Аннотация: Межпланетный Альянс, объединивший жителей Земли и их союзников, столкнулся у дальних пределов галактики с чуждой и враждебной расой — кровожадными Халианами, регулярно совершающими пиратские набеги на окраинные планеты. Только боевой Флот Альянса может дать отпор безжалостным пиратам. Эта книга — история Флота, история его поражений и побед.


---------------------------------------------


 Дэвид Дрейк, Билл Фосетт
 Флот



 Дженет Моррис. КОЛЛАБОРАЦИОНИСТ


 — Беги, Пресвятая Матерь Божья, беги! — вопил Фавн, и Инглиш очнулся от сна на соломенном тюфяке в конюшне. Испуганно фыркали лошади, пронзительно ржали, били копытами в стенки стойл.
 Секунду Инглишу казалось, что все это ему снится. Он протер глаза, но ослепительные вспышки не исчезли. Небо за окошками конюшни полыхало огнем. Лошади не терпят огня. И теперь они ржали так неистово, что заглушали голос конюха, умолявшего, чтобы он помог ему справиться с ними.
 На него посыпались недоуздки и попоны. Фавн швырял их и кричал:
 — Быстрей, Инглиш! Быстрей! Господи Боже! Хорьки! Демоны инопланетяне! Пираты! Космические налетчики! Да ну же! Надо спасать лошадей. Семейство поручило…
 Инглиш уже вскочил с недоуздком в руке. Конь, который ему дороже благородного семейства, владеющего в конюшне всем, включая и его, и Фавна — белокурого мальчика, младшего конюха!
 Он отшвырнул двенадцатилетнего Фавна с дороги и ринулся, сжимая недоуздок, туда, где в отдельном помещении жеребец Гордость Кельтов, наверное, старался проломить выход из своей одиночки.
 Снаружи ухоженные газоны взметывались в фонтанах металла и огня.
 Больница в Корке была переполнена. Раненые стонали в коридорах, валялись на газоне, как бурые листья после удара осеннего, ветра. Но бурость была буростью запекающейся крови, и повсюду воняло страхом, смертью, экскрементами и мочой.
 Халианская высадка в Корке осуществилась. — Расположение всех административных зданий было известно точно, а если попадания оказывались чуть неточными — что значит промах в пару сотен ярдов против беспомощного врага?
 На Корке не осталось никаких властей, которые могли бы капитулировать, будь халианские налетчики такими врагами, которые принимают капитуляции. Планета Эйре, вполне возможно, уже вообще лишилась какой бы то ни было центральной власти, но до массированного вторжения халианским пиратам дела не было. Их делом было забрать все, что им требовалось, и уничтожить то, что не требовалось. Внезапно обрушиться, сокрушить врага, истребить побольше расползающихся по галактике вредных тварей, именующих себя человечеством, и убраться восвояси. Целыми и невредимыми. До того, как человеческий Альянс Планет узнает, где именно напала Халия, и отправит Флот остановить вторжение. Альянс примет соответствующие меры — Флот нацелится нанести ответный удар, но это уж заботы халианского верховного командования, а не налетчиков. Налетчикам было достаточно одержать победу, включить двигатели и скрыться во мраке космоса под покровом спасительной физики гиперпространства.
 Все эти годы Центральная база оставалась вне досягаемости человеческих поползновений, а свои аванпосты обе враждующие стороны давно привыкли зачислять в разряд допустимых потерь.
 На этом аванпосте человечества, называемом Эйре, халианские большие войсковые транспорты опустились на главную площадь города Корка, и теперь в эти, лежащие на брюхе корабли спешно загружали здоровых человеческих рабов — вереницы связок длиной в целые проселки.
 Кое-где завязывались бои — сопротивление на пятачках, озаряемых вспышками плазмотронов и простого оружия. Теперь, когда халианские войска высадились, воздушная бомбардировка прекратилась.
 Налетчики вытявкивали команды на улицах, перегороженных легковушками, грузовиками и фургонами; они развертывали Отряды в городе, пристреливая, всякого, кто, казалось, мог оказать сопротивление, а также всех раненых, старых, больных и слишком юных.
 Подразделениями из двенадцати бойцов инопланетяне прочесывали квартал за кварталом, дом за домом, не оставляя позади себя ничего живого. Они сжигали все, что могло гореть, включая людей, которых не стоило забирать с собой. Они подчистую вымели административные здания и загазировали тюрьму, следуя инструкции, определявшей, кто годится в рабы.
 Захват добычи был еще в самом разгаре, когда одно из подразделений обнаружило больницу. Командир, чей мех был, естественно, рыжим, весь в брызгах крови и слипшихся колтунах, отдал распоряжение в портативный коммуникатор. Его черный нос подергивался. Остренькое лицо, точно мордочка хорька, раскололось в белозубой усмешке — признак возбуждения у халиан. Язык его извивался.
 Ему приказали ждать подкрепления, и он построил свое подразделение в оборонительное каре. В ожидании он поигрывал с соплом своего огнемета. Оружие, свисающее с его узких плеч, казалось вдвое тяжелее обычного, как всегда в такие минуты — минуты бездействия.
 Его помощник хлестнул хвостом с черным кончиком и откровенно принюхался, заглядывая в развороченный вход в больницу.
 Запасные генераторы там включились, когда халианский бомбовый удар разрушил энергетическую сеть. И в мерцающем свете на белых полах были видны змеящиеся кровавые следы, точно разметки в коридорах военных транспортов. И тела на носилках, составленные ярусами, как укладывают рабов в трюмах.
 Но никто из раненых не смотрел на пиратов, выжидающих на ступеньках за дверным проемом. Это были люди, которых сочли безнадежными их же собратья, — почти покойники: лишившиеся рук или ног, ослепшие, с распотрошенными внутренностями, с рваными ранами на шее — те, кого в мирное время спасли бы, но в войну они причислялись к погибшим и уже входили в списки потерь. От их запаха мех на хвосте помощника командира распушился так, что хвост казался вдвое толще.
 Халиане были плотоядными: безволосые враги называли их хорьками. Военные стычки продолжались не одну сотню лет. За все это время ни один халианский солдат не признался, что съедал сердца и печени врагов. Но это случалось. О, это случалось в темных проулках и в сумятице захвата пленных.
 И это случится здесь, в больнице, перед тем как будет отдан приказ сравнять ее с землей. Но случится не прежде, чем сюда явится халианский командующий. Всегда, когда предстояли приятные задания вроде очистки больницы, старшие по рангу имели право первого выбора, ублажались самыми лакомыми кусками.
 — Хорьки! — взвизгнул мальчик, прятавшийся в кустах, потому что было уже поздно. Поздно прятаться, поздно бежать. Но Фавн, младший конюх, попытался — выскочил из укрытия, кинулся от убежища семейства к развороченному господскому дому, и его белокурая голова заблестела золотом и тут же раскрылась алым цветком, когда халианский снайпер уложил его.
 Из-за трупа, который упал на землю, подергался в судорогах и застыл, вышли халианские пираты. Вооруженное до зубов, подразделение осторожно пробиралось между деревьями и кустами, точно хищники, которыми они и были. В солнечном свете их мех переливался коричневыми тонами. Черные глаза блестели, влажные носы подергивались, вынюхивая товарищей врага, который закричал перед смертью. Когтистые черные руки крепко сжимали автоматы.
 Пока они лавировали, из кустов у них за спиной не донеслось ни единого звука. Но плечи под густым мехом были сгорблены, мускулистые ноги полусогнуты. Некоторые теребили форменные пояса на бедрах, чуть ниже которых яростно хлестали хвосты с черными кисточками на конце. Некоторые порыкивали сквозь острые зубы. Халиане давно сражались с людьми — охотились на безволосых врагов, уничтожали их, порабощая, истребляя при каждом удобном случае, — а потому понимали, что убитый выкрикнул предупреждение, а не завопил от страха и не испустил боевой клич.
 И теперь подразделение продвигалось очень медленно по инопланетной местности. Один, согнув колени, опустив голову, выскакивал вперед — просто треножник для взятого наизготовку автомата — и застывал, готовый пристрелить все, что шевельнется, а затем тот же маневр проделывал солдат позади него и держал под прицелом все впереди. Таким образом, сменяя друг друга, бойцы подразделения продвигались вперед к роще и развалинам господского дома за ней в этом стилизованном менуэте, дышащем смертью.
 Наблюдая из убежища в кустах, юноша по имени Инглиш обнаружил, что халианские пираты удивительно похожи на лесников, охотящихся на браконьера. Только мех, черные носы да хлещущие хвосты и глухое рычание отличали их от крадущихся лесников. Ну и, конечно, количество оружия. А злобную жестокость, стрельбу по живым мишеням, возбуждение погони — все это молодой слуга Дома Диннинов (развалины которого виднелись в отдалении) наблюдал и раньше.
 Хорьки ничем не отличались от его господ-людей, и, пожалуй, прятаться от них было немногим труднее, думал юноша, скорчившись в своем лиственном приюте, — ведь и он иногда занимался браконьерством. Но если тебя изловят пираты, это будет концом.
 Они ловили рабов, это Инглиш знал. Им требовались рабы. Ему это сказали совсем недавно Кеннеди и Смит. Он рассчитывал на это, успокаивал себя этой мыслью, когда начался налет. Налет, сыплющаяся с неба смерть, за одну ночь взрывов, огня и все новых и новых ударов уничтожившая жалкую наземную оборону Эйре…
 Камни господского дома, ограда поместья, конюшни, склады и амбары — все исчезло, словно свихнувшийся исполин смел их небрежным движением руки.
 Но семейство уцелело.
 Позади него и десятка таких же дозорных благородные Диннины прятались в пещере с оружием, слугами и лучшими лошадьми, храня обычную надменность.
 И прежде чем Хорьки расправятся по-своему с хозяевами поместья, все слуги Диннинов должны умереть, как умер Фавн, чей труп теперь волокли халиане.
 Это была подлость. Терри Инглиш хотел убежать, но не разделить судьбу Фавна, который валялся на земле безголовый, а халианские пираты дрались из-за трупа. Не хотел он, и чтобы его пристрелил как предателя кто-нибудь из слуг у него за спиной — десятерых, оставшихся теперь, чтобы защитить семейство, которое владело десятками их.
 А потому Инглиш, дрожа, затаился в гуще листвы, и скользкой от пота почти детской рукой сжимал охотничий нож у себя на поясе. Все оборачивалось совсем по-другому, чем ожидалось. Совсем! Халианским пиратам следовало пронестись в небе на сверкающих военных кораблях, смести дом и окрестности, а затем проследовать в сторону Корка, где город оказал бы им достойный прием. Им не следовало быть здесь, топтать голубую траву, кусать друг друга в ярости из-за того, кому из них достанется правая кисть бедняги Фавна.
 Инглиш зажмурился. Его била дрожь. Что толку бояться? Что толку думать о том, как все могло быть, как должно было быть. Халианские пираты здесь, и Фавн уже убит.
 Инглиш никогда не задумывался над тем, что халиане делают со своими рабами. Рабы — это рабы, считал он. Рабами были все, то есть все, кроме семейств с их судами, их законами, полицией, с их недостижимыми благами богатства и образования.
 С усилием открыв глаза, молодой конюх Дома Диннинов продолжал смотреть со стоицизмом, свойственным таким, как он. Действительно ли то, что пираты проделывают с трупом Фавна хуже того, что владыка Диннин сделал бы с ним, попадись он с убитым голубем или даже белкой? Сейчас Фавн хотя бы мертв.
 Ягодицы Инглиша ныли от неудобного положения, его мучили страх и сочувствие мальчику, который спал рядом с ним в конюшне. Все лошади, все бесценные лошади Диннинов были мертвы или где-то бегали, обезумев, если не считать немногих личных верховых лошадей, укрытых в семейном убежище.
 Диннины приготовились спрятаться, приготовились выдержать осаду и, возможно, переживут ее, даже если все выставленные часовые вроде него и Фавна погибнут, чтобы обеспечить это.
 Халианские бойцы внизу убеждали в этом Инглиша, каждым новым торжествующим поруганием трупа, каждым злорадным тявканьем, каждым веселым рычанием.
 Единственный корабль Альянса в нормальном пространстве, находившийся неподалеку от Эйре в момент, когда подал сигнал охранный маячок, мог добраться до планеты за шестнадцать часов, если бы его командир забыл обо всем и пожирал бы парсек за парсеком.
 Что он и сделал. Экипаж эсминца «Хейг» насчитывал двести самых закаленных ветеранов, каких только мог выставить Альянс. Эйре, пожалуй, была им в самый раз. Они предпочитали воздушные десанты и наземные бои, а пятьдесят рядовых 92 — й десантной дивизии быстрого реагирования «Рыжий конь» стремились «нарастить свои накидки», раздобыв столько халианских хвостов, что их накидки будут мести землю. Один из десантников по фамилии Инглиш кроме накидки обзавелся и целым одеялом.
 Командир сверился со списком наличного состава и вызвал к себе троих офицеров, включая Инглиша, уроженца Эйре, чтобы составить план боевых действий. В космосе эсминец вступил бы в бой с халианским космолетом с полной охотой, но в подобных обстоятельствах все решалось на земле. Распылять вражеский корабль, покидающий человеческую планету не полагалось — ведь на борту всегда бывало много людей. Компьютерные системы наведения кораблей Альянса предпочитали по людям не стрелять. И халиане это знали, проклятые работорговцы!
 При мысли о халианских трюмах, набитых рабами, командиру стало тошно, но у него было предчувствие, что на этот раз удача улыбнется «Хейгу»и его экипажу. Они оказались не только удивительно близко к Эйре, но у них был человек, который должен знать планету как свои пять пальцев.
 Ожидая офицеров, командир поигрывал подарком жены — табличкой с его фамилией, очень роскошной, инкрустированной перламутром. «Джейсон Г.Падова» гласила она. Он всегда с нежностью думал о своей семье перед началом боевой операции. Не то чтобы в нем была хоть капля трусости. Просто слишком много он видел сражений и зверств, творимых халианами.
 Он хотел, чтобы его жена и дети могли спать, не опасаясь ночного налета. Он хотел выполнить свои обязанности. И мог это сделать: «Хейг» был сверхкомпьютизированным эсминцем, он мог расправиться с тремя халианскими кораблями его класса, располагая лишь минимумом экипажа, чтобы было кому всунуть голову в коммуникационные шлемы, чтобы компьютерная сеть получала энцефалограммы и индикаторные движения глаз. Даже без двадцати людей на борту, то есть живых, «Хейг» продолжал бы уничтожать все, что имело спецификации халиан и двигалось в радиусе двадцати тысяч миль, пока не расплавились бы все его контакты.
 Но тебе-то какой был бы от этого толк, если ты был бы уже мертв? И девизом Падовы всегда было выживание: для Падовы, для его экипажа, для корабля Альянса, которым он командовал уже столько лет, что успел научиться обходить инструкции и извлекать все, что мог предложить Флот. «Хейг» был мыслящей машиной-убийцей и обладал большим количеством роботизированных функций, чем соответствовало букве закона. Если проявить юридическую придирчивость. Но в глубине сознания Падова бережно хранил последнюю команду, которую составил он сам. Она обеспечивала подчинение автоматических функций «Хейга» человеческим приказам до момента самоуничтожения, так что Хорькам не удастся запустить когти в строго хранимые секреты «Хейга».
 До тех пор, пока будет оставаться хоть кто-то, чтобы командовать «огонь», боевое оружие и его электромыслящие компоненты будут оставаться в подчинении законов Альянса. И человеческая кодированная последняя воля и команда «огонь!» будут волей и командой этого человека.
 А потому командир Падова, когда вошли его офицеры, был полностью готов сделать то, что был обучен делать.
 Он жестом помешал отдать честь седому командующему оперативной группой и женщине, начальнику его разведки, и улыбнулся юному обритику с молочно-голубыми глазами.
 — Садитесь, господа, — пригласил Падова и сразу же продолжал: — На Эйре высадились пираты, то есть когда поступил сигнал SOS, отраженный от стационарного ретранслятора и зашифрованный так, словно его отправил спасшийся гражданский космолет. Данных мало: видимо, главный удар пришелся по городам Корк и Шэннон. Инглиш, расскажи-ка нам все, что тебе известно про Эйре, — и как можно короче.
 Молодой десантник почесал в ежике затылка, а его голубые глаза вперились в пол.
 — Э, да, сэр. Ну, кроме того, что есть в компьютерных данных и планетных атласах, так, капитан, я, пожалуй, скажу… не стоит она того, чтобы ее спасать, капитан! — Лейтенант вздернул голову, и Падову хлестнул по лицу вызывающий взгляд.
 Командующий группой резко обернулся к нему, начальник разведки щелкнула крышкой портативного компьютера, но лейтенант только встал по стойке «смирно»и ничего больше не сказал.
 Чертова психология наземных сил! Падова медленно кивнул, словно взвешивая слова десантника, а потом наклонился через стол и произнес очень размеренно и очень четко:
 — Лейтенант Инглиш, ваша оценка рассмотрена. Возможно, вас не удивит, но мы… примем… меры… для… спасения… Эйре… в любом случае. И с этого момента вы член оперативного штаба. — Падова знал, что у него от раздражения вздулась шея — он почувствовал, как в нее врезается край воротничка. — А кроме того, вы первый, кто высадится, а потому выкладывайте о Шэнноне и Корке все, что помните.
 Когда выяснилось, что у Инглиша на планете где-то есть однояйцевый брат-близнец, Падову это нисколько не удивило. Чертовы десантники все на одну колодку: пустая голова, но бойкий язык. И беззаветная смелость. И могучие мышцы, чтобы ее подкрепить.
 Раз операция зависит от десантника — десантника, который ненавидит местных жителей, как этот лейтенант Инглиш ненавидит эйрцев, — то халианам предстоит схватка с человеческими противниками куда ожесточенней обычной.
 Падова всегда стремившийся избегать излишних кровопролитий, понимал это, но не стал принимать к сердцу. Чуточка бесчеловечности, пожалуй, не помешает. Теперь оставалось только поставить этого бешеного сукина сына в нужную позицию и выдернуть чеку.
 Глядя, что происходит с трупом Фавна, потому что у него не было сил отвернуться, Терри Инглиш не сознавал, что его пальцы впивались в дерн, словно пираты оскверняли его беспомощное тело. Он вспоминал прошлое, и казалось, что это так и есть. Не сознавал он, и что плачет, что по его щекам ползут длинные серые черви слез. Годы и годы он молился, чтобы явились халиане, и семейства на своей шкуре испытали бы то, что заставляли испытывать других. Пусть они сокрушат эту надменную и злобную орду, которой он с рождения был обречен служить и которая даже мысли не допускала о том, что он одной с ними расы.
 Диннины и другие благородные семейства обладали собственной государственной религией, всепланетным культом высокородных, чтобы провести границу между собой и низшими классами. Так спасет ли их теперь этот бог крови, всепланетный безжалостный бог, опекавший только привилегированных?
 Когда член семейства умирал, это тщательно скрывалось. Тупоумные слуги верили в то, что утверждал каждый Дом: что могучие семейства бессмертны, что смерть ожидает только кабальных как справедливая кара за вороватость и прочие пороки недочеловеков, а члены семейств возносятся на небеса в огненном вихре, обретают там былую юность и живут вечно — принимая жертвоприношения, воздавая по молитве, самосотворенные святые Эйре.
 В это верили почти все в Доме Диннинов, все в Корке. Да, все, кроме Инглиша. Инглиша продали вместе с лошадьми, которых он выезжал, купили в Шэнноне, где бедняки были умнее, а воры кое-чему выучивались. Он ухаживал за скаковыми лошадьми, и на ипподромах по всему Эйре он узнал побольше, чем просто кое-что. И в ипподромных барах он знакомился с людьми, которые побывали за облаками, — в барах, где определялись победители еще до начала скачек и делались ставки, которые могли купить человеку его свободу.
 В пятнадцать лет Инглиш так вырос и отяжелел, что уже не годился выезжать лошадей — жокеи никогда не весили больше пятидесяти килограммов; и не мог ночью сойти за девочку. Едва на подбородке у него пробилась борода, владыка потерял к нему всякий интерес, и он узнал, что такое настоящие тяготы.
 Но все-таки выпадали хорошие часы в барах со знающими людьми, и когда его продали вместе с могучим, скакуном Гордостью Кельтов Дому Диннинов, он отправился туда неохотно с дурными предчувствиями, которые более чем оправдались.
 Корк был глушью. Диннины отличались феодальными нравами, печатью вырождения из-за постоянных браков с близкими родственниками и садизмом. Если бы Инглиш иногда не ездил со старшим конюхом в город в поисках наилучших отрубей, кукурузы и брикетов для жеребят, жизнь за пределами конюшни превратилась бы в полузабытый сон. Но он ездил в город, проводил субботние вечера в баре лошадников и там впервые услышал про готовящийся налет халиан. И там с ним вошли в контакт, и он сделал свой выбор.
 — Эй, Инглиш, как твоя задница?
 В баре было душно от табачного дыма и запаха выдохшегося пива. Опилки, усыпавшие пол, набились ему в сапоги через прохудившиеся подошвы. Он покраснел, когда букмекер его окликнул, и сделал вид, будто не услышал. Снял сапог и начал вытряхивать опилки.
 Но оплывшая от пива физиономия дышала ему прямо в лицо, наклонившаяся голова с налитыми кровью глазками и липкими губами осведомлялась:
 — Задница у тебя сыта Диннинами, а, мальчик? Если ты еще мальчик…
 Инглиш не сжал кулак, не врезал каблуком сапога в сальный подбородок наклонившегося над ним мужчины. Он натянул сапог на ногу и выпрямился.
 Бука звали Кеннеди, и на ипподроме его не называли иначе как пройдоха Кеннеди. И не без причины. Не было такой подлости, на какую не пошел бы этот бочкоголовый карлик с волосатыми ушами, лишь бы извлечь выгоду.
 — Чего тебе от меня надо, Кеннеди? — хрипло спросил Инглиш, осипнув от усилия сдержаться. Ягодицы у него заныли, рефлекторно сжавшись. И зачем Кеннеди понадобилось выкрикивать свою издевку во весь голос, так что все вокруг уставились на них, перешептываясь?
 Теперь все узнали, как Диннины используют Инглиша, а наверное, знали и раньше. Мэри Диннин не принадлежала к святым, как и ее брат Олтон, как и ее отец — высокородный владыка Гарольд. А то, что происходило в Доме Диннинов, ничем не отличалось от того, что происходило в других благородных домах, твердил себе Инглиш, стараясь погасить жар стыда, заливший его щеки.
 Кеннеди только выжидающе ухмылялся, и Инглиш повторил вполголоса:
 — Чего тебе надо?
 А Кеннеди ответил:
 — А пригласить тебя распить кружечку со мной и моими друзьями.
 — У тебя на этой планете нет ни единого друга, — ответил Инглиш, но все-таки очутился за круглым столиком.
 И почти сразу сообразил, что у засаленной троицы, с которой свел его Кеннеди, была своя причина завязать с ним знакомство. Выходило, что халианские пираты положили глаз на Эйре и «всякий, у кого голова на плечах, должен сам о себе позаботиться».
 Эта жуткая сказочка, поведанная в баре лошадников такими, как Кеннеди и трое его заросших щетиной приятелей, казалась обычной пьяной болтовней. Но тут Кеннеди познакомил его с каждым из трех по отдельности, и оказалось, что один из них с другой планеты.
 — А мне-то что? — спросил Инглиш, глядя на черные волоски у себя на запястье, которые неопровержимо доказывали, что он — недочеловек. Все правители Эйре, все чиновники в Корке, все Диннины были рыжими и веснушчатыми. Бог возлюбил веснушчатых. А все остальные на Эйре были не лучше зверей полевых.
 — А то, — сказал инопланетник, такой же смуглый, как Кеннеди, но голубоглазый, как сам Инглиш. Не ответ, но утверждение. И тут Инглиш вспомнил его фамилию: Смит.
 Смит наклонился поближе и пригвоздил Инглиша взглядом, как стальные наручники.
 — Нам бы пригодился человек вроде тебя — кто-то в Доме Диннинов. Для разведки. Карты. Распорядок. Инфо изнутри… Ночные разговоры в полезных постелях…
 Взвизг стула, отодвинутого Инглишем, заглушил все остальное. Возможно, это так на него подействовало из-за вины, которую он постоянно ощущал. Кто-то заглянул ему в голову, услышал его молитвы, решил, что он тот, кто им требуется. Мальчик, который так горячо и так долго молился, чтобы прилетели Хорьки и наподдали по благородным задницам Диннинов, сволочей из сволочей… А может, это ловушка, уловка, чтобы проверить его верность? Никакой верности он не чувствует. Ну и что? Чему ему быть верным? Он не мазохист, не грелка в постели. Он человек. Но стать предателем?
 Он не успел допить пиво и уйти, как в его запястье вцепились пальцы, и Кеннеди потребовал: «сядь, да сядь же», — и тянул его за руку так, что ему оставалось либо затеять драку, либо сесть.
 Инглиш знал, чем обернется для него драка. Какие у него шансы против мужчин вдвое его старше и тяжелее? Явятся констебли, и он же окажется виноватым, потому что у Кеннеди есть деньги — у Кеннеди всегда есть деньги — и он не местный, а Инглиш последняя тварь, чужак, ставший конюхом Диннинов. Диннины будут решать, внести за него залог или нет. Ну, раз до стипльчеза на Кубок Диннинов остается три недели, они скорее всего его выкупят. Но тогда он лишится сносной еды, того, что считается привилегиями, и с него всю шкуру спустят. Так что он еще долго будет стискивать зубы, садясь на стул или в седло.
 А потому он сел, пока еще мог, пока его задница не покрылась кровоточащими рубцами, и сбросил руку Кеннеди, будто и не боялся вовсе. А потом сказал:
 — Значит, ты хочешь еще чего-то добавить о том, к чему клонишь? А что, если я отвечу «нет»?
 — Не ответишь, — сказал Кеннеди не столько ему, сколько инопланетнику Смиту и двум остальным, которые словно плевать на него хотели, и Инглиш внезапно понял, каким будет ответ на его вопрос.
 И Кеннеди неумолимо произнес этот ответ:
 — Диннинов ты вряд ли так уж обожаешь, малый. Но вот старину Гордость Кельтов ты любишь.
 Инглиш только уставился на него, и угрозы его лошади продолжали сыпаться:
 — След иглы не обнаружить. Жидкость в коленную чашечку. Во время скачки колено разлетается вдребезги, лошадь пристреливают, а вина — твоя. А то…
 — Я тебя слушаю, — сказал Инглиш. А что ему оставалось? Могучий гнедой по кличке Гордость Кельтов был стригунком, когда Инглиш стал конюхом. Вместе они попали в Дом Диннинов. Оберечь коня, не сообщив все Диннинам, он не мог, да и тогда… Он словно увидел, как жестокие губы Олтона Диннина складываются в улыбку предвкушения, пока он пытается объяснить, с какой это стати он очутился в обществе людей, способных на такие угрозы.
 Сделка вначале была простои. Держи ухо востро. Слушай про политику. Про корабли Альянса, кто приезжает, кто уезжает, чем интересуется. И где находятся семейства. В определенные дни. И как устраивать встречи и тайники для передачи сведений. Это не опаснее, сказал себе Инглиш в тот вечер, как затем повторял себе еще полгода ночей, это не опаснее чем жить под властью Диннинов.
 Смит, когда все было обговорено, нагнулся через стол и сказал:
 — Если что, сынок, упомяни мое имя — хорькам.
 Эти слова звучали в ушах Инглиша теперь, когда халиане, совсем хорьки с виду, медленно и осторожно подбирались к дому.
 Халиане забирали рабов, а из остальных никого в живых не оставляли. Это знали все. Из-за халианских налетчиков Эйре и другие планеты, о которых слышал Инглиш, и были так бедны. Во всяком случае так твердили Диннины. Мэри Диннин имела обыкновение откровенно болтать по телефону, когда Инглиш согревал ее постель. Он слышал все о повышении налога для Альянса, о кампании по сбору средств, чтобы получить от семейств достаточную сумму для оборонительной системы космической защиты, о попытках принудить Альянс послать в этот квадрат больше кораблей, или же создать наземную базу, настоящий военный космопорт на Эйре.
 Флот Альянса Планет существовал уже тысячу лет, но за весь этот срок Эйре ни разу не стала базой для его операций, хотя ее обитателей и мобилизовали в армейские части наземных сил Флота. У Терри Инглиша был брат, который по слухам служил в одной из таких частей.
 Последний раз брата Инглиш видел в пятилетнем возрасте, и Гордость Кельтов был ему ближе брата, а всех других людей — тем более. И теперь он без малейшего зазрения совести готов был выдать Диннинов Хорькам, если бы представился случай. А если он не хотел быть убитым, как Фавн, ему надо было обязательно найти такой случай.
 Если Смит не солгал и, назвав его имя, Инглиш не будет отпущен инопланетянами на свободу, так быть рабом халиан, наверное, ничем не хуже, чем быть слугой Диннинов, как свидетельствовали рубцы у него на теле и всякие воспоминания.
 Трудность заключалась в том, что Гордость Кельтов находился в убежище Диннинов. И одно дело выдать своих угнетателей новым угнетателям, но совсем другое — обречь гнедого красавца на смерть или дурное обхождение.
 Парализованный неуверенностью и страхом, Инглиш забился поглубже в кусты в ожидании дальнейшего, а Хорьки, постреливая по кустам, окружали развалины дома.
 Далеко позади него в потайной пещере Гордость Кельтов вопросительно заржал, но звук этот был почти не слышен, так как вечерний ветерок дул в сторону семейного убежища от развалин дома и Хорьков, и Инглиша тоскливо съежившегося на своем посту.
 Халианские налетчики обрушились на дом точно Божий гнев, оставляя за собой кумулятивные заряды, а когда собрали и рассортировали все ценное, включая горстку рабов, которых имело смысл забрать с собой, взорвали развалины, а заодно и зерновой склад для пущего шума.
 В алых отблесках глаза халиан горели красным огнем. Налетчики держали под прицелом двадцать с лишним крестьян. Шестнадцать пленников, уже связанные между собой — здоровые, сильные, молодые, главным образом женщины, — стояли в стороне, привязанные к дереву возле груды добычи.
 Халианин вразвалку обошел остальных и невозмутимо пристрелил старика. Выбранного наугад, просто чтобы преподать урок рабам. Одна из женщин в связке закричала и рухнула на колени. Другой халианин подошел к ней, подсунул ствол автомата ей под подбородок и таким способом поднял ее на ноги. Связка замерла в гробовом молчании.
 В отличие от детей и стариков. Какой-то мальчик испуганно позвал — видимо, свою мать. Он попытался броситься к связке и получил пулю в голову.
 Командир подразделения, убедившись, что урок дошел до связки, поднял и опустил руку. Он уже удалялся от криков и шума, когда его подчиненные принялись резать старых и малых. Ему не хотелось есть. Нутряное чувство подсказывало ему, что он что-то упустил. Что-то позади них, подсказывал ему инстинкт, заставлявший напрягаться и ныть мышцы его спины.
 Он оставил троих стеречь связку, хотя люди в ней от ужаса забыли о сопротивлении, а остальных повел назад тем путем, которым они подошли к дому. Чего-то не хватало, и его нос подсказывал — чего-то по ветру, потому что в доме не нашлось ни настоящих драгоценностей, ни жирных благородных затейливо причесанных женщин, ни мужчин, сжимающих в руках золото в надежде откупиться от неизбежного.
 И никто из рабов не смотрел в наветренную сторону, а только назад — туда, откуда появились он и его бойцы. Командир подразделения разбогател, нападая на человеческие поселения. Ему это удалось, потому что он знал повадки своей добычи. Как и положено охотнику.
 Мэри Диннин внезапно обрела спокойствие. Накануне вечером она обдумывала празднование своего тридцатипятилетия. В небе плыла полная луна, было светло как днем, и в ней бурлило радостное возбуждение. А теперь она, Олтон и их финансовый помощник и управляющий притаились здесь, в пещере, приготовленной отцом ее отца именно на такой немыслимый случай, — в пещере, о которой на протяжении ее жизни почти забыли. Притаились с лучшими своими лошадьми. И не менее дюжины слуг между ними и гнусным вооруженным зверьем прозванным Хорьками.
 — Казалось бы, — говорил Олтон, втягивая последнюю понюшку своего табака, — что за наши взносы Альянсу, не говоря уж о Шэнноне, мы могли бы рассчитывать на более надежную защиту.
 — А иди ты, Олтон! — сказала она. — Я хотела приобрести корабль, как Колдуэллы, но, ах нет-нет, ты счел, что оно того не стоит. «Корабли себя не оправдывают, дорогая. Мы уподобимся Колдуэллам — будем себе в убыток менять их каждые несколько лет: ведь нельзя же пользоваться устаревшей моделью, не так ли?» Ну, будь у нас самая устаревшая модель, мы были бы теперь вне всякой опасности, а не отсиживались бы здесь с твоими проклятыми — и вонючими! — лошадьми. Лошади нам теперь не помогут, дорогой братец!
 Олтон встал и отошел туда, где нервно перебирали ногами его породистые кони и кобылы. А что, если лошади помогут? А что, если вскочить в седло и умчаться, перемахивая через все препятствия? Вырваться из этой невыносимой ситуации?
 Будь это возможно, Олтон давно бы ускакал, предоставив Мэри выпутываться, как она знает.
 Мэри Диннин рассматривала свои ноги в свете люминесцентной аварийной лампы. Ей следовало бы выйти замуж, вот что! Тогда бы ее оберегал муж, и ей не пришлось бы зависеть от поглощенного собой брата и горстки слуг. Пусть преданных, но просто не способных на то, что от них требовалось теперь.
 Если ей когда-нибудь удастся выбраться из этой жуткой пещеры, она обязательно поставит поместье на круглосуточную охрану — Олтон и этому противился как напрасной трате денег. Хоть бы ее отец был здесь! Но Гарольд отправился в Корк по государственному делу. Ему предстояло выступить с речью на какой-то церемонии в космопорте.
 Она мечтательно подумала, что ее отец уж сумеет как-нибудь освободиться. А если папа на свободе, он ее найдет, Он спасет ее. Не допустит, чтобы она погибла с Олтоном, зарезанная в пещере как собака.
 Она посмотрела мимо управляющего, который скорчился с бутылкой вина (она ее откупорила, но пить не смогла), туда, где Олтон поглаживал своего любимого коня. Чертова тварь! Возможно, теперь выяснится, что она была права, раз с самого начала возмущалась таким увлечением семейства лошадьми.
 Только лучше бы ей не убеждаться в своей правоте! Мэри вздохнула и провела по лбу привычным жестом страдальческого многотерпения, на этот раз вполне отвечавшего положению, в какое она попала.
 Лучше бы забрать в пещеру побольше слуг: было бы кому приготовить еду. Слава Богу, тут хватает еды, чтобы приготовить! И еще кого-то убирать за лошадьми, чтобы вонь не была такой удушливой.
 Она как раз пришла к выводу, что ей остается только взять себя в руки и решить, что приготовить на ужин, как совсем близко раздался выстрел.
 Она взвизгнула. Не смогла удержаться. А чертов жеребец Гордость Кельтов тоже взвизгнул и куда громче.
 Это нечестно. Да, нечестно! И она закричала, кидаясь к брату:
 — Я не вытерплю! Пристрели эту лошадь и всех остальных! Теперь же! Не то это сделаю я. Они нас выдадут. Мы попадем в плен! За нас потребуют выкуп…
 — Выкуп? — Брат обернулся к ней, держа гнедого за недоуздок. — Ты когда-нибудь слышала, чтобы халиане брали заложников? Они берут рабов, дорогая моя. Рабов. А у меня есть только шесть патронов. — Он хлопнул себя по бедру. — И два из них для нас с тобой, если понадобится. — Его рот сжался в узкую белую полоску. — Лошадей я выпущу, когда стемнеет. Может, они уцелеют.
 — Ну, хотя бы лошади получат шанс! — сказала Мэри едко. Руки у нее дрожали, кровь гремела в ушах, но она заставила себя пойти взглянуть, из чего управляющий сможет состряпать жалкий ужин при свете аварийной лампы в пещере, приютившей еще и лошадей. И вообще, что едят люди, прячась от врага совсем иной расы? Нечеловеческой?
 Выстрелы эти были выстрелами наугад, снова и снова повторял про себя Терри Инглиш. Ему удалось затаиться, когда халиане проходили мимо, но до него доносились вопли и стоны, свидетельствовавшие, что другим слугам на постах за его спиной повезло меньше.
 Он понукал себя выйти из укрытия, подойти к какому-нибудь Хорьку и объяснить, что он тот человек, который снабдил их всякими полезными сведениями о поместьях Диннинов. Но не мог. Ноги не слушались.
 Один халианский солдат прошел так близко, что Инглиш разглядел пролысину на его бедре, где мех вытерся под тяжестью оружия. Вот и следовало бы… но он не решился.
 А теперь было темно, и его одолевал страх. Что, если они сначала выстрелят, а вопросы будут задавать потом? Что, если его найдут прежде, чем он покажется им? Он боялся шевельнуться и боялся оставаться на месте. Может, они уйдут, так и не отыскав пещеры.
 Может… может…
 Но из темноты до него доносились звуки. Кто-то плакал, очень тихо — такой булькающий, почти захлебывающийся плач, словно кровью захлебывающийся. И тявканье, точно смех, тявканье, как тявкают лисицы Эйре; Но не собаки Эйре. Надо вылезать. И поскорее. Надо добраться до Хорьков, пока Хорьки не добрались до пещеры. Там же Гордость Кельтов! А они, наверное, не способны отличить одну лошадь от другой и понять, чего стоит Гордость. Конь может пострадать в неразберихе.
 Инглиш закрыл глаза и увидел Гордость, его красивые длинные уши, бархатистую морду, грациозно изогнутую шею; то, как он гарцевал, когда его подводили сзади к кобыле. Затем к этим образам подмешались нагие фигуры-Олтона и Мэри Диннинов, и вновь Инглиша охватила дрожь.
 Если он сейчас же не предпримет что-нибудь, у него уже недостанет сил шевельнуться. Его столько раз избивали и наказывали, что он знал, чего ожидать, когда ты в ловушке, когда тебе некуда деться.
 Надо сейчас же что-то сделать.
 Он уже совсем собрался встать, храбро шагнуть в темноту туда, откуда доносилось тявканье — в сторону пещеры, как вдруг словно ад с цепи сорвался.
 Он не мог ничего толком разглядеть — луна еще не поднялась над холмами. Но он услышал остервенелое тявканье и завывания. Услышал треск выстрелов — еще и еще… дружные очереди автоматов. И услышал отчаянное ржание жеребца, бешеную дробь копыт.
 С криком «нет!» он кинулся к пещере.
 Он прорывался через заросли, хотя знал обходные тропки. Его царапали и рвали шипы. Он услышал визг, громкий страшный лошадиный визг, и снова услышал выстрелы.
 Тут он выскочил к биваку халиан — там, истекая кровью, лежал Гордость Кельтов.
 Инглиш не знал, как он очутился возле коня. Не осознал, что прорвался к нему прямо сквозь толпу Хорьков, — пока не увидел стволы их автоматов. Он бросился на могучую теплую шею упавшего жеребца и пытался заставить Гордость поднять красивую голову.
 Что толку? Жизнь угасла в Гордости Кельтов. Так какое ему дело до наведенных на него автоматов или пятифутовых Хорьков, которые их держат?
 Гордость — все, что у него было, все, что он любил в мире. Жеребец даже не подергивался. Его тепло исчезало. Из него вырвались газы, из его трупа.
 По лицу Инглиша катились слезы, он не сопротивлялся, когда халиане его подняли.
 Они затявкали на него, а он закричал на них. Что говорили они, он не понял, а он сказал:
 — Сволочи! Безмозглые мохнатожопые сволочи! Вы убили такого коня! Да он стоил больше вас всех вместе взятых! Не знаете, кто я? Я Инглиш! Если бы не я, вас бы тут не было! Я человек, которого отыскал для вас Смит, ваш контакт. А вы…
 Он замолчал, осмысляя то, что сказал. К нему подскочил Хорек и ткнул его в бок, наклонив голову. Он что-то прорычал.
 Инглишу было все равно, что. Он сказал ему:
 — Они в пещере вон там. Они ничем вас не лучше, понимаешь? Плевать мне, что случится с ними, а ты как думал? Смит обещал, что со мной все будет хорошо, что вы меня не тронете. И он обещал, что лошади останутся целы. И он…
 На его подбородок обрушился приклад, и, ослепнув от боли, он рухнул на колени, Что-то ударило его по затылку, и он упал ничком на неподвижную шею Гордости Кельтов, ради которого стал коллаборационистом.
 Он вспомнил обещание Смита, что, когда тут все будет кончено, конь будет принадлежать ему. Что он не будет рабом, но свободным человеком, хозяином чудесной лошади — свободным, как и все на Эйре после завершения налета.
 Конечно, он ни на секунду не поверил — что будет свободным. Но он никак не думал, что Гордость погибнет из-за него. И тут его опять ударили. Так сильно, что он даже боли не почувствовал: просто сразу все исчезло.
 Халианские пираты радостно укладывали добычу в пещеру. Когда большие животные все были застрелены, люди-рабы сосчитаны, добыча поделена, было что отпраздновать. И эти дорогие рабы: жирные, ухоженные, все в украшениях. Лицо женщины было накрашено, и на ней не было рубцов, ее тело не одрябло, как у тех, кто щенился. Они позабавились с ней и с ее товарищем, таким тугим в заднице.
 Этих рабов связали с сумасшедшим рабом, очень сильным — с тем, который ворвался на их привал, — а потом отвели к дому, где привязали к остальным, а сами двинулись дальше. Сигналы маячка укажут грузовому кораблю, где забрать добычу.
 А подразделение получило приказ отправиться к месту эвакуации, и они отправились, веселые, шумные, раз задание было выполнено. Конечно, рядовые покусывали друг друга и задирались, поскольку теперь настало время посчитаться обидами. Командир сильно покусал много носов за то, что внезапное нападение больших животных, а затем и атаку одинокого раба-человек никто не предупредил. Но от этого еще ни один налетчик не умирал. Добычи было достаточно, чтобы возместить подобную небрежность. Повались на спину, поползай на брюхе, подставляя нос дисциплинирующим зубам — и все прощено.
 Командир, когда они поднялись на вершину холма, испустил оглушительный вой, откинув голову в лучах луны. Остальные подхватили торжествующий клич, и планета Эйре трепетала от ярости халианских налетчиков всюду, куда достигал этот вой.
 К тому времени, когда ударная часть Инглиша приземлилась в Корке, драться, собственно, было не с кем. Он прислонился к одной из длинных плоскостей, обеспечивших приземление его АПК, и посмотрел в небо, где за облачной пеленой раннего утра, быть может, Падове в «Хейге» повезло больше.
 Подчиненные лейтенанта Инглиша все еще выгружали наземные боевые машины. Инструкции полагалось выполнять. Но инстинкт десантника подсказывал ему, что тут не было ни одного халианина. Глубокие вмятины там, где приземлились — и взлетели — пираты, доказывали, что он не ошибается. Как доказывал и окутанный тишиной мертвый город, где не осталось никого, кроме погибших.
 Больница, административные здания, ну все. Что не разрушили бомбы, было умело уничтожено. Ну, как в любой военной зоне, но только эта заслужила такой разгром.
 У Тоби Инглиша во время спуска, когда его челнок вывалился из брюха «Хейга», вдруг возникло странное ощущение, будто у него только что отсекли часть тела.
 Это был жуткий, стремительный, мучительный миг, Ему почудилось, что позвонки его шеи хрустнули, но боль тут же исчезла, и все было прекрасно. Благодаря шлему и боевой наземной электронике проверить это затруднений не составляло. Его держали под тщательным контролем как всякое ценное оборудование. А он был очень ценным, учитывая, что вложил в него Флот, плюс то, что потратили на него десантники, чтобы сделать неотесанного олуха с Эйре тем, чем он стал.
 Да, того олуха не осталось и следа. Он испытывал удовлетворение, в котором не хотел признаваться даже себе, пока вел своих людей, продуманно маневрируя, по убитому городу Корку. На этот раз распотрошенные тела, исчезнувшие печени, вырванные сердца, перерезанные глотки не возмущали его, как обычно.
 На этот раз он испытывал некоторую симпатию к налетчикам. А вернее, враждебность к их жертвам. Штатские! Он профессионально рисковая жизнью, чтобы спасать их. Они были основой и утком Альянса — налогоплательщиками. Но Корк-то был адом, и Тоби Инглиш знал это, как никто другой.
 Его сержант и бойцы угрюмо сжимали губы, испытывая тягостное разочарование, потому что не с кем было вступить в бой. Если бы он мог, то объяснил бы им, что обитатели Эйре заслужили все, что получили. Он бы им это объяснил, да только даже ему самому было ясно, насколько такая оценка бессмысленна.
 Ему здесь туго приходилось, это так. Но тут он попал в десантники, потому что даже Эйре приходилось посылать свою долю плоти для защиты человечества.
 Его смущала такая реакция, и он посматривал на свой биоиндикатор, проверяя, все ли с ним в порядке. Он даже перемотал назад и нашел зубец, зафиксированный, когда он испытал боль во время спуска. Но зубец этот ничего не означал — во всяком случае для компьютера. А значит, и для него.
 А может, то, что он ощутил, как-то связано с его братом? Ведь считается, что между близнецами существует некая неопределимая связь, даже между разнояйцевыми близнецами. Но ему не хотелось думать о брате. Терри Инглиш сделал свой выбор. Как и Тоби. А какая бы подавляемая враждебность ни делала лейтенанта Толливера Инглиша более спокойным к подсчету трупов, чем обычно, может, это и к лучшему. Он лейтенант десантной части, а не психотерапевт.
 А вот когда вернется, то пройдет психопроверку, если не подвернется ничего интересного, например, погоняться за Хорьками.
 При мыслях о Хорьках, он воспользовался своей прерогативой и радировал наверх — может, у Джея Падовы найдется для него что-нибудь получше, чем готовить очередной рапорт об отсутствии врага.
 Падова был занят, но Инглиш кое-что узнал за свои труды. «Хейг» обнаружил инфракрасный след халиан, достаточно свежий, чтобы воспользоваться им, и приличный вектор. Если они догонят халиан, пока враги еще остаются в нормальном пространстве, возможно, все-таки представится случай пообрывать мохнатые хвосты.
 Хотя Инглиш не любил сражения между кораблями (уж очень беспомощным он себя чувствовал), все-таки это было чертовски предпочтительнее, чем ждать тут, пересчитывая трупы, пока не вернется «Хейг». Если вернется. Торчать на Эйре все ближайшее будущее — нет уж, спасибо!
 А потому он получил разрешение на незапланированный взлет, собрал своих бойцов и занялся подготовкой взлета. А мертвецы подождут.
 Да, безусловно — так или иначе. Отряд лейтенанта Инглиша взлетел в назначенный час, чтобы успеть на рандеву с «Хейгом», и задолго до того, как лейтенант мог бы заметить конкретного мертвеца на дерне возле глубоких рытвин, оставленных халианским кораблем при посадке.
 Да и вообще этот труп лежал лицом вниз. Если бы лейтенант не перевернул его лично, он бы не узнал, что его брат Терри лежит там, забранный из связки и убитый выстрелом в шею. Молочно-голубых глаз, уставившихся на стебельки травы, было еще не достаточно, чтобы кто-либо из десантников заметил сходство. Два брата, живой и мертвый, просто были не очень похожи.
 К тому времени, когда кто-то вернулся завершить подсчет потерь, ни одного мертвеца узнать было нельзя. Халиане перестреляли лошадей, но собак они не перестреляли.
 В трюме халианского невольничьего корабля Мэри Диннин, обнаженная, дрожащая, уже с рубцами на спине, прижималась к брату. Не для утешения — его не могло быть. Не для тепла, потому что в трюме было жарко — слишком много рабов нагревали тесное пространство теплотой своих тел. Но потому что другого места просто не было.
 И ее брат, Олтон, прежде имевший готовый ответ на все, угрюмо отмалчивался, когда она снова и снова спрашивала его:
 — Как могло дойти до подобного?
 Они успели узнать от обезумевшего конюха, что в поместье был предатель. Но ведь предатели находились всегда, верно? Если некто-то еще, то ты сам, ты сама? Твоя близорукость? Твоя алчность?
 Мэри Диннин принадлежала к тем, кто всегда стремится выжить. Она не была уверена, что в данном случае такое качество было очень уж желательным. Но им ее наделила природа. И она хотела выжить.
 Более того: она хотела, чтобы выжил и ее брат. Олтон находился в шоке. Она знала признаки шока и знала, что шок может убить. А так как в ее распоряжении не было ни одеяла, ни лекарств, ни каких-либо удобств — ничего, кроме голоса, так как и руки у нее оставались связанными, она пыталась с помощью голоса заставить Олтона очнуться.
 — Олтон! — сказала она самым требовательным своим тоном. — Я хочу, чтобы ты отвечал мне. Мне необходимо узнать все, что тебе известно о халианах, и побыстрее. Мне необходимо знать, чего нам ожидать. Мне необходимо знать, нет ли способа облегчить наше положение. Скажем, найти налетчика, который может согласиться взять за нас выкуп.
 Это наконец понудило ее брата прервать молчание.
 — Я тебе уже говорил, что они не заключают сделок. Нет контактов, у них не существует бюрократической инфраструктуры… Вообще нет ничего.
 — Почему нет? — требовательно спросила она.
 — Ну-у… просто нет, — тупо ответил Олтон, покачивая головой.
 — После ста лет подобного? — недоверчиво сказала она. Это не имело значения, пока халиане оставались смутной угрозой, пока их налеты ограничивались другими планетами. Но теперь это обрело значение — хотя бы для того, чтобы разговорить Олтона. — Как же так, Олтон? Зачем тогда нужен Альянс? За что мы им платим?
 — За то, чтобы они сражались… когда есть такая возможность. За нас. Я не… — Его лицо мучительно исказилось, но и это было лучше пустого тупого взгляда.
 Мэри знала, что лететь им предстоит очень долго. И она не хотела провести это время бок о бок с тупым чурбаном. Или с трупом.
 — Так давай сообразим, — настаивала она. — Как все это началось? Почему дипломаты даже не пытаются вести переговоры о соглашении? Или мы платим за дипломатию канонерок? А если так, почему не обеспечена защита каждому человеческому поселению?
 На самом деле Мэри все это интересовало мало. Она знала, что и найди она ответы, толку от них для нее теперь не было бы никакого. Но она заставляла себя заинтересоваться хоть чем-нибудь. Невозможно было просто валяться тут, когда ее судьба так ужасна и неизвестна. А когда Олтон постарался сесть попрямее и тупое безразличие совсем исчезло с его лица, она поняла, что ее усилия не напрасны, что для нее это важно.
 Нет, не выяснять, как началась война. Но ее брат, но поиски способа, как им обоим выжить. Она же видела, что произошло с обезумевшим Инглишем: пристрелили, как собаку, на пустыре.
 Сдаваться нельзя. Задаешь вопросы. Наилучшим способом используешь то, что у тебя есть, и ищешь способ улучшить свое положение. Выжидаешь. И даешь сдачи. Где-то там среди рабовладельцев наступит момент, найдется место, и Мэри Диннин докажет, что ее жизнь чего-то стоит. Ну а пока остаются вопросы. И ответы.




 ИНТЕРЛЮДИЯ


 — Корпуса дырявые! — сочно выругался одетый с иголочки, клинически красивый и безупречно элегантный офицер службы обеспечения Флота.
 Он выключил омни, не выпуская из рук уевшее его предписание.
 — Корпуса дырявые! Реакторы перегретые! — Он очень гордился тем, что ругается солено, не хуже закаленных в боях десантников.
 В дальнем конце кабинета, обставленного так, чтобы внушать каждому посетителю уверенность в себе и своем профессионализме, замерцало и послушно исчезло трехмерное изображение Крэга Смелого, капитана Флота, и Аметисты, его ослепительно прелестной старшего помощника. Они только что крепко дали по рукам омерзительному (и после трех сезонов не покидающему верхней строчки рейтинга популярности), гнусно прославленному пирату Мак-Нифу. А заодно отстояли золотой запас Альянса и в сто семнадцатый раз спасли все и вся от неминуемой гибели.
 Капитан-лейтенант Гийом Канар гордился Крэгом Смелым. Сериал был одним из первых его триумфов как координатора Флота по связи с гражданским населением. Миниатюрный робот Крэга на его письменном столе преподнесла ему благодарная голографсеть на торжественной церемонии в присутствии целых четырех адмиралов!
 Привык Джил (так все называли Гийома) и к самым идиотским предписаниям. Если ситуация не требовала немедленного чуда, высокое начальство редко прибегало к услугам отдела координации интеллектных и коммуникативных связей.
 Длиннейшее предписание можно было изложить в двух фразах, хотя ни один Флотский бюрократ не снизошел бы до такой прямолинейности.
 1) Ситуация с халианами быстро перерастает в настоящую войну.
 Это вполне устраивало Джила на его наземном посту в уютном отдалении от опасных пределов Альянса, где происходила заварушка. Подавать войны гражданскому населению было куда проще, чем занудную рутину, в нормальных обстоятельствах характерную для действий десяти тысяч с лишним кораблей Флота. Но…
 2) Капитану Канару предлагается разработать пропагандистскую кампанию в поддержку значительного повышения налогов, которого потребует Совет Альянса.
 Неудивительно, что штаб адмирала отфутболивает эту шипящую гранату от одного к другому. Повышение налогов? Более тупиковой ситуации нарочно не придумать! А если потерпит неудачу, ему еще повезет, если он устроится рекламным агентом в веганский бордель.
 Джил Канар просидел несколько минут, машинально перебирая факсы. Мысли вихрем кружились у него в голове, нащупывая победный выход из безвыходной ситуации. И ничего не находилось. Натренированный ум Джила тщательно проследил последствия — личные и служебные — этого приказа. Менее чем за минуту он довел до логического завершения девять наиболее вероятных результатов. И девять раз оказывался на мели, среди обломков своей тщательно продуманной карьеры. В одном варианте его даже линчевала толпа разъяренных налогоплательщиков.
 К нарастающему отчаянию подмешивалась горькая злоба. Повышение налогов было ядерной бомбой внутрислужебной политики. Кому-то очень хочется подставить ему подножку.
 Тут он заметил приписку на обороте. Одна-единственная строчка с другой стороны второй страницы.
 «Джил, это всерьез. Дуэн».
 Легкая улыбка скользнула по лицу координатора. Четыре слова адмирала Дуэна, одного из немногих действительно боевых адмиралов, оставшихся в бюрократии Флота, изменили все.
 Значит, это не просто еще одна попытка Флота расширить свое влияние или купить новые игрушки для начальства. И не ловушка, устроенная завистливым коллегой. Если Дуэн так считает, значит, начинается настоящая война со стрельбой.
 Та часть сознания, которая верила в Крэга Смелого, выбралась из-под брони тщательно культивируемой профессиональной бесстрастности. На удивление долгое время Джил Канар смаковал непривычное ощущение, что ему предстоит заняться чем-то нужным. А потом, широко ухмыляясь, он прокатился в кресле через комнату и остановился в центре системы управления коммуникаторами и компьютерами — одной из самых внушительных в Порту.
 Для начала он стер наброски проекта, целью которого было убедить известных своим упрямством обитателей какого-то комка грязи под названием Свободный, что присоединение к Альянсу было мудрым решением вопреки галопирующей инфляции, которую оно вызвало.
 Подойдя к стоящей перед ним проблеме логически, Джил решил начать с самого начала. Несколько умелых нажатий на клавиши — и он получил исходные данные о халианах. Данных этих оказалось поразительно мало.




 Джон Браннер. НЕОБХОДИМЫЕ ДВОЕ


 ОНИ ВСТРЕТИЛИСЬ — двое абсолютно чужих. Встреча, которая принесла славу одному из них и позор другому. А результатом была потеря бесчисленных жизней.
 Вот история того, как это началось.
 В нем происходила Перемена. В нем? Без сомнения: эта особь не предназначалась приносить потомство. Но в остальном его личность оставалась еще несколько неопределенной. Имени в прямом смысле слова у него не было. Он имел обыкновение испускать звук, что-то среднее между шипением и визгом — «Чшвиит», и звук этот определял его как члена его вида, с обертонами латентной самцовости. Ну и конечно, он знал, какие модуляции употребить, обозначая свой клан и свою касту внутри клана. Но это относилось больше к его семье, чем к нему самому, да и прибегать к ним приходилось редко. У его расы, халиан, опознавательным признаком служил запах, а в его возрасте начатки личности в нем не заслуживали внимания взрослых.
 Однако последние два сезона он все больше избегал общества своих ровесников и проявлял признаки раздражения даже в присутствии самых близких родственников; и уже не откликался на вызовы других детенышей подраться, вступая в потасовку, больше напоминавшую игру, но либо презрительно их не замечал, либо — если его слишком задирали — дрался так, что несколько раз мог бы прикончить противника, если бы не вмешивались другие.
 А потому в назначенный день его увезли в глухое место в дальнем уголке планеты, где ему предстояло выжить, полагаясь только на себя, пока за ним не прилетят. Если его найдут живым, он будет признан взрослым. Ему дали пояс с двумя сосудами — для твердой пищи и для жидкостей, содержимого которых должно было хватить дня на три. А дальше ему предстояло самому о себе заботиться. Но воды тут было мало, а добычи еще меньше. К тому же здесь же проходили испытание сотни таких, как он. По обычаю халиан. Если испытуемый отбирал чужую добычу или даже жизнь, это наказанию не подлежало, раз дело шло о спасении собственной жизни, однако подобных крайностей следовало избегать, поскольку таким образом ты навлекал на себя вражду всего клана убитого, а среди кланов были и очень могущественные.
 Вот о чем он думал, пока доставивший его сюда летоплан с ревом растворялся в мареве заката. И все-таки он чувствовал себя великолепно. Вокруг места, где его высадили, валялись кости его предшественников, но даже они не могли охладить неуемную радость такого полного одиночества. Ему объясняли, но только теперь он по-настоящему понял, в какой мере Перемена заставит его жаждать огромных диких просторов после тесноты многосемейной деревни, где он рос.
 С наступлением темноты он уставился на небо. Небосвод был чист и весь усеян яркими точками — словно проколы острых когтей. Всеми фибрами своего существа он мучительно желал, чтобы когда-нибудь ему дозволили бродить по самому необъятному простору — по пустоте выше воздуха. Сколько он себя помнил, ему отчаянно хотелось вступить в ряды межзвездных бродяг превращая в добычу все низшие виды, не для пищи, а для использования, привозя домой богатства, которые сделают его потомков уважаемыми, знаменитыми, а может, даже основой нового клана!
 Он очнулся от грез. Чтобы его честолюбивые желания осуществились, он должен выйти живым из этого испытания. Но и когда он выбирал безопасное место для ночлега, мысли его были заняты звездными бродягами, покорителями.
 Как и мысли Юрико Петровны, хотя по совсем иной причине.
 И, собственно, она об этом даже не знала.
 Она (местоимение было верным, хотя она не родила ни одного ребенка и не собиралась рожать) принадлежала не к низшим из низших во Флоте. Ее звание внушительностью превосходило ее действительное положение. Официально она была пилотом и командовала сверхскоростным звездолетом, а на деле — практически пассажиром на борту одноместного разведчика столь многочисленного класса, что им даже не давали названий… хотя своего она мысленно называла Одром. Из уроков истории она знала, что когда-то это слово означало заморенного-старого коня. Кроме того, это было сокращение глагола «одергивать», существовавшего и поныне. Одергивать, ставить на место, ворчать. Ее корабль переоснащали так часто, что, пожалуй, от первоначальной модели остались только кое-какие распорки да балки, и подобным реликтам было уже свыше ста лет. А всякий раз, когда она пыталась отдать команду, компьютер спорил с ней: предупреждающе вспыхивали лампочки, и его голосовое устройство начинало резко возражать. Так что кличка подходила в любом смысле.
 Как и пятьдесят таких же стажеров в сходных кораблях, она получила одно из самых рутинных для Флота заданий: искать — почти наверное без толку — пропавший торговый космолет, который не вернулся вовремя в контролируемое Флотом пространство с одной из дальних колонизированных планет.
 Однако для нее, если не для ее сотоварищей или тех, кто распорядился о поисках, это был особый случай. Пропавший космолет назывался «Хризантема»и был назван так капитаном в честь национального цветка его матери на Земле.
 Его матери… но и матери Юрико, хотя у них была двадцатилетняя разница в возрасте.
 Понимало ли командование Флота, как тяжело они травмировали ее психику, когда приказали ей принять участие в поисковой партии? Дурацкий вопрос! Еще как понимали! Все подобные данные сразу же поступали к ним из колоссальных блоков памяти. Следовательно, ее подвергают испытанию для проверки, не скажется ли эмоциональная нагрузка на ее способности здраво оценивать положение во время долгого одиночества в космосе. В каком-то смысле даже лестно: значит, они намечают ее для повышения. Только способные мыслить с холодной трезвостью, только те, кто справляется с самыми стрессовыми ситуациями, могут достичь верхних эшелонов командования Флота.
 «Но мой собственный брат!..»
 Вздохнув, она вернулась в настоящее.
 Из всего, что могло произойти с «Хризантемой», вероятнейшим был несчастный случай при выходе из гиперсвета. Даже самые быстродействующие компьютеры не могли согласовать все различия между нормальным пространством и невообразимой зоной, лежащей за скоростью света. Порой даже в кубических парсеках, контролируемых Флотом, что-то нарушалось: масса крохотной черной дыры, оставшейся с момента возникновения времени, могла исказить данные, указывающие, где следует вернуть корабль в нормальную вселенную; или не поддающаяся обнаружению частица антиматерии могла оказаться в точке возвращения и вступить в реакцию с корпусом и затопить его системы взбесившимися атомами и губительной радиацией…
 Но последнее время начали ходить слухи об одной опасности — особенно в зоне, в которой вела торговлю «Хризантема». (Она привыкла думать о космолете в прошедшем времени — о космолете и своем брате). Возникли подозрения, что какая-то неведомая хищная раса теперь нападает на человеческие корабли и даже на человеческие поселения на наиболее отдаленных планетах. До сих пор все ограничивалось слухами или в лучшем случае — косвенными признаками и неясностями, но лишь немногие оказывались достаточно весомыми для компьютеров, которые круглые сутки анализировали все, что происходило в объеме известного пространства, и выдавали предупреждения малой степени достоверности — пятнадцать, восемнадцать, от силы двадцать процентов. А в последнее время возрастание вообще прекратилось.
 Следовательно, четыре шанса из пяти, что это всего лишь очередной взрыв глупой паники, возникшей из-за того, что несколько несчастных случаев произошли в относительной близости друг от друга. А если каждый год их происходят сотни и сотни, причем по большей части дело обходится без катастрофы, и все сводится в первую очередь к небрежному техническому обслуживанию или к радиационным повреждениям компьютерной системы, сколько шансов есть даже у пятидесяти кораблей, бороздящих необъятность, обнаружить пропавший космолет, учитывая, что его маячок посылает сигналы бедствия всего лишь со скоростью света? И никаких сведений о его ракетах связи! На борту любого космолета был запас миниатюрных ракет, движущихся со сверхсветовой скоростью и автоматически нацеленных на ближайший командный пост Флота или на базу космолета и доставляющих туда нужные сведения. Но если с «Хризантемы»и была получена такая ракета, участникам поисков о ней не сообщили.
 «Да, кстати о РС»…
 Слишком поздно! В уши ей ввинтился резкий голос Одра, напоминающего, что прошло время отправки ее собственной очередной ракеты связи (одной из оставшихся трех) с сообщением о положении дел и ее координатах. Она получила строжайшую инструкцию прекратить поиски после отправки предпоследней РС. Последняя сохранялась на случай непредвиденных критических обстоятельств. Да к этому времени она и сама очень устала и отчаялась. И ей не терпелось вернуться в Порт, пусть объективно это ужасно. По крайней мере там она будет жить среди людей под треск энергетических орудий, защищающих ее периметр. И в один прекрасный день они, возможно, найдут средство избавиться от вони, которая непрерывно просачивалась, молекула за молекулой, сквозь его защитные экраны…
 Ну что же…
 Она поручила кораблю перенести накопленные ею сведения в ракету и отправить ее по назначению. Затем она вернулась к уже привычному, но, почти очевидно, бесполезному анализу фактов, известных о той части космоса, где летала «Хризантема». Компьютер куда больше любого человеческого ума был приспособлен для решения уравнений, описывающих ее физические свойства, рассчитывая наиболее вероятные отклонения от курса под воздействием гравитационных аномалий или движения массы и энергии, вызванного, например, взрывом новой… а такой взрыв произошел в том районе не так уж давно. Когда солнечное ядро взорвалось, воздействие распространилось и на гиперпространство, не ограничившись…
 Она вернулась от отчаяния к оптимизму, В одном люди превосходили любой компьютер. А именно: с помощью не облеченного в слова знания превратить догадку в вывод! Из-за разницы в возрасте она никогда не была особенно близка с братом. Но отлично его помнила, хотя почти все время ее детства он оставался неясной фигурой где-то в отдалении. А подростком она просто обожала его, преклонялась перед ним — бывалым волком. Иногда у него на лице появлялось такое выражение, будто он глядел сквозь здесь и сейчас в еще неведомые просторы галактики… Вот почему он предпочел служить в небольшой малодоходной торговой компании, частенько отправляясь с товарами за пределы пространства, контролируемого Флотом. Вот почему она попыталась уподобиться ему — и вот оказалась здесь, где бы это «здесь» ни находилось. Так мало звезд имели пригодные для жизни планеты — так мало в сравнении с безграничной необъятностью вселенной и времени!
 Но где она находилась в данный момент, значения не имело. Важно было определить — и это ее последний шанс! — наиболее вероятное местонахождение «Хризантемы». Космолет не мог отправиться домой галактодезическим курсом: на этом пути было слишком много межзвездного мусора, массы, вторгающейся в его тахионный вектор. Прослеживание движения корабля в обратном направлении, причем частично через неведомость гиперсвета, имело много общего с субатомной физикой. Количество воздействий, способных замаскировать реальное местонахождение, превосходило мощность даже самых новых компьютеров.
 Но будь она на месте брата, какой из доступных ему путей она выбрала бы — учитывая, что наиболее вероятные уже обследованы и исключены. (Остальных остается лишь несколько тысяч! У нее есть основания надеяться!)
 Внезапно ее терпение истощилось. Она набрала на панели десяток-другой координат. Компьютер, естественно, принялся возражать. Она положила этому конец и улеглась на свою койку.
 Когда она проснулась, видеоэкран в ее каюте показывал, что Одер находится в гуще обломков.
 Громко требуя дополнительных сведений, она бросилась в рубку управления, даже не протерев толком глаза. Ответ, конечно, последовал тут же. Но он кое-чем отличался от обычных: впервые она уловила примирительную — почти уважительную ноту в механическом голосе Одра.
 — Следуя последним указанным вами направлением, удалось уловить сигнал бедствия на скорости света, а затем приблизиться. Источником, видимо, служит этот поврежденный корабль.
 — Название? — крикнула она.
 — «Хризантема».
 Космический холод проник ей в самое сердце.
 — Приготовь мой скафандра — с трудом произнесла она.
 — Сначала, — твердо сказала Одер, — облегчитесь, затем наведите чистоту на свое тело и поешьте.
 — Но…
 — Нет никаких признаков, что кто-то там жив.
 По обыкновению, машина была права. Вздохнув, Юрико, прежде чем отойти от консоли, задала еще вопрос:
 — Похоже, что причиной был несчастный случай?
 — Нет, — ответил Одер после паузы, потребовавшейся для анализа возможных причин, — более похоже, что это результат нападения.
 Но как? Как?
 Тайна терзала Юрико каждую секунду, пока она выполняла инструкции, понимая умом, что они оправданы, но всем своим существом ощущая, что стоит ей увидеть своими глазами, а не на экране, и она установит… она отомстит тому — или чему! — кто равнодушно раскромсал космолет ее брата.
 КАК? Выходило, что враги способны выслеживать свои жертвы в гиперпространстве! Иначе устроить засаду вообще невозможно!
 Но это пусть доказывает или опровергает командование Флота с помощью компьютеров Порта. А ее задача теперь — собрать факты. И она принудила себя взяться за дело.
 И очень скоро ей стало дурно от того, что она обнаружила. Независимый, невооруженный торговый космолет был вскрыт словно бы лазерным скальпелем. В осевых коридорах плавали трупы, иссушенные вакуумом. Ее брата среди них не было. Исчез. Вместе с грузом и значительной частью оборудования. Не уничтоженного. Изъятого.
 И никаких указаний на то, кем или чем были нападавшие, — кроме одного.
 Загерметизированные отсеки, закрывшиеся автоматически, едва был поврежден корпус, отсеки, где она могла бы обнаружить уцелевших, оказались умело взломанными. И не хватало ровно столько скафандров, сколько, не досчитывалось членов команды — пятерых, включая ее брата. Создавалось впечатление, что их… ну… взяли в плен.
 На душе Юрико стало еще мрачнее, пока она обдумывала все, что это подразумевало.
 Когда наконец она решила, что выяснила все, что поддавалось выяснению, Юрико начала обдумывать сообщение, которое должна была отправить со своей предпоследней ракетой связи. Наудачу, не ожидая ответа, она сказала вслух внутри шлема:
 — Одер, было у них время отправить РС?
 Ответ застал ее врасплох.
 — Записи компьютера «Хризантемы» пострадали от радиации, видимо, связанной с употребленным против нее оружием, но поддающиеся расшифровке данные указывают, что их было три, из которых две были запущены.
 — Две были… То есть одна осталась? Или ее забрали налетчики?
 — Она изъята из обломков и взята на борт.
 Юрико стиснула бы кулаки так сильно, что ногти впились бы в ладони, но… Перчатки скафандра были слишком толстыми и негнущимися. — Она в порядке?
 — Видимо, да.
 — В таком случае…
 Ей пришла в голову мысль… Но она прекрасно знала, что произойдет, если высказать ее вслух, и сказала только:
 — Отсюда следует, что нападавшие скорее всего не поняли назначения РС. Я возвращаюсь на борт.
 И она вернулась. Во рту у нее пересохло, сердце бешено колотилось, но она надеялась, что Одер не догадается, что она задумала в нарушение духа инструкций, хотя и не их буквы.
 Дальше она действовала почти автоматически. Вложила данные в предпоследнюю свою РС и отправила ее с устным изложением своих наблюдений. Голос у нее чуть дрожал, но она надеялась, что медицинские датчики не уловили ее волнения.
 Дальше ей следовало бы действовать, если не автоматически, то рефлекторно. Ей следовало бы отдать распоряжение Одру взять курс на Порт, поскольку задание она выполнила. Вместо этого… Когда РС благополучно отправилась в путь, она сделала глубокий вдох.
 — Установи наиболее вероятные курсы для корабля, напавшего на «Хризантему», и сообщи мне те, которые ведут к звездам в этом объеме — таким, у каких, вероятно, имеются обитаемые планеты.
 — Ваши инструкции…
 — Вернуться на базу после отсылки предпоследней РС из имевшихся на борту! Цитирую! Ответь, на борту этого космолета есть две исправные РС или нет?
 Ответ мог быть только один. Спасибо небрежной формулировке в инструкциях для поисковой партии и тому, кто их составлял…
 Здесь она была на самом краю исследованного людьми космоса. Но если враги принадлежат к совершенно иной расе — например, с какого-нибудь газового гиганта, — для чего после атаки на человеческий космолет им понадобились живые пленники? Отсутствие точно такого же числа скафандров, сколько исчезло членов команды, могло указывать просто на научное любопытство… или на что-то другое, на что-то несравненно более скверное.
 В любом случае, если существует раса, для которой люди не более чем лабораторные животные, то…
 «И мой брат среди них».
 Она вздрогнула и продолжала ждать, чтобы Одер выполнил задание.
 Мысли, кружившие в ее сознании в течение следующего часа, не были ясны ей самой, не говоря уж о компьютерах в Порту, которые пытались реконструировать их после. Неразрешимой загадкой оставалось следующее: каким образом она не учла возможности, что РС «Хризантемы», даже если они были запущены, могли быть уничтожены до того, как развили сверхсветовую скорость? Ведь достигни хотя бы одна своего назначения, она должна была прибыть до того, как начались поиски.
 Наиболее очевидным объяснением была необоримая жажда славы, желание первой опознать родную планету неведомого врага и открыть туда дорогу военным кораблям Флота. Однако это противоречило всему, что было о ней известно. Молодая, с многообещающей карьерой впереди и бесчисленными другими возможностями, реши она уйти со службы, — неужели бы она рискнула всем этим ради одного шанса на тысячу, если не на миллион? Таких людей на службу вообще не принимали!
 Нет, такое объяснение не годилось.
 Многие ситуации, которые они моделировали в Порту, завершались повторяющимися никуда не ведущими петлями, с намеками на кровосмесительную тягу к брату, как к психологической замене отца… Сплошные абстракции, искусственные, указывающие скорее на изобретательность психологов, занятых определением личностных профилей служащих Флота, чем на то, что действительно происходило в не лишенной привлекательности голове Юрико.
 Пожалуй, ближе всего к истине был сказавший:
 — По-моему, она просто хотела отомстить.
 Но его голос заглушили коллеги и офицеры, восклицавшие:
 — Кому? Врагам, которым она так хорошо послужила? Или нам, потому что считала, что мы не исполнили своего долга, не защитили его и его корабль? (Это, впрочем, говорилось, когда война была уже в разгаре).
 И никто — ни тогда, ни много времени спустя — не додумался до объяснения, которое можно было суммировать одним словом: ГОРЕ.
 Одер подчинился, хотя как будто и заподозрил что-то. Лишняя РС сыграла решающую роль. И чудом… Но чудом ли? Ведь встреча с новой расой среди звезд, естественно, должна была произойти где-то вблизи от родной планеты этой расы, где люди все еще оставались неизвестной величиной. Короче говоря, после учета всевозможных факторов — курса «Хризантемы», уклонений от него в связи со вспышкой новой, удара, отбросившего ее в реальном пространстве на световой месяц, воздействия масс всех близлежащих звезд, сопротивления межзвездного газа — осталась одна, и только одна, неисследованная система в радиусе досягаемости разведчика, откуда могли появиться враги (если, конечно, они не обитали в межзвездном пространстве). Одна и только одна, видимо, включающая планету с достаточным количеством кислорода в атмосфере.
 — Лети туда! — распорядилась Юрико.
 — Если система населена враждебными существами, — сказал Одер, и его тон был бесспорно менее колючим чем прежде, — риск быть уничтоженными… — Пауза. — Из-за недостатка данных.
 — У нас есть две РС, — упрямо ответила Юрико. — Если окажется, что это родная система врага, наше прибытие — (она так и не привыкла говорить «я», раз корабль, казалось, обладал такой ярко выраженной личностью), — включит их оборонительные приспособления. Они не забрали РС, которую ты подобрал среди обломков. Это указывает на возможность того, что они не поняли ее назначения. Запрограммируй ее всеми данными, касающимися цели нашего полета, включая вероятность того, что это окажется логовом врага. Поставь ее на самозапуск на случай, если они нападут, и так, чтобы она двигалась с максимальным ускорением, пока не достигнет сверхсветовой скорости. Вторую, из комплекта, запрограммируй так же на случай, если на нас не нападут открыто, но станет ясно, что нас заманивают в ловушку. Запрограммируй себя на переход в гиперпространство и направляйся к ближайшей базе Флота, едва обе РС будут запущены, независимо от того, буду ли я в тот момент в сознании или нет.
 — Анализирую, — сказал Одер, намекая, что распоряжения Юрико оставались сомнительными, но не шли прямо вразрез с встроенными в него принципами.
 Внезапно пилот потеряла терпение. Ей припомнилось что-то однажды упомянутое в дни ее обучения, хотя подтверждения этого получить она не сумела.
 — Одер! Команда «крайняя необходимость для Флота»— она существует?
 — Да, — признал компьютер после слишком долгой паузы. Одно это должно было бы предостеречь ее…
 Но не предостерегло.
 — И она аннулирует обычные инструкции?
 Она задохнулась, стиснув руки.
 — При определенных условиях.
 — А встреча с ранее не известной, но доказанно враждебной расой отвечает этим условиям?
 На этот раз пауза затянулась намного дольше. А потом:
 — Да.
 — Тогда я объявляю крайнюю необходимость для Флота! — крикнула Юрико, и после этого, как ей и говорили, корабль оказался в полном ее подчинении.
 Это, во всяком случае, поддавалось реконструкции — потому что у нее не было иного способа заставить корабль выполнить столь безответственное распоряжение.
 Шли дни, и Чшвиит утратил свою бесшабашную самоуверенность. Радость одиночества угасла, когда он обнаружил, сколько соперников прячутся в этой бедной укрытиями местности, перехватывая всю съедобную добычу и с импровизированным оружием — камнями, палками — располагаются у родников и ручьев, готовые отстаивать свое место там. Ему удалось заново наполнить сосуд для воды, но весь запас пищи он съел, а пополнить его не удавалось. Один раз он сумел точно рассчитанным прыжком настигнуть добычу приличных размеров, но успел только откусить кусок, как был оглушен ударом кого-то тяжелее и быстрее его, и нападавший исчез с драгоценным мясом.
 Сильно ослабленный этим нападением, весь в синяках, не зная, как утишить ноющую боль, он, когда наступил вечер девятого дня, обдумал свое положение и пришел к выводу, что оно хуже некуда. В первый раз он признался себе, что может оказаться в числе тех, кто не вернулся…
 Устроившись в относительной безопасности на развилке высокого дерева, он оглядывал темный ландшафт. Он уже прошел насквозь эту местность и знал, насколько она враждебна и полна ловушек. Только на самом ее краю у него есть шанс продержаться.
 Вверху в небе что-то произошло — вспышка, светящийся след. Метеорит, такой большой, что может достигнуть поверхности. Быть может, предзнаменование. Хотя обычно он высмеивал подобные суеверия, в его семье считались и приметами и знамениями. Так это или не так, но на что еще ему полагаться здесь? Он заметил место, куда скорее всего упал болид, и решил пойти туда, чуть рассветет.
 Шел он медленно, с трудом, не только ослабев от голода, но и прихрамывая — спасибо напавшему на него неизвестному. Кое-как подкрепляясь отвратительными на вкус насекомыми, жуя стебли — пусть сок был горьким, но так он экономил драгоценную воду, — вздрагивая при каждом звуке, то и дело бессмысленно прячась, он добрался до места падения только к вечеру.
 А тогда он осторожно заполз на плоский валун и увидел, что на самом деле упало с неба.
 Словно удар тяжелого молота сотряс корабль-разведчик от носа до кормы, едва он вышел в нормальное пространство. Экраны погасли, а аварийные лампочки сообщили о тяжелых повреждениях всех систем, Юрико прокляла свою опрометчивость. Ну конечно же! Если инопланетяне обладают средствами подстерегать космолеты в гиперпространстве, естественно, они способны обнаружить их приближение к своей планете!
 Но это не было ударом снаружи… Взрыв произошел ВНУТРИ корпуса!
 — РС! — вскрикнула она с ужасом. До чего же хитроумная ловушка, черт бы их побрал! Как это Одер не…
 Времени гадать у нее не было. Одер погиб, и, вероятно, она тоже, хотя в мгновенно загерметизировавшейся компьютерной рубке воздуха должно было хватить на несколько минут. Словно во сне она проделала все, что выучила в процессе долгих тренировок: надела аварийный скафандр со слабенькими защитными экранами, с примитивным компьютером, с ограниченными запасами пищи и кислорода…
 Может быть, кто-нибудь сумеет рассчитать, исходя из материалов последней РС, которую она послала, куда она скорее всего направилась после этого. Может быть, на ближайшей планете растительность окажется пригодной для обработки. Может быть, ей удастся выжить там, пока ее не найдут.
 Может быть, обитатели планеты обойдутся с ней, как с командой «Хризантемы»…
 Огоньки на контрольных панелях мигали и гасли с прекращением подачи энергии.
 ТЕПЕРЬ ИЛИ НИКОГДА!
 Проверив скафандр, она нажала кнопку, которая превращала компьютерную рубку Одра в капсулу, запрограммированную на приземление в наиболее подходящем месте в пределах досягаемости. Тот же сигнал запустил бы ее последнюю РС, но взрыв безнадежно повредил и ее. Рывок, с каким капсула отделилась от корпуса, ошеломил ее. Когда она пришла в себя, на нее словно бы стремительно падал голубовато-зеленый полудиск похожей на Землю планеты, грозя раздавить ее. С трудом подавив первобытный ужас, она кое-как сосредоточилась на информации, выдаваемой компьютером. Температуры приемлемые, атмосфера пригодная для дыхания, достаточное количество свободной воды, присутствие CHON форм жизни — углеродно, водородно, кислородно, азотно…
 — Я нашла ее! — прошептала Юрико. Это скорее всего… это бесспорно родная планета врагов. А она не может никому сообщить об этом! Не может предупредить Флот! А ее появление послужит предупреждением враждебной расе!
 ДУРА! ДУРА!
 Она приготовилась нажать кнопку детонатора, чтобы превратить себя и капсулу в плазму, но бесстрастная машина опередила ее. Запрограммированная делать все для выживания того, кто в ней находится, она автоматически составила пан-вакцину против неизвестных микроорганизмов и ввела вакцину ей в ногу. Все вокруг закружилось. Борясь с тошнотой, она закрыла глаза. И уже не открыла, потеряв сознание, пока хрупкая капсула не опустилась на поверхность чужой планеты.
 Очнувшись, Юрико увидела вокруг себя каменистую местность с разбросанными кое-где деревнями, которые не были деревьями, и кустами, которые не были кустами, под серым небом в мазках высоких разреженных облаков. Ну, хотя бы, тупо подумала она, это не охранная зона вроде той, что окружает Порт, где огромные хищники соперничают с плотоядными растениями…
 Но если она не ошиблась и это действительно планета тех, кто располосовал «Хризантему», по меньшей мере один хищник тут есть. И крайне опасный.
 Она поела экономно, потом провела осторожный обзор окружающей местности и наконец рискнула выйти на поиски чего-нибудь, что-ее сохранившееся оборудование могло трансформировать в более или менее усвояемую пищу. Вернулась она на закате с сумкой образцов. Ее путь проходил мимо большого плоского валуна.
 ИНОПЛАНЕТЯНИН!
 Перемена в его организме заметно прогрессировала, и Чшвиит среагировал, как всякий халианин мужского пола, когда на его территорию вторгается соперник. Только реакция эта неизмеримо усилилась — ведь этот чужак вторгся на исконную планету его расы. Ну и когда это существо — несколько сходное с халианами сложением, но только с нелепо длинными руками и ногами, а также, как он расстроенно заметил, много крупнее его, хотя вроде бы не соблюдавшее осторожности — ни о чем не подозревая, прошло под его валуном, он прыгнул.
 И словно бы набросился на такой же валун. С той только разницей, что валуны не оборачиваются и не наносят такого удара, что ты пролетаешь по воздуху две длины своего тела и нелепо шлепаешься на землю.
 Юрико с тревогой огляделась. Это существо здесь одно? Дикий зверь или представитель доминирующей расы? В любом случае, если не в интеллекте, то в хитрости ему не откажешь. Ведь ни один из ее приборов не уловил его присутствия, и лишь в самый последний момент его прыжок включил оборонительные механизмы, доведенные до совершенства в Порту многими поколениями ученых.
 Она вновь взглянула на существо и увидела на нем пояс с парой сосудов (один треснул и из него текла жидкость, похожая на воду) и примитивной дубинкой. Значит, не зверь. И по той же причине куда более страшный.
 Но как это согласуется, кроме свирепости, с теми, кто подстерег «Хризантему»?
 Но к чему гадать? Положив сумку, она осторожно приблизилась к нему. Оно пыталось подняться, испуская звуки, видимо, угрожающие, но тут же снова упало — одна из его нижних конечностей, казалось, была вывихнута, если не сломана. И оно скорчилось, словно оставив всякую надежду на сопротивление.
 Убить его? В конце-то концов, согласно с предварительным анализом здешние органические вещества по составу были достаточно близки к земным, чтобы преобразователь пищевых продуктов мог трансформировать их в нечто съедобное… преобразователь внутри уже не компьютерной рубки, не челнока для подъема на орбиту корабля, но просто капсулы, которая может обеспечить ей выживание. Только так ей следует думать теперь. Ну а если на «Хризантему» напали существа того же биологического вида…
 Она горько вздохнула. Точно ничего не известно. Ну и как ни плохи дела теперь, они, конечно, станут заметно хуже, если она для начала своего пребывания здесь съест разумную особь.
 Существо явно сильно мучилось и не представляло опасности — во всяком случае пока. Она рискнула забрать поврежденный сосуд, готовая в любую секунду уклониться от внезапного удара, и проанализировала оставшиеся в нем несколько капель. Жидкость оказалась водой. Ну, воды у нее в избытке, спасибо конденсатору, извлекавшему ее литрами из воздуха. Она забралась в капсулу, наполнила сосуд по трещину, вернулась и поставила ее возле инопланетянина, а сама отошла на шаг и остановилась в ожидании.
 Очень долго инопланетянин колебался. Естественно, в его поведении она не могла уловить ничего, кроме неуверенности, хотя, конечно — как любой крупный вид, — он должен был обладать языком жестов. Более того: видимо, он пользовался сигнальными запахами, так как что-то едкое проникало сквозь фильтры ее костюма, как запах гари оказывался сильнее экранной защиты Порта.
 Внезапно он схватил сосуд и выпил всю воду.
 Юрико, конечно, не могла решить, выражала ли поза, которую он затем принял, благодарность или нет, но пришла к выводу, что скорее это было недоумение. Если у него было в обычае нападать без всякого повода, вряд ли он привык получать в ответ дары. Возможно, имеет смысл втолковать ему это! Она вновь наполнила сосуд, который уже мысленно называла фляжкой, несмотря на его непривычную форму, и на этот раз положила рядом собранные растения на случай, если для него они съедобны. Продовольствия у нее должно хватить еще на день-два, и собрать новые образцы можно будет с утра. И вновь выждала.
 Существо, очевидно, получило более тяжелые увечья, чем ей показалось сначала. С того момента, когда она дала ему напиться, его задняя конечность заметно распухла, а длинное мускулистое туловище изогнулось тем боком, по которому пришелся ее ответный удар. Но помочь этому было нельзя. Пусть в целом фигура существа напоминала человеческую, но внутренние органы? Но кости? Если есть у него кости…
 Помочь?!
 Она даже вздрогнула от изумления. Так мало времени прошло с того часа, когда все ее мысли были сосредоточены на мести тем, кто изуродовал космолет ее брата!
 Но ведь были и земляне, которые проделывали то же! Как их называли? Праты? Нет, пираты. Или корсары. Или флибустьеры или еще как-то там. И они расправлялись так с членами собственной расы. Ведь возможно… теоретически возможно, что похитители ее брата руководствовались любознательностью, или нанесли удар испрошенному пришельцу, который, по их убеждению, не имел права вторгаться в их объем космоса, или…
 Нет, она слишком, устал а, еще слишком одурманена пан-вакциной, чтобы размышлять логически. Единственное утешение принесла мысль, что в любом случае такое поведение выставляет ее в более выгодном свете, чем если бы она убила и съела своего нового знакомца.
 Да, кстати о еде; что-нибудь из предложенного ею оказалось соблазнительным? Видимо, нет Зверь отбросил все образцы (она тут же сложила их в сумку), кроме толстого сочного стебля, который принялся грызть, но явно без особого удовольствия.
 «Похоже, — сказала себе Юрико, — я приземлилась в области, не затронутой цивилизацией. Когда люди впервые высадились на Луне, на Новой Гвинее ведь еще обитали племена с культурой каменного века».
 Оглядев окрестности, смахивавшие на полупустыню, она кивнула, радуясь своей сообразительности.
 «Но, — продолжала она думать, — если бы космолет засекли, когда он опускался в подобную глушь, даже в те дни великие державы незамедлительно отправили бы туда экспедиции. Следовательно, по воле случая я стала послом, верно?»
 Она пришла к выводу, что ей надо лечь спать — все равно пока она ничего сделать не может. Уберечь беднягу от непогоды и холода у нее средств нет. Забрать его в капсулу, значило бы подвергнуть воздействию новых для него микроорганизмов, да и ее пищевой преобразователь в отличие от последних моделей нельзя было настроить на потребности инопланетных живых существ…
 У нее мелькнула мысль, не входил ли транквилизатор в пан-вакцину, которую ввел ей скафандр. Вообще-то входил — как и вещество, блокировавшее этот факт в сознании вакцинируемых, чтобы он не оказал воздействия на их психику. А потому, еще раз быстро осмотревшись по сторонам — главным образом желая убедиться, что инопланетянин все еще на прежнем месте (и спросив себя, а будет ли он там и утром), — Юрико набрала код, преобразовывающий скафандр в постель, и вскоре уже крепко спала.
 Чшвиит никогда еще не испытывал такого унижения! Чтобы не-халианин без всяких усилий швырнул его в воздух, а затем нанес ему несмываемое оскорбление, не только не даровав почетной смерти, которой требовали его поражение и беспомощность, но принеся ему воды и того, что, видимо, счел пищей! Будто он какая-то говядна или овейца, которых откармливают для убоя! Нестерпимо! А хуже всего, он был так слаб, что не смог отказаться!
 Воздух вокруг него пропитался вонью стыда. Он попытался было уползти в какое-нибудь укромное место, чтобы умереть, и не смог. Слишком много мышц повредил этот невероятный удар, и он полагал, что какой-то его внутренний орган треснул, как сосуд для воды. Будь у него оружие, которое он мог бы обратить против себя!..
 Но рядом не нашлось ничего достаточно острого, достаточно ядовитого. Хоть бы чшемей оказался поблизости, чтобы сокрушить и сожрать его тело!
 Но счастье ему не улыбнулось. Текли ночные часы, и его отчаяние перешло в ярость. Почему, о почему во вселенной существуют инопланетяне, понятия не имеющие о благородстве и чести? Но существуют же! И заслуживают за свою подлость только обращения в рабство, конверсии в биоэнергию или обработки для еды!
 Начал накрапывать дождик. И его ярость достигла предела, когда он погрузился в тягостное забытье.
 — Он, видимо, сражался как бешеный! — заключил халианский офицер, подобравшийся к инопланетному кораблю на восходе солнца. — Он явно получил тяжелые повреждения, но… обратите внимание на запах! Я просто поверить не могу, что детеныш был способен прийти в такой гнев!
 — И, — с восхищением подхватил один из его товарищей, — он не отправился искать помощи, но остался здесь сторожить инопланетянина, чтобы помешать ему спастись!
 — Совершенно верно. Нам даже не придется загонять его в ловушку. Он сам себя загнал в нее. Конечно, внутри корабля может находиться активное оружие, но сконструирован он сходно с тем большим, который мы захватили без всяких затруднений, поскольку он не был вооружен, и бесспорно, никакое опасное оружие не было употреблено против этого…
 Как его имя? Нет, сними последнее. Имей он взрослое имя, так не был бы здесь, верно? Его обозначения?
 С летоплана высоко над ними, откуда велось общее руководство операцией, донесся верещащий ответ:
 — Правильно. Он еще не обозначен собственным именем, а только полом, кланом и кастой.
 — Какой клан?
 — Чшвиит! — произнес командующий с необходимыми модуляциями.
 — Неужели! — Офицер пожалел, что не может почиститься для выражения надлежащей гордости, но он был в броне — на всякий случай.
 — Это ведь мой клан, знаете ли, — сказал он.
 — Знаю, — сухо ответил командующий. — Мои поздравления вашим родичам. Этот юнец заслужил взрослое имя, это бесспорно. Пошли группу захвата забрать его.
 — А если инопланетянин выйдет?
 — Захвати и его, естественно! Те, которых мы забрали с невооруженного корабля, были в таком плохом состоянии, что не выдержали даже поверхностного физического обследования. Нам необходим экземпляр в хорошем состоянии, чтобы мы могли проанализировать их слабости.
 И словно предвосхищая возражение, командующий добавил резко:
 — Да, я знаю, что ты не одобряешь подобного! Но волей-неволей ты должен согласиться, что наша добыча эволюционировала в тех же условиях, что и мы, так что ее слабости стали нам известны естественным путем. Однако теперь мы столкнулись с неестественным противником, а потому достигнуть того, чего достигли наши предки методом проб и ошибок, мы должны достигнуть методом проб без ошибок. Согласен?
 — Согласен, командующий, — сказал офицер и отдал необходимые распоряжения.
 Умение выслеживать добычу и подкрадываться к ней достигло у халиан высочайшей степени. То немногое, что им удалось почерпнуть из обломков «Хризантемы», помогло группе захвата подобраться к капсуле Юрико, не включив ни одного сигнала тревоги, на расстояние в несколько метров. А когда скафандр разбудил ее, и, открыв глаза, она посмотрела на экраны, сканирующие местность вокруг.
 Ничего. Только та же голая земля, те же кусты, которые не были кустами, и деревья, которые не были деревьями Покалеченный инопланетянин исчез.
 Так что же включило сигнал тревоги?
 После долгого ожидания она оптимистично заключила, что это было какое-то дикое животное. Во всяком случае, ничего вокруг не внушало хоть каких-то опасений. Но совсем рассвело, а ей предстояло многое сделать, если она хочет выжить. После необходимого утреннего туалета, она убедилась, что преобразователь пищевых продуктов может-таки приготовить из некоторых местных растений нечто съедобное. Она составила список наиболее пригодных и отправилась на поиски съестных припасов.
 Но тут…
 Едва она обогнула плоский валун, как ее окружили — только на этот раз не дикари, нагие, если не считать пояса и двух фляжек, но направившие на нее то, что явно было внушительным оружием. В ужасе она подняла руки, рефлекторно выразив этим жестом готовность сдаться.
 И рефлекс предал ее, как прежде Чшвиита. У халиан этот жест означал вызов на смертельный поединок.
 Однако, поскольку они были великолепно обучены, а противник выглядел непривычно, они сумели подавить инстинктивный ответ на такой вызов и не бросились на нее, а только опутали крепкой липкой сетью, и предоставили ей тщетно вырываться, пока не сел аккумулятор ее скафандра. А тогда они ввели в него усыпляющие пары (разработанные на изучении пленных с «Хризантемы») и увезли ее в свой главный центр для анализа инопланетянских слабостей. Ведь для них само собой разумелось, что всякий инопланетянин слаб. Ведь сильными были лишь халиане. Только халианам дозволялось быть сильными.
 Когда Чшвиит пришел в себя, то услышал восхваления своего подвига. Ему сообщили его новое — взрослое! — имя и сказали, что с этих пор он получает привилегию на спаривание — вернее, получит, как только его тело в развитии догонит его рассудок и будет способно издавать надлежащий властный запах. И существуют средства ускорить Перемену в этой области, и он может воспользоваться ими, если пожелает. А самое важное — он узнал, что целых девять капитанов боевых кораблей изъявили желание взять его к себе, когда вновь отправятся в полет. Его мечта рыскать среди звезд должна была осуществиться!
 Но даже пока он отклонял волну за волной лестных похвал, даже пока он смущенно изъявлял благодарность, в глубине его сознания какой-то голосок твердил: «Но это же произошло совсем не так! Нет! Все было совсем по-другому».
 Однако позднее, когда прошли годы, он научился заглушать стыдящий голосок, стал вдохновителем своей расы, легендарным примером для нового поколения. Его слава разнеслась по всем халианским мирам, и не только прямые члены его клана, но и дальние родичи чистились при каждом упоминании его имени, потому что отблески этой славы падали и на них.
 Ну а имя Юрико Петровны…
 Поскольку среди обломков «Хризантемы» была заложена еще одна бомба, замаскированная столь же хитро, как и спрятанная в ракете связи, и также не обнаруженная Одром, корабли Флота, проследившие полет последней РС Юрико, нашли в точке ее запуска только разреженное облако пыли, правда, несколько необычное по составу, но не настолько, чтобы его можно было безоговорочно считать останками космолета.
 И возникли сомнения.
 Сначала дли нее находили оправдания — особенно те, кто дал «добро», когда решалось, отправить ее на поиски брата или нет. Да только потом халиане все чаще стали не просто захватывать корабли, но и совершать налеты на дальние человеческие колонии и брать все больше пленных. (Что делали халиане с людьми? Ели их? Обращали в рабство? Переделывали в живые компьютеры? Отдавали их на потеху своим детенышам? Предположениям не было числа, но не существовало никаких данных, подтверждающих хотя бы одно из них.)
 И раз за разом враги обнаруживали слабость, отсутствие логики или необходимых знаний, просчеты в тактике тех, кого посылали против них.
 И вот точно грибной мицелий начало распространяться и укореняться ложное убеждение. А именно: «У этой загадки есть только одно объяснение. Оно сводится к Юрико Петровне. Она допустила, что халиане захватили ее в их пространстве Видимо, она сдалась без сопротивления. У нее не хватило духа включить свой детонатор, когда ей стало ясно, что ее положение безнадежно. Отсюда следует, что все свои сведения о нас они получили от нее».
 В офицерских столовых, в барах, в спальных каютах космолетов собеседники угрюмо кивали Ведь к этому времени было уже ясно, что идет война — непрерывное сражение, разбросанное по множеству кубических парсеков, и обе стороны при каждой встрече стараются нанести друг другу удар потяжелее.
 И всякий раз, когда халиане пускали в ход хитрость, к какой люди готовы не были, всегда было на кого свалить вину. Не на командующего отрядом, потерпевшим поражение, не на штабных, выверявших на компьютере план операции, но на ту, кого, конечно, уже давно, не было в живых.
 Козел отпущения. Человек отпущения.
 И лишь редко у кого-то на мгновение возникала мысль: «А действительно ли все обстояло так? Действительно ли все произошло таким образом?»
 Некоторое время несколько человек упрямо спорили о ее последнем сообщении, утверждая, что, видимо, она обнаружила «Хризантему» вблизи родной планеты халиан. Однако, когда наконец местонахождение планеты-мишени было установлено точно, имя Юрико Петровны уже успело стать таким одиозным, что малейший намек на такую возможность был изъят из стратегических оценок Флота. Характер войны изменился, и с этого момента…


Но это другая история. Или, вернее, много других историй.





 ИНТЕРЛЮДИЯ


 Джил Канар задумчиво почесал затылок. Он уже больше часа просматривал сообщения о первых рейдах халиан, но так и не мог найти ничего утешительного. Излишняя жестокость могла только вызвать озлобление, но ведь до Эйр так же далеко от Веги, как и от Земли. Вполне возможно, что его предположение неверно. Вот Крэг Смелый — настоящий герой — смог бы сейчас ему помочь. Наверняка народ скоро сам попросит о помощи. Очень быстро удалось выяснить, что командор эскадры в секторе достаточно удаленном от Халии, только что получил высокую награду. Ему в одиночку удалось присоединить к Альянсу целую враждебную империю. Ободренный, Джил затребовал дополнительную информацию; командор оказался старинного, известного рода. Надо сказать — выскочек Канар недолюбливал и относился к ним с известным подозрением. Что может быть лучше — командор был полновластным хозяином целой базы, а значит и эскадра находилась в полном его подчинении.
 Откинувшись в кресле с блаженной улыбкой на лице, Джил застучал по клавишам, требуя полную информацию. Ему необычайно повезло — он нашел как раз то, что искал. Грохот орудий, маневры кораблей, герои, идущие на верную смерть — это все вчерашний день.




 Билл Фосетт. ТРАДИЦИЯ


 Последние семьсот лет каждый Ежемесячный Обед на Флоте начиналось точно в полдень. Если командор не появлялся к половине первого, расположившиеся за столами в строгом порядке офицеры базы, в голубой униформе, с узорами из мечей, начинали беспомощно озираться по сторонам.
 Флотские офицеры, как правило, вполне терпимо относились к многочисленным традициям, а некоторыми — прямо-таки упивались. Имей они чуть больше уважения к своему руководству, вполне могли бы подождать еще часок… Но новый командор был из снабженцев, и закаленные в боях солдаты относились к нему без излишнего почтения, что и понятно.
 Для Мак-Коля день выдался довольно прохладный — температура не намного превышала сорок градусов по Цельсию. Ослепительно-голубое солнце раскалило стены здания, в котором должно было состояться пиршество, и кондиционеры работали из последних сил. Офицеры в парадных мундирах чувствовали себя не слишком уютно.
 — Идет, — пробормотал капитан, искоса глянув сквозь очки с фильтрами на раскаленный плац, залитый ослепительным светом.
 Их новый начальник с поспешностью двигался от Центра Связи сквозь волны удушающего жара; его мокрый от пота голубой мундир плотно прилип к телу. Один из-местных крылатых паразитов сделал несколько неуверенных попыток опуститься на землю, но отчаялся и поспешил убраться восвояси. С каждым шагом оседал на начищенных ботинках командора слой сероватой пыли.
 Командор Абрахам Мейер, известный также как просто Эйб — представитель уже десятого поколения семьи, посвятившей себя службе во Флоте, — был поистине несчастен.
 И, конечно же, не из-за погоды. Обычная здесь удушающая жара делала климат Мак-Коля мало похожим на курортный, но это, впрочем еще не так страшно. Торжественные формальности, связанные с обрядом Ежемесячного Обеда, всегда страшили его куда больше, но предстоящее испытание было по крайней мере хорошо знакомо. Даже возможный контакте наверняка враждебными трайпами воспринимался им скорее как вызов. А вот чего командор Мейер никак уже не мог вынести — так это бумажного шуршания в нагрудном кармане. Это был ответ из штаб-квартиры на его отчаянную просьбу о поддержке, отправленную когда враждебность трайпов стала уж слишком очевидной.
 «Отказать. Нет средств», — гласил он.
 Неожиданный халианский кризис поглотил все ресурсы и сковал все корабли Флота, свободные от выполнения первоочередных заданий. Гарнизон Мак-Коля обобрали до нитки, чтобы обеспечить спешно сколоченную ударную группировку, оставив на Вспомогательной Базе К2 Мак-Коль боеспособных кораблей меньше, чем число планет, которые они были призваны защищать. Адмирал, предшественник Мейера на этом посту, теперь был назначен командующим основных сил группировки, действующей против халиан. Еще больше Мейера расстроило то, что отказ подписал не кто иной, как его единственный родственник Исаак Мейер, адмирал Белого и командующий объединенными силами Восточных Секторов.
 Получив назначение на ремонтно-вспомогательную базу, Эйб Мейер был искренне благодарен дедушкиной протекции, которая вытащила его из Порта, хотя скорее всего причиной послужило желание адмирала спасти от позора честное имя семьи. Но он ошибался. С тех пор как отец Эйба погиб, отражая атаку пиратов на Фриборн десять лет назад, Эйбу Мейеру редко доводилось видеться с дедом. Адмирал Исаак Мейер и раньше-то находился слишком далеко от Порта, а теперь и подавно они не смогут увидеться. Чуть пониже подписи на бумажке с отказом адмирал приписал собственной рукой морализаторское дополнение, призванное укрепить воинский дух внука. Но сентенции деда не вызвали ожидаемой реакции, а только усилили напряжение и обиду «Надеюсь, ты не опозоришь славные семейные традиции», — гласила приписка.
 Во время второго прочтения этой короткой и маловразумительной фразы негодование почти заглушило в душе Эйба Мейера чувство отчаяния. У него уже не оставалось ни малейших Сомнений в несправедливости Адмиралтейства и всей Вселенной, когда он наконец подошел к двери офицерского клуба. Бросив взгляд на часы он понял, что непростительно опоздал.
 Не вполне уверенный, что от него ждут каких-нибудь речей, командор с трехнедельным стажем службы на новом месте, открыл дверь клуба. Ему страшно хотелось бы войти внутрь вдохновенно и гордо вскинув голову, обвести орлиным взором зал, замерший в немом восторге… Но к сожалению, он был невысок и круглолиц, и если что-то в нем и приковывало внимание офицеров, так это сильно выдававшийся вперед живот. Глаза командора непрерывно слезились с тех самых пор; как он впервые ступил на землю Мак-Коля. Он был точно таким же, как и вообще все снабженцы на богом забытых тыловых базах.
 Как того и требовали неписанные законы и традиции, самый молодой офицер скомандовал: «Смиииирр…АААА!», и все находившиеся в зале мгновенно вскочили. Дух Мейера ничуть не укрепило то обстоятельство, что большинство его подчиненных были набраны в Секторе Валькеса, и теперь они возвышались над своим несчастным командором на добрые полметра. Усиленно пытаясь выглядеть не столь жалким, командор поспешил занять предназначенное место. Его рубашка, пропитанная потом, мгновенно заледенела, как только он оказался в помещении с хорошим кондиционером. Спина неприятно заныла. Командор почти побежал к своему месту во главе длинного стола, обогнав слугу, призванного согласно неписаной традиции помочь ему занять место. С размаху усевшись в кресло и придвинувшись к столу, Мейер вопросительно обвел взглядом подчиненных. После секундного замешательства те молча опустились на стулья; некоторые при этом недовольно глянули на командора. Приглушенный разговор звучал все громче и отчетливей; официанты разлили вино в высокие бокалы и поднесли каждому вазочку с тонкими дольками фруктов. Командор придвинул к себе вазочку с терпкими плодами, и никто из соседей по столу не посмел первым заговорить с ним.
 Эйб Мейер был полностью поглощен своими мыслями и ел медленно, так что закончившие трапезу прежде него офицеры были вынуждены от нечего делать подливать и подливать себе вина, а некоторые любители заказали темно-зеленый ликер, недавно ставший чрезвычайно популярным в Порту. Многие уже выпили больше, чем следовало, и заговорили громче. В конце концов молодой командор расправился с вкусным, несовершенно незнакомым сладким десертом и неохотно поднял глаза. Наступал черед нововведения — Традиции Часа.
 После Ежемесячного Обеда на один час все законы субординации прекращались, и все могли общаться совершенно свободно, невзирая на должности и звания. Каждый офицер мог совершенно свободно обратиться к другому — командор также не являлся исключением. Именно этого он и боялся больше всего все это время. Конечно, излишне дерзкий вопрос мог мгновенно лишить молодого офицера всякой перспективы продвижения по службе, однако Мейер осознавал, что в зале найдется немало людей одного с ним звания. И некоторые вполне способны позволить себе вольность, прекрасно понимая, что должность он получил по протекции высокопоставленного дедушки. Первые несколько вопросов были вполне пристойными и в основном касались общих знакомых в Порту. Но затем некая дама — капитан разведывательного корабля, видно, принявшая несколько больше, чем следовало бы, неуверенно поднялась из-за стола и, сделав широкий пьяный жест, спросила:
 — Когда же вы позволите нам преподать урок этим проклятым трайпам… э-э… сэр? — Слово «сэр» было сказано очень тихо и лишь после долгой паузы. — Мы уже две недели бьем баклуши в этой чертовой дыре, вместо того чтобы поднять корабли. А ведь наш долг защищать этот сектор, надеюсь вы не станете возражать? — К концу короткой, но пламенной речи голос звучал гневно, хотя слива звучали несколько неотчетливо. С глухим стуком она опустилась на стул и тут же, не теряя ни секунды, опустошила еще один бокал.
 Командор почувствовал, что неудержимо краснеет. Выражение лиц окружающих не оставляло ни тени сомнения — они думают то же самое. Что тут ответишь? И почему только эти проклятые трайпы появились именно тогда, когда он принял командование? Почему они не оказались дружественно настроенными — или хотя бы не столь агрессивными? Его мысли лихорадочно вращались в тесном кольце фактов.
 — Обзор ситуации поможет прояснить мое решение, — медленно начал Мейер, в душе мечтая иметь хоть какое-то решение, которое могло бы быть прояснено. Пока что у него в голове крутилась только одна конструктивная мысль — громко завопить о помощи. — Первый контакт с… э-э, трайпами — произошел как раз тогда, когда я направлялся на Мак-Коль. — Он неуверенно закончил: эта фраза больше всего смахивала на извинение. — Для распространяющегося в пространстве Альянса, обнаружение новых рас, в том числе и принципиально новых, образующих свои собственные империи — дело обычное. Трайпы, судя по архивным документам Первой Империи, создали базирующуюся на мускульной энергии цивилизацию, когда наступила Темная Эпоха. С тех пор, они, судя по всему, ступили на путь прогресса. Я изучил все сообщения, подготовленные разведкой. Информация была получена в основном из рассказов случайных купцов, и только однажды разведчикам удалось встретить торговое судно самих трайпов…
 Ради всего святого, что за чушь он мелет? Он даже сам видел, что несет полную ахинею. И тут он вспомнил первую заповедь начальника: если все плохо, пусть отдувается кто-нибудь другой.
 — Харлан, вы начальник Отдела Разведки. Кое-кто из здесь присутствующих только недавно прибыл на базу; пожалуйста, расскажите нам вкратце, что же известно о трайпах.
 У начальника разведки была стойкая репутация неисправимого зануды, готового засыпать каждого встречного ненужными сведениями. Замечательная черта для начальника разведки, но не на такой маленькой базе. Радостно «улыбнувшись, начальник разведки поднялся, принял сосредоточенный вид и приступил к делу.
 — Год тому назад Мак-Коль еще был типичной базой разведчиков, когда было-решено, что сектору требуется ремонтно-вспомогательное подразделение класса Е. Это было еще до того, как действия Халии оттянули так много кораблей Альянса к себе, на далекую периферию. И тогда мы остались с наполовину организованной ремонтной базой и огромными складами, достаточными для обеспечения всего Флота. Еще до своего ухода адмирал Дуэйн приказал, чтобы остававшиеся разведчики приступили к освоению пространства за пределами сектора. И меньше чем через неделю после того как 197 Эскадрон и почти половина личного состава базы присоединились к адмиралу Эсплендадоре, мы обнаружили трайпов.
 Здесь Харлан Крамер выдержал долгую паузу, с удовольствием ощущая всеобщее внимание. Когда пауза стала слишком явственно затягиваться, командор Мейер поощрительно улыбнулся ему и кивком головы попросил продолжить.
 Итак, трайпы стали известны как однопланетная и еще не вышедшая в космическое пространство цивилизация примерно сто лет тому назад. Теперь понятно. Это были в основном слухи, полученные от бродяжничающих капитанов, которым довелось иметь с ними дело…
 — И продавать оружие и корабли, черт побери, — неожиданно вставил кто-то из дальнего угла зала. Многие офицеры пробормотали что-то в знак согласия. Флот не уважал бродяг.
 Попытавшись сделать вид, что ничего не произошло, разведчик продолжил свою речь.
 — Трайпы обитают на шести планетах; управление осуществляется Советом Родов, или племен. Основных племен примерно десять, и у каждого — собственный флот. На время военных действий они избирают вождя, который руководит объединенными силами. Похоже, в настоящее время у них как раз проходят очередные выборы. Об их избраннике нам неизвестно ничего — даже его имя.
 В этот момент в зал вошли два официанта, — один нес огромный кувшин с зеленым ликером, а другой — поднос с бокалами. Они принялись расставлять их, и Харлан решил подождать, пока отвлекающая внимание процедура не завершится. Когда официанты вышли, несколько молодых офицеров уже успели опустошить бокалы и делали недвусмысленные жесты, требуя наполнить их вновь. Начальник разведки сверлил взглядом злополучных официантов до тех пор, пока те не опорожнили кувшины и не покинули зал. Когда он продолжил речь, в его голосе отчетливо слышалась досада.
 — Нам известно, что в Совете Родов имеется миролюбивая фракция, однако на контакт с ней выйти так и не удалось. Нам удалось определить местоположение их главной планеты, хотя полиция Флота не дает разрешения атаковать ее прямо сейчас.
 Капитан Агберей, под руководством которого находились остававшиеся на Мак-Коле боевые части, полупривстал и призывно взглянул на собравшихся, как-будто собираясь что-то добавить.
 Харлан замер на месте с полуоткрытым ртом. Заметив, что все взоры обратились на него, высокий бородатый офицер стряхнул с мундира несуществующую пылинку и, ни слова не говоря, опустился на место.
 — У трайпов трехсторонняя симметрия, — продолжил разведчик, вдохнув побольше воздуха. — У них три ноги, три руки и девять глаз. Торговцы утверждают, что передвигаются они очень грациозно, а их произведения искусства иначе как шедеврами не назовешь. Общество трайпов очень динамично и индивидуалистично, что не свойственно молодым культурам. Дышат они кислородом, основаны на углеродной органике и предпочитают селиться на планетах земного типа, хотя им нравится несколько более высокая температура, чем нам. Судя по всему, Мак-Коль был бы для них настоящим курортом. — Начальник разведки напряг голос, стараясь перекричать общий гул и звон бокалов. — У них оптическое зрение широкого диапазона, и они могут видеть помимо обычного света также в инфракрасном и ультрафиолетовом диапазоне. Помимо этого они способны видеть не только на сверхбольших расстояниях, но и на микроуровне. Они очень осторожны, внимательны и при планировании огромное внимание уделяют мелким подробностям. Один торговец жаловался, что заключенное с ними корабельное соглашение удовлетворяла форме ПК.
 Один молодой офицер громко заржал при этих словах. Он только что получил директиву штаба Флота, разрешающую провести ремонт терминалов по форме 12К с планеты, на которой не было собственной цивилизации вообще. Мейер удивленно глянул было в его сторону, но его спас вдохновенный докладчик.
 — За последнюю неделю они соорудили базу на незаселенной планете на расстоянии менее двадцати световых лет отсюда на территории, бесспорно принадлежащей Альянсу. Поскольку прежде она была нам неизвестна, я использовал свое право и назвал ее» Планетой Харлана «. — Он широко улыбнулся, но поспешил продолжить речь. — Один из их транспортов был угнан на Аллисон и там обнаружен нашими разведчиками. Судя по всему, они используют вместо обычных для нас приборов индикаторные панели, меняющие цвета. Их техника менее совершенна, чем наша, и похоже базируется на кораблях времен Первой Империи. Флот трайпов состоит из многочисленных вооруженных транспортов и примерно сотни боевых кораблей — разведчиков и истребителей. Анализ импорта материалов позволяет сделать вывод, что в настоящее время они также строят полномасштабные крейсеры.
 Несколько офицеров разведки вопросительно взглянули на Агберея, будто ожидая дальнейших комментариев, однако боевой командир, не обращая ни на кого внимания, устремил пристальный взор на опустевший бокал.
 — Поскольку почти все силы Флота отвлечены на операции на другом конце Альянса, они могут оказаться очень мощной силой в нашем секторе. К тому же мы практически ничего больше о них не знаем, и единственным, но слабым утешением может послужить лишь то, что им, возможно, о нас известно еще меньше, чем нам — о них.
 Наступила томительная пауза, прежде чем командор Мейер осознал, что Харлан выговорился. Он поспешил прервать молчание первым.
 — Как вы понимаете, мы оказались в крайне сложной и опасной ситуации. В настоящее время я готовлю план действий, — объявил он. — Разумеется, мы должны быть готовыми к любым действиям. В процессе разработки плана мне предстоит встретиться с некоторыми из вас в отдельности — эти встречи начнутся уже завтра. А сейчас — вольно! — Он поспешил подняться и покинуть зал пока никто не успел задать ему еще какой-нибудь щекотливый вопрос.
 К полуночи отчаяние полностью овладело Абрахамом Мейером. Последние девять часов он провел за компьютером, вновь и вновь просматривая те скудные сведения, которые удалось собрать о трайпах. Явно никакой возможности разрешить конфликт. Противник не может рассматривать Альянс иначе, чем угрозу своему существованию, и в этом есть доля правды. Сферы распространения двух цивилизаций соприкоснулись, и десять принадлежащих Альянсу планет оказались менее чем в полусотне световых лет от столицы трайпов.
 В отчаянии юный командор стукнул по панели кулаком, но несколькими секундами позднее вновь защелкал клавишами.
 Примерно двадцать лет назад трайпы вели, небольшую войну с другой цивилизацией и очень изящно ее выиграли. Самое интересное, что эта цивилизация рассматривалась как их ближайший союзник. Похоже, что теперь они вновь готовились к войне. Сил у трайпов было вполне достаточно, чтобы уничтожить все население Альянса в секторе еще до того, как удастся отозвать значительные силы с Халианской войны. Несомненно, в длительной войне Флот неизбежно одержал бы победу, но миллионам гражданам Альянса, проживающим в этом секторе, это бы уже не помогло. Можно было только сожалеть о том, что противником оказались именно трайпы — они были индустриально развитой расой и могли бы стать ценным добавлением к Альянсу.
 Эта недавно открытая раса могла также стать причиной позорного конца карьеры блестящего молодого офицера Флота — именно эта мысль не давала покоя командору. Взгляд непроизвольно упал на смятую бумажку с посланием деда, и он громко прошипел» традиция» так, что оно прозвучало почти непристойно. И в это мгновение он был совершенно искренним.
 Следующие десять минут Мейер провел, бессмысленно уставившись в пустой монитор, и чувствовал такое опустошение, что был неспособен даже испытывать жалость к собственной персоне.
 — Я ведь тыловик, а не боевой офицер, — вслух пожаловался он безмолвному клочку бумаги. — Свое дело я знаю неплохо, — говорил он, и при этом умудрялся обижаться даже на свои собственные слова. Настоящий Герой должен уметь за пару часов собрать сверхмощное оружие из комплекта запчастей для своего калькулятора и с его помощью направить Флот к очередной славной победе.
 Мейер гордился своими способностями и профессиональными знаниями, но здесь от них было мало толку. Мысль о том, что миллионам людей придется погибнуть из-за его вопиющей некомпетентности, бросила в дрожь.
 Однако служба во Флоте великолепно подготовила его к любым неожиданностям, и теперь командор Абрахам Мейер задал компьютеру режим автоматического поиска решения, а сам тем временем вновь стал осмысливать создавшуюся ситуацию.
 С одной стороны — новая раса, незнакомая ни с Альянсом, ни с Флотом. Эта раса была умной, амбициозной, внимательной, основательной и хорошо вооруженной — всем необходимым для того, чтобы нанести сокрушительный удар силам Альянса под его командованием.
 Командор Мейер уже собрал все силы, которыми он располагал в этом секторе — три крейсера, четырнадцать разведчиков и три допотопных планетарных бомбардировщика. Последние три ретромонстра остались со времен войны с Вевеки и были совершенно не приспособлены к сражениям между кораблями.
 Несмотря на превосходство с технологии, противник оказывался сильнее как минимум в пять раз. И что еще хуже — ему требовалось защитить два десятка планет, по любой из которых трайпы могли нанести удар, а кораблей у него не хватало даже из расчета один корабль на планету.
 В течение ближайших нескольких месяцев можно было даже и не мечтать о подкреплении и резервах, а за это время События могли зайти так далеко, что он вполне-мог погибнуть или с позором слететь с поста.
 В его распоряжении только лишь одна более или менее работоспособная ремонтно-восстановительная база класса У, личный состав наполовину неукомплектован и полностью отсутствует постоянный гарнизон боевых кораблей. К тому же на Мак-Коле находится огромный вспомогательный склад Флота, из-за которого его и постигло это проклятое повышение. На нем находилось все необходимое, чтобы отремонтировать корабль или выстроить его заново — кроме корпуса и вооружения.
 Надеясь только на чудо, командор Мейер просмотрел перечень хранящегося на складе имущества. Все-таки он был снабженцем и мог позволить себе все что угодно — но только не переживать столь долго из-за каких-то там трайпов.
 В перечне он обнаружил сорок тысяч баррелей краски для корпусов боевых кораблей — такого количества было вполне достаточно, чтобы перекрасить заново весь Флот. Многие уже проведали про эти несметные запасы и старались отправить свои корабли на покраску именно в Мак-Коль.
 Стараясь развеять плохое настроение, молодой офицер громко объявил в пустоту комнаты, что теперь в его распоряжении имеется секретное оружие. Они могут стрелять в трайпов краской, — ведь последние столь чувствительны к цветовым оттенкам. В красках он разбирался.
 Затем в небольшой комнате наступила тишина, и Эйб Мейер долго созерцал царапину на серой стене. Затем робкая поначалу улыбка становилась все более радостной по мере того, как командор просматривал перечень имущества на складах. Еще минутой позже он сделал небольшую пометку и расплылся в улыбке от уха до уха.
 Капитан Агберей вошел в кабинет командора с видом, от которого тщетно пытался избавиться — или хотя бы смягчить. Тонкие черты в сочетании с аккуратно подстриженной бородкой придавали ему порочный, почти дьявольский вид, столь удобный для запугивания молодых офицеров и местных женщин. Ему удалось изогнуть губы в подобие улыбки, которая лишь подчеркнула напряжение, сковавшее лицо.
 Стены кабинеты были совершенно голые, так как Абрахам Мейер никаких украшений с собой захватить не догадался, а аборигенов, у которых можно было бы приобрести местные произведения искусства, просто не было. Единственная мебель — письменный стол, пара кресел да огромный терминал системы управления, почти полностью закрывавший одну стену. Позади стола находилось окно. В бледно-голубом ослепительном сиянии солнца поблескивали продолговатые серебристые корпуса кораблей.
 Боевой командир подошел к столу и замер, переминаясь с ноги на ногу, пока Мейер предложит ему присесть.
 — Прежде всего позвольте мне принести извинения от имени всего подразделения за тон, который позволила себе офицер О'Херн. Она ни в коей мере не хотела показаться непочтительной. — Агберей нерешительно молчал, пока командор Мейер кивком не дал понять, что принимает извинение После чего сделал глубокий вдох и продолжил. — Последние два десятилетия вы служили в тылу, занимаясь складами да амуницией. Нет ничего оскорбительного в предположении, что сейчас вы оказались не в своей тарелке… Эйб. — Он замолчал, стараясь оценить реакцию на такую фамильярность. Реакции, однако, не воспоследовало. — Мне приходилось руководить войсками во время более чем дюжины сражении, и я готов принять на себя командование всеми боевыми подразделениями базы. Вы же продолжите управлять — всем, что находится на земле. Разделим, так сказать, наши полномочия, а? — Нервно закончил он. — Пусть каждый делает то, что он умеет лучше всего, э-э?
 Командор Мейер с трудом поборол закипавший гнев и окинул офицера долгим взглядом. Неужели болван Агберей и в самом деле решил, что он добровольно откажется от командования? Когда гнев утих окончательно, Абрахам вспомнил, зачем собственно он его вызвал. А потом, когда вслед за гневом ушло и раздражение, он даже позволил себе улыбнуться.
 По-видимому лучше всего было бы сохранять полное спокойствие и изображать невозмутимость. Если это сработает, удивление Агберея хоть немного потешит самолюбие командора. Если же его план провалится, их все равно ожидает только одно — смерть.
 Неправильно оценив командорскую ухмылку, Агберей, в свою очередь, криво ухмыльнулся и привстал с кресла.
 — Ну, если мы договорились… — начал было он, но Мейер спокойно прервал:
 — Мы ни о чем не договаривались, — мягко произнес он. — Я командую всей базой и намереваюсь заниматься этим и впредь.
 Агберей замер, полусогнувшись, и удивление быстро сменилось испугом. Он был абсолютно уверен, что командор с радостью примет его предложение, а вышло, что он посмел нанести оскорбление непосредственному начальнику. Внезапно Агберей вспомнил, что перед ним все-таки подлинный Мейер — представитель древнего и могущественного рода, и о подвигах его предков на Флоте рассказывают легенды. Теперь на дальнейшей карьере можно смело поставить крест.
 — Однако ваш опыт и способности могут сыграть немаловажную роль в наших дальнейших действиях, — добавил Мейер, стараясь не слишком явно наслаждаться сконфуженным видом собеседника. — Здесь перечень материалов, которые ваши люди должны погрузить на борт своих кораблей уже сегодня в полдень, — продолжил он неожиданно жестко. — Разместить все будет трудновато, но я надеюсь на вашу изобретательность. Кроме того, каждому кораблю придется буксировать от четырех до пятнадцати вспомогательных. Все должны быть вооружены и находиться в постоянной боевой готовности. Все увольнения запрещаются, пилоты должны спать на борту своих кораблей.
 Командор поднялся со своего кресла и устремил взгляд в окно.
 — Кроме того, я приказал усовершенствовать двигатели бомбардировщиков. Проследите, чтобы ваши люди загрузили в точности все, что перечислено в приказе — все до последнего грамма. Письменный приказ получите сегодня в полдень.
 Последняя фраза, будто бичом; хлестнула Агберея. Он с нерешительно видом выпрямился и внимательно выслушал начальника. Его, «Слушаюсь, сэр!» было молодцеватым и отчетливым, и он моментально покинул кабинет. Командор не успел повернуться, чтобы увидеть его лицо, но адъютант в соседнем помещении еще долго недоуменно смотрел в спину уходящего Агберея.
 Как только дверь закрылась, командор с довольным видом откинулся в кресле. Прав он или неправ, но так или иначе дело пошло. Он с удовольствием занялся своим любимым и хорошо знакомым делом, обдумывая сотни мелких деталей предстоящего сражения, которые нужно было обозначить в приказе.
 Старший унтер-офицер Оврам Чекли служил на борту бомбардировщика «Вильгельм Раньер» последние двадцать лет из двадцати пяти, проведенных во Флоте. А из этих двадцати — восемнадцать он занимался двигателями. Оврам был коренастым, волосы уже тронуты сединой, а руки казались чересчур большими. Чтобы дать выход огорчению, он имел обыкновение жонглировать огромным гаечным ключом, иногда для разнообразия завязывая его в узел. В таких случаях три молодых помощника в страхе забивались в самый дальний угол.
 — Двадцать лет провозиться с этим металлоломом, — возмущенно ревел Оврам, — и теперь мне предлагают все разрушить. И все потому, что этот сумасшедший командор боится запачкать свой чертов голубой мундир. — Инженер был столь взбешен, что не заметил открытого люка за спиной.
 — Ну, хватит — прервал его разглагольствования капитан Агберей, ступив на палубу моторного отделения. — Что-то я не вижу, как вы выполняете полученный приказ. Имейте в виду: вам придется постараться.
 Чекли застыл на месте, не дыша, и огромная железка повисла в воздухе. Но капитан неожиданно смягчился.
 — Поймите, Оврам, в этом есть свой резон. В противном случае все наши действия против трайпов Неизбежно приведут к поражению. Надеюсь, что вы отлично справитесь с поставленной задачей.
 «Надеюсь, что Мейер знает, что делает, потому что сам я в том как раз не уверен», добавил он про себя. Со стороны, к счастью, он всегда производил впечатление уверенного в себе человека.
 — Но как же… Разрегулировать двигатели ради этого спектакля и оставить малышку там? — слабо возразил инженер. — Но тогда мы окажемся в худшем положении, чем «Ржавый Воин». — Он упомянул неофициальное, но самое популярное название бомбардировщика «Рассел Уоррен», который славился худшей инженерной командой во всем секторе. — И так их мало…
 — Мы надеемся, что вы выполните задание в соответствии с приказом, — положил конец пустой болтовне Агберей. — Я лично надеюсь на вас.
 Когда квартирмейстер Оуэн Эльрих смущался, его голос начинал предательски вибрировать. Он долгие годы тщетно ждал, когда же жизненный опыт избавит его от столь постыдной привычки и начал уже подозревать, что видимо это навсегда. Вот и сейчас, когда он по комму, пытался выразить свои претензии по поводу полученного приказа, его голос сорвался на писк.
 — Нет никакого смысла, сэр, грузить на каждый корабль по сотне галлонов каждой краски из десяти видов. Если загрузить один корабль, то и этого будет достаточно, чтобы перекрасить весь наличный Флот десятки раз.
 — Выполняйте приказ, — послышался в ответ не менее сконфуженный голос адъютанта Мейера. — Это важнейший элемент в нашем плане действий против трайпов.
 Адъютант прервал связь и задумчиво посмотрел на дверь в кабинет командора Мейера. Сегодня он успел ответить уже на шесть подобных звонков. В корабли загружалось больше запасных стабилизаторов, антенн и странных пузатых емкостей, чем во время сражений десятилетней давности — к тому же в огромной спешке. Похоже, катастрофа неминуема. Для бомбардировщиков подходит только один вид оружия — ракеты класса космос-земля. Их придется запихивать в корабли уже потом, когда они и без того будут переполнены.
 Какое-то время он боролся с искушением немедленно зайти в кабинет и потребовать от командора объяснений. Но потом молодой адъютант вспомнил, с каким лицом сегодня утром выбежал из кабинета Агберей, и решил что если командор и в самом деле с ума сошел, то это его не касается.
 Комм вновь опять пронзительно заверещал. Теперь капитан с корабля-разведчика возмущенно требовал объяснить, почему его корабль снизу доверху забили всякой ерундой. Теперь он даже в своей рубке не может пошевелиться, не то что вести боевые действия.
 Адъютант твердо сказал, что таков приказ и что капитану предстоит выполнить особое задание чрезвычайной важности. Для психического здоровья адъютанта было огромной удачей, что он не видел план командора, на котором тот собственноручно нацарапал «Совершенно Секретно. Особой Важности».
 Корабль «Возмездие» приближался к огромной луне Харлана на максимальной скорости. Поверхность спутника, лишенного атмосферы, была густо усеяна кратерами и покрыта серой пылью. За спутником находилась планета, где поражало смешение красного и желтого цветов, разделенное двумя огромными лиловыми океанами.
 Сидя в кресле наблюдателя на палубе крейсера, командор Мейер ощутил острое чувство вины. До главного сражения оставалось минут десять, не более, и если их ждет гибель, то его замечательный план так и останется нереализованным. Это чувство уравновесилось в его душе воспоминанием о визите капитана Агберея, и он решил объяснить офицерам, сколь велико значение предстоящей битвы. Повернувшись к высокому бородатому офицеру, он жестом подозвал его.
 — Вероятно вас удивляет, почему я приказал эскадре прорываться на такое огромное расстояние в обычном пространстве? — прямо спросил он.
 Агберей почтительно промолчал, но согласно кивнул, попросив Мейера продолжать.
 — Причина очень проста. Двигаясь не через гиперпространство, мы даем командованию трайпов достаточно времени, чтобы понять, что их слишком мало для сражения. Таким образом они смогут отдать приказ всем кораблям системы спасаться бегством, и у них будет достаточно чистого пространства. Я бы очень не хотел уничтожать даже один корабль противника.
 Для боевого офицера это было уже слишком.
 — Надеюсь, вы не собираетесь свести их с ума одним своим видом, — прорычал Агберей.
 — Да, на нечто подобное я и рассчитываю, — спокойно сказал Мейер.
 Объяснение явно недостаточное, но однако теперь Агберей хотя бы понял что здесь что-то не так.
 — Отдайте соответствующий приказ. Всем кораблям преследовать противника, сохраняя дистанцию. Огня не открывать. Ждать приказа.
 — Там их всего шесть, — почти захныкал Агберей. — Мы можем поймать их в капкан только поблизости от какой-нибудь планеты. Зачем размешать корабли по периферии системы, ведь тогда мы не сможем окружить противника?
 — Выходите на связь с разведчиками каждые десять минут и каждый раз предупреждайте их, чтобы держались вне радиуса действия планетных лазеров — до тех пор пока мы не убедимся, что Харлан прав и у противника их нет ни одного.
 Агберей аж зашипел от возмущения, но приказ исполнил в точности.
 Через двадцать минут последний корабль трайпов, преследуемый четырьмя разведчиками Флота через половину солнечной системы, внезапно исчез в гиперпространстве. Когда Агберей выслушивал сообщение об этом событии, он явственно скрипел зубами. Эйб Мейер случайно подошел к офицеру-связисту.
 — Соедините меня с командиром трайпов на планете, — попросил он.
 Когда связь наконец была установлена, командор наконец увидел первого в своей жизни трайпа. Трехсторонняя симметрия несколько сбивала с толку, но отвратительным его назвать уж никак нельзя, а движения так вовсе грациозные. Кожа существа все время меняла окраску, становясь то блекло-серой, то зловеще-черной с легким зеленоватым оттенком.
 — Вы не имеете права находиться здесь, — произнес он.
 Во всех девяти глазах существа отчетливо светилась ярость, а на коже вблизи глаз вспыхивали яркие золотые искорки. Мейер остался доволен внешним видом собеседника.
 — Это космическое пространство принадлежит нам, и вы обязаны удалиться, — продолжило существо, немного поколебавшись из-за того, что не дождалось ответной реакции.
 Мейер продолжал молчать, изучая изображение на экране. Наконец он неторопливо заговорил, не отрывая взгляда от, монитора.
 — Как вы очевидно заметили, все ваши корабли ушли отсюда, — спокойным тоном указал командор. — Через час сюда прибудет бомбардировщик «Янус». Настаиваю, чтобы вы эвакуировали личный состав со всех трех баз до того, как они будут полностью разрушены. Одному кораблю на это потребуется пятнадцать минут, не более. После этого мы сразу же исчезнем — на время, предоставив вашим кораблям возможность вернуться и забрать вас на планету, на которой вы имеете право находиться. Это может рассматриваться, как наш ответ на любые попытки вторгнуться в принадлежащее Альянсу космическое пространство.
 — Вы не имеете права, — попробовал возразить трайп. Его кожа стала ярко-фиолетовой.
 — У вас остался один час, — напомнил Мейер и удовлетворенно щелкнул выключателем.
 Повернувшись к Агберею, он приказал произвести пуск одиночной ракеты с разведчика в пустынную область планеты, расположенную в нескольких километрах от того места, откуда пришел сигнал. На этот раз Агберей счел, что Мейер лучше, чем он думал, и быстро отдал приказ — вскоре на поверхности планеты выросло коричневое пятно, хорошо различимое даже из космоса.
 Потребовалось полтора часа, чтобы датчики «Возмездия» подтвердили — все живые существа покинули намеченные в качестве целей базы. Командор Мейер отдал приказ, и первый из бомбардировщиков наконец появился из-за спутника планеты.
 — Трайпы отслеживают нас в оптическом диапазоне, — сообщил офицер связи тоном, который ему самому казался совершенно нейтральным. — Ставить помехи?
 — Конечно же нет, — поспешил сказать командор. — Это было бы признаком дурного тона.
 Все, кто находился в это время на палубе, ощутили настоятельную потребность низко склониться над своими приборами.
 «Вильгельм Раньер» проскочил всю орбиту с максимальным ускорением и выпустил ракеты по первой из намеченных целей. Избавившись практически от половины своего полетного веса, бомбардировщик ринулся вперед и исчез за спутником планеты. Оказавшись вне зоны видимости с планеты, он ушел в подпространство и начал свое двухдневное путешествие к базе Мак-Коль. Планета буквально извергала тучи пыли, когда плазменные заряды вырыли десятимильный кратер вблизи береговой линии лилового моря. Образовавшаяся при взрыве пыль поднялась в стратосферу, и раскатистое эхо взрывов разнеслось на многие тысячи километров.
 Для ближайших к району трайпов, находившихся на станции слежения в тридцати милях от места взрыва, он представлялся гигантской ослепительной вспышкой; все небо заполнилось тучами пепла. Они едва успели поставить хоть какую-то защиту, до того как ударная волна разрушила их хрупкие жилища. Хорошо защищенное оборудование продолжало наблюдать за кораблями Флота.
 Вся команда «Возмездия», затаив дыхание, смотрела на экран. На него выдавалось изображение с платформы, парящей прямо над целью. Взрыв сначала раскрошил стены базы противника в щебень, а затем превратил их в огромную тучу пыли. Почва в месте взрыва испарилась и направилась в верхние слои атмосферы, где соединилась с мельчайшими частицами вещества стен. Металл сначала раскалился настолько, что на него стало больно смотреть даже на мониторе, а затем начал плавиться.
 Светящиеся капельки, разлетавшиеся во все стороны, успевали полностью испариться еще до того, как достигали обожженной взрывом поверхности планеты.
 Внезапно изображение на мониторе ярко вспыхнуло, а затем погасло — либо платформа очутилась слишком близко»к месту взрыва, либо ее сразило шальным осколком.
 Снабженец в душе, Мейер первым делом с горечью подумал о гибели дорогостоящего казенного оборудования. Штурман и артиллеристы, напротив, были явно преисполнены гордости. Не поняв причину явного огорчения командора, штурман подошел к панели управления, и через секунду экран вновь ожил: теперь на нем было изображение Харлана и его спутника. Вблизи экватора планеты отчетливо виднелось огромное коричневое пятно.
 Несколькими секундами позднее из-за спутника вынырнул второй бомбардировщик — как раз в том месте, где должен был бы появиться первый. Датчики трайпов были не в состоянии отличить один от другого — цвет и внешний вид кораблей были совершенно одинаковыми, координаты орбит тоже совпадали, и даже электронные характеристики излучения явно плохо отлаженных двигателей совпадали в точности.
 Тремя минутами позже корабль дал ракетный залп — даже более мощный, чем первый. Еще одна база была полностью уничтожена. При этом погибла редкая коллекция произведений искусства времен Первой Империи, и в том числе редчайшие работы Диснея.
 Командир трайпов позволил себе минуту бешенства по поводу личной утраты, а затем вернулся к бесстрастному созерцанию данных, поступавших со множества наблюдательных станций — слишком маленьких, чтобы привлечь к себе внимание кораблей Альянса.
 Второй корабль тоже скрылся за спутником и тоже уступил свое место на орбите третьему бомбардировщику. Тот повторил атаку, уничтожив последнюю базу противника на Харлане, а затем присоединился к скоплению серебристых кораблей-разведчиков, находившихся позади спутника. Бой обошелся без потерь.
 Доклад планетарного командира привел в замешательство всех трайпов. До этого преобладало мнение о полной беззащитности Альянса, а вот теперь все три базы были полностью уничтожены.
 Партия войны в Совете оказалась в затруднительном положении. Партия мира, состоявшая в основном из торговцев, в свою очередь подняла волну истерии, тщательно живописуя происшедшее во всех подробностях и стараясь разрушить дальнейшие планы другой партии. Первые сообщения были сильно преувеличены, особенно в том, что касалось числа потерь.
 Аэрофотосъемка продемонстрировала всем, что там, где прежде были базы, теперь — огромные кратеры.
 Позднее стали считать, что первоначальные данные о бомбардировщике, атаковавшем базы, были ошибочными.
 Полный анализ телеметрических данных неопровержимо свидетельствовал — общая масса выпущенных им ракет составляла 150от полетной массы бомбардировщика, что безусловно нуждалось в подтверждении. Обладая такими фактами, партия мира смогла отменить планировавшуюся атаку на Мак-Коль.
 Пока продолжались ожесточенные споры, партия мира смогла добиться прекращения всей враждебной деятельности против Альянса — по крайней мере до тех пор, пока не удастся собрать дополнительную информацию о силах и возможностях противника.
 Даже военные признали мудрость подобной политики. Предполагалось обменяться делегациями, обсудить условия мира и в первую очередь на месте оценить реальный военный потенциал. Для этого в состав делегации, помимо четырех членов Совета — по двое от каждой фракции — были включены еще и два профессиональных разведчика.
 Еще через неделю командор Мейер получил предложение трайпов провести на Мак-Коле встречу в верхах. Харлан Крамер взорвался от одной только мысли о том, какие могут возникнуть проблемы. Капитан Агберей, почуяв дух происходящего, понимающе улыбнулся, но оставил все сомнения при себе.
 Всю последующую неделю Мейер посвятил обдумыванию всевозможных мелких деталей. Это спасло его от удивления, как будто подозрения почти всего персонала базы подтвердились и он и в самом деле свихнулся. Он свято верил в обратное, но временами начинал сомневаться. Временами он позволял себе удовольствие страстно пробормотать «традиция», и вскоре это стало его излюбленным ругательством.
 Тремя днями позднее командор Мейер произвел осмотр спроектированного им здания. Офицер-строитель ловил каждое слово, пытаясь ухватить смысл этого нелепого сооружения, уже прозванного «Веселым Домом».
 На его сооружении в очень сжатые сроки были заняты все строительные рабочие. Эйба Мейера немало позабавила реакция офицеров, когда он приказал им запачкать стены и вообще привести все в такое состояние, как будто только что выстроенный дом уже выстоял не один год под палящими лучами и все это время напряженно эксплуатировался.
 Почти весь следующий день командор Мейер провел под землей, инспектируя строительство десяти туннелей, которые он приказал срочно прорыть. Вечером он выстроил новые стартовые площадки — достаточно большие, чтобы в них могли приземляться крейсера. К каждой площадке должны были подходить хорошо замаскированные выходы туннелей.
 Это могло смутить кого угодно, но не молодого лейтенанта-десантника из службы безопасности базы, которому Мейер целый час втолковывал суть своего замысла. Дав клятву хранить молчание, молодой десантник весь остаток недели всячески избегал расспросов товарищей и только тихо посмеивался. Вскоре он стал частенько наведываться в зону обслуживания, где занимался переоборудованием небольшого десантного корабля. Когда командор Мейер совершенно неожиданно приказал перекрасить все корабли на базе в ярко-красный цвет, ему довелось случайно услышать свое новое прозвище: «кисточка». Три дня всем пришлось изрядно попотеть, ползая по выстроенным вокруг корпусов лесам и перекрашивая и так недавно выкрашенные корабли.
 Один разведчик допустил грубейшую ошибку, позволив себе высказывание, что перекрашивание корабля, на котором не сменилась команда, противоречит традиции. Он долго еще раскрашивал корабль, который собирались сдать в утильсырье — в качестве воспитательной меры. После этого урока на следующем Ежемесячном Обеде никаких протестов или просто каверзных вопросов никто себе уже не позволял. А когда был получен приказ срочно, в течение недели, разыскать на ближайших планетах и доставить на базу абсолютно одинаковых внешне близнецов-тройняшек, то этот приказ был исполнен незамедлительно. Ко всеобщему удивлению, группа поиска вернулась с тремя симпатичными юными леди. Они были членами музыкальной группы, и несколько членов команды сумело опознать их благодаря популярному диску с записями концертов. Девушки прибыли на Мак-Коль, не вполне представляя, что именно им предстоит делать, но в любом случае горя желанием помочь.
 Советник Ар-Арнаас нервничал и стал тускло-оранжевым, когда их корабль приблизился к вражеской планете. Он яростнее всех других членов совета отстаивал идею о необходимости быстро и решительно атаковать силы Альянса — и именно поэтому никто и не оспаривал его право быть координатором грядущей войны. Его пламенные речи, произносимые в совете, в любом случае заканчивались страстными призывами атаковать ближайшую базу Альянса — немедленно и без всяких колебаний.
 Теперь он приближался к базе на невооруженном корабле и чувствовал себя совершенно беззащитным. Прямо под ним раскинулась территория исполинской базы — на ней десятки раз могли бы уместиться все их корабли. Внизу он разглядел десятки хорошо заметных кораблей ярко-красного цвета.
 — Это же глупо — позволить нам узнать о себе так много, — недоуменно сказал он советникам. — Они даже позволили нам самим выбрать посадочную площадку. Ну что же, посмотрим какова их искренность.
 — Корабль, разрушивший наши передовые базы, был зеленого цвета. В настоящее время база ведет оживленный обмен с неизвестными силами на краю системы, — сухо напомнил ему разведчик.
 — Итак, мы имеем дело с двумя группировками, которые могут быть уничтожены одним ударом, — предположил Ар-Арнаас. — Война будет короткой и славной.
 Советником двигало лишь одно желание — всегда господствовать над теми, кто его окружает. А если среди подчиненных окажется новая раса со странным названием «человечество»— тем лучше.
 — …и расплатой за нее будет наше будущее, — возмущенно произнес Кренер-Н, лидер партии мира. Он также весь стал оранжевым от ощущения предстоящей опасности.
 Когда их корабль совершил посадку, офицер-разведчик сразу же принялся запоминать формы корпусов кораблей и их характерные особенности — для последующего сравнения. Никто не произнес ни слова до тех пор, пока гул турбин не затих окончательно. Выбравшись из своих стручков, каждый делегат засеменил к люку, надеясь первым ступить на вражескую землю.
 — Я предлагаю всем установить единый цвет, — громко предложил Ар-Арнаас в коридоре, когда делегация спешила к выходу.
 Как лидер фракции большинства, он был назначен руководителем делегации. Советник уже обратил внимание, что оба разведчика все время остаются невозмутимо-серыми. В несколько секунд политики без труда подстроились под них, и в этот момент люк с шипением отворился.
 У основания трапа стояли два человека. Одного они уже знали — это был выходивший с ними на связь командир эскадры, обстрелявшей их базы.
 — Добро пожаловать, — произнес командор Мейер, не имея никакого представления об особенностях принятого у трайпов протокола. Небольшой транслятор, висевший у него на шее, перевел его слова гостям.
 — Приветствуем вас от имени Могущественной Народной Империи, — напыщенно ответил Ар-Арнаас.
 Представители обеих рас весили примерно одинаково, но люди были на треть выше гостей, а трайпы — вдвое шире.
 — Если вы подождете немного, сюда прибудет почетный караул, дабы встретить вас подобающим образом. Мы не знали, где именно вы захотите приземлиться, — пояснил Мейер. — А это — лейтенант-десантник Андерс, познакомьтесь.
 Через секунду к ним приблизилось устройство, передвигающееся над самой поверхностью, пронзительно визжа пропеллерами. Кабина была совершенно прозрачной и обставлена с особой роскошью. Вполне подходящий транспортер для жаркого климата, сделал вывод разведчик. Все обратили внимание, что внутри крошечной кабинки может поместиться лишь горсточка людей.
 — Такой почетный караул для нас просто оскорбителен, — сквозь зубы пробормотал Ар-Арнаас. Его несколько огорчило, что аппаратик на шее командора тут же перевел землянам это его замечание, но оба встречающих продолжали, скаля зубы, разглядывать советника, и тот решил что таким образом они выражают свое согласие.
 Устройство уже почти опустилось на землю, и из единственной двери выбрались наружу десять человек в темно-зеленой униформе. Они выстроились по обе стороны трапа.
 Трайпы уже начали спускаться вниз, когда внезапно появились еще десять гвардейцев, а за ними — еще десять и еще…
 Советники стали потихоньку менять цвет, сначала — на бледно-розовый.
 Их окраска становились все насыщенней и стала уже ярко-красной, когда из крошечного воздушного аппаратика выбежала вторая сотня гвардейцев. Мертвенно-лиловый Ар-Арнаас величаво повел, делегацию по направлению к экипажу. Изнутри он показался трайпам таким же крошечным, как и снаружи.
 — Ошибка телеметрии, — громко, чтобы все слышали, предположил Джард-Де, советник партии мира и племянник столь позорно обесчещенного планетарного командующего.
 Ар-Арнаас стал темно-фиолетовым, но ничего не сказал в ответ.
 — Аппарат запрограммирован и доставит вас прямо в отведенную резиденцию, — объяснил лейтенант, просунув голову в узкую дверь. — Мои люди будут эскортировать вас.
 Молодцевато козырнув, он вытащил голову обратно, и дверь беззвучно закрылась. Еще через мгновение раздался рокот лопастей, аппарат взмыл над поверхностью и начал медленно перемещаться по направлению к видневшемуся на горизонте зданию. Почетный Караул, уже сосчитанный разведчиками и состоявший из двухсот сорока гвардейцев, маршировал снаружи.
 К еще большему смущению делегации, по всему огромному полю в полной тишине поднимались в небо космические корабли, быстро исчезавшие в безоблачном небе. И только один разведчик произнес что-то в «украшение», висевшее у него на шее, а затем удивленно поднял глаза.
 — Они ушли в гиперпространство в нескольких планетных диаметрах отсюда, — сказал он руководителю делегации. — Их характеристики слегка отличаются от записанных нами. Это определенно еще одна ударная группировка.
 Шестеро дипломатов почувствовали себя крайне неуютно. По мере того как их окраска становилась привычно-серой, они внимательно изучали устройство кабины, но не могли обнаружить ничего необычного. Когда аппарат остановился вблизи особняка, они все стали слегка голубоватыми, Ар-Арнаас обратил внимание, что вблизи нет иных построек, а само здание — одноэтажное и только с одним входом. Судя по всему, оно отлично охранялось.
 — Голубые! Теперь ему нужны голубые корабли! Чертова кисточка окончательно тронулась!
 Младший помощник артиллериста Симпкинс громко объявил эту новость, когда содрал последние остатки свежей красной краски с борта крейсера «Аделаида». Неделей раньше он пролил реки пота, счищая под палящими лучами солнца Мак-Коля зеленую краску с борта того же самого крейсера. Тогда он твердо решил для себя, что не может быть работы отвратительней; теперь его точка зрения изменилась. Делать то же самое на орбите последней, ледяной планеты системы было куда менее приятным занятием. Он и представить себе не мог, насколько трудно выполнять подобную работу в скафандре. Хуже того, у него очень чесалась спина, но ничего поделать с этим было нельзя в течение тех трех часов, пока он не закончил работу.
 Ругательства, которыми он все это время оглашал эфир, с каждой минутой становились все красноречивей и изощреннее. Обычно работавшая только на базе бригада ремонтников теперь срочно меняла аэродинамические рули последней модели, только недавно установленные на крейсере и работавшие просто отменно, на несколько иные — в строгом соответствии с пожеланиями командора.
 За день до этого они отключили антенну локатора последней модели и поставили прежнюю, демонтированную полгода назад. Они не успели послать ни единой весточки домой, когда маршевые двигатели всех кораблей были отключены на перекалибровку.
 Первые пять дней «мирные» переговоры в основном состояли из длинных и нудных речей, которые произносил Ар-Арнаас. Если бы он не умиротворял членов собственной делегации, подчеркивая, что его старания направлены только на то, чтобы помочь им изучить мнение противоположной стороны, то его собственные сторонники вполне могли разорвать его на части. Командор Мейер обычно сидел молча и спокойно выслушивая весь тот вздор, который молол Ар-Арнаас с редкостным задором и энергией.
 Далекое голубое солнце уже зашло и наступила почти полная темнота, когда Ти-Икам, еще один представитель провоенной фракции на переговорах, пулей ворвался в комнату.
 — Еще один Флот садится, — в отчаянии сообщил он.
 — Да нет, это тот же самый вернулся, — попытался успокоить коллегу Ар-Арнаас. Вдвоем они поднялись на ровную крышу здания.
 — Они даже понятия не имеют, эти земляне с маленькими дырочками вместо глаз, насколько великолепно наше зрение. Я пришел к выводу, что их оптические датчики обладают крайне низкими характеристиками, — сказал старший разведчик. — Состав этого Флота точно такой же, как и у того, который покинул базу, когда мы прибыли сюда — только легких кораблей здесь раза в три меньше.
 — Но они же все голубые, — недоуменно сообщил очевидный факт Кренер-Н.
 — Внешний вид у этих кораблей несколько иной, — подтвердил младший разведчик, став темно-коричневым от умственного напряжения.
 Это была его работа — запоминать всевозможные мелкие детали и с этой работой он несомненно справлялся отлично. Через несколько минут команда, оставшаяся на борту корабля, подтвердила, что у кораблей этой эскадры иные электронные характеристики.
 Вся делегация провела бессонную ночь, наблюдая как на борт только что прибывших кораблей грузятся очень небольшие объемы грузов — в основном — запасы воздуха и пищи. Рассвет еще не наступил, когда корабли взмыли в звездное небо и скрылись из виду.
 Вскоре с корабля трайпов поступило сообщение о том, что корабли ушли в гиперсвет. Последующие три недели на мирных переговорах не было достигнуто никакого прогресса. Еще дважды членам делегации удалось наблюдать, как из миниатюрной кабины крошечного транспортера выбирается на поверхность множество людей.
 Разведчику пару раз удалось незаметно подкрасться к аппарату и осмотреть его вблизи, но он не смог найти никакого объяснения странному феномену. Кренер-Н предложил прямо спросить об этом, однако победило противоположное мнение, и члены делегации продолжали делать вид, что не заметили ничего необычного.
 Один разведчик зашел столь далеко, что во время ночного совещания предупредил всех не задавать никаких вопросов технологического характера.
 — Если у Альянса создастся впечатление, что технологически они превосходят нас, — предположил он, — они станут придерживаться на переговорах более жесткой линии, а возможно и сами решатся на агрессию. — Сама мысль об этом изменила его окраску на слегка желтоватую.
 В течение последующего периода на базе произвели посадку еще три эскадрильи, состоявших из кораблей аналогичного класса, но несколько отличавшихся от тех, которые членам делегации довелось увидеть прежде, по своим параметрам, внешнему виду и окраске. Первая группа была оранжевого, вторая фиолетового, а третья — белого цвета.
 Для разведчика было совершенно ясно — Флот старается держать свои корабли по возможности не на базах, а в космосе. Теперь можно было оценить надежность кораблей Альянса — и для трайпов оценка оказывалась весьма неутешительной. Неожиданно выяснилось, что силы Альянса вполне сравнимы с объединенной флотилией трайпов.
 Корабль, доставивший делегацию на Мак-Коль, был спешно отправлен обратно с требованием немедленно свернуть враждебную Альянсу деятельность — по крайней мере до тех пор, пока его военный потенциал не будет оценен более точно. Наблюдая за отлетом корабля, Ар-Арнаас внезапно почувствовал себя потерянным и совершенно одиноким.
 На следующей неделе на базе произвели посадку корабли, окрашенные в почти черный цвет.
 Руководителем делегации подавляющим большинством голосов теперь был назначен Кренер-Н — против был лишь Ар-Арнаас. Теперь речи руководителя касались в основном истории цивилизации трайпов и преимуществ сотрудничества между ними и их соседями. Советник Кренер-Н продемонстрировал даже большую разговорчивость, чем его предшественник. Ар-Арнаас теперь откровенно скучал и занимался разработкой собственного плана действий.
 Ближайшее к резиденции гостей здание всегда тщательно охранялось. Вооруженные солдаты постоянно дежурили у стен и на крыше. После длительных наблюдений Ар-Арнаасу удалось нащупать слабое место в системе охраны. Дела на переговорах шли все хуже и хуже, и теперь даже его коллега по фракции был совершенно обескуражен. Прошло уже уйма времени и все, что им удалось за это время установить, было на руку только их заклятым противникам из партии мира.
 Благодаря своему превосходному ночному зрению Ар-Арнаас сумел незаметно проскользнуть между охранниками. Оказавшись в приземистом здании, он натолкнулся на нечто напоминающее законсервированный командный центр и замер в ожидании.
 Все тихо. Постепенно, с величайшей осторожностью советник приступил к исследованиям.
 Следующее помещение оказалось пустым, и по его светло-серым стенам нетрудно было догадаться, что когда-то здесь было очень многолюдно. Кто-то протащил однажды по металлическому полу очень тяжелое металлическое устройство, сильно поцарапав его. Следующая комната была того же цвета, но несколько меньше по размерам. Здесь он явственно ощущал гул работающего в следующей комнате агрегата.
 Судя по размеру здания, следующая комната была последней. В ней находилось огромное, размером с летающий транспортер, устройство, которое по всей видимости и охраняло так много солдат. Вся поверхность аппарата была усеяна всевозможными датчиками, циферблатами и мигающими лампочками. У противоположной стены находились несколько емкостей странной формы.
 Ар-Арнаас бесшумно проскользнул в комнату. Убедившись, что никого нет, он удовлетворенно расслабился, и кожа приобрела оттенок сильного загара. В здании больше ничего не было; значит, охраняли именно это устройство. Возможно, ему удастся разгадать секрет той странной аномалии, которая так потрясла их воображение. С разгадкой он сможет вернуться обратно, использовать ее на своих кораблях и уже затем атаковать базу Мак-Коль, будучи абсолютно уверенным в успехе.
 Ровно через две минуты дверь, через которую он вошел, неожиданно плотно захлопнулась, а прямо над головой шпиона вспыхнул яркий свет. Ослепленный, он бросился обратно и натолкнулся на глухую стену. Свет продолжал вспыхивать с той же периодичностью. Ар-Арнаас на ощупь двинулся вдоль стены, пока не нащупал дверь.
 В следующей комнате его зрение быстро пришло в норму. Дверь так же внезапно закрылась и советник не смог ее открыть. Он решил по своим следам вернуться обратно, обернулся — и остолбенел.
 Это же совершенно другая комната! Она была раза в два больше прежней, стены ее плавно изгибаются, а цвет белый-белый. В машинное отделение он помнится попал из небольшой серой комнаты. В этой он никогда прежде не был. Осторожно приоткрыв дверь, он с удивлением обнаружил, что машина стоит на прежнем месте, только вспышки яркого света под потолком прекратились.
 Ар-Арнаас занервничал и решил, что просто-напросто заблудился. Очевидно, его смутили вспышки света, и он потерял ориентировку в пространстве.
 Он заметил, что пол слегка вибрирует, пересек комнату и оказался у следующей двери. Наверное, именно она вела к выходу, успокаивал он себя, ведь здание не может быть таким огромным.
 Ар-Арнаас твердо решил в душе, что следующей ночью, когда немного успокоится, обязательно вернется сюда — но сейчас нужно уходить, прежде чем его обнаружат. Вполне возможно, что вспыхивающие огни в машинном отделении были своеобразным сигналом тревоги.
 Добравшись до противоположной стены, он обнаружил, что дверь не заперта. Прислушиваясь, он слегка приоткрыл дверь и выглянул в узкую щелку.
 Прямо перед ним гудела и таинственно мерцала огнями точно такая же машина, как и в комнате напротив. Его кожа стала слегка красноватой. Даже странные емкости точно так же свалены у стены.
 Ошарашенный советник направился в обратный путь по вибрирующему полу. Он передвигался вдоль стены, все время придерживаясь за нее рукой, чтобы быть уверенным что он нигде не повернул обратно. Он уже пострадал от потерн ориентации — теперь следует быть поосторожнее.
 Несколько секунд дверь не поддавалась, но потом легко открылась. Прямо перед ним стояла машина. Те же самые емкости валялись у той же самой стены. Советник стал пунцовым.
 В состоянии, близком к панике, непрошенный гость вновь бросился через комнату. В этот раз вибрации не было, но он уже не обращал внимания на эти мелочи.
 Мысль о том, что он может навеки потеряться в ловушке объемной ленты Мебиуса, только усилила его ужас. Уже почти уверенный, что вновь увидит машину, он с силой распахнул дверь — и облегченно вздохнул — перед ним дугообразный коридор, расходившийся вправо и влево, а потом плавно изгибавшийся назад.
 Правда, никакого коридора прежде ему не встречалось, но здесь, по крайней мере, не было проклятой машины. Прямо перед ним — три двери блестящего отполированного металла.
 Советник рванулся к той, что слева. Увидев свое отражение, он был просто сражен своим цветом полного отчаяния и ужаса и постоял немного, чтобы привести себя в порядок и хоть немного успокоиться.
 Осторожно приоткрыв дверь, пришелец увидел женщину, сидящую за столом в небольшой комнате с тусклым освещением. Перед ней два экрана, в свете которых лицо ее казалось светло-зеленым.
 — Боюсь, вы ошиблись комнатой, — проинформировала она изумленного пришельца на его собственном языке, но с сильным акцентом. Затем взглянув на экран, она продолжила: — Как лидеру партии войны вам известно, что для вас не закрыт путь стать одновременно и лидером партии мира.
 Не в силах что-либо промолвить, советник попятился. Оказавшись в коридоре, распахнул другую дверь, надеясь, что еще не совсем потерял рассудок.
 Внутри точно такой же комнаты сидела точно такая же женщина. Несомненно, та же самая — и тело, и лицо, даже прическа и цвет волос — те же самые. И даже небольшой зазор между передними зубами.
 — Нет, вам в следующую комнату, — поправила она его, не отрываясь от экранов. Затем, мило улыбнувшись, она посмотрела ему прямо в глаза: — Ваша партия поверит вам, если вы предложите мир. У партии мира в таком случае не останется никакого выхода.
 Ошеломленный советник выглянул в коридор. Нет, он не ошибся — это была не та же самая дверь. Не в силах совладать с эмоциями, он оставил центральную дверь открытой и подскочил к; первой двери.
 Перед тем как открыть ее, он оглянулся. Дверь, через которую он попал в коридор, была закрыта, и в ней виднелось отражение сидящей в центральной комнате девушки. Она дружески помахала ему рукой и приветливо улыбнулась.
 Через долю секунды пришелец ринулся в левую дверь и вновь увидел ту же самую девушку. Она стояла спиной к нему, но сразу же обернулась.
 — Я же сказала, что вам нужно в ПРАВУЮ дверь, — произнесла она дружелюбно, но твердо.
 Ар-Арнаас возмущенно присвистнул и выскочил в коридор. Металлическая дверь немедленно закрылась. В полированной поверхности он увидел свое ярко-красное отражение. Снова ему пришлось немного постоять, чтобы привести себя в более или менее спокойное состояние. Через две минуты он был уже бледно-розовым.
 Не видя иного выхода, он обреченно направился к третьей двери. Теперь он совершенно не удивился, обнаружив за ней ту же комнату и ту же девушку. Она явно уже ждала его.
 — Сейчас вы сможете отправиться обратно, — объявила она. — Идите той же дорогой, как и пришли сюда. И подумайте о том, что вы могли бы стать одним из руководителей Альянса, включающего многие сотни планет. — Девушка широко улыбнулась и повернула к нему экран. На нем был изображен космопорт — туда как раз садилась флотилия ярко-розовых кораблей.
 Не промолвив ни слова, советник, ринулся обратно, через единственную дверь с другой стороны коридора. Оказавшись в маленькой комнатке, он сразу же подскочил к противоположной стене. Она легко отворилась, и за ней взбудораженному взору шпиона открылась уже до боли знакомая машина. Оглядев стены помещения, Ар-Арнаас обнаружил только одну дверь. Это был тупиковый путь, но ему не оставалось ничего другого, кроме как последовать совету девушки.
 Волнуясь и тщетно борясь с ощущением, что он проиграл, причем в игре, правила которой так и не успел узнать, советник вошел в машинное отделение. Он внимательно оглядел потолок, и дверь почти беззвучно затворилась за ним.
 Огни не светились, и Ар-Арнаас почувствовал себя немного увереннее. Он внимательно изучил устройство. Пол слегка задрожал — вибрация машины несколько усилилась, но на его присутствие она, казалось, никак не отреагировала.
 Быстро сняв переднюю панель, советник уставился на невообразимую путаницу проводов и электронных схем внутри.
 Через несколько минут советник мог признать, что не понимает назначения этой штуковины.
 В молодости ему довелось получить техническое образование, но ничего подобного ему видеть не приходилось нигде и никогда. Казалось, что странный агрегат просто какая-то нелепая мешанина хлама и запчастей. Если бы не пережитое им за последний час, он наверняка твердо решил бы, что эта штуковина никакого значения не имеет.
 Внезапно Ар-Арнаас обнаружил, что провел в комнате недопустимо много времени. Его уже успела заметить женщина, сидевшая в трех комнатах одновременно, хотя ее это, похоже, нисколько не смутило — если бы она подала сигнал тревоги, то он был бы давным-давно схвачен.
 Возможно, правда, что охрана побоялась войти в это помещение. В таком случае они будут ждать его за дверью. Ожидая увидеть за дверью солдат, он все же рискнул и приоткрыв дверь, осторожно выглянул в щелочку. Открывшаяся его взору комната была абсолютно пуста. Именно через нее он и попал в этот заколдованный лабиринт.
 Советник даже не понял сначала, что же ему сделать — обрадоваться или насторожиться. Перед ним открылась дорога к спасению. Боясь хоть на долю секунды утратить ее из виду, пришелец ринулся напролом и оказался у входной двери.
 На этот раз обойти охранников ему удалось безо всяких затруднений.
 Пробираясь к своей резиденции, он обратил внимание, в небе превеликое множество космических кораблей. На этот раз — розового цвета.
 Оказавшись в своей комнате, советник присел и тупо уставился в стену. Его окраска несколько раз сменила все цвета радуги. И, когда ослепительный свет вставшего над Мак-Колем голубого солнца вспучивал краску на корпусах только что приземлившихся кораблей, цвет советника уже стал зеленым, как у свежего гороха.
 На следующий день Кренер-Н предложил прекратить переговоры. Мейер не возражал. Ар-Арнаас не выходил из своей комнаты, но другие члены делегации несколько раз наведывались к нему.
 На следующий день разведчик как бы невзначай поинтересовался у адъютанта Мейера о процедуре добровольного присоединения к Альянсу. И как-то так случилось, что у того в этот момент нужная информация оказалась как раз под рукой.
 Тремя днями позже было подписано заявление с просьбой трайпов добровольно присоединиться к Альянсу. Первую подпись под эпохальным документом поставил Ар-Арнаас, провозгласивший себя лидером только что созданной фракции мира и единства и первый кандидат на должность члена Палаты Представителей Альянса.
 На состоявшемся двумя неделями позже Ежемесячном Обеде командор Мейер получил истинное вознаграждение. Именно там он впервые объяснил случившееся остолбеневшим от изумления офицерам.
 — Поскольку выяснилось, что силы противника крайне незначительны и надежды на победу в затяжном военном конфликте у него никакой, он оказался просто прижатым к стенке. — Командор помолчал под восхищенными взглядами офицеров, столь разительно отличавшимися от тех, которыми одаряли его несколькими месяцами ранее. Он был очень доволен собой и знал, что это вполне заслуженно. — Для этого мне пришлось использовать имевшиеся у нас преимущества, — Командор широко улыбнулся Агберею. Тот нервно заерзал и вымученно улыбнулся в ответ. Он чувствовал себя крепко уязвленным, но еще не вполне понимал, чем именно. — Самой характерной особенностью ситуации, в которой мы оказались было то, что ни одна из сторон практически ничего не знала о противнике. Все планировавшиеся нами акции ставили целью не уничтожение противника, а его смущение и дезориентацию; он должен был всерьез задуматься — мудро ли он поступит, если нападет на нас? Задачей-минимум было выиграть время, пока основные силы Альянса не смогут прийти нам на помощь.
 Предпринятые нами бомбардировки сами по себе смутили их настолько, что они решили послать делегацию на переговоры. Ее истинной задачей был сбор сведений. Нам очень повезло, что в составе делегации оказались лидеры как партии войны, так партии мира. Это сильно упростило нашу задачу и позволило выиграть время.
 В этот момент он перевел взгляд на офицера-связиста с «Возмездия». Тот, в свою очередь, нерешительно взглянул на Агберея, который уже начинал кое-что понимать и поэтому благосклонно улыбнулся в ответ.
 — Я потребовал связаться с ними для того, чтобы оценить эффективность наших действий. Благодаря тому, что мы действовали в открытую, противник решил что мы для нанесения ударов использовали всего один бомбардировщик с немыслимой грузоподъемностью. Постоянные косметические ремонты, изменение внешнего вида кораблей и их регулярная перекраска еще больше смутили их и создали миф о нашей — я имею в виду нашу базу — огромной военной мощи. Кстати говоря, если бы у нас и в самом деле был хоть один новичок, то думаю все бы согласились, что розовый — самый подходящий цвет для нашего победоносного эскадрона.
 Командор опять сделал паузу, и понимающая улыбка постепенно появилась на лицах почти всех офицеров. Некоторые даже подняли свои бокалы в молчаливом тосте во славу своего командора. Мейер с удовлетворением продолжил объяснения.
 — Особую роль в раздувании мифа о наших удивительных возможностях сыграли десантники из почетного караула. Огромное количество их пробралось на стартовый комплекс по вырытому нами туннелю и пробрались в транспортер на воздушной подушке через потайной люк, сделанный под одним из сидений — между остановившимися лопастями вентиляторов вполне может пробраться несколько человек одновременно. Со стороны казалось, что несколько сот человек выбралось из обычного десятиместного транспортера. Но апофеозом всего был «Веселый Дом»— я знаю, как вы его называли. Наверное многие недоумевающе качали головами, когда я заказал для него лифт размером с комнату. Вы бы совершенно уверились в этом, если бы увидели Бессмысленную Машину, которую я для него сконструировал. Она — а также яркие мигалки — предназначались для того, чтобы отвлечь, сбить с толку шпиона в тот момент, когда комната-лифт будет опускаться. Внизу Ар-Арнаас обнаружил что, предполагаемый выход на самом деле вел в круглую комнату, которая к тому же вращалась. Несколько оборотов на нашей карусели — и он был уже готов Наши милые тройняшки довершили дело. Нам опять повезло, что роль героя-разведчика в «Веселом Доме» решил сыграть сам лидер партии войны, хотя любой другой на его месте повел бы себя точно так же.
 В зал вошли официанты с бокалами и великолепным шампанским, доставленным прямо с Земли. Командор Мейер праздновал свой триумф.
 — Я бы хотел предложить несколько необычный тост, — сказал он, взял свой бокал и подождал, пока все офицеры не наполнили их. — За политиков, — весело произнес он и одним глотком опрокинул бокал.
 Некоторые непонимающе посмотрели на него, другие только усмехнулись — но выпили все.
 — Все политики во всей Вселенной одинаковы, — пояснил командор свою мысль, — и думают об одном и том же. Общение с ними — самый неприятный момент службы в Порту. Тройняшки из Нью-Дели подбросили ему пару идеек в то время, когда он практически лишился рассудка от потрясения — и он принял их. Они касались его собственного благополучия — и Альянса. Они подсказали ему, каким образом можно обеспечить и его собственные интересы, и интересы Альянса. Теперь Ар-Арнаас — глава вновь созданной единой фракции в Совете, которая выступает с идеей членства в Альянсе — и ее разделяет подавляющее большинство членов Совета. Бывший глава партии мира заверил меня, что решение о вступлении в Альянс будет принято в самое ближайшее время.
 В этот момент Эйб Мейер опять замолчал и отпил еще один глоток шампанского. Оно было и в самом деле замечательным — а может, он слегка опьянел от одержанной победы. В зале наступила полная тишина — все с напряжением ждали продолжения.
 — Я должен объявить благодарность капитану Агберею за то, что он стал вдохновителем этого плана. Именно он напомнил мне, что я прожженная тыловая крыса, а не настоящий боевой офицер…
 Агберей густо, как Трайп, покраснел, но возразить не посмел.
 — …вот я и действовал, как тыловик. Краска быстрее привела нас к победе, чем космические баталии. И главный герой — начальник склада лакокрасочных материалов — вполне достоин ордена Серебряной Галактики.




 ИНТЕРЛЮДИЯ


 И никаких кораблей… Капитан третьего ранга Канар с трудом проглотил обиду. Ну почему этот Мейер не удосужился дать хоть одно настоящее сражение? Пусть даже самое крохотное сражение, но такое чтобы армады кораблей палили из всех орудий, а Мейер доблестно стоял на капитанском мостике. Но нет — этот снабженец привык все делать так, как ему проще и выбирать самый легкий путь.
 Почувствовав, что у него разбаливается голова, как в буквальном, так и в переносном смысле, Джил затребовал эндорфинный ускоритель, и через четыре секунды упаковка с двумя ампулами уже лежала в левом углу стола.
 — Медицинский Корпус, — вслух, не спеша проговорил он. — Они всегда в безопасности. Я найду героя, спасающего других с риском для жизни — и все такое прочее. Даже друзьям на Эрдонисе приходится время от времени рисковать жизнью.
 И еще раз Джил уселся за терминал и начал рыться в необозримых файлах Флота. Где-то там был врач, который достоин стать героем. Настоящим героем — прекрасным, чистым и храбрым.




 Джоди Лин Най. ПОДЗЕМЕЛЬЕ


 Доктор Майк Дэйл запихнул металлическую коробку с вакцинами под сиденье и выпрямился. Он откинул с глаз прядь темных волос и приник к иллюминатору, разглядывая все увеличивающийся серо-зеленый диск планеты 7В-Е под названием Василиск.
 Дэйл уже совершенно одеревенел. Видимо, ноги у него слишком длинные, а плечи слишком широкие, да вдобавок на костях маловато мяса, чтобы чувствовать себя удобно в стандартном кресле пилота, которое явно предназначалось для более низкорослых и упитанных особей. Все тело ныло, как будто он двое суток подряд провел свернувшись калачиком, но теперь, когда цель полета столь близка, он совсем забыл о перенесенных неудобствах. Даже если смотреть из космоса через плотные слои атмосферы, Василиск казался скорее зеленым, чем серым. Возможно, это объяснялось цветом центральной звезды системы — небольшого желто-зеленого солнца, свет которого превратил серебристый корпус корабля в ослепительно сверкающую латунь. Теперь можно было без труда разглядеть фрагменты всех трех материков Василиска. Два материка — вытянутые треугольники, почти соприкасающиеся сторонами, постепенно уплывали за горизонт, а видимое полушарие занимал третий — самый большой. Судя по телеметрическим данным, по форме он напоминал неправильный шестиугольник, прорезанный горными цепями и реками.
 Все в порядке, — сказал Дэйл лейтенанту Патрику Отлинду, пилоту корабля-разведчика. — Сыворотки, рецептуры, тестовые полоски… Все, что только может понадобиться столь хорошо упакованной планете, чтобы обезопасить себя от макулоколитисов.
 — А интересно, откуда берется эта чертова зараза, — задумчиво сказал Отлинд, и в его светлых глазах заиграли отблески светодиодов панели управления. Пальцы легко пробежали по панели, почти не касаясь кнопок и переключателей. Он откинулся на спинку кресла и просунул пальцы руки под ремни безопасности, слишком туго стягивавшие грудь. Отлинд был гораздо ниже ростом, чем его друг, но весил примерно столько же. Но при этом он не казался слишком упитанным — обычный коренастый, ладно скроенный офицер. Вот только волосы у него весьма необычного оловянного оттенка, что наводило Дейла на мысли о минеральных солях.
 — Каждый месяц у нас что-то новое, — продолжал тем временем Отлинд, — какая-нибудь очередная грозная опасность. Вот теперь еще эта возня с синтетическими вакцинами, их распространением… Да что там говорить, ты просто не сможешь поддерживать иммунизацию достаточный срок. Конечно, я согласен с тобой: макулоколитисы ужасны. Все, что поражает твои глаза, представляет собой реальную опасность. Лучше было бы начать работу с быстрой диагностики или карантина, или чего-то в этом роде. Когда-нибудь вакцины начнут взаимодействовать, и мы уже ничего не сможем поделать.
 Дэйл кивнул.
 — Удивительно, что полностью отсутствуют результаты современных исследований. Возможно, что подобные прыжки по планетам хороши для внутригалактических отношений. Ну да ладно, все равно это мое последнее задание как врача скорой помощи. Отправлюсь на какую-нибудь планету и буду валяться на солнышке.
 — Привык у себя в пустыне жариться… Никогда не понимал людей, готовых все свое время проводить под палящими лучами и получать удовольствие, потихоньку обугливаясь. Будет гораздо лучше, если я покажу тебе все входы и выходы в подземном поселении Дилана Томсона. Там есть все, что душе угодно — ты даже думать забудешь о том, чтобы выбраться оттуда на поверхность. Девочки, развлечения, выпивка…
 — Ох, нет, — шутливо погрозил пальцем Дэйл, — я не намерен менять свои привычки. Я еще перед стартом заметил, что ты не горишь желанием вылезать на солнышко. Ваши люди живут в известняковых пещерах потому, что погоду на Василиске приятной никак не назовешь. Грозы, да ураганы, а? Ладно, но прятаться, как зверь в нору — не всякому по вкусу. А мне особенно. — Он доверительно наклонился к Отлинду. — Так уж и быть, раскрою тебе один секрет, дружище: я вообще не слишком обожаю всякие укромные темные местечки.
 — Хм. — Отлинд поколдовал над панелью управления, и корабль изменил направление. Дэйла вжало в кресло, и оно жалобно заскрипело. Кости заныли. — Так вот почему ты работаешь в маленьких коробках — в глубоком космосе совершенно темно, а? — Отлинд ударил кулаком по противоударному стеганому материалу светло-бежевого цвета, которым были покрыты стены рубки. — Ты просто не заметил, ты — суслик, что в глубоком космосе редко бывает совершенно темно. Я чертовски хороший медик и диагност. А еще — клаустрофил. Как, кстати, и ты тоже — иначе тебе просто не доверили бы пилотировать одноместный разведчик. Брось, Пат. Я не собираюсь начинать спор о преимуществах подземного образа жизни сейчас, когда самое большее через десять минут на твоей стороне окажется вся эта планета.
 — Хм, — удовлетворенно промычал Отлинд. — Наконец-то я вновь попал домой — не был здесь уже целую вечность. Трудно поверить, но мне жаль с тобой расставаться. Знаешь, с каким удовольствием я узнал, что мне предстоит доставить тебя и хоть немного побыть на родной планете?
 — Да, — усмехнулся Дэйл. — Ты мой должник. Тебе ведь известно, что я такой же пилот, как и ты Я совершенно не нуждался в личном шофере. Именно поэтому я так долго проработал мед-курьером — это позволяло руководству сэкономить одного пилота. А с другой стороны, кто же откажется от хорошего попутчика? — Он бросил на панель быстрый оценивающий взгляд. — Не хочешь ли ты сообщить кому-нибудь там, внизу, о нашем прибытии? Мы уже так близко, что нас могут подстрелить, не разобравшись.
 Он глянул на экран. Призывно замигал индикатор комм-устройства — только что пришло сообщение. Отлинд ударил себя по лбу.
 — Ого! Прости, ты в самом деле прав. Лучше немного сбросить скорость. Держу пари, что на связь вышел сам Лидер Морак. Наверняка уже смотрит на нас сквозь прицел.
 — «Как жаль», говорит он. — Дэйл вздохнул и покрепче затянул привязные ремни.
 — Привет, Фриц!
 — Кто… — прогремел коренастый мужчина, наклонившийся к видеоустройству столь близко, что Дэйл смог заметить черные волосики, торчащие из ушей. Молодой пилот усмехнулся.
 — Это Патрик Отлинд, Фриц.
 — А, так-так. — Крепыш расслабился и забарабанил тяжелой лапищей по консоли. — Привет, малыш. Ты неплохо выглядишь. Добро пожаловать домой. — Его густые брови смешно сошлись к переносице. — Чем я обязан подобной чести?
 — Разведчик Флота ФС — 2814. На борту мед-курьер Дэйл. По поводу макулоколитисов. Ориентировочно прибываем через четырнадцать минут.
 Морак покачал головой.
 — Проклятье, вечно им неймется. У меня и своих проблем хватает. Слышу вас, ФС — 2814. Прибытие через четырнадцать минут. Не испортите нам площадку, а? — В наушниках послышался странный звук, как будто перед микрофоном комкали бумагу.
 — Подтверждаю, Василиск. Опустимся как по часам. Здорово, что довелось побывать дома.
 — Правильно, сынок. Я сообщу твоим родителям. Да, и вам, доктор, мы также очень рады. Мы счастливы встретить на самом деле ПОЛЕЗНОГО офицера Флота. Даже очень полезного.
 — Спасибо, — сказал Дэйл с печальной улыбкой.
 — Прости-ка, Фриц, — неожиданно сказал Отлинд, быстро убрав руки с сектора управления посадкой. — Ты ждешь еще кого-нибудь? У меня на экране засветка, в двадцати тысячах сзади.
 — Нет… — Лидер насупился; его лицо метнулось влево и пропало с экрана. — Да, у меня тоже. Понятия не имею, кто это. На связь не выходят. Объявляю тревогу. — Он быстро отдал несколько команд помощникам.
 — Василиск, пошла телеметрия. — В мгновение ока Патрик полностью погрузился в работу. — Тревога! За мной пират Халии. Всего один корабль. Полагаю, работорговец. Лидер, я ухожу в атмосферу Подготовьтесь к обороне! Я ФС — 2814, связь прекращаю.
 Крошечный кораблик быстро нырнул вниз, но недостаточно быстро, чтобы уйти от залпа преследователя. Отлинда и Дэйла тряхнуло так, что привязные ремни протестующе заныли. Система стабилизации вышла из строя, и разведчик, резко дернувшись вправо, завертелся волчком и вошел в атмосферу. Голова Отлинда стукнулась о край кресла, и он потерял сознание. Кислорода почти не осталось, Дэйла вдавливало в кресло огромной перегрузкой, он задыхался, но попытался переключить управление на себя. Угол поля зрения сужался, так как давление воздуха падало, и это уже сказывалось на работе мозга. Внезапно он обнаружил, что неспособен отличить одну кнопку от другой. Прямо перед кораблем ослепительной вспышкой разорвался еще один заряд, выпущенный с пиратского корабля, и разведчик внезапно накренился. Экран переднего обзора вспыхнул и на время полностью ослепил Дэйла. Разведчик, беспорядочно кувыркаясь, вошел в плотные слои атмосферы и, ослепительно вспыхнув, развалился на части. Халианский корабль медленно опустился вслед за ним.
 Лидер Морак переключил комм на прием и повернулся к «стене связи», чтобы подать сигнал тревоги. «Стена связи»— это несколько усовершенствованный естественный скалистый выступ — круг диаметром около полусотни метров, поверхность которого поселенцы довели за тридцать лет до идеального состояния. Василиск был богат ископаемыми — не столько строительными гранитами, сколько драгоценными минералами, такими как оникс, нефрит, всевозможные типы кристаллов кварца — и мрамор. Так что несмотря на нехватку строительных гранитов — и даже дерева — полезные ископаемые приносили постоянный и надежный доход. Минералог «от бога», Морак обнаружил удивительную способность каменный стены передавать звуки на огромные расстояния по системе соединявшихся пещер и решил использовать ее в системе связи между подземными поселениями. Что может быть лучше, рассуждал он, чем коммуникационная система связи, которая не потребляет энергию и абсолютно надежна? По мере роста населения планеты и образования новых поселений, в них также стали строить «стены связи»в огромных полостях из кварца и оникса, которые и служили людям жилищем. В них стены имели только четыре метра в высоту, что было намного меньше высоты типичной пещеры. Стены для административных и жилых помещений в пещерах строились таким образом, чтобы они были настроены на передаваемые стеной звуковые сигналы. Все отдельные помещения, включая и построенные внутри кольца, объединялись с системой оповещения электронными устройствами, к которым Морак относился крайне подозрительно. По сравнению с поселениями на других планетах колония шахтеров на Василиске можно сказать процветала — и постепенно, кругами, развивалась вокруг главного центра.
 — Это Морак, — произнес он четким голосом. Кричать не было никакой необходимости: стена улавливала самый тихий шепот и передавала его на 180 градусов по сети на оба полушария. Однако теперь голос его звучал твердо и холодно.
 — Объясняю ситуацию, — сообщил он. — Объявлена всепланетная тревога. На планету садится пиратский корабль халиан. Эвакуацию, начинаем немедленно — прямо сейчас. Бросайте все — только аккуратно, — добавил он с легкой усмешкой, — и выполняйте обязанности в соответствии с планом всеобщей тревоги. У нас очень мало времени — скоро пираты будут здесь. Повторяю, на планету опускается корабль халианцев. Действуйте!
 Это сообщение было немедленно передано не только стеной, но и электроникой — во все поселения, разбросанные по поверхности планеты. Компьютер Системы Управления Обороны уже принял короткие отчеты со всех точек планеты, и его розовые индикаты казались капельками крови, разбрызганными по золотому ониксу стены. Никто не знал заранее, что может привлечь внимание пиратов. Интуиция подсказывала Мораку, что под ударом окажется поселение Дилан.
 Прежде колонии ни разу не приходилось обороняться от внешней угрозы, хоть и находилась она на самой границе Альянса. Все системы безопасности планеты отслеживали только пиратов и мелких воришек грузов. Морак с удовольствием отметил, как быстро его люди отреагировали на сигнал тревоги. Сообщения из разных поселений в Дилан стали поступать немедленно. В соответствии с инструкциями о чрезвычайном положении стали формироваться отряды самообороны, началась эвакуация детей и стариков в более защищенные пещеры.
 — Почему теперь? — потерянным голосом поинтересовался Айвор Маллиган, администратор поселения. Медицинский центр и госпиталь находились на третьем этаже в пещере, и его «стена связи» передала сигнал на основную стену в сопровождении гулкого эхо. Голос был слабым, однако Морак отчетливо уловил волнение. Маллигану предстояло эвакуировать сразу несколько десятков своих пациентов.
 — Почему-почему… Шабаш, наверное, начался. Откуда мне, Айвор, знать «почему»? Ты должен быть готов ко всему! Нам придется вскоре отключить энергопитание. Кстати, — добавил он не без злорадства, — они перехватили очередной твой транспорт с сывороткой. Хорькам нужны лишь совершенно здоровые рабы.
 — Только этого еще не хватало, — тяжело вздохнул Маллиган и легонько отстучал конец связи.
 Морак покачал головой и повернулся к пульту управления обороной, полностью сконцентрировавшись на координации действий отдельных поселений. Эхо этих ударов еще долго звенело в ушах.
 Открыв глаза, Майк Дэйл обнаружил, что лежит на спине прямо под лучами зеленоватого солнца Василиска. Он несколько раз непонимающе поморгал, прислушиваясь к звукам ветра, завывавшего в кронах деревьев, но никаких специфических корабельных шумов и звуков не услышал. Где же Отлинд? И где, кстати говоря, он сам? Внезапно над ним протянулась мохнатая лапа, он вскочил на ноги и воззрился на ужасную остророгую морду. Сомнений не оставалось — перед ним халианский пират. Довольно крупный и на редкость отвратительный экземпляр.
 — Хралиф на хустэй? — требовательно спросил тот, с ужасным акцентом выговаривая слова. Это был, конечно же, глава пиратов. Ремни, обвивавшие его мохнатое тело, были инкрустированы золотом и драгоценными камнями. А еще — человеческими зубами. Другие пираты, не обращая на них никакого внимания, охраняли лужайку, на которой валялся покореженный корпус разведчика. Они явно уже побывали там и вынесли наружу все, что можно было вынести — в поисках оружия и вообще всего мало-мальски ценного. До первого они явно добраться не смогли, с удовлетворением подумал Дэйл. Отлинда нигде не было видно. Дэйл вздохнул.
 — Не понимаю вас, — объяснил он, запинаясь. — Я медик… Лекарь… знахарь.
 С рычанием пират швырнул Дэйла на землю и сделал непонятный знак рукой. Другой пират, невысокая самка хорька с подлым выражением на морде, опоясанная ремнями ядовито-красного цвета, подняла его на ноги и нацепила наручники. Сильным рывком она дала ему понять, что ему надлежит идти за ней и не делать глупостей. Спотыкаясь, Дэйл покорно поплелся следом, озираясь в надежде обнаружить своего пилота.
 Его сволокли на коленях вниз по лесистому склону и заставили вновь подняться на ноги, прежде чем перевести вброд через неглубокую, но быструю речушку. Плоские коричневые камни, которыми было усеяно дно, оказались очень скользкими. Дэйл попытался остановиться и примериться, но его дернули вперед за скрепленные наручниками запястья, причинив сильную боль. Не предусмотренные для форсирования водных преград ботинки быстро промокли, и он уныло захлюпал дальше. Впереди шел пират и держал нечто, очень напоминавшее инфракрасный детектор. Двигаясь за ним, процессия углубилась в подлесок, где листва на деревьях была сине-зеленой. Длинные стелющиеся лианы, покрытые невидимыми шипами, вонзались в мохнатые лапы пиратов и волочились следом пестрыми веселыми лентами, несколько скрашивавшими мрачность фигур. Но острые, как булавки шипы, легко втыкавшиеся в тело через одежду, похоже, нисколько не беспокоили халианцев.
 Покрывавшая землю трава была невысокой, и то здесь, то там проглядывали широкие прогалины грязноватой глинистой почвы Василиска. Ростки крепкой степной травы змеились в грязи, соединяя зеленые островки в единое целое и превращаясь в настоящие капканы для невнимательных путников. Капитан зацепился за один такой росток и плашмя рухнул в грязь. В то же мгновение вся команда пиратов без единого звука упала на землю, выставив вперед оружие. Охранник Дэйла ударом своей лапы повалила Дэйла и сама упала на землю — он чуть не задохнулся от боли, когда острые когти вонзились ему в грудь. Бормоча сквозь зубы невнятные проклятия, капитан поднялся, злобно выдернул из грязи двухметровый жгут и отшвырнул подальше. Пиратский отряд поднялся с земли и осторожно двинулся вслед за капитаном, внимательно смотря под ноги. Дэйл последовал за ними, размышляя, наблюдают ли за ними или нет?
 Они пробрались сквозь заросли и вышли к каменистому утесу с круглым отверстием непонятного происхождения, примерно пятнадцать метров в диаметре — входу в лабиринт пещерного дома Отлинда. На его полосатом бело-коричневом известняковом фасаде блестела влага; то здесь, то там, виднелись островки мха и птичьи гнезда. Капитан пиратского отряда прорычал какую-то команду, и отряд, разделившись на три колонны, принялся прочесывать окрестности. Вокруг не было ни души — даже на вершине утеса. Во тьме уводящего вглубь хода не видно ни единого огонька — даже аварийного освещения. Несомненно, обитатели планеты наблюдают за ними, используя скрытые датчики. Зачем рисковать людьми, если ту же работу может вполне успешно выполнить электроника. В надежде, что капитан пиратов не обнаружит их, Дэйл осторожно отвернулся от коммов, скрытых в блестящих рудных прожилках каменных стен тоннеля. У него еще теплилась смутная надежда, что его напарник жив. Во Флоте ходили слухи, что пираты питаются человечиной, и теперь Дэйл почувствовал приступ тошноты при одной только мысли об этом.
 Перед тем как опуститься в зияющую дыру, два пирата зажгли фонари, светившие тусклым красноватым светом. Дэйлу внезапно пришло в голову, что они будут их единственным источником света, и ему стало совсем плохо. Существо в красных ремнях дернуло за шнур, и он покорно поплелся следом. Внутри пещеры тишина, и только их шаги разносятся гулким эхом под высокими сводами. Дневной свет совсем исчез, едва они прошли несколько шагов, и только в тусклом свете фонарей качаются зловеще неясные тени. Дэйл нервно откашлялся — Хм-м! — и невольно вздрогнул, когда ему ответило эхо. Интересно, подумал он, а колонисты знают, что пираты уже в их подземном лабиринте? Дэйл глубоко вздохнул, он начал говорить. Если в радиусе слышимости окажется хоть одна живая душа, то передаваемая информация поможет колонистам. Да, наверняка поможет, если только пираты не разгадают его замысел и не заставят заткнуться.
 Лидер Морак расположился в темноте прямо у края первого эхо-кольца. Поблизости в нишах и коридорах сорок человек ждали появления хорьков. Он выбрал удобную позицию и теперь мог прослушивать сообщения из всех районов Дилана, даже самых удаленных. Для захватчиков сообщения, передаваемые по звуковому кольцу, казались слабым, едва различимым шорохом, если они находились от стены дальше, чем два-три метра. Морак надеялся, что за пределы первой дуги им не пробраться.
 Коридоры тянулись вдоль основного кольца, огибая сталагмиты и выходы твердых, пород, которые служили опорными балками, поддерживая стены и внутренние перегородки. В этой секции лабиринта находились только рабочие помещения и комнаты отдыха — здесь пиратам поживиться практически нечем. Все сколь-нибудь важное оборудование было заблаговременно убрано или хорошо спрятано. Морак отдал приказ перейти на вспомогательную систему управления вентиляцией и освещением, полностью отключив от системы обычные выключатели, и теперь пираты могли надеяться только на то освещение, которое принесли с собой. Воздух в лабиринте туннелей начинал быстро портиться — Мораку показалось в затхлом подземелье, что уже чувствуется запах монооксида.
 Все проходы из основного зала, находились под постоянным наблюдением — защитники надеялись, что им удастся заманить пиратов вглубь лабиринта — туда, где находились капканы, разные ловушки, и где можно устроить засаду. В крайнем случае Морак надеялся загнать их туда при помощи специальных отрядов-загонщиков. В нескольких местах поместили мощные взрывные заряды, и теперь палец Морака постоянно лежал на пульте дистанционного управления взрывателями. Его охватило ледяное спокойствие. У Морака был реальный шанс уничтожить всех противников одним ударом, и он был преисполнен решимости не упустить этот шанс. Именно он нес ответственность за жизни поселенцев, и ни один из вверенных ему людей не должен был попасть в лапы охотников за рабами. Он хотел нанести удар до того, как отряд пришельцев пересечет ближайшую глубокую трещину в полу. Эти дурацкие фонари давали обороняющимся возможность без труда перестрелять пиратов — если кому-то все же удалось бы избежать ловушки. И вот они уже возле ловушки…
 Стоп. Внезапно вспотевшая рука Морака замерла над кнопкой взрывателя в самый последний момент — среди звериного рыка пиратов ему послышался определенно человеческий голос. Неужели Отлинд? Нет, голос другой. Скорее всего, пираты захватили в плен доктора Дэйла. Неожиданно он услышал позвякивание металла. Проклятье, на него надели наручники. С тяжелым вздохом Морак поставил взрыватель на предохранитель — совесть не позволяла ему убить даже одного-единственного жителя Альянса. Тем более врача.
 — Что случилось. Лидер? — прошептал кто-то из темноты.
 — Флотский врач. Они схватили его. Подожди.
 — Ну и что? — произнес женский голос. — Он прекрасно понимал, куда направлялся. Мы просто обязаны защитить своих сограждан.
 Морак сделал нетерпеливый жест рукой, как будто обрубая ребром ладони всякие споры на эту тему.
 — У нас есть и другие возможности. Мы сможем уничтожить их, не убивая при этом граждан Альянса.
 — Ну что же, — недовольно сказала женщина. Она громко вздохнула, и звук отразился от гулких стен. Морак невольно вздрогнул, но потом сообразил, что халианцы все равно ничего не услышат. — Вы правы. У меня брат служит во Флоте. Надеюсь, что и к нему проявят человечность в подобной ситуации.
 Морак молча улыбнулся во тьме и прислушался к звукам, издаваемым приближающейся бандой пиратов. Он мог с абсолютной точностью определить их местонахождение даже сейчас, в полной темноте, только лишь по отголоскам шагов по каменному полу. Он на ощупь знал каждый миллиметр лабиринта — как, впрочем, и все колонисты. В этом теперь заключалось их главное преимущество перед быстрыми и более опытными в бою хорьками. Теперь Морак решил заманить их в засаду, дав доктору шанс выйти живым из этой переделки. Когда пиратский отряд подобрался поближе, он смог расслышать речь доктора Дэйла.
 — …и они ударят по вам с тыла, по всей вашей двадцатке. И из ваших шкур выйдет отличный коврик для кают-компании «Элизабет Блэквэлл», размером эдак пять на четыре… Возможно я сошью их в один кусок, не дожидаясь, пока вы издохните. Краснокожая окажется как раз на том месте, где я обычно занимаюсь зарядкой, так что я смогу каждый день топтать ее морду. И морды остальных девятнадцати тоже…
 Морак опять улыбнулся. Итак, двадцать. Беспорядочное бормотание врача дало ему два важных факта: во-первых, — теперь он знал, сколько в отряде пиратов; во-вторых — никто в отряде не понимает, что говорит врач, иначе они давно бы заткнули ему рот пулей. Он подумал, не случилось ли это раньше с Патриком Отлиндом — парень не отличался особой сдержанностью, а пираты заслужили репутацию скорых на расправу бандитов. Эти сведения означали, что с халианами справиться будет не так легко, как он поначалу надеялся. Воздух становился все тяжелее, и вскоре все они почувствуют первые признаки удушья. Оставалось лишь надеяться, что халианам тоже не сладко. На пульте управления сейчас принимали сообщение с грифом «Срочно». Все замерло, и Морак прислушался.
 Патрик Отлинд перебрался через быстрый поток, почти скрытый от глаз густой растительностью, стараясь ступать как можно тише и осторожнее. Просто удивительно, что ему удалось выбраться из разрушенного корабля и незамеченным уйти в лес под самым носом у пиратов; система пассивной защиты корабля смогла выдержать последний залп пиратских орудий, но корабль потерял управление и теперь вряд ли его удастся восстановить.
 Патрику нечем было особо гордиться. Если бы он проявил чуть большую сосредоточенность, то смог бы вовремя заметить вражеский корабль на экране радара и уйти от удара. Лишь бы с Дэйлом было все в порядке! Его драгоценная коробка с сывороткой так и осталась лежать под креслом второго пилота. В момент катастрофы доктор потерял сознание. Отлинд понимал, что пираты не оставят его подыхать, даже если и не сумеют привести в чувство — места в грузовом отсеке предостаточно, хоть в футбол играй. Возможно, они и в самом деле используют людей не только на тяжелых работах, но и в гастрономических целях.
 На кораблях хорьков подобного типа команда состояла из двадцати человек — плюс капитан. Устроившись у лесной опушки, Отлинд насчитал двадцать халианцев, цепочкой удалявшихся от корабля. С собой они вели доктора Дэйла со связанными за спиной руками. К несчастью для проклятых хорьков это означало, что охранять корабль остался только один. Теперь у Отлинда уже были определенные соображения, как действовать дальше.
 Корабль халианцев стоял посреди широкой поляны, как огромная пятерня, кончиками пальцев упираясь в землю. Отлинда привела в восторг стратегия пиратов — на такой местности они обладали неоспоримым превосходством. Никто не смог бы незаметно подкрасться к кораблю — на поляне только несколько чахлых деревьев. Между сезонами дождей Василиск превращался в засушливую пустыню, а сейчас именно такой сезон. Отлинд приник к земле на опушке и, приподняв голову, наблюдал, как охранник методично ходит вокруг корабля с тяжелым ружьем в руках. Это был первый живой хорек, которого Патрику довелось увидеть воочию. О лучшем он и помыслить не мог. Из всех рас, какие только существовали в Галактике, это была одна из самых отвратительных. Существо было примерно человеческого роста, с хорошо развитыми нижними конечностями. Оно было опоясано крест-накрест кожаными ремнями, почти невидными в пушистом меху, на портупее кобура и несколько острых клинков в ножнах. Последние имели скорее декоративное значение — в бою халианцы обычно полагались на свои острые зубы. Отлинд невольно прикоснулся к горлу и мысленно сказал себе, — если уж дело дойдет до рукопашной, ни в коем случае не позволять зверюге вцепиться в горло. Он вжался в землю и ползком, бесшумно стал продвигаться к кораблю. Халианец флегматично вышагивал вокруг корабля, осматривая окрестности. Полный круг он совершал примерно за две минуты и при этом на сорок пять секунд скрывался из поля зрения Отлинда за корпусом корабля. По его прикидкам, до корабля можно было добраться только за четыре броска, и в этом случае любая оплошность будет стоить ему жизни. Бежать к своему кораблю за тяжелым оружием было уже поздно; в его распоряжении имелось только небольшое игольчатое ружье, правда заряженное; нож с длинным лезвием да небольшой пакетик с солью. Игольчатых ружей у халианцев не было — такого уровня развития техники они еще не достигли. Отлинду очень нравилось его небольшое, компактное ружье. На любом расстоянии вплоть до тридцати метров оно практически без промаха поражало цель миниатюрными «суперпулями»с разрывным зарядом — детонатор срабатывал лишь в том случае, если пуля проникала в мягкое вещество, наподобие тканей человеческого тела. Те заряды, которые не попали в цель, просто падали на землю, хотя и могли оторвать руку любому, кто попытался бы поднять их с земли, предварительно не обезвредив. Отлинд видел однажды их в действии — как будто огромная плазменная пушка уничтожила половину бронетранспортера. Он допускал, что они пока что несовершенны, но они по-прежнему были очень удобны в бою на поверхности планет. Обязанные своим появлением толстым противоударным буферам кораблей — так называемому «мягкому слою», в дальнейшем они взяли на вооружение десантные части. Действовали они исключительно эффективно.
 Патрик предполагал незаметно подползти достаточно близко к кораблю и открыть огонь. Игольчатое ружье стреляло практически бесшумно, и даже на небольшом расстоянии звук выстрела можно было принять за порыв ветра. Отлинд полагал, что если действовать внезапно, ему удастся выстрелить второй раз, если первый выстрел не попадет в цель. Укрыться на поляне было практически негде, и он втайне надеялся, что уставший пират с гораздо большим вниманием будет следить за кромкой удаленного леса, чем за редкими пучками травы на поляне. Уткнувшись в жесткую траву, Отлинд вытащил из ножен кинжал и приготовился к первой перебежке.
 После четвертого броска он оказался достаточно близко к цели. Как «только часовой обогнул вертикально стоящий киль космического корабля, Отлинд быстро прицелился и выстрелил… и промахнулся — с громким звоном заряд ударился в стабилизатор. Пират завертелся волчком, дал длинную очередь в том направлении, откуда прилетела пуля. Отлинд вжался в траву и замер. Эта тварь двигалась невероятно быстро и не прошло и секунды, как он оказался прямо перед ним. Отлинд приготовился выстрелить, но хорек не дал ему этого шанса. Заметив легкое шевеление в траве, он ринулся во всю прыть. Отлинд успел только схватить кинжал и приготовиться встретить противника.
 Крепко сжав рукоятку, Патрик выставил длинный нож прямо перед собой. Пират оскалил зубы и ринулся в бой. Он яростно рычал, с клыков капала слюна. Как дикий зверь, халианец подбирался к горлу врага. Они сцепились и покатились по траве. Патрик подмял хорька — тот оказался неожиданно легким, — придавил коленом к земле и всадил нож в дергающееся тело. Хорек всеми четырьмя лапами брыкался и царапался, но когти бессильно соскальзывали с гладкого полетного костюма, но ему все-таки удалось расцарапать Отлинду шею. Резко оттолкнув пирата, он нанес еще один удар кинжалом.
 Удар ножа пришелся в грудь. Лезвие попало в ремень и легко разорвало его. Халианец зашипел, с ненавистью глядя в глаза Отлинду, и резко перевернулся, уперевшись задними лапами в землю. Изловчившись, он отшвырнул Отлинда, и тот рухнул на колени. В тот же миг халианец оказался на нем и схватил за шею, явно намереваясь впиться зубами в вену. Отленд попытался закрыться от противника; пригнул голову, сгруппировался, заученным движением перебросил хорька через себя и оказался сверху. Игольчатое ружье выскользнуло из кобуры и откатилось далеко в траву. Улучив удобный момент, он полоснул ножом по морде хорька, и коричневая шкура окрасилась кровью. Пронзительно заверещав, зверь попытался пустить в ход острые клыки, но в последний момент Отлинд чудом сумел увернуться и нанес противнику сокрушительный удар под ребра. Они катались по траве, и поединок проходил с переменным успехом. Пират получил уже три раны и заметно ослабел.
 Но и силы Отлинда почти иссякали. Рваные раны на груди нестерпимо болели. Они были не очень глубокими, но в них попала грязь и песок. Перебросив нож в другую руку, он вытер ладонь об штанину, не сводя глаз с хорька.
 Они продолжали настороженно кружить на одном месте. Халианец был вооружен, несомненно, лучше, но Отлинд уже понял, что у него преимущество в силе. Пират это тоже знал и старался держаться в отдалении, выжидая.
 Скосив глаза, Отлинд заметил метрах в пяти свое игольчатое ружье. Чтобы добраться до него, нужно было на долю секунды повернуться к противнику спиной — на такой риск он пойти не мог. Оставалось полагаться только на то оружие, которое было у него в руках. Воспользовавшись замешательством противника, хорек прыгнул.
 Отлинд мгновенно отскочил назад, и челюсти лязгнули в полудюйме от его носа. И вновь они стали медленно кружить, не отводя глаз от противника.
 — Некогда мне возиться с тобой, — прорычал Патрик.
 — Хррр-а-а-а! — злобно прошипел халианец. Отлинд повредил ему глаз; раздувшееся веко закрылось и налилось кровью. Теперь пиратом двигало только одно — безумная жажда убийства. Даже шерсть на морде встала дыбом от бурлящей ненависти к врагу. Да, битву пора заканчивать — ведь нужно еще попасть в подземелье и разыскать Дэйла. И собственную семью.
 — Да и твою тоже, — добавил он вслух. Пират, почувствовав насмешку, оскалился. — Замечательно. Какие зубы! Ах! Небось чистишь их каждый раз после еды, а?
 Внезапно он разгадал маневр халианца. Тот постепенно оттеснял его к кораблю; если бы Отлинда зажали между пиратом и огромной пластиной стабилизатора, исход последнего акта сей драмы можно было бы предсказать без труда. Встретившись взглядом с пиратом, он спокойно посмотрел в его глаза, глаза дикого зверя. Он медленно засунул свободную руку в карман и вытащил упаковку соли.
 Коробочка легла на ладони, и крышка слетела негромко щелкнув от легкого нажатия пальца. До этого такой трюк Отлинду довелось проделать лишь однажды — во время драки в баре. И тогда, как и теперь, он пытался выиграть время, — время которое дает шанс на спасение. Услышав щелчок, пират непроизвольно взглянул на его руку; только этого Отлинд и ждал. Все содержимое коробочки полетело пирату в лицо.
 — Ай-а-а-а!!! — взвыл он от боли, прижав обе лапы к поврежденному глазу, который начал кровоточить. Отлинд почуял запах крови, столь отличный от терпкого аромата степных трав, которым был наполнен воздух. Медлить нельзя и Отлинд бросился на противника, зажмурившись для безопасности. Пират вяло сопротивлялся, но исход битвы был уже предрешен. Пилот вонзил свой кинжал в поверженного врага раз, другой, третий… Враг захрипел, и вскоре все было кончено. Отлинд устало соскользнул с мертвого тела на землю.
 Сделав несколько глубоких вдохов, Отлинд заставил себя подняться и двинулся вперед. Теперь нельзя терять ни секунды. Раны на груди уже перестали кровоточить, и он насухо вытер их обшлагом. Если вовремя применить антибиотики и антисептики, то через несколько дней он будет в норме. И он направился к своему кораблю. Короткий визит на оружейный склад ФС — 2814 за парой плазменных картриджей и необходимыми приспособлениями, столь же короткий визит под корабль пиратов — и теперь он был уверен, что пиратам не удастся уйти далеко от поверхности планеты. Если даже кто-то из них сможет вернуться к своему кораблю.
 — Так-то лучше. Господь с вами! — насмешливо сказал Отлинд, быстро соединяя последние контакты. Резак выскользнул из побелевших скрюченных пальцев. Он удивленно поднял его с земли и остановился, чтобы дать короткий отдых рукам. Его даже несколько удивила собственная злость. Он сжал орудие труда столь крепко, что на коже остались глубокие борозды. Руки мелко подергивались, и он не мог унять нервную дрожь. Ему не раз приходилось проделывать подобные процедуры на демонстрационных устройствах, но теперь с особой тщательностью и удовлетворением устанавливал он первую настоящую мину-ловушку. Тело убитого пирата он оттащил в заросли кустарника неподалеку и оставил на съедение шакалам Василиска.
 Он был оскорблен до глубины души. Нет, это просто немыслимо, эти отвратительные грызуны-мутанты здесь, среди столь любимых им с детства пейзажей. Да и пришли они только для того, чтобы захватить в плен его родственников и друзей, а затем обратить в рабство, а может просто съесть. Когда датчики ФС — 2814 указали на присутствие халианцев, он воспринимал это поначалу как кошмарный сон. И, как в ночном кошмаре, он не успел ничего предпринять, а их уже атаковали. Взрыв мины-ловушки поставит точку в сценарии этого кошмара, и это будет достойная месть за поруганную честь его планеты. Даже если пираты и обнаружат мину, обезвредить ее им все равно не удастся.
 Так, бомба была на месте, а теперь пора подумать и о докторе. Все было бы гораздо проще, если бы ему предстояло всего лишь настигнуть пиратов и уничтожить их, ни о чем больше не заботясь. Теперь же стоящая перед ним задача гораздо труднее: ведь они с доктором Дэйлом стали настоящими друзьями. Что бы ни случилось в подземелье, доктор должен остаться в живых. Если только он все еще жив…
 У входа в подземный лабиринт Поселения Дилан никакой охраны не было — поселенцы полностью полагались на электронные охранные системы. После полутора лет, проведенных в далеком космосе, Отлинду было не так-то легко припомнить стандартные процедуры по борьбе с захватчиками.
 Не было ничего удивительного в том, что обитателям Василиска не приходилось раньше заботиться о пиратских набегах халианцев. За прошедшие десятки лет они уже не раз предпринимали набеги на эту систему, а следующая за Василиском планета этой же системы 7С-Е была даже захвачена ими. Своей долгой безопасности Василиск, без сомнения, был обязан отвратительному климату с непрерывными штормами, и бдительность поселенцев несколько притупилась. Отлинд был уверен, что наземные системы обороны вполне могли защитить планету от двух десятков пиратов, если уж они без труда отражали нападения многих сотен пиратов Альянса, периодически совершавших набеги за добычей. Ведь при уменьшении грузооборота возрастала ценность товаров. Лидер Морак и остальное руководство отныне были заинтересованы, чтобы их грузы доходили в пункт назначения в целости и сохранности.
 На основном уровне света не было, что и не удивительно. Отлинд тихо прокрался внутрь, стараясь ступать беззвучно по гулким каменным плитам. Он пожалел, что должен обходиться без света: ему очень хотелось бы после долгого отсутствия увидеть свой дом, в мерцающем свете жемчужно-белых и янтарно-медовых светильников, среди сталактитов и сталагмитов; и шершавую мебель в огромных каменных залах, казалось вырубленную из того же камня; и светящиеся подземные ручейки, струящиеся под прозрачными плитами пола. Но он сразу узнал запах природных минералов; в атмосфере, пропитанной их ароматом, он прожил всю свою жизнь, не считая пяти последних лет. Он полной грудью вдохнул знакомый воздух пещеры, пытаясь насытиться хотя бы этим воспоминанием детства. Нагнувшись, он на цыпочках подбежал к стене связи и выбил на ней секретный код Флота, надеясь что пираты примут дробный перестук за слабое стаккато падающих капель воды. Он идентифицировал себя, определил местоположение и затребовал всю информацию о нарушителях и о докторе Дэйле.
 Еще через несколько секунд он получил ответ. Опознан. Находится здесь. Помогает проводить операцию. Морак. Двигаясь вдоль края искривленной стены, по знакомым до боли коридорам, он приближался к поселенцам, которые уже поджидали его.
 Дэйла тащили на веревке, наручники натирали запястья, и он с трудом переставлял ноги. Конвоирша резко дергала за веревку, принуждая его идти вперед и при каждом рывке он чуть не падал. Время от времени он получал крепкий удар кулаком или пинок от проходивших мимо халианцев, но не мог защищаться. У него не было ни малейшего желания двигаться дальше в непроглядную тьму подземелья. Со лба струился пот и заливал глаза, холодил спину. В холодном мраке пещеры капельки на рубашке быстро превращались в льдинки. Он не решался отвести глаза от красных фонарей — только боязнь остаться в полной тьме и заставляла его идти вперед вместе с пиратами.
 Если не считать нетерпеливого понукания, когда он слишком отставал, охранница Дэйла не обращала на него практически никакого внимания. Она была далеко не самым крупным экземпляром в пиратском отряде и далеко не самым сильным — Дэйл решил даже, что для него не составило бы большого труда при первом удобном случае порвать канат и удрать; вот только бы знать куда? Отлинд так и не успел ничего рассказать ему про подземелье. Они зашли уже так далеко, что Дэйл окончательно запутался в поворотах и хитросплетениях лабиринта и теперь отнюдь не был уверен, что ему удастся выбраться наружу. Теперь он хотел только одно — больше света! Для Отлинда и других поселенцев подземелье — дом родной, и они могли выбраться отсюда даже с закрытыми глазами — но в памяти Дэйла тут же всплыли все его детские страхи, оживив уже забытых воображаемых монстров. Он буквально задохнулся от ужаса, когда свет фонарей выхватил из мрака гигантский, как будто литой, сталагмит четырех-пяти метров высотой. Внезапно он начал двигаться, медленно поворачивая к нему свою гигантскую каменную голову. Желудок Дэйла мгновенно сжался, чуть не извергнув наружу все содержимое. Красные фонари моментально исчезли из виду, как только хорьки скрылись под каменной аркой и видение монстра мгновенно исчезло. Он поспешил под спасительный свет фонарей, стараясь нагнать пиратов.
 В этот момент раздался оглушительный взрыв и сводчатый потолок пещеры лавиной обрушился сверху.
 Пиратов застигли врасплох: оглушительные раскаты взрыва, рухнувшая каменная стена и раздавшиеся одновременно выстрелы совершенно сбивали с толку. Ружья поселенцев были снабжены устройствами подсветки, позволявшими им вести прицельный огонь, и он оказался достаточно эффективным»— два хорька упали сразу, как только прогремел взрыв; остальные, не в силах определить, откуда ведется огонь, стали хаотически метаться по пещере, отстреливаясь наугад. Дэйл поспешно припал к земле при первых же звуках начавшейся битвы.
 Фриц Морак вместе с двумя другими защитниками — молодым парнем и женщиной, бывшим флотским пилотом-артиллеристом — управляли прицельным огнем, который велся из засады.
 — Подальше от человека! — выкрикнул Морак, заметив пирата, конвоировавшего Дэйла. — Не стрелять в человека!
 Быстрая чечетка вспышек превращала поле боя в нереальную сцену из кукольного спектакля. Мораку показалось даже, что он присутствует на представлении мультипликационного фильма, в котором белые фигурки противника двигаются на фоне абсолютно черного экрана. Вспышки света сказалось на его реакции, но несмотря на то, что он промахнулся, попавшая в его прицел пиратка неожиданно развернулась и пуля, которая должна была угодить ей в грудь, только слегка задела переднюю лапу. Она немедленно повалилась на землю, и долгая череда оранжевых вспышек у дула ее ружья пронзила тьму. Морак плюнул с досады и навел ружье на очередного пирата.
 Под отрывистые выкрики своего командира халианцы разделились на отдельные группы попарно. Внезапно они разбежались в разные стороны с неимоверной скоростью, а за ними, ориентируясь на звук шагов, бросились бежать колонисты. Мораку не доводилось до сего момента лично встречаться с халианами, и он был поражен их проворством. Он резко свистнул, передавая приказ другой группе обороняющихся.
 Одна группа обнаружила в темноте парня, отследив источник вспышек — он не мог двигаться с такой же скоростью. Неужели никто не может вспомнить в нужный момент, чему их учили на тренировках? Морак поднял ружье, пытаясь поймать в прицеле пиратов, захвативших парня. Они приподняли его, поставив на ноги, и мгновенно скрутили ему руки крепкой веревкой. Парень пронзительно закричал и попытался вырваться, но пираты потащили его за собой. Морак опустил ружье и отрывисто приказал подчиненным, находящимся ближе к цели, во что бы то ни стало спасти мальчика.
 Удар огромной лапищи обезоружил одного из защитников подземного поселения; пираты попытались было схватить его, но тот сумел в последний момент вывернуться и попытался убежать. В сумятице боя, происходившего почти в полной темноте, Морак внезапно увидел, как хорек внезапно прыгнул на одного из колонистов и молниеносным движением перекусил горло своей жертве, и голова откатилась прочь от рухнувшего наземь тела. Морак увидел все это как бы в замедленной съемке, и в нем проснулась бешеная, неукротимая ярость. Разумеется, это была не первая смерть в запутанной сумятице боя, но только теперь он увидел смерть поселенца собственными глазами. От зрелища повеяло такой варварской жестокостью, что Морака охватило одно желание: месть. Он открыл бешеный огонь в том направлении, где только что находились хорьки, забыв что их там наверняка уже нет. Пещера была заполнена мерцающим тусклым светом, выхватывающим из тьмы неподвижные фигуры. Он понимал, что вспышка безудержного гнева приведет только к бесполезной трате боеприпасов, однако остановиться и трезво взвесить ситуацию уже не мог. Резким свистом он отправил отряд в погоню за пиратами, а сам остановился над двумя лежащими на земле пиратами и выстрелами оторвал им головы — и не только для того, чтобы быть уверенным в их гибели.
 Халианская самка со своим партнером и пара пиратов, захватившая в плен мальчишку, поставили своих пленников на ноги и потащили их по коридору к выходу. Морак заметил, что люди поднялись на ноги и тут же отдал приказ прекратить огонь. Пираты, используя пленников в качестве щитов, исчезли в мгновение ока. Часть колонистов осталась невредимой, но на поле боя остались лежать три трупа защитников подземелья, сраженные пулями, и один — обезглавленный отступающим последним хорьком. Охваченный яростью Морак отдал приказ стрелять.
 У Дэйла затеплилась было слабая надежда, когда пираты потащили его прочь, но когда они свернули в один из боковых коридоров, ноги его внезапно ослабели. Его память была не в силах запомнить пройденный путь, но в том, что здесь они не были прежде, он был абсолютно уверен. Дэйл рухнул на каменный пол, не в силах идти дальше по гулким темным пещерам.
 Злобно вереща, конвоирша подскочила к нему и резким ударом ружья заставила его кое-как подняться на ноги. Плененный мальчик, которого вели сзади, пытался отчаянно сопротивляться и громко ругался. Хорьки отвечали громким верещанием и похрюкиванием. Дэйл почувствовал гордость за мужество этого парня — такой пример доблести приободрил его, и теперь он был готов сражаться. Вдвоем, совместными усилиями они вполне могли попытаться осуществить побег. К тому же парень наверняка знал здесь все ходы и выходы.
 — ЛОЖИСЬ!!! — услышал он крик где-то впереди.
 Пиратка резко обернулась на звук, яркая вспышка ослепила всех и спереди донеслись два негромких кашляющих звука. Дэйл сразу узнал характерный звук выстрелов из игольчатого ружья. Он изо всех сил вжался в неровную каменную стену, стараясь стать не толще листа бумаги. Крошечные, но необычайно мощные заряды разорвались в своих жертвах — более страшной и мучительной смерти представить было почти невозможно. Дэйл знал это как врач. Разрыв был почти беззвучным, однако он внезапно оказался весь залит кровью. Его конвоирша и еще один пират повалились на землю.
 Дэйл видел огненные вспышки света и вновь слышал выстрелы. На этот раз мимо — заряды ударились в стену пещеры и покатились по полу. Зарычав, халиане обернулись, спрятав своего пленника за спинами. Держа свои ружья наготове, они бросились бежать по» коридору, и их шаги эхом отдавались в гулких каменных полостях. Отчаянные крики мальчика Дэйл слышал до тех пор, пока они не превратились в невнятный шум. Не в силах двинуться назад, Дэйл, держась за стену, на ощупь пошел вперед, сам не зная куда — он полностью потерял ориентацию.
 Отлинд на бегу перезарядил ружье; он двигался по направлению к следующей пещере. Он на ощупь приблизился к стене связи и, не останавливаясь, предупредил колонистов о том, что двое пиратов побежали обратно. Эхо собственного голоса преследовало его, звуча странно и отстранение.
 Теперь борьбу продолжали только четырнадцать халианцев; защитники подземелья старались загнать хорьков обратно в пещеру. Еще один поселенец попался в руки пирату; тот мгновенно скрутил его и, приставив к горлу ружье, медленно двинулся назад, к выходу вместе со своей добычей, не обращая никакого внимания на робкие попытки заложника освободиться.
 От края круговой стены отделилась человеческая фигурка и приблизилась к халианцу. Пират, заслышав его шаги, мгновенно обернулся, но преимущество внезапности было на стороне Отлинда. Он выпустил заряд из ружья прямо в брюхо пирату и тут же нырнул вниз, швырнув на пол связанного человека еще до того, как хорьки успели открыть огонь.
 — Пат! — закричал Морак, перекрывая грохот боя.
 Отлинд поднялся с земли, помахал в ответ рукой и включился в напряженную суматоху боя, который протекал совсем не так, как учили его на Флоте. Это была местная тактика, тактика Василиска — близкий бой, жестокий и беспощадный.
 Халиане сообразили наконец, что вспышки ружей только превращают их в легкие мишени для засевших в засаде поселенцев. Отбросив ружья в сторону, хорьки решили использовать свое естественное оружие и набросились на колонистов, используя зубы и когти. Теперь стало очевидно, что их экспедиция за новыми рабами потерпела полный провал. Отныне пираты боролись только за то, чтобы убраться с Василиска живыми.
 С отказом хорьков от огнестрельных ружей поселенцам вновь пришлось перейти к обороне Теперь вся пещера была заполнена дымом, и вспыхивающие прожекторы больше слепили самих обороняющихся, чем помогали обнаружить в темноте пиратов. От прожекторов пришлось отказаться, но отсутствие света не стало для них большой помехой — их численное преимущество и хорошее знание пещер было более ценным, чем зубы и когти халианцев. Бой продолжался, не затихая, в задымленной мгле. Пещеру наполнили рычание, стоны и вскрики, заглушавшие глухие удары рукопашного боя. Колонисты, быстро разобравшись в обстановке, держали ружья наготове на тот случай, если внезапно наткнутся на что-то покрытое шерстью. Халианцы передвигались настолько быстро, что действовать против них иначе в полной темноте было просто невозможно.
 Дэйл повернул обратно туда, где шел бой. Он заметил свет красного фонаря халианцев, лежавшего у круглой стены коридора и обрадовался, как ребенок. Не успел он подбежать и протянуть руку, как фонарь мигнул и погас.
 Пещерная тьма была заполнена людьми. Она буквально кишела телами, которые на ходу стукались об него, отбрасывая на мягкие, быстро холодеющие предметы. Он наткнулся на гладкий камень, местами покрытый чем-то шершавым Нагнувшись над ним он сообразил, что это голова колониста, которую откусил хорек. Он двигался на ощупь, держась рукой за стену, но так он мог только вернуться назад, к кораблю. Дэйл был безоружен и мог стать легкой добычей любого халианца, который случайно на него наткнется. Дэйл рухнул на землю, наблюдая за случайными вспышками света, томимый мучительной жаждой света. Он почти не мог разглядеть самих воюющих — казалось, что друг против друга сражается само оружие.
 Он попятился как можно дальше назад, стараясь чтобы поле боя оставалось все время на виду. В пещере была прекрасная акустика, и все звуки, казалось, рождаются прямо перед ним, так что он как будто находился в гуще всех событий одновременно: криков, выстрелов, взрывов, предсмертных хрипов, хруста ломающихся костей. Где-то пронзительно закричала женщина; Дэйл хотел было прийти ей на помощь, но не имел ни малейшего представления куда бежать. Под невыносимой тяжестью звуков и неопределенности он весь сжался и приник к стене.
 Тьма стала сгущаться уже совсем рядом. В галактике сотни миллионов звезд; где же были они? Он прикрыл глаза, заслонив их ладонями, и по зрачкам пролетели кометы остаточных реакций глаза на свет — он мысленно следил, как они пролетали перед ним и скрывались где-то за веками, битва отступила на второй план. Одна из них переменила направление полета между двумя лунами и теперь, увеличиваясь с каждым мгновением в размерах, неслась к серо-голубому диску — теперь его окружали и скрывали от окружающего мира облака, и теперь звуки сражения окончательно затихли. Шум смолк, как только кончилась тьма. Теперь он был очень далеко. Наступил долгожданный отдых.
 Остатки халиан предприняли попытку прорваться во внутреннюю камеру пещеры, преследуемые колонистами, держащими ружья наизготовку. Морак по стене связи передал сообщение защитникам на баррикадах в меньших пещерах, хотя и был уверен что хорьки не проникнут дальше. Теперь незваных гостей оставалось лишь десять, и им противостояло больше сотни защитников. Раненых поселенцев унесли с поля боя, и на их место заступили новые бойцы.
 Битва продолжалась, постепенно смещаясь к центру поселения. Остатки халиан теперь были загнаны в угол, но продолжали отчаянно драться. Отлинд ткнулся ружьем в живот хорька и не раздумывая разрядил игольчатое ружье. Противника разорвало на части, и Отлинд отскочил. Затем он перепрыгнул через останки тела. Кто это был, — не важно, разбираться нет времени.
 Внезапный крик сзади заставил его мгновенно пригнуться. На него прыгнул пират, — в глазах его плясали огненные вспышки. Патрик выстрелил, но промахнулся. Не теряя ни секунды, он бросился на противника и нанес сокрушительный резкий удар. На тренировках Отлинд отлично усвоил, что надо держаться подальше от зубов хорьков. Ногой он задел поверженного врага и тот всхрюкнул. Похоже, второй раз бить не придется.
 — СЮДА! — закричал кто-то. Это был молодой парень, которого пираты схватили раньше. Теперь он забрался на верх стены связи, и его голос гремел, перекрывая все остальные звуки. Оказавшись вне досягаемости противника, парень переключил свое ружье-целеуказатель в режим слежения и выхватывал из темноты уцелевших пиратов. Наполовину ослепленные нестерпимо ярким светом, халиане на несколько секунд опешили. Предводитель что-то скомандовал, но тут же упал, сраженный десятком пуль.
 Скоро все было кончено. Ни один пират не ушел живым. Отлинд стал помогать поселенцам вытаскивать тела пиратов из подземелья.
 — Так ты говоришь, их было двадцать? — переспросил Морак, вытирая свое широкое лицо рукавом рубашки. Его черные волосы слиплись от пота.
 — Так точно, Лидер. И еще один труп — возле их корабля.
 — Тогда действительно все. Да, неплохо.
 — Да. Если только вам нравятся мертвые хорьки.
 Морак широко улыбнулся, продемонстрировав свои ослепительно белые зубы. — Да, я люблю их только такими. Если у них хватило ума оставить входной люк открытым, мы сможем отправиться на борт и посмотреть, нет ли там еще кого-нибудь или чего-нибудь.
 — ЧТО? НЕТ! Подождите!!! — прокричал Отлинд и стрелой бросился прочь. Он перескочил через небольшую речушку, перебрался через холмы и вскоре увидел толпу, пытавшуюся забраться в пиратский корабль с ломами и плазменными резаками. Морак влетел в нее.
 — Стойте! — прокричал он. — Здесь мина-ловушка!
 Потрясенная толпа у корабля замерла. Отлинд быстро растолкал поселенцев. Они, ничего не понимая, злобно смотрели на Патрика — до тех пор пока он не объяснил, что именно здесь произошло совсем недавно. Чувства толпы тут же выплеснулись наружу — пилот не мог без смеха наблюдать за тем, как мгновенно изменилось настроение.
 — Замечательная работа, — сказал один из них, осмотрим установленное возле двигателей устройство. — Мы свалим сюда останки пиратов, а потом взорвем с дистанционного пульта. Дешево и сердито.
 Отлинд хорошо понимал, какие чувства сейчас в душе у каждого поселенца. Уничтожением останков пиратов ему предстояло заниматься самому. Все поселенцы, погибшие в сегодняшнем бою, были их друзьями или родственниками, и следовало воздать им последние почести.
 — Неплохая идея, — произнес он. — Возможно, именно в этом я смогу вам помочь.
 — Скорее всего, тебе самому понадобится наша помощь, — мягко сказал Морак, положив руку ему на плечо. — Медицинская помощь. Ты ведь слепнешь. Тебя ранили.
 — Да нет, я в полном порядке, — начал было отнекиваться Отлинд, но при словах «медицинская помощь» внезапно вспомнил о Дэйле. — А как мой друг, доктор Дэйл? Вы нашли его?
 — Ну как же, наш дорогой странствующий доктор! Я не видел его с того момента, как ты появился. Если узнаю какие-нибудь новости, немедленно сообщу тебе.
 К Мораку обратились с какими-то вопросами носильщики, выносившие на поверхность трупы убитых колонистов. Раненые уходили либо сами, либо их выносили на плечах.
 — Нет, — сказал Морак. — Мои люди шарят по окрестным закоулкам при помощи переносных прожекторов; мы не сможем подать сюда энергию до тех пор, пока не будут полностью обеспечены все детские сады и ясли. Нужно просто немного подождать. Уверен, с ним все в порядке.
 — Спасибо, — ответил Отлинд. Он некоторое время подождал, наблюдая за ручейком колонистов, выбиравшихся на белый свет из пещеры. Дэйла не было — ни живого, ни мертвого. В конце концов его терпение иссякло и Отлинд сам направился обратно в темное чрево пещеры.
 — Пат? — внезапно остановила его поднимающаяся навстречу женщина. Он кивнул и попытался было пройти дальше, но она задержала его. — Здравствуй, мой милый. Лидер Морак предупредил нас, что ты здесь.
 — Мама? — ошарашенно произнес Морак, удивленно ее разглядывая: заляпанная грязью униформа, на плече ружье. Волосы у виска испачканы в крови. Он, считавший себя закаленным в боях ветераном, часто с невольным трепетом думал об этой встрече. Все эти годы ему ужасно не хватало семьи. Вплоть до сегодняшнего дня наземные сражения казались ему несущественным и отжившим свой век анахронизмом — все сколь-нибудь значимые сражения происходили только в космосе, между совершенными и бездушными космическими кораблями — в этом состоял символ его флотской веры. За все эти годы память о настоящих, — лицом к лицу — схватках с врагом уже изрядно померкла.
 — Мама, — сказал он, — я ищу одного человека.
 — Тогда я не буду задерживать тебя, — ответила женщина, забрасывая ружье за спину. — Я налюбуюсь тобой потом, когда ты придешь домой.
 Она улыбнулась и пошла вперед. Отлинд направился в глубь пещеры, освещая путь мощным прожектором. По сверкающим камням пещеры бежали струйки воды, смывая следы недавнего боя.
 Всего несколько минут как окончилось сражение, но Майку Дэйлу казалось, что прошла целая вечность. Перед его мысленным взором величаво кружилась закрытая облаками голубая планета. Это Копен — его родина. Он любовался зрелищем трех континентов, плавающих в ярко-синих океанах, и двух спутников планеты, окруженных мелкими обломками, плывущими по небу. Он приблизился и услышал плеск волн, крики морских птиц, шум машин в городах, рычание диких зверей. Он приближался, и голоса становились все громче и отчетливей, но внезапно полностью смолкли. Когда наступила полная тишина ему показалось, что он слышит голос. Он был совершенно уверен, что это иллюзия, рожденная его воспаленным сознанием.
 — Дэйл? Где ты?
 Он подумал, что это какая-то уловка. Голос был похож на голос Патрика Отлинда, но наверняка он не знал. Он решил промолчать.
 — Доктор? Вы в порядке? — еще один голос присоединился к Отлинду.
 — Фонари поставят нам из ясель — там оно уже подготовлено. Это место полно всяких опасностей. Подожди-ка, посвети вот сюда.
 Он почувствовал даже сквозь веки — огромное жаркое и очень яркое солнце. Он отвернулся от планеты и усилием воли заставил себя разжать веки, втайне ожидая увидеть бездонную черную пропасть глубокого космоса. Свет. Здесь было очень много света. Свет все ближе и ближе. Дэйл пил его жадными глотками, возвращая к жизни свой мозг. На самом деле это был всего лишь крошечный светодиод, но для Дэйла это была целая вселенная. И кроме того, стали слышны голоса — Отлинда и еще один. Дэйл встал на ноги. Света становилось все больше, но затем источник внезапно угас, сжавшись до размеров простого ручного фонаря. Из тьмы вышел Отлинд и протянул ему руку. Ноги Дэйла плохо слушались, и он едва мог стоять. Через мгновение Отлинд оказался позади него, но доктор сделал слабый знак рукой. Морак и другие из поисковой группы вынесли его на свежий воздух, и им занялся врач колонистов.
 Когда все утряслось, Морак и Отлинд пришли навестить Дэйла. Громкие стоны, металлический лязг и протяжные стоны свидетельствовали о том, что системы электроснабжения и вентиляции постепенно возрождаются к жизни. Колонисты сидели на берегу реки, оживленно обсуждая происшедшее. Дэйл сделал попытку подняться, когда рядом с ним присел Морак, но тот решительно уложил его обратно.
 — Пожалуйста, доктор. Лежите. У вас сегодня выдался очень беспокойный день.
 Дэйл покачал головой.
 — Вы знаете, я пытался помочь вам, но все вежливо, но беспрекословно советовали мне то же самое.
 — Пока от вас никакой помощи не требуется. Вы, доктор, наш почетный гость — это самый большой почет, который мы в состоянии оказать. Вскоре мы получим вакцины, и тогда вы объясните, что с ними нужно делать. Ваш корабль полностью разрушен, так что вы останетесь нашим гостем до тех пор, пока их не пришлют другим транспортом.
 В уголках губ Морака заиграла улыбка, и Отлинд внезапно покраснел, неожиданно увлекшись разглядыванием окрестного кустарника.
 — Пат сам отправил просьбу об этом в Адмиралтейство. Очень мужественный поступок, если учесть что ожидает его по возвращении за потерю корабля. Но не волнуйтесь — в Адмиралтействе рады были узнать, что вы оба находитесь в добром здравии. В общем, мы рады оказать вам гостеприимство. И не стесняйтесь просить нас о том, что вам понадобится — мы сделаем все, что в наших силах.
 — Я прибыл сюда для того, чтобы оказывать вам помощь, сэр. Вы не сможете сделать мне ничего лучше чем то; о чем я попрошу вас прямо сейчас. — Дэйл откинулся назад, и на его лице появилась блаженная улыбка. — Я хочу видеть Солнце.
 Отлинд с жалостью поглядел на него.
 — Эх, ты рептилия, — сокрушенно произнес он.




 ИНТЕРЛЮДИЯ


 Помятый китель офицера службы Флота по связям с общественностью Джила Канара неряшливо свисал с модели «Коффри»— единственного боевого корабля, на котором его владельцу удалось прослужить хоть какое-то время. Канар уныло сидел, безвольно уставившись на компьютерный терминал.
 Прошло уже три четверти стандартного дня, а Джил ни на йоту не приблизился к цели. Нужно срочно найти настоящего героя, некую персонификацию всего Флота для миллиардов простых налогоплательщиков.
 Неопределенные мысли смутными призраками мелькали в мозгу, но задерживались. Джилом овладело уныние. Зачем нужен новый герой, если вполне сойдет и старый? Разве нет на Флоте офицера, чьи подвиги заставили бы трепетать его, как подростка? Явленного во плоти Крэга Смелого? Это было всего двадцать лет назад, и он по-прежнему в строю.
 Так, а это кто?
 А это Джереми Мак-Вильямс. Имя, известное во всех уголках Галактики. Дальнейшие «Приключения Джереми Мак-Вильямса…»— возможно, они потянут на целую: серию — ему давно хотелось сделать нечто в этом роде.
 Внезапно оживившись, офицер встал и привел в порядок свой китель. Ему и раньше бывало немного не по себе, когда он смотрел личные дела легендарных героев, — всегда хотелось подтянуться и привести в порядок форму.
 Непроизвольно приняв стойку «смирно»— насколько ее вообще можно принять, сидя в мягком кресле — Канар нашел в кадровой базе данных нужное личное дело и погрузился в чтение.




 Маргарет Вейс. ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЬ ПУГОВОК


 Так вот оно что, подумал капитан Джон Робертс, выйдя из люка своего корабля под неумолчное посвистывание прохудившихся насосов, трубопроводов и странные гулкие удары непонятного происхождения, раздававшиеся где-то внутри. Робертс заскрежетал зубами и напомнил себе, что при случае надо бы поручить боцману Бруксу проверить компьютер. В этой проклятой программе обязательно есть ошибка!
 — Сержант, — Робертс повернулся к десантнику, стоявшему в карауле у причальной палубы, — вы получили приказ?
 — Да, сэр, — промолвил сержант — ветеран средних лет с широким лицом. Он литрами глушил дешевый виски на богом забытой заставе, когда Джон Робертс еще пешком под стол ходил, и никогда не упускал случая об этом напомнить. Их глаза встретились.
 — Повторите, — раздраженно потребовал капитан.
 — Вся команда остается на борту до вашего возвращения, капитан, — прорычал сержант. — Ни один не покидает корабль без вашего личного разрешения.
 — Отлично, сержант. Вы должны пристрелить каждого, кто осмелится нарушить приказ.
 — Так точно, сэр.
 Еще раз проверить караульного было необходимо, особенно если принять во внимание, где им довелось очутиться. Робертс, видел, как экипаж столпился у иллюминаторов, надеясь хоть мельком увидеть… А что, собственно, увидеть? Робертс едва заметно усмехнулся. Самая обычная космическая станция — и только. Отличная станция, но практически ничем не отличающаяся от бессчетного множества других. Он успел запомнить выражение их глаз, когда покидал корабль, и увидел в них жгучую зависть. Также он знал, что станет посмешищем всего Флота и героем анекдотов, «вечно циркулирующих среди младших чинов. Это было истинной мукой для капитана Робертса и давало ему дополнительные основания ненавидеть свое задание. Он только что стал капитаном и втайне сомневался в своих способностях к руководящей работе. Излишне чувствительный, он опасался насмешек, унижающих его достоинство.
 С такими мыслями капитан Робертс спустился на платформу, слегка похлопывая зажатыми в руке парадными перчатками. Он страшился предстоящего и сделал бы все от него зависящее, чтобы избежать визита. Он чувствовал себя неуклюжим, скованным и не в своей тарелке. К тому же ему пришлось покинуть свой корабль! И где же он оказался? В стерильной атмосфере причальной палубы! Он попытался представить себе, что же ждет его там… по ту сторону герметичного люка…
 Робертс решил завязать беседу с сержантом, чтобы убить время, но затем оставил эту мысль. Он может показаться смешным; не исключено, что над ним смеются с той самой минуты, как он оказался здесь, на палубе, похожий на фермерского сынка, впервые попавшего в город. Наверняка его видит сейчас через иллюминатор лейтенант, да и как минимум полдюжины других членов экипажа, да еще пассажиры впридачу. Эта мысль подтолкнула его к действиям.
 — Давай, сержант, — сказал он вдруг безо всякой на то необходимости.
 — Так точно, сэр, — ответил сержант. Если он и ухмыльнулся под шлемом, боковое зрение Робертса помешало ему это заметить.
 Оживленно, стараясь выглядеть не столь помпезно и нелепо, как выглядят обычно флотские офицеры в парадной форме — еще одна глупость! — Робертс направился вдоль стальной причальной платформы, и лакированные туфли (у них слегка поистерлись каблуки, однако ничего пристойней найти не удалось) — звонко стучали по гулкой палубе.
 Так вот оно что, повторил он еще раз, приблизившись к шлюзовому люку у дальнего конца палубы и прочитав надпись над ним, выполненную огромными золотыми буквами; Это был знаменитый — или печально знаменитый — Клуб Тридцать Девять Пуговок.
 Находясь на самом краю Галактики, куда не доставала рука правосудия — и вряд ли хотела бы достать — Клуб Тридцать Девять Пуговок был самым элитным, самым дорогостоящим, самым скандально известным казино и притоном во всей известной человечеству Вселенной.
 Клуб Тридцать Девять Пуговок.
 Отчасти загадочный ореол клуба связан с его необычным названием, — размышлял Робертс, входя в шлюз. По легендам, которые ему приходилось слушать ежедневно за ужином в кают-компании с тех пор, как ему поручили это кошмарное задание, обслуживавшие здесь высший свет» девочки» носили платья с разрезом спереди. Платье удерживали только тридцать девять крошечных пуговок. За деньги — астрономические деньги, пояснил боцман, утверждавший что бывал там в свое время — посетитель мог расстегнуть все тридцать девять, одну за другой, не спеша, чтобы оттянуть сладостный момент лицезрения всех прелестей сразу. Вспоминая вдумчивые рассуждения команды о возможных особенностях этих прелестей, Робертсу становилось жарко и тесный воротничок мундира сильнее сдавливал шею. Люк с чавкающим звуком раскрылся, и он с облегчением стащил ненавистный шлем, который вызывал чувство клаустрофобии.
 Робертс удивленно огляделся вокруг. Все здесь оказалось не так, как он ожидал — никаких красных обоев и хрустальных подсвечников. Он очутился в большом, элегантно и роскошно обставленном холле; во всем чувствовался изысканный вкус. За огромным столом красного дерева сидели два «консьержа»— Робертс, полагал, что привратники в подобном заведении должны называться именно так. Капитан Робертс и привратники обменялись придирчивыми взглядами. В галактике попахивало войной, и подобные подозрительные взгляды стали обычным делом, Эти двое были крепкими здоровяками — давно Робертсу не случалось видеть таких мускулистых тел. Хотя галактические бордели были официально запрещены законом, этот продолжал действовать назло всем запретам — Адмиралтейство понимало, что бравых ребят трудно удержать на нижних палубах галер. Но здесь, вдалеке от правосудия, кто обращал внимание на подобные мелочи? Это заведение нарушало все законы и все запреты — и юридические, и моральные. Но что с этим поделаешь — не полисменов же звать, в самом деле? Его визит сюда может и в самом деле принести пользу, подумал Робертс и слегка воспрял духом.
 Тем не менее сейчас он стоял под пристальными взглядами мускулистых, подтянутых и загорелых юных богов с ярко-золотистыми волосами, которым явно не приходилось доселе видеть изношенных обшлагов и обвисших брюк — что являлось характерным признаком его лучшего парадного мундира. Но вели они себя исключительно вежливо — что поделаешь, именно посетители приносят сюда деньги.
 — Добро пожаловать в Клуб, капитан Робертс. Каких удовольствий изволите? — поинтересовался один из богов, и его рука потянулась к кнопке вызова на блестящей металлической стойке. Цепкие глаза внимательно ощупывали Робертса. — Вы наш новый член? К сожалению, не имел удовольствия видеть вас прежде…
 — Я здесь не за удовольствиями, — отчеканил Робертс, засунул руку в карман мундира и извлек дискету, которую аккуратно положил на поверхность стола. — Я официальный представитель вооруженных сил, о чем я уже сообщил вашим ребятам, когда получал разрешение на стыковку. — Капитан жестом указал на дискету. — Это моя верительная грамота.
 Привратник, посмотрев на коллегу, взял дискету, всунул в компьютер и внимательно уставился в экран.
 — Отлично, капитан Робертс, — сказал он через некоторое время, возвращая дискету обратно. — Пожалуйста, сообщите цель вашего посещения. Разумеется мне придется согласовать это с руководством, но уверяю вас — это простая формальность.
 — Разумеется, — сказал Робертс и попытался улыбнуться. Ему было приказано быть тактичным и вести себя вежливо, хотя он не знал, что такое вежливость, когда общаешься с привратниками в борделе. У того, похожего на гориллу сержанта, оставшегося охранять корабль, таких проблем наверняка бы просто не возникло… — Я разыскиваю человека по имени Джереми Мак-Вильямс, — добавил он, напрасно пытаясь говорить не так резко. — Капитана Джереми Мак-Вильямса.
 — И с какой целью вы хотите видеть… эээ, Мак-Вильямса? — холодно поинтересовался загорелый бог. Робертс краем глаза заметил, что рука его напарника медленно скользнула вниз, под стол красного дерева — очевидно, там спрятана кнопка вызова охраны.
 — Нет-нет, я не собираюсь его арестовывать, — поспешил пояснить Робертс и постарался изобразить улыбку на лице. — У меня для него поручение — офицерские погоны, в некотором смысле. — Робертс многозначительно похлопал по карману. — Его вызывают на службу.
 — В самом деле? — Привратник вытащил руку из-под стола. — Секундочку. — Он велел компьютеру вывести на экран список членов клуба, которые в настоящее время получали «удовольствия» на борту космической станции.
 — Что, плохо идут дела, капитан? — доверительным тоном поинтересовался его напарник.
 — Я не могу вести разговоры на подобные темы с гражданскими лицами, — сухо отчеканил Роберте. — Извините.
 Загорелый бог неопределенно пожал плечами.
 — Простите, капитан, — сказал он и повернулся к компьютеру. — Джереми Мак-Вильямс не значится среди членов нашего Клуба. Я… — Внезапно он замер, и выражение его лица несколько изменилось. Осторожно коснувшись плеча напарника, он что-то прошептал тому на ухо. Теперь странное выражение было на лицах обоих.
 — Капитан, — осторожно произнес один, пытаясь подавить то ли страх, то ли смех — Робертс не мог сообразить, что именно, — у вас нет с собой опознавательной дискеты на этого… Мак-Вильямса?
 — Да, конечно, — ответил Робертс, пошарив в карманах. Один из стройных красавцев-богов вставил дискету в компьютер, и на экране появилось изображение. Робертс из принципа не стал смотреть — у него сложился собственный образ прославленного героя, к тому же все капитаны на Флоте в некотором смысле на одно лицо.
 Капитан Джереми Мак-Вильямс. Робертс хорошо знал его послужной список — как почти все на Флоте. Он вступил в должность за год до Робертса — следовательно, придется отдавать честь и обращаться к нему «сэр». Мак-Вильямс проявил чудеса героизма в битве с захватившим спутники Зенобом — 36. Именно Мак-Вильямс, тогда еще лейтенант, отбил у пиратов с Солнца Майкоубера «Лючию Мэри»и ее ценнейший груз. Призовое вознаграждение, выплаченное тогда Советом Альянса сделало его миллионером. А Мак-Вильямс в битве при Мурии — 7… Он установил рекорд по числу уничтоженных им лично врагов, но сам оставался неуязвим. Мак-Вильямс… эх, черт возьми! Робертс сердито покачал головой. Ему предстояла встреча с самым настоящим героем из героев. И к тому же сказочно богатым. Вероятно, он красив, обаятелен и вообще хорошо воспитан. Уж на его-то кителе обшлага наверняка не обтрепанные! Да и вообще, у него таких кителей десятки! Конечно, о деньгах ему думать не приходится. И здесь, в Клубе Тридцать Девять Пуговок, он наверняка проводит время с неслыханной роскошью.
 К тому же он влиятелен, заскрежетал зубами Роберте. Ему самому офицерский патент доставил в свое время старый морской волк, больше робот, чем человек, пропахший насквозь табаком, ромом и смазочным маслом. А каким оказалось его первое поручение в качестве капитана Флота? Его отправили на поиски другого офицера, как мальчишку-посыльного! Он должен явиться в публичный дом, чтобы доставить офицеру Мак-Вильямсу его офицерский патент! Подписанный не кем-нибудь, а самим Адмиралом Додсвортом!
 Нет, глядеть на изображение Мак-Вильямса на экране Робертсу вовсе не хотелось. Ему еще предстоит вдоволь налюбоваться им на обратной дороге в Главный Штаб Флота…
 — Капитан Робертс, сэр, — голос загорелого бога внезапно отвлек Робертса от его невеселых мыслей. — Я связался с… эээ, — тут привратник ненадолго замялся, — с кап… капитаном Мак-Вильямсом. Вас ожидают. Тридцать девятый этаж.
 — Вас ожидают, — бубнил Робертс себе под нос, входя в кабину подъемника. Дверь закрылась, и он без промедления ринулся вверх. Засунув руки в карманы, он молча изрыгал проклятия, наблюдая за движением подъемника. 30, 31, 32… Наверняка Мак-Вильямса окружает целая свита, мрачно представил себе Робертс. Представить себе все это было не трудно — именно так на его месте жил бы сам Робертс. Прекрасная мебель, дорогое дерево, все чисто, просто и опрятно, несколько дорогих картин на стенах… Награды самого героя, выставленные в изысканных рамках… впрочем, никакого хвастовства…
 Тридцать девятый этаж. Подъемник остановился, и дверь мгновенно открылась. Капитан сделал шаг вперед и неожиданно ступил на мягкий ковер толщиной сантиметров десять, не меньше. Он огляделся — и был просто потрясен увиденным. В принципе он уже был готов ко всему — но только не к этому.
 Робертс находился в огромном круглом зале; интерьер чисто женский — цветущие растения наполняли зал тонкими и дорогими ароматами. Был слышен приглушенный шум искусственного водопада. Робертса внезапно озарила страшная догадка. О Господи, с отвращением подумал он, они дали мне адрес его шлюхи! И сейчас ему предстоит называть ее «госпожа»!
 Непонятно откуда появился робот и недвусмысленно направил объективы на его головной убор и перчатки.
 — Нет, спасибо, — твердо ответил Робертс. Сняв головной убор, он спрятал перчатки за поля и крепко зажал в руке. — Я ненадолго.
 Робот оказался весьма предупредительным. Не хочет ли уважаемый посетитель выпить, закусить?
 — Нет, СПАСИБО! — мрачно процедил Роберте. Теперь он хотел лишь одного: убраться отсюда как можно скорее. Забрать с собой беднягу Мак-Вильямса, и — назад, на базу.
 — Ну же, пожалуйста, капитан Робертс, — внезапно произнес низкий голос — гортанный, знойный и томный. — Выпейте что-нибудь. Вы проделали долгий путь.
 Робертс резко обернулся. Из открывшейся двери в зал неожиданно вошла женщина. Голос действительно был ей под стать — такая мысль первой промелькнула в мозгу, и после нее несколько секунд никаких иных не появлялось. Только эмоции — бессвязная информация, поступавшая с его ослепших от мгновенной перегрузки датчиков органов чувств. Он видел огромную копну рыжих волос, ниспадавших на гладкую, бронзового оттенка кожу. О видел огромные зеленые глаза — ясные и блестящие. Он видел платье из черного, шелковистого материала, плотно облегающего прекрасную фигуру. Платье спереди, с того самого места, на которое первым делом бросает оценивающий взгляд мужчина — если он, конечно, нормальный здоровый мужчина — с этого самого места начинался ряд пуговок; светящихся и сияющих бриллиантовых пуговок.
 Капитану Робертсу было не до того, чтобы считать их; сейчас он был не в состоянии сосчитать даже пальцы на руке. Но твердо знал, что всего их тридцать девять.
 Из обволакивающего приятного тумана до него донесся ее голос.
 — Как вы себя чувствуете? — Женщина сделала шаг вперед, и ее платье издало мягкий, мерцающий звук, напоминавший журчание ручейка. Она протянула руку. — Вы, очевидно, из Адмиралтейства?
 — Так точно, мэм, — смущенно пробормотал он, коснувшись ее пальцев. — Эээ, а вы…
 — Джереми Мак-Вильямс. Капитан Джереми Мак-Вильямс, — произнес томный голос.
 Должно быть, здесь какая-то ошибка, — произнес капитан Джон Робертс, когда вновь обрел способность говорить.
 Женщина рассмеялась, здоровый смех полился откуда-то из глубины, журча, как ручеек, и кровь Робертса вспенилась, как шампанское.
 — Вы, очевидно, даже не взглянули на опознавательную дискету? — поинтересовалась она. — Да и в самом деле, зачем? Достаточно увидеть одного капитана на Флоте, чтобы увидеть их всех — ведь правда?
 Она кокетливо повела загорелыми плечами. Одна из двух тонких тесемочек, на которых держалось роскошное черное платье с тридцатью девятью пуговками, соскользнула, обнажив стройное округлое плечо.
 Робертс вспыхнул. Ему вспомнился ошеломленный взгляд, которым обменялись загорелые боги в приемной. Теперь он понял, что они старались скрыть от него, когда увидели на экране разыскиваемого капитана. Конечно, теперь он понял — ни о какой ошибке не может быть и речи. Флот никогда не ошибается. И в самом деле перед ним — капитан Джереми Мак-Вильямс — собственной персоной! Он уже готов был признаться в этом, но продолжал витать в опьяняющем дурмане. К счастью, флотская дисциплина помогла ему не ударить в грязь лицом и сохранить хотя бы внешнее подобие присутствия духа.
 С трудом соображая что делает, Робертс засунул руку в карман.
 — Капитан Джереми Мак-Вильямс, — сказал он голосом, более приличествующим сервисному роботу, — мне поручено вручить вам офицерский патент и направление на действительную воинскую службу… — Затем он сообщил ей массу сведений — военно-политическую обстановку; объявление войны и еще много всего. Он искренне верил, что во всем этом есть хоть какой-то смысл. Перед собой же капитан Робертс видел одно — огромные зеленые глаза, неожиданно ставшие пристальными и серьезными. Дрожащей рукой он передал капитану Мак-Вильямсу запечатанный пакет, в котором находился ее офицерский патент и приказ явиться для прохождения службы в ближайшую штаб-квартиру.
 Джереми — а ведь он мог догадаться об этом по имени! — хотя какое тут имя! — взяла пакет, но даже не взглянула на него. Она смотрела прямо в лицо Робертсу.
 — Думаю, вам все же следует выпить, — произнесла она наконец и улыбнулась.
 — Да, благодарю вас, — ответил Робертс надтреснутым голосом. Откашлявшись, он покорно поплелся вслед за ней на кушетку. Воздух был пропитан душистым ароматом незнакомых цветов. И другим ароматом — ее тела, животным и дразнящим. Отдав команду роботу — Робертс так и не понял впоследствии, что же это было — он пил, но вкуса не чувствовал — Джереми опустилась на кушетку рядом с ним в томной позе, положила обтянутые черным шелком ноги на кушетку и грациозным движением сбросила туфли на пол.
 — Э-э, простите меня, капитан, — пробормотал Робертс, сделав изрядный глоток, — это дурацкий вопрос, но все же — почему именно Джереми?
 — Почему меня так зовут? — рассмеялась она вновь. — Какие рассказы вы любите, э-э, капитан Робертс, если не ошибаюсь… по-крайней мере так мне вас представил Брюс?
 — О, простите, — вспыхнул он. — Джон Роберте. Пожалуйста, зовите меня просто Джон.
 — Давайте забудем о субординации, называйте меня Джереми. О да, — добавила она, видя его замешательство, — я по-прежнему не теряю связи с Флотом. — Джереми сделала изящный жест, указывая на компьютер. — Мне было нетрудно проверить вашу личность через кадровый отдел Флота.
 — Но ведь к их компьютерам доступ засекречен… — испуганно начал Робертс.
 — Да, конечно, — бесцеремонно прервала его Джереми. — Мне кажется, вы интересовались моим именем. — Она откинулась на кушетку, и ее длинные огненно-рыжие волосы упали на грудь; сладострастно созерцая Робертса сквозь полуопущенные веки, она снова и снова проводила пальчиком по тонкому ободку хрустального бокала. — Итак, Джон, что вам хотелось бы услышать? Про разочарование моего отца, узнавшего что у него родилась девочка, а не сын, о котором он так страстно мечтал? И про то, что он был потрясен этим настолько, что дал мне имя, которое придумал для сына? — Она вновь подернула плечиком, и теперь другая тесемочка соскользнула вниз. — Так что он долго не думал над моим именем. В самом деле, Джереми — это выдуманное имя, настоящее же — Пирл. Что, удивлены?
 Сил Робертса хватило только на то, чтобы молча кивнуть и сделать еще один глоток холодной обжигающей жидкости.
 — Мама смогла найти выход, — продолжила Джереми. — Ее звали Хестер, и она сочла, что в сложившихся обстоятельствах оно вполне подходяще; я же нахожу его просто ужасным. Так что когда я послала свое заявление в приемную комиссию, то изменила имя на Джереми, решив что так меня проще будет принять за мужчину. Кроме того, так звали моего первого любовника. Вот с этим я могла согласиться. Ну что, еще рюмочку?
 — Н-н-нет, спасибо. Я… я должен возвратиться на корабль, — заикаясь, ответил Робертс. И у вас, наверное, времени мало…
 — Ну что вы, не стесняйтесь, — сказала Джереми, поднявшись с кушетки и направляясь к сервисному роботу. — Вас же страшно интересует все это. — Она сделала неопределенный жест, который относился и к сервисному роботу, и к выпивке, и к залу, и ко всей станции — а может быть даже ко всей Вселенной. — Необычный жизненный путь, не правда ли? От космического героя до девицы из борделя?
 — Ну честно говоря…
 Сервисный робот сунул наполненный бокал в бесчувственную руку капитана Робертса, и тот машинально опрокинул содержимое в рот. Он ощущал только легкий гул в голове, но не знал, что или кто тому виной — алкоголь или же дурманящие чары этой женщины.
 — Я устала, — буднично сказала Джереми. — И ушла.
 — УШЛА? — ошеломленно переспросил Роберте. — Вы хотите сказать, что ушли в отставку? — Ему еще не приходилось видеть людей, которых Адмиралтейство просило бы вернуться в строй после отставки.
 — Нет, — объяснила Джереми, пригубив бокал. — Я не уходила ни в какую отставку. Просто ушла, и все. Не уверена, что говорила еще кому-нибудь об этом.
 — Вы хотите сказать, что ДЕЗЕРТИРОВАЛИ???
 — В некотором смысле, — пожала плечами Джереми.
 Тесемка на ее плече сдвинулась вниз еще на сантиметр. Робертс через силу отвел глаза, пытаясь осмыслить сказанное. Не было еще такого, чтобы Адмиралтейство просило вернуться на службу человека, самовольно покинувшего ее!
 — Но… но… — бессвязно попытался спросить он.
 — А, это? — подняв конверт с патентом, она задумчиво и одновременно игриво поднесла его к губам. Губы были полными и очень соблазнительно изогнутыми; помадой она не пользовалась, машинально отметил Робертс. У нее была привычка постоянно проводить по ним кончиком язычка, чтобы они всегда оставались влажными и блестящими. Так она сделала и сейчас, коснувшись при этом язычком краешка конверта с офицерским патентом — и у Робертса все внутри перевернулось.
 — Насколько я понимаю, — сказала она, — это очередная попытка старика Додси вернуть меня обратно.
 Просунув палец под печать, она вскрыла пергаментный пакет (до чего же все-таки любят, традиции во Флоте!!!) и, поджав губы, прочитала содержимое.
 — Да, так я и думала, — кивнула она, указывая на подпись, и вздохнула. — Хороший он мальчик, но туповат.
 Лорд Адмирал Главнокомандующий Джеффри Додсворт. Додси. Робертса пробрала дрожь, и он пролил несколько капель на единственный парадный мундир.
 — Это мой дружок, — на всякий случай пояснила-Джереми.
 Могу себе представить, чуть не задохнулся Роберте. О Господи! Он потряс головой, пытаясь прогнать наваждение.
 — Но почему же вы ушли? — настойчиво спросил он. — Ведь вы же были…
 — Я была великолепна, — произнесла Джеффри как-само собой разумеющееся.
 — Да вам равных не было! — настаивал Роберте. Он опустошил бокал и тут же взял новый, предусмотрительно приготовленный для него роботом. — Я же слышал о ваших подвигах еще до того, как сам попал во Флот! Герой войны! Лучший пилот, самый уважаемый капитан… уважаемая… а теперь… теперь…
 — Шлюха, — пришла ему на помощь Джереми.
 — Но почему? — не унимался он.
 Она приблизилась к нему, и ее пышные прелести очутилось прямо перед ним.
 — Неужели непонятно? — тихо сказала она низким томным голосом. — Это же убийства. Смерть. Я уже не могла выносить это. Вот взяла и ушла. — Она еще раз дернула плечиком, и случилось неизбежное — последняя тесемка наконец-то сползла окончательно, обнажив другое плечо.
 — Но… но как же честь? — спросил Робертс, в душе которого боролись желание и отвращение. — Достоинство! Вы… вы же торгуете телом… о, Господи…
 — А вы нет? — резко возразила она неожиданно властным голосом. — Ххха! — Она засмеялась, но теперь это был смех неприятный и безрадостный. — Вы, капитан Джон Робертс, занимаетесь этим каждодневно! А что еще хуже — вместе с телом продаете свой разум и душу? Иди туда, иди сюда. Убей того, разрушь вот это. Разве честь состоит в том, чтобы видеть, как твои друзья на твоих глазах распадаются на атомы? Разве достоинство состоит в том, чтобы устраивать мясорубку для других, точно таких же существ, вся вина которых состоит в том, что их собственное правительство послало их с той же целью, с какой и нас — наше? Посмотрите, — она насмешливо махнула рукой, — хотя бы на свой мундир. Они же купили вас за полцены, неужели непонятно? Вас используют, а когда, наконец, случится неизбежное, вас почетно похоронят — то есть вышвырнут в пластиковом мешке в открытый космос. Нет, капитан Робертс, — сообщила Джереми, опустившись на кушетку, — между мной и вами и в самом деле нет никаких различий. Адмиралтейство использует нас обоих, только вас — в вертикальном положении, по стойке «смирно», а меня — как правило — в горизонтальном.
 Лицо Робертса вспыхнуло.
 — Думаю, вам лучше идти, капитан, — сказала Джереми, грациозно встала с кушетки и провела руками по черному шелку.
 — Да вас же отдадут под военный трибунал! — хрипло выкрикнул Робертс, вскакивая на ноги. Комната медленно поплыла у него перед глазами.
 — Возможно, — сказала Джереми и вновь засмеялась булькающим смехом. — Неужели вы полагаете, что им удастся найти хоть одного офицера Верховного Суда, который бы не был моим…
 Шагнув вперед, Робертс схватил ее и заключил в крепкие объятия. Откинув голову Джереми, он страстно приник к ее губам. Она уступила его порыву с профессиональным мастерством. Его рот блуждал от ее губ до глубокого выреза платья — и обратно, а пальцы тем временем добрались до первой — из тридцати девяти — пуговок.
 В этот момент он почувствовал, что пальцы капитана Джереми нащупали его брючный ремень и тоже принялись за работу…
 Ловко и искусно эти тонкие пальчики подхватили офицерский патент и одним движением засунули его в брюки молодого капитана.
 — Любви и сексу — да, войне и страху — нет! — промурлыкала она. — Вот так-то, капитан.
 — Черт побери! — оттолкнул ее разъяренный Робертс.
 — Вы передадите Адмиралтейству мой ответ — не правда ли, капитан? — спросила она. Теперь ее голос был холодным, темным и гладким, как черный шелк ее платья.
 — Проклятье! — задохнулся он от возмущения и вытащил из брюк офицерский патент. — Неужели вас и в самом деле ничто не волнует? — тяжело дыша, закричал он. — Неужели все это ничего не значит для вас? Служба? Жизнь тех людей, о которых вы столь проникновенно говорили?
 Он хотел упомянуть и свою собственную жизнь — все, ради чего он жил и трудился. Неужели все это и в самом деле ничего не стоит?
 — Да, конечно, — мягко ответила ему Джереми. — Кое-что значит. — Медленно и томно она провела сверху вниз белой рукой по всем изгибам струящегося платья. — Неужели вы и в самом деле не обратили внимание на это, капитан? Почему их именно тридцать девять?
 Робертс ответил ей лишь долгим взглядом. Пол вновь мягко уплыл под его ногами, а кровь прилила к голове.
 — СКОЛЬКО ПУГОВИЦ НА ПОЛНОМ ПАРАДНОМ МУНДИРЕ ОФИЦЕРА ФЛОТА, КАДЕТ? — властным голосом строевого командира поинтересовалась она. Этот голос напомнил Робертсу голос его инструктора и первые дни во Флоте.
 Нужные слова уже вертелись у него на языке, но он их не произнес. Медленно развернувшись, Робертс направился к подъемнику; заботливый сервисный робот проводил его до самых дверей, помогая ему не сбиться с пути. Он даже помог ему попасть внутрь с материнской заботой и нажал нужную кнопку. Двери закрылись, и подъемник полетел вниз, и внутри у Робертса все в очередной раз перевернулось.
 — Тридцать девять, сэр… тридцать девять, — бормотал он под нос, безвольно осев на пол, крепко сжимая измятый офицерский патент своего кумира.




 ИНТЕРЛЮДИЯ


 Типичный поздний вечер в Порту. Плафоны в коридорах бросают красноватый свет, которого как раз достаточно, чтобы видеть, куда идешь. Порой Джил сторонился, давая дорогу патрулю. Он заметил, что десантники вооружены не просто парализаторами, обездвиживающими мишень, но зарядометами. Видимо, кто-то объявил военное положение в Порту.
 Кроме патрулей мало кто бодрствовал в этот час. Тем более в самом сердце комплекса. Обычно Джил встречал только других перемещенных лиц из колоний вроде него самого, когда посещал солнечный сад. Те, кто вырос в Порту, казалось, не замечали унылости его металлических коридоров и не испытывали потребности отдохнуть от нее.
 В окутанном темнотой солнечном саду координатор по связи с гражданским населением оглядел верхнюю часть города Порта, единственного человеческого поселения на планете Порт. Уже наступила ночь, и источниками света были только звездопорт в отдалении да нерегулярные вспышки автоматических лазеров, окольцовывавших город. А за его пределами густые джунгли порой багровели в отблесках лазерного огня.
 Найдя укромный уголок, свободный от влюбленных, Джил обхватил колени руками и задумался.
 Он даже себе не признавался, насколько то, что он раскопал днем, вывело его из равновесия. Та часть его натуры, которая не желала смиряться со взвешенным цинизмом, изначально заложенным в пропагандистской стороне «связи с общественностью», так же не желала расставаться хоть с чем-то из своего пантеона. Ситуация смещала его эмоции на неустойчивую орбиту.
 Прошло три часа, прежде чем измученный координатор наконец наметил более или менее безопасное начало своей пропагандистской кампании и пошатываясь побрел спать.
 Утром он шокировал всех, явившись на свой пост с получасовым опозданием. Во имя дисциплины Джил напустил на себя виноватый вид, но в душе его вновь взбадривало сознание, что наконец-то он делает что-то стоящее.
 Несколько минут он просидел перед своим комм-пультом, перебирая в уме слагаемые выбранной стратегии. Вместо того чтобы представить героем какого-то одного мужчину или героиней одну какую-то женщину, он предпримет массовое наступление по всем средствам массовой же информации, демонстрируя высочайшую компетенцию Флота. Он будет внушать веру во Флот, пока у широкой публики не возникнет непреодолимое стремление так или иначе причаститься к действиям этой замечательной организации — хотя бы безропотно уплачивая увеличившиеся налоги.
 Он даже уже выбрал свой первый объект. (А они должны быть подлинными — почти все омнишакалы только и ждут, как бы изловить Флот на обмане). Он закажет специальную омнипрограмму о деятельности адмирала Эсплендадоре — адмирала Великолепного. Идеально! Былой герой руководит эффективной постройкой жизненно важной базы! Сценарий, не чреватый никакими осложнениями.




 Роберт Шекли. КЛАКСОН


 Седьмого генерия 932 года по местному стилю вскоре после полудня загремели набатные колокола на башне ратуши. Когда прошла десятая секунда, а они не смолкли, мы поняли, что это не профилактическая проверка, Значит, радарная сеть обнаружила вторгнувшийся в нашу стратосферу космолет, и не сомневаюсь, что в городе подумали одно и то же: халианские налетчики явились вновь после почти двадцатисемилетнего перерыва.
 Все мы прошли тщательную подготовку на этот случай. Нам надлежало спокойно, без паники проследовать к ближайшему входу в подземный оборонительный комплекс. Естественно, под землей обороняться довольно сложно. Однако выбора у нас не было. Разве что остаться на поверхности, где халиане либо перебьют нас, либо заберут в рабство — эти мохнатые дьяволы, трижды вторгавшиеся на нашу планету за последние семьдесят три года.
 По Хартии нам воспрещается иметь всепланетную оборонительную систему или сторожевые космолеты. Мы отказались от этого права сотни лет тому назад, когда вступили в Альянс. Теперь нам оставалось возлагать надежды на Великий Флот, защищающий большинство человеческих планет, а также союзных от вторжения халиан и других враждебных рас. Попытки защищаться самим были бы бесполезными: Тринит — небольшой мир, общее население которого не достигает и пяти миллионов. И всего один город, достойный называться городом, — Панадор, где я родилась. И все-таки нас злило, что мы были вынуждены отказаться от элементарного права на самозащиту.
 Флот не оставлял нас вниманием, но он был рассредоточен уж не знаю на скольких миллионах миль космического пространства. Защищать требовалось свыше трехсот густонаселенных планет, и только естественно, что кое-какие периодически оказывались вне поля его зрения. И столь же естественно, что среди последних оказывались миры вроде Тринита — 5, с малочисленным населением в отдалении от планет, на которых обитала подавляющая часть человечества.
 Наш подземный оборонительный комплекс представлял собой систему естественных пещер и туннелей, расположенных под Панадором, которую мы расширяли из века в век. Обычно халиане предпочитали не гоняться за нами под землей Их интересовали наши продовольственные запасы и наиболее ценное наше имущество. В пещеры они спускались только, если целью налета были невольники. Порой во мраке завязывались отчаянные бои — в тесноте подземных переходов наше оружие оказывалось почти таким же действенным, как их оружие.
 Туннели были прекрасно подготовлены для обороны. По ним размещались небольшие склады оружия, боеприпасов, продовольствия, цистерн с водой и запасной одежды. Я научилась пользоваться лазерным пистолетом малого радиуса действия, а также различными гранатами, которые были разрешены нам для самозащиты. Хотя я была девушкой, которой в этом месяце исполнилось восемнадцать, стреляла я неплохо. Конечно, нас постигла страшная беда, но я невольно испытывала радостное возбуждение — ведь и девушкам дозволено мечтать о подвигах. Сколько раз я с упоением представляла себе, как защищаю родителей, сжимая в правой и левой руках по изрыгающему пламя лазерному пистолету!
 Времени бежать домой за родителями не было Инструкции требовали, чтобы мы направлялись к ближайшим входам в подземные убежища, едва раздастся сигнал тревоги. Ну, и я вошла в спусковую шахту около театра Тиджинс. Если бы я хоть немножко подумала, то потратила бы пару лишних минут и добралась бы до какого-нибудь входа поближе к моему дому, так как неплохо знала туннели там. Едва поступив в школу, мы изучали расположение туннелей под нашим кварталом и их соединение с главными туннелями. Запомнить все расположение нашей оборонительной системы, все повороты и перекрестки не смог бы никто: ведь она все время расширялась, не говоря уж о тупиках и лабиринтах, в которых, предположительно, должны были заблудиться враги.
 Сначала ступеньки винтовой лестницы, уводившей все глубже и глубже в сумрак. Тусклые лампочки на стенах давали ровно столько света, сколько требовалось, чтобы возникали огромные тени, очень меня пугавшие.
 Первый перекресток сомнений не вызывал, в Городе существовало нерушимое правило: каким бы входом вы не воспользовались, на первых трех перекрестках поворачивайте направо. А потом я руководствовалась царапинами на стене, оставленными прокладчиками для указания правильных поворотов.
 В полутьме я чувствовала себя там как-то непривычно, хотя спускалась в туннели много раз и до этого. В школе устраивались учебные тревоги, и нас отправляли вниз в оборонный комплекс. За третьим поворотом я замедлила шаги, решив, что пора вооружиться. По торчащему над ним камню определенной формы я нашла оружейный склад и нажала на камень. Как и полагалось, дверца открылась, и я взяла лазерный пистолет.
 Вскоре новейшие туннели остались позади, и я вошла в систему старых пещер. Мне становилось все беспокойнее, так как я пока никого не встретила и не нагнала. Сколько я наслушалась историй о детях, и даже взрослых, которые, повернув неправильно, так и не сумели найти выхода из пещер. Поговаривали, что тут бродят призраки детей, так и не выбравшихся на свет: они скользят тенями и заманивают тебя все глубже и глубже в недра планеты, где пылает лава и клубятся серные пары.
 Через некоторое время я остановилась передохнуть. У меня заныли ноги, так часто я спотыкалась о неровности пола. Я была где-то уже глубоко внизу под Панадором, хотя и не знала точно, как глубоко. Но я продолжала спускаться, а лампочек становилось все меньше, причем многие перегорели и не были заменены. Меня все больше мучил страх, что я напутала с поворотами и не сумею найти дороги обратно. Я шла все медленнее и наконец села, чтобы дать отдых ногам. Здравый смысл подсказывал, что я ушла достаточно далеко. Вряд ли халиане доберутся сюда. Они всегда торопились забрать, что можно, и улететь прежде, чем будет организовано сопротивление.
 И я уже поздравила себя с тем, что благополучно избежала опасности, как вдруг раздались тяжелые шаги. У меня оборвалось сердце. Конечно, это мог быть кто-то из горожан, но мне почему-то не верилось. В этих звуках чудилось что-то грозное, что-то военное. Я поняла, что пропала. И вскочила, чтобы убежать, но тут передо мной вдруг возникла гигантская фигура в тяжелом обмундировании, которое в сумраке выглядело серым. Широкое лицо, густые усищи, а в могучем кулаке зажато какое-то лучевое оружие.
 Он что-то сказал мне, но я ничего не поняла, прицелилась в него из лазерного пистолета и начала пятиться. Тут же споткнулась о камень и распростерлась бы на полу, если бы он не подхватил меня, одновременно вырвав пистолет.
 — Меня ты в рабство не обратишь! — закричала я. — Скорей я умру!
 — А зачем, мисс? — сказал он. — Разве вы не видите, кто я?
 Тут я посмотрела на него — то есть по-настоящему посмотрела, и увидела эмблему Альянса на его фуражке и на мундире.
 — Так вы с Флота! — ахнула я.
 — Конечно, — сказал он. — А за кого вы меня приняли?
 — Я думала, вы халианин, — ответила я, чувствуя себя ужасно глупо.
 — Но халиане же пятифутовые коротышки и покрыты мехом!
 — Знаю. Но я немножко потеряла голову. А вы правда с Флота?
 — К вашим услугам, мисс. Передовой десант с крейсера «Баклан», коммандер Шотуэлл.
 — «Баклан»? С флагмана адмирала Эсплендадоре! — воскликнула я.
 — Как вижу, вы о нас слышали, — сказал он довольным голосом.
 — Проходили по истории. Я думала, адмирал Эсплендадоре давно скончался — он же такой знаменитый! Или совсем старый.
 — Наверное, маленькой девочке вроде вас все, кто старше двадцати, кажутся очень старыми!
 — Мне восемнадцать, — сказала я сухо. — И почему вы не сообщили о своем прибытии, вместо того чтобы свалиться с неба, точно халианские налетчики?
 — Нам надо было сохранить радиомолчание, — сказал Шотуэлл. — Вот наш отряд и отправили вперед предупредить местных жителей, чтобы они не паниковали.
 — Только вы вроде бы-не успели вовремя, — сказала я, боюсь, не без ехидства. — Ну а теперь что? Будем болтать тут в темноте, пока на нас кто-нибудь не натолкнется?
 Он засмеялся.
 — Ничего лучше я не пожелал бы, мисс. Приятно убедиться, что и на Трините есть милые девушки. Нас предупредили, что планета населена пигмеями, причем в больших бородавках.
 Я было снова озлилась, но тут разглядела в полусвете, что он расплылся до ушей. Вообще-то он выглядел очень даже симпатичным, когда не пугал ни о чем не подозревающих людей. На ремешке часов у него был прицеплен возвратник, и он взялся вывести меня на поверхность, чему я, честно говоря, обрадовалась: меня грызли сомнения, точно ли я запомнила все повороты.
 По дороге я узнала, что его зовут Милас, что он пилотировал маленький одноместный космолет, выполняя особые задания, и дважды участвовал в боях с халианами. Его родная планета — Астрахань — 2, ему двадцать три года и он холост.
 Только рано утром на следующий день боевой корабль завис в двух тысячах футов над нашим городом, установил радиосвязь и довольно резко запросил координаты места, пригодного для посадки. Это было замечательное зрелище — огромный серебристый космолет величественно появляется из облачного покрова и, наконец, приземляется в центре Полтрайерского парка, обширной территории вблизи города, отведенной для отдыха и развлечений. Приземлился он с легкостью пушинки — большое перо в шляпу его пилота.
 Длина крейсеров равна восьмистам футам, грузоподъемность их составляет тридцать тысяч тонн, а полный комплект экипажа — четыреста человек. Это я выучила еще в начальной школе. А еще я знала, что впервые за всю историю нашей планеты ее навестил корабль Флота таких размеров. У меня возникло ощущение, что затевается нечто колоссальное. И я радовалась, потому что я всегда хотела жить в интересное время.
 На торжественную встречу собрались все сколько-нибудь видные деятели Панадора, облаченные в парадную форму. Теперь вблизи от корабля мы увидели, что его гладкая обшивка была промята и опалена, а затем выправлена и очищена, так что выглядела почти как новая. Самые осведомленные из нас узнали боевую эмблему адмирала Эсплендадоре — Голубого Малютки Эсплендадоре, как его прозвали, одного из знаменитейших боевых адмиралов, упомянутых в наших учебниках по истории.
 Затем, когда они протомили нас в ожидании, сколько им казалось нужным, в борту раздвинулись высокие двери, и на землю опустилась лестница, устланная голубым ковром. По ней промаршировал корабельный оркестр в великолепной бирюзово-алой форме с высокими черными киверами на головах. За ними последовал почетный караул — сотня до зубов вооруженных десантников, затем процессия офицеров и в заключение сам Эсплендадоре в сверкающем серебряном мундире, украшенном экзотическими радужными перьями и стеклярусом, Варварское великолепие, но, разумеется, это были посланцы великой цивилизации.
 Используя динамики корабля, далеко превосходившие мощностью все, что имелось на нашей планете, Эксплендадоре сказал:
 — Добрые люди Тринита, простите, что мы явились без предупреждения. Мы не хотели встревожить вас, но было сочтено необходимым обойтись без радиосвязи. Ведь шпионы повсюду!
 Голос у Эсплендадоре-оказался густым, чванным, самодовольным и сразу мне очень не понравился. Может, он и великий адмирал, подумала я, но самовлюбленный индюк. Однако говорил он очень интересные вещи, и я слушала во все уши.
 — Шесть месяцев назад, — продолжал Эсплендадоре, — разведчики Флота обнаружили планету на дальнем расстоянии от исследованного пространства. Небольшую, с кислородной атмосферой и необитаемую. Маленький шарик с весьма скудными природными ресурсами.
 Однако планета эта, обращающаяся вокруг красного карлика, обладает одной особенностью, весьма важной для нас. Она находится близко в звездной системе, являющейся источником большинства халианских налетов.
 Вот почему эта пустынная планета, названная Клаксон, представляет для нас первостепенный интерес как место для базы, откуда мы могли бы организовать решающее наступление на халиан. Наши инженеры вычислили, что мы менее чем за год, если приложим все усилия, можем построить там первоклассную базу. Она необходима для запланированной программы передислокации. Клаксон будет важнейшим фактором в подготовке внезапного и, как мы надеемся, сокрушительного удара по халианам.
 Мы прилетели сюда, как заглядывали и на другие планеты, чтобы пригласить добровольцев тех или иных профессий отправиться с нами на Клаксон и помочь нам построить новую базу. Профессии требуются самые разные. Мы заключаем стандартный контракт на год, согласно которому рабочие будут оплачиваться по ставкам Рабочей гильдии Земли. А если вы решите остаться после первого года, то получите постоянное место в отделе гражданских служащих Флота с обеспечением пенсий, медицинского обслуживания и оплачиваемых отпусков.
 Мне не для чего объяснять, какая это неповторимая возможность для некоторых из вас. Вы провинциалы и обитаете вдали от Первых Тринадцати. При обычных обстоятельствах мало кому из вас представится случай покинуть родную планету. Мы предлагаем вам возможность не только получать высокую заработную плату за ваш труд во имя блага человечества, но и шанс расширить свои горизонты, путешествуя по галактике.
 Мои подчиненные откроют вербовочные пункты вокруг этого парка. Если хотите предложить свои услуги, вам надо будет предъявить две справки: одну из полиции о том, что в данное время вы не находитесь под следствием, и еще из налогового управления об уплате текущих налогов. В случае особенно необходимых профессий Флот может снять некоторые свои требования.
 Наш корабль отправится в путь ровно через трое местных суток. Те из вас, кого примут, будьте, пожалуйста, готовы собраться здесь на третий день для посадки.
 Добрые люди, благодарю вас за ваше внимание.
 Адмирал еще не договорил, а я уже пробиралась сквозь толпу, чтобы побыстрее оказаться дома и заручиться разрешением родителей. По закону я в нем не нуждалась, но я знала, что им будет приятно, а мне, возможно, не представится больше случая порадовать их: ведь я намеревалась поступить во Флот и отправиться на дальние планеты.
 Мой отец принял мои слова со всей доброжелательностью. Он сам всегда мечтал стать космическим торговцем, но тут грузовые рейсы в нашем секторе полностью прекратились из-за отсутствия выгодных рынков сбыта. Он был невысок, с оливково-темной кожей, как я; и еще я унаследовала его глянцевитые черные волосы, мелкие черты лица и быстрые движения. Мама была блондинкой, невысокой, очень доброй и заботливой. Не думаю, что я хоть что-нибудь унаследовала от нее, кроме сомнительного семейного дара провидения. И именно на него она сослалась, когда попыталась меня отговорить.
 — Леа, милочка, ты ведь понимаешь, что дар провидения делает тебя более уязвимой, чем многих других. Аура этой новой планеты, возможно, не будет гармонировать с твоей.
 — Да ну, мама! — сказала я совсем по-детски, но так уж она на меня действовала.
 — Но, конечно, решать тебе, милочка.
 — Со мной все будет хорошо, — успокоила я ее. — Провижу я ведь редко. И вообще дар провидения не страшнее головной боли и исчезает через несколько часов. А может, благодаря ему я окажусь пригоднее для подобной работы, чем те, кто не способен заглянуть вперед.
 Со мной-то так бывало: ощущение надвигающейся опасности. Я никогда не знала точно, в чем она заключается, а только, что что-то обстоит не так, и что-то чем-то угрожает.
 — И вообще доктор Боксон сказал, что с возрастом оно исчезнет. А я очень хочу улететь. Можно?
 Они обменялись взглядом, потом улыбнулись, и мы обнялись все трое. Любить тебя, когда ты их покидаешь, способны только по-настоящему хорошие родители.
 Я помчалась назад в Полтрайерский парк. У вербовочных пунктов уже выстроились порядочные очереди. Я посмотрела, нет ли где-нибудь Миласа Шотуэлла, но не увидела его. В конце концов я нашла очередь покороче, встала в нее и уже скоро оказалась перед вербовщиком.
 Дюжий мужчина в великолепно сидящей на нем темно-зеленой форме с пуговицами из нержавеющей стали.
 — Что же, мисс, — сказал он, просмотрев мои документы, — вроде бы вы слишком молоды, чтобы успеть натворить дел, а?
 — Но не слишком молода, чтобы работать для Флота, — сказала я. — Конечно, настоящей квалификации у меня нет, но я умею печатать и вводить данные в компьютер, а в школе успевала по всем предметам.
 — Нас интересует не столько квалификация, сколько способности и склонности, — сообщил он. — Ну-ка положите ладонь вот сюда. Маленькая проверочка вашего интеллекта.
 Он указал на небольшой черный прибор, мигающий красными лампочками на столе рядом с ним. Ладонь мне следовало положить на сверкающую серебряную пластину. Я положила.
 — Странная какая-то проверка интеллектуальных способностей, — заметила я. — И никаких вопросов.
 Он весело усмехнулся.
 — Мы не стараемся установить, чему вы научились в школе, мисс, и как хорошо умеете отвечать домашние задания. Эта машинка определяет ваш нервный потенциал. Вот поглядите на экран…
 Я поглядела и увидела быстро изменяющуюся паутину из тесно расположенных переплетенных нитей.
 — Это аналог нервной деятельности, — объяснил вербовщик, — и показывает нам физические возможности вашего интеллекта. Чем уже промежутки между линиями, тем полнее способность удерживать в сознании сложные умственные построения.
 — Ну и чего я стою?
 Он опять засмеялся.
 — У вас отличный интеллект, мисс. Мы рады взять вас. Я еще не знаю, чем вы будете заниматься, но в любом случае чем-нибудь получше мытья посуды. — Он снова заглянул в мои документы. — Как вижу, у вас положительная оценка по шкале пси-способностей.
 — А, да! — сказала я. — Дома у меня это называют даром провидения, но, честное слово, он ничему не мешает.
 — Я и не имел в виду ничего такого! Пси-способности входят в число тех, которые интересуют Флот. В отделе связи уже работает немало экстрасенсов. Распишитесь вот тут и тут. А здесь и тут поставьте ваши инициалы. Это стандартный контракт, распишитесь вот тут. А это присяга в верности Флоту. Пожалуйста, подпишите вот тут.
 Он убрал бумаги и торжественно пожал мне руку.
 — Добро пожаловать на борт, — сказал он. — Теперь вы — член гражданского персонала Флота. А сейчас отправляйтесь прощаться. Мы взлетаем ровно через двое с половиной суток в двадцать четыре часа ноль-ноль.
 Я воображала, что увижу, как взлетит флагманский крейсер Флота, и буду смотреть, как Тринит становится все меньше и меньше, позади нас. Какое простодушие! Нет, взлет мы видели — на экранах мониторов под потолком, лежа на кушетках, смягчающих эффект ускорения.
 Все равно зрелище было великолепным, телевизионным помехам вопреки. Мы смотрели, как Тринит съеживается в горошинку на светящихся экранах, затем превращается в яркую точку и исчезает совсем. Потом адмирал Эсплендадоре отдал распоряжение, чтобы мы приготовились: он включает гиперсвет. Рада сказать, что меня даже не затошнило. В отличие от большинства новичков, когда они узнают на опыте, что такое сверхсветовая скорость. Наши экраны померкли, едва мы ее достигли.
 Однако у меня не было времени дивиться происходящему. Динамики объявили о курсе вступительных лекций для первой группы-новобранцев. А затем начались лекции, тестирование и собеседования, длившиеся шесть стандартных суток.
 Завербованные мужчины были в большинстве распределены по разным строительным бригадам. Флот давно набил руку в обращении со своим персоналом, и нам старались подобрать работу, наиболее отвечающую нашим вкусам и способностям. Нашу планету крейсер посетил одной из первых, и потому работы было больше, чем людей для ее выполнения. И — каким бы странным это ни показалось — между руководителями отделов и секций даже шло настоящее соревнование, кому удастся заинтересовать больше новобранцев своими специальностями.
 Конечно, флотское начальство могло бы сразу улаживать такие споры, поскольку у каждой работы имелось свое место в графе приоритетности, однако его устраивали и проявления личной инициативы среди среднего руководящего звена. В конце концов, мы, в частности, сражались и за это, и нам, новобранцам, предоставляли некоторую свободу в выборе наиболее интересного для нас рода службы.
 Было и еще одно соображение: выбор службы предопределял, как сложится наша карьера во Флоте, если мы решим остаться после истечения срока годового контракта. Некоторые службы Флот считал важнее других.
 В первый раз я увидела Аллана Бантри на торжественном вечере в честь нового персонала. Обстановка была парадной, и всем полагалось одеться как можно лучше. Ведь тут ты ближе знакомишься с людьми, которые будут жить на одной с тобой станции, с людьми, которые будут твоими товарищами в сражениях с халианами. Ну и конечно, хочется произвести наилучшее впечатление. Аллан Бантри решил по этому случаю облачиться в свой тарг.
 Мягко выражаясь, он сразу бросался в глаза.
 — Кто это? — спросила я у Миласа Шотуэлла.
 — Наш новый инопсихолог. Доктор Аллан Бантри.
 — А что это на нем?
 — Тарг. Там, откуда он, такой костюм считается парадным.
 Как я узнала, тарги носит мужское население двадцати двух человеческих планет с общим населением численностью в шестьдесят три миллиарда, причем каждый индивид является прямым потомком нашего древнейшего пращура Адама Разумного. Но население это обитает в отдалении от Земли, тогда как две сотни планет в наших окрестностях придерживаются земной моды, с ее тяготением к элегантной, мужественной и суровой внешности, которую может обеспечить только военная форма. А тарг в первую очередь широк и просторен, с огромными карманами, рассчитанными на то, что носят с собой мужчины, от набора карандашей до свертка с бутербродами включительно. Тарг даже самому суровому и закаленному мужчине придает сходство с раскормленным кроликом. И в любом случае он полностью лишен элегантности, которую некоторые люди, а особенно профессиональные военные вроде адмирала Эсплендадоре, считают обязательной для мужчин.
 — Но если это у них сходит за парадный костюм, — заметил Шотуэлл, — не хотел бы я видеть, что они надевают, чтобы сбегать в супермаркет. — И он громко захохотал, упиваясь своей довольно глупой шуткой.
 Среди специалистов в различных науках, услугами которых пользуется Флот, значится и специалист по инопланетной психологии. Должность эту неизменно занимает штатский, поскольку многие среди высшего руководства Флота не признают, что у инопланетян вообще бывает психология. Наука эта во Флоте уважением не пользуется, а потому я решила держаться от нее подальше еще до того, как доктор Аллан Бантри пригласил меня на собеседование.
 Аллан Бантри был очень высоким и худым, а также выглядел слишком молодым, чтобы его титуловали «доктором». Потом я узнала, что ему двадцать семь. В восемнадцать лет такой возраст кажется почтенным. А докторскую степень он получил в Лунном университете за три года до нашего знакомства.
 На этот раз он надел мешковатый костюм, какие университетские ученые носят в галактике повсюду. Он обладал обескураживающим свойством: то был весь внимание, то абсолютно рассеян, причем почти без перехода.
 Мне он сразу понравился, потому что, на мой взгляд, принадлежал к тем людям, которые думают о том, что хотят сделать, а не о том, как они выглядят, и что о них думают другие.
 Доктор Бантри рассказал мне кое-что о своей специальности. Инопсихолог, как указывает само слово, это специалист по психологии инопланетных рас. В Альянсе их состоит не так уж мало. У некоторых наших союзников в предках числятся пресмыкающиеся, другие ведут происхождение от птиц.
 Из объяснений доктора Бантри (или Аллана, как я скоро начала его называть) следовало, что инопсихолог — должность очень важная, так как именно он первым нащупывает связь с расами, не похожими на нашу. До сих пор в военном отношении эти расы особого значения не имели, а потому Флотское начальство ставило своих инопсихологов в один ряд с офицерами, отвечающими за соблюдение этикета. Но мне все это показалось очень интересным, и под конец нашей беседы я сказала доктору Бантри, что обязательно обдумаю его предложение пойти к нему в помощницы.
 Я прошла еще несколько собеседований, а затем внезапно наш полет завершился. Динамики объявили:
 — Персоналу приготовиться к переходу от сверхсветовой скорости к нормальной.
 Затем раздался голос Эсплендадоре:
 — Слушайте, ребята: мы прибываем к месту назначения. Отправляйтесь на свои кушетки и не спускайте глаз с экранов. Они покажут вам ваш новый дом — планету Клаксон.
 Из гиперсвета мы вышли без происшествий. Мой взгляд был приклеен к экрану. Вот на нем появилась светящаяся точка. Она быстро увеличивалась, и я впервые увидела Клаксон.
 Откровенно говоря, особого впечатления он на меня не произвел. Из космоса он выглядел шаром, в котором преобладали оранжевые, желтые и коричневые тона. Когда мы начали спуск, поверхность планеты скрывали от нас серо-желтые облака. Когда они остались вверху, мы увидели горы, пустыни и огромную безжизненную равнину, которая когда-то, возможно, была морским дном. Затем снова горы и угрюмое холмистое нагорье.
 Мы прошли еще один облачный слой и я увидела внизу широкую зеленую долину, окруженную бесплодными горными хребтами. Она, как я узнала, была единственной плодородной местностью в этом полушарии: одна-единственная долина около ста миль длиной, а ширина самого широкого места равнялась двадцати пяти милям. Тут и предполагалось построить новую базу. Долина была обозначена как АТ334Л, но флотские окрестили ее Ксанаду.
 Когда мы приблизились к поверхности, меня вдруг охватил необъяснимый страх. Взбрыкнуло мое провидение. Словно я получила моментальный мысленный снимок планеты Клаксон, и он вызвал у меня ощущение враждебности, боли и возмущения. Жуткое, непонятное ощущение, которое я не могла объяснить.
 Но кое-как избавилась от него, когда двери космолета открылись.
 Наш лагерь беспорядочно расположился на нескольких акрах каменистой земли у самого начала зеленой долины Ксанаду. Собственно, это был какой-то известняк грязно-белого цвета, поблескивающий вкраплениями слюды. Кое-где виднелись рыжие пятна — железной руды, объяснил мне кто-то. Дальше расстилалась очаровательная долина, угнездившись между двумя отрогами лысых гор. Зелень Ксанаду была сочнее и ярче той, к какой я привыкла на родной планете, и казалось, будто вся жизненная сила этого мира сконцентрировалась в единственной маленькой долине с невысокими покатыми холмами, между которыми струилась речка.
 Первыми были построены помещения для офицеров и офицерская столовая, как я слышала. Флот поддерживал старинную и откровенную традицию Привилегированности высших чинов. Ступенькой ниже на иерархической лестнице стоял отдел связи. На Клаксоне построили небольшую передаточную станцию, но использовалась главным образом мощная аппаратура «Баклана».
 Сразу же после высадки нас расселили. Я получила просторную жилую комнату с маленькой кухней. Большое окно выходило на зеленую долину.
 Одна из главных проблем, которые приходилось решать Флоту, была связана с клаустрофобическими ощущениями, возникавшими у персонала после долгих недель и месяцев пребывания в космосе. А потому в целях простейшей психологической гигиены Флот стремился сделать жилые помещения на базах просторными и удобными. В конце концов для них особой разницы не составляло строить по-крупному или экономя на жилой площади.
 Мебель тоже была приятной — датский модерн, один из самых милых старинных стилей, а на стенах висели копии знаменитых картин. К несчастью, меблировка во всех квартирах была идентичной. Но у меня впервые было собственное жилище, и оно сразу мне очень понравилось.
 Флот, кроме того, попытался улучшить идею общих столовых. Мы могли питаться в любом из пяти ресторанов базы. Каждый отличался интерьером от остальных. «Гавайская деревня» Джо, «Китайский квартал» Эдди, и мое любимое кафе «Гарриэт». Оно было совсем таким, как кафе рядом с моей школой.
 Естественно, меню во всех пяти полностью совпадало — Флот еще не дошел до того, чтобы обеспечивать разнообразие национальных блюд.
 Экскаваторы и бульдозеры уже работали в долине Ксанаду, первые здания были почти закончены. Оставалось только застеклить окна.
 Однако случилось так, что в первый наш вечер на планете начинались всякие неприятности и неполадки, которые превратили строительство базы на Клаксоне в сущий ад.
 Работы продолжались, но дело не ладилось. Постоянно что-то случалось. Видимо в расчеты вкрались ошибки, так как секции одна за другой обрушивались. Там, где согласно геологическим изысканиям под почвой лежал гранит, порода оказывалась трухлявой, обнаруживались пустоты.
 Две недели спустя первые здания были готовы для использования. Выглядели они как типичные административные корпуса-башни из бетона и алюминия высотой в четыреста футов. Перед самой церемонией их принятия коммандер Хансен, старший инженер проверил фундамент. Он обнаружил словно бы легкое оседание в перекашиванием.
 Хансен нахмурился. Они подробнейшим образом проверили твердость подлежащей породы. И ничего подобного произойти не могло.
 Он опустился в нижний подвал и обнаружил, что одна из несущих балок провалилась в неизвестно откуда взявшуюся дыру в забетонированной земле. Баланс напряжений в здании был нарушен.
 Хансен уставился на злополучную балку. Этого не могло случиться, но это случилось. Теперь все чертово сооружение могло рухнуть.
 Он кинулся к аварийному телефону. И вдруг услышал поскрипывание. Все здание оседало.
 — Соедините меня с адмиралом! Немедленно! — крикнул он ответившему ординарцу. — Аварийная ситуация!
 Эсплендадоре как раз вышел из-под душа. На кровати была разложена парадная форма. Через двадцать минут ему предстояло произнести речь, объявить здание принятым и поблагодарить их всех за их самоотверженную работу. С какой стати ему докучают мелочами? Тем не менее согласно легендам о нем он всегда оказывался на месте в случае необходимости. Он вытерся и взял трубку.
 — Сэр! Это Хансен. Со зданием неладно.
 — Хансен, о чем вы говорите?!
 — Одна из балок полетела. Здание начинает оседать. Необходимо удалить оттуда всех людей.
 У Эсплендадоре возникли сотни вопросов, но задавать их было некогда. Ударом кулака он включил сигнал общей тревоги, предписывающий всем немедленно оставить свои занятия и собраться у космолета. Самый быстрый способ увести их от опасного здания.
 В подвале Хансен увидел больше, чем требовалось. Он метнулся к лифту. Всюду вокруг один громкий треск следовал за другим. Начали подаваться тяжелые балки. Он едва успел впрыгнуть в лифт и нажать кнопку.
 Но чуть лифт начал подниматься, как его озарила ослепительная вспышка: одна из балок рухнула и оборвала электрические кабели.
 Хансен открыл люк в потолке лифта и выбрался на крышу. В смутном свете аварийных ламп в шахте лифта он разглядел стальные скобы, вделанные в стены на подобный случай, и начал взбираться по ним.
 На уровне поверхности толпы быстро очищали площадку возле новых зданий, но те, кто находился в задних рядах, почувствовали, как содрогается земля у них под ногами, увидели, как ближайшее здание изящно накренилось, будто кланяясь горам, и услышали скрежет и лязг рвущегося металла. Мгновение спустя оно рухнуло.
 Хансен внизу почувствовал, что шахта лифта содрогается. Секунда — он выбрался наружу, а шахта под воздействием внутреннего давления расплющилась, точно тюбик, из которого выдавили всю зубную пасту. Еще бы чуть-чуть и…
 В свое время Эсплендадоре был выдающимся боевым адмиралом, но то время ушло в прошлое. Теперь он был отличным кабинетным адмиралом. Проходящие годы унесли лихость и пылкость его молодости. По мере того как в его волосах пробивалось все больше седины, он становился все более умеренным в своих решениях. После его великой победы у Ахиллесовой звезды, карьера Эсплендадоре пошла под уклон. Бесспорно, движение было медленным, таким медленным, что практически незаметным, но все равно это было движение вниз. Последние несколько лет его отправляли в спокойные секторы, где никаких встреч с противником не предполагалось. Он выразил неудовольствие.
 «Немного отдохните», — ответило высокое начальство, но он подозревал, что слова эти следовало истолковать так: «дай и кому-нибудь другому попробовать себя». Он видел, как его карьера и жизнь канут в благопристойный маразм. В отчаянии он нажал на все пружины, пустил в ход все остававшееся у него влияние. Любой ценой он тщился вырваться из арьергарда, куда его засунули. Он же боевой адмирал, а не снабженец в мундире!
 В результате интриг, достойных двора средневековой Византии, Эсплендадоре умудрился получить под начало эту экспедицию на Клаксон, идея которой родилась в высших сферах Альянса… возможно после того, как кто-то накурился чего-то забористого. Эсплендадоре в душе несколько сомневался в здравости этого плана. Успех его зависел от того, удастся ли сохранить тайну базы на Клаксоне от халиан и нанести им один колоссальный сокрушительный удар словно гром с ясного неба, так чтобы они уже не оправились.
 Ну, бесспорно, прекрасная мечта. Штатские были мастаки претворять такие мечты в планы, которые сулили ошеломляющие перемены, осуществленные с помощью хитрости и лишь с минимальными затратами стратегических средств и материалов. Исподтишка, втайне — вот так политики представляли себе войну. Но каким образом халиане умудрятся остаться в неведении, когда у них столько шпионов-ренегатов? Сколько времени ему потребуется для подготовки и нанесения удара? Месяц? Шесть месяцев? Заранее было невозможно определить, сколько времени есть у него в распоряжении. Совершенно очевидно, у него тем больше шансов скрыть план от халиан, чем быстрее будет построена база и нанесен удар.
 Вот это-то Эсплендадоре и намеревался осуществить. Нанести один сокрушительный удар во имя человечества — один великий и, вероятно, последний удар в его жизни.
 На следующий день я вышла на работу в отдел обеспечения продовольствием службы снабжения Флота. Я узнала, насколько сложны процедуры, без которых невозможно накормить почти семь тысяч гражданских рабочих и неведомое число служащих Флота — по моим прикидкам, их должно было быть не меньше пяти тысяч, считая и несколько сотен космических десантников, которых мы видели редко, так как у них был собственных лагерь в нескольких милях от нашего. Короче говоря, около десяти тысяч людей, если не больше, требовалось кормить трижды в день, обеспечивая некоторое разнообразие, несмотря на то, что мы жили на планете, где до нашего прибытия не росли никакие злаки или корнеплоды, съедобные для людей.
 И вот утром моего первого рабочего дня я отправилась в долину по хорошо утрамбованной тропе, которая вела в подсобное хозяйство. Оно располагалось уже в самой долине и состояло из длинных низких строений, со стеклянными крышами — теплиц, совсем таких, как на моей родной планете. Небольшое здание с энергетической подстанцией. Там уже велись эксперименты с почвой и гидропоникой. Руководил ими доктор Джон Эдвардсон, человек не первой молодости (и женатый), и он показал мне свои владения.
 Я с интересом услышала, что эта небольшая площадь, отведенная под сельское хозяйство, снабжает нас примерно двадцатью процентами наших припасов. Конечно, основу наших рационов по-прежнему составляли замороженные и сушеные продукты. Некоторые хранились на складах космических станций очень долгие сроки. Наука словно бы снабдила нас средствами сохранять пищевые продукты чуть ли не вечность. И все равно было как-то не по себе при мысли, что бифштекс, который ты ешь, пролежал на складе больше века. Впрочем, некоторые люди, естественно, утверждают, что требуется именно этот срок, чтобы мясо, которое закупает Флот, стало помягче.
 Я очень обрадовалась, увидев, сколько растений Старой Земли так хорошо прижились в этой экзотической среде. Доктор Эдвардсон предупредил меня, что невозможно предугадать, что произойдет с земным растением, посаженным в инопланетную почву. Одни чувствовали себя отлично, другие чахли. Он показал мне, как буйно растут репа и брюссельская капуста. Признаюсь, это достижение заставило меня поморщиться.
 — А местные виды? — спросила я. — Хватит ли места и для них и для земных?
 — Ну, — сказал доктор Эдвардсон, — это зависит от того, будут они или нет спорить из-за одной экологической ниши. Но ведь война — это способ существования природы. Все растительные виды ведут замедленную битву со всеми прочими.
 Было очень приятно увидеть земные растения — те же самые, которые мы с успехом культивируем на Трините. Из школьных учебников я почерпнула, что Флотские крейсеры всегда имеют на борту биологические пакеты с самыми полезными земными растениями. Доктор Эдвардсон подтвердил, что так оно и есть, и со смешком добавил, что с помощью наших родных растений мы, так сказать, ведем войну против всей иной флоры во вселенной. Жутковатая мысль! Доктор сказал, что это своего рода биологический рок, неизбежная судьба. Только логично, добавил он, что мы, люди, и наши растения в конце концов будем либо уничтожены, либо станем нормой во всей галактике. А после этого во всех галактиках, а потом и во всей вселенной, содержащей эти галактики.
 Я заметила, что это выставляет нас не в таком уж лестном свете: мы просто хищники какие-то.
 Шли дни, и меня все больше завораживала борьба, которую наши растения вели с чужими для них растениями планеты Клаксон. Естественно, доктор Эдвардсон слегка помогал нашим — рассаду сажали в расчищенную почву, — однако он не пытался оградить их от всех трудностей.
 — Этим растениям надо самим приспособиться и выжить, — объяснил он мне. — Мы же не будем постоянно рядом, чтобы обрабатывать их пестицидами.
 Мои обязанности в основном сводились к тому, чтобы надписывать ярлычки и вешать их на молодые растеньица, а затем вносить данные в компьютер.
 Я сознавала, что являюсь частицей чего-то огромного и удивительного: расширения пищевых ресурсов планет Альянса. Но только моя роль в этом оказалась не слишком увлекательной. И я начала подумывать о докторе Аллане Бантри и его отделе инопланетной психологии.
 Было проведено исчерпывающее расследование причин разрушения нового здания. Адмиралу Эсплендадоре хотя бы частичное объяснение требовалось незамедлительно. Ему надо было на что-то опираться в своих дальнейших действиях.
 Первые выводы не слишком устраивали человека, который искал простого и четкого ответа. На первый взгляд строительство велось правильно и в предварительных расчетах никаких ошибок не было. И катастрофу приписали какому-то сейсмическому явлению, предвосхитить которое с помощью существующей аппаратуры не представлялось возможным из-за его незначительности.
 Эсплендадоре пожелал узнать, насколько вероятно повторение чего-либо подобного. Ученые в ответ только пожимали плечами. Собственно говоря, по их данным оно вообще не должно было произойти.
 Взвесив все это, Эсплендадоре прикинул, не саботаж ли это. Как-то не верилось, что какой бы то ни было человек способен продаться существу, смахивающему на хорька, с громким верещащим голосом и отвратительной натурой. Однако всегда находятся люди, которые ради наживы пойдут, на что угодно. Даже продадут свою расу.
 Предательство было заложено в род людской с изначальных времен, и кто может сказать, на что ради выживания оно способно толкнуть? Считалось, что оно в определенных ситуациях помогает выжить, но это выглядело по-другому теперь, когда Флот до предела рассредоточил свои силы.
 Наладить контакт с халианами было возможно через некоторые планеты, не вошедшие в Альянс. Эти инопланетяне подпадали под категорию разумных существ, во всяком случае, с той точки зрения, что умели сотрудничать между собой и держать обещания. Осведомителям платили хорошо. И не только золотом и платиной, — халиане забирали много художественных сокровищ с планет, которые грабили.
 Люди и их союзники в Альянсе — триста с лишним планет, составлявшие цивилизацию, как мы ее понимаем, — были сплочены своим отвращением к халианам и решимостью противостоять халианским вторжениям. Но между ними не замечалось такого же согласия в отношениях друг с другом. Точнее сказать, разнообразные планеты Альянса представляли собой полнейший хаос соглашений, особых группировок, союзов, организаций, выискивающих чужое слабое место, неизменно заботясь только о своих местных интересах. Во всяком случае, тут человечество не преодолело своей давней склонности к агрессивности и соперничеству.
 Среди планет Альянса имелись и такие, которые считали, что Флот куда опаснее для их существования и свобод, чем халиане. Особенное возмущение вызывала потеря права оборонять свою планету с помощью собственных военных космолетов. Конечно, в этом был смысл: если бы каждая планета (при малочисленности населения на многих из них) занялась собственной обороной, это вылилось бы в дорогостоящее, и ненужное дублирование. Безопасность всех планет обеспечивалась сильным Флотом, способным противостоять любой угрозе.
 Это было очевидным и почти все согласились. Но все равно было тяжко смотреть, как вооруженные люди распоряжаются на твоей планете, а у тебя нет права обзавестись собственными боевыми кораблями. Люди по-прежнему находились в тисках дилеммы: многие из них не чувствовали себя свободными, раз не могли иметь собственного флота, но обзаведись они им, то отказались бы от мира и безопасности.
 Ввиду всяческого соперничества между разными планетами Альянса Эсплендадоре не исключал возможности, что какие-то из тех, что финансировали его экспедицию, на самом деле желали бы, чтобы она потерпела неудачу. Ведь отнюдь не исключалось, что некоторые члены планетарного совета пытаются посодействовать карьере адмирала из своего родного города. И кампания Альянса не раз саботировалась.
 Эсплендадоре обсудил все это с главой своей службы безопасности. Тот согласился, что возможность саботажа представляется вполне вероятной, и поклялся, что полностью во всем разберется.
 Строительство новой базы буксовало. Число всяких накладок оказывалось непомерно большим. Внезапно рухнули несколько зданий поменьше. Все начали нервничать.
 Ничто не шло по графику. Эти задержки грозили экспедиции срывом. И тогда же Эсплендадоре начал получать все больше прямых указаний, что кто-то сознательно вредит строительству. Например, ценные инструменты были оставлены снаружи, и их великолепно отполированные металлические части подверглись необъяснимой коррозии.
 Леа увидела свой первый странный «провидческий сон». Во сне она собиралась в гости к своей двоюродной сестре Айрис. На самом деле у Леа не было двоюродной сестры Айрис, но во сне была. И находилась она в каком-то странном месте, но во сне оно казалось именно таким, каким и должно было быть.
 Айрис жила в огромном многоквартирном доме почти в центре города. Дом назывался «Изумрудный герб», и обитало в нем несколько тысяч семей.
 Войдя в здание, Леа чувствовала себя спокойно и привычно. Поднялась в засасывающем подъемнике на четырнадцатый этаж, вскочила на роллер, и он промчал ее милю по коридору до квартиры Айрис.
 — Я тебе очень рада, — сказала Айрис, — но извини, если буду отвлекаться. У меня срочное телефонное дежурство.
 Только тут Леа заметила черные проводочки, которые соединяли голову Айрис со штепселями в стене.
 — Ого! Что-нибудь случилось?
 — Дурочка! Так ведь война же! — сказала Айрис. — Ты ведь помнишь, что мы воюем?
 — Ах да. Нас оккупируют или еще что-то, верно? — спросила Леа. — По правде говоря, я про это и не думаю. Мне ведь в этом году предстоит принять много важных решений о моей карьере.
 — Ну так подумай! — сказала Айрис — Они все еще наступают, понимаешь?
 — А я думала, что наши силы отогнали их с большими потерями, — возразила Леа.
 — Мы их временно остановили ценой свыше десяти тысяч наших жизней. Однако они опять наступают… О-о… Погоди! Сигнал!
 По одному из проводков, погруженных в голову Айрис, забегали искры. Айрис шепнула Леа:
 — С Южного плацдарма. Там последнее время ничего не происходило. По-моему, вот-вот произойдет что-то важное. Волнующе, верно?
 — Да, — сказала Леа. — Но и очень печально Столько чудесных мальчиков погибло Если бы я могла хоть что-то сделать!
 — Так сделай!
 — Но что я могу?
 — Поговори с ними. Попытайся растолковать им. Скажи, чтобы поискали другое место На планете простора сколько угодно. Почему они выбрали это, ну почему?
 — Но отчего именно я? — спросила Леа.
 — Потому что кроме тебя некому. Ты живешь в их мире.
 — Айрис! — воскликнула Леа. — Как ты можешь говорить такое?
 — Но это же правда, — ответила Айрис. — Ты сама знаешь, что правда. Разве нет?
 Леа хотела заспорить, объяснить, что такая же ариджи, как Айрис. Но тут она проснулась. И оказалась человеком. Очень расстроенным.
 Я не представляла себе, с кем поговорить о моих снах. А поговорить было надо, потому что они по-настоящему меня пугали, и мне начинало казаться, что я схожу с ума. Нет, сумасшедшей я себя не чувствовала, но мои сны казались сумасшедшим бредом. И мне необходимо было с кем-то их обсудить.
 Разумеется, был внеконфессиональный капеллан — официальный духовный наставник всех нас. Я видела его издали. Мужчина в годах, вдовец, довольно хилого сложения с седой бородкой и в очках с золотой оправой — не потому, что зрение у него было плохим, но потому, что на этой планете очки были знаком духовного сана. Однако по зрелому размышлению я решила к нему не обращаться, так как подозревала, что мои сны нельзя было отнести к духовным проблемам, и, значит, они, так сказать, не по его ведомству.
 По работе я была знакома с несколькими девушками — но не настолько близко, чтобы обратиться к ним. Конечно, оставался Милас Шотуэлл, и я знала, что нравлюсь ему. Степенный молодой человек, красивый и очень в моем вкусе. По-моему, это очень важно, когда говоришь о чем-то интимном вроде снов. И я решила поговорить с Миласом, и честно не знаю, почему вдруг пошла по длинному пыльному коридору, который вел к маленькой лаборатории и довольно унылому жилому помещению, которое отвели Аллану Бантри и его никому не нужному отделу инопсихологии.
 Аллан, как обычно, работал один у себя в лаборатории. На нем был замызганный рабочий халат, а его курчавые волосы торчали во все стороны, как бывало всегда, когда он забывал причесаться Но я все равно обрадовалась, увидев его.
 Лаборатория помещалась в тесной комнате с двумя рабочими столами, один из которых был занят его компьютерами и всем, что к ним относится, включая и принтеры. На другом стояли его магнитофоны. Когда я вошла, он слушал что-то мне знакомое. «Маленькую фугу для органа» Баха.
 — Привет! — сказала я. — Ну как военная жизнь?
 — Откуда мне знать? — отозвался он. — Я гражданское лицо, как и ты.
 — Неужто у Флота нет своих военных психологов?
 — Естественно! Но они занимаются только расами, входящими в Альянс. Остальными инопланетянами Флот интересуется только, когда убивает их.
 — Так зачем ему понадобился инопсихолог?
 — Для демонстрации интереса к развитию наук. Отличная реклама, когда приходит время выделения средств на военные нужды.
 — А почему ты не в тарге?
 — Будь так добра, не напоминай мне! Откуда мне было знать, что тут таргов никто не носит? Вот так. Ну, ты решила работать у меня?
 Я ответила, что пришла рассказать ему про мой сон.
 — Но почему ко мне?
 Я и сама не понимала, почему, но внезапно меня осенило:
 — Потому что, мне кажется, что бы я ни сказала, ты не сочтешь меня свихнутой, или я свихнулась, что думаю так?
 — Леа, мне иногда трудно тебя понять. Садись и расскажи мне свой сон, — потребовал он, кивая на качалку довольно ненадежного вида.
 Я подробно рассказала ему про мою воображаемую двоюродную сестру Айрис. Кончив, я принялась яростно раскачиваться, а он запустил пальцы в шевелюру — верный признак, что он приходит к каким-то выводам. Жуткое мгновение мне казалось, что он вот-вот скажет: «Леа, не хочу тебя огорчать, но ты действительно свихнулась». Вместо этого он сказал:
 — Леа, ты мне нужна.
 От его слов у меня затрепыхалось сердце. Я уже решила, что он мне нравится. И знала, что нравлюсь ему. Но не подозревала, что настолько.
 — Ах, Аллан! — сказала я. — Зачем?
 — А потому что у тебя самый высокий пси-потенциал из всех нас здесь на Клаксоне, военных и гражданских. Твой сон Окончательно меня в этом убедил. Я думаю, этот сон крайне важен.
 Я не знала, почувствовать ли себя польщенной или обидеться, но я начала работать у Аллана Бантри в отделе инопланетной психологии.
 Я всегда записываю свои сны в дневнике. А потому точно знаю, когда какой видела. Но даже и без дневника я знаю, что каждый сон предшествовал какой-нибудь катастрофе. Первый привиделся мне накануне того, как обрушилось новое здание. Затем мукомольня. А затем происшествие в гараже. Я даже начала бояться, что мои сны являются причиной всех этих ужасов. Однако Аллан меня разубедил.
 — Забудь эту чушь, — сказал он. — Никаких сомнений в том, что происходит, нет. Каким-то образом возник контакт между тобой, и теми, кто их устраивает. Во всяком случае с одной — с Айрис.
 — Но ведь то, что я вижу во сне, на самом деле не происходит. То есть в действительности.
 — По-моему, происходит, но не так, как тебе вспоминается. Образы в твоих снах — попытка твоего подсознания облечь смыслом увиденное.
 — Аллан, неужели ты серьезно считаешь, что я нахожусь в телепатическом контакте с людьми, которые устраивают диверсии на нашей базе? И ведь даже не доказано, что это чьи-то диверсии, а не цепь несчастных случаев!
 — Статистически очень маловероятно, что это несчастные случаи, — сказал он. — Нет, за этим явно стоит интеллект.
 — Тогда это кто-то из наших. На планете ведь нет никого, кроме персонала Флота — военного и гражданского. Или, по-твоему, кто-то прячется там? — И я махнула рукой в сторону безжизненной каменной пустыни вокруг Ксанаду.
 — Нет, — ответил Аллан. — По-моему, это вовсе не предательство, саботаж или диверсии. Мне кажется, мы столкнулись с иноинтеллектом, который борется с нами по каким-то своим причинам.
 — То есть, по-твоему, тут где-то есть инопланетяне? — сказала я.
 — Другого объяснения нет, — сказал Бантри. — И они могли быть здесь еще до нашего прибытия. Не забывай: планету обследовали наспех. Мы исходим из того, что тут нет разумных живых существ, а ведь это означает лишь, что разведка их не обнаружила.
 Да, это была мысль. И страшная. Если Айрис и ей подобные действительно существуют, то где они?
 Все это выглядело очень серьезным, но тут я кое-что сообразила и засмеялась.
 — Моя гипотеза об инопланетянах кажется тебе смешной? — спросил Аллан довольно-таки холодным тоном.
 — Вовсе нет, Аллан! Но согласись, именно такой гипотезы и следовало ждать от инопсихолога.
 Он было насупился, но тут же ухмыльнулся. Я обрадовалась: по-моему, очень хорошо, когда у мужчины есть чувство юмора, особенно если я рядом.
 — Знаешь что? — сказал он.
 — Что — что?
 — Ты жуть наводишь, Леа, ну просто жуть!
 Тут я окончательно убедилась, что нравлюсь ему.
 Честно говоря, мне очень не хотелось заниматься пси-тренировками. Мне было о чем подумать кроме них. Аллан и я только что обрели друг друга. Вот об этом стоило подумать. Хотя Аллан как будто не вполне сознавал, что мы обрели друг друга. Вот и об этом очень стоило подумать. А главное: мне вовсе не хотелось думать. Я влюбилась и хотела просто наслаждаться этим чувством, сладкой такой безмятежной ленью. Поэты называют это томностью. В обществе Аллана меня охватывала томность.
 Но мое общество вроде бы не настраивало Аллана на романтичный лад. По правде сказать, я не думаю, чтобы это входило в его репертуар. Он был серьезным молодым фанатиком от науки и хотел, чтобы я занималась пси-тренировками.
 Мне приходилось надевать на голову какие-то металлические штучки и смотреть на шарикоподшипники на гладкой стеклянной поверхности. Идея заключалась в том, чтобы я заставила их покатиться. Нет, вы только вообразите.
 Нет, я старалась. Я толкала их всей силой своих мыслей. Иногда мне даже чудилось, что еще чуточку — и я прикоснусь к ним. Я ощущала холод стали… нет, не своим настоящим лбом, естественно, а лбом, который проецировала на стальной шарик.
 Но не могла заставить ни один даже качнуться. Я видела, что Аллан разочарован. После недели тщетных потуг он, по-моему, был уже готов отказаться от своей затеи, но тут я поняла, в чем фокус — покус.
 Я назвала это фокусом, но Аллан сказал, что это просто моя индивидуальная манера сосредотачиваться. Я вообразила маленький ломик, подсунула его под шарик, толкнула… и он покатился! После этого стало легче толкать моим воображаемым лбом. Но не могу утверждать, что это всецело моя заслуга. Усилитель пси, который я надевала на голову, тоже помогал. Спасибо, усилитель пси!
 После подшипников Аллан захотел, чтобы я поворачивала ключи в скважине на расстоянии. Это оказалось просто, когда я научилась вроде бы закручивать силу. Ну а потом мы перешли к установлению контакта.
 В моем следующем сне я словно бы шла по городской улице, которая задним числом показалась мне очень странной, но во сне все казалось привычным и нормальным. По сторонам было много зданий белого и голубого цвета, но без дверей, вообще без входов. Аллан сказал мне позже, что многие частности скорее всего не имели никакой связи с реальностью, а были плодом поисков аналогий — свойство, присущее нашему сознанию, которое симулирует то, что его окружает. Вот так изъясняются инопсихологи.
 Улицы были вымощены фарфоровыми булыжниками. Я видела лошадей и всадников, хотя потом сообразила, что это были вовсе не лошади.
 Я шла по улице, а меня все время обгоняли торопящиеся прохожие. Каким-то-образом я понимала, что они никуда особенно не спешат, а просто двигаются быстро, таким уж они обладали свойством. Я шла, шла и вышла на что-то вроде деревенской площади, а на ней был фонтан со статуей. Только у статуи не было головы, и вода била из шеи. Тогда мне это странным не показалось, тем более что статуя, как я знала, стояла там века и века.
 Тут я услышала голос, говоривший: «Все граждане немедленно соберитесь у статуи, Оранжевый сектор двадцать два. У нас для вас важное сообщение».
 Я направилась туда, и передо мной предстало печальное зрелище. С фронта вернулось много солдат, и большинство было тяжко ранено. Повсюду виднелись носилки, подъезжали и уезжали машины скорой помощи. Некоторые из наших мужчин были все в бинтах и передвигались на костылях, некоторые ковыляли на шести ногах, другие на семи. У меня сердце надрывалось при мысли, что они лишились ног и уже никогда не смогут участвовать в майской пляске.
 Я пошла дальше. Мне казалось, что я должна сделать нечто важное. У меня были какие-то причины находиться тут. Стоило подождать, и я бы вспомнила. Но времени сидеть и вспоминать не было. И тут появился Ингендра, брат Айрис.
 — Ты как раз вовремя, — сказал он. — Сейчас начнется высшее заседание совета. Они должны вынести крайне важное решение.
 — Какое? — спросила я.
 — Идем со мной, — сказал Ингендра. — Ты сама все увидишь.
 В зале совета были очень высокие потолки, и освещался он скрытыми источниками света. Там собрались все советники города, и присутствовала президент ариджи. Очень толстая, с густым слоем туши под глазами. Она была старая, но мне показалась очень красивой. Я ее испугалась, потому что она, как я считала, умела читать мысли и мои и кого угодно. Они это умеют, президенты ариджи.
 — Так ты Леа. Мы надеялись, что ты опять нас посетишь.
 — Как же так? Я ведь живу здесь.
 — Нет, Леа. Попробуй вспомнить, откуда ты на самом деле.
 Я задумалась, и у меня появилось ощущение в моем сне, будто я грежу, а настоящая Леа спит в другом мире, возможно, настоящем мире.
 — Ты знаешь, откуда ты? — спросила президент.
 — Я правда из другого мира? — спросила я у нее.
 — Да, дитя, да. Для нас это чудесная возможность. Мы уже потеряли всякую надежду войти в контакт с твоей расой. И вот у нас появился шанс.
 — Послушайте! — сказала я. — Погодите! Мне что-то неясно. Я должна вернуться и сказать им, что мне приснился сон, но все было по-настоящему?
 — Им придется тебя проверить. Мы кое-что задумали.
 — Что?
 — Пока я не могу тебе сказать. Но когда это случится, ты сразу поймешь. И тогда будешь должна снова поговорить с нами.
 — Не хочу! — крикнула я и проснулась в лаборатории.
 — Ты видела сон? — спросил Аллан и включил записыватель. — Расскажи подробнее.
 И я рассказала.
 — Когда это что-то должно произойти?
 — Очень скоро, Аллан. Может, нам следует предупредить адмирала?
 — О чем предупредить? Мы же не знаем, что они сделают. Он сочтет нас свихнутыми.
 Адмирал Эсплендадоре сидел у себя в кабинете за поздним утренним кофе. Кофе для Флота совершал до Клаксона долгое путешествие. Единственная культура, которая никак не приживалась на инопланетных почвах. Эсплендадоре прихлебывал свою любимую смесь мокко с яванским и проглядывал отчеты инженеров. Он все еще отставал от графика. Нестерпимо, как все медленно делается! И по-прежнему никаких сведений, кто стоит за саботажем на базе. Кое-кто из штабных предложил свои теории, но что толку от теорий, не подкрепленных неопровержимыми фактами? У них нет ничего, кроме предположений. Особенно его раздражала нелепая, идея Бантри. Естественно, в галактике существовали очень странные расы, и нельзя было сбрасывать их со счетов. По просьбе Бантри он распорядился провести подробнейшую аэросъемку поверхности Клаксона, а также прозондировать два пресных океана планеты. Не было обнаружено ни малейших признаков разума, никаких намеков на него.
 Однако если он в самом скором времени не разберется в происходящем, ему придется туго. Высокое начальство следит за ним. Задание крайне важное — ведь его удачное выполнение может надолго покончить с Хорьками, и предоставить Альянсу такое преимущество, что это «надолго» превратится в «навсегда».
 Он снова поднес чашку с кофе к губам и вдруг заметил легчайшую дрожь на бурой поверхности. Колебания. Словно жидкость улавливала вибрацию, которой он не чувствовал.
 Адмирал нахмурился, подошел к компьютерной консоли, набрал сейсмический запрос. Все как будто было в полном порядке, хотя в данных о некоторых секторах наблюдались минимальные отклонения.
 Но теперь он уже сам ощущал вибрацию. Словно бы в полу. Возможно, ведутся какие-нибудь работы ниже этажом или ведется проверка оборудования. Он решил проверить и взял телефонную трубку.
 — Хаскуэлл, — распорядился он в нее, — идите сюда. Мне надо отдать вам распоряжения.
 Ответа не последовало. Эсплендадоре внезапно осознал, что телефон отключен. Он постучал по трубке. Ничего! Потом подошел к двери и нажал кнопку защелки с фотоэлементом. Ничего! Он ударил кулаком по двери. Это ничего не дало. Он заорал.
 — Хаскуэлл! Вы меня слышите? Откройте дверь немедленно!
 Никакого ответа. Ну да ведь дверь звуконепроницаема. Он успокоился и вернулся к пульту. К окнам он даже не обернулся, их стальные ставни были заварены из соображений безопасности. Дверь была единственным входом и выходом, а она отключилась. Телефон был единственной связью с наружным миром, а он молчал.
 Но есть же еще компьютер!
 Он повернулся к пульту и попробовал вызвать какой-нибудь другой компьютер планетарной сети. Ничего! Только на экране вспыхнуло: «Пожалуйста, подождите. Первоочередное сообщение».
 Ему оставалось только ждать. А пока он ждал, дрожание пола все усиливалось.
 И тут внезапно свет в кабинете погас, и наступила полная темнота, поскольку окна света не пропускали. Ему послышалось какое-то жужжание в стенах. Конечно, что-то с проводкой. Но звуки не прекращались. И совсем не похожи на потрескивание в электрических кабелях. Казалось, внутри стен происходит какое-то движение. Крысы? Или еще какая-то, дрянь?
 Эсплендадоре вернулся к письменному столу, открыл на ощупь верхний правый ящик и достал лазерный пистолет новейшей модели. Он поставил ширину луча на максимум. В глубине ящика хранилось еще одно лазерное оружие — ручной дротик с коротким, но абсолютно смертоносным радиусом действия. Теперь он готов был вступить в бой с кем бы или чем бы то ни было.
 Однако он предпочел бы знать, что происходило на базе. Конечно, Одряхлендер, его заместитель, превосходно справлялся с обычными делами. Но эта ситуация меньше всего была обычной. Только бы Одряхлендер не поддался панике. Эсплендадоре совершенно не требовалось, чтобы в штаб Флота полетели ракеты связи с нелепым сообщением о невидимом противнике. В результате как бы ему не стать всеобщим посмешищем. Бесспорно, противник был невидим. Но это ничего не меняло. Впечатление такое сообщение произведет самое неблагоприятное.
 А этим рано или поздно придется себя показать. И тогда тем, кто там шебаршится, очень не поздоровится.
 Адмирал Флота, Голубой Малютка Эсплендадоре был разгневан.
 Вскоре он ощутил какое-то движение. Его кабинет словно бы закачался. Потом накренился, и он упал бы, не ухватись его рука за край стола. Кабинет, все его апартаменты словно двинулись куда-то. Это было невозможно, это было маловероятно, но это было!
 Жутковатое состояние — убывать в неизвестном направлении в непроницаемом мраке. Эсплендадоре опасался, что это каким-то образом устроили халианские агенты. В таком случае его карьере каюк. Для адмирала было типичным, что сначала он подумал о гибели своей карьеры, а не о собственной гибели. Чем бы это ни завершилось, раз халиане умудрились похитить его вместе с его личными апартаментами прямо из центра военной базы, ему этого не пережить, даже если он останется в живых. Кабинет был абсолютно звуконепроницаем. И только толчки и покачивания доказывали, что он передвигается в пространстве. Ну и еще что-то подсказывало ему, что весь блок с его апартаментами подняли и теперь несут куда-то. Но кто? Это оставалось выяснить.
 Рано или поздно, им придется вступить с ним в переговоры. Они войдут в дверь — вон там. Он стоял позади стола, надежно заклинившись, чтобы его не тряхнуло, наведя лазерный дротик и пистолет на невидимую дверь. Он был готов встретить их. Правда, чуть поздновато, но кто мог уберечься от абсолютно неожиданного?
 Он не знал, сколько уже времени пробыл в темноте. Кабинет был подобен резервуару для тренировочного погружения, где теряется всякое ощущение времени.
 Но он уловил, когда после истечения вечности кабинет замер в неподвижности.
 Сейчас они войдут!
 Он прищурился в сторону двери, оберегая глаза от внезапного света, который ворвется в кабинет, едва ее откроют. Его палец лежал на спусковом крючке.
 И тут зазвонил телефон.
 — Да? Кто говорит? — рявкнул Эсплендадоре в телефон.
 — Сэр, я Аллен Бантри, инопсихолог Флота.
 — Бантри, какого черта звоните вы? Где Хаскуэлл? Где Одряхлендер? Где мой начальник штаба?
 — Собственно говоря, сэр, они с десантниками. Планируют операцию, как вас вызволить.
 — Отлично! — объявил Эсплендадоре. — Передайте, чтобы они начинали. И кстати, где я нахожусь, черт подери?
 — Блок с вашими апартаментами был отделен от здания и унесен примерно на полмили за периметр базы. Я сейчас стараюсь, чтобы восстановили телефонный прием в вашем кабинете. А! Теперь вы можете посмотреть сами.
 Вспыхнули экраны. С трех сторон Эсплендадоре увидел три обрыва, уходящие вниз, а с четвертой узкий выступ, нависающий над пропастью. По-видимому, его апартаменты были поставлены на этот выступ.
 — Причина, по которой, на мой взгляд, вам следовало бы остановить десантников, — сказал Бантри, — заключается в том, что, боюсь, суета на выступе может обрушить его вместе с вами в пропасть.
 — Черт, так не пойдет, — сказал Эсплендадоре. — Передайте им от моего имени, чтобы не атаковали или поискали бы другой способ рассчитаться с мерзавцами, которые меня похитили. Да, кстати, а кто меня похитил?
 Бантри замялся.
 — Сэр, вам не понравится…
 — Понравится — не понравится, при чем тут это? Говорите, и все тут.
 — Вам очень не понравится, сэр.
 — Бантри, хватит вилять! Отвечайте!
 Бантри прочистил горло.
 — Адмирал Эсплендадоре, что бы вы сказали, если бы я ответил, что соединения блока с вашими помещениями были изъяты согласованными действиями десятка миллионов жесткокрылых жуков, каждый величиной с маленькую монету?
 — Сказал бы, что вы спятили, милейший, и что ваш язык подведет вас под военно-полевой суд.
 — Этого-то я и опасался, — отозвался Бантри.
 — Полагаю, эти ваши жуки взвалили меня на свои спины и приволокли сюда?
 — Боюсь, сэр, именно это и произошло. Несколько миллионов жуков способны переносить очень большие предметы.
 — Предупреждаю вас, — сказал адмирал, — ссылки на помрачение рассудка вам не помогут… А вы точно уверены, Бантри, что произошло именно это?
 — Да, сэр.
 — С вами кто-нибудь есть? Какой-нибудь ответственный офицер?
 — Ваш адъютант, капитан Уолтерс.
 — Давайте его к камере, Уолтерс! Так в чем дело?
 — Никто точно не знает, что происходит, — ответил Уолтерс. — Но создается впечатление, что кто-то или что-то направляет эти миллионы, если не миллиарды жуков. Кто-то или что-то разумное Может быть, халиане, сэр.
 — Вы своими глазами видели?
 — Да, сэр. Я наблюдал, как эти жуки утаскивали вас. Мы не решились атаковать их взрывчаткой, газами или инсектицидами из опасения убить вас. А потому не смогли принять никаких мер против них, но скажите только слово…
 — Не спешите, — сказал Эсплендадоре. — Наш долг по отношению к науке и нашей собственной будущей безопасности требует, чтобы мы вступили в переговоры с этими тварями, выяснили, чего они хотят. А они нападают на моих ребят?
 — Нет, сэр. Неофициальная демаркационная линия возникла как-то сама собой. Они остаются на своей стороне, а мы на нашей. До сих пор они не предприняли никаких враждебных действий. То есть кроме вашего похищения, сэр.
 — И они настоящие жуки? — спросил Эсплендадоре.
 — Насколько мы можем судить. У нас в штате нет специалиста-энтомолога, или как там называют парней, которые изучают козявок. Но один из наших сельскохозяйственников говорит, что они выглядят точь-в-точь как хрущи японские, только пятнышки у них голубые.
 — Что известно о японских хрущах?
 — Да тут никто почти ничего не знает. Отправить РС с запросом?
 — Нет, пока ничего не предпринимайте. Как вы полагаете, есть шанс, что вы сможете как-нибудь извлечь меня отсюда?
 — Пытаюсь, сэр. Но есть некоторые трудности.
 Эсплендадоре хотелось поскорее выбраться из своего заточения по нескольким причинам, в частности потому, что, утаскивая его апартаменты, жуки не озаботились прихватить и ванную.
 — Какие трудности?
 — Когда мы пытаемся приблизиться к вам, они угрожают подгрызть выступ с тем, чтобы вы рухнули вместе с ним. Глубина несколько сотен футов, сэр.
 — Черт побери! Так заставьте их уйти отсюда. Найдите какую-нибудь приманку. Я слышал, что жуки любят протухшее мясо. Скажите коку, пусть попробует на них последнюю партию говядины. Полейте ее медом. Уж на это они клюнут!
 — Боюсь, вы не поняли, сэр. Это ведь не простые старомодные жуки. То есть, я хочу сказать, что они не такие безмозглые жуки, к каким мы привыкли. Они хотят обсудить с вами что-то.
 Эсплендадоре уставился на трубку.
 — Я с трудом верю, что миллион жуков унес мое помещение. Но чтобы жук СКАЗАЛ вам, что желает что-то ОБСУДИТЬ со мной… это уже переходит границы возможного.
 — Жуки говорить не могут, сэр, тут вы совершенно правы. Во всяком случае с нами, хотя друг с другом они вроде бы разговаривают. Нет, сэр, они передали свои требования через третье лицо. Оказалось, что одна из завербованных, молодая девушка с Тринита, работающая у доктора Бантри в отделе инопланетной психологии, обладает телепатическими способностями. Они связываются с нами через нее, сэр.
 Адмирал Эсплендадоре устал, проголодался, его мочевой пузырь был переполнен, и он попал в дурацкую ситуацию, угрожавшую его карьере, а вероятно, и жизни.
 — Свяжите меня с этой девицей по телефону, — сказал он.
 — Я правильно понял, мисс, что вы находитесь в телепатическом контакте с королем, полководцем или представителем этих жуков?
 — Да, сэр, — ответила Леа. — И поверьте, меня это удивляет не меньше, чем вас. Я всегда знала, что у меня есть дар провидения, но никак не предполагала, что попаду из-за него в такое положение Установлю связь с инопланетянами, хочу я сказать Наверное, это вина Аллана… доктора Бантри, хочу я сказать, потому что он заставил меня заниматься пси-тренировкой, а она сделала возможным этот контакт.
 — Мисс, — сказал адмирал, — поменьше автобиографии, если можно.
 — Простите, сэр. Я просто хотела объяснить…
 — Ну так эти жуки. Кто ими руководит?
 — Они сами собой руководят. При своем президенте, хочу я сказать. Она велела мне сказать вам это.
 — У них есть президент?
 — Не настоящий, сэр. Воображаемый.
 — У этих жуков есть воображаемый президент?
 — Тут немножко трудно объяснить, сэр. Видите ли, у них единое групповое сознание, которое слагается из всех их сознаний. То есть если я верно поняла. Для меня ведь это так же ново, как для вас, хочу я сказать. Так что потерпите, сэр. Извините, что я все время объясняю.
 — И эти жуки сумели спланировать мое похищение и утащили меня сюда, и угрожают моей жизни?
 — Да, сэр. То есть они спланировали ваше похищение, но они вам не угрожают. Они просто хотят, чтобы вы уделили им внимание.
 — Уже уделил. Так чего они хотят?
 — Они хотят, чтобы вы ушли из Ксанаду.
 — Но это же лучшее место на планете!
 — Вот и они так считают, сэр. Вернее, это единственное место на планете, где они могут жить. В старину, говорят они, было много лучше, ну а сейчас — вот так. И еще они указывают, что обитают тут издавна. Они утверждают, что вы оккупируете их исконную землю, а это прямое нарушение Великой Хартии Альянса, насколько они поняли ее из моих объяснений. Политика не входила в число предметов, в которых я успевала, сэр, но я очень старалась. Ведь мы правда утверждаем, что планеты являются неотъемлемой собственностью их исконных разумных рас? Правда, сэр?
 — Да, безусловно.
 — Я просто хотела проверить, что ничего тут не напутала. Они говорят, что вы можете потратить чуть больше денег и доставить сюда почву, воду и прочее оттуда, откуда явились (это они так выразились, сэр), и создать для себя свое Ксанаду. Места хватит. Они даже будут рады снабдить вас местными семенами и всем прочим в том же роде. Но они говорят, что вам не следует оккупировать единственное место на планете, где они могут жить.
 — Погодите, погодите! — сказал адмирал, положил трубку и заранее тщательно обдуманным маневром облегчился в пустой термос из-под кофе. Аккуратно завинтил его и вернулся к телефону.
 — Я не понимаю, в чем их проблема, — сказал адмирал. — Мы с ними не конкурируем. Они могут и дальше заниматься тем, чем занимаются жуки в этой долине. Ну, построим мы несколько зданий, им-то что?
 — Дело не столько в зданиях, — сказала Леа. — Их злит другое.
 — Что вы подразумеваете под «другое»?
 — То, что мы навезли инопланетные растения и стараемся выращивать их здесь. Они считают это нарушением самых основ этики, и они сражаются и за себя и за своих растительных союзников.
 — А ну их к черту! — сказал Эсплендадоре. — Я не желаю иметь никакого дела с расой, которая обвиняет наши растения в агрессии!
 Несколько часов спустя адмирал Эсплендадоре дал слово, как офицер Флота, что перенесет свой лагерь в другую местность на Клаксоне, минимум в ста милях от Ксанаду.
 Адмирал не был трусом. Он выбрал бы смерть, если бы счел, что он наносит какой-то ущерб Альянсу и Флоту. Он дал согласие, потому что ариджи предложили послать в новый лагерь несколько миллионов себя, чтобы помочь строительству новой базы в меру своих возможностей.
 Эсплендадоре сразу увидел, как сильно это ускорит работы. Хотя он не сомневался, что может уничтожить всякую жизнь в Ксанаду, едва сочтет нужным, это не дало бы ничего. Главным было построить базу.
 И все-таки Эсплендадоре медлил доложить Флоту, что он заключил соглашение с расой жуков.
 Конечно, долго сохранять это в секрете не удалось бы — слишком уж значительным было случившееся. А тогда Аллана Бантри, инопсихолога, который сделал это открытие, ждало много чудесного. Вероятно, его именем назовут новую школу в инопсихологии, он получит в свое распоряжение замечательную лабораторию.
 После этого Аллан был со мной очень мил, но как будто нервничал в моем присутствии. Когда я его спросила, в чем дело, он ответил только, что я внушаю ему трепетное благоговение. Скверный знак в романтическом смысле. Но что мне оставалось делать? Во мне действительно появилось что-то грозное. Особенно после того, как я получила пост старшего лингвиста при ариджи, поскольку только я одна умела разговаривать с ними, ну и конечно, Айрис настояла. Очень важная должность, но обрекающая на одиночество — во всяком случае до того, как я познакомилась с Армандом Дюнкером, обаятельным молодым дипломатом, который прибыл с Земли учредить первое консульство при инопланетных разумных беспозвоночных. Но это другая история.




 ИНТЕРЛЮДИЯ


 Менее выдающийся человек неизбежно потерпел бы фиаско. Но Альянс населяло более 100 миллиардов жителей, и у Флота было из кого выбирать. Джил Канар был как раз тем, кто нужен. Несмотря на провал последней операции, он продолжал упорно заниматься своим делом, используя десятилетний опыт работы по связям с общественностью.
 Трудно предугадать заранее, чем обернется его назначение, но на этот раз, благодарение Богу, они не ошиблись. Флот исполнял свой долг, защищая Альянс от врага, а от Джила требовалось донести этот факт во всей полноте до жителей трехсот густонаселенных планет и остальных неисчислимых миров.
 Может, для этого нужно их как следует припугнуть. Этот рейд на Эйру, надо сказать, получился достаточно варварским, хотя Флот и получил повод для вторжения и смены обветшалой социальной системы. Джил праздно размышлял о том, что не плохо было бы узнать побольше об этих халианах или хотя бы о мире, который захватил Флот




 Стив Перри. КОНТРАПУНКТ


 Дживи сидел в тени кривого куста неподалеку от парочки ящериц, избравших это же место для своих любовных утех. Сухой горячий ветер из Черной Пустыни шевелил чешуйчатые перья на его шее. Ветер донес звук шагов незваных гостей, дерзнувших нарушить покой Учителя.
 Дживи — Учитель Убийц — внутренне подобрался. Восприимчивость резко обострилась, мышцы напряглись, но он остался недвижим. Дживи спокойно сидел на теплом песке и ждал.
 Их было трое. Двое парней и девушка. Его собственного племени, а не пришельцы с Халии. Дживи не любил похожих на крыс чужаков, которых его народ называл пануа, и у тех хватало ума избегать стычек с Гильдией. По крайней мере пока. Большая часть нидийцев — соплеменников Дживи — была рабами пришельцев, но это нисколько не беспокоило Учителя. Его занимали только дела Гильдии. Так повелось испокон веков.
 Дживи узнал ребят. Они члены Гильдии, птенцы, уже прошедшие период ученичества, но еще далеко не мастера. Но девушка? Почему они привели ее? Что за событие оказалось настолько важным, что они решились помешать? Правда, последнее время в мире происходят странные вещи. Пануа все время перешептывались на своем ужасном наречии о неотвратимом нашествии неведомой силы, которую они называли «Флот». Но какое ему дело до этих крыс, возомнивших себя господами? Немало бурь пронеслось над «Гильдией Не Имеющих Гнезда»: за долгие тысячелетия все они развеялись как дым. Развеется и эта.
 Парочка ящериц внезапно прервала свои занятия. Видимо, утратив любовный пыл, самец отодвинулся и припал к земле, отдыхая. Сквозь серую чешуйчатую кожу проступали угловатые ребра. Самка не стала ждать — сразу потеряла интерес к партнеру и деловито побежала по черному песку.
 — Учитель?.. — Это был Вембл, старший из двух начинающих Убийц. Ему было пятнадцать лет, и он еще не вступил в пору зрелости.
 — Говори.
 — Во дворе Умирающего Орла произошло неконтрактное убийство. Убили винодела, толстяка Бата Мзина.
 — Это сделал один из пануа? — Дживи не сомневался в ответе. Только у чужака могло хватить глупости убить одного из нидийцев, не имея на то официального разрешения.
 — Учитель, — выпалил вдруг птенец. — Это сделала она!
 Дживи с трудом скрыл удивление. Убийство? Совершенное женщиной? Сохраняя на лице маску невозмутимости, он пристально разглядывал виновницу. Высокая и стройная девушка, лишь немногим ниже его самого. Красивое, с тонкими чертами лицо, а на голове восхитительный хохолок. Девушка дерзко смотрела на мастера бесстрашными зелеными глазами.
 Ее взгляд поразил Учителя. В нем не было и тени страха. А ведь она была приговорена — по старинному обычаю наказание за это — смерть. Никто не смеет убивать, никто, кроме членов Гильдии, да еще крысоподобных варваров, у которых много оружия. Преступница умрет с позором на пороге своего гнезда, и ничто не отвратит возмездия. Таков Закон, а Закон должно исполнять.
 Девушка была молода, лет двадцати, а может, и моложе. Хотя нет, подумал мастер, двадцать лет это уже не молодость. Дживи было столько же, когда он вызвал на поединок своего отца, убил его и стал старшим Учителем Гильдии. Это было всего три года назад.
 Их взгляды скрестились.
 — Назови причину. — Суровый голос Учителя требовал прямого ответа. Он всегда говорил так с женщинами и теми учениками, кто еще не знал фугу.
 — Мне за это заплатили, — спокойно ответила она.
 Дживи не поверил своим ушам. Сайкомо, младший из учеников, часто задышал. Святотатство! Однако, Учитель сдержал гнев. Он пытался понять. Убийство, совершенное в гневе, хоть и непростительно, но объяснимо. Но хладнокровное убийство за деньги? Совершенное не членом Гильдии, да еще и женщиной?
 — Кто заплатил тебе за этот незаконный Контракт?
 Она молчала и дерзко на него смотрела. Учитель с трудом сдержал улыбку. Девушка определенно ему нравилась. Она так спокойна перед лицом смерти, а Дживи ценил настоящее мужество, независимо от того, кто его проявлял — друг или враг. Конечно, на ее судьбу это не повлияет. Святотатство есть святотатство. Но все-таки она молодец.
 — Учитель, — хрипло заговорил Сайкомо, — я могу, — он запнулся, — допросить ее.
 Да, пожалуй, придется пойти на это. Гильдия не занималась пытками, вернее ей не приходилось ими заниматься вот уже десять поколений. Смерть должна быть чиста. Но учеников до сих пор обучали старинным приемам допроса. Варварская традиция, пришедшая из варварских времен, но это часть их Пути. И они будут следовать традициям. Всегда.
 Ящерица, до этого мирно лежавшая на песке, вдруг поднялась и медленно заковыляла прочь. Может ее встревожили незваные соседи, а может что-то еще. Рептилия передвигалась так неохотно, будто несла на плечах нелегкий груз прожитых лет. Глядя на нее, Дживи подумал, что ему хорошо знакомо это чувство.
 — Никто не вправе заключить Контракт на убийство, если он не входит в «Гильдию Не Имеющих Гнезда», — Дживи монотонно выговаривал слова Закона. — Мы узнаем имя пославшего тебя прежде, чем позволим тебе умереть.
 — Учитель, — снова начал Сайкомо.
 Внезапно Дживи отчетливо почувствовал исходящую от девушки угрозу. Ее поза лишь слегка изменилась, но для него этого было достаточно. Она не сдалась. На девушке была лишь легкая туника и наверняка два шалопая не отказали себе в удовольствии тщательно ее обыскать. Так что оружия у нее быть не могло. И поэтому…
 Девушка пришла в движение. Внезапно, с резкостью и силой, которых Дживи никак от нее не ожидал, она словно копьем ударила Сайкомо по шее пальцами вытянутой руки. Тот мгновенно обмяк, так и не осознав, что произошло. Вембл, который был и опытнее, и тренированнее, успел среагировать на происходящее. Он развернулся и попытался ударить девушку ногой в солнечное сплетение Та без труда уклонилась, а затем ее рука легко, по кошачьи скользнула по лицу противника.
 Дживи не мог удержать восхищенной улыбки. Одним неуловимым движением мастер вскочил на ноги и шагнул вперед. Босая нога неслышно опустилась на черный песок. Лицо Вембла окрасилось кровью и незадачливый Убийца опрокинулся назад. Дживи сделал еще один шаг. Почувствовав сзади движение, девушка мгновенно обернулась и встретила его хорошо отработанной серией ударов.
 Клянусь всеми пернатыми Богами, она просто великолепна! Дживи вообще никогда не встречал ничего подобного среди тех, кто не входил в Гильдию. А то, что таким искусством овладела женщина, вообще ни в какие ворота не лезло.
 Мастер расслабился, впадая в священный транс боевого танца. Начав его, настоящий Убийца уже не мог остановиться. Он должен был поразить противника или умереть. Но даже сквозь транс Дживи не мог не узнать знакомых движений. Она атаковала его как Порхающая Колибри из Четвертого Ката.
 Это было немыслимо. Один из танцев Гильдии! Она не могла его знать.
 Дживи отвечал автоматически. Лучшим противодействием Порхающей Колибри был Умирающий Монах. Он не мог прервать танец. Но будучи мастером, Дживи мог его немного изменить. Не обязательно убивать противника — можно просто оглушить его. И это был как раз такой случай. Учитель не мог убить девушку, не узнав ее тайны. Тело Дживи изогнулось, а его рука словно крыло магической птицы рассекла воздух. Кулак мастера вонзился точно в висок девушки, которая беспомощно рухнула на песок. Горячий ветер унес облачко черной пыли. И все закончилось.
 Шум от падения тела напугал ящерицу, и она быстро юркнула в кусты. Все еще находясь в трансе, Дживи неподвижно стоял под лучами восходящего солнца.
 — Как тебя зовут?
 Девушка никак не могла прийти в себя. Она затрясла головой и недоуменно уставилась на Дживи. Тот спокойно ждал. Они находились в его жилище — маленькой задней комнатке местного «Дворца Развлечений». Глава Гильдии жил здесь благодаря любезности хозяйки борделя и ее нынешнего возлюбленного, работавшего тут же вышибалой. Стены комнаты были из необожженного кирпича — отличная защита от дневной жары. Когда-то их покрывала белая краска, но она давно облупилась, обнажив темную поверхность стены. На потолке красовался местный вариант кондиционера — изогнутая в виде змеевика труба, по которой с шумом и шипеньем бежала вода. Змеевик дрожал от напора и вся конструкция напоминала живую змею.
 Девушка лежала на старом диване, заменявшем Дживи кровать. Ее дыхание все еще было слабым и прерывистым.
 — Бьорк, — прошептала она наконец, — меня зовут Бьорк.
 Дживи кивнул и повернулся к ней спиной.
 — Кто научил тебя этим движениям, — начал было он и осекся.
 Разговаривая с младшими учениками, женщинами и, вообще, непосвященными, мастер всегда прямо спрашивал о том, что хотел узнать. Иное дело — разговор с мастером, который владеет искусством фуги. В этом случае беседа протекала обиняками, без прямых вопросов. Сейчас перед ним была женщина, но ведь он сам видел, что она знакома с секретными ката Гильдии. А тот, кому доступно Четвертое Ката, вполне мог знать и фугу. И Дживи решил не форсировать допрос.
 — У тебя, наверное, было очень интересное детство. — В этих словах имелся скрытый смысл. Случайный знакомый или даже возлюбленный из Гильдии не мог обучить ее приемам Четвертого Ката. Чтобы достичь такого уровня, требуется десять лет упорных тренировок. Да и в этом случае она может знать только боевые ката. А ведь, возможно, ей известно гораздо больше.
 Неожиданно Дживи показалось, что Бьорк улыбается. Он резко повернулся, но улыбка или, что там у нее было на лице, тут же исчезла.
 — Да, очень интересное. Благодаря моему отцу.
 Вот оно что. Тогда она может владеть и фугой. В общем-то, этого следовало ожидать. Но тогда ее отец должен был занимать очень высокое положение в Гильдии, иначе он не смог бы передать ей свое мастерство. Судя по возрасту девушки, ее отцу сейчас никак не меньше тридцати пяти лет, а может и больше. Обычно Убийцы не доживали до такого возраста, если же им это удавалось, то они отходили от дел. Закон запрещал бывшим Убийцам жить на континенте, и их ссылали на юг, в Пылающие Земли. Так что ее отец, скорее всего, мертв или находиться в изгнании.
 — Наверное, мне бы доставила большое удовольствие встреча с твоим отцом.
 — Он был с вами знаком. И безусловно, получал от этого большое удовольствие.
 Так, понятно. Отсюда следуют две вещи. Во-первых, ее отца действительно здесь больше нет. А во-вторых, то, что Дживи был с ним знаком, сильно суживает круг подозреваемых. Пожалуй, он сможет вычислить того, кто предательски выдал секреты Гильдии постороннему. Учитель быстро перебрал в памяти имена знакомых мастеров. Альтер не мог иметь детей из-за физического изъяна. Мугаби вообще с рождения ненавидел женщин и всегда их сторонился. Мконо все еще жив. Так что остается…
 Истина вдруг открылась ему. О пернатые Боги! Дживи пристально вгляделся в лицо девушки, выискивая знакомые черты. Так и есть. Теперь он знал совершенно точно — он увидел сходство. Ньига! Она была дочерью мастера Ньига.
 Но для чего отец тренировал ее? Старик никогда и ничего не делал без причины. Он был самым великим мастером фуги в Гильдии. Его мастерство простиралось столь далеко, что он даже женщину смог обучить воинскому искусству. Ньига был очень скрытен, и никто во всем мире не мог сказать, что знает его достаточно хорошо, даже Дживи, хотя как раз он и имел на это больше оснований, чем кто бы то ни было. Потому что мастер Ньига был и его отцом.
 Мать Дживи умерла при родах, и значит Бьорк приходилась ему сводной сестрой, если, конечно, его догадка верна. Проклятье! Во всем этом крылась какая-то тайна.
 Учитель решил продолжить словесную дуэль.
 — Твой отец был великим человеком.
 — И я знаю, кем он был, и знаю, кто ты.
 — Да.
 — Я знаю, что ты знаешь.
 — У него был весьма необычный образ мыслей, не так ли?
 — Зачем он сделал из тебя то, что ты есть?
 — У великих людей все иначе.
 — Это твоя забота, брат.
 Тебе придется самому во всем разобраться. Ах вот как. У отца, похоже, имелась какая-то тайная цель, и девушка знает о ней, но молчит. Испытывает его. Какая дерзость!
 Дживи вдруг пришло в голову, что во всем этом есть какое-то явное несоответствие. Два ученика, «схватившие» Бьорк, в подметки ей не годились, а это значит, что она позволила им поймать себя. Почему? А случай в пустыне? Зачем нужен был этот бой? Все, что от нее требовалось, так это намекнуть о своем предназначении, и заинтригованный Дживи не успокоился бы, пока не докопался до истины. Она должна это понимать. И все-таки поступила иначе. Зачем?
 Что ей нужно? Если она знает ката и умеет играть фугу, то она, по всей вероятности, должна знать и Закон. То, что они близкие родственники, ничего не меняет — для Закона нет исключений Она умрет. И все-таки Бьорк позволила захватить себя в плен. Ради чего?
 Неожиданно девушка, спокойно лежавшая на диване, пошевелилась. Ее взгляд затуманился, одежда распахнулась, приоткрыв стройные, мускулистые ноги, колени немного раздвинулись. Дживи вдруг заметил, что кроме легкой туники на ней ничего нет. Он почувствовал силу исходившего от нее желания, и сам удивился своей реакции. Никогда за всю свою жизнь он не встречал более красивой женщины. И дело здесь было не столько в физической красоте Бьорк, сколько в том огне, который пылал в ней. Ни одна женщина из тех, кого Дживи знал раньше, не могла с ней сравниться. Бьорк была его Контрапунктом. Она похожа на Дживи, они обучались одному и тому же искусству, но в тоже время в ней какая-то тайна. Сейчас больше всего на свете Учитель «Гильдии Не Имеющих Гнезда» хотел сжать ее в своих объятиях, слиться с ней воедино и исполнить самый древний из всех танцев.
 Разумеется, на лице Дживи не отразилось ничего Он прошел долгий путь к мастерству и многому научился. Он умел не только стрелять, смешивать яды и наносить смертельные удары руками и ногами, но и контролировать свое тело. Всегда. Дживи успокоил бурлящую в жилах кровь и погасил зародившийся импульс. Внешне он остался совершенно спокоен.
 И все-таки она догадалась. Девушка улыбнулась и снова чуть-чуть повернулась. Волшебное наваждение мгновенно исчезло так же быстро, как и появилось. Но это не играло уже никакой роли. Он ей нравился, и теперь Бьорк знала, что это чувство взаимно.
 И Дживи об этом знал. Но думал он о другом. Фуга. Канон. Мелодия Контрапункта, пришедшая к ним от Начала Времен, когда его предки повелевали небом этого мира. Это искусство шлифовалось веками, но суть его никогда не менялось. Чтобы постичь ее, требовались долгие годы тренировок. И Дживи никогда не встречал женщины, которая владела этим знанием на таком высоком уровне, никогда даже не предполагал, что такое возможно.
 Неожиданно Учитель почувствовал себя неуютно. Ему вдруг показалось, что он слаб, слеп и не способен к полету. Он не понимал смысла происходящего.
 — Мне придется отлучится ненадолго, уладить кое-какие дела.
 Когда я вернусь, мы поговорим подробнее.
 — Мне нужно все хорошенько обдумать, а ты будь умницей и подожди меня.
 — Да, конечно.
 Ленивые морские волны тихо плескались о тяжелые сваи пристани. Волна разбивалась о берег и умирала среди отбросов, гнилых деревяшек, липкого ила и еще бог весть чего, а потом уходила, чтобы уступить место следующей. Ветер принес с моря запах соли и рыбы. Иногда этот ветер превращался в бурю, которая с ревом проносилась над городом и бесследно исчезала в великой пустыне. Но сейчас тишину нарушали только плеск воды и печальные крики птиц, разыскивающих себе пропитание среди мусорных куч у рыбацких лачуг. Обычно эти звуки не мешали Дживи медитировать, наоборот, наполняли его душу покоем.
 Но не сегодня. Сегодня море могло подарить умиротворение кому угодно, но только не Учителю Убийц.
 Все дело в девушке. Он не хотел, чтобы она умирала. Он не мог прогнать от себя воспоминание о ее полуобнаженном белеющем в сумраке комнаты теле. И дело даже не только в физическом влечении. Просто больше всего на свете Дживи хотелось оставить ее среди живых. Но это невозможно. Закон требовал смерти, а Учитель был хранителем Закона. Тысячелетиями Убийцы придерживались своих традиций и так должно быть и впредь. Но ведь за все это время никто и никогда не сталкивался ни с чем подобным… Дживи никак не мог принять решение. Никак не мог сделать выбор. Его раздирали сомнения.
 Почему так получилось? Мастер Ньига, его родной отец, величайший из мастеров Гильдии, сделал это, и у него была какая-то цель. Какая? Чего ты добивался, старик?
 Три года назад на этом самом месте Дживи убил мастера Ньига в поединке. Немало прошло времени, прежде чем Дживи понял, что он лишь средство, и что отец намеренно заставил его пойти на это. Отец считал, что его долг — уйти и освободить место сыну. А теперь вдруг появилась его посланница.
 События тех дней снова предстали пред мысленным взором Дживи. Он вспомнил девушку, которую любил, или по крайней мере ему казалось, что любил, и которая умерла в тот самый день, когда умер его отец. Она тоже была средством. Убийца должен познать любовь, иначе он будет всего лишь грязным наемником. Мастер Ньига сам толкнул несчастную в объятия сына, а потом убил ее, чтобы спровоцировать Дживи. Как трудно понять его поступки.
 О чем ты думал, когда тренировал мою сестру, отец? Зачем послал ее ко мне? Ведь ты же сам научил меня Закону и сам был его хранителем. За две тысячи лет ни разу женщина не входила в Гильдию, и все же ты обучил ее.
 Отец мой, ты создал мое тело и разум. Зачем ты зовешь меня из темноты? Что тебе нужно? Дживи не мог найти ответа и бездумно смотрел на волны. Неожиданно он ощутил сильный зуд в правой ладони.
 Учитель встал и быстрым движением сбросил халат, обнажив худое тело. Прямой и спокойный, мастер стоял под лучами солнца и чешуя его слабо поблескивала. Затем он легко ступил в воду. Волны покрыли его ступни, затем колени, но Дживи продолжал идти вперед. Когда вода дошла ему до шеи, он опустил лицо в море и полетел.
 Он летел — чужаки бы сказали, что он плывет — минут десять, потом остановился и повернулся, чтобы взглянуть на берег.
 Над городом пылало беспощадное солнце, его безжалостные лучи отражались от шпилей и башен, покрытых зеленой глазурью крыш. Бренчание, которое издавали заводы пришельцев, казалось отсюда невнятным шумом.
 Мастер перевернулся на спину и задумался о виноторговце, которого убила девушка. Этот тип просто подонок, и смерть — справедливое наказание за ту химическую отраву, которую он выдавал за вино. Рано или поздно Гильдия получила бы законный Контракт на его убийство. Но только Гильдия и никто другой. Кто заплатил Бьорк за то, что она сделала? Кто бы это ни был, он никогда не сознается в этом, ведь Закон предусматривает одинаковое наказание для обоих. Дживи вообще сомневался в существовании такого заказчика. Чем больше он размышлял этой головоломкой, тем меньше понимал.
 Мастер повернулся и полетел обратно к берегу. Только там можно найти ответ на мучившие вопросы.
 Когда солнце высушило последние капли морской воды на чешуе, Дживи аккуратно счистил с себя тонкий слой соли и вновь облачился в свое одеяние.
 Искушение было очень сильно. Он мог бы оставить девушку в живых и спрятать где-нибудь. Она стала бы его женой, и быть может, родила бы ему нормальных детей — Дживи слышал, что чужаки знают, как справиться с подобными проблемами. Определенно, Бьорк подходила ему куда больше, чем любая другая женщина. Она будет жить, но тогда он нарушит Закон. Неужели нет другого пути?
 По шаткой лестнице мастер взобрался на пирс. Там его ждали. Перед ним стоял Тил, член Гильдии, один из лучших его учеников. Он пришел доложить о выполнении Контракта. Дживи торжественно кивнул ему и обратился в полном соответствии с ритуалом.
 — Господин Секретарь, Старший Советник готов выслушать ваш доклад по делу Симбала Джета.
 — Учитель, Контракт выполнен.
 — Как это произошло?
 — Один бросок отравленной звезды с расстояния вытянутой руки. С жертвой были два охранника, вооруженных стилетами. Они не пострадали.
 Дживи был доволен, хотя лицо его оставалось совершенно бесстрастным. Хотя бы здесь все в порядке. То, что охрана осталась цела, говорило о высоком мастерстве его ученика. Учитель, после подобающей паузы, ответил ритуальной фразой.
 — Справедливое наказание и хороший Контракт.
 По лицу Тила было видно, что он чего-то недоговаривает.
 — Что-нибудь еще?
 — Учитель, мне… мне стыдно признаться.
 Дживи прищурился.
 — Как так?
 — Учитель, я чувствую… гордость. Гордость и еще презрение к жертве и его охранникам. Все было так просто.
 Дживи кивнул головой.
 — Понятно.
 Он действительно хорошо понимал юношу. Тилу едва исполнилось семнадцать, он был очень молод, но на его счету уже двадцать безупречных Контрактов. Когда-то в прошлом (Дживи казалось, что с тех пор минула целая вечность) он и сам испытал это чувство. Проблема была не нова, уже не раз случалось так, что Убийц одолевала чрезмерная гордыня. И ритуальная речь, которую следовало произнести, была ему хорошо известна. Сначала слегка укорить виновного, потом поговорить с ним о смирении и, наконец, посоветовать побольше тренироваться. Ученику полагалось гордиться своими достижениями, но умеренно. В противном случае он начинал переоценивать свои силы, а это смертельно опасно.
 Учитель Гильдии никак не мог собраться с мыслями, чтобы подобрать нужные слова, — мешало неприятное ощущение зуда в ладони. А потом, неожиданно для Дживи, его мысли снова вернулись к девушке.
 Мастер посмотрел на своего ученика. А зачем ругать его? Парень сам понимает свою ошибку, иначе он не рассказал бы о ней. И он прекрасно знает, как ее исправить.
 Так нужно ли соблюдать ритуал? Какой цели он служит? Разве не глупо следовать ему в такой ситуации? Но нарушить ритуал — дело неслыханное.
 Тил спокойно ждал, а Учитель пытался разобраться в сумятице своих мыслей. Наконец мастер решился.
 — Все в порядке, парень. Выкинь это из головы.
 Ученик безуспешно пытался скрыть удивление. На его лице ясно читалось — меньше всего на свете он ожидал сейчас услышать такие слова.
 — У меня есть поручение для тебя, — продолжал Дживи, — нужно убрать одного из чужаков. Свяжись со мной денька через четыре.
 — Одного из пануа?
 — Разве у нас есть еще какие-то пришельцы?
 — Нет-нет, мастер. — Лицо Тила осветилось радостью.
 Многие, если не все молодые ученики, ненавидели чужаков. Но до сих пор ни один из пришельцев ни разу не становился объектом внимания Гильдии. Это были бездушные твари, невероятно жестокие к нидийцам. Но похоже между собой чужаки тоже не слишком ладили — недавно Дживи встретился с одним из их лидеров, и они легко нашли общий язык.
 После того как Тил ушел, Дживи присел на причал. Он чувствовал, как какая-то мысль вертится в глубине его сознания, смутная, неясная, но очень важная. То, что сейчас произошло, имело глубокий смысл.
 Почему он нарушил ритуал? Его бесполезность в данном случае еще ничего не значила.
 Гильдия следовала бесчисленному множеству различных правил, смысл и назначение которых давно канули в пучину времени. Никто уже и не знал, какой цели они служили. Более того, в истории Гильдии можно было найти эпизоды, когда она отказывалась от устаревших традиций. Так, к примеру, Убийцы давно уже не носили масок из перьев и не разрисовывали тела магическими знаками, отпугивающими демона песчаной лихорадки.
 Может быть, именно в этом и кроется ответ. Может быть, именно эта мысль и мучила его весь сегодняшний день.
 Наверное, так оно и есть. Почти все, что окружало Дживи, нуждалось в переменах. И в глубине души он всегда это знал. А неприятный зуд в руке — это, скорее всего, симптом рвущейся наружу догадки.
 Учитель решился. Он должен изменить и свою жизнь, и жизнь Гильдии. Вопрос только в том, какой ценой.
 Главный зал борделя встретил Дживи месивом обнаженных и разгоряченных тел, совокупляющихся всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Он пробирался в свою комнату, стараясь не наступить на корчащихся в конвульсиях соплеменников. Краем глаза Дживи заметил даже развалившегося на полу огромного, заросшего шерстью чужака и оседлавшую его шлюху. Очередное извращение? Кто знает.
 Наконец он добрался до своей крошечной комнатки, где его ждала Бьорк.
 — Я вижу, у вашего отца были далеко идущие замыслы. Я понял смысл загадки.
 — Да, я знаю. А ты уверен, что не ошибаешься?
 Внезапно Дживи почувствовал, что на сегодня с него хватит головоломок. Он взглянул девушке прямо в глаза и сказал то, что думал.
 — Все живое в мире подвержено переменам. Когда организм перестает меняться, он умирает. Гильдия — это живой организм. Ритуалы и традиции хороши, если они не становятся догмами.
 — И значит, — девушка улыбнулась, — я останусь в живых?
 — Да, — Дживи почувствовал невыразимое облегчение.
 — Но для чего?
 Как это для чего? Неужели недостаточно одного того, что он удержал меч правосудия, готовый обрушиться на ее голову. Что еще ей нужно? Он снова взглянул на девушку. Та определенно ждала ответа. Дживи отвернулся, устремив задумчивый взгляд в стену. Его отец сам обучил Бьорк. Лишь немногие в Гильдии превосходят ее в боевом искусстве. Но ведь, наверняка, в его распоряжении имелись и более простые способы воздействовать на сына. Почему старик отказался от них, избрав самый радикальный? Почему он заставил меня столкнуться с самой невероятной вещью, какую только можно вообразить — женщиной-мастером.
 Озарение было столь внезапным сколь и простым, что Дживи почувствовал себя идиотом. И как он не догадался раньше?! Существует только одно простое и логическое объяснение. Он повернулся к Бьорк.
 — Для того, чтобы ты вступила в Гильдию, разумеется.
 Она весело рассмеялась. Ее звонкий смех означал — испытание закончено. Женщина в Гильдии! Все вверх тормашками.
 — Наш отец — великий мудрец. Ты ведь знаешь, Дживи, у неги были видения.
 — Да, он рассказывал.
 — Он заранее знал, что в нашем мире появятся чужаки и еще много других вещей. Он знал, что хотим мы того или нет, но наша планета окажется втянутой в войну двух великих звездных империй.
 — Об этом отец мне ничего не говорил.
 — Он говорит это тебе теперь. Я всего лишь носительница его слов. Должно было пройти время, прежде чем ты смог бы понять их.
 Дживи кивнул. Да, это была часть испытания.
 — Если мы хотим выжить, — продолжила девушка, — как Гильдия и Просто как народ, мы должны быть готовы к переменам. В том виде, в каком она существовала раньше, Гильдия не сможет уцелеть. А что до тебя, то могу сказать — ты полностью оправдал надежды своего отца.
 — А что, если бы я поступил иначе? Если бы не прошел испытание? — Дживи улыбнулся, подумав о том, что теперь может произойти между ними. — Ведь я мог вообще не задуматься и попросту убить тебя. Я ничего бы не потерял. Уж на моем-то веку вряд ли Гильдия исчезнет. Ты бы умерла, а я остался в живых. Вот и все. Неужели отец не понимал этого?
 Девушка встала, наклонилась, оторвала полоску материи от своей одежды и протянула клочок ткани Учителю.
 — Возьми.
 — Зачем?
 — Я ведь тоже знаю; что Умирающий Монах — лучший ответ на Порхающую Колибри.
 Дживи изумленно уставился на истрепанный клочок материи. Он был испачкан чем-то темным. Мастер восстановил в памяти короткую схватку с Бьорк; Блок. Разворот. Удар. Он вскинул свою правую руку. Зуд усиливался.
 — Ах, старый хрыч… — Дживи взял клочок ткани из руки девушки и положил его в рот, сморщившись от отвратительного вкуса. — Он не оставил мне ни единого шанса, не так ли? Если бы я оказался недостоин, то умер бы от яда?
 — Да.
 Подумать только, его отец уже три года как в земле, но он все еще учит его. Старик рисковал жизнью сына, существованием Гильдии, но он выиграл. Сын с честью прошел испытание. Их мир изменится, но они сохранят самое главное.
 Дживи рассмеялся так же беззаботно, как перед этим Бьорк. Что бы не уготовила им судьба, они справятся с этим. Народ, способный дать жизнь таким, как его отец, справится с чем угодно. Или с кем угодно.




 ИНТЕРЛЮДИЯ


 — Капитан-лейтенант Канар прибыл к капитану Сейну, — объявил Джил, замерев по стойке «смирно» перед сканерами службы безопасности.
 Он всегда немного нервничал. Здание разведслужбы Флота находилось в изолированном уголке Порта. Отсюда до охраняемого периметра было рукой подать, и Джил лишь усилием воли заставил себя не оборачиваться в любую минуту, ожидая нападения сзади чего-то страшного и ужасного, — с острыми зубами, что того и гляди перепрыгнет через огромную стену, окружающую город.
 О необычных заключенных и ужасных делах, творившихся в этом комплексе, ходило множество слухов. И то, что на крохотный пятачок, где сейчас стоял Джил, были направлены два мощных лазера, в полной боевой готовности, лишь усиливало тревогу.
 Прошло минут двадцать, прежде чем капитан-лейтенант Канар был допущен в кабинет капитана Сейна. Джил предположил, что значительная часть времени понадобится только для того, чтобы продемонстрировать посетителю кто есть кто. Хорошо еще, что как раз в это время позвонил адмирал. Флейшер, объяснивший капитану важность миссии сотрудника пресс-службы, — в противном случае Джилу пришлось бы простоять так никак не меньше часа.
 Впрочем, более дружественного приема от Сейна никто не ждал.
 — Все, что хотите, — любезно согласился тот после того как Канар объяснил цель своего визита. — Выбирайте все, что понравится, — добавил он, давая понять, что все процедуры проверки уже пройдены.
 — Мне нужна ситуация, в которой мы разбили халиан, — чистосердечно признался Джил. — И желательно — в особенно сложных условиях.
 Он замолкал, ожидая что владелец кабинета сейчас начнет покатываться от хохота. Но, как ни странно, ответ прозвучал спокойно, даже бесстрастно.
 — Мне кажется, ваш визит связан с очередным ростом налогов. Ну что же, вам ведь наверняка известно, где оказался ваш предшественник — он руководит сейчас архивом в Секторе Юпитера. Письма идут туда недель по десять…
 В дополнительных увещеваниях Канар не нуждался.
 — Есть у вас что-нибудь? — как можно спокойнее произнес Джил. Его всегда интересовало, что случилось с Шенксом — и сейчас он сожалел, что его любопытство удовлетворено.
 — Хм, да есть одна история… только сомневаюсь, сможете ли вы ее использовать.
 — Засекреченная?
 — Нет, не очень… просто просмотрите файлы здесь, при мне. — Сейн широким жестом указал на терминал.




 Е.Гари Гиже. УСТУПКА


 Свободнорожденная казалась узким серпиком воды, когда «Возмездие» удалялось от планеты в погоне за вражеским кораблем. Мы сидели, уставившись в экран обзора. Все равно делать больше нечего. Пока — нечего. Серебристая точка корабля халиан постепенно вырастала в размерах. Затем золотисто-зеленый шар Бриджит скрылся за Свободнорожденной — нашей родной планетой. Завывание гиперзвукового двигателя нового фрегата внезапно стихло, сменившись утробным урчанием магнитных двигателей. Корабль содрогнулся.
 — Мы двигатель сменили, — счел нужным отметить капитан Даунинг.
 — Так точно, сэр! — ответил я, не подумав о том что даже зеленые новобранцы в нашем отряде сразу поняли, что именно произошло.
 Неужели капитан не в состоянии понять, сколь бесполезно подобное замечание? Капитан многозначительно помолчал, расправил плечи и уставился на меня.
 — Проследите, чтобы все у ребят было в полном порядке, лейтенант, — сказал он. — Я отправляюсь на капитанский мостик. — С этими словами капитан Даунинг отключил свое поле, поднялся с кресла и исчез в люке передней переборки десантного отделения.
 Мы на всех парах мчались за вражеским судном. Теперь на экранах корабль противника казался уже сравнительно большим пятном; вскоре он должен был оказаться в радиусе поражения бортовых орудийных комплексов «Возмездия». Нам придется догнать его и проникнуть на борт… или погибнуть. Халианские пираты частенько предпринимали набеги на Свободнорожденную, но как раз в такие моменты корабли Флота всегда оказывались где-то черт знает где, так что у населения планеты оставался только один выход — создать свои собственные военные корабли. Таким кораблем и стало «Возмездие». Обычные моряки стали теперь военными моряками. Именно поэтому я и оказался на борту — лейтенант Франц Югенштейн, заместитель командира находящегося на борту отряда. Два офицера и тридцать солдат должны были захватить вражеский корабль и освободить находящихся на борту пленников.
 Чуждая раса, известная под названием халиан, всегда захватывала пленных при набегах. Что они делали с ними потом — использовали на тяжелых работах или же поедали, в точности не знал никто. С хорьками нам доводилось встречаться только, когда они уже мертвы или близки к этому, так что они или не могли, или уже не хотели говорить. Небольшой отряд самообороны, случайно столкнувшись с хорьками, неожиданно открыл по ним огонь, и в бою горстка храбрецов смогла выжить. Их сообщения подтверждали, что самые отвратительные рассказы о них — сущая правда — в бою они оказались страшными противниками. Дрались хорьки беспощадно, не на жизнь а на смерть, но и о снисхождении не просили. Теперь наш корабль сближался с кораблем халиан, который был по крайней мере раза в полтора больше нашего. Все равно мы должны преподать хороший урок проклятым пиратам.
 — Внимание! Слушать мою команду! — произнес я очень суровым голосом. Ведь хорошо известно, что металлические кольца солдатских наушников сделают мой приказ еще более жестким и уверенным. — Капитан хочет проверить вашу боевую готовность. Всем проверить оружие.
 Старший сержант Бэннон тут же приступил к выполнению своих обязанностей.
 — Кто здесь не слышал команду лейтенанта? — загремел он. — А ну-ка пошевеливайтесь! Я потом сам проверю — не дай Бог найду хоть одну неисправность!
 Сколько же времени осталось до того момента, как мы дадим залп по врагу? Наверняка считанные минуты. Интересно, есть в настоящий момент в нашей системе другие корабли хорьков? Если да, то наше положение окажется куда более сложным. Я обратил внимание, что светящийся силуэт на экране переднего обзора сместился вправо. Все-таки они засекли нас, подумал я. Корпус «Возмездия» покрывал слой материала, поглощающего электромагнитное излучение в видимом и радиочастотном диапазонах, так что обнаружить корабль было нелегко. Возможно, противник засек нас по импульсам гравитационного движителя. Ну что же, все равно для них это ничего не меняет. Халиане двигались к Морригану, спутнику Нуады, явно собираясь ускориться в его гравитационном поле, чтобы получить возможность включить гиперсветовой двигатель. «Возмездию» нужно успеть вызвать противника на бой, прежде чем тому удастся сбежать.
 Отсюда солнце казалось маленьким и совершенно зеленым. Бриджит — карлик F-типа, чуть больше и горячей, чем земное Солнце, но для нашей планеты — в самый раз.
 Первоначально Свободнорожденная называлась Маннан Мак Лир. Для планеты, которая на восемьдесят процентов покрыта водой, немудрено получить имя древнего кельтского бога морей. Через пару столетий после заселения ее переименовали в Свободнорожденную, и мы присоединились к Альянсу как раз под этим именем. Теперь на всех флотских картах она значилась как Свободнорожденная.
 Вокруг Бриджит обращалось шесть планет. Ближайшая, Гобни, очень напоминала Венеру Солнечной системы, но ее орбита была несколько более удаленной. То же самое можно сказать и про Свободнорожденную. Наша планета находилась гораздо дальше от солнца, так что климат на ней был невыносимым только в узкой экваториальной зоне. Гравитационное поле было довольно высоким по земным меркам, а климатические изменения — весьма незначительными, поскольку ось планеты имела наклон всего шестнадцать градусов (я принадлежал к третьему поколению, рожденному здесь, и считал такие особенности вполне естественными). Только небольшие полоски суши посреди океана — и планета казалась очень тесной, очень несвободной.
 Теперь моя родная планета маленькой сверкающей точкой маячила далеко позади корабля, и на одном из больших обзорных экранов, установленных в нашем отсеке, виднелся диск Нуады цвета золотистой охры. За ним наблюдали тридцать два человека, отобранных из более чем трехсот добровольцев и шестисот кадровых военных. И я был одним из этих немногих избранных.
 — Отряд к бою готов, сэр. Ждем ваших указаний, — доложил сержант Бэннон по каналу, зарезервированному для рапортов. — Надеюсь, он действительно состоится: люди на взводе и готовы драться.
 — Спасибо, Бэннон, — дружелюбно ответил я. — Скажи им, чтобы следили за экраном переднего обзора. Капитан Фитцусбурн может вывести на него изображение хорьков в любой момент.
 Бэннон отдал подчиненным короткий приказ, и я возвратился к своим размышлениям.
 Идеи — это самостоятельно существующие сущности. До тех пор, пока они осознаются и передаются, они существуют. Идеи могут расти, изменяться, но при этом продолжают существовать и воздействовать на людей. Идеалы даже более жизнеспособны, чем идеи; Через два тысячелетия после своего рождения идея демократии обосновалась на только что открытом континенте планеты Земля. Именно там истоки тех идеалов, которые еще через три тысячелетия сформировали общество Свободнорожденной. Свобода, уверенность в собственных силах, идея о том, что «чем меньше управления, тем лучше управление», пустили корни на нашей планете и расцвели, как никогда прежде не случалось за всю историю человечества. Больше тысячи лет минуло с момента установления первого истинно демократического общества и открытия Свободнорожденной, но идеалы независимости и свободы процветали и делали жизнь шести миллионов граждан Свободнорожденной гордой и достойной. Только здесь — в отличие от многих сотен планет Альянса — свобода стала практически абсолютной.
 — Может именно они ударили по «Преданному»… — задумавшись, вслух произнес я, вспомнив о первых поселенцах, высадившихся на Свободнорожденной пять столетий назад. Вскоре они бесследно исчезли.
 — Кто, сэр?
 — Ничего, это я так, сержант, — ответил я, мысленно сделав себе замечание за несдержанность — Продолжайте. — Я крепко сжал челюсти, чтобы не ляпнуть еще чего-нибудь.
 — Подготовка пуска ракет, — раздался звучный голос бортового компьютера по всем каналам и усыновленным в комнате громкоговорителям.
 Ну, наконец-то. Мы все-таки собрались нанести сокрушительный удар по кровавым убийцам, терроризировавшим нас уже сорок с лишним лет. Я, как и все остальные, перевел взгляд на передний экран обзора; не желая пропустить ни одной секунды. «Возмездие» было вооружено мини-ракетами с головками самонаведения из исключительно твердого сплава и мощным зарядом объемного действия. Грубо говоря, они проникали внутрь и уж потом разносили корабль противника на мелкие кусочки. Неужели молодое, крайне немногочисленное и принципиально неорганизованное население планеты могло успешно противостоять столь мощному противнику, как халиане? Что и говорить — мы все до единого были абсолютно уверены в этом!
 Двумя столетиями раньше на Свободнорожденной высадилась вторая группа колонистов и основала Содружество Франклина. Патрик Генри, столица Содружества, вскоре превратился в единственный крупный город на Свободнорожденной, однако теперь на планете существовало еще с полдюжины других Содружеств, да еще дюжина небольших совершенно самостоятельных коммун и коллективных землепользовании, раскинувшихся на миллион квадратных миль. И вот от Непослушного на севере до Просторного на юге все граждане планеты — совместными усилиями — помогали правительству создавать вооруженные силы — наш собственный космический флот. На Свободнорожденной были расквартированы подразделения Флота Альянса, но его Эскадры отсутствовали именно тогда, когда были особенно необходимы. Как и полстолетия назад.
 Именно тогда хорьки впервые нанесли удар по Свободнорожденной. В сравнении с тем, что случилось позднее, это даже нельзя было назвать рейдом. Корабль халиан опустился рядом с деревушкой в нескольких сотнях километров от Патрика Генри на территории, носившей название «Восходящая Луна». Сейчас — это часть коммуны Франклина, но тогда там была почти дикая местность. Хорьки огородили территорию, поставили охрану по периметру и начали методично отлавливать всех людей, оказавшихся внутри. Кое-кто пытался отстреливаться… и сейчас уже неважно, сколько их было. Когда пираты ушли, обнаружилось бесследное исчезновение примерно сотни людей. И в два раза больше было убито… убито с исключительной жестокостью и цинизмом.
 Первый курьер прибыл с Земли, второй — с Тау Кита. Земля выразила свои соболезнования. Флот некоторое время кружил вокруг Бриджит. На нашей планете высадились офицеры разведки Флота и стали задавать неисчислимое множество совершенно идиотских вопросов. Дело в том, что все свидетели происшедшего либо погибли, либо бесследно исчезли — вот почему любые вопросы следователей были заведомо идиотскими. Через некоторое время Флот величаво удалился восвояси, а жители планеты приступили к своим обычным делам. Тогда мы даже не знали, кто же именно нас атаковал, и через несколько лет все стало постепенно забываться. Через десять лет после первого появления хорьки вернулись снова. В этот раз их удар пришелся на большую территорию — так называемое «заокраинное поселение». Здесь обитали люди с особо крепким характером, те, кто жил лицом к лицу с дикой природой планеты и охотился на зверей ради спортивного интереса. Несмотря на потери, поселенцам на этот раз удалось дать отпор и уничтожить несколько бандитов, вооруженных лазерными винтовками. Три головы хорьков достались поселенцам в качестве трофеев — позднее их, конечно, конфисковал Флот. Именно тогда мы впервые услышали о пиратах Халии — это случилось сорок лет тому назад.
 Изоляционисты. Замкнутые в пределах своих кланов разбойники. Исключительные эгоисты. Мы узнали о них все, что только можно было узнать. Никто прежде не смел упрекнуть нас в том, что мы глупы и бестолковы. Десятью годами позже, когда хорьки появились вновь, Объединенные Силы Самообороны Свободнорожденной находились в полной боевой готовности. Пиратский корабль был замечен, когда он шел из-за солнца к своей базе на Гобни. Мы ни на секунду не теряли его из виду вплоть до того момента, как он опустился на нашу планету. Сейчас я говорю «мы», но имею в виду, естественно, своих предшественников. Сам я родился через четыре года после инцидента и знаю о происшедшем только из исторических книг. Мы ударили по пиратам из всех видов оружия, какие у нас были. Корабль повредить, конечно, мы не смогли, но на нескольких хорьков, успевших выбраться на поверхность, это подействовало, как холодный душ. Готов биться об заклад, что эти волосатые ублюдки попрыгали обратно в корабль, как ошпаренные. Мы все-таки отомстили им. Поднявшись в воздух, корабль халиан начал из плазменных пушек и ракет уничтожать все сооружения на планете. Флот не показывался еще двое суток. Идиоты на Тау Кита неправильно передали данные о времени нападения. И эти чертовы обезьяны заявились к нам, пребывая в полной уверенности, что они прибыли на место на день раньше, специально чтобы защитить от нашествия!
 Свободнорожденная тогда уже входила в Альянс, но мы обратились с просьбой разрешить построить нам свой собственный военный корабль. Но нам не разрешили. Флот не нуждался в соперниках и конкурентах. Мы, разумеется, немедленно приступили к секретному строительству «Возмездия». И вот теперь, три десятилетия спустя по стандартному календарю Земли, я находился на борту корабля во время его первого боевого полета. Тридцать лет — кому-то может показаться, что это очень большой срок, но наша планета не слишком богата. Мы просто не в состоянии построить больше одного корабля. Итак уже приходилось изворачиваться по всякому. И до этого года «Возмездие» ни разу не поднималось в космос для ходовых испытаний двигателей, оружия и остального оборудования.
 Несмотря на полученный отпор, хорьки не прекратили свои бандитские вылазки — напротив — теперь эти вылазки стали более частыми. Халиан тоже не назовешь круглыми идиотами, так что теперь их корабли наносили удары через самые разные временные интервалы, в основном атакуя межпланетные транспортники и торговые суда, курсировавшие на шахты Нуады и пять больших спутников Луги. Я отметил, что Флот стал чаще появляться в нашем секторе космоса. Флотилия небольших кораблей и эскадрон больших частенько нас навешали. Однажды они даже устроили стычку с халианами. Я помню сообщения об этом событии — тогда я был еще ребенком. После этого хорьки на некоторое время оставили нас в покое, и когда рейды возобновились, в них уже стали участвовали только отдельные, относительно небольшие пиратские суденышки. Я склонен считать, что Флот в самом деле спас Свободнорожденную от крупномасштабного вторжения противника — в конце концов именно это и обещал старый адмирал Галактики Трэшвэйт, спасибо ему. Когда масштабные акции прекратились, Флот быстро утратил к нам интерес, и хорьки опять стали убивать и порабощать граждан нашей планеты.
 На экране появилось облако ярких вспышек — засверкав, они быстро угасли. «Круши их!», — промычал сквозь зубы кто-то неподалеку. Вспышки означали, что выпущенные с «Возмездия» ракеты поразили пиратский корабль халиан. Судя по изображениям, заряды легли по всей длине шестидесятиметроврго корпуса фрегата. Ужасный высокочастотный шум вызвал вибрацию — или был ее составной частью. Кто знает. Я почувствовал зубную боль и расстройство нервной системы, будто по всему телу разливался огонь. Я знал, в чем причина. Не говоря об остальном, одно то, что я являлся сыном командира подразделения, давало мне доступ к закрытой информации. Магнитные двигатели не просто обеспечивали незаметное движение корабля. Они также работали как огромная пушка, установленная на носу «Возмездия». Мы били в корабль Визелей пучком позитронов, и если все пройдет нормально, их магнитные экраны через пару секунд перестанут существовать.
 На экранах появились три ярких, различимых невооруженным глазом факела. Удар! УДАР!!! «Возмездие» закружилось в бешеном танце. Один обзорный экран стал похож на картинку из детского калейдоскопа, другие пять совсем погасли. Я осмотрелся вокруг. Одному добровольцу уже ничем не поможешь. Возможно, он отцепил охранную сеть, собираясь совершить визит в носовую часть корабля. Непростительная глупость. При ударе халианской ракеты его швырнуло на стальную переборку и превратило в кровавое месиво. Проклятье! От кадровых вояк толку больше, но их невозможно держать на планете, где не верят в регулярную армию, правительство и налоги. Учитывая все обстоятельства, приходится признать, что мы поступили наилучшим образом.
 — Сержант Витсон! Быстро привести все в порядок!
 — Слушаюсь, сэр!
 Он быстро отдал приказ, и двое санитаров приступили к работе. Сейчас нет никакой опасности — противнику потребуется несколько минут для того, чтобы подготовиться к «очередному залпу. Лучше уж рискнуть и убрать труп поскорее, в самый разгар боя, — не оставлять же его на виду у необстрелянных новобранцев. Труп моментально убрали, и еще через минуту оба санитара вновь сидели в надежной паутине. Тем временем бортовая автоматика заменила поврежденную наружную оптику, и все экраны вновь заработали. Когда заработал экран переднего обзора, все облегченно вздохнули. Я — тоже.
 Капитан Фитцусбурн поливал позитронами корабль хорьков. По изображению на обзорном экране трудно было судить о результатах, но двигатели корабля вышли из строя — выведенные на экран цифровые данные показывали, что его ускорение теперь стало постоянным. Ракетный залп» Возмездия» оторвал двигатель у вражеского корабля, и теперь мы двигались практически параллельно. Пиратское судно оказалось большим — очень большим, по крайней мере раза в два больше нашего, и к тому же гораздо шире. Если наш корабль напоминал сигару, то их — в том же масштабе — футбольный мяч. Ну что же, нам оставалось лишь закурить, — фигурально выражаясь. Как убить самих себя — ваше собственное дело. Все происходящее несколько напоминало игру в футбол — старинную игру, в которой не было игроков-роботов и специальных защитных экранов. Я оторвался от экрана.
 Плазменные пушки начали разрывать на части вражеский корабль. На «Возмездии»и в самом деле отличные артиллеристы. Мы хорошо потрепали хорьков, но нанесенные повреждения все еще слишком незначительны. Наш фрегат уменьшил скорость и стал кружить вокруг противника как спутник вокруг планеты, непрерывно поливая его огнем. Все датчики, антенны, все выступающее из твердого металлического корпуса — все было распылено на отдельные атомы. В том числе и вооружение корабля противника.
 Но досталось и нам. До тех пор, пока мы не заставили их пушки замолчать, пираты нанесли «Возмездию» тяжелый урон. Судя по сообщениям о повреждениях, в команде корабля имелись раненые, и уничтожено множество внешних датчиков. Хорошо еще, что магнитная пушка потребовалась лишь однажды, так как хорьки превратили носовую часть «Возмездия» со всеми пушками и прочим оборудованием в груду расплавленного металла. Урон был велик, но не смертелен. Мы мертвой хваткой вцепились в противника. Теперь мы приблизились к нему, чтобы пристыковаться, и в нашем отсеке загорелся красный сигнал тревоги. В динамиках раздался голос капитана Даунинга:
 — ШТУРМОВАЯ ГРУППА — НА ВЫХОД!
 Я поднял свой отряд и через мгновение мы уже двигались к десантному люку. Две колонны — одна под командованием старшего сержанта Бэннона, другая — сержанта Витсона направились к противоположному борту «Возмездия». Капитан Даунинг шел впереди, а я замыкал строй. Впрочем, я предпочел бы быть впереди, но приказ есть приказ. Морские пехотинцы нашей планеты напоминали одновременно воинов античных времен и столь же древних пиратов из старинных легенд, бороздивших много веков назад просторы морей на планете Земля. Разве что униформа наших бойцов была куда более однообразной — на пластометаллической броне не было ничего яркого, ничего светящегося. Шлем-визир с поляризованным окном, тяжелые мечи, кластерные пистолеты… Конечно, против лазера никакая броня не устоит, но ведь нет ничего абсолютного, не так ли? Поляризованный фильтр защитит глаза и лицо, шлем и бронированный скафандр защитят от газов… по крайней мере до тех пор, пока не нарушена герметичность. Мы надеялись, что хорьки будут в обычной униформе — толстая шкура и множество ремней, на которых они носят оружие. Надежды нас не обманули.
 Как только наш корабль магнитными замками крепко прикрепился к корпусу пирата, команда открыла замки внешней панели, и к работе приступили тяжелые лазеры. Закрепившись на корпусе пиратского корабля быстротвердеющим эпоксидным раствором, прорезали большое квадратное отверстие, и туда стали прыгать десантники. Хорьки уже поджидали нас, как мы, впрочем, догадывались, но прежде чем первый солдат совершил прыжок в отверстие на корпусе вражеского судна, град дисков диаметром в сантиметр, выпущенных из кластерных пистолетов, и гранаты полетели в противника. Кластерные пистолеты стреляли тонкими, напоминающими монеты дисками, которые на расстоянии двадцать метров — наиболее эффективной дистанции огня — расширялись до полуметра. После двадцати метров они начинали быстро терять скорость и уже на дистанции тридцать метров их удар был совершенно безвредным — безвредным, но болезненным. Мы вели огонь на гораздо меньшей дистанции. В тесных корабельных отсеках мы использовали ручные газовые гранаты. Они не только выводили из строя личный состав противника, но и выпускали густой дым, резко снижавший эффективность действия лазеров хорьков.
 Сейчас, слушая мой рассказ, вы можете подумать что мы и в самом деле прекрасно знали свое дело. И в самом деле, мы часто тренировались в условиях, максимально напоминающих боевые — но как бы то ни было, реальный боевой опыт ничто не заменит. Халиане были чертовски проворны. Мы много слышали об этом, но только теперь почувствовали это на собственной шкуре. После шквального пистолетного огня и взрывов множества гранат, капитан Даунинг повел на прорыв первую штурмовую группу. К тому моменту, когда я попал на борт вражеского корабля, бой шел где-то в другом месте. Вокруг валялись десятки трупов хорьков и несколько наших ребят. Несколько десантников было убито из игольчатых ружей, но остальные пали в рукопашном бою. Только теперь я почувствовал радость, что при мне тяжелая абордажная сабля.
 — Хорьки в носовой части! — поступило сообщение от Бэннона.
 Мой шлем с самого начала боя буквально разрывался на части от лавины подобных сообщений. В густом тумане разрывов гранат наша жизнь зависела от связи между бойцами — видимость была нулевая. В динамиках раздавались также отрывистое рычание, но я не обращал на него никакого внимания. В передней части корабля должны были действовать люди капитана Даунинга. Мой полувзвод, возглавляемый сержантом Витсоном, продвигался вглубь корабля по направлению к кормовой части.
 — Что случилось, Витсон? — сказал я в микрофон.
 — Мы погнали их, лейтенант! — Голос сержанта звучал возбужденно, но уверенно. — Мы потеряли двух человек, но уничтожили всех хорьков, которые встали у нас на пути!
 Отряд из экипажа «Возмездия» двигался вслед за нами, уничтожая всех врагов, которых мы в спешке пропустили.
 — Эй, сержант. Я веду четвертое отделение на помощь к капитану Даунингу. Бэннону, похоже, приходится туго. Дави их!
 — Слушаюсь, лейтенант! — ответил Витсон.
 Я переключился на четвертый диапазон и приказал всем бойцам собраться на пересечении того коридора, по которому мы двигались и основного осевого туннеля, идущего вдоль всего корпуса корабля. Еще через минуту возле меня стояли шесть бойцов.
 — Капрал Гартца? — спросил я. — Постройте людей в цепь и следуйте за мной, капрал. Мы идем на помощь капитану.
 Совершенно очевидно, что мы находились в коридоре, по которому уже прошло первое отделение. Трупы хорьков и огромные бреши в переборках служили вполне отчетливыми указателями. Когда мы двинулись вперед, я стал по левой стороне, Гартца — по правой, остальные солдаты широкой цепью двигались следом за нами. Именно поэтому я оказался как раз напротив переборки, когда услышал странный звук. Сначала корпус завибрировал, затем послышался шум моторов, и переборка стала медленно скользить в сторону.
 — Проклятье! — все, что я смог вымолвить.
 Я автоматически развернулся, падая, и разрядил обе обоймы пистолета во внезапно образовавшееся отверстие. Гартца сделал шаг назад, рубиново-красные трассы прошили его ноги. Теперь уже хорьков не волновало, насколько большой урон они нанесут собственному кораблю. И Бигфокс, и Мак-Доннел упали, сраженные первыми же выстрелами; Гигантос успел швырнуть ручную гранату в центр образовавшегося проема. Оказавшись между рикошетящими от стен дисками кластерных пистолетов и газом — хорьки не имели ни единого шанса. Для большего эффекта мы выпустили еще пару зарядов, а затем прыгнули в проем, чтобы прикончить уцелевших. Внутри стального помещения кубической формы оказалось с десяток трупов; а посередине — большое непонятное сооружение, видимо, оружие.
 — Капитан Даунинг, говорит лейтенант Гогенштейн, — сообщил я по офицерскому каналу связи Услышав короткий ответ, я быстро доложил обстановку.
 — Похоже, что они стягивают резервы от верхней до нижней палубы и заходят к нам в тыл, — добавил я.
 — Используй этот чертов подъемник и разгроми сволочей, Фриц, — сказал капитан. — У нас все пока нормально, так что если ты отвлечешь на себя их резервы, мы захватим рубку управления и тогда для них все будет кончено. Разберитесь там. Удачи!
 Далее следовала отборная ругань профессионала, заставившая меня смущенно откашляться — даже сейчас.
 — Да-да, капитан, если только я смогу управлять ею!
 Даунинг в ответ пообещал совершить со мной нечто, совершенно немыслимое с точки зрения анатомии. Я переключился на стандартный диапазон и приказал отряду зайти в подъемник. Сзади, прихрамывая, ковылял Гартца.
 — Выше голову, капрал! — ободряюще сказал я.
 — Теперь за мной и в самом деле должок этим паскудникам, лейтенант! — ответил тот, проверяя гранаты и запасные обоймы.
 Понять принцип действия подъемника оказалось делом несложным. Не говоря обо всем прочем, халиане устроены наподобие людей — две ноги, две руки — и органы управления они используют аналогичные нашим. Два этажа вверх, два вниз. Я направил подъемник на один этаж вверх и приготовился. Как только люк немного отъехал в сторону, мы ввалились внутрь. Там находился один Визель — он оказался и в самом деле проворным, как дьявол, и чуть не вспорол мне живот надетым на запястье оружием с острыми кинжальными лезвиями. Несмотря на броню, Визель нанес мне удар левой передней лапой, и я почувствовал, как лезвия скользнули по коже. Одновременно правой он блокировал мою руку и попытался нанести удар в плечо. Я резко присел и со всего размаху нанес рубящий удар мечом. В то же мгновение О'Брайен пронзил пирата насквозь, и я поднялся на ноги:
 — Ну как вы, сэр? — Это Бигфокс, наш санитар.
 — Слегка поцарапало, — сообщил я, стараясь не обращать внимания на струйку крови, сбегавшую по правой ноге. — В каждый отсек — по гранате, а затем уничтожить всех бестий из пистолета. Хочу, чтобы мы спустились вниз, оставив здесь только мертвых хорьков.
 Ответа не последовало. Все отделение бросилось выполнять приказ. Теперь я держал пистолет наготове и мог выпустить две дюжины смертоносных дисков в любого пирата, попадись он мне на глаза. Послышались глухие звуки разрывов фанат и почти одновременно — резкие шлепки кластерных пистолетов и ужасающие — даже здесь — крики жертв. Враги в кормовой части корабля не могли не слышать, что мой отряд приступил к работе. Я упал на пол, спрятавшись за мертвым хорьком, и изучал тускло освещенный коридор. Как и следовало ожидать, в нем появилась кучка мохнатых врагов. Они неслись так быстро, что я даже слегка растерялся — и когда посланный мозгом импульс передал сигнал мышцам указательного пальца, лежавшего на курке, — нас разделяли всего два метра. В отличие от рядовых бойцов, у офицеров было автоматическое оружие, и я предусмотрительно поставил пистолет именно в этот режим. Когда последний из двенадцати дисков покинул ствол, в коридоре уже не осталось ни единой живой души. С трудом веря в удачу, я, не теряя ни секунды, заменил магазин и только после этого приступил к исследованию трупов.
 Для утонченного благородства, время сейчас явно не самое подходящее. Я безжалостно рубил на куски любого хорька, кто еще подавал признаки жизни. В этот момент внезапная вспышка лазерного луча чуть не прожгла меня насквозь. Я рухнул на пол, спрятавшись за телами убитых пиратов. Раздался еще один выстрел, и валявшийся прямо передо мной труп стал плавиться с отвратительным шипением. Я быстро сделал три выстрела, — раздался стон, и рубиново-красная светящаяся спица погасла. На всякий случай я метнул гранату и выждал несколько секунд. Хрип, напоминающий стон смертельно раненного животного показал, что противник был по крайней мере не один, так что я несколько раз наугад выстрелил в коридор, отскочив вправо и прижавшись к полу. В коридоре остались два пирата, ослепленные дымом. Одного я застрелил, — другого прикончил мечом.
 — У нас все чисто, лейтенант, — раздался в наушниках голос капрала Гартца. — Какие будут приказания?
 — Быстро ко мне — я возле подъемника, — сообщил я по четвертому каналу. — Я набрел на притон, в котором до черта этих мерзавцев?
 — Положение серьезное?
 — Пока что нет, капрал. Я уже прикончил одну партию, но если набегут еще — придется трудновато.
 — Ждите нас, сэр.
 Еще секунд через тридцать я услышал топот бегущих бойцов. Мы очистили корму корабля, причем так быстро и внезапно, что у хорьков просто не хватило времени забаррикадироваться. Все получилось просто замечательно — у нас с собой было только два заряда нитропласта. Взрыв открыл люк в той части палубы, где начинался трап. Я вновь оказался впереди и осторожно спустился на две ступеньки вниз. Пиратов не видно, но трап длинный, открытый со всех сторон и ведет обратно, в носовую часть корабля. Пока все тихо, и я решил воспользоваться подвернувшимся шансом.
 — Внимание! Мы преграждаем доступ к подъемнику и спускаемся вниз!
 — Вас понял, лейтенант! — Гартца гаркнул так, что его слышали все бойцы.
 Если он что и подумал, то виду не подал. Мы пропустили целую палубу, наверняка переполненную пиратами. Я офицер, и мое слово в бою — закон. Гартца был и в самом деле отличный унтер.
 Мы ускоренным маршем прошли вниз по трапу. Некоторые люки, встречавшиеся по пути, были открыты, некоторые — заперты, но нигде никаких признаков халиан. Повернув направо, я ударил по панели с указателями, и через пару секунд тяжелая металлическая плита отъехала в сторону, открыв доступ к кабинке лифта, и мы недолго думая вскочили в него. Гигантос нажал на нижний овал, и с громким шипением лифт понесся на самую нижнюю палубу. Трое ничком повалились на пол, остальные опустились на колени. Семь стволов напряженно следили за открывающейся плитой… Группа хорьков, собиравшая непонятную установку — какое-то тяжелое оружие — испытала даже большее удивление при виде нас, чем мы, — застань мы их со спущенными штанами… если бы только эти бестии носили штаны. Мы одновременно открыли огонь и лохматые твари, изрубленные в лапшу множеством маленьких дисков, повалились навзничь. Двое пиратов в тот момент находился за металлическим сооружением, и одному все-таки удалось уйти. Теперь он вполне мог поднять тревогу.
 Пронзительно завыла сирена. Сей же миг из расположенных наверху патрубков комната стала наполняться газом голубовато-зеленого цвета. Мак-Доннел затащил капрала Гартца в лифт, нажал на овальную кнопку и выскочил обратно, пока плита не успела захлопнуться. В то же самое время Бигфокс на скорую руку залатал дыры в моем снаряжении. Плотное облако газа закрыло весь потолок и продолжало спускаться вниз со скоростью примерно метр в минуту.
 — К корме, — отдал я приказание по радио. — Вшивые хорьки отходят туда, и мы должны висеть у них на хвосте, как репей на собаке!
 Отдав соответствующие команды, я пригнувшись бросился к дальней стене огромного трюма, стараясь держать голову ниже облака газа.
 — Построиться в цепь и стрелять во все, что шевелится! — выкрикнул я по радио.
 Скосив глаза, я посмотрел кто у меня на флангах. Слева бежал Шмайхель, справа — Мак-Грегор. Мак-Доннела, Бигфокса, Гигантоса и Карпа я не увидел, но был уверен что они где-то рядом.
 Посередине трюма, примерно в районе центра масс корабля было закреплено множество грузов, и мы, используя это прикрытие, бросились к корме на поиски врагов, нужно успеть обнаружить их прежде чем опускающееся облако газа сократит зону видимости до двух шагов. В металлический контейнер рядом со мной ударил луч лазера, и я мгновенно приник к полу. В наушниках раздалось слабое покашливание. Кто-то открыл огонь из кластерного пистолета.
 — Гони их! — голос Карпа.
 — В одном дырка! — голос Мак-Доннела.
 — Карп, доложи ситуацию!
 Ответ последовал мгновенно.
 — Левый фланг, лейтенант, — они идут прямо на меня.
 — Мак-Доннел?
 — Правый фланг, сэр. Здесь трое, не меньше, — столь же быстро ответил он с мрачным удовлетворением.
 — Газ их беспокоит? — задал я вопрос всему подразделению. Сейчас нижняя граница облака находилась метрах в двух от пола.
 — У них на мордах противогазы, лейтенант, — сообщил Гигантос, — но и они пригибаются пониже! Похоже, они смотаются когда газ спустится — один все время наблюдает за облаком!
 — Стрелять только наверняка, Мак-Грегор, Шмайхель и я поднимаемся. Прикрывайте меня, а когда я остановлюсь, вы оба идете вперед, а я прикрываю вас. Ясно?
 — Слушс-с-сэр-р! — ответили оба в унисон.
 Я осторожно пополз вперед, стараясь держаться как можно ниже. Через десять метров остановился и посмотрел вперед. Лазерный луч, выпущенный зверюгой, чуть не прожег мне голову насквозь, но ответный выстрел из моего пистолета заставил его припасть к полу.
 — Вперед, — приказал я. — Идите за мной.
 С обоих флангов полетели гранаты, раздались пистолетные залпы. Теперь следовало быть поосторожнее. Все отделение, а не только Шмайхель и Мак-Доннел, рванулось вперед. Я уже приготовился открыть огонь, чтобы прикрыть прорывающихся, как неожиданно находившиеся передо мной хорьки вскочили и, не обращая на нас никакого внимания, бросились удирать на всех четырех — к моему восхищению.
 — ГОНИ!!! — закричал я и послал вдогонку три выстрела.
 Восхищение переполняло меня.
 — Драпают, как зайцы! — кричал я. — Стреляй в мерзавцев!
 Уходят! Звуки пистолетных выстрелов сливались в непрерывный гул, и меня буквально переполняло удовольствие. Не думая больше ни о чем, я поднялся на ноги, выпуская диск за диском вслед удирающим врагам, и победно размахивал саблей.
 — В АТАКУ!!! — Я бросился вперед, сильно пригнувшись, голова теперь почти касалась нижнего слоя газового облака. Вокруг раздавались звуки выстрелов и победные крики моих бойцов. Они тоже бросились за удирающими хорьками. Либо халиане стремились уйти из-под своего же собственного газового облака, либо они отступали на новый, заранее подготовленный оборонительный рубеж. Несмотря на всю прыть, уйти от наших пуль они не могли — те настигали их одного за другим, и наш путь был устлан трупами врагов, как будто здесь прошли опьяневшие от боя легендарные воины из древних германских саг. До открытого пространства у передней переборки добралось лишь пятеро из семи, но уже не осталось ни единого хорька, кто мог бы оспорить наше право там находиться.
 Я жестом указал на закрытый люк.
 — Нитропласт?
 Гигантос коротко кивнул, стащил с себя толстый моток каната из взрывчатки и в одно мгновение разместил ее в нужном месте. Затем он подключил миниатюрный детонатор, и мы рухнули на пол. Раздался оглушительный взрыв, и люк рухнул внутрь с не менее оглушительным звоном. И нашему взору открылся трап и небольшой трюм, видимо, предназначенный для особо ценных грузов. Особо ценных. Я увидел что-то, отдаленное напоминающее корабельную гауптвахту и услышал слабые крики о помощи. Но теперь возникла новая проблема: газ начал проникать в образовавшееся отверстие.
 — Ворчун, — назвал я Гигантоса по кличке, — иди и вытащи пленников из тюрьмы. И не забудь сказать им, чтобы легли на пол и ни в коем случае не попадали в облако газа!
 Гигантос бросился вперед, а я обратился к остальным трем.
 — Мак-Грегор, — приказал я, — идешь со мной. Вы оба должны вернуться назад и попытаться помочь нашим раненым. БЫСТРО!
 Бигфокс и Карп — я узнал их с первого взгляда, хотя таблички с их именами, как и положено по уставу, находились на их скафандрах — отправились на поиски исчезнувших Мак-Доннела и рядового Шмайхеля. Морская пехота нашей планеты никогда не оставляла на поле боя своих раненых или убитых. И, наконец, я отдал последний приказ:
 — Пошли, Рэд. Нам с тобой нужно найти выход из этого чертового трюма!
 — Конечно, лейтенант!
 Мне показалось, что в почтительном голосе Мак-Грегора я смог различить нотки восхищения. Болван наверняка вбил себе в голову, что я все время знал, что делаю! Ну что же, разбивать эту иллюзию не входило в мои намерения. Особенно теперь, когда нам предстоит сделать самое сложное… например, спасти собственную шкуру.
 Я засек небольшой подъемник, однако Мак-Грегору удалось найти лестницу. Рэд поднялся по ней дабы убедиться, что наверху нет хорьков, и когда я получил от него по радио сообщение, что все в порядке, то пустил наверх заключенных, — им пришлось бежать так быстро, как только можно. Для гражданских они были слишком крепкими и подтянутыми. Никто не проронил ни звука, когда проклятый газ начал жечь им спины, моментально покрывшиеся волдырями. Свободнорожденные. Некоторым явно требовалась помощь. Хорьки уже начали откачивать их кровь — видимо, они и в самом деле использовали людей в пищу. Состояние некоторых заключенных просто невозможно описать словами. Достаточно сказать, что на обратном пути мы мимоходом обнаружили лабораторию халиан — они убивали время, потроша своих пленников в самом буквальном смысле слова. Никто из несчастных не выжил.
 Верхний конец лестницы упирался в люк, который вел на вторую палубу. Сейчас она была уже достаточно безопасным местом. Затем появился Бигфокс, с трудом волочивший за собой Шмайхеля. Секундой позже из люка появился Карп, тащивший на плече Мак-Доннела.
 — Быстро отсюда! — приказал я, помогая ему взвалить Шмайхеля на спину. Хорьки больше не показывались.
 Выбравшись наверх и захлопнув за собой люк, мы двинулись дальше. Я не большой любитель эскортировать толпу штатских, но все они были очень слабы и нуждались в срочной медицинской помощи. Их требовалось как можно скорее доставить на борт «Возмездия». Меня уже начинало беспокоить длительное отсутствие капитана Даунинга в эфире, и я попытался найти его на разных диапазонах — все они оказались пусты, кроме нашего. Видимо, моя рация приняла на себя предназначавшийся мне удар. Мы попытались вручную открыть люк, и я заметил за ним клубы дыма. Я прыгнул внутрь, и люк захлопнули за мной. Наши пленники находиться здесь явно бы не смогли. Я закричал громко что есть силы, и голос показался мне самому совершенно неестественным из-за скафандра.
 Какой-то младший лейтенант, решивший в конце концов попробовать ВСЕ частотные диапазоны, выделенные десантникам, случайно услышал меня, орущего во всю глотку, как сумасшедший, и поинтересовался:
 — Кто-нибудь из четвертого отделения уцелел?
 — Совершенно верно, черт тебя побери! Это лейтенант Франц Гогенштейн, дурень! Я командир четвертого отделения, мы живы и к тому же с нами пленные! — В этот момент кто-то, явно не десантник, вслепую выстрелил в моем направлении. — Прикажи этим идиотам прекратить огонь!
 — Эээ… — В эфире раздалось бессвязное бормотание всевозможных младших лейтенантов, пока все это не прервал неожиданный резкий голос.
 — Лейтенант Гогенштейн! Говорит капитан Фитцусбурн! — Голос холодный и бесстрастный. — Если вы прекратите валять дурака и доложите свое местонахождение, я отдам приказ всему личному составу не стрелять! Затем вы должны будете дать мне рапорт о состоянии освобожденных пленников! И СДЕЛАТЬ ЭТО, КАК ПОЛОЖЕНО ПО УСТАВУ!!!.
 — Слушс-с-сэр-р! — Я сделал глубокий вдох. — Сэр, мое подразделение находится на палубе уровнем ниже точки входа! Весь отряд, кроме меня, расположен по ту сторону охраняемого люка! Мы в середине корабля, но точное местонахождение определить не можем. Гражданские в плохом состоянии, — все получили легкое отравление халианским газом…
 — Объясните, — приказал раздраженный офицер.
 Не успел я ответить, как услышал в наушниках слабый фоновый голос, приказавший всем прекратить огонь. Приказ подействовал. В направлении трапа больше не было выпущено ни единого заряда.
 — У нас примерно девяносто, спасенных, сэр. Хорьки убили четверых, но остальные все живы. Из некоторых откачивали кровь, так что теперь они очень слабы. Кроме того они поражены газом халиан, так что на мой взгляд, им всем требуется срочная медицинская помощь. Это все, сэр.
 — Благодарю вас, лейтенант Гогенштейн. Вы хорошо потрудились, но несоблюдение правил переговоров в эфире — грубое нарушение уставной дисциплины. Поскольку мы зарегистрировали наличие газа CS в вашей зоне, вам надлежит вернуться с подразделением на борт «Возмездия». После того как разместите всех спасенных на корабле, явитесь в главную-рубку ко мне на доклад.
 — Есть, сэр! — На этом разговор был окончен.
 Из тумана показался чей-то неясный силуэт. Я отчетливо слышал доносившееся с той стороны шипение. Рефлексы действовали гораздо быстрее, чем разум, но мне удалось усилием воли сдержаться и не срубить фигуру одним взмахом абордажной сабли. Это был космолетчик, обеззараживавший воздух аэрозолем из большой емкости, укрепленной у него на спине. Всего через минуту о густых облаках дыма напоминала разве что легкая желтоватая дымка.
 С помощью команды «Возмездия» мы перевели всех освобожденных пленников на борт фрегата и передали в руки медиков. Вся процедура заняла совсем немного времени, так что крупных потерь от отравления газами удалось избежать — погибло от силы два десятка из шестидесяти, — не больше. Старший лейтенант Цумкер, главный врач фрегата, лично поблагодарил меня за быстрые и четкие действия, особенно при освобождении пленников. Он так же заступился за меня перед капитаном Фитцусбурном.
 — Лейтенант, — сказал мне тот, — я понимаю, что вы находились в горячке боя, так что готов забыть, что именно вы несли по коммуникационной системе ЦЕЛОГО КОРАБЛЯ. Младший лейтенант О'Мэлли также готов забыть об инциденте, хотя и вполне мог бы потребовать извинений за то, что ему довелось выслушать в свой адрес. Все будет забыто, вы меня понимаете?
 — Так точно, капитан, — спокойно ответил я.
 Он как-то странно взглянул на меня.
 — А ведь мы были друзьями с вашим отцом, вы наверно знаете…
 — Сэр?
 — Ну что же, лейтенант, вы потеряли голову и нарушили ВСЕ правила приличия, принятые в общении между офицерами Флота Свободнорожденной!
 Я не был уверен, что мне надлежит сказать в ответ на такую нотацию офицеру, считавшемуся самым мужественным и одаренным звездолетчиком — как во Флоте, так и вне его. Фитцусбурн не дал мне времени совершить еще одну глупость. Он заговорщически подмигнул мне.
 — Успокойся, парень. Если бы это был Флот, тебя скорее всего вышвырнули бы взашей за подобные проделки, но мы со Свободнорожденной, а значит ты заслуживаешь медаль за проявленную на поле боя храбрость. Иными словами, я рекомендую тебя к продвижению по службе и к любой медали, какую решит присудить тебе Правительство!
 Я был просто потрясен услышанным — старик все-таки добился своего! Не могу с уверенностью судить о его чувстве юмора, но мне понравилось то, что я услышал.
 — Благодарю вас, сэр, — все, что смог я вымолвить в ответ.
 — Отныне вы — капитан Гогенштейн. Капитан Даунинг находится в лазарете. Ему здорово досталось от хорьков, но он оказался достаточно крепким и выносливым, чтобы позволить себе умереть. Пока он занимает свою должность, вы получаете патент на капитанский чин и роту — точнее то, что от нее осталось. А пока поубавьте гонор и отправляйтесь в лазарет — и хорошенько залечите свои царапины!
 — Слушаюсь, СЭР!
 Лицо старого офицера вновь стало жестким и непроницаемым.
 — Вольно!
 Четко развернувшись, я вышел из рубки и сразу же направился в лазарет. Инъекция, куски искусственной кожи, нацепленные на дырки — и я вновь встал в строй — после замечания за то, что сразу не доложил о своих ранениях. Объяснения, что я просто забыл о них, выглядели бы как попытки извиниться за свое поведение, и я снес выговор молча, как и подобает истинному десантнику. После двенадцатичасового сна я покинул лазарет чувствуя себя прекрасно, как будто заново родился. В бою мы потеряли десять человек убитыми и пятнадцать раненными, семь из которых — серьезно. Экипажу фрегата также серьезно досталось: у них было семь убитых и девятнадцать раненых. Не помню говорил ли я уже, что мы взяли тюрьму? Позвольте повторить это. Изгоняя мерзавцев хорьков отовсюду — отсюда и до Сириуса — мы понесли потери, но стерли с лица Вселенной всю команду халиан. Два экипажа капитулировали, не вступая в бой, дюжина других понесли сильнейшие повреждения и оказались неспособны к сопротивлению. Остальные — больше двух сотен — бесславно отправлены в дальний космос. И несмотря на это в казармах экипажей царило мрачное настроение, когда я неожиданно объявился. Я получил многочисленные поздравления, заверил всех, что высшее начальство отозвалось о них с похвалой. После этого началась скучная рутинная процедура разбора проведенной операции с бойцами подразделения, которую мы провели вместе с помощником командира «Возмездия» капитан-лейтенантом Бейнбриджем.
 Операция была проведена настолько мастерски и храбро, а главное — нам настолько сопутствовала удача, что эти события все перевернули в моей голове. Я никогда прежде и не думал, что нам — я имею в виду не только десантников, но и звездолетчиков — доведется принять участие в таком событии! Шутка ли: взять на абордаж вражеский корабль и уничтожить весь экипаж! Я не могу сейчас много распространяться об этом — сами понимаете, режим секретности… Скажу лишь одно — совершенно очевидно, что хорьки крупно нас недооценили. Если бы они сконцентрировали свои силы и атаковали, все обернулось бы иначе и печальная судьба постигла бы единственный боевой корабль Свободнорожденной. Эта мысль постоянно меня мучила.
 Мы можем гордиться народом своей планеты. Не знаю, как другие, но я буду доверять Флоту. Привод их кораблей и ускорители настолько превосходят наши, что я с радостью махнул бы любой из наших маршевых двигателей на одно из их вспомогательных устройств, да и еще и расцеловал бы всю команду за такую выгодную сделку! Я заметил это только тогда, когда нам удалось захватить вражеское судно и разобраться в его устройстве. «Возмездие» находилось в миллионе с четвертью километров от Бриджит и быстро удалялся от звезды по пологой траектории; трофейный корабль тащился на буксире. Двигаться приходилось предельно осторожно, чтобы не повредить хрупкую буксирную балку, связывающую оба судна. Как управляется халианский корабль, никто из нас не имел ни малейшего представления.
 Верьте не верьте, а нам потребовалось семь дней, чтобы добраться до дома! Да, двигателями наш фрегат похвастать не может. Для всех гражданских, волею судеб оказавшихся на нашем корабле, это была тяжелая неделя. Среди них было немало женщин, так что за одуревшей в космосе командой и грубыми солдатами требовался глаз да глаз. Но все, слава Богу, закончилось хорошо. Трофей был доставлен на орбиту, как раз над нашей столицей — Патриком Генри, так что весь город пялился по ночам в небо на яркое пятнышко, преисполнившись гордости за свою планету. «Возмездие» полностью оправдало свое гордое имя. Катера службы Орбитальной Безопасности вынуждены были непрерывно отгонять прочь множество маленьких частных суденышек, ринувшихся на поверженного врага в поисках сувениров и острых ощущений, а офицеры и ученые без сна и отдыха лазили по нему, тщательно исследуя каждую инопланетную пылинку, внутри и на внешней обшивке. Когда к ним присоединились два истребителя Флота Альянса, очутившиеся здесь с неожиданной для Флота поспешностью, все уже было закончено.
 То ли они в самом деле сумасшедшие, то ли что еще, но на планете они высадились, буквально кипя от гнева и требуя немедленных разъяснений: каким это образом нам удалось захватить корабль халиан, который по классу сопоставим с легким крейсером Флота? Адмирал Трэшвэйт — хвала его железной выдержке! — поинтересовался у незваной делегации: по какому праву она без спроса оказалась здесь? Сначала они начали было лопотать что-то о чрезвычайности обстоятельств, но потом сочли за благо помалкивать. Полностью забыв о космическом праве и подобных нудных формальностях, корабли Флота нарушили нашу границу гораздо раньше, чем это сделала официальная делегация Альянса. Не уверен, юридический это термин или дипломатический, но Флот здорово увяз в дерьме. Возмущенные офицеры мгновенно ретировались на свои корабли и расположились станцией на близкой орбите, в то время как курьер направился на Тау Кита, чтобы доложить «высшему начальству» об этом вопиющем случае неповиновения.
 На Свободнорожденной это также вызвало взрыв эмоций. Некоторые горячие головы решили было, что мы объявили войну Альянсу в ответ на бесцеремонное вторжение. Замечательная, кстати, идея! Нетрудно представить все возможные последствия — через неделю после объявления войны родная планета превратилась бы в безжизненный мяч, вращающийся вокруг Бриджит. Вместо Этого было принято решение не предоставлять Альянсу никакой реальной информации о происшедшем и не сотрудничать в расследовании. «Возмездие» было надежно упрятано в своем подземном ангаре и надежно защищено от всех зондов, какими только могли воспользоваться истребители Флота. Затем была разработана сложная драматическая история о том, как горстке отчаянных смельчаков удалось захватить целое вражеское судно. Конечно, она была в высшей степени неправдоподобной — ну и что с того? Наше правительство ничего никому не докладывало. Как член Альянса, Свободнорожденная была абсолютно самостоятельным партнером, а не подчиненной территорией метрополии, — тем более мы не подчинялись Адмиралтейству Флота.
 В конце концов к нам на переговоры прибыл один из звездных адмиралов, обе стороны продемонстрировали крайнюю неуступчивость, и пришлось-таки вкратце поведать им о случившемся. Мы не могли позволить себе всерьез ссориться с партнерами — такое и представить невозможно. Для этого наша маленькая планета слишком зависит от галактической торговли. Кроме того, Флот в самом деле спас однажды нашу планету от массированной агрессии халиан. Наше правительство в конце концов выбрало своеобразный «средний путь». Мы прямо сказали о том, что солгали. Объединенные Силы Безопасности были несокрушимы. Корабли Орбитальной Безопасности атаковали налетчика, когда тот попытался приблизиться к планете. В начавшемся сражении множество легких кораблей сумело пробиться сквозь завесу огня и экраны корабля халиан, пристыковаться к нему, взять на абордаж и ценой огромных потерь захватить его. Доказательством могли служить обломки кораблей на орбите вокруг Дуги. Мы даже сделали заблаговременно несколько проломов в корпусе трофейного судна, чтобы картина штурма выглядела более правдоподобной. Флоту не оставалось ничего другого, кроме как поверить нам.
 «Ужасающее и откровенное неуважение, проявленное этим Правительством по отношению к истине и другим правительствам — их равноправным партнерам — зародило в моей душе самые серьезные сомнения, является ли эта планета и в самом деле полноправным членом Нашего Великого Альянса, — откровенно написал звездный адмирал Флота Кестобор. — Совершенно ясно, что Свободнорожденная откровенно и нагло нарушила законы Альянса о строительстве вооруженных кораблей, а затем устроила всепланетный заговор с целью скрыть свое преступление. Если такое вопиющее преступление останется безнаказанным, боюсь что Флоту придется выставить кордоны вокруг системы Бриджит. Я официально заявляю, что нам придется объявить на Свободнорожденной военное положение, чтобы корабли Флота могли беспрепятственно сесть на нее и провести тщательнейшее расследование с целью определить причины их вопиюще преступного поведения. Если мои худшие предположения подтвердятся, я потребую предоставить Флоту еще большие полномочия для осуществления правосудия, в том числе роспуска высших органов управления и организацию военных, структур власти, объявление Свободнорожденной Протекторатом Флота — вместо ее нынешнего статуса Полного и Равноправного Члена Сообщества Планет до тех пор, пока ее граждане не подтвердят на деле свое желание и свои возможности вновь обрести прежний статус».
 При чтении последних предложений нетрудно представить себе мечущего громы и молнии адмирала! Его буквально переполнял праведный гнев — еще бы, кто-то посягнул на права и прерогативы самого Священного Флота!!!
 К несчастью, две трети членов Альянса согласились с предложенными Звездным Адмиралом мерами. Думали они примерно также, как он. Но к счастью, Альянс — крайне рыхлое образование, и дискуссия о конкретных действиях затянулась на долгие недели… В то же время наши друзья и союзники начали сотрудничать с нашим делегатами, и процесс разрядки напряженности начался. Кто-то решил, что реальные действия Флота, как всегда, будут иметь мало общего с первоначально задуманными; кто-то решил, что это откроет путь к тирании. Третьи предложили просто исключить Свободнорожденную из членов Альянса, а четвертые — организовать специальный Депутатский Комитет для более подробного исследования запутанной ситуации и выработки мер воздействия на непокорного субъекта. Чтобы продемонстрировать нашу добрую волю, делегация Свободнорожденной не только позволила переправить захваченный халианский корабль в штаб-квартиру Адмиралтейства на Тау Кита, но и позволила всему руководству Специального Комитета посетить нашу планету и исследовать на месте все документы, связанные с бюджетом Правительства и централизованными затратами. Делегации это, естественно, понравилось. Какой же политик не любит пикнички на природе за счет принимающей стороны? Да еще с девочками? А для любителей — и с мальчиками?
 Такого лакомого кусочка, как захваченный корабль, было вполне достаточно. Флот получил его — но ничего больше. Через месяц группа из двадцати делегатов и двух сотен всевозможных ассистентов, помощников, секретарш и так далее начала свои странствования по Свободнорожденной — начиная от квартала красных фонарей в Патрике Генри до охотничьих угодий в диких прериях Вердже. Всерьез исследованием бюджета никто и не занимался. В конце концов, по прошествии многих недель Специальный Комитет официально заявил, что мы не только не предатели, но образцовые члены Альянса. Со стороны Адмиралтейства ни возражений, ни комментариев не последовало.
 «Возмездие» мы вывезли. Корабль отправился на Нуаду в трюме тяжелого старого грузовика. Там она и осталась, став моделью для двух еще больших фрегатов, которые были заложены на стапелях местных верфей. На Ну аде мы построили вдобавок и небольшой корвет, так что теперь у Свободнорожденной есть свой настоящий флот. Конечно, всему Флоту Альянса он не соперник, но в столкновении на равных, где важнейшую роль играет боевой дух, думаю ему нет равных. В дополнение к Флоту наша планета построила мощную систему обороны, так что если халиане и решатся вновь померяться с нами силой, мы скажем им твердое «извините». Нетрудно догадаться, что адмиралы Флота заставили нас попотеть и помучиться. Они, конечно, посетили Систему Бриджит без всяких проволочек, но смогли дотошно исследовать только то, что мы сочли нужным им продемонстрировать. Если бы на следующий день возле Свободнорожденной объявились вдруг халиане со всей своей мощью, звездный адмирал Кестобор — готов биться об заклад — записался бы добровольцем в штурмовую роту. Он славный парень, этот Кестобор.
 Вот так вот. Свободнорожденная все-таки уступила Флоту. Мы отдали им наш трофей, всеми правами на который по всем мыслимым законам обладали мы. Вот так. Это отняло у нас время, но теперь кого ни спросите на Свободнорожденной — любой подтвердит вам, что официальная версия — это святая правда. Подобное просто не может повториться! У нас времени было более чем достаточно, чтобы разобрать вражеский корабль на кусочки, изучить их и затем вновь собрать воедино. Затем ее получили эксперты с Тау Кита. Постепенно они научатся делать такие же быстродействующие гиперсветовые приводы, как на кораблях халиан… и на наших — уже сейчас. Все-таки здорово иметь дело с организацией, имеющей тысячелетнюю традицию: она скована по рукам и ногам древнейшими ритуалами, и ей потребуются десятки лет, чтобы освоить новые открытия и усовершенствовать свои корабли. Это ахиллесова пята бюрократии, ее главное достоинство и одновременно — смертельный порок. Ее Альфа и Омега.
 Еще несколько лет — и поднимется со стартовой площадки наш первый межзвездный крейсер. Мы мечтаем выйти из Альянса, но в любом случае пока это только мечты. Хотя он и включает практически все обитаемые планеты, есть несколько и вне его пределов, и они смогут торговать с нами и поддерживать отношения, как с абсолютно суверенным партнером. Конечно, на одних царит деспотия, а другие — ничто в сравнении с Альянсом. В худшем случае это будет означать, что Свободнорожденная перестанет пользоваться какими-то преимуществами — но зато перестанет платить налоги Земле, да и Флоту она больше ничего не будет должна. Абсолютно ничего.
 Что, я? После повышения я стал командиром десантного подразделения на борту «Независимого»— фрегата серии «Свобода», Капитан Даунинг стал теперь майором Даунингом и командует десантными войсками Флотилии. Мы направляемся на соседнюю звездную систему в поисках планет, которые могут быть оземлены — ОСВОБОДНОРОЖДЕННЕНЫ, точнее говоря. Похоже, что наш короткий конфликт с Флотом пробудил к нам интерес на множестве планет, входящих в Альянс — и даже на старушке Земле. Бриджит была засыпана предложениями об иммиграции, и наше Правительство просто не могло отвергнуть их. Наши просторы стремительно заселяются, так что у нас просто нет иного выхода, кроме как искать другую планету, пригодную для заселения. Мы назовем ее, конечно, Освобожденной — но это дело будущего. К тому времени, когда мы отправимся в свой первый межзвездный полет, как я слышал, на кашей планете будет уже больше двадцати миллионов граждан, а это значит что нам просто негде будет селить их всех. Если бы не эта цель, я просто не служил бы здесь.
 А если ты один из тех, кто ненавидит ненужное и бессмысленное управление, кого бесит неизбежный конформизм, подавляющий и разрушающий собственную психику — тогда ты вполне созрел быть Гражданином Свободнорожденной. Вот только одно… Ты должен крепко усвоить, что независимость требует мужества и что за свободу всегда приходится платить собственной кровью. Халианцы, конечно, мерзавцы, но ведь они совершенно чужды нам. Кто знает — может это единственный известный им путь развития? А Флот? Это тиран и слепое орудие в руках тех, кто хочет вогнать тебя в свое собственное Прокрустово ложе. Конечно, среди его офицеров и служащих могут встретиться великолепные экземпляры Человека Разумного, но как организация он оставляет желать лучшего. Вот так-то… Если ты Рожден Свободным, то имеешь право быть самим собой. Ну а если нет, то тебе прямая дорога нацепить ярмо на шею и позволить другим бороться за твою свободу… если только они этого захотят.




 ИНТЕРЛЮДИЯ


 Джил поднял взгляд и обнаружил, что Сейн наблюдает за ним. Впервые улыбка мелькнула в его глазах. Эксперт по связям с общественностью кивнул в знак согласия. Он мало что мог поделать с героями Свободнорожденных. Они не должны были победить, и узнай кто-нибудь об этом, то же самое, но только с менее удачным исходом, скорее всего повторилось бы где-нибудь в другом месте.
 — У меня есть для вас еще несколько настоящих героев, — нарушив тишину, произнес Сейн.
 С любопытством подумав о том, что может считать геройством шеф разведки, Джил одобрительно улыбнулся и вновь повернулся к экрану.
 Заголовок файла гласил: СВЕРХСЕКРЕТНО. ДОСТУП НЕ НИЖЕ ФЛАГМАНА. Он вопросительно взглянул на Сейна. Это что, ловушка? Быть может, Разведка ведет с ним игру?
 Пока он смотрел на экран, Сейн ввел свой код. Несколько команд — и Канар был включен в список тех, кто имеет доступ к отчету.
 Уже начав читать, Джил понял, что Сейн — нечто большее, чем простой капитан разведки. Капитаны не имеют полномочий изменять форму допуска к флагманским документам.




 Пол Андерсон. ЕДИНСТВЕННОЕ ЛОЖЕ


 Как и предупреждал звонок без видео-идентификации, они приехали за мной в отель вскоре после наступления темноты. Их было двое, оба в одинаковой блекло-коричневой форме, неуклюжие и ширококостные — одни из многих, кого сделал такими Прокруст. Гено Диледда я знала, хотя сейчас респиратор закрывал большую часть его выдубленного лица. Гудение воздушного компрессора за его спиной казалось особенно громким в тишине, неожиданно повисшей в комнате. Другой черный — но не по рождению — глаза, смотрящие с гладкого обсидианового лица, — серые, а волосы — прямые. На концах черные, рыжеватые посредине, и теперь, когда местное солнце больше не выжигало их, волосы стали приобретать натуральный цвет.
 После короткой паузы я выпалила:
 — О, Гено, что у тебя снова проблемы с дыханием?
 Голос из-под маски его звучал приглушенно:
 — Да, мисси. Все чаще и чаще.
 Мое возмущение было совершенно искренним:
 — Сколько же еще они будут заставлять вас ждать? Проклятие, вы же Флот!
 Он пожал плечами. Ясно, дело не просто в пренебрежении. По мере того, как разгоралась битва за Цель, сообщение с отдаленными районами вроде этого становилось все реже. Теперь не только Халиане, обычно орудующие в стороне от этой планеты, но и другие племена налетчиков пользовались тем, что силы Альянса отвлечены и устраивали рейды. А у людей, в свою очередь, руки были связаны для широкомасштабных операций. И, разумеется, военные потери истощали запасы медицинского оборудования, даже в специальных магазинах Порта Тау Кита. Весьма квалифицированные специалисты и сложная техника требовались, чтобы вернуть нормальное земное функционирование телу — всем органам, биохимии, прочему — приспособленному к окружающей среде, совсем не предназначенной для таких существ, как мы. Но, потраченные усилия не всегда приводили к успеху.
 — Я все еще обхожусь без аппарата, большую часть времени, — сказал Диледда. — Ладно, речь не об этом. Ух, это Джарлат Восмайер. Сэр, позвольте, ух, представить Валю Монье.
 Черный человек и я обменялись рукопожатием. Его ладонь была твердой и сухой.
 — Рад встрече, миледи, — произнес он, и я сразу же поняла, что мы говорим не на его родном языке. Откуда он может быть? Акцент подсказывал Нью-Айдахо на Кристофере, но я не совсем уверена. Даже от журналиста нельзя требовать знания всех закоулков более чем трехсот планет с человеческой и нечеловеческой формами жизни. В любом случае его происхождение не играет роли. Достаточно, что он наверняка служил в гористой части Прокруста, это так же точно, как и то, что Диледда служил на равнинах.
 (Нагорья, равнины, земли бурь, сухие земли, морские земли — как будто планета эта, целый мир — одна и та же страна. Какие нагорья? Казир Ветров? Урел, где варвары завывали и пускали стрелы, появляясь верхом из пелены облаков? Святой Индалаг? Или какой-нибудь аванпост, о котором я прежде не слыхала, где выпадало такое, что мне и в голову не придет?)
 В полночной тьме взгляд Восмайера казался вдвойне острым, Пока он оценивал меня.
 — Прошу вас немного подумать, прежде чем мы отправимся, — продолжал он. Тон его был бесстрастным. — В конце концов вы можете остаться По крайней мере нам следует убедиться, что ваше отсутствие, которое может продлиться много дней, не вызовет беспокойства.
 Я решила, что Восмайер, должно быть, офицер и довольно высокого ранга. Диледда был всего лишь флотским сержантом в инженерном подразделении. Он свел со мной дружбу, когда я собирала материал. В материал вошло продолжительное интервью с ним. Он держался просто, рубил напрямик по-земному, не стесняясь, но довольно дружелюбно. Восмайер был со мной осторожен.
 Лучше встретить его во всеоружии.
 — Могу я узнать Ваше звание, сэр?
 Слегка удивившись, он поинтересовался:
 — Зачем?
 — Хотелось бы знать, как обращаться к вам по всей форме.
 — Полковник, хм, Третий Эриданский Дивизион. Если вам это что-нибудь говорит.
 — Как же, — ответила я. — Личная гвардия императрицы Глории. Вы действовали в горах, но в основном держались в Уре'е.
 Видимо, это обезоружило его настолько, что он не смог скрыть горечь.
 — Какое это имеет значение? Я откомандирован и бездействую. Так и все мы — ждем, когда нас заберут назад. Некоторых демобилизуют, другие пойдут бесцельно дослуживать свой срок. Я собираюсь подать в отставку.
 Тут он заметил свою оплошность и вновь стал непроницаем, а я решила увеличить преимущество, пока есть возможность. Слова слетали спокойно, быстро и весомо:
 — Вы все еще полковник Джарлат Восмайер, Корпус Морской Пехоты Союзного Флота, и при вас вся ваша слава и честь. Ну, а я свободный тележурналист Валя Монье, и у людей моего сорта свои понятия о чести. Вам известно, что я работаю над программой о ветеранах Прокруста и вы знаете, или хотя бы должны предполагать, что программа будет удачной. Так что вас беспокоит?
 Он вновь владел собой. Голос прозвучал безразлично-вежливо:
 — Ну, встреча будет довольно необычной.
 — Предвестия этого я уже получила, — заметила я.
 Он кивнул.
 — Знаю. Надеюсь, вам ясно, что ничего нельзя предвидеть. То, что произойдет, может быть неверно истолковано. Мы можем попросить вас хранить молчание, возможно даже задержаться, пока не уладим все проблемы.
 — Ух, прошу прощения, сэр, — вмешался Диледда, — полковник имеет в виду, мисси, что среди нас есть несколько горячих голов и они способны сболтнуть какую-нибудь ерунду. Мы сумеем их остудить, но не хотим, чтобы какой-нибудь рапорт начальству навлек на них неприятности.
 Я рассмеялась.
 — И это все? Ну, я ожидала большего.
 Затем повернулась к Восмайеру:
 — Полковник, мы не встречались прежде — несколько тысяч ваших ветеранов — и вы можете не знать, что я сама себе начальство. Если подождете минутку, я отменю несколько встреч и смогу исчезнуть на столько, на сколько нужно.
 Говоря это, я улыбалась самой сердечной улыбкой. Наконец, черный улыбнулся в ответ и произнес:
 — Спасибо, миледи.
 Подчас очень полезно быть миниатюрной брюнеткой с приятным личиком и хорошенькой фигуркой.
 Но тем не менее он продолжал сомневаться.
 — Нет ли у вас родственников, который станут беспокоиться? — спросил он.
 — Не на этом континенте. Я из Вестландии. И не замужем. Так что, если подождете в холле…
 Он удивленно поднял брови.
 — Пока вы станете отменять встречи?
 — Да ну, пойдемте, сэр, не будем мешать даме. — Диледда подмигнул мне. Не иначе, как решил, что предстоит отменять любовное свидание.
 Восмайер колебался.
 — Извините, я вынуждена настаивать, — заявила я. — Иначе не смогу с вами поехать.
 И его замысел не будет иметь публичного адвоката.
 Он нахмурился, но подчинился. Ожидание не затянулось. Сумку я собрала заранее. Нужно только прихватить омниграф.
 Машина была оставлена на самом краю верхней площадки стоянки. Мы сели и отправились. На некоторое время огни Алисона образовали многоцветную галактику, через которую как кометы проносились другие аппараты, затем вокруг распростерся Сапфировый Океан. Движение превратилось в убегающие точки в темноте ночи. Звезд немного, но зато две луны и изумительная радуга колец. Под нами шумела вода. Поступавший через вентиляцию воздух даже на этой-широте был мягким и влажным. Беллегард замечательная планета для людей. И это одна из причин почему ее владельцы так строги с чужаками. Они хотят сохранить планету для себя и своего потомства.
 Повисло молчание. Я покосилась на сидевшего слева Диледду. Его угловатая голова, наполовину чужая из-за рыла респиратора, вырисовывалась на фоне колец. Он смотрел перед собой. Интересно, что он вспоминал.
 Было приятно, пусть и грустно, вновь оказаться в Амадоре. Атмосфера, которая у неприспособленного человека вызвала бы головокружение, сумасшествие и, наконец, смерть, согревала кожу и сладко наполняла ноздри, проникая в легкие и кровь. Могучий бриз мягко гудел, донося шелест и шорохи леса, пение и крики летающих существ, и отдаленный рокот прибоя. На вершинах этого уже не услышишь. Леса поражали гармонией бурой, желтоватой и золотой листвы, где пестрели алые цветы, вырастающие в период дождей. Вечно пасмурное небо было не сумрачным, а серебряным, для тех, кто имел глаза, чтобы видеть. Под ним сплетались в арабески маленькие облачка.
 Но все же день был грустным — предстоял разлука.
 Вместе со своей партнершей Лиа Сикелианос, тоже сержантом и уже многие годы его женой, они медленнее чем нужно шли по тропинке от места высадки к заводу. По взаимному молчаливому сговору им хотелось как можно дольше продлить наслаждение. Конечно, они в любом случае не могли соперничать в скорости и грации с Мертатеком. Сила тяжести в мире, где обитал их вид, составляла лишь три четверти местной величины.
 Общее молчание прервал абориген, хотя для айска довольно необычно показывать свое огорчение.
 — Вы и вправду покидаете нас навсегда? — прощебетал айкс.
 Диледда некоторое время смотрел на него, подыскивая слова, прежде чем ответить. Как прекрасны по-своему эти прокрустенианцы. Не вполне человеческого сложения — со слишком жидкой мускулатурой, мехом, мерцающим как аметист с вкраплениями кварца, и головой скорее кошачьей, за исключением выраженных надбровных дуг и сенсорных усиков, торчащих над огромными золотистыми глазами. Мертатек носил обычный для этих мест килт, но на поясе была ячейка для калькулятора, и он был дьявольски классным электронщиком.
 — Боюсь, что так, — только и смог придумать Диледда. Он говорил на своем языке, зная, что будет понят, так как в этот момент не находил сил на амодраранское наречие.
 — Но почему, друг? Ты здесь уже две жизни!
 Сикелианос использовала свой транспондер, чтобы ответить на туземном языке маленький диск трансформировал производимые человеком шумы в музыкальную трель этого мира.
 — Высшее командование решило, что теперь нет необходимости и смысла сохранять наши базы. Мы разбили фаоми и воинов-освободителей; в этой части космоса не осталось бандитов, угрожающих торговле и миру. Но война с Халианами ожесточается. И она требует всех резервов Флота.
 — Но мы, Народ, мы поддерживаем вас и обеспечиваем. Никогда мы не были причиной истощения вашей силы. Так позвольте нам продолжать изготовление оружия для вашей войны с новым врагом.
 — Мы скорбим, Мертатек — моя жена и я — скорбим, что этого не будет Нам сказано, что расстояния слишком велики и линии снабжения слишком длинны и ненадежны, для того, чтобы позволить вашему миру стать частью Звездного Военного Комплекса. — Она беспомощно развела руками.
 — Что я могу сказать? Нам передали, что наше содержание здесь дорого обходится Флоту Административные расходы — корабли, оружие и люди, все можно использовать где-то еще.
 «Какие расходы могут быть от нас с тобой, старушка?»— подумал Диледда. Вслух он сказал:
 — Знаешь, мы все же не оставляем вас на произвол судьбы. Мы двое были посланы сюда, чтобы по мере возможности, помогать вам советом Так что вы теперь сумеете перевести свой завод с производства систем ведения огня на изготовление, ну, чего-нибудь нужного.
 Мех на теле Меркатека встал дыбом Усики айкса задрожали.
 — Что может быть полезней оружия, если защитники нас покидают? — жалобно сказал айкс.
 — Это, да, может быть…
 — И оборудование мы делали для ваших космических кораблей. У нас нет своих. А что пользы от компьютера против северных буканьеров?
 Диледда проглотил слюну.
 — Ну, об этом нам еще надо подумать. — Слова застревали у него в горле — Переходите на… на производство пушек, или… или систем связи, или…
 — Мы постараемся помочь вам за оставшееся время, — проговорил транспондер Сикелианос — Помните, здесь и наш дом.
 Остров находился примерно в сотне километров от побережья Виндстеда и принадлежал тому же владению. Во время спуска в свете колец и лун было видно, что он весь покрыт лесом. Скопление огоньков на восточной оконечности указывало на существование небольшого городка — других признаков поселений не было. Когда я отметила это, Восмайер сказал:
 — Зона отдыха. Под личным надзором Землевладельца.
 Я кивнула. Хороший выбор. Люди, желающие встретиться без риска быть подслушанными — а Совет Магнатов все больше занимали ветераны Прокруста — могли почти незамеченными, по одному, по двое и по трое, прибыть сюда общественным транспортом. Автоматическая железная дорога из гавани без сомнения проходила мимо удаленных от моря укромных уголков. Подобное место могло быть заказано, например для большого пикника, от имени вымышленной организации. Любой местный житель, у которого возникли подозрения, соответственно направится к блейлифу, а тот может быть заранее проинструктирован, чтобы успокоить встревоженных.
 Не то, чтобы я вообразила, что Землевладелец лично отдавал приказы. Он разделял мнение своих соратников по Совету — что эвакуируемые были поводом для беспокойства, которое вполне могло перерасти в серьезные неприятности. Действительно, Беллегард — ближайшая к Прокрусту населенная людьми планета, и Флот действительно расположил здесь базы для пополнения, к немалой, выгоде местных предпринимателей — доставка и отправка грузов производилась транспортными кораблями, не предназначенными для долгих перелетов к Тау Кита. Казармы не вмещали несколько тысяч человек, и, волей-неволей, Флот должен был выплачивать определенные суммы на дешевую еду и проживание в беднейших районах Алисона, и правителям Беллегарда приходилось давать соответствующие разрешения. Им вряд ли им нравился наплыв людей, но оставалось только ждать, когда военные транспортные суда освободятся от действий около Цели и прибудут сюда забрать этих беспокойных, постоянно недовольных и весьма неприглядных постояльцев. Но сколько еще ждать? Что ж, будем надеяться, что не слишком долго. Наверняка не слишком! И так прошло больше трех месяцев.
 Так, считала я, думает Мэттис Торсков. Но младший сын Мэттиса Джерик уже не один год был увлечен Прокрустом и его гарнизон, не однажды наведывался туда и водил дружбу с офицерами. Джерик мог устроить для них эту встречу.
 Восмайер направил машину к поляне в центре острова. Высокие деревья окружали ее сплошной стеной. Лампы освещали зеленую лужайку, стволы, скамейки, очаги, площадку для танцев, вроде тех, что любители устраивают в Виндстеде — и темную взбудораженную толпу человек в пятьсот. «Неужели так много смутьянов?»— поразилась я. «Что же, обнадеживающий знак для властей, если, несмотря на предосторожности, они ведут наблюдение. Пятьсот человек не годится для конспирации. Любая тайна выйдет наружу быстрее, чем воздух через пусковой люк ракеты. К тому же, все они — Крутые Старики, непокорные индивидуалисты. Им начхать на армейскую дисциплину. Такими их сделала планета чтобы они смогли выжить»
 Мы приземлились в сторонке, по соседству с другими аппаратами, и выбрались наружу. Прохлада наступающей ночи была пропитана едким запахом эвкалиптов. Немногие миры столь гостеприимны к потомкам Матери Земли. Большинство откровенно смертельны. Некоторые, занимающие подобно Прокрусту крайнюю ступень, жестоки и коварны по отношению к нам, но отдельные все же удалось превратить в свои обиталища.
 Восмайер и Диледда проводили меня к сцене. Заметившие нас таращились и ворчали. У меня появилось ощущение надвигающейся грозы. Было что-то роковое в том, как перемещались эти люди — в форме или по большей части в изношенной гражданской одежде; мужчины, женщины; кавказцы, негроиды, австралоиды, полукровки; высокие, низкорослые, коренастые, стройные; молодые; зрелые, состарившиеся на службе; каждый так или иначе помечен ею — усилиями ли биотехников либо просто условиями планеты, где они пребывали — но все на разный манер. Я запретила несколько таких же черных как Восмайер и альбиноса, служившего в Туманных Землях. Несколько индивидуумов нуждались, как и Дилледа, в дыхательных аппаратах для воздуха Беллегарда. Двое в скафандрах, иначе местные микробы атаковали бы грибковые споры, сдерживающие развитие азурий, которыми нельзя не заразиться в болотах Хирхаво; шрамы на лицах отмечали места удаленных раковых опухолей, вызванных воздействием ультрафиолетового излучения нагорий — и так далее…
 Но это вовсе не парад уродов. Все здесь в основном здоровы — инвалидов отправляли по домам. Просто для того, чтобы вернуться в земную среду, большинство из них нуждалось в том или ином лечении, в ряде случаев весьма продолжительном и специфичном. На Джи-Эм-Си 43376 — Ш слишком большое разнообразие сред обитания. Когда Флот устроил здесь базу, название «Прокруст» быстро вытеснило «Вольсинг». И вскоре стало официальным.
 — Можете снимать с платформы, рядом с выступающими, — предложил Дилледа, указывая вперед.
 — Я предполагала, что похожу в толпе, чтобы сделать крупные планы, — сказала я в ответ. Омниграф ощущался странно приятной тяжестью в левой руке.
 — Пока идут споры? — поинтересовался Восмайер.
 — Знаете, не будьте слишком назойливой. — Его взгляд напомнил, что меня лишь терпят.
 Мы подошли к помосту. Восмайер поднялся и сделал мне знак следовать за ним. Дилледа остался внизу, в группе нескольких приглашенных из его подразделения. Восмайер салютовал человеку в форме, стоявшему у края платформы. Мне было хорошо знакомо его резко очерченное, изборожденное морщинами лицо. Бригадир Джайо приветствовал меня с той же любезностью, что и прибывших ранее.
 — Вам приходилось встречаться с достойным Джериком Торсковым? — поинтересовался он.
 — До сих пор нет, — ответила я, пожимая руку здоровенному светлобородому юнцу, стоявшему рядом с ним. Переливчатая, отороченная мехом туника, серебристые лосины, загнутые вверх носки ботинок, начищенных до такой степени, что это казалось гротеском на фоне окружающей простоты. И все же Торсков не походил на фата, а истории о его исследованиях чужих миров вошли в беллегарденский фольклор.
 — Добро пожаловать, — прогудел он. — Так это вам предстоит рассказать Союзу о ветеранах Прокруста и их плачевном состоянии. Полагаете, вам это удастся?
 — Я попробую, — ответила я.
 Джерик нахмурился.
 — Вы можете описать былые лишения и героизм дабы, что они забылись. Но история не столь проста, как может показаться на первый взгляд. Вас могут попросить объяснить требования или прямые действия, вызывающие возмущение. Желаете попробовать?
 Да, он не просто искатель приключений — размышляя о сути вещей, он, под маской общительности, демонстрируемой Вселенной, понимал эти вещи получше многих.
 — Я репортер, сэр, — проговорила я. — И постараюсь изобразить истинное положение, а не собственное мнение.
 — Прекрасно. Для нас это очень важно.
 — Начнем? — предложил Джайо.
 Наверное как, и он, я ощутила нарастающую тишину. Тишина не была абсолютной — из толпы доносился негромкий ропот. Но стоявшие близко к сцене, слушали так же жадно, как и смотрели, и слово передавалось в задние ряды, вызывая волнение — словно порыв ветра пронесся по лугу перед грозой.
 Торсков кивнул.
 — Не стоит больше испытывать их терпение, — согласился он. — Ситуация и так накалилась до предела.
 В этот момент я случайно взглянула на Восмайера и заметила, как легкая судорога прошла по его лицу. То, о чем он теперь вспомнил, видимо было достаточно впечатляюще, если нарушило его самообладание.
 Языки пламени, пожирающие деревню, казались бледными в безжалостно-белом солнечном свете, но дым поднимался темным столбом и только высоко наверху воздушные потоки растворяли его в небесной синеве. Земля становилась сочного золотистого оттенка, простираясь от края теряющейся в дымке Сьерры до края плато с пеленой облаков внизу, похожих на снежное море. Варвары оставили здесь полосу опустошения.
 Разграбив и спалив Аракум, они уже направлялись к следующей жертве, когда заметили летательный аппарат. Восмайер поневоле отдал должное их храбрости и дисциплине. Они не рассыпались в панике, но пришпорили своих затеков и поскакали к поросшей деревьями горе, где могли, вероятно, занять удобную позицию. Шлемы и наконечники копий сверкали и вспыхивали на солнце. Накидки развивались на ветру.
 — Выпустить по ним ракету, сэр? — спросил капитан Лаярд. — Килотонны хватит, я думаю.
 — Нет, — воскликнул Воснайер, едва сдержавшись, чтобы не добавить «Дурак!» Так нельзя поступать. Лаярд не разбирался. Его недавно перевели из Казира, где тоже находилась гвардия Глории, но там все было иначе, чем в Уре'е.
 — Это Чо-Ленги. У них пленные. Пленных, тех, кто выживет в пути, они отправят на рынки рабов. Вот почему я привел войска. Нам следует настигнуть их на Земле.
 Он хотел бы иметь возможность привести отряд побольше. Это могло бы заставить налетчиков сдаться. Они и сейчас, безусловно потрясены появлением его подразделения. Будь им известно, что у каждого старейшины теперь передатчик для связи с Флотом Хираяма, они не покидали бы своих домов, по крайней мере — не отправлялись бы в цивилизованные земли. Но передатчики появились недавно, а новости по нагорьям распространялись медленно.
 Это был еще один довод против уничтожения — сохранить жизнь хотя бы немногим, — они разбегутся и разнесут весть. Слишком малочисленная команда Восмайера могла только охранять ключевые точки и приходить на выручку дружественным племенам, если, конечно, их просьба о помощи поступала своевременно. Основой его стратегии была попытка убедить кочевников, что атаки на поселения не стоят риска — а главная состояла в том, что частенько бывало и не так.
 Он отдал приказ. Транспорт приземлился и изверг из своего чрева команду. Восмайер вел наблюдение с зависшего в воздухе перехватчика. Мощная оптика позволяла обозревать отдельные фрагменты происходящего, казавшегося учебной картинкой. После ста с лишним лет на Прокрусте, люди все еще знали необычайно мало.
 Это занятие не доставляло ему удовольствия. Он видел, как прямо под огонь «потрошителя» выскочила группа копейщиков. Коренастые, с мощным торсом, как и все коренные обитатели высокогорья, где воздух разряжен, словно над земными морями; но в них присутствовала и кошачья красота жителей низин, и они были храбрецами! Заряды разрывались, разбрасывая осколки костей, куски мяса, фонтаны пурпурной крови, и совсем уж не повезло затекам. Бедные животные никого не убивали и не грабили, но все равно умирали. Ко многим смерть приходила не сразу, и они бились в агонии, не в силах ничего понять.
 Двое варваров, на чьем попечении находились пленники, спрыгнули с седел и обнажили мечи «Собаки на сене, — с подступающей тошнотой подумал Восмайер, но потом вспомнил: — Нет Их кодекс чести говорит, что врагу ничего нельзя оставлять.» Один пленник попытался ускользнуть, но веревка, связывающая шею айкса с его соседями заставила остановиться. Лезвие уай'я ближайшего кочевника промелькнуло в коротком замахе. По крайней мере уай убивал айксов на месте.
 — Вай, здорово! — воскликнул Лаярд. Взвод людей пробился сквозь водоворот врагов. Их ружья остановили бойню. Но один из смельчаков получил стрелу в глаз, и, ему, чтобы обрести покой, понадобилось, как затеку, несколько минут на руках у товарища в гуще бушующей битвы. После такого повреждения мозга его нельзя уже будет воскресить. Будут лишь похороны в Форте, прощальный салют, сигнал тушить огни и письмо, которое получат родители.
 Восмайеру искренне хотелось самому участвовать в сражении, но он не испытывал романтических иллюзий. Что ж, его время прошло. Он был произведен в полковники, а его обязанностью было направлять людей — так, чтобы выполнить работу с минимальными потерями.
 С учетом сил, которыми он располагал, эта операция была проведена весьма искусно. Вскоре последние Чо-Ленги отыскали пути отхода, которые он приказал оставить для них, и спасались бегством на восток. Его люди освободили пленных от пут, оказали первую помощь раненым, отнесли их в транспорт и построились перед Восмайером который уже приземлился. Жители разрушенного Аракума толпой направились к ним.
 Уцелевших даже больше, чем он ожидал — около сотни. Старейшина увел их в каменный храм, который им удалось отстоять. Варвары торопились и не стали терять времени на осаду. Теперь защитники встретились с освобожденными сородичами, чтобы обнять уцелевших и отпраздновать, либо тихо отойти в сторону и предаться скорби.
 Старейшина племени, степенное седое существо, со всей почтительностью приветствовал Восмайера, затем отвел его в сторону.
 — В наших душах сохранится вечная благодарность вам, — произнес айкс.
 — Ваши слова наилучшая благодарность, — ответил человек через транспондер. — Как хотел бы я прибыть раньше. Разве вас не предупредили?
 Волна отрицания пробежала по фиолетовой мантии.
 — Пелена облаков закрыла Проход Упавшей Звезды. Должно быть, они воспользовались этим, чтобы застать врасплох стоящий там гарнизон, затем двинулось за облаками по плато. Когда облака рассеялись дневным светилом, они были у наших дверей.
 — Плохо, — проговорил Восмайер. — Мы должны позаботиться о вас и помочь отстроиться, иначе придет зима и вы насмерть замерзнете. А потом — поставить новую крепость в Проходе. Я постараюсь раздобыть еще огнестрельное оружие. — Он подразумевал что-нибудь попроще, с чем туземцы могли бы управиться.
 Благодарность долго не покидала янтарные глаза:
 — Ты очень добр к нам, дорогой чужеземец.
 — На это есть свои причины, — грубовато ответил Восмайер. — Вы стоите между диким народом и богатыми странами внизу, «…которые кормят города Сируину, а те кормят нас и производят то, что необходимо для нашей миссий».
 Старейшина тяжело опирался на посох. Прошедший день и нестарых айков превратил в стариков.
 — Но, я слышал, ты не ешь нашей пищи. — Голос его дрогнул. — Мы, которых ты спас, не можем предложить тебе Чашу Братства.
 — Та пища, что мы едим, выращивается на землях, защищенных от грабителей. — Можно позабыть про экологические изменения и оставить в стороне тот факт, что плантации в основном выполняли роль резерва, на случай, если враги уничтожат синтезаторы. — Это мы у вас в долгу.
 — Будем стремиться оставаться достойными такого отношения. — За этими словами стояла надежда, что когда-нибудь этот народ заслужит поддержку не только в борьбе с кочевниками, но и с голодом, эпидемиями и помощь в освоении земель. Слухи о том, что люди сделали для Сируину ходили самые фантастические. Для этого силы их должны быть неисчерпаемыми.
 «Если бы это было так, — пронеслось в голове у Восмайера. — О, если бы мы только могли донести до вас частицу того, что известно нашей расе. Но мы не боги и не короли в ваших землях. Мы всего лишь гарнизон, удержавший проход на отдаленной границе».
 — Попрошу к порядку, — призвал Джайо, и собрание подчинилось. В голосе его, усиленном репродукторами, оставалась смягченные стальные нотки. На экран позади сцены передавались наши увеличенные изображения. Я гадала, случалось ли прежде собравшимся здесь одновременно видеть вблизи обращающихся к ним. Жизнь каждого была всегда так скудна, хотя, на самом деле, может быть и не всегда?
 — Важно посмотреть, сколько соберется на эту встречу, — продолжал Джайо. — Если бы против эвакуации возражали немногие, то не о чем и говорить. Вы могли бы возражать, но вам все равно пришлось бы подчиниться. Что ж, счетчик показывает, что собралось 537. Цифра внушительная. Митинг состоится.
 — Я не буду терять время на обсуждение петиции, которая ходит по рукам. Я навел справки на высшем уровне. Нет возможности восстановить военное присутствие на Прокрусте.
 Среди собравшихся поднялся ропот. Глаза и зубы засверкали на разъяренных лицах. Джайо поднял руку призывая к тишине.
 — Спокойнее, — сказал он. — С точки зрения эффективности, Совет совершенно прав.
 — Посмотрите. Изначально мы создавали военную базу на окраине территории Альянса. Расположение солнца здесь удобно для контролирования района, где кочевники и воинственные лорды нарушали покой мирных жителей. Первое время наши корабли обеспечивали сопровождение и охрану. Впоследствии, с течением времени, они разыскивали и уничтожали бандитские гнезда.
 — Кроме местоположения, на Прокрусте имелся еще один фактор, и этот фактор — решающий для устройства базы. Здесь единственный мир, в котором люди могут существовать без искусственной поддержки.
 Послышались смешки. Разве селекция тела и ряд случаев биомодификации не считаются искусственными? Бригадир невозмутимо продолжал:
 — Более того, обитающие здесь разумные существа в основном подходят для развития прединдустриального общества. Они способны производить большую часть необходимых продуктов и вооружения с весьма небольшими затратами. Иначе содержание аванпоста вдали от центров Альянса было слишком дорого, причем дороговизна для Флота не в деньгах, а в людях и ресурсах, срочно необходимых где-то еще.
 — Цивилизованные аборигены горели желанием помочь. Они понимали насколько это для них выгодно. Но при столь примитивной технологии переустройство для работы на Флот потребовало бы почти всей энергии. Больше они не могли обороняться от варваров и полуцивилизованных бунтовщиков. Мы занялись этой проблемой — то есть обучением и подготовкой к новым проектам.
 — Вот почему вы попали на Прокруст. Других причин не было. Теперь подразделения работали на нужд войны с Халианами.
 Тон его стал более мрачным:
 — Зачем я возвращаюсь к этой всем известной истории? Сегодня вечером вы не отряд, которому дают задание, а люди, собравшиеся, чтобы решить, как им быть дальше. В первую очередь, вы должны решить, чего хотите на самом деле. Если не разложить все по полочкам с самого начала, то вы проведете эти несколько часов в бесполезных спорах, вместо того чтобы продвинуться в решении реальных задач. И при лучшем раскладе сомнительно, чтобы подобная толпа могла прийти к согласию и действовать целенаправленно. Но если уж столь многие выказали свои намерения придя сюда, я готов дать вам шанс.
 — Прежде, чем доложить об имеющихся у вас возможностях, я хотел бы узнать поточнее, к чему именно вы стремитесь. Время митинга ограничено и надо обсудить главное. Вопросы?
 В толпе поднялась рука.
 Объектив отыскал, кто желает выступить и спроецировал на экран — очень молоденькая, наверное, идеализм еще не выветрился. На ресницах дрожали слезинки.
 — Разве Флот не знает, где наше место? — спросила она. — На той планете, что мы оставили, с нашими друзьями!
 Я взглянула на Джайо, и на мгновение что-то изменилось в его лице, как раньше у Восмайера. Но воспоминание было не столь резким, подумалось мне, и, возможно, способно было бы вызвать слезы на глазах бригадира, окажись он сейчас в одиночестве, — если только он еще не разучился плакать.
 Большие изменения произошли за сто лет в Сируину. Шахты и отвалы покрыли склоны гор: Дороги и рельсы паутиной легли на равнины, избороздили скалистые кряжи. Заводы подчинили себе город, где возникли когда-то. Среди бурых и желтых пастбищ, посевов, лесов виднелись полосы шелестящей зелени и цветущей белизны злаков, которые когда-то росли на Земле. Моторы тянули больше экипажей, чем затеки; и галантные кавалерийские кавалькады остались лишь для церемоний: потомки воинских кланов становились техниками, барды уже пели не о древних деяниях, а о чудесах наверху среди звезд. Святыни посещались редко. Ныне те, кто мог путешествовать, отправлялись в паломничество за облака, чтобы своими глазами увидеть звезды.
 Но Сируину не-лишился своей души. Новые строения гармонировали со своим окружением грациозными колоннами и башенками. Деревенские жители все чаще танцевали с наступлением весны, а на урожай приглашали в дом духи предков — точный календарь лишь прибавил праздникам значительности. Грани условностей постепенно стирались и высокородные относились к простым смертным лучше, чем до прихода людей. Рост благосостояния способствовал процветанию искусств, расцвет творчества достиг высот, невиданных в Века Дорвы. И главное, в стране царил мир. За северной границей шевелились Илкаи, но уже несколько поколений они не отваживались на вторжение. Каждый мог спокойно жить своей жизнью, своими мечтами.
 По-прежнему высились стены и башни Оуахаллазина, алебастр венчали сине-зеленые купола. По-прежнему за городом низвергалась с утеса река Таурури и приглушенный гул наполнял улицы и дома. По ночам зажигались лампы, как раньше масло, но гораздо ярче, а гидростанция была построена так, чтобы не портить картину снежной чистоты водопада.
 С террасы Джайо окинул взглядом легкую дымку, поднимавшуюся от воды. Бриз нес прохладу, как благословение после дневной жары; давление воздуха на этой широте меньше двух бар, и дышалось довольно легко. Взгляд его скользнул по стене, увитой цветущей лозой, и потоку, устремляющемуся в каньон. Вода ослепительно сверкала. Он посмотрел вверх и заметил на уже начинающем темнеть небе нежный дрожащий отсвет. Солнце яростно пробивалось сквозь пелену облаков, окрашивая все в пурпур. Странно, что столь яркая звезда может создавать столь изысканную красоту. Но дальше к северу клубились черные тучи и мелькали вспышки молний.
 Тазру указал в том направлении.
 — Наши предки сочли бы это знамением, — глухо проговорил айкс. И действительно, гроза слишком яростная даже для южной зоны Прокруста. — Они бы решили, что Сеятель Смерти готов отправиться в путь.
 — Вы ведь больше не верите в знамения, — ответил Джайо.
 Верховный Мэр издал свистящий звук, перекрывший неумолчный грохот, водопада. У человека это означало бы вздох.
 — По крайней мере, мы сохранили восприятие мира, как единой целостности. Возможно, это и случайность, но так уж совпало, что буря обрушится на Илкайзан после твоих слов, что ты покидаешь нас.
 Джайо почувствовал напряжение. Нет, не станет он стоять и сносить обвинения, пусть даже предъявленные в столь мягкой форме.
 — Мы не бросаем вас. Я зашел предупредить заранее. Мы поможем вам приготовиться. И оставим средства для защиты.
 — У врага есть оружие сродни нашему. — Этого следовало ожидать. Илкаи были цивилизованы на свой лад, но их цивилизованность не предполагала сотрудничество с чужеземцами. Их ремесленники вполне способны делать огнестрельное оружие по украденным образцам.
 — Искусство войны для вас утеряно, но для них оно остается венцом творения. Их Властелин снедаем неистовыми страстями предков. Когда айкс слышит, что вам предстоит уйти, айкс начинает считать дни до разлуки.
 — У нас есть приказ, — проскрежетал Джайо. — Вы в Сируину должны научиться, что повиноваться приказам — значит быть солдатом.
 — Будет ли у нас время научится? Эта наука должна войти в плоть и кровь, не так ли? — Тазру умолк. Пальцы айкса стиснули парапет. — Возможно, я сейчас говорю нечто ужасное, но… прежде, чем уйти, вы можете уничтожить Илкаи. Для нас.
 Несколько ядерных взрывов. Несколько городов, пара миллионов жизней, окончившихся в огне; кричащие дети вдали от эпицентра, — расплавившиеся глаза и обгорелая кожа; уцелевшие, которые дерутся за то, что осталось; руины, голод, чума — создай пустыню и назови это миром. Джайо тщательно подбирал слова:
 — Ты действительно этого хочешь?
 — Не хочу. Но я должен был это сказать. У меня внуки.
 — По ту сторону границы тоже чьи-то внуки. К тому же, это поможет не надолго, а потом все вернется на круги своя. Мы, люди, обуздали Илкаи для вас, и стоило нам это больше, чем вы думаете. Мы не стали покорять их, ведь тогда нам пришлось бы направлять и защищать их, а это непосильная ноша. Теперь, если Илкаи исчезнут, дикие племена с другой стороны пройдут через их земли и обрушатся на вас. С Властелином вы можете хотя бы договориться.
 Гордость звенела: «Нас хотят выжать досуха, но мы не выжаты.» Голос его смолк. Тазру опустил голову.
 — Нет, — пробормотал айкс, — ты прав, вам нельзя становиться мясниками. Мы должны сами противостоять нашествию. Боюсь, мы много потеряем. Оуахаллазим неминуемо падет. Но, вероятно, мы сможем отстоять сердце Сируину, а через многие годы вернуть остальное.
 — Прекрасно!
 Но воодушевление Джайо пропало, когда Тазру продолжал:
 — Но чем все это кончится? Истощим ли мы силы друг друга настолько, что в конце концов варвары покорят оба наших народа? Или Сируину станет чудовищем, еще более ужасным, чем сами Илкаи? Что бы не ожидало нас, жизнь дали нам предки, которые знали, что она станет не более чем воспоминанием, унесенным ночным ветром, как запах этих цветов. Я от души рад, что не доживу до этого.
 Пальцы айкса легко, точно перышки коснулись щеки Джайо.
 — Я буду скучать в разлуке, друг мой.
 Поразительно, насколько громкими и многочисленными были возгласы.
 — Ваша преданность достойна похвалы, — сухо отозвался бригадир. — Но клятвы вы приносили Флоту.
 — А как обстоят дела с ответной преданностью? — взревел Дилледа. — Что мы для высшего командования, — оловянные солдатики — не более того! — Он глотнул воздуха и добавил: «Сэр». — Но последнее заглушил шум толпы.
 Джайо поднял руку и резко опустил. Его жест мгновенно восстановил тишину.
 — Жалеть себя позорно, — бросил он. — Вы получаете, что положено — подходящее жилье и содержание…
 Общий рев прервал его. Что ж, я побывала в ветхих кварталах, ела в грязных кафе, видела, как маленькие девочки в испуге, убегают, а мальчики усмехаются, как отшатываются женщины, и недобро косятся мужчины, когда лишь наполовину похожий на человека Крусти проходит по улице или садится в автобус. Я присутствовала на паре вечеринок, где ветераны набивались в чью-то конуру или шатались по парку, передавая по кругу бутылки и закуску, не имея условий для лучшего отдыха. После нескольких заварушек все таверны в Беллегарде были для них закрыты.
 — У вас должно хватить мужества довольствоваться этим, — закончил Джайо. — Вас заберут отсюда, как только будет транспорт. Очень долго ждать не придется. Тогда те из вас, кто годен или может быть соответственно подлечен получат новое назначение. Там условия будут несомненно лучше, чем почти в любом уголке Прокруста. Те, кто негоден к продолжению службы, также получат необходимую медицинскую помощь, потом увольнение и пенсию. Что еще вам нужно?
 Вопрос был риторический, но справедливый. Флот не просуществовал бы столько веков, не заботься он о своем составе. Но в этом-то все и дело.
 — Сэр, нас распустят, — возразил Диледда. — И мы не будем больше в своей старой части. Наши части перестанут существовать.
 Я заметила, как помрачнел Восмайер. У него тоже было свое подразделение. И теперь он не более чем безымянный нажиматель кнопок в пыльном пенале офиса. Неудивительно, что он хотел уйти в отставку. Но наверное, если он вернется, ему и родные будут чужими.
 Диледда сел где стоял. Экран с беспощадной тщательностью демонстрировал. Что сделало с ним истощение. Его бормотание, стоившее определенных усилий, пролетело по лугу невнятным шелестом и затерялось среди деревьев.
 — Теперь нам остается положить форму на полку, Лиа и мне. Мы нигде уже не нужны. Мы знали, что эти кончится, когда были молодыми и добровольно пошли на биомодификации. Но думали, что после увольнения сможем осесть там, куда забросит судьба. Заведем маленькую ферму…
 Некоторые физические изменения практически необратимы, и подвергшийся таким биомодификациям начинает понемногу меняться, и в итоге уже не может стать прежним. Медики в Порт Тау Кита пожалуй сумели бы добиться, чтобы сержант дышал без аппарата в среде с нормальным давлением, но не вернуть ему полноценное здоровье уже не сможет никто. Он будет хрипеть и трястись, пока быстро бегущее время не доконает его.
 — Вы получите ваши пенсии, — повторил Джайо. — И найдете место для жилья.
 Торсов решил вмешаться.
 — Сэр, я полагаю, это очевидно, — сказал он. — Надо двигаться дальше и решить, как с ними быть. Могу я высказать соображения?
 Бригадир кивнул.
 Торсов выступил вперед. В переливающейся одежде и с золотистой бородой он напоминал языческого бога, явившемся перед сборищем троллей. Взгляд его голубых глаз обежал собравшихся и на несколько секунд задержался на Диледде, словно о чем-то напомнил ему. А затем он заговорил, и первые слова, произнесенные низким голосом, были:
 — Я знаю, что может чувствовать старый солдат, прибывший из чужого мира…
 Терренев неплохая планета для нормальных людей, а в местах, где климат не вполне идиллический, — не слишком дорогая.
 Ветер с Северного полюса пронизывал холодом, осыпал мелким снегом, но в этом ощущались бодрость и вызов, а когда становилось достаточно и того и другого, можно было войти внутрь. Дома Обурга стояли вплотную, задней стеной к зиме, окошки приветливо светились.
 Из-за этого сторожка казалась вдвойне заброшенной, одинокое прямоугольное строение за пределами города, в белой прерии. Торсков прохаживался, заставляя кровь бежать быстрее. Вдруг бодрый настрой исчез и, немного поколебавшись, он потянулся к панели вызова.
 Прошла минута или две. Вероятно, привратник изучал его. Сколько трудов ему стоило получить желаемое приглашение: найти человека, постоянно ведущего дела в Обурге, практически навязать знакомство, потом охаживать несколько дней. Вдобавок, он пообещал, что не станет записывать свои наблюдения ни на бумаге, ни на видео или аудио.
 Герметичная дверь открылась. Он зашел в кессонную камеру. Дверь закрылась и затарахтел насос, разжижая атмосферу. Одновременно уменьшилась влажность. Его слизистую словно обожгло, и он надел носовую маску. Трубка была подведена к бутылке с водой и увлажнителю. Это устройство ему пришлось изготовить самому. Ничего подобного в продаже не было. Жители города практически никогда не появлялись в Сторожке.
 Внутренняя дверь открылась, и он шагнул внутрь. Жара мгновенно охватила его. Свет был приглушенно красным. Он пожалел, что не прихватил дополнительный кислород; но особой активности он проявлять не собирался — лишь осмотреться и побеседовать с теми, кто согласится.
 — Для удовлетворения собственного любопытства, — признался он тогда. — Я любопытствующий, дилетант. Конечно, если я смогу что-то сделать, чтобы помочь вашим людям…
 — Не сможете, — ответил Вентура. — Слишком поздно. Разве что, многие из нас, я думаю, с удовольствием послушают рассказ о ваших приключениях. Вот почему вас допустили сюда. Жизнь наша слишком замкнута.
 — Она должна быть такой?
 — А что еще остается?
 Вентура ожидал Торскова. Мрачный, с широкой грудной клеткой, он выглядел иссохшим, как большинство ветеранов Иремоса. Его манера одеваться была несколько шокирующей, хотя известно, что здесь вообще одеваются весьма необычно. На голове его водружена была шотландская шапочка с изысканным плюмажем, плащ с зубчатой каймой накинут поверх расшитого камзола, свободные брюки из флюоресцентного материала ниспадали на странные башмаки. Он перехватил взгляд посетителя и криво улыбнулся.
 — Одежда для нас многозначна, — заметил он. — Это единственная игра, которую мы можем себе позволить.
 — Они пошли по коридору. Несколько дверей вели в апартаменты. Вентура приоткрыл дверь и разрешил заглянуть. Обитатели отсутствовали. Запорами никто не пользовался, не имея ничего ценного. В комнатах почти нет мебели, и сами комнаты настолько малы, что больше похожи на камеры.
 — Когда мы сложились, чтобы построить этот дом, на удобства уже не осталось денег.
 Сувениры с Иремоса попадались всюду.
 — Да, полагаю, многие вернулись бы туда, будь у нас шанс. Не то, чтобы там рай, но это пространство, целый мир — пустыни, горы… восходы над Горьким Океаном… Но договор с аборигенами запрещает Только несущим службу разрешена посадка.
 — Вы предвидели, что этим кончится? — спросил Торсков и тут же понял, что сморозил глупость.
 — Ха! Разумеется, нет. Мы знали, что в земных условиях будем нуждаться в специальных системах поддержки, но предлагаемая премия вроде бы компенсировала неудобства. Тогда мы были молоды После увольнения — что ж, в конце концов большинство из нас плюнули на все. Все попытки были безнадежны. Поэтому мы образовали эту колонию Обург предложил место бесплатно, потому что строительство должно было поднять местную экономику; и мы по-прежнему делаем там покупки Враждебности нет. Народ в городе старается быть дружелюбным, устраиваются совместные встречи по праздникам… или устраивались. В последнее время это прекратилось.
 Торсков кивнул. Он слышал, как называют обитателей Сторожки: то надменными, то сумасшедшими.
 — Просто мы слишком на них не похожи. — Вентура говорил без умолку. Наверное, долгие годы он бессознательно тосковал по возможности выговориться. — Поэтому мы мало играем в представлениях, мало читаем или общаемся с внешним миром. Он значит для нас все меньше и меньше Или слишком о многом напоминает. Ваши истории должны быть славным развлечением, если вы будете избегать упоминаний о делах людских.
 Встречные пристально рассматривали незнакомца. Не все были причудливо одеты, но у каждого была эмблема: повязка на голове, пояс, брошь, медальон или нашивка на плече. Похоже, всем не меньше пятидесяти. Как правило, они молчали, даже в компании. Они давно уже истощили все темы разговоров.
 Коридор выходил в большое центральное помещение, что-то вроде зала отдыха. В отходящих комнатах люди играли в кладовщиков и ремесленников. Торсков заметил, что поделки продаются в Обурге. Ему сказали, что случайные туристы их покупают.
 Вентура указал на богато украшенную дверь между колоннами, увенчанными крылатым диском солнца.
 — Святилище, — пояснил он. — Здесь происходят Таинства.
 Он огляделся и понизил голос.
 — С ними стало сложно управляться. Дайте нам какое-нибудь дело. Иллюзию значимости того, что осталось от нашей жизни.
 — И без надежды на будущее, и вы знаете это.
 Когда хотел, Торсков мог быть красноречивым. Голос его подобно волнам прокатывался по поляне, и был в нем еще морской бриз, приносящий свежесть из-за горизонта. Растерянная и рассерженная толпа внимала ему так же жадно, как и я.
 Напряжение достигло предела.
 — …никогда. Но вы не связаны этим. Вы свободные мужчины и женщины. У вас есть завтрашний день. Так вперед? Выбирайте назначение свое!
 — Вы можете вернуться на Прокруст.
 Общий вздох взорвался криками. Толпа забурлила.
 Мой взгляд упал на Диледду и его жену. Охваченные внутренним огнем, они схватились за руки.
 Торсков поднял руку, требуя тишины. Когда шум постепенно улегся, его слова прозвучали уверенно:
 — Флот предоставил вашу планету собственной судьбе. До сих пор там ничего ужасного не случилось. Но вы знаете, что скоро может случиться, если вы, собравшиеся сегодня здесь, не предотвратите это. Вы способны. Вас всего несколько сотен, но вы знаете тот мир, знаете военное и инженерное дело, у вас есть все необходимое, чтобы взять на себя руководство. Арсеналы и заводы на месте. Космический корабль, способный войти в атмосферу, сам по себе мощное оружие — один его звук может разогнать армию железного века. Мы можем охранять Сируину, пока под нашим руководством они станут создавать оборону. Потом мы сможем спасать цивилизацию по всей планете. Можете вы мечтать о более замечательном будущем?
 Нельзя сказать, чтобы он увлек всех.
 — Ага, — прокаркал мужчина, чью потерянную руку предполагалось вновь отрастить в Порту. — Конечно, могу. Попасть под военный трибунал. — Раздалось несколько отрывистых смешков.
 — Но кто должен доставить нас? — спросила женщина.
 — Я, — ответил Торсков.
 Я потянула Восмайера за рукав.
 — Хочу походить и сделать отдельные снимки, — проговорила я сквозь общий шум. Он отсутствующе кивнул, трепеща от возбуждения. Джайо остался безучастным.
 Я спрыгнула вниз и стала протискиваться между телами, зажав в руке омниграф. Бас Торскова продолжал греметь:
 — У меня есть корабль, способный забрать всех вас, транспорт, принадлежащий этому Владению. Экипаж состоит на моей личной службе. На Беллегарде это означает, что они мои, равно как и вы были принадлежностью ваших подразделений. На корабле имеются два вспомогательных челнока для высадки на планету и запасы на год, пока-мы не восстановим на Прокрусте синтез и сельское хозяйство. И сейчас корабль уже на орбите!
 — Господи, — в общей суматохе выдохнул кто-то, — сколько ж у него денег?
 Это был худой, неглупый с виду мужчина с лейтенантскими нашивками. Вероятно он служил в нагорьях, поскольку был совсем черным, правда на этот раз по рождению. Я встала напротив и поднесла микрофон к его лицу.
 — Он младший сын аристократа, — произнесла я — Богатый, да, по вашим меркам или моим. Но важнее, что у него есть союзники.
 Офицер прищурился.
 — Может ли это причинить ему вред?
 — О, космос, да. Он должен очень туда стремиться, чтобы играть по таким ставкам.
 Он посмотрел пристальнее.
 — Кто вы?
 — Валя Монье, журналист. Приглашена, потому что ваши командиры, бригадир Джайо и полковник Восмайер, хотят, чтобы такая как я рассказала мирам о том, что думаете и чувствуете вы. Ответите на несколько вопросов?
 — Ух, погодите.
 Торсков заглушил крики, летевшие с каждого квадратного метра:
 — …совершенно неожиданный шаг. Мы будем вне пределов досягаемости, прежде, чем Флот или правительство планеты узнают, что мы выступили.
 Дальнейшая сумятица.
 — Ладно, — сказал лейтенант. — На несколько отвечу.
 — Имя, пожалуйста?
 Он сообщил имя и сказал, да — он точно вернулся бы, если смог, хотя у него и есть дела в Алисоне.
 — Вы не понимаете, что ведете крамольные разговоры? — завопил человек по-соседству. У него были знаки, отличия майора. Щеки пылали от гнева.
 — Ведем, ведем, — пробормотал мой лейтенант. — Дайте Флоту приложить к этому руку. Хватит, леди. — Он отмахнулся от меня. — Я должен дослушать.
 Джайо взял слово. Упала тишина. Казалось, она звенит от неслышного эха. Его властный металлический тон не изменился ни на йоту.
 — Да, мы говорим крамолу, так что уже виноваты в призыве к бунту. Но не притворяйтесь, что у вас самих не возникало подобных мыслей. Не будь этого, вы не пришли бы сюда. Мы можем говорить о высшем долге — по отношению к союзникам, доверившимся нам, или к самим себе и нашим семьям. Но практически, получается, что те, кто отправится, будут зачислены в мятежники и дезертиры. Вернуться они смогут не скоро. Жить и растить детей, которые возможно появятся, им придется на Прокрусте — по крайней мере, пока для некоторых из них не будет обустроено более удобное место обитания на луне или на орбите. Те, кто не готов, пусть отойдут в сторону.
 Каким-то образом он вдруг резко стал еще более прямым, чем раньше.
 — Я возглавляю поход. Вы также должны быть готовы поступить под командование мое и моих офицеров. Вы должны будете подписать новый Контракт. Мы влезаем в это дело вместе и бесповоротно.
 Я расхаживала, фиксируя лица.
 «Хотите вы этого?»— должна была шептать я и слышать: «Да — нет — не знаю — убирайтесь».
 — Что в этом для тебя, Торсков? — выкрикнул Диледда.
 Богатырь откинул голову — золотистая грива разлетелась — и расхохотался.
 — Достойные деяния? — прогремел он. — И, да, слава. Я хотел бы остаться в памяти не только как звездный богач. Понимаете, я объявляю себя вне закона вместе с вами. Совет Магнатов не сможет просто заявить Флоту, что сожалеет. У них есть договор. Но вам понадобятся силы в космосе для транспорта, патрулирования и выживания на планете. Я возьму на себя организацию и возглавлю их.
 Сквозь общий гам пробился женский голос:
 — Все бесполезно. Мерзавцы придут взять нас в оборот и расстреляют.
 — Нет, — сказал Джайо. — Я учел это, навел справки. Беллегард не имеет такой возможности. Флот ведет войну на отдаленных рубежах, плюс обязанности на территории Альянса. Пытаться отыскать нас — на большой, облачной, гористой и дикой планете, обитатели которой либо спрячут нас, либо умрут, защищая нас — почти невозможно и совершенно бессмысленно.
 — Они легко смогут достать нас ракетами! — выкрикнул мужчина.
 Я была потрясена. Неужели мораль упала настолько, что кто-нибудь во Флоте, и вообще кто-нибудь, мог такому поверить?
 Восмайер ответил первым. Я и не предполагала, что он может быть настолько эмоционален.
 — Убивать тысячами невинных аборигенов, разрушать их общество из-за злобы на нас, тогда как мы представляем угрозу разве что для разбойничающих варваров? Флот не просуществовал бы тысячу лет, будь он карательной машиной.
 — Высшее командование придет в ярость, но им придется принять fait acompli 1 , — добавил Джайо. — Пока мы остаемся в системе солнца Прокруста, мы в безопасности.
 — От всего, кроме Прокруста, — усмехнулся мужчина.
 Так все и продолжалось, туда и обратно, взад и вперед. У штатских это превратилось бы в сущую неразбериху. У моряков было больше дисциплины и чувства локтя. Тем не менее, начинало казаться, что каждый следующий говорит что-то свое. Я пробиралась среди кружащих, толпящихся, толкающихся тел и записывала. Когда представлялась возможность, я вставляла вопросы.
 — И мы станем Верховными Властителями? Мне это не нравится.
 — Кто знает; что произойдет? — ответил Торсков — Бесспорно, люди будут в Сируину особой кастой. А позже и везде на планете. Но я не вижу нас, как правителей аборигенов. Мы и они слишком разные.
 — Что, черт побери, можем мы делать, кроме как воевать за них?
 — Быть учителями, предпринимателями, соседями и друзьями, — произнес Торсков. — Вам не придется скучать или чувствовать свою бесполезность, обещаю.
 — …изгнание.
 — Не навсегда. Мы станем… гражданами… Сируину, суверенного государства, заключившего в прошлом договоры с Альянсом. Со временем нас простят. Удачливых повстанцев всегда прощают. Я не рассчитываю, что нам вернут имущество или звания, но к тому моменту мы добудем новые и сможем снова жить среди людей. Фактически, мы станем героями.
 — Если сможем прожить так долго.
 — Что для вас лучше, — отпарировал Торсков, — гнить или рискнуть?
 Расспросы, ссоры, ниспровержения, споры Дважды я заметила, как возникали потасовки, но окружающие тут же разнимали дерущихся. Луны начали заходить. Тень от планеты поползла по ее обитателям.
 Наконец.
 — К порядку! Внимание! — Многократно усиленный голос Джайо перекрыл шум. Я протиснулась сквозь толпу. Отовсюду разило потом. С записями своих мини-схваток я вскарабкалась на сцену Похоже, наступал решающий момент.
 Когда прохладный воздух наполнила тишина, Джайо заговорил:
 — Мы слишком много попусту мелем языком Уже некогда объяснять прописные истины. Сколько хочет вернуться на Прокруст?
 Я прикинула, что поднялось сотни две рук.
 — Слишком мало, — сказал Джайо.
 Поднялось еще и еще.
 — Четыреста — тот минимум, который, я считаю, необходим. Если столько не набирается, все что нам остается — вернуться в Алисон и ждать военных кораблей.
 Взлетели еще несколько рук. С каждой секундой колебание все нарастало. Над головами проносились метеоры. Их число — одно из чудес Беллегарда, но сегодня они были как начертанные вопросительные знаки.
 — Мы проиграли?.. А-а, нет, теперь у нас набралось нужное число.
 Сразу же присоединились еще тридцать или сорок рук.
 Те, кто не согласился, затравленно оглядывались по сторонам. Увидев себе подобных, они устремились друг к другу, до тех пор, пока собрание еще пестрило островками предательства. Дилледа и его жена были почти единственными, излучавшими радость. Для большинства решение, каким бы оно ни оказалось, далось не легко. Невозможно безболезненно рвать десятилетние связи, будь то с Флотом или со своими товарищами.
 Торсков шагнул вперед.
 — Мы отправляемся! — радостно провозгласил он. — Я уверен, что решившие остаться будут сохранять молчание пока мы не окажемся уже далеко.
 — Будут ли? — Мой лейтенант протиснулся в первый ряд. Его образ на экране бросал быстрые взгляды вправо, влево, назад. — И могут ли? Если он так поступят, то станут соучастниками.
 — Никто не должен знать, что они сегодня здесь, — сказал Восмайер. Он обратился ко всем: — Вы понимаете нас, не так ли? Вот поэтому вы прибыли сюда. Вы выбрали не присоединяться к нам, и это ваше право, но вы не предадите тех, кто вам доверился.
 Я заметила, как сжались губы майора.
 — Когда мы стартуем? — донеслось из толпы, и остальные подхватили: — Когда? Да, когда, когда?
 — Чем скорее, тем лучше, — ответил Торсков. — Этой же ночью.»Вспомогательные челноки доставят нас на корабль.
 — Нет, нет, постойте, — вмешался лейтенант.
 Ропот вокруг него перерос в общий шум. Конечно, это было слишком неожиданно. Направив микрофон, я уловила несколько протестующих голосов. У лейтенанта осталась девушка в Алисоне, не имевшая физических недостатков и поэтому не оказавшаяся среди недовольных, но он должен был увидеться с ней напоследок, разве нет? Кто-то еще должен был уплатить или получить долги. У каждого были какие-то пожитки, которые хотелось взять с собой. И… не стоит бросаться очертя голову, надо немного все обдумать… Мы не станем подчиняться Бригадиру Джайо, лучше выберем собственных офицеров… Да, Народная Республика Прокруста… Неужели мы все должны остаться на этой проклятой планете? Я знаю, на астероидах есть минералы…
 — К порядку! Внимание! — крикнул Джайо.
 — Да пошел ты…
 — Эй, погоди, ты не можешь так обращаться к командиру.
 — А кто сказал, что он мой командир? Мы должны стать свободными.
 — Тише, тише, — попросил Торсков. — Если не будем заодно, мы все обречены. Доверьтесь вашим вождям.
 — Доверьтесь… — глаза Джайо сузились. Внезапно его палец уперся в меня. — У нас посторонний.
 Стоявший внизу Диледда услышал.
 — Постойте, сэр, — осмелился он возразить. — Вы знаете, кто она. И она согласилась оставаться с нами, пока… ух…
 Возникшее столкновение на помосте, проецируемое на экран, привело собравшихся в чувство Постепенно восстановилась тишина. Я ощутила, как ночной бриз прополз по моей коже.
 — Это смешно, — отчеканил Восмайер. Но тут же засомневался: — Хотя… у нас нет ничего, кроме ее слова.
 Торсков шагнул ко мне.
 — Давайте быстро разберемся с этим, — потребовал он. И вполголоса добавил: — Это должно утихомирить их, показать, что мы владеем ситуацией. Иначе они будут препираться до рассвета и ничего не решат.
 — Боюсь, они вас не послушают, — печально заметил Восмайер.
 Торсков обратился ко мне:
 — Извините, миледи Монье. Придется через все это пройти.
 Он громко произнес, перекосив лицо в усмешке:
 — Итак, вы собираетесь поведать нашу историю.
 Взгляды снизу из толпы давили на меня, почти с физической силой. Я кивнула.
 — С вашего позволения, — ответила я. — Я хочу записать и представить правду о вас и ваших делах.
 — Нам бы могло это пригодиться. Надеюсь, это действительно будет правдой.
 Я изобразила улыбку.
 — Тогда я надеюсь на ваше исчерпывающее интервью.
 — Может быть, позже. На кого вы работаете? Объединенные новости? Гильдия?
 — На себя. Я свободный художник.
 — И надеетесь продать свои творения большому дистрибьютору. Ясно. Как вы услышали про нас?
 — Новость о вашем прибытии обошла весь Беллегард. Я приехала в Алисон по горячим следам.
 — Вот как? Не думал, чтоб слух прошел вне этой планеты. Разве какое-нибудь маленькое сообщение. А вы из внепланетарной системы?
 — Нет, нет, — вмешался Восмайер. — Миледи сказала мне, что она из Вестландии.
 Торсков поднял брови:
 — О? Откуда позвольте узнать?
 — Ну, ну… — Моя улыбка сделалась натянутой. — Я не люблю оседлую жизнь. Я бродяга.
 — Но ведь вы где-то родились и выросли, — вкрадчиво проговорил Торсков. — В каком городе? Я хорошо знаю многие.
 Тишина и подозрительные взгляды сосредоточились на мне.
 — Уануотер! — выпалила я.
 После секундной паузы он покачал головой и промурлыкал:
 — Уануотер, а? Странно. Судя по выговору, вы не оттуда, или из любого другого места в Вестландии — да и вообще на Беллегарде. Что на это скажете, миледи?
 Я отступила на шаг. Темное лицо Восмайера застыло. Прыгнув, он схватил меня сзади за руки. Омниграф со стуком упал на сцену.
 Шум в толпе напомнил мне столкновение арктических льдин.
 Джайо жестом усмирил толпу.
 — Надо расследовать это, — сказал он. — Нет ли среди нас женщины, готовой произвести обыск?
 — Я служила в военной полиции, — заявила одна, присоединяясь к нам.
 Обыск был быстрым и умелым. Передатчик находился в медальоне на моей шее. Она вытащила его и раздавила каблуком.
 — Я не пользовалась им. — Голос прозвучал неожиданно пискляво. — Это только для безопасности. Чтобы вызвать помощь, если… ситуация выйдет из-под контроля.
 — Ну, разумеется, — ядовито заметил Восмайер.
 — Вы записывали нас, — сказал Джайо. — И в уме и своим устройством. Теперь они будут точно знать, кто и что намерен делать.
 — Постойте, вы не можете с ней расправиться! — рявкнул Дилледа.
 — Конечно, нет, — ответил Торсков. — Мы не толпа линчевателей.
 Это замечание утихомирило гневные выкрики Его перекосило.
 — Но вы создали нам проблему, миледи.
 — На кого вы шпионите? — резко спросил Восмайер.
 — На… на Совет, — запнувшись, призналась я. — Они подозревали…
 — И наняли… свободного детектива. — Торсков остался невозмутим. — Откуда вы на самом деле, Монье?
 — Терренев, — сдавленно проговорила я.
 — Да это, в общем, не важно. Важно, что мы под подозрением. И виновны в заговоре и подстрекательстве к мятежу. Правительства не склонны позволять отдельным личностям заниматься внешней и военной политикой. Когда завтра вас не будет на связи, Совет поднимет Флот и нас арестуют для расследования.
 Торсков обернулся. И выкрикнул в перепуганное скопище.
 — Если только мы не отправимся немедленно! Это наш единственный шанс. Вы со мной?
 Первые робкие отклики окрепли. Вскоре они ревели.
 Восмайер отпустил меня. Понурив голову, я стояла под зимней стужей их ненависти и искала убежище в своих воспоминаниях.
 Прерия вздымалась серебристо-зеленым морем под весенним ветром, когда мы, держась за руки, вновь вышли из Обурга и прогуливались около реки. Там росли деревья с синими плодами, ронявшие на нас лепестки.
 — Я скучала по тебе, — призналась я.
 — А я — по тебе, — ответил Торсков. — Я все чаще подумывал вернуться сюда.
 — Пока практические соображения не решили дело.
 — Я приехал бы в любом случае.
 — Вероятно, со временем, Джерик, не будем притворяться. Я рада, что нужна тебе для дела, которое способна исполнить. После будет видно.
 Улыбка его получилась вымученной.
 — Боже милостивый, ты способна дать отпор кому угодно. — Он глубоко вздохнул. — Ну, ладно. Я прибыл с планеты, о которой упоминал в последний раз, с Прокруста. Там вот-вот может случиться беда. Я разговаривал с людьми, включая одного из высших офицеров. Мы с ним нащупали подход к тому, что следует предпринять. Но нам потребуется помощь извне, от агента, которого нельзя расшифровать. Сдается, ты, именно то, что надо.
 — Достаточно сумасшедшая, а? — Мурашки пробежали у меня по позвоночнику. — Ну, давай рассказывай.
 …Позже, в комнате моего отеля в Алисоне, когда подступившие к окнам сумерки скрадывали беспорядок:
 — Их будет несколько сот, Валя. Слишком много, чтобы сохранять тайну. Ты — журналист и знаешь, что утечка абсолютно неизбежна. Кто-нибудь окажется против или захочет получить награду, и донесет на нас. Но даже, если этого каким-то чудом не случится, как нам справиться с организацией дела, как обуздать прирожденных буянов, не привлекая внимания?
 — Разве что собрать их вместе, под предлогом обсуждения их жалоб, неожиданно дать им шанс, и сразу же спровоцировать кризис так, чтобы не оставалось выхода, кроме немедленного бегства.
 В моей кабине есть маленький проекционный экран. Сидя на койке, рассматриваю Прокруст, пока мы облетаем его. В свете ослепительного солнца планета выглядит бело-голубой, как раскаленная сталь. Тут и там из облаков выступают чернеющие вершины гор.
 Открывается дверь. Войдя, Джерик закрывает ее.
 — Время идти, — устало говорит он.
 Я вскакиваю на ноги.
 — Уже? — вырывается у меня.
 Мы прижимаемся друг к другу, на что не осмеливались за время перелета.
 — Боюсь — что так, — шепчет он мне на ухо. — Нас вызвал корабль Флота. Встреча произойдет через час. — Он пытается улыбнуться. — И нам больше не придется охранять недовольных, наблюдая как они поедают наши запасы.
 Недовольные… — понадобилось несколько рейсов, чтобы доставить всех этих людей на орбиту. Любой, кто тем временем садился бы в очередной вагон в сторону города, мог сообщить в полицию, что это вовсе не сбор растений для ботанического сада в другом мире, как заявил сын Землевладельца при составлении плана операции. Да и не один сообщил бы — из страха, алчности или со злости. Так что большинство заставило меньшинство следовать с ними, добавив к своим преступлениям еще и похищение. Джерик запрограммировал свой домашний телефон так, чтобы известить командование о случившемся через три дня, когда нам предстояло оказаться вне пределов досягаемости. Послание заканчивалось просьбой прислать транспорт за нашими пленниками. И, естественно, за шпионом правительства.
 Я вздрагиваю в его объятиях:
 — Ты уверен, что это не военный корабль, который откроет огонь после совершения обмена?
 — Я же уже сказал тебе, дорогая трусишка Наши отряды на планете. Уничтожить корабль было бы бессмысленным злом и настроило бы против весь Альянс. Старина Джайо знает психологию Флота. — Джерик делает паузу. — Ты бы лишний раз повторила в уме историю, которую должна рассказать.
 Я на самом деле осуществляла наблюдение, получала деньги, изображала детектива, делая вид, что работаю на Совет Магнатов, хотя в действительности меня нанял другой младший сын Землевладельца, создавать себе политический имидж. Кузен Джерика не возражает, чтобы его считали глуповатым. Чего он хочет по-настоящему, так это заняться антропологическими и ксенологическими исследованиями, и Прокруст даст ему уникальную возможность.
 Я прижимаюсь к мускулистой груди:
 — Мне действительно нужно ждать два года, прежде чем вернуться?
 — Минимум. — Губы Джерика прижимаются к моей щеке. Его руки стискивают меня, пока мне не становится больно. Я не жалуюсь.
 — Когда они заняты, недовольство почти забывается. Потом они смирятся с тем, что адмирал Торсков не может выбросить из головы прекрасного врага и, наконец, после обмена письмами, ее пригласят с визитом, а потом… — он снова усмехается, немного жалобно. — Пусть будущие исследователи выясняют, какими негодяями были мы с тобой.
 Мой взгляд скользит поверх его плеча, к миру, который дрожит от страха в ожидании. Это не мой мир. И существа, его населяющие — люди и нелюди — это не мой народ. Буду ли я счастлива здесь остаток моих дней? А он?
 — Береги себя, дорогой, дорогой мой, — умоляла я его. — Останься в живых.




 ИНТЕРЛЮДИЯ


 — Так кто вы? — резко бросил Канар, закончив просматривать файл по Прокрусту.
 — Капитан Сейн, Служба Разведки, — почти монотонный, без интонации голос.
 — Имейте в виду, я здесь вовсе не для того, чтобы вести какие-то игры, — устало заметил Джил. Усталый и раздраженный. Он почти совсем потерял сон с тех самых пор, как на него взвалили это поручение. Если Разведка вздумала поиграть, то пусть сама и забавляется с халианами.
 — Уверяю вас, капитан-лейтенант Канар, я здесь отнюдь не для игр.
 Пауза. Молчание, как показалось Джилу, тянулось слишком долго. В конце концов Сейн заговорил снова.
 — Требование адмирала Флейшера поставило меня в неловкое положение. Ведь теперь я вынужден дать Вам доступ к файлам Разведанных, положившись на Вашу беспристрастность. А это мне даром не пройдет, ведь отнюдь не все в моем ведомстве уведомлены о сверхважности этой задачи.
 — А чего мне это будет стоить? — Канару все это не очень нравилось.
 К удивлению Джила, Сейн дружески рассмеялся.
 — Вы мне нравитесь, — он помолчал и улыбнулся. — Даже если вы захотите, поймав меня на слове, передать это в Разведку.
 — Ну так сколько? — настаивал Джил, не реагируя на проявления искренней дружбы.
 — А нисколько, — заверил его Сейн. — Когда-нибудь в подобном же деле мне может быть понадобится ваша помощь. Да и то лишь в том случае, если это не будет противоречить вашим принципам, вы будете иметь возможность вернуть мне долг.
 На первый взгляд все это прозвучало довольно безвредно, но ведь Джил имел дело с Разведкой. Решив отнестись к этому, как к необязательной услуге, он был просто сражен, когда Стейн сам привел подобный аргумент.
 — У меня есть некий герой, которого вы можете в этом использовать, — добавил разведчик, пытаясь сгладить неловкость. — Именно то, что вам нужно. — Доблестная битва против превосходящих сил противника, великая жертва, парочка действующих лиц и хэппи-энд.
 — Закидываете удочку? — уточнил Джил, отметив странную интонацию в голосе Сейма.
 — Да ладно вам, я не сомневаюсь, что вы сможете воспользоваться любой его ипостасью, — был загадочный ответ.
 Вполне возможно, что я уже попался на крючок, подумал Джил и повернулся к терминалу.




 Энн Маккеффри. ДОЛГ ЗОВЕТ


 Последнее время судьба была не слишком благосклонна к Альянсу, и, наверное, поэтому эскорт и конвой вынырнули из гиперпространства в компании космических обломков. Мы вернулись из странной черноты гиперпространства в невероятную звездную россыпь этого сектора, где было так тесно от планетных систем, что пришлось сразу же вновь готовиться к прыжку обратно и гораздо раньше, чем того бы хотелось адмиралу, обозревавшему вблизи халианские позиции. Но выбора у нас не было. Нужно покинуть тьму гиперпространства и выйти в относительно» открытую» область. Потребуется не меньше шести месяцев для того, чтобы уменьшить скорость нашего входа с 93световой до величины, достаточной для выхода на орбиту вокруг осажденного мира Персвазии, конечной точки нашего пути. Сбросить такую чудовищную скорость следовало до того, как мы приблизимся к гравитационным сферам этого звездного скопления, а иначе есть риск лишиться Флота или, что еще хуже, конвой рассеется и его с легкостью обнаружит любой халианинский корабль. Адмирал проложил светящийся пунктир тормозного курса сквозь гравитационные сферы ближайших звездных систем для гашения скорости. Вот так мы и появились из гиперпространства, почти ослепленные бриллиантовым блеском мириадов звезд, которые так внезапно вынырнули из тьмы. А затем — «Внимание, опасность»! При каждом сигнале тревоги на дредноуте «Наводящий ужас» все шло своим чередом.
 Я раздумывал над своим положением, пристегнувшись к посадочной капсуле немного впереди главного сектора адмиральского мостика. При таких обстоятельствах чем быстрее мы сможем убраться отсюда, тем лучше, поскольку, во-первых, множество контейнеров с боеприпасами, буксируемых транспортниками, запросто могли продырявиться этими обломками, летающими вокруг с немыслимой скоростью, и, во-вторых, мы были слишком близко к колониям Халии, которые тут расплодились три галактических года назад. Если они вышлют любой периферийный сканер, то непременно засекут черенковское излучение нашего плазменного оружия. Так что вспышки ударов по рою как на ладони высветятся по всей длине конвоя!
 По мне, так всегда приятно попрактиковаться на настоящей мишени, если, конечно, эта мишень не ты сам (как пилот адмиральской колымаги я попадал в такие истории гораздо чаще, чем хотелось бы) Противопоставить этому скопищу обломков мне было нечего, так что я со спокойной душой прохлаждался возле головной пушки, когда услышал настойчивый сигнал с мостика.
 — Хенсинг? Приготовьтесь к приему необходимых карт и данных по области ASD 800/900. Вы готовы лететь?
 — Да, да, сэр, — бодро отрапортовал я, на корабле адмирала все всегда ко всему готовы — в противном случае вы рискуете угодить на свалку. Я узнал этот голос — голос помощника адмирала, капитана Хет Ли Винга, моего частого пассажира и осмотрительного военного стратега, пользовавшегося полным доверием адмирала Бан Кори Эберхарта. Капитан Хет разрабатывал некоторые наиболее удачные операций против халианских войск, атакующих планеты Альянса, а зачастую и сам принимал в них участие. Хет не обладал большим чувством юмора, да я бы и сам им не обладал, если бы был человеком лишь наполовину, а мои более полезные части были бы заменены в рабочем порядке. Мне кажется, что все эти запчасти сдвинули ему мозги. И единственное, что мне оставалось — это утешаться избитым, но вполне действенным юмором. — Данные получены.
 — Вставай, Билл, — сказал он. Я сдавленно застонал — когда Хет так дружелюбен, хорошего не жди. — Адмирал.
 — Мистер Хенсинг. — Адмиральский баритон как всегда звучал громко и четко, но пожалуй слишком бодро. — У меня есть для вас дело. Нужно произвести разведку на третьей планете ASD 836/929, поселенцы называют ее Вифезда. Ниже нас на половину светового года. На той самой, которую эти пираты захватили пару лет назад. Мы должны быть уверены в том, что Халия не знает о нашем продвижении. Не хотелось бы, чтобы они набросились на наш длинный ослиный хвост. Конвой нужно довести к колонии нетронутым. Они рассчитывают на нас.
 — Да, сэр! — Мой голос выражал надлежащее одобрение и согласие.
 — Для контакта с нашим местным агентом, который, к счастью, еще жив, с вами будет напарник. Вы знаете, что колония сдалась халианам. Все их вооружение состояло лишь из одних винтовок. — В нетерпеливом голосе адмирала проскальзывали нотки осуждения — люди, неспособные защитить самих себя от вторжения, не достойны уважения. К слову сказать, множество ранних колоний чуждалось агрессивности до тех пор, пока Альянс не встретил Халию. Или они встретили нас? Сейчас уже точно не упомню, ведь первый контакт состоялся, мне кажется, несколько поколений назад, по крайней мере, я провоевал всю свою сознательную жизнь. Однако это было SOP — завербовать нескольких «наблюдателей»в каждой колонии и снабдить их имплантированными приемниками на случай той опасности, которая постигла Вифезду.
 — Хет даст вам координаты агента, — продолжал адмирал. — Ну, да минует нас Пыль Космоса, мы должны предпринять эту экскурсию, Билл, и вы лучше других с ней справитесь! Вот так-то! С вами полетит прошедший специальную подготовку напарник Билл. Она проинструктирует вас по дороге.
 Это не сулило ничего хорошего. Но времени в обрез, если адмирал вынужден так круто менять наши планы, чтобы сохранить в тайне продвижение длиннющего транспорта и увильнуть от космической атаки халиан. Так или иначе, вопреки современной технологии, Флот никогда не сменял первоначальный порядок следования судов для безопасного препровождения их к месту назначения. Некоторые флагманы теряли так много кораблей или так путали их в неразберихе, что было совершенно невозможно собрать их воедино. С торговыми судами бывало и хуже, ведь собирать их все равно, что пасти стадо баранов, и зачастую потери значительнее. Эх, помню я таких.
 — Да, да, сэр, — с поспешностью заверил я, демонстрируя убедительный, надо надеяться, энтузиазм по поводу предстоящей работы. Терпеть не могу иметь дело с этими «на местах» (энэм): большинство из них параноики, свихнувшиеся либо от постоянного ужаса разоблачения, либо от страха перед высшими властителями Халии или их местными прихвостнями, ставящими под сомнение само существование агентов. Репрессии халиан мучительны и изощренны. Я был рад, что контакт выпал на долю моего напарника.
 В тот момент, когда я принял назначение, я получил доступ к базам данных «Наводящего ужас». Компьютеры «Оцелот-скаут», а тем более марки восемнадцать, пилотом которой я был, запрограммированы, главным образом, на тактику уклонения от удара, стратегическую поддержку, аварийный ремонт и на такое вот дельце с любым объемом памяти для немедленного реагирования. Мы не знали точно, могут ли халиане проникать в наши программы, но у меня никогда не было чувства, что они хозяйничают здесь, на моем дорогом зеленом красавце. Даже в том невероятном случае, если их сальные лапы добрались до одного из нас.
 Статистика смертности и захвата в плен таких, как я, не способствует досужим размышлениям на эту тему, так что я много и не размышлял. Нейроны его мозга способны решать только насущные проблемы. Хорошо обученные профессионалы, как правило, наслаждаются чувством опасности, любят любой риск и неопределенность. Наверное поэтому у профессионалов низкий коэффициент выживания. Я удивился, что это была «она». Не сказал один великий пророк древности «О женщина, сосуд греха…» Ладно, он имел на это право, судя по всему, что я видел в космосе и на планетах.
 — Удачи, Билл!
 — Благословляю вас, сэр.
 Пилоты-разведчики моего класса не нуждаются в инструктаже адмирала Эберхарта, но я оценил его учтивость. Как я уже говорил, смертность среди пилотов кораблей-разведчиков достаточно высока, и если беспокоиться по этому поводу сверх необходимого, едва ли можно рассчитывать на благополучное завершение предприятия.
 — Разрешите подняться на борт, — голос, более глубокий, чем я ожидал, исходил из радиокомма шлюзового отсека. Я поднял глаза и чертыхнулся, давая выход беспорядочной путанице мыслей. «Она» была кошечкой, по иронии судьбы самым удобным компаньоном для меня и «Оцелот-скаут», причем совершенно изумительной… расцветки. Только представьте себе ее короткую золотисто-коричневую шерстку, неимоверное сочетание всех оттенков коричневого и золотисто-рыжего. Ее военная выправка не вязалась с этими тоненькими лоскутками меха на передних лапках и глубокими бороздами, которые могли быть, а могли и не быть шрамами. У ее ног лежал сверток, плотно перевязанный ремнями.
 Конечно, я видел рабениан и раньше — подобно людям, это одна из немногих разумных рас в Альянсе, являвшаяся естественными хищниками и ставшая впоследствии очень хорошими воинами. Я не закатываю глаза, говоря о наших Союзниках, но, не конкретизируя, некоторые их них определенно не выказывают никакого боевого пыла, хотя, как персоналу тылового обеспечения, им нет равных в некоторых специальностях, и в этой войне Альянса с Халией их ценность неоспорима. На безрыбье и рак рыба, как говорят люди.
 Эта рабенианка была не очень крупной — куда ей до некоторых экземплярчиков в их войсках. Я бы сказал, что она была достаточно молодой — они допускаются на военную службу в более раннем возрасте, чем люди — но даже взрослые женщины по размерам не превосходят наших лучших парней. У этой я отметил обычную для них странную ломаную линию плеч. Когда она стояла выпрямившись, руки свисали вниз, образуя какое-то подобие скособоченного угла, что не совсем естественно с точки зрения устройства человеческого тела. И как только она умудрялась стоять в такой курьезной вывернутой позе, кстати характерной для рабениан — колени согнуты, корпус наклонен вперед — сразу видно, что прямохождение для нее не единственный способ передвижения, наверняка она более эффективно пользуется всеми четырьмя конечностями. Халиане, правда, тоже могут передвигаться на четвереньках, но увидеть, как они шлепаются на все четыре, удается крайне редко, разве что — когда умирают. И это единственное положение, в котором мне бы хотелось их видеть.
 — Разрешите… — терпеливо начала она снова, слегка подталкивая ногой сверток. Я открыл шлюз и впустил ее.
 — Простите, но я никогда раньше не видел рабениан так, как сейчас вижу вас, — произнеся столь патетическую фразу, я ждал, что она представится.
 — Б'гра Раналхар, — произнесла она, — младший лейтенант, Служба снабжения.
 И если коэффициент выживания низок у тренированных, то еще ниже она у персонала Службы снабжения. Если она уже младший лейтенант, то это кое о чем говорит.
 — Хм, меня зовут Билл Хенсинг, — ободряюще ответил я. Наше совместное времяпровождение должно быть довольно кратким, однако я предпочитал сделать его как можно более приятным.
 Она быстро отсалютовала. Затем уголки кошачьего ротика слегка приподнялись, и нижняя челюсть дрогнула в некоем подобии улыбки — так, по крайней мере, мне хотелось считать.
 — Вы можете называть меня Гра, это легче, чем ломать язык и брызгать слюной над всем остальным. Многие ваши так никогда и не справились с «рс».
 — Может лучше Ванна? — Я сократил ее имя с той же легкостью.
 — Ладно, впечатление вы произвели, — согласилась она, произнося двойное «с» со свистящим ударением. Втащив свой узел, осмотрела крохотную кабину «Оцелота». — Куда я могу положить его, Билл?
 — Под переднее кресло. У нас тут все такое крохотное!
 Я наконец углядел ее зубки и кончик нежного розового язычка, когда она действительно улыбнулась. Быстро сложив сверток, она повернулась, бросив наконец взгляд и на меня.
 — Эх, самые быстрые корабли в галактике, — произнесла она с такой подкупающей теплотой, что мне захотелось тотчас же усилить это впечатление. — Мистер Хенсинг, пожалуйста, проинформируйте начальство о моем прибытии. Думаю, данные вы уже получили. Об остальном я расскажу вам уже по пути:
 Она была вежлива, но непреклонна, весь ее пыл, очевидно, пошел на то, чтобы получить именно такое вот трудное задание. И мне это нравилось. Преувеличенно грациозно она уселась в кресло, щелкнув ремнем безопасности, — у нее изумительные «ручки», которые, в сущности, совсем не «лапы»— «лапы» ведь у халиан — и «пальчики» на этих ручках вполне нормального размера и даже с перепонками. Кончик толстого пушистого хвоста нервно подергивался, как жгут высовываясь из-за мягкой спинки кресла. Я зачарованно наблюдал за ним. Никогда раньше мне не приходило в голову, как красноречивы подобные несусветные крайности.
 Тем не менее надо приступать к делу, и я передал на мостик сигнал готовности. Мгновенно получив ответное «о'кей», выпустил воздух из шлюза, уменьшая давление, тем самым позволяя своему звездному кораблику мягко оттолкнуться, и, аккуратно развернувшись, двинуться прочь от «Наводящего ужас».
 Мне нравится вести «Оцелот». Управлять таким послушным кораблем просто мечта — запросто можно развернуть хвостом вперед, если хочется, и она выполняла команду, хотя и не совсем понимая меня. Напомню, что была марки восемнадцать, самой последней марки для флагманского корабля Флота серии «Исследование и развитие». И что ж, пять лет — это стандартный галактический возраст. Но я заботился о ней, делая все, что в моих силах, и в общем «Оцелот», учитывая нормальный космический износ, все еще на плаву, не считая повреждения кончика крыла, откушенного халианской железкой на второй год моего командования, в той заварушке, когда Хет и я прорвали пиратскую блокаду на FCD 122/785.
 Конечно, это легковооруженное судно, и не может похвастаться вдобавок к маневренности и скорости еще и защищенностью — у меня всего четыре плазменных пушки: на носу, корме, по борту и с вращающейся сферой поражения. При этом я полагаюсь, скорее, на скорость и верткость — моя легкокрылая шалунья очень шустра, а я, черт побери, неплохой пилот. Могу поклясться в этом, поскольку уже доказал. Пять стандартных галактических лет назад при назначении на должность, и докажу еще не раз.
 Я прибавил скорость, и Флот быстро исчез в черноте космоса, лишь слабое сияние оставалось там, где они еще палили, пытаясь вырезать проход в этой проклятой пыли, но и оно быстро исчезло. Предательское излучение могло стать очень опасным. Если бы халиане проследили за ним. Космос велик, а конвой медленно и осторожно пробирается через плотное шаровое скопление ASD, выходя на свою окончательную орбиту вокруг ASD 836/934. Пыль заполняла все это молодое скопление и, несмотря на свою ничтожную величину, представляла серьезную опасность для навигации.
 Флот конвоировал так много кораблей через сектор по соседству с контролируемой халианами областью, по нескольким причинам. Во-первых, было необходимо расширить и укрепить колонию на Персвазии 836/934 и, во-вторых, усилить оборону двух ближайших планет Альянса — водного мира Персеполиса, океаны которого кишели съедобными морскими формами, источником позарез необходимого как гуманоидам, так и хорькоподобным халианам протеина, а также сказочных лесов Пуанцетти, более великолепных и бесценных, чем земные массивы секвойи, тиковых и красных деревьев. В секторе ASD у Халии имелось только три планеты, абсолютно никчемных, которыми можно было воспользоваться только как плацдармами для вторжения на более богатые миры под эгидой Альянса. Стараясь уменьшить эту вероятность, Альянс и послал войска и вооружение в этом конвое. И против него выступала Цель, главная халианская база в пространстве Альянса, великое наступление на которую составляло генеральный план Альянса.
 Потеряв свою громадную скорость, конвой стал уязвимым для любого халианского мародера на протяжении целых шести месяцев, необходимых для маневра. Прыжок в гиперсвет, конечно, самый быстрый способ передвижения, но торможение занимает слишком много времени (ныряем и выныриваем, туда — обратно, и так всю жизнь). Поэтому Высшее Командование Альянса и провернуло несколько диверсий в секторах BRE и BSD, атаковав две достаточно важные планеты Халии и бросило огромные силы Флота в отвлекающий маневр в секторе KSD — стратегия, по-видимому сработавшая, судя по отсутствию поблизости видимых признаков активизации халианских сил. В гиперпространстве все смутно — где свои, где чужие? Но в обычном пространстве корабли очень легко обнаружить по этим расширяющимся конусам, создаваемым их излучением. Вдобавок ко всему, большое число кораблей в нашем конвое увеличивало опасность обнаружения любым судном, пересекающим этот остающийся хвост. К счастью, подобные конусы невозможно засечь с поверхности планеты, чего не скажешь о вспышках плазмы — в случае, конечно, если на Вифезде установлены нужные приборы.
 Если бы мы смогли избежать дальнейших непредвиденных инцидентов, конвой имел бы хороший шанс выручить Персвазию и другие миры до того, как эти проклятые хорьки стянут ударные силы в область ASD.
 Если честно, я никогда близко не сталкивался с халианами. Может быть, это удалось моему декоративному компаньону. Мне хотелось расспросить ее как можно быстрее, едва только мы ляжем на курс. Кончик ее хвоста продолжал едва заметно подрагивать даже когда мы достигли предельной скорости «Оцелот». Запрограммировав данные полета к Вифезде, я снова появился в нормальном пространстве с темной стороны в трех планетарных радиусах от нее. Проверил вычисления, а затем, предупредив Гра, снова запустил гиперпространственные двигатели — и мы исчезли из этого мира!
 Отстегнув ремень, Гра с наслаждением потянулась, гордо задрав свой шикарный хвост. Слава Богу, она не видит, как я смотрю на нее. Заявлю без ложной скромности, что если на корабле-разведчике такой классный пилот, он в состоянии использовать гиперзвуковые двигатели и между планетными системами, там где огромному Флоту, если он хочет удержать свои многочисленные суда в каком-то подобии порядка, не стоит и пытаться.
 — Билл, если вы выведете на экран область космопорта Вифезды, я расскажу вам о задании, — предложила она, наклонившись к терминалу. Я вызвал соответствующую карту. Она протянула когтистую лапу, отметив место посадки. — Мы сейчас движемся к северу от космопорта, ниже, там, где за нами не следят. Прямо под нами множество каньонов и ущелий, и беспорядочное нагромождение вулканических осколков, некоторые из которых превосходят Вашу «Оцелот». Прикиньтесь старым обломком, а я в это время быстро проберусь в поселок повидаться с нашим энэм.
 — А когда высоко поднимется солнце и осветит мой, с позволения сказать, холмик, я окажусь тут, как на ладони.
 Ее ответное хихиканье больше напоминало счастливое рычание.
 — Солнце-то поднимется, ну так вы же будете замаскированы, — ответила она, указывая левой ручкой под кресло, туда, где валялся ее сверток.
 — Замаскирован? — Вновь закудахтав, приоткрыла нижние зубы в своей невозможной рабенианской улыбке. — Как и я.
 — Да ну? Вы бы уж полегче.
 — Ничуть. Вам известно, почему многие создания развили столь необычный внешний вид и расцветку? Пестрота и цвет помогают стать невидимыми как для естественных врагов, так и для естественных жертв. Кстати, прекрасный пример, в вашем собственном мире я вполне сойду за кошку. — Она вздернула свои утонченные усики, снисходительно удивляясь бедным обделенным умом недорослям. — Тигры полосаты, потому что они обитают в джунглях, у львов испещренный мех, скрывающий их в степи или в саванне, пантеры черны и поэтому незаметны в ветвях деревьев или в полутени зарослей. Окраска их жертв также служит выживанию рода, отводя глаза хищнику, если они не делают никаких движений. В самом конце мы прихватим нескольких пленников. Биологические исследования халиан показали, что они, предположительно, не видят некоторых цветов и оттенков. — Она указала на свою пятнистую шкурку: — То, что сейчас на мне, позволит мне стать совершенно невидимой для врага.
 — Ах, продолжайте, Гра, я не слышал ничего подобного!
 — Выслушайте меня. — Ее рука поднялась вверх, а большие блестящие глаза сверкнули искоркой изумления, определенно вызванного моей покорностью. — Кроме того, мы определили, что, хотя халиане превосходно видят ночью, на рассвете и при заходе солнца они страдают куриной слепотой. Мой теперешний камуфляж идеально подходит для этой планеты. Я могу без всякого вреда для себя передвигаться на рассвете и в сумерках, оставаясь невидимой в течение всего светового дня, даже если халианин выйдет прямо на меня. Несомненно, мой внешний наряд абсолютно подходящ, а между тем, это только часть, и самая первая, тренировки рабениан. А мы, рабениане, умеем еще и совершенно неподвижно и тихо лежать в течение долгих и долгих часов. — Она ухмыльнулась на мое скептическое фырканье.
 — Добавлю к этой врожденной способности и то, что Халия потеряла большую часть своего изначального чутья, когда стала все больше и больше полагаться на технологию, и я сомневаюсь, что они вообще заметят меня. — Ее ноздри раздувались, а усы слегка топорщились, подрагивая от отвращения. — Я могу унюхать халиан более чем за пять кликов. А они и у себя под носом не обнаружат мой след, бестолочи. Не используют, либо совсем потеряли почти все свои бесценные естественные способности. Не могут даже бегать на четвереньках. Нам хватило мудрости сохранить и отточить наши природные данные. И этот-то примитивизм, отказ от технических новшеств и даст перевес в этой войне. Мы уже доказали, что древние возможности сделали из нас незаменимых бойцов.
 — У вас, рабениан, черт возьми, хорошая репутация, — великодушно согласился я. — Вы уже побывали в сражении? — тактично осведомился я так, для поддержания беседы, — новобранцы, как правило, избегают столь бурных излияний. Гра не казалась совсем взрослой и, скорее всего, впервые позволила себе впасть в такой экстаз.
 — Часто, — сухая краткость одного этого слова убедила меня, что она, действительно, была временным бойцом. Гра быстро забарабанила «пальчиками» своей левой руки. — Халия, несомненно, грозный противник. Очень. — Она вытянула руку, на минуту выставив свои опасные коготки. — Встретиться нос к носу с этими недомерками опасная затея. Совершенно взрослый халианин размером мне по грудь — а эти их жутко мощные руки-обрубки, не хотелось бы увидеть их снова.
 — Эти «короткопалые» шуточки по всем стандартам вызывают ужас — вот уж действительно юмор чокнутых! И между тем, вопреки отвращению, вы вдруг обнаруживаете, что жадно повторяете самый свежий анекдот.
 — Халия, по-видимому, предпочитает использовать преимущества своей техники в воздухе, — продолжала Гра. — Но они не любители встречаться лицом к лицу. Я как-то раз видела, как халианин сграбастал одного нашего прямо под коленки и, подставив подножку, в три секунды порвал сухожилия. Иногда они бросаются на грудь, жуткими тисками сдавливая легкие, и перегрызают яремную вену. Однако, — добавила Гра с понятным высокомерием, — мы уловили весьма примечательную тенденцию в их войсках избегать встречи с рабенианами. К счастью, мы не возражаем против смешанных компаний.
 Я выслушал несколько невероятных побасенок о похождениях смешанных компаний, вызвавших у меня даже некоторую гордость за то, что так много непохожих особей Альянса могли забыть ничтожность своих различий во имя великой Цели. А вдобавок к этому и несколько ужасных историй о том, что проделывает Халия с пленниками из этих смешанных компаний — у нас быстро вошло в привычку не оставлять своих тяжелораненных на милость врага. Конечно, подобные истории всегда ходят в войсках. Мне иногда кажется, что наших доблестных воинов поощряет к жестким мерам желание притупить этот ужас, заранее пережив его.
 — Не следует полагаться на животную силу, чтобы победить их — это дело высшего разума. Мы, рабениане, надеемся, что с нашим чутьем к маскировке мы способны проникнуть в расположение их войск. — Она опустила руки вниз, и крепко уперлась, мышцы напряглись. — И я собираюсь это доказать.
 — Побольше сил вам, — пожелал я, пряча иронию по поводу ее упований на свое раскрашенное тело. И правда, будучи настоящим военным пилотом, я достаточно разбирался в стратегии, чтобы понимать, что судьба сражения решается в космосе, и война выиграна тогда, когда планеты застрахованы от вторжения. — Еще одно. Вы можете обмануть этих глупых хорьков, но не людей, не людей на Вифезде. Вы сознаете, что совершенно беззащитны перед ними?
 Гра хихикнула.
 — Халия установила непрерывный комендантский час с рассвета до сумерек на захваченных планетах. Посадите корабль в незаселенном районе. Ни один из побежденных не отважится туда отправиться, а халианские воздушные патрули под маскировочной сеткой для нас неопасны.
 Надеюсь, что так, хотя лично я их не боюсь ни в воздухе, ни на земле. «Оцелот» гораздо быстрее любого их самолета или космического корабля. Халиане предпочитают летать на малых кораблях — на всем известном нам пространстве у них нет ничего крупнее крейсера. И в этом есть свой смысл — с такими короткими руками и ногами они не смогли бы более эффективно управляться на борту. Их рубки управления набиты до отказа. Не поработать ли им еще и пальцами ног?
 — Да, но вы должны вступить в контакт с агентом, а он живет в человеческой резервации. Как вы собираетесь оставаться невидимкой и там?
 Она пожала узкими плечами.
 — Буду осторожней. Нет, в самом деле, неужели сейчас на Вифезде все только и ждут какого-то рабенианина? — Ее губы дрогнули, и искорка изумления вспыхнула в больших карих глазах. — Люди, особенно несвободные люди, видят только то, что хотят видеть. Поэтому необычное или необъяснимое ими просто не воспринимается. Если они и заметят что-то, то не придадут этому значения и уж тем более не побегут докладывать халианам.
 Гра сладко потянулась, захрустев суставами.
 — Сколько нам до повторного входа, Билл? Я успею немного вздремнуть? — откинув крышку капсулы глубокого сна, она усмехнулась, выставив рабенианскую челюсть.
 — Смотря сколько ты собираешься проспать. Неделю, две? — Разведывательные корабли достаточно быстры, но и они подчинены законам гиперсветовой физики. Я вынужден притормаживать точно так же, как и наш конвой, только я могу погасить скорость быстрее, используя гравитационное влияние материнской, звезды Вифезды.
 — Веди нас к системе. У нас будет куча времени для обмена шутками, только, чур, не поедать друг друга, — сказала она, сделав два шага к длинному отсеку, туда, где находилась капсула глубокого сна.
 Вытащив ее, она наблюдала как я завожу часовой механизм и тщательно отмеряю дозу газа. Одобрительно кивнув, она удобно устроилась на койке, и привычно подсоединила трубки жизнеобеспечения. Подмигнув напоследок, закрыла крышку, а затем и глаза, и ее худенькое тело мгновенно обмякло, как только поток газа заполнил отсек.
 По-видимому, с присущей ей тонкостью Гра почувствовала неизбежность возникновения беспричинной раздражительности у двух особей, вынужденных довольствоваться обществом друг друга в столь стесненных условиях и столь долгое время и при почти полном бездействии. Мы, пилоты, мозг корабля, привыкли довольствоваться собственным обществом, но я первый обратил внимание новичков нашего Корпуса Элиты, что первые несколько месяцев далеко не сахар. Мы были поставлены в такие вот условия задолго до того, как попали в компанию с этим крупногабаритными опасными штуками на наших военных кораблях. И все-таки быть человеком стоит хотя бы из-за нашей невероятной приспособляемости. А, может быть, это просто необходимость. У нас, живущих, есть альтернатива: если мы, имеющие тела и хоть какое-то понятие о стиле жизни, и не столь совершенны, как наши корабли, но все же ведем себя как положено людям — из нас будет толк. И я, несмотря ни на что, полюбил эту нашу новую жизнь.
 «Оцелот» нырнул вниз к невидимой еще планете навстречу своей судьбе. Я включил внешний сигнал тревоги и впал в забытье воспоминаний. Когда «Оцелот» приблизился к цели, к этим нежнейшим, приятнейшим для глаз переливам темно-голубого и зеленого, пересекаемого тонким облачным слоем, мы оба разом пробудились. Гра четко отреагировала на сигнал, как и следует заправскому бойцу. Схватив контейнер с укрепляющим питьем, она села в кресло, просматривая вместе со мной доклады автоматики «Оцелот». Датчики зафиксировали лишь обычный набор — спутники связи, информационные передатчики, солнечные батареи, но ничего такого на орбите вокруг Вифезды, что смогло бы обнаружить конвой. Единственный способ остаться в живых или умереть — это проверить все уже внизу на поверхности. Гра согласилась со мной. Береговая линия океана была испещрена полукругами, более похожими на жерла кратеров, чем на естественные осадочные образования — здесь, на Вифезде, много следов вулканической активности.
 — Как ты собираешься здесь садиться, Билл? Халиане могли уже засечь нас, даже если поселенцы и понастроили много всего.
 — Не здесь. — Я выровнял «Оцелот» вдоль траектории, по которой двигался весьма подходящий рой метеоритных осколков. Смотри, сколько на планете кратеров. Для нас это просто находка. Даже если у них и есть прибор, достаточно чувствительный, чтобы уловить слабый след «Оцелота», скорее всего, они примут его просто за крупный метеоритный осколок.
 — Я взглянула на данные Хета по этой планете, — заметила Гра. — Службы космопорта Вифезды вполне могут принять любой транспорт. Последние зарегистрированные полеты, перед тем, как колония была захвачена, приходились на небольшие торговые корабли, но порт способен принять и самые крупные халианские крейсеры и истребители, не говоря уже об этих чертовых катерах преследования.
 — Что говорил Хет о военных планах халиан?
 Гра пожала плечами.
 — Неизвестно. Это входит в нашу задачу. — Она скривилась, а я с сомнением хмыкнул.
 — Ладно, может быть, они заняты другим. Ты ведь знаешь привычку халиан мгновенно реагировать, если что-то им показалось не так, а затем забыть об этом лет на десять.
 — Будем надеяться, что эти лет десять не кончатся, пока мы там находимся. Ты слышал о…
 К тому моменту, когда я приготовился вывести корабль на нужную траекторию, Гра уже щедро поделилась со мной всем, что ей было известно. Я подстроился к рою метеоритных осколков, а она продолжила свои геологические наставления. Я подумал, что либо вижу эти куски мрамора в последний раз, либо выиграю этот поединок, даже если придется сесть на самый хлипкий утес. Гра держала пари, что эти обломки свалятся на северную пустыню до того, как мы выровняем последний отрезок пути. Интересно, кто прав?
 Вынырнув под легким облачным покровом, я перебросил корабль на малой высоте к космопорту и маленькому городку обслуживающего персонала. У Халии была непередаваемая манера оставлять в неприкосновенности маленькие островки человеческого населения планеты, оставляя за собой право заводить нечто вроде ночного патруля.
 — Вот наша цель, Гра, — констатировал я, когда все наконец закончилось, и вызвал на экран изображение. Она смежила веки, бормоча и мурлыкая, стараясь запомнить приметы местности. Городок выстроен вдоль побережья и выглядел как нагромождение верфей и пирсов, хотя не было никаких признаков морского транспорта или больших судов. Прямо позади него, на плато, плохо приспособленного для посадки больших кораблей, находился внушительных размеров космопорт с башнями, антеннами радиосвязи и какими-то помещениями, напоминающими ремонтные ангары. Инфракрасное сканирование показало на земле два медленно охлаждающихся круга, но это едва ли нам что-нибудь говорило. Я быстро нацелил прибор на сопла и крылья нескольких кораблей, но, по-видимому, ни один не поднимался с площадки последние двадцать четыре часа. Хотя у меня не было времени проверить их тип и номер до того, как мы оказались за прибрежным холмом. Уловка с метеором пришлась кстати и дала возможность переключиться на гравитационный двигатель, и мы не рухнули, образовав еще один кратер на этой планете.
 — А вот здесь, — я провел пальцем по гряде на экране, — мне предстоит изобразить скалу. Ты окажешься всего в пяти кликах от города.
 — Хорошо, — отозвалась она, с ворчанием приспосабливаясь к гравитационному ускорению, и, сузив глаза, уставилась на картинку. Ее хвост свернулся. — Можно мне еще раз взглянуть на устройство порта? — Кивнув, я прокрутил изображение помедленней.
 — Ни в атмосфере, ни в космосе никто не может схватить меня, Гра, — бесстрастно ответил я. Затем сделал обычные копии магнитофонных лент нашего совместного путешествия для черного ящика. Капитан Хет собирает новости до последней капли, и прямо как бесценный питьевой запас. — Пристегнись, Гра, я запускаю двигатели. Хет указал мне точный путь через эту расщелину, и я воспользуюсь им.
 А вот и еще кое-что об «Оцелоте», он может служить и глайдером. Подумать только, я уже был готов в любой момент врезаться в эти чертовы вздыбленные слои, но Хет не позволил мне потерять гордость за выбранное место. Мы заскользили, внимательно следя за обшивкой «Оцелота», стараясь не повредить корпус в этом нагромождении вулканических осколков. Некоторые, как и предполагала Гра, были такими же крупными, как и наш корабль. Мы еще не опустились на землю, а она уже вытащила свой сверток, взвалила его на спину и двинулась к шлюзу, который я предупредительно открыл. Запечатанный в своей камере, я уже не мог ничем ей помочь, когда она набрасывала маскировочную сетку, но она умудрилась проделать это очень быстро и ловко.
 — У тебя есть передатчик, Билл? — спросила она, немного запыхавшись. Прошла позади консоли в маленькую камеру и вытащила запас воды. — Хорошо, тогда ты так или иначе получишь главную информацию. Она сделала глубокий глоток. — Отличная вещь. Импортная?
 — Ха, ни Хет, ни адмирал не признают повторного цикла, — я засмеялся. — Понимаешь, звание все-таки кое-что значит.
 Нимало не смутившись, она прихватила и вторую чашку.
 — Нужно же мне как-то поддержать себя, если я вынуждена лежать еще целый день. Здесь ведь сейчас лето. — Защелкнув застежку сумки с продуктами, она нажала кнопку, наморщив носик. — Ненавижу полевой рацион, но он действительно помогает продержаться. — Уложила по порядку несколько плиток сухой смеси протеина с карбогидратным наполнителем. Я наблюдал за тем, как все это складывалось в то, что, по-видимому, было мускульной сумкой, но заботливо маскировалось карманами на передних конечностях.
 — Что еще ты прячешь? — удивление пересилило тактичность. В ответ она неподражаемо хихикнула. — Кое-какое полезное оружие. — Она взяла передатчик, который я положил на консоль. — Исправный? Какого радиуса?
 — Пятнадцать кликов.
 — Я с легкостью впишусь в эти рамки, Билл. — Она приладила крошечную мушку к голове за левым ухом, металлическая пластинка терялась в пушистом мехе — Благодарю, сколько здесь длится рассвет?
 Я сказал ей время между ложным и истинным восходом местного солнца. Бодро отсалютовав, она покинула «Оцелот». Я слышал мягкий шорох ее ног, пока его улавливали внешние датчики, а затем закрыл шлюз. Она, скорее всего, побежит на всех четырех. Вспомнив старые учебные фильмы о древних земных кошках, я представил себе, как ее гибкое тело стелется по неровной земле. В какой-то момент я позавидовал ей. А затем начал всерьез беспокоиться.
 Я пробыл с. Гра дольше, чем с многими случайными пассажирами, и мы не подкалывали друг друга с тех пор, как я разбудил ее на корабле. Ее сдержанный юмор пришелся мне по душе: Эх, если бы она была гуманоидом, а я больше походил на себя прежнего… да ладно! Что есть, то есть — недостаток такой у меня и у моей колымаги — с нами действительно все проявляется очень явно, но обычно слишком уж недолго.
 Гра убедительно описывала надежность этого ее плана маскировки. Не говорить себе, что ты считаешь это убедительным, но быть уверенной, что не будет никаких проблем. По мне предпочтительней что-нибудь более существенное, чем на всякий случай несусветно перекраситься. И потом, я определенно продукт высокотехнологической цивилизации, хотя Гра абсолютно уверена в своих естественных преимуществах и инстинктивных талантах. Ладно, если собираешься внести свой бесценный вклад в дело Альянса, то сначала следует просчитать этих халианских бандитов!
 Незадолго до восхода солнца Вифезды Гра докладывала.
 — Билл, я на месте. Буду держать передатчик включенным, чтобы ты знал обо всем, что происходит. Наш подопечный спит. Я вытянулась на ветке чего-то вроде большого дерева у его окна. Он еще не проснулся. Надеюсь, что он не псих.
 Полтора часа спустя мы оба пришли к выводу, что он не относится и к фанатам. Правду сказать, кто же мог ожидать, что будет общаться с чем-то на первый взгляд казавшимся бесплотной ухмылкой среди широких листьев, полностью затеняющих твое окно. Это определенно не то, в чем собирался участвовать Филдин Эскобат, когда пославший его передавал предупредительный код на случай неизбежного визита.
 — Что вы такое? — потребовал он после того, как Гра произнесла пароль встречи.
 — Рабенианка, — ответила она хорошо различимым шепотом. Я мог слышать скрип, когда она сделала какое-то движение.
 — Ага!
 Молчание, нарушаемое лишь несколькими горловыми звуками.
 — Что такое рабениане?
 — Раса кошачьих Альянса.
 — Человек-кошка? — У Филдина имелись некоторые зачатки образования.
 — Я замаскирована.
 — Уверен, черт побери.
 — Так что я заведомо не халианин…
 — Каждый может заявить, что он из Альянса. Может быть, вы переодетый халианин.
 — Вы когда-нибудь видели халианина, двигающегося на четвереньках? Размером с меня? С таким лицом и зубами? Или с хвостом?
 — Нет… — Неохотное согласие.
 — Говорящего на галакте?
 — Довольно, это правда, — раздраженно ответил Филдин — все порабощенные расы были вынуждены учить шепелявый, свистящий халианский язык. Уколы нервных парализаторов и удары хлыстов эффективно поощряли как скорейшее понимание языка, так и обогащение словарного запаса.
 — Ну так что?
 — Вы расскажете мне о том, что мне необходимо узнать.
 — Я не знаю ничего. Они держат все в тайне. — В голосе человека послышался нескрываемый гнев, который он слегка погасил, когда понял, что его могут услышать.
 — Кем вы были до вторжения?
 — Горным инженером. — Я почти почувствовал, как человека распирает от гордости.
 — А сейчас?
 — Подметаю улицы. И счастлив, что имею хоть это, так что не представляю себе, что я смогу сделать для вас или для Альянса.
 — Вероятно больше, чем вы думаете, — мягко ответила она. — У вас есть глаза и уши.
 — Я намерен держать их закрытыми.
 — Так и будет. Вы можете свободно передвигаться по городу?
 — По городу, да.
 — И вблизи космопорта тоже?
 — Да. — Теперь тон Филдина стал подозрительным и беспокойным.
 — Так вы бы узнали, появись здесь их новые военные корабли.
 — Нет, ни одного не появлялось.
 — Ни одного?
 — Я вам уже сказал. Хотя я слышал, предположительно, что вскоре прибудут, и много.
 — Когда?
 — Вот уж не знаю. Не хочу знать, — в его голосе звучала покорность овцы.
 — Вы сегодня работаете?
 — Мы работаем каждый день, весь день на этих проклятых хорьков.
 — Вы можете оказаться возле порта? И подсчитать, какого типа космические ракеты и сколько их находится сейчас на площадке?
 — Могу, но зачем это вам, если придет еще больше?
 — Вы уверены в этом?
 — Никто не знает что-либо наверняка. Почему? Вы считаете, что вас атакуют? И для этого вам необходимы такие сведения? — Филдинг явно сомневался в своей выгоде, оказывая помощь в Контратаке Альянса.
 — У Альянса нет сиюминутных планов относительно вашей планеты.
 — Нет? — Голос Филдина звучал сейчас оскорбление. — А почему нет? Мы недостаточно ценны для вас?
 — Напротив, Филдин, — ласково и убедительно промурлыкала Гра. — Поверьте, если вы сможете достать для меня информацию, это будет в ваших же интересах и позволит освободить планету без дальнейшего кровопролития и гражданской войны.
 Он фыркнул.
 — Не понимаю, чем это может вам помочь, даже если я и добуду ее.
 — Я тоже, — отозвалась Гра, и дрожь негодования зазвенела в ее ласкающем тоне. — Решать будут там, наверху, но Командованию нужна именно такая информация, очень важная, надо полагать, если я добываю ее с риском для жизни. Помогая Альянсу сбросить его угнетателей, вы тем самым возвращаете себе престиж и комфорт своего прежнего существования.
 Долгая пауза, когда, мне казалось, я слышал скрип шестеренок в его мозгу.
 — Мне лишь нужно узнать для вас, что сейчас находится на космодроме?
 — Только это, но я должна знать типы кораблей — разведчиков, эсминцев и всего остального — и их количество. И еще, не могли бы вы узнать, не появлялись ли здесь боевые крейсеры?
 — Ни одного, — отрезал он с отвращением. — Здесь им не сесть.
 Если уж колониальные транспорты садились на Вифезде, тем более это не проблема для халианских крейсеров, однако знать об этом ему не следует. Гра вытягивала это из него, поскольку, если здесь находились крейсеры или эсминцы, им не составит труда броситься в погоню за нашим конвоем. Беспокойство вызывал даже кроха-разведчик, который мог засветить нас и сообразить достаточно, чтобы ринуться в гиперсвет, прямехонько к Цели. Только боевые истребители и крейсеры, эскортирующие конвой, были достаточно маневренны и способны достойно ответить на атаку халиан. Но защитить наш медленно ползущий транспорт — весь этот обоз с горючим и неуклюжие корабли снабженцев — они не в состоянии. А если бросить обоз, конвой потеряет всякий смысл. На торможение тратится слишком много горючего.
 Прекращение деятельности противника — по крайней мере в этом нас уверял Филдин, — я воспринял как капельку везения, выпавшего на нашу долю. Вполне возможно, что эта тихая заводь и не вооружалась халианскими хозяевами.
 — Помните, крейсеры, эсминцы и разведчики, — повторила Гра. — Разузнайте, сколько их, Филдин, и тем самым вы передадите нам жизненно необходимую информацию.
 — Когда нас освободят?
 — Скоро. Если все пойдет хорошо, долго ждать вам не придется.
 — Если что хорошо пойдет?
 — Чем меньше вы знаете, тем лучше для вас же, Филдин.
 — А что я получу за то, что рискую своей шкурой? Вы знаете, уколы нервных парализаторов и удары хлыстов — не сахар.
 — Что является для вас эквивалентом обмена?
 — Много чего… — отвратительный голос Филдина.
 — Что составит адекватную компенсацию вашего риска?
 — Мясо. С кровью. Они держат нас, черт бы их побрал, на голодном пайке, а я, знаете ли, люблю хорошо поесть и лучше всего — мясо. — Я воочию видел, как у него текут слюнки. Да уж, у каждого свой вкус.
 — Полагаю, что это можно устроить, — промурлыкала Гра. — Я приду к вам в сумерки, добрейший Филдин.
 — Ладно, но, смотрите, чтобы вас не заметили. И не выследили.
 — Никто ничего не заметит, уверяю вас. Эй, а где… Что?.. Куда вы идете?
 Пленка зафиксировала нотки сомнения, проскользнувшие в удивленном голосе Филдина. Я услышал как резко прервалось дыхание Гра, а затем несколько быстрых вздохов. Послышался какой-то шорох, как если бы она спускалась на землю. Легкое шуршание ее ног по мягкой поверхности, и, вдруг — ничего.
 — Гра? — Я произнес ее имя скорее как раскатистый звук «гр», чем вразумительное слово.
 — Позже, — гулкое эхо из склепа. И на целый день мне пришлось с этим смириться. Иногда я улавливал ее медленное дыхание. Когда полуденная жара затопила все вокруг, я мог поклясться, что услышал, как замедлилось ее сонное дыхание.
 Внезапно, когда солнце совсем село, приемник бешено заработал. Блеяние, шум погони и борьбы, сопровождавшийся свирепым ударом и скрежетом, когда ее зубы вонзились во что-то, за чем гналась эта кошечка. Что-то протащили, послышалось бурное уф-ф-ф, а потом — бесконечно долго для моих нервов — только спокойный шорох шагов, когда она возвращалась к жилищу Филдина Эскобала.
 — Черт возьми! Как вам это удалось? Где вы его взяли? Во имя всех святых, дайте же мне спрятать ее, эту восхитительную вкуснятину, пока никто не видит.
 — Вы просили мяса с кровью, не так ли, — мягкий голос Гра.
 — Но не целую же тушу? Где вы это раздобыли?
 — Я полагала, что вы проголодались.
 — Но не могу же я съесть ее целиком.
 — Тогда я помогу вам!
 — Нет! — Филдинг проглотил отчаянный вопль, когда осознал, что неумышленно повысил голос. — Нас услышат соседи. Не могли бы мы поговорить где-нибудь еще?
 — После наступления комендантского часа? Отойдите от окна.
 — Нет, нет, нет, о-о-о, — по звуку я понял, что Гра, вероятно, перемахнула прямо в комнату. — Не кладите это. На полу останется кровь. Ума не приложу, что мне делать со всем этим мясом. — Неизвестно чего в его голосе было больше — удовольствия или испуга от такого изобилия.
 — Тогда зажарьте себе то, что любите, — достав требуемое, Гра не желала больше обсуждать его проблемы. — Как насчет доклада?
 — Что? А, да, — очевидно, это было гораздо легче, чем пристроить вожделенную награду, поскольку он очень бодро перечислил число и типы космических кораблей, которые он запомнил. Видя, как обернулось дело, я немедленно начал записывать его доклад.
 — Нет ли каких признаков, что ожидается новый корабль? — спросила Гра.
 — Нет, никаких, я уточнял. Очень тщательно, вы ведь знаете. Я знаком с парой парней, служащих в порту, но все, что удалось узнать — это то, что кое-что ожидается.
 — Корабли Службы Снабжения?
 — Ну! Вы что, не в курсе, что Халия сносно снабжает свои планеты? Они живут здесь-припеваючи, эти недоделанные грызуны. А мы получаем на десерт фигу.
 — Вы славно покушаете этой ночью, да и еще какое-то время, друг Филдин. Если ли какая-то вероятность, что прибудут войска?
 — Откуда мне знать! На этой планете халиан уже гораздо больше, чем людей.
 Вифезда была крупной, малонаселенной планетой, и Высшее Командование Альянса никак не могло взять в толк, зачем Халии понадобилось вторгаться сюда. Нападение было молниеносным и неожиданным. В ту пору не наблюдалось никакой активности халиан в этой области пространства, хотя в соседних системах находились свободные обитаемые миры. Высшее Командование было уверено, что в планы Халии, вероятно, входит упрочить свое положение в секторе ASD вероятным вторжением на три богатые планеты под юрисдикцией Альянса: Персвазию, славящуюся запасами меди, ванадия и драгоценнейшего германия; Персеполис, переполненный неистощимыми запасами морского протеина (тот факт, что халиане пожирают несусветное количество морских созданий, предпочтительно в сыром виде, делает их вторжение на достаточно «сухой» мир Вифезды еще более нелепым).
 Решение послать конвой в этот сектор необычно во многих отношениях. Высшее Командование надеялось, что халиане не поверят в то, что Альянс способен рисковать таким огромным количеством кораблей, топлива и военного персонала. На карту поставлена карьера адмирала Эберхарта — он поставил все и рискнул, рассчитывая точное разумное использование гравитационных сфер ближайшей звезды ASD 836/932 и Персвазии для гашения скорости и как можно большего «урезания» времени пребывания в обычном пространстве, там, где так заметна «рябь светового конуса» конвоя.
 Ни фига вы не получите, проклятые недомерки! Лучше всего немедленно стартовать. Может быть, Вифезда, еще поднимется над нашей стороной расщелины.
 Я вызвал на экран нужный сектор карты Хета, пытаясь сообразить, с какой стороны халиане могут выслать подкрепление. Если они прошли через сетку ASD, то должен остаться излучающий хвост. Это более чем вероятно, поскольку они контролируют здоровенный кусок пространства за этим сектором. Правда, у меня не было самой свежей информации о передвижениях их войск. Но такая информация была у «Наводящего ужас». И для адмирала наше сообщение о прибывающих кораблях становилось сейчас насущной необходимостью. Гра соображала так же быстро.
 — Хорошо бы узнать, откуда приходят эти корабли, — сказала она Филдину. — Или почему они все садятся здесь. Казалось бы, тут их вполне достаточно для защиты и немедленного пресечения всяких поползновений к освобождению.
 — Как, черт возьми, я это узнаю? А даже если бы и знал, все равно ничего не смог бы сделать. Я сделал то, что обещал. Только то, что вы просили. Большего я сделать не могу.
 — Нет-нет, я вас вполне понимаю, вы сделали все возможное. Кушайте мясо, добрейший!
 — Эй, вернитесь…
 Голос Филдина удалялся из приемника, но я не уловил физического напряжения Гра. Я ждал до тех пор, пока она не оказалась вне пределов слышимости.
 — Гра? Мы может свободно поговорить сейчас?
 — Да, — ответила она, а затем послышался слабый топот ног, когда она поскакала на четвереньках.
 — Ну и что, теперь вперед?
 — А куда, по-твоему, вперед?
 — Давай поиграем в загадки?
 — Тогда угадывай, — в ее предложении сквозило изумление.
 — К космопорту, убедиться, сможешь ли ты обнаружить, откуда появляются корабли.
 — Угу.
 — Гра? Это опасно, если не сказать глупо, и вполне вероятно, что это все равно, что ходить по краю пропасти.
 — Одна жизнь ничто, если это спасет конвой.
 — Героиня ты наша, но это ведь может поломать всю игру.
 — Не думаю. Ведь был же план проникновения на любую халианскую базу, на которую мы только сможем пробраться. Почему же Вифезда исключение? Не беспокойся, Билл. Все будет просто, если сейчас при плохом освещении мне удастся найти место.
 — Все это теория, а на деле, — раздраженно заметил я, — вокруг этого космопорта нет ни деревьев, ни кустарника, ни вообще каких-нибудь зарослей.
 — Правда, множество старых кратеров…
 — Цвет у тебя не тот…
 — Соблазнительные кучи какого-то снаряжения и несколько заброшенных ремонтных ангаров.
 — Или, — начал я тоном увещевания, — мы можем сняться отсюда, перейти на удобную орбиту и хорошенько протереть глаза. Все, что мне понадобится, это немного времени, чтобы послать рапорт, и адмирал будет в курсе дела.
 — Так кто же из нас Дон Кихот? И притом не очень умный.
 Пойдут насмарку все наши старания не обнаружить себя. Не обнаружить продвижение конвоя. Думаю, что знаю способ. Кроме того, Билл, в этом задании предполагалось несколько изюминок. Одна из них — доказать, что замаскированный рабенианин способен просочиться на халианские позиции и добыть ценные сведения, совершенно не замеченным.
 — Гра, сейчас же назад!
 — Нет!
 Исчерпав все аргументы, я так и не сломил столь милое и трогательное, но совершенно ослиное упрямство. Не то чтобы меня не беспокоила возникшая угроза. Но воспользоваться преимуществом своего звания, когда имеешь дело с таким существом как Гра, было бы бесполезно из тактических соображений и я мог лишь украдкой ее подстраховывать. Кроме того, если бы ей удалось узнать для адмирала, откуда нам ожидать противника, этой информации цены бы не было. На карту поставлена безопасность конвоя!
 По крайней мере, сейчас мы были почти уверены, что халианская база на Вифезде не засекла плазменные вспышки испаряющихся космических обломков. Теперь только бы обезвредить халианина, пересекающего «световой конус»! И пусть нам хоть немного повезет!
 — Где ты сейчас, Гра? Поддерживай разговор до тех пор, пока это безопасно, я буду записывать каждую деталь. Ты можешь описать, как устроен порт?
 — Там, где я сейчас стою, Билл, я вижу только, как колонисты что-то делают с кораблями.
 В столь выгодном положении Гра не проявляла самодовольства. Оставалось надеяться, что у нее столько же осторожности, сколько и чутья маскировки.
 Она скрупулезно описывала каждый свой крадущийся шаг по периметру сооружения, и все это я сразу заносил на ленту. Наконец она достигла дальней стороны необъятного плато, подножие которого было довольно грубо выдолблено в надежде расширить место посадки для огромного колониального транспорта. Вот она замолчала на мгновение, чтобы глотнуть воды и довольно промурлыкать что-то про качество воды на «Оцелоте».
 — А, — внезапно проговорила она, с отвращением фыркнув. — Локаторы. Колонисты их здесь определенно не ставили.
 — Тебе не удастся пройти незамеченной. Даже если ты перепрыгнешь через них.
 — Да знаю! — нетерпеливо промурлыкала она.
 — Гра. Закругляйся и возвращайся ко мне. У нас есть еще время на наблюдение с орбиты. При таких обстоятельствах я даже попытаюсь поупражняться в солнечной петле. А это непростой трюк даже для разведчиков. Но положение критическое настолько, что оправдывает мою попытку удержаться в седле, то бишь внутри гравитационной сферы местного светила.
 — Ты бравый вояка, Билл, но мне кажется, я придумала, как пройти мимо датчиков. Очень просто.
 — Что?
 — Как мило, что они позаботились об этих скальных обломках.
 — О чем ты, Гра? Объясни!
 — Я стою на выщербленном краю, среди пыли и камней, тут есть довольно-таки внушительные булыжники. Если сейчас вся эта масса рухнет на сенсоры, то контакт наверняка прервется.
 — И приведет сюда всех этих разбойников с базы, но не раньше, чем они вручную просеют весь этот район, да вдобавок поднимут целый эскадрон.
 — Но когда они поймут, что это всего лишь палки и камни…
 — Которые могут переломать тебе кости, да и как ты собираешься выбираться из этой круговерти?
 — Как-нибудь выберусь, на самом-то деле они не будут так уж стараться.
 Теперь я улавливал ее частое дыхание и чувствовал, что обязан напомнить о риске, хотя и представлял, что она намерена предпринять. Но если халианам придет в голову даже минутное подозрение, то они бросятся прочесывать планету… и схватят нас обоих. Уже совсем стемнело. Они теперь хорошо видят. Если она надеется остаться незамеченной…
 Я услышал, как что-то покатилось, ее возглас, а затем отдаленные глухие раскаты.
 — Порядок, — пришло от Гра и она побежала прочь, быстрее и быстрее от этого звука. — Есть! Говорю тебе, есть!
 Послышался визг халианских сирен и мои внешние мониторы зафиксировали внезапную вспышку света на горизонте.
 — Гра!
 — Со мной все о'кей, Билл. Стою тут, как приличных размеров скала рядом с двумя поскромнее и буду стоять не шелохнувшись всю ночь. Сегодня, хвала нашей судьбе, я провел беспокойную ночь и вот все снова, но это будет одна из самых впечатляющих ночей моей жизни.
 Как я и предсказывал, халиане бросились тщательно обыскивать окрестности на земле и в воздухе. Я о готовностью допускал, что моя маскировка вполне надежна. Они облетели «Оцелот» восемь или девять раз — плевать мне на них — если угроза миновала. Поиски прекратились почти перед самым рассветом, когда погасли бриллиантовые огни космопорта.
 — Гра? — окликнул я, понизив голос. Прежде чем ответить, она глубоко зевнула.
 — Билл? Ты тоже здесь. Хорошо.
 — Ты как, все еще одинокая скала?
 — Да-а-а, — легкое шипение в ее голосе предупреждало меня.
 — Но не та же самая. Правда?
 — Ты попал в точку.
 — Где ты, Гра?
 — У подножия их командного поста.
 — Их командного поста?
 — Говори громче, Билл, если хочешь, чтобы они быстро добрались до тебя. Светает, и я за весь день больше ничего не скажу. Выйду на связь в сумерках.
 Ждать целый день мне не пришлось, хотя я чувствовал себя так, как если бы мне предстоял подвиг ожидания весь длиннющий юпитерианский год. Поэтому я и не сразу уразумел то, что она вот уже несколько мгновений мне нашептывала.
 — Билл, они приходят из семисотого квадранта. Прямо из Цели. Как если бы они запланировали перехват. И завтра к полудню они пересекут сектор восемьсот. Хуже всего, что ни при каком раскладе они не пропустят наш конус. Ты должен предупредить адмирала, чтобы он успел рассеять конвой. И теперь же. Уходи сейчас, немедленно. Она подавила смешок. — Хорошо бы продержать их еще полночи. Большинство халиан еще спят. Держись пониже, и тебя не увидят.
 — Гра, ты рехнулась? Я не могу сейчас уйти. До сумерек ты не сможешь сдвинуться с места.
 — Не спорь, Билл. Нет времени. Даже если они и обнаружат тебя, то не смогут схватить. Уходи сейчас же. Воспользуйся для скорости гипертуннелем, чтобы как можно быстрее выбраться из гравитационной сферы и предупредить Флот. Только представь себе лицо адмирала, когда он получит шанс поквитаться с халианами. Ты вовремя сообщаешь ему информацию, и он может рассеять конвой и вызвать истребители с Персвазии. Они могут запастись топливом прямо у нас. Вот это будет битва. Ну, теперь карьера адмирала обеспечена! Впрочем, наша с тобой тоже. Обо мне не беспокойся. Да и вообще, нужно же когда-то на деле проверить мой камуфляж, так почему бы не сейчас?
 — Но…
 — Иди! — повелительный, почти сердитый возглас. — Или конвою конец. Иди. И немедленно, пока они спят.
 Она права. Я знал это, но недостойно мужчины бросать товарища на произвол судьбы. Но меня ждали великие свершения. Но многие жизни перевесили одну-единственную, жизнь той, что добровольно принесла себя в жертву.
 Я медленно поднялся, используя минимальный запас энергии «Оцелота». Для подобных вещей она незаменима, поднять ее — все равно что поднять перышко, и это было все, что я намерен был сделать. Заскользил над землей, что, надо признать, было нелегким делом для пилота, но быстрее двигаться не хотелось, чтобы не потерять маскировочную сетку. Если мне вдруг придется садиться, она поможет спасти мою шкуру.
 Прохлаждаться ни мне, ни «Оцелоту» не пришлось, сейчас требовались невероятные ухищрения и все до капельки мастерство, которым я обладал. Протиснувшись назад в расщелину, я полетел над водой прямо навстречу наступавшим сумеркам. В последних закатных отблесках тонули вспышки от включенных двигателей, которыми мне пришлось-таки воспользоваться. Рисковать не хотелось — я был уже достаточно далеко от локаторов космопорта. Может быть, они все еще дрыхнут. Я представил эти морды хорьков с плотно закрытыми глазами и притупленными чувствами. Тщательно нацелил нос «Оцелота»к чистому черному покрывалу бездонного космоса и стряхнул маскировочную сетку. На краткий миг она распласталась на поверхности воды, а потом утонула.
 Стремясь как можно быстрее покинуть пределы планеты, я использовал как прикрытие две маленькие луны Вифезды, увеличил свою скорость в гравитационной сфере ее светила, а затем нырнул в гипертуннель.
 Воспользовавшись сведениями нашего агента о времени возможного прибытия эскадрона халиан, я вычислил все пути, ведущие из Цели через семисотый квадрат к системе Вифезды. Шанса на то, что они не заметят излучающий след, появляясь из смежных секторов, не было никакого, — беспомощные, медленные и неповоротливые корабли будут застигнуты врасплох. Пробежав на экране результаты по первому маневру у гравитационной сферы, планировавшемуся адмиралом, я понял, что конвой уже здесь. Я должен опередить их хотя бы на миг. Теперь крошке «Оцелот» предстояло притвориться одиноким разведчиком, следующим по своим собственным делам.
 Мне пришло в голову вернуться в нормальное пространство на курсе, пересекающем вероятный гиперпространственный путь на Вифезду халианской эскадры. На кораблях этих разбойников достаточно чувствительные локаторы, так что им ничего не стоит засечь мой «световой конус», а я, таким образом, загодя перекрою любой след, оставленный конвоем, Если будет так, как я задумал, конвой приплетется после меня. И тогда адмиральская команда уж не упустит такой редкой возможности поквитаться с врагом, которая произведет эффект разорвавшейся бомбы в этой затянувшейся войне. Правда, слишком уж все гладко, чтобы сработало. Но сработать вроде должно.
 Вдобавок к этому прекрасному плану у меня были еще некоторые преимущества. Флот, в отличие от халиан, уже не находился в гиперпространстве. В одно мгновение я посылаю сообщение адмиралу. Остальное — за ним. Мой план имел всего лишь один недостаток — судя по всему, у меня уже не будет удовольствия понаблюдать, как Флот расправляется с этими пиратами.
 И в гипертуннеле я продолжал проверять свои вычисления. Я справлюсь, даже если выскочу прямо среди приближающихся халианских кораблей. Мне нужно всего лишь доли секунды, чтобы отправить донесение и, ей-богу, Халии понадобится на ответную реакцию гораздо больше.
 Они должны были выйти где-то вблизи того места, где я вернулся в обычное пространство. Непревзойденные мастера в пользовании гравитационными сферами для торможения, они имели для такого маневра прекрасные условия — две маленькие звезды, находящиеся на одной линии с Вифездой, достаточно далеко для того, чтобы обеспечить им аккуратную посадку на планете. Мой риск придавал игре особую прелесть, а моя уверенность подогревалась безрассудством рабенианского мастера камуфляжа.
 Зарядив капсулу донесением, я уже был готов послать его к «Наводящему ужас», когда вернулся в обычное пространство. Едва лишь капсула отделилась, как возникли корабли Халии, в паре тысяч кликов прямо по курсу, и их появление-подтвердило все мои предположения. Какое счастье!
 Пространственно я оказался выше их, и поэтому выглядел на локаторах кораблей как на ладони. Положив «Оцелот»в дрейф, развернулся хвостом туда, откуда пришел. Послал открытый сигнал «SOS» старым кодом, присовокупив несколько цветистых выражений, которые однажды привели меня в восторг, когда я записывал старые пленки земных таиландских бродяг, а затем начал беспорядочно панически палить из плазменной пушки на случай, если их детекторы еще меня не засекли. Наделал такую «кучу света», какую только смог, в надежде, что мой павлиний хвост разросся до непредставимых размеров и позволит мне притвориться, что меня тут уж никак не меньше трех. Ладно, пусть их.
 Мой «Оцелот» шустрая зверюшка, но мне хотелось, чтобы они уверились в обратном, я надеялся, что они примут нас за один из таких больших, битком набитых людьми кораблей-разведчиков, проследить и уничтожить который составляло для них особое наслаждение. Чем ближе они подойдут, тем быстрее поймут свою ошибку. Я слал и слал «SOS» на нескольких языках Альянса, сдобренных таиландским сленгом. До тех пор, пока три самых нетерпеливых не бросились мне навстречу. Теперь следы от плазменных вспышек останутся тут денька на два. Я позволил им подойти достаточно близко и слегка потрепать меня. Оказавшись в области их досягаемости, понимал, что одно прямое попадание — и я навсегда калека. Но выбросил эти мысли за мгновение перед тем, как пушечный выстрел отшвырнул «Оцелот» прочь.
 — Ладно, как вы теперь, мистер Хенсинг? — в миг, когда вернулось сознание, озабоченный голос показался сверхъестественно громким для моих перепонок.
 — Бодро и четко, — с облегчением ответил я, приспосабливаясь к обстановке. И вот я сделал это. Иногда у нас получается. Нет, правда. Флот основательно потрепал халианских пиратов, и кто-то, конечно же, подобрал этот обломок крушения, бесценную титановую капсулу, содержащую пленки с последними записями, которую потерял некто в звании старшего лейтенанта — Билл Хенсинг. Общеизвестно, мозги без всякого вреда для себя могут бездействовать очень долгое время, до тех пор, пока они опять не востребованы.
 — Что со мной было? — потребовал я, воззрившись на мониторы. Мое смутное подозрение оправдалось — я находился в каюте Службы Восстановления Здоровья Флагмана Флота, неторопливо выступающего в окружении других кораблей, вокруг которых суетились ремонтные и сервисные службы. Выкрашенных в маскировочные цвета. У меня вырвался испуганный возглас.
 — И последнее, лейтенант.
 Я с трудом сфокусировал взгляд на угловатой фигуре хорошо известного мне капитана Деви Орбринна. Он все еще поглаживал свою щеголеватую черную бородку. Его команда возвращала меня в строй уже с полдюжины раз.
 — «Оцелот» марки девятнадцать, новая, усовершенствованная модель и… — капитан Орбринн глубоко вздохнул. — Закамуфлированная. Ну в самом деле, мистер Хенсинг, вы наконец придумаете для нее что-нибудь более сносное?
 — С конвоем все в порядке? Адмирал выиграл битву? Гра спасена? Давно я тут у вас отдыхаю?
 Капитан мог оставить без ответа все мои вопросы, но у него была отзывчивая душа.
 — Да, да, нет, шесть месяцев. Адмирал настаивал, что вы должны быть в наилучшей форме. Вы возвратитесь на «Наводящий ужас»в 06:00.
 — Это ухудшает дело, Деви, но благодарю вас за все, что вы для меня сделали.
 Он довольно хрюкнул и погрозил мне пальцем.
 — Капитан Хет сказал, что у них есть что-то специально для вас — сразу, как только вы вернетесь. Считайте, что проверку вы выдержали и готовьтесь к дальнейшему. Долг зовет!
 — Что еще? — жизнерадостно отозвался я, бесконечно счастливый, что могу отвечать, и полный надежды, что по долгу службы отправлюсь спасать некую мастерицу камуфляжа.
 Именно этого и требовал от меня долг.




 ИНТЕРЛЮДИЯ


 Впервые за три месяца Джил Канар казался вполне счастливым. Час назад он лицезрел общедоступное изложение своей слегка отредактированной истории о славной победе, одержанной Флотом у Вифезды. Рука редактора, правда, убрала все упоминания о том, что перед Флотом стояла несколько иная задача — как впрочем и то, что планета по-прежнему оккупирована халианами.
 Из солнечного сада он с интересом наблюдал за попытками местного сауропода разрушить городское защитное укрепление. Зверюга была как минимум десять метров в высоту, с мощными мышцами, острыми зубами и удивительно-маленькими мозгами. С другой стороны укрепления доносился ароматный запах человечины, и динозавр просто не мог устоять перед соблазном. Он четырежды бросался на стену, и четырежды его останавливали болезненные уколы лазеров и сплошная стена, отделяющая Порт джунглей.
 Зверь уже изготовился наброситься на стену в пятый раз, когда внезапно зазвонил личный комм Джила. Он ответил, не сводя глаз с чудовища.
 — Канар слушает.
 — Джил, это Аллен. Спускайся-ка сюда. — Это был его ассистент. И голос звучал несколько возбужденно.
 — Что случилось? — Это Цель, контратака. Они приземлились. Мы получаем первые сообщения!
 Веселье Аллена было просто необъяснимо. Странно иметь дело с врагом, которого вы не можете ни приукрасить и ни получить какие-нибудь кровожадные свидетельства. А если что-то и есть, то соответствующие отделы все равно засекретят самое страшное и леденящее душу, дабы избежать паники в секторе. Немного реальных помощников на этой войне, кроме собственного отдела Джила. Он бы очень хотел получить материалы из первых рук.
 Возможно, ожидается грандиозное продолжение истории про Вифезду. Гуманность десантников будет великолепно оттенена бесчеловечным поведением халиан.




 Дэвид Дрейк. МИССИЯ СПАСЕНИЯ


 — А правда, — поинтересовался капрал первого взвода, и его голос был еле слышен на фоне грохота опускающегося корабля, — что вся операция задумана только ради того, чтобы вытащить из халианского плена племянника адмирала Мэйна?
 Капитан Ковач сурово посмотрел на парня. Тот ответил невинным взглядом, преисполненным беспечной самоуверенности, которая видимо означала: «А что я такого сказал?»
 Что и говорить — дежурное выражение лица у любого капрала.
 Ковач сделал глубокий вдох; окажись вы в Группе Быстрого Реагирования, вас там быстро научили бы тому, что нельзя требовать излишне строгой дисциплины — в противном случае в первом же бою падете смертью храбрых.
 — Нет, капрал Додд, — ответил Ковач. — Адмирал Мэйн в самом деле осуществляет общее руководство операцией, однако ни его, ни чей-бы-тони-было племянник не стал поводом к ее проведению. — И взглянул на собравшуюся роту.
 Что же, капралу он не соврал: провести операцию приказал Звездный Адмирал Форберри, сына которого — сына, а не племянника! — выкрали, видимо, халиане во время нашумевшего налета на публичный дом в Ихнатоне пять лет тому назад.
 Рота молча глядела на него; даже капрал Додд был явно сконфужен столь убедительной отповедью.
 Ковач глянул на сто три пары уставившихся глаз, и подумал сколько из них смогут смотреть на мир через двадцать четыре часа…
 Он вздохнул и щелкнул переключателем голографического проектора.
 Изображение, материализовавшееся у него над головой, было неясным и расплывчатым. Если рядом садился такой огромный корабль, как «Бонни Паркер», устройство просто не могло нормально работать без экранирования.
 Но делать нечего: здесь собралась 121 — ая рота Быстрого Реагирования, а не архитектурный конгресс. Проектор работал кое-как, и этого достаточно.
 — Разведка Флота предполагает, что именно здесь находится крупнейшая на Цели тюрьма для рабов-гуманоидов, — сказал Ковач, кивком указав на голограмму. — Концентрационный лагерь. Разведчики утверждают, что транспорты с рабами опускаются на площадку, расположенную в трех километрах отсюда…
 В пространстве возник новый голографический элемент плана, из-за масштаба наполовину слившись со стеной.
 — …оттуда грузы доставляются в лагерь воздушным грузовым транспортом, который садится на крыше административного здания, — продолжил пояснения Ковач, и изображение космопорта исчезло. Вместо него здание в центре основной голограммы вспыхнуло ярким светом и начало медленно вращаться в трех измерениях; десантники искоса, с подозрением наблюдали.
 — Основываясь на анализе захваченных нами халианских строений, — пояснил командир, — разведка полагает что здание состоит из цельнолитого полиборэйта и имеет предположительно два надземных этажа, кото…
 — Такое высокое, и всего два этажа? — удивленно переспросила сержант из взвода тяжелых орудий. Вот это вопрос по делу, не то что этот полудурок Додд. — Ведь эти маленькие бестии любят невысокие помещения, так ведь?
 — Хороший вопрос, сержант Розелли, — похвалил капитан Ковач выскочку, как будто только и ждал, чтобы его прервали на полуслове. Он научился не слишком, доверять чересчур покорным и бессловесным тупицам-подчиненным. — Разведка утверждает, что здание построено специально для рабов; окон, правда, в нем нет ни единого, так что оно вполне может оказаться и трехэтажным.
 Ковач быстро откашлялся, и пока никто из полудюжины десантников не удосужился прервать его, продолжил:
 — Стены и крыша здания достаточно прочны, чтобы выдержать-даже мощный удар, но его можно легко разрушить, если удастся нарушить целостность конструкции. Разведка предполагает, что взрывы вполне смогут проделать дыру в здании, а затем при помощи плазменных пробойников расширить ее до необходимых размеров…
 Двадцать первая почти полностью состояла из обстрелянных ветеранов, но даже немногие зеленые юнцы прекрасно понимали, что разведка может предполагать все, что вздумается — никто из ее так называемых аналитиков не полезет под пули исправлять ошибки, даже если их предположения и окажутся далекими от реальности.
 — Административное здание отделено от лагеря двойным заграждением и пятнадцатиметровой полосой. — Теперь изображение здания замерло в нормальном положении, и ярко вспыхнула заградительная система. — Разделительные укрепления могут быть подорваны и разрушены огнем из автоматического оружия с крыши. Кроме того, заграждения могут быть электрифицированы.
 Десантники закивали, прекрасно понимая, что колючая проволока, может и неодолимое препятствие для толпы гражданских, но для них это не более чем бордюр из бисквита.
 Сорок восемь зданий двумя рядами протянулись по обе стороны от кубика административного корпуса — двенадцать в одном, тридцать шесть в другом; при словах капитана они вспыхнули ярким светом, а изображение ограждения потускнело.
 — Вокруг здания находятся бараки для рабов и рабочие постройки, — сказал Ковач.
 Он уже было открыл рот, чтобы продолжить инструктаж, но внезапно остановился, вспомнив о рабах халианцев… об отце и матери, погибших у Грэйвели… о теле сестры, выброшенном двумя неделями позднее на Ля-Фарже, когда тот же рейдер приземлился, чтобы пополнить запасы…
 И вот теперь перед ними именно та самая кладовая халианцев.
 — Разведка не имеет ни малейшего представления о внутренней планировке. — Ковач усилием воли заставил себя продолжать, хотя несколько раз до этого тщетно пытался сфокусировать взгляд на своих десантниках. Они в полном обмундировании, развалившись, сидели на заправленных койках. Некоторые бессмысленно смотрели на капитана.
 — Возможно, в бараках есть вооруженная охрана — а может быть, и нет, — быстро продолжил он, стараясь подавить ненужные эмоции.
 А нужным он считал только уничтожение всех хорьков во Вселенной — всех до последнего.
 — Если даже охрана и есть, она скорее всего не вооружена. Хотя вам хорошо известно, что даже безоружный халианин — противник очень опасный.
 — Это похуже, чем обстрел из пушек, — прорычал кто-то из угла.
 — Да, — подтвердил Ковач; в его голосе зазвучал металл. — Я хочу, чтобы это услышали все те десантники, которые бросаются собирать трофеи еще до того, как выполнена поставленная задача. Все меня поняли?
 Новички могли подумать, что это пустая угроза. Ветераны же знали хорьков не понаслышке и они прекрасно понимали, что опасность встречи с халианцем один на один переоценить невозможно.
 Ковач глубоко вздохнул и, обретя наконец полный контроль над своими эмоциями, продолжил брифинг.
 — По внешнему периметру также двойное заграждение и наблюдательные вышки.
 Изображения вышек на голограмме засверкали, как ниточки бриллиантов.
 — На большинстве вышек установлено автоматическое оружие, — бесстрастно сказал Ковач, — но есть и скорострельные плазменные пушки… — шесть бриллиантов выделились на фоне остальных, — …противовоздушной обороны. Там также находится пара ракетных батарей. Тяжелые противокорабельные ракеты.
 — Вот это да… — ошарашенно произнес капрал Додд и выругался. Сейчас он уже не прерывал командира; скорее, просто выразил общее мнение.
 Которое вполне совпадало с личным мнением самого капитана Ковача.
 — Сэр? — спросил сержант Атватер из третьего взвода, чернокожий уроженец Земли, которого вот-вот должны были отправить в офицерскую школу. — Какими силами мы располагаем для штурма укрепления?
 — Правильный вопрос, — похвалил Ковач. — «Мимолетная Кэролл Энн»и «Божья коровка Джонсон» приземлятся поближе к внешнему ограждению. На подавление восточного сектора отводится один-два-ноль секунд… — на голограмме высветились цели для ударов, — …западного — одна-две-три секунды. Каменс и Экланд полагают, что их роты ничуть не хуже нашей… — Ковач не смог удержаться от улыбки, вспомнив как они в кабинете адмирала Мэйна обсуждали детали предстоящей операции. — …так что надеюсь, они справятся.
 — Э-э, сэр? — еще раз подал голос Атватер, не отводя глаз от освещенного периметра концентрационного лагеря; — А где же будем мы?
 — «Бонни Паркер» опустится прямо на крышу административного корпуса, — спокойно сказал Ковач. Он не стал менять голограмму; все десантники и так ели глазами своего командира — даже командиры взводов, которые уже были посвящены в детали. — Вы — лучшие во Флоте, парни, лучшие из лучших.
 Десантники промолчали.
 — Да, лучшие, — продолжил Ковач после секундной паузы. — Командиры взводов дадут вам индивидуальные задания. Э-э… — Он посмотрел поверх голов. — Мне было приказано, э-хм… подчеркнуть, что высшее командование считает спасение пленных главной целью всей операции. — Он откашлялся. — Есть еще вопросы?
 — Так, значит, вы хотите живьем отдать нас в лапы хорьков? — потрясение сказал капрал Додд.
 Рядом с Доддом сидел сержант Брэдли — невысокий, плотный, с розовой лысиной, оставшейся на память о вражеской плазменной пушке.
 Он повернулся к Додду, и отчетливо произнес:
 — ЭТО ТЫ СКАЗАЛ?
 — Не-а, сержант, — прошептал Додд.
 Брэдли повернулся к командиру — на его лице читалась боль рыбака, у которого только что сорвалась с крючка огромная рыбина.
 — Кто-то еще…
 — Сэр? — Решительно произнес Атватер. Его рука приподнялась, однако вверх был направлен только указательный палец — компромисс между учтивостью и честью. — Есть ли хоть слабая надежда, что огневые позиции халиан будут подавлены до того, как мы окажемся в центре пекла?
 Ковач кивнул, но этим продемонстрировал лишь разумность вопроса, а не возможность положительного ответа.
 — Что до этого, — осторожно ответил он, — то есть мнение, что когда халиане увидят нас, опускающихся на их родную планету, первой их реакцией будет уничтожить всех своих рабов. Таким образом…
 Он помолчал, давая десантникам время обдумать услышанное. Если вся операция займет больше часа… Это будет последняя операция для всех здесь присутствующих. Возможно, что последний солдат будет убит всего лишь через несколько минут после десантирования.
 — Таким образом, — продолжил Ковач, — штурмовой корабль атакует позиции перед нашим прибытием, чтобы подготовить плацдарм. Мы — штурмовая группа — будем следовать с трехсекундным интервалом. Пока мы будем на поверхности, никаких иных сил Альянса возле планеты не ожидается.
 — Ну ничего себе… — не удержался кто-то от комментария.
 Командор Херэннис окаменел на месте, как будто хорьки заграбастали его прямо в крошечном кабинетике Ковача — малюсенькой комнате, отделенной от площадки стенами из пленки, прекрасно пропускавшими свет и звуки извне. Но не только гнев сковал военного секретаря самого Великого адмирала Форберри — он испытывал целую гамму эмоций.
 — А я говорю, — заявил Ковач, восседая на единственном стуле, — Херэннис отказался занять его, а два стоящих человека одновременно в комнатке просто не поместились бы, — что для этого мне нужен прямой приказ подчиняться именно вам.
 В руке он держал десантный нож лезвием вверх. Лезвие было столь тонким, что на нем просто нельзя было сфокусировать взгляд — как ни старайся.
 — Но вы же ЗНАЕТЕ, что я не в силах отдать подобный приказ! — задохнулся от негодования Херэннис.
 Ковач посмотрел снизу вверх на великолепный мундир штабного секретаря — все говорило о том, что он намного превосходит капитана в социальном, служебном и — без сомнения — интеллектуальном отношениях.
 — Да, командор, — мягко сказал офицер-десантник. — Догадываюсь. И теперь, если вас в самом деле беспокоит успех всего дела, я займусь поисками наиболее приемлемого пути для выполнения поставленной задачи.
 — Да, я… — пробормотал Херэннис и аж затрясся от гнева. — Вот он… это как раз тот голографический чип, о котором мы говорили.
 Голография была только частью возможностей обычного шлема-десантника; в них было впихнули столько датчиков и записывающих устройств, что командир после боя мог проследить за действиями каждого бойца, как-будто все время выглядывал из-за плеча.
 Но на безопасном расстоянии.
 Ковач бросил нож на складной столик, служивший одновременно клавиатурой компьютера. Взяв голографический чип у командора, он вставил его в проектор. Это устройство отличалось капризным норовом; пришлось немало повозиться, прежде чем в воздухе возле самой пленочной стены появилось изображение.
 — Так значит, вот этот парень? — задумчиво произнес Ковач. — Я вложу это в шлемы, прежде чем мы отправимся.
 Достопочтенный Томас Форберри был далеко не мальчиком. На вид ему было где-то между сорока и пятьюдесятью, а ведь это было несколько лет назад. Голубые глаза, пышущее здоровьем тело, темно-русые волосы с кудряшками.
 Но несмотря на кудряшки, лицо волевое и жесткое. Юный Томас не последовал за своим отцом во Флот, продолжая заниматься семейным бизнесом. Видимо, Форберри был достаточно богат, даже если не принимать во внимание возможности, предоставляемые адмиральской должностью для выгодного вложения капиталов.
 И помощи семейному бизнесу.
 — Да, за пять лет всякое могло… — начал было Ковач, понизив голос, ибо не мог решиться заговорить о том, что могли сделать с человеком пять лет рабства у таких нелюдей, как хорьки. Даже если ему и удалось выжить.
 — Да, он все понимает, — сказал Херэннис, но тут же спохватился. — Я все понимаю. Я, э-э… все понимаю… Знаю, вы можете подумать…
 Ковач жестом прервал мучительный поиск слов, призванных скрыть смущение.
 — Поймите, командор, — мягко сказал он. — Никто в моем подразделении не считает такую задачу чем-то из ряда вон выходящим. Если высшее руководство сочло ситуацию настолько деликатной, что дало команду нарушить положения руководящих документов — что же, значит у него были на то основания. Передайте своим друзьям, что беспокоиться не о чем.
 — Благодарю вас, капитан, — ответил Херэннис так, как-будто и в самом деле был ему благодарен. Он не решался заговорить, но наконец посмотрел офицеру прямо в глаза: — Неофициальное вознаграждение, которое вас ожидает, будет более чем достойным — в денежном смысле. Но я хотел бы, чтобы вы понимали — ни я, ни кто-либо еще не думает даже в малой степени компенсировать деньгами тот риск, которому вы подвергаетесь.
 — Командор… — сказал Ковач. Его рука непроизвольно сжала рукоять кинжала, но он тут же сообразил, что этот жест может быть неправильно понят. — Я потерял свою семью в инциденте у Грэйвели…
 — О, простите…
 — …и половина моих парней сказала бы вам примерно то же самое, — быстро прервал он Херэнниса. Увидев легкое сомнение, промелькнувшее в глазах посетителя, он улыбнулся.
 — Да, это сравнительно высокий процент. Высокий даже для десантников, не говоря уже обо всем Флоте. Но если вы посмотрите личные дела задействованных в операции подразделений — а не только моего — то увидите, что я был прав.
 Херэннис кивнул и облизал губы.
 — И кроме того, — продолжил Ковач, все с той же дежурной улыбкой, — нам первыми придется увидеть воочию, что хорьки могут сделать с людьми. Вы ЭТО понимаете?
 Херэннис снова кивнул. Теперь он глядел на Ковача, как-будто тот был коброй, внезапно появившейся за окном. Ковач выключил проектор.
 — Вы правы, командор, — сказал он. — Мои ребята идут в бой не из-за денег — будь-то ваши деньги или же наши официальные пять процентов надбавки за риск. За деньги мы даже не согласимся отказаться от участия в операции.
 Сильная вибрация «Бонни Паркера» была одинаково невыносима во всех отсеках. Одно утешало — садиться им на этот раз довелось при дневном свете. Посадочная площадка ярко освещена, так что можно видеть лица соседних десантников, совершенно опустошенные от страха.
 Еще можно увидеть, что конструкционные панели опускающегося корабля вибрируют с амплитудой в несколько сантиметров — величина, безусловно больше предельно допустимой — и с любопытством подумать, а не опрометчиво ли отправляться в таком виде, без прикрытия, под огонь противовоздушных батарей хорьков.
 Сильный толчок заставил вскочить всех десантников, сидевших на корточках на палубе.
 Ковач, одной рукой державшийся за какой-то кронштейн, а другой сжимавший ружье, громко выругался, но проклятья застряли у него в горле. Это была не ракета — просто ударная волна от штурмовика, обогнавшего их и нырнувшего вниз, чтобы освободить зону посадки…
 Если только в списке целей, как и планировалось, значились и ракетные батареи.
 Ковачу захотелось помочиться. Он привык это делать перед самым началом операции. И помочиться не куда-нибудь, а в собственные штаны.
 Три плазменных струи ударили в корпус «Бонни Паркера». Корабль резко отбросило в сторону.
 Магнитные экраны рассеяли облако частиц, но причальные огни мгновенно погасли, а в центральном отсеке они не загорелись даже тогда, когда в остальных вновь появилось освещение.
 — Начинается, — сказала капрал Сенкевич, двухметровый гигант, расположившись рядом с капитаном Ковачем, поскольку в соответствии с планом операции она назначалась его помощником.
 Ковач и Брэдли могли собирать свои собственные данные. В роте не было никого, кто мог бы лучше прикрыть под огнем своих товарищей.
 Выдержка Сенкевич была, как обычно, безупречной. Пятикратная перегрузка вновь бросила десантников на палубу.
 Автоматическое оружие, от которого было мало проку до тех пор, пока действовали экраны, начало свою барабанную дробь. Кластерные бомбы корабля взорвались далеко внизу.
 «Бонни Паркер» был невелик для межзвездного корабля, но просто огромен в сравнении с большинством других транспортных средств, разработанных человечеством. Корабль замедлил ход, а затем двинулся вперед до тех пор, пока робот-пилот не остановил махину и не перевел ее в режим парения. Посадочные люки начали медленно раскрываться, пока последние кластерные заряды еще взрывались с громким рычанием и яркими вспышками.
 — Бей их! — прорычал Ковач по свободному каналу, когда десантники выпрыгивали из десантных люков корабля.
 Газовые струи подъемных двигателей корабля ударили их по ногам, и некоторые упали на гладкую поверхность крыши. Обычно десантный корабль просто опускается на поверхность, но крышу здания он мог запросто разрушить своим весом. Двигатели могли удержать корабль на весу хоть сутки напролет, если только хорькам не удастся его сбить. В этом случае корабль просто сомнет здание.
 Но пока этого не случилось, никто из двадцать первой не собирался умирать от излишних переживаний.
 Ковач сразу же увидел трупы нескольких десятков халиан, в беспорядке разбросанных по крыше здания. На мордах застыл угрожающий оскал; в руках оружие, из которого они обстреливали столь неожиданно опустившийся на них корабль до тех пор, пока кластерные заряды не уничтожили все живое.
 Неподалеку раздался оглушительный взрыв, и почти одновременно — пронзительный крик. Неподалеку от Ковача лежал уже отвоевавший свое капрал Додд. Одна нога задрана высоко вверх, второй и вовсе нет — оторвана неразорвавшимся кластерным зарядом, на который наступил капрал.
 — Проследить… — коротко бросил он командиру взвода по командному каналу связи.
 По крайней мере одна из плазменных пушек уцелела после налета штурмовика. Теперь хорьки развернули ее и выпустили беглую очередь в «Бонни Паркера»и разбегающихся десантников. Один заряд ударил в выступавшую метра на полтора парапетную плиту, — тут предположения разведки оказались верными — полиборэйт разорвался на мелкие кусочки, будто бомба, и в крыше сооружения образовался двухметровый пролом. Ковач подался назад при взрыве, а несколько оказавшихся неподалеку десантников попадали вниз.
 Другие заряды скользнули по поверхности крыши и рассеялись о защитный экран корабля. Раздался удар, как щелчок кнута и вспышка, метнувшая на крышу черные тени. Защитный фильтр шлема спас глаза Ковача, но озон глубоко обжег его горло, так что он даже засомневался, сможет ли кто-нибудь слышать отдаваемые им приказы.
 — Дельта шесть, сними этот…
 Не успел никто из взвода тяжелых орудий, или взвода дельта ответить, как капрал Сенкевич распласталась на крыше и выстрелила из переносного плазменного комплекса.
 Комплекс представлял собой трубу в метр длиной с трехзарядным магазином, в котором находились миниатюрные термоядерные заряды. Дробинки из дейтерия управлялись лазерным лучом, который и работал как взрыватель.
 Грохот разлетающихся плазменных струй оказался непривычно громким и резким даже для уха, привыкшего к близким разрывам. В радиусе взрыва мгновенно сдетонировали все приготовленные боеприпасы, находившиеся на сторожевой башне и рядом с ней. Ударную волну, пронесшуюся над однообразными бурыми крышами бараков, можно было сравнить разве что с землетрясением.
 — Занять позиции, — приказал Ковач, озираясь вокруг в надежде, что его люди не превратились еще в неуправляемое стадо. Из-за «Бонни Паркера» он видел только половину поля боя. Возможно, что десантники, выпрыгнувшие из противоположного люка уже мертвы…
 — Вперед, десант! Вперед! — закричал он, разыскивая лестницу, по которой можно было забраться на крышу здания.
 — Огонь по пролому! — предупредили саперы первого взвода, установившие заряды на краю плоской крыши.
 Ближайшие десантники — за исключением штурмового отделения в полном боевом обмундировании — повалились на крышу лицом вниз. Все остальные отвернулись.
 — Огонь по пролому! — эхом отозвался командир третьего взвода с другой стороны крыши. Похоже, что там пока все в порядке.
 Установленные заряды сдетонировали с ужасающим треском, воздействовавшим больше на зрение, чем на слух. Каждый заряд представлял собой липкую полоску, содержавшую нить из взрывчатого вещества PDM — скорость распространения которого в области горения сравнима со скоростью света. Заряд был столь мощным, что вызывал значительные разрушения уже за два метра от цели, а при соприкосновении результат был поистине чудовищен.
 Прямоугольный кусок крыши размером с дверь исчез внутри проема. Десантники в боевых скафандрах, защищавших от острых стекловидных игл полиборэйта, пронзительно закричав и закрутившись при взрыве, броском пересекли открытое пространство, ведя непрерывный огонь из автоматических винтовок. Цели намечали датчики, установленные в их шлемах; иногда их нервная система давала осечку, и они нажимали на курок без сигнала. Хорькам было над чем призадуматься.
 Такие же взрывы, слегка ослабленные завыванием подъемных двигателей «Бонни Паркера», раздались и с противоположной стороны.
 — Альфа готова! — доложил по командному каналу первый взвод. Ковач уже увидел десантников, готовых броситься в образовавшийся проем.
 — Бета готова! — Два отделения второго взвода под командованием лейтенанта, согласно плану операции, должны были перекрыть все выходы из здания, чтобы хорьки не прорвались к беззащитным пленникам и не устроили кровавую расправу.
 — Каппа готова! — сообщил командир третьего взвода — это его саперы взорвали проломы.
 — Дельта готова! — Это сообщил взвод тяжелых орудий.
 Тяжелые плазменные пушки на трехногих лафетах появились с каждой стороне крыши. Одно орудие вело огонь, поддерживая штурмующие подразделения.
 — Гамма готова! — сообщил сержант Брэдли, ухмыляясь, с верхней площадки лестницы, где они с Сенкевич и парой оставшихся отделений второго взвода поджидали капитана.
 — ВСЕ ВПЕРЕД!!! — приказал Ковач, запрыгнув на площадку.
 За мгновение до этого Брэдли полосковым зарядом высадил ведущую на лестницу дверь.
 Три штурмовых отделения второго взвода поливали огнем все открытое пространство. Ответный выстрел или рикошет выбил тучу искр из керамической брони десантного скафандра капитана. Он зашатался, но устоял на ногах. Два его помощника, согнувшись, поволокли вниз свои громоздкие и тяжелые устройства.
 — К черту все это! — заорал капитан на Сенкевич, заметив что та повесила плазменную пушку на плечо, и поднял ее автоматическое ружье.
 — А, иди ты… — огрызнулась, явно отказываясь выполнить прямой приказ командира…
 Ковач уже проскочил внутрь, и она была теперь прямо за ним. Воздух был наполнен пылью и газами, образовавшимися при взрыве, но на фоне мускусного зловония и запаха человеческих испражнений, шедшего изнутри, это почти не ощущалось.
 Конечно, командир роты, вполне мог остаться на крыше, вместо того чтобы со своими солдатами нырнуть в здание, где он наверняка бы не смог взаимодействовать с подразделениями и главным командным пунктом на орбите.
 Звание давало ему право на это, но за двенадцать лет службы Ковач пользовался только одним правом; оказаться на том участке, где смог убить побольше хорьков.
 Ступеньки лестницы были очень крутыми и узкими, рассчитанными на короткие конечности хорьков. Увешанный железками десантник, двигавшийся впереди Ковача, свалился в коридор, но судя по всему хорьков там не было, так как никто не спешил воспользоваться очевидным преимуществом.
 Мертвых хорьков, правда, валялось штук шесть — огонь автоматических винтовок застал их врасплох и не оставил никаких шансов. Одно покрытое шерстью тело еще продолжало извиваться в предсмертной агонии. Рефлекс или осознанное намерение заставили тварь из последних сил впиться зубами в ботинок десантника, наступившего ему на морду с намерением размозжить череп.
 Короткая лестница упиралась в коридор, по обе стороны отгороженный проволочной сеткой. Проволока была самой обычной — из такой делают загоны для свиней. Безусловно, пленников здесь держали очень недолго. Вольер слева был пуст.
 Справа в загоне находилось примерно четыре десятка человек, от страха жавшихся в углу.
 Все пленники совершенно голые, если не считать толстого слоя засохших испражнений, так что какого они пола невозможно было определить даже после того, как они начали радостно кричать, приветствуя десантников. В одном углу клетки было проделано сточное отверстие, но рабы, сидевшие здесь не один год, были слишком запуганы, для того чтобы пользоваться стоком. Судя по всему, хорьки совершенно не заботились о пленниках.
 Ковачу сейчас тоже было не до них.
 — Найти лестницу вниз, — выкрикнул он, когда что-то дернуло его за руку и он резко развернулся, и ствол его ружья резко взметнулся вверх. Он нанес по противнику резкий удар…
 К его удивлению, это оказался не хорек, а женщина с каштановыми волосами. Она просунула руку сквозь ячейки сетки, которая и спасла ее от страшного удара разъяренного десантника.
 — Черт! — грозно прорычал Ковач, возмущенный допущенной ошибкой.
 — Пожалуйста, — горячо взмолилась женщина с уверенностью, заставившей ее приблизиться к фигуре в скафандре, несмотря на охвативший рабов панический страх. — Мой брат, Олтон Диннин — не доверяйте ему. Ради всего святого — НЕ ДОВЕРЯЙТЕ ЕМУ!
 — Убежище хорьков! — сообщил один из бойцов, добравшихся до конца коридора, где за сеткой огромных клеток виднелась дверь. — Черт, пустое.
 — Осторожно… — сказал Ковач, ринувшись к ним. Брэдли и Сенкевич шли следом.
 Халианин, неожиданно выпрыгнувший из «пустой» комнаты, и был именно то, о чем попытался предупредить бойцов умудренный опытом командир.
 Десантники от неожиданности закричали. Их у двери было четверо — все из штурмового группы, закованные в сверхпрочную броню. Хорек был без оружия — только в передних лапах зажаты два ножа. Их лезвия сверкнули у керамической брони — и вошли в стык между пластинами.
 Два десантника рухнули и в ту же секунду сержант Брэдли выстрелил. Хорек, уже было занесший ножи над третьей жертвой, бесформенным комком осел на пол.
 Остро сознавая свою вину, Ковач с еще большей скоростью ринулся вперед. Он должен был позволить десантникам скинуть с себя двадцатикилограммовые путы после того, как они оказались внутри здания. Всячески проклиная себя, он вбежал в комнату, где прятались хорьки.
 Это было типичное халианское гнездо — с подвесным потолком, и низким ложем. Его сенсоры показали, что здесь еще сохранилось тепло хорька. Заглянувший первым десантник, видимо, решил, что обитатель выскочил и скрылся при первых звуках пальбы…
 …А он в это время сидел под ним и выжидал… В таких условиях нельзя доверять не только сенсорам, но и собственным глазам. Доверия заслуживали только яркие огненные вспышки, вроде той, которой Сенкевич превратила кучу еще теплого тряпья в углу в пылающий костер. Пух и дерево разлетелись от огня пуль.
 — Э-Э!!! — закричал кто-то. Ковач мгновенно обернулся.
 Двери подъемника разъехались во всю ширину холла. У испуганной фигуры внутри лифта была обнаженная грудь, но на правой руке повязка-рукав красного цвета — от запястья до плеча. Халианский автомат, ствол которого он направил вперед, не мог пробить штурмовую броню, но Ковачу наверняка пришлось бы туго, не выстрели он первым. Удар пуль капитана отбросил фигурку внутрь, в забрызганный кровью подъемник.
 — Сэр! — закричал стоявший у лифта десантник. — Это был свой! Человек!
 — Свой в своего стрелять не будет, — огрызнулся капитан.
 — Подрывники! Мне нужна дыра в этом проклятом полу!
 Два бойца бросились выполнять приказ. При них был запас ленты полоскового заряда.
 — Какого раз… — начал было один, но Ковач понял вопрос с полуслова.
 — Два на один… нет, ДВА НА ДВА!
 Ему требовалась достаточно большая дыра, через которую они смогли бы беспрепятственно прыгнуть вниз. Проблема состояла в том, что поверхность пола была из того же материала, что и все здание. Пушечные выстрелы и взрывы уже нарушили структуру здания, и теперь оно могло разрушиться до основания от малейшего толчка.
 Однако без отверстия обойтись невозможно, поскольку другого пути вниз нет — кромке, разве, что, лифта…
 — Можно использовать лифт, сэр? — спросил десантник в штурмовом скафандре, лицо которого за опущенным забралом распознать было невозможно.
 — Нет, черт подери! — произнес Ковач, уже склоняясь к мысли позволить дурню сделать это, чтобы отвлечь внимание. Вся беда в том, что проклятый дурень — был ЕГО дурнем, из его роты…
 — Молодой какой-то… — пробормотал сержант Брэдли со смесью удивления и боли.
 — Внимание! — закричал кто-то из подрывников.
 Ковач прижался к стене, чтобы дать возможность саперам отпрыгнуть, но они знали свое дело. В последние доли секунды они развернулись и бросились ничком наземь, плотно закрыв уши руками. Помещение осветилось вспышкой, и четыре квадратных метра пола рухнули вниз…
 И тут же застряли. Нижний уровень был разделен на помещения меньшей площади. Толстая пластина полиборэйта накренилась, и теперь часть ее ушла вниз, тогда как противоположная сторона осталась на прежнем месте.
 Снизу раздалось две коротких очереди из автоматов, но пули отрикошетили от оторванного куска пола и ушли вверх, не причинив никому вреда.
 — Осторожно! — заорала Сенкевич, вновь подняв свою пушку.
 За считанные секунды подготовив ее к стрельбе, она прицелилась в узкую щелочку, которая вела в расположенную на нижнем этаже комнату.
 Это была чертовски опасная затея. Промахнись она совсем немного, и заряд высвободил бы всю энергию здесь же, и внутренних стен оказалось бы совершенно недостаточно чтобы спасти Гамму.
 Но Сенкевич была мастером своего дела; кроме всего прочего, это был лучший способ заставить замолчать противника внизу еще до того, как вслед за плазменным зарядом вниз ринутся десантники.
 Саперы выскочили в коридор; Ковач вжался в стену, надеясь что стена сможет выдержать ударную волну хотя бы несколько микросекунд. Заряд прочертил ослепительно яркую трассу и исчез в щели, ведущей на нижний уровень. Воздух в точке взрыва засветился ярко, как крошечное искусственное солнце. Исполинская плита, словно листок на ветру, взмыла вверх, рассыпалась на мелкие кусочки, которые тяжело рухнули вниз. Ковач и Брэдли столкнулись на ходу плечами, пытаясь первыми ринуться на штурм. Сенкевич воспользовалась столкновением, чтобы прошмыгнуть вперед со своей плазменной пушкой.
 Это оружие предназначалось не для того, чтобы палить из него вслепую, но поскольку вокруг точки взрыва ничего живого остаться просто не могло, штурм становился менее опасным.
 Пролетев в непрозрачной дымке, Ковач упал на нечто скользкое. Воздух после плазменного взрыва был столь гадостным, что установленные в шлеме фильтры плотно прижались к лицу.
 Десантники очутились в нормальной — человеческого размера — комнате с трещиной в полу. Ниже не было ничего: сквозь трещину виднелась обожженная плазменным зарядом земля.
 Это была комната для инструктажей, или что-то в этом роде. Но кроме этого, здесь находился и уголок отдыха — вдоль стен ряды кресел, разбросанных взрывом, а на вертикальной решетке висели два истерзанных человека. Жертвы были раздеты еще до того, как в помещение проник ливень ионов. Их тело со стороны взрыва было полностью сожжено, и взору десантников предстали обугленные кости. Но убиты они были вовсе не плазменной пушкой. Черепа несчастных жертв были расколоты пулями как раз за несколько мгновений до того, как выстрелила сержант Сенкевич.
 Несколько деревянных, ручной работы кресел были полностью сожжены. Судя по размерам, они предназначались для людей. На стене за решеткой — плита из полированного дерева с списком имен. От взрыва ее защитили тела замученных жертв и защитное покрытие из вспенившегося теперь глассина. Заголовок гласил: «РАСПИСАНИЕ ДЕЖУРСТВ».
 Он был написан на понятном каждому человеку языке, а не на похожих на вырванные зубы закорючках халианского алфавита.
 Каждое из шести других тел, которых взрыв застал в этом помещении, имело знакомый отличительный знак: красный рукав-повязку или по-крайней мере следы красного материала на неповрежденных взрывом участках тела. Все они были людьми — в том числе и та женщина, на которую приземлился Ковач. Она сжимала обезображенной рукой халианский автомат, пули которого и заставили замолчать несчастных жертв.
 — ПРЕДАТЕЛИ, — прорычал сержант Брэдли. Он хотел презрительно сплюнуть, но фильтры помешали.
 — Надсмотрщики, — со странным спокойствием произнес Ковач. — Хорьки не занимались грязной работой — для этих целей они использовали вот таких…
 Он бросил взгляд на дверь и почти осознал весь смысл происшедшего. Из пролома наверху вниз прыгали десантники, высматривая цель. Воздух уже очистился достаточно, и Ковач смог отчетливо разглядеть тело человека, выброшенное взрывом за дверь. Его руки и ноги были обуглены дочерна, а шея обожжена до такой степени, что голова еле держалась.
 Но само лицо почти не пострадало, и черты выдавали близкое родство с той женщиной, что пыталась предупредить его.
 С предательством Олтона Диннина было покончено.
 — Вперед, десант! — приказал Ковач.
 Он на мгновение замешкался, и Брэдли с Сенкевич сразу же обогнали его. Они оказались в длинном коридоре, в противоположной стене которого через короткие промежутки располагались двери. Кто-то приоткрыл одну из них, ошарашенно взглянул на десантников и тут же захлопнул.
 Брэдли с Сенкевич встали по краям панели, а Ковач двинулся по коридору, ожидая появления новой цели. Он полагал, что их тыл прикрыт бойцами второго взвода, которые смогли последовать за ним. Бойцы штурмового отделения в своих громоздких скафандрах просто не могли пройти в проем.
 — Давай!
 Сенкевич выстрелила из винтовки через дверь и что есть силы пнула ее ногой. Дверь отворилась, Брэдли левой рукой метнул внутрь гранату.
 Находившийся внутри человек с пронзительным воплем выпрыгнул оттуда, не дожидаясь взрыва гранаты, и Брэдли выстрелил.
 Когда цель появилась из-за двери, все увидели красное пятно повязки на рукаве.
 В комнате надзирателя стояли стул, стол и кровать, матрас загорелся от взрыва гранаты и теперь чадно дымил.
 Частый треск ружейных выстрелов и глухие разрывы гранат послышались с той стороны коридора, где сейчас действовал третий взвод.
 Первый и третий взвод должны были продвигаться к центру с разных сторон здания, но в непосредственном подчинении у Ковача было слишком мало людей, чтобы очищать все великое множество отдельных комнаток. Ему нужно было найти гнезда хорьков…
 Но на всем холле по обе стороны от комнаты инструктажей было всего лишь две двери.
 — Прикрой нас! — приказал Ковач командиру отделения из второго взвода. — С двух сторон, и смотри десант не задень.
 В любой другой ситуации он вместо слово «десант» употребил бы термин «свои», но теперь это слово начинало становиться несколько двусмысленным.
 Его сержанты уже почувствовали это, прижавшись к стене по обе стороны от следующей двери. Ковач одновременно с Сенкевич открыли перекрестный огонь, выбивая ярко-желтые щепки из мягкой деревянной двери. Брэдли ударил что есть силы ногой, и все трое метнули внутрь по гранате.
 Защелки не было. Дверь свободно болталась на петлях; стены и пол коридора были изрыты шрапнелью.
 Ковач с командой бросились вперед, высматривая цели для поражения. Никаких признаков жизни, за исключением дыма и деревянных разделочных досок, попадавших на пол со стен. Посредине возвышалась большая кухонная плита. У трех стен стояли печи и большие холодильники.
 Ковач понял, что попал на кухню. Спрятавшийся мужчина вовремя успел поднять руки и подняться из-за его плиты — как раз за мгновение до того, как десантники приготовились обойти ее, готовые без раздумий стрелять во все, что движется.
 — Встать! — приказал ему Ковач. — ВСТАТЬ!
 Мужчина оказался полным, запуганным и совершенно лысым, если не считать двух пышных кисточек седых усов, которые он поглаживал обеими руками несмотря на очевидные попытки контролировать свои движения.
 — Остальные, черт побери! — проревел Брэдли, направив ствол ружья на тот угол плиты, из-за которого по его разумения должны были появиться противники.
 — Здесь только я! — сквозь слезы пробормотал лысый человек. — Клянусь Богом только я, только Чарли-Повар.
 Сенкевич медленно подошла к кухонной плите.
 — Угу, — сухо промолвила она.
 Чарли заметно расслабился — пока не увидел, что Ковач взялся за ручку ближайшего холодильника.
 — Это не я! — отчаянно заорал повар. — Чарли только делал то, что ОН приказывал, клянусь Богом, Чарли…
 Когда Сенкевич увидела, чем был наполнен холодильник, она неожиданно спасла повару жизнь, двинув его что есть силы в зубы за мгновение до того, как ружье Брэдли чуть-было не восстановило справедливость более радикальным способом.
 Головы, руки, ноги — туши были разделаны мясником-профессионалом, но и так не оставалось никаких сомнений, что подвешенные на крючьях тела были человеческими.
 Ковач подошел к неуклюже застывшему человечку и приставил ствол ружья к его горлу.
 — Расскажи мне, что ты готовил для хорьков, — спокойно произнес он. — Просто скажи, и все.
 — Нет-нет-нет, — заверещал Чарли, сплевывая кровь. — Не для Хозяев, для Хозяев — никогда. Тем не нужно готовить. И не для себя, не для Чарли. Чарли просто…
 — Капитан? — произнес Брэдли, нахмурившись; он явно успел обдумать свой импульсивный поступок, чуть было не совершенный только что. Пристрелить безоружного, пленника… — Я… Э…
 Он легонько постучал по шлему — как раз в том месте, где находились записывающие устройства, фиксировавшие каждый его поступок и каждый звук, произнесенные в ходе операции.
 Ковач схватил пленника за горло и рывком поставил на ноги. Чарли мгновенно прекратил всхлипывать, но пальцы офицера-десантника не сжались еще крепче у него на шее. Вместо этого он втолкнул Чарли прямо в открытый холодильник.
 — Мы еще вернемся за тобой! — бросил он на прощанье.
 Возможно… когда-нибудь.
 Ковач содрогнулся, вытаскивая наполовину опустевшую обойму из ружья и вставляя взамен ее новую.
 — Сказал вчера одному парню, что видел, что делают с людьми хорьки, — пояснил он своим помощникам, и вот теперь вижу, что ошибался.
 В душе он, однако, отнюдь не был уверен, что вся вина за это лежит на халианах.
 — ЕЩЕ ОДИН! — громко выкрикнула Сенкевич; ее ноги с силой оттолкнулись от пола, и она вслед за Брэдли бросилась в коридор.
 У парней из второго взвода было слишком много работы, и они ограничились тем, что оставили в коридоре распыленное облако и заряды взрывчатки, а сами занялись спальными помещениями на другой стороне коридора. Кроме этого, они не сделали ничего, но приказ Ковача прикрыть их с тыла выполнялся. Возразить было нечего.
 Он со своими сержантами направился к третьей двери на своей стороне коридора. Именно эта дверь на мгновение приоткрывалась изнутри, когда они на миг ослабили бдительность.
 Огонь из ружей они не открывали. Возбужденный Брэдли выпустил заряд из короткоствольника параллельно коридору у самой двери.
 Заряд проделал широкую рваную брешь в толстой деревянной панели и выбитый фрагмент влетел в задымленную комнату.
 — НЕ СТРЕЛЯЙТЕ! — послышался изнутри отчаянный голос. — Я безоружен! Я пленник!
 Ковач пинком вышиб дверь, как будто входя внутрь, но сам остался снаружи. Комната была кабинетом — почти таким же большим, как и кухня. В ней стояли большие деревянные шкафы, деревянная картотека, стол… в который Сенкевич выпустила пол-обоймы, поскольку больше никаких звуков изнутри не раздавалось. Щепки полетели от стола, как испуганные птицы, однако крика боли не последовало.
 Хоть они и вышли в дальний космос, халиане оставались сравнительно примитивной по человеческим меркам расой. Люди уже много веков работали с компьютерными банками данных.
 Здесь-же под данными понимались знаки, записанные на бумаге. И сейчас эта бумага горела в открытых ящичках картотеки. Воздух был раскаленным и дымным, потому что для уничтожения данных, когда они записаны на бумаге, требуется немало времени.
 Полускрытый за дверью человек шагнул внутрь. Он закрывал лицо руками.
 На нем не было красного рукава-повязки, но в ящичке на самом верху догорал кусок ткани.
 Чего же этот мерзавец хотел добиться, уничтожая записи? Ковач решительно шагнул к человеку, но тот внезапно произнес:
 — Идиоты! Да вы хоть знаете, кто я такой?
 Он медленно убрал руки, и они сразу, без всяких голографических портретов опознали его — все трое. Если не считать более мясистых губ и красного жирного носа, достопочтенный Томас Форберри почти не изменился.
 — Пошли, — сказал Ковач.
 Форберри подумал, что офицер имел в виду его так же, как и сержантов, но Ковач остановил пленника ударом ствола в грудь, когда тот попытался отправиться за ними следом.
 — Сэр? — с сомнением произнес сержант.
 Ковач захлопнул за собой дверь. Она еще держалась на петлях, хотя дым сквозь многочисленные щели выходил наружу.
 — Они сотрут чипы, — пояснил Ковач.
 — Сэр, но мы не можем стереть регистраторы! — умоляюще произнес Брэдли. — Сэр, это невозможно!
 — А мы и не будем этого делать, — объяснил Ковач. Он кивнул Сенкевич, поднявшей плазменную пушку с единственным оставшимся зарядом. — Мы оставим их, чтобы прикрыть еще одно дельце.
 Они все вжались в противоположную стену, Сенкевич подняла гигантскую трубу плазменной пушки и направила ее ствол прямо в отверстие с рваными краями, проделанное в двери кабинета напротив.