---------------------------------------------


 Леонид Кудрявцев
 Дорога миров



 * * *


 Через неделю, когда стаял снег и мало-мальски прогрелась земля, все, что могло, пошло в рост.
 Свалка проснулась. Там и тут лопались пластиковые квадраты, разваливались кучи пустых молочных пакетов. Между ними появлялись нежнейшие ростки и тонюсенькие веточки, их с удовольствием поедали утильмены, проснувшиеся раньше всех и жадно бросавшиеся на все хоть чуть-чуть съедобное.
 Лунными ночами из леса приходили волки-оборотни. Когда до свалки оставалось метров сто, они останавливались, сбившись в тесную кучку, долго внюхивались в бесконечное разнообразие запахов, а потом начинали выть. Услышав их вой, Мирон вздыхал, доставал из погреба заранее припасенный мешок мясных отходов и, взвалив на плечо, уходил к лесу. Оборотни съедали все без остатка и убегали, а Мирон аккуратно сворачивал мешок и шел домой – спать.
 Потом незаметно наступило лето. Потом и за середину перевалило. Поспели яблоки, и именно с них-то и начались неприятности.
 Однажды ночью один из утильменов залез к Мирону в сад в надежде полакомиться яблоками, но напоролся на Хрюндика, который отвесил ему такого тумака, что незадачливый воришка перелетел через забор и, проломив стенку старинного фанерного автобуса, влетел в его нутро.
 Наутро Мирон сходил к вожаку утильменов Трехглазу, поговорил с ним, а также подарил потерпевшему три расколотые японские вазы, бампер от “форда” и полмешка отходов с кондитерской фабрики. После этого избитый радостно признал, что он не в обиде.
 Следующей ночью в сад приползло уже пять утильменов. Мирон проснулся и долго слушал, как они шастают по саду и подначивают Хрюндика, чтобы он кого-нибудь из них ударил. Мирон подумал, что таким образом можно и разориться, вышел в сад и, взяв шест, стал сбивать яблоки. Вечером следующего дня он отнес в кладовую последний мешок, от которого тянуло яблочным духом, и запер дверь. Потом посмотрел, как утильмены уходят на свалку, и пошел спать.
 Утром один из “камаров” привез на свалку груз картонной тары. Когда он уехал, куча коробок рассыпалась, и из нее выбрался безухий домовой. Он сейчас же отправился на промысел и залез на территорию Трехглаза, что послужило причиной самой грандиозной за всю историю свалки драки между утильменами. Когда страсти поутихли, домовому пришлось бы, конечно, солоно, но к этому времени он уже жил у Мирона.
 Поначалу они относились друг к другу несколько настороженно, но постепенно все вошло в норму. Вообще-то домовой был очень застенчив и попадался на глаза редко, но иногда ясными летними ночами они с Мироном сидели на крыльце до зари и домовой подробно и увлекательно рассказывал про свою жизнь, про город, про хозяина квартиры, где он жил, про то, что хозяин умел делать слова и однажды даже выиграл приз “красивой жизни”, и еще…
 А забот становилось все больше. Как назло, на свалке завелась ржавая плесень. Ну прямо какое-то наказание. Куда ни посмотришь, абсолютно везде так и кишели прыткие рыжие пятна. На второй день Мирона осенило, и он приспособился ловить их сачком для бабочек. Дело пошло на лад. Но даже несмотря на это, недели две он приходил домой поздно ночью чуть живой от усталости. Домовой и Хрюндик молча раздевали, кормили и укладывали спать. А утром он наскоро умывался и, схватив сачок, убегал на свалку.
 В день, когда с плесенью было покончено, Мирон пришел домой раньше обычного и с наслаждением отоспался. А рано утром, выйдя во двор, подобрал с земли желтый лист и, повертев его в руке, понял, что лето кончилось.
 Но пока еще было тепло. Только ночи стали звездными-звездными, прозрачными до нереальности. И если лечь на землю и поглядеть вверх, в черное с жемчужными крапинками небо, и смотреть в него долго и внимательно, то можно было дождаться того момента, когда вдруг почувствуешь, что летишь к этой черноте… ближе… ближе… еще ближе.
 А днем нежаркие солнечные лучи неторопливо и со знанием дела одевали леса и поля в красное и оранжевое. Пролетавшие журавли предвещали грядущие морозы, и даже время, казалось, текло лениво и задумчиво.
 Именно в один из таких дней Мирон поссорился со степным ветром.
 Причиной послужила разбитая чашка. Но за степным ветром уже числилась чертова уйма уничтоженной посуды, а капля – камень точит. Разглядывая разноцветные черепки, Мирон не сдержался и сказал ветру, что это свинство. Он думает, так легко найти хорошую чашку или тарелку? Как же! Поди поищи! А эта так и вовсе была из дорогого сервиза.
 Ветер, понятное дело, обиделся и улетел, забрав с собой запах травы и цветов. Сейчас же потянуло свалкой, и от этого настроение у Мирона испортилось еще больше. Мысль, что сегодня первая ночь дороги миров, уже не радовала.
 Он надел старенькие джинсы, клетчатую рубашку, пригладил длинные седые волосы и вышел во двор.
 Смеркалось. Хрюндик заготавливал дрова. Еще вчера он натаскал разбитых табуретов, шкафов, диванов и теперь азартно рубил все это на куски. Увидев Мирона, он опустил топор на землю и, обнажив в усмешке желтые клыки, спросил:
 – Надолго? Может, проводить?
 – Да нет, не надо, – сказал Мирон и пошел к калитке в глухом двухметровом заборе.
 Свалка начиналась метрах в двадцати. Там громоздились кучи мусора, из которых торчали покореженные автомобили, мотки ржавой колючей проволоки и разломанная мебель. Во многих местах все это было залито чем-то трудноопределимым, гниющим, похожим на белые, дурно пахнущие сопли.
 “А ведь когда-то здесь был обыкновенный лес”, – подумал Мирон. По крыше его избушки скакали белки. Туманными рассветами, бывало, приходили лоси, но, почувствовав запах человека, возвращались обратно в лес, бесшумно переставляя длинные ноги и настороженно оглядываясь.
 А потом город оказался рядом. В лесу поселились шум транспорта, ауканье грибников и грохот ружейных выстрелов, дым костра и пьяный смех. И ничего нельзя было поделать. Да и уйти он никак не мог. Потому что должность у него такая – охранять дорогу миров.
 Мирону оставалось только надеяться на лучшее, на какую-нибудь счастливую случайность.
 Но лучше не становилось. Город надвигался, и настал день, когда неподалеку от избушки Мирона появилась первая дурно пахнущая куча. Он долго стоял возле нее, с ужасом глядя на мерзость, которая растекалась по траве, отравляя окружающий воздух тошнотворными запахами, и в ярости сжимал кулаки, так что хрустели костяшки пальцев.
 Однако и тут ничего сделать было нельзя. Мусорные кучи росли, и Мирон как-то незаметно стал для всех окружающих смотрителем одной из городских свалок.
 Как известно, человек привыкает ко всему. И он постепенно привык к противному запаху, научился управляться с водителями “камаров”, которые норовили вывалить свой груз куда попало, лишь бы от него поскорее избавиться.
 В конце концов жизнь более или менее вошла в колею. Но тут на свалке поселились алканавты.
 Целыми днями они собирали стеклотару, а “гонцы” доставляли ее в город. Возвращались они обычно под вечер, и тогда свалка гуляла, шумела, дралась, горланила песни, да так яростно и громко, что обрушивались самые высокие мусорные небоскребы. Только полная темнота прекращала шабаш, но на следующий день все начиналось сначала.
 Мирон пробовал с алканавтами бороться. Уговаривал, угрожал, применял физическую силу, вызывал стражников, которые прочесывали свалку и уходили, утаскивая десятка два самых неосторожных или пьяных настолько, что ни уха ни рыла не вязали. Алканавты быстро сообразили, кто вызывает стражников, и началась настоящая война. Дважды кто-то высаживал стекла в избушке Мирона, раза три его самого били до потери сознания, потом стали обворовывать, а как-то даже попробовали поджечь избушку.
 Наверное, алканавты бы победили, но тут на свалку пришли утильмены. Они появились ночью. Бесшумно обследовали все, выбирая уголки поуютнее, а на следующее утро алканавты исчезли. Они ушли, потому что боялись утильменов, как черт ладана.
 Поначалу Мирон утильменов тоже побаивался. Да и то сказать, в первый раз их увидев – со страху помереть можно. Но потом понял, что ребята они смирные и хулиганить не любят. Днем лежат неподвижно, закопавшись в мусор, а на промысел выходят ночью.
 Соседями они оказались хорошими. А один даже привязался к Мирону и стал жить у него, получив прозвище Хрюндик, которым чрезвычайно гордился.
 Поначалу Мирону было стыдно, что рядом с дорогой миров расположена свалка. Но ничего не поделаешь. Да и откуда бы те, кто проходил по дороге миров, могли узнать, что это именно свалка? В других мирах бывают ландшафты и попричудливее.
 Мирон шел вдоль забора, который опоясывал сад и огород, искоса на него поглядывал и думал, что надо бы в ближайшее время его обновить: некоторые доски совсем сгнили. Он остановился и потрогал одну, которая выглядела самой ненадежной. Вздохнул и пошел дальше.
 Слева – забор, справа – свалка.
 Почти под каждой кучей лежит утильмен: в глубине, где тепло, куда не проникает солнце, можно спокойно спать, переваривая все, что проглотил за ночь.
 Под разломанным пианино скрывается Трехглаз. Он очень начитанный. Ни одной книжки из тех, что попадает на свалку, не пропускает. С ним интересно бывает поговорить. Но только не сейчас.
 К дому Мирон вернулся лишь тогда, когда взошла похожая на большую голову сыра луна. Хрюндик сидел на крыльце, обхватив мохнатые кривые ноги длинными лапами. Возле него стоял домовой и держал копье с отполированным древком и широким, острым наконечником.
 Мирон прошел в дом и, зачерпнув из кадки воды, напился. Открыв старый шкаф, вытащил кольчугу и натянул на себя. Потом прицепил к широкому поясу меч. Напяливая островерхий шлем, взглянул в зеркало.
 Хорош!
 Он вышел на крыльцо, внимательно посмотрев на Хрюндика, который встал по стойке “смирно”, и сказал:
 – Так, значит, говоришь, готов? Вижу, вижу… Пойдем?
 Хрюндик энергично кивнул и, отобрав у домового копье, побежал за Мироном.
 Некоторое время они шли молча, потом Хрюндик спросил:
 – А точно – сегодня?
 – Точно. Только ты не суетись… Тех, кто спокоен, уважают больше. А мы ведь целую планету представляем. На нас сотни миров смотрят!
 Они прошли еще немного и наконец оказались на краю небольшой, метров двадцати в диаметре, полянки, посредине которой стоял полосатый шлагбаум. Мирон подошел к нему, опустил руки на крашеное дерево и стал ждать. Рядом пристроился Хрюндик.
 А луна светила все ярче, неправдоподобно большая на фоне черного неба.
 Мирон прислушался. Ночные птицы больше не кричали, перестали стрекотать кузнечики, да и на свалке воцарилась абсолютная тишина.
 Что-то произошло. Окружающий мир изменился, сделавшись непривычным и пугающим. Раздался резкий, пронзительный звук. От луны протянулся тоненький лучик, который, быстро ощупав листву деревьев, фигуру Мирона и Хрюндика, метнулся из стороны в сторону и вдруг остановился. Потом свернулся в спираль, которая превратилась в диск, а тот постепенно стал овальным, метров пяти в ширину окном; его-то как раз и перегораживал шлагбаум. Видно было, что там, за окном, среди жемчужного марева, пролегает серебристая, уходящая обеими концами вдаль лента – дорога миров.
 И если высунуться и посмотреть, можно увидеть, что по обеим сторонам этой дороги расположено бесконечное множество таких окон. Но выглядывать было некогда, потому что у шлагбаума уже остановились первые пешеходы.
 Мирон приосанился, Хрюндик взял копье “на караул”.
 Это очень трудно: быть стражем дороги миров. Тот, кто не обладает определенным чутьем, завалит дело в первые же полчаса. Надо уметь с одного взгляда определить, что собой представляет существо из другого мира. Опасно ли оно? Сможет ли оно существовать здесь? Принесет ли оно хоть какую-то пользу? Смогут ли обыкновенные люди воспринимать его внешность? И еще… и еще… Свихнуться можно!
 Хрюндик преградил дорогу какому-то инопланетянину и сделал древком копья недвусмысленный знак. Еще бы, с такими-то клыками! Но как только клыкастый потопал дальше, очередь заволновалась. Задние митинговали и собирались в группировки, так как маленький, похожий на бурундука житель планеты Альтаир пустил слух, что пропустит всего лишь пятерых, не больше. Новая разнарядка пришла.
 Передние урезонивали задних, задние обвиняли передних в том, что те стоят не на своем месте. Тут тощий, серый фита-меркурианец сел прямо на дорогу и стал делать магические пассы по направлению к очереди. Толпа успокоилась, притихла и моментально заснула. А фита-меркурианец, довольно похихикивая, направился к шлагбауму.
 Нет, надо быть дураком, чтобы такого пропустить!
 Получив отказ, колдун сморщился, глаза его злобно сверкнули. Он сейчас же плюхнулся опять на дорогу и угрожающе поднял руки. Увидев это, Мирон схватился за меч, а Хрюндик поднял копье.
 Пришлось фита-меркурианцу убираться восвояси.
 Очередь сейчас же проснулась, и все началось сначала, даже еще хуже.
 Часа через два Мирон и Хрюндик переглянулись. Пора было отдохнуть, и Мирон уже раскрыл рот, чтобы объявить перерыв на обед, но именно в этот миг луну закрыли облака, и дорога миров стала исчезать на глазах.
 – Ну, это надолго, – сказал Хрюндик. – Можно ложиться спать, работы не будет.
 Мирон посмотрел на небо и кивнул.
 Хрюндик увел небольшую группу допущенных на планету к выходу со свалки. Он им покажет дорогу в город.
 Мирон же сел на траву, поглядел на то место, где минуту назад была дорога миров, и стал думать о том, что неплохо бы жениться. Чтобы дома были порядок, вкусный суп и чистое белье. В конце концов, наследник ему тоже нужен.
 Рядом лежала груда каких-то невероятных предметов – плата с тех, кто пришел на планету. Мирон сгреб их в специально приготовленную сумку и отправился домой.
 Открывая калитку, он подумал, что утром надо было бы съездить в город за покупками. Спички кончились, да и соль на исходе…
 Выпятив нижнюю губу и посапывая, Сергей рассматривал криво висящий на стене натюрморт. Покончив с этим занятием, он решил, что, наверное, дом – живой. Рано или поздно дом проснется, почувствовав, что желудки – квартиры полны людьми, мебелью и домашними животными. И вот тогда, чтобы пойманная добыча не ускользнула, он сократит свои бетонные мышцы. Стены, тяжко ухнув, станут смыкаться, сплющивая все, что находится в квартирах, и впрыскивая желудочный сок. А через некоторое время желудки снова станут квартирами. Только в некоторых стены будут запачканы кровью, но это не важно: обои можно наклеить и новые.
 Но когда это будет? Да и будет ли? Как лотерея: может, завтра, а может, никогда.
 Сергей поставил на газ чайник, закурил сигарету и вышел на балкон.
 Жил он на седьмом этаже и поэтому, перегнувшись через перила и посмотрев вниз, мог видеть многое. Например, как по тротуару, прямо под ним, проходят головы, головы… Головы, из-под которых равномерно появляются коротенькие черточки ног. Правда, чем дальше человек удалялся, тем длиннее становились черточки. На это смотреть было неинтересно. Тех, кто проходил под балконом, Сергей жалел. Неприятно, когда ноги превращаются в черточки. Да уж! Как бы их утешить? Что-нибудь подарить? Вазу?
 Она была большая, в каких-то немыслимых драконах и цветочках. Сергей снял ее с полки и взвесил на ладони.
 Так, килограмма три в ней есть.
 Жаль, конечно, вещь-то полезная. Особенно если ее наполнить водой и использовать как гнет для соленых огурцов и капусты. Капусту и огурцы он, правда, не солил, но кто знает?..
 Сергей снова перегнулся через перила и посмотрел вниз.
 А ведь головы даже не подозревают, что для них приготовлен скромный, но очень практичный подарок.
 Сергей размахнулся и стал зорко высматривать, кого осчастливить такой сверхполезной вещью.
 Может быть, этого, в желтых штанах? А если он не любит керамики? Ну не любит – и все! Попробуй сверху определи, кто любит керамику, а кто нет?
 Пришлось ему поставить вазу на место и закурить очередную сигарету. Сейчас же стало неимоверно скучно.
 Можно, конечно, выйти на улицу, прогуляться. Или поехать, например, в кино. Но его просто пробирала дрожь при мысли о том, что придется ехать в переполненном автобусе. Его, конечно же, стиснут, а кто-то наступит на ногу. Нет, в кино не стоит…
 А погулять? Пожалуй, тоже нет. Вдруг пройдешь случайно под чужим балконом? И станешь огромной головой с коротенькими ножками? Спасибо, что-то не хочется!
 Он ушел в комнату и включил телевизор.
 Диктор явно сошел с ума, так как, объявляя новости, попутно занимался какими-то странными делишками, которые были абсолютно не к лицу такому, как он, солидному, хорошо одетому мужчине. Сначала он вместе со стулом и микрофоном умудрился перекоситься куда-то в сторону, а к концу пошел волнистыми полосками и явственно загудел.
 Чай заварился вкусным, пахучим, и приятно было сидеть за облезлым кухонным столом в одной майке и трико, не думать ни о чем особенном и уничтожать его чашку за чашкой.
 Сергей блаженно вздохнул, вытер со лба пот – и тут же в его чашку упал кусок штукатурки.
 – Так, – сказал он и посмотрел наверх.
 Из стены, сантиметров на пять, высовывался гвоздь. Штукатурка вокруг него потрескалась.
 – Так, – повторил Сергей и, взгромоздившись на табурет, потрогал острие гвоздя пальцем. – Ах, собака, колется!
 Настроение было испорчено.
 Он выплеснул недопитый чай в раковину и пошел к соседям – разбираться. Постоял возле двери, разглядывая звонок и сомневаясь: вдруг укусит? Очень подозрительный звонок, ну просто очень подозрительный звонок!
 Нерешительно надавил кнопку.
 Смотри-ка, ведь не укусил!
 Послышались легкие шаги, дверь отворилась. На пороге стояла немолодая, но еще вполне привлекательная женщина.
 Сергей поскреб в затылке и спросил:
 – Это… а… какой размер обуви носите?
 – Тридцать шестой, – удивленно сказала она.
 – Это хорошо…
 – Но почему?
 – Почему? – удивился он. – Разве можно знать что-нибудь “почему”? Странно.
 Он мягко отстранил ее и прошел в комнату.
 – Хм, а вы славно живете. Нет, даже очень славно…
 – Да уж как получается, – смутилась она.
 – Нет, положительно славно, – сказал он и сел в кресло.
 Она устроилась в другое и решительно спросила:
 – А вы кто?
 – Я сосед, за стенкой живу. Вы знаете… живем рядом, а так как-то все мимо проходит… вот, значит… и вообще все проходит… А ведь что-то надо, понимаете? Чтобы кто-то рядом… совсем близко, чтобы можно его коснуться и почувствовать. Впрочем, что это я?
 – Нет, нет. – Она улыбнулась и провела ладонью по его щеке.
 – Да, вот так, впрочем… Как вас зовут? Машенька? Машенька! Слушайте, так вот, я о том, что как-то рядышком – проще… Впрочем… А! Что говорить?
 Она снова провела ладонью по его щеке, и нужда в словах отпала. Хотелось только сидеть, чувствуя тепло ее ладони, впав в сладкую истому.
 Но оцепенение прошло. Он шевельнулся. Она убрала с его лица руку, выдернула другую из его ладони, и, наверное, в следующую секунду им стало бы неловко, но тут Сергей вспомнил:
 – Я ведь вот по какому делу. Тут гвоздь ты в мою стенку вбила… Так вот – он прошел насквозь и бить его больше нельзя.
 – А что такое гвоздь и за что его бьют? – спросила она.
 Вместо ответа Сергей взял ее руку и повел на кухню.
 – Вот! – Он сделал эффектный жест в сторону стены.
 И замер, разглядывая абсолютно девственную плоскость. На стене не было даже следов, что в нее когда-либо что-либо забивали…




 * * *


 Белый крокодил просыпался постепенно, кусочек за кусочком извлекая свое неимоверно огромное тело из старых домов, утреннего тумана и расшатанной мостовой.
 Потом он слился в огромную тучу и, став дождем, побежал веселыми ручейками по каменным плитам тротуара, соединяясь в единое целое и уплотняясь. А потом превратился в самого себя, звучно клацнув зубами, и, ловко перебирая коротенькими лапами, побежал по улице.
 Что-то должно было произойти. Он был в этом уверен и весело трусил по тротуару, заглядывая в каждую дыру и подворотню.
 Может быть, это то, что он ищет? Или это?
 Если бы он захотел, он мог бы опять подняться над городом черной тучей, обхватить его дождевыми щупальцами. Но все же ему было гораздо приятнее видеть мир обыкновенными крокодильскими глазами и ощущать, как под бронированной кожей ходят стальные мускулы.
 Люди шарахались от него в разные стороны, испуганно оглядываясь и исчезая в нишах и подъездах, но это его совсем не волновало. Он только подумал, что давно уже не просыпался и от него отвыкли.
 Но не забыли.
 Он сунулся в очередную подворотню и до истерики напугал целовавшуюся там парочку. Потом побежал дальше, попутно ударив по ближайшей двери гребенчатым хвостом. Дверь выдержала. Крепкая, стало быть.
 Потом ему попался броневик, который шарахнулся в сторону и, въехав на тротуар, сшиб афишную тумбу. Один из башенных люков со звоном откинулся, над его краем показалась пара любопытных глаз на длинных стебельках и стала разглядывать крокодила. Вдруг люк захлопнулся, мотор взвыл, и через секунду его рычание смолкло за ближайшим углом.
 Если бы крокодил мог, он бы пожал плечами, а так только с размаху шлепнул хвостом о стену ближайшего дома и побежал дальше. То, из-за чего он проснулся, было еще где-то впереди. Оно ожидало именно его, и надо было спешить.
 На бегу он вспомнил, что все это уже было. Безусловно, он уже не раз бежал по этим улицам, в тщетной попытке найти что-то, что бесконечно манило и завораживало, тянуло к себе, как магнит. Но никогда не находил. Почему?
 Очевидно, виной всему был приказ, который жил внутри его черепа. Сейчас он проснулся и заворочался.
 “А жаль”, – подумал крокодил, чувствуя, как он изменяется, превращаясь в орудие приказа. Бороться было бесполезно. Оставалось только затаиться до следующего пробуждения.
 Да, теперь он стал другим. Теперь он знал, что проснулся не случайно, что в нем возникла необходимость.
 И причиной послужила вероятностная волна. Крокодил всей кожей ощущал, что она где-то рядом, вот-вот накатит на город и пройдет по нему. Надо будет держать ухо востро! Потому что обязательно должны быть люди, которые останутся неизмененными. Вот их-то ему и следует уничтожить.
 Мир неустойчив. Тот, кто не желает изменяться вместе с ним, сам начинает изменять его, подделывая под себя, тем самым рождая очередную волну. Эта, кстати, наверняка появилась так же. Скорее всего из-за разгильдяйства одного из крокодилов, который где-то там, далеко, вовремя не убрал неизменяющегося человека. И вот результат!
 Нет, конечно, можно бы этих людей изолировать от окружающего мира, это гуманнее. Но тогда придется строить специальные помещения и нанимать обслуживающий персонал, что потребует огромных финансовых затрат! И не будет никакой гарантии, что в один прекрасный день кто-то из изолированных не сбежит, сведя все труды насмарку. Один крокодил на город – гораздо удобнее. Дешево и сердито. И надежно.
 Пока он обо всем этом думал, волна вошла в город. Она не очень спешила, эта волна, кое-где даже ненадолго останавливалась. Но то, что она уже в городе, крокодил почувствовал сразу и насторожился.
 Теперь все зависело от его внимания и чутья.
 Они спускались по лестнице. Конечно, существовал лифт, но им пользуются дурачки. Ведь если дом живой, то лифт не может быть не чем иным, как паразитом, который пристроился в желудке огромного животного для того, чтобы время от времени перехватывать лакомые кусочки. И каким же идиотом надо быть, чтобы согласиться стать этим самым кусочком.
 Лифт понимал, что остался без обеда, и поэтому, пока они спускались, несколько раз пронесся мимо них, возмущенно воя.
 – Сердись, сердись, – усмехнулся Сергей. – Мы не желторотые птенцы, чтобы шагнуть тебе в пасть.
 Правда, еще существовала входная дверь, и через нее надо было проскользнуть как можно быстрее. С грохотом сбежав по лестнице, они рванули вперед. Сергей толкнул дверь грудью. Она от неожиданности распахнулась, потом спохватилась и судорожно захлопнулась, но опоздала.
 На улице было солнечно, и дядя Петя в потертой тюбетейке уже восседал на лавочке, сосредоточенно изучая журнал “Наука и религия”.
 – Привет! – крикнул Сергей и взял Машу под ручку.
 – Привет, привет, – обрадованно сказал дядя Петя. – Оказывается, у алеутских племен существует обычай…
 – Потом, дядя Петя, потом! – улыбнулся Сергей. – Мы торопимся!
 – Эх, молодежь, молодежь, – пробормотал дядя Петя. – Вот так всегда.
 Когда они свернули за угол, Маша спросила:
 – А теперь?
 – Теперь? Конечно же, жаловаться. Ведь это безобразие! Какие-то там гвозди! Неизвестно откуда! Нет, я справедливость найду.
 И они пошли жаловаться, даже не предполагая, что только это их и спасет.
 – Остановись, – сказал Мирон.
 Скрипнули тормоза.
 – Спасибо! – Мирон пожал водителю мусоровоза ложноножку и, придерживая ножны меча, мягко спрыгнул на асфальт.
 Минут через пять он уже выходил из продовольственного магазина, пряча в кожаный мешочек у пояса десяток коробков спичек и пакет с солью.
 Так, теперь можно поразвлечься.
 Он постоял, прикидывая, чем бы заняться, разглядывая окружавшие его одинаковые двенадцатиэтажные дома, ободранные скамейки с чугунными каркасами, безжалостно обстриженные деревья. В конце улицы бродили какие-то трехногие и стояли грибообразные дома с прозрачными стенами, но это было далеко.
 А близко, метрах в десяти, имелся незатейливый, с чебурашкой вместо вывески, пивной ларек. Возле него уже тусовалась группка мужчин, и толстая продавщица быстро и сноровисто обжуливала их на пене, только успевая забирать кружки.
 Вздохнув, Мирон двинулся к киоску и некоторое время спустя уже стоял у шаткого столика, сжимая в руке мокрую кружку. Он осторожно сдул пену и замер от наслаждения, аж зажмурился.
 Потом открыл глаза и стал пить холодное вкусное пиво размеренными, экономными глотками.
 Из соседнего дома вышла парочка, очень странная. Но кому какое дело? Мирон обратил на них внимание потому, что они перешли улицу на красный свет обычным прогулочным шагом, не реагируя на пронзительные гудки и возмущенные крики водителей.
 – Вот пострелы! – покрутил головой Мирон и снова припал к кружке.
 Начальник сидел на своем кресле так, что казалось, пятью бульдозерами не своротишь. Каким-то чудом он умудрялся поддерживать у себя на лице одновременно слащавое и брезгливое выражение. Когда Сергей и Маша вошли, он даже не поднял на них глаз, а продолжал очень внимательно рассматривать пухлый еженедельник, который лежал перед ним на столе.
 – Слушаю, – через некоторое время сказал Начальник и стал что-то царапать в еженедельнике. Зрение у Сергея было хорошее, и со своего места он явственно видел, что Начальник просто в десятый раз ставит замысловатую в завитушках подпись: “Большой Начальник”.
 С этим дядей все было ясно, и Сергей, совершенно спокойно вытащив из безупречного ряда стульев пару, поставил ее напротив стола Начальника. Потом уселся, вольготно заложив ногу на ногу. Маша тихо опустилась на другой.
 Расписавшись еще пять раз, Начальник наконец-то поднял на них глаза и, увидев, что они сели, ошарашенно помотал головой. Наверное, ему показалось, что вот-вот на землю обрушится небо, если не случится что-нибудь похуже. Но ничего особенного не произошло. Четко это осознав, Начальник сжал кулаки и стал медленно и мучительно краснеть.
 Сергей лениво прикинул, до каких оттенков красного этот чинуша сможет довести цвет своего лица, приготовился терпеливо ждать и даже зевнул. Но сообразил, что время уходит и надо что-то делать.
 – И до каких пор это будет продолжаться? – спросил он зловещим шепотом.
 Тут Начальник с облегчением подумал, что не могут простые люди вести себя с такой поразительной наглостью. Давно уже отучили. А следовательно…
 – А что, собственно говоря? – утиным голосом спросил Начальник, с трудом сдерживая трясущиеся пальцы и делая чудовищные усилия, чтобы улыбнуться.
 – Что? И он еще спрашивает? – возмутился Сергей. – Ну-ка, погляди на меня и попытайся угадать. Да побыстрее!
 Начальник прямо на глазах приходил в норму. Полностью оправившись, он поглядел по сторонам, снова удерживая на своем лице одновременно плутоватое и бесконечно честное выражение, кашлянул и зашептал:
 – Шифер…
 – Шифер? – не понял Сергей.
 – Ну да, – обрадовался Начальник. – Тонны две…
 – Две?
 – Ну хорошо, хорошо, дам три… из фонда ветеранов картофелеуборочных кампаний…
 – Да плевал я на шифер. Я насчет гвоздя…
 – Все, все понял! Виноват! Сколько? Тонны хватит?
 – Зачем тонну? Я насчет одного.
 – Ах одного. – Начальник тяжело задумался, потом просиял. – Это в смысле золотой? Ну, куда-нибудь там вбить: первый гвоздь железной дороги… Так, понял. Вес и размеры?
 – Какие размеры? – спросил Сергей. – Гвоздь у нас из стены лезет. Не забивали мы его, а он лезет…
 – Гвоздь, говорите. – Начальник снова мучительно задумался и наконец сообразил: – Так вы, получается, у нас живете?
 – В самую точку, лапонька, – ласково сказал Сергей.
 Некоторое время Начальник не дышал, потом судорожно глотнул воздуха и просипел:
 – Да вы знаете, что я с вами сделаю? Да я вас сгною. Я вас уничтожу! Вы у меня кровавыми слезами плакать будете!
 – Ну-ну, не кипятись, симпатяшка, – безмятежно сказал Сергей.
 Маша вдруг встала и, подойдя к столу Начальника, заглянула под него.
 – Я думала, может, его кто там кусает, – пояснила она Сергею. – Но нет! Разве что вши.
 И она с достоинством вернулась на место.
 Цвет лица Начальника снова стал сочно-фиолетовым, он запыхтел, как самовар, и Сергей с сожалением понял, что ничего у него с этим болваном не выйдет. Они переглянулись с Машей и тихо-тихо вышли из кабинета, аккуратно-аккуратно притворив за собой дверь.
 Наверное, им не стоило так сердиться на Большого Начальника, но что сделано, то сделано.
 Ясное дело, подобного оскорбления он стерпеть не мог и, едва придя в себя, тотчас же позвонил по известному ему одному номеру. На другом конце провода трубку снял широкоплечий парень с дегенеративным лицом. Выслушав приказ, он довольно хмыкнул. Двое таких же, как и он, типусов отложили карты и встали, ожидая приказаний.
 А вероятностная волна тем временем уже достигла Начальника. Он положил трубку телефона, как-то странно вздрогнул и, мгновенно изменившись, стал сползать в дальний угол, тараща блюдцеподобные глаза и медленно передвигая псевдоподии.
 Волна была совсем близко, метрах в пятидесяти. Крокодил лежал в подъезде, выставив нос на улицу, а хвост засунув под лестницу. Он ждал.
 Инстинкт подсказывал ему, что неизменившиеся люди появятся именно здесь, и оставалось их лишь вовремя засечь и быстро уничтожить.
 А еще крокодил чувствовал, что где-то совсем неподалеку находится страж дороги миров. Он тоже был неизменяющимся, и у крокодила давно чесались лапы. Но приказ запрещал трогать стража дороги, и поэтому крокодил лежал себе тихонько, поджидая вероятностную волну, и только иногда вслушивался в биоволны стража, сладострастно прикидывая… Но нельзя! А жаль.
 Мирон отставил кружку и положил ладонь на рукоять меча. Сомнений быть не могло. Если мысленно проследить путь вон тех троих, нетрудно догадаться, что они возьмут в оборот парня и девушку, которые вышли из ближайшего подъезда. Стоп, да ведь это именно та парочка, которая так неосторожно вела себя на дороге полчаса назад! Ну да!
 Троица не волновалась. Как-то раз им пришлось бить профессионального боксера, вот это было да! А эти двое – тьфу, семечки…
 Секунд за пять до того, как главарь оказался за спиной парня, Мирон выдернул меч из ножен и, опрокинув столик, бросился к ним…
 Меч описал широкий полукруг. Воздух так и засвистел.
 Так, теперь можно и оглядеться. Один лежит неподвижно, другой сидит на корточках и стонет. Отлично, остался только один! Э, парень, с мечом шутки плохи! А, побежал!
 – Вот я тебя! – крикнул Мирон вслед убегавшему и пронзительно засвистел в два пальца.
 Потом вложил меч в ножны и, все еще запально дыша, стал рассматривать спасенных.
 – Меня зовут Мирон. А вас?
 Маша с Сергеем ошарашено смотрели на него и молчали.
 – Черт, – вдруг осекся Мирон. – А вы не…
 Докончить он не успел. Над головой что-то громыхнуло. Ближайшее к ним здание стало плавиться и стекать к мостовой, словно исполинское мороженое в жаркий день. А потом в лица им дохнул холодный ветер и чуть-чуть сместились тени, но от этого возникло ощущение, что они стоят посредине огромного театра марионеток. Вот-вот раздвинутся облака и сверху возникнет уродливая физиономия того, кто всем этим управляет.
 Истошный голос закричал:
 – Волна!
 Мимо пронеслась собака, отчаянно работая лапами и роняя на пузырящийся асфальт клочья пены. Отбежав от них метров на десять, она вдруг подпрыгнула, взлетела и, мгновенно отрастив крылья, рванула обратно.
 Пролетая над головой Мирона, она щелкнула зубастым клювом и гадко зашипела.
 – Кыш, погань! – крикнул Мирон и, повернувшись, схватил Сергея за руку. – Бежим, ребята, сейчас здесь будет плохо!
 Сергей хотел что-то возразить, но у Мирона больно-то не посопротивляешься. Он погнал их вдоль по улице, мимо кондитерского магазина, который прямо на глазах превращался в нечто низенькое, но зато широкое и длинное, обставленное множеством бочкообразных колонн. Пробегая мимо парня с пораненной рукой, Мирон успел заметить, что тот отрастил себе третий глаз, пару дополнительных ног и, смешно подскакивая, пошлепал куда-то в проходные дворы.
 Впрочем, осматриваться не было времени, надо было спасаться. Метрах в десяти уже дрогнул асфальт, и по его поверхности плыл гигантский остроконечный плавник, который дернулся в сторону, но потом передумал и взял курс прямо на них.
 Бежать!
 Они свернули за угол, потом во двор. С трудом преодолели полуразвалившийся каменный забор, поросший чахлой травой садик и вылетели на следующую улицу, где волна прошла раньше.
 И тут можно было отдышаться, что они и сделали.
 Мирон прислонился к витрине, в которой были выставлены образцы блюд из майских жуков.
 Сергей тем временем спросил у Маши:
 – Ну как, не ушиблась по дороге?
 – Нет. Ничуть. И вообще, мне нравится бегать. Давай по утрам делать кроссы. Иначе в конце концов ты рано или поздно отрастишь себе брюшко, станешь заплывшим и некрасивым. Ужас!
 – Хорошо, хорошо, обязательно. Вот с завтрашнего же дня. И еще куплю гантели.
 – Вы что, рехнулись? – спросил Мирон.
 – Нет, а что?
 – Какая зарядка, какие гантели? – негодующе спросил Мирон и вдруг замолчал, только сейчас сообразив: “А если они тоже неизменяющиеся? Черт!”
 Он неожиданно вспотел и за короткие секунды, пока отодвигался от витрины, проклял этот день, эту поездку, дурацкое пиво и еще много чего. Именно сейчас он осознал, что вляпался в дело, которое не сулило ничего хорошего. А как из него выбраться? Скорее всего – никак!
 Крокодил, который наблюдал за ними с крыши ближайшего дома, ухмыльнулся и подумал, что, пожалуй, пора действовать. Только надо все хорошо рассчитать.
 Он ничуть не волновался, потому что делал привычную работу, а попутно размышлял на разные отвлеченные темы. Страж миров, конечно, противник сильный, но крокодил знал, что рано или поздно они встретятся. А как же? На то он здесь и поставлен. Это его работа – убирать остатки. Что ж, он ее сделает.
 Вот только надо все тщательным образом рассчитать.
 Сергей неожиданно понял, что испытывает к Мирону странную, необъяснимую симпатию. Правда, его немного беспокоила острая полоса металла, что висела у Мирона на поясе и которой он так лихо орудовал. Чем ему не понравились те люди? Ведь он же бил их так, будто они были его врагами. А может, и действительно? Зачем ты заставил их бежать? Впрочем, пробежка им только на пользу.
 А еще Сергею понравились добротные кожаные сапоги Мирона и его, кожаный же, усеянный бляхами пояс. Лицо у Мирона тоже было интересное, вот только возле глаз слишком уж много морщинок, да где-то возле губ пролегла хитроватая складка. Но лучше всего все же были глаза. Умные, очень умные глаза.
 Мирон тоже разглядывал Сергея и Машу, мучительно выискивая выход из положения, в которое попал.
 Нет, так просто бросить этих ребят он не мог. Но ведь они неизменяющиеся и, значит, потенциально опасны для этого мира. Они же понятия не имеют о том, что им грозит.
 Проще всего сейчас было бы распрощаться. Уйти – и все. Но ведь они же погибнут.
 Нет, придется, видимо, тащить их на свалку, больше некуда.
 Такие, брат, дела!
 Крокодил лежал на крыше и от удовольствия даже глаза закрыл. Те, внизу, все еще разглядывали друг друга и, похоже, усиленно обдумывали свое положение. Значит, можно еще немного поблаженствовать, погреться на жарком полуденном солнышке, отдаться неторопливому течению мыслей. В общем-то он был оптимистом, этот крокодил. И верил, что все будет прекрасно. Вот только как-нибудь бы отделить этих двух от стража дороги. Меч у него длинный, и владеет он им хорошо.
 Нет, надо их обязательно разделить. А потом все будет просто, как манная каша. Хорошая засада, молниеносный прыжок, и можно опять ложиться в спячку.
 Облезлая кошка вышла из-за печной трубы, но, увидев крокодила, отчаянно мяукнула и, задрав хвост, бросилась наутек. Крокодил ухмыльнулся и, приподнявшись, поглядел вниз.
 И надо же было случиться, что как раз в этот момент Мирон поглядел вверх. Их глаза на мгновение встретились, а потом крокодил опустился на нагретое железо и исчез из виду.
 – Ух ты, – пробормотал Мирон и вытер пот со лба.
 – Что с тобой? – спросил Сергей.
 – Да так, ничего. – Мирон поправил меч, нахлобучил на голову картуз и сказал: – Ну что, пошли? Имейте в виду, надо торопиться!
 – Куда? – спросил Сергей и обнял Машу, а она не отстранилась.
 – Вот что, – сказал Мирон. – Объяснять мне некогда. Есть тут одно местечко, куда мы должны вовремя попасть. Там я вам все объясню.
 После этого он повернулся и побежал по улице. Сергей и Маша переглянулись и неохотно последовали за ним.
 Мирон вел их с таким расчетом, чтобы поблизости было как можно больше людей. Пусть все ноги оттопчут, зато можно быть уверенным – в толпе зверь не нападет.
 Вот так он, значит, выглядит. Очень мило.
 Он оглянулся. Сергей и Маша бежали следом.
 – Так, пошли шагом, – сказал Мирон, и они сбавили ход.
 Дома, мимо которых они проходили, становились все более пышными. На них появилось множество лепных украшений. А улица была прямая – и далеко впереди, может, в километре, может, в полутора, терялась в тумане, стоявшем там сплошной стеной.
 Народу стало значительно меньше. Здесь идти было опасно.
 – Ну все, – сказал Мирон. – Опять побежали!
 Теперь Мирон уже не нравился Сергею.
 Да кто он такой? Вот, понимаешь ли, благодетель! Набежал – потащил да еще и командует.
 Маша, наверное, думала так же, потому что они, не сговариваясь, быстро свернули в сторону и мгновенно растворились в толпе.
 Просторный, с чахлыми клумбами и полуразрушенным фонтаном двор принял их в свое нутро. Они сели на источенную временем и изрезанную перочинным ножом скамейку, их руки встретились и окаменели, не в силах разомкнуться.
 И двор все понял, разгадав их своим мудрым, древним, сохранившимся еще с тех времен, когда и двором-то не был, нутром. Двор, привычный к громкому хлопанью дверей и ночным перебранкам, мату и крику дерущихся, замкнулся, отгородив этих двоих от окружающего мира, захлопнувшись, как цветок, сокрыл в себе эту странную, неожиданную любовь. Он приглушил и постепенно убрал совсем звуки льющейся воды, скрип подрастающей травки и шум ветра. А потом замер, чутко прислушиваясь к их шепоту, вспоминая прежние времена и как-то даже помолодев.
 Тщетно кто-то пытался выйти во двор и не мог открыть дверь, бессильно проклиная шутников и потрясая коробкой домино. Кто-то никак не мог открыть окно или хотя бы разглядеть что-то через затянутое странной, непрозрачной пленкой стекло. А другие уже вызывали полицию, органы контрразведки и еще многие нужные и ненужные в этом случае службы. И только когда снаружи, на улице, предложили проложить путь во двор динамитом, двор очнулся и тихонько кашлянул фонтаном.
 Маша и Сергей возвращались из призрачно-розового мира, в котором находились, с изумлением оглядываясь по сторонам и пытаясь сдержать дрожь пальцев. А двор открылся и пустил в себя всех, кто так стремился туда.
 Вскоре полицейских и машин не было и в помине. Двор сотрясали равномерные удары домино и истошные крики “рыба!”. В дальнем углу ребятенок тянул кошку за хвост, из чистого любопытства, понятное дело. Невдалеке от него подвыпившая компания хором исполняла песню:
 Эх, раз… да еще раз,
 да с размаху вилкой в глаз!
 Сергей и Маша все сидели на скамейке, не в силах уйти. И лишь когда сизоносый пьяница стал подмигивать Маше и делать ей непристойные знаки, они встали и рядышком, не смея взяться за руки, пошли прочь.
 Сергей шел рядом с Машей и думал, что теперь знает, как это происходит, когда ничего не надо, лишь бы рядом… И слушать ее дыхание, и чувствовать холод под сердцем.
 Он знал, что изменился, став для себя чужим и непонятным. Сошел с ума?
 Ему уже не хотелось плюнуть вон тому седовласому полковнику на погоны. А ведь можно было ручаться, что полковника это обрадует и умилит. Именно старые полковники делят и понимают такие штуки.
 Сергея не пугали больше трещины в асфальте, которых он совсем недавно боялся просто панически. А теперь он наступал на них пусть не совсем твердо, но уже достаточно уверенно.
 Он думал о той, что шла рядом с ним. Она, наверное, тоже изменилась? И сошла с ума? По крайней мере она тоже наступала на трещины и на старого полковника смотрела вполне спокойно – даже не попыталась сбить с него фуражку.
 Сергею захотелось снова прикоснуться к Маше, и он это сделал, удивляясь, что запретный и трудный жест получился у него абсолютно просто. Это был последний довод, что они с Машей сошли с ума.
 Ну и хорошо! Ну и ладно! Будем жить сумасшедшими.
 А туман все приближался, и теперь до него оставалось квартала три. Они прибавили шагу, миновали лепные колонны театра Отпора и Берета, прошли мимо седого усача гренадера, потом мимо побитого молью шарманщика…
 Дальше был только туман. Он колыхался и где-то в глубине, на самой границе видимости, завивался тугими спиралями.
 Это было интересно, и они смотрели до тех пор, пока из тумана не вышел человек с окладистой бородой и седыми усами, одетый в шкуры. За ним появился кентавр, который тотчас же остановился, пораженно рассматривая город и людей, словно видел все это впервые.
 – Пойдем, Крокен, – засмеялся бородатый. – Ты еще успеешь на все это насмотреться.
 И они пошли прочь.
 – Туда? – Маша зябко прижалась к плечу Сергея и вопросительно на него посмотрела.
 Он прислушался. Туман казался живым. Из него доносились странные звуки: крики, стоны, лязганье…
 – Нет, пожалуй, – решил Сергей. – Нам, наверное, туда не надо. Нам, наверное, сюда…
 Мирон свернул в ближайший сквер, присел на скамью и, отдышавшись, стал ворошить носком сапога опавшую листву. А все потому, что ты лопух! Самый настоящий идиот. Понадеялся! А они не захотели. И правильно сделали. За таким болваном не стоит идти. Кто ты им? Неизвестный дядька, который мечом размахивает да грозится. Как от такого не сбежать?
 Значит, оглянулся я на них в последний раз где-то в конце западного сектора. Если они направляются к тому кварталу, где раньше жили, то скорее всего пошли по проспекту. Он широкий, а в незнакомых местах все нормальные люди стремятся ходить по широким улицам. Значит, допустим, что они пошли по проспекту, в конце которого – стена тумана. Туда они сунуться не осмелятся. Потом поворот. И вот тут-то они попадают в нежилые районы. Где их и будет ждать наш друг – крокодил. Еще бы! Идеальное место для нападения. Значит, надо спешить. Надо очень спешить.
 И он побежал. Этот район он знал неплохо и поэтому все время пользовался переулками и проходными дворами, что значительно сокращало путь. Ему приходилось перепрыгивать через мусор, спотыкаться о гнилые корзины из-под бананов и ананасов, получать по физиономии развешанным для просушки бельем. А из-под ног шарахались какие-то тени: то ли крысы, то ли молоденькие домовые. И пахло мерзопакостно.
 Безусловно, на бульваре пахнет лучше, но успеть можно только этим путем.
 Он поднажал, проскочил еще пару улиц, углубился в кривой переулок и вдруг увидел, как впереди мелькнуло что-то белое. Крокодилий хвост.
 Ишь ты, тоже торопишься. Значит, направление я взял верное. Теперь бы как-нибудь его обогнать.




 * * *


 Город обезлюдел. Дома вокруг были старые и полуразрушенные.
 – Может, вернемся? – спросила Маша.
 – Прорвемся. – Сергей решительно сжал губы. – В конце концов, хотим мы вернуться домой или нет? Хотим! Тогда вперед!
 Они пошли дальше, и эхо их шагов гулкими мячиками рассыпалось по лабиринтам улиц, отражаясь, дробясь и снова возвращаясь.
 – Ты знаешь, в детстве мама мне подарила куклу, – сообщила Маша. – Она была такая красивая и имела две головы. Одна блондинка, другая брюнетка… Ох, что это?
 В одном из домов что-то с треском обрушилось.
 – Чепуха, – сказал Сергей, и они пошли дальше.
 Маша стала рассказывать про куклу, про то, как ее отобрали соседские мальчишки. И что из этого вышло. А потом она рассказала еще… и даже вроде успокоилась, оттаяла. Да и Сергей почувствовал себя гораздо лучше, совершенно машинально выбирая направление движения и уже не оглядываясь по сторонам. Даже рассказал, как искупался в великой луже.
 За всеми этими рассказами они далеко не сразу услышали топот. А потом было поздно.
 Из-за угла, метрах в трехстах от них, выскочил белый крокодил. На бегу он открывал и с треском захлопывал пасть. Следом за крокодилом бежал Мирон. Он размахивал мечом и кричал:
 – Стой, тварь! Стой, животное!
 Крокодил не обращал на него никакого внимания, совершенно недвусмысленно взяв курс на Сергея и Машу.
 – Интересно, – спросил Сергей. – Что ему надо? А Мирону?
 – Действительно, странные какие-то, – пожала плечами Маша. – Они что, мухоморов с утра поели?
 В этот момент Мирон догнал крокодила, замахнулся, но тут же, обо что-то запнувшись, со страшным грохотом растянулся посреди дороги.
 На бегу крокодил обернулся, насмешливо рыкнул и еще сильнее заработал лапами.
 – Надо бы помочь Мирону, – сказал Сергей. – Вдруг ушибся?
 – Пойдем, – встревоженно сказала Маша и взяла его за руку.
 Но тут крокодил оказался настолько близко от них, что Маша увидела его маленькие злобные глазки, а также клыки, на которых пузырилась желтоватая слюна. Шестым чувством, чувством самосохранения, она вдруг осознала, что это – опасность, и закричала.
 Эхо ее голоса отразилось от противоположного дома, многократно усилилось, ударило в следующий, еще и еще… и наконец вернулось. Стена соседнего дома дрогнула и рухнула, в падении разваливаясь на отдельные обломки, которые с тяжелым стоном ударились об асфальт и погребли под собой крокодила.
 – Идиоты, – горячился Мирон. – Сколько раз вам говорить, что назад возвращаться нельзя? А если бы попали на обед этой зверюге?
 – Но ведь она погибла, – возразила Маша.
 – Глупенькая. Появится другая, и уж от нее-то вы не спасетесь. Вам сейчас надо вообще исчезнуть с этой планеты. Понимаете? И я вам могу это устроить. Вот только бы к сумеркам успеть на свалку…
 Улицы, по которым они шли, постепенно становились чище. Стали попадаться люди и совсем нелюди.
 Ярко накрашенная красотка с огромным бюстом и умопомрачительными ногами шла в обнимку с мешком из грубой холстины, туго набитым, ковыляющим на несгибающихся палках. В верхней его части поблескивали оловянные пуговицы, заменявшие глаза. Чуть дальше трехметровый богомол, вцепившись в телеграфный столб, бился об него головой и кричал: “Ну поговорим же, поговорим!”
 А столб вдруг вытащил из тротуара две приземистых, сильных ноги и перешел на другую сторону улицы. Богомол увязался было за ним, но, получив пинок, отстал и поплелся прочь.
 А они все шли и шли. Теперь Мирону не надо было оглядываться. Сергей и Маша чуть ли не наступали ему на пятки.
 Мирон подумал, что они все-таки изменились. Они явно стали более похожи на нормальных людей, а это хорошо и одновременно плохо. Плохо потому, что нормальным людям почти невозможно жить на этой свихнувшейся планете.
 Мимо потянулись деревянные дома. Народ здесь был попроще. Бабы лузгали семечки, мужики играли в карты или употребляли “горькую”, солидно закусывая ее крепенькими, собственного посола огурчиками.
 Кое-где вместо асфальта были положены деревянные мостки, по которым гулко топали ватаги ребятишек, запуская змея и играя в войну.
 – А куда мы идем? – спросила Маша. На щеке у нее краснело пятно кирпичной пыли. Но она его даже не пыталась стереть, а все оглядывалась и оглядывалась.
 – Я же сказал – на свалку, – ухмыльнулся Мирон.
 – На свалку?
 – Ну куда же еще? В этом мире нам только там и место.
 – А что там делать?
 – Увидите, – снова ухмыльнулся Мирон. – Вы только не пугайтесь. Я же сказал, что все беру на себя. Доставлю куда надо и в самом лучшем виде.
 Теперь город кончился, и они шли по лесной дороге. Под ногами хрустели осколки битого стекла и шелестела грязная скомканная бумага.
 Наступила ночь, и лес сделался незнакомым и таинственным.
 – Быстрее, быстрее! – торопил Мирон. – Вдруг не успеем? Чувствуете запах? Значит, уже близко. Быстрее, быстрее!
 Под конец они даже побежали, запинаясь в темноте о корни, железки и кучи битой черепицы.
 “Не нагружали бы машины с верхом, ничего на дорогу бы и не падало”, – угрюмо подумал Мирон, услышав, как под подошвой хрустнуло что-то пластмассовое.
 Совсем близко, метрах в пяти от тропинки, раздался волчий вой. Потом показалось, что их кто-то разглядывает. Но через минуту это ощущение прошло. А вой раздался снова, несколько дальше.
 Еще один поворот. Деревья раздвинулись, и они увидели свалку. В темноте она казалась сказочным полем боя, на котором кучей свалены тела погибших витязей, расколотая броня, поломанные мечи и поверженные штандарты.
 – Вот теперь можно не спешить, – сообщил Мирон. – Успели. И оставили с носом этого крокодилишку! То-то он будет беситься! А дорога миров вот-вот появится. Лишь бы облака не набежали. Ну, что стоите? Пошли!
 Запах свалки теперь стал почти нестерпимым, но Мирон пошел вперед, и Сергей с Машей, зажимая носы, последовали за ним.
 Наконец последний кирпич откатился в сторону, и крокодил выбрался наружу. С минуту он лежал на брюхе и внюхивался, пытаясь обнаружить запах ускользнувших людей, потом радостно взмахнул хвостом и бросился по направлению к окраине.
 Он был зол на весь мир, хотя и понимал, что в первую очередь надо злиться на себя. Сам виноват, голубчик. Не учел, что стена может рухнуть от такой смехотворной причины, как крик перепуганной женщины.
 Хотя еще не все потеряно. Он их догонит.
 Мелькали стены домов, испуганные люди шарахались в подворотни, а крокодил не сбавлял ход. Времени было в обрез.
 Стемнело. Теперь он был уже на окраине, которая вскоре кончилась, уступив место лесу. Собственно, здесь проходила граница владений крокодила. Но кто сможет ему противостоять? Да никто!
 И все же, свернув на узкую тропинку и разглядев впереди странные, полускрытые деревьями силуэты, он побежал тише. Словно бы кто-то шепнул: “Осторожно”.
 Он остановился, не добежав всего несколько десятков метров до зыбких, сделанных из неплотной черноты, но все же удивительно реальных существ.
 Волки! Только какие-то странные. Оч-ч-чень странные!
 А темные фигуры все надвигались, бесшумно разворачиваясь в полукруг, центром которого был он – крокодил. Потом в лунном свете блеснули длинные клыки, и над лесом пронесся заунывный вой, который перешел в истошный безумный хохот. Этого было достаточно. Крокодил понял все.
 Мгновенно развернувшись, он побежал назад, хотя был готов укусить самого себя за хвост от досады. Конечно, можно было попытаться это место обойти. Но крокодил почти не сомневался, что как только он свернет с прямой дороги в город, оборотни появятся снова. Это была их территория. Да еще к тому – полнолуние.
 Нет, в обход идти не имело смысла. И надо было что-то срочно придумать. Те, кого он преследовал, убегают все дальше и дальше. Но что же тут придумаешь?
 Он выбежал на дорогу, которая вела на свалку. По дороге, конечно, тоже не проскочишь. Но вот вопрос: сможет ли оборотень вскочить в кузов машины на полном ходу? Вряд ли.
 Действительно, минут через пятнадцать возник сноп света, и крокодил быстро взобрался на ближайшее к дороге дерево. В тот момент, когда машина проходила под ним, крокодил прыгнул. Уже в полете он успел подумать о том, что оборотни почему-то пропустили тех троих. Ну не странно ли? Он думал об этом до самой свалки, но ответа так и не нашел.
 Высоко и необозримо далеко мерцала луна, заливая серебряным светом холмы свалки и яблони в саду у Мирона, а также окошечко на дорогу миров. Сегодня пешеходов было почему-то маловато. Видимо, основная масса прошла вчера.
 У шлагбаума стоял верный Хрюндик, крепко сжимая в мохнатых лапах копье и укоризненно покачивая головой.
 – Хозяин, что-то ты задержался.
 Мирон не ответил, а подтолкнул вперед оробевших Сергея и Машу. Они сделали несколько шагов и остановились, вцепившись руками в крашеное дерево шлагбаума.
 – Это что? – спросил Сергей.
 – Это дорога миров, – тоном терпеливого учителя объяснил Мирон. – А вот те окошечки – окна миров. Пойдемте, присмотритесь. Какой мир понравится, туда и заходите. А стражу отдайте…
 Он пошарил в кармане и достал что-то похожее на маленькую янтарную звездочку.
 – Зачем? – спросила Маша, опуская ее в кармашек кофточки.
 – Таков порядок. – Мирон пожал плечами. – Это вроде платы. Понятно?
 Они помолчали. Где-то совсем невдалеке выли оборотни. По другую сторону шлагбаума волосатый тип, обутый в лапти, возмущался и требовал, чтобы его пропустили вне очереди, так как он жертва застоя. На него шикнули, и он, очевидно по привычке, притих.
 – Ладно, – сказал Мирон. – Пора вам, ребята. Для вас теперь только один путь – в другой мир. И давайте поторопимся. Не дай бог, здесь объявится та образина, что за вами гонится. Постарайтесь выбрать себе мир получше.
 Он пожал Сергею руку и легко прикоснулся губами к щеке Маши.
 Пора.
 Они шагнули на дорогу миров осторожно, неуверенно, словно ожидая, что она вот-вот развеется, как дым. Шагов через сто Сергей обернулся и помахал рукой.
 Хрюндик сорвался с места и побежал за ними.
 – Стойте!
 Догнав, он вручил Сергею копье и пошел назад, бормоча под нос:
 – Вот так-то лучше. С ним, знаете ли, надежнее. А у меня есть еще одно.
 – Спасибо! Спасибо за все! – крикнул Сергей, и они пошли вперед, все дальше, дальше и больше уже не оглядывались. Минут через пять они стали черными точками, а потом слились с дорогой миров и исчезли.
 Где-то невдалеке ревел мотор “камара”.
 Мирон сказал Хрюндику:
 – Сходи-ка возьми другое копье, а то ночь только начинается и, пожалуй, сегодня придется работать до конца.
 Хрюндик убежал. Несколько существ по ту сторону шлагбаума возмутились задержкой, но вскоре затихли. Мирон обернулся в сторону и увидел, что почти рядом с ним стоит ухмыляющийся крокодил.
 – А, пришел, – сказал Мирон и присел на корточки. – Поздно… Ушли они уже, и их не догнать. Все, теперь можешь убираться.
 – Ха, – сказал крокодил, лег на брюхо и с иронией посмотрел на Мирона. – Глупенький. Разве можно от меня уйти? Нет уж, что кому положено, тот свое и получит. Странные вы существа – люди. Не знаешь, что от вас ожидать.
 – А здорово я тебя надул? – спросил Мирон, закуривая сигарету.
 – Надул? Да нет, тебе просто повезло. Если бы не эта стена да еще оборотни, черт их задери… Куда бы они от меня делись?
 – Может быть, может быть, – согласился Мирон, не желая обижать крокодила.
 – Не может быть, а точно, – давил свое крокодил. – Вот ведь невезуха! Так недолго и вообще завалить службу.
 – Службу? А кому ты служишь?
 – Да тем же, что и ты.
 – Ну, положим, я-то служу этой сумасшедшей планете. Слежу, чтобы на нее кто попало не проник. А вот ты?
 – Ну и я тоже. Представь, что могут наделать неизменившиеся, если будут бродить где попало. Впрочем, ты и сам это прекрасно знаешь! Главное то, что в нашем мире, хоть он и кажется сумасшедшим, все прочно связано и переплетено.
 Они опять помолчали. Где-то хохотал филин. Возле мусорных куч шуршали бумагой утильмены. С треском завалилась какая-то конструкция. На минуту воцарилась полная тишина, а потом шорох и возня возобновились.
 – Слушай, а как тебе удалось приручить оборотней? – поинтересовался крокодил.
 – Оборотней? – Мирон пожал плечами. – Да никак.
 – Врешь, – убежденно сказал крокодил. – Да ладно, это твое дело. Черт, в город надо, а неохота. Надоело все… Ох, как надоело.
 Он вздохнул, поцарапал землю лапой и спросил:
 – А ты помнишь тех, кто создал этот мир?
 – Кого?
 – Ну тех, кто сделал дорогу и изменил наш мир. Раньше планета была как планета. А сейчас…
 Мирон недоуменно посмотрел на крокодила. Тот удивился:
 – Как, ты не помнишь? Впрочем, что это я? Тебя же тогда еще не было. И нечего так удивленно смотреть… А они были, вот только не помню, какие именно. И ушли они не дорогой миров, а каким-то другим путем. А может, и не ушли, может, просто спрятались и за нами наблюдают. Вдруг и в нашем мире есть какой-то смысл? Ведь не зря же он создан?
 Из темноты появился Хрюндик и, остановившись в сторонке, крепко сжал копье, готовый броситься на крокодила по малейшему знаку Мирона.
 – Не бойся, – сказал ему Мирон. – Все в норме.
 Хрюндик вроде бы успокоился, встал за спиной Мирона, но копье все же держал наготове.
 – Я только одного не могу понять, – сказал задумчиво крокодил. Ты-то зачем ввязался в это дело? Ведь они же чокнутые, ненормальные. Или просто хотел со мной поиграть в “кто кого”?
 – Да нет, – устало сказал Мирон. – Нет, дело не в том. Все гораздо проще. Они люди, и я человек. Впрочем, ты не поймешь…
 – Где уж мне. – Крокодил сокрушенно покачал головой. – Только чтобы быть человеком, нужно доказать свое право на это. Вот и доказали бы. А я бы, может, их отпустил. Впрочем, даже уйдя в другой мир, они остались прежними. Так что, я думаю, для них проблема далеко не решена.
 Мирон пожал плечами. Крокодил повернулся и ушел в темноту. Хрюндик сообщил:
 – Ждут…
 – Угу, – сказал Мирон и повернулся к шлагбауму. – Сейчас мы их, голубчиков. Кто первый!
 Дорога тянулась вдаль, и не было ей конца. Идти было приятно. Звездное полотно слегка пружинило под ногами, а когда Сергей приложил к нему ладонь, то почувствовал, какое оно теплое и шелковистое.
 Собственно, освоились они быстро и теперь смотрели на мелькавшие окошечки миров, как на обычную вещь.
 – Ну что, какой мир выберем? – спросил Сергей.
 – Может быть, вот этот? – сказала Маша.
 Они остановились и некоторое время смотрели через окно на чужой мир. Он им понравился.
 Маша вытащила звездочку и сунула ее лохматому толстому стражу дороги. Тот довольно заурчал и перестал целить в них своим оружием, похожим на гигантскую мясорубку.
 – Проходите, – услышали они, хотя могли поклясться, что страж не издал ни звука.
 Шлагбаум поднялся, они ступили в мир, который должен был отныне стать их домом.
 В лица пахнуло теплым ветром. Невдалеке начинался лес, в который уходила извилистая тропинка. Где-то очень далеко виднелись крыши деревянных строений.
 Сергей и Маша пошли по тропе, мимо холмов, поросших яркими, странной формы цветами, мимо прямоугольного строения, которое басовито гудело. Вступили в лес, окунувшись в его прохладную влажную полутьму, где совершенно не было ветра. Прошлогодние листья пружинили под ногами, а они шли и шли, взявшись за руки и улыбаясь.
 Они не видели, что позади них из-за дерева высунулось и тотчас же спряталось что-то очень похожее на белый крокодилий хвост.