--------------------------------------------- Шушпанов Аркадий Николаевич И от судеб защиты нет Шушпанов Аркадий Николаевич И от судеб защиты нет Право, если б вперед говорили условия, мало нашлось бы дураков, которые решились бы жить. А. И. Герцен Я опаздывал, я безнадежно опаздывал. Мчался по бесконечным галереям, тревожа покой статуй, давно утраченных на Земле, скачками преодолевал лестничные марши, но все равно ворвался в актовый зал, когда распределение уже состоялось. Группа "Артемида" праздновала. В общей суматохе мне, вероятно, нужно было сразу пройти к Машине Судеб и взять свою распечатку. Но сейчас это меня почти не интересовало. Я искал глазами Дельту и вскоре нашел. Дорогу к ней преградила ручища Тау. Вторая ручища держала кубок. - Омикрон, - прогремел Тау, - выпьем! - Есть за что? - спросил я. - Шестьдесят восемь лет! Ты разговариваешь со знаменитым архитектором. Видел эскизы - дух захватывает. А еще - отличная жена, трое блестяще образованных детей и шестеро резвых внуков. - Уход? - Скоропостижный, во сне. Разве не здорово? - Тау сделал добрый глоток. - Вот, пока еще могу позволить. Там буду убежденным трезвенником. Неприятность, однако! - Рад за тебя, - сказал я. - Когда? - Послезавтра! Жаль, дружище, мы не встретимся. Придется ждать, когда снова станем эйдосами. - Если не попадем в разные группы... Тау явно настроился развеять мои сомнения, но мне нужна была Дельта, и я тактично от него отделался. Рыжий гигант, ни мало не смутившись, тут же завладел вниманием Каппы и Мю. Дельта одиноко сидела у фонтана под сенью эйдоса диффенбахии. Распечатку она держала на коленях. Голова опущена, плечи поникли. Я подошел, сел рядом и обнял ее. Дельта разрыдалась. - Так переживала, думала, умру до рождения. - Вдруг посмотрела сердито. - И рядом никого, - Извини. Я торопился завершить. Неизвестно ведь, смогу ли после. - Наверняка сможешь. - Я хотел, чтобы ты прочла его в Эйдолоне. Переход скоро? - Через две недели. Я задал главный вопрос. - Мы будем вместе? - Нет. - Она покачала головой. Маленькая ладонь провела по моим волосам. - Мы даже не будем иметь представления друг о друге. Я сжал край холодной скамьи. Дельта крепче прильнула ко мне. - Ты полюбишь кого-то? - потерянно спросил я. - Конечно, - она улыбалась, и от этого становилось больнее. - Как же без этого, милый? Выйду замуж, рожу двоих, разведусь, когда младшему исполнится четыре. Своего мужчину так и не встречу... И в земной жизни я не буду такой красивой. Хочешь посмотреть? Она подвела меня к плоскому экрану, зажгла его прикосновением. - Скажем, мне восемнадцать, - Дельта набрала цифру. Девушка, возникшая на экране, была очень молодой... и очень похожей. Как младшая сестра. Волосы сохранили цвет - и только. Носик стал вздернутым, карие задорные глаза сделались чуть раскосыми, брови утратили безукоризненную линию. Девушка показалась в полный рост, она обладала стройной фигуркой, но при взгляде на ее точеные мускулистые ножки я почему-то все равно вспомнил шекспировское "не знаю я, как шествуют богини". Я-то знал. Дельта погасила экран. - Я могла бы удвоить и утроить возраст. Но - хочу, чтобы ты запомнил меня прелестной, как эйдос. Последнюю фразу она произнесла томно и сделала балетное па. Запомнил. Если бы мы хоть что-то помнили! Подсознание, изуродованное переходом, - вот все, что нам останется. - Я - твой недостижимый идеал! - Дельта стояла на носке, держа другую ногу почти перпендикулярно полу. - Ты будешь влюбляться во всех женщин, лишь отдаленно похожих на меня. На что еще я мог надеяться?.. - А где твоя распечатка? Я ответил. Дельта стала серьезной. - И ты слушаешь мои причитания? Омикрон, я глупая, самовлюбленная эгоистка. Всегда думала, что настоящее только на Земле. Но ты... ты уже здесь настоящий. Я ей завидую. - Кому? - Той, которую ты выберешь. И Дельта меня поцеловала. Я тоже чуть не умер до рождения. Потом вынул из-за пазухи свернутое в трубку стихотворение. - Это тебе. - Спасибо, - Дельта спрятала свиток в тунику. - А теперь пойдем. Моя распечатка сиротливо лежала на серебряном подносе. Дельта подала ее мне и отвернулась. Я прочел толстенный фолиант единым духом. Потом еще раз, медленнее. И в третий. И в четвертый. Дельта давно уже повернулась ко мне. - Что?.. - Подожди, - сказал я. - Совсем забыл. Твой возврат... Сколько тебе будет? - Восемьдесят три. А у тебя? - Двадцать восемь. - Что? - Двадцать восемь. Почти как Лермонтов. Только прозаичнее. - Расскажи! - потребовала она. Я рассказал. Про мать, про бабку, про первую любовь, про вторую. Про автокатастрофу. Про наркотики. Про непотушенную сигарету. Много было всяких "про". К нам потихоньку стягивались другие. Разговоры смолкали. Все, наверное, потому, что я оказался последним. - Долго ли тебе осталось в Эйдолоне? - деловым тоном спросила Дельта. - Так же, как тебе. - Нужно поговорить с ментором, - сказала она. - О чем? - Стопроцентного совпадения с данными Машины не бывает. - Эту лекцию я пропустил. - Как же, стихи сочинял, - передо мной вырос подтянутый Эпсилон. Гений ты наш, на корню загубленный. Я проживу на девять лет меньше твоего. На войну попаду в восемнадцать. А там - плен. Описать тебе, как снимают кожу "двойным тюльпаном"? И сколько после этого еще живешь? - Ты рад? Эпсилон осклабился. - А ты подумай! Но подумай и вот о чем: из тех, кого я успею прикрыть, многим повезет. И жизнь пойдет дальше. Важно только то, что остается. Да что я! А если бы Жанна д'Арк отказалась? - А если бы - ее палач?.. - Грязная работа - тоже работа, - непримиримо сказал Эпсилон. - Наивно просить пощады у судьбы. - От моей вообще не будет проку. Кстати, среди нас есть, кто отказался? - Есть. Кси. Я не поверил. Кси был лучшим из нас. Самый славный эйдос. - Он будет убивать детей. Их все равно бы убили, но Кси не хочет там быть. Значит, на Земле случится еще один выкидыш или аборт. Я запутался. - Позовите ментора. - Уже идет, - быстро проговорила Дельта. Эйдосы расступились. - Я нужен тебе, Омикрон, - утвердительно сказал ментор. Он знал, кому нужен и зачем. Он знал содержание всех судеб. - Ты внимательно читал распечатку? Она очень подробна. - Несколько раз, но ничего не нашел. - Хорошо, попробуем вместе. Если хочешь, можем остаться одни. - Пусть все будут с нами. Он взял мой фолиант, хотя помнил его наизусть. - Ты отслеживал свои стихи? - Да, но их будет мало и все плохие. - Ты не успеешь полностью раскрыться. Но кое-что напечатаешь. - Все пропадет. - Здесь ссылка. - Ментор подошел к панели. Руки забегали по клавиатуре, как будто наигрывали "Полет шмеля". - Тираж... Список читателей... Вот, указал на экран. Очень популярный сегодня жест. - "...Наиболее сильным окажется воздействие образов на автора код такой-то (эйдос Ро, группа "Персефона"). Подсознательное использование образов в собственном творчестве Ро имеет частным показателем снижение кривой самоубийств на пятнадцать процентов..." Двадцать пять пар глаз следили за символами на экране: и Дельта, и Тау, и Кси, и Мю, и Каппа, и Омега, и Ро, наш Ро. Двадцать пять, и печальнее всего были глаза самого ментора, которые больше никогда не увидят мир людей. - Не спеши, - обронил он напоследок. - Все-таки читать - одно, а прожить - совсем другое. И я стал думать. Думал, выстраивая за терминалом бесконечные колонки вероятностей. Думал, слоняясь по пустым аудиториям или по саду. Думал, провожая наших в узел перехода. Дельту видел не часто: она заполняла обходной лист в Александрийской и Вавилонской библиотеках. Однажды встретились на лестнице. - Ты куда? - К ментору. Я решил: пусть, когда придет срок, переносят меня в эмбрион. Но Дельта не выглядит обрадованной. - Бедный Омикрон, - ладонь скользит по моей щеке. - Я шла сказать: то, твое последнее, - прекрасно. Преимущество Эйдолона - в нем возможно совершенство. - Ошибаешься, - говорю я. - Прекрасной можешь быть только ты. - Знаешь, - Дельта опускает глаза, - мне очень жаль, что тебе будет так трудно. И я хочу, чтобы ты был счастливым хотя бы здесь - Спасибо. - Что мне еще сказать? - Куда мы пойдем? Ко мне или к тебе? - К тебе, - отвечаю без колебаний. - Неужели на Земле, в Эйдолоне или где-нибудь еще есть место лучше? *** ...Легкий шлепок - и новорожденный закричал, что есть мочи. Обессиленная мать взглянула на крохотное, мокрое существо, которое положили ей на живот, и не поверила, что это - ее. - Он... здоровый? - Вполне, - ответил врач. - А... почему такой красный? - Зеленых у нас еще не было. Тут она заметила нечто такое, от чего сердце сжалось в грецкий орех. - Голова... его голова... почему неровная? - Не волнуйтесь. Это родовая опухоль. Через четыре-пять дней рассосется, и голова будет совершенно нормальной. После того, как обрезали и завязали пуповину, акушерка начала первичный туалет. Теплая вода, персиковое масло, прочистка носовых ходов, альбуцид в глаза. Через ее руки прошли тысячи младенцев. Попадались и аномалии. Но этот был как все прочие; кожица тоненькая, нажми посильнее - появятся точки кровоизлияний.