Аннотация: Однажды в Жмеренке с пассажирским поездом «Черноморец» шедшим из Одессы в Киев произошел странный случай. Что-то произошло с тринадцатым общим вагоном — то ли поез от него отстал, то ли он от поезда. А все началось с того, что один из пассажиров решил развлечь попутчиков показывая фокусы. © cherepaha --------------------------------------------- Борис Штерн Фокусники *** Ежедневный пассажирский поезд «Черноморец» лет десять назад был не скорым, а простым. Он ходил из Одессы в Киев и обратно и, кроме крупных городов Жмеринки и Винницы, останавливался, как говорится, у каждого столба. Однажды в Жмеринке его задержали какие-то странные события, и он опоздал в Киев на сорок минут. Что-то произошло с тринадцатым, общим вагоном — говорили, то ли вагон отстал от поезда, то ли поезд отстал от вагона — толком никто не мог объяснить. Но вот уже десять лет проводник Илья Спиридонович Опанасенко, всякий раз выходя на перроне в Жмеринке, стоит со своим фонарем и, глубоко задумавшись, глядит в небо. Стоит неподвижно и в дождь, и в мороз до тех пор, пока по селектору не объявят отправку «Черноморца». В тот вечер в конце августа в общий вагон «Черноморца» влезали тетки с торбами, уныло входили командированные, не доставшие плацкарту, с шумом вваливались экономные студенты. Все перемешалось и устраивалось. Илья Спиридонович, не глядя на часы, но чувствуя скорое отправление, загнал с перрона в тамбур последних курильщиков и сам поставил ногу на ступеньку, чтобы войти в вагон, но в этот момент появился опоздавший. Во время отправки всегда появляется такой опоздавший. Он в ужасе мчится за уходящим поездом, сшибая провожающих, и если повезет, вскакивает в последний вагон. «Черноморец» плавно покатил. Илья Спиридонович прикинул расстояние между вагонами и догонявшим пассажиром, протянул руку, чтобы подхватить пассажира в момент прыжка, и азартно закричал: — Давай, давай, давай! И пассажир прыгнул в тамбур. Это был среднестатистический, ничем не примечательный пассажир Юго-Западной железной дороги: среднего роста, средних лет, в сером костюме, при галстуке — из тех, кому ехать надо, да не везет. Пассажир отдышался, поправил галстук и, когда Илья Спиридонович закрыл дверь, невинно сказал: — Понимаете, какое дело, товарищ проводник… У меня билета нет. Нет в кассе билетов. Даже в общий вагон. — Что это за фокусы, гражданин? — рассердился Илья Спиридонович. — Какие уж тут фокусы, — вздохнул среднестатистический пассажир, задумчиво разглядывая проводника. — Ехать надо, билетов нет… Впрочем… вы всегда так неаккуратно храните деньги? — Чего? Не понял, — удивился Илья Спиридонович. Вдруг серый костюм ловким движением снял с Ильи Спиридоновича железнодорожную фуражку и принялся вытаскивать из нее какой-то несусветный хлам — какие-то шарики, ленточки, бумажные цветочки, два яйца, обглоданную куриную кость, спичечный коробок… наконец он вынул из фуражки купюру в десять рублей и протянул ее проводнику: — Ваша? Илья Спиридонович стоял с выпученными глазами. Пассажир улыбнулся, надел на проводника фуражку, засунул ему в нагрудный карман червонец и вошел в вагон. — А вот и свободное место! — услышал Илья Спиридонович. В первом купе, где устроился среднестатистический пассажир, ехали: хмурый молодой человек с ромбиком на лацкане, смущенная девушка и дед в соломенной шляпе. На верхней полке кто-то уже спал, а дед неотрывно глядел на свой чемодан. Когда Илья Спиридонович проверил билеты, молодой человек с ромбиком, недовольно принюхиваясь, ушел в вагон-ресторан; а в купе завязалась беседа — бестолковый разговор на той стадии, когда незнакомые люди не знают, о чем говорить, но знают, что в дороге о чем-то говорить надо. Поговорили о том, о сем: о погоде — «лето, как никогда», о молодежи — «не та пошла молодежь»; как вдруг серый костюм, желая расшевелить компанию, улыбнулся и сказал девушке: — Хотите, я угадаю, как вас зовут? Вас зовут Танечка. Он угадал точно, но Танечка смутилась еще больше, и серый костюм напрасно ожидал от нее изумления. Опять замолчали. Когда «Черноморец» выехал из Одессы, дед в соломенной шляпе спросил: — А вы… вы в какой области работаете? — Я? — обрадовался вопросу серый костюм. — В киевской области. «Ревизор», — с внезапным подозрением подумал Илья Спиридонович, проходя мимо первого купе. — Нет… — смутился дед. — Я хотел спросить: кем вы работаете? — У меня довольно-таки редкая профессия, — охотно начал объяснять серый костюм. — Я специализируюсь на чудесах. — А я слышал, что бога нет! — уважительно сказал дед. — Бог его знает, — усмехнулся серый костюм. — Тогда скажем так: фокусник я. «Врет. Чует мое сердце — ревизор», — опять подумал Илья Спиридонович, а дед поджал губы и вцепился в свой чемодан. Уважительность его сразу прошла. Однажды, еще до войны, он тоже ехал из Одессы в Киев… и второй раз с ним эти фокусы не пройдут! После Раздельной «Черноморец» вошел в скорость, степь побежала мимо. С верхней полки свесилось заспанное лицо и спросило: — А тот, с ромбиком, еще в ресторане? Неприятный тип. Нацепил поплавок — глядите все, я с высшим образованием. — Не судите о незнакомых людях по внешнему виду, — вдруг сделала замечание Танечка. — А по чему тогда судить? — Вообще не судите. Контакты в купе явно не налаживались. — А у меня карты есть! — сказал вдруг дед, раздираемый боязнью за свой чемодан и желанием, чтобы никто этой боязни не заметил. — Сыграем в подкидного? — Карты? Дайте-ка мне карты… — попросил серый костюм. «Здесь-то все и началось, — вспоминает Илья Спиридонович, стоя через десять лет на перроне в Жмеринке. — Вхожу в купе, а он показывает фокусы. Запомни, говорит, какую хошь карту. Запомнил? Ну, запомнил. Ложи, говорит, назад в колоду. Поклал. Тут он берет и вытягивает эту же карту из моего фонаря. Да-а… Ну, это, положим, легкий фокус. На сегодня я и похлеще могу. Но тогда, положим, я когда-нибудь и с вагоном фокус… того… Да-а… Где уж нам.» — Ух ты! — сказал дед. — Покажите еще раз! — Какая прелесть! — удивилась Танечка. — как вы это делаете? — Заметьте, что эта карточная колода не моя, а чужая, — польщенно ответил фокусник. — Если я объясню секрет фокуса, то вам же станет неинтересно. Я лучше другой фокус покажу… — он профессионально засучил рукава. — Запомните любую карту. Теперь порвите ее… — Э-э… это мои карты! — испугался дед. — Не волнуйтесь. Порвите и выбросьте в окно. Танечка нерешительно разорвала бубнового туза и выбросила его в окно. — Отлично. Вот ваша карта, — и фокусник вытащил бубнового туза из кармана. Из крайнего купе раздался смех. Илья Спиридонович заглянул туда. С верхних полок свесились заспанные головы, из тамбура выглянули удивленные курильщики. В купе становилось тесно. Одни пассажиры сидели на корточках, другие подпрыгивали за чужими спинами. Поезд мчался в сумерках, тускло светили лампы под потолком, а в спертом воздухе общего вагона шестерки превращались в тузов, а дамы прятались в чужих карманах. Время, что ли, остановилось или вспять пошло в тринадцатом вагоне «Черноморца» и приоткрыло в крайнем купе форточку в мир детства и иллюзий? Не в свое ли полузабытое детство таращились Илья Спиридонович и сонные головы с верхних полок? Но вот, как в сказке, появился злой гений и все испортил. — Это мое место, — сказал он. — Попрошу! Это вернулся из вагон-ресторана молодой человек с поплавком. — Фокусы? — спросил он. — Знаю я эти фокусы. — Но вы не видели! — воскликнул дед, косясь на чемодан. — Это ничего, что я не видел, — отвечал поплавок усаживаясь. — Любой образованный человек без труда отгадает ядро всякого фокуса. Конечно, показать я не смогу — я не карточный шулер, чтобы так виртуозно тасовать карты. — Вы несколько самонадеянны, по-моему, — не выдержал фокусник. — Да, я самонадеянный! — с удовольствием повторил поплавок. — И не стыжусь этого. Я всегда надеюсь только на самого себя. Если бы вы когда-нибудь задумались над этимологией слова «самонадеянность», — а она, как вы можете убедиться, очень прозрачна, — то вы не употребили бы это слово в том смысле, в котором вы его употребили. — Виталик, — вдруг, всем на удивление, сказала Танечка, — зачем ты так? Будь с людьми покультурней. — Но, Татьяна, меня возмущает всякий обман, — ответил ей поплавок. — Я просто хочу доказать… — Он что, ваш брат? — участливо спросила фигура с верхней полки. — Муж, — сухо ответила Татьяна. — Но, Виталий, послушай… — Предлагаю пари! — продолжал Виталий, не слушая. — Если я разгадаю все ваши фокусы, вы поведете нас в ресторан — все купе. — Образумься, Виталий! Ты только что из ресторана! На что мы будем жить, пока ты устроишься? — Идет! — немедленно согласился фокусник. — Только не тянитесь руками к картам и не сбивайте меня замечаниями. Тяните любую карту. Какая это карта? — Десятка пик. — Вот видите, вы ошиблись. Это дама червей. Не понимаю, как так можно ошибаться. А десятка пик вот где… Фокусник сделал несколько пассов и попросил фигуру с верхней полки поискать десятку у себя. Тот, счастливо регоча, нашел ее на полке. Многоголовое купе ехидно глядело на Виталика. Тот подумал и сказал: — В основе этого фокуса заложены две механистические идеи. Первая: вы искусно подсунули мне карту с секретом и, забирая, поменяли ее масть. В этом секрет карты, она двойная, что ли. Второе: настоящая десятка пик находится в колоде среди других карт, натягивая на ваших пальцах резиночку, как в рогатке. Вы ослабили колоду и выстрелили карту на верхнюю полку. — Вы наблюдательный, — хмуро похвалил фокусник. — Наблюдательный? Но вы ничего не сказали о моем умении логически мыслить. — Умеете, умеете… Задумайте любую карту… Вскоре фокусник ожесточился. Он сопел, хрустел пальцами, из его рукавов выпадали на пол какие-то посторонние карты, кубики, шарики; он чертыхался, извинялся, показывал фокус сначала, но ничего не мог поделать с Виталиком — тот объяснял любой его фокус. — Итак… в ресторан? — наконец спросил Виталик. — Или вы еще не все показали? — В ресторан, в ресторан! — гнусаво запела фигура наверху. Фокусник предпринял последнюю попытку. Дрожащими пальцами он выдернул из пачки уже зажженную сигарету, хорошенько прожевал ее, съел, а потом достал у Виталика из-за уха. Даже дед с чемоданом зааплодировал. — И объяснять неохота, — зевнул Виталик. — Проще некуда. Все пассажиры сочувственно отводили взгляды от фокусника, только фигура злорадно напевала: — В ресторан, в ресторан! — Почему плохие люди никогда не получают по заслугам? — вдруг пробормотал Илья Спиридонович. Весь сеанс он не выходил из купе, жадно наблюдал за каждым фокусом и болел за человека в сером костюме, который уже не казался ему ревизором. Обознался, бывает. И вот Илью Спиридоновича будто за язык дернули. — Это вы о ком? Это я «плохие люди»? — прищурился Виталик. За словом в карман он не лез и спуску никому не давал. — Выходит, я, «плохие люди», разоблачаем тут разного рода обманы и фокусы, а вы, «хорошие люди», развесили уши, оскорбляете пассажиров и не выполняете своих служебных обязанностей… — Это чего я не выполняю? — обиделся Илья Спиридонович. — Чай пора разносить. — Ну нет! — вскипел Илья Спиридонович. — Чаю я тебе не принесу, в общем вагоне чай не положен. Вот ему принесу два стакана, а тебе — нет. И ушел наливать чай фокуснику. В это время дед с чемоданом забыл про свой чемодан и вступился за проводника: — Ты почему оскорбляешь пожилого человека? — гневно спросил дед и… нарвался на такой фокус, что потом всю дорогу молчал. — О! Соломенная шляпка! — сказал Виталик. — Ваша очередь подошла… Что это у вас в чемодане? Золотишко? Нет, не золотишко… но я сейчас угадаю. Тарань! Тарань везете в Киев на Сенной базар продавать… нет, не продавать, а спекулировать по три рубля за рыбий хвост. А? Что скажете? — По два рубля… это все старуха… — прошептал дед, не зная, куда провалиться от стыда. — Ге-ге-ге! — подобострастно загегекала фигура наверху. — А как вы догадались, что у него в чемодане тарань? Возьмем с собой в ресторан, с пивом попьем! — А в самом деле, как я догадался? — притворно удивился Виталик и вопросительно посмотрел на фокусника. Тот пожал плечами. — Не велик фокус, а вы даже не догадываетесь. Пахнет потому что. Таранью пахнет. — У меня насморк, — не на шутку разозлился фокусник. — Прежде чем вы за мой счет пойдете в ресторан, я покажу еще один фокус. Последний. Кстати, где это мы стоим? — Мы едем, — ответил Илья Спиридонович, входя в купе с двумя стаканами чая. — Вы уверены? Внезапно все почувствовали, что вагон как-то странно стоит — только что тряслись и ехали, и вдруг тихо стоим… Пассажиры бросились к окнам. Илья Спиридонович побежал в тамбур, открыл тяжелую дверь и выглянул… тринадцатый вагон одиноко стоял в глухой степи, а рядом под насыпью паслась коза, освещенная луной и привязанная к колу. Илья Спиридонович не мог понять, куда подевался «Черноморец». — Нас отцепили! Мы отстали от поезда! — заголосили пассажиры. — Вы уверены? — спросил фокусник. — Мы стоим… или мы едем? Как в дурном сне, вагон опять поехал. Илья Спиридонович, как дурак, с двумя стаканами чая выглядывал из тамбура, а на него с удивлением смотрела коза. «Нас опять прицепили, — подумал Илья Спиридонович. — Надо пойти доложить начальнику поезда…» — Мы едем, едем, — успокаивал всех фокусник. — Однако не очень приятные фокусы, — сказал кто-то, и пассажиры, поглядывая в окна, разошлись по своим местам. «Черноморец» продолжал свой путь в полном составе. — Не понимаю… Это вы сделали? — сердито спросил Виталик. — Как вы это сделали? Фокусник насмешливо улыбался. Я проиграл, — нетерпеливо признал Виталик, забрал у жены сумку, вытащил кошелек и забросил его фигуре на верхнюю полку. — Здесь на всех хватит. Все идут в ресторан! Все идут, куда хотят! Все! Без нас. Татьяна, тебя это тоже касается, — и он вытолкал всех из купе. В ресторан, кроме развеселившейся фигуры, никто идти не захотел, все прислушивались к разговору в купе. — Вы кто? Вы где работаете? — спрашивал Виталик. — Это невозможно… то, что вы сделали. — Я заведую клубом в деревне Заврань. — Это не имеет значения! Я, например, физик-теоретик, но что с того? Как вы отцепили и прицепили вагон? — Не знаю. Не могу объяснить. — Ох, уж… Вот народ! В науке любой эксперимент должен быть повторен, а у вас « не знаю, не могу объяснить…» Припомните хотя бы свои ощущения, когда вы отцепляли вагон. — Ну… мне очень хотелось поставить вас на место. — Поставьте еще раз! — Уже расхотелось. — Раньше с вами что-то подобное случалось? — Нет… не припомню. — Расхотелось, не припомню… — передразнил Виталик. — Ладно, и без вас обойдусь. Главное, я теперь убедился, что такие фокусы в принципе возможны. Фокусник насупился и ответил: — А ты в своей физике далеко пойдешь. — Обязательно. И начну с того, что теоретически объясню этот ваш феномен с вагоном. — Шустрый чижик, — сказал фокусник. — А когда начнут шить тебе какую-нибудь лженауку и увольнять по профессиональной непригодности — что тогда запоешь? — Вот я и гляжу, вас будто пыльным мешком из-за угла прихлопнули. Вы чего-то боитесь? Или кого-то? Выгоняли вас, что ли, по этой самой непригодности? — Угадал. — Ну и… — насторожился Виталик. — Расскажите. — Ладно, расскажу, — неохотно начал фокусник, уставившись на синий поплавок Виталика. — Лет десять назад меня пригласили в цирк для просмотра моих фокусов. Я здорово нервничал. Я был не Кио, конечно… а впрочем… Так вот, меня смотрели директор цирка и еще один тип, который назвался «художественным руководителем». Директор даже слова не вставил, а только кивал. Говорил за него этот руководитель. Человек он был ироничный, вроде тебя. Сначала он осведомился, имею ли я специальное цирковое образование; потом принялся рассуждать о том, что нашему советскому цирку чужды карточные фокусы. От них попахивает пропагандой азартных игр. Он их запрещает. Он хотел бы увидеть фокусы без запаха, яркие и жизнеутверждающие. Я уныло предложил ему жизнеутверждающий фокус с исчезновениями и клоунадой; но они уже куда-то заспешили, и директор цирка произнес единственную фразу: «Зайдите завтра», — таким тоном, что мне послышалось: «Зайдите вчера». Назавтра я все же решил зайти. Когда я заявился через главный вход со своим реквизитом, оказалось, что директор и его художественный руководитель срочно уехали в Москву на важное совещание и обо мне не распорядились. Но неотложные дела может решить директорская жена, которая имеет в цирке вес. Мне показали ее издалека, и я вдруг решил схитрить. Я расшаркался, сотворил из воздуха бумажный букет роз и преподнес ей. Потом я нагло стал врать, что вчера мою работу смотрел и одобрил лично ее супруг и так далее. В общем, эта дама была очарована и под свою ответственность разрешила мне вечером выйти на арену. Я был в восторге — я и сейчас прихожу в восторг, вспоминая тот вечер. Я был как взведенный курок, и все мои фокусы стреляли без промаха. Это редкое состояние. Я хотел бы всю жизнь быть в таком взведенном состоянии. Публика исступленно удивлялась и аплодировала, а директорская жена сидела в первом ряду и млела от счастья, потому что я успевал ей подмигивать. Наконец наступило время жизнеутверждающего фокуса. Оркестр затих, мои подсадные рыжие были уже готовы по моему сигналу заявиться из зала на арену, а я вдруг вспомнил ироничные лица директора и художественного руководителя и подумал: «Посмотрел бы я на ваши рожи, если бы вы сейчас появились в цирке!» Потом я произнес условную фразу для рыжих: «Прошу двух человек…» В этот момент они и появились. Директор и художественный руководитель. То ли с неба упали, то ли из-под земли выскочили… не знаю. Они плюхнулись на арену в самом обалдевшем и затрапезном виде: директор цирка — в полосатой пижаме, а худрук — в спортивном костюме. Оба были навеселе, с картами в руках и, как видно, перенеслись в цирк в тот момент, когда худрук оставил директора без трех взяток на девятерной — такие у них были лица. За кулисами весь цирковой персонал подавился от хохота, оркестр что-то наяривал, пока не раздался голос директорской супруги: «Так вот какое у тебя совещание!» И они побежали от нее за кулисы и сорвали гром аплодисментов. А я за кулисы идти побоялся, раскланялся и ушел как пришел — через главный вход. Так что подобные фокусы случались и раньше. — Вот видите, — кротко сказал Виталик. — Я, кажется, создал для вас творческую обстановку. Попробуйте повторить. — Какая следующая станция? — спросил фокусник. — Жмеринка, — ответил Илья Спиридонович. — Через полчаса. — Ну что ж… хотите научное повторение эксперимента? Сейчас наш вагон очутится в Жмеринке! Ровно в полночь из здания вокзала в Жмеринке вышел дежурный милиционер и увидел на первом пути одинокий вагон с табличкой «Черноморец» и занавесками с изображением одесского оперного театра. Из вагона выпрыгнул человек с ромбиком на пиджаке, громко, по слогам прочитал вывеску на фасаде вокзала: «Жме-рин-ка!» — выпучил глаза и закричал в глубь вагона: — Вы научились управлять гравитационными волнами! Я покажу вам свои старые вычисления… сильнейшим волевым напряжением можно создать вокруг себя изолированное гравитационное поле и этим полем управлять. Совершеннейшая дурость! За ним из вагона появился человек в сером костюме и самодовольно произнес: — Подумаешь, я и без всяких вычислений могу этот вагон на Луну забросить! Затем вышел проводник с фонарем и стал по стойке «смирно» перед этими двумя. В окна выглядывали нервные пассажиры. Они кричали: — Он нас опять отсоединил! Где наш поезд? Из здания вокзала выбежал перепуганный дежурный по отправлению. Селектор просипел: — Откуда на первом пути вагон?! Через три минуты московский скорый! Милиционер все понял. То есть, он не понял, откуда здесь взялся тринадцатый вагон «Черноморца», когда сам «Черноморец» придет в Жмеринку через полчаса, — но он понял, что вагона здесь не должно быть. Он засвистел и побежал к вагону. — Это ты здесь вагон поставил?! — кричал дежурный на Илью Спиридоновича. Илья Спиридонович испугался за себя, но еще больше за фокусника и ответил: — Не могу знать! — Стрелочник! — вопил селектор. — Где стрелочник?! Дядя Вася, дай маневровый на первый путь! Илья Спиридонович дернул фокусника за рукав и прошептал: — Товарищ, дорогой, уберите вагон на запасной путь… во-он туда. — А ты что, сам не можешь? — обернулся фокусник. — Я? Нет… — опешил Илья Спиридонович. — Виноват, — сказал фокусник, отвлекаясь от беседы с Виталиком. — Мы тут, кажется, нарушили расписание. И вагон очутился на запасном пути. Когда их вели в привокзальное отделение милиции, Виталик поправлял фокуснику галстук, а тот — Виталику поплавок, и оба ласково произносили приятные на слух слова: «плотность потока», «гравитационная волна» и «очень приятно было познакомиться». За ними валили свидетели пассажиры. Татьяна объясняла милиционеру, что все это недоразумение, фокусы. — Так вы говорите, что и на Луну смогли бы слетать? — спрашивал Виталик. — А на Марс? — Марс не Марс, а в Киев, пожалуй, — отвечал фокусник. — А то всю ночь еще трястись. — О чем они? — удивился лейтенант в отделении милиции. — Пьяные? — Трезвые, — ответил постовой. — На них показывают, что они отцепили вагон от «Черноморца». — Но ведь «Черноморец» еще не прибыл! — удивился лейтенант. Татьяна хотела что-то объяснить, но Виталик ее перебил: — Таня, ты еще ничего не знаешь! Мы еще сами ничего не знаем. Мы срочно переносимся в Киев. Ты поезжай, а утром мы тебя на вокзале встретим. Виталик застыл на мгновенье. И вдруг он исчез. Не стало его. — Что тут происходит? — спросил лейтенант. Фокусник застыл на мгновенье. Потом он тоже исчез. Испарился. — Куда те двое подевались? — спросил лейтенант. — Не обращайте внимания, — ответила Татьяна. — Они, кажется, открыли телепортацию… или как там ее.. И снова Илья Спиридонович стоит на перроне в Жмеринке и думает, думает… — Это общий вагон? — прерывает его думы старуха с узлами. — Это, это, — отвечает Илья Спиридонович. — До Фастова к сыну доеду? — спрашивает старуха. — Доедешь, доедешь. Старуха входит в вагон и в испуге шарахается назад: — Какой же это общий?! — Общий, общий, — успокаивает Илья Спиридонович, ведет старуху в отдельное купе и усаживает на мягкий диван. Потом он опять выходит на перрон, и думает, думает, и не знает, верить тому, что он видел, или все ему почудилось? Ну не может человек силой одной лишь мысли перелетать из Жмеринки в Киев или на Марс. Или расцеплять железнодорожные вагоны — представить невозможно, что эту железную махину из тринадцати вагонов с локомотивом, проплывающую вдоль перрона, можно мысленно разорвать… — Где уж нам, — шепчет Илья Спиридонович и прыгает на подножку своего общего вагона. Это самый настоящий общий вагон — таким он подается на посадку, но за минуту до отхода превращается в спальный. Вместо твердых полок появляются диваны, исчезают боковые нары, а купе от коридора отделяют зеркальные бесшумные двери. Пассажиры спят на выглаженных простынях, а не клюют носом всю ночь напролет в тесноте и обиде. После первого испуга они всегда бывают приятно удивлены — Илья Спиридонович любит делать такие сюрпризы, но боится ревизоров и начальника поезда. Закрыв наружную дверь, Илья Спиридонович входит в свой общий-мягкий вагон и начинает готовить старухе чай. — Опять лимонов не завезли, — сердится он. Потом закрывает глаза, поднимает руку и делает в воздухе вращательное движение — будто выкручивает лампочку. Наконец он достает оттуда лимон. Откуда — он и сам не знает. Он кладет ломтик лимона в чай и несет старухе. — А сколько стоит чай? — пугается старуха. — Бесплатно, — сердится Илья Спиридонович. — А меня отсюда не выгонят? — опять пугается старуха. — Чего ты, бабка, всего боишься? — говорит Илья Спиридонович. — Езжай себе. Сейчас все вагоны такие. Он возвращается в служебное купе, глядит в окно и думает, думает… вот бы на Марс слетать! — Где уж нам, — вздыхает Илья Спиридонович.