---------------------------------------------





 1
 Первое преступление


 Первое преступление было совершено ровно за четыре с половиной года до того, как вообще начали подозревать, что речь шла о преступлении разве что в самом широком смысле слова.
 Правда, слово «преступление» фигурировало несколько раз, когда был обнаружен труп, а также и во время дознания, но к нему никто не отнесся серьезно. Большинство восприняло термин «преступление» совершенно так же, как выражение — «вопиющее безобразие».
 Старший инспектор Вест, которому позднее пришлось расследовать всю цепочку, прочел о втором преступлении в «Ивнинг Глоубе», единственной из более или менее крупных газет, сообщавшей о нем подробнее. Он отнесся к нему безразлично, как к обыденной дорожной катастрофе, при которой была сбита очередная жертва лихачества шофера. И когда его жена попросила отложить газету и заняться вторым, он ей охотно подчинился, немедленно позабыв о прочитанном, во всяком случае, в то время.
 Второе преступление было совершено в то же самое утро. Заключалось оно в следующем.
 Юнис Мароден раздирали противоположные желания: ей хотелось попасть на ближайший автобус, чтобы успеть одной из первых на новогоднюю распродажу на Оксфорд-стрит, а с другой стороны — сначала отвезти Мэг в школу, и потом уже ехать в Вест-Энд. Но к этому времени будут уже распроданы самые заманчивые товары, хотя и схлынет толпа покупателей.
 Она уже совсем склонилась в пользу второго, разумеется, менее заманчивого решения, как раньше времени явилась мисс Брэй.
 Мисс Брэй была сравнительно новым обитателем в доме Мароденов и Юнис была близка к тому, чтобы согласиться с тем, что наконец-то бог послал ей настоящее «сокровище». Ее долгий опыт общения с приходящей прислугой убедил ее, что большая часть их использует способность болтать только для обмана и надувательства, так что сначала она даже боялась сообщить своему супругу о редкой находке.
 Приход мисс Брэй в половине девятого, хотя ее не ждали раньше девяти, казалось, скрепил печатью отличную характеристику мисс Брэй и помог Юнис Мароден принять окончательное решение.
 Приходящая домработница завернула в ворота маленького, стоящего особняком, домика вблизи Сингтона — на Темзе. Это была невысокая, довольно полная особа лет пятидесяти, одетая в серое пальто, серую же фетровую шляпу и толстый шарф, обмотанный вокруг шеи, чтобы защититься от пронизывающего холода. Ее глаза слезились от ветра, пока она шла торопливым шагом вдоль извилистой дорожки, ведущей к парадному входу.
 Мэг, которую со всеми основаниями можно было назвать живым радаром, бегом спустилась с лестницы, громко крича:
 — Мисс Бэй! Вот и мисс Бэй!
 Юнис знала, которое из двух слов нужно исправлять в первую очередь, но выбрала более понятное:
 — Брэй, — сказала она, — «р» в середине, Брэй…
 — Она уже здесь, мамочка, — нетерпеливо закричала Мэг, — можно я сама открою двери?
 Она только что научилась дотягиваться до задвижки. У нее были длинные темные волнистые волосы, бледные худые руки и ноги, туманное представление о правилах хорошего поведения и зачатки послушания, потому что она все-таки дождалась разрешения, прежде чем побежать открывать двери.
 Торопливые шаги мисс Брэй раздались на ступеньках крыльца.
 — Да, иди, открой, — разрешила Юнис.
 Мэг поднялась на цыпочки, сжала губы, вцепилась пальчиками в задвижку.
 Прозвучал звонок. Мэг пыхтела от натуги, но мать не пришла ей на помощь. Второй звонок зазвенел как раз в тот момент, когда задвижка поддалась и дверь была благополучно открыта.
 — Не толкните мисс Брэй, — на всякий случай предупредила Юнис.
 — А, это Мэг, — сказала мисс Брэй, когда раскрылась дверь пошире. Она весело улыбнулась девочке. В ее привычку не входило сюсюкать или баловать детей, но она их явно любила.
 — Спасибо, Мэг! Какое же у вас сегодня настроение?
 Мэг захихикала.
 — Огромное вам спасибо за то, что вы пораньше пришли, — сказала Юнис, — пожалуй, я сейчас надену пальто и шляпу и сразу же побегу на первый автобус, который отвезет меня на Вест-Индскую распродажу, если вы согласитесь отвести в школу Мэг.
 — Да, конечно, — сказала мисс Брэй, — вот почему я и пришла пораньше. Я слышала, как вы вчера говорили, что хотели бы достать для Мэг недорогое пальтишко и форму.
 Нет, у Юнис и в мыслях не было делать такие намеки. Впрочем, теперь это уже не имело значения. Мисс Брэй ей слегка улыбнулась, почти не разжимая губ, и отправилась к себе на кухню… Следом за ней поскакала Мэг, а Юнис побежала наверх, прыгая через ступеньки и на ходу обдумывая, что именно ей нужно купить. Менее чем через десять минут она была уже снова внизу, настолько элегантная, насколько позволял твидовый костюм трехлетней давности и маленькая черная шляпка.
 — До свидания, Мэг!
 — Пока, мама, — закричала Мэг, которая не умела не спешить. Она подбежала к матери и чмокнула ее в щеку.
 — Будь умницей, слушайся.
 — Угу.
 — До свидания, мисс Брэй, и еще раз благодарю вас.
 — Приезжайте, когда справитесь, — сказала мисс Брэй, — я встречу Мэг в школе в четверть первого. Так что не бегите сломя голову назад.
 — Не буду, — Юнис улыбнулась, что называется «сияющей улыбкой». Но мисс Брэй оставалась непреклонной, даже немного недовольной, как будто ей было не привыкать к улыбкам.
 Юнис торопливо бежала вдоль переулка к главной улице, где была автобусная остановка, думая больше о своей работнице, чем о Мэг. Нетрудно было представить, что мисс Брэй в жизни знала много горя, что ее жизнь не была из легких. Но она почти ничего не рассказывала о себе, кроме того, что старая леди, у которой она проработала уже много лет, умерла, оставив ей тысячу фунтов и независимое положение.
 — Но я не могу долго бездельничать, — объяснила она Юнис, — я всегда любила работу, миссис Мароден.
 — А дети вас не раздражают?
 — Это будет приятной переменой, — ответила мисс Брэй, — не слишком-то весело проводить все время со стариками. Вот к какому выводу я пришла.
 Легко сказать «перемена»!
 Почти все время в доме находилась Мэг, а на субботу и воскресенье приезжали из коттеджа мальчики, одиннадцати и четырнадцати лет от роду. Они занимались в самом лучшем, исходя из средств Мароденов, закрытом учебном заведении. И вот прошло уже три уик-энда, но ни ребята, ни мисс Брэй не проявляли особой привязанности друг к другу. Но все же, она вроде бы ладила…
 Текущая работа по дому теперь заканчивалась раньше обычного, и у Юнис появилась возможность вздремнуть после обеда и чувствовать себя свежей и отдохнувшей вечером. Если дела и дальше пойдут в том же плане, тогда «сокровище» будет единственным подходящим эпитетом…
 Юнис продолжала все еще размышлять о приходящей прислуге, когда наконец автобус прибыл в Оксфорд-стрит, битком набитый жаждущими сделать выгодные покупки.
 На распродаже она обнаружила, что совершенно не беспокоится о Мэг. Как правило, ее обычно тревожило, не ускользнула бы девочка от своего провожатого и не выбежала бы на дорогу. Если тебе идет шестой год, то ты мало смыслишь в правилах уличного движения. Но от мисс Брэй она не удерет, — подумала Юнис, — это просто немыслимо…
 Ее буквально вынесли из автобуса.
 — Локти наружу, а голову опустить, — скомандовала она себе с улыбкой. Но испытание оказалось недолгим.
 Часы показывали двадцать минут десятого, значит, Мэг и мисс Брэй уже выходят из дома в школу, до которой было всего десять минут ходьбы.
 — Я не хочу, чтобы мне завязывали волосы сзади, — неожиданно заявила Мэг, — завяжите их спереди.
 — Тебе так завязывают?
 — Да-а, — сказала Мэг, не заметив в серых глазах мисс Брэй недоверчивый огонек, и с мольбой прибавила: — Пожалуйста, мисс Брэй…
 — У тебя слишком много волос, чтобы завязывать их спереди, — сказала практичная мисс Брэй, — могу поспорить, что твоя мать повторяла тебе об этом десятки раз. Мы попробуем сделать бант сбоку и посмотрим, что у нас из этого получится.
 Она завязала красивый и прочный бант из розовой ленты, не тратя времени на то, чтобы расправить его, и отправилась одеваться. Скоро они уже шагали по улице, и девочка держала ее за руку.
 Ветер дул им в спину и не слишком раздражал. Мэг подпрыгивала на каждом шагу, чтобы не отставать от мисс Брэй. Когда они подходили к главной улице, через тротуар пробежала белая кошка и завернула за угол.
 — О-о, — протянула Мэг.
 — Если она будет все еще здесь, когда мы будем возвращаться домой, я посмотрю, даст ли она тебе себя погладить, — пообещала мисс Брэй, — а сейчас мы спешим.
 Мэг просительно подняла на нее глаза, но молча сдалась. Кошка скрылась за живой изгородью. Проехали два автобуса и крытый грузовик с товарами, как раз в тот момент, когда мисс Брэй с ребенком проходили мимо легковой машины, стоявшей у обочины. За рулем сидел мужчина. Это была черная машина распространенного размера и марки, ничем не примечательная. Водитель был одет в темно-синюю форму, на шее шарф, на голове мягкая фетровая шляпа. Было похоже, что он читает газету.
 Через двести ярдов впереди было место перехода, где нашей паре нужно было перебираться на другую сторону. Школа находилась в боковой улочке всего в нескольких минутах ходьбы от этого места. Навстречу им попались еще две женщины с детьми, но когда мисс Брэй и Мэг подошли к переходу, поблизости пешеходов не было. Неожиданно заработал мотор автомобиля. В утреннем холодном воздухе отчетливо разносился его стук. Но мисс Брэй не обратила на него никакого внимания и даже не посмотрела в его сторону, пока они не подошли к самому перекрестку.
 На некотором расстоянии от них виднелся велосипедист.
 Откуда-то издалека доносилось громкое тарахтение невидимого автобуса.
 Мисс Брэй крепко сжала руку девочки и подождала, чтобы проехала машина. Но было ясно, что водитель не собирается опережать пешеходов. Он снизил скорость и махнул им рукой, показывая на противоположную сторону. Причем его машина остановилась всего в нескольких ярдах от полосок на асфальте.
 — А теперь крепко держись за мою руку и поспешим, — сказала мисс Брэй почти сердито, — и пожалуйста, без скачков и прыжков! — Она глянула в противоположном направлении, удостоверившись, что путь свободен, и сошла с полоски.
 Вдруг она услышала громкий рев двигателя мотора.
 В испуге она повернула голову.
 Машина мчалась прямо на них, угрожающе набирая скорость. Она увидела глаза шофера, они сверкали, рот у него был широко открыт, и она поняла, что он намерен ее убить. Но думать о себе было уже поздно.
 Она вырвала руку у Мэг и изо всех сил толкнула девочку на спину, отбросив ее вперед так, чтобы ребенок вылетел за пределы опасного участка, где его могла раздавить машина.
 После этого на женщину обрушился удар.
 Девочка лежала на асфальте, с трудом хватая воздух, задыхаясь от боли и испуга. Велосипедист увидел только ребенка. Двигатель машины снова взревел, и легковая умчалась в клубах пыли. Тогда стала видна неподвижная фигура мисс Брэй.
 — Смерть наступила мгновенно, — констатировал врач, который оказался на месте происшествия ровно через пять минут, — колесо раздавило ей череп. Да, увезите ее. Ну, а что с девочкой?
 Юнис Мароден поздравляла себя: ее поездка оказалась гораздо удачнее, чем она могла надеяться. Она приобрела два отреза, которые по минимальным расчетам стоили гиней двадцать, но ей обошлись всего в девять, и уже одно это оправдывало ее путешествие. Затем платья для Мэг, может быть тут она увлеклась, накупив больше, чем требовалось… Но ведь по каким ценам!
 Она свернула на Шеддрейк-стрит и увидела возле их дома машину директрисы, а вот Мэг не было видно. Неожиданно ее охватил страх. Мэг! Она позабыла про усталость и побежала к дому. В чем дело, где мисс Брэй! Что могло…
 В этот момент из машины вышла Мэг, на носу и на подбородке у нее был наклеен пластырь.
 — Мэг! — закричала взволнованная мать. — Что такое?
 Больше у нее не нашлось слов.
 Она на всю жизнь запомнит, какими глазами посмотрела на нее Мэг и каким тоном сообщила печальную весть:
 — Мисс Бэй умерла… Ее сбил дяденька на машине.
 К ним поспешила директриса.
 — Это преступление, — начала она, — его следует повесить! Он…
 Позднее коронер мрачно согласился: это — преступление.
 Он отложил судебное разбирательство, чтобы принудить полицию удвоить усилия по розыску машины и ее водителя, но безрезультатно.
 Единственным свидетелем был велосипедист, который все видел сзади, но ограничивался лишь бесконечным повторением того, что мотор неожиданно заработал с невероятным шумом. Он не смог разглядеть номер машины, потому что у него глаза сильно слезились от встречного ветра.
 Это был еще «тот» свидетель!
 Полиция завела дело, потому что в глазах криминальной полиции не было более тяжкого преступления, чем дорожные катастрофы. Но данная папка вмещала всего лишь два коротеньких рапорта и вскоре утратила всякий интерес для газетных репортеров. По их мнению, мисс Брэй была неподходящей фигурой для героини очередной сенсации.
 Самым странным в данном деле было то, что почти ничего не было известно о самой мисс Брэй, помимо того, что она занимала одну комнату в Путней, а до этого в течение двенадцати лет самоотверженно ухаживала за пожилой женщиной и унаследовала после ее смерти известную сумму денег. Полиция даже не удосужилась узнать, сколько именно. В настоящее время у нее на счету было около семи тысяч фунтов.
 Она не оставила завещания и никто не явился с претензией на ее наследство.
 Месяц за месяцем это дело отсылали на доработку в отдел, являющийся одним из филиалов столичной полиции, и в Скотланд-Ярд. Сам Роджер Вест изучал донесения, но в порядке текущей работы. Он не сумел обнаружить ничего нового о мисс Брэй, ничего такого, что могло бы доказать, просто ли водитель потерял голову, сбив женщину, или же нарочно переехал ее. Такое казалось очень неправдоподобным в практике Ярда и об этой возможности всерьез не думали.
 Вест обнаружил одну вещь, которую он неправильно расценил: непродолжительный период славы, который осветил нудную, хотя и полезную жизнь мисс Брэй.
 Вот уж воистину «насмешка судьбы»! За четыре года до собственной кончины мисс Брэй выступала свидетельницей по дознанию в деле о смерти молодой женщины, убитой во время дорожной катастрофы. Только потому, что Роджер ставил добросовестность на самое первое место в списке качеств, требуемых от полицейского офицера, он вызвал старшего офицера округа, где произошел тот несчастный случай, и потребовал от него подробностей.
 — Совершенно ясный случай, — сказали ему в тот же самый день, — молодая женщина сошла с автобуса и стала обходить его сзади, не посмотрев, куда идет. Никто не виноват, кроме нее самой. Имелось несколько свидетелей… Эта мисс Брэй шла как раз следом за ней, вот почему ее показания были особенно важными. Самое ужасное, что та женщина не сразу умерла. Несмотря на сильную травму, она промучилась свыше года. Смерть явилась прямым следствием несчастного случая, в этом отношении не может быть двух мнений…
 Было бы нетрудно запросить дополнительные сведения: имена шофера и других свидетелей, но для этого не было никаких оснований. Хорошо и то, что мисс Брэй умерла моментально. Страдания являются самой страшной особенностью дорожных аварий.
 — Что это была за машина? — спросил Роджер.
 — «Яг», шел на двадцать пять — тридцать, так что водителя не в чем упрекнуть. Как раз напротив того места, откуда я и говорил…
 «Обычный несчастный случай», — подумал Роджер, благодаря офицера и вешая трубку. Они вошли в наш быт, стали такой же привычной опасностью, как рак, полиомиелит и война.
 Абсурдное предположение, что в данной аварии могла участвовать та же машина, было отброшено, ибо машина, переехавшая мисс Брэй, была мощностью 10–12 лошадиных сил, не бол…
 Свидетель сумел описать ее смутно: распространенного размера и марки» то есть небольшая, возможно, средняя. Такую никто бы не спутал с «Ягуаром».
 Да, не повезло бедняжке мисс Брэй с ее семью тысячами фунтов и нравившейся работой у Мароденов. По-видимому, ее хорошо вознаграждали на прежней работе, ибо она унаследовала большую сумму, а может быть, даже, что-нибудь выиграла, кто знает?
 В то время в глазах полиции ее семь тысяч фунтов не имели особого значения.
 Следующее преступление не было даже отдаленно связано, насколько можно было судить, вообще со всеми другими преступлениями.




 2
 Второе преступление


 Розмари Джексон не знала Юнис Мароден и не имела с ней ничего общего. Правда, она тоже была замужем, но столь недавно, что до сих пор ей иногда днем приходилось напоминать самой себе, что это так. Ей было двадцать три года, она была светлой блондинкой с хорошеньким личиком, но, по мнению родственников Чарльза Джексона, не была его достойна. Однако же он женился, и они смирились, утешаясь хотя бы тем, что она не высказывает никаких признаков быть чересчур экстравагантной.
 А это кое-что значило, потому что, откровенно говоря, у Чарльза водились деньжата, и они могли бы разрешить себе что-нибудь получше простенькой двухкомнатной квартирки, отнюдь не в самом фешенебельном квартале Лондона.
 Но все же это был центр города.
 А сама квартирка была просто игрушкой. Среди прочих нежданных талантов Розмари проявила умение декоратора. Подробно изучив соответствующие модные журналы, она обставила свое жилье с таким вкусом, что все без исключения приходили в восторг.
 — Моя дорогая, — пропела ее единственная золовка, — вам следовало бы избрать своей профессией искусство декоратора.
 — Знаю, — очень мило улыбнулась Розмари, — я бы так и сделала, если бы не избрала себе другой специальности.
 — Вот как, моя милочка, а какой?
 — Замужней женщины, дорогая, — еще любезнее ответила Розмари.
 Поскольку ее золовке было далеко за тридцать, а жениха и в перспективе даже не было, это был злой ответ. В действительности, в Розмари было гораздо больше достоинств, чем это было заметно с первого взгляда и среди прочих — долготерпение. Впервые за восемнадцать месяцев молчаливого страдания она взбунтовалась и дала отпор.
 Теперь она была замужем уже полгода и чувствовала себя гораздо увереннее, причем нисколько не сомневалась, что если дело дойдет до этого, то в ее спорах со вновь приобретенными родственниками Чарльз встанет на ее сторону.
 Чарльз Джексон был пятнадцатью годами старше своей Розмари. Он занимал пост младшего партнера в нотариальной конторе «Мерридью, Баркер, Кайл и Мерридью», причем ему все в один голос пророчили блестящее будущее. Он недавно работал секретарем правительственного комитета, расследовавшего вопрос о злоупотреблении наркотиками в Великобритании. Этот комитет состоял наполовину из политических деятелей, а наполовину из врачей и фармакологов.
 Отчет, составленный Джексоном, можно было бы по правде назвать образцом четкости и выразительности. Он помог его автору завоевать славу.
 В глубине души Розмари была уверена, что вскоре он получит право адвокатской деятельности, ибо Чарльз был великолепным оратором, умел быстро оперировать фактами и делать поразительные выводы. Она часто слушала его выступления в суде магистрата, по большей части в качестве защитника лица, которое крайне нуждалось в помощи.
 Уже раздавались голоса: «Чарльз, наш Чарльз — защитник в безнадежных делах!»
 Розмари все это знала.
 Розмари была невообразимо, сказочно счастлива и полагала, что и Чарльз тоже.
 Через два месяца после гибели мисс Брэй, о смерти которой Розмари мельком прочитала в газете, она покончила с той небольшой работой, которую нужно было произвести в их небольшой квартирке. Это был один из тех редких лондонских золотых дней без намеков на туман, дождь или снег. Пробило одиннадцать…
 Одно из окон продолговатой общей комнаты выходило в сад большого соседнего дома, стоящего на самом углу, и солнце играло на голых ветвях двух серебристых берез так, что казалось, будто стволы покрашены фосфоресцирующей краской. Прямоугольник газона был в идеальном состоянии, а две робатки с вьющимися растениями радовали до сих пор глаз своей зеленой листвой.
 — Поиду-ка я погуляю, — решила Розмари.
 Она набросила на себя котиковое манто, предчувствуя, что на дворе холодно, да и кроме того было бы просто неэтично не носить главный подарок Чарльза к свадьбе. И когда она прикрепила к волосам маленькую шляпку, отделанную кусочком того же самого меха, то невольно улыбнулась собственному отражению в зеркале, прищурив ясные серые глаза, затем поспешила к выходу.
 Сразу же под квартирой помещался гараж. Уж, если быть совершенно беспристрастным, то на лестнице слегка попахивало бензином.
 Дойдя до подножия лестницы, она услышала снаружи шаги. Дверь была сделана из прочного дерева, без окошечка, так что она не имела понятия, кто бы это мог быть. Поскольку очень неудобно открывать дверь перед носом человека, который как раз собирается нажать кнопку звонка, она чуточку подождала..
 Но никто не звонил.
 В щели ящика для писем появилось сначала одно, потом второе письмо; они провалились вниз, и планка со стуком опустилась.
 — Из Австралии, — проговорила Розмари, разглядывая почтовый штемпель и марку с кенгуру на одном из конвертов. Письмо было адресовано Чарльзу. Должно быть, это от его приятеля Мастерса. Вот Чарльз обрадуется!
 Она взглянула на второе.
 Адрес был напечатан на машинке, штемпель — Лондонский, В-1, письмо адресовано ей.
 Ей редко посылали так формально надписанные письма, большей частью на конвертах писали от руки. В маленьком холле было темно и ей хотелось скорее увидеть солнышко, поэтому она растворила дверь и вышла наружу, все еще держа письма в руке. Солнце слепило глаза, оно искрилось в паутинках, на стеклах «Роллс-Ройса», которые драил шофер на другой стороне переулка. Это был мужчина средних лет, который оторвался от работы ровно на одну секунду, чтобы бросить в ее сторону восхищенный взгляд.
 На нее часто оборачивались на улице.
 — С добрым утром! — сказала Розмари и получила ответную улыбку. Она сунула письмо из Австралии в карман шубки, — Чарльз знал, как она любит карманы, — и, медленно шагая по тротуару, чуть ли не мурлыкая на солнышке в предвкушении, как чудесно будет в парке, надорвала свое письмо.
 Оно было на простой бумаге, без подписи и обратного адреса и состояло всего из одной фразы: «Ваш муж вам изменяет…»
 Розмари так неожиданно остановилась, что могла бы наткнуться на стену. Она смотрела на эту единственную стену так, как будто она могла от этого исчезнуть. «Ваш муж вам изменяет» — звучало так жестоко, да и чернила были темные, и вся фраза темная, будто бы уже наступил траур.
 Потом Розмари прошептала с яростью одно только слово: «Ерунда!»
 Она скомкала письмо, но не выбросила его, а прибавила шагу, не отдавая себе отчета, куда она торопится…
 Сначала новость ее возбудила, а потом разозлила. Она сильнее сжала анонимку, как будто это была шея клеветника, осмелившегося написать ядовитую строчку.
 — Ерунда на постном масле! — повторила она более уверенно и зашагала еще быстрее, пока не скрылась за углом. Только тогда шофер, явно озадаченный ее поведением, вновь принялся за дело.
 Ей нужно было перейти через дорогу, чтобы попасть на автобус к Гайд-парку. Но она не сделала этого. Напечатанное на машинке обвинение, казалось, преградило ей путь. Конечно, это была чепуха, с ее стороны глупо вообще обращать внимание и расстраиваться, это злобная клевета, но…
 Почему кто-то посчитал возможным прислать подобную гадость?
 Кто мог пожелать ей зла?
 Все же она перешла на другую сторону и через несколько минут, уже почти в 12 оказалась в парке. Действительно, настоящая весна, разве что листья облетели, и оголенные ветки на солнечном свету напоминали паутину какого-то гигантского паука. Солнце было по-настоящему теплым, так что она даже расстегнула шубку. Некоторые смельчаки сидели на траве, сотни прогуливались. Звуки городского траспорта казались далекими.
 Она ходила по аллеям, не замечая, куда идет, стремясь только побыть одной, чтобы снова и снова задать себе тот же самый вопрос.
 Почему кто-то вздумал отправить ей такое послание?
 Она опять посмотрела на конверт. Нет, не ошибка: письмо было предназначено ей, миссис Чарльз Джексон.
 Что бы сказал Чарльз?
 Розмари принялась рассуждать сама с собой. Она оказалась в таком положении, о котором иногда читаешь в книгах, но если дело коснется лично тебя, то проблемы кажутся неразрешимыми.
 Следует ли ей рассказать Чарльзу? Он был страшно занят у себя в конторе, слишком близко принимал к сердцу свои дела, а в данный момент это было дело об убийстве, резюме о котором он помогал подготовить старому Ноду, ведущему королевскому присяжному.
 Фактически на прошлой неделе Чарльз несколько раз возвращался домой на час — полтора позднее обычного.
 Она беспомощно заморгала глазами.
 — Нет! — крикнула она, отгоняя прочь внезапно вспыхнувшую мысль.
 Одна из проходивших рядом женщин слышала это яростное «нет» и удивленно подняла на нее глаза.
 «Это смешно, я ничего ему не покажу, — решила Розмари, — мне нет никакого дела до этой записки!»
 Но в душе она молила бога, чтобы Чарльз не позвонил ей по телефону, предупреждая о том, что задерживается на работе.
 Он не звонил.
 Он был беспечным и довольным, даже не принес с собой никакой работы. Резюме было практически готово, завтра он его доставит Ноду.
 Розмари умолчала о письме.
 На следующее утро, когда Чарльз брился, а Розмари занималась завтраком, она услышала стук почтальона, который всегда выбивал определенный мотив. Обычно она поручала мужу выбирать почту из ящика, но на этот раз ей изменила выдержка, она не могла ждать ни секунды. Пришло несколько писем Чарльзу Джексону, эскв… эскв… эскв… миссис Чарльз Джексон.
 Это был точно такой же конверт. Его можно было бы принять за вчерашний, если бы тот Розмари не измяла. Она в ужасе разглядывала его, стоя лицом к двери с плотно сжатыми зубами, чтобы унять их дрожь. Двигалась она медленно и, хотя понимала, что бекон пересушится, теперь это потеряло значение.
 На полпути вверх по лестнице, она сунула конверт за ворот платья и при этом на пол упало еще одно письмо, которое она раньше не заметила. Оно было адресовано мистеру Чарльзу Джексону и выглядело совсем иначе.
 Это был маленький бледно-голубой конверт, надписанный округлым женским почерком. От него слегка пахло духами. Ничего подобного Розмари не видела. Она добралась уже до верхней ступеньки, когда услышала голос Чарльза:
 — Еще две минуточки, малышка.
 — Ладно.
 Он спешил в это утро, полностью занятый мыслями о предстоящем обсуждении резюме со старым Нодом, — это была его первая деловая встреча со знаменитостью. Он небрежно положил все письма подле своего обычного места за столом и стал торопливо завтракать. Его очевидно удивило, что не все было готово, и Розмари чувствовала, что сегодня утром он легко может поднять шум. В нормальном состоянии она бы просто отшутилась, но тут ей было не до шуток. Уголок проклятого конверта упирался ей в грудь.
 — Одну минуточку, — сказала она, — а ты займись своей корреспонденцией.
 — Ну, нет, — не согласился он, — я не должен думать ни о чем другом, пока старина Нод не снимет эту тяжесть с моих плеч. Секрет успеха, как частенько говорит наш мистер Мерридью, заключается в искусстве концентрации. «Если тебе предстоит серьезное дело, мой мальчик, отдай ему все свое внимание, не рассеивай своих мыслей и энергии. Концентрация, — Чарльз великолепно изобразил своего старого патрона, и Розмари рассмеялась, даже не взирая на тот факт, что он сгреб все письма, включая надушенное, и сунул их себе в карман. А ведь это наверняка было любовное послание!
 Предстоящая сессия не лишила его аппетита. Он поцеловал жену так же горячо, как и всегда. На минуту она испугалась, что он может заметить ее письмо, но как будто этого не произошло.
 Он сбежал вниз по лестнице и помахал ей рукой от входной двери, потом быстрыми шагами пошел по улице. Довольно худой мужчина, выше среднего роста, одетый в черный пиджак и полосатые брюки, с котелком на голове. Под мышкой он держал черную папку для бумаг.
 Она вынула письмо.
 «Если вы мне не поверили, проверьте карманы его светло-серого костюма».
 Сначала она сказала себе, что ничего подобного делать не будет, а дождется возвращения Чарльза и покажет ему оба письма. Но через пять минут ее решимость исчезла. Она пошла в спальню, малюсенькое помещенье, где с трудом умещалась двуспальная кровать, туалет и несколько стульев из светлого дуба. Зато в стене имелся вместительный шкаф. Она толчком отодвинула дверцу, точно зная, где надо искать светло-серый костюм мужа.
 Вот он висит.
 Она притронулась к вешалке, но не стала снимать пиджак с распялки. Она испытывала необычайное унижение и стыд. Так с ней бывало только в школе, когда ее уличали в том, что не был приготовлен урок. Она долго колебалась, но потом сказала вслух ясным и отчетливым голосом:
 — Я не смогу успокоиться, пока не проверю…
 Она сняла костюм с вешалки и отнесла его в большую комнату поближе к окну, все еще не решаясь обшарить карманы.
 Костюм был великолепно выутюжен, она сама убирала его в шкаф, убедившись, что ни пиджак, ни брюки не нуждаются в чистке.
 Чарльз очень аккуратно носил вещи и выглядел в них настоящим денди.
 Она приподняла костюм и начала проверять карманы, крепко сжав губы и прищурив глаза, ненавидя собственные пальцы, совершавшие такое предательство.
 Самое первое, что она обнаружила, явилось для нее большой неожиданностью: слабый запах духов, которые она моментально узнала. Точно так же пахло от голубого конверта. Запах исходил от одного из карманов пиджака, когда она нечаянно вывернула наружу подкладку. На пальцах у нее были видны следы пудры (а ни одна из ее пудрениц не пропускала пудры!). И кроме того, у нее не было привычки совать пудреницы в карманы мужа.
 Светло-серый шелковый платок все еще был аккуратно сложен в его нагрудном кармане. Она вынула его. Каждый бы безошибочно сказал, что платок покрыт следами губной помады, более яркими и менее яркими. Видно, платком стирали помаду отовсюду — с губ, со лба, со щек, с подбородка…
 Теперь она должна была решать, что же делать дальше: потребовать ли немедленного объяснения или выжидать?
 В то время Роджер Вест еще ничего не слыхал об этой истории, хотя косвенным путем уже был к ней привлечен, ибо ему было поручено расследование убийства одной пожилой леди, в котором обвинялся ее племянник.
 Суд над ним должен был состояться в Оулд Рейли на будущей неделе, причем старый Нод возглавлял защиту. Это было бесспорным делом для Ярда. И помощник комиссара, и Роджер Вест сходились во мнении. Никто из них не сомневался, что племянник был виновен, но в цепи доказательств его вины имелись слабые места.
 Если на них правильно сыграть, парень может вывернуться. А старина Нод собаку съел на обнаружении подобных уязвимых мест. Поэтому, когда Роджер узнал, кто возглавляет защиту, он просто застонал.
 Он знал фирму «Мерридью, Баркер, Кайл и Мерридью» и неоднократно присутствовал в суде магистрата, когда в качестве защитника выступал Чарльз Джексон, обычно по тривиальным обвинениям. Джексон был одним из немногих адвокатов, который тщательно готовил свои дела, но и сейчас было ясно, что он предпочитает представлять защиту, а не обвинение.
 — Нам он доставит кучу неприятностей, — предсказывал Роджер помощнику комиссара в то самое утро, — когда все кончится, мне бы хотелось с ним встретиться и разнюхать, что делает его таким нетерпимым.
 — Вы имеете в виду, является ли он просто умным служакой, или же он человек с идеями? — сухо сказал помощник комиссара — не знаю, что лучше… Неважно, чем он руководствуется, попытайтесь лучше заткнуть дыры в нашем деле. Я не хочу, чтобы этот чертов племянник избежал виселицы!
 Таким образом третье преступление начиналось тихо, исподволь и сначала Розмари Джексон не поняла, что это преступление, являющееся составной частью общего плана.
 Единственное, что знала она, что до получения первой анонимки, она была счастлива. Сейчас ей было трудно держаться нормально, когда Чарльз вечером возвращался домой. Она не знала, как она сможет смотреть на него, не рассказав про те письма. Но если они беспочвенны, если даже те доказательства, которые она обнаружила, фальшивы, тогда она его напрасно расстроит, выбьет из колеи как раз в то время, когда от него требуется максимальная сосредоточенность.
 Четвертое преступление лишь в одном сходилось с тремя предыдущими.
 Это тоже было насилие.
 Оно тоже касалось женщины, пожилой, несговорчивой, замужней женщины, известной благотворительницы в северных пригородах Лондона, где она жила. Своим злым языком и общественным бесстрашием в выборе выражений во время выступлений в парламенте, она снискала себе немало врагов. Ибо она была также председателем мирового суда в Лигейте, и вообще сильной личностью.




 3
 Третье преступление


 Человек приблизился к дому магистрата, воспользовавшись воротами, которые вели на задний двор к гаражу. Это был темный вход, так как ближайшая лампа находилась в сотне ярдов, а тыльная сторона здания вообще не была освещена, хотя с фасада все же в каких-то окнах мерцал огонек.
 Невидимый человек незаметно прокрался к черному входу, почти не произведя никакого шума. На нем была темная одежда. Был конец марта, месяц на ущербе, резкий ветер гнал по небу низкие облака, сквозь которые иногда на одно мгновение проглядывали робкие звезды.
 Человек подергал за дверь, но она была заперта, как он и ожидал. После этого он весьма осторожно воспользовался карманным фонариком, изучая окна. Все ставни были закрыты, и он даже не пытался их взломать.
 Вместо этого он отступил назад и обратил свое внимание на окна второго этажа. Действительно, одно подъемное окно было сверху приспущено.
 Вокруг не было слышно ни единого звука, кроме воя ветра.
 Над входом имелся небольшой навес.
 Не без труда, встав на цыпочки, он достал до навеса и подтянулся на руках наверх. Его ноги упирались в кирпичную стену, то и дело соскальзывая вниз, и к тому времени, когда он добрался до крыши, он порядочно запыхался.
 Но вскоре он уже стоял на коленках на навесе и самодовольно ухмылялся. Он подождал, пока у него не восстановилось нормальное дыхание, потом поднялся во весь рост и обнаружил, что без особого риска сможет добраться до открытого окна. Упасть вниз можно было разве что по особой невезучести. Он перегнулся немного вправо и опустил до конца оконную раму.
 Она легко скользнула вниз. Внутри не было света, сплошная мгла и странные формы снаружи — вой ветра, да плач деревьев. Он придвинулся на самый край навеса, откуда можно было влезть в окно.
 На улицу завернула машина. Ее фары бросали снопы белого света.
 Человек на навесе окаменел.
 Свет выхватил из темноты отдельные предметы, мотор ревел, но вот машина доехала до угла и исчезла за поворотом. Причем водитель не соизволил при этом снизить скорость, как это требовалось в ночное время даже на пустынных дорогах. Он ехал со скоростью не менее 50 миль.
 Еще до того, как исчез отсвет огней, человек оказался в комнате, вернее — в широком проходе. С одной стороны была глухая стена с единственным окном, с другой — три двери.
 Он миновал их и очутился на просторной лестничной площадке. Проход, площадка и пологая лестница вниз освещались мощной настенной лампой. Даже в большой холл проникал ее свет, так что были видны многочисленные потускневшие от времени портреты, свидетельствующие о былой семейной славе. Когда-то здесь были деньги, а теперь оставалась одна гордость и традиции, да решительное нежелание позволить прошлому окончательно погибнуть.
 Короче говоря, это был дом миссис Джонатан Эдвард Китт, советника, члена магистрата, мирового судьи, которая в данный момент находилась в самой маленькой из четырех комнат первого этажа.
 Она сидела спиной к двери за письменным столом, сделанным каким-то умельцем три столетия назад, погруженная в изучение каких-то документов.
 Свет от открытой топки падал на нее справа, окрашивал ее поблекшую щеку в розоватый цвет и придавал лихорадочный блеск глазам. Вторая половина лица освещалась настольной лампой, и серебряные блики лежали на седых волосах, полной шее и сильных руках.
 Она была одета в костюм, но так как в комнате было очень тепло, жакет был переброшен через спинку стула. Ее блузочка была излишне кокетливой для женщины ее комплекции, тонюсенькая сиреневато-голубоватая, со множеством кружев. Миссис Китт любила кружева и оборки в качестве отделки для своих туалетов, как своего рода противостоящее собственной бесцветности и мужеподобной силе.
 Во всяком случае от двери она была больше похожа на мужчину, чем на женщину.
 Дышала она с трудом.
 Ничто не отвлекало ее внимания. Снаружи не доносилось посторонних звуков. Не слышала она и того, как повернулась дверная ручка. Шуршали бумаги, с которыми она работала. На улице прошла машина, и вторая через десять минут, но она вряд ли это заметила.
 Очень медленно отворилась дверь.
 Потом особенно громко и тревожно в такой тишине раздался звонок. Он перепугал пришельца, но у него хватило ума не хлопнуть дверью.
 Миссис Китт тоже вздрогнула от неожиданности, однако не отложила карандаша и не прекратила чтения бумаг, а только протянула к телефону руку и проговорила хрипловатым голосом:
 — Миссис Китт слушает…
 — Кто?
 — А, советник Виллербай, я была уверена, что вы позвоните. — Это прозвучало вроде оглашения анафемы. Наконец-то она отложила карандаш и бумаги, сконцентрировав свое внимание на разговоре.
 — Э… да, конечно… Я уже ознакомилась и продолжаю изучать теперь более подробно… И меня совершенно не устраивает, что мы так свободно тратим деньги налогоплательщиков… Я великолепно знаю, что это не слишком дорого на душу населения, да… Будьте любезны, дайте мне возможность хоть изредка мыслить без ваших подсказок… Очевидный факт, что эти дополнительные суммы будут израсходованы с ничтожной пользой… Я не уверена, что смогу поддержать проект… Нет, я еще не приняла окончательного решения, я согласна, что вам необходимы какие-то радикальные меры по вопросу стоянок машин… То, как в нашей стране преследуют водителей, поистине отвратительно, но это к делу не относится. Я права?
 Она с трудом выслушала ответ. Человек у двери открыл ее настолько, чтобы иметь возможность проникнуть в комнату. Не спуская глаз с женщины, он прикрыл снова дверь, затем вытащил из кармана кусок цепи от велосипеда, примерно в один фут длиной. Он обернул ее несколько раз вокруг одетой в перчатку руки, а длинный конец свешивался вниз.
 В зеркале над камином было видно его отражение, но он этого не замечал, рассматривая спину миссис Китт, поредевшие седые волосы, слегка завивающиеся над ушами и собранные узлом на затылке, так что голова казалась невероятно маленькой.
 Человек приблизился к ней на расстояние вытянутой руки.
 — Советник Виллербай, — заговорила миссис Китт своим самым непримиримым тоном официального лица, — я великолепно знаю свой долг перед согражданами в равной степени и я уверена, что владелец машины, по моему мнению, которое я неоднократно высказывала в парламенте, является жертвой вымогательств, вымогательств всякого рода, придуманных в цивилизованном мире. Он платит налог за машину, за бензин, за покрышки, за масло, за все… Он платит баснословные деньги за всяческое обслуживание, постоянно преследуется полицией, он никогда не может найти удобного места, чтобы поставить свою машину. Но это все не означает, что я стану поддерживать любые меры, которые помогут ему за счет других членов общества, и уж конечно не за счет жителей Лигейта!
 Она с трудом дышала, когда кончила свою речь. Потом добавила крайне резко:
 — Прекрасно. Если вы не можете быть объективным в этом вопросе, нет необходимости продолжать нашу беседу. Когда я вам обещала поддержать ваш проект по организации стоянок в нашем районе, я была уверена, что он поможет разрешить практические трудности данного положения вещей… Ладно…
 В ее ушах раздался громкий стук. Это советник бросил свою трубку.
 Она ничего не сказала, но немедленно положила трубку и прижала обе руки ко лбу. Человеку, стоявшему за ее спиной, не было видно выражения ее лица, он не догадывался, что она закрыла глаза, как будто почувствовала себя страшно усталой, опустила совсем низко голову, приняв таким образом самую выгодную позу, чтобы он смог нанести удар.
 — Что случилось со мной? — обратилась она к себе самой, поскольку считала, что в комнате никого не было, — ведь он вполне вежливый человек, почему же я…
 Она не договорила.
 Ей почудился у себя за спиной непонятный шум, она хотела повернуться на стуле и не смогла. Теперь уже ясно стало слышно бряцание металла. Краешком глаза она уловила очертания мужчины, но не смогла разглядеть его лицо. Единственное, что она заметила, это темно-серую шерсть костюма и яркие блестящие пуговицы.
 Он обрушил ей на голову свирепый удар.
 Она закричала в паническом ужасе и попыталась закрыть лицо руками.
 Он бил и бил… И снова бил…
 Он вышел из дома почти через двадцать минут, оставив ее лежать возле стула, с которого она упала. Ковер, ее руки, плечи, шея — все было покрыто кровью. Ему было трудно установить, дышит ли она или нет, но фактически она еще дышала.
 Напавший на нее человек ушел через парадную дверь, потом прошел по траве к боковому входу. Он шел по улице, прижимаясь к высокой стене и живой изгороди, так что если на улице и был кто-нибудь, его было бы трудно различить в темноте.
 Он добрался до угла.
 Из-за другого угла вывернулся велосипедист, таким образом оказавшийся между ним и его небольшой машиной. Когда они сблизились, человек сообразил, что это — полицейский. Он услыхал шуршание шин по мостовой, дребезжание металла и звонки от вибрации. Полицейский проехал мимо.
 Человек в темно-сером не обратил на него внимания. Он прямиком подошел к своей машине, которая стояла с включенными, как положено, задними огнями, и сел за руль. Только теперь он оглянулся, но полицейский уже скрылся за поворотом, и широкая улица снова была совершенно пустынной.
 Водитель включил мотор, и вскоре машина тронулась с места.




 4
 Роджер Вест


 Старший инспектор Роджер Вест, иначе «Красавчик», завернул в свой кабинет и удивился, заметив, что четверо других старших инспекторов, с которыми он делил помещение, столпились около окна. Этих людей он знал настолько хорошо, что принимал как «нечто» само-собой разумеющееся.
 Вот стоит Эдди Дэй со своим колоссальным брюхом и выдающимися вперед зубами, которые не дают ему возможности плотно закрыть рот. Рядом — массивный, высокий Билл Слоун, недавно возвратившийся из другого отдела. У него свежее розовощекое лицо, светлые волосы. Внешне он больше походит на футболиста, чем на профессионального детектива.
 А вот и Коддер, полный, чуточку нудный, но дотошный. И, наконец, самый маленький из всех и самый старший по возрасту Джим Ридон.
 — Хэллоу, Роджер, ты уже слышал? — сразу же спросил Ридон.
 — Народный праздник или праздник для преступников? — усмехнулся Роджер.
 Подобное «тайное совещание» означало нечто необычное, причем непосредственно затрагивающее интересы Скотланд-Ярда. Например, слухи о новом расписании дежурств по ночам, о премии или чьем-то выдвижении по службе. Однако, уже задавая свой шутливый вопрос, Роджер сообразил, что неверно расценил настроение приятелей и добавил уже более серьезно:
 — Нет, я ничего не слышал. Я сию минуту пришел.
 У него создалось странное впечатление, будто бы они не знают, как ему преподнести новость. Даже Слоун, его старейший друг, который работал под его руководством множество лет, вроде бы тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Ридону явно не нравилось то, что он должен был сообщить. Его темно-карие глаза были очень выразительными.
 — Что, аппеляция Ньюмана? — нетерпеливо спросил Роджер, — они же гарантировали…
 — Это П.К., — сказал Ридон, — тромб коронарных сосудов вчера вечером и дело дрянь, как утверждают врачи, — едва ли протянет.
 — Ох! — только и вымолвил Роджер. — Ох! — Теперь ему было ясно их состояние. Медленно вытащил он из кармана сигареты, закурил, внимательно глядя на приятелей, понимая, почему им так не хотелось сообщать ему печальную новость. Он глубоко затянулся и спросил:
 — Где он? — Ему было нужно что-то сказать, потому что в конечном итоге было безразлично, где именно лежит при смерти сэр Гай Чартворд, помощник комиссара криминального департамента.
 — Вестминстерский госпиталь, — ответил Ридон.
 — Когда поступили последние сведения?
 — Только что говорил Нортлэндон, ну, а перед тем он разговаривал с секретарем.
 — Ох! — Роджер снова затянулся.
 Он вроде бы подключился к их группе, являясь одним из них, но в то же время у него было особое положение. Ему ничего не стоило посмотреть из окна на большой двор, раскинувшийся внизу, или на другие окна здания Департамента криминальных расследований, представить в одном из них Чартворда… Большой толстый человек, уступавший только Эдди Дэю по величине живота, со здоровым обветренным лицом и яркими голубыми глазами, венчиком седых волос и огромной лысиной, которая блестела, как начищенный самовар. Таков был Чартворд, внешне напоминающий фермера, который мог быть придирчивым, чертовски недоверчивым, но был самым популярным помощником комиссара во всем Департаменте.
 «Приятель каждого полицейского» — однажды сказал про него какой-то остряк и был очень близок к истине.
 Друг Роджера Веста.
 В Департаменте не было ни одного человека, который не считал бы это само собой разумеющимся. Поэтому и понятно, что известие о болезни П.К. сильнее всего подействовало на Роджера. Они с Чартвордом «видели» проблемы почти одинаково. Только вчера вечером они обсуждали вместе вот в этой самой комнате, когда сюда заглянул Чартворд сообщить Роджеру, что ему до сих пор не звонили из аппеляционного суда о последнем прошении осужденного убийцы о помиловании.
 Убийца, молодой парень Ньюман, был уличен в убийстве собственной тетки. Запутанное дело, трудное, если не сказать безнадежное, над которым они с Чартвордом бились в течение многих недель.
 — Секретарь собирается рассылать бюллетени по мере их поступления, — прервал его невеселые думы Ридон.
 Иными словами, Роджер лично ничем не может помочь. Вряд ли требовалось об этом говорить. Он вынул недокуренную папиросу изо рта и швырнул в еле теплящееся пламя камина. Несколько кусков угля раскалились докрасна.
 Снаружи светило яркое мартовское солнышко, но в помещении было промозгло.
 — Кортланд хочет поговорить с тобой после того, как ты просмотришь бумаги у себя на столе, — добавил Ридон.
 — Благодарю. А вообще, что за ночь была сегодня? — Роджер двинулся к своему столу, стоящему в самом дальнем от дверей углу. Он был ярко-желтого цвета, по заднему краю стояло четыре ящика с надписью: «поступившие», «изъятые», «текущие» и «законченные». Перед столом стоял вертящийся стул.
 Сзади на стене было темное пятно в том месте, где его касался стул Роджера, когда тот его отодвигал, садясь за стол или вылезая из-за него.
 — Так себе, — ответил Билл Слоун, стол которого стоял подле стола Роджера. Другие тоже принялись за работу, в этой комнате не привыкли попусту тратить время. — Сегодня в Лигейте случилось мерзкое дело. Думаю, Кортлэнд по этому поводу и хочет тебя видеть.
 Роджер вяло переспросил:
 — Мерзкое дело? — и сел на место.
 Все было бы не так плохо, если бы не говорили, что положение Чартворда безнадежное. С этим было трудно примириться. Если бы Чартворда не было вчера вечером в этой самой комнате после того, как все остальные уже разошлись, и они откровенно не обменялись бы мнениями о кассационном суде, тоже было бы легче. Но, как бы скверно ни было на душе, все равно надо приниматься за текущие дела, работать над старыми, что-то начинать, что-то заканчивать.
 Случилось так, что на столе у Роджера поубавилось бумаг. За последние несколько дней некоторые папки попали в ящик «законченных дел», превратившись теперь в материал для воспоминаний и «архивные документы».
 Роджер посмотрел на дела, ожидавшие решения, отложил две папки в сторону — надо обсудить с начальством. Потом углубился в чтение рапорта из Лигейтского участка. Это был неглупый, даже толковый рапорт, написанный кратко и толково.
 Пожилая, всеми уважаемая жительница Лигейта, вчера вечером подверглась зверскому нападению в собственном доме вблизи Лигейтской Вересковой пустоши.
 Она все еще находилась без сознания. По-видимому, мотивом явилось ограбление, потому что комната, в которой ее нашли, была перерыта сверху до низу.
 Но в деле имеются и кое-какие странности. На рапорте Кортланд написал: «Зайдите ко мне, ладно?» По правилам, по такому вопросу Кортланд пошел бы к П.К, а тот послал бы за Роджером. А теперь Кортланд оказался на месте старины Чартворда, дай бог, чтобы временно.
 Роджер протянул руку к телефону.
 — Старшего офицера Кортланда, пожалуйста.
 — Да, сэр, — и тотчас же: — соединено.
 — Благодарю. Доброе утро. Говорит Вест. Да, я могу прийти немедленно. — Он тут же положил на место трубку, загасил папиросу и мысленно отметил, что это уже третья с того момента, как он сел за стол. Три — менее чем за полчаса.
 Он поднялся, взял в руки папку по Лигейтскому делу. В кабинете находился один Эдди Дэй, занятый у стола какими-то бумагами, которые он разглядывал через лупу.
 Эдди считался самым лучшим в Ярде, может быть, и в целом мире, экспертом по подделкам. У него была непоколебимая вера в могущество и эффективность исследований с увеличительным стеклом. Действительно, в девяти случаях из десяти оно помогало ему находить желаемый ответ.
 Роджер вышел.
 Известие о Чартворде совершенно выбило его из колеи. А это никуда не годилось. Он заставил себя сосредоточиться на Лигейтском деле. Один момент его действительно интересовал: имя пострадавшей — «советника миссис Китт». Оно было ему знакомо. Более того, у него было такое чувство, что только вчера утром он натыкался на него в связи с каким-то вопросом, но сейчас никак не мог припомнить. «Советник, миссис Китт…»
 Миссис Китт, мировой судья!
 Ага, вот оно что!
 Его сбивала незнакомая часть — слово «Советник». Просто «миссис Китт, М.С.» — звучало привычно.
 Она всегда придерживалась противоположного мнения, чем все остальные должностные лица в вопросе о мотористах, где бы им ни появлялась возможность высказаться. Порой она жадно цеплялась за каждую ошибку полиции и даже впадала в крайности в своих обвинениях, защищая водителей.
 Легко было припомнить некоторые из ее излюбленных выражений, частенько цитируемых лондонскими вечерними газетами, а иногда просачивающихся и в солидные утренние издания.
 — По временам мне кажется, что простому полицейскому больше нечего делать, как прятаться по темным закоулкам, так, чтобы подстеречь несчастного водителя, который оставил свою машину в неположенном месте… — частенько говорила она, а заголовки кричали: «М.С. говорит, что полиция прячется по темным закоулкам…»
 Или же она говорила: «Почему всегда водителя обвиняют в несчастных случаях? Половина из них происходит по вине пешеходов или безрассудству велосипедистов»… В вольном переводе газетчиков это звучало: «Велосипедисты страдают отсутствием рассудка» — говорит М.С.…
 Она была не единственным мировым судьей, с независимыми взглядами и злым языком, и Роджеру на ум не приходило никакого скандала, связанного с ее именем. Это говорило о том, что она никогда слишком далеко не заходила, чтобы игнорировать, например, резонные возражения местной полиции.
 Старшим офицером Лигейта был старина Джем Конноли, которому оставалось всего несколько лет до пенсии, один из опытнейших работников. Пожалуй, в душе Конноли даже любил эту неугомонную особу.
 Роджер постучал в кабинет Кортланда.
 Когда-то Кортланд был одним из самых непопулярных людей в Ярде, но за последние годы он немного вылез из своей раковины, так что уважение к нему возросло, хотя по-настоящему он никому не нравился. Массивный, с угрюмым бледным лицом, необщительный, лишенный чувства юмора, он занимал этот кабинет вместе с другими — работал старшим инспектором, который в данный момент уехал из Лондона по делам.
 — Садитесь… Дело — дрянь в отношении сэра Гая. Всю свою жизнь я так не поражался…
 — Я тоже потрясен…
 — Не сомневаюсь. Последний человек, от которого можно было ожидать подобного фортеля!
 Разумеется, это неверно. Цвет лица Чартворда должен был служить намеком. Да и то, что Чартворд зачастую работал целыми сутками, должно было бы насторожить: это уже не под силу человеку в шестидесятилетнем возрасте. Нет, ничего удивительного здесь не было!
 — Есть какие-нибудь новости? — спросил Роджер.
 — Нового ничего. На кислороде… Вызваны лучшие специалисты… Об этом можно не беспокоиться. Но, когда случается такая история, трудно надеяться на выздоровление. Чертова болезнь!
 Роджер деревянным голосом ответил: «да»…
 — Ладно, теперь эта Лигейтская история, — наконец приступил к делу Кортланд, — сейчас ведь у тебя нет ничего срочного, правда?
 — Да, нет…
 — Не проехаться ли тебе к Джему Конноли? — предложил Кортланд, — полчаса назад он мне звонил и сказал, что в этом нападении имеются кое-какие нелепости, так что просил кого-нибудь подослать. Вроде бы старина Джем не слишком верит в собственные силы. Отсюда тебе не нужно ничего брать, Джем выделит специального сержанта, да и все остальное. Конечно, если ты не предпочитаешь работать со своими ребятами.
 — Не думаю, чтобы была такая необходимость, — пожал плечами Роджер, — Лигейтская полиция хорошо работает…
 — Я тоже так думаю. Значит, ты едешь. Я свяжусь с Джемом и предупрежу его.
 — Великолепно, — сказал Роджер, — благодарю.
 У него было сильное подозрение, что Кортланд отправил его в Лигейт, чтобы отвлечь от невеселых дум о Чартворде, чем он неизбежно был бы угнетен, даже при условии изучения текущих дел, которые в настоящий момент не требовали большого напряжения.
 Да, полезно уйти с головой в какой-нибудь запутанный случай…
 Вернувшись к себе в кабинет, Роджер мысленно перечислил, что ему нужно сделать в городе до отъезда в Лигейт, где ему возможно придется пробыть до конца дня. Хорошо еще, что жена в отъезде. Необходимо позвонить в два-три места и связаться с Чарльзом Джексоном. Они договорились о совместном ленче. Адвокат подготавливал защиту молодого Ньюмана и было похоже, что успешно.
 Эдди Дэй, который все еще находился в кабинете, поднял на него глаза, не отнимая от них линзы, но тут же снова возвратился к какому-то чеку, приколотому к листку белой бумаги у него на столе.
 Телефонистка предупредила Роджера, что сейчас она разыщет для него Джексона.
 — Благодарствую.
 Он чаще обращался к Джексону, чем к другим стряпчим, и ему все в нем нравилось. Когда-то Роджер высказал мнение, что Джексон — человек идейный. Однако, на протяжении нескольких последних недель он почувствовал изменения в настроении адвоката. Было похоже, что Джексон утратил былую уверенность. По-видимому, давало себя знать огромное напряжение, которое от него требовало дело Ньюмана.
 — Вас соединили с мистером Джексоном, сэр.
 — Алло, Джексон, — сказал Роджер, — это Вест из Ярда. Доброе утро.
 — С добрым утром, — ответил Джексон. Его голос нельзя было назвать ни энергичным, ни нетерпеливым, скорее всего бесцветным.
 — Я очень сожалею, но мне поручили одно задание в Лигейте, так что я сомневаюсь, что у меня будет возможность возвратиться в город к ленчу. Разрешите мне пригласить вас, как только я выясню, когда я буду свободен.
 — Будь оно неладно! — совершенно неожиданно воскликнул Джексон.
 — Мне очень жаль, но…
 — Нет, нет, не принимайте это на свой счет, — сказал Джексон более оживленно, — но я рассчитывал с вами посоветоваться по… по личному вопросу. Я подумал, что мы обо всем переговорим во время ленча. Послушайте, не могли бы вы найти для меня часок сегодня вечером? Или в ближайшие дни?
 Чувствовалось, что он действительно был крайне заинтересован и даже обеспокоен. Тут не было никаких сомнений.
 — Сегодня вечером годится, — ответил Роджер, — может быть, вы заедете ко мне после обеда, скажем, в половине девятого?
 — Вы очень любезны, мистер Вест. Я обязательно воспользуюсь вашим приглашением. Вы не станете возражать, если… — он не стал продолжать, как будто бы даже пожалел, что сказал и эти несколько слов, и добавил более официально: — Договорились, в восемь тридцать на Белл-стрит.
 — Буду вас ждать, — сказал Роджер.
 Когда он дал отбой, Роджеру пришла в голову мысль, что Джексон заранее узнал, где он, Роджер, живет. Ну что же, не впервые адвокаты вели с ним приватные разговоры. Бесполезно гадать о причине, но невозможно и не учитывать тот факт, что Джексон был по-настоящему разочарован из-за несостоявшегося ленча.
 Роджер спустился на лифте вниз и пошел к своему зеленому «Бомслею», который стоял тут же во дворе. Никто с ним не заговорил на эту тему, но он чувствовал, что даже одетые в форму охранники во дворе раздумывали над тем, что «Красавчик» Вест испытывает в связи с болезнью П.К.
 А у него в душе был настоящий ад.
 Может быть, то же самое можно было сказать и про многих других людей, в том числе и про родных советника миссис Китт. М.С… Интересно знать, — подумал он, — пришла ли она в себя? А вдруг она умерла и таким образом у него в руках окажется дело, новое дело об убийстве?
 Скоро он обо всем узнает.




 5
 Наблюдательный полицейский


 — Вот эта комната, — сказал Джем Конноли, — в ней ничего не изменилось. Никогда не угадаешь, что потребуется вам — гениям из Скотланд-Ярда. Мы живем в постоянном страхе и трепете перед вами.
 — Так и следует, — невозмутимо согласился Роджер. Своей деловитостью и довольно тяжеловесным юмором Конноли ему здорово помог. Он был человеком неподходящей наружности для старшего полицейского офицера, хотя бы благодаря своему невысокому росту. Сорок лет назад его с большим трудом приняли в полицию именно по этой причине. Годы согнули и плечи, и спину, так что теперь Конноли положительно был низеньким. Роджер был на целую голову выше, в нем было более шести футов. Массивный и быстрый. Солнечный луч, проникающий через открытую дверь дома на пустоши, играл на его светлых волнистых волосах.
 Снаружи находилось несколько участковых работников. Основное было уже сделано, измерения, фотографии, проверка отпечатков пальцев, поиски улик. Снаружи дом представлял уродливое сооружение позднего викторианского стиля с красными кирпичными стенами и остроконечной башенкой с высокой черепичной крышей, которая сильно смахивала на колокольню. Внутри холл и комнаты были вполне пропорциональными и, хотя меблировка явно обветшала, общее впечатление было импозантным.
 Конноли провел Веста в комнату напротив, не слишком большую, однако больше любой комнаты в доме самого Веста в Челси. Сейчас размеры комнаты едва ли привлекали внимание, потому что в глаза бросилось хаотическое состояние. Весь пол был усеян обрывками бумаги, в камине виднелась груда сожженных документов, — черные, ломкие, блестящие, причем сразу же можно было сказать, что в основном это газеты. Большой книжный шкаф красного дерева, стоявший по одной стене, был раскрыт нараспашку. С нижних полок его были вытащены почти все бумаги, так что внутри практически ничего не осталось. Две или три большие книги валялись на полу, а все страницы из них были повыдерганы.
 — Можно не сомневаться, — сказал Конноли, — что что-то он искал.
 — Кто он ?
 — Красавчик, не станешь же ты меня уверять, что это дело рук женщины?
 — Мне просто хотелось уточнить, — сухо ответил Роджер, — какие-нибудь фотографии готовы, Джем?
 — Сейчас прислали с нарочным.
 — Прекрасно.
 Чартворд был позабыт, впрочем, как и все остальное, помимо предстоящего расследования. Налицо было почти идеальное преступление с точки зрения его показательности: развороченная комната, порванные книги, сожженные бумаги, раскрытые шкафы и выдвинутые ящики, а на полу, как раз перед бюро, около стула скрюченная фигура женщины. Роджер занялся ею.
 — Значит, она крупная?
 — Пять футов, девять дюймов, более пяти пудов.
 — Как она себя чувствует?
 — Все еще без сознания.
 — Шансы?
 — Она ничего не говорит. Около нее дежурит муж.
 — Где он был вчера вечером?
 — Уезжал на собрание. Они одни из самых активных общественных деятелей в Лигейте. Между нами, Красавчик, — Конноли заговорил с жаром, — мне нравится эта пара и, пожалуй, я даже предпочитаю старого доктора Китта его супруге. Но чуть-чуть! Она вечно кричит о том, что полиция преследует водителей, но у нее в одном мизинце больше настоящей человеческой доброты, чем у большинства людей во всем их существе. Верно, она поднимает много напрасного шума по пустякам, но одновременно творит добро. Она является организатором почти всех молодежных мероприятий местного клуба, домов для престарелых, посещения больных… Одним словом, мисс Китт и общественное благосостояние — синонимы в нашей местности, и поэтому никто не обращает внимания, когда она поднимает вопль об ограничениях, или, как она выражается, «ущемлениях прав мотористов». Правда, это у нее своего рода пунктик, — усмехнулся Конноли, плутовато подмигнув, — но это не самое страшное. Сама она водит развалюху-«Остина» и вечно оставляет его там, где это строго воспрещается.
 Роджер принялся за осмотр бюро.
 На нем стояла фотография молодой женщины со свежим привлекательным личиком, веселыми глазами и умным, слегка насмешливым, изгибом губ. На такое лицо против воли посмотришь во второй раз.
 — Кто такая?
 — Племянница мисс Китт, ее единственная близкая родственница. Эйкерс, Джун Эйкерс.
 — Странно, что этот тип не разбил портрет, — заметил Роджер, — на каком собрании был доктор Китт?
 — В местном городском зале. Понимаете, сейчас идет кампания протеста против сноса ряда старых зданий по другую сторону вересковой пустоши. Они в антисанитарном состоянии, не у места, но хозяева и жильцы подняли вой. Доктор Китт был председателем на собрании, которое продолжалось с восьми часов до одиннадцати. После этого он отправился с некотороми друзьями выпить по чашке кофе. Его жену нашли около десяти тридцати.
 — Каким образом?
 — Я натаскиваю своих полицейских.
 Роджер подмигнул. Разговаривая, он одновременно внимательно все разглядывал. Книги из бюро, некоторые из них раскрытые, не были тронуты, но около самой стены лежала груда старых газет, напоминая детские шалаши из сучьев. Похоже, что громила собирался уничтожить их все, но остановился на полпути. Некоторые газеты были разорваны на мелкие клочки. Кстати, те большие книги, от которых остались одни переплеты, тоже когда-то состояли из газетных вырезок.
 «…и данный полицейский, по имени Пай, почувствовал запах гари и решил, что ему нужно войти и проверить, — продолжал Конноли, — объяснил, что подумал, будто загорелась сажа в трубе, но тут на него упало несколько кусочков обгорелой бумаги, когда он проезжал мимо на велосипеде, поэтому-то он и захотел лично удостовериться. Он заглянул в окно, занавески были сдвинуты неплотно, и он увидел ее…»
 — Имеются ли данные, через сколько времени это было после того, как на нее напали?
 — Да, пожалуй, — сказал Конноли, — советник Виллербай готов присягнуть, что он разговаривал с ней по телефону минут двадцать, от девяти пяти до 9.25. Они вроде бы поспорили о каких-то делах совета и их беседа так затянулась, что он пропустил начало передачи вечерних известий. Он — болельщик новостей для дома, да и свои часы ежедневно вечером проверяет по большому Бену.
 Учитывая, что спорный вопрос касался проекта новых правил стоянки частных машин и, зная пристрастие миссис Китт к водителям, можно понять, почему так затянулся их телефонный разговор.
 Да и у советника тоже характер не ангельский, они оба горячились. Но Виллербай живет на другом краю пустоши и его пятеро детей и супруга могут показать под присягой, что он вечером никуда не выходил.
 — В чем заключались споры?
 — Все нужды Лигейта с успехом разрешили бы человек двадцать пять солидных филантропов, причем это вполне реально. Миссис Китт была против траты муниципальных денег. По правде сказать, Красавчик, миссис Китт тут совершенно права. Впрочем, она вообще редко ошибается.
 — Вижу, что ты вправду ее любишь? — с улыбкой сказал Роджер.
 — Если только она умрет, Лигейтская полиция будет переживать, как если бы погиб один из ее собственных сотрудников, можешь поверить мне на слово.
 Роджер снова ухмыльнулся.
 — Ясно, Джем Конноли. Ты не знаешь, ничего не украли?
 — Около двадцати фунтов из шкатулки на бюро, — Конноли указал на ящичек из зеленого материала, валяющийся подле камина, — она была взломана.
 — Отпечатки?
 — Ничего не найдено.
 — Как он попал в дом?
 — Не уверен, может быть, через окно над портиком. А может быть, она и сама его впустила.
 — Не знаете, больше ничего не пропало, — драгоценности, что-нибудь в этом роде?
 — У нее не было ничего особо ценного. Практически они были бедняки. Постепенно им пришлось продавать фамильные вещи, чтобы не умереть с голоду. Однако, они до сих пор остаются крупнейшими подписчиками на все местные благотворительные мероприятия.
 — Короче говоря, мотив неизвестен, — согласился Конноли. — Разумеется, меня тоже все это поразило. Я понимаю, что парень мог бы сделать подобный погром в комнате в поисках денег, но какого черта ему понадобилось сжигать газеты? Ума не приложу, а вы?
 — Ничего не понимаю, — ответил Роджер. — Знаешь, Джем, поручика эти обгорелые бумаги нам. Я вызову ребят из Ярда, пусть они над ними поколдуют. Скажи, этим телефоном можно воспользоваться?
 Когда Конноли сказал «да», Роджер набрал номер Белого дома 1212 и переговорил с Кортландом, который обещал прислать работника технического отдела и специалиста по бумаге.
 — Благодарю, — сказал Роджер. Он еще раз обшарил комнату глазами, потом взял карандашный набросок положения упавшей женщины. Голова у него была наклонена к одному плечу, мысли полностью заняты разбираемой проблемой. — Где были самые серьезные увечья?
 Конноли ответил очень медленно:
 — Трудно сказать. Она зверски избита — задняя часть головы, виски, лоб и верхняя половина лица. Похоже, что парень впал в неистовство. Но есть еще один любопытный момент. Скажите, вы когда-нибудь строите гипотезы или ждете, чтобы вам все стало ясно?
 — Если ее так жестоко избили, почему же она осталась жива? — спросил Роджер, потянувшись за медицинским свидетельством. — Ага, большинство увечий поверхностные, кровоподтеки, но ни одного повреждения черепа, кроме, кажется, одной трещины. Отчасти это объясняется орудием избиения, не так ли? Похоже на велосипедную цепь, верно?
 — Правильно, — сказал Конноли, — у нее на щеках ясно видны следы отдельных звеньев. Он бил ее по голове, как настоящий дикарь, а когда она потеряла сознание, повел себя, как сумасшедший, и учинил весь этот развал.
 — Избави меня бог от гаданий на кофейной гуще, но кто-то сильно не любил ее, потому что это не было сделано только из корыстных целей. Если, конечно, — добавил Роджер, заметив огонек в глазах Конноли, — какой-то хитрец не явился сюда для ограбления, а постарался придать делу вид личной мести.
 Конноли промолчал.
 — А что в отношении остальных помещений?
 — Ничего не тронуто, — ответил Конноли, — но давай сходим, посмотрим.
 Он пошел вперед. Двадцать минут были посвящены тщательному осмотру всего дома. Они остановились у слухового окна и разглядели следы изнутри и снаружи, где, как правильно говорил Конноли, виднелись царапины на кирпичах и пилястрах, поддерживающих навес. Они говорили о том, что кто-то влез наверх. Однако они не обнаружили ничего такого, что можно было бы назвать «вещественными доказательствами».
 — У Киттов имеется пара приходящих работниц, одна из них — старая служанка, вторая — сравнительно новая, — продолжал Конноли, — я сам разговаривал с ними сегодня утром, но ничего путного не узнал. Нажимал на то, что миссис Китт должен кто-то ненавидеть, чтобы с ней так поступить, но они ответили то же самое, что и я: у миссис Китт нет ни одного врага в целом мире. Конечно, насколько это нам известно, — сухо добавил Конноли. — Что ж, придется охотиться на тайных врагов, Красавчик?
 — Давай возвратимся в ту комнату, где на нее напали, — сказал Роджер. — Когда они отправились, он добавил: — Боюсь, Джем, у меня плохие новости для тебя.
 — Ты не должен мне их говорить. Давай, займемся этими газетными вырезками, сложим то, что возможно. Поможем твоим Ярдовским ребятам восстановить золу в подзольнике и, даст бог, они сумеют обнаружить хоть какие-нибудь улики. Да, нам надо искать человека, который до глубины души ненавидит миссис Китт, а ведь это может быть человек, которого она помогла упрятать в тюрьму, не правда ли, Красавчик?
 — Если бы ты был несколькими годами моложе, ты мог бы пойти работать инспектором в Ярд. Справился бы! Ну, что-же, примемся за дело.
 — На это уйдет порядочно времени.
 — Мы можем попросить прислать парней из Ярда.
 — Не стоит тебе заниматься такой черной работой, ты должен держать фасон, — насмешливо сказал Конноли. Он стоял и снова оглядывал картину погрома. Затем заметил, что мимо окна прошел молодой полицейский, и у него просветлело лицо. — Вот Пай с фотографиями. Наблюдательный малый. Мне будет интересно позднее узнать твое мнение о нем.
 Роджер рассеянно протянул «э-э», согнувшись почти вдвое, чтобы прочесть что-то в газете. Очевидно, что там были напечатаны некоторые «шедевры» из выступлений мирового судьи миссис Китт. Видимо, она сама собирала газеты, вырезала из них статьи, а затем подбирала в книги. Один подзаголовок и привлек внимание Роджера. В этот момент, некстати для него, донесся голос Конноли:
 — Могу поспорить, что ты не слышал ни одного слова?
 — Прошу прощения, — сказал Роджер, поднимая газету. Она была порезана в нескольких местах, но эта статейка оказалась цела… — Ты веришь в совпадения, Джем, — несколько месяцев назад была сбита машиной женщина. Она умерла. Мы этого негодяя так и не поймали. Некая мисс Брэй. А вот слова миссис Китт по тому делу, где мисс Брэй выступала в качестве свидетельницы. Четыре года назад.
 «Автомобилиста нельзя винить», — гласил заголовок. Суть дела сводилась к тому, что некто Бенджамин Фарилей Канлиф обвинялся в неосторожной езде. Лигейтский суд приговорил его к уплате штрафа. Несчастный случай произошел в Лигейте на Коннон-стрит рано утром, 17-го мая. Под машину попала миссис Эвелин Роули. В тяжелом состоянии она все еще находится в больнице.
 Мистер Роули, старший фармацевт Лигейтского отделения фирмы Смартов, не предъявлял претензий.
 Позднее миссис Китт, М.С, председательствующая на суде, сказала, что водителя нельзя винить. Во всем виновата одна несчастная женщина. Независимо от того, как бы нам ее ни было жалко, мы не можем сентиментальничать в отношении подобных фактов, говорила миссис Китт.
 — В той шумихе, которая привела к суду, виновен, в основном, преподобный Питер Вейт. Миссис Роули в мае ждала ребенка. Вследствие несчастного случая он родился мертвым.
 Мистер Артур Роули, муж, давал показания истеричным голосом, было ясно, что он не может оправиться от удара. Он рассказал, что его жена была счастлива в ожидании ребенка, никаких неприятностей у нее не было.
 — Миссис Китт говорит без обиняков, — заметил Роджер. — Великолепно помню, что я сам говорил тебе только об этом, только что… А также о том… что Пай пришел сюда со всеми фотографиями и что тебе хотелось бы услышать мое мнение об этом парне.
 — Ага, значит, ты умеешь не спать во сне?
 — Только у меня никогда нет времени на сон, — засмеялся Роджер, — прежде чем повидаться с ним, скажи-ка мне, этого преподобного Вейта, не называют ли пастором Питером?
 — Да, он когда-то был миссионером. В своих поступках он исходит из самых лучших намерений, но, как правило, доставляет кучу неприятностей. Мир полон чокнутых…
 — Ему не по душе цифры дорожных катастроф и их жертв, — сухо сказал Роджер. — А что произошло с пострадавшей, с этой миссис Роули?
 — Кошмарная история, — ответил Конноли. — Она была парализована, не могла ни говорить, ни двигаться. Живой мертвец. В конце концов умерла, примерно, через год после несчастного случая. Впрочем, это не имело влияния на решение суда. Она вышла из автобуса, не посмотрев, куда идет. Если бы ты спросил мое мнение, то пешеходы представляют не меньшую угрозу для дорожных катастроф, чем водители.
 — Мы можем позднее поговорить на эту тему, а сейчас уж лучше пригласить Пая.
 Конноли тут же повысил голос:
 — Входите, констебль.
 Полицейский констебль Пай был почти полицейским из учебника, у него не требовалось проверять необходимый рост, он был выше пяти футов восьми дюймов, высоченный, широкоплечий детина, отнюдь не толстый и не обрюзгший, с умными серыми глазами на продолговатом лице, с квадратной челюстью. Чувствовалось, что этот парень всегда начеку.
 — У меня фотографии миссис Китт, сэр.
 — Благодарю, — Конноли взял снимки. — Это старший инспектор Вест из Ярда.
 — Горд познакомиться с вами, сэр.
 У Пая был приятный голос и открытый взгляд.
 — Рад вас видеть, Пай. Как я понял, вы первый обнаружили то, что здесь произошло?
 — Да, сэр.
 — Расскажите мне по порядку, хорошо?
 Пай взглянул на старшего офицера.
 — Да, сэр, но я уже…
 — Повторение мне не повредит, — усмехнулся Конноли, — но постарайтесь не искажать фактов.
 — Не имею такой привычки, — ответил Пай, явно обидевшись. Он с каким-то вызовом посмотрел Роджеру в глаза и у того мелькнуло в голове, что с таким видом выступают свидетели в муниципалитете. Но Пай толково рассказал про запах дыма и все свои действия, что он предпринял потом, не тратя лишних слов на «лирические отступления».
 — Совершенно ясно, благодарю, — сказал Роджер. — Не забудьте, что мне нужна копия вашего донесения в письменном виде.
 — Понятно, сэр.
 — Прекрасно. У вас все?
 — Ничего такого, что было бы связано непосредственно с данным делом, всего лишь незначительная деталь.
 — Слушаю вас.
 — Немного раньше, вечером, когда я объезжал на велосипеде свой участок, поскольку он очень большой, я заметил человека, который вышел из-за угла поблизости от дома миссис Китт. Он сел в машину, стоявшую недалеко, и уехал. Я не мог понять, зачем ему понадобилось оставлять машину за углом, ведь ее можно было поставить в любом месте. Не стану утверждать, что в тот момент мне это показалось подозрительным, но я обратил внимание на это. Потом, когда я подъехал к другой стороне здания, до меня донесся запах гари. Ветер дул в мою сторону. Однако, сперва я не стал ничего предпринимать и продолжал свой дозорный объезд. Но потом возвратился назад. На этот раз на меня упало несколько кусочков обгоревшей бумаги, и вот здесь я решил проверить дом.
 — Какой марки была машина? — спросил Роджер.
 — Темный «Остин-Изо», сэр, модель прошлого года.
 — Уверены?
 — Да, сэр.
 — Регистрационный номер?
 — Необычный, сэр. Л-573-ПР, — Пай ответил отрывисто и деловито. — Мне никогда до этого не приходилось видеть номера с буквенными индексами, разделенными таким образом. — По-видимому, из-за этого я так хорошо и запомнил этот номер. Я проверил, сэр, это новая серия.
 — Да, мы тоже проверим этот номер, — сказал Роджер, делая пометку в блокноте, — и если бы все во время дозорных обходов держали глаза открытыми и тренировали память, как это делаете вы, нам жилось бы намного легче. Спасибо, Пай. Вы знали миссис Китт?
 — Очень хорошо, сэр.
 — Она вам нравилась?
 — Поразительная леди, сэр. Если она умрет… — Пай резко замолчал. — Есть ли какое-нибудь известие о ее здоровье, сэр?
 Роджер теперь был связан с двумя больницами. Через полчаса он позвонил в обе и получил один и тот же ответ: «Без перемен».
 Но перемены к худшему были во взаимоотношениях между Чарльзом и Розмари Джексонами.




 6
 Перемена к худшему


 За те недели, которые прошли после того, как Розмари получила первое анонимное письмо и обнаружила следы пудры, духов и губной помады, обстановка в маленькой квартирке претерпела большие изменения к худшему. Это началось с вечера того дня, когда Чарльз возвратился, вполне удачно поработав весь день со старым Нодом и ожидая похвал и домашнего уюта.
 Вместо этого он нашел Розмари спокойной и почти чужой, а так как он сильно устал, то его беспокоило то, что как следует они так и не помирились.
 На следующее утро, после традиционного завтрака он ушел из дома в холодном молчании.
 В течение двух дней Розмари уговаривала себя, что должно существовать какое-то объяснение, что, может быть, письма лживые. Но, когда приходил Чарльз, у нее перед глазами упорно маячили напечатанные на машинке строки, следы пудры и губной помады на носовом платке. На третий вечер, в пятницу, он явился домой, где его ждал ставший уже привычным прием.
 — Хорошо, Розмари, — заявил он, — если ты собираешься продолжать в том же духе, я с этим смирюсь. Но по крайней мере сообщи мне причину.
 — Причина тебе известна.
 — Единственная известная мне причина — женские капризы.
 Она вскочила со стула, вылетела из комнаты, причем он остался сидеть на стуле с открытым ртом, и так же быстро возвратилась назад со злополучным платком в руках. Пораженный, он внимательно разглядывал все пятна, поглядел на следы пудры, даже понюхал духи, постепенно приходя в себя, а потом сказал тоном, в значении которого невозможно было ошибиться.
 — С тех пор, как мы женаты, я ни одного часа не провел наедине с другой женщиной, если, конечно, не считать бесед с клиентами у меня в конторе в присутствии мисс Тривитт, «интимными свиданиями».
 — Но, Чарльз, каким образом?
 — Говорю тебе, я не провел наедине с другой женщиной ни единого часа с момента нашей свадьбы. Я не целовал, не тискал, не обнимал, не ласкал, не насиловал и не сожительствовал ни с одной женщиной с тех пор, как… — и тут Чарльз внезапно усмехнулся и плутовато подмигнул, отчего его усталое лицо сразу приобрело мальчишеское озорное выражение, — как начал все это… проделывать с тобой.
 — Чарльз, но если это так, то…?
 — Дорогая, — сказал он, — мы не на суде, повторяю тебе, я, как и раньше, отчаянно влюблен в тебя, у меня ни разу и мыслей-то не возникало о неверности, не то чтобы какие-то поступки! Припоминаю, что недавно, действительно, получил надушенное письмо от женщины, сыну которой помог избавиться от крупных автомобильных неприятностей. Но, дорогая, ради бога, не заставляй меня представлять тебе… доказательства.
 Она бросилась к нему на шею. Но все же прежнего не вернуть…
 Прежде всего потому, что письма продолжали приходить, все очень короткие и на ту же тему, напечатанные на одинаковой бумаге тем же шрифтом и все отправленные в Лондоне, В-1.
 Во-вторых, потому, что Чарльзу приходилось несколько раз в неделю задерживаться по вечерам в конторе из-за дела Ньюмана. Старый Нод был самым свирепым надсмотрщиком в Темпле.
 Таким образом Розмари очень много времени была предоставлена себе самой. И именно поэтому, по вечерам, когда Чарльз отсутствовал, начинались телефонные звонки.
 Они были предельно лаконичными, примерно такого содержания:
 — Где он сегодня? — спрашивал мужской голос, или: — «Не верьте ему, он искусный обманщик», или же: — «Он смеется над вами»…
 Все вместе взятое вконец измотало нервы Розмари, так что теперь у нее редко бывали по-настоящему счастливые минуты между длительными периодами мрачного отчаяния.
 Хотя она рассказывала Чарльзу про каждый звонок, и они бесконечно об этом рассуждали, в глубине души она уже не могла ему полностью доверять. По временам она становилась рассеянной, легко раздражалась и плакала. Чарльз никогда не был уверен, какой прием его ожидает дома по возвращении с работы или же ранним утром. Но гораздо более важным было то, что она охладела к нему, ненавидя себя за это. Однако, ничего не могла с собой поделать.
 У нее начались постоянные головные боли.
 — Мы тебе говорили, — шипела родня Джексона, — мы тебя предупреждали, что она тебе не пара!
 Примерно часа в 3–4, когда Роджер Вест все еще находился в Лигейте, Розмари Джексон сидела подле окна, рассеянно смотря на большой сад соседнего углового дома. Уже появились ранние бледно-желтые нарциссы, хотя еще полностью не расцвели, а вот на желтофиолях красовались большие бутоны. Деревья пестрели в молодой листве, цветущие кустарники великолепно реагировали на раннюю весну, а два диких миндаля посреди лужайки являли собой восхитительное зрелище: гигантские букеты нежно-розового цвета. Было трудно поверить, что это пустоцвет.
 Однако Розмари почти ничего не замечала. Щеки были бледными, глаза лихорадочно блестели, как будто у нее была повышена температура. Никакие резонные рассуждения ей больше не помогали, она была во власти чувств и, казалось, в мире не было такой силы, которая могла бы что-либо изменить. Яд недоверия к Чарльзу был таким сильным, что постепенно убивал ее.
 Она начала страшиться его возвращения домой.
 Зазвонил телефон.
 Теперь она боялась и телефонных звонков, потому что это мог быть «он» с новым лаконичным заявлением — еще один повод думать, что Чарльз ее обманывает.
 Поэтому она сначала не захотела подходить к аппарату, но когда он продолжал настойчиво звонить, подняла трубку с таким видом, будто в ней было пять пудов веса.
 — Миссис Джексон слушает.
 — Добрый день, миссис Джексон. Это мисс Тривитт. С вами хочет поговорить мистер Джексон.
 «Это контора, слава богу.»
 — Я слушаю.
 — Обождите минуточку.
 Через секунду она услышала голос, который говорил, осторожно выбирая слова, что стало для него характерным в последние дни.
 — Алло, дорогая, как ты там?
 — Все в порядке, Чарльз.
 — Прекрасно, дорогая, сегодня вечером я должен поехать по делам на пару часов.
 У нее внутри все сжалось и похолодело.
 — Ясно, — сказала она упавшим голосом.
 — Я хотел узнать, не поехала ли бы ты со мной?
 Это было совершенно неожиданно, почти фантастично.
 — Повидаться с клиентом, Чарльз?
 — Отчасти навестить человека, с которым у меня масса дел и который, возможно, сумеет помочь и нам.
 — Ты имеешь в виду врача? Нет, Чарльз. Я уже и раньше тебе говорила, что я не больна и что…
 — Не врача, — спокойно ответил Чарльз, — а полицейского.
 — Ты с ума сошел…
 После маленькой заминки Чарльз заговорил с большой убежденностью:
 — Возможно, но мы должны разобраться в сути этой истории. Я пришел к убеждению, что нам надо поручить полиции отыскать человека, который посылает анонимки и звонит по телефону. Это простое дело с пасквилянтом и, во всяком случае, — Чарльз снова остановился, со свистом втянул воздух, и затем предложил: — это один из наиболее опытных работников Скотланд-Ярда. Я знаю, что он соблюдет нашу тайну и мне бы хотелось, чтобы ты поехала вместе со мной, дорогая.
 Когда он замолчал, снова повисла продолжительная тишина.
 — Чарльз, — спросила, наконец, Розмари, — ты и правда готов пойти даже на это, чтобы узнать, кто посылает такие письма?
 — Я уже три недели назад нанял частного сыщика с этой целью, — холодно заявил Чарльз, — но он ничего не обнаружил. Ярд справится гораздо лучше. Ты поедешь?
 Она почти плакала.
 — Да, да, конечно, с радостью!
 — Именно это я и хотел узнать, — спокойно сказал Чарльз. — Послушай, дорогая, давай, поедим где-нибудь в ресторане. Мы с этим парнем договорились встретиться у него дома в 8.30. Так что у нас уйма времени. Я вернуеь домой в половине седьмого. Мы поедем на машине. Будь готова!
 — Я буду готова! — радостно обещала Розмари.
 В течение получаса она была вне себя от возбуждения. Начав одеваться, она впервые за несколько недель почувствовала себя менее подавленной. Чарльз может сразу приехать на такси, хотя в часы пик иногда быстрее бывает добраться пешком. Она прижалась к стеклу, стараясь в сумерках разглядеть одинокую фигуру мужа и при этом отметила, что на другой стороне у обочины стоит небольшая черная машина.
 И тут она увидела Чарльза. Он шел торопливой походкой, размахивая сложенным зонтом. Она была готова на всю улицу закричать его имя, таким близким показался он ей в эту минуту.
 Одновременно она заметила, что та машина тронулась с места.
 Боковые огни у нее были включены, но вообще-то она представляла собой не более чем темную массу, пришедшую в движение. Окно было заперто, так что Розмари не могла ничего слышать, но она видела, как Чарльз сошел на мостовую и как машина быстро набирает скорость.
 Казалось, что она устремилась прямо на него…




 7
 Наезд машины


 Чарльз Джексон видел, что в окне спальни горел свет, ему даже показалось, будто он различает голову и плечи Розмари. Он молил бога, чтобы так оно и было.
 На протяжении последних недель он был близок к отчаянию. Иногда ему в голову закрадывалось сомнение, смогут ли они в будущем быть счастливы с Розмари и не были ли правы его родители и сестра. По временам он почти сомневался, не верил собственным глазам, которые смотрели на короткие, напечатанные на машинке письма, пудру, платок со следами губной помады. Самое скверное было то, что всего лишь пару месяцев назад «Мерридью» защищал интересы человека, жена которого, пожелав получить свободу, подстроила свидетельства против него и даже возбудила бракоразводный процесс. Джексон не мог, вернее не хотел, поверить тому, что у Розмари были такие же гадкие намерения. Но иной раз ее поведение почти пугало его.
 Он воспользовался услугами одного из лучших частных бюро в Лондоне, но безрезультатно.
 Он даже поручил следить за Розмари…
 Те моменты, когда они спокойно могли обсудить сложившуюся обстановку, становились все более тяжкими. Розмари стала такой легковозбудимой, что любое неосторожное слово, а иной раз и слова, в которых вообще не было ничего обидного, доводили ее до слез или же вызывали в ней ярость.
 Давно уже он не подходил к своей маленькой квартирке с чувством такого нетерпения.
 Да, вот она стоит. Темный силуэт на фоне освещенного окна.
 Если она так же волнуется, как он, тогда сегодняшний вечер, может быть, станет поворотным моментом в их взаимоотношениях.
 Он машинально отметил маленькую темную машину, стоящую с краю дороги, почти у самого угла. При других обстоятельствах он, возможно, и подумал бы, что она стоит слишком близко, но сейчас в Мьюсе было небольшое движение и большая часть машин ездила медленно, так что ничего особо опасного в этом не было…
 Ближайший фонарь находился на некотором расстоянии, да и не мешало бы подрезать огромные сучья дерева, нависавшие над тротуаром. Район Мьюса освещался до сих пор газовым светом. Старомодные лампы были прикреплены металлическими скобами к стенам домов, большие двери гаражей были заперты. Единственное освещенное окно на улице — его собственная спальня.
 Теперь он отчетливо различил, что Розмари машет ему рукой.
 Он услышал шум автомобильного мотора, но ему и в голову не пришло, что это опасно. Он миновал машину и уже было ступил на камни мостовой, когда до него дошло, что двигатель стучит во всю, но и это его не встревожило. Он стал переходить дорогу.
 Чарльз заметил краешком глаза задние огни машины, которая повернулась на 180 градусов и теперь быстро приближалась.
 Все, что он мог различить, это надвигающуюся черную массу, слепящий свет и силуэт человека за рулем, одетого в фетровую шляпу. Все, что он мог расслышать, это рев мотора. Он окажется прямо под машиной, когда она вывернет из-за угла. А если он шагнет назад, его заденет при повороте. Ему оставалось только прыгать вперед. И он прыгнул…
 Он почувствовал, как что-то схватило его за пальто и свалило с ног, ему было немного больно, но настоящего удара он не почувствовал, хотя и тяжело свалился на камни мостовой, ударившись лбом, после чего окончательно потерял сознание.
 А шум мотора заполнил весь Мьюс, как завывание грозной, неумолимой стихии.
 Машина, подпрыгивая на булыжниках, снова сделала полный разворот в нескольких метрах от распростертого на земле беспомощного тела и теперь дальнейшая судьба человека целиком зависела от прихоти шофера.
 Розмари так быстро сбежала с лестницы, что успела достигнуть ее подножья еще до того, как Чарльз упал.
 Она распахнула дверь и в темноту устремился свет, отразившись на блестящем черном лаке машины, которая промчалась мимо, и на бледном лице шофера. На одно мгновение водитель повернулся к ней, потом круто завернул машину и направил ее к распростертой фигуре Чарльза.
 — Нет! — истошным голосом закричала Розмари, — нет-нет-нет!!
 Она побежала к мужу.
 Она видела, как правая рука Чарльза потянулась к ней умоляющим жестом, как едва заметно приподнялась голова, но машина неумолимо надвигалась на него, как будто водитель решил закончить свое черное дело.
 Но тут из-за угла показалась вторая машина, снизившая, как положено, скорость на повороте.
 — Стоп! — закричала Розмари. — Стоп!
 Она задыхалась от бега и крика, хотя и понимала, что кричать бесполезно. Слишком далеко. Ей казалось, что для Чарльза все потеряно, однако она ошибалась. Преступный водитель вынужден был повернуть руль, ибо если бы он поехал прямо через свою жертву, он непременно врезался бы во вторую машину, которая притормозила на углу.
 Теперь возможность ускользнуть из Мьюса почти равнялась нулю. Похоже было, что вторая машина целиком заняла всю проезжую часть улицы.
 Колеса завизжали.
 И все же черная машина проскочила между стеной дома и второй машиной на расстоянии нескольких дюймов. Водитель погнал к следующему повороту, откуда можно было уйти по десятку различных переулков и не бояться погони.
 Розмари опустилась на колени подле Чарльза.
 — Спокойнее! — сказал водитель, выскочивший из второй машины, — дайте-ка мне посмотреть на него! Мне думается, что он не сильно пострадал!
 Действительно ли он так думал, или произнес эти слова только, чтобы утешить Розмари, не имеет значения. Он тоже нагнулся над неподвижной фигурой Чарльза.
 В этот момент подъехала еще одна машина. Откуда-то появилось несколько пешеходов. Начались неизбежные пересуды.
 — Вы что-нибудь видели?
 — Нет.
 — Машина ужасно шумела, не правда ли?
 — А за доктором послали?
 — Доктор, — повторила Розмари, — позовите доктора.
 — Я не думаю, что ему требуется врач, — сказал человек, стоявший подле Розмари, — видите, пальто порвано на спине, наверное, здесь его зацепило крылом машины, а на лбу огромная шишка, которой и объясняется обморок. — Он быстро ощупал тело Чарльза, нашел пульс и категорически заявил: — Через несколько минут он наверняка сам сумеет обо всем рассказать. Давайте перенесем его на тротуар, мне нужно ехать дальше.
 — Требуется помощь? — спросил ближайший сосед.
 — Он не ранен?
 — Сбила машина, да и скрылась?
 — Проклятые свиньи, их надо вешать!
 Двое мужчин осторожно подняли Чарльза и в этот момент его губы зашевелились, ресницы дрогнули, казалось, он пытался что-то сказать. Вскоре его глаза широко раскрылись. Розмари охватила его руками.
 — Дорогой, ты не ранен? Не шевелись, не…
 — Ничего, мне уже лучше, — пробормотал Джексон. — Какая дикость, он пытался меня переехать…
 — Положите его в постель, — посоветовал водитель второй машины.
 При помощи двух мужчин Джексон смог добраться до парадной двери, которая была раскрыта настежь. Эти же люди помогли ему подняться наверх, в то время как Розмари бросилась вперед, чтобы приготовить для него кресло, подставила пуфик под ноги и немедленно по телефону стала вызывать врача.
 Роджер Вест вошел в свою пустую квартиру на Белл-стрит, включил свет в холле, затем запер за собой дверь, забросил шляпу на верхушку вешалки, провел пальцами по волосам и с хмурым видом направился на кухню. Здесь не пахло стряпней, а стояла идеальная тишина нежилого дома, которая совершенно не устраивала Роджера. Его жена и двое детишек уехали: Джанет — к сестре, которая была на девятом месяце в ожидании третьего ребенка, а мальчишек отправили к знакомым, живущим неподалеку от школы. Все это было неизбежно. Но вот уже пошла вторая неделя, а Роджеру казалось, что его одиночество может затянуться еще на три-четыре недели.
 Он мог пойти покушать где-нибудь вне дома или приготовить какой-то немудреный ужин из домашних запасов.
 Войдя в кухню, он немного повеселел, потому что приходящая днем домработница вымыла всю грязную посуду, оставшуюся после вчерашнего ужина и сегодняшнего завтрака.
 Он заглянул в кладовую и в холодильник. Ого! Она пополнила оскудевшие запасы. В холодильнике были яйца, сосиски, бекон — все, что ему требовалось. Значит, можно поужинать дома, подкрепив свою решимость рюмкой виски.
 Он отправился в переднюю комнату, чтобы налить себе спиртного, и остановился с рюмкой в руках. Его физиономия снова нахмурилась. Какое убожество! Другого слова не подберешь. Именно убожество! Недавно Джанет толковала о новых занавесях и новом ковре, если будет возможность, но вся обстановка вообще была убогой. Разнородная мебель, старые занавески, ковры, — никакая полировка и починка не могли этого скрыть.
 За две недели отсутствия жены на всем скопился плотный слой пыли, нечто вроде плесени, которая еще более усиливала непрезентабельный вид помещения.
 — Пора уже что-то предпринять в этом плане, — сказал Роджер вслух, — деньги уходят неизвестно куда.
 Часы на камине — бронзовые корабельные часы, отличавшиеся точным ходом, — пробили один раз, показывая половину седьмого, Джексон должен был прийти в половине девятого. Интересно знать, что ему нужно? Значит, у Роджера есть еще пара часов. Не забыть закрыть кухонную дверь во время стряпни, чтобы чад не проник в холл.
 В углу стоял походный ящичек для столового серебра на ореховой подкладке-подставке. Ничто не могло заставить эту вещь выглядеть убогой. Может быть, это — лучшее, что у них было, после пианино.
 И то, и другое — подарки. Серебро подарил к свадьбе сэр Гай Чартворд. Роджер угрюмо уставился на ящик. Из больницы новостей не поступало. В Ярде практически никто не надеялся на благополучный исход. Все бюллетени были плохими.
 — Мне лучше самому рассказать Джанет до того, как она прочитает в газетах, — размышлял Роджер. Он твердо усвоил, что ежедневно в десять часов обязан звонить Джанет.
 Забрав бутыль с виски и содовую в кухню, Роджер накрыл салфеткой кухонный стол и принялся жарить на одной сковороде бекон, яичницу и сосиски. Тонко нарезав хлеб, он приготовил тосты. Сначала он не мог думать ни о чем ином, кроме Чартворда, затем усилием воли переключился на советника, миссис Китт.
 Любопытное дело с несколькими странными особенностями! Почему бандит порезал те газеты, и что было сожжено? Почему он так зверски избил миссис Китт и, однако, не удостоверился, что она убита?
 Если бы он воспользовался молотком или кистенем, или же задушил ее…
 Ладно, он этого не сделал. Взял обыкновенную велосипедную цепь, излюбленное орудие многих бандитов. Две или три шайки Лондона недавно «изобрели» такой способ избиения своих жертв. Можно себе представить, какая это была нечеловеческая боль!
 Роджер уже познакомился с мистером Киттом. Седоволосый старик, державшийся прекрасно, но явно страшно переживающий за жену.
 До сих пор не было ни единой зацепки, кроме номера машины, притом фальшивого. Все полисмены в Лондоне были предупреждены, что в случае, если этот номер снова где-то появится, немедленно звонить в Управление. Но, поскольку номер был фальшивым, дело приобретало иную окраску. Только закоренелые опытные преступники прибегают к поддельным номерным знакам.
 Почему такой тип напал на миссис Китт?
 Роджер наблюдал, как сооблазнительно и весело подпрыгивали сосиски на раскаленной сковороде и как шипели яйца. Бекон уже пережарился, его пришлось сдвинуть в сторону.
 Да, он недостаточно внимателен. Его терзают думы о мотиве преступления. Конноли и доктор Китт настаивали, что «все любят миссис Китт». До сих пор ни один из опрошенных не допускал, что у нее могли быть враги.
 Может быть, мотивом было простое ограбление, а жестокое избиение и учиненный разгром явились следствием разочарования преступника?
 А может быть, это ненормальный?
 Роджер выложил еду на тарелку. Он был уверен, что ничего не пропустил, да и Конноли тоже малый не промах!
 Нужно обо всем этом на время забыть.
 Он наполовину справился с ужином, когда зазвонил телефон. Сам аппарат находился в передней комнате, наверх была сделана только отводка. Сколько раз Роджер давал себе слово сделать вторую — на кухне, но у него до этого все «руки не доходили». Он с шумом отодвинул стул и поспешил к телефону.
 В почтовом ящике торчали вечерние газеты. Черт подери, почту приносят все позднее и позднее. Он включил свет в «убогой комнате» и взял телефонную трубку.
 — Роджер Вест слушает.
 — Алло, Красавчик, — послышался явно торжествующий голос Конноли, — до меня дошли слухи, что у тебя сегодня наполовину выходной. А я все еще на работе.
 — Я знавал и таких болванов, которые спали у себя на работе, — в тон ему ответил Роджер, — в чем дело?
 — Мы кое-что обнаружили…
 — Выкладывай.
 — Возможно, это нам кое-что даст, — продолжал Конноли, — но для людей, знавших миссис Китт, это показалось невероятным. Особенно будет потрясен старик-доктор. Ее шантажировали…
 — Вот как?
 — Да, мне только что позвонили ваши ярдовские всезнайки, ты велел им передать мне, если тебя не окажется на месте. Как будто бы газеты попали в камин, чтобы устроить хорошее пламя и сжечь небольшую записную книжку, нечто вроде дневника, который вела миссис Китт. Некоторые из страниц можно было прочитать. Кроме того, твоим чудо-ребятам удалось восстановить кое-какие надписи на сгоревших страницах. Это не больше и не меньше, как отчет о суммах, выплаченных шантажисту. Телефонные звонки и анонимные письма, что продолжалось около шести месяцев. Как мы сумели понять, храбрая старушка пыталась установить личность негодяя… Не можешь ли ты приехать, или это дело подождет до утра?
 — К сожалению, сейчас я не могу приехать. Жду одного человека в 8.30, договорились заранее. — По правде сказать, у Роджера не было ни малейшего желания тащиться через весь Лондон, тем более, что причин для особой спешки не было. — Как ты считаешь, она что-нибудь разведала?
 — Трудно сказать. Во всяком случае мы не получили доказательств, что это так. Никаких имен.
 — Не догадываетесь, что за семейную тайну она скрывала?
 — Нет.
 — Докопайтесь до этого, а тогда, возможно, станет ясно, кто занимался шантажом, — сухо посоветовал Роджер. — Ну, и что же, она платила?
 — Да, по десять фунтов каждый раз.
 — Не велик барыш!
 — Для нее целое состояние. Гораздо больше, чем она могла себе позволить.
 — Как она платила?
 — Ценными бумагами. Из сохранившихся записей явствует, что за деньгами являлся какой-то парень. Она употребляет выражения, вроде: «Я видела его сегодня» или «думаю, на днях услышу о нем»…
 Наступила тишина, потом Конноли смущенно добавил:
 — Я еще ничего не рассказывал доктору Китту, может быть, ты, Роджер, возьмешь на себя эту неприятную обязанность? Я слишком хорошо знаю старика.
 — Хорошо, — немедленно согласился Роджер, — когда, сегодня?
 — Я бы предпочел, чтобы он спокойно проспал эту ночь, но если ты считаешь необходимым…
 — Я заеду к нему утром, — пообещал Роджер, — и я еще раз привезу лаборантов, пусть они восстановят все, что можно, на обгоревшей бумаге. Может быть, там-то и находится ответ на то, почему этот зверь ее так изувечил.
 — Каким образом?
 — Если она отказалась продолжать платить ему, шантажист мог явиться «проучить ее», чтобы после того, как она поправится, она стала бы посговорчивее и не лишила бы его верного дохода. Во всяком случае это, хотя и проблематичный, но определенный мотив.
 — Меня больше всего удивляет то, что кто-то ухитрился разыскать повод шантажировать миссис Китт, — с неподдельным изумлением говорил Конноли, — мне всегда казалось, что ее жизнь ясна, как открытая книга.
 Роджер усмехнулся.
 — Чужая душа — потемки, так или иначе, это малюсенькая лазейка, которую нам необходимо расширить.
 — О'кей, Красавчик, возвращайся к своему теплому семейному очагу. Спокойной ночи!
 Он дал отбой.
 Роджер вернулся к остывшим сосискам и затвердевшей яичнице. Он был так занят полученными новостями, что ел автоматически, запивая невкусную пищу легким элем, кружка которого стояла возле его тарелки.
 Ему бы следовало уже привыкнуть к данному факту. Он, пожалуй, и привык к нему. Просто не видно было конца неожиданным открытиям из области природы человеческих существ. Люди с незапятнанной репутацией и безупречной жизнью настолько часто имели тайные грехи или фамильные секреты, что ему не хватило бы пальцев на руках и на ногах, чтобы перечислить все известные только ему одному примеры…
 Было около восьми, когда он покончил с ужином. Он был уверен, что Чарльз Джексон явится в точно назначенное время. Глупо ломать голову над тем, что нужно Чарльзу, и не менее глупо все время возвращаться к тому случайному совпадению, что он обнаружил имя мисс Брэй в одной из сожженных газет в Лигейте.
 В вечерних выпусках имелось краткое сообщение о болезни Чартворда и подробное описание нападения на миссис Китт. Три газеты приводили различные суммы предполагаемой пропажи. Одна говорила о 37 фунтах, вторая — о 45, третья называла 96. И где только газетчики выкапывали подобный «достоверный» материал?!
 Снова зазвонил телефон.
 — Будь я неладен, если все-таки не проведу сюда этот чертов телефон! — в сердцах подумал Роджер и бегом отправился к аппарату.
 — Алло! — он посмотрел в незанавешенное окно, боясь пропустить Джексона, — Роджер слушает…
 — Я говорю по поручению мистера Чарльза Джексона, — раздался женский голос. — Я… я его жена, инспектор… — наступила пауза, как будто бы говорящая не знала, как продолжать. Потом начала скороговоркой: — Вы не могли бы сами сейчас приехать к нему? Понимаете, он попал в аварию и, хотя он мог бы подъехать, но ему не следует этого делать…
 — Разумеется, я немедленно выезжаю и таким образом сумею чуточку пройтись по воздуху. Только сообщите мне свой адрес, я его не знаю.




 8
 Совпадение


 Джексон сидел в кресле и его ноги покоились на пуфике. Рядом стояла сода-виски. На нем был надет халат, цвета красного вина и шлепанцы. Под халатом виднелась кремовая рубашка с открытым воротом.
 Глаза у него казались встревоженными, лоб и щеки заклеены пластырем, на носу большая ссадина. На правой руке была содрана кожа на косточках. Но, как будто бы, кроме этого, он не пострадал.
 Его жена, открывшая Роджеру, излишне много суетилась и волновалась, чтобы Джексон, не дай бог, не переутомился. Похоже, что ее беготня доставляла Джексону удовольствие.
 Жена, немногим старше девочки, обладала пушистыми, очень светлыми волосами, идеальным бледно-розовым цветом лица и небесно-голубыми глазами с длинными, загнутыми вверх ресницами. На ней было надето зеленое, цвета морской воды платье, отделанное черными кружевами. На одной руке поблескивало бриллиантовое кольцо, на второй — обручальное кольцо — солитер, стоимостью не менее пятисот фунтов.
 Роджер, всегда восприимчивый к царящей атмосфере, здесь почувствовал нечто непонятное. Он бы определил это так: «избавление от напряженности», хотя скорее можно было ждать обратного.
 — Приношу мои извинения, — начал было Джексон, когда Роджер уселся, — я бы поехал, но вот жена…
 — …поступила совершенно правильно, — поспешил его успокоить Роджер.
 Розмари немедленно улыбнулась. У нее были потрясающие зубы. Честное слово, немного найдешь женщин, которые бы производили впечатление вот таких хрупких красавиц.
 — Надо было бы совершенно не иметь головы на плечах, чтобы выходить еще раз из дома, — сухо сказала она. — Что вы будете пить, инспектор?
 — Если можно, виски с содовой.
 — Пожалуйста.
 — И просто «мистер», если вы не возражаете?
 Она испытующе посмотрела на него. И в его мозгу снова мелькнул вопрос, что она думает. Ответила она совершенно спокойно.
 — Что же, это проще, хотя и не так интригует.
 Подойдя к небольшому столику, она щедро налила виски в хрустальный стакан.
 Комната была длинная и узкая, выдержанная в голубых и золотистых тонах, обставленная с большим вкусом. Возможно, она была тесновата, но на ее убранство денег не жалели.
 — Как произошел этот инцидент? — спросил Роджер.
 — Боюсь, вы мне не поверите.
 — Посмотрим…
 — Понимаете, Розмари все время твердит, что это не случайный, а намеренный наезд. Я и сам сначала так подумал, но по-видимому дурак-шофер просто слишком резко вывернул из-за угла и чуть было меня не отправил на тот свет.
 Это было преподнесено весьма обтекаемо. При этом Джексон смотрел на жену такими глазами, как будто уговаривал ее больше не распространяться на эту тему.
 — Налить? — спросила Розмари, поднимая сифон с содовой. Она его взбалтывала до тех пор, пока Роджер не был вынужден попросить налить. Затем она придвинула ему стакан через столик, стоящий возле кресла, на котором сидел Роджер, и заговорила деловитым тоном.
 — Не может быть двух мнений, водитель пытался тебя убить.
 — Послушай, дорогая!
 — Водитель пытался его убить! — настаивала Розмари.
 Очевидно до прихода Роджера они уже спорили по этому поводу. Джексон стремился всеми силами принизить значение инцидента, а его жена, наоборот, просто кипела от волнения. У нее была забавная манера очень тщательно выговаривать все слова. И совершенно божественная фигурка с необыкновенно тоненькой талией…
 — Как все произошло? — спросил Роджер, поднимая стакан. — Во всяком случае, выпьем за полнейший провал его планов.
 — Мне бы следовало попросить ее замолчать, но ведь это напрасная трата времени, — смущенно сказал Джексон. — Ну ладно, милая, выкладывай свою теорию и поставим на этом крест.
 — Разумеется, я расскажу, — с жаром воскликнула Розмари. Она смешала для себя тоже бокал спиртного и уселась на пуфик между двумя мужчинами, в основном глядя на Роджера, а не на мужа.
 — Я стояла у окна, мистер Вест, поэтому все видела в мельчайших подробностях. Машина стояла за углом, а как только Чарльз подошел, водитель включил мотор. Он поехал прямо на него. Чарльз практически сумел увернуться, но все же машина толкнула его крылом. Он упал, ударился лбом о камни и потерял сознание. Я все это видела! — Она замолчала, по-прежнему не спуская с Роджера огромных глаз, в которых появилось нечто новое: непритворный страх, который нельзя было вызвать искусственно.
 Страх…
 — Я решила, что он непременно раздавит его во второй раз, — говорила она глухим голосом. — Понимаете, он заехал на территорию Мьюса, сделал полный оборот, мотор буквально ревел, должно быть, он включил третью скорость. Водитель направил машину прямо на Чарльза и, если бы не подоспела вторая машина, он бы с ним покончил. Но тут ему пришлось свернуть. Если бы не эта счастливая случайность, убеждена, что Чарльза уже не было бы в живых!
 Джексон возвел кверху руки:
 — Ее не переубедишь, — сказал он.
 — Конечно, потому что это правда!
 Розмари отпила из своего бокала. Страх исчез с ее лица. Видимо, разговор помог ей придти в себя.
 — Он и в Мьюс-то заехал только для того, чтобы задавить тебя. Он ждал тебя на углу. Я видела, какими глазами он посмотрел на тебя, когда ты лежал без движения, а ему пришлось удирать…
 Роджер быстро перебил ее:
 — Вы говорите, что видели его?
 — Видела.
 — Не могли бы вы его описать?
 — Ну, — бодро начала Розмари и остановилась в нерешительности, как если бы в ней и правда было что-то от «безмозглой блондинки», как в первую минуту решил Роджер. — Знаете, мне казалось, что я сумею, а теперь не уверена. У него был поднят воротник пальто, а шляпа натянута по самые уши. Да и освещение в Мьюсе никуда не годится, наверное, вы сами в этом убедились, когда шли сюда. Но он посмотрел на меня так, что доведись мне с ним встретиться еще раз, я его непременно узнаю! У него маленький курносый нос…
 — И злобный взгляд, — добавил Джексон.
 — Я знаю, что ты относишься к этому несерьезно, — сказала Розмари, — но я буду убеждать инспектора, даже если на это уйдет вся ночь. — Она быстро повернулась к Роджеру. — Вы видите, Чарльз не желает со мной серьезно разговаривать.
 — Разумеется, — сказал Джексон, — кому, скажи на милость, понадобилось меня убивать?
 Роджер перевел глаза с худощавого умного лица стряпчего на лицо его жены. Он чувствовал, что она упорна в своем мнении, и в то же время его ставила в тупик непонятная для него атмосфера в доме.
 — Где вы говорите, это произошло?
 — На углу.
 — Откуда я завернул?
 — Да, — сказала Розмари, вскакивая с места, — я ожидала вас и как только ваша машина завернула в Мьюс, я спустилась открыть дверь. До этого я так же поджидала Чарльза, стоя у окна. Я убеждена, что человек специально завернул за угол, намереваясь переехать Чарльза. Если нет, то чего ради ему надо было так резко срываться с места? Так поступают только на мотогонках.
 Роджер был почему-то уверен, что Джексон сейчас скажет, что она не знает, как стартуют на мотогонках, поскольку она на них не ходит, но Джексон промолчал.
 — На какой стороне дороги? — спросил Роджер, — где именно он стоял?
 Розмари взяла его за руку и провела к окну спальни, предварительно взглянув на недовольное лицо мужа. Так они и подошли вместе к окну. Она продолжала крепко держать его за рукав, боясь, что он не захочет ее слушать. Она откинула занавеси и стала указывать свободной рукой.
 — Вот, как раз там, видите? Машина стояла с правой стороны, если считать отсюда. Чтобы сбить Чарльза, шоферу пришлось до предела повысить скорость, а уж потом заворачивать за угол. Вы понимаете, если у него не было такой цели, значит он был сумасшедший. А после этого он вторично завернул уже в Мьюсе…
 — Вы видели, как он это сделал?
 — Вы ничуть не лучше Чарльза! — возмутилась она. — Нет, не видела, потому что сошла вниз по лестнице, но когда я была у дверей, он почти поравнялся со мной, а чтобы это могло произойти, ему надо было описать круг по Мьюсу. Я уверена, что он намеревался раздавить Чарльза, только та машина…
 Она не договорила.
 Роджер отвернулся от окна, и они возвратились в первую комнату, где Джексон невозмутимо прикуривал папиросу.
 — А что вы сами видели? — спросил у него Роджер.
 — У меня практически не было времени что-нибудь видеть, — признался Джексон, — но я заметил, что там стояла машина «Остин-Изо». Я слышал, как она тронулась с места, примерно тогда, когда я с ней поравнялся, и водитель, дествительно, слишком перенапряг свой мотор… Следующее, что я увидел, это, как она выскочила из-за угла.
 Роджер повернулся спиной к камину. Розмари больше не держала его за руку, но смотрела нетерпеливо и просительно, как будто ей было крайне важно добиться его согласия и поддержки. Он не сознавал, какой он интересный мужчина, каким красавцем он выглядит в данный момент, когда огонь играет на его золотистых волосах.
 — Джексон, в чем заключалось то другое дело, по поводу которого вы хотели со мной посоветоваться, — спокойно спросил он.
 Реакция была такова, как будто бы он уронил здоровенный кирпич на кусок стекла, даже вроде бы послышался треск. Розмари затаила дыхание, Джексон выпрямился в кресле. Можно было подумать, что он забыл про то дело и не хочет сейчас о нем вспоминать. Его жена подошла к нему с той неповторимой грацией, которой обладает только юность, и села на ручку кресла. Искала защиты?
 — Мне думается, что дело не имеет никакого отношения к данной истории, это нечто совершенно из другой оперы…
 Это говорил Джексон.
 Теперь, когда наступил решительный момент, ему было трудно говорить. Он намеренно долго рылся в карманах халата. Розмари внимательно смотрела на него и терпеливо ждала.
 Наконец он достал большой конверт, из которого вынул несколько меньших. Сделав это, он поднял глаза на Роджера и пустился в объяснения, цитировал наизусть все письма и содержание всех телефонных звонков, как будто специально их заучивал.
 Роджер услышал печальную историю с самого начала об их переживаниях с Розмари, к чему это привело, какие у них сложились взаимоотношения, которые и заставили его прибегнуть к помощи Ярда.
 — Если вы не сумеете разобраться в этой истории, — закончил он откровенно, — мы оба сойдем с ума.
 — Иногда ему кажется, что я ненормальная или, что я сама все это подстроила, чтобы иметь повод его ревновать, — так же спокойно добавила Розмари. Она повернулась к мужу и Роджер имел возможность заглянуть ей в глаза и внимательно приглядеться к выражению лица. Его нисколько не шокировало, когда она почти просто заявила: — Я его люблю так сильно, что нет на свете такой вещи, на которую я бы не решилась, чтобы его удержать и сделать счастливым!
 Она положила руку на плечо Джексона.
 Это был напряженный момент, когда их души рвались навстречу друг другу. В глазах девушки виднелось какое-то сияние, а мужчина смотрел на нее с обожанием. Третьему лицу тут было не место!
 Медленно они спустились с небес на землю, но власть только что пережитого была настолько велика, что ни один из них не мог заговорить и не казался хотя бы чуточку смущенным.
 — Итак, мы хотим, чтобы вы узнали, кто посылает нам эти письма и стремится нас разлучить. — Теперь Джексон говорил деловым тоном. — Пожалуй, вам лучше заранее знать, что никто из моей семьи не пришел в восторг от моего выбора, они находили Розмари слишком взбалмошной и…
 — И самой обыкновенной глупой блондинкой, — подхватила Розмари. Отчасти в этом виновата я сама, потому что в их обществе я ужасно теряюсь. Никто на меня так не действует, как они.. Ну так вы нам поможете?
 — Конечно, мы раскусим этот орешек, не сомневайтесь, — пообещал Роджер. Ему было интересно, является ли это вновь обретенное доверие абсолютным.
 Кроме того, он не был уверен, были ли подозрения Розмари о существовании у Джексона другой женщины, такими уж беспочвенными, а с другой стороны — не придумала ли она сама эту трагедию.
 Стоит только вспомнить миссис Китт и ее шантажиста, да и десятки других людей, которые казались совершенно нормальными, а в действительности имели «тайные грешки». Внешне кристально-чистые, «ангелы во плоти», зачастую в прошлом совершали преступления. Повторяй, как исповедь святое правило: «Ничего не принимай на веру, Роджер, проверяй все, даже если речь идет о такой простой вещи, как любовь двух людей…»
 — Ну так как же? — нетерпеливо спросил Джексон.
 — Вы понимаете, что для этого нам необходимо будет забраться в самые дебри, вывернуть наизнанку всю вашу жизнь, работу, друзей, знакомых, родственников?
 — Если бы мы не были уверены, что это единственный оставшийся у нас путь, мы бы не посвятили вас в эту историю.
 — Прекрасно, — Роджер снова отпил из стакана, затем выбрал сигарету в ящике, придвинутом ему внимательной хозяйкой. — Я сообщу вам, как только у меня появятся новости. Мне, разумеется, понадобятся эти письма. У вас не осталось пудры? Я имею в виду пудру, обнаруженную в вашем кармане. Нужно узнать, кто ее туда насыпал.
 — Мы отдали костюм в чистку, — с сожалением сказала Розмари, — но я могу вам сказать, что это была за пудра. Это «Ноктюрн», ее выпускает Анджелли. Что касается духов, то ими же было надушено одно письмо, присланное Чарльзу.
 — От кого было письмо?
 — От некоей мисс Коннетс, — ответил Джексон. — Она до безумия любит своего сына, у которого произошла крупная неприятность: он ехал на машине и сбил ребенка. Я помог уладить дело без суда и она написала мне благодарственное письмо.
 — Хм… А где она живет?
 Джексон усмехнулся.
 — В настоящий момент в Каннах, где пробудет еще пару месяцев.
 — Письмо сохранилось?
 — Да нет, я его выбросил, поскольку мне не за чем было его хранить. Но у нас целы все письма, отпечатанные на машинке, которые пришли на имя Розмари.
 — Их я заберу, — сказал Роджер, — и потом я хотел бы получить четкую характеристику голоса человека, звонившего по телефону.
 — Могу только сказать, что он осипший, совершенно осипший. Может быть, «хриплый», — это даже лучше подойдет, — сказала Розмари.
 — Первым делом я пришлю одного из ярдовских техников приладить к вашему телефону диктофон. Тогда все разговоры будут записываться и у нас будет точное факсимиле голоса неизвестного. Если, конечно, у вас нет конфиденциальных разговоров и вы предпочитаете их не записывать, — добавил Роджер, обращаясь к Джексону.
 — Я хочу найти этого человека, — твердо сказал Джексон.
 — Вам нравится идея записать его сообщения, миссис Джексон?
 — Чрезвычайно!
 — Итак, самое первое, что делаю утром, я посылаю сюда техника, — повторил Роджер, желая проверить, какое впечатление произведут на них его слова.
 — Займемся подробнее этим «несчастным случаем», или попыткой вас переехать, мистер Джексон. Скажите, миссис Джексон, а на вашу жизнь не было покушения?
 — Великий боже, нет!
 — Ни угроз, ни попыток шантажировать, кроме этих писем и телефонных звонков?
 — Нет, нет, больше ничего…
 Роджер повернулся к Джексону:
 — Были ли у вас раньше неприятности?
 — Нет, — глаза Джексона округлились, выглядел он комично, — пресвятая дева, дружище, откуда такие предположения?
 — Я пока еще ничего не предполагаю, а пытаюсь разобраться, что же произошло сегодня вечером, — быстро сказал Роджер, — и я согласен с точкой зрения миссис Джексон. Мне думается, что это была преднамеренная попытка вас убить или искалечить. И об этом нам всем не следует забывать. Вам когда-либо угрожали?
 — Нет, я… — начал было Джексон, потом его голос неожиданно замер. Сейчас он казался очень молодым и не особенно расторопным адвокатом, потому что было очевидно, он не знает, как ответить.
 — Дорогой, тебе угрожали? — с тревогой спросила Розмари.
 — Пожалуй, да, — согласился Джексон, — но так же, как часто угрожают вам, Вест. Два-три человека, которых я упрятал за решетку, грозили мне всяческими карами. Но ведь это в порядке вещей. Осужденные всегда призывают гром и молнии на головы своих судей.
 — Согласно имеющимся у меня данным, вы, как правило, представляете защиту?
 — Вот уже года три-четыре, — подтвердил Джексон, — но в начале своей карьеры я частенько помогал обвинению. По правде говоря… — он замолчал.
 — Он подготавливал обвинение против человека, который был приговорен к десяти годам тюремного заключения, но позднее оправдан и выпущен, — спокойно пояснила Розмари. — После этого Чарльз не может заставить себя выступать на стороне обвинения.
 — Кошмарное положение, с которым часто приходится сталкиваться полиции, — угрюмо буркнул Джексон.
 — У нас нет выбора, — пожал плечами Роджер.
 Он был удивлен, так как не знал об этом инциденте из прошлого Джексона. Однако он ничем не выразил своих чувств. На его лице было обычное бесстрастное выражение.
 — Сколько раз вам угрожали? — спросил он.
 — Дважды.
 — Последний раз когда?
 — Более трех лет назад. Сами видите, насколько это беспочвенно. Мне просто не верится…
 — Будьте добры, напишите имена этих людей и подробности, мы их непременно проверим. — Он допил виски и посмотрел на часы. — После того, как вы это напишете, я должен буду уехать. Я и так слишком долго у вас задержался.
 — Вы должны выпить последнюю рюмочку на дорогу, — сказала Розмари.
 — Нет, благодарю вас.
 — Но я провожу вас, пожалуйста…
 — Если бы вы сталкивались со столькими дорожными катастрофами, явившимися следствием «еще одной последней» рюмочки, со сколькими приходилось иметь дело мне, вы бы тоже не стали мне предлагать эту рюмочку, — сухо сказал Роджер. — Маловероятно, но не исключено, что тип, чуть было не убивший вашего мужа, просто был пьян. Каждый раз, когда мы задерживаем человека, сбившего кого-то и не остановившегося после аварии, выясняется, что он боялся появления полиции, так как вел машину в нетрезвом состоянии. Прошу прощения, что мои слова прозвучали, как нравоучение, но…
 — Нет, нет, о нравоучении не может быть и речи, — смущенно забормотала Розмари, — теоретически я придерживаюсь тех же взглядов, но когда ты угощаешь кого-то в собственном доме, все представляется в ином свете. Знаете, вы заодно с пастором Питом?
 — Пастор, — начал было Роджер, потом фыркнул, — я прекрасно понимаю, какими соображениями он руководствуется, но нам с ним не по пути даже на четверть расстояния. Вроде бы он притих за последнее время, не правда ли?
 — Да нет, он навестил меня всего пару недель назад, когда созывал митинг в нашем районе, — сказала Розмари. — Чарли в тот вечер… задержался на работе, я сидела совсем одна, ну и отправилась на митинг. Людей собралось мало. Понимаете, ему не удалось даже организовать какой-то комитет. Знаете, он мне понравился.
 — Один из самых обаятельных людей, с которыми мне приходилось сталкиваться, — серьезно сказал Роджер, — был фанатик, веривший в то, что поскольку все люди равны, то понятие «воровство» и «частная собственность» давным-давно устарело. Нам потребовалось два года, чтобы разыскать и арестовать его, и тут выяснилось, что все похищенные вещи он продал, а деньги отдал на благотворительные цели. Вот и попробуй его судить! Законченный психопат!
 Тут Роджер вскочил со стула.
 — Что такое сегодня творится со мной? Разболтался, как какой-то мировой судья…
 — Просто вы не привыкли к таким длинным речам, — улыбнулся Джексон, протягивая Роджеру исписанный листок. — Здесь все детали, которые я сумел припомнить, но могу поспорить — это бессмысленная потеря времени.
 Он снял ноги с пуфика и начал медленно подниматься. Очевидно голова у него все еще болела, однако жена не пыталась его остановить.
 — Кстати, вы ничего не знаете об этой истории с нападением на мирового судью? В Лигейте?
 — Немного знаю, а что?
 — Как она себя чувствует?
 — Положение остается тяжелым, но есть надежда, что она выкарабкается.
 — Очень рад это слышать, — сказал Джексон с непритворным удовлетворением. — Ну а если вы поймаете негодяя, поручите мне подготовить материал по обвинению.
 — Вы знаете миссис Китт?
 Джексон подмигнул.
 — Несколько лет назад она была моим полновластным господином. Меня направили в Лигейт к «Саммерби и Коулу», где я проработал младшим стряпчим три года. Так что вся моя первая судебная деятельность протекала в Лигейте, обычно под началом миссис Китт. Не знаю, как это у нее получается, но вскоре все начинают просто смотреть ей в глаза. Она может делать самые чудовищные заявления, но все сходит ей с рук.
 — Когда вы там были, в какие годы? — спросил Роджер.
 — Ушел оттуда всего три с половиной года назад, проработав в Лигейте восемь лет.
 — Не знаете ли вы такого человека, который был бы не согласен с миссис Китт? Кто бы ее ненавидел?
 — Нет, — рассмеялся Джексон, как будто ему задали нелепый вопрос, — понимаете как это ни парадоксально, но в адрес миссис Китт никто никогда не сказал дурного слова. Иногда случалось, что какой-нибудь бедняга-полицейский клял ее на все лады, но так, чтобы никто не слышал. Ведь она «испытанный», «боевой петух» и уж коль за кого возьмется, только пух и перья полетят! Но при этом она так откровенна и так убеждена в собственной правоте, что на нее невозможно обижаться. Искренняя, без позы. Понимаете?
 — Ясно, что вы хотите сказать, — кивнул головой Роджер.
 Возвращаясь домой, Роджер меньше всего думал о Джексонах, чем о новом совпадении, которое было настолько поразительно, что он никак не мог его переварить. В заметке, которую он прочитал в старой газете, там, у миссис Китт, про случай, где мисс Брэй выступала в качестве свидетеля в коронерском суде, интересы шофера представлял мистер Чарльз Джексон от «Саммерби и Коула».




 9
 Сбит машиной и убит


 Полицейский сержант Артур Аткинсон из городской полиции был прикреплен к участку, управление которого находилось в Тоттинге. Аткинсу было под сорок. Семнадцать лет он проработал в рядах полиции и не мог дождаться той минуты, когда снимет форму и перейдет в Департамент криминалистических расследований.
 Это было его давнишней мечтой. Он уже несколько раз подавал просьбу о переводе, но теперь за него ходатайствовал старший офицер. В качестве офицера-детектива он будет получать немногим больше, но для Аткинсона дело было не в деньгах. Он просто мечтал оказаться на розыскной работе.
 В течение последних нескольких недель он буквально ног под собой не чуял. Вот если бы ему подвернулся случай отличиться, тогда можно сказать, вопрос о его переходе был бы уже решен. Будьте спокойны, он не упустит такой возможности. Уж если быть откровенным, то за все семнадцать лет службы он не допустил ни одной промашки. Вся беда в том, что у него совершенно отсутствует воображение. Идеальный постовой, но не совсем подходящая кандидатура для детектива.
 К счастью, не знакомый с мнением большинства начальников, Аткинсон продолжал аккуратно выполнять привычные обязанности. В ту же ночь, когда была предпринята попытка покончить с Чарльзом Джексоном, т. е. назавтра после нападения на советника миссис Китт, Аткинсон совершал свой дозорный объезд участка. Участок у него был большим. В него входил Тоттинг-Филдз, а Аткинсону нужно было поговорить с каждым дежурным констеблем и удостовериться, все ли в порядке.
 Поэтому весь участок он разбил на несколько кругов.
 Первый круг был закончен немногим позднее десяти часов, после чего Аткинсон вернулся на участок доложить начальству да попить горячего чая.
 Он отправился на второй круг уже в половине одиннадцатого. Большой грузный человек, он равномерно крутил педали своего велосипеда, не прибавляя скорости даже тогда, когда до очередного полицейского поста оставалась сотня ярдов.
 Первые посты находились в районе новостроек. Шины велосипеда шуршали, цепь передачи слегка позвякивала. Ночь была холодная, ясная, луны не было, но звезды усеяли весь небосклон. Невдалеке показались большие здания Тоттинг-Филдза. Некоторые из них сильно смахивали на тот дом, в котором было совершено нападение на миссис Китт, хотя Лигейтская пустошь отстояла отсюда почти на 10 миль. Большинство окон было темными. Вскоре Аткинсон катил по неосвещенной дороге, которая, казалось, вела в пустоту, но фактически к полям, которые были превращены в место для прогулок и спортивных игр.
 Лишь изредка вдоль дороги попадались редкие фонари, хотя Аткинсон находил, что было бы неплохо осветить и поля, поскольку молодежь имеет явное пристрастие к темным углам, и один бог знает, какая блажь может прийти в голову этим олухам. Если бы спросили его мнение…
 Как это часто случается, мысли его перенеслись на восемнадцатилетнюю дочь.
 Бетти, — без преувеличения можно было сказать, — была отрадой сержанта Аткинсона. Хорошенькая, как картинка, ласковая, как котенок. Подобные сравнения обожающий родитель мог бы продолжать бесконечно.
 Аткинсон завернул за угол.
 Через пять минут он должен встретиться с констеблем на следующем углу, так что можно не спешить. Он слез с велосипеда и пошел пешком, заметив при этом, что впереди стоит небольшая машина с зажженными, как положено, задними огнями.
 Он прошагал мимо машины. Потом взглянул на большое темное здание, возле которого она остановилась.
 Аткинсон нахмурился.
 Огни-то в машине были включены, но они едва мерцали, что уже было не по правилам. Водитель, видимо, считал, что ему удастся обвести закон. Если только опустится туман, что зачастую случается в марте, то первый же велосипедист напорется на эту машину, как пить дать. А мотоциклист вообще сломает себе шею. Но юридически сержант не мог ни к чему придраться.
 Здание, сержант знал, было поделено на множество отдельных квартирок. Машина, вроде бы «Остин-Изо», принадлежала посетителю.
 — Изо?
 Аткинсон заинтересовался сильнее, впервые за множество одинаковых ночных дежурств перед ним замаячил огонек надежды: а вдруг ему улыбнется удача?
 Из Ярда поступило два уведомления, приколотых к доске объявлений на участке, в которых предлагалось сообщать обо всех Изо-машинах темно-синего цвета и черного цвета последнего образца, одна под номером Л-573-НР6, вторая — номер ЗЛК-514.
 Свет был таким слабым, что Аткинсону удалось разобрать номер только приблизившись к машине на двадцать футов. К сожалению, он вынужден был признать, что все требования в отношении освещения номерного знака были соблюдены.
 Он внимательно присмотрелся.
 359-АКО.
 АткинсОн почувствовал легкое разочарование, но у него хватило здравого смысла сказать самому себе, что надо быть идиотом, чтобы рассчитывать наткнуться на разыскиваемую машину. «Остин-Изо» хотя и не попадались на каждом шагу, но все же не были распространенной маркой, а из пяти машин четыре были либо черными, либо темно-синими.
 И все-таки он осветил фонариком машину изнутри.
 Там не было ничего примечательного. Старый плед на заднем сидении, свернутая газета на месте рядом с водительским, дорожный атлас и что-то похожее на справочник.
 Внутренняя обивка ярко-красного цвета. Машина в идеальном состоянии.
 Несколько сконфуженный Аткинсон продолжал свой путь.
 Владелец машины притаился за высокими каменными воротами и наблюдал оттуда за действиями сержанта. Как только Аткинсон отъехал на своем дребезжащем велосипеде, водитель покинул свое укромное местечко, подошел к машине и скользнул внутрь. Захлопывая дверцу, он невольно привлек внимание Аткинсона, силуэт которого четко вырисовывался на фоне дорожного фонаря. Сержант глянул через плечо.
 Водитель включил мотор.
 Он взревел.
 Сержант Аткинсон слышал, как захлопнулась дверца машины и оглянулся назад, почти машинально. Он заметил, что боковые огни «Изо» были не особенно яркими, да и вообще казалось, что сели аккумуляторы. Но двигатель заработал незамедлительно и с невероятным грохотом.
 — Уж эти мне водители! — ругнулся про себя Аткинсон.
 Он совершенно не нервничал на дорогах. В течение пяти лет он работал в отделе уличного движения, часто стоял на самых оживленных перекрестках, поэтому считал само собой разумеющимся, что при условии, если он будет находиться в надлежащем месте и выполнять то, что положено, водитель поступит точно так же.
 Но рев мотора и визг шин говорили о том, что шофер взял с места с недозволенной скоростью. Он глянул назад и на всякий случай прижался к самой обочине.
 — Господи! — выдохнул он.
 Через минуту он отчаянным прыжком соскочил с велосипеда на тротуар, но у него уже не было никакого шанса на спасение. Машина подмяла под себя велосипед вместе с полицейским. Первый удар отбросил Аткинсона назад, а заднее колесо размозжило ему череп.
 К следующему углу, возле которого должно было состояться свидание с сержантом, приближался молодой констебль Дэвис, за плечами которого было всего шесть месяцев работы в полиции.
 Дэвис был невысоким бледнолицым малым — недаром многие стали жаловаться, что полиция набирает в свои ряды каких-то недоростков! Он до сих пор не мог решить, нравится ли ему эта работа и стоит ли на ней оставаться. Именно об этом он и размышлял, направляясь к условленному месту. Аткинсон был неплохим человеком, но проведя большую часть жизни в полиции, он дослужился всего лишь до сержантских нашивок. Нда… Перспектива не из блестящих.
 — Меня это не устраивает, — рассуждал Дэвис.
 Он находился в пятидесяти ярдах от угла, когда услышал, как затарахтел автомобильный двигатель. Звучал он невероятно громко, как будто водитель вообразил, что на дворе мороз, и заставил его вращаться с бешеной скоростью. Некоторые люди не заслуживают того, чтобы у них была машина. Они превратят ее в обломки через пару месяцев.
 Этот двигатель, безусловно, недолго прослужит.
 Потом он услышал лязг, треск и скрежет.
 Не раздумывая, он побежал, достигнув угла быстрее, чем это сделал бы самый известный спринтер. Маленькая темная машина мелькнула в конце дороги. Сейчас ее двигатель ревел не так сильно, но она мчалась на огромной скорости.
 Дэвис выхватил свисток.
 — Стоп, — закричал он. Затем приложил свисток к губам. Его трель пронеслась над затихшим полем, ясная и пронзительная, заполняя сонные улицы, а сам Дэвис бежал к углу.
 Потом он увидел нечто потрясающее, о чем раньше ему доводилось только слышать во время инструктажа по несению караульной службы в Скотланд-Ярде. Цифры на номерном знаке менялись…
 Фактически дощечка не была освещена, даже задние огни были выключены, но зато ярко горел уличный фонарь. Вот прежняя дощечка приподнялась, а на ее место опустилась другая. Дэвис не смог прочитать все цифры, потому что они были измазаны грязью, но две последние буквы он различил: К О.
 Потом в машине зажглись все огни и она завернула за угол, направляясь через поле к шоссе. Дэвис еще раз отчаянно засвистел.
 Никакой другой машины не было видно. Единственный звук, доносившийся до него, был замирающий стук мотора. У него теперь не было выбора, и он побежал навстречу Аткинсону, туда, где разбился велосипедист.
 Прежде всего он заметил каску сержанта, стоящую на самой обочине, как будто Аткинсон положил ее туда перед тем, как свалиться с велосипеда.
 Но сам сержант…
 Дэвис побывал на войне во многих серьезных переделках. Вид крови и увечий его не особенно трогал, но на этот раз ему было явно не по себе. Когда он увидел, как была раздроблена голова сержанта, он даже не стал щупать ему пульс.
 Машина скрылась в поле. Ее уже с трудом можно было различить но тут на дороге показалась другая. Да, эта машина смогла бы задержать негодяя, но она была в четверти мили от Дэвиса, который чувствовал себя совершенно беспомощным. Почему люди сидят за закрытыми дверями, куда не доносится требовательный зов его свистка?
 Из соседнего дома выскочили двое. Третий скорым шагом спешил с угла. Из-за угла появилась машина, освещая себе путь мощными фарами. Голубая. Надпись сбоку гласила: «Полиция».
 Посыпались вопросы… Но, когда люди увидели голову Аткинсона, они онемели. Дэвис с отчаянием глядел на поле… Убийца окончательно скрылся из вида.
 Один из людей патрульной машины спрыгнул вниз.
 — Он ранен?
 — Убит, — мрачно ответил Дэвис, — его переехал «Остин-Изо», после чего изменил свой номерной знак. Темно-синий или черный, передние и задние огни тусклые, две последние буквы на первом номерном знаке «КО», а может быть и «ОО», но только не цифры.
 — Вы можете…?
 Водитель полицейской машины уже сообщал по радио. Прибежало еще несколько человек и среди них врач. Он немедленно констатировал смерть Аткинсона, и тело сержанта убрали с дороги.
 Дэвис прислушивался к неясному шепоту людей, столпившихся вокруг. Дежурный с патрульной машины склонился над мертвым сержантом, как будто надеясь, что усилием воли сумеет вернуть его к жизни.
 — Интересно, что ему было нужно? — говорил один мужчина.
 — Возможно, сержант поймал его с поличным, когда он…
 — Я бы на вашем месте разошелся по домам, — с неприязнью заговорил Дэвис, слушая их пересуды, — скорее всего неизвестный пытался забраться в чью-то квартиру, а сержант выследил его.
 Люди зашевелились.
 Затем кто-то насмешливо заметил, что не следует ничего рассказывать пастору Питеру, а то тот, прямо на месте, организует митинг.
 — Упаси боже нас от такой напасти! — послышался второй издевательский голос.
 Дэвис фактически ничего не знал о пасторе Питере, кроме того, что этот фанатик жил на их участке. Он являлся предметом постоянных шуток в дивизионе, хотя в них проскальзывала и нотка уважения. Никто не злорадствовал и не ехидничал по адресу этого человека.
 Но в тот момент Дэвису не было никакого дела ни до пастыря, ни до его борьбы с дорожными авариями и несчастными случаями, поскольку это был не несчастный случай, а хладнокровное убийство.
 И не нужно забывать о миссис Аткинсон и их дочери Бетти!
 — Покарай, господи, эту свинью, покарай его, — еле слышно шептал Дэвис.
 Это было в половине первого.
 В половине третьего Роджер услыхал телефонный звонок, который донесся до него откуда-то издалека, и по выработанной многолетней привычке, моментально проснулся. Но это было не настоящее бодрствование, потому что телефону пришлось еще порядочно звонить, хотя до трубки было рукой подать. Глаза Роджера оставались еще закрытыми, а мозг уже работал. Подняв трубку, Роджер с радостью подумал, что Джанет уехала, так что ночной звонок ее не встревожит. В комнате стояла непроглядная темень. Наверное, еще очень рано, — решил Роджер.
 — Вест у телефона.
 — Это старший инспектор Вест?
 — У телефона.
 — Одну минуточку, сэр, — сказал человек почтительным голосом, — с вами будет говорить старший офицер Долби.
 Долби дежурил в Ярде по ночам. Он был не из тех людей, которые станут по пустякам будить офицера. Роджер приподнялся с подушек и включил лампу на ночном столике, громко зевнул и окончательно проснулся. Ему не пришлось долго ждать.
 — Это ты, Красавчик?
 — Да.
 — Очень устал?
 — Всегда на посту, что там стряслось?
 — Работенка в Тоттинге, — быстро заговорил Долби, — сегодня ночью сбила машина и задавила насмерть… «Остин-Изо»… Констебль заметил, как на нем изменился номерной знак, когда он отъехал. У меня лежит напоминание, что тебя интересует все об «Изо»… Цвет — темный, два разных номера. Один из них разыскивается в связи с несчастным случаем, тоже кто-то был сбит…
 — Машину нашли? — коротко спросил Роджер.
 — Да, у Баттерон. Я решил, что тебе захочется поехать на нее взглянуть.
 — Большое спасибо. Еду немедленно.
 Две подвесные фары были установлены на углу у стоянки машин, где полчаса назад был обнаружен «Изо», о чем сразу же доложили Роджеру. Отблеск этих фар играл на всем: на машине, на полдюжине полицейских, работающих вокруг нее и снаружи. Делались снимки, бралась на анализ грязь и кровь Аткинсона, песок с покрышек, пылесосом выбирали пыль изнутри, повсюду разыскивались и фотографировались следы. И так далее…
 Полицейские работали молча и быстро, позабыв о ночной прохладе. Двое дежурили у въезда на автостоянку, наблюдая за тем, чтобы внутрь не проник никто посторонний.
 Роджер подрулил к выходу и торопливо вылез из машины. При свете фар он узнал полную фигуру тоттингского инспектора. Тоттинг находился по соседству.
 Констебль не узнал Роджера, но сразу же вытянулся, взглянув на удостоверение.
 — Инспектор Морган вас ожидает, сэр, — сказал он громко.
 Роджер подошел к «Изо». Работа не прекращалась, хотя в этот момент из конторы автостоянки вышел человек с подносом, уставленным кружками с каким-то горячим напитком.
 Роджер прямиком направился к Моргану.
 — Хэллоу, Красавчик, Долби предупредил, что ты приехал, — встретил его Морган. У него было свежее лицо, два подбородка и отнюдь не наигранная жизнерадостность. Воротничок у него был широк даже для его толстой шеи, потому что больше всего Морган ценил собственное удобство.
 — Думается, мы скоро закончим. Нашли кучу полезных данных, в том числе отличнейшие отпечатки пальцев. Если нам чуточку повезет, мы скорехонько сцапаем этого зверя…
 — Каким образом разыскали машину? — поинтересовался Роджер, направляясь к ней.
 — Дежурил один из моих ребят. До этого мы уже оповестили всех постовых. Все провернули оперативно. У кого-то в Тоттинге имеется голова на плечах. Одним словом, мой молодец заметил, как эта машина подрулила к стоянке в необычайно поздний час. Его взяло сомнение, не побывала ли она до этого в аварии и подошел поближе. Ну и увидел, что одно крыло помято, разбита фара, на колесе кровь. Он не стал терять времени даром. Сейчас я покажу тебе что-то любопытное, — добавил он, когда они подошли к машине. — Нагнись-ка дорогой, я слишком устал, полюбуйся на дощечки с номерными знаками…
 Роджер опустился на колени. Потом вообще лег плашмя и увидел как раз то, на что рассчитывал. Дощечки были снабжены поворотным устройством и могли механически заменяться при нажиме на кнопки внутри машины. Их было три:
 Л-573-ПР
 КЛК-514
 359-АКО
 — Теперь ты действительно кое-что получил, — удовлетворенно заявил Морган.
 Однако он не знал, насколько эта находка была важна для Роджера.
 Роджер почувствовал невероятное возбуждение, когда поднялся с колен и начал отряхивать пыль. Раньше он всегда лишь задумывался над странным совпадением, а сейчас убедился, что ни о каком совпадении тут не могло быть и речи. Возле дома миссис Китт, примерно в то же самое время, когда на нее было совершено нападение, заметили машину, ту самую, которая чуть было не раздавила Джексона и позднее убила сержанта Аткинсона. Если им удастся отыскать владельца машины, они смогут за один заход раскрыть три уголовных дела!
 Это еще не все.
 Раз убийца-водитель напал на миссис Китт, затем на Джексона, а потом на Аткинсона, то должна была существовать какая-то общая причина. Чего ради ему вздумалось бы убить или изувечить этих трех людей?
 Хуже, что жизни Джексона и миссис Китт может до сих пор грозить опасность!
 Он должен был сознаться, что по всей вероятности, такое положение будет продолжаться до тех пор, пока они не поймают убийцу.




 10
 Разговор о Пастыре


 Не было Чартворда, с кем можно было бы посоветоваться.
 Была его секретарша, образец исполнительности, в своей белой блузке и черной юбке, был его просторный кабинет, обставленный современной мебелью, блиставшей черным стеклом и хромированными деталями, выбранной по его желанию, но никогда не нравившейся ему. Был тучный Фрэнк Кортланд, старший начальник отдела, работавший по непосредственным указаниям комиссара, но Чартворда не было.
 А положение Чартворда оставалось прежним, никто серьезно не надеялся на его выздоровление.
 Сегодняшние газеты поместили сообщение о болезни помощника комиссара на первых страницах сразу же после описания нападения на миссис Китт. Она долго не приходила в себя, от нее пока нельзя было добиться ни одного разумного слова, но врачи рассчитывали на благоприятный исход.
 — Надеюсь, кто-либо дежурит возле ее постели? — Кортланд задал дурацкий вопрос, который никогда бы не пришел в голову Чартворду. Но нужно было учитывать, что Кортланду сейчас тоже было нелегко.
 — Да, Джем Конноли послал к ней сотрудницу со своего участка.
 — Хорошо, что еще вы мне сообщите, Красавчик?
 — Не слишком много. Я проверил, что женщина, написавшая Джексону о своем сыне, в настоящее время находится на Ривьере, ничто не указывает на существование между ними какой-то интриги. Это дело приобретает особую важность, так как в нем участвовала машина «Изо». Вчера в Тоттинге мы не сумели обнаружить признаков ее владельца и даже не установили место, где обычно стояла машина. Данные, полученные из лаборатории в отношении отпечатков пальцев, тоже практически не имеют значения, поскольку в наших архивах таковых не числится. Отпечатки, найденные в машине, принадлежат крупному мужчине, а водителя все описывают, как человека небольшого, максимально среднего роста. Конечно, можно допустить, что у него крупные руки, но нам это ничего не дает.
 Кортланд согласился.
 — Мне придется проверить точки соприкосновения дела миссис Китт, Джексона и Аткинсона, — продолжал Роджер, — хотя Аткинсона, пожалуй, можно и не принимать в расчет.
 Кортланд сказал:
 — Мне ясна ваша мысль — если он проезжал мимо машины в тот момент, когда происходила смена номерных знаков, или ему показалось что-то подозрительным и он принялся расспрашивать шофера, то этот тип мог решить от него отделаться. Иными словами, Аткинсон может иметь лишь косвенное отношение к данному делу. Ну, а каковы связи миссис Китт и Джексона?
 — По суду, — кратко ответил Роджер. — Во время своего прибывания в Лигейте Джексону часто поручалось ведение дел в суде магистрата. Возможно, что речь идет о мести. Поэтому я сейчас пытаюсь отыскать такое дело, где обвиняемый мог посчитать себя невинно пострадавшим, причем обвинение представлял Чарльз Джексон, а судьей выступала миссис Китт…
 — Прошло уже много лет с тех пор, как Джексон представлял обвинение, не правда ли? — спросил Кортланд.
 — Ненависть вынашивается годами.
 — Ну, что ж, проверить необходимо. Кстати, что-нибудь выяснилось в отношении тех двух парней, которые когда-то угрожали мистеру Джексону, Красавчик?
 — Нет еще. Я жду ответа на запрос сегодня утром. Кстати, есть еще одно дельце, которое я задумал проверить.
 — Что такое?
 — Мне надо организовать негласную охрану Джексона и его жены на случай, если негодяй повторит свою попытку… Нужны люди…
 — Так берите…
 — Благодарю.
 Роджер откомандировал двоих людей следить за четой Джексонов, а двоих оставил в резерве, чтобы они все время были у него под рукой.
 Его не оставляло неприятное чувство, будто над Джексоном нависла опасность. Особенно пугала безжалостность убийцы. История повторилась: темная неприметная машина с тусклыми огнями где-то у обочины, затем яростный рев мотора и зверское нападение на жертву. Добавьте к тому, каким способом была изувечена миссис Китт и перед вами предстанет звероподобный убийца, который и в дальнейшем не успокоится, но будет действовать не обязательно по одному шаблону, а найдет какой-либо другой способ расправиться со своими жертвами.
 И это еще не все. Никто не гарантирует, что с первыми пострадавшими больше никто не связан, что в скором времени не произойдут новые чудовищные преступления.
 Теперь речь шла не о простом расследовании, а о защите и спасении человеческих жизней.
 Роджер разделался с десятком текущих мелких вопросов, накопившихся за это время, затем поднялся на лифте в лабораторию.
 Это помещение, обслуживающее весь Ярд, не было приписано ни к одному отделу. В огромной комнате производились всевозможные эксперименты. Вдоль одной из стен помещалась огромная скамья в буквальном смысле слова сплошь устланная газетами. С одного конца лежали целые, обгоревшие посередине, совершенно обуглившиеся — во втором краю. Около стены были сложены обгоревшие книги и пустые обложки от альбомов, в которых хранились газетные вырезки.
 Все это было доставлено из комнаты миссис Китт. В одном углу стоял большой фотоаппарат на колесиках, закрытый темной накидкой, чем-то напоминавший злого призрака. На другой скамье стояли огромные бутылки и банки с химикатами.
 Один из лаборантов очень осторожно погружал обгорелую бумагу в какой-то раствор, второй сидел за маленьким столиком, перед ним был разложен огромный лист бумаги. Он занимался увязкой и расшифровкой того, что было восстановлено на обгоревших страницах. Оглянувшись, Роджер подошел к этому человеку.
 — Что-нибудь обнаружили?
 — На мой взгляд, ерунда, — последовал незамедлительный ответ, — только одна вещь заслуживает внимания.
 — Какая?
 — Она подбирала вырезки о пастыре Пите.
 — И они были сожжены.
 — Да, все, за исключением тех газет, до которых он не добрался. Да, миссис Китт не успела еще сделать из них вырезки. Впрочем, за последнее время о пастыре мало писали — не то он сам охладел, не то пресса не стала ему уделять столько внимания, сколько прежде.
 — Он лично пишет письма людям, которым, как он считает, это может помочь… созывает митинги, — сказал Роджер.
 — И этим ограничивается? Бедняга!
 — Сколько вырезок про него хранилось у миссис Китт?
 Сержант справился со своим списком.
 — Мы нашли статьи про него на семи кусках совершенно обгорелой бумаги, все из газет, на трех полуобгорелых и семь на поврежденных. Все они одного содержания: он произносит шумные проповеди против автомобилистов и преступников-водителей. Если верно, что она его не выносила, то какого дьявола надо было хранить эти вырезки?
 — Хм… — промычал Роджер. — А где он живет? Его имя упоминалось в сегодняшнем рапорте констебля из Тоттинга. Как зовут этого парня? Да, констебля Дэвиса…
 Роджер говорил почти сам с собой.
 — Пастор Пит живет в Тоттинге, — немедленно отозвался сержант, — адрес я где-то видел. — Он порылся в газетах. — Ага, вот он: 188 Филдз-Вью, кстати, Аткинсона убили также в Филдз-Вью?
 — Да, — подтвердил Роджер.
 Он проверял все, что было обнаружено, но не нашел ничего нового. Люди, терпеливо работающие в лаборатории, зачастую зря расходовали свою энергию. Методичность и трудоемкость подчас бывали убийственными, но именно они обеспечивали успех Ярда.
 Роджер спустился к себе и позвонил Конноли.
 — Алло, это Красавчик? — послышался голос лигейтского офицера, — а я только что собирался звонить тебе. Врачи только что объявили, что жизни миссис Китт больше не угрожает опасность, но мы сможем ее допросить, самое раннее, через двое суток. Ну, а как Чартворд?
 — Без перемен…
 — Ох, скверно…
 — Да, скажи, Джем, пастор Пит когда-либо развивал активность в ваших краях?
 Конноли закашлялся, как будто бы Роджер нажал на какую-то невидимую кнопку в его организме.
 — Порой он стрелял холостыми зарядами, да… Скажем, год назад созвал здесь митинг протеста как раз после того, как миссис Китт учинила очередной разнос полиции за «несправедливое преследование мотористов». Пастору удалось собрать порядочную аудиторию, человек 70–80, но, когда он начал поносить миссис Китт, они не пожелали его слушать. Правда, все было в наилучшем виде, никаких грубостей, просто они вынудили насмешками убраться его с трибуны.
 — А как сама миссис Китт? Она присутствовала?
 — Не могу похвастать, что я хорошо помню этот случай. Впрочем, подожди, сержант, который сегодня дежурит в отделе, тогда присутствовал на этом митинге. Я сейчас с ним поговорю.
 Несколько минут трубка безмолвствовала. Потом Конноли снова заговорил:
 — Он сейчас поднимется. Ему кажется, что миссис Китт тоже присутствовала на митинге, но, вернее, всего был ее муж. Он делал все, чтобы удостовериться, что в игре пастора нет фальши. У тебя что-нибудь прояснилось?
 — Миссис Китт хранила у себя газетные вырезки о пасторе.
 — Вот как? А ты его знаешь, Красавчик?
 — Нет, ни разу не встречался.
 — Нужно бы… с ним интересно побеседовать, если только он не сел на своего любимого конька. Тогда он делается совершенно невменяемым. А без этого — обаятельный человек.
 Послышалось невнятное бормотание. Затем снова отчетливый голос Конноли:
 — Да, я оказался прав, доктор Китт присутствовал ни митинге пастора, делал пометки и спорил с теми людьми, которые лягали его супругу. В общем, все, как и следовало ожидать.
 — Узнай, были ли знакомы мистер и миссис Китт с пастором?
 — Ладно. Это все?
 — Я бы не возражал получить рапорт об этом митинге.
 — Я подошлю к тебе Пая, сержант говорит, что в тот вечер дежурил он. Он пошел послушать, что там происходит. Когда ты хочешь его видеть?
 — Хорошо бы сегодня днем.
 — Договорились.
 Роджер дал отбой и откинулся на стуле. Но всего лишь на пару секунд. Он слишком беспокоился, чтобы сидеть без дела.
 Следующий звонок был в сержантскую, чтобы предупредить, что он едет в Тоттинг, а через пять минут он уже мчался через Вестминстерский мост. На улицах было шумно и оживленно. Над Темзой низко нависли облака, за которыми скрывалось солнце, освещая лишь их края. Темза, с отразившимся в ней зданием Парламента, казалась необычайно величественной. Но Роджер думал только о работе.
 Он докатил до Тоттинга за 25 минут и прямиком отправился в Управление. Здесь не было никаких новостей. До сих пор не удавалось установить, кому принадлежал темный «Изо» и где была его постоянная стоянка.
 Дежурный офицер был сильно простужен, очевидно, ему не улыбалась перспектива задержаться на работе.
 — Да, да, пастор Пит живет неподалеку. Я бы не сказал, что в наших краях он более активен, чем в других. В общем-то, безобидный субъект, но немного того… чокнутый, если можно так выразиться. Помешался на одной идее…
 — Что смерть от несчастного случая на дороге должна расцениваться, как убийство.
 — Во-во.
 — Не возражаете, если я поговорю с ним.
 — Доставьте себе удовольствие, Красавчик, хотя я сомневаюсь, что от этого будет толк.
 Пастор был знаком с советником миссис Китт, и он заходил к Розмари Джексон. Роджер это прекрасно запомнил. Вот вам одна линия связи. Он постарается не высказать особого интереса…
 И следующий вопрос был задан нарочито небрежным тоном.
 — Знал ли его Аткинсон?
 — Вы хотите сказать, знал ли он пастора? Не могу сказать, чтобы я был лично знаком с Аткинсоном. Он — молчаливый и рассудительный человек. Нужно бы и мне сходить, навестить его жену и дочь, но при таком насморке я не осмелился.
 — Кто же ходил?
 — Инспектор Гэйл и молодой Дэвис. Этот парень подает надежды. Вчера он действовал весьма расторопно. Он как раз из тех молодцев, которые нужны в наш отдел, Красавчик. Это тебе не Аткинсон. Бедняга этого не сознавал, но он никогда бы не продвинулся по службе. Я… черт возьми… сейчас начнется ужасное чихание…
 Роджер ушел, как только прошел приступ и отправился вниз. Никто не мог сказать определенно, вел ли Аткинсон дела с пастором Питом, а также куда провалился молодой Дэвис, хотя все утро он болтался в Управлении, но заступать ему на дежурство надо было только в 6 вечера.
 Роджер вышел из управления с неприятным чувством, что там царили успокоенность и застой, — скверная болезнь для полицейского учреждения!
 Он спросил дорогу и поехал на другой конец Тоттинга, где жила семья сержанта Аткинсона. Перед небольшим домиком с крытой верандой стоял мотоцикл, от которого отошел невысокий человек с бледным лицом в ту минуту, когда Роджер завернул в калитку.
 Журналист? Страховой агент? Представитель похоронного бюро?
 Человек подошел ближе.
 — Прошу прощения, сэр, вы не старший инспектор Вест?
 — Да.
 — Я — полицейский констебль Дэвис, вчера нашел тело Аткинсона. Только что заходил сюда узнать, не смогу ли хоть чем-нибудь помочь. Ужасно видеть, когда на людей обрушивается вот такое горе, не правда ли?
 — Сильно переживают, да?
 — Его жена не перестает плакать, а их девочка, ей восемнадцать лет… Чем могу быть вам полезен, сэр? — Дэвис поборол свои чувства.
 — Я хочу выяснить мотив, Дэвис, — заговорил Роджер таким тоном, будто с ним советуются, как с равным, — больше всего я боюсь усугубить горе миссис Аткинсон, но мне хотелось бы выяснить, не затаил ли кто-нибудь зла против сержанта, не желал ли кто-нибудь его смерти? Видимо, вам не стоит задавать данный вопрос?
 — Да, сэр, я бы сказал, что у этого человека не было врагов.
 — Вы его хорошо знали?
 — Видите ли, сэр, я служу в полиции всего шесть месяцев, но он со мной частенько разговаривал. Если можно так выразиться, он был рад отвести душу. Понимаете, он был немножко простоват и ребята над ним иной раз подтрунивали. Я никого не осуждаю, а просто…
 — Придерживайтесь фактов… Совершенно правильно. У него здесь никто не был под подозрением, он никого не грозился упрятать за решетку?
 — Нет, вряд ли. Может, он и мечтал об этом, но не больше…
 — Были ли у него друзья, или добрые знакомые? Не был ли он знаком с этим священником, как его там зовут? С пастором Питом? Пастор постоянно ругал окружающую полицию, а ведь Аткинсон был специалистом по уличному движению, не так ли? Долго служил в транспортной полиции?
 — Да, пастора он знал, — подтвердил Дэвис, — но виделся с ним всего несколько раз. Помню, однажды вечером он мне его показал. Ведь пастор живет недалеко от того места, где был убит Аткинсон. Он мне тогда сказал, что от этого человека «много треску, да мало толка»… А вот других знакомых я что-то не припомню. Однако, сомнительно, чтобы священник был убийцей.
 — Да, — согласился Роджер. Потом немного подумал и продолжал: — Дэвис, попрошу вас сделать для меня одну вещь, хорошо? Найдите предлог в самом ближайшем будущем еще раз повидаться с миссис Аткинсон и ее дочерью. И разузнайте, как близко они были знакомы с пастором Питом, а кроме того, не был ли Аткинсон знаком с миссис Китт, когда он жил в Лигейте?
 — Там была одна женщина, которую сержант с удовольствием бы пристукнул, — последовал незамедлительный ответ, — что он про нее рассказывал, даже смешно повторять. Я непременно выполню ваше поручение, сэр, тем более, что я обещал зайти к ним еще раз сегодня же.
 — Прекрасно, я заранее благодарен.
 Роджер наблюдал, как Дэвис заводил мотоцикл, но каким-то шестым чувством заметил, что в домике Аткинсона шевельнулась занавеска. Он глянул в ту сторону. Из окна смотрела на него, а не на Дэвиса, девушка с иссиня-черными волосами и наивной физиономией. По-видимому, она не знала, что Дэвис был не один.
 — До свидания, сэр, — крикнул Дэвис и с полоборота завел мотор.
 Роджер сел в свою машину. Девушка, наверняка Бетти Аткинсон, теперь знала о его визите, но она скользнула по нему равнодушным взглядом.
 Ее мать, которая не могла унять слезы, девушка с растерянным видом, стоящая подле окна, — сколько горя причинила эта «дорожная катастрофа»!
 Страдания…
 Кому-то понадобилось мучить Розмари Джексон и ее мужа. Его позднее пытались даже убить… С садистской жестокостью негодяй избил миссис Китт. Раздавили Аткинсона, возможно, он даже не успел заметить лица своего убийцы, но оставленный им след боли и мучений был таким же, как и повсюду. Кто стоял за этими поступками? Какое-то чудовище с извращенными инстинктами?
 Не забудьте, что эти преступления были заранее продуманы и хладнокровно осуществлены.
 Роджер также завернул за угол, как накануне вечером это сделал Дэвис, и поехал по длинной дороге, окаймленной с обеих сторон двухэтажными зданиями с террасами, большей частью сложенными из желтого кирпича, а крыши у всех до единого были зелеными черепичными.
 Где-то вдалеке шел автобус, несколько поближе виднелась машина с надписью: «Полиция». В ту же минуту у него заработало радио и он услыхал:
 — Вызываем старшего инспектора Веста, вызываем старшего инспектора Веста… Срочно возвращайтесь в Скотланд-Ярд, срочно возвращайтесь в Скотланд-Ярд… Вы меня слышите?
 Роджер включил передатчик.
 — Говорит Вест. Меня слышите?
 — Слушаю вас, сэр.
 — Что случилось?
 А вдруг это известие о Чартворде?
 — Вас вызывает старший офицер Кортланд. Какие-то неприятности в районе Хейкорт-Мьюса. Это все, что мне известно, сэр.
 — Ладно, я еду, — сказал Роджер, внезапно осипшим голосом.
 — Одну минуточку, сэр, — поспешно добавил радист, — вот еще одно сообщение для вас. От старшего офицера. Поезжайте прямо в Хейкорт-Мьюс. Там тяжело ранили одного из наших ребят, вроде бы так…




 11
 Исчезновение


 Роджер не смог заехать на территорию Хейкортского Мьюса, потому что, приблизившись к месту, увидел, что там скопилось с полдесятка полицейских машин. Ему пришлось остановиться примерно там, где накануне стояла машина убийцы. Двое одетых в форму людей дежурили у входа в квартиру. Парни из Скотланд-Ярда в гражданских костюмах размечали булыжник двора. Один снимал слепок с того места, где накопленная годами грязь делала бугорок. Фотографы убирали аппараты и треноги.
 Огромный Билл Слоун, без шапки, стоял перед въездом в Мьюс, на его, обычно розовощеком, лице была написана крайняя озабоченность.
 — Живей, Красавчик, не мешкай!
 — Иду, Билл.
 Пока Роджер бежал наверх по невысокой лестнице, перепрыгивая через ступеньки, его сердце бешено колотилось. Сердце сжималось от тревоги и сознания вины. Ведь ему казалось, что здесь ничего не могло случиться. Он же распорядился… Подбежал к Слоуну и крикнул:
 — Что же все-таки произошло?
 — Исчезла миссис Джексон. Наш парень, которого ты сюда направил, молодой Хэппл, угодил в больницу святого Джорджа, но вроде бы его песенка спета.
 — Каким образом его ранили?
 — Ударили по голове гаечным ключом, — ответил Слоун. После каждой фразы он довольно долго молчал, стиснув зубы, — нам не удалось ничего обнаружить. Джексон здесь. Может быть, ты… — он не договорил.
 К ним приближался Джексон, вышедший из гостиной. Глаза у него сверкали, рот был полуоткрыт, как будто ему не хватало воздуха. На лбу и щеках все еще красовался пластырь. Ссадина на носу не прошла, под правым глазом виднелся синяк, однако никто этого даже не замечал.
 Поравнявшись со Слоуном, он хрипло спросил:
 — Есть известия о Розмари?
 — Еще нет, — ответил Роджер, — я…
 — Вест! — закончил Джексон, — я знаю, как умеют работать ваши люди, знаю, что вы с ног валитесь от усталости, но… найдите ее!
 — Обязательно, — против воли ответ Роджера прозвучал несколько театрально.
 — Великий боже, — продолжал Джексон, — я просто не могу поверить, что такое могло случиться. Знаю, что ваш парень в тяжелом состоянии, но как же он мог подобное допустить? Почему? Ведь его направили сюда стеречь ее, оберегать, не так ли? Почему он это не предотвратил?
 — Мы узнаем, что произошло и разыщем миссис Джексон, — пообещал Роджер ровным голосом, — и возможно, гораздо быстрее, чем вы думаете…
 — Когда она исчезла? Около 12, как будто, я…
 — Разрешите мне сообщить вам подробности, — сказал Слоун с видом добродушного дядюшки. Он повернулся и они вошли в ту комнату, где накануне принимали Роджера. Ничего не изменилось, разве что были вымыты пепельницы, убраны бокалы, да взбиты диванные подушечки. Комната оставалась такой же нарядной и веселой.
 — Хэппл прибыл сюда ровно в 9. Миссис Джексон никуда не выходила до его прихода. Он установил магнитофон, подключил его и после этого спустился в Мьюс и занял такую позицию, откуда мог наблюдать за входной дверью. Второй человек дежурил у задней половины дома, следил за окнами. Мы не хотели полагаться на волю случая, мистер Джексон.
 Джексон беспомощно кивнул.
 — Согласно показаниям шофера, который мыл машину в гараже напротив, немногим позднее 12 сюда заглянул какой-то мужчина. Шофер видел его, когда он стоял спиной к Мьюсу, ожидая, когда ему откроют двери. Видел он и то, как Хэппл двинулся к двери, но тут шофера кто-то стукнул по голове и дверь была захлопнута.
 Это — скользящие двери. Ключ торчал снаружи в замке так, что малый оказался запертым изнутри. Когда он минут через пять пришел в себя, ему оставалось только поднять крик и колотить в дверь. Вот и все, что ему известно.
 — Сказал ли что-нибудь Хэппл? — спокойно спросил Роджер.
 — Когда его нашли, он был без сознания, — пояснил Слоун, — молочник услыхал призывы шофера, а шофер сообразил, что в квартире напротив что-то неблагополучно. Все они и позвонили нам. Поскольку Хэппла не было на месте, наши ребята высадили дверь. Они нашли Хэппла в холле с проломленным черепом. Видимо, его туда затащили после того, как ударили гаечным ключом по голове.
 — И никаких следов Розмари, — в отчаянии добавил Джексон, — никаких…
 Она была жива… И с потрясающей ясностью помнила все, что произошло..
 Для Розмари Джексон это было такое многообещающее утро, может быть, самое счастливое за многие прошедшие дни. Она была теперь полностью уверена, что они с Чарльзом оказались жертвами какого-то заговора, хотя даже приблизительно не могла себе представить, в чем он заключается. Если только это не было местью со стороны одного из тех людей, которых Чарли в свое время помог упрятать в тюрьму. Но мотив для нее не имел значения, она была достаточно уравновешенной и сумела убедить себя, что теперь, когда вмешалась полиция, для них самая страшная опасность миновала.
 Она была возбуждена, не больше.
 Она следила из окна, как Чарльз несколько более торопливым шагом, чем всегда, отправился на работу. Он ей пообещал взять такси, а не идти пешком. Вот следом за ним едет детектив. По состоянию здоровья Чарльз мог бы и не ходить в контору, но его, как всегда, ждали какие-то неотложные дела.
 С угла он помахал ей рукой. Тут его чуть было не убили накануне вечером! Розмари отошла от окна и наблюдала за тем, как сотрудники из Скотланд-Ярда ловко прилаживали к телефону магнитофон, чтобы все разговоры автоматически записывались.
 — Мадам, сбоку имеется выключатель, — пояснил он, указывая на беленькую кнопочку, — я включу магнитофон. Но, если вы сами будете звонить кому-нибудь, кто не имеет отношения к данной истории, выключайте машину, чтобы зря не расходовать ленту. Вы умеете обращаться с подобными аппаратами?
 — Ну… только для развлечения…
 — Угу… значит, так: когда закончится эта лента полностью, на ней будет записано около трех тысяч слов.
 Детектив подмигнул. Это был симпатичный парень, видимо, не блещущий умом, с раздвоенным подбородком, торчащими на макушке волосами и добродушным взглядом.
 — Все же, если лента придет к концу, снимите ее вот так, — он показал, как это делается, — и замените новой.
 Процедура была продемонстрирована несколько раз, после чего Розмари было предложено самостоятельно проделать данные операции.
 Розмари пришлось трижды повторить все с самого начала, прежде чем она получила «добро» от придирчивого инструктора.
 — Теперь все в порядке, — сказал Хэппл, — думаю, что мне разумнее оставаться снаружи на случай, если что-нибудь произойдет. Однако, как выразился сегодня утром мистер Вест, наша беда заключается в том, что ничего невозможно предугадать заранее и мы выставляем охрану и наблюдателей часто уже после того, как беда миновала.
 — Он прав, — улыбнулась Розмари.
 Она проводила его вниз, затем занялась уборкой квартиры. Изредка она посматривала в окно на прекрасный сад соседнего дома, в котором приметила нового молодого садовника. Раньше там работал старик. Розмари с любопытством подумала — не один ли еще детектив наблюдает за их квартирой.
 Как раз в 12, когда на кухне закипел чайник и ей захотелось выпить чашечку горячего чайку, — у передней двери раздался звонок. Ей и в голову не пришло, что он может принести с собой неприятности, поскольку Хэппл находился в Мьюсе, так что об опасности не может быть и речи.
 Она не знала человека, стоявшего на пороге, но подсознательно почувствовала, что беда близка.
 Человек быстрыми шагами направился к ней. В руках он держал маленький пистолет, который видела она одна. Возникший на пороге Хэппл, очевидно, и не подозревал о существовании оружия. Через мгновение голова и плечи подошедшего к ней человека полностью загородили Хэппла. И все же она заметила, как к Хэпплу сзади подкрадывается еще один человек.
 Она истерично закричала:
 — Осторожно, там…
 Человек мог ее пристрелить.
 Она видела, как приподнялся пистолет, видела злой огонек в его глазах и была убеждена, что это тот самый тип, который вчера вечером сидел за рулем машины.
 Потом она услышала слабый звук, похожий на чихание. Из дула вырвалось белое облачко, оно было направлено ей в лицо. Газ моментально проник в нос, рот, глаза, так что она даже не успела вскрикнуть. В отчаянии она отпрыгнула назад, пытаясь захлопнуть входную дверь, но ее грубо толкнули в комнату. Она ничего не видела, боль была настолько резкой, что ей хотелось кричать, однако ртом она могла только судорожно хватать воздух и издавать нечто вроде всхлипывания.
 Человек поволок ее по коридору к кухне, затем сильно толкнул в спину и она очутилась в кладовке, свалившись на полки с продуктами. Дверь захлопнулась. Розмари оказалась в полнейшей темноте. Впрочем, она этого не замечала, ибо по щекам у нее неудержимо струились слезы. Она прислонилась к стене, закрыла лицо руками, все еще хватая воздух раскрытым ртом. Удушье постепенно проходило, но глаза болели по-прежнему, а во рту стояла горечь. Она начала кашлять. Сколько времени ей придется здесь оставаться?
 Неожиданно распахнулась дверь, в кладовую проник свет, показавшийся ей ослепительно ярким, так что она снова закрыла лицо руками. Она могла лишь с трудом различить очертание головы и плеч мужчины, только и всего… Она почувствовала, как его пальцы схватили ее за запястье, в неожиданном припадке ярости она ударила его по руке, а может быть, и по физиономии, ей было не видно. Но тут ее сильно сжали у локтя и она закричала от боли. Человек что-то бурчал, но одна фраза прозвучала более отчетливо:
 — Пошевеливайся, ты, сука!
 Он был слишком силен, чтобы начать сопротивляться, ее буквально волоком протащили к двери. Парадная была заперта, но он приоткрыл ее не более чем на дюйм, и крикнул кому-то снаружи:
 — О'кей.
 — Да, — ответил неизвестный, — поехали…
 Они собирались ее увезти!
 Должен же кто-нибудь быть в Мьюсе, человек, который ей поможет. Если она поднимет крик, ее услышат. Она была готова закричать изо всей силы, как только распахнется дверь, но тут она обо что-то запнулась и чуть было не упала.
 Это был детектив Хэппл. Он неподвижно лежал на полу, его голова и лицо были залиты кровью.
 — Только попробуй пикнуть и мы разделаем тебя получше его! — прошипел голос над ее ухом и ее потащили вперед… Она перешагнула через Хэппла, почти уверенная, что он убит.
 Теперь она утратила всякую надежду. Дверь широко распахнулась, солнечный свет ударил ей в глаза.
 И тут человек вытащил носовой платок, свернул его в комок и ловко запихал ей в рот. Она не могла ни закричать, ни застонать, пока они тащили ее вниз по лестнице и сажали в маленькую черную машину «Остин-Изо», которая стояла снаружи. Розмари была уверена, что это та самая машина, которая чуть было не задавила Чарльза… Задняя дверца была открыта, подле нее стоял еще один человек, меньшего роста с бледной физиономией.
 Ее затолкали в самый угол. Незнакомец сел рядом. Дверца захлопнулась.
 Второй сел за руль.
 Розмари пыталась заговорить, старалась вытолкать кляп изо рта, но он намок и разбух и ей было с ним не справиться. Потом она почувствовала болезненный укол в предплечье. В одно мгновение пришла мысль о шприце. Она пыталась сопротивляться, но сосед придавил ее к сиденью. Постепенно она перестала бороться, только забилась дальше в самый угол. Она видела прохожих, понимала, что если закричит, или хотя бы подаст руками им знак, ей помогут, но она была не в силах что-либо предпринять.
 Вскоре ей уже больше ничего не хотелось делать. На нее нашла странная апатия. Исчезла боль во рту, носу, горле. Больше не ныла рука, которую так сильно сдавил бандит. По всему телу разлилась лень, нежелание двигаться. Это было не просто оцепенение, а чувство полнейшего покоя. Она забыла, что с ней случилось, куда-то девался страх. С ней творилось что-то потрясающее, как будто она попала из обычного мира в сказочный. Ничего подобного она раньше не испытывала. Пропали мысли, оставалось только ощущение довольства, почти экстаза. Она сознавала, как ровно едет машина, но одновременно не замечала ни улиц, по которым они проезжали, ни примерного направления.
 Она закрыла глаза и погрузилась в мир грез…
 Рядом с нею был все время какой-то человек. Было время, что он ее пугал, но теперь казался частицей этого огромного удивительного мира.
 Ее провели в спальню.
 Она легла, почувствовала, что он расстегивает ей пояс и снимает туфли. В комнате было тепло, красиво, приятно. Она знала, что она одна и хочет быть одна со своими грезами, которые казались ей настоящим откровением.
 Когда она проснулась, у нее саднило в горле и носу, слезились глаза. Вместо неповторимой радости — страшное угнетение, похожее на то, что бывало в самые тяжелые дни их размолвки с Чарльзом, когда она получала очередное письмо или слышала телефонный разговор.
 Она мечтала, чтобы к ней вернулось прежнее дремотное состояние.
 Постепенно ее нетерпение сменилось раздражением, затем страхом. Сейчас она реагировала совершенно нормально. Разумеется, ей впрыснули героин или нечто подобное. Она в этом была уверена, потому что, когда муж подготавливал отчет государственной комиссии по опасным наркотическим препаратам, она тоже познакомилась с этим вопросом, и…
 Может быть, в этом все и дело? Не грозит ли Чарльзу опасность именно потому, что он участвовал в составлении данного отчета?
 Подобные размышления и мысли о собственной судьбе привели ее в ужас. А также ее полнейшая беспомощность.
 Она поднялась с постели в состоянии слишком близком к паническому, ее прекрасные грезы обернулись вечными кошмарами.
 Она бросилась к окну, но стекла оказались матовыми, так что сквозь них ничего не было видно.
 Тогда она стала искать задвижку, чтобы раскрыть окно, оно не открывалось.




 12
 Пастор собственной персоной


 — Печальная правда заключается в том, что мы ни на шаг не приблизились к обнаружению вашей супруги, мне приходится в этом сознаться, — говорил Роджер Вест Джексону, — и я ужасно переживаю за нее.
 Он замолчал, давая возможность стряпчему заговорить, но тот только смотрел на него лихорадочно горящими глазами. Было шесть часов того же вечера. Они сидели в кабинете Роджера в Ярде.
 — Нам известно, что ее увезли в черном «Остин-Изо», но мы не знаем номера машины, который помог бы ее обнаружить. Известно, что машина завернула на Гросвенорский сквер, но дальнейший ее путь проследить не удалось. «Изо» одна из популярнейших марок машин, причем как раз «Изо» черного цвета.
 Он снова помедлил.
 Джексон спросил:
 — А что сказал шофер? Да, а каков водитель в «Изо»?
 — Мы знаем только, что он был маленького роста в темно-серой одежде. Шофер «Роллс-Ройса» видел второго типа со спины, высота примерно пять футов шесть дюймов, узкоплечий в темно-серой фетровой шляпе и в таких же ботинках. Тысячи мужчин подходят под данное описание. Сотни их водят черные «Изо».
 — Что предпринято по этому делу? — не унимался Джексон.
 — В Лондоне на ноги поднята вся полиция, к поискам подключились пригороды. О каждом черном «Изо», хотя бы чем-то привлекшем внимание, будет сообщено. Но было бы фарисейством утверждать, что на это можно сильно рассчитыавть.
 — Завтра утром все газеты выйдут с портретом вашей супруги, описанием машины и человека. Мы используем все доступные нам методы розыска пропавшего лица.
 — Включая проверку больниц и моргов? — спросил Джексон хриплым голосом.
 — Включая больницы и морги, — повторил Роджер и впервые почувствовал, что он может хоть капельку ослабить невыносимое напряжение несчастного. Он сделал это с нарочитым безразличием, закуривая папиросу и протягивая портсигар Джексону, и лениво бросая слова: — Понимаете, я не особенно боюсь, что мы можем найти ее мертвой. Если бы они намеревались ее убить, самым простым это было сделать в квартире. Совершенно очевидно, что они хотели ее похитить.
 Расчет оказался правильным. Джексон сразу же уцепился за эту мысль.
 — Пожалуй, вы правы. Спасибо, я возьму одну сигаретку. Но ради чего им понадобилось ее похищать? Вроде бы нет никакого смысла?
 — Смысл, безусловно, имеется, — с уверенностью произнес Роджер, — и, когда мы его поймем, то приблизимся к человеку, который ее увел. Необходимо искать тех людей, которые затаили зло против вас. Мы проверили тех двух типов, которые тогда грозили вам отомстить. Один из них умер, второй вышел из тюрьмы и узнал, что его жена обзавелась небольшой птицефермой в деревне. Насколько мы смогли установить, он совершенно изменился, за этим следит его супруга. Так или иначе, он не подходит ни под одно описание, которым мы располагаем…
 Джексон со вздохом вымолвил:
 — Положение — хуже некуда! Вест, скажите, что я могу сделать? Возможно, сейчас мне разрешат не работать, мои партнеры понимают, что я должен что-то предпринять для розыска Розмари.
 — Единственное, что от вас требуется, это проследить шаг за шагом все события вашей жизни и проверить, не дали ли вы кому-нибудь повод вот так неистово вас ненавидеть. А если вы уверены, что нет, тогда я бы порылся в прошлом жены. Вы действительно хорошо его знаете?
 Джексон заколебался.
 — Не очень, — признался он под конец, — мы встретились почти случайно, она была приглашена на коктейль в дом моих приятелей. Ее прошлая жизнь не была особенно веселой: отец умер, когда она была ребенком, матери приходилось считать каждый пенс, чтобы дать дочери возможность закончить колледж. Я знаю, где она училась, все такое…
 — Ее мать жива?
 — Да, живет в Оксфорде. Один бог знает, что она почувствует, когда узнает об исчезновении Розмари, — глухо добавил Джексон. — Я уже позвонил ее друзьям, а теперь мне предстоит разговор с ней самой. Нет, мне не верится, что в прошлом Розмари можно отыскать разгадку…
 Помолчав, он добавил:
 — Я сделаю все, что смогу в этом плане, но если вы считаете, что я могу заняться еще чем-то, располагайте мной по своему усмотрению.
 — Хорошо, я это учту, — пообещал Роджер, — сейчас берите в руки карандаш. Вот вам бумага, изложите, как можно подробнее, что помните о своих взаимоотношениях с советником миссис Китт, когда вы вместе работали в Лигейте, особенно в отношении данного случая. — Он протянул Джексону вырезку, хранящуюся у него в бумажнике, являющуюся копией той заметки, что была обнаружена в комнате миссис Китт. — Я засадил за это дело Конноли, но не исключено, что вам известно то, что неизвестно ему, и наоборот.
 Джексон пробежал глазами заметку.
 — Так, с места в карьер я ничего не помню. — Он помолчал несколько минут, затем медленно продолжал: — Нет, пожалуй, помню. В Лигейте на этом углу произошло с полдюжины аварий. Был создан неофициальный оргкомитет, который поднял, бог знает, какую шумиху. Это возле электростанции, вы должны знать это место, там два неудобных угла. Наезд произошел рано утром, часов в 9, когда на улицах было совсем немноголюдно. Возбудить уголовное дело заставил этот самый оргкомитет. Мне кажется, в данном случае полиция пошла у них на поводу, если только Конноли не имел намерения подрубить сук, на котором сидел комитет, потому что обвиняемый не мог быть признан виновным и освобожден…
 Джексон немного помолчал, очевидно все его мысли были направлены в прошлое:
 — Да, да, припоминаю, пострадавшей была молодая женщина, если мне не изменяет память, беременная. Именно благодаря этому, данный случай привлек такое внимание общественности. Вы ведь знаете, какими невнимательными и рассеянными становятся женщины, когда они ждут ребенка. По-видимому, она сошла с автобуса и стала его обходить сзади и выскочила на дорогу, как раз под колеса «Ягуара», идущего в обратном направлении. Она была сильно изувечена, ребенок родился мертвым…
 Мне поручили защиту водителя. В суде были жаркие споры. Шоферу предъявили обвинение в неосторожной езде. Неофициальный комитет выставил несколько свидетелей обвинения, но у меня тоже подобрались толковые очевидцы. Была одна такая женщина средних лет, не помню ее имени, спокойная, уравновешенная. Она находилась как раз позади автобуса. Абсолютно надежный вид свидетеля.
 Кроме нее был еще один полицейский, на глазах которого произошла авария. Великолепно его помню. Он в то время возвращался с дежурства, несколько туповатый, медлительный, но наделенный необыкновенной наблюдательностью. Незаменимый регулировщик уличного движения.
 Роджер вкрадчиво спросил:
 — Вы, часом, не помните его имени?
 — Как же, сейчас я все прекрасно помню. Аткинсон. За несколько недель до моего ухода из Лигейта, его тоже куда-то перевели, вроде бы в Тоттинг…
 Джексон внезапно замолчал.
 Роджер поднялся со стула. В его жизни бывали такие моменты, когда он был не в силах справиться с охватившим его волнением. Сейчас было то же самое.
 Да, налицо имелись общие факторы, касавшиеся всех троих, в том числе и Аткинсона. Имя, описание наружности, и то, что его перевели из Лигейта в Тоттинг, не оставляло сомнения, что речь идет об убитом сержанте. Роджер почти мог представить себе данную картину: молодая женщина, «Ягуар», визг тормозов и крик пострадавшей, вопли женщин, солидный полицейский, не менее солидная и внушающая доверие мисс Брэй, а позднее Джексон, представляющий защиту в своей напористой и убедительной манере, и миссис Китт, излагающая мнение о необоснованных претензиях обвинения.
 — Этот оргкомитет, или как вы его там называли, вы не помните его членов? — спросил Роджер.
 — Пожалуй, нет, — покачал головой Джексон после минутного размышления. — Смутно вспоминаю их представителей с виду, но в смысле имен могу сообщить лишь одно. Впрочем, остальные можно выяснить из протокола.
 — Ну, а кто этот один?
 — Священник, который до сих пор не может успокоиться и без конца толчет воду в ступе по поводу автомобильных катастроф. Газеты его именуют «пастором Питом». Это тот самый Пит, о котором вчера вечером говорила Розмари. Он приходил к нам несколько недель назад и…
 Он умолк на полуслове, потом еле слышно прошептал:
 — Не может быть…
 — Думаю, что стоит съездить познакомиться с пастором Питом, — необыкновенно вкрадчиво сказал Роджер, — вы же тем временем займетесь данным рапортом.
 — Вест, мне просто необходимо навестить мать Розмари. — Джексона, видимо, самого разбирало желание поговорить со священником. — Нет, я не могу задерживаться, но если я выеду немедленно, то доберусь до нее в половине девятого и сумею к полуночи возвратиться назад. Скажите, могу ли я утром вручить вам требуемый материал.
 — Да, — сказал Роджер, — но, если вы внезапно припомните какую-нибудь важную подробность, немедленно звоните мне по телефону в Ярд или домой. Ведь я вам дал свой домашний телефон, не так ли?
 — Я его куда-то засунул. — Джексон начал лихорадочно рыться в бумажнике, — ага, вот он. Вест, — тут он отвернулся, и Роджер понял, что ему с большим трудом удается сдержать рыдания, — нет никакого прока вас теребить. Ведь я прекрасно знаю, что вы и без того сделаете все, что в человеческих возможностях.
 Джексон вскоре отправился на машине «Бейли». Следом за ним ехала полицейская машина, все посты на шоссе к Оксфорду были оповещены.
 После отъезда Джексона, Роджер позвонил в полицейское управление Лигейта. Конноли не оказалось на месте, но расторопный дежурный обещал немедленно разыскать все материалы о деятельности оргкомитета и об уголовном преследовании шофера «Ягуара». Правда, он не обещал это сделать быстро, поскольку нужно было связаться с клерком из суда.
 — Ладно, но не тяните, — попросил Роджер, — возможно, это весьма существенно. Кстати, вы слышали о дальнейшей деятельности оргкомитета?
 — Вскоре после того дела, о котором вы спрашиваете, он распался. Единственное полезное дело, сделанное этим комитетом, — это установление «транспортного островка» около того опасного перекрестка. Я сам сравнительно недавно в этом управлении, поэтому знаю данную историю больше по наслышке, а не по личным наблюдениям. Но имена и адреса я сумею для вас раздобыть. Во главе этого комитета стоял пастор Пит. Он был его председателем, и секретарем, и всем, чем угодно.
 В течение последующего времени Роджер много прочел о пасторе Пите, или преподобном Питере Вейте.
 Это был сравнительно молодой человек, лет тридцати с небольшим, руководитель небольшой секты. Слово «преподобный» добавлялось к его имени скорее как дань уважения к его заслугам, а не как духовное звание. Его имя Вейт, т. е. «ожидающий», можно было назвать иронией судьбы, поскольку более кипучей и бурной деятельности вряд ли можно было себе вообразить. Все данные о нем сводились примерно к одному и тому же. Он был красив, образован, хорошо воспитан, наделен даром красноречия, прославился активностью в общественных комитетах и бойскаутских организациях. Ни одного дурного слова в его адрес не было сказано. По правде сказать, он был невероятно популярен, если бы не одна досадная слабость: его фанатическая ненависть к виновникам дорожных катастроф.
 Транспортные аварии, заявлял он, были обыкновенными убийствами и именно так их и следует расценивать.
 Церковь, к которой он принадлежал, имела всего лишь несколько отделений, одно из них в Лигейте, другое — в Тоттинге. Он являлся настоятелем в Тоттинге уже три года.
 Жил он в одном из больших домов, выходящих на Филдз, причем этот дом, как и все соседние, был поделен на множество квартир. Часть своей квартиры пастор отвел для проведения митингов Компании по борьбе с дорожными катастрофами. Здесь он печатал свои листовки и плакаты, писал письма, вроде того, которое получила Розмари Джексон, прежде чем он к ней зашел. Совпадение?
 Роджер добрался до дома священника немногим позднее 7 часов. У него было почти «грозное» настроение. Как раз перед самым его выездом из Ярда, поступило сообщение о состоянии здоровья Чартворда. Надежды почти не было… Роджер всегда понимал, какое огромное значение имеет Чартворд для работы Департамента уголовных расследований, но все же не представлял его в полной мере.
 Именно поэтому болезнь Чартворда так сильно переживалась всеми офицерами, да и рядовым составом Ярда, который прослужил уже порядочное время.
 Что касается Роджера, то у него не проходило подавленное состояние.
 Он предупредил полицию Тоттинга, что выезжает, и встретился с констеблем Дэвисом на углу, как было условлено, недалеко от того места, где погиб Аткинсон. Дэвис прибыл вместе с сержантом, который весьма деликатно держался в тени, предоставив действовать Дэвису.
 — Я сделал две попытки, сэр, но так и не мог установить наличия связи между сержантом Аткинсоном и пастором Пи… прошу прощения, мистером Вейтом, сэр. Миссис Аткинсон помнит его еще по Лигейту, сержант частенько брюзжал по его адресу, только и всего…
 — Понятно. А как чувствует себя миссис Аткинсон?
 — Сейчас к ней из Манчестера приехала сестра. Мне кажется, дела немножко налаживаются. Но я буду поддерживать с ними связь, сэр.
 — Держите и меня в курсе дел, хорошо? Вы не знаете, Вейт у себя?
 — Видели, как он днем возвратился домой и вроде бы больше не выходил.
 — Из дома один выход?
 — Ворота и калитка, сэр, сюда на дорогу.
 — Хорошо, благодарю. Я не жду никаких неприятностей, мне просто хочется с ним побеседовать, но все же я предпочел бы иметь под рукой человека, чтобы в случае нужды позвать его. Дэвис дежурит или свободен? — обратился он к сержанту.
 — К вашим услугам, сэр.
 — Прекрасно, тогда пошли к нему домой.
 Они вошли в темный двор, обсаженный вдоль стены низкорослыми деревьями и густым кустарником: посередине имелась круглая лужайка, выглядевшая ужасно бледной на общем мрачном фоне. Все окна были темными, свет горел только над входной дверью, тускло освещая ступеньки крыльца. Дэвис зажег фонарик и посветил на ряд зонтиков, над которыми были прикреплены дощечки с именами жильцов.
 Квартира 6. Мистер Пит Вейт. «Компания борьбы с дорожными катастрофами».
 — Он и правда немного помешался на этом пунктике, не правда ли, сэр?
 — Похоже, — сказал Роджер, нажимая на звонок, и через минуту послышалось звяканье цепочки и скрип отворяемой двери.
 — Н-да, похоже он не сильно остерегается, если даже не спрашивает, кто к нему стучится. Впрочем, может быть, он кого-то ждет? Как вы предпочитаете, чтобы я оставался снаружи, или пошел вместе с вами?
 — Пожалуй, на верхней площадке.
 — Слушаюсь, сэр.
 Обе площадки были едва освещены, окраска дверей и перил была в таком плачевном состоянии, что хуже не придумаешь. Краска во многих местах облезла, точно так же, как и на стенах, сплошь украшенных трещинами и подтеками. Ступеньки скрипели и трещали под облезлым линолеумом.
 На лестницу выходило всего шесть квартир, по две на каждом этаже. Ни из одной не доносилось ни звука, в доме стояла такая тишина, что невольно делалось не по себе.
 — Вот шестой номер, — сказал Дэвис, освещая дверь, — я отойду в сторону так, чтобы меня не заметили.
 — Правильно, — похвалил Роджер.
 Да, из Дэвиса со временем получится неплохой детектив!
 Дэвис нажал на звонок посреди двери, раздалась громкая раскатистая трель. Через короткое время послышались шаги, затем щелчок выключателя. И вот уже дверь широко распахнулась. На пороге стоял моложавый человек с шапкой белокурых волос, глаза у него округлены, губы полураскрыты, как будто он сильно удивлен.
 — Добрый вечер, — начал Роджер официальным тоном. — Вы — мистер Вейт?
 — Я, ну я, да, я — Вейт, да…
 У него был разочарованный, почти обескураженный вид:
 — Могу ли я… чем могу быть полезен? Если вы пришли на митинг, то, к сожалению, он назначен на завтра, но если желаете взять несколько листков или плакатов, то… — и он замолчал, всем своим видом показывая, что сомневается, такова ли цель прихода Роджера.
 — Я бы хотел с вами поговорить, — объяснил Роджер, протягивая свое удостоверение. Пока хозяин рассматривал документ, пришедший рассматривал хозяина.
 Преподобный Питер Вейт был более худощавым, чем на фотоснимках. В нем было что-то мальчишеское, особенно пухлые красивые губы. При виде удостоверения он нахмурился. Похоже было, что он близорук. На нем был бледно-серый костюм, который морщился на плечах, как будто недавно промок и не был после того отглажен.
 Он поднял глаза.
 — Из Скотланд-Ярда? Старший инспектор Вест? Уверен, что слышал ваше имя. Ну, входите же, старший инспектор. Входите! По правде говоря, я ожидал другое лицо, молодую леди, и слегка разочарован, но возможно, ей еще рано, ведь еще нет и половины, не правда ли? Надеюсь ваше дело не потребует много времени? Мы с мисс Эйкерс собрались на… погулять.
 — Вряд ли наша беседа затянется, — успокоил его Роджер.
 Мисс Эйкерс?
 Он вошел в прихожую.
 Скорее это был крохотный коридорчик, из которого вели три двери. Одна была распахнута, виднелось более ярко освещенное помещение. Свет струился со стен, сплошь увешанных плакатами и лозунгами, в большинстве своем необыкновенно яркими, рисунки были примитивными, как если бы их выполняли дети. На одной из стен были прикреплены полки, на которых пачками были сложены листовки.
 — Мм-ээ… мы можем перейти в мою личную комнату, — сказал нервничая Вейт, — там удобнее, стулья и…
 — Меня интересует как раз штаб вашей компании, — сказал Роджер, проходя в освещенную комнату. Она оказалась гораздо больше, чем он думал, причем все четыре стены были покрыты «наглядными пособиями». Преобладали красный и зеленый цвета.
 Посредине стояли четыре, сдвинутых вместе, стола. Они были завалены стопками конвертов. Тут же лежали ручки и стояли чернильницы. Рядом — четыре стула. В конце комнаты перед окном находился письменный стол, на котором тоже громоздились бумаги и стояла серая портативная пишущая машинка.
 — Похоже на избирательный участок, — весело сказал Роджер.
 — Вы так считаете? — Вейт говорил невероятно осторожно. — Самое важное, что пока помещение говорит о неослабевающей деятельности, инспектор. Когда приходят добровольные помощники, им приятно видеть, что до них побывали здесь и другие и что стулья освободились специально для них, чтобы они могли тоже потрудиться. Вам многое известно о… о моей Компании, инспектор? Я, нет, я не должен садиться на своего излюбленного конька, ведь у вас ко мне, наверное, имеется дело, не так ли? Чем могу быть полезен?
 Роджер все еще оглядывался.
 — Много ли из тех, кто помогал вам в прежние времена, остались вплоть до настоящего времени?
 — Э-э? Ах, старые помощники? Ну, их человека два-три. Может быть, вы не знаете, что я начал в Лигейте, а это далековато отсюда. Несколько человек перебралось поближе, они приходят регулярно, но должен сознаться, что поддержка общественности весьма незначительна, можно сказать, что практически она равна нулю.
 Роджер изучал своего собеседника и одновременно давал ему время прийти в себя.
 Человек менялся буквально на глазах. На его детски-округлой физиономии появилось нетерпеливое выражение, как будто он очень хотел, чтобы Роджер выслушал его.
 Он ухватился за лацканы своего пиджака, вся его поза напоминала оратора на митинге. Впечатление было странное: он вызывал к себе сострадание и одновременно уважение. Голос у него постепенно крепнул и густел.
 — Одним из крупнейших человеческих недостатков является страх перед собой и бессердечие к другим. Конечно, бывает и сострадание, я не спорю. Но, какой прок от сострадания, будь то мужчина, женщина или малый ребенок, если он попал под машину и либо на всю жизнь остался калекой, либо был вообще убит? Убит… Сострадание им не поможет, сострадание является пустым звуком, если говорить об этих несчастных. Нам требуется не сострадание, а беспощадная борьба с убийцами, единые действия в масштабах всей страны против преступлений на дорогах, миллионы людей, поднявшихся в помощь правительству, чтобы заставить его объявить автомобильные катастрофы таким же убийством, как любое другое. Давно уже пора считать убийцу за рулем не менее страшным преступником, чем убийцу с большой дороги.
 Сейчас глаза пастора горели страстным огнем. Одна рука приподнята, пальцы указывали в небо, а он проникновенно говорил:
 — Скажите мне, кто же он такой, как не убийца, если он действительно убивает или калечит? Почему он не несет такой же ответственности, как прочие убийцы? Скажите мне, почему?




 13
 Пастор говорит


 Голос Вейта заполнял все помещение. Он казался возбужденным, как будто бы верил, что произносимые им слова ниспосланы свыше. Палец его все еще указывал на небо, рот полуоткрыт, как будто бы он готов был без конца повторять свое «почему».
 — Думаю, что я могу вам ответить, почему, — спокойно сказал Роджер, — но бывают случаи…
 — О, я еще ни разу не встречал полицейского, который не защищал бы той свободы, с которой у нас принято трактовать даже те либеральные законы, которые ныне действуют в отношении преступных водителей, — перебил его Вейт.
 Снова произошла метаморфоза, но на этот раз он не стал таким бесцветным, как до вспышки энергии.
 — Мне думается, что дело объяснимо. Конечно, вам нелегко отрешиться от привычных норм. Но, если бы я сумел добиться поддержки у какой-нибудь влиятельной организации… — он снова замолчал, а потом совсем иным тоном задал вопрос: — Скажите мне, вашим людям нравится то, что они вынуждены делать после фатальных аварий: перевязывать раны, рассматривать изуродованные тела, раздробленные кости?
 — Нет, им не нравится, — воскликнул Роджер так резко, что Вейт моментально умолк, — хотя мы и не рассматриваем автомобилистов, как расу убийц. И, если бы вы ограничили свою кампанию, вы сумели бы добиться больших успехов и принесли бы несомненную пользу.
 — Именно так они все и говорят, — покачал головой Вейт, — умерьте свой пыл, остыньте так, чтобы убийцы могли свободно пролезать через тысячи лазеек в законе. Закон нужно винить не меньше, чем самих водителей, велосипедистов, или неосторожных пешеходов, нарушивших правила уличного движения. Старший инспектор Вест, вы когда-нибудь изучали мои предложения? Потратили ли вы когда-либо хотя бы одну минуту своего драгоценного времени, чтобы узнать, каковы мои конкретные предложения и в чем суть возглавляемой мной кампании? Скажите правду!
 — Специально — нет…
 — Во всяком случае вы хоть честно в этом сознаетесь, — сказал Вейт своим глуховатым голосом, — большинство людей притворяются, будто они досконально ознакомились с моей программой, когда в действительности ограничились просмотром заголовков газет и раз и навсегда заклеймили меня как надоедливого фанатика, а, может, даже и шарлатана. Впрочем, если они и правда ограничиваются только чтением газет, то такой вывод вполне естественен. Старший инспектор, взгляните вот на это!
 Его глаза снова вспыхнули. Быстрыми шагами он подошел к полкам и снял с каждой пачки по одной листовке, потом обернулся к Роджеру и протянул ему сразу пяток.
 — Прочитайте, разберитесь, чего я добиваюсь, прежде чем приказать своим подчиненным относиться ко мне, как к помешанному лунатику. Говорю вам, старший инспектор, вина неосторожного водителя, следствием безрассудной езды которого является убийство или калеченье людей, нисколько не меньше, чем вина братоубийцы и должна караться, как таковая. Да, так же сурово! «Не убий» сказал господь, а автомобилисты убивают людей, может быть, даже в данный момент. Всего несколько часов назад, недалеко от ворот нашего дома, был сбит машиной и погиб полицейский при исполнении своих обязанностей. Что вы на это скажете, старший инспектор? Это было убийство. Только потому, что в качестве орудия преступления используется не нож и не револьвер, а автомашина, вы считаете его менее жестоким, — вроде бы человек не убивал «по-настоящему»!
 Он подошел вплотную к Весту, его близко расставленные глаза горели, в уголках губ показались пузырьки пены, он начал слегка заикаться. Его убежденность не могла не подействовать на слушателя, не могла оставить его равнодушным. Этот человек говорил от глубины сердца, тут не могло быть сомнений.
 — Итак, как же вы расцениваете смерть этого полицейского, старший инспектор? Почитайте мои листовки, мои памфлеты и вы убедитесь, что я не пустозвон и не идиот. Если он был невнимателен или беспечен за рулем, если он пренебрег своими обязанностями и благодаря этому был убит другой человек, пусть такой нарушитель отсидит пять лет в тюрьме! Да, пусть его судят и вынесут решение. Простите меня, что я не предлагаю более сурового наказания, но за пять лет можно все передумать и все понять! Если же он только искалечил, — то год тюремного заключения. За менее серьезные последствия — меньшее наказание, но как минимум, полгода тюрьмы…
 — Посмотрите на меня, — потребовал он, хотя Роджер не спускал с него глаз, пытаясь сохранить беспристрастие, но чувствуя, что он невольно поддается, — посмотрите на меня и скажите, если бы люди знали, что их ожидает такое наказание за неосторожную езду, — продолжали бы они нарушать правила уличного движения?
 Он помолчал. Потом подергал Роджера за рукав, как бы пытаясь силой вырвать у него ответ.
 — Скажите-ка, продолжали бы?
 — Нет, не думаю, — тихо ответил Роджер.
 Вейт опустил руки.
 — Благодарю вас, — сказал он, — благодарю за вашу честность. Большинство людей бывают настолько шокированы моими предложениями, что они начинают приводить идиотские аргументы, вроде того, что на практике это неосуществимо, что это несправедливо по отношению к людям, впервые совершившим ошибку. Слышите, «несправедливо»? А что же тогда говорить о погибших, о женах и детях, оставшихся без кормильца… — Он не закончил, почти поперхнувшись словами.
 Потом он подошел к четырем столам, на которых были разложены конверты и ручки, напрасно ожидавших прихода добровольных помощников, оперся рукой об угол одного из них и вытер вспотевший лоб. Голос у него звучал очень глухо, когда он продолжал:
 — Должен просить у вас извинения, старший инспектор. За последнее время я редко теряю самообладание. Когда-то, конечно, когда я был моложе, особенно после того, как ее убили, я был почти ненормальным. Мне хотелось хватать людей за шиворот и стучать друг о дружку их пустыми головами, пока до них не дойдет, что они покрывают убийц.
 Он снова умолк, судорожно глотнул воздух, вынул из кармана белоснежный платок и вытер лицо.
 — К сожалению, мне пришлось убедиться на собственном горьком опыте, как трудно раскачать людей и принудить их к действию. Я пытался воздействовать на них настойчивостью, организовывал митинги — митинг за митингом, обращался непосредственно к священникам, врачам, местным властям, членам парламента, даже к членам Палаты Лордов. Иногда у меня опускались руки. Несколько раз организовывали комиссии, но вскоре те распадались. Один раз мне удалось сколотить оргкомитет из энергичных и напористых людей, но все их попытки ни к чему не привели. Полиция защищала людей, которые управляли машинами, как будто речь шла о каких-то невинных проказах. В любом магистрате вы найдете множество водителей машин, велосипедистов и пешеходов, повинных в смерти других людей, которых самое большее оштрафовали на несколько гиней или фунтов… за убийство.
 Он снова замолк.
 Весь его пыл прошел, так же как и огонь в глазах.
 — Давайте, инспектор, — сказал он слабым голосом, — повторите мне то же самое, что я слышал от каждого полицейского, с которым разговаривал на эту тему. Скажите, что они все стараются загладить свою вину, что самое страшное наказание — угрызение их собственной совести. Но позвольте вам возразить, что до тех пор, пока массовые убийства на дорогах не будут остановлены, все эти красивые фразы будут оставаться насмешкой над подлинным гуманизмом, плевком в лицо Спасителя и проклятием для наших детей. А ведь их можно остановить! Наделите меня неограниченной властью и я остановлю эту бойню через неделю, и так напугаю водителей, что они забудут про безрассудство! Другого выхода нет!
 Он дрожал, как будто ему было холодно, хотя в комнате было тепло.
 Роджер терпеливо ждал, не спуская с него глаз.
 — Пока вы не слишком разговорчивы, старший инспектор, — не выдержал Вейт, — но все же вы оказались гораздо терпеливее и вежливее всех остальных. У них всегда находился предлог меня прервать. Теперь скажите, чем я все-таки могу вам служить?
 — Как проходит сейчас ваша кампания? — спросил Роджер.
 — Не стоит и спрашивать, — понуро ответил Вейт. Он печально оглядел пустую комнату. — Сами видите, я пишу первоначальные письма родственникам жертв дорожных катастроф, пытаясь заручиться их поддержкой… А также местным властям и членам Парламента, но лишь немногие удосуживаются ответить. У меня не хватает нахальства писать в тот самый момент, когда горе обрушивается на человека… А забывается оно так скоро… ужасно скоро… Несколько человек уже пришли ко мне и работают. Вчера вечером у нас здесь был митинг… Номинально мой комитет состоит из 30 человек, присутствовали — семь.
 Он воздел руки кверху беспомощным жестом, потом продолжал:
 — Вы видите? Однако же я прав, убежден, что прав. Эти массовые убийства можно остановить буквально за несколько дней…
 Он посмотрел мимо Роджера на дверь, как будто услышал звонок, и даже шагнул к ней, чтобы открыть защелку, но он ошибся. Никто не стучал, поэтому он снова перевел глаза на Роджера.
 — В который раз я уже у вас спрашиваю, чем могу быть полезен, — сказал он рассеянным, приглушенным голосом.
 Роджер спокойно объяснил, что пытается выяснить обстоятельства одной автомобильной катастрофы, которая произошла в Лигейте почти 4 года назад, когда в качестве свидетеля обвинения выступал сам мистер Вейт и его оргкомитет.
 — Так бывало неоднократно, мистер Вест…
 — Речь идет о молодой женщине по имени миссис Роули, она была в положении…
 — Миссис Роули, — повторил Вейт и закрыл глаза. — Миссис Роули!.. — Потом он подошел к маленькому письменному столику и сел на стоящий подле него более удобный стул, при этом сдвинулась с места пишущая машинка. Роджер пригляделся к ней внимательнее. «Коно» — примерно двадцатилетней давности.
 Теперь, когда машинка стояла ближе, Роджер мог с уверенностью сказать, что она была аналогична той, на которой печатались анонимные письма Розмари.
 Рядом лежало несколько конвертов с напечатанными адресами.
 — Миссис Роули, — в третий раз повторил Вейт, голосом, в котором слышалось отчаяние. — Странно, инспектор, что вы остановились именно на этом случае. Как раз тогда я имел большую поддержку со стороны общественности, чем до и после него. Как раз обстоятельства были душераздирающими: молодая женщина, в скором времени ожидающая ребенка, скромная, красивая, прекрасно известная в Лигейте. У меня были замечательные свидетели. Я работал над этим случаем больше, чем над всеми предыдущими. Но как раз этот случай подрезал мне крылья…
 — Что в нем было примечательного? — заинтересовался Роджер.
 — Сначала — ничего, — но свидетели защиты были очень сильны. Суд проявил всегдашнюю враждебность к членам моего неофициального оргкомитета. Приговор гласил: «Не виновен»… Несколько дней публика повозмущалась, затем все забылось, а потом… потом я понял, что как раз это дело мне не следовало и пытаться выиграть, потому что виновата была сама пострадавшая, миссис Роули, а не водитель. Я опросил множество людей, прежде чем окончательно не убедился, что именно этот случай, на который я возложил столько надежд, оказался нехарактерным. Скажите, может ли судьба так жестоко надсмеяться, старший инспектор?
 Да, я вскоре уехал из Лигейта, потому что почувствовал, этот случай подорвал мои позиции, мне не на что было больше рассчитывать. Кампания проиграна, полнейший крах из-за одной-единственной ошибки!
 После этого я стал терять влиятельную поддержку, — у меня была такая, даже одна газета нас чуточку финансировала. В Лигейте было несколько тысяч человек, все они кое-что вносили на проведение работы. Я имел возможность заказывать лозунги и плакаты и распространять листовки сотнями тысяч. У меня был даже небольшой штат платных работников. А теперь я могу рассчитывать только на нерегулярную добровольную помощь, плакаты же мне рисуют дети в воскресной школе…
 Он замолчал, не будучи в состоянии скрыть свою горечь.
 Нет, он не сдавался. Тысячи человек давно бы отказались от безнадежной затеи, но только не этот худощавый священник с печальными глазами.
 — Мистер Вейт, — спокойно начал Роджер.
 — Да?
 — Когда я только что поступил в полицию, в Эппинге была убита женщина. Через десять лет я помог разыскать убийцу, который сейчас находится в тюрьме. Я подумал, что вам это полезно будет послушать.
 Вейт стоял очень тихо. Руки у него были приподняты выше бедер, ноги широко расставлены, как у боксера, готового к атаке. Глаза вновь заблестели. Прошло несколько секунд, прежде чем он сказал:
 — Не знаю, что привело вас сюда, старший инспектор, но благодарение богу, что вы здесь. Сознаюсь, что я уже было совсем решил отказаться от этой кампании, которой руководил свыше десяти лет. Мне казалось, что у меня не хватит сил для дальнейшей борьбы. Вы меня пристыдили, я принимаю ваш упрек. Восемнадцать лет и восемьдесят — какая разница! Увижу ли я осуществление своих планов, или умру раньше, разве в этом дело? Вы знаете, с чего все началось, старший инспектор?
 — Хотелось бы узнать.
 — Вот это, — сказал Вейт и сделал несколько шагов к портрету, который стоял на камине. Он сильно выцвел. Коричневая копия кое-где покрылась желтыми пятнами и сравнялась по цвету с газетной вырезкой, которая тоже была вставлена под стекло. В ней кратко сообщалось:
 «Миссис Л. Л. Вейт, 85 лет, была сбита частной машиной днем в пятницу. Она получила серьезные травмы, которые оказались смертельными. Будет проведено дознание…»
 — Кто такая? — спросил Роджер.
 — Моя мама.
 Да, это ставило точку над «и» и даже как-то оправдывало ярость Вейта. Женщина на снимке казалась молодой и прелестной, хотя и несколько «не от мира сего». Впрочем, что можно было ожидать от матери этого неистового пастора?
 — Понятно, — сказал Роджер, — а теперь…
 Снаружи раздался стук, на этот раз настоящий. Вейт поспешно вышел… Жизнь оказалась сильнее смерти. Потом послышался звонок у входной двери и Роджер усмехнулся, вспомнив нетерпеливое выражение на лице Вейта, когда тот спешил к двери.
 Но и сам Роджер не терял времени даром. Он подошел к письменному столу, сунул в карман несколько напечатанных конвертов, а один из них принялся внимательно рассматривать. Он искал нечетко напечатанное маленькое «с», слегка покосившееся «е» и «р», «с» и «а», которые выходили чуть ниже строчки.
 До него донесся голос Вейта.
 — Значит, вы все же пришли. Вы на самом деле тогда думали это сделать? — Девичий голос весело ответил: «Разумеется».
 Разговаривающих не было видно, так что Роджер успел проверить, что в отношении «с» и «е» признаки сходились. Значит, письма к Розмари Джексон действительно печатались на этой машинке, возможно, даже здесь…
 Во всех уголках Англии был объявлен розыск Розмари. Ее фотографии были разосланы по всем полицейским участкам и напечатаны во всех вечерних газетах с настойчивой просьбой немедленно сообщить в ближайшее отделение полиции, если кому-нибудь известно место ее теперешнего пребывания.
 Эти сообщения уже достигли даже таких отдаленных участков, как Плимут и Ливерпуль. Пока Роджер Вест разговаривал с Вейтом, десятки полицейских допрашивали многочисленных «свидетелей»… Но Розмари не была найдена.
 Она находилась в Лондоне.
 Ей грезились восхитительные сны.




 14
 Джун Эйкерс


 Роджер сунул в карман и третий конверт, потом отошел от стола. Он не был уверен, войдут ли сразу же Вейт и его гостья. Ему рисовалось лицо Вейта с пузырьками пены в уголках губ, лицо настоящего фанатика, совершенно не осознающего окружающее. Фанатизм граничит с безумием и…
 Безумцы бывают крайне хитрыми.
 Этот человек мог быть сумасшедшим…
 Если Вейта спросить напрямик, кто может пользоваться его машинкой, что стоит ему солгать? Вот если поинтересоваться, кто приходит помогать Компании, он конечно скажет правду. Да, да, так именно необходимо оформить свои вопросы.
 Эти конверты дадут возможность выписать ордер на обыск.
 Вейт вошел, держа за руку молодую женщину. У нее было круглое лицо, привлекательные черты и очень ясные серые глаза. На ней был костюм безукоризненного покроя. Ничего не говорило о том, что она живет в скверно обставленной комнатенке многоквартирного дома близ Филдз. Все, что у нее было, носило на себе печать «высшего качества». Но не это возбудило острый интерес у Роджера.
 Это была девушка, фотография которой хранилась в комнате миссис Китт, племянница старой дамы.
 — Джун, разрешите вас познакомить со старшим инспектором Роджером Вестом из Скотланд-Ярда, — сказал Вейт, возвращаясь к своей прежней скованности. — Старший инспектор, я счастлив представить вам мисс Джун Эйкерс.
 — Как поживаете? — спросил Роджер, не подавая вида, насколько он удивлен.
 Джун Эйкерс нисколько не испугало присутствие ярдовского офицера, но кто знал, может быть, Вейт уже предупредил ее о своем визитере? Она казалась симпатичной. Тип жены священника? Может быть, это было сильно сказано, однако в ее улыбке сквозило то спокойствие, которое было столь необходимо Вейту, да и посматривала она на священника весьма благосклонно…
 Весьма? Нельзя забывать, что она была племянницей миссис Китт…
 — Старшего инспектора интересует мой бывший комитет, Джун, — пояснил Вейт. — Не бойся, он нас долго не задержит. Правильно, старший инспектор?
 — Если вы мне сообщите имена и адреса членов комитета, а также адрес мистера Роули, я не задержу вас больше ни на секунду.
 — Охотно, охотно, — засуетился Вейт, — на это не надо много времени. Я не хочу казаться негостеприимным, но мы с мисс Эйкерс планировали вместе съездить в кино в «Гранаду». Мы чуточку опаздываем, но журналы нас не интересуют. Мы не слишком-то часто… позвольте, да ведь у меня есть эти имена и адреса. По крайней мере, вы убедитесь, что я человек методичный.
 С этими словами он подошел к небольшому ящику для бумаг, на верхушке которого стояло несколько меньших ящиков.
 — Я составил список всех лиц, которые мне когда-либо помогали делами или деньгами, здесь их несколько тысяч. Впереди написаны члены комитета и активные деятели. Мигом укажу тех, кто вас интересует. Уверен, что у вас окажется записная книжка…
 Он улыбнулся даже немного плутовато. Видимо, присутствие девушки вселяло в него уверенность.
 — Наверно, вы захотите их списать?
 Роджер принялся за работу, пользуясь стенографическими значками.
 По правде говоря, это была пустая трата времени, поскольку стоит только парочке удалиться, он немедленно свяжется с Главным Управлением, попросит ордер на обыск, а через полчаса местный мировой судья подпишет его, после чего они с Дэвисом минут за сорок тщательно проверят все эти отчеты, причем так, что хозяева и не догадаются о произведенном обыске. После чего до окончания дела за квартирой будет установлено круглосуточное наблюдение.
 Он почувствовал старое, знакомое ему чувство возбуждения, предвидя, что вскоре сможет приблизиться к чему-то существенному.
 Он закончил записывать.
 — А теперь я покидаю вас, идите себе в кино, — сказал он. Потом любезно добавил, — может быть, вас подвезти?
 — Вы очень добры… — начал было Вейт.
 Девушка улыбнулась:
 — Моя машина внизу…
 Вейт проводил Роджера до дверей. Девушка, вроде бы не очень спешила и совсем не была смущена. Когда дверь открылась, Дэвиса не было видно, но как только она закрылась, констебль прошептал с лестницы:
 — Все в порядке, сэр?
 — Да, Дэвис, превосходно. Ты на мотоцикле?
 — Да, сэр, он стоит за углом.
 — Подгони-ка его сюда, поедешь за Вейтом и девушкой, которая только что пришла к нему. Некая мисс Джун Эйкерс. Они сказали, что собираются в кинотеатр «Гранада». Я бы хотел удостовериться…
 — Ясно, сэр. Что еще?
 — Возвращайся сюда, если они и правда пойдут в кино. Нет, «Гранада» недалеко от Управления, поезжай туда. Ты готов нести и дальше дежурство?
 — День и ночь!
 — Прекрасно, только не засни на ходу. Не обращай на меня никакого внимания, когда я выйду.
 Дэвис поспешил вниз. Роджер почувствовал как на него пахнуло сырым воздухом, когда распахнулась парадная дверь, и парень выскочил наружу. Стало значительно холоднее, тучи затянули все небо, но света было достаточно, чтобы он сумел разглядеть, как пара молодых людей села в светлую машину и тронулась с места.
 На некотором расстоянии сзади тарахтел мотоцикл Дэвиса.
 Через десять минут Роджер уже входил в Дивизионное управление. По пятам за ним поднимался дежурный солдат. Так вместе они и дошли до кабинета дежурного ночного офицера.
 Роджер не знал, с кем ему придется иметь дело, но это было не особенно важным, лишь бы поскорее выписать ордер. Он постучал в дверь, услыхал «входите» и увидел невысокого толстого человека, окруженного клубами дыма, который он выпускал из огромной трубки. Второй громадный детина в нарукавниках с головой ушел в какие-то бумаги и телефонные разговоры.
 Сквозь сизый дым с трудом можно было различить еще одного человека с крупным продолговатым лицом кирпично-красного цвета, двойным подбородком, парой темных глаз, с тяжелым «свинцовым взглядом» и могучей шеей, на которой не сходился воротничок. Концы ярко-синего галстука свисали до самого пояса, а петли на рубашке выглядели так, как будто их прорезали ножницами.
 Это был старший инспектор Картер, до недавнего времени работавший в Ярде.
 — Ого, — вместо приветствия закричал Картер, слегка приподнимаясь на стуле, — все же снизошел! Мне передавали, что ты тут рыскаешь поблизости, но я никак не мог ожидать, что ты нас осчастливишь своим присутствием. Ну, садись же, дорогой!
 — Здорово, Эльф, — обрадовался Роджер. — Когда ты кончишь заниматься футбольными прогнозами, скажи, нет ли здесь поблизости ручного магистрата?
 — Обыск? Выписать ордер?
 — Правильно…
 — Основания?
 — Пишущая машинка в некоем доме, та самая машинка, на которой были напечатаны анонимные письма, и есть основания полагать, что там найдется что-нибудь еще.
 Тяжелые веки Картера настолько поднялись, что появилось опасение, как бы они вообще не исчезли под нависшим лбом.
 — У Вейта?
 — Да.
 — А я считал, что он…. ладно, во всяком случае у меня имеется покладистый магистрат. Он живет в пяти минутах езды отсюда. Я сам с тобой прогуляюсь. Просто ордер на обыск?
 — Да, кстати, у тебя нет специалиста по замкам, чтобы все было о'кей, а мы очутились бы в доме? — спросил Роджер, когда Картер отодвинул стул к стене и начал с трудом застегивать ворот рубахи, — я хочу проникнуть в квартиру Вейта, сфотографировать имеющиеся у него материалы и уйти оттуда таким образом, чтобы никто ни о чем не догадался.
 — Хм-м… — промычал Картер, скашивая глаза, чтобы проверить, прямо ли повязан у него галстук, — ну, что же, Вильсон… Хотя нет, он гриппует… А Чарльзворд может все испортить. Знаешь, Красавчик, не хотелось бы тебя об этом просить, но, пожалуй, разумнее вызвать кого-нибудь из Ярда. Мои все какие-то косорукие, а вызвать кого-нибудь из дневной смены даже дольше, чем послать за твоими специалистами. Да и им полезней прокатиться, чем просиживать собственные штаны…
 — Могу ли я воспользоваться телефоном? — сухо спросил Роджер, направляясь к аппарату. Не успел Картер еще втиснуться в свое просторное пальто, как Роджера соединили с Ярдом. Он договорился, что через час двое сотрудников Ярда будут его ждать возле дома Вейта. Сеанс в «Гранаде» закончится самое раннее через два часа, так что времени им хватит за глаза.
 — Я готов, — объявил Картер, — на какие только жертвы мы не идем ради вас, ярдовских молодцов. Ты и правда считаешь, что у пастора дело не чисто?
 — Не знаю, посмотрим, что нам дадут отчеты о деятельности его Компании, — ответил Роджер. — Скажи, для меня ничего не было?
 — Нет, — покачал головой Картер. — Правда, пару раз звонили по поводу Розмари Джексон, — ерунда, не стоит даже выеденного яйца. Просто диву даешься, почему у некоторых людей так разыгрывается воображение? Многие видели женщину с белокурыми волосами, которая им раньше не встречалась и тут же поскакали к телефону. Идиоты!
 До дома магистрата, правда, было 5 минут езды, десять минут ушло на то, чтобы суетливый маленький человечек подписал ордер на производство обыска, еще пять минут — на бесконечные вопросы, хотя с самого начала было понятно, что зря такой документ полиция требовать не станет.
 Затем они возвратились на участок. Посреди приемной стоял Дэвис. Он разговаривал с дежурным сержантом. У Дэвиса был длинный тонкий нос с острым кончиком и резко очерченные скулы, умные глаза, быстрые, экономичные движения.
 — Для меня есть поручение, сэр? — спросил он.
 — Отправляйтесь к дому Вейта и ждите меня снаружи, хорошо? Передайте сержанту, стоящему на посту, чтобы он задерживал всех, выходящих из дома и входящих в него.
 — Ясно, сэр…
 — К чему это? — спросил Картер, когда Дэвис побежал вниз по лестнице.
 — Не исключено, что некоторые вейтовские добровольцы приходят сюда в его отсутствие надписывать конверты. А мне бы не хотелось, чтобы стало известно об этом обыске.
 — Разумно, спустимся в столовую, хоть пива выпьем, — предложил Картер, — у тебя есть еще время до приезда твоих ребят. Хочешь, кое-что услышать?
 — Всю жизнь любил новости.
 — Какая муха тебя укусила? — удивился Картер. — Что ты огрызаешься? Я всего лишь хотел сказать, что Дэвис создан для сыскной работы. Он проявил себя с наилучшей стороны во время операции по задержанию убийцы Аткинсона, и сейчас лезет вон из кожи, хотя это и не его прямые обязанности. Конечно, нужно учитывать личный фактор…
 — Что это еще за личный фактор?
 — А ты не знаешь? Дэвис уже несколько недель встречается с дочерью Аткинсона, Бэтти, хорошенькая девчонка и не дура… Дэвис будет большим подспорьем для миссис Аткинсон.
 — Наверное, — задумчиво согласился Роджер, — а как Аткинсоны устроены материально?
 — Ну, миссис Аткинсон получит пенсию, так что ей нечего особенно волноваться. Несколько лет назад они выиграли крупненькую сумму на скачках, и таким образом сумели приобрести себе домик, в котором до сих пор живут. Как мне говорили, десять тысяч…
 Роджер промолчал, но ему в голову пришла новая мысль, новая и потрясающая. Аткинсон получил эти деньги как раз после несчастья с миссис Роули. Совпадение?
 Не только Аткинсон, но и вторая, ныне покойная, свидетельница — мисс Брэй.
 Да, у него возникло несколько туманных, но вполне сформировавшихся подозрений, догадок, которые он предпочел держать при себе до того момента, когда они станут более определенными.
 Итак первое: действительно ли деньги Аткинсона и мисс Брэй имели столь невинное происхождение?
 Но до утра он ничего не мог выяснить. Картер отвел Роджера в небольшую современную столовую, ярко освещенную лампами дневного света. В ней сидело с полдюжины человек, двое играли в домино, еще двое — в карты. Судя по взглядам, которыми его наградили, Роджера узнали. Картер подошел к стойке и заказал две кружки эля.
 — Здесь все страшно переживают из-за Аткинсона, — сказал он, — хотя парни не хотят показывать своих чувств, но они готовы собственноручно вздернуть убийцу на фонарь. Но пастор Пит? Прости меня господи, но половина людей считает, что он не от мира сего, скорее святой, чем грешник. Вот, если бы только выражался поаккуратнее! Если они узнают, что…
 — Его хорошо знают? — спросил Роджер.
 — Отлично.
 — Часто ли случалось так, что он взвинчивал себя до такой степени, что начинал заикаться и производил впечатление невменяемого? Ни дать, ни взять — странствующий дервиш!
 — Ясно, что ты имеешь в виду. Когда он начинает заикаться, это скверный признак, просто не знаешь, в своем ли он уме? Но надо сказать, с ним давненько такого не бывало, за последнее время он поуспокоился.
 — Ты не знаешь, когда он познакомился с мисс Джун Эйкерс?
 — Вообще не знал, что он с ней знаком. Возможно, Аткинсон знал, но… — он отхлебнул пива. — А что?
 — Она как-то не подходит к этому вождю группы полоумных, — сказал Роджер.
 — Тебя бы поразило, какие люди приходят помогать Питеру Вейту из тех, кто недавно потерял близких в дорожных катастрофах или сам оказался искалеченным. Компания Вейта как раз то, что им требуется в трудную минуту. Но потом они остывают, либо его манеры их отпугивают, либо время притупляет горечь утраты. Люди — терпеливые создания, ты это знаешь!
 — Откровение Эльфи Картера, — подмигнув, сказал Роджер. — Послушай, когда я уйду, попробуй разнюхать, когда Вейт познакомился с мисс Эйкерс. Идет?
 — У нее стройные ножки?
 — Она вообще стройная и хорошенькая.
 — Ах ты дамский угодник, — хихикнул Картер, приканчивая пиво. — Еще по одной?
 — Нет, благодарствую, — сказал Роджер. — Я поднимусь наверх выяснить, не прибыли ли мои ребята. — Они вышли вместе под пристальным взглядом всех присутствующих. Как раз в тот момент, когда они добрались до дежурки, к подъезду подкатила машина, из которой вышло двое людей: детективы-сержанты из Скотланд-Ярда по имени Виллис и Кру, — значительно моложе его и значительно более миниатюрные. Один был фотографом.
 На сборы ушло не более пары минут.
 — Ну, доброго утра, — прогудел Картер, — смотрите, не снимайте плакатов Вейта. Впрочем, они и не заслуживают такого наименования!
 — Я пойду первым, — сказал Роджер сотрудникам, когда они подъезжали к дому Вейта. — Вы поезжайте подальше и остановитесь неподалеку. А я тем временем потолкую с дежурящим здесь сержантом.
 Когда они подъехали к полям, стало как-то еще темнее, освещение повсюду заставляло желать много лучшего.
 Не подозревая, что он думает примерно то же самое, о чем размышлял сержант Аткинсон за пять минут до смерти, Роджер взглянул на темные очертания домов. Выйдя из машины, он неслышно двинулся по дорожке. Резиновые подошвы скрадывали шум шагов.
 Сержант дежурил на условленном месте.
 — Кто-нибудь входил?
 — Один мужчина перед тем, как констебль Дэвис передал мне ваше распоряжение, сэр. Он все еще в здании.
 — Спасибо. Где Дэвис?
 — На участке, сэр.
 — Спасибо, — повторил Роджер.
 Дэвис скрывался за деревьями, его не было заметно вплоть до той минуты, когда он пожелал себя обнаружить. Очевидно, ему нравилось работать с Роджером. Однако последний понимал, что было бы неразумно слишком хвалить молодого полицейского.
 — Оставайтесь снаружи и предупредите нас, если возникнут какие-то осложнения.
 — Слушаюсь, сэр.
 Роджер возвратился к сотрудникам Ярда, которые ожидали около своей машины, но его настолько терзала мысль, недавно пришедшая в голову, что он бросил парням «одну минуточку», а сам побежал к ближайшему телефону-автомату и вызвал Ярд. Ему ответил дежурный старший офицер Ричард Рид.
 — Дик, мне дозарезу нужно узнать, откуда жена сержанта Аткинсона получила деньги, как раз перед тем, как он уехал из Лигейта. Свяжись с Лигейтом и выясни, на каком футбольном или конно-спортивном матче она выиграла. Вообще все, что имеет к этому отношение.
 — Будет сделано, — ответил Дик, — а в чем дело, старина?
 — Есть одна мыслишка. Если выигрыш был на самом деле, я ее выброшу на помойку. Ну, а коль возникнут сомнения, придется потрудиться…
 — Думаешь, могут быть сомнения?
 — Сначала нужно проверить все футбольные и другие выигрыши, причем чем скорее, тем лучше, — уклончиво ответил Роджер, — и прошу тебя держать язык за зубами.
 — Ясно, Красавчик, если лигейтская ночная смена не в курсе дела, придется потревожить Джема Конноли.
 — Добро, — ответил Роджер.
 Он вернулся к сотрудникам Ярда, поджидающим его в ночной тишине. Кругом не было видно ни зги, несмотря на то, что из холла пробивался желтоватый свет.
 Эксперт не потребовался, потому что дверь отворилась при легком нажиме на ручку. Огромный холл казался пустым, даже когда они все втроем вошли в него. Царила какая-то совершенно неестественная тишина, поэтому невольно они стали ступать неслышно. Роджер по-прежнему шел первым.
 Из-за одной двери доносилась едва слышная музыка радио… Однако дом производил впечатление нежилого.
 Поднявшись на половину первого лестничного марша, Роджер остановился и втянул в себя воздух.
 — Где-то горит, правда, сэр? — спросил длинный Виллис, тоже поводя носом. — Пахнет керосином, а?
 — Верно, керосином, — подтвердил Кру, приподнимая свой фотоаппарат.
 Роджер бегом бросился в квартиру пастора Пита.
 Здесь сильнее ощущался запах керосина и дыма, но не было видно ни дыма, ни огня. Он надавил плечом на дверь, но она была слишком массивна, чтобы поддаться его усилиям. Тогда он вынул из кармана отмычку, двое сотрудников стояли по бокам, освещая замок фонариком.
 Роджер заставлял себя не спешить и вскоре почувствовал, что сейчас справится с замком, только бы не соскочила защелка, а то придется начинать сначала.
 Не было никакого сомнения, что запах гари доносился из этой квартиры.
 Замок щелкнул.
 — Таки справились! — похвалил Кру.
 Роджер нажал на ручку и распахнул дверь. Это было равносильно тому, что если бы он отворил печную дверцу. Перед самым порогом бушевало яростное красное пламя, он видел, как огонь неистовствовал в комнате собраний Компании. Всюду расползался удушливый дым, который, казалось, тянулся из широко распахнутого окна. Интересно, имеется ли в квартире огнетушитель?
 Ящики, в которых хранились списки и документы Компании, были опустошены, на полу валялись какие-то бумаги.
 Зрелище напоминало комнату миссис Китт после погрома, но здесь опасность усугублялась пожаром.
 Дым не давал им возможности перешагнуть через порог.
 Кру надрывно закашлялся.
 — Телефон… Вызовите пожарников, — распорядился Роджер, — бегите, нужны огнетушители!
 Он видел, как его спутники кубарем скатились с лестницы, сам же он все-таки решил попытаться пробраться в горящую комнату.
 Пламя достигало лица, слепило глаза. Записи, ради которых он сюда явился, жарко пылали, очевидно, они были политы керосином, а потом уже подожжены.
 Голыми руками тут ничего не сделаешь. Если бы в квартире имелся огнетушитель, кое-что можно было бы спасти.
 Остальные помещения пока еще не были затронуты. Надежды найти огнетушитель почти не было, но стоило поискать.
 Через полуоткрытую дверь он заглянул в кухню: раковина, блестящие краны, кафель. Он шире открыл дверь и вошел внутрь, не обратив внимания на то, что следом за ним из-за двери крадется человек, высоко подняв над головой смертельное оружие.
 Топор…




 15
 Драгоценные записи


 Роджер заметил нападающего только в ту минуту, когда тот замахнулся топором, чтобы опустить его ему на голову. Одним мгновением позже у него вообще не было бы никаких шансов на спасение.
 Впервые в жизни Роджер почувствовал настоящий страх, как будто топор уже рассекает ему череп. Если только он повернется, чтобы выстрелить в человека, ему не миновать удара. Роджер сделал отчаянный прыжок вперед, заметив отблеск упавшего вниз топора.
 Человек невольно покачнулся.
 У Роджера не было времени на раздумья, он действовал быстро, подчиняясь инстинкту самосохранения. Но одно впечатление было особенно ярким: топор оказался слишком тяжелым для человека. Энергия, вложенная в удар, вывела его из равновесия, топор глубоко вошел в пол, а нападающий, запинаясь, бросился назад к двери.
 Роджер круто повернулся.
 Он увидел маленького человечка. Черные сверкающие глаза, бледное лицо. Ему показалось, что все соответствует ранее слышанным описаниям: небольшой рост, темная одежда, серая фетровая шляпа, курносый нос, немного раскосые блестящие глаза.
 Роджер двинулся на него.
 Человек не пытался сопротивляться, он прижался к двери, потом воспользовался имеющимся у него преимуществом расстояния в два ярда, и побежал. Проскользнув через дверь, он толкнул ее Роджеру в лицо, но недостаточно сильно, настоящего удара не получилось, но все же еще один ярд был отвоеван. Когда Роджер добежал до маленького прохода, незнакомец был уже подле дверей наружу.
 Жар пламени все приближался.
 Темный густой дым заполнил весь коридор и лестницу, стены были отражены зловещими отблесками огня. Курносый выскочил на площадку и захлопнул дверь прежде, чем Роджер добрался до выхода. Неожиданный сквозняк потянул дым и пламя в другую сторону, к открытому окну, и на какое-то мгновение возле Роджера практически стало безопаснее.
 Он нажал на дверную ручку, оттянул задвижку и раскрыл дверь. Новая тяга снова направила дым и пламя в его сторону, но теперь это было безразлично. Роджер не видел беглеца, но слышал его шаги по лестнице.
 Роджер выбежал на верхнюю площадку, ощупью нашел перила и прыгнул. Теперь он находился всего в двух ярдах от курносого, который почувствовал приближающуюся опасность и обернулся.
 Роджер не останавливался.
 Они бросились друг на друга.
 Роджер был настолько тяжелее противника, что немедленно подмял его под себя и они покатились вниз по лестнице. Роджер не мог ничего предпринять, чтобы ослабить силу удара. В последнюю секунду он сообразил, что ничто не спасет голову противника, он непременно разобьется о порог.
 Глухой звук падения тела заставил его содрогнуться.
 Роджер почувствовал, как ослабло тело незнакомца, который лежал неподвижно, повернув лицо к стене. Глаза у него были закрыты, ноги — на верхних ступеньках. Дым нестерпимо ел глаза, было трудно дышать, но Роджер не мог пошевелиться.
 Он не мог ничего сделать, не было сил.
 Доктора бы…
 Потом он услышал чей-то голос: «Вы живы, сэр?» — Кто это? Человек бежал к нему со всех ног. Гулко раздавались его шаги, сопровождаемые взволнованным: «Вы живы, сэр?»
 Дэвис…
 — Пошлите за полицейским хирургом, — очень медленно произнес Роджер, стараясь отчетливо выговаривать слова. — За каретой скорой помощи тоже. Поторопитесь!
 — Вы невредимы?
 — Да, живее, говорю вам.
 — Слушаюсь, сэр. — В глазах Дэвиса играли красные отсветы пламени, бледное лицо казалось пунцовым, ибо дверь в квартиру пастора Пита была раскрыта.
 Роджер с трудом поднялся и взглянул наверх. Пламя уже показалось у самого порога. Вот наружу вырвались клубы черного дыма, как будто подхваченные порывом ветра. Роджер начал подниматься по лестнице, крепко вцепившись в перила, так как у него все еще кружилась голова. Он понимал, что это пустая трата времени. Все отчеты сгорели…
 На половине лестницы Роджер остановился, обозвал себя дураком и возвратился к неподвижному телу. Ему неприятно было вспоминать глухой звук падения, еще неприятнее смотреть на быстро увеличивающуюся лужу крови из расколотого черепа. Что бы то ни было, но кровотечение он сможет приостановить.
 Нагнувшись над незнакомцем, Роджер заметил маленький белый пакетик с порошком, очевидно, выскользнувший из кармана пиджака упавшего. Внутри было мелкое, похожее на муку, вещество. В эту минуту Роджер почти позабыл про курносого. Вот оно, столь неожиданное открытие, способное почти полностью изменить ход расследования. С огромными предосторожностями Роджер окунул кончик пальца в порошок и лизнул его.
 — Так оно и есть, — громко сказал он, — это — «снег».
 В карманах разбившегося человека было несколько пакетов с опиумом.
 А Чарльз Джексон составлял отчет о работе правительственной комиссии по распространению опасных наркотиков.
 Через несколько минут прибежали Виллис и Кру с огнетушителями, за ними прибыли пожарные. Однако, никакой надежды проникнуть в помещение Компании не было, и Роджер только бы помешал пожарным. Поэтому он спустился площадкой ниже.
 Появился доктор, приехавший на санитарной машине, за ним — Дэвис.
 — Я передал по радио, сэр, из вашей машины. Решил, что так быстрее всего.
 — Весьма остроумное решение, — похвалил Роджер и протянул Дэвису портсигар, наблюдая за тем, как врач и санитары склонились над неподвижной фигурой. Опиум теперь находился в его собственном кармане, оттягивая его свицовым грузом.
 — Не дай бог, чтобы я его убил! — сказал он вслух.
 — Лучше так, чем если бы он убил вас, сэр, — философски заметил Дэвис, — ведь я встречал его неоднократно, даже видел, как он вошел сюда. Мне казалось, что он один из компаньонов мистера Вейта.
 — Я этого и опасаюсь.
 — Что, он окончательно потерял голову? — деловито осведомился Дэвис, — я всегда поражаюсь, сэр, что толкает людей на такие дикие поступки?
 — Пожалуй, в данном случае я знаю причину, — сказал Роджер, но этим и ограничился.
 Опиум или отсутствие его могли вызвать у наркомана как раз такой приступ, какой Роджер недавно наблюдал у Вейта.
 — Интересно знать, что же хранилось в папках и документах Компании?
 Он снова отправился наверх, но не дойдя до площадки, на которую выходила квартира Вейта, убедился, что внутрь не попасть. На лестнице находились три пожарника со своими змееподобными шлангами. Они обливали помещение водой. Остальные пожарные толпились сзади.
 Старший офицер, седоволосый пожилой человек, нетерпеливо оглядывался вокруг.
 — Мало места! — пожаловался он.
 — Спасите все, что возможно, из большой комнаты, — обратился к нему Роджер, показывая свое удостоверение. — Я не стану мешаться у вас под ногами, но постарайтесь спасти хоть что-нибудь.
 — Скажите, что нам крупно повезет, если мы сумеем предотвратить дальнейшее распространение пламени, — проворчал офицер, — что касается той комнаты, то от нее вообще ничего не останется…
 В 10 часов Роджер вылез из машины возле дивизионного полицейского управления. Пронзительный ветер заставлял его дрожать от холода. Сегодня было прохладнее, чем до этого, на протяжении всей недели. И к тому же, невероятно темно.
 Он посмотрел на часы, висевшие над входом в здание.
 В «Гранаде» Вейт со своей девушкой все еще смотрели фильм. Действительно ли они ни о чем не догадывались? Гадать бесполезно!
 Они подъехали прямиком к автостоянке за зданием кинотеатра, сообщил Дэвис. Потом они без задержек вошли в кинотеатр, купили билеты и прошли в зрительный зал, так что ничто не говорило о том, что у них были какие-то иные намерения.
 Но почему же тогда этот человек явился в квартиру уничтожить отчеты? Почему он выбрал для этого тот самый час, когда Роджер навестил Вейта? Снова совпадение?
 Как только Джун и Вейт вошли в кино, Дэвис отправился в Главное Управление, по дороге заглянув к Бетти Аткинсон. Но на это у него ушло не более пяти минут. Впрочем, в помещении «Гранады» имелся телефон, откуда Вейт или девушка могли позвонить курносому и отдать распоряжение.
 Дэвис снова возвратился к кинотеатру и справился у контролера, сразу ли Джун с Вейтом прошли в кинозал и не звонил ли кто-нибудь из них по телефону? Дэвис дождался конца сеанса, ему было приказано снова проследить за этой парой. Может быть, они поедут вместе к Вейту, или он проводит девушку домой?
 Второй детектив дежурит у телефона, его задача — предупредить, когда все выйдут из кинотеатра. Роджер хотел вернуться в обгоревший дом и лично посмотреть, какова будет реакция Вейта.
 Картер находился наверху в небольшом кабинете, по-прежнему окруженный дымовой завесой, с расстегнутым воротничком и ослабленным галстуком, краснолицый и, как всегда, необычайно деятельный.
 — То, что тебе необходимо в первую очередь, это помыться и почиститься, — приветствовал он Роджера, — а сейчас ты выглядишь заправским трубочистом на детском елочном представлении. Для тебя имеются кое-какие материалы, теперь ты сам можешь убедиться, как оперативно работает наше отделение в случае необходимости. Эта Джун Эйкерс, часом, ты не знаешь, она состоит в родстве с другой интересующей нас особой?
 — Ты хочешь сказать, что она — племянница миссис Китт?
 Лицо Картера вытянулось.
 — О, господи, — вздохнул он, — вся беда в том, что временами ты бываешь совсем таким, как гласит о тебе молва… Правильно, она — племянница миссис Китт. Один из наших парней два года назад служил в Лигейте, он узнал мисс Эйкерс, в течение двух последних месяцев ее частенько встречали в обществе священника в Тоттинге на Хай-стрит. Мои ребята судачили на эту тему в столовой. До меня история не дошла, я не охотник до сплетен, но ребята знали. Это — пункт первый, пункт второй: имеется пачка документов из Лигейта по делу миссис Роули, фотографии и все такое… Они тебе сейчас нужны?
 — Дай, пожалуйста.
 — С чистотой можно повременить, да?
 — А, не в первый, и не в последний раз, — отмахнулся Роджер, вынимая из кармана то, что изъял у курносого. Сейчас он чувствовал даже большее напряжение, чем в начале расследования, потому что это открывало новые, почти пугающие перспективы.
 — Попробуй! — предложил он.
 Картер нахмурился:
 — Что это?
 — «Снег»…
 — Мой бог, вот это все?
 — Говорю тебе…
 — Нашел в квартире Вейта?
 — Обнаружил у парня, собиравшегося удрать из квартиры Вейта. Отправь все это в Ярд специальным нарочным, хорошо? Чем раньше мы разберемся в этом деле, тем лучше.
 — Ну, знаешь… — только и нашелся что сказать Картер.
 Роджер протянул ему пакеты с наркотиками, затем присел к свободному столу и раскрыл документы о деле миссис Роули. Ему прислали все: фотографии миссис Роули, чертежи, полицейские диаграммы, показывающие место, где произошла автомобильная катастрофа, медицинское свидетельство, газетные вырезки, и самое емкое — чуть ли не стенографический протокол судебного заседания. Здесь имелись показания всех свидетелей, как обвинения, так и защиты. Была приложена речь самой миссис Китт и ее резолюция о том, что уголовное дело возбуждать не следовало, что она не понимает, о чем думает полиция, вот так пуская на ветер народные деньги. Это было написано без всяких комментариев.
 К делу было приложено несколько фотографий потерпевшей: одна — где она лежала на асфальте, сразу же после аварии, под самыми колесами «Ягуара», а из машины вылезал человек. Остальные зрители были представлены только ногами. Кроме того были еще два портрета миссис Роули, где она выглядела точно так же, как ее описывали: миловидная, скромная и симпатичная, чем-то напоминавшая мать Питера Вейта.
 Имелась фотография, во весь рост, водителя «Ягуара». Это был хмурый детина с тяжелой челюстью и широко расставленными глазами, который на снимке казался бизнесменом средней руки, причем процветающим бизнесменом. Его показание было ясным и лаконичным, а в сочетании с показаниями других свидетелей защиты, у магистрата не оставалось никакого выхода, как прекратить слушание дела.
 — Как идут дела? — спросил Картер, входя в кабинет.
 — Великолепно, — буркнул Роджер, — мисс Брэй — свидетель защиты, Аткинсон — свидетель защиты, вызванные защитником Чарльзом Джексоном, миссис Китт — судья, одобрившая решение. Почти полный охват! Эльфи, свяжись с Ярдом, пусть они разыщут Бенджамина Каклиффа, водителя «Ягуара». — Он постучал по фотографии. — Поскольку все защитники этого парня так или иначе пострадали, он может быть следующим в списке. Я обязательно встречусь с ним, как только немного разберусь в текущих делах, но тем временем надо организовать его охрану и проследить, чтобы с ним ничего не случилось.
 Картер уже снимал телефонную трубку.
 — Что у тебя на уме, Красавчик? Решил, что этот оргкомитет Вейта… — он остановился. — Нет, провалиться мне на этом месте, нет! — Он передохнул, потом сказал в трубку: — Джимми, дай-ка мне Дика Рида. — Потом снова повернулся к Роджеру: — Считаешь Вейта сумасшедшим? Может быть, наркоман?
 — Кто-то наркоман, а кто-то пришел в ужас, что мы сможем обыскать помещение Вейта, то ли из-за «снега», то ли из-за отчетности Компании. Еще слава аллаху, что я успел записать имена и адреса членов оргкомитета, в который, кстати, входит мистер Эльф. Первой погибла мисс Брэй, сбитая на перекрестке примерно три месяца назад. Она работала в семье неких Мароденов, присматривала за ребятишками. Она успела отбросить девочку с опасного места, а сама… Ну, так вот, проверь, не связаны ли Мародены с пастором Питом.
 — Алло, Дик, это Эльф. У меня для тебя работенка, так, на неделю от Красавчика Веста. — Казалось, он совершенно позабыл о присутствии Роджера, и продолжал оживленно говорить. Но тут послышался стук в дверь и в кабинет вошел одетый в форму констебль.
 — Мистер Вест, сэр, велено передать вам, что в «Гранаде» закончилось представление и зрители расходятся.
 — Прекрасно, — сказал Роджер, — благодарю.
 Он жестом показал Картеру, что уходит. Тот помахал рукой и Роджер бегом пустился с лестницы. Его машина была повернута в нужном направлении. В данный момент была забыта вся неразбериха данного дела. Роджера интересовало только одно: как Питер Вейт и Джун Эйкерс будут реагировать на пожар?
 Около темных Филдз сгрудились машины, непременная толпа зевак стояла против обгоревшего дома, но отсюда практически не на что было смотреть. Пожарники уже скатывали шланги, одна машина уехала. Подошел полицейский сержант доложить, что несколько пожарников находятся в здании, что сгорела всего одна комната, но так сильно, что в одном углу провисала крыша и прогорел пол.
 — Вряд ли в ней можно что-то отыскать…
 — Плохо, — вздохнул Роджер, и тут услышал дребезжание мотоцикла и взглянул на дорогу. Это был Дэвис, на что Роджер и рассчитывал.
 У Дэвиса определенно имелся примечательный талант появляться именно в тот момент, когда в нем больше всего нуждались. Он подъехал к обочине и подбежал к Роджеру.
 — Они прямиком прошли в кинозал, сэр, это совершенно точно, — доложил он.
 — Вы не узнали, ни один из них никуда не выходил из зала, скажем, в туалет?
 — Убедился, что телефоном пользовались всего дважды, раз — контролер, и второй — кто-то с улицы. Автомат находится перед глазами кассирши и билетерши, стоящей у входной двери. Они обе сказали мне одно и то же. Кассирша ушла домой в девять часов, а мы знаем, что этот тип забрался в квартиру раньше девяти. Таким образом, эти свидетели могут присягнуть, что ни Вейт, ни девушка никому не звонили.
 — Да, вполне убедительно, — согласился Роджер, — благодарю вас, Дэвис.
 Мимо здания очень медленно ехало несколько машин, и водители и пассажиры были явно заинтересованы и озадачены.
 Из-за угла показалась еще одна машина и остановилась.
 Полицейский заговорил с водителем и даже с такого большого расстояния Роджер увидел, что это женщина.
 Он направился к машине. Правильно, «Хильмак» Джун Эйкерс.
 До него долетел голос Вейта, который что-то спрашивал. Затем Вейт вышел с одной стороны, девушка — с другой. При ярком свете уличного фонаря они во все глаза смотрели на верхушку здания, девушка положила руку на локоть Вейту, на физиономии которого было написано недоумение и недоверие.
 Конечно, в таких делах трудно было быть уверенным, но Роджеру показалось, что пастор был не просто удивлен, но поражен.
 Потом Вейт закричал:
 — Мои отчеты, мои драгоценные отчеты! — и побежал к дому.
 — Питер! — закричала Джун, быстрыми шагами устремляясь за ним. — Питер, вернись!
 Роджер дал им возможность войти, потом отправился сам туда же…




 16
 Отчаяние


 Преподобный Питер Вейт стоял на площадке перед своей дверью и смотрел на причиненный ущерб. Вода наделала бед не меньше, чем огонь. Вся площадка, маленькая передняя и комната заседания компании были покрыты месивом из обгоревшей бумаги, обуглившегося дерева и воды, или вернее, «черной жирной грязи». Большие следы вели на кухню, но Вейт смотрел только на комнату заседаний.
 Рука об руку с ним стояла девушка.
 По другую сторону находился пожарник, готовый, очевидно, остановить его, если он вздумает двинуться дальше.
 У Вейта было какое-то зеленовато-серое лицо, на лбу выступили капельки пота. Его глаза выражали неописуемый ужас, губы были полураскрыты. По-видимому, у него перехватило дыхание.
 Из коридора виднелись остатки бывшего несгораемого шкафа для бумаг. Жар был так велик, что он сильно деформировался, и даже кое-где расплавился. Все ящики были выдвинуты, внутри виднелась черная масса золы и пепла, все документы наверняка целиком сгорели. Несгораемый шкаф покоился на одном боку, подле него в полу зияла огромная дыра, так что можно было видеть потолок находившейся под ним комнаты.
 — Все-все, — проговорил Вейт тихим трагическим голосом, — все…
 — Питер, ну… — начала было девушка.
 — Труд десяти лет, — продолжал он, как будто ее здесь и не было, — целых десяти лет, и все уничтожено, даже списки тех, которые старались помочь. Все…
 Его взор остановился на плакатах, развешанных по стенам, большинство из них обгорело и было совершенно неузнаваемо. Только картинки, прикрепленные под самым потолком, уцелели, хотя изрядно закоптились.
 — Труд десяти лет, — повторил он совершенно разбитым голосом, — похоже, что и бог против меня…
 Повернувшись, чтобы положить руку на плечо Вейту, как будто ее прикосновение могло помочь ему справиться с собой, Джун Эйкерс заметила Роджера. До этого она его не видела. Она не заговорила, но и не пыталась отвести глаза.
 Роджер обратился к пожарникам.
 — Необходимо рассмотреть все, что осталось в этом несгораемом шкафу. Можно ли к нему подобраться?
 — Пожалуй, мы сумеем, если это действительно необходимо.
 — Предельно… А где пишущая машинка?
 — Ее мы вытащили, — ответил пожарник, — она внизу вместе с другим имуществом, спасенным из остальных комнат. Учитывая, что успело натворить пламя к тому моменту, как мы прибыли, наши ребята поработали совсем не плохо!
 — Кто же станет спорить, — поспешил ответить Роджер, — первоклассная работа!
 Так оно и было. Он проследил, как пожарник подозвал к себе еще несколько человек и они с большими предосторожностями вошли в комнату, чтобы вытянуть оттуда остатки несгораемого шкафа. Потом он перевел глаза на Джун Эйкерс:
 — Вы не знаете, есть ли у мистера Вейта такие знакомые, у которых он мог бы сегодня переночевать?
 — Он может поехать ко мне, — ответила девушка, — у меня достаточно свободного места.
 — Люди могут неправильно истолковать…
 — Мне наплевать на то, что подумают люди, — ответила она без излишней горячности ровным, хотя и несколько сердитым тоном.
 — Это может быть неприятно мистеру Вейту, — настаивал Роджер.
 — Ну и пусть. Давно пора ему начать думать о себе, а не о других, — резко ответила Джун Эйкерс, — фактически он себя приносит в жертву, он…
 — Почему бы вам не отвезти его в дом вашей тетушки в Лигейте? — посоветовал Роджер. Поскольку там живут ваши дядя и тетя, сплетни исключаются, а с другой стороны вы будете иметь возможность присмотреть за мистером Вейтом.
 Ее очевидно удивило то, что он знает о ее родстве с миссис Китт. Вейт не обращал никакого внимания на их беседу, он буквально онемел от картины погрома. И все же он повернулся спиной к комнатам, руки у него были сцеплены, глаза сверкали.
 — Я отправлю с вами человека, — пообещал Роджер девушке.
 — Прекрасно обойдусь и без него, — возмутилась Джун.
 — Не сомневаюсь, но я пошлю с вами человека и сам приеду, как только выберу свободную минутку. Нам необходимо кое о чем поговорить.
 Он улыбнулся, ожидая ее возражений, но она молча повернулась к Вейту и протянула ему руку. Держась за руки, они стали спускаться по лестнице.
 Роджер вошел в квартиру. Пожарники уже передвинули несгораемый шкаф на более надежный участок пола. Следующим этапом было переправить его в соседнюю комнату, которая почти не пострадала, за исключением большой дыры в стене.
 Роджер поспешил вниз, приказал Виллису ехать на машине вместе с Вейтом и девушкой, а Кру — их сопровождать.
 После этого он снова поднялся в квартиру и принялся вместе с пожарниками изучать содержимое несгораемого шкафа. Как раз в это время на лестнице раздались тяжелые шаги и на пороге возникла массивная фигура Картера. Он выглядел необъятным в двубортном пальто из коричневого твида, все его подбородки дрожали. Пожарники осторожно вынимали обгоревшие остатки из несгораемого шкафа и складывали их в картонные коробки, но вряд ли что-либо можно было восстановить.
 Во всяком случае, регистрационные карточки погибли полностью.
 — Им пришлось поработать, верно? — с гордостью спросил Картер, который еще не успел, как следует, отдышаться.
 — Да, потрудились на славу! Ну, а что тебя согнало с твоего кресла?
 — Нечто весьма странное, Красавчик. Я подумал, что мне стоит лично с тобой повидаться. Понимаешь, этот парень, Каклифф, — водитель «Ягуара». У него жена — наркоманка…
 Роджер ничего не сказал, он стоял неподвижно, давая возможность «осесть» ночным открытиям. Наркотики в кармане курносого, возможно, наркотики в комнате Вейта, а теперь вот это…
 — Сколько времени они занимались этим делом? — спросил наконец Роджер.
 — Вроде бы больше года. Парень черт знает что выдержал и пережил. Что ты на это скажешь, Красавчик?
 — Какой наркотик?
 — Героин.
 — Известно, где она его достает?
 — Нет, она уже прошла один курс лечения, сейчас проходит второй.
 — Еще что-нибудь известно?
 — Нет.
 — Где Каклифф?
 — В своем доме на Реджент-парк. За домом следят, но я не делал попыток с ним связаться. Я переговорил с Мики Смитом из Сент Джон-Вуда, он помнит этот случай. По его словам, несколько лет назад миссис Каклифф завела дружбу с компанией кутил. Возможно, у них она и получала наркотики, но муж так и не сумел добиться истины. Она твердит, что впервые ее «угостили» неизвестные ей люди. Обычная история: для начала небольшая доза, приятные сновидения, а потом… Это ей влетает в копеечку, можете не сомневаться, — то есть Каклиффу, разумеется.
 — Таким образом в составе защиты по делу Роули нет ни одного человека, кому не пришлось бы пережить бог знает что, — подвел итоги Роджер. — Огромное спасибо, Эльфи. Что сообщили из госпиталя в отношении человека с разбитой головой?
 — Без сознания… Пока все по-старому…
 Роджер зажег сигарету. В голове вихрем проносились разные мысли, одна сменяла другую.
 Весь состав защиты пострадал, здесь нельзя предположить ничего иного, кроме злого умысла.
 — Разузнали что-нибудь о самом Роули? — спросил Роджер.
 — До сих пор ничего, — покачал головой Картер. — Вскоре после смерти жены он уехал из Лигейта, вот и все. Я просил Ярд разыскать его. Но, конечно, этот человек не стал бы…
 — Нам ничего не известно, верно? — грубовато прервал его Роджер, а потом взглянул в сторону пожарников.
 Практически вся обуглившаяся бумага была вынута и разложена по коробкам. От малейшего прикосновения она рассыпалась в пыль. Вряд ли можно было рассчитывать хотя бы отчасти восстановить уничтоженные записи…
 Роджер подошел ближе, заметив, что пожарник внимательно разглядывает заднюю стенку одного из ящиков, как если бы он что-то не мог понять. Ящик настолько покоробился, что вроде бы удивляться нечему.
 — Что-то расплавилось, — пояснил пожарник, — какой-то металл, свинец скорее всего. Внутри лежали не только бумаги… Нет никакого сомнения, — он поскреб внутри отверткой, — видите.
 — Какой-то порошок?
 Картер буквально подпрыгнул:
 — Порошок?
 — Ага…
 — Дайте-ка посмотреть, — попросил Роджер. Внимательно посмотрев на потемневшее вещество, приставшее к отвертке, он взял его на кончик пальца, понюхал, но ничего, кроме сильного запаха гари, не почувствовал.
 — Это необходимо немедленно отправить на анализ, — распорядился он, — а результат немедленно сообщить мне по телефону в дом миссис Китт, ладно, Эльфи? Я сейчас же еду туда. Если это то, что я предполагаю…
 — То мне ясно, кого ты упрячешь за решетку, чтобы охладить ему голову, — сказал Картер с угрюмой усмешкой.
 Роджер ехал один по темным улицам лондонского пригорода. Почти все витрины магазинов не были освещены, а одни фонари не могли рассеять мрак.
 Большая часть пути пролегала по центральным улицам, пустынным в столь поздний час, только кое-где встречались автобусы. Он поддерживал непрерывную связь с Ярдом и с машиной, следующей за Джун и Вейтом. Их он вызывал трижды, все шло нормально.
 Пока Джун забегала домой за своими спальными принадлежностями, Вейт оставался в машине. Это была их единственная остановка. В настоящее время они уже добрались до Лигейта и скоро будут в доме миссис Китт.
 Дальнейшее сообщение о поджигателе в Ярд не поступало, он еще не приходил в себя.
 Роджер находился у самой границы Лигейта, когда у него щелкнуло радио и он услышал знакомые позывные:
 — Вызываем инспектора Веста, вызываем инспектора Веста, — это походило на призыв. — Вы меня слышите?
 — Вест слушает, имеется ли связь?
 — Да, сэр. На ваше имя поступило сообщение из лаборатории. Первый присланный порошок — 100% опиум, второй — героин 85 %, 15 % тальк… Сообщение закончено. Все… Как слышали?
 — Спасибо. Все понял.
 Он щелкнул ручкой.
 Похоже, что в данном деле действовал безумец, но ведь опиум и героин способны довести людей до состояния невменяемости, стремление заполучить наркотики окончательно лишает всякого благоразумия.
 Он прибавил скорость. Лигейт был ему хорошо знаком. Он поехал по Бродвею, чтобы сократить путь до Пустоши. Как странно, что миссис Китт и Вейт жили в домах, расположенных у незастроенных участков, причем сами-то дома были примерно одного времени рождения и размера. Ну, уж это-то по крайней мере можно отнести за счет совпадения?
 Можно ли…
 Он завернул на дорогу, которая вела к дому миссис Китт. Ему уже был виден угол, из-за которого вышел наблюдательный полицейский констебль Пай, заметивший «Изо». Дом оказался менее темным, чем обычно. В нескольких окнах горел свет.
 Роджер заглянул за угол и увидел три вещи:
 Во-первых, машину, стоящую как раз перед воротами дома миссис Китт, ее боковые огни были включены. Свет уличного фонаря падал таким образом, что ему хорошо была видна фигура водителя.
 Во-вторых, Питера Вейта, который в этот момент выходил из палисадника миссис Китт, совершенно не разбирая дороги.
 В-третьих, полицейского на другом конце улицы, который выбежал на мостовую.
 И вдруг в стоящей машине заработал двигатель, и она сорвалась с места.




 17
 На волосок от смерти


 Вейт находился не более чем в 10 ярдах от Роджера, вторая машина тоже в ярдах 10 от него по другую сторону. Рев машины напоминал гудение самолета. Услышав его, Вейт обернулся, как бы подстегнутый необычным звуком и на какую-то долю секунды задержался на тротуаре. Руки у него были протянуты вперед, ноги широко расставлены, как будто приветствуя машину-убийцу.
 Полицейский вцепился в машину, может быть, он рассчитывал таким образом изменить направление ее движения. Он дотянулся до дверцы, схватился за ручку и повис на ней, а Вейт с безучастным лицом стоял и ждал неминуемой смерти. На все это потребовалась какая-то доля секунды, жизнь и смерть сплелись в неразрывном клубке.
 Роджер нажал на гудок.
 Рев его, вернее, звук, — перекрыл рев двигателя. После этого он включил передние фары и направил их в лицо водителя. Он видел, как полицейского тащило по асфальту, заметил, как передние колеса все же завернули в сторону тротуара, на котором неподвижно стоял Вейт.
 Колеса находились от него всего лишь в двух ярдах.
 Нервы водителя сдали, он повернул руль, и машина изменила направление. Ее боковые колеса поднялись на каменную обочину, кузов накренился, потом снова выпрямился, машина набирала скорость.
 Вейт очнулся от своего оцепенения и побежал. Констебль бежал рядом с машиной, делая отчаянные попытки раскрыть дверцу. Роджер ехал на тормозах. Машина сначала мчалась прямо на него, потом повернула в сторону почти под прямым углом.
 Полицейского больше не было видно. Роджер повернул руль, стараясь толкнуть бандита боком, но тот снова вильнул в сторону. Послышался громкий скрежет металла, все-таки Роджер задел крыло машины, но она сумела проскочить мимо. Полицейский растянулся на мостовой. Вдали мигнули задние красные огни беглеца, который свернул на одну из боковых улиц Пустоши. Роджер включил радиопередатчик.
 — Вызываю все машины, вызываю все машины. Говорит старший инспектор Вест с Лигейтского шоссе вдоль Пустоши. Всем машинам, находящимся в районе Лигейта, попытаться задержать машину марки «Моррис», черную или темно-синюю с поврежденным правым крылом. Передайте сообщение по радио…
 — Сообщение получено, — раздался голос, — оно будет немедленно передано всем машинам, находящимся на участке Лигейта…
 Роджер включил радио и выскользнул из машины. Полицейский не пострадал, он уже поднимался и спешил навстречу Роджеру. Вейт лежал ничком на тротуаре у самой стены вдоль участка миссис Китт. Роджеру были видны только его ноги, спина и затылок. Руки у него были подогнуты под себя.
 Полицейский подскочил к нему и опустился на колени, подсунув руки под тело Вейта. Он немного выпрямил его, потом пощупал пульс.
 — Ну, как? — спокойно спросил Роджер.
 — Кажется, о'кей, ушибся. Похоже, он наткнулся на стену.
 — Возможно.
 Роджер узнал констебля Пая. Ну что ж, благодаря этому случаю выявился первоклассный работник.
 — Думаете, ему необходим врач?
 — Едва ли, сэр.
 — Прекрасно. — Где-то вдали слышалось гудение мотора. Роджер невольно прислушивался: удастся ли патрульной машине задержать удирающий «Моррис»? Или же водитель сумеет ускользнуть? Вблизи тоже послышались звуки, где-то хлопнула дверь, наружу вырвался сноп света, потом раздались шаги бегущего человека, женские шаги. Роджер удивился, куда могли деваться Виллис и Кру, но не стал справляться у Пая. Он подошел к воротам и увидел Джун Эйкерс, которая со всех ног бежала к ним, четко вырисовываясь на фоне открытой входной двери.
 — С Питером ничего не случилось? — спросила она тревожно.
 — Упал, если я не ошибаюсь.
 — Я слышала невероятный шум, — пробормотала она, потом проскочила мимо Роджера к Вейту. Она опустилась подле него на колени, как только что проделывал Пай, и пощупала ему пульс.
 Пай помог перевернуть его на бок, так что теперь свет фонаря падал ему на лицо, невероятно бледное, с огромной шишкой и кровоточащей ссадиной на лбу. Девушка не потеряла головы. Как показалось Роджеру, она с величайшим самообладанием подняла глаза на Пая и попросила его помочь отнести Вейта в дом.
 — Я и один справлюсь, мисс, — сказал констебль и поднял Вейта на руки с такой легкостью, как будто это был ребенок. Джун пошла следом вместе с Роджером, который внимательно изучал ее упрямый профиль, вздернутый подбородок и упрямую походку.
 — Чего ради он вышел наружу? — спросил он у девушки.
 — Ему позвонили по телефону.
 — Вы не знаете, кто и откуда?
 — Он не сказал. Просто положил трубку и сказал, что должен на минутку выйти с кем-то встретиться. Эта машина, должно быть, и ждала его.
 — Да, чтобы убить.
 — Это ужасно, а Питер… — она не договорила.
 — Хотел покончить с собой, не так ли?
 Она не ответила, но прибавила шагу. Они вошли в большую комнату, против той, где было совершено нападение на миссис Китт. Джун включила свет. Пай уложил Вейта на старомодный диван. Вся комната выглядела так, как будто ее обставили шестьдесят лет назад, после чего все осталось без изменений.
 Вейт начал шевелиться.
 — Может быть, дать ему глоток бренди, сэр? — спросил Пай, дотрагиваясь до кармана.
 — Пусть сам придет в себя, — решил Роджер. — Скажите, разве сюда вместе с ним и мисс Эйкерс не прибыли еще два человека?
 — Да, сэр, — ответил Пай, — но им позвонили из Ярда. Они уехали, а вместо них сюда едут двое других. Я сказал, что на некоторое время могу остаться подежурить.
 — Прямо скажу, вам здорово досталось, чувствуете себя прилично?
 — Да, благодарю.
 — Ушиблись?
 — Да нет, немного содрал коленки, вот и все…
 — Почиститесь, если это необходимо, и подежурьте у входных дверей, чтобы меня пока не беспокоили. Ладно?
 — Разумеется, сэр.
 Пай вышел, прикрыв за собой дверь. Джун Эйкерс стояла у изголовья дивана. Сейчас она смотрела вниз на Вейта, потом прижала руки к голове и взглянула на Роджера. Ее ясные глаза затуманились, как если бы переживания этой ночи вызвали у нее ужасную головную боль.
 — Что произошло, когда вы сюда приехали?
 — Ничего особенного. Питер был невероятно подавлен. Ведь он давно живет на одних нервах, я знаю, что порой он просто недоедает, потому что большую часть своих денег отдает на нужды Компании. Боюсь, что вы не в состоянии себе представить, какой это был для него чудовищный удар, когда он увидел, что все уничтожено. Все!
 Последние слова она произнесла точно так же, как Вейт, когда он увидел грязное месиво в комнате заседаний Компании.
 — Что именно вы подразумеваете под этим словом «все»?
 — Пожалуйста, не задавайте мне бессмысленных вопросов. Все, ради чего он работал вот уже девять лет…
 — Компания по охране жизней?
 — Разумеется, что же еще?
 Роджер сухо сказал:
 — Как раз над этим я и размышляю. Несколько часов назад он мне сказал, что был уже совсем готов отказаться от своей затеи с этой Компанией. Его терзало то, что большинство людей, некогда помогавших ему, совершенно утратили интерес и веру. Так почему же потеря адресов и имен людей, не желающих с ним сотрудничать, так сильно на него повлияла?
 Она медленно покачала головой.
 — Он никогда бы от этого не отказался. А потрясение…
 — Думаете, что это было всего лишь потрясение? — насмешливо спросил Роджер. — Скажите, для чего еще использовалось помещение Компании?
 Она не ответила, лишь судорожно глотнула. Очевидно, вопрос одновременно напугал ее и привел в замешательство. Она смотрела на Вейта, у которого начали дрожать ресницы и шевелиться пальцы.
 — Что еще находилось в несгораемом шкафу?
 — Все, — ответил пастор и это было похоже на вздох.
 — Не притворяйтесь, что вы больны, отвечайте на мой вопрос. В несгораемом шкафу находился порошок. Что за порошок?
 — Порошок? — как эхо повторил Вейт, его взгляд стал более осмысленным, было видно, что он старается собраться с мыслями и ответить Роджеру. — Порошок? Тальк…
 Роджеру было трудно понять выражение его глаз.
 — Тальк, мы его… — он вздохнул и заговорил более связно, — у нас бывали вечеринки. Не все ж работа без отдыха. «Труд без потехи наскучил ребятам», — так поется в песне. Бывали у нас и танцы. Только… Я сказал «тальк», а что в нем особенного? — спросил он с недоумением. — Тальком посыпали пол, чтобы ребятам было не скользко потанцевать после работы.
 Джун еле слышно произнесла:
 — Он ничего не знает…
 Роджер выпрямился:
 — Зато вы знаете!
 — Мне нечего вам сказать, — заявила племянница советника миссис Китт, — я ничего не могу вам сказать.
 Больше она ничего не добавила.
 — Хорошо, — сказал Роджер, когда из дивизиона прислали людей, — мы будем держать мисс Эйкерс и пастора Пита в Ярде до тех пор, пока ей не захочется заговорить. Да, Вейта тоже стоит забрать, может быть, в дальнейшем он не будет себя вести таким дураком, каким старается показаться сейчас.
 Они находились в той комнате, где было совершено нападение на миссис Китт. С Роджером было трое местных полицейских работников. Ему не терпелось возвратиться в Ярд, где под рукой были всяческие специалисты и ничего не стоило связаться с нужными людьми. Возможности окружных управлений были ограничены, а в деле, где вопрос касался двух довольно отдаленных округов — Лигейта и Тоттинга, было крайне необходимо установить и наладить правильную связь.
 Сегодня же требовалось проверить, чем были заняты бывшие члены Вейтовского комитета, нужны были данные о состоянии курносого, которого он разделал на лестнице в доме Вейта.
 Он хотел знать, когда же можно будет снять показания с миссис Китт и что еще добавит ее супруг. Д-р Китт уехал в больницу вместе с сестрой, приехавшей его навестить. Нужно было еще повидаться с Бенжаменом Каклиффом по поводу его жены, выяснить, где она получала героин. Ему хотелось еще раз побеседовать с Джексоном. Теперь наметились две перспективы: причастность к старому делу о дорожном инциденте и участие в работе комиссии по опасным наркотикам.
 Больше всего Роджеру хотелось заняться поисками Розмари Джексон. Жена Джексона не выходила у него из головы.
 Она все еще продолжала спать и видеть удивительные сны.
 Роджер отправил Питера Вейта и девушку под охраной в Скотланд-Ярд. Сам же поехал в Сент Джон-Вуд, где «ночной» инспектор сообщил ему дополнительные сведения о наркомании миссис Каклифф.
 — Это печальный случай, Каклифф благодарит и боготворит свою жену. Она на пятнадцать лет его моложе, и у ней есть на что посмотреть. Время от времени она отправляется на «героиновый кутеж». Вы представляете, что это такое? И возвращается домой с изрядным запасом. И от того, что он знает, как она безумно страдает от наркотиков, он позволяет ей еще неделю его употреблять, а то и в течение пары недель… Позднее ему стало ясно, что дальше так продолжаться не может и он настоял на курсе ее лечения. Я знаю Каклиффа уже десять лет, сейчас он женат на развалине. Невероятная трагедия для такого человека, как он…
 — Далеко ли он живет и где находится его жена? — спросил Роджер.
 — Она дома, но они обманывают себя какими-то «лечебными курсами», — цинично добавил офицер.— Я разговаривал с Каклиффом, когда получил запрос из Тоттинга. Он сказал, что не ляжет ранее 2–3 часов ночи и с удовольствием встретится с вами, если вы заедете. Однако, он сомневается, что сможет помочь.
 Было около часа ночи.
 — Уверены, что сейчас не слишком поздно для моего визита?
 — Только не для Каклиффа, — с уверенностью ответил дежурный. — Может быть, и мне с вами поехать?
 Водитель машины, который покалечил почти четыре года назад миссис Роули, все еще бодрствовал.
 Роджер располагал всего лишь его фотографией четырехгодичной давности, по которой он мог судить о его наружности. Живой же человек показался ему энергичным, настороженным и гораздо более напористым, чем он предполагал. Здание близ Риджент-парка было окружено собственным садом, оно восхищало своей простотой и элегантностью.
 Первое знакомство с внутренним убранством порождало уверенность, что здесь гармонично сочетаются большие деньги и изысканный вкус…
 Каклифф казался усталым, но никто бы не мог усомниться в его богатырском здоровье и полном материальном благополучии.
 — Да, — торопливо сказал он Роджеру, — мне иногда даже приходит в голову, что это возмездие за смерть той женщины, хотя до сегодняшнего дня я не могу ни в чем себя упрекнуть. Я был не виноват. Обычно я езжу очень быстро, но на этот раз — со скоростью 25 миль в час… — он замолчал. — Порой невольно начинаешь думать, что на тебе лежит проклятье. Через несколько месяцев после того случая заболела моя жена. Сначала я не понял, что это наркомания…
 Он снова умолк, пожав плачами. Роджер подумал, что перед ним находится «счастливый человек», которому принадлежит такой красивый дом и эта красивая комната с темно-синими бархатными драпировками и стильной мебелью, где его окружают другие доказательства процветания и материального благополучия, а по сути дела он глубоко несчастен.
 — Я сообразил, что произошло через несколько недель после того, как она сбежала от меня, — продолжал он, — ведь она моложе меня. И я подумал, что причиной является какая-то любовная интрига. Поэтому решил, что если проявлю терпимость, она сама поймет, как это глупо. И она действительно возвратилась, но совершенно больной. Это было начало, она… — у него перехватило дыхание, — она во всем обвиняет меня.
 — Почему?
 — Она наотрез отказывается рассказывать, откуда она достает наркотики, но утверждает, что в одном из благотворительных комитетов, где она работала. Она очень много времени уделяла общественной работе, к этому ее принуждал, правда, я. Понимаете, ей практически нечем было заниматься и я считал это полезным. Получилось же…
 — В каком именно комитете? — резко спросил Роджер.
 — Не знаю.
 — Может быть, комитет Питера Вейта по прекращению убийств на дорогах?
 — Она в нем работала, да, но я не знаю, там ли она доставала героин, — упорствовал Каклифф, — все пытались ее убедить, даже медицинский персонал клиники Полли, где она проходила «лечебные курсы», но ее не переубедить. Мне кажется, она боится, что если откроет правду, то тем самым навсегда лишится наркотиков.
 — Понятно, — сказал Роджер и вынул напечатанный на машинке список имен и адресов, которые он успел списать у Вейта до пожара. — Скажите, мистер Каклифф, кто вам известен из этих людей?
 Каклифф дважды просмотрел список.
 Роджер наблюдал за ним.
 На месте этого человека нетрудно было вообразить Чарльза Джексона, в его глазах светился ужас и отчаяние Чарльза Джексона, до безумия влюбленного в свою молодую жену, которая так внезапно исчезла. Как бы он себя вел? И связано ли ее исчезновение с его докладом о наркотиках?




 18
 Колоссальное напряжение


 — Единственное знакомое мне имя в этом списке, — Артур Роули, — сказал Каклифф, — но я его не видел со дня суда. После того я писал ему, спрашивая, не могу ли я что-либо сделать, ведь у меня есть деньги, а он нуждается. Но ответа не получил. Что я мог предпринять? Смерть этой женщины лежит на моей совести, поэтому мне хотелось хоть как-то поладить с ее мужем. Но мне была понятна его реакция, если, особенно в душе, он продолжал считать меня виновным. Если бы кто-нибудь убил мою жену…
 Роджер его не прерывал.
 — Если бы я сумел разыскать человека, впервые познакомившего жену с этой отравой, если бы нашел тех, кто снабжает ее героином в настоящее время, мне кажется, я бы их задушил собственными руками, — сказал Каклифф с необычайной силой…
 — Вы не имеете понятия?
 — Ни малейшего.
 — Вы сказали, что она лечится дома?
 — Пару раз она лежала в клинике Полли. Первые два раза это было сделано частным образом, полиция не была поставлена в известность. Я надеялся, что мне удастся ее вылечить без того, чтобы она почувствовала, что находится под надзором полиции. Понимаете, ее нервная система…
 «У этого человека не жизнь, а ад», — подумал Роджер.
 — В последний раз я заявил в полицию, но до сих пор им не удалось узнать, откуда она получает свои запасы, — говорил Каклифф безнадежным тоном. — Когда она выходит из дома, за ней следят. Мне пришлось пойти даже на это, но… Мистер Вест, моя жена была исключительно красивая женщина, очень добрая, щедрая и уравновешенная. Если бы вы наблюдали, как я, постепенное изменение, происходящее в ней, эту ужасную метаморфозу, вы бы испугались. Наркотики подействовали не только на ее нервную систему, но и на внешность, и на общее состояние. Иногда меня берет сомнение: та ли это женщина?
 Казалось, все было сказано. Роджер пожелал спокойной ночи и вышел из комнаты.
 — Что вы можете для него сделать? — спросил офицер из Сент Джон-Вуда.
 — Все надо взвесить и продумать, — осторожно ответил Роджер, — скажите, что вам известно о клинике Полли?
 — Безумно дорогое заведение для наркоманов и неврастеников. Неплохо, если это тебе по средствам. Постоянный врачебный персонал, штат квалифицированного обслуживающего персонала и с десяток консультантов, большей частью с Гарлей-стрит, или из Бимпола. Пользуется хорошей репутацией, но их работники — такие собаки, что с ними не особенно легко договориться. «Профессиональная тайна», видите ли! Наркоманы, бывает, окончательно свихиваются и… но для кого я все это рассказываю?
 — Для меня, благодарю, — подмигнул ему Роджер. — А теперь я хочу узнать, возвратился ли домой Джексон?
 Джексон не возвратился, а о Розмари до сих пор не поступило никаких известий. Имелось сообщение о том, что Джексон пока не выехал из дома матери жены.
 Роджер возвращался в Окружное управление, ему не хотелось вылезать из машины. Час ночи. Глаза слипались от усталости, к утру она пройдет, но сейчас с ней было трудно бороться. Он не собирался возвращаться в свой пустой дом и пытаться заснуть дома. Ему нужно было повидаться с Джексоном. Необходимо пропустить стаканчик виски и все будет в порядке…
 Он ехал быстро по практически пустым улицам и добрался до места менее чем за десять минут. Большие красные кирпичные здания Гражданской полиции были погружены в темноту, но большинство окон Департамента криминальных расследований было освещено.
 Роджер оставил свою машину там, где было больше свободного места, торопливыми шагами прошел мимо дежурного полицейского и вызвал лифт. Сначала он прошел в свой совершенно пустой кабинет, включил свет. В комнате было прохладно — не топили. Устойчивый запах табачного дыма пропитал помещение, и он невольно закурил. Потом подошел к своему столу, заваленному докладами и напоминаниями. Здесь работы было, как минимум на два часа, но в данный момент он был не в состоянии заниматься этими пустяками.
 Тут он вспомнил, что забыл в 10 часов позвонить Джанет.
 Жена, конечно, поймет, что он был занят.
 Он вздохнул, слегка смущенный.
 Вечерние газеты переполнены описанием «несчастных случаев», подстроенных убийцей, его собственное имя упоминается сотни раз. Джанет увидит, чем он занят и станет волноваться. Какого черта он не удосужился позвонить? Но тут же невольно улыбнулся, припомнив, чем был занят в 10 часов. Сейчас было не время тревожить Джанет, но это самое первое, что он сделает утром…
 Он просмотрел напоминания в поисках чего-либо неотложного, сверху лежала записка, написанная карандашом:
 «В 11.40 звонила миссис Вест. Я сказал, ей, что ты уехал в Округ…»
 Больше ничего существенного не было. Портрет Артура Роули, каким он был в период смерти жены, и краткие биографические сведения. Роули работал помощником управляющего небольшим филиалом аптеки, был квалифицированным фармакологом и, как будто, преуспевающим. В то время ему было всего 27 лет. Он производил впечатление слабовольного, мягкого человека. Легко можно был представить, как он дает советы молодым матерям, участвует в организациях по охране здоровья, отвешивает лекарства, порошки…
 Порошки?
 Вот еще третий человек, причастный к несчастному случаю четырехлетней давности, тоже связанный с медикаментами.
 Роджер просмотрел менее внимательно остальную часть донесения о Роули. Его интересовал адрес и место работы.
 Из сообщения Конноли явствовало, что тот уехал из Лигейта вскоре после смерти жены. Он больше не работал у Самартов, аптекарей, ни в одном из их отделений. У него не было родственников, — этот пункт Конноли проверил.
 — Чем скорее мы разыщем Роули, тем лучше, — пробурчал Роджер. Он пометил, что необходимо усилить старания в этом направлении, затем закурил еще одну папироску и глубоко задумался.
 Составило бы какую-нибудь разницу то, если бы ему с самого начала стало известно, что Роули работал фармакологом и имел доступ к опасным наркотическим средствам?
 Раздался телефонный звонок, он взял в руки трубку.
 — Вест слушает…
 — Алло, Красавчик, это Дик Рид, — послышался невозмутимый голос дежурного офицера, — загляни ко мне на минутку, я тут кое-что раскопал.
 Риду оставалось недолго служить до отставки. Это был спокойный, седовласый человек, лет 60-ти, которого с виду можно было бы назвать школьным учителем или научным работником, но не человеком, проведшим половину жизни в сутолоке Скотланд-Ярда.
 Он поднял глаза от бумаг, когда в кабинет вошел Роджер.
 — Садись, дорогой, — сказал он приветливо, — у тебя такой вид, как будто ты засыпаешь на ходу.
 — Тут не до сна, башка трещит от разных мыслей.
 — В таком случае необходимо пропустить хотя бы стаканчик, — серьезно вымолвил Дик и потянулся к бутылке с виски и сифону с содовой. — Я слышал, что тебя пытались прикончить топором?
 Роджер усмехнулся.
 — Когда Вейт немножко поостынет, я у него спрошу, чего ради он держал такую игрушку у себя на кухне.
 — Могу тебе сказать. Мы тут разыскали одного из бойскаутов, с которыми Вейт много возится, и задали ему несколько вопросов. Случалось, что Вейт вывозил своих подопечных в Суррей, там у них было нечто вроде палаточного городка, ну, а топором, естественно, валили мешавшие деревья.
 — Совсем не уверен, что мне бы нравилось иметь такого руководителя для своих мальчишек, — проворчал Роджер, — ну, да поживем — увидим. Меня волнуют другие проблемы, Дик. Тебе что-нибудь известно о действии героина?
 — Очень многое.
 — А о лечении от него?
 — Почти ничего.
 — Скажи, встречал ли ты хоть одного наркомана, который после прохождения курса лечения в первые же дни готов продать душу дьяволу за небольшую дозу этого наркотика?
 Рид задумчиво ответил:
 — Нет, не встречал. Послушай, куда ты клонишь?
 — Миссис Каклифф — наркоманка. Она даже два или три раза лежала в клинике Полли для так называемого лечения. По словам ее мужа, даже больничный персонал не заставил ее сказать, где она достает героин.
 — Ну, нет, — покачал головой Рид, — здесь какая-то фальш…
 — Да, кто-то здесь врет, так что отныне за Каклиффом надо установить круглосуточное наблюдение. И необходимо разыскать Артура Роули.
 — Ну, что ж, в отношении Каклиффа я распоряжусь немедленно, с самого утра к нему приставим хвост. — Он тут же потянулся к телефону.
 — Спасибо, — сказал Роджер. — Скажи, мой дровосек с топором очухался?
 — Пока нет.
 — Ну, а кто-нибудь хоть пришел в себя?
 — Миссис Китт вне опасности. Утром нас к ней пропустят. Вейт внизу стучит ногами и пускает пары от негодования. Мисс Эйкерс в другой комнате, в гордом одиночестве, как принято выражаться. — Рид подмигнул, потом отхлебнул виски, — неплохой урожай. Поскольку ты обнаружил опиум и героин, я быстренько просмотрел молодчиков, которые известны или подозреваются в распространении наркотиков. Насколько нам известно, крупных акул в настоящее время в Лондоне повылавливали, осталась всякая мелочь. Утром мы провернем работу в этом направлении. Как ты считаешь, сколько там было «товара»?
 — С фунт героина, полфунта «снега».
 — Аукцион? Оптовая распродажа, а? Если только Вейт распространял наркотики, прикрываясь своим Комитетом…
 — Или же пресловутая Компания была им организована в этих целях, — сухо добавил Роджер. — Я не могу никак взять в толк, каким образом предупредили человека, который устроил пожар в помещении Вейта и уничтожил всю документацию. Только Вейт и Эйкерс могли предполагать, что мы напали на их след. Разве что за домом следили, или кто-то из других квартир… — он не договорил, — пустые догадки, временно все это надо выбросить из головы. Тебе еще что-нибудь нужно от меня?
 — Нет. Почему бы тебе не подняться наверх и не отдохнуть немного? Сбрось ботинки и положи голову на спинку кресла.
 — Мне необходимо потолковать с Джексоном, когда он возвратится из Оксфорда, — сказал Роджер, но, предже чем он успел пояснить свои слова, раздался телефонный звонок.
 — Рид у аппарата… Да, он как раз у меня. Кто это? Да, да, передаю трубку. — Он протянул ее Роджеру и пронзительно зашептал: — Бери, Магомет, к тебе пришла гора. Это Джексон.
 — Алло?
 — Это Вест? — так громко закричал Джексон, что у Роджера зазвенело в ушах.
 С самого начала он боялся вмешательства полиции. Сейчас он страшно переживал из-за исчезновения своей молодой жены, но все же не терял головы. Например, у него хватило силы воли поехать к матери Розмари. Но сейчас его голос звучал так, как будто человек дошел до предела.
 — Вест слушает, — повторил Роджер.
 — Вест, — Джексон задыхался, — не могли бы вы немедленно приехать? Я… Боже, какой кошмар!
 Кошмар?
 Наверное, известие о гибели Розмари…
 — Что такое? — резко бросил Роджер.
 — Я у себя на квартире, — добавил Джексон и положил трубку с таким треском, как будто бросил ее изо всех сил на рычаг.
 Роджер отодвинул стул, схватил шляпу, лежащую на столе у Рида, и пояснил:
 — Какая-то беда на квартире у Джексона. У нас там дежурит пара людей, возможно, понадобится больше. Тогда я тебе позвоню, — крикнул он уже на ходу.
 Впервые в жизни он так быстро доехал до Хейкорт-Мьюса.
 В окне спальни мерцал огонь. Одетый в гражданский костюм сотрудник Ярда подозрительно посмотрел на Роджера, когда тот резко нажал на тормоза и выскочил из машины еще до ее полной остановки. Узнав Роджера, констебль двинулся ему наперерез. Тот на минуту задержался.
 — Хэллоу, Кибер, есть новости?
 — Мистер Джексон возвратился примерно полчаса назад.
 — С ним ничего не случилось?
 — Ничего, сэр.
 — Хорошо, благодарю.
 Что-то его ждет впереди? Взволнованный Роджер бежал наверх, прыгая через две ступеньки. Так как дверь была открыта, ему не пришлось звонить.
 Увидев лицо Джексона, он понял, что у него имеется веская причина для отчаяния. Ни один человек его склада не смог бы так пасть духом, если бы речь не шла о чем-то из ряда вон выходящем.
 — Ну, так в чем же дело? — нарочито спокойным тоном заговорил Роджер.
 Нет, его бы не удивило, если бы Джексон сообщил о смерти жены. Но тот попросил:
 — Пойдите взгляните сами…
 Они вместе прошли в приемную, которая своими пастельными тонами и элегантным убранством необыкновенно гармонировала с грацией, очарованием и красотой Розмари. На столе лежало два портрета, снимками вверх, около них большой надорванный конверт.
 — Взгляните, — повторил Джексон.
 Роджер шагнул к столу.
 Он не знал женщины, изображенной на портрете. Сперва он подумал, что это фотография жены Джексона, но нет. На одной было снято молодое прелестное личико, не то, чтобы красивое, но с определенным шармом, смеющиеся глаза и губы, готовые каждую минуту улыбнуться. Второй снимок был сделан с гораздо более пожилой особы.
 Более пожилой?
 — Посмотрите на обороте, — сказал Джексон.
 Роджер перевернул фотографию.
 Он уже начал понимать, потому что невозможно было не обратить внимания на поразительное сходство двух портретов. Форма лба, скул, щеки, нос — все было одинаковым.
 На фотографии молодой счастливой женщины было написано только одно слово «до», на фотографии более пожилой «после».
 Потом Роджер заметил нечто, ранее им упущенное, ибо это было прикрыто конвертом: газетную вырезку. Он поднял. И тут Джексон заговорил глухим безнадежным голосом:
 — Что вы намерены предпринять, Роджер? Каким образом вы собираетесь ее отыскать? Вы не имеете права допустить, чтобы подобное могло случиться и с нею. Вест, слышите, вы не можете допустить! Об этом даже страшно подумать.
 Роджер читал вступительную часть недавнего отчета Министерства внутренних дел о нелегальной деятельности торговцев наркотиками в Великобритании, — беспристрастный, подробный анализ, своего рода образцовый, составленный Джексоном в качестве секретаря комиссии, которая проводила расследование. Что же это означало?
 — Что вы намерены предпринять для ее розыска, — настаивал Джексон, — вы обязаны ее найти!
 Роджер спокойно спросил:
 — А что вы намерены предпринять?
 — Но я ровно ничего не могу сделать.
 Роджер пожирал его глазами.
 — Уверены?
 — Черт возьми, на что вы намекаете?
 — Пожалуй, вам можно все выложить начистоту. В этом деле имеются два фактора: наркотики… Вы принимали участие в составлении отчета. Это, так сказать, ваш личный фактор. Второе — это свидетели и все люди, проходившие по делу миссис Роули 4 года назад, по обвинению Каклиффа. Не стану притворяться, будто мне известно, каким образом они связаны, но знаю, что двое свидетелей уже убито, вы и миссис Китт имели неприятности. Вейта, возглавлявшего обвинение, сегодня чуть не убили.
 Джексон раздраженно спросил:
 — Какое это имеет отношение к исчезновению моей жены?
 — Двое людей убито, двое — чуть не убито, на вас было совершено покушение, — бесстрастно перечислял Роджер. — Для всей этой плеяды может существовать единственное объяснение: вынудить людей молчать. Они похитили и вашу жену, чтобы вы держали язык за зубами, не так ли?
 — Провалиться мне на месте, если я знаю, о чем я не должен говорить.
 — Об этом знаете только вы. Мы подняли на ноги всю полицию в стране, но если мы не сумеем спасти вашу жену из-за информации, которую вы утаиваете, пеняйте только на себя!
 — Я ничего не утаиваю, — простонал адвокат.
 Роджер прямиком возвратился в Ярд, снова подошел к Риду и с его помощью решил все вопросы на утро. Сейчас возникла новая версия, а вместе с ней и новая линия расследования, над которой следовало работать. Его неотступно преследовала одна мысль: имеется ли хоть малейшая надежда разыскать Розмари Джексон. Сам Джексон находился в ужасном состоянии. Его напряжение становилось непереносимым.
 — Вам необходимо проверить его работу в комиссии, узнать имена людей, с которыми он встречался, может быть, тогда всплывут ассоциации с данным делом, — решил Роджер.
 — Правильно, — согласился Рид.
 Все люди, выписанные Роджером из отчета Вейта, тоже будут вызваны для разговоров в Ярд. Необходимо объявить общий розыск Артура Роули.
 Вейт все еще молчал. Вернее, он спал. Они дадут ему время отдохнуть, прийти в себя, а потом допросят, с целью выяснить имена тех лиц, которые имели свободный доступ в «штаб-компанию».
 Всем лицам, имевшим даже самое отдаленное отношение к защите Каклиффа, необходимо обеспечить усиленную охрану. Роджер стремился заткнуть все лазейки, которые только можно было предвидеть.
 Врачи согласились на небольшую беседу с миссис Китт, но только так, чтобы ее не переутомить. Если полиции станет известно, почему миссис Китт шантажировали и кто именно, возможно, над делом чуточку приоткроется завеса.
 Чартворд все бы одобрил и наверняка бы разделил опасения Роджера, да и всего Ярда в отношении Розмари.
 Состояние здоровья помощника комиссара оставалось прежним.
 Роджер поднялся наверх в комнату отдыха. Было уже 4 часа, он решил хотя бы немного отдохнуть. Спал он беспокойно, но проснулся сам. Была половина седьмого.
 Он сошел в столовую попить чайку, а оттуда — к себе в кабинет. Наступил рабочий день, пришли уборщицы. Роджер удостоверился, что у него на столе не было ничего важного и поспешил в комнату для ожидания проверить Вейта и Джун. Дежурный сержант доложил, что пастор спокойно проспал всю ночь, сидя в кресле. Девушка тоже вроде бы отдохнула несколько часов. Сейчас она умывалась под контролем надзирательницы.
 Через несколько минут Роджеру сказали, что он может войти.
 Сразу было видно, что девушка отдохнула. Она выглядела свежей и успокоившейся. Очевидно, ее головная боль прошла. Самым привлекательным у нее были глаза, красивые, ясные, выразительные. Уберите эти глаза и матовую кожу и Джун превратится в обычную высокую девушку с недурной фигурой и круглым лицом.
 — Доброе утро! — поздоровался Роджер. — Садитесь, пожалуйста.
 — Я предпочитаю постоять, — ответила она спокойно, но настороженно.
 — Как хотите, — Роджер холодно посмотрел на нее. Он не притворялся. Несомненно она знала, что в несгораемом шкафу хранился героин. — Я хочу у вас получить кое-какие сведения, которые помогут спасти несколько жизней, в полном смысле слова, и дадут возможность множеству людей не калечить свое будущее. Я вас не обманываю. — Он протянул ей фотографии, взятые у Джексона. — Видели ли вы когда-нибудь нечто подобное?
 Джун посмотрела на снимки и на надписи «до» и «после», вздрогнула, подняла глаза на Роджера и сказала:
 — Да, видела в журналах.
 — Тот препарат, который был обнаружен в конторе компании, вот так воздействует на женщин, — резко заговорил Роджер. — Эти снимки были присланы мужу той особы, которую вчера похитили. Дело идет к тому, что он сам сойдет с ума. Это одна из причин, по которой нам необходимо как можно скорее найти тех, кто орудовал с наркотиками и узнать, каким образом они попадали в несгораемый шкаф…
 Джун стояла тихо и неподвижно.
 Он сорвался и закричал.
 — Почему шантажировали вашу тетку? Она выплачивала шантажисту большие деньги, больше, чем ей позволяли средства. Отвечайте, почему?
 Наступила грозная тишина. Решимость девушки явно ослабела, ей, видимо, уже хотелось заговорить, но она пока не решалась.
 Ага, значит миссис Китт — ее Ахиллесова пята!
 — Ваша тетка покупала наркотики, не так ли? Она платила по 10 фунтов, что для нее было баснословно дорого, чтобы удовлетворить свою потребность в героине?
 Когда Джун и тут промолчала, он заговорил еще напористее:
 — Я смогу получить медицинское свидетельство и все проверить менее чем за час. Мы только попусту теряем время. Скажите, дело действительно так и обстояло?
 После долгой паузы девушка сказала:
 — Нет, не так… Она… ее шантажировали…
 — Почему?
 — Я… я не могу сказать.
 — Прекрасно, вы не можете сказать, — разозлился Роджер, — вы будете упорствовать, скрывать важные данные, усугубляя тем самым опасность, нависшую над другими людьми. И при том мнить себя героиней, так как я не могу заставить вас говорить. Ошибаетесь, дорогая, я могу посадить вас обоих с Вейтом в камеру предварительного заключения, где вы оба…
 — Ее шантажировали потому, что… мой дядя однажды нелегально продал наркотики, — совершенно спокойно сказала Джун, — это случилось много лет назад, и он сделал это один-единственный раз. Если бы это стало всеобщим достоянием, он бы погиб, а у нее разбилось бы сердце…
 — Снабжала ли она шантажиста наркотиками из запасов мужа?
 — Она…
 — Да или нет?
 — Я не знаю, — ответила Джун еле слышным жалобным голоском.




 19
 Неверные данные


 И немедленно наступила разрядка в напряженности. Роджеру было ясно, что сейчас он сумеет добиться лучших результатов при помощи «бархатной лепки». Он долго молча рассматривал девушку. Да, она была взволнована, но ей определенно стало легче. Во всяком случае, она больше не избегала смотреть ему в глаза.
 — Когда она вам об этом сказала? — спросил Роджер.
 — Месяцев шесть-семь назад.
 — Шантажировал Питер Вейт?
 — Я не верю, чтобы Питер Вейт вообще был в курсе дела, — убежденно заявила Джун. Но мне думается, что квартира Питера использовалась людьми, торговавшими героином и другими наркотиками. Я думаю… полагаю, разумнее все рассказать с самого начала. Когда я узнала, что мою тетю шантажируют, я была крайне обеспокоена.
 Роджер прервал ее:
 — Вы с ней очень близки, не так ли?
 — С тетей Лиз? Да, она мне была… ну, да это неважно… Она меня вырастила, заменила маму…
 — Когда вы начали подозревать, что у нее неприятности?
 — Два-три года назад.
 Джун уселась в кресло.
 — Сначала я вообразила, что она нездорова. У нее начались нервные спазмы. Иногда она выходила из себя и поднимала крик по пустякам. Иной раз казалась энергичней и напористей, чем когда-либо. Я подумала, что она слишком много работает. Ведь она вечно была чем-то занята, то один комитет, то другой, то суд. Самая неугомонная женщина в мире! Сначала такие скверные периоды повторялись довольно редко, потом я обратила внимание на то, что если мы с ней виделись либо вечером в понедельник, либо во вторник утром, то она бывала невероятно раздражительной. Когда я спросила у нее о причине, она только фыркнула и ответила, что это глупости. Я стала регулярно приходить каждый вторник и однажды увидела, что к ней явился какой-то человек. Я сумела подслушать, как она кричала на него. Это был мерзкий маленький человечек, но когда он выходил из дома, то он недобро улыбался. Он…
 — Он приехал на машине?
 — Да.
 — Вы заметили марку?
 — Это был «Изо». Пару раз, приезжая по вторникам, я его видела на улице возле дома. В этот раз я заставила тетю рассказать мне правду и мне показалось, что она была счастлива хоть с кем-то поделиться.
 — Сколько времени тянулась данная история, вы не знаете?
 — Нет, она не стала особенно откровенничать. Ее безумно волновало, чтобы не узнал дядя.
 — Вы ему рассказали?
 — Конечно, нет.
 — Что вы предприняли?
 — По-видимому, это было глупо, но я попыталась узнать, кто скрывается за этим делом. В следующий раз я последовала за непрошенным посетителем и…
 — Ваша тетя знает его имя?
 — Она знает его как Брауна. Это единственное имя, которое я слышала от нее.
 — Продолжайте, пожалуйста, куда же он поехал?
 — В комитет Питера Вейта, — прошептала девушка. Она сидела, крепко сжав пальцы, глаза у нее блестели, как будто ей было страшно.
 — Когда я поняла, что это тот самый пастор Пит, я хотела немедленно отправиться в полицию. Конечно, так и следовало бы поступить, но ведь при этом обнаружилась бы тайна дяди и тети. А после целой жизни, отданной тетей Лиз общественной деятельности, унижение было бы непереносимым. Я была уверена, что это ее убьет. Тогда я притворилась, будто сочувствую идеям Компании и хочу им помогать, подумав, что, может быть, мне самой удастся помочь тете Лиз.
 Сейчас было не время прерывать Джун и Роджер не стал ничего спрашивать. А следовало бы напомнить девушке, что ее лояльность по отношению к тетке сделало ее слепой по отношению к гражданскому долгу.
 — Да, — сказал Роджер.
 — Случилось нечто неожиданное, — тихо проговорила Джун.
 — Да?
 — Я начала уважать Питера Вейта. Когда я впервые встретилась с ним, я ненавидела его до глубины души, но вскоре начала сомневаться, что он знает о подпольной преступной деятельности, проходящей у него под носом. Он производил впечатление такого кристально-чистого, такого убежденного человека, и его «пунктиком» были дорожные катастрофы. Да, я начала чувствовать, что он — святой, а мы все остальные — сумасшедшие. Когда вы подробнее ознакомитесь с его декларациями, они покажутся вам осмысленными. Все, чего он добивается, — чтобы наказания за неосторожную езду были увеличены в десять раз по сравнению с ныне существующими, так чтобы люди не смели быть безрассудными и чтобы все законы против автомобилистов соблюдались.
 — Иными словами, влюбились в него? — сухо сказал Роджер. — Когда же это произошло?
 — Всего лишь несколько месяцев… Сначала я просто растерялась, что же делать в подобном положении? В помещение Компании имели доступ многие люди. Ключи были не менее чем у шести членов комитета. А может быть, и другие могли войти в квартиру и выйти из нее, даже в отсутствие Питера. Я не хотела ему ничего говорить до тех пор, пока не буду совершенно убеждена, что происходит. Итак, я начала выяснять, кто приходил, когда Питера не бывало дома.
 Она так плотно стиснула руки, что у нее побелели косточки.
 — Потом я обратила внимание на то, что у некоторых работников комитета странный вид. И я поняла, что они наркоманы. А также и другие люди, которые приходили «справляться», зачастую одни и те же, каждую неделю. И лишь несколько дней назад я сообразила, что это был центр по распространению наркотиков. Вот тогда я действительно растерялась! Я боялась, что если расскажу Питеру, он просто сойдет с ума, а потом откуда мне знать, что полиция поверит в его невиновность? Даже я сама не была в этом уверена!
 Роджер мог бы ей сказать, что она ненормальная, но ему было ясно, что творилось у нее в голове. Да, она скрыла свое открытие из верности к нему, а не из страха.
 — Сколько членов Комитета оперировало с наркотиками, вы не сможете сказать?
 — Но ведь вчера вы же списали их имена и адреса, — ответила Джун.
 — Об этом вы никому не рассказывали?
 — Никому.
 — А Вейт?
 — Он просто не смог бы этого сделать. Я все время находилась при нем. Вам должно быть об этом известно.
 — Каждую минуту?
 — Да, каждую минуту, — настаивала она, — он не мог никого предупредить, что вы заинтересовались Комитетом. Но… да, я знаю, что вчера вечером следили за его квартирой. Я видела этого самого Брауна, он бывал там неоднократно, но как наблюдатель.
 — Вы когда-нибудь там встречали неких м-ра и м-с Джексон?
 — Нет, но Питер ходил к миссис Джексон, потому что ее муж входит в состав какой-то правительственной комиссии, ведь он пытался всюду заручиться поддержкой. Однако, выяснилось, что он давно знал ее мужа и тот вряд ли захотел бы ему помочь.
 — Уверены, что Джексон не появлялся в помещении Компании?
 — Да, пока я там бывала.
 — Что в отношении мистера Каклиффа? И, особенно, миссис Каклифф?
 — Да, какая-то миссис Каклифф приходила несколько дней назад, очень нарядная особа. Больше я ее не видела.
 Роджер задал еще много вопросов, но больше ничего путного не выяснил. Наконец, он сказал:
 — Ладно, миссис Эйкерс, благодарю вас. Я хочу, чтобы вы свои показания изложили в форме заявления, можете либо сами написать, либо продиктовать стенографистке. А я сейчас пойду и поговорю с Питером Вейтом.
 Он направился к двери, но по дороге обернулся еще раз:
 — Смотрите, чтобы все сказанное вами соответствовало истине, мы проверим каждое словечко.
 — Я сказала вам чистую правду, — просто ответила Джун.
 Роджер был склонен думать, что так оно и было. Когда он отправился допрашивать Вейта, то не составил себе предварительного плана действий. Пастор отдохнул и чуточку успокоился. Трудно было предположить, что он организовал что-то еще, помимо Компании, являющейся делом всей его жизни. Он подтвердил, что миссис Каклифф помогала ему и делом, и средствами, что среди членов его Комитета имелся человек по имени Браун, что только навестив миссис Джексон, он понял, кто такой ее супруг.
 — Вы с ним встречались после Лигейтского дела?
 — Я его великолепно знал в Лигейте, — ответил Вейт, — поэтому, когда выяснил, что это тот самый Джексон, не стал тратить понапрасну время.
 — Вы знали сержанта Аткинсона?
 — Весьма поверхностно.
 — А некую мисс Брэй?
 — Да, мисс Брэй помогала мне на протяжении ряда лет, но, к сожалению, неожиданно исчезла. Я ее не видел больше года.
 — Ее насмерть задавила машина, — резко пояснил Роджер, — разве вы не знали?
 — Мисс Брэй? — вздохнул Вейт, — боже мой, после всего того, что она сделала? Начинаешь сомневаться, что на небе существует справедливость.
 — Мистер Вейт, можете ли вы объяснить наличие в помещении вашего Комитета порядочного запаса наркотиков, опасных препаратов?
 Вейт казался до такой степени ошеломленным, что не сразу смог заговорить. Вроде бы он не совсем поверил Роджеру.
 Если это была игра, — то безукоризненная!
 Роджер оставил Вейта диктовать заявление стенографистке, сам же возвратился к себе в кабинет. Сообщения поступали отовсюду, но в них не было ничего утешительного. О Джексоне не было выяснено ничего нового. Человек, дежуривший в Мьюсе, сообщил, что Джексон появился.
 Роджер снова поехал с ним повидаться.
 Человек казался убитым горем и потерявшим всякую надежду, но продолжал повторять, что он ничего не скрывает.
 — Ладно, — сказал Роджер, — подойдем к этому делу с других позиций. Кто-то пытался покончить с вами, делал все, чтобы разрушить ваш брак, наконец похитил Розмари. Либо она испытывала давление с чьей-то стороны, либо вы располагаете какими-то сведениями, о значении которых сами не подозреваете. Теперь мы знаем, что подоплекой являются наркотики. Подумайте в этом плане, хорошо? Посмотрите еще раз свой доклад, перепроверьте все данные, постарайтесь припомнить все, что вы видели и слышали, и на что, возможно, в свое время не обратили внимания. Повторяю, не исключено, что вы знали нечто такое, о важности чего и не подозреваете.
 Прежде чем возвращаться в Ярд, Роджер проехал в Лигейт и забрал с собой Конноли, чтобы повидаться с доктором Киттом. Старик не ждал никаких неприятностей, но когда ему предъявили обвинение в преступлении четырехлетней давности, он сразу же потерял почву под ногами.
 Он поклялся, что не имел понятия о шантаже жены.
 Когда Роджер добрался до Ярда, уже прибыли некоторые сведения о людях из комитета Вейта. Их одного за другим, вызывали на допрос двое сотрудников Ярда, но они дружно протестовали. Производили осмотр у них дома, особенно тщательно проверяли одежду. У шести «членов комитета» были обнаружены следы героина в подкладке карманов и ящиков буфетов и письменных столов. Теперь на эту шестерку надо будет посильнее поднажать и они расколятся, как миленькие…
 Однако, не было полной уверенности в том, что им известно лицо, возглавляющее шайку. Пока же они решительно все отрицали. Может быть, пройдет несколько дней, прежде чем кто-либо из них начнет сдаваться?
 А Розмари так нигде и не было.
 Об Артуре Роули также ни слуху, ни духу.
 Сообщение из Лигейта гласило, что жена Аткинсона получила крупный выигрыш по Ансеттскому выигрышу-розыгрышу. Так что, с первого взгляда здесь было все в порядке. Однако, эти сведения требовалось проверить.
 Головная контора «Ансетт» находилась в Лондоне. Поэтому Роджер решил сам заняться этим вопросом. Озадаченный директор сразу же ответил «нет» и предложил убедиться лично, поскольку отчеты о победителях никогда не уничтожались. А коли полиция требует какие-то сведения, то тут шутки плохи.
 Поиски не были особенно долгими.
 Ни одного «Аткинсона» не было среди счастливцев, да и вообще никого из Лигейта.
 Итак, эти деньги миссис Аткинсон не выигрывала. Роджер прямиком поехал к ней. Ее он застал в слезах, да и в присутствии симпатичной дочки сержанта не хотелось поднимать столь щекотливый вопрос. Но — служба, прежде всего!
 Миссис Аткинсон божилась, что не знает, где ее муж взял десять тысяч. Ей он сказал, что выиграл.
 В тот день так и не нашли ни Розмари Джексон, ни Роули. Но зато заговорили три члена комитета Вейта, причем показания всех троих совпадали. Они получали опиум и героин в помещении Компании из рук Брауна. В несгораемом шкафу имелся секретный ящик, где он хранил препараты. У каждого из них имелся свой список «клиентов», к которым они периодически наведывались с новым пополнением. Они записали адреса и имена тех людей, которых смогли припомнить.
 От Вейта наркотиков они никогда не получали.
 У всех троих были такие специальности, которые обеспечивали им беспрепятственный доступ в частные дома: радио-ТВ-техник, страховой агент и лоточник. Десять процентов полученной суммы шло в их пользу, остальное складывалось в секретный ящик, если Брауна не оказывалось на месте, или передавалось лично ему.
 По мере того, как Роджер, Кортланд и сотрудники отдела Ярда, занимавшиеся незаконной распродажей наркотиков, углублялись в суть вопроса, все сильнее и сильнее становилась необходимость разрешить следующую деталь: могло ли все это твориться в Вейтовской штаб-квартире без участия самого Вейта?
 Кортланд довольно раздраженно упрекнул Роджера в том, что только он верит в такую ерундистику.
 — Возможно, я и ошибаюсь, — не стал спорить Роджер, — но до того, как мы получим ответы на все вопросы, необходимо выяснить, откуда Аткинсон и мисс Брэй раздобыли деньги? Необходимо также разыскать Роули, живым или мертвым. Нужно разобраться, почему врачи, занимавшиеся излечением миссис Каклифф в клинике Полли, не смогли добиться от нее ответа на самый естественный вопрос… Нужно…
 — О'кей, о'кей, — замахал руками Кортланд, — действую по своему усмотрению.
 — Ну, а как этот Браун, все еще молчит? — спросил Роджер.
 — Пока не приходил в сознание… И это ты его пристукнул, Красавчик…
 — Боюсь, что пристукну еще раз. Ну, а как миссис Китт?
 — У нее наступило небольшое ухудшение, но все равно нас скоро к ней допустят. Возле нее дежурят…
 Итак, нужно было заняться долгим и нужным опросом соседей Вейта, людей из других домов, торговцев и почтальонов, вообще всех, знакомых с этим районом, попытаться составить список регулярных посетителей помещения Компании. Вейт назвал около сотни имен… Каждого нужно было посетить.
 Час за часом в полицию поступали новые сообщения о Розмари Джексон, и все они проверялись и отбрасывались как неверные. Продолжались розыски Роули, велась проверка активных деятелей Комитета. Сейчас над этим делом работало колоссальное количество людей. Сотни Паев и Дэвисов целыми днями были в разгоне. Однако ничего нового не было выяснено.
 Поведение Каклиффа было вполне нормальным, днем он ездил в клинику Полли навестить жену.
 Джексон отвечал, что не может припомнить ничего существенного.
 Ярд, помимо всего, предпринял неофициальную проверку всего штатного и консультирующего персонала клиники Полли, особенно доктора Смита, руководившего излечением миссис Каклифф. Никто не мог понять, как это он не сумел заставить ее рассказать, откуда она достает наркотики.
 Ранним утром назавтра произошли два события: пришел в себя Браун, и миссис Китт была в состоянии разговаривать со следователем.
 Голова Брауна представляла массу бинтов, глаза провалились, губы дрожали. Он мучался из-за отсутствия героина и врачи разрешили ему ввести небольшую дозу. Он говорил хрипловатым голосом, как раз таким, какой описывала Розмари, характеризуя незнакомца, звонившего ей по телефону.
 Браун сказал, что он напал на Веста просто для того, чтобы иметь возможность удрать, а все распоряжения получал непосредственно от Питера Вейта и ему же сдавал деньги.
 Кортланд и другие представители Ярда с трудом скрывали свой экстаз…
 Прямиком от Брауна Роджер поехал к миссис Китт. Его приводили в отчаяние не только дела Джун и Питера Вейта, но более всего тщетные усилия разыскать Розмари Джексон.
 Была ли она жива?
 Может быть, она спит наркотическим сном? Было ли это началом кошмарной жизни для них обоих — Розмари и Чарльза Джексона.




 20
 Мир грез


 В те периоды, когда Розмари полностью приходила в себя и не находилась под воздействием наркотиков, она понимала, что это начало кошмарного существования. Раза два в день она чувствовала, что ее нервы сдают, что у нее лопается терпение сидеть совершенно одной в маленькой комнатушке, в одном углу, в котором стояла кровать, а на противоположной стене имелось окно с матовыми стеклами, и вечно запертая на ключ дверь. Она пыталась заглянуть в будущее, но оно ей не было ясно.
 Она представляла себе Чарльза и все его переживания, сама страдала от сознания полной беспомощности и отчаяния, и однако же… однако она с нетерпением ждала того момента, когда появится человек со шприцем в руке.
 Она с замиранием сердца ждала краткого момента острой боли, когда игла входит в тело, после чего выступает капелька крови. Она будет смотреть на нее и смущенно улыбаться, одновременно боясь и радуясь в предвкушении последующего. Она знала, как быстро изменится ее настроение, как позабудутся все ужасы, сомнения и страхи, желание кричать, звать на помощь, возмущаться. Она начнет жить в мире грез, смутно сознавая, что недолог тот час, когда этот самый «мир грез» станет для нее единственной возможной реальностью, а мир без наркотиков — ночным кошмаром.




 21
 Показания миссис Китт


 Маленькая палата в Лигейтской больнице, где лежала миссис Китт, казалась веселой от светло-зеленой окраски стен и огромного количества цветов на подоконнике, на столе, на тумбочке у кровати и просто на полу. Нарциссы и тюльпаны, фиалки и пионы, розы и пышные гвоздики, дополненные маленькими карточками с пожеланием скорейшего выздоровления… Их приносили от других членов магистрата, от полиции, от местного Совета, от комитетов, где она работала, от частных доброжелателей.
 Когда Роджер вошел, миссис Китт сидела на постели в подушках, — пожилая женщина с живыми глазами и впалыми щеками, с выдающейся челюстью и острыми скулами, настоящий скелет, тень прежней миссис Китт, «грозы суда», которой она всегда слыла. Однако в ее взгляде не чувствовалось ни смирения, ни покорности, а в манерах сквозила напористость.
 — Ага, вы — тот самый знаменитый полицейский, — начала она слабым голосом, который, как ни странно, не казался слабым. — Ваше счастье, что вы держались подальше от моего суда, я бы скорехонько вас развенчала. Что именно вам хотелось узнать? Я пыталась оградить своего мужа от безумной ошибки, которую он чуть было не совершил несколько лет назад и в случае необходимости я снова поступила бы также.
 Не может быть сомнения, что так оно и было бы, если бы ей предоставилась такая необходимость…
 — Кто собирал деньги для шантажиста?
 — Человек, называвшийся Брауном.
 — Всегда один и тот же человек?
 — Да.
 — Сколько вы ему давали?
 — Каждый раз 10 фунтов.
 — Это все?
 — Гораздо больше, чем я могла себе позволить.
 — Платили ли вы ему также натурой, миссис Китт?
 — Если вы имеете в виду, давала ли я ему героин или какой-нибудь другой наркотик из запасов мужа, то нет, никогда…
 Ей нельзя было не поверить.
 — Отказывались ли вы когда-нибудь платить?
 — Пыталась.
 — Что произошло?
 — Мне это не удалось.
 — Знаете ли вы кого-нибудь еще, кто вас шантажировал, кроме Брауна?
 — Нет.
 — Догадываетесь ли вы, каким образом кто-то мог разнюхать, что много лет назад доктор Китт незаконно продал наркотики?
 Ее резкие черты еще больше заострились, черные глаза блеснули.
 — Да.
 — Почему?
 — Это было сделано через фармаколога, который в то время работал в Лигейте, через Роули. Либо он тогда проболтался, либо позднее.
 — Сколько времени вам было известно, что Роули занимается махинациями с наркотиками?
 — Я вообще ничего не знала до появления шантажиста, а после этого Роули уехал из Лигейта.
 Несмотря на ее кажущееся хладнокровие, миссис Китт была напряжена до предела, так что в скором времени врач несомненно потребует прекратить допрос. Поэтому Роджер спокойно спросил:
 — Как вы думаете, миссис Китт, почему на вас напали в тот вечер?
 — На прошлой неделе я сказала Брауну, что не смогу так дальше, продолжать и обо всем расскажу полиции, если он не прекратит свои вымогательства. По-видимому, он перетрусил…
 «Может быть, и да, — подумал Роджер, — этим объясняется нападение на миссис Китт, но тогда все остальное по-прежнему не ясно…»
 — Теперь прошу вас, — начал врач.
 — Один последний вопрос. Есть ли у вас основания предполагать, что к этому делу причастен преподобный Питер Вейт?
 Она улыбнулась.
 — Питер Вейт? Нет. У меня нет подобных диких предположений. Я всегда боролась против травли автомобилистов и, видит бог, буду продолжать в том же духе. Но меня всегда интересовало, что и как можно говорить моим противникам, и я восхищалась его выдержкой, сэр. Да, выдержкой! Нужна большая сила духа, чтобы продолжать работать так, как это делает Питер Вейт. Его все покинули, однако он не сдается, даже после провала дела Роули, когда любому бы человеку было ясно, что у него не было ни малейшего шанса на успех. А он не сложил оружие… Он продолжал мне писать, протестуя против каждого заявления, которое я делала в суде. Я знаю, что говорю слишком много! Через некоторое время я решила, что на данного пророка интересно посмотреть. Внешне он довольно интересный. Но ему не на кого опереться. Собственных средств у него нет, а на сборах с «паствы» — далеко не уедешь. Я хотела узнать,чем он руководствуется, что заставляет его не сдавать позиций? Поэтому я и пошла взглянуть на него.
 Роджер тихо спросил:
 — Наверное, это было неприятное переживание для пастора Пита?
 Она ухмыльнулась и, если бы у нее было больше сил, можно было бы говорить и о «злорадстве».
 — Вы совершенно правы, это было тяжелое испытание для бедняги. До сих пор вспоминаю, как он вытаращил на меня глаза, когда открыл мне двери своей конуры, в которой живет. А я прямиком вошла внутрь. Посмотрела, что он собирается предпринять и подумала, что любой бы другой человек на его месте давно бы поставил крест на своей затее, после того, что произошло на суде Роули. Я приходила к нему раз пять-шесть и, кажется, поняла, что им движет: вера, сэр. У этого молодого человека твердая уверенность в своей правоте, он не сомневается, что если он сумеет добиться того, за что борется — строгих мер наказания за неосторожную езду, — у нас прекратятся дорожные катастрофы.
 Он так и стоит у меня перед глазами в своем не то амбаре, не то сарае, стены которого увешаны аляповатыми детскими рисунками, и указывает на заголовки газет, вышедших перед Рождеством.
 Кстати в этом самом выпуске были приведены статистические данные о жертвах дорожных катастроф: 2 тысячи убитых, 7 тысяч раненых. А рядом большое сообщение о распродаже у Бреверса и Дисталлса. Да, они были помещены рядом, на одной странице, — усмехнулась миссис Китт, поднимая свою слабую руку, — так что никто не может отрицать, что наша печать спешит нас чем-то порадовать перед Рождеством. Примерно так я ему и сказала. Но он взглянул на меня с таким упреком. Вы заметили, что глаза у него, совсем, как у верного пса? И он мне печально сказал: «Миссис Китт, вы понимаете не больше остальных. Я не хочу ни у кого ничего отнимать, я хочу, чтобы все люди жили дольше и счастливее. Я не против спиртного, но я против того, чтобы мужчина или женщина пили перед тем, как сесть за руль машины.
 Это не единственный фактор, который превращает автомобиль в орудие смерти, но один из главнейших.
 То, что мне понятно, — продолжал он все более и более взвинчиваясь. Надо сказать, что это его несчастье. Он очень быстро теряет самообладание. — Мне понятно, миссис Китт, что вы, по неизвестным мне соображениям, не хотите согласиться с данными науки о том, что наши реакции на внешние раздражители притупляются под воздействием алкоголя. Сам того не желая, ты легко можешь стать убийцей.
 Мне больше ничего не требуется, — говорил он, — я хочу помешать людям убивать и калечить своих собратьев. Я пришел к твердому убеждению, что единственное, что может справиться со злом, это страх. Миссис Китт, если сочетать страх кары божией с суровым наказанием, тогда все убедятся в разумности моих предложений.»
 Миссис Китт остановилась.
 У нее сверкали глаза и доктор, присутствующий при беседе, подал Роджеру знак, что пора заканчивать. Больная тяжело дышала, на лбу у нее выступил пот.
 Потом она сказала ясным голосом:
 — Именно поэтому я и сказала Брауну, что не хочу дальше продолжать платить. У меня не шли с ума последовательность и упорство Вейта. Я презираю себя за свою трусость. Браун не хотел поверить, что я говорю всерьез, тогда я предупредила его, что уже написала письмо в полицию. Так что, если он вновь явится со своим вымогательством, письмо будет немедленно отправлено.
 — Когда вы ему об этом заявили? — быстро спросил Роджер.
 — Утром того дня, когда на меня было совершено нападение. Ну, а письмо, по всей вероятности исчезло?
 — Да, он его забрал. Скажите-ка, вы его спрятали среди газетных вырезок?
 — Да…
 Это уже было похоже на истину. Однако врач подал команду прекращать свидание и миссис Китт откинулась на подушки и закрыла глаза.
 Роджер, Конноли и стенографистка, записывающая беседу, вышли из палаты. В то время, как последняя побежала приводить в порядок свои записи, Конноли заговорил:
 — Тут не может быть сомнения, Красавчик, совершенно ясно, почему на нее напали и почему учинили такой разгром.
 — Да, — согласился Роджер, — этот тип пытался сжечь все, что могло навести нас на мысль о шантаже.
 — Но вопрос о роли Вейта остается открытым, — добавил Конноли.
 — Да, придется еще раз пойти с ним потолковать.
 Вернувшись в Ярд, он проверил сообщения, но не нашел и них ничего стоящего и отправился повидаться с Джун Эйкерс, которая уже закончила свое заявление и имела право уехать. Но она дожидалась Роджера и первое, что спросила у него, — предъявили ли Вейту какое-нибудь обвинение.
 В ее голове была смесь страха, отчаяния и смелости. Вот уже второй член семьи безоговорочно ставший «провейтовским», как только ближе познакомился с пастором Питом. И Роджер подумал, что нужно обладать незаурядными качествами, чтобы заслужить такую любовь.
 Неужели Вейт всех их обвел вокруг пальца?
 — Не забывай, что Браун назвал его главой шайки, но в то же время сообщники Брауна его едва не убили.
 — Предъявили обвинение? — настаивала девушка.
 — Нет еще.
 — Виделся ли он с адвокатом?
 — Нет.
 — Я позабочусь, чтобы у него был адвокат, — сказала Джун и Роджер почувствовал к ней невольное уважение.
 Во всяком случае Вейта нельзя было задерживать на длительный срок без предъявления обвинения, ну, а коль скоро таковое будет предъявлено, он сам предложит Вейту юридическую помощь.
 Однако Роджер подождал с полчаса после ухода Джун, пока не раздался телефонный звонок из Лигейта от фирмы адвокатов, которая сообщила, что она берет на себя защиту м-ра Вейта.
 — Да, да, приезжайте с ним поговорить, — сказал Роджер и бегом спустился к Вейту. Тот поднял на Роджера глаза, в которых мелькнуло нетерпеливое выражение, но оно сразу же исчезло при виде сержанта, вошедшего вместе со старшим инспектором.
 Теперь наступило время для тактики «шоковых ударов».
 — Питер Дэйлан Вейт, — заговорил Роджер официальным тоном, — я обязан вас арестовать по обвинению в хранении у себя большого количества опасных препаратов, именуемых «опиумом» и «героином», способствующих выработке у людей опасных привычек, и в распространении наркотиков с корыстной целью среди своих друзей и знакомых. Должен вас предупредить, что сказанное вами может быть использовано в суде в качестве вещественного доказательства.
 Вейт ответил, даже как-то горделиво:
 — Это глупости… Я не виновен…
 Наступило время ленча.
 Уже пришли сотни донесений о Розмари Джексон и Артуре Роули, и новые сотни запросов были разосланы. Трижды звонил Джексон, спрашивая у Роджера новости, самому же ему нечего было сказать. Он только повторял один и тот же вопрос:
 — Нашли ли мою жену?
 — В ту самую минуту, как мы что-нибудь узнаем, мы вам сообщим, — ответил Роджер.
 Ему было нелегко отвечать. Роджер всячески старался поддерживать в нем угасающую надежду.
 Старший инспектор отправился в кабинет Кортланда. Тот был у себя один, очевидно он утонул в работе, поскольку у него не было навыка так гладко осуществлять контроль, как Чартворд.
 — Хэллоу, Красавчик, а я как раз хотел звонить тебе. Как идут дела?
 — Почти замерли.
 — Чертово дело, не правда ли? Но все же у меня имеются кое-какие утешительные новости. Прежде всего, звонили из госпиталя: Чартворду стало чуточку легче, однако еще слишком рано говорить о чем-то определенном. Но, как я понял, у него появился шанс выкарабкаться. Мне объяснили, что после подобного заболевания он уже не сможет взвалить себе на плечи такую же ответственность, как раньше… но, лишь бы остался жив, правда?
 Впервые за несколько последних дней у Роджера немножко отлегло от сердца. Однако, это продолжалось недолго.
 — А теперь за дело, — сказал Кортланд, — пока мы не разыщем миссис Джексон, мы не имеем права ни на секунду ослаблять усилия. Я ничего не имею против того, что мы снимем часть людей с других дел, тоже весьма срочных. Связь с убийством Аткинсона еще более запутывает дело. Теперь же, когда стало ясно, что в основе всего лежат наркотики, необходимо работать с утроенной энергией. Газеты в один голос потребуют результатов. Первая ласточка уже имеется. Ты видел «Дейли Глоуб», Красавчик?
 — Понятно, они потрясены, потому что сгорела квартира Вейта, в то время, когда дом находился под наблюдением, — пожал плечами Роджер. — У них есть основания для истерик.
 — Да… Хочешь знать, что я думаю, Красавчик?
 — Именно за этим я и пришел сюда.
 — Даже если Вейт и не причастен к делу, все равно он сумеет нам указать пальцем на всех виновных. В данный момент в нем говорит оскорбленная гордость, но позднее, когда до него дойдет серьезность его положения, он начнет кое-что припоминать и выкладывать. Кто бы ни стоял за спиной Вейта, этот тип представляет серьезную угрозу для жизни пастора. Стоит ли далеко ходить за примером? Ведь они уже пытались убрать его с дороги, не правда ли?
 Роджер не отвечал.
 — Если мы отпустим Вейта, хотя бы на поруки, мы сможем спровоцировать новое нападение на него, — продолжал Кортланд. — Ну а если организовать как следует охрану и наблюдение, тогда можно без всякого риска поймать негодяя буквально на месте. Я понимаю, это — авантюра, но… Что на это скажешь, Красавчик?
 — Мне не нравится эта идея, — без раздумья сказал Роджер, — но, может быть, нам придется так и поступить. Я хочу попытаться получить признание от миссис Каклифф. Мне сказали, что она заканчивает очередной курс лечения и способна разумно рассуждать. О'кей?
 — Разумеется, используй все, — сказал Кортланд. Это прозвучало почти как крик отчаяния. Заняв, волей случая, место Чартворда, Кортланд сразу же стал болезненно ощущать свалившуюся на него ответственность. Ему необходимо было добиться быстрых результатов. Джексон несомненно вскоре начнет нажимать через своих влиятельных друзей, ведь он является партнером весьма известной адвокатской фирмы. Если такие люди, как старик Нод, сэр Триз могли справляться с Чартвордом, то с Кортландом это для них будет парой пустяков. Да, отчаяние Кортланда было вполне объяснимо, так же, как и нажим Джексона, и требования прессы, да и всего Скотланд-Ярда добиться быстрейшего решения задачи.
 Роджер спустился но лестнице с намерением сесть в свою машину, когда к нему подбежал задыхающийся сержант:
 — Мистер Вест, сэр?
 — Да, — обернулся Роджер.
 — Мистер Джексон у телефона, он сказал, что должен поговорить только с вами, что это крайне срочно. Я случайно…
 Но Роджер уже опрометью бежал назад в холл. Он схватил телефонную трубку, лежавшую на пыльном сержантском столе.
 — Вест у телефона, — сказал он. — Соедините меня с мистером Джексоном.
 — Слушаюсь, сэр.
 Секундная заминка, и вот до Роджера донесся голос Джексона, в котором на этот раз звучала какая-то надежда. Ясно, он получил какие-то новости, не то хорошие, не то скверные.
 — Вест, кажется я нашел!
 — Нашли?
 — Ответ, который вы у меня требовали, это клиника Полли…
 — Что именно? — спросил Роджер, чувствуя, что у него начало бешено колотиться сердце.
 — Только там мне могли подложить пудру и устроить пятна губной помады. Я там бывал несколько раз во время расследования комиссии, видел несколько пациентов. Там была одна женщина, она обвилась вокруг меня руками… Мне с трудом удалось от нее избавиться. Вест, я уверен… Я немедленно отправляюсь туда, и…
 — Нет, нет! Подальше от клиники, — закричал Вест в ужасе, — вы можете все испортить. Это — наше дело. Что-нибудь еще?
 — Я не совсем уверен… понимаете, я продумал каждую мелочь, как вы мне велели, припомнил все, сказанное мне в клинике, все состоявшиеся там интервью. Так вот, там был один человек, которого я не видел, вплоть до самого последнего момента. До этого он все время присылал вместо себя кого-нибудь другого. Он…
 — Кто такой?
 — Лечащий врач, некто доктор Смит. Тогда мне его физиономия показалась слегка знакомой, но только сейчас я понял, в чем там дело. Это же Роули! Вы знаете, Артур Роули, муж той женщины, которую сбил Каклифф, а я…
 — Вот то, чего мне недоставало! — необыкновенно вкрадчиво сказал Роджер. — Джексон, я понимаю, как вам трудно, но сидите на месте, пока мы не пришлем за вами. Не делайте ничего такого, что могло бы насторожить Роули.
 — Если бы я не нашел вас в течение ближайшего часа, я бы сам поехал в клинику, — буркнул Джексон.
 — Ну, так что же мы имеем? — спросил Кортланд, не в силах скрыть волнения в голосе.
 — Многое, — сказал Роджер, — мы знаем, что несколько лет назад Роули уже интересовался «снегом». В настоящее время, он, так называемый «лечащий врач» в частной клинике, специализирующейся на излечении наркоманов. Он пытался ускользнуть от Джексона, потому что боялся быть узнанным как Роули. Жена Каклиффа находится в клинике, где, как он утверждает, не могут добиться от нее ответа, откуда она получает наркотики? Но это с самого начала казалось неправдоподобным. Кроме того, именно Роули, скорее всего, мог шантажировать миссис Китт. Если Роули является стержнем, на котором все держится, тогда многое увязывается. Если этого недостаточно…
 — Хватит с избытком… Что же вы предпримете? — спросил Кортланд.
 — Пока выставим вокруг клиники заграждение так, чтобы любой человек, вышедший оттуда, был остановлен. Однако, постовые пусть находятся на большом расстоянии от здания. Я не хочу, чтобы наших ребят заметили. Около главных ворот я установлю крытую машину с радиопередатчиком, чтобы поддерживать связь с кордоном, а сзади — такси.
 — Правильно. Что еще?
 — Человек, в котором я сильно сомневаюсь, это Каклифф, поэтому я хочу позвонить ему по телефону и попросить разрешения поговорить с его женой. Если кто-нибудь попробует спешно улизнуть из клиники, мы можем быть совершенно уверены, что он их предупредил.
 — Но, Красавчик, его собственная жена…
 — Жена Роули умерла, не так ли? — сурово спросил Роджер, — возможно, мы скоро узнаем причину, — почему?
 — Я вас просто умоляю, побеседуйте с моей женой, — говорил Каклифф по телефону Роджеру. — И, если кому-нибудь в клинике потребуется мое личное согласие, велите им позвонить мне. Хорошо?
 — Большое спасибо, — ответил Роджер.
 — Мне думается, надо попытаться сделать все, — продолжал Каклифф, — но должен сознаться, что у меня нет радужных надежд. Сколько раз я сам пробовал выведать что-то у нее…
 — Я дам вам знать, если у меня что-нибудь получится, — пообещал Роджер и повесил трубку.
 Клиника Полли занимала огромную территорию. Здание близ Хэмпстэндской Пустоши было обнесено высокой кирпичной стеной. Клиника в гуще деревьев выглядела весьма привлекательно, двор и сад содержались в образцовом порядке. На длинной подъездной дорожке стояли две большие автомашины и единственное, что в какой-то мере производило зловещее впечатление, были железные решетки на некоторых окнах.
 Почти все окна были с матовыми стеклами, так что обитатели клиники не могли выглядывать наружу, а приходящие — заглядывать внутрь.
 Роджер сообщил свое имя и протянул карточку пожилой регистраторше, после чего его заставили обождать всего лишь несколько минут. Потом его провели по длинному коридору и проходу, устланному ковром, в комнату, где маленький пухлый господинчик с лоснящейся физиономией и шапкой черных густых волос и небольшой бородкой сидел за весьма импозантным сверкающим письменным столом.
 Первым впечатлением у Роджера было, что он имеет дело с отъявленным мошенником. Оказалось, что это Реджинальд Ги, занимавший множество лет пост заместителя главного врача.
 У него оказался неожиданно пронзительный тонкий голос.
 — Чем могу служить, старший инспектор? Разумеется, рад буду сделать все, что в моих силах, решительно все…
 — Благодарю вас, — Роджер держался весьма формально. — Я бы хотел побеседовать с миссис Каклифф. Попытаюсь у нее добиться, каким образом она добывает героин.
 — Конечно, конечно, поговорите, — засуетился Ги. — Поверьте мне, если вам удастся убедить ее рассказать правду, то после будет гораздо легче сделать так, чтобы она его больше не получала. Тогда и у нее самой, и у ее супруга будут все основания благословлять вас до конца своих дней. Мы испробовали все доступные нам способы, но нам так и не удалось ничего узнать.
 Только человек, совершенно незнакомый с психологией наркоманов, мог бы поверить подобному вздору. Ну, а уж мистер Ги должен был в ней превосходно разбираться. Значит, он лгал.
 Неужели он не понимал, что Роджеру это ясно?
 — Я бы с удовольствием пошел с вами, — сказал он, — хочу быть вам максимально полезным.
 Он провел Роджера наверх по лестнице в красиво обставленную комнату, которая могла принадлежать любому первоклассному отелю. Подле окна, уставившись глазами в сад, сидела жена Каклиффа.
 При первом взгляде на нее Роджер почувствовал уверенность, что ее предупредили о его приходе. Она взглянула на него настороженными глазами, немолодая женщина с седеющими висками, увядшей кожей и лишь следами былой красоты.
 Она пыталась не выказывать большого интереса, когда ей представляли Роджера, однако, была несомненно напугана и взвинчена. Впрочем, это почти не имело значения, потому что сам Роджер был не менее взволнован. Ибо это была та самая женщина, две фотографии которой с красноречивыми надписями «до» и «после» только что получил Джексон. «После» являлось точной копией той миссис Каклифф, которая сейчас находилась перед ним.
 Это еще было не все. В свое время он посылал за образцом «Ноктюрна» Анджелии и теперь узнал его запах. Миссис Каклифф употребляла духи и пудру, следы которой были обнаружены в карманах Чарльза Джексона, «вещественные доказательства» его неверности, подброшенные туда, чтобы заставить Розмари поверить в существование другой женщины.
 Розмари Джексон…
 Она мечтала в полудреме в комнате, которая находилась почти над самой гостиной, в которой в данный момент сидел Роджер.




 22
 Недозволенный вопрос


 Снаружи сияло яркое солнце, лужайки выглядели бархатистыми, а клумбы свежеумытыми, повсюду распустились нарциссы и тюльпаны. Снаружи, за стенами лечебницы находился гараж с надписью «Остин, обслуживание и прокат машин». Снаружи свободно разгуливали люди и сновали машины. Кроме того, снаружи стоял автомобиль Ярда, на котором сюда приехал Роджер. За рулем сидел сержант, внешне погруженный в чтение газеты, в действительности внимательно наблюдавший за всем, что происходит вокруг. В настоящий момент простая крытая машина была заменена фургоном для доставки продуктов, а сзади, вместо такси, остановилась почтовая машина.
 Внутри лечебницы дрожащая миссис Каклифф разговаривала с Роджером.
 Страх в ее глазах, губы дрожали, руки тоже. Она не могла унять эту противную дрожь и смотрела на Роджера так, как будто ей был невыносим даже один его вид.
 — Доброе утро, миссис Каклифф, — заговорил Ги своим пронзительным тенором, — я привел к вам гостя поговорить с вами. Это старший инспектор Вест из Нью Скотланд-Ярда. Вам нечего волноваться, старший инспектор хочет вам только помочь, как и мы все. Не правда ли, старший инспектор?
 — Я… мне не нужна никакая помощь, — залепетала Вера Каклифф, — мне уже лучше, гораздо лучше, вы же знаете, мистер Ги. Но я не люблю встречаться с чужими людьми, понимаете, не люблю…
 — Вы напрасно нервничаете, нужно понять, что вам даже очень интересно поговорить со старшим инспектором, — успокаивал ее Ги, как маленького ребенка. — Вам совершенно нечего расстраиваться, он хочет задать вам парочку самых простых вопросов. Попытайтесь на них ответить.
 — Я… у меня ужасно болит голова, я не могу ни о чем думать. Постойте, я не могу… не могу думать…
 Она была слишком напугана, чтобы думать.
 Ее страх мог явиться следствием наркомании, однако его могла вызвать и более непосредственная причина. Взгляд женщины перебегал с Роджера на Ги, причем Роджер готов был прозакладывать любую сумму денег, что Ги для нее был гораздо страшнее.
 — Нет, нет, миссис Каклифф, — продолжал скрипеть зам, — вы великолепно умеете думать, у вас такой же ясный ум, как у меня, вы не должны так расстраиваться при встрече с незнакомыми людьми. Скоро вы возвращаетесь домой, и не хотите же вы и тогда вот так нервничать, не правда ли? Наоборот, вам будет только полезно ответить на вопросы старшего инспектора. Скажите ему правду, и я уверен, что он сделает все, чтобы помочь вам. Мы ведь не хотим, чтобы вы прошли через все мучения лечебного курса напрасно, и, вернувшись домой, снова бы стали вводить себе наркотики.
 Она ничего не ответила, но смотрела на Роджера такими глазами, как будто заранее была в ужасе от того, что он собирался у нее спросить. Одно было несомненным: он не должен спрашивать ничего такого, что может еще более усугубить ее состояние. Но все же нужно задать ей те вопросы, которые оправдали бы его визит в глазах Ги.
 — Вы помните имя, хотя бы одного человека, который вам давал наркотики, — спросил Роджер.
 — Я… я не помню. Я всем говорила, что не помню, я…
 — Вы когда-либо встречались с преподобным Питером Вейтом, который руководил Компанией по безопасности уличного движения?
 Она искоса посмотрела на Ги, как бы испрашивая его позволения ответить на данный вопрос.
 — Ответьте же старшему инспектору, дорогая миссис Каклифф.
 — Я… да, — охотно ответила она, — я помогала мистеру Вейту.
 — Вы когда-нибудь бывали в его доме на Филдз-Вью, 188?
 — Да, да… я… я выполняла для него кое-какую работу, мой муж хотел помочь ему всеми возможными способами.
 — Почему?
 — О… он когда-то переехал одну женщину и она умерла. Он… Он хотел каким-то образом заслужить прощение. Он чувствовал себя виноватым, хотя и не был виноват, — все так говорили, что он ничего не мог поделать…
 — Я ознакомился со свидетельскими показаниями, — успокоил ее Роджер, — там все это вполне очевидно. Скажите, мистер Вейт вам никогда не давал наркотики?
 — Нет.
 — Но впервые вы получили наркотики в помещении Компании?
 Она снова не знала, как отвечать, посмотрела на Ги, но отвернулась, поняв, что на этот раз он не поможет. Очень медленно, секретарь или ученый секретарь, как он так себя именует, подошел к ней, положил руку ей на плечо, как бы успокаивая, и сказал менее пискливым голосом:
 — Миссис Каклифф, если вы действительно получали героин оттуда, вы должны сказать об этом старшему инспектору и мне тоже, потому что когда вы вернетесь домой, вас снова могут вынудить посетить этот дом, а если он является источником пополнения запасов наркотика, для вас это будет катастрофой. Мы не можем гарантировать того, что вы совершенно излечились… Так вот, — вы там доставали препарат?
 Роджер спокойно сказал:
 — Всего лишь вчера эта квартира была уничтожена пожаром. Если вы там получали наркотики, то больше туда вы уже не попадете. Поэтому не имеет смысла ничего скрывать, миссис Каклифф.
 Она подняла в отчаянии руки, глаза у нее буквально остановились, потом она шагнула вперед, оттолкнув в сторону Ги. Но он не отходил он нее, как бы опасаясь, что она набросится на Роджера.
 — Это правда? Дом сгорел? Да?
 — Я сам видел, как он горел.
 Она отвернулась, закрыв лицо руками и беззвучно заплакала.
 Судя по ее реакции, можно было с уверенностью сказать, что она получала наркотики в доме Вейта.
 — Пожалуйста, ответьте на вопрос, — настаивал Ги, — а потом, я уверен, старший инспектор не станет вас больше тревожить.
 Она пробормотала, так и не отрывая рук от лица:
 — Я… да, я получала его в той квартире и приходила один раз в две недели. Мне давали лекарство для инъекций. Там был такой человек… — она не могла продолжать.
 Ги взглянул на Роджера, отнюдь не просительно, а с видом приказа:
 — Мне думается, что на сегодня хватит, мистер Вест.
 — Конечно, — быстро согласился Роджер, — я больше вас не стану беспокоить, миссис Каклифф, огромное вам спасибо за вашу помощь. Скажите, вы ничего не хотите передать мистеру Вейту?
 Лицо у нее еще больше осунулось, глаза были полны слез.
 — Нет, ничего, — пробормотала она, — я… у меня страшно разболелась голова, мне нужна помощь… — она заговорила более требовательно, повернувшись к секретарю, — я должна получить помощь! Пошлите за доктором Смитом… Я должна получить небольшую помощь!
 Вот так и становятся наркоманами и, если бы в данный момент ей приказали рассказать правду, под страхом, что в противном случае ей откажут в героине, она бы с радостью все рассказала и подтвердила бы, что угодно…
 — Да, да, немедленно, — засуетился Ги, — я тотчас же пошлю за доктором Смитом. Он положил руку на предплечье Роджера и подтолкнул его к двери. — Присядьте на минуточку, вам надо отдохнуть, миссис Каклифф…
 Она стояла, напряженно и пристально глядя на него.
 Роджер позволил Ги нажать на дверную ручку и даже приоткрыть дверь, а потом еще раз оглянулся на трагическую фигуру, тень былой красивой женщины, и спросил спокойно, как бы между прочим:
 — Вас на этих днях фотографировали, миссис Каклифф?
 — Да, — сказала она, — я… мне показалось, что я поправляюсь. Я снялась для Бена… Я…
 — И это было прекрасно, — поспешил вмешаться секретарь, — прекрасно…
 Он чуть ли не силком вытащил Роджера из комнаты, и они вместе дошли до верхней площадки винтовой лестницы.
 — Несчастное создание, — сказал Ги дрожащим голосом. — Несмотря на все наши усилия, мне кажется, она безнадежна. Я совершенно не уверен, что ее можно выписать домой. Необходимо посоветоваться с доктором Смитом. Мистер Вест, будьте добры, обождите меня здесь, я задержу вас, максимум минуты на три. Нужно распорядиться по поводу инъекции миссис Каклифф.
 Он быстро пошел вдоль коридора и исчез за дверью с надписью: «личный кабинет»…
 Что бы он ни делал и не говорил, ему не удалось скрыть свою нервозность, которая появилась в тот момент, когда Роджер задал свой «недозволенный» вопрос о фотографии.
 За Ги закрылась дверь, но его пронзительный голос, казалось, все еще звучал на площадке с картинами, написанными маслом, украшающими стены, с ворсистым ковром на полу и роскошной лестницей, ведущей в просторный холл. Здесь, наверху стояли низенькие кресла и столики с журналами. Все дышало комфортом и уютом, все говорило о покое. Но как раз покоя-то больше и не было.
 Ги был смертельно перепуган. Он, или кто-то еще допустил роковую ошибку, послав мистеру Джексону фотографии Веры Каклифф. Но в тот момент никому и в голову не могло прийти, что полиция заявится в клинику Полли.
 Дело скоро будет закончено, успокоятся страсти, умолкнет шум, каждый получит по заслугам.
 Роджер сможет позвонить в Ярд прямо из машины, дожидающейся его снаружи около самого кордона, а после этого надо немедленно вызвать на допрос Смита и Ги. Причем быстро. Ги не мог не понять значения заданного вопроса. В данный момент у него, наверное, совещание со Смитом или Роули о злополучных портретах и о многозначительном вопросе Роджера, а никак не о «помощи» миссис Каклифф.
 Роджер не стал дожидаться появления секретаря, он поспешил вниз по лестнице. В холле сидела хорошо одетая женщина, просматривая журналы. Он подошел к входной двери и беспрепятственно открыл ее. Свою машину он оставил недалеко от дома, через несколько минут он свяжется по радио с Ярдом и вызовет патрульные машины, чтобы они плотным кольцом окружили клинику Полли.
 Роджер, не мешкая, выскочил на крыльцо и побежал по подъездной дорожке. Однако, ярдовской машины на месте не оказалось. Вместо нее стояли две большие санитарные машины.
 — Ищете свой «Мерседес», сэр? — спросил один из водителей. — Нам пришлось попросить все машины выехать за ограду, сэр, а то нам не развернуться. Ваша, которая с шофером?
 — Да.
 — Она как раз возле ворот, сэр.
 — Благодарю.
 Если едешь машиной, подъездная дорога кажется короткой, но пешком — она длиной в целую милю.
 Роджер оглянулся на парадную, на окна, но нигде ничего не было видно.
 Он сошел с дорожки, посмотрел направо, потом налево, выглядывая свою машину. Она оказалась немного в стороне, но сержанта не было видно. Тоже мне, новая задержка!
 Неожиданно на одной из санитарных машин заревел мотор, она буквально сорвалась с места…




 23
 Правда


 Санитарная машина находилась не далее, чем в 5 футах. Должно быть, мотор был заранее включен, потому что она слишком резко сразу же взяла с места. Времени на раздумье не было. Смерть надвигалась так быстро, что, казалось, не было никакой возможности избежать ее.
 Роджер не успел бы отбежать вперед, а если попробовать вскочить на капот машины, то тем самым только бы усилилась сила удара. Машина находилась уже в каком-нибудь футе от него. Он почувствовал жар, исходящий от двигателя. От грохота мотора звенело в ушах.
 Он прыгнул назад и упал навзничь.
 Он приготовился удариться затылком о землю, готов был испытать на себе страшную сокрушительную тяжесть колес. Действительно, удар о землю был сильным, но его спасла шляпа, так как смявшиеся поля ослабили толчок. Прижав руки к телу, он поднял глаза на пульсирующие внутренности санитарной машины, пронесшейся над ним. Переднее колесо слегка прищемило руку, задние колеса на мгновение закрыли от него дневной свет.
 И все же машина прошла…
 Практически он даже не пострадал, но его сердце колотилось от ужаса. Он почувствовал, что буквально не может двигаться, на него нашло оцепенение.
 Послышались новые звуки: полицейский свисток, какие-то крики, потом он увидел, как к нему бежит ярдовский сотрудник, прижав свисток к губам, а сзади приближается продуктовый фургон. Двигатель «санитарки» все еще звучал очень громко, однако, постепенно ослабевая. Наступила необыкновенная тишина, которую только нарушали шаги бегущего человека.
 Он не должен лежать, необходимо подняться. Подняться! Никаких дополнительных доказательств не требовалось. Ги и Смит не должны улизнуть. Никто не должен избежать рук правосудия. Поднимайся же!
 Роджер начал с трудом вставать на ноги, сержант был уже совсем близко.
 — Заблокируйте ворота, — крикнул Роджер. Продуктовая машина была недалеко. — Радируйте всем машинам, живее!
 Голова у него кружилась, перед глазами все плыло. В ушах стоял невероятный гул, но он все же упрямо двинулся навстречу фургону.
 — Ключ внутри? Нужно блокировать ворота, поворачивайтесь!
 Он боролся с головокружением и пытался бежать, но ноги его еще плохо слушались.
 — Через минуту сюда прибудет 10 ярдовских машин, — доложил сержант.
 — Прекрасно… А теперь — кругом, проверим, блокированы ли задние ворота.
 Он стоял возле дверцы продуктового фургона, с трудом забрался внутрь. Там уже находился водитель. Сержант тоже сел, включил мотор. Роджер повернул ключ, машина ожила.
 Можно себе представить, как летит машина с беглецами вдоль подъездной дороги. Ага, вот они выскакивают из ворот. Только бы успеть. Фургон рванулся навстречу. Ворота находились от них в 20 ярдах, но Роджеру показалось, что они страшно далеко. Он не различал шум моторов.
 Они подрулили к воротам.
 Сбоку приближались три машины, большие, темные, блестящие. Он заметил водителя первой. Это был Ги, подле него сидел молодой парень. Роджер нажал на тормоза перед самым входом, потом распахнул дверцу, чтобы выскочить, но его внезапно остановил леденящий душу страх, ибо машина Ги развила слишком большую скорость и уже не могла остановиться.
 Роджер прыгнул. Он видел выражение отчаяния на лице Ги, понимал, что тот изо всех сил жмет на тормоза, но у него нет никакой надежды избежать столкновения. Лицо молодого парня посерело от страха.
 Роджер был уже вне опасности, когда раздался грохот столкновения двух машин. Сила удара была такова, что на минуту ему показалось, — машина, из которой он выскочил, сейчас перевернется. Однако, она устояла. Нос огромной черной машины сплющился, теперь обе машины представляли одно целое. Второй автомобиль из клиники врезался в кузов первой. Сейчас из нее выбирался какой-то человек с залитым кровью лицом, второй неподвижно свесился с руля.
 В кузове второй машины находилась Розмари. Она была без сознания.
 Приказ сержанта был получен машинами кордона. Они прибыли на место аварии еще до того, как начали скапливаться зрители. Немедленно приступили к извлечению жертв. Вроде бы Розмари Джексон не пострадала. Удостоверившись в этом, Роджер почувствовал, что у него сразу отлегло от сердца.
 — А теперь поехали, — распорядился он, — проверим, что происходит у вторых ворот. Позвоните в Ярд, поставьте в известность Кортланда, пусть он проследит за тем, чтобы Бенджамин Каклифф не вздумал «пойти прогуляться», мне надо с ним лично побеседовать.
 Сержант принялся вызывать Ярд по радио.
 — Попросите, чтобы нам прислали с десяток людей, необходимо прочесать эту самую клинику. Как только прибудет подкрепление, окружите дом и прилегающий участок плотным кольцом, мы не знаем, какой номер они еще могут выкинуть. Кроме того, нужно проверить гараж возле стены.
 Все это было вполне выполнимо, трудность заключалась в том, что нужно было действовать без промедления.
 Когда Роджер убедился, что из клиники Полли не могла бы незаметно выбраться даже мышь, он отправился посмотреть на результаты столкновения двух машин.
 Ги уже вытащили, он был мертв. Рядом с ним находился доктор Смит, иначе Роули, тоже мертвый. Один человек был тяжело ранен, двое лишь слегка. Всем раненым была оказана помощь, полиция организовала их отправку в специальный госпиталь.
 Патрульная машина вызвала Роджера:
 — С вами хочет поговорить старший офицер Кортланд, сэр…
 — Вест слушает… а? Да, я бы сказал, что все кончено, но нельзя сказать определенно, пока не кончится обыск в клинике… Мне кажется, основной персонал не был в курсе дела, все было шито-крыто… но надо проверить. Я собираюсь приступить немедленно… Да, передайте Джексону, что его жена жива и здорова… А?… Каклифф? Я бы не хотел говорить, поскольку у меня нет прямых доказательств его причастности, но я был бы чертовски поражен, если бы это было не так… Меня не оставляет сомнение, что в свое время он все же убил миссис Роули… Может быть, я и сумасшедший, но я кое-что придумал, — добавил Роджер с усмешкой. — Пошлите побольше людей, Корти, здесь работы невпроворот. Кстати, а как Вейт?
 — Совершенно спокоен. У него изумительная выдержка, — ответил Кортланд, — если он и правда ни при чем, то чем скорее мы ему об этом скажем, тем лучше.
 — Он не виновен, даю голову на отсечение, — сказал Роджер, — прошу вас позвоните об этом и Джун Эйкерс.
 Он отправился в клинику во главе ярдовских сотрудников, которые уже прибыли по его просьбе. Начался допрос обслуживающего и медицинского персонала, большая часть которых выглядела совершенно потрясенной. Роджер не стал тратить на них особенно много времени, его больше интересовала мадам Каклифф. Ее комната оказалась запертой на ключ изнутри. Пришлось высадить дверь. Женщина крепко спала в своей кровати.
 — Во всяком случае, она жива, — сказал он сержанту. — Выставьте здесь охрану, чтобы ее никто не тревожил. Что-нибудь нашли?
 — Они нашли комнату, где держали Розмари, — сказал сержант. — Согласно показаниям персонала, она была пациенткой доктора Смита, ее доставили сюда на «скорой помощи». Никто не сомневался, что она действительно была больна и прибыла сюда на излечение. Он один занимался ею. Только доктор Смит.
 В кабинете доктора Смита обнаружили гору обгорелой бумаги. Большой сейф был раскрыт, внутри его и рядом на полу лежал толстый слой белого порошка.
 — Героин или опиум, — с удовлетворением сказал Роджер. — У них здесь хранился порядочный запас для «лечебных целей». Когда наркотики доставали из сейфа, видимо, прорвалась бумага. Мы все найдем в разбитых машинах.
 Он послал сержанта предупредить полицейских, разбирающих обломки машин.
 Фактически это было все, что требовалось ему в клинике. Роджер позвонил в Ярд.
 — Я уже читаю донесения, — с удовлетворением пробурчал Кортланд, — похоже, что ты изрядно там все подчистил, молодец, Красавчик! Ну, теперь-то тебе известны все детали данного дела?
 — Пока нет. Сейчас я еду повидаться с Каклиффом. Вот после этого, как я думаю, история окончательно прояснится.
 — Он все еще у себя в конторе!
 — Прекрасно, — сказал Роджер, — пусть кто-нибудь ему сейчас позвонит. Одну минуточку, кто у нас умеет подражать чужим голосам? Мидлтон, если не ошибаюсь. Попросите Мидлтона обождать с полчаса, а потом позвонить Каклиффу. Пусть говорит пронзительным, писклявым голосом, как это делают чревовещатели. Не надо вдаваться в подробности. Пусть предупредит Каклиффа, что мне известно о фотографиях его жены, и что он сам и остальные удирают из лечебницы. Сделаете, хорошо?
 — Не знаю, как этот номер у тебя пройдет, — с сомнением сказал Кортланд, — сколько раз тебе повторял Чартворд, что не надо жадничать… О'кей, сделаю…
 — Спасибо! — искренне поблагодарил Роджер.
 Через полчаса Роджер с двумя сотрудниками криминальной полиции находился подле здания в Портман-Плейсе, где помещалась контора Бенджамина Каклиффа. Его серебристо-серый «Роллс-Ройс» стоял неподалеку. Минут через десять сам Каклифф вышел из здания.
 Он сел в машину. Роджер двинулся следом, две другие полицейские машины ехали поодаль. Так они и добрались до дома близ Риджент-парка. Каклифф вылез из машины и торопливыми шагами завернул в парадную. Через двадцать минут он снова появился на дороге. Роджер, уже в другой машине, поджидал его на углу. Каклифф резко взял с места и направился к Эдивейской дороге, затем через Гайд-парк к Хаммерсмиту. Вскоре они уже катили по шоссе, ведущему к лондонскому аэропорту. Роджер по радио предупредил тамошнюю полицию.
 Когда они находились в нескольких минутах езды от аэропорта, Роджер получил ответ на свой запрос.
 — Через полчаса самолет отлетает в Париж, сэр. Мистер Бенджамин Каклифф заказал на него билет по телефону.
 — Я его встречу у самолета, — сухо промолвил Роджер.
 Каклифф быстрыми шагами, вместе с остальными пассажирами, шел к самолету. Внешне не было заметно, чтобы он был перепуган или хотя бы встревожен. В руках он держал небольшой портфель, а два дорожных чемодана сдал на погрузку. Багаж как раз грузили в самолет. Роджер поджидал возле ступенек вместе с двумя ярдовскими сотрудниками и полицейским офицером аэропорта.
 Когда Каклифф подошел к лесенке, Роджер сделал шаг вперед.
 — Вы не могли бы мне уделить минуточку внимания, мистер Каклифф?
 Каклифф остановился как вкопанный, челюсть у него отвисла. Когда наконец к нему возвратился дар речи, голос его звучал еле слышно:
 — Почему? Почему именно сейчас? Я лечу по срочному делу в Париж, какое вы имеете право?
 — Мы вынуждены просить вас отложить ваше путешествие, — необыкновенно вежливо сказал Роджер, — нам необходимо задать вам пару вопросов. Если мы получим удовлетворительные ответы, вы сумеете вылететь следующим рейсом.
 Было похоже, что Каклифф потеряет сознание. Шагая рядом с Роджером в сопровождении «почетного караула» из остальных полицейских работников, Каклифф потерял весь свой спесивый вид. Они возвратились в здание аэровокзала. Носильщик принес чемоданы Каклиффа. До того, как начать допрос, их открыли и проверили.
 Каклифф хорошо подготовился к бегству: между одеждой было напихано много иностранной валюты, по коробочкам разложено порядочно крупных бриллиантов, представляющих удобную форму помещения денег в любой стране. Имелись также аккредитивы на солидные суммы и несколько документов из иностранных банков, доказывающих, что он ухитрился под различными именами сделать крупные вклады за рубежом.
 Помимо всего имелся порядочный контейнер с героином.
 — Какое обвинение мы ему предъявим? — спросил Кортланд у Роджера, когда последний уж к вечеру возвратился в Ярд, — тут легко обмишуриться.
 — Формально мы пока его еще ни в чем не можем обвинить, — согласился Роджер, — но от одного обвинения ему все равно не удастся отвертеться, уж я об этом позабочусь!
 — О чем ты толкуешь?
 — Ты не забыл про убийство миссис Роули? Я уверен, что он наехал на нее специально… Это не был несчастный случай. Уверен, что Роули об этом прекрасно знал. Могу поспорить, что Роули, работавший тогда фармацевтом, с доступом к ядам и другим опасным препаратам, с самого начала сотрудничал с Каклиффом, занимаясь нелегальной продажей наркотиков. По-видимому, об этом узнала жена Роули. После ссоры с мужем она пригрозила ему обо всем донести в полицию. Более того, я убежден, что свидетели Каклиффа были подставными. Самое для нас позорное — это Аткинсон. Вспомни, Аткинсон разжился деньгами сразу же после этого процесса, он подал рапорт о переводе в Тоттинг, где и приобрел себе дом. Убежден, что он был куплен на деньги, полученные за лжесвидетельство.
 Кортланд медленно произнес:
 — Я начинаю видеть дневной свет, Красавчик… Но какое отношение имеют остальные?
 — Я понимаю, что опережаю события, — усмехнулся Роджер, — но теперь, когда Браун перестал играть в молчанку, я уже в состоянии сделать кое-какие выводы. Браун работал с Роули несколько лет, он и несколько других помощников делали это сначала за деньги, а потом уже за наркотики. Они все превратились в наркоманов, как мне думается. Это происходило вот так:
 — Мисс Брэй сотрудничала с Роули с момента Лигейтского «несчастного случая». Она была постоянным сотрудником компании Вейта. Аткинсон же обеспечивал ей, Брауну и некоторым другим членам шайки, использующим контору Компании для ширмы, необходимую безопасность.
 Затем Аткинсон и мисс Брэй зазнались. Им было столько известно о Роули и его деятельности в качестве «доктора Смита», что они решили начать самостоятельное «дело», порвав с клиникой Полли.
 Они знали всех наркоманов, регулярно приходивших в штаб-квартиру Вейта, так что у них имелась готовая клиентура. Браун сказал, что они стали брать меньше, чем Роули, и таким образом переманили его покупателей.
 Роули не осмеливался их выдать, но остановить их «подрывную деятельность» было необходимо. Единственный путь — убийство. Сначала погибла мисс Брэй, и это, вероятно, на некоторое время приструнило Аткинсона. Впрочем, он мог поверить в действительно «несчастный случай». Потом произошла еще одна вещь, смертельно перепугавшая Роули: Чарльз Джексон, имевший отношение к старой Лигейтской истории, увидел его в клинике Полли.
 Как мне кажется, уже в то время Роули почувствовал, что игра подходит к концу. Начиная с этого момента, он рассчитывает только на одно: как бы благополучно удрать со всем тем, что он успел «заработать». Но опасность надвигалась со всех сторон. Во-первых — Джексон… Его надо было обезвредить. Самый простой путь — прибрать его к рукам, и Роули решил сделать это через жену Джексона.
 Заговор не удался, потому что Роули вынужден был спешить, у него помимо Аткинсона и Джексона были и другие неприятности. В противном случае, кто знает, может быть, ему и удалось бы все уладить, хотя бы на время.
 Годами он планировал, как самому выйти сухим из воды. Козлом отпущения избран был Вейт. По его мнению, пожар в доме пастора окончательно доказывал вину священника.
 Вот чего он не мог предвидеть, — это неприятности с миссис Китт!
 В том, что миссис Китт познакомилась с Вейтом, не было ничего опасного, так думал Роули. Но фактически это явилось логическим завершением всей ее деятельности. Неожиданным было то, что миссис Китт взбунтовалась и таким образом грозила привлечь внимание полиции.
 Брауну было приказано ее убить, и он был уверен, что она мертва. Но в живых еще оставался Аткинсон, от которого того и жди какой-то неприятности.
 Да и Вейта требовалось окончательно скомпрометировать. И снова Джексон, особенно после того, как он обратился к частному сыщику. Одним словом, куда ни кинь, всюду клин. Уверен, что Роули задумал постепенное наступление на своих противников, но вскоре вопрос встал так: либо все, либо ничего. Так сказать, кончай одним махом!
 Тогда он задумал осуществить целую серию убийств, каждый раз используя Брауна, который уже прикончил мисс Брэй.
 Первой жертвой был намечен Джексон, но тому посчастливилось спастись.
 Тогда похитили его жену в отчаянной попытке зажать ему рот. Мы знаем, чем это кончилось.
 Следующей была очередь Аткинсона, тот умер.
 — Затем шел Вейт…
 — Я нисколько не сомневаюсь, что если бы мы не подоспели на выручку Вейту в тот раз, его бы прикончили, а после его смерти было бы «доказано», что это он занимался продажей наркотиков. И Роули остался бы в тени. Но, когда выяснилось, что мы следим за Вейтом, работать стало много сложнее. Ведь у Вейта хранились все имена и адреса клиентуры. Роули не мог допустить, чтобы списки попали в наши руки. Поскольку Вейт многое мог помнить наизусть, его тоже следовало уничтожить.
 — Мы знаем, что он едва уцелел.
 — Можно только догадываться, в каком отчаянии был Роули с того момента, когда оказалось, что миссис Китт и Джексон не погибли. Но он не мог остановиться, он должен был продолжать свои попытки что-то исправить. Браун слишком глубоко увяз, на него можно было полностью положиться. Ну, а потом оставалась надежда, что мы поверим в вину Вейта.
 — Да, откровенно скажем, не беспочвенная надежда, — сухо заметил Кортланд, — некоторые из нас так и считали. Скажи, что можно доказать?
 — Все, что нам потребуется, — усмехнулся Роджер. — Каклифф несомненно будет пытаться свалить вину на Роули и Ги, раз они умерли, но человек, который мог превратить собственную жену в наркоманку, не может рассчитывать на снисхождение присяжных.
 — Позаботься о том, чтобы ему не отвертеться, Красавчик, — буркнул Кортланд.
 Роджер отправился на свидание к Каклиффу, который откровенно праздновал труса внизу в камере предварительного заключения. При появлении Роджера он подобострастно вскочил и разразился несвязной речью:
 — Я просто не мог в себя прийти, Вест, меня шантажировали. Когда-то я действительно имел дело с Роули, он запустил в меня когти и не отпускал. Он… он приучил меня к наркотикам, приучил и мою жену, а я не мог прекратить…
 — Вы и пальцем не пошевелили, чтобы помочь ей, — холодно возразил Вест, — было бы гораздо милосерднее ее убить, как вы это сделали с миссис Роули.
 — Вест, это ложь, это…
 — Мистер Каклифф, кое-что вы не знаете. С момента гибели сержанта Аткинсона и мисс Брэй мы получили несомненное доказательство того, что они дали ложные показания на вашем суде после так называемого «несчастного случая», когда погибла миссис Роули. И мы продолжали данное расследование. Кроме того, в клинике Полли были найдены важные документы, которые рисуют вашу роль в получении и реализации запрещенных наркотиков. Если вы сделаете подробное и правдивое признание, это в какой-то мере смягчит вашу участь. Больше вам не на что рассчитывать.
 — О, господи… — простонал Каклифф, — я… говорю вам, меня шантажировали, Вест. Таким образом я…
 Его признание, которое он написал во второй половине дня, поставило точки над «и», подтвердив предположение Роджера, высказанное им в беседе с Кортландом. Там было сказано обо всем: как мисс Брэй и Аткинсон, отколовшись от них, начали «самостоятельное дело», как Роули и Каклифф лихорадочно боролись со злым роком, как правительственная комиссия усугубила их трудности, как Джексон…
 Подъезжая вечером к дому, Роджер почувствовал, как он смертельно устал. Да, подумал он с усмешкой, Каклифф вряд ли сделал бы такое признание, если бы знал, что «улики» против лжесвидетелей в деле о смерти миссис Роули были ничтожными.
 С точки зрения профессиональной этики подобный трюк был недопустим. С точки зрения той же этики он был никуда не годным полицейским.
 Честное слово, невероятно запутанное дело. Остается только гадать, что же здесь было движущей силой — героин, опиум или деньги, на которые покупались люди, вроде Каклиффа, Аткинсона или мисс Брэй?
 Но были и приятные моменты. Миссис Каклифф теперь действительно вылечат, Джексоны вернутся к своему медовому месяцу, роль миссис Китт не выйдет за границы полицейских архивов.
 Ну, а фортуна вроде бы улыбалась Питеру Вейту. Прежде всего, рядом с ним находилась верная, несгибаемая Джун, так что в случае необходимости, есть кому его обуздать и привести в себя.
 Вот у миссис Аткинсон и Бетти впереди трудные дни, но у полицейского констебля Дэвиса твердая рука, на которую они могут смело опереться. Человек первого сорта, подумал о нем Роджер, даже лучше Пая. Впрочем оба хороши, надо их незамедлительно перевести на сыскную работу.
 Теперь, когда узел распутан, у Роджера стало легко на душе, особенно после того, как в Ярде стало известно, что у Чартворда миновал кризис. Правда, назначат нового помощника комиссара, Чартворд больше не сможет вернуться на работу, но одно дело — думать о том, что он ушел в отставку, и другое — потерять его навсегда…
 Роджер добрался до Белл-стрит, поставил машину в гараж и вошел в пустой дом. Пора, пора Джанет возвращаться. Ты не представляешь, насколько привык к жене, ты воспринимаешь ее, как нечто само собой разумеющееся до той минуты, пока она не уедет из дома. Ну, и мальчики тоже… Сегодня-то он не забудет позвонить Джанет в 10 часов.
 Роджер вынул из ящика вечерние газеты, сперва бегло просмотрел все, потом принялся детально изучать передовицу в «Дейли Глоубе» — так оно и есть, спохватились… «жители нашей страны должны понять, что бессмысленные жертвы на наших дорогах не должны повторяться… виновных надо сурово наказывать… страх, как справедливо указывает пастор Пит…»
 Роджер закончил свой холостяцкий ужин, вздохнул, взглянув на гору немытой посуды, потом заметил, что стрелка часов приближается к десяти. Он устал от одиночества, поэтому, заказывая телефон, твердо решил, что под любым предлогом немедленно вызовет ее назад. С него хватит!