит, от него не тянется провод к ранчо?
 Джин усмехнулся и объявил:
 – Мы с вами находимся уже на федеральной земле.
 – То-то я почувствовал себя лучше, – сказал я. – Именно здесь мы и должны встретиться с кем-то?
 – Да.
 – А с кем?
 – Не знаю. – Джин остановил джип ярдах в двадцати от насыпи. – Увидимся позже.
 – Простите? Вы хотите нас покинуть?
 – Если вы не возражаете.
 – Джин, но здесь никого нет.
 – Вы здесь. И еще кто-то, кто ждет вас.
 Похоже, говорить с Джином было бесполезно, поэтому я обратился к Кейт:
 – Ладно, давай сыграем в эту игру.
 Я выбрался из джипа, Кейт последовала за мной.
 – Вы уезжаете? – спросила она у Джина.
 – Да.
 Похоже, у Джина напрочь пропало желание разговаривать, но все же я спросил:
 – Могу я одолжить у вас эту винтовку?
 – Нет.
 – Ладно, спасибо за прогулку, Джин. Эй, если когда-нибудь будете в Нью-Йорке, я свожу вас на ночную прогулку в Центральный парк.
 – До встречи.
 Джип тронулся с места и вскоре исчез в тумане.
 Мы с Кейт остались стоять на открытом плато, окруженные туманом. Вокруг ни единого огонька, за исключением тусклого света, исходившего из неземного здания. У меня закралось подозрение, что эта колдовская башня испускает какие-то смертельные лучи, которые могут превратить нас в протоплазму или во что-то еще вроде этого.
 Однако любопытство пересилило, и я двинулся к зданию маяка. Кейт шла рядом. Оглядев здание, она сказала:
 – Я вижу какие-то антенны. А машин не видно. Может, нам нужен другой маяк? – со смехом предположила она.
 Я подумал, что с учетом ситуации Кейт вела себя довольно спокойно. Поблизости мог прятаться сумасшедший убийца, а у нас только пистолеты, нет бронежилетов и машины, да еще предстояла встреча с неизвестным. Я даже подозревал, что этот кто-то может быть с другой планеты.
 Когда мы приблизились к бетонному зданию, я заглянул внутрь сквозь маленькое окно и увидел комнату, напичканную электроникой, мигали какие-то лампочки. Я постучал в окно.
 – Привет! Мы пришли к вам с миром! Отведите меня к вашему командиру!
 – Джон, прекрати изображать из себя дурака. Это не смешно.
 Я подумал, что минуту назад Кейт и сама пыталась шутить. Но она права, ничего смешного здесь нет.
 Мы двинулись вдоль высокой насыпи из земли и камней и добрались до белой перевернутой воронки. Обойдя ее с дальней стороны, мы повернули за угол здания, и тут я увидел человека, одетого во все черное. Он сидел на большом плоском камне у основания насыпи. До него было футов тридцать, но даже в темноте и в тумане я смог разглядеть, что он смотрит в какой-то предмет, напоминающий бинокль ночного видения.
 Кейт тоже увидела его, и мы оба вытащили пистолеты.
 Человек услышал наши шаги или почувствовал наше присутствие, потому что опустил бинокль и повернулся в нашу сторону. Теперь я заметил, что на коленях у него лежит длинный предмет, и это отнюдь не удочка.
 Несколько секунд мы смотрели друг на друга, затем человек произнес:
 – Ваше путешествие закончено.
 – Тед, – едва слышно прошептала Кейт.

 Глава 55

 Да, это был Тед Нэш. Но почему меня это не слишком удивило?
 Тед не удосужился встать и поприветствовать нас. Мы сами подошли к камню, на котором он сидел, свесив ноги вниз.
 – Рад вас видеть, – небрежным тоном бросил он.
 Черт бы побрал этого Теда! Мне не хотелось играть в его дурацкую игру, поэтому я ничего не сказал.
 – Мог бы и сообщить, что встреча предстоит с тобой, – с упреком в голосе заметила Кейт. – А то ведь мы могли бы и убить тебя. По ошибке.
 Тед наверняка отрепетировал нашу встречу, но Кейт не читала его сценария.
 Лицо старины Теда было перемазано специальным гримом, на голове черная бандана, черные брюки, черная рубашка, черные кроссовки, массивный бронежилет.
 – Ты не находишь, что рановато нарядился для Хэллоуина? – спросил я.
 Тед ничего не ответил, но опустил ладонь на винтовку, лежавшую у него на коленях. Это была М-14 с инфракрасным прицелом. Точно такая, какую отказался одолжить мне Джин.
 – Поговори со мной, Тедди, – попросил я. – Что случилось?
 Он опять ничего не ответил. Возможно, его малость покоробило обращение "Тедди". Сунув руку за спину, он вытащил термос.
 – Хотите кофе?
 Этот мистер шпион уже начал выводить меня из себя.
 – Тед, я понимаю, для тебя важно соблюдать вежливость, но я простой нью-йоркский коп, и у меня нет настроения выслушивать всю эту чепуху. Выкладывай, что хотел сказать, вызывай машину и увози нас отсюда.
 – Ладно, – промолвил Тед. – Первым делом хочу поздравить вас с тем, что вы обо всем догадались.
 – Мы догадались, а ты все знал, да?
 Тед кивнул:
 – Кое-что знал, но не все.
 – Понятно. Кстати, ты проспорил мне десять долларов.
 – Я включу их в твои командировочные расходы. – Он посмотрел на нас с Кейт. – Вы доставили нам массу неприятностей.
 – Кому это "нам"?
 Тед сразу не ответил, поднес к глазам бинокль и принялся оглядывать отдаленный лес.
 – Я совершенно уверен, что Халил где-то здесь, – промолвил он, не отрываясь от своего занятия. – Вы согласны?
 – Согласны. Можешь встать и помахать ему.
 – Ты разговаривал с ним?
 – Разговаривал. Сообщил ему твой домашний адрес.
 К моему удивлению, Тед рассмеялся, а следующая его фраза удивила меня еще больше:
 – Можешь не верить, но ты мне нравишься.
 – Ты мне тоже, Тед. Мне только не нравится, когда ты что-то скрываешь.
 Кейт поддержала меня.
 – Тед, если ты знал, что происходит, то почему ничего не сказал? Ведь погибли люди.
 Тед опустил бинокль и посмотрел на Кейт.
 – Ладно, слушайте. Есть человек по имени Борис, бывший агент КГБ, работающий на ливийскую разведку. К счастью, он очень любит деньги, поэтому работает еще и на нас. – Задумавшись на секунду, он продолжил: – На самом деле он любит нас, а не ливийцев. Несколько лет назад Борис связался с нами и рассказал про молодого человека по имени Асад Халил, у которого семья погибла во время авианалета...
 – Ничего себе, – на сдержался я. – Ты знал про Халила несколько лет назад?
 – Да. Мы внимательно следили за его деятельностью. Было совершенно очевидно, что Халил – исключительный материал: храбрый, умный, решительный, у него веские мотивы... О его мотивах вы, разумеется, знаете.
 Мы с Кейт молчали.
 – Продолжать? – спросил Тед. – Может, вы не хотите все это слышать?
 – Хотим, – заверил я Теда. – А что ты потребуешь в обмен?
 – Ничего. Мне будет достаточно вашего слова, что вы об этом никому не расскажете.
 – Продолжай.
 – Ладно. Если Асада Халила схватят, то он попадет в руки ФБР. А мы этого не хотим. Он нам самим нужен. И мне требуется ваша помощь, вплоть до потери памяти в ходе официального следствия, чтобы Халил попал к нам.
 – Послушай, Тед, возможно, тебя это и удивит, но мое влияние на ФБР и правительство несколько ограничено.
 – Мои слова, Джон, тоже тебя удивят. ФБР и правительство слишком уж соблюдают законы. Ты помнишь дело о взрыве в Торговом центре? Преступников судили за убийство, организацию заговора и незаконное ношение оружия. Не за терроризм. В Америке нет закона против терроризма. И в любом судебном заседании правительству требуются заслуживающие доверия свидетели.
 – Тед, у правительства имеются десятки свидетелей против Асада Халила и тонна улик.
 – Верно. Но я думаю, что мы сможем заключить сделку в интересах национальной безопасности. То есть вернем Халила в Ливию в обмен на дипломатические уступки. И мне очень не хотелось бы, чтобы ты со своими высокими моральными принципами вмешивался в это дело.
 – Тед, мои моральные принципы ниже табуретки, – заверил я Теда. – Но Асад Халил убил множество ни в чем не повинных людей.
 – Ну и что? Что нам с ним сделать за это? Отправить до конца жизни в тюрьму? Разве мы этим поможем погибшим? Не лучше ли будет использовать Халила для чего-то гораздо более важного? Чего-то такого, что сможет по-настоящему ослабить международный терроризм?
 Я понял, куда он клонит, но меня это не устраивало. Однако Теду хотелось убедить меня и Кейт, и он спросил:
 – Знаете, почему мы хотим освободить Асада Халила и вернуть в Ливию?
 Я поскреб пальцами подбородок.
 – Дай подумать... для того, чтобы он отомстил Муамару Каддафи, ведь тот трахал его мать и убил отца.
 – Совершенно верно. Разве это не превосходный план?
 – Эй, я простой коп, поэтому, возможно, чего-то недопонимаю. Чтобы обработать и завербовать Халила, нужно, чтобы он некоторое время посидел у вас.
 – Правильно. Борис сообщил нам, каким образом Халил будет уходить из страны, и мы наверняка сможем его схватить. Я не имею в виду ЦРУ... у нас нет такого права. Однако ФБР или местная полиция, действуя по подсказке ЦРУ, его арестует. Затем на сцену выйдем мы и заключим сделку.
 Кейт уставилась на Теда. По выражению ее лица я догадался, что она хочет сказать, и не ошибся.
 – Тед, ты рехнулся? Совсем съехала твоя чертова крыша? Этот гад убил более трехсот человек. А если ты его отпустишь, он убьет еще больше, и совсем не обязательно тех, кого тебе хочется. Этот человек очень опасен. Он настоящий дьявол. Как ты можешь даже думать о том, чтобы освободить его? Я просто не верю своим ушам.
 Долгое время Тед молчал – наверное, боролся в душе с принципами морали. Я не сомневался, что агент ЦРУ все же победит моральные принципы. Наконец Тед заговорил:
 – Поверьте, я ничего не знал про рейс сто семьдесят пять. Борис либо сам не знал об этой операции, либо не сумел сообщить нам.
 – Уволь Бориса, – предложил я.
 – На самом деле он, наверное, уже мертв. Мы готовили ему побег из Ливии, но что-то пошло не так.
 – Да, Тед, я бы ни за что не доверил тебе уложить мой парашют, – сказал я.
 Тед проигнорировал мое замечание и снова поднес к глазам бинокль.
 – Надеюсь, они не убьют его. Я имею в виду Халила. Если он сумеет выбраться из этого района, то отправится в условленное место, где, как он надеется, его встретят соотечественники и помогут покинуть страну. Однако этого не случится.
 Я не надеялся получить ответ, но все же спросил:
 – И где это условленное место?
 – Не знаю. Информация по этому делу строго дозирована.
 – Но если ты не охотишься на Халила, то для чего тебе винтовка с оптическим прицелом?
 Тед опустил бинокль.
 – Никогда не знаешь, что и когда тебе может понадобиться. У вас есть бронежилеты?
 Вполне нормальный вопрос, заданный коллегой, но в данный момент мне не понравился и сам вопрос, и то, что он исходил от Теда.
 Я не ответил, промолчала и Кейт. Я не думал, что старина Тед попытается убить нас, но сейчас он явно находился в состоянии стресса, хотя и не показывал этого. Если вспомнить, что задумала его контора, то становилось ясно, что очень многое может решиться в течение нескольких следующих часов. Это был необычайно рискованный, долгосрочный план по устранению Каддафи. Чудный планчик, в котором не просматривалась бы рука ЦРУ. И план этот начал осуществляться за несколько часов до посадки рейса "Транс-континенталь". Все бы хорошо, но задуманное ЦРУ противоречило законам США, поэтому старина Тед и нервничал. А если еще и мы с Кейт добавим ему проблем, не воспользуется ли он своей винтовкой, чтобы избавиться от нас? Никогда не знаешь, как может поступить вооруженный человек в состоянии стресса, особенно если считает, что его дело важнее твоей жизни.
 Небо чуть просветлело, однако туман продолжал висеть над землей. Гуманно, поскольку туман затруднял стрельбу из винтовки с оптическим прицелом.
 – Кстати, как там Франкфурт и Париж? – поинтересовался я у Теда.
 – Отлично. У меня там были кое-какие дела. Между прочим, если бы ты полетел во Франкфурт, как тебе приказывали, то не попал бы в нынешнюю сложную ситуацию.
 Я не совсем понимал, в какой именно ситуации я сейчас нахожусь. Однако мне показалось, что в словах Теда прозвучало нечто вроде угрозы. Честно говоря, мне не хотелось говорить на тему, которая была мне неприятна, тем не менее я был вынужден спросить:
 – Почему вы позволили Асаду Халилу убить пилотов самолета, пассажиров и других людей?
 Тед посмотрел на меня, и я понял, что он готов к такому вопросу.
 – Наш план был очень прост. Встретить Халила в аэропорту Кеннеди, отвезти на Федерал-Плаза, представить неопровержимые доказательства, включая записи допросов перебежчиков, любовной связи его матери с Каддафи и убийства отца по его приказу, а затем направить его гнев против Великого лидера.
 – Нам все это понятно, – сказала Кейт. – Но мы не понимаем, почему после его бегства вы позволили ему выполнить свою миссию.
 – Но мы понятия не имели, в чем состояла эта его особая миссия.
 – Прости, Тед, но ты несешь чушь, – возразил я. – Ты знал, что он будет здесь, на ранчо Рейгана, и знал, чем он будет заниматься до того, как отправиться сюда.
 – Что ж, думай как хочешь. Нас просто поразила информация о том, что Халил послан сюда для убийства Рейгана. Мы не знали, что ему известны имена и адреса пилотов, принимавших участие в бомбардировке. Это совершенно секретная информация. В любом случае смысл его миссии не имел особого значения, поскольку предполагалось, что он будет арестован в аэропорту Кеннеди. И если бы это произошло, то не случилось бы ничего другого.
 – Тед, наверное, в детстве мама говорила тебе, что нельзя играть со спичками, потому что можно обжечься.
 Тед решил не распространяться о своем детстве, он продолжил оправдываться:
 – Наш план не удался, но еще не все потеряно. Сейчас очень важно схватить Халила и рассказать ему все, что мы знаем о его матери и отце, а затем отпустить в Ливию. Кстати, Карима Халила в Париже убил друг семьи – человек по имени Хабиб Надир, армейский капитан, сослуживец и друг капитана Халила. Надир убил своего друга по личному приказу Каддафи. Конечно, существует вероятность того, что Асад Халил сбежит из страны и вернется в Ливию до того, как нам представится возможность поговорить с ним. Так что, если он вдруг позвонит, надо будет рассказать ему о предательстве Каддафи по отношению к его семье.
 – Так, дай-ка вспомнить... мы говорили о его ненависти к Америке, о его желании убить меня... что еще?..
 – Я знаю от ваших коллег, которые находились в доме Уиггинза, что в разговоре с Халилом ты вскользь затронул эту тему.
 – Точно. После того как обозвал его идиотом.
 – Неудивительно, что он хочет убить тебя, – со смехом заметил Тед, затем спросил: – Но ты ведь расширил эту тему в ходе последующего разговора с Халилом?
 – Тед, похоже, ты очень много знаешь о том, что происходит в ФБР.
 – Мы одна команда, Джон.
 – Надеюсь, что это не так.
 – Ох, не строй из себя святого, нимб тебе совершенно не к лицу.
 Эту колкость Теда я пропустил мимо ушей.
 – Ладно, Тед, нам пора идти. Увидимся на слушаниях в сенатской комиссии.
 – Минуточку, еще один вопрос. Так ты все-таки рассказал Халилу о предательстве Каддафи?
 – А ты как думаешь?
 – Думаю, что рассказал. Ты ведь сразу ухватился за эту тему во время расширенного совещания. И потом, ты очень умный. Знаешь, как надо выводить людей из себя. – Тед улыбнулся.
 – Да, я как следует загрузил его всем этим. Слышал бы ты наш разговор, когда я сообщил ему, что его мать шлюха, а отец рогоносец. Не говоря уже о том, что Каддафи приказал ликвидировать папочку. Господи, как же он расстроился! Сказал, что вырвет мне язык и перережет глотку. А при чем здесь я? Не я же трахал его мать и убил отца.
 Теду, похоже, нравилось мое легкомыслие, и еще он был просто счастлив узнать, что я выполнил его работу.
 – Как тебе показалось, он поверил?
 – Откуда я знаю? Пообещал меня убить. А про дядю Муамара ничего не сказал.
 Подумав немного, Тед заметил:
 – Для арабов это дело чести, речь здесь идет о чести семьи. А любое бесчестье семьи должно смываться кровью.
 – Да, наверное, это срабатывает лучше, чем суд по семейным делам, – согласился я.
 Тед посмотрел на меня:
 – Я думаю, Халил убьет Каддафи, а когда узнает правду о Хабибе Надире, убьет и его, а может, и еще кого-то из ливийцев. Тогда наш план, который кажется тебе таким мерзким, будет оправдан.
 Кейт, у которой моральные принципы были посильнее моих, возразила:
 – Нельзя оправдывать подстрекательство к убийству кого-либо. Борясь с негодяями, мы не должны действовать их методами. Это неправильно.
 У Теда хватило разума не защищать план устранения Каддафи.
 – Поверь, мы очень долго сомневались, прежде чем принять решение, даже выносили этот вопрос на комиссию по этике.
 Я едва не рассмеялся.
 – В вашей конторе есть такая комиссия? Тогда как можно расценить с точки зрения этики то, что ты втерся в Особое антитеррористическое соединение ради осуществления собственного плана? И как, черт побери, получилось, что мы опять работали вместе?
 – Я настоял на этом. Меня восхищают твои таланты и настойчивость. Ты ведь едва не поймал Халила в аэропорту. Так что если захочешь работать у нас, место для тебя всегда найдется. Кейт, для тебя тоже.
 – Мы обговорим это со своими духовными наставниками, – ответил я. – Ладно, Тед, нам пора. Отличная получилась встреча.
 – Еще один или два аспекта.
 – Выкладывай.
 – Давно хотел сказать тебе, что мне очень понравился тот анекдот про окружного прокурора, который ты рассказал на совещании. А мне пересказал Эдвард. В этом анекдоте много правды. ФБР собрало большую пресс-конференцию, которая и произойдет сегодня в Вашингтоне. А моя контора не любит пресс-конференций.
 – Эй, тут я на твоей стороне.
 – ЦРУ перевербовало кролика и сделало из него двойного агента. – Тед улыбнулся. – Забавно, но касательно нашего дела очень точно.
 – Я тебя понял. Но не забывай, Тед, что сделали копы. Они отделали медведя и выколотили из него признание в том, что он кролик. Верно?
 – Да, но медведь все равно не стал кроликом.
 – Важно только то, что он признался. Мы закончили на этом?
 – Почти. Просто я хотел напомнить вам обоим, что этого разговора не было. – Тед посмотрел на Кейт и добавил: – Очень важно, чтобы Асад Халил вернулся в Ливию.
 – Нет, гораздо важнее, чтобы он предстал перед судом США за убийство, – возразила Кейт.
 Тед взглянул на меня:
 – А мне показалось, что ты меня понял.
 – Разве я могу спорить с человеком, у которого в руках винтовка?
 – Не надо драматизировать. Я вас не запугиваю.
 – Извини, насмотрелся по телевизору всякой чепухи вроде "Секретных материалов" и "Миссия невыполнима". Ладно, тогда все. До встречи.
 – На вашем месте я бы не стал сейчас возвращаться в дом. Халил все еще здесь. А вы оба сейчас в роли подсадных уток.
 – Тед, догадайся, что лучше: сидеть здесь с тобой или попытаться избежать пули снайпера?
 – Только не говорите потом, что я вас не предупреждал.
 Я ничего не ответил, повернулся и зашагал прочь. Кейт последовала за мной.
 – Кстати, мои поздравления в связи с помолвкой! – крикнул нам вслед Тед. – Не забудьте пригласить на свадьбу.
 Не оборачиваясь, я помахал ему рукой. Забавно, но я вовсе был не против пригласить его на свадьбу. Конечно, этот парень тот еще сукин сын, но, как говорится, он наш сукин сын. Он действительно хотел блага своей стране. Я понимал его, и это меня пугало.
 Спустившись с насыпи, мы стали удаляться от маяка. Я не знал, от кого получу пулю: в спину от Теда или же в грудь от Асада Халила. Почувствовав, как напряжена Кейт, я попытался успокоить ее.
 – Все нормально, но давай ускорим шаг.
 – У меня во рту пересохло, живот подвело.
 – Так бывает по утрам с похмелья...
 – Джон, оставь свои шутки. Ты понимаешь, что он делает?
 – Они играют в жестокую и опасную игру. Но, как говорится, не судите, да не судимы будете.
 – Погибло столько людей.
 – Я не хочу сейчас об этом говорить. Ладно?
 Кейт кивнула.
 Мы отыскали дорожку для верховой прогулки, которая шла среди камней и густого кустарника. Я надеялся, что мы натолкнемся на патруль либо на стационарный пост. Но, как всегда бывает, в самый нужный момент нигде не было видно агентов секретной службы.
 Небо просветлело еще больше, мягкий ветер с моря начал разгонять туман над землей. А вот это плохо.
 Мы шли в том направлении, где, по нашему мнению, находилось ранчо и дом для охраны, но дорожка здорово петляла, и я не был уверен, что знаю, где мы находимся.
 – Похоже, мы заблудились, – промолвила Кейт. – У меня ноги устали, я хочу пить.
 – Давай немного посидим.
 Мы уселись на плоский камень. Растительность здесь была какая-то странная. Полынь, перекати-поле и прочая ковбойская трава. Кусты густые, но не очень высокие. Во всяком случае, не настолько высокие, чтобы укрывать нас во время ходьбы. Мне пришла в голову мысль, которой я поделился с Кейт.
 – Если предположить, что Халил здесь, то он, наверное, прячется где-то на расстоянии ярдов двухсот от дома. Так, может, нам лучше не подходить близко к дому или к помещению для охраны?
 – Хорошая мысль. Мы останемся здесь в качестве приманки для Халила.
 – Я пытаюсь перехитрить этого парня.
 – Ох, как подумаю об этом... наверное, он хочет не просто нас убить, сначала перебить ноги, вырвать тебе язык, а затем перерезать горло.
 – Спасибо, похоже, у вас с ним одинаковые мысли.
 – Ну, извини. – Кейт зевнула. – Но у нас есть пистолеты, и я в любом случае не позволю ему оставить тебя в живых. – Кейт засмеялась, но это был какой-то нервный смех, на грани истерики.
 Минут через десять я услышал смутно знакомый звук, а вскоре догадался, что это шум лопастей вертолета. Я забрался на соседнюю глыбу и объявил:
 – Прибыла воздушная кавалерия. Здорово, ты только посмотри.
 – Что? – Кейт поднялась, но я положил ладонь ей на плечо и усадил на место. – Сиди, я буду рассказывать, что там происходит.
 – Я и сама могу посмотреть. – Кейт ухватила меня за руку и вскарабкалась на глыбу. Мы устремили взгляды на вертолеты. Шесть вертолетов "хью" летали в небе в нескольких сотнях ярдов от нас. Я понял, что они кружатся над домом, а значит, мы находились рядом. Теперь стало ясно, куда идти. В небе появился еще один вертолет – огромный военно-транспортный "чинук", под брюхом которого на тросах висел большой черный "линкольн".
 – Наверное, это бронированный автомобиль, – заметила Кейт.
 – Его называют "дилижанс", – пояснил я. – Так, шесть вертолетов плюс "геркулесы", "дилижанс" и два автомобиля сопровождения. Похоже, все в порядке.
 Из груди Кейт вырвался вздох облегчения.
 Несколько минут мы наблюдали за вертолетами. Мы не могли видеть, что происходит на земле, но и так было понятно, что в данный момент Рональд и Нэнси уже едут по Пенсильвания-авеню в бронированном автомобиле в сопровождении охраны и под защитой с воздуха. Все, операция благополучно завершена.
 Если Асад Халил находился где-то рядом, то он тоже мог это видеть. Если он еще не отклеил фальшивые усы, то наверняка сейчас крутит их концы и восклицает: "Проклятие! Опять сорвалось!"
 Что ж, все хорошо, что хорошо кончается. Правильно?
 Не совсем так. Я подумал о том, что если из-под носа у Халила ускользнула большая цель, то он вполне может заняться мелкой.
 Но я не успел каким-то образом материализовать свою мысль – например, спрыгнуть с глыбы в кусты и ждать помощи. Асад Халил слишком быстро переключился с одной цели на другую.

 Глава 56

 То, что случилось дальше, происходило как в замедленной съемке, между биениями сердца.
 Я велел Кейт спрыгнуть с глыбы. Сам прыгнул первым, а она последовала за мной через полсекунды.
 Выстрела из винтовки с глушителем я не услышал, но понял, что сделан он из соседнего леса. Пуля, словно пчела, прожужжала у меня над головой – то есть там, где я стоял на глыбе секундой раньше.
 А Кейт как будто споткнулась и тихонько вскрикнула от боли, словно подвернула лодыжку. Но я моментально осознал, что перепутал последовательность событий – сначала она вскрикнула от боли, а затем споткнулась. И снова, как в замедленной съемке, я увидел, как она упала с глыбы на дорожку.
 Я накрыл ее своим телом, обнял и перекатился подальше от дорожки, вниз по пологому склону, в какие-то редкие кусты. В этот момент вторая пуля ударилась в камень вблизи от наших голов. Осколки камня впились мне в шею.
 Я снова перекатился, продолжая сжимать Кейт в объятиях, но нас остановили заросли низкого кустарника. Прижав Кейт к земле, я прошептал ей на ухо:
 – Не шевелись.
 Мы лежали на боку, лицом друг к другу, моя спина была обращена в ту сторону, откуда велся огонь. Я вытянул шею и оглянулся через плечо, пытаясь определить, видно ли Халилу нас из леса, который находился менее чем в сотне ярдов.
 Между нами и тем местом, откуда стрелял Халил, были кусты и низкие камни. Теперь все зависело от того, где именно он прятался среди деревьев. С определенных мест он по-прежнему мог хорошо видеть нас.
 Я понимал, что мой костюм, пусть даже и темный, плохо сливается с окружающей средой, и уж тем более ярко-красный пиджак Кейт. Но поскольку выстрелов больше не было, я с уверенностью предположил, что Халил на время потерял нас из вида. Но он мог и просто выбирать наиболее подходящий момент для следующего выстрела.
 Я повернул голову и посмотрел Кейт в глаза.
 – Не шевелись, поговори со мной, – прошептал я.
 Она учащенно дышала, я не мог определить, насколько серьезна ее рана, однако почувствовал ее теплую кровь на своем теле. Проклятие!
 – Кейт, поговори со мной, поговори.
 – Ох... я... ранена...
 – Успокойся. Лежи тихо, дай я посмотрю... – Я просунул между нами правую руку, мои пальцы пытались отыскать входное отверстие от пули, но я никак не мог его найти, хотя кровь залила ей всю блузку. Ох, Боже мой...
 Я запрокинул голову и посмотрел на ее лицо. Кровь не сочилась ни изо рта, ни из носа, что обнадеживало, и глаза ее оставались ясными.
 – Ох, Джон... как больно...
 Наконец я нашел рану – с левой стороны, пониже грудной клетки. Я тут же положил ладонь на спину Кейт и отыскал выходное отверстие – чуть выше ягодицы. Сквозное ранение, кровь фонтаном не бьет, но меня тревожила возможность внутреннего кровотечения. Я сказал ей то, что обычно говорят раненым:
 – Кейт, все нормально, все будет хорошо.
 – Ты уверен?
 – Да.
 Кейт глубоко вздохнула и сама дотронулась до раны, ощупав входное и выходное отверстия.
 Я вытащил носовой платок и сунул ей в руку:
 – Прижми к ране.
 Мы снова лежали, не шевелясь, и ждали.
 Эта пуля предназначалась, разумеется, мне, но судьба сыграла злую шутку и пуля досталась Кейт.
 – Ты в порядке... просто небольшая царапина...
 Кейт поднесла губы к моему уху, и я ощутил кожей ее дыхание.
 – Джон...
 – Да?
 – Ты просто болван.
 – Вот как?
 – Но я все равно тебя люблю. А теперь убирайся отсюда.
 – Нет. Лежи тихо. Он нас не видит, а раз не видит, значит, больше не попадет.
 И в этот момент вокруг нас внезапно стали взлетать вверх комья земли и камни, сверху посыпались ветки. Я понял, что Халил просто обстреливает то место, где мы можем быть. Наверное, решил опустошить весь четырнадцатизарядный магазин. Господи, когда же закончится эта стрельба! Особенно неприятно, когда стреляют из оружия с глушителем – выстрелов не слышишь, а ощущаешь их только тогда, когда в тебя попадут.
 Возможно, это был уже последний выстрел, когда я почувствовал резкую боль в бедре. Моя рука потянулась к месту ранения. На ощупь я определил, что рана довольно глубокая, пуля могла поразить тазовую кость.
 – Проклятие! – воскликнул я.
 – Джон, ты в порядке?
 – Да.
 – Нам надо выбираться отсюда.
 – Хорошо, я считаю до трех, мы бежим на четвереньках через эти кусты, но не дольше трех секунд, затем падаем и перекатываемся. Поняла? Раз, два...
 – Подожди! Почему бы нам не вернуться к той глыбе, где мы стояли?
 Я повернулся и оглядел камень. Высотой фута четыре, но узкий для двоих. Однако если нам удастся спрятаться за него, то мы будем защищены от прямого огня из леса.
 – Ладно, хотя там не развернешься.
 – Бежим, Джон, пока он снова не начал стрелять. Раз, два, три...
 Мы вскочили на четвереньки и побежали к глыбе... то есть навстречу Халилу.
 Где-то на половине пути я услышал над головой знакомое жужжание, но Халилу приходилось стрелять поверх камня, и ему не хватало высоты для точного прицеливания.
 Достигнув цели, мы упали на землю, затем сели, тесно прижавшись друг к другу и подтянув колени к груди. Кейт прижала к левому боку окровавленный носовой платок.
 Мы сидели, переводя дыхание. Жужжания пуль над головой больше не слышалось – может, у этого ублюдка хватило ума покинуть свое укрытие и подобраться к нам поближе? Я вытащил пистолет, глубоко вздохнул и осторожно выглянул из укрытия. Быстро оглядевшись, я снова спрятался. И сделал это очень вовремя, поскольку очередная пуля отбила край камня в том месте, где только что торчала моя голова.
 – А этот парень умеет стрелять, – пробормотал я.
 – Джон, какого черта ты высовываешься? Сиди и не дергайся.
 – Эй, где ты так научилась ругаться?
 – Никогда в жизни не ругалась до встречи с тобой.
 – Правда?
 – Сиди и молчи.
 – Хорошо.
 И мы сидели, продолжая истекать кровью. Странно, но Асад Халил затих, и я начал нервничать, пытаясь понять, что он мог задумать. Этот негодяй мог сейчас пробираться сквозь кусты метрах в двадцати от нас.
 – Я сделаю несколько выстрелов в воздух, чтобы привлечь внимание охраны и отпугнуть Халила, – предупредил я Кейт.
 – Не надо. Если сюда прибегут люди из секретной службы, Халил их перестреляет. Не хочу, чтобы их гибель осталась на моей совести. Нам с тобой ничто не угрожает. Просто сиди тихо.
 Я не был уверен, что нам ничто не угрожает, но последняя фраза Кейт имела определенный смысл. И вот я, Джон Кори, человек действия, просто сидел и молчал. Через минуту я не выдержал и сказал:
 – Возможно, я смогу привлечь внимание Теда, пусть они с Халилом устроят дуэль между собой.
 – Сиди тихо и прислушивайся к звукам в кустах.
 – Хорошая мысль.
 Кейт стащила свой красный пиджак, который был почти того же цвета, что и кровь, пропитавшая его, завязала рукава вокруг талии, создав нечто вроде повязки. Затем сунула руку в карман.
 – Я позвоню в мотель, изложу ситуацию, они смогут предупредить местную охрану... – Пошарив по карманам, Кейт промолвила: – Не могу найти телефон...
 Только этого не хватало.
 Мы принялись обшаривать землю вокруг. Кейт слишком далеко потянулась влево, и пуля взрыхлила землю в нескольких дюймах от ее ладони. Кейт отдернула руку, как будто дотронулась до раскаленной плиты.
 – Господи, он не попал, но пуля прошла так близко...
 – Я же говорил тебе, что он умеет стрелять. Но где же все-таки телефон?
 Кейт еще раз обшарила карманы пиджака и брюк.
 – Наверное, он вывалился из кармана, когда мы с тобой катились по склону. Проклятие.
 Мы оба уставились перед собой на поросший кустарником склон, но, естественно, разглядеть там телефон было невозможно, а искать его мы не собирались.
 Поэтому мы просто сидели и прислушивались к окружающим звукам. В душе я даже надеялся на то, что негодяй сейчас приближается к нам. Ему требовалось обойти глыбу или влезть на нее, и тут мы его услышим. Мне надо было выстрелить хотя бы один раз. Но если Халил обойдет нас по широкой дуге, то мы не увидим его и не услышим. А у него винтовка с оптическим прицелом. Внезапно я почувствовал, что мы вовсе не в безопасности за этим булыжником, ведь Халил мог обойти нас и спрятаться в тех кустах, из которых мы прибежали сюда.
 – Извини, что потеряла телефон, – промолвила Кейт.
 – Ты не виновата. Жаль, что у меня нет сотового.
 – Хорошая мысль. Я куплю тебе его.
 Примерно в четверти мили от нас пролетел вертолет, но оттуда не могли увидеть ни нас, ни Халила. Вертолет был бы для Халила очень удобной целью, но он не стал стрелять в него. Возможно, мистер Халил уже смылся, а может, я просто более важная цель. Да, мысль довольно безрадостная.
 Мне надоело гадать. Я снял пиджак и, прежде чем Кейт успела остановить меня, быстро поднялся и выставил пиджак сбоку от глыбы, ну прямо как матадор, дразнящий быка. Но в отличие от матадора я мгновенно бросил его и юркнул за камень. И сделал это очень вовремя, поскольку пуля с жужжанием пробила пиджак.
 Опередив Кейт, которая собралась отчитать меня, я сказал:
 – Похоже, он все еще в лесу.
 – Почему ты так решил?
 – Выстрелы идут с одного направления. Судя по жужжанию и силе удара, задержка где-то полсекунды, а это значит, что он по-прежнему на расстоянии сотни ярдов от нас.
 – Это ты сам рассчитал?
 – Да вроде.
 Видимо, Халила утомила и разозлила эта игра, поскольку он открыл безостановочный огонь. Он бил по верхушке глыбы, осколки камня взлетали вверх и сыпались на нас. Расстреляв весь магазин, он перезарядил винтовку и принялся стрелять по бокам глыбы. Я с изумлением наблюдал, как пули вздымали землю в нескольких дюймах от наших поджатых ног.
 – Да он просто полоумный, – буркнул я.
 Кейт не ответила, завороженная фонтанами земли и камней вокруг нас.
 – Интересно, где он научился так стрелять?
 – Будь у меня винтовка, я бы показала ему, как надо стрелять, – сказала Кейт. – А будь на мне бронежилет, я бы сейчас не истекала кровью.
 – Напомни мне об этом в следующий раз. – Я пожал руку Кейт. – Ну как ты?
 – Нормально... хотя чертовски больно.
 – Ладно, подождем, пока ему надоест играть с винтовкой.
 – А как ты? – спросила Кейт.
 – У меня новая рана, которую я смогу демонстрировать девушкам.
 – А еще одну не хочешь получить?
 Я снова пожал ее руку.
 – Мы с тобой оба будем в шрамах.
 – Джон, в этом нет ничего смешного. Ох как ноет.
 Я развязал рукава ее пиджака, просунул ладонь за спину и осторожно дотронулся до раны.
 Кейт вскрикнула от боли.
 – Кровь сворачивается, поэтому старайся не шевелиться. А входное отверстие зажми носовым платком.
 – Я знаю, знаю. Господи, как же больно!
 – Подожди, я снова завяжу рукава.
 Халил избрал другую тактику: он принялся стрелять по мелким камням вокруг нас, рассчитывая на рикошет. В основном камни были из песчаника, и при попадании в них рассыпались, но все же некоторые пули срикошетили, и одна из них ударилась в глыбу прямо над моей головой.
 – Нагни голову и уткнись лицом в колени, – приказал я Кейт. – Настойчивая сволочь, правда?
 Кейт нагнула голову к коленям и сказала:
 – Здорово же он не любит тебя, Джон. Желание убить тебя даже добавило ему изобретательности.
 – Обычно я вдохновляю людей на подвиги.
 Внезапно я почувствовал резкую боль в бедре и понял, что срикошетившая пуля достала меня.
 – Проклятие!
 – Что случилось?
 Приложив ладонь к бедру, я нащупал дыру в брюках и рваную рану. Пошарив ладонью по земле, я поднял еще теплую пулю.
 – Калибр семь шестьдесят две, стальной наконечник, армейского образца. Наверное, у него винтовка М-14, снайперский вариант, со съемными оптическим и инфракрасным прицелами, плюс глушитель и пламегаситель. Точно такая, как была у Джина.
 – Кому это интересно?
 – Да я просто так, чтобы поддержать разговор. Кстати, и у Теда такая.
 Некоторое время мы сидели молча, обдумывая ситуацию, затем я сказал:
 – Разумеется, М-14 довольно распространенная армейская винтовка, и я ничего не имел в виду, когда упомянул, что и у Теда была такая.
 – Но он мог убить нас прямо там, у маяка.
 В развитие этой сумасшедшей мысли я заметил:
 – Опасно было убивать рядом с тем местом, куда Джин привез нас на встречу.
 Кейт ничего не сказала.
 Конечно, я на самом деле не думал, что это Тед пытается убить нас. Тед не стал бы делать этого. Он ведь просился к нам на свадьбу. Верно? Хотя кто его знает. Я сунул пулю в карман.
 Стрельба прекратилась, мы просидели спокойно около пяти минут. Возможно, Халил – точнее, тот, кто стрелял в нас, – ушел, но у меня не было желания проверять это.
 Я услышал в отдалении шум вертолетов – может быть, на этот раз один из них заметит нас. Ныло бедро, я жутко устал, поэтому подумал, что у меня начались галлюцинации, когда услышал звонок телефона.
 – Что за чертовщина?..
 Мы с Кейт устремили взгляды на склон, туда, где звонил сотовый. Видеть его мы по-прежнему не могли, но теперь хотя бы имели общее представление о том, где он находится. Телефон лежал не более чем в двадцати футах от нас, прямо впереди, и если я поползу за ним, то глыба прикроет меня от Халила. Возможно.
 Прежде чем я успел решить, хочется мне рисковать или нет, телефон перестал звонить.
 – Если мы доберемся до него, то сможем вызвать подмогу, – сказал я.
 – Если мы полезем за ним, нам не понадобится никакая подмога, – возразила Кейт. – Мы будем мертвы.
 – Верно.
 Мы продолжили смотреть в то место, где лежал телефон. И он снова зазвонил.
 Снайпер не может постоянно смотреть в оптический прицел: у него устают глаза. Поэтому он вынужден делать короткие перерывы. Может, Халил как раз сделал перерыв и решил нам позвонить? Но он не может одновременно стрелять и разговаривать. Верно?
 Прервав свои размышления, я рванулся вперед на четвереньках, преодолел двадцать футов за две секунды, схватил звонивший телефон, развернулся и бросился назад, стараясь прятаться от Халила за глыбой. Еще не добежав до камня, я бросил телефон Кейт, и она поймала.
 Я рухнул на землю, затем поднялся и сел, прислонившись спиной к камню. Глубоко дыша, я удивился тому, что еще жив.
 Кейт прижала телефон к уху, выслушала собеседника и рявкнула:
 – Да пошел ты... и не учи меня, как должна разговаривать женщина. Катись к чертовой матери.
 По ее тону я понял, что она разговаривает не с Джеком Кенигом. Прижав телефон к груди, Кейт обрушилась на меня:
 – Ты очень храбрый или очень глупый? Как ты мог сделать это, не посоветовавшись со мной? Или ты предпочитаешь быть мертвым, а не женатым? Да?
 – Извини меня. Кто это звонит?
 Кейт протянула мне телефон.
 – Халил хочет попрощаться.
 Мы посмотрели друг на друга. Сейчас мы оба выглядели смущенными – наверное, оттого, что заподозрили Теда Нэша, нашего соотечественника, в том, что он пытается нас убить. Пожалуй, мне надо уходить с этой работы.
 – Тебе надо будет сменить номер телефона, – посоветовал я Кейт и поднес телефон к уху. – Кори.
 – Ты очень везучий, – раздался голос Халила.
 – Бог хранит меня.
 – Наверное. Я очень редко промахиваюсь.
 – У всех бывают неудачные дни, Асад. Отправляйся домой и поупражняйся в стрельбе.
 – Меня восхищают твоя храбрость и чувство юмора перед лицом смерти.
 – Большое спасибо. Эй, а почему бы тебе не бросить винтовку и не выйти из-за деревьев с поднятыми руками? Я прослежу, чтобы с тобой хорошо обращались.
 Халил рассмеялся.
 – А я и не прячусь среди деревьев. Я направляюсь домой. Просто захотел попрощаться и напомнить, что я еще вернусь.
 – Чтобы устроить матч-реванш?
 – Иди к черту.
 – Эй, религиозному человеку негоже так выражаться.
 – Иди к черту.
 – Нет, это ты пошел к черту, Асад. Езжай в свою пустыню и трахай верблюдов.
 – Я убью тебя и твою шлюху, даже если мне для этого потребуется вся оставшаяся жизнь.
 Я его явно разозлил, и чтобы направить его гнев на более важные цели, напомнил:
 – Только не забудь сначала уладить свои отношения с дядюшкой Муамаром. И еще: твоего отца в Париже по приказу Каддафи убил человек по имени Хабиб Надир. Знаешь такого?
 Ответа не последовало, но я его и не ожидал. Связь оборвалась, и я вернул телефон Кейт.
 – Они с Тедом понравились бы друг другу.
 Мы продолжали сидеть, не веря в то, что Халил сейчас пешком пробирается по горам. Особенно после нашего последнего разговора.
 Кейт позвонила в мотель, Ким Ри обрисовала нашу ситуацию, и та пообещала прислать людей из секретной службы.
 – Только передай им, чтобы были осторожны, – предупредила Кейт. – Я не уверена, что Халил действительно ушел. – Закончив разговор, она обратилась ко мне: – Аты как думаешь, он ушел?
 – Думаю, что да. Лев знает, когда нападать, а когда убегать.
 – Верно.
 Чтобы как-то снять напряжение, я спросил:
 – А знаешь, кто такой тихий араб?
 – Кто?
 – Это араб, у которого кончились патроны.
 – Смешно.
 Солнце начало пригревать и разогнало остатки тумана. Мы держались за руки и ждали либо вертолет, либо машину.
 – У меня такое ощущение, что это не конец, – промолвила Кейт.
 Разумеется, она была права. Асад Халил, или другой террорист вроде него, проникнет в нашу страну, чтобы нанести новый удар. А мы в ответ разбомбим крылатой ракетой чей-то дом, и все опять пойдет по кругу.
 – А у тебя нет желания уйти с этой работы? – спросил я.
 – Нет. А у тебя?
 – Только вместе с тобой.
 – Мне нравится моя работа.
 – А мне нравится то, что нравится тебе.
 – Мне нравится Калифорния.
 – А мне Нью-Йорк.
 – А как насчет Миннесоты?
 – Это город или штат?
 Наконец нас заметили с вертолета. После того как находившиеся на борту люди убедились, что мы не бешеные арабские террористы, вертолет приземлился и нас погрузили на борт.

 Глава 57

 Нас доставили в окружную больницу в Санта-Барбаре, где, предварительно осмотрев, разместили в соседних палатах.
 К нам заехали поздороваться множество друзей из Вентуры: Синди, Чак, Ким, Том, Скотт, Эди, Роджер и Хуан. Каждый говорил, что мы прекрасно выглядим. Я прикинул, что если раз в год буду получать по ране, то к пятидесяти буду настоящим красавцем.
 Мой телефон звонил постоянно, можете себе представить – Джек Кениг, капитан Штейн, бывший напарник Дом Фанелли, бывшая жена Робин, родные, друзья, бывшие и нынешние коллеги и так далее. Похоже, всех очень интересовало мое здоровье, поскольку они первым делом спрашивали, как я себя чувствую. Потом терпеливо выслушивали ответ, что со мной все в порядке, и только после этого переходили к более важным вопросам, касающимся того, что случилось.
 Насколько я помнил из своего прошлого пребывания в больнице, пациентам не разрешалось много разговаривать. Поэтому, в зависимости от того, кто звонил, я подготовил пять стандартных отговорок: мне делают болеутоляющие уколы, и я плохо соображаю; мне пора на перевязку; эта телефонная линия может прослушиваться; у меня термометр в заднице; психиатр не разрешает мне говорить на эту тему.
 Понятно, что для разных людей я использовал различные отговорки. В разговоре с Джеком Кенигом, например, я говорил, что у меня в заднице термометр... намек на то, что меня лучше не волновать.
 На второй день позвонила Бет Пенроуз. Для разговора с ней я не придумал никакой подходящей отговорки, поэтому мы обстоятельно поговорили. Между нами все кончено. Она искренне пожелала мне выздоровления, а я искренне пожелал ей всего хорошего.
 Кейт заходили проведать несколько сотрудников из лос-анджелесского отделения, кое-кто из них заглянул даже ко мне, включая этого болвана Дага, который отсоединил мне капельницу. Шучу.
 Следующим посетителем стал Джин Барлет из секретной службы. Он пригласил нас с Кейт приехать на ранчо, когда поправимся, и пообещал:
 – Я покажу вам то место, где в вас стреляли. Захватите там несколько осколков от камня на память. Сфотографируемся вместе.
 Я заверил Джина, что не намерен увековечивать это событие, а вот Кейт приняла его приглашение.
 От самых различных людей я услышал, что Асаду Халилу, похоже, удалось исчезнуть, и эта новость меня не удивила. Тут существовало два возможных варианта: либо ему удалось вернуться в Триполи, либо ЦРУ все-таки схватило его. Где-то прячет и пытается убедить льва, что мясо некоторых ливийцев на вкус даже лучше, чем у американцев.
 На самом деле я до сих пор точно не знал, действительно ли Тед и его контора намеренно позволили Халилу выполнить свою миссию по убийству пилотов, принимавших участие в авианалете на Ливию, чтобы он удовлетворил чувство мести и стал более восприимчивым к идее расправиться с дядюшкой Муамаром. Меня очень интересовало, как ливийцам удалось получить список с именами пилотов. Ведь эта информация была строго засекречена. Не скажу, что я слишком много времени размышлял об этом и плохо спал, но все же было любопытно.
 И еще меня интересовало, почему же Тед не навестил нас. Наверное, был очень занят, плел очередные интриги.
 На третий день заявились четверо джентльменов из Вашингтона. Они представились сотрудниками ФБР, хотя от одного из них явно попахивало ЦРУ. Мы с Кейт любезно встретили их в комнате для посетителей. Они выслушали наши заявления, такая уж у них работа. Они любят выслушивать заявления, но очень редко сами делают какие-то заявления.
 Но все же они поведали нам, что Асад Халил все еще не сидит в их тюрьме, и это вполне могло быть правдой. Я напомнил этим джентльменам, что Асад Халил поклялся убить нас с Кейт, даже если для этого ему потребуется вся оставшаяся жизнь.
 Они заверили нас, что оснований для опасения нет, посоветовали не разговаривать с незнакомыми людьми, не гулять по вечерам и все такое прочее. Мы договорились встретиться в Вашингтоне, когда поправимся. Слава Богу, никто из них не упомянул о пресс-конференции.
 Кстати, к вопросу о пресс-конференциях. Нам напомнили, что мы подписывали всякие клятвы, обязательства и все такое прочее, ограничивающие наше право делать публичные заявления. Кроме того, обязаны хранить втайне всю информацию, касающуюся национальной безопасности. Другими словами, "ни слова средствам массовой информации, иначе мы так надерем вам задницы, что ваши нынешние раны покажутся вам пустяковыми царапинами".
 Это была не угроза, потому что правительство не угрожает своим гражданам. Так, легкое предупреждение.
 Я попытался напомнить коллегам, что мы с Кейт герои, но, похоже, никто из них ничего не знал об этом. Тогда я объявил джентльменам, что мне пора ставить клизму, и они удалились.
 Что касается средств массовой информации. О попытке покушения на Рональда Рейгана сообщили во всех "Новостях", однако значение этого происшествия было значительно преуменьшено. Официальное заявление Вашингтона гласило: "Жизни бывшего президента ничто не угрожало". Ни единого упоминания об Асаде Халиле, никакого намека на связь между убийствами пилотов и попыткой покушения на Рейгана.
 На четвертый день нашего пребывания в окружной больнице Санта-Барбары появился мистер Эдвард Харрис собственной персоной. Сотрудник ЦРУ, коллега Теда Нэша. Его мы тоже приняли в комнате для посетителей. Как и сотрудники ФБР, мистер Харрис напомнил нам о запрете общения с прессой, а также предположил, что, поскольку мы пережили сильнейший шок, потеряли много крови и все такое, нашим воспоминаниям не слишком можно доверять.
 Мы с Кейт предварительно обговорили этот вопрос, поэтому дружно заверили мистера Харриса, что не можем даже вспомнить, что ели на завтрак.
 – Я даже не знаю, почему нахожусь в больнице, – сказал я. – Последнее, что помню, – дорога в аэропорт Кеннеди для встречи перебежчика.
 Харрис скептически посмотрел на меня.
 – Не стоит переигрывать, мистер Кори.
 – Кстати, пари вы проспорили. Я выиграл у вас двадцать долларов и еще десятку у Теда, – напомнил я.
 Харрис как-то странно усмехнулся. Я подумал, что это связано с упоминанием имени Теда.
 Надо сказать, что все, кто посещал нас, вели себя таким образом, словно они владели какой-то неизвестной нам информацией. Мы могли получить эту информацию, если спросим. Поэтому я и спросил:
 – А где Тед?
 После небольшой паузы Харрис ответил:
 – Тед Нэш мертв.
 Нельзя сказать, что меня изумила эта новость, но все же здорово шокировала.
 – Как это случилось? – спросила Кейт.
 – Его обнаружили после того, как нашли вас. На ранчо Рейгана. Пуля попала прямо в лоб, и он умер мгновенно. – Помолчав, Харрис добавил: – Мы установили, что его застрелили из той же винтовки, из которой Асад Халил стрелял в вас.
 Мы с Кейт сидели и молчали, не зная, что сказать.
 Жаль, конечно, Теда, но если бы сейчас он находился в этой комнате, я бы сказал ему: "Когда играешь с огнем, всегда есть риск обжечься. А когда играешь со львом, есть риск быть съеденным".
 Мы с Кейт выразили свои соболезнования. Меня удивило, почему сообщение о смерти Теда не попало в новости.
 Как и Тед, мистер Харрис предложил нам перейти на работу в ЦРУ.
 Я не думал, что подобное возможно, но когда имеешь дело с хитрецами, надо и самому быть похитрее. Поэтому я ответил:
 – Надо подумать. Теду бы это понравилось.
 И снова я заметил промелькнувшую на лице Харриса скептическую усмешку.
 – Жалованье у вас будет гораздо выше. Гарантируем совместную пятилетнюю командировку – Париж, Лондон, Рим. По вашему выбору.
 Похоже, он предлагал нам взятку, и, на мой взгляд, это звучало гораздо лучше, чем угроза. Но все дело заключалось в том, что мы знали слишком много, а они знали, что мы знаем слишком много.
 – Мне всегда хотелось пожить в Литве, – ответил я. – Мы с Кейт обсудим ваше предложение.
 Не знаю, понял ли Харрис, что его дурачат, но он сохранил невозмутимость и попрощался.
 – Этих людей не перехитришь, – заметила Кейт.
 – Не знаю, мне не часто предоставлялась такая возможность.
 Помолчав немного, Кейт промолвила:
 – Бедняга Тед.
 А я почему-то сомневался в том, что Тед мертв, поэтому не торопился скорбеть о нем.
 – Пошли ему все же приглашение на нашу свадьбу, – посоветовал я. – Мало ли что может быть.
 На пятый день пребывания в больнице я понял, что если останусь здесь хотя бы еще на день, то ни физическое здоровье, ни психика уже никогда не восстановятся. И я выписался, порадовав тем самым тех, кто занимался страхованием моего здоровья. Конечно, я мог бы покинуть больницу уже на третий день, учитывая легкий характер моих ранений, но федералам хотелось, чтобы я повалялся там еще. Того же хотела и Кейт, поскольку ее рана требовала более продолжительного лечения.
 На прощание я сказал Кейт:
 – Жду тебя в отеле "Вентура инн".
 И удалился, унося с собой пузырек с антибиотиками и обезболивающие таблетки.
 Кстати, кто-то позаботился о том, чтобы почистить мою одежду, а костюм отгладили и заштопали две дырки от пуль. Правда, при внимательном рассмотрении пятна крови все же можно было разглядеть, зато мне выстирали трусы и носки. Машина "скорой помощи" отвезла меня в Вентуру.
 Регистрируясь в отеле "Вентура инн", я чувствовал себя бродягой: вещей нет, одежда забрызгана кровью. Однако очень скоро мистер "Американ экспресс" все исправил. Я щеголял в новой одежде, купался в океане, смотрел по телевизору "Секретные материалы" и дважды в день говорил с Кейт по телефону.
 Кейт присоединилась ко мне через несколько дней, мы продолжили курс оздоровительного лечения прямо в отеле, я много загорал и научился есть авокадо. Кейт, носившая бикини, вскоре обнаружила, что ее шрамы не загорают. Ее это расстраивало, поскольку мужчин шрамы украшают, а женщин – нет. Но я каждую ночь целовал ее шрамы, и Кейт постепенно перестала волноваться по этому поводу. На самом деле она даже начала демонстрировать входное и выходное отверстия местным пижонам на пляже, которые считали пулевое ранение очень даже пикантной деталью. В перерывах между флиртом с пижонами Кейт пыталась научить меня серфингу, но, по моему мнению, для этого надо было иметь белоснежные зубы и выгоревшие на солнце светлые волосы.
 Мы гораздо лучше узнали друг друга за эти две недели неофициального медового месяца и пришли к молчаливому согласию, что мы созданы друг для друга.
 Но все хорошее кончается, и в середине мая мы вернулись в Нью-Йорк, в наше родное здание на Федерал-Плаза.
 По традиции нам устроили скромную, но торжественную встречу, произносили речи, провозглашали тосты за нашу преданность работе, за полное выздоровление и, разумеется, за помолвку и долгую счастливую совместную жизнь.
 Чтобы как-то разнообразить это мероприятие, Джек Кениг отвел меня в сторонку и сказал:
 – Твои тридцать долларов, а также двадцатку Эдварда и десятку Теда я истратил на еду и выпивку, которые ты видишь на столе. Я не сомневался, что ты не будешь возражать.
 Конечно. Да и Тед, наверное, тоже не стал бы возражать.
 Обдумав свое положение, я изъявил желание вернуться в отдел по расследованию убийств, но этому не суждено было случиться. Капитан Штейн и Джек Кениг заверили меня, что в Особом антитеррористическом соединении меня ждет блестящее будущее, несмотря на официальные жалобы со стороны отдельных личностей и организаций.
 Через несколько дней после возвращения мы нанесли обязательный визит в Вашингтон, в здание имени Эдгара Гувера. Там провели три дня в обществе хороших людей из Управления по борьбе с терроризмом, которые выслушали всю нашу историю, а затем повторили ее для нас в слегка измененной форме. После этого мы согласовали наши истории, подписали письменные показания под присягой, обязательства о неразглашении и тому подобное, после чего все остались довольны.
 На четвертый день нашего визита в Вашингтон нас отвезли в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли, штат Виргиния, где мы встретили Эдварда Харриса. Посещение продолжалось недолго. К тому же нас сопровождали парни из ФБР, они за нас говорили. Я подумал: а научатся ли когда-нибудь ФБР и ЦРУ ладить между собой?
 Единственным интересным моментом посещения Лэнгли оказалась встреча с очень необычным человеком. Это был бывший агент КГБ по имени Борис. Тот самый Борис, о котором упоминал Тед во время нашей встречи у радиомаяка.
 Вроде повода для нашей встречи и не было, если не считать того, что Борис захотел познакомиться с нами. Надо сказать, что за час нашей беседы у меня появилось ощущение, что этот парень видел и сделал в своей жизни больше, чем все присутствующие, вместе взятые.
 Борис курил "Мальборо" и очень понравился моей невесте. Он рассказал немного о своей работе в КГБ, несколько интересных подробностей о своей второй карьере в ливийской разведке. Упомянул он и о том, что принимал участие в подготовке Халила к путешествию по Америке. Очень его интересовало то, как мы шли по следу Халила.
 У меня нет привычки откровенничать с ребятами из иностранных разведок, но Борис заявил, что готов ответить и на наши вопросы. Поэтому наша беседа протекала следующим образом: вопрос Бориса – наш с Кейт ответ; затем наш вопрос – и ответ Бориса. Я мог бы говорить с этим парнем целыми днями, но в комнате находились и другие люди, которые время от времени советовали нам не отвечать на вопрос или сменить тему разговора. Господи, что случилось со свободой слова?
 Как бы там ни было, мы все выпили немного водки. Потом один из сотрудников ЦРУ объявил, что беседа закончена. Мы все встали, и я сказал Борису:
 – Нам надо встретиться с вами еще раз.
 Борис пожал плечами и кивнул в сторону своих друзей из ЦРУ.
 Мы обменялись рукопожатиями, и Борис сказал нам с Кейт:
 – Этот человек – идеальная машина для убийства, и если он не убил кого-то сегодня, то убьет завтра.
 – И все же он просто человек, – ответил я.
 – Иногда я сомневался в этом, – признался Борис. – В любом случае поздравляю вас с тем, что остались живы. Так что не тратьте свою жизнь попусту.
 Наверное, это была просто русская поговорка, не имевшая отношения к Асаду Халилу.
 Мы с Кейт вернулись в Нью-Йорк, в своих разговорах никогда больше не вспоминали Бориса. А мне так хотелось как-нибудь посидеть с этим парнем вдвоем и выпить бутылку водки. Может, как-нибудь вызвать его повесткой? Нет, наверное, это плохая идея.
 Шли недели, мы по-прежнему ничего не слышали об Асаде Халиле. Не было и радостных новостей из Ливии, касающихся внезапной кончины мистера Каддафи.
 Кейт так и не поменяла номер сотового телефона, да и мой рабочий телефон остался прежним, поэтому мы ждали звонка от мистера Халила.
 Кроме того, Штейн и Кениг – по согласованию с начальством из Вашингтона – приказали создать специальную группу, в которую вошли мы с Кейт, Габриель, Джордж Фостер и еще несколько человек. Единственная задача группы заключалась в поисках и аресте Асада Халила. Я также послал запрос в Департамент полиции Нью-Йорка с просьбой перевести в Особое антитеррористическое соединение моего бывшего напарника Дома Фанелли. Он пока сопротивляется, но я сейчас важная шишка, так что вскоре Дом попадет в мои руки. Ведь это он в свое время сосватал меня в ОАС. Так что я сначала отыграюсь на нем, а потом все будет как в старые добрые времена.
 Людей из ЦРУ в нашей группе не было, а значит, и наши шансы значительно возрастали. Наверное, только специальная группа и удерживала меня на этой чертовой работе. Я хочу сказать, что серьезно воспринимал угрозы Асада Халила. Никто из нашей команды не надеялся взять его живьем, а поскольку и сам террорист не собирался сдаваться, наши интересы вполне совпадали.
 Я позвонил Робин, своей бывшей жене, и сообщил о своей предстоящей женитьбе.
 Она пожелала мне всего хорошего и посоветовала:
 – Теперь ты можешь сменить дурацкую запись на своем автоответчике.
 – Хорошая идея.
 – Если ты когда-нибудь поймаешь этого Халила, то порекомендуй ему меня в качестве адвоката.
 – Ладно, но за десять процентов от твоего гонорара.
 – Хорошо. А я провалю это дело, и он получит пожизненное заключение.
 – Договорились.
 У меня мелькнула мысль обзвонить бывших подружек и предупредить, что вскоре в моей квартире навсегда поселится женщина, то есть жена. Но по телефону все сложно объяснять, поэтому я разослал сообщения по электронной почте и по факсу. Получил даже несколько ответов, главным образом в них выражались соболезнования моей будущей жене. Разумеется, ни одно из этих посланий я не показал Кейт.
 День свадьбы приближался, но я даже не нервничал. Ведь я уже был женат и много раз смотрел в лицо смерти. Нет, я не хочу проводить какие-то параллели между женитьбой и смертельной опасностью... хотя, возможно...
 Кейт внешне сохраняла спокойствие, хотя ей и не приходилось делать последний шаг к алтарю. Похоже, она вполне владела ситуацией и знала, что, когда и кто должен делать. Думаю, эти знания она не приобрела, просто они были заложены в ее генах.
 А если отбросить в сторону шутки, я был счастлив, доволен и влюблен, как никогда в жизни. Кейт Мэйфилд была замечательной женщиной, и я знал, что нас ожидает счастливая жизнь. Больше всего мне нравилось в ней то, что она принимала меня таким, как есть. Впрочем, это не составляло ей труда, ведь я был почти идеальной личностью.
 Мы с ней прошли через многое, с честью выбрались из всех передряг. Кейт Мэйфилд была храброй, преданной и умной. В отличие от меня она еще не заразилась цинизмом и не утратила вкус к жизни. И еще она была патриотом, чего я не мог сказать о себе. Наверное, когда-то и я был патриотом, но за мою жизнь слишком многое произошло и со мной, и со страной. Однако я добросовестно выполнял свою работу.
 Как и мне, стране всегда везло и удавалось увернуться от смертельной пули. Но удача, как я узнал на улицах, за игорными столами и в любви, всегда заканчивается. Поэтому, если еще не слишком поздно, следует посмотреть в лицо реальности и составить для себя план выживания, который никак не связан с удачей.
 Кстати, об удаче. В день нашей свадьбы шел дождь, и мне сказали, что это к удаче. Наверное, она заключалась в том, чтобы промокнуть.
 Почти все мои друзья и родные приехали в маленький городок в штате Миннесота, и большинство из них вели себя гораздо лучше, чем на моей первой свадьбе. Разумеется, произошло несколько инцидентов с моими холостыми приятелями из Департамента полиции Нью-Йорка, которые вовсю ухаживали за местными голубоглазыми блондинками, даже у Дома Фанелли кое-что произошло с подружкой невесты, о чем я не буду распространяться... впрочем, этого и следовало ожидать.
 Родные Кейт были настоящими англосаксонцами, священник оказался методистом и замечательным шутником. Он взял с меня слово любить и уважать жену, а также никогда не упоминать про "Секретные материалы".
 Папа Кейт мне понравился, хороший парень, а мама у нее просто красавица, как и сестра. Мои родители рассказали им массу историй обо мне, которые казались им забавными, а не причудливыми. В общем, все прошло хорошо.
 Мы с Кейт провели неделю в Атлантик-Сити, а еще неделю на калифорнийском побережье. Договорившись с Джином Барлетом встретиться на Ранчо-дель-Сиело, мы отправились туда на машине. В этот раз поездка вышла явно приятнее, чем предыдущая. Да и само ранчо выглядело лучше при ярком солнечном свете и в отсутствие снайпера.
 Мы отыскали нашу глыбу, и мне показалось, что она гораздо меньше, чем я помнил. Джин сфотографировал нас на ее фоне, и по его настоянию мы прихватили с собой несколько осколков камней.
 Указав на дальний лес, Джин сказал:
 – Мы нашли там на земле пятьдесят две стреляные гильзы. Никогда не слышал, чтобы снайпер сделал так много выстрелов по двум мишеням. Очень уж этому парню хотелось до вас добраться...
 Наверное, слова Джина надо было понимать так, что игра закончена.
 Вид леса вызвал у меня легкое волнение, поэтому мы поспешили уйти. Джин показал нам то место, где обнаружили тело Теда Нэша, убитого одной пулей в лоб. Он погиб в ста метрах от радиомаяка.
 Я не мог представить себе, куда направлялся Тед, да и вообще что он здесь делал. Но этого мы уже не узнаем.
 Учитывая то, что у нас с Кейт был медовый месяц, я предложил закончить осмотр окрестностей. Мы вернулись в дом, выпили кока-колы, поели желейных бобов, а затем продолжили свой путь на север.
 Сотовый телефон Кейт мы оставили в Нью-Йорке, поскольку не желали в медовый месяц слушать звонки от друзей или убийц. Однако в качестве меры предосторожности оба прихватили с собой пистолеты.
 Никогда не знаешь, что тебя ждет.