---------------------------------------------


 Каттнер Генри
 Черный ангел

 Генри Каттнер 
 Черный ангел 
 Рев музыкального автомата заполнял прокуренный бар. Старик, которого я искал, сидел в дальнем углу и пялился в пустоту. Дрожащими руками со вздутыми венами он сжимал небольшую рюмку. Я узнал его. 
 Именно он мог рассказать мне все, что я хотел знать. После того, что я видел сегодня вечером в "Метрополитен"... 
 Старик был здорово пьян, глаза его блестели. Я скользнул в нишу, сел рядом с ним и услышал, как он непрерывно бормочет себе под нос: 
 -- Кукла... Джоанна, ты не можешь... Джоанна... 
 Он явно заблудился в мире алкогольных видений. Смотрел на меня, но не видел. Я был для него лишь одним из призраков. 
 -- Расскажи мне об этом, -- попросил я. Эти мои слова каким-то чудом пробились сквозь туман, окутавший его разум. Он утратил чувство реальности и подчинился мне, словно марионетка. Правда, пришлось задать ему несколько наводящих вопросов; он отвечал и продолжал рассказывать снова и снова, возвращаясь к Джоанне и кукле. 
 Мне было жаль его, но я хотел узнать правду о том, что случилось в "Метрополитен" час назад. 
 -- Очень давно... -- пробормотал он. -- Тогда все и началось. В ту ночь, когда была большая метель, когда... а может, еще раньше? Не знаю... 
 Он не знал. Позднее, когда перемены стали заметны, он пытался вспомнить, вылущить из памяти ключевые события. Но мог ли он распознать их? 
 Жесты, слова, поступки, казавшиеся прежде совершенно обычными, сейчас лишь усиливали кошмарную неуверенность. Первые сомнения возникли у него в тот вечер, когда разгулялась метель. 
 Тогда ему было сорок лет, Джоанне тридцать пять, и оба они только начинали ценить преимущества среднего возраста, что в их случае было вполне естественно. За двадцать лет Тим Хэтауэй продвинулся от служащего рекламного агентства до генерального директора с хорошим заработком и без особенных забот. 
 У них была квартира на Манхэттене и маленький злобный пекинес по кличке Цу-Линг. Детей у них не было. И Тим и Джоанна с радостью обзавелись бы несколькими сорванцами, но -- не сложилось. 
 Они были симпатичной парой, эти Хэтауэй: Джоанна с черными волосами без единой седины, блестящими как агат, с гладкой кожей без морщин, свежая и жизнерадостная; и Тим -- солидный, спокойный мужчина с приятным лицом и седеющими висками. 
 Их начали приглашать на обеды в лучшие дома, где они каждый раз принимали участие в тайных попойках. 
 -- Только не гони, -- сказала Джоанна, когда большой "седан" катил вниз по Генри Гудзон Парк-уэй, а хлопья снега залепляли ветровое стекло. -- Этот джин -- штука коварная. 
 -- Дай мне сигарету, дорогая, -- попросил Тим. -- Спасибо... Не знаю, где Сандерсон берет выпивку, по-моему, вылавливает из Ист-Ривер. У меня в животе бурчит. 
 -- Осторожно!.. -- воскликнула она, но слишком поздно. 
 Встречная машина мчалась прямо на них. 
 Тим отчаянно крутанул руль и тут же ощутил неприятное перемещение центра тяжести вбок -- машина пошла юзом. Через мгновение "седан" содрогнулся и замер. 
 Тим тихо выругался и вылез. 
 -- Задние колеса в кювете. -- сказал он Джоанне через открытое окно. -Лучше выйди. Даже если мы включим фары, ни один водитель не заметит нас, пока не будет слишком поздно. 
 Он представил свои "седан" превращенным в груду металлолома, что было вполне вероятным. Когда закутанная в меха Джоанна присоединялась к нему, Тим наклонился, ухватился за задний бампер, изо всех сил рванул его вверх, но не сумел даже шевельнуть машину. 
 Со стоном выпустил он бампер. 
 -- Попробую выехать, -- буркнул он. -- Подожди здесь, Джо, и крикни, если появится какая-нибудь машина. 
 -- Хорошо. 
 Тим выжал сцепление и поддал газу. Потом вдруг увидел фары какой-то машины, они приближались с бешеной скоростью. 
 Столкновение казалось неминуемым. Тим нажал педаль газа, почувствовал, как буксуют задние колеса... и вдруг машина подскочила. Это было невероятно, но никакое другое слово тут просто не подходило. Что-то подняло машину и вытолкнуло ее на дорогу. Или, может быть, кто-то? 
 Инстинкт заставил его ухватиться за руль. Другая машина промчалась мимо, разминувшись с ними буквально на волосок. С побелевшим лицом Тим вывел машину на обочину и вылез. 
 Из снега вынырнула темная фигура. 
 -- Джоанна? 
 Пауза. 
 -- Да, Тим. 
 -- Что случилось? 
 -- Я... не знаю. 
 -- Надеюсь, ты не пыталась поднять машину? -- Впрочем, он знал, что это невозможно. 
 И все-таки Джоанна помедлила с ответом. 
 -- Нет, -- сказала она потом. -- Видимо, под снегом была твердая почва. 
 -- Наверное, -- согласился Тим. Он достал фонарь, вернулся назад и бегло осмотрел то место. 
 -- Да-а... -- протянул он без особой уверенности. По пути домой оба молчали. Тим краем глаза заметил, что перчатки Джоанны испачканы смазкой. 
 Мелочь, конечно, но это было только началом, поскольку Тим прекрасно понимал, что машину вытащили изо рва, а хрупкая женщина вроде Джоанны не могла этого сделать. 
 Спустя несколько недель он разговаривал с доктором Фарли, эндокринологом, у которого оба они лечились. 
 -- Напомни Джоанне, чтобы заглянула ко мне, -- сказал Фарли. -- Я давно ее не видел. 
 -- Она вполне здорова, -- заверил Тим. 
 Фарли сложил вместе кончики пальцев. 
 -- Правда? 
 -- Она никогда не болеет. 
 -- Но может заболеть. На днях. 
 -- Нет никаких... 
 -- Я бы хотел понаблюдать ее, -- заявил Фарли. -- Хочу сделать кое-какие анализы... рентген и все такое... 
 Тим вынул сигарету и очень аккуратно раскурил ее. 
 -- Ладно, давай начистоту. Джоанна больна? 
 - Я этого не говорил. 
 Тим посмотрел на врача. Фарли неохотно вынул из ящика несколько рентгеновских снимков. 
 -- Она изменяется, -- сказал он. -- В значительной степени это связано с деятельностью желез. Боюсь, не ошибся ли я. 
 -- В чем? 
 -- Нужно было обратиться к специалисту. Джоанна... гмм... возможно, это следствие гиперфункции щитовидной железы. Видишь ли, кожа у нее становится толще. 
 -- Не заметил. 
 -- И не мог. Разве что попытался бы сделать ей подкожную инъекцию. Эти снимки... -- Похоже, ему очень не хотелось показывать их Тиму. -- Я сделал серию снимков желудочно-кишечного тракта. У нее своего рода атрофия кишечника... верхняя часть совершенно исчезла, а сердце значительно увеличилось. Есть и другие вещи... 
 -- Какие? 
 -- Вероятно, ничего страшного, -- сказал Фарли, возвращая снимки на место. -- Просто попроси Джоанну, чтобы заглянула ко мне, хорошо? 
 -- Хорошо, -- ответил Тим и вышел. 
 Когда он вернулся домой в тот вечер, гостиная была темной и пустой, а из спальни доносился тихий заунывный звук. На цыпочках подошел он к двери и заглянул. Джоанну он поначалу не заметил, однако увидел нечто, двигавшееся по полу. 
 Тим подумал, что это Цу-Линг, но предмет был меньше собаки и двигался с автоматической точностью механической игрушки. 
 Тихий звук изменился, стал назойливым, и маленькая фигурка задвигалась иначе. Она пыталась подражать балерине, выполнить что-то вроде entrechat и arabesque[1], но не сумела удержаться и с глухим стуком упала на ковер. 
 Завывание прекратилось. 
 -- Тим... -- позвала Джоанна. 
 Весь в поту, чувствуя внутри холод, Тим вошел в спальню и включил свет. Джоанна сидела на кровати, подтянув колени к подбородку. "Какая она красивая", -- мелькнула у него мысль. Ее темные волосы завивались колечками, а лицо лучилось весельем, как у семнадцатилетней девушки. Потом она отвела взгляд. 
 Несколько лет назад приятель подарил Джоанне дорогую куклу. Она была сделана так искусно, что, несмотря на небольшие размеры, выглядела как живая. Сейчас она лежала сломанная у ног Джоанны. 
 Тим заставил себя поднять ее. На ощупь паричок очень напоминал настоящие волосы. 
 -- Джоанна, -- сказал он, ощущая полное бессилие. Он понял, что это значит. Это было невозможно, но луна светила достаточно ярко, и он видел, что кукла двигалась без помощи шнурков. 
 Джоанна поняла, что он это заметил, задрожала и плотнее запахнулась в халат. 
 -- Закрой окно, Тим, ладно? Холодно... 
 Он молча повиновался, и, прежде чем вновь он повернулся к ней, она решилась. 
 -- Сядь, Тим, -- попросила она, похлопав по постели радом с собой. -Положи сюда куклу. Она не будет двигаться, пока я... Тим, не знаю, поймешь ли ты... Сможешь ли понять. Надеюсь, что сможешь. 
 -- Я... я предпочел бы думать, что сошел с ума, -- медленно сказал он. - Что случилось, Джоанна? Ради всего святого... 
 -- Перестань, -- перебила она. -- Ничего страшного. Я давно чувствовала, что это приближается. Я меняюсь... вот и все. 
 - Меняешься? 
 - Сначала я боялась, но сейчас... сейчас мой мозг работает гораздо лучше. И тело тоже. Я могу чувствовать... чувствовать вещи... а кукла была просто экспериментом. Я могу управлять неодушевленными предметами на расстоянии. Это требует тренировки. Я сделала это с машиной в ту ночь, во время метели. Ты заметил, какая я была бледная... потом? Я потратила тогда слишком много энергии. Но теперь могу делать это без особых усилий. 
 -- Джоанна, -- промолвил Тим, -- ты сошла с ума. 
 Она отвернулась. 
 -- Трудно было начинать. Я уже многого добилась с тех пор... с тех пор, как заметила перемену. Я обогнала тебя, Тим. Я могу заглянуть в твой мозг... он полон высоких стен, не пропускающих правду. 
 -- Как ты заставила эту куклу двигаться? 
 Ее темные глаза взглянули на него, и Тиму показалось, что нечто странное вторглось в его мысли -- холодное, сверлящее острие. 
 Оно тут же исчезло, но теперь голос Джоанны казался ему чище и сильнее. Кроме того, Тим стал лучше понимать ее слова. 
 А говорила она -- в общих чертах -- вот что: она стала человеком совершенно нового вида. Впрочем, "человек" -- не совсем точное определение. Подобно тому, как современный человек поднялся в результате мутаций над уровнем неандертальца, так и теперь благодаря мутациям возникнет новая раса. 
 -- Однако не так, как это описывают фантасты. Не будет детей с головами диаметром в три фута и с маленькими тельцами. Ничего подобного не произойдет. Чем выше находится животное на лестнице эволюции, тем дольше длится процесс его созревания. В этом и состоит естественный отбор. Ни одна суперраса не будет в безопасности, если слишком рано проявит свое превосходство. Ей надо таиться до поры. 
 Наверное, я -- первая мутация подобного типа, Тим. Только теперь -через тридцать пять лет после рождения -- я начинаю созревать. До сих пор я была подростком... обычным человеком. В прошлом случались неудачные мутации... недоношенные плоды, капризы природы, отклонения от нормы. Но теперь моя мутация будет встречаться все чаще. И мы будем размножаться правильно. Может пройти еще много-много лет, прежде чем появится следующий сверхчеловек вроде меня. Похоже, я умру очень нескоро. Одно взросление заняло у меня тридцать пять лет, так что...-- Она широко раскинула руки. -И я меняюсь! Меняюсь! Теперь я смотрю на мир новыми глазами, глазами взрослого человека! До сих пор я была просто ребенком! 
 Глаза ее сверкали. 
 -- Нас будет все больше и больше. Кажется, я знаю, что случилось со мной. Помнишь моего отца? Он был связан со Смитсоновским музеем и где-то перед моим рождением поехал в Мексику изучать большой метеоритный кратер. С ним была и моя мать. 
 Излучение погребенного в земле метеорита вызвало незначительное перемещение генов в зародышевой плазме, и эта мутация оказалась положительной. А ведь сейчас столько делается в области электроники! Столько всяких излучении вокруг! Пока я единственный представитель своего вида, но лет через сто или раньше... 
 Тим со страхом взглянул на нее. Да, она изменилась, теперь он это хорошо видел. Она выглядела совершенно иначе. Это было странное сочетание вернувшейся молодости и кроющейся под ней твердой уверенности в себе, знаменующей новую зрелость. 
 И что-то еще... Подобно тому как ребенок, подрастая, обретает новые, собственные черты, так и Джоанна лучилась чем-то таким, что поддавалось описанию не лучше, чем пламя свечи, просвечивающее сквозь тонкий белый фарфор. 
 И все же она по-прежнему была... Джоанной. Тим сознавал, как странно звучат ее слова, однако в глубине души не мог не верить им. Это было так, словно невидимые пальцы проникли в глубь его мозга и придали его мыслям нужную форму. 
 Тим протянул руку к жене. Тонкие теплые пальцы мягко легли в его ладонь. Он стиснул их... и тут его захлестнула непреодолимая уверенность, непоколебимая вера в ее слова. Каким-то образом она заставила его поверить. 
 -- Джоанна, -- прошептал он, -- ты не должна... 
 Она лишь покачала головой. 
 -- Не должна, -- повторил он. -- Такое может случиться раз в миллион лет, но ты должна все изменить. 
 -- Не могу, -- ответила она. -- Растение не может перестать расти, не может вернуться обратно к стадии зерна. -- Что же с нами будет? 
 -- Не знаю. -- Голос ее был полон печали. -- Думаю, это не может дальше продолжаться... 
 -- Ты же знаешь, я... 
 -- Я тоже люблю тебя, Тим. Но я боюсь. Понимаешь, Цу-Линга я люблю иначе, чем тебя. Он относится к низшему виду. Потом, когда я разовьюсь дальше, ты тоже можешь стать для меня низшим существом. 
 -- Ты хотела сказать, что уже стал, -- с горечью заметил он. 
 -- Нет, Тим! Ты ошибаешься! Но пойми, я ничего не могу поделать с собой. Я не могу остановиться. Мы будем все больше отдаляться друг от друга, пока наконец... 
 -- Понимаю -- Цу-Линг. 
 -- А это было бы ужасно. Для нас обоих. Хотя, может, не для меня... тогда. Все зависит от того, насколько я изменюсь. Но ты же понимаешь меня, дорогой, ведь правда? Лучше расстаться сейчас, чтобы оба мы сохранили хорошие воспоминания. 
 -- Нет, -- возразил он. -- Я вовсе этого не понимаю. Любую перемену можно как-то уравновесить. 
 -- Это человеческая логика, основанная на эмоциях. Ты же сам знаешь, что это неправда. 
 -- Ты не можешь бросить меня, Джоанна. 
 -- Во всяком случае я уйду не сегодня вечером, -- сказала она, отворачиваясь. -- Я все еще слишком близка к людям, это мое слабое место. Думаю, в конце концов наша раса победит и мы будем править миром, потому что нас нельзя достать с помощью эмоций. Да, мы будем их испытывать, но не будем руководствоваться ими. Высшим законом станет логика. 
 Тим швырнул куклу в угол, она упала и лежала там в гротескной позе. Цу-Линг проснулся от шума и прибежал из соседней комнаты, чтобы обнюхать куклу. Успокоившись, он лег, положил мордочку на пушистые золотистые лапки и снова заснул. 
 В ту ночь Тим спал плохо. Долго-долго он лежал без сна, прислушиваясь к спокойному дыханию Джоанны, глядя на ее профиль в слабом сиянии луны. Он многое вспомнил, но так ничего и не надумал. 
 Наконец он уснул. 
 А наутро Джоанна исчезла. 
 Целый год ее не было. Тим обратился в детективное агентство, но без толку. Он никому не рассказал правды -- ему бы не поверили. А если бы поверили... 
 Порой его мучили ужасные видения -- чужая, изгнанная из общества Джоанна, преследуемая, как дикий зверь, людьми, к которым перестала принадлежать. Он поговорил об этом с доктором Фарли, но тот так явно выразил свой скептицизм, что Тим больше не возвращался к этому разговору. 
 Но он продолжал ждать и жадно просматривал газеты. Он предвидел, что однажды увидит лицо Джоанны, смотрящее на него с газетной фотографии, или прочтет ее фамилию. 
 Когда же это фото появилось, Тим едва не пропустил его. Он закончил читать обзор событий недели, отложил газету и курил, слушая радио. И тут перед его мысленным взором вдруг возникло лицо Джоанны. Она была не такой, как прежде, заметны были различия. 
 Только тогда до него дошло. Он поднял газету, нашел фото и внимательно изучил его. Это была не Джоанна. Женщина на фотографии вообще не походила на нее. 
 И все-таки, несмотря на все внешние отличия, она чем-то напоминала Джоанну. Невозможно, чтобы изменилась форма черепа, как невозможно и то, чтобы Джоанна стала моложе. Женщине на фотографии было от силы двадцать лет. 
 "Слишком молода, -- подумал Тим, -- чтобы совершить такое значительное открытие в области электроники и излучений. Разве что..." 
 На следующий день он сел в самолет, летящий в Беркли, штат Калифорния. Ему не удалось найти Марион Паркхерст -- так звали девушку со снимка. Она уехала на отдых в Скалистые горы, да так больше не вернулась. 
 Марион Паркхерст исчезла с его горизонта. 
 Следующие два года ничего не происходило. Были запатентованы и попали на рынок несколько изобретений, все связанные с излучениями, среди прочего -- остроумное усовершенствование магнетрона и устройство, ставшее новостью в телевидении. Мелочи, каждая из них в отдельности значила немного, но Тим продолжал собирать вырезки из газет. 
 Пять лет. 
 Семь лет. 
 Десять лет. 
 Он не забыл Джоанну, не мог забыть, пока был жив. Тим любил ее всем сердцем и порой во сне видел себя святым Георгием, спасающим ее от дракона ужасного будущего. Иногда он видел и это будущее -- мир, населенный мужчинами и женщинами, подобными богам, чужими и равнодушными, как боги. Гигантами, давящими людей-муравьев своими титаническими ступнями. 
 Однако Тим знал, что гигантов можно победить и уничтожить. Мутация же была куда опаснее, потому что ее маскировала человеческая внешность. После исчезновения Джоанны прошло десять лет, и никто ее не разоблачил. Она могла совершенно свободно делать... что? 
 Пятнадцать лет. 
 Семнадцать лет. 
 А потом теплым летним вечером он увидел ее в Сентрал-парке. Вероятно, какое-то фантастическое излучение ее разума проникло в его мозг, потому что это уже не была Джоанна. Она совсем не походила на Джоанну и вела себя совершенно иначе. 
 Останавливая ее, Тим чувствовал себя ужасно неловко. И все-таки он схватил ее за руку и повернул к свету фонаря. Она могла вырваться: Тиму было уже шестьдесят два года, и он был довольно плох для своего возраста. 
 Но женщина стояла спокойно, выжидательно глядя на него, пока он пристально рассматривал ее лицо. В очках он видел бы лучше, но стеснялся их. Правда, возраст его был прекрасно виден и по лицу, но все-таки... 
 Ей было лет двадцать или двадцать пять, и она ничем не походила на Джоанну. Впрочем, Тим не искал физического сходства, он хотел найти ту слепящую искру, что когда-то просвечивала изнутри. 
 Но не нашел. 
 Значит, все-таки ошибка. Снова фальшивая надежда... сколько их уже было! Плечи его поникли, он вдруг почувствовал себя очень усталым и старым. Тим что-то пробормотал -- какое-то извинение -- и отвернулся. И тогда тонкая рука коснулась его плеча. 
 -- Тим... -- сказала девушка. 
 Он недоверчиво уставился на нее. Это было невозможно. Этого просто не могло быть после семнадцати-то лет. И в этой девушке не было... огня. 
 Она прочла его мысли, наклонилась к нему, и Тим ощутил пульсирующую волну жизни, божественного огня. Его потрясла эта мощь. 
 -- Джоанна, -- воскликнул он, -- ты не должна!.. 
 -- Я научилась, -- очень тихо ответила она. -- Научилась владеть Силой. Она была слишком опасна, люди могли узнать меня. 
 Он не мог сказать ни слова. Неловко потянулся он к ее руке, но девушка отпрянула. 
 -- Не касайся меня, Тим, -- прошептала она. -- Это ошибка. Мне не следовало... но когда я прочла твои мысли и поняла твое одиночество и печаль... я не смогла уйти просто так. 
 -- Теперь я никогда не позволю тебе уйти, -- заявил он. 
 -- Ты все забыл. Я изменилась... более, чем ты мог бы понять. 
 -- Это ты забыла. Смотри. -- Он повел рукой вокруг, указывая на огромные здания Нью-Йорка, которые подобно гигантским стражникам окружали парк со всех сторон. 
 Это был их любимый пейзаж в первые годы супружества. Когда-то в такие же теплые летние вечера они прогуливались вместе по темным аллеям, слушая отзвуки музыки с карусели, смеялись и разговаривали. 
 Он поспешно опустил руку. Свет безжалостно вырвал из темноты старческую кисть, покрытую коричневыми пятнами и голубыми венами. 
 -- Думаешь, возраст имеет какое-то значение? -- спросила Джоанна. -- Я могла бы вернуть тебе молодость, Тим, но ты по-прежнему остался бы человеком. А я уже не человек. 
 -- Ты могла бы?.. 
 -- Да. Моя сила выросла. Но это вопрос не возраста, а... расы. 
 -- Джоанна, -- прошептал Тим, -- чего ты хочешь? Чего ты пытаешься добиться? 
 -- Сейчас? -- она криво усмехнулась. -- Я просто жду. Много лет я вела исследования в области электроники, пыталась вызвать искусственную мутацию, вроде моей, но я потерпела поражение. Боюсь, Тим, что на Земле нет никого подобного мне и, возможно, никогда не будет. Я буду жить долго... тысячу лет или больше... и буду очень одинока. Я уже теперь одинока. Сознание моего наследия, новой расы, поддерживало меня многие годы, но теперь я поняла, насколько безнадежны мои ожидания. Я первая из новой расы и, похоже, последняя. 
 -- Откажись, -- сказал он. -- Ты теряешь драгоценное время. 
 -- У меня его так много. Слишком много! 
 -- Вернись ко мне, Джоанна. Забудь обо всем... 
 На мгновение ему показалось, что Джоанна колеблется, но тут в кустах поблизости что-то шевельнулось. Растрепанный, заросший мужчина вынырнул из темноты, черный на фоне зелени. Тим увидел, как Джоанна повернулась, почувствовал удар мощной волны, голова у него закружилась, а в глазах потемнело. 
 А потом он увидел черную фигуру, неподвижно лежащую на земле. С пересохшим горлом он присел рядом, потрогал пульс. Сердце не билось. 
 -- Джоанна, -- произнес он, -- это был просто бродяга. Пьяный. Ты убила его? 
 -- Он слышал нас, и я была вынуждена. Во всем мире ты единственный человек, который все знает, единственный, кому я могу доверять. 
 -- Но он же был пьян! Он бы ничего не запомнил! А если бы даже и запомнил, никто бы ему не поверил. 
 -- Я не могу рисковать, -- ответила она. -- Мне приходится в одиночку сражаться со всем миром. Забудь о нем, его жизнь не имела никакого смысла. 
 Что-то в лице Тима заставило ее коротко всхлипнуть, а затем разрыдаться. Девушка отодвинулась в тень. 
 -- Я ухожу, Тим. Но если ты хочешь меня увидеть -- я пою сегодня вечером в "Метрополитен". 
 И это было все. Она ушла, а Тим остался, дрожа всем телом. Ночь была теплая, но его кровь остыла с возрастом. Да еще эта страшная неподвижная фигура лежала у его ног. 
 Он побрел куда-то, не в силах ничего сделать для этого бродяги. Смерть ударила слишком сильно и внезапно. Точно так же она может ударить всегда и везде... и Джоанна будет ее Черным Ангелом. 
 Теперь он знал, что Джоанна настолько же бесчеловечна, как и все ангелы, а может, даже так же аморальна. Узы, связывавшие ее с человечеством, ослабли. Вероятно, Тим был последней ниточкой... но когда-нибудь порвется и она. 
 И тогда не останется ничего, что могло бы остановить ее, помешать ее планам. Она не умрет тысячу или даже больше лет. И будет пользоваться своей сверхчеловеческой силой. Интересно, достигла она полной зрелости? Если нет, будущее может стать настоящим кошмаром. Тим чувствовал, что рассудок покидает его. Войдя в ближайший бар, он заказал виски. Потом еще. 
 Он видел мир, извивающийся в бессильной агонии под пятой женщины-деспота. Лилит. Юнона. Богиня-мать расы богов и богинь. Именно таково было ее предназначение: стать матерью новой расы, той, которая победит и уничтожит человечество. 
 Когда пробило восемь, он был здорово пьян. Тим поехал на такси домой, вынул из ящика стола небольшой автоматический пистолет и пошел в оперу. Купив билет у спекулянта, он вошел в фойе, готовый ко всему. 
 Он узнал Джоанну сразу, едва она появилась. Она играла Маргариту, и ему казалось черной, дьявольской иронией, что именно ей предстояло изображать чистейшую душу, искушаемую Фаустом и его адским повелителем. Тим ждал и готовился. 
 Наконец он решится. Седовласая фигура поднялась с кресла и направила пистолет на Маргариту. Его тут же заметили, к нему протянулись руки. Крики вокруг становились все громче. 
 Тим не мог промахнуться. Он нажал спуск. Пуля попадет прямо в сердце. 
 Попадет в сердце... Джоанны. 
 Да, это было легко. Крики, излучение мозгов тысячи людей, яростно метавшихся по залу, ошеломили ее, и она не могла использовать свою силу. Она была еще не совсем зрелой, и потому Тим мог убить ее. 
 Мог, но не убил. 
 В последний момент он поднял ствол пистолета, и пуля пробила разрисованное полотно. С хриплым рыданием Тим бросился в толпу, клубившуюся вокруг, и исчез в массе людей. 
 Он беспрепятственно пробрался к выходу. Люди кричали так громко, что Тим не услышал, как одетая в белое Маргарита звала его. 
 -- Тим, вернись! Любимый, ты был прав! Тим, вернись ко мне! 
 Тим Хэтауэй поставил на стол рюмку виски и посмотрел мне в глаза. Он немного протрезвел. 
 -- Звала меня? -- прошептал он. -- После того, как я... 
 -- Да, -- подтвердил я. 
 -- Вы там были? 
 -- Был. 
 Вновь загремела оглушительная музыка, гротескные тени танцующих пар запрыгали по стенам. 
 Хэтауэй встал. 
 -- Спасибо, -- сказал он, облизнув губы. - Спасибо, что пришли за мной... сказали мне... 
 -- У меня была причина, -- ответил я. - Куда вы идете? 
 -- Я возвращаюсь к ней, -- заявил он. -- К моей жене. 
 Ниша находилась в глубине зала, и нас никто не видел. Я тоже встал, взглянул на Хэтауэя и применил Силу. 
 Он умер мгновенно, без агонии. Это было милосердно. 
 Я подождал. Его тело осело на пол и осталось там, невидимое для остальных. Я был ему благодарен и потому убил его. 
 Но он дал мне то, что я искал так много лет. Даже низшее существо может оказаться полезным. Не думая больше о Хэтауэе, я направился к двери. Я шел к Джоанне, будущей матери моих детей, матери новой расы, которой суждено править Землей. 
 1 Антраша и арабеск -- бальные па.