---------------------------------------------


 Херберт Брайан &Андерсон Кевин
 Дюна - Дом Харконненов (Том 2)

 Брайан ГЕРБЕРТ и Кевин АНДЕРСОН 
 ДЮНА: ДОМ ХАРКОННЕНОВ 
 ТОМ 2 
 Перевод с английского А.Н. Анваера 
 Любовь - это наивысшее, к чему только может стремиться любой человек. Это чувство, которое охватывает без остатка всю глубину сердца, разума и души. 
 Дзенсунни. "Мудрость странника" 
 Лиет Кинес и Варрик провели вечер возле Расколотой Скалы на плоскогорье Хагга. Там они набрели на старую заброшенную ботаническую станцию и решили поискать подходящее оборудование и, может быть, забрать какие-нибудь полезные инструменты и записи в журналах, которые веками сохранялись в сухом климате пустыни. 
 В течение двух лет, прошедших после возвращения с южного полюса, молодые люди постоянно сопровождали Пардота Кинеса в его поездках от сиетча к сиетчу и видели, как развиваются там вновь посаженные и старые растения. Кроме того, планетолог построил в Гипсовом Бассейне секретную оранжерею, настоящий спрятанный рай, созданный им для того, чтобы показать, какой может со временем стать Дюна. Вода из ловушек и воздушных фильтров орошала кустарники и цветы. Многие фримены время от времени получали в подарок образцы растений, произраставших в оранжерее Гипсового Бассейна. Люди брали в руки сладкие плоды и вдыхали благоухание, словно приобщаясь к некоему таинству. Фримены откусывали от плодов ароматные куски, наслаждаясь их неземным вкусом. 
 Все это обещал Пардот Кинес.., и выполнил свое обещание. Сам планетолог был горд тем, что его провидение воплотилось в действительность. Гордился он и своим сыном. 
 - Настанет день, когда и ты станешь имперским планетологом, Лиет, говаривал он, торжественно кивая головой. 
 Хотя Пардот Кинес со страстью говорил о пробуждении планеты, о приведении трав и разнообразных видов в самостоятельно развивающуюся и самоподдерживающуюся экологическую систему, он не мог приступить к упорядоченному преподаванию принципов своего учения. Варрик жадно ловил каждое слово планетолога, впитывая его как губка, но Пардот постоянно перескакивал с одного предмета на другой, повинуясь больше чувству, нежели разуму. 
 - Мы все - лишь часть узора огромного ковра, и каждый должен следовать по пути своей нити в основе этого ковра, - говорил Пардот Кинес, получая от своих слов слишком большое удовольствие. 
 Он часто вспоминал о днях, проведенных на Салусе Секундус, о том, как изучал глушь, которая никого на свете больше не интересовала. Планетолог провел много лет на Бела Тегез, наблюдая, как приспосабливается растительность к тусклому солнцу и кислым почвам. Совершал он путешествия и на Хармонтеп, III Дельта Кайзинг, Гаммонт и Поритрин - побывал и на Кайтэйне, где видел головокружительную роскошь двора и где император Эльруд IX назначил его планетологом на Арракис. 
 Лиет и Варрик уже покинули Расколотую Скалу, когда начал подниматься ветер хейнали - ветер, сбивающий человека с ног. Согнувшись, чтобы избежать ударов несущихся потоков пыли, Лиет протянул руку в сторону скалистого отрога. 
 - Давай спрячемся там. 
 Варрик, чьи волосы были стянуты в хвост, нагнул голову и направился в указанном направлении, на ходу доставая из мешка свой фремкит. Дружно взявшись за дело, они скоро поставили палатку и расположились в уютном убежище. Начался задушевный разговор, затянувшийся далеко за полночь. 
 За два года друзья никому не сказали о Доминике Верниусе и его лагере контрабандистов. Они дали этому человеку свое слово и Сдержали его... 
 Друзьям уже исполнилось по восемнадцать лет, скоро им предстояло жениться, однако Лиет, несмотря на то что гормоны кружили ему голову, уже сделал свой выбор. Его все больше и больше тянуло к Фаруле, дочери Хейнара, наиба сиетча Красной Стены. Фарула занималась лечебными травами и со временем должна была стать уважаемой целительницей. 
 Как это ни прискорбно, но Варрик тоже страстно желал жениться на Фаруле, и Лиет понимал, что его кровный брат быстрее, чем он сам, наберется мужества, чтобы попросить руки дочери наиба. 
 Друзья уснули, слушая скрежет песка, который ветер обрушивал на полог палатки. 
 На рассвете, стряхнув с входного клапана кучу пыли и песка, они выбрались наружу. Лиет изумленно уставился на громадное пространство, расстилавшееся перед их взором. Варрик прищурился от яркого света. 
 - Кулл вахад! - воскликнул он, не в силах удержать эмоции. Ночная буря сдула всю грязь с широкого белого плоскогорья, соляного остатка дна бывшего когда-то на этом месте древнего моря. Беспощадный бич ветра смел песок, и соляное озеро, сияя белизной, дрожало в знойном мареве наступающего дня. 
 - Гипсовая равнина. Редкостное зрелище, - сказал Лиет. - Если бы здесь был мой отец, то он наверняка бросился бы брать пробы грунта, - добавил он негромко. 
 Варрик заговорил низким, исполненным благоговения голосом: 
 - Говорят, что человек, который видит бриан, белую землю, может загадать самое свое сокровенное желание, и оно непременно сбудется. 
 Он замолчал и, беззвучно шевеля губами, произнес самое свое заветное желание. 
 Не желая остаться в стороне, Лиет произнес свое желание вслух. 
 Он повернулся к другу и громко сказал: 
 - Хочу, чтобы Фарула стала моей женой. Варрик смущенно улыбнулся. 
 - Плохо дело, мой кровный брат, - я загадал точно такое же желание. 
 Смеясь, он хлопнул Листа по плечу. 
 - Что делать, оказывается, не все желания могут сбыться. 
 Наступили сумерки, когда Пардот Кинес прибыл в сиетч Скалистой Впадины, где его уже ждали Лиет и Варрик. Старейшины торжественно провели церемонию встречи, довольные своими достижениями. Кинес принимал их приветствия, проявляя терпение, хотя ему страстно хотелось поскорее покончить с формальностями и увидеть все своими глазами. 
 Планетолог принялся инспектировать растения, посаженные в глубоких расщелинах горы и освещаемые ярким светом подвесных светильников, имитирующих солнце. Для удобрения почвы использовались химические удобрения и человеческие фекалии. Люди сиетча Скалистой Впадины выращивали мескитовое дерево, шалфей, аралию и даже похожий на мехи гигантский цереус, обсаженный жесткой травой. Одетые в темные накидки женщины, словно выполняя религиозный ритуал, переходили от растения к растению, выливая на их корни по пригоршне воды, чтобы они лучше росли. 
 Каменные стены горной впадины каждое утро были покрыты обильной росой, стекавшей на мощные листья и стебли растений. Пардот забыл, что в сиетче его ждут сын и Варрик. Стоявшие за спиной планетолога стражи Оммум и Тьюрок были готовы при первой же угрозе отдать жизнь за своего умму. Лиет, видя, с каким интересом отец рассматривает растения, спрашивал себя, видит ли планетолог, с каким почтением и благоговением встречают его жители сиетча. 
 У горловины узкого каньона, отделенного от пустыни лишь несколькими крупными камнями и валунами, толпились дети, подвесившие над входом несколько светильников, отбрасывавших на песок яркий свет. Каждый ребенок был вооружен стальным крюком, выдернутым из защитной дамбы города Карфага. 
 Наслаждаясь умиротворяющей тишиной наступающей ночи, Лиет и Варрик забрались на скалу и принялись наблюдать за детьми. Взглянув на искусственное солнце, освещавшее кусты и кактусы, Варрик фыркнул. 
 - Эти маленькие твари тянутся к влаге, как железные опилки к магниту. 
 Лиет не раз видел то, чем занимаются дети, да и сам не раз, будучи ребенком, участвовал в таких играх - в ловле песчаных форелей. 
 - Их очень легко ловить, - сказал он. 
 Одна девочка наклонилась, чтобы подобрать с песка каплю слюны концом металлического крюка, потом вытянула его конец вперед, параллельно поверхности песка. Маленькие светильники отбрасывали яркий свет на песок, тенями подчеркивая его неровности. Форели прятались в песке, двигались там, временами вылезая из-под слоя пыли. 
 Песчаные форели представляли собой бесформенные кусочки живой плоти, мягкой и гибкой. Их тела были податливы, только пока они были живы. Как только форель погибала, ее тело становилось жестким и шероховатым. Множество маленьких животных лежали мертвыми по краю места взрыва пряности, убитые ударной волной. Другие, уцелевшие, старались собрать воду, чтобы уберечь от смерти Шаи Хулуда. 
 Одна из песчаных форелей вытянула псевдоподию к блестящему кончику металлического крюка. Когда форель коснулась капли слюны, девочка перевернула стальной прут, чтобы подцепить движущуюся плоть. Юная фрименка подняла прут и принялась вращать его, чтобы заставить форель кружиться в воздухе. Остальные дети смеялись, глядя на забаву. 
 Еще один ребенок поймал свою жертву, и они с первой девочкой побежали в скалы поиграть со своими трофеями. Они сжимали и кололи форелей, чтобы выдавить из них каплю сладкого сиропа, который сам Лиет находил очень вкусным, когда играл в такие игры. 
 Лиету очень хотелось самому вспомнить золотое детство, но он вовремя одернул себя, вспомнив, что теперь он взрослый и полноправный член племени. Кроме того, он - сын уммы Кинеса, и фримены неодобрительно нахмурятся, увидев, как Лиет забавляется легкомысленной игрой. 
 Варрик, сидя на краю скалы, рассеянно смотрел на играющих детей, но мысли его были заняты его будущей семьей. Он взглянул в ставшее пурпурным небо. 
 - Говорят, что сезон бурь - лучшее время для любви. - Он нахмурил брови и, подперев рукой узкий подбородок, начавший обрастать скудной щетиной, снова задумался. 
 Лиет улыбнулся. Сам он всегда был чисто и гладко выбрит. 
 - Настало время нам с тобой выбрать себе подруг, Варрик. Оба думали о Фаруле, но девушка завлекала их, разыгрывая равнодушие, но на деле получая большое удовольствие от их внимания. И Лиет, и Варрик при каждом удобном случае приносили ей из пустыни дорогие подарки. 
 - Может быть, нам стоит решить вопрос по старому фрменскому обычаю. Варрик извлек из-за пояса пару отполированных тонких палочек длиной с добрый кинжал. - Давай бросим счетные палочки. Кто победит, тому и достанется Фарула. 
 У Лиета за поясом был свой набор таких палочек; не раз ночами они с Варриком играли в старинную фрименскую игру. Счетные палочки представляли собой длинные, выточенные из кости стержни с нанесенной на них шкалой случайных чисел - большие числа вперемежку с малыми. Палочки бросали в песок, как ножички, а потом читали число, указывающее глубину, на которую вошла в землю палочка. Победителем считался тот, у кого число оказывалось большим. Игра требовала навыка и простого везения. 
 - Если мы будем играть в палочки, то я выиграю, - с вызовом в голосе сказал Лиет. 
 - Очень в этом сомневаюсь. 
 - Фарула не выйдет замуж за того, кто выиграет ее в палочки. - Лиет прижался спиной к прохладной каменной стене. - Наверное, настало время прибегнуть к церемонии ахал, старому обычаю, когда женщина сама выбирает себе спутника. 
 - Ты думаешь, что Фарула выберет меня? - задумчиво спросил Варрик. 
 - Конечно, нет. 
 - Почти всегда я доверял твоим суждениям, друг, но на этот раз ты не прав. 
 - Когда я вернусь, то сам спрошу ее, - сказал Лиет. - У нее не может быть лучшего мужа, чем я. Варрик рассмеялся. 
 - В тяжелых положениях ты всегда проявлял храбрость, Лиет Кинес. Но стоило тебе встретиться с красивой женщиной, как ты превратился в жалкого труса. 
 Лиет возмущенно втянул носом воздух. 
 - Я сочинил для нее любовное стихотворение. Напишу его на бумаге из пряности и подкину в ее покои. 
 - Неужели? - поддразнил друга Варрик. - И у тебя хватит духу подписать его своим именем? Что же за стих ты написал? 
 Лиет прикрыл глаза и принялся нараспев читать стихи: 
 Много ночей я мечтал наяву, слыша, как воет в вышине ветер; 
 Много ночей, лежа возле змеиных гнезд и мучаясь от летнего 
 Зноя, мечтал я о Фаруле; 
 Я вижу ее пекущей пряный хлеб на раскаленном докрасна 
 Железном листе; 
 Или вплетающей водяные кольца в прекрасные косы 
 Янтарная нежность ее груди приводит в трепет чувства; 
 Она мучает меня и лишает сна, но я люблю ее; 
 Никто не нужен мне. Она - Фарула, моя любовь. 
 В сердце моем бушует ураган; 
 Не могу оторвать глаз от чистой воды - нежной и сияющей. 
 Лиет, словно пробудившись ото сна, открыл глаза. 
 - Приходилось мне слышать стихи и получше твоих, - сказал Варрик. - Я написал лучше. Но ты тоже многообещающий поэт. Пожалуй, ты сможешь найти женщину. Но руби сук по себе. Фарула никогда не станет твоей женой. 
 Лиет не стал отвечать на вызов. Молча они с Варриком снова принялись смотреть на детей, которые продолжали ловить в песке личинок червей. Лиет думал, что где-то в глубине каньона его отец напряженно размышляет над тем, как увеличить урожайность, какие удобрения добавить и какие растения сажать для улучшения севооборота и задержки в почве азота. Наверное, он никогда в жизни не ловил песчаных форелей, подумалось Лиету. 
 Они с Варриком, глядя в сгущавшуюся темноту, думали о совершенно других вещах. После долгого молчания они заговорили разом, перебивая друг друга. Потом рассмеялись и замолчали. 
 - Мы оба спросим ее, когда вернемся в сиетч Красной Стены. 
 Они хлопнули друг друга по ладони, надеясь на удачу, но в душе довольные тем, что сумели переложить трудное решение на чужие плечи. 
 *** 
 В сиетче Хейнара царила суета. Фримены встречали вернувшегося Пардота Кинеса. 
 Юная красавица Фарула, подбоченясь, смотрела, как процессия прошла в двери, закрытые водонепроницаемыми занавесями. Длинные темные волосы с вплетенными в них водяными кольцами шелковистыми локонами спадали на плечи, обрамляя удлиненное ангельское личико. Из-под выгнутых дугой бровей смотрели на мир огромные, похожие на бездонные озера глаза. На загорелых щеках переливался здоровый румянец. 
 Сначала она посмотрела на Листа, потом на Варрика. Лицо ее сохраняло суровое выражение, и только по едва заметному движению губ можно было сказать, что она скорее довольна таким вниманием, нежели оскорблена тем, что только что предложили ей молодые люди. 
 - Почему вы вообразили, что я должна выбрать одного из вас? - Фарула высокомерно посмотрела на обоих соискателей ее руки, заставив их хорошенько помучиться. - Почему вы так в этом уверены? 
 - Но... - Варрик ударил себя в грудь. - Я много раз нападал на солдат Харконненов. Я проехал на песчаном черве до самого южного полюса. Я... 
 Лиет перебил соперника. 
 - Я делал то же, что и Варрик, но, кроме этого, я - сын уммы Кинеса, его наследник и преемник. Скоро я тоже буду планетологом. Может быть, настанет день, когда я покину эту планету, чтобы отправиться к императорскому двору на Кайтэйн. Я... 
 Фарула решительным жестом остановила их излияния. 
 - А я - дочь наиба Хейнара и могу выбрать любого человека, который мне понравится. 
 Лиет издал мучительный стон. Плечи его ссутулились. Варрик посмотрел на друга и вздернул подбородок, решив ни в коем случае не терять присутствия духа. 
 - Так выбирай! 
 Фарула рассмеялась, но тотчас прикрыла ладонью рот, и лицо ее снова приняло суровое неприступное выражение. 
 - Вы оба отличаетесь прекрасными качествами, во всяком случае, некоторыми из них. Думаю, что если я не приму решения в самое ближайшее время, то вы, чего доброго, убьете себя, пытаясь произвести на меня впечатление, словно это я прошу вас делать немыслимые глупости. - С этими словами она, звякнув кольцами, откинула с лица свои длинные волосы. 
 Она задумчиво поднесла к губам палец. В глазах девушки заплясали веселые искорки, когда она наконец произнесла: 
 - Дайте мне два дня на размышления. Мне надо подумать, прежде чем принять решение. 
 Видя, что оба не собираются уходить, она повысила голос: 
 - Не стойте здесь и не гипнотизируйте меня своими влюбленными взглядами. Вам надо идти работать. Могу сказать вам одно: я никогда не выйду замуж за лентяя. 
 Лиет и Варрик, едва не упав, бросились искать работу потяжелее. 
 *** 
 Прошло два томительных дня, наполненных мучительным ожиданием. Вечером Лиет обнаружил у себя в комнате запечатанный конверт с запиской. Он дрожащими руками и с бьющимся сердцем распечатал пакет из пряной бумаги: если Фарула выбрала его, то почему не сказала об этом сама? Но когда Лиет пробежал глазами по строчкам записки, то дыхание ледяным комом застряло в горле. 
 "Я жду в дальней Пещере Птиц. Моим мужем станет тот, кто придет сюда первым". 
 Больше в записке не было ни одного слова. Несколько секунд Лиет внимательно разглядывал лист бумаги, потом опрометью бросился через сиетч в комнату Варрика. Откинув занавеску, он увидел, что его друг лихорадочно пакует мешок и фремкит. 
 - Она прислала нам вызов, михну, - сказал Варрик, оглянувшись через плечо. 
 Это было старинное испытание, пройдя которое, юноша мог с полным правом называть себя мужчиной. Лиет и Варрик внимательно посмотрели друг на друга, взгляды их встретились, оба на мгновение застыли на месте. 
 Потом Лиет повернулся и со всех ног кинулся домой. Он прекрасно понимал, что ему предстоит делать. 
 Смертельная гонка началась. 
 *** 
 Яд мятежности может отравить мятежника, и он начинает бунтовать ради самого бунта. 
 Доминик Верниус. "Воспоминания об Эказе" 
 Даже двухлетнее пребывание в рабстве у Харконненов не сломило дух Гурни Халлека. Охранники считали его трудным заключенным, и Гурни считал это большой честью для себя. 
 Его часто били и пытали, все тело покрывалось синяками и кровоподтеками, кости трещали и ломались, но он всегда выкарабкивался. Он хорошо понял, как функционирует медпункт, узнал способы, каким врачи быстро залечивают раны, чтобы раб мог быстрее снова приступить к работе. 
 После того как его схватили в доме удовольствий, Гурни бросили в обсидиановую шахту, в яму с гладкими отполированными стенками. Его заставили работать гораздо тяжелее, чем на рытье канав в полях для выращивания клубней. Но он не жалел о прошлом. Теперь Гурни знал, что умрет не просто так. Он сделал попытку сопротивляться. 
 Харконненовские заплечных дел мастера не потрудились задать ему ни одного вопроса: ни кто он, ни откуда и зачем пришел. Его рассматривали как еще одного раба, который годен только на то, чтобы работать. Охранники считали, что подчинили его себе, прочее их просто не интересовало... 
 Поначалу Гурни Халлека направили на работу в скалы Эбеновой горы, где он и его товарищи по несчастью с помощью ультразвуковых бластеров крушили обсидиановую породу, раскалывая на части глыбы голубого обсидиана прозрачного камня, который поглощал свет, падавший на него. Заключенные были попарно скованы наручниками, из которых выступала проволока шиги, если человек начинал сопротивляться. Эта проволока обладала свойством сжиматься при попытке растянуть ее, ломая при этом конечности строптивца. 
 *** 
 По утрам при свете тусклого солнца, подгоняемые морозом, рабочие команды узкими тропинками карабкались на свои места и работали до заката. Не реже раза в неделю один из рабов погибал или бывал искалечен упавшим сверху куском вулканического стекла. Надзиратели и охранники нисколько не расстраивались по этому поводу. Периодически проводили облавы и пригоняли на работы новых пленников. 
 Гурни выжил, отбыв положенный срок в каменоломне, и был переведен в отряд заключенных, занимавшихся обработкой. Теперь он работал в эмульсионном растворе, готовя к погрузке мелкие куски обсидиана. Одетый лишь в толстые трусы, он работал по пояс в густой вонючей жидкости: в эмульсии, содержавшей щелок и абразив, смешанный с источником мягкого радиоактивного излучения - активатором вулканического стекла. Обработка придавала породе синеватый, таинственный, полуночный блеск. 
 С горьким удивлением Гурни узнал, что этот минерал под названием "голубой обсидиан" продавали только торговцы геммами с Хагала. Все думали, что камни добываются на Хагале, но в действительности тайное производство находилось на Гьеди Первой, и все сверхдоходы с него получал Дом Харконненов. 
 Все тело Гурни было теперь покрыто кровоточащими царапинами и ссадинами. Кожа пропиталась зловонным жгучим раствором. Не было никаких сомнений, что такая работа убьет его через несколько лет, но на каторге вообще были мало шансов выжить. После того как шесть лет назад похитили Бхет, Гурни перестал планировать что-либо заранее. Но все равно, перебирая острые как бритвы кусочки обсидиана, Гурни упрямо смотрел в небо, а не тупо глядел на работу, как это делали его сотоварищи. 
 Однажды ранним утром, когда работа только началась, на помосте рядом с ямой появился надсмотрщик. Ноздри его были заткнуты специальными затычками. Харконненовский холуй был одет в тесно облегающий китель, обтягивавший впалую грудь и объемистый живот. 
 - Эй вы, внизу, хватит ловить мух! На ходу спите, лодыри! - Он возвысил голос, и Гурни уловил в его интонациях какие-то странные нотки. К нам прибывает благородный гость. Он будет инспектировать нашу работу. Глоссу Раббан, официальный наследник барона, пересмотрит квоты и заставит вас больше работать, ленивые черви. Сегодня вкалывайте изо всех сил, потому что завтра вы будете отдыхать, стоя по стойке "смирно" в присутствии высокой инспекции. 
 Надсмотрщик скорчил страшную рожу. 
 - И не смейте думать, что это не высочайшая честь для вас. Я вообще удивляюсь, что Раббан соизволил заглянуть в эту вонючую дыру. 
 Гурни прищурил глаза. Сюда приезжает этот ублюдок и головорез Раббан? Гурни начал напевать злую сатирическую песенку, которую сочинил когда-то и пел в таверне своим односельчанам в ту ночь, когда пришли солдаты Харконненов. 
 Раббан, Раббан, гнойный прыщ, 
 Жук безмозглый, тухлый хлыщ. 
 Этот толстый, как гора, кабан, 
 Почитать которого может лишь баран, 
 Без барона получил бы вместо власти шиш! 
 При этом воспоминании Гурни не смог сдержать улыбку, но успел вовремя отвернуться, чтобы надсмотрщик ничего не заметил. Не стоило понапрасну дразнить гусей. 
 Халлеку не терпелось посмотреть в глаза толстому борову. 
 *** 
 Раббан и сопровождавшие его охранники были так сильно увешаны оружием, что Гурни едва сдержал смех. Чего они так боятся? Кучки истощенных работой узников, которым светили только годы непосильного труда и смерть в гнилой яме? 
 Надзиратели активировали сердцевину наручников, выпустив наружу острую как бритва проволоку. Малейшее движение грозило глубоким, до кости, порезом. Такая мера, по мысли надзирателей, могла сделать узников более сговорчивыми и заставить их проявлять больше почтения к Раббану. 
 У старика, с которым был скован одной цепью Гурни, были такие распухшие суставы, что несчастный походил на огромное насекомое. Волосы мокрыми прядями падали на его лоб, а руки и все тело дрожали от какого-то нервного расстройства. Старик не понимал, что происходит вокруг, и Гурни очень жалел его, понимая, что его самого ждет такая же судьба, если, конечно, он проживет достаточно долго. 
 На Раббане было надето блестящее кожаное обмундирование, под плечи, чтобы подчеркнуть мощное телосложение, были подложены подушки. Слева на груди красовался синий грифон Харконненов. Черные сапоги были начищены до немыслимого блеска, а поясной ремень украшали шляпки медных гвоздей. Широкое лицо Раббана было таким красным, словно он много времени проводил на жарком солнце. Голову наследника украшал черный металлический шлем, блестевший в лучах тусклого солнца. На поясе висела кобура с пистолетом, заряженным отравленными стрелками, и с запасной обоймой. 
 Кроме того, на поясе висел еще отвратительный бич из чернильной лозы; не было никаких сомнений, что Раббан с удовольствием пустит его в ход при первой же возможности. Темно-красная жидкость внутри побегов лозы, напоминавшая кровь, текла по ним и при ударе заставляла хлыст, покрытый острыми шипами, прихотливо изгибаться и сворачиваться кольцами. Сок, который использовали для изготовления красок, был ядовит и, проникая в раны, причинял мучительную боль. 
 Раббан не стал произносить перед узниками прочувствованных речей, это была не его ипостась. Он прибыл сюда только за тем, чтобы запугать надзирателей и заставить их выжать из рабов максимум того, что те были в состоянии дать. Ему уже приходилось бывать на рабских производствах, и сейчас Раббан прохаживался перед выстроенными рабами, не собираясь никого ободрять. 
 Рядом с Раббаном семенил управляющий и торопливо, заискивающим тоном давал пояснения высокому гостю. Голос управляющего был гнусавым из-за зажимов и фильтров, вставленных в ноздри. 
 - Мы делаем все возможное для увеличения производительности, лорд Раббан. Мы обеспечиваем рабочих минимумом продовольствия - даем ровно столько, чтобы они могли эффективно работать. Мы одеваем их в дешевую, но прочную одежду. Она служит годами, и мы снова используем ее, когда заключенный умирает. 
 Каменное лицо Раббана оставалось неподвижным. Слова управляющего не произвели на него должного впечатления. 
 - Мы можем внедрить механизацию, - предложил управляющий. - Закупить машины для выполнения какой-то части опасных работ. Это повысит производительность... 
 Раббан вспыхнул, как сухая солома. 
 - Наша цель - не только повышение производительности труда. Не менее важная задача - истребление этих людей. - Он презрительно и злобно посмотрел на строй, оказавшись в этот момент рядом с Гурни и похожим на паука стариком. 
 Близко посаженные глаза Раббана уставились на жалкого узника. 
 Неуловимым движением он выхватил из кобуры пистолет и выстрелил в старика. Узник едва успел приподнять руку в защитном жесте, но череда серебристых стрелок пронзила запястье и поразила заключенного в сердце. Он упал замертво, не успев даже охнуть. 
 - Такой хлам - пустая трата ресурсов. - С этими словами Раббан сделал шаг в сторону. 
 У Гурни не было времени ни на обдумывание своих действий, ни на составление плана; в это короткое мгновение он понял, что можно сделать, чтобы ударить Раббана. Молниеносным движением он подложил под наручник кусок прочной рубашки старика, чтобы шига не порезала ему руку, и, издав нечленораздельный рев, изо всех сил рванулся вперед. Проволока врезалась в импровизированную подушку и почти оторвала кисть мертвого старика от предплечья. 
 Используя руку мертвого старика как рукоятку, Халлек бросился на изумленного Раббана, стараясь острой как бритва проволокой ударить ненавистного противника по шее, вскрыть ему артерию и убить на месте. Однако Раббан с удивительной быстротой увернулся от удара. Гурни едва не потерял равновесие, и единственное, что ему удалось, - это выбить пистолет из руки Раббана. 
 Надсмотрщик съежился и резво отступил назад. Раббан, поняв, что его обезоружили, взмахнул хлыстом и ударил Гурни по лицу. Удар пришелся по щеке и нижней челюсти, острый шип едва не выбил Халлеку глаз. 
 Гурни не представлял, что удар бича может быть таким болезненным, но когда нервы начали регистрировать ощущения, он понял, что еще больнее действует кислота сока, разъедающая рану. Мозг взорвался болью, как сверхновая звезда, казалось, что череп вот-вот лопнет, не выдержав напряжения. Халлек едва не лишился сознания. Рука его разжалась, и все еще кровоточащая кисть мертвого старика повисла на предплечье Гурни, болтаясь на петле шиги. 
 Гурни отпрянул назад. Стоявшие поблизости охранники бросились к нему; перепуганные узники отпрянули, оставив Гурни одного посреди очищенного круга. Охранники собрались убить Гурни, но Раббан остановил их движением руки. 
 Извиваясь от острой боли в шее и щеке, Гурни видел перед собой только красную рожу Раббана. Они сейчас убьют его, но по крайней мере он умрет, с ненавистью глядя в глаза своему мучителю.., этому Харконнену. 
 - Кто этот человек? Почему он здесь и почему напал на меня? - Раббан горящим взглядом посмотрел на надсмотрщика, который, собираясь отвечать, нервно кашлял, пытаясь обрести дар речи. 
 - Я.., мне надо просмотреть записи в регистрационном журнале, милорд. 
 - Так просмотрите свои записи. Найдите, откуда он взялся. - Кривая улыбка заиграла на полных губах Раббана. - Узнайте, есть ли у него живые члены семьи. 
 Гурни снова вспомнил скучные слова своей саркастической песенки: Раббан, Раббан, гнойный прыщ... 
 Но сейчас, глядя в широкое отвратительное лицо племянника барона, Халлек вдруг с мучительной ясностью осознал, что ненавистный Глоссу Раббан и на этот раз будет смеяться последним. 
 *** 
 Что есть человек, как не память, оставленная в наследство другим? 
 Герцог Лето Атрейдес 
 Однажды вечером герцог Лето и его наложница, поссорившись, больше часа выкрикивали друг другу взаимные упреки и обвинения, что немало встревожило Туфира Гавата. Ментат стоял в холле герцогского крыла, примыкавшем к спальне Лето, дверь которой была сейчас плотно закрыта. Если бы кто-нибудь из них сейчас вышел бы из спальни, Туфир успел бы скрыться в одном из боковых проходов, которых в замке было великое множество. Никто не знал расположение помещений лучше Гавата. 
 В спальне раздался грохот; что-то швырнули на пол. Послышался визгливый голос Кайлеи, покрывший не менее яростный рык Лето. Гават не слышал того, что именно они говорили.., да это и не было ему нужно. Начальник охраны герцога, он отвечал только за личную безопасность августейшего правителя. Ментат не хотел вмешиваться в ссору, но был озабочен тем, чтобы ругань не переросла в физическое насилие. 
 Герцог в отчаянии крикнул: 
 - Я не собираюсь тратить свою жизнь на то, чтобы спорить с тобой о том, чего нельзя изменить. 
 - Тогда почему бы тебе не убить меня и Виктора? Это было бы наилучшим решением. Если оно тебя не устраивает, то можешь сослать меня в самый глухой угол и забыть о моем существовании, как ты поступил со своей матерью. 
 Гават не расслышал ответ Лето, но он слишком хорошо знал, за что молодой герцог выслал из столицы леди Елену. 
 - Ты уже не тот мужчина, которого я когда-то любила, Лето, продолжала Кайлея. - Теперь ты любишь Джессику, разве не так? Эта ведьма еще не соблазнила тебя? 
 - Не будь смешной. За те полтора года, что она здесь, я ни разу не был в ее спальне, не говоря уже о том, чтобы побывать в ее постели, хотя я имею на это полное право. 
 Последовало недолгое молчание. Ментат ждал, превратившись в напряженное внимание. 
 Первой заговорила Кайлея, испустив саркастический вздох: 
 - Старая песня. Держать здесь Джессику - это просто политика. Отказ жениться на мне - это просто политика. Скрывать свое участие в делах Ромбура и связь с его повстанцами - это тоже просто политика. Я устала от твоей политики. Ты такой же интриган, как и все правители империи. 
 - Я не интриган, но у меня есть враги, которые плетут против меня заговоры. 
 - Это слова настоящего параноика. Теперь я понимаю, почему ты не женишься на мне и не даешь Виктору прав наследования. Это результат заговора Харконненов. 
 От этих слов Лето потерял остатки спокойствия и пришел в неописуемую ярость. 
 - Я никогда не обещал жениться на тебе, Кайлея, но я не взял себе другой наложницы только ради тебя. 
 - Какое это имеет значение, если я не могу стать твоей законной супругой? - Подавленный смешок только подчеркнул презрение в тоне Каплей. Твоя "верность" - это всего лишь шоу, которое ты устроил, чтобы выглядеть честным. Это опять просто политика. 
 Лето шумно вздохнул, словно слова Кайлеи причинили ему физическую боль. 
 - Возможно, ты права, - согласился он тоном, ледяным, как ветер Ланкивейля. - Но какое мне до этого дело? - Лето с треском распахнул дверь спальни, и Гават, словно привидение, растаял в проходе. - Я не твоя кукла и не глупец. Я герцог. 
 Лето зашагал по коридору, бормоча проклятия и ругательства. За полуоткрытой дверью зарыдала Кайлея. Скоро она позовет Кьяру, и пухлая старушка успокоит женщину во время ночной беседы. 
 Оставаясь невидимым, Гават последовал за Лето сначала по одному коридору, потом по другому. Не постучав и не спросив разрешения, герцог открыл дверь апартаментов Джессики. 
 *** 
 Сказалась тренировка, приобретенная в Школе Бене Гессерит. Джессика мгновенно проснулась и включила светильник. Вокруг нее, рассеяв тьму, образовался круг света. 
 Герцог Лето! 
 Сидя на кровати, которая когда-то принадлежала Елене Атрейдес, Джессика не сделала попытки прикрыться. На ней была надета ночная рубашка из розового шелка с низким вырезом. В воздухе плавал едва уловимый аромат лаванды, источаемый эмиттером феромонов, спрятанным под пологом кровати. Этой ночью, как и всегда, она приготовилась к встрече, надеясь, что сегодня герцог придет к ней в спальню. 
 - Милорд? - Джессика сразу заметила его гнев и растерянность, когда он вступил в круг света. - У вас что-то случилось? 
 Лето лихорадочно оглянулся, словно ища своими серыми глазами какую-то одну ему ведомую вещь, потом глубоко вздохнул, стараясь унять бушующий в крови адреналин и избавиться от неуверенности, которая боролась в его душе с решимостью. Черный китель формы Атрейдесов криво болтался на его плечах, словно он надел его наспех, только вскочив с постели. 
 - Я пришел, хотя не должен был приходить, - ответил он. Джессика соскользнула с кровати и накинула на плечи зеленую накидку. 
 - Но у вас были причины прийти, и я должна принять их с благодарностью. Вам что-то нужно? Могу ли я хоть чем-то помочь вам? 
 Она ждала его так много месяцев, что сейчас испытывала чувство торжества, хотя и была озабочена плохим настроением Лето. 
 Высокий, похожий на хищную птицу, мужчина сбросил китель и сел на край кровати. 
 - Я не в том состоянии, чтобы приходить к женщине. Придвинувшись к Лето, Джессика помассировала ему плечи. 
 - Вы - герцог, и это ваш замок. Вы можете вести себя здесь так, как вам угодно. 
 Джессика коснулась пальцами его темных волос и нежно провела ладонями по его вискам. 
 Лето закрыл глаза, словно ему хотелось увидеть какой-то чудный сон, но сна не было, и он резко поднял веки. Джессика провела пальцами по его щекам и прижала их к губам Лето. Сейчас были неуместны любые слова. Зеленые глаза Джессики сияли. 
 - Я рада вам в любом состоянии, милорд. 
 Он не стал сопротивляться, когда она расстегнула пуговицы его рубашки и ласково уложила его на постель. Истощенный морально и физически, мучаясь от сознания своей вины, герцог послушно улегся на простыни лицом вниз, вдыхая запах роз и кориандра. Он погрузился в мягкую постель и, расслабившись, стал уплывать в дальнюю страну забытья. 
 Нежные пальчики Джессики гладили кожу Лето, разминали его напряженные мышцы так ловко и сноровисто, как будто Джессика делала это тысячи раз. Вся прошедшая вечность была залогом того, что Лето придет и она станет ласково помогать ему. Самой судьбой герцог был предназначен для нее и только для нее. 
 Наконец он перевернулся на спину и посмотрел на Джессику. Когда их взгляды встретились, она не увидела в его глазах гнева, зато они были полны страсти. Он обнял девушку и приник к ее губам долгим жарким поцелуем. 
 - Я счастлива, что вы, здесь, мой герцог, - сказала она, вспомнив об уроках соблазна, преподанных ей в Бене Гессерит. Но они не пригодились ей, слова были сказаны искренне. Джессика действительно чувствовала то, что говорила. 
 - Мне не надо было так долго ждать, Джессика, - сказал он. 
 *** 
 Кайлея рыдала, чувствуя, что ее все сильнее душит обида. Женщина не могла простить себе проигрыш, ее больше злила собственная неудача, чем то, что она упустила Лето. Он так ее разочаровал - Кьяра не уставала напоминать ей о ее прирожденных правах и благородном происхождении; старуха так красиво говорила о будущем, которого заслуживала Кайлея. Она была в отчаянии оттого, что все надежды рассыпались в прах. 
 Дом Верниусов был не совсем мертв, и его выживание во многом зависело от Кайлеи. Она была сильнее брата, чья поддержка повстанцев была почти эфемерной. Кайлея же, несмотря на свою мягкость, отличалась стальной волей: Дом Верниусов возродится только благодаря ее усилиям и только через ее сына Виктора. 
 Она добьется для него монаршего статуса. Всю любовь, все свои мечты она принесет в жертву счастью сына. 
 Наконец она крепко уснула, убаюканная этой мыслью. 
 *** 
 В последующие недели Лето часто искал общества Джессики и в конце концов начал считать ее своей наложницей. Иногда он без предупреждения входил в ее спальню, овладевал ею, а потом, насытившись, часами разговаривал с ней. 
 Шестнадцать месяцев, пользуясь навыками, приобретенными в Бене Гессерит, Джессика изучала характер Лето и вникала в дела Каладана. Она понимала, с какими трудностями сталкивается Лето Атрейдес, которому приходилось управлять планетой, заниматься делами Дома, посещать заседания Ландсраада и быть в курсе всех политических и экономических махинаций, творившихся в империи. 
 Джессика всегда точно знала, что надо говорить, что посоветовать, и делала это без нажима, не подталкивая Лето к нужному решению. Постепенно он стал смотреть на Джессику не только как на любовницу. 
 Она старалась не смотреть на Кайлею как на соперницу, но не могла не понимать, что эта женщина поступала неверно, стараясь подчинить этого гордого аристократа своей воле. Герцог Лето был не тот человек, которого можно к чему-то принудить. 
 Иногда, когда они с Джессикой гуляли по тропинкам среди скал, Лето рассказывал Джессике о своем ожесточении против Кайлеи. 
 - Вы в своем праве, милорд, - мягким, как морской ветерок Каладана, голосом отвечала на это Джессика. - Но она выглядит очень печальной. Мне кажется, что для нее надо что-то сделать. Мы с ней можем и должны стать подругами. 
 Темные волосы Лето развевались на свежем ветру. Он озадаченно посмотрел на Джессику. 
 - Ты намного лучше ее. Она исходит ядом, когда слышит твое имя. 
 Джессика и сама замечала, какую боль испытывает эта иксианка, видела ее слезы, которые та пыталась скрыть, видела исполненные ненависти взгляды, которые время от времени посылала ей Кайлея. 
 - Твое отношение к ней извращено обстоятельствами, - сказала Джессика. - С тех пор как пал Дом Верниусов, ее жизнь стала очень и очень нелегкой. 
 - Но я изо всех сил старался скрасить ее жизнь. Я рискнул благополучием моего Дома ради того, чтобы спасти Кайлею и Ромбура, когда их отец и мать стали отступниками. Я делал для нее все, что мог, но она всегда требовала большего. 
 - Когда-то вы испытывали к ней сильное чувство, - сказала Джессика. Она родила вам сына. Лето тепло улыбнулся. 
 - Виктор... Этот мальчик делает бесценными все те мгновения, что я провел с его матерью. - Он замолчал и несколько мгновений безмолвно смотрел на море. - Ты не по годам мудра, Джессика. Может быть, мне стоит снова попытать счастья. 
 Девушка в тот же миг пожалела о том, что сама толкает Лето в объятия Кайлеи. Она и сама не поняла, что на нее нашло. Мохиам, несомненно, отругала бы за это свою воспитанницу. Но как было поступить иначе, как могла она не посоветовать ему проявить больше доброты к матери своего ребенка, к женщине, которую он когда-то любил? Несмотря на все уроки Бене Гессерит, устав которого запрещал любую личную симпатию, Джессика чувствовала, что все больше и больше привязывается к Лето. Слишком глубоко привязывается. 
 Но у Джессики была еще одна привязанность, привязанность и обязательства, наложенные на нее с самого рождения и на всю жизнь. Воспитанницы Бене Гессерит умели распорядиться тем, кого и когда им зачать после близости с мужчиной. Она могла и должна была так манипулировать семенем Лето и своими яйцеклетками, чтобы родить девочку, как велели ей Преподобные Матери Бене Гессерит, как приказала ей Мохиам. Так почему она до сих пор не сделала этого? Почему медлит? 
 Джессика постоянно чувствовала, как в ее ушах звучит их неумолчный шепот: она должна выполнить свои обязательства, должна быть верной своей клятве. Но что противостояло этим приказам и увещеваниям? Может быть, дело в Лето? Нет. Это было нечто большее, чем просто любовь двоих людей, затерянных в просторах необозримой вселенной. 
 Но Джессика не имела ни малейшего представления, что именно это могло быть. 
 *** 
 На следующий день Лето вошел в покои Кайлеи, где она проводила большую часть времени, что еще больше расширило пропасть, пролегшую между ними. Когда Лето появился в комнате, Кайлея обернула к нему лицо, вспыхнувшее гневом. Однако он, не проявляя злобы, спокойно присел на кушетку. 
 - Мне очень жаль, что мы так по-разному смотрим на мир, Кайлея. - Он взял ее руки в свои. - Я не могу согласиться на нашу свадьбу, но это не значит, что я перестал заботиться о тебе. 
 Она отпрянула, охваченная подозрениями. 
 - Что случилось? Уж не выгнала ли тебя Джессика из своей постели? 
 - Вовсе нет. - Лето решил рассказать Кайлее о вчерашнем разговоре с Джессикой, но передумал. Если Кайлея узнает, что за предложением Лето стоит Джессика, то она не примет его предложения. - Я решил прислать тебе подарок, Кайлея. 
 Женщина против воли просияла. Лето так давно перестал дарить ей дорогие безделушки. 
 - Что это? Драгоценности? - Кайлея протянула руку к карману кителя Лето, где он обычно прятал камни, ожерелья и золото, которыми баловал свою наложницу в начале их отношений. В то время она принималась искать подарки, и этот ритуал часто превращался в прелюдию любовной игры. 
 - На этот раз нет. - Лето ласково, но не без горечи улыбнулся. Когда-то ты привыкла к своему отчему дому, который был гораздо комфортабельнее сурового каладанского замка. Ты помнишь бальный зал Гран-Пале с его синими стенами? 
 Кайлея озадаченно посмотрела на своего бывшего любовника. 
 - Да, стены были выложены редким синим обсидианом, но я не видела этот камень много-много лет. - Голос ее стал задумчивым, а мысли начали блуждать в дальних и милых ее сердцу краях. - Я помню себя ребенком, когда, одетая в бальное платье, рассматривала прозрачные стены, в которых одно отражение наслаивалось на другое, превращая стену в галерею причудливых призраков. Канделябры, отраженные в стене, были похожи на яркие созвездия, сияющие с бездонного синего неба. 
 - Я решил установить стены из синего обсидиана в бальном зале и в твоих покоях, - объявил Лето. - Все будут знать, что я сделал это для тебя. 
 Кайлея не знала, что и думать. 
 - Ты делаешь это, чтобы успокоить свою совесть? - спросила она, провоцируя его на возражение. - Хочешь так легко отделаться? 
 Лето медленно покачал головой. 
 - Я смирил свой гнев, Кайлея, и испытываю к тебе очень теплые чувства. Твой синий обсидиан уже заказан у торговцев Хагала, хотя и будет доставлен сюда лишь через несколько месяцев. 
 Он направился к выходу, но на пороге остановился. Кайлея молчала, потом, тяжело вздохнув, как будто ей было очень трудно произнести такие слова, она разжала губы. 
 - Я очень благодарна тебе, - сказала она уходящему Лето. 
 *** 
 Мужчина может победить сильнейшего врага, преодолеть длиннейший путь и пережить самую страшную рану, но при этом он остается беспомощной игрушкой в руках женщины, которую любит. 
 Дзенсунни. "Мудрость страннника" 
 Задыхаясь от головокружительного предвкушения, Лист Кинес заставлял себя действовать методично и неторопливо, чтобы не наделать ошибок. Хотя он и был взволнован до глубины души предстоящей гонкой за рукой Фарулы, Лиет понимал, что если он не подготовится к михне должным образом, то скорее всего найдет в пустыне не жену, а смерть. 
 С неистово бьющимся сердцем он надел защитный костюм и, сдерживая нетерпение, проверил все соединения и застежки, чтобы не терять во время путешествия драгоценную влагу. Надев костюм, он тщательно проверил содержимое мешка, где находились запасы воды и пищи, а потом еще раз развернул фремкит, чтобы убедиться, что и там все на месте: палатка, парамагнитный компас, инструкции, карты, лопатка, инструменты, нож, бинокль, аптечка и запасные части к палатке и костюму. Потом Лиет взял крюк погонщика и вибратор, который понадобится для вызова червя, на котором он отправится в дальнее путешествие через Великую Равнину и Хаббания-Эрг к хребту Хаббания. 
 Пещера Птиц - уединенное место, остановочный пункт для фрименов, не имевших постоянного сиетча и совершавших длительные переходы. В Пещере они могли отдохнуть и набраться сил. Фарула, должно быть, отбыла туда два дня назад, вызвав червя, что могли делать лишь немногие фрименские женщины. Фарула, видимо, знала, что сейчас в Пещере никого нет. Теперь она ждет там Лиета или Варрика - в зависимости от того, кто придет первым. 
 Лиет, собираясь, сновал по комнате, примыкавшей к спальне родителей. Мать, услышав странную для столь позднего часа возню, появилась на пороге и откинула занавеску. 
 - Зачем ты готовишься к долгому путешествию, сынок? Он взглянул на мать. 
 - Мама, мне надо уйти, чтобы добыть себе жену. Тонкие губы Фриет растянулись в улыбке, придав мягкое выражение ее смуглому обветренному лицу. 
 - Значит, Фарула придумала вам испытание. 
 - Да, и мне надо спешить. 
 Своими тонкими умелыми пальцами Фриет проверила застежки защитного костюма сына и помогла ему взвалить на спину и пристегнуть фремкит. Тем временем Лиет достал и развернул карту, напечатанную на пряной бумаге, чтобы вспомнить географию планеты, известную только фрименам. Он внимательно рассмотрел топографию пустыни, пристально изучив расположение горных отрогов и соляных озер. В легенде, приложенной к карте, излагались сведения о господствующих ветрах и датах возможных песчаных бурь.
 Варрик отбыл из дома раньше и получил фору, но друг Листа не предпринял никаких мер предосторожности, очертя голову бросившись в опасное предприятие и полагаясь на свою фрименскую сноровку и элементарное везение. Но решение внезапно возникших проблем требует времени и сил, и Лиет решил потратить несколько минут, чтобы потом избежать нежелательных задержек. 
 Мать поцеловала его в щеку. 
 - Помни, что пустыня - не друг и не враг. Она - просто препятствие. Используй это знание к своей выгоде. 
 - Хорошо, мама, но Варрик тоже знает, что такое пустыня. 
 Пардота Кинес поблизости не оказалось, впрочем, как и всегда. Лиет уедет и успеет вернуться, прежде чем планетолог узнает, что его сын совершил едва ли не самое важное в своей жизни путешествие. 
 Лиет выбрался за пределы сиетча и остановился перед зубчатыми горами, окаймлявшими освещенную восходящими лунами пустыню. Вдали слышался ритмичный стук вибратора. 
 Варрик уже начал свой путь. 
 Лиет бросился вперед по крутой тропинке, ведущей к открытой равнине, но остановился. У каждого червя была своя территория, которую он изо всех сил охранял от других червей, поэтому бесполезно вызывать червя там, где это делает Варрик. 
 Поняв это, Лиет, вместо того чтобы спускаться на равнину, поднялся выше в горы, держа путь к еще одному, более мелкому песчаному бассейну. Лиет надеялся, что ему удастся вызвать более крупного и быстрого червя, чем его другу-сопернику. 
 Вскарабкавшись на скалу, Лиет огляделся и внимательно осмотрел длинную дюну, обращенную пологим склоном к открытой пустыне. Вот самое подходящее место для ожидания червя. Лиет воткнул вибратор в склон дюны и установил рабочий режим, не включив таймер задержки. В его распоряжении оставалось несколько минут, в течение которых он вполне успеет по рыхлому песку взобраться на вершину дюны. В темноте трудно будет рассмотреть рябь на поверхности песка, возникающую при движении приближающегося чудовища. 
 Слушая ритмичное бум-бум-бум, Лиет достал из фремкита необходимые инструменты и разложил их перед собой: телескопический кнут и крюки погонщика, которыми тот крепился к спине зверя. Раньше, когда Лиет вызывал червя, ему помогали другие. Были люди, которые высматривали червя, были те, кто помогал, когда возникали непредвиденные трудности и препятствия. Но сегодня Листу все предстояло делать самому, и он приготовил все, следуя старому, знакомому до мелочей ритуалу. Он прикрепил специальные кошки к сапогам, взял в руку веревки, торопливо спустился с дюны и принялся ждать. 
 По ту сторону гряды Варрик уже оседлал своего червя и отправился в путь через Великую Равнину. Листу оставалось только надеяться, что он сумеет наверстать упущенное время. До Пещеры Птиц было два или три дня пути, и кто знает, что может произойти в пустыне за этот бесконечно долгий срок. 
 Погрузив кончики пальцев в песок, Лиет застыл в полной неподвижности. Ночь была тиха: ни ветерка, ни постороннего звука. Был слышен только звук работающего вибратора. Наконец до слуха Лиета донесся скрип и шелест песка, мощный рокот движущегося под землей песчаного левиафана, привлеченного ритмичным стуком. Червь подбирался все ближе и ближе, вздымая перед собой гряду движущегося песка. 
 - Шаи Хулуд послал большого зверя, - сказал Кинес, испустив вздох облегчения. 
 Описав полукруг, червь приблизился к вибратору. Выгнутая исполинская спина, покрытая песком, показалась над поверхностью земли; широкие щели между кольцами были глубоки, как каньоны. 
 Лиет на мгновение застыл, охваченный благоговением, а потом побежал навстречу червю, держа в обеих руках крюки. Даже сквозь вставленные в ноздри затычки защитного костюма Лиет ощутил запах серы, расплавленного камня и мощный, резкий эфирный запах пряности, вытекавшей из пор чудовища. 
 Лиет побежал вдоль червя, пока тот пожирал вибратор. Прежде чем червь успел снова зарыться в песок, Лиет ловко вонзил блестящее жало крюка в ведущий край кольцевидного сегмента. Потом молодой человек изо всех сил потянул крюки, раздвигая кольца сегментированного туловища, между которыми обнажилась розовая плоть зверя, на которую посыпался шершавый песок, и зафиксировал крюки в нужном положении. 
 Чтобы избежать раздражения песком нежной кожи, червь приподнялся над землей и рванулся вперед, увлекая за собой Кинеса. Вытянув свободную руку, Лиет воткнул в червя еще один крюк и снова потянул, растягивая другие сегменты. 
 Червь рефлекторно приподнялся, чтобы избавиться от назойливых и неприятных прикосновений. 
 Обычно помощники растягивали как можно больше сегментов, но сейчас Листу приходилось действовать в одиночку. Зацепившись кошками за плотную кожу Шаи Хулуда, Лиет взобрался на спину червя и вложил распорки в щели между растянутыми сегментами. Червь приподнялся, и Лиет, ударив его палкой, заставил двигаться в нужном направлении - к Великой Равнине. 
 Лиет веревками зафиксировал крюки и встал, взглянув назад, на выгнутое таинственной аркой тело червя. Каким огромным он оказался! Над ним буквально висела аура небывалого собственного достоинства, от червя веяло великой древностью, восходящей своими корнями к самым истокам зарождения планеты. Листу никогда не приходилось видеть такого гиганта. На нем можно передвигаться долго и с большой скоростью. 
 Если повезет, то он, пожалуй, перегонит Варрика... 
 Луны поднимались все выше, а червь неутомимо мчался мимо песчаных дюн, проглатывая огромные расстояния. По звездам и их скоплениям Лиет проверил правильность курса. Ориентиром служил хвост похожего на мышь созвездия, носившего название Муад'Диб - "Тот, кто показывает путь". Было просто невозможно заблудиться, следуя этому указателю. 
 Вот показался след еще одного червя. Наверное, это след Варрика; дети Шаи Хулуда редко по собственной воле выбираются на поверхность. И все же Лиет от души надеялся, что именно ему, несмотря ни на что, улыбнется удача. 
 Спустя несколько часов гонка превратилась в привычное монотонное путешествие, и Листа потянуло в сон. Можно было привязать себя к червю и немного вздремнуть, но Лиет не осмелился сделать этого. Надо было бодрствовать, чтобы править несущимся по пустыне левиафаном. Если Шаи Хулуд собьется с пути, то Лиет потеряет время, которое уже не сможет наверстать. 
 Он ехал верхом на черве всю ночь, до того момента, когда лимонный свет солнца не коснулся глубокой синевы небосклона, смыв с него звезды. Лиет внимательно вглядывался в небо. Там могли в любой момент появиться патрульные орнитоптеры Харконненов, хотя они редко заходили ниже шестидесятых широт. 
 Все утро Лиет продолжал свой путь до тех пор, пока червь не задрожал и не начал сопротивляться всем попыткам подгонять его дальше. Зверь был готов упасть от усталости. Иногда бывали случаи, когда фримены загоняли червей насмерть, но это считалось плохим предзнаменованием, а Лиет не хотел рисковать. 
 Он направил длинного, сверкающего на солнце червя к скоплению скал. Потом Лиет выдернул из тела зверя крюки и побежал к хвосту, чтобы спрыгнуть перед тем, как гигант начнет стремительно зарываться в песок. Спрыгнув с червя, Лиет побежал к гряде скал, выделявшихся своей окраской на фоне монотонной гаммы коричневых, желтых и серых цветов пустыни. Этот скалистый барьер отделял один равнинный бассейн от другого. 
 Нырнув под защитный тент палатки и завернувшись в отражающее тепловые лучи одеяло, которое он извлек из фремкита, Лиет решил час посвятить полноценному сну. Он мог во сне отреагировать на любой подозрительный шум, но сон был глубоким и освежил молодого человека, придав ему энергии. 
 Проснувшись, Лиет встал и взобрался на гряду скал, отделявших его теперь от Хаббания-Эрга. Там Лиет установил второй вибратор и вызвал другого червя, намного меньше первого, но все же имевшего устрашающие размеры. На втором черве Лиет ехал всю вторую половину дня. 
 Когда над горизонтом начали сгущаться сумерки, Лиет своим зорким взглядом рассмотрел едва заметную окраску на теневой стороне дюн - светлая серовато-зеленая трава пустила корни в дюнах, укрепляя их и придавая им устойчивость к воздействию ветра. Фримены сажали эту траву и ухаживали за ее робкими побегами. Отец мог считать прогрессом, если давал корни хотя бы один из тысячи посаженных побегов. Настанет день, когда дюны зазеленеют, как в древности. 
 Под усыпляющий монотонный шум песка, по которому скользило исполинское тело червя в течение многих часов однообразного пути, Лиет задумался, вспомнив уроки отца. "Надо заякорить пески, и мы выбьем из рук ветра его самое главное оружие. На этой планете есть места, где скорость ветра не достигает и нескольких переходов в час. Эти места мы называем "пятнами минимального риска". Если мы посадим растительность на дюнах, то создадим барьеры на пути ветра и пятен минимального риска станет больше. Так мы сделаем еще один, пусть и крошечный, шажок на пути достижения нашей общей цели". 
 Полусонный Лиет удивленно покачал головой. Даже здесь, один, в пустыне, я не могу избавиться от голоса великого человека, от его мечтаний, от его уроков. 
 Однако Лиету предстояло ехать еще много часов. Варрика нигде не было видно, но в пустыне много дорог. Лиет не отказался от борьбы и не думал снижать скорость. Наконец впереди, в дрожащем мареве горизонта показалась темная расплывчатая линия: хребет Хаббания, то место, где расположена Пещера Птиц. 
 *** 
 Варрик оставил своего последнего червя и с удвоенной энергией стал карабкаться вверх по склону горы, цепляясь за нее руками и ногами. Он ориентировался по едва заметным, видимым только фримену приметам. Зеленовато-черные и охряно-красные скалы были обожжены солнцем и вылизаны беспощадными бурями Арракиса. Потоки песка оставили на поверхности скал мелкие углубления и трещины. Вход в пещеру не был виден, но он и не должен быть виден, фримены никогда не рискуют показывать свои жилища чужакам. 
 Варрик совершил удачное путешествие, и черви ему попадались хорошие. Он нигде не отдыхал, чувствуя, что должен первым приехать к Фаруле, чтобы просить ее руки.., и для того, чтобы превзойти своего друга Лиета. Потом Варрик будет с гордостью рассказывать эту поучительную историю своим внукам. В сиетчах уже ходят разговоры о том, какое необычное испытание выбрала Фарула для своего ахала. 
 Поочередно цепляясь руками за едва заметные выступы в скале, Варрик наконец добрался до узкого карниза. Рядом с замаскированным входом на карнизе виднелся след узкой женской ноги. Ни один фримен не мог оставить такой след случайно, и Фарула поступила так преднамеренно. Это был знак: она здесь и ждет. 
 Остановившись в некоторой нерешительности, Варрик вздохнул. Это было долгое и опасное путешествие, и он надеялся, что его друг Лиет остался в живых. Может быть, его кровный брат уже близко и Варрик не видит его только потому, что гряда скал закрывает от него пустыню. Молодой человек не хотел потерять друга даже из-за столь дорогой его сердцу женщины и от всей души надеялся, что ему не придется драться с Листом. 
 Но он все равно хотел быть первым. 
 Варрик вошел в пещеру, на фоне входа у края скалы обозначился его четкий силуэт. Темнота пещеры ослепила его. Наконец он услышал ласковый женский голос. Слова, как шелковые занавеси, заструились по стенам пещеры. 
 - Ты пришел вовремя, - сказала Фарула, - я ждала тебя. Она не назвала его по имени, и Варрик на несколько мгновений в нерешительности застыл на месте. Потом Фарула сама подошла к нему. Варрик увидел ее длинные мускулистые руки и ноги. Она пробуравила его взглядом своих огромных глаз. Варрик ощутил запах не похожих на пряность трав и ароматов. 
 - Входи, Варрик, мой супруг, - взяв его за руку, Фарула повела Варрика в глубь пещеры. 
 Нервничая и не находя нужных слов, Варрик высоко поднял голову и вытащил из носа затычки защитной маски, а Фарула в это время принялась расстегивать застежки его сапог. 
 - Я искупил вину, наложенную тобою на меня, - сказал он, произнеся ритуальную фразу фрименской церемонии бракосочетания. - Я лью сладкую воду на тебя в этом безветренном месте. 
 Фарула произнесла следующую фразу: 
 - Ничего, кроме жизни, не будет между нами. Варрик потянулся к Фаруле. 
 - Ты станешь жить во дворце, любовь моя. 
 - Наши враги падут, и от них останется лишь прах, - пообещала она. 
 - Я хорошо познаю тебя. 
 - Воистину хорошо. 
 Потом они заговорили вместе; 
 - Мы пройдем по этому пути вместе, и моя любовь проложит дорогу для тебя. 
 Закончив ритуальную молитву и благословение, они улыбнулись друг другу. Наиб Хейнар проведет церемонию формального бракосочетания, когда молодые вернутся в сиетч Красной Стены, но в глазах Бога и в своих собственных они уже считали себя мужем и женой. Они долго смотрели в глаза друг другу, а потом, взявшись за руки, направились в прохладную темноту пещеры. 
 *** 
 Лиет, задыхаясь, вскарабкался по склону скалы к входу в пещеру, оскальзываясь на осыпавшейся под его ногами гальке, только затем, чтобы услышать изнутри голоса. В какой-то момент он подумал, что, может быть, Фарула взяла с собой служанку или подругу. Но второй голос явно принадлежал мужчине. 
 Варрик. 
 Лиет услышал слова свадебной молитвы и понял, что бракосочетание совершилось, и теперь Фарула - жена его друга. И было уже не важно, как сильно Лиет желал Фарулу, как много пережил он, разглядывая таинственный белый бриан. Теперь она была для него окончательно потеряна. 
 Лиет молча спустился с карниза и, усевшись в тени скалы, предался невеселым раздумьям. Варрик был его другом, и Лиет должен благородно признать свое поражение, не подавая виду, насколько сильно оно его расстроило. Но все же себе юноша не мог не признаться, что такой глубокой печали он не испытывал никогда в жизни. Понадобится время, чтобы эта рана затянулась и перестала кровоточить. 
 Лиет Кинес просидел под скалой почти час, невидящим взором глядя на пустынный горизонт. Потом, не подходя снова к пещере, он спустился с горы и вызвал червя, чтобы отправиться домой. 
 *** 
 Политические лидеры зачастую не осознают практической пользы силы воображения и новых идей. Эти люди находятся в счастливом неведении до тех пор, пока кровавый бунт не открывает им глаза. 
 Кронпринц Рафаэль Коррино. "Рассуждение о галактической власти" 
 В сборочном цехе, расположенном в глубинах иксианских недр, где строили лайнеры, было светло, как днем. Мощные лампы освещали каждый угол ровным беспощадным светом, на стенах вырисовывались не правдоподобно четкие тени крепежных балок. Лучи света пронзали воздух, наполненный дымом, валившим от горячего флюса и свариваемых деталей. Надсмотрщики громко выкрикивали команды, огромные фигурные плиты, подгоняемые друг к другу, сталкивались с немыслимым звоном, отдававшимся под сводами пещеры оглушительным эхом. 
 Рабочие, загнанные в этот цех, работали ни шатко ни валко, изо всех сил уменьшая доходы ненавистных тлейлаксов. С начала работ прошло уже несколько месяцев, но готов был только металлический остов устаревшего лайнера. 
 К'тэр, еще раз поменявший документы, записался в команду рабочих цеха и старательно сваривал корпус корабля и натягивал тросы, крепившие стенки грузового отсека. Сегодня ему надо было находиться в гроте, чтобы видеть искусственное небо на потолке. 
 Отсюда должен быть хорошо виден результат последнего этапа нового безумного плана... 
 После серии взрывов, которые они с Мираль устроили два года назад, тлейлаксы стали обращаться с народом еще более жестоко, усилив репрессии, но иксианцы оказались стойкими и не сломались под удвоившимся гнетом. Напротив, пример неизвестных борцов оказался заразительным, и в стране появились новые повстанцы, которые - кто поодиночке, кто мелкими группами возобновили борьбу. Эти люди составили целую армию, которую не могли остановить никакие самые жестокие репрессии. 
 Отрезанный от всех источников информации, не осведомленный о положении дел на планете, принц Ромбур продолжал слать на Икс взрывчатку и другое вооружение, но К'тэр и Мираль смогли получить лишь одну из этих "посылок". Тлейлаксы утроили бдительность и проверяли теперь грузы всех кораблей, прибывающих на Икс. Были сменены рабочие портов прибытия и пилоты челноков. Все с таким трудом налаженные контакты были утрачены, и К'тэр снова остался один. 
 Однако и К'тэр, и Мираль не теряли надежды. Все чаще и чаще видели они то разбитые окна, то испорченные внутренние грузы. Саботаж усилился, темпы работ упали, хотя и раньше рабочие трудились на новых хозяев спустя рукава. Совсем недавно был схвачен человек, никогда не интересовавшийся политикой и не замеченный в принадлежности к сопротивлению. Его схватили, когда он выводил на стене подземного коридора огромные четкие буквы: "СМЕРТЬ ТЛЕЙЛАКСАМ!" 
 К'тэр с ловкостью кошки прошел по поперечной балке и добрался до подвесной платформы, на которой находился ультразвуковой сварочный аппарат. Взяв его, К'тэр в лифте поднялся на верхние балки строящегося корабля и взглянул вниз, где на километровой глубине копошились рабочие команды. Между вертикальными шпангоутами лайнера передвигались наблюдательные платформы, экипажи которых тщательно следили за рабочими. Люди медленно работали, не подозревая о том, что должно было произойти с минуты на минуту. Боковым зрением К'тэр увидел Мираль, которая тоже была здесь. Они увидят это вместе. 
 Теперь это может произойти в любой момент. 
 Голографическое изображение тлейлаксианского неба покрылось мерцающей рябью, сквозь него проступили хрустальные сталактиты, небоскребы, направленные книзу. То были некогда поражавшие великолепием здания, торчавшие теперь из каменного потолка грота, как гнилые уродливые зубы. 
 Мираль встала рядом с К'тэром, который, присев на корточки, прислушался к стуку и гулу, доносившимся снизу. Подняв голову, он напряженно всматривался в изображение, похожий на древнего земного волка, смотрящего в ночное небо. К'тэр застыл в ожидании. 
 В этот момент картина на своде дрогнула, сместилась и исказилась, было такое впечатление, что облака чужого неба погнал за горизонт могучий ураган. На потолке грота появилась совершенно иная голографическая проекция, переданная с далекого Каладана. На гигантском экране появилась титанических размеров голова бога. 
 За восемнадцать лет, проведенных в изгнании, Ромбур сильно изменился. Он повзрослел, в глазах появилось решительное выражение, осанка стала царственной, а голос звучал глубоко и выразительно. 
 - Я - принц Ромбур Верниус, - загремело с высокого свода. Все, кто находился в гроте, застыв в суеверном ужасе, устремили свои взоры вверх. Я - законный правитель Икса, и я вернусь, чтобы вывести из рабства мой народ. 
 Все иксианцы испустили дружный вздох. С высокой балки Мираль и К'тэр видели, как в замешательстве заметались сардаукары, как их командир Гарон выкрикивал команды, приказывая им навести порядок. На балконах административного здания, размахивая руками, появились тлейлаксы. На балкон вышли и охранники. 
 Это было торжество. Мираль и К'тэр обменялись сияющими улыбками. 
 - Мы сделали это, - сказала Мираль, и только К'тэр услышал ее слова, потонувшие в общем шуме. 
 Им потребовалось около двух недель на то, чтобы изучить устройство систем управления изображением. Никто не мог предположить, что возможен такой продуманный и квалифицированный саботаж. Оккупанты, видимо, считали иксианцев не способными проникнуть на столь высокий уровень. 
 В том единственном грузе, который сумел получить К'тэр, Ромбур прислал свое выступление, рассчитывая, что повстанцы смогут размножить его и распространить среди населения. Принц надеялся, что говорящие постеры или закодированные послания смогут воспламенить боевой дух иксианцев, если их внедрить в системы коммуникации оккупантов. 
 Но предприимчивая пара повстанцев - Мираль и К'тэр - решили сделать нечто более запоминающееся. Идея принадлежала Мираль, а К'тэр помог ей довести задуманное до совершенства. 
 У Ромбура было широкое квадратное лицо, глаза сверкали страстной убежденностью, которой мог бы позавидовать любой правитель в изгнании. Коротко подстриженные, но немного растрепанные светлые волосы придавали принцу благородный аристократический вид. Принц научился многому в искусстве правления, находясь при дворе герцога Атрейдеса. 
 - Вы должны воспрянуть и сбросить прогнивший режим рабовладельцев. У них нет никакого права отдавать вам приказы и распоряжаться вашей жизнью. Вы должны помочь мне восстановить Икс во всем блеске его прежнего величия. Удалим эту опухоль, имя которой Бене Тлейлакс. Объединяйтесь и используйте все, что необходимо для того... 
 Звук на некоторое время исчез. Кто-то из тлейлаксов попытался наскоро починить выведенную из строя систему управления, но через несколько секунд голос принца, пусть и несколько искаженный, зазвучал опять, пробиваясь сквозь треск искусственных помех. 
 - ..вернусь. Я жду подходящего момента. Вы не одиноки. Моя мать убита. Мой отец изгнан за пределы империи. Остались моя сестра и я, и мы следим за тем, что происходит на Иксе. Я намерен... 
 Лицо Ромбура деформировалось и исчезло в искрах статических разрядов. В гроте стало темнее, чем безлунной ночью. Тлейлаксы решили, что лучше вообще выключить небо, чем дать принцу говорить дальше. 
 Но Мираль и К'тэр продолжали улыбаться в наступившей чернильной тьме. Ромбур сказал достаточно для того, чтобы слушатели смогли вообразить себе нечто гораздо более грандиозное, чем произнес бы принц, если бы тлейлаксы позволили ему договорить речь до конца. 
 Спустя считанные секунды в чреве строящегося корабля вспыхнули, словно сотни солнц, аварийные лампы, высветив то, что там творилось. Стало видно, что рабочие, воодушевленные увиденным, оживленно переговариваются между собой. Все поняли, что принц Ромбур имеет самое непосредственное отношение к прогремевшим два года назад взрывам. Все видели, что на порабощенном Иксе продолжается сопротивление, а теперь произошло самое грандиозное событие. Все это правда, думали люди. Может быть, принц Верниус тоже здесь, среди них! Дом Верниусов вернется и изгонит проклятых тлейлаксов. Ромбур вернет Иксу счастье и былое процветание. 
 Радовались даже субоиды. Криво усмехнувшись, К'тэр вспомнил, что именно эти трансгенные рабочие были среди тех, кто помог изгнать графа Верниуса. В перевороте главную роль сыграли их бессмысленный бунт и слепая вера в то, что тлейлаксы облегчат их существование. 
 Однако К'тэр не держал на них зла. Сейчас был дорог каждый союзник, кем бы он ни был. Лишь бы он мог и желал сражаться за правое дело. 
 Бряцая оружием, вокруг метались выкрикивающие команды сардаукары, пытавшиеся разогнать толпу по домам. Из репродукторов доносились слова о введении чрезвычайного положения. Будет уменьшен продовольственный паек и увеличена продолжительность рабочего дня. Но тлейлаксы много раз поступали так и раньше. 
 Смешавшись с толпой, К'тэр и Мираль спустились с балки на безопасный пол грота. Чем больше будут неистовствовать оккупанты, тем ожесточеннее станет сопротивление, которое в конце концов окончится взрывом всеобщего восстания. 
 Командор Кандо Гарон выкрикнул команду на боевом языке сардаукаров, и те, чтобы запугать толпу, принялись стрелять в воздух. К'тэр вместе с другими вышел на прилегавшую к цеху площадь. Конечно, хозяева схватят кого-то из толпы, чтобы допросить, но никто не смог бы указать ни на него, ни на Мираль. Но они не колеблясь пошли бы на казнь, понимая, что ради того, что они только что сделали, можно и должно пожертвовать жизнью. 
 Смешавшись с толпой, разделенные людьми, К'тэр и Мираль беспрекословно выполняли приказы рассвирепевших сардаукаров. К'тэра переполнила радость, когда он услышал, как люди шепотом передают друг другу слова, сказанные Ромбуром Верниусом. 
 Настанет день.., он обязательно настанет, когда Икс будет возвращен своему народу. 
 *** 
 Враги делают тебя сильнее, союзники - слабее. 
 Император Эльруд IX. Предсмертные озарения 
 После того как Гурни Халлек оправился от удара бичом, он еще два месяца проработал на прежнем месте, испытывая такое чувство внутреннего опустошения, которого он не испытывал за все два года, проведенных в рабстве у Харконненов. Безобразные шрамы пересекли щеку и шею несколькими свекольного цвета линиями, которые временами вспыхивали пульсирующей сверлящей болью. Сама рана давно затянулась, но яд продолжал действовать на нервные окончания, причиняя невыносимую боль, которая, словно молния, вспыхивала иногда в щеке и челюсти. 
 Но это была всего лишь боль. Это Гурни мог пережить. Физические страдания слишком мало значили для него. Они стали частью существования. 
 Гораздо больше его пугало то, что Раббан так милостиво наказал его за нападение на свою особу. Мешковатый Харконнен ударил его бичом, а охранники потом избили так, что Халлек три дня провел в лазарете, отделавшись несколькими мелкими переломами... Ему случалось страдать и сильнее. Что в действительности было на уме у палача? 
 Гурни вспомнил скучающее выражение в холодных глазах Глоссу Раббана, когда тот говорил управляющему: "Проверьте свои записи. Узнайте, откуда он появился и есть ли у него живые родственники". Гурни мрачно предполагал самое худшее. 
 Как и другие рабы, он день за днем влачил самое жалкое существование, испытывая все возраставший тошнотворный страх от предчувствия чего-то ужасного. Работал Гурни то в каменоломнях, то в ямах, где обрабатывали синий обсидиан. Часто возле Эбонитовой горы, напротив ям, где жили рабы, возле строений гарнизона садились корабли, на которые грузили куски сверкающего обсидиана, чтобы доставить его во владения Дома Хагала. 
 Однажды двое охранников без всяких церемоний вытащили Халлека из ямы. Густая жидкость струями потекла с его скудной одежды. Полуодетый, разбрызгивая маслянистую жидкость на охранников, Гурни, шатаясь, выбрался на площадь, откуда Глоссу Раббан инспектировал производство обсидиана и где на него напал непокорный раб. 
 Гурни увидел на площади низкий помост, перед которым стояло кресло. Никаких цепей, никакой шиги. Только одно кресло. Эти невинные с виду предметы вселили в душу Халлека неописуемый ужас. Он не понимал, что приготовил для него Раббан. 
 Охранники швырнули его в кресло и отошли в сторону. Рядом с креслом появился врач из тюремного лазарета, а на площадь строевым шагом вошли солдаты. Другие рабы продолжали работать в своих ямах. Их не вывели на площадь, значит, предстоящее зрелище предназначено для него одного. 
 Это было плохо. Очень плохо. 
 Чем больше волновался Гурни, тем большее удовольствие испытывали надзиратели, которые и не думали отвечать на его вопросы. Он замолчал, чувствуя, как жидкость на его коже высыхает, образуя твердую растрескавшуюся корку. 
 Знакомый Гурни врач подошел к нему, держа в руке маленький флакон с желтоватой жидкостью. Горлышко флакона заканчивалось острой иглой. Гурни видел такие флаконы в лазарете, но ему ни разу не делали такого укола. Врач подошел ближе и уколол Гурни в шею таким движением, словно давил осу. Гурни дернулся, мышцы его напряглись, горло сдавил спазм. 
 Теплое онемение распространилось по всему телу. Руки и ноги налились свинцом. Гурни ощутил слабые подергивания, а потом потерял способность двигаться. Он не мог даже моргать глазами. 
 Врач повернул кресло, развернув Гурни, как манекен, лицом к помосту. Внезапно Гурни понял, что это такое. 
 Сцена. Его принудят на что-то смотреть. 
 Из одного из зданий вышел Глоссу Раббан, одетый в блестящую военную форму, в сопровождении главного управляющего, тоже в форме. Человек с впалой грудью и объемистым животом по такому случаю вытащил из ноздрей фильтры. 
 Раббан остановился перед Гурни, который не хотел ничего - только вскочить на ноги и броситься на мучителя. Но пленник не мог двинуться с места. Парализующее лекарство держало его крепче, чем любые тиски, и Халлек мог лишь вложить в свой взгляд всю ненависть, на какую был способен. 
 - Заключенный, - сказал Раббан, и его толстые губы сложились в непристойную улыбку, - Гурни Халлек из деревни Дмитрий. После того как ты напал на меня, мы взяли на себя труд разыскать твою семью. От капитана Криуби мы узнали о тех мерзких песенках, которые ты имел обыкновение петь в таверне. Хотя твои односельчане не видели тебя уже несколько лет, никто не донес об этом властям. Некоторые из них перед смертью под пытками сказали, что они думали, будто тебя забрал очередной патруль и увез в город. Дураки. 
 Гурни впал в настоящую панику, в голове его помутилось, перед глазами замелькали черные тени. Он хотел спросить о судьбе своих покорных и тихих родителей, но боялся, что Раббан и сам все расскажет. Грудь Гурни сжало, как тисками, он пытался вдохнуть, борясь с параличом. Кровь его вскипела, гнев застилал взор красной пеленой. В голове стоял звон от недостатка кислорода. 
 - Тогда все куски мозаики встали на свои места. Мы узнали, что твоя сестра была приписана к одному из домов удовольствий, но ты не смог смириться с естественным порядком вещей. - Раббан пожал своими широкими плечами и тронул висевший у пояса бич. - Все обитатели Гьеди Первой знают свое место, но ты не хочешь его знать. В связи с этим мы решили напомнить тебе о твоем истинном месте. 
 Он испустил театральный тяжелый вздох, чтобы подчеркнуть всю глубину своего разочарования. 
 - К сожалению, мои солдаты проявили излишнее рвение, когда просили твоих родителей присоединиться к нам. Боюсь, что они не смогли пережить встречи с патрулем, который должен был доставить их сюда. Однако... 
 Раббан поднял руку, и солдаты поспешили к ветхому зданию склада. Гурни не мог видеть, что там происходит, он слышал лишь какую-то возню и беззвучный женский стон. Он все понял. Это была Бхет. 
 Вначале он испытал радость от того, что она еще жива. Он думал, что Харконнены убили ее после того, как Гурни пытался освободить ее из дома удовольствий. Теперь-то он понял, что они сохранили жизнь его сестре только для того, чтобы подвергнуть ее еще более изощренной пытке. 
 Солдаты потащили извивающуюся и сопротивляющуюся Бхет на помост. На женщине было надето лишь рваное мешковатое платье. Длинные льняные волосы были в полном беспорядке, лицо искажено страхом, который только усилился, когда она увидела сидевшего в кресле брата. Он снова увидел на ее шее беловатый шрам. Они украли у Бхет способность петь и говорить, они лишили ее способности улыбаться. 
 Их взгляды встретились. Бхет не могла говорить, а парализованный Гурни тоже был не в состоянии что-нибудь сказать или даже опустить веки. 
 - Твоя сестра знает свое место, - сказал Раббан. - Действительно, она очень хорошо нам служила. Я проверил записи, чтобы явиться сюда вооруженным знанием точного числа. Эта малютка доставила удовольствие 4620 нашим солдатам. - Он потрепал Бхет по плечу. Она попыталась укусить его руку. Раббан ухватился за ветхую ткань и сорвал с Бхет одежду. 
 Солдаты заставили голую Бхет лечь на деревянный помост. Парализованный Гурни не мог шевельнуть ни ногой, ни рукой и был вынужден смотреть на все это. Он хотел закрыть глаза, но не смог сделать даже этого, веки отказывались повиноваться. Гурни понимал, чем заставляли заниматься его сестру в течение шести лет, но вид ее обнаженного тела был невыносим и оскорбителен. Все тело Бхет было покрыто синяками, кровоподтеками и мелкими рубцами. 
 - Не многие женщины в наших домах удовольствий смогли протянуть так долго, - заговорил Раббан. - Но у этой сильна воля к жизни. Если бы она могла говорить, то наверняка сказала бы, с какой радостью послужит она Дому Харконненов в последний раз, чтобы преподать тебе последний урок. 
 Гурни изо всех сил попытался заставить мышцы повиноваться себе. Сердце его неистово забилось, все тело охватил жар. Но он не мог шевельнуть даже пальцем. 
 Первым за дело принялся управляющий. Он распахнул полы мундира, расстегнул штаны, и Гурни был вынужден наблюдать, как этот толстобрюхий негодяй насилует его родную сестру. Потом то же самое сделали пятеро солдат, выполняя команду Раббана. Сам похожий на колоду, Раббан внимательно наблюдал, как Гурни смотрит на происходящее. Халлек сгорал от ярости, надеясь, что сознание покинет его и покроет черным полотном небытия. Но природа не захотела смилостивиться над ним. 
 Последним к Бхет подошел сам Раббан. Он насиловал женщину жестоко и грубо, но она, к счастью, была почти без сознания. Закончив, Раббан сомкнул пальцы на шее Бхет, прикрыв большими пальцами беловатый шрам. Она снова принялась извиваться, стараясь вырваться из железной хватки, но Раббан повернул ее голову так, чтобы она смотрела на брата, и еще сильнее сдавил ее горло. Он еще раз со злостью вошел в ее тело, и стало видно, как напряглись его руки. Глаза Бхет стали вылезать из орбит. 
 Гурни оставалось только одно: неподвижно сидеть и смотреть, как перед его глазами убивают его сестру. 
 Вдвойне удовлетворенный Раббан встал, застегнул мундир. Улыбнувшись при взгляде на обе свои жертвы, он сказал: 
 - Оставьте тело здесь. Как долго продлится паралич у ее брата? 
 Рядом снова возник врач, которого совершенное на его глазах преступление оставило совершенно равнодушным. 
 - Доза была небольшая, так что он останется недвижимым еще час или два. Если бы я ввел больше кирара, то наступил бы гибернационный транс, а вы не хотели этого. 
 Раббан покачал головой. 
 - Оставим его здесь, и пусть смотрит, пока не начнет шевелиться. Пусть поразмыслит над своими ошибками. 
 Смеясь, Раббан отбыл в сопровождении своих гвардейцев. Гурни остался в кресле один и не привязанный, не в силах отвернуться от мертвого тела сестры. Изо рта Бхет медленно сочилась кровь. 
 Но даже паралич, охвативший тело Гурни, не смог помешать ему плакать, и слезы горячими каплями полились из его глаз. 
 *** 
 Таинство жизни - это не проблема, которую надо разрешить, а реальность, которую надо прожить. 
 Медитация Бифрост Эйри, буддисламический текст 
 За полтора года Абульурд Харконнен превратился в окончательно сломленного судьбой человека. Он прятал от окружающих лицо, сгорая от стыда за то, что сделал его родной сын. Абульурд принял на свои плечи бремя вины и ответственности за трагедию, но это не помогало ему смотреть в глаза честным людям Ланкивейля. 
 Как он и опасался, после бойни, учиненной Раббаном во фьорде, рыбаки и китобои покинули прибрежные деревни, и они стояли совершенно обезлюдевшие. Брошенные людьми деревянные здания стояли на скалистых берегах бухт, как безмолвные призраки. 
 Абульурд отпустил слуг, и они с Эмми покинули главную резиденцию, оставив ее на месте как могильный камень, напоминавший о былом идиллическом существовании. Супруги выехали из больших домов своей резиденции, надеясь, что настанет день, когда вернутся хорошие времена, и тогда Абульурд и Эмми снова поселятся в своем родовом замке. Теперь же они жили на маленькой уединенной даче, построенной на крошечном клочке земли, затерянном среди некогда окровавленных вод фьорда. 
 Эмми, крепкая и бодрая Эмми, с лица которой никогда не сходила добрая улыбка, а глаза сияли неподдельным весельем и здравым смыслом, сразу постарела и поникла, словно на ее плечи давило непосильное бремя преступлений, совершенных ее испорченным сыном. Эмми всегда прочно стояла на земле, словно непоколебимый утес, и вот теперь прочность ее связи с миром поколебалась. 
 Глоссу Раббану был уже сорок один год. Это был взрослый человек, несущий полную ответственность за свои действия, но Эмми и Абульурд обвиняли во всем происшедшем прежде всего себя, думая, что это они не дали сыну надлежащего воспитания. Это они не смогли внушить ему чувства чести и любви, столь необходимые для правителя... 
 Раббан лично руководил нападением на Бифрост Эйри. Абульурд видел, как его сын командовал солдатами, сбросившими в пропасть его собственного деда. В Тула-Фьорде это чудовище, действуя своими руками, уничтожило экономику целого побережья. От представителей ОСПЧТ Абульурд и Эмми знали о пытках и издевательствах, которыми упивался Раббан, творя суд и расправу в поселках рабов на Гьеди Первой. 
 Как мог мой сын стать таким человеком? 
 Живя на своей затерянной среди морских просторов даче, Абульурд и Эмми попытались зачать другого ребенка. Это было трудное решение, но чета Харконненов наконец поняла, что не может больше считать Глоссу Раббана своим сыном. Такое решение первой приняла Эмми, и Абульурд не стал перечить жене. 
 Они не могли ликвидировать ущерб, причиненный Раббаном, но надеялись воспитать другого сына не так, как первого. Хотя Эмми была совершенно здорова, годы давали себя знать, она вышла из детородного возраста, да, кроме того, в семьях рода Харконненов никогда не бывало много детей. 
 Виктория, жена Дмитрия Харконнена, родила ему только одного сына Владимира. После скандального развода Дмитрий женился на юной красавице Дафнии, но их первый сын - Маротин - страдал тяжелой умственной отсталостью и умер в возрасте двадцати восьми лет, а второй - Абульурд - отличался ясным умом и стал любимцем отца. Он часто, смеясь, играл с сыном, читал ему книги. Дмитрий с детства преподавал Абульурду сложную науку управления, читая мальчику вслух исторические трактаты принца Рафаэля Коррино. 
 Дмитрий мало занимался воспитанием старшего сына, и этот пробел с лихвой восполнила Виктория, которая слишком многому научила Владимира. Владимир и Абульурд были такими разными, что с трудом верилось, что у них один отец. К сожалению, Раббан взял от барона больше, чем от собственных родителей... 
 Прошло несколько месяцев добровольной изоляции Абульурда и Эмми. Однажды они решили посетить рынок в окрестной деревне, так как на даче закончились зелень и рыба. Супруги сели в лодку и отплыли к побережью. На них были надеты грубые домотканые одежды и заплатанные рубашки. Правитель и его жена не стали надевать приличествующих их сану драгоценностей. 
 Когда Абульурд и его жена вошли на рынок, правитель надеялся, что с ними будут разговаривать как с простыми деревенскими обитателями, что люди не узнают их. Но люди Ланкивейла слишком хорошо знали своих правителей в лицо. Деревенские жители приветствовали Абульурда и Эмми с такой сердечностью, что у супругов стало тяжело на душе. Абульурд понял, что напрасно подверг себя добровольному изгнанию. Местные жители нуждались в нем не меньше, чем он в них. То, что произошло в Бифрост Эйри, было самой страшной трагедией в истории Ланкивейля, но Абульурд Харконнен не имел права окончательно терять надежду. В сердце его народа продолжал гореть праведный огонь. Радушие народа заполнило пустоту в душе Абульурда. 
 В последующие несколько месяцев Эмми много разговаривала с женщинами деревни, рассказывая им о своем желании иметь другого сына, которого они с мужем воспитают здесь и не как Харконнена. Эмми тоже не хотела сдаваться и терять надежду. 
 Странный случай произошел однажды, когда Абульурд и Эмми, приехав в очередной раз на рынок, принялись наполнять свои корзины свежей зеленью и копченой рыбой, завернутой в соленые водоросли. Проходя мимо торговых рядов и разговаривая с торговцами и резчиками по раковинам, Абульурд вдруг заметил старуху, стоявшую в конце ряда, у выхода с рынка. На плечи женщины была наброшена светло-голубая накидка буддисламской монахини, отороченная по краю вышивкой, на шее висело ожерелье из медных колокольчиков, говорившее о том, что эта женщина достигла высочайшего положения в своей религиозной общине. Старуха стояла неподвижно, как статуя, и хотя ростом она была не выше, чем все остальные женщины, она тем не менее приковывала к себе взгляды своей горделивой осанкой. 
 Эмми внимательно посмотрела на старую женщину своими темными глазами, испытывая волнение. На лице ее отразились ожидание чуда и безумная надежда. 
 - Мы много слышали о тебе, - сказала Эмми. 
 Абульурд удивленно воззрился на жену, не вполне понимая, чего она хочет от монахини. 
 Старуха откинула капюшон, обнажив наголо выбритый череп, покрытый розоватыми пятнами - кожа монахини была непривычна к жестокому климату побережья. Когда старуха нахмурила брови, ее длинное лицо сморщилось, покрывшись складками и напомнив смятый лист пергаментной бумаги. Однако, когда монахиня заговорила, ее голос оказался на удивление молодым и гипнотизирующим. 
 - Я знаю, чего вы желаете, как знаю и то, что буддисламские монахи иногда могут даровать благодеяния тому, кого Он сочтет достойным своей милости. 
 Старуха наклонилась к супругам, словно то, что она собиралась сказать, должно было остаться между ними. Колокольчики едва слышно звякнули. 
 - Ваши помыслы и совесть чисты, и сердца ваши достойны такой награду. Вы пережили очень жестокую боль. - В глазах монахини появилось жесткое, как у орла, выражение. - Но вы должны очень хотеть ребенка. 
 - Мы хотим, - в унисон ответили Абульурд и Эмми так дружно, что сами удивились такому единодушию. Они посмотрели друг на друга и нервно рассмеялись. Эмми судорожно сжала руку мужа. 
 - Да, я вижу, что вы говорите с неподдельной искренностью. Это очень важно для начала. - Старуха невнятно пробормотала благословение, и в это мгновение, словно сам Буддаллах изъявил свою милость, тучи рассеялись, и крыши деревенских домов на мгновение озарились солнечным светом. Все, кто был на рынке, посмотрели на Абульурда и Эмми взглядами, исполненными любопытства и надежды. 
 Монахиня порылась в складках голубой накидки и извлекла оттуда несколько маленьких пакетов. Она подняла их повыше, держа кончиками пальцев за края. 
 - Это экстракт морских раковин, - сказала женщина. - Перламутр, растертый вместе с алмазной пылью и с травами, растущими только в летнее солнцестояние на заснеженных полях. Это очень сильный экстракт. Используйте его с толком. 
 С этими словами монахиня протянула три пакетика Абульурду и три Эмми. 
 - Заварите их с чаем и выпейте перед тем, как лечь в постель. Но смотрите, не потеряйте себя. Сверьте время по лунам или по картам, если облака затянут небо. 
 Старая монахиня подробно объяснила супругам, когда наступают самые сильные и благоприятные для зачатия фазы лун. Эмми с готовностью кивала головой, сжимая в руке пакетики, словно самое ценное на свете сокровище. 
 Абульурд был больше склонен к скептицизму. Он был наслышан о народных средствах и шаманских заклинаниях, нисколько в них не верил, но промолчал, не высказав своих сомнений, видя, как сияет надеждой лицо жены. В душе он пообещал себе, что ради Эмми сделает все, что предложила им странная старуха. 
 Совершенно спокойным тоном монахиня со всеми необходимыми подробностями объяснила супругам, что они должны делать, чтобы усилить сексуальное удовольствие и чтобы семя Абульурда наверняка оплодотворило яйцеклетку Эмми. Супруги внимательно выслушали старуху и пообещали сделать все, чему она их научила. 
 По дороге к лодке, прежде чем покинуть рынок, Абульурд не забыл купить карту лунных фаз у одного из торговцев. 
 *** 
 На землю пала темная ночь. Абульурд и Эмми зажгли на своей даче все свечи и развели в очаге бушующий огонь, чтобы наполнить свой дом теплом и оранжевым светом. За окном стало тихо. Ветер улегся, словно погода на время затаила дыхание. Был виден фьорд, в темной водной глади которого, как в зеркале, отражались низкие облака. Берег окаймляли горы, пики которых, как задумчивые исполины, уходили в бездонную пропасть затянутого тучами неба. 
 Вдалеке виднелся мрачный силуэт покинутой ими резиденции: закрытые ставнями окна и наглухо заколоченные двери. В комнатах резиденции царил немыслимый холод, стены покрылись инеем, сиротливо стояли упакованные в чехлы кресла и пустые посудные шкафы. Брошенные дома деревни молчаливо напоминали о той деловой суете, которая оживляла окрестности до той поры, когда отсюда ушли меховые киты. 
 Абульурд и Эмми легли на резную, покрытую растительным узором кровать, в которой они когда-то провели свой медовый месяц, завернулись в шелковистый мех и не спеша предались любви. Такой страсти и наслаждения они не испытывали уже много лет. Горьковатый вкус травяного чая стоял в горле, наполняя их тела здоровым жгучим возбуждением, которое заставило их вновь почувствовать себя молодыми и полными неуемного желания. 
 После этого, когда они лежали, заключив друг друга в объятия, Абульурд молча вслушивался в тишину ночи. Ему показалось, что за рокотом прибоя он слышит тихую, доносящуюся издалека призывную песнь одиноких меховых китов бьондакс, столпившихся у входа в бухту Тула-Фьорда. 
 Абульурд и Эмми восприняли это как доброе предзнаменование. 
 *** 
 Закончив свою миссию, Преподобная Мать Элен Гайус Мохиам сбросила накидку буддисламской монахини, сняла с шеи медные колокольчики и упаковала все в сумку. Голова чесалась, но это было не страшно: волосы скоро отрастут снова. 
 После этого Мохиам вынула из глаз контактные линзы, изменявшие до неузнаваемости цвет радужки, смыла с лица макияж, который делал ее старше на много лет, и нанесла на кожу, продубленную жестокими ветрами Ланкивейля, смягчающий лосьон. 
 Она пробыла на этой планете почти месяц, собирая необходимые данные об Абульурде и его жене. Однажды, когда они были в отъезде, отправившись на рынок, Мохиам, которая первым делом изучила привычки супружеской четы, проникла на дачу, чтобы найти там волосы, остриженные ногти, отшелушившуюся кожу и все прочее, что могло бы нести в себе необходимую биохимическую информацию об обмене веществ Абульурда и Эмми. И действительно, все эти вещи предоставили ей необходимые сведения и позволили действовать дальше. 
 Эксперты Общины Сестер проанализировали все возможности и определили способ, каким можно с наибольшей вероятностью увеличить шансы Абульурда Харконнена зачать ребенка мужского пола. Селекционная программа, результатом которой должно было стать рождение Квисац Хадераха, требовала генетического материала Абульурда, но Раббан был столь неуправляем - не говоря уже о том, что он был слишком стар, - что представлялся слишком ненадежным партнером для девочки, которая родится у Джессики от Лето Атрейдеса. Бене Гессерит нужен был альтернативный ребенок мужского пола из линии Харконненов. 
 Мохиам отправилась в космопорт и стала ждать ближайшего челнока на борт лайнера Гильдии. Несмотря на то что Мохиам в свое время пришлось хитростью и шантажом заставить барона Харконнена оплодотворить ее самое, она испытывала отвращение к такого рода принуждению. Абульурд и его жена страстно желали иметь ребенка, и Мохиам была счастлива, что может помочь им использовать для этого весь богатый опыт, накопленный Общиной Сестер. 
 Новорожденному младенцу, младшему брату Глоссу Раббана, было уготовано очень важное поприще. 
 *** 
 Работа, которой мы посвятили себя, заключается в освобождении воображения и одновременно в его обуздании, что и приводит в конечном счете к раскрытию способностей к физическому творчеству. 
 Фредре Гиназ. "Философия Оружейного Мастера" 
 На одном из следующих островов Школы, покрытом полосами пологих зеленых холмов, на заросших травой и усеянных вулканическими валунами склонах которых паслись стада коров, наступил вечер. Крытые перевязанной соломой хижины были похожи на белые утесы, окруженные волнующимся на ветру морем степной травы. На низких берегах сушились каноэ. На горизонте, окаймлявшем синие воды лагуны, виднелись белые точки дальних парусов. 
 Рыбацкие лодки заставили сжаться сердце Дункана Айдахо. Он вспомнил о Каладане, своем родном доме. 
 Оставшиеся в Школе курсанты проводили дни в изучении тонкостей боевых искусств. Сегодня они отрабатывали искусство сохранять равновесие. Ученики сражались друг с другом короткими ножами, стоя в узком коридоре из острых, как бритва, побегов бамбука, воткнутых в землю. Двое курсантов получили серьезные ранения, упав на острые колья. Дункан сильно поцарапал руку, но не стал обращать внимания на острую жгучую боль. Эта пустячная рана заживет сама. 
 - Раны учат лучше, чем лекции, - без всякого сочувствия заметил Оружейный Мастер, проводивший занятие. 
 К вечеру курсанты сделали перерыв и пошли получать почту. Окружив высокий деревянный помост, молодые люди слушали, как Дже-Ву, один из первых учителей, стоя на помосте, выкликал имена и вручал курсантам цилиндры с письмами и нульэнтропийные пакеты с посылками. Влажность была страшной, и заплетенные в косы черные волосы Дже-Ву сосульками обрамляли его лицо, похожее на морду игуаны. 
 Прошло два года с той страшной дождливой ночи, когда Трин Кронос и другие курсанты с Груммана были изгнаны из Школы Гиназа. Из разрозненных и нерегулярно поступавших сообщений курсанты знали, что император Шаддам и многие члены Ландсраада так и не пришли к согласию относительно введения санкций против Дома Моритани за похищение и убийство членов семьи эрцгерцога Эказа. Почувствовав безнаказанность, виконт стал еще громче бряцать оружием. Более того, некоторые его союзники начали закулисную возню, чтобы признать Моритани потерпевшей стороной в споре с Эказом. 
 Многие курсанты со все большим восхищением произносили в этой связи имя герцога Атрейдеса. Вначале Лето выступал как посредник, стараясь погасить династическую ссору, но в последнее время он стал безоговорочно поддерживать эрцгерцога Эказского и пытался провести в Ландсрааде договор, имевший целью обуздать агрессию Груммана. Дункан, испытывая чувство гордости за своего герцога, хотел как можно больше знать, что происходит на галактических просторах империи. Самым страстным его желанием было вернуться на Каладан и встать рядом с герцогом, чтобы участвовать в его борьбе. 
 За годы, проведенные в Школе, Дункан сблизился с Хием Рессером, единственным из грумманцев, имевшим смелость публично выступить против злодеяний Дома Моритани, который с тех пор порвал все связи с мятежным курсантом. Виконт расценил его поведение, как предательство. Обучение Рессера оплачивалось теперь из резервного имперского фонда, а приемный отец Хия публично отказался от своего пасынка. 
 Дункан стоял рядом с рыжеволосым, понимая, что Рессеру неоткуда ждать письма или посылки. 
 - Может быть, тебя все же ожидает сюрприз, Хий? У тебя не было подруги, которая черкнет тебе пару строк, невзирая ни на что? 
 - После шести лет разлуки? Вряд ли. 
 После исключения грумманских курсантов Дункан и Рессер стали проводить вместе почти все свое свободное время, играя в шахматы и в покер, или бродя по окрестностям, или плавая в море. Дункан даже написал герцогу Лето письмо, предложив взять грумманца на службу при дворе Дома Атрейдесов. 
 Рессер, как и Дункан, осиротел, когда ему не исполнилось десяти лет, и был усыновлен Арстеном Рессером, одним из главных советников виконта Хундро Моритани. Отношения между приемным сыном и отчимом не складывались, особенно когда Хий стал подростком. Следуя семейной традиции чередования поколений, Рессер отправил рыжеволосого на Гиназ; Арстен был убежден, что суровые условия Школы выбьют дух противоречия из мятежного юнца. Но вместо этого Гиназ лишь укрепил этот дух. 
 Услышав свое имя, Дункан выступил вперед и принял из рук Дже-Ву тяжелый пакет. 
 - Меланжевый кекс от мамочки? - поддразнил Дункана Оружейный Мастер. 
 Случись такое раньше, Айдахо набросился бы на Дже-Ву и выдрал из его головы косицы одну за другой, как побеги сельдерея, но годы тренировки закалили его характер. Он ограничился словесным ответом: 
 - Мою мать убил на Гьеди Первой Глоссу Раббан. Дже-Ву сконфузился, сразу поняв, что допустил бестактность. Рессер положил руку на плечо Дункана и потянул друга в строй. 
 - Тебе что-то прислали из дома? - спросил он, тронув пакет. - Это так хорошо, что о тебе кто-то заботится. Дункан посмотрел на Рессера. 
 - Каладан стал моим домом после того, что сделали со мной Харконнены. - Дункан вспомнил слова, сказанные ему Лето во время прощального завтрака, когда герцог подарил ему чудесную шпагу. - Никогда не забывай о сострадании. 
 Дункан порывисто вытянул руку с пакетом вперед, рассматривая печать с герцогским ястребом. 
 - Считай, что это твое, - сказал он Рессеру. - По крайней мере еда. Все остальное - голограммы и письмо - мои. 
 Рессер, улыбаясь, взял посылку. Дже-Ву продолжал выкрикивать имена. 
 - Может быть, я поделюсь с тобой, а может быть, и нет. 
 - Не провоцируй меня на дуэль, проиграешь, - отпарировал Дункан. 
 - Конечно, конечно, - пробормотал его друг. Они сели на ступеньки казармы, глядя на рыбацкие лодки, снующие по лагуне. Рессер вскрыл пакет с любопытством, какого Дункан от него не ожидал. Вытащив из пакета один из прозрачных контейнеров, Рессер принялся разглядывать его содержимое: тонкие оранжевые ломтики какого-то фрукта. 
 - Что это? 
 - Параданская дыня! - Дункан хотел было схватить контейнер, но Рессер проворно отпрянул и принялся скептически рассматривать дыню. - Ты когда-нибудь слышал о них? Это самая сладкая вещь в империи. Мой любимый фрукт. Если бы я знал, что мне пришлют именно его... - Рессер протянул другу посылку, и Дункан вскрыл контейнер. - Я не ел дыню целый год. В прошлом году сильно разросся планктон, и урожай был невелик. 
 Айдахо протянул ломтик Рессеру; тот откусил кусок и с трудом проглотил. 
 - На мой вкус, эта штука слишком приторна. 
 Дункан жадно откусил еще кусок, потом съел еще два ломтя, прежде чем закрыть контейнер. Чтобы не обидеть Рессера, он отдал ему булочки из коричневого риса пунди, обернутые в коржи из пряности. 
 Потом Дункан достал из пакета письма в пергаментных пакетах, запечатанных печатями с изображением герба Дома Атрейдесов. Одно письмо было от Ромбура, который ободрял Дункана, чтобы тот не терял надежды; второе от Туфира Га-вата, который спал и видел, что Дункан вернется и разделит с Туфиром тяготы охраны герцогского дома; третье письмо было от Лето. Герцог обещал подумать о назначении Рессера в герцогскую гвардию, при условии, конечно, что тот удовлетворительно пройдет курс Школы. 
 На глазах Рессера выступили слезы, когда он прочитал письмо Лето, и он отвернулся, чтобы скрыть их от Дункана. 
 Обняв товарища за плечи, Дункан сказал: 
 - Не важно, что творит Дом Моритани, ты все равно найдешь себе достойное место. И кто осмелится бросить вызов Дому Атрейдесов, если у нас будет два Оружейных Мастера? 
 Этой ночью Дункан так скучал по дому, что долго не мог уснуть. Не выдержав, он взял с собой шпагу старого герцога, вышел во двор и начал упражняться при свете ярких звезд, сражаясь с воображаемым противником. Прошло так много времени с тех пор, как он последний раз видел катящиеся волны синих морей Каладана. Но Дункан хорошо помнил о своей новой родине и о том, сколь многим он обязан Дому Атрейдесов. 
 *** 
 В своей неизреченной мудрости природа, не спеша, перебирая варианты, создала замечательно тонкую субстанцию Пряности. Нам дано знамение, призванное внушить людям, что только божественное провидение способно создать вещество, которое, с одной стороны, продлевает человеческую жизнь, а с другой - открывает ворота души, ведущие к чудесам Времени и Творения. 
 Хайдар Фен Аджидика. Запись в лабораторном журнале о природе меланжи 
 Директор подземной лаборатории Ксуттуха Хайдар Фен Аджидика, стоя в зале вылетов космопорта, смотрел, как челнок Фенринга взлетел со дна каньона - широкой расщелины в коре планеты. Очень эффектное зрелище, особенно если наблюдать его сверху. Какая-то узкая с виду трещина скрывает доступ к целому тайному миру. Корабль, уносивший Фенринга, мгновенно превратился в точку на фоне холодного синего неба. 
 Слава Богу, избавились! Аджидика каждый раз по-детски надеялся, что однажды вечно сующий свой нос в его дела граф взорвется в своем корабле. Но нет, Фенринг и на этот раз благополучно добрался до лайнера. 
 Аджидика вызвал лифт и направился на один из самых нижних уровней подземного города. На сегодня хватит. Он уже по горло сыт свежим воздухом и зрелищем чистого неба над головой. 
 Незапланированный визит министра пряности отнял два дня. Пустая трата времени, во всяком случае для мастера-исследователя. Он горел желанием вернуться к своим стратегическим работам по созданию синтетической пряности, тем более что они уже вступили в решающую стадию и были близки к завершению. Но как я могу работать, если этот человек постоянно дышит мне в затылок? 
 Но и это еще не все. Через неделю сюда прибудет инспектор с Тлейлаксу. Такое впечатление, что Аджидике перестали доверять и на родине. Священный кехль, высший духовный совет его священной родины, и так каждую неделю собирается на заседания, чтобы обсудить продвижение работ. Но они решили, что этого мало, и теперь начнут докучать проверками и инспекционными поездками, только мешая делу. 
 Но ведь я уже и так почти достиг цели... 
 Повинуясь точным указаниям мастера-исследователя, сотрудники лаборатории произвели важную модификацию в строении аксолотлевых чанов, этих священных биологических сосудов, в которых выращивались различные варианты искусственной пряности. Теперь, после внесения в систему нужных усовершенствований, он сможет перейти к следующей стадии работы: тестированию и производству амаля. 
 В наглухо изолированном от внешнего мира лабораторном корпусе Хайдар Фен Аджидика и его команда добились гораздо большего, чем он открывал министру с мордочкой хорька или даже своим землякам. Еще год, самое большее два, и он сможет разрешить сложнейшую головоломку. А потом Хайдар выполнит свой план, шестеренки которого уже запущены: он похитит секрет амаля и начнет пользоваться им в своих интересах. 
 Наступил момент, когда его не смогут остановить никакие легионы сардаукаров, расквартированные на планете. Прежде чем они смогут что-либо понять, он, Аджидика, ускользнет с Ксуттуха, предварительно уничтожив лаборатории. Искусственная пряность станет его личной наградой. 
 Были, конечно, обстоятельства, которые могли помешать Аджидике, причем эти обстоятельства были пока неизвестны. На Ксуттухе было полно шпионов. Сардаукары и собственная служба безопасности тлейлаксов нашли и обезвредили около дюжины таких соглядатаев, присланных Великими Домами. Ходили слухи, что в лабораторию тайно проникла дама из Бене Гессерит. Лучше бы эти ведьмы занимались своими делами, а не совали нос в чужие. 
 В рельсовом вагоне мастер вернулся в лабораторию и сунул в рот красную облатку - лекарство, уменьшавшее его клаустрофобию. Хайдар боялся долго находиться под землей. Лекарство отдавало тухлым мясом слиньи, выращенной в прогнившем чане. Ну почему фармакологи делают свои лекарства такими невкусными? Неужели в их распоряжении нет каких-нибудь нейтральных добавок? 
 Впереди показался лабораторный павильон, состоявший из пятнадцати белых зданий, соединенных между собой надземными переходами, лентами транспортеров и дорожками. Весь комплекс был защищен сложными механизмами, не говоря о том, что по периметру круглосуточно несли охрану сардаукары. 
 Аджидика сумел приспособить для генетических исследований и производства своей сложной и технологичной продукции производственные здания, оставшиеся на планете после того, как отсюда был изгнан Дом Верниусов. Победители использовали по своему усмотрению горы местного сырья, а то, чего не хватало, доставляли с других планет по первому требованию мастера-исследователя. В обмен на сохранение жизни неоценимую помощь в переоборудовании заводов оказали иксианские ученые и менеджеры. 
 Вагон мягко остановился у стен лабораторного комплекса. Пройдя систему безопасности, Аджидика ступил на чистую белую платформу. Отсюда он поднялся на лифте в самое большое помещение, в святая святых, туда, где в чанах испытывались новые "кандидаты" на звание пряности. Каждый иксианец отдал бы все на свете, лишь бы узнать, что происходит за стенами этой сверхсекретной лаборатории. Но они могли питаться лишь слухами и догадками, не имея никаких доказательств. Такое незнание только усиливало страх. 
 В исследовательском павильоне было сконцентрировано самое совершенное оборудование, которое только существовало в империи. Здесь были самые совершенные системы транспортировки образцов. Экспериментальная природа работ по выполнению плана "Амаль" требовала огромного количества дорогих реактивов и редких веществ, а также утилизации невероятно токсичных продуктов реакций, но Аджидика сумел преуспеть и в этом, с невиданной доселе эффективностью используя эти отходы. Хайдар не имел доступа к таким передовым технологиям даже дома, на родной планете. 
 Аджидика прошел через дверь, снабженную системой биологического распознавания, и вошел в гигантскую комнату, где рабочие вчерне монтировали к полу новые, еще живые чаны, лишь недавно доставленные в лабораторию. 
 Мои опыты должны быть продолжены. Когда я познаю эту тайну, то обрету власть над пряностью, и вот тогда-то я уничтожу всех зависимых от нее дьяволов. 
 *** 
 Свобода - неуловимое понятие. Некоторые люди всю жизнь остаются узниками, хотя могут делать то, что им нравится, и идти, куда им угодно, в то время как другие остаются свободными, даже скованные цепью. 
 Дзенсунни. "Мудрость странника" 
 Гурни Халлек намеренно сломал лопатки, мешавшие содержимое куба, где в густой вонючей жиже плавали куски синего обсидиана. В результате произошла поломка самого контейнера. Полировочная жидкость разлилась по грязной площадке. Гурни отступил в глубь ямы, готовясь принять неизбежное наказание. 
 То был первый шаг в исполнении расчетливого, задуманного в отчаянии плана бегства. 
 Как он и ожидал, охранники бросились вперед, доставая на ходу электрические дубинки и потрясая затянутыми в перчатки кулаками. За два месяца, прошедших после убийства Бхет, подручные Харконненов удостоверились в том, что сумели усмирить светловолосого узника и подавить в нем дух сопротивления. Гурни мог только гадать, почему его не убили. Во всяком случае, не из-за того, что враги прониклись уважением к его несгибаемому характеру яли твердости. Нет, напротив, они получали садистское удовольствие, мучая его и наблюдая, как он снова и снова напрашивается на новые пытки. 
 Теперь ему надо было получить травму достаточно тяжелую для того, чтобы попасть в лазарет. Гурни хотелось, чтобы охранники избили его сильнее, чем обычно, и сломали ему пару ребер. Тогда его точно отволокут в лазарет и бросят его там, дожидаясь, пока он поправится. Вот тогда-то Гурни и приведет в исполнение свой план. 
 Когда охранники приблизились, Гурни сам бросился на них. Он яростно бил их кулаками, царапал ногтями. Другой узник на его месте сразу бы сдался, но если бы Халлек поступил так, то палачи могли бы заподозрить неладное. Он яростно сопротивлялся, но охранники, естественно, победили. Попинав его ногами, они в конце концов ударили непокорного головой о землю. 
 Боль и черная тьма окутали Гурни тошнотворным покрывалом, но охранники, обозленные его упорством, никак не желали успокаиваться. Затрещали кости, Гурни начал харкать кровью. 
 Теряя сознание, он подумал, что переусердствовал и что сегодня они, пожалуй, действительно убьют его. 
 *** 
 В специальных ямах рабы целыми днями грузили в транспортные корабли партии синего обсидиана. Вот и сейчас, в ожидании отлета, на поле стоял огороженный корабль, стальные плиты обшивки которого были покрыты многочисленными отметинами от столкновений с космическими излучениями. Охранники следили за кораблями, но без особого усердия. Ни один нормальный человек никогда не подходил близко к ямам, в которых работали и жили рабы, а охранники были убеждены, что ни один, даже самый жадный, вор не осмелится близко подойти к этим сокровищам. 
 На этот раз заказ на большую партию обсидиана сделал торговцам Хагала не кто иной, как герцог Лето Атрейдес. Даже Гурни знал, что Атрейдесы на протяжении многих поколений являются смертельными врагами Дома Харконненов. Раббан и барон получали, должно быть, большое удовольствие, продавая партию обсидиана своему заклятому противнику. 
 Гурни заботило только одно - когда отправляется груз и сумеет ли он вместе с ним выбраться наконец из рабского узилища. 
 Гурни очнулся от своего мучительного беспамятства на койке лазарета. Простыни были покрыты пятнами крови, оставленными предыдущим пациентом. Врачи прилагали мало усилий для сохранения жизни своих больных. Лечить их было невыгодно. Если узник поправлялся сам, то его отправляли работать, а если умирал... Если он умирал, то достаточно было провести новую облаву и доставить на предприятие свежую замену. 
 Полностью придя в сознание, Гурни продолжал неподвижно лежать на топчане, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания. Рядом стояла другая койка, на которой лежал больной, кричавший от невыносимой боли. Скосив прищуренные глаза, Гурни рассмотрел правую руку, обернутую бинтами, пропитанными кровью. Интересно, почему доктора продолжают возиться с этим беднягой. Как только толстобрюхий управляющий видел искалеченного заключенного, он немедленно отдавал приказ о его ликвидации. 
 Человек кричал то ли от боли, то ли оттого, что знал, какая судьба его ожидает. Подошли два фельдшера и ввели какое-то лекарство. Это был не просто транквилизатор. Через несколько мгновений больной затих. Полчаса спустя вошли двое солдат в форме и, напевая воинственный марш, привычно вынесли тело из лазарета. 
 Над Гурни склонился врач, осмотрел его, пощупал. Гурни издавал приглушенные стоны и немного шевелился, но продолжал симулировать беспамятство. Доктор удовлетворенно фыркнул и отошел. За несколько лет медики уже привыкли к Гурни Халлеку и его бесконечным травмам и лечили его постольку, поскольку он мог поправиться сам. 
 Когда наступила ночь, погасили свет и ямы с рабами погрузились во тьму, в запертом лазарете тоже наступила мертвая тишина. Врачи, привыкшие за годы безделья к наркотикам, кололи себе семуту и другие сильнодействующие лекарства. Напоследок один из врачей осмотрел все еще находящегося в беспамятстве пациента. Гурни стонал, притворяясь, что спит и видит кошмарные сны. Врач склонился над ним со шприцем в руке, желая, видимо, сделать укол болеутоляющего или скорее всего успокаивающего, но потом передумал, махнул рукой и отошел. Решил, наверное, - пусть Гурни сам проснется среди ночи в холодном поту... 
 Как только медики ушли, Гурни открыл глаза и потрогал бинты, стараясь определить, насколько тяжелы его травмы. На нем был надет только больничный холщовый халат, грязный, заплатанный и покрытый коркой, как тело самого Гурни. 
 Он увидел несколько кровоподтеков и неумело зашитых ран и порезов. Сильно болела голова. Перелом черепа или по меньшей мере тяжелое сотрясение мозга. Но даже в пылу драки Гурни расчетливо берег конечности. И сейчас он понял, что способен двигаться. 
 Гурни сел и свесил босые ноги с кровати. Потом встал на холодный грязный, покрытый пылью и песком пол лазарета. К горлу на секунду подступила тошнота, но прошла. При глубоком вдохе в сломанных ребрах вспыхивала острая жгучая боль. Но это он переживет. 
 Шатаясь, он сделал несколько шагов. На всякий случай медики оставили включенным тусклый ночной свет. Больные стонали и храпели во сне, но никто не заметил Гурни. В шраме, оставленном бичом из чернильного дерева, появилось подергивание, предвестник приступа боли, но Гурни не обратил на него внимания. Сейчас не время. 
 Остановившись возле медицинского шкафа с лекарствами, он увидел коробку с кираром, лекарством, которое Раббан ввел ему, чтобы Гурни неподвижно сидел и смотрел, как насилуют и убивают его сестру. Гурни запер дверь процедурного кабинета и сорвал задвижку с дверцы шкафа, стараясь не слишком сильно ломать ее, чтобы врачи не сразу обнаружили, что он сделал. 
 Он не знал, какую дозу надо вводить, поэтому взял из шкафа пригоршню желтоватых ампул. Каждая из них была похожа на осу, сделанную из гладкой полимерной пластмассы. Гурни застыл на месте и огляделся. Если кто-нибудь обнаружит взломанный шкаф и похищенные ампулы, то сразу догадается, что задумал Гурни. Поэтому он прихватил и другие сильнодействующие препараты обезболивающие, транквилизаторы и галлюциногены, которые он тотчас выбросил в мусоросжигающий контейнер, оставив себе только немного болеутоляющих средств. Они могли понадобиться. Врачи и надзиратели подумают, что кто-то украл разные лекарства, а не только кирар. 
 Он поискал одежду и нашел заляпанную кровью хирургическую форму, решив, что это все же лучше, чем отвратительная больничная пижама. Поминутно дергаясь от боли в избитом теле, он оделся, потом нашел несколько энергетических капсул, хотя и не смог обнаружить настоящей еды. Гурни проглотил овальную капсулу, думая о том, сколько их потребуется для длительного поддержания сил, потом пригнулся, силой открыл дверь лазарета и выскользнул во тьму - тень среди теней. 
 Гурни миновал брызжущие электрическими искрами системы охраны, предназначенные больше для устрашения, чем для реальной защиты. Все барьеры были легко преодолимы. Прожектора заливали ярким светом взлетную полосу, но расположены они были неграмотно и оставляли целые острова мрака. 
 Перебегая от одного темного пятна к другому, Гурни добрался до массивных, никем не охраняемых контейнеров, наполненных обсидианом. Открыв скрипнувший люк, Гурни застыл на месте. Но любое промедление могло лишь привлечь внимание охраны, и он, не раздумывая больше, нырнул внутрь. Оказавшись в контейнере, Гурни осторожно опустил люк. 
 Скользнув по шероховатому металлическому лазу и разодрав одежду, Гурни почти упал на груду обсидиана. Куски его были остры как бритвы, но Гурни меньше всего боялся получить еще пару порезов и царапин. После того, что он пережил, это были сущие пустяки. Однако следовало позаботиться о том, чтобы порезы не были слишком глубокими. 
 Он поглубже зарылся в обсидиан. Каждый кусок был не больше его кулака, но форма их была не правильной, а края - острыми. Куски лежали, образуя большой сверкающий конгломерат. Контейнер был еще не полон, и завтра рабочая команда загрузит его доверху, прежде чем отправить на космический корабль. Гурни старательно прикрыл себя обсидианом, чтобы не быть обнаруженным грузчиками. 
 Гурни зарылся в кучу стекловидных камней с головой и ощутил их давящую тяжесть. Обсидиан сжимал грудь и мешал дышать. Ссадины и порезы горели, как огонь, но Гурни продолжал зарываться все глубже, пока не забился в угол и не ощутил с двух сторон гладкий металл. Он попытался так расположить ближайшие камни, чтобы вес груза давил на них. Завтра контейнер заполнят целиком, и на беглеца будет давить двойной груз. Ничего, как-нибудь он выживет, а если нет... Халлек был готов принять и такой исход. Лучше умереть, пытаясь бежать, чем жить под сапогом Харконненов. 
 Он насыпал мелкие куски обсидиана на плоскую большую плиту и успокоился. Пожалуй, этого достаточно. Он ничего не видел, даже голубоватого сияния камней. Дышать было почти невозможно. С трудом протянув руку к карману формы, он извлек оттуда желтую ампулу с кираром и глубоко вдохнул, стараясь наполнить легкие воздухом. 
 Одна доза парализует его, но не погрузит в кому, а три, наверное, убьют. Зажав в кулаке две ампулы, он одновременно вонзил их в мякоть бедра. Остальные ампулы остались лежать рядом на случай, если в дороге ему потребуется дополнительная доза. 
 Паралич разлился по телу мгновенно, обжигая расслабляющиеся мышцы. Лекарство погрузит его в спячку, сократит потребность в кислороде, но одновременно поставит на грань смерти. Если Гурни повезет, то кирар сохранит ему жизнь... 
 Хотя герцог Лето Атрейдес не подозревал, что на борту судна с его заказом окажется безбилетный пассажир, Гурни Халлек будет обязан своим избавлением от гнета Харконненов правителю Каладана, врагу барона. 
 Если ему удастся выжить до прилета на Хагал, то Гурни надеялся бежать, когда обсидиан будут перегружать для отправки на фабрику, где обсидиан шлифовали и придавали ему окончательную форму. Если понадобится, Гурни найдет способ переправиться еще на какую-нибудь планету. Проведя столько лет на Гьеди Первой, он сомневался, что в империи существуют места хуже его родины. 
 Гурни попытался представить себе образ своего невольного благодетеля, герцога Дома Атрейдесов, и успел улыбнуться, прежде чем впасть в глубокую пропасть парализующей спячки. 
 *** 
 Небеса - это звук падающей воды. 
 Фрименская поговорка 
 Через три года после того, как они с Варриком случайно наткнулись на базу контрабандистов, Лиет Кинес вернулся туда, но уже один. Теперь, утратив всякую надежду завоевать женщину, которую любил, Лиет понял, что ему нечего терять. Лиет рассчитывал получить с Доминика Верниуса обещанную плату. Он попросит главаря контрабандистов увезти его на другую планету, подальше от проклятой Дюны. 
 Еще до того, как гордый улыбающийся Варрик вернулся из Пещеры Птиц вместе с новоиспеченной красавицей женой, Лиет, хотя и охваченный отчаянием, решил первым от всей души поздравить чету. Когда наблюдатели увидели с хребта приближающегося червя с двумя седоками, Лиет удалился в свою комнату, чтобы медитировать и молиться. Он любил своего кровного брата и Фарулу и не питал к ним никаких злых чувств. У фрименов есть поговорка: "Если тебе явилась мимолетная злая мысль, отбрось ее сразу, пока она не пустила корни". 
 У водонепроницаемых ворот сиетча Красной Стены Лиет сердечно обнял Варрика, покрытого дорожной пылью и пахнущего потом после долгого путешествия на спине червя. Глаза друга буквально излучали свет счастья. 
 Фарула выглядела довольной, но приветствовала Лиета со сдержанностью, приличной для замужней женщины. Лиет улыбался, но его поздравления потонули в потоках безудержных восхвалений, которые сыпались на новую чету со всех сторон. К этому хору присоединил свой хриплый голос и Хейнар - отец невесты и наиб сиетча. 
 Лиет Кинес редко пользовался славой отца в своих корыстных целях, но на этот раз он преподнес молодым по случаю брачной церемонии корзину благоухающих фруктов из оранжереи Гипсового Бассейна: апельсины, финики и фиги, а также кисловатые ягоды ли с планеты Бела Тегез. Лиет поставил корзину в пустых покоях, куда придут молодые после совершения церемонии бракосочетания и праздничного вечера. 
 Впрочем, это потрясение сделало Лиета сильнее. 
 Однако месяц шел за месяцем, а Лиет так и не научился делать вид, будто ничего не изменилось. У его друга появились новые заботы и привязанности. У него была жена и - да будет на то милость Шаи Хулуда скоро появятся дети. Варрик уже не мог проводить все свое время в набегах на Харконненов и в молодецких забавах. 
 Прошел уже почти год, но сердечная боль не унималась. Лиет все еще желал Фарулу больше, чем другую женщину, и сомневался, что сможет жениться на другой, потеряв дочь наиба. Если Лиет останется в сиетче Красной Стены, то грусть может превратиться в горечь - а он не желал чувствовать зависть по отношению к лучшему другу. 
 Фриет хорошо понимала состояние сына и его чувства. 
 - Лиет, я вижу, что тебе надо на время уехать отсюда. Молодой человек согласно кивал и думал о путешествии в южные полярные районы. 
 - Будет лучше, если я посвящу себя другому делу. Лиет добровольно вызвался отвезти очередную взятку Рондо Туэку, опасное путешествие, на которое редко кто отваживался по доброй воле. 
 - Говорят, что эхо воспринимают не только ухом, - говорила Фриет. Эхо памяти отзывается в сердце. 
 Улыбаясь, мать положила тонкую руку на плечо сына. 
 - Иди туда, куда зовет тебя долг. Я сама все объясню твоему отцу. 
 Лиет попрощался с сиетчем, с Варриком и Фарулой. Другие фримены чувствовали, что в поведении юноши появились беспокойство и тревожность. 
 - Сын уммы Кинеса хочет отправиться в хадж, - говорили люди, считая его путешествие чем-то вроде религиозного паломничества. Вероятно, это действительно было попыткой заглянуть в себя, найти покой и мир для души. Лишившись Фарулы, Кинес должен был найти другой предмет, который сделал бы его столь же одержимым. 
 До сих пор юноша жил в тени Пардота Кинеса. Планетолог хотел воспитать сына своим преемником, но молодой человек до сих пор не разведал тропинки, следуя которой, он должен был пройти по жизни. 
 Молодые фримены обычно выбирали профессии отцов, но это было лишь традицией, а не высеченным в камне законом. Мечта о возрождении Дюны была мощным стимулом, которая вдохновляла, но она также и требовала - требовала полного самоотречения и неподдельной страсти. У уммы Кинеса, даже если не считать его девятнадцатилетнего сына, были свои преданные лейтенанты: Стилгар, Тьюрок и Оммум. Были и другие лидеры, рангом пониже. Мечта не умрет, какую бы дорогу ни выбрал для себя Лиет. 
 Он сможет стать планетологом, если сумеет полностью отдаться решению великой и благородной задачи пробуждения Дюны. Я уйду, чтобы попытаться понять цель, которая огнем сжигает сердце моего отца. 
 Он решил еще раз отыскать Доминика Верниуса. 
 *** 
 Лиет обладал врожденной фрименской способностью находить следы в самой гладкой, лишенной каких бы то ни было особенностей пустыне. Вот и сейчас он напряженно вглядывался в глухую безлюдную равнину антарктического региона. Лиет уже отвез эссенцию пряности для агентов Гильдии, но вместо того чтобы вернуться домой или направиться инспектировать оранжереи, чего от него ждали, Лиет углубился к югу, чтобы найти там знакомых контрабандистов. 
 И вот он стоит под тусклым низким небом и высматривает впереди какую-нибудь неровность, которая выдала бы местонахождение пещеры или другого укрытия. Лиет был приятно удивлен тем, что контрабандисты научились маскироваться, с пользой восприняв уроки, которые преподали им они с Варриком. За линией высоких, покрытых инеем скал есть глубокая расщелина, где и находится база контрабандистов Доминика. 
 Лиет направился к подножию скалы. Руки онемели от холода, а щеки нестерпимо горели на сильном морозе. Он не знал, где находится база, но надеялся привлечь внимание контрабандистов, которые сами его окликнут и отведут внутрь. Однако никто не появлялся. 
 Лиет провел у расщелины около часа. Он даже начал кричать и размахивать руками, чтобы привлечь к себе внимание, и наконец добился своего. Недалеко от скалы с легким шумом отвалился камень, и из образовавшегося лаза вышли несколько человек, вооруженных лазерными ружьями, направленными на Лиета. 
 Молодой Кинес невозмутимо вздернул вверх подбородок. 
 - Я вижу, что вы, как всегда, бдительны, - не скрывая сарказма, произнес он. - Похоже, что моя помощь нужна вам даже больше, чем я ожидал. 
 Люди продолжали держать его на прицеле, и Лиет нахмурился, но быстро отыскал глазами одного рябого мужчину с отсутствующей бровью и другого ветерана с ежиком седых волос. 
 - Иодам, Асуйо - вы что, не узнаете меня? Я стал старше и выше, у меня пробивается борода, но в остальном я не так уж сильно изменился. 
 - Все фримены на одно лицо, - буркнул рябой мужчина со шрамами на лице. 
 - Значит, у всех контрабандистов плохое зрение. Я приехал, чтобы увидеть Доминика Верниуса. 
 После таких слов они или убьют его, либо отведут к предводителю. Лиет вошел в туннель, и контрабандисты заперли за ним дверь. 
 Когда они прошли по наблюдательной галерее, Лиет увидел внизу, в искусственном глубоком гроте, готовый к вылету корабль, вокруг которого, как муравьи, суетились люди, грузившие какие-то контейнеры в грузовые отсеки. 
 - Вы отправляетесь в экспедицию, - констатировал Лиет. Лица ветеранов сохранили каменное выражение. Асуйо, ежик волос которого, кажется, стал еще жестче, выпятил грудь, чтобы показать, что на его мундире прибавилось медалей и знаков различия. Но впечатление он произвел только на себя самого. У Иодама был вид, говоривший о том, что этот человек многое в жизни утратил и вполне готов потерять в скором времени все остальное. 
 На лифте процессия спустилась в глубокую расщелину и вышла на искусственный, засыпанный гравием пол пещеры. Лиет издали увидел массивную фигуру графа Доминика Верниуса. Выбритый череп тускло поблескивал в свете неяркого полярного солнца. Граф, увидев защитный костюм, сразу же узнал незваного гостя и, помахав ему мощной рукой, пошел навстречу. 
 - Итак, парень, ты снова заблудился? На этот раз ты не так легко нашел нашу стоянку. Мы лучше спрятались? 
 - Мне было не очень легко привлечь внимание ваших людей. Должно быть, они спали на посту. Доминик рассмеялся. 
 - Мои люди заняты погрузкой корабля. Нам надо сегодня же вылететь на лайнер Гильдии. Места уже оплачены и приготовлены. Что я могу для тебя сделать? Прости, мы очень торопимся, и я не смогу уделить тебе много внимания. 
 Лиет тяжело вздохнул. 
 - Вы обещали оказать мне услугу. Я пришел требовать платы. 
 Верниус был неприятно удивлен, но глаза его блеснули. 
 - Отлично. Правда, большинство людей не ждет три года, прежде чем требовать плату. 
 - Я многое умею и могу быть ценным членом вашей команды, - сказал Лиет. - Возьмите меня с собой. 
 В глазах Доминика мелькнуло изумление, но он быстро взял себя в руки и улыбнулся. Хлопнув Лиета по плечу с силой, способной свалить быка, Верниус заговорил: 
 - Пойдем на флагман и поговорим. 
 С этими словами граф протянул руку в сторону трапа - ко входу в покрытый царапинами фрегат. 
 В каюте Доминика все было расположено так, чтобы помещение все время напоминало ему о доме. Жестом изгнанный граф указал Листу на одно из подвесных кресел. Подушка кресла была старой и заплатанной, пережившей много лет скитаний и бед, но Лиет не обратил на это никакого внимания. Позади стола Доминика висело топографическое изображение прекрасной женщины в полный рост. 
 - Рассказывай, что привело тебя ко мне, парень. 
 - Вы говорили, что вам нужен фримен, чтобы проверить состояние ваших систем безопасности на Салусе Секундус. Граф Верниус наморщил свой гладкий лоб. 
 - Фримен был бы желанным членом нашей команды. - Он повернулся к изображению красавицы, которая была сфотографирована так, что ее смеющиеся глаза всегда смотрели на графа, под каким бы ракурсом он ни рассматривал ее портрет. - Как думаешь, Шандо, любовь моя? Стоит ли мне позволить этому парню отправиться со мной? 
 Доминик пристально всмотрелся в портрет, словно на самом деле ожидая ответа. От этой мистики по спине Лиета пробежал холодок. В этот момент иксианский граф снова взглянул на гостя. Верниус дружелюбно улыбался. 
 - Конечно, мы возьмем тебя. Я заключил с тобой сделку, и твои требования вполне разумны... Правда, они таковы, что заставляют сомневаться в твоем душевном здоровье. - Доминик растер пальцем каплю пота, выступившую на виске. - Всякому, кто изъявляет желание добровольно отправиться в имперскую тюрьму, явно не хватает счастья в этой жизни. 
 Лиет сжал губы, но не стал рассказывать о причинах своего решения. 
 - У меня есть свои причины поступить именно так. Доминик не стал добиваться подробностей. Много лет назад отец Лиета был зачарован тем, что увидел на Салусе Секундус, теми шрамами на лице планеты, которые даже теперь, столетия спустя, напоминали о холокосте. Для того чтобы понять свои мотивации и определиться в жизни, ему, Лиету, тоже, наверное, надо отправиться туда. Возможно, если он проведет там некоторое время среди изрезанных ветрами скал и незаживших атомных ран, то поймет, какая искра озарила весь дальнейший жизненный путь отца, пробудив в нем неугасимый интерес к экологии. Высокий контрабандист пожал Лиету руку. 
 - Отлично, этот вопрос решен. Напомни мне, как твое имя. 
 - Для чужестранцев мое имя Вейчих. 
 - Прекрасно, Вейчих, если ты отныне член нашей команды, то должен разделить с ней труд. - Доминик вывел Лиета из корабля. 
 Возле кораблей, выбиваясь из сил и обливаясь потом, изо всех сил работали контрабандисты. 
 - До захода солнца мы должны вылететь на Салусу Секундус. 
 *** 
 Загляни в себя, и ты увидишь вселенную. 
 Афоризм Дзенсунни 
 Арракис. Третья планета системы Канопуса. Очень интересное место. 
 Гильд-навигатор Д'мурр смотрел в чрево своего исполинского лайнера сквозь прозрачный плазовый иллюминатор кабины, крошечного пространства, не сравнимого с громадой причального трюма. Далеко внизу, под брюхом лайнера, лежал Арракис, окутанный грязновато-коричневой дымкой гонимой жестокими ветрами пыли. Арракис, единственный источник меланжи, дававшей возможность навигаторам пронзать внутренним взором пространство и время. 
 Какое наслаждение дарит мне пряность. 
 Крошечный корабль-челнок, раскалившись докрасна от трения об атмосферу, рванулся вверх от южного полюса планеты, вылетел за пределы ее притяжения и вошел в грузовой отсек лайнера. Когда челнок закрепился в доке, из корабля вышли пассажиры, чтобы пройти контроль. Их лица были ясно видны на экранах следящих камер. 
 За порядком на лайнере следили многие члены его экипажа, но как навигатор Д'мурр был обязан знать обо всем, что происходило на борту. Это его корабль, его родной дом, его бремя ответственности. 
 Внутри запечатанной камеры было едва слышно шипение циркулирующего оранжевого газа меланжи. Тело Д'мурра было настолько деформировано, что он не мог и мечтать о пешей прогулке по пустынной планете, он никогда не сможет покинуть уютный и безопасный бак. Но сама близость Арракиса навевала на навигатора волну первобытного успокоения. Он попытался использовать свой чрезмерно развитый мозг для того, чтобы математически определить аналогию своих чувств, но разум не подчинился логике, мышление стало размытым и нечетким. 
 Да, прежде чем поступить на службу в Гильдию, Д'мурру Пилру следовало бы познать больше человеческих радостей, но теперь было поздно сожалеть об этом. Гильдия унесла его так быстро и неожиданно сразу после того, как он прошел вступительные испытания. Не было времени попрощаться с близкими, подготовиться к уходу от всего земного, от всех человеческих дел. 
 Человеческих. 
 Как много смысла в этом простом прилагательном! Сестры Бене Гессерит на протяжении многих поколений ломали голову над этим вопросом, вникая в тончайшие нюансы, напрягая весь свой интеллект и чувства, достигая озарений и терпя досадные провалы. Физический облик Д'мурра сильно изменился с тех пор, как он вступил в ряды Гильдии. Но какое это имеет значение? Вышли ли он и другие навигаторы за пределы человеческого, превратились ли они в трансцендентных созданий? Стали ли абсолютно другими? 
 Я все еще человек. Я больше не человек. Он внимательно прислушался к своим мятущимся неспокойным мыслям. 
 Через систему следящих камер Д'мурр посмотрел на пассажиров - людей в изорванной запыленной одежде, которые вошли в пассажирский отсек. Багаж на подвесках плыл рядом с ними. Один из прибывших, высокий человек с красным лицом, пышными усами и наголо выбритой головой, показался ему странно знакомым. 
 Я все еще многое помню. 
 Доминик Верниус. Где он был все эти годы? 
 Навигатор произнес команду своим V-образным маленьким ртом. На экране всплыли имена пассажиров. Изгнанный граф путешествовал под вымышленным именем, хотя Гильдия гарантировала в таких случаях полную конфиденциальность. Верниус и его спутники направлялись на Салусу Секундус. 
 В кабине навигатора зажужжал звуковой сигнал. Все челноки были закреплены на своих местах в причальном доке. Члены экипажа задраили люки и запустили двигатели Хольцмана. Армия специалистов подготовила лайнер к рывку сквозь пустоту космоса. Д'мурр безразлично следил за происходящим; голова его была занята совершенно другим. 
 Вместо того чтобы думать о предстоящем рейсе, Д'мурр вспоминал безмятежные дни Икса, буколическое время, когда он, его родители и брат-близнец жили в Гран-Пале, при дворе графа Верниуса. 
 Бесполезные измышления ума. 
 Д'мурр не забыл о своих обязанностях: холодный ум навигатора производил сложнейшие вычисления многомерной математики, чтобы продумать маршрут доставки пассажиров и груза к планете, находящейся на расстоянии миллионов световых лет от Арракиса. 
 Но вдруг ум изменил ему. Д'мурр понял, что не может сейчас действовать как холодная бесчувственная машина. Изощренный ум прекратил вычисления, чувствуя, что не может сосредоточиться. Почему его ум, последнее напоминание о том, что некогда Д'мурр был человеком, отказывается забыть старую жизнь, почему он заставил Д'мурра вспомнить Доминика Верниуса? Ответ был на поверхности, очевидный, как человек, появившийся на экране следящей камеры, словно он выплыл из глубин темного моря. Доминик Верниус был важной частью прошлого Д'мурра Пилру. Его человеческого прошлого. 
 Мне надо свернуть пространство. 
 Но вместо нужных формул перед внутренним взором навигатора продолжали развертываться картины давно утраченного Икса: великолепные пышные интерьеры графского двора, брат К'тэр. Красивые девушки в дорогих нарядах, источающие нежные улыбки. Вот и юная красавица, дочь графа. Кайлея. Его мозг, достаточно вместительный для того, чтобы свернуть вселенную, оказался вместилищем всего, что было, и всего, что предстояло. 
 Мое развитие еще не закончено. 
 Лица иксианских девушек расплылись, уступив место гневным взглядам инструкторов из Школы Навигаторов с Джанкшн. Их баки окружили его камеру, маленькие глазки буравили Д'мурра гневными и презрительными взглядами. 
 Я должен свернуть пространство! 
 Для Д'мурра это стало последним чувственным опытом, подвергшим испытанию тело и ум, способный охватывать многомерные измерения пространств вселенной. Он предал себя в руки Гильдии так же, как древние священники и монахи предавали себя в руки Церкви и Бога, отказываясь от сексуальных радостей мира. 
 Наконец Д'мурру удалось сбросить с себя цепи человеческих воспоминаний и вернуться к звездным системам. Д'мурр вел свой лайнер сквозь свернутое пространство и, как женщиной, овладевал лежавшей перед ним вселенной. 
 *** 
 Непрекращающееся состояние войны порождает особые социальные условия, которые практически не изменились на протяжении многих тысячелетий. Одним из таких условий является постоянная настороженность и готовность отразить нападение. Другим условием является автократия. 
 Каммар Пилру, иксианский посол в изгнании. "Трактат о свержении незаконной власти" 
 Наслаждение совместной жизни К'тэра и Мираль оказалось кратким, как век мотылька. После того как им удалось спроецировать изображение Ромбура на свод грота, они расстались, и каждый спрятался в своем убежище. Таким образом они надеялись максимально повысить шансы на то, что хотя бы один из них уцелеет, чтобы продолжить борьбу. По заранее обговоренному плану они регулярно встречались в кафетерии, на работе Мираль, чтобы украдкой обменяться робкими взглядами и несколькими приглушенными словами. 
 Но однажды, когда К'тэр в положенное время пришел в кафетерий, на месте Мираль стояла другая женщина с невыразительным лицом и пустыми глазами. Взяв из ее рук свою порцию искусственных овощей, он сел за стол, за которым они обычно сидели вместе с Мираль. 
 К'тэр во все глаза смотрел на линию раздачи, но Мираль не было. Все еще стараясь отыскать ее взглядом, К'тэр молча принялся за еду. Наконец, взяв в руку пустую тарелку, он подошел к мойке, где несколько работниц отскребали грязь с использованной посуды. 
 - Где женщина, которая работала здесь три дня назад? - спросил он. 
 - Она исчезла, - грубо ответила одна из женщин. Старшая работница, сморщив квадратное лицо, перебила свою товарку: 
 - Какое тебе дело до этого? 
 - Я не хотел вас обидеть. - Он коротко поклонился и отступил назад. Тлейлаксианский охранник подошел ближе, привлеченный разговором. Его мышиные глазки прищурились, и К'тэр не спеша, чтобы не выделяться из толпы, вышел из кафетерия. 
 С Мираль что-то случилось, но он не отважился выяснять, что именно. Собственно, и спрашивать об этом было некого. 
 Охранник не спеша направился в зал и заговорил с работницами. К'тэр ускорил шаги, смешался с толпой, нырнул в боковой переулок, спустился в туннель к субоидам и вышел на улицу другим путем, чтобы сбить со следа возможную погоню. В последнее время он постоянно чувствовал, что вокруг его горла неумолимо сжимается беспощадная удавка. 
 Случилось что-то страшное и непоправимое. Они схватили Мираль, и теперь К'тэр снова остался один - без организованного сопротивления, без человека, который мог прикрыть его тыл, без человека, который помогал ему в его одинокой борьбе. У него не осталось никаких ресурсов. На что можно теперь рассчитывать? Выходит, что все эти годы он просто обманывал себя? 
 Раньше он работал один, скрывая от всех свои эмоции, но теперь сердце его было полно любви. Он всей душой стремился к Мираль Алехем. Иногда он проклинал тот день, когда познакомился с ней, потому что теперь ему не давал покоя страх за ее жизнь. Но все же, лежа по ночам на жестком топчане, он благодарил судьбу за тот краткий миг любви, который им было суждено разделить друг с другом. 
 Он никогда больше не видел ее живой. 
 *** 
 Как рассерженные осы охраняют свое потревоженное гнездо, так и тлейлаксы еще более ужесточили и без того беспощадный и бесчеловечный режим репрессий. Они казнили десятки тысяч рабочих и просто подозрительных людей, которые не имели никакого отношения к сопротивлению. Единственной целью жестокости было внушить еще больший ужас населению поверженного Икса. Скоро стало ясно, что интервенты с радостью уничтожат весь народ. Они могли бы очистить территорию, убив всех, а потом заселить ее гхолами, лицеделами и прочими угодными себе людьми. 
 Вскоре боевой дух иксианцев, воспрянувший после обращения принца, получив жестокий удар, снова угас. К'тэр тоже бездействовал последние полгода. Однажды он чуть не попал в лапы сардаукарского патруля, но сумел уйти, напугав солдат своим заряженным иглами пистолетом. Тлейлаксы могли опознать его по отпечаткам пальцев или по генетическому материалу. К'тэр жил теперь как на вулкане, поминутно ожидая неминуемого ареста. 
 Время шло, надежды на избавление таяли. 
 После того как К'тэр и Мираль показали народу обращение Ромбура, тлейлаксы ужесточили режим общения с внешним миром. На планету перестали допускать наблюдателей и передавать сообщения. Независимым капитанам запрещалось приземляться на Иксе. Всех иностранных рабочих выслали на родину. У К'тэра не было ни малейшей возможности отправить Ромбуру даже коротенькую весточку на Каладан. Икс, по сути, превратился в черный ящик, производящий продукцию для ОСПЧТ. Под руководством тлейлаксов производство пришло в упадок, многие заводы были закрыты, а их персонал сокращен, что отрицательно сказалось как на объеме производства, так и на прибылях. Но все это было слабым утешением для К'тэра. 
 Отрезанный от мира, он не мог найти соратников, не мог больше добывать нужное оборудование. В его нынешнем убежище нужных запасных частей было столько, что свой аппарат рого он мог использовать еще максимум два раза. К'тэру как воздух был нужен контакт с его эфемерным братом, который один мог оказать ему реальную помощь. 
 Если уж не оставалось ничего другого, то он, К'тэр, должен сообщить миру, что здесь происходит в действительности. Мираль Алехем была для него единственным светочем во мраке, единственным источником человеческого тепла, но и она исчезла, и К'тэр предполагал, что с ней случилось самое худшее... 
 Надо послать сообщение, найти слушателя. При всем своем энтузиазме, Ромбур мало на что способен. Может быть, навигатор Д'мурр, пользуясь своими возможностями, сумеет найти место, где скрывается бывший граф Икса Доминик Верниус. 
 Грязная одежда К'тэра пропахла потом и машинным маслом. Его тело уже много лет обходилось без приличной пищи. Голодный, как всегда, К'тэр забился в старый бронированный контейнер, в котором жил, и присел на топчан. В контейнере находились упакованные хронометры, которыми не пользовались новые тлейлаксианские хозяева. Хронометры были отрегулированы так, что могли показывать время в любой точке империи. Правда, часы эти давно не проверялись. 
 Механизмы покрылись многолетней пылью. Тлейлаксы не нуждались в легкомысленных технологических игрушках. 
 Работая при тусклом свете подвешенной к потолку лампы, К'тэр принялся собирать аппарат рого. Сердце К'тэра сдавил ледяной страх. Страшно было не из-за возможного ареста тлейлаксианскими ищейками. К'тэр опасался, что рого не будет работать. Прошел год с тех пор, как он пытался в последний раз установить контакт, и сейчас у него оставался только один комплект свежих кристаллических стержней. 
 К'тэр вытер пот с растрепанных грязных волос и вставил стержни в приемное устройство. Сколько раз приходилось ему ремонтировать этот потрепанный старый передатчик. И каждый раз, когда К'тэр пользовался им, оба - и человек и механизм - доходили до пределов своих возможностей. 
 В юности он и его близнец имели, как говорят психологи, хороший раппорт. Братская связь была настолько сильна, что они обладали способностью, не сговариваясь, заканчивать фразы друг друга. Непостижимым образом каждый из них умел читать мысли брата. Иногда стремление возродить эту эмпатию становилось просто невыносимым для К'тэра. 
 С тех пор как Д'мурр стал навигатором, пропасть, разделившая братьев, становилась со временем все шире и шире. К'тэр делал все, что мог, для того чтобы ниточка, которую он перекинул через пропасть, не рвалась, чтобы души братьев хотя бы иногда обретали под собой общую почву. Этой цели и служил передатчик рого. Но шли годы, передатчик постепенно приходил в негодность, и недалеко было то время, когда ему настанет конец, впрочем, как и самому К'тэру. 
 Он вставил в гнездо последний стержень и, решительно сжав челюсти, активировал источник энергии. Оставалось лишь надеяться, что бронированные стенки контейнера не допустят утечки энергии, которую смогут обнаружить сканнеры тлейлаксов. После того как на прежнем убежище была испытана взрывчатка, полученная от Ромбура, у К'тэра не было больше защищенного полем дома. В результате риск возрастал с каждым прожитым днем. 
 Командор Гарон и его сардаукары искали его и таких, как он, сжимая кольцо и все ближе подбираясь к своим жертвам. 
 К'тэр приложил приемные устройства к голове, предварительно смазав места контакта специальным гелем для улучшения проводимости. Мысленно он изо всех сил старался войти в контакт с братом, выискивая в памяти те структуры, которые некогда были общими для их мышления. Хотя их и объединяло общее происхождение от одних родителей, Д'мурр сильно изменился. Изменился до такой степени, что сейчас близнецов можно было считать представителями разных биологических видов. 
 В мозгу появилось какое-то ритмичное тиканье. Пришло изумительное, хотя и несколько приглушенное чувство узнавания. 
 - Д'мурр, ты должен меня выслушать. Ты должен слышать то, что я говорю. 
 Он почувствовал, что в партнере, которого он попытался воссоздать в памяти силой воображения, появилось стремление к пониманию. Перед внутренним взором К'тэра возник образ брата, темноволосого, большеглазого и курносого, с приятной улыбкой на лице. Именно таким помнил своего брата К'тэр, таким, каким он был в те дни, когда они жили в Гран-Пале, исполняли дипломатические поручения отца и ухаживали за Кайлеей Верниус. 
 Но за знакомыми чертами проглядывало совершенно иное. Перед изумленным взором К'тэра неотступно маячило призрачное существо, плавающее в облаках меланжевого газа, существо, в которое превратился его родной брат. Явственно виднелся увеличенный череп и неуклюжие конечности. 
 К'тэр вернул восприятие назад и снова сконцентрировался на человеческом лице Д'мурра, не важно, существовало ли оно в действительности или нет. 
 - Д'мурр, вероятно, мы говорим с тобой последний раз. К'тэр очень хотел расспросить брата о положении дел в империи, об отце, после Пилру. Что слышно о его жизни в изгнании на Кайтэйне? Если он жив, то он, конечно, пытается помочь, думал К'тэр, но прошло уже столько лет, что дело это стало казаться безнадежным и достойным только жалости и сочувствия. 
 Но у К'тэра не было времени на дружескую беседу. Надо было передать миру весть о бедствиях и отчаянии народа Икса. Все другие возможности для этого перестали существовать. Но Д'мурр, имевший связи с Гильдией, мог протянуть связующую нить через космос и найти выход из казавшегося безысходным положения. 
 Кто-то должен осознать, насколько ужасно наше положение! Охваченный лихорадкой, торопливо, стараясь ничего не упустить, К'тэр начал рассказывать брату, какое зло причипили Иксу тлейлаксы, не забыв о тех ужасах, которые обрушили на голову многострадального народа императорские сардаукары, помогавшие фанатичным пришельцам. 
 - Ты должен помочь мне, Д'мурр. Найди кого-нибудь, кто смог бы представить наши интересы в империи. 
 Ромбур Верниус уже знает о нашем положении, и хотя принц сделал все, что мог при тайной поддержке со стороны Дома Атрейдесов, его действий оказалось недостаточно. 
 - Найди Доминика Верниуса, это наш последний шанс на спасение. Если ты помнишь меня, если помнишь нашу человеческую семью и друзей, если ты помнишь свой народ, то прошу тебя, помоги нам. Ты - единственная надежда, которая еще осталась у нас. 
 Сквозь пелену, застилавшую глаза К'тэра, который мысленным взором пронзил свернутую вселенную, отыскав путь к брату, он увидел, как задымился прибор. Кремниевые стержни начали дрожать и потрескивать. 
 - Я очень прошу тебя об этом, Д'мурр! 
 Спустя несколько секунд стержни переломились. Прибор затрещал, из него посыпались искры, и К'тэр сорвал с головы электроды. 
 Чтобы сдержать крик боли, К'тэр изо всех сил прижал к губам сжатый кулак. Слезы подступили к его глазам, выжатые неимоверным напряжением, которое испытал его мозг. К'тэр ощупал свою голову: из носа и ушей медленно текла кровь. Он зарыдал и вцепился зубами в костяшки пальцев, но боль не утихала, и ничто не могло ее заглушить. 
 Просидев в прострации несколько часов, К'тэр наконец пришел в себя, посмотрел на почерневшие стержни передатчика и вытер с лица кровь. Потом он выпрямился и, ожидая, пока стихнет пульсация в голове, вдруг понял, что улыбается, несмотря на то что окончательно сломался передатчик и невыносимо болит голова. 
 Он был уверен, что сумел пробиться к брату через время и расстояние. Будущее Икса зависит от того, как Д'мурр распорядится полученной информацией. 
 *** 
 Под внешним покровом мира - в его скальных породах и осадочных слоях найдете вы память планеты, полный аналог ее существования, ее экологическую память. 
 Пардот Кинес. "Введение в экологию Арракиса" 
 Тесно построившись, покрытые броней имперские тюремные корабли покинули грузовой отсек лайнера Гильдии и направились к зачумленной планете, напоминая похоронную процессию. 
 Своими слоистыми облаками, похожими на рваные одежды, и чешуйчатыми наслоениями на поверхности Салусы Секундус даже из космоса напоминала пораженный гнилостной гангреной организм. Согласно официальным имперским пресс-релизам, смертность среди узников, доставляемых на Салусу, достигала шестидесяти процентов в первый стандартный год их заключения. 
 После того как отсек покинули тюремные корабли и челноки с припасами, экипаж лайнера не стал спешить с закрытием люков, и в них проскользнул видавший виды фрегат и еще два лихтера без опознавательных знаков. Не оставив никаких записей в журнале регистрации, Доминик Верниус и его люди пролетели на своих кораблях через разрывы в сети спутникового наблюдения. 
 Лиет Кинес, сидя в пассажирском отсеке фрегата, не мог отвести глаз от планеты, видневшейся через прозрачный плаз иллюминатора. У юноши было такое же лицо, какое бывает у фрименского подростка, впервые совершившего путешествие верхом на черве. Салуса Секундус! 
 По болезненно-оранжевому небу проносились полосы бледных и тусклых, несмотря на яркий свет полуденного солнца, облаков. По небу плясали гигантские шаровые молнии, словно невидимые великаны забавлялись игрой в электрические мячи. 
 Избегая зон действия имперских следящих маяков, фрегат Доминика Верниуса скользнул над выщербленной и покрытой глубокими трещинами пустыней и направился к известному месту посадки. По пути они пролетели над превратившимися в стекло скалами, сверкавшими при взгляде сверху, как озера, будучи на самом деле кусками оплавленного гранита. Даже сейчас, спустя столетия после катастрофы, сквозь покрытую коркой землю пробивалась на свет лишь жухлая скудная трава, торчавшая из земли, словно скрюченные пальцы заживо погребенного человека. 
 В долю секунды Лиет понял, как глубоко должны были тронуть его отца незажившие раны этого заброшенного места. От волнения юноша издал негромкий горловой звук. Доминик с любопытством обернулся к нему, и Лиет объяснил: 
 - В древние времена люди Дзенсунни - фримены - были здесь рабами на протяжении жизни девяти поколений. - С этими словами он внимательно вгляделся в выжженный пейзаж и тихо добавил: 
 - Говорят, что до сих пор здесь видна их кровь, пропитавшая почву, а ветер разносит горестные вопли. 
 Широкие плечи Доминика ссутулились. 
 - Вейчих, Салусе выпало больше боли и несчастий, чем было предопределено свыше. 
 Тем временем они приблизились к предместьям некогда большого города, от которого на лице земли остался лишь архитектурный рубец. Остовы зданий и почерневшие колонны из закопченного белого мрамора напоминали о былом великолепии здешних дворцов. По склонам неровного холма извивалась хорошо сохранившаяся стена, окружавшая нетронутые здания, остатки покинутого города, пережившего холокост. 
 - За этой стеной содержались арестанты, - сказал Доминик, - но когда в стене образовались проломы, то заключенные вырвались на волю и разбежались. Тогда администрация тюрьмы залатала стены и сама поселилась в бывшей тюрьме, где чувствовала себя в относительной безопасности. - Доминик коротко рассмеялся. - Когда заключенные поняли, что им было гораздо лучше в камерах, где их кормили и худо-бедно одевали, они решили силой ворваться назад в тюрьму. 
 Верниус покачал выбритой головой. 
 - Теперь самые крепкие научились жить на воле. Другие здесь просто умирают. Коррино ввозят сюда лазанских тигров, салусанских быков и прочих подобных тварей, чтобы уцелевшим жизнь не казалась медом. Осужденных, которых сюда доставляют, бросают на произвол судьбы. Никто не думает, что они когда-нибудь сумеют выбраться отсюда. 
 Лиет смотрел на окружающее глазами планетолога, стараясь вспомнить все, чему учил его отец. Даже здесь, в заброшенном глухом месте, ощущался кислый сырой запах. 
 - Здесь таятся большие возможности, во всяком случае, влажность вполне достаточная. На этой планете возможен мощный растительный покров, здесь можно выращивать хлеб и разводить скот. Неужели не найдется человека, способного возродить эту планету? 
 - Проклятый Дом Коррино никогда этого не допустит. - Лицо Доминика потемнело. - Им нравится, что есть такое место, где можно жестоко наказывать всякого, кто осмелится перечить императору. Как только сюда прибывает заключенный, начинается жестокая игра. Император любит выяснять, кто из его противников оказался крепче других и выживает дольше. Во дворце заключаются пари на немыслимые ставки: кто из именитых узников выживет, а кто нет. 
 - Отец не говорил мне об этом, - сказал Лиет. - В молодости он жил здесь много лет. 
 По лицу Доминика скользнула мимолетная улыбка, но глаза остались мрачными и озабоченными. 
 - Кто бы ни был твой отец, парень, он не обязан все знать. - Усталый изгнанник повел фрегат над окраиной города к полуразрушенному ангару, просевшая крыша которого превратилась в ржавую паутину металлоконструкций. 
 - Как граф Икса я предпочитаю подземелья. Не надо тревожиться по поводу магнитных бурь. 
 - Отец рассказывал мне о магнитных бурях. Фрегат опустился в темное отверстие в крыше ангара и продолжал снижаться в огромную пещеру складского помещения. 
 - Здесь был имперский товарный склад, созданный для хранения стратегических запасов. 
 Доминик включил бортовые посадочные огни, и желтые лучи прорезали воздух. Вверх взметнулись облака медленно оседающей пыли, похожие на серый дождь. 
 По обе стороны фрегата появились два отставших лихтера, которые приземлились раньше флагмана. Из боковых дверей склада высыпали контрабандисты, чтобы принять приземляющееся судно, и тотчас начали выгружать груз, инструменты и припасы. Пилоты небольших лихтеров поспешили к трапу фрегата и застыли в ожидании выхода Доминика. 
 Идя следом за лысым предводителем, Лиет потянул носом воздух, чувствуя себя голым без защитного костюма и носовых затычек. Ему очень не хватало теплого камня стен родного сиетча; здесь же все стены были покрыты пластиком или металлом, за которыми скрывались потайные двери. 
 На барьере, окружавшем посадочную площадку, появился мускулистый человек. С мягкой звериной грацией он буквально скатился по лестнице, хотя телосложение его нельзя было назвать изящным. Лицо пересекал багрово-свекольный шрам от удара бича из чернильного дерева, прядь нечесаных светлых волос свисала над левым глазом. Было такое впечатление, что этого человека сначала переломали, а потом кое-как собрали, не придерживаясь разумного плана. 
 - Гурни Халлек! - Громовой голос Доминика эхом отозвался под сводами ангара. - Подойди и познакомься с нашим новым товарищем, рожденным и воспитанным среди фрименов. 
 Человек осклабился в волчьей улыбке и подскочил к Лиету с поразительной стремительностью. Протянув широкую ладонь, он так сдавил кисть Лиета, словно хотел ее сломать. При этом Гурни процитировал знакомый Кинесу стих из Оранжевой Католической Библии: 
 - Приветствуй всех, кого ты бы хотел иметь другом, и прими его душой и дланью своей. 
 Лиет вернул Гурни сильное рукопожатие и ответил традиционным фрименским приветствием на древнем языке чакобса. 
 - Гурни прибыл к нам с Гьеди Первой, - сказал Доминик. - Он бежал оттуда на корабле с грузом, предназначенным для моего доброго друга герцога Лето Атрейдеса, потом, на Хагале, Гурни перебрался на другой корабль, попутешествовал по многим притонам и космопортам, прежде чем нашел добрую компанию подходящих товарищей. 
 Гурни неловко пожал плечами. Одежда его промокла от пота: до прибытия Верниуса он усердно упражнялся, работая мечом. 
 - Черт возьми, я зарывался все глубже и глубже, попадая во все более жалкие места, пока наконец не наткнулся на этих храбрецов, которые живут на самом дне. 
 Лиет прищурил глаза, не обратив внимания на словесную шелуху. 
 - Ты приехал с Гьеди Первой, из вотчины Харконненов? - Рука Лиета скользнула к поясу, на котором висел кинжал. - Лично я убил почти сотню харконненовских собак. 
 Гурни уловил движение. Взгляды молодых людей встретились. 
 - В таком случае ты и я станем хорошими друзьями. 
 *** 
 Позже, сидя с контрабандистами в зале подземного склада, Лиет слушал ожесточенные споры, смех, грубые рассказы, приправленные хвастовством и откровенной ложью. 
 Контрабандисты откупорили бутылки редкого вина и пустили по кругу бокал с крепким янтарным напитком. 
 - Императорское бренди, парень, - сказал Гурни, передавая бокал Лиету, который с трудом проглотил огненную жидкость. - Сделано специально для Шаддама, стоит оно в десять раз дороже пряности. 
 Покрытое шрамами лицо Гурни сморщилось в заговорщической улыбке. 
 - Мы захватили транспорт с Кираны, забрали добро императора и заменили бренди вонючим уксусом. Надеюсь, скоро он его получит. 
 В зал вошел Доминик Верниус, и все бродяги шумно его приветствовали. Граф переоделся в шелковую безрукавку, отороченную черным китовым мехом. Рядом с ним, словно призраки, плыли топографические изображения его погибшей возлюбленной жены. Изображения были расположены так, чтобы Верниус мог видеть их, куда бы ни смотрел. 
 В подземном убежище было уютно, тепло и надежно, как в крепостной цитадели, но Лиет надеялся, что ему удастся скоро выбраться наружу, чтобы исследовать ландшафты Са-лусы, как это делал когда-то его отец. Но для начала Лиет пообещал применить свои фрименские таланты, чтобы проверить надежность базы, помочь лучше ее замаскировать и укрыть от возможных соглядатаев. Правда, Лиет согласился с Домиником, что вряд ли найдется много желающих искать его здесь. 
 Никто не приезжал на Салусу по своей воле. 
 На стене подземной трапезной висела старинная карта, на которой была нанесена планета во времена своей славы, во времена, когда этот мир был блистательной столицей межзвездной империи. Линии дорог были выполнены из золота, дворцы и города - из драгоценных камней, ледяные шапки гор были сделаны из опала, а моря из окаменевшего элаккского синего дерева. 
 Доминик утверждал (больше основываясь на своем воображении, нежели на документах), что эта карта принадлежала самому кронпринцу Рафаэлю Коррино, легендарному государственному деятелю и философу, жившему несколько тысяч лет назад. Доминик говорил, что испытывает большое облегчение, что Рафаэль - "единственный достойный Коррино из этого осиного гнезда" - не дожил до катастрофы, постигшей его любимую столицу. Все ее сказочное великолепие, все мечты и провидения Рафаэля, все его благодеяния были сметены ядерным огнем. 
 Гурни Халлек настроил свой новый балисет, ударил по струнам и запел печальную песню. Лиет прислушался к словам и нашел их простыми, понятными и трогательными, пробуждавшими образы давно ушедших людей и утраченных мест. 
 О дни времен давно ушедших 
 Подносят вновь нектар сладчайший к устам моим. 
 Воспоминания о тех, кого любил, я пью, вкушая 
 Улыбки, поцелуи и восторг, 
 Невинность и надежду. 
 Но вкруг себя я вижу лишь завесу скорби, вижу слезы 
 И пропасть, глубь которой кишит лишь 
 Болью, непосильным трудом и горем беспросветным. 
 Будь мудрым, друг, и не смотри туда, 
 Смотри на свет, а не на мглу. 
 Каждый из слушателей находил в песне свой сокровенный смысл, и Лиет заметил, что в глазах Доминика Верниуса блестят слезы, когда он украдкой смотрит на портрет Шандо. Лиет был поражен этим: среди фрименов было не принято так откровенно демонстрировать свои чувства. 
 Доминик рассеянно посмотрел на украшенную драгоценными камнями карту. 
 - Где-то в анналах империи, наверняка уже давно покрытых вековой пылью, сохранилось, конечно, имя того ренегата, который использовал запрещенное атомное оружие, чтобы напасть на эту планету. 
 Лиет вздрогнул. 
 - О чем думал этот человек? Неужели даже ренегат может решиться на такое преступление? 
 - Они сделали то, что считали должным сделать, Вейчих, - резко ответил Йодам, потирая шрам над бровью. - Мы не можем знать всю глубину его отчаяния. 
 Доминик ссутулился в кресле. 
 - Некоторые Коррино, да будут прокляты они и их потомки, остались живы. Уцелевший император Хассик III перенес столицу на Кайтэйн, и империя продолжила свое существование, как и род Коррино. По иронии судьбы, они нашли какое-то садистское удовольствие в том, чтобы превратить Салусу Секундус в планету-тюрьму. Каждый член того семейства ренегатов был пойман и препровожден сюда, на Салусу, где и нашел свою страшную смерть. 
 Коротко остриженный седой ветеран Асуйо значительно кивнул. 
 - Говорят, что их призраки до сих пор посещают здешние места. 
 Пораженный Лиет вдруг понял, что изгнанный граф Доминик Верниус рассматривает себя как наследника того безвестного ренегата, погибшего много веков назад. Доминик выглядел добрым и великодушным человеком, но Лиет понимал всю глубину и тяжесть боли, которую пришлось пережить этому человеку: его жена убита, подданные умирают мучительной смертью под беспощадным сапогом тлейлаксианских оккупантов, дети прозябают в изгнании на Каладане. 
 - Эти ренегаты, жившие много веков назад, - сказал Доминик, и глаза его сверкнули странным светом, - не были столь щепетильны в убийствах, как я. 
 *** 
 Герцог всегда должен крепко держать в руках свой дом, ибо если он не в состоянии управлять своими ближними, то не смеет и мечтать о том, чтобы управлять планетой. 
 Герцог Пауль Атрейдес 
 Немного отдохнув после обеда, Лето отправился в детскую поиграть с сыном. Виктору недавно сравнялось четыре с половиной года, но герцог по-прежнему частенько подбрасывал его на колене. Виктор, несмотря на свой солидный возраст, самозабвенно верещал от восторга. Подбрасывая сына, Лето задумчиво смотрел сквозь забранное плазом окно на синее море Каладана, целующееся на горизонте с подернутым облаками таким же синим небом. 
 В дверях стояла Кайлея, наблюдая за игрой. 
 - Лето, мальчик уже большой для таких забав. Перестань обращаться с ним, как с младенцем. 
 - Кажется, Виктор с тобой не согласен. - Он еще выше подбросил сына, чем вызвал у того еще больший восторг. 
 Отношения Лето с Кайлеей немного улучшились в последние полгода, после того как Лето выполнил свое обещание. Стены апартаментов Кайлеи были теперь облицованы сказочно дорогим обсидианом. Обеденный зал и личные покои бывшей герцогской наложницы напоминали ей о былом великолепии Гран-Пале. Однако в последние недели настроение Кайлеи снова омрачилось, когда она (не без влияния Кьяры) стала слишком много думать об отношениях герцога с Джессикой. 
 Правда, теперь Лето обращал на ее жалобы внимания не больше, чем на ласковый весенний дождик, ведь в отличие от Кайлеи Джессика ничего от него не требовала. Наоборот, ее доброта и ненавязчивые советы помогали ему с полной отдачей отправлять обязанности правителя. 
 Испытывая сочувствие к Кайлее, не желая причинять вред ее репутации на Каладане и заботясь о душевном покое маленького сына, Лето внешне не изменил своего отношения к бывшей наложнице. Народ любил своего герцога, и он был обязан сохранять у людей иллюзию безоблачной и счастливой жизни в замке; точно так же его отец Пауль разыгрывал для народа роль счастливого супруга леди Елены. Старый герцог назвал это "спальной политикой" - отравой и проклятием всех владетельных Домов империи. 
 - И зачем я вообще трачу столько сил, разговаривая с тобой, Лето? желчно проговорила Кайлея, все еще стоя в дверях детской. - Это же все равно что спорить с камнем. 
 Лето перестал подбрасывать Виктора и, оглянувшись через плечо, жестко посмотрел на Кайлею. Правда, когда он заговорил, голос его оставался ровным и спокойным. 
 - Я бы не сказал, что ты прикладываешь для этого много усилий. 
 Выругавшись сквозь зубы, Кайлея резко повернулась на каблуках и выбежала из детской. Лето притворился, что не заметил ее ухода. 
 Кайлея заметила своего светловолосого брата, несущего на плече балисет, и поспешила к нему. Посмотрев на сестру, Ромбур сразу понял, какой поток жалоб сейчас обрушится на него, и жестом остановил Кайлею. 
 - Что еще случилось? - Принц коснулся пальцами струн. Туфир Гават начал учить иксианского принца играть на этом сложном девятиструнном инструменте. - Ты нашла новую пищу для своего гнева или речь пойдет о чем-то хорошо мне известном? 
 Его тон обескуражил Кайлею. 
 - Так-то ты здороваешься со своей сестрой! Ты все время избегаешь меня. Мы не разговаривали уже целую неделю. Ее изумрудные глаза вспыхнули. 
 - Это потому, что ты все время на что-то жалуешься: Лето на тебе не женится... Он играет с Виктором в очень примитивные игры... Э.., он проводит слишком много времени с Джессикой... Ему следовало бы чаще брать меня на Кайтэйн... Он не умеет правильно пользоваться салфеткой. Мне надоело быть посредником между вами. - Он решительно тряхнул головой. Кроме того, тебя просто выворачивает наизнанку оттого, что я вполне доволен своими отношениями с Тессией. Перестань винить других в своих бедах, Кайлея. Ты сама кузнец своего счастья. 
 - Я слишком многое потеряла в жизни, чтобы быть счастливой. - Кайлея высокомерно вздернула подбородок. Теперь всерьез разозлился уже Ромбур. 
 - Тебе не кажется, что ты слишком эгоистична и не видишь, что я потерял в жизни ровно столько же, сколько и ты? Просто я не позволяю этой горечи каждый день грызть мою душу. 
 - Но мы не должны были столько терять. Ты можешь делать больше для Дома Верниусов. - Она испытывала стыд от беспомощности брата. - Как я счастлива, что здесь нет наших родителей. Они были бы не в силах вынести позор твоего малодушного поведения. Ты жалкий принц, брат. 
 - Теперь ты говоришь, как Тессия. Правда, у нее это получается не так оскорбительно. 
 Кайлея замолчала, увидев в коридоре неожиданно появившуюся Джессику, которая решительно направилась в детскую. Кайлея одарила новую наложницу острым как кинжал взглядом, но Джессика в ответ лишь сердечно улыбнулась. Войдя в детскую, к Лето и Виктору, она плотно закрыла за собой дверь. 
 Оглянувшись на Ромбура, Кайлея злобно прошипела: 
 - Мой сын Виктор - будущее и надежда Дома Атрейдесов, но ты не в состоянии понять даже этого простого факта. 
 Глубоко опечаленный принц в ответ лишь горестно покачал головой. 
 *** 
 - Я изо всех сил стараюсь ей угодить, но все мои попытки ни к чему не приводят, - сказала Джессика, войдя в детскую. - Она практически не разговаривает со мной, а уж как она на меня смотрит... 
 - Только не это. - Лето испустил шумный вздох. - Я понимаю, что Кайлея создает массу проблем для моей семьи, но у меня не поднимается рука отослать ее прочь. 
 Он сел на пол, а сын стал забавляться игрушечными вездеходами и орнитоптерами. 
 - Если бы не Виктор, - сказал Лето. 
 - Кьяра все время что-то ей нашептывает, и результат налицо. Кайлея пороховой погреб, готовый в любую минуту взорваться. 
 Держа в руке модель орнитоптера, Лето беспомощно взглянул на Джессику. 
 - Теперь и ты показываешь свои зубы, Джессика. Я разочарован. - Лицо его приняло жесткое выражение. - Наложницы не правят этим Домом. 
 Зная, что Джессика воспитывалась в Школе Матерей Бене Гессерит, Лето очень удивился, увидев, как с лица его возлюбленной схлынула краска. 
 - Милорд, я вовсе не имела это в виду. Прошу меня простить. 
 Она поклонилась и, пятясь, вышла из комнаты. 
 Лето пустыми глазами посмотрел на игрушки, потом на Виктора, ощущая полную растерянность. 
 Некоторое время спустя Джессика, скользнув, словно незаметная тень, в фойе замка, начала внимательно наблюдать за тем, как Кайлея что-то шепчет Суэйну Гойре, охраннику, который был приставлен к Виктору. Верность и преданность Гойре герцогу была очевидна, и Джессика видела, насколько сильно привязан этот храбрый офицер к своему юному подопечному. 
 Гойре явно чувствовал неудобство от повышенного внимания, проявленного к нему со стороны герцогской наложницы; когда Кайлея, якобы случайно, коснулась грудью кителя Суэйна, тот отстранился. 
 Джессика прошла хорошую подготовку в Бене Гессерит, знала всю подноготную поступков людей и удивлялась, что Кайлея так долго не прибегает к такому мелкому способу отомстить Лето. 
 Через два дня, сумев скрыться даже от недреманного ока Туфира Гавата, Кайлея, как тень, проскользнула в спальню Суэйна Гойре. 
 *** 
 Мы творим наше будущее, руководствуясь верой, которая предопределяет наши действия. Достаточно сильная система верований и мощное убеждение способны заставить произойти все, что угодно. Именно так мы творим нашу общепринятую реальность, включая и наших богов. 
 Преподобная Мать Рамалло, Сайаддина фрименов 
 Тренировочный зал Оружейных Мастеров на очередном острове архипелага Гиназа был настолько роскошен, что заниматься в нем не побрезговал бы ни один правитель Ландсраада. Этот зал неплохо смотрелся бы даже в императорском дворце на Кайтэйне. 
 Дункан Айдахо, впервые ступив на пол, выложенный чередующимися темными и светлыми плитами из отполированных вручную ценных пород твердого дерева, был ошеломлен и долго оглядывал зал. С высоких, от пола до потолка, искусно окантованных золотом зеркал, смонтированных в сложную конструкцию, на Дункана смотрели с десяток его собственных отражений. Последний раз он видел такую красоту семь лет назад, в замке Каладана, когда тренировался в гимнастическом зале Атрейдеса под руководством Туфира Гавата. 
 Великолепное здание с трех сторон окружали высаженные аккуратными рядами кипарисы, а с четвертой дом выходил на каменистый берег. Роскошное здание выглядело еще величественнее на фоне жалкой курсантской казармы. Это здание, принадлежавшее Оружейному Мастеру Уитмору Бладду, лысеющему человеку с багровым родимым пятном на лбу, вызвало бы взрыв издевательского хохота у вечно растрепанного Морда Кура. 
 Законченный дуэлянт, фатоватый Бладд считал себя аристократом и даже здесь, на заброшенном островке Гиназа, окружил себя роскошью и великолепием. Располагая фамильным состоянием, Бладд вложил свои деньги в оборудование фехтовального зала - самого, как он выражался, цивилизованного места на всем архипелаге. Оружейный Мастер был прямым потомком Порее Бладда, отличившегося небывалой доблестью во время Великого Джихада. Прежде чем вступить в войну, принесшую ему славу и стоившую ему жизни, Порее занимался тем, что перевозил осиротевших на войне детей на безопасные планеты, платя за это сумасшедшие деньги из своего громадного наследства. Уитмор Бладд всегда помнил о своем великом предке, не позволяя забывать о нем и своим курсантам. 
 Стоя вместе с другими курсантами под гулкими сводами зала, Дункан равнодушно взирал на чуждую ему роскошь витражей, сквозь которые в помещение падали узкие лучи света, преломляясь в зеркалах и канделябрах. С портретов, развешанных на стенах, на курсантов сурово смотрели благородные предки Бладда; обширный камин удачно дополняли высокие, до потолка, хоры. По углам стояли железные корзины с шпагами и прочими фехтовальными принадлежностями. Такая приличествующая дворцу пышность требовала армии слуг, но Дункан не заметил в зале ни единой души, кроме курсантов, помощников учителя и самого Уитмора Бладда. 
 Дав курсантам постоять несколько минут с разинутыми от удивления ртами. Оружейный Мастер Бладд пружинистым шагом вышел в середину зала и встал перед строем. На мастере были надеты дутые короткие панталоны лавандового цвета, серые рейтузы, заправленные в черные ботфорты. Широкий пояс украшала квадратная пряжка величиной с ладонь. Камзол заканчивался сверху высоким стоячим воротником, дутые рукава рубашки были стянуты на запястьях манжетами, отороченными белыми кружевами. 
 - Я научу вас фехтовать. Messieurs, - сказал мастер. - Никакого вздора с силовыми полями, предательскими кинжалами и взрывными пакетами. Нет и еще раз нет! - С этими словами он извлек из ножен тонкую рапиру с чашеобразной гардой и треугольным в сечении клинком. Бладд со свистом взмахнул оружием. - Фехтование - это спорт, нет, искусство сражения защищенным клинком. Это танец ментальных рефлексов, так же как и танец тела. 
 Мастер бросил рапиру в ножны и приказал курсантам переодеться в причудливые наряды: архаичные мушкетерские костюмы с большими пуговицами, кружевными манжетами, гофрированными оборками и громоздкими накидками. 
 - В этих нарядах вы лучше осознаете красоту фехтования, - сказал Бладд. 
 На седьмом году пребывания в Школе Дункан научился беспрекословно выполнять приказы. Он обулся в высокие, до колен, ботфорты из телячьей кожи с кавалерийскими шпорами, надел синий бархатный камзол с кружевным воротником и широкими белыми рукавами. На голову Дункан надел щегольскую широкополую фетровую шляпу с розовым павлиньим пером, заправленным за ленту. 
 Переодевшись, Дункан через зал переглянулся с Хием Рессером. Молодые люди от изумления скорчили друг другу рожи. Эти наряды больше подходили для маскарада, нежели для серьезной схватки. 
 - Вы научитесь сражаться с изяществом и грацией, Messieurs, - произнес Оружейный Мастер, расхаживая взад и вперед перед курсантами и не скрывая своего удовольствия от их вида. - Вы почувствуете весь артистизм изящной дуэли. Каждое ваше движение будет исполнено высоким искусством. Фатоватый, но крепко сложенный Оружейный Мастер снял с камзола едва заметную пылинку. - Вам осталось учиться всего год, и надо думать, что вы сможете подняться над звериной схваткой и кабацкой дракой. Здесь я не позволю вам опуститься до варварства. 
 Лучи яркого утреннего солнца, проникавшие в узкое длинное окно, отражались от оловянных пуговиц камзола Дункана. Чувствуя себя полным идиотом, Айдахо посмотрел на свое отражение в стенном зеркале и поспешил занять место в строю. 
 Когда курсанты, громыхая тяжелыми ботфортами, выстроились в шеренгу на твердом деревянном полу фехтовального класса, мастер Бладд прошел перед строем, проверяя обмундирование и издавая при этом возгласы неудовольствия и испуская тяжкие вздохи. Он расправлял складки, делал замечания за не правильно застегнутые пуговицы и критиковал манеры курсантов с не правдоподобной серьезностью. 
 - Фехтование мушкетеров Старой Земли - это пятнадцатая дисциплина единоборства, которую вы будете изучать здесь. Но знание верных движений и приемов еще не означает, что вы понимаете стиль. Сегодня вы будете сражаться друг с другом незащищенными шпагами и без защитных масок. При этом вы проявите благородство и изящество, которых требует от кавалера искусство фехтования. 
 С этими словами мастер указал рукой на стойки с клинками, стоявшие между стенными зеркалами, и курсанты направились к ним выбирать себе оружие. Все рапиры оказались одинаковыми - длина клинка девяносто сантиметров, лезвие гибкое и остро заточенное. Дункану хотелось взять в руки шпагу старого герцога, но то было сказочное оружие, предназначенное не для фехтования, а для серьезного боя. 
 Бладд хмыкнул и со свистом рассек воздух своей рапирой, желая привлечь внимание курсантов. 
 - Вы должны сражаться на пределе своих способностей и тем не менее не причинить друг другу ран. На ваших камзолах не должно появиться ни капли крови. Ни одной, даже самой пустяковой царапины - нет и еще раз нет! И естественно, вы не смеете рвать одежду. Учитесь искусству нападения и искусству отражения нападения. Выпад, парирование, повторный выпад. Учитесь полностью владеть собой. На вас лежит ответственность за ваших товарищей. Он оглядел курсантов своими ледяными голубыми глазами. На бледном лбу темным выделялось родимое пятно. - Любой из вас, кто нанесет своему противнику рану или сам будет ранен, дисквалифицируется и выбывает из следующего тура состязаний. 
 Дункан несколько раз глубоко вздохнул, стараясь сосредоточиться перед предстоящим соревнованием. 
 - Это испытание вашего артистизма. Messieurs, - говорил Бладд, меряя полированный пол зала обутыми в черные ботфорты ногами. - Это изящный танец благородного поединка. Цель соревнования - победить противника по очкам, только касаниями, без нанесения ран. 
 Безукоризненно одетый в блистательный, без единого пятнышка костюм, Оружейный Мастер водрузил на голову шляпу с плюмажем, которую до сих пор держал в руке. Изящным жестом он указал курсантам отмеченные на отполированном полу прямоугольники - площадки для поединков - и воскликнул: 
 - Приготовьтесь к бою. 
 *** 
 Дункан быстро победил троих сравнительно легких противников, зато четвертый - артистичный и ловкий Исс Опру с Аль-Данаба - оказался крепким орешком. Но его умение нападать уступало умению защищаться, и Опру проиграл Дункану одно очко. 
 На соседней площадке один из курсантов вдруг повалился на колени, зажимая рукой кровоточащую рану в боку. К нему тотчас подбежали помощники Бладда и унесли раненого на носилках. Противник поверженного курсанта, длинноволосый Террази, с отвращением покосился на испачканный кровью клинок и застыл на месте, ожидая наказания. Уитмор Бладд вырвал шпагу из руки провинившегося и, словно прутом, хлестнул ею Террази по заду. 
 - Вы опозорились оба: он - потому что дал себя ранить, а ты - потому что не сумел остановить удар. 
 Не возразив ни слова, Террази покорно отправился на скамью штрафников. 
 Появились двое ливрейных слуг - наконец-то Дункан увидел их - и быстро привели в порядок залитый кровью паркет, приготовив площадку к следующей схватке. Состязание продолжалось. 
 Дункан Айдахо, Рессер и еще двое курсантов, тяжело дыша, стояли в центре зала, ожидая финальных поединков. Пот крупными каплями стекал на их щеки, курсанты проклинали неудобные костюмы, но никто из них не был ранен, и дорогие наряды остались нетронутыми. 
 - Айдахо и Рессер - сюда! Эддин и аль-Каба - туда! - скомандовал Оружейный Мастер Бладд, указав соперникам площадки. 
 Курсанты послушно встали в позицию. Рессер окинул Дункана оценивающим внимательным взглядом. Сейчас он видел в Айдахо не друга, а серьезного противника, врага, которого надо победить. Дункан, присев, балансировал на полу, стоя на цыпочках. Приподняв рапиру, он быстро отсалютовал клинком, поприветствовав соперника. Самоуверенный рыжеволосый грумманец сделал то же самое. Имея приблизительно одинаковую подготовку, они не раз сражались в спаррингах, одетые в защитные костюмы и вооруженные самым разнообразным оружием. Дункан обычно выигрывал единоборства, противопоставляя высокому росту и длинным рукам Рессера быстроту и ловкость. Но на этот раз Айдахо был ограничен жесткими правилами, воспрещавшими нанесение ран. Да что говорить, противники не имели права даже порвать друг на друге дорогие архаичные наряды! 
 Ловко перемещая центр тяжести, Дункан молчал. Сейчас за него будет говорить гибкая шпага. Голова под неудобной, украшенной нелепым павлиньим пером шляпой немилосердно потела. Дункан внимательно посмотрел на своего конопатого противника. 
 - En garde! - прозвучала команда Бладда. Синие глаза его сверкнули, когда он движением своего клинка развел рапиры соперников. 
 По данному сигналу Рессер сделал выпад. Дункан парировал удар, сделал полшага в сторону и сам сделал выпад. Клинки мелодично зазвенели, высокий грумманец умело отразил удар. Рапиры снова соприкоснулись; противники продолжали прощупывать друг друга. 
 Вспотев, оба тяжело дышали, взгляды их потеряли всякое выражение. Единственный смысл - найти слабое место в защите противника и не пропустить удар. Это был танец, исполняя который, Айдахо и Рессер двигались вперед, назад и в стороны, запертые в прямоугольник, обозначенный на полированном полу темными границами. Рессер не делал ничего необычного, и Дункан надеялся, усыпив его бдительность, нанести грумманцу поражение. 
 Словно прочитав мысли друга, Рессер внезапно перешел в атаку, яростно, словно берсерк, нападая на Дункана. Туше, еще одно. Рессер не причинил ни единой царапины Айдахо, проявляя незаурядное искусство и надеясь на надежность защиты соперника. 
 Дункан ни разу не видел, чтобы Рессер проявлял такую неуемную энергию, и сам сделал несколько сильных выпадов. Он немного отступил, ожидая, когда противник выдохнется. По щекам Айдахо текли струи пота. 
 Однако Рессер и не думал сбавлять темп. Было такое впечатление, что ему впрыснули хорошую дозу допинга. Клинки громко звенели. Дункан не мог видеть, что происходит на соседней площадке, но по восклицаниям и заключительному удару шпаг понял, что тот поединок закончился. 
 Теперь Оружейный Мастер Бладд обратил все свое внимание на схватку Дункана с Рессером. 
 Кончик рапиры рыжего грумманца коснулся камзола на груди Дункана, потом его лба. Рессер уверенно набирал очки. Еще один удачный выпад, и касаний будет пять. Тогда Рессер будет объявлен победителем. На Айдахо не было крови, Рессер не нарушил ни одного правила. Если бы это был настоящий поединок, то я был бы уже мертв. 
 Словно стервятник, ожидающий поживы, Бладд жадно ловил каждое движение соперников. 
 Натиск Рессера буквально парализовал Дункана Айдахо. Мышцы стали ватными, умение постоять за себя куда-то улетучилось. Взглянув на рапиру в своей правой руке, Дункан постарался собраться, вспомнив все, чему научили его за прошедшие семь лет. Я сражаюсь за Дом Атрейдесов. Я могу победить. 
 Рессер, пританцовывая, кружил вокруг Дункана, чем еще больше подчеркивал неуклюжесть и смешной вид противника. Дункан замедлил дыхание, сердце стало биться реже и сильнее. Максимизируй чи, приказал себе Айдахо, чувствуя, как живительная энергия начинает циркулировать по меридианам тела. Я должен стать настоящим оружейным мастером, чтобы защищать своего герцога, а не для того, чтобы понравиться очередному инструктору, участвуя в дешевом представлении. 
 Рессер не смог провести касание, потому что Дункан резко ушел назад. Чи нарастала, энергия удвоилась и ждала момента, когда Дункан воспользуется ею. Айдахо сконцентрировался, наметив цель, и... 
 Теперь настал момент атаки. Сделав отвлекающее движение, взятое из арсенала другого вида единоборств, Дункан, словно вихрь, обрушился на соперника, ударив свободной рукой Рессера по рыжеволосой голове. Противники выскочили из квадрата площадки, потом снова вернулись на очерченное ристалище. Дункан опять атаковал. Новый удар кулака сбил с Рессера шляпу с пером, удар ногой в живот - и противник повержен. Условия соблюдены: не пролилось ни капли крови. 
 Изумленный грумманец рухнул на пол. Дункан выбил из его руки шпагу и обозначил удар в горло. Победа! 
 - Господи, что ты делаешь? - Оружейный Мастер Бладд оттащил Дункана от Рессера. - Чурбан! - Инструктор дважды ударил Дункана по лицу и отнял у него шпагу. - Это не уличная драка, идиот. Мы учимся мушкетерской дуэли. Ты что - животное? 
 Дункан потер щеку, по которой ударил его Бладд. В пылу схватки он начал биться за жизнь, забыв о театральных правилах, исполнения которых требовал инструктор. 
 Бладд еще несколько раз ударил Дункана с такой злостью, словно курсант нанес ему личное оскорбление. Заговорил Рессер: 
 - Все правильно - я не ранен. Он провел меня, а я не смог защититься. 
 Дункан почувствовал себя униженным великодушием друга и отступил на шаг. 
 Но Бладд продолжал бушевать от ярости. 
 - Вы можете считать себя лучшим курсантом в классе, Дункан Айдахо, но в моих глазах вы неудачник. 
 Дункан почувствовал себя ребенком, поставленным в угол строгим наставником с розгой. Ему захотелось ответить инструктору ударом на удар, но он не осмелился сделать это. 
 Вспомнился злокозненный Трин Кронос, который точно так же ответил толстому Оружейному Мастеру Ривви Динари. Если ты связываешь себя бессмысленными ограничениями, то тебя побьет любой противник, который по ходу схватки изменит правила. Главная задача - защитить герцога от любого возможного противника, а не играть костюмированный спектакль про мушкетеров. 
 - Подумай и скажи мне, почему ты проиграл, - продолжал греметь Бладд. 
 Объясните это погибшим солдатам проигравшей стороны. Дункан крепко задумался. Ему не хотелось повторять аргументацию опозорившего себя Кроноса, хотя в словах грумманца был заложен гораздо более глубокий смысл, чем казалось Дункану раньше. Правила можно трактовать по-разному, в зависимости от поставленной цели. В некоторых случаях их соблюдение было не вопросом добра и зла, а зависело от точки зрения. Как бы то ни было, но теперь Дункан понял, какого ответа ждет от него инструктор. 
 - Я проиграл, потому что мое мышление несовершенно. Такой ответ, судя по всему, удивил мускулистого Оружейного Мастера, но на лице Бладда появилась довольная улыбка. 
 - Это правильный ответ, Дункан Айдахо, - сказал он. - А теперь ступайте на скамью проигравших. 
 *** 
 Вопрос: Что такое время? 
 Ответ: Сверкающая бесчисленными гранями гемма. 
 Вопрос: Что такое время? 
 Ответ: Черный, не отражающий свет камень. 
 Фрименская мудрость. Загадки и ответы 
 Поправив висевший на перекинутой через плечо кожаной лямке балисет, Ромбур начал спускаться по извилистой тропинке к подножию черной скалы. Громада каладанского замка нависала над склоном скалы, вытягиваясь своими башнями к округлым облакам, теснящимся на синеющем над головой небосклоне. Свежий бриз ласкал лицо принца. 
 Там, в одной из паривших над горами башен замка проводила свои дни в невеселых раздумьях его сестра. Он оглянулся и увидел Каплею, стоявшую на балконе. С деланной бодростью Ромбур помахал ей рукой, но не дождался ответного жеста. За последние месяцы брат и сестра едва ли перекинулись парой слов. На этот раз принц тряхнул головой и решил не обращать внимания на равнодушие сестры. Ожидания Кайлеи явно не соответствовали суровой реальности. 
 Стоял теплый весенний день; серые чайки парили над белыми барашками волн. Ромбур мало чем отличался от бедного деревенского рыбак" в своей полосатой сине-белой безрукавке, грубых рыбацких брюках и синей шапочке, плотно натянутой на светловолосую голову. Иногда Тессия гуляла с Ромбуром, но временами отпускала его на прогулку одного. 
 Думая о вечно плохом настроении Кайлеи, Ромбур продолжал спускаться по деревянной лестнице, подвешенной к камням скалы. Дойдя до прогнивших, покрытых мхом ступеней, Ромбур замедлил шаг. Спуск и подъем по деревянной лестнице был небезопасным даже в хорошую погоду. Одно неверное движение - и можно было упасть с немыслимой высоты на острые утесы. Отвесный склон порос жестким кустарником, корни которого упорно цеплялись за расщелины в камнях. На ветвях виднелись желтые и оранжевые цветы с толстыми лепестками. Лето, так же как и его отец, предпочитал естественность во всем и не считал нужным прокладывать в скалах удобную дорогу. 
 "Жизнь вождя не должна быть слишком легкой", - говаривали Атрейдесы. 
 Не желая обсуждать свои заботы и горести с Тессией, Ром-бур решил сесть в маленькую лодку и отплыть подальше от берега, чтобы успокоить свой мятущийся дух. В море можно было спокойно размышлять, играя на балисете. Не уверенный в своих музыкальных способностях, принц предпочитал практиковаться в игре подальше от посторонних ушей и добровольных критиков. 
 Ромбур пересек усыпанный галькой склон и подошел к главному доку, где у длинной пристани была пришвартована белая моторная лодка, тихо покачивавшаяся на волнах. На носу лодки, над ее названием, красовался пурпурно-медный иксианский герб, а само судно носило имя пропавшего без вести отца: "Доминик". 
 Каждый раз, спускаясь к лодке, Ромбур думал, что его отец, возможно, жив и скитается где-то по просторам империи. Граф Дома Верниусов исчез, и с течением времени все надежды найти его следы угасли. Доминик ни разу не прислал весточки о себе, с ним не было никакой связи. Должно быть, он давно мертв. 
 Ромбур снял с плеча балисет и положил инструмент на пристань. Планка на корме держалась на одном болте, и Ромбур, перейдя на борт, залез в каюту и, открыв ящик с инструментами, нашел там подходящий болт и гаечный ключ. 
 Ему нравилось ремонтировать и поддерживать в порядке свою лодку. Бывало, он часами просиживал в доке, полируя, лакируя и подкрашивая борта, ремонтируя двигатель и меняя детали электроники панели управления. Все это было так не похоже на жизнь баловня, которую он праздно вел на Иксе. Теперь, снова оказавшись на пристани и сделав мелкий ремонт, Ромбур пожалел, что он властитель планеты, как его отец. 
 Шансы обрести власть казались равными нулю. 
 Хотя Ромбур изо всех сил старался помочь таинственным повстанцам Икса, он уже год не получал от них никаких известий. Оружие и взрывчатка, которые он послал им, вернулись назад, не доставленные по назначению, несмотря на то что транспортным рабочим платились огромные взятки. Даже самые высокооплаченные контрабандисты клялись, что не в состоянии проникнуть в пещеры города и доставить туда амуницию. 
 Никто не знал, что там происходит. К'тэр Пилру, первый и единственный, с кем у Ромбура завязался было контакт, замолчал и не подавал о себе никаких вестей. Должно быть, как и Доминик, К'тэр погиб, и борьба была подавлена тлейлаксами. У Ромбура не было никаких средств узнать новости с Икса, не было возможности пробить брешь в глухой стене секретности, возведенной поработителями. 
 Ромбур услышал чьи-то шаги, поднял голову и был очень удивлен, увидев приближающуюся сестру. На Кайлее было надето очень живописное серебристо-золотое платье; медно-рыжие волосы были скреплены рубиновой застежкой. Ромбур заметил, что на голени сестры большой синяк, а подол платья запачкан грязью. 
 - Я упала, когда спускалась по лестнице, - призналась Кайлея. Должно быть, она бежала за ним и слишком торопилась. 
 - Ты не часто спускаешься на пристань. - Ромбур заставил себя улыбнуться. - Не хочешь покататься со мной на лодке? 
 Кайлея отрицательно покачала головой, и ее кудри упали на щеки. 
 - Я пришла попросить у тебя прощения, Ромбур. Извини, что я была так несправедлива к тебе, что избегала тебя, что не разговаривала с тобой. 
 - И смотрела на меня злыми глазами, - добавил он. Изумрудные глаза Кайлеи сверкнули, прежде чем она сумела взять себя в руки и смягчиться. 
 - И за это тоже. 
 - Извинения приняты. - Ромбур завернул болт и скрылся в каюте "Доминика", чтобы положить на место инструмент. Кайлея осталась стоять на пристани. 
 - Ромбур, - заговорила она плаксивым тоном, так хорошо знакомым ее брату. Это означало, что она хочет что-то получить, хотя лицо ее оставалось совершенно невинным. - Ты и Тессия так близки, как бы мне хотелось, чтобы меня с Лето связывали такие же отношения. 
 - Отношения требуют ухода, - назидательно произнес Ромбур, - так же как эта лодка. Требуется время и забота, тогда, может быть, тебе удастся восстановить прежние отношения. 
 Лицо Кайлеи скривилось от отвращения. 
 - Но, может быть, ты попробуешь что-нибудь сделать с Лето? Все это не может продолжаться вечно. 
 - Сделать что-нибудь с ним? Это звучит так, словно ты хочешь избавиться от него. 
 Кайлея не дала прямого ответа. 
 - Виктор должен стать законным наследником, а не остаться бастардом без имени, титула и собственности. Ты должен как-то по-другому повлиять на Лето, попытаться убедить его в этом еще раз. 
 - Ад Вермилиона, Кайлея! Я уже пытался раз пятьдесят, и пробовал убеждать его пятьюдесятью способами, но он всегда отказывал мне. Между нами уже пробежала кошка. И виновата в этом ты. Ты лишишь меня лучшего друга. 
 Луч солнца, словно молния, осветил лицо Кайлеи. 
 - Какое значение имеет простая дружба, когда речь идет о будущем Дома Верниусов, Великого Дома наших пращуров? Подумай о важных вещах, Ромбур. 
 Лицо принца окаменело. 
 - Ты из всего на свете делаешь проблему. Ты одна, Кайлея. Если ты не в силах примириться со своим положением, то зачем тогда согласилась стать наложницей Лето? Кажется, вы были так счастливы вначале. Почему ты не извинишься перед ним? Почему тебе просто не принять реальность такой, какая она есть? Почему бы тебе не приложить усилия? - Ромбур покачал головой и взглянул на перстень с огненным рубином на своем пальце. - Я не собираюсь обсуждать решения Лето. Я могу не соглашаться с его доводами, но я понимаю их. Он герцог Атрейдес, и мы настолько обязаны ему, что должны выполнять его требования. 
 Выражение лица Кайлеи изменилось в мгновение ока. Губы ее искривились в язвительной усмешке. 
 - Ты не принц. Кьяра говорит, что ты вообще не мужчина. - Кайлея подняла ногу и попыталась пнуть балисет, но от ярости поскользнулась, едва сохранив равновесие, и ее нога скользнула по инструменту. Балисет соскользнул с пристани в воду и закачался на поверхности рядом с лодкой. 
 Ромбур выругался сквозь зубы, наклонился с пристани и достал балисет. Кайлея резко повернулась на каблуках и бросилась прочь. Вытирая инструмент полотенцем, Ромбур видел, как его сестра торопливо взбирается вверх по тропинке, направляясь к замку. Вот она споткнулась, едва не упав, но выпрямилась и продолжила путь, изо всех сил стараясь соблюсти достойный вид. 
 Нет ничего удивительного в том, что Лето предпочел спокойную и разумную Джессику. Кайлея, когда-то такая нежная и милая, стала грубой и жестокой. Оказалось, что Ромбур совсем не знал свою сестру. Он тяжко вздохнул. Я люблю ее, но она не нравится мне. 
 *** 
 Требуется исключительное мужество отчаяния для того, чтобы бросить вызов общепринятой мудрости, на которой покоится социальный мир коллективного разума. 
 Кронпринц Рафаэль Коррино. "В защиту перемен перед лицом традиции" 
 Высокие, величественные правительственные здания Коринфа, столицы Кайтэйна, казались Абульурду Харконнену порождением наркотической фантазии. Даже во сне не мог Абульурд представить себе такое множество парящих над землей архитектурных шедевров, украшенных драгоценными камнями вставок и полированных глыб яшмы и малахита. 
 На Гьеди Первой, где Абульурд рос и воспитывался под заботливым присмотром отца - Дмитрия Харконнена, города были густо населены, а грязные закопченные поселки возводились как функциональные придатки промышленности и не отличались красотой. Но здесь все было по-другому. В вечно синем небе на ветру развевались пестрые воздушные змеи, привязанные к крышам домов. Призматические колонны, уходившие в бездонное небо, отбрасывали на мостовые преломленные в радугу лучи яркого солнца. Кайтэйн был прежде всего озабочен формой, а не содержанием. 
 Через час у Абульурда начало ломить в затылке от яркой солнечной пестроты и не правдоподобно синего неба. Он затосковал по затянутому тучами небу Ланкивейля, пронизывающему ледяному ветру и жарким объятиям Эмми. 
 Но прежде чем уехать, Абульурд должен был завершить очень важное дело, ради которого он и прибыл на Кайтэйн. Сегодня состоится ежедневное заседание Совета Ландсраада, на котором должен был присутствовать Абульурд. Это было, конечно, чистой формальностью, но принц был полон решимости покончить с ней, покончить ради своей семьи и ради маленького сына. Этот шаг навсегда изменит его жизнь, и Абульурд с нетерпением ждал, когда наступит решающий час. 
 Он шел по узкой пешеходной улице под знаменами Великих и Малых Домов, развевавшимися на ласковом ветру Кайтэйна. Внушительные здания казались более массивными, чем скалы фьордов Ланкивейля. 
 По случаю приезда в столицу империи Абульурд оделся с необычной для себя тщательностью. На нем был надет плащ из китового меха, украшенный драгоценными камнями и резными костяными амулетами ручной работы. Абульурд явился в Коринф как полномочный представитель Дома Харконненов, чтобы подтвердить свои права на управление подобластью Раббан-Ланкивейль. Собственно, он всегда имел на это право, но никогда не придавал большого значения официальному титулу. 
 Абульурд шел по Коринфу без охраны и толпы придворных лизоблюдов, поэтому клерки и чиновники посчитали его недостойным какого бы то ни было внимания. Функционеры сидели у окон, стояли на балконах, болтали о том о сем, с важным видом носили взад и вперед документы, исполненные на роскошной ридулианской бумаге и при этом смотрели сквозь Абульурда, как будто он был пустым местом. Этот человек был для них ничего не значащей невидимкой. 
 Провожая мужа в космопорту Ланкивейля, Эмми заставила его отрепетировать речь в Ландсрааде. По правилам Абульурд. Харконнен имел прирожденное право требовать аудиенции в Ландсрааде и представлять Совету свои изложенные документально требования. Аристократам Ландсраада требование Абульурда покажется мелким.., может быть, даже тривиальным. Но для самого Абульурда в нем был заключен глубокий смысл; он и так слишком долго откладывал окончательное решение. 
 Пока продолжалась беременность Эмми, вновь обретшие счастье супруги открыли главную резиденцию и попытались внести краски и радость в свою жизнь. Абульурд начал субсидировать развитие промышленности и даже поселил в водах рыбу для того, чтобы бывшие китобои могли добывать себе пропитание в ожидании того часа, когда киты бьондакс решат вернуться во фьорды. 
 Пять месяцев назад Эмми разрешилась от бремени здоровым младенцем мужского пола. Родители назвали его Фейд-Раута, отчасти в память о его деде Онире Раута-Раббане, убитом бургомистре Бифрост Эйри. Держа младенца на руках, Абульурд видел его умные быстрые глаза, в которых светилось ненасытное любопытство, тонкие черты лица и слышал сильный голос. В душе Абульурд решил, что это будет его единственный сын. 
 Они с Эмми потратили много времени, стараясь найти и отблагодарить старую буддисламскую монахиню, благословившую беременность Эмми. Супругам очень хотелось отблагодарить женщину и попросить ее благословить новорожденного сына, но им так и не удалось отыскать следов мудрой волшебницы в небесно-голубой накидке, украшенной золотой вышивкой. 
 И вот теперь, на Кайтэйне, Абульурд должен добиться для своего сына вещи, которая сыграет в его жизни гораздо большую роль, чем благословение простой монахини. Если все пройдет хорошо, то маленького Фейда-Рауту ждет будущее, не запятнанное многочисленными преступлениями рода Харконненов. Мальчик вырастет, чтобы стать хорошим человеком. 
 Высоко подняв голову и расправив плечи, Абульурд вошел в Зал Речей Ландсраада, пройдя под коралловой аркой, больше похожей на гигантский выгнутый дугой мост, перекинутый над пропастью между двумя исполинскими горами. Абульурд прибыл на Кайтэйн три дня назад и первым делом направился к имперскому писцу, который должен был вписать его дело в повестку дня очередного заседания. Однако Абульурд отказался дать взятку, на которую намекал чиновник, и в результате тот нашел маленькое окно в самом конце сессии. 
 Абульурду пришлось ждать. Он настолько ненавидел бюрократическую коррупцию, процветавшую при дворе Шаддама, что предпочитал терпеть неудобства, но не кланяться чиновным ничтожествам. Он не любил длинных путешествий и с удовольствием проводил все свое время дома, занимаясь делами и играя вечерами в настольные игры с женой и домочадцами. Но положение обязывало делать многие вещи, которые не доставляли Абульурду никакой радости. 
 Возможно, сегодня свершится событие, которое изменит к лучшему всю его жизнь. 
 В Зале Речей шло заседание, на котором присутствовали представители Великих и Малых Домов, директора ОСПЧТ и другие важные чиновники, не имевшие аристократических титулов. Дела империи надо было решать каждый день. 
 - Абульурд надеялся, что его появление не привлечет большого внимания. Он не предупредил о своем решении сводного брата и знал, что барон сильно расстроится, узнав о таком обороте дел, но Абульурд продолжал идти с гордо поднятой головой, являя собой уверенность и твердость, хотя самому себе он признавался в том, что никогда в жизни не испытывал такого волнения. Владимиру придется принять этот факт. 
 Тем более что у барона были свои обязательства и свои проблемы. Здоровье его за последние годы сильно пошатнулось, он набрал такой вес, что мог теперь передвигаться только с помощью специальных подвесок. Абульурд не знал, как барон справлялся с делами, невзирая на болезнь; он вообще мало знал о мотивах действий своего сводного брата. 
 Абульурд тихо занял свое место, просмотрел повестку дня и понял, что заседание уже длится на час дольше запланированного времени. Впрочем, ничего иного Абульурд и не ждал. Итак, он выпрямился на пластоновом кресле и ждал, слушая скучные прения по поводу каких-то резолюций и мелких поправок к законам и не делая попыток притворяться, что суть этих прений интересна или понятна ему. 
 В высокие окна лились потоки света, воздух согревался многочисленными радиаторами, вмонтированными в стены, но обстановка казалась совершенно бездушной и какой-то стерильной. Абульурда нестерпимо потянуло домой. Когда председательствующий назвал наконец его имя, Абульурд встал и направился к трибуне. Колени его подгибались, но он изо всех сил старался это скрыть. 
 За высоким столом президиума восседали члены Совета, одетые в строгие серые мантии. Оглянувшись через плечо, Абульурд заметил, что места, которые должны были занимать официальные представители Дома Харконненов, были пусты. Никто не потрудился присутствовать на заседании, посвященном всяким мелким делам, даже посол Гьеди Первой, Кало Уиллс. Никто даже не подумал известить Уиллса, что на сегодняшнем заседании будет рассматриваться вопрос, представляющий интерес для Дома Харконненов. 
 Отлично. 
 Абульурд содрогнулся, вспомнив, как он выступал перед скоплением народа - то были его граждане, его подданные, восстанавливавшие Бифрост Эйри после страшной катастрофы; вспомнил Абульурд и тот ужас, который объял его прежде, чем он успел произнести первые слова. И вот сейчас Абульурд, набрав в легкие побольше воздуха, приготовился обратиться к Председателю, тощему человеку в формальном парике с косичкой и впалыми глазами. Абульурд никак не мог вспомнить, из какого Дома происходит Председатель. 
 Однако Абульурда опередил герольд, который трескучим голосом назвал имя выступающего и перечислил все его титулы. Абульурд даже не предполагал, что за его именем может следовать так много слов, поскольку считал себя весьма незначительной персоной в иерархии феодальной системы. Но звучало все это весьма внушительно. 
 Никто из сонных членов президиума не проявил никакого интереса к перечислению громких титулов. Аристократы не спеша перебирали бумаги, лежавшие перед ними на обширном столе. 
 - Ваша честь, - начал Абульурд, - господа, я явился сюда сделать официальное заявление и обратиться к вам с просьбой. Я заполнил соответствующие документы, дающие мне право требовать подтверждения моего титула правителя подобласти Раббан-Ланкивейль. Я добросовестно трудился на этом посту, но никогда не оформлял на свою службу официальных документов. 
 Абульурд с возрастающей страстностью начал излагать свои доводы и обоснования, но председательствующий жестом остановил его излияния. 
 - Вы правильно оформили все документы, необходимые для проведения слушаний, и они были распространены среди присутствующих членов президиума. - Он порылся в разложенных пред ним бумагах. - Я вижу, что император тоже получил свою копию. 
 - Это верно, - произнес Абульурд, прекрасно зная, что копия, предназначенная для его дражайшего сводного брата, была направлена самой малой скоростью - почтовым лайнером Гильдии. Конечно, это была хитрость, но хитрость вынужденная. 
 Председатель взял в руку лист пергамента. 
 - Согласно этому документу вы были отстранены от управления Арракисом бароном Владимиром Харконненом. 
 - Без возражений с моей стороны, ваша честь. И мой сводный брат не возражает против моего сегодняшнего заявления. 
 Отчасти это было правдой. Барон просто не успел получить послания Абульурда. 
 - Все оформлено должным образом, Абульурд Харконнен. Председательствующий заглянул в бумаги. - Не вижу я и возражений императора. 
 Пульс Абульурда участился, когда председательствующий стал снова просматривать бумаги и юридические нормы. Я ничего не забыл ? 
 Наконец Председатель поднял глаза: 
 - Все в порядке. Утверждено. 
 - Я.., у меня есть еще одна просьба, - провозгласил Абульурд, немного выбитый из колеи быстротой и легкостью принятия решения. - Я хочу формально отказаться от родового имени Харконненов. 
 Среди присутствующих послышался ропот. Спящие проснулись. 
 Абульурд заговорил, повторяя слова, столько раз произнесенные в присутствии Эмми, которую он постарался сейчас представить стоящей рядом с ним. 
 - Я не могу быть соучастником деяний, совершаемых членами моей семьи, - сказал он, не называя имен. - Недавно у меня родился сын, Фейд-Раута, и я желаю, чтобы он рос незапятнанным, желаю, чтобы он навеки избавился от черной метки имени Харконненов. 
 Председатель Совета привстал со своего места и посмотрел на Абульурда так, словно видел его впервые. 
 - Вы полностью отдаете себе отчет в том, что сейчас делаете, сэр? 
 - Полностью, - ответил Абульурд, удивляясь силе своего голоса. Сердце его переполнялось гордостью от тех слов, которые он только что произнес. Я вырос на Гьеди Первой младшим сыном барона Дмитрия Харконнена. Мой сводный брат, тоже барон, правит всеми держаниями Харконненов и поступает при этом так, как считает нужным. Я прошу лишь об одном: сохранить за мной Ланкивейль, место, которое я считаю своим настоящим домом. 
 Абульурд заговорил тише, словно прочувствованные аргументы могли тронуть заскорузлые сердца людей в зале и в президиуме. 
 - Я не хочу принимать участия в галактической политике или в управлении миром. Я честно служил на Арракисе, но мне не нравился тот мир. Я не умею пользоваться богатством, властью или славой. Пусть эти вещи достанутся тем, кто их жаждет. - Голос Абульурда стал сдавленным. - Я не хочу больше крови на своих руках и на руках моего младшего сына. 
 Председательствующий торжественно поднялся, расправив складки серой накидки. 
 - Вы отказываетесь навсегда от всех связей с Домом Харконненов и от всех прав и привилегий, с этим связанных? 
 Абульурд энергично кивнул, не обращая внимания на ропот, поднявшийся в зале. 
 - Полностью и без всяких оговорок. 
 Этим людям будет теперь о чем поговорить, но сплетни и разговоры не волновали Абульурда. Через несколько часов он будет уже на пути к Эмми и сыну. Абульурд не желал ничего, кроме размеренной жизни и личного счастья. Ландсраад обойдется без него. 
 - С этого момента я хочу принять честное имя моей супруги - Раббан. 
 Председатель Совета ударил по колокольчику, и под сводами зала разнесся звон, придавший делу последнюю законченность. 
 - Итак, записано. Совет удовлетворяет ваше требование. Уведомление будет немедленно послано на Гьеди Первую и на имя императора. 
 Пока Абульурд стоял на месте, не веря своему везению, сержант Ландсраада выкликнул имя следующего представителя. Абульурду показали выход, и он быстро покинул Зал Речей, оставив за спиной Дом Ландсраада. На улице в лицо ему снова ударил радужный свет, а до ушей донеслись мелодичная болтовня пестрых воздушных змеев и плеск фонтанов. Пружинисто шагая по улицам, Абульурд блаженно улыбался. 
 Другой на его месте дрожал бы после принятия такого решения, но Абульурд Раббан не испытывал ни малейшего страха. Он исполнил все, чего желал, и Эмми будет очень довольна его решением. 
 Он со всех ног кинулся собирать свои немногочисленные вещи. Потом Абульурд направился в космопорт, чтобы, вернувшись на тихий, уединенный Ланкивейль, начать там новую, лучшую жизнь. 
 *** 
 Не существует такой вещи, как закон природы. Есть лишь последовательность законов, выражающих опыт общения человека с природой. Существуют лишь законы человеческой деятельности. Они меняются вместе с изменениями деятельности. 
 Пардот Кинес. "Начала Арракиса" 
 Проведя на Салусе Секундус полгода, Лиет Кинес не переставал поражаться дикому тревожному ландшафту, древним развалинам и глубоким экологическим ранам планеты. Как сказал его отец, это зрелище.., завораживало. 
 В это время Доминик Верниус, расположившись в подземном убежище, изучал реестры и потел над похищенными донесениями о деятельности ОСПЧТ. Вместе с Гурни Халлеком они внимательно вчитывались в манифесты Космической Гильдии, чтобы решить, как наилучшим образом саботировать деловую активность и тем самым принести наибольший вред императору. Случайные свидетели и разведчики, доставлявшие сведения о положении на Иксе, исчезли. Однажды Доминик совершенно случайно получил кое-какие данные с родины своих предков, но вскоре и этот источник прекратил свое существование. 
 Покрасневшие глаза Доминика и морщины, избороздившие его лицо, ясно говорили о том, как мало он спал в эти месяцы. 
 Что касается Лиета, то за интригами жителей пустыни и межклановым соперничеством он увидел наконец борьбу за обладание песками, приносящими пряность. Внимательно присматривался он к политическим махинациям Великих и Малых Домов, транспортных магнатов и могущественных семей. Империя оказалась намного более обширной, чем он представлял себе раньше. 
 Осознал он и все величие того, что смог осуществить на Дюне его отец. Сейчас он испытывал все возраставшее уважение к Пардоту Кинесу. 
 Временами Лиет задумывался, стараясь представить себе, каким образом мог бы он вернуть Салусе былую славу, какой она наслаждалась много веков назад, будучи средоточием блеска и величия империи. Так много надо было понять, такое великое множество вопросов до сих пор оставалось без ответа. 
 Если расположить здесь пункты управления погодой, поселить упорных колонистов, твердо намеренных вновь насадить прерии и леса, то Салуса Секундус вновь начнет жить и дышать. Но Дом Коррино не желал ничего вкладывать в такое предприятие, даже не задумывался о том, что эти усилия будут по-царски вознаграждены. Напротив, было такое впечатление, что императору надо, чтобы Салуса по-прежнему оставалась безжизненной планетой, какой она была на протяжении последних столетий. 
 Почему власть так поступает? 
 Как всякий любопытный иностранец, Лиет проводил большую часть своего свободного времени в блужданиях по планете. Он исходил весь этот искореженный катастрофой ландшафт, избегая заходить лишь в развалины давно разрушенных городов, где заключенные жили теперь в древних правительственных зданиях: увенчанных высокими башнями императорских музеях, громадных замках, великолепных дворцах с проломленными и провалившимися крышами. Все прошедшие века Салуса Секундус была планетой-каторгой, которую никто даже не пытался восстановить. Стены обваливались, в крышах зияли огромные дыры. 
 Первые недели своего пребывания на Салусе Лиет посвятил изучению подземной базы контрабандистов. Он учил закаленных ветеранов, как скрывать следы своего присутствия, как перестроить какой-нибудь полуразрушенный ангар, чтобы тот казался покинутым обитателями или, в худшем случае, населенным одичавшими беженцами, которые могут привлечь лишь мимолетный взгляд. Когда контрабандисты надежно спрятали от посторонних глаз свои убежища, а Доминик был удовлетворен, молодой фримен начал свои одиночные исследования планеты. Так же когда-то поступал и его отец... 
 Осторожно передвигаясь по мелким камням и раскрошенной засохшей глине, чтобы не оставить следов, Лиет выбрался на гряду хребта и оглядел открывшийся перед ним обширный кратер. Через мощный бинокль он рассмотрел людей, двигавшихся под беспощадными лучами палящего солнца. Это были солдаты, одетые в коричневатый пятнистый камуфляж - пустынную форму императорских сардаукаров. Опять эти дорогостоящие игры в войну. 
 Неделю назад Лиет видел, как сардаукары брали штурмом поселок, в котором забаррикадировались бежавшие из-под стражи заключенные. Лиет проходил мимо и видел, как империалы всей своей мощью, вооруженные магнитными щитами и огнеметами, обрушились на безоружных, по сути, людей. Эта игра в одни ворота продолжалась несколько часов, а потом сардаукары сошлись в рукопашной схватке с заключенными, которых они выжгли из убежища своими огнеметами. 
 Солдаты императора убили многих заключенных, но некоторые из них продолжали ожесточенно сражаться; им даже удалось убить нескольких сардаукаров и завладеть их оружием, которым они продолжали драться с отчаянием обреченных. Когда в живых осталось лишь несколько дюжин заключенных, готовых дорого продать свою жизнь, сардаукары взорвали парализующую бомбу. Солдаты, соблюдая порядок, отступили, и над баррикадой вспыхнул яркий пульсирующий свет, порожденный полем Хольцмана; оставшиеся в живых заключенные лишились сознания, и сардаукары овладели баррикадой. 
 Сначала Лиет удивился, почему имперские солдаты не применили бомбу сразу. Потом, поразмыслив, он пришел к выводу, что сардаукары, видимо, просто отбраковывали противников, отбирая лучших кандидатов. 
 Теперь, несколько дней спустя, некоторые из уцелевших заключенных стояли посреди выжженного плато, одетые в рваные, не по размеру обноски тюремной одежды. Вокруг них, выстроившись в правильное каре, стояли в оцеплении сардаукары. Оружие и боеприпасы, составленные в пирамиды, были расположены на господствующих высотах, прикрепленные к металлическим кольям массивными цепями. 
 Люди тренировались: заключенные и сардаукары. 
 Забравшись на гребень горы, Лиет почувствовал себя очень уязвимым без защитного костюма. Жажда царапала горло и сушила рот, напоминая о пустыне и родном доме, но здесь не было трубки уловителя влаги, откуда можно было сделать глоток живительной воды... 
 Утром этого дня они распределили груз контрабандной меланжи, доставленной с Дюны; часть пряности была продана бежавшим из тюрем заключенным, которые ненавидели Коррино не меньше, чем Доминик. В общем зале Гурни Халлек поднял кружку приправленного меланжей кофе, салютуя своему предводителю. Настроив струны своего балисета, добавив к длинным струнам короткие, он спел песню своим зычным хрипловатым голосом (который, хотя и был не слишком мелодичным, отличался громкостью и источал энергию). 
 О чаша пряности, 
 Неси меня 
 За грань моей плоти 
 К дальним звездам. 
 Меланжа, так зовут ее 
 Меланжа! Меланжа! 
 Люди развеселились от этой незатейливой песенки, и Борк Казон, повар салусанского лагеря, налил певцу еще одну чашку кофе с пряностью. Широкоплечий Сциен Траф, бывший иксианский инженер, похлопал Гурни по спине, а бывший купец Пен Барлоу, не выпускавший изо рта сигару, заразительно расхохотался. 
 Песня заставила Лиета вспомнить родину. Ему страстно захотелось самому уйти в пустыню на поиски пряности, вдохнуть напоенный коричным ароматом воздух, окружавший червей, на которых путешествовали фримены. Быть может, Варрик согласится сопровождать его к сиетчу Красной Стены, когда Лиет вернется с Салусы. Во всяком случае, Кинес очень на это надеялся. Он слишком давно не виделся со своим другом и кровным братом. 
 Варрик и Фарула были женаты уже почти полтора года. Наверное, Фарула уже носит под сердцем их ребенка. У Листа была бы сейчас совсем другая жизнь, выиграй он соревнование с Варриком... 
 Однако сейчас он карабкается по склону горы на далекой чужой планете, чтобы понаблюдать за непонятными маневрами имперских войск. Лиет поправил окуляры полевого бинокля высокого разрешения и занял самую выгодную для обзора позицию. Сардаукары совершали перестроения и маневры по дну кратера, а Лиет удивлялся четкости и слаженности их движений. 
 Однако, думалось Лиету, группа фрименских сорвиголов могла бы нанести поражение этим отлично подготовленным солдатам... 
 Наконец сардаукары вывели оставшихся в кратере заключенных на плац перед временными казармами - стальными палатками, напоминавшими полевые укрепления. Металлические стены ярко сверкали в лучах жаркого солнца. Солдаты продолжали испытывать заключенных, заставляя их в быстром темпе выполнять тяжелые упражнения. Когда один из пленников покачнулся, сардаукар убил его выстрелом из лазерного ружья. Остальные заключенные продолжали тренировку, не обратив на происшедшее ни малейшего внимания. 
 Лиет Кинес отвлекся от зрелища и взглянул на знойное небо, на котором появились зловещие признаки, о которых ему недавно рассказали. Небо стало каким-то маслянистым, приобрело глубокий оранжевый оттенок, окаймленный по краям зеленоватыми полосами. Такой цвет бывает у лиц людей, страдающих несварением желудка. По небу летели гроздья шаровых молний. Вспышки статического электричества, похожие на исполинские снежинки, проделывали в воздухе громадные каналы, по которым устремлялись потоки воздуха. 
 По рассказам Гурни Халлека и других контрабандистов Лиет знал, насколько опасно быть застигнутым в открытом поле электростатической бурей, бурей Авроры. Однако часть его существа - любопытствующая часть, которую Лиет унаследовал от своего отца, - охваченная благоговейным восторгом, наблюдала за приближающимся электростатическим и радиоактивным возмущением атмосферы. Буря сопровождалась вспышками самых невероятных цветов и появлением в воздухе воронкообразных силуэтов, известных под названием молотов ветра. 
 Обеспокоившись своей беззащитностью, Лиет поискал глазами расщелины в отрогах окрестных скал. Пещеры в подножии горы могли послужить вполне подходящим убежищем для изобретательного фримена, чтобы переждать ненастье, однако солдаты в кратере оставались совершенно незащищенными. Неужели они воображали, что могут всерьез бросить вызов дикой мощи первобытной стихии? 
 При виде приближающихся облаков и сверкающих разрядов одетые в драные лохмотья заключенные начали ломать ряды. Затянутые в форму солдаты остались стоять на месте. Командир выкрикнул какой-то приказ, явно веля заключенным занять свои места. Через несколько секунд мощный порыв ветра едва не сдул командира - широкоплечего мужчину с волевым, словно вырубленным из камня лицом - с шаткой подвесной платформы. Тогда последовал приказ солдатам вернуться в казармы. 
 Сардаукары, как и подобает тренированным солдатам, печатая шаг, пошли к своим палаткам. Некоторые заключенные попытались обогнать сардаукаров, другие же бросились искать спасения в свое старое убежище. 
 Буря Авроры ударила по лицу планеты всего лишь через мгновение после того, как была заперта дверь последней палатки. Словно живое существо, буря пронеслась по кратеру, сверкая разноцветными молниями. Огромный кулак молота ветров опустился на землю; другой накрыл металлическую палатку, в мгновение ока сплющив ее со всеми, кто находился внутри. 
 Кипящая, скрежещущая волна стремительно двинулась к хребту, на котором расположился Лиет. Хотя это была и не его родная планета, он интуитивно понял, что ему угрожает смертельная опасность. Лиет знал, что любая буря несет с собой угрозу гибели. Он соскользнул вниз по скале и, нырнув в расщелину, спрятался в трещине монолитного утеса. Спустя мгновение Лиет Кинес услышал демонический рев и страшное завывание, дикий треск насыщенного статическим электричеством воздуха, разряды шаровых молний и гулкие удары молота ветров. 
 Из-под скал Лиету была видна узкая полоска неба, и он наблюдал калейдоскопическое мелькание ослепительных отблесков первобытных молний. Он отпрянул глубже в расщелину, чувствуя, что все же сумел отыскать здесь самое безопасное место. 
 Глубоко вдохнув, чтобы успокоиться, и терпеливо ожидая, когда закончится катаклизм, Лиет стал вглядываться в сумасшедшую стихию бури Авроры. Салуса во многом была похожа на Дюну. Обе планеты были суровы, их суша и небо не прощали ошибок. Бури Дюны тоже могли менять лик ландшафтов, смешать человека с землей или содрать его плоть с костей. 
 Но те бури имели для Лиета какой-то сокровенный смысл, он чувствовал с ними таинственную связь, то были свидетельства величия родной планеты. 
 Лиету захотелось покинуть Салусу Секундус и вернуться на родную планету вместе с Домиником Верниусом. Лиет должен жить в пустыне, там и только там его место. 
 *** 
 Выбрав подходящее время, Доминик Верниус увел часть своих контрабандистов обратно на свой фрегат, сопровождаемый двумя малыми лихтерами. Доминик сам повел свой флагман, направив его в грузовой отсек лайнера Гильдии. 
 Граф-отступник удалился в свои покои, чтобы отдохнуть и поразмыслить. Хотя он потратил несколько лет, занимаясь партизанскими операциями в закоулках империи, будучи оводом, жалящим императора Шаддама Четвертого, Доминик так и не сумел нанести ему явного решительного удара. Да, ему удалось похитить груз памятных императорских монет и запустить карикатурные воздушные шары над пирамидальным стадионом Хармонтепа. Да, ему удалось изобразить издевательскую надпись на стене каньона ("Шаддам, не слишком ли крепко держится корона на твоей крошечной головке?") и стереть лица с дюжины статуй ненавистного Шаддама. 
 Но что из этого? Икс был утрачен, и граф по-прежнему не получал оттуда никаких сведений. 
 Когда-то, в самом начале своего добровольного изгнания, Доминик повел на Икс свои войска - людей, отобранных по принципу верности, доказанной в прошлых сражениях. Помня о победах, одержанных при подавлении мятежа на Эказе, Доминик Верниус ограничился небольшим, но хорошо вооруженным экспедиционным корпусом, решив совершить рейд на новый опорный пункт тлейлаксов. 
 Применив тяжелое оружие и пользуясь фактором внезапности, Доминик рассчитывал расчистить себе путь к столице и свергнуть власть завоевателей. В космопорту каньона прибытия граф и его люди стремительно выскочили из своих кораблей, изрыгая огонь из тяжелых лазерных пушек и ружей. Но тут люди Верниуса напоролись на ожесточенное сопротивление императорских сардаукаров. Проклятые Коррино! Почему в это дело оказались замешанными их отборные войска? 
 Вот так несколько лет назад элемент внезапности обернулся против самого графа Доминика Верниуса. Имперские солдаты убили приблизительно треть его людей. Сам граф был ранен в спину осколком камня от взрыва лазерного заряда. Его оставили на поле боя, сочтя мертвым, но верный Иодам вынес своего командира и на одном из кораблей доставил на Арракис. Это было беспорядочное отступление, почти бегство. 
 В тайной крепости Доминика на южном полюсе Арракиса верные люди поставили графа на ноги, выходили его, вернув прежнее здоровье. Доминик предпринял все доступные меры, чтобы скрыть, кто именно напал на Икс - надо было избежать акций возмездия, направленных против народа Икса или против его детей, нашедших убежище на Каладане. Как бы то ни было, тлейлаксы так никогда и не узнали, кто пытался выбить их с завоеванной планеты. 
 После той достопамятной катастрофы Доминик поклялся своим людям, что никогда больше не станет пытаться вернуть себе власть над Иксом военными средствами. Это скорее всего снова закончилось бы весьма плачевно. 
 Подчиняясь необходимости, Доминик решил действовать другими средствами. 
 Правда, весь этот саботаж и вандализм оказались, по большому счету, совершенно неэффективными. Что могли значить мелкие нарушения балансовых счетов Дома Коррино или небольшое смущение среди подданных императора. Шаддам Четвертый даже не знал, кто автор этих мелких уколов. 
 Хотя Верниус и продолжал борьбу, он чувствовал себя хуже, чем если бы был мертв. Он чувствовал себя несущественным. Он лег на кушетку в своей каюте и предался невеселым размышлениям, оценивая, чего он достиг.., и что утратил. На пьедестале стоял голографический портрет Шандо в полный рост, и, глядя на него, Доминик мог представлять, что его любимая жена здесь, с ним. 
 Их дочь Кайлея стала молодой привлекательной женщиной. Наверное, она уже замужем за каким-нибудь придворным Дома Атрейдесов, хотя, конечно, не за самим герцогом Лето. То значение, которое Атрейдесы придавали династическим бракам, было известно всем, поэтому граф Верниус не питал никаких иллюзий. Ромбур тоже достиг совершеннолетия, но и его титул был лишен какой бы то ни было ценности. 
 Доминика охватила грусть. Ссутулив плечи, он приподнялся и взглянул на портрет Шандо. И в его горести она заговорила с ним. 
 - Доминик... Доминик Верниус, я знаю, что это ты. В изумлении он вскочил на ноги, думая, что погружается в пучину безумия. Губы Шандо двигались. Лицо на голограмме повернулось к мужу, но выражение глаз осталось прежним. Слова продолжали литься из безжизненных уст. 
 - Я пользуюсь этим образом, чтобы передать тебе послание. Я должен передать его ради дела Икса. Доминик, дрожа, приблизился к портрету. 
 - Шандо? 
 - Нет, я навигатор этого лайнера Гильдии. Я выбрал этот голографический образ для сообщения, потому что мне самому трудно общаться с людьми. 
 Не веря своим ушам и глазам, Верниус постарался преодолеть мистический суеверный страх. Видя, как Шандо движется, как оживляется ее лицо, Доминик не мог избавиться от чувства трепетного благоговения, какого он не испытывал уже многие годы. 
 - Говори, кто бы ты ни был. Чего ты от меня хочешь? 
 - Мой брат, К'тэр Пилру, посылает тебе эти слова с Икса. Он просит меня передать тебе эту информацию. Я не могу сделать большего - только передать тебе эти инструкции. 
 Губы Шандо начали двигаться быстрее. На этот раз зазвучал другой голос. Образ давно умершей жены Доминика передавал ему отчаянное послание К'тэра своему брату - навигатору. Испытывая все больший ужас, Доминик слушал, какая беда обрушилась на Икс, сколько разрушений и зла причинили его любимому народу и родной планете тлейлаксианские узурпаторы. 
 В душе Верниуса вскипела ярость. Когда он просил помощи во время первого нападения тлейлаксов, проклятый старый император Эльруд Девятый промедлил и тем самым гарантировал падение Дома Верниусов. Испытывая страшную горечь и исходя желчью, Доминик мог только желать, чтобы старик не умер своей смертью до того, как он, граф, сможет убить его своей рукой. 
 Но теперь до Доминика дошло, что императорский план был гораздо обширнее, гораздо коварнее. По своей сути все тлейлаксианское завоевание было совершено как часть имперского заговора, а сардаукары послужили силовой поддержкой выполнения этого плана. Эльруд с самого начала стоял за кулисами конфликта, а его сын Шаддам довершил дело, подавив остатки сопротивления людей, оставшихся сторонниками Дома Верниусов. 
 Но вот голос, доносившийся из уст портрета Шандо, снова изменился. Послышались отрывистые, не вполне связные слова гильд-навигатора. 
 - Я совершаю маршрут и могу доставить тебя на Ксуттух, ранее называвшийся Иксом. 
 - Сделай это, - сказал Доминик, чувствуя, как ненависть превращает его сердце в кусок льда. - Я хочу своими глазами увидеть весь этот ужас, а потом, - он приложил руку к груди, словно принося клятву Шандо, - я, лорд Доминик, граф Дома Верниусов, начну мстить за страдания моего народа. 
 Когда лайнер вышел на свою орбиту, Доминик встретился с Асуйо, Иодамом и другими. 
 - Возвращайтесь на Арракис. Отправляйтесь на базу и продолжайте наше дело. Я заберу один лихтер. - Он посмотрел на пьедестал, словно все еще продолжал видеть на нем свою жену. - У меня появились другие дела. 
 Оба ветерана выразили недоумение и растерянность, но Доминик стукнул кулаком по столу. 
 - Никаких разговоров! Решение принято. Он сверкнул глазами на своих старых сподвижников, и тем оставалось только удивляться такой перемене в его настроении. 
 - Но куда вы направляетесь? - спросил Лиет. - Какие у вас планы? 
 - Я отправляюсь на Икс. 
 *** 
 Есть люди, которые, пользуясь властью, держат ее легко. Если схватиться за нее изо всех сия, то она сама обретает силу, жертвой которой и становится властитель. 
 Аксиома Бене Гессерит 
 Нельзя сказать, что барон хладнокровно воспринял весть о поступке своего сводного брата. 
 В космопорту Харко-Сити специальные команды грузили в личный фрегат барона необходимые материалы и припасы, а персонал, который должен был сопровождать барона в поездке на Арракис, был уже на борту, ожидая вылета. Для того чтобы операции с пряностью шли гладко, Владимир Харконнен был вынужден по несколько месяцев кряду проводить в этой проклятой дыре, чтобы держать в страхе распоясавшихся контрабандистов и непокорных фрименов. После того вреда, который причинил экономике Арракиса Абульурд, потребовались годы, чтобы снова превратить самую важную для хозяйства империи планету в машину по производству денег. Доходы Дома теперь непрестанно росли. 
 И вот теперь, когда казалось, что все идет как по маслу, барону придется заниматься еще и этим! Абульурд, при всей своей тупости, обладал каким-то сверхъестественным талантом каждый раз делать какую-то выдающуюся глупость. 
 Питер де Фриз, чувствуя, что господин не в духе, приблизился к нему своей танцующей походкой, желая помочь или сделать вид, что хочет помочь. Однако по опыту Питер знал, что к барону не надо подходить слишком близко. Он и так сумел прожить при дворе барона Харконнена дольше, чем все ментаты, которые служили здесь прежде, избегая опасного гнева хозяина. В старые годы сухощавый и мускулистый барон Харконнен славился своим умением бросаться на не угодившего ему слугу с быстротой кобры и наносить смертельный удар в горло. Но теперь хозяин растолстел, стал неуклюжим и неповоротливым, и де Фриз мог легко увернуться от него на любом расстоянии. 
 Кипевший гневом барон сидел в бухгалтерском зале своего каменного Убежища. Овальный, из черного плаза стол, за которым он расположился, был отполирован так, что по нему можно было кататься на коньках. На углу стола высился исполинский глобус Арракиса, вещь, которую любое благородное семейство стремилось бы выставить напоказ. Однако барон не выставлял дорогую игрушку ни перед членами Ландсраада, ни на празднествах, где собиралась знать; он предпочитал наслаждаться красивой вещью наедине с собой. 
 - Питер, что мне делать? - Он жестом указал на цилиндры сообщений, которые только что доставил ему курьер. - Корпорация ОСПЧТ требует объяснений, предупреждая меня в весьма недвусмысленных выражениях о недопустимости уменьшения экспорта китового меха с Ланкивейля, несмотря на, как они выражаются, "изменения в управлении". 
 Барон недовольно фыркнул. 
 - Словно я собираюсь уменьшать наши квоты! Они хотят напомнить мне, что производство пряности на Арракисе - не единственная отрасль экономики, за которую отвечает Дом Харконненов. Они угрожают отозвать мои полномочия директора ОСПЧТ, если я не сумею выполнить взятых на себя обязательств. 
 Неуловимым движением кисти барон швырнул медный цилиндр в стену с такой силой, что на камне осталась едва заметная царапина. 
 Владимир Харконнен взял в руку второй цилиндр. 
 - Император Шаддам интересуется, по какой причине мой сводный брат отказался от своего родового имени Харконнен и взял управление подобластью на себя. 
 Второй цилиндр последовал за первым. На этот раз удар оказался еще более звонким, под первой белой отметиной появилась другая. Барон взял третий цилиндр. 
 - Грумманский Дом Моритани предлагает открытую военную помощь в случае, если я прибегну к силовой акции. - В стену полетел и третий цилиндр. - Дом Ришезов, Дом Мутелли - все интригуют, и все хихикают у меня за спиной! 
 Он продолжал швырять цилиндры с посланиями до тех пор, пока совершенно не очистил стол. Один из цилиндров Харконнен бросил в ментата, но де Фриз ловко поймал его. 
 - Вы не вскрыли этот цилиндр, мой барон. 
 - Отлично, можешь сделать это за меня. Вероятно, в нем то же, что и в остальных. 
 - Конечно. - Своим длинным ногтем ментат сорвал печать, снял крышку и извлек из цилиндра свернутый кусок специальной сверхпрочной бумаги, пробежал глазами текст и нервно облизнул губы. - Ах, это от нашего оперативного сотрудника на Каладане. 
 Барон от неожиданности приподнялся на месте. 
 - Надеюсь, в этом сообщении хорошие новости? Де Фриз, улыбаясь, вслух прочел шифровку: 
 - Кьяра извиняется за долгое молчание. Ей только теперь выдалась возможность послать сообщение, но она достигла успеха и сумела настроить наложницу Каплею Верниус против герцога. 
 - Ну вот это хоть что-то. - Барон от удовольствия потер свой жирный подбородок. - Я бы предпочел, правда, услышать весть об убийстве Лето. Это была бы по-настоящему хорошая новость. 
 - Кьяра тоже имеет свои предпочтения в выборе средств и в темпе исполнения приказов. - Буквы на бумаге исчезли, и де Фриз, скомкав листок, отбросил его в сторону вместе с цилиндром. - Мы не можем знать, как далеко она зайдет, милорд, поскольку у нее есть некоторые.., особенности.., э-э.., в королевском смысле. Шпионить - это одно, а убить - совсем другое. И учтите, что Кьяра - единственный агент, которого мы сумели внедрить, усыпив бдительность Туфира Гавата. 
 - Верно, верно, - произнес барон. Они с Питером уже обсуждали эту тему. Барон поднялся из-за стола. - По крайней мере нам удалось бросить щепотку песка в глаз этого герцога. 
 - Не можем ли мы сделать нечто большее с Абульурдом? Подвешенный на суспензории, барон не рассчитал силы своих рук и едва не взлетел в воздух, оттолкнувшись от стола. Ментат мудро воздержался от комментариев по этому поводу и начал прокручивать в голове данные, чтобы выдать господину полный ментатский анализ сложившейся ситуации. 
 - Возможно, - ответил барон, побагровев. - Ты же знаешь, что старший брат Абульурда, Маротин, был идиотом. В буквальном смысле этого слова. У него изо рта текли слюни, и он был не в состоянии самостоятельно одеваться, хотя его мать тряслась над ним так, словно этот выродок стоил дороже тех средств, которые затрачивались на то, чтобы сохранить ему жизнь. 
 Толстое лицо барона пошло красными пятнами. 
 - Теперь мне кажется, что и Абульурд такой же поврежденный умом кретин, правда, его помешательство не так заметно. - Барон стукнул ладонью по столу, оставив на полированной поверхности отпечаток потной пятерни. Впрочем, пятно скоро сотрется: мебель была снабжена системой самоочистки. 
 - Я даже не знал, что его сучка Эмми снова беременна. Теперь у него появился еще один сын - милый мальчик, которого этот идиот лишил его прирожденных прав. - Барон недоуменно покачал головой. - Ты же понимаешь, что этот мальчик мог стать наследником, будущим главой Дома Харконненов, а его глупый отец одним махом уничтожил такую возможность. 
 Видя гнев патрона, де Фриз предусмотрительно отошел подальше, за противоположный край стола. 
 - Милорд, насколько я могу судить, Абульурд ни в чем не нарушил ни дух, ни букву закона. Согласно правилам Ландсраада, ему разрешено обращаться с требованиями и получать разрешения таких вещей, которые мы никогда не смогли бы предусмотреть. Мы думаем, что он поступил не мудро, но он был в своем праве, как представитель части Дома Харконненов, - Я - Дом Харконненов, - взревел барон. - У него нет никаких прав, если я не предоставлю их ему. 
 Владимир Харконнен обошел стол, и де Фриз застыл на месте, парализованный страхом. Барон мог убить его. Но вместо этого хозяин направился к выходу из зала. 
 - Мы идем к Раббану, - сказал он. 
 Они прошли через анфиладу гулких сводчатых залов Убежища и вошли в просторную кабину лифта, который спустил их из остроконечной башни Убежища в зал с крытой ареной. Глоссу Раббан надзирал за работой гвардейцев, готовивших арену к бою гладиаторов - забаве, которой барон неукоснительно предавался перед каждой своей поездкой на Арракис. 
 Внутри арены безмолвные рабы чистили ярусы сидений, полировали ристалище и убирали остатки прежнего представления. Большие сражения, которые проводил здесь барон, привлекали толпы зрителей, и Владимир Харконнен пользовался этим, чтобы произвести впечатление на представителей других Великих Домов. Тяжелые дурастальные двери были заперты. За ними бесновались дикие звери, ожидая, когда их выпустят на арену. Волосатые, обнаженные до пояса рабы поливали останки зверей и гладиаторов из шлангов, а потом присыпали их благовонными порошками. 
 Потный, хотя и не работающий сам, Раббан стоял среди подчиненных ему людей. Одетый в безрукавку из дубленой кожи, он упирался руками в бока, выпячивал губы и недовольным взглядом следил за работой. Другие рабочие просеивали песок арены, вытаскивая оттуда костные фрагменты и сломанное оружие. 
 Солдатами командовал начальник Домовой Стражи капитан Криуби. Он расставлял по местам вооруженных гвардейцев, чтобы обеспечить внушительную воинскую охрану предстоящего сражения. 
 Несомый подвесками, барон буквально слетел с лестницы и прошел на арену через забранные остроконечными прутьями железные ворота. Подвески высоко поднимали барона, он едва касался ногами земли, передвигаясь гигантскими прыжками, словно балетный танцор. Де Фриз следовал за ним, подражая походке патрона. 
 Подошел Криуби и четко отсалютовал Харконнену. 
 - Мой барон, - сказал он, - все готово. Сегодня состоится весьма красочное представление. 
 - Как и всегда, - поддакнул де Фриз, облизнув вымазанные красным соком губы. 
 - Сколько сегодня будет зверей? - спросил барон. 
 - Два лазанских тигра, милорд, один дека-медведь и один салусанский бык. 
 Окинув арену своими черными паучьими глазами, Владимир Харконнен согласно кивнул: 
 - Я устал и не хочу длинного представления. Выпустите на арену всех зверей и пятерых рабов. Пусть будет общая свалка. Капитан резким движением отсалютовал: 
 - Как прикажете, милорд. Барон обернулся к ментату. 
 - Кровь сегодня будет бить фонтаном, Питер. Может быть, это отвлечет меня от того, что я хотел бы сделать с Абульурдом. 
 - Вы предпочитаете просто отвлечься, мой барон? - спросил ментат. Или вы желаете удовлетворения? Почему бы вам не отомстить Абульурду? 
 Барон секунду поколебался, потом принял решение: 
 - Месть успокоит меня. Месть - это прекрасно, Питер. Раббан! 
 Племянник обернулся и увидел, что у края арены стоят дядя и его ментат. Раббан, четко печатая шаг, приблизился к ним. 
 - Питер рассказал тебе, что натворил твой слабоумный папаша? 
 Раббан скорчил гримасу: 
 - Да, дядя. Иногда я не могу понять, как такой идиот до сих пор живет. 
 - Это верно, что мы не понимаем Абульурда, - заговорил ментат. - Но один из самых главных законов управления государством заключается в том, чтобы понимать действия и замыслы противника. Иначе невозможно победить его. Для победы надо внимательно изучать врага, понимать его слабости. Научиться поражать его в самое больное и уязвимое место. 
 - Весь мозг Абульурда - одна большая слабость, - буркнул барон мрачным тоном. - Хотя, может быть, слабое место Абульурда - это его кровоточащее сердце. 
 Раббан расхохотался. 
 Ментат многозначительно поднял указательный палец. 
 - Учтите это. Самое уязвимое место Абульурда - это его маленький сын, Фейд-Раута. Абульурд предпринял такой экстраординарный шаг для того, чтобы - как он сам это объяснил - "проследить, чтобы ребенок получил надлежащее воспитание". Очевидно, что это имеет для него первостепенное значение. 
 Барон перевел взгляд на своего широкоплечего племянника. 
 - Мы ведь не хотим, чтобы маленький брат Раббана вырос похожим на Абульурда, не правда ли? 
 Глоссу Раббан вспыхнул до корней волос от самой мысли о такой перспективе. 
 Де Фриз продолжал вкрадчиво говорить своим елейным голосом: 
 - Итак, что есть самое страшное, что мы можем сделать Абульурду в данной ситуации? Что причинит ему самую большую боль и погрузит его на дно самого черного отчаяния? 
 Холодная улыбка исказила лицо барона. 
 - Блестящий вопрос, Питер. За такой вопрос ты проживешь еще один день. Нет, два, сегодня я хочу быть щедрым. 
 Раббан смотрел на все происходящее совершенно пустыми глазами, ровным счетом ничего не понимая. Но наконец и до него дошел коварный замысел ментата. 
 - Что мы должны сделать, дядя? Голос барона стал приторно-сладким: 
 - Что ж, мы должны изо всех сил позаботиться о том, чтобы твой маленький братик был воспитан "надлежащим образом". Естественно, зная о плохих решениях, которые постоянно принимает твой отец, мы не можем, находясь в здравом уме и твердой памяти, допустить, чтобы Абульурд Раббан испортил мальчика. - Он взглянул на ментата. - Следовательно, мы должны воспитать его сами. 
 - Я немедленно приготовлю все необходимые документы, милорд барон, улыбаясь, произнес де Фриз. 
 Барон громко приказал Криуби подойти и обратился к племяннику: 
 - Возьми с собой столько людей, сколько сочтешь нужным, Раббан. И не делай тайны из цели своего визита. Абульурд должен ясно понять и осознать, что он навлек на себя. 
 *** 
 Никто до сих пор не определил, в чем заключается сила вида Homo sapiens.., что он может делать инстинктивно, а чего может добиться разумом. 
 Объективный ментатский анализ человеческих способностей 
 Доминик Верниус, маскируясь облаками, провел свой лихтер под самым носом станций слежения Икса. Маленькое судно пролетело над чарующими первобытными ландшафтами утраченной родины. Граф заново впитывал чудесный вид гор и водопадов, с замиранием сердца смотрел на темные сосны, упорно цеплявшиеся за крутые склоны гранитных скал. 
 Как бывший правитель этой планеты, Доминик знал тысячу способов тайно проникнуть в ее подземное чрево. Оставалось надеяться, что поможет хотя бы один из них. 
 Сдерживая слезы скорби, он летел вперед, пробиваясь к своей цели. В империи Икс славился своей промышленностью и передовыми технологиями, замечательными изделиями, которые экспортировались через сеть дистрибуторов ОСПЧТ. Много лет назад Дом Верниусов принял решение оставить поверхность планеты нетронутой, а все заводы разместить глубоко под землей. Кроме экологической чистоты, такой шаг позволил укрепить безопасность и защитить бесценные иксианские секреты. 
 Доминик в мельчайших деталях помнил как системы защиты, которые он сам разработал и внедрил, так и системы, установленные предыдущими поколениями талантливых инженеров и правителей. Угроза промышленного шпионажа со стороны таких соперников, как Ришезы, всегда существовала и оправдывала иксианскую бдительность. Несомненно, тлейлаксы установили на планете собственную систему безопасности, но завоеватели ни в коем случае не могли обнаружить некоторые персональные уловки Доминика. Он очень хорошо их замаскировал. 
 Организованное вторжение крупного воинского соединения на Икс было скорее всего обречено на неудачу, но в одиночку граф Верниус надеялся успешно проникнуть в свой подземный мир и увидеть своими глазами, что там происходит. 
 Хотя на случай сбоев в работе систем общей безопасности подземных городов были предусмотрены аварийные проходы, Доминик позаботился и о создании совершенно секретных путей отхода для себя и членов своей семьи. Глубоко внутри коры планеты, в городе Вернии - любимой столице графа находились многочисленные защищенные силовыми полями помещения, тайные туннели и запасные выходы. Во время кровавого переворота дети Доминика вместе с юным Лето Атрейдесом покинули планету через один из таких тайных туннелей. Теперь и сам Доминик воспользуется одним из черных ходов, чтобы проникнуть в свою бывшую столицу. 
 Он провел лихтер над небрежно спрятанными вентиляционными шахтами, из которых, словно из гейзеров, вырывались клубы пара. В разных местах равнины открывались входы в крупные шахты и приемные грузовые порты, где разгружались прибывшие корабли с материалами и техникой. Наконец показались узкие площадки и пустоты, где мог приземлиться небольшой корабль-одиночка. Доминик внимательно осмотрел территорию и увидел едва заметные знаки: поваленные в определенном порядке деревья и рисунок, нанесенный на неровный склон горы. 
 Первый замаскированный вход был надежно запечатан. Ведущий под землю туннель был залит многометровым слоем пласкрета. Второй вход был снабжен миной-ловушкой. Прежде чем ввести в прибор свою идентификационную карту, Доминик отсоединил взрыватель, но обезвреживать систему не стал. Вместо этого он снова поднял в воздух свой лихтер. 
 В глубине души Доминик боялся увидеть своими глазами ту катастрофу, которая произошла с его некогда прекрасным городом. Кроме того, что он узнал от иксианского патриота К'тэра Пилру, были и другие сведения. Разведчики графа доносили ему о слухах, ходивших вокруг того, что творилось теперь на Иксе. Однако Доминик понимал, что должен сам узнать, что сделали тлейлаксы и проклятые Коррино с его возлюбленной планетой. 
 Им придется платить за все. 
 Следующую остановку Доминик сделал в мелком углублении, окруженном темными вековыми елями. Надеясь, что он по-прежнему находится вне зоны слежения, граф вышел из лихтера и остановился, всей грудью вдыхая чистый холодный воздух, ощущая острый аромат медно-зеленой хвои и чувствуя кожей тысячи мелких капелек, разлетавшихся от стремительного водопада. В гротах, расположенных под его ногами, на глубине около одного километра, воздух был теплым и густым, насыщенным запахами химикатов и скученного населения. Доминику казалось, что он слышит знакомые звуки, приглушенный гул работ и ощущает едва различимую вибрацию почвы. 
 Доминик нашел прикрытый лапником люк аварийной шахты и после тщательного осмотра и поиска ловушки включил панель управления. Если тлейлаксы ухитрились обнаружить этот вход, то они и в самом деле тщательно следят за своей безопасностью. Но никаких признаков того, что тайный лаз был обнаружен, не было видно. Верниус принялся ждать, надеясь, что система не вышла из строя и продолжает исправно функционировать. 
 От холодного ветра Доминик покрылся гусиной кожей, но наконец самоуправляемая лифтовая платформа поднялась из-под земли, и ее двери открылись, словно приглашая Доминика войти. Кабина была готова доставить пассажира глубоко под землю, в тайную комнату в заднем крыле здания, которое некогда называлось Гран-Пале. Ту комнату он устроил для себя еще в молодые годы и назвал тогда комнатой уединения. Было это до эказского мятежа, до женитьбы.., и задолго до вторжения тлейлаксов. Тогда это было его надежное убежище. 
 Прошептав имя Шандо, Доминик прикрыл глаза. Кабина спускалась вниз с головокружительной скоростью, и граф от души надеялся, что взрывы, которые устраивал на планете К'тэр, не повредили систему тайных помещений. Доминик глубоко вдохнул и вызвал из прошлого любимые образы, которые, как на экране, проецировались на его закрытых веках. Он страстно желал вернуться в свой волшебный подземный город и одновременно страшился той суровой реальности, которая ожидала его там. 
 Кабина остановилась. Доминик вышел, держа наготове портативное лазерное ружье. Кроме этого, граф был вооружен стрелочным пистолетом, висевшим в наплечной кобуре. Темная комната пропахла пылью и плесенью нежилого помещения. Никто не входил сюда много лет. 
 Граф осторожно осмотрелся и подошел к шкафу, где хранились комбинезоны, которые носили рабочие средней квалификации. Надеясь, что тлейлаксы не позаботились сменить рабочую форму, Доминик переоделся и сунул лазерное ружье в потайную кобуру, прикрепленную к поясу, надетому прямо на голое тело. 
 Замаскировавшись, надеясь на лучшее и зная, что пути назад нет, Доминик Верниус выполз из убежища и по сумрачному коридору прошел к наблюдательному пункту, прикрытому прозрачным плазом. Спустя два десятилетия у него снова появилась возможность взглянуть на город, точнее, на то, во что превратили его незваные пришельцы. 
 Граф несколько раз зажмурился, не веря своим глазам. Прекрасный и величественный Гран-Пале был ободран как липка. Вся мраморная облицовка была снята и увезена в неизвестном направлении, взрыв уничтожил целое крыло здания. Огромное здание выглядело как склад, от былого величия осталась лишь бледная тень. Некогда здесь был дворец, превратившийся теперь в беспорядочное скопление бюрократических кабинетов. Сквозь тонированные панели плаза Доминик видел отвратительных тлейлаксов, которые ходили по улицам, напоминая своим видом ползающих тараканов. 
 Проекция неба была утыкана, словно гвоздями, следящими аппаратами с мигающими огнями. Это были камеры, которые просматривали окрестность, выявляя малейшее движение и фиксируя его на пленку. Следящие установки. Это военное оборудование было разработано на Иксе для использования в зонах боевых действий. Но тлейлаксы использовали эту технику для того, чтобы шпионить за его народом, чтобы держать людей в постоянном страхе и покорности. 
 Испытывая приступ тошноты, Доминик подошел к другому наблюдательному пункту в потолке грота, то смешиваясь с группами людей, то оставаясь один. Он смотрел в их затравленные глаза и на исхудалые лица, все время напоминая себе, что это его народ, а не призраки из кошмарного сновидения. Ему хотелось заговорить с ними, ободрить, пообещать, что он сделает что-нибудь, и сделает скоро. Но сейчас Доминик не мог открыться. Пока он не знал, что именно происходит на Иксе и что случилось здесь с тех пор, как он и его семья стали отступниками. 
 Эти верные иксианцы надеялись на Доминика Верниуса, своего законного графа, но он не смог защитить их. Он бежал, бросив их на произвол судьбы. Невыносимое чувство вины сдавило грудь Доминика. 
 Холодным расчетливым взглядом он окинул подземную пещеру, подыскивая место для наблюдательного пункта, одновременно определяя места расположения усиленно охраняемых производственных зданий. Некоторые цехи были закрыты и явно покинуты, но в некоторых чувствовалась лихорадочная деятельность. Эти цехи были окружены тихо жужжащими защитными полями. Внизу на дне грота бок о бок работали субоиды и граждане Икса. И те и другие были превращены в подневольных рабов. 
 На балконе обезображенного Гран-Пале вспыхнул яркий свет. Из громкоговорителей раздался мощный, усиленный динамиками голос, отдававшийся гулким, многократным эхом под сводами грота. 
 - Люди Ксуттуха, - прогремел голос, говоривший на галахском языке с сильным тлейлаксианским акцентом, - мы продолжаем выискивать паразитов в нашей среде. Мы сделаем все, что в наших силах, для того, чтобы искоренить раковую опухоль заговоров и предательства. Мы, Бене Тлейлакс, великодушно снабжаем вас всем необходимым и приобщаем вас к частице нашей божественной миссии. Мы будем и впредь наказывать тех, кто отвлекает вас от выполнения вашей священной работы. Вы же должны понять и принять ваше новое место во вселенском миропорядке. 
 Внизу на дне грота Доминик видел роты солдат, окруживших рабочие команды. Солдаты были одеты в черно-серую форму сардаукаров и вооружены имперским оружием. Итак, Шаддам теперь даже не пытается скрывать свою причастность к преступлению. Внутренне Доминик пылал от ярости. 
 На балконе стояли двое испуганных заключенных, которых сардаукары подтолкнули к одетому в накидку мастеру-тлейлаксу. Снова загремел громкоговоритель: 
 - Эти двое были схвачены при попытке совершения актов саботажа на очень важном предприятии. На допросе они открыли имена других заговорщиков. - Последовала зловещая пауза. - На этой неделе вы можете ожидать совершения еще нескольких казней. 
 Снизу раздалось всего лишь несколько протестующих возгласов. Здесь, наверху, сардаукары подтащили своих жертв к краю балкона. 
 - Смерть тем, кто выступает против нас! - Гвардейцы перебросили людей через перила, толпа внизу рассеялась. Приговоренные летели вниз, издавая страшные крики. Потом внезапно наступила мертвая тишина. 
 Доминик смотрел на все происходящее, охваченный ужасом, смешанным с яростью. Он сам много раз стоял на этом балконе. Он всегда обращался отсюда к своим подданным, хваля их за работу и обещая вознаграждения за высокую производительность. Балкон Гран-Пале всегда был местом, где народ мог видеть доброту властителя, но не эшафотом для публичных казней. 
 Внизу гремели выстрелы, вспыхивали лучи лазерных ружей. Сардаукары спустились вниз, чтобы навести порядок среди разгневанных и ропщущих людей. 
 Голос из громкоговорителя объявил о заключительном наказании. 
 - На следующие три недели рацион будет урезан на двадцать процентов. Нормы выработки останутся прежними, при их невыполнении на вас будет наложено дополнительное наказание. Если найдется человек, который выдаст нам имена заговорщиков, то наша награда будет очень щедрой. 
 Накидка зашелестела в воздухе, когда мастер-тлейлакс резко повернулся и вслед за сардаукарами вошел во внутренние покои бывшего Гран-Пале. 
 В ярости Доминик хотел было броситься в толпу и открыть огонь по сардаукарам и тлейлаксам. Но граф был один, и сил у него хватило бы только на символическую атаку. Он не имел права открываться ради такого бесполезного жеста. 
 Он до боли сжал челюсти и заскрипел зубами. Ухватившись за перила, Доминик вдруг вспомнил, что именно на этом месте стоял он много лет назад со своей невестой леди Шандо. Взявшись за руки, они тогда смотрели на сказочный вид подземного грота города Вернии. У Шандо были невероятно ясные глаза, а одета она была по последней моде Кайтэйна. 
 Но император не забыл оскорбления. Он не простил Шандо отказа остаться его наложницей. Эльруд много лет ждал случая расквитаться, и теперь весь Икс заплатил за былое унижение... 
 У Доминика заныло в груди. У него было все: богатство, власть, процветающая планета, прекрасная жена, отличная семья. Теперь же подземный мир лежал в развалинах, едва напоминавших о прошлом величии. 
 - Посмотри, Шандо, что они сделали, - страшным шепотом произнес граф Верниус, словно его возлюбленная жена все еще стояла рядом с ним, таким же мертвецом, восставшим из могилы. - Посмотри, что они сделали. 
 Доминик оставался в городе ровно столько, сколько было нужно для того, чтобы обдумать, что делать дальше. К моменту отбытия Доминик Верниус уже точно знал, какой ответный удар нанесет он тлейлаксам и императору. 
 История не забудет такой мести. 
 *** 
 Сила и обман суть инструменты государственной власти. Да, это так. Но помните, что сила вводит в заблуждение тех, кто обладает ею, заставляя поверить в то, что ею можно заткнуть дыры невежества. 
 Граф Фламберт Мутелли. Из ранних выступлений в Зале Речей Ландсраада 
 Абульурд снова наслаждался мирными ночами Ланкивейля. Не было ни малейших сожалений по поводу разрыва всех семейных связей. Абульурд был счастлив и доволен. 
 Ревущее пламя в очагах больших комнат согревало и украшало главную резиденцию правителей в Тула-Фьорде. Удобно расположившись в общем зале, примыкавшем к большой кухне, они с Эмми радовались теплу и уюту, обильному ужину из паэллы, которую они разделили со слугами, празднуя свое воссоединение. Многие из прежних слуг вернулись в дом. Наконец-то Абульурд мог без опасений смотреть в будущее. 
 Утром этого дня во фьорде видели двух китов бьондакс; животные пробовали воду. Рыбаки говорили, что таких уловов не было уже много лет. Обычная погода снова капризничала. Ударили холода, присыпавшие скалы и утесы побережья снежным покровом; несмотря на то что небо было затянуто обычными непроницаемыми облаками, белизна снега разгоняла тьму, отбрасывая белесый отсвет на самые черные тени. 
 Маленький Фейд-Раута сидел на домотканом коврике рядом с Эмми. Доброжелательный малыш охотно смеялся и строил уморительные рожицы. Уцепившись за палец матери, он, пошатываясь, встал и сделал свой первый, не вполне уверенный шаг. У малютки был уже свой, пусть маленький, словарь, которым он охотно пользовался. 
 Ради праздника Абульурд решил вынести в зал несколько старых инструментов, чтобы за столом звучала народная музыка, но прежде чем он успел позвать музыкантов, снаружи послышался скрежещущий шум. 
 - Неужели лодки уже вернулись? 
 Слуги примолкли, и Абульурд действительно услышал шум лодочных двигателей. 
 Рыбачка, которая была одновременно поваром правящей четы, внесла в зал большой таз. Ловко пользуясь плоским широким ножом, она вскрывала раковины и высыпала мясо моллюсков в кипящую подсоленную воду. Услышав рев моторов, она вытерла руки о передник и, обернувшись через плечо, взглянула в плазовое окно. 
 - Огни. Во фьорд входят лодки. Мне думается, что они движутся слишком быстро. Снаружи темно, они могут во что-нибудь врезаться. 
 - Включите плавающие светильники, - приказал Абульурд. - Мы должны как следует приветствовать наших гостей. 
 Снаружи вспыхнул яркий свет, озаривший деревянное здание резиденции и акваторию пристани. 
 Три мощные морские яхты, ревя моторами, неслись вдоль кромки берега к главной резиденции. Эмми прижала к груди малыша Фейда. На широком, обычно безмятежном лице Эмми отразилось беспокойство. Она взглянула на мужа, ища у него поддержки. Абульурд мягким жестом постарался успокоить жену, хотя и чувствовал, как в желудке у него от волнения скручивается тугой ком. 
 Он открыл тяжелую дубовую дверь как раз в тот момент, когда бронированная лодка ткнулась носом в пристань. Солдаты Харконненов высадились на пристань, грохоча по ней коваными сапогами. Их шаги отдавались в ночной тишине, словно пушечные выстрелы. Абульурд отступил назад, видя, как солдаты, держа оружие наготове, начали быстро подниматься по крутой лестнице пристани. 
 Абульурд понял, что его мирному житью наступил конец. 
 Глоссу Раббан ступил на доски дока; быстро шагая, он возглавил колонну своих людей. 
 - Эмми, это.., это он. - Абульурд был не в состоянии произнести имя своего собственного сына. Больше четырех десятилетий разделяло по возрасту Глоссу Раббана от его недавно родившегося родного брата, на которого родители возлагали свои последние надежды. Ребенок показался отцу необычайно уязвимым, в доме Абульурда не было никаких укреплений. 
 Импульсивно, повинуясь лишь безотчетному глупому инстинкту, Абульурд закрыл тяжелую дверь и запер ее на деревянный засов, но это лишь спровоцировало солдат на насильственные действия. Они открыли огонь и мгновенно сожгли столетнюю деревянную дверь. Абульурд метнулся в дом, чтобы заслонить собой жену и сына. Старое сухое дерево задымилось, и дверь рухнула набок, издав звук, похожий на удар секиры палача, отрубающего голову своей жертве. 
 - Так-то ты встречаешь меня, отец? - Раббан грубо расхохотался, ступив в окутанный дымом проем и перешагнув через обломки двери. 
 В зале возбужденно заметались слуги. Встав за таз с соленой похлебкой, рыбачка сжимала в руке свой театральный нож для вскрытия раковин. Двое мужчин выскочили из задних комнат, вооруженные пиками и рыбацкими ножами, но Абульурд поднял руки, призвав их сохранять спокойствие. Солдаты убьют всех, как они убили людей в Бифрост Эйри, если не взять ситуацию под контроль. 
 - Так-то ты просишь о гостеприимстве, сынок? - Абульурд жестом указал на дымящиеся остатки двери. - Ты явился сюда на бронированных лодках с полком солдат, да еще и среди ночи. 
 - Дядя научил меня, как надо приезжать к тебе. Солдаты в синей форме стояли неподвижно, взяв оружие на изготовку. Абульурд не знал, что делать. Он взглянул на жену, но та сидела неподвижно, спиной к ревущему огню камина, прижав к груди ребенка. По затравленному взгляду Эмми Абульурд понял, что она жалеет лишь об одном: о том, что не сумела вовремя спрятать ребенка в надежное место. 
 - Это и есть мой маленький новый братик Фейд-Раута? Какое у него слюнявое имя. - Раббан пожал плечами. - Но он - моя плоть и кровь, и, значит, я должен его любить. 
 Прижав к себе малыша еще теснее, Эмми тряхнула головой, отбросив за плечи свои прямые волосы, все еще черные как смоль, несмотря на возраст. Она встретила взгляд Раббана, не дрогнув, злясь на себя за то, что до сих пор любит рожденного ею сына. 
 - Будем надеяться, что кровь - это единственное, что у вас общего. Мы не учили тебя быть таким жестоким в этом доме, Глоссу. Ни я, ни твой отец. Мы всегда любили тебя, даже после того, как ты причинил нам так много несчастий. 
 Удивительно, но она встала и подошла к Раббану, а тот, вспыхнув от злобы, непроизвольно сделал шаг назад. 
 - Как ты мог стать таким, каким ты стал? Он уставился на мать пылающим взглядом. Эмми понизила голос, словно обращаясь с вопросом к себе, а не к Раббану. 
 - Мы так разочарованы в тебе. Когда мы совершили ошибку? Что мы сделали не так? Я не могу этого понять. 
 Ее широкое плоское лицо смягчилось от любви и жалости, но вновь стало жестким, когда Раббан разразился жестоким смехом, стараясь прикрыть им свою неловкость. 
 - О? Я тоже разочарован в вас обоих. Вы - мои родители, и вы даже не соизволили пригласить меня на церемонию по поводу рождения моего маленького брата. - Он шагнул вперед. - Дайте-ка мне этого малыша. 
 Эмми метнулась назад, стараясь оградить своего хорошего сына от дурного. Раббан придал лицу выражение притворной грусти и шагнул вперед. Солдаты подняли оружие и последовали за Раббаном. 
 - Оставь мать в покое! - крикнул Абульурд. Один из солдат свободной рукой взял его за плечо и остановил. Раббан обернулся к отцу. 
 - Я не могу сидеть и спокойно взирать на то, как вы будете портить моего родного брата, как он будет брать пример с такого слабака, как ты, отец. Барон Владимир Харконнен, твой сводный брат и глава нашего Великого Дома, уже заполнил все необходимые документы и получил утверждение Ландсраада на право воспитания Фейда-Рауты в своем доме на Гьеди Первой. 
 Один из гвардейцев извлек из кармана украшенный свиток пергамента и бросил его на пол к ногам Абульурда. Тому оставалось только тупо смотреть на исполненный по старинному образцу документ. 
 - Барон официально и законно усыновляет мальчика и получает право опеки над ним. 
 Видя выражение ужаса на лицах своих родителей, Раббан ухмыльнулся. 
 - Точно так же когда-то он усыновил меня. Я - его наследник, я - новый барон. Я Харконнен, такой же чистокровный и настоящий, как и барон Владимир. - Он вытянул вперед свою толстую руку. Солдаты подняли ружья, но Эмми только крепче прижала к себе ребенка и отступила еще ближе к камину. Вы же видите, что вам нечего бояться. 
 Дернув головой, Раббан отдал приказ, и двое солдат открыли огонь по рыбачке, которая стояла в углу, все еще сжимая в руке свой злосчастный нож. Когда Раббан гостил в главной резиденции, эта крепкая женщина готовила ему еду. Но сейчас луч лазера разрезал ее едва ли не пополам, прежде чем она успела вскрикнуть. Мертвая рыбачка выронила нож и упала в таз с рассолом, который вылился на пол, распространяя кисловатый пряный запах. 
 - Сколько еще людей мне придется убить, прежде чем вы образумитесь, мама? - осведомился Раббан почти жалобным тоном, все еще протягивая вперед руки с растопыренными толстыми пальцами. - Ты же знаешь, я сделаю это. Отдай мне ребенка. 
 Эмми отвела взгляд от Раббана и посмотрела на охваченных ужасом слуг, на маленького ребенка, а потом на Абульурда, который не смел поднять глаза и встретиться взглядом с женой. Он смог лишь издать сдавленный крик отчаяния. 
 Мать не желала сдаваться, но Раббан, не обращая на нее внимания, вырвал малыша из ее онемевших рук, и она не стала сопротивляться - из страха, что Раббан устроит здесь такую же бойню, какую он устроил в Бифрост Эйри. 
 Она не могла вынести саму мысль о том, что может лишиться ребенка. Эмми едва не задохнулась, издав приглушенный стон, и пошатнулась, словно порвалась невидимая цепь, которая, как якорем, связывала ее с землей и с жизнью. Ребенок закричал, увидев широкое каменное лицо своего старшего брата. 
 - Ты не можешь этого сделать! - крикнул Абульурд, который так и не решился сделать попытку прорваться сквозь цепь вооруженных людей. - Я планетарный правитель и опротестую ваши действия в Ландсрааде. 
 - У тебя вообще нет никаких законных прав. Мы не стали опротестовывать твой титул планетарного правителя, но ты отказался от имени Харконненов и сразу и навсегда лишился вообще всех прав. - Раббан держал плачущего ребенка на вытянутых руках, не зная, что делать со своим маленьким братом. Пергаментный свиток так и остался лежать на полу. - Ты просто ничто, отец. Самое настоящее ничто. 
 Продолжая крепко держать ребенка, он направился к дымящимся остаткам двери. Абульурд и Эмми, обезумевшие от горя, начали что-то кричать ему вслед. Солдаты обернулись и направили на них стволы ружей. 
 - О нет, не надо больше никого убивать, - сказал им Раббан. - Уезжая, я хочу слышать, как они плачут. 
 Гвардейцы спустились на пристань и погрузились в бронированные лодки. Абульурд, обняв Эмми за плечи, качал ее из стороны в сторону, словно баюкая, и они оба поддерживали друг друга, как стволы двух рухнувших под напором урагана деревьев. Лица их покрылись слезами, глаза расширились и остекленели. Слуги стонали от бессильного гнева. 
 Военные суда Раббана, уходя, пересекли воды Тула-Фьорда. Абульурд испустил сдавленный стон, потеряв способность дышать. Эмми дрожала в его объятиях, а он, стараясь успокоить ее, чувствовал себя беспомощным, раздавленным и униженным. Она смотрела на свои раскрытые мозолистые ладони, словно надеясь увидеть в них свое дитя. 
 Издалека, понимая, что это всего лишь галлюцинация, Абульурд явственно услышал, как плачет его сын, заглушая рев моторов выходящих из фьорда судов. 
 *** 
 Никогда не води дружбы с человеком, с которым не хочешь умереть. 
 Фрименская пословица 
 На базе контрабандистов, расположенной на южном полюсе Дюны, Лиета Кинеса, вернувшегося с Салусы Секундус, ожидал верный друг Варрик. 
 - Посмотри на себя! - со смехом воскликнул долговязый фримен. Откинув назад капюшон, Варрик бросился навстречу Лиету по гремящему гравию, которым было покрыто дно секретного ущелья. Он обнял друга, немилосердно хлопая его по спине. 
 - Ты ожирел от воды и стал.., чистым. - Варрик с неудовольствием потянул носом воздух. - Не вижу следов защитного костюма. Ты смыл с себя все следы пустыни? 
 - Пустыня навсегда останется у меня в крови. - Лиет тоже обнял друга. - А ты.., ты возмужал. 
 - Счастье семейной жизни, дружище. У нас с Фарулой родился сын, и мы назвали его Лиетчих, в твою честь. - Он ударил кулаком по своей раскрытой ладони. - И я продолжал воевать с Харконненами, пока ты нежился среди чужестранцев. 
 Сын. Лиет почувствовал укол грусти, но она быстро прошла, уступив место радости за друга и благодарности за выбор имени. 
 Между тем контрабандисты без лишней суеты и разговоров приступили к разгрузке. Обычного оживления как не бывало, люди вели себя тихо, лица их были мрачны и сосредоточены. Все были расстроены тем, что Доминик Верниус не прибыл с ними на Арракис. Выгрузкой материалов, доставленных с Салусы Секундус, распоряжались Иодам и Асуйо. Гурни Халлек остался руководить работами на Салусе. 
 Варрик жил на антарктической базе уже пять дней, ел хлеб контрабандистов и рассказывал им, как надо выживать в пустынях Дюны. 
 - Думаю, что они никогда этому не научатся, - фыркнув, шепнул он Лиету. - Сколько бы они здесь ни прожили, они все равно останутся пришельцами. 
 Пока они шли по главному туннелю, Варрик рассказывал о своих новостях. Два раза подряд он возил меланжевые подношения Рондо Туэку и всякий раз пытался выведать, когда вернется его друг. Какой долгой казалась ему разлука. 
 - И зачем тебя потянуло на эту Салусу Секундус? 
 - Мне надо было попутешествовать, - ответил Лиет. - На той планете вырос мой отец, и он часто мне о ней рассказывал. Но теперь я вернулся и собираюсь остаться на Дюне. Здесь мой дом. Салуса была лишь интересным отвлечением. 
 Помолчав, Варрик провел рукой по своим длинным примятым и спутанным от долгого ношения защитного костюма волосам. Несомненно, Фарула, как и подобает хорошей жене, хранила его водяные кольца. Интересно, как сейчас выглядит эта чудесная женщина? 
 - Так ты вернешься домой, в сиетч Красной Стены, Лиет? Фарула и я скучаем по тебе. Нам очень грустно из-за того, что ты решил покинуть нас. 
 Тяжко вздохнув, Лиет признался: 
 - Я глупо повел себя, и мне надо было остаться одному, чтобы обдумать свое будущее. В моей жизни многое изменилось, я узнал столько нового... Он вымученно улыбнулся. - Думаю, что теперь я лучше понимаю своего отца. 
 Синие глаза Варрика расширились. 
 - Кто станет оспаривать действия уммы Кинеса? Мы просто делаем то, что он велит. 
 - Да, но он мой отец, и я хочу понять его. С наблюдательного пункта, устроенного в промерзшей насквозь скале, была хорошо видна равнина, покрытая пропитанным пылью снегом и инеем, - полярная шапка Дюны. 
 - Как только ты будешь готов, мы вызовем червя и отправимся в сиетч. Варрик капризно сложил губы и елейным голосом добавил: 
 - Если, конечно, ты не забыл, как надевают защитный костюм. 
 Лиет фыркнул и направился к своему шкафу, где хранился его защитный костюм и прочее снаряжение. 
 - Ты побил меня тогда у Птичьей Пещеры. - Он искоса взглянул на высокого друга. - Но я всегда умел вызывать более крупных червей. 
 Они попрощались с контрабандистами. Хотя закаленные ветераны были его товарищами почти год, Лиет не чувствовал их близости. Они были военными людьми, сохранившими верность своему командиру и привыкшими к тяготам полковой жизни. Они могли до бесконечности вспоминать дела минувших дней и битвы на далеких планетах, свои деяния, которые совершались под командованием графа Верниуса во славу империи; но теперь они вели простую жизнь и делали все, что могли, чтобы досадить императору Шаддаму... 
 Лиет и Варрик пересекли антарктическую равнину, избегая грязи и пыли фабрик торговцев водой. Варрик обернулся и окинул взглядом холодную скучную равнину. 
 - Я вижу, что ты многому их научил после того, как мы встретили их в первый раз. Их убежище теперь не так заметно, как раньше. 
 - Ты это заметил? - спросил польщенный Лиет. - Если им дать хорошего фрименского наставника, то даже они могут кое-чему научиться. 
 Дойдя до границы пустыни, они поставили на землю вибратор и вызвали червя. Вскоре они уже мчались на север через дикие равнины, где пыль и капризы погоды так часто сбивали с толку патрули Харконненов. 
 Пока червь, вспахивая песок, мчал друзей к экватору, Варрик не переставая говорил. Он был счастлив, из него так и сыпались истории и анекдоты, исполненные доброго юмора. 
 Все еще испытывая глухую сердечную боль и тоску по утраченному счастью, Лиет слушал рассказы друга о Фаруле, о сыне, об их совместной жизни, о путешествии в сиетч Табр, о дне, проведенном в Арракине, о том, как однажды Варрик и Фарула решили съездить в оранжерею в Гипсовом Бассейне... 
 Слушая друга, Лиет грезил наяву. Если бы он тогда вызвал червя покрупнее, если бы сильнее его гнал, если бы меньше отдыхал, то, может быть, он пришел бы первым. Они с Варриком оба мечтали об одном и том же - о бриан, стране белых озер, мечтали жениться на одной девушке, но один Варрик получил эту вожделенную награду. 
 Такова была воля Шаи Хулуда, как скажут фримены; Листу оставалось только принять то, что произошло, и не роптать на судьбу. 
 Ночью друзья расположились лагерем на гребне дюны, воткнув в песок шесты. Потом, полюбовавшись звездами, неспешно скользившими по черному небу, они закрылись в защитной палатке. Чувствуя тепло родной пустыни, Лиет заснул, как младенец. Он не спал так уже много месяцев... 
 Варрик и Лиет спешили. Через два дня Лиет понял, насколько сильно соскучился по родному дому. Очень хотелось увидеть мать Фриет, поговорить с отцом, рассказать ему о том, что он видел и делал на Салусе Секундус. 
 Но в тот день Лиет смотрел на видневшийся за морем песка коричневатый расплывчатый горизонт. Вытащив из носа затычки защитного костюма, он сделал глубокий вдох, ощутив резкий запах озона. Кожу покалывали слабые разряды статического электричества. 
 Варрик нахмурился. 
 - Лиет, на нас быстро надвигается сильная буря. - Он пожал плечами с видом деланного оптимизма. - Может быть, это просто ветер хейнали. С ним-то мы как-нибудь справимся. 
 Лиет предпочел придержать язык за зубами, не желая высказывать вслух свои мрачные подозрения. Выскажи вслух мысли о зле, накличешь и само зло. 
 Но когда клубок вихря приблизился и послышался рев ветра, взметнувшего в небо рыжие клубы пыли, Лиет констатировал очевидный факт: 
 - Нет, дружище, это не хейнали, это буря Кориолиса. Помрачнев, Лиет плотно сжал губы. Он вспомнил о буре, которую пережил вместе с отцом на метеорологической станции, и о буре Авроры, которую он видел совсем недавно на Салусе, но то, что надвигалось, было хуже, намного хуже. 
 Варрик взглянул на друга и крепко ухватился за гребень на спине червя. 
 - Хуласкали Вада. Ветер демона в открытой пустыне. Лиет внимательно присмотрелся к приближающейся туче. Верхняя часть ее была образована поднятыми вверх мелкими частицами, основание же тучи будет состоять из взметенного в воздух крупного песка. Хуласкали Вада, подумал Лиет. Так фримены называли самую мощную из бурь Кориолиса. Ветер, съедающий плоть. 
 Червь, несущий их по песку, начал проявлять беспокойство и страх, не желая продолжать путь. При приближении бури животное хотело нырнуть в безопасную глубину песка, и оно сделает это, невзирая на крюки и веревки, прикрепленные к нежным подкожным сегментам зверя. 
 Лиет осмотрел начавшие куриться пылью вершины окрестных дюн, которые простирались в бескрайнем океане пустыни до самого горизонта. Открытая, без единой возвышенности пустыня. 
 - Ни одной горы, ни одного убежища. Варрик не ответил, стараясь найти хотя бы малейшую не правильность в ровном море песка. 
 - Вижу! - Он поднялся во весь рост и вытянул вперед руку. - Маленький отрог скалы. Это наш единственный шанс. 
 Лиет скептически поморщился. Ветер начал швырять в лицо пригоршни раздражавшей кожу пыли. Лиет видел лишь маленькое светло-коричневое с черными пятнами возвышение, больше похожее на камень, случайно брошенный среди песка. 
 - Не слишком-то это надежное убежище. 
 - Это все, что у нас есть, - возразил Варрик и ударил червя палкой, чтобы направить животное к камню, прежде чем ударит буря Кориолиса. 
 Несущиеся с большой скоростью мелкие камни и песок хлестали Варрика и Листа по лицам, царапали глаза. Друзья плотно вставили затычки в ноздри, закрыли рты и надвинули капюшоны как можно ниже, чтобы защитить лицо, но Лиет чувствовал, как мелкие песчинки проделывают отверстия в его коже. 
 Ветер свистел, тональность этого свиста становилась все ниже, свист превращался в рев, похожий на жуткое дыхание дракона. Увеличившийся электростатический заряд вызывал тошноту и пульсирующую головную боль, и Лист знал, что облегчение наступит, только если лечь на песок, но сейчас это было невозможно. 
 Когда они приблизились к цели, у Лиета упало сердце. Теперь он видел весь камень. Это был изогнутый кусок лавы, выступивший из-под песка. Размером он был не больше аварийной палатки, края острые, весь камень был покрыт глубокими трещинами и углублениями. Он не мог служить убежищем для двоих. 
 - Варрик, это не поможет, надо искать другой способ. Товарищ обернулся к Листу: 
 - Другого способа у нас нет" 
 Песчаный червь извивался и бил хвостом, не желая двигаться дальше, несмотря на все понукания Варрика. Когда они все же приблизились к камню, буря уже нависла над ними исполинской темной стеной, закрывшей небо. Варрик извлек крюки из тела червя. 
 - Ну, Лиет, теперь нам надо довериться нашим сапогам, умению и... Шаи Хулуду. 
 Бросив веревки и вытащив из червя багор, Лиет соскользнул на песок. Червь мгновенно нырнул в глубину; Лиет едва успел отпрыгнуть в сторону, чтобы его не засосало в воронку с мягкими сыпучими краями. 
 Буря Кориолиса надвигалась на них со свистом и ревом, хлеща по земле и завывая, как гигантское дикое животное. Лиет перестал различать небо и землю. 
 Борясь с ветром, друзья прижались к куску застывшей лавы. Только одна трещина была достаточно глубока и широка, чтобы в ней мог поместиться человек, втиснуться внутрь, натянуть на себя накидку и молить Шаи Хулуда, чтобы тот помог пережить страшное бедствие. 
 Варрик взглянул на трещину, потом оглянулся на надвигающийся ураган и высоко поднял голову. 
 - Ты должен спрятаться здесь, брат. Эта трещина - твоя. Лиет отказался: 
 - Это невозможно. Ты мой кровный брат. У тебя жена и ребенок. Ты должен вернуться к ним. 
 Варрик взглянул на друга. Глаза его горели холодным, но далеким огнем. 
 - А ты сын уммы Кинеса. Твоя жизнь дороже моей. Занимай щель, пока буря не убила нас обоих. 
 - Я не позволю тебе пожертвовать жизнью ради меня. 
 - Я не дам тебе выбора. - Варрик отвернулся и зашагал прочь, но Лиет, схватив его за руку, рывком вернул назад. 
 - Нет! Как фримены разрешают такие ситуации? Как нам лучше сохранить воду для нашего племени? Я говорю тебе, что твоя жизнь дороже, потому что у тебя есть семья, а ты говоришь, что дороже моя, потому что мой отец умма Кинес. Мы не можем решить это просто так. 
 - Нас должен рассудить Бог, - сказал Варрик. 
 - Отлично, - отозвался Лиет и достал из сумки, прикрепленной к поясу, костяную размеченную палочку. - Но тебе придется подчиниться этому решению. 
 Видя, что Варрик нахмурился, Лиет добавил: 
 - Как и мне. 
 Они извлекли палочки и повернулись к склону дюны, стараясь укрыться от усиливавшегося ветра. Буря между тем приближалась с ревом, возвещавшим, казалось, конец вселенной и наступление вечного мрака. Варрик бросил свой жребий первым, заостренный конец костяного дротика воткнулся в песок. Семь. 
 Бросая свой жребий, Лиет подумал, что если выиграет, то умрет Варрик, а если выиграет Варрик, то умрет он, Лиет. Но другого выбора у них не было. 
 Варрик подошел к месту, где из песка торчали костяные палочки, и опустился перед ними на колени. Лиет подбежал тоже, чтобы самому видеть результат. Нет, друг не стал бы обманывать его, это позор для фримена, но глаза Варрика застилали слезы от раздражающего действия песка, и он мог просто ошибиться. Палочка Лиета вошла в песок до отметки девять. 
 - Ты выиграл, - произнес Варрик и повернулся к другу, - и должен спрятаться. У нас нет времени на пустые споры. 
 Лиет моргнул, смахнул слезы и задрожал. Колени его стали ватными, он едва не упал на песок. 
 - Этого не может быть, я отказываюсь прятаться. 
 - У тебя нет другого выбора. - Варрик толкнул его к камню. - Это каприз природы. Ты же знаешь, что твой отец часто говорил об этом. У природы есть опасные сюрпризы, а ты и я... Просто у нас сегодня несчастливый день. 
 - Я не могу этого сделать, - застонал Лиет, ударив ногой о землю, но Варрик, схватив друга за плечи, буквально швырнул его к камню. 
 - Прячься, не дай мне умереть напрасно! Шатаясь, словно охваченный трансом, Лиет направился к расщелине. 
 - Иди со мной, здесь хватит места на двоих. Мы втиснемся. 
 - Там мало места для двоих, и ты сам прекрасно это видишь. 
 Рев бури нарастал крещендо. Пыль и песок били, как пули. Двое кричали друг другу, хотя их разделяли всего несколько шагов. 
 - Позаботься о Фаруле, - крикнул Варрик. - Если ты заупрямишься и тоже погибнешь, то кто позаботится о ней и моем сыне? 
 Понимая, что ничего нельзя сделать, Лиет со слезами обнял друга. Потом Варрик толкнул его к расщелине. Лиет постарался втиснуться поглубже, изо всех сил прижимаясь к стенкам камня, надеясь, что сможет освободить место и для Варрика. 
 - Возьми мою накидку, может быть, она хоть как-то защитит тебя. 
 - Оставь ее себе, даже тебе сейчас придется несладко. - Варрик посмотрел на друга. Накидка и защитный костюм плотно облегали его тело, трепеща на неистовом ветру. - Думай об этом так: я стану жертвой, принесенной Шаи Хулуду. Моя жизнь добавит тебе немного доброты. 
 Лиет почувствовал, что ветер буквально расплющивает его о камень, он не мог пошевелиться. В воздухе запахло озоном, кожу нестерпимо кололи электрические разряды, трещавшие среди летевшей стены пыли и песка. Это был самый страшный катаклизм из всех, какие приходилось видеть Лиету. Дюна обрушила на них с Варриком свой самый ужасный сюрприз, равного которому не было ни на Салусе, ни вообще где бы то ни было во вселенной. 
 Лиет подался вперед и протянул руку, за которую Варрик, не говоря ни слова, крепко ухватился. Лиет почувствовал, как по его коже словно провели шершавым абразивом. Ветер рвал плоть так, как будто у воздуха появились острые зубы. Лиет хотел втащить Варрика в расщелину, хотя бы отчасти спрятать его, но друг воспротивился. Он уже принял решение и сказал себе, что у него нет шансов. 
 Буря усилилась, все громче и громче раздавался жуткий шелест, переходящий временами в визг несущихся по воздуху песчинок. Лиет не мог больше держать глаза открытыми и вжался в негостеприимный камень. 
 Неистовый порыв ветра вырвал руку Варрика. Лиет попытался дернуться вперед, поймать руку друга, но следующий порыв ветра прижал его к куску лавы так, что он не мог пошевелиться. Не было видно ничего, кроме завихрений бури Кориолиса. Пыль ослепила Листа. 
 Рев бури заглушил последний крик Варрика. 
 *** 
 Когда миновали нескончаемые часы этого ада, Лиет выбрался из расщелины. Все тело было покрыто пылью, глаза воспалились и почти потеряли способность видеть, одежда была изорвана о камень и продырявлена летящими с безумной скоростью песчинками. Лоб горел как обожженный. 
 Лиету было плохо, он испытывал тошноту и почти рыдал от отчаяния. Пустыня вокруг была свежей и обновленной, сияя на солнце своей первобытной красотой. В бессильной ярости Лиет поддел песок носком сапога, давая выход гневу и нестерпимому горю. Потом он обернулся. 
 Это невозможно. На гребне дюны Лиет увидел силуэт стоявшего там человека. Рваная накидка развевалась на ветру, а защитный костюм зиял дырами, словно пробоинами. 
 Лиет застыл на месте, решив, что глаза обманывают его. Мираж? Или это призрак его друга явился, чтобы преследовать его на земле? Нет, это действительно был человек, живое существо, стоявшее спиной к Листу. 
 Варрик. 
 Едва не задохнувшись, Лист издал сдавленный крик и, шатаясь, побрел к одиноко стоявшей фигуре, оставляя в песке глубокие следы. Смеясь и плача одновременно, он взобрался на гребень дюны, не веря своим глазам. 
 - Варрик! 
 Фримен стоял молча, не ответив на оклик. Он не обернулся, чтобы приветствовать друга, он просто стоял, глядя на север, в сторону родного сиетча. 
 Лиет не мог представить себе, каким образом Варрик мог выжить в таком аду. Бури Кориолиса сметали все на своем пути, но этот человек каким-то образом сумел выстоять. Лиет снова окликнул человека, продолжая карабкаться на гребень. Наверху он споткнулся, едва сумев сохранить равновесие. Выпрямившись, он бросился к другу и схватил его за руку. 
 - Варрик! Ты жив?! 
 Варрик медленно повернулся лицом к Лиету. 
 Песок и ветер сорвали с Варрика половину плоти. Щек не было, и Лиет видел голые зубы, кожа с лица была содрана пятнами. Ураган съел веки, и круглые глаза немигающим слепым взглядом смотрели прямо на нестерпимо яркое солнце. 
 Не было кожи на кистях рук, и стали видны обнажившиеся кости. Ветер содрал кожу и с шеи. Сухожилия и хрящи, похожие на веревки и блоки, пришли в движение, когда Варрик заговорил чудовищно изменившимся голосом: 
 - Я остался жив и я видел. Но, наверное, было бы лучше, если бы я просто умер. 
 *** 
 Если человек принимает свой грех, он может жить с ним. Если же человек не в состоянии принять свой личный грех, то его ждут невыносимые последствия этого греха. 
 Медитация Бифрост Эйри. Буддисламический текст 
 Прошло несколько месяцев после похищения маленького Фейда-Рауты. Невыносимое страдание помутило разум Абульурда Харконнена. Он был сломлен и вновь отказался от мира, уйдя в добровольное отшельничество. Слуги были отпущены. Настал день, когда Абульурд и его жена погрузили в свой личный орнитоптер самые необходимые вещи. 
 Выйдя из дома, они подожгли главную резиденцию, желая превратить в дым и пепел самую память о ней. Ярким пламенем запылали крыша, стены и балки. Остов дома трещал от жара, искры летели в мрачное небо Ланкивейля, увлекаемые дымом пожара, похожего на погребальный костер. Большой деревянный дом служил пристанищем Абульурду и Эмми на протяжении десятилетий, будучи средоточием тепла и воспоминаний о былом счастье. Но сегодня супруги покинули его, ни разу не оглянувшись назад. 
 Абульурд и Эмми летели над горами до тех пор, пока не приземлились в одном из тихих горных городков под названием Веритас, что означает "истина". Эта буддисламская община обосновалась под гранитным выступом горы, превратившим город в крепость. За многие столетия существования общины монахи углубили естественную выемку, и теперь под выступом находилась целая система туннелей и келий, в которых монахи могли спокойно предаваться размышлениям и молитвам. 
 Абульурду Харконнену было о чем подумать, и монахи приняли его в общину, не задавая лишних вопросов. 
 Не будучи преданными последователями буддисламской религии, никогда не соблюдавшие даже внешних требований веры, Абульурд и Эмми проводили время в долгом молчании. Они утешали друг друга в горе и той боли, какие им пришлось пережить. Супруги пытались понять, почему вселенная упорно обрушивает на них удар за ударом, но ответ ускользал от них. 
 Абульурд верил, что у него доброе сердце и что по сути своей он хороший человек. Он всегда хотел поступать и поступал по справедливости. Но каждый раз он почему-то попадал в ловушку, расставленную демонами. 
 Однажды он, как и обычно, сидел в своей каменной сумрачной келье, освещаемой тусклым светом горящих благовонных палочек, сложенных в расставленных на полу горшках. Проложенные в стенах трубы, по которым циркулировали горячие термальные воды, согревали воздух кельи. Абульурд, одетый в просторную одежду, предавался не молитвам, а тягостным размышлениям. 
 Эмми, опустившись на колени рядом с мужем, гладила рукав его рубахи. В уединении она начала писать стихи, - подражая формам буддисламических сутр. Слова и метафоры были настолько исполнены пронзительной боли, что когда Абульурд читал их, из глаз его текли жгучие слезы. Сейчас Эмми отложила в сторону пергамент и перья, оставив незаконченными очередные стансы. 
 Оба супруга смотрели на мерцающие огни светильников. Откуда-то из глубин подземного города доносилось пение монахов, и стройная мелодия песнопений заставляла вибрировать тяжелые камни. Приглушенные звуки, в которых нельзя было различить отдельных слов, оказывали гипнотическое действие. 
 Абульурд думал о своем отце, который был так похож на него самого: с такими же длинными волосами, мускулистой шеей и стройным худощавым телом. Барон Дмитрий Харконнен всегда носил свободную одежду, чтобы выглядеть более импозантным, чем был в действительности. Он был упорным человеком, умевшим принимать ответственные решения ради преумножения благосостояния своей семьи. Каждый день его жизни был наполнен борьбой за увеличение богатства Дома Харконненов и усиление его позиций в Ландсрааде. Добившись права на сиридарный лен Арракиса, Дмитрий сумел возвысить Дом Харконненов и занять выдающееся место среди аристократических фамилий. 
 За тысячелетия, прошедшие после битвы при Коррине, род Харконненов успел прославиться своей жестокостью, но Дмитрий проявлял эту черту меньше, чем все его предки. Под влиянием своей второй жены Дафнии характер Дмитрия смягчился. В последние годы жизни он сильно изменился. Его часто видели смеющимся, он не скрывал любви к своей жене и даже заботился об умственно отсталом Маротине, которого любой из предков Харконненов просто убил бы, прикрываясь маской милосердия. 
 К несчастью, чем милосерднее вел себя Дмитрий, тем более жестоким становился его старший сын Владимир. Это выглядело как реакция на доброту. Мать Владимира Виктория приложила все силы для того, чтобы пробудить в сыне неуемную жажду власти. 
 Мы очень разные. 
 Сейчас, медитируя при мерцающем, неверном свете благовонных огней, Абульурд не испытывал ни малейших сожалений оттого, что не пошел по стопам своего сводного брата. Душа и тело Абульурда не позволяли ему совершать деяний, вызывавших такой восторг у нынешнего барона Харконнена. 
 Слушая приглушенное пение монахов, Абульурд восстанавливал в памяти свое родословное древо. Он никогда не понимал, почему отец нарек его именем Абульурд, именем человека, покрывшего себя позором во время Джихада Слуг. Тот, прежний Абульурд Харконнен был изгнан за трусость после битвы при Коррине и впал в вечную немилость. 
 В той достопамятной битве люди одержали окончательную победу над мыслящими машинами. Именно тогда, на последнем рубеже возле легендарного моста Хретгира, его тезка Абульурд Харконнен совершил предательство, которого ему не простила ни одна из победивших партий. Именно тогда образовалась пропасть между Домами Харконненов и Атрейдесов, началась кровавая вражда, длящаяся тысячелетия. Но подробности были отрывочными, доказательства не сохранились. 
 Что знал отец? Что сделал тот, другой Абульурд Харконнен, в битве при Коррине? Какое решение принял он, стоя у моста? 
 Возможно, Дмитрий не считал деяние предка предательством. Может быть, овеянные ореолом победы Атрейдесы просто переписали историю, изменив ее истинный сюжет много столетий спустя только для того, чтобы очернить Харконненов. За тысячи лет, прошедших после Великого переворота, в истории накопилось столько басен и мифов, затмивших правду. 
 Вздрогнув, Абульурд вздохнул, с новой силой ощутив запах трав, горевших в светильниках. 
 Чувствуя смущение мужа, Эмми ласково погладила его по шее и печально улыбнулась. 
 - Это займет какое-то время, - сказала она, - но я думаю, что в конце концов мы сумеем обрести покой в этом святом месте. 
 Абульурд согласно кивнул и снова испустил тяжкий вздох. Он взял в свою ладонь руку Эмми и, поднеся ее к губам, запечатлел поцелуй на обветренной коже. 
 - Возможно, я лишился всех благ и власти, дорогая моя жена. Возможно, я лишился обоих моих сыновей.., но у меня есть ты. И ты для меня дороже всех сокровищ империи. - Он прикрыл светло-голубые глаза. - Я думаю лишь о том, чтобы сделать что-нибудь для Ланкивейля, для всех этих людей, которые страдают только оттого, что я таков, каков есть. 
 В бессильном гневе он плотно сжал губы. Глаза застилала пелена слез, которая не могла избавить Абульурда от мучительных видений: Глоссу Раббан, покрытый кровью убитых им китов и прикрывший глаза от яркого света прожекторов пристани; Бифрост Эйри, разрушенный солдатами Раббана; глаза Онира Рауты-Раббана, не верившего в реальность происходящего, когда гвардейцы сталкивали его в пропасть; бедная рыбачка... Абульурд отчетливо вспомнил запах ее горящей плоти, пораженной смертоносным лучом, опрокинутое ведро, бульон, пропитавший передник несчастной женщины, упавшей в горячую лужу; отчаянный крик ребенка... 
 Так ли давно была его жизнь исполнена добра и мира? Сколько лет прошло с тех пор, когда он в дружной компании местных рыбаков выходил на лов китов-альбиносов?.. 
 Вдруг, под действием неясного импульса, Абульурд вспомнил искусственный айсберг, нелегальное огромное хранилище пряности, спрятанное в арктических льдах. Это харконненовское сокровище превосходит все богатства, которые могут представить себе живущие здесь бедные люди. Этот склад пряности расположили под самым носом Абульурда, и сделал это, без сомнения, его сводный брат. 
 Он резко встал и торжествующе улыбнулся. Абульурд не мог сдержать охвативший его восторг. Он посмотрел на жену, которая не могла понять причину его радостного волнения. 
 - Я знаю, что мы можем сделать, Эмми! - Он радостно хлопнул в ладоши, трепеща от предвкушения того, что собирался сделать. Наконец он нашел способ возместить рабочим людям тот ущерб, который нанесла им его семья. 
 Грузовой ледокол, не имевший ни плана маршрута, ни опознавательного маяка, вышел в море с группой буддисламских монахов, экипажем китобоев и бывшими слугами на борту. Абульурд сам возглавил эту необычную экспедицию. Ледокол шел сквозь ледяные поля. Вокруг с грохотом сталкивались ледяные торосы. 
 В ночном воздухе плавали мириады снежинок и мельчайших частиц льда, делавших видимыми лучи прожекторов судна, которое стремилось вперед в поисках искусственного айсберга, стоявшего на якоре где-то в просторах арктического моря. Пользуясь акустическими приборами и сканнерами, экипаж обследовал акваторию, разыскивая плавучую гору. Поскольку люди знали, что искать, работа была не слишком сложной. 
 За несколько часов до рассвета судно приблизилось к полимерной скульптуре, сильно напоминающей глыбу кристаллического льда. Охваченные суеверным страхом рабочие, китобои и монахи, перебравшись на искусственный айсберг, проникли в сеть туннелей, пронизавших искусственную гору. Там они обнаруживали контейнер за контейнером, наполненные баснословно дорогой пряностью, тайно доставленной с Арракиса и спрятанной от посторонних глаз. Доля, похищенная у императора. 
 Очень давно, в самом начале своего долгого правления, император Эльруд Девятый издал указы, строжайше запрещавшие создание таких нелегальных хранилищ, как это. Если воровство будет обнаружено, то барона ждало суровое наказание либо в виде штрафа, либо в виде лишения директорского поста в ОСПЧТ, либо лишения прав на владение леном Арракиса. 
 Вначале Абульурд, в последней надежде, решил было шантажировать сводного брата, потребовав возвращения ребенка под угрозой доноса императору о спрятанных сокровищах. Абульурд уже не был Харконненом, и терять ему было нечего, но, поразмыслив, он понял, что в стратегическом плане он проиграет, поддавшись искушению устроить шантаж. Нет, это был единственный способ закончить дело достойно и извлечь хотя бы крупицу добра из моря мрачного кошмара. 
 С помощью подвесных кранов и пожарных лестниц экипаж в течение многих часов перегружал контейнеры с меланжей на грузовые палубы ледокола. Хотя Абульурд и перестал быть членом семейства Харконненов, он сохранил титул правителя подобласти. Теперь он сможет послать агентов, чтобы восстановить старые контакты и связи. Он найдет контрабандистов и купцов, которые помогут ему избавиться от этих запасов пряности и выгодно ее продать. Конечно, это займет месяцы, но Абульурд решил брать выручку в твердых соляри, которые он потом распределит так, как посчитает нужным. И только в пользу своего народа. 
 Они с Эмми обсудили идею укрепления обороны Ланкивейля, но отвергли ее. Супруги поняли, что даже таких огромных денег им не хватит для того, чтобы создать защитную систему, способную противостоять натиску объединенной мощи Дома Харконненов. Нет, они сделают нечто лучшее. 
 Сидя в тесной монашеской келье, они с Эмми разработали хитроумный и далеко идущий план. Конечно, использовать такое неимоверное богатство задача не из легких, но у Абульурда были верные помощники, и он не сомневался в успехе. 
 Деньги, вырученные от продажи пряности, будут распределены по городам и поселкам, вложены в сотни горных убежищ и рыбацких деревень. Люди восстановят свои буддисламские храмы, вновь обретут снаряжение для лова меховых китов, расширят дороги и реконструируют пристани и доки. Каждый туземный рыбак получит новую лодку. 
 Деньги будет разделены на тысячи мелких паев, и никто не сможет разобраться, откуда взялись эти средства. Хранилище пряности, вопреки воле его создателя, позволит повысить уровень жизни бедных людей планеты - его, Абульурда, подданных - настолько, насколько они не могли вообразить себе, влача тяжелую трудную жизнь. 
 Даже если барон узнает, куда делась его пряность, он никогда не сможет получить назад свое утраченное богатство. Это будет то же самое, что пытаться пипеткой вычерпать море... 
 Стоя на капитанском мостике ледокола, пробивавшего дорогу к скалистым фьордам, Абульурд улыбался, вдыхая холодный свежий воздух и дрожа от радостного предчувствия. Он понимал, как много добра сможет принести эта ночная экспедиция. 
 Впервые за много лет Абульурд мог гордиться собой. 
 *** 
 Талант учиться - это дар. 
 Способность учиться - это навык. 
 Желание учиться - это выбор. 
 Ребек Гиназский 
 Сегодня ученики Школы Оружейных Мастеров останутся в живых или умрут в зависимости от того, чему они научились. 
 Стоя возле оружейной пирамиды, легендарный мастер Морд Кур тихо переговаривался со своим помощником, мастером Дже-Ву. Испытательный полигон был мокрым и скользким от дождя, который шел сегодня ранним утром. Небо по-прежнему было затянуто низкими облаками. 
 Скоро я телесно и духовно стану Оружейным Мастером, думал Дункан. 
 Тот, кто пройдет - переживет? - этот этап экзамена, предстанет перед комиссией, которая подвергнет кандидата устному испытанию, проверяя его познания в истории и философии боевых искусств, которые он изучал в Школе. После этого победители вернутся на главный административный остров, поклонятся священному праху Йоол-Норета и разъедутся по домам. 
 Отныне - Оружейными Мастерами. 
 - Тигр таится в одной руке, а дракон - в другой, - провозгласил Морд Кур. С тех пор как Дункан последний раз видел его на заброшенном вулканическом острове, седые волосы старого мастера отросли на целых десять сантиметров. - Великие воители находят способ справиться с любыми трудностями и препятствиями. Только воистину великий воин способен остаться в живых, пройдя Коридором Смерти. 
 Из 150 курсантов, прибывших восемь лет назад в Школу Гиназа, остался 51, и каждый неудачник послужил уроком для Дункана. Сейчас они с Хием Рессером - двое лучших студентов, - как и всегда, стояли в строю плечом к плечу. 
 - Коридор Смерти? - Кончик левого уха Рессера был срезан в одном из учебных боев, а так как рыжеволосый думал, что этот рубец придает ему вид закаленного ветерана, то он решил не прибегать к косметической операции, чтобы скрыть дефект. 
 - Это просто гипербола, - ответил Дункан. 
 - Ты так думаешь? 
 Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Дункан взглянул на шпагу старого герцога в своей руке. Это оружие вселяло в него уверенность. Вделанный в эфес темляк блестел на солнце. Благородный клинок. Дункан поклялся быть достойным этого оружия и был рад носить его. 
 - После восьми лет учения поздно отступать, - сказал он. Закрытая глухим забором тренировочная площадка была скрыта от глаз собравшихся здесь курсантов. Для того чтобы преодолеть препятствия, им придется поразить механических убийц, сразиться с твердыми голографическими проекциями, обезвредить мины-ловушки и сделать многое другое. Это будет последним испытанием физической выносливости и боевых навыков. 
 - Подойдите сюда и выберите себе оружие, - скомандовал Дже-Ву. 
 Дункан пристегнул к поясу два коротких ножа, присоединив их к шпаге старого герцога. Хотел он взять и тяжелую булаву, но потом передумал и выбрал боевое длинное копье. 
 Дже-Ву отбросил назад длинные вьющиеся волосы и выступил вперед. Голос его был тверд, но в нем чувствовались теплые нотки. 
 - Некоторые из вас могут счесть последнее испытание жестоким, худшим, чем любое реальное военное столкновение. Но мы считаем, что истинный боец должен воспитываться в реальной опасности, угрожающей самой его жизни. 
 Ожидая своей очереди, Дункан подумал о Глоссу Раббане, о том, как тот, не зная пощады, травил живых людей на Гьеди Первой. Такие настоящие, во плоти и крови, чудовища, как Харконнены, способны изобретать такие садистские злодейства, какие и не снились Дже-Ву. Дункан глубоко вдохнул, стараясь подавить страх и представить себе, как он выигрывает финальные схватки, выходя живым из заключительного испытания. 
 - Когда Гиназ передает Оружейного Мастера аристократическому Дому, заговорил старый Морд Кур, - этот мастер становится ответственным за жизнь, безопасность и имущество всей семьи, которая становится зоной его ответственности. Поскольку вы несете такую ответственность, постольку никакое самое тяжелое испытание нельзя считать слишком трудным. Сегодня некоторые из вас погибнут. Не сомневайтесь в этом. Мы обязаны выпускать отсюда только лучших бойцов во всей империи. Плохие не смогут вернуться домой. 
 Ворота распахнулись. Герольды начали выкликать имена из списка, и несколько курсантов, пройдя через ворота, исчезли за заграждением. Среди первых оказался и Рессер. 
 - Желаю удачи, - сказал он на прощание. Друзья соприкоснулись по имперскому обычаю ладонями, и рыжеволосый, не оглядываясь, направился навстречу своей судьбе и через мгновение исчез за зловещими воротами. 
 Наступала кульминация тяжелых восьмилетних тренировок. Дункан ожидал своей очереди среди прочих курсантов. Некоторые потели от плохо скрываемого страха, некоторые, наоборот, скрывали свою неуверенность под маской деланной бравады. Курсанты по одному исчезали за воротами. От дурных предчувствий Дункан чувствовал холодок в груди. 
 - Дункан Айдахо! - прогремел наконец герольд. Проходя через ворота, Дункан увидел, как вошедший перед ним курсант изо всех сил отражает сыплющиеся на него со всех сторон удары. Молодой человек извивался, увертывался, подпрыгивал и размахивал своим мечом, пока не скрылся из виду между множеством препятствий и механических противников. 
 - Вперед, вперед, это же так легко, - проревел в ухо Айдахо ассистент Школы - атлетически сложенный мужчина. - У нас уже есть пара выживших. 
 Дункан мысленно вознес молитву и бросился вперед, навстречу неведомой опасности. За его спиной, издав зловещий лязг, захлопнулись ворота. 
 Сосредоточившись на своих действиях, Дункан привел свой разум в состояние повышенной реактивности. Мысленно он слышал многочисленные голоса. Пауль Атрейдес говорил, что Айдахо сможет достичь любой поставленной цели; герцог Лето советовал высоко держать голову, не допускать бесчестья и ни при каких обстоятельствах не забывать о милосердии. Туфир Гават не советовал, он просто приказывал держать под наблюдением всю полусферу, окружающую Дункана. 
 С обеих сторон откуда-то появились два механических противника, горящие сенсорные глаза которых следили за каждым движением Дункана. Дункан рванулся вперед, остановился, сделал обманное движение, нырок и прошел первое препятствие. 
 Не упуская ни одного пункта. Развернувшись, Дункан, не оглядываясь, нанес задний удар копьем и почувствовал, что попал по металлу, отразил нападение механического противника, отбив брошенный дротик. Следи за периметром. Сохранив равновесие, Дункан осмотрительно двинулся вперед, готовый нанести удар в любом направлении. 
 На ум пришли слова школьных инструкторов: коротко остриженного Морда Кура, похожего на игуану Дже-Ву, безобразно толстого Ривви Динари, напыщенного Уитмора Бладда и даже сурового смотрителя тюремного острова Джеймо Рида. 
 Преподавателем тай-цзы была привлекательная женщина, настолько гибкая, что казалась состоящей из одних сухожилий. Иногда ее тихий нежный голос приобретал стальную твердость: "Ожидай неожиданного". Какие простые, но исполненные глубокого смысла слова. 
 Боевые тренажерные машины приводились в действие оптическими сенсорами, улавливавшими быстрые или неуверенные движения. Однако в соответствии с запретами, наложенными законами Джихада, машины в отличие от Дункана не умели думать. Айдахо ударил металлической окантовкой копья одну из машин, потом извернулся и нанес удар другому механическому сопернику. Выполнив гимнастическое сальто, он ушел от двух ножей, наносивших ему смертельные удары. 
 Пробираясь вперед по деревянному настилу, проложенному по земле, Дункан босыми ногами ощупывал доски, отыскивая нажимные устройства. Настил был в этом месте забрызган кровью, рядом лежали куски изуродованного тела; но Дункан не стал останавливаться, чтобы опознать мертвеца. 
 Следующих противников Дункан ослепил, метнув ножи в стеклянные глаза оптических сенсоров. Некоторых он свалил мощными ударами ног. Четыре машины оказались всего лишь голографическими проекциями; их Дункан опознал по особенностям рисунка и блеску отраженного света - этой хитрости его в свое время научил Туфир Гават. 
 На одном из островов Школы инструктором был почти мальчик с детским личиком и инстинктами настоящего убийцы.., этот воин ниндзя учил курсантов тайным способам убийства и разрушения, высокому искусству растворяться в тенях и умению наносить убивающие на месте удары в полной тишине. "Иногда самые драматичные проблемы решаются едва заметными касаниями", - говорил этот ниндзя. 
 Соединяя в уме навыки, полученные за восемь лет обучения, Дункан мгновенно проводил нужные параллели, находя подобия разных способов и нюансы различия между ними, применяя самые подходящие в каждом случае. 
 Когда Айдахо проскочил мимо последней из смертельно опасных машин, сердце его билось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Дункан скатился по неровному склону к берегу, придерживаясь указателей маршрута, ограниченного защитным полем и забором. Светящиеся красные подвески направили его к бурлящему бассейну, в который стекала вода гейзеров и горячих вулканических источников. Волны аквамаринового моря, перекатываясь через края бассейнов, немного охлаждали воду. В нее можно было нырнуть, не опасаясь появления волдырей. 
 Дункан нырнул и проплыл по залитому пузырящейся, насыщенной солями водой проходу в вулканической породе. Задыхаясь, он наконец вынырнул в конце прохода и оказался возле другого бассейна, где на него набросились следующие механические противники. 
 Дункан дрался как дикий зверь - до тех пор, пока до него не дошло, что главной задачей является прохождение Коридора Смерти, а не поражение всех врагов. Он блокировал удары, опрокидывал машины и прорывался дальше по узкому проходу к джунглям и к следующей ступени экзамена... 
 Над глубокой пропастью был перекинут узкий канатный мост, для перехода по которому требовалось безупречное чувство равновесия, и Дункан знал, что за мостом его тоже не ждет ничего хорошего. На середине пути через пропасть его атаковали две голографические проекции, но Дункан отбился копьем, которое он держал в оцепеневших от напряжения руках. 
 Айдахо сохранил равновесие и не упал. Худшим врагом курсанта является его разум. Тяжело дыша, Дункан сосредоточился. Главная задача - это овладеть своим страхом, научиться управлять им. Я не должен забывать, что мне противостоят всего лишь безмозглые механизмы, чучела, независимо от того, насколько сильны их удары. 
 Сейчас ему приходилось применять все, чему его научили за восемь лет. Школа Гиназа давала в руки курсантов метод, но на настоящей войне не бывает двух одинаковых ситуаций. Главное оружие воина - умственная и физическая гибкость в соединении с умением приспосабливаться. 
 Сосредоточившись на направлении движения, Дункан шаг за шагом продолжал преодолевать пропасть. Отражая копьем нападения призрачных противников, он добрался наконец до противоположного конца каната. Все тело было покрыто потом, он выдохся и был готов упасть от страшной усталости. 
 Но Дункан не мог сдаться и упрямо продолжал двигаться вперед. Только вперед и до конца. 
 Впереди показалась куча камней, идеальное место для засады, и Дункан пролетел мимо по настилу, изо всех сил отталкиваясь от него босыми ногами. Теперь он ясно видел западни и ловушки. Услышав выстрел, он упал на землю, перекатился вперед и снова вскочил на ноги. Увидев летящий в его направлении дротик, Дункан оперся на копье, как на шест, и мгновенно перевернулся в воздухе, исполнив мастерское сальто. 
 Приземлившись, он вдруг почувствовал возле лица какое-то движение воздуха и молниеносным движением - мельницей крутанул перед глазами копье, отражая удар. В то же мгновение он ощутил два толчка по древку копья, в которое вонзились два маленьких летающих дротика, похожие на наконечники стрел. 
 Он снова увидел кровь на земле и растерзанное тело, лежавшее рядом с маршрутом. Хотя он не должен был отвлекаться и думать о погибших товарищах, Дункан не мог не пожалеть талантливого курсанта, который прошел столько изнурительных тренировок только для того, чтобы пасть здесь, во время последнего испытания. Так близко от цели. 
 Иногда он боковым зрением ловил взгляды мастеров и наблюдателей Гиназа, которые следовали за ним параллельным курсом, не отставая ни на шаг. Следовали за ним и инструкторы, многих из которых он помнил. Дункан не осмелился поинтересоваться, что сталось с его товарищами. Ведь он даже не знал, жив ли еще Рессер. 
 Итак, он использовал ножи и копье, но у него на поясе все еще висела тяжелая шпага старого герцога. Она ободряла и вселяла уверенность, как будто рядом все время был дух Пауля Атрейдеса. 
 - Любой молодой человек, обладающий таким мужеством, как ты, должен быть у меня при дворе, - сказал однажды Дункану старый герцог. 
 Позади остались разбитые и побежденные механические соперники. С обеих сторон, оставив только узкий проход, высились защитные поля, а впереди было последнее препятствие - котел с горящей нефтью. Гигантский костер пылал, перегородив проход, обе стороны которого были непроходимы из-за защитных полей. Это был конец Коридора Смерти. 
 Дункан закашлялся от удушливого дыма и прикрыл рот и нос рубашкой, но глаза страшно щипало, и Айдахо ничего не видел. Несколько раз моргнув, он наконец обрел способность смотреть, хотя из глаз катились крупные слезы. Присмотревшись, он внимательно разглядел горящую нефть во вкопанном в землю котле, похожем на раскрытую пасть всепожирающего демона. Горящий чан был ограничен узким ограждением, скользким от нефти и пропитанным толстым слоем жирной сажи. Над котлом поднимались едкие пары. 
 Это было последнее препятствие, и его надо было каким-то образом преодолеть. 
 Оглянувшись, Дункан увидел железные ворота, опустившиеся на дорогу. Створки были опутаны колючей проволокой шиги. Вскарабкаться на ворота не было никакой возможности, а значит, путь назад был отрезан. 
 Я и не собирался поворачивать назад: 
 "Никогда не спорь со своими учителями, мой мальчик", - советовал Дункану Пауль Атрейдес. Повинуясь чутью, он взял в свой дом молодого беглеца, невзирая на то что тот прибыл с планеты Харконненов. 
 Дункан задумался: нельзя ли просто перепрыгнуть котел? Но что, если он не круглый, а вытянутый? Противоположный край чана был не виден, скрытый от глаз языками пламени и дымом. Может быть, это ловушка? Головоломка в головоломке. 
 А что, если этот котел всего-навсего голографическая проекция? Но нет, Дункан чувствовал обжигающий жар и едкий запах дыма. Он метнул в чан копье и услышал металлический звон. 
 Услышав сзади грохот и металлический скрежет, Дункан обернулся и увидел, что створки ворот приблизились к нему. Если он не придумает, куда двигаться, то ворота своими створками столкнут его прямо в котел. 
 Обнажив шпагу старого герцога, Айдахо со свистом рассек воздух. Оружие показалось ему совершенно бесполезным. Думай! 
 Ожидай неожиданное. 
 Он внимательно посмотрел на мерцающий защитным силовым полем забор. Только теперь он вспомнил, чему однажды научил его Туфир Гават во время одной из тренировок на Каладане. Медленно движущийся клинок проникает сквозь защитное поле, но скорость его движения должна быть верно выбрана. Нельзя вести клинок ни слишком быстро, ни слишком медленно. 
 Он ударил шпагой старого герцога воздух, чтобы потренироваться. Можно ли проткнуть шпагой защитное поле и пройти через образовавшуюся брешь? Если медленный удар шпагой может проникать сквозь силовое поле, значит, оно движется, изменяет свою конфигурацию, перемещается. Острый кончик шпаги меняет форму поля, проделывает в нем отверстие. Но сколько времени поле остается искаженным после того, как его проткнет шпага? Успеет ли он протиснуться сквозь образовавшееся отверстие, прежде чем поле снова сомкнется? 
 Покрытые колючей проволокой ворота снова сдвинулись с места, подталкивая Дункана к пылающему котлу. Но Айдахо не собирался прыгать в огонь. 
 Мысленно Дункан повторил то, что собирался сделать. Выбор был ограничен. Айдахо шагнул к пульсирующей преграде и остановился, чувствуя резкий запах озона и ощущая, как разряды статического электричества щиплют кожу. Он попытался вспомнить молитву, которую пела ему на ночь мать до того, как ее убил Раббан. Но вспомнил он только отрывочные, не связанные между собой обрывки. 
 Крепко ухватив тяжелую шпагу старого герцога, Дункан бросился к силовому барьеру и ткнул в него острием так, словно это была стена воды. Потом он повел клинок вверх и ощутил рвущиеся волны. Такое ощущение бывает, когда вспарывают рыбье брюхо, чтобы удалить внутренности. 
 После этого он бросился вперед, следуя за острием шпаги, преодолел вязкое сопротивление и.., испытывая легкое головокружение, упал на твердую лаву. Тотчас вскочив на ноги, он поднял шпагу, готовый сразиться с мастерами, если они вздумают наказать его за нарушение правил. Он огляделся. Не было ни пылающего котла, ни колючих ворот. Он был свободен. 
 - Превосходно! Еще один выжил! 
 Курчавый Джеймо Рид, освобожденный на сегодня от обязанностей смотрителя тюрьмы, подбежал к Айдахо и сжал его в медвежьих объятиях. 
 Ненамного отстали от него и Оружейные Мастера Морд Кур и Дже-Ву. На их лицах было написано выражение несвойственных им восторга и радости. Дункан никогда не видел их такими довольными. 
 - Был только один способ выбраться оттуда? - спросил он, стараясь отдышаться, у мастера Кура. Старик оглушительно расхохотался. 
 - Ты нашел один из двадцати двух способов, Айдахо. В это время раздался еще один голос: 
 - Ты не хочешь вернуться и поискать другие возможности? Это был Рессер, растянувший в улыбке губы от одного - целого - до другого отрубленного - уха. Дункан бросил в ножны шпагу старого герцога и изо всех сил хлопнул друга по спине. 
 *** 
 Как определить, кто такой Квисац Хадерах? Это существо мужского пола, везде и одновременно сущее, единственный мужчина, который может воистину стать величайшим из людей, соединив в себе свойства своих предков по мужской и женской линии, обретя этим неразделимую силу и власть. 
 Бене Гессерит. "Книга Ажара" 
 В сети бассейнов и водных дорожек, расположенных в подвале императорского дворца, плавали две женщины, одетые в непромокаемые черные купальные костюмы. Та, которая была моложе, плыла медленно, намеренно отставая от старшей, чтобы при необходимости помочь ей. Непромокаемые костюмы были скользкими, как масло, и теплыми, как чрево матери, очень гибкими и скромными, прикрывающими грудь, живот и бедра. 
 Несмотря на то что некоторые женщины Ордена Бене Гессерит носили обычную одежду, а иногда и весьма свободные наряды, облачаясь в них по случаю императорских балов или больших придворных празднеств, им все же рекомендовалось носить одежды, прикрывающие тело. Это помогало хранить мистическую тайну, которая отделяла Сестер Ордена от прочих смертных. 
 - Я уже не могу.., делать то, что.., делала раньше, - с трудом прохрипела Преподобная Мать Лобия, когда Анирул помогла ей перебраться в самый большой из семи центральных бассейнов - настоящий оазис исходящей паром воды, от которой исходил тяжкий аромат солей и трав. Не так давно Вещающая Истину Лобия легко обгоняла Анирул на любой воде, но теперь, когда старухе сравнялось сто семьдесят лет, здоровье ее начало клониться к упадку. Влага конденсировалась на каменном потолке и падала оттуда струями настоящего тропического ливня. 
 - Ты прекрасно плаваешь, Преподобная Мать. - Анирул, поддерживая старую женщину под руку, помогла ей взойти на каменные ступени. 
 - Не пытайся лгать Вещающей Истину, - произнесла Лобия, сморщив лицо в улыбке. Ее желтоватые глаза весело плясали, но дышала она с большим трудом. - В особенности Вещающей Истину при дворе императора. 
 - Разве супруга императора не заслуживает небольшого снисхождения? 
 Старуха рассмеялась. 
 Анирул помогла ей сесть в текучее, принимающее форму тела кресло и дала мохнатое полотенце, сотканное из мягкого картана. Лобия откинулась на спинку удобного кресла и включила массажер. Живительные токи начали стимулировать мышцы и нервные окончания под ее кожей. 
 - Сделаны все приготовления для моей замены, - сказала Лобия сонным голосом, заглушаемым мягким жужжанием кресла. - Я видела имена кандидаток. Как хорошо было бы вернуться в Школу Матерей, хотя я сомневаюсь, что когда-нибудь снова ее увижу. На Кайтэйне такой замечательный климат, а я скучаю по холоду и сырости Валлаха. Это не кажется тебе странным? 
 Анирул, присев на краешек другого кресла и глядя на постаревшее лицо Лобии, непрестанно слышала внутри себя голоса Другой Памяти. Как и подобает тайной матери Квисаца, Анирул жила с Другой Памятью, переполнявшей ее мозг. Все ее предки говорили с ней, сообщая сведения, не все из которых были известны даже Ордену Бене Гессерит. Лобия, несмотря на многие прожитые ею годы, не имела такого представления об истинном возрасте, как Анирул. 
 Я мудра не по возрасту. Это была не похвальба; скорее чувство бремени истории, которое легло на ее плечи, и чувство ответственности за события, вероятность которых она носила в своей душе. 
 - Что станет делать император, когда тебя не станет рядом с ним, Преподобная Мать? Он полностью доверяет тебе, стараясь понять, кто лжет ему, а кто говорит правду. По каким бы историческим меркам ни судить, тебя нельзя назвать ординарной Вещающей Истину. 
 Никто не ответил Анирул. Старая Преподобная Мать Лобия уснула, убаюканная монотонным шумом массажера. 
 Анирул подумала о ярусах секретности, существовавших в иерархии Ордена Сестер. Информация была строго распределена по ним, и каждая Сестра имела доступ только к своему уровню. Спящая рядом Преподобная Мать была одной из самых могущественных женщин империи, но даже она не знала истинной природы миссии Анирул, да и вообще очень мало была осведомлена о селекционной программе выведения Квисац Хадераха. 
 У противоположной стены подземного помещения из парящего бассейна вылез Шаддам, завернутый в мохнатое полотенце. За ним следовали две голые наложницы. Двери закрылись, и компания исчезла из виду. Все женщины стали для Анирул на одно лицо, несмотря на приобретенную в Бене Гессерит наблюдательность. 
 Шаддам не проявлял больше сексуального интереса к Анирул, хотя она и знала, как ублажить его в постели. В соответствии с приказом Верховной Матери Анирул совсем недавно родила Шаддаму четвертую дочь - Иосифу. Император был взбешен, перестал обращать внимания на законную супругу и окружил себя наложницами. Понимая, что Шаддам постоянно находится под прессом воспоминаний о долгом правлении своего отца, Эльруда Девятого, Анирул иногда задавала себе вопрос, не заводит ли ее муж столько любовниц только для того, чтобы сравняться в этом со своим отцом. Интересно, какой теперь счет? 
 Из парной вышел император, отвернулся от Анирул и нырнул, почти не издав плеска, в один из холодных бассейнов. Вынырнув на поверхность, он умело поплыл к дорожке. Шаддам любил воду и каждый день по десять раз проплывал по периметру дворца. 
 Неплохо было бы императору относиться к управлению государством с таким же рвением, с каким он относился к своим развлечениям, подумала Анирул. Время от времени она проверяла супруга и поняла, что он гораздо меньше ее осведомлен о союзах, направленных против него, и о тех махинациях, которые творились за его спиной. Это было невосполнимым пробелом. Шаддам увеличил численность корпуса сардаукаров, но сделал это без четкого плана, не имея в голове никаких стратегических замыслов. Он любил изображать из себя солдата и даже носил форму - но был начисто лишен военных талантов, таланта полководца, умеющего двигать своих оловянных солдатиков по шахматной доске империи с верным расчетом на победу. 
 Услышав высокий писк, Анирул подняла голову и увидела крошечное черное создание, устроившееся на каменных стропилах подвала. Трепеща крыльями, специально обученная летучая мышь подлетела к Анирул. Мышь принесла закодированное послание с Валлаха. Летучую мышь доставили на планету и отпустили на Кайтэйне, где животное само нашло дорогу во дворец. Старая Лобия не шевелилась, а Шаддам, как по опыту знала Анирул, появится не раньше чем через полчаса. Так что никто не нарушит ее уединения. 
 Настроив голосовые связки, мать Квисаца издала клич летучей мыши. Крылатое животное подлетело ближе и село на раскрытую мокрую ладонь. Анирул посмотрела на безобразную мордочку, острые зубы и глазки, похожие на две крошечные черные жемчужины. Сосредоточившись, Анирул издала еще один высокочастотный звук. Мышь ответила трелью, пакетом сигналов, закодированных в нервной системе рукокрылого посланника. 
 Услышав трель, Анирул задумалась. Даже Вещающая Истину Лобия не знает кода. Мышь продолжала издавать серии щелчков и трелей, которые Анирул мгновенно расшифровывала и сортировала. 
 Мышь принесла сообщение от Верховной Матери Харишки. В сообщении говорилось о кульминации плана, венчавшей программу селекции, продолжавшуюся на протяжении девяноста поколений. Сестра Джессика, тайная дочь Гайус Элен Мохиам и барона Владимира Харконнена, пока не выполнила свою священную миссию и не зачала дочь от герцога Лето Атрейдеса. Не есть ли это преднамеренный отказ или самовольная задержка? Мохиам говорила, что молодая женщина исполнена духом Ордена и лояльна, но временами бывает очень упрямой. 
 Анирул ожидала, что эта вожделенная дочь, предпоследний шаг селекционного пути, женщина, которая должна будет стать матерью их секретного оружия, уже зачата. Было известно, что Джессика иногда спит с герцогом Лето Атрейдесом, но до сих пор не забеременела. Нет ли здесь злого умысла? Привлекательную молодую женщину проверяли на фертильность, и она виртуозно владела искусством соблазна. Более того, у герцога Лето уже есть один сын. 
 Почему она так долго медлит ? 
 Это очень плохая новость. Если давно ожидаемая дочь тайного союза Харконненов и Атрейдесов не родится в самое ближайшее время, то Ордену придется под каким-то благовидным предлогом отозвать на Баллах непокорную Джессику. 
 Анирул хотела сначала отпустить летучую мышь на волю, но потом решила не рисковать. Двумя пальцами она сломала зверьку шею и выбросила труп в корзину для утилизации. 
 Оставив спящую в массажном кресле Лобию, Анирул поспешила наверх в свои дворцовые покои. 
 *** 
 Ты режешь мою живую плоть и осыпаешь солью кровоточащие раны! 
 "Плач фримена" 
 Варрик выжил, несмотря на то что у Лиета Кинеса не было никаких медикаментов, кроме бинтов из аптечки фремкита. 
 Ослепленный горем и чувством вины Лиет надежно устроил полумертвого друга на спине червя. Весь долгий путь до сиетча Кинес, как мог, ухаживал за Варриком, деля с ним скудные запасы воды и латая дыры в его защитном костюме. 
 Сиетч Красной Стены встретил искалеченного Варрика стонами и рыданиями. Фарула, знавшая толк в целебных травах, не отходила от израненного мужа. Она упорно ухаживала за ним, лежавшим в полузабытьи, и изо всех сил старалась укрепить ту тонкую ниточку, которая все еще связывала Варрика с жизнью. 
 Несмотря на то что Фарула по несколько раз в день меняла повязки на лице мужа, раны не хотели закрываться и на обнаженные кости и жилы не нарастала новая кожа. Лиет слышал, что мудрецы Бене Тлейлакса, творившие генетические чудеса, умели создавать новые глаза, конечности и плоть, но фримены никогда не приняли бы это чудо, даже ради спасения своего соплеменника. Старики и дети сиетча уже поставили возле занавески пещеры Варрика охранительные амулеты, желая отогнать от фрименов безобразного демона. 
 Хейнар, старый одноглазый наиб, явился навестить своего зятя. Фарула, стоявшая на коленях у ложа своего супруга, выглядела совершенно изможденной; ее ангельское личико, на котором когда-то могла мгновенно вспыхнуть улыбка или язвительное выражение, Фарула, чьи глаза когда-то излучали ум и любопытство, являла собой воплощение беспомощности и бессилия. Хотя Варрик был еще жив, его жена надела желтый нежони, шарф, символизирующий траур. 
 Гордый Хейнар созвал совет старейшин сиетча. Перед суровыми старцами выступил Лиет Кинес и рассказал о том, что произошло с ним и с Варриком в пустыне. Свидетельства Лиета были таковы, что фримены воздали должное той священной жертве, которую принес на алтарь племени Варрик. Молодого мужчину следовало считать героем. О нем надо было слагать стихи и песни, его надо было прославлять и чтить. Но Варрик совершил одну-единственную ошибку. 
 Он остался жить, хотя должен был умереть. 
 Хейнар и старейшины по зрелом размышлении решили подготовить погребальный церемониал. Смерть Варрика - дело времени, говорили они. Столь тяжко раненный человек не может жить долго. 
 Но они тоже ошиблись, Варрик не собирался умирать. 
 Ухоженные и смазанные целебными мазями раны перестали кровоточить. Фарула кормила Варрика, а Лиет, часто навещавший друга, смотрел на него, снедаемый бесплодным желанием хоть чем-то облегчить его участь. Но даже сын уммы Кинеса не мог совершить чуда исцеления. Лиетчих, сын Варрика, был слишком мал, чтобы понять, что случилось. Малыш был отдан на попечение скорбящих родителей Фарулы и Варрика. 
 Хотя Варрик и выглядел как истерзанный труп, раны его не издавали гнилостный запах, не истекали гноем, не было видно и гангрены. Как это ни странно, но Варрик выздоравливал, хотя обнаженные участки костей так и остались незакрытыми. Он не мог закрыть выступавшие из орбит, лишенные век глаза, чтобы забыться в целительном сне, хотя взор Варрика был погружен в тьму вечной ночи. 
 Оставаясь с Фарулой во время ее ночных бдений с мужем, Лиет склонялся к другу и шептал ему на ухо чудесные рассказы о Салусе Секундус, об их бесстрашных налетах на гарнизоны Харконненов, о том, как они служили приманкой для врагов, когда настал час расплаты за преступление у деревни Байлар. 
 Но Варрик лежал молча и неподвижно на своем ложе. Час за часом и день за днем. 
 Фарула склонила голову и едва слышно прошептала: 
 - Что мы сделали? Чем мы оскорбили Шаи Хулуда? За что он так тяжко наказал нас? 
 Наступила тишина. Пока Лиет думал, что ответить молодой женщине, Варрик вдруг зашевелился на своем ложе. Фарула сдавленно вскрикнула и шагнула к мужу. Он сел. Не прикрытые веками глаза блестели, словно Варрик пытался что-то разглядеть на стене пещеры. 
 Когда он заговорил, задвигались мышцы и сухожилия, прикрепленные к челюстям. Было видно, как за частоколом зубов шевелится язык, произнося искаженные слова. 
 - Мне было видение. Теперь я понимаю, что должен делать. 
 *** 
 Целыми днями Варрик медленно и неуклюже, но упрямо бродил по переходам сиетча. Песок лишил его зрения, но он находил дорогу на ощупь. Безжизненные глаза его неотступно видели одну и ту же мистическую картину. Выступая из теней, словно живой труп, он говорил тихим, ломким голосом. Но слова, которые он произносил, завораживали. 
 Людей, встречавших его, охватывало желание бежать, но они были не в силах уйти, слыша его монотонную речь. 
 - Когда буря поглотила меня, в то мгновение, когда я был готов встретить смерть, из несущегося с ветром песка я услышал Голос, который говорил со мной. Это был сам Шаи Хулуд, который сказал мне, что я должен пережить ниспосланное мне испытание. 
 Фарула, все еще носившая желтый цвет траура, каждый раз старалась утащить мужа домой. 
 Фримены избегали говорить с Варриком, но внимательно слушали его. Если и нашелся человек, которому явилось священное видение, то разве не мог стать им Варрик, чудесным образом уцелевший под беспощадной косой песчаной бури? Неужели это простое совпадение - то, что он смог пережить такое, от чего на его месте должен был погибнуть любой смертный? Не говорит ли это о том, что именно Варрик стал нитью в ковре, который ткет для всего мира Шаи Хулуд? И если когда-либо видели фримены людей, которых коснулся огненный перст Божий, то Варрик наверняка один из них. 
 Глядя перед собой невидящим взором, он, повинуясь внутреннему голосу, вошел однажды в пещеру, где сидел Хейнар с членами совета старейшин. Фримены замолкли, не зная, как реагировать на появление Варрика. Тот же остановился у входа и застыл в страшной неподвижности. 
 - Вы должны утопить палку погонщика червя, - заговорил калека. Призовите Сайаддину, пусть она приготовит все необходимое для церемонии Воды Жизни. Я должен принять ее.., чтобы выполнить мою миссию. 
 Он повернулся и вышел, направившись в переход своей шаркающей походкой и оставив Хейнара и старейшин в недоумении и великом смятении. 
 Ни один человек не мог безнаказанно вкусить Воды Жизни. Все такие люди умирали. Это был напиток Преподобных Матерей, ядовитый магический отвар, смертельный для неподготовленных и непосвященных. 
 Варрик, которому никто не мешал ходить по сиетчу, вошел в общий зал, где подростки растирали в специальных чанах сырую пряность; молодые незамужние женщины обрабатывали меланжевый дистиллят для изготовления пластика и топлива. Напротив стены стоял ткацкий станок, издававший звуки тупых ударов. Были здесь и другие фримены, старательно шившие защитные костюмы или наблюдавшие за работой сложных механизмов. 
 На разогреваемой солнечными батареями плите готовились похлебка и пюре, которые жители сиетча ели днем. Это была лишь легкая закуска. Основная еда подавалась после захода солнца, когда сумерки немного охлаждали беспощадный зной пустыни. Старик, гнусавя, пел жалобную песню, в которой говорилось о веках странствований Дзенсунни, о бедах, которые претерпел народ до того, как обрел родину на пустынной планете. Лиет Кинес тоже был здесь, потягивая кофе с пряностью в компании двух воинов Стилгара. 
 Все бросили работу и застыли в молчании, когда вошел Варрик и начал говорить. 
 - Я видел зеленую Дюну, рай. Даже умма Кинес не ведает того величия, какое явил мне Шаи Хулуд. - Голос Варрика гудел, словно холодный ветер, пронизывающий открытую пещеру. - Я слышал Голос Иного Мира, мне было видение Лисана алъ-Гаиба, которого все мы ждем. Видел путь, обетованный легендой, обетованный Сайаддиной. 
 Фримены зароптали, слыша такую дерзость. Они тоже слышали пророчества, обещавшие то, о чем говорил Варрик. Преподобные Матери учили веками, и легенда передавалась из уст в уста, из поколения в поколение, от одного племени к другому. Фримены ждали долго, и многие из них прониклись скепсисом, хотя иные продолжали верить - и устрашились. 
 - Я должен испить Воды Жизни. Я видел путь. Лиет увел друга домой, где они нашли Фарулу, говорившую с отцом, наибом Хейнаром. При взгляде на вошедшего мужа взор Фарулы стал печальным и покорным, из не высыхавших многие недели глаз снова потекли слезы. Сидевший на ковре маленький сын громко заплакал. 
 Взглянув на Варрика и стоявшего рядом с ним Листа, Хейнар заговорил: 
 - Все должно быть, как должно, Фарула. Старейшины приняли решение. Это громадная жертва, но если.., если он тот, если он действительно Лисан аль-Гаиб, то мы должны сделать то, о чем он говорит. Мы дадим ему Воду Жизни. 
 *** 
 Лиет и Фарула изо всех сил старались отговорить Варрика от его безумной затеи, но покрытый шрамами калека был тверд в своей вере. Он смотрел на жену И друга своими вечно открытыми глазами, но не мог видеть их взглядов. 
 - Это мой машхад и моя михна. Мое духовное и религиозное испытание. 
 - Как знать, может быть, ты просто ослышался, и то был вовсе не Голос, а просто шум бури, - упрямо твердил Лиет. - Варрик, может быть, галлюцинация ввела тебя в заблуждение? 
 - Нет, этого не может быть, потому что я знаю. 
 Пред лицом такой убежденности Фарула и Лиет могли только склонить голову и поверить Варрику. 
 Из дальнего сиетча прибыла старая Преподобная Мать Рамалло. Она должна была провести церемонию и занялась подготовкой. Фримены поймали молодого червя длиной всего десять метров и силой загнали его в цистерну с водой, взятой из канала. Когда червь погиб, отравив воду своей ядовитой желчью, фримены собрали жидкость в пластиковый кувшин и стали готовить напиток для церемонии. 
 Среди всего этого смятения в сиетч вернулся планетолог Кинес, посетивший одну из своих ботанических станций. Но он был так поглощен своими делами, что не придал особого значения всеобщему возбуждению, поняв только, что происходит какое-то очень важное событие. Пардот промямлил соболезнования Лиету по поводу того, что случилось с Варриком, но сын видел, что ум отца занят совершенно иными вещами. Проект переустройства Дюны не мог ждать ни минуты, и Пардота Кинеса не смущало даже то обстоятельство, что Варрик может оказаться долгожданным мессией, которому суждено превратить племена фрименов в объединенную сражающуюся силу. 
 Обитатели сиетча Красной Стены собрались в огромном зале празднеств. Высоко наверху, на помосте, с которого обычно обращался к своему племени Хейнар, стоял Варрик. Рядом с изуродованным калекой находились наиб и всемогущая Сайаддина, служившая этому племени не одно поколение. Старая Рамалло была похожа на пустынную ящерицу, готовую до последнего вздоха защищать своих детей от хищной птицы. 
 Сайаддина призвала мастеров воды и начала произносить ритуальные слова. Фримены повторяли их, но с гораздо большей тревогой, чем обычно. Некоторые искренне верили, что Варрик воистину тот, за кого выдает себя, другие могли только надеяться на чудо. 
 В зале стоял тревожный ропот. Обычно участие в церемониях было радостным событием для сиетча и его жителей, так отмечались значительные и важные события: победа над Харконненами, или открытие больших залежей пряности, или выживание после страшного природного катаклизма. 
 На этот раз, однако, все фримены понимали, насколько высока ставка. 
 Они смотрели на изуродованное лицо Варрика, который с решительным и бесстрастным видом стоял на возвышении. Люди смотрели на него со смешанным чувством надежды и страха, думая о том, сможет ли он изменить их жизнь или его ждет страшный провал, какой переживали в подобных положениях люди поколения и поколения назад. 
 В зале Лиет стоял рядом с Фарулой и ее сыном. Губы женщины были плотно сжаты, глаза закрыты. Вся она являла собой страх ожидания и предчувствия. Лиет почти физически чувствовал излучаемый ею страх. Боялась ли она, что яд убьет ее мужа.., или еще больше боялась, что он переживет это испытание и будет дальше влачить свое мучительное существование? 
 Сайаддина Рамалло закончила благословение и вручила сосуд с напитком Варрику. 
 - Пусть же Шаи Хулуд судит об истинности твоего видения действительно ли ты Лисан аль-Гаиб, которого мы так долго ждем. 
 - Я видел Лисан аль-Гаиба, - ответил Варрик и понизил голос, чтобы только Рамалло могла его слышать. - Я не говорил, что он - это я. 
 Было видно, как зашевелились обнаженные мышцы и сухожилия лица калеки, когда он приблизил гибкий носик сосуда ко рту. Рамалло сжала сосуд, и ядовитая жидкость потекла в рот Варрика. 
 Он сделал судорожный глоток, потом еще один. Фримены замолкли, охваченные суеверным ужасом. Люди застыли на месте, горя желанием понять, что произойдет дальше. Лиету показалось даже, что он слышит, как в унисон бьются сердца собравшихся здесь фрименов. Он слышал тихое дыхание людей, чувствуя, как в ушах отдается его собственный пульс. Лиет ждал и смотрел. 
 - Ястреб и мышь суть одно, - сказал Варрик, прозревая будущее. 
 Через мгновение Вода Жизни начала оказывать свое смертоносное действие. 
 *** 
 Все предыдущие страдания Варрика, все его ужасные муки, которые он пережил во время бури и после нее, стали лишь прелюдией к той страшной смерти, которая его ожидала. Яд проник в клетки его организма и превратил их в один пылающий ядовитым огнем костер. 
 Фримены решили, что духовное видение калеки ввело его в заблуждение. Варрик метался и бился в судорогах, неистово крича: 
 - Они сами не ведают, что сотворили. Рожденный в воде гибнет в песках! 
 Сайаддина Рамалло отступила в глубь возвышения, следя за Варриком, словно хищная птица за своей жертвой. Что это может значить? 
 - Думают, что могут управлять им, но заблуждаются. Сайаддина тщательно подбирала слова, пропуская крики Варрика сквозь полузабытый фильтр "Доспехов пророка". 
 - Он говорит, что может видеть то, чего не видят другие. Он видел путь. 
 - Писан аль-Гаиб! Это воплощение того, о чем мы мечтаем. - Варрик согнулся в такой страшной судороге, что его ребра треснули, как щепки. Изо рта потекла кровь. - Но это совсем не то, чего мы ждали. 
 Сайаддина подняла свою руку, похожую на когтистую птичью лапку. 
 - Он видел Писан аль-Гаиба. Он грядет. И он будет всем, о чем мы мечтали. 
 Варрик кричал до тех пор, пока его не покинули последние силы, он не мог уже издавать связных звуков, бился в конвульсиях и судорогах, не способный управлять своими движениями. Мозг его был съеден беспощадным напитком. Обитатели Байлара пили разбавленную Воду Жизни, но все умерли в страшных мучениях. Для Варрика же и такая безумная смерть была сущей милостью. 
 - Ястреб и мышь суть одно! 
 Фримены, неспособные ничем помочь несчастному, могли только смотреть на него с потрясением и отвращением. Смертные конвульсии Варрика продолжались много нескончаемых часов, но еще больше времени потребовалось Рамалло, чтобы истолковать смятенные видения бедного Варрика. 
 *** 
 Камни и песок тяжелы, но гнев глупца перевесит и то и другое. 
 Герцог Лето Атрейдес 
 Доминик Верниус вернулся в свою полярную крепость на Арракисе мрачным и подавленным. Его люди бросились встречать своего вождя, но приветственные возгласы замерли у них на устах. Все сразу поняли, что граф прибыл с плохими новостями. 
 Глаза Доминика запали, в них появилось затравленное выражение, чисто выбритая голова и нависший лоб потеряли бронзовый здоровый цвет. Теперь у графа было лицо преждевременно состарившегося человека. Здоровый цвет лица и несокрушимое здоровье покинули его, осталась только несгибаемая железная воля. Нить надежды оборвалась, глаза горели неугасимым огнем мщения. 
 Верный ветеран Асуйо встречал своего полководца на посадочной площадке. Ворот тяжелой меховой куртки старого солдата расстегнулся, обнажив поросшую седыми волосами грудь. Обратившись к Верниусу, Асуйо озабоченно сморщил лоб и нервно провел рукой по ежику коротко остриженных волос. 
 - В чем дело, Дом? Что случилось? 
 Доминик Верниус невидящим взором уставился на отвесные стены пропасти, в которой была спрятана посадочная площадка тайного космопорта, и заговорил: 
 - Я видел вещи, которым не должен быть свидетелем ни один иксианец. Моя возлюбленная планета - мой мир - мертва, как моя жена. 
 Как сомнамбула, не видя ничего и никого вокруг, Доминик вошел в лабиринт подземных переходов, которые его люди пробурили в мерзлых стенах. По пути его приветствовали другие контрабандисты, спрашивали о новостях, но он, против обыкновения, проходил мимо, не отвечая на вопросы и приветствия. 
 Доминик бесцельно переходил из одного подземного коридора в другой. Проводя пальцами по обшитым полимером стенам подземного убежища, он представлял себе пещеры Икса. Остановившись, он тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Усилием воли он попытался вспомнить и вызвать в памяти чудеса подземного мира Икса, славный город Вернии, Гран-Пале, кристально-четкие силуэты домов и величественных дворцов, высеченных в перевернутых сталактитах. 
 Невзирая на жестокую многовековую конкуренцию со стороны Дома Ришезов, Икс оставался признанным лидером в технике и новациях. Но тлейлаксам потребовалось всего несколько лет, чтобы превратить в ничто все достижения, они удалили с Икса даже представительство Банка Гильдии, производя финансовые расчеты с его представителями на других планетах, выбранных по желанию мастеров Бене Тлейлакса... 
 В самом начале своей военной карьеры, во время мятежа на Эказе, Доминик Верниус отдавал все, что у него было, на алтарь императора. Он дрался, проливал пот и кровь, чтобы защитить честь Дома Коррино. Как давно это было, словно в другой жизни... 
 Тогда, много лет назад, эказские сепаратисты казались заблудившимися в трех соснах мечтателями, жестокими, но наивными партизанами, которых надо было привести в повиновение, чтобы не создавать прецедентов и предотвратить появление опасных иллюзий у других смутьянов, которых было великое множество в необъятной галактической империи. 
 В тех сражениях Доминик потерял многих своих верных воинов. Он хоронил товарищей. Он видел мучительную смерть солдат, которые выполняли его приказы и распоряжения. Вспомнил Доминик и стремительное наступление по остаткам сожженного леса рядом с братом Иодама, храбрым и умным командиром. С визгом летели вперед снаряды, указывая путь взрывами, вспыхивавшими в самом гнезде сопротивления мятежников, Брат Иодама упал на землю. Доминик подумал, что тот споткнулся об обугленный корень дерева, но когда наклонился, чтобы помочь ему подняться, то увидел, что от человека осталась только обожженная шея, все остальное тело было испепелено артиллерийским фотонным зарядом... 
 В те дни Доминик выиграл битву ценой гибели почти трети своей армии. Но его войскам удалось смести с лица земли силы мятежников, за что Доминик был посвящен в рыцари империи. Павшие солдаты были похоронены в братских могилах, вдали от своих родных планет. 
 Коррино не заслужили такие жертвы. 
 Права Дома Верниусов в директорате ОСПЧТ были расширены за заслуги Доминика перед императором. На праздновании победы, когда юный эрцгерцог Эказ снова воссел на Трон Красного Дерева, граф Верниус был приглашен на Кайтэйн в качестве почетного гостя. Бок о бок с императором Эльрудом Девятым он прошествовал по анфиладе залов, отделанных драгоценными камнями, благородными металлами и ценными породами дерева. Он сидел за пиршественным столом длиной, как ему казалось, в несколько километров, а толпа благодарно и восторженно выкрикивала за стенами дворца его имя. Он гордо стоял у подножия Трона Золотого Льва, когда император наградил Доминика медалью Доблести, а его лейтенантов другими медалями и орденами. 
 Доминик вышел из тех битв знаменитым героем, снискавшим верность своих солдат, и они остались верны ему даже здесь, в этом мрачном и неуютном мире. Нет, Коррино не заслужили такой чести. 
 О чем ты думаешь, Доминик? Казалось, голос нежно шепчет эти слова у него в голове. Тихий, мелодичный, такой странно знакомый, но почти забытый голос. 
 Шандо. Нет, этого просто не может быть. 
 О чем ты думаешь, Доминик? 
 - То, что я видел на Иксе, лишило меня последних остатков страха. Это убило во мне всякую осмотрительность и сняло с меня все моральные ограничения, - вслух произнес он, вслух, но так тихо, что слышать его мог только эфирный образ его возлюбленной леди. - Я решил сделать то, что должен был сделать двадцать лет тому назад, любовь моя. 
 *** 
 Бесконечно долог антарктический день. Доминик не следил за сменой часов и дней на хронометре. После возвращения с Икса он практически перестал общаться с людьми, обдумывая в одиночестве план мести, который наконец, словно высеченный в камне, принял четкие скульптурные формы. Переодевшись в простое рабочее платье, он потребовал приема у торговца водой Рондо Туэка. 
 Контрабандисты каждый месяц щедро оплачивали молчание Рондо Туэка, за что промышленный барон обеспечивал бесперебойную связь Доминика с Космической Гильдией, предоставлявшей свой транспорт для полетов на другие планеты. Верниус был заинтересован не в получении доходов и похищал соляри из императорской казны только для того, чтобы вредить Дому Коррино, поэтому опальный граф не жалел денег на взятки. Доминик не задумываясь тратил любые суммы, если они были необходимы для дела. 
 Никто из чужестранцев, работавших на фабрике по добыче воды, не узнал его, хотя некоторые искоса посмотрели на Верниуса, когда он прошел в здание фабрики и настоял на встрече с торговцем. 
 Туэк сразу узнал Доминика, но сумел скрыть свое потрясение. 
 - Прошли годы с тех пор, как я видел вас здесь последний раз, - сказал он. 
 - Мне нужна ваша помощь, - сразу перешел к делу Доминик. - Я хочу купить у вас еще одну услугу. 
 Рондо Туэк улыбнулся, его широко посаженные глаза сверкнули. Он провел рукой по густым волосам. 
 - Буду счастлив продать ее вам. - Он жестом указал на дверь в конце коридора. - Прошу сюда. 
 Когда они свернули за угол коридора, Доминик увидел шедшего им навстречу человека. Тяжелая белая парка была расстегнута на груди. Человек нес тяжелые пластиковые коробки, которые ударялись друг об друга в такт шагам носильщика. Голова человека была опущена. 
 - Лингар Бевт, - смущенно произнес Туэк. - Поберегитесь, иначе он просто налетит на вас. 
 Доминик постарался увернуться от столкновения, но человек все же задел его, проходя мимо. Бевт наклонился, чтобы поднять упавшую на пол коробку. Лицо Бевта, круглое и лишенное выражения, было дочерна загорелым. В целом он был похож на мягкую плюшевую игрушку с круглым подбородком и таким же круглым животиком. Определенно, этот человек был не пригоден к военной службе. 
 Человек озабоченно поспешил дальше, а Туэк сказал: 
 - Бевт занимается всей моей бухгалтерией и погрузкой товара. Не знаю, что бы я стал делать без него. 
 Оказавшись в личном кабинете Туэка, Доминик едва обратил внимание на роскошь убранства и отделки, на дорогие занавеси и произведения искусства, расставленные на полках и столах. 
 - Мне нужно транспортное судно. Неприметный тяжелый буксир. Мне надо погрузить его на лайнер Гильдии без упоминания моего имени. 
 Туэк сложил перед собой ладони и, глядя на Верниуса, несколько раз моргнул. От легкого тика голова торговца раскачивалась из стороны в сторону. 
 - Вы нашли богатую жилу? Как много там пряности? - Толстый человек от возбуждения подался вперед. - Я помогу вам ее продать. У меня есть связи, и я... 
 Движением руки Доминик остановил Туэка. 
 - Это не пряность. В этом деле для вас не будет никакого навара. Это мое личное дело. 
 Разочарованный Туэк, ссутулив плечи, откинулся на спинку кресла. 
 - Ладно. За определенную цену, которую мы, конечно, обсудим, я найду подходящий буксир. Мы предоставим вам все, в чем вы нуждаетесь. Дайте мне срок связаться с Гильдией и оформить допуск на следующий рейс лайнера. Каков пункт назначения? 
 Доминик отвел взгляд. 
 - Кайтэйн, естественно.., логово Дома Коррино. - Доминик напрягся и выпрямился. - Но дело это не касается вас, Туэк. 
 - Да, это ваще личное дело и меня оно не касается, - согласился торговец водой. По лице его пробежала мимолетная тень озабоченности. Пытаясь отвлечь гостя от невольной мимики, он начал перебирать на столе бумаги и включать какие-то счетные машины. - Приходите через неделю, Доминик, и я предоставлю вам все оборудование, которое вы требуете. Мы договоримся о цене прямо сейчас? 
 Доминик встал и направился к выходу, не оглядываясь на Туэка. 
 - Я заплачу столько, сколько вы запросите, - сказал он вместо прощания. С этими словами Доминик вышел из кабинета купца, горя желанием поскорее вернуться на базу. 
 *** 
 Собрав своих людей в самом большом зале базы, Доминик заговорил безжизненным сухим голосом, описывая ужасы, свидетелем которых он стал на Иксе. 
 - Когда-то, много лет назад, когда я привел вас сюда, мне пришлось оторвать вас от родных очагов, от вашей привычной жизни, от ваших родных, и вы согласились присоединиться ко мне. Мы стали союзниками, объединившись против ненавистного Дома Коррино. 
 - Мы ни о чем не жалеем. Дом, - перебил своего командира Асуйо. 
 Доминик не поблагодарил своего ветерана и продолжил говорить все тем же замогильным голосом. 
 - Мы хотели стать волками, но вместо этого превратились в мелких насекомых. - Он оперся большими руками о столешницу и глубоко и медленно вздохнул. - Но это надо изменить. 
 Не говоря больше ни слова, граф-отступник повернулся и покинул помещение. Он знал, куда надо идти и что делать. Его люди могут последовать за ним, если пожелают. Это их выбор, потому что теперь граф Доминик Верниус начнет свою битву, личную битву с проклятыми Коррино. Это дело касается только его и никого больше. Давно настала пора посчитаться с императорским Домом. 
 Он углубился в холодные переходы крепости, спустился в подвал, хрустя подошвами сапог по полу, усыпанному песком и мелкими камнями. Здесь редко бывали люди; прошли многие года с тех пор, как он сам последний раз посещал свой арсенал. 
 Не делай этого, Доминик. Шепчущий ласковый голос снова зазвучал в его голове. По спине Верниуса пробежал холодок. Как похоже было это на Шандо. Совесть пыталась заставить графа Верниуса опомниться и передумать. Не делай этого. 
 Но время возможности какого бы то ни было выбора в этом деле давно миновало. Тысячи лет правления Дома Коррино, прошедшие после Великого Джихада, оставили глубокие шрамы на славной ленте истории. Императорский Дом не заслужил доставшихся ему почестей. На водоразделе старой империи другая семья отступников - неизвестно, каково было ее имя, и неизвестны ее мотивы - начала, но не закончила необходимую работу. Хотя Салуса Секундус была разрушена, тем отступникам не удалось сделать главного. 
 Доминик в своей мести сделает еще один шаг вперед, Остановившись перед запертой дверью, он ввел в щель идентификационный код, а потом приложил к специальному датчику свою ладонь. Никто, кроме него, не имел доступа в помещение арсенала. 
 Раздвижная дверь скользнула в сторону, и Доминик увидел склад запрещенного оружия, семейный ядерный арсенал, последнее средство Дома Верниусов, ждавшее своего часа в течение нескольких тысячелетий. Великая Конвенция запретила применение ядерного оружия под каким бы то ни было предлогом. Это было абсолютное и безоговорочное запрещение, но теперь оно не волновало Доминика. 
 Его вообще больше ничто не волновало. 
 После переворота и вторжения тлейлаксов Доминик и его верные люди перевезли сюда с иксианской луны этот арсенал. И вот теперь граф Доминик Верниус осматривал свое оружие. Упакованные в блестящие стальные контейнеры боеголовки, разрушители планет, сжигатели камней, заряды, способные воспламенить атмосферу планеты и превратить Кайтэйн в короткоживущую звезду. 
 Время настало. Сначала Доминик навестит своих детей, в последний раз посмотрит на сына и дочь и навеки попрощается с ними. Прежде он не хотел видеться с ними, чтобы не навлекать на них лишних обвинений... Но теперь Ромбуру и Кайлее дарована амнистия, и только их отец скитается по империи, как затравленный зверь. 
 Но теперь он сделает это, он навестит своих детей, естественно, соблюдая осторожность и исключительную секретность. Он должен повидать их после стольких лет разлуки. И только потом, после свидания, он нанесет свой окончательный удар и станет победителем, несмотря ни на что. Исчезнет, будет выкорчеван с корнем проклятый род Коррино. 
 Но голос Шандо, которым говорила с графом его совесть, был исполнен печали и сожаления. Несмотря на все, что им пришлось пережить, она не одобряла мести. Ты всегда был упрямцем, Доминик Верниус. 
 *** 
 Стремление к переменам и дерзновение порождают героев. Безумная приверженность к отжившим канонам плодит политиков. 
 Виконт Хундро Моритани 
 Вечером, после прохождения испытания Коридором Смерти, Оружейные Мастера собрались в большой палатке-столовой вместе с сорока тремя оставшимися в строю курсантами. Восемь лет назад их было сто пятьдесят. Теперь с курсантами обращались как с равными. Оружейные Мастера выказывали к ним уважение и дружбу, как к боевым товарищам. 
 Но какой ценой все это досталось... 
 Стол был уставлен высокими кружками с дорогим меланжевым пивом. Между кружками стояли фарфоровые блюда с инопланетными деликатесами. Гордые старые инструкторы, охваченные радостью, расхаживали среди курсантов, поздравляя своих питомцев, которых они беспощадно муштровали на протяжении восьми лет. Дункан Айдахо видел, что веселье курсантов носило истерический оттенок. Некоторые молодые люди до сих пор не пришли в себя после пережитого потрясения. Они неподвижно сидели за столами, уставившись в одну точку. Другие, напротив, предавались безудержному веселью, поглощая еду и напитки, не зная меры. 
 Через неделю они соберутся на главном административном острове и сдадут устный экзамен, после этого у них будет формальное подтверждение своим знаниям, полученным от Оружейных Мастеров за годы учения. Однако после смертельного испытания, которое они только что прошли, курсантам казалось сущим пустяком ответить на несколько простых вопросов. 
 Сбросив с себя напряжение, Дункан и Рессер тоже выпили лишнего. Во время тренировок среди курсантов царила строжайшая дисциплина, они ели скудную пищу, которой хватало лишь на то, чтобы поддерживать их в хорошей физической форме. Люди стали плохо переносить алкоголь. Пиво с пряностью сильно ударило им в голову. 
 Дункан во хмелю стал плаксив и сентиментален, вспоминая схватки, боль и потерю товарищей. Какие утраты... 
 Рессер был, наоборот, безумно рад своему триумфу и от души праздновал свой успех. Он знал, что его приемный отец хотел только одного - чтобы его пасынок потерпел неудачу и не вернулся с Гиназа. Отделившись от своих земляков и отказавшись прервать обучение, рыжеволосый одержал не только физическую, но и психологическую победу. 
 Прошло много времени после того, как две желтые луны проплыли по небу, оставив на страже сияющие звезды, прежде чем курсанты начали расползаться по своим палаткам. Покрытые синяками и ссадинами пьяные курсанты поодиночке расходились бороться с новым подстерегавшим их врагом - тяжким похмельем, оставив после себя разбитую посуду и перевернутые столы. Впрочем, все было съедено и выпито без остатка. 
 Босой Хий Рессер и Дункан Айдахо, пошатываясь, побрели от большой палатки к казарменным палаткам, расставленным вдоль белевшего невдалеке пляжа. Вокруг была непроглядная темнота. 
 Дункан похлопал друга по плечу, одновременно помогая ему сохранить равновесие. Интересно, как может передвигаться с такой бесподобной грацией такой бесподобный толстяк, как Рийви Динари? 
 - Так ты поедешь со мной на Каладан? Я познакомлю тебя с герцогом Лето, - заплетающимся языком, тщательно выговаривая слова, спросил друга Дункан. - Помни, Дом Атрейдесов с радостью примет двух Оружейных Мастеров, если Дом Моритани не желает иметь даже одного. 
 - Дом Моритани не хочет моего возвращения, особенно после того, как Трин Кронос и другие покинули школу, - сказал Рессер, и Дункан не заметил печальных слез в глазах друга. 
 - Как это странно, - подумав, произнес Дункан. - Зато сейчас они не могут праздновать вместе с нами. Правда, это был их выбор. 
 Пьяная пара, качаясь, побрела к пляжу. Казарма казалась такой далекой и недостижимой... 
 - Но мне все равно придется съездить домой повидаться с родными и показать им, чего я добился. 
 - Если верно то, что я знаю о виконте Моритани, это очень опасная затея. Я бы даже сказал, самоубийственная. 
 - Но я все равно должен это сделать. - Скрытый тенью, он повернулся лицом к Дункану. Мимолетную трезвость словно рукой сняло. - Но после этого я с радостью познакомлюсь с герцогом Лето. 
 Рессер и Дункан начали беспомощно топтаться на месте, пытаясь сориентироваться на местности. 
 - Куда делись эти казармы? 
 Впереди послышались топот множества ног и бряцание оружия. Звуки дошли до затуманенного сознания Дункана, но среагировать на них пьяный воин не успел. 
 - А, вот они - Рессер и Айдахо! - Яркий луч, ослепив, ударил Айдахо по глазам, и он поднял руку, чтобы заслониться от нестерпимого света. - Взять их! 
 Плохо соображавшие и потерявшие ориентировку, Рессер и Дункан столкнулись друг с другом, поворачиваясь лицом к нападавшим и готовясь защищаться. В тот же миг на них с Рессером напали неузнаваемые в темноте люди, вооруженные ножами, палками и дубинками. Безоружный Дункан, призвав на помощь все умение, приобретенное в Школе Гиназа, начал отбиваться от врагов, стоя рядом с другом. Сначала он даже подумал, что это еще одно, дополнительное испытание, сюрприз, который Оружейные Мастера приготовили расслабившимся после гулянки курсантам. 
 Но в этот миг Дункан увидел блеснувший клинок, оставивший неглубокую рану на его плече, и перестал сдерживать себя. Извиваясь во всех направлениях, словно гибкий хлыст, он начал наносить беспощадные удары ногами и кулаками. Он услышал треск ломающихся костей и почувствовал, что большим пальцем ноги вскрыл одному из нападавших горло. 
 Однако противников было много, они сумели прикоснуться к голове и рукам Дункана парализующими дубинками и ударить по голове тяжелой палкой. Рядом, издав хриплый вскрик, повалился на мягкую землю Хий Рессер. 
 Пьяный Дункан, чувствуя сводящую с ума вялость во всем теле, бросился было на помощь товарищу, но в это момент противники ударили его током по вискам, погрузив в черную тьму беспамятства. 
 *** 
 Придя в себя и ощутив во рту противный кислый вкус отрыжки, Дункан сразу увидел катер, уткнувшийся носом в песок пляжа. Вдали покачивалось на волнах большое темное судно с потушенными топовыми огнями. Пленившие Айдахо противники бесцеремонно швырнули его на палубу катера. Рядом шлепнулось бесчувственное тело Рессера. 
 - Ты связан шигой, так что не вздумай дергаться, если не хочешь лишиться рук, - проревел над ухом Дункана чей-то низкий голос. 
 Айдахо заскрипел зубами, стараясь справиться с изжогой и отрыжкой. На берегу были видны лужи крови и остатки сломанного оружия, которые начала смывать в море волна поднимающегося прилива. Нападавшие внесли на палубу катера одиннадцать мертвецов, завернутых в брезент. Значит, они с Рессером дрались хорошо, как и подобает Оружейным Мастерам. Может быть, они здесь не единственные пленники. 
 Незнакомцы бросили Дункана на нижнюю палубу катера. Здесь пахло скученными телами живых людей, и падая, Дункан наткнулся на связанных людей, тоже лежавших в трюме. В некоторых из них он узнал однокашников из своего класса. Даже в темноте было видно выражение страха и ярости в их глазах. Многие были покрыты синяками и ранами, наспех перевязанными грязными тряпками. 
 Издав короткий стон, рядом с Дунканом пришел в себя Рессер. По выражению лица друга Айдахо понял, что тот тоже верно оценил положение, в которое они подали. Подумав об одном и том же, они разом перевернулись на жестких досках палубы и прижались друг к другу спинами. Онемевшими пальцами они попытались освободить друг друга от пут, но тюремщики были начеку. Коротко выругавшись, один из них пинками разъединил друзей. 
 На носу катера тихо переговаривались два человека. В их речи Дункан услышал характерный выговор. Грумманский акцент. Рессер снова попытался освободиться, и один из нападавших снова пнул его ногой. Завели мотор, и катер на малых оборотах отвалил от берега, закачавшись на волнах. 
 У входа в бухту его ожидало зловеще темневшее на горизонте большое судно. 
 *** 
 Как легко горе переходит в гнев, а месть находит оправдание. 
 Падишах-император Хассик III. "Плач по Салусе Секундус" 
 Удобно расположившись под куполом своей Резиденции в Арракине, Хазимир Фенринг предавался решению сложной головоломки: надо было составить из топографических изображений объемных геометрических фигур - стержней, конусов и сфер - устойчивую структуру, для чего требовалось каким-то образом совместить эквипотенциальные области их электрических полей. 
 В юности Фенринг часто играл в эту игру в императорском дворце Кайтэйна и все время выигрывал. В те годы он узнал много интересного и о другом: об искусстве политика и о конфликтующих силах, причем узнал гораздо больше, чем сам наследник престола Шаддам. И кронпринц хорошо понял это. 
 - Хазимир, ты будешь намного ценнее для меня где-нибудь на окраине империи, подальше от двора, - сказал на прощание новый император, отсылая Фенринга прочь. - Я хочу, чтобы ты на Арракисе наблюдал за этими Харконненами, которым нельзя доверять, и следил за тем, чтобы мои доходы от пряности не терпели убытков, по крайней мере до того момента, когда эти проклятые тлейлаксы закончат свой проект "Амаль". 
 Насыщенно-желтые лучи заходящего солнца просачивались в зал через выгнутые окна, ослабленные специальными щитами, которые рассеивали свет и одновременно служили защитой от возможного нападения с воздуха. Кроме того, Фенринг попросту не выносил жару и духоту Арракиса. 
 За восемнадцать лет своего пребывания на Арракисе Фенринг наконец отстроил свою базу, основание власти. В Резиденции он жил со всеми удобствами, возможными в его нынешнем положении на этой планете, напоминавшей больше пыльный мешок. У Хазимира были все основания для довольства. 
 Расположив светящийся стержень над тетраэдром, он почти уронил его, но вовремя подправил фигуру, и она устояла на месте. 
 В этот момент, точно рассчитав время своего появления, в кабинет вошел Уиллоубрук, мрачный мужчина с отвисшей челюстью, - личный телохранитель Фенринга. Откашлявшись, он привлек к себе внимание шефа. 
 - Торговец водой Рондо Туэк просит у вас аудиенции, милорд граф. 
 Недовольный Фенринг выключил игрушку, прежде чем элементы головоломки рассыпались по столу. 
 - Он-то чего хочет, хм-м-м? 
 - Просит принять его по личному вопросу, как он говорит. Но утверждает, что это очень важно и не терпит отлагательства. 
 Фенринг побарабанил по столу длинными пальцами. На этом месте только что находились так занимавшие его фигуры. Торговец водой никогда прежде не бывал у графа и никогда не требовал личной встречи. Почему Туэк пришел именно сейчас? Значит, он чего-то от меня хочет. 
 Или он что-то знает. 
 Рондо Туэк не пропускал ни одного социально значимого мероприятия или великосветского банкета. Зная истинную расстановку сил на Арракисе, он снабжал дом Фенринга таким количеством воды, какое не снилось Харконненам, обосновавшимся в Карфаге. 
 - А что, он возбудил во мне любопытство. Пусть войдет, и проследи, чтобы пятнадцать минут нас никто не беспокоил. - Граф капризно сложил губы. - Хм-м, после этого я решу, захочу ли я, чтобы ты проводил его к выходу. 
 Спустя мгновение толстый Туэк, тяжело отдуваясь, вошел в кабинет сиятельного графа Фенринга. Торговец шел катящейся походкой, сильно размахивая руками. Проведя рукой по волосам, он вытер пот и только потом низко поклонился. От подъема по высокой крутой лестнице толстяк раскраснелся и тяжело дышал. Хазимир улыбнулся. Уиллоубрук правильно сделал, что заставил Туэка подниматься пешком, а не позволил ему воспользоваться одним из персональных лифтов графа. 
 Фенринг остался сидеть за столом, решив не подниматься навстречу гостю; торговец остановился в дверях, почтительно застыв на месте, одетый в строгий серебристый костюм. На шее у Туэка красовалось ожерелье из платиновых звеньев, несомненно, образчик фрименского искусства, найденный на месте пронесшейся песчаной бури. 
 - У тебя есть что-то для меня? - поинтересовался Фенринг, раздувая ноздри. - Или ты хочешь чего-то от меня, хм-ма? 
 - Я могу дать вам одно имя, граф Фенринг, - ответил Туэк, не затрудняя себя подбором куртуазных выражений. - Что касается вознаграждения, - он пожал жирными плечами, - то я надеюсь, что вы заплатите мне, если сочтете это нужным. 
 - Итак, все будет хорошо, если наши ожидания совпадут. Так что это за имя.., и почему оно должно меня заинтересовать? 
 Туэк подался вперед, словно вот-вот готовое упасть дерево. 
 - Это имя, которое вы не слышали много лет. Подозреваю, что моя информация покажется вам интересной. Я знаю волю императора. 
 Фенринг ждал продолжения, но не слишком терпеливо. Наконец Туэк снова заговорил: 
 - Этот человек живет на Арракисе очень неприметно, не привлекая к себе внимания, хотя и делает все, что в его силах, чтобы нарушить вашу работу здесь. Он жаждет мщения и хочет отплатить всему императорскому Дому, хотя первоначально его врагом стал император Эльруд Девятый. 
 - Кому только не был врагом этот старый стервятник, - с деланным разочарованием произнес Фенринг. - Так кто же этот человек? 
 - Доминик Верниус, - ответил Туэк. От неожиданности граф резко выпрямился в кресле, его огромные блестящие глаза еще больше расширились. 
 - Граф Икса? Я думал, что он давно мертв. 
 - Ваши охотники и сардаукары так и не смогли его поймать. Он скрылся здесь, на Арракисе, с несколькими преданными ему бродягами и контрабандистами. Иногда я имел дело с этими людьми. 
 Фенринг потянул носом воздух. 
 - И ты не известил меня о нем немедленно? Как давно тебе стало известно, что Верниус находится на Арракисе? 
 - Милорд Фенринг. - Туэк постарался придать своему голосу как можно больше убедительности, а словам - основательности. - Документы о мести Дому отступников подписывал Эльруд Девятый, который давно умер. Насколько я понимал, от Доминика Верниуса не было никакого вреда. Он потерял все, и, кроме того, меня занимали совсем другие проблемы. - Торговец водой тяжело вздохнул. - Однако теперь все изменилось. Я чувствую, что сейчас настало время исполнить свой долг подданного империи, тем более что вы, насколько мне известно, являетесь ухом императора. 
 - Но что именно изменилось, хм-м? - В голове Фенринга начали вращаться невидимые колесики. Дом Верниусов исчез с политического горизонта много лет назад. Леди Шандо была убита сардаукарами. Изгнанные на Каладан дети опального графа не представляли никакой угрозы. 
 Однако разгневанный и мстительный граф Верниус мог наделать немало вреда, особенно находясь так близко от столь богатых пряностью песков Арракиса. Об этом тоже стоило задуматься. 
 - Граф Верниус потребовал предоставить ему тяжелый транспорт. Он кажется весьма сильно расстроенным и, вероятно, планирует какую-то атаку. Мне кажется - во всяком случае, таково мое мнение, - что он задумал покушение на убийство императора. Вот почему я счел своим долгом немедленно явиться к вам лично. 
 Фенринг вскинул брови и наморщил лоб. 
 - Ты пришел, потому что рассчитывал, что моя награда будет больше, чем все взятки, которые платит тебе Верниус? 
 Туэк развел руки с уничижительной улыбкой, но не стал возражать и оправдываться перед лицом столь серьезного обвинения. За это Фенринг уважал торговца. По крайней мере теперь были ясны мотивации договаривающихся сторон. 
 Все еще раздумывая, Хазимир провел пальцем по тонким, плотно сжатым губам. 
 - Отлично, Туэк. Расскажи мне, как найти графа-отступника Доминика Верниуса. Где находится его тайная база. Мне нужны подробности. И прежде чем уйти, посети моего казначея. Можешь составить список всего, что ты хочешь получить в награду, а я потом решу, чего конкретно стоит твоя услуга трону империи. 
 Туэк не стал торговаться. Он молча поклонился. 
 - Благодарю вас, граф Фенринг. Рад был служить вам. 
 После того как Туэк рассказал Хазимиру обо всех известных ему деталях местонахождения базы Верниуса, торговец направился к двери. Именно в этот момент в кабинет вошел Уиллоубрук. Пятнадцать минут истекли. 
 - Уиллоубрук, отведи моего друга в казначейство. Он знает, что делать, не так ли, Туэк? Меня не беспокоить до конца дня. Мне есть о чем подумать. 
 Туэк и Уиллоубрук вышли, дверь за ними захлопнулась. Фенринг принялся мерить шагами кабинет, то улыбаясь, то хмурясь и мурлыкая себе под нос только ему одному ведомую мелодию. Подумав, он подошел к столу и включил головоломку. Это поможет расслабиться и сосредоточиться на важных мыслях. 
 Фенринг наслаждался заговорами, шестерни которых приводили в движение шестерни других заговоров и так до бесконечности. Доминик Верниус был умным противником и обладал значительными ресурсами. Он годами ускользал от имперских ищеек, и Фенринг решил, что самым пикантным будет создать ситуацию, в которой граф Верниус сам выроет себе могилу и ляжет в нее. 
 Граф Фенринг проследит за исполнением плана, раскинет паутину, но предоставит Доминику возможность сделать следующий шаг, и как только отступник подготовит и осуществит свой план, он, Хазимир, нанесет свой коварный и рассчитанный до мелочей удар. 
 Какое это будет удовольствие вручить находящемуся вне закона аристократу веревку, длины которой хватит как раз на то, чтобы повеситься... 
 *** 
 По правую руку рай, по левую - ад, а за спиной Ангел Смерти. 
 Фрименская загадка 
 Верный своему слову Рондо Туэк действительно раздобыл для Доминика Верниуса незарегистрированное транспортное судно. Рассеянный Лингар Бевт привел корабль из Карфага на антарктическую базу контрабандистов и, застенчиво улыбаясь, вручил Доминику контрольную карту буксира. Верниус, сопровождаемый своим лейтенантом Иодамом, опробовал корабль, поднявшись в воздух и посадив судно на тайной посадочной площадке в известной читателю пропасти. Бывший граф Икса был неразговорчив и молчал большую часть пути. 
 Машина оказалась старой и ветхой, при перелете через плотные слои атмосферы корпус издавал странные жалобные звуки. Выругавшись, Иодам в сердцах стукнул ладонью по панели управления. 
 - Чертова посудина! Она не прослужит и года. Дом. Это же натуральный хлам. 
 Доминик посмотрел на Иодама отсутствующим взглядом. 
 - Для наших целей он годится-, Иодам. 
 Много лет назад лицо Иодама было обожжено лучом лазерного ружья. Ту рану ветеран получил, когда спасал своего фа-фа во время первой неудачной вылазки на Икс. Тогда верный лейтенант вынес своего командира из-под огня сардаукаров. Иодам никогда не выставлял напоказ свою верность, но Верниус не сомневался в ней. Но сейчас настало время отпустить лейтенанта, предоставив ему полную свободу. 
 Лицо Иодама вспыхнуло гневом, только рубец на месте ожога остался бледным, похожим на подтек воска на щеке. 
 - Ты знаешь, Дом, какую цену заломил Туэк за эту развалину? Если бы на Эказе у нас было такое вооружение, то мятежники просто забросали бы нас камнями. 
 Долгие годы люди графа вместе с ним нарушали законы империи, но последнюю миссию Доминик Верниус должен выполнить один. Приняв решение, граф испытывал теперь странное удовлетворение. Вот и сейчас он ответил Иодаму ровным спокойным тоном: 
 - Рондо Туэк знает, что мы больше не будем платить ему обычный откуп, и хочет получить максимальный барыш. 
 - Но он же надувает тебя, Дом! 
 - Послушай. - Он наклонился к лейтенанту, сидевшему в соседнем кресле. Тяжелый буксир начал неистово вибрировать, снижая скорость перед посадкой. - Это не имеет никакого значения. Вообще ничто не имеет значения. Этот корабль пригоден для того, что я должен сделать. 
 Когда корабль замер на дне пропасти, обезображенное шрамом лицо Иодама блестело от пота. В ярости ветеран, шатаясь, вышел на посадочную площадку. Доминик ясно видел выражение беспомощности и неуверенности на лице своего лейтенанта. Граф понимал, что гнев Иодама вызван не столько поведением торговца водой, сколько тем, что собирался сделать его командир... 
 Доминик горел желанием освободить Икс и его народ, сделать что-то позитивное в искупление всего зла, которое причинили его планете тлейлаксианские завоеватели и их союзники сардаукары. Но Верниус не мог сделать этого, во всяком случае сейчас. 
 Сейчас он мог только разрушать. 
 Бывший посол Икса Каммар Пилру продолжал с маниакальным упорством подавать жалобы в Ландсраад, но заседавшие там аристократы устали, посол надоел им, и они воспринимали его как докучливого шута. Даже усилия Ром-бура, видимо, тайно поддержанного Атрейдесом, ни к чему не привели. Надо было уничтожить стержень, ядро, в котором коренилась суть проблемы. 
 Доминик Верниус, бывший граф Икса, оставит такое завещание, которое содрогнувшаяся империя не забудет никогда. 
 *** 
 Приняв окончательное решение, Доминик привел своих людей в крепость и открыл тайный арсенал. Уставившись на атомное оружие, контрабандисты оцепенели от ужаса. Все они предчувствовали, что этот день когда-нибудь настанет. Все они давно служили графу, хорошо его знали и не нуждались в пространных объяснениях. Сейчас люди стояли вдоль стен, прижавшись спинами к их полимерному покрытию. 
 - Сначала я направлюсь на Каладан, а потом один полечу на Кайтэйн, объявил Доминик. - Я отправил своим детям письмо и намерен навестить их. В бездействии прошло слишком много времени, и час настал. 
 Граф по очереди вгляделся в лица своих людей. 
 - С этого момента вы свободны и можете поступать, как вам заблагорассудится. Я советую вам ликвидировать все запасы пряности и покинуть здешнюю базу. Отправляйтесь к Гурни Халлеку на Салусу или возвращайтесь к своим семьям. Измените свои имена и уничтожьте все следы нашего пребывания здесь. Если мне будет сопутствовать успех, то дальнейшее существование нашей группы потеряет всякий смысл. 
 - Ландсраад начнет охоту за нашими головами, - прорычал Иодам. 
 Асуйо попытался отговорить Доминика от безумной затеи, приводя военные аргументы. Все это было похоже на штабное совещание: офицер пытается спорить с начальником. Но Верниус не слушал возражений. Графу было нечего терять, его душа горела лишь жаждой мщения. Если ему удастся уничтожить род Коррино, то души его и Шандо обретут наконец вечный покой. 
 - Погрузите оружие на борт буксира, - приказал Доминик. - Я поведу его сам. Лайнер Гильдии прибудет через два дня. 
 Он окинул своих солдат бесстрастным, лишенным эмоций взглядом. 
 В глазах многих контрабандистов появилось выражение беспомощности. Некоторые не смогли сдержать слез, но все понимали, что нет смысла спорить с графом, который предводительствовал ими в бесчисленных сражениях, с человеком, который когда-то правил могучим Иксом. 
 В молчании, без обычных дружеских шуток и разговоров, контрабандисты принялись за работу. Люди грузили боеголовки, упакованные в стальные кожухи, на подвесные платформы. Движения грузчиков были неторопливы, люди страшились того, что им пришлось делать. 
 Забыв о еде и питье, граф Доминик Верниус наблюдал за работой. Весь день боеголовки вывозились на посадочную площадку. 
 Доминик наяву грезил о предстоящей встрече с детьми. Он обязательно поговорит с Ромбуром о смысле власти, насладится воодушевлением Кайлеи. Как хорошо, что он снова увидит их. Граф пытался представить себе, какими стали его дети, представить их лица, рост, походку. Обзавелись ли они своими семьями? Может быть, у них уже есть свои дети, его внуки. Неужели прошло уже целых двадцать лет с того дня, когда он в последний раз видел Ромбура и Кайлею? Как давно пал Икс! 
 Конечно, в этой поездке есть определенный риск, но он примет все необходимые меры предосторожности, и ни в коем случае нельзя упускать такой шанс. Дети тоже с радостью встретятся с отцом. Верниус понимал, как тяжел будет эмоциональный груз свидания, и решил быть сильным. Если Ромбур узнает, что задумал Доминик - а стоит ли говорить об этом сыну? - не захочет ли сын присоединиться к отцу в его безнадежной экспедиции во имя спасения Икса? Как отреагирует Кайлея? Не попытается ли она отговорить брата от такой безумной затеи? Возможно, да. 
 В конце концов Доминик решил не открывать детям своих планов, чтобы не создавать лишних сложностей. Лучше всего просто повидаться с детьми и ничего им не говорить. 
 Был еще один ребенок, которого Верниус хотел бы разыскать. Его возлюбленная Шандо родила одного внебрачного сына еще до того, как вышла замуж за Доминика. Ребенок родился в императорском дворце, его отцом был Зльруд Коррино, и мальчика увезли в неизвестном направлении вскоре после рождения. Находясь в положении наложницы, Шандо не могла требовать, чтобы ребенка оставили с ней, и все последующие попытки отыскать дитя тоже не увенчались успехом. Супруги так и не узнали, что сталось с мальчиком. Он просто исчез. 
 *** 
 Не в силах просто смотреть на последние приготовления, Иодам и Асуйо сами работали в поте лица, передавая в руки контрабандистов сокровища и припасы. Старый Асуйо сорвал с груди медали, а с плеч - знаки различия и швырнул их на землю. Скоро все люди Верниуса покинут базу и рассеются по просторам империи, не оставив никаких следов. 
 Тихо ругаясь сквозь зубы, Иодам и еще два человека паковали запасы пряности. Потом Иодам возглавил поездку на фабрику торговца водой Рондо Туэка. Надо было продать пряность за конвертируемую валюту, чтобы на вырученные деньги купить подложные удостоверения личности и дома на других планетах. Для перелета тоже нужны были немалые деньги. 
 В последние часы Доминик вывез из дома все свои вещи, избавившись от ничтожных сокровищ и сохранив только бесценные для него предметы: голографический портрет Шандо и миниатюрные кипсеки детей, которые значили для графа больше, чем самые несметные богатства. Он отвезет эти вещи Ромбуру и Кайлее, чтобы у них осталась память о родителях. 
 Вдохнув холод покинутого навсегда жилища, Доминик вдруг обратил внимание на детали, которых он не замечал раньше: трещины в стенах, неровности пола и выступы на потолке.., но внутри оставалось непреходящее ощущение пустоты и тоска от бессмысленно растраченных лет. Пустота могла быть заполнена только кровью, и Доминик отчетливо это понимал. Он заставит Коррино платить за все. 
 И тогда его дети и народ Икса смогут гордиться своим вождем. 
 После того как все оружие, за исключением трех гаубичных зарядов и двух осадных боеголовок, было погружено на буксир, Верниус вышел на площадку. Косые лучи бледного низкого антарктического солнца отбрасывали на дно пропасти четкие черные тени. Граф до мельчайших деталей продумал нападение на Кайтэйн. Это будет внезапная атака. У Шаддама не будет времени даже на то, чтобы спрятаться под свой Трон Золотого Льва. Доминик не станет произносить напыщенных прощальных речей, не станет упиваться триумфом. Никто не узнает о его прибытии к императорскому двору. Не узнает до самого конца. 
 Эльруд Девятый давно мертв, а у нового падишаха-императора только одна жена - Сестра Бене Гессерит, и четыре дочери. Будет совсем нетрудно пресечь род Коррино. Доминик Верниус пожертвует жизнью для того, чтобы уничтожить императорский Дом, правивший империей со времени битвы при Коррине в течение нескольких тысяч лет. Что ж, можно признать это довольно выгодной сделкой. 
 Доминик тяжко вздохнул всей своей мощной бочкообразной грудью. Повернув голову в сторону отвесных стен провала, он увидел, как на площадку приземлился корабль Иодама, который вернулся с фабрики Туэка. Сколько же Доминик простоял здесь, бесчувственный, как статуя, если его люди успели обернуться туда и назад, а остальные успели погрузить почти весь атомный арсенал? 
 Из оцепенения его вывел громкий голос Иодама, который подбежал к графу. Лицо старого солдата было багровым, капюшон парки откинут назад. 
 - Нас предали, Дом! Я был на фабрике Туэка, она брошена! Все чужестранцы уехали. Фабрика закрыта. Рабочие в спешке упаковали свои пожитки и удрали. 
 Асуйо, тяжело дыша, добавил: 
 - Они не хотят быть рядом с нами, сэр, потому что здесь что-то должно произойти. 
 Изменился весь вид и поведение Асуйо. Несмотря на то что на нем не было теперь ни медалей, ни знаков различия, он вел себя, как настоящий офицер, докладывающий обстановку своему командиру и готовый выполнить боевой приказ. 
 Некоторые контрабандисты издали крик ярости. Лицо Доминика окаменело и приняло выражение мрачной решимости. Этого следовало ожидать. Даже после стольких лет сотрудничества Туэку нельзя было доверять полностью. 
 - Берите с собой все, что можете. Отправляйтесь в Арсунт, Карфаг или Арракин, и уходите отсюда до конца дня. Смените имена и документы. Доминик жестом указал на старый тяжелый буксир. - Я же заберу оставшиеся боеголовки и вылетаю на этом транспорте один. Я должен выполнить свою миссию. И кроме того, меня ждут мои дети. 
 *** 
 Меньше чем через час, когда заканчивались последние приготовления к эвакуации, над пропастью появились военные орнитоптеры - эскадрилья сардаукаров. Машины снизились и сбросили вибрационные бомбы, проломившие промерзлые стены. Лучи лазерных орудий превратили обломки стен пропасти в дым и пар, в расплавленный кратер посыпались освобожденные из ледяного плена камни. 
 Сложив крылья, имперские орнитоптеры пикировали в пропасть, похожие на стремительных хищных птиц. Пикируя, боевые машины сбрасывали бомбы, уничтожая стоящие на посадочной площадке транспортные корабли. 
 Неустрашимый Асуйо бросился к одному из орнитоптеров и быстро сел в кабину. Он завел двигатель, действуя так, словно рассчитывал получить еще одну медаль или очередное звание. Когда орнитоптер взмыл вверх, засветилась башня с турельными пушками. Асуйо не стал тратить время на бесплодную ругань по поводу предательства Туэка и коварства сардаукаров, он начал действовать. Но прежде чем старый воин успел сделать хотя бы один выстрел, луч лазера одного из орудий превратил его машину в облако смазки и падающего вниз горящего металла. 
 Военно-транспортные орнитоптеры приземлились, и из них высыпались похожие на осатаневших насекомых вооруженные до зубов огнестрельным оружием и ножами десантники. 
 С невероятной точностью сардаукары уничтожили двигатели транспортного корабля, блокировав атомное оружие на его борту. Опальный граф не сможет взлететь и не отомстит императору на Кайтэйне. Глядя на полчища сардаукаров, Доминик понимал, что ни он, ни его люди не смогут выбраться отсюда. Путь к отступлению отрезан. 
 Выкрикивая команды, Иодам выполнял свой последний долг. Люди отступали, стреляя из разнокалиберных стволов по наседающим сардаукарам. Ножами или просто голыми руками императорские солдаты убивали любого контрабандиста, который встречался им на пути. Для солдат это была просто очередная тренировка, даже доставлявшая им некоторое удовольствие. 
 Иодам и немногие оставшиеся в живых контрабандисты отступили в туннель, где они могли забаррикадироваться и начать хоть как-то защищаться. Странное дежа-вю посетило Верниуса. Он уже видел такую картину на Эказе. Только теперь луч лазерного ружья снес голову не брату Иодама, а ему самому. 
 У Доминика оставался только один шанс. Это, конечно, будет не та победа, одержать которую он рассчитывал, и Ром-бур и Кайлея никогда о ней не узнают, но, учитывая альтернативу просто бесславного поражения, Доминик принял другое отчаянное решение. Он и его люди неизбежно погибнут, но дорого продадут свою жизнь. 
 Сохраняя честь, он должен остаться со своими солдатами и погибнуть вместе с ними, хотя это будет просто ненужный жест. Люди Доминика понимали это, и он решил действовать наперекор всему. Сардаукары - представители императора, и это давало Верниусу возможность нанести смертельный, глубоко символический удар. За поруганный Икс, за детей, за себя. 
 Плотный огонь обрушился на стены ущелья, они обвалились, вздымая облака липкой грязи и мелких камней. Доминик отступил в пещеры базы. Некоторые из его людей последовали за ним, думая, что он ведет их в укрытие. Молчаливый и угрюмый, Доминик даже не пытался ободрить людей. 
 Сардаукары вломились в базу, сметая все на своем пути по переходам, срезая огнем каждого, кто попадался им на глаза. Им не было нужды брать пленных для допроса. 
 Доминик отошел во внутренний проход и бросился к арсеналу, который находился в конце оканчивающегося тупиком коридора. Напуганные люди, которых он вел за собой, только теперь поняли, что задумал их предводитель. 
 - Мы задержим их, сколько сможем, Дом, - пообещал один из солдат. Два человека заняли позиции у стен прохода, выставив вперед стволы маломощных ружей. - Мы дадим тебе время приготовиться. 
 Доминик на мгновение остановился. 
 - Благодарю вас. Я не должен был вести вас сюда. 
 - Вы никогда не были нашим должником, сэр. Мы с самого начала знали, чем рискуем, когда присоединились к вам. 
 Верниус вошел в открытую дверь арсенала в тот момент, когда за спиной раздался мощный взрыв. Стены рухнули, прорвав пластиковую облицовку, и отрезали Доминика и его людей от выхода, лишив последней, даже призрачной надежды на спасение. Но Доминик и не думал уходить отсюда. 
 Сардаукары взломают последнюю преграду через несколько минут и будут здесь. Они уже чуют кровь Доминика Верниуса и не остановятся, пока не схватят его. 
 Он позволил себе невеселую улыбку. Люди Шаддама не подозревают, какой сюрприз он им приготовил. 
 Прислонив ладонь к панели управления дверью, Доминик блокировал вход в арсенал. Последнее, что он увидел в коридоре, - это рухнувшие стены, под обломками которых погибли люди за импровизированной баррикадой. Толстые стены арсенала приглушали звуки грохота и гудение огня. 
 Защищенный непробиваемой дверью, Доминик занялся оставшимися в арсенале единицами ядерного оружия. Он выбрал одну осадную боеголовку, энергия которой могла сжигать и плавить любые камни. Энергетический выход боеголовки можно было регулировать: она могла разрушить целую планету, если сработает на полную мощность, или расплавить стены небольшого укрепления, если использовать только часть энергии заряда. 
 Когда Доминик открыл стальной кожух и принялся изучать систему управления зарядом, в дверь посыпались глухие удары. Сардаукары добрались до арсенала. Граф никогда не думал, что ему придется воспользоваться семейным ядерным оружием. Его всегда рассматривали только как средство устрашения ретивых противников, существование которого исключало возможность нападения самых безрассудных агрессоров. По условиям Великой Конвенции применение атомного оружия запрещалось под любым видом и предлогом, и использование атомной бомбы автоматически влекло за собой войну, которую объявляли преступнику объединенные силы Ландсраада, обязанные уничтожить Великий или Малый Дом, осмелившийся нарушить Конвенцию. 
 Его люди в коридоре были уже мертвы. Доминику было больше нечего и некого терять. 
 Он отрегулировал поступление ядерного топлива в реактор и поставил мощность на такое значение, чтобы поразить только местность, непосредственно примыкавшую к территории базы. Нет никакой нужды убивать ни в чем не повинных жителей Арракиса. 
 На такое преступление способны только такие негодяи, как Коррино. 
 Доминик чувствовал себя, как древний капитан, последним покидающий борт тонущего в пучине корабля. Сожалел он только об одном: о том, что ему не удалось сказать последнего прости Ромбуру и Кайлее, сказать им, как он любил их. Отныне им придется обходиться без него. 
 За пеленой слез, застилавших глаза, Доминик увидел Шандо, ее мерцающий призрак.., или это только игра его больного воображения? Она шевелила губами, но Доминик не мог понять: то ли любимая жена укоряет его за безрассудство, то ли зовет его к себе. 
 Сардаукары не стали ломать дверь, а расплавили стену и обошли препятствие. Когда они, самодовольные и победоносные, ворвались в арсенал, Доминик не стал стрелять в них. Он просто скосил глаза на дисплей, отсчитывавший последние мгновения перед взрывом. 
 Сардаукары тоже увидели этот дисплей. 
 Все вокруг превратилось в добела раскаленную вспышку бушующей всепожирающей плазмы. 
 *** 
 Если Бог пожелает твоей гибели, то Он так направит твои стопы, что ты сам придешь к месту твоей смерти. 
 Выдержка из Шариата 
 В течение двадцати лет своей тайной борьбы с завоевателями Икса К'тэр Пилру ни разу не осмелился маскироваться под мастера тлейлакса. Ни разу, вплоть до нынешнего дня. 
 Отчаявшись в своем смертельном одиночестве, он теперь не видел другого выхода. Мираль Алехем исчезла. Другие повстанцы погибли. К'тэр утратил все свои контакты с внешними союзниками, с контрабандистами и с готовыми на все за приличную взятку транспортными чиновниками. Молодые женщины продолжали бесследно исчезать, а тлейлаксы действовали с прежней безнаказанностью. 
 Он ненавидел их всех. 
 Холодно все рассчитав, К'тэр притаился в коридоре высокого уровня в одном из административных зданий и, дождавшись своего часа, убил одного одетого в накидку мастера, самого высокого из всех, кто попался ему на глаза. Обычно К'тэр не прибегал к убийству для достижения цели, но никогда не уклонялся от него, если не было иного выхода решить поставленную задачу. 
 Совесть его оставалась чиста; у тлейлаксов руки были по локоть в крови невинных иксианских жертв. 
 Похитив одежду и идентификационные документы убитого им похожего на гнома тлейлакса, К'тэр Пилру стал готовиться к раскрытию главного секрета чужеземцев. Он решил проникнуть в исследовательский павильон Бене Тлейлакса. Почему Икс оказался столь важным для императора, что на помощь завоевателям он послал своих отборных сардаукаров? Куда забирали всех похищенных женщин? Здесь было нечто большее, чем политика, чем мелкая месть покойного императора графу Верниусу. 
 Ответ можно отыскать только внутри тщательно охраняемых лабораторий исследовательского павильона. 
 Мираль уже давно начала подозревать, что тлейлаксы проводят на Иксе какой-то широкомасштабный биологический эксперимент, пользуясь при этом безграничной поддержкой императора, возможно даже, что этот эксперимент противоречил установлениям Великого Джихада. Зачем еще было рисковать Дому Коррино в течение такого долгого срока? Зачем еще могли Коррино вкладывать огромные средства при резком снижении доходности иксианской экономики? 
 Полный решимости узнать ответ на эти вопросы, К'тэр переоделся в одежду убитого им мастера, расправил складки накидки и опоясался широким темно-синим поясом, чтобы скрыть большое пятно засохшей крови. После этого К'тэр избавился от тела, сбросив его в одну из шахт, куда бросали отходы, сгоравшие в раскаленном ядре планеты. Только там и место этому мусору. 
 Вернувшись в свою потайную кладовку, К'тэр намазал лицо и руки специальными веществами, которые сделали белой как полотно его и без того достаточно бледную кожу, нанес на лицо крем, сморщивший кожу. Теперь сын иксианского аристократа стал похож на бледнолицего сморщенного тлейлакса. На ноги К'тэр надел тапочки на тонкой подошве и, чтобы казаться еще ниже, немного ссутулился. Он и без того не отличался богатырским ростом, и еще ему могло помочь то, что тлейлаксы, как правило, обращали мало внимания на наружность людей. В этом отношении следовало гораздо больше опасаться сардаукаров охраны. 
 Он еще раз перечитал записи в документах, выучил наизусть коды, пароли и команды проезда, которые он и так неплохо знал, пользуясь ими столько лет. Документы были подлинными и могли помочь пройти любой, даже самый придирчивый контроль. Даже там, куда он направлялся, Напустив на себя надменный вид, дополнивший маскировку, он вышел из своего убежища в обширный подземный грот. Выйдя из толпы, он сел в стоявший у обочины тротуара транспорт. Сунув в щель сканирующего порта похищенную у мертвеца идентификационную карточку, К'тэр нажал кнопку секретного павильона, куда и помчалась прозрачная, похожая на стеклянный пузырь транспортная капсула. 
 Капсула закрылась и отделилась от общей транспортной системы. Судно вертикально взмыло в воздух и понеслось по воздуху над перекрестками пешеходных дорог и улиц подземного города, минуя скрещивавшиеся в различных направлениях лучи следящих камер. Ни одно из этих устройств не повернуло в сторону одиноко летевшей капсулы свое недреманное око. Право К'тэра лететь в лабораторный корпус было подтверждено автоматическими системами капсулы. Ни один аларм не сработал. На К'тэра никто не обращал ни малейшего внимания. 
 Внизу копошились толпы рабочих, потеющих в тяжких трудах под надзором ставших еще более многочисленными сардаукаров. Никто из охранников не удосужился поднять голову и посмотреть на судно, одиноко перемещавшееся под куполом искусственного неба. 
 Неторопливо шагая, К'тэр прошел несколько охраняемых ворот и поясов магнитной защиты и оказался наконец в святая святых, в муравейнике самого исследовательского павильона. Окна были замурованы, коридоры освещались приглушенным оранжевым светом. Спертый воздух был теплым и влажным, в нем чувствовался едва различимый трупный запах; пахло, кроме того, гниющей плотью и человеческими экскрементами. 
 Завернувшись в просторную хламиду, К'тэр шел по коридору, изо всех сил стараясь скрыть тот факт, что не имеет ни малейшего представления, куда надо идти. Он не знал, в каком именно месте найдет ответы на интересующие его вопросы, но не смел проявлять нерешительность и неуверенность. Он ни в коем случае не желал привлекать к себе внимания. 
 Одетые в такие же, как у него, накидки тлейлаксы проходили мимо, занятые своими делами. Тлейлаксы носили на головах капюшоны накидок, и К'тэр, облегченно вздохнув, последовал их примеру, это еще больше усилило маскировку. Он извлек из кармана накидки кусок ридулианской бумаги, покрытой незнакомыми письменами, и притворился, что внимательно изучает текст. 
 Он наугад сворачивал в боковые коридоры, меняя направление своего движения, когда слышал, что к нему кто-то приближается. Мимо него прошла группа гномов-тлейлаксов, оживленно беседовавших на своем языке и жестикулировавших своими крошечными ручками с длинными паучьими пальцами. Никто из них не обратил на К'тэра ни малейшего внимания. 
 По пути он замечал места расположения биологических лабораторий, исследовательских помещений с хромированными столами и хирургическими сканерами. Двери лабораторий были открыты, но, по-видимому, защищены невидимыми полями, которые К'тэр не осмелился испытать на прочность. Однако ответа на поставленные вопросы он пока не получил. Тяжело дыша и потея от напряжения, он пошел по главному коридору, который вел к основной лаборатории - сердцу исследовательского павильона. 
 Наконец К'тэр добрался до самого высокого уровня, до наблюдательной галереи с застекленными прозрачным плазом окнами. Коридор был пуст. В воздухе стоял металлический запах, смешанный с запахом химикатов и дезинфицирующих веществ. Все вокруг было вычищено, вымыто и доведено до состояния полной стерильности. 
 Кроме того, в этом помещении К'тэр с трудом различил едва заметный аромат корицы. 
 С галереи К'тэр принялся рассматривать огромный центральный зал лабораторного комплекса. Помещение было таким огромным, что под его крышей свободно мог бы разместиться ангар для космических кораблей. По всему полу в несколько ярусов были расставлены столы и похожие на гробы контейнеры. Громадное скопление "образцов". Охваченный ужасом, К'тэр во все глаза смотрел на трубки и пипетки, присоединенные к телам. Все тела были женскими. 
 Даже зная, насколько злы и отвратительны тлейлаксы, К'тэр не мог представить себе, что они способны создать такую кошмарную реальность. Он испытал такое потрясение, что слезы, которые текли из его глаз, превратились в едкую кислоту. К'тэр то открывал, то закрывал рот, не в силах справиться с шоком. К горлу подступала тошнота. Еще немного, и его просто вырвет. 
 В этом гигантском комплексе он наконец увидел, что тлейлаксианские преступники делали с иксианскими женщинами. В одном из тел он едва сумел узнать Мираль Алехем! 
 Шатаясь от отвращения, он оторвался от страшного зрелища. Надо уходить, бежать. Один вид того, что он открыл здесь, мог сокрушить его. Это было невозможно, невозможно, невозможно! Казалось, сейчас внутренности взбунтуются и желудок вывернется наизнанку, но К'тэр не смел показать даже намека на слабость. Неожиданно из-за угла появились два тлейлаксианских мастера и охранник и направились к нему. Один из тлейлаксов произнес что-то на своем непонятном гортанном наречии. Не ответив, К'тэр неторопливо пошел прочь. 
 Встревоженный охранник громко окликнул его. К'тэр стремительно свернул в боковой проход. Он услышал оклик, и необходимость выжить выжгла смертельно опасную слабость. Зайдя так далеко в святая святых тлейлаксианских лабораторий, он не имел права погибнуть. Теперь К'тэр был единственным чужестранцем, который знал секрет Бене Тлейлакса. 
 Правда оказалась ужаснее самых мрачных предчувствий. 
 Оглушенный и потрясенный увиденным К'тэр стремился попасть на нижний уровень здания, откуда было рукой подать до входного контрольного пункта. Позади него было слышно, как охранники устремились на наблюдательную галерею, которую К'тэр только что покинул. Правда, общую тревогу еще не подняли. Вероятно, тлейлаксы не желали нарушать ритм работы.., или просто не могли поверить в то, что один из глупых иксианских скотов сумел перехитрить их изощренную систему безопасности и проникнуть в лабораторный корпус. 
 То крыло исследовательского павильона, которое он разрушил в свое время бомбой, было полностью восстановлено, но транспортер, доставлявший материалы, направлялся теперь к другому порталу. К'тэр бросился туда, надеясь, что у транспортера не столь мощная система охраны. 
 Вызвав транспортную капсулу, К'тэр торопливо влез внутрь, опустил в щель сканера идентификационную карточку убитого им тлейлакса, попутно отругав охранника, который попытался о чем-то его спросить. После этого К'тэр направил капсулу к производственному цеху, где можно было сбросить маскировку и смешаться с толпой рабочих. 
 Прошло несколько секунд, и К'тэр услышал рев сирены общей тревоги. Но враги опоздали. К'тэр уже выбрался за пределы лабораторного комплекса, избежав цепких лап тлейлаксианской тайной полиции. Теперь только он один из всех граждан Икса знал, чем в действительности занимаются завоеватели и зачем они вообще явились на планету. 
 Это знание не принесло спокойствия. К'тэр чувствовал, что теперь его отчаяние стало еще глубже. Ему стало хуже, чем было в самом начале борьбы. 
 *** 
 Хитрость и быстрота мышления всякий день наносят поражение неукоснительной и твердолобой приверженности правилам. Нам ли бояться шансов, которые сами плывут в наши руки? 
 Виконт Хундро Моритани. Ответ на вызов в суд Ландсраада 
 Чернобородый гигант окинул сумасшедшим взглядом пленников, выстроенных на верхней палубе темного судна без опознавательных знаков. 
 - Посмотрите на этих так называемых Оружейных Мастеров! - великан захохотал, обдав пленников своим зловонным дыханием. - Слабаки и трусы, избалованные своими правилами. Что вы смогли сделать против пары парализующих дубинок и дюжины необученных солдат? 
 Дункан и Хий Рессер вместе с еще четырьмя курсантами стояли на палубе, страдая от ран, кровоподтеков и раскалывающего голову похмелья. Им развязали руки и ноги, выгнали на палубу, но для вящей безопасности выставили против опасных противников полвзвода вооруженных до зубов солдат, обмундированных в желтую форму Дома Моритани. Небо над головой было затянуто черными зловещими тучами, отчего казалось, что сумерки наступили на час раньше положенного времени. 
 Широкая и чистая, как пол тренировочного зала, палуба пиратского судна была скользкой от моросящего дождя и волн, которые то и дело захлестывали ее, перекатываясь через борт. Бывшие курсанты школы без труда сохраняли равновесие, относясь к происходящему, как к очередной тренировке, но грумманцам приходилось туго. Почти все они держались за канатные леера, многие страдали от морской болезни. Дункан, проведший двенадцать лет на Каладане, чувствовал себя на судне вполне комфортно. Оснастка была крепко привязана к такелажу на случай шторма. Дункан не видел ни одного свободно лежащего предмета, который можно было бы использовать в качестве оружия. 
 Зловещее судно шло вперед, лавируя в проливах между островами архипелага. Дункан недоумевал, как даже такие сорвиголовы, как грумманцы, могли осмелиться на это безумие. Но Дом Моритани давно нарушил законы, напав, вопреки всем правилам межгосударственной этики, на Эказ. Нет сомнения, что исключение из Школы Гиназа курсантов с Груммана очень сильно рассердило правителей Дома Моритани. Ясно, что Хия Рессера, который один из всех грумманцев остался продолжать обучение в Школе, ждала намного более печальная участь, чем остальных курсантов, попавших в плен. Глядя на покрытое порезами и ссадинами опухшее лицо друга, Дункан видел, что Рессер и сам хорошо это понимает. 
 Стоявший перед курсантами гигант зарос до самых глаз заплетенной в косички черной бородой; длинные темные волосы спадали на широкие плечи. Серьги были украшены каплевидными рубинами. В бороду были вплетены длинные нефритовые палочки, на концах которых ярко горели янтарные шарики. Было такое впечатление, что лицо великана окутано клубом дыма. За пояс этого человека были заткнуты два начищенных до блеска пистолета. Звали гиганта Грие. 
 - И чего вы добились своими жалкими тренировками? Вы напились, размякли и сразу перестали быть суперменами. Я рад, что мой сын вовремя прекратил обучение, перестав бесполезно тратить время. 
 Из каюты вышел жилистый молодой человек в желтом кителе. Несколько упав духом, Дункан узнал в этом парне Трина Кроноса, который остановился рядом с чернобородым великаном. 
 - Мы вернулись, чтобы помочь вам как следует отпраздновать окончание Школы и показать, что не всем нужно восемь лет, чтобы научиться драться. 
 Тряхнув своей дымчатой бородой, Грие сказал: 
 - Итак, мы сейчас посмотрим, что вы умеете делать. Моим людям нужна небольшая практика. 
 Двигаясь со звериной грацией, одетые в форму Моритани мужчины и женщины обступили бывших курсантов Школы Гиназа. Грумманцы были вооружены мечами, шпагами, ножами, копьями, луками, арбалетами и даже пистолетами. Некоторые были одеты в боевые наряды тех или иных школ боевых искусств, на других красовались наряды мушкетеров Старой Земли или пиратские лохмотья. Грумманцы издевались над пленниками, в шутовской манере подражая обычаям Школы Гиназа. Продолжая шутить, они бросили своим пленникам два деревянных меча. Один меч поймал Рессер, а второй - Клэн, музыкально одаренный курсант с планеты Чусук. Игрушки казались особенно нелепыми в сравнении с огнестрельным оружием, стрелочными пистолетами и арбалетами. 
 По сигналу заросшего волосами Грие Трин Кронос выступил вперед и окинул побитых курсантов презрительным взглядом. Постояв некоторое время перед Рессером, а потом перед Айдахо, он перешел к следующему курсанту, Иссу Опру, темнокожему парню с Аль-Данаба. 
 - Этот будет первым. Для разминки. 
 Грие одобрительно фыркнул. Кронос выволок Опру из строя на середину палубы. Другие бойцы напряглись в ожидании. 
 - Дайте мне меч, - приказал Кронос, не потрудившись даже оглянуться. Он пристально смотрел в глаза Опру. Дункан заметил, что тот принял безупречную боевую стойку, готовый отразить нападение. Тем не менее грумманцы были на сто процентов уверены в своем превосходстве. 
 Взяв в руки длинный клинок, Трин Кронос решил подразнить Опру, умело взмахнув мечом и срезав волосы с макушки альданабца. 
 - И что ты можешь со мной сделать, оружейный мальчик? У меня есть оружие, а у тебя нет. 
 Опру не дрогнул и не потерял присутствия духа. 
 - Я сам оружие. 
 Кронос продолжал дразнить и притворно нападать, стараясь напугать Исса. Внезапно тот сделал неуловимое движение, нырнул под клинок и выбил оружие из руки Кроноса. Опру схватил шпагу за эфес, прежде чем она успела коснуться палубы, откатился в сторону и мгновенно вскочил на ноги. 
 - Браво, - воскликнул гигант, снова тряхнув дымящейся бородой, в то время как Кронос взвыл и отскочил в сторону, схватившись за ушибленную кисть. - Сынок, тебе надо еще многому поучиться. - Грие оттолкнул сына в сторону. - Отойди подальше, а то как бы тебя снова не стукнули по ручке. 
 Опру крепко схватил доставшееся ему с боем оружие, согнул колени и закружил по палубе, готовый сражаться. Дункан напрягся; Рессер ждал, чем закончится начавшийся поединок. Остальные курсанты подтянулись, приготовившись напасть на противников. 
 Опру продолжал свой опасный танец, готовый поразить шпагой любого соперника, хотя главным противником, несомненно, был Грие. 
 - Разве это не мило? - Грие отошел подальше, чтобы лучше видеть сцену. Едкий дым курился вокруг вплетенных в бороду угольков. - Посмотрите на эту стойку, она как будто срисована с картинки из учебника. Вам, двоечникам, следовало остаться в Школе, и тогда вы сейчас выглядели бы не хуже. 
 Здоровой рукой Трин Кронос выдернул пистолет из-за пояса отца. 
 - Зачем предпочитать форму сути? - Он поднял пистолет. - Я предпочитаю побеждать. 
 Раздался выстрел. 
 Спустя долю секунды потрясение курсантов сменилось гневом. Они поняли, что сейчас их расстреляют по одному, как скотину на бойне. Без колебаний, стремительно - тело Опру не успело даже коснуться настила палубы Оружейные Мастера бросились в яростную атаку. Двое наглых грумманцев упали со сломанными шеями, не успев даже понять, что их атакуют. 
 Рессер сместился вправо, и снаряд ударил в палубу и рикошетом отлетел во вспученное волнами море. Дункан откатился в противоположную сторону как раз в тот момент, когда солдаты Моритани открыли беспорядочную пальбу. 
 Толпа грумманских драчунов сбилась за спиной гиганта Грие, потом окружила кольцом оставшихся в живых курсантов. Мерзавцы по одному выбегали из общей своры и нападали на курсантов, отбегая под градом ударов обороняющихся. 
 Великан только посвистывал, притворно нахваливая курсантов. 
 - Какой стиль, нет, вы посмотрите, какой стиль! Клэн, курсант с Чусука, бросился вперед с кличем, от которого у грумманцев застыла кровь в жилах, на ближайшего из двух грумманцев, вооруженных взведенными арбалетами. Деревянным мечом он отразил две стрелы и нанес боковой удар, выбив глаза противнику, который оказался недостаточно проворным, чтобы уклониться от деревянного меча. Ослепленный грумманец с воем повалился на скользкую палубу. Еще один курсант, Хидди Аран с Балута, прикрываясь Клэном, как живым щитом, повторил упражнение, которое они проходили в Школе год назад. Клэн понял, что должен пожертвовать жизнью. 
 Оба арбалетчика начали стрелять, безостановочно выпуская свои смертоносные стрелы. Семь из них поразили Клэна в плечи, грудь, живот и шею. Но момент движения был так велик, что тело его продолжало лететь вперед, и Аран, подхватив его, ударил мертвым товарищем ближайшего арбалетчика. Ломая ему кости, Аран вырвал оружие из его рук. Оставшейся стрелой он поразил второго арбалетчика, пронзив его горло. 
 Бросив разряженный арбалет, Хидди обезоружил второго умирающего противника, но повернувшись, чтобы поразить новую цель, увидел в последний момент своей жизни, как ему в лицо полыхнул огонь пистолета великана Грие. Разрывная пуля пробила лоб мужественного курсанта. 
 Началась беспорядочная стрельба, и Грие, перекрывая ее своим зычным голосом, заорал: 
 - Не перестреляйте друг друга, идиоты! 
 Команда запоздала. Один из грумманцев затих на палубе с пулей в груди. 
 Прежде чем мертвое тело Хидди Арана успело коснуться палубы, Дункан метнулся к убитому курсанту с Чусука, вырвал из его тела стрелу и бросился к ближайшему грумманцу. Противник попытался поразить Айдахо шпагой, но Дункан обманным движением проскользнул под клинком и ударил врага стрелой под подбородок, проткнув твердое небо. Чувствуя, что попал в цель, он обхватил умирающего противника поперек груди, развернул его и подставил содрогающееся в агонии тело под три разом прогремевших выстрела. 
 Размахивая деревянным мечом, Хий Рессер издал устрашающий вопль и с такой силой ударил по голове ближайшего грумманца, что у того раскололся череп. Впрочем, меч тоже треснул. Развернувшись, Рессер схватил острую щепку, отколовшуюся от игрушечного меча, и воткнул ее в глаз еще одному нападающему, пробив тонкую кость глазницы и поразив противника в мозг. 
 Еще один оставшийся в живых курсант, Уод Седир, племянник короля Ниуша, ударом ноги едва не выбил пистолет из руки какого-то грумманца. Противник выстрелил, но промахнулся. Уод ударил его пяткой под подбородок, переломив шею, потом схватил его пистолет, направил на стоявшего рядом грумманца и спустил курок, но вместо выстрела раздался тихий щелчок. В пистолете не было больше ни одного заряда. Спустя долю секунды Седира сразила стрелка из стрелочного пистолета. 
 - Это должно показать вам, - назидательно произнес Грие, - что стрелок, в конечном счете, всегда побеждает фехтовальщика. 
 Вся схватка продолжалась не больше тридцати секунд. Дункан и Хий Рессер, единственные оставшиеся в живых курсанты, стояли бок о бок, прижатые к борту судна. 
 Убийцы Моритани начали подступать к своим жертвам, бряцая оружием. Они колебались, поглядывая на своего предводителя и ожидая команды. 
 - Ты хорошо умеешь плавать, Рессер? - спросил Дункан, оглянувшись на вздымавшиеся за бортом волны. 
 - Лучше, чем тонуть, - ответил рыжеволосый. 
 Он посмотрел на противников, поднимающих пистолеты, раздумывая, не стоит ли рвануться вперед и увлечь с собой хотя бы одного из врагов, но потом отмел эту мысль как неосуществимую. 
 Грумманцы прицелились, держась на безопасном расстоянии. Неожиданным ударом Дункан свалил Рессера в море и сам бросился вслед за ним в пучину. Оба упали в бушующие волны, не видя земли, и в это время на фальшборт обрушились пули и стрелы грумманцев. Снаряды падали в море, шипя, как рассерженные осы, но молодые люди были уже невидимы для врагов, уйдя глубоко под воду. 
 Вооруженные грумманцы бросились к сломанному фальшборту и уставились на волны бушующего моря. Одна мысль о том, что для преследования придется нырять, повергла их в ужас. 
 - Двоих мы упустили, - сказал Трин Кронос, скорчив недовольную гримасу и поглаживая вывихнутое запястье. 
 - Так точно, - согласился его громадный бородатый отец. - Нам придется выбросить за борт тела остальных, когда найдутся эти. 
 *** 
 Всякая технология подозрительна и должна рассматриваться как потенциально опасная. 
 Джихад Слуг. "Наставление для наших потомков" 
 Пришедшая на Салусу Секундус страшная весть застала Гурни Халлека среди развалин, высившихся поблизости от города-тюрьмы. Решив побыть один, Гурни удалился за город и принялся сочинять балладу об этой заброшенной планете, ударяя по струнам балисета. Кирпич стен превратился в остекленевшую округлую массу, расплавленную жаром прошедшей здесь в древности волны ядерного взрыва. 
 Оглядывая холмы и остатки стен, Халлек пытался представить себе роскошный императорский дворец, высившийся здесь в незапамятные времена. Грубоватый, но звучный голос Гурни разносился над жестким кустарником и сухой пустыней, сопровождаемый унылыми звуками музыки. Халлек на мгновение замолчал, сменил регистр на более минорный, чтобы усилить настроение, и снова начал перебирать струны. 
 Тучи нездоровых испарений и туманный воздух погрузили Гурни в нужное расположение духа. Его меланхолическая музыка действительно была навеяна погодой, хотя люди, сидевшие в подземной крепости, на все корки кляли капризный климат Салусы Секундус и ее внезапные бури. 
 Однако даже эта адская дыра была лучше, чем работные ямы Гьеди Первой в самую распрекрасную погоду. 
 С юга приблизился серый орнитоптер без опознавательных знаков. Это была машина контрабандистов. Топтер подлетел ближе, неистово работая крыльями, и приземлился на соляное озеро поблизости от древних руин. 
 Халлек сосредоточился на образах, которые хотел вывести в своей балладе: блеск и пышность церемоний императорского дворца, странные люди, прибывшие с дальних планет, блистающие нарядами и куртуазными манерами. Все это кануло в вечность. Погрузившись в свои мысли, Гурни потер шрам, оставленный на его лице ядовитой лозой. Эхо прошедших времен начало окрашивать мрачную действительность Салусы в яркие тона былой славы. 
 Вдали послышались громкие возгласы, и Гурни, подняв голову, увидел человека, бегущего к нему вверх по склону холма. Это был Борк Казон, повар базы. Он размахивал руками и что-то кричал. Передник его был запачкан пятнами соуса. 
 - Гурни! Доминик погиб! 
 Опешив от неожиданности, Гурни повесил балисет на плечо, уронил его, поднял и начал торопливо спускаться вниз. Он едва удержался на ногах, когда Казон поведал ему трагическую весть о том, что Доминик Верниус и все его товарищи погибли во время атомного взрыва на Арракисе, скорее всего подвергшись нападению сардаукаров. 
 Гурни не мог в это поверить. 
 - Сардаукары применили атомное оружие? Едва только эта новость достигнет Кайтэйна, как император разошлет по всем планетам своих курьеров, чтобы все хорошенько запомнили, что Доминик Верниус - опасный преступник, не прекращавший своей деятельности все прошедшие годы. 
 Повар тряс головой, глаза его были красны от слез, губы безвольно обвисли. 
 - Я думаю, что Дом сделал это сам. Он планировал использовать семейный атомный арсенал для атаки на Кайтэйн. 
 - Это же безумие. 
 - Он был в отчаянии. 
 - Атомное оружие против имперских сардаукаров. - Гурни горестно покачал головой, но потом понял, что принимать окончательное решение придется именно ему. - Мне кажется, что этим не кончится, Казон. Нам надо покинуть лагерь и рассеяться. Теперь начнется охота за нами. Император обязательно начнет мстить. 
 Весть о гибели предводителя тяжело сказалась на настроении людей. Все были потрясены. Так же, как мир Салусы никогда не сможет возродить былого блеска и славы, так же не сможет существовать и группа контрабандистов. Люди не смогут обходиться без Доминика. Граф-отступник был душой и движущей силой своего воинства. 
 С наступлением темноты все собрались за столом, чтобы обсудить, что делать дальше. Несколько человек предложили Гурни Халлеку заменить графа Верниуса и стать новым предводителем после того, как погибли Доминик, Асуйо и Иодам. 
 - Оставаться здесь очень опасно, - сказал Казон. - Мы не знаем, что известно имперским чиновникам о наших операциях. Что, если они возьмут и допросят заключенных? 
 - Нам надо сменить дислокацию и продолжать работу, - предложил кто-то другой. 
 - Какую работу? - не скрывая сарказма, спросил его один из старейших ветеранов. - Мы собрались вместе, потому что нас позвал Доминик. Мы жили здесь с ним и для него. А теперь его больше нет. 
 Контрабандисты спорили, а Гурни вдруг поймал себя на том, что улыбается, думая о детях павшего вождя, живущих при дворе герцога Атрейдеса. От улыбки лицо его сморщилось и в старом шраме вспыхнула короткая острая боль. Халлек выбросил из головы ненужную мысль и стал вместо этого думать о том, что своей свободой он обязан герцогу Лето Атрейдесу, который в такой подходящий момент заказал для своего дворца партию синего обсидиана... 
 Гурни принял решение. 
 - Я не пойду с вами на новую базу. Нет, я собираюсь отправиться на Каладан. Хочу предложить свои услуги герцогу Лето Атрейдесу. Там живут Ромбур и Кайлея Верниус. 
 - Ты спятил, Халлек, - жуя пропитанную смолой щепку, произнес Сциен Траф, поведя своими могучими вислыми плечами. - Дом всегда заклинал нас держаться подальше от Каладана, чтобы не навлекать опасность на его детей. 
 - Опасность умерла вместе с Домиником, - возразил Халлек. - Члены этого семейства стали считаться отступниками более двадцати лет назад. Гурни прищурил свои синие глаза. - Все зависит от того, насколько быстро будет действовать император. Может быть, я успею приехать на Каладан раньше, чем дети графа услышат искаженную Шаддамом версию истории жизни их отца. Наследники Доминика имеют право знать правду о том, что случилось с их отцом, правду, а не тот бред, который скоро разнесут по всем галактикам императорские курьеры. 
 - Они уже не дети, - заметил Борк Казон. - Ромбуру уже лет тридцать пять. 
 - Да-да, - согласился Пен Барлоу. Он глубоко затянулся сигарой и выпустил в воздух клуб синеватого дыма. - Я помню их, когда они были меньше кресел-собак. Такие маленькие ежата, бродившие по дворцу Гран-Пале. 
 Гурни встал и повесил балисет на плечо. 
 - Я отправляюсь на Каладан и все расскажу наследникам и герцогу. - Он поклонился всем на прощание. - Некоторые из вас, несомненно, продолжат свое дело. Я от души желаю вам удачи, и не забудьте вывезти отсюда все оборудование, а я.., я больше не хочу быть контрабандистом. 
 Прибывший в муниципальный космопорт Кала Гурни имел с собой только смену белья и горсть соляри - свою долю в доходах от контрабанды - и свой любимый балисет. Привез он также рассказ о судьбе Доминика Верниуса и воспоминания о нем. Он рассчитывал, что этого будет достаточно для того, чтобы попасть в герцогский замок. 
 Во время путешествия по свернутому пространству Гурни много пил и играл в казино лайнера, балуемый стюардами. Там он встретил привлекательную женщину, которая решила, что его песни и остроумие - неплохая компенсация изуродованного шрамами лица. Она пробыла с Халлеком все те дни, которые потребовались лайнеру для того, чтобы достигнуть орбиты Каладана. На прощание он поцеловал свою случайную спутницу и твердым шагом направился в челнок. 
 Поеживаясь от сырого прохладного воздуха Каладана, Гурни немедленно потратил все деньги, купив одежду и придав себе более или менее приличный вид. Не имея ни земли, ни семьи, Халлек никогда не копил. 
 - Деньги изобретены для того, чтобы их тратить, - говорил он всегда, видимо, плохо усвоив уроки своих родителей, которые придерживались диаметрально противоположной точки зрения. 
 Пройдя несколько зон контроля, Гурни наконец попал в приемный зал герцогского замка. К нему приблизились плотного сложения мужчина и красивая женщина с великолепными волосами цвета темной меди. В их лицах прослеживалось фамильное сходство с Домиником. 
 - Вы - Ромбур и Кайлея Верниус? 
 - Да, - ответил мужчина. У него были взъерошенные густые светлые волосы и широкое лицо. 
 - Охрана сообщила, что вы знаете нашего отца, - сказала Кайлен. - Где он был все эти годы? Почему он ни разу не подал нам даже короткой весточки о себе? 
 Гурни схватился за балисет, словно черпая в нем силу. 
 - Его убили на Арракисе, убили имперские сардаукары. Доминик командовал там базой контрабандистов, другая его база располагалась на Салусе Секундус. 
 Он отступил на шаг, случайно задел несколько струн и нервно прижал их большим пальцем. 
 Ромбур тяжело опустился в кресло, едва не промахнувшись мимо, потом взял себя в руки. Глядя перед собой невидящим взглядом, он часто заморгал, потом протянул дрожавшую руку Кайлее, и она обхватила ладонью его пальцы. 
 Испытывая неловкость, Гурни продолжил свой рассказ: 
 - Я.., я работал с вашим отцом, и теперь, после его смерти, мне некуда идти. Я подумал, что мне надо приехать сюда, чтобы рассказать вам, где он был последние двадцать лет, что делал и почему держался так далеко от вас. Граф хотел защитить вас. Это было его единственное желание. 
 Из глаз детей Доминика Верниуса потекли слезы. После убийства матери прошло много лет, но сейчас это воспоминание всплыло в их памяти, сделав весть о гибели отца еще более мучительной. Ромбур хотел что-то сказать, но губы и язык не повиновались ему, и он закрыл рот. 
 - Своим умением владеть клинком я могу поспорить с любым охранником из Дома Атрейдесов, - сказал Гурни. - За пределами Каладана у вас много могущественных врагов, но я не допущу, чтобы вам причинили вред. Именно этого хотел Доминик. 
 - Если можно, расскажите обо всем подробнее. - В зал вошел еще один человек и остановился справа от Гурни. Это был высокий худощавый мужчина с темными волосами и серыми глазами. Он был одет в черную военную форму с изображением ястреба на петлицах кителя. - Мы хотим услышать всю историю, какой бы прискорбной она ни оказалась. 
 - Гурни Халлек, это герцог Лето Атрейдес, - с трудом выговорил Ромбур, вытирая слезы. - Он тоже знал моего отца. 
 Лето принял нерешительное рукопожатие покрытого шрамами печального гостя. 
 - Прошу простить меня за столь тяжкое известие, - сказал Гурни, взглянув на Ромбура и Кайлею. - Совсем недавно Доминик, получив тревожные сообщения с Икса, тайно побывал там. То, что он там увидел, настолько потрясло его, что он вернулся совершенно сломленным человеком. 
 - Есть много способов проникнуть туда, - сказал Ромбур. - Существуют входы в подземелья, известные только членам семьи Верниусов. Я сам помню много таких входов. 
 Он повернулся к Гурни. 
 - Но что он пытался сделать? 
 - Насколько я могу судить, он готовил атаку на Кайтэйн, чтобы уничтожить императора семейным атомным оружием Верниусов. Но императорские сардаукары были предупреждены и напали на Доминика. Он взорвал их последним зарядом осадной боеголовки. 
 - Значит, наш отец был жив все это время, - сказал Ромбур и посмотрел на Лето. Взгляд его блуждал, он взглянул на арку входа в зал, на длинную анфиладу комнат, словно ожидая увидеть Тессию. - Он был жив, но не сообщал нам об этом. Как бы я хотел сражаться с ним вместе, плечом к плечу, хотя бы один раз. Я должен был быть с ним в его последний час. 
 - Принц Ромбур, если вы позволите мне так себя называть, - сказал Гурни Халлек, - все, кто был с ним, мертвы. 
 *** 
 Тот же транспорт, на котором прибыл Гурни, доставил на Каладан официального дипломатического курьера эрцгерцога Арманда Эказа. У женщины были коротко остриженные каштановые волосы; одета она была в старомодный мундир, отделанный бахромой, шнурами и украшенный десятком декоративных карманов. 
 Она нашла Лето в банкетном зале, где герцог болтал о пустяках с рабочими, полировавшими стены, отделанные голубым обсидианом. Благодаря Гурни Лето узнал, что обсидиан поставляют не с Хагала, а из работных ям Харконненов, но Халлек попросил герцога не портить небесную красоту и не ломать облицовку. 
 Лето учтиво приветствовал женщину-курьера, но она не была расположена к любезностям. Деловыми движениями она предъявила свои документы, вручила герцогу запечатанный цилиндр с посланием и стала ждать, когда Лето его вскроет. Дама оказалась весьма немногословной. 
 Боясь, что в цилиндре окажется еще одна дурная новость - ибо когда курьеры приносили хорошие новости - Туфир Гават и Ромбур тоже вошли в зал. Лето встретил их вопросительные взгляды, держа в руке неоткрытый цилиндр. 
 Герцог подвинул к столу тяжелое деревянное кресло. Рабочие продолжали невозмутимо полировать обсидиан. Вздохнув, Лето сел в кресло и с треском вскрыл цилиндр. Пока он читал, Туфир и Ромбур молча ждали. 
 Закончив чтение, Лето посмотрел на портрет старого герцога, висевший на стене напротив головы салусанского быка, который некогда убил герцога Пауля Атрейдеса. 
 Ромбур не выдержал первый. 
 - Что ты прочел, Лето? - Глаза принца были все еще красны От пролитых слез. 
 - Дом Эказа делает формальное предложение заключить брачный союз с Домом Атрейдесов. Эрцгерцог Арманд предлагает мне руку своей второй дочери Илезы. - Он бросил цилиндр на стол и поймал его, не дав скатиться на пол. Старшая дочь эрцгерцога была убита грумманцами Моритани. - Прилагается также список даров и описание приданого. 
 - Но нет портрета дочери, - сказал Ромбур. 
 - Я видел ее. Илеза достаточно привлекательная девушка. - Лето говорил отчужденно, словно такие мелочи не могли повлиять на его решение. 
 Двое из слуг, занятых работой, на минуту остановились, но потом принялись тереть стену с удвоенной энергией. 
 Гават нахмурился. 
 - Нет сомнения в том, что эрцгерцог Арманд очень обеспокоен вновь вспыхнувшей враждой. Союз с Атрейдесами сделает Дом Эказа менее уязвимым для агрессии Моритани. Теперь виконту придется подумать дважды, прежде чем посылать войска на Эказ. 
 Ромбур в сомнении покачал головой. 
 - Э.., я уже говорил не раз, что сохранение положения, предложенное императором, никогда не решит проблему противостояния этих двух Домов. 
 Лето устремил взор в пространство, мысли его были далеко. 
 - Никто и не спорил с тобой, Ромбур. Однако сейчас я думаю, что грумманцы больше озабочены своим конфликтом со Школой Гиназа. Недавно я слышал, что академия публично нанесла оскорбление Моритани в Ландсрааде, назвав виконта трусом и бешеным псом. Лицо Гавата стало серьезным. 
 - Мой герцог, не стоит ли нам дистанцироваться от всего этого? Спор продолжается много лет, и кто знает, что произойдет дальше? 
 - Мы слишком сильно заинтересованы в происходящем, Туфир, и не только потому, что с Эказом нас связывают дружественные отношения. Теперь у нас такие же отношения с Гиназом. Я не могу больше оставаться нейтральным. Прочитав в Ландсрааде документы о злодеяниях Моритани, я тоже проголосовал за введение санкций. 
 Лето позволил себе чисто человеческую улыбку. 
 - Кроме того, в тот момент я подумал о Дункане. 
 - Мы должны отнестись к возможному браку со всей серьезностью, заметил ментат. 
 - Моей сестре все это вряд ли понравится, - пробормотал Ромбур. 
 Лето вздохнул. 
 - Кайлее вообще не нравится все, что я делаю последние годы. Но я герцог. Я должен думать о благе Дома Атрейдесов. 
 *** 
 В тот вечер Лето пригласил Гурни Халлека на обед. 
 За несколько часов дерзкий контрабандист провел тренировочные бои с лучшими гвардейцами личной охраны герцога и действительно победил многих из них. 
 Теперь же, за обеденным столом, Гурни оказался великолепным повествователем, рассказывая раскрывшим рот слушателям историю за историей о деяниях графа Верниуса. За длинным обеденным столом он сидел между портретом старого герцога, одетого в костюм матадора, и головой салусанского быка. 
 Сухим тоном, не повышая голоса, рассказал Гурни и о своей великой ненависти к Харконненам. Он даже еще раз рассказал историю о голубом обсидиане, о том, как благодаря заказу Лето Атрейдеса и тем камням, которые украшали стены и обеденного зала, он оказался на свободе, сумев бежать из работных ям Харконненов. 
 Позже, взяв одну из шпаг старого герцога, Гурни еще раз продемонстрировал свое мастерство в бою с воображаемым противником. В его движениях не было изящества и отточенности, но удары были сильны и на удивление точны. 
 Подумав, Лето многозначительно кивнул Туфиру Гавату. Ментат, одобряя выбор Лето, молча сжал губы. 
 - Гурни Халлек, - сказал Лето, - если ты желаешь остаться здесь и вступить в гвардию Дома Атрейдесов, то я имею честь предложить тебе это. 
 - Естественно, ты сможешь занять это место только после проверки, добавил Туфир Гават. 
 - Наш Мастер Оружия, Дункан Айдахо, находится сейчас В Школе Гиназа, но мы со дня на день ожидаем его возвращения. Ты сможешь помогать ему в исполнении его обязанностей. 
 - Пройти тренировку, чтобы стать Оружейным Мастером? Я бы не хотел отнимать у него хлеб, - улыбнулся Гурни, потирая шрам от ядовитой лозы, и протянул мощную руку Лето. - Ради моей памяти о Доминике я бы хотел служить здесь, при детях Верниуса. 
 Ромбур и Лето пожали руку Гурни Халлека. Так он был принят в Дом Атрейдесов. 
 *** 
 Люди, обладающие властью, неизбежно пытаются обуздать знание своими вожделениями. Но знание нельзя связать желаниями - ни в прошлом, ни в будущем. 
 Дмитрий Харконнен. "Уроки для моих сыновей" 
 Всю свою сознательную жизнь барон Владимир Харконнен гонялся за новыми ощущениями. Он предавался безудержному гедонизму - в гастрономических излишествах, в одурманивающем действии наркотиков, в нетрадиционном сексе и всякий раз открывал для себя вещи, прежде ему неведомые. 
 Но младенец в Убежище Харконненов... Что вообще прикажете с ним делать? 
 Главы других Домов Ландсраада обожали детей. Один из них, представитель старшего поколения, граф Ильбан Ришез, женившись на дочери императора, оставил после себя одиннадцать потомков. Одиннадцать! Ни больше ни меньше. Барону приходилось слышать скучные песенки и душещипательные сказки, которые создавали ложное впечатление радости общения со смеющимися счастливыми детишками. Барон с трудом понимал это, но из чувства долга перед Домом Харконненов и ради его будущего он поклялся стать образцовой ролевой моделью для юного Фейда-Рауты. 
 Ребенку недавно исполнился год, но он пребывал в полной уверенности, что прекрасно научился ходить. Фейд, ковыляя, бродил по комнатам, бегал, не успевая сохранять равновесие, но продолжал упрямо ходить, даже натыкаясь на какое-нибудь препятствие. Ясноглазый Фейд обладал поистине ненасытным любопытством и старался проникнуть в каждую кладовую и в каждый шкаф. Подбирая любой попадавший ему в руки предмет, он непременно пытался отправить его себе в рот. Ребенок часто пугался и беспрерывно плакал. 
 Иногда барон прикрикивал на дитя, стараясь добиться от того хотя бы одного вразумительного слова вместо бессмысленного детского лепетания. Барону так и не удалось преуспеть. 
 Однажды после завтрака барон взял Фейда с собой на высокий балкон круглой башни Убежища Харконненов. Маленький мальчик с любопытством смотрел на скученный индустриальный город, на красноватое за пеленой промышленного смога солнце, на пригороды Харко-Сити, в которых выращивались сельхозпродукты и добывалось сырье для нужд Гьеди Первой и процветания Дома Харконненов. Правда, население временами проявляло непокорность, и тогда барону приходилось примерно наказывать смутьянов, чтобы поддерживать порядок и дисциплину на должном уровне. 
 Барон, погрузившись в свои мысли, на некоторое время забыл о ребенке, и Фейд-Раута, доковыляв до края балкона, протиснулся между стойками перил. Все произошло настолько быстро, что Владимир Харконнен, проклиная свою подвеску, которая делала его движения быстрыми, но лишенными нужной координации, бросился вперед и поймал ребенка буквально за мгновение до того, как он едва не рухнул вниз с головокружительной высоты. 
 Гнусно ругаясь, барон поднял ребенка на руки и начал выговаривать несмышленому ползунку за его неразумное поведение. 
 - Как ты смеешь делать такие глупости, ты, маленький идиот? Ты что, не понимаешь, какие могут быть последствия? Если бы ты упал, то превратился бы в пятно грязи на мостовой. 
 Вот так могла бы пропасть драгоценная кровь Харконненов... 
 Фейд-Раута посмотрел на барона своими большими круглыми глазами и громко пукнул. 
 Барон поскорее унес младенца в дом. Решив лучше обезопасить Фейда, барон снял одну из подвесок с пояса и прикрепил ее к спине Фейда-Рауты. Хотя теперь сам барон начал передвигаться с большим трудом под тяжестью своего огромного живота, массивных рук и ног, он зато мог быть спокоен за младенца. Взлетев на полметра в воздух, маленький Фейд пришел в полный восторг. 
 - Пойдем со мной, Фейд, - сказал барон. - Мы посмотрим на животных, они тебе понравятся. 
 Фейд парил в воздухе, а дядя, пыхтя и хрипя от натуги, тянул его за собой за поводок детской упряжи по коридорам и лестничным пролетам, пока не спустился на уровень зверинца, примыкавшего к арене гладиаторского цирка. Пухлые ножки и ручки Фейда колыхались в такт движению, и казалось, что ребенок плывет по воздуху. 
 Оказавшись в зверинце, барон Харконнен протащил Фейда по низкому туннелю со сводчатыми оплетенными прутьями и обмазанными глиной потолками. Такая примитивная конструкция усиливала впечатление близости логова хищника. Туннель был наполнен смрадом диких зверей. В окруженных стальными прутьями клетках лежали кучи гнилой соломы, пропитанной экскрементами животных, которых натаскивали для боев с жертвами, доставляемыми сюда по воле барона. Животных били, и их рев и вой эхом отдавались под сводами туннеля. Было слышно, как когти скребут по каменному полу. Разъяренные звери бросались на решетки. 
 Барон улыбнулся. Так и только так надо содержать хищников. 
 Наблюдая за животными, Владимир Харконнен испытывал радость, граничившую с восторгом. Своим зубами, когтями и рогами эти твари могли в считанные секунды превратить любого человека в обрывки окровавленного мяса. Самыми интересными, однако, были схватки между людьми - профессиональными солдатами и отчаявшимися рабами, которым за участие в представлении обещали свободу, хотя в действительности ни один несчастный так и не получил ее. Любой раб, устоявший в схватке с профессиональным харконненовским убийцей, стоил того, чтобы снова и снова использовать его в кровавых представлениях. 
 Двигаясь по мрачному туннелю, барон поглядывал на довольное личико Фейда. У этого ребенка было великое будущее, это еще один наследник Дома Харконненов, который должен превзойти своего тупоголового брата Раббана. Тот был силен и жесток, но ему недоставало злокозненного ума, который так ценил в людях барон. 
 Похожий на медведя племянник был, однако, пока полезен. В самом деле Раббан выполнял такие щекотливые и страшные поручения, к которым испытывал отвращение даже сам Владимир Харконнен. Правда, племянник слишком часто действовал с тупостью стального безмозглого танка. 
 Порхающая парочка остановилась возле клетки с лазанским тигром. Огромная кошка расхаживала по клетке взад и вперед, ноздри ее треугольного носа раздувались от близости теплой плоти и свежей крови, зрачки сузились в едва заметную щелку. Эти голодные звери чаще других использовались в гладиаторских боях на протяжении многих столетий. Тигр был воплощенной в горе мышц убивающей силой, каждая его клетка дышала уничтожающей энергией. Лазанские тигры были всегда готовы впиться клыками в трепещущую плоть любой жертвы. 
 Внезапно зверь бросился на прутья клетки, обнажив страшные клыки, и заревел. Отпрыгнув, зверь снова кинулся на решетку, высунув наружу лапу с острыми, как сабли, когтями. 
 Испуганный барон отпрянул и резко потянул за собой маленького племянника. Мальчик полетел от клетки и ударился о противоположную стенку, что напугало его больше, чем ревущий от ярости зверь. Фейд закатился в таком неистовом крике, что маленькое личико посинело от натуги. 
 Барон схватил ребенка за плечи. 
 - Ну, ну, - заговорил дядя резким, но примирительным тоном. Успокойся. Все уже в порядке. 
 Но Фейд продолжал громко кричать, и это привело барона в неописуемую ярость. 
 - Заткнись, я сказал. Нечего рыдать! Но ребенок так не считал и продолжал горько плакать. Тигр продолжал дико рычать и бросаться на решетку; хвост зверя со свистом рассекал воздух. 
 - Молчать, я сказал! - Барон не знал, что делать. Его никогда не учили обращению с младенцами. - Прекрати же! Но от этой ругани Фейд закатывался еще громче. Как ни странно, но в этот момент барон вспомнил о двух дочерях, которых он зачал для Бене Гессерит. Во время его ожесточенного противостояния с Орденом семь лет назад он требовал, чтобы ему вернули детей, но теперь он понял, что должен благодарить Бога за то, что Преподобные Матери сами воспитали этих недозрелых созданий. 
 - Питер! - заорал барон во всю силу своих легких, потом подошел к стене и начал стучать по ней своим огромным отекшим кулаком. - Питер де Фриз! Где мой ментат? 
 Он кричал до тех пор, пока откуда-то из висевшего поблизости динамика не раздался высокий голос ментата: 
 - Я иду к вам, мой барон. 
 Фейд продолжал плакать. Когда барон снова подхватил его на руки, то понял, что мальчик намочил пеленки, и не только намочил... 
 - Питер! 
 В следующий момент в туннеле появился бегущий со всех ног ментат. Он, видимо, был где-то рядом, потому что никогда не отлучался далеко от своего господина. 
 - Слушаю вас, мой барон. 
 Владимир Харконнен, не говоря ни слова, всучил орущего ребенка в руки оторопевшего ментата. 
 - Делай с ним что хочешь, пусть он только перестанет орать. 
 Застигнутый врасплох Питер с недоумением смотрел на самого маленького из Харконненов. 
 - Но, мой барон, я... 
 - Делай, что я приказал! Ты мой ментат. Ты должен знать все, что мне надо, чтобы ты умел. 
 Барон сжал оплывшие челюсти и едва удержался от хохота, глядя, как неумело взял ребенка де Фриз. 
 Ментат держал "благоухающего" Фейда-Рауту, вытянув вперед руки и рассматривая ребенка, как представителя неведомого экзотического вида. Наблюдать выражение его лица было для барона вознаграждением за всю сегодняшнюю нервотрепку. 
 - Не подведи меня, Питер. - Барон зашагал прочь, немного пошатываясь. Отсутствие одной подвески все же давало себя знать. 
 Вслед за ним с плачущим ребенком на руках поспешил и Питер де Фриз, недоумевая, как успокоить младенца. 
 *** 
 Высокомерие возводит вокруг себя стены, за которыми пытается спрятать свои сомнения и страхи. 
 Аксиома Бене Гессерит 
 Уединившись в своих покоях и скрываясь от Лето, Кайлея оплакивала смерть своего отца. Стоя возле узкого окна башни, она уперлась пальцами в холодный каменный подоконник и устремила взор на серое бушующее море. 
 Доминик Верниус был для нее загадкой. Храбрый и умный вождь, скрывавшийся на протяжении двадцати лет. Что он делал? Бежал от сражения, оставив жену на произвол наемных убийц и лишив детей законных прав на престол и наследство? А может быть, все эти годы он тайно прилагал бесплодные усилия, стараясь восстановить власть Дома Верниусов на Иксе? И вот теперь он мертв. Ее отец мертв. Такой энергичный и сильный человек. В это было трудно поверить. Испытывая щемящее чувство потери, Кайлея наконец осознала, что ей не суждено вернуться на Икс, не суждено обрести свои законные права. 
 Мало этого, Лето в своей холодной жестокости дошел до того, что намеревается жениться на другой дочери Эказа, взамен старшей, похищенной и убитой грумманцами. Лето не посчитал нужным ответить ни на один вопрос, заданный ему Кайлеей. Женитьба - это дело государственной важности, сказал он ей накануне вызывающим тоном. А дела государственной важности решаются без участия какой-то там наложницы. 
 Я была его любовницей больше шести лет. Я мать его сына - и только я могу по праву стать его женой. 
 В душе была ноющая, грызущая сердце пустота, черная дыра, в которой гнездились лишь отчаяние и разбитые мечты. Настанет ли конец этим мучениям? После убийства старшей дочери Эказа Кайлея надеялась, что теперь-то Лето навсегда обратится к ней, но герцог все еще лелеял мечту выгодным браком укрепить политическое, военное и экономическое положение Дома Атрейдесов. 
 Далеко внизу виднелись черные скалы, мокрые от водяного тумана, поднимавшегося от высоких волн, разбивающихся о пирс. В воздухе, громко крича, носились птицы, ловя на лету насекомых или ныряя за рыбой под бушующие волны. Море выбрасывало на скалы клочья зеленых водорослей; изломанная линия рифов окружала, словно кромка котла, кипящие волны. 
 Будь проклята моя жизнь, подумала Кайлея. У меня украли все, что принадлежало мне по праву. 
 Она вздрогнула, когда в покои, не постучавшись, как подобает придворной матроне, вошла Кьяра. Кайлея услышала позвякивание чашек и приборов на пестром подносе и уловила аромат кофе с пряностью, который сварила для нее старуха. Камеристка до сих пор сохранила юношескую живость движений, так не вязавшуюся со старушечьей кожей. Кьяра, стараясь не шуметь, поставила поднос на столик, потом взяла пузатый кофейник и разлила густой темно-коричневый напиток в две чашки. В свою чашку она положила сахар, а в чашку Кайлеи подлила сливки. 
 С тяжелым сердцем иксианская принцесса взяла предложенную Кьярой чашку и сделала маленький глоток, стараясь не выказать удовольствия. Кьяра же отхлебнула добрую толику напитка и села в одно из кресел, словно была ровней первой наложнице герцога. 
 Кайлея гневно раздула ноздри. 
 - Ты позволяешь себе слишком большие вольности, Кьяра, - резко сказала она. 
 Камеристка поверх чашки посмотрела на молодую женщину, которая в другой ситуации считалась бы одной из самых выгодных невест империи для любого Великого Дома. 
 - Вы предпочитаете иметь компаньонку, леди Кайлея, или бездушную служанку? Я всегда была вашей подругой и доверенным лицом. Может быть, вы соскучились по механическим куклам, которых в Гран-Пале у вас было великое множество? 
 - Не пытайся угадывать мои желания, - тусклым голосом вяло огрызнулась Кайлея, - я горюю о великом человеке, который погиб из-за предательства императора. 
 Глаза Кьяры блеснули. Она не упустила шанса посыпать солью душевную рану Кайлеи. 
 - Да, и ваша мать тоже погибла из-за этого. Вы не можете рассчитывать, что ваш брат что-либо сможет сделать для восстановления величия вашего Дома и возвращения ваших прирожденных прав. Вы, Кайлея, - с этими словами величественная старуха уставила в молодую женщину узловатый подагрический палец, - вы - единственное, что осталось от Дома Верниусов, вы - душа и сердце великой семьи. 
 - Ты думаешь, что я этого не знаю? - Кайлея снова отвернулась к окну. Она не могла смотреть в лицо Кьяре, не могла смотреть в лицо никому, даже своему страху. 
 Если Лето женится на этой дочери эрцгерцога... Она гневно тряхнула головой. Это будет хуже, чем терпеть в замке шлюху Джессику. 
 Море Каладана простиралось до самого горизонта, небо затянули тучи, несущие зимний мрак. Глядя на невеселый пейзаж, Кайлея размышляла о своем ненадежном положении при дворе герцога Лето. Он взял ее под крыло в самый тяжелый час ее жизни, когда она была совсем девочкой, защитил, когда рухнул мир Дома Верниусов. Но те времена прошли безвозвратно. Как-то получилось, что привязанность и любовь, которые расцвели в их отношениях, незаметно увяли и умерли. 
 - Естественно, вы боитесь, что герцог примет предложение и женится на Илезе Эказ, - сладким голосом добавила Кьяра. Старая змея вонзила стилет своего притворного сочувствия в сердце несчастной Кайлеи и теперь повернула лезвие в ране. Она точно рассчитала, как уколоть молодую женщину в самое больное место. 
 Хотя Лето увлекся Джессикой, он иногда, похоже, больше по обязанности и не слишком часто, проводил ночи в постели Кайлеи. И она принимала его, как будто это была и ее обязанность. Честь Атрейдесов не позволяла Лето отринуть Кайлею, он не смог бы этого сделать, даже если бы совершенно охладел к ней. Лето избрал более утонченную пытку, оставшись с ней в близких отношениях, но не допуская до высот, которые принадлежали Кайлее по праву. 
 О, как хотелось ей побывать на Кайтэйне! Кайлея жаждала носить роскошные изящные платья и блистающие драгоценности; она хотела пользоваться услугами десятков служанок, а не довольствоваться обществом компаньонки, которая прикрывала медком свой острый, как змеиное жало, язык. Глядя на Кьяру, Кайлея не могла оторвать взор от расплывчатого отражения старой фрейлины, ее тщательно завитых и ухоженных волос, которые придавали старухе такой благородный вид. 
 Отражение казалось живым на стене сверкающего голубого обсидиана приобретенного Лето за огромную цену у хагальских торговцев камнями, чудесного дополнения к убранству Каладана. Лето называл эту стену "поверхностью созерцания", в ней Кайлея видела смутные тени окружавшего ее мира и могла бесконечно угадывать их значение. Голубой обсидиан был так редок, что лишь немногие Дома в империи могли позволить себе небольшие орнаменты из него, а Лето купил для своей наложницы целую зеркальную стену и камни для инкрустации стен банкетного зала в придачу. 
 И все же Кайлея продолжала хмуриться. Кьяра утверждала, что Лето просто хотел купить этим подношением уступчивость Кайлеи, добиться того, чтобы наложница смирилась со своим положением, перестала жаловаться на судьбу и требовать перемен. 
 И вот теперь неведомо откуда взявшийся Гурни Халлек рассказал, что редкий камень в действительности добывают на Гьеди Первой. Ах, какая ирония судьбы! Кайлея понимала, как ужалила эта новость неверное сердце Лето. 
 Кьяра внимательно наблюдала за выражением лица своей леди, понимая, какие мысли появляются в ее голове. Старуха тотчас увидела рычаг, которым не замедлила воспользоваться. 
 - Прежде чем Лето сможет жениться на этой дочке эрцгерцога Эказа, вам следует подумать о своих династических делах, миледи. 
 Старуха поднялась и встала возле обсидиановой стены. В синеве дорогого вулканического стекла отражалась ее искаженная фигура, словно пойманная причудливо соединенными гранями сказочно-таинственной поверхности. 
 - Забудьте о своем отце и брате, забудьте даже о себе. У вас есть сын, сын герцога Лето Атрейдеса. У вашего брата и Тессии нет детей, поэтому Виктор - прямой наследник Дома Верниусов.., и Дома Атрейдесов. Если с герцогом что-нибудь случится до того, как он женится и оставит потомство, то Виктор станет законным главой Дома Атрейдесов, а поскольку мальчику всего лишь шесть лет, то вы на много лет станете регентшей, миледи. Это превосходная и ясная перспектива. 
 - Что ты имеешь в виду, говоря: "если с герцогом что-нибудь случится"? 
 Кайлея сжала кулаки. Она слишком хорошо поняла смысл предложения старухи. 
 Притворно смутившись, Кьяра допила кофе и налила себе еще чашку, не спросив разрешения. 
 - Герцог Пауль Атрейдес был убит во время корриды. Это был несчастный случай. Вы же сами присутствовали при его гибели, разве не так? 
 Кайлея живо вспомнила все подробности того страшного боя; перед ее мысленным взором явственно встала окровавленная фигура старого герцога, убитого быком на Плаза де Торос. То трагическое происшествие сделало сына старого Пауля герцогом за много лет до положенного срока. Лето был в то время почти ребенком. 
 Не хочет ли Кьяра намекнуть, что это была не случайная смерть? До Кайлеи доходили разные слухи, впрочем, быстро заглохшие, но она считала их досужей ревнивой болтовней. Старуха замолчала, заминая опасную и скользкую тему. 
 - Эту идею не стоит рассматривать всерьез. Я понимаю это, моя дорогая. Я упомянула об этом так, по ходу нашего спора. 
 Кайлея, однако, не могла отделаться от тайной мысли, которую заронили в ее сознание ядовитые слова старухи. Она тоже не могла представить себе иного пути сделать своего сына главой Великого Дома Ландсраада. В противном случае Дом Верниусов просто пресечется. Кайлея плотно прикрыла глаза. 
 - Если Лето в конце концов примет предложение руки Илезы Эказ, то вы останетесь ни с чем. - Кьяра взяла со столика поднос и сделала вид, что хочет уйти. Семена посеяны, осталось ждать всходов. - Ваш герцог уже проводит слишком много времени с этой шлюхой из Бене Гессерит. Ясно, что вы для него ничего не значите. Я сомневаюсь, что он вообще помнит о тех обещаниях, которые давал вам в пылу страсти. 
 Кайлея заморгала от удивления. Откуда старуха могла знать, что шептал ей в постели Лето. Но мысль о том, что герцог Атрейдес ласкает юную бронзоволосую Джессику, целует ее в чувственные полные губы и гладкие упругие щеки, превратила раздражение от навязчивости Кьяры в ненависть к Лето. 
 - Вы должны задать себе трудный вопрос, миледи. Чему должны вы сохранять верность: герцогу Лето или своей семье? 
 Он не желает дать вам свое имя, а это значит, что вы навсегда останетесь Кайлеей Верниус. 
 Старуха убрала поднос, оставив Кайлее чашку остывшего кофе. Кьяра вышла, не попрощавшись и не спросив, нужно ли что-нибудь ее госпоже. 
 Кайлея осталась в своих покоях, бездумно глядя на безделушки и дорогие украшения и думая о тех невосполнимых потерях, которые она понесла: утратив принадлежность к аристократическому Великому Дому и права на Гран-Пале, она потеряла малейший шанс присоединиться к императорскому двору. С болью в сердце посмотрела она на нарисованный ею карандашный портрет отца. Она вспомнила сердечный смех Доминика, вспомнила, как этот большой лысый человек учил ее управлять делами технологической империи Икса. Потом с тем же щемящим чувством утраты она подумала о своем сыне Викторе и о тех вещах, которых он также будет навсегда лишен. 
 Самым трудное - принять ужасное решение. Когда оно было принято, все остальное показалось Кайлее мелкими простыми деталями. 
 *** 
 Индивид - вот ключ, конечная действующая единица всех биологических процессов. 
 Пардот Кинес 
 Лиет Кинес много лет всей душой страдал по прекрасной темноволосой Фаруле. Но теперь, когда женитьба на ней стала близкой реальностью, он не испытывал ничего, кроме щемящей пустоты и чувства долга. Чтобы соблюсти обычай, свадьбу назначили через три месяца после смерти Варрика, хотя и Лиет, и Фарула знали, что их бракосочетание предрешено. 
 Молодой Кинес поклялся в этом своему погибшему другу. 
 По фрименскому закону мужчина брал жену и детей человека, убитого им в поединке на ножах или в рукопашной схватке. Однако Фарула не была ганамой, военным трофеем. Лиет говорил об этом с наибом Хейнаром, признался ему в любви и преданности, повторив слова клятвы, которую он дал Варрику, пообещав заботиться о его жене, как о самой драгоценной женщине, и о его ребенке, как о собственном сыне. 
 Старый Хейнар внимательно смотрел на Лиета своим единственным глазом. Наиб знал всю подноготную происшедшего, знал, какую жертву принес Варрик племени во время бури Кориолиса. Старейшины сиетча Красной Стены считали, что Варрик погиб в пустыне. Видения, которые, как он утверждал, были ниспосланы ему Богом, оказались ложными, ибо он не выдержал испытания Водой Жизни. Поэтому Хейнар дал свое разрешение, и Лиет Кинес стал готовиться к бракосочетанию с дочерью наиба. 
 Сидя в своей комнате, отгородившись от внешнего мира тяжелой занавесью из цветных волокон пряности, Лиет размышлял о своей вынужденной женитьбе. Суеверные фрименские законы не позволяли ему встречаться с Фарулой в течение двух дней до свадебной церемонии. Мужчина и женщина должны были за этот срок пройти менди, ритуал очищения. Это время жених и невеста проводили в украшении тела, написании взаимных посвящений и любовных стихов, которыми после свадьбы они должны были поделиться друг с другом. 
 Однако вместо этого Лиет был погружен в постыдные раздумья относительно того, не послужил ли он сам причиной случившегося. Не был ли он когда-то охвачен бешеным желанием увидеть белый бриан? Тогда и он, и Варрик одинаково безумно были влюблены в Фарулу и желали добиться ее руки. Лиет тогда попытался принять свое поражение и проявить великодушие, подавив самолюбие, которое так и не позволило ему забыть, насколько сильно он продолжал желать Фарулу. 
 Не мои ли тайные желания послужили причиной трагедии? 
 И вот Фарула скоро станет его законной женой; но это будет союз, основанный на взаимной печали. 
 "Прости меня, мой единственный друг Варрик". Лиет продолжал праздно сидеть и ждать, когда наступит положенный час и в сиетче начнется брачный церемониал. Он не хотел жениться на Фаруле, во всяком случае, на таких условиях и в таком положении. 
 Тяжелые занавеси, прикрывавшие вход, с шорохом распахнулись, и в пещеру вошла мать Лиета. Фриет улыбнулась сочувственной и все понимающей улыбкой. Мать принесла с собой фляжку, сшитую из кусков красиво вышитой кожи и промазанную по швам смолой, добытой из пряности. Фриет держала фляжку так, словно это было бесценное сокровище, дар, стоивший всех сокровищ мира. 
 - Я принесла тебе нечто самое дорогое в подарок по случаю твоей свадьбы. 
 Лиет очнулся от своих невеселых дум. 
 - Я никогда прежде не видел этой фляжки. 
 - Говорят, что когда женщина чувствует, что ее новорожденному сыну предуготована необычная судьба, что он совершит в будущем великие деяния, то она велит повитухам дистиллировать амниотическую жидкость и сохранить ее. Мать может подарить эту воду сыну в день его бракосочетания. - С этими словами она протянула Лиету фляжку. - Храни ее как зеницу ока, Лиет. Это последнее смешение моей и твоей сущности, происшедшее тогда, когда мы с тобой были еще единым телом. Теперь ты соединяешь свою жизнь с другой женщиной. Два соединенных сердца увеличивают свою силу во много раз больше, чем вдвое. 
 Дрожа от волнения, Лиет принял мягкую кожаную фляжку. 
 - Это самый большой дар, который я могу преподнести тебе, - сказала Фриет, - в этот важный, но очень трудный для тебя день. 
 Глядя на мать, Лиет увидел, с каким напряжением она смотрит ему в глаза. Те чувства, которые были написаны на лице сына, напугали мать. 
 - Нет, мама, ты дала мне жизнь, а это гораздо больший дар. 
 *** 
 Когда молодожены предстали перед людьми сиетча, мать Лиета и молодые женщины удалились в специально отведенное место, а старейшие выступили вперед, чтобы представлять молодого жениха. Мальчик Лиетчих, сын Варрика, молча стоял возле своей матери. 
 Пардот Кинес, который по случаю бракосочетания своего сына прервал свою землеустроительную деятельность, непрерывно улыбался, удивляясь той гордости, которая переполняла его при мысли о женитьбе сына. 
 Старший Кинес вспомнил свою свадьбу, которая состоялась далекой памятной ночью в дюнах. Как же давно это было: вскоре после его прибытия на Арракис. Он тогда проводил почти все время в отчужденном уединении. Незамужние фрименские девушки, как безумные, кружились по песку в неистовом танце. Слова церемонии произнесла Сайаддина.
 Его брак с Фриет оказался довольно удачным. Жена родила ему прекрасного сына, которого он воспитывал как преемника, который, настанет день, продолжит дело его, Пардота, жизни. Кинес улыбнулся Лиету и вдруг вспомнил, что имя Лиет происходит от имени Улиет, а так звали человека, которого Хейнар и старейшины послали убить Пардота Кинеса, сочтя того опасным чужестранцем, смущавшим фрименов своими дикими мечтаниями. 
 Но убийца осознал величие замыслов Кинеса и, поверив в них, убил себя, бросившись на свой нож. Фримены придавали очень большое значение знамениям и символам, и с тех пор десять миллионов человек - население всех сиетчей были готовы по первому зову выполнять любые приказания уммы Кинеса. Преобразование Дюны - посадки растений и ограничение площади пустыни продвигалось вперед необычайно быстрыми темпами. 
 Пара молодоженов стояла перед собранием народа, и глядя, как Лиет, не скрывая желания, смотрит на невесту, Пардот обеспокоился таким вниманием сына, открытостью его кровоточащего сердца. Старший Кинес очень любил сына, но любил по-особому, как свое продолжение. Пардот Кинес хотел, чтобы Лиет принял мантию планетолога, когда настанет время передать ее преемнику. 
 В отличие от отца Лиет казался очень уязвимым и подверженным влиянию эмоций. Пардот, например, довольно сильно любил свою жену и был к ней привязан, но все же она, выполняя свои традиционные обязанности, была для него лишь хорошей женой и не более того. Гораздо выше, чем супружеские отношения, Пардот ставил свою важную работу. Старший Кинес был захвачен мечтами и идеями. Он чувствовал страстное желание превратить пустынную планету в зеленый рай. Но именно из-за этого он не мог по-настоящему увлечься другим человеком и раствориться в нем. 
 Наиб Хейнар сам провел брачную церемонию, потому что Сайаддина была не в состоянии совершить дальнее путешествие через пески. Слушая клятвы, которые молодые приносили друг другу, Пардот вдруг ощутил какую-то свинцовую тяжесть, нависшую над всем происходящим, и испугался за душевное здоровье сына. 
 Лиет: "Ублаготвори мои глаза, и я ублаготворю твое сердце". 
 Фарула (в ответ): "Ублаготвори меня своей стопой, и я ублаготворю руки твои". 
 "Ублаготвори меня в снах, и я ублаготворю тебя наяву". 
 Фарула закончила ритуальный обмен молитвами: "Ублаготвори меня по своему желанию, и я ублаготворю твои чаяния". 
 Взяв в свои жилистые ладони руки жениха и невесты, Хейнар соединил их и поднял вверх, чтобы все люди сиетча могли видеть свершившееся бракосочетание. 
 - Теперь плоть ваша едина в Воде. 
 Раздался шум, который, нарастая, стал сердечным, счастливым и благословляющим. Фарула и Лиет почувствовали сильное облегчение. 
 *** 
 Позже, после совершения церемонии брака, Пардот наткнулся на сына в одном из переходов сиетча. Он неловко обхватил Лиета за плечи, изобразив некое подобие объятий. 
 - Я так счастлив за тебя, сынок. - Отец с трудом подыскивал нужные слова. - Ты ведь так много лет желал эту девушку, да? 
 Он улыбнулся, но Лиет вдруг вспыхнул от гнева, словно отец нанес ему запрещенный удар ниже пояса. 
 - Зачем ты мучаешь меня, отец? Или ты считаешь, что мало преуспел в этом отношении? 
 Изумленный Пардот отступил назад, выпустив из рук плечи сына. 
 - О чем ты говоришь? Я поздравляю тебя с бракосочетанием. Разве это не та женщина, с которой ты так хотел быть вместе? Я думал... 
 - Хотел, но не так! Как я могу быть счастлив, когда надо мной постоянно висит тяжкая тень мертвеца? Может быть, через несколько лет это пройдет, но пока мне очень больно. 
 - Лиет, в чем дело, сынок? 
 Выражение лица Пардота сказало Листу все, что он хотел знать о своем отце. 
 - Ты ничего не понял, правда, отец? Великий умма Кинес, - Лиет горько рассмеялся, - со своими посадками, дюнами, погодными станциями и климатическими картами. Ты так слеп, что мне жаль тебя. 
 Планетологу стоило большого труда докопаться до смысла гневных слов сына; значение складывалось медленно, как кусочки мозаичной головоломки. 
 - Варрик.., был твоим другом. - Пардот несколько мгновений помолчал. Но ведь он погиб случайно, в буре, не так ли? 
 - Отец, ты так ничего и не понял. - Лиет понуро опустил голову. - Я горжусь твоими мечтами о будущем Дюны, но ты смотришь на весь наш мир, как на грандиозный эксперимент, как на испытательный полигон, где ты пробуешь на прочность теории и собираешь данные. Неужели ты не видишь, что это не эксперимент? Это не подопытные кролики, это люди. Фримены. Они приняли тебя в свою семью, дали тебе жизнь. Дали тебе сына. Я - фримен. 
 - Я тоже, - с достоинством отпарировал Пардот. Тихим хрипловатым голосом, так, чтобы никто, кроме отца, не смог услышать его слов, Лиет сказал: 
 - Ты просто пользуешься ими. Изумленный Пардот не знал, что ответить. Лиет продолжал говорить, и голос его становился все громче и громче. Он понимал, что люди сиетча услышат его спор с Пардотом Кинесом и будут обеспокоены трениями между великим планетологом и его наследником. 
 - Ты всю жизнь говорил со мной, отец. Но, вспоминая наши разговоры, я слышу только рассуждения о ботанических станциях и обсуждения новых фаз насаждения растительной жизни. Ты когда-нибудь говорил со мной о матери? Ты когда-нибудь говорил со мной как отец, а не как.., коллега? 
 Лиет ударил себя в грудь. 
 - Я чувством разделяю твои мечты. Я вижу те чудеса, которые ты принес в самые заповедные уголки нашей пустыни. Я понимаю, какая мощь таится в глубине песков Дюны. Но даже когда ты закончишь все, что задумал, то заметишь ли ты сам свое свершение? Постарайся придать человеческое лицо своим планам и подумай, кто будет пожинать плоды твоих усилий. Посмотри на лицо младенца. Посмотри в глаза старухе. Живи настоящей жизнью, отец! 
 Пардот беспомощно сгорбился на скамье, упершись спиной в грубый камень стены перехода. 
 - Я.., я хотел сделать, как лучше, - сказал он, и слова застревали у него в горле. Он смотрел на сына, и глаза его наполнялись слезами стыда и растерянности. - Ты действительно мой последователь. Иногда я думал: сможешь ли ты когда-нибудь научиться всему, что необходимо знать планетологу? Но теперь я вижу, что ошибался. Ты понимаешь гораздо больше, чем я мог себе представить. 
 Лиет присел на скамью рядом с отцом. Поколебавшись, планетолог положил руку на плечо сына, и в этом жесте было теперь намного больше смысла. Лиет взял Пардота за руку и, испытывая чисто фрименское удивление, смотрел на слезы, которые текли по щекам отца. 
 - Ты действительно мой наследник и последователь, и со временем ты станешь, как и я, имперским планетологом, - сказал Пардот. - Ты понимаешь мою мечту, но ты сделаешь ее еще более великой, потому что у тебя есть не только наблюдательность, но и сердце. 
 *** 
 Хорошее правление по большей части невидимо. Если все идет гладко, то никто не замечает трудов и дел герцога. Именно поэтому он должен временами давать народу повод для радостного возбуждения, пищу для разговоров и предмет для долгих воспоминаний. 
 Герцог Пауль Атрейдес 
 Кайлея поняла, что у нее есть шанс, во время одного из нескончаемо длинных обедов в банкетном зале каладанского замка. Черноволосый Лето сидел со счастливым видом во главе длинного стола на герцогском кресле, а слуги обносили гостей приправленной пряностями рыбой в соусе, любимой едой низшего сословия - рыбаков и крестьян. 
 Лето ел с отменным аппетитом, наслаждаясь вкусом грубо приготовленного блюда. Может быть, оно напоминало ему о беззаботном детстве, проведенном в играх на пристанях, плаваниях на рыбацких лодках и в увиливании от занятий по ведению государственных дел Великого Дома. Насколько сейчас понимала Кайлея, старый герцог Пауль позволял своему единственному наследнику проводить слишком много времени с простолюдинами и проникаться их мелкими нуждами и заботами, уделяя очень мало внимания обучению сына нюансам политики. Ей было ясно, что герцог Лето никогда не понимал, как управлять Домом и лавировать между соперничающими силами Гильдии, ОСПЧТ, императора и Ландсраада. 
 Виктор сидел рядом с отцом на высоких подушках, положенных на стул, чтобы мальчик мог доставать до стола. Темноволосый мальчик хлебал суп, подражая отцу, а Лето прилагал все усилия, чтобы не отстать в чавканий от шестилетнего сына. Это особенно действовало на нервы рафинированной аристократке Кайлее, которая терпеть не могла грубых привычек Лето. Но ничего, настанет день, когда Виктор станет наследником, а она регентом, и тогда Кайлея позаботится о том, чтобы правильно воспитать сына. Он научится уважать свое положение и поймет обязанности главы Великого Дома. Мальчик должен будет соединить в себе лучшие черты Атрейдесов и Верниусов. 
 Гости ломали грубый хлеб и запивали его горьким каладанским элем, хотя Кайлее было доподлинно известно, что в погребах замка хранятся самые тонкие и изысканные вина. Вокруг раздавались смех и веселые голоса, но Кайлея не принимала участия в разговорах, едва притрагиваясь к пище. Через несколько кресел от нее сидел Гурни Халлек, который принес свой новый балисет, решив развлечь присутствующих музыкой. Так как этот человек был близок к отцу, которого не знали ни она, ни ее брат, она чувствовала расположение к Гурни, хотя он сам относился к ней настороженно и неприязненно. 
 Сидевший напротив сестры Ромбур был вполне доволен своим соседством с Тессией и соперничал с Лето в количестве поглощенной жареной рыбы. Туфир Гават, по обыкновению, почти не притрагивался к еде, то и дело оглядывая присутствующих. Кайлея изо всех сил старалась избегать его проницательного взгляда. 
 В середине стола сидела Джессика, подчеркивая этим, что ее положение в доме не ниже положения Кайлеи. Как она ненавидела эту смазливую бабенку! Будь ее воля, Кайлея удавила бы ведьму из Бене Гессерит. Молодая женщина ела с расстановкой, настолько уверенная в прочности своих позиций, что не выказывала никакой самоуверенности. Временами она посматривала на лицо Лето, прочитывая малейшие нюансы его мыслей и чувств с такой же легкостью, как слова, запечатленные на катушке шиги. 
 На этот раз Лето созвал гостей к обеду без всякого видимого повода. Кайлея не могла вспомнить никакой годовщины, никакого праздника или торжественного события, которое надо было бы отметить сегодня. Она заподозрила, что в голову Лето пришел очередной сумасбродный план, который герцог решил воплотить в жизнь, невзирая на советы, которые могла дать ему Кайлея или кто бы то ни было еще. 
 Над столом плавали светильники и приборы для индикации ядов - похожие на медлительных насекомых, но очень нужные в условиях феодальной вражды между Домами приспособления. 
 Лето прикончил огромную миску жаркого и вытер губы вышитой льняной салфеткой. Довольно вздохнув, он откинулся на резную спинку герцогского кресла ручной работы. Виктор, едва не упав с подушек, сделал то же самое. Правда, мальчик справился лишь с третью жаркого, положенного в его маленькую миску. Уже решив, какую песню он споет после обеда, Гурни Халлек оглянулся на девятиструнный балисет, висевший на стене. 
 Проследив за взглядом Лето, Кайлея увидела, что герцог осматривает обеденный зал, переводя глаза с портрета старого герцога на голову быка, на рогах которого все еще были видны пятна запекшейся крови. Кайлея не могла понять, о чем думает герцог, но ведьмочка Джессика смотрела на Лето с таким видом, будто она знает доподлинно, что замышляет Лето Атрейдес. Кайлея нахмурилась и отвернулась. 
 Когда Лето поднялся, она глубоко вздохнула. Кажется, сейчас он начнет произносить одну из своих нескончаемых герцогских речей, вдохновляя своих подданных и призывая их радоваться прелестям жизни. Но если жизнь так хороша, то как случилось, что погибли их с Ромбуром родители? Почему она и ее брат, наследники Великого Дома, находятся в изгнании, а не наслаждаются тем, что принадлежит им по праву рождения? 
 Двое слуг поторопились к столу, чтобы убрать пустые миски и остатки хлеба, но Лето отослал их движением руки, чтобы они не прерывали его речь. 
 - На следующей неделе исполнится двадцать лет с тех пор, как мой отец погиб во время корриды. - Он взглянул на портрет старого герцога, одетого в костюм матадора. - Вспомнив об этом, я подумал также о тех грандиозных увеселительных представлениях, которые устраивал герцог Пауль для своих подданных. Они отвечали ему за это любовью, и мне кажется, что и я должен создать для подданных подходящее представление, которого ждут от герцога Каладана. 
 Гават внезапно насторожился. 
 - Что вы намерены делать, мой герцог? 
 - Ничего столь же опасного, как бой быков. - Лето улыбнулся Виктору, а затем и Ромбуру. - Но я хочу сделать нечто такое, о чем люди будут долго и с удовольствием вспоминать. Скоро мне придется посетить Совет Ландсраада на Кайтэйне, чтобы снова приступить к дипломатической миссии по прекращению вражды между Моритани и Эказом, особенно учитывая, что, вероятно, в ближайшем будущем мы заключим более тесный союз с Домом Эказа. 
 На мгновение он, явно смутившись, замолчал, но затем продолжил: 
 - На прощание, перед отбытием, я хочу пролететь на клипере, украшенном знаменами, во главе красочной процессии над равнинами нашей планеты. Мой народ увидит знамена и украшенные корабли.., и пожелает своему герцогу удачи в его трудной миссии. Мы пролетим над рыбацкими флотилиями и над рисовыми фермами. 
 Виктор восторженно захлопал в ладоши, а Гурни кивнул в знак одобрения. 
 - Хо, это будет замечательное зрелище. Выставив локти на стол, Ромбур оперся квадратным подбородком на руки. 
 - Э... Лето, разве Дункан Айдахо не возвращается с Гиназа в самое ближайшее время? Ты будешь отсутствовать, когда он приедет? Или мы совместим празднество с торжествами по случаю его возвращения? 
 Подумав, Лето покачал головой. 
 - Я пока не имею от него известий, думаю, что он вернется не раньше, чем через пару месяцев. Гурни стукнул кулаком по столу. 
 - Черт возьми! Человек возвращается к нам Оружейным Мастером, прошедшим обучение на Гиназе, и заслуживает отдельного приема, разве не так? 
 Лето рассмеялся. 
 - Ты прав, Гурни! Для этого у нас будет много времени, когда я вернусь с Кайтэйна. Если мой меч будут держать такие люди, как ты, Туфир и Дункан, то мне нечего опасаться никаких врагов. 
 - Милорд, враги могут ударить и другим способом, - сказала Джессика, и в голосе ее прозвучало явное предостережение. 
 Кайлея напряглась, но Лето ничего не заметил. Он лишь посмотрел на ведьму и ответил: 
 - Я очень хорошо это знаю. 
 В голове Кайлеи уже заработал механизм. В конце обеда она извинилась и отправилась к Кьяре рассказать о том, что задумал герцог Лето. 
 Эту ночь Лето провел на жесткой кушетке в зале ожидания муниципального космопорта, в то время как слуги готовили все необходимое для гала-представления. Через несколько дней небесный клипер, украшенный яркими парусами, будет готов к праздничной процессии. 
 Оставшись одна в своих покоях, Кайлея вызвала Суэйна Гойре и соблазнила его, как она делала много раз в прошлом. На этот раз она своими звериными ласками удивила капитана и довела его до полного изнеможения. Внешне он был очень похож на Лето, но по сути это был человек совсем иного склада. Когда капитан уснул, Кайлея похитила из кармана на его поясе, брошенном на пол, крошечный ключ с кодами. Этот ключ использовался очень редко, и должно пройти некоторое время, прежде чем Гойре заметит пропажу. 
 На следующее утро Кайлея вложила ключ в сухую сморщенную ладонь Кьяры и сжала ее пальцы поверх ключа. 
 - С помощью этого ключа ты сможешь проникнуть в арсенал Атрейдесов. Действуй с осторожностью. 
 Черные, как у ворона, глаза Кьяры вспыхнули. Она быстро спрятала ключ в складках своего платья. 
 - Все остальное - мое дело, миледи. 
 *** 
 Война, которая в любую эпоху представляет собой масштабную экологическую катастрофу, в действительности является не чем иным, как отражением возбужденного состояния противоречивых человеческих отношений, в каковом целостный организм, именуемый "человечеством", находит форму своего существования. 
 Пардот Кинес. "Рассуждения о катастрофе на Салусе Секундус" 
 Пятеро самых великих Оружейных Мастеров, собравшись на административном острове Гиназа и следуя вековой традиции, устроили устный экзамен оставшимся в живых курсантам Школы. Молодым воинам были заданы вопросы, касающиеся истории, философии, военной тактики, древнего стихосложения, музыки и прочих дисциплин, в полном соответствии с требованиями и установлениями академии воинских искусств. 
 Но каким сухим и печальным был этот экзамен. Трагедия наложила свой черный отпечаток на всю деятельность Школы Оружейных Мастеров. 
 На всех островах архипелага Гиназа царили возмущение, ярость и скорбь по шестерым подло убитым курсантам. Хвастаясь своим варварством, грумманцы выбросили в море тела четверых человек, и прибой выбросил их на берег главного острова. Двое других - Дункан Айдахо и Хий Рессер - пропали без вести, видимо, затерявшись в океане. 
 На верхнем этаже центральной башни, в экзаменационном зале, пять великих мастеров, обнажив церемониальные мечи, сидели вдоль прямого края полукруглого стола, выставив перед собой клинки мечей, острия которых выступали за край стола, словно лучи сияющего солнца. Каждый курсант, отвечая на вопросы, видел перед собой эти смертоносные клинки, отвечая на трудные вопросы. 
 Экзамен сдали все. Теперь Карсти Топер и администрация Школы организуют возвращение новоиспеченных Оружейных Мастеров на их родину, где молодым воинам предстоит применить на практике то, чему их учили. Некоторые выпускники уже направились в расположенный неподалеку космопорт. 
 Старые Оружейные Мастера остались наедине с последствиями трагедии. 
 Тучный Ривви Динари сидел в центре, сжимая в руках шпагу герцога Пауля Атрейдеса и украшенный драгоценными камнями фамильный кинжал Моритани, найденные среди личных вещей Дункана и Рессера. Рядом с Динари, понурив седую голову, сидел Морд Кур. 
 - Мы часто посылали на разные планеты извещения о смерти курсантов, но такого у нас не случалось никогда. 
 Жилистый и суровый Джеймо Рид, огрубевший за много лет пребывания на должности смотрителя тюрьмы, не мог остановить слез. Он горестно покачал головой. 
 - Курсанты Гиназа погибали, но от того, что не выдерживали тренировок, но никогда, никогда не становились они жертвами преднамеренного убийства. 
 Администрация Школы обратилась в имперские инстанции с протестом - с прикрытыми культурными фразами оскорблениями и порицаниями, которые мало значили для бесчестного Хундро Моритани. Этот человек ни разу не выразил своего раскаяния по поводу своего подлого нападения на Эказ. В Ландсрааде и Императорском Совете проходили слушания, на которых решали вопрос о том, как ответить на вызывающее поведение Груммана. Главы многих Великих Домов прибыли на Кайтэйн, чтобы выступить в Совете. Но что может сделать Совет? Только выразить порицание, наложить штраф или объявить мелкие санкции... Что все это значит для такого бешеного пса, как виконт? 
 Грумманцы были уверены в своей безнаказанности. 
 - Я чувствую себя.., изнасилованным, - в сердцах проговорил Дже-Ву, тряхнув своими растрепанными кудрявыми волосами. - Никто еще не осмеливался так обходиться с Оружейными Мастерами. 
 Фатоватый Уитмор Бладд выпрямился, машинально перебирая кружевной воротник и тяжелые манжеты рубашки. 
 - Я предлагаю назвать шесть островов именами погибших курсантов. История запомнит это подлое преступление, а курсантам мы воздадим честь. 
 - Честь? - Ривви Динари с такой силой ударил по столу своей пухлой ладонью, что зазвенели лежавшие на столе клинки. - Как ты можешь говорить о чести в нашем положении? Прошлой ночью я провел три часа в гробнице Йоол-Норета и молился, спрашивая у Великого Мастера, что бы он сделал на нашем месте. 
 - И он ответил тебе? - сморщив лицо, Дже-Ву встал, подошел к окну и стал смотреть на космопорт и покрытые белыми брызгами волн рифы. Йоол-Норет никого не учил, даже когда был жив. Он утонул во время прилива, и его ученики постарались превзойти его. И если уж Норет ни разу не помог своим ближайшим последователям, то он тем более не поможет нам. 
 Бладд, чувствуя себя задетым за живое, презрительно фыркнул. 
 - Великий человек, как и подобает, учил своим примером. Это самый совершенный способ для тех, кто хочет учиться. 
 - Он придерживался кодекса чести, как древний самурай, - сказал Динари. - За прошедшие десятки тысяч лет мы стали, как это ни прискорбно, менее цивилизованными. Мы все забыли. 
 Хмурый Морд Кур искоса посмотрел на тучного Оружейного Мастера. 
 - Это ты забыл историю, Динари. Наверное, у самураев был кодекс чести, но когда британцы прибыли в Японию со своими пушками, самураи исчезли в течение жизни одного поколения. 
 Джеймо Рид поднял глаза, взглянув из-под шапки седых, коротко остриженных волос. 
 - Давайте не будем ссориться между собой, иначе грумманцы легко побьют нас. 
 Дже-Ву презрительно фыркнул. 
 - Они и так уже... 
 Он осекся, услышав в коридоре шум и удары. Дже-Ву резко повернулся к двери, а остальные четыре мастера поспешно вскочили из-за стола. 
 В дверном проеме появились покрытые грязью и растрепанные Дункан Айдахо и Хий Рессер. Они прошли мимо троих служителей, которые попытались их остановить. Молодые люди отшвырнули охранников и прошли в экзаменационный зал. Вид у них был довольно потрепанный, но глаза горели. 
 - Мы не опоздали? - спросил Рессер с вымученной улыбкой. 
 Джеймо Рид обежал вокруг стола и обнял сначала Дункана, а потом Рессера. 
 - Мальчики, вы живы! 
 Счастливая и недоуменная улыбка появилась даже на продолговатом лице Дже-Ву. 
 - Оружейный Мастер не произносит вслух очевидных вещей, - сказал он, но Джеймо не обратил никакого внимания на его слова. 
 Взгляд Дункана вспыхнул, когда он увидел шпагу старого герцога, лежавшую на полукруглом столе. Он шагнул вперед и посмотрел на кровь, выступившую на его голени и пропитавшую штанину наспех подобранных брюк. 
 - Мы с Рессером не учились последние несколько дней, но мы использовали то, чему вы нас научили, на практике. 
 Рессера немного шатало, он с трудом стоял на ногах, и Дункану приходилось поддерживать товарища под руку. Выпив воды, они рассказали, как выпрыгнули за борт в открытое море, как, помогая друг другу, отплыли от большого темного судна. Как, напрягая все силы, вспоминали все, чему их учили, как ориентируясь по звездам, искали дорогу среди холодных волн, как, закалка Школы помогла им остаться на плаву, как течение и прилив вынесли их к ближайшему острову, который, по счастью, оказался обитаемым и где им оказали первую помощь и немедленно отправили на административный остров. 
 Хотя дух Рессера был поколеблен, страшным испытанием, он лихо вздернул вверх подбородок. 
 - Сэр, мы должны просить об отсрочке приема наших выпускных экзаменов... 
 - Отсрочке? - переспросил Джеймо Рид, и по его щекам снова заструились слезы. - Я предлагаю проявить снисхождение. Полагаю, что эти двое доказали свою способность быть Оружейными Мастерами. 
 Исполненный собственного достоинства Уитмор Бладд тронул манжет. 
 - Формы должны быть соблюдены. 
 Старый Морд Кур окинул Бладда скептическим взглядом. 
 - Разве грумманцы не показали нам все безумие слепого поклонения формальным правилам? 
 Четверо мастеров повернулись к Ривви Динари, ожидая, что он скажет. 
 Великан легко поднялся на ноги и взглянул на оборванных курсантов, потом жестом указал на шпагу Атрейдеса и церемониальный кинжал Моритани. 
 - Айдахо, Рессер, возьмите свое оружие. 
 Зазвенела сталь, и клинки образовали на столе пять лучей. С бьющимся сердцем Дункан взял в руку шпагу старого герцога, а Рессер вооружился кинжалом. Пятеро старых мастеров образовали круг, в который поставили Рессера и Дункана. Мастера протянули вперед клинки и уставили острия в центр стола. 
 - Положите ваши клинки поверх наших, - приказал Морд Кур. 
 - Отныне вы - Оружейные Мастера, - провозгласил Динари своим тонким голосом, так не вязавшимся с его громадным телом. Гигант вложил свое оружие в ножны, снял с головы красную бандану и повязал ее на голову Дункана. Джеймо Рид повязал свою бандану на рыжую голову Рессера. 
 Вспомнив восемь лет учения, все трудности пути, Дункан испытал такое облегчение, что едва не лишился чувств. Однако усилием воли он сумел устоять на ногах. Они с Рессером взялись за руки, хотя их триумф и был омрачен страшной трагедией. Дункану уже не терпелось вернуться на Каладан. 
 Я не подвел тебя, герцог Лето. 
 Снаружи вдруг донесся рев двигателей, послышался удар, словно прямо над головой невидимое воздушное судно преодолело звуковой барьер. С рифов, окружавших центральный остров архипелага, донесся вой сирены воздушной тревоги. Стены административного здания сотряслись от внезапно прогремевших взрывов. 
 Старшие Оружейные Мастера бросились на балкон, выходящий к комплексу административных зданий. Два ближайших острова были затянуты клубами черного дыма, сквозь который прорывались сполохи багрового огня. 
 - Штурмовики! - крикнул Джеймо Рид. Дункан увидел, как из-за туч дыма вертикально вверх уходят военные корабли, сбрасывая вереницы бомб. 
 Дже-Ву тряхнул волосами и яростно выругался. 
 - Кто посмел напасть на нас? 
 Для Дункана ответ был очевиден: 
 - Дом Моритани еще не покончил с нами. 
 - Это противоречит всем цивилизованным правилам ведения войны, сказал Ривви Динари. - Они напали на нас без объявления войны, не соблюдая общепринятых норм. 
 - После того, что Моритани сделал с нами и с Эказом, вы все еще говорите о каких-то нормах? - с отвращением произнес Хий Рессер. - Вы просто не понимаете, какой извращенный ум у виконта. 
 Взорвались еще несколько бомб. 
 - Где наши зенитные батареи? - скорее раздраженно, чем злобно воскликнул Уитмор Бладд. - Где наши орнитоптеры? 
 - На Гиназ никогда никто не нападал, - сказал Джеймо Рид. - Мы политически нейтральны. Наша Школа служит всем Домам. 
 Теперь Дункан ясно видел, насколько старые мастера Гиназа ослеплены своими ограничениями, формами и правилами. Бедняги! Они ни разу не попадали в ловушку собственной уязвимости, несмотря на то что очень сурово учили своих курсантов. 
 Непристойно выругавшись, Динари прижал к глазам окуляры бинокля. Подправив фокус и не обращая внимания на кружившие над головой военные орнитоптеры, он внимательно осмотрел изрезанный берег административного острова. 
 - Десант неприятеля высадился по всему периметру берега, главные силы высадились напротив космопорта. Войска усилены переносной артиллерией. 
 - Должно быть, десант высажен с подводных лодок, - высказал предположение Дже-Ву. - Это не импровизированная атака, это хорошо подготовленная войсковая операция. 
 - Мы что, ждем извинений? - добавил Рид, он нахмурился, глубокая морщина появилась, на его лбу. Атакующие воздушные суда были уже над головами, тонкие черные диски, светящиеся защитными полями. 
 Для Дункана поведение мастеров было непонятным. Они оказались совершенно беспомощными, даже жалкими, оказавшись в нештатной ситуации. Их модельные упражнения были так далеки от реальной действительности. Как ни прискорбно, но это так. Дункан крепко взялся за эфес шпаги старого герцога. 
 - Это беспилотные бомбардировщики, они сбрасывают фугасы и зажигательные бомбы, - холодно констатировал Дункан, когда с бортов дисковидных судов посыпался град бомб. Здания, окаймлявшие берег, вспыхнули фонтанами огня. 
 Яростно крича. Оружейные Мастера, и в их числе Дункан и Рессер, бросились с балкона. 
 - Нам надо добраться до наших баз, чтобы организовать оборону, тонким, но твердым голосом приказал Ривви Динари. 
 - В космопорту находятся не успевшие улететь курсанты, - заметил Рессер. - Они могут захватить оружие и оказать сопротивление. 
 Сбитые с толку, но стремящиеся сохранить присутствие духа, особенно на виду у охваченных паникой гражданских служащих Гиназа, Джеймо Рид, Морд Кур и Дже-Ву бросились к выходу по главному коридору, а Ривви Динари, показывая чудеса подвижности, таившиеся в его огромном теле, понесся вниз по лестнице, перепрыгивая с площадки на площадку через целые лестничные пролеты. За ним бросился и Уитмор Бладд. 
 Обменявшись быстрыми взглядами, Дункан и Рессер последовали за этими двумя Оружейными Мастерами. Близкий взрыв потряс административное здание, и молодые люди едва не рухнули вниз, но сохранили равновесие и продолжили спуск. Снаружи продолжалось столпотворение. Солдаты Моритани по всем правилам военного искусства атаковали Гиназ. 
 Новоиспеченные Оружейные Мастера выскочили в холл первого этажа, присоединившись к Динари и Бладду. Через прозрачный плаз вестибюля Дункан увидел объятые пламенем здания. 
 - Надо пробиваться на командный пункт, - крикнул он старшим товарищам. - Нам нужно оружие, чтобы сражаться. В космопорту есть боевые орнитоптеры? 
 Рессер выставил вперед свой кинжал. 
 - Я буду драться здесь, если они ворвутся в дом. Бладд был возбужден. По дороге он потерял свой нарядный плащ. 
 - Не думайте о мелочах, - крикнул он. - Какова их цель? Конечно, они хотят захватить саркофаг! 
 Он взглянул в сторону украшенного орнаментом черного гроба, стоявшего на возвышении в центре вестибюля. 
 - Это останки Йоол-Норета, священная реликвия Гиназа. Можно ли придумать для нас более тяжкое оскорбление? Он обернул пунцовое лицо к своему тучному товарищу. 
 - Это было бы по-груммански - поразить нас в самое сердце. 
 Озадаченные Дункан и Рессер недоуменно переглянулись. Они слышали много сказок о легендарном бойце, но сейчас, перед лицом кровавого нападения, среди сыплющихся с неба бомб, среди кричащих от страха мирных жителей, мечущихся в поисках убежища по улицам города, никто из них не мог думать о сохранении мертвой реликвии. 
 Динари бросился к гробнице, похожий на громадный линкор, несущийся по морю на всех парах. 
 - К гробнице! - крикнул он своим тонким голосом. Бладд и бывшие курсанты последовали за ним. 
 Знаменитая гробница была окружена защитным полем Хольцмана и прикрыта колпаком прозрачного непробиваемого плаза. Отбросив всю свою напыщенность, двое Оружейных Мастеров бегом поднялись по ступенькам пьедестала и прижали ладони к панели управления. Защитное поле исчезло, а колпак поднялся вверх. 
 - Мы понесем саркофаг, - крикнул Бладд Дункану и Рессеру. - Мы обязаны сохранить святыню. Это душа Школы Гиназа. 
 Не отрывая глаз от маневров нападавших, Дункан крепко сжимал в руке шпагу. 
 - Уносите мумию, если вы должны это сделать, но поторапливайтесь, сказал он. Рессер встал рядом с Айдахо. 
 - Нам надо выбраться отсюда, найти корабли и продолжить сражение. 
 Дункану оставалось лишь надеяться, что другие защитники Гиназа уже пришли в себя и организовали систему обороны. 
 Двое сильных мастеров легко подняли на плечи гроб с останками Йоол-Норета и понесли на улицу, где, как они считали, хотя это и было сомнительно, гроб будет в большей безопасности. Дункан и Рессер очищали для них дорогу. Снаружи дисковидные самолеты продолжали беспорядочно сбрасывать на город бомбы. 
 Орнитоптер-истребитель с опознавательными знаками Школы приземлился на центральную площадь, и из него высыпали Оружейные Мастера в красных банданах и с лазерными ружьями. Орнитоптер сложил крылья, но двигатель продолжал работать на холостых оборотах. 
 - Мы несем тело Норета, - гордо крикнул Бладд, приказывая прибывшим помочь. - Быстрее! 
 Через площадь уже бежали солдаты в желтой форме Дома Моритани. Дункан издал предостерегающий крик, и прибывшие Оружейные Мастера открыли огонь по нападавшим. Те тоже начали стрелять. Двое Оружейных Мастеров, и среди них Джеймо Рид, были ранены. Взорвалась воздушная бомба, и на землю упал Морд Кур, пораженный в руки и грудь каменными осколками. Дункан помог ему встать на ноги и увел в орнитоптер. 
 Но не успел он отойти от машины, как очередной взрыв вырвал землю из-под его ног. Молодой Оружейный Мастер откатился в сторону и стремительно вскочил на ноги. Прежде чем он успел воспользоваться шпагой, на него налетела женщина в кимоно, нырнула под шпагу и попыталась поразить Дункана своими острыми как бритвы накладками на ногти. Шпага была уже бесполезна. Дункан отпрянул в сторону, уклоняясь от удара, и, схватив женщину за волосы, резко дернул ее голову назад. Послышался треск ломающихся позвонков, и он отбросил дергающееся в конвульсиях, сразу обмякшее тело. 
 К стоявшему на площади истребителю бросилась новая волна атакующих грумманцев. Послышался крик Рессера: 
 - Улетайте! Забирайте свой чертов гроб и уносите ноги! 
 Они с Дунканом встали рядом, готовые отразить новое нападение. 
 Первым на них налетел бородач с электрическим копьем, но Айдахо нырнул под копье и ушел в сторону. Он действовал быстро и безошибочно, инстинктивно вспоминая все, чему учили его инструктора на протяжении восьми долгих лет изнурительных тренировок. Ярость захлестнула его, когда он вспомнил курсантов, подло убитых на темном судне. Глаза застилал красный туман ярости, вызванной видом бомбовых разрывов и образами замученных жертв. 
 Но в этот момент Дункан вспомнил предостережение Динари. Гнев порождает ошибки. Через мгновение Айдахо превратился в холодную расчетливую машину, действующую с безошибочностью инстинкта. Стальными пальцами он ударил бородатого под ребра, проткнул его кожу и поразил грумманца в сердце. 
 Из толпы дерущихся выступил стройный и мускулистый молодой человек с лонгетой на правом запястье. Трин Кронос. Злобный молодой аристократ держал в здоровой руке остро заточенную катану. 
 - Я думал, что вы оба давно кормите рыб, как четверо остальных. - Он взглянул на новую волну заходящих на цели бомбардировщиков. 
 - Смотри мне в глаза, Кронос, - крикнул Рессер, выставив вперед свой церемониальный кинжал. - Или ты лишился храбрости, когда рядом с тобой нет папочки и дюжины телохранителей? 
 Трин Кронос взвесил на руке катану, на мгновение задумался, а потом отбросил оружие в сторону. 
 - Это слишком благородное оружие для такого предателя, как ты. Я не хочу пачкать его твоей кровью. - С этими словами он извлек из ножен простой клинок. - Кинжал легче заменить. 
 Щеки Рессера вспыхнули, и Дункан отступил, освобождая место для поединка. 
 - Я бы никогда не предал Дом Моритани, - ответил Рессер, - если бы он дал мне то, во что я мог бы верить. 
 - Ты поверишь в холодную сталь моего клинка, - произнес Кронос с презрительной усмешкой, - и почувствуешь ее, когда она вонзится тебе в сердце. 
 Топчась по мелким обломкам камня, противники закружили по площадке, присматриваясь друг к другу и выискивая слабые места в защите. Рессер, выставив вперед кинжал, занял оборонительную позицию, а Кронос непрерывно нападал, яростно, но неэффективно. 
 Рессер сделал выпад, отступил, резко развернулся и, сделав обманное движение, ударил противника пяткой. Грумманец неминуемо должен был упасть от такого удара, но гибкий Кронос отклонился назад, и рыжеволосый не достал его. Рессер довершил полный оборот и, встав в стойку, отразил удар кинжалом. 
 Площадка поединка была свободна, хотя на ближних улицах продолжалась свалка. Грумманцы нападали, из высоких окон сыпались пули и снаряды, а старые Оружейные Мастера пытались погрузить реликвию в орнитоптер, одновременно отражая атаки. 
 Кронос, в свою очередь, сделал обманное движение, сделав вид, что хочет поразить Рессера в глаз, но неожиданно направил удар в горло. Рессер уклонился, но поскользнулся на камнях, подвернул ногу и упал. 
 Кронос бросился на него, как лев, пытаясь ударить кинжалом, но Рессер отразил удар своим клинком. Сталь зазвенела, когда клинки соприкоснулись. Потом Хий неуловимым движением ударил противника по руке, разрезав кожу и бицепс Кроноса от плеча до локтя. 
 По-детски закричав от боли, Кронос отпрянул, глядя на алую струю, фонтаном бившую из раны и стекавшую на кисть. 
 - Предатель, бастард! - в ярости воскликнул Кронос. Рессер вскочил на ноги и принял боевую стойку, готовый продолжить схватку. 
 - Я сирота, а не бастард. - Губы его сложились в мимолетную улыбку. 
 Истекающий кровью и теряющий силы Кронос понял, что проиграл поединок. Лицо его окаменело. Острием кинжала он вскрыл по шву гипсовую лонгету и извлек оттуда стрелочный пистолет, заряженный множеством смертоносных серебряных дротиков. Схватив пистолет здоровой рукой, Кронос ухмыльнулся, направив дуло на Рессера и готовясь всадить весь заряд в грудь противника. 
 - Ты все еще считаешь, что надо придерживаться ваших дурацких правил? 
 - Я так не считаю, - сказал Дункан Айдахо, стоявший за спиной Кроноса, и сделал мощный выпад, поразив Кроноса между лопаток тяжелой шпагой старого герцога. Клинок вонзился в спину и вышел спереди, проткнув грудину и пронзив по пути сердце. Кронос выплюнул сгусток крови и задрожал, в предсмертном недоумении глядя на окровавленный конец клинка, выступивший из его груди. 
 Мертвый Кронос упал, соскользнув со шпаги. Дункан задумчиво посмотрел на свою жертву и на клинок. 
 - Не одни грумманцы могут нарушать правила. Лицо Рессера было серым, он уже приготовился к неизбежной смерти, как только увидел пистолет, спрятанный в гипсовой повязке. 
 - Дункан, ты.., ударил его в спину. 
 - Я спас жизнь друга, - отпарировал Дункан. - Если бы такое повторилось, то я, не колеблясь, сделал бы то же самое. 
 В это время Динари и Бладд закончили погрузку реликвии на борт орнитоптера. Дуги лазерных лучей метались над головами. Защитники Гиназа поражали цели с завидной точностью. Молодые люди были на грани полного изнеможения, но Оружейные Мастера буквально втолкнули их в орнитоптер. 
 Двигатель взревел, и машина взмыла в воздух. Крылья были расправлены до полного размаха, и орнитоптер начал удаляться от главного здания. 
 Дункан прилег на металлический пол, а Ривви Динари обнял его за плечи своей толстой рукой. 
 - Да, мальчики, вам слишком рано пришлось применить то, чему мы вас научили. 
 - Чем было вызвано это нападение? Уязвленной гордостью? - Айдахо был так зол, что ему хотелось плеваться. - Какой идиотский повод для начала войны. 
 - Для начала войны редко придумывают умные поводы. - Морд Кур печально покачал головой. 
 Уитмор Бладд постучал пальцами по прозрачному плазу: 
 - Посмотрите в иллюминатор. 
 Эскадрилья гиназских орнитоптеров сбивала лазерным огнем орнитоптеры противника и уничтожала его живую силу на земле. 
 - Там дерутся наши новые Оружейные Мастера - ваши товарищи, которые оказались в космопорту, - сказал Морд Кур. 
 От прямого попадания один из беспилотных бомбардировщиков взорвался в воздухе и разлетелся на куски. От восторга Оружейные Мастера вскинули вверх сжатые кулаки. 
 Обломки рухнули на землю, а следующая сбитая машина исчезла в волнах океана. Лучи находили и сбивали все новые и новые цели. Орнитоптер, на котором находился Дункан, спикировал на скопление грумманских коммандос, выходивших из воды, и выстрелами уничтожил их, оставив горы трупов, устлавших берег. Пилот сделал боевой разворот и снова направился к цели. 
 - Грумманцы ожидали здесь легкой поживы, - сказал Уитмор Бладд. 
 - Будь мы прокляты, если они не получили полного удовольствия, прорычал Дже-Ву. 
 Дункан смотрел на бойню и пытался не сравнивать отвратительные разрушения и кровопролитие с тем изяществом и красотой, которым его учили в Школе Гиназа. 
 *** 
 Берегись семян, которые ты сеешь, и урожая, который ты жнешь. Не проклинай Бога за наказания, которые ты сам навлек на себя. 
 Оранжевая Католическая Библия 
 Приняв вид, исполненный такого чувства собственного достоинства, которому позавидовала бы даже леди Елена, Кайлея убедила Лето не включать Виктора в число участников герцогской процессии. 
 - Я не желаю, чтобы Виктор подвергался хотя бы малейшей опасности. Этот небесный клипер - не самое безопасное место для шестилетнего мальчика. 
 Кайлею неожиданно поддержал Туфир Гават. Он согласился с доводами Кайлеи, и Лето в конце концов был вынужден уступить. Все шло так, как она надеялась... 
 После того как герцог капитулировал, Кайлея помогла Ромбуру разрядить ситуацию. 
 - Ты дядя Виктора. Почему бы вам не отправиться, например, на рыбную ловлю? Возьмите лодку на подводных крыльях и отправляйтесь на ловлю недалеко от берега, естественно, в сопровождении надлежащей охраны. Я уверена, что капитан Гойре с удовольствием присоединится к вам. 
 Ромбур просиял. 
 - Может быть, нам лучше выйти в море и половить коралловые геммы? 
 - Только не с моим сыном, - резко отпарировала Кайлея. 
 - Э.., хорошо, хорошо. Я возьму его на ферму, где разводят параданские дыни, а заодно мы зайдем в несколько бухточек, где хороший клев. 
 *** 
 Суэйн Гойре встретил Ромбура на пристани, где чистили небольшое, хорошо оснащенное моторное судно "Доминик". Путешествие должно было продлиться несколько дней, поэтому на борт погрузили раскладные койки и запас пищи. 
 Позади замка, в космопорту в пригороде Кала-Сити, герцогский экипаж заканчивал последние приготовления к отлету небесного клипера. Лето, горевший желанием поскорее начать представление, с головой ушел в предотлетную суету. 
 Глядя на приготовления к отплытию, Виктор становился все более замкнутым и раздраженным. Сначала Ромбур думал, что мальчика пугают воспоминания о страшной встрече с элекраном, но потом он заметил, что племянник то и дело поглядывает на гору, где готовился к полету его отец. На ветру реяли знамена Атрейдесов, в дюзах двигателей отражались зеленые и черные цвета. 
 - Я бы хотел быть с папой, - сказал Виктор. - Ловить рыбу забавно, но летать на клипере намного интереснее. Ромбур оперся на борт лодки. 
 - Я согласен с тобой, Виктор. Мне бы и самому хотелось полететь на клипере. 
 Герцог Лето намеревался пилотировать воздушное судно сам в сопровождении пятерых верных солдат. Грузоподъемность воздушного корабля легче воздуха была ограниченной, поэтому праздных гостей на борт решили не брать. 
 Суэйн Гойре выгрузил из тележки продукты, вытер со лба пот и улыбнулся мальчику. Ромбур знал, что этот капитан предан ребенку больше, чем любому закону и господину. Обожание герцогского сына явственно проступило на красивом мужественном лице Гойре. 
 - Э.., капитан, позвольте мне спросить ваше мнение по одному вопросу. - Ромбур взглянул на мальчика, потом снова на Суэйна. - Вам доверена безопасность этого ребенка, и вы никогда не уклонялись от исполнения своего долга и всегда уделяли все возможное внимание своим обязанностям. 
 Гойре вспыхнул от смущения. 
 Ромбур продолжал: 
 - Вы действительно верите в страхи моей сестры относительно того, что Виктор окажется в опасности, если будет сопровождать Лето на борту небесного клипера? 
 Рассмеявшись, Гойре пренебрежительно махнул рукой: 
 - Конечно, нет, милорд принц. Если бы существовала хотя бы малейшая опасность, то Туфир Гават ни за что не позволил бы герцогу лететь, и то же самое сделал бы я. Гават доверил мне проверить безопасность корабля перед вылетом, а он сам и его люди проверили и очистили весь маршрут следования. Путешествие абсолютно безопасно, уверяю вас. Могу поручиться за это головой. 
 - Я тоже так думаю. - Ромбур потер руки и улыбнулся. - Так нет ли какой-то особенной причины для того, чтобы Кайлея так настойчиво отправляла нас на рыбалку вместо полета на клипере? 
 Сжав губы, Гойре на мгновение задумался, избегая смотреть в глаза Ромбуру. 
 - Иногда леди Кайлея.., слишком сильно проявляет свою заботу о ребенке. Думаю, что она воображает опасности там, где их нет и в помине. 
 Маленький Виктор переводил взгляд с одного мужчины на другого, не понимая тонкостей их спора. 
 - Говоря с полной искренностью, капитан, я не могу представить себе, почему вас не повышают по службе! - Ромбур понизил голос до шепота: 
 - Почему бы нам не устроить так, чтобы Виктор присоединился к отцу втайне от матери? В конце концов, он ведь сын герцога. Он должен принимать участие в важных мероприятиях. 
 - Согласен с вами, но дело еще и в весе груза. Небесный клипер обладает ограниченной грузоподъемностью. 
 - Но если опасности действительно нет, то почему бы нам не удалить с борта двух охранников, чтобы мой дорогой племянник, - он обнял Виктора за плечи, - и я могли присоединиться к герцогу. Там останутся три гвардейца, и я тоже могу сражаться за герцога, если дело дойдет до драки. 
 Это было нелегкое решение, но Гойре не видел разумных причин возражать против такого предложения, особенно после того, как увидел восторженные глаза Виктора. Мальчик окончательно растопил сердце капитана. 
 - Коммодору Гавату не понравится смена плана, как не понравится она и Кайлее. 
 - Это верно, но ведь вы же сами отвечаете за безопасность корабля, правильно? - Ромбур отмел последние сомнения. - Кроме того, из Виктора никогда не вырастет настоящий воин и лидер, если беречь его от синяков и царапин. Он должен учиться у жизни, и не важно, что говорит по этому поводу моя сестра. 
 Гойре присел перед восхищенным мальчиком, обращаясь к нему как к маленькому мужчине: 
 - Виктор, скажи мне правду. Ты хочешь поехать на рыбалку или... 
 - Я хочу полететь на небесном клипере. Я хочу быть с папой и увидеть мир. - Глаза ребенка были полны решимости. 
 Гойре встал. Взглянув в глаза Виктора, он был готов на все, чтобы сделать ребенка счастливым. 
 - Это ответ, который был мне нужен. Значит, решено. Он оглянулся и посмотрел на космопорт, где ожидал готовый к вылету дирижабль. 
 - Пойду договариваться, - сказал он вместо прощания. 
 *** 
 Боясь, что излишняя манерность может выдать ее коварные замыслы, Кайлея удалилась в одну из башен замка Каладан, притворившись больной. Она уже формально попрощалась с занятым Лето, а потом поспешила прочь, стараясь не встречаться с ним взглядом. Впрочем, в последнее время герцог обращал на Кайлею мало внимания... 
 Охваченная радостным возбуждением толпа наблюдала за тем, как воздушные суда герцогской процессии готовятся к подъему в синее небо Каладана. Светящейся красной краской на выпуклом борту главного клипера был изображен ястреб Атрейдесов. За главным "дирижаблем должны были следовать более мелкие корабли такого же типа, все ярко украшенные и расписанные. Клипер летал с помощью парусов, и сейчас дирижабль, как огромная, чудовищных размеров пчела, рвался с привязи, готовый вспорхнуть ввысь. 
 Большую часть судна занимал резервуар, наполненный легким газом, а под брюхом располагалась гондола для пассажиров, наполненная провизией и всяческими припасами. Направляющие паруса хлопали на ветру, как крылья гигантской бабочки. Туфир Гават лично проверил маршрут следования дирижабля, пройдя по всем дорогам и расставив посты в местах, где могли бы спрятаться наемные убийцы, чтобы подстеречь герцогскую процессию. 
 Закусив губу, Кайлея смотрела на красочное воздушное судно из окна высокой башни замка. Хотя отсюда были плохо слышны фанфары, игравшие прощальный марш, она хорошо видела фигуры людей, которые, стоя на подиуме, помахали провожавшим и поднялись на борт клипера. 
 Внутри у Кайлеи все похолодело. 
 Она специально, чтобы не вызвать подозрения, не взяла с собой бинокль. Глупые страхи; слуги подумали бы, что она хочет видеть в подробностях отлет своего "возлюбленного" Лето. Люди Каладана ничего не знали о темной стороне их отношений и в своей наивности представляли себе историю романтической любви. 
 Кайлея почувствовала укол в сердце и содрогнулась от неизбежности предстоящего. Вот служащие космопорта перерезали привязь, и подхваченный воздушными потоками дирижабль медленно поднялся вверх. Тихоходное судно имело двигатель, который можно было использовать для движения, но Лето решил, что процессия будет двигаться под парусами, влекомая силой ветра. То же касалось и судов сопровождения. 
 Хотя Кайлея была в покоях одна, она сохраняла на лице совершенно бесстрастное выражение, изгнав из души все эмоции и не желая вспоминать хорошие времена, которые пережила когда-то со своим благородным возлюбленным. Она слишком долго ждала и в глубине души понимала, что все сложится не так, как она хочет. 
 Ромбур, несмотря на свою эпизодическую помощь отдельным повстанцам, ничего не добился на Иксе. Ничего не смог сделать и их отец, который всю свою жизнь вел подпольную войну с Домом Коррино. Доминик погиб, а Ромбур удовольствовался ролью тени герцога Лето, утешившись в объятиях своей женщины из Бене Гессерит. Он был начисто лишен амбиций. 
 Кайлея не могла примириться с таким положением. 
 Она изо всех сил вцепилась в каменный подоконник, наблюдая, как красочная процессия поднимается ввысь и удаляется от Кала-Сити. Простолюдины, стоя по колено в воде на своих рисовых плантациях, задерут головы в небо, чтобы получше рассмотреть воздушную процессию своего герцога. Кайлея поджала свои и без того тонкие губы. Этих фермеров ждет такое зрелище, которого они не ожидают... 
 Кьяра посвятила Кайлею в подробности плана уже после того, как он был приведен в действие. Колеса заговора закрутились, и уже ничто не могло предотвратить катастрофу. Ничто. Скоро ее сын станет новым герцогом, а она станет регентом. Ах, Виктор, я делаю это только ради тебя. 
 Услышав за спиной шаги, Кайлея обернулась и увидела Джессику, вошедшую в ее покои. Она уже вернулась с проводов процессии. Придав лицу каменное выражение, Кайлея смерила взглядом соперницу. Почему она не сопровождала Лето? Это бы решило сразу массу проблем. 
 - Что вам угодно? - спросила Кайлея. 
 Джессика выглядела тонкой, изящной и юной, но Кайлея знала, что даже самая молоденькая послушница Ордена Бене Гессерит не бывает беспомощной. Эта ведьма может даже в мгновение ока убить ее с помощью каких-то колдовских приемов. Кайлея пообещала себе избавиться от Джессики, от этой соблазнительницы сразу, как только ответственность за Дом Атрейдесов ляжет на ее плечи. 
 Я стану регентом при моем сыне. 
 - Теперь, когда герцог отбыл и оставил нас одних, настало время нашего, с вами разговора. - Джессика внимательно наблюдала за реакцией Каплей. - Мы обе слишком долго этого избегали - вы и я. 
 Кайлея чувствовала, что каждое ее движение, каждое подергивание мышц, каждый взгляд подвергаются тщательному анализу. Говорили, что Сестры Бене Гессерит умели читать мысли, хотя сами ведьмы всегда категорически это отрицали. Кайлея вздрогнула, но промолчала, и Джессика вошла в покои. 
 - Я здесь, потому что не хочу, чтобы меня тревожили, - сказала Кайлея. - Мой герцог уехал, и я хочу остаться одна. 
 Джессика нахмурилась. Ее зеленые глаза сделались такими серьезными и напряженными, словно она уже заподозрила что-то неладное. Кайлея почувствовала себя голой и беззащитной под этим взглядом. Как могла эта молодая женщина так легко ее раскусить? 
 - Думаю, будет лучше, если мы не оставим между нами недоговоренности, - продолжала Джессика. - Лето может вскоре принять решение о женитьбе, но его женой не станет ни одна из нас. 
 Однако Кайлея не желала ничего слушать. Уж не хочет ли она предложить мне мир или попросить моего разрешения любить Лето? От такой мысли по лицу Кайлеи пробежала мимолетная улыбка. 
 Но прежде чем Кайлея успела раскрыть рот, снова послышались шаги, и на этот раз в покои стремительно вошел капитан Суэйн Гойре. Он был чем-то сильно расстроен, его обычно безупречная форма была не в порядке. Он на мгновение остановился, увидев Джессику, словно она была последним человеком, которого он ожидал увидеть в обществе Кайлеи. 
 - Я слушаю вас, капитан. В чем дело? - не слишком радушно спросила Кайлея. 
 Он помолчал, подыскивая слова, и подсознательно тронул рукой пустой кармашек ремня, где он хранил кодовый ключ от арсенала. 
 - Я.., боюсь, что я кое-что потерял. 
 - Капитан Гойре, почему вы не с моим сыном? - Кайлея напустилась на Гойре, надеясь отвлечь Джессику. - Вы и принц Ромбур должны были отбыть на рыбную ловлю уже несколько часов назад. 
 Красивый гвардеец пытался избежать взгляда Кайлеи, но Джессика внимательно следила за обоими, ловя каждое движение. Кайлея оцепенела от страха. Неужели она что-то подозревает? И если да, то что собирается предпринять? 
 - Я.., кажется, я потерял очень важную вещь, миледи, - заикаясь, пробормотал капитан, не в силах скрыть своего смущения. - Я старался ее найти, но не смог, и теперь очень этим обеспокоен. Я должен обыскать все возможные места. 
 Кайлея подошла вплотную к капитану, лицо ее пылало. 
 - Вы не ответили на мой вопрос, Гойре. Вы трое должны быть сейчас на рыбалке. Вы что, отложили ее, чтобы сын мог попрощаться с отцом? - Она приложила палец к губам. - Да, я понимаю, что маленькому мальчику было очень интересно посмотреть на воздушные корабли. Но теперь заберите его. Я не хочу, чтобы он пропустил рыбалку с дядей. Он так волновался. 
 - Ваш брат попросил о некотором изменении плана, миледи, - сказал Гойре, испытывая неловкость от присутствия Джессики, которая стала свидетелем его ошибки. - Рыбную ловлю мы перенесем на следующую неделю, потому что Виктор так хотел присоединиться к отцу. Такие процессии бывают так редко, и у меня просто не хватило духу отказать мальчику. 
 Кайлея взвилась, словно ужаленная: 
 - Что ты хочешь этим сказать? Где Виктор? Где Ромбур? 
 - Не волнуйтесь, миледи, они на борту клипера. Я поставлю в известность Туфира Гавата... 
 Кайлея бросилась к окну, но огромный дирижабль и корабли сопровождения уже скрылись из виду. Ударив кулаком по прозрачному плазу окна, Кайлея испустила дикий вопль и завыла от отчаяния. 
 *** 
 Мы все мечтаем о будущем, но не каждый из нас сможет его увидеть. 
 Тио Хольцман. "Размышления о времени и пространстве" 
 Лето удобно расположился в кресле пилота небесного клипера. Воздушное судно поднялось над городом и медленно поплыло над обширными сельскохозяйственными районами. Все вокруг было таким мирным, спокойным и безмятежным. Клипер безупречно слушался руля, но герцог не трогал его, положившись на волю ветра. Объятые благодатной тишиной, впереди по курсу герцогского кортежа расстилались покрытые буйной растительностью поля и луга. Лето с высоты оглядывал свои владения: широкие реки, густые леса и болота, среди которых поблескивали на солнце небольшие стоячие озера. 
 Виктор смотрел на проплывавшую внизу красоту, широко раскрыв рот, то и дело тыкая пальчиком в стекло фонаря кабины и задавая тысячи вопросов. Ромбур отвечал племяннику, но обращался к Лето, когда не знал названия местности или скопления поселков. 
 - Я очень рад, что ты тоже здесь, Виктор. - С этими словами Лето потрепал мальчика по волосам. 
 На борту находились три гвардейца охраны - один в главной кабине, один на носу и один на корме. Люди были одеты в черную форму с эполетами, украшенными изображением красного ястреба Дома Атрейдесов. Поскольку Ромбур заменил одного из гвардейцев, на нем тоже был надет такой костюм. Даже Виктор, из-за присутствия которого пришлось оставить дома еще одного охранника, носил сейчас маленький, скроенный специально для него мундир с настоящими эполетами. Они казались очень большими на узких детских плечах, но малыш ни за что не соглашался снять красивые эполеты. 
 Ромбур затянул народную песню, которой научился у местных жителей. В последние несколько месяцев они с Гурни Халлеком частенько играли дуэтом на балисетах и пели народные баллады. Сейчас Ромбур пел от избытка чувств, не затрудняя себя аккомпанементом. 
 Услышав знакомую мелодию, один из гвардейцев подхватил ее. Этот человек родился в деревне и рос там, на рисовых плантациях, до того как вступил в армию Атрейдеса. В его памяти были живы слова песен, которые пели родители. Виктор тоже пел, вставляя в песню слова, иногда неверные. Впрочем, мальчик присоединялся к хору только тогда, когда думал, что знает песню. 
 Небесный клипер поражал воображение своими размерами, но в действительности это было легкое судно, предназначенное для развлекательных прогулок, и им было совсем нетрудно управлять. Лето пообещал себе, что будет совершать такие рейсы регулярно и в следующий раз возьмет с собой Джессику или даже Кайлею. 
 Да, Кайлею. Виктор должен как можно чаще видеть родителей вместе, невзирая на разделявшие их политические и династические противоречия. Лето до сих пор продолжал любить Кайлею, хотя она постоянно отталкивала его своим поведением. Помня, как жестоки были друг к другу его собственные родители, он не хотел оставлять сыну такое тяжкое наследство. 
 Сначала это была простая оплошность с его стороны, но потом положение усугубилось его же упрямством, которое он проявлял всякий раз, когда Кайлея заводила разговор о браке. Конечно, это было неразумное требование, но сейчас Лето понимал, что должен был сделать Кайлею официальной фавориткой, а сыну дать имя Атрейдеса. Лето еще не принял решения о женитьбе на дочери эказского эрцгерцога Илезе, но в будущем он мог получить и другие, не менее подходящие предложения от членов Ландсраада. 
 Однако герцог слишком сильно любил Виктора, чтобы отказать ему в праве первородства. Если он объявит сына наследником, то, возможно, сумеет растопить сердце Каплей.
 Когда Виктору наскучило петь и смотреть на расстилавшийся внизу пейзаж, мальчик задрал голову кверху и как зачарованный уставился на трепещущие на ветру паруса дирижабля. Лето на несколько мгновений дал сыну подержаться за штурвал, и Виктор пришел в полный восторг, когда, повинуясь его движению, клипер поднял нос. Ромбур рассмеялся. 
 - Парень, когда-нибудь ты станешь великим пилотом, но не иди в ученики к своему отцу. Я умею водить клипер гораздо лучше, чем он. 
 Сбитый с толку Виктор недоуменно переводил взгляд с отца на дядю, но в это время засмеялся Лето, которого позабавила серьезность, с какой мальчик отнесся к замечанию Ром-бура. 
 - Виктор, спроси-ка у своего дяди, как он ухитрился сжечь рыбацкую лодку и посадить ее на рифы? 
 - Ты сам велел мне посадить ее на риф, - отпарировал Ромбур. 
 - Я хочу есть, - вдруг заявил Виктор, что совсем не удивило Лето. Мальчик рос не по дням, а по часам, проявляя при этом похвальный аппетит. 
 - Пойди поищи что-нибудь в шкафу за переходной палубой, - сказал Ромбур. - Там лежат все наши припасы. 
 Обрадованный Виктор направился на корму. 
 Клипер в это время пролетал над рисовыми полями, залитыми водой и окруженными каналами с медленно текущей водой. По более широким каналам плыли баржи, груженные мешками спелого риса. Небо было ясным, ветер умеренным. Лучшей погоды для полета нельзя было себе представить. 
 Виктор встал на подставку, чтобы достать до самого верхнего шкафа, и начал осматривать полки, внимательно вглядываясь в надписи. Он не мог прочитать все, что было написано по-галахски на этикетках, но мог прочитать достаточно слов, чтобы разобраться, где и что лежит. Наконец он отыскал пакет сушеного мяса и ягодный джем, предназначенный для вечернего десерта. Быстро расправившись с мясом, мальчик утолил голод, но не любознательность. Покончив с джемом, Виктор продолжил осмотр шкафов. 
 Неуемное детское любопытство повлекло Виктора к встроенным отсекам в нижней стенке гондолы, примыкавшей к несущему корпусу дирижабля. На дверце красовался красный значок. Виктор понял, что здесь хранятся средства оказания первой помощи и лекарства. Он много раз видел все это, с благоговейным трепетом наблюдая, как хирурги обрабатывают и перевязывают раны и глубокие царапины. 
 Открыв медицинский отсек, малыш начал вытаскивать оттуда ящики и пакеты. Стоявшая у задней стенки отсека планка интригующе зашуршала, и Виктор, не раздумывая, вытащил и ее. За планкой, которая имитировала заднюю стенку, оказался еще более глубокий отсек. Там внутри находилось что-то непонятное: ящик, на передней стенке которого мигали разноцветные огоньки. От ящичка через целую систему сопротивлений и электронных приборов тянулся провод к комплекту электрических батарей. 
 Виктор как зачарованный довольно долго смотрел на эту красоту. 
 - Дядя Ромбур! - крикнул он. - Посмотри, что я нашел! 
 Терпеливо улыбаясь, Ромбур прошел на кормовую палубу, готовый добродушно объяснить ребенку все непонятное. 
 - Смотри, вон там, за докторским набором. - Виктор показал маленьким пальчиком на светящийся ящик. - Смотри, как красиво он мигает. 
 Ромбур, встав за спиной племянника, всмотрелся в полумрак отсека. Виктор, сияя от гордости первооткрывателя и собственника, протянул руку к находке. 
 - Смотри, как красиво блестят огоньки. Я сейчас подтащу их ближе, чтобы тебе было видно. 
 Мальчик схватил приспособление и потянул его к себе, но Ромбур вдруг, все поняв, шумно втянул в себя воздух, едва не задохнувшись от ужаса. 
 - Нет, Виктор, это... 
 Сын герцога Лето повернул ручку реостата и привел в действие потайной часовой механизм. 
 Раздался сильный стук, и в следующий момент сдетонировала мощная взрывчатка. 
 *** 
 Знание безжалостно. 
 Оранжевая Католическая Библия 
 Когда из кормы гондолы небесного клипера вырвались багровые языки пламени, ударная волна сильнейшего взрыва резко толкнула Лето в спину. 
 На боковое стекло фонаря кабины откуда-то свалилась обожженная, изуродованная масса человеческой плоти и, оставляя на плазе следы крови, сползла на пол. Плоти было слишком много для ребенка и слишком мало для взрослого человека - целого человека. 
 Иссушающий жар ворвался в пилотскую кабину, в воздухе трещал вихрь всепожирающего огня. Корма дирижабля пылала ярким оранжевым пламенем. 
 Закричав от бессильной ярости, Лето попытался с, помощью штурвала выправить завалившуюся назад и вбок машину. Углом глаза герцог продолжал непроизвольно рассматривать изуродованное тело, лежавшее рядом с ним. 
 Оно дергалось в страшных конвульсиях. Кто это? Лето не хотел знать ответ. 
 Перед его глазами, отпечатываясь на обожженной ярким светом сетчатке, разом промелькнули жуткие картины. Все продолжалось мельчайшую долю секунды, но отразилось в сознании с удивительной ясностью. Позади раздался жалобный вопль, тональность его вдруг изменилась, и он начал постепенно затихать. Тело объятого пламенем человека засосала громадная дыра в днище гондолы. Это был или Ромбур, или один из трех гвардейцев. 
 Виктор оказался в самом центре взрыва... 
 Он ушел, ушел навсегда. 
 Искореженный взрывом клипер начал падать, теряя высоту по мере того, как огонь пожирал горючий легкий газ, наполнявший несущий корпус. Ткань парусов рвалась и загоралась, ввысь поднимались желто-белые языки огня. Кабину пилота наполнил едкий черный дым. 
 Лето чувствовал нестерпимый жар, понимая, что пройдет совсем немного времени, и загорится его красивая черная форма. Рядом с ним продолжало содрогаться в конвульсиях и мычать от боли бесформенное тело... Лето показалось, что у человека не хватает рук и ног и что лицо превратилось в кровавое месиво. 
 Небесный клипер продолжал падать. 
 Внизу, между извилистых рек и сверкающих, как бриллианты, прудов лежали мирные деревни. Были видны толпы людей, собравшихся, чтобы приветствовать своего герцога. Но сейчас, видя, что праздничный кортеж превратился в карающий молот Бога, люди кинулись искать укрытия, спасаясь от гибнущего в воздухе клипера. Судно эскорта кружилось вокруг флагмана, но его экипаж мог только наблюдать ужасную сцену, не в силах ничего сделать. 
 Лето сделал неимоверное усилие и вырвал свое сознание из плена мучительных переживаний - Ромбур! Виктор! - когда увидел, что объятый пламенем дирижабль падает прямо на деревню. Он обрушится в самый центр толпы крестьян. 
 Повинуясь животному инстинкту, Лето изо всех сил потянул на себя штурвал, чтобы изменить угол снижения, но огонь уже почти полностью уничтожил рулевые тяги гидравлической системы и газ, наполнявший корпус. Часть людей внизу в панике разбежалась, ища спасения, другие остались на месте, понимая безнадежность попыток уйти от гибели. 
 В глубине души Лето понимал, что Виктор мертв, и испытывал сильнейшее искушение отдаться на милость судьбы и сгореть в огне. Можно закрыть глаза, бросить штурвал, и пусть пламя пожрет его вместе с остатками машины. Как было бы легко просто сдаться... 
 Но когда он увидел внизу всех этих людей - а среди них были такие же дети, как Виктор, - Лето усилием воли отбросил отчаяние, наклонился вперед и снова стал бороться с непослушным штурвалом. Должен же найтись способ изменить курс и избежать падения на деревню. 
 - Нет, нет, нет. - Из груди Лето непрерывно рвался мучительный стон. 
 Он не испытывал физической боли, но тяжкое горе резало сердце, как острый нож. Лето не имел сейчас права думать о своем несчастье и своих потерях, не мог отдаться душевным мукам, надо было дать волю рефлексам и навыкам. 
 Надо бороться за жизнь людей, которые верили ему и надеялись на него. 
 Наконец один из рулей поддался усилиям пилота, и нос клипера задрался вверх на доли градуса. Вскрыв аварийную панель, Лето увидел, что его руки покраснели и покрылись желтоватыми волдырями ожогов. Вокруг бушевало пламя, жар становился все нестерпимее. Однако герцог сумел схватиться за красный рычаг и рванул его на себя, напрягая остаток сил. Он надеялся, что кабели экстренной катапульты еще действуют. 
 Температура в кормовой части клипера превысила точку плавления металла. Крепления расплавились, и покоробленный несущий корпус дирижабля освободился от своего груза, отсоединившись от кабины. Паруса оторвались и, частью скомканные, частью объятые пламенем, поплыли по ветру, как огненные воздушные змеи без корд. 
 Пассажирская гондола оторвалась и начала падать вниз, а несущий корпус, сбросив тяжесть, взмыл вверх, похожий на пылающую комету. Кабина продолжала круто падать вниз. Из ее боковых стен выдвинулись крылья и с металлическим щелчком встали на место, замедлив падение. Поврежденный подвесной механизм хоть и плохо, но продолжал работать. 
 Лето изо всех сил толкал вперед рычаг. Раскаленный воздух при каждом вдохе грозил расплавить легкие. На кабину стремительно неслись деревья, окаймлявшие берег островка посреди залитого водой рисового поля. Шипы деревьев торчали, как пальцы, унизанные острыми когтями. Лето издал беззвучный крик... 
 Даже старый герцог погиб не при таких живописных обстоятельствах... 
 В последний момент Лето сумел выжать остатки энергии из сломанных подвесок и двигателей и немного приподнял кабину. Она пролетела мимо заполненной людьми деревни, над соломенными крышами и рухнула на рисовое поле. 
 Кабина ударилась о плодородную землю, как древнее артиллерийское ядро. В воздух взвился столб грязи, воды и древесных стволов. Задержавшись на мгновение в вышине, все это с грохотом рухнуло на землю. 
 Сила инерции выбросила Лето в фонарь кабины, а потом сбросила на пол. Коричневатая вода хлынула сквозь пробоины внутрь, а остатки дирижабля, застонав, как живой человек, наконец остановились. 
 Лето погрузился в спасительную черноту беспамятства... 
 *** 
 Самые большие и важные жизненные проблемы не могут быть решены. Их можно только перерасти. 
 Сестра Джессика. Личный дневник 
 С неба лил светлый тропический дождь. Оставшиеся в живых Оружейные Мастера шли по искореженной взрывами мостовой того места, которое так недавно было центральной площадью Школы Гиназа. 
 Среди старых ветеранов Школы был и Дункан Айдахо, теперь проверенный в битве воин. Дункан снял и выбросил свой разорванный китель. Шедший рядом с ним Хий Рессер старался прикрыться от дождя рубашкой, пропитанной кровью, по большей части чужой. Оба они стали полноправными Оружейными Мастерами, но не испытывали ни малейшего желания устраивать по этому поводу пышное празднество. 
 Дункан хотел только одного - поскорее вернуться на Каладан. 
 Хотя со времени молниеносной атаки грумманцев прошло больше суток, на развалинах продолжали работать спасатели и пожарные. Поисковые собаки и специально обученные хорьки, принюхиваясь, старались обнаружить в завалах признаки жизни. Но под завалами осталось лишь несколько выживших. 
 Величественный фонтан, бывший некогда украшением площади, был изрешечен шрапнелью до полной неузнаваемости. Вокруг громоздились лишь дымящиеся руины. Даже свежий морской бриз не мог развеять едкого запаха дыма и пепла. 
 Солдаты Моритани преднамеренно совершили молниеносную атаку; их задачей было ударить и бежать; нападавшие не были готовы ни морально, ни материально к длительным сражениям. Как только защитники Гиназа пришли в себя после первого потрясения, войска Моритани бежали с поля боя, бросая убитых и раненых. Были также брошены боевые машины и орнитоптеры. Выполнив свою задачу, грумманцы бежали с Гиназа на ожидавших их фрегатах. Не было никакого сомнения, что виконт Моритани уже успел выступить с самооправданиями по поводу этой подлой акции, но втайне праздновал победу, несмотря на кровь, которую пролили в этом бою его собственные люди. 
 - Мы изучаем и преподаем боевые искусства, но Гиназ - не воинственная планета, - сказал Уитмор Бладд. Его костюм сейчас не отличался изяществом. Покрытые пятнами крови и копоти камзол и сорочка превратились в безобразные лохмотья. - Нам так нравилось оставаться вне арены политических интриг и конфликтов. 
 - Мы стали пленниками своих предрассудков, и нас застали врасплох, проговорил Дже-Ву, на этот раз направив свой обычный сарказм против себя самого. - Нам следовало бы убивать даже курсантов за такое слепое высокомерие. 
 Безмерно уставший Дункан смотрел на людей, которые когда-то едва не лопались от гордости за свое исключительное положение, и удивлялся тому, насколько жалкими выглядели они сейчас. 
 - Гиназ никогда не должен был становиться целью военного нападения. С этими словами Ривви Динари наклонился, чтобы поднять с мостовой искореженный кусок металла, бывший когда-то элементом украшения башенных часов. - Мы полагали... 
 - Вы полагали, - жестко произнес Дункан, и никто из старых мастеров не нашел нужных слов для ответа. 
 *** 
 Дункан и его рыжеволосый друг нашли тело Кроноса и бросили его в бушующий прибой недалеко от главного тренировочного центра - на том самом месте, где напавшие грумманцы выбросили тела четырех убитых ими курсантов. Этот жест был вполне оправдан, нес в себе символическое значение, но ни Дункан, ни Рессер не испытали ни малейшего чувства удовлетворения. 
 Собравшись вокруг разрушенного административного корпуса, воины сокрушенно качали головами, осматривая руины. Дункан мысленно дал себе клятву никогда не забывать уроков самомнения, проявленного Оружейными Мастерами Гиназа, которое навлекло на них самих столько бед. Даже древние понимали вред самодовольства и высокомерия, зная, что это кратчайший путь к падению. Неужели человечество ничему не научилось за прошедшие десятки тысяч лет? 
 Как и все его товарищи, Дункан был теперь одет в форму цвета хаки и носил на голове красную бандану - одежду Оружейных Мастеров. На левой руке, как и у других, была повязана полоса черного крепа - знак траура по более чем сотне Оружейных Мастеров, погибших при отражении нападения грумманцев Моритани. 
 - Мы надеялись на то, что имперский закон защитит нас, - слабым и бесцветным голосом произнес раненый Морд Кур. Сейчас он не был похож на того человека, который учил молодых курсантов драме эпической поэзии и исторгал у них слезы, зачитывая куски древних сказаний о подвигах героев. Обе руки Кура были перевязаны. - Но грумманцам было все равно. Они оскорбили самые святые традиции, наплевали на самые основы империи. 
 - Не все в этой жизни играют по правилам, - сказал в ответ Дункан, не в силах скрыть горечь. - Трин Кронос сам сказал об этом. Просто мы не слушали и не слышали его. 
 Широкое лицо Ривви Динари залилось краской. 
 - Дом Моритани, конечно, получит по рукам, - сказал Дже-Ву, и губы его сложились в саркастическую улыбку. - Их оштрафуют или даже наложат эмбарго, но все будут по-прежнему смеяться над нами. 
 - Как можно дальше уважать мощь Школы Гиназа? - горько усмехнувшись, спросил Уитмор Бладд. - Школа обесчещена. Мы понесли громадный моральный урон. 
 Морд Кур взглянул на затянутое дымкой облаков небо. Его длинные седые волосы жидкими косицами свисали на плечи. 
 - Мы должны воссоздать Школу. Так же, как сделали это последователи Йоол-Норета после его смерти. 
 Глядя на седого Оружейного Мастера, Дункан вспомнил бурную жизнь этого человека, который бежал в леса Хагала после того, как убили все население деревни, где он жил, который отыскал тех бандитов, присоединился к ним только затем, чтобы уничтожить мерзавцев, убивших всех его близких. Кто смог бы совершить все это? Кур смог. 
 - Мы никогда больше не будем столь беспомощными, - убежденно произнес Ривви Динари. - Наш премьер-министр пообещал разместить здесь две дивизии, а мы дополнительно потребовали эскадру мини-субмарин для патрулирования вод Гиназа. Мы оружейные мастера, мы полноправные подданные империи, гордые своим предназначением - и что же? - враг застал нас неподготовленными! Какой стыд! - Изящным движением Ривви пнул кусок металла, и тот отлетел к стене дома. - Честь превращается в ничто. Куда катится империя? 
 Подавленный собственными мыслями Дункан обошел лужу застывшей крови, которая блестела под теплым дождем. Рессер наклонился и принялся рассматривать ее, словно кровь могла что-то рассказать ему. Кому она принадлежала? Кто стал жертвой? Враг, друг или случайный прохожий? 
 - Нам предстоит ответить на множество вопросов и решить массу проблем, - сказал Бладд, полный мрачных подозрений. - Нам придется глубоко копать, чтобы выяснить, что произошло в действительности. - Он выпятил грудь. - И мы сделаем это. Я прежде всего солдат и только потом учитель. 
 Его товарищи дружно кивнули в знак согласия. В куче щебня что-то блеснуло, Дункан подошел к развалинам, чтобы посмотреть, что это. Нагнувшись, он вытащил из кучи мелких камней серебряный браслет. Айдахо вытер безделушку о рукав. На ремешке были тесно нанизаны очаровательные штучки: маленькие мечи, корабли Гильдии, орнитоптеры. Присоединившись к остальным, Дункан протянул браслет Динари. 
 - Будем надеяться, что этот браслет не принадлежал ребенку, - сказал великан. 
 Дункан уже видел тела четырех убитых детей, то были сыновья и дочери служащих Школы. Всего число погибших исчислялось тысячами. Может ли это быть связано с исключением грумманских курсантов, которое было оправданным актом в ответ на нападение Моритани на мирных жителей Эказа, которое, в свою очередь, явилось следствием убийства посла на Арракисе, а это последнее стало следствием порчи урожая на Эказе? 
 Но ведь грумманские курсанты сами сделали свой выбор: уйти или остаться. Какая бессмыслица. Трин Кронос лишился жизни, как и многие из тех, кто пришел с ним. Когда все это кончится? 
 Рессер все еще был намерен вернуться на Грумман, хотя для него такое возвращение могло оказаться самоубийственным. На родине рыжеволосому предстояло встретиться со своими демонами, и Дункану оставалось лишь надеяться, что товарищу удастся уцелеть после столкновения с ними и прибыть на Каладан к герцогу Лето. В конце концов, Рессер ведь был Оружейным Мастером. 
 Некоторые Оружейные Мастера почти всерьез собирались отправиться на Эказ, чтобы служить эрцгерцогу в качестве наемников. Другие же считали, что надо сначала восстановить Школу. Для того чтобы восполнить потери преподавательского состава, Гиназу нужны были опытные бойцы. Знаменитой академии предстояло долго залечивать полученные раны. 
 Но хотя Дункан испытывал глубокое чувство потери и скорбел о том, что произошло, все же его первейшей обязанностью была служба Дому Атрейдесов. Восемь лет Дункан закалялся в огне, как благородный клинок, и принадлежал этот клинок герцогу Лето. 
 Оружейный Мастер Дункан Айдахо должен вернуться на Каладан. 
 *** 
 Зачем искать смысл там, где его нет? Пойдешь ли ты путем, который заведомо ведет в никуда? 
 Вопросник Школы Ментатов 
 Кошмары беспамятства были страшны, но пробуждение оказалось стократ ужаснее. 
 Лето пришел в себя среди ночи, лежа на больничной койке, и дежурный санитар, приветливо улыбнувшись, сказал, что герцогу необыкновенно посчастливилось остаться в живых. Однако Лето совсем не чувствовал себя счастливым. Видя хмурое выражение на лице больного, санитар в тяжелых очках сказал: 
 - Для вас есть одна хорошая новость. Принц Ромбур жив. Лето судорожно вздохнул. Легкие вспыхнули огнем, словно вместе с воздухом герцог вдохнул пригоршню битого стекла. Рот наполнился железным привкусом крови. 
 - Что с Виктором? - Слова были почти неразличимы. Санитар горестно покачал головой. 
 - Мне очень жаль. - Потом он помолчал, прежде чем снова заговорить. Вам необходим покой. Я не хочу говорить сейчас о заложенной в дирижабль бомбе. Для этого мы найдем время позже. Туфир Гават ведет расследование. 
 Санитар сунул руку в карман халата. 
 - Позвольте я дам вам снотворного. 
 Лето отрицательно помотал головой, выставив вперед руку. 
 - Нет, я засну сам. 
 Виктор мертв! 
 Недовольный отказом, но вынужденный соблюдать вежливость по отношению к царственному пациенту, санитар попросил Лето хотя бы не вставать. Активируемый человеческим голосом микрофон висел прямо над койкой. Лето достаточно было заговорить, чтобы его услышали на посту. 
 Виктор мертв. Мой сын! Лето знал это и раньше, но сейчас, в полной тишине, страшный факт встал перед ним во всей своей неумолимой реальности. Бомба. Кто мог это сделать? 
 Несмотря на медицинские предписания, упрямый герцог не стал спать, а проследил, куда отправился дежурный. Видимо, к другому больному. К Ромбуру? Со своей койки Лето мог видеть только часть дверного проема другой палаты. 
 Превозмогая боль, герцог сел на койке. Двигаясь, как поврежденный иксианский манекен, он повернулся на хрустящих простынях, ощутив противный запах собственного пота и хлорной извести, свесил ноги с края кровати и коснулся босыми ногами пола. 
 Где Ромбур? Все остальное может подождать. Он должен видеть своего друга. Кто-то убил моего сына! Лето ощутил минутную вспышку гнева, от которой тут же сильно заболела голова. 
 Поле зрения перед глазами сузилось в одну точку, и Лето, сосредоточившись на крошечном пятнышке на двери, направился к ней. Один шаг, потом другой... Ребра были туго стянуты повязкой, легкие горели при каждом вдохе. Пластырная мазь на лице схватилась в мягкий камень, стиснувший лицо. Лето не стал смотреть в зеркало, чтобы узнать, насколько сильно изуродовано его лицо. Шрамы не волновали его, совсем не волновали. Ничто не могло сравниться с душевной раной, которой не суждено зажить никогда. Виктор мертв. Мой сын, мой сын! 
 Это невероятно, но Ромбур выжил. Где же он был? 
 Бомба на клипере... 
 Лето сделал еще один шаг от диагностических мониторов, прикрепленных к стене над койкой. За окном бушевала буря. Капли дождя, распластываясь, как блюдца, ударялись о стекла. Неяркий свет на посту лишь сгущал мрак непроглядной ночи. Шатаясь, герцог вышел из палаты. 
 Неверной походкой он двинулся через коридор, схватившись за косяк двери, чтобы не упасть, и зажмурившись от яркого света в коридоре. Свет был холодным, белым и ослепительным. Большая палата была разделена на две половины широкой занавеской, которая медленно покачивалась в тени. В ноздри ударил резкий запах химикатов и озона. 
 Лето потерял способность ориентироваться, не знал, куда идет, и совершенно не беспокоился о последствиях. Мозг сверлила только одна мысль: Виктора больше нет. Он погиб в пламени или его засосало в пробоину и выбросило на землю с головокружительной высоты. Что это было? Заговор Харконненов против Дома Атрейдесов? Месть тлейлаксов Ромбуру? Или кто-то попытался убрать наследника Лето? 
 Сейчас герцог был не в состоянии разобраться в этом деле. Голова была затуманена успокаивающими лекарствами, горе мешало ясно мыслить. У Лето едва хватало сил переключаться с одной мысли на другую. Отчаяние, как горящее одеяло, окутывало тело и душу, причиняя неимоверные мучения. Решимость его едва не поколебалась, когда Лето охватило страшное желание упасть на пол и отдаться милостивому беспамятству. 
 Я должен увидеть Ромбура. 
 Он отодвинул в сторону занавеску, прошел за нее и увидел похожий на гроб клинотрон, соединенный многочисленными проводами и трубками с системой жизнеобеспечения. Собрав волю в кулак, Лето решил подойти ближе, проклиная боль, которая заставляла его шататься. Механические мехи накачивали кислород под прозрачный колпак, которым был накрыт Ромбур. 
 - Герцог Лето! 
 Он изумленно уставился на женщину, стоявшую возле клинотрона. Она была одета в накидку Бене Гессерит, закутавшись, словно в тень, в темную ткань. Осунувшееся лицо Тессии было бледным - без присущего ей юмора, безжизненное. 
 Сколько ночей несет здесь возлюбленная Ромбура свою бессонную вахту? Джессика говорила Лето, что Сестры Бене Гессерит могут неделями обходиться без сна. Герцог вдруг понял, что не знает даже, сколько времени он провел в беспамятстве, сколько дней прошло с тех пор, как его вытащили из сгоревшей кабины. Глядя на суровое лицо Тессии, он подумал, что эта женщина вряд ли сомкнула глаза после катастрофы. 
 - Я... Я пришел навестить Ромбура, - сказал он. 
 Тессия отступила назад и рукой указала на клинотрон. Она не стала помогать Лето, и он сам подошел к хромированному плазу колпака и оперся на металлические швы крышки. 
 Тяжело дыша, он прикрыл глаза и не открывал их до тех пор, пока не прошел приступ головокружения, а боль не отступила. Он открыл глаза, чтобы посмотреть, что произошло с его другом. 
 Он в ужасе отпрянул. 
 От Ромбура Верниуса осталась только изуродованная голова, позвоночник и часть грудной клетки. Все остальное - руки, ноги, кожа и некоторые органы - было оторвано исполинской силой взрыва или сгорело в огне. По счастью, Ромбур был в глубокой коме. Именно эту окровавленную изуродованную плоть видел Лето в кабине клипера. 
 Лето попытался вспомнить какую-нибудь молитву из Оранжевой Католической Библии. Его мать нашла бы что сказать, хотя всегда возражала против присутствия на Каладане детей графа Верниуса. Леди Елена сказала бы, что это Божья кара за то, что Лето осмелился приютить беглецов из еретического Дома. 
 Сложные медицинские аппараты поддерживали жизнь Ромбура, сохраняя его дремлющее сознание внутри искалеченной плоти, которая с животным упрямством продолжала цепляться за свое существование. 
 - За что? - тихо спросил Лето. - Почему это случилось? Кто сделал это Ромбуру? Виктору? Мне? 
 Он поднял глаза и увидел каменное выражение, застывшее на лице Тессии. Ей требовалось все умение Бене Гессерит, чтобы переносить собственные страдания. 
 Хотя она была наложницей по договору, Ромбур по-настоящему полюбил ее. Эти два человека сумели сделать то, чего не смогли сделать Лето и Кайлея, они заставили расцвести свои отношения в цветок, каким он мог стать. Лето почувствовал горечь. Отношения его собственных родителей были лишены любви и преданности. 
 - Туфир Гават и Гурни Халлек были на месте катастрофы и все осмотрели. Сейчас они ведут расследование, чтобы выявить виновных. Вы знаете о бомбе? 
 Лето кивнул: 
 - Туфир найдет ответы. Он всегда их находит. С трудом шевеля губами, Лето задал вопрос, которого больше всего боялся: 
 - А тело Виктора?.. 
 Тессия отвела взгляд в сторону. 
 - Вашего сына нашли. Капитан Суэйн Гойре немедленно законсервировал останки, хотя я не понимаю зачем. Гойре тоже очень любил мальчика. 
 - Я знаю, - сказал Лето. 
 Он посмотрел на красновато-розовую плоть внутри саркофага, не узнавая в ней своего друга. Клинотрон был так похож на гроб, что Лето явственно представил себе, как его погребают в землю, выдернув провода и трубки. Может быть, так было бы лучше всего. 
 - Мы можем что-то сделать для него или все это бесполезные усилия? 
 Лето заметил, что в ответ на его вопрос лицо Тессии напряглось, а в глазах вспыхнул огонь холодной ярости. Понизив голос до шепота, она сказала: 
 - Я буду надеяться до его последнего вздоха. 
 - Милорд герцог! - В голосе вошедшего в палату дежурного санитара прозвучали укоризненные нотки. - Вы не должны вставать, сэр. Вам надо восстановить свои силы. Вы очень тяжело ранены, и я не могу разрешить вам... 
 Лето поднял руку. 
 - Не говорите мне о тяжелых ранах, когда я стою у колпака, под которым лежит мой друг. 
 Худое лицо санитара вспыхнуло, и он резко дернул своей тонкой длинной шеей, став в этот момент похожим на цаплю. Однако он вежливо, но твердо взял Лето за рукав своей чисто вымытой рукой. 
 - Прошу вас, милорд. Я служу здесь не для того, чтобы сравнивать тяжесть ран. Моя цель - следить за тем, чтобы герцог Дома Атрейдесов поправился как можно быстрее. Это и ваш долг, сэр. 
 Тессия прикоснулась к колпаку клинотрона и посмотрела в глаза Лето. 
 - Да, Лето. Никто не снял с вас ответственности за Каладан. Ромбур никогда не позволил бы вам бросить все из-за его болезни. 
 Лето позволил увести себя обратно в палату, осторожно ступая по холодному полу вслед за санитаром, который повел его к койке. Умом герцог понимал, что должен скорее выздороветь хотя бы для того, чтобы разобраться в причинах несчастья. 
 Мой сын, мой сын! Кто же это сделал? 
 *** 
 Запершись в своих покоях, Кайлея часами выла, как раненый зверь. Отказавшись разговаривать с кем бы то ни было, она не выходила из спальни ни для того, чтобы навестить герцога, ни для того, чтобы посмотреть на то, что осталось от ее родного брата. Но в глубине души она понимала, что не может смотреть в глаза самой себе, той чудовищной вине, неискупимому стыду и позору. 
 Туфир Гават - в этом не было никакого сомнения - проведет свое расследование и выявит ее виновность. Сейчас никто не подозревает ее, но скоро по замку поползут слухи и сплетни о том, что она избегает герцога Лето. 
 Изучив схему приема лекарств, которые давали Лето, и рассчитав время, когда он будет погружен в медикаментозный сон и вряд ли сможет прочесть вину в глазах убийцы, Кайлея отперла дверь своих покоев и неверной походкой спустилась в медицинский центр. Наступали сумерки, по небу неспешно плыли медно-золотистые облака, похожие цветом на волосы Кайлеи. Но сама она не замечала сейчас красоты природы; она видела только тени в углах замка. 
 Медицинские инженеры и врачи провели ее к Лето и оставили Кайлею наедине с ним. Этой предупредительностью они рвали на части ее сердце. 
 - Он пережил рецидив, леди Кайлея, - сказал врач. - Мы были вынуждены увеличить дозу обезболивающих лекарств, и теперь он сонлив и не может много говорить. 
 Кайлея изо всех сил старалась сохранить величественный и высокомерный вид. Глаза ее припухли и покраснели от слез, но она напрягла все силы и взяла себя в руки. 
 - Тем не менее я хочу его видеть. Я буду возле герцога Лето Атрейдеса столько, насколько у меня хватит сил, уповая на то, что он знает, что я с ним. 
 Врач вежливо сослался на занятость и покинул палату. 
 Чувствуя, как наливаются свинцом ее ноги, Кайлея сделала несколько шагов к койке, на которой лежал раненый герцог. В воздухе висел тяжелый запах ран и боли, лекарств и отчаяния. Она взглянула на покрытое ожогами и кровоподтеками лицо Лето и постаралась вызвать в душе гнев. Вспомнила она слова Кьяры, рассказавшей ей о мириадах способов, которыми Лето предавал надежды Кайлеи и разбивал ее мечты. 
 Но против воли ей вспомнилось сейчас то время, когда они в самом деле любили друг друга. Все произошло совершенно случайно после того, как Лето выпил слишком много эля с капитаном Гойре и другими гвардейцами. Смеясь, герцог тогда вылил на себя кружку напитка и, шатаясь, выбрался в холл. Там он наткнулся на Кайлею, которая, страдая от бессонницы, прогуливалась по коридорам замка. Увидев, в каком он состоянии, она мягко попеняла ему и проводила в спальню. 
 Сначала она хотела только помочь ему лечь и уйти. Ни на что большее она не рассчитывала, хотя втайне не раз мечтала об этом. Но его тяга к ней была так сильна... 
 И теперь, после того что они пережили вместе, как могла Кайлея убедить себя в том, что ненавидит его? 
 Сейчас, глядя на израненного, неподвижного Лето, Кайлея вспомнила, как он любил играть с их маленьким сыном. Она отказывалась видеть, как он обожал Виктора, потому что не хотела в это верить. 
 Виктор! Закрыв глаза, она прижала ладони к лицу. Горячие слезы заструились по ее ладоням. 
 Лето заворочался и проснулся, оставаясь, правда, в тяжкой полудреме, и посмотрел на Кайлею своими воспаленными красными глазами. Прошло довольно много времени, прежде чем он узнал ее. С лица герцога спала маска твердости. Сейчас это был не правитель, а обычный страдающий человек. 
 - Кайлея? - хрипло спросил он. 
 Не смея отвечать, она прикусила губу. Что она может сказать ему? Он так хорошо ее знает, что сразу все поймет! 
 - Кайлея... - В голосе Лето прозвучала вся переполнявшая его душу мука. - О Кайлея, они убили Виктора! Кто-то убил нашего сына! О Кайлея.., кто мог сделать это? За что? 
 Он изо всех сил старался открыть свои серые глаза, пробиться сквозь лекарственный туман, застилавший сознание. Кайлея со стоном вложила в рот пальцы и прокусила их до крови. 
 Не в силах больше смотреть в глаза Лето, она вскочила и бросилась вон из палаты. 
 *** 
 Капитан Суэйн Гойре, вне себя от ярости, бежал по ступеням лестницы к покоям Кайлеи. У входа в спальню стояли два гвардейца. 
 - Пропустите меня, - скомандовал Гойре. Но гвардейцы отказались повиноваться и не сдвинулись с места. 
 - Леди Кайлея приказала никого не пускать, - сказал солдат в чине левенбреха, отведя взгляд, чтобы не смотреть в глаза своему начальнику. Она хочет в одиночестве переживать свое горе. Она не ест и не принимает гостей. Она... 
 - Кто отдает вам приказы, левенбрех? Наложница или начальник стражи герцога? 
 - Вы, сэр, - сказал другой солдат и посмотрел на товарища. - Но вы ставите нас в неловкое положение. 
 - Я снимаю вас с поста, обоих, - рявкнул Гойре. - Идите, отвечать за все буду я. 
 Он открыл дверь спальни Кайлеи и повторил тише, уже для себя: 
 - Да, я за все отвечу. 
 Он шагнул в покои и захлопнул дверь. 
 На Кайлее был надет светлый пеньюар. Медно-золотистые волосы в беспорядке падали на плечи, покрасневшие от слез глаза распухли. Она стояла на коленях посреди комнаты, не обращая внимания ни на удобные кресла, ни на холодный пол и сквозняк из окна. В камине давно погас огонь, на его месте остался только толстый слой серого пепла. 
 На щеках женщины были видны глубокие царапины, словно она хотела вырвать себе глаза, но ей не хватило на это мужества. Она посмотрела на вошедшего капитана, и во взгляде ее вспыхнула надежда. Быть может, хоть этот человек выразит ей свое сочувствие? 
 Кайлея поднялась с пола, похожая на свой собственный призрак. 
 - Мой сын мертв, мой брат превратился в изуродованный до неузнаваемости обрубок. - Лицо Кайлеи было сейчас похоже на лицо черепа. Суэйн, мой сын умер. 
 Она шагнула навстречу офицеру, протягивая руки, словно надеясь, что он обнимет и утешит ее. Губы женщины сложились в умоляющую улыбку, но Гойре не двинулся с места. 
 - У меня украли ключ от арсенала, - сказал он. - Это произошло почти сразу после того, как Лето объявил о своих планах устроить торжественную процессию. 
 Она остановилась в метре от своего любовника. 
 - Как ты можешь думать о таких вещах, когда... 
 - Туфир Гават выяснит, что произошло на самом деле! - прорычал Гойре. - Но я и теперь знаю, кто взял ключ и зачем он это сделал. Твои действия выдают тебя, Кайлея. - Он задрожал от желания собственными руками вырвать у нее из груди сердце. - Твой родной сын! Как ты могла это сделать? 
 - Виктор мертв! - взвыла Кайлея. - Как ты можешь думать, что я готовила его убийство? 
 - Нет, ты хотела убить только герцога, не так ли? Я видел, в какую панику ты впала, когда узнала, что Ромбур и Виктор присоединились к герцогу. Многие в замке уже подозревают, что ты приложила руку к этому убийству. 
 Глаза капитана горели, щека дергалась, но он продолжал стоять неподвижно, как статуя. 
 - Из-за тебя я тоже несу ответственность. Обеспечение безопасности клипера было моим долгом, но я слишком поздно осознал, что не случайно потерял ключ. Я убедил себя, что сам куда-то его дел, отказываясь верить в другие возможности. Мне надо было немедленно поднять тревогу. 
 Он опустил голову и продолжил, глядя в пол: 
 - Я должен был давно признаться герцогу в нашей преступной связи; но теперь поздно - ты успела обагрить и мои руки невинной кровью. - Капитан с отвращением посмотрел на Кайлею, ноздри его раздувались от гнева. Спальня закружилась у него перед глазами. - Я много раз предавал своего герцога, но это было самое подлое из предательств. Я мог предотвратить смерть Виктора, если бы.., бедное невинное дитя! 
 Кайлея стремительно протянула вперед руку, похожую на когтистую лапу, и, ухватившись за рукоять кинжала на поясе Гойре, выхватила клинок из ножен и протянула его капитану. Глаза ее горели гневом и презрением. 
 - Если ты чувствуешь, насколько жалок в своей виновности, то упади на свое оружие, как подобает благородному воину, верному солдату Атрейдесов. Возьми оружие, Суэйн. Вонзи кинжал себе в сердце, если боль стала невыносимой. 
 Капитан тупо посмотрел на протянутый ему кинжал, но не двинулся с места. Вместо этого он резко повернулся, словно подставляя Кайлее спину. 
 - Честь требует справедливости, миледи. Истинная справедливость и правосудие - нелегкий для меня выход. Я предстану перед герцогом и сознаюсь в своем преступлении. - Шагнув к двери, он оглянулся через плечо. - Подумай лучше о своей вине. 
 Гойре вышел. Кайлея осталась стоять посреди спальни с кинжалом в руке. Закрыв дверь, капитан услышал дикий крик Кайлеи. Она звала Суэйна, но он заткнул уши и решительно покинул башню. 
 Когда Кайлея вызвала Кьяру, та поспешила к своей госпоже, испытывая страх, но не смея медлить. В открытые окна врывались свежий ветер и громкий шум морского прибоя, разбивавшегося о скалы у подножия башни. Кайлея, стоя у окна, смотрела вдаль, ветер шевелил пеньюар, который окутывал ее тело, как погребальный саван. 
 - Вы звали меня, миледи? - Старуха вошла в спальню, ссутулив плечи в знак притворной покорности и жалея о том, что не захватила с собой поднос с кофе и любимыми сладостями Кайлеи. Это могло бы смягчить гнев истерзанной душевными страданиями принцессы. 
 - Мы не будем обсуждать твой глупый план, Кьяра? - Голос Кайлеи был сух и пугающе холоден. Она обернулась, и камеристка прочитала во взгляде принцессы свой смертный приговор. 
 Инстинкт подсказывал камеристке, что самое лучшее - это бежать из замка, затеряться в Кала-Сити и первым же транспортом вернуться на Гьеди Первую. Там надо было броситься к ногам барона Харконнена и рассказать, какие муки она доставила герцогу Лето, хотя и добилась лишь частичного успеха. 
 Но Кайлея парализовала Кьяру взглядом, как удав кролика. 
 - Я очень скорблю, миледи. - Камеристка низко поклонилась и пала ниц. - Я от всего сердца оплакиваю невинно пролитую кровь. Но никто на свете не мог бы предугадать, что Ромбур и Виктор присоединятся к герцогу. Никто не мог предположить, что... 
 - Молчать! Мне не нужны твои мольбы о прощении. Я понимаю, что произошло на самом деле, в чем причина несчастий. 
 Рот Кьяры захлопнулся, она замолчала, остановив поток покаянных слов. Старуха начала нервничать, понимая, что она находится практически наедине с взбешенной Кайлеей. Если бы гвардейцы, поставленные здесь по ее приказу, остались на посту, если бы она вооружилась, идя сюда... 
 Как она могла оказаться такой непредусмотрительной? 
 - Думая о прошедших годах, Кьяра, я вспоминаю твои едкие замечания и коварные предложения. Теперь мне ясно их назначение, и ты не сможешь оправдаться, потому что свидетельства твоих преступлений погребают тебя, как снежная лавина. 
 - Что.., что вы хотите этим сказать, миледи? Я все делала только для того, чтобы как можно лучше служить вам с тех пор, как... 
 Кайлея перебила старуху: 
 - Тебя прислали сюда, чтобы сеять раздор. Ты изо всех сил старалась настроить меня против Лето с первого дня своего пребывания здесь. На кого ты работаешь? На Харконненов? На Ришезов? На тлейлаксов? - Запавшие глаза резко выделялись над исцарапанными в кровь щеками своим бесстрастным выражением. - Впрочем, это не важно. Результат налицо. Лето выжил, а мой сын погиб. 
 Она шагнула к старухе, и Кьяра попыталась, как щитом, прикрыться словами, произносимыми самым проникновенным тоном: 
 - Ваше горе заставляет вас думать и произносить ужасные вещи, моя дорогая. Все происшедшее было лишь следствием ужасной ошибки. 
 Кайлея подошла еще ближе к камеристке. 
 - Благодари Бога только за одну вещь, Кьяра. Многие годы я считала тебя своим другом. Виктор умер быстро и безболезненно. Мальчик не успел даже испугаться. За это я дарую тебе милостивую смерть. 
 С этими словами Кайлея выставила вперед кинжал, который она взяла у капитана Гойре. Кьяра отпрянула назад, в защитном жесте выбросив вперед руку с растопыренными пальцами. 
 - Нет, миледи, нет! 
 Но Кайлея, не колеблясь ни секунды, вонзила клинок в грудь Кьяры, а потом нанесла еще один удар, чтобы наверняка поразить сердце предательницы. Кинжал выпал из руки Кайлеи, а тело Кьяры, как куча пестрого тряпья, истекая кровью, медленно повалилось на пол. Клинок звякнул о каменные плиты. 
 Кровь брызнула на зловеще прекрасные стены, отделанные синим обсидианом. Кайлея выпрямилась и посмотрела на свое отражение. Она не увидела в нем ничего хорошего. 
 Тяжелыми шагами Кайлея подошла к открытому окну. Холодный ветер заморозил лицо, но Кайлея чувствовала, что кожа сочится влагой, словно все тело было покрыто пролитой ею кровью. Взявшись руками за край подоконника, Кайлея уставила взор в затянутое низкими тучами небо, потом перевела взгляд на ровный горизонт, где море Каладана сливалось с небом. Внизу разъяренные волны без устали с ревом бились о скалы, вздымая мириады брызг. 
 В памяти, заслоняя действительность, засияли прекрасные хрустальные сталактиты подземной столицы Икса. Как давно она танцевала среди зеркальных стен Гран-Пале, блистая самыми изысканными нарядами. Сколько лет прошло с тех пор, как она вместе с Ромбуром и братьями Пилру наблюдала за строительством лайнеров в производственном гроте? 
 Словно молясь, Кайлея вызвала в памяти все, что она слышала и читала об императорском дворе Кайтэйна, о роскошном, поражающем воображение дворце, о висячих садах и воздушных змеях. Как хотела она провести жизнь среди всего этого блеска и великолепия, подобающего ей, как принцессе Великого Дома Ландсраада. Но за всю жизнь Кайлее так и не удалось достичь тех вершин, о которых она мечтала в своих грезах. 
 Наконец, отрешившись от воспоминаний, она встала на подоконник и, словно крылья для полета, раскинула в стороны руки. 
 *** 
 Люди не должны ни при каких обстоятельствах подчиняться животным. 
 Учение Бене Гессерит 
 Хотя формально Абульурд сохранил за собой титул правителя подобласти Ланкивейль и продолжал, по крайней мере номинально, править планетой, на деле ее положение и экономику контролировал Глоссу Раббан. Его забавляло такое положение: сын позволил отцу сохранить титул, не оставив ему никаких реальных прав. 
 Да и на что способен этот старый дурак, кроме как молиться в укрытом среди скал монастыре? 
 Раббан ненавидел мрачное небо Ланкивейля, холод и первобытную простоту жизни народа, насквозь пропахшего рыбой. Ненависть эта усугублялась тем, что барон заставил племянника проводить здесь год за годом в наказание за глупую своевольную экспедицию на Баллах IX. Но самой главной причиной была любовь отца к этой примитивной планете. 
 Обосновавшись на Ланкивейле, Раббан наконец решил провести инспекционную поездку на тайное хранилище пряности, спрятанное в пластиковом айсберге несколько десятилетий назад. Он любил время от времени навещать тайник, всякий раз убеждаясь в том, что все сокровище лежит там в целости и сохранности. Все записи были уничтожены, свидетели ликвидированы. Не осталось никаких доказательств похищения бароном гигантских запасов пряности в ранний период его управления Арракисом. 
 Раббан снарядил экспедицию и вскоре приземлился с орбиты на северный материк, недалеко от того места, где он когда-то провел два года в изнурительной ссылке, посещая промышленные центры и заводы, где обрабатывали китовый мех. Теперь в сопровождении десяти солдат он плыл на север, к скованным льдам водам на лодке, конфискованной у местных рыбаков. Сопровождавшие Раббана техники знали, где искать искусственный айсберг. Раббан предоставил своим людям управление судном, а сам заперся в каюте и пил киранский коньяк. Когда корабль приблизится к цели путешествия, он выйдет на палубу, а пока нет никакого резона дышать колючим морозным воздухом и дуть на озябшие пальцы. 
 Синтетический айсберг был с виду неотличим от настоящего - обычная плавучая ледяная гора. Когда судно встало на якорь, Раббан, плечом растолкав своих солдат, вышел вперед. Ступив на полимерную платформу, Раббан приложил ладонь к потайному замку, открыл дверь и вошел в длинный голубой туннель. 
 На этот раз его ждало разочарование. Хранилище оказалось пустым. 
 Когда Раббан как ошпаренный выскочил из опустошенного подвала, своды туннеля огласил его дикий звериный вопль: 
 - Кто это сделал? 
 Через несколько минут, ревя моторами, лодка отвалила от айсберга и взяла курс на юг, оставив позади ограбленную пластмассовую гору. Раббан стоял на носу настолько разгоряченный злостью, что не замечал ледяного ветра, дувшего ему в лицо. Корабль причалил к скалистому берегу одного из фьордов, и солдаты Харконненов ворвались в крошечную рыбацкую деревушку. Поселение выглядело сейчас намного красивее и богаче, чем тогда, когда Раббая видел его в предыдущие посещения. Появились новые дома, лодки и рыболовное оснащение были новыми и мощными. Склады, суда и их такелаж были на этот раз вполне современными. В витринах магазинов появились импортные товары, чего не было раньше. 
 Солдаты не стали терять даром времени и принялись одного за другим хватать и пытать жителей деревни. Их били и мучили до тех пор, пока с разбитых в кровь губ сквозь сломанные зубы не срывалось одно и то же слово. 
 Абульурд. 
 Впрочем, Раббан знал этот ответ с самого начала. 
 *** 
 В спрятанный среди скал поселок Истины пришла холодная зима. Буддисламские монахи, добывая воду из глубоких подземных источников, ваяли ледяные украшения, чтобы укрепить строения и придать им еще большую пышность и великолепие. 
 Душевные раны Абульурда начали понемногу заживать, сердечные раны понемногу рубцевались. Сегодня, одетый в теплый тулуп и толстые меховые перчатки, он держал в руках гибкий шланг, разбрызгивая струи тотчас замерзавшей воды на площадку перед порогом своего дома. 
 Дыхание вырывалось у него изо рта клубами густого пара, от мороза кожа на щеках натянулась так, что была готова лопнуть. Однако он продолжал свое занятие, широко улыбаясь, наращивая ледяную ограду вокруг своего двора. Ледяная стена медленно росла вниз, опускаясь, словно радужный занавес, перед входом в нависавшую над площадкой пещеру. Прозрачный барьер, похожий на купол, переливался на солнце всеми цветами радуги, но не давал ветрам, гулявшим по ущельям, задувать в жилище. 
 Абульурд пережал шланг и выключил воду, дав нескольким монахам пройти мимо с кусками цветного стекла. Эти куски вставят в ледяные купола, которые после этого заиграют на солнце, как пестрые калейдоскопы. Монахи прислонили стекло к куполу и отошли. Абульурд снова начал поливать ледяную стену так, чтобы стекло вмерзло в нее. После того как купол будет закончен, куски стекла, пропуская свет, превратят его в радугу, которая будет весело играть под ледяными сводами города. 
 Когда барьер увеличился еще на полметра, в аббатстве монастыря прозвучал гонг, возвестивший об окончании всех работ. Абульурд выключил воду и присел отдохнуть, гордый тем, что ему удалось сделать сегодня. 
 Стянув с рук меховые перчатки, он отряхнул куртку от кусочков прилипшего к ней льда. Потом Абульурд расстегнул верхнюю одежду, чтобы остудить разгоряченное потное от работы тело, и шагнул в небольшую столовую с маленькими плазовыми окнами. 
 Пришли несколько монахов, чтобы накормить рабочих, а Эмми принесла каменную миску дымящейся похлебки. Абульурд хлопнул ладонью по скамье, и Эмми присела рядом с ним, чтобы разделить с мужем обед. Похлебка оказалась восхитительной. 
 Внезапно Абульурд увидел, как от огня лазерных ружей начала рушиться ледяная стена. Осколки с грохотом посыпались на пол пещеры, проваливаясь дальше, в глубокую пропасть между скалами. Раздался второй залп, и военный орнитоптер Харконненов вломился в отверстие. Дула пушек все еще дымились, словно расчищая путь сквозь ледяную преграду. 
 Монахи с криком вскочили со своих мест. Один уронил шланг, и струя воды засвистела по холодному каменному полу грота. 
 Абульурда едва не стошнило от страшного deja vu. Они с Эмми приехали в поселок Истины тайно, в поисках простой мирной жизни, не желая больше соприкасаться с миром, особенно же с Харконненами, и еще больше со своим старшим сыном. 
 Орнитоптер с грохотом приземлился на каменный пол площадки. С шипением открылся люк, и первым наружу выбрался Глоссу Раббан, за которым следовали вооруженные до зубов солдаты, держа наготове свои лазерные ружья, хотя ни один буддисламский монах никогда не прибегал к насилию даже ради спасения собственной жизни. В руке Раббан держал плеть из чернильной лозы. 
 - Где мой отец? - громовым голосом заорал Глоссу, входя во главе своих головорезов в столовую. Голос его был похож на стук столкнувшихся каменных глыб. Пришельцы распахнули тонкую плазовую дверь, и в помещение хлынул ледяной воздух. 
 Абульурд хотел встать, но Эмми с такой силой схватила его за рукав, что от этого движения опрокинулась чаша с похлебкой. Горячая жидкость разлилась по полированному каменному полу. От лужи в холодном воздухе начал подниматься густой ароматный пар. 
 - Я здесь, сынок, - сказал Абульурд, вставая во весь свой высокий рост. - Так что не надо больше ничего ломать. 
 Во рту у него пересохло от страха, горло сдавил спазм. Монахи отступили назад, и Абульурд был рад, что они молчат, ибо Глоссу Раббан его демонический сын - никогда не испытывал угрызений совести, стреляя по невинным. 
 Массивный Раббан покачивался в воздухе на прикрепленных к поясу шаровидных подвесках. Надбровные дуги нависали, как капюшон, скрывая нижнюю часть лица в тени. Он выступил вперед, сжимая кулаки. 
 - Хранилище пряности - что ты с ним сделал? Мы пытали людей в рыбацкой деревне. - Глаза Раббана засветились от приятных воспоминаний. - Все назвали твое имя. Однако мы помучили и остальных, просто для того чтобы удостовериться. 
 Абульурд вышел вперед, оставив между собой и Эмми с монахами порядочное расстояние. Длинные седые волосы, смоченные трудовым потом, свисали на плечи. 
 - Я употребил запасы пряности для того, чтобы принести пользу народу Ланкивейля. После всего, что вы им причинили, за вами оставался долг, который следовало уплатить сполна. 
 Абульурд вспомнил, что хотел устроить на планете систему надежной пассивной обороны, которая могла бы защитить его и народ от ярости Харконненов. Но Абульурд понадеялся, что Раббан еще не скоро соберется проверять состояние хранилища, и, как всегда, опоздал со своими благими намерениями. 
 Эмми поспешила к мужу, лицо ее пылало, прямые черные волосы рассыпались по плечам. 
 - Прекрати, оставь отца в покое! 
 Раббан даже не повернул головы в сторону Эмми. Своей мускулистой рукой он наотмашь ударил женщину по лицу. Эмми прикрыла лицо, схватившись за разбитый нос. По лицу ее струей потекла кровь. 
 - Как ты смеешь бить свою мать? 
 - Я смею бить всякого, кого пожелаю. Ты, кажется, до сих пор не понимаешь, кому принадлежит здесь реальная власть, и не представляешь, насколько жалко ты выглядишь. 
 - Мне стыдно, что ты стал таким. - От отвращения Абульурд сплюнул на пол. 
 На Раббана слова отца не произвели ни малейшего впечатления. 
 - Что ты сделал с нашими запасами пряности? Куда ты ее дел? 
 В глазах Абульурда вспыхнул огонь. 
 - На этот раз деньги Харконненов принесли добро, и ты никогда не получишь их назад. 
 Двигаясь со змеиной быстротой, Раббан схватил отца за руку и рывком притянул к себе. 
 - Я не собираюсь тратить на тебя время, - низким угрожающим голосом прорычал он. Ловким приемом он сломал Абульурду указательный палец, который хрустнул, как сухая ветка. После этого Раббан сломал отцу большой палец. 
 Абульурд едва не упал без сознания от боли. Эмми, шатаясь, поднялась на ноги и дико закричала. Кровь заливала ее лицо. 
 - Что ты сделал с пряностью? - Раббан умело сломал два пальца на другой руке Абульурда. 
 Отец в упор посмотрел на сына. Взгляд его был тверд. Боль отступила перед гневом, который оказался сильнее инстинкта, сильнее боли в сломанных пальцах. 
 - Я разделил деньги между десятками посредников. Кредиты мы потратили здесь, на Ланкивейле. Мы построили новые дома, новые корабли, купили новое оборудование, закупили медикаменты и пищу у инопланетных торговцев. Некоторых наших людей мы переселили в лучшие условия на других планетах. 
 Раббан не верил своим ушам. 
 - Ты потратил все? 
 В айсберге было достаточно меланжи, чтобы успешно провести несколько полномасштабных войн. 
 Абульурд рассмеялся. Смех был тонким и немного истеричным. 
 - Сто соляри туда, тысячу сюда. 
 Казалось, из Раббана повалил пар, как из лопнувшего воздушного шара. Глоссу понял, что отец говорит правду. Он действительно сделал это потратил всю пряность до последней унции. Если это так, то вся спрятанная здесь пряность Дома Харконненов пропала безвозвратно. Раббан никогда не получит ее назад. Можно, конечно, выжать кое-что из деревень, но возместить всю потерю не удастся никогда. 
 Раббана охватила такая ярость, что в мозгу чуть не полопались кровеносные сосуды. 
 - За это я тебя убью. - Голос сына был тверд и исполнен решимости. 
 Абульурд взглянул в широкое, полное ненависти лицо сына, лицо чужака. Несмотря на все, что сделал Раббан, несмотря на все его злодейства, Абульурд все еще помнил озорного мальчишку, которого выносила его любимая жена. 
 - Ты не убьешь меня. - Голос Абульурда звучал тверже, чем он мог себе представить. - Не важно, насколько ты зол и порочен и скольким мерзостям научил тебя барон, но ты не сможешь сделать этого. Ты же человек, а не зверь. 
 Эти слова вызвали новый взрыв ярости. Раббан больше не владел собой. Глоссу схватил отца за горло. Эмми закричала и бросилась на своего взбесившегося сына. Но что могла сделать с ним слабая женщина? Мощные руки Раббана все сильнее и сильнее сдавливали горло отца. 
 Глаза Абульурда вылезли из орбит. Он попытался сопротивляться своими искалеченными руками. 
 Губы Раббана искривились в подобии мерзкой улыбки. Он раздавил отцу гортань и одним движением сломал ему шею. Скорчив презрительную мину, он бросил мертвое тело, которое, упало на каменный пол. Эмми и монахи издали крик ужаса. 
 - Отныне и всегда я буду носить прозвище Зверь. 
 Довольный своим новым именем, Раббан знаком велел своим людям следовать за собой и направился к орнитоптерам. 
 *** 
 Беречься от смерти - еще не значит "жить". 
 Пословица Бене Гессерит 
 Даже самая мрачная комната в замке была лучше больничной палаты, и Лето перевезли в специально подготовленные покои старого герцога. Такая смена обстановки, несмотря на некоторые подводные камни, была задумана для того, чтобы помочь герцогу выздороветь. 
 Но каждый новый день казался ему точной копией предыдущего - таким же серым, бесконечным и безнадежным. 
 - Вам приносят тысячи посланий, мой герцог, - сказала Джессика, проявляя вымученный оптимизм, хотя ее сердце было исполнено боли за Лето. Для того чтобы подбодрить герцога, она даже использовала небольшую толику Голоса. Она указала на гору открыток, писем и кубиков на стоявшем посреди комнаты столе. Спальня была украшена букетами ароматных цветов. Их запах заглушал резкий запах медикаментов и антисептиков. Дети рисовали картинки для своего герцога и присылали ему свои творения. 
 - Ваш народ скорбит вместе с вами. 
 Лето не отвечал. Он смотрел прямо перед собой невидящим взглядом, и в глазах его не было жизни. На лбу был приживлен лоскут новой кожи, уже второй по счету, для того чтобы сгладить обезображивающий рубец. Ускоряющие репарацию препараты были закреплены на плече и обеих ногах. Из локтевой вены свисала трубка внутривенной магистрали. Но он ничего этого не замечал. 
 Обожженное изуродованное тело Ромбура по-прежнему было подсоединено к системе жизнеобеспечения в палате госпиталя. Принц все еще цеплялся за жизнь, но было бы намного лучше, если бы он оказался в морге. Такое выживание было хуже смерти. 
 Пусть хотя бы Виктор покоится в мире. И Кайлея тоже. По отношению к ней он испытывал только жалость и отвращение к тому, что она намеревалась сделать. 
 Лето повернул голову к Джессике. На лице его была написана безмерная щемящая грусть. 
 - Медики сделали то, что я приказал? Ты точно это знаешь? Лето отдал строгий приказ, чтобы найденные останки его сына были заморожены и помещены в криогенную камеру морга. Этот вопрос он задавал каждый день, не будучи уверенным, что точно помнит ответ. 
 - Да, мой герцог, это было сделано. - С этими словами Джессика взяла в руку только что поступившую посылку, стараясь отвлечь Лето от печальных мыслей. - Это письмо от одной вдовы с Восточного Континента. Она пишет, что ее муж служил Атрейдесам. Посмотрите на эту голофотографию. Она держит в руке почетный знак, которым был награжден ее муж за долгую безупречную службу Дому Атрейдесов. Теперь на эту службу хотят пойти ее сыновья. Джессика тронула герцога за плечо и выключила голофотографию. - Все хотят, чтобы вы скорее поправились. 
 Снаружи, на крутых склонах и тропинках, ведущих к замку, граждане ставили горящие свечи и складывали букеты цветов. Горы букетов лежали и под окнами, и аромат цветов проникал в покои Лето вместе со свежим морским ветром. Люди пели, чтобы он мог слышать их, играли на арфах и балисетах. 
 Джессике очень хотелось, чтобы герцог вышел к народу и встретился с дружественной толпой. Надо было, чтобы Лето снова садился в кресло на герцогском дворе и выслушивал петиции, жалобы и благодарности в свой адрес. Для этого он мог бы облачаться в специальную одежду, которая по размерам больше, чем следовало. Такому приему научил его когда-то старый герцог. Лето надо было отвлечься и снова вернуться к жизни, и текучка повседневных обязанностей исцелила бы его разбитое сердце. Таково бремя власти. 
 Он нужен своему народу. 
 Услышав за окном громкий клекот, Джессика выглянула и увидела морского ястреба, к лапе которого была привязана длинная веревка. Внизу стоял подросток, державший веревку и с надеждой взиравший на высокое, казавшееся крошечным снизу окно спальни герцога. Джессика не один раз видела этого парня. Это был один из деревенских жителей, с которыми дружил герцог. Ястреб пролетел мимо окна, заглянув внутрь, словно служа глазами всем собравшимся внизу людям. 
 Лицо герцога, однако, оставалось погруженным в глубочайшую меланхолию, и Джессика посмотрела ему в глаза, постаравшись вложить в этот взгляд всю свою любовь. Я не могу отгородить тебя от мира, Лето, Она всегда удивлялась силе его характера, его воле. Теперь же она боялась за его ставший необычайно хрупким дух. Хотя герцог Лето был упрям и суров, он утратил былую волю к жизни. Человек, которым она некогда восхищалась, был, по сути дела, мертв, несмотря на то что тело его быстро выздоравливало. 
 Для Джессики была невыносима сама мысль о том, что можно сдаться и дать ему умереть, и не только потому, что у нее был приказ Бене Гессерит родить от герцога дочь, но и потому, что она страстно хотела снова видеть Лето цельным и счастливым. Мысленно она дала себе клятву сделать для него все, что будет в ее силах. Она тихо пробормотала слова молитвы Бене Гессерит: 
 - Матушка, призри тех, кто этого достоин. 
 *** 
 Все последующие дни она по многу часов проводила с Лето, все время разговаривая с ним. Он ответил на спокойное ненавязчивое внимание, и медленно, постепенно состояние его начало улучшаться. На узкое красивое лицо вернулся румянец. Голос обрел звучность, и он понемногу начал отвечать Джессике, часто вступая с ней в беседу. 
 Но сердце его оставалось мертвым. Он знал о предательстве Кайлеи, об убийстве камеристки и о том, что женщина, которую он когда-то любил, выбросилась из окна. Но он не чувствовал злобы, не был охвачен жаждой мести. Нет, он испытывал только грусть и печаль. Искры жизни и страсти, казалось, навсегда покинули его глаза. 
 Но Джессика не сдавалась. Она не оставит своих усилий, она заставит Лето вернуться в мир. 
 Джессика поставила на балкон кормушку для птиц, и Лето часто смотрел на крапивников, воробьев и зябликов. Он даже давал имена некоторым пичугам, которые часто наведывались на балкон. Такая способность у человека, не принадлежавшего к Ордену Бене Гессерит, произвела впечатление на Джессику. 
 Однажды утром, по прошествии месяца после взрыва на клипере, герцог сказал Джессике: 
 - Я хочу видеть Виктора. 
 Голос его звучал буднично и тихо, но в нем чувствовалось скрытое волнение. 
 - Теперь я могу его увидеть. Прошу тебя, отведи меня к нему. 
 Взгляды их встретились. В пепельно-серых глазах Лето она увидела такое выражение, что поняла: никто на свете не сможет разубедить его. 
 Джессика коснулась его руки. 
 - Он.., выглядит гораздо хуже, чем Ромбур. Ты не должен его видеть, Лето. 
 - Нет, Джессика, нет. Я должен это сделать. 
 *** 
 Оказавшись в холодном подвале морга, Джессика удивилась тому, насколько безмятежно выглядит раздавленное взрывом тело мальчика. Видимо, это было так, потому что в том мире, где сейчас пребывал Виктор, ничто не могло больше причинить ему боль. 
 Лето открыл замок двери и задрожал, просунув руку в морозный туман. Герцог положил здоровую правую руку на изуродованную грудь сына. Он что-то говорил своему мертвому сыну, но делал это настолько тихо, что Джессика видела только, как шевелятся его губы. 
 Она явственно видела скорбь Лето. Никогда больше не сможет он играть с мальчиком, никогда не будут отец и сын проводить вместе время, никогда герцогу не выпадет больше шанс стать мальчику таким отцом, которого тот заслуживал. 
 Джессика положила руку на плечо Лето, чтобы успокоить его. Сердце ее бешено стучало, и ей пришлось применить методы Бене Гессерит, чтобы успокоиться самой. Но у нее ничего не получилось. Она слышала в отдаленных уголках своего сознания какое-то тихое бормотание и отдаленные возбужденные крики. Что это? Это не могло быть эхом Другой Памяти, поскольку Джессика не стала еще Преподобной Матерью. Но она чувствовала, что древние Сестры встревожены таким горем, которое своей глубиной превосходит обычное человеческое переживание. Что здесь происходит ? 
 - Теперь не может быть сомнения, - произнес Лето отчужденно, словно в трансе. - Дом Атрейдесов проклят, проклят еще со времен Агамемнона. 
 Увлекая упиравшегося Лето из морга, Джессика изо всех сил старалась убедить его, что он ошибается. Она хотела напомнить герцогу, сколь много сумела совершить его семья, как уважают его во всей империи. 
 Но слова не шли с ее уст. Она знала Ромбура, Виктора и Кайлею. И не могла ничего противопоставить страхам Лето. 
 *** 
 Мы всегда остаемся людьми и несем на своих плечах бремя человеческих страстей. 
 Герцог Лето Атрейдес 
 Крупные капли косого дождя барабанили по стеклу, громким эхом отдаваясь в голове Лето. Струи ливня смывали пыль с каменных стен, ветер свистел сквозь плохо пригнанные оконные рамы. Ненастье как нельзя лучше отвечало настроению герцога. 
 Лето был один в своих покоях. Кресло с высокой спинкой подавляло. Прикрыв веки, Лето продолжал видеть перед собой сына, его живое личико, любопытные глазки, темные волосы и брови, слышать его беззаботный смех. Слезы жгли глаза, когда герцог представлял себе маленький форменный китель и большие эполеты, которые были на малыше, когда он погиб. 
 Глаза постепенно привыкли к темноте, в углах комнаты появились какие-то смутные тени. Почему я не смог ничем помочь своему сыну? 
 Он опустил голову и тихо заговорил, словно обращаясь к призракам: 
 - Если бы я мог хоть что-то сделать для Виктора, то, не задумываясь, продал бы все достояние Дома Атрейдесов. 
 Горе было так велико, что могло помутить разум. 
 Раздался какой-то посторонний шум. Лето прислушался. Это был стук в дверь, и Лето знал, что это мог быть только Туфир Гават. Герцог медленно очнулся. Все его тело болело, не было ни сил, ни желания двигаться. Веки покраснели, глаза горели так, словно в них насыпали песок. В другое время он проявил бы максимум любезности, встречая своего Мастера Оружия.., но только не сегодня и не в такую позднюю пору. 
 Гават открыл дверь. 
 - Мой герцог, - сказал он, пересекая комнату и вручая Лето серебристый цилиндр с постовым посланием. - Этот документ только что доставили из космопорта. 
 - Еще одно соболезнование? Мне кажется, что их прислали уже все Дома Ландсраада. - Лето не желал ничего видеть. - Я не верю, что получу доброе известие. 
 - На это трудно рассчитывать, мой герцог. - Тугая кожа Туфира Гавата, казалось, еще сильнее обтянула кости лица. - Это послание от Бене Тлейлакса. 
 С этими словами Гават вложил цилиндр в дрожащую руку Лето. 
 Нахмурившись, герцог вскрыл печать и пробежал глазами краткое письмо, соблазнявшее своей простотой и ужасавшее обещаниями. Он слышал о такой возможности, о деле, которое вызывало дрожь отвращения у любого человека с неизвращенной нравственностью. Если бы это могло быть правдой. До сих пор Лето отметал возможность общения с тлейлаксами, но сегодня эти порочные крошечные гномы сами сделали ему предложение. 
 - Туфир, они предлагают вырастить гхолу Виктора, вырастить из клеток его тела так, что он снова станет живым. Даже ментат не смог скрыть изумления. 
 - Милорд, вы не должны даже думать... 
 - Тлейлаксы умеют это делать, Туфир. Я смогу снова обрести своего сына. 
 - Но какой ценой? Они не назвали сумму? За этим что-то кроется, попомните мои слова, сэр. Эти мерзкие людишки разрушили Икс. Они угрожали вам убийством во время конфискационного суда. Они никогда не скрывали и не скрывают сейчас своей ненависти к Дому Атрейдесов. 
 Лето внимательно посмотрел на цилиндр. 
 - Они все еще думают, что это я стрелял по их кораблям в лайнере Гильдии. Но теперь, благодаря Бене Гессерит, мы знаем истинных виновников. Мы можем рассказать о Харконненах и их невидимой атаке на корабли тлейлаксов... 
 Ментат напрягся. 
 - Милорд, Бене Гессерит отказался представить нам доказательства, а без них тлейлаксы никогда нам не поверят. 
 Лето заговорил тихим голосом, в котором сквозили нотки отчаяния: 
 - Но у Виктора нет другого шанса. Ради него я буду вести переговоры с кем бы то ни было и не постою ни за какой ценой. 
 Лето так хотелось снова услышать голос мальчика, увидеть его улыбку, ощутить прикосновение маленькой ручки. 
 - Должен напомнить вам, что гхола может быть точной копией во всех отношениях, но новое дитя не будет обладать памятью Виктора. Это будет совершенно иная личность. 
 - Пусть так, но разве это не лучше, чем одни только зыбкие воспоминания и мертвое тело? На этот раз я дам ему свое имя и сделаю наследником. 
 Эта мысль наполнила Лето невыносимой скорбью. Вырастет ли гхола нормальным человеком или его всю жизнь будет преследовать сознание своего необычного и противоестественного происхождения? Что, если тлейлаксы, поднаторевшие в создании извращенных ментатов, внесут какие-то изменения в генетический код Виктора? Не станет ли это планом нападения на Дом Атрейдесов с помощью человека, которого герцог любит больше всех на свете? 
 Но Лето был готов рискнуть чем угодно, любым проклятием ради Виктора. Перед таким решением герцог был беспомощен. У него просто не было выбора. 
 Голос Гавата стал резким и напряженным: 
 - Милорд, как ваш ментат и ваш друг я советую вам воздержаться от скорых и необдуманных действий. Это ловушка. Вы должны понимать, что тлейлаксы хотят заманить вас в свою ядовитую сеть. 
 Пошатываясь от душевной боли. Лето подошел вплотную к старому мастеру убийств. Гават отступил, заметив огонь ярости и безудержного гнева в глазах герцога. Он не желал слушать никаких возражений. 
 - Туфир, я не могу доверить такую миссию никому, кроме тебя. - Он тяжело вздохнул, физически ощущая, как отчаяние разливается по жилам. Вступи в контакт с тлейлаксами. Скажи им, что я желаю... 
 Лето был не в силах произнести то, что хотел сказать. 
 - Что я желаю изучить их условия. - От его жалкой улыбки у Туфира по спине пробежал холодок. - Подумай об этом, Гават. Я хочу, чтобы мой сын снова был со мной! 
 Старый воин положил свою жилистую руку на плечо Лето. 
 - Отдохните, мой герцог, и подумайте о тех последствиях, которые может иметь такое решение. Мы не имеем права подставлять открытое горло ножу Тлейлаксу. Подумайте о цене, которую придется платить. Что они потребуют от нас взамен? Я против. Эта идея невыполнима, нельзя даже думать о ней. 
 Лето был непоколебим. Он закричал: 
 - Я герцог Дома Атрейдесов, и только я решаю, что возможно, а что нет. 
 Муки помутили разум герцога, мешали ясно мыслить. Под глазами образовались темные круги. 
 - Мы говорим о моем сыне - моем мертвом сыне! - и я приказываю тебе делать то, что я велю. Посылай запрос на Тлейлаксу. 
 *** 
 День возвращения Дункана Айдахо должен был стать днем большого торжества, но происшедшая с клипером катастрофа наложила отпечаток скорби на всю жизнь Каладана. 
 Выйдя из челнока, приземлившегося в муниципальном космопорту Кала, сильно изменившийся Дункан полной грудью вдохнул соленый воздух. Он огляделся. Глаза его горели радостным возбуждением. Во главе гвардейцев, встречавших его на посадочной площадке, он увидел Туфира Гавата в черной форме с медалями на груди и со знаками посольского достоинства. Какие формальности! Гавата сопровождали чиновники, одетые в красные мундиры. Процессия направлялась к залу вылета. 
 Гават, стоявший на возвышении причала, едва узнал вновь прибывшего. Юношеские кудри Айдахо превратились в густые жесткие волосы. Гладкая кожа стала грубой и загорелой. Мальчик превратился в мускулистого мужчину атлетического сложения, во всех движениях которого сквозили настороженность и уверенность в себе. Дункан гордо носил форму Гиназа: хаки и красную бандану. Шпага старого герцога очень шла ему. Потертые ножны были вычищены, а клинок остро заточен. 
 - Туфир Гават, ты совсем не изменился, старый ментат! - Дункан поспешил пожать руку великому воину. 
 - А ты очень изменился, мой юный Айдахо! Или мне следует называть тебя Оружейный Мастер Айдахо? Я же помню того уличного мальчишку, который отдал себя на милость старого герцога Пауля. Мне кажется, что с тех пор ты немного вырос. 
 - И, хочу надеяться, стал немного мудрее. Ментат сделал легкий поклон. 
 - Боюсь, что последние события заставят нас отложить торжественную встречу. Один из моих людей проводит тебя в замок. Лето будет рад видеть тебя именно сейчас. Сержант Витт, вы не будете так любезны проводить Дункана к герцогу? 
 С этими словами Туфир направился к челноку, который должен был доставить его на борт ожидавшего на орбите лайнера Гильдии. Гават понял, что Айдахо до сих пор ничего не знает о трагедии. Дункан никогда не видел сына герцога, хотя, конечно, знал о его существовании из писем, которые получал с Каладана. 
 Ментат добавил скорбным тоном: 
 - Сержант Витт все тебе объяснит. 
 Сержант, мужчина мощного сложения с каштановой козлиной бородкой, коротко, по-военному, кивнул Оружейному Мастеру. 
 - Боюсь, что это будет самая печальная из историй, какие мне приходилось рассказывать. 
 Не вдаваясь в дальнейшие подробности, Туфир, держа в руках пакет документов, которые Лето поручил передать тлейлаксам, взошел на борт орбитального челнока. 
 Проведя языком по деснам, Туфир ощутил небольшую болезненность в местах, куда были имплантированы капсулы с антибиотиками и противоядиями, предназначенными для впрыскивания в любую пищу и питье, которыми его будут угощать тлейлаксы. Ему приказали войти в сношения с тлейлаксами, и даже он, мастер убийств, не мог вообразить, какие яды или бактерии применят против него коварные гномы. 
 Гават, несмотря на строгие инструкции, полученные от Лето, не желал, чтобы тлейлаксы воспользовались своими преимуществами в той ситуации, в которую попал он по воле своего герцога. Туфир был против этой безрассудной акции, всячески отговаривал герцога от необдуманной затеи, но честь требовала безупречного исполнения приказа. 
 *** 
 Сидя на узкой койке в тюремной камере главной башни замка, Суэйн Гойре вглядывался в темноту, вспоминая другие времена и другие места, где ему приходилось бывать за долгую службу. Теперь на нем была только тонкая арестантекая роба, и бывший капитан дрожал от холода и промозглой сырости. 
 Когда в его жизни наметился тот зловещий перекос? Когда все пошло не так? Он так старался стать лучше, он поклялся в верности герцогу, он так любил его сына... 
 Погрузившись в свои мысли, Суэйн машинально вертел в руках подкожный шприц, то и дело касаясь большим пальцем прохладной плазовой кнопки. Этот шприц принес в его камеру покрытый шрамами контрабандист Гурни Халлек, который предложил арестованному капитану легкий выход из положения. В любой момент Гойре мог ввести себе в вену смертельный яд. Если бы у него хватило на это смелости.., или трусости. 
 Перед его мысленным взором проходили прошлые года, таявшие в памяти, словно расплавленные лучом лазерного ружья. Гойре рос в бедной семье, жившей на берегу Кальской бухты, и зарабатывал на пропитание своей матери и двум младшим сестрам, нанимаясь в рыбацкие артели. Отца своего он не помнил. В возрасте тринадцати лет Суэйн стал помощником повара в герцогском замке. Мальчик чистил плиту и мыл кладовые, пылесосил полы обеденного зала, соскребал жир со стенок котлов. Шеф был строг, но справедлив, хорошо относился к своему поваренку и всячески его опекал. 
 Когда Гойре исполнилось шестнадцать лет, он поступил в училище герцогской гвардии. Было это в год смерти старого герцога. Окончив училище, Гойре стал служить, быстро продвигаясь по служебной лестнице. В конце концов он стал одним из самых доверенных людей герцога Лето. Они с Лето были ровесниками и полюбили одну и ту же женщину - Кайлею Верниус. 
 Кайлея же привела их обоих к катастрофе, погубив и собственную жизнь. 
 Во время расследования, которое вел Туфир Гават, Гойре не искал прощения и снисхождения. Не оправдываясь, он признался во всем, сообщив и о других преступлениях, которые только усугубили его вину. Он брал на себя все, надеясь либо пережить невыносимую боль, либо, в конечном итоге, умереть от нее. Из-за его глупости Кайлея смогла заполучить ключ от арсенала, откуда Кьяра похитила взрывчатку. Он сам никогда не замышлял убивать герцога, которого любил раньше и продолжал любить даже сейчас, сидя в тюрьме. 
 Потом появился Гурни Халлек, который, не проявляя и тени сочувствия, снабдил Суэйна ядом. 
 - Выбери единственный возможный для тебя путь - путь чести, - сказал Гурни и, прежде чем уйти, отдал ему шприц с ядом. 
 Гойре провел пальцем по холодной стали смертоносной иглы. Можно наколоть палец, и настанет конец загубленной жизни. Он глубоко вздохнул и закрыл глаза. Горячие слезы стекали по щекам на губы, оставляя солоноватый привкус. 
 - Суэйн, подожди. - Под потолком зажглись ослепительно яркие продолговатые светильники. Открыв глаза, Гойре первым делом увидел острую иглу. Руки его дрожали. Капитан медленно обернулся на голос. 
 Защитное поле входа рассеялось, и в камеру вошел Лето в сопровождении Гурни Халлека. Вид у герцога был расстроенным. Гойре оцепенел, держа перед собой шприц. Одного вида Лето - все еще перевязанного и не оправившегося от ран, телесных и духовных - было достаточно для того, чтобы умереть от стыда и позора. Суэйн беспомощно сидел, готовый принять любое наказание, которое определит ему Лето. 
 Герцог сделал самую ужасную вещь: он вырвал шприц из рук Гойре. 
 - Суэйн Гойре, ты - самый жалкий из людей, - сказал Лето таким тихим голосом, словно его собственная душа была готова расстаться с телом. - Ты любил моего сына и присягал на верность мне, поклявшись защищать меня, и тем не менее именно ты способствовал смерти моего сына. Ты любил Кайлею и, таким образом, предал меня с моей же наложницей, хотя и клялся в любви ко мне. Теперь Кайлея мертва, и ты никогда не обретешь моего прежнего доверия. 
 - Я и не заслуживаю его. - Гойре смело посмотрел прямо в глаза Лето, уже ощущая в душе нечеловеческий холод ада. 
 - Гурни хотел предать тебя смерти, но я не допущу этого. - Каждое слово причиняло Гойре физическую боль. - Суэйн Гойре, я приговариваю тебя к жизни. Ты будешь жить с тем, что ты совершил. 
 Пораженный капитан в течение бесконечных мгновений был не в состоянии произнести ни одного слова. Слезы снова потекли из его глаз. 
 - Нет, мой герцог, умоляю вас, только не это. Лето снова заговорил, а Гурни, не отрываясь, сверлил бывшего капитана звериным взглядом своих не обещавших ничего хорошего глаз. 
 - Суэйн, я не думаю, что ты еще раз предашь Дом Атрейдесов, но твоя жизнь в замке Каладана окончена. Я отправляю тебя в ссылку. Ты отправишься в нее ни с чем, неся с собой только твои преступления. 
 Зашипев от злости, Гурни перестал сдерживаться. 
 - Но, сир! Этот предатель не имеет права жить после всего, что он сделал! Разве это справедливо? Лето холодно взглянул на Халлека. 
 - Гурни, это справедливость в самом чистом смысле, и настанет день, когда мой народ поймет, что наказание жизнью - самое подходящее в этом случае наказание. 
 Окончательно сломленный Гойре бессильно прислонился спиной к холодной стене камеры. Подавив стон, он сделал глубокий вдох. 
 - Настанет день, милорд, когда вас назовут Лето Справедливым. 
 *** 
 Ни один человек не может знать, что творится на сердце у другого. Все мы в душе немного лицедеи. 
 Учебник секретов Тлейлаксу 
 Живя под священным солнцем Талима, Бене Тлейлакс закрыл свой мир для чужестранцев, но для официальных представителей других планет существовала специальная зона, тщательно очищенная от всех священных для тлейлаксов предметов. Как только Туфир Гават отбудет на родину, продезинфицируют все, к чему он прикасался. 
 Главный город Бандалонга находился в пятидесяти километрах от космопорта, рядом с равниной, на которой не было видно никаких шоссейных или рельсовых дорог. Пока челнок пересекал дневное небо, Туфир внимательно осмотрел расстилавшиеся внизу поселки и города, решив, что в Бандалонге живут несколько миллионов человек. Но ему, как ментату и чужестранцу, вход в Бандалонг был заказан. Его поместят в специально предназначенном здании рядом с космопортом. Оттуда же он отправится назад, на Каладан. 
 Кроме Гавата, на судне была еще дюжина пассажиров, половина из них тлейлаксы. Остальные прибыли сюда по делу: заказать продукты биологических производств, такие как новые глаза, здоровые органы, извращенные ментаты и даже гхола, такие же, как тот, за которым был послан к тлейлаксам Гават. 
 Как только Туфир шагнул на платформу причала, к нему торопливо подошел встречавший его человечек с серой кожей. 
 - Туфир Гават, ментат Атрейдесов? - Человечек обнажил в улыбке мелкие острые зубы. - Меня зовут Викк. Идемте со мной. 
 Не протянув руки и не ожидая ответа, Викк повернулся и быстро зашагал вниз по спиральной лестнице к подземному каналу, где они с Гаватом сели на борт рейсового катера. Вцепившись в перила, они встали на палубе, а судно с большой скоростью понеслось по мутной воде, оставляя за кормой большую волну. 
 Сойдя с катера, Туфир наклонился и, пригибая голову, прошел вслед за Викком в обшарпанный вестибюль одного из зданий, стоявших по периметру космопорта. В зале стояли три тлейлакса и о чем-то разговаривали. Не было видно ни одной женщины. По вестибюлю торопливо прошли несколько человек. 
 По грязному выщербленному полу со звоном проехал самоходный робот (иксианского производства?) и с лязгом остановился перед Викком. Тлейлакс снял с подноса продолговатый цилиндр и вручил его ментату. 
 - Это ключ от вашего номера. Вы должны все время оставаться в гостинице. - Гават заметил на ключе какие-то иероглифические знаки, значения которых он не знал, но номер был написан по-галахски. 
 - Через час вы встретитесь здесь с мастером. - Викк знаком указал на длинный проход, уставленный рядом столов. - Если вы не придете, то вас начнут разыскивать наши ищейки. 
 Гават с достоинством приосанился, выпятив грудь, украшенную многочисленными воинскими регалиями Атрейдесов. 
 - Я буду пунктуален. 
 В номере Туфир нашел покосившуюся кровать, застеленную несвежими простынями, и загаженный птицами подоконник. Ручным аппаратом Туфир Гават просканировал комнату в поисках подслушивающих устройств, но ничего не нашел. Правда, это могло значить, что устройства были либо очень маленькими, либо имели весьма хитроумную конструкцию. 
 Гават явился на встречу на десять минут раньше назначенного времени и решил заглянуть в ресторан, который оказался еще более отвратительным, чем его номер: запачканные скатерти, грязные стулья и покрытые жирными подтеками стаканы. В обеденном зале висел гул голосов. Гават не знал языка, на котором говорили окружающие. Все в этом месте было сделано так, чтобы внушать приезжим отвращение и побуждать их к скорейшему отъезду. 
 Что, впрочем, и собирался сделать Гават по окончании своей миссии. 
 Викк вышел из-за стойки и подвел Туфира к столу, расположенному возле широкого плазового окна. За столом уже сидел маленький человечек и ложкой хлебал наваристый суп. На человечке были надеты красная куртка, черные дутые штаны и сандалии. Человечек не потрудился даже вытереть суп, стекавший по его подбородку. 
 - Мастер Зааф, - сказал Викк и жестом указал на второй стул, - это Туфир Гават, представитель Атрейдесов. Прибыл рассмотреть наши предложения. 
 Прежде чем сесть, Гават стряхнул крошки со стула, слишком маленького для человека его комплекции. Пока он не позволял себе хоть чем-нибудь выказать своего отвращения. 
 - Специально для нашего чужестранного гостя мы приготовили чудесную похлебку из слинины, - сказал Зааф. 
 Немой раб-официант принес супницу и налил из нее похлебку в тарелку Гавата. Другой раб бросил на тарелки куски мяса с кровью и поставил тарелки перед Заафом и Гаватом. Никто не потрудился сказать, что это за мясо. 
 Всегда придававший особое значение вопросам безопасности, Туфир огляделся, но не нашел ни одного индикатора ядов. Ничего, достаточно будет и индивидуальных средств защиты. 
 - Я не особенно голоден, тем более что прибыл с довольно щекотливым поручением моего герцога. 
 Сильными маленькими руками мастер Зааф принялся резать мясо и набивать рот большими кусками. Жуя, он громко чавкал, чтобы сильнее задеть гостя. 
 Зааф вытер губы рукавом. Блестя черными глазами, он посмотрел на возвышавшегося над ним Гавата. 
 - Обычно мы едим во время таких переговоров. - Он взял тарелку Туфира и пододвинул ему свою. - Ешьте, ешьте! 
 Гават ножом отрезал маленький кусочек и положил его в рот. Заработал аппарат, имплантированный в слизистую оболочку десны. Туфир с трудом проглотил предложенную ему мерзость. 
 - Обмен блюдами - это старая традиция, - сказал Зааф, - так мы проверяем, нет ли в кушаньях яда. Сегодня вы, как гость, должны были настаивать на этой процедуре, а не я. 
 - Я учту это на будущее, - сказал Гават и приступил к своим обязанностям: 
 - Недавно мы получили от Тлейлаксу предложение изготовить гхола погибшего в страшной катастрофе сына моего герцога. 
 Гават достал из кармана сложенный документ и положил на стол, покрытый жиром и кровью. 
 - Герцог Атрейдес уполномочил меня узнать ваши условия. 
 Зааф мельком взглянул на бумагу, потом отложил ее и снова занялся стейком. Он насытился, запил еду мутноватой жидкостью из чашки, взял со стола документ и поднялся из-за стола. 
 - Теперь, когда мы удостоверились в вашем интересе, мы определим, какая цена будет, по нашему мнению, достаточной. Туфир Гават, оставайтесь в своем номере и ждите нашего ответа. 
 Человечек наклонился вперед, приблизив свое лицо к глазам Гавата, и тот увидел, что в зрачках тлейлакса бушует огонь ненависти к Атрейдесам. 
 - Наши услуги будут стоить очень недешево. 
 *** 
 Будучи людьми, мы склонны предъявлять нашей вселенной бессодержательные требования, задавая ей бессмысленные вопросы. Мы слишком часто учиняем такой допрос, обладая опытом, ограниченным узкой областью, частично или даже полностью выпадающей из контекста, в котором эти вопросы ставятся. 
 (Из наблюдений Дзенсунни) 
 В редкие часы досуга доктор Веллингтон Юэх нежился на солнце, сидя во дворе своей виллы, но ум его не знал отдыха и покоя. Врач постоянно размышлял о нервных сетях и путях проведения импульсов. Над головой Юэха медленно проплывал искусственный спутник планеты Корона - гигантская космическая лаборатория, подвешенная на низкой орбите и дважды в день пересекавшая небосклон. 
 Сейчас, по прошествии восьми лет неустанных трудов, доктор Юэх почти забыл о неприятностях, связанных с установлением диагноза барону Владимиру Харконнену. За прошедшие годы доктор достиг столь многого, что научные исследования стали для него гораздо интереснее, чем лечение больных с их ординарными недугами. 
 Вложив гонорар, полученный от барона, в оборудование, доктор построил целый лабораторный городок вокруг своего нового поместья на Ришезе. Юэх далеко продвинулся в создании киборгов. Как только была решена проблема передачи импульса от нерва к электронным усилителям, работа пошла вперед невиданно быстрыми темпами. Рождались новая техника, новые технологии и - к полному восторгу Ришезов - новые коммерческие возможности. 
 Премьер-министр Эйн Калимар уже начал получать ощутимый доход от продажи продуктов киберорганической технологии, без зазрения совести сбывая изобретенные Юэхом бионические руки, ноги, стопы, уши и даже сенсорные глаза. Это был невиданный толчок, ожививший приходящую в упадок экономику Ришезов. 
 Благодарный премьер предоставил доктору в бессрочное пользование виллу и обширный участок земли на живописном полуострове Манья, не говоря уже о полном штате прислуги. Жена доктора, Ванна, была в полном восторге от имения, особенно от богатой библиотеки и бассейнов для медитации. Доктор же почти все время пропадал в своих лабораториях. 
 Сделав глоток ароматного цветочного чая, доктор вытер усы и стал с интересом наблюдать за золотисто-белым орнитоптером, произведшим посадку на обширный луг у самой кромки берега. Из орнитоптера вышел человек в украшенном галунами костюме и бодро, несмотря на достаточно почтенный возраст, зашагал по полого поднимающейся дорожке к вилле доктора Веллингтона Юэха. От золотых петлиц парадного мундира отражались яркие солнечные блики. 
 Врач встал с удобного шезлонга и низко поклонился. 
 - Чем я обязан такой чести, премьер Калимар? - Тоже не молодой Юэх был жилист и подтянут, длинные темные волосы собраны в хвост и скреплены на затылке серебряным кольцом. 
 Калимар уселся за стоявший рядом с шезлонгом стол. Прислушавшись к записанным на пленку голосам птиц, доносившимся из окрестных кустов, где были установлены динамики, премьер-министр жестом отослал слугу, принесшего поднос с напитками, и заговорил: 
 - Доктор Юэх, я хочу, чтобы вы подумали о деле, с которым обратился к нам герцог Атрейдес. Речь идет о серьезной травме, которую получил Ромбур Верниус. 
 Юэх задумчиво погладил свои длинные усы. 
 - Это очень тяжелый случай. Самый тяжелый. Мне рассказала о нем моя жена. Наложница принца Ромбура - Сестра Ордена Бене Гессерит, как и моя Ванна - прислала письмо. То, что она пишет, не внушает оптимизма. 
 - Да, это так, но, возможно, вы сумеете помочь принцу. - Глаза Калимара блеснули за стеклами очков. - Я уверен, что это принесет нам немалые деньги. 
 Юэх был не в восторге от предложения. Конечно, ему было скучновато на вилле, но он всегда помнил о работе, которую надо было во что бы то ни стало закончить. Врачу совершенно не нравилась перспектива перевозить лабораторию и ее оборудование на сырой Каладан. Но с другой стороны, он действительно скучал по живой работе, по реальному делу, помимо науки, которой он начал заниматься много лет назад. 
 Врач мысленно представил себе травмы Ромбура. 
 - Мне никогда не приходилось заниматься восстановлением столь сильно пораженного организма. - Он задумчиво провел тонким пальцем по пурпурно-красным губам. - Это впечатляющая задача, которая потребует массы времени, а может быть, даже моего постоянного пребывания на Каладане. 
 - Да, и герцог Лето за все заплатит. - Глаза Калимара за толстыми стеклами очков продолжали сиять. - Мы не можем упустить такую уникальную возможность. 
 *** 
 Главный зал замка Каладана был слишком велик, так же как и герцогский трон, сидя на котором много лет, старый герцог Пауль правил своим народом. Лето был не в состоянии заполнить пустоту большого зала, как и пустоту в своем сердце. Однако на этот раз он покинул свои покои, а это был большой шаг вперед на пути к выздоровлению. 
 - Дункан Айдахо сообщил мне волнующую новость, Тессия. - Лето посмотрел в глаза коротко остриженной стройной женщине, которая стояла перед ним. - Ты договорилась с доктором Сук о его приезде сюда? Я имею в виду специалиста по киборгам. 
 Одетая в бархатную накидку Тессия переступила с ноги на ногу и кивнула. Она не отвела взгляд своих карих глаз, выказывая свою стальную волю и решимость идти до конца, чтобы спасти Ромбура. 
 - Вы велели мне искать любой способ помочь ему. Именно так я и поступила. Это единственный шанс для Ромбура. - Лицо Тессии вспыхнуло. - Вы откажете ему в этом? 
 Стоявший рядом с Лето и одетый в черно-красный мундир гвардии Дома Атрейдесов новый оружейный мастер, Дункан Айдахо, нахмурился. 
 - Вы говорили от лица герцога и давали обещания, не обсудив дела с самим герцогом? Вы всего лишь наложница... 
 - Мой герцог дал мне разрешение делать все необходимое. - Тессия обернулась к Лето. - Вы предпочитаете, чтобы Ромбур оставался в том состоянии, в каком он находится сейчас? Или вы предпочитаете обратиться к тлейлаксам за искусственно выращенными органами? Мой принц скорее предпочел бы умереть, чем принять эти дары. Новые работы доктора Юэха с киборгами дают нам шанс. 
 Хотя Дункан продолжал хмуриться, Лето кивком головы согласился с Тессией. Правда, он содрогнулся при мысли о том, как много частей организма его друга подлежит протезированию. 
 - Когда приедет доктор Сук? 
 - Через месяц. Ромбур продержится это время на системе жизнеобеспечения. Доктору Юэху требуется время для изготовления частей, которых лишился Ромбур. 
 Лето вздохнул. Отец много раз учил его, что вождь должен всегда контролировать ситуацию или по крайней мере делать вид, что контролирует. Тессия проявила амбициозность, самостоятельно ведя переговоры от имени герцога, и Дункан Айдахо совершенно прав в своем недовольстве. Но с другой стороны, никто никогда не сомневался, что Лето пожертвует последним соляри в герцогской казне ради Ромбура. 
 Тессия гордо выпрямилась и расправила плечи. Глаза ее горели истинной любовью. Дункан, однако, продолжал настаивать на своем: 
 - Вы должны помнить и о возможных политических сложностях, сир. Верниусы и Ришезы были конкурентами и соперниками на протяжении многих поколений. Нет ли за их согласием помочь заговора? 
 - Моя мать - урожденная Ришез, - заметил Лето, - значит, и я происхожу от них по материнской линии. Граф Ильбан Ришез, номинальный правитель, не осмелится выступить против моего Дома. 
 Дункан в задумчивости сморщил лоб. 
 - Киборги - это сложные живые формы, предусматривающие создание интерфейса между организмом и машиной. 
 Тессия не собиралась уступать. Лицо ее оставалось каменным, когда она возразила Айдахо: 
 - Поскольку ни одна из частей не заменяет мыслящего разума, нам нечего бояться. 
 - Основания для страха есть всегда, - ответил Дункан, вспомнив неожиданное нападение грумманцев на Школу Гиназа. Грубоватый и суровый, он был сейчас очень похож на Туфира Гавата, который до сих пор не вернулся со своих переговоров с тлейлаксами. - Фанатики не мыслят рационально. 
 Лето еще не вполне оправился от своих собственных ран. Подавив тяжкий вздох, он жестом остановил молодого оружейного мастера. 
 - Достаточно, Дункан, довольно, Тессия. Конечно, мы заплатим. Если есть хоть малейший шанс спасти Ромбура, то мы должны им воспользоваться. 
 *** 
 На дворе стоял хмурый полдень. Лето сидел в кабинете и занимался экономическим положением Каладана. Каковы бы ни были их личные отношения с Кайлеей, теперь Лето понимал, сколько черной управленческой работы она выполняла. Но делать было нечего, приходилось вникать в скучные столбцы цифр. 
 В кабинет вошел только что прибывший из космопорта Туфир Гават. Сохраняя на лице озабоченное выражение, ментат поставил на стол цилиндр с посланием и отступил на шаг, словно испытывая физическое отвращение к предмету, который он привез. 
 - Ответ тлейлаксов, сир. Здесь их условия. 
 Лето взял со стола цилиндр, пытливо посмотрел на Гавата, стараясь уловить хотя бы малейший намек, и, внезапно все поняв, вскрыл цилиндр. Гибкий, словно сделанный из человеческой кожи, маленький свиток коричневой бумаги выпал на ладонь Лето. Взгляд герцога заскользил по строчкам, пульс участился. 
 "Атрейдесу: После вашего неспровоцированного нападения на наши транспортные корабли и хитроумного ухода от ответственности за этот недружественный акт Бене Тлейлакс долго ждал такого случая, какой ныне вы ему представили". 
 От дальнейшего чтения ладони Лето покрылись липким потом. Герцог помнил, что Гават с самого начала был против того, чтобы предоставить тлейлаксам информацию об истинном виновнике инцидента на лайнере Гильдии. Если об этой опасной технологии узнает много людей, то нетрудно предвидеть результат. Технология может попасть в недобросовестные руки. В настоящее время положение представляется относительно безопасным, поскольку Орден Бене Гессерит не имеет собственных милитаристских устремлений. 
 И еще одно было совершенно ясно: тлейлаксы не поверят Лето, если он не представит доказательств. 
 "Мы можем вернуть вам сына, но за это придется платить. Мы хотим, чтобы вы заплатили не деньгами, не пряностью или какими бы то ни было мирскими ценностями. Нет, мы требуем выдачи принца Ромбура Верниуса, последнего живого представителя династии Верниусов и последнего претендента на власть в Ксуттухе". 
 - Нет, - едва слышно прошептал Лето. Гават стоял рядом, неподвижно, как изваяние, и мрачно взирал на герцога. 
 Лето продолжил чтение. 
 "Мы даем гарантию и уверяем вас, что Ромбуру не будет причинен никакой физический ущерб, но вы должны сделать выбор. Только таким путем вы сможете вернуть к жизни своего сына". 
 Когда Лето закончил читать письмо, Гават вскипел от гнева. 
 - Мы должны были этого ждать. Я должен был предсказать такой оборот дела. 
 Лето разгладил листок на столе и тихо сказал: 
 - Оставь меня, Гават. Я сам должен все обдумать. 
 - Обдумать это? - Туфир в изумлении уставился на герцога. - Мой герцог, не хотите же вы в самом деле связать себя... 
 Увидев, как вспыхнул яростью взор Лето, Гават замолчал. Коротко поклонившись, ментат вышел из кабинета. 
 Лето смотрел на жуткие условия тлейлаксов, снова и снова перечитывая текст на пергаменте, до тех пор пока у него не начали гореть глаза. В течение многих поколений Атрейдесы были оплотом чести, истины и цельности. Лето чувствовал, что обязан сохранить верность дружбе с изгнанным принцем. 
 Но Виктор... Виктор... 
 Может быть, Ромбуру лучше умереть? Умереть, чем стать киборгом, то есть наполовину машиной. Когда Лето подумал об этом, то ощутил в душе мертвящую тяжесть. Не осудит ли его история за то, что он продаст своего друга его заклятым врагам? Не станет ли он Лето Вероломным, вместо того чтобы стать Лето Справедливым? Это была неразрешимая головоломка. 
 Сейчас Лето ощутил бесконечное, невыносимое одиночество властителя. 
 В святая святых своей души, в самой ее глубине, куда мог заглянуть только он сам, было видно, что герцог Лето Атрейдес колеблется. 
 Что важнее: мой самый близкий друг или мой родной сын? 
 *** 
 "Я" есть лишь ничтожная частица сознания, плавающего по поверхности темного океана погруженного во мрак подсознательного. Мы - загадка для самих себя. 
 "Руководство ментата" 
 Джессика лежала рядом с Лето на своей широкой кровати, стараясь успокоить его ночные страхи. На груди и ногах герцога оставались множественные рубцы, потребовавшие применения дополнительной искусственной кожи. Телесные раны заживали, чего нельзя было сказать о душевных муках, терзавших его сердце, особенно же сильна была беспощадная необходимость принять ужасное решение. 
 Друг или сын? 
 Джессика была уверена, что ежедневное общение с гхола Виктора только усугубит состояние психики Лето, но не решалась сказать ему об этом. Надо было найти верные слова и дождаться подходящего момента. 
 - Дункан разочаровался во мне, - сказал Лето и отодвинулся от Джессики, чтобы заглянуть в ее ясные зеленые глаза. - Туфир тоже, да, наверное, и Гурни. Все недовольны моим решением. 
 - Они ваши советники, милорд, - осторожно промолвила Джессика. Давать вам советы - их обязанность. 
 - В такой ситуации я велел бы им держать свое мнение при себе. Принять решение - это мое и только мое дело, Джессика, но как мне поступить? - Лицо герцога потемнело от гнева, глаза заволокло туманом. - У меня нет иного выбора, и только тлейлаксы способны оживить моего сына. Мне.., мне так недостает Виктора. 
 Глаза Лето молили о понимании и поддержке. 
 - Как я могу выбрать? Как я могу сказать "нет"? Тлейлаксы вернут мне Виктора. 
 - Ценой жизни Ромбура.., и, вероятно, ценой твоей души, - ответила Джессика. - Вы пожертвуете другом ради ложной надежды. Боюсь, что это будет вашим падением. Не делайте этого, Лето. 
 - Ромбур должен был погибнуть в катастрофе. 
 - Возможно. Но это в руках Бога, а не в ваших. Он все еще жив. Несмотря ни на что, он все еще хочет жить. 
 Лето покачал головой. 
 - Ромбур никогда не оправится от своих травм. Никогда. 
 - Доктор Юэх может дать ему шанс. 
 Лето вспыхнул и резко возразил: 
 - А что, если роботы не будут действовать? Что, если Ромбур не желает этого? Может быть, он хочет умереть. 
 - Если вы отдадите его тлейлаксам, они не дадут ему легкой смерти. Она помолчала и мягко продолжила: 
 - Может быть, вам следует снова навестить его. Посмотрите на своего друга, прислушайтесь к советам своего сердца. Посмотрите в глаза Тессии, поговорите с Дунканом и Туфиром. 
 - Мне нет нужды исповедоваться перед ними. Я - герцог Лето Атрейдес. 
 - Да, это так. Но вы, кроме того, еще и человек. Джессике стоило большого труда сдержать эмоции. Она погладила Лето по темным волосам. 
 - Лето, я знаю, что тобой движет любовь и только она одна, но иногда любовь может завести человека на ложный путь. Любовь делает нас слепыми, и мы перестаем различать истину. Ты на ложном пути, мой герцог, и в глубине души сам это понимаешь. 
 Лето отвернулся, но Джессика не сдавалась: 
 - Нельзя любить мертвых больше, чем живых. 
 *** 
 Туфир Гават, как всегда озабоченный, проводил Лето в госпиталь, где на специальной койке, связанной с системой жизнеобеспечения, лежал Ромбур. Система аппаратов ощетинилась трубками, проводами и катетерами. Аппараты гудели и тихо жужжали, в воздухе висел тяжкий запах антисептиков и лекарств. 
 Гават понизил голос: 
 - Это может привести только к вашему падению, мой герцог. Принять предложение тлейлаксов - значит совершить предательство и впасть в бесчестье. 
 Лето сложил руки на груди. 
 - Ты служишь Дому Атрейдесов на протяжении трех поколений, Туфир Гават, и смеешь оспаривать мою честь? 
 Ментат не отступил: 
 - Медики изо всех сил пытаются установить контакт с мозгом Ромбура, пока эффективно действует система жизнеобеспечения. Скоро он заговорит и сам выскажет свою волю... 
 - Решение буду принимать я, Туфир. - Глаза Лето стали темнее грозовой тучи. - Ты поступишь так, как прошу я, или мне придется поискать более послушного ментата. 
 - Как прикажете, мой герцог. - Гават поклонился. - Однако лучше дать Ромбуру умереть сейчас, чем отдать его в руки тлейлаксов. 
 По предварительному соглашению доктор Юэх и его бригада должны были вскоре прибыть на Каладан и начать поэтапное, часть за частью, восстановление тела Ромбура, устанавливая на нем соответствующие части интерфейса машина-человек. Пользуясь сочетанием инженерных решений и медицинских технологий, доктор Сук начнет переплетать машины с живыми тканями и живые ткани с машинами. Новое и старое, мягкое и железное, в соединении это восстановит способности Ромбура быть человеком. Если Лето даст свое разрешение на этот эксперимент, то доктор Юэх и его команда будут играть в Бога. 
 Играть в Бога. 
 Бене Тлейлакс тоже играет в Бога. Пользуясь иной технологией, они умеют возвращать потерянное, возвращать умерших с того света. Им требуется для этого всего лишь несколько тщательно сохраненных клеток... 
 Сделав глубокий вдох, Лето шагнул к клинотрону, где лежал перевязанный ужас, обожженные остатки человека, который так долго был его лучшим другом. Герцог протянул руку к выпуклому колпаку, под которым лежал Ромбур, и подошел ближе, чтобы попытаться заглянуть в душу искалеченного человека. Пальцы Лето коснулись прозрачного плаза. Герцог испытал смесь страха и очарования. Горячие слезы хлынули из его глаз. 
 Киборг. Будет ли Ромбур ненавидеть или благодарить Лето за такое сохранение жизни? Но он будет жить. Если можно так сказать. 
 Тело Ромбура было искалечено и изуродовано до такой степени, что перестало казаться человеческим. Кровать и трубки системы жизнеобеспечения были приспособлены к силуэту бесформенной массы плоти и костей. Узкие фрагменты обнаженной красной плоти виднелись из-под покрывала и паутины проводов и трубок. Одна сторона лица и половина черепа вместе с мозгом были раздавлены. Единственный глаз, затекший кровью, смотрел на мир бессмысленным взглядом. Бровь была светлой, и только это позволяло предположить, что в кровати действительно находился принц Верниус. Нельзя любить мертвых больше, чем живых. Положив руку на прозрачный плаз, Лето видел обрубки пальцев Ромбура. Когда-то на одном из них было кольцо со сверкающим рубином. 
 - Я не выдам тебя, друг, - шепотом пообещал Лето. - Ты можешь положиться на меня. 
 *** 
 В казарме гвардии Атрейдесов за грубым деревянным столом сидели два человека и пили рисовое вино. Хотя Гурни и Дункан познакомились недавно, их уже связывала крепкая дружба. У них было много общего, особенно ненависть к Харконненам и любовь к герцогу Лето. 
 - В последнее время он мне очень не нравится. Это дело с гхола. Дункан тряхнул головой. - Я не доверяю гхола. 
 - Я тоже, дружище. 
 - Эта тварь будет постоянно напоминать Лето о самых печальных днях его жизни, а сама ничего помнить не будет. 
 Гурни опрокинул чашку и сделал долгий глоток, потом взял со стола балисет и принялся перебирать струны. 
 - И какая цена! Принести в жертву Ромбура! Но Лето не хочет меня слушать. 
 - Он сейчас совсем не тот человек, какого я знал раньше. Гурни перестал перебирать струны. 
 - Разве это удивительно после всего, что он пережил? 
 Мастер Тлейлаксу Зааф прибыл на Каладан в сопровождении двух телохранителей, спрятав под одеждой оружие. Высокомерный и самоуверенный, он подошел вплотную к Туфиру Гавату и пренебрежительно взглянул на ментата, который был на две головы выше его. 
 - Я прибыл за телом мальчика. Мы должны подготовить его для погружения в аксолотлевый чан. - Зааф прищурил глаза, уверенный, что Лето склонится перед его требованиями. - Кроме того, я уполномочен доставить на Тлейлаксу, в наши медицинские и экспериментальные лаборатории, систему жизнеобеспечения вместе с Ромбуром Верниусом. 
 Заметив, как хищно искривились в подобии улыбки губы тлейлакса, Туфир понял, что эти мерзавцы собираются вволю поиздеваться над изуродованным телом принца. Они будут экспериментировать, потом клонируют целое тело и начнут пытать его, получая при этом садистское удовольствие. Это страшное решение будет преследовать Лето многие годы. Ромбуру было бы лучше, если бы он умер. 
 Но тлейлаксу было мало всадить нож в душу Лето. Он повернул его в ране. 
 - Мои люди могут многое сделать с генетическим материалом Атрейдесов и Верниусов. Мы ждем великолепных результатов. 
 - Я не советовал герцогу придерживаться такого образа действий. 
 Гават знал, что такими словами может навлечь на себя гнев Лето, но он хорошо помнил слова старого герцога Пауля: 
 "Любой мужчина - даже сам герцог - должен ставить благополучие Дома Атрейдесов выше своего собственного". 
 Что ж, если Лето откажется внять разуму, то он, Гават, готов подать прошение об отставке. 
 В этот момент в зал вошел Лето Атрейдес. Такой уверенности на лице герцога Туфир Гават не видел уже много недель. Лето сопровождали Гурни Халлек и Джессика. Правитель Каладана взглянул на Туфира, потом повернулся к послу и, повинуясь правилам этикета, коротко кивнул. 
 - Герцог Атрейдес, - заговорил Зааф, - возможно, что это деловое соглашение позволит перекинуть мост через пропасть, разделяющую ваш Дом и мой народ. 
 Лето смерил тлейлакса высокомерным взглядом. 
 - Я очень сожалею, но такой мост никогда не будет построен. 
 Гават насторожился, когда герцог шагнул вперед и вплотную приблизился к тлейлаксу. Гурни Халлек тоже приготовился к схватке, переглянувшись с Гаватом и Джессикой. Когда телохранители Заафа приняли боевую стойку, старый воин Туфир Гават окинул зал взглядом, составляя в уме план атаки. 
 Лицо мастера Тлейлаксу исказилось от злобы. 
 - Вы отказываетесь соблюдать соглашение? 
 - Я не заключал никакого соглашения, которое мог бы нарушить. Я решил, что ваша цена непомерно высока. Для Ромбура, для Виктора и для моей души. Ваше путешествие сюда оказалось напрасным. - Голос герцога звучал твердо и уверенно. - Вы не сделаете гхола из моего сына и не получите моего друга принца Верниуса. 
 Туфир, Гурни и Джессика изумленно воззрились на Лето. Лицо его сделалось жестким и решительным. 
 - Я понимаю, что вы продолжаете свою бессмысленную и мелкую возню, стараясь отомстить мне, хотя конфискационный суд оправдал меня и снял с меня все обвинения. Я поклялся, что не нападал на ваши корабли в лайнере Гильдии, а слово Атрейдеса стоит дороже всех законов империи. Ваш отказ поверить мне говорит о вашей собственной глупости. 
 Тлейлакс был вне себя от ярости, но Лето продолжал говорить, холодно и резко, не давая Заафу вставить слово: 
 - Я изучил обстоятельства нападения. Я знаю, кто и как это сделал. Но поскольку у меня нет доказательств, то мое утверждение для вас лишь пустой звук. Бене Тлейлакс не заинтересован в истине, а только в цене, которую хочет получить с меня. Но я не стану платить. 
 По свистку Гавата в зал ворвались гвардейцы и нейтрализовали телохранителей, а он сам и Гурни Халлек встали по обе стороны шипящего от бессильной злобы мастера Заафа. 
 - Боюсь, что нам не потребуются услуги тлейлаксов. Ни сегодня, ни когда-либо в будущем, - произнес Лето и, повернувшись, грубо добавил: 
 - Убирайтесь. 
 Гават с превеликим удовольствием проводил возмущенного Заафа и его телохранителей из замка в космопорт. 
 *** 
 Каждый индивид бывает однажды в жизни потрясен ошеломляющим открытием неизбежности смерти. Другое дело - вид. Он может и должен избежать гибели. 
 Пардот Кинес. "Букварь Арракиса" 
 Из всех показательных экологических достижений Пардота Кинеса самым любимым его детищем был спрятанный в пещере Гипсового Бассейна оазис жизни, прообраз будущей Дюны. На этот раз Кинес вызвал своего верного лейтенанта Оммума и пятнадцать своих трудолюбивых фрименских последователей, чтобы посетить скрытый от посторонних глаз цветущий островок. 
 Эта экспедиция не предусматривалась никакими планами и не была инспекционной поездкой. Пардот просто захотел еще раз увидеть пещеру, в которой журчали ручейки, пели птицы, росли удивительные фрукты и цвели яркие цветы. Планетологу хотелось наяву посмотреть на ту будущую Дюну, которая столько лет существовала только перед его мысленным взором. 
 Группа фрименов вызвала червя, и экспедиция отправилась на нем на восток вдоль шестидесятой параллели - северной границы населенной суши. За долгие годы, проведенные на Дюне, Пардот Кинес так и не стал наездником. Оммум изобрел для планетолога специальный паланкин, и Кинес путешествовал как старуха, не испытывая при этом никакого смущения. Ему не надо было ничего доказывать. 
 Однажды, много лет назад, когда Лиету исполнился всего один год, Пардот отвез его и свою жену Фриет в Гипсовый Бассейн. Удивление и восторг редко отражались на лице этой сдержанной и немногословной женщины. Но в пещере Фриет буквально онемела от потрясения, когда увидела созданную мужем оранжерею, сочные зеленые листья, цветы и поющих птиц. Правда, по пути в пещеру они тогда были атакованы харконненовским патрулем, и если бы не решительность и фрименская стойкость Фриет, неизбежно погибли бы. Женщина в тот раз спасла мужа и сына. 
 Кинес отвлекся от своих экологических размышлений и задумчиво почесал бороду. За все время он так и не удосужился поблагодарить Фриет за свое спасение... 
 Со дня свадьбы его сына и Фарулы, когда сын отчитал его за отчужденность и холодность, Пардот много думал о том, чего он достиг в жизни. Он провел много лет на Салусе Секундус и на Бела Тегез; потом был головокружительный взлет карьеры - вызов в Кайтэйн ко двору старого Эльруда и два десятилетия службы в должности имперского планетолога здесь, на Арракисе... 
 Всю свою сознательную жизнь он искал объяснений, разыскивал под внешней пестротой железные закономерности свернутых до поры возможностей. Он понял, каким образом взаимодействуют силы воды, солнца и климата, как они влияют на живущие в почве организмы - на планктон, лишайники, насекомых.., как все это связано с жизнью человеческого общества. Кинес понял, как сложить кусочки в общую картину, и поэтому стал одним из лучших планетологов империи. Его называли "читающим миры", и сам император заметил его гений. 
 Но как может он считать себя отчужденным наблюдателем? Как мог он стоять в стороне от сложного переплетения интересов и сил, пронизывающего любую планету, любое живущее на ней общество? Он сам был одним из элементов великого плана, а не безучастным экспериментатором. Во вселенной нет случайных прохожих и сторонних наблюдателей. На протяжении тысячелетий ученые знали, что наблюдатель непосредственно влияет на результаты своих опытов. Но Пардот Кинес чувствовал, что изменения на Дюне подействовали на него самого. 
 Как мог он забыть об этом? 
 Когда Гипсовый Бассейн оказался на расстоянии прямой видимости, Оммум остановил червя и помог Пардоту спуститься на землю. Фримены повели планетолога к черно-зеленому гребню, под которым была скрыта заветная пещера. Кинес подражал замысловатой походке своих людей, и вскоре у него заболели ноги. В отличие от своего сына он так и не стал настоящим фрименом. Лиет прекрасно усвоил все знания, которые передал ему отец, но, кроме того, понимал и чувствовал жизнь фрименского сообщества. Лиет был лучшим представителем обоих миров. Пардот же хотел, чтобы они лишь мирно уживались друг с другом. 
 Широко шагая, Оммум поднимался по неровному склону. Пардот так и не научился выбирать в скалах верный путь и различать проложенные в камнях тропинки, но старался просто ставить ноги на те же расщелинки и выступы, что и его лейтенант. 
 - Скорее, умма Кинес. - Оммум оглянулся и протянул руку планетологу. Нельзя долго задерживаться на открытом месте. 
 Стоял жаркий день, солнце беспощадно жгло скалу, и Пардот вспомнил, как они с Фриет бежали в поисках убежища, спасаясь от огня патрульных орнитоптеров. Сколько лет назад это было? Кинес и фримены ступили на широкую платформу, обогнули выступ темно-коричневой скалы и увидели замаскированный вход в пещеру и ворота, которые препятствовали утечке влаги изнутри оазиса. Команда вошла в пещеру. 
 Кинес, Оммум и пятнадцать рабочих усердно потопали на месте, стряхивая с башмаков пыль пустыни, по которой они странствовали много дней и ночей. Кинес машинально извлек из носа затычки; другие фримены сделали то же самое. Все вдохнули непривычный запах влаги и растений. Прикрыв глаза, Кинес с наслаждением вдыхал аромат цветов и фруктов, свежий запах удобрений, сочных зеленых листьев и рассеянной в воздухе пыльцы. 
 Четверо фрименских помощников попали сюда впервые и бросились к растениям с восторгом пилигримов, достигших наконец вожделенной святыни. Оммум огляделся и с удовольствием втянул носом воздух. Его распирала гордость от того, что он участвовал в этом великом деле с самого начала, стоя у истоков грандиозного начинания уммы Кинеса. Оммум обращался с планетологом как с престарелой матерью, стараясь выполнить любое его желание. 
 - Эти рабочие заменят тех, кто работает в пещере сейчас, - сказал Оммум. - Мы уменьшили численность смен, потому что эта оранжерея, как вы и говорили, стала существовать самостоятельно. Гипсовый Бассейн превратился в самодостаточную экосистему. Для ее поддержания требуется все меньше и меньше работы. 
 Кинес гордо улыбнулся. 
 - Так и должно быть. Настанет день, когда вся Дюна станет такой же, как эта пещера, - она станет самоподдерживающейся и самообновляющейся планетой. - Он коротко рассмеялся. - Чем тогда будут заниматься фримены? 
 Оммум вспыхнул. Ноздри его раздулись. 
 - Пока это не наша планета, умма Кинес. Она станет нашей только тогда, когда мы сбросим с плеч иго ненавистных Харконненов. 
 Кинес смущенно кивнул. Как мало думал он о политическом аспекте происходящих процессов. Он видел только экологические проблемы, оставляя за скобками общественные. Это еще одна сторона жизни, которую он упустил из виду. Сын прав. У Пардота зашоренный взгляд. Он видит только то, что находится впереди, видит свет в конце туннеля, но не обращает ни малейшего внимания на опасности и ловушки, подстерегающие идущих по этому тяжкому пути. 
 Но тем не менее ему удалось сделать громадную, экологически важную и беспримерную работу. Он запустил цепь событий, которые теперь, лавинообразно ускоряясь, последуют одно за другим, преобразуя лицо планеты. 
 - Как бы мне хотелось увидеть всю Дюну, опоясанную лесами и реками, сказал он. Оммум, не говоря ни слова, молча кивнул в знак согласия. Все, что говорил пророк Кинес, было важно и достойно памяти. Люди спустились глубже в пещеру, чтобы осмотреть сады. 
 Фримены осознали задачу и, если потребуется, будут работать для достижения цели столетиями. Люди на Дюне употребляют много пряности, которая обладает чудодейственными гериатрическими свойствами, поэтому самые молодые фримены, возможно, увидят плоды беспримерного труда. Кинесу же было достаточно видеть начало пути. 
 Гипсовый Бассейн стал метафорой будущей Дюны. Его план настолько прочно утвердился в сознании фрименов, что они продолжат дело и без его неусыпного руководства. Эти упорные суровые люди заразились его мечтой, и теперь ей не суждено погибнуть. 
 С этого дня Кинес станет не более чем символом перемен, пророком экологического преображения Дюны. Он незаметно улыбнулся. Теперь он найдет время рассмотреть людей, окружающих его, больше общаться с женщиной, которая прожила с ним двадцать лет, заниматься образованием сына... 
 В глубине пещеры Кинес внимательно осмотрел карликовые деревья, буквально увешанные лимонами, лаймами и маленькими апельсинами со свежей, необычайно сладкой мякотью. Оммум шел рядом, придирчиво разглядывая систему орошения, склады удобрений и новые посадки. 
 Кинес вспомнил, как он первый раз показал Фриет сладкие апельсины, вспомнил, какая радость осветила ее лицо, когда она попробовала сладкие как мед плоды. То было самое чудесное воспоминание его жизни. Пардот смотрел на плоды, понимая, что должен отвезти их Фриет. 
 Когда я последний раз делал ей подарки ? Он не смог ответить на этот вопрос. 
 Оммум подошел к известняковой стене и потрогал ее пальцами. Меловая стена оказалась мягкой и пропитанной водой. Влажность в пещере была слишком высокой для рыхлого камня. Острым взглядом Оммум рассмотрел трещины и разломы в стенах и потолках. Раньше их здесь не было. 
 - Умма Кинес, - сказал он, - эти трещины мне очень не Нравятся. Прочность пещеры, полагаю, находится под большим вопросом. 
 Они оба внимательно посмотрели на потолок, и на их глазах одна из трещин, резко увеличившись, поползла вправо, потом, ветвясь с быстротой черной молнии, влево. 
 - Ты прав. Накопившаяся вода расширяет камень. Сколько лет все это продолжается? - Планетолог наморщил лоб. Оммум быстро прикинул в уме. 
 - Двадцать, умма Кинес. 
 С громким треском новая трещина рассекла потолок пополам, потом появилась еще одна. Это было похоже на цепную реакцию. Фримены в страхе подняли глаза, потом уставились на Кинеса, словно надеясь, что этот великий человек каким-то чудодейственным способом сможет предотвратить несчастье. 
 - Думаю, что нам надо немедленно покинуть пещеру. - Оммум взял планетолога за руку. - Мы должны уйти, пока потолок держится. 
 Раздался протяжный гул, сотрясший чрево горы, обломки нависавшей над пещерой скалы громко заскрежетали друг о друга, словно стараясь найти новую точку опоры. Оммум потянул за собой Кинеса, в то время как остальные фримены без команды бросились к выходу. 
 Но Пардот, помедлив, высвободил руку из мертвой хватки своего лейтенанта. Он же дал себе обещание, что привезет Фриет апельсины, чтобы показать ей свою любовь и преданность, которые он носил в душе всю жизнь, хотя и проявлял по отношению к ней так мало внимания и заботы... 
 Он поспешил к маленькому деревцу и сорвал с него оранжевый плод. Оммум бросился к Кинесу и снова схватил его за руку, чтобы увести из пещеры. Пардот же прижимал апельсин к груди, счастливый от сознания того, что на этот раз не упустил из виду такую важную вещь. 
 *** 
 Стилгар был первым, кто принес Листу страшную весть. 
 Фарула сидела за столом рядом со своим сыном, Лиетчихом, и занималась сортировкой целебных трав. Она проверяла их действенность, раскладывала по кувшинам и запечатывала смолой. Лиет же внимательно читал похищенный у Харконненов документ с точным указанием мест размещения складов пряности и расположения военных складов. 
 Стилгар откинул занавеску и встал у входа, застыв, как статуя. Бесстрастный немигающий взгляд его темно-синих глаз упирался в дальнюю стену. 
 Лиет сразу понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее, и заподозрил неладное. Он сражался бок о бок со Стилгаром, вместе им приходилось убивать врагов и уничтожать харконненовские базы во время бесстрашных налетов. Фрименский командир продолжал хранить молчание, и встревоженный Лиет встал. 
 - В чем дело, Стил? Что случилось? 
 - Ужасная новость, - заговорил наконец Стилгар. Его слова падали в душу Лиета, как тяжкие слитки свинца. 
 - Твой отец умма Кинес погиб в пещере в Гипсовом Бассейне. Его, лейтенанта Оммума и большую часть рабочей команды завалило обрушившейся горой. 
 Фарула едва слышно вскрикнула. Лиет лишился дара речи. 
 - Но этого не может быть, - сказал он, придя в себя. - Ему так много надо было еще сделать. Он хотел... 
 Фарула уронила на пол один из своих кувшинов. Он разбился, и пахучий порошок из толченых листьев рассыпался по выщербленному полу. 
 - Умма Кинес умер среди растений, которые всегда были мечтой его жизни, - сказала женщина. 
 23-4 - Это был достойный конец, - произнес Стилгар. Некоторое время Лиет был не в силах произнести ни слова. Мысли метались, против воли в сознании появлялись образы и воспоминания. Но ясно было только одно: дело Пардота Кинеса надо продолжать во что бы то ни стало. 
 Умма воспитал себе достойную смену. Лиет Кинес сам возглавит работу. Из того, что только сейчас сказала Фарула, Лиет понял, как фримены будут из уст в уста передавать весть о трагической смерти своего пророка. И каждый новый рассказ будет обрастать все более сказочными подробностями. Это действительно был достойный уммы конец. На ум пришли слова, сказанные ему когда-то отцом: 
 - Символизм веры может надолго пережить саму веру. 
 - Мы не можем взять воду погибших, как это принято среди нашего племени, - сказал Стилгар. - Наши мертвые погребены слишком глубоко в горе. Мы должны оставить их в этой могиле. 
 - Так и должно быть сделано, - заговорила Фарула. - Гипсовый Бассейн станет святыней. Умма Кинес умер вместе со своим лейтенантом и последователями, чтобы отдать воду планете, которую он так любил. 
 Стилгар прищурился и торжественно посмотрел на Лиета. 
 - Мы не позволим пророчеству уммы умереть вместе с ним. Ты должен продолжить его труд, Лиет. Фримены прислушаются к словам сына уммы. Они последуют за тобой. 
 Лиет Кинес наклонил голову. Знает ли мать о том, что случилось? Стараясь сохранить самообладание, Лиет расправил плечи, на которые, как он понимал, ляжет теперь неслыханно тяжелая ответственность. Он не только должен будет продолжить миссию отца, нет, теперь он должен будет нести куда более тяжкое бремя. Когда-то его отец подписал важный документ, и Шаддам Четвертый утвердил его без всяких замечаний. 
 - Отныне я являюсь имперским планетологом, - громко объявил Лиет Кинес. - Клянусь вам, что преобразование Дюны будет продолжено и доведено до конца. 
 *** 
 Человек, стоящий перед выбором между жизнью и смертью, должен его сделать, иначе он обречен на вечные колебания. 
 Из книги принцессы Ирулан "В доме моего отца" 
 Во дворе городского госпиталя Кала-Сити, перед входом, стояла статуя прапрадеда Лето по отцовской линии, герцога Миклоша Атрейдеса. Бронза статуи позеленела от времени и была покрыта толстым слоем пыли и птичьим пометом. Проходя мимо безмятежного изваяния предка, Лето машинально поклонился и торопливо поднялся к двери по широким мраморным ступеням. 
 Лето все еще слегка прихрамывал, но раны его уже затянулись, и наступило почти полное физическое выздоровление. Теперь герцог встречал каждый новый день, не испытывая былой безысходности и безнадежного отчаяния. Взлетев по лестнице на верхний этаж госпиталя, он совсем не запыхался. 
 Ромбур пришел в сознание. 
 Личный врач герцога, который продолжал лечить Ромбура в ожидании приезда бригады доктора Юэха, встретил Лето в коридоре. 
 - Мы начали общаться с принцем, милорд герцог. Одетый в белое медицинский персонал колдовал у системы жизнеобеспечения, которая, как и много месяцев до этого, была соединена с многочисленными аппаратами трубками и проводами. Приборы тихо жужжали и мигали разноцветными индикаторами. Но теперь в настроении людей, работавших с принцем, обозначился явный перелом. 
 Остановив Лето, который хотел подойти ближе к клинотрону, врач сказал: 
 - Ромбур, как вы знаете, перенес тяжелую травму правой половины головы, но человеческий мозг - замечательный инструмент. Даже мозжечок взял на себя часть функций большого мозга. Информация нашла новый путь по сложным межнейронным путям. Думаю, что это обстоятельство значительно облегчит работу бригады, которой предстоит создать киборра. 
 Тессия, глядя внутрь похожего на саркофаг колпака, склонилась над принцем. 
 - Я люблю тебя, Ромбур, тебе никогда не придется в этом сомневаться. 
 В ответ из динамика раздались слова, воссозданные акустическим синтезатором. 
 - Я.., тоже.., люблю.., тебя.., и.., буду.., любить.., всегда. 
 Слова звучали отчетливо и ясно, но были разделены длинными паузами, словно Ромбур еще не полностью овладел речью. 
 Герцог был поражен до глубины души. Как я мог даже думать о том, чтобы отдать тебя тлейлаксам? 
 Сквозь прозрачный плаз колпака были видны лоскут покрытой шрамами кожи и кости - все, что осталось от Ром-бура, - соединенные с питающими их системами. Врач снова заговорил: 
 - Сначала мы могли только говорить сами, используя иксианский код систему стуков. Но теперь нам удалось подключить синтезатор к речевому центру пациента. 
 Уцелевший глаз принца был широко открыт, в нем теплилась жизнь и сознание. Лето долго смотрел в изуродованное до полной неузнаваемости лицо друга, не зная, с чего начать разговор. 
 О чем он думает ? Как долго он уже знает, что с ним случилось ? 
 Из динамика послышались слова: 
 - Лето.., дружище.., как.., поживают.., наши.., коралловые.., геммы.., в.., этом.., году? Ты.., не.., нырял.., за.., ними? 
 Лето едва не упад от радости и рассмеялся. 
 - Очень хорошо, принц, мы еще поныряем за ними.., и очень скоро. - К глазам герцога подступили жгучие слезы. - Прости, Ромбур, но ты заслуживаешь того, чтобы знать правду. 
 Обрубок тела принца лежал неподвижно, лишь кое-где под кожей изредка подергивались уцелевшие мышечные волокна. Искусственный голос в динамике был начисто лишен эмоций и интонаций. 
 - Когда.., я.., стану.., киборгом.., мы.., сделаем.., специальный.., костюм. И.., правда.., поныряем. Подожди.., и.., ты.., увидишь. 
 Каким-то непостижимым образом Ромбур сумел смириться с тем, что пережил, с утратой тела и с нерадостной перспективой. Его доброе сердце и неистребимый оптимизм в свое время помогли Лето пережить раннюю утрату отца. Теперь наступил черед герцога помочь другу. 
 - Замечательно, - сказал врач. Ромбур, не отрываясь, смотрел на Лето. 
 - Я.., хочу.., харконненовского.., пива. 
 Лето засмеялся. Стоявшая слева от него Тессия изо всех сил схватилась за руку герцога. Изувеченному принцу придется еще преодолеть океан боли физической и душевной. 
 Ромбур, казалось, ощутил этот перепад в настроении Лето, и снова заговорил, на этот раз речь его лилась более гладко. 
 - Не.., печалься.., обо.., мне. Радуйся. Я.., жду.., когда.., мне.., заменят.., недостающие.., части. - Лето наклонился ближе к другу. - Я.., иксианец.., и мне.., не.., привыкать.., к машинам. 
 Все это казалось Лето нереальным, попросту невозможным, но, однако, все происходило в действительности и было явью. На протяжении многих веков идея создания киборгов занимала умы ученых, но все попытки создать их заканчивались провалом - организм отторгал синтетические детали. Психологи, со своей стороны, утверждали, что разум человека никогда не сможет примириться с вторжением механики в организм. Этот глубоко засевший страх уходил своими корнями в давние времена, когда люди боялись мыслящих машин, во времена до Великого Джихада. Вероятно, доктору Веллингтону Юэху удалось решить проблему. Результат будет виден со временем. Осталось только ждать и надеяться. 
 Но даже если искусственные части тела приживутся и начнут функционировать, Ромбур все равно будет двигаться так же неуклюже, как старые механические роботы Икса. Работа будет нелегкой, и Ромбур никогда не сможет овладеть тонкими движениями. Не оставит ли Тессия такого глубокого инвалида и не вернется ли на Баллах, в Общину Сестер? 
 В юности Лето слышал рассказы отца и его ветеранов о раненых солдатах, которые проявляли чудеса твердости духа перед лицом страшных увечий, сделавших их инвалидами. То были рассказы о торжестве человеческого духа над самыми страшными телесными уродствами. Лето впервые сам увидел такое чудо. 
 Принц Ромбур Верниус был самым храбрым человеком из всех, кого знал Лето. 
 *** 
 Две недели спустя с Ришеза прибыл доктор Веллингтон Юэх в сопровождении своей команды из двадцати четырех человек - мужчин и женщин. Команда прилетела на трех кораблях, два из которых были загружены приборами и материалами. 
 Герцог Лето Атрейдес лично следил за тем, как его люди помогали разгружать транспортные челноки. Озабоченный каждой мелочью, доктор Сук едва нашел время, чтобы представиться герцогу, и тотчас направился к кораблям, чтобы руководить перевозкой приборов и деталей, предназначенных для протезирования. 
 Наземные грузовики перевезли персонал и груз в госпиталь, где Юэх заявил, что намерен немедленно осмотреть пациента. Когда они вошли в здание госпиталя, доктор Юэх сказал герцогу: 
 - Я восстановлю его тело, сэр, но потребуется некоторое время, чтобы он привык и приспособился к своему новому телу. 
 - Ромбур сделает все, о чем вы его попросите. В палате Лето и Юэх застали прежнюю картину - Тессию, склонившуюся над постелью своего возлюбленного. Доктор неслышно обошел систему, посмотрел на соединения трубок, прочитал показания диагностических аппаратов, а потом подошел к раненому, который посмотрел на врача единственным глазом, странно выглядевшим в изуродованной плоти. 
 - Приготовьтесь, Ромбур Верниус, - сказал Юэх, погладив длинный ус. Первую операцию я намерен сделать завтра. 
 Палата наполнилась синтетическим голосом принца. 
 - Я жду того.., момента.., когда смогу.., пожать вам руку. 
 *** 
 Любовь - древняя сила, сыгравшая свою роль в свое время, но не нужная ныне для сохранения вида. 
 Аксиома Бене Гессерит 
 Глядя вниз с высокой прибрежной скалы, Лето ясно видел, как его личная гвардия занимает у полосы прибоя позиции по его приказу, которому герцог не дал никакого разумного объяснения. Озабоченные душевным состоянием Лето, Гурни, Туфир и Дункан не спускали с него глаз, как ястребы Атрейдесов, но герцог знал, как усыпить их бдительность. 
 Золотистое солнце поднялось уже довольно высоко, но синее небо было еще затянуто слабой утренней дымкой. На Лето были надеты белая рубашка с короткими рукавами и грубые походные брюки - очень удобная и ни к чему не обязывающая одежда. Он глубоко вздохнул и снова посмотрел вниз. Может же он, в конце концов, хоть немного побыть просто человеком. 
 Джессика поспешила вслед за ним в низко вырезанном купальном костюме. 
 - О чем вы думаете, милорд? 
 На лице женщины застыло выражение сосредоточенности. Может быть, она думала, что Лето сейчас прыгнет с высоты, как это совсем недавно сделала Кайлея. Наверное, Гават послал Джессику, чтобы она последила за последним из Атрейдесов. 
 Взглянув на гвардейцев, собравшихся на берегу, Лето едва заметно улыбнулся. Несомненно, они готовы поймать его на руки, если он действительно вздумает броситься вниз. 
 - Я их отвлекаю, чтобы улизнуть. - Он взглянул в овальное лицо Джессики. Эту женщину, прошедшую подготовку в Бене Гессерит, было не так-то легко одурачить, да Лето и не пытался этого делать. - Хватит с меня этих разговоров, советов и невыносимого прессинга... Мне надо ускользнуть в такое место, где меня оставили бы в покое. 
 Джессика коснулась его руки. 
 - Если их не занять, то они пошлют вместе со мной целый караул. 
 Было видно, как Дункан Айдахо начал заниматься с солдатами, показывая им приемы, которым он научился в Школе Гиназа. Лето обернулся к Джессике: 
 - Ну, теперь я могу спокойно уйти. 
 - Вот как, и куда же вы направляетесь? - нимало не смутившись, спросила женщина. Лето нахмурился, но Джессика не дала ему вставить даже слово. - Милорд, я никуда не отпущу вас одного. Если вы не хотите сопровождения из гвардейцев, то вам придется довольствоваться моим обществом. 
 Он взвесил ее слова, потом махнул рукой и указал на зеленые крыши ангаров, расположенных у края ближайшего летного поля. 
 - Наверное, с тобой легче совладать, чем с целой армией. 
 Джессика последовала за герцогом по сухой жесткой траве. Лето все еще буквально излучал волны горя и тоски. То, что он всерьез раздумывал о сделке с тлейлаксами, говорило о том, что герцог действительно находился на грани безумия. Правда, в конце концов он все же принял верное решение. 
 Джессике оставалось лишь надеяться, что это был первый шаг к полному исцелению. 
 В ангаре, куда они вошли, стояло несколько орнитоптеров; у некоторых из них были открыты капоты двигателей. Над ними колдовали механики, стоя на подвесных платформах. Лето сразу направился к одному орнитоптеру изумрудно-зеленой машине с красными ястребами Атрейдесов на нижней кромке крыльев. Машина была приземистая, с двухместной кабиной, но сиденья располагались спина к спине, а не друг за другом или рядом, как это было принято в большинстве конструкций. 
 Мужчина в сером комбинезоне, заметив приближение герцога, выпрямился. 
 - Осталась пара мелочей, милорд. 
 У механика были чисто выбритая верхняя губа и коротко стриженная, седая местами борода, придававшая ему сходство с обезьяной. 
 - Спасибо, Кено. - Лето рассеянно провел рукой по обтекаемому боку машины. 
 - Это гоночный орнитоптер моего отца, - сказал он Джессике. - Он называл его "Зеленым ястребом". На нем я учился летать, делал мертвые петли, пике и бочки. - Лето позволил себе горькую улыбку. - Это обычно приводило в бешенство Гавата, который не мог видеть, как лихачит герцог с единственным наследником на борту, подвергая себя и его ненужному риску. Правда, мне кажется, что отец делал это специально, чтобы позлить его. 
 Джессика внимательно осмотрела необычное воздушное судно. Узкие крылья, загнутые кверху, нос разделен на две аэродинамические секции. Тем временем механик закончил регулировку двигателя и закрыл капот. 
 - Все готово, сэр. 
 Лето помог Джессике сесть на заднее кресло, а сам уселся на место пилота. Страховочные ремни застегнулись автоматически. Зашипели турбины, и Лето вывел машину из ангара на взлетную полосу. Кено помахал рукой. Теплый ветер, пока не закрылся колпак кабины, вольно играл волосами Джессики. 
 Лето коснулся рычагов и кнопок приборной доски, деловито и умело управляя орнитоптером и не обращая внимания на Джессику. Зеленые крылья укоротились для стремительного вертикального взлета и сложились вдоль почти пополам. Взревели турбины, и орнитоптер свечой взмыл в воздух. 
 Переведя крылья в горизонтальный режим, Лето, не снижая скорости, взял влево и пролетел над самой кромкой берега. Солдаты подняли к небу изумленные глаза, провожая своего герцога, который улетал от них на неистово машущем крыльями орнитоптере. 
 - Они видели, что мы летим к северу вдоль побережья, - крикнул Лето Джессике. - Но сейчас мы их обманем. Я пролечу еще немного, пока мы не скроемся из глаз, а потом поверну на запад. Они ни за что на свете не смогут нас догнать. 
 - Мы будем одни. - Джессика надеялась, что настроение герцога улучшится после путешествия в глушь, но она останется с ним в любом случае. 
 - Я всегда чувствую себя одиноким, - безучастно произнес в ответ Лето. 
 Орнитоптер, как и обещал Лето, круто свернул в сторону и низко пролетел над рисовыми полями и низенькими деревенскими хижинами. Крылья выдвинулись из корпуса на всю длину и стали похожи на крылья огромной хищной птицы. Под ними появились сады, узкая извилистая река Сиуби и невысокая одноименная гора - самая высокая точка расстилавшейся вокруг равнины. 
 Они летели на запад почти целый день, не встретив на пути ни одного воздушного судна. Ландшафт постепенно изменился, став более холмистым, а потом и гористым. Увидев внизу какое-то подобие древней альпийской деревушки на берегу горного озерка. Лето снова изменил направление полета. Вскоре горы уступили место травянистой равнине и каньону с крутыми отвесными стенами. Лето наконец уменьшил размер крыльев и пошел на снижение к глубокому руслу узкой реки. 
 - Каньон Агамемнона, - сказал Лето. - Видишь террасу? Он указал в нужную сторону. 
 - Эту террасу соорудили древние каладанские дикари, потомки которых до сих пор живут здесь. Чужестранцы бывают тут очень редко. 
 Внимательно присмотревшись, Джессика заметила внизу смуглых черноволосых людей, которые исчезли из виду, когда орнитоптер углубился в пространство между скалами.
 Лето направил орнитоптер вниз по склону горы, пока не снизился до русла широкой реки, которая, вспениваясь, быстро текла с гор. Машина полетела вдоль извилистого русла над водой, освещенной заходящим солнцем. 
 - Какая же здесь красота, - едва не задохнулась от восхищения Джессика. 
 В ответвлении каньона река стала совсем узкой, обнажив желтый песчаный берег. Крылья сложились, и орнитоптер сел на песок с мягким, едва заметным толчком. 
 - Мы с отцом часто летали сюда порыбачить. Лето открыл люк в борту орнитоптера и извлек из багажного отсека автоматическую палатку, которая раскрылась сама, одновременно воткнув колья в песок. Джессика и Лето внесли в палатку пневматические стулья, двуспальный мешок, багаж и ужин. 
 Некоторое время они сидели на берегу и беседовали, глядя на закат, который окрасил в волшебные цвета каньон и извилистое русло горной реки. Солнце зашло за горизонт, и стало прохладно. Они прижались друг к другу, и Джессика положила голову на плечо Лето. Из реки на мгновение выскочила крупная рыба и снова скрылась в стремнине. 
 Лето сумрачно молчал, и Джессика отодвинулась от герцога, чтобы заглянуть в его подернутые туманом серые глаза. Чувствуя, как напряглась его рука, сжимавшая ее ладонь, она приникла к нему в долгом горячем поцелуе. 
 Несмотря на жесткие инструкции, данные ей Преподобной Матерью Мохиам, Джессика нарушила все правила поведения Сестры Бене Гессерит. Забыв свои намерения, забыв верность Ордену, она просто влюбилась в герцога Лето Атрейдеса. 
 Они держались за руки и смотрели на реку. 
 - Знаешь, у меня до сих пор бывают ночные кошмары, - сказал он. - Я вижу Виктора, Ромбура, огонь взрыва... - Он закрыл руками лицо. - Я думал, что мне удастся уйти от призраков, если я прилечу сюда. 
 Он посмотрел на нее выгоревшим взглядом: 
 - Мне не надо было брать тебя с собой. 
 Ветер усилился. Он дул вдоль каньона, захлопали занавески палатки. Над головой стали собираться черные грозовые тучи. 
 - Нам лучше спрятаться, пока не разразился ураган. - Лето побежал к орнитоптеру, захлопнул люк и вернулся в палатку как раз в тот момент, когда с неба хлынул сильнейший дождь. Еще немного, и герцог промок бы до нитки. 
 Они разделили ужин, а потом, когда Лето, все еще горюя, улегся на широкий спальный мешок, Джессика прижалась к нему и стала нежно целовать в шею. Снаружи бушевала гроза, капризно требуя внимания. Стенки палатки хлопали на ветру, но Джессике было тепло и уютно. 
 Когда спустилась ночь и в палатку пришла любовь, Лето схватился за Джессику, как хватается за протянутый шест тонущий человек, надеющийся найти островок безопасности в бушующем беспощадном море. Джессика ответила на его отчаяние, бросив ему спасительный круг, а в ответ он вылил на нее столько любви, что она едва справилась с таким напором. Лето сам был как ураган, превратившись в дикую, необузданную стихию. 
 В Общине Сестер Джессику не учили такой любви. 
 Переполненная эмоциями, но не утратив способности думать, Джессика наконец решилась предложить Лето тот дар, который был нужен ему больше всего на свете. Управляя биохимией своего организма, она заставила слиться свою яйцеклетку с его сперматозоидом, и зачатие произошло. Оказывается, Джессика не забыла уроки Бене Гессерит. 
 Несмотря на то что ей были даны в Общине ясные и недвусмысленные инструкции родить от Лето только дочь, Джессика месяц за месяцем тянула время и размышляла перед тем, как принять это самое важное в своей жизни решение. В конце концов она поняла, что не может больше равнодушно смотреть на мучения Лето. Она должна сделать для него одну вещь. 
 У герцога Лето Атрейдеса будет другой сын. 
 *** 
 Каким будут помнить меня мои дети? Вот истинное мерило человека. 
 Абульурд Харконнен 
 В затянутое дымным маревом небо, оставив под собой Убежище барона, поднялся тяжелый дирижабль. 
 В большом грузовом отсеке дирижабля над открытой пастью люка висел распятый Глоссу Раббан, прикованный цепями к стене. Замки цепей охватывали его запястья и лодыжки. Ничто больше не препятствовало падению Глоссу в зиявшую внизу зловонную язву Харко-Сити. Синяя форма Раббана была изорвана в клочья, лицо покрыто синяками и ссадинами - последствиями схватки с солдатами капитана Криуби, которому барон отдал приказ взять Зверя. Понадобились усилия шести или семи сильных парней, чтобы скрутить Раббана, и они, встретив ожесточенное сопротивление, не стали церемониться. Раббан, скованный цепями, метался, как приколотая к листу бумаги бабочка, скрежеща зубами, готовый кусаться и плеваться от бессильной злобы. Барон, ежась от пронизывающего ветра, дувшего в распахнутый люк, крепко держался за перила и бесстрастно смотрел на племянника. На оплывшем лице Владимира Харконнена черные, как у ворона, глаза были похожи на две глубокие впадины. 
 - Я дал тебе разрешение убивать моего брата, Раббан? 
 - Он был лишь сводным братом, дядя. Он был полный глупец! Я думал, что будет лучше... 
 - Никогда не пытайся думать. У тебя это плохо получается. Ответь лучше на мой вопрос. Я давал тебе разрешение убивать члена семьи Харконненов? 
 Ответ последовал с опозданием, и барон повернул рычажок на панели управления. Цепь, пристегнутая к левой ноге Раббана, разомкнулась, и нога, свободно болтаясь, повисла над бездной. Раббан начал извиваться и кричать, не в силах что-либо предпринять. Барон знал, что это примитивный, но эффективный способ устрашения. 
 - Нет, дядя! Ты не давал мне такого разрешения! 
 - Нет - кто? 
 - Нет, дядя.., то есть, я хотел сказать, милорд! Рослый сильный мужчина скорчил болезненную гримасу, подыскивая нужные слова и стараясь понять, чего хочет от него дядя. 
 Барон повернулся к микрофону селекторной связи с пилотом. 
 - Лети к Убежищу и зависни в пятидесяти метрах над террасой. Думаю, что моему кактусовому саду нужны удобрения. Раббан был жалок. Съежившись, он выпалил: 
 - Я убил своего отца, потому что он был слабаком. Вся его жизнь, все его поступки позорили Дом Харконненов. 
 - Ты хочешь сказать, что Абульурд не был сильным человеком в отличие от тебя и меня? 
 - Да, милорд барон. Он не соответствовал нашим стандартам. 
 - Значит, ты решил назваться Зверем. Это правда? 
 - Да, дя.., то есть милорд, да, это правда. Через открытый люк барон ясно видел шипы, окружавшие Убежище. Непосредственно под дирижаблем находилась терраса, где Владимир Харконнен любил иногда вкусно, изысканно поесть, наслаждаясь тишиной и одиночеством, окруженный колючими растениями пустыни. 
 - Если ты посмотришь вниз, Раббан - да, мне кажется, что отсюда очень хороший обзор, - то увидишь небольшие изменения, которые я распорядился сделать сегодня утром в саду. 
 Пока барон произносил эти слова, из земли, между колючими кактусами и чокотильями, поднялись клинки армейских палашей. 
 - Видишь, что я насадил здесь специально для тебя? Извернувшись, Раббан взглянул вниз. Лицо его помертвело от ужаса. 
 - Обрати внимание, как расположены острия, - продолжал барон. - Они образуют мишень. Если сбросить тебя на нее сейчас, то мы попадем прямо в яблочко. Но даже если ты отклонишься в сторону, мы все равно сможем посчитать очки, потому что на каждом палаше написаны баллы. 
 Барон почесал верхнюю губу. 
 - Пожалуй, нам стоит ввести новую забаву: сбрасывать рабов с дирижаблей на острия. На точность попадания. Это было бы весьма возбуждающим зрелищем, ты не находишь? 
 - Милорд, прошу вас, не делайте этого. Я же вам нужен! Барон посмотрел на племянника без всякого выражения. 
 - Зачем? У меня есть теперь твой маленький брат Фейд-Раута. Может быть, я объявлю его моим наследником. Думаю, что он не повторит твоих ошибок, когда вырастет. 
 - Дядя, прошу вас! 
 - Ты обязан внимательно слушать все, что я тебе говорю. Всегда, Зверь. Я никогда и ничего не говорю просто так. 
 Раббан начал отчаянно извиваться, и цепи глухо звякнули. Холодный дымный воздух пронизывал до костей, но Глоссу, мучительно стараясь найти нужные слова, не чувствовал холода. 
 - Вы хотите знать мое мнение о такой забаве, милорд? На мой взгляд, это просто гениально. 
 - Значит, я умно придумал? Выходит, я умный человек? Намного умнее тебя, правда? 
 - Бесконечно умнее! 
 - Следовательно, никогда не пытайся становиться мне поперек дороги и перечить моей воле. Ты понял меня? Я всегда опережу тебя на десять шагов и всегда сумею поразить тебя каким-нибудь приятным сюрпризом вроде сегодняшнего. 
 - Я все понял, милорд. 
 Вволю насладившись животным страхом Раббана, барон сказал: 
 - Ладно, на этот раз я освобожу тебя. 
 - Подождите, дядя! 
 Владимир Харконнен коснулся кнопки на панели, и разомкнулись цепи на запястьях Глоссу. Раббан повис над люком на одной цепи, прикованной к правой лодыжке. 
 - Что это? - в притворном отчаянии воскликнул барон. - Я, кажется, нажал не на ту кнопку. В ответ раздался дикий вопль: 
 - Нет, ты преподал мне урок! 
 - Ты хорошо усвоил этот урок? 
 - Да, дядя, позволь мне вернуться. Я всегда буду делать только то, что ты скажешь! 
 Барон повернулся к микрофону селектора. 
 - Летим к моему личному озеру. 
 Дирижабль скользнул в небе над поместьем и повис над серо-стальной водой рукотворного озера. Повинуясь заранее отданному приказу, пилот завис над озером на высоте десять метров. 
 Увидев, что за сюрприз приготовил ему дядя, племянник инстинктивно попытался залезть в дирижабль по цепи, на которой висел. 
 - Не надо, дядя, я все понял... 
 Последние слова Раббана потонули в лязге замка последней цепи. Огромный человек полетел вниз, дико крича и извиваясь всем телом. 
 - Мне кажется, что раньше я тебя об этом не спрашивал, - крикнул барон вслед Раббану. - Ты умеешь плавать? 
 На берегу озера были расставлены люди Криуби со спасательным оборудованием, готовые вытащить из воды незадачливого Раббана. В конце концов, не мог же барон всерьез рисковать жизнью своего единственного подготовленного наследника. Владимир никогда не признался бы в этом племяннику, но в душе был очень рад, что избавился от этой постоянно кровоточащей язвы - Абульурда. Надо обладать смелостью, чтобы так расправиться с родным отцом. Смелостью и беспощадностью. А это хорошие харконненовские черты. 
 Но я еще более беспощаден, думал барон, пока дирижабль приближался к посадочной площадке. Я показал ему это, чтобы он не попытался убить меня. Зверь Раббан должен охотиться только на слабую дичь и только по моему приказу. 
 Однако у барона Харконнена были и иные, более серьезные проблемы. Телесное здоровье его продолжало неуклонно ухудшаться. Недавно он сумел достать импортные лекарства, которые помогали сохранять энергию и снимали отек и вздутие, но с каждым днем требовались все большие и большие дозы, чтобы поддерживать форму, и это при том, что никто не знал, какие побочные эффекты присущи лекарству. 
 Барон вздохнул. Как тяжело заниматься самолечением, если вокруг нет ни одного настоящего врача. Владимир Харконнен уже потерял счет врачам, убитым за некомпетентность. 
 *** 
 Некоторые утверждают, что предвкушение гораздо лучше обладания. На мой взгляд, это полнейший вздор. Каждый глупец может вообразить желаемую награду, я же предпочитаю нечто осязаемое. 
 Хазимир Фенринг. "Письма с Арракиса" 
 В Резиденцию императорского представителя на Арракисе пришло секретное донесение. Оно проделало долгий путь, прежде чем попасть в руки адресата. Многочисленные курьеры, пересаживаясь с одного лайнера на другой, передавали его друг другу, как эстафетную палочку. Было такое впечатление, что мастер-исследователь Хайдар Фен Аджидика изо всех сил стремился оттянуть момент, когда его послание попадет в руки Хазимира Фенринга. 
 Это было очень странно; тлейлаксы и так тянули время на протяжении двадцати лет. 
 Фенринг, сгорая от любопытства, унес цилиндр с письмом в башню Резиденции, в свой личный кабинет, представляя себе те страшные наказания, которые он обрушит на голову мастера-исследователя, если он снова начнет придумывать оправдания своего ничегонеделания. 
 Интересно, о чем плачется гном на этот раз? 
 Усевшись у окна, прикрытого защитным полем, приглушавшим ослепительно яркий свет солнца, Фенринг, мурлыча себе под нос какой-то мотив, приступил к трудному процессу расшифровки послания. Цилиндр открывался только от прикосновения ладони Хазимира. Это было настолько сложно, что казалось просто никому не нужной демонстрацией способностей творить чудеса. Эти карлики не были невеждами, нет, но они раздражали. Фенринг был уверен, что в письме содержатся требования новых реактивов и расходных материалов, подлежащих оплате из императорской казны, и продолжения набивших оскомину обещаний. 
 Хазимир расшифровал текст и с изумлением уставился на бессмысленную тираду, получившуюся в результате декодирования. Фенринг понял, что текст зашифрован дважды, и снова принялся за работу. Расшифровка заняла еще добрых десять минут. 
 Когда наконец появился первоначальный текст, у Фенринга расширились и без того огромные глаза. Он зажмурился и еще раз перечитал письмо Аджидики. Это было поразительно. 
 Начальник охраны Уиллоубрук встал у двери, проявляя излишнее любопытство к полученной депеше. Он знал о бесчисленных заговорах и интригах императора Шаддама Четвертого, душой которых был Хазимир, но, дорожа головой, как правило, не задавал лишних вопросов. 
 - Вы не желаете перекусить, мастер Фенринг? 
 - Пошел вон, - не отрываясь от письма, произнес Хазимир, - а не то я отошлю тебя в Карфаг, в штаб-квартиру Харконненов. 
 Уиллоубрук мгновенно исчез в коридоре, прикрыв за собой дверь. 
 Фенринг, запомнив содержание письма, откинулся на спинку стула и уничтожил лист плотной бумаги. Будет очень приятно передать такую весть императору. Наконец-то! Тонкие губы Фенринга сложились в улыбку. 
 Они с Шаддамом запустили в действие этот план еще до смерти старого императора. Теперь, спустя два десятилетия, этот труд начинает приносить свои плоды. 
 "Граф Фенринг, мы рады доложить, что последние опыты оправдали наши ожидания. Мы уверены, что проект "Амаль" увенчался успехом, что мы и собираемся доказать последними проверочными тестами. Мы надеемся, что промышленное производство можно будет наладить в течение ближайших нескольких месяцев. 
 Скоро император получит в свое распоряжение недорогой и неисчерпаемый источник меланжи, а такая монополия заставит пасть к ногам Шаддама Четвертого все Великие Дома. Операции по добыче пряности на Арракисе станут ненужными". 
 Стараясь подавить самодовольную ухмылку, Фенринг подошел к окну и посмотрел на пыльные, опаленные нестерпимым жаром улицы и дома Арракина. В толпе людей он различал синюю форму солдат Харконненов, ярко одетых торговцев водой и мрачных рабочих из команд, добывающих пряность, высокомерных священников и оборванных попрошаек. Все это сообщество существует благодаря только одному товару. Пряности. 
 Но скоро все это не будет стоить и ломаного гроша. Арракис и естественная меланжа станут историческими курьезами, интересными только для профессиональных историков. Никто не станет больше интересоваться этой пустынной планетой, а он сам сможет уехать и заняться более важными делами. 
 Фенринг перевел дух. Хорошо бы поскорее убраться с этого куска горячей скалы. 
 *** 
 Жизнь - славная вещь, хотя и заканчивается смертью. 
 Герцог Пауль Атрейдес 
 Человек не должен переживать своих детей и присутствовать на их похоронах. 
 Выпрямившись, герцог Лето стоял на носу ритуальной ладьи, одетый в белую форму со всеми знаками траура по случаю смерти своего единственного сына. Рядом с Лето стояла Джессика, одетая в черную накидку Ордена Бене Гессерит, которая, впрочем, не могла скрыть ее красоту. 
 За ладьей следовала флотилия кораблей, украшенных цветами и пестрыми лентами, символизировавшими трагически короткую жизнь ребенка. На кораблях, выстроившись в шеренги, стояли солдаты с церемониальными щитами, в которых отражались лучи солнца, светившего с подернутого прозрачными облаками неба. 
 Лето печально смотрел поверх золоченого носа ладьи, выполненной в форме ястребиного клюва, заслоняя ладонью глаза от бликов, игравших на морской глади. Виктор любил океан. Вдали, там, где синева моря сливалась с неровной линией синего неба, Лето видел тучи и сполохи молний. Может быть, там сейчас бушуют элекраны, готовясь встретить душу мальчика в подводном царстве... 
 В течение многих поколений Атрейдесы благословляли жизнь как бесценный дар, они преклонялись перед ее чудом. В счет шло только то, что человек делал, пока был жив, - то, что приносило радость бытия, то, что могло радовать вполне земные чувства. Деяния человека на земле значили гораздо больше, чем мифическая жизнь после смерти. Осязаемое Атрейдесы всегда ставили выше призрачного. 
 О, как мне не хватает тебя, сынок. 
 За те немногие годы, что Лето прожил бок о бок с сыном, он старался воспитать в мальчике силу, так же как в свое время делал это его собственный отец - старый герцог Пауль. Каждый человек должен уметь постоять за себя и помочь товарищам, не слишком сильно надеясь на их помощь. 
 Сегодня мне потребуется вся моя сила. 
 Человек не должен переживать своих детей и присутствовать на их похоронах. Сегодня нарушился естественный ход вещей. Хотя Кайлея и не была его женой, а Виктор так и не стал официальным наследником, Лето не мог представить себе более страшной потери. Почему выжил он сам, для чего остался - только для того, чтобы всю жизнь носить в душе рану горя и невосполнимой потери? 
 Флотилия судов, вытянувшись в линию, достигла шельфа коралловых гемм, того места, где они с Ромбуром ныряли за огненными кораллами и куда Лето должен был потом приплыть вместе с Виктором. Но Виктору было отпущено так мало времени; Лето никогда не сможет выполнить свои обещания, данные сыну словесно и в душе... 
 Ритуальная ладья Атрейдесов была многопалубным судном, настоящим плавучим монументом. На верхней палубе был подготовлен погребальный костер - цистерны с китовым жиром высотой пятнадцать метров каждая. На самом верху стоял золотой гроб Виктора, окруженный его любимыми вещами - игрушечным чучелом салусанского быка, мечом с резиновым наконечником, фильмами, игрушками, играми, морскими раковинами, которые он с таким удовольствием собирал, гуляя по берегу моря. Представители многих Великих Домов присылали ребенку подарки, и они - яркие безделушки и медальончики - тоже были сложены у тела трагически погибшего мальчика. 
 Палубы ладьи были украшены черно-зелеными полотнищами и длинными лентами, свешивавшимися с позолоченных перил. Там же были собраны картины, на которых были столь дорогие сердцу герцога образы: вот гордый отец держит на руках своего новорожденного сына, вот он учит его бою быков, вот ловит с ним рыбу, защищает от нападения элекрана. Вот еще одна картина: Виктор сидит на коленях у Кайлеи и делает уроки. Вот он бежит по полю, держа нить воздушного змея. Были несколько пустых холстов, на которых должно было быть запечатлено то, чему не суждено было случиться. 
 Когда ладья дошла до рифов, команда поставила ее на якорь. Суда сопровождения встали вокруг нее; Дункан Айдахо на маленьком катере подошел к носу ладьи и пришвартовался к ней. 
 Солдаты начали ритмично ударять мечами по щитам. Гул, нарастая крещендо, разнесся над волнами. Лето и Джессика склонили головы. Сильный ветер жег глаза Лето и развевал накидку Джессики. 
 Простояв некоторое время неподвижно, герцог поднял голову и глубоко вдохнул соленый морской воздух, чтобы остановить слезы, подступившие к глазам. Потом он посмотрел вверх, туда, где стоял позолоченный гроб с телом его сына. 
 Медленно и торжественно герцог поднял руки к небу. 
 Солдаты прекратили свои удары. Гул стих. Стал слышен шелест волн и стон кружившей в синем небе чайки. Тихо рокотал двигатель катера Дункана Айдахо. 
 Лето нажал кнопку передатчика, который он сжимал в ладони. Из носиков цистерн на гроб пролилось горючее масло. Через мгновение верхняя палуба деревянной погребальной ладьи была охвачена пламенем. 
 Дункан помог Джессике сойти в катер, потом на его палубу вступил Лето. Катер отчалил от пылающей ладьи, которую начал пожирать ревущий ненасытный огонь. 
 - Кончено, - сказал Лето, не отрывая глаз от ладьи. Дункан вывел катер к остальным судам процессии. 
 Погребальный костер превратился в гигантский факел желто-оранжевого пламени, охватившего ладью сверху донизу. Герцог тихо сказал Джессике: 
 - Я никогда больше не смогу хорошо вспоминать Кайлею. Только ты одна дала мне силы пережить все это. 
 Лето уже послал письмо с извинениями и сожалениями эрцгерцогу Арманду Эказскому, в котором отклонил предложение брачного союза. Во всяком случае, в настоящее время. Эрцгерцог, не затаив обиды, спокойно отозвал предложение. 
 Глубоко тронутая его словами, Джессика пообещала себе никогда не принуждать герцога к решениям, которые он не желает принимать. Достаточно того, что человек, которого она любит, безгранично ей доверяет. Ты - мой единственный мужчина, сказала она себе. 
 Джессика не осмелилась сообщить Сестрам о ребенке, которого она носила во чреве. Этого не надо делать до тех пор, пока вмешательство Ордена не станет безусловно запоздалым. 
 Мохиам снабдила Джессику ясными инструкциями, не посвящая ее в интимные планы Бене Гессерит. Джессике было приказано родить от Лето дочь. 
 Но он так страстно желал сына... После похорон она скажет герцогу, что беременна. Он заслуживает того, чтобы надеяться, что у него родится другой сын. 
 Катер отплывал все дальше от горящей ладьи, и Лето чувствовал, как решимость вселяет силу в его сердце. Он верил Джессике, мог на нее положиться и очень любил ее, но душевные раны были слишком свежи, и он понимал, что должен держать Джессику на расстоянии. 
 Отец учил его, что герцоги Атрейдесы всегда жили в разных мирах со своими женами. Как глава Дома Атрейдесов, Лето прежде всего отвечал за жизнь и судьбу своего народа, и поэтому его долг - не слишком сближаться с кем бы то ни было. 
 Я - остров, подумал он.