--------------------------------------------- Силверберг Роберт Что-то ужасное вырвалось на волю Роберт Силверберг Что-то ужасное вырвалось на волю Перевод С. Монахова 1. Взие попал на земной корабль случайно. В его планы совершенно не входила экскурсия на такую неприятную планету как Земля. Он находился в фазе метаморфа, претерпевал период неуправляемых изменений, который начинался с наступлением зимы, и был видим только в той части спектра, которая лежит за пределами возможностей человека. Конечно, внимательный наблюдатель мог бы заметить вспыхивающее время от времени едва заметное фиолетовое свечение, когда взие на мгновение выходил из области ультрафиолета, но еще надо было знать, куда и когда смотреть. Ответственный за погрузку и представить себе не мог, что на контейнере с грузом спит нечто невидимое. Он просто прошел вдоль всего ряда, включая флотеры на каждом контейнере и легким толчком заставляя их скользить по гравитационной дорожке к открытому люку. Пятым контейнером был тот самый, на котором дремал взие. Космонавт не мог знать, что он невзначай отправил в свободный полет к Земле чужеродный организм. Не знал этого и взие, пока люк не закрылся, и в трюм с шипением не ворвалась кислородно-азотная смесь. Взие не приходилось дышать подобными газами, но в стадии метаморфа он был способен быстро и эффективно приспосабливаться к едким парам, проникающим в его метаболические клетки. Следующим его шагом было выпустить чувствительные ко всем областям спектра сканеры и изучить окружающее. Спустя несколько минут взие знал... ...что это было обширное темное пространство, заставленное ящиками, содержащими различные минеральные и растительные продукты его родной планеты; в основном, ветки деревьев, называемых "зеленый огонь", а также другими предметами, не имеющими для взие никакой ценности... ...что это пространство ограничивается двойными выгнутыми металлическими стенами... ...что сразу же за стенами начинается зона безатмосферного пространства, подобная той, которая простирается между планетами... ...что вся эта замкнутая система испытывает ускорение... ...что это, следовательно, космический корабль, стремительно удаляющийся от планеты взие, что пропасть пустоты уже достигла десяти диаметров планеты и с нарастающей быстротой ширится с каждой секундой... ...что уже невозможно, даже для взие в фазе метаморфа, покинуть корабль... ...и что если он только не упросит экипаж повернуть обратно, то будет вынужден совершить долгое и унылое путешествие на незнакомую и, возможно, отвратительную планету, жизнь на которой, в лучшем случае, сопряжена с неудобствами, а то и с опасностями. Он будет оторван от ритма своей цивилизации. Он пропустит Фестиваль Перемен. Он пропустит Святое Затмение. Он не сможет принять участия в весеннем Морском Приливе. Чего только ему не придется вынести. На корабле находилось шесть человеческих существ. Выдвинув свои перцепторы [органы ощущения], взие попытался достичь их мозгов. Хотя люди прилетали на его планету вот уже много лет, он никогда не пытался установить с ними контакт; и ему никогда еще не приходилось так трудно. Он выпустил туманное щупальце мысли и двинулся по коридорам, ища следы человеческого разума. Здесь? Свечение электрической активности внутри костяной сферы показывало: мозг, мозг, деятельный мозг. Почему-то он был окружен стеной. Взие попытался пробить ее, но неожиданно был отброшен назад. Это его поразило и выбило из колеи. Что это за существа, что их мозг закрыт для обычного контакта? Взие двинулся дальше. Еще один мозг: снова закрытый. Еще. Еще. Он начал испытывать страх. Его мантия затрепетала: энергия излучения упала до видимой частоты спектра, потом нервно подпрыгнула к более коротким волнам. Даже само его тело, к его величайшему замешательству, претерпело ряд быстрых непроизвольных метаморфоз. Из сферического оно стало кубическим, приняло хаотическую форму, превратилось в клетку из тонких волокон, связанных единственно пульсирующей силой его я. И он ничего не мог с этим поделать. С усилием преодолевая режущую боль, он снова заставил себя принять сферическую форму и продолжил исследования корабля, мрачно отметив, что теперь от родной планеты его отделяет расстояние в половину звездной единицы. Он потерял всякую надежду и продолжал свои попытки проникнуть в сознание экипажа только для того, чтобы довести дело до конца. Даже если он установит контакт, как он сможет объяснить бедственность своего положения, и если даже он объяснит, то почему люди должны помочь ему? Все же он продолжал двигаться по кораблю. Вдруг... Наконец-то! Открытый мозг. Никакой стены. Чудо! Взие обрушился на него, преодолевая радость и удивление, изливая свои горести. - Выслушайте, пожалуйста. Несчастное негуманоидное существо случайно попало на корабль во время погрузки. Метаболически и психологически оно не приспособлено для длительного пребывания на Земле. Оно просит прощения за беспокойство, умоляет помочь ему вернуться на планету, с которой вы только что стартовали, сожалеет о возможном нарушении расписания, но надеется, что его нижайшую просьбу возможно исполнить. Вы меня поняли? Несчастное негуманоидное существо случайно попало... 2. Лейтенанту Фалькирку полагалось спать сразу же после старта. Это было кстати; Фалькирк вымотался, загружая контейнеры, подключая каждый флотер, составляя декларацию груза для компьютера... Теперь, когда корабль вышел в космос, он мог позволить себе отдохнуть, поручив доделки другим. Поэтому он улегся на кровать сразу же, как только они легли на обратный курс. В его распоряжении было шесть часов. Внизу вращались инерционные поглотители, всасывая инерцию, увеличивая ускорение, и корабль мчался к Земле со скоростью, которая должна была достичь галактической величины еще до того, как он проснется. Он погрузился в дрему. Хороший полет: древесины "зеленого огня" достаточно для того, чтобы разглядеть Землю сквозь дюжину приступов молекулярной гумы, и еще целая куча любопытных растений, да груз интересных минералов, да... Фалькирк заснул. Полчаса спустя он уже видел сладкий сон, его душа освободилась от забот, тело расслабилось. И тут в мозгу зашевелился черный комок. Мрачно и жарко светит пурпурное солнце. Что-то легонько касается его головы. Он лежит на большой белой плите посреди выжженной пустыни. Невозможно пошевельнуться. Все труднее дышать. Ужасный пресс гравитации давит и ломает его, крошит кости. Вокруг фигуры в надвинутых на глаза капюшонах. Они тычут в него пальцами, смеются, обмениваются нечленораздельными восклицаниями на незнакомом языке. Кожа его плавится и приобретает новое строение: в теле зарождаются иглы дикобраза, прорывают кожу, появляются из каждой поры. Он весь в огненных тисках. Тонкая алая рука - высохшие пальцы, словно лапы краба - парит перед самым его лицом. Царапает. Царапает. Царапает. По иглам течет кровь, густая и тягучая. Его бьет дрожь, он старается сесть... поднимает руку, оставляя на плите куски дрожащей плоти... садится... С криком он проснулся, весь дрожа. Вопль все еще звучит в его собственных ушах, пока глаза привыкают к свету. Лейтенант - командир корабля - тряс его за плечо. - Что с тобой? Фалькирк попробовал ответить, но слова не шли с языка. Галлюцинативный шок, понял он, в то время, как одна половина его мозга убеждала другую, что сон кончился. Обученный выходить из кризиса, он быстро пробежал числа в обратном порядке и успокоился, хотя потрясение еще не совсем прошло. - Кошмары, - сказал он хрипло. - Хорошенькое дельце. Никогда у меня еще не было таких ярких снов. Командир Родригес облегченно вздохнул. Ясно, не стоит расстраиваться из-за обычного кошмара. - Дать тебе таблетку? Фалькирк покачал головой. - Спасибо. Справлюсь сам. Но осадок от сна остался. Прошло больше часа, прежде чем он закрыл глаза, но к нему пришла лишь легкая, не приносящая отдыха дрема, словно мозг его стоял на страже, охраняя самого себя от возвращения леденящих кровь фантазий. За пятьдесят минут до запрограммированного времени пробуждения он проснулся от дикого вопля, доносившегося с противоположной стороны каюты. Лейтенанта-командира Родригеса мучили кошмары. 3. Когда месяц спустя корабль совершил посадку на Землю, то был, как обычно, подвергнут дезинфекции, прежде чем команде было разрешено покинуть космопорт и началась разгрузка. Внешняя обшивка корабля была облита специальной жидкостью; она втягивала в себя и убивала любые микроорганизмы, которые могли быть занесены с других планет. Экипаж прошел через дезинфекционный отсек и проследовал в палату карантина, не выходя наружу; вся атмосфера корабля была пропущена через фильтровальные камеры, где она прошла полную очистку, а все внутренние помещения были подвергнуты шестиэтапной стерилизации, начинающейся с пятидесяти минут полного вакуума и кончающейся часом нейтронного облучения. Все эти процедуры доставили взие некоторые неудобства. Он и так уже находился в довольно низкой энергетической фазе, к чему привели повторяющиеся неудачные попытки установить контакт с космонавтами. Теперь еще он был вынужден приспосабливаться ко всем этим не слишком-то приятным процедурам, которые сменяли друг друга без всякого перерыва. Даже обладающий самой совершенной приспособляемостью организм может уставать. В то время как дезинфекционная команда космопорта докладывала о том, что корабль полностью очищен от чужеродных форм жизни, взие чувствовал себя неимоверно уставшим. Трюм вновь заполнился кислородно-азотной атмосферой. Взие воспринял это чуть ли не с радостью; по крайней мере, это было лучше того, что ему пришлось вынести. Люк открылся; вошедшие грузчики подготовили контейнеры для транспортировки их в сортировочный купол. Взие воспользовался этим моментом, чтобы отрастить себе ноги, и выбрался из корабля. Он находился на обширной бетонированной поверхности, окруженной массивными зданиями. В голубом небе сияло желтое солнце, инфракрасные лучи заливали все вокруг, и взие пришлось предпринять необходимые защитные меры, чтобы отразить их излишек. Одновременно он защитился и от покалывающего воздействия этих ужасных гидрокарбонатов атмосферы, дикого шума и растущей ностальгии, грозящей нарушить его органическую стабильность. Ностальгию он испытал при первом же взгляде на незнакомый бесстрастный мир. Как ему вернуться домой? Как установить контакт? Взие не ощущал ничего, кроме закрытых мозгов - закупоренных, словно семечко в кожуре. Правда, время от времени какой-нибудь мозг открывался, но даже тогда, похоже, он не хотел воспринимать его обращение. Может, здесь будет по-другому. Возможно, космонавты по какой-нибудь причине были плохо приспособлены к контакту, а здесь найдется более подходящий к восприятию мозг. Может быть. Может быть. Взие, близкий к отчаянию, бросился через поле и нырнул в первое же здание, где почувствовал открытый мозг. Здесь было много людей, они занимали несколько этажей, и открытые мозги встречались очень часто. Взие засек ближайший мозг и настойчиво, с надеждой тронул его кончиком своего мозга. - Пожалуйста, выслушайте. Я не желаю зла. Негуманоидное существо, попавшее на вашу планету благодаря неудачному стечению обстоятельств, всего лишь хочет как можно быстрее вернуться на свою планету... 4. Кардиологическое отделение больницы при лонг-айлендском космопорте помещалось на первом этаже в дальнем углу здания. Даже когда пациенты подвергались гравиотерапии, это не сказывалось на гравитационном поле в остальных частях здания. Как всегда, больница была полна - люди всегда чувствуют себя плохо после полета, и большинство из них госпитализируется прямо в космопорте - и кардиологическое отделение было переполнено. В нем находилось десять человек с инфарктом, ожидающих имплантации, девять постимплантантов, пять человек с коронарной болезнью в кризисном состоянии, трое, у кого планировалась регенерация желудочка сердца, один пациент с поврежденной аортой и еще девять или десять больных. Большинство пациентов лежало в антигравитационных устройствах, чтобы исключить воздействие силы тяжести на поврежденные органы, больные же с регенерированными органами находились в обычных условиях, чтобы их новые сердца обрели силу и упругость, необходимую им. Больница имела превосходную репутацию и чуть ли не самый низкий уровень смертности во всем полушарии. Потеря двух пациентов за одно утро была тяжелым ударом для всего персонала. В девять часов семнадцать минут монитор вспыхнул красным светом для миссис Мальдонадо восьмидесяти семи лет, после имплантации до сих пор она чувствовала себя хорошо. После круиза по системе Юпитера у нее дал себя знать эндокардит, а в ее возрасте в организме уже не хватало жизненных сил, чтобы подвергать ее медленной регенерации сердца посредством генной операции. Поэтому ей пересадили синтетический имплантант, и две недели все шло довольно хорошо. Вдруг управляющий центр больницы получил зловещие телеметрические данные с койки миссис Мальдонадо: сердечная активность - ноль, дыхание - ноль, пульс - ноль, кровяное давление - ноль, абсолютно все - ноль, ноль, ноль. На ленте электроэнцефалографа появился заброс - словно она получила резкий сильнейший шок - с минутой-двумя нерегулярной активности и последующим прекращением мозговой деятельности. Прежде, чем кто-нибудь из персонала успел добежать до ее койки, в дело включилась аппаратура электрической и химической реанимации, но безуспешно: сильнейшее кровоизлияние в мозг, происшедшее совершенно неожиданно, привело к летальному исходу. В девять часов двадцать восемь минут произошел второй случай; мистер Гиннес, пятьдесят один год, третий день после операции коронарная эмболия. Та же самая последовательность событий. Сильнейшее потрясение нервной системы с немедленной и фатальной реакцией организма. Реанимационные процедуры не помогли. Никто из персонала больницы не мог дать сколько-нибудь приемлемого объяснения этой смерти. Как и миссис Мальдонадо, он мирно спал, все жизненные функции его были в норме до самого момента фатального исхода. - Словно кто-то подошел и крикнул ему на ухо "Бах!", пробормотал один из докторов, ломающий голову над историями болезни. Он ткнул пальцем в дикий скачок электроэнцефалограммы. - Или их мучили невыносимые кошмары, с которыми они не могли справиться. Но никто из них не кричал, не звал сиделку. И кошмарами нельзя заразиться. 5. Для доктора Питера Мукерджи, главного невропатолога, утренний обход шестого этажа начался с тихого голоса связника, который он носил за левым ухом, попросившего его немедленно связаться с карантинным блоком. Доктор Мукерджи огрызнулся в ответ. - Они что, не могут подождать? Я сейчас занят, как никогда... - Вас просят прийти прямо сейчас. - Знаешь, у меня здесь девочка в коме, которую через пятнадцать минут подготовят к телетерапии, и она ждет не дождется меня. Я - ее единственная связь с миром. Если я не приду... - Вас просят прийти немедленно, доктор Мукерджи. - Чего ради карантинщикам понадобился невропатолог, да еще так срочно? Дайте мне сперва позаботиться о девочке, и через сорок пять минут я в их полном распоряжении. - Доктор Мукерджи... Не имело смысла спорить с машиной. Мукерджи подавил вспыхнувший гнев. Его семья славилась вспыльчивыми характерами, любовью к жгучему кари [приправа из куркумового корня, чеснока и пряностей (Индия)] и телепатическим даром. Он сердито схватил интерком, назвал себя и сказал, чтобы управляющий центр перестроил его утреннее расписание. - Внесите туда какую-нибудь получасовую задержку, - хмуро произнес он. - Ничего не могу поделать, сами видите. Меня забирают карантинщики, - компьютер оказался достаточно сообразительным, чтобы заказать ему автороллер. Когда он вышел из больницы, транспорт уже ожидал его. Путешествие по космопорту длилось всего три минуты, и злость доктора не успела пройти. Сканнер над дверью опознал его значок, и один из многочисленных динамиков центра управления важно произнес: - Вас ждут в комнате No 403, доктор Мукерджи. Комната No 403 оказалась разделенным пополам толстой стеклянной стенкой наблюдательным кабинетом. Дальнее помещение было частью самого карантина, а переднее относилось к общей части здания. За стенкой полулежали на койках шестеро изможденных космонавтов, а по переднему помещению прохаживались три человека из карантинного персонала. Раздражение Мукерджи улетучилось, когда он увидел, что один из этих трех - его старый институтский товарищ Ри Накадаи. Миниатюрный японец был годом старше Мукерджи, ему было двадцать девять лет; иногда они встречались за ленчем, в универмаге космопорта, а в былые годы напоминали сиамских близнецов. Из-за постоянной занятости теперь не было возможности видеться месяцами. Накадаи сразу же перешел к делу: - Пит, тебе не приходилось слышать об эпидемии кошмаров? - Что? Показав на людей в карантинном помещении, Накадаи сказал: - Эти парни пару часов назад вернулись из полета к звезде Нортона. Доставили груз древесины "зеленого огня". Физическое состояние их - лучше не бывает - и я давно бы отпустил их, если бы не одна любопытная вещь. Все они находятся в состоянии крайнего нервного истощения, которое, как они говорят, явилось следствием того, что они практически не спали в течение всего полета, длившегося месяц. Причина этого - мучительные кошмары, реальные, выжимающие мозг сновидения, каждый раз, как только они ложились спать. Это звучало настолько дико, что я подумал, не подвергнуть ли их неврологическому обследованию. Вдруг они подхватили какую-нибудь церебральную инфекцию? Мукерджи нахмурился. - И ради этого ты оторвал меня от обхода своим срочным вызовом, Ри? - Поговори с ними, - сказал Накадаи. - Может, это тебя хоть немного заинтересует. Мукерджи взглянул на космонавтов. - Хорошо. Что там насчет этих кошмаров? Высокий симпатичный офицер, назвавшийся лейтенантом Фалькирком, сказал: - Я был первой жертвой. Сразу же после старта. Мне всегда везет в жеребьевке. Это было так, словно что-то коснулось моего мозга, наполнив его жуткими кошмарами. И все абсолютно достоверно. Мне казалось, что я задыхаюсь, что тело превращается во что-то чужеродное, что кровь струится из каждой поры... - Фалькирк поежился. - Словно дурной сон, только раз в десять ярче. Через несколько часов то же случилось с лейтенантом-командиром Родригесом. Другие картины, но тот же эффект. В пятьдесят раз ярче обыкновенного сна. Потом и остальные, один за другим, стали ложиться и с криком просыпаться. Двое кончили тем, что последние три недели держались исключительно на тонизирующих таблетках. Мы довольно уравновешенные люди, доктор, мы обучены многому. Но я думаю, что какого угодно человека такие сны до добра не доведут. Не столько видения, сколько их интенсивность, их реальность. - И эти сны возвращались к вам в течение всего полета? - спросил Мукерджи. - Всякий раз, как кто-то ложился. Дошло до того, что мы боялись задремать, потому что знали, что черти снова примутся скрестись в наших головах, стоит только уснуть. Или пили снотворное. Но даже тогда мы видели сны, хотя мозг был одурманен настолько, что нельзя было себе и представить, что в таком состоянии может что-то сниться. Чума кошмара, доктор. Эпидемия. - Когда это произошло в последний раз? - Во время последнего сна перед посадкой. - И никто из вас не спал с тех пор, как вы покинули корабль? - Нет, - ответил Фалькирк. Один из космонавтов вмешался в разговор: - Может, он сказал не совсем ясно, доктор. Это были сны-убийцы. Они разрушали мозг. Мы рады были бы сойти с ума, если бы это помогло от них избавиться. Мукерджи побарабанил пальцами по стеклу, мысленно подыскивая похожий случай. Но подобного с ним еще не случалось. Он знал множество случаев с галлюцинациями, эпизоды, когда целые толпы убеждали себя, что видят богов, демонов, чудеса, оживших мертвецов, огненные знаки на небесах. Но последовательная серия галлюцинаций, наблюдаемых во время каждого сна целым экипажем сильных, целеустремленных космонавтов? Это не укладывалось в голове. Накадаи сказал: - Пит, у них есть предположение о том, что с ними случилось. Дикая идея, но кто знает... - Что за идея? Фалькирк с трудом улыбнулся: - Вообще-то это просто фантастика, доктор. - Давайте, давайте. - Ну, что мы занесли с собой что-нибудь на корабль. Какое-нибудь телепатическое существо, которое ковыряется у нас в мозгах всякий раз, когда мы засыпаем. То, что мы воспринимаем как кошмар, это, возможно, забирающаяся во сне в череп тварь. - Если она была с нами все это время, - вмешался еще один космонавт, - то она, возможно, еще на корабле... Или убежала теперь в город. - Невидимая Кошмарная Угроза? - сказал Мукерджи с чуть заметной улыбкой. - Что-то не верится. - Но ведь _есть_ же телепатические существа, - возразил Фалькирк. - Знаю, - бросил Мукерджи. - Мне посчастливилось быть одним из них. - Простите, доктор, если... - Но это не заставляет меня искать телепатию под каждым кустом. Я вовсе не собираюсь исключать эту чужеродную опасность, не думайте. Но мне кажется, что, скорее всего вы подхватили нечто вроде воспаления мозга. Вирусная болезнь, что-то похожее на энцефалит, проявляющий себя в форме хронических галлюцинаций, - он заметил, что космонавты подавленно переглянулись. Ясно, что для них было предпочтительнее оказаться жертвами неизвестного чудовища, терзающего их снаружи, чем жертвами неизвестного вируса, который завелся внутри их мозгов. Мукерджи продолжал. - Я не говорю, что так оно и есть. Я просто рассматриваю гипотезы. Мы будем знать больше, когда проведем некоторые исследования. - Взглянув на часы, он сказал Накадаи. - Ри, вряд ли я сейчас смогу обнаружить что-либо важное, а мне пора к своим пациентам. Я хочу, чтобы этих парней подвергли полному неврологическому обследованию. Когда все будет готово, переключи аппаратуру на мой оффис. Давай им тесты вразброс и заставляй спать по двое после каждой серии... Я пришлю техников помочь тебе наладить телеметрию. Я должен быть в курсе, если кошмары повторятся. - Вот это другой разговор. - Пусть они подпишут согласие на телетерапию. Я сделаю им предварительное зондирование мозга после того, как у меня будут в руках результаты обследования. И, разумеется, держи их на строжайшем карантине. Эта штука может оказаться заразной. Надо быть осторожнее. Накадаи кивнул. Мукерджи улыбнулся космонавтам профессиональной улыбкой и вышел, погрузившись в размышления. Вирус кошмара? Ковыряющийся в мозгах чужеродный организм, которого просто никто не может увидеть? Он не разобрался, какая из этих гипотез нравится ему больше. Впрочем, возможно, существует какое-нибудь совсем прозаическое объяснение этому месяцу скверных снов: повреждение системы приготовления пищи или шуточки рециклера атмосферы. Простенькое, примитивное объясненьице. Возможно. 6. Когда это произошло в первый раз, взие даже не понял, что же случилось. Он коснулся человеческого мозга; реакция была немедленной и бурной. Взие был отброшен назад, напуганный неистовой яростью ответного сигнала, а спустя мгновение он уже не мог обнаружить этот мозг. Возможно, подумал взие, это был какой-то защитный механизм, посредством которого люди оберегают свой мозг от непрошенного вмешательства. Но это казалось маловероятным, поскольку человеческий мозг и так надежно защищен большую часть времени. На корабле взие приходилось преодолевать сильную турбулентность всякий раз, как он пытался миновать стену, защищавшую мозги членов экипажа - словно люди совсем не стремились вступать с ним в ментоконтакт. С таким совершенным отключением, полным прекращением сигнала, он еще не сталкивался. Взие в замешательстве предпринял новую попытку, подтянувшись к открытому мозгу, который находился неподалеку от того, который только что пропал. - Минуточку внимания, выслушайте, будьте добры, несчастный инопланетянин, жертва неудачного стечения обстоятельств... Снова сильнейшая реакция: неожиданная и ужасная вспышка ментальной энергии, сгусток страха, боль и шок. Мгновение же спустя полнейшее молчание, словно мозг спрятался за непроницаемым барьером. Где вы? Куда вы исчезли? Доведенный до отчаяния, взие рискнул отрастить оптический рецептор, работающий в видимой части спектра, чтобы понять происходящее. Он увидел человека на кровати, окруженного какой-то сложной аппаратурой. То тут, то там вспыхивали какие-то огоньки. Люди с взволнованными лицами бежали к койке. Человек на ней лежал совершенно спокойно. Он не пошевелился даже тогда, когда сверху опустилась металлическая рука и воткнула ему в грудь длинную блестящую иглу. Внезапно взие понял. Двое людей прекратили свое существование! Взие поспешно втянул свой рецептор и забился в укромный уголок, чтобы обдумать случившееся. Дано: умерли два человека. Дано: прекращение их существования наступило непосредственно после передачи взие ментального сообщения. Спрашивается: не является ли ментальное сообщение причиной прекращения существования? Предположение, что взие стал причиной двух смертей, было для него просто ужасающим, и по его телу пробежал такой озноб, что оно сжалось в тугой тяжелый шар со спутавшимися в клубок мыслями. Ему потребовалось несколько минут, чтобы возвратиться в работоспособное состояние. Если его попытки связаться с людьми приводят к таким ужасным последствиям, понял взие, то его надежды найти здесь помощь весьма шатки. Разве может он идти на контакт с людьми, если... Появилась спасительная мысль. Взие понял, что слишком поторопился с выводами, приняв во внимание только то, что лежит на поверхности, и проглядел сильный контрдовод. В течение всего путешествия на эту планету взие вступал в контакт с людьми - с шестью космонавтами - и никто из них не прекратил своего существования. Отсюда со всей очевидностью следовало, что люди могут выдерживать контакт с мозгом взие. Значит, один только контакт не может явиться причиной этих двух смертей. Возможно, взие оба раза совершенно случайно наткнулся на людей, находящихся на границе смерти. Не было ли это местом, куда собирают людей, чей конец уже близок? Не наступил ли бы конец их существования даже в том случае, если бы взие не пытался установить с ними контакт? Была ли попытка контакта достаточна для того, чтобы лишить людей оставшейся в них энергии и помочь им переступить роковой порог? Взие этого не знал. Было просто досадно перечислять, скольких важных фактов ему недоставало. Ясно было одно: его время подходило к концу. Если в ближайшем будущем ему не помогут, начнется распад его метаболической системы с последующей потерей метаморфической активности и фатальной утратой приспособляемости с последующим... неизбежным концом. У взие не было выбора. Продолжать попытки установления контакта с людьми было его единственной надеждой выжить. Взие осторожно и робко взялся за поиски нового чувствительного мозга. Этот заблокирован. И этот. И эти. Ни малейшей лазейки! Взие начал склоняться к мысли, что все эти барьеры только для того и придуманы, чтобы не допустить воздействия на мозг чужеродного разума или же оградить человека от ментоконтакта любого рода, включая контакты с другими людьми. Однако взие не замечал подобных контактов между людьми ни на корабле, ни здесь. Что за странная раса! Может быть, имело смысл проверить разные этажи здания? Взие проскользнул под запертую дверь и по служебной лестнице пробрался на следующий этаж. Снова начал свои поиски. Закрытый мозг здесь. И здесь. И здесь. А вот открытый. Взие приготовился к посылке своего сообщения. Безопасности ради он снизил энергию передачи, выпустив лишь маленький мысленный пучочек: - Вы слышите? С вами говорит попавшее в беду внеземное существо. Оно просит помощи. Желает... Ответом было резкое, жалящее чувство недовольства, бессловесное, но несомненно враждебное чувство. Взие поспешно отступил. Он испуганно ждал, что сейчас последует еще один конец. Нет, человеческий мозг продолжал функционировать, хотя и не был больше открытым, он окружил себя обычным барьером. Удрученный, упавший духом взие пополз в сторону. Снова неудача. Хотя бы секунда осмысленного ментоконтакта! Неужели нет никакого способа связаться с людьми? Взие мрачно продолжил свои поиски чувствительного мозга. Что еще ему оставалось делать? 7. Визит в карантинный блок отнял у доктора Мукерджи сорок минут от утреннего обхода. Это его немного раздосадовало. Он не винил карантинщиков за то, что они так забеспокоились из-за рассказа космонавтов о хронических галлюцинациях, но он не считал, что эта загадочная история настолько серьезна, что стоило его вызывать с такой поспешностью. Что там такое с этими космонавтами - это скоро выяснится; к тому же они надежно изолированы от остальной части космопорта, Накадаи следовало бы сделать небольшой анализ, прежде чем вызывать его. Вместо этого было отнято время у его пациентов. Мукерджи начал свой запоздалый утренний обход, напоминая себе, что ему следует успокоиться: ни для его пациентов, ни для него самого не будет ничего хорошего в том, что он явится к ним взволнованным и раздраженным. Он должен быть целителем, а не источником беспокойства. Он заставил себя потратить несколько секунд на ритуал успокоения. Входя в дверь первой палаты, где лежала Сатина Рэнсом, он уже полностью расслабился и был дружелюбен. Сатина лежала на левом боку с закрытыми глазами: хрупкая шестнадцатилетняя девочка с тонкими чертами лица и длинными, мягкими золотистыми волосами. Ее окружала паутина мониторной системы. Она была без сознания вот уже четырнадцать месяцев, двенадцать из них здесь, в неврологическом отделении больницы космопорта и последние шесть - под наблюдением Мукерджи. Ее родители решили отметить начало каникул тем, что взяли ее на один из курортов Титана; было как раз самое лучшее время, чтобы полюбоваться кольцами Сатурна; с большим трудом им удалось выбить разрешение на посещение заповедника в Куполе Галилея, и они оказались там в тот злополучный день, когда сильнейшее титанотрясение разрушило купол и вышвырнуло тысячу туристов в ядовитую метановую атмосферу ледяного спутника Сатурна. Сатина оказалась одной из тех, кому повезло: она не успела вдохнуть и пары раз, как экскурсовод, с которым она как раз разговаривала, надел ей на лицо кислородную маску. Она выжила. Из ее родных не выжил никто. Но сознание так и не вернулось к ней с самого момента катастрофы. Она впала в кому. Тщательное обследование, проведенное на Земле, показало, что, попав внутрь, метан не мог привести к сколько-нибудь серьезным повреждениям мозга; с ее организмом не произошло ничего страшного, но она боялась просыпаться. Это была реакция на шок. Мукерджи был уверен, что она предпочла бы проспать всю жизнь, нежели возвращаться к кошмарной для нее яви. Он научился поддерживать с ней телепатическую связь, но не мог излечить ее от вызванной катастрофой травмы, вернуть ее в мир настоящего. Он начал подготовку к контакту. Для него телепатия не была легким, самим собой получающимся явлением, "чтение" мыслей было напряженной работой, настолько же трудной и выматывающей, как кросс или запоминание длинного отрывка из "Гамлета". Вопреки опасениям некоторых, он не был способен с первого же взгляда прочесть чьи-то потаенные мысли. Для того, чтобы достичь другого мозга, он должен был пройти предварительную процедуру "разогрева" и проникновения, и, даже тогда настроиться на чью-то "длину волны" было довольно долгим делом. Связная информация доходила до него только с девятой или десятой попытки. Двенадцать поколений Мукерджи обладали этим даром, поддерживаемым скрупулезно рассчитываемыми браками, чтобы сохранилось благоприятное сочетание генов. Он был одареннее своих предков, хотя понадобилось бы столетие или два, чтобы среди Мукерджи появился настоящий телепат. У него все-таки была прекрасная возможность использовать свой талант для мозгового контакта, что он и делал. Он знал, что многие члены его семьи в былые времена были вынуждены скрывать свой дар от окружающих, даже в Индии, иначе их причислили бы к вампирам и оборотням и изгнали бы из общества. Он мягко положил свою смуглую руку на бледное запястье Сатины. Физический контакт был необходим для того, чтобы упрочить ментальную связь. Он сконцентрировался на проникновении. После нескольких месяцев телетерапии ее мозг был чувствителен к воздействию. Он мог пропускать промежуточные ступени и соединяться с ее мятущейся душой сразу же после разогрева. Глаза его были закрыты. Он видел сгусток серовато-лилового тумана: мозг Сатины. Он сблизился с ним и легко вошел внутрь. Из глубин ее сознания выплыл вопросительный знак. - Кто это? Доктор? - Я. Как ты себя чувствуешь, Сатина? - Хорошо. Совсем хорошо. - Как тебе спится? - Здесь такой покой, доктор. - Да. Могу себе представить. Но видела бы ты, как хорошо здесь. Прекрасный летний день. Солнце в голубом небе. Все в цвету. Подходящий день, чтобы искупаться, а? Ты любишь купаться? - он сконцентрировал всю свою силу на картинах купания: холодный горный поток, глубокий водоем, куда обрушивается белопенный водопад, восхитительный холодок внутри, когда уходишь в глубину, хрустальные струи, с журчанием обегающие теплую кожу, смех друзей, всплески, быстрое и сильное течение, несущее ее к другому берегу... - Мне здесь лучше, - ответила она. - Может быть, ты больше любишь плавать в воздухе? - он сосредоточился, на прелестях свободного полетам регулятор гравитатора у пояса, она стремительно взмывает на высоту ста футов и летит, летит над полями и долинами, рядом с ней - друзья, ее тело полностью расслаблено, невесомо, парит к восходящих потоках, она поднимается, пока земля под ней не превращается в разводы зеленого и коричневого, глядит на крошечные домики и смешные машинки, пролетает над посверкивающим серебряным озером, парит над темным мрачным лесом тесно прижавшихся друг к другу канадских елей, а теперь просто лежит на спине, нога на ногу, руки за головой, солнечные лучи на щеках, а внизу триста футов пустоты... Сатина не клюнула на эту приманку. Она предпочитает оставаться там, где она сейчас. Искушение свободным полетом не удалось. У Мукерджи уже не остается энергии на третью попытку вырвать ее из комы. Вместо этого он возвращается к чисто медицинским задачам и пытается нащупать источник травмы, отрезавший ее от мира. Страх, в этом нет никакого сомнения; эта ужасная трещина в куполе, рассекшая все ее понятия о безопасности, вид родителей и брата, умирающих у нее на глазах; болотный запах атмосферы Титана, ударивший в ноздри... Несомненно, все это вместе. Но люди оправлялись и от худших несчастий. Почему ей так хочется удалиться от жизни? Почему бы ей не покончить с ужасным прошлым и не вернуться к новой жизни? Она боится его. Она отчаянно защищается. Она не хочет, чтобы он ворошил ее мозг. Все их встречи заканчивались одинаково: Сатина цеплялась за свое убежище. Сатина пресекала любую попытку вызволить себя из этого добровольного заточения. Он продолжал надеяться, что однажды она ослабит свою защиту. Но скоро это не получится. Он осторожно отступил от центра ее мозга и заговорил с ней на более поверхностном уровне. - Тебе пора возвращаться в школу, Сатина. - Нет еще. У меня были слишком короткие каникулы. - Не такие уж и короткие. - Всего три недели, разве нет? - Четырнадцать месяцев, а не три недели, - сказал он. - Этого не может быть. Мы отправились на Титан совсем недавно... за неделю до рождества, и... - Сатина, сколько тебе лет? - В апреле будет пятнадцать. - Неправда, - сказал он. - Тот апрель уже был и прошел, и следующий уже миновал. Шестнадцать лет тебе исполнилось два месяца назад. Шестнадцать лет, Сатина. - Этого не может быть, доктор. Для девочки шестнадцатилетие - это особенный день, разве вы этого не знаете? Мои родители собирались пригласить много гостей. И всех моих друзей. И оркестр из девяти роботов с синтезаторами. Я же помню, что ничего этого не было, как же мне может быть шестнадцать лет. Его силы иссякали. Его ментосигнал ослаб. Он не мог найти в себе энергии, чтобы сказать ей, что она снова блокирует реальность, что ее родители мертвы, что время течет, пока она здесь лежит, что уже слишком поздно для празднования Светлого Шестнадцатилетия... - Мы поговорим об этом... в другой раз, Сатина... Увидимся... завтра... утром... Завтра... утром... - Не уходите так быстро, доктор! - но он не мог больше поддерживать контакт и разорвал его. Он поднялся и покачал головой. Стыдно, подумал он. Просто очень стыдно. Когда он вышел из палаты, ноги его дрожали. Он остановился на минуту в холле, привалившись к закрытой двери, чтобы вытереть пот со лба. Он не продвинулся с Сатиной ни на шаг. Он довольно быстро установил с ней контакт, но дальше не продвинулся. Ослабить интенсивность ее комы ему никак не удавалось. Ей было очень удобно в этом иллюзорном потустороннем мире, и ни телепатически, ни каким-либо другим способом ему не удавалось вытащить ее оттуда. Он вздохнул и, подавив поднимающееся чувство расхоложенности, открыл дверь следующей палаты. 8. Операция шла как по маслу. Дюжина студентов-медиков с третьего курса занимала галерею операционной, расположенной на третьем этаже больницы космопорта, изучая великолепную технику доктора Хаммонда как непосредственно, так и с помощью индивидуальных экранов. Пациенту, жертве опухоли головного мозга, было под семьдесят. Виднелась только его голова и плечи, торчащие из камеры жизнеобеспечения. Его череп был тщательно выбрит, синие линии и красные точки, нарисованные на нем, показывали внутренние контуры опухоли, со всей возможной точностью определенные коротковолновым генератором звуковых колебаний; хирург заканчивал установку лазеров, которые должны были уничтожить опухоль. Вся трудная работа была позади. Оставалось только лишь дать лазерам полную мощность и направить их тонкие, точные лучи в мозг пациента. Черепная хирургия такого рода совершенно бескровна; нет никакой необходимости разрезать кожу и пилить кость, чтобы обнаружить опухоль, ибо лазерные лучи, сжатые до доли дюйма, проникают внутрь сквозь мельчайшие отверстия и, вонзаясь в опухоль с разных сторон, уничтожают злокачественное образование, не причиняя абсолютно никакого вреда здоровым тканям мозга. В подобных операциях поддается планированию буквально все. Как только определены точные очертания опухоли, и хирургические лазеры установлены под нужными углами, работу может закончить любой студент. Доктора Хаммонда вся эта процедура вгоняла в тоску. За этот год он переделал, наверное, сотню таких операций. Он подал знак; на лазерной панели вспыхнул предупреждающий огонек; студенты подались вперед... Но как только лучи лазеров устремились к операционному столу, лицо усыпленного пациента дико перекосилось, словно из глубин его напичканного наркотиком мозга выплыло какое-то ужасное видение. Его ноздри затрепетали, губы провалились, глаза широко раскрылись. Он, казалось, пытался что-то крикнуть. Затем он конвульсивно дернулся, повернув голову набок. Лазерные лучи вошли глубоко в левое полушарие его мозга, далеко от обозначенных контуров опухоли. Правая сторона его лица обвисла: паралич. Студенты в замешательстве уставились друг на друга. У ошеломленного доктора Хаммонда все же хватило сообразительности быстрым взмахом руки отключить лазеры. Он в волнении схватился за операционный стол обеими руками, просматривая показания стрелок и лент, говорящих ему о подробностях неудавшейся операции. Опухоль осталась нетронутой, а обширная область мозга оказалась поврежденной. - Невероятно, - бормотал Хаммонд. - Невероятно. Невероятно. Он быстрыми шагами подошел к другому краю стола и начал просматривать записи приборов жизнеобеспечения. Вопрос об успешном удалении опухоли больше не стоял; вопрос заключался в том, будет ли пациент жить. 9. К четырем часам пополудни Мукерджи почти закончил свои дела. Он осмотрел всех пациентов, заполнил все истории болезни, ввел программу с прогнозами в головной компьютер управляющего центра больницы; прежде всего он выкроил время, чтобы перекусить. Обычно следующие четыре часа он отдыхал: возвращался в свою спартанскую комнатку в стоящем на краю космопорта здании для медицинских работников, чтобы вздремнуть, или спускался в спортивный центр, чтобы сыграть пару раундов в гравитеннис, или смотрел объемное шоу, или занимался еще чем-нибудь. Обычно он начинал вечерний обход не раньше восьми. Но сегодня он не мог расслабиться: его слишком беспокоили шестеро находящихся на карантине космонавтов. Накадаи начал присылать результаты обследования с двух часов, и в оффисе Мукерджи уже имелось солидное количество данных. Тревожных сигналов не было, поэтому Мукерджи в течение дня позволил информации просто накапливаться. Теперь он почувствовал, что обязан взглянуть на все данные. Нажав на клавиши связи, он включил печатающее устройство, и из прорези начали выскакивать результаты деятельности Накадаи. Мукерджи перебирал желтые листы. Рефлексы, насыщение синапсов, степень невральной ионизации, эндокринный баланс, скорость реакций, дыхание, кровообращение, деятельность органов чувств, внутримозговой молекулярный обмен, электроэнцефалограмма то повышается, то понижается... Нет ничего необычного. Из обследования явствовало, что шесть космонавтов, возвратившихся с звезды Нортона, просто крайне нуждаются в отдыхе (издерганные нервы, замедленные рефлексы), но не было заметно ничего более серьезного, чем хроническое недосыпание. Он не мог обнаружить ни единого признака нарушения деятельности мозга, заражения, повреждения нервной системы или какого-нибудь другого отклонения от нормы. Откуда же тогда все эти кошмары? Он набрал номер оффиса Накадаи: - Карантин, - немедленно отозвался высокий голос, и мгновение спустя на экране появилось худое желтоватое лицо Накадаи... - Хэлло, Пит. Я как раз собирался звонить тебе. Мукерджи сказал: - Я освободился совсем недавно. Но успел просмотреть все, что ты прислал. Ничего особенного. - Я так и думал. - Как они там? Я полагал, что ты дашь мне знать, если к кому-нибудь вернутся кошмары. - Их ни у кого не было, - ответил Накадаи. - Фалькирк и Родригес спят с одиннадцати часов. Как сурки. Шмидту и Кэрролу разрешили лечь в тринадцать тридцать. Вебстера и Шивона уложили в три. Все шестеро до сих пор храпят, словно они не спали целые годы. Я обставил их аппаратурой, но все идет совершенно нормально. Послать тебе результаты? - Зачем? Раз нет галлюцинаций, то и я ничего не увижу. - Значит, ты вечером собираешься провести зондирование мозга? - Не знаю, - сказал Мукерджи, пожимая плечами. - Мне кажется, в этом нет смысла, но давай оставим этот вопрос открытым. Около одиннадцати я закончу вечерний обход, и если будет какой-нибудь резон лезть в их черепа, я это сделаю, - он задумался. - Однако... разве они не говорили, что всех их мучили кошмары _всякий раз_, как только они ложились? - Правильно. - И вот сейчас, за пределами корабля, они спят в первый раз с тех пор, как начались кошмары, но их ничто больше не мучает. Никакого следа нарушения мозговой деятельности вследствие какой-нибудь галлюциногенной инфекции. Ты понимаешь что-нибудь, Ри? Я начинаю склоняться к этой дурацкой гипотезе, которую они выдвинули утром. - Что галлюцинации вызывает невидимое инопланетное существо? спросил Накадаи. - Что-то в этом роде, Ри, в каком состоянии сейчас их корабль? - Он прошел стандартную обработку, и теперь его загнали в изоляционный сектор, пока у нас не появится какой-нибудь идеи по поводу происходящего. - Мне разрешат подняться на борт? - спросил Мукерджи. - Думаю, что да... но... зачем?.. - На тот крайний случай, если эти кошмары действительно вызваны чем-то внешним; это что-то до сих пор может находиться на корабле. И, конечно же, телепат моего уровня способен обнаружить его присутствие. Ты не можешь получить разрешение на это прямо сейчас? - Минут через десять, - ответил Накадаи. - Я за тобой зайду. Накадаи для скорости взял автороллер. Подъехав к посадочному полю, он протянул Мукерджи похрустывающий космический костюм. - Для чего это? - Вдруг тебе захочется подышать в корабле. В нем ведь вакуум. Мы решили, что вряд ли стоит наполнять его воздухом. К тому же там радиация. О'кэй? Мукерджи влез в костюм. Они подъехали к кораблю. Это была стандартная межзвездная нульгравитационная машина. Она казалась маленькой и одинокой в дальнем углу поля. Корабль был окружен кордоном роботов, но они, извещенные центром управления, пропустили двух врачей. Накадаи остался снаружи; Мукерджи с трудом протиснулся в тамбур и, после того, как люк подвергся обычной обработке, вошел внутрь. Осторожно, словно человек, идущий по лесу, в котором, как ему сказали, на каждом дереве сидит по ягуару, он пробрался мимо кают. Настороженно оглядываясь по сторонам, он как можно быстрее привел себя в состояние полной телепатической восприимчивости и, широко распахнув мозг, стал ждать телепатического контакта с тем, что могло скрываться на корабле. - Давай. Делай свои гадости. Полное молчание на всех ментоволнах. Мукерджи обошел все: грузовой трюм, каюты экипажа, двигательный отсек. Везде пусто, везде спокойно. Он был уверен, что смог бы обнаружить присутствие телепатического существа, каким бы необычным оно ни было, если оно способно добраться до мозгов спящих космонавтов, оно способно добраться и до мозга бодрствующего телепата. Через пятнадцать минут он без удовлетворения покинул корабль. - Ничего там нет, - сказал он Накадаи. - Мы не продвинулись ни на шаг. 10. Взие все больше впадал в отчаяние. Он лазил по зданию целый день, судя по уменьшению количества солнечной радиации, проникающей через окна, наступала ночь. И хотя на каждом этаже можно было найти открытый мозг, взие не везло с контактом. Правда, больше не было ни одного рокового исхода, но повторялась та же история, что и на корабле: каждый раз, стоило только взие тронуть человеческий мозг, реакция была настолько негативной, что делала всякую связь невозможной. И все же взие пробовал снова и снова, перебирая мозг за мозгом, отказываясь поверить в то, что на целой планете нет ни одного человека, которому он бы мог поведать свою историю. Он надеялся, что не причинял большого вреда тем мозгам, которые трогал. Решалась его судьба. 11. В половине десятого вечера доктор Питер Мукерджи, напряженный, с воспаленными глазами, влачил бремя своих обязанностей. Работы было много. Шизоидный коллапс, кататоническое оцепенение. Сатина с ее комой, с полдюжины банальнейших истеричек, пара случаев паралича, афазия и еще куча больных, процедуры с которыми пожирали по шестнадцать часов в сутки и истощали запасы его телепатической силы до предела. Когда-нибудь он уедет отсюда; когда-нибудь он покинет эту больницу и займется частной практикой на каком-нибудь тропическом островке и сможет летать на уикэнд в Бомбей, вместе с семьей проводить отпуск на планетах далеких звезд, подобно некоторым преуспевающим светилам медицины. Когда-нибудь... Лучше выкинуть эти буйные фантазии из головы. Уж если о чем мечтать, сказал он себе, так это о сне. Поспать. Прекрасный, чудесный сон. А потом, с утра, все начнется снова: Сатина и ее кома, шизоиды, кататоники, афазики... Он вошел в холл и двинулся от пациента к пациенту, и в это время связник проговорил: - Доктор Мукерджи, зайдите к доктору Бейли. Бейли? Главврач неврологического отделения все еще у себя? Чего же ради на этот раз? Конечно же, не могло идти и речи о том, чтобы игнорировать этот вызов. Мукерджи сообщил в управляющий центр, что прерывает обход, и поспешил к покрытой мозаичными узорами двери, на которой висела табличка: "Сэмюэль Ф. Бейли. Д.М.". Он обнаружил там половину всех невропатологов больницы: четверо из головного института, целая куча из отделения, среди которых несколько докторов высшего класса. Бейли, пухлощекий пятидесятилетний человек с песочного цвета волосами, имеющий большой вес как специалист, барабанил пальцами по листу с цифрами и хмурился. Увидев Мукерджи, он слегка кивнул, приветствуя его. Отношения между ними оставляли желать лучшего. Бейли, представитель старой школы, не слишком-то доверял телепатии как методу лечения расстройств мозга. - Как я только что выяснил, - начал он, - доклады эти копились весь день и теперь вдруг обрушились на меня, один бог знает, почему. Слушайте: два сердечника, находящиеся под действием успокоительного, подверглись неожиданному сильнейшему шоку, описанному одним врачом как сенсорная перегрузка. У одного это кончилось остановкой сердца, у другой - кровоизлиянием в мозг. Оба умерли. У пациента, у которого было нарушение эндокринного баланса, уровень адреналина вдруг прыгнул, словно у бегуна на дистанции, и шесть месяцев лечения пошли коту под хвост. Еще один пациент завозился во время операции мозга, несмотря на полную анестезию, и был тяжело поврежден лазерами. И так далее. Аналогичные случаи сегодня происходят во всей больнице. Компьютерная проверка основных параметров электроэнцефалограммы показывает, что четырнадцати пациентам, не говоря уже об упомянутых, в течение последних одиннадцати часов снились необычайно ужасные кошмары, причем почти все настолько реальные, что приводили к некоторому психическому расстройству и почти всегда приносили ощутимый физический вред. Управляющий центр не может припомнить ни одного случая эпидемии кошмаров. Нет также резона считать причиной подобной вспышки испорченную пищу или просто случайность. Тем не менее, спящие пациенты продолжают видеть кошмары, и те, чье состояние особенно плохо, подвергаются смертельной опасности. Усыпление пациентов, находящихся в критическом состоянии, должно быть немедленно остановлено, где это еще возможно, где нет - срочно изменить усыпляющие щиты. Если все это продлится до завтрашнего утра, эти меры - не выход. - Бейли сделал паузу, скользнул взглядом по комнате и остановил глаза на Мукерджи. Управляющий центр выдвинул такую гипотезу: в больнице находится психопат с сильнейшими телепатическими способностями, накидывающийся на спящих пациентов и передающий им видения, принимающие форму ужасающих кошмаров. Мукерджи, что вы скажете относительно этой гипотезы? Мукерджи ответил: - Все логично, хотя я не могу представить, чего ради телепату внушать эти холодящие кровь кошмары. Кстати, управляющему центру известно о случае в карантинном блоке? Бейли уставился на лист с цифрами: - Что еще за случай? - Шесть космонавтов, прибывших сегодня ранним утром, доложили, что их мучили хронические кошмары в течение всей дороги домой. Доктор Ри Накадаи обследовал их. Он вызвал меня в качестве консультанта, но я ничем не могу ему помочь. Возможно, сейчас ко мне в оффис уже поступили последние сообщения от Накадаи, но... Бейли вмешался: - Управляющий центр интересуется лишь происходящим в самой больнице, а не по всему космопорту. И если эту шестерку мучили кошмары в пути, то маловероятно, чтобы сходные симптомы проявились... - Вот то-то и оно, - перебил его Мукерджи. - Их мучили кошмары в космосе. Но сейчас они спят с самого утра, и Накадаи говорит, что они спят крепко. Возможно, отсюда и пошла эта вспышка галлюцинаций. Это значит, что нечто, беспокоившее их во время всего полета, каким-то образом вырвалось на свободу и бродит по больнице. Это существо способно вызвать сновидения настолько ужасные, что они привели наших ветеранов-космонавтов на грань срыва, могут приносить серьезный вред и даже убивать тех, у кого здоровье послабее, - он вдруг заметил, что Бейли как-то странно смотрит на него и не один только Бейли. Он продолжил, но несколько сдержаннее. - Очень жаль, что это прозвучало слишком фантастично. Я обдумывал эту идею целый день, поэтому у меня было время, чтобы составить хотя бы самое общее представление о происходящем. Только сейчас все начало связываться воедино. Я не говорю, что моя гипотеза абсолютно соответствует истине. Я бы сказал, что это наиболее подходящий вариант, который стыкуется с гипотезой самих космонавтов о том, что причиняло им такие неприятности. Этот вариант объясняет всю ситуацию. Следуя моей гипотезе, мы немедленно должны войти в контакт с этим существом, если только мы намерены прекратить все это безобразие раньше, чем снова будут потеряны человеческие жизни. - Хорошо, доктор, - неожиданно согласился Бейли. - Как вы предлагаете войти в контакт? Мукерджи был потрясен. Он ужасно вымотался за день и чуть не падал с ног. И Бейли так вот запросто бросает его в зубы этому охотящемуся чудищу, даже не спрашивая его согласия. Отказаться Мукерджи, естественно, не мог. Среди всего персонала больницы он был единственным телепатом. Если же прёдполагаемое существо до сих прячется где-то в больнице, кто его сможет обнаружить, как не телепат? Зажав свою усталость в кулаке, Мукерджи твердо сказал: - Хорошо. Для начала мне нужен список всех случаев кошмаров, карта с указанием местонахождения каждой жертвы и приблизительное время начала галлюцинаций. 12. Там, дома, все уже готовятся к Фестивалю Превращений, грандиозному празднику завершения зимы. Тысячи взие в фазе метаморфа двинулись в путь к Долине Песка, огромному естественному амфитеатру, где всегда происходят священные ритуалы. Первые участники уже занимают свои места, лицом на восток, ожидая восхода. Ряды постепенно заполняются по мере того, как взие прибывают изо всех уголков планеты, пока золотистая долина не заполнится до отказа. Взие постепенно меняют свой энергетический уровень, пространственные очертания, внутренний резонанс, наслаждаясь последними радостными минутами сезона метаморфоз, состязаясь друг с другом в демонстрации неисчислимого разнообразия форм, наиболее динамичных циклов физических превращений... Как только первые красные лучи солнца подкрадываются к Игле, ликующие взие приходят в еще большее неистовство, подпрыгивают, пускаются в пляс, самозабвенно изменяя свою форму, расставаясь с щедротами зимы - сезона метаморфоз; ибо на планете наступает сезон постоянства. Наконец, когда солнце полностью выкатывается из-за горизонта, они поворачиваются друг к другу, вновь обретшие единый вид, обнимаются и... Взие старался не думать об этом, но было невероятно трудно подавить в себе чувство утраты, сосущую боль ностальгии. Боль росла с каждой минутой. Он уже не надеялся на чудо, которое вернуло бы его домой к началу Фестиваля Превращений, но еще труднее было смириться со своим несчастьем. Попытки коснуться человеческого мозга оставались безуспешными. Может быть, принять видимую для них форму, дать себя заметить и после этого изъясняться вслух?.. Но взие был так мал, а люди так громадны. Слишком велика опасность. Взие, прижавшись к стене и тщательно сохраняя частоту своего светового излучения выше области ультрафиолета, взвешивал свои шансы и так и не мог ни на что решиться. 13. - Хорошо, - устало сказал Мукерджи, когда до полуночи оставалось совсем чуть-чуть. - Я думаю, у нас теперь есть четкий след. - Он опустился на стул перед огромным, занимающим всю стену экраном управляющего центра, на котором был виден трехмерный план больницы. Ярко-красные точки отмечали каждый случай кошмаров, желтый пунктир предполагаемое перемещение невидимого инопланетного существа. - Оно проникло сквозь боковую дверь, видимо, прямо с корабля, и пробралось сперва в кардиологическое отделение. Вот койка миссис Мальдонадо, вот - мистера Гиннеса, так? Затем поднялось на второй этаж, повернуло в центральную часть здания, забираясь в черепа людей вот здесь, здесь и здесь с десяти до одиннадцати часов утра. Последующие час десять минут галлюцинаций не наблюдалось, но затем происходит этот неприятный случай в операционной на третьем этаже, а после... - Мукерджи на мгновение прикрыл слипающиеся глаза; точки и пунктиры продолжали рябить перед ним. Он заставил себя продолжать, показывая остаток пути таинственного существа докторам больницы и офицерам безопасности. Наконец, он закончил. - Вот так. Я полагаю, существо должно находиться сейчас между пятым и восьмым этажами. Оно движется значительно медленнее, чем утром, вероятно из-за потерь энергии. Что мы должны сделать, так это держать все двери на запорах, чтобы затруднить ему свободу передвижения, если оно вдруг захочет переместиться, и постараться сузить круг наших поисков. Один из офицеров безопасности чуточку смущенно спросил: - Доктор, но как мы можем найти невидимое существо? Мукерджи, с трудом подавив раздражение, ответил: - Видимый спектр - не единственный род электромагнитного излучения во Вселенной. Если эта штука живая - она должна хоть _что-нибудь_ излучать. У нас есть головной компьютер с миллионами чувствительных выводов, разбросанных по всей больнице. Разве нельзя заставить его обнаружить перемещающийся по помещению источник инфракрасного или ультрафиолетового излучения? Или даже рентгеновского. Бога ради, мы же не знаем, что он излучает. Могут быть даже гамма-лучи. Понимаете, что-то ужасное вырвалось на волю и прячется у нас в больнице, человек не может обнаружить его, а компьютер может. Пусть он и поработает. Доктор Бейли сказал: - Возможно, энергия, по которой мы сможем обнаружить его, это, э... телепатическая энергия, доктор. Мукерджи пожал плечами: - Насколько мне известно, телепатические импульсы не имеют никакого отношения к электромагнитному излучению. Но вы, конечно, правы, я мог бы обнаружить нечто в этом роде, и я согласен провести обследование каждого этажа сразу же, как только закончится наше совещание, - он повернулся к Накадаи. - Ри, что ты нам скажешь про этих космонавтов? - Все четверо проспали восемь часов, и ни малейшего намека на кошмары. У них были какие-то сны, но все как обычно. В последующие два часа я разговаривал с ними по фону и устроил им беседу с некоторыми пациентами, у которых тоже были кошмары. Они согласились, что сновидения, которые были у них сегодня и у космонавтов, по характеру одни и те же, так же как по структуре и по общей интенсивности ужаса. Лейтмотивом всех кошмаров были картины распада тканей и незнакомые пейзажи в сочетании со всеподавляющим, почти нестерпимым чувством изолированности, одиночества, оторванности от своих. - Это согласуется с гипотезой об инопланетном существе, как причине всего происходящего, - сказал Мартенсон, психолог. - Оно бродит, стараясь связаться с нами, стараясь сказать нам, что ему здесь вовсе не нравится. Его рассказ доходит до человеческого мозга лишь в форме ужасных кошмаров... - Почему оно обращается только к спящим людям? - спросил какой-то студент. - Видимо, только с ними оно может контактировать. Возможно, бодрствующий мозг невосприимчив к его сигналам, - предположил Мукерджи. - Сдается мне, - вмешался офицер безопасности, - что вы громоздите друг на друга предположения, оснований для которых вовсе нет. Подняли шумиху вокруг телепата-невидимки, который нашептывает людям на ушко всякие кошмары. А может, это проникшая в голову зараза, или что-нибудь в пище, или... Мукерджи ответил: - Гипотезы, которые вы выдвигаете, уже проверялись и отброшены. Мы разрабатываем данную версию потому, что она связывает все воедино, хотя и звучит фантастически. Так или иначе, она - все, что у нас есть. С вашего позволения, я отправляюсь обследовать здание на наличие телепатического излучения, - и он вышел, сжимая ладонями раскалывающуюся голову. 14. Сатина Рэнсом завозилась, вытянулась и затихла. Она поглядела вверх и увидела изумительное сияние колец Сатурна, просвечивающих сквозь купол смотрового зала. В жизни она не видела ничего более прекрасного. С такого расстояния, всего лишь около семидесяти пяти тысяч миль, она явственно различала зоны колец, вращающихся вокруг Сатурна, каждое со своей скоростью, и черноту космоса, видимую в промежутках между ними. И сам Сатурн, сверкающий в небесах - яркий, огромный... Что это за раскатистый звук? Гром? Его не может быть здесь, на Титане. Снова грохот. Сотрясение почвы. Трещина в куполе! Нет, нет, нет! Чувствуете, воздух рвется наружу, глядите, вон заползает зеленоватый туман... кругом падают люди... что случилось, что случилось, что случилось? Неужели на нас упал Сатурн? Этот привкус во рту... а... а... а... Сатина закричала. Закричала снова. И кричала без остановки, проваливаясь во тьму, закутываясь в мягкое одеяло бессознательности, дрожа, благодаря судьбу за то, что ей есть куда спрятаться. 15. Мукерджи в сопровождении трех офицеров безопасности и пары студентов обошел все здание. Он осматривал отделения, о существовании которых даже и не подозревал. Он обследовал подвалы, подвалы под подвалами, и подвалы под ними; он побывал в лабораториях и помещениях компьютеров, палатах и приемных покоях. Он все время оставался в состоянии полной телепатической восприимчивости, но не заметил ничего, ни единого всплеска ментопотока. Почему-то это его не удивило. Уже близился рассвет, и он хотел только одного: спать. Проспать бы часов шестнадцать, и больше ничего. И наплевать ему на кошмары. Устал он просто несказанно. Ужасное существо по-прежнему было на воле, и кошмары продолжались. Этой ночью произошло три инцидента с интервалом в девяносто минут: двое пациентов на пятом этаже и один на шестом проснулись, охваченные ужасом. Их удалось быстро успокоить и все, казалось, снова было в порядке; но теперь этот странник был рядом с палатами неврологического отделения Мукерджи, и его беспокоила мысль о том, что душевно неуравновешенные пациенты могут подвергнуться такому воздействию. К этому времени управляющий центр перепрограммировал мониторные системы коек пациентов для распознавания первых признаков кошмара - гормональные изменения, биение электроэнцефалограммы, частота дыхания и так далее - в надежде разбудить жертвы до наступления максимума. Все равно Мукерджи хотелось видеть эту тварь пойманной и выдворенной из больницы раньше, чем она доберется до его пациентов. Но как это сделать? Он поднимался к себе на шестой этаж, чуть не падая с ног от усталости, и перебирал в уме все, что говорилось на полуночном совещании: бродит по больнице, пытаясь связаться с нами, как говорил Мартенсон. Его обращения превращаются в человеческом мозгу в холодящие кровь кошмары. Видимо, бодрствующий мозг не восприимчив к его сигналам. Даже мозг бодрствующего телепата. Мукерджи даже подумал, не стоит ли ему уснуть специально, в надежде на то, что инопланетянин потянется к нему, а потом он постарается заморочить его, заманить в какую-нибудь ловушку - но нет. Спящий, он ничем не отличается от прочих. Если он заснет, и инопланетянин вступит с ним в открытый контакт, он просто увидит эти чертовы кошмары и проснется. Ни к чему это не приведет. Это не выход. А может, все же, ему удастся установить контакт через мозг жертвы кошмаров... человека, которого он использует в качестве телепатического громкоговорителя... человека, который не будет вскакивать с постели, увидев такой сон... Сатина. Возможно. Возможно. Конечно, он должен быть уверен, что девочка будет защищена, что ей не будет причинено никакого вреда. В ее голове и так полно всяких ужасов. Но если он передаст ей свою силу, оттянет яд кошмаров, примет удар на себя, воспользовавшись телепатической связью, окажется способным устоять и при этом разговаривать с чужим мозгом - это может сработать. Может... Он вошел в ее комнату. Сжал ее руку в своих ладонях. - Сатина! - Уже утро, доктор? - Еще слишком рано, Сатина. Но сегодня все не совсем обычно. Нам нужно твое содействие. Ты вовсе не обязана соглашаться, если не хочешь, но я думаю, ты можешь оказать нам неоценимую помощь. А может быть, и себе тоже. Слушай меня, только очень внимательно, и обдумай все, прежде чем ответить "да" или "нет". "Боже, помоги мне, если что не так", - подумал Мукерджи, но уже на уровне, который находился много ниже уровня телепатического контакта. 16. Дрожащий, одинокий, на грани умственного расстройства от бессилия и безнадежности положения, взие несколько часов даже и не пытался вступить в контакт. Зачем? Результаты были одними и теми же. Он бесполезно растрачивал свои силы и приносил беспокойство людям, и все безрезультатно. Вставало солнце. Взие начинал подумывать, не выйти ли ему из здания под желтое излучение, сняв всю защиту; это была бы быстрая смерть, конец всем несчастьям и надеждам. Он был просто глупцом, мечтая снова увидеть родную планету. Но что это? Зов. Отчетливый, несомненный, вполне осмысленный. _Иди ко мне_. Открытый мозг где-то на этом этаже, говорящий не на языке людей, не на языке взие, но использующий те бессловесные общедоступные понятия, которые возникают всякий раз, когда мозг общается с мозгом напрямую. _Иди ко мне. Расскажи мне обо всем. Как мне помочь тебе?_ Охваченный возбуждением, взие скользнул по всему спектру, испустив инфракрасную вспышку, колючий ультрафиолетовый луч, весеннее сияние видимого света, и только после этого овладел собой. Он быстро засек направление, откуда шел зов. Не так уж и далеко: по коридору, пролезть под эту дверь, теперь по этому проходу. _Иди ко мне_. Да. Да. Вытянув телепатический рецептор, нащупывая верный путь, взие мчался на зов. 17. Мукерджи, подсоединенный к мозгу Сатины, почувствовал неожиданный сокрушающий удар входящего кошмара. Даже в ослабленном виде этот эффект сохранял свою ошеломляющую силу. Он ощутил поразительное воздействие мозга, тронувшего его мозг. А потом в восприимчивом мозге Сатины заклубился... Стена выше Эвереста. Сатина, пытающаяся добраться до верха, царапает гладкую белую поверхность, вдавливая кончики пальцев в крохотные трещинки. Скатывается на ярд из каждых двух пройденных. Внизу - смутно виднеющаяся яма, выстреливающая языки пламени, извергающая вонючие газы. Уродливые чудовища, с острыми, словно иглы, клыками, ждут, когда она свалится вниз. Стена становится все выше. Воздуха почти нет - ей нечем дышать, в глазах все мутнеет, грязная рука сжимает ее сердце, она чувствует, как кровеносные сосуды отделяются от тела, словно проволока, торчащая из развороченного пластикового потолка. Сила гравитации постоянно растет... больно, гортань крошится, лицо отвратительно обвисает... река страха стремительно заполняет мозг... - Все это ненастоящее, Сатина. Все это иллюзии. Ничего этого на самом деле нет. - Да, - говорит она, - да, я знаю, - но Мукерджи отчетливо слышит страх. Ее мускулы подергиваются, на лице проступает румянец и капли пота, глаза трепещут под сомкнутыми веками. Сон продолжается. Сколько она еще выдержит? - Дай мне, - говорит он. - Дай мне сон. Она не понимает. Ничего. Мукерджи знает, как это сделать. Он настолько устал, что перестал думать об усталости. Где-то в заколлапсной области он обнаруживает неожиданную силу, которая помогает ему войти в оцепеневшую от ужаса душу и смести там галлюцинации, словно паутину. Теперь они обрушиваются на него. На этот раз непосредственно, а не через мозг Сатины, теперь все эти фантомы резвятся в его черепе. Он чувствует, как расслабляется Сатина, и одновременно сам собирается с силами, чтобы противостоять яростному натиску ужаса, который он вызвал на себя. И он борется. Он отводит от девочки иррациональность и заполняет ею свое сознание, приспосабливается, привыкая мыслить параллельно потоку ужасающих видений. Он делит с Сатиной то, что предназначено ей одной. Вместе они могут вынести эту ношу. Он несет большую часть ее, но и она, Сатина, несет свою, и никого из них не захлестывает этот парад страшилищ. Они могут смеяться над чудовищами из сна; они могут даже восторгаться ими; ну до чего же буйная фантазия! Вон то существо с сотней голов, этот моток живой медной проволоки, грызущиеся драконы, вон та нечеткая масса острых зубов... разве можно бояться того, что не существует? Мукерджи посылает сквозь мешанину причудливых видений связную мысль, пропуская ее через мозг Сатины в мозг неизвестного существа. - Можешь ты убрать эти кошмары? - Нет, - ответило что-то. - Они в вас, не во мне. Я только даю им необходимый толчок. А вы сами порождаете видения. - Хорошо. Кто ты, и что тебе здесь нужно? - Я взие. - Кто? - Форма жизни с планеты, где вы собираете ветки "зеленого огня". Я попал на вашу планету только по рассеянности. Рассказ сопровождается чувством грусти, то уменьшающимся, то вновь возрастающим. Здесь и пафос, и жалость, к самому себе из-за неустроенности, истощения всех сил. Надо всем этим все еще несется волна кошмаров, но это уже не имеет значения. Взие продолжает: - Я хочу всего лишь вернуться домой. Мне не нравится здесь. "И это наше инопланетное чудовище, - думает Мукерджи. - Это наше страшное, распространяющее кошмары существо со звезд!" - Почему, ты наводишь галлюцинации? - Не по своей воле. Я просто пытался установить ментоконтакт. Какой-нибудь дефект в чувствительной системе человека, может быть. Не знаю. Не знаю. Я так устал. Ты можешь помочь мне? - Мы отправим тебя домой, - обещает Мукерджи. - Где ты? Ты можешь показать себя? Дай мне знать, как тебя найти, и я свяжусь с начальником космопорта. Он организует тебе возвращение домой с первым же отправляющимся туда кораблем.... Сомнение. Молчание. Контакт слабее и, похоже, прерывается. - Ну? - спрашивает Мукерджи немного погодя. - Что случилось? Где ты? Ответ от взие приходит не сразу. - Как я могу верить тебе? Может быть, ты просто хочешь уничтожить меня? Я откроюсь... Мукерджи кусает губы, подавляя бешенство. Запасы его телепатической энергии почти иссякли. Он вполне может вообще потерять контакт. Если он сейчас же не найдет способа уговорить это мнительное существо уступить ему, он может выдохнуться раньше, чем устроится. Ситуация требует отчаянных мер. - Послушай, взие. Ни у меня, ни у девочки, которую я использую, не осталось больше сил, чтобы продолжать разговор. Я приглашаю тебя к себе в голову. Я отброшу всю свою защиту, чтобы ты смог увидеть, кто я такой, посмотреть как следует и решить, стоит ли мне доверять, или нет. В конце концов, это же нужно тебе. Я помогу тебе вернуться домой, но только если ты дашь себя увидеть. Он широко распахивает свой мозг. И остается ментально беззащитным. Взие обрушивается в мозг Мукерджи. 18. Чья-то рука тронула Мукерджи за плечо. Он что-то недовольно буркнул и замолчал, стараясь собраться с мыслями. Рядом с ним стоял Ри Накадаи. Они находились... где это?.. в палате Сатины Рэнсом. В окно просачивался бледный свет раннего утра; он, должно быть, на минуту задремал. Голова раскалывалась. - Я обежал все вокруг, разыскивая тебя, Пит, - сказал Накадаи. - Уже все в порядке, - пробормотал Мукерджи. - Все в полном порядке. - Он потряс головой, чтобы окончательно прийти в себя, и все вспомнил. На полу рядом с койкой Сатины сидело нечто размером с лягушку, но формой, окраской и строением отличающееся от всех лягушек, которых Мулерджи когда-либо видел. Он указал на него Накадаи. - Это взие, - сказал Мукерджи. - Инопланетный ужас. Мы с Сатиной подружились с ним. Мы уговорили его показаться. Послушай, ему здесь не сладко, поэтому, если тебе да трудно, сходи за кем-нибудь из начальства космопорта и объясни, что у нас тут есть существо, которое надо немедленно отправить к звезде Нортона и... - Вы - доктор Мукерджи? - спросила Сатина. - Верно. Полагаю, мне надо было представиться, когда... ты _проснулась_? - Ведь уже утро, правда? - девочка с улыбкой прислонилась к спинке кровати. - Вы моложе, чем я думала. И такой, серьезный! А я люблю такой цвет кожи. Я... - Ты проснулась? - Мне снился плохой сон, - сказала она. - Или снилось, что мне снится плохой сон... Не знаю. Как бы то ни было, это было очень страшно, и когда все кончилось, мне вдруг стало хорошо... Я подумала, что если буду спать и дальше, я пропущу очень много хорошего. Надо встать и посмотреть, что происходит в мире... Вы что-нибудь поняли, доктор? Мукерджи вдруг ощутил дрожь в коленях. - Шоковая терапия, - пробормотал он. - Мы вышибли ее из комы... даже не подозревая, что делаем. - Он подошел к койке. - Послушай, Сатина. Я не спал, наверное, миллион лет, и я валюсъ с ног от усталости. Я хочу поговорить с тобой о тысяче вещей, но только не сейчас. О'кэй? Не сейчас. Я пришлю доктора Бейли - это мой босс. Как высплюсь, вернусь, и мы все вместе поболтаем. О'кэй? Скажем, часов в пять-шесть вечера. Хорошо? - Ну, конечно, конечно, - сказала Сатина с промелькнувшей на губах улыбкой. - Если вы чувствуете, что должны бежать в тот самый момент, когда я... Конечно. Идите. Вы выглядите ужасно усталым, доктор. Мукерджи послал ей воздушный поцелуй. Подхватив Накадаи под руку, повел его к двери. В коридоре он сказал: - Быстро тащи взие в карантинное отделение и постарайся поместить его в атмосферу, которую он сочтет приемлемой для себя. И организуй его отправку домой. Я думаю, ты можешь выпустить этих космонавтов. Я иду к Бейли... А потом завалюсь спать. Накадаи кивнул. - Тебе надо отдохнуть, Пит. Остальное я сделаю сам. Мукерджи, шаркая ногами, медленно направился к оффису доктора Бейли, думая об улыбке на лице Сатины, думая о грустном маленьком взие, думая о кошмарах... - Приятных снов, Пит, - крикнул ему вслед Накадаи.