Аннотация: Скорее ад замерзнет, чем инквизитор Грегор Эйзенхорн пойдет на сделку с Хаосом. Он непоколебим, как скала, неумолим, как божия гроза, а также умен, проворен и злопамятен. Плюс к этому окружен преданными помощниками. Похоже, демонам он не по зубам, но вот у собратьев-инквизиторов есть к нему парочка вопросов. С недавних пор некоторые его коллеги стали создавать проблемы: то в предательстве обвинят, то в убийстве, то в ереси. Трудно работать в такой обстановке. Прямых обязанностей никто не отменял, а тут столько дополнительных забот! И главная из них — выжить, когда за тобой гоняется чуть ли не вся военная машина Империума! За всеми этими хлопотами не мудрено не заметить, что в аду немного похолодало...


---------------------------------------------


 Дэн Абнетт
 Инквизитор. Ордо Маллеус


  Посвящается Кайлу Фостеру и Тэйкен, где бы вы ни были 


  Размышления порождают ересь. 
  Ересь порождает возмездие. 



 Пролог


 ПО ПРИКАЗУ ЕГО НАИСВЯТЕЙШЕСТВА
 БОГА-ИМПЕРАТОРА ТЕРРЫ
 ЗАКРЫТОЕ ДОСЬЕ ИНКВИЗИЦИИ
 ДОСТУП ТОЛЬКО
 ДЛЯ АВТОРИЗОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ
 ДЕЛО: 442: 41F: JL3: Kbu
 >Пожалуйста, введите авторизационный код
 > * * * * * * *
 >Идентификация...
 >Благодарю вас, инквизитор. Можете продолжать.
  КЛАССИФИКАЦИЯ:  Сведения первого уровня 
  ДОПУСК:  Обсидиан 
  СИСТЕМА КОДИРОВАНИЯ:  Криптокс, версия 2.6 
  ДАТА:  337.М41 
  СОСТАВИТЕЛЬ:  Инквизитор Джейвс Тайссер, Ордо Ксенос 
  ТЕМА:  вопрос, требующий Вашего незамедлительного рассмотрения 
  ПОЛУЧАТЕЛЬ:  Верховный Инквизитор Филебас Алессандро Роркен, представительство Высшего Совета Инквизиции, Сектор Скарус, Скарус Мажор. 
  Приветствую Вас, господин! 
  Во имя Бога-Императора, да славится его вечно неусыпное бдение, и Высших Лордов Терры, пишу Вам, ваше превосходительство, надеясь, что могу говорить начистоту касательно проблемы деликатного свойства. 
  Для начала уведомляю Вас, что работа моя на Вогель Пассионате ныне завершена и священный мой долг перед Инквизицией успешно выполнен. Полный, документированный рапорт последует в ближайшие несколько дней, как только мои научные помощники завершат работу над ним, и, полагаю, ваше превосходительство найдет это чтение удовлетворительным. Дабы подвести итог этому краткому официальному сообщению, с гордостью объявляю, что города-ульи Вогель Пассионаты избавлены от пагубного влияния так называемых вещунов, а верхушка сих непотребных ксенофилов навеки уничтожена и предана очищающему пламени. Их самозваный «мессия», Гаетон Рихтер, погиб от моей руки. 
  Однако попутно возникла новая проблема. Я обеспокоен случившимся и пребываю в сомнениях касательно того, как поступить в сложившихся обстоятельствах наилучшим образом. По этой причине я, ваше превосходительство, пишу Вам в надежде обрести указание. 
  Как Вы можете предположить, Рихтер ушел не без сопротивления. В заключительных, кровопролитных аккордах сражения, когда руководимые мной объединенные войска штурмовали укрепления под главным ульем, еретик призвал против нас существо, обладающее ужасной силой. Оно истребило девятнадцать имперских гвардейцев, приписанных к моей группе зачистки. Вместе с ними пали инквизитор Блучас, дознаватели Фарулин и Ситмол, а также капитан Эллен Оссэл, исполнявшая обязанности моего пилота. Создание убило бы и меня, если бы не странное стечение обстоятельств. 
  Существо, эта нечестивая тварь, очертаниями походило па обычного мужчину, однако мерцало неким внутренним светом. Голос его был мягок, а касания — огненными. Полагаю, мы столкнулись с демонхостом неимоверной мощи и невероятно склонным к изуверствам и жестокости. Все мерзости, свершенные этим созданием над Фарулином и Ситмолом, описаны в моем рапорте. Здесь я избавлю Вас от сих ужасающих подробностей. 
  Покончив с Блучасом, существо загнало меня в угол на верхней площадке укреплений, когда я старался пробиться через внутреннее святилище «мессии» вещунов. Мое оружие не причиняло вреда этому созданию, кое, ликующе рассмеявшись, отбросило меня обратно к лестнице одним лишь легким взмахом руки. 
  Ошеломленный и неспособный укрыться, смотрел я, как оно спускается ко мне. Кажется, я судорожно шарил вокруг в поисках выпавшего оружия... 
  Этот жест заставил существо заговорить. В точности передаю его слова. Оно произнесло: «Не бойся, Грегор. Твоя жизнь слишком ценна, чтобы впустую жертвовать ею. Прости меня, но ради правдоподобия мне необходимо оставить хотя бы небольшой шрам». 
  Когти существа ударили меня по груди и горлу, срывая дыхательную маску. Как мне потом сказали, несмотря на болезненность, раны исцелятся. Но тогда существо остановилось, впервые должным образом рассмотрев мое лицо, дотоле скрытое маской. Жуткий, мрачный гнев вспыхнул в глазах создания. Оно произнесло — простите меня, ваше превосходительство, но именно это, клянусь, оно и произнесло: «Ты не Эйзенхорн! Меня обманули!» 
  Полагаю, в этот самый миг оно и убило бы меня, но тут в лобовую атаку пошел Орден Зари Адептус Астартес, ворвавшийся в зал. Не знаю как, но в начавшемся светопреставлении существо сбежало. Какими бы невероятно могучими ни были Астартес, но тварь оказалась в сотни раз сильнее. 
  Позднее, стоя на коленях, с моим оружием, приставленным к его голове, за секунду до казни, Гаетон Рихтер умолял «Черубаэля» вернуться. Еретик вопил, не в силах понять, почему этот «Черубаэль» оставил его. Полагаю, он говорил о демонхосте. 
  Надеюсь, ваше превосходительство поймет мое затруднение. Приняв меня за другого собрата — и, могу добавить, к тому же за безупречно достойного, — это существо пощадило меня. Мне показалось, что поступило оно так в силу какой-то старой договоренности. 
  Инквизитор Грегор Эйзенхорн заслужил высокие оценки, неоднократно прославился и справедливо считается воплощением всего самого лучшего, что есть в нашем братстве, и утверждает его власть и догмы. Однако ввиду изложенных обстоятельств я начал задаваться вопросом, бояться того, что... 
  Я не чувствую в себе сил озвучить свои страхи. Но мне сдается, что Вам необходимо узнать о случившемся, и как можно скорее. На мой взгляд, стоит проинформировать Ордо Маллеус, хотя бы из соображений предосторожности. 
  Надеюсь и молюсь, чтобы все мои страхи оказались беспочвенными и произошедшее не повлекло за собой последствий. Но, как Вы учили меня, сэр, во всем необходимо удостовериться лично. 
  В день 276-й года 337.М41 поставлена моей рукой эта печать в подтверждение того, что слова сии написаны мной. 
  Император, храни! 
  Ваш верный слуга, 
  ТАЙССЕР 
  [Конец послания]. 




 Глава первая




ВЫЯСНЯЕТСЯ, ЧТО Я ПОКОЙНИК



В ЛОГОВЕ САДИИ, ПОД ТЕМНЫМ ПЛАМЕНЕМ



НЕПРИЯТНАЯ ВСТРЕЧА С ТАНТАЛИДОМ

 Становясь старше, да хранит меня Император, я обнаружил, что мерю свой жизненный путь пройденными вехами, мгновениями, которые никогда не померкнут в памяти: мое посвящение в Ордос Инквизиции; первый день, когда меня приписали в качестве ученика к великому Хапшанту; мое первое успешно проведенное расследование; еретик Лемет Сайр; повышение в должности до полного инквизиторского чина в возрасте двадцати четырех стандартных лет; затянувшееся расследование по Нассару; дело о Некротеке; заговор Понтиуса Гло.
 Все это вехи на моем пути. Несмываемо запечатлены они в энграммах моей памяти. И особенно отчетливы среди них воспоминания о Темной Ночи, завершающей месяц умбрис [1] , года 338.М41 по летосчислению Империи. И все это благодаря кровавой развязке в самом начале Темной Ночи. Великая веха моей жизни. Я оказался на Лете Одиннадцать по заданию Ордо Ксенос, погрузившись в работу по выслеживанию проклятой ксенофилки Садии Колдуньи, которая была уже почти в моих руках. У меня ушло десять недель на поиски и десять часов, чтобы захлопнуть западню. Я не спал уже три дня; не ел и не пил в течение двух суток. В затуманенном сознании возникали галлюцинации, провоцируемые затмением. Я умирал от двухкомпонентного яда. А тут еще и внезапное появление Танталида.
 Чтобы вам было яснее, Лета Одиннадцать представляет собой густонаселенный мир, расположенный в наиболее развитой области Геликанского субсектора. Основу промышленности мира составляют обработка металлов и защитные технологии. В конце каждого месяца умбрис наибольшая из лун Леты по какому-то космическому совпадению затмевает местную звезду и мир погружается во мглу на две недели, известные как Темная Ночь.
 Эффект потрясающий. На четырнадцать дней небо обретает темно-красный оттенок запекшейся крови, и над миром царит луна Кукс — непроницаемо-черный шар, окруженный неровной короной янтарного пламени. Это событие — что не вызовет удивления у изучающих имперские ритуалы — служит причиной для важного сезонного празднования у всех обитателей Леты. С началом Темной Ночи зажигаются огни всевозможных форм, размеров и видов, а жители бдительно следят за тем, чтобы ни один из них не угас до конца затмения. Производство останавливается. Предоставляются гарантированные отпуска. В городах проходят буйные карнавалы и факельные шествия. Процветают блуд и преступность.
 И над всем этим мрачное марево ореола, окружающего темную луну. На планете даже возникла традиция предсказания будущего по очертаниям солнечной короны.
 Я надеялся поймать Колдунью прежде, чем начнется Темная Ночь, но ведьма все время была на шаг впереди меня. Так уж получилось, что ее мастер ядов Пай, который приобрел свои навыки, попав в молодости в плен к темному эльдару-отступнику, сумел добавить в мою питьевую воду токсин, остававшийся инертным до тех пор, пока я не проглочу второй компонент бинарного состава яда.
 Я был уже покойником. Колдунья убила меня.
 Эмос, мой научный помощник, случайно обнаружил токсин в моем теле и успел помешать мне продолжать принимать пищу и питье. Но немилосердная смерть непреклонно догоняла меня. Единственный шанс на выживание заключался в том, чтобы захватить Колдунью вместе с ее вассалом Паем и вырвать у них ключи от моей судьбы.
 Мои помощники трудились на темных улицах. Восемьдесят верных слуг обыскивали город. А я, томясь от жажды, усталости и безделья, дожидался результатов в своем номере у Ипподрома.
 Козырь удалось вытащить Рейвенору. И кому же еще, как не ему. С такими талантами ему не долго оставалось ждать получения полного инквизиторского чина и ведения собственных дел.
 Он обнаружил логово Садии Колдуньи в катакомбах под заброшенным храмом Святого Киодруса. Я поспешил откликнуться на вызов своего помощника.
 — Тебе надо остаться здесь, — сказала мне Биквин, но я отмахнулся.
 — Я должен пойти, Елизавета.
 К тому времени Елизавете Биквин исполнилось уже сто двадцать пять лет. Благодаря разумному использованию достижений аугметической хирургии и курсам омолаживающих препаратов она сохраняла все те же красоту и энергичность, какими обладала в тридцать. Из-под вуали, обрамляющей ее симпатичное личико, на меня пристально смотрели темные глаза.
 — Грегор, тебя это убьет, — сказала она.
 — Если так, значит, Грегору Эйзенхорну пришло время умереть.
 Биквин скользнула взглядом по сумрачной, освещенной одними свечами комнате и посмотрела на Эмоса, но тот только покачал своей старой, напичканной аугметикой головой. Он знал, что иногда спорить со мной бывает просто бесполезно.
 Я вышел на улицу. Костры, полыхающие в бочках, освещали неверным сиянием пляшущих и пьянствующих гуляк. Вся моя одежда была черной, включая доходящий до земли тяжелый кожаный плащ.
 Несмотря на теплое облачение и многочисленные костры, мне было холодно. Усталость и голод въедались в мои кости.
 Я посмотрел на луну. Лучики тепла, окружающие ледяное, черное сердце. «Как и мое, — подумал я, — как и мое».
 Подали карету. В величественный экипаж было запряжено шесть пегих гиппин, фыркавших и мотавших головами. Завидев меня, несколько моих сотрудников, уже дожидавшихся поблизости, поспешили приблизиться.
 Я быстро окинул их взглядом. Все они были достойными людьми, иначе и не попали бы ко мне. Несколькими безмолвными жестами я выбрал четверых сопровождающих, а остальным приказал возвращаться к своим делам.
 Избранная четверка заняла места в карете. Мешер Кус, бывший имперский гвардеец с Владислава, Арианрод Эсв Свейдер, мечница с Картая, а также Берониса и Зу Зенг, две женщины из Дамочек Биквин.
 В последнее мгновение Беронисе приказали покинуть экипаж, и ее место заняла Елизавета Биквин. Лиза уже шестьдесят восемь стандартных лет как отошла от активной службы, чтобы собрать под своим командованием Дамочек, но по временам все еще предпочитала не доверять сотрудницам и сама сопровождала меня.
 Как я понимаю, тогда Биквин уже не надеялась на то, что я выживу, и хотела до конца оставаться со мной. По правде говоря, я и сам не рассчитывал остаться в живых.
 Щелкнул кнут, и карета с грохотом покатилась по улицам мимо ритуальных костров и факельных шествий.
 Никто из нас не произнес ни слова. Кус проверил и зарядил свой пулемет, а после отрегулировал ремни бронежилета. Арианрод обнажила саблю и проверила остроту клинка с помощью волосинки, выдернутой из головы. Зу Зенг, уроженка Витрии, сидела опустив голову, и ее длинное стеклянное одеяние позвякивало в такт движению кареты.
 Биквин уставилась на меня.
 — Что? — наконец спросил я.
 Она покачала головой и отвела взгляд.
 Храм Святого Киодруса находился в районе птицеловов, почти на краю города, рядом с обширными, наводненными ящерицами солончаками. Темноту вокруг заполнял гул насекомых.
 Экипаж остановился примерно в двухстах метрах от храма. Вдоль улицы чернели полуразвалившиеся каменные постройки. Темное небо окрашивали янтарные всполохи. Оставшийся позади город светился бесчисленными огнями. Нас же окружали только мертвые развалины, медленно отступающие перед голодом соляных болот.
 — Коготь запрашивает Шип, восторженные звери вокруг, — раздался в воксе голос Рейвенора.
 — Шип разрастается многообразно, лезвия для изменения внешности, — ответил я хриплым голосом. Горло пересохло.
 — Коготь ждет удобного случая. Запрашиваю торовидный путь, изображение черного цвета.
 — Изображение отклонено. Изображение сурового испытания. Шипу розы необходима трещина.
 — Подтверждаю.
 Мы разговаривали, применяя глоссию, неофициальный вербальный код, известный только моим помощникам. Даже при использовании открытого канала вокс-связи наши переговоры оставались тайной для врагов.
 Я переключил канал передатчика:
 — Шип запрашивает эгиду, приди ко мне, изображение сурового испытания.
 — Эгида поднимается, — донесся издалека голос нашего пилота. — Изображение принято.
 Мой боевой катер, известный своей легендарной огневой мощью, уже взлетал. Я повернулся к помощникам, скрывавшимся в тени.
 — Время пришло, — сказал я.
 Мы двинулись вглубь мрачных, покрытых слизью и минеральными отложениями руин храма. В воздухе висела одуряющая сырая вонь разложения. Жирные черви, прогрызшие ходы в камнях, сбивались в целые клубки и прятались, когда их касались яркие лучи наших фонарей.
 Кус двигался впереди, поводя дулом пулемета из стороны в сторону. Он выискивал цель с помощью лазерного дальномера, красный луч которого исходил из уголка его левого, усиленного бионикой глаза. Бывший имперский гвардеец был коренаст, под керамитовыми доспехами бугрились крепкие мускулы. Грубые черты его лица были выкрашены в цвета 90-го Владиславского полка, в котором когда-то служил Кус.
 Мы с Арианрод двигались следом. Она натерла клинок своей сабли кирпичной пылью, но оружие по-прежнему отражало свет. Рост Арианрод Эсв Свейдер основательно превышал два метра, и, пожалуй, она была самой высокой женщиной из тех, кого я встречал, хотя на далеком Картае подобное телосложение не является чем-то необычным. Длиннокостное тело мечницы скрывали облегающие кожаные одеяния, украшенные бронзовыми заклепками, а сверху был накинут длинный плащ из кусочков шкур. Полы плаща завершались многочисленными кисточками. Седые волосы моя помощница украсила бусинками. Сабля в руках Арианрод именовалась Ожесточающей и в племени Эсв Свейдер передавалась по женской линии в течение девятнадцати поколений. Длина оружия от оплетки рукояти до кончика изогнутого, искусно гравированного клинка составляла почти полтора метра. Длинная, стройная и изящная, как и ее хозяйка. Я ощущал вибрацию психической энергии, которую Арианрод вливала в оружие. Женщина и сабля становились единым живым существом.
 Арианрод служила мне в течение пяти лет, но я все еще продолжал познавать ее изощренное военное мастерство. Обычно я не упускал возможности отмечать каждую деталь в используемых ею приемах боевого транса, но в тот день меня слишком вымотали, слишком измучили голод и жажда.
 Биквин и Зу Зенг, шагающие плечом к плечу, замыкали нашу группу. Елизавета надела длинное черное платье с широким воротником из черных перьев, скрывающим плечи, а Зу Зенг облачилась в поглощающие свет одежды из витрианского стекла. Эти женщины держались позади на достаточном расстоянии, чтобы их аура ментальной пустоты не мешала нам с Арианрод применять свои способности, но в то же время не слишком далеко, чтобы в случае необходимости успеть прийти на помощь.
 Инквизиция — и многие другие учреждения, как священные, так и нет, — давно уже искала применение неприкасаемым, тем редким человеческим душам, которые вообще не излучают псионических волн и к тому же прерывают и сводят на нет даже самые мощные ментальные воздействия. С Елизаветой Биквин мы познакомились на Спеси почти столетие назад. Тогда я впервые повстречался с неприкасаемым. Несмотря на то что ее присутствие раздражало — даже людям, не обладающим псионическими способностями, трудно уживаться с неприкасаемыми, — я нанял Елизавету, и ее помощь оказалась неоценимой. После многих лет службы она отошла от дел, чтобы сформировать своих Дамочек, подразделение из неприкасаемых, собранных по всему Империуму. Отряд Дамочек был создан для моих личных нужд, но иногда я одалживал их другим представителям своего Ордоса. На сегодняшний день в их подразделении состоят сорок человек, Биквин командует ими и обучает их. На мой взгляд, вместе Дамочки являются самым мощным антипсионическим оружием во владениях Императора.
 Непроницаемые тени скрывали развалины храма. Отвратительные жуки то и дело сновали по осыпающимся мозаичным портретам давно усопших именитых горожан. Под ногами копошились черви. Над соляными наростами, покрывающими руины, стоял монотонный гул насекомых, словно кто-то тряс трещоткой. Вскоре мы оказались во внутреннем дворе святилища посреди заброшенного кладбища. Надгробные плиты многих могил были разбиты или отодвинуты. Из разоренных захоронений торчали грязные кости. Кое-где изъеденные гнилью черепа были сложены в шаткие пирамиды.
 Печально видеть это священное место в столь плачевном состоянии. Киодрус был великим человеком, сражавшимся по правую руку от святой Биати Шаббат во время ее победоносного крестового похода. Но эти героические события произошли слишком давно и очень далеко, поэтому культ почитания Киодруса зачах. Чтобы снова пробудить интерес к забытому святому и его деяниям, потребуется еще один крестовый поход в отдаленные миры Шаббат.
 Кус призвал нас остановиться и кивнул на ступени сводчатого прохода, уходящего под землю. Я махнул ему в ответ, указывая на крошечный обрывок красной ленты, спрятанный под камнем на верхней ступени, — отметку, оставленную Рейвенором и означающую, что этот проход нам не подходит. Вглядываясь во мрак лестницы, я и сам увидел то же, что и мой помощник: датчики колебаний почвы, едва присыпанные землей, и нечто напоминающее связки трубок взрывчатки.
 Мы обнаружили еще три подобных входа, но все они были помечены Рейвенором. Колдунья надежно охраняла свою твердыню.
 — Как вы думаете, сэр, может, получится пройти там? — прошептал Кус, указывая на галерею с обвалившейся крышей.
 Я уже собирался согласиться с ним, но тут Арианрод прошипела:
 — Ожесточающая жаждет...
 Я посмотрел на мечницу. Крадучись она направлялась к арочному проходу в основании главной колокольни. Арианрод двигалась тихо, обеими руками удерживая вертикально поднятую саблю, а украшенный кисточками плащ развевался позади женщины подобно ангельским крыльям.
 Жестом я подал сигнал Кусу и остальным. Мы двинулись следом. Я извлек из кобуры любимый болт-пистолет, подаренный мне библиарием Бритнотом из капитула Караула Смерти Адептус Астартес накануне Зачистки 56-Изар почти столетие назад. Это оружие еще никогда не подводило меня.
 Из тьмы появилось воинство Колдуньи — восемь силуэтов, не более чем тени, движущиеся на фоне окружающей черноты. Кус открыл огонь, отбрасывая назад кинувшуюся на него тень. Я тоже начал стрелять, обрушивая на призрачного противника болтерные заряды.
 Садия Колдунья была ведьмой-еретичкой, водившей дружбу с ксеносами. Особенно ее привлекали верования и некромантия темных эльдар. Целью своей жизни она сделала изучение нечестивого наследия чужаков — ради обретения могущества и силы. Колдунья была одним из немногих известных мне людей, сумевших заключить взаимовыгодный союз с презренными кабалами ксеносов. Если верить слухам, то недавно она должна была приобщиться к культу Каэла Менша Каина в его ипостаси Бога-Убийцы, излюбленной эльдарами-отступниками.
 Как и приличествует в таком случае, она набирала своих прислужников исключительно среди осужденных убийц. Люди, атаковавшие нас посреди этого пришедшего в упадок храма, были обычными головорезами, скрытыми теневыми полями, которые Колдунья купила, одолжила или украла у своих нечеловеческих союзников.
 Один из нападавших замахнулся на меня алебардой с длинным лезвием, но я снес противнику голову. Не более того. Мое тело было слишком измотано, и скорость реакции невероятно замедлилась.
 Я увидел размытый силуэт Арианрод, кружащийся в стремительном танце, украшенные бусами волосы струились над парящим в воздухе плащом. Ожесточающая порхала в руках мечницы.
 Обратным взмахом она перерубила шею одной из теней, затем крутанулась вокруг своей оси и развалила следующего противника надвое от шеи до таза. Сабля металась столь быстро, что я едва мог разглядеть ее. Арианрод резко остановилась и в тот же миг двинулась в совершенно противоположном направлении, заставив третью тень промахнуться и растянуться на земле. Голова противника отлетела в сторону, а сабля, не прерывая своего плавного хода, тут же пронзила четвертого врага. Арианрод стремительно развернулась, нанося горизонтальный удар на уровне плеча. Металлическое древко оружия пятой тени распалось на две части, и нападающий отшатнулся назад. Ожесточающая описала в воздухе восьмерку. Очередной призрачный силуэт повалился, разрубленный на несколько кусков.
 Последний прислужник развернулся и побежал. Его остановил выстрел лазерного пистолета Биквин.
 В моих висках бешено колотился пульс, и я понял, что должен сесть, пока не потерял сознание. Кус подхватил меня одной рукой и помог опуститься на обломок обрушившейся каменной стены.
 — Грегор? — услышал я обеспокоенный голос Биквин.
 — Со мной все в порядке, Елизавета, только дай минутку...
 — Тебе не стоило выходить, старый болван! Надо было оставить всю работу своим ученикам!
 — Умолкни, Елизавета.
 — Ни за что, Грегор. Пора бы тебе уже начать понимать пределы своих возможностей.
 — Нет никакого предела, — сказал я, поднимая взгляд на Лизу.
 Кус невольно рассмеялся.
 — Я верю ему, госпожа Биквин, — произнес Рейвенор, появляясь из тени.
 Прокляни Император его способность передвигаться столь бесшумно. Даже Арианрод не заметила, как он приблизился. Ей пришлось постараться, чтобы вовремя остановить саблю и не прикончить его.
 Ростом Гидеон Рейвенор не намного ниже меня, но при этом молодой инквизитор сильнее и лучше сложен. Тогда ему было только тридцать четыре года. Длинные черные волосы он собирал в хвост, не давая им падать на благородное, с высокими скулами, лицо. Рейвенор был облачен в облегающий серый костюм и длинный непромокаемый кожаный плащ. Псайк-пушка, установленная на его левом плече, зажужжала и с щелчком развернулась в сторону Арианрод.
 — Осторожней, мечница, — произнес Рейвенор. — Ты у меня на прицеле.
 — И все еще будешь держать меня в прицеле, когда твоя голова покатится в пыль, — ответила Арианрод.
 Оба рассмеялись. Я знал, что они были любовниками уже более года, хотя на людях по-прежнему препирались и подшучивали друг над другом.
 Рейвенор щелкнул пальцами, и из укрытия, неуклюже волоча ноги, вышел его компаньон — покрытый язвами мутант Гонвакс. С его толстых, уродливых губ капала слюна. В руках он сжимал огнемет, питавшийся от топливных баков, притянутых ремнями к его горбатой спине.
 Я поднялся.
 — Что вам удалось найти? — спросил я у Рейвенора.
 — Колдунью и... путь к ней, — ответил он.
 Логово Садии Колдуньи располагалось среди этих руин, под главной часовней святилища. Рейвенор тщательно все обследовал и обнаружил в одном из разграбленных склепов вход, о существовании которого могла не подозревать даже сама ведьма.
 Мое уважение к Гидеону возрастало с каждым днем. Никогда еще у меня не было такого ученика. Он превосходил остальных практически во всем, что должен уметь инквизитор. Я с нетерпением ждал того дня, когда смогу подать ходатайство на предоставление ему этого чина. Он заслужил его. Инквизиции необходимы люди, подобные Рейвенору.
 Следом за молодым дознавателем мы вошли в склеп. Гидеон предупредительно обращал наше внимание на каждую ловушку или шатающийся камень. Запахи соли и старых костей в душном, горячем воздухе стали невыносимыми. Я все больше слабел.
 Мы вышли к каменной галерее, располагающейся над обширным подземным залом. Почерневшие лампы чадили, вокруг витали ароматы сухих трав и менее приятных смесей.
 В зале молились какие-то создания. Молились — единственное слово, какое я могу подобрать. Двадцать обнаженных, измазанных кровью еретиков проводили обряд темных эльдар, расположившись вокруг пыточной ямы, в которой находился скованный цепями изувеченный мужчина.
 До меня долетел запах крови и вонь экскрементов. Мне пришлось сдержаться, чтобы не броситься вперед. Я знал: надо беречь силы, иначе я просто упаду в обморок.
 — Вон там, видите его? — прошептал мне на ухо Рейвенор, когда мы подползли к краю галереи.
 Вдалеке мне удалось разглядеть бледнокожего упыря.
 — Гомункул, присланный кабалом Падшей Ведьмы, чтобы наблюдать за деятельностью Колдуньи.
 Я постарался рассмотреть упыря подробнее, но фигуру почти полностью скрывала непроницаемая тень. Мне удалось разглядеть лишь оскаленные в усмешке зубы и некое снабженное клинками устройство на правой руке.
 — Где Пай? — так же шепотом спросила Биквин. Рейвенор покачал головой. А потом схватил и сжал мою руку. Теперь нельзя было даже шептаться.
 В зал вошла сама Колдунья.
 Она передвигалась на восьми огромных, клацающих по камням аугметических опорах. Искусственные конечности, напоминающие паучьи лапы, заканчивались острыми крючьями.
 Свои настоящие ноги она потеряла еще за сто пятьдесят лет до моего рождения. Постарался инквизитор Ателат, да дарует ему Император покой.
 Всю фигуру Садии скрывала черная вуаль, напоминающая паутину. Зло, исходящее от нее, ощущалось почти физически, словно запах пота больного лихорадкой.
 Колдунья остановилась у края пыточной ямы, приподняла вуаль иссохшими руками и плюнула в пленника ядом, вырабатывающимся железами, встроенными в ее рот позади аугметических клыков. Вязкая жижа поразила жертву в лицо. Мужчина мучительно застонал, когда отрава начала разъедать переднюю часть его черепа.
 Садия заговорила низким шипящим голосом. Она произносила фразы на языке темных эльдар, ее обнаженные собратья при этом корчились и стонали.
 — Мы увидели достаточно, — прошептал я. — Теперь она моя. Рейвенор, сможешь взять на себя гомункула?
 Гидеон кивнул.
 По моему сигналу все бросились в атаку. Мы спрыгнули с галереи, сверкая оружием. Плотный огонь пулемета Куса разорвал нескольких культистов на куски.
 С боевым картайским кличем Арианрод устремилась к гомункулу, опережая Рейвенора.
 Я понял, что прыгнул слишком далеко. При падении у меня закружилась голова, и я споткнулся.
 Выбивая своими металлическими лапами искры из каменных плит, ко мне с воем неслась Садия Колдунья. Она откинула вуаль, готовясь плюнуть ядом.
 И вдруг еретичка подалась назад. Садия была явно ошеломлена обрушившейся на нее объединенной силой Биквин и Зу Зенг, подошедших с обеих сторон.
 Я собрался с силами и выстрелил в ведьму, оторвав ей одну из паучьих лап. Несмотря на это, Садия все равно выплюнула яд, но промахнулась. Отрава зашипела на холодных каменных плитах возле моих ног.
 — Имперская Инквизиция! — проревел я. — Именем Святого Бога-Императора и ты, и твои последователи обвиняетесь в предательстве и ереси!
 Я поднял оружие, но Колдунья не желала сдаваться. Она бросилась на меня и сбила с ног мощным ударом. Одна из паучьих лап насквозь пронзила мое левое бедро. Прямо перед моим лицом оскалились стальные клыки, похожие на кривые иглы. А затем на мгновение я увидел черные, бездонные и безумные глаза Колдуньи.
 Садия выплюнула порцию яда.
 Я резко мотнул головой, уворачиваясь от едкого плевка, и выстрелил из болт-пистолета. Разорвавшийся заряд отбросил назад всю четырехсоткилограммовую массу иссохшей ведьмы и ее бионической повозки.
 Я откатился в сторону.
 Гомункул и Арианрод встретились лицом к лицу. На правой руке твари загудели клинки, созданные ксеносами. Существо было бледным, тощим как палка и одетым в блестящую черную кожу, на которой поблескивали металлические украшения, сделанные из обломков оружия убитых им воинов. Гомункул усмехнулся, и его бледная плоть натянулась вокруг черепа.
 Я услышал, как Рейвенор выкрикивает имя Арианрод. Ожесточающая обрушила на эльдарское чудовище стремительный удар, но гомункул, обладающий невероятной скоростью реакции, уклонился от выпада.
 Мечница исполнила два совершенных смертоносных выпада, но и они даже не задели противника. Арианрод проскочила мимо врага, и в воздухе повисла кровавая дымка. Впервые за все время нашего знакомства я услышал, как Эсв Свейдер кричит от боли.
 Зал пересекла струя пламени. Подволакивая ноги, вперед заспешил Гонвакс, безгранично преданный своему хозяину и возлюбленной своего хозяина. Мутант попытался накрыть гомункула огнем, но тот внезапно оказался у него за спиной. Гонвакс завопил, когда клинки твари выпотрошили его неуклюжее тело.
 Арианрод с воплем бросилась на темного эльдара. Я увидел, как она на мгновение зависла в воздухе, увидел, как опускается сабля. Затем тела противников столкнулись и тут же разлетелись в стороны.
 Сабля отняла эльдару левую руку по плечо. Но его клинки...
 Я знал, что она погибла. Никто не смог бы выжить после такого, даже благородная мечница с далекого Картая.
 — Грегор! Грегор! — Биквин помогла мне подняться. Садия Колдунья, прихрамывая на своих паучьих лапах, убегала к лестнице.
 Что-то взорвалось позади меня. Я услышал, как от гнева и боли закричал Рейвенор.
 И побежал за Колдуньей.
 В часовне наверху было тихо и холодно. Сквозь ряды витражей пробивались огни празднества Темной Ночи.
 — Тебе не убежать, Садия! — пытался закричать я, но голос мой охрип.
 Я следил за ней взглядом, когда Колдунья пронеслась между колоннами, заходя слева. Лишь тень среди других теней.
 — Садия! Садия, старая карга, ты сумела убить меня! Но и сама умрешь от моей руки!
 Справа возникла едва заметная тень. Я двинулся ей навстречу.
 И вдруг почувствовал сильный удар сзади между лопаток. Падая, я обернулся и увидел безумное лицо Пая, мастера ядов, прихвостня Колдуньи. Он разразился кудахтающим смехом, подпрыгивая и сжимая в каждой руке по опустошенному шприцу.
 — Мертв! Мертв, мертв, мертв, мертв! — распевал он.
 Пай ввел мне второй компонент яда. Мои мускулы уже сводило судорогой.
 — Ну что, инквизитор, как ощущения? — захихикал Пай, подскакивая ко мне.
 — Император тебе судья, — с трудом выдохнул я, выстрелил еретику в лицо и потерял сознание.
 Очнулся я оттого, что Садия Колдунья держала меня за горло и трясла аугметическими жвалами нижней челюсти.
 — Приди в себя! — шипела она. Вуаль с ее лица была откинута назад, а на сухих щеках вздулись мешочки с ядом. — Ты должен прийти в себя, чтобы почувствовать это!
 И тут ее голова разлетелась кровавыми брызгами и осколками костей. Паукообразная опора затряслась в конвульсиях, бросая меня через все помещение. Прежде чем рухнуть, она еще целую минуту металась по часовне. Бьющийся в агонии труп еретички трясся на аугметической конструкции.
 Я упал на пол лицом вниз. Нужно было перевернуться, но яд лишал меня последних сил.
 Перед глазами возникли могучие ноги, обутые в бронированные сапоги, усиленные керамитовыми пластинами.
 Неимоверным усилием я поднял голову, чтобы посмотреть наверх.
 Надо мной стоял охотник на ведьм Танталид. Он убирал в кобуру болт-пистолет, из которого только что застрелил Садию Колдунью. Мужчина был облачен в инкрустированную золотом боевую броню, на его спине читались знаки Министорума.
 — Эйзенхорн, ты обвиняешься в ереси. Я пришел лишить тебя жизни.
 «Только не Танталид, — подумал я, снова теряя сознание. — Не Танталид. Не сейчас».




 Глава вторая




НЕЧТО В СТИЛЕ «БЕТАНКОР»



МОИ ПАВШИЕ



ПРИЗЫВ

 Я не помню ничего с того момента, как потерял сознание в ногах у Танталида, жестокого охотника на ведьм, и до того, как пришел в себя на борту своего боевого катера спустя двадцать девять часов. Ничего не помню и о семи попытках вернуть мое тело к жизни, о прямом массаже сердца, об инъекциях противоядия, введенных непосредственно в сердечную мышцу, и обо всех усилиях, которые пришлось приложить для моего спасения. Обо всем этом мне рассказали позднее, когда я стал понемногу поправляться. В течение долгого времени я был беспомощен, словно новорожденный котенок.
 И, что важнее всего, я не помнил, как нам удалось избавиться от Танталида. Об этом мне рассказала Биквин спустя пару дней после того, как я впервые очнулся. Произошедшее было абсолютно в стиле Бетанкор.
 Елизавета вбежала в часовню как раз в тот момент, когда появился Танталид. Она сразу узнала его. Дурная слава об этом охотнике на ведьм ходила по всему субсектору.
 Он собирался убить меня, лежащего без сознания у его ног в состоянии анафилактического шока, вызванного кипящим в моих венах ядом.
 Елизавета закричала, выхватывая оружие.
 И вот тут сквозь витражи заструился свет — резкий, яркий свет. Раздался рев. Разгоняя ночь включенными на полную мощность прожекторами, над разрушенной часовней завис мой боевой катер. Догадываясь, что за этим последует, Биквин бросилась на пол.
 Из громкоговорителей парящего в воздухе боевого судна загрохотал голос Бетанкор:
 — Имперская Инквизиция! Немедленно отойдите от инквизитора!
 Морщинистая, похожая на черепашью голова Танталида повернулась в оправе мощного панциря. Охотник бросил косой взгляд в сторону яркого света.
 — Офицер Министорума! — прокричал он в ответ. Его голос был усилен устройством, вмонтированным в броню. — Приказываю вам уйти! Немедленно уходите! Этот еретик мой!
 Биквин усмехнулась, пересказывая мне ответ Бетанкор:
 — «Никогда не спорь с боевым катером, засранец».
 Сервиторы, встроенные в крылья катера, открыли огонь, поливая часовню из автоматических орудий. Все витражи были разбиты, статуи разваливались на куски, крошились каменные плиты. Танталид, которого задело, по крайней мере, один раз, повалился на спину в пыль среди обломков. Его тело не было найдено, поэтому я предположил, что этот выродок выжил. И оказался достаточно сообразителен, чтобы сбежать.
 Мое покинутое сознанием тело не пострадало, несмотря на то что всю часовню прошили пулеметные очереди.
 Типичная бравада Бетанкор. Привычная точность Бетанкор. Она была такой же, как и ее чертов папаша.
 — Пришли ее ко мне, — попросил я Биквин. Я все еще валялся в кровати. Я все еще пребывал на краю могилы и чувствовал себя отвратительно.
 Медея Бетанкор заглянула ко мне несколько минут спустя. Так же как и ее отец, Мидас, она носила главианский черный летный костюм с красной окантовкой, поверх которого с гордостью надевала старую светло-вишневую безрукавку с вышивкой.
 Ее кожа, так же как и у Мидаса, как у всех главианцев, была темной. Бетанкор усмехнулась, глядя на меня.
 — Я твой должник, — произнес я. Медея покачала головой:
 — Ничего такого, чего не сделал бы мой отец. — Она присела в изножье кровати. — Впрочем, он убил бы Танталида, — подумав, добавила она.
 — Стрелял он получше.
 Снова та же усмешка и блеск жемчужно-белых зубов.
 — Да, он был таким.
 — А ты еще станешь. — Если бы мог, я бы улыбнулся.
 Она отсалютовала и вышла из комнаты.
 Мидас Бетанкор был мертв уже двадцать шесть лет, но я по-прежнему тосковал по нему. Из тех, с кем мне приходилось общаться, его с наибольшей точностью можно было бы назвать другом. Биквин и Эмос были моими союзниками, которым я с легкостью мог доверить свою жизнь. Но Мидас...
 И да покарает Бог-Император Фэйда Туринга за то, что тот забрал у меня друга. И да приведет однажды меня Бог-Император к Фэйду Турингу, дабы мы с Медеей смогли отомстить за Мидаса.
 Медея никогда не знала своего отца. Она родилась спустя месяц после его смерти, жила с матерью на Главии и лишь по случайности попала ко мне на службу. Сдержав обещание, данное когда-то Мидасу, я стал ее крестным отцом. Связанный этим долгом, я прилетел на Главию, чтобы присутствовать на церемонии вступления Медеи во взрослые права, где наблюдал, как она ведет длинноносую главианскую яхту через вихревые потоки среди Стоячих Холмов во время Обряда Совершеннолетия. Мне хватило одного взгляда, чтобы оценить ее мастерство.
 Арианрод Эсв Свейдер погибла, а с ней Гонвакс и Кус. Сражение в часовне было ожесточенным. Рейвенору удалось убить разбушевавшегося гомункула, но только после того, как тот вспорол ему живот и отхватил левое ухо Зу Зенг.
 Теперь Гидеон Рейвенор лежал на отделении интенсивной терапии в главном городском госпитале Леты. Мы должны были забрать его, как только его жизнь окажется вне опасности.
 Я задавался вопросом, как много времени это займет. Думал над тем, что будет с Рейвенором. Он любил Арианрод и очень дорожил ею. Я молился, чтобы эта потеря не отразилась на нем слишком сильно.
 Я оплакивал Куса и мечницу. Мешер служил мне в течение девятнадцати лет. Эта Темная Ночь лишила меня слишком многого.
 Кус был погребен со всеми почестями на мемориальном кладбище Имперской Гвардии Леты Майор. Тело Арианрод сожгли на голом холме к западу от соляных полей. Я был еще слишком слаб, чтобы присутствовать на каком-либо из этих ритуалов.
 После кремации Эмос принес мне Ожесточающую. Я завернул ее в ветошь, а потом в отрез шелка. Моим долгом было как можно скорее возвратить это оружие старейшинам племени Эсв Свейдер на Картай, что означало необходимость сделать крюк, который занял бы как минимум год времени. И этого года у меня не было. Я убрал спеленатую саблю в свой сейф.
 Поместилась она с трудом.
 Пробивая себе путь к здоровью, я вспоминал про охотника на ведьм. Арнаут Танталид семьдесят лет назад был военным исповедником Миссионарии Галаксия, а ныне стал одним из самых пугающих и безжалостных охотников на ведьм в Министоруме. Подобно многим из своих собратьев, он следовал доктрине Себастиана Тора с непоколебимой дотошностью, граничащей чуть ли не с болезненной одержимостью.
 Для большинства простого люда Империума между инквизитором Ордо Ксенос, вроде меня самого, и убийцей ведьм, состоящим на службе Экклезиархии, таким как Танталид, разница чертовски невелика. Мы выслеживаем проклятых созданий тьмы, преследующих человечество, одинаково наводим на окружающих ужас и оба, как может показаться, неподвластны никаким законам.
 Хотя во многом мы и можем показаться очень похожими, но на самом деле это далеко не так. Лично я абсолютно уверен, что Адептус Министорум, огромная имперская организация, занимающаяся вопросами веры и ритуалов почитания, должна бы сосредоточить все свое внимание на прославлении истинной церкви Бога-Императора, а преследование еретиков оставить Инквизиции. Иначе у нас слишком часто возникает конфликт юрисдикции. Мне точно известно, что только за прошедшее столетие были начаты как минимум две войны, вызванные и подогреваемые подобным столкновением интересов.
 Мы с Танталидом уже дважды «сшибались рогами». В мире Брейделла пятью десятилетиями ранее мы схлестнулись на мраморных полах синода, в суде добиваясь права на экстрадицию псионика Эльбона Парсавала. В тот раз Арнауту удалось одержать победу главным образом благодаря тому, что старейшины Министорума мира Брейделла строго следовали торианской доктрине.
 Затем, всего лишь восемь лет тому назад, наши пути снова пересеклись уже на Кауме.
 Фанатическая ненависть Танталида к псайкерам (а на деле, рискну предположить, страх перед ними) за прошедшее время стала непреодолимой. Я не делаю тайны из того факта, что сам пользуюсь псионическими трюками в своей работе. И среди моих помощников есть псионики, и сам я в прошлые годы старался развить собственные ментальные способности. Это мое право как полномочного представителя Инквизиции.
 В моих глазах Арнаут был ограниченным фанатиком с ярко выраженным психозом. В его глазах я был ведьминым отродьем и еретиком.
 На Кауме не состоялось судебных трений. Их заменила война. Она продолжалась в течение суток на многоярусных улицах городка-оазиса в Унат Акиме.
 Во время проверки населения огромной столицы Каумы выявили двадцать восемь латентных псайкеров. Все они не достигли и четырнадцати лет. Их изолировали до прибытия Черных Кораблей Инквизиции. Все они являлись рекрутами, драгоценным ресурсом, чистыми и готовыми к тому, чтобы Адептус Астропатикус вырастили из них достойных служителей Бога-Императора. Некоторые из них даже могли заслужить великую честь присоединиться к хору Астрономикона. Дети были напуганы и смущены, но только на этом пути их ожидало спасение.
 Лучше быть обнаруженным в раннем возрасте и приставленным к доброму делу, чем остаться ненайденным, подвергнуться заражению, разложению и превратиться в угрозу для всего нашего общества.
 Но, прежде чем за ними успели прилететь Черные Корабли, детей выкрали работорговцы-отступники, действовавшие по сговору с коррумпированными чиновниками местного Администратума. На черном рынке за незарегистрированных, девственных рабов-псайкеров можно получить огромные деньги.
 Я отправился по следам работорговцев, ведущим по песчаным барханам к Унат Акиму, намереваясь освободить детей. А Танталид проделал тот же путь, чтобы истребить их всех как ведьм и колдунов.
 К концу сражения мне удалось выбить из городка-оазиса и охотника на ведьм, и его когорты, состоявшие главным образом из пехотинцев местной милиции. В перестрелке погибли двое молодых псайкеров, но все остальные были благополучно переданы в руки Адептус Астропатикус.
 Убегая из Каумы зализывать раны, Танталид пытался объявить меня еретиком, но все его обвинения были немедленно опровергнуты. Тогда Министорум не имел никакого желания судиться со своими союзниками из Инквизиции.
 Я догадывался, а может, даже был уверен, что когда-нибудь Танталид снова попытается устроить мне неприятности. Теперь это стало делом личного характера, а фанатизм охотника преобразовал его в святое призвание.
 Но, по последним данным, он руководил миссией Экклезиархии в Офидианском субсекторе, занимающейся там поддержкой столетней кампании по Зачистке.
 Меня заинтересовало, что же могло привести его на Лету Одиннадцать в столь неподходящий момент.
 Когда две недели спустя я снова смог подняться на ноги, Темная Ночь закончилась и я получил ответ на свой вопрос. Мне стали известны если не все подробности, то хотя бы общие черты этой истории.
 Когда Эмос принес новости, я, опираясь на трость, мерил шагами частный особняк, который арендовал в Лете Майор. Великая Офидианская Кампания завершилась.
 — Большой успех, — объявил Эмос. — Последнее сражение состоялось на Дольсене четыре месяца тому назад, и лорд главнокомандующий объявил субсектор зачищенным. Славная победа, как тебе кажется?
 — Да. Надеюсь, что так. Они потратили довольно много времени.
 — Грегор, Грегор... Даже такими огромными силами, как Военно-космический флот Скаруса, покорение субсектора — серьезная задача! И то, что у них ушла почти сотня лет, это еще ничего! Усмирение субсектора Экстемпус заняло четыреста лет...
 Эмос остановился:
 — Да ты же играешься со мной!
 Я кивнул. Его было очень легко завести. Эмос покачал головой и опустил свое древнее тело в одно из кожаных кресел.
 — Я так понимаю, что военное положение все еще действует, как и временные правительства, посаженные в ключевых мирах. Но сам лорд главнокомандующий триумфально возвращается с большей частью флота, появляясь в этом субсекторе впервые за последние сто лет.
 Я стоял перед распахнутыми окнами, разглядывая серые крыши зданий Леты Майор, казавшиеся чешуйчатой шкурой какой-то доисторической рептилии, которая растянулась на холмах бухты Тито. Небеса окрасила туманная розовая дымка, подул легкий бриз. Теперь почти невозможно описать это место без воспоминаний об омерзительной, неизменной мгле Темной Ночи.
 Зато, возможно, я узнал, почему возвратился Танталид. Офидианская Кампания завершилась, а с ней и его священная миссия.
 — Ты помнишь, как они отправлялись? — спросил я.
 Глупый вопрос. Благодаря мемовирусу мой научный помощник с сорока двух лет страдал информационной зависимостью, заставляющей его собирать и сохранять всевозможные сведения. Он просто не мог ничего забыть. Эмос почесал свой крючковатый нос в том месте, где на нем помещались аугметические окуляры.
 — Разве может кто-нибудь из нас забыть это? — ответил архивист. — Лето двести сорокового. Охота за кланом Гло на Гудрун, когда там проходило Основание.
 И в самом деле, мы сыграли важную роль в отсрочке начала Офидианской Кампании. Магистр Войны, или лорд главнокомандующий, как его называли тогда, был уже почти готов к тому, чтобы начать зачистку Офидианского субсектора, когда мое расследование дела семьи еретиков Гло вызвало массовое восстание, позже известное как Геликанский Раскол.
 К своему большому удивлению и неудовольствию, Магистр Войны был вынужден перебросить подготовленные войска на усмирение собственного субсектора. Магистр Войны Хонориус. Хонориус Магнус, как его называют. Я никогда не встречался с ним и не слишком того хотел. Как и многие подобные ему, он был жестоким человеком. Необходим особый склад ума, особая бесчеловечность, чтобы сокрушать планеты вместе с населяющими их людьми.
 — На Трациане Примарис состоится великое торжество, — произнес Эмос. — Священная Новена [2] , организованная Синодом Высшей Экклезиархии. Судя по слухам, сам лорд главнокомандующий Геликана появится там, чтобы даровать Магистру Войны титул Заступника Феода.
 — Уверен, он будет очень доволен. Очередной увесистый медальон, которым можно в гневе бросаться в своих офицеров.
 — А ты не собираешься присутствовать?
 Если бы я мог, то рассмеялся бы. По правде говоря, я подумывал над тем, чтобы вскоре вернуться в столицу Геликанского субсектора. Трациан Примарис был наиболее массивным, промышленно развитым и густонаселенным миром субсектора, поднявшимся из бесчестья и пожаров Раскола и вырвавшим у древней Гудрун статус столичной планеты, достигнув наконец превосходства, которого, на мой взгляд, заслуживали и его размер, и его могущество. Теперь Трациан Примарис являлся главным имперским миром региона.
 Для того чтобы закончить кое-какую работу, составить и отправить ряд отчетов, лучше всего было бы вернуться в свои владения на Трациане, расположенные неподалеку от Дворца Инквизиции. Но я недолюбливал Трациан Примарис. Это отвратительное место, и штаб я разместил там только из удобства. Мысли о помпезности, церемониях и фестивалях приводили меня в тихий ужас.
 Скорее всего я предпочел бы отправиться к Мессине или к покою Гудрун, где мне принадлежало небольшое уютное поместье.
 — Инквизиция собирает там серьезные силы. Будет даже сам лорд Роркен.
 Я махнул рукой в сторону Эмоса:
 — И тебя это привлекает?
 — Нет.
 — Разве у нас не осталось более важных дел? Прояснение кое-каких вопросов, с которыми куда проще разобраться в стороне от всей этой раздутой суматохи?
 — Скорее всего, — ответил Убер.
 — Тогда, думаю, ты знаешь мое мнение.
 — Думаю, что да, Грегор, — сказал он, поднимаясь и вынимая что-то из складок своего зеленого одеяния. — И посему полностью готов выслушать твои проклятия после того, как я вручу тебе вот это.
 Эмос протягивал маленький информационный планшет с зашифрованным сообщением, чье содержимое было получено и записано астропатами.
 На нем была поставлена печать Инквизиции.




 Глава третья




СТОЛИЧНЫЙ МИР



ОКЕАН-ХАУС



НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ, ПРОШЛЫЕ И НАСТОЯЩИЕ

 Трациан Примарис, столичный мир и место размещения правительства, расположен в Геликанском субсекторе сектора Скарус, Сегментум Обскурус. Такое описание вы можете прочесть в любом из сотни тысяч путеводителей, справочников по географии и истории Империума, в учебниках для начинающих паломников, в промышленных и торговых каталогах, а также в звездных атласах. Звучит внушительно, авторитарно, мощно.
 Но не дает ни малейшего представления об описываемом монстре.
 Я знавал препоганейшие места и планеты смерти, казавшиеся из космоса безмятежными и прекрасными: акварель атмосферы, разноцветье лун и метеоритных поясов, опутывающих их подобно браслетам и ожерельям, и прочие природные чудеса, скрывающие за собой опасность.
 Но Трациан Примарис не такой притворщик. Из космоса планета кажется слезящимся, больным катарактой глазом, сердито взирающим вокруг. Мир огромен, одутловат и завернут в серую вуаль повисшей в атмосфере сажи, сквозь которую пробивается свет миллиардов и миллиардов огней городов-ульев, напоминающий сияние разлагающейся звезды. И этот глаз злобно всматривается во все приближающиеся суда.
 И вот! Они все равно подходят! Косяки судов, стаи бесчисленных кораблей, привлеченных к этой раздутой выгребной яме приманкой из обилия индустриальных благ и коммерческой энергии.
 У планеты нет лун, точнее говоря, естественных лун. Над атмосферой выступают зубчатые башни и орудийные платформы пяти звездных крепостей класса «Рамилес», охраняющих подходы к столичному миру. Особая гильдия, состоящая из сорока тысяч квалифицированных пилотов, существует только для того, чтобы управлять трафиком на переполненной высокой орбите. Планетарные силы обороны составляет постоянная армия численностью восемь миллионов человек. Всего же Трациан Примарис населяет двадцать два миллиарда, а плюс к этому на его поверхности постоянно пребывает миллиард временных жителей и гостей. Семьдесят процентов поверхности планеты покрыты постройками городов-ульев, оккупировавших даже значительную часть природных океанов мира. Города разрослись настолько, что раскинулись над морями, чьи воды теперь катятся во тьме.
 Я ненавижу эти места. Ненавижу лишенные естественного света улицы, шум и давку. Ненавижу вонь рециркулированного воздуха. Ненавижу атмосферу, переполненную жирной грязью, прилипающей к одежде и коже.
 Но судьба и обязанности вновь и вновь заставляют меня возвращаться сюда.
 Зашифрованное официальное письмо от представительства Инквизиции было составлено предельно ясно: меня, как и многих равных мне по положению, вызывали на Трациан Примарис для участия в Священной Новене. Кроме того, я должен был предстать перед Великим Магистром Инквизиции, лордом Убертино Орсини, наиболее высокопоставленным инквизитором во всем Геликанском субсекторе. Такой статус ставил его в один ряд с пфальцграфом-кардиналом.
 Отказаться я не мог.
 Путешествие от Леты Одиннадцать заняло месяц. Я решил взять с собой всю свою свиту. До места назначения мы добрались только за четыре дня до начала празднеств. Пока крошечный пилотируемый челнок нес нас к стоянке мимо огромного скопления кораблей, повисших на орбите, я увидел, что к звездным крепостям, словно детеныши к мамке, присосались темные очертания кораблей Военно-космического флота Скаруса. Они вернулись домой героями. В воздухе витал запах победы. Скоро должно было состояться имперское празднование, которое Министорум собирался использовать для подъема морального духа простого населения.
 — Ваш график составлен, — сказал служивший мне секретарем младший дознаватель Алан фон Бейг, когда мы погрузились на борт боевого катера, доставившего нас на планету.
 — Ох, и кем же?
 Алан задумался. Фон Бейг был застенчивым и посредственным молодым человеком. Я сомневался, что он когда-либо поднимется до чина инквизитора. Я принял его в свой штат в надежде, что служба рядом с Рейвенором сможет вдохновить Алана. Но этого не произошло.
 — Я полагал, что мой личный график должен составляться на основе моих личных пожеланий.
 Фон Бейг что-то пробубнил в ответ. Я принял протянутый им информационный планшет. Тут же стало очевидно, что список дел составлен не моим секретарем. Это был официальный документ, написанный нунциями Министорума в сотрудничестве с Представительством Инквизиции. Мое расписание, составленное на все девять дней Священной Новены, оказалось заполнено аудиенциями, молебнами, банкетами, публичными церемониями, торжественными открытиями и обрядами Министорума. Все девять суток, а к ним еще и несколько дней прежде и после Новены.
 Я прилетел сюда, будь оно все проклято! Ответил на вызов. Но я не мог позволить поглотить себя череде пирушек. Я взял перо и быстро пометил те события, которые соглашался посетить: формальные обряды, инквизиционная аудиенция, Великое Награждение.
 — Вот так, — сказал я, кидая планшет обратно Алану. — Остальное я пропущу.
 Фон Бейг выглядел смущенным.
 — Сразу по прибытии вас ожидают в Постапостольском Конклаве.
 — Сразу по прибытии, — строго произнес я, — мы отправляемся домой.
 Домом мне служил Океан-хаус, частный особняк, который я арендовал в одном из наиболее дорогих кварталов Улья Семьдесят. Во многих мирах-ульях богачи и высокопоставленные лица проживают в районах, расположенных как можно выше над городом, стремясь убраться подальше от грязи и толкотни, царящих на центральных и нижних уровнях. Но как бы высоко вы ни забрались на Трациане Примарис, вы не найдете ничего, кроме смога и загрязнений.
 Здесь эксклюзивное жилье размещается у подножия улья, престижные районы простираются вдоль берега и в глубине таящихся под ним морей. Там хотя бы тихо.
 Медея Бетанкор вела боевой катер сквозь перенасыщенную движением атмосферу, прокладывая путь между уродливыми куполами, темными башнями, ржавеющими антеннами и потрескавшимися шпилями. Затем мы смешались с бурным потоком воздушных судов, вливающимся в широкий вспомогательный въездной туннель, который вел к переплетению транспортных артерий улья.
 Мимо иллюминаторов проносились прямоугольники сине-белых ламп, вмонтированных в стены просторного туннеля. Менее чем через час мы добрались до огромного транспортного узла, скрытого на трехкилометровой глубине под поверхностью города. Медея посадила катер на широкую платформу лифта, степенно опустившую нас и дюжину других кораблей к нижним уровням Улья Семьдесят. Затем катер был припаркован на частном аэродроме возле подъемника. На заключительном этапе нашего путешествия к приморскому обиталищу мы воспользовались метро.
 К тому времени, как мы добрались до Океан-хауса, я уже успел устать от Трациана Примарис.
 Океан-хаус, сконструированный из герметизированного плазмой грандиорита на адамитовом каркасе, был одним из тысячи особняков, встроенных в подводную стену Улья Семьдесят. Он располагался в девяти километрах под поверхностью города и на два километра ниже уровня моря. По представлениям обычных граждан Империума, это был маленький дворец. Его как раз хватало для того, чтобы вместить всю мою свиту, библиотеку, склад оружия и тренировочные залы, не говоря уже о домовой часовне и зале для аудиенций. Целое крыло здания было отдано для размещения Дамочек Биквин. В этом особняке можно было надеяться на безопасность, покой и тишину.
 Моя домработница Джарат ожидала нас в прихожей. Как и обычно, она была одета в длинное светло-серое платье и черную кружевную шапочку, задрапированную белой вуалью. Как только огромные металлические входные люки откатились в сторону и я вдохнул прохладного, чистого домашнего воздуха, она хлопнула пухлыми ладонями, и вперед устремились сервиторы, чтобы принять нашу верхнюю одежду и помочь с вещами.
 Я постоял какое-то время на нашмиковом коврике, оглядывая каменные стены и высокий свод крыши. Никаких картин, бюстов или скульптур, никаких перекрещенных мечей или вышитых гобеленов, только герб Инквизиции на дальней стене над лестницей. Я не любитель художеств и роскоши. Мне необходимы уют и исключительная функциональность.
 Остальные спутники засуетились вокруг. Биквин и Эмос отправились в библиотеку. Рейвенор и фон Бейг давали сервиторам четкие инструкции, касающиеся некоторых предметов нашего багажа. Медея скрылась в своей комнате. Остальная свита рассеялась по всему дому.
 Джарат поприветствовала их всех, а затем подошла ко мне.
 — Добро пожаловать, сэр, — произнесла она. — Вы давно не были дома.
 — Шестнадцать месяцев, Джарат.
 — Дом проветрен и подготовлен. Мы занялись этим, как только вы сообщили о намерении приехать. Нас опечалили известия о потерях.
 — Есть что-нибудь, что я должен знать?
 — Перед вашим прибытием мы перепроверяли систему безопасности. Также поступило несколько сообщений.
 — Я прочитаю их, как только смогу.
 — Уверена, вы голодны.
 Она была права, хотя я и сам не сразу понял, что ужасно проголодался.
 — На кухне уже готовится обед. Я взяла на себя смелость самостоятельно составить меню, которое, как мне кажется, вы должны одобрить.
 — Как всегда, полностью полагаюсь на твой выбор, Джарат. Я хочу отобедать на морской террасе вместе с теми, кто пожелает составить мне компанию.
 — Я прослежу за этим, сэр. Добро пожаловать домой.
 Я принял ванну, облачился в серый шерстяной костюм и провел некоторое время в личной комнате, потягивая амасек и просматривая сообщения и коммюнике при мягком свете лампы.
 Посланий пришло много, главным образом недавно поступившие письма от старых знакомых — чиновников, собратьев инквизиторов и солдат, — подготавливающие меня к их прибытию на планету и выражающие почтение. Лишь немногие из них нуждались в больше чем формальном ответе моего секретаря. Для некоторых я сочинил учтивые личные послания, выражая надежду встретиться на одном из многочисленных мероприятий Новены.
 Три сообщения привлекали особое внимание. Первым было личное, закодированное официальное письмо от Верховного Инквизитора Филебаса Алессандро Роркена, являвшегося главой Ордо Ксенос Геликанского субсектора и моим непосредственным начальником. Он входил в триумвират старших инквизиторов и отвечал непосредственно. перед Великим Магистром Орсини. Роркен хотел видеть меня сразу после моего возвращения на Трациан. Я незамедлительно ответил ему, что прибуду во Дворец Инквизиции следующим утром.
 Второе письмо поступило от моего старого друга и коллеги Титуса Эндора. С момента нашей последней встречи прошло уже довольно много времени. Его незашифрованное сообщение гласило: «Приветствую тебя, Грегор. Ты дома?»
 Краткость обезоруживала. Я отправил столь же краткий утвердительный ответ. Эндор явно не желал общаться в письменной форме. Я ждал его ответа.
 Третье сообщение, составленное на глоссии, также оказалось незакодированным, или же, по крайней мере, к нему не были применены электронные шифры. Послание гласило: «Скальпель быстро режет нетерпеливо высунутые языки. В час третий, на Кадии. Гончая запрашивает Шип. Шип должен быть остер».
 Наличие морской террасы стало, вероятно, основной причиной, по которой я решил арендовать Океан-хаус. Она представляла собой длинный, облицованный керамитом зал, одна из стен которого представляла собой бронированное окно, выходящее в океан. Промышленность на Трациане Примарис убила большую часть жизненных форм, населявших моря, но в этих глубинах, в изумрудном тусклом свете все еще можно было увидеть чудесным образом выживающих существ, вроде светящихся морских чертей или стай блестящих слизней. Освещаемую свечами комнату окутывали слегка колеблющиеся зеленые сумерки.
 Сервиторы Джарат накрыли длинный стол на девять персон. Когда я появился, все уже заняли свои места и болтали за аперитивом. Большинство моих сотрудников были одеты по-домашнему. Я тоже надел к обеду простой черный костюм. С кухни принесли клецки из фуби, приготовленные на пару, и жареный кетелфиш, затем запеченные бедрышки редкой дичи оркуну, грушевые и ягодные пироги с корицей. Крепкий кларет с Гудрун и сладкое десертное вино с виноградников Мессины идеально дополняли пищу. Я уже и забыл все прелести пребывания дома, вдалеке от тягот работы в полевых условиях. Особое спасибо Джарат.
 Компанию за столом мне решили составить Эмос, Биквин, Рейвенор, фон Бейг, мой архивариус и секретарь Ольдемар Псаллус, глава домашней службы безопасности Джабал Киршер, заслуживающий доверия полевой агент Гарлон Нейл и главная помощница Биквин Тула Сурскова. Медея Бетанкор не захотела присоединиться к нам, но я знал, что ее измотал сложный полет через воздушное пространство Трациана.
 Я был рад, что Рейвенор присутствует на обеде. Его раны, по крайней мере физические, исцелялись. И хотя он был тих и казался несколько потерянным, я чувствовал, что он начинает приходить в себя после смерти Арианрод.
 Сурскова, невысокая дородная женщина, разменявшая четвертый десяток, тихо обсуждала с Биквин прогресс в обучении недавно набранных Дамочек. Эмос рассказывал внимательно слушавшим его Псаллусу и Нейлу о событиях на Лете Одиннадцать. Псаллус, ослабевший и преждевременно состарившийся в результате изнурительной болезни, никогда не покидал Океан-хаус и посвятил свою жизнь управлению моей обширной библиотекой и обеспечению сохранности ее содержимого. Если бы Эмос не поведал ему историю о нашем последнем задании, это должен был бы сделать я. Подобные рассказы оставались для Псаллуса единственной связью с активными действиями в нашем деле, и ему нравилось их слушать. Нейл, бывший охотник за головами с Локи, год назад получивший серьезное ранение, тоже не смог участвовать в операции на Лете. Он также упивался рассказом Эмоса, время от времени задавая вопросы. Я чувствовал, что ему не терпелось вернуться к работе.
 Фон Бейг и Киршер вели праздный разговор о приготовлениях к Новене, охвативших ульи Трациана, и о проблемах безопасности, которые те за собой влекли. Киршер был человеком талантливым, хотя и лишенным воображения. Когда-то он служил арбитром, вполне заслуживавшим доверия. Пока подавали десерт, к их дискуссии присоединились все присутствовавшие.
 — Поговаривают, что результатом Великого Награждения станет возвышение Магистра Войны, — произнес Нейл, поднося ко рту ложку.
 — Я бы сказал, что он уже возвышен, — парировал я.
 — Нейл прав, Грегор. Я тоже это слышал, — сказал Рейвенор. — Заступник Феода. Похоже, лорд главнокомандующий Геликана решил, что Магистр Войны является ему ровней.
 — Синекура.
 — Ни в коей мере. Благодаря этому Хонориус станет фаворитом в соревновании за место главного Магистра Войны в Акротериуне [3] . Особенно если учитывать, что скончался Магистр Войны Хиджу, а ведь тот дорос до Сенаторум Империалис и мог подняться даже до титула Высшего Лорда Терры.
 — Хонориус может быть и Магнус [4] , но он не из тех, кто становится Высшим Лордом, — усомнился я.
 — После всего, что произошло, может и стать, — сказал Нейл. — Лорд главнокомандующий Геликана, должно быть, увидел в нем какой-то потенциал, иначе не оказывал бы ему такую поддержку.
 От разговоров о политике меня бросает в холод, и я редко сочувствую политическим амбициям. Этот предмет мне пришлось изучить по той лишь причине, что моя работа часто требовала детальной и точной информации. Лорд главнокомандующий Геликана, которым, к слову сказать, являлся Джеромо Форлитц IV из благородного рода Форлитцев, представлял высшую светскую власть Геликанского субсектора, по причине чего и добавлял название последнего к своему титулу. На бумаге даже кардиналы Министорума, Великий Магистр Инквизиции, лучшие светила Администратума и командующие войсками должны были отчитываться перед ним. Хотя, как и со всем остальным в имперском обществе, на деле все было не так просто, поскольку Церковь, государство и войска, вынужденные жить как единое целое, постоянно враждовали. Уважив Магистра Войны Награждением, лорд Геликана поделился своей властью с армией, явственно подавая сигнал и другим правительственным органам, и наверняка должен был ожидать, что Магистр Войны ответит ему покровительством, когда поднимется до уровней власти куда больших, чем возможны в одном этом субсекторе. Это рискованная игра, к тому же столь высокие должностные лица редко играют открыто в подобных случаях. Впрочем, в этот раз оправданием могла служить боевая слава, окружавшая Хонориуса.
 А это означало, что наступают опасные времена. Кто-то обязательно попытается восстановить баланс сил. Я делал ставку на Экклезиархию, хотя справедливости ради надо сказать, что я пристрастен. Но все же история показывает, что Церковь хронически не способна смириться с переходом части своей власти к армии или светским властям. Это соображение я и высказал.
 — Все этим не исчерпывается, — усмехнулся Эмос, принимая заново наполненный бокал с десертным вином. — Дом Форлитцев ослаб и нуждается в поддержке Адептус Терра и своем ухе в Сенаторум Империалис и при Золотом Троне. Два могущественных рода, Де Венси и Фульваторе, стремятся добиться превосходства над Форлитцами и скорее всего воспримут происходящее как неприкрытый вызов. К тому же есть еще и Дом Эйрсвальд, полагающий собственного прославленного сына, лорда главнокомандующего Стрефона, единственной достойной заменой Хиджу. И давайте не забывать про династию Августинов, утратившую свою власть, когда при исполнении служебных обязанностей сорок лет назад скончался Жан Августин, Высший Лорд Терры. Последние несколько лет они лихорадочно борются за возвращение, с почти непристойной наглостью выдвигая своего кандидата, лорда главнокомандующего Козимо. Если Нейл прав и Награждение сделает Хонориуса явным преемником Хиджу, Магистр Войны станет прямым конкурентом Козимо в борьбе за освободившееся место среди Высших Лордов.
 Мой взгляд привлекла откровенно зевающая в конце стола Биквин.
 — Козимо никогда не получить этого поста, — уверенно встрял Псаллус — Его Дом слишком непопулярен среди Адептус Механикус, а без их согласия, пусть даже и молчаливого, никто и никогда не получит титула Высшего Лорда. Кроме того, его продвижение заблокирует и Министорум, где Жан Августин со своими реформами друзей отнюдь не обрел. Поговаривают, что старого Жана настиг не приступ, а Каллидус из Официо Ассасинорум, действовавший по распоряжению Экклезиархии.
 — Поосторожней со словами, старый друг, иначе в следующий раз его могут послать по твою голову, — произнес Рейвенор.
 Псаллус вскинул свои костлявые руки, словно отмахиваясь от смеха, прокатившегося над столом.
 — И тем не менее все это очень странно, — сказал Эмос. — Награждение может привести к войне между Домами. Кроме очевидных противников, на лорда Геликана и Магистра Войны могут насесть имперские рода, сохранявшие до сего момента нейтралитет. Многих вполне устраивает нынешнее состояние дел, и они могут ударить с удивительной жестокостью только для того, чтобы их не втянули в открытое кровавое столкновение.
 На мгновение воцарилась тишина.
 — Псаллус, — быстро вмешался Рейвенор, с ловкостью дипломата меняя предмет разговора, — у меня для тебя есть ряд трудов, которые я приобрел на Лете. В них входит и палимпсест «Аналектов Феномена»...
 Псаллус нетерпеливо принялся расспрашивать молодого дознавателя. Эмос, фон Бейг и Нейл продолжили обсуждение имперских интриг. Биквин и Сурскова пожелали всем спокойной ночи и удалились. Я же вместе со своим пузатым хрустальным графином амасека отправился к стеклянной стене, чтобы полюбоваться океаническими глубинами. Через мгновение ко мне присоединился Киршер. Прежде чем заговорить, он разгладил полы своей лазурной безрукавки и надел черные перчатки.
 — В прошлом месяце нас навещали незваные гости, — спокойно произнес он.
 Я оглянулся:
 — Когда?
 — На самом деле это происходило целых три раза, — сказал Джабал, — хотя я и не понимал этого до последнего случая. Во время ночного цикла, приблизительно шесть недель назад, я обнаружил продолжительный сбой в системе предупреждения, контролирующей воздушные клапаны морской стены. Других следов не было, и сервиторы просто заменили эту секцию системы. Потом снова, неделю спустя, на служебном входе хранилища продовольствия и на внешних дверях крыла Дамочек, в одну и ту же ночь. Я заподозрил, что повреждена вся система, и решил полностью перестроить структуру сигнализации. А на следующей неделе я обнаружил, что код в системе защиты внешних замков главного входа обнулялся. Кто-то пролезал внутрь, а потом ушел. Я обыскал здание и нашел вокс-жучки, спрятанные в стенах шести комнат, включая ваши личные покои, и, кроме того, фаркодеры, аккуратно встроенные в трех коммуникационных узлах и подключенные к коммлинку. Также кто-то предпринял неудачную попытку проникнуть в ваше вакуумное хранилище, но им не были известны запирающие коды.
 — И не осталось никаких следов?
 — Ни отпечатков, ни чешуек кожи, ни волос. Я даже просеял воздух через анализатор газа. Видеозаписывающие устройства, размещенные в доме, ничего не показали... за исключением тщательно замаскированного временного скачка в тридцать четыре секунды. Астропаты ничего не почувствовали. В одном месте нарушителю удалось пройти четыре метра пола, усеянного чувствительными к давлению датчиками, не потревожив их. Проанализировав произошедшее, я понял, что и два предыдущих инцидента были далеко не сбоями аппаратуры, а попытками исследовать, изучить и оценить нашу систему безопасности. Пробные забеги перед настоящим вторжением. Для этого они применили переборщик кодов на главных дверях. Если бы им и в самом деле удалось взломать их, они смогли бы установить код обратно и я никогда не узнал бы, что они побывали внутри.
 — Вы все перепроверили? Других жучков не окажется?
 Он покачал головой:
 — Господин, я могу только извиниться за...
 — В этом нет нужды, Киршер, — поднял я руку. — Вы выполнили свою работу. Покажите мне, что они оставили.
 В тишине внутренней библиотеки Киршер разворачивал на столе отрез красного фетра. Джабал нервничал, и на его лбу под самой гривой белых волос сверкали бусинки пота.
 Я не хотел никого тревожить, поэтому попросил присоединиться к нам только Рейвенора и Эмоса.
 В комнате пахло тиковым деревом, из которого были сделаны полки, затхлостью книг и озоном защитных полей, накрывающих особо хрупкие манускрипты.
 Наконец фетр был развернут. На нем лежали девять крошечных устройств, шесть вокс-перехватчиков и три фаркодера. Каждый был заключен в жемчужине прочного пластика.
 — Чтобы быть уверенным, что они обезврежены, я запечатал их в инертную пасту сразу же после обнаружения. Ни в одном из них не было мин-ловушек.
 Гидеон Рейвенор подошел к столу, взял один из запечатанных вокс-перехватчиков и поднял его к свету.
 — Имперский, — произнес он. — Маркировка отсутствует, но сделали его в Империуме. Очень высокое качество и передовые технологии.
 — Мне тоже так показалось, — сказал Киршер.
 — Военное производство? Гражданское? — спросил я.
 Рейвенор пожал плечами:
 — Мы могли бы проследить их происхождение до вероятного производителя, но тот скорее всего снабжает все возможные силы, действующие в Империуме.
 Аугметические очки Эмоса щелкнули при автофокусировке, когда он посмотрел на предметы, выложенные на ткани.
 — В фаркодерах, — начал он, — тоже применены передовые технологии. Чтобы успешно встроить такую вещицу в узел связи, требуются исключительные навыки.
 — Исключительные навыки нужны уже для того, чтобы влезть в дом так, как это сделали они, — ответил я.
 — На устройствах нет маркировки изготовителя, — продолжал Эмос, — но это явно усовершенствованные модели серии «Амплокс». Они значительно улучшены по сравнению с теми, что используются в войсках. Это, конечно, только догадка, но рискну предположить, что и Министорум тут ни при чем. Они печально известны во всем, что касается технических новинок.
 — Тогда кто? — спросил я.
 — Адептус Механикус? — предположил он. Я был неприятно удивлен.
 — Или, по крайней мере, организация, — с улыбкой пожал плечами архивист, — обладающая достаточной силой и влиянием, чтобы получить столь высокотехнологичные устройства от Адептус Механикус.
 — Например?
 — Официо Ассасинорум?
 — Они влезают, чтобы убивать, а не подслушивать.
 — Точно. Тогда, может быть, могущественный Имперский Дом, обладающий влиянием в Сенаторум Империалис.
 — Возможно... — допустил я.
 — Или...
 — Или?
 — Или одна из организаций Империума, которая регулярно применяет такие устройства и обладает авторитетом и потребностью использовать только наилучшее из доступного оборудования.
 — И что же это?
 Эмос посмотрел на меня как на дурака:
 — Конечно же, это Инквизиция.
 Спал я плохо, урывками. За три часа до конца ночного цикла я проснулся в холодном поту и сел на кровати.
 Обернувшись простыней, я вынул матово-серый короткоствольный пистолет из кобуры, висящей у изголовья кровати. А затем прокрался в холл.
 Тусклый синий свет, пробивавшийся из прихожей, размывал очертания предметов. Я медленно крался вперед.
 Ошибки быть не могло. По нижней гостиной кто-то ходил.
 Взведя оружие, я начал спускаться по лестнице. Глаза постепенно привыкали к темноте.
 Мне хотелось включить вокс и поднять на ноги Киршера и его людей. Однако я понимал, что если незваный гость достаточно умен, чтобы обойти сигнализацию, то его легко можно спугнуть. За несколько часов пребывания в Океан-хаусе в мой мир успел просочиться противный привкус предательства. Возможно, это была только паранойя, но я решил выяснить все до конца.
 Из приоткрытой кухонной двери на пол гостиной упал луч белого света. Я вновь услышал шаги.
 Подкравшись поближе, я убедился, что сигнализация отключена, и скользнул в дверь, держа оружие перед собой.
 Внешняя кухня, царство разделочных столов с мраморным покрытием и начищенных алюминиевых плит, была пуста. С потолочных креплений свисали многочисленные металлические сковороды и кастрюли. В неподвижном воздухе еще витал запах чеснока и специй. Свет исходил из внутренней кладовой, где располагалась холодильная камера.
 Два шага, три, четыре. Каменный пол обжигал холодом мои босые ступни. Я добрался до кладовой. Там кто-то двигался. Ударом ноги я распахнул дверь и прыгнул внутрь.
 Медея Бетанкор, одетая лишь в длинную нижнюю сорочку, сшитую на армейский манер, вскрикнула от неожиданности. Поднос с остатками кетелфиша с грохотом упал на пол.
 — Великие боги, Эйзенхорн! — возмущенно завопила она, подпрыгивая на месте. — Не делай так больше!
 Я был зол и не стал сразу опускать пистолет.
 — Что ты тут делаешь?
 — Ем! Или тебе еще что-то примерещилось? — Она издевалась надо мной. — Чувствую себя так, словно проспала целую неделю. Подыхаю от голода.
 Я опустил оружие. Мою нервозность потеснило чувство неловкости.
 — Прошу прощения. Извини. Возможно, тебе стоило одеться, прежде чем спускаться, чтобы совершить набег на кладовую.
 Прозвучало это глупо. Но насколько глупо, я осознал лишь мгновение спустя. Мое внимание приковали ее длинные темные ножки и сорочка, плотно облегающая изгиб ее груди.
 — Тебе тоже стоило бы последовать своему совету, Грегор, — сказала она, приподнимая бровь.
 Я посмотрел вниз. Простыня слетела на пол, когда я ворвался в кладовую. Как сказал бы Мидас Бетанкор, я был «весьма нагим».
 Если не считать, конечно, заряженного оружия.
 — Проклятье. Мои извинения. — Я развернулся, чтобы вцепиться в упавшую простыню.
 — Не стоит беспокоиться, — захихикала она.
 Я наклонился к полу, да так и застыл на месте. Из темноты на меня смотрело дуло парабеллума Тронзвассе.
 Затем оно медленно опустилось. Гарлон Нейл с явной тревогой оглядел меня сверху донизу, а затем предупреждающе прижал палец к губам. Бывший охотник за головами оказался полностью одет, будь он неладен.
 Я поднял простыню:
 — Что?
 — Тут кто-то есть. Я чувствую это, — прошептал он. — Шум, который вы устроили, заставил меня подумать, что взломщик здесь. Не знал, что ты так увлечен Медеей.
 — Заткнись.
 Вдвоем мы бросились обратно через внешнюю кухню. Нейл натянул капюшон своего черного облегающего комбинезона, чтобы прикрыть бледный, выбритый череп. Он был крупным мужчиной, на голову выше меня, но в своем наряде полностью растворялся в темноте. Я напряженно следил за его сигналами.
 Нейл жестом показал, что надо продвигаться дальше по холлу. Я полностью доверился его решению. В течение трех десятилетий он охотился на самых изобретательных и одаренных мерзавцев в Галактике. Если в доме и впрямь есть незваные гости, он найдет их.
 Я вошел в главный холл Океан-хауса и увидел, что парадный вход открыт. Кодовый дисплей на главном замке мигал вереницей нулей.
 За моей спиной рявкнул пистолет. Я развернулся и, услышав крик Нейла, бросился обратно во внутреннюю гостиную. Сцепившись с неизвестным мужчиной, Гарлон катался по полу.
 — Встать! Встать! Я вооружен! — закричал я.
 В ответ неизвестный злоумышленник приложил голову Нейла об пол с такой силой, что вырубил его, а затем швырнул в меня тяжелым пистолетом Гарлона.
 Я выстрелил, но лишь продырявил стену, потому что брошенный пистолет угодил мне прямо в висок и сбил меня с ног.
 До моего слуха донеслись звуки целого града затрещин и ударов, гортанный хрип, а следом крик Медеи Бетанкор:
 — Включить свет!
 Я поднялся. Расставив ноги, Медея стояла над взломщиком. Одну руку девушка с силой сжала в кулак, а другой стыдливо оттягивала вниз сорочку.
 — Держу его, — сказала она, обернувшись. Злоумышленник был одет в черное. Я сдернул с его головы капюшон.
 И увидел совершенно ошеломленное лицо Титуса Эндора.
 — Грегор, — прошепелявил он окровавленными губами, — ты сказал, что будешь дома.




 Глава четвертая




МЕЖДУ ДРУЗЬЯМИ



БЕСЕДА С ЛОРДОМ РОРКЕНОМ



АПОТРОПИЧЕСКИЙ [5] КОНГРЕСС

 Зерновой джоиликер с колотым льдом и ломтиком лимона!
 Мы сидели в моей святая святых. Эндор принял предложенный напиток и усмехнулся:
 — Ты еще помнишь.
 — В старые добрые времена я смешивал твою излюбленную выпивку бесчисленное множество раз, Титус.
 — Ха! Припоминаю. Ты говоришь о том заведении на улице Зансипля? Там еще хозяин пропивал всю выручку?
 — «Жаждущий Орел», — ответил я.
 Он все помнил. Но, казалось, Титус испытывает меня.
 — Точно, «Жаждущий Орел»! Как ты и сказал, мы провели там немало ночей. — Он поднял свой бокал с прозрачной охлажденной выпивкой.
 — Вскинь, опрокинь, и нальем еще по одной!
 Я повторил старый тост и чокнулся своим хрустальным бокалом, наполненным дорогим амасеком.
 На мгновение мне показалось, что мы и вправду вернулись в те прекрасные старые времена. Тогда нам обоим было по девятнадцать лет, в наши головы то и дело ударяли моча и прометиум, нас недавно подняли до ранга дознавателей, и мы, студенты старого инквизитора Хапшанта, готовы были выйти на бой со всей чертовой Галактикой. Только пять лет спустя, почти одновременно, нас повысили до полного инквизиторского чина и наши карьеры начались всерьез.
 В девятнадцать лет, пьяно покачиваясь, мы кутили в дрянном баре на улице Зансипля, посмеиваясь над своим прославленным наставником и сливаясь с жизнью. Сливаясь с ней настолько безудержно, как, наверное, возможно только в юности.
 Другая жизнь. Далекая и безвозвратно ушедшая. Теперь я уже не тот Грегор Эйзенхорн. А этот мужчина с длинными, подвязанными шнурком седыми волосами и покрытым шрамами лицом, одетый в термоблокирующий костюм, больше не был прежним Титусом Эндором.
 — Ты мог бы и предупредить, — начал я.
 — Что я и сделал.
 — А еще тебе стоило присоединиться к нам за ужином, — пожал я плечами. — Джарат снова превзошла себя.
 — Я понимаю. Но тогда... — Он сделал паузу и задумчиво погонял по кругу кубики льда в бокале. — Но тогда стало бы известно, что инквизитор Эндор нанес визит инквизитору Эйзенхорну.
 — Всем и так прекрасно известно, что они старые друзья. В чем проблема-то?
 Эндор поставил бокал на стол, расстегнул застежки на поясе и стянул через голову верхнюю часть своего маскировочного костюма.
 — Слишком жарко, — заметил он.
 Его нижняя рубашка потемнела от пота, а на шее на черном шнурке все так же висел кривой зуб заураптора. Да, этот зуб. Много лет тому назад я извлек его из ноги Титуса, после того как ему удалось прогнать зверя. Это случилось на Бронтотафе дюжину десятилетий тому назад, а то и больше. Тогда мы вдвоем помогали Хапшанту в операции, проводимой в туманных топях этой планеты.
 — Я прибыл сюда ради Новены, — сказал он. — Меня вызвали, чтобы присоединиться к свите Орсини. Смею предположить, то же самое можно сказать и о тебе. Мне хотелось поговорить с тобой и сделать это как можно дальше от любопытных ушей.
 — Поэтому ты и вломился в мой дом?
 Он глубоко вздохнул, прикончил свою выпивку и пошел к бару в углу комнаты, чтобы налить еще.
 — У тебя неприятности, — произнес он.
 — В самом деле? С чего бы это?
 Как ни в чем не бывало, Эндор продолжал срезать цедру с лимона.
 — Не знаю точно. Но ходят слухи.
 — Всегда ходят какие-нибудь слухи. Он резко повернулся ко мне:
 — Отнесись к этому серьезно. — Его глаза неожиданно приобрели очень жесткое выражение.
 — Договорились, я слушаю.
 — Ты знаешь, как крутится мельница слухов. У кого-то всегда имеется причина их распускать. Стали ходить кое-какие россказни. И поначалу я не обращал на них внимания.
 — Россказни?
 Он вздохнул и уселся в кресло с новой порцией выпивки.
 — Поговаривают, что ты... нечестив.
 — И что именно говорят?
 — Будь ты проклят, Грегор! Я же не один из твоих подозреваемых, которых надо допрашивать! Я пришел как друг.
 — Друг, который взломал мне дверь и одет в маскировочный костюм...
 — Ты не мог бы заткнуться хотя бы на минутку?
 — С удовольствием. Если ты перейдешь наконец к делу, — помедлив, ответил я.
 — В первый раз я просто услышал, как кто-то наговаривает на тебя.
 — Кто?
 — Не имеет значения. Я вмешался и высказал им все, что думаю. Но потом я снова услышал эту историю. Эйзенхорн — нечестивец, сбился с праведного пути.
 — В самом деле?
 — Потом я услышал другое. Теперь говорили уже не «Эйзенхорн — нечестивец», а «Есть серьезные люди, имеющие повод полагать, что Эйзенхорн стал нечестив». Так, словно эти подозрения приобрели официальный статус.
 — До меня ничего подобного не доходило, — произнес я, усаживаясь поудобнее.
 — Конечно нет. Кто же мог сказать тебе такое в лицо, кроме друга... или судебного собрания Внутренних Расследований?
 Я приподнял брови:
 — Ты, похоже, и в самом деле обеспокоен, верно?
 — Чертовски верно. Кто-то держит тебя на прицеле. Кто-то, имеющий влияние в высших эшелонах. Каждый твой поступок да и вся карьера находятся под наблюдением.
 — Ты делаешь выводы на основе слухов? Да ладно тебе, Титус. Я знаю многих инквизиторов, у которых найдутся причины поставить на мне крест. Монодоминанты из кабинета Орсини и идеалисты пуритане, сплотившиеся вокруг него в могущественный блок. Кроме того, радикалы со своими взглядами. Тебе это известно. Мы, амалатиане, среди них пользуемся дурной славой.
 Я уже упоминал прежде, насколько мне ненавистна политика вообще. И нет ничего столь же бесплодного и утомительного, как попытки разобраться во внутренней политике самой Инквизиции. Мои собратья разбились на фракции, разделенные верой и интеллектуальным сектантством. Мы с Эндором относим себя к амалатианам, то есть придерживаемся оптимистичных взглядов и трудимся на благо поддержания целостности Империума, верим, что он функционирует в соответствии с планом божественного Императора. Мы сохраняем статус-кво. Выслеживаем преступников: еретиков, ксеносов, псайкеров — основных недругов человечества. И это, конечно же, является нашей основной целью. Но мы возьмемся за кого угодно, если почувствуем, что он может нарушить стабильность в Империуме, и готовы идти до конца, вплоть до вмешательства в межпартийные войны августейших институтов нашего общества. Мне всегда казалось несколько забавным, что мы стали частью фракции, борющейся против фракционности.
 Мы утверждаем, что относимся к пуританам. Конечно, так оно и есть, если сравнивать нас с ультрарадикальными фракциями Инквизиции наподобие иствааниан и реконгрегаторов.
 Но нам столь же чуждо и крайне правое крыло пуританских фракций — монодоминанты и торианцы, часть которых почитает за ересь даже использование обученных псайкеров.
 Если у меня и возникли неприятности, то это был не первый случай, когда инквизитор, придерживающийся умеренных взглядов, схлестнулся с экстремистами внутри собственной организации.
 — Это вышло за пределы простых интрижек между фракциями, — спокойно сказал Титус. — Проблема не в нападках консерваторов. Тут причина только в тебе. У них что-то есть на тебя.
 — Что?
 — Какая-то конкретная информация.
 — С чего ты это взял?
 — С того, что двадцать дней назад на Мессине я был задержан и допрошен инквизитором Осмой из Ордо Маллеус.
 После этих слов я даже вскочил с кресла:
 — Что он сделал? Титус отмахнулся:
 — Я как раз покончил с некоторыми пустыми формальностями и уже готовился упаковывать вещи, чтобы отправляться на Трациан, когда на связь со мной вышел Осма. Он был вежлив, доброжелателен и спрашивал, не могу ли я встретиться с ним. Я отправился на встречу. Все прошло очень цивилизованно. Он не собирался арестовывать меня, но не думаю, что мне удалось бы покинуть его прежде, чем он закончил. Его окружали охранники, и было очевидно, что, попытайся я уйти, его люди остановили бы меня.
 — Возмутительно!
 — Нет, просто это Осма. Полагаю, ты знаком с ним? Один из свиты Орсини. Правая рука Безье. По сути своей он торианец. Всегда старается разузнать как можно больше о том, на чей хвост садится.
 — И что ему удалось разузнать?
 — От меня? — рассмеялся Эндор. — Ничего, кроме яркого описания твоего характера! Через час он позволил мне отбыть с миром. Этот ублюдок даже предложил мне иногда встречаться и обедать вместе, общаться во время Новены.
 — Осма опытный манипулятор. Скользкий человек. Но мы ушли от основного вопроса. Чего он хотел?
 — Он хотел узнать кое-что о тебе. Интересовался нашей дружбой и тем, что нас связывает. Расспрашивал меня так, словно хотел, чтобы я выболтал что-нибудь интимное или выдал какую-нибудь чертову оплошность. Сам Осма говорил мало, но было ясно, что он накопал какую-то грязь. Им было получено некое сообщение, прямо или косвенно компрометирующее тебя. К концу нашего разговора я понял, что те слухи, которые мне довелось слышать, были только рябью на поверхности. А глубже — секретное расследование. Тогда мне стало ясно, что тебя необходимо предупредить... так, чтобы никто не знал о нашем разговоре.
 — Все это ложь, — произнес я.
 — Что именно?
 — Не знаю. Что бы они ни думали. Чего бы они ни боялись. Я не совершал ничего, что заслуживало бы внимания Ордо Маллеус.
 — Я верю тебе, Грегор. — Эндор произнес это таким тоном, что я понял: он не верит мне.
 Мы налили себе еще и вышли на морскую террасу. Он уставился на калейдоскоп светящихся вихрей планктона и произнес:
 — Все это только начало.
 Я кивнул и опустил взгляд, баюкая в ладонях бокал с амасеком.
 — На Лете на меня напал Танталид. Тогда мне показалось, что он пытается свести старые счеты, но после всего, что ты мне сегодня рассказал, я начал в этом сомневаться.
 — Будь осторожен, — пробормотал Титус. — Слушай, Грегор, мне пора уходить. Хотелось бы мне, чтобы встреча старых друзей произошла при лучших обстоятельствах.
 — Благодарю тебя за тот шанс, который ты мне подарил. И за те усилия, которые тебе пришлось для этого приложить.
 — Ты сделал бы то же самое.
 — Сделал бы. Один последний вопрос: как ты вошел?
 — Что? — резко обернулся Титус.
 — Как ты вошел сюда? Сегодня ночью.
 — Применил декодер на двери.
 — Ты отключил сигнализацию.
 — Я не новичок, Грегор. Мой декодер запрограммирован на обнуление системы.
 — Хорошая штука. Могу я посмотреть? Вытащив из заднего кармана маленькое черное устройство, он протянул его мне.
 — Модель серии «Амплокс», — отметил я. — Высокотехнологичное устройство.
 — Я пользуюсь только лучшим.
 — Как и я. Мне уже доводилось применять подобные штуки. Кажется, хотя, конечно, это только мой личный опыт, они дают наилучший результат после нескольких испытаний.
 — Как это?
 — Я имею в виду один или два пробных забега. Чтобы оценить систему, которую собираешься взламывать. Несколько проб, чтобы определить уровень безопасности и позволить декодеру свыкнуться и изучить то, против чего он будет применен.
 — Да, я так бы и поступил, имей такую роскошь, как время. Эти прилипалы учатся быстро. Но, когда время на исходе, все приходится делать с первого раза.
 — Как, например, этой ночью? — Я вернул ему устройство.
 — Да. А на что ты намекаешь?
 — Ты сумел проникнуть с первого захода? Без всяких пробных забегов?
 — Конечно. Этот визит был спонтанным. И пока эта твоя симпатичная сучка не заехала мне ногой по морде, я считал себя крайне везучим, раз сумел зайти так далеко.
 — Так, значит, раньше ты здесь не бывал? Внутрь не проникал?
 — Нет, — резко ответил он. Или я оскорбил его, или...
 — Что ж, если тебе надо, можешь уходить, — сказал я.
 — Доброй ночи, Грегор.
 — Доброй ночи, Титус. Я предложил бы проводить тебя, но думаю, что ты и сам прекрасно знаешь, где выход.
 Он усмехнулся, поднял бокал и прикончил его содержимое одним большим глотком.
 — Вскинь, опрокинь, и нальем еще по одной!
 — Очень на это надеюсь, — ответил я.
 Дворец Инквизиции на Трациане Примарис размещается на высоте облачного покрова в Улье Сорок Четыре. Он занимает площадь, на которой мог бы разместиться небольшой город, и представляет собой главный штаб Инквизиции в Геликанском субсекторе. Его обслуживает постоянный штат из шестидесяти тысяч сотрудников. Мне не по душе его черная стаэтитовая облицовка, его затемненные окна и защитные валы, усеянные железными шипами. Те, кто подвергают Инквизицию критике, могут описать эту архитектуру как почти гротескную, обращенную непосредственно к самым сильным человеческим страхам, связанным с Инквизицией и исходящей от нее неотвратимой черной угрозой. Должен признаться, что так и есть. Страх перед учреждением настолько безжалостным, что без колебаний карает любого, заставляет людей быть законопослушными.
 В начале следующего дневного цикла я отправился во дворец в сопровождении Эмоса, фон Бейга и Тулы Сурсковой. Как ни странно, но я чувствовал себя почти беззащитным, когда со мной было только три компаньона. За несколько прошедших десятилетий я слишком привык к большой свите. Мне пришлось напомнить себе, что было время, когда вся моя свита состояла из трех человек.
 Дворец Инквизиции не место для случайных или неформальных встреч. Он представляет собой мрачный лабиринт из темных залов, пустотных завес и поглощающих свет полей. Энергетические поля маскируют перемещения всех сотрудников и посетителей. Их деятельность секретна. Когда мы вошли в гулкий главный зал, нас снабдили кибернетическим андроидом в виде черепа, парившим над нашими головами и создававшим изолирующий конус тишины. Кроме того, чтобы обеспечить конфиденциальность, нам предложили услуги астропата, но я отказался. Все, что мне было необходимо, это Сурскова с ее способностями неприкасаемой.
 Удерживая вертикально двуручные энергетические мечи, стражи Инквизиции повели нас по коридорам, облицованным черным мрамором. Их лица были скрыты забралами в виде масок, а бургундскую броню украшали золотые листья и инсигнии нашей организации. Вокруг нас вспыхнуло коричневатое мерцание светопоглощающих полей, образующих гудящий энергетический коридор, отделяющий нас от всего остального.
 Пока мы шли, Алан фон Бейг растерянно теребил свой высокий воротник. Дознаватель нервничал. Мрачная атмосфера дворца действовала даже на его служащих.
 Лорд Роркен дожидался нас в своих личных апартаментах. Энергетическая завеса спала, чтобы пропустить нас в круглый дверной проем, и снова замерцала, как только мы оказались в холле. Стражи не сопровождали нас. Я приказал своим спутникам подождать меня в скромно обставленном холле, где имелись лишь две чугунные скамьи, выложенные белыми атласными подушками, и вошел в личные покои Верховного Инквизитора.
 Для этого визита я облачился в черный костюм, накинув поверх него плащ из темно-коричневой кожи, а инквизиторскую инсигнию закрепил под горлом. Все мои помощники тоже были одеты официально. В чем попало к Магистру Ордо Ксенос не приходят.
 Стены ярко освещенного приемного зала украшали зеркала в позолоченных рамах, пол был выложен кремового цвета мрамором. Повсюду — на стенах, в канделябрах и даже прямо на полу — горели свечи. Зеркала отражали и рассеивали их яркое сияние. Я словно оказался внутри призмы, попавшей в золото солнечного света.
 Мне даже пришлось заслонить ладонью глаза. Вокруг меня сотня мужчин проделала то же самое. Мои отражения. Размноженный Грегор Эйзенхорн в окружении мерцающих свечей. Я выглядел напряженным.
 И это мне не нравилось.
 — Никому не избегнуть всепроникающего света Инквизиции, — произнес голос.
 — Ведь тогда ему пришлось бы самому излучать тьму вовне, — закончил я.
 — Ты знаком с Катулдинасом, — сказал Роркен, подходя ко мне.
 — Мне нравятся его апофегмы [6] . Но я никогда особо не любил его поздние аллегории.
 — Слишком сухие?
 — Слишком пафосные. Чрезмерно вычурные. Мне более по душе Сатаскин. Он менее... претенциозен.
 Роркен улыбнулся и пожал мою руку.
 — Значит, ты оцениваешь красоту поэзии по ее содержанию?
 — Красота заключается в правде, а правда в красоте.
 Он приподнял бровь:
 — Откуда это?
 — Доимперский фрагмент, который я когда-то читал. Анонимный. А что касается вашего первого вопроса, ради удовольствия я предпочту Катулдинасу Сатаскина, но буду настаивать, чтобы мои неофиты многократно перечитывали Катулдинаса, пока не смогут цитировать его так же, как я.
 Роркен кивнул. Он был не слишком крупным мужчиной с гладко выбритой головой и короткой раздвоенной бородкой. Магистр носил темно-красную мантию поверх черной униформы и перчатки. Сложно было определить его возраст, хотя ему должно быть, по крайней мере, триста лет, поскольку он сохранял свой высокий пост в течение полутора столетий. Благодаря аугметике и курсам омоложения он выглядел человеком, приближающимся к пятому десятку.
 — Могу я предложить прохладительные напитки? — спросил он.
 — Спасибо, сэр, но вынужден отказаться. Нунции составили для меня столь плотный график на всю Новену, что мне хотелось бы сразу перейти к делу.
 — Нунции Министорума для всех нас установили плотные графики. Лорд главнокомандующий приказал им сделать так, чтобы празднование прошло с максимально возможной помпой. А Грегор Эйзенхорн, которого я знаю, при любой возможности сделает все, чтобы не придерживаться их предписаний.
 Это замечание моего ответа не требовало.
 Я насторожился. У нас с Роркеном сложились хорошие рабочие отношения, и я чувствовал, что он полностью доверяет мне со времен дела о Некротеке, закрытого девяносто восемь лет назад. С тех пор он с удовольствием помогал мне, направлял меня и лично присматривал за моими делами. Но у Магистра Ордо Ксенос Геликана не может быть друзей.
 — Присаживайся. Думаю, ты можешь уделить мне немного времени.
 Мы сели на стулья с высокими спинками но разные стороны низкого столика, и он протянул мне прохладную воду, импортированную с железистых источников Гидмоса.
 — Укрепляет и тонизирует. Как я понимаю, Колдунья устроила тебе серьезное испытание на Лете Одиннадцать.
 Я извлек информационный планшет из кармана своего плаща.
 — Предварительные выдержки из моего полного рапорта, — сказал я, вручая его Роркену.
 Магистр принял планшет и, не читая, положил его на стол.
 — Ты знаешь, почему я хотел поговорить с тобой?
 Я подумал и пошел на рассчитанный риск.
 — Из-за того, что поговаривают, будто я стал нечестивцем.
 Он заинтересованно приподнял брови:
 — Ты уже слышал?
 — Да, эту информацию довели до моего сведения. Недавно.
 — И какова твоя реакция?
 — Честно сказать? Замешательство. Я не знаю источника этих слухов. Похоже, у кого-то есть причины испытывать ко мне неприязнь.
 — К тебе?
 — Ко мне лично.
 Он сделал небольшой глоток воды.
 — Прежде чем мы продолжим, я должен спросить тебя... Есть ли какая-либо причина, чтобы поползли эти слухи?
 — Как я уже сказал, неприязнь...
 — Нет, — спокойно произнес он. — Ты знаешь, о чем я спрашиваю.
 — Я ничего не сделал, — сказал я.
 — Поверю тебе на слово. Но если потом я обнаружу, что ты лжешь или хотя бы скрываешь от меня что-то, я буду... недоволен.
 — Я ничего не сделал, — повторил я.
 Он сложил ладони домиком и окинул взглядом море свечей.
 — Вот что произошло. Инквизитор — кто, не имеет значения, — по секрету доложил мне о тревожном происшествии. Демонхост сделал милость и пощадил жизнь человека только потому, что принял его за тебя.
 Это одновременно заинтриговало и напугало меня.
 — Не могу подтвердить эту информацию, но демонхоста идентифицировали как Черубаэля.
 В моих жилах застыла кровь.  Черубаэль. 
 — После 56-Изар у тебя не было контактов с этим существом?
 Я покачал головой:
 — Нет, сэр. К тому же это было почти столетие назад.
 — Но с того времени ты занимался его поисками?
 — И не делал из этого тайны, сэр. Черубаэль — агент незримого врага, того, в чьи махинации оказался вовлечен даже член нашей организации.
 — Молитор.
 — Да, Конрад Молитор. Я потратил много времени и сил, пытаясь разузнать правду о Черубаэле и его хозяине-невидимке, но все бесполезно. Сто лет, а в итоге лишь неясные намеки.
 — Вопрос о причастности Черубаэля к делу о Некротеке, как тебе известно, передали в ведение Ордо Маллеус. Но и им тоже не удалось взять его след.
 — Где произошла эта встреча?
 — Вогель Пассионата, — после некоторой паузы произнес Роркен.
 — И он думал, что пощадил меня?
 — Есть предположение, что у демонхоста на тебя имелись какие-то планы. Высказывалось серьезное предложение... о тесной взаимосвязи между вами.
 — Чушь!
 — Надеюсь, что так...
 — Это и в самом деле бред, сэр!
 — Надеюсь, что так, Эйзенхорн. У Великого Магистра Орсини нет времени возиться с радикалами Инквизиции. И даже если бы он не был настолько бескомпромиссен, такого не потерпел бы я. В Ордо Ксенос Геликана нет места для тех, кто якшается с Хаосом.
 — Я понимаю.
 — Уж будь столь любезен. — Роркен помрачнел, лицо его сделалось строгим. — Ты все еще пытаешься разыскать это существо?
 — Даже сейчас несколько моих агентов охотятся за ним.
 — Есть хоть какие-нибудь намеки на успех?
 Я вспомнил о сообщении на глоссии, полученном прошлой ночью.
 — Нет. — Впервые и единственный раз за этот разговор мне пришлось соврать.
 — Уже упомянутый инквизитор уговаривал меня передать расследование в руки Ордо Маллеус. Но я не отдам одного из своих лучших сотрудников на милость собак Безье. Я считаю это внутренним делом нашего ордена.
 — Тогда откуда взялись слухи?
 — Это меня и тревожит. Утечка информации. Мне показалось, будет разумно предупредить, что за тебя может взяться Ордо Маллеус.
 Второе предупреждение за двенадцать часов.
 — Мне бы хотелось предложить тебе покинуть Трациан и продолжать работу в другом месте, пока все не уляжется, — сказал Роркен. — Но есть необходимость в твоем присутствии на Апотропическом конгрессе.
 Теперь все становилось на свои места. Сказочный размах триумфальных празднований Новены вполне соответствовал событию, но количество призванных старших инквизиторов, мягко говоря, вызывало недоумение. Герои-военачальники и светила Экклезиархии вполне могли быть привлечены для раздувания помпезности подобных торжеств, но инквизиторы — это совсем другая каста, более отстраненная, более... независимая. Мы не собираемся столь многочисленной компанией, и тем более по столь жесткому приказу. Я думал, что Орсини просто демонстрирует свое влияние, чтобы произвести впечатление на главнокомандующего Геликана.
 Но причина была не в этом. Должен был состояться Апотропический конгресс. Именно по этой причине нас и вызвали.
 Апотропические штудии проводятся Инквизицией регулярно, и обычно в них участвует один, много три инквизитора. Более крупные мероприятия называют советами, которые требуют кворума по крайней мере из одиннадцати инквизиторов. Еще более многочисленные собрания именуются конгрессами. Такие события чрезвычайно редки. Я знал, что мой старый наставник Хапшант присутствовал на последнем таком конгрессе, состоявшемся в субсекторе. Случилось это двести семьдесят девять лет тому назад.
 Цель штудий, даже в их наименьшем составе, состоит в тщательной экспертизе и оценке способностей необычайно значимых пленников. Оказавшись в руках Инквизиции, преступный псайкер, лидер еретиков, военачальник ксеносов... ну и так далее... подвергается иногда весьма продолжительной формальной экспертизе, подчас даже не касающейся совершенных им преступлений. Зачастую отступники уже осуждены и ожидают исполнения наказания. На этом этапе Инквизиция решает расширить свой кругозор, получше разобраться в природе врагов человечества. Предметы исследования разбирают на части, как правило, интеллектуально, иногда ментально, а бывает, что и буквально, чтобы выявить их силы, недостатки, верования и мотивы. Таким образом, Апотропические конгрессы обретают жизненно важную истину — истину, которая защитит служителей Империума в последующих столкновениях с противниками. Чтобы проиллюстрировать это, стоит упомянуть, что славная победа Имперской Гвардии над метарасой Эззеля оказалась возможной лишь благодаря методам обнаружения их присутствия, разработанным при анализе скаутформы Эззеля Апотропическим советом на Адиемусе Ультима в 883.М40.
 Численный состав собрания зависит от количества или значимости исследуемых.
 — Во время заключительного, самого крупного сражения Офидианского Усмирения Магистру Войны удалось захватить на Дольсене тридцать три псайкера-еретика уровня альфа и выше, — сказал Роркен, показывая мне информационный планшет. Гриф секретности на планшете был настолько высоким, что даже на меня это произвело впечатление. — Они были обучены каким-то образом управлять и повелевать призванными ими грязными порождениями варпа и составляли основу обороны высшего командования врага.
 — Как их удалось захватить? Живьем, я имею в виду?
 Это было удивительно. Нетренированные псайкеры сами по себе уже достаточно страшная сила. Их сознание всегда несет ужасающий потенциал, способный открыть ворота в Имматериум и позволить демонам хлынуть в нашу вселенную. Но эти... эти одержимые так или иначе научились (или были обучены) фокусировать свои дарованные варпом таланты, удерживать в себе демонов и использовать их омерзительную силу. У меня закружилась голова при мысли, какую опасность они представляли, причем представляли до сих пор, даже пребывая в качестве наших пленников.
 Роркен показал на планшет в моих руках:
 — Ты найдешь там краткое описание инцидента, оно присоединено к главному списку. Короче говоря, это было везение, везение и удивительная отвага Адептус Астартес, действовавших в союзе с инквизиторами Хелданом, Лико и Воком.
 — Вок... Коммодус Вок?
 — Я совсем забыл, вы же старые друзья, верно? Он был привлечен к делу Гло на Гудрун, прямо перед Расколом.
 — «Старые друзья» не совсем верное выражение. Мы работали вместе. Добились взаимного уважения. Я нечасто его видел с тех пор. Поражаюсь, что этот старый пес все еще жив.
 — Жив, несмотря на прогнозы нескольких поколений медицинских экспертов. И все еще полон сил. Совершить такое в столь преклонные годы...
 Я кивнул. Даже беглый просмотр отчета об инциденте позволял предположить акт практически мифической доблести. Вок по-прежнему служил Императору, как и раньше прикладывая усилия вне всякого разумного ожидания.
 — С Хелданом мы тоже знакомы. Он был учеником Вока. Так что, он наконец тоже добился инквизиторского чина?
 — Уже шестьдесят лет как... Эйзенхорн, ты, похоже, ведешь уединенную жизнь?
 — Если подразумевается, что я не слежу за появлением, избранием и делами других инквизиторов, сэр, то да. Я сосредоточен на своей работе и нуждах своих сотрудников.
 Он улыбнулся так, словно отпускал мне грехи. По правде говоря, мое поведение не было таким уж необычным. Как я уже говорил, все в Инквизиции держатся особняком. Мы независимы и мало интересуемся делами наших коллег. Я заметил еще одно различие между мной и Роркеном. Как бы ни был высок мой ранг, я все еще оставался «полевым агентом», рабочим, преуспевающим учеником, который мог отправиться к далеким пределам Мутных Звезд на многие месяцы или даже годы в любой момент. А Роркена чин Магистра привязывал к дворцу, запутывал в интригах правящих кругов Империума в целом и Инквизиции в частности.
 Коммодус Вок запомнился мне как старая ядовитая гадина, но стойкий союзник. Во времена дела о Некротеке, полагая, что находится на смертном одре, он просил меня оказать поддержку его ученику Хелдану. Я пообещал ему это, но, поскольку Вок остался в живых, мне не пришлось исполнять обещание. Коммодус был рядом, когда Хелдан получил свою инсигнию.
 Хелдан... Он мне никогда не нравился.
 Лико, третьего члена великолепного трио, я никогда не встречал, но знал о его репутации инквизитора, чья звезда восходит довольно быстро. Их потрясающее достижение на Дольсене должно было значительно повлиять на их карьеру.
 Я пролистал список инквизиторов, вызванных, чтобы сформировать кворум, список, который включал и мое имя. Всего шестьдесят человек. Среди них Титус Эндор. Также в нем значились Осма и Безье. Некоторые из имен, вроде Шонгарда, Хенда и Рейкера, принадлежали людям, с которыми у меня не возникало желания даже просто находиться в одном помещении. Других же, например Эндора, а также Шило, Дефайя и Кувье, мне было бы приятно увидеть снова.
 Некоторые имена мне были лишь смутно знакомы или неизвестны вовсе; другие принадлежали именитым или обесчестившим себя инквизиторам, о которых я знал только понаслышке. На этот конгресс собирались сотрудники со всего сектора.
 — Но мое включение в этот список... — начал я.
 — Ничего удивительного. Ты заслуженный и уважаемый член нашей организации.
 — Благодарю, сэр. Но мне интересно, Вок сам запросил меня?
 — Он собирался это сделать, — сказал мне Роркен, — но тебя уже вписали.
 — Кто?
 — Инквизитор Осма, — ответил он.




 Глава пятая




ТРИУМФАЛЬНОЕ ШЕСТВИЕ



У ВРАТ СПАТИАНА



РАЗОРВАННЫЙ СТРОЙ

 При всем моем возмущении чрезмерным размахом Новены, должен признать, что Великое Триумфальное Шествие первого дня наполнило меня ощущением гордости и радостного возбуждения.
 На рассвете над Ульем Примарис, наибольшим и самым могущественным из ульев Трациана, зазвучала какофония клаксонов и хор колоколов. Службы Министорума по каждому из коммлинк-каналов в прямом эфире вели передачу от Монумента Экклезиарха. Бесстрастный голос кардинала Палатина Андерусия катился по улицам уровней огромного города-улья. Благодаря эху доплеровского искажения отголоски интонаций накладывались друг на друга, подобно громогласному хоралу.
 Улицы Улья Примарис наводнили миллионы граждан и паломников. Дороги и транспортные туннели оказались забитыми, а небеса затмили бесчисленные аэромобили. Многих разворачивали и направляли в ближайшие ульи, где можно было наблюдать за происходящим по широким гололитическим экранам, установленным на стадионах и в амфитеатрах.
 Арбитры изо всех сил старались справиться с потоком людей и освобождали путь для Триумфального Шествия.
 Дневной цикл начался с солнечной погоды. Ночью армады дирижаблей Официо Метеорологикус осыпали пелену смога и верхние слои облачного покрова углеродной сажей и другими осаждающими реактивами. На рассвете над территорией, составляющей в диаметре тысячу шестьсот километров, прошли ливни. Дожди уничтожили облака и окатили основные ульи, смыли грязь и отходы. Впервые за несколько десятилетий прояснилось небо. Оно не было синим, но освободилось от желтых грязных туч. Солнечный свет пронизал атмосферу и озарил каскады построек и высокие башни ульев. Из неофициальных источников до меня доходила информация, что столь радикальное изменение погоды окажет крайне негативное влияние на уже загубленную экологию планеты на многие десятилетия вперед. В южных регионах менее чем через неделю ожидались порожденные этим вмешательством ураганные штормы, а дренажная система основных ульев, как поговаривали, была забита до отказа во время мощного ливня.
 Еще говорили, что гибель морей ускорится благодаря огромной дозе загрязнений, внезапно попавших в воду во время этой чистки дождем.
 Но главнокомандующий Геликана настоял на том, что во время парада в честь его победы должно сиять солнце.
 Опасаясь застрять в плотном потоке транспорта, тянущемся к улью, я прибыл пораньше. С собой я взял Рейвенора. Мы оба облачились в лучшую одежду, гордо выставив напоказ знаки отличия, и нацепили церемониальное оружие.
 Медея Бетанкор высадила нас на зарезервированном военном аэродроме к югу от имперских оборонных складов. К тому времени, как мы оказались на земле, воздушные пути были настолько переполнены, что у нее не осталось иного выбора, кроме как ждать нас на аэродроме в течение всего дня. Вылететь обратно было невозможно. Она пожелала нам хорошо провести время и пробежалась по клавиатуре, выходя в чат с наземной службой.
 Частный транспорт, предоставленный Нунциатурой, отвез нас с Рейвенором к старым Полковым Полям на Лемпенор-авеню, где, как предполагалось, должны были собраться представители Инквизиции, чтобы затем присоединиться к Шествию. Через окно парящего скоростного лимузина я видел, как от пустых, омытых дождем улиц поднимался пар. Несмотря на все свои старания, главнокомандующий Геликана уже к полудню увидит облака.
 Я наклонился вперед и поправил дознавательскую инсигнию Рейвенора. Он, похоже, нервничал, хотя такого с ним практически не случалось. К тому же он уже выглядел как опытный инквизитор. Я понял, что его возбуждение скорее всего — лишь свидетельство молодости. Гидеон словно торопился успеть на пирушку своих друзей в «Жаждущем Орле» на улице Зансипля.
 — Что случилось? — улыбаясь, спросил он.
 Я покачал головой:
 — Нам предстоит напряженный денек, Гидеон. Ты точно готов к этому?
 — Абсолютно, — ответил он.
 Я заметил, что к знакам различия на своей униформе он добавил вымпел клана Эсв Свейдер.
 — Вполне логичное решение, — заметил я, показывая на герб.
 — Мне тоже так показалось, — сказал он.
 Триумфальное Шествие началось в десять часов. В городе взорвался оглушительный рев гудков и сирен, сопровождаемый столь дружными радостными криками, что у меня даже перехватило дыхание. К тому времени на улицах города собралось около двух миллиардов ликующих граждан.
 Два миллиарда звучащих в унисон голосов. Это просто невообразимо.
 Великое Триумфальное Шествие двинулось от оборонных складов по залитым солнцем улицам, прямо-таки вибрирующим от оваций. Нам предстояло пройти путь в восемнадцать километров по авеню Виктора Беллума, имевшему километр в ширину, и промаршировать прямо к сердцу улья и Монументу Экклезиарха. Вдоль дороги выстроились миллионы людей, ликующих, рукоплещущих, размахивающих флагами и знаменами Империума.
 Впереди шли восемьдесят танков. На антенных мачтах развевались вымпелы Пятого Трацианского. За танками следовал оркестр, затянувший величественный Марш Примархов. Музыканты были облачены в цвета Пятидесятого Гудрунского стрелкового полка. За ними пять сотен человек несли штандарты, множество полковых знамен и эмблем, представляющих подразделения и полки, участвовавшие в Офидианском Усмирении. Только их шествие заняло целый час.
 За ними везли Великий Штандарт Императора, огромную аквилу, нанесенную на полотнище, способное послужить парусом для шхуны. Знамя было столь огромным, что его пришлось установить на громоздкий, немыслимо древний Дредноут Белых Консулов, который смог бы удержать его, двигаясь против ветра. Дредноут сопровождали пять супертяжелых танков класса «Отравленные Клинки». Следом везли павших. Все тела имперцев, подобранные на заключительной стадии войны, с почетом погрузили в тысячу пятьсот «Рино», выкрашенных ради этого случая в черный цвет. Рядом с машинами маршировала сотня могучих Космических Десантников из Ордена Зари. Они несли увитые черными лентами плакаты, на которых имена павших были вписаны в венки из золотых листьев.
 К полудню появились и остальные Космодесантники Ордена Зари, все как один облаченные в полную, отполированную имперскую броню. Радостные крики толпы все не утихали. За Космическим Десантом двинулось шестьдесят тысяч солдат с Трациана, тридцать тысяч с Гудрун, восемь тысяч с Мессины, четыре тысячи с Саметера. Их доспехи и оружие сверкали на солнце. Следом стройными рядами шагали офицеры Военно-космического флота Скаруса. Потом — блистательные и устрашающие Белые Консулы.
 За ними потянулись бесконечные толпы служащих Министорума и Администратума, сопровождаемые шеренгами медлительных астропатов. Вокруг голов и колясок последних слабо мерцали и потрескивали ореолы ментальных разрядов, оставлявших в воздухе металлический привкус.
 Следом шагали Титаны Адептус Механикус. Четыре затмевающих солнце «Полководца», восемь лязгающих «Псов Войны» и массивный Супертитан, именующийся «Империус Вулканус». Казалось, будто ожили и замаршировали гигантские части самого улья. Крики толпы стихали, когда они проходили мимо. Человекоподобные машины были громадными, словно горы, а «Империус Вулканус» оказался самым огромным. Их массивные ноги поднимались и опускались абсолютно синхронно. Дрожала земля. Между их ногами невозмутимо шествовали шесть сотен техножрецов и магов Адептус Механикус.
 За божественными машинами следовали танковые бригады нармениан и скутериан. Пять тысяч единиц бронетехники катились по улице в облаках выхлопных газов, приветственно воздев стволы орудий. Тягачи, по три в ряд, тащили за собой пушки «Сотрясатели», а за ними двигался казавшийся бесконечным поток «Гидр», поводящих многочисленными стволами слева направо.
 Во главе Экклезиархии, перед двумя тысячами иерархов, босиком шагал кардинал Рошфор. Кардинал Палатин Андерусий ожидал нас всех для благословения возле монумента.
 Выступив от места сбора на старых Полковых Полях, целых шесть сотен представителей Инквизиции влились в поток позади духовенства.
 Мы оказались единственными в Триумфальном Шествии, кто не маршировал строгим строем. Мы просто шагали позади экклезиархов мрачным клином. У нас не было единой униформы. В наших рядах, состоящих из совершенно разных мужчин и женщин, господствовало смешение всевозможных стилей. Это было шествие одиночек, облаченных в темные балахоны или кожаные плащи. Некоторых инквизиторов сопровождала большая свита, члены которой поддерживали шлейфы парадных мантий. Другие восседали на парящих тронах, а третьи шли обособленно и горделиво, иногда даже скрываясь за личными пустотными щитами. Мы с Рейвенором попали в самую давку, позади экстравагантной группы инквизитора Евдора.
 Нас вел Великий Магистр лорд Орсини, его длинную пурпурную мантию сзади поддерживали тридцать сервиторов. Бок о бок с ним вышагивали лорд Роркен из Ордо Ксенос, лорд Безье из Ордо Маллеус и лорд Сакаров из Ордо Еретикус — триумвират Орсини.
 Над ульем раздался звуковой удар, когда над нами промчался почетный эскорт, состоящий из «Громовых Ястребов». Загрохотал и зашипел фейерверк, окрашивая небо стремительно распускающимися яркими причудливыми цветами.
 За нами пришла в движение триумфальная процессия самого Магистра Войны. Хонориус ехал вместе с главнокомандующим Геликана, стоя в беседке, закрепленной на горбатой спине самого огромного и наиболее древнего боевого аурохота. Десять тысяч человек, составлявшие их личные свиты, шагали вместе: две сотни фыркающих, сопящих чудищ из аурохотерной кавалерии, восемьсот танков класса «Завоеватель». Рядом с ними двигались воздушные байки. Ошалевшая толпа усыпала их путь тысячами цветов.
 Позади всех гнали пленных.
 Подобно благородным павшим, лежащим в траурных «Рино», пленники служили открытой демонстрацией как имперского героизма в целом, так и героизма Магистра Войны в частности. Хонориус был счастлив показать восхищенным гражданам источник их страданий. Эти великие, могучие создания выглядели подавленными и покорными, что доказывало могущество Магистра Войны.
 Две неровные колонны из нескольких сотен пехотинцев, скованных вместе по рукам и ногам, с трудом ползли вперед. Ветераны Трацианской Гвардии подгоняли пленных силовыми жезлами и нейрокнутами. Толпа выла и свистела, закидывая порабощенных противников бутылками и камнями.
 Шесть бронированных троянских тягачей, выкрашенных в цвета флага Магистра Войны, тащили огромную платформу, предназначенную для транспортаровки сверхтяжелых танков. На платформе, опутанные адамитовыми цепями и заключенные в индивидуальные пузыри пустотных щитов, стояли тридцать три псайкера. Они были наиболее ценными трофеями. Правда, в молочно-зеленых коконах сдерживающих полей можно было разглядеть лишь тусклые, искаженные силуэты. Пленников конвоировали Белые Консулы. Рядом с ними шли двести астропатов. Своей Волей они поддерживали силу пустотных пузырей и помогали сдерживать психическую ярость псайкеров. Над их головами парили ментальные шаровые молнии. Металл платформы покрывала изморозь.
 Великое Триумфальное Шествие замыкали двадцать тысяч человек и пять сотен бронемашин — Внутренняя Гвардия Трациана маршировала под двойным штандартом Трациана и Магистра Войны.
 Я был совершенно вымотан уже спустя пятнадцать минут после начала Шествия. Один только шум, производимый толпой, сотрясал все мое нутро. Моя диафрагма содрогалась всякий раз, когда «Громовые Ястребы» проносились на малой высоте или когда ревели могучие сирены Титанов. Масштаб происходящего подавлял, все органы чувств подвергались нечеловеческим нагрузкам. Мне нечасто приходилось испытывать подобный трепет перед могуществом своих сородичей.
 И мне нечасто с такой настойчивостью напоминали о том, что я только винтик в механизме Священного Империума Человечества.
 Двигаясь вдоль огромной авеню Виктора Беллума, Триумфальное Шествие вливалось во Врата Спатиана, монолитную конструкцию из глянцево-белого этерцита. Мемориальная арка была настолько громадной, что даже Титаны без труда проходили под ней.
 Ее возвели в память об адмирале Лорпале Спатиане, погибшем в первые годы Офидианского Усмирения во время великолепного наступления флота, результатом которого стало взятие Уритула IV.
 Внутренние стены арки украшали величественные фрески, посвященные этому событию и уходившие на такую высоту, что под сводом собирались порожденные микроклиматом облака. Я был знаком со Спатианом и, так же как и некоторые другие, остановился под гигантскими воротами, чтобы отдать дань памяти вечному огню.
 Нет, все не так. Я, конечно, сталкивался со Спатианом во времена Геликанского Раскола, но не был с ним хорошо знаком. Я почувствовал необходимость остановиться по причинам, которые сам себе не мог объяснить. И уж точно не испытывал великой нужды отдавать этому человеку дань памяти.
 — Сэр? — спросил Рейвенор, когда я отошел в сторону.
 — Ступай, я скоро догоню, — ответил я. Рейвенор отправился дальше, в то время как я зажег поминальную свечу и установил ее среди тысяч других, окружающих могилу Спатиана. За моей спиной медленно полз широкий поток Триумфального Шествия. От процессии отделилось еще несколько фигур, вставших поблизости и безмолвно поминавших адмирала.
 — Эйзенхорн?
 Я оглянулся, чтобы посмотреть, кто нарушил мои размышления. Передо мной стоял суровый пожилой, но все еще крепкий офицер космических сил. В своей белой униформе он выглядел впечатляюще.
 — Мадортин, — сказал я, сразу узнав его.
 Мы обменялись рукопожатиями. Прошло уже несколько лет с тех пор, как я в последний раз встречал Ольма Мадортина — или же Верховного Прокуратора Мадортина, как к нему теперь было принято обращаться. Впервые мы встретились с ним на Гудрун в ходе дела о Некротеке, когда он еще был офицером среднего звена в дисциплинарном отделе Военно-космического флота Скаруса, военным полицейским. Теперь он сам командовал этим отделом. В течение долгих лет он был полезным и надежным союзником.
 — Потрясающее событие, — произнес он с дежурной улыбкой.
 Снаружи снова взревели горны огромных Титанов, и крики толпы усилились.
 — Я ощущаю себя подавленным, — сказал я. — Магистру Войны это должно понравиться.
 Ольм кивнул:
 — Духовный подъем хорошо скажется на общественной морали.
 Я согласился, но, по правде говоря, все во мне противилось этому. И дело было не только в грохочущей какофонии или моем стойком нежелании вообще участвовать в происходящем. С того момента, как мы с Рейвенором заняли свои места в Триумфальном Шествии, меня постоянно терзало дурное предчувствие, нараставшее с каждой минутой. Не потому ли я и остановился под этой гигантской аркой?
 — Судя по всему, — сказал Мадортин, — тебе все это не слишком по душе?
 — Думаю, что так оно и есть.
 — Что случилось, старина? Я задумался. Что-то...
 Я вернулся к южному выходу из Врат Спатиана и окинул взглядом огромную реку Триумфального Шествия. Мадортин пошел со мной. Свита Магистра Войны как раз только вступала во Врата. Гремели кимвалы и ревели горны. Шум толпы стал напоминать грохот цунами, обрушивающегося на берег.
 В воздухе летали лепестки. Я помню это отчетливо. От цветов, которыми толпа усыпала путь, поднимались вихри оторванных лепестков.
 С юга на малой высоте неслось подразделение из двенадцати «Молний». Они летели над Триумфальным Шествием вдоль авеню Виктора Беллума. Приближались к Вратам. Они шли в одну линию, почти касаясь друг друга кончиками стреловидных крыльев. Лучшие пилоты Военно-космического флота демонстрировали великолепную синхронность полета. Кабины и наклонные двойные лопасти хвостовых стабилизаторов сверкали отраженным светом.
 Предчувствие, которое преследовало меня, стало почти материальным. Казалось, солнце затмили свинцовые тучи.
 — Ольм, мне...
 — Император милостивый! Гляди, у него серьезные неприятности! — закричал Мадортин.
 Истребители неслись на крейсерской скорости и были уже в полукилометре от Врат. Одна из ведомых машин внезапно покачнулась, дернулась...
 ... и сменила курс.
 Пилот попытался резко выправить воздушное судно, чтобы избежать столкновения, и правым крылом задел соседнюю «Молнию». В толпу посыпались обломки.
 Один за другим, точно жемчужины в разорванном ожерелье, истребители выпали из очертаний летной фигуры. Когда-то ровная линия теперь рассыпалась на глазах.
 Мадортин толкнул меня на землю как раз в тот миг, когда реактивные машины пронеслись над нами, сотрясая мир ревом турбин.
 Те две, за чьим столкновением я наблюдал, завертелись в воздухе, кувыркаясь, словно отброшенные ребенком игрушки, и оставляя за собой след из металлических обломков. Как мне показалось, в последовавшем хаосе столкнулось еще несколько истребителей.
 Одна из «Молний» — десять с лишним тонн металла, движущегося с почти сверхзвуковой скоростью, — вошла в штопор и рухнула в толпу на западной стороне авеню. Истребитель подпрыгнул, разбрасывая вокруг куски человеческих тел. Когда он ударился о землю в последний. раз, над ним вырос стометровый огненный гриб. Толпу захлестнули шок и безумная паника. Меня же окатило жаром и вонью горящего прометиума.
 Земля затряслась. Мы увидели еще одну ослепительную вспышку. Вторая «Молния», тоже не сумев выйти из штопора, разбилась совсем рядом с Вратами. Почти одновременно прогремел третий, еще более мощный взрыв. Оказалось, что еще один истребитель неожиданно накренился, потеряв управление, сломал крыло о верхний выступ самих Врат Спатиана прямо над нами и начал падать, переворачиваясь в воздухе.
 Солдаты, участвовавшие в Триумфальном Шествии, бросились врассыпную. Когда вниз посыпалась лавина обломков разбившегося истребителя, я втащил Мадортина обратно под арку.
 Катастрофа. Ужасная, ужасная катастрофа.
 И это было только начало.




 Глава шестая




СМЕРТЬ ПРИХОДИТ НА ТРАЦИАН



ХАОС ВЫРВАЛСЯ



ВЫСТРЕЛ В ГОЛОВУ

 Даже тогда, охваченный ужасом и гневом, я понимал, что возникшая где-то в глубине моей души пустота не могла, не хотела верить в то, что это просто несчастный случай.
 Повсюду полыхал огонь, грохотали взрывы, слышались истошные крики, началась паника.
 А потом возник новый звук. Чрезвычайно низкий гул, нарастающий, пульсирующий шелест, который, как я понял, был тем звуком, который издают два миллиарда паникующих, напуганных до смерти людей.
 Толпа выплеснулась на авеню, несмотря на все попытки арбитров сдержать ее. Люди стремились убежать от мест жутких аварий и пожаров. Кроме того, никто теперь не мог гарантировать, что на головы граждан не попадает еще больше имперской военной техники.
 Обезумевшая толпа зрителей бушующим неуправляемым потоком сносила некогда стройные ряды участников Триумфального Шествия. Все смешалось.
 Больше не было слышно ни бодрых маршей, ни восторженных криков, ни боя барабанов, ни гула сирен. Остался только безумный рев и мир, перевернувшийся с ног на голову.
 Я видел, как сотнями гибнут люди, затоптанные или задохнувшиеся в жуткой давке. Трупы некоторых погибших, зажатые между телами других горожан, успевали протащить еще несколько десятков метров, прежде чем те сползали на землю.
 Я видел, как солдаты и арбитры в ужасе стреляли в толпу перед тем, как их ряды смяли и опрокинули. Ограждения рухнули. Штандарты закачались и повалились. Мостики над дренажными каналами на обочинах авеню не выдерживали веса сотен людей и многие попадали в рокритовые траншеи.
 В начавшемся столпотворении я потерял Мадортина из вида. Я попытался выбраться из-под арки, пробираясь сквозь плотную толпу убегающих. Все подходы к Вратам Спатиана были завалены искореженными пылающими обломками.
 Несколько десятков гвардейцев, сраженных падающими кусками металла и камнями, лежали на земле. Их униформа была засыпана этерцитовой крошкой либо опалена огнем.
 Над вопящим от ужаса человеческим морем я видел нескольких огромных аурохотов. Животные взбесились и обратились в паническое бегство. Они ревели, сбрасывали седоков и топтали людей. Их хвосты со свистом рассекали воздух, расшвыривая в стороны мертвые тела.
 Мне удалось пробраться к выходу из ворот и посмотреть на север, в сторону Монумента Экклезиарха. Повсюду одно и то же. Стройные ряды Триумфального Шествия сметали толпы перепуганных горожан. Высокие языки пожаров вздымались и со зрительских мест по обе стороны дороги, и даже с самой авеню Виктора Беллума, приблизительно в семистах метрах от Врат. Я заметил огонь и в близлежащих районах улья, за пределами трассы в квартале ремесленников. По моей оценке, еще по крайней мере пять «Молний» рухнули на толпу.
 Воздух наполнился клубами дыма и хлопьями сажи. Вдалеке, за кошмарной давкой, я видел очертания огромных Титанов, словно в крайнем смущении, медленно проворачивающих корпуса на своих мощных металлических ногах-опорах.
 Сомневаюсь, что я первым увидел другие «Молнии». Но меня это зрелище привело в оцепенение. Я видел только их. Четыре машины, возможно, те самые, что участвовали в показательном полете. Теперь они развернулись и неслись над авеню разрозненным ломаным строем.
 Но летели они значительно ниже. И намного быстрее.
 И я знал, что это означает, поскольку видел подобное прежде. Боевой заход.
 Храни меня Император, мое сердце чуть не остановилось, когда я увидел, как безумный план на глазах обретает свои очертания.
 Я что-то кричал, но все было бесполезно. Один голос против двух миллиардов.
 Тяжелые орудия в носовой части истребителей исторгли потоки трассирующих нуль. Беззвучно вспыхнули лазерные пушки на крыльях.
 Две «Молнии» пролетели прямо над зрительскими трибунами, убивая людей тысячами. Две другие прошли над авеню, обстреливая Великое Триумфальное Шествие.
 Жертвам не было числа. Казалось, в море тел погрузился незримый, раскаленный добела плуг. Он прорезал длинные прямые огненные борозды в обезумевшей толпе. Пунктирные линии взрывов разбрасывали в стороны человеческие останки и обломки машин. В воздухе повисла дымка испепеленных тел, превращающихся в жидкость. Я видел, как взрываются танки. Сотни гвардейцев и Космодесантников открыли по истребителям огонь. Небо озарилось яркими перекрещивающимися сполохами.
 Огибая Врата Спатиана слева, одна из «Молний» пронеслась совсем близко от меня. Рядом прогрохотало несколько взрывов. Сотни людей оказались разорванными на части. Меня и белый камень облицовки Врат за моей спиной окатило их горячей кровью.
 Сотни орудий теперь стреляли в небо, «Гидры» тоже открыли огонь. Даже танки ухали оглушительными залпами — как мне кажется, скорее из гнева, поскольку у них не было ни единого шанса поразить чертовски проворные истребители.
 И все же, должно быть, кому-то улыбнулась удача. Вторая «Молния», обходившая Врата, содрогнулась, и мелкие взрывы разодрали ее левое крыло и часть хвоста. Истребитель спикировал прямо на авеню и рухнул, как мне показалось, в самую середину сопровождающих Магистра Войны. Ударная волна прокатилась по дороге, уничтожив не меньше людей, чем сам взрыв.
 Три оставшиеся «Молнии» снова спикировали в конце авеню и начали третий заход. Меня удивило то, что при развороте они не придерживались единого боевого порядка. Каждая машина выбирала свой курс. Не были ли их пилоты охвачены безумием? Я лихорадочно искал ответ. Два истребителя прошли настолько близко друг к другу, что чуть не столкнулись. Один никак на это не отреагировал и устремился по авеню, жаждая продолжения резни. Второй был вынужден резко отвернуть, но затем выправил машину и развернулся над вопящей толпой уже к западу от Врат.
 Третий проскочил мимо и практически пропал из виду. Я увидел, как вдалеке, вырвавшись из речного тумана и сверкая крыльями на солнце, он делает петлю. Потом он снова развернулся. Как и остальные, он слепо мчался прямо в пасть огненного шторма, поднятого танками, «Гидрами» и пехотой.
 В этом последнем заходе погибло еще несколько тысяч человек. Верноподданные граждане, чей выходной обернулся кошмаром; гордые гвардейцы, вернувшиеся с войны и думавшие только о том, чтобы насладиться часом славы; таинственные Космические Десантники, которых пригласили для того, чтобы выразить свое почтение, и, вполне возможно, видевшие в этой смерти лишь альтернативу той, что была им уготована. Знать и сановники Империума гибли сотнями. Несколько благородных Домов так никогда и не оправились от потерь во время Триумфального Шествия на Трациане.
 Три последние «Молнии» тоже погибли в этой, казалось, заключительной атаке.
 Одна пересекла Врата Спатиана и была разнесена на части прицельным огнем «Гидр», охотившихся за ней посреди разыгравшегося хаоса.
 Вторая, даже не пытаясь изменить курс, угодила в вихрь зенитных залпов, а затем, словно поразмыслив, лениво перевернулась кверху брюхом. Оставляя за собой дымный след, она накренилась к земле, пролетела еще несколько сотен метров и разбилась о Монумент Экклезиарха.
 Третья, ни на миг не прекращая стрельбы, почти проскочила под аркой Врат Спатиана. Но к тому времени сами Титаны ввязались в сражение. Мое нутро содрогнулось от инфразвукового рева их орудий.
 Я видел, как в трех километрах от меня высоко над толпой поднимались и сверкали их пушки.
 «Эксцельцис Гайд», один из «Полководцев», поймал истребитель в прицел и выстрелил. Однако объятая пламенем «Молния» вошла в штопор, ударила в торс «Полководца» и, взорвавшись, уничтожила колосса.
 Я чувствовал себя потерянно. Я был ошеломлен. Я потерял дар речи.
 Мне хотелось упасть на колени посреди всего этого кошмара и благодарить Бога-Императора Человечества за спасение.
 Но какая-то часть моего сознания понимала, что все еще только начинается.
 Внезапно светло-синее пламя окатило метавшихся позади Врат людей. Казалось, вздыбилась волна концентрированной кислоты. Тела женщин и мужчин, солдат и гражданских затряслись, растекаясь и обращаясь в скелеты. Останки превратились в пепел, который в мгновение ока развеяло по ветру.
 Я почувствовал пронзительную боль, пульсирующую в позвоночнике. Я знал, что это такое.
 Ментальное зло. Чистый Хаос, ворвавшийся в мир.
 Пленники освободились.
 Солдаты меня не волновали. Предрешенное сражение уже бушевало на авеню вокруг руин Врат Спатиана. Гвардия Трациана, Космический Десант Ордена Зари и арбитры соперничали в уничтожении военнопленных, многие из которых воспользовались шансом вырваться на свободу. Некоторые уже захватили оружие. Разыгрывалась свирепая бойня.
 Что волновало меня, так это псайкеры. Захваченные еретики. Тридцать три. Они вырвались на свободу.
 Выхватив силовой меч и болт-пистолет, я ринулся в толпу. Под моими ногами хрустели превратившиеся в известь кости убитых псионической волной.
 Ксенос, плененный служитель Хаоса, прыгнул на меня, и я отсек ему голову одним взмахом клинка. Затем я перебрался через тело мертвого Космодесантника. Кровь героя сочилась на рокрит через проломы в силовом доспехе.
 Прямо передо мной четверо гвардейцев Трациана палили наугад прямо в толпу. Солдаты использовали опаленную тушу издохшего аурохота в качестве укрытия.
 Я был в нескольких шагах от них, когда труп гигантского животного внезапно вернулся к жизни. Псионическая марионетка уничтожила всех четверых.
 Мое оружие было здесь бесполезным. Я сфокусировал свою Волю и разнес тварь на части мощной ментальной волной.
 Метрах в десяти надо мной пролетело безногое тело Космодесантника Ордена Зари.
 Я бросился вперед, разя мечом попадавшихся на моем пути беглых пленников.
 Дорогу усеяли мертвые тела. Мимо бежали объятые пламенем люди.
 Все шесть тягачей с Трои охватил огонь, огромная платформа остановилась. Трое из вражеских псайкеров были убиты на месте, а четыре пустотных щита оставались нетронутыми. Их обитатели бесновались внутри.
 Но остальные...
 Порядка двадцати пяти вражеским псайкерам класса альфа удалось бежать.
 Первого из них я увидел возле противоположного конца платформы. Изнуренное существо, жалкое подобие человека то и дело спотыкалось. Вокруг его головы мерцал ореол. Оно пыталось сожрать кричащего послушника-астропата.
 Мой болт-пистолет оборвал его демонический труд.
 Я рухнул на колени, задыхаясь и крича, когда меня выследил второй пленник. Жилистая женщина, облаченная в белое одеяние из тонкой ткани. Глаз у нее не было, а ногти на руках больше походили на звериные когти. Она пряталась за платформой, стеная и обрушивая на меня свою нечестивую силу.
 Я не отношусь к классу альфа. Мой мозг кипел и бурлил.
 Вдруг откуда-то слева на нее выскочил трацианский гвардеец. Женщина инстинктивно переключила на него свое внимание. Голова солдата лопнула, словно пузырь с водой.
 Я выстрелил ей в сердце. Еретичка опрокинулась на спину и еще с минуту билась в агонии.
 Из толпы в меня полетел электрический разряд. Люди, визжа и сгорая, разбегались от мужчины псайкера. Тот, понуро опустив голову, шагал в сторону городских построек. Этот был карликом с недоразвитыми членами и увеличенным черепом. Между его пухлых пальцев потрескивала шаровая молния.
 Я коснулся его Волей только для того, чтобы привлечь внимание, а затем разнес ему лицо прицельным выстрелом.
 Спаси меня Император, он продолжал идти. Я снес ему полголовы, а он все еще двигался. Он ослеп, лицо его превратилось в кровавую кашу. Он хромал ко мне, а его по-прежнему активное сознание пыталось внедриться в мой разум.
 Я почти запаниковал и выстрелил снова. Карлик лишился руки. Тем не менее он продолжал шагать. Мою куртку и волосы охватил огонь, а мой мозг собирался взорваться.
 Космический Десантник в броне, выкрашенной в цвета Ордена Зари, зашел карлику со спины и выстрелом из болтера разнес его на кусочки.
 — Инквизитор? — спросил меня Космодесантник искаженным голосом. — С вами все в порядке?
 Он помог мне подняться.
 — Что это за безумие? — проскрежетал он.
 — Космодесантник, у вас есть вокс? Предупредите лорда Орсини!
 — Уже сделано, инквизитор, — протрещал воин. Позади нас дружно взорвались тягачи. Высоко в небо взлетели языки пламени и покореженные обломки.
 Мимо с криком побежал обожженный паром ребенок. Космодесантник подхватил его на руки.
 — Иди сюда, иди, я помогу тебе...
 — Нет, — медленно произнес я. — Не надо... не надо... Космодесантник в удивлении повернулся ко мне. Ребенок уже свернулся калачиком на его могучих руках.
 — Чего не надо? — спросил Астартес.
 — Посмотри на клеймо! На отметину! — завопил я, указывая на руну Маллеуса, выжженную на лодыжке ребенка. Молот ведьм. Клеймо псайкера.
 Дитя Хаоса посмотрело на меня и усмехнулось.
 — Отметина? — спросил Космодесантник. — О какой отметине вы говорите?
 — Я... Я...
 Поймите меня, я пытался бороться с этим. Пытался устоять перед чудовищно могущественным сознанием ребенка, прощупывавшим мой мозг. Но силы этой твари, этого «ребенка», намного превышали мои способности.
 —  Убей его, — сказала тварь.
 Моя рука задрожала, когда я вскинул болт-пистолет и выстрелил Десантнику в голову. Испепеляющая белая агония захлестнула мое сознание.
 —  А теперь убей себя, — с хохотом продолжала тварь.
 Я приложил дымящийся ствол болт-пистолета к собственному виску. Теперь я видел только хихикающее личико ребенка, взгромоздившегося на колено поверженного, обезглавленного Космодесантника.
 —  Вот так... продолжай... 
 Мой палец напрягся на спусковом крючке.
 — Нет... н-нет...
 —  Да, тупой придурок... да... 
 Из моего носа заструилась кровь. Хотелось рухнуть на колени, но чудовище не позволяло мне упасть. Оно желало, чтобы я сделал одну только вещь. Оно уговаривало меня, преодолевая сопротивление моего сознания.
 Оно было настойчивым и убедительным.
 Я нажал на спусковой крючок.




 Глава седьмая




ВОК И ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ



ЭЗАРХАДДОН



ЧЕРЕЗ ПУСТОТУ

 Но я не умер. Болт-пистолет, подарок библиария Бритнота, ни разу не подводивший меня за сотню лет, не выстрелил.
 Тварь в облике ребенка завопила и прыгнула в дым, огонь и мешанину из тел, окружавшие меня. Воздух закипел от псионических разрядов, и мимо меня вслед за этой крошечной мерзостью пробежали три фигуры. Инквизиторы. Все трое были инквизиторами или, по крайней мере, дознавателями. Одним из них, я уверен, был инквизитор Лико.
 Я опустил свою дрожащую руку. И ее, и зажатое в ней оружие покрывала корка псионического льда, сковавшего механизм и предотвратившего выстрел.
 Я обернулся и увидел, что в нескольких шагах позади меня стоит Коммодус Вок. Его старческое лицо исказилось от напряжения, а на черном одеянии сверкали псионические льдинки.
 — Отведи. Его. В сторону, — между резкими вздохами произносил он. — Я. Не могу. Держать. Его. Так. Долго.
 Резко рванув болт-пистолет в сторону, я направил его ствол в воздух. Вок расслабился, зайдясь в лающем кашле. Оружие дернулось и выстрелило. Смертоносный заряд с воем исчез в небе, не причинив мне вреда.
 Вок ослаб, гироскопы аугметического экзоскелета, поддерживающего его хилое тело, изо всех сил пытались удержать равновесие. Я подал ему руку.
 — Спасибо, Коммодус.
 — Не за что, — шепотом произнес он. Силы начали возвращаться к нему, и он поглядел на меня своими по-птичьи яркими глазами. — Только самые отважные или самые глупые пытаются тягаться с альфа-плюс псайкерами.
 — Тогда я отношусь либо к обоим сразу, либо ни к одному из них. Я был ближе прочих от места трагедии и не мог просто стоять в стороне.
 С Полковых Полей до нас донеслись звуки ожесточенной битвы. Орудийный огонь, взрывы гранат, крики и хлопки, всепроникающий шум, создаваемый сознаниями, разрушающими реальность, сжимающими материю, раскаляющими атмосферу. Я увидел, как человек в мантии, инквизитор или астропат, медленно поднимается в небо в столбе зеленого пламени. А затем его тело сгорело и распалось на части. Я увидел кровь, бьющую фонтанами. На нас обрушились шквал града и кислотный дождь, вызванный неистовством псионической баталии, разыгравшейся на авеню Виктора Беллума.
 В гущу сражения устремлялись все новые фигуры. Многочисленные сотрудники Орденов со своими опытными телохранителями и целые подразделения Адептус Астартес. Под ногами задрожала земля, и я видел, как один из громадных Титанов класса «Пес Войны» прошагал мимо Врат Спатиана, стреляя из своих турболазеров по наземным целям. Среди городских построек на восточной стороне широкой — и теперь столь печально известной — авеню прогремела серия разрушительных взрывов, по большей части порожденных псайкерами.
 На низкой высоте пронеслись имперские «Мародеры». Небо почернело от дыма. Солнца теперь совсем не было видно. Словно серый снег, на наши головы оседали хлопья пепла.
 — Это... ужасное злодеяние, — произнес Вок. — Черный день в истории Империума.
 Я уже и забыл, что Вок любит все преуменьшать.
 Паника, беспорядки и грабежи охватили большую часть Улья Примарис. Власти объявили о введении военного положения. В течение пяти дней арбитры изо всех сил старались восстановить порядок на улицах и жилых уровнях израненного мегаполиса.
 Это оказалось весьма трудной задачей, ведь и без того слишком многочисленное население Улья Примарис увеличилось за счет паломников и туристов, прибывших на Новену. Порожденные паникой восстания вспыхнули и в других ульях. В течение нескольких дней казалось, что вся планета захлебнется в крови и пожарах.
 Небольшие секции Улья Примарис сумели сами себя оградить: элитные уровни, дома благородных семей, выстроенные наподобие крепостей, неприступные здания Инквизиции, Имперской Гвардии, Астропатикус, многочисленные бастионы Министорума и огромный дворец главнокомандующего. Вся остальная территория мегаполиса походила на зону боевых действий.
 Особенно серьезно пострадала Церковь. Когда Монумент Экклезиарха объяло пламя, рядовые обитатели решили, что этот кошмар стал результатом божьего гнева, и в своем безумии обрушились на все церкви, храмы и монастыри, какие только смогли найти. Мы узнали, что при взрыве под обломками Монумента погиб кардинал Палатин Андерусий. И он был далеко не единственным великим иерархом, погибшим в последовавшей кровавой оргии.
 Первостепенной и самой фундаментальной задачей, вставшей перед властями, явился захват или ликвидация беглых псайкеров. Как было известно, во время разыгравшегося на авеню Виктора Беллума сражения десятерым преступникам удалось бежать и раствориться в улье, сея смерть и ужас на своем пути. На охоту за ними были посланы войска Инквизиции и вся мощь Империума, которую только можно было предоставить ей в помощь.
 Имперские войска по пятам преследовали двоих из них и нейтрализовали еретиков недалеко от авеню еще до наступления сумерек этого ужасного первого дня. Еще один пытался спрятаться на фабрике по производству овощных консервов, расположенной в восточном секторе внешней зоны, и попал в осаду. Потребовалось три дня и жизни восьмисот имперских гвардейцев, шестидесяти двух астропатов, двух Космических Десантников и шести инквизиторов, чтобы выкурить его из убежища и сжечь. От консервной фабрики и построек, что располагались на площади три квадратных километра вокруг нее, не осталось камня на камне.
 Наши войска были практически лишены управления. Адмирал Оэтрон, остававшийся в качестве дежурного командующего военным флотом на орбите планеты, сумел вывести четыре пикетных корабля на геосинхронную орбиту над Ульем Примарис и некоторое время успешно поддерживал с наземными силами вокс- и астропатическую связь. Но на исходе первого дня над ульем разразились псионические бури и всякая связь была потеряна.
 Это было тяжелое, мрачное время. Разделившись на небольшие отряды, мы прочесывали охваченные огнем улицы. Вместе с Воком я стал частью группы, основавшей свой штаб в здании районного управления Адептус Арбитрес, находящегося в коммерческой зоне на Бламмерсайд-стрит. Толпы отчаявшихся граждан стекались к нам, умоляя о помощи, милосердии и защите. Многочисленные банды снова и снова нападали на здание. Людей вел гнев и страх перед машиной Империума. Их ярость усиливалась еще и потому, что мы не желали пускать их внутрь.
 Мы не могли этого сделать. Мы и без того были перегружены работой, а убитых и раненных оказалось так много, что медики арбитров и дежурные морга просто не успевали с ними справляться. Заканчивалась пища, медикаменты и боеприпасы. Нам приходилось ввести ограничение на потребление воды, поскольку сети центрального водоснабжения оказались разрушенными.
 Энергию тоже отключили, но в отделении госпиталя имелся собственный генератор.
 В течение всей ночи от экранированных окон отлетали бутылки, камни и самодельные проментиумные бомбы, а по дверям молотили кулаки.
 Ввиду старшинства командовал нами Вок. В нашу команду входили инквизитор Робан, инквизитор Елена, инквизитор Эссидари, двадцать дознавателей и младших служителей Инквизиции, шестьдесят солдат из Трацианской Гвардии, несколько дюжин астропатов и четыре Космических Десантника из Ордена Белых Консулов. Ряды самих арбитров насчитывали приблизительно сто пятьдесят человек. Кроме того, в здании нашли убежище приблизительно три сотни представителей местной знати, экклезиархов и сановников, участвовавших в Великом Триумфальном Шествии, а также и несколько сотен простых граждан.
 Помню, как около полуночи я стоял в разграбленном офисе командира арбитров, глядя сквозь экранированные окна на горящие улицы и всполохи психического шторма, разрывавшие небо. С начала катастрофы я не получил ни единой весточки от Рейвенора. Помню, что мои руки все еще продолжали дрожать.
 Честно говоря, мне кажется, что я был в шоке. Естественно, на меня повлияло все происходящее, но причиной тому было ментальное нападение, жертвой которого я стал. Я привык гордиться острым умом, но тогда он утратил свою живость.
 Меня не покидало ощущение, что все произошедшее было кем-то подстроено.
 — В этом нет никакого сомнения. — Тихо подойдя сзади, Вок без разрешения прочитал мои поверхностные мысли. Подняв металлический стул, он установил его на шаткие искореженные ножки и осторожно присел на краешек.
 — Несчастные случаи не редкость. И боевые самолеты разбиваются! — выкрикнул инквизитор. — Но они развернулись и атаковали. Их нападение было подготовлено.
 Я кивнул. По крайней мере, одна из «Молний» врезалась в свиту Магистра Войны, а другая рухнула среди сотрудников Инквизиции. Пока еще никто точно не знал, сколько наших коллег погибло, но Вок увидел достаточно. Он считал, что были уничтожены как минимум двести наших товарищей инквизиторов. Я вспомнил недавнюю беседу, развернувшуюся за обеденным столом в Океан-хаусе. Мои сотрудники высказывали предположения о том, что некие могущественные силы могут выступить против возвышения Хонориуса.
 — Это первый акт в войне Домов? — спросил я. — Экклезиархия или, возможно, великие династии пытаются сорвать попытку главнокомандующего Геликана продвинуть Магистра Войны? Его повышение до ранга Заступника Феода придется не по душе многим мощным фракциям.
 — Нет, — сказал Вок. — Хотя я уверен, что именно так многие и подумают. Точнее, многих подтолкнут к этой мысли.
 Он пристально посмотрел на меня:
 — Целью атаки было освобождение псайкеров. Иного объяснения нет. Наш извечный враг ударил, рассчитывая причинить нам максимальный ущерб и позволить пленникам сбежать. А заодно нанести урон тем силам, которые могли бы этому помешать.
 — Принципиально возражать не стану. Но было ли освобождение псайкеров их главной задачей или просто средством достижения какой-то иной цели?
 — Что ты имеешь в виду?
 — Было ли это всего лишь попыткой освободить псайкеров... или только актом чрезвычайной жестокости против Империума, который должен был усилить высвобожденных еретиков?
 — Пока мы не узнаем, что за всем этим стоит, нам не удастся ответить на твой вопрос.
 — Могли ли сами псайкеры совершить это, воздействуя на сознание пилотов?
 Вок пожал плечами:
 — Этого нам тоже не дано знать. Пока не дано. Возможно, доля вины лежит и на Магистре Войны, ведь излишняя бравада заставила его выставить своих пленников напоказ. Но без сомнения, он сделал все, чтобы окружить их непроницаемой защитой. Я вынужден подозревать наличие внешнего влияния.
 Какое-то время мы молчали. Хонориус Магнус чуть не погиб при взрыве разбившегося истребителя и теперь проходил курс экстренной хирургии на борту медицинского фрегата, стоящего на военной орбите. Никто не знал, жив ли главнокомандующий Геликана. Если бы он погиб или если Магистру Войны было суждено умереть от ран, то Хаос добился бы исторической победы.
 — Мне тоже кажется, что вмешались какие-то внешние силы, — сказал я. — Возможно, другой псайкер или псайкеры, следовавшие по пятам за своими товарищами, чтобы попытаться вызволить их.
 Вок сжал свой безгубый рот:
 — Самый великий триумф моей жизни, Грегор. Я пленил этих чудищ во имя Императора... и погляди, чем все обернулось.
 — Ты не должен винить себя, Коммодус.
 — Могу ли я не винить себя? — Он бросил на меня косой взгляд. — Как бы ты чувствовал себя на моем месте?
 Я пожал плечами:
 — Я бы постарался все исправить. Не расслаблялся бы, пока все негодяи не будут уничтожены, а порядок восстановлен. А затем приложил бы все усилия, чтобы выяснить, кто и что за всем этим стоит.
 Коммодус вновь посмотрел на меня и не отводил глаз в течение нескольких минут.
 — В чем дело? — спросил я, хотя уже почувствовал, что сейчас начнется.
 — Ты... сказал мне, что находился неподалеку от места событий под защитой Врат Спатиана. Ближе, чем многие.
 — И?
 — Ты знаешь, о чем я хочу спросить.
 — Ты решил начать с меня? Я слишком устал, Вок, а потому остановился почтить могилу адмирала.
 Вок приподнял одну бровь. Мне показалось, он чувствовал, что на самом деле я и сам не верю в то, о чем говорю. Но по крайней мере, он оказал мне любезность и не стал разрывать мое сознание, чтобы с помощью своих намного более мощных псионических способностей обнаружить таящуюся там правду. За прошедшие годы мы достигли взаимопонимания и в итоге были обязаны друг другу жизнями.
 Он знал меня достаточно хорошо, чтобы не давить.
 По крайней мере сейчас.
 В комнату ворвалась дознаватель.
 — Господа, — сказала она, — инквизитор Робан пожелал, чтобы вам сообщили: мы вступили в контакт с одним из еретиков.
 Насколько было известно, этим выродком оказался альфа-плюс псайкер по имени Эзархаддон, один из лидеров тайного сообщества. Сея на своем пути беспорядки и смерть, он скрылся в улье, преследуемый группой, которую вели Лико и Хелдан. Последнему удалось войти в контакт с одним из астропатов Вока и передать отчаянный зов о помощи.
 Мы с Воком и Робаном отправились на улицы улья с карательной командой, состоящей из шестидесяти человек и включающей четырех Белых Консулов. Их отряд возглавлял огромный сержант по имени Курвел. Пешком мы пробирались через развалины и дым. То и дело горожане, сбившиеся в банды, со смехом закидывали нас камнями, но устрашающий вид четырех Космических Десантников удерживал их от нападения.
 Коммодус предупредил меня, что Эзархаддон был существом ужасающего интеллекта и его нельзя было недооценивать. Когда мы увидели, какую чертову нору нашел себе монстр, я понял, о чем говорил Вок.
 Благородное семейство Ланж играло видную роль в аристократической среде Трациана Примарис. Оно содержало обширный летний дворец в восточном секторе Улья Примарис неподалеку от коммерческого квартала, где и зарабатывало свое состояние.
 Окруженный личным силовым полем, дворец горделиво возвышался над окружающими его невысокими зданиями.
 Это место было из тех, которые мы считали безопасными. Благородные Дома, с их могуществом и силами самообороны, должны были сами суметь постоять за себя во время беспорядков. Но они не устояли против Эзархаддона. Он засел внутри дворца.
 У западного подъезда мы встретились с Хелданом. С ним была команда примерно из двадцати человек. Улицу устилали тела погибших, по большей части гражданских.
 — Он управляет толпой, словно марионетками, — без единого приветственного слова бросил Хелдан. — Люди продолжают прибывать. Они не дают нам проникнуть за ворота сада и попасть в служебное крыло!
 Как я, возможно, уже говорил, с инквизитором Хелданом мы не водили близкого знакомства. Это был очень высокий, мрачный мужчина. Со времен встречи с голодным карнодоном на Гудрун его лицо напоминало неприглядную застывшую маску, покрытую шрамами. Когда мы в первый раз встретились, он был учеником Вока; теперь же ему удалось подняться до ранга инквизитора. Он обладал псионическими способностями, превосходящими мощь его старого наставника. Увидев Хелдана, я вздрогнул. По всей видимости, он перенес многочисленные пластические операции, но отнюдь не для того, чтобы замаскировать уродство, а, наоборот, ради его преувеличения. Череп инквизитора теперь казался вытянутым и напоминал лошадиный. Вперед выступали челюсти с тупыми зубами, из-под лба на меня смотрели темные, мрачные глаза. Вместо волос над его головой вились многочисленные провода и трубки, в которых циркулировали жидкости. Хелдан был облачен в кроваво-красный пласталевый бронежилет, а в руке держал энергетический клинок.
 — Эйзенхорн, — кивнул он, заметив меня. Ощущение было такое, что в мою сторону мотнул головой боевой конь.
 — Они снова наступают! — раздался крик людей Хелдана.
 По пылающей улице к нам, пошатываясь, брели люди.
 —  К оружию! По местам стоять! — приказал Хелдан. Губы его при этом оставались неподвижными. Псионическая команда прозвучала внутри наших голов, и некоторые из пришедших с нами солдат, похоже, испугались.
 На нас обрушился град из камней и бутылок. Бойцы Трацианской Гвардии подняли зонтики защитных экранов. А затем послышались выстрелы. По нам стреляли из легкого оружия. Арбитр, стоявший рядом со мной, повалился на землю. Я заметил, что одно из его колен неестественно вывернуто в обратную сторону.
 На нас напала сотня или даже больше граждан улья. Их лица были лишены выражения, двигались они словно сомнамбулы. Как и докладывал Хелдан, какая-то грандиозная ментальная сила превращала их в марионеток. В ночном воздухе, наполненном гарью пожаров, чувствовался характерный запах озона — признак псионического воздействия.
 Я не испытываю ни малейшего удовольствия, когда вспоминаю, что случилось потом. Этот зверь Эзархаддон вынудил нас сражаться с невинными гражданами. Действия наши были продиктованы исключительно необходимостью самозащиты.
 Быть может, преступник полагал, что мы не станем стрелять в горожан и оставим его в покое.
 Однако мы представляли Инквизицию.
 Грохоча оружием по нагрудникам брони и вызывающе завывая в динамики шлемов, вперед двинулись Белые Консулы во главе с Курвелом. Прометиумная бомба, вылетевшая из толпы, разбилась о броню одного из них, но объятый пламенем Космодесантник спокойно продолжал наступать.
 Мы стреляли поверх голов нападавших, стараясь отогнать их, но люди уже были лишены собственной воли. Нам пришлось стрелять на поражение. Через десять минут мы с неохотой увеличили список погибших в этом безумии.
 С боем пробившись к повороту улицы, мы оказались перед высокой оградой сада, у самого края переливающегося силового щита, защищающего дворец.
 В моей голове зазвучал тихий смех.
 Эзархаддон.
 —  Где Лико? — Я услышал, как Вок ментально вопрошает Хелдана.
 —  Он со своей командой обходит здание вокруг, чтобы попытаться обезвредить силовой щит. 
 — Вы идиоты! — вслух сказал я, глядя на Хелдана. — Этот монстр может управлять огромной толпой, а вы совсем рядом с ним пользуетесь псионической связью?
 — Этот монстр, — ответил Хелдан, — может прочесть в сознании каждого в городе и даже за его пределами. Он знает, чем мы все заняты. Нет никакого смысла таиться. Остается только приложить все усилия. Или тебе это недоступно?
 — Сколько у нас времени до следующего боя? — спросил Курвел, перезаряжая оружие.
 — С тех пор как мы прибыли сюда, столкновения происходят все реже, — ответил Хелдан. — Времени у нас столько, сколько Эзархаддону потребуется на поиски других сознаний. Он ментально обследует окружающий район, чтобы подчинить своей воле новых людей и сделать из них марионеток. С каждым разом ему приходится забрасывать свои сети все дальше.
 — Как же он проник туда? — спросил Робан. Хелдан только покачал головой и пожал плечами.
 Инквизитор Робан, крепкий мужчина средних лет, облаченный в коричнево-желтые одеяния, был достойным человеком, хотя я и не слишком хорошо знал его. Но он откровенно придерживался доктрины ксантанитов, и ультрапуританин Хелдан не желал с ним возиться.
 Вок, Хелдан и Курвел занялись обсуждением возможного плана штурма, в то время как солдаты заняли оборонительные позиции вокруг нас.
 — Чертовски неблагодарная задача, — обратился ко мне Робан. — Даже не знаю, зачем мы здесь!
 — В качестве пушечного мяса, — напрямик сказал его молодой дознаватель Иншабель, и мы оба засмеялись.
 — Должно же быть что-то... — произнес я, вынимая свой карманный скоп и пытаясь определить параметры энергетического поля и его спектры. Затем я обратился к одному из арбитров, седеющему участковому командиру, облаченному в защитные доспехи, используемые при подавлении беспорядков:
 — Эй, ты!
 — Да, инквизитор?
 — Как тебя зовут?
 — Луклас, сэр.
 — Боже-Император милостивый! — вздохнул я, и Робан снова рассмеялся. — Ладно, Неудачник [7] , этот дворец находится на территории вашего патрульного участка, не так ли?
 — Да, сэр.
 — Значит, контроль за уличными системами безопасности вокруг него также осуществляете вы.
 — И вновь да, сэр.
 — Так, значит, просто для соблюдения протокола, в вашем отделении должно храниться досье, в котором указан тип данного энергетического щита и гармоники всего дворца, на случай критической ситуации.
 Исходя из своего опыта, я знал, что обязанность собирать подобную информацию о строениях, находящихся на территории участка, входила в обязанности арбитров.
 — Такая информация существует, сэр.
 — Конечно же, она существует, — снова вздохнул я. — И не кажется ли вам, что теперь самое время...
 Он надел свой вокс. Лукласу потребовалось приложить массу усилий, чтобы выйти на связь с управлением.
 — Ты что-то придумал? — спросил меня Робан.
 — Возможно.
 — Хитроумный инквизитор Эйзенхорн...
 — Что?
 — Не обижайся. Просто сплетни о твоей репутации летят впереди тебя.
 — Неужели? Надеюсь, говорят хорошее?
 Робан усмехнулся и покачал головой, словно человек, который, может, и слышал кое-что, но решил оставить это при себе.
 — Это конический пустотный щит старого образца, десятая модель, — через некоторое время доложил командир арбитров Луклас. — Гармоническая волна: тангенс восемь-семь-восемь. Кода отключения у нас нет. Леди Ланж не согласилась предоставить его.
 — Держу пари, теперь она в этом раскаивается, — едко заметил дознаватель Иншабель. Он начинал мне нравиться.
 — Спасибо, Неудачник, — сказал я.
 — Мое имя Луклас, сэр.
 — Знаю.
 Я постарался припомнить все, что рассказывал мне Эмос о защитных экранах. Хотелось бы мне обладать его памятью. И еще больше хотелось, чтобы он был рядом.
 — Мы можем разрушить его, — абсолютно уверенно произнес я.
 — Разрушить пустотный экран? — переспросил Робан.
 — Он дает всего лишь коническую... суперповерхность. И к тому же устарел. Эти пустотники способны отразить все что угодно, но не генерируют поля, если вывести из строя хотя бы один из проекторов. Вон тот контрфорс, должно быть, один из проекторных блоков. Он уходит под землю.
 — Логика ясна. Но как осуществить ваш план на практике? — явно заинтересовано кивнул Робан.
 Подойдя к брату-сержанту Курвелу, я бесцеремонно прервал его беседу с Хелданом и поделился своими соображениями.
 Хелдан сразу же поднял меня на смех:
 — Лико уже занят этим!
 — Как?
 — Он установил местонахождение внешней системы управления на главных воротах и пытается взломать код...
 — Коды отменены, а система управления отключена Эзархаддоном. Лико впустую тратит время. Так мы не сможем выключить генератор. Нам не отнять у Эзархаддона контроль над системой. Но мы можем подкопаться под саму систему.
 Хелдан собирался сказать что-то еще, но его одернул Вок:
 — Думаю, Грегор может предложить что-нибудь дельное.
 — Почему это?
 — А потому, Хелдан, что, как ты уже упоминал, монстр может нас слышать, и ему явно пришелся не по вкусу этот план.
 Вок жестом показал в сторону прилегающих улиц. К дворцу спешили не меньше пяти сотен граждан.
 У Курвела ушло приблизительно десять минут на то, чтобы разобрать мостовую и выломать часть садовой стены, в то время как мы отбивались от нападения все увеличивающейся толпы зомби. На нас снова обрушился град пуль, камней и бутылок.
 — Канализационная труба! — объявил Курвел.
 Я обернулся к остальным:
 — Коммодус... Вам придется сдерживать их еще какое-то время.
 — Можешь на это рассчитывать, — ответил он.
 — Робан, возьми несколько человек и двигайся за мной.
 Хелдан был недоволен. И больше не пытался делать предупредительных выстрелов. Думаю, что он просто вымещал свой гнев на безвольных горожанах.
 Я спрыгнул в отверстие канализационной трубы вместе с Курвелом, Робаном, Иншабелем и тремя гвардейцами. Те, кто остался наверху, едва согласились отпустить хотя бы их.
 Грязная труба коллектора уходила прямо под стену сада, а потом резко обрывалась. Старая каменная кладка окружала основание контрфорса. Камень был теплым, его покрывали комья пенистой плесени.
 Иншабель поправил фонарь. Курвел, и без того хорошо видевший в темноте, вынул две последние крак-гранаты и закрепил их на камнях.
 — Жаль, что их так мало. Могли бы сразу проломить стену.
 — Могли бы, брат-сержант. Но возможно, так будет лучше.
 — Почему?
 — Если нам удастся просто обрушить этот проектор, то, прежде чем энергия поля исчезнет, произойдет короткое замыкание. И скорее всего внутри поля возникнет электромагнитный импульс. Думаю, это последнее, чего бы сейчас хотелось Эзархаддону.
 Словно в подтверждение моих слов, нас обволокло пеленой мучительной боли. Эзархаддон осознал свою уязвимость и теперь обрушивал на нас неимоверную ментальную мощь. Марионеток он создавал из спортивного интереса, но теперь пришло время захватить или уничтожить сознания тех, кто охотился за ним.
 Псионический удар был ужасающим. Двое гвардейцев умерли сразу. Оставшийся в живых начал стрелять, дважды попав в Курвела и ранив Иншабеля. Робану пришлось прикончить солдата выстрелом из лазерного пистолета.
 Поработить наши сознания оказалось труднее. К тому же нас защищали толща каменной кладки и близость к энергетическому потоку силового экрана.
 Но даже мы с Робаном, Иншабелем и Курвелом должны были погибнуть или поддаться жажде убийства в ближайшие секунды.
 Как мне хотелось тогда, чтобы с нами была Елизавета или хотя бы кто-нибудь из Дамочек.
 — Взрывай! Взрывай! — захрипел я.
 У меня в носу и в горле второй раз за этот день полопались кровеносные сосуды.
 — Мы же прямо у...
 — Сделайте это, брат-сержант! Во имя Бога-Императора!
 Взрыв вывел проектор из строя. По туннелю коллектора стремительно прокатилась взрывная волна. Казалось, мы обречены, но брат-сержант Курвел закрыл нас своим огромным, закованным в броню телом.
 Это стоило ему жизни.
 Я пообещал себе добиться того, чтобы его имя и память о нем были отмечены примархом Белых Консулов.
 Когда проектор был разрушен, пустотный щит самоликвидировался, вырубив охранные системы дворца пронесшимся по ним электромагнитным неистовством, а заодно отключив и разрушительное сознание Эзархаддона.
 Исследование природы неприкасаемых позволило мне сделать вывод, что ментальные силы, вне зависимости от того, насколько мощными они являются, скорее всего основываются на электрической деятельности человеческого мозга и зависят от импульсов, проходящих между синапсами. Неприкасаемые каким-то образом заглушают эту деятельность, порождая тревожную и обезоруживающую пустоту, замедляя или блокируя естественные и фундаментальные процессы, происходящие в человеческом мозге. То есть именно по этой причине рядом с ними не действуют силы псайкеров и поэтому среди них так много неудачников. И в конечном счете по этой причине они так пугают и раздражают людей, особенно псайкеров.
 Мне удалось заставить старый пустотный щит породить краткую яркую вспышку «неприкасаемости».
 И теперь, прокляни его Император, еретик псайкер Эзархаддон на время оглох, ослеп и потерял дар речи. Теперь он был в моих руках.




 Глава восьмая




ЛОГОВО ЭЗАРХАДДОНА



ЛИКО-ПОБЕДИТЕЛЬ



ОСТАНКИ

 Мы проникли на территорию дворца Ланж, перебравшись через стену. После взрыва щита в воздухе повис резкий запах озона, тлели аккуратно подстриженные фруктовые деревья и садовые оградки из лароэбура.
 Вместе с Робаном и Иншабелем я побежал по гравийной дорожке, связывающей служебное и восточное крылья дворца. В саду за нашими спинами заметались лучи ручных и подствольных фонарей. Значит, Хелдан повел свое войско в обход садовой террасы.
 В доме было тихо и темно, электроснабжение отключилось из-за электромагнитного разряда. Ударной волной от взорвавшегося пустотного щита выбило двери. Теперь они лежали на мозаичном полу холла. На месте окон зияли дыры.
 Фоторецепторы и установки климат-контроля, встроенные в полированные стенные панели из синего дерева, почернели и оплавились. В глубине коридоров клубился дым, мерцали огненные всполохи: богато обставленные комнаты второго этажа охватило пламя, когда от взрыва с потолка сорвались декоративные проментиумные лампы.
 Мы проверяли помещения, расположенные по обеим сторонам коридора, и повсюду находили тела мертвых слуг и отключившихся сервиторов.
 Робан двигался впереди, поводя из стороны в сторону лазерным пистолетом.
 — Сколько у нас времени? — спросил Иншабель.
 — До чего?
 — До того, как он оправится от импульса?
 Я и сам не знал, насколько тяжело мы ранили Эзархаддона и насколько сильным было его сознание. Но в любом случае нам стоило поторопиться.
 По этерцитовым ступеням мы поднялись на третий этаж и вошли в огромный банкетный зал. Свод — черепаший панцирь из высокопрочного стекла — обрушился. Высоко в небе потрескивали псионические грозы. Каждый наш шаг отдавался хрустом битого стекла и скрежетом обломков.
 Здесь тоже лежали тела — трупы аристократов и их слуг. Из соседнего зала доносились звуки шагов и сдавленные рыдания.
 У перепуганных людей перехватило дыхание от ужаса, когда лучи наших фонарей осветили их фигуры. Немногочисленные обитатели дворца, чудом пережившие случившееся, испуганно жались по углам. На телах многих виднелись следы псионических ожогов и телекинетические шрамы.
 — Имперская Инквизиция, — твердым голосом произнес я. — Успокойтесь. Где Эзархаддон?
 Некоторые вздрогнули и застонали при упоминании этого имени. Пожилая аристократка в изодранном перламутровом платье свернулась в углу калачиком и заплакала.
 — Быстрее, у нас мало времени! Где он?
 Я хотел было применить Волю, чтобы заставить их дать ответ, но их сознания и без того были достаточно измучены событиями этой ночи. Даже незначительное ментальное воздействие могло убить многих из них.
 — К-когда отключился свет, он побежал... побежал к западному входу, — произнес окровавленный человек, одетый в нечто, что, по моему предположению, когда-то являлось униформой телохранителя Дома Ланж.
 — Вы можете показать нам дорогу?
 — У меня сломана нога...
 — Тогда кто-нибудь другой! Прошу вас!
 — Фрюа, пойдешь ты. Фрюа! — Телохранитель обернулся к испуганному мальчишке-пажу, сидящему на корточках за колонной.
 — Давай же, парень, покажи нам дорогу, — ободряюще сказал Робан.
 Мальчик поднялся на ноги. В его глазах метался страх. Я не знал, кого он боялся больше — Эзархаддона или нас, инквизиторов.
 Коридор, по которому нас повел паж, шел от банкетного зала на запад к взлетной площадке. Плиточный пол сплошь покрывали осколки стекла и пятна крови.
 Мне показалось, что я кожей ощутил дуновение ветра. Возможно, где-то впереди был выход наружу.
 Тяжелые, взрывоустойчивые двери в мрачный погрузочный док были выломаны. Несколько погрузочных сервиторов замерли в неуклюжих позах. Через открытый центральный люк пробивался тусклый свет.
 Взяв оружие на изготовку, я махнул Робану и Иншабелю, чтобы они заходили справа. Мальчик-паж спрятался за дверями. Воздух вокруг нас начал меняться, словно атмосфера стала густеть и сжиматься. Как будто нечто огромное готовилось вздохнуть.
 Я был уверен, что Эзархаддон начал приходить в себя.
 Неожиданно погрузочный док окутало мертвенно-зеленое свечение, психометрическая вспышка, сопровождающаяся взрывом невероятной псионической силы. Мы с Робаном задрожали, когда наши легкие скрутил спазм, а в головы погрузились щупальца чужого сознания. Иншабель закричал. Напав сзади, его сбил с ног Фрюа. Мальчик моментально превратился в безмозглую куклу, его взгляд сделался пустым, на губах выступила пена. Иншабель пытался сопротивляться, но парнишка дрался свирепо, и инквизитор начал ослабевать.
 Мою голову пронзила резкая боль, однако я понимал, что Эзархаддон еще не до конца пришел в себя. Окружив свое сознание ментальной защитой, на какую хватало сил, я пошел вперед.
 Неожиданно совсем рядом загудели сервомоторы. К моей голове метнулась огромная стальная лапа, и я отпрыгнул в сторону.
 Покрытый патиной погрузочный сервитор распрямился во весь свой трехметровый рост и с грохотом зашагал ко мне на толстых гидравлических ногах. Он попытался достать меня металлическими конечностями. Из его широких плечевых суставов вырвались струйки пара, а смотровые гнезда на помятом лицевом щитке горели ярким желтым огнем.
 Несмотря на всю механику, погрузочный андроид, как и все сервиторы, был собран на основе человеческих органических компонентов: мозга, спинномозгового ствола и сети нервных окончаний. Поэтому Эзархаддон мог управлять им точно так же, как и обычным человеком.
 Андроид снова атаковал меня, но промахнулся. Плоская конечность с громким свистом прорезала воздух.
 Сервитор напоминал огромную обезьяну: приземистый, с мощными ногами, бочкообразной грудной клеткой, широкими плечами и длинными руками. Конструкция, идеально подходящая для погрузочных работ. И для того, чтобы превратить человеческое тело в кровавое месиво.
 Робан окликнул меня. И вовремя. Второй погрузочный сервитор, раза в два крупнее первого, с длинным телом и четырьмя ногами, тоже пришел в движение. Его корпус покрывали листы изъеденного ржавчиной, потемневшего металла, а вместо головы торчала вилка подъемника, что придавало ему сходство с быком. Смазанные маслом черные вилки подъемника нацелились на Робана. Тот открыл стрельбу. Шесть или семь зарядов со звоном отскочили от тела механического монстра, лишь слегка опалив конечности машины.
 Я увернулся от двух мощных, но медленных ударов обезьяноподобного сервитора. Мы теряли драгоценное время. С каждой секундой Эзархаддон становился сильнее.
 Я выстрелил из болт-пистолета в корпус сервитора и отбросил машину назад. Механизмы и гидравлические поршни нижних конечностей андроида завизжали.
 Тем временем я выхватил и включил силовой меч, мое любимое оружие, благословленное для меня Ректором Инкса. Я всегда хорошо владел клинком, но Арианрод успела просветить меня в картайском Эул Вайла Скрай. Дословно это означало «гений остроты», картайский путь меча.
 Я описал мечом восьмерку, хан фасл, затем последовал косой выпад слева, уйн или же обратная форма таги вайла.
 Удар был хорош. Силовой клинок начисто отхватил левую руку сервитора, и огромный манипулятор с грохотом упал на пол.
 Словно разгневавшись, андроид бросился вперед, пытаясь дотянуться до меня оставшейся рукой и размахивая дымящимся, оплавленным обрубком.
 Я провел горизонтальный блок на уровне головы, именуемый уве cap, а потом серию выпадов слева и справа, ульсар и уйн ульсар. Каждый удар высекал из металлического тела сервитора потоки искр. Кувырком уйдя от очередного мощного замаха, я развернулся на коленях и снова оказался лицом к врагу как раз вовремя, чтобы провести ура вайла бей, смертоносный диагональный удар слева направо. Сверкнув электрическим всполохом, лезвие вскрыло обшивку корпуса взбесившегося погрузчика.
 Я выиграл достаточно времени, чтобы ментально установить местонахождение мозгового центра сервитора. Управляемый псионической силой, а потому светящийся и полыхающий, он появился перед моим мысленным взором. Я определил, что располагался он в груди андроида, глубоко под броней, там, где у человека находятся кости ключицы.
 Еще один уве cap, а затем смертельный эул цаер. Прямой выпад, и, пронзив металлическое тело, острие рассекло органический мозг. Не вытаскивая потрескивающий разрядами клинок, я подождал, пока угаснут желтые глаза, а затем выдернул меч и отступил в сторону. Сервитор рухнул на пол.
 — Робан! — позвал я, перепрыгивая через поверженного противника.
 Но Робан был мертв. Обмякшее тело повисло на погрузочной вилке, вонзившейся в живот. Андроид пытался стряхнуть труп.
 Наконец Иншабель вскочил на ноги. Я видел, что по его лицу катились слезы, когда он открыл по сервитору огонь автоматического пистолета.
 Чертыхаясь, я ринулся вперед. Обеими руками сжимая рукоять силового меча, я обрушил клинок на спину андроида. Сомневаюсь, что у обитателей Картая, при всей их мудрости, в священной Эул Вайла Скрай имелось название для такого яростного удара сверху. Тело сервитора развалилось надвое.
 Иншабель попытался вытащить из-под обломков механизма труп своего наставника.
 — После! Для этого еще будет время! — сказал я, усиливая команду с помощью Воли. Иншабель был близок к тому, чтобы утратить рассудок и отдаться гневу и тоске, а я нуждался в его помощи.
 Он подхватил свое оружие и побежал за мной.
 — Где мальчик? — спросил я.
 — Пришлось врезать ему. Надеюсь, он просто потерял сознание.
 Мы выбрались на взлетную площадку дворца в пронизанную грозами ночь. Психическая молния расколола небо над головой. Нас хлестало ветром. На самой площадке никого не было, но на газоне под ней шло сражение. Я увидел, как восемь фигур, одни в мантиях, другие в броне Трацианской Гвардии, окружают одинокое человекоподобное существо, вокруг которого потрескивает призрачное сияние. Прямо на наших глазах от светящейся фигуры в воздух взметнулись неровные языки пламени, поглотившие одного из гвардейцев.
 Эзархаддон. Они загнали в угол Эзархаддона!
 Спрыгнув с трехметровой высоты на влажную траву, мы с Иншабелем поспешили присоединиться к драке.
 Теперь, несмотря на стену дождя, я мог отчетливо разглядеть Эзархаддона. Это был высокий, тощий, жилистый, почти полностью обнаженный мужчина, с шевелюрой черных непослушных волос. Вокруг его подрагивающих конечностей скользили призрачные огни.
 Мы были всего лишь в десяти метрах от места сражения, когда одна из облаченных в мантию фигур вскинула массивное оружие и выстрелила во вражеского псайкера.
 Лазерная винтовка. Фиолетовый луч, невыносимо яркий для человеческих глаз, ударил в Эзархаддона. Преступник был слишком слаб, чтобы защищаться. Его тело с головы до ног охватило белое пламя, словно он сам был зажигательным снарядом.
 Убрав оружие, мы с Иншабелем подошли ближе. Только когда закутанные в мантии прислужники закончили бормотать молитвы с просьбами о милосердии и избавлении, инквизитор Лико опустил лазерную винтовку.
 — Да пребудет с тобой благодарность Императора, Лико, — произнес я.
 Он оглянулся.
 — Эйзенхорн, — кивнул инквизитор.
 Его узкое лицо было строгим и напряженным, из-под низко надвинутого капюшона на меня смотрели голубые глаза. Ему было приблизительно пятьдесят стандартных лет, и по меркам Инквизиции он был еще просто юнцом. И достаточно молод для того, чтобы его карьера не рухнула после этого зловещего дня, практически обесценившего его подвиг на Дольсене.
 — Я служу не ради благодарности Императора. Я делаю это во имя славы всего Империума.
 — Пусть будет так, — ответил я, оглянувшись на столб неровного белого света, в который превратилась наша добыча. Я ничуть не жалел, что уступил Лико возможность расправиться с еретиком. Меня это не волновало. Побег псайкеров почти лишил его заслуженной в последнее время славы. Исправить положение он мог, только выследив и уничтожив преступников.
 По всей планете прокатилась волна некоторого подобия радости, когда было объявлено, что главнокомандующий Геликана остался невредим в этой бойне и что Магистр Войны тоже будет жить. Сообщение пришло только на шестой день, когда имперские власти уже начали восстанавливать порядок. Эта информация отчасти помогла успокоить измученных граждан Трациана Примарис. Простой народ, уже считавший себя забытым, наконец поверил, что власть возвращается в добрые и честные руки. Паника стихла. Отряды арбитров проводили последние операции по поимке мародеров и самых отъявленных рецидивистов в нижних кварталах столицы.
 Меня это сообщение не слишком воодушевило. Я получил конфиденциальную информацию о том, что главнокомандующий Геликана на самом деле погиб, вопя и обгадившись в штаны, когда на него рухнула «Молния». Экклезиархия и Геликан Сенаторум нашли двойника, который продолжал занимать его место, пока спустя несколько лет он не «скончался своей смертью от старости». Затем в более спокойной обстановке был избран преемник.
 Теперь я могу спокойно говорить об этом в частном докладе, но в то время раскрытие тайны повлекло бы наказание смертью даже для самого высокопоставленного лорда Империума. Я не собирался разглашать секретную информацию. Я инквизитор и понимаю, сколь важно поддерживать общественный порядок.
 В дополнение к усталости и болезненным ранам мое настроение омрачили вести о состоянии здоровья Гидеона Рейвенора. Теперь, конечно, все мы понимаем, какой бесценный вклад он внес в науку Империума и что ему никогда бы не удалось этого сделать, если бы он не был вынужден обратиться к развитию своего разума.
 Но тогда в грязном госпитале во дворах улицы Провидцев я увидел покрытого ожогами и ранами, практически парализованного молодого человека, блестящего дознавателя, изувеченного раньше, чем он сумел полностью реализовать свой потенциал.
 С некоторой точки зрения Рейвенору повезло. Он не оказался за Вратами Спатиана среди ста девяноста восьми служителей Инквизиции, погибших под обломками разбившегося истребителя во время Великого Триумфального Шествия.
 Он вместе с пятьюдесятью другими был искалечен взрывом и выжил.
 Моего ученика едва можно было узнать. Кровоточащая груда опаленной плоти. Ожоги покрывали почти сто процентов тела. Он был слеп, глух и нем. Его лицо так оплыло, что там, где должен был располагаться рот, в сплавившемся мясе пришлось делать разрез, чтобы он мог дышать.
 Эта потеря тяжелым камнем легла на мою душу. А о том, какую утрату понесла Инквизиция, я и не говорю. Гидеон Рейвенор был самым многообещающим учеником из всех, кого я когда-либо обучал. Я стоял рядом с его застеленной пластиком кроватью, слушая шипение вентилятора и бульканье отсоса, и вспоминал слова, сказанные Коммодусу Воку в районном управлении Адептус Арбитрес на Бламмерсайд-стрит: «Я бы постарался все исправить. Не расслаблялся бы, пока все негодяи не будут уничтожены, а порядок восстановлен. А затем приложил бы все усилия, чтобы выяснить, кто и что за всем этим стоит».
 И я поклялся сделать то же самое ради Рейвенора.
 Но тогда я и представить себе не мог, что это означает и к чему меня приведет.
 Наконец на девятый день, который должен был стать последним в праздновании Священной Новены, я возвратился в Океан-хаус. Меня никто не встретил. Дом казался пустым и заброшенным.
 Я прошел в кабинет, налил изрядную порцию выдержанного амасека и рухнул в кресло. Казалось, прошла вечность с того времени, как я сидел здесь с Титусом Эндором и обсуждал тревожные предположения, ставшие теперь столь незначимыми и далекими.
 Дверь открылась. По тому, как неожиданно похолодало, я понял, что это Биквин.
 — Мы не знали, что ты вернулся, Грегор.
 — Тем не менее это так, Елизавета.
 — Ну, это я вижу. Ты в порядке?
 Я пожал плечами:
 — А где все?
 — Когда... — Она остановилась, тщательно подбирая слова. — Когда произошла эта трагедия, начались масштабные волнения. Джарат и Киршер ради безопасности увели прислугу в укрепленные бункеры, а я заперлась с Дамочками в западном крыле, ожидая и надеясь, что ты позвонишь.
 — Связи не было.
 — Да. В течение восьми дней.
 — Но теперь все в порядке?
 — Да.
 Я наклонился вперед и взглянул на Биквин. Ее лицо было бледным, она выглядела измотанной волнениями и страхом.
 — Где Эмос?
 — В бункере, вместе с Бетанкор, Киршером и Нейлом. Фон Бейг тоже ошивается где-то поблизости. Это... это правда, что мы слышали о Гидеоне?
 — Елизавета... да...
 Она присела на подлокотник кресла и обвила мою шею руками. Псайкеру тяжело обниматься с неприкасаемым, вне зависимости, от того, сколь долгая и близкая история их связывает. Но ее намерения были понятными и добрыми, и я терпел этот контакт столько, сколько было нужно, чтобы не показаться невежливым. Потом, мягко отстранив Биквин, я попросил:
 — Пришли их. Позови их всех сюда.
 — Грегор, здесь мы все не разместимся.
 — Значит, на морскую террасу. В последний раз.
 На озаренной бледным свечением морской террасе собрались многочисленные участники моей верной банды. Они смотрели на меня с надеждой. Джарат суетилась, раздавая напитки и засахаренные фрукты до тех пор, пока я не вложил в ее натруженные руки бокал амасека и не усадил в кресло.
 — Я закрываю Океан-хаус, — объявил я.
 Люди зашептались.
 — Я продолжу платить за аренду, но не имею больше желания жить здесь. Если честно, мне вообще не хочется больше оставаться на Трациане после этой... Священной Новены. Поэтому, как мне кажется, нет больше смысла содержать здесь прислугу.
 — Но, сэр, ваша библиотека? — донесся из задних рядов голос Псаллуса.
 Я поднял указательный палец:
 — Я заключу соглашение с одним из местных бюро, чтобы они с помощью сервиторов поддерживали дом в порядке. Кто знает, может, когда-нибудь мне снова понадобится это место.
 Прежде чем продолжить, я наполнил свой бокал.
 — Но я решил переместить свой главный штаб. Здесь небезопасно, если не сказать больше.
 При этих словах Джабал Киршер смущенно уставился на свой бокал с соком.
 — Я собираюсь переместить штаб в имение на Гудрун. Климат этой планеты нравится мне больше, чем здешний... ад улья. Джарат и Киршер, вы организуете сборы и мероприятия по переезду. Джарат, если ты не против, мне бы хотелось, чтобы ты приняла обязанности управляющей имением на Гудрун. Я понимаю, ты никогда не покидала Трациан...
 Вскинув брови, она подалась вперед, пытаясь осознать неожиданную перемену в своей жизни.
 — Я... польщена, сэр, — наконец произнесла женщина.
 — Я рад. Деревенский воздух пойдет тебе на пользу. Поместьем сейчас управляет опекунский совет, так что мне нужны хорошая домоправительница и хороший начальник службы безопасности. Джабал... Я хочу, чтобы вы подумали над этим предложением.
 — Благодарю вас, сэр, — отозвался Киршер.
 — Псаллус, мы собираемся перенести библиотеку на Гудрун. Эта задача поручается тебе, как моему бессменному библиотекарю. Могу я рассчитывать на твою помощь?
 — О да... Конечно, возникнут некоторые проблемы с транспортировкой и защитой некоторых экранированных текстов, и...
 — Но я могу поручить это тебе?
 Псаллус возбужденно замахал своими хилыми руками так, что все засмеялись.
 — Я понимаю, переезд займет месяцы. Алан... Мне хотелось бы, чтобы и ты присматривал за всем этим.
 Фон Бейг внезапно почувствовал себя неловко.
 — К-конечно, инквизитор.
 — Тебе поручается трудная задача, дознаватель. Ты готов к этому?
 — Да, сэр.
 — Хорошо. Я вернусь в имение на Гудрун не позднее чем через десять месяцев. Надеюсь увидеть именно такой дом, какой хочу.
 Это обещание мне, к сожалению, не удалось сдержать.
 — А что будет с Дамочками, сэр? — спросила Сурскова.
 — Я собираюсь разделить вас, — сказал я. — Шесть лучших сотрудниц отправятся на Гудрун и будут дожидаться моих распоряжений. Остальные переедут в снятую мной резиденцию на вершине одного из шпилей Мессины. Там и будет размещаться новое официальное обиталище Дамочек. Сурскова, ты будешь контролировать переезд и основание новой школы для неприкасаемых.
 Женщина потрясенно кивнула. Биквин тоже выглядела озабоченной.
 Я обвел взглядом служащих, воинов и помощников, собравшихся на террасе. Больше сотни человек.
 — Это все. И да хранит вас Бог-Император до нашей следующей встречи.
 Я попросил остаться Эмоса, Биквин, Медею и Нейла.
 — Заботы о переезде вас не коснутся, — произнес я.
 — Об этом мы уже догадались, — ухмыльнулась Медея.
 — Нам предстоят две миссии.
 — Нам? — спросила Биквин.
 — Да, Елизавета. Ты же не думаешь, что мы слишком стары для подобных развлечений?
 — Нет, я... я...
 — Слишком долго я отдыхал от дел, полагаясь на своих опытных помощников. Я соскучился по работе в полевых условиях.
 — Во время последней операции в полевых условиях ты чуть не лишился жизни, — проворчала Биквин.
 — Думаю, это лишний раз доказывает, что я теряю свой профессионализм.
 — Какой позор! — с улыбкой пробормотал Нейл.
 — Поэтому всем нам предстоит приключение. Ты еще помнишь, каково это, Эмос?
 — Конечно, помню. Но знаешь, Грегор, я не слишком скучаю по приключениям.
 — Елизавета?
 — О, я с радостью отправлюсь посмотреть, как тебя прибьют... — сложив руки на груди, мрачно произнесла Биквин.
 — Значит, все согласны? — спросил я.
 Ничего не могу поделать, мое лицо всегда остается невозмутимым. Горгон Лок постарался. Но я произнес последние слова достаточно выразительно. Нейл и Медея охрипли от смеха, а Эмос тихо захихикал.
 Даже Елизавета Биквин невольно усмехнулась.
 — Как я уже сказал, нам предстоят два дела. После того как прослушаете инструктаж, я разрешаю вам взять с собой нескольких помощников из моего штата. Нейл, если хочешь, выбери пару бойцов, на которых можно положиться. Эмос, найди астропата, услугами которого можно воспользоваться без опаски. Елизавета, возьми пару Дамочек. Одно условие: группа будет состоять максимум из десяти человек. Не больше, слышите? Обсудите это между собой. Выбор на ваше усмотрение. Отправляемся через два дня.
 — Так что за задания? — Развалившись в мягком кресле и свесив свои длинные ноги через подлокотник, Медея сделала долгий глоток зеленого вина и добавила: — Ты ведь сказал, что их будет два, верно?
 — Два.
 Я нажал на кнопку пульта, и на столе возникла дымка гололитического экрана. Мерцающие буквы складывались в слова сообщения, полученного мной в самом начале шумихи на Трациане: «Скальпель быстро режет нетерпеливо высунутые языки. В час третий, на Кадии. Гончая запрашивает Шип. Шип должен быть остер».
 — Вот черт! — вскричал Нейл.
 — Это не подделка? — спросила Медея, посмотрев на меня.
 — Нет.
 — Боже-Император, он же в беде, мы нужны ему... — запричитала Биквин.
 — Весьма вероятно. Медея, ты должна подготовить для нас переход на Кадию. Сначала мы отправимся туда.
 — А потом? — спросил Эмос.
 — Потом?
 — Вторая миссия...
 Я окинул коллег взглядом:
 — Всем нам известно, насколько серьезная ситуация сложилась на Кадии. Но я кое в чем поклялся Гидеону. Мне надо выяснить, что стоит за случившимся на Трациане. Я должен узнать, кто это сделал, выследить его и покарать.
 Знаете, даже забавно размышлять о том, как все сложилось в итоге.
 Было уже поздно. Мы уселись за великолепный ужин, приготовленный Джарат. Нейл рассказывал Эмосу и Медее чрезмерно пошлые анекдоты, а я объяснял Биквин суть перестановок в рядах Дамочек и задачи предстоящих миссий.
 Кажется, она пришла в возбуждение. Так же, как и я, она слишком долго держалась в стороне.
 На террасе появился Киршер.
 — Сэр, к вам гость.
 — В такое время? И кто же это?
 — Говорит, что его зовут Иншабель, сэр. Дознаватель Натан Иншабель.
 Он дожидался меня в библиотеке.
 — Дознаватель. Надеюсь, вам предложили прохладительные напитки?
 — Не стоит беспокоиться, сэр.
 — Что ж... Так чем я обязан вашему визиту?
 Иншабель, которому было не более двадцати пяти, откинул со лба прядь густых светлых волос и в отчаянии поднял на меня глаза.
 — Я... остался без наставника. Ведь Робан погиб...
 — Да дарует ему покой Бог-Император. Мы будем помнить его.
 — Сэр, вы когда-нибудь думали, что произойдет, если вы умрете?
 Его слова сбили меня с толку. Честно говоря, я никогда об этом не задумывался.
 — Нет, Иншабель.
 — Это ужасно, сэр. Как старший помощник Робана, я обязан расплатиться с его прислугой, привести в порядок его имущество и документы. Я должен сделать большую уборку, систематизировать архив Робана.
 — В чем я уверен, дознаватель, так это в том, что вы справитесь с этой задачей.
 Он вяло улыбнулся:
 — Спасибо, сэр. Я... хотел просить вас взять меня к себе. Я очень хочу стать инквизитором. Мой наставник мертв, и я знаю, что ваш... ваш дознаватель...
 — Это так. Однако я сам решаю, кого брать в свой штат. Я...
 — Инквизитор Эйзенхорн, я пришел сюда не только для того, чтобы умолять вас приять на службу студента. Как я уже говорил, на меня легла обязанность закрыть поместье Робана. Это подразумевает регистрацию и подтверждение патологоанатомического свидетельства о его смерти. Инквизитор Робан был убит погрузочным сервитором, управляемым преступником-псайкером.
 — И что с того?
 — Чтобы до конца оформить бумаги, я должен включить в отчет и уведомление о смерти Эзархаддона.
 — Стандартная процедура, — кивнул я.
 — Это уведомление оказалось очень кратким. Труп Эзархаддона обгорел от икр до головы и практически неопознаваем. Как и в случаях самовозгорания людей, после воздействия лазерного оружия не остается практически ничего, кроме плоти и костей лодыжек. Только останки.
 — И?
 — На его лодыжках не было клейма Маллеуса.
 — То есть как?..
 — Я не знаю, кого инквизитор Лико сжег на лужайке возле дома Ланж, но это был не еретик Эзархаддон.




 Глава девятая




ИИЧАН, ШЕСТЬ НЕДЕЛЬ СПУСТЯ



РАЗГОВОР С ФАНТОМ



КИНЖАЛЫ В НОЧИ

 Одна из завшивленных голов вышибалы-бицефала, охранявшего грязные двери бара для твистов [8] , одарила нас пренебрежительным взглядом. В это время вторая затянулась обскурой из трубки и остекленело уставилась куда-то вдаль.
 — Здесь нечего делать таким, как вы. Уходите. Крупные вязкие капли падали на наши головы. От дождя не спасал даже прогнивший тент. У меня не было желания долго стоять на улице. Кивнув, я взглянул на своего компаньона. Тот откинул капюшон и продемонстрировал вышибале множество деформированных, мигающих глаз, пятнавших его щеку и шею. Я распахнул свой дождевик и показал узел чахлых щупалец, торчавших из дополнительного рукава под моей правой подмышкой.
 Вышибала поднялся со стула и вяло покачал одной головой. Он был плечистым, широкогрудым и высоким, словно огрин, его грязную кожу сплошь покрывали татуировки.
 — Кхм... — бормотал он, обходя вокруг и оценивая нас. — Ну, раз так. Вы не пахли как твисты. Ладно...
 Мы спустились по темной лестнице в ночной клуб. Помещение было затянуто дымом обскуры. Стены содрогались от незабываемо резкой, неблагозвучной музыки, называемой «пунд». Красный свет делал заведение похожим на адское болото, словно сошедшее с чертовых картин безумного гения Омарметтии.
 Здесь общались, пили, играли и танцевали уроды, калеки, полукровки и выродки. На сцене вертелась обнаженная большегрудая, безглазая девушка. На том месте, где у нормального человека должен располагаться пупок, у стриптизерши ухмылялся широкий рот.
 Мы подошли к грязной деревянной стойке, освещенной чередой ярких белых ламп. Бармен оказался обрюзгшей тварью с налитыми кровью глазами и черным змеиным языком, метавшимся во влажном разрезе губ между гнилых зубов.
 — Эй, твист. Чего будешь?
 — Пару тех, — сказал я, указывая на стаканы с прозрачной зерновой выпивкой, которые проносила мимо официантка. Девушка была бы красива, если бы не желтые иглы, покрывающие ее кожу.
 Твисты. Все мы здесь были твистами. «Мутант» — грязное слово, если ты сам мутант. Они общаются друг с другом на самом свободном и самом порочном сленге Империума и носят свое прозвище как знак доблести. Подобная заносчивость свойственна всем люмпенам. Лишенные псионических способностей называют себя «затупленными». Высокие, стройные люди, обитающие в условиях низкой гравитации на Сильване, зовут себя «палками». Прозвище перестает быть оскорбительным, если вы сами им себя наделяете.
 Трудовое законодательство Иичана разрешает твистам работать в качестве наемных чернорабочих на фермо-фабриках и заводах по дистилляции при условии, что они соблюдают местные правила и не высовываются из выделенных им трущоб, скрытых в глубинах грязной окраины главного улья Иичана.
 Бармен поставил на стойку два тяжелых стакана и небрежно наполнил их до краев зерновой выпивкой.
 Я бросил ему несколько монет и потянулся за своей порцией. На меня косо посмотрели налитые кровью глаза.
 — Это еще что? Монеты эм-перцев? Да ты че, твист, не знаешь, что нам запрещено их принимать?
 Я посмотрел вдоль стойки. Остальные клиенты расплачивались купонами с заводскими печатями или самородками обычного железа. Теперь все они хмуро уставились на нас. Типичная ошибка, и притом в самом начале дела.
 Мой спутник подался вперед и отхлебнул из стакана:
 — Неужто ты станешь наезжать на двух измученных жаждой твистов, которым просто свезло ухватить немного черным налом?
 Бармен сгреб монеты и улыбнулся, дернув черным языком:
 — Без проблем, твисты. Вы их срубили, я возьму. Я просто базарю о том, что не стоит ими сверкать.
 Мы взяли свою выпивку и стали искать столик. На то, чтобы добраться до Иичана, ушло шесть недель, и теперь мне не терпелось приступить к делу.
 Ритм музыки изменился. Из встроенных в пол динамиков загремела новая пунд-композиция. По мне — всего лишь вариация, единственной целью которой было оглушить публику.
 Но толпа зааплодировала и одобрительно зашумела. Голая девочка с усмехающимся животом снова принялась вращать бедрами, но уже в другом направлении.
 — Похоже, мне стоило положиться на тебя, — прошептал я своему спутнику.
 — Ты прекрасно справляешься.
 — «Неужто ты станешь наезжать». Во имя Бога-Императора, где ты научился так разговаривать?
 — Ты никогда не подвисал с твистами?
 — Не так...
 — Так что, я врубаюсь, ты не въезжаешь и в этот геноджек-пунд-бит?
 — Прекрати, или я тебя пристрелю.
 Гарлон Нейл осклабился и в притворной ярости заморгал всеми шестнадцатью глазами.
 — Доглатывай, твист. Если это не Фант Мастик, я выколю себе глаза.
 — О, позволь тост, — прошипел я и поднял стакан. — Вскинь, опрокинь, и нальем еще по одной!
 Я скорчил гримасу, когда обжигающе крепкое спиртное ошпарило мой пищевод, а затем взял с подноса проплывавшей мимо нас девочки-дикобраза еще две порции.
 Фант Мастик сидел со своими приятелями в боковой кабинке. Потомок многих поколений мутантов, проживших свой век под радиоактивными осадками, он был довольно тучной тварью с морщинистой плотью и гипертрофированными чертами лица. Его шелушащиеся уши расходились веером кожи, покрытой разбухшими венами, а вместо носа отвисал хобот. Пучок жидких рыжих сальных волос прилип к выпуклым надбровным дугам. Под ними чернели глубоко посаженные глаза.
 «Печальные глаза, — подумал я. — Невероятно печальные».
 Он пил из большой кружки, втягивая алкоголь через обвисший нос. Его рот, изуродованный бивнеподобными клыками, для этого не годился. Рядом с Фантом сидела проститутка. У нее было столько рук, что она одновременно посасывала выпивку, курила сигарету с обскурой, поправляла макияж и под столом делала с Фантом что-то такое, чем тот явно наслаждался.
 Мы подошли к ним.
 Телохранители Фанта тут же поднялись и преградили нам путь. И первый, рогатый громила, и второй, с единственным гигантским глазом, прикрытым сморщенным кожаным капюшоном, что-то сжимали под одеждой.
 — Как делишки, твисты? — пропыхтел рогатый гигант.
 — Все путем. Да не рыпайся ты, нам просто надо побазарить с Фантом, — сказал Нейл.
 — Не выйдет, — откликнулся большеглазый приглушенным голосом. Бог-Император знает, где у него находился рот.
 — А мне сдается, его порадует тот приработок, который мы предлагаем, — не сдавался Нейл.
 —  Пропусти их, — через звуковой блок произнес Фант.
 Вокс-имплант. Нечасто можно встретить твиста, у которого хватило денег на такой аппарат. Фант наверняка был азартным игроком.
 Телохранители отошли в сторону и позволили нам пройти в кабинку. Мы сели.
 —  Слушаю. 
 — Вот че я те скажу, твист, мы тут ищем, где бы прикупить умника разряда альфа. Слыхали, у тебя есть один на поводке.
 —  Слыхали? Где? 
 — Вокруг да около, — ответил Нейл.
 —  Кхе-кхе. И кто ж вы такие? 
 — Просто два твиста, с которыми ты заключаешь сделку, — сказал я.
 —  Вот, значит, как? 
 Мы посидели некоторое время молча, пока Фант заказывал выпивку. Девочка теперь расчесывала волосы и красила ресницы. Одна из ее многочисленных рук легла под столом на мое колено.
 Она подмигнула мне глазом, растущим на кончике ее языка.
 —  Че у меня есть, так это не альфа. У меня альфа-плюс. 
 — Дык, потому мы к тебе и пришли, Фант! Именно! У цены нашей сделки нет верхнего предела!
 —  Чем платить будете? 
 Нейл бросил на стол один из слитков.
 — Чистенькими, веселенькими и желтенькими. У нас этого добра целые ящики. Короче, хватит. Итак?.. Где?
 —  Мне надо переговорить с кой-какими людьми. 
 — Лады.
 —  Где я смогу вас найти? 
 — «Сонный твист».
 —  Не засыпайте слишком крепко. Вдруг я позвоню. 
 Аудиенция закончилась. Мы отправились за свой столик возле сцены и пропустили еще несколько рюмок, делая вид, что наслаждаемся непристойным кривлянием девушки со ртом на животе.
 Примерно час спустя Фант со своей свитой вышел через боковую дверь.
 — Пора уходить, — сказал я.
 Мы прикончили оставшуюся в стаканах выпивку и поднялись. Нейл дал девочке-дикобразу горстку монет и шлепнул ее по попке. Иглы на коже официантки встали дыбом, но она улыбнулась.
 Когда мы выходили, ни одна из голов вышибалы не одарила нас даже мимолетным взглядом.
 Завернув за угол унылого бара, я вручил Нейлу один из двух медных инжекторов, и мы быстро ввели себе детоксиканты, очищающие организм от алкоголя.
 Несмотря на глубокую ночь, было не слишком темно. Огромные дуги метеоритных колец, опоясывающих Иичан, сияли отраженным светом, словно инкрустированные алмазами платиновые браслеты.
 Главная улица района трущоб представляла собой изрытое колеями, грязное болото. Между рядами темных, покосившихся зданий лежали гниющие дощатые мостки. Свет вывесок и немногочисленных уличных фонарей отражался в лужах.
 К западу от трущоб на фоне звезд поднимались склоны главного улья, напоминающего темную гору мусора, причудливо расцвеченную миллионом крошечных лампочек. На востоке виднелись скопления неопрятных фабричных зданий и опреснителей, выбрасывающих в атмосферу столбы коричневого пара и желтых химикатов, разносимых ветром.
 На юге, среди зеленых полей и равнин, покрытых густой вязкой порослью, можно было различить огни уборочных машин. Многотонные грузовики размером с небольшое межзвездное судно пожирали зеленые массивы жатвенными приспособлениями, напоминающими жвала гигантских насекомых.
 Растительность вываривалась в огромных внутренних чанах. Жидкость подавалась в трубы, расположенные на крышах механизмов. Огромные раструбы, похожие на выступы позвоночника, изрыгали влажное сырье и пульверизированный сок высоко в атмосферу, где тот собирался в грязно-зеленые облака, а затем оседал клейкими и густыми, словно сироп, дождями. От выпадающих осадков все в трущобах твистов становилось липким. Из водостоков скорее не текла, а сползала и, растягиваясь, падала вязкая масса. Повсюду стояло зловоние гниющей растительности и разжиженной клетчатки.
 — Думаешь, он клюнул на приманку? — спросил я.
 Нейл кивнул:
 — Ты сам видел, что он заинтересовался нашим предложением. Золото — редкость на Иичане. У него даже глаза загорелись, когда я показал ему слиток.
 — Тем не менее он захочет проверить нас.
 — Конечно. Ведь он бизнесмен.
 Мы шагали по улице, закутавшись от липкого дождя в плащи и надвинув капюшоны. По пути нам попадались и другие мутанты, одетые в грязные лохмотья. Одни волочились куда-то по непролазной грязи, другие собирались под медными навесами, третьи вместе курили обскуру через кальян, укрывшись от дождя в темных подворотнях.
 Завыли сирены. Нейл втянул меня в узкий переулок, заканчивающийся тупиком. Мимо прополз черный бронированный «лэндспидер» с зарешеченными фарами. Я увидел на его борту герб арбитров главного улья. Высунувшись из верхнего люка, облаченный в броню офицер направлял прожектор.
 Яркий луч скользнул по нам и пополз дальше. Снова прозвучала сирена, и мы услышали усиленный громкоговорителем требовательный голос:
 — Эй, вы пятеро, приказываю выйти и предъявить документы. Немедленно!
 Постанывая и ворча, группа твистов вышла на освещенную прожектором улицу. Офицеры вылезли из машины, чтобы обыскать их и проверить по информационной базе их генные отпечатки.
 Нам вовсе не хотелось нарываться на патруль арбитров. Особенно если мы собирались оставаться анонимными мутантами. Мое удостоверение избавило бы нас от волокиты со стражами порядка, но это могло спугнуть Лико.
 Я настоял на полной секретности операции. Официально никто не знал, что мы прибыли сюда. Эмос провел тайную проверку, но не смог найти и следа Лико. Чего, собственно, и следовало ожидать. Кроме того, мы не знали, скольких чиновников он попросил предупредить его о любом появлении инквизиторов.
 Мы с Нейлом направились на запад по лабиринту переулков и крытых улочек, пробираясь к «Сонному твисту» окольными путями, обходя крупные улицы и патрули арбитров.
 И, как оказалось, именно там нас ждали неприятности.
 Нам преградил путь плосколобый коротышка. Он раскинул свои руки так, словно собирался склониться в реверансе.
 — Твисты, милые твисты, братаны, подайте пару империалов бедному вырожденцу, чья удача, словно солнце, закатилась за горизонт.
 — Не сегодня, твист. Отвали в сторонку, — начал Нейл.
 А я уже напрягся. Откуда этому паршивому выродку было знать, что у нас имеются монеты Империума, если он не видел нас в баре и не следовал за нами специально?
 Выйдя из мрака липкого дождя, его сообщники приближались к нам сзади.
 Я всадил в сознание Нейла псионическое сообщение «Ложись!» и упал сам.
 В воздухе просвистело нечто, утыканное шипами.
 Коротышка изверг череду самых похабных ругательств из всех, какие я когда-либо слышал, и бросился на меня, занеся для удара обоюдоострый кинжал.
 Я перехватил его запястье, сломал руку в локте и пинком швырнул вопящего от боли карлика в ближайший забор.
 — Шеф! Пригнись!
 Услышав крик Нейла, я резко отпрыгнул в грязь. Утыканное шипами тяжелое оружие снова пронеслось мимо и рухнуло в уличную жижу.
 Это была толстая деревянная дубина, усеянная гвоздями и обломками лезвий. Орудовало ею двухсоткилограммовое чудище с огромными лапищами и телом, покрытым поблескивающей рыбьей чешуей и костяными наростами. Из одежды на нем имелись только изодранные синие брюки да нелепые красные подтяжки.
 Тварь вновь обрушила на меня шипастую дубину, и мне пришлось кувыркнуться через плечо, чтобы уйти от удара.
 Нейл сцепился с двумя другими бандитами. На него набросилась одетая в черную кожу женщина. Ее рот и хоботоподобный нос соединялись в единый жуткий слюнявый, хрипящий орган. Ей помогал высокий худощавый мужчина со странно деформированными костями и хрящами черепа.
 Женщина в каждой руке сжимала по острому серпу, а высокий мужчина был вооружен булавой, сделанной из куска арматуры и лезвий двух пил.
 Выхватив короткий меч с зазубренным лезвием и дуэльный кинжал, Нейл ловко парировал выпады обоих противников.
 Энергетический меч, болтер, лазерная винтовка — с их помощью мы быстро завершили бы столь ненужное нам столкновение. Но такое высокотехнологичное оружие в трущобах твистов слишком бросалось в глаза.
 Лазерная винтовка, возможно, и помогла бы быстро покончить с этим делом, но потом поползли бы слухи.
 Чешуйчатый гигант снова бросился на меня, и, пытаясь уклониться от удара, я проломил прогнившую фанерную ограду и оказался на заднем дворе омерзительного коммунального барака. В верхнем окне зажегся свет, в мою сторону полетели проклятья, камни и содержимое ночного горшка.
 Гигант наступал, размахивая из стороны в сторону своей палицей. Гвозди и лезвия покрывала корка запекшейся крови.
 Он загнал меня к дальней стене барака и замахнулся.
 —  Нет! — скомандовал я, применив Волю.
 Монстр замер как вкопанный. Остановился также и поток брани с верхнего этажа.
 Чтобы прийти в себя и снова собраться с силами, гиганту требовалось какое-то время. Я шагнул вперед и нанес короткий удар туда, где должен был находиться его нос. Раздался треск, хлынула кровь.
 Кости сломанного носа врезались в его мозг, и гигант грузно повалился на спину.
 Нейл, казалось, наслаждался неравным поединком. Он глумился над нападавшими, отклоняя серпы мечом и блокируя кинжалом настойчивые выпады металлической булавы. Я увидел, как он отбросил мужчину, с разворота ударив его ногой в живот. Затем Нейл полностью сосредоточился на атаках жутко фыркающей женщины.
 Но из темноты стали появляться новые фигуры.
 Уродливое, отвергшее все человеческое отродье. Трое или четверо одетых в лохмотья твистов.
 Я закричал Нейлу, чтобы тот был начеку, и выхватил пороховой пистолет. Этот громоздкий антиквариат я приобрел на черном рынке. Но даже его пришлось низводить до уровня Иичана, заменив резные щечки рукоятки на куски полированного дерева.
 Впрочем, кремниевый затвор был в хорошем состоянии. Пистолет громко рявкнул. В воздухе зашипело и вспыхнуло. Мое запястье чуть не вывихнуло отдачей. Круглая пуля вошла точно в центр лба ближайшего твиста и разнесла заднюю стенку его черепа кровавым фонтаном.
 Но из этого оружия я мог сделать только один выстрел, на перезарядку времени не было.
 Двое разбойников бросились на меня, а еще один развернулся, заходя к Нейлу со спины.
 Первому я выбил зубы закругленной рукояткой пистолета и кувырком ушел от неумелого выпада второго, атаковавшего меня с рапирой в руках.
 Пятясь, я выхватил свою рапиру. Она оказалась на добрый десяток сантиметров короче, чем у противника, но была хорошо сбалансирована. Кроме того, мое запястье защищала гарда из сети металлических прутьев.
 Мы скрестили клинки. Бандит действовал умело и весьма уверенно. Вероятно, он приобрел свои навыки в многочисленных драках на улицах трущоб. Но на моей стороне... на моей стороне был я.
 Я дезориентировал его ульсаром и уйн ульсаром, заставил отступить комбинацией из четырех выпадов пел ихан и уйн пел игнар, а затем выбил оружие из его пальцев стремительным тагн азаф вайл.
 Затем последовал эул цаер, и мой клинок пронзил грудь нападавшего. Он бросил на меня последний удивленный взгляд, и через секунду его мертвое тело сползло с моей рапиры.
 Бандит, которому я разбил лицо рукояткой пистолета, устремился ко мне, и, развернувшись, я разрубил его одним ударом рапиры. Картайцы считают, что боковыми ударами пользуются только лентяи, и сосредоточиваются на работе острием.
 Но какая, к черту, разница.
 Нейл прикончил третьего бандита ударом в корпус, затем спокойно отвел оба серпа женщины кинжалом и проткнул ее мечом.
 Он отсалютовал окровавленным клинком. Я ответил ему своей рапирой.
 В конце переулка завыли сирены арбитров.
 — Пора уходить, — сказал я.
 — Я уже решила, что вас убили, — обрушилась на нас Биквин, когда мы влетели в номер «Сонного твиста».
 — Мы немного повеселились по пути, — ответил Нейл. — Не беспокойся, Лизи, я доставил шефа в целости и сохранности.
 Я улыбнулся и налил себе небольшую порцию амасека. Биквин терпеть не могла, когда ее называли «Лизи». И только у Нейла хватало на это смелости.
 Эмос напряженно смотрел в окно. Почему-то тряпки, маскирующие его под твиста, хорошо сидели на его фигуре.
 — Очень странно, сюда едут арбитры.
 — Что?
 Нейл тоже подошел к окну:
 — Эмос прав. Подъехало три машины. Офицеры заходят внутрь.
 — Всем немедленно укрыться! — приказал я.
 Эмос поспешил в смежный номер и ничком бросился на кровать. Нейл скрылся в ванной и с помощью кружки и громких стонов стал изображать, что его рвет.
 Елизавета в отчаянии посмотрела на меня.
 — В кровать! Быстро! — приказал я. Арбитры распахнули дверь и стали водить фонарями по комнате.
 — Арбитры! Есть здесь кто?
 — Что происходит? — спросил я, откидывая покрывало.
 — На улице была перестрелка... Свидетели говорят, что преступники скрылись здесь, — произнес сержант арбитров, направляясь к кровати.
 — Но я... не выходил всю ночь. Я и мои друзья.
 — Они могут подтвердить это, твист? — спросил сержант, поднимая оружие.
 — Что творится? Слишком светло! — Биквин высунулась из-под грязного покрывала. Каким-то образом ей удалось стащить с себя платье. Сверкая нижним бельем, она обняла меня. — Какого черта? Мешаете девушке словить кайф! Постыдились бы!
 Сержант скользнул лучом фонаря по ее полуобнаженному телу.
 — Извините, что помешали, мисс.
 Арбитр выключил фонарь, и стражи порядка удалились, закрыв за собой дверь. Я взглянул на Биквин:
 — Хорошая импровизация.
 Она спрыгнула на пол и сгребла свою одежду.
 — Только без глупых мыслей, Грегор!
 Если честно, глупые мысли о ней преследовали меня в течение многих лет. Она была прекрасна и невероятно сексуальна. Но кроме того, она была неприкасаемой. Находясь рядом с ней, я испытывал боль — физическую боль.
 Это меня просто бесит. Я испытываю к Биквин серьезные чувства, и мы уже давно вместе, но между нами ничего не происходит. И никогда не произойдет.
 Это одна из самых великих печалей в моей жизни.
 И, я надеюсь, в ее жизни тоже. По крайней мере, я так думаю во время приступов самовозвеличивания.
 Лежа в кровати и глядя, как она снова натягивает платье, я ощутил прилив страсти.
 Но моим мечтам не дано было осуществиться. Нигде и никогда.
 Она была неприкасаемой, а я — псайкером.
 На этом пути лежали только боль и безумие.




 Глава десятая




РАЗМЫШЛЕНИЯ О ЛИКО



ВЫЖИМКИ



САМАЯ ВЫСОКАЯ СТАВКА

 На рассвете над городком твистов прогремела соковая гроза. Небо заволокло клубами испарений, на черепицу и ставни обрушился град тяжелых капель липкого ливня. Слышались раскаты грома. Затем поселение окутала завеса тумана. В неподвижном мареве что-то булькало и капало, мошкара, питающаяся соком, суетливо толклась в густом воздухе, жужжали дождевые жуки.
 Нейл и Эмос отправились за завтраком. У ближайшей лавки уже образовалась очередь из фабричных рабочих, собиравшихся на смену. К тому времени, как Нейл и Эмос вернулись с бумажными пакетами в руках, к нам уже присоединились Иншабель и Гусмаан, переночевавшие в общей комнате в конце коридора. Они проспали всю ночную перебранку с арбитрами и ничего не слышали.
 Мне еще только предстояло формально известить Орден о том, что Иншабель присоединился к моей команде, но он уже стал важной ее частью. Я решил, что он имеет полное право включиться в эту миссию — ради памяти Робана и ввиду собственных заслуг. Он лично и бескорыстно предоставил мне сведения об Эзархаддоне. Мало кто в моей команде относился к нему соответственно его чину — пройдет немало времени, прежде чем кому-нибудь удастся занять место дознавателя Рейвенора, — но Иншабель быстро включился в дело, покорив всех своим ярким интеллектом и здоровым остроумием. Он уже успел принести мне больше пользы, чем когда-либо удавалось Алану фон Бейгу.
 Нейл впервые встретился с Дужем Гусмааном, когда тот был охотником за шкурами в своем родном мире Виндховере. Это случилось еще до того, как Гарлон присоединился к моему отряду. Я завербовал Гусмаана по его рекомендации за восемь лет до описываемых событий. Он оказался находчивым, хоть и суеверным воином с отличными навыками следопыта. Нейл лично выбрал Дужа из моей свиты, рассчитывая на его физические данные, и у меня не было повода возражать.
 Гусмаан был стройным мужчиной среднего роста с медно-красной кожей, белыми, выгоревшими волосами и козлиной бородкой. Здесь, на Иичане, как и все мы, он сменил свою одежду на грязный рваный балахон твистов. Бывший охотник не обратил никакого внимания на связку одноразовых деревянных вилок, принесенных Эмосом из лавки, и принялся доставать из пакета горячую еду пальцами.
 Я лениво ковырялся в своей порции, раздумывая над тем, как близко мы подобрались к Лико.
 Лико оказался глупцом. Ему все могло бы сойти с рук, если бы он не задергался, когда вскрылась кошмарная правда о том, что на лужайке дворца Ланж сожгли не Эзархаддона. Он мог заявить, что это только ошибка и погибший был еще одним из участников заговора еретиков-псайкеров.
 Лико бежал. Не знаю, от страха или действуя по какому-то плану, но своим побегом он сам доказал свою вину.
 Я отправился в его резиденцию, арендованную им в Улье Десять, сразу же, как только Иншабель предупредил меня об обмане. Но Лико уже удрал, забрав с собой своих людей. Его обиталище оказалось пустым и выглядело заброшенным. В комнатах осталось только несколько кучек мусора.
 Я приказал своим людям выследить его. Это мероприятие требовало доступа к информационным базам планеты, что было нелегкой задачей, учитывая недавние беспорядки. Тогда я решил отправиться за ним лично, не уведомляя Инквизицию. Мой поступок может показаться странным, почти опрометчивым. В некотором смысле так оно и есть. Но инквизитор Лико обладал хорошей репутацией, не раз удостаивался высоких наград, у него было много друзей. Скорее всего, сообщи я Ордосу о намерении начать охоту за Лико на том лишь основании, что он укрывает известного вражеского псайкера, его бы либо предупредили, либо его друзья устроили бы мне неприятности.
 А в список его друзей, без всяких сомнений, входили Хелдан и Коммодус Вок — доблестные инквизиторы, захватившие на Дольсене тридцать трех псайкеров. Теперь слава об этом «героическом» деянии казалась мне пустым звуком. А как я был потрясен, когда лорд Роркен показал мне отчет. «Захват» мог пройти довольно легко или даже оказаться заранее спланированным, если Лико заключил тайную сделку с Эзархаддоном. Возможно, все это было лишь частью сложного заговора, нацеленного на совершение ужасного злодеяния в Улье Примарис.
 Я терзался мрачными предположениями и не мог найти ответа. Даже сейчас мне не удалось бы доказать, что Лико поддался ереси, хотя я и был в этом уверен. Он мог оказаться невольным заложником событий, произошедших на Дольсене или во дворце Ланж. Возможно, его внезапный огьезд с Трациана — только совпадение, которое я неправильно истолковал. Инквизиторам часто приходится уезжать тайно, не уведомляя руководство.
 Кроме того, обнаружив свою ошибку, он мог попытаться ее исправить, незамедлительно бросившись в погоню по какому-то следу. Или просто пытался бежать от позора... или...
 Так много возможностей. Мне пришлось выбирать наиболее безопасный вариант действий. Я был уверен, что Лико виновен в большей или меньшей степени. За ним стоило отправиться хотя бы потому, что он искал встречи с Эзархаддоном, а значит, непременно выведет меня на его след.
 Я не мог доложить об этом Инквизиции или поговорить с Воком и Хелданом. Я ни в чем не был уверен, даже в том, что оба недавних «героя» не являются участниками заговора.
 Ряд почти незаметных наводок позволил мне сесть ему на хвост. Я избавлю вас от основной массы подробностей, поскольку это был бы просто рассказ о кропотливой рутине, которая зачастую составляет большую часть работы инквизитора. Достаточно упомянуть о том, что мы перелопатили журналы вокс-передач и архивы трансляции местных и планетарных астропатических гильдий. Мы отслеживали сообщения с кораблей, исследовали орбитальный трафик, списки отъезжающих, грузовые накладные. Я послал своих людей в злачные места, чтобы они неофициально разузнали, где околачиваются торговцы. Мы просили об услугах друзей наших друзей, знакомых наших знакомых и даже одного из очень старых неприятелей. Я нанимал шпионов и ищеек, проследил каждый из запахов, какие только смог обнаружить в апартаментах Лико. Запрограммировав феромонные коды в поисковые дроны, я отправил их в космопорты и на орбитальные станции.
 В моем штате состояло более сотни человек, многие были профессиональными охотниками, учеными или следователями, и, клянусь, от обилия поступающих сведений наши мозги чуть не расплавились.
 И все было бы тщетно, если бы не Эмос. Мой старый ученый принял это как личный вызов. Без устали и отдыха он анализировал всю новую информацию и каждый час проводил по тысяче проверок и сравнений, решая задачи, на которые у меня ушел бы не один день.
 И казалось, черт побери его старые кости, что он наслаждается этим.
 Ниточки появлялись одна за другой. Груз, размещенный в долгосрочное хранение на складе Улья Восемь и оплаченный чеком на имя одного из известных друзей Лико. Двухсекундный феромонный след в зале отправления торгового порта на побережье удаленного Улья Бэта. Нечеткое изображение, зафиксированное пикт-камерой на улице Улья Примарис.
 Обнаруженное в списках транспортных компаний имя пассажира, который, прежде чем покинуть планету, совершил чрезмерное количество перелетов между космопортами, словно пытаясь сбить кого-то со следа.
 Потом стали поступать более конкретные данные: беглый таможенный осмотр грузовой баржи, обнаруживший на борту оборудование, подавляющее псионическое воздействие и предназначенное для отправки с планеты. Ряд неуклюже замаскированных и, возможно, розданных в спешке взяток, чтобы набрать грузчиков в космическом порту Примариса. Каперское судно «Принцепс Амальгама», простоявшее на высокой орбите на день дольше, чем было указано в регистрационном разрешении, а затем внезапно изменившее запланированный маршрут.
 Вместо долгого рейса к Рифу Урзориди он полетел в прямо противоположную сторону и, минуя мир Фронта, направился к фабрикам твистов на Иичан.
 В дверь номера постучали. Я приказал всем, кроме Нейла, отправляться в соседнюю комнату. Биквин и Иншабелю хватило здравомыслия унести с собой все пакеты с едой, кроме двух. Я подошел к окну, а Нейл опустился на стул, небрежно свесив руку за спинку так, чтобы со стороны двери не был виден автоматический пистолет, зажатый в его ладони.
 Проверив нашу маскировку под твистов, я произнес:
 — Войдите.
 Дверь открылась. В номер вошла вчерашняя официантка из бара. Откинув мокрый от дождя капюшон, она пристально оглядела нас с Нейлом.
 — Что-то вы не спешили, твисты, — произнесла девушка-дикобраз.
 — У тебя что-нибудь есть для нас, сладкогенная, или просто пришла проведать отличного парня, которого упустила вчера вечером? — с похотливой улыбкой осведомился Нейл.
 Она нахмурилась, и на ее голове угрожающе вздыбился ряд игл.
 — У меня для вас послание. Вы знаете, от кого.
 — Фант?
 — Это не мое дело, мерзкогенный. Я только передаю сообщение.
 — Ну так передавай.
 Она сунула руку под плащ и извлекла на свет старый разбитый навигатор слежения, какие использовались, наверное, лет пятьсот назад. Девушка включила прибор ровно на столько, чтобы мы смогли увидеть на экране мигающую зеленую точку, а потом нажала на кнопку и с грохотом бросила навигатор на облупившийся стол.
 — Там будет аукцион. Победит тот, кто назовет наибольшую сумму, так что он сказал тащить кучу желтенького. Кучу.
 — Где? Когда?
 — Сегодня во вторую смену, на выжимках. Эта штука вам покажет.
 — Это все? — спросил я.
 — Все, что мне известно. Я только доставляю сообщения. — Она оглянулась на дверь. — Но я еще могу вам пригодиться.
 Я достал монету Империума.
 — Этим берешь?
 При виде денег ее глаза загорелись.
 — Я беру что угодно.
 Я бросил ей монетку, и она поймала ее в воздухе.
 — Благодарю.
 Выходя, девушка обернулась и взглянула на нас так, словно моя щедрость изменила ее мнение о двух твистах.
 — Не верьте ему, — посоветовала она и затворила за собой дверь.
 Выжимками местные обитатели называли полосы на фабричных полях, заваленные отходами, оставшимися после уборочных машин. Груды пережеванной растительности, которая начинала восстанавливаться уже несколько дней спустя, — уж такой была скорость роста и живучесть флоры Иичан. Главный улей постоянно окружало несколько тысяч квадратных километров выжимок.
 По указанию навигатора мы направлялись на юг, продвигаясь все дальше по свежескошенным областям.
 Полдень. Именно это она и подразумевала, когда говорила про вторую смену. Вторая рабочая смена в течение дня. Чтобы добраться до места, мы вышли за два часа до назначенного времени.
 Отрывочные сведения о Лико никак не хотели складываться в единую картину. Нейлу не составило труда выяснить, что именно Фант Мастик является местным работорговцем, специализирующимся на «мозговиках». Но почему Лико воспользовался его услугами? Зачем вообще ему продавать Эзархаддона?
 Эмос предположил, что продажа могла быть заключительным этапом сделки, после того как Эзархаддон выполнил свою часть договора. Это означало, что всем заправлял Лико. Я в этом сомневался. И если он просто должен был отпустить еретика, после того как тот закончит свою работу, то зачем решил продать его? И тем более зачем проделывать такой путь? Иншабель высказал догадку, что Лико стремится избавиться от неуправляемого псайкера, потому что боится его.
 У меня родилась собственная теория. Лико доставил Эзархаддона на Иичан с какой-то другой целью, и инсценировка продажи «мозговика» через Фанта была только приманкой, чтобы вывести на чистую воду возможных преследователей.
 Как оказалось, я был прав. Это меня не удивило. Именно так поступил бы я сам.
 Выжимки представляли собой вонючую помойку. После вчерашнего ливня горизонт затянуло липким туманом, но, насколько хватало глаз, почва была изрыта, завалена грудами срубленной поросли, измочаленного растительного волокна, вывернутых корневищ и спрессованных пластов земли. Огромные гусеницы уборочных машин оставили широкие траншеи метровой глубины, на дне которых растительный материал вперемешку с почвой образовал застывшую массу, напоминающую холодец.
 Во влажном от сока воздухе копошились мошкара и дождевые жуки. Они сновали туда-сюда, то и дело пытаясь забраться нам под одежду.
 Мы продолжали изображать твистов, но все же облачились в броню и вооружились по полной программе, потому что не собирались соваться в предполагаемую западню с пороховым пистолетом и острой железкой. Я надел бронежилет и взял с собой энергетический меч и болт-пистолет. Остальные тоже последовали моему примеру. Если нас попытаются атаковать, сохранность маскировки будет волновать нас меньше всего.
 Пройдя десять километров на юг через клубящийся густой туман, мы услышали пыхтение уборочных механизмов. Через каждые несколько метров мы натыкались на кровавые лужи или комки шерсти — останки грызунов, попавших под ножи фабричных машин.
 — Кто бы мог подумать, — произнес Иншабель, останавливаясь, чтобы вытереть липкий пот со своего лица, — что дикие животные все еще суются к фермо-фабрикам. Могли бы уж научиться держаться в стороне.
 — Некоторые твари не способны учиться, — пробормотал Гусмаан. — Некоторые твари всегда будут возвращаться к истокам.
 — Он говорит о еде. Он всегда говорит о еде, — весело прошептал Нейл. — У Дужа все к ней сводится.
 — Согласно заводской статистике, — начал Эмос, — в каждом полуакре площади ферм обитает четыре миллиарда полевых крыс. Они толпами бегут перед уборочными машинами. Как мы видели, один крысиный труп приходится на каждые двадцать два метра поля, из чего можно сделать вывод, что только две сотых процента животных попадает под ножи. А это означает, что подавляющее их большинство уцелело. Они куда умнее, чем вам кажется.
 Эмос замолчал. Все остановились и уставились на него.
 — Что? — спросил он. — Что? Я только говорил...
 — Этот старикан больше думает о математике и статистике, чем я о бабах, — усмехнулся Нейл, когда мы снова пошли вперед.
 — Уж и не знаю, кого из вас мне жаль больше, — отозвалась Биквин.
 Гусмаан взглянул на экран навигатора и потряс устройство. Потом несколько раз с силой ударил по корпусу.
 Мы продрались через измолоченную зелень и подошли к охотнику.
 — Проблемы? — спросил я.
 — Проклятая штука... слишком старая.
 — Позволь мне посмотреть.
 Гусмаан протянул мне устройство. Что ж, это действительно был просто металлолом. Его работу поддерживали только регулярные удары и почти севшая батарейка. Хороший ход, подумал я, отмечая про себя аккуратность Лико. Разваливающийся навигатор смотрелся вполне правдоподобно. Современная модель, снабженная новыми аккумуляторами, выглядела бы как письменное приглашение: «Уважаемые преследователи, пожалуйста, придите сюда и умрите...»
 Я снова потряс устройство и наконец добился четкого изображения. Изображения маршрута, ведущего нас к гибели.
 — Нам туда, — сказал я.
 Приближался полдень. Солнце стояло высоко, но туманы из сока еще не рассеялись. Мы купались в желтом теплом свете. Согласно показаниям прибора, мы находились примерно в километре от места проведения аукциона.
 — Они ждут меня и Нейла, поэтому с нами пойдет только Биквин. — Мне хотелось, чтобы со мной была неприкасаемая. — Иншабель, вы с Эмосом прикроете нас с востока. Гусмаан, ты зайдешь с запада. На глаза не показывайтесь. Не приближайтесь, если не услышите прямого приказа по воксу. Ясно?
 Все трое кивнули.
 — Если что-нибудь обнаружите, воспользуйтесь глоссией и говорите кратко. Приступаем.
 Натан Иншабель взвел лазерный карабин и вместе с Эмосом двинулся налево по дну огромной колеи, оставляя глубокие следы в скользком месиве. Длинная лазерная винтовка Гусмаана, обернутая в кусок ткани, давно была снаряжена. Он умчался направо, быстро скрывшись в тумане.
 — Пойдем и мы, — обернулся я к помощникам.
 — Только после вас, — усмехнулся Нейл.
 Я передал по воксу последнюю команду на глоссии, и мы потащились вперед по зарослям выжимок.
 За несколько сотен метров до назначенного места мы почувствовали запах горелой травы. Люди Фанта с помощью огнеметов расчистили широкую площадку среди гниющего болота. Сквозь плотный туман я сумел различить несколько грузовиков-внедорожников, машин на воздушной подушке и «лэндспидеров», припаркованных на почерневшей поляне. Вокруг суетились люди.
 — Что видишь? — спросил я Нейла. Он повел вокруг своими магнокулярами:
 — Фант... и его приятели твисты. Там околачиваются рогатый парень и тот, большеглазый. Периметр прикрывает еще дюжина молодчиков, и некоторые, видимо, полагают, что спрятались. Ну и предполагаемые покупатели. Я насчитал... трех... нет, четырех из разных ульев, с телохранителями. Всего шестнадцать.
 Я поправил капюшон.
 — Двигаемся дальше.
 — Площадку окружает сигнальная нить.
 — Мы заденем ее. В конце концов, для того она и поставлена.
 Сигнальная нить представляла собой низко натянутую между вывороченными корневищами стальную проволоку. С интервалом примерно в метр к ней были аккуратно прикручены высушенные грозовые жуки, своеобразные маленькие гулкие колокольчики. Они забренчали, когда мы преднамеренно дернули провод.
 Через мгновение из-за горы скошенной поросли выскочили облаченные в лохмотья твисты-боевики и направили на нас допотопные ружья и кинжалы.
 — Мы на аукцион, — сказал я, поднимая повыше навигатор Фанта. — Приглашены.
 — Имена? — прокаркала слюнявая лягушкоголовая тварь, вооруженная древним арбалетом.
 — Большеглаз извне. И его твисты.
 Лягушкоголовый махнул в сторону площадки.
 Остальные уже собрались перед низким помостом, на котором стоял Фант Мастик.
 — Большеглаз! Твист с другой планеты, и с ним еще двое, — объявил слюнявый охранник.
 Фант кивнул своей тяжелой, клыкастой головой, и охранники отошли в сторону.
 — Рад, что вы добрались.
 — Ты Фант. Ты видный твист. Но... Я слышал только свое имя, но не знаю остальных.
 — Тогда давайте представимся и начнем торги.
 Фант посмотрел на собравшихся. Ему согласно кивнула обитательница верхних уровней главного улья, потрясающе красивая женщина, одетая в дорогой костюм, плотно облегающий ее великолепную фигуру.
 — Фровис Вассик, — ответила она с помощью дрона-переводчика, парящего над ее плечом.
 Она явно говорила на каком-то диалекте, выработанном высшей кастой. Я быстро оглядел ее и двух телохранителей: глупые богачи, потенциальные культисты, хорошо вооруженные и щеголявшие всевозможной военной амуницией, какую только можно приобрести за деньги.
 — Мердок, — сказал следующий покупатель. Хилый, одетый в белое, пожилой мужчина опирался на трость и вытирал с бровей пот япанагаровым кружевным платком, стоившим больше, чем мог заработать Фант. С Мердоком было четверо телохранительниц-скваток в прорезиненных гладиаторских костюмах. На шее каждой имелся электронный ошейник.
 — Тансельман Файбс. — Мужчина с красивым, почти женственным лицом, стоявший слева от Мердока, шагнул вперед и учтиво поклонился. Он был одет в ярко-оранжевый охлаждающий костюм, с четко очерченными вентиляторными выходами, вырастающими над плечами. Его дыхание вилось паром в завесе холодного воздуха, создаваемого костюмом.
 Мужчина пришел один. Это говорило о том, что он куда более опасен, чем все умственно отсталые обитатели ульев, притащившие с собой боевиков.
 — Можете называть меня Эротик, — произнесла последняя покупательница, старая карга со стервозным лицом, с трудом втиснувшая свое ветхое тело в облегающий, утыканный шипами черный комбинезон. Облачение выдавало ее принадлежность к культу смерти.
 Или попытку казаться адептом культа смерти, подумал я. С ней было пять взмокших от липкой жары рабов в масках и ремнях. Я сразу заметил, что они чувствуют себя не в своей тарелке. Они играли в культ смерти на верхних уровнях главного улья, возможно даже, нанося себе увечья и время от времени балуясь кровью. Максимум, в чем они приближались к настоящему культу смерти, был просмотр размытых, поддельных видеозаписей убийств.
 — Всем привет. Я Большеглаз. Из другого мира и такой твист, что дальше некуда.
 Я поклонился. Файбс и Вассик ответили тем же. Мердок вытер брови, а Эротик настолько неуклюже изобразила знак Истинной Смерти, что Нейл чуть не рассмеялся вслух.
 — Мы не могли бы приступить к делу, дружище Фант? — спросил Мердок, вытирая платком ручейки пота. — Уже полдень, и становится чертовски жарко.
 — А мне еще предстоит несколько убийств и распитие крови! — прокричала Эротик.
 Ее пухлые телохранители заохали и заахали, поправляя свои многочисленные ремни.
 — Милостивый Боже-Император... даже сыграть как следует не могут... — прошептала Биквин.
 — Редкостные идиоты... — так же шепотом ответил я.
 Люди Фанта с помощью силовых дубинок и нейрокнутов выгнали объект продажи из кузова грузовика и провели его на помост. Товаром оказался стройный человек в смирительной рубашке и тугих путах, с тяжелым блокиратором ментальных волн, охватывающим его голову.
 — Качество альфа-плюс. Единственный экземпляр. Ваши ставки?
 — Десять кусков! — тут же завопила Эротик.
 — Двадцать, — произнесла Вассик.
 — Двадцать пять! — выкрикнул Мердок.
 Файбс прокашлялся. При этом из его рта вылетело облачко пара.
 — Я думаю, сказанное характеризует уровень собравшихся. Мне крайне неприятно, что приходится иметь дело с простыми работягами. Миллион.
 У Эротик и ее телохранителей перехватило дыхание.
 Мердок побледнел.
 Вассик окинула Файбса быстрым взглядом:
 — Ага. Ну хоть кто-то видит настоящую цену товара. Отлично. Тогда можем начать делать серьезные ставки. — Вассик прочистила горло, и дрон покорно воспроизвел ее кашель. — Миллион двести, — сказала она.
 — Миллион триста! — отчаянно закричала Эротик.
 — Полтора, — сказал Мердок. — Это мое последнее предложение. Я и понятия не имел, что здесь соберутся столь нуждающиеся в нем... или настолько богатые.
 — Два, — произнес дрон, парящий над плечом Вассик.
 — Три, — сказал Файбс.
 Мердок покачал головой. Эротик пошла к краю площадки, громко жалуясь суетящимся вокруг нее пухлым сексуальным игрушкам.
 — Три с половиной, — не унималась Вассик.
 — Четыре, — ответил Файбс.
 — Чувствуешь что-нибудь? — прошептал я Биквин.
 — Ни малейшего толчка. Но ведь блокиратор делает свое дело.
 — Значит, это может быть Эзархаддон?
 — Да. Я не вполне уверена. Но это может быть он.
 — Нейл?
 Гарлон посмотрел на меня:
 — Ничего. Телохранители Фанта начали нервничать, потому что старая ведьма и ее жуткие прихвостни пытаются свалить до окончания аукциона. Пожалуй, все...
 — Пять и пять, — прохрипел дрон-переводчик.
 — Шесть, — сказал Файбс.
 Мердок со своими людьми ретировался к краю площадки и теперь успокаивался, затягиваясь обскурой из дорожного кальяна, который держала одна из рабынь-гладиаторов. Эротик и ее толстые любовники пререкались с рогатым и несколькими другими твистами на противоположной стороне выжженной поляны.
 — Восемь и пять! — объявила Вассик.
 — Девять! — парировал Файбс.
 — Пятьдесят! — спокойно сказал я, швыряя золотые слитки в грязь.
 Последовала пауза. Долгая нервная пауза.
 — Принято пятьдесят. Фант оглядел нас всех.
 Мердок и Эротик вместе со своими людьми онемели от изумления. Истерично взвизгнув, Вассик отвернулась, и телохранителям пришлось успокаивать хозяйку, когда ее захлестнул припадок ярости.
 Файбс не отрываясь смотрел на меня. Облачка его дыхания стали заметно меньше и реже вырывались изо рта.
 — Пятьдесят? — переспросил он.
 — Пятьдесят, можешь пересчитать. Слабо перебить?
 — А что если нет, Большеглаз? И пожалуйста, завязывай с этим идиотским «твистским базаром». Мне это действует на нервы.
 Подойдя ко мне, Файбс поднял руку и стянул с головы искусственную маску. Отделившаяся от лица плоть тут же таяла, словно паутинка. Я узнал пронзительный взгляд этих пустых глаз.
 — Ох, Грегор. Тебе очень нравится устраивать спектакль из своего появления, да? — спросил Черубаэль.




 Глава одиннадцатая




ЛИЦОМ К ЛИЦУ



ЛИШНИЕ СВИДЕТЕЛИ



СМЕРТЬ НА КОНВЕЙЕРЕ

 Вот уж кого я не ожидал увидеть на Иичане, хотя он и заполнял мои мысли и ночные кошмары уже почти сотню лет.
 — Давно не виделись, а, Грегор? — мягко, почти сердечно произнес демонхост. — Я часто с нежностью вспоминаю нашу встречу. Ты переиграл меня на 56-Изар... Должен признаться, какое-то время я был весьма зол на тебя. Но когда узнал, что ты сумел выжить, то пришел в восторг. Это означало, что у нас есть шанс встретиться снова.
 Оранжевый охлаждающий костюм загорелся и стал распадаться хлопьями пепла. Наконец его хозяин остался совсем голым. Изящно, словно танцор. Черубаэль развел руки в стороны, взмыл в воздух и повис в нескольких метрах над выжженной землей. Он был все так же высок и крепко сложен, но окружавшая его аура теперь приобрела нездоровый зеленоватый оттенок, совсем не похожий на запомнившееся мне золотистое свечение.
 На его теле болезненно пульсировали вздувшиеся вены, а маленькие рожки над бровями превратились в короткие витые крюки.
 — Итак, мы встретились снова. Разве ты не хочешь что-нибудь сказать?
 Я почувствовал, как Биквин затряслась от страха, и прошептал:
 — Спокойно, не двигайся.
 Демонхост взглянул на Елизавету.
 — Неприкасаемая! Замечательно! — Его улыбка стала еще шире. — Почти как при нашей первой встрече. Как поживаете, дорогуша?
 — Чего ты хочешь? — спросил я.
 — Хочу?
 — Тебе всегда что-нибудь нужно. На 56-Изар это был Некротек. Ах да, я совсем забыл. Ты ведь сам никогда ничего не хочешь? Ты только раб, исполняющий чужую волю.
 Черубаэль слегка нахмурился:
 — Не груби, Грегор. Тебе стоило бы гордиться тем, что я проявил к тебе личный интерес. Большинство созданий, встававших на моем пути, умирали очень быстро. Я ведь мог выследить тебя много лет назад. Но я знал: существуют узы.
 — Опять твои загадки. Опять ничего не значащие слова. Расскажи мне лучше что-нибудь интересное. Например, о Вогель Пассионате.
 Он рассмеялся жутким смехом:
 — О, ты слышал, да?
 — Доклад об этом происшествии сделал меня подозреваемым в ереси.
 — Я знаю. Да воздастся тебе за это, поскольку подобное не входило в мои намерения. Просто я допустил небольшую ошибку. Мне жаль, что я причинил тебе неудобства.
 — У меня нет никакого желания прослыть человеком, спутавшимся с демоном.
 — Нравится тебе или нет, именно так и случилось. Это судьба, Грегор. Наши пути переплетены, но тебе этого пока не понять. Иначе зачем бы тебе видеть сны обо мне?
 — Затем, что главная цель моей жизни — выследить и уничтожить тебя.
 — О, это всего лишь узкопрофессиональный взгляд на вещи. Подумай, почему ты на самом деле видишь сны обо мне? Зачем так упорно разыскиваешь меня, скрывая результаты поисков даже от собственного руководства?
 — Я... — Мои мысли судорожно заметались. Эта тварь знала слишком много.
 — И почему я спас тебя? Если бы ты оказался на Вогель Пассионате, я сохранил бы тебе жизнь. Я спас тебя на Трациане.
 — Что?
 — Ты остановился, чтобы воздать должное могиле Спатиана, и Врата защитили тебя от верной гибели. Почему ты остановился? Не знаешь, не можешь объяснить? А это был я. Я присматривал за тобой. Проник в твое сознание. Заставил тебя остановиться без видимой причины. Все это время мы действовали вместе.
 — Нет!
 — Ты знаешь это, Грегор. Сам еще не веришь, но уже знаешь.
 Черубаэль отплыл по воздуху на небольшое расстояние и огляделся.
 Собравшиеся в оцепенении уставились на демонхоста. Никто не смел пошевелиться, никто еще не осознал, с каким чрезвычайным злом они встретились.
 — Чего же ты ждешь? — произнес знакомый голос.
 Из-за горы скошенной зелени показались вооруженные люди. Лико и шесть жилистых телохранителей, судя по выправке — бывшие военные.
 — Ты только погляди, Лико. Как ты и предлагал, я устроил эту западню, чтобы выяснить, не сел ли кто-нибудь тебе на хвост. И посмотри, кого я встретил!
 — Эйзенхорн... — На секунду лицо инквизитора исказил страх. — Я спросил, чего ты ждешь? Убей их, и мы сможем уйти, — обратился он к Черубаэлю.
 До меня неожиданно дошло, что Лико не являлся хозяином демонхоста. Так же как и Конрад Молитор, Лико был просто еще одной пешкой, завербованным агентом кого-то... чего-то... еще.
 — А надо ли? — вопросила парящая фигура.
 — Сделай это! Никаких свидетелей!
 — Прошу вас! — закричал Мердок. — Мы же только хотели...
 Лико резко развернулся и испепелил старика выстрелом из лазерной винтовки.
 Это нарушило всеобщее оцепенение. Люди Фанта и покупатели запаниковали, выхватили оружие. Началась беспорядочная пальба. Наемники Лико, действовавшие весьма профессионально, методично расстреливали разбегавшихся твистов. Я увидел, как сраженный очередью Фант Мастик повалился в неровный овраг за помостом.
 Его рогатый телохранитель бросился на Черубаэля, стреляя из старого лазерного пистолета.
 Черубаэль даже не пошевелился. Он просто наблюдал за бойней, разыгравшейся вокруг него. Лазерные лучи зашипели, соприкоснувшись с его кожей, и он посмотрел на твиста так, словно тот прервал его размышления.
 Демонхост и пальцем не пошевелил. Едва заметный кивок в сторону рогатого боевика, и несчастный твист каким-то невероятным образом оказался изрублен на куски. Силовые волны содрали с него плоть и обнажили скелет, который, прежде чем упасть, еще несколько секунд продолжал биться в агонии.
 Когда в дело включился Черубаэль, я почувствовал, как вокруг поляны забурлил варп. Ярость демонхоста оказалась невероятной. Тела гладиаторш Мердока сплавились воедино и исчезли во внезапно появившемся вихре. Грязь под ногами Вассик забурлила, крича и барахтаясь, она утонула в разверзшейся клоаке вместе со своими телохранителями.
 Я застыл на месте, не в силах пошевелиться, хотя чувствовал, как Биквин тянет меня за рукав.
 Мимо прошипели выстрелы. Наконец, совладав с собой, я резко развернулся и увидел, что двое наемников Лико целятся в нас. В этот момент голову одного из них разметал на куски снайперский выстрел Гусмаана, прятавшегося в зарослях.
 Нейл промчался мимо меня и уложил второго из своего парабеллума Тронзвассе.
 — Шевелись! Надо убираться отсюда! — заорал Гарлон.
 В воздухе повисло марево из крови, грязи и сока растений. Вокруг бушевал варп-шторм, настолько плотный и темный, что мы с трудом могли что-либо разглядеть и едва выдерживали его порывы. Но я все еще различал пылающие очертания Черубаэля.
 Выхватив силовой меч, я устремился к демонхосту.
 — Грегор! Нет! — закричала Биквин.
 У меня не было выбора. Я ждал почти сотню лет и не мог позволить ему сбежать снова.
 Он плавно развернулся и с улыбкой посмотрел вниз:
 — Убери это, Грегор. Не волнуйся. Вас я убивать не собираюсь. Лико не имеет власти надо мной. С его жалобами я разберусь потом и...
 — Кто на самом деле повелевает тобой? Кто твой хозяин? Скажи мне! Ведь это ты устроил бойню на Трациане! Зачем? По чьему приказу?
 — Просто уходи, Грегор. Пока это не твоя забота. Уходи.
 Думаю, он был искренне изумлен, когда я вонзил в него энергетический меч.
 Честно говоря, я не знаю, верил ли я сам в то, что смогу причинить ему какой-то вред.
 Благословленный клинок практически выпотрошил его, прежде чем взрыв отбросил меня назад.
 Демонхост обеспокоенно осмотрел рану, зияющую на его теле. Из нее изливались ядовито-яркие потоки энергии варпа. Через секунду рана закрылась, словно ее никогда и не было.
 — Ничтожный болван, — произнес Черубаэль. Чудовищная сила отбросила меня на добрых тридцать метров. Я пролетел через всю площадку и рухнул в заросли молодой травы. Падая, я чуть не потерял сознание. Во рту ощущался привкус крови, кружилась голова.
 Землю сотрясали яростные ментальные взрывы. Визжащие, безумные ветры из глубин варпа змеились вокруг поляны, убивая твистов и разбегающихся покупателей.
 Я пытался подняться, но тут сознание все же покинуло меня.
 Когда я пришел в себя, выжимки были охвачены пожаром. Черубаэля и след простыл. Иншабель и Эмос помогли мне подняться.
 — Биквин! Нейл! — прокашлял я.
 — Я найду их, — кивнул Иншабель и, подхватив оружие, скрылся из виду.
 — Где Лико? — спросил я Эмоса.
 — Сбежал вместе со своими людьми на двух «лэндспидерах».
 — А демонхост?
 — Не знаю. Мне показалось, что он просто испарился. Возможно, у него с собой был генератор поля перемещения.
 Превозмогая жгучую боль, я рванулся обратно к поляне, не обращая внимания на крики Эмоса.
 Большая часть техники была взорвана или опрокинута, но две машины остались целыми.
 Я выбрал небольшой черный «спидер» — спортивную модель обтекаемой формы, популярную среди обитателей верхних районов улья. Наверняка он принадлежал Вассик. Я включил реактивные двигатели и взмыл в воздух, даже не успев пристегнуться.
 «Спидер» оказался мощной и маневренной машиной. Мне потребовалась минута, чтобы привыкнуть к ее плавному ходу и разобраться в тонкостях управления. Посмотрев вниз, я увидел окровавленного Нейла. Помощник что-то кричал, жестами показывая, чтобы я вернулся.
 Поднявшись над столбом дыма на сотню метров, я смог стабилизировать машину. Вокруг, сколько хватало глаз, простирался зеленый ковер, перемежающийся полосами выжимок. В отдалении вырисовывалась громада главного улья. Куда же они подевались? Куда?
 В трех километрах к западу над горизонтом темнели две крохотные точки. Вскоре мне удалось различить силуэты тяжелых «лэндспидеров», летящих к массивному зданию ближайшей уборочной фабрики.
 Я устремился в погоню, стараясь держаться на небольшой высоте, но они все-таки заметили меня и открыли огонь. Пришлось вспомнить все, чему учил меня Мидас. Я бросал машину то в одну, то в другую сторону, не давая им возможности прицелиться. Стрелять в ответ я не мог — чтобы управлять юрким «спидером» на такой скорости, приходилось держать обе руки на штурвале.
 Мимо меня с воем пронеслись еще несколько трассирующих снарядов. Смертельная гонка над изумрудными полями продолжалась.
 Краем глаза я заметил, как огромная тень заслонила солнце.
 — Припечатать их? — протрещал вокс.
 В иллюминаторе всплыл обтекаемый корпус боевого катера, идущего на посадочных двигателях, чтобы соответствовать скорости моей машины. По сравнению со спортивным «спидером» он казался огромным: сто пятьдесят тонн, восемьдесят метров от клювообразного носа до хвостовых стабилизаторов. Опущенные из-под брюха посадочные опоры напоминали лапки насекомого. Медея Бетанкор улыбнулась мне через смотровое стекло.
 Я не рискнул оставить штурвал, чтобы активизировать вокс. Вместо этого я отправил сообщение напрямую в сознание Медеи:
 —  Только если придется. Постарайся заставить их приземлиться. 
 — Ой! — протрещал вокс — Предупреждать надо.
 Катер рванулся вперед, сверкая соплами, подобрал посадочные опоры и ушел вправо. «Спидер» сильно затрясло, когда он попал в реактивный след. Я смотрел, как Медея на низкой высоте разворачивает свою машину по широкой траектории. Казалось, какая-то хищная птица заходит на круг над своей жертвой.
 Активизировав мощные реактивные двигатели, катер за мгновение обогнал тяжелые «спидеры» и зашел к ним спереди.
 Я ощутил волну ментальной силы. Сражаться с боевым катером враги могли только с помощью своего разума.
 Внезапно судно накренилось влево, клюнуло носом, а затем снова выровнялось. Им удалось вывести Медею из равновесия, но только на мгновение.
 Теперь она была в ярости. Я понял это по тому, как изменился стиль ее полета. Взвыв тормозными двигателями, катер застыл на месте, в то время как «спидеры» промчались мимо.
 Протрещала носовая пушка. Пущенные точно в цель крупнокалиберные снаряды в пыль разнесли идущий вторым тяжелый «спидер».
 На максимальной скорости я проскочил под зависшим катером, продолжая преследование.
 —  Довольно! — передал я Медее. — По возможности, они нужны мне живыми! 
 Уцелевший «спидер» был уже близко. Я знал, что Лико жив, чувствовал присутствие его сознания.
 Впереди маячила громада передвижной уборочно-перерабатывающей фабрики. Корпус ее составлял примерно шестьсот метров в длину и девяносто в высоту. Над крышей то и дело вздымались фонтаны растительного сока и столбы выхлопного газа, а скрежет жатвенных лезвий заглушал даже рев двигателей моего «спидера».
 Беглецы приземлились на крыше огромной фабрики и устремились к посадочному ангару, возвышающемуся над корпусом в хвостовой ее части. Завыли предупредительные сирены — встревоженный вызов уборочной машины.
 Тяжелый «спидер» резко затормозил и, задрожав, остановился. Мне пришлось развернуться, чтобы последовать за ним. Я видел, как Лико и его приспешники выбрались из машины и скрылись в чреве посадочного ангара. Все, кроме одного. Последний опустился на колено и прицелился в меня из скорострельного миномета. Мимо кабины просвистели смертоносные заряды. Стрелок отбросил миномет и вскинул болтер. На этот раз ему удалось попасть в воздухозаборник моего «спидера». Корпус машины затрясся, в стороны полетели искры и куски обшивки.
 На контрольной панели зажглись предупреждающие огни.
 Я направил «спидер» вниз.
 И выпрыгнул.
 Упав на крышу уборочной машины, я сломал левое запястье и четыре ребра. Теперь, спустя много лет, я понимаю, как мне тогда повезло. Мог бы разбиться насмерть, ведь я прыгал с приличной высоты. Но мне удалось ухватиться за какой-то трос и удержаться.
 Мой искалеченный «спидер» протащило по металлической крыше, затем он подпрыгнул, неуклюже подняв хвост, и стал разваливаться. Разбрасывая обломки, он кувырком влетел в ангар, смял стрелка и врезался в припаркованный «спидер» Лико. Секунду спустя обе машины взорвались. В стороны полетели куски искореженного раскаленного металла.
 Перебравшись через горящие обломки, я прохромал внутрь ангара. Завыли аварийные и пожарные сирены, с потолка полились струи инертной пены.
 Рядом с клетями служебных и грузовых лифтов я обнаружил приоткрытый люк и металлическую лестницу. Внизу начинался длинный коридор.
 Когда я спустился но ступенькам, на меня изумленно уставились рабочие, большую часть которых составляли твисты, одетые в пропитанные соком грязные комбинезоны.
 Я извлек свою инсигнию.
 — Имперская Инквизиция. Куда они пошли?
 — Кто?
 —  Куда они пошли? — прорычал я, усиливая сказанное Волей.
 Я не сдерживал ярость, и эффект оказался столь мощным, что ни один из рабочих не смог произнести ни слова, а некоторые даже потеряли сознание. Оставшиеся на ногах дружно указали мне направление.
 Еще один люк и новая лестница. Я спустился в цех переработки, бесконечный, разделенный переборками коридор, пересекавший всю уборочную фабрику. Грохот работающих молотилок оглушил меня. В воздухе висел желтый туман.
 По гигантскому конвейеру с огромной скоростью двигалась растительная масса. Твисты в масках и передниках разрезали крупные стебли и корни тяжелыми пилами. От инструментов к потолку тянулись толстые, оплетенные резиной электрические кабели. Затем урожай проходил через массивные отжимные валики и грохочущие прессы и сбрасывался в чаны, расположенные в самом конце фабрики.
 Когда загудела тревога и замигали аварийные огни, конвейер остановился. Рабочие растерянно оглядывались вокруг. С рукавиц, фартуков и инструментов стекали жидкая целлюлоза и вязкий сок.
 Я пробирался сквозь шеренгу твистов. С наблюдательных вышек кричали надзиратели. Впереди, на расстоянии примерно тридцати метров, я увидел Лико. Его сопровождал последний оставшийся в живых стрелок. Инквизитор подталкивал связанного человека. Это мог быть только Эзархаддон.
 Наемник развернулся и выстрелил. Посыпались фонтаны искр. Трое рабочих упали, сраженные зарядами, один из них свалился на ленту конвейера.
 Увидев это, остальные твисты разбежались, укрываясь кто где может. Я опустился на одно колено и потянулся за болтером. Но в разорванной кобуре его не оказалось. Я не мог точно вспомнить, когда потерял оружие: во время схватки с Черубаэлем или при падении на крышу уборочной машины. Впрочем, теперь это не имело значения. И мой любимый энергетический меч погиб в столкновении с демонхостом.
 Еще несколько зарядов оставили вмятины в металлических панелях приводов конвейера. Пришлось отползти за барабан гидробака, предназначенного для отмывания инструментов.
 Из кобуры, спрятанной в голенище сапога, я достал запасное оружие — компактный короткоствольный автоматический пистолет. Рукоять его была длиннее ствола и вмещала сменную обойму на двадцать патронов малого калибра.
 Установив режим одиночной стрельбы, я произвел несколько громких выстрелов. Точность оружия была никудышной, да и мощность тоже. Этот пистолет мог послужить последним аргументом, но был хорош лишь на малой дистанции.
 Стрелок, засевший в другом конце помещения, явно не растерялся и длинными очередями прочесал пространство за остановившейся лентой конвейера. Послышались испуганные крики и стоны рабочих. Похоже, раненых прибавилось.
 Пальба прекратилась. Я рискнул выглянуть из укрытия. Раздался глухой удар, затем низкий гул, и конвейер вновь пришел в движение.
 Стрелок поспешил за своим господином. Лико и его пленник уже почти исчезли из поля видимости.
 «Но почему Эзархаддон — пленник?» Пока мне не удалось разобраться в отношениях между Лико, псайкером и Черубаэлем.
 Я побежал вперед. Троица скрылась за очередной дверью. Идти за ними было рискованно. На месте Лико я обязательно устроил бы засаду и, дождавшись преследователя, расправился бы с ним.
 До сих пор интуиция не подводила меня.
 Игнорируя крики рабочих, я запрыгнул на широкую ленту конвейера и стал пробираться вперед, то и дело поскальзываясь на перепутанной, липкой груде стеблей. На какое-то мгновение мне показалось, что я вот-вот сорвусь и угожу под ближайший вал отжимного пресса.
 Но я все же удержался на ногах, перебрался на другую сторону конвейера, разделившего уборочный цех надвое, и спрыгнул на твердую палубу. С моего плаща капал растительный сок, а с сапог стекало зеленое месиво.
 Здесь тоже была дверь.
 Низко пригнувшись, я влетел в нее.
 Как я и предполагал, стрелок засел позади другой двери на противоположной стороне бегущей ленты конвейера. Увидев меня, он чертыхнулся и стал поднимать оружие. Я выстрелил первым. Но даже при столь незначительном расстоянии жалкая огневая мощь моего автоматического пистолета была очевидной. Ручной пулемет готовился прореветь песню моей гибели.
 Переключив пистолет на автоматическую стрельбу, я бросился вперед и не отпускал спусковой крючок до тех пор, пока не стих звонкий треск, оповещая о том, что опустела обойма.
 Мне удалось разодрать броню противника и поразить его шесть или семь раз в левую руку и шею. Стрелок опрокинулся назад, тяжелое оружие вылетело из его рук и упало на движущуюся ленту.
 Несмотря на кровотечение и многочисленные раны, он был далек от смерти. Должно быть, он принял какой-то стимулятор, помогающий держаться на ногах.
 Прорычав некромундское ругательство, наемник выхватил лазерный пистолет армейского образца и вскочил на пандус для рабочих, чтобы лучше прицелиться в меня. Я бросил в него опустевший пистолет и схватил одну из электрических пил.
 Он выстрелил, едва не угодив мне в плечо. Я нанес ему удар пилой, метя в живот. Но управляться одной рукой оказалось слишком тяжело.
 Поэтому я метнул длинный инструмент словно гарпун.
 Гудящая цепь врезалась в плоть стрелка. Он истошно закричал и попытался вырвать пилу из своей груди. Когда он повалился на конвейер, прорезиненный кабель потянул инструмент обратно к крюку на стене. Лента протащила мертвое тело, насколько позволяла длина кабеля, а затем труп остановился, колыхаемый движущимся под ним конвейером. Вскоре возле мертвого стрелка собралась целая куча растительной мякоти.
 —  Эйзенхорн, — прозвучал в моем сознании голос.
 Я обернулся и увидел Лико. Стоя на решетчатой площадке, нависающей над конвейером, инквизитор целился в меня из той самой винтовки, из которой он спалил поддельного Эзархаддона. Я заметил и псайкера, привязанного к трубе у дальней стены. Его голову все еще скрывал тяжелый блокиратор.
 —  Ты должен был выйти из игры, Эйзенхорн. Не стоило тебе гоняться за мной. 
 —  Я выполняю свою работу, ублюдок. А что вытворяешь ты? 
 —  То, что необходимо было совершить. 
 Он спустился с площадки и шагнул ко мне. На его лице застыло испуганное, затравленное выражение.
 —  Так что необходимо было совершить? 
 Тишина.
 —  Почему, Лико? Трагедия на Трациане... как ты мог допустить такое? Стать частью этого? 
 —  Я... ничего не знал! Не знал, что они собирались устроить. 
 —  Кто? 
 Он вдавил в мою щеку дуло своего мощного оружия.
 — Ни слова больше, — произнес он, впервые воспользовавшись речью.
 — Если собираешься убить меня, сделай это. Я удивлен, что ты еще этого не совершил.
 — Вначале мне необходимо кое-что выяснить. Говори, кто еще знает то, что известно тебе?
 — О тебе и твоем договоре с демоническим отребьем? О краже альфа-плюс псайкера? О том, что ты стоишь за гибелью миллионов людей на Трациане? Ха!
 —  Все, — для усиления эффекта закончил я мысленно. —  Все. Я доложил обо всем Роркену и самому Орсини, прежде чем отправиться по твоему следу. 
 — Нет! Тогда бы за мной охотилось множество людей, а не ты один...
 — Так и есть.
 — Ты лжешь!
 —  Ты обречен. 
 В неистовом желании вырвать у меня правду он попытался взять мое сознание приступом. Думаю, он и сам понял, в какую проклятую бездну низверг свою Душу.
 Я отразил его лихорадочный штурм и ответил, яростно обрушивая на его грубый мозг всю мощь ясновидца. Он был там. Я чувствовал это. Его настоящий повелитель. Облик, имя...
 Лико понял, что я делаю, понял, что я сильнее его. Он попытался пристрелить меня, но к тому времени я уже лишил его способности двигаться. Я шарил по его сознанию. Лико обмер и стал беспомощен, лишенный всякой возможности сопротивляться обыску в его голове, несмотря на блоки и энграмматические замки, созданные им. Или помещенные кем-то другим.
 Здесь. Здесь. Ответ.
 Лико издал отчаянный, странно звучащий вопль.
 И вдруг его отбросило от меня.
 Высоко под крышей фабричного коридора, излучая омерзительное сияние варпа, парил Черубаэль.
 Задыхаясь, дергаясь, неестественно выворачивая конечности, Лико поднимался к нему. Из его рта и ноздрей выходил дым.
 — Так, так, Грегор, — произнес демонхост. — Отличная работа, но некоторые тайны должны остаться тайнами.
 Кивком головы он отбросил Лико далеко в сторону. Инквизитор-предатель пролетел несколько сотен метров, с силой ударился о стену и упал на вращающиеся лезвия, расположенные в пасти уборочной машины.
 Его тело почти мгновенно было изрублено на куски.
 Черубаэль опустился чуть ниже и схватил недвижное тело Эзархаддона. Он напоминал ребенка, забирающего свою куклу.
 — Я не забуду того, что ты сделал, — произнес демонхост, напоследок оглядываясь в мою сторону. — Тебе еще придется заплатить за это.
 Потом он исчез, и Эзархаддон пропал вместе с ним.




 Глава двенадцатая




ЧАС ТРЕТИЙ, КАДИЯ



ПИЛОНЫ



РАЗГОВОР С НЕВ

 Порывистый осенний ветер с вересковых пустошей срывал последние листья акселей. Охапки сухих, похожих на полоски черных водорослей листьев собирались с подветренной стороны могил и низких каменных стен. По пасмурному небу над моей головой пробегали коричневые тучи.
 Под шепот акселей я поднялся по старой, заросшей тропинке на лесистый холм и постоял некоторое время в одиночестве, глядя вниз на обширное кладбище и небольшую башенку молельни над ним. Ни единого признака жизни, никакого движения, только ветер шевелит листву. Даже грави-скиф, доставивший меня сюда от посадочных полей Каср Тирок, отбыл назад. Я уже почти заскучал по ворчанию водителя, который жаловался на то, что пришлось лететь так далеко от города.
 Вдали, почти на горизонте, за хмурыми вересковыми пустошами, я видел угловатые очертания ближайшего из знаменитых таинственных пилонов. Даже с такого расстояния я мог слышать странные завывания ветра, разгуливающего по сооружению, чью геометрию не в состоянии были объяснить даже тысячелетние исследования.
 Я впервые оказался на поверхности мира, который называют Сторожевой Башней Империума. И пока он не внушал мне симпатии.
 — Итак, Шип... Ты все-таки оказался не слишком остер?
 Я медленно развернулся. Он прошел по моим следам, двигаясь столь же тихо, как сама пустота.
 — Ну, — спросил он, — что скажешь?
 — Похоже, меня выследили, и вполне профессионально, — ответил я.
 Какое-то время его лицо оставалось неподвижным, но потом шрам под слепым глазом дернулся, и мой собеседник улыбнулся.
 — Добро пожаловать на Кадию, Эйзенхорн, — произнес Фишиг.
 Годвин Фишиг после Эмоса был самым давним моим сотрудником, хотя они с Биквин часто спорили, кому принадлежит это звание. Я встретился с ними обоими на Спеси, во время охоты за приспешником Хаоса Эйклоном, что, в свою очередь, привело меня к жуткому делу о Некротеке.
 На самом деле вначале состоялось наше знакомство с Фишигом. Тогда он еще служил исполнителем в подразделении местных Адептус Арбитрес, и ему приказали держать меня под наблюдением. Благодаря обстоятельствам он стал моим союзником. Если мне не изменяет память, Биквин встретилась на моем пути спустя приблизительно сутки после моего знакомства с Годвином, и я почти тут же принял ее к себе на службу. В то время как Фишиг, технически, еще какое-то время продолжал оставаться офицером арбитров и только потом ушел в отставку, чтобы присоединиться ко мне.
 Именно поэтому Биквин утверждала, что первенство в этом вопросе принадлежит ей, и именно об этом они иногда спорили, когда становилось темно и была откупорена бутылка амасека.
 Годвин был крупным мужчиной примерно моего возраста, его коротко подстриженные светлые волосы уже начинали окрашиваться серебром. Но он, как и в былые времена, светился здоровьем. Фишиг кутался в длинный черный, подбитый мехом плащ, под которым виднелись кольчуга и сапоги с окованными сталью мысами.
 Фишиг пожал мне руку:
 — Я уже начал опасаться, что ты не сможешь прилететь.
 — Мне тоже так начинало казаться.
 Он немного наклонил голову и внимательно взглянул на меня:
 — Неприятности?
 — Такие, что и не поверишь. Пойдем, я все тебе расскажу.
 Мы начали спускаться по заросшей тропинке. Годвин уже кое-что знал о трагедии на Трациане, с момента которой миновало почти семь месяцев, но понятия не имел, какое отношение я имею к этому делу.
 Слушая мой подробный рассказ, Фишиг все больше мрачнел, а когда я сообщил ему о Рейвеноре, и вовсе спал с лица.
 Он восхищался Гидеоном, и, честно говоря, им трудно было не восхититься. И иногда мне казалось, что Годвину хотелось бы стать таким же, как Рейвенор.
 Но Фишиг реально оценивал собственные возможности. Его сильными сторонами были верность, физическая мощь, прекрасные боевые навыки, наблюдательность и нюх на едва заметные, но важные детали. Он не обладал слишком быстрым умом, и отвращение к книжным знаниям лишало его возможности дослужиться даже до уровня дознавателя. Хотя ему и хотелось подняться по должностной лестнице Инквизиции, Фишиг никогда не пытался этого делать, удовлетворившись тем, что стал одним из моих самых незаменимых сотрудников.
 Попытка возвыситься, как он понимал, скорее всего привела бы к проигрышу. А Годвин Фишиг не любил проигрывать.
 Мы спустились по узкой тропке и вошли на кладбище через старые мрачные ворота. Я поведал Фишигу о Лико и Эзархаддоне. Рассказал о предупреждениях Эндора и лорда Роркена, о кровавой и безрезультатной бойне на Иичане, о Черубаэле.
 — Я собирался отправиться, как только получил твое сообщение. Но Роркен помешал мне. А потом, как ты уже слышал, все вышло из-под контроля.
 Годвин кивнул:
 — Не беспокойся. Я терпеливый человек.
 Мы постояли немного посреди просторного кладбищенского поля. Несколько продрогших священников в изодранных черных балахонах блуждали между рядов разрушающихся могил.
 — Что они делают?
 — Читают имена, — ответил Фишиг.
 — Зачем?
 — Чтобы проверить, можно ли еще их прочесть.
 — Ладно, но ради чего?
 — Воюющим мирам, вроде этого, всегда нужны новые места для своих покойников. Давным-давно местным планетарным правительством был издан указ, по которому захоронения могут проводиться только на строго определенных территориях. Поэтому мест на кладбище всегда не хватает. И следовательно, возник Закон о Возможности Прочтения.
 — И что это за закон?
 — Согласно ему, как только под разрушительным воздействием времени и стихий последние из имен на надгробиях станут нечитаемыми, анонимных покойников положено эксгумировать и закопать их кости в какой-нибудь яме, после чего место можно будет использовать заново.
 — Значит, они годами слоняются по кладбищу и ждут, пока сотрутся имена погибших?
 Фишиг пожал плечами:
 — Это их путь. Когда исчезают имена, уходит и память, а значит, нет больше смысла в почестях. Сюда уже приходит новое время. Мне говорили, что еще год или два...
 Это место приводило меня в состояние крайней меланхолии. Кадия была миром войны, стоявшим на страже единственного судоходного трафика, проложенного мимо варп-штормов Ока Ужаса. Регион, известный как Кадианские Врата, служил основным маршрутом для вторжений Хаоса, а Кадия была передовым рубежом обороны Империума. С самого начала колонизации она взращивает элитных воинов, и миллиарды ее сыновей и дочерей пали, отважно защищая нашу цивилизацию.
 Героически погибли, чтобы медленно исчезать в безлюдных могильниках своей родной планеты.
 Это было печально, но полностью соответствовало стоическому воинскому духу всей культуры кадианцев.
 Фишиг распахнул тяжелую аксельную дверь в башенку молельни, и мы наконец укрылись от ветра.
 Внутреннее помещение башни состояло всего из одной комнаты — каменного барабана с мокрыми прорезями незастекленных окон под крышей. Грубые деревянные скамьи стояли вокруг центрального алтаря. Цепи, перекинутые через потолочные балки, удерживали над алтарем огромный металлический канделябр в форме имперского орла.
 В этот хмурый осенний день молельня освещалась только огнем свечей, установленных между металлических перьев распростертых крыл аквилы. Свет был скудным, слабым и золотистым, создающим спокойную атмосферу и таинственную благость.
 А еще внутри воняло гниющей листвой акселей.
 Мы сели на скамью и кратко почтили алтарь знаком аквилы, сложив руки над сердцем.
 — Странно, — вздохнул Фишиг после долгой паузы. — Более года назад ты отправил меня на поиски этого порождения демонов, Черубаэля. И теперь, когда я вышел на его след, ты снова столкнулся с ним на другом конце этого треклятого сектора.
 — «Странно» несколько не то слово...
 — Совпадение. Это ведь совпадение?
 — Не знаю. Очень похоже на то. Но это создание, Черубаэль, действует на меня столь обезоруживающе...
 — Это естественно, мой друг.
 Я покачал головой:
 — Не из-за его могущества. Не в том дело.
 — Тогда в чем же?
 — В том, как он разговаривает со мной. Он говорит, что использует меня!
 — Коварство демона!
 — Возможно. Но он знает слишком много. Он знает... ах, будь все проклято! Он говорил мне, что наши судьбы необратимо переплетены. Словно он важен для меня, а я для него.
 — Он действительно важен для тебя.
 — Знаю, знаю. Как цель. Как добыча. Как немезида. Но он говорит так, словно этим все не исчерпывается. Как будто он может провидеть будущее, или читать его, или даже бывать в нем. Он говорит со мной так, словно знает, что я собираюсь сделать.
 Фишиг нахмурился:
 — И что это может быть, как ты думаешь? Я поднялся и подошел к алтарю.
 — Понятия не имею! Не могу же я сделать что-нибудь такое, что порадует или поможет демону! Я не могу даже вообразить себя творящим подобное безумие!
 — Поверь мне, Эйзенхорн, если бы я решил, что ты собираешься так поступить, то сам пристрелил бы тебя.
 — Очень на это надеюсь.
 Я умолк и поднял взгляд на мерцающий огонь свечей, увидел, какое множество моих теней, пересекаясь, накладываются друг на друга на каменном полу. Подобно бесчисленным вариациям грядущего. Я старался не смотреть на самые плотные, черные тени.
 — Этот мерзкий отпрыск варпа просто играет с тобой, — произнес Фишиг. — И ничего больше. Все это только игры, нацеленные на то, чтобы сбить со следа и запугать тебя.
 — Если так, то зачем он сохранил мне жизнь?
 Мы снова вышли к ветрам вересковой пустоши. Стенание пилона казалось мне теперь куда громче.
 — Кто еще прибыл с тобой? — спросил Фишиг.
 — Эмос, Биквин, Нейл, Медея, Гусмаан и парень, которого ты не знаешь, Иншабель. Мы отправились сюда прямо с Иичана.
 — Долго добирались?
 — Почти шесть месяцев. До Мордии мы добрались на борту торгового судна под названием «Лучший из Орлов», а остальной путь провели в качестве гостей Адептус Механикус. Летели ни больше ни меньше на сверхтяжелой барже «Монс Олимпус», несущей девственных Титанов к гарнизонам у Кадианских Врат.
 — Вам оказали великую честь.
 — Инсигния инквизитора дает свои преимущества. Но вот что я тебе скажу, техножрецы Марса чертовски угрюмая компания для двухмесячного путешествия. Я сошел бы с ума, если бы не турниры в регицид с Биквин.
 — Нейл стал играть лучше?
 — Нет. Кажется, на текущий момент он задолжал мне... что же? Хм-м. Своего первенца и душу.
 Фишиг рассмеялся.
 — Ладно, на самом деле все было не так уж плохо. Был там один человек, ветеран из Легиона Титанов. Старый, ему уже несколько веков. Можно сказать, пенсионного возраста, если, конечно, эти люди когда-нибудь выходят на пенсию. Он заведовал переправкой новых военных машин. Звали его Гекат. Мы иногда выпивали с ним по вечерам. Напомни мне пересказать тебе некоторые из его военных баек.
 — Обязательно. Пойдем...
 Его «лэндспидер» был припаркован в конце аллеи под дрожащими акселями. Мы стряхнули с капюшонов опавшие ленты-листья и залезли внутрь.
 — Позволь мне показать тебе, что я нашел. Потом мы все сможем собраться в каком-нибудь безопасном месте и поприветствовать друг друга.
 — Насколько безопасном?
 — В наибезопаснейшем.
 Мы полетели над вересковыми пустошами, борясь с резкими порывами ветра. Небо тускнело. Под нами проносились места, которые снискали Кадии мрачную славу. Немилосердные, продуваемые всеми ветрами дикие равнины, вскормившие не одно поколение самых выносливых воинских народов Империума. Это были и рассеянные островки Моря Кадукадес, где во время обряда инициации оставляли юношей — без одежды, еды и какого бы то ни было оружия — и где они должны были пережить ритуальный Месяц Творения. Это были крепости на холмах, где зимовали, тренировались и вели учебные бои с соседними фортами Кадианские Молодежные армии. Здесь были скалы, ледяные озера и аксельные леса, где они познавали искусство маскировки, и широкие поля, где проходила их стрелковая подготовка.
 Существует высказывание: «Если патроны холостые, тренируются не кадианцы». С того времени, как им вручают личное лазерное оружие, что практически совпадает с получением ими первого букваря, молодые представители воинской касты пользуются боевыми зарядами. Большинство учится стрелять, убивать и умеет выполнять основную часть пехотной муштры прежде, чем достигает возраста десяти стандартных лет.
 Неудивительно, что ударные войска Кадии числятся среди лучших в Империуме.
 Но мы прибыли не для того, чтобы таращить глаза на труднопроходимый, суровый пейзаж, породивший доблестных кадианцев.
 Мы отправились осматривать пилоны.
 — Черубаэль бывал здесь, — произнес Фишиг, поигрывая со штурвалом и внимательно следя за показателем скорости ветра. — Насколько я знаю, девять раз за последние сорок лет.
 — Уверен?
 — Это то, за что ты мне платишь. Демонхост — на кого бы он ни работал — очарован Кадией.
 — Почему же Инквизиция до сих пор не получила даже намека на это?
 — Брось, Грегор. Галактика огромна. Эмос как-то сказал мне, что если попытаться обработать полный объем информации, производимой Империумом, одним потоком, то он за мгновение спалит все метрикуляры и кодификаторы на Терре. Это проблема связи. Просеивания данных. Инквизиция — и ты сам — перекопали все в поисках Черубаэля. Но некоторые вещи просто не слишком бросаются в глаза. Мне повезло.
 — Как?
 — Просто выполнял свою работу. Все дело в моем старом друге, Айзаке Акте, с которым мы знакомы еще со времен службы в Арбитрес. Он был моим начальником. Айзак поднялся, продвинулся по службе, получил генерала Адептус Арбитрес, был ранен на Гидрафуре и переведен сюда в качестве главного инспектора Кадианской Внутренней Гвардии. Еще несколько лет назад я установил с ним контакт и в результате недавно получил сообщение, которое необходимо было проверить.
 — Ты заинтриговал меня.
 Мы пронеслись на малой высоте над мысом, и по поверхности сверкающего льдом озера под нами заскользила небольшая, четкая тень нашего «спидера».
 — Акт сказал, что силы Внутренней Обороны примерно десять лет назад прикрыли здесь, на Кадии, еретическую секту. Они называли себя «Сыны Баэля». По большому счету, просто ничего не стоящий сброд. Безвредный. Но на допросах сектанты сознавались в том, что поклонялись демону, которого они называли Ваал, или же Баэль. Местный лорд инквизитор немного повозился с ними да и сжег.
 — Как его зовут?
 — Горфал. Но он мертв, вот уже три года. Сейчас его пост занимает женщина. Леди инквизитор Нев. Так или иначе, но с тех пор эта секта возрождалась уже несколько раз. Впрочем, ничего такого, с чем бы не смогла справиться группа, обученная подавлению ереси. Как я уже говорил, Сыны Баэля действительно довольно безобидны. Интересовались они только одним.
 — Чем именно?
 — Измерением структур пилонов.
 Пилон уже некоторое время маячил за лобовым стеклом «спидера», и, подлетев поближе, Фишиг облетел вокруг него, практически касаясь черного камня.
 Протяжная песнь ветра, пронизывающего строение, звучала теперь так громко, что я мог слышать ее даже за ревом турбин «спидера».
 Пилон был огромен: полкилометра в высоту, с площадью основания примерно в четверть квадратного километра. В искусно обработанном черном камне, которым сооружение было облицовано сверху, имелось множество аккуратно пробуренных воронок и округлых отверстий размером с человеческую голову. Проходя именно через эти узкие, двухсотпятидесятиметровые трубы, завывал и стенал ветер.
 И трубы эти не были прямыми. Они пронизывали пилон подобно ходам червей. Техножрецы пытались запускать туда крошечные зонды-сервиторы, чтобы составить карты их переплетений, но дроны обычно не возвращались.
 Когда мы поднялись выше, чтобы совершить еще один заход, я увидел вдалеке очертания соседнего пилона, расположенного на расстоянии в шестьдесят километров за вересковыми пустошами. На поверхности Кадии находятся пять тысяч восемьсот десять известных пилонов, если не считать двух тысяч тех, от которых остались только жалкие руины.
 Двух одинаковых среди них не найти. Каждый поднимается до высоты в половину километра и еще на четверть уходит под землю. Они были возведены еще до колонизации этой системы людьми, и способ их возведения так и остался загадкой. Пилоны полностью инертны, если судить по результатам любых исследований, доступных нашей расе. Однако многие полагают, что именно их присутствие объясняет затишье среди яростных потоков варпа, делающего Кадианские Врата единственным спокойным, судоходным путем мимо Ока Ужаса.
 — Так они пытаются измерить эту штуковину?
 — Угу. — Фишигу пришлось перекрикивать гул «спидера», когда машина совершала еще один резкий разворот. — И эту, и еще несколько. С собой у них были ауспекс, геолокаторы и магнитные отвесы. Определить все измерения в точности — я действительно имею в виду «в точности» — и являлось основной задачей Сынов Баэля.
 — Они связаны с Черубаэлем? Я имею в виду что-либо, кроме слова «Баэль».
 — В тех журналах допросов, которые я читал, значится, что они поклонялись Ваалу через божество, чье полное имя звучит как Херувим Ваала. Или Черуб Баэля. Оно пребывало среди них, требуя, чтобы они измерили пилоны в обмен на великие познания и могущество.
 — А тот лорд инквизитор... Горфал? Он уничтожил их?
 — Не совсем. Мне кажется, он был довольно небрежен.
 — Мне бы хотелось поговорить с леди инквизитором. Кажется, ты говорил, что ее зовут Нев.
 — Да. Думаю, что это вполне возможно.
 Решив успеть до темноты, мы поспешили на запад к Каср Дерт, крупнейшей из крепостей этого региона, столице провинциального правительства Кадукад. Когда мы пересекали кольцо внешнего рва, Фишиг передал дневные коды доступа сторожевым орудийным башням. Несмотря на это, батареи «Мантикор» и «Гидр» развернулись и взяли нас в прицел.
 Приборы на панели тревожно запищали, сигнализируя о том, что на нас наведено множество орудий.
 — Не волнуйся, — сказал Фишиг, заметив мой взгляд. — Мы в безопасности. Похоже, кадианцы не упускают ни одной возможности, чтобы потренироваться.
 Мы обогнали медленно движущийся конвой из серых двенадцатиколесных бронетранспортеров и пошатывающихся самоходных «Стражей» и полетели над шоссе к крепостным валам. За ними из сумерек выступали угрюмые серые фортификационные укрепления Каср Дерт.
 По небу шарили дозорные прожекторы, установленные на башнях земляных валов. Из укреплений торчало еще больше орудийных башен и дотов. Приборы снова запищали.
 Фишиг сбросил скорость, снизился и заскользил к восточному барбакану — маленькой, отдельно стоящей крепости, ощетинившейся стволами «Сотрясателей». Верхнюю часть здания из тесаного камня украшал барельеф в виде имперского орла.
 Мы влетели в ворота барбакана, промчавшись над гидравлическим подъемным мостом и внутренним рвом, и оказались на узких, петляющих улочках города-крепости.
 Самые ранние касры Кадии строились в высоком стиле Терры, с просторными улицами, в плане образующими четкий геометрический рисунок. В начале М.32 три из них были без труда захвачены во время вторжения Хаоса. Широкие, прямые авеню оказалось невозможно защищать или удерживать.
 С тех пор касры возводят по законам военного строительства, а их улицы изгибаются то туда, то сюда, словно выступы на бородке ключа. С воздуха Каср Дерт напоминает запутанный лабиринт. Учитывая стойкость кадианцев и их навыки ведения городских боев, такой каср можно было удерживать дом за домом, метр за метром в течение многих месяцев, если не лет.
 Мы ползли по переполненным, запутанным улицам Каср Дерт. Совсем стемнело, зажглись зарешеченные фонари, начали закрываться на ночь магазины и конторы. Я собирался сказать Фишигу, что мы явно попали в военный лагерь, но потом понял, что даже одежда гражданских лиц Кадии представляет собой камуфляж. Вскоре стало легко отличить местных обитателей от гостей. Ярко-белые и серые анораки или же зеленые и бежевые тона обмундирования для вересковых пустошей выдавали новоприбывших и отдыхающих солдат. Население Каср Дерт носило серо-коричневый, крапчатый городской камуфляж.
 Мы миновали поднятые на сваях хорреумы [9] Имперского Кадианского Зернохранилища и плотно прижавшиеся друг к другу особняки богатых и преуспевающих горожан. Даже крыши мансард богачей защищали орудия.
 Слева располагался ярко-освещенный алеаторий [10] , куда уже стекались ночные гуляки, чтобы просадить очередную зарплату. Справа — сенакул [11] касра, со сверкающей, облицованной керамитом пирамидой. Впереди — кафедральный собор Инквизиции. Приборы снова запищали, когда на нас нацелились многочисленные орудия.
 Фишиг припарковал «спидер» во внутреннем дворе собора. На вымощенной плиткой взлетной площадке помигивал светящийся крест из указательных огней.
 Стражи Инквизиции в украшенных золотом бургундских доспехах окружили нас, когда мы откинули купол «спидера» и выбрались наружу.
 Я показал инсигнию ближайшему из стражей. Он щелкнул каблуками и отсалютовал.
 — Здравствуйте, господин.
 — Я желаю увидеть леди инквизитора.
 — Я доложу о вашем визите, — покорно ответил солдат и поспешно удалился, подтягивая перевязь и придерживая энергетический меч.
 — Тебе она не понравится, — сказал Фишиг, обходя «спидер».
 — Почему?
 — Уж поверь мне. Просто не понравится.
 — Уже поздно. На сегодня прием окончен, — произнесла леди инквизитор Нев, бросая галоперо обратно в бронзовый энергетический держатель на столе.
 — Мои извинения, мадам.
 — Не беспокойтесь. Я не стану захлопывать двери перед легендарным инквизитором Эйзенхорном.
 Мы живем вдали от Геликанского субсектора, но ваша слава бежит впереди вас.
 — Надеюсь, добрая слава.
 Леди инквизитор встала из-за письменного стола и поправила зеленое фланелевое одеяние. Это была невысокая, жилистая женщина, лет ста от роду, с фиолетовыми глазами кадианки на бледном лице и волосами цвета соли с перцем, собранными в тугой хвост.
 — Не важно, — бросила она.
 Мы находились в ее санктуме, чертогах, оформленных в октастиле. Черно-белый мозаичный пол украшал рисунок в стиле работ Космати [12] , этерцитовые стены были расписаны растительным орнаментом. Помещение освещали тусклые огоньки свечей, их мерцание подчеркивало красоту нарисованных лотосов.
 Опираясь на резную серебряную трость, леди инквизитор, прихрамывая, направилась к нам.
 — Полагаю, вы желаете ознакомиться с записями о Баэле?
 — Как вы догадались? — удивился я.
 — Я знаю его. — Она указала тростью на Фишига. — Он бывал здесь прежде. Как я понимаю, он один из ваших людей.
 — Один из лучших.
 Нев вскинула свои узкие, выщипанные брови.
 — Да? Это многое о вас говорит. Пойдемте. В архив.
 В архив вела темная винтовая лестница. Нев было трудно спускаться по крутым ступеням, но она резко отстранила мою руку, когда я предложил ей помощь.
 — Я не хотел вас оскорбить, леди инквизитор, — извинился я.
 — Такие, как вы, никогда никого не хотят оскорбить, — отрезала она.
 Я почувствовал, что это не тот момент, чтобы спрашивать, какие же это «такие».
 Архив представлял собой вытянутое, обшитое панелями помещение. Освещали его лампы, установленные на письменных столах, протянувшихся в два ряда от стенки до стенки.
 — Световой буй! — прорычала Нев. Летающий дрон-сервитор в форме черепа вынырнул из-под кессонного потолка, завис над ее плечом и зажег галогенные лампы в своих глазницах.
 — Баэль, сыновья. Найти, — приказала ему леди инквизитор, и череп полетел вдоль стеллажей, то опускаясь, то взмывая вверх, освещая двойным лучом секции каталога.
 Отлетев на восемь секций, он замер возле полки, прогибающейся под горой информационных планшетов, файл-трубками и пыльными бумажными книгами.
 Нев захромала к дрону. Мы с Фишигом двинулись следом.
 — Сыны... сыны... Тевта сыны, Махариуса сыны, сукины сыны... — Она оглянулась на меня. — Добавлено в качестве шутки, Эйзенхорн.
 — Не сомневаюсь, мадам.
 Ее пальцы пробегали по истертым корешкам папок и ярлыкам на конвертах информационных планшетов, следуя за лучами дрона.
 — Варавы сыны... Сыны Балкара... Есть! Вот оно. Сыны Баэля.
 Она сняла с полки папку, сдула с нее пыль прямо мне в лицо и вручила записи.
 — Когда закончите, положите ее на место, — сказала она и собралась уходить.
 — Простите, но мне бы хотелось, чтобы вы задержались, — сказал я.
 Два решительных удара трости, и она снова развернулась ко мне.
 — Что?
 — Ваш предшественник... м-м...
 — Горфал, — прошептал Фишиг.
 — Горфал. Он сжег членов этого культа без проведения экспертизы. Вы никогда не пытались пересмотреть это дело?
 Нев улыбнулась. Это вовсе меня не ободрило.
 — Знаете, Эйзенхорн, я всегда считала, что инквизиторы вроде вас ведут полную приключений, интересную жизнь. Полную веселья, почестей, героизма и славы. Только подумать, что я мечтала стать одной из вас! Вы что, совсем ничего не понимаете?
 — При всем уважении, инквизитор, что именно я должен понимать?
 Она показала на папку в моих руках:
 — Хлам. Бессмыслица. Антиквариат. Сыны Баэля? Какого рожна я должна пересматривать это дело? Они мертвы, обратились в прах. Горстка болванов, собиравшихся у вестмурского пилона посреди ночи для того, чтобы поиграть с геолокаторами. Уууууу! Как страшно! Только подумайте, они нас измеряют! Вы хоть понимаете, чем мне приходится здесь заниматься?
 — Леди инквизитор, я...
 — Понимаете? Это Кадия, безмозглый кретин! Кадия! Мы у самых дверей Хаоса! Прямо в сердце всего этого! Посевы зла настолько велики, что мне приходится каждый месяц давить по сотне культов! Сотне! Эта планета порождает рецидивистов, как море порождает пену. Я сплю по три или четыре часа в сутки, если повезет. Мой вокс гудит, и я вскакиваю, чтобы отправиться по вызову к очередному ядовитому гнезду, обнаруженному силами Внутренней Гвардии. Уличные перестрелки, Эйзенхорн! Битвы с заклятым врагом! Я едва успеваю справляться с потоком ежедневных отлучений, не то что вспоминать о делах, которые вел мой предшественник. Да, у него было дерьмо вместо мозгов. Это Кадия! Это Ворота Ока! Это то место, где делается чертова работенка Инквизиции! Не отвлекайте меня историями о клубе спятивших инженеров.
 — Прошу прощения.
 — Принято. Увидимся на выходе. — И она захромала к лестнице.
 — Нев?
 Она обернулась. Я бросил папку на стол.
 — Возможно, они и были идиотами, — сказал я, — но они — единственная прочная ниточка, ведущая к демонхосту, способному уничтожить всех нас.
 — Демонхост? — переспросила Нев.
 — Верно. И зверь, управляющий им. И зверь этот, если я не ошибаюсь, один из наших.
 Прихрамывая, она снова спустилась в архив.
 — Убедите меня, — произнесла леди инквизитор.




 Глава тринадцатая




ВОССОЕДИНЕНИЕ



ВОЕННЫЕ КОЛОКОЛА



НАЧАЛО ДАЛЬНЕГО И ДОЛГОГО ПУТИ

 Не знаю, удалось ли мне на самом деле убедить леди инквизитора. Не уверен, что это вообще было возможно. Но она дослушала меня до конца и оставалась с нами в течение двух часов, помогая находить дела, связанные с этим случаем, и другие материалы. Около девяти ее вызвали по поводу беспорядков в островной общине Кадукада. Прежде чем уехать, она предоставила мне и моей свите место в соборе, от чего я вежливо отказался. Кроме того, Нев довела до моего сведения, что даст разрешение продолжать расследование в Каср Дерт, если я буду держать ее в курсе дела.
 — Я слышала истории о ваших... приключениях, Эйзенхорн Мне бы не хотелось, чтобы нечто подобное происходило на моей территории. Мы друг друга понимаем?
 — Вполне.
 — Тогда доброй ночи. И удачной охоты.
 — Ты был неправ, — сказал я, когда мы с Фишигом остались в архиве одни.
 — В смысле?
 — Она мне понравилась.
 — Ха! Эта твердолобая стерва?
 — Именно потому, что она твердолобая стерва.
 Я всегда получаю удовольствие от общения с коллегой инквизитором, честно и целиком отдающим себя работе, даже если его методы отличаются от моих. Нев являлась чистокровной пуританкой и страдала недостатком терпимости. Она была почти по-хамски резка. Переутомлена. Но она называла вещи своими именами, презирая увертки, и воспринимала абсолютно серьезно угрозы и нашему обществу, и нашему образу жизни.
 На мой взгляд, другим инквизитор быть и не должен.
 Мы проработали до полуночи, изучая и сопоставляя содержание сотен папок и документов.
 К тому времени в ответ на мой вызов из космопорта в Каср Тирок прилетел боевой катер. Фишиг разыскал одного из сотрудников Нев, поручил ему изготовить на информационных планшетах копии наиболее важных данных и попросил, чтобы все было готово к нашему возвращению поутру. Потом мы вернулись в «спидер» и полетели по петляющим улочкам города-крепости к посадочному полю.
 Звезд видно не было, на землю опустилась прохлада. В свете прожекторов дожидающегося катера порхали мотыльки-вечерницы.
 Над восточным горизонтом в ночном небе низко висело розовато-лиловое размытое пятно. Восходящая туманность Ока Ужаса. Даже на таком огромном расстоянии одно созерцание его очертаний заставляло меня холодеть.
 Если имперский орел символизирует все доброе и благородное, что есть в Империуме Человечества, то омерзительное пятно отражает все, что есть отвратительного в извечном недруге людей.
 Наконец мы поднялись на борт. Фишига приветствовали смехом и теплыми словами. Эмос долго тряс его руку, а Биквин чмокнула в щеку, заставив Годвина покраснеть. С Нейлом и Медеей он тут же затеял шутливую перебранку и спросил Гусмаана, не хочет ли тот есть.
 — А что? — спросил охотник-следопыт, с надеждой распахнув глаза.
 — Пришло время ужина, — ответил Фишиг. — Бетанкор, поднимай это корыто в воздух.
 Мы направлялись в безопасное место, о котором он рассказывал.
 Я не был на борту «Иссина» уже почти пять лет. Классическая модель грузового клипера класса «Изольда» походила на летящий в космосе собор длиной в три километра. Величественный корабль стоял на низкой орбите Кадии и выглядел так же, как почти сотню лет назад, когда я впервые увидел его на холодной орбите Спеси.
 Медея подвела нас к швартовочному отсеку гигантского судна.
 — Капер? — настороженно спросил Иншабель, разглядывая корабль поверх моего плеча.
 — Старый друг, — заверил его я.
 Владелец судна Тобиус Максилла являлся, как я понимаю, самым невероятным из моих союзников. Он зарабатывал на жизнь торговлей предметами роскоши, как легальными, так и не очень, мотаясь по всему Геликанскому субсектору. Максилла был торговцем и оставался таковым во всех отношениях.
 Но в нем жила пиратская тяга к приключениям, тоска по веселым денькам начала покорения космоса. Занимаясь поисками Некротека, я нанял его судно только ради транспортировки своей команды. Но он влился в нашу работу с небыватым энтузиазмом и восторгом и с тех пор оставался вовлеченным практически во все наши дела. За последнее столетие каждые несколько лет я либо сам нанимал его, либо он выходил на связь и интересовался, не требуются ли его услуги. И все потому, что ему становилось скучно. Мотивировал он свое появление обычно тем, что «просто оказался неподалеку».
 Максилла был образованным, начитанным человеком, с тонким чувством юмора и страстью к наилучшим вещам в этой жизни. Кроме того, он был и гостеприимным хозяином, и отличным компаньоном, которым я очень дорожил. Официально он не мог входить в мой штат, но, как мне кажется, во время наших общих приключений являлся жизненно важной его составляющей.
 Когда было решено, что Фишиг начнет это долгое расследование, приведшее его на Кадию, я попросил Максиллу обеспечивать его транспортировку, когда и сколько потребуется. Тобиус сразу согласился, и вовсе не из-за щедрой платы, которую я предлагал. Он жаждал настоящего приключения. Кроме того, это давало шанс на достойный «Иссина» забег, вне привычного маршрута среди звезд Геликана.
 Настоящий вояж. Одиссея. Именно то, ради чего жил Тобиус Максилла.
 Вытяжные вентиляторы еще не закончили отводить газы, выброшенные дюзами катера, а Максилла уже ждал нас в трюме, чтобы приветствовать. Тобиус оделся в своей манере, но соответственно случаю: синий бархатный балмакан [13] с широкими рукавами, жабо, зеленоватый камзол из шелка япанагара, прочные кожаные сабатоны [14] с золотыми пряжками и громадная шляпа с перьями, надетая поверх напудренного парика. Лицо он натер белилами и украсил щеку изумрудной мушкой. Запах одеколона перебивал даже испарения дюз.
 — Мой дорогой Грегор! — закричал он, шагая вперед и сжимая мою протянутую ладонь обеими руками. — Ты не представляешь, как я рад снова приветствовать тебя на борту моей скромной посудины.
 — Тобиус. Рад, как всегда.
 — И милая Елизавета! Выглядишь еще моложе и свежее, чем прежде! — Сжав ее запястье, он поцеловал ее в щеку.
 — Полегче, размажешь свой макияж.
 — Мудрый Эмос! Добро пожаловать, ученый! Эмос только усмехнулся, когда затрясли его руку.
 Кажется, он так и не сумел понять, как надо вести себя с Максиллой.
 — Мистер Нейл!
 — Максилла.
 — И Медея! Соблазнительна! Как соблазнительна!
 — Все для вас, — игриво ответила Медея, позволяя поцеловать одну из своих инкрустированных электроникой рук.
 — Максилла, ты же знал, что мы появимся. Мог бы и принарядиться, — поддел хозяина Фишиг.
 Рассмеявшись, они обменялись рукопожатиями. Я понял, что их отношения изменились. В течение года они вместе трудились над этим заданием. Фишиг и Максилла никогда особо не сходились: их прошлое и настоящее было слишком разным. Но год, проведенный вместе, сделал их настоящими друзьями.
 Этот факт меня даже порадовал. Команда инквизитора работает куда лучше, если среди сотрудников складываются хорошие отношения.
 Максилла обернулся к Гусмаану и Иншабелю: — Вас двоих я не знаю. Но мы обязательно познакомимся, ведь для этого и существуют трапезы. Добро пожаловать на «Иссин».
 Золотые сервиторы Максиллы, каждый — своеобразное произведение искусства, накрыли для нас поздний ужин в огромном обеденном зале. Нежнейший паштет из крабов, только утром выловленных в Кадукадском море, цветы онтол под соусом poivrade [15] , приготовленные в собственной шелухе, филе кадианского кабана, сопровождаемые сладкими ватрушками с фруктами, сливками и интийским сиропом. Позолоченный сомелье подавал искристое саматанское розовое, крепкий кадианский кларет, сладкое и тягучее токайское с виноградников Гидрафура и обжигающий мордианский шнапс.
 Мы пребывали в хорошем настроении, и великолепный ужин позволил нам расслабиться. Никто не вспоминал о делах или о том, что они могут от нас потребовать. Чтобы дать сознанию отдохнуть, иногда надо забывать обо всем.
 А мне был необходим ясный ум.
 Мы возвратились в Каср Дерт следующим утром. Стальное утреннее небо над островной грядой Кадукадского моря прорезало пылающее красное солнце. Когда наш боевой катер проносился над скалистым материком, вересковые холмы уже окрасило розовым жаром.
 Несмотря на то что мы передавали верные пропускные коды, нас шесть раз брали в прицел. Однажды навстречу вытелела пара кадианских «Мародеров», зажимая катер в тиски и проверяя нас.
 Военная безопасность стала для кадианцев образом жизни. Всякий гражданский транспорт, челнок или космический корабль проверялся строжайшим образом. Особенно тщательно следили за судами, которые вели себя подозрительно или отклонялись от установленного маршрута. Эмос поведал мне, что шесть месяцев назад шлюпка, несшая на своем борту дьякона из Арнуша, прибывшего на Кадию ради пропагандистского семинара, была сбита над Морем Канска только потому, что не смогла передать верные коды. Это заставило меня задуматься над тем, как же наш неведомый враг умудрялся высаживать и забирать своих слуг с Кадии.
 Если, конечно, как и мы, он не обладал чином и правом легко обходить рутинные проверки службы безопасности.
 Нам пришлось сделать крюк в шестьдесят километров к западу от Каср Дерт, чтобы обойти эпицентр боевых действий. Утреннюю дымку пронизывали вспышки и огненные следы массированных ракетных ударов.
 Восемь полков кадианских ударных войск, которым оставалось всего несколько дней до отправки на один из внутренних миров-крепостей Кадианских Врат, проходили огневую подготовку в реальных условиях.
 Час спустя мы наконец опустились на посадочной площадке собора. Военные колокола в каждой башенке и динамики в бункерах извещали, что рев сражения, доносящийся с близлежащих полей и вересковых пустошей, всего лишь тренировка.
 Мы разделились. Фишиг и Эмос спустились в архив, чтобы заняться изучением заказанных нами отчетов и продолжить исследования. Биквин в сопровождении Гусмаана отправилась обследовать полки апостолеума Экклезиархии. Иншабель и Нейл наведались в каталог отчетов Администратума.
 Я и Медея двинулись к Министерству Внутренней Обороны.
 На Кадии не существует арбитров. В мире царит постоянное военное положение, и в результате за всем, что касается гражданского порядка, наблюдает Внутренняя Гвардия, подразделение Кадианской Имперской Гвардии. В самом сердце Каср Дерт, административной столице региона, располагается их штаб — Министерство Внутренней Обороны, серая каменная башня, примыкающая к крепости военного губернатора.
 Ряды Внутренней Гвардии пополняются «случайным» образом. Один из десяти солдат, завербованных в вооруженные силы Кадии, после прохождения базовой подготовки и инструктажа направляется на службу во внутренние войска, вне зависимости от своих достижений и задатков. В результате многие солдаты отбывают службу прямо в родном мире, и Кадия может похвастаться одними из наиболее эффективных и квалифицированных планетарных сил обороны среди любых миров Империума.
 Нас принял полковник Иббет, сильный, поджарый мужчина примерно сорока лет, выглядевший так, словно был готов вести набег прямо в Око Ужаса. Он оказался учтив, но недоверчив.
 — У нас нет никаких данных о незаконной или подозрительной иммиграции.
 — Почему, полковник?
 — Потому что такого не бывает. Система не допускает.
 — Но конечно же, случаются досадные исключения?
 Иббет, затянутый в серо-белую униформу, накрахмаленную и отутюженную так, что о ее складки можно было порезаться, только сложил пальцы домиком.
 — Ладно, — сказал я, меняя подход. — А что если кто-нибудь захотел бы проникнуть на планету анонимно? Как это могло бы произойти?
 — Никак, — ответил полковник, явно не собираясь сдаваться. — Все идентификации и цели визита регистрируются и каталогизируются. Любые нарушения будут мгновенно обнаружены.
 — Тогда мне хотелось бы начать с документов, где отмечены подобные нарушения.
 Иббет покорно провел нас в зал кодиферов и поручил военному клерку помочь нам найти отчеты. Мы сортировали и проверяли их без малого три часа, постепенно начиная уставать от бесконечных списков орбитальных абордажей, аэрокосмических перехватов и наземных рейдов. Полный обзор только этих отчетов должен был занять недели.
 Именно так нам и пришлось поступить. Мы потратили десять с половиной недель на изыскания в архивах и каталогах Каср Дерт, работая посменно и обитая в каютах на борту боевого катера. Раз в несколько дней мы возвращались на «Иссин», чтобы немного отдохнуть и подумать.
 К тому времени, как мы завершили бумажные дела, установилась настоящая зима.




 Глава четырнадцатая




ЗИМА ДАЕТ ШАНС



ПРОКЛЯТЫЙ ОБРЕТАЕТ ИМЯ



ПИЛОН В КАСР ГЕШ

 Зимнее время на Кадии. Сверкающие льдины, плавающие в иссиня-стальных водах Кадукадского моря по утрам, и слегка припорошенные снегом вересковые пустоши. В это время года отвратительная корона Ока Ужаса видна даже мимолетным днем. Безобразное розовато-лиловое ночное сияние в холодном дневном небе превращается в фиолетовую кляксу, напоминающую пятно от пролитых чернил.
 Казалось, что за нами постоянно наблюдают. На нас сверху глядело налитое кровью, гневное Око.
 Но больше всего неприятностей нам доставляли ветра, рождающиеся в арктических широтах, холодные и пронизывающие, точно штыки кадианцев. Высокогорные озера замерзли, и смертельные туманы-погонипы [16] . часто навещали суровые пустоши и нагорья. А жители касра, похоже, испытывали суеверный ужас перед обогревателями и утеплением окон.
 Морозные сквозняки носились по коридорам собора и здания Администратума. Вода замерзала в трубах.
 Несмотря на это, каждые несколько дней начинали звенеть военные колокола, и по вересковым полям с грохотом прокатывались зимние учения. Мне стало казаться, что кадианцы стреляют друг в друга, просто чтобы согреться.
 Спустя десять с половиной долгих, все более и более холодных недель после того, как мы начали наши систематические поиски в записях касра, я совершал уже привычную утреннюю прогулку из собора Инквизиции к штабу Внутренней Гвардии. От холода меня защищало толстое меховое пальто, а шипованные подошвы сапог помогали справляться с гололедом. Я чувствовал себя несчастным. Из-за долгих бесплодных поисков, из-за многих часов, проведенных в плохо освещенных помещениях, мы все становились бледными и раздражительными.
 А ведь сколько было многообещающих наводок! Связи и следы Сынов Баэля, неразрешенное перемещение космических кораблей, зарегистрированные подозрительные документы.
 Но все эти намеки ни к чему не привели. Насколько нам удалось выяснить, в живых не оставалось ни одного из Сынов Баэля, ни одного человека, связанного с ними делами, или их родственника. Не возникало никакой культистской активности, связанной с пилонами, не велось даже зарегистрированных ксеноархеологических работ. Я опросил специалистов — профессоров университета, а также ряд техножрецов из Адептус Механикус, которые, судя по записям, являлись экспертами по пилонам.
 Ничего.
 Вместе с Иншабелем, Нейлом или Фишигом я путешествовал по региону, добираясь даже до Каср Тирок и Каср Белланы. Рабочий из оружейного магазина в Каср Беллане, которого идентифицировали как бывшего члена культа Ваала, оказался всего лишь тезкой сектанта и не имел никакого отношения к делу. Впустую потраченные десять часов поездки на «спидере».
 Эмос собрал кодифер, с помощью которого мы накладывали аномалии в отчетах на прошлую деятельность культа.
 Казалось, что нет вообще никаких связей.
 Я поднялся по ступеням Министерства Внутренней Обороны. У вахты возле служебного входа мне предстояло подвергнуться проверке на право доступа к секретным документам. Это уже должно было стать пустой формальностью. Я приходил в одно и то же время почти каждый день и даже знал некоторых гвардейцев в лицо.
 Но тем не менее солдаты вели себя так, словно я пришел сюда впервые. Документы не просто заверили печатью, а вначале тщательно прочитали и проверили в ауспексе на подлинность. Мою инсигнию тщательно осмотрели и пометили биркой. Дежурный офицер доложил по воксу обо мне в главное здание, чтобы получить разрешение.
 — Вам это никогда не надоедает? — спросил я у одного из офицеров, убирая документы обратно в кожаную сумку.
 — А что мне должно надоесть? — спросил он.
 Иббета я больше не встречал. Меня передавали по кругу от одного наблюдателя к другому. Мне объяснили, что это происходит из-за смены графика вахт, но я знал истинную причину: никому из офицеров не хотелось иметь дела с инквизитором. Тем более ежедневно.
 Тем утром меня сопровождал майор Ревл. Это был угрюмый молодой человек, еще мне не знакомый.
 — Чем могу помочь, сэр? — кратко поинтересовался он.
 Я вздохнул.
 Открытые регистрационные журналы и информационные планшеты лежали на автоматизированном рабочем столе, где я и оставил их прошлой ночью. Ревл начать отдавать распоряжения, чтобы клерк убрал их и освободил для меня место, прежде чем я успел объяснить, что сам этот беспорядок и оставил.
 Он настороженно посмотрел на меня:
 — Так вы бывали здесь прежде?
 Я снова тяжело вздохнул.
 У меня оставалось всего два часа. В одиннадцать я должен был встретиться с Иншабелем и Биквин. Вместе мы собирались отправиться к одному из Кадукадских островов и проверить информацию о находящемся там человеке, по слухам, связанном с контрабандистами. Наверняка очередная пустая трата времени, решил я.
 Я работал с журналом воздушных сообщений, вчитываясь в ежедневные списки орбитальных транспортировок двухгодичной давности. Наконец я наткнулся на сообщение о челноке, стартовавшем со стоявшего на орбите корабля и направившегося к посадочному полю возле Каср Геш. Этот город-крепость располагался неподалеку от одного из пилонов, к которому часто наведывались Сыны Баэля. Более того, проверка показала, что эта посадка состоялась за три дня до очередного всплеска активности культа в этом районе.
 Я включил систему поиска и запросил дальнейшую информацию, касающуюся данной записи. Мне тут же было отказано. Я воспользовался более высоким уровнем доступа и получил отчет, в котором содержалось название и принадлежность судна. Заинтересовавшись, я просмотрел сообщение до конца. Цель визита была засекречена.
 Тогда я набрал на панели код предельно доступного мне уровня доступа. Терминал задрожал и задребезжал, производя сортировку данных и авторизации.
 На планшете появилось имя. Мои восторги достигли своего пика и тут же угасли. Нев. Таинственная запись сообщала всего лишь о секретном вылете леди инквизитора на задание. Я снова вернулся к тому, с чего начал.
 Остров был неприветлив и гол. Маленькие рыбацкие общины жались вдоль побережья западного залива. Иншабель опустил «спидер» к каменистой речушке. Натянутые сети покрывала корка льда.
 — Долго еще, Грегор? — спросила Биквин, наматывая на горло шарф.
 — До чего?
 — До того времени, как мы бросим все и уберемся отсюда. Меня уже тошнит от этого обделенного судьбой мира.
 Я пожал плечами:
 — Еще неделя. До Сретения. Если мы ничего не найдем к тому времени, обещаю, что мы попрощаемся с Кадией.
 Втроем мы спустились по обледеневшей дорожке к мрачной таверне. У стены на высоких шестах вялились якорные рыбы, каждая размером с человека.
 Владелец выйти к нам не пожелал, зато его помощник не только принес напитки, но и признался, что именно он послал нам сообщение о контрабандисте, который назначил здесь встречу.
 Мы прошли в заднюю комнату. Возле ревущего камина сидел мужчина. Он грел у огня унизанные перстнями пальцы. Я почувствовал запах одеколона.
 — Доброе утро, Грегор, — произнес Тобиус Максилла.
 Несмотря на возгласы, доносящиеся из задней комнаты, помощник хозяина таверны принес омлет с пряностями, чашки зарфиньего бульона и бутылку крепленого вина.
 — Может, объяснишься? — спросил Иншабель.
 — Конечно, мой дорогой Натан, конечно, — ответил Максилла, неторопливо разливая вино по стаканам. — Минуту терпения.
 — Немедленно, Тобиус! — рявкнул я.
 — Ого! — Перехватив мой взгляд, он сел. — Признаться, последние несколько недель я чувствовал себя подавленно. Вы были слишком заняты, а я только и делал, что ждал вас на «Иссине»... Что ж, так или иначе, ты неоднократно повторял, что результат ваших поисков зависит от решения одной важной проблемы. То есть от того, можно ли пробраться мимо до одержимости надежной системы защиты этой жуткой планеты. Анонимно. Вот я и сказал себе: «Тобиус, вот что ты должен сделать, и плевать, что подумает об этом Грегор. Контрабанда, Тобиус, твоя сильная сторона». Посему я решил проверить, смогу ли я провезти сюда контрабандой самого себя. И угадайте, каков результат?
 Он откинулся назад, потягивая свою выпивку с омерзительно довольным видом.
 — Ты нелегально проник на планету и тем самым доказал, что это возможно? — медленно произнесла Биквин.
 Он кивнул:
 — Мой челнок спрятан в роще за деревней. Вы и представить себе не можете, сколько ртов и глаз в этих краях может заткнуть толстый кошелек.
 — Даже не знаю, что сказать, — ответил я. Он развел руками:
 — Несколько недель назад ты рассказал мне, что Внутренняя Гвардия не зафиксировала ни одного случая незаконной или сомнительной иммиграции. Отлично, вот он я, целиком и полностью опровергающий это утверждение. Должен признать, Кадия оказалась крепким орешком. Одним из самых крепких за всю мою долгую и порочную карьеру. Но, как видите, нет ничего невозможного.
 Я влил в себя вино одним большим глотком.
 — Тобиус, после этого мне придется прекратить с тобой любые отношения. Ты же знаешь.
 — Ой, фу-у, Грегор! Только из-за того, что я выставил Кадианскую Внутреннюю Гвардию кучкой дураков?
 — Из-за того, что ты нарушил закон!
 — Ах-ах-ах! Но я его не нарушал. Обошел, возможно, но не нарушал. Я нахожусь здесь абсолютно легально, как по правилам Кадии, так и по законам Империума.
 — Что?
 — Да ладно тебе, старина! Как ты думаешь, почему мой челнок не был сбит сегодня нетерпеливыми кадианскими стрелками? Ладно, это риторический вопрос. Ответ прост: когда перехватчики поднялись мне навстречу, я передал им пропускные коды, вполне их удовлетворившие.
 — Но дневные коды засекречены! Проводятся тройные перепроверки! Выдаются они только тем, кто может предоставить достаточно веские рекомендации. Чьим же авторитетом ты мог воспользоваться?
 — Понимаешь, Грегор... конечно же, твоим.
 Истина лежала прямо перед моим носом, но потребовался Максилла с его охотой до пышных представлений в наитщеславнейшем воплощении, чтобы я наконец узрел правду. Причина того, что Внутренняя Гвардия не обладала никакими сведениями о нелегальной иммиграции, состояла в том, что таких случаев не бывало. Те, кто пытался проскочить мимо крепкой длани кадианской службы безопасности и был замечен, погибали. А те, кому удалось ее обойти, и не могли быть обнаружены.
 И все потому, что они пользовались достаточно солидными пропусками, маскируясь под каких-либо официальных визитеров, которых не будут останавливать.
 Под людей вроде меня. Или вроде Нев.
 — Я не совершала этого вылета, — произнесла Нев, напряженно всматриваясь в информационный планшет, который я ей показывал. — Так же, как и этого.
 — Конечно нет. Но кто-то воспользовался вашим авторизационным кодом. Применил его, чтобы получить разрешение на трансорбитальные перемещения. Вот так они и спускались. Посмотрите, ваш код используется вновь и вновь. А раньше так же использовали код вашего предшественника Горфала. Это продолжается уже сорок лет. Всякому всплеску активности Сынов Баэля — и других культов тоже — предшествует транспортировка из космоса на поверхность, оформленная как вылет Инквизиции.
 — Император храни! — Нев подняла глаза к небу, положила информационный планшет и хрипло приказала сервитору дать больше света.
 — Но мои авторизационные коды защищены. Как же их могли украсть? Эйзенхорн, вашим ведь тоже воспользовались. Как его выкрали?
 Я помедлил с ответом.
 — Если быть точным, то его не крали. Один из моих партнеров позаимствовал его, чтобы обосновать свои подозрения.
 — Почему меня это не удивляет? Впрочем, не важно! Эйзенхорн, между нами есть существенное отличие. В вашей банде могут состоять преступные элементы, способные самовольно действовать за вашей спиной, нарушая все нормы и правила. Но это не мой случай.
 — Я понимаю вашу точку зрения, но тем не менее это произошло. Кто может получить доступ к вашему коду?
 — Никто! Никто под моим началом!
 — А из вышестоящих инквизиторов?
 — Что?
 — Я уже говорил, что предателем может оказаться кто-то из наших. Старший инквизитор, да хотя бы и сам Верховный Инквизитор. Но обязательно хитроумный ветеран, обладающий достаточным влиянием, чтобы дергать за нужные ниточки.
 — Но это потребовало бы прямой директивы с самого высокого уровня.
 — Точно. Давайте проверим.
 Наконец мой противник потерпел крах. Вся кровь, ярость и сражения, через которые нам пришлось пройти, ничего не значили после обретения простой подсказки. Чтобы похитить авторизационные коды Нев и ее предшественника, мой враг должен был запросить данные, воспользовавшись собственным влиянием.
 Отчет об этом событии, конечно же, был зашифрован. Мы с Нев сели за кодифер в одном из крыльев святилища и быстро нашли нужную запись. Ее даже и не пытались прятать. Наш недруг даже не думал, что кто-нибудь догадается ее просмотреть.
 Но, так или иначе, она была закодирована.
 Ни мне, ни Нев этот шифр оказался не по зубам. Но, объединив усилия, мы имели право через астропатов запросить у Инквизиции разрешение на использование самых сложных ключей.
 На улаживание всех формальностей ушло пять часов.
 Только после полуночи посыльный из Официо Астропатикус доставил нам планшет с сообщением.
 Зимний ветер грохотал ставнями санктума. Мы с Нев остались наедине, решив, что свидетели нам ни к чему. Проблема была очень щекотливой. Мы немного поболтали о том и о сем, только чтобы занять время, хотя оба нервничали и были раздражены. Нев налила нам по большому бокалу кадианской глайвы, немного снявшей напряжение.
 Наконец ее помощник объявил о прибытии посыльного. Тот вошел и низко поклонился. Под его мантией гудели аугметические конечности. Посланник протянул Нев информационный планшет, сжатый в мехадендрите, заменявшем ему руку. Леди инквизитор приняла сообщение и отпустила посыльного.
 Я поднялся и отставил свой бокал, из которого едва пригубил. Нев подошла ко мне, опираясь на серебряную трость, и протянула планшет.
 — Приступаем? — спросила она.
 Мы перешли в дальнее крыло санктума и вставили информационный планшет в древний кодифер. По зеленому экрану лихорадочно побежали руны. Нев открыла файл, которым мы занимались, и задействовала ключ.
 На это ушла еще пара минут.
 Затем на маленьком зеленом экране высветилось досье на заслуженного инквизитора, воспользовавшегося кодом Нев. Наконец проклятый предатель обрел имя.
 Увиденное потрясло даже меня.
 — Император всемилостивый, — выдохнула леди инквизитор. — Квиксос.
 Эмос спорил с главным научным помощником Нев — Катчем.
 — Квиксос мертв, и к тому же уже давно! — утверждал Катч. — Мы явно столкнулись с тем, что кто-то воспользовался его авторизационным...
 — В анналах Инквизиции Квиксос все еще числится среди живых.
 — Пустая перестраховка! Его тело не было обнаружено. Нет доказательств факта смерти...
 — Точно так...
 — Но тем не менее! О Квиксосе уже сто лет не поступало ни одного известия.
 — Ни одного, которое бы мы увидели, — парировал я.
 — Эйзенхорн прав, — произнесла Нев. — Инквизитор Утлен считался погибшим более чем семьдесят лет. А потом он вновь внезапно появился, чтобы сбросить тиранов Эсквестора II.
 — Все это очень странно, — пробормотал Эмос.
 Квиксос. Квиксос Великий. Квиксос Пресветлый.
 Один из самых почтенных инквизиторов, когда-либо скитавшихся по Империуму. Его ранние тексты входили в наши списки для обязательного прочтения. Он был легендой. В возрасте всего лишь двадцати одного года ему удалось выкурить демонов из Артума. Потом он вычистил Эндорианский субсектор от поклонников козлоподобных богов. Расшифровал «Книгу Эйбона». Уничтожил мерзкий подкульт Нургла, заразивший один из Домов самой Терры. Разыскал и убил Космодесантника Хаоса Бэйнглоса. Он заставил умолкнуть Шептунов Домактонии. Распял Волхвоцаря Сарпета на зубце стены над его сожженным ульем.
 Но Квиксоса всегда преследовали слухи. Поговаривали, что он сам слишком близок к тому злу, которое изничтожал. Конечно же, он был радикалом. Кое-кто считал его отступником. А некоторые тихо, с глазу на глаз рассказывали друг другу, что он куда хуже.
 На мой взгляд, он был великим человеком, который, возможно, зашел слишком далеко. Я просто чтил его память и его подвиги. Потому что полагал его давно почившим.
 — Может ли он все еще оставаться живым? — спросила Нев.
 — Мадам, ни в коем случае... — начал Катч.
 — Не знаю, зачем вы его держите, — произнес я, жестом обрывая кадианского ученого. — Его советы бесполезны.
 — Но ведь это правда! — обиделся Катч.
 — Заткнись и выйди, — приказала ему Нев.
 Она забрала из моих рук пустой бокал.
 — Продолжайте. Хочу услышать ваше мнение.
 — Хотите? От такого авантюриста, как я? Вы уверены, леди инквизитор?
 Она с такой силой впихнула мне в руку наполненный доверху бокал, что немного глайвы даже выплеснулось мне на пальцы.
 — Просто изложите мне свои проклятые идеи!
 Я пригубил напиток. Эмос, устроившийся в кресле возле двери, нервно посмотрел на меня.
 — Квиксос вполне может оказаться живым. Сейчас ему... Сколько бы ему исполнилось, Эмос?
 — Триста сорок два года, сэр.
 — Точно. Что ж, это ведь еще не возраст, верно? Ничего такого, с чем бы не справились аугметика, омолаживающие препараты... или колдовство.
 — Проклятье! — произнесла Нев.
 — Судя по карьере, он невероятно одаренный индивидуум. А судя по его репутации, хоть и не подтвержденной фактами, он вполне мог зайти в своем радикализме слишком далеко. Квиксос соприкасался с варпом. Это можно сказать определенно. И то, что мы просто ничего не слышали о нем за последнюю сотню или даже больше лет, еще не означает, что он отошел от дел.
 — И какие же дела он ведет? — Нев дважды стукнула тростью по мозаичному полу. — Какие? Какие? Создает демонхостов? Совращает инквизиторов? Охотится за запретными текстами, вроде этого вашего Некротека? Устраивает жуткую бойню на Трациане?
 — А что? Почему бы и нет?
 — Потому что это превращает его в монстра! Точная антитеза всего, ради чего существует наш Ордос!
 — Ну да, так и могло произойти. Подобное случалось и раньше. В истории человечества уже были могущественные люди, которые так приблизились к злу, что сами оказались втянутыми в него. Например, инквизитор Руберу.
 — Да, да! Руберу... Я понимаю...
 — Великий Магистр Деркон.
 — Точно. Я помню...
 — Кардинал Палфро из Мимиги. Святой Бонифаций, также известный как Мертвая Голова из Тысячи Слез, — подпел Эмос.
 — Именем Императора!
 — Лорд Вандайр, — добавил я.
 — Ладно, ладно...
 — Хорус... — осмелился прошептать Эмос. Наступило долгое молчание.
 — Великий Квиксос, — пробормотала Нев, медленно поворачиваясь ко мне лицом. — Будет ли он причислен к этому нечестивому списку? Окажется ли осужден один из самых великих?
 — Если это будет необходимо, — ответил я.
 — Что же нам делать? — спросила она.
 — Найти его. Необходимо выяснить, на самом ли деле прошедшие века превратили его в то создание, которого мы страшимся. И если да, то, простит меня Император, мы объявим его еретиком и пособником дьявола, а потом уничтожим за совершенные преступления.
 Нев тяжело опустилась в кресло. В двери святилища постучали. Открыл Эмос. Вошел Фишиг.
 — Сэр... мадам... — произнес он, заметив Нев.
 — Да, Фишиг?
 — В дополнение к вашим сегодняшним открытиям мы проанализировали передвижения на орбите. Два часа назад в Каср Геш приземлилось судно. Оно проникло в воздушное пространство Кадии, используя авторизационный код леди инквизитора.
 Именно в Каср Геш в последний раз была отмечена активность культа. Я взялся за свой плащ.
 — С вашего позволения, леди инквизитор?
 С мрачным выражением на лице Нев тоже поднялась с кресла.
 — С вашего позволения, инквизитор Эйзенхорн. Мне хотелось бы отправиться с вами.
 Каср Геш лежал в трех часах полета от Каср Дерт. Суровые зимние ветры дули с нагорных пустошей, и боевой катер содрогался под ударами ледяного шторма.
 Вся моя команда была на борту. Люди заряжали оружие. К нам присоединилась леди инквизитор Нев с отрядом из шести солдат элитных Ударных Войск Кадии. Невозмутимые бойцы, одетые в зимнюю камуфлированную броню, готовили к бою матово-белые лазерные винтовки и стабберы.
 — Трон Божий, это чертовски крепкозадые парни, — пробормотал Нейл, когда я прошел мимо него, покидая отсек.
 — Впечатлен?
 — Скорее напуган. С меня хватит и обычных кадианских солдат. А это — элита. Лучшие из лучших. Касркины.
 — Что?
 Это явно не было обычным выказыванием почтения одним опытным воином по отношению к другим людям войны.
 — Касркины. Лучшие бойцы Кадии, и ты сам можешь догадаться, что это означает. Терра Святая, они идеальные убийцы!
 — Откуда ты знаешь?
 — О, прошу тебя, ты только взгляни на их шеи. Кадукадская татуировка в виде морского орла. Давай же, посмотри на их шеи. Деревья и то потоньше бывают.
 — Хорошо, что они на нашей стороне, — сказал я.
 — Чертовски на это надеюсь, — ответил Нейл. Палуба снова покачнулась. Держась за петли креплений, я спустился обратно в кают-компанию и подошел к Нев.
 Леди инквизитор поправляла капюшон зимнего плаща. На ней была надета кадианская кольчужная броня, а серебряную трость леди инквизитор сменила на легкую палку со встроенным цилиндром компактного гранатомета.
 В своем меховом плаще и обтягивающем бронекостюме я чувствовал себя обнаженным.
 — Ваше обычное облачение? — спросил я.
 — Необходимое. Надо вам как-нибудь отправиться вместе со мной на острова, на ночную охоту за культистами.
 — Мои сотрудники... беспокоятся. Эти люди — касркины?
 — Да.
 — Их слава бежит впереди них.
 — Так же, как и ваша.
 — В точку. Но тем не менее...
 Нев оглянулась на кадианских бойцов.
 — Капитан Эчбар! — Она едва перекричала рев турбин и дюз.
 — Здесь, леди инквизитор! — откликнулся воин, сидящий в конце салона.
 — Инквизитор Эйзенхорн хочет убедиться, что вы лучшие из лучших и не попадете в спину кому-нибудь из его команды.
 Ко мне повернулось шесть лиц, скрытых под снежными визорами.
 — Сэр, мы занесли биоследы и вас, и ваших спутников в ауспексы своих целеискателей, — заявил Эчбар. — Мы не сможем выстрелить по вам, даже если захотим.
 — Очень на это надеюсь. Я со своими людьми пойду впереди. Огневая поддержка может и не понадобиться. Но если вдруг она будет необходима, я подам команду «Шип Розы» либо посредством вокса, либо псионическим сигналом. Канал вокса гамма-девять-восемь. Вы готовы к псионическому вызову?
 — Мы готовы ко всему, — ответил Эчбар. Корпус боевого катера перестал дрожать.
 — Мы вышли из шторма, — сообщила мне по воксу Медея. — Вижу огни аэродрома. Посадка в Каср Геш через два, — мгновение спустя снова протрещала Бетанкор.
 Пилон возвышался в трех километрах от укрепленных валов Каср Геш. Ночное небо было чистым, ясным и полным звезд. Око Ужаса мрачно пульсировало в высоте. Оно казалось мне еще более угрожающим и ярким, чем прежде.
 Я знал: где-то там, наверху, орбитальные отделения Кадианской Внутренней Гвардии охотились за скрывающимся межзвездным кораблем, с которого к Каср Гешу спустились визитеры. Нев доложила о нем командованию Гвардии еще перед нашим отправлением, строго приказав не начинать действовать, пока мы не вступим в контакт на земле.
 Мы не хотели, чтобы наших гостей спугнули раньше времени.
 Моя команда продиралась через кусты, покрытые ледяной коркой. Отсюда пилон казался всего лишь черным, вытянутым пятном, закрывающим звезды. Было слышно, как в нем завывает ветер.
 Я расчехлил свой штурмовой болтер, окрашенный в зеленый цвет в память о подаренном мне пистолете, который потерял где-то на Иичане, да простит меня библиарий Бритнот. Это штурмовое оружие было несколько крупнее и мощнее, но не шло ни в какое сравнение с удачной конструкцией болт-пистолета, которым я дорожил.
 Мой любимый энергетический меч заменил кадианский палаш — короткая сабля с обоюдоострым клинком. Это был обычный заточенный кусок стали, но я упросил иерархов Министорума Каср Дерта произвести кое-какие усовершенствования.
 Однако, если говорить честно, я чувствовал себя крайне уязвимым.
 Держа на изготовку мощный пулемет, слева от меня двигался Нейл. Гусмаан со своей заслуженной длинной лазерной винтовкой — справа. Еще правее шел Иншабель, вооруженный старинными лазерными пистолетами, ранее принадлежавшими инквизитору Робану. Фишиг, сильно отклонившийся влево, держал в руках старый испытанный карабин, из тех, что используют Адептус Арбитрес для подавления беспорядков.
 Рядом со мной на склон поднималась Биквин. В обтянутой перчаткой руке Елизавета сжимала длинноствольный автоматический пистолет.
 Нев со своими касркинами ждала нашего сигнала позади.
 Эмос и Медея остались на борту боевого катера, зависшего над зоной высадки с выключенными огнями. Именно они, а вовсе не Нев с ее элитными бойцами были нашей подстраховкой.
 — Что видите? — передал я по воксу.
 — Ничего, — одновременно ответили Гусмаан и Нейл.
 — С моей позиции просматривается подножие пилона, — произнес Иншабель. — Вижу огни.
 — Подтверждаю, — откуда-то слева протрещал Фишиг. — Там люди. Насчитываю восемь... нет, десять. Двенадцать. Переносные прожектора. У них есть аппаратура.
 — Аппаратура?
 — Портативная. Ауспексы.
 — Снова измеряют, — прошептала по связи Нев.
 — Наверняка, — ответил я, а потом добавил на глоссии: — Шип зрит плоть, восторженные звери пред дланью. Эгида к оружию, суровое испытание. Все точки укрыты. Острый как бритва торуса путь, изображение цвета черного древа.
 Я взвел свой штурмовой болтер с громким щелчком.
 Одетые в просторные балахоны люди, работавшие в свете прожекторов вокруг пилона, остановились и медленно развернулись в мою сторону.
 Поводя стволом из стороны в сторону, я спустился с холма через промерзший орляк.
 Биквин, готовая в любой момент открыть огонь, следовала за мной всего в нескольких шагах.
 Я знал, что нас прикрывали Гусмаан, Иншабель, Нейл и Фишиг.
 — Кто здесь главный? — спросил я, поудобнее перехватив оружие.
 — Я, — ответила одна из фигур в балахоне.
 — Выйти вперед и представиться, — приказал я.
 — Кому?
 Я выставил на обозрение инсигнию.
 — Имперская Инквизиция.
 Часть закутанных людей тревожно застонала. Но не их лидер. Он шагнул вперед. Внезапно я почувствовал знакомый холодный, металлический запах. Предупреждение, пришедшее слишком поздно.
 Предводительница сектантов медленно стянула капюшон. Ее угловатый, неправильной формы череп был лишен волос, и сквозь кожу пробивалось холодное синеватое свечение. Заостренные, окованные сталью рожки торчали над бровями, а вместо глаз светились белые прорези. Демонхост!
 — Черубаэль? — как-то по-дурацки произнес я.
 — На этот раз твоего глупого приятеля здесь нет, Эйзенхорн, — ответило существо, обнажая зубы и начиная светиться сильнее. — Мое имя — Профанити.




 Глава пятнадцатая




ШИП РОЗЫ



ДЛЯ ЧЕГО РОЖДЕНЫ КАДИАНЦЫ



ПОСЛЕДНЕЕ, ЧЕГО Я ОЖИДАЛ

 Существовало два варианта развития событий. Во-первых, я мог продолжать диалог и позволить демонхосту между делом убить меня и бросить еще теплый труп на груду тел моих товарищей. Во-вторых, я мог произнести «Шип Розы» и положиться на боевой дух моих спутников и неусыпный присмотр святого Бога-Императора.
 Я сказал «Шип Розы».
 Профанити шагнула ко мне. Я выстрелил из штурмового болтера и в изумлении наблюдал, как тварь на лету голыми руками хватает раскаленные добела заряды. Будто ловит теннисный мяч в невесомости.
 В ее пальцах заряды остывали до янтарно-красного, и тогда она просто отбрасывала их в сторону. Но все внимание демонхост сосредоточила на мне.
 Это было ошибкой.
 Первый меткий выстрел Гусмаана с треском ударил ее в голову. Тварь покачнулась. Огонь лазерных пистолетов Иншабеля в клочья изодрал балахон Профанити. Следом взревел карабин Фишига. Демонхоста отбросило в заросли орляка. Бывший арбитр любил проводить свободное время за отливкой дроби для своего оружия. Каждый шарик был сделан из серебра и украшен священной печатью, рисунок которой я недавно показал Годвину.
 Профанити забилась в агонии, когда благословленная дробь запылала в ее теле. Тварь стала подниматься, гневная и взбешенная, но слева от меня уже раздался визг, напоминающий звук разгоняющейся циркулярной пилы.
 Барабан пулемета Нейла раскрутился, и шквальный огонь накрыл демонхоста и пространство вокруг него. Ураган пуль закрутил существо, оторвал одну его ногу в колене и срезал пальцы левой руки.
 Сверхъестественная морозно-белая энергия забила фонтаном из ран и, словно лава, опалила землю.
 К этому моменту в перестрелку включились и другие культисты. Они выхватили оружие и принялись наугад стрелять в темноту. Площадку осветили вспышки выстрелов.
 За нашими спинами, где-то совсем близко, открыли лазерный огонь. Лучи проносились мимо наших плеч. Двое культистов рухнули, один из них повалился на прожектор.
 Я увидел, как в бой понеслись Эчбар и его касркины.
 По-правде говоря, они пугали меня даже больше, чем демонхост. Все-таки Профанити — сверхъестественное создание, и страх перед ней был делом нормальным.
 А касркины — всего лишь люди. И поэтому их действия приводили меня в изумление. Шесть размытых белых пятен, обрушившихся на культистов, расстреливали их из лазерного оружия с близкого расстояния. Они не потратили ни заряда впустую. Один выстрел — один труп. Мимо меня пробежал культист, и касркин развернулся, чтобы достать его. Оружие отказалось выстрелить, поскольку его ауспекс наведения обнаружил мой биослед в зоне поражения. Секунду спустя я уже не заслонял цель, и винтовка выплюнула разряд.
 Убегающий культист споткнулся и головой вперед полетел в кусты.
 Из-за пилона показалось еще несколько культистов, и я услышал грохот яростной перестрелки. В перерывах между очередями армейский пулемет Нейла издавал характерный металлический визг. Лазерные пистолеты Иншабеля словно перебивали друг друга.
 — Фишиг! — закричал я. — Зайди с той стороны пилона. Постарайся что-нибудь найти. Или хотя бы захвати пленника, пока их всех не перебили касркины!
 Отдав приказ, я двинулся обратно, чтобы разобраться с изувеченным демонхостом. Мы причинили ему серьезный урон, но я не испытывал никаких иллюзий насчет его стойкости. Или, точнее, я только думал, что не испытывал их.
 Профанити уже исчезла, а там, где она раньше лежала, все еще дымилась и твердела земля.
 — Проклятье! Проклятье! Прихрамывая, ко мне спустилась Нев:
 — Эйзенхорн?
 — Демонхост! Вы его видели?
 Она покачала головой. За пилоном раздался громкий взрыв.
 — Но вы же убили его?
 — Даже не покалечил, — ответил я.
 — Грегор! — завопила Биквин.
 Окруженная раскаленной энергетической аурой, Профанити парила в воздухе позади меня. Тварь была обнажена и, словно медали, выставляла напоказ причиненные нами увечья. Из обрубка правой ноги струился сияющий белый ихор. На груди курились и пузырились ожоги и раны. Голова безвольно повисла на шее, сломанной метким выстрелом Гусмаана. Демонхост распростерла руки. Изувеченный обрубок ладони испускал в траву потоки молний.
 — Отличная... попытка... — пробулькала свисающая голова.
 Как я мог видеть теперь, когда исчез ее балахон, тело демонхоста сковывали цепи, замки и кандалы. Светящуюся плоть пронзали иглы и длинные шила. С цепей и колючей проволоки, обвивавшей ее шею, свисали всевозможные амулеты.
 — Бегите, — приказал я Нев и Биквин. — Бегите!
 Нев вскинула свою палку и выстрелила.
 Граната ударила Профанити в живот и, окутав вспышкой фузелина, откинула ее тело на несколько метров назад.
 Несмотря на это, тварь снова устремилась к нам, стеная и ругаясь на искаженном варпом языке.
 Биквин вцепилась в меня и в Нев. Ее способности неприкасаемой теперь оставались нашей единственной защитой, и она это понимала.
 Профанити резко остановилась всего в метре перед нами, паря в воздухе и сверкая подобно звезде. Я ощущал исходящую от нее вселенскую жажду убийства.
 С хрустом ломающихся веток тварь медленно повернула сломанную шею и подняла болтающуюся голову, чтобы посмотреть на нас. Ее глаза и пасть сверкали огнем мертвых светил.
 Пальцы Биквин судорожно сжали мою руку. Мы втроем смотрели на демонхоста. Порождаемые Профанити ветра варпа колыхали наши волосы.
 — Упорный, — произнесла она. — Неудивительно, что ты полюбился Черубаэлю. Он рассказывал, что ты используешь неприкасаемых. Мудрый шаг. Ваши пушки не причинят мне вреда, но и я не могу обрушить на вас свое сознание, пока она рядом. К счастью, мне этого и не надо, — поразмыслив, добавила демонхост.
 Внезапно она взмахнула искалеченной рукой. Нев завопила, когда ее отшвырнуло в сторону. Коготь большого пальца Профанити окрасился кровью.
 Аура Елизаветы останавливала ментальную ярость существа, но не могла сдержать его физически.
 Тварь снова взмахнула рукой, и я отпрыгнул назад, утаскивая за собой и Биквин. Профанити загоготала.
 — Елизавета! — завопил я. — Держись рядом!
 Я выхватил свой палаш. Короткий изогнутый клинок отразил сияние, исходящее от Профанити, и на нем заблестели руны, нанесенные Министорумом.
 Я ударил резко, бездумно и отчаянно, вгоняя клинок между ребер демонхоста. Она взвыла и отлетела обратно. Из раны вырвался дым.
 Развернувшись, чтобы не упускать противника из виду, я крепче сжал правой рукой палаш, а левой — запястье Биквин.
 — А ты справился с домашним заданием. Эти рунные пентаграммы на твоем оружии. Неплохо. Мне было больно!
 Тварь снова бросилась на меня:
 — Но это ничто по сравнению с той болью, которую испытаешь ты!
 Елизавета закричала и упала, а я изо всех сил старался не отпускать ее руку. Если бы наш контакт разорвался, я бы почувствовал на себе всю мощь демонхоста.
 Я защитился острым лезвием, срезая плоть с левой груди и обнажая ребра Профанити.
 Когти твари разорвали мне левое плечо и стали спускаться ниже, раздирая в клочья защитный костюм.
 По моей одежде ручьем текла кровь.
 Я снова взмахнул, пытаясь исполнить уйн ульсар. Но демонхост перехватила мой клинок здоровой рукой. От ее ладони стал подниматься дым, и Профанити стиснула зубы от боли.
 — Руны... больно... но они не... сильнее... самого оружия... В следующий раз... ты должен научиться... делать свое оружие могущественнее... Вот только... следующего раза... не будет... — добавила она.
 Палаш стал настолько горячим, что я с криком выронил его. Профанити отбросила смятый, оплавленный кусок стали в сторону. Ее рука была серьезно обожжена, но она словно не замечала этого.
 — Пришло время умирать, — прохрипела демонхост, вцепившись в меня.
 Следующие несколько секунд навечно выжжены в моей памяти. Уверен, что никогда мне больше не стать свидетелем такого героизма. На Профанити набросились капитан Эчбар и два его солдата-касркина. Их лазерное оружие не могло стрелять, потому что мы с Биквин находились в зоне поражения.
 Эчбар всем телом врезался в демонхоста, пытаясь оторвать ее от нас. Профанити отшвырнула его в сторону. Второй касркин прыгнул на нее, но она испепелила его прямо в воздухе. Третий успел по рукоять вогнать кадианский штык в грудь Профанити. Пламя, вырвавшееся из раны, пробежало по рукам солдата и охватило его тело.
 Касркин с криком повалился на землю, но тут снова появился Эчбар, с рваной раной на щеке и шее.
 Ножом, сжатым в обеих руках, он рассек спину Профанити вдоль хребта. Вырвавшиеся на свободу варп-энергии разодрали Эчбара на части.
 Крича и корчась от боли, Профанити поднялась в воздух.
 Я знал, что она не погибла. Я знал, что она не могла умереть на самом деле.
 Но кадианская элита, пожертвовав своими жизнями, дала мне передышку. Они пали на службе Богу-Императору, ради чего и были рождены.
 — Эгида! Во имя алого ада! Шип возвращается! — закричал я в вокс, вцепляясь в руку Биквин.
 Профанити мчалась к нам.
 Мы увидели, что боевой катер, сверкая прожекторами, делает боевой заход. Порожденный им ураганный ветер с корнем вырывал промерзший орляк и сбивал нас с ног. Медея шла низко, слишком низко...
 Орудийные сервиторы навели на демонхоста турели крыльев и носа. Огневая мощь оказалась столь сокрушительной, что Профанити просто испарилась.
 Свет померк.
 Подтянув к себе Биквин, я заслонил ее от дождя из превратившегося в жидкость тела демонхоста.
 А потом услышал, как Фишиг выкрикивает мое имя.
 — Помоги ей, — вставая, приказал я Годвину, и он подхватил Биквин.
 Я огляделся. Площадку устилали мертвые тела, большая часть из которых принадлежала культистам. В двадцати метрах вверх по склону Иншабель нашел Нев, израненную, но живую, и теперь звал медика.
 В холодном ночном небе мигнули раскаленные добела дюзы боевого катера — Медея развернулась, заходя на посадку.
 Нейл, получивший сквозное ранение в предплечье, прислонился к пилону и остановил наконец визжащий барабан своего пулемета.
 — Нам... нам надо перегруппироваться, — сказал я.
 — Согласен, — кивнул Фишиг.
 — Вы что, не имеете никакого представления о том, с чем столкнулись? — спросил Гусмаан.
 Мы обернулись. Старый охотник за шкурами с Виндховера спускался к нам с холма. Длинное лазерное ружье покоилось на его согнутой руке. Тучи быстро сгущались, посыпался тяжелый град.
 — Так что? — снова прошипел он.
 Я почувствовал, как напряглась Биквин.
 Это был не Гусмаан.
 Бывший охотник посмотрел на меня. Его глаза сияли белым светом. Он говорил голосом Профанити.
 — Ни единого признака прозрения, — сказал он. — Вы можете уничтожить мой физический носитель, но вам не разрушить мою связь с хозяином.
 — Гусмаан! — закричал Иншабель.
 — Его больше нет. Его сознание оказалось наиболее открытым, поэтому я забрала его. Он послужит мне некоторое время.
 Я шагнул вперед. Гусмаан поднял руку.
 — Не волнуйся, Эйзенхорн, — сказала Профанити. — Я могла бы убить вас всех прямо здесь и сейчас, но то, что должно случиться, куда интересней.
 Гусмаан раскинул руки, запрокинул голову и внезапно взмыл в воздух, роняя свое драгоценное длинное лазерное ружье. Он спокойно уплывал по небу, пока не скрылся за вересковыми пустошами, утонув в предрассветном сиянии.
 — О чем это он? — спросила Биквин.
 — Я не...
 По холму заметались лучи света, и мы неожиданно услышали лязг гусениц.
 Двадцать кадианских бронетранспортеров перевалили через вершину холма, освещая нас прожекторами. Солдаты Кадианских ударных войск бежали по склону, наводя на нас оружие.
 — Это еще что за чертовщина? — закричал Нейл. Я был ошеломлен. Этого можно было ожидать в последнюю очередь.
 — Инквизитор Эйзенхорн, — прогрохотал усиленный динамиками голос из переднего бронетранспортера. — За преступления против Империума, за злодеяния на Трациане, за сотрудничество с демонхостами вы арестованы и приговариваетесь к смерти.
 Я узнал голос. Это был Осма.




 Глава шестнадцатая




МОЛОТ ВЕДЬМ



ТРИ МЕСЯЦА В КАРНИФИЦИНЕ



БЕГСТВО С КАДИИ

 В сопровождении шести укутанных в балахоны дознавателей, зачитывающих вслух тексты из Книг Боли и Глав Наказания, по вересковому склону ко мне спускался инквизитор Леонид Осма. Розовый рассвет протянул первые лучи по суровой пустоши, можжевельники и орляк колыхались под ранним утренним ветерком. Вдалеке тетерева и птарцерны приветствовали своими криками восход зимнего солнца. Осма, хорошо сложенный, широкоплечий мужчина, разменявший пятнадцатый десяток, был облачен в бронзовый силовой доспех, пылавший оранжевыми бликами в красноватом рассвете. Орнамент в виде гербов Маллеуса украшал бесажью [17] и наколенники его брони, а шесть печатей чистоты оплетали его бевор [18] подобно цветочному венку. Длинный плащ из белого меха развевался за спиной инквизитора, смахивая снег с кустов вереска и можжевельника.
 Лицо Осмы выглядело туповатым и злобным. Под бахромой тяжелых, седых бровей, под опухшими веками сверкали маленькие точки глаз. Коротко подстриженные волосы имели такой же цвет, как и сталь его меча. Несколько лет назад Леонид утратил нижнюю челюсть во время сражения с хорнитским берсерком. Аугметический протез представлял собой выступающий вперед хромированный подбородок, подключенный к черепу проводами и микросервомоторами.
 На его спине между лопаток был закреплен штандарт, эмблема Инквизиции возвышалась над головой Осмы. В руке инквизитор держал энергетический молот — знак своего ордена. В другой руке он сжал запечатанный футляр из эбенового дерева, предназначенный для переноски свитков. Я сразу понял, что там. Карта экстремис.
 — Это безумие! — прорычал Фишиг. Кадианцы вокруг нас напряглись и защелкали затворами.
 — Довольно, Фишиг! — проговорил я и обернулся к помощникам. Они выглядели потерянными и напуганными. — Мы не станем сражаться со своими. Сдайте оружие. Мы скоро разберемся в этой смехотворной ошибке.
 Биквин и Иншабель передали свое оружие кадианским гвардейцам. Фишиг неохотно расстался с карабином арбитра. Нейл открыл затвор пулемета, извлек магазин и отдал его ожидающим солдатам. Сам пулемет так и остался висеть на его плечах, поддерживаемый на уровне груди ремнями.
 Я удовлетворенно кивнул.
 — Шип приглашает Эгиду, во имя прохладной воды, спокойно, — прошептал я в вокс и обернулся к Осме.
 Он приподнял свой энергетический молот, при этом бормочущие дознаватели умолкли и закрыли свои книги.
 — Грегор Эйзенхорн, — произнес Осма на великолепном формальном высоком готике, — по обязательству перед господом Богом-Императором, нашим предвечным владыкой, и во исполнение воли Золотого Трона, от имени Ордо Маллеус и Инквизиции объявляю вас дьяволопоклонником и в свидетельство своих обвинений представляю эту карту. Да восторжествует правосудие Империума. Храни нас Император.
 Я извлек обойму из своего штурмового болтера и вручил оружие Леониду, как и полагалось, рукоятью вперед.
 — Ваши слова и обвинения были услышаны. Я повинуюсь, — ответил я по древней форме. — Да восторжествует правосудие Империума. Храни нас Император.
 — Вы принимаете эту карту из моих рук?
 — Я принимаю ее в свои руки, но лишь с тем, чтобы доказать, что она трижды лжива.
 — Настаиваете ли вы на своей полной невиновности?
 — Настаиваю на том, что я неповинен и чист. Да будет это записано.
 Дроны, парившие за плечами дознавателей, все записывали, но, несмотря на это, самый молодой из спутников Осмы отмечал происходящее с помощью галопера на планшете, установленном перед ним на гравипластине. Эту деталь я отметил с некоторым удовлетворением.
 Несмотря на абсурдность обвинений, Леонид соблюдал формальный протокол со всей полнотой и точностью.
 — Прошу вас сдать знак полномочий, — произнес Осма.
 — Я отказываю вам в этой просьбе. По протоколу о предварительном осуждении, я заявляю о праве сохранять свое звание до исхода слушаний.
 Он кивнул.
 — Этого я и ожидал. — Он перешел с высокого формального на низкий готик. — Спасибо, что помогли избежать неприятных моментов.
 — Не думаю, что мне удалось избежать каких-либо неприятностей, Осма. Все, чего я избежал, — кровопролития. Происходящее просто абсурдно.
 — Все так говорят, — ехидно пробормотал он, отворачиваясь.
 — Нет, — размеренно заговорил я, заставляя его застыть на месте. — Виновные и совращенные сопротивляются. Они отрицают. Они вступают в сражение. За свою жизнь я уничтожил девятерых дьяволопоклонников. Ни один из них не ушел спокойно. Отметьте этот факт в вашем отчете, — обратился я к пишущему дознавателю. — Если бы я был виноват, то не стал бы вести себя так вежливо.
 — Отметь это! — приказал Осма заколебавшемуся писцу, а потом снова повернулся ко мне: — Прочтите карту, Эйзенхорн. Вы виновны как сам грех. И именно такого понимания и сотрудничества я ожидал от столь осторожного и умного создания, как вы.
 — Это комплимент, Осма?
 Он сплюнул в орляк.
 — Вы были одним из лучших, Эйзенхорн. Лорд Роркен очень просил за вас. Я признаю ваши прошлые заслуги. Но вы свернули с пути праведного. Вы — Маллеус. Мерзость. И за это придется заплатить.
 Спустившись наконец с холма, к нам подошла Нев. Изодранный доспех на ней промок от крови.
 — Это безумие... — пробормотала она.
 — Не ваше дело, леди инквизитор, — оборвал ее Осма.
 Нев сердито взглянула на Леонида:
 — Вы находитесь на моей территории, инквизитор. Эйзенхорн доказал мне свою чистоту. А этот цирк препятствует исполнению задач Инквизиции.
 — Ознакомьтесь с картой, леди, — ответил Осма. — И заткнитесь. Эйзенхорн умен и умеет убеждать. Он одурачил вас. И будьте благодарны, что вас не привлекают к этому делу.
 Моих спутников, под ответственность Нев, увезли в Каср Дерт. Мне на такую роскошь рассчитывать не приходилось. Меня погрузили на борт кадианского военного лихтера, понесшегося в рассветных лучах на юг, к самому далекому из островов кадукадской группы, к печально известной кадианской тюрьме — Карнифицине.
 Скованный по рукам и ногам, я сидел на металлической скамье, выступающей из переборки бронированного трюма, в окружении кадианских гвардейцев и читал карту. Неровный свет едва пробивался через прорези иллюминаторов.
 Я не мог поверить тому, что читал.
 — Ну? — проворчал Фишиг со своего места в углу. Мне разрешили взять с собой одного помощника, и я выбрал Годвина, учитывая его арбитрское прошлое.
 — Прочитай, — сказал я, протягивая ему карту. Один из кадианцев с безразличным видом взял у меня документ и передал нахмурившемуся Фишигу. Тот углубился было в чтение, но уже через несколько секунд разразился неслыханным богохульством.
 — Я тоже так подумал, — откликнулся я.
 Карнифицина высилась над неспокойным морем, словно коренной зуб какого-то огромного травоядного животного. Ее не столько построили, сколько вырубили в скале. На этом тюремном острове не было ни одной стены тоньше пяти метров.
 О гранитное основание разбивались яростные белопенные волны, а западное побережье подвергалось злейшим океаническим штормам. В открытых водах между тюремным островом и окружающими его бесплодными атоллами сталкивались и крошились айсберги, отколовшиеся от ледников Покоя Каду и далекого Кадукадского перешейка.
 Берега у самой воды заросли скользкими водорослями и чахлыми акселями.
 Лихтер покачнулся, проходя мимо восточного бастиона, и опустился на вырезанную в камне площадку. Конвой вывел меня в холодное солнечное утро, а затем погнал по сырым, вырубленным в скалах коридорам. Стены, покрытые белыми отложениями, сочились влагой и пахли морской водой. С потолка к люкам грязных темниц спускались ржавые цепи.
 Я слышал крики и стоны заключенных. Здесь доживали свой век обезумевшие и зараженные варпом кадианцы, по большей части бывшие военнослужащие, сошедшие с ума во время сражений у Ока.
 Кадианские солдаты передали меня отряду одетых в красную униформу тюремных охранников. От тюремщиков, вооруженных нейрокнутами и электрошокерами, невыносимо воняло давно не мытым телом.
 Отодвинув задвижку, они открыли люк толщиной в полметра и впихнули меня в камеру.
 Мое новое пристанище представляло собой помещение четыре на четыре шага, вырубленное в камне и лишенное окон. Внутри воняло мочой. Предыдущий обитатель умер прямо здесь... и не был вынесен.
 Я сдвинул его сухие кости в сторону и сел на деревянную койку. Меня мучила неизвестность. Я понятия не имел, захватила ли Кадианская Внутренняя Гвардия вражеский космический корабль и удалось ли кому-нибудь проследить за тварью, захватившей тело бедного Гусмаана.
 Пока мы играли в эти игры, тропинка, ведущая к Квиксосу, исчезала с каждой секундой. И я ничего не мог с этим поделать.
 — Когда вы впервые стали сотрудничать с демонами? — спросил дознаватель Риггре.
 — Я никогда не делал этого и не собирался.
 — Но демонхост Черубаэль знает вас по имени, — сказал дознаватель Палфир.
 — Это вопрос?
 — Это... — Палфир запнулся.
 — В каких отношениях вы состоите с демонхостом Черубаэлем? — резко встрял Мояг.
 — Я не состою в отношениях ни с одним из демонхостов, — ответил я.
 Меня приковали к деревянному стулу в огромном зале Карнифицины. Свет зимнего солнца струился вниз из высоких окон. Три дознавателя Осмы бродили вокруг меня, словно звери в клетке, их балахоны колыхал сквозняк.
 — Он знает ваше имя, — раздраженно заявил Мояг.
 — А мне известно ваше, Мояг. Дает ли мне это власть над вами?
 — Как вы организовали беспорядки на Трациане в Улье Примарис? — спросил Палфир.
 — Я этого не делал. Следующий вопрос.
 — Вы знаете, кто это сделал? — спросил Риггре.
 — Не уверен. Но полагаю, что это было существо, которое вы уже упомянули. Черубаэль.
 — Вы уже встречались с ним прежде.
 — Я мешал ему прежде. Сто лет назад, на 56-Изар. У вас должны быть отчеты.
 Риггре оглянулся на своих коллег, перед тем как ответить.
 — Они у нас есть. Но вы продолжали его искать. Зачем?
 — По долгу службы. Черубаэль — мерзкое отродье. И вы еще спрашиваете, зачем я его искал?
 — Не все ваши контакты с ним зарегистрированы.
 — Что?
 — Мы знаем, что часть ваших встреч сохранялась в секрете, — перефразировал Мояг.
 — Откуда?
 — Поведано под присягой Аланом фон Бейгом. Он заявляет, что год назад вы отправили на поиски Черубаэля агента под кодовым именем Гончая и что вы не сочли нужным доложить об этом руководству своего Ордоса.
 — Я не хотел зря беспокоить лорда Роркена.
 — Итак, вы не отрицаете этого?
 — Что я должен отрицать? То, что охочусь на Хаос? Нет, не отрицаю.
 — Но вы ведь делали это скрытно?
 — Какой инквизитор не работает скрытно?
 — Кто на самом деле Гончая? — спросил Палфир.
 У меня не было ни малейшего желания за просто так осложнять жизнь Фишига.
 — Мне не известно его подлинное имя. Он действует инкогнито.
 Я ждал, что они попытаются надавить на меня, но вместо этого Мояг спросил:
 — Как вам удалось выжить в трацианском кошмаре?
 — Повезло.
 Палфир обошел вокруг меня, поскрипывая до блеска начищенными сапогами.
 — Позвольте мне прояснить. Это только начало. Из уважения к вашему чину и деяниям мы применяем воздействие первого уровня. Что означает...
 — Я много лет был инквизитором, Палфир, — резко оборвал я его, — и прекрасно знаю, что означает «воздействие первого уровня». Устный допрос без принуждения.
 — Тогда вы должны знать о третьем и пятом уровнях? — усмехнулся Риггре.
 — Применение легких физических пыток и ментальный допрос. И между прочим, вы только что использовали воздействие второго уровня — устная угроза или описание тех уровней, которые могут последовать.
 — Вас когда-либо пытали, Эйзенхорн? — спросил Мояг.
 — Да, и куда менее щепетильные люди. Кроме того, меня не раз допрашивали. Воздействия второго уровня на меня абсолютно не действуют.
 — Инквизитор Осма уполномочил нас использовать любые методы до девятого уровня включительно, — произнес, словно плюнул ядом, Палфир.
 — Очередная угроза. Второй уровень. На меня не действует. Я уже говорил вам. Я стараюсь сотрудничать.
 — Кто Гончая? — спросил Риггре.
 Ага, а вот и продолжение, в расчете на то, что смогут сбить меня с толку, задав вопрос, выбивающийся из контекста. На какой-то миг я даже восхитился их навыками ведения допроса.
 — Мне не известно его подлинное имя. Он действует инкогнито.
 — А это не Годвин Фишиг? Мужчина, которого вы выбрали в качестве сопровождающего. Он дожидается у входа в зал.
 Бывают времена, когда полезными оказываются даже повреждения, причиненные мне Горгоном Локом на Гудрун. Мое лицо просто не способно было проявить реакцию, на которую они рассчитывали. Но внутри я вздрогнул. Они были весьма не глупы и достаточно сообразительны, чтобы хотя бы частично взломать глоссию. В источнике их сведений я был уверен. Они уже упомянули этого хорька — фон Бейга. Я начал его подозревать еще несколько месяцев назад, прямо перед трагедией на Трациане. Но тогда мне казалось, что он просто приставлен лордом Роркеном для слежки за мной. Теперь же стало ясно, что он с радостью делился информацией с кем угодно. Я распознал слабость фон Бейга и застопорил его карьеру. Он явно решил найти способ продвинуться с помощью других инквизиторов, продав меня.
 — Если вы узнали, что Фишиг — агент, известный как Гончая, это сюрприз для меня, — размеренно ответил я, с чрезвычайной осторожностью подбирая слова.
 — В свое время мы поговорим и с ним, — сказал Палфир.
 — Но не сейчас, пока он является моим представителем. Это нарушило бы Кодекс о Предосуждении. Если желаете допросить его, я должен получить нового помощника. По своему выбору.
 — Мы отнесемся к этому с пониманием, — пообещал Риггре.
 — Как вам удалось выжить в трацианском кошмаре? — спросил Мояг.
 — Повезло.
 — Поясните, что значит «повезло»?
 — Я остановился, чтобы почтить могилу адмирала. Врата Спатиана защитили меня от ударов с воздуха.
 После всей лжи, рассказанной мне Черубаэлем на Иичане, я испугался, что этот вопрос может всплыть снова при ментальном допросе. Ложь или, по крайней мере, моя попытка ее скрыть была бы выявлена.
 — Все это злодеяние служило только прикрытием, чтобы позволить вам освободить и вывезти с Трациана псайкера-еретика Эзархаддона.
 — Отнесусь к этому предположению с презрением. Если бы все было задумано только для того, чтобы «отмыть» псайкера, то это было бы чересчур расточительно. Тем не менее мне кажется, что кое в чем вы правы. Для этого все и затевалось. Но не мной.
 Мояг нетерпеливо провел языком по своим желтым зубам:
 — Вы утверждаете, что на самом деле во всем виноват инквизитор Лико?
 — В сотрудничестве с демонхостом.
 — Но Лико уже не сможет ответить на эти обвинения, не так ли? Вы ведь убили его на Иичане.
 — Я казнил Лико на Иичане как предателя Империума.
 — А я утверждаю, что вы убили его, потому что он вышел на ваш след. Убили его, чтобы заставить замолчать.
 — Скажите, а мое присутствие здесь необходимо? Вы сами прекрасно придумываете ответы.
 — Где Эзархаддон?
 — Там, куда его унес Черубаэль.
 — И куда же именно? — спросил Палфир. Я пожал плечами:
 — К своему хозяину. Квиксосу. Все трое засмеялись.
 — Квиксос мертв. Он давно скончался! — захихикал Мояг.
 — Тогда почему мы с леди инквизитором обнаружили, что он манипулировал ее кодом, чтобы получить доступ в кадианское воздушное пространство?
 — Потому что вы заставили ее увидеть это. Вы сказали ей, что Квиксос воспользовался своим влиянием, чтобы выкрасть ее авторизационный код. Если так, то это преступление мог совершить кто угодно из прославленных инквизиторов, пользующихся нестандартными методами. Вы могли совершить его. А при использовании кода покойника некому будет протестовать.
 — Квиксос жив. — Я прочистил горло. — Квиксос еретик и пособник дьявола. Он совратил на службу себе таких инквизиторов, как Лико и Молитор. Он использует демонхостов. Он готов устроить массовую резню, чтобы скрыть похищение псайкера класса альфа-плюс.
 Трое дознавателей на миг затихли.
 — Мы тратим время впустую, — произнес я. — Вы взяли не того человека.
 Но бесполезное растрачивание времени продолжалось. Прошла одна неделя, а за ней вторая.
 Каждый день меня выводили в огромный зал и допрашивали обо всем, о чем только можно, применяя воздействие первого уровня. Вопросы повторялись такое множество раз, что меня стало тошнить от них. Никто из дознавателей, казалось, и не слушал моих объяснений. Насколько я мог знать, ничего из сказанного мной не проверяли.
 Они откровенно побаивались переходить к физическим или ментальным средствам извлечения сведений. Поскольку я был псайкером, то, как минимум, мог достаточно затруднить им работу. В итоге они бы так и не узнали, какая часть полученной от меня информации окажется правдивой. Осма явно решил довести меня бесконечной чередой перекрестных допросов.
 Каждый вечер, когда над океаном тускнел свет, мне позволяли пятнадцать минут поговорить с Фишигом. Эти беседы были бессмысленны. Камеру наверняка напичкали прослушивающими устройствами, а, насколько мы знали, глоссия была скомпрометирована.
 Фишиг не мог рассказать многого, но я хотя бы узнал, что Медея, Эмос и боевой катер, равно как и «Иссин», не попали в руки Осмы.
 Так же не находилось никаких следов Профанити-Гусмаана. Фишиг был уверен, что загадочное звездное судно, доставившее демонхоста на Кадию, так и не перехватили в ту злополучную ночь.
 Через Годвина я послал ходатайства Осме, Роркену и Нев, протестуя против своего задержания и убеждая их взяться за дальнейшее расследование по делу Квиксоса. Ответов не последовало.
 Сретение давно миновало. Прошло еще три недели. Я понял, что сменился год. За пределами толстых, холодных стен Карнифицины уже шел 340.М41.
 На исходе третьего месяца заключения меня отвели на ежедневный допрос в огромный зал, где вместо привычных дознавателей меня ожидал Осма.
 — Садитесь, — сказал он, махнув в сторону стула, одиноко стоящего посреди пустого помещения.
 Было темно и холодно. На исходе зимы с востока налетали яростные штормы, и, несмотря на дневное время, в высокие окна не проникал свет. Они были забиты снегом. От моего дыхания в воздух поднимался пар. Я дрожал. По периметру помещения Осма установил шесть ламп.
 Я засунул руки в карманы плаща и сел. Мне не хотелось, чтобы Осма видел, в каком я состоянии. Ему было тепло и комфортно в своей сверкающей силовой броне. Он просматривал информационный планшет, а я видел собственное отражение в полированных пластинах на спине его доспеха. Моя одежда износилась и испачкалась. Кожа стала бледной. Я сбросил добрых семь килограммов и теперь носил густую бороду, столь же непослушную, как и волосы. Единственной вещью, составлявшей мое имущество, являлась инквизиторская инсигния, лежащая в кармане плаща. Она помогала мне успокоиться.
 Осма повернулся ко мне лицом:
 — За три месяца ваши показания не изменились.
 — Это должно о чем-то говорить, не так ли?
 — Мне это говорит только о том, что у вас много упорства и осторожный ум.
 — Или о том, что я не лгу.
 Он положил планшет на один из столиков с лампами.
 — Позвольте мне объяснить вам, что произойдет дальше. Лорд Роркен убедил Великого Магистра Орсини переправить вас на Трациан Примарис. Там вы предстанете перед судом по обвинениям, изложенным в карте экстремис, перед Трибуналом Магистериума Ордо Маллеус и Службой Внутренних Расследований. Роркен вовсе не рад этому, но большего Орсини позволить не мог. Как я слышал, Роркен полагает, что ваша непорочность — или вина — может быть установлена раз и навсегда на формальном суде.
 — И исход этого суда может поставить вас и вашего Магистра, лорда Безье, в неудобное положение.
 Осма рассмеялся:
 — По правде говоря, я был бы рад оказаться в неудобном положении, если бы это привело к реабилитации столь ценного инквизитора, как вы, Эйзенхорн. Но не думаю, что это произойдет. На Трациане вас сожгут за преступления с той же уверенностью, что и здесь.
 — Я рискну, Осма.
 — Я тоже, — кивнул он. — Черные Корабли прибудут сюда через три дня, чтобы увезти вас на Трациан Примарис. Это дает мне время, чтобы сломить вас прежде, чем дело вырвут из моих рук.
 — Будьте осторожны, Осма.
 — Я всегда осторожен. Завтра мои помощники перейдут к девятому уровню воздействия. И отдыха не будет до тех пор, пока либо не прибудут Черные Корабли, либо вы не скажете мне то, что я хочу услышать.
 — Два дня под девятым уровнем практически гарантируют, что к моменту их прибытия я буду мертв.
 — Возможно. Это будет досадно, к тому же еще и вопросы станут задавать. Но это далекая тюрьма, и командую здесь я. Именно поэтому сегодня я просто беседую с вами. Только вы и я. Последний шанс. Расскажите мне всю правду сейчас, Эйзенхорн, как мужчина мужчине. Упростите все для нас обоих. Сознайтесь в своих преступлениях, пока вам не начали причинять боль, избавьте нас от суда на Трациане, а я сделаю все возможное, чтобы ваша казнь не была мучительной.
 — Я с радостью скажу вам правду.
 Его глаза загорелись.
 — Она изложена там, на том планшете, который вы читали. Я не раз повторял ее в течение трех последних месяцев.
 Когда под гул океанических бурь охранники провели меня по каменным коридорам и втолкнули обратно в холодную камеру, меня уже дожидался Фишиг. Наши ежедневные пятнадцать минут.
 Он принес лампу и поднос с ужином: жидкий, чуть теплый рыбный бульон, корка черствого хлеба и стакан разбавленного рома.
 Я сел на грубо сколоченную койку.
 — Меня требуют выдать для суда, — сказал я Годвину.
 — Но, — кивнул он, — как я понимаю, завтра начнутся пытки. Я подал протест, хотя уверен, его случайно уронят в мусорную корзину.
 — Убежден, так и произойдет.
 — Ты должен поесть, — сказал Фишиг.
 — Не хочу.
 — Просто поешь. Тебе понадобятся силы, а судя по внешнему виду, с этим у тебя проблемы.
 Я покачал головой.
 — Грегор, — сказал он, понизив голос. — Хочу задать один вопрос. Он тебе не очень понравится, но это важно.
 — Важно?
 — Для меня. И твоих друзей.
 — Спрашивай.
 — Скажи, ты помнишь, — Боже-Император, как же это было давно! — как в прошлом году мы снова встретились на том кладбищенском поле возле Каср Тирок?
 — Конечно.
 — В молельной башенке ты сказал мне, что не можешь и подумать о том, чтобы совершить что-то, что порадует демона или поможет ему. Ты сказал тогда: «Я не могу даже вообразить себя творящим такое безумие».
 — Я хорошо помню это. Ты еще мне ответил, что если бы решил, будто я собираюсь так поступить, то сам пристрелил бы меня.
 Он кивнул и грустно усмехнулся. Последовало мгновение тишины, нарушаемой только треском лампы и грохотом моря за пределами тюремных бастионов.
 — Ты хочешь убедиться, не так ли, Годвин? — спросил я.
 Он укоризненно посмотрел на меня, но промолчал.
 — Мне это понятно. Я требую абсолютной верности и от тебя, и от всех своих людей. Вы имеете право быть уверенными в том же самом относительно меня.
 — Тогда ты знаешь мой вопрос. Я посмотрел ему прямо в глаза:
 — Ты хочешь спросить, не лгу ли я? Есть ли хоть крупица истины в обвинениях? Ты хочешь быть уверен, что не работаешь на человека, который якшался с демонами?
 — Понимаю, глупый вопрос. Если бы все это было правдой, то тебе ничего не стоило бы солгать и сейчас.
 — Я слишком устал, чтобы говорить что-то кроме правды, Годвин. Клянусь Золотым Троном, я не делал ничего такого, в чем меня подозревает Осма. Я преданный слуга Императора и Инквизиции. Найди мне орла, я поклянусь и на нем. Не знаю, что еще могу сделать, чтобы убедить тебя.
 Он поднялся на ноги:
 — Мне хватит и этого. Просто хотел убедиться. Мне всегда было достаточно твоего слова, и после всех этих лет я убежден, что ты сказал бы мне все... даже если бы...
 — Уж будь уверен, старый друг. Сказал бы. Даже если бы я и был таким отродьем, каким меня считает Осма, и сумел бы обмануть его... Тебе бы я соврать не смог. Только не тебе, исполнитель Фишиг. Охранник постучал в дверь камеры.
 — Еще минутку! — прокричал Годвин и снова обернулся ко мне. — Съешь свой ужин.
 — Тебя Осма за этим прислал? — спросил я.
 — Проклятье, нет! — оскорбленно прорычал он.
 — Все в порядке. Я и не думал об этом.
 Охранник постучал снова.
 — Хорошо, будь ты неладен! — фыркнул Фишиг.
 — Увидимся завтра, — сказан я.
 — Да, — ответил он. — Но сделай кое-что для меня.
 — Только скажи.
 — Поужинай.
 Предположительно около полуночи начались судороги. Они пробудили меня от дурного сна. Боль пронзала все тело, а сознание словно оцепенело. Я не чувствовал себя так плохо с тех пор, как почти за два года назад на Лете Одиннадцать во время Темной Ночи меня отравил Пай.
 Я попытался подняться и рухнул с койки. Живот скрутило спазмом, и я вскрикнул. Меня рвало остатками жуткого ужина. Меня терзал то лихорадочный жар, то смертный озноб.
 Не знаю, сколько времени у меня ушло на то, чтобы доползти до двери, и как долго я молотил в нее кулаками. Несколько минут или много часов.
 Сознание отступало перед спазмами и усиливающейся агонией.
 — Святой Император! — воскликнул охранник, когда открыл дверь и увидел меня в свете фонаря.
 Он закричал, потом раздался топот ног, бегущих по коридору.
 — Он болен, — услышал я слова охранника.
 — Оставьте его до утра, — сказал другой.
 — Он умрет, — нервно ответил первый.
 — Пожалуйста... — прохрипел я, протягивая руку. Пальцы парализовало и скрутило в уродливую клешню. Прибыли остальные. Я услышал голос Фишига:
 — Ему нужен врач. Профессиональная помощь.
 — Не позволено, — возразил охранник.
 — Мужик, ты глянь на него! Он же умирает! У него какой-то приступ.
 — Пропустите, — произнес чей-то голос. Подоспел тюремный санитар. Его сопровождал Риггре. Дознаватель выглядел так, словно его вынули из постели.
 — Он симулирует, оставьте его! — высокомерно заявил Риггре.
 — Заткнись! — прорычал Фишиг. — Посмотри на него! Это не симуляция!
 — Он мастер обмана, — ответил Риггре. — Возможно, он слизал свинцовую краску с двери, чтобы лучше сыграть спектакль, но тем хуже для него. Это обман. Оставьте его.
 — Он умирает, — настаивал Фишиг.
 — Похоже, он серьезно болен, — озабоченно произнес охранник.
 Неожиданно меня скрутили новые мучительные судороги. Надо мной склонился санитар, и я услышал писк медицинского ауспекса, который он вытащил из своей фармакопеи.
 — Это не симуляция, — пробормотал санитар. — У него припадок. Невозможно специально настолько неестественно напрячь мускулатуру. Уровень кислорода в крови упал до тридцати процентов, а его сердце дефибриллирует. Он умрет менее чем через час.
 — Сделайте ему укол. Приведите его в чувство! — завопил Риггре.
 — Не могу, сэр. Не здесь. Здесь для этого нет средств. Ох! Император, вы только посмотрите! У него открылось кровотечение из глаз и носа.
 — Сделай же что-нибудь! — закричал Риггре.
 — Надо доставить его в больницу. Ближайшая в Каср Дерт. Нам надо срочно перевезти его туда, иначе он умрет!
 — Это смешно! — сказал Риггре. — Вы должны сами что-то сделать...
 — Не здесь.
 — Организуйте вылет, Риггре, — твердо произнес Фишиг.
 — Это пленник Инквизиции первого уровня! Мы не можем просто так вывезти его отсюда!
 — Тогда позовите Осму...
 — Он на ночь уехал на материк.
 — Хотите оказаться первым, кто доложит Осме, что его драгоценный пленник подох на полу этой камеры? — Фишиг перешел на шепот.
 — Н-нет...
 — Тогда об этом ему скажу я. Объясню Осме, что его человек, Риггре, лишил его права завершить самое серьезное расследование в жизни просто потому, что не озаботился вызвать транспорт и позволил Эйзенхорну умереть от токсического шока в тюремном отсеке!
 — Вызывайте транспорт! — закричал Риггре на охранников. — Сейчас же!
 Они вынесли меня на носилках к посадочной площадке во вьюжную мглу. Спорящие перекрикивали вой резкого порывистого ветра. Санитар поставил мне капельницу и пытался подавить симптомы, введя несколько препаратов из своего скудного запаса.
 На площадке замерцали посадочные огни, холодные и белые. В их свете кружащиеся снежинки казались черными точками.
 Сотрясая камень своими дюзами и разбрасывая во все стороны снег, прибыл кадианский лихтер.
 Меня внесли в освещенный зеленоватым светом салон. Холод и отвратительная погода остались за закрытым люком. Я почувствовал, как сильно накренилось судно, когда мы взлетели и развернулись к материку. Фишиг подтягивал ремни, удерживающие меня на койке. Я слышал, как, перекрикивая рев моторов, Риггре орет на пилота.
 Фишиг незаметно извлек из своего плаща пузырек с какой-то жидкостью и вставил его в капельницу. Почти тут же я почувствовал себя лучше.
 — Лежи спокойно, дыши медленно, — зашептал Фишиг. — И крепись. Скоро начнутся... ухабы.
 — Контакт! Три километра, посадка будет тяжелой! — выпалил второй пилот.
 — Это еще что за чушь? — требовательно спросил Риггре.
 Раздалось тревожное попискивание приборов.
 — Именем Золотого Трона! Они же целятся в нас! — воскликнул пилот.
 — Внимание, челнок, — затрещал по открытому вокс-каналу голос. — Приземляйтесь на острове к западу отсюда. Пять два на три шесть. Немедленно, или мне придется вас сбить!
 Постепенно ко мне стало возвращаться зрение. Я оглядел залитую зеленым светом кабину и увидел, как Риггре вытаскивает лазерный пистолет.
 — Это что, измена? — спросил он, глядя на Фишига.
 — Мне кажется, вам лучше поступить так, как приказано, и немедленно приземлиться, — спокойно ответил Годвин.
 Риггре попытался выстрелить, но резкий свет вспыхнул секундой раньше. Фишиг сжег дознавателя потоком огня из цифроорудия, встроенного в кольцо джокаэро, надетое на его указательный палец. Как я понял, это было одно из украшений Максиллы.
 Фишиг выстрелил еще раз, превратив в пар вокс-систему.
 — Садись! — приказал он пилоту, наводя на него кольцо.
 Челнок совершил аварийную посадку, выпав из бурана над скалистым берегом необитаемого островка.
 — Руки на головы! — приказал Фишиг экипажу, вытаскивая меня через люк. Вокруг бушевала снежная буря.
 Я с трудом мог идти, и Годвину приходилось помогать мне.
 — Вы отравили меня, — прохрипел я.
 — Все должно было выглядеть убедительно. Эмос рассчитал дозу состава, который реактивировал бинарный яд в твоем теле. Отрава Пая.
 — Ублюдки!
 — Ха! Если человек способен ругаться, значит, жить будет. Пойдем!
 Он практически тащил меня по гальке сквозь вихрь океанической бури, жалящей наши лица острой ледяной пылью. Вверху мелькнули огни, и мой боевой катер совершил идеальную бетанкоровскую посадку на мерзлую гальку.
 Поднявшись по трапу, Фишиг передал меня в руки Биквин и Иншабеля.
 — Боже правый, и вы тоже в этом участвовали? — захрипел я.
 — Конечно! — бросила Елизавета. — Натан! Быстро сделай укол антидота!
 Я умирал второй раз менее чем за два года. Вначале от бинарного яда из рук прихвостня Садии Колдуньи на Лете, а потом в челноке, падающем сквозь зимнюю бурю на промерзшей Кадии.
 Боевой катер взмыл в воздух, пронесся над береговой линией и вернулся к челноку.
 Да простит Император мне и моим помощникам гибель Риггре и двух пилотов. Только их смерть могла гарантировать мою безопасность.
 Я услышал, как Нейл скомандовал Медее:
 — Огонь.
 На кадианский челнок обрушилась вся мощь артиллерии боевого катера. Обломки на отдаленном острове обнаружат уже на рассвете. Единственной версией случившегося будет трагическая авария, произошедшая во время адской бури.
 Сквозь плотную завесу шторма мы прорывались к орбите. Никто не говорил этого вслух, но я знал, что наш рейс должен быть прикрыт чьим-то авторизационным кодом.
 Как я догадывался, он принадлежал Нев. И скорее всего был выдан по ее разрешению. «Иссин» ждал нас.
 — И что дальше? — хрипло спросил я Фишига.
 — Черт возьми, я рисковал всем, чтобы вытащить тебя, — ответил он. — Мы надеялись, это ты скажешь нам, что делать дальше.
 — Синшара, — сказал я. — Скажи Максилле, чтобы он доставил нас на Синшару.
 Бывают тайны, которые лучше держать при себе.
 — А что там, на Синшаре? — спросила Биквин.
 — Старый друг, — сказал я.
 — Если быть точным, не совсем друг, — добавил Эмос.
 — Эмос прав. Старый знакомец.
 — Вернее, два старых знакомца, — поправил меня ученый.
 — Вы и ваши старые секреты. Почему вы никогда не отвечаете прямо? — нахмурилась Биквин.
 — Потому что чем меньше вам известно, тем меньший вред вам причинит Инквизиция, если нас поймают, — объяснил я.
 — Как ты постройнел, — слащаво улыбнулся Максилла, когда я поднялся на мостик «Иссина».
 Я принял душ, сбрил бороду, зачесал космы назад и переоделся в черный льняной костюм, но все еще чувствовал ужасную слабость в ногах и не был настроен шутить с Максиллой.
 — Курс к Синшаре проложен, — натянуто продолжал Тобиус, очевидно поняв мое состояние. Его позолоченные сервиторы согласно загудели. Только скрытый капюшоном Навигатор, сосредоточенный на своих заботах, не сказал ничего.
 — У меня есть вопрос. — Иншабель сидел на месте второго Навигатора и разглядывал карты звездного неба. — Почему именно Синшара? Шахтерский мирок на границе Сегментума, почти у самых Мутных Звезд. Мне казалось, мы должны искать Квиксоса.
 — Это бессмысленно.
 — Что? — почти в один голос спросили Максилла и Иншабель.
 Я опустился в кожаное кресло.
 — Зачем нам искать Квиксоса, если при столкновении он гарантированно уничтожит нас? Мы едва пережили стычки с его демонхостами. Мы не обладаем достаточными силами, чтобы сражаться с ним.
 — И? — спросил Иншабель.
 — Первое, что мы должны сделать, — это найти такие силы. Подготовиться. Вооружиться, чтобы уничтожить одного из самых могущественных врагов Империума.
 — И для этого мы должны отправиться на Синшару? — прошептал Натан.
 — Уж поверь мне, — сказал я. — Синшара — это только начало.




 Глава семнадцатая




БЛУЖДАЮЩАЯ ЗВЕЗДА



ДОКТОР САВИН, ХОРА И МИСТЕР ХОРН



ВО ФЛИГЕЛЕ

 Даже не покидая варпа, у «Иссина» ушло бы тридцать недель, чтобы достичь Синшары. В действительности мы избрали окольный маршрут, избегая всех возможных столкновений с силами Империума. Меня это бесило. Впервые меня злила необходимость прибегать к уловкам.
 Через несколько недель через косвенные источники нам удалось узнать, что мой побег с Кадии раскрыт. Инквизиция — как и другие институты — охотилась на меня. Я был формально объявлен еретиком и пособником дьявола. Лорд Роркен наконец подписал карту Осмы.
 Я стал тем, кем никогда не был прежде.
 Перебежчик. Отступник. И, помогая мне, все члены моей команды становилась предателями.
 Мы заработали несколько шрамов. Во время дозаправки на Маллиде нас обнаружил и преследовал неопознанный военный корабль, от которого мы оторвались только в Эмпиреях. На Авиньоре нас пытался заставить совершить посадку эскадрон боевых шлюпов Экклезиархии, выстроившихся пикетом вдоль границы своей епархии. Нам удалось спастись только благодаря сочетанию мастерства Максиллы в управлении судном с боевым чутьем Медеи.
 На Трексии Бета Нейл и Фишиг пытались нанять астропата и были вынуждены вступить в перестрелку с охотниками арбитров. Они так никогда и не рассказали, скольких им пришлось убить, но произошедшее еще долго занозой сидело в их душах.
 На Энима Гульфвард Биквин удалось нанять астропата, болезненную женщину по имени Тереза Унгиш. Когда та наконец узнала, с кем имеет дело, то попросила вернуть ее в родной захолустный мир. Потребовалась масса времени, чтобы убедить ее в том, что с моей стороны ей ничто не угрожает. В конце концов, я вынужден был открыть ей свое сознание.
 На звезде Оета во время остановки для пополнения припасов нас обнаружил инквизитор Фронтейл. Как и в случае с Риггре и кадианскими пилотами, меня вечно будут преследовать мысли об этих безвинных жертвах. Я пытался поговорить с Фронтейлом. Очень старался убедить его. Но молодой человек верил в то, что моя смерть станет ключом к его блестящей карьере. Он продолжал называть меня «Эйзенхорн еретик». Именно эти слова стали для него последними, когда я запихнул его в геотермальный теплообменник.
 Еще с Трексии Бета нас преследовали постоянные слухи, что за нами охотится ликвидационная команда Серых Рыцарей Ордо Маллеус. А с ними и Караул Смерти от Ордо Ксенос.
 Я молился Богу-Императору, чтобы он позволил мне закончить свою миссию прежде, чем меня настигнут силы правосудия. Молился, чтобы моим друзьям удалось спастись.
 Между этими стычками были только долгие недели полета в глубоком варпе. Я проводил это время за учебой и боевой практикой с Нейлом, Фишигом или Медеей. Боролся за то, чтобы восстановить здоровье. Карнифицина опустошила меня и физически, и духовно. Вернуть утраченные килограммы оказалось не так-то просто, несмотря на обильные пиршества с Максиллой.
 Я чувствовал, что стал медлительным. Медлительным во владении клинком, в движениях, неловким в обращении с пистолетом.
 Сам мой разум стал менее расторопным. Временами даже накатывал страх, что Осме все-таки удалось сломить меня.
 Тереза Унгиш была наполовину парализованной женщиной, за пятьдесят. Тяжкие варп-ритуалы искалечили ее и почти выжгли изнутри, оставив доживать в должности младшего астропата в бараках на Энима Гульфвард. Ее тощее тело поддерживал аугметический экзоскелет. Мне кажется, когда-то она была прекрасной, но со временем ее лицо стало казаться мертвым, а волосы поредели, освобождая место для имплантированных разъемов кабелей.
 — Опять явился, еретик? — спросила она, когда я вошел в ее каюту. Шла двадцатая неделя путешествия.
 — Мне бы не хотелось, чтобы ты так ко мне обращалась, — сказал я.
 — Вполне подходящее обращение, — промурлыкала Тереза. — Эта твоя Биквин вытащила меня из безопасной жизни на Энима Гульфвард и втянула в личный крестовый поход еретика.
 — Безопасная жизнь, Унгиш? Тебя ждал печальный конец. Учитывая плотность потоков, которые тебе приходилось перерабатывать, ты бы умерла в ближайшие шесть месяцев.
 Она чертыхнулась, и ее аугметическая коляска загудела, когда Тереза повернулась, чтобы налить нам по бокалу амасека. В свой напиток она добавила фитобарьерные агенты. В помещении стоял сильный запах листьев лхо. Я знал, что тяжкие жизненные испытания оставили в наследство Унгиш постоянные боли, которые она старалась заглушить любым доступным способом.
 — Умереть и быть похороненной на Энима Гульфвард через полгода... или скончаться в мучениях, прислуживая тебе.
 — Все совсем не так. — Кивнув, я взял предложенный бокал.
 — Да неужели?
 — Нет. Я позволил тебе заглянуть в мое сознание. Ты знаешь, что мои помыслы чисты.
 — Возможно, — нахмурилась она. Ей было трудно управиться со своим бокалом. Мехадендриты, заменявшие ей правую руку, были старыми и медлительными. Но она только отмахнулась, когда я попытался ей помочь.
 — Возможно? — переспросил я.
 Унгиш сделала большой глоток амасека и воткнула папиросу с лхо между потрескавшимися губами.
 — Я смотрела в твое сознание, еретик. Ты не столь чист, как тебе хочется думать.
 — Разве? — Я опустился на кушетку.
 — Да ладно, не обращай внимания. — Тереза прикурила папиросу и глубоко затянулась наркотическим дымком. — Я только старый, потасканный псайкер, который слишком много болтает.
 — Но мне интересно. Что же ты увидела?
 Ее экзоскелет тихо заскулил, когда она направилась к другой кушетке, а затем зашипела гидравлика, помогая ей сесть. Тереза сделала еще одну глубокую затяжку.
 — Прости, — сказала астропат. — Может, ты тоже хочешь штучку?
 Я покачал головой.
 — Я служила Астропатикусу всю свою жизнь — и пребывая на службе в гильдии, и сейчас, в качестве внештатного сотрудника. Когда твоя баба заявилась ко мне с реальными деньгами и предложением работы, я согласилась. Но, ох...
 — Предполагается, что астропаты сохраняют нейтралитет, — возразил я.
 — Вообще-то, считается, что астропаты служат Императору, еретик, — произнесла Тереза.
 — Что ты видела в моем сознании? — снова спросил я.
 — Слишком много, слишком много. — Унгиш выпустила внушительное кольцо дыма.
 — Расскажи мне.
 Она покачала головой или по крайней мере мне показалось, что сопровождаемое шипением движение держателя ее головы должно было передавать этот жест.
 — Думаю, мне стоит быть благодарной. Вы спасли меня от смерти и взяли с собой в это... приключение.
 — Мне не нужна твоя благодарность. — Я начал терять терпение.
 — Умереть и быть похороненной на Энима Гульфвард через полгода... или скончаться в мучениях, прислуживая тебе, — повторила она.
 — Все будет совсем не так.
 — О, так и будет. Я видела это. Все это ясно как день. — Тереза выпустила еще одно кольцо дыма.
 — Ты видела?
 — Много раз. Из-за тебя, еретик, я и погибну.
 Унгиш оказалась упрямой и пессимистичной. Я знал, что она видела вещи, о которых не станет рассказывать. В конечном счете я даже перестал ее расспрашивать. Мы встречались раз в несколько дней, и она делала психометрические снимки из моего сознания. Кадианские пилоны. Черубаэль. Профанити и ее вериги.
 К тому времени, как мы достигли Синшары, у меня уже имелась пачка психометрических изображений и благодаря искалеченной астропатке мрачные предчувствия.
 Синшара. Богатый рудой кусок камня на орбите блуждающей звезды.
 Истерзанная гравитационными бурями солнечная система Синшары обречена вечно скитаться по краю Мутных Звезд на границе пространства Империума. Десять тысяч лет назад она была соседкой 3458-Дорнал, имела девять спутников и астероидный пояс. Когда мы наконец обнаружили ее, она проплывала через систему Паймбайл и перенесла два серьезных космических столкновения. Теперь у нее оставалось шесть спутников и несколько широко расходящихся астероидных поясов. Блуждающая звезда сошлась в пьяном танце с Паймбайл Минор — кокетливое столкновение гравитационных полей, на разрешение которого уйдет еще миллион лет.
 Сама же Синшара или, правильнее, четвертая планета блуждающей системы Синшара Х181В представляла собой глыбу из синего камня, описывающую восьмерку вокруг двух грозящих столкнуться звезд, следуя капризам их пересекающихся гравитационных полей.
 С самого обнаружения эта планета, богатая крайне редкими минералами, включая анцилит и форидий, стала шахтерским раем.
 — Никаких дозорных судов. Практически нет путеводных буев, — произнес Максилла, направляя «Иссин» к системе. — Вижу действующую обитаемую точку. Готов поспорить, что это колония шахтеров.
 — Выходи на орбиту, — сказал я ему. — Медея, готовь катер к посадке. Эмос, ты отправляешься со мной.
 — Ого! — прошептала Медея, покрепче сжимая биодатчики штурвала инкрустированными «серебром» руками.
 Судно содрогнулось от очередного мощного удара.
 — Тут повсюду гравитационные потоки. Я постоянно натыкаюсь на вихри.
 — Неудивительно, — пробормотал Эмос, устраиваясь в летном кресле и застегивая ремни безопасности. — Эта блуждающая звезда и ее планетное стадо превратили всю систему в зону бедствия.
 — Хм... — откликнулась Медея, не проявляя никакого беспокойства и бросая катер в сторону, чтобы увернуться от черного астероида, оказавшегося на нашем пути.
 Поблизости от Синшары начиналось поле, в котором постоянно сталкивались каменные обломки и пласты шлака, дрейфующие по сложным и экзотичным орбитам. Части этого поля образовывали тонкие кольца вокруг Синшары, но далее они имели странные очертания, искривленные гравитационной дисгармонией. Там, где облака пыли и мелкого мусора отражали лучи звезды, космос светился яркой золотой дымкой. Силовые щиты катера могли выдержать удары довольно крупных камней, но некоторые были чересчур огромными. При встрече с ними требовались дополнительные обходные маневры.
 Вскоре мы стали лучше видеть Синшару в золотом тумане: синий объект неправильной формы, быстро вращающийся вокруг своей оси. Половина планеты скрывалась в тени, и пики ее минеральных гор загорались предрассветными вспышками, когда улавливали первые лучи света.
 — Конечно, чем ближе мы приближаемся к планете, тем сильнее становятся гравитационные возмущения, — вслух размышлял Эмос.
 Медея не нуждалась в советчиках. Даже я понимал, что пространство вокруг небесного тела неправильной формы — а особенно, если оно составлено из элементов разной плотности, — будет переполнено различными гравитационными аномалиями. Мне кажется, Эмос просто болтал, чтобы отвлечься.
 Медея обогнула огненные хвосты трех болидов и угодила в поток высокой гравитации. Нам навстречу резко рванулась и заполнила вес экран вращающаяся поверхность Синшары — холодные, словно изрытые оспой просторы. Загудели датчики, оповещающие о слишком резкой потере высоты и быстром приближении поверхности, но Медея раздраженно вырубила их одним ударом руки. Катер немного выровнялся.
 — Только что включились маяки шахтерской колонии. — Медея прочистила горло. — Состоялся предварительный обмен телеметрией. Они запрашивают наши идентификационные коды.
 — Передай их.
 Медея активизировала передатчик и послала импульс, содержащий информацию о нашем корабле. Это был один из маскировочных шаблонов, хранившихся в нашем кодифере для тайных вылетов, великолепная подделка, сработанная Медеей и Максиллой. Согласно данной подписи, мы были исследовательской командой из Ройал Школум Геологикус с Мендалины.
 — Нам выдали разрешение на посадку, — сообщила Медея, обходя очередную зону гравитационной турбулентности. — Они включили луч наведения.
 — Есть связь?
 Она помотала головой:
 — Все это может быть автоматикой.
 — Сажай нас.
 Верхний уровень Синшары представлял собой скопление старых индустриальных построек, облепивших склоны воронки, образованной падением астероида. Посадочные огни горели в конце борозды на краю кратера. На первый взгляд строения казались примитивными, грубо вытесанными из синего камня, но я быстро понял, что это стандартные имперские модульные здания, покрытые коркой голубой пыли и гипната.
 Судя по записям, рудники Синшары функционировали уже девять сотен лет.
 Мы приземлились на расчищенной площадке, окруженной последовательно помигивающими лампами. Тормозные реактивные струи поднимали облака элювия, повисающие в лишенном воздуха небе. Вскоре из тени ангара выкатились два мощных гусеничных сервитора. Они подсоединили зажимы к носу катера и бесшумно потащили нас в док, угрюмое грязное металлическое сооружение, оборудованное подъемниками. В стыковочных подвесах покоились две потрепанные разведывательные гондолы, а в дальнем конце стоял видавший виды грузовой челнок.
 Двери дока за нами закрылись, и, когда внутрь помещения стал нагнетаться воздух, мерцающие предупредительные лампы из янтарных начали становиться зелеными. Если не считать сервиторов, вокруг не было видно никаких признаков жизни.
 — Бортовые системы дают зеленый свет по внешним условиям, — сказала Медея, поднимаясь из своего кресла.
 — Мы готовы? — спросил я.
 — А то, — ответила Бетанкор.
 Она сменила свой извечный костюм главианского пилота с его броской вишневой безрукавкой на куда более непритязательный неряшливый летный комбинезон. Тяжелый, грязный и мешковатый, он на самом деле был ничем иным, как стеганой подстежкой бронированного скафандра. Поверхность его покрывали шнурки, разъемы и дюбели, предназначенные для крепления сегментов брони, а на груди имелись выходы для шлангов. Медея отсоединила кольцо для пристегивания шлема и оставила тяжелый воротник распахнутым. Кроме того, она натянула рабочие перчатки и армейские сапоги с окованными мысами, а волосы собрала под кепкой с козырьком, украшенной имперским орлом.
 Эмос отрегулировал гидравлику своего аугметического экзоскелета так, чтобы тот держал его максимально строго и вертикально. В длинной тунике из черного панбархата, белой, плотно облегающей шапочке и с резной инфотростью он выглядел как типичный академик школума.
 Я постарался избавиться от всех элементов своей привычной инквизиторской экипировки, надев кожаные брюки и высокие, туго зашнурованные сапоги, а кроме того, старый бронежилет и полностью закрывающую лицо маску-фильтр с подкрашенными глазницами, которая по виду очень напоминала оскалившийся череп. Нейл одолжил мне датчик перемещений, который я привязал к своему правому плечу, и тяжелый, курносый лазерный пистолет, лежавший теперь в подмышечной кобуре под безрукавкой. На перевязи между моих лопаток покоился дробовик, а на поясе — подсумок с патронами. Я и выглядел, и чувствовал себя словно обычный наемный головорез, что в точности соответствовало моей легенде.
 Медея откинула люк, и мы спустились в ангар.
 Было холодно. Рециркулированный воздух стал сухим из-за бесчисленного количества циклов автоматической очистки. В отдалении то и дело возникали загадочные механические шумы. Невысокие приземистые сервиторы занимались ремонтом изношенных внутренностей старого челнока.
 Мы спустились по лязгающей решетчатой лестнице к внутреннему люку. Он был помечен барельефным изображением символа Адептус Механикус, а подпись, выведенная под ним глазурью, гласила, что технодуховенство представляет на рудниках Синшары верховную власть.
 Тяжелый люк с гудением отошел в стену, и за ним предстал мрачный туннель. Вдоль стен с крючьев свисали скафандры, слегка покачивающиеся от сквозняка. За туннелем виднелась сырая комнатушка уборщика, темный офис с замком на двери, и пустой геодезический блок с отключенным штурманским столом.
 — Где все? — спросила Медея.
 Мы отправились в путешествие по гулким коридорам комплекса.
 Повсюду валялись элементы шахтерской экипировки. Грязные комбинезоны, каски с фонарями, перчатки и широкие ремни были свалены в кучи по углам.
 Из небольшой комнаты, где должен был располагаться пункт оказания первой медицинской помощи, кто-то вынес все оборудование и разместил на его месте корзины с вяленой рыбой. Боковое помещение оказалось и вовсе пустым, если не считать сотен разбитых винных бутылок. Через дверь вышедшей из строя морозильной комнаты проникала вонь гниющего мяса. С темных, высоких потолков некоторых помещений капала вода, свешивались с блоков цепи. По коридорам разгуливали холодные, сухие сквозняки.
 Мы вздрогнули, когда на стенах вдруг загрохотали динамики.
 — Объединенные Имперские Каменоломни! Смена вахт через пятнадцать минут! — прозвучал записанный голос. Никаких ответных перемещений не последовало.
 — Это очень странно, — пробормотал Эмос. — Согласно имперским архивам, рудники Синшары являются действующим предприятием. Объединенные Каменоломни держат здесь штат из тысячи девятисот рабочих, занятых в глубинных шахтах, и еще семьсот человек трудятся на гипнатовых карьерах Ортог Прометиума. Это если не считать вольных старателей, обслуживающий персонал, сотрудников безопасности и Адептус Механикус. Здесь должны проживать примерно три тысячи человек.
 Мы достигли главного туннеля — широкой улицы, освещенной потолочными лампами, большая часть которых была разбита. По обе стороны тянулись заброшенные магазины и трактиры.
 — Предлагаю осмотреться, — сказал я.
 Мы разделились. Я направился к северному концу заваленной мусором улицы и обнаружил ступени, ведущие к широкой площади. Здесь на многочисленных дверях пустых лавок и офисов тоже висели замки.
 Услышав доносящееся откуда-то снизу и слева гудение электрического двигателя, я пошел на шум, а свернув за угол заколоченной досками столовой, увидел неопрятный вход патентного бюро, возле которого стоял небольшой автомобильчик на широких колесах и с открытым верхом. Я зашел внутрь здания. На полу валялись желтеющие бумаги и разбитые информационные планшеты. Гора использованных и разлагающихся картонных пакетов из-под пищи загораживала дверь в комнату регистрации.
 Датчик перемещений, выданный мне Нейлом, защелкал и затрещал. Прибор передавал информацию на дисплей в правой внутренней линзе моей маски. Движение внутри офиса в восьми метрах от меня.
 Я положил руку на рукоять лазерного пистолета, прислонился к дверному косяку и осторожно заглянул внутрь.
 Присев на корточки, в напольном ящике ковырялся длиннорукий мужчина в грязном рабочем комбинезоне.
 — Можно? — произнес я.
 Человек подпрыгнул чуть ли не до потолка, пытаясь одним судорожным движением и развернуться, и подняться. В результате он врезался спиной в ряд металлических шкафчиков. Его вытянутое глуповатое лицо побледнело от страха. Он вскинул руки.
 — Вот черт! Святый Боже-Император! Прошу... прошу...
 — Успокойся, — сказал я.
 — Кто вы? Проклятье, не стреляйте в меня!
 — Я и не собираюсь. Зовут меня Хорн. А ты кто?
 — Банделби... Фин Банделби... суперинтендант второго класса, Ортог Прометиум... Черт, не убивайте меня!
 — Я не собираюсь этого делать, — твердо повторил я.
 По крайней мере, потертая бирка на его комбинезоне подтверждала его слова: БАНДЕЛБИ, Ф.СУПЕР 2-й. О.П.
 — Опусти руки, — сказал я. — С чего ты взял, что я собираюсь тебя убить?
 Он опустил руки и пожал плечами:
 — Я не... ну, просто... не знаю...
 К нему понемногу возвращалось самообладание.
 — Откуда вы взялись? — Мужчина искоса взглянул на меня.
 Прежде чем ответить, я внимательно разглядел его. Некрасивое, почти уродливое длинное лицо, впалые щеки, неопрятные сальные волосы и многодневная щетина. На его горле розовела влажная родинка. Короче, неприятный тип.
 — Прилетел с другой планеты. Мы только что высадились. Интересно, почему тут никого нет.
 — Все уехали.
 — Уехали?
 — Ага. Отчалили. Свалили. Все из-за грави.
 — Грави?
 Не знаю, намеревался ли Фин ответить. Мой датчик перемещений внезапно высветил предупреждение, и я быстро развернулся. У входа в бюро стоял крупный темнокожий мужчина с белой щетиной волос и белой же бородой. Он целился мне прямо в лицо из автоматического пистолета.
 — Спокойно и медленно, — сказал он, — опусти оружие. И сними маску.
 — Что тут происходит? Кто здесь главный? — потребовал голос снаружи.
 Это был Эмос.
 Человек с оружием выглянул наружу и жестом подозвал меня. С надменным и гордым видом Эмос стоял посреди улицы рядом с припаркованным автомобильчиком.
 — Я доктор Савин из Ройал Школум Геологикус с Мендалины. Значит, так рудники Синшары встречают своих гостей?
 Я был впечатлен. Оскорбленное брюзжание выдавало в нем человека, обладающего весом в обществе. У Эмоса обнаружились актерские задатки, о которых я и не подозревал.
 — Документы есть? — спросил темнокожий мужчина, продолжая держать меня на прицеле. Банделби тоже выглянул из офиса и наблюдал за происходящим.
 — Конечно! — рявкнул Эмос. — И я готов продемонстрировать их тому, у кого есть на это полномочия.
 Засунув свободную руку под воротник армированной проволокой куртки, мужчина достал цепочку с отполированным серебряным значком.
 — Патрульный Калейл, служба безопасности рудников Синшары. Я тут единственный, у кого есть подобные полномочия.
 Эмос что-то проворчал и постучал кончиком своей инфотрости по рокритовому покрытию дороги. Набалдашник со щелчком провернулся и произвел в воздухе над собой небольшую голограмму с основными приметами, знаком Ройал Школум Геологикус и медленно вращающимся трехмерным снимком головы Эмоса.
 — Ладно, доктор, — кивнул Калейл и ткнул в мою сторону оружием: — А это что за жлоб?
 — Вы думаете, что я отправился бы в путешествие к этому чертову обломку без телохранителя? Этого жлоба зовут мистер Хорн.
 — Этот жлоб пытался допросить моего приятеля Банделби.
 Эмос сурово уставился на меня:
 — Хорн, я ведь уже предупреждал тебя! Черт возьми! Это не Мордия, и здесь ты не на бандитской разборке!
 Отчитав меня, Эмос снова обернулся к Калейлу:
 — Он несколько увлекается. Слишком много тестостеронсодержащих стимуляторов. Но я нуждался в мышцах, а не в мозгах, и он оказался дешевле, чем кибер-мастифф.
 «Тебе повезло, старый друг, что мое лицо скрыто маской», — подумал я.
 — Ладно. Только держите его на привязи, — сказал Калейл, убирая оружие. — Предлагаю отправиться в Управление службы безопасности, где вы наконец объясните, какого рожна здесь делаете.
 — А вы наконец расскажете, куда все, черт побери, подевались, — ответил Эмос.
 Калейл кивнул и жестом предложил нам отправиться вдоль по улице.
 — Значит, мне никому не надо вышибать мозги, доктор Савин? — произнес женский голос.
 Калейл и Банделби замерли. Медея выскользнула из укрытия на противоположной стороне улицы. При этом главианский игломет, не дрогнув, продолжал смотреть на Калейла.
 — Вот дерьмо! — выдохнул Банделби.
 — Это мой пилот, — невозмутимо произнес Эмос и махнул Медее. — Не надо, Кора. Мы уже подружились.
 Медея усмехнулась и, убирая свое оружие, подмигнула патрульному:
 — Похоже, я вас подловила.
 Калейл чуть не испепелил ее взглядом и повел нас к Управлению службы безопасности.
 Управление службы безопасности размещалось на втором этаже круглого здания, расположенного на пустынной площади. Вдоль стен примерно в метре от пола был проложен страховочный поручень. Из широких окон открывался вид на площадь. Калейл щелкнул настенным тумблером, уменьшая степень затемненности окон. В комнате стало светлее.
 В центре стоял круглый рабочий стол, заваленный пустыми пакетами из-под еды и пивными бутылками. Над ним светился галодисплей. По краям консолей были прилеплены исписанные от руки разноцветные листики памяток и заметок. Вдоль стен располагались кушетки с протертой обивкой и лежали груды мусора. Задняя дверь вела к оружейной комнате и помещению дежурного. Во влажном воздухе чувствовался запах пота и давно не стиранной одежды.
 Калейл скинул армированную куртку и остался в грязной майке, которая подчеркивала его телосложение и выставляла напоказ татуировки Имперской Гвардии на его плечах.
 Значок службы безопасности возлежал на его мощной груди, словно медаль атлета.
 — Дай им чем освежиться, — приказал он Банделби.
 Шахтер начал расшвыривать пивные бутылки на столе, пытаясь найти те, в которых еще что-нибудь осталось.
 — Свежие тащи, — выругался Калейл. — И я уверен, что наш доктор предпочел бы что-нибудь помягче... ну, или покрепче.
 — Амасек, если можно, — сказал Эмос.
 — Мне сойдет и пиво. — Улыбаясь, Медея плюхнулась на кушетку и подобрала под себя ноги.
 — Ничего, — покачал я головой.
 Банделби исчез. Калейл оседлал один из стульев у стола и сложил руки на спинке.
 — Ладно, доктор. Какой будет ваша история?
 — Я являюсь главой металлургического департамента в Ройал Школум. Вы знакомы с Мендалиной?
 — Никогда не бывал, — покачал головой Калейл.
 — Прекрасный мир, известный благодаря своей академии. — Эмос осторожно опустился рядом с Медеей.
 Я стоял возле окон. Уверен, что Калейл одним глазом присматривал за мной.
 — Мы заняты в двадцатилетней программе, одобренной самим эрцгерцогом Фредериком и направленной на исследование внутренних переходных свойств редчайших металлов, чтобы... короче говоря, суть основной части проводимых работ не подлежит разглашению. Но полученные результаты могут повысить индустриальный уровень моторных цехов Мендалины. Эрцгерцог большой поклонник металлургии. Достаточно сказать, что он патронирует Ройал Школум.
 — Ты только подумай... — пробормотал Калейл.
 — Фориднум один из металлов, входящих в поле внимания нашей программы. А этот астероид — ближайший его поставщик. Администратум обязал меня посетить Синшару и собрать образцы. Кроме того, у меня есть письма от главного директора Объединенных Каменоломен, разрешающие мне понаблюдать за разработками фориднума. Не желаете ли посмотреть?
 Калейл только отмахнулся.
 — Также я надеялся на встречу с техножрецами, обитающими здесь, чтобы узнать их мнение об этом драгоценном металле.
 — Короче, вы собираете факты?
 — Научная экспедиция, — ответил Эмос.
 Банделби вернулся с тремя бутылками пива и эмалированной кружкой. Он нес их на помятой дверце от металлического шкафчика, которую использовал в качестве подноса.
 — Не слишком хорош, — сказал он, вручая Эмосу кружку. — Но что еще ожидать от пайка?
 Эмос пригубил напиток без малейшего содрогания.
 — Грубоват, но бодрит, — оценил он.
 Калейл взял свою бутылку и сделал жадный глоток. При этом его кадык заходил ходуном.
 — Боюсь, вы совершили эту поездку впустую. — Он вытер губы тыльной стороной ладони, — Император его знает, во что Объединенные Каменоломни играли, выдавая вам эти бумаги. Они же знают, что их люди отсюда убрались.
 — Поясни, — сказал я.
 Калейл одарил меня равнодушным взглядом.
 — Эту глыбу весьма упорно перекапывали в течение девяти веков. Работенка опасная, но приносит огромные прибыли. Как вы и сказали, Синшара богата множеством различных металлов, которые, правда, весьма трудно найти.
 Он сделал еще один долгий глоток.
 — В последние двадцать лет власти стали беспокоиться из-за местных условий. Гравитационные аномалии. Синшара все ближе подходит к полю притяжения Паймбайл. По расчетам это местечко окажется вообще непригодным для жизни через каких-то восемьдесят или девяносто лет. Имперские Объединенные Каменоломни и Ортог увеличили добычу, стараясь выкачать из Синшары все, что только можно, пока она еще не вошла в гравитационный карман, после чего она выпадет из зоны досягаемости на следующие несколько тысяч лет. Вольные старатели тоже... Они сюда просто ордами наплывали. В последние годы старая добрая рудная лихорадка просто не прекращалась.
 — Так что случилось? — спросила Медея.
 — Гравь, — произнес Банделби, расчищавший для себя место на одной из заваленных бумагой кушеток.
 Он обернулся и увидел, как Медея вопросительно приподняла бровь.
 — Гравитационная болезнь. — Фин нервно почесал родинку, жадно разглядывая Бетанкор. Вероятно, она была первой женщиной, которую он увидел за долгое время. Калейл вел себя более спокойно.
 — Гравитационная болезнь, — продолжал Банделби, — проблемы с весом, башка гудит, гравь... ну, вы понимаете.
 — Хроническая гравитистезия, также известная как синдром Мазбура. Прогрессирующее расстройство, вызываемое гравитационными изменениями. Симптомы проявляются паранойей, нарушением координации, потерей памяти, галлюцинациями, изменениями психического состояния, включающими приступы тревоги или экстаза, иногда, в крайних случаях, неконтролируемую жестокость. Подобные состояния обычно сопровождаются гравимиастенией, остеохондрозом и лейкемией, — закончил Эмос.
 — А мне-то казалось, что вы доктор металлургических наук, а не медицинских, — удивленно распахнул глаза Калейл.
 — Так и есть. Но гравитация, эта невидимая сила, является фундаментальной составляющей существования всех элементов. Следовательно, мне приходится проявлять интерес и к ней.
 — Ага, понятно... Если верить предсказаниям, Синшара станет непригодной для жизни через девяносто лет. Но человеческое тело мягче, чем глыба минеральной руды. Гравь впервые проявилась примерно года два назад. Рабочие стали заболевать. Несколько случаев насилия и безумия. Вот тогда-то мы и поняли, что происходит. Имперские Объединенные Каменоломни вывели своих людей девять месяцев назад. Ортог — семь.
 — Какая ирония, — произнес Эмос. — Синшара богата минералами только благодаря экзотичности своих гравитационных полей, воздействию которых подвергалась в течение миллиарда лет своей жизни. Элементы преобразовывались и перегруппировывались здесь такими путями, которые вообще могут быть уникальны. Синшара — настоящий философский камень, друзья мои, мечта алхимика! А теперь человечество не может извлечь выгоду из его даров по той же самой причине, по которой они вообще существуют!
 — Да, доктор, ирония — правильное слово, — сказал Банделби, залпом опрокидывая в себя пиво.
 — Но это не объясняет, почему вы все еще здесь, — сказал я.
 — Базовая команда, — резко ответил Калейл, давая понять, что это не мое дело. — Адептус Механикус тоже убрались отсюда около трех месяцев назад. Но один из них остался. Какое-то жизненно важное исследование, которое ему надо было завершить. Вот нам и приказали остаться и приглядывать за рудниками Синшары, пока он не закончит.
 Я посмотрел в окно. Если не считать мусора, площадь была абсолютно пуста.
 — И сколько этих «мы», патрульный?
 — Двадцать сотрудников из обслуживающего персонала. Я ответственный. Все вербовались добровольно.
 — Техножрецы пообещали нам тройную плату! — сказал Банделби, явно пытаясь произвести впечатление на Медею.
 — Круто, блин, — улыбнулась она.
 — А где остальные? Еще восемнадцать? — поинтересовался я.
 Калейл встал со стула и бросил пустую бутылку в переполненную мусорную корзину в углу. Она отскочила и разбилась об пол.
 — Шляются где-то. Здесь места хватает. То, что вы видите, — только верхушка. Как у... как же называются те глыбы замороженной воды, которые на некоторых планетах в морях плавают?
 — Айсберги? — предположила Медея.
 — Ага, вроде такой штуковины. Девяносто процентов рудников Синшары расположено под землей. Этот кусок шлака слишком велик, чтобы патрулировать его, починять и заставлять тикать дальше.
 — Вы поддерживаете связь с остальными членами базовой команды?
 — Мы иногда встречаемся. Некоторых я не видел уже несколько недель.
 — А тот техножрец, который остался? — спросил Эмос. — Где он?
 — Ушел вглубь астероида, — пожал плечами Калейл. — В карсты и шахты. Его я не видел уже несколько месяцев.
 — И когда вы ожидаете его возвращения? — непринужденно спросил Эмос.
 — Никогда, — снова пожал плечами Калейл.
 — А как его звали? — спросил я, поворачиваясь, чтобы заглянуть прямо в темные глаза патрульного.
 — Бур, — сказал он. — А что?
 — Что же, все это очень странно! — проворчал Эмос, поднимаясь со своего места. — Эрцгерцог будет очень расстроен. Предприятие это стоило нам времени и денег. Мистер Калейл... раз уж мы забрались так далеко, мне бы хотелось сделать хотя бы малость.
 — И что же это будет, доктор?
 — Можно нам собрать некоторые образцы, осмотреть выработки фориднума и полистать журналы минералогического учета?
 — Не знаю... Рудники Синшары на текущий момент считаются закрытыми. Официально.
 — Ну, неужели мы просим слишком многого? Я уверен, что главный директор Имперских Объединенных Каменоломен будет рад, если вы окажете мне содействие. И его благодарность наверняка проявится в виде премиальных, когда я доложу ему об этом.
 Калейл нахмурился:
 — Эхе-хе. Так чего вы хотите?
 — Нам нужны сутки, чтобы бегло просмотреть журналы учета и минералогическую базу данных, и, возможно, еще день на составление комплекта образцов из карьеров. И... кхм, а сколько потребуется времени на то, чтобы посетить фориднумные выработки? Самые последние?
 — Если я задействую свой штат, то поездка в целом займет около двух дней.
 — Что же, превосходно! Всего четыре дня, и мы исчезнем.
 — Даже не знаю... — сказал Банделби.
 — Разве тебе не хотелось бы, чтобы я подвисла тут на несколько деньков? — спросила Медея, читая язык тела Банделби с легкостью опытного инквизитора и демонстрируя не меньшие актерские навыки, чем Эмос.
 — Я не могу этого позволить, — сказал Калейл. — На текущий момент это место закрыто для доступа. Распоряжение компании. Не стоит вам оставаться здесь.
 — Но вы-то здесь остаетесь, — парировал я.
 — Мне за риск платят.
 — И могут заплатить еще больше, — произнес Эмос. — Обещаю вам, что доложу о вашем содействии главному директору Объединенных Каменоломен и своим давним друзьям из Адептус Механикус. Они достойно вознаградят любого, кто хорошо послужит эрцгерцогу.
 — Притащи мне еще пива, — обратился Калейл к Банделби и посмотрел на нас, выставив вперед подбородок. — Мне надо обсудить это со своими людьми и узнать, что они об этом думают.
 — Ладно, ладно, — замахал руками Эмос. — Я действительно надеюсь, что нам удастся достигнуть согласия. А тем временем нам надо где-нибудь разместиться. Здесь есть запасные койки?
 — Синшара полна пустых коек с тех пор, как отсюда убрались рабочие, — с противной улыбкой сообщил Медее Банделби.
 — Найди им подходящую нору, — приказал шахтеру Калейл. — А я пока соберу команду.
 — Что-то тут не так. — Я снял маску и швырнул ее на пол.
 — Эти кровати довольно удобны, — откликнулся Эмос, регулируя напряжение в своем экзоскелете и укладываясь на матрац.
 Нас разместили в душной жилой комнате, расположенной на верхнем этаже здания Комитета по социальному обеспечению шахтеров. Косые лучи света от искусственных ламп проникали с площади через обвисшие шторы. Банделби обеспечил нас тремя металлическими кроватями, промятыми матрацами и спальными мешками, вонявшими так, словно через них фильтровали дизельное топливо и квашеную капусту.
 — Вечно ты беспокоишься, — сказала Медея, скидывая с себя летный комбинезон и ногой отбрасывая его в угол. На ней остались только майка, трусики и кобура под мышкой.
 Эмос тактично отвернулся.
 — Моя работа состоит в том, чтобы беспокоиться. Отставить раздеваться. Мы еще не закончили.
 Медея посмотрела на меня и, мрачно нахмурившись, снова застегнула пряжку кобуры.
 — Ладно, мой господин и повелитель... Что не так?
 — Пальцем ткнуть, конечно, не смогу... — начал я.
 — Ох! — воскликнула Медея и плюхнулась на свою кровать.
 — Да все ты можешь, Грегор, — сказал Эмос.
 — Может быть.
 — Попытайся.
 — Все эти россказни о грави. Даже если корпорации и обманулись, то Адептус Механикус не свойственно ошибаться. Любой космолог заранее способен определить, когда Синшара войдет в поле гравитационного возмущения, представляющее опасность для людей. Император свидетель, звездные системы движутся куда медленнее, чем мысли людей!
 — Хороший довод, — сказал Эмос.
 — И уверен, что ты о нем тоже уже подумал, — сказал я.
 — Да, — подтвердил он. — Калейл явно привирает.
 — И тебе ничего не кажется неправильным?
 — Конечно, кажется, — пробормотал Эмос. — Но я устал.
 — Поднимись, — резко приказал я. Он сел.
 — По крайней мере, мы знаем, что Бур все еще здесь, — сказал я.
 — Это тот парень, которого мы здесь разыскиваем? Маг техножрецов? — поинтересовалась Медея.
 Я кивнул:
 — Магос Бур.
 — Итак, откуда вы его знаете?
 — Это старая история, дорогуша, — сказал Эмос.
 — У меня времени хватает.
 — Он был верным союзником моего наставника, инквизитора Хапшанта, бывшего босса Эмоса, — торопливо сообщил я, пока Эмос собирался с мыслями.
 Медея усмехнулась:
 — Значит, старый дружок?
 — Что-то вроде того.
 — Итак, мы проделали дли-и-инющий путь просто ради того, чтобы повидать старого приятеля, — добавила она.
 — Прекрати, Медея! — сказал я. — Пока что тебе не стоит знать некоторые подробности. В твоих же интересах.
 Она издала в мою сторону неприличный звук и стала натягивать летный комбинезон.
 — Ты не пыталась связаться с «Иссином»? — спросил я.
 — У моего вокса не хватает мощности, — пробурчала она в ответ, возясь с застежкой-молнией. — Слишком много гравитационных возмущений. Но мы это предусмотрели. Могу сходить к катеру и воспользоваться главным передатчиком.
 — Ты мне нужна здесь. Нам необходимо как можно быстрее получить кое-какие ответы. Я хочу, чтобы вы с Эмосом проникли в архив Администратума и проверили, можно ли извлечь что-либо из банка данных, если он еще функционирует.
 — А ты тем временем...
 — Отправлюсь к отделению Адептус Механикус. Встретимся здесь через три часа. Нам необходима дополнительная информация, но в особенности нас должны интересовать сведения о местонахождении Бура.
 Эмос кивнул.
 — Что если нас обнаружат?
 — Тебе не спалось, вы вышли прогуляться и заблудились.
 — А если они мне не поверят?
 — Именно поэтому Медея и отправляется с тобой, — отрезал я.
 Отделение техножрецов располагалось в западном секторе рудников Синшары, в глубине запутанного лабиринта жмущихся друг к другу жилых строений и цехов, приблизительно в двух километрах от площади. Поначалу я даже не понимал, куда иду, но туннели и транспортные артерии были помечены номерными табличками и символическими указателями, и к тому же мне удалось обнаружить большую карту на ржавеющем металлическом листе, прикрученном к столбу у покрывшихся пылью общественных питьевых фонтанов.
 Я покрутил краник одного из фонтанов, но тот издал только сухой хрип.
 На подходе к флигелю стены туннеля, покрытые соляными разводами, были разукрашены темно-красными полосами и бесчисленными предупреждающими знаками, гласящими, что приближение к объекту без необходимых бумаг и удостоверений запрещено под страхом смерти.
 Тем не менее и здесь было безлюдно и пусто. Только толстый слой пыли и горы мусора.
 В конце расписанного красными полосами туннеля виднелись открытые адамантитовые ворота шлюза. Стояла зловещая тишина.
 Здание отделения представляло собой колоссальную башню из обтесанного камня, обитого листами красной стали, занимавшую отдельный кратер, сообщающийся с тем, в котором располагались рудники Синшары. Герметичный стеклянный купол накрывал мощеную площадь, лежащую между шлюзом и флигелем. Само же здание поднималось выше, пронзая купол и вырастая над краем кратера. Высоко-высоко над головой я видел синие камни и звездную бездну за ними. В небе проносились метеоры.
 В башню вел гигантский портал, поднимающийся на высоту в три человеческих роста и обрамленный широкими дорическими колоннами из черного лукуллита. Сверху на меня косился высеченный из камня образ Бога-Машины. Глаза божества должны были зловеще сверкать пламенем горящего газа, который поднимался по трубам от шахт. Но теперь они были холодны и мертвы.
 И полированные металлические двери портала стояли распахнутыми.
 Я вошел внутрь. Пол огромного протирона [19] был усыпан мелким песком. Пылинки кружились в лучах света, пробивающегося через глухие окна, расположенные под высоким сводом. Стены покрывали плотные ряды бездействующих кодиферов и матрикуляторов. Над каждым переключателем и дисплеем скопились полумесяцы пыли.
 Плохой знак. Техножрецы дорожили своими машинами более всего на свете. Если бы они эвакуировались, как рассказывал Калейл, они ни в коем случае не оставили бы здесь подобного технического изобилия. Несомненно, каждый из блоков был разработан так, чтобы его можно было извлечь из своего алькова в черной мраморной стене.
 За протироном открывался огромный зал, настоящая капелла, собор, посвященный Богу-Машине, убертитану, владыке Марса. Пол покрывали плиты травертина сливочного цвета, подогнанные друг к другу так плотно, что между ними нельзя было просунуть и бумажного листа. Стены трехапсидного храма были облицованы гладким холодным лукуллитом. Тут остались брошенными еще более ценные экземпляры машин. Устройства возвышались над рабочими столами, установленными шестью концентрическими кругами и окружающими центральный постамент. Все они тоже были обесточены.
 Я пересек зал и подошел к постаменту, внутренне содрогаясь от грохота собственных шагов, эхом раскатывающихся в пустоте. Холодный свет звезд струился через опеон [20] , расположенный прямо над массивным грандиоритовым блоком. Огромная, омываемая звездным сиянием голова «Полководца», древнего Титана, висела над постаментом. Ее ничто не поддерживало — ни кабели, ни платформы, ни подпорки. Голова просто висела в воздухе.
 Я стоял возле грандиоритового блока, как вдруг почувствовал, что мои волосы стали потрескивать. Атмосфера вокруг была насыщена статикой или чем-то подобным. Здесь действовала какая-то невидимая электризующая сила, — возможно, гравитационная или магнитная, но, в любом случае, находящаяся за пределами моего понимания. Именно она, по-видимому, и удерживала многотонный череп машины. Тихое диво, характерное для техножрецов. Даже несмотря на отключение энергии, их чудесные изобретения продолжали функционировать.
 На консоли одного из терминалов — медном корпусе, наполненном мешаниной из стальных деталей, посеребренных проводов и стеклянных ламп, — я увидел оплетенный тканью нейрокабель. Один его конец был включен в дисплей, а второй оборван и растрепан. Дело было явно не в срочном переезде.
 Мне редко доводилось вести дела с Адептус Механикус. Отдельная каста со своими законами, так же как и Астартес, и только дурак станет совать нос в их дела. Только через Бура — магоса Гиарда Бура — я имел связь с ними. Без духовенства Марса технологии Империума зачахли и распались бы, а благодаря их неустанным опытам к мощи Человечества прибавляются все новые чудеса.
 И тем не менее я беспрепятственно проник в самое сердце одного из внутренних святилищ.
 — Эгида запрашивает Шип. — В воксе послышался голос Медеи, сильно искаженный гравитационными возмущениями. — Во имя полураспада ил...
 Связь оборвалась.
 — Шип принимает Эгиду, — сказал я. Ничего.
 — Шип принимает Эгиду, пустота бездыханна.
 По-прежнему ничего. То, что успела сказать Медея, обеспокоило меня. «Полураспад» был словом глоссии, которое использовалось, чтобы указать на важное открытие или же смертельную опасность. Но гораздо больше меня волновал тот факт, что она отключилась. Мой ответ, если, конечно, она слышала его, означал, что ее сообщение было неполным или искаженным.
 Я подождал минуту.
 Мой вокс без предупреждения быстро пискнул три раза. Медея прощелкала по своему передатчику невербальный код, сообщая, что не может говорить и мне надо подождать.
 Я смахнул тонкий налет пыли с одного из терминалов и, задумавшись над тем, какие тайны мог бы открыть с его помощью, уставился на изношенную, покрытую рунами клавиатуру и небольшие экранчики дисплеев из толстого, выпуклого стекла.
 Немного, решил я. Жадный до знаний Эмос, может, и имел бы какой-то шанс. Много лет назад он работал вместе с Буром и, как я предполагал, накопил больше опыта в путях познания загадочных техножрецов, чем хотел признать.
 Датчик перемещений внезапно защелкал, и я напрягся, выхватывая свой короткоствольный лазерный пистолет. Устройство вывело на правую линзу моей маски сигнал о движении в семнадцати шагах слева от меня, но, когда я развернулся, точек на линзе стало еще больше. Многочисленные сигналы возникли настолько стремительно, что накладывались друг на друга, образуя сплошные пятна. Затем в течение целой секунды, пока устройство изо всех сил старалось просчитать векторы движения целей, на линзе отражалась только стандартная строчка «00: 00: 00», а потом наконец перед моим глазом побежала плотная колонка координат.
 Но к тому времени я уже понял, что обнаружил датчик.
 Святилище оживало.
 Терминалы быстро и последовательно приходили в действие, щелкая шестеренками, зажигая лампы, включая экраны, шипя поршнями. Вздохнули газовые пневмонасосы, и по сети изящных стеклянных и бронзовых почтовых труб, бегущих между стенами и консолями, понеслись цилиндры с сообщениями. На нескольких столах над гололитическими проекторами засветились голографические образы: трехмерные карты геологических пластов, графики спектроскопии, показания сонаров и бегущие волны осциллограмм. Мощная подсветка зажглась на вершине постамента под парящей головой Титана, придавая ей зловещий вид.
 Я присел, спрятавшись за корпус ожившей станции. Внезапное, необъяснимое включение всех устройств обескураживало и пугало. Где-то поблизости одна из машин трещала очередями, словно древний пулемет.
 И вдруг все прекратилось. Лампы терминалов гасли. Всплеск энергии затихал. Подсветка Титана потускнела и отключилась. Одна за другой пропадали голограммы. И в темноте замирал скрежет шестеренок и сервомоторов.
 Дольше всего продолжался пулеметный треск. Он звучал еще несколько секунд, после того как все вокруг замерло, а потом тоже резко оборвался.
 В храме снова воцарились тьма и безмолвие.
 Я поднялся на ноги. В этом помещении не было никаких источников энергии. Что же пробудило все эти механизмы? Причиной мог стать только какой-то внешний сигнал.
 Следуя здравому смыслу и интуиции, я обошел вокруг ближайших терминалов, отыскивая тот, что грохотал словно пулемет. Наиболее вероятным кандидатом оказался массивный прибор, судя по всему, оборудованный прибором коммлинка. Но кнопки его панели оставались безучастными к моим касаниям.
 Подчиняясь внезапному порыву, я опустился на колени, заглянул под стол и оглядел пустые крепления на месте корзины для распечаток. Сама корзина исчезла. Бумажная лента валялась прямо в пыли под столом.
 Я вытащил ее. Она оказалась порядка девяти метров в длину. Челюсти принтера пробили в ней перфорацию, разделяя на более короткие отрезки. Было очевидно, что этот терминал уже не в первый раз выдавал распечатки, которые никто не подбирал. Конец ленты уже начинал желтеть.
 Я просмотрел напечатанное. Собранные в таблицы столбики машинного кода, расположенные плотными ровными полосами. Аккуратно расстелив бумагу на травертиновом полу, я начал скатывать ее в тугой свиток.
 Я уже почти закончил, когда запищал вокс.
 — Эгида вызывает Шип. Во имя полураспада иллюзий, с Администратумом в сердце. Монеты падают с глаз. Многогранность и хватка подкидышей. Советую изображение наперстка.
 — Изображение наперстка принято. Шип прорастает в сердце.
 Слова Медеи объяснили мне все, что надо было знать. Им с Эмосом удалось обнаружить что-то в Администратуме, и теперь они просили меня срочно вернуться. Нам угрожала опасность со стороны Хаоса. Никому нельзя было доверять.
 Я убрал лазерный пистолет в кобуру и сунул свиток под пояс.
 Выбежав из здания, я помчался по разрисованному красными полосами туннелю, на ходу скидывая с плеча армейский дробовик и передергивая затвор.




 Глава восемнадцатая




ИЗОБРАЖЕНИЕ НАПЕРСТКА



СПУСК В ГОРУ



ТРАНСЛИТОПЕД ГИАРДА БУРА

 Глоссия не столь уж и трудна для понимания. В ней применяются подсознательные образы и «начальные» слова. Не стоит пытаться искать тайну, которой там нет. Именно поэтому она и действует столь успешно в качестве частного кода. В ней совершенно нет кодирования — по крайней мере, в математическом смысле этого слова, — и по этой причине ее невозможно взломать. Глоссия построена на идиоматических выражениях и интуитивном восприятии. Устный импрессионизм. Ее функции обеспечиваются использованием безразмерных, ничем не регламентированных механизмов поэзии и интимностью. За прошедшие... кхм... лучше будет сказать, увеличивающиеся годы моей работы мои друзья и помощники неоднократно посылали мне сообщения на глоссии, где использовались слова и выражения, никогда не применявшиеся ранее. И тем не менее я понимал их. Это уловка. Просто знание о том, как применять и видоизменять общий жаргон. Конечно, существуют основные правила построения фраз и использования метафор, но сила глоссии заключена в ее туманной неопределенности. В идиомах. В звучности. Она родственна интуитивному сленгу эрменоев, заменивших язык оттенками цвета кожи.
 Вот, например, «изображение наперстка».
 «Изображение» служит указателем на курс действий или поведения. «Наперсток» является уточнением, раскрывающим суть и метод предлагаемых действий. Наперсток — это такой маленький металлический колпачок, который используют во время шитья, чтобы защитить палец от стремительных, резких уколов иголкой. Он не защитил бы, скажем, от атомной бомбардировки или орды генокрадов. Но, в соответствии с идиоматическим спектром глоссии, он мог бы спасти от внезапного, стремительного нападения с небольшого расстояния. Кроме того, он тих и неприметен.
 И так же бесшумно и незаметно заскользил я по туннелям рудников Синшары, направляясь к офисам Администратума. Я двигался тихо, а датчик перемещений и дробовик служили мне «наперстком».
 «Изображение наперстка». Эту фразу как-то обронил Гидеон Рейвенор, тем самым добавив ее в словарь глоссии.
 Я вспомнил о Рейвеноре, лежащем в одиночестве на застеленной пластиком койке в госпитале на Трациане. И на меня снова нахлынул гнев, притупившийся за последние несколько месяцев.
 Благодаря предупреждению датчика я успел спрятаться в укрытие в одном из туннелей примерно в полукилометре от площади. Скрываясь позади пустых прометиумных баков, я проследил за прогудевшими мимо электрокарами, которые направлялись к главному вестибюлю. Передним управлял Банделби. Вместе с ним ехали двое шахтеров, и еще трое сидели во второй машине. Рабочие выглядели грязными и опустившимися.
 Несколько машин стояло на площади перед Управлением службы безопасности. У дверей околачивались чернорабочие и курили сигареты с лхо.
 Я проскользнул в здание Комитета по соцобеспечению через черный ход. Медея и Эмос уже ждали меня в выделенной нам убогой комнатушке.
 — Ну?
 — Мы обыскали Администратум, — сказал Эмос — Там даже заперто не было.
 — А потом туда стали сползаться люди Калейла, и нам пришлось улепетывать, — добавила Медея. Они оба выглядели напряженными и задумчивыми.
 — Вас заметили? Она покачала головой:
 — Но их оказалось куда больше, чем двадцать, мать их растак. Я насчитала как минимум тридцать или даже тридцать пять человек.
 — Что удалось найти?
 — Свежих записей нет. Либо их не вели в последнее время, либо потеряли, — развел руками Эмос. — Ничего за последние два с половиной месяца. Нет даже учетного журнала, который должен был вести Калейл.
 — Он может заполнять его в офисе службы безопасности.
 — Если бы он следовал официальному протоколу, то все было бы автоматически скопировано в центральный архив. Ты же знаешь, как Администратум щепетилен в вопросе хранения отчетов.
 — Что еще?
 — Понимаешь, мы провели только поверхностную экспертизу. Времени было не слишком много.
 Но Калейл говорил нам, что Имперские Объединенные Каменоломни были эвакуированы девять месяцев назад, а Ортог Прометиум — два месяца спустя. Согласно архиву обе корпорации продолжали оставаться здесь, работая в полном составе, и три месяца назад. Нет никаких записей о случаях заболевания «гравью», равно как и зарегистрированных сообщений или докладов о самой возможности такой проблемы.
 — Значит, Калейл солгал нам?
 — От слова до слова.
 — Тогда где же все?
 Эмос пожал плечами.
 — Может, стоит убраться отсюда? — Медея явно занервничала.
 — Мне нужно найти Бура, — ответил я, — и к тому же мне необходимо выяснить, что же на самом деле зде...
 — Грегор, — пробормотал Эмос. — Мне очень неприятно тебе об этом напоминать, но теперь это не твоя работа. Хотя, зная тебя, я понимаю, что ты столь же верен Золотому Трону, как и раньше, во всех основных смыслах, но ты больше не инквизитор. Твои полномочия больше не признаются Империумом. Ты преступник — преступник, у которого и так полно проблем.
 Думаю, он ожидал, что я разозлюсь. Но этого не произошло.
 — Ты прав, но я не могу вот так запросто перестать служить Императору, и не важно, кем там меня считает все остальное человечество. Если есть возможность оказаться полезным, я сделаю это. Мне не нужны ни признание, ни официальный статус.
 — А я говорила тебе, что он так и ответит, — усмехнулась Эмосу Медея.
 — Да, ты говорила. Правда, говорила. — Ученый снова взглянул на меня.
 — Извиняюсь за свою предсказуемость.
 — Постоянство убеждений не повод для извинений, — сказал Эмос.
 Я достал свиток, найденный в святилище, и показал его своему престарелому научному консультанту.
 — Что ты можешь об этом сказать? — И я поведал ему обо всем, что произошло в святилище Бога-Машины.
 Эмос изучал бумажную ленту в течение нескольких минут, заглядывая то в начало, то в конец документа, а затем произнес:
 — Некоторые фрагменты данного машинного кода мне не разобрать. Шифр Адептус Механикус. Но... короче говоря, смотри на разрывы в тексте. Все это записи регулярных передач, идущих от объекта, находящегося за пределами поселения. Каждые шесть часов, с точностью до секунды.
 — И дремлющие системы святилища пробуждаются именно к тому моменту, когда должна поступить передача?
 — Да, чтобы записать ее. Как долго работали машины?
 Я покачал головой:
 — Две, возможно, две с половиной минуты.
 — А не две минуты сорок восемь секунд? — спросил он.
 — Может быть.
 Эмос пробежал пальцем по линии заголовка над последней таблицей кода.
 — Ровно столько и продолжалась последняя передача.
 — Значит, там кто-то есть? Где-то за пределами поселения рудокопов Синшары кто-то регулярно посылает сообщения Адептус Механикус?
 — И не просто кто-то — это Бур. Вот код Адептус Механикус, соответствующий его имени. — Эмос промотал лист обратно и стал рассматривать самый старый, пожелтевший участок. — Он вещает уже одиннадцать недель.
 — И что он говорит?
 — Понятия не имею. Основной текст закодирован. Механилингва-А или С, а может, и какая-то современная переработка одного из гексадецимальиых сервиторных скриптов. Вероятно, импульс-аналог девятой версии. Я не могу...
 — Ты не можешь прочесть. И этого мне достаточно.
 — Хорошо. Зато я знаю, где он.
 Я помедлил:
 — Знаешь?
 Эмос улыбнулся и подрегулировал тяжелые аугметические очки.
 — Ну, не совсем. По-настоящему — не знаю. Но могу его найти.
 — Как?
 Он указал на вертикальные полосы разноцветных прямоугольников, бегущих от каждой из передач.
 — Общепринято, что любую трансляцию должен сопровождать спектрографический отчет с места расположения передатчика. Эти цвета передают сжатую информацию о типе, структуре и плотности окружающих его пород. Что-то вроде отпечатков пальцев. Будь у меня хорошая карта стратов Синшары и геологический ауспекс, я смог бы разыскать его.
 — Как знал, что ты нам пригодишься, — улыбнулся я.
 — Так что, мы отправляемся за ним? — спросила Медея.
 — Именно так. Нам потребуется транспорт. Возможно, гондола геодезистов. Сможешь управиться с ней?
 — Легче легкого. Вот только где ее взять?
 — Их полно в экспедиционном ангаре Объединенных Каменоломен, — сказал Эмос. — Я видел прикрученный к стене схематический путеводитель по рудникам.
 Я тоже видел план, но не мог вспомнить его в таких подробностях. Это очередной раз напомнило мне о невероятной фотографической памяти Эмоса.
 — А что насчет карты и ауспекса, о которых ты говорил? — спросила Медея.
 — Любая машина старателей оборудована минералогическими или геологическими сканерами, — ответил ученый. — И нас это вполне устроит. А вот насчет подробной карты уверенным быть нельзя. Стоит запастись ею, прежде чем отправляться в путь.
 Он сел на кровать и начал настраивать что-то в информационном планшете, прикрепленном к его запястью.
 — Что ты делаешь? — спросил я, присаживаясь рядом.
 — Скачиваю карту с когиторума офиса службы безопасности.
 — А ты можешь? — удивилась Медея.
 — Это достаточно просто. Несмотря на гравитационные аномалии, транслятор в моем планшете вполне может добраться до кодифера в их офисе. Я могу создать текстовый мост и запросить картографические файлы.
 — Да, да... но можешь ли ты сделать это, не имея кода доступа? — не унималась Бетанкор.
 — Нет, — сказал Эмос. — Но, к счастью, я его знаю.
 — Откуда?
 — Он был записан на бумажке, приклеенной к краю стола. Разве вы ее не заметили?
 Мы с Медеей покачали головами и улыбнулись. Даже просто болтая с Калейлом и потягивая пятисортный амасек, Эмос отмечал и впитывал каждую деталь обстановки.
 — Один вопрос. — Медея прищурилась. — Мы не знаем, что здесь происходит, но могу побиться об заклад, что твой друг не в ладах с Калейлом и его приятелями. Если мы нашли способ отыскать его, то почему этого до сих пор не сделал Калейл?
 — Сомневаюсь, что даже опытный шахтер увидит много смысла в подобных спектроскопических отметках. Это же код Адептус Механикус, — гордо ответил Эмос.
 — Все еще проще, — сказал я. — Они не нашли распечатки. В башне все было покрыто нетронутым слоем пыли. Не думаю, что Калейл или кто-либо из его людей бывал там. Страх перед Адептус Механикус достаточно силен. Они не знают того, что знаем мы.
 Ночью они пришли убить нас.
 Как только Эмос скачал карту и еще несколько файлов с важными данными, мы решили ухватить несколько часов сна, перед тем как сделать следующий шаг.
 Я проспал всего около часа и проснулся оттого, что пальцы Медеи в темноте поглаживают мою щеку. Как только я пошевелился, она плотно прижала ладонь к моим губам.
 — Призраки, агрессивные, завиток виноградной лозы, — прошептала она.
 Мои глаза привыкли к полумраку. Эмос храпел как ни в чем не бывало.
 Я поднялся с кровати и услышал то же, что и Медея: поскрипывание ступенек лестницы, ведущей к нашей комнате. Бетанкор принялась натягивать летный костюм, умудряясь при этом держать дверь в прицеле игломета. Я вытащил из кобуры лазерный пистолет, затем наклонился к Эмосу и зажал ему рот.
 Его глаза резко распахнулись.
 — Продолжай храпеть, но готовься двигаться, — прошептал я ему на ухо.
 Эмос с трудом поднялся, продолжая изображать храп, одновременно подбирая свою одежду и трость.
 Я был в майке. Моя куртка и датчик перемещений лежали на полу возле кровати. Времени одеваться не оставалось.
 Кто-то вышиб дверь. По комнате заметались яркие синие лучи целеискателей, и короткая очередь из стаббера распотрошила матрац на моей пустой кровати.
 Мы с Медеей открыли ответный огонь. Выпустив по двери примерно дюжину выстрелов, мы увидели, что два темных силуэта повалились назад. Кто-то закричал от боли.
 Шквальная пальба из ружей разнесла окна в щепки, и нас окатил фонтан осколков стеклоцита. Одну раму вышибло из проема. На пол полетели куски измочаленных досок.
 — Назад! — закричал я, дважды выстрелив в силуэт, возникший в двери. Мимо моей головы промчалось три лазерный луча.
 Рухнула задняя дверь, комнату залил поток света. Гибкая и подвижная Медея стремительно развернулась и нанесла первому из вбежавших удар ногой по лицу. Головорез вскрикнул и покатился по полу.
 Через оба изуродованных проема в комнату вламывались вооруженные люди. Я успел пристрелить двоих, но потом еще двое набросились на меня со спины, отчаянно пытаясь вырвать лазерный пистолет из моей ладони. Я двинул одного из них коленом в пах и, когда противник отшатнулся, добил его выстрелом в шею.
 Второй сжал руки на моем горле.
 Я вонзил свое сознание прямо в его мозг, вызывая сильное кровоизлияние, от которого его глазные яблоки лопнули, а сам он безвольно обмяк.
 Нас мутило от одуряющей смеси запахов крови, кордита и давно немытых тел шахтеров.
 Изящно, словно в танце, Медея метнулась обратно к задней двери, точно рассчитанным движением воткнула локоть в лицо очередному убийце. Прием оглушил его и перешиб дыхание.
 Затем Бетанкор изогнулась и ударом с разворота выкинула следующего противника из окна.
 Еще один головорез набросился на нее сзади. Я увидел, как во мраке блеснуло лезвие ножа.
 Эмос медленно, но уверенно развернулся вокруг своей оси и одним ударом сломал шею человека, угрожавшего Медее ножом. Истинную мощь аугметического экзоскелета моего старого ученого слишком легко недооценить.
 Снова раздалась короткая винтовочная очередь. Стреляли не прицельно. На этот раз на выстрелы ответило шипение главианского пистолета Медеи.
 Я снова вскочил на ноги, и как раз вовремя, чтобы пристрелить мужчину с ружьем, входившего в дверь.
 Тишина. Дрейфующие облака дыма.
 На площади закричали.
 — Хватайте вещи! — приказал я. — Уходим!
 Полуодетые, мы пробрались вниз по ступенькам черного хода, сжимая в руках нехитрый скарб. На ступенях первого лестничного пролета лежало тело шахтера, застреленного Медеей. Рабочий комбинезон сотрудника Ортог Прометиум был пропитан кровью. На неестественно изогнутой шее виднелась бледная родинка.
 — Знакомо? — спросил Эмос.
 В моей голове уже начала складываться кое-какая картинка.
 — Вроде у этого червяка Банделби тоже была родинка, — напомнила Медея.
 Я кивнул:
 — Скорее всего.
 С трудом, но мы все-таки пробились сквозь ряд беспорядочно загроможденных складских помещений и вышли наружу в переулке позади магазинов, примыкающих к зданию Комитета по социальному обеспечению. Когда мы появились, рыжеволосый шахтер, выставленный охранять черный ход, удивленно развернулся, нащупывая ружье, висящее на его плече.
 —  Брось его и иди сюда! — приказал я, применяя Волю.
 Он бросил оружие и подбежал к нам с остекленевшими и смущенными глазами.
 —  Покажи мне свою шею! — Я снова воздействовал на него Волей.
 Он отвел свои космы в сторону и расстегнул засаленный ворот рабочего комбинезона. Мокрая родинка розовела в районе загривка.
 — У нас нет на это времени! — торопил Эмос.
 Топот бегущих ног уже приближался, в коридоре здания Комитета слышались громкие выкрики и ругань.
 —  Откуда у тебя эта отметина? — надавил я Волей на рыжеволосого.
 — Калейл дал ее мне, — слабым голосом ответил тот.
 —  Что она означает? 
 Моя ментальная сила лишила его возможности сопротивляться. Он попытался произнести что-то, но его душа и разум внезапно воспротивились моему призыву. Губы прошептали что-то вроде «плита», но точно разобрать было невозможно, поскольку напряжение убило его.
 — Черт возьми, Грегор! Нам надо уходить! — проревел Эмос.
 Словно в подтверждение его слов, из дверей вылетели два шахтера с автоматическими винтовками наперевес. Стремительно развернувшись, мы с Медеей уложили их двумя точными выстрелами.
 Безупречная память Эмоса вела нас по запутанным переулкам рудников Синшары к огромному, уродливому зданию Имперских Объединенных Каменоломен. Нас преследовали возгласы и крики, перемежающиеся гулом электрокаров.
 Мы пробежали по широкому разводному металлическому мосту завода, потом мимо рокритовой сторожки, украшенной колючей проволокой, и устремились к экспедиционному блоку.
 Совсем близко за нашими спинами раздавался громкий топот десятков ног.
 Экспедиционный блок был установлен над зевом основных выработок и представлял собой ангар с полукруглой крышей из рифленой стали. В железных, покрытых смазкой колыбелях под сводами ангара покоились шесть гондол старателей. Машины имели сплюснутые нос и корму и были выкрашены в серебряный и хаки — цвета Имперских Объединенных Каменоломен. Над крышей каждой из них высились ряды подвижных прожекторов, а в носовой части размещались стальные манипуляторы и тарелки локаторов.
 — Сюда! — закричала Медея, направляясь к третьей от нас гондоле.
 Она все еще пыталась должным образом застегнуть свой летный комбинезон, а я тащил в руках куртку и датчик перемещений. У нас не было времени останавливаться и одеваться.
 — Почему именно она? — закричал я, следуя за Бетанкор.
 — Шланги дозарядки все еще подключены к ней, и сигнальные лампы горят зеленым светом! Отсоединяй кабели!
 Я швырнул свои вещи Эмосу, поспешившему подняться на борт следом за Медеей через маленький боковой люк, а сам побежал туда, где три толстых энергетических кабеля все еще торчали из гнезда дозарядки судна. Как и сказала Медея, все индикаторы над ними горели зеленым.
 Я открутил клапаны и освободил кабели один за другим. Последний разъем оказался слишком тугим, и мне пришлось навалиться на кабель всем своим весом. Серебристый корпус лизнули лазерные лучи. Слишком близко, почти задев мое плечо.
 Я выдернул кабель и, развернувшись, стал стрелять вглубь ангара. В это время Медея завела машину. Дюзы гондолы зачихали, а потом ровно загудели.
 Вокруг меня шипели лазерные всполохи и свистели заряды. Я бросился со всех ног к люку и забрался внутрь.
 — Поехали! — проорал я Медее, с грохотом захлопывая люк.
 — Ну же! Ну! — кричала Бетанкор, возясь с панелью управления гондолой. Перегруженные двигатели мучительно взвыли.
 — Стыковка с люлькой! — отчаянно заверещал Эмос.
 Осознав свою ошибку, Медея профессионально выругалась, несколько снизила нагрузку на двигатель и опустила грязно-желтый рычаг, торчащий из переборки по правую руку от нее. Когда открылся замок, приковывавший гондолу к ее колыбели, раздался неприятный лязг.
 — Извините, — осклабилась Медея.
 Освобожденная гондола вылетела из своего крепления и, преследуемая ружейным огнем, вильнула вправо. Постепенно разгоняясь, судно поплыло в сторону входа в шахтерские туннели.
 Верхние уровни шахт Объединенных Каменоломен представляли собой обширные выработки, поддерживаемые рокритовыми колоннами и наполненные брошенными машинами горняков. Медея легко ударила снизу вверх по тумблерам и включила ряд прожекторов. Наш путь осветился лучами чистого белого света. Впереди, возле одной из колонн, лампы высветили крутой широкий спуск. Внизу виднелись грязные электрические вагонетки для перевозки руды и фуникулер, предназначенный для доставки рабочих бригад в более глубокие забои.
 Эмос сидел позади нас в маленьком салоне гондолы и разглядывал схемы, полученные им из офиса службы безопасности.
 — Продолжайте спуск, — только и сказал ученый, когда я обернулся к нему.
 Спуск длиною примерно в полтора километра местами расширялся. От выработок ответвлялись боковые туннели. Впереди за лобовым экраном все казалось черно-белым: жесткий белый свет, проникающий в темноту, выхватывал только бледно-серые камни и пыль, среди которых изредка промелькивала друза [21] .
 Когда мы миновали еще одно огромное скопление покореженной техники, Медея замедлила ход судна. По указке Эмоса Бетанкор свернула в жерло практически вертикальной шахты. Эта горловина — падение пласта, если пользоваться терминологией шахтеров, — представляла собой естественное образование, возможно, древнюю лавовую трубу. Медленно вращаясь вокруг своей оси, мы спускались вниз. Пористый кварц покрывал стены сливочного цвета драпировкой, на отвалах вырастали колючие кустики вулканического стекла. Места едва хватало даже для позаимствованной нами компактной гондолы. Иногда Медея задевала или срезала стеклянные иголки, и сверкающие осколки бесшумно падали вниз.
 Примерно через два километра труба поворачивала, переходя в запутанное переплетение изгибающихся труб, чередовавшихся слепыми пещерами и отстойниками. Мы словно продвигались по пищеводу к сложной системе кишечного тракта. Кварц стал проявлять больше цвета: стальная голубизна с молочными вкраплениями кальцита, красная крапчатость с блестками оолитов. Кремнистая черная друза и прочий геологический мусор покрывали гладкие изгибы древнего подземелья.
 Медея обратила мое внимание на маленькую коробку сканера, вмонтированную под главным петрографическим анализатором. На небольшой экран выводились практически недоступные моему пониманию размытые схемы геологических слоев и отражения удельной плотности окружающих пород. В одном из верхних квадрантов возникли три ярких желтых курсора.
 — Они преследуют нас, — объяснила Бетанкор.
 — Кажется, они с достаточной достоверностью могут определить, где мы. Как им удается отслеживать наше передвижение?
 — Тем же самым образом, каким мы получаем информацию об их перемещении.
 — Неужели локаторы этой посудины настолько мощные?
 Медея покачала головой:
 — Они достаточно хорошо работают в непосредственной близости от объекта, но им не проникнуть сквозь скалу.
 — Тогда что?
 — Думаю, что все эти старательские гондолы оборудованы мощными маяками, вероятно встроенными в «черные ящики». Это необходимо как для обычных поисков, так и при спасательных операциях.
 — Пойду взгляну.
 Я поднялся со своего места и стал пробираться к корме гондолы, пригибаясь и держаясь за поручни над головой. Эмос продолжал напряженно работать. Он включил минералогический ауспекс машины и проводил комплексный, полномасштабный поиск спектрографических следов, отпечатанных на листках Адептус Механикус. Ему больше не приходилось разворачивать свиток: сложные вариации цветных полос давно отпечатались в его памяти.
 Раз в несколько минут он сверялся с картой и вносил поправки в курс, прокладываемый Медеей.
 В задней части гондолы, между стойками, удерживающими старые дыхательные маски с прогнившей резиновой изоляцией, я обнаружил тесный проход к моторному отсеку. В него можно было забраться только ползком.
 Просунув внутрь голову и плечи, я включил небольшой фонарик, который предусмотрительно снял с одной из кислородных масок. Осветив внутренности моторного отсека, я смог обнаружить широкий металлический барабан, задвинутый под антигравитационные агрегаты и кинетические гироскопы. Кожух барабана защищали печати чистоты Адептус Механикус.
 Я вернулся в кабину, выбрал из подсумка с инструментами средних размеров плазменный резак и забрался обратно. Горячий синий язык резака снял кожух барабана и расплавил его пульсирующие внутренности.
 Вернувшись к Медее, я увидел, что мы спускаемся в просторную пещеру, заполненную маслянистыми натечными образованиями и сверкавшую лунным молоком и волосами ангела.
 — Похоже, они уже потеряли нас из вида, — заметила Медея, кивая на корпус сканера.
 Она была права. Желтые курсоры больше не двигались столь же уверенно, как раньше. Они метались по дисплею, стараясь вновь обнаружить наш сигнал.
 В течение двух последующих часов мы прокладывали себе путь через небольшие суглинистые пещеры, мерцающие пещерным жемчугом, мимо обширных морей сланца и лапилля, между огромными сталактитами, пронзавшими туннели подобно клыкам доисторических чудовищ. Котлованы и отстойники, в которых блестела отвратительная щелочная жижа, и змеившиеся фумароли свидетельствовали о том, что теперь нас окружала рудиментарная атмосфера: метан, сера, радон и облака угарного газа. Клубящиеся выделения еще живого сердца Синшары и газы — продукты химических и гравихимических реакций — образовывались и накапливались здесь, глубоко под землей, лишь в незначительном количестве просачиваясь к лишенной воздуха поверхности. Корпус гондолы начал нагреваться. Мы спустились приблизительно на пятнадцать километров и начинали ощущать на себе воздействие астеносферы.
 — Эй! — внезапно воскликнула Медея.
 Она замедлила ход судна и развернула его, играя прожекторами. Мы находились в гипнатовой пещере, где из покрытого кремнистым известняком пола выступало несколько фигур, выточенных водой много тысячелетий тому назад. Несколько боковых ответвлений уходили либо в узкие штольни, либо, как следовало из карты, углублялись в породу более чем на двадцать метров.
 — Что ты увидела? — спросил я.
 — Смотри туда!
 Прожекторы высветили темные очертания чего-то, что на первый взгляд показалось мне только неровной грудой валунов и выступами сталагмитов. Но Бетанкор решительно повела туда судно.
 Находкой Медеи оказалась старательская гондола, похожая на нашу, только с гербом Ортог Прометеум на борту. Она была разбита и смята, словно старая консервная банка. Опорные стойки ее кабины выпирали через металлический корпус подобно ребрам.
 — Ужас... — пробормотала Медея.
 — У шахтеров опасная работа, — сказал я.
 — Она здесь недавно, — произнес Эмос, вставая за нашими плечами. — Посмотрите на тефру.
 — На что? — спросила Медея.
 — Это обобщающий термин для осадочных пород. Взгляните на пыль и сланец там, где лежат обломки. Наведи туда прожектор. Вон там желтовато-белая гипнатовая тефра покрывает все вокруг, но она обожжена и оплавлена прямо под местом аварии. Дым фумаролей, мимо которых мы пролетали, оседает здесь и покрывает все налетом окислов. Держу пари, что не пройдет и месяца, как осадки заметут окалины и покроют обломки.
 — Открой люк, — приказал я.
 Подземная атмосфера казалась обжигающе-горячей, и я взмок от пота в тот же миг, как выпрыгнул из люка. Я не слышал ничего, кроме собственного дыхания под душной маской. Обойдя нашу гондолу спереди и встав в лучах ее прожекторов, я увидел Эмоса и Медею в освещенной кабине. Их лица тоже были скрыты кислородными масками.
 Я махнул им и двинулся дальше по пыльному карнизу. Я не слышал, но чувствовал, как под ногами хпустят обломки камней. Иногда мысы моих сапог задевали жеоды, которые, разлетаясь в стороны, сверкали на свету.
 Форма и расположение дыр на поврежденном корпусе не оставляли никаких сомнений в том, что гондола подверглась продолжительному обстрелу из нескольких лазерных орудий. Вдоль борта зияла широкая брешь. Я посветил фонарем сквозь прореху и увидел черноту обгоревшей кабины.
 Три члена экипажа все еще оставались на своих местах. Под воздействием кислотного воздуха их тела превратились в усмехающиеся мумии. Сотни блестящих белых червей корчились на останках и стремились зарыться поглубже в плоть, когда их настигал луч моего фонаря. Это означало, что жаркие, влажные и загазованные внутренности Синшары вовсе не были необитаемы.
 Другие пещерные твари копошились и извивались у моих ног. Длиннолапые жуки с панцирями металлического окраса и раздутые, желеобразные моллюски, стремящиеся к нежданному и богатому источнику питательных веществ.
 Что-то дернулось рядом и ударило меня в левый бок. Я неловко упал рядом с разбитым корпусом гондолы, ругая себя за то, что не захватил датчик перемещений. На меня снова набросились. На этот раз боль возникла уже в левом бедре. Я пнул нападавшего с приглушенным маской ругательством.
 Существо было размером с крупную собаку, но только более приземистым и вытянутым. Передвигалось оно на тонких задних лапах. Шкура его отливала серебром, а тупая морда служила лишь креплением для челюстей, усеянных полупрозрачными клыками. Вокруг пасти дрожали и колыхались длинные чувствительные щетинки и усики.
 Существо снова бросилось на меня, в качестве противовеса высоко задрав тонкий, жесткий хвост. Вероятно, эта тварь венчала пищевую цепочку в лишенных света пещерах Синшары. Будучи слишком крупной, чтобы пробраться внутрь обломков и дотянуться до трупов, она бродила снаружи, пожирая могильных червей и моллюсков, собиравшихся на месте крушения.
 Мотнув головой, существо крепко вцепилось в мою левую лодыжку. Я почувствовал, как острые кончики его зубов пробили кожу моего ботинка.
 Я сумел извлечь дробовик из чехла за спиной и практически в упор выстрелил твари в грудь. Во все стороны полетели ошметки полупрозрачной плоти, и зверь повалился на камни. К тому времени, как мне с помощью ножа удалось разжать его челюсти, сомкнувшиеся на моем сапоге, трупоеды уже начали покрывать его тело, приступая к трапезе.
 Мы отправились дальше. Проследовав мимо выступов с известковыми отложениями, гондола вплыла в следующую пещеру. У нас захватило дух от представшей перед нами красоты: стены покрывали мириады стеклянных прядей, повсюду сверкали миллиарды пещерных жемчужин.
 — Там была перестрелка. — Мне пришлось перекрикивать шум рециркуляторов воздуха, откачивающих последние остатки суровой газовой смеси подземелий Синшары.
 — И кто в кого стрелял?
 Я пожал плечами и сел поудобнее, чтобы извлечь из своего сапога один из сломанных клыков хищника.
 — Ладно, — сказал Эмос. — Думаю, тебе интересно будет узнать, что координаты пещеры с обломками гондолы точно соответствовали спектроскопическому следу в одной из трансляций Механикус.
 — Когда была произведена трансляция?
 — Приблизительно две недели назад.
 — Значит, стрелять вполне мог и Бур.
 — Бур или кто-то другой, посылавший сообщения в святилище.
 — Но зачем ему было сбивать старательскую гондолу? — громко спросил я.
 — Смотря что пассажиры гондолы пытались сделать с ним, — мрачно усмехнулась Медея.
 — Очень странно, — приподнял свои лохматые брови Эмос.
 Еще три часа, еще два километра вниз. Становилось чертовски жарко. Воздух снаружи насыщали облака испарений и газов. Черный дым фумаролей пронизывал пласты породы, словно соты. В нескольких пещерах и котлованах кипели кислотные геотермальные озера, сияющие люминесцентным свечением. Ущелья и редкие штольни полыхали красноватыми реками лавы и астеносферными котлами с расплавленными породами. Больше нам не приходилось полагаться на прожектора. Переплетения пещер освещались потоками пылающей магмы, огненными озерами прометиума, заполнившего штольни, а кроме того, плотными, липкими занавесями и коврами биолюминесцентных грибов, процветающих в жарких туннелях подземелий. Воздушные фильтры гондолы уже не справлялись с серной вонью, а система охлаждения грозила выйти из строя. Мы вспотели. Капли конденсата стекали по голому металлу стен каюты.
 — Прошу замереть на одном месте, — проговорил Эмос.
 Медея отключила дюзы и опустила нас у побережья кипящего лавового озера. Из-под разломов в почерневшей корке пробивался яркий, почти неоновый свет.
 Эмос сверил схему с показаниями спектроскопа, переданными минералогическим анализатором на небольшой дисплей в кабине.
 — Это здесь. Отсюда велась последняя передача.
 — Ты уверен? — спросил я.
 Ученый одарил меня испепеляющим взглядом:
 — Конечно.
 — Давай медленно облетим вокруг, — обратился я к Медее.
 Мы вытянули шеи, всматриваясь в лобовое стекло гондолы, шаря множеством прожекторов вверх и вниз, чтобы разглядеть, что скрывается в непроницаемой тени пещерных стен.
 — Что там? Туннели?
 — Судя по показаниям ауспекса, их протяженность может составлять несколько сотен метров. Боже-Император, похоже, они невероятно древние! — Медея вытерла струйку пота, заливавшего глаза.
 — А что прожектора высветили вон там?
 Эмос поглядел туда, куда я указывал.
 — Миндалины, — ответил он. — Впадины, заполненные кварцем или другими вторичными полезными ископаемыми.
 — Ясно, — кивнула Медея, отвинчивая крышку на фляге с водой. — Раз уж ты все знаешь, то что вот это такое?
 Она показала на совершенно круглое отверстие, вырезанное в камне дальней стены. По моим прикидкам, длина его диаметра приближалась к тридцати метрам.
 — Ну, я... очень странно, — забормотал обескураженный Эмос.
 — Подойди ближе, — приказал я. — Это искусственное образование. Форма слишком правильная.
 — Что, черт возьми, могло проделать такую дыру? — недоумевала Медея, направляя судно внутрь туннеля.
 — Промышленный бур мог бы...
 — Так глубоко? Настолько далеко от шахт? — Я прервал Эмоса на полуслове. — Посмотрите на это. На такой глубине могут функционировать только герметично закрытые машины, вроде нашей гондолы.
 — И то с трудом, — зловещим тоном прокомментировала мои выводы Медея.
 Она не сводила глаз с показателей герметичности корпуса. Янтарные руны то вспыхивали, то выключались.
 — Глубоко, — сказал я, глядя на дисплей с показаниями передних сканеров. — Уходит настолько, насколько мы можем просканировать и дальше, при этом сохраняя форму и размеры.
 — Но он же прорезан в вулканической породе, сорок километров батолита! Это же цельный антрагат! — В слабом старческом голосе Эмоса зазвучали нотки смущения.
 — Я улавливаю толчки, — внезапно произнесла Медея.
 Иглы на вращающемся сейсмографе дергались уже больше часа, поскольку на этой глубине подземная поверхность не была стабильной. Но сейчас они просто обезумели и метались из стороны в сторону.
 — В них есть ритм, — сказал Эмос. — Это не тектонические толчки. Слишком регулярные... почти механические.
 Я задумался на мгновение, прикидывая варианты.
 — Отправляемся вглубь шахты, — решил я.
 Медея посмотрела на меня так, словно надеялась, что ослышалась.
 — Полетели.
 Прорезанная в вулканической породе шахта оказалась настолько идеально круглой, что становилось страшно. Стремительно спускаясь по этой трубе, мы увидели, что внутренняя ее поверхность была оплавлена и казалась покрытой каменными потеками с прорубленными в них расходящимися бороздами.
 — Это сделано плазменным буром, — сказал Эмос. — И, что бы ни пробивалось здесь, его конечности оставили следы на стенах до того, как те остыли и затвердели.
 Труба иногда изгибалась змеей, но сохраняла цилиндрическую форму. Повороты были длинными и плавными. Несмотря на это, Медея все равно осторожничала, входя в них. Сейсмограф продолжало трясти как в лихорадке.
 Я извлек галоперо и приписал одну фразу под схемой распечатки.
 — Ты не мог бы преобразовать это в простой машинный код? — попросил я Эмоса.
 — Кхм... — Он посмотрел на запись. — Vade elquum alatoratha semptus... У тебя хорошая память.
 — Так ты можешь это сделать?
 — Конечно.
 — Что там такое? — поинтересовалась Медея. — Какое-то колдовство?
 — Нет. — Я улыбнулся, а Эмос приступил к работе. — Нечто вроде глоссии. Приватный язык, который не использовался уже довольно давно.
 — Готово, — произнес Эмос.
 — Загони это в вокс-транслятор и поставь на непрерывный повтор, — сказал я.
 — Надеюсь, что сработает, — вздохнул Убер. — И надеюсь, что ты прав.
 — Просто сделай это.
 На панели управления запищали датчики сканеров.
 — Мы приближаемся к выходу из туннеля! — воскликнула Медея. — Еще километр, и мы влетим в огромную пещеру!
 — Подавай сигнал! — приказал я своему престарелому помощнику.
 Мы не были готовы к тому, что предстало перед нашими глазами. Массивная металлическая машина в виде трубы тридцати метров в диаметре и семидесяти метров в длину, с огромным плазменным буром в носовой части и рядами серповидных лап, кружившихся по ее бокам, словно зубья включенного цепного меча. Она выбралась из прорезанного ею туннеля и с рычанием двигалась по кластическим породам, покрывающим далекое дно, выбрасывая плотные облака пара и перемолотого в пыль камня.
 — Император храни! Она... огромна! — воскликнул Эмос.
 — Во имя Золотого Трона, что это такое? — прохрипела Медея.
 — Сбрасывай скорость! Сбрасывай! — закричал я, но она уже и так затормозила, пристраиваясь позади левиафана.
 — Проклятье! — выругалась Бетанкор.
 В корпусе гигантской установки повернулись и открылись оружейные люки. На нас уставились батареи многоствольных лазерных орудий.
 Я схватил микрофон передатчика.
 — Vade elquum alatoratha semptus! — завопил я. — Vade elquum alatoratha semptus!
 Орудия, которые могли испепелить нас единственным залпом, не выстрелили. Тем не менее они продолжали держать нас на прицеле. Затем в кормовой части огромной машины медленно открылись тяжелые створки люка, открывая проход в небольшой, хорошо освещенный ангар.
 — Другого приглашения не будет! — сказал я Медее.
 Обеспокоенно пожав плечами, она направила гондолу вниз.
 Мы выбрались из гондолы под своды посадочного дока. Створки люка закрылись за нами, и тут же запыхтели насосы, откачивая едкий серный туман, круживший у наших ног.
 Посадочный док сверкал начищенными до блеска бронзовыми и стальными панелями. В стыковочной люльке рядом с той, которую предоставили нашей старательской гондоле, была подвешена такая же, но абсолютно новая, выкрашенная в насыщенный красный цвет. Еще три люльки, новехонькие и вымазанные черной смазкой, оставались свободными. Герметичные стеклянные колпаки, наполненные фосфоресцирующим газом, испускали неверное мерцающее сияние, освещавшее пространство дока. Металлическая винтовая лестница с обитыми кожей поручнями поднималась к погрузочной платформе.
 — Хороший знак, — сказал я. Над дверью, ведущей с платформы внутрь сооружения, виднелся круглый барельеф Адептус Механикус.
 Мы вздрогнули, когда из ниш в стенах с гудением высунулись шесть механических манипуляторов. Две держали ауспексы, чтобы обнюхать гостей, и четыре нацелили на нас встроенное оружие.
 — Предлагаю не шевелиться, — прошептал я.
 Послышалось лязганье замка. Внутренняя дверь отворилась, и на платформу выплыла фигура в длинных оранжевых одеяниях. Вцепившись в поручень обеими руками, незнакомец посмотрел вниз и прорычал:
 — Vade smeritus valsara esm.
 — Vade elquum alatoratha semptus, — ответил я. — Valsarum esoque quonda tasabae.
 Незнакомец откинул капюшон, обнажая механический, покрытый смазкой хромированный череп. Круглые глаза полыхали ярким зеленым светом. Под его челюстью запульсировали толстые черные кабели, и вокс-передатчик, встроенный в горло, произнес:
 — Грегор... Убер... Давно не виделись.




 Глава девятнадцатая




ПУТЕШЕСТВИЕ СКВОЗЬ КАМЕНЬ



ПЛИТА



ЗАКЛЮЧЕННЫЙ

 Это Медея Бетанкор, — сказал я, как только освободил руку из могучей механической хватки Гиарда Бура.
 — Мисс Бетанкор... — Бур слегка поклонился. — Адептус Механикус Марса, святые служители Бога-Машины, просят вас найти приют в этом достойном аппарате.
 Я собирался было прошипеть Медее, что ее формально поприветствовали, но, как обычно, ей не потребовалось подсказок. Она проворно изобразила приветствие механического кулака Механикус и поклонилась в ответ:
 — Да служат ваши машины и помыслы Богу-Императору, пока время бежит в своем русле, магос.
 Бур захихикал — жуткий звук, когда его издает коробка протеза голосовых связок, — и повернул ко мне зеленые огни своих немигающих глаз.
 — Ты хорошо обучил ее, Эйзенхорн.
 — Я...
 — Да, магос, — быстро произнесла Медея. — Но этот ответ я узнала из «Божественных Основ».
 — Вы читали «Основы»? — удивился Бур.
 — Они входят в базовый курс обучения в летной школе на моей родной планете, — ответила Бетанкор.
 — Медея обладает немалыми способностями во всем, что касается машин, — отрекомендовал коллегу Эмос. — Она наш пилот.
 — В самом деле... — Бур обошел вокруг Медеи и без стеснения погладил ее тело своими металлическими пальцами. Главианка явно заинтересовала его.
 — Она знакома с путем машин, и при этом у нее нет аугметики? — снова удивился Бур.
 Медея стащила перчатки и показала ему переплетения кибернетических схем, инкрустировавших ее руки.
 — Не могу с вами согласиться, магос.
 Он сжал ее руки в своих ладонях и принялся заинтересованно их разглядывать. Похожие на слюни ниточки чистого машинного масла засочились между его хромированных зубов.
 — Главианка! Ваши усовершенствования... столь... прекрасны...
 — Благодарю вас, сэр.
 — Вы никогда не думали над тем, чтобы имплантировать себе другую аугметику? Конечности? Внутренние органы? Это... освобождает.
 — Пока я справляюсь и так, — улыбнулась Медея.
 — Уверен, что так оно и есть, — сказал Бур и внезапно развернулся ко мне лицом: — Добро пожаловать на борт моего транслитопеда, Эйзенхорн. И ты тоже, Эмос, мой старый друг. Могу только догадываться о причине вашего столь неожиданного визита. Итак, что же привело вас сюда? Уж не Плита ли тому причиной? Не Инквизиция ли послала вас уничтожить Плиту?
 Вести о моей опале, очевидно, еще не дошли до него, и я был искренне рад этому.
 — Нет, магос, — сказал я. — Нас привело куда более странное стечение обстоятельств.
 — Вот как? Когда я засек ваш сигнал — на милом моему сердце старом коде Хапшанта, — то просто не мог поверить своим глазам. Я чуть не подстрелил вас.
 — Мне пришлось рискнуть, — сказал я.
 — Что ж, риск привел вас ко мне, чему я очень рад. Следуйте за мной.
 Его скелетообразные серебряные руки показали нам на двери.
 Нижних конечностей у Бура не было. Он плыл на антигравитационных подвесках, и полы его оранжевых одеяний колыхались в нескольких сантиметрах над обшитой металлическими листами палубой. Мы держались в шаге позади него, двигаясь по длинному овальному коридору, освещаемому все теми же газовыми лампами, вдоль стен которого сверкали бронзовые панели.
 — Эта буровая машина просто чудесна, — восхищался Эмос.
 — Все машины чудесны, — ответил Бур. — А эта для меня — предмет первой необходимости, основной инструмент моей работы здесь, на Синшаре. Прежде чем я довел конструкцию до ума, конечно, существовало несколько прототипов. Этот транслитопед сконструирован по моим проектам фабрикой Адептус Механикус на Райсе и доставлен сюда для моих нужд три года назад. С его помощью я могу путешествовать куда пожелаю в пределах этой скалы и открывать тайные пути металлов Синшары.
 Магос Бур занимался металлургией в течение двухсот лет и являлся непревзойденным специалистом в этой области. Его братья из техножрецов чуть ли не преклонялись перед его познаниями и открытиями. А до этого он работал архитектором производственных зданий в кузнях титанов на Триплекс Фалл. Из авторитетных источников я знал, что ему было практически семьсот лет. Но Хапшант иногда намекал, что Бур намного старше.
 В теле магоса не сохранилось ни единого клочка живой плоти. Остаточные органические части Гиарда Бура как человека — его мозг и нервная система — были запечатаны в сверкающем механическом корпусе. Мне так и не удалось узнать, произошло ли это вследствие необходимости или по личному желанию. Возможно, как это часто бывает, столь экстремальная аугметизация стала результатом заболевания или невосполнимой травмы. А может быть, он, подобно Тобиусу Максилле, преднамеренно отверг слабую плоть, заменив ее совершенством машины. Зная технофильские взгляды духовенства Адептус Механикус, последнее казалось мне более вероятным.
 Мой последний наставник, инквизитор Хапшант, встретился с магосом Буром еще на заре своей карьеры, во время выполнения легендарной миссии по защите Лекториума Центра Подготовки Руководящего Состава от ашрамов Улидора Технокузнеца. Как я уже отмечал, Инквизиция — как и большая часть священных институтов Империума — в лучшем случае испытывает затруднения в поисках общего языка с Адептус Механикус. Их могущество настолько же легендарно, насколько печально известна их замкнутость. Адептус Механикус представляет собой закрытый Орден, ревниво оберегающий тайны своих технологий. Но Бур и Хапшант развивали взаимовыгодные деловые отношения, основанные на обоюдном уважении. Профессиональная мудрость Бура неоднократно помогала моему наставнику в раскрытии важных дел, и неоднократно он платил тем же.
 Именно поэтому сто лет тому назад я доверил профессиональному присмотру магоса предмет исключительной важности.
 Зал управления гудящим транслитопедом был построен в виде многоярусной часовни, где командный мостик, возносившийся словно гигантская бронзовая кафедра проповедника, нависал над двумя полукруглыми рядами управляющих станций, нагруженных работой. Проклепанные железные стены были выкрашены в матово-красный цвет и украшены многочисленными образами и рунами Бога-Машины. Передняя стена была задрапирована красным бархатом.
 Шесть сервиторов, покрытых пятнами смазки, работали за дребезжащими контрольными терминалами, их руки и лица подключались к системе напрямую, с помощью толстых, армированных металлом кабелей и полосатых шнуров, отмеченных печатями чистоты и пергаментными ярлыками. Светодиоды и циферблаты мерцали и пылали, а от запахов смазки и священных мазей начинала кружиться голова.
 За действиями сервиторов приглядывали двое облаченных в оранжевые одежды техножрецов, сохранивших более-менее человеческий облик. Один из них был подключен с помощью трех нейроразъемов прямо к психоимпульсному модулю машины и бормотал вслух псалмы и цитаты из священного писания Адептус Механикус. Второй обернулся и поклонился, когда мы поднялись на мостик.
 На месте его рта располагался опутанный проводами динамик. Он заговорил импульсами бинарного машинного кода.
 Бур ответил ему подобным же образом, и в течение нескольких мгновений они обменивались плотными потоками сжатых данных. Затем Бур подплыл к медной кафедре, встроенной в ограждение мостика, и распахнул одеяния. Из его хромированного торса выдвинулись и подключились к полированным гнездам в панели управления два подвижных нейрокабеля, напоминающих хищных кровососущих червей.
 Теперь Бур тоже был соединен с психоимпульсным модулем транслитопеда.
 — Мы движемся с хорошей скоростью, — сказал он нам.
 Магос дернулся, и бархатные шторы в дальнем конце зала автоматически разошлись в стороны, открывая огромный голографический экран. Вторичные образы накладывались на основной, демонстрируя трехмерные схемы и графики энергии/скорости. На главном изображении не было видно ничего, кроме размытого, стремительно несущегося на нас пятна, пронизанного искрами голубоватой энергии.
 Именно так выглядело то, что оказывалось непосредственно перед нами: скала, расступавшаяся перед устрашающей разрушительной мощью плазменного бура. Мы путешествовали прямо сквозь цельный камень.
 — Думаю, пришло время объяснить, куда мы направляемся, — обратился я к Буру.
 — Мы охотимся, — печальным голосом ответил Гиард.
 — Вы охотитесь уже довольно продолжительное время, магос, — сказал Эмос. — К этому моменту прошло уже одиннадцать недель. Так за чем или за кем же вы охотитесь?
 — И почему заброшены рудники Синшары? — добавил я.
 Бур задумался, выбирая нужный блок электрографической памяти. Он практически полностью отдался эйфории психоимпульсного единения.
 — Девяносто два дня назад, если не ошибаюсь, независимый старатель по имени Фарлюк, работавший по контракту на Ортог Прометиум, вернулся из долгосрочного глубинного турне по сбору проб пород и преподнес своим нанимателям уникальную находку. Они пытались удержать это в тайне какое-то время, надеясь, как я понимаю, использовать ее для собственных нужд. Это ошибочное решение обошлось им дорого. К тому времени, как они осознали свою ошибку и поделились информацией с Адептус Механикус, было уже слишком поздно.
 — А что именно нашел Фарлюк? — спросил Эмос.
 — Ее называют Плита. Я не видел ее, но изучил фрагменты, извлеченные из тел зараженных людей.
 — Извлеченные? — взволнованно выдохнула Медея.
 — Посмертно. Плита представляет собой гиперплотный жеод массой приблизительно в семьсот тонн. Как я понимаю, это должен быть идеальный десятигранник. Ее минеральный состав экзотичен и необъясним. И она живая.
 — Что? Магос! Как — живая?
 — По крайней мере, разумна. Она пронизана мерзкой грязью Хаоса. Не знаю, как долго она лежала необнаруженной в недрах этого мира. Может быть, она всегда пребывала здесь или была спрятана неизвестными еще в предымперские времена, чтобы сохранить ее... или избавиться от нее. Вполне возможно, что именно по этой причине Синшара могла вырваться из своего упорядоченного космического танца и начать дико и слепо блуждать среди звезд. Поначалу я сам собирался найти Плиту. Один только ее состав обещал обогатить нас потрясающими знаниями. Но теперь я охочусь за ней только для того, чтобы уничтожить.
 — Это она развратила этот мир? — спросил я.
 — Полностью. Вступив в контакт с людьми, она тут же начала искажать их умы своей пагубной властью. Поработила их. Первыми стали рабочие бригады, отправленной на ее изучение Ортог Прометиум. Тут же целиком и полностью неожиданно оформился новый культ. Каждому вступающему в него во время примитивного мерзкого ритуала под кожу вживляли кусочек камня, отколотого от Плиты.
 — Мы видели эти отметины.
 — С ростом культа на Синшаре все разладилось. Плиту они передвинуть не смогли, но ее осколки поднимали на поверхность и использовали, чтобы заражать все большее количество рабочих. Зараженные люди стали исчезать, отправляясь в паломничество в глубь шахт, чтобы поклониться Плите. Многим это не удалось. Большая часть людей просто пропала. Я пытался идти по их следам, иногда встречая сопротивление враждебных культистов, стремившихся защитить свое божество. Но первоначальные данные Фарлюка оказались неточными. Мне не удается найти Плиту. Боюсь, это только вопрос времени, и уверен, что культ сможет расширить свое влияние за пределы Синшары. Или...
 — Или?
 — Или под руководством Плиты они завершат какое-нибудь колдовство и пробудят ее силы в полной мере... или помогут ей объединиться с собственным видом.
 Несколько мгновений мы раздумывали над этой мрачной идеей. Эмос же спокойно ввел пароль доступа на экране своего информационного планшета, отстегнул устройство от своего запястья и протянул его Буру.
 — Это тебе поможет? — спросил Убер.
 Бур уставился на планшет. Зеленые лучи его глаз превратились в яркие изумрудные точки.
 — Как, именем Кузниц Варпа, тебе удалось?..
 — Что это? — спросил я, шагнув вперед.
 — Расположение Плиты, — горделиво ответил Эмос.
 — Как тебе удалось это заполучить? — закричал Бур, перекрыв своим голосом машинную трескотню.
 — Культистам необходимо знать, где она. Сноска была сделана на картах, которые я скачал из офиса службы безопасности. До сего момента я не понимал ее значения.
 — Ты просто скачал ее? — спросил Бур.
 — Полагаю, они не думали, что есть хоть какая-то причина скрывать ее. Информация даже не была зашифрована.
 Бур запрокинул назад свою хромированную голову и зашелся в визгливой пародии на смех.
 — Одиннадцать недель! Одиннадцать недель я рыскал, искал и пробивал свой путь сквозь потроха этой глыбы, выискивая следы, а ответ все это время был там, наверху! Лежал на самом виду!
 Магос повернулся к Эмосу и опустил стальную руку на сутулое плечо ученого:
 — Я всегда восхищался твоей мудростью, Убер, и понимал, почему тебя так ценил Хапшант, но теперь я понимаю, сколь великая мудрость таится в простоте.
 — Просто повезло, и ничего больше.
 — Это была смелая бесхитростность, ученый! Миг прямой, чистой мысли, затмевающей все мои труды здесь.
 — Ты слишком добр... — пробормотал Эмос.
 — Добр? Нет, я не таков. — Огоньки глаз Бура снова расширились и засверкали. — Я проложу путь к сердцу Плиты, и тогда ее отродья увидят, сколь беспощадной может быть моя душа.
 Два часа спустя сервиторы Бура отвели нас в скромно обставленную каюту и обеспечили безвкусным, но питательным бульоном, не имевшим запаха, и черствыми, волокнистыми лепешками. После трапезы нас снова вызвали в зал управления.
 Снаружи шла небольшая война.
 По тому, как утихла пульсация корпуса машины, я уже понял, что мы снизили скорость прокладки туннеля, и теперь увидел почему. Мы пробурились сквозь камень и вышли в пещеру с высоким сводом. Повсюду пылали струи газа, а озера магмы выбрасывали фонтаны пламени. На голографическом экране зала управления я видел размытое, содрогающееся изображение пещеры. По нашей машине бесшумно били лазерные лучи.
 Бур был подключен к панели мостика.
 — Мы обнаружили их гнездо, — сказал он. — Но они сопротивляются.
 Я увидел, как к нам несутся две старательские гондолы, из открытых люков которых и велся огонь.
 Бур кивнул одному из своих техножрецов, и по внутренностям транслитопеда прокатился визг многоствольных лазерных орудий. Одна из гондол взорвалась в сверкающей сфере, а вторая закувыркалась, горя и разваливаясь на куски.
 Я понял, что на дне пещеры тоже были люди: шахтеры в армированных рабочих комбинезонах неслись вперед, стреляя по транслитопеду.
 Бур увеличил изображение, и мы увидели, что некоторые из них тащили паллеты со взрывчаткой, рассчитывая подобраться достаточно близко, чтобы повредить наш корпус.
 — Ловчие, — сказал Бур.
 Судя по всему, это был приказ. Раздался звон и гулкий стук, когда где-то под нами раскрылись люки, и новые фигуры стремительно влетели в поле обзора экрана.
 Это были боевые сервиторы. Тяжеловесные, сверкающие серебром, они шагали на мощных, выгнутых назад ногах, выбрасывая черный дым из выхлопных труб. Орудия в их верхних лапах дергались от пневматической отдачи. Они выслеживали и отстреливали культистов.
 — Ловчий четыреста пятьдесят три, налево и прицелиться, — пробормотал Бур.
 Все они подчинялись его прямому управлению.
 Один из Ловчих развернул свое оружие и снял еще четверых культистов. Взрывчатка, которую они тащили, взорвалась, и яркая вспышка на секунду ослепила дисплей. Когда голографическое изображение возвратилось, Ловчий уже преследовал новые цели.
 — Ловчий сто тридцать и Ловчий двести пятьдесят два, развернуться направо. Противник скрывается за скоплением сталактитов.
 — О Великий Император, — в ужасе произнес Эмос. — Некоторые из них даже не защищены.
 Так и было. Очень многие нападающие на нас люди не носили ни брони, ни какой-либо защиты от гибельного воздействия окружающей среды. Их одежда обуглилась до черных лохмотьев, а плоть была обварена и покрыта волдырями. Какая-то сила поддерживала их активность и функциональность в этой адской бездне. Ни давление, ни чрезвычайная жара, ни даже ядовитая, разъедающая атмосфера не останавливали их. Инфекция Плиты сделала из них полноправных обитателей этого подземного мира.
 Волна Ловчих неумолимо шагала вперед, и за ними по камню пещеры на своих адамантиумных ножках медленно полз транслитопед. Лазерные орудия снова выстрелили, уничтожая очередное транспортное средство — большой грузовик для перевозки руды, пытавшийся взять на таран нашу машину.
 Могучий плазменный бур снова содрогнулся и разнес на части каменный выступ, преграждавший нам путь. Несколько секунд потоки пыли застилали экран, а когда он очистился, мы увидели настоящий кошмар и узнали, как складывалась нечестивая судьба населения рудников Синшары.
 Кощунственное порождение представляло собой огромную корчащуюся груду опаленной, обваренной плоти и выпирающих костей. Один за другим зараженные рабочие Синшары, даже поддавшиеся совращению братья Бура из Адептус Механикус, приходили сюда, чтобы радостно пожертвовать свою органику этой массе.
 Когда транслитопед вошел в поле ее зрения, она поднялась, образуя огромного, вставшего на дыбы пятидесятиметрового червя из красной слизи и почерневшего мяса. Жуткая пасть, достаточно большая, чтобы проглотить старательскую гондолу, зиявшая в его раздутой голове, выплюнула в нашу сторону шар пылающего газа.
 Транслитопед закачался, взвыли аварийные сирены, и изображение пропало. Один из управляющих терминалов под нами взорвался, отбрасывая сервитора на палубу. Зал заполнили клубы дыма.
 — Какая мощь! — восхитился Бур.
 Машина вновь покачнулась, на этот раз сильнее, и мы попадали с ног. Не спасли даже внутренние гравитационные системы и инерционные амортизаторы.
 Изображение на экране на краткий миг восстановилось, дернулось, давая нам достаточно времени, чтобы увидеть, как эта мерзость свивается вокруг транслитопеда кольцами. Корпус протестующе заскрипел. На нижних палубах раздались взрывы. Металлические листы начали расходиться по швам, и несколько заклепок вылетело из стен и палубы, словно пули.
 — Бур!
 — Я уничтожу его! Я изгоню его!
 — Бур! Во имя Императора!
 Он ничего не слышал. Все его усилия были сосредоточены на психоимпульсной связи, управляющей транслитопедом, на дирижировании Ловчими, сплотившимися в контрнаступлении на чудище. Его вера в превосходство Машины мешала ему увидеть, что грозный культ Адептус Механикус встретил достойного соперника.
 Я обернулся к Медее и Эмосу.
 — Пошли! — закричал я.
 Мы бежали по главному коридору транслитопеда, направляясь к корме огромного аппарата, когда его закачало от еще более мощного удара. Инерционные амортизаторы неожиданно вышли из строя, и мы снова повалились на палубу, когда землеройная машина перевернулась набок. Стеклянные кожухи газовых светильников разбились, и слабое пламя заструилось и заплясало на стенах. Затем последовала еще одна серия сокрушительных ударов.
 Мы поднялись на ноги, вынужденные теперь в качестве пола использовать изогнутую поверхность стены. Пульсирующий визг лазерных орудий к этому времени превратился в постоянный монотонный гул.
 В сводчатом стыковочном отсеке горели красные аварийные лампы. При последнем ударе наша гондола вылетела из своей люльки и лежала на смятом боку, прислонившись к арке свода. Но кроваво-красный челнок все еще покоился на своем месте.
 Мы с Медеей спрыгнули с внутреннего люка на потолок дока, но Эмос закричал нам вслед:
 — Я не смогу спрыгнуть!
 Я понял, что он прав.
 — Тогда задрай люк и возвращайся помогать Буру!
 — Храни вас Император! — прокричал он, закрывая люк.
 Энергетические кабели, когда-то лежавшие на палубе, теперь свисали подобно канатам. Ухватившись за них, мы стали карабкаться к люльке с гондолой. Мы уже проделали полпути, когда мир вокруг снова задрожал, и транслитопед яростно дернулся, выправляя свое положение. Мы с Медеей растянулись на полу, а мимо нас понеслись обломки. Я едва успел перекатиться и оттащить Бетанкор в сторону, когда наша разбитая гондола скатилась со стены, ударившись боком об пол.
 Очередной рывок, и палуба с невыносимым скрежетом накренилась в другую сторону примерно на двадцать градусов. Ничем не удерживаемый челнок покатился на нас.
 — Залезай! — завопила Медея. — Залезай!
 Она сумела открыть боковой люк красной гондолы и наполовину втащила меня внутрь. В этот момент транслитопед накренился на тридцать градусов в другую сторону.
 Незакрепленная гондола немедленно покатилась по палубе и врезалась в переборку. Я повис на руках в открытом люке.
 — Проклятье! Залезай! Залезай, мать твою! — вопила Медея, изо всех сил стараясь удержать меня.
 Я крякнул от натуги и задрал ноги так, чтобы мысы моих сапог оказались за порогом. Следующим рывком мне удалось втянуть себя внутрь лодки, и Медея захлопнула люк.
 Вокруг все продолжало трястись и раскачиваться. Мы пробрались по низкой кабине к креслам пилотов и пристегнулись ремнями безопасности. Медея уже включала зажигание, когда транслитопед снова перевернулся, и мы закачались в своих креслах на ремнях. Шлюпка теперь висела в своей люльке вверх дном.
 — Это будет забавно, — зло рассмеялась Медея.
 Она послала команду на открытие створок внешнего люка ангара. Затем Бетанкор переключила двигатели гондолы на полную мощь и отсоединила стыковочные крепления.
 В течение головокружительной секунды мы, вися вверх тормашками, падали камнем вниз. Затем Медея ударом по кнопкам включила дюзы и сделала петлю в воздухе. Мы разминулись с крышей стыковочного отсека, проскользнув на расстоянии, едва ли превышающем ширину ладони, и вылетели в открывшийся люк. В это время транслитопед вновь перевернулся.
 Омерзительная тварь все туже сжимала кольца вокруг огромной подземной машины Бура. Она раскачивала транслитопед, и я отчетливо видел, как бронированная обшивка начинает прогибаться и ломаться. На месте нескольких выдранных из корпуса с потрохами лазерных батарей дымились пустые гнезда. Ловчие облепили сражающихся гигантов, обрушивая на червя Хаоса неистовый огонь. Несколько сервиторов уже лежали разбитыми, после того как по ним прокатился транслитопед.
 Медея сделала круг над ними, пытаясь как можно быстрее свыкнуться с особенностями управления гондолой.
 — Что будем делать? Надеюсь, у тебя есть план?
 — Я работаю над этим, — покачал я головой.
 На гондоле Бура не было установлено никакого вооружения — я проверил это, когда мы только взлетели, — и вообще ничего, что можно было использовать в качестве эффективного наступательного оружия, кроме расположенного под носом рубки шахтерского лазера, сохраняющего свою убойную мощь на расстоянии примерно пяти метров.
 — Держи курс в глубь пещеры, — приказал я, сверяясь с показаниями геологического ауспекса.
 — Бежать из боя?
 — Мы не можем сражаться с этой тварью, а посему мы найдем Плиту. И вот этот сигнал должен исходить от нее.
 На экране уверенно пульсировал большой курсор. Сомнений быть не могло, он указывал на нашу цель.
 Культисты открыли по нам огонь, когда мы проносились над ними и углубились в длинную вулканическую пещеру. Из лавовых озер, словно в гневе, взлетали пирокластические фонтаны, угрожая сбить нас.
 И тогда мы увидели Плиту.
 Она была захоронена в обсидиановом блоке, выступающем из стены пещеры, но кто-то уже проделал серьезную работу по ее высвобождению. На покрытых пеплом склонах под ней стояли тяжелые шахтерские гондолы и буровые платформы на антигравитационной подушке, а землю вокруг покрывали осколки обсидиана.
 Как и говорил Бур, она представляла собой идеальный и гладкий, словно лед, темно-зеленый десятигранник четырех метров в поперечнике, пылавший таинственным внутренним светом. Даже на таком расстоянии чувствовалась исходящая от него злоба. На самом краю своего ментального сознания я почувствовал раздражающее покалывание. Медея имела больной вид.
 — Я не хочу подходить ближе, — внезапно произнесла она.
 — Нам придется!
 — И что мы будем делать?
 Я задумывался над тем, способен ли шахтерский лазер разрезать Плиту. Но если даже и сможет, не было гарантии, что от этого будет какой-то прок. Я сомневался, что нам удастся причинить ей серьезный урон, даже если мы на полном ходу врежемся в нее.
 И тем не менее культисты как-то откалывали от нее осколки, чтобы распространять свое зло. Она была уязвима, если, конечно, каким-либо образом не позволяла снимать с нее эти осколки.
 Передвинуть ее куда-либо мы явно не могли.
 Теперь я чувствовал шепот Плиты в своей голове. Слов не было, — только бормотание, от которого по моему хребту пробежал холод. Коварный, неторопливый, словно геологические эры, словно ледник или тектонические сдвиги. Она говорила мягко, не спеша, аккуратно донося до меня свое соблазнительное послание. Ей некуда было спешить. В ее распоряжении было все время галактики...
 Резко вильнув в сторону, гондола сбилась с курса. Я вздрогнул и огляделся. С больным видом Медея перегнулась через подлокотник кресла. Ее кожа побледнела, она задыхалась и потела.
 — Я... не могу... — прохрипела она. — Не заставляй меня подлетать ближе...
 Бетанкор достигла своего предела. Я наклонился и положил руку ей на голову.
 — Спи, — мягко произнес я, применив Волю.
 Бетанкор погрузилась в милосердное забытье. Я взял управление судном на себя.
 Я возился с рычагами и чуть не уронил гондолу прямо в озеро бурлящей магмы. Мои летные навыки не шли ни в какое сравнение с профессионализмом Медеи Бетанкор.
 Но погибший отец Медеи все же достаточно хорошо обучил меня. Я промчался на небольшой высоте над расплавленной породой, поднимая за собой серный вихрь, и облетел огромную антрагатовую колонну, подпирающую неровный свод. Между мной и засыпанным пеплом берегом, где стояла Плита, оставалось последнее широкое огненное озеро.
 Плита зашептала снова, но я отрешился от ее призывов. Я старательно обучал свой разум противостоять Хаосу и его ментальным уловкам. Я понимал: так она и смущала слабые сознания. Так она и оскверняла, и заражала население рудников Синшары. Шепот, бесформенные, лишенные смысла слова власти, втягивавшие людей в объятия варпа...
 Неожиданно меня кольнула догадка. Мне нравится думать, что эта идея родилась из той же чистой простоты, которую Бур восхвалял в Эмосе. Великолепная, бесхитростная попытка.
 Я изгнал из своего сознания беспокойство за жизни Эмоса и магоса. Отвратительное порождение уже могло разорвать на части транслитопед, оставшийся позади. Если надежды на их спасение не осталось, то я больше ничего не мог для них сделать.
 Рискнув снять одну руку со штурвала, я включил вокс-транслятор, поставив его на запись. Затем, вновь сконцентрировавшись и успокоившись, я начал говорить, отчетливо и громко, извлекая слова из своей памяти. Давным-давно на своей родной планете, в мире ДеКере, будучи еще ребенком, я стоял в длинном зале основного школума вместе с другими учениками, дружно декламировавшими...
 Загудел сигнал, предупреждающий об опасности столкновения, я успел вовремя свернуть влево и, прежде чем пронестись мимо, бросил взгляд на старательскую гондолу, всплывшую в окне кабины. Два ярких желтых курсора появились на дисплее ауспекса. Маяки шлюпок, вроде тех, что преследовали нас в шахтах.
 Тот, который чуть не столкнулся со мной, разворачивался над лавовым озером. Второй шел на перехват. Я тоже развернул гондолу, а потом в последнюю секунду нырнул в сторону. Он пролетел достаточно близко, чтобы я смог разглядеть герб Ортог Прометиум на корпусе. Достаточно близко, чтобы увидеть лицо патрульного Калейла через иллюминаторы рубки. Первая из шлюпок, с символом Объединенных Каменоломен на борту, едва заметным на шелушащейся от жары краске, приблизилась, перекрыв мне путь к берегу и Плите. Пилот поспешно выбил окно и теперь стрелял из лазерного карабина. Несмотря на наши суммарные скорости, я почувствовал, что несколько выстрелов нашли свою цель, угодив в фюзеляж моей гондолы. Я отвернул в сторону, отчаянно стараясь не прерывать своей декламации, сконцентрировавшись на воздушном поединке.
 Я начал распевать слова, словно мантру.
 И, увернувшись от гондолы Имперских Объединенных Каменоломен, оказался прямо нос к носу с Калейлом. Я резко увел машину вбок, чтобы разминуться с ним, но тем не менее мы столкнулись и гондола затряслась. На панели управления загорелись аварийные огни. У моего судна были повреждены дюзы и снизилась маневренность. Внизу лавовое озеро вспыхнуло, стремясь поглотить меня, но я сумел спастись, отлетев от засыпанного пеплом берега.
 Все это время я не прекращал читать слова.
 Гондола Имперских Каменоломен села мне на хвост, окрашивая воздух лазерными всполохами. Мы стремительно облетели антрагатовую колонну, но мне никак не удавалось избавиться от преследователя. Я попытался представить, что бы на моем месте сделала Медея Бетанкор. Или Мидас. Я замялся, чуть не сбившись с речитатива, когда обдумывал и производил отчаянный маневр.
 Вражеская гондола летела прямо позади меня. Я резко сбросил скорость и сумел с помощью стабилизационных ракетных двигателей развернуть антигравитационную машину на месте, опуская ее нос перед противником, точно в реверансе. А потом включил шахтерский лазер.
 Гондола Объединенных Каменоломен оказалась слишком близко от моей кормы, чтобы успеть увернуться или затормозить. Думаю, пилот решил идти на таран, но я оказался слишком высоко. Он пролетел подо мной на полном ходу так близко, что сорвал с днища моей машины прожектора и антенны ауспекса.
 Но кроме того, он пролетел прямо через сверкающее копье моего промышленного лазера, разрезавшего гондолу Имперских Объединенных Каменоломен от носа до хвоста. Распавшись на две половины, она закружилась и упала в раскаленную добела магму.
 После двух столкновений моя машина дышала на ладан. Я продолжил свою декламацию, надеясь, что краткая заминка не будет иметь значения.
 Лишившись своих антенн, ауспекс ослеп, но я все равно видел Калейла. Он мчался над озером, направляясь прямо ко мне.
 Моя гондола зависла на месте. Пришло время действовать, и, поскольку я уже сделал свою ставку, пришло время для слов. Я отключил транслятор и активировал открытый вокс-канал.
 — Калейл?
 — Хорн!
 — Не Хорн, а инквизитор Эйзенхорн.
 Тишина. Он был уже в двухстах метрах и мчался на скорости, которая гарантировала нашу одновременную смерть. Я поднес вокс поближе к губам и вложил всю без остатка Волю в одно слово.
 — Нет, — сказал я.
 Гондола Ортог Прометиум изменила курс и спикировала прямо в лавовое озеро. Над тем местом, где она упала, поднялось огненное облако.
 Я направил свою изувеченную гондолу к берегу и приземлился примерно в двадцати метрах от Плиты. Медея застонала. Мне было страшно даже представить, какие сны наводняли ее дремлющее сознание.
 — Прочь из моей головы! — громко прорычал я в ответ на непрестанный шепот Плиты.
 Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы перемотать запись в вокс-трансляторе на начало и установить ее на непрерывный повтор. Затем я направил его сигнал в эхолот, который при анализе пород и установлении местоположения судна обычно использовался в качестве дополнения к ауспексу. Я вертел ручки настройки до тех пор, пока мощный сонар не оказался нацелен прямо на зловещий десятигранник.
 Плиту пронзили потоки ультразвуковых импульсов. Императорский Молебен Об Изгнании Варпа, зубрившийся наизусть всяким примерным школьником Империума. Невинная молитва, ограждающая от тьмы, изгоняющая Хаос. Сомневаюсь, что когда-либо ее использовали столь действенно. Вряд ли мои наставники из школума когда-либо задумывались о таком применении этого простого, монотонного речитатива.
 — Слова, — пробормотал я. — Твой мерзостный шепот против моих слов могущества. Как тебе это нравится?
 Я включил сонар на полную мощность. Одного только потока звуковых волн хватило бы, чтобы оглушить человека и перемолоть ему кости.
 В течение минуты я напряженно вглядывался в массив Плиты, боясь, что ничего не выйдет. Но потом шептание прекратилось. Его сменило гневное и мучительное инфразвуковое стенание, и наконец наступила агония.
 Поверхность Плиты стала бесцветной, словно в одно мгновение покрылась плесенью. Она задрожала, круша обсидиан вокруг себя.
 Потом ее внутреннее свечение мигнуло и угасло. Десятигранник стал неотличим от окружавшего его черного вулканического стекла.
 Когда Плита умерла, то же самое произошло и с ее слугами, и с отвратительным червеобразным порождением. Удостоверившись, что Медея теперь просто спокойно похрапывает во сне, я медленно повел поврежденную гондолу обратно, как раз вовремя, чтобы увидеть, как последние липкие останки мерзкого червя воспламеняются и соскальзывают с измятого корпуса транслитопеда. В воздух столбом поднимались черная зола и дым горящего жира.
 Пылающие трупы культистов усеяли дно пещеры. Неподвижные Ловчие стояли среди них, ожидая следующего распоряжения.
 Огромная буровая машина была измята и покорежена, но не вышла из строя. Когда я посадил гондолу в ангар, появились техножрецы Бура, чтобы лично позаботиться о бессознательном теле Медеи.
 Главный коридор машины был изогнут под странным углом. Инженеры Бура все еще пытались восстановить работу инерционных амортизаторов.
 В воздухе витал едкий дым, к которому примешивались неприятные запахи горящей плоти. Эмос встретил меня в дверях зала управления и кратко обнял. Подобное проявление чувств было для него редкостью. Бур потерял свои оранжевые одеяния. Он наблюдал за нашим столь человеческим объятием с края мостика, и его нагой, зловещий, чуждый силуэт вырисовывался на фоне пожара, бушующего среди терминалов.
 — Теперь все будет хорошо, старый друг, — сказал я Эмосу.
 Он с виноватым видом отстранился:
 — Тебе удалось, Грегор. Удивительно! Я... я не хотел проявить непочтительность...
 Иногда мне хочется уметь улыбаться. Я слишком устал от безразличной маски, дарованной мне Горгоном Локом.
 Подкрепляя слова мягким воздействием Воли, я произнес:
 — Я не увидел в этом непочтительности.
 Эмос застенчиво улыбнулся и в смущении отвернулся.
 Зашипев антигравитационными подвесками, ко мне плавно подъехал Бур и, к моему удивлению, тоже обнял меня. У него это получилось неловко и неуклюже, и его механические руки не могли передать душевной теплоты. Мне стало тогда ужасно горько за него. Его человеческое нутро было тронуто произошедшими событиями. Он увидел и скопировал невольный порыв Эмоса. Я думаю, что в то мгновение ему отчаянно захотелось снова стать человеком. Но только на мгновение. И протезы его рук передавали не больше эмоций, чем тогда, когда он впервые поприветствовал меня.
 Бур отпрянул в сторону, опустив руки. Зеленые огни его глаз заходили в глазницах взад-вперед, присматривая за ремонтными бригадами, исправлявшими повреждения.
 — Я никогда этого не говорил, — начал он. Несмотря на все старания, механический голос звучал невыразительно и холодно. — Хапшант. Он был высокого мнения о тебе, Эйзенхорн. Как-то раз он сказал, что верит — у тебя впереди блестящая карьера и ты превзойдешь его. И, мне кажется, он был прав.
 — Благодарю, магос.
 Он снова посмотрел на меня. В его глазах заплясали крошечные искорки изумрудного огня.
 — Ты так и не сказал, что же тебя привело сюда.
 — Недавние трудности, магос, отвлекли нас.
 — Да. Но тем не менее ты так и не сказал...
 — Вначале я должен рассказать об обстоятельствах, изменивших мою жизнь, магос. Я не стану ничего утаивать в надежде, что ты сможешь понять и не изменишь своего мнения обо мне. Но сначала... Сто лет назад я кое-что оставил на твое попечение и изучение. Мне хотелось бы снова увидеть это.
 Было даже забавно — словно сработал какой-то кармический закон. Конечно же, я не верю в такие вещи. Бур зарывался под землю и прокладывал туннели в самом сердце Синшары в течение одиннадцати недель только для того, чтобы Эмос мимоходом показал ему местоположение Плиты. А мы спустились в глубокие шахты и искали Бура только для того, чтобы узнать: то, за чем я прибыл на Синшару, все это время было благополучно заперто в глубине святилища Адептус Механикус.
 Искалеченному транслитопеду потребовалось тридцать часов, чтобы пробраться к поверхности. Как только мы пробили синюю корку гипната в выработках Имперских Каменоломен, я отправил Эмоса и Медею к катеру, дав им поручение связаться с Биквин и остальными членами моей команды, все еще дожидавшимися на борту «Иссина», вставшего на высокий якорь.
 Я очень надеялся, что за время моего отсутствия они не наделали глупостей.
 Бур проводил меня в святилище. Его легкое касание передало системе код, оживило помещение и осветило длинные коридоры по обе стороны от часовни Механикус. Когда он повел меня по одному из них, осветительные пластины все еще разогревались после столь длительного простоя.
 Магос вставил нейрокабели, растущие из его груди, в отверстие на стене и отомкнул замок. Тяжелая бронированная дверь скользнула в сторону. За ней последовала вторая, а потом и третья — прочная диафрагма, ушедшая в стену со звуком вкладываемых в ножны мечей.
 — Вот то, что ты хотел увидеть, — произнес Бур. — Он оказался весьма информативен.
 — Я просмотрю твои записи позднее, магос, — сказал я. — А пока оставь меня с ним наедине.
 Бур ретировался.
 Ощущая на себе тошнотворное покалывание антиментальных полей, я перешагнул через порог диафрагмы и спустился по трем решетчатым ступенькам в камеру. Стены, потолок и пол сплошь покрывали кристаллики льда. Слышалось потрескивание синаптической энергии.
 — Привет, Эйзенхорн, — произнес замогильный голос из вокс-динамика.
 Он доносился из ларца, установленного в базальтовом блоке посреди комнаты. И устройство, и камень под ним также покрывала корка льда. По открытой крышке ларца, мерцая, носились крошечные огоньки.
 Я собрался с силами и произнес:
 — Понтиус Гло. Вот мы и встретились снова.




 Глава двадцатая




ИНТЕРВЬЮ С ПРОКЛЯТЫМ



БУР, ВОЕННЫЙ КУЗНЕЦ



ОРБУЛ ИНФАНТА

 Позволь мне убедиться, что я правильно тебя понял, Эйзенхорн, — медленно и высокомерно произнес бестелесный голос Понтиуса Гло. — Ты полагаешь, что я стану помогать вам?
 Я прочистил горло:
 — Да.
 Понтиус рассмеялся. Синаптические цепочки, подключенные к золоту схем, впаянных в его энграмосферу, поочередно вспыхнули.
 — Я и не думал, что столь скучный и рассудительный человек, как ты, сможет удивить меня. Признаю свою ошибку.
 — Ты поможешь мне, — спокойно, но решительно произнес я.
 Я смахнул изморозь с решетки ступенек и присел, глядя на его ларец. Коробка, стоявшая на когтистых лапах, была прямоугольной, компактной и полной сложных устройств, разработанных ради одной цели: поддержания функционирования энграмосферы, грубо ограненного камня размером со сжатый кулак, где обитал разум — и, возможно, душа — одного из самых печально известных еретиков Империума.
 Понтиус Гло, чье тело было мертво к тому моменту уже почти три сотни лет, при жизни являлся одним из самых отвратительных отпрысков могущественной династии Гло. В свое время этот род, входивший в список наиболее почитаемых аристократических семейств Гудрун, вскормил множество еретиков, последние из которых стали пешками в деле о Некротеке. Стараниями сил Имперского Военно-космического флота мне удалось практически полностью прервать распространение их ядовитой крови и захватить энграмосферу Понтиуса Гло. Для того чтобы вернуть ему тело, его семья и их приближенные пытались принести в жертву тысячи невинных душ. Но и это было пресечено.
 Когда дело завершилось, мне пришлось решать, что делать с ларцом, полным еретической злобы. Даже с точки зрения примененных технологий он являл собой чудо, а уж какие секреты мог скрывать Понтиус, и говорить не стоило. Поэтому, вместо того чтобы уничтожить, я передал ларец на попечение магоса Гиарда Бура, который, как я знал, обладал и навыками, и временем, чтобы раскрыть хотя бы технические тайны. И ему можно было доверять.
 Но время от времени в минувшую сотню лет я задумывался над правильностью этого решения. Если быть честным, то я обязан был отдать Понтиуса на изучение и хранение Ордо Еретикус. Иногда я не прислушиваюсь к голосу своей совести, прибегая к обману и совершая недобросовестные поступки. После прошлогодних событий мне приходилось постоянно отгонять от себя мысль, что обвинения в мой адрес могли быть справедливыми. Разве сокрытие столь опасного создания не было поступком нечестивого человека?
 Эмос подбодрил меня, напомнив, что в ларце использованы психоимпульсные технологии, несомненно украденные у Адептус Механикус. Не подлежит обсуждению и то, сказал он, что подобное устройство должно находиться под надзором священнослужителей Адептус Механикус.
 — Что же, продолжай, — произнес Понтиус. — Говори, что надо. Только вот зачем мне тебе помогать?
 — Мне требуется специалист в области, в которой ты, конечно же, осведомлен. Нужна некоторая информация.
 — Ты же инквизитор, Эйзенхорн. В твоем распоряжении все ресурсы Империума. Насколько я понимаю, твой уровень доступа по какой-то причине понизился?
 Будь я проклят, если собирался рассказывать этому монстру, в сколь затруднительном положении оказался. К тому же хоть он и был в чем-то прав, однако ни один из известных мне имперских архивов не мог дать ответа на мои вопросы.
 — А что если то, в чем я нуждаюсь, может быть отнесено к... запретным знаниям?
 — А-а-а...
 — Что? Что значит это «а»?
 Даже не обладая телом, по движениям которого можно было бы прочитать его настроение, Понтиус казался чрезвычайно довольным собой.
 — Значит, ты наконец дошел. Как чудесно.
 — До чего дошел? — Я почувствовал себя неловко.
 Я планировал интервью в течение многих месяцев, а теперь инициатива в нашей беседе полностью переходила к Гло.
 — До того места, где ты пересечешь черту.
 — Я не...
 — В конечном счете все инквизиторы пересекают ее.
 — Говорю те...
 — Все без исключения. Профессиональный риск.
 — Слушай меня, ты, бесполезный...
 — Сдается мне, что инквизитор Эйзенхорн протестует чрезмерно открыто. Линия, Грегор. Грань! Черта между порядком и хаосом, между верным и неправильным, между милосердием и бесчеловечностью. Мне это известно, ведь я пересек ее. По доброй воле, конечно. С удовольствием. Подпрыгивая, пританцовывая и наслаждаясь. Для таких, как ты, это куда более болезненный процесс.
 — Не думаю, Гло, что этот разговор имеет смысл. — Я поднялся. — Мне пора.
 — Так скоро?
 — Может быть, вернусь еще через пару сотен лет.
 — Это произошло на Квентусе VIII, весной 019.М41.
 — Что произошло? — Я остановился на выходе из камеры.
 — Тогда я пересек черту. Может, желаешь послушать?
 Я был возмущен, но опустился обратно на свое место на ступеньках. Его поведение было мне понятно. Заточенный в своем ларце, лишенный тактильных ощущений, запахов, вкуса, любых чувственных наслаждений, Понтиус Гло жаждал компании и общения. Я понял это еще сто лет назад, во время рейса к отдаленной системе КСХ-1288, по долгу службы допрашивая его на борту «Иссина». Сейчас он просто подкидывал приманку, чтобы заставить меня остаться и поговорить с ним.
 Однако за сотню лет своего плена он никогда не раскрывал столь интимные детали своей личной истории.
 — 019.М41. Напряженный был год. Пограничные миры на восточной границе сопротивлялись Священному Вааргху зеленокожих, и двое Высших Лордов Терры были убиты разочаровавшимися в них Имперскими Домами. Ходили слухи о начинающейся гражданской войне. Торговые биржи субсектора потерпели крах. Доходы упали. Что за год был! Святого Дрэйча запытали на Коринфе. Миллиарды умирали во время голода на Безносе.
 — Понтиус, к историческим текстам у меня доступ есть, — сухо сказал я.
 — Я находился тогда на Квентусе VIII, занимаясь покупкой бойцов для своей арены. Квентийцы хорошо подходят для этого. Мощные мышцы, воинственный характер. Мне тогда было лет двадцать пять. Точно не помню. Я пребывал в расцвете сил и был прекрасен.
 Пока он любовался созданным образом, наступила продолжительная пауза. По проводам пробегали вспышки света.
 — Один из надзирателей при амфитеатре, который я посетил, посоветовал мне присмотреться к борцу, купленному у самой границы Сегментума Ультима. Крепкий, загорелый дикарь из жестокого мира, известного как Борея. Звали его Ааа, что на его языке означало «меч-мясо-режет-женщин-ради». Разве не прекрасно? Если бы мне когда-нибудь удалось нажить сына, то, наверное, я назвал бы его Ааа. Ааа Гло. Звучит?
 — Я по-прежнему подумываю над тем, чтобы уйти, Гло.
 — Этот Ааа оказался крепким орешком, — засмеялся голос из ларца. — Его зубы были остро заточены, а ногти, с детства смазываемые особыми традиционными мазями, превратились в когти. Когти, Эйзенхорн! Закаленные, каменные крюки, ороговевшие и беспощадные. Однажды я увидел, как он разорвал ими кольчугу. В любом случае, он стал настоящей находкой. Они постоянно держали его скованным. Надзиратель арены поведал мне, что при перевозке он оторвал руку одному из собратьев по заключению, а потом снял скальп с неосторожного охранника стадиона. Зубами.
 — Очаровательно.
 — Конечно же, я купил его. Думаю, он полюбил меня. Он не умел даже толком говорить, а уж его застольные манеры! Он спал в собственном навозе и был похотлив, словно собака.
 — Неудивительно, что он полюбил тебя.
 Вокруг ларца захрустела изморозь.
 — Ну что за жестокий мальчишка. Я культурный человек. Ха. Я был культурным человеком. Теперь же я всего лишь эрудированная и очень опасная коробка. Но, Эйзенхорн, не забывай о моем образовании и воспитании. Ты будешь просто поражен, насколько легко благовоспитанному и образованному сыну Империума перешагнуть уже упомянутую грань.
 — Продолжай. Я уверен, тебе есть что рассказать.
 — Ааа хорошо послужил мне. Можно считать, что на его боях я заработал несколько состояний. Не буду притворяться, что мы стали друзьями... Никто ведь не становится другом любимому карнодону. И уж тем более другом не называют товар. Но за эти годы между нами воцарилось взаимопонимание. Я, без охраны, навещал его в камере, и он никогда не трогал меня. Он пересказывал мне древние мифы своего родного мира, Бореи. Жестокие повести о варварстве и убийствах. Но я опять забываю про себя. Это случилось... случилось там, на Квентусе, в амфитеатре, под весенним солнцем. Надзиратель за гладиаторами показал мне Ааа и подбил меня на покупку. Ааа посмотрел на меня и, мне кажется, увидел родственную душу — вероятно, поэтому, как только я приобрел его, между нами и возникла некая связь. Из его грубой, исковерканной речи мне стало ясно, что он просит меня купить его, в красках объясняя, какую выгоду я смогу из этого извлечь. И в закрепление сделки он предложил мне свое ожерелье.
 — Свое ожерелье?
 — Именно так. Рабам разрешалось иметь кое-какие вещи, если они не представляли собой потенциального оружия. Ааа носил на шее золотое ожерелье. Это был знак его племени и самая ценная из вещей, которыми он обладал. Честно говоря, оно было его единственным имуществом. Но тем не менее он предложил его мне в обмен на то, чтобы я стал его хозяином. Я взял ожерелье и, как уже было сказано, купил Ааа.
 — Это и была грань? — Я сидел спокойно, не слишком увлеченный его рассказом.
 — Подожди, подожди... Позже, но в тот же день, я исследовал ожерелье. В нем оказалась заключена удивительнейшая технология. Борея, может, и стала диким миром к тому времени, но тысячелетия назад она, бесспорно, была технически развитым бастионом Человечества. Она погрузилась в бездну темных веков только потому, что ее затронул Хаос. И ожерелье было реликвией эпохи падения. Запертые в нем забытые технологии наводняли тьмой сознание носящего его. Неудивительно, что Борею, где всякий взрослый мужчина носил такую штуковину, населяли одни дикари. Я был заинтригован. И надел ожерелье.
 — Ты надел его?
 — Я был молод и опрометчив, что еще можно сказать? Да, надел. В течение нескольких часов ручейки варпа вливались в мой восприимчивый мозг. И ты знаешь...
 — Что?
 — Это было восхитительно! Чувство свободы! Наконец я почувствовал настоящий мир! Я пересек черту и был счастлив. Внезапно я увидел мир таким, каким он был на самом деле, а не таким, каким хотелось бы Министоруму и гнилому сердцу Императора. Бездна вечности! Хрупкость человеческой расы! Красота варпа! Недолговечное сокровище плоти! Несравнимая сладость смерти! Все это!
 — И так ты перестал быть Понтиусом Гло, седьмым сыном влиятельного Имперского Дома, и превратился в другого Понтиуса Гло — садиста, идолопоклонника и святотатца?
 — Мальчик, да у тебя просто страсть какая-то...
 — Спасибо, что рассказал мне это, Понтиус. Это многое говорит о тебе.
 — Но я только начал...
 — До свидания.
 — Эйзенхорн! Эйзенхорн, подожди! Прошу! Я...
 Люки камеры с лязгом закрылись за моей спиной.
 Я выждал два дня, прежде чем вернуться. На сей раз он был угрюм и капризен.
 Я вошел в камеру и опустил на ступеньки большой поднос.
 — Даже не думай, что я стану говорить с тобой, — проворчал Гло.
 — Почему?
 — В тот день я обнажил перед тобой свою душу, а ты... просто ушел.
 — Теперь я вернулся.
 — Да. вернулся. Ты подошел к черте?
 — Ты мне скажи. — Я наклонился к подносу, медленно взял графин и налил себе большой бокал амасека.
 Погоняв напиток в бокале по кругу, я сделал изрядный глоток.
 — Амасек?
 — Да.
 — Сорт?
 — Пятидесятилетний гаталаморский, вызревавший в бочках из древесины дурнишника.
 — Он... хорош?
 — Нет.
 — Нет?
 — Он совершенен.
 Из ларца послышался вздох.
 — Так что ты там говорил о той линии? — спросил я.
 — Я говорил, что очень зол на тебя, — упрямо ответил Понтиус.
 — Ох. — Я небрежно взял папиросу с лхо из картонной пачки, позаимствованной из комнаты Терезы Унгиш. Прикурив, я глубоко затянулся и выдыхнул дым в сторону адского ларца. Всего лишь полчаса назад Нейл ввел мне мощные антитоксиканты и антиопиаты, но я специально откинулся назад, делая вид, что наслаждаюсь дымком.
 — Это папироса с лхо?
 — Да, Понтиус.
 — Кхм...
 — Так что ты говорил?
 — Она хороша?
 — Что ты собирался сказать?
 — Я... рассказал тебе о том, как соскользнул. Как пересек черту. Чего еще тебе от меня надо?
 — Остальное. Ты ведь полагаешь, что и я перешагнул эту грань?
 — Да. Это заметно по твоему поведению. Ты похож на человека, узревшего глубину величия варпа.
 — С чего бы это?
 — Я уже говорил тебе, что такое рано или поздно случается со всеми инквизиторами. Мне не сложно представить тебя молодым человеком жестких пуританских взглядов, учащегося школума. Должно быть, тогда все казалось простым и ясным. Есть свет, и есть тьма.
 — Теперь все не столь очевидно.
 — Конечно нет. Ведь варп есть во всем. Даже в самых упорядоченных вещах, с которыми тебе приходится сталкиваться. Жизнь стала бы скучной и бесцветной без него.
 — Такой же, как твое нынешнее существование? — подсказал я и сделал еще один глоток.
 — Будь ты проклят!
 — Если верить твоим словам, то я уже проклят.
 — Все прокляты. Человечество проклято. Все человеческие расы. Хаос и смерть — единственные реальные истины бытия. Вера в обратное — невежество. А Инквизиция, столь горделивая, преданная своему долгу и упивающаяся собственной важностью, убежденная, что сражается с Хаосом, более слепа, чем все остальные. Ваша каждодневная деятельность все сильнее и сильнее приближает вас к варпу, увеличивая вашу осведомленность в силах неупорядоченности. Постепенно, сам того не замечая, инквизитор даже предельно пуританских и жестких взглядов оказывается совращен.
 — Не могу с тобой согласиться.
 Настроение Понтиуса, казалось, улучшилось, когда мы снова вступили в дебаты.
 — Первый шаг заключается в знаниях. Инквизитор должен понять основные проявления Хаоса, чтобы бороться с ним. Через несколько лет он уже знает о варпе больше, чем многие прирожденные культисты. Тогда наступает черед второго шага: мгновение, когда инквизитор нарушает правила и позволяет какому-нибудь порождению Хаоса выжить или сохраниться в таком виде, когда его еще можно изучать и извлекать из него знания. Думаю, не стоит даже пытаться отрицать, Эйзенхорн, что это уже произошло. Я ведь здесь, верно?
 — Да. Но понимание необходимо. Даже пуританин сказал бы тебе это! Без знаний борьба Инквизиции бессмысленна.
 — Не стоит так набрасываться на меня, — усмехнулся он и после паузы продолжил: — Опиши вкус амасека. Качество, аромат.
 — Зачем?
 — Прошло три сотни лет с тех пор, как я испытывал какие-либо ощущения. Чувствовал запахи. Касался предметов.
 Я боялся, что мой гамбит с амасеком и опиатами окажется слишком явным, но мне все же удалось подцепить Понтиуса на крючок.
 — Амасек перекатывается на моем языке, точно масло. Он мягкий и теплый, словно тело. Пряный аромат земли и перца предшествует вкусу, который опаляет горло и зажигает пожар в моем сердце.
 Ларец издал протяжный, жалобный стон мучительной скорби.
 — Третий шаг? — позвал я.
 — Третий шаг... третий шаг — это сама грань. В этот миг инквизитор становится радикалом. Тогда он пытается использовать Хаос против Хаоса. Заручается поддержкой сил варпа. Обращается за помощью к еретикам.
 — Понимаю.
 — Уверен, что понимаешь. Итак, ты собирался попросить меня о помощи?
 — Да. Так ты мне поможешь?
 — Это зависит от того, — пробормотал ларец, — что с этого получу я.
 Я погасил папиросу с лхо.
 — Учитывая твой рассказ, мне кажется, наградой для тебя станет удовлетворение от того, что ты увидишь, как я перешагну черту и подвергну себя проклятию.
 — Ха-ха! Очень умно! Этим я уже и так наслаждаюсь. Что еще?
 Я повернул бокал в своей руке, и янтарная жидкость побежала по кругу.
 — Магос Бур талантливый человек. Машинный гений. Хотя я никогда не смогу выпустить тебя из заточения, но могу попросить его об одолжении.
 — Одолжении? — эхом откликнулся Понтиус. Его голос дрожал от нетерпения.
 — Тело для тебя. Сервиторные конечности. Возможность ходить, поднимать, держать, видеть. Может быть даже, в качестве дополнительных удовольствий органы чувств: рудиментарное осязание, обоняние и вкус. Для него это детская задачка.
 — Боги варпа! — прошептал Понтиус.
 — Так что?
 — Спрашивай. Спрашивай меня. Спрашивай меня, Эйзенхорн.
 — Давай побеседуем немного на предмет демонхостов.
 — Ты хоть понимаешь, что делаешь? — спросил Фишиг.
 — Конечно, — ответил я.
 Мы устроили нашу базу в офисе службы безопасности рудников Синшары. Биквин и Эмос привели это место в порядок и наладили его работу, а Медея, Иншабель, Нейл и Фишиг совершали регулярные обходы территории. Бур выставил сервиторов-ловчих в качестве дополнительной охраны. Кроме того, была установлена постоянная связь с «Иссином», чтобы он мог своевременно предупредить нас о любом приближающемся космическом судне.
 Уже хминовал полдень очередного дня третьей недели нашего пребывания на планете шахтеров, и я только что возвратился после ежедневного посещения Гло в его камере в святилище Адептус Механикус. Мы с Фишигом стояли возле окон офиса и разглядывали площадь.
 — Ты уверен? — надавил он.
 — Я, кажется, припоминаю, как он спрашивал нас о том же самом, когда мы вытаскивали его из Карнифицины, — сказала Биквин, присоединяясь к нам. — Благодаря Осме и его смешной охоте на ведьм нас загнали в угол. Если нам удастся закончить это дело, мы искупим грехи.
 — Вот только не нравится мне все это, — фыркнул Фишиг. — Не хочу иметь ничего общего с этим мясником. Тем более, обещать ему что-либо. У меня такое ощущение, что мы перешагнули некую черту и...
 — Что? — резко обернулся я.
 О моих беседах с Понтиусом они знали лишь в самых общих чертах.
 — Я только сказал, что у меня такое чувство, будто мы пересекли некую грань. А в чем дело?
 — Ни в чем, — покачал я головой. — Как проходят остальные приготовления?
 Я чувствовал, что Фишиг хотел выйти из дела, но было действительно уже слишком поздно. Поэтому я отвлек его внимание, сменив тему.
 — Ваш приятель магос работает. Нейл вчера отнес ему клинок и показал твои записи и диаграммы, — ответил он.
 — Все послания написаны, зашифрованы, запечатаны и готовы к отправке, — сказала Биквин. — Скажи только слово, и Унгиш передаст их. А здесь у меня заявление. — Она протянула информационный планшет.
 Это была карта экстремис, формально объявлявшая Квиксоса еретиком и пособником дьявола и подписанная моим именем. В ней перечислялись все его преступления. Датирована она была двадцатым днем десятого месяца 340.М41. Место написания указано не было, но Эмос сделал все, чтобы остальные детали в точности соответствовали Высшему Закону Империума и уставам Инквизиции.
 — Хорошо. Отправим это через несколько дней. Я знал, что, как только карта будет обнародована, мои намерения станут известны всем. Разрабатываемые мной планы могли потребовать на свою реализацию годы, и все это время на меня бы велась охота. И мне действительно не хотелось торопить события.
 — Как долго мы здесь еще пробудем? — спросила Биквин.
 — Не знаю. Неделю. Месяц. Может быть, дольше. Все зависит от того, насколько откровенен оказался Гло.
 — Но ты уже все узнал у него? — спросил Фишиг.
 — Да.
 И я очень надеялся, что не узнал слишком много.
 Я прогуливался по пустынным вечерним улицам поселения горняков, чтобы освежить голову. Мне было более чем понятно, что я избрал опасный путь.
 Необходимо было сохранять сосредоточенность, в противном случае я рисковал утратить контроль над собой.
 Во время первых бесед с Гло мне приходилось играть, чтобы заключить с ним сделку. Его рассказы о грани, о трех шагах совращения, ожидавших опрометчивого инквизитора, — все это было не ново для меня. Я потворствовал ему, чтобы он мог насладиться своим превосходством и самодовольством. Всякий инквизитор, достойный своей инсигнии, знал об опасностях и искушениях, окружавших его.
 Но это не мешало его словам резать меня по живому. Любой пуританин вроде Коммодуса Вока был потенциальным Квиксосом. Когда Гло сказал, что грань часто пересекают неосознанно, он был прав. Я встречал достаточно радикалов, чтобы понимать это.
 Я всегда, всегда гордился своими пуританскими, умеренными взглядами, относя себя к амалатианам. И скорбел о том, что существует радикальная ересь. Именно поэтому мне и хотелось добраться до Квиксоса.
 Но меня многое беспокоило. В том, что предстояло сделать, конечно, многое решал случай. Но важна была и подготовка. Чтобы уничтожить Квиксоса, я должен был миновать его демонхостов, а это потребует много сил, знаний и сноровки. И обратиться за помощью к Святой Инквизиции уже было невозможно. Но пересек ли я черту? Погряз ли в грехах, столь легко перерастающих в мерзость радикализма? Неужели мне настолько хотелось покончить с Квиксосом, что я был готов отбросить даже собственные принципы?
 Мне казалось, что еще нет. Я знал, что делаю, и предпринимал все возможные меры, чтобы сдержать самые опасные искушения, с которыми приходилось сталкиваться в работе. Я был чист и верен даже теперь.
 А если и нет, то откуда мне было это узнать?
 Я взобрался под стеклянный пузырь обзорной вышки и принялся любоваться синими пейзажами Синшары и плывущими мимо звездами. Стаи метеоров оставляли в небе яркие следы.
 На лестнице позади меня раздался шум. Я обернулся. Нейл убирал свое оружие.
 — А, это ты, — сказал он, поднимаясь ко мне. — Я производил обход и увидел, что дверь на вышку открыта. Все в порядке?
 Я кивнул.
 — Гарлон, скажи, ты ведь иногда применяешь в драке грязные приемы?
 Он вопросительно посмотрел на меня и поскреб свой выбритый затылок.
 — Не уверен, что понимаю тебя, босс.
 — Все эти годы, охотясь за головами... да, и я видел, как ты сражаешься. Ты ведь иногда нарушаешь правила ради победы?
 — Думаю, да. Когда все уже сказано и сделано, в ход идет все, что может сработать. Я не испытываю гордости за кое-какие особо яркие проявления жестокости. Но это было необходимостью. Я всегда полагал, что людям свойственно переоценивать значимость честной игры. Подонок, собирающийся ошкурить тебя, уж точно не станет действовать по правилам. Так что остается делать то, что приходится делать.
 — Значит, цель оправдывает средства? Он выгнул брови и рассмеялся:
 — Ну уж нет. Подобные мысли ведут только к неприятностям. Есть кое-какие средства, которые никакая цель оправдать не сможет. Но обычно в нечестной борьбе нет ничего плохого. Какие бы правила при этом ни нарушались. Если, конечно, помнить одну вещь.
 — Какую?
 — Чтобы нарушить правила, в них вначале необходимо разобраться.
 Кроме ежедневных визитов к Гло, я проводил время и с Буром. При участии сервиторов и техножрецов он трудился в мастерских, полностью отдавшись решению поставленной задачи. Хотя он и не говорил об этом, но, мне кажется, он рассматривал свою помощь как выплату процентов за мои действия в битве с Плитой.
 Кроме того, он без возмущения выслушал нас с Эмосом, когда мы поведали ему о событиях недавнего прошлого. Чем-то это походило на исповедь. Я рассказал ему о предъявленной мне карте и своем незаконном статусе. Он без лишних вопросов принял мои уверения в собственной невиновности. Как он выразился: «Хапшант не мог воспитать радикала. А значит, не права вся остальная Галактика».
 Это было весьма любезно с его стороны. Я был тронут.
 Как-то раз, на шестой неделе нашего пребывания на планете, он пригласил меня в свою мастерскую.
 Цех Адептус Механикус располагался двумя этажами ниже главной капеллы. Это была кузница, полная инженерных машин и аппаратов, назначение которых оставалось для меня загадкой. Паровые прессы грохотали, завывали гайковерты. У магоса и без моих проектов хватало работы по восстановлению святилища и транслитопеда. Я прошел мимо вырывающихся клубов пара и нашел Бура. Магос наблюдал за двумя сервиторами, трудившимися над нанесением символов на двухметровый посох из композитной стали.
 — Эйзенхорн, — кивнул он, поднимая на меня ярко-зеленые огни своих глаз.
 — Как продвигается работа?
 — Такое ощущение, что я вновь стал военным кузнецом, вернувшись в те времена, когда еще состоял из плоти и трудился на заводах миров-кузниц. Характеристик, о которых ты просил, достигнуть трудно, но не невозможно. Этот вызов доставляет мне наслаждение.
 Я извлек из кармана плаща несколько бумажных листов и протянул ему.
 — Вот еще записи, сделанные во время последнего разговора с Гло. Я подчеркнул ключевые примечания. Вот здесь он предлагает электрум в качестве материала для набалдашника.
 — Я собирался использовать железо или сплав железа. Электрум. Имеет смысл.
 Он взял у меня записи и положил их на разметочный стол, уже заваленный свитками, галоперьями, измерительными инструментами и информационными планшетами. Стопка листов, принесенных мной ранее, громоздилась рядом с извлеченными из моего сознания психометрическими образами кадианских пилонов, Черубаэля, Профанити и ее украшений.
 — Я продолжаю размышлять о том, какую магнитную породу вставить в навершие. Я подумывал о том, чтобы воспользоваться пиралином или еще каким-нибудь телеэмпатическим кристаллом вроде эпидотрихита, но сомневаюсь, что они подойдут для твоих нужд. Наверняка протянут не более одного или двух применений. Есть еще вариант — применить слоистый зантроклас.
 — А это что такое?
 — Силикат, используемый нами в психоимпульсных устройствах. Но я не уверен. Есть еще несколько вариантов.
 Бур проявил ко мне столько доверия, что разглашал даже такие тайны Адептус Механикус. Я почувствовал себя польщенным.
 — Вот древко, — сказал он, указывая на гравировочный верстак, где два сервитора наносили узор на длинный шест.
 — Сталь?
 — Снаружи. Титановое ядро, окруженное адамантиумным слоем под стальным корпусом. В титане высверлены каналы, по которым проходят проводящие нити лапидоронта.
 — Кажется совершенным, — сказал я.
 — Он и в самом деле совершенен. Абсолютно совершенен. Соответствует твоим измерениям с точностью до нанометра. А теперь позволь мне продемонстрировать твой меч.
 Я проследовал за ним к верстаку в дальнем конце кузницы, где под плотной тканью отдыхало оружие.
 — Что скажешь? — спросил он, стягивая покрывало.
 Ожесточающая была столь же прекрасна, как и раньше. Меня приводили в восхищение свежие пентаграммы, по десять на каждой стороне, выгравированные на клинке.
 — Это потрясающе. Мне даже не хотелось вносить запрошенные тобой модификации. Только на одну эту сторону мне пришлось потратить восемь адамантиумных сверл. Закаленное стальное покрытие клинка, защищавшее твердое ядро, было сложено и проковано девятьсот раз. Нынче нам такое не произвести.
 Я в долгу перед кланом Эсв Свейдер за это оружие, так же как и за Арианрод. Ожесточающую необходимо было вернуть на родину, поскольку она являлась частью кланового наследия и узурил — «живой историей». Я обязан был хранить, а не забирать его и уж тем более не переделывать подобным образом. Но, столкнувшись лицом к лицу с Профанити в Каср Геш, я осознал две вещи. Если быть честным, то их открыла для меня эта жуткая тварь. Сами по себе пентаграмматические печати могли оказывать воздействие на демонхостов, но не могли быть сильнее, чем украшенное ими оружие.
 По достоверным данным, во всей Вселенной трудно найти более могучий клинок. Со временем я принесу свои извинения и расплачусь с кланом Эсв Свейдер, если будет на то воля судьбы.
 Я попытался коснуться сабли, но меня остановил Бур.
 — Она еще отдыхает. Мы обязаны уважать ее душу. Забрать можно будет через несколько дней. Усердно тренируйся. Ты должен познать ее как можно глубже, прежде чем применять в бою.
 Он проводил меня до двери кузницы.
 — До того, как использовать и то и другое оружие, их необходимо благословить и освятить. Мне это недоступно, хотя я могу провести церемонию посвящения их изготовления Богу-Машине.
 — Я уже спланировал их освящение, — сказал я. — Но с радостью обращусь и к твоей помощи. Мне трудно представить себе более могущественного бога-заступника, которого бы мне хотелось иметь на своей стороне в битве с Квиксосом.
 — Мы отправляемся через несколько дней, — сказал я Гло.
 Он помолчал некоторое время, а потом ответил:
 — Я буду скучать по нашим беседам, Эйзенхорн.
 — Как бы то ни было, но я должен уйти.
 — Думаешь, что уже готов?
 — Полагаю, что эта часть подготовки полностью завершена. Или ты можешь сказать мне что-то еще?
 — Я размышлял над этим. И не смог придумать ничего. Кроме...
 — Кроме чего?
 Лампы, окружавшие энграмосферу, замерцали.
 — Кроме одного. За вычетом всего, что уже выудил из меня, ты должен знать, что твой враг... опасен.
 Я невольно рассмеялся:
 — Ну, это-то, Понтиус, я и без тебя знаю!
 — Нет, ты не понимаешь всего смысла моих слов. Я знаю, ты решителен и амбициозен. Кроме того, можно предположить, что ты овладел знаниями, и надеяться, что приобрел оружие, но, не приведя в готовность свой разум, ты погибнешь. Мгновенно. И ни печати, ни посох, ни клинок или руны не спасут тебя.
 — Ты говоришь так, словно... боишься потерять меня.
 — Неужели? Тогда подумай и над этим, Грегор Эйзенхорн. Можешь и дальше считать меня достойным всяческого презрения чудовищем, но если я действительно беспокоюсь, то что это говорит обо мне? Или о тебе?
 — До свидания, Понтиус Гло, — сказал я, и люки его камеры в последний раз закрылись за моей спиной.
 Напишу эти размышления здесь, потому как чувствую, что должен это сделать. Кем бы ни был Понтиус Гло и что бы ни произошло позже, я, несмотря на все свои старания, не мог избавиться от чувства, что как-то связан с ним. Тогда, в камере на Синшаре, и столетием ранее, в темном трюме «Иссина», мы проговорили с ним несколько сотен часов. У меня не возникало сомнений в том, что он был непростительно злым порождением Хаоса и убил бы меня в ту же секунду, если бы ему представился шанс. Но он был существом, обладающим экстраординарным интеллектом, несравненным остроумием и глубочайшими познаниями. Выдающийся человек в столь многих и странных отношениях. И если бы не ожерелье Ааа, надетое Понтиусом тем весенним днем на Квентусе, его жизнь могла бы пойти совсем иным путем.
 Не случись этого и встреться он мне раньше, мы могли бы стать наилучшими друзьями.
 Наше пребывание на Синшаре затянулось на три месяца. На мой взгляд, слишком долго, но ускорить подготовительные работы не было никакой возможности.
 Мы отпраздновали Сретение в небольшой часовне Министорума, зажигая одни свечи, чтобы приветствовать наступление нового имперского года, и другие — чтобы помянуть усопших этого городка. Эмос и Биквин читали за упокой всех экклезиархов, оказавшихся среди погибших. Бур со своими техножрецами пришел помолиться вместе с нами. Магос воспарил к хорам, устроенным под огромной статуей Бога-Императора, чтобы вести нас в молебне.
 Я был обеспокоен и чувствовал постоянное напряжение. Отчасти потому, что мне уже не терпелось приступить к реализации своих планов, но также и из-за тайн, открытых мне Гло. Многие, очень многие принадлежали тьме. Я понимал, что стал другим человеком и что эта перемена необратима.
 Но мне приходилось учитывать и то, что еще год назад — всего лишь год, хотя мне и казалось, что прошло куда больше времени, — я был беспомощным узником суровой Карнифицины, и Сретение промчалось тогда мимо прежде, чем я осознал это.
 Тем человеком я тоже уже никогда не буду, и эту перемену вызвали вовсе не нашептанные секреты Понтиуса. Какая бы тьма ни плескалась в моей голове, лучше было находиться здесь, в компании друзей и союзников, быть сильным, готовым и укрепившимся духовно.
 У нас не было хормейстера, чтобы сыграть на органе, поэтому Медея принесла главианскую лиру своего отца и сыграла Святой Триумф Золотого Трона, чтобы мы могли спеть.
 Той же ночью мы устроили застолье в трапезной Адептус Механикус и отметили наступление 341.М41. Максилла, остававшийся на своем посту на борту «Иссина», прислал нам челнок с угощениями, а также сервиторов, чтобы прислуживать нам. Один из них сообщил, что с наступлением полуночи обширный метеоритный шторм наполнил небо, осветив своими огнями ночную сторону Синшары. Нейл прорычал, что это дурное предзнаменование, а Иншабель настаивал, что — хорошее.
 Думаю, это главным образом зависит от того, из какой части Империума вы родом.
 Мои сотрудники провели следующие два дня, упаковывая вещи и готовясь к отбытию, но мы с Эмосом еще должны были посетить церемонию посвящения в храме Адептус Механикус.
 Сервиторы распевали псалмы на модулируемом бинарном коде и били в литавры. Магос Бур облачился в оранжевые одежды и накинул на плечи белую епитрахиль.
 Он благословлял оружие, поочередно принимая одно, а потом второе из рук прислуживавших техножрецов.
 Ожесточающая, ставшая теперь ничем иным, как украшенным пентаграммами силовым мечом, была поднята к свету, струившемуся из глаз статуи Бога-Машины. За ней пришел черед рунного посоха — шедевра Бура.
 Навершие украшенного рунами стального посоха он сделал из электрума, выполнив его в виде солнечной короны. В центре ее был помещен человеческий череп, отмеченный тринадцатым знаком изгнания. Череп был собственноручно вырезан Буром из магнетического камня в соответствии со сканированным изображением моей головы. Он опробовал и отверг более двадцати различных телеэмпатических кристаллов, прежде чем найти тот, который, по его мнению, должен был соответствовать задаче.
 — Красиво, — сказал я, принимая из его рук посох. — И на каком же кристалле ты в итоге остановился?
 — На каком же еще! — сказал он. — Я вырезал копию твоего черепа из самой Плиты.
 Он пришел в посадочный отсек, чтобы проводить нас. Мы и не думали, что наш боевой катер так надолго задержится здесь. Нейл и Фишиг уже заносили последние вещи на борт. Предыдущей ночью мы наконец нарушили астропатическое молчание, чтобы доложить Имперским Объединенным Каменоломням, Ортог Прометиум, Адептус Механикус и имперским властям о судьбе, которая постигла рудники Синшары. К тому времени, когда для восстановительных работ мог прибыть хоть кто-нибудь из них, мы уже должны были исчезнуть.
 Бур попрощался с Эмосом, и старик шаркающей походкой направился к катеру.
 — Не могу подобрать подходящих слов, — сказал я магосу.
 — Как, впрочем, и я, Эйзенхорн. А что с моим... жильцом?
 — Мне хотелось бы, чтобы ты сделал то, о чем я просил. Подари ему хотя бы возможность перемещаться. Но не больше. Теперь и навеки он должен оставаться нашим пленником.
 — Очень хорошо. Надеюсь услышать вести о вашей победе, Эйзенхорн. Буду ждать.
 — Гиард, пусть сохранят твои системы Святый Бог-Машина и сам Император.
 — Спасибо, — сказал он и добавил то, что весьма озадачило меня, учитывая его абсолютную веру в технологию: — Удачи.
 Я отправился к катеру. Он еще мгновение смотрел мне вслед, а потом скрылся, затворив за собой двери внутреннего люка.
 Больше я никогда его не встречал.
 От Синшары «Иссин» стремительно и нетерпеливо побежал к просторам Сегментум Обскурус. Рейс, прерываемый только дважды, продлился три месяца.
 На Имшалусе мы остановились, чтобы передать все двадцать подготовленных посланий. Там же мы расстались с Иншабелем и Фишигом. Иншабель отправился к Эльвара Кардинал, чтобы приступить там к личному заданию, а Фишиг — пуститься в дальний обратный путь к Кадии. Могли пройти, месяцы, если не годы, прежде чем мы должны были увидеться снова. Расставание получилось печальным.
 На Палобаре, пограничном перекрестке, полном торговых судов и караванов обскуры, охраняемых наемными боевыми судами, мы остановились, чтобы передать подготовленную карту экстремис. Пути назад теперь не было. Там я расстался с Биквин, Нейлом и Эмосом, которые по разным причинам должны были вернуться в Геликанский субсектор. Целью Биквин стала Мессина, а Эмос под присмотром Нейла отправился к Гудрун. Еще одно тяжелое расставание.
 «Иссин» продолжал свой путь к Орбул Инфанта. Время проходило в ожидании и одиночестве. Каждый вечер собирались в столовой Максиллы и ужинали вместе остатки моей свиты: я, Бетанкор, Максилла и Унгиш. Последняя вообще была плохим собеседником, но даже Медея и Тобиус утратили свой задор. Они тосковали по остальным и, как мне кажется, понимали, насколько мрачные и тяжелые времена нас ожидают.
 Я проводил дни за чтением в библиотечной каюте катера или играя в регицид с Медеей. И занимался с Ожесточающей в трюме, медленно отрабатывая приемы, привыкая к ее тяжести и балансу. Мне никогда не сравниться с мастером, рожденным на Картае, но я всегда был достаточно хорош во владении мечом. Ожесточающая оказалась особенным оружием. Я познавал ее, а она познавала меня. Через неделю она стала откликаться на мою Волю, проводя ее с такой силой, что рунные знаки пылали от проявлений ментальной энергии. Сабля обладала собственными желаниями, и, как только я извлекал ее и приступал к тренировке, становилось трудно помешать оружию колоть и кромсать так, как хотелось бы Ожесточающей. Она жаждала крови, а если и не крови, то, по крайней мере, радости сражения. Медея дважды за это время прерывала мои занятия, входя в трюм, чтобы узнать, не устал ли я и не желаю ли сыграть партию в регицид, и тогда мне приходилось удерживать рвущуюся к ней сталь.
 Основной проблемой стала невероятная длина оружия: мне никогда раньше не доводилось работать с таким длинным мечом. Я побаивался, что сам поотрубаю себе руки и ноги. Но практика принесла мне пользу: размашистые, плавные движения, стремительные выпады... Через две недели я научился ловко проворачивать ее в своей руке так, что моя открытая ладонь и эфес прокручивались друг мимо друга, точно диски гироскопа. Я гордился этим движением. Мне кажется, ему научила меня сама Ожесточающая.
 Тренировался я и с рунным посохом, привыкая к его тяжести и балансу. Несмотря на то что моя меткость была ужасна, особенно на расстоянии более чем в три или четыре метра, я научился направлять Волю по своим рукам, через его древко и испускать ее из каменного черепа в виде молний, оставляющих выбоины в покрытии палубы.
 Проверить его на пригодность к использованию по основному назначению, конечно же, не было никакой возможности.
 Мы достигли Орбул Инфанта, мира храмов, в конце двенадцатой недели. Передо мной стояло три задачи, первой из которых являлось освящение меча и посоха.
 Вместе с Унгиш и Медеей я спустился на поверхность планеты, но не на боевом катере, а в одной из неприметных небольших шлюпок «Иссина». Мы направлялись к Эзрополису, одному из десяти тысяч храмовых городов Орбул Инфанта, в жарком сердце западного континента.
 Управляемая Экклезиархией, эта благочестивая планета известна своими бесчисленными святынями, каждая из которых посвящена отдельному имперскому святому. Располагаются они по одной в центре каждого города. Экклезиархия выбрала Орбул Инфанта для размещения этих святынь по той причине, что она лежит на прямой линии между Террой и Авиньором. Самые популярные и процветающие храмовые города расположены на побережье восточного континента, и миллиарды верующих стекаются в них каждый год. Эзрополис стоит в стороне от этой суматохи.
 Святой Эзра, принявший мученическую смерть в 670.М40, покровительствовал путешественникам и принесшим обеты. Посвященный ему храм, на мой взгляд, вполне соответствовал моим целям. Его город представлял собой сверкающую опухоль из стали, стекла и камня, вздымающуюся на прожаренных солнцем равнинах в центре западного континента. Согласно путеводителям, записанным на планшетах, воду для города приходилось доставлять от западного побережья по огромным трубам в две тысячи километров длиной.
 Мы приземлились на Поле Эзры, в основном посадочном комплексе, и присоединились к очередям паломников, поднимающихся по кольцевой лестнице, ведущей в цитадель. Большинство паломников были одеты в желтое — цвет святого — или носили украшения из полос желтой ткани. Все несли зажженные свечи или масляные лампы, несмотря на немилосердно яркий солнечный свет. Эзра обещал зажигать огонь во тьме, чтобы направлять тех, кто в пути. Именно поэтому его сакральным цветом и стал желтый.
 Мы подготовились к визиту. Я облачился в черный льняной костюм с поясом из желтого шелка и нес горящую молельную свечу. Унгиш завернулась в бледно-желтый балахон, цветом напоминающий рассветное солнце, и сжимала гипсовую статуэтку святого. Медея надела темно-красную облегающую куртку, а поверх — накидку, на которой был вышит желтый символ аквилы. Она толкала перед собой небольшую гравитележку, на которой, обернутые в желтый бархат, лежали Ожесточающая и посох. Паломники частенько приносили свои вещи к святыне Эзры для того, чтобы освятить их, прежде чем браться за дела или отправляться в путешествие. Мы легко смешались с рядами потеющих, озабоченных верующих.
 Поднявшись по лестнице, мы влились в благословенную прохладу затененных улиц. Был уже почти полдень, и с платформ на вершине высоких, стройных башен неслось пение хоров Экклезиархии. Звонили колокола, и на трех городских площадях тысячами выпускались из клеток желтые птички сочанки. Галдящие облака птиц цвета охры кружили над нашими головами. Их привозили с геноферм, расположенных на побережье, где птиц разводили в промышленных масштабах. Каждый день в город доставлялось по миллиону штук. Этот регион Орбул Инфанта не был для пернатых родным, и они погибали в течение нескольких часов после того, как их выпускали в выжженную пустыню. Сообщалось, что на равнинах вокруг Эзрополиса можно было по лодыжку провалиться в слой из белых костей и ярких перьев.
 Но тем не менее они являлись символом свершений и путешествий, и по этой причине каждый полдень по миллиону крылатых созданий отпускалось на верную смерть. «Какая ужасающая ирония, — подумал я. — Впрочем, такое бывает часто, когда дело касается сферы влияния Экклезиархии».
 Мы направились к собору Святого Эзры Смотрящего, выразительному храму на западной стороне города. На каждом карнизе и на каждой стене, мимо которых мы проходили, сидели сочанки и, как мне казалось, негодующе щебетали.
 Сам собор, по общему признанию, был роскошен. Храм в раннеготическом стиле возводили последние тридцать лет на пожертвования отцов города и духовенства. Каждый посетитель, проходивший под городскими стенами, обязан был внести две крупные монеты в ящики-копилки, расположенные по обеим сторонам лестницы. Возле них стоял облаченный в желтую мантию священник, следивший за тем, чтобы монеты опустил каждый входящий. Средства из копилки слева шли на обслуживание и строительство городских храмов, а той, что справа, — в фонд сочанок.
 Мы вошли в прохладу собора Святого Эзры Смотрящего. В мраморном нефе верующие склонялись в молитвах. Помещение заливал яркий, играющий цветными узорами солнечный свет, проникающий через огромные витражи. Прохладный воздух был подслащен дымом лавра и наполнен сладкоголосым пением хора.
 Я оставил Медею и Унгиш под аркой прохода возле могилы, на надгробии которой лежала резная скульптура Космического Десантника Ордена Гвардии Ворона. Руки статуи были сложены так, чтобы указывать, в каком именно крестовом походе он погиб.
 Я нашел настоятеля собора и изложил ему свою просьбу. Он тупо посмотрел на меня, теребя желтые одеяния, но я скоро заставил его понять, в чем дело, опустив шесть крупных монет в ящичек для милостыни и еще две в его ладонь.
 Он повел меня к помещению, где располагалась купель, и я подозвал своих коллег. Как только все мы оказались внутри, он задвинул занавесь и открыл свой требник. Когда священник начал обряд, Медея развернула оружие и положила на край купели. Настоятель продолжал бормотать и, не сводя глаз с открытой книги, чтобы не потерять того места, где читал, поднял и развинтил флягу с елеем, которым помазал и посох, и меч.
 — За благословением и освящением этих предметов обращаюсь я в мольбе к Императору, Богу моему, и вопрошаю принесших их: не имеете ли вы темных страстей в сердце? Клянетесь ли вы в чистоте помыслов своих?
 Я понял, что он смотрит на меня, и поднял голову. Страсти. Желание запретного. Могу ли поклясться, зная то, что знаю?
 — Так что?
 — На мне нет пятен, пречистый, — ответил я. Он кивнул и продолжил освящение.
 Первое из запланированного было сделано. Мы вышли во внутренний двор собора.
 — Унеси их обратно к шлюпке и присматривай за ними получше, — сказал я Медее, указывая на спеленатое оружие на тележке.
 — А что насчет страстей? — спросила она.
 — Об этом не беспокойся.
 — Неужели ты просто солгал, Грегор?
 — Заткнись и не задавай глупых вопросов. Медея покатила тележку мимо толпы паломников.
 — А она сообразительная девочка, еретик, — прошептала Унгиш.
 — Честно говоря, ты тоже могла бы помолчать, — сказал я.
 — Нет, черт тебя дери, — бросила она. — Это уже начинается.
 — Что? Что «это»?
 — В своих снах я видела, как ты лжесвидетельствуешь перед имперским алтарем. Я видела, как это произошло, а за этим последовала моя смерть.
 Я смотрел, как сочанки кружат над двором.
 — Дежа вю.
 — Я видела это дежа вю в снах, — кисло ответила Унгиш. — Я чувствую это дежа вю своим задом.
 — Бог-Император наблюдает за нами, — заверил я.
 — Да знаю я, — сказала астропат. — Вот только не думаю, что ему нравится увиденное.
 Мы прождали во дворе до вечера. Пришлось пообедать горячими булками, кубиками салата и приторным черный кофе, купленными у уличных торговцев. Унгиш практически ничего не ела. Длинные вечерние тени протянулись по двору. Я вызвал Медею по воксу. Она благополучно вернулась на борт шлюпки и дожидалась нас.
 Я готовился к тому, чтобы завершить вторую из своих задач. Назначенный час стремительно приближался. Нам предстояло проверить, какое действие возымели отправленные мной двадцать сообщений. Одно из них предназначалось инквизитору Гладасу, человеку, которым я восхищался и с которым эффективно сотрудничал тридцатью годами ранее, разбираясь с заговором Пи'Глэо. Орбул Инфанта находилась в пределах зоны его влияния. Я написал ему, рассказав о своих проблемах и прося о поддержке. Встретиться предложил в этом месте, в этот час.
 Как и в случае с остальными посланиями, все зависело исключительно от его доверия. Я писал только тем мужчинам и женщинам, которых ни в чем не мог заподозрить и которые, вне зависимости от отношения ко мне, могли бы оказать любезность и согласиться на встречу, чтобы обсудить вопрос Квиксоса. Если бы они отказались от меня или от участия в моем деле, проблем бы не возникло. Я не думал, что кто-нибудь из них предаст или попытается арестовать меня.
 Мы ждали. Мое нетерпение возрастало с каждой минутой, я начинал нервничать. Меня раздражали темные мистерии, посеянные Понтиусом Гло в моей голове. Мне не удавалось выспаться уже четыре месяца. Я становился вспыльчив.
 Я полагал, что Гладас прибудет сам или, по крайней мере, отправит какое-нибудь послание. Он мог задержаться, опоздать или быть слишком занят собственными благородными делами. Но я не думал, что он станет игнорировать меня, и поэтому искал в вечерних толпах его длинноволосую голову, его бороду, серые одеяния или посох с шипастым навершием.
 — Он не придет, — сказала Унгиш.
 — Да прекрати ты каркать.
 — Пожалуйста, инквизитор, я хочу уйти. Мой сон...
 — Почему ты не доверяешь мне, Унгиш? Я защищу тебя, — сказал я и отодвинул полу черного льняного плаща, чтобы она смогла увидеть лазерный пистолет, лежащий в кобуре.
 — Почему? — раздраженно ответила она. — Потому что ты играешь с огнем. Ты пересек черту.
 — Зачем ты так говоришь? — дернулся я, услышав, как слова Понтиуса разносятся эхом в моей голове.
 — Потому что так и есть, будь ты проклят! Еретик! Проклятый еретик!
 — Прекрати!
 Она неловко вскочила со скамейки. Паломники стали оглядываться, услышав ее гневные выкрики.
 — Еретик!
 — Прекрати, Тереза! Сядь! Никто не причинит тебе вреда!
 — Кто бы говорил, еретик! Ты проклял нас всех своими делами! И платить за это придется мне! Я видела это в своих снах... это место, этот час... твоя ложь перед алтарем, кружащие в небе птицы...
 — Я не лгал, — сказал я, усаживая ее обратно на скамью.
 — Он идет, — прошептала Тереза.
 — Кто? Гладас?
 — Не Гладас. — Она потрясла головой. — Он никогда не придет. Никто из них не придет. Все они прочитали твои прелестные, жалостливые письма и тотчас стерли их. Ты еретик, и они не станут связываться с тобой.
 — Я знаю людей, которым писал, Унгиш. Ни один из них не отречется от меня.
 Когда она обернулась и заглянула мне в лицо, каркас, удерживающий ее голову, натужно зашипел. Глаза Терезы были полны слез.
 — Я так боюсь, Эйзенхорн. Он идет.
 — Кто?
 — Охотник. Больше ничего мой сон не показал. Охотник, бесформенный и незримый.
 — Ты слишком сильно волнуешься. Пойдем со мной.
 Мы возвратились в собор Святого Эзры Смотрящего и заняли места перед молельными кабинками. Свет вечернего солнца бил косыми лучами сквозь окна. Статуя святого, возвышавшаяся за алтарной перегородкой, выглядела величественно.
 — Теперь лучше? — спросил я.
 — Да, — прохныкала она.
 Я продолжал оглядываться, надеясь, что появится Гладас. Многочисленные паломники прибывали на вечернее богослужение.
 Вероятно, он решил не приходить. Возможно, Унгиш была права. Я мог оказаться куда большей парией, чем представлял, даже для старых друзей и коллег.
 Возможно, Гладас прочитал мое скромное коммюнике и с проклятием отверг его. Он мог переправить его арбитрам... или Экклезиархии... или Службе Внутренних Расследований Инквизиции.
 — Еще две минуты, и мы уйдем.
 Время, в которое я предлагал Гладасу встретиться, давно прошло.
 Я снова осмотрелся по сторонам. Паломники наводняли собор через главный вход. В плотном потоке я заметил пустое место, достаточное для одного человека, но, несмотря на толкотню, молящиеся почему-то не занимали его. Я удивленно распахнул глаза. В толпе проскочила энергетическая вспышка, напоминающая статический разряд на зеркальном щите.
 — Унгиш, — прошипел я, протягивая руку к оружию.
 Из пустоты вырвались и с визгом понеслись вдоль нефа болтерные заряды. Паломники заорали и бросились врассыпную.
 — Охотник! — завопила Унгиш. — Бесформенный и незримый!
 Так оно и было. С активизированным зеркальным щитом, он казался просто дрожью горячего воздуха, выделяющейся только благодаря ярким вспышкам оружия.
 Паника охватила собор. Верующие толкали друг друга, стремясь к дверям. В стенках молельных кабин образовались неровные дыры, пробитые болтерными зарядами.
 Я открыл ответный огонь очередями из лазерного пистолета.
 — Шип вызывает Эгиду, малодушные псы в исподнем!
 Это все, что я успел сказать, прежде чем болтерный заряд вскользь задел мою шею, отбросив меня назад и уничтожив вокс.
 Истекая кровью, я покатился по мраморному полу.
 — Эйзенхорн! Эйзенхорн! — Вопль Унгиш оборвался криком агонии.
 Я увидел, как она отлетает назад и падает, ломая деревянные скамьи. Болтерный заряд поразил ее в живот. Тереза скорчилась на полу, среди деревянных обломков, стеная и крича от боли.
 Я попытался подползти к ней, но безумная болтерная пальба разнесла остатки первого ряда скамей. Я поднял взгляд. Охотник на ведьм Арнаут Танталид отключил зеркальный щит и пристально смотрел на меня сверху вниз.
 — Эйзенхорн, ты обвиняешься в ереси, и теперь этот факт не вызывает никаких сомнений, учитывая карту экстремис, заполненную на тебя. От имени Министорума Человечества я лишаю тебя жизни.




 Глава двадцать первая




СМЕРТЬ В СОБОРЕ СВЯТОГО ЭЗРЫ



ДОЛГАЯ ОХОТА



ОТРЯД ПЯТЕРЫХ

 Для меня остается загадкой, как Танталид нашел меня. Но, как я полагаю, он уже давно сидел у меня на хвосте, причем еще до Синшары. Тот факт, что он прибыл к собору Святого Эзры Смотрящего именно в этот день и час, убеждает меня в том, что ему удалось перехватить мое послание к Гладасу. И он вполне мог одержать победу надо мной прямо не сходя с места, если бы воспользовался преимуществом и закончил дело с помощью болтера.
 Вместо этого Танталид убрал болт-пистолет и обнажил древний цепной меч Теофант, намереваясь привести приговор в действие с помощью священного оружия.
 Я выстрелил из лазерного пистолета, всаживая в Арнаута выстрел за выстрелом. Инкрустированная золотом боевая броня, придававшая его иссохшему телу пропорции Космического Десантника, поглощала и отклоняла лучи, но ярость моей атаки заставила охотника на ведьм отступить на несколько шагов.
 Я поднялся на ноги, продолжая стрелять, и стал пробираться вдоль апостольской стороны собора по направлению к раке. Паломники и служители разбегались и прятались, кто куда мог. Скрежеща железными зубами, ко мне приближался Теофант. Танталид стих за стихом лаял Обвинение в Ереси.
 —  Умолкни! — завопил я, подкрепляя слова Волей.
 Мой выпад заставил его затихнуть, но оказалось, что его защищали ментальные блокираторы, поэтому он полностью проигнорировал следующий подкрепленный Волей приказ:  «Прекрати!» 
 Цепной меч завизжал еще громче, и я бросился в сторону, а он расколол скамью надвое. Обратным движением Теофант почти поддел меня, но я спрятался за пилястром, принявшим удар. В воздух брызнули искры и каменные осколки.
 Унгиш продолжала кричать от боли. Ее вопли помогли мне собраться и привели меня в бешенство. Я вновь выстрелил из лазерного пистолета, но последний залп лишь слабо прошипел в воздухе. Батарея была истощена. Я перекувырнулся, обманным броском проскочив мимо неповоротливой фигуры охотника, и набросился на Танталида сзади. Признаться, это было жестом отчаяния. Поскольку я был без брони, у меня практически не оставалось шансов пересилить его или причинить какой-нибудь вред. Он сунул за спину окованную сталью руку, схватил меня за плащ и отодрал от своего тела.
 Плащ затрещал по швам, я сильно ударился о столб и растянулся на полу, пробив изящную резную перегородку исповедальни. Едва мне удалось выбраться из-под горы деревянных обломков, как цепной меч обрушился снова, оставив глубокую полосу в полу собора.
 Я снова побежал к раке. Двое мужчин из соборной охраны наверняка надеялись на повышение. Бойцы решили прийти на помощь внушающему ужас охотнику на ведьм из Министорума и перекрыли мне путь к спасению. Оба были облачены в желтые одежды, и каждый сжимал в одной руке короткую булаву, а в другой — церковный светильник.
 Думаю, оба они быстро пожалели о своем энтузиазме.
 Я даже не стал утруждать себя использованием Воли. Моя ярость была столь велика, что мне вряд ли удалось бы сдержать свои ментальные силы. Я уклонился от удара первой булавы, перехватив и сломав запястье сжимающей ее руки, и опрокинул противника. Оружие закрутилось в воздухе, вылетев из ладони растянувшегося недоумка, а я перехватил булаву и развернул ее как раз вовремя, чтобы успеть заблокировать вертикальный удар дубины второго служаки. Когда он отшатнулся назад, я ударил его по колену. Он повалился с пронзительным воплем боли, выронив оружие, и попытался ударить меня светильником. Но я лишил его такой возможности, ударив ногой в живот. Он согнулся пополам, перевернулся на бок, постанывая и пытаясь вспомнить, как дышать.
 К тому времени первый пришел в чувство и бросился на меня. Я разбил о его голову светильник. Свет померк и в лампе, и в глазах мужчины.
 Мощеный пол задрожал под ногами, когда на меня снова накинулся Танталид. Я выставил вперед булаву, сжимая ее обеими руками, чтобы отразить первые удары. Твердое дерево рукояти было оковано железом, но все равно не устояло бы против цепного меча. Примерно после третьей атаки булава стала похожей на растрепанный веник. Я отбросил ее в сторону и сорвал штандарт со стены возле двери усыпальницы. Теофант незамедлительно превратил старое вышитое полотнище в лохмотья и срубил деревянную табличку с титулом, но оставил мне трехметровую прочную металлическую жердь.
 Я перехватил ее, словно боевой посох, и крепко приложил Танталида боковым ударом по голове одним концом древка, а затем в область бедра — другим. Затем я с силой вонзил шест в его кирасу, оставив вмятину на доспехе.
 В гневе пуская изо рта пену, Арнаут взмахнул Теофантом и сократил мой посох примерно до половины метра. Я прокрутил остаток шеста в пальцах и ударил Танталида по другой стороне головы. Из его ушей потекла кровь. Он взвыл и провел атаку, которая чуть не лишила меня руки.
 Третья попытка проломить его несчастную голову провалилась. В этот раз он оказался умнее и закрылся цепным мечом. Визжащие зубья вонзились в обломок и выдернули его из моих рук, подбросив более чем на десять метров в воздух. Древко упало позади какой-то скамьи с громким лязгом, который тут же отразило эхо.
 Я подался назад, пытаясь увернуться от следующего взмаха, но смертоносная пила достала до моего правого плеча, оставив на нем глубокий порез. Зажав рану, я кувыркнулся снова, и Теофант развалил на части статую продавца индульгенций Святого Эзры.
 Что бы я ни предпринимал, преимущество оставалось на стороне Танталида. Он имел оружие и доспех. А я истекал кровью и постепенно начинал слабеть. Моя неминуемая смерть была теперь лишь вопросом времени.
 Новый шум возле главных дверей огромного храма насторожил меня и заставил на миг обернуться. Паломники и иерархи попрятались за массивными створками и оттуда с ужасом наблюдали за поединком. Я увидел, что им пришлось посторониться, чтобы пропустить кого-то, кто яростно пробивался сквозь толпу.
 Медея.
 Она побежала по главному проходу, выкрикивая мое имя и стреляя в охотника на ведьм из игольного пистолета. Смертоносные залпы со звоном отскочили от его брони, и он раздраженно обернулся.
 Танталид вытащил болт-пистолет и выстрелил во вновь прибывшего противника. Медея бросила какой-то предмет, а затем скрылась из вида, перекатом уходя от сокрушительных болтерных зарядов. Я молился, чтобы это был преднамеренный кувырок. Если он поразил ее...
 Брошенный ею предмет ударился о скамью возле меня и упал на пол. Из желтой ткани вывалилась Ожесточающая.
 Рискуя быть расчлененным цепным мечом, я метнулся к картайской сабле. Мои пальцы наконец нащупали ее длинную рукоять. Мне снова пришлось кувыркнуться, чтобы избежать очередного падения Теофанта.
 Ожесточающая заурчала, когда я вскочил на ноги. Руны засверкали мстительным светом. Казалось, Танталид осознал, что характер сражения внезапно переменился. Я увидел это в его глазах.
 Первый же взмах саблей отсек ему запястье, легко перерубив наручень энергетического доспеха. Его кисть упала на пол с зажатым дымящимся болтером.
 Второй удар уничтожил Теофанта, разметав в воздухе зубьями и обломками деталей.
 Третий поразил самого охотника на ведьм Танталида, развалив его тело надвое от левого плеча до паха. Обе половины беззвучно рухнули на плиты собора.
 Ожесточающая все еще кипела мощью и дернулась вперед, когда из-за ложи хора появилась невредимая Медея. Мне пришлось применить силу, чтобы усмирить голодный клинок.
 — Уходим! — сказала Бетанкор.
 Унгиш была мертва. Я ничем уже не мог помочь ей. И столь многое должен был сделать для нее. Она оказалась права. Права во многом. Права в том, что касалось ее судьбы. Я боялся даже подумать о том, что еще из сказанного ею могло оказаться правдой.
 Медея рассказала мне, что, услышав мой отчаянный вызов на глоссии, она подняла шлюпку с Поля Эзры и, несмотря на все официальные требования остановиться, прилетела и приземлилась во внутреннем дворе собора Святого Эзры Смотрящего.
 Когда мы выбежали на вечернюю улицу и помчались мимо толпы ошеломленных паломников, в страхе отпрыгивающих с нашего пути, городских арбитров и Фратерис Милицию уже поднимали по тревоге. Не было никакого смысла дожидаться встречи с ними.
 Шлюпка взметнулась в небеса и взяла курс на «Иссин», покидая Орбул Инфанта с предельно возможной скоростью.
 Все было ужасно, и я впал в уныние. Уверенность и оптимизм, с которыми мы все улетали с Синшары, таяли на глазах. Орбул Инфанта должна была стать только первой частью долгой стратагемы, но из-за Танталида все пошло наперекосяк. Я оказался не в состоянии войти в контакт с Гладасом и обнаружил, что при всей моей осторожности отправка посланий не была безопасной. Мне не удалось даже приступить к третьей задаче, которую я планировал осуществить на Орбул Инфанта — поиск Имперского архива, содержащего информацию о Квиксосе.
 По крайней мере, оружие мы освятили. И Ожесточающая более чем отлично показала себя в бою.
 На перехват «Иссина» вылетели фрегаты Фратерис Милиции вместе с несколькими судами Имперских Космических сил, но навигатор Максиллы вывел нас из системы в Имматериум прежде, чем они смогли хотя бы приблизиться. Некоторые корабли преследовали нас в варпе еще восемь дней, после чего нам наконец удалось избавиться от своих преследователей с помощью серии выходов в материальное пространство и резкой перемены курса.
 Мы залегли на дно. Месяц в ангаре в убогом, всеми забытом сельскохозяйственном мире, потом еще два на автоматизированной станции на Квайле. Я вздрагивал от каждого шороха, ожидая за любой дверью появления врагов и преследователей. Но все было тихо, нас оставили в покое. Максилла сделал свою карьеру на том, чтобы проходить незамеченным и отводить от себя внимание. Теперь он поставил свое искусство нам на службу, вернув мне уверенность в завершении дела.
 Спустя три месяца после побега с Орбул Инфанта мы рискнули совершить переход до Глорисента, отдаленного, но преуспевающего торгового мира в субсекторе Антимар, Сектора Скарус, всего в двух субсекторах от Геликана. Хотя миры вроде Гудрун и Трациан Примарис лежали на расстоянии в добрых четыре месяца полета, мы чувствовали себя практически дома. Замаскировавшись, мы с Медеей посетили омываемые морем каменные холмы одного из главных торговых ульев, где приобрели пару астропатов, купив их услуги у местной коммерческой гильдии по открытому арендному договору.
 Звали их Адгур и Аули. Оба были молодыми мужчинами, весьма одаренными, но глупыми и лишенными эмоций. Их молодые головы были чисто выбриты, а разъемы сверкали новизной. И разговаривали они чрезмерно чопорно, что, к сожалению, являлось результатом бездумного зазубривания правил этикета. Но зрачки их окружала мгла, а плоть теряла свой юный блеск. Суровая жизнь астропата уже взимала свою дань.
 С их помощью я отправил новые послания, отменяющие первоначальные и пересматривающие некоторые аспекты схемы моих действий. Ни в одном из сообщений теперь не предлагалось личных встреч, как в случае с Гладасом. Больше я не собирался так подставляться.
 Спустя неделю, так и не дождавшись ответа, мы покинули Глорисент и, миновав Мимонон, отправились к Саруму, столичному миру субсектора Антимар. Мне удалось с пользой провести время в его библиотеках, но скоро пришлось покинуть планету, когда неприятный, низкорослый исповедник начал повсюду ходить следом, словно узнал меня.
 Еще встав на якорь у Сарума, я получил первые ответы, каждый из которых был зашифрован: от Биквин с Мессины и от Эмоса с Гудрун. Оба докладывали, что реализация их задач прошла куда более гладко, чем у меня. Два дня спустя от Иншабеля с Эльвара Кардинал поступило плохо читаемое послание. Из полученных частей следовало, что и ему удалось добиться некоторых успехов. Мне не терпелось узнать больше.
 За неделю до того, как мы оставили Сарум, я получил еще два послания, оба были анонимными, одно с Трациана Примарис, а второе пришло из скопления рабских миров, подчинявшихся Селис Провинс в Офидианском субсекторе. По тщательной кодировке и языку обоих сообщений я распознал их отправителей.
 Мое настроение приподнялось.
 После этого продвижения все снова, казалось, остановилось и впало в стагнацию. Не было ни прогресса, ни новых сообщений.
 Нам пришлось покинуть Лорвен, на которой мы сделали нашу следующую остановку, с почти непристойной поспешностью — на орбиту вышла флотилия боевых кораблей Военного флота Ривера. Теперь-то мне известно, что их маневрирование возле Лорвен — а заодно и около Сарума и Фемис Мейор — стало частью предупреждающего развертывания войск по причине неожиданно объявившихся в этом субсекторе двух блуждающих остовов кораблей. Но тогда их приближение заставило нас прятаться в течение тринадцати беспокойных недель между коричневым и черным звездными карликами угасающей звездной колыбели.
 Пока мы были в Эмпиреях, направляясь к Древлианскому Скоплению, миновало следующее Сретение. Мы с Медеей и Максиллой отметили его вместе, втроем. Двое астропатов и навигатор не получили приглашения присоединиться к нам. Я поднял бокал за то, чтобы наша миссия и дальше продолжалась успешно. Вряд ли бы я стал так веселиться, если бы знал, что пройдет еще целый год, прежде чем наш план вступит в заключительную стадию.
 Первые четыре месяца триста сорок второго я провел в бесплодных поисках знаменитого преподобного отшельника Лукаса Кассиана среди вонючих болот Древлии II только для того, чтобы узнать о его убийстве членами культа монодоминантов, произошедшем четырьмя годами ранее. По ходу поисков я пресек деятельность наводнявшей эти болота секты, поклонявшейся демону чумы. Это оказалось весьма нелегким делом, но мой полный отчет по нему хранится в архиве Инквизиции отдельно, поскольку не имеет прямой связи с этими записями. Кроме того, я продолжаю относиться к нему как к прискорбной задержке и пустой трате времени. Также не стану я излагать здесь полную историю рискованных действий Натана Иншабеля на Эльвара Кардинал или о невероятных и экстраординарных похождениях Гарлона Нейла на Бимус Тертиус, хотя обе повести и относятся к этому повествованию. Иншабель написал собственный, освежающе остроумный отчет о своих деяниях, к которому может обратиться любой, обладающий соответствующим допуском и который я рекомендую к прочтению ради просвещения и пользы. Нейл же попросил меня не включать его историю в этот доклад и никогда не пытался записать ее сам. Узнать ее может лишь тот, кому хватит безрассудства спросить у него самого и денег на долгую ночь серьезной попойки.
 Все это время в Империуме я считался преступником, разыскиваемым Инквизицией за свою ересь. Что интересно, в течение этого срока никто не стал формально опровергать или отменять опубликованную мной карту Квиксоса.
 В середине 343.М41 «Иссин» доставил меня на Тессалон, феодальный мир неподалеку от Гесперуса в Геликанском субсекторе. Это место было выбрано Нейлом в качестве точки для нашего секретного сбора. Чтобы проверить территорию и убедиться, что нас не раскрыли, он прибыл на неделю раньше вместе с двадцатью полевыми агентами, набранными из моего штата на Гудрун. Приготовился он всесторонне и изобретательно. Никто не мог приблизиться к точке встречи без его ведома. При малейшей угрозе нарушения внешнего периметра или официального вторжения у нас оставался достаточный запас времени, чтобы ретироваться.
 В качестве дополнительной предосторожности я должен был появиться последним.
 Тессалон — это суровый, небольшой мир, чье население живет в темных веках и ничего не знает об Империуме и галактике за пределами своего неба.
 Для места встречи была выбрана разрушенная крепость на севере второго континента, в двух тысячах километров от ближайшего поселения аборигенов. Несколько одиноких пастухов и усталых крестьян, несомненно, увидели огни наших кораблей в небесах, но они казались им просто божественными предзнаменованиями или сверканием глаз мифических зверей.
 Медея высадила меня в сумерках на краю хвойного леса и снова подняла боевой катер в воздух, чтобы при необходимости обеспечить прикрытие и вернуться при первом приказе. Впервые более чем за два стандартных года я оделся, как подобает инквизитору, в непромокаемый плащ из черной кожи и гордо выставил напоказ инсигнию. Кроме того, я надел священную униформу с рельефной надписью Puritus [22] . И будь проклят тот, кто сочтет меня недостойным этого.
 Нейл, в боевой броне, с лазерным карабином на плече, появился из-за деревьев и поприветствовал меня. Мы обменялись рукопожатием. Приятно было увидеть его снова. Люди Гарлона, которые, я уверен, держались поблизости, оставались невидимыми в сгущающейся темноте.
 Нейл повел меня через черный лес к поляне, где вершины сосен обрамляли совершенный овал сияющего звездами неба. Крепость, бесформенная груда серых камней, стояла посреди поляны, и приглушенный свет пробивался сквозь прорези нижних окон.
 Нейл провел меня мимо датчиков сигнализации, растяжек и лучей детекторов движения, паутиной раскинувшихся вокруг строения. Дроны из моего личного арсенала парили в тени, внимательные и вооруженные.
 Биквин и Эмос встретили меня под обрушившейся аркой входа. Убер был бледным и взволнованным, но его лицо осветилось теплой улыбкой, когда он увидел нас. Елизавета обняла меня.
 — Сколько? — спросил я.
 — Четверо, — ответила она.
 Неплохо. Не слишком здорово, но неплохо. Все зависело от того, кем были эти четверо.
 — А все остальное?
 — Приготовления завершены. Можем начинать в любой момент, — сказал Эмос.
 — Нам известно, где цель?
 — Известно. Узнаешь, когда все соберутся.
 — Хорошо. — Я помедлил. — Есть еще что-нибудь, что мне стоит знать?
 Все трое покачали головой.
 — Тогда давайте приступать.
 Несмотря на все предосторожности, я нес им свою жизнь на блюдечке. Добровольно отдавал себя в руки четырех сотрудников Инквизиции. Я верил, что наша прошлая дружба и сотрудничество будут значить больше, чем обвинения Осмы, прибитые к моей двери. Эти четверо оказались единственными, кто ответил на первое же послание. Нейл, конечно, проверил каждого, но любой из них с большой долей вероятности мог прибыть только для того, чтобы казнить обвиненного в ереси Грегора Эйзенхорна.
 И скоро мне предстояло это узнать.
 Когда я вошел в главный, освещенный свечами зал, светская беседа прервалась, сменившись мертвым молчанием. Шестеро мужчин обернулись. Фишиг, внушительно выглядевший в своей черной броне, ухмыльнулся и кивнул мне. Дознаватель Иншабель, в облегающем доспехе и легком плаще, поклонился и нервно улыбнулся.
 Остальные четверо спокойно смотрели на меня.
 Я торжественно прошествовал к ним и встал посредине.
 Первый откинул капюшон красно-коричневой накидки. Это был Титус Эндор.
 — Привет, Грегор, — сказал он.
 — Рад видеть тебя, старый друг.
 Эндор одним из первых откликнулся на мой призыв, отправив анонимное послание с рабских миров Селис. Второй, писавший с Трациана Примарис, стоял рядом с ним.
 — Коммодус Вок. Вы почтили меня своим присутствием.
 Иссохшее лицо старого негодяя исказила усмешка.
 — Эйзенхорн, я здесь ради всего того, что связывало нас, а также из-за Лико, будь прокляты его глаза. Есть еще ряд причин, хотя Император знает, с каким подозрением я отношусь к этому делу. Я выслушаю тебя и, если мне не понравится то, что ты собираешься сказать, уйду, не нарушая тайну этой встречи! — И добавил с серьезным видом и поднятым вверх пальцем: — Я не стану предавать участников этого конгресса, но оставляю за собой право уйти, если сочту его бесполезным.
 — Это ваше право, Коммодус.
 Слева от него стоял высокий, самоуверенный мужчина, которого я не узнавал. На нем была коричневая армированная кожаная куртка под длинным синим плащом из кавалерийского твила, а серебряную инсигнию он прикрепил слева на груди. Круглая голова этого человека была выбрита, но фиолетовые всполохи его глаз говорили мне, что он являлся уроженцем Кадии.
 — Инквизитор Раум Грумман, — сказал Фишиг, делая шаг вперед.
 Грумман с кратким поклоном принял мою протянутую руку.
 — Леди инквизитор Нев принимает ваше послание и просит, чтобы я выразил ее глубокую скорбь по причине того, что она не может присоединиться к нам. Она лично просила меня занять ее место и служить вам так же, как служил ей.
 — Я благодарю вас, Грумман. Но мне хотелось бы сразу убедиться в том, что вам известна цель нашего собрания. Прилететь сюда только потому, что вас попросила начальница, — этого недостаточно.
 Кадианец улыбнулся:
 — Можете не беспокоиться. Смею вас заверить, я тщательно разобрался в проблеме вместе с самой Нев и вашим человеком, Фишигом. Я не питаю никаких иллюзий касательно опасности того, ради чего мы собрались, и того, чтобы находиться рядом с вами. Учитывая полученные доказательства, я в любом случае должен присутствовать здесь.
 — Отлично. Превосходно. Рад вашему участию, Грумман.
 Личность четвертого и последнего гостя ставила меня в тупик. Его скрывала полированная сталь боевой брони, которая явно была изготовлена на заказ и непомерно дорого стоила. Закованными в латные перчатки руками он снял со своей головы шлем в виде оскалившейся собачьей морды. Инквизитор Массимо Риччи из Ордо Ксенос Геликана. Едва ли его можно было назвать старым другом, хотя я и знал его достаточно хорошо.
 — Риччи?
 На его красивом, надменном лице появилась широкая улыбка.
 — Как и Грумман, я здесь для того, чтобы принести извинения. По многочисленным причинам, которые, я уверен, тебе будут вполне понятны, лорд Роркен не смог лично откликнуться на призыв. Участие в этом деле обернулось бы для него политическим самоубийством. Но мой господин продолжает верить в тебя, Эйзенхорн. Он отправил меня в качестве своего представителя.
 Риччи был одним из самых лучших и уважаемых инквизиторов лорда Роркена и заслуживал восхищения. Многие пророчили его в качестве наследника Магистра Ордо Ксенос. Его присутствие здесь было невероятным знаком доверия как со стороны лорда Роркена, пославшего одного из самых прославленных людей, так и со стороны самого Риччи, подвергавшего риску свою великую карьеру уже тем, что пришел на встречу. Очевидно, оба они отнеслись к моим планам и проблемам предельно серьезно.
 — Господа, я весьма польщен и счастлив видеть всех вас, — сказал я. — Давайте обсудим нашу проблему свободно и открыто, чтобы прояснить ситуацию, в которой мы оказались.
 Во время разговора с инквизиторами ветер то и дело жалобно и протяжно завывал в руинах замка. Иншабель и Нейл принесли стулья и установили тяжелый стол. Биквин и Эмос обеспечили нас информационными планшетами, диаграммами, документами и прочими материальными уликами.
 Я говорил приблизительно в течение двух часов, в полном объеме раскрывая присутствующим все, что мне известно о Квиксосе. Большая часть того, что я рассказал, была изложена еще в первых посланиях, но я дополнял эту информацию деталями и отвечал на возникающие вопросы. Эндор казался удовлетворенным и практически не говорил. Я чувствовал поддержку истинного друга, который просто доверял моим словам и намерениям. Грумман также в основном молчал. Вок и Риччи задавали множество вопросов и требовали пояснений даже в том, что касалось малейших деталей.
 За тем столом собрались представители всех трех Ордосов: Вок принадлежал к Ордо Маллеус — хотя, к счастью, и не входил в узкий круг приближенных Безье; мы с Риччи относились к Ордо Ксенос, а Грумман и Эндор — к Ордо Еретикус. За исключением Груммана, мы все входили в Ордена Инквизитории Геликана. И только Титус Эндор, известный своей скромностью, не стал выставлять инсигнию напоказ.
 На мой взгляд, говорил я красноречиво и доходчиво.
 Спустя два часа мы прервались, чтобы размять ноги, поразмышлять и немного выпить. Я вышел наружу подышать холодным ночным воздухом и послушать, как ветер колышет ветви хвойных деревьев. Ко мне присоединился Фишиг, он принес бокал вина.
 — У Нев дела плохи, — сказал он, сразу приступая к делу.
 От Синшары он отправился на Кадию, чтобы собрать как можно больше информации и, главное, договориться с леди инквизитором.
 — Из-за меня?
 Он кивнул:
 — Из-за всего. Осма устроил ей крупные неприятности после того, как мы вытащили тебя из Карнифицины. В конце концов, за его спиной ведь стоит объединенное влияние и Безье, и Орсини. Он заставил даже начальника Нев — Великого Магистра Ордена Кадии Нантума — сидеть и внимать. Они взялись за нее, расследуя ее причастность к этому делу. Но не смогли ничего доказать. Оказалось, Нев очень хорошо умеет юлить. Уж поверь мне, она билась за тебя, словно медведица.
 — Она в безопасности?
 — Да. Благодаря массивному вторжению Врага восемь месяцев назад. Кадианские Врата приведены в полную боевую готовность, и там царит жуткая суматоха. И последнее, что там сейчас кого волнует, так это вопрос, какую роль могла играть Нев в заговоре Эйзенхорна.
 — Значит, вот как они называют это?
 — Именно так и называют.
 Я пригубил вино, ожидая, что оно будет местным, терпким и грубоватым, как этот мир. Но оно, к удивлению, оказалось красным саматанским. Как можно было предположить, из моих собственных подвалов.
 Биквин не могла не позаботиться о таких мелочах и выбрала самое лучшее, чтобы ублажить наших гостей.
 — А что ты можешь сказать о Груммане?
 — Я потратил на него уйму времени, Грегор, — сказал Фишиг. — Он умен и знает свое дело. Учитывая, под каким подозрением находится, Нев поняла, что не сможет вырваться сама, поэтому отправила Груммана, и не думаю, что она остановила бы свой выбор на нем, если бы он того не стоил. Эту парочку связывает долгий совместный путь. К тому же мы по дороге сюда проводили время в разговорах, и я думаю, теперь он здесь по доброй воле.
 — Хорошо. А остальные?
 — Вок полон сюрпризов, — фыркнул Годвин. — Когда ты сказал, что внес его в список своих контактов, я думал — ты спятил. Это было, конечно, не столь безумно, как отправлять письмо самому лорду Роркену, но тем не менее... Никогда бы не подумал, что старый ублюдок покажется или хотя бы соизволит ответить тебе. Он же несгибаем, словно ему в зад засунули стальной прут тройного кручения. Признаюсь, это пари я продул. Похоже, он любит тебя куда больше, чем пытается показать.
 — У нас с ним не любовь, а взаимопонимание, — сказал я.
 Когда-то на борту флагманского судна «Святой Скифус» я спас Воку жизнь, а он отплатил мне тем же на авеню Виктора Беллума. Возможно, это и стало причиной.
 — Его еще придется убеждать, — сказал Фишиг, — но думаю, что он уже готов к броску.
 — Уверен?
 — А ты что, видишь где-нибудь поблизости этого жуткого Хелдана?
 Я понял, о чем говорил Фишиг. Хелдан без вопросов выступил бы против этой миссии и с радостью захватил бы меня живым или мертвым. Вок явно прибыл к нам так, чтобы об этом не узнал его ученик. Фишиг был прав. И это было хорошим знаком.
 — Эндор... В общем, с ним все в порядке, да? — сказал Фишиг. — Учитывая ваше прошлое, он появился бы здесь при любом раскладе.
 — Хорошо, что он с нами. А что с Риччи?
 Фишиг внезапно понизил голос до шепота:
 — Его вспомнишь...
 Годвин ретировался. Сжимая кубок с вином, Риччи вышел из-под арки и присоединился ко мне, пристально глядя на ослепительно яркие звезды.
 — Надеюсь, ты понимаешь, насколько тебе везет, — произнес Риччи.
 — Ежеминутно.
 — Ты рисковал, связываясь с лордом Роркеном. Он всегда любил тебя, но, учитывая обстановку, любить тебя — опасная привычка. Из-за этого ему пришлось столкнуться лбами с Безье и Орсини.
 — И тем не менее он отправил тебя?
 — Позволь говорить напрямую, Грегор. Думаю, так будет лучше. Лорд Роркен, да преумножит Бог-Император его успехи, послал меня, оказать тебе помощь в разоблачении и ликвидации еретика Квиксоса. Но если попутно я обнаружу подтверждение всеобщей убежденности в твоей собственной ереси...
 — То что?
 — Думаю, ты сам все понимаешь.
 — Ты — присланный им палач. Ты поможешь мне, но если я, по твоему мнению, пересек черту, то у тебя есть санкция Роркена казнить меня.
 Он поднял свой кубок:
 — Думаю, мы друг друга поняли.
 Теперь стало ясно, зачем Роркен прислал столь опытного агента мне на помощь.
 Я ничего не ответил. Риччи улыбнулся и вернулся в замок.
 Мы вновь расселись вокруг стола и продолжили дебаты. Я понял, что большая часть вопросов — особенно поступающих от Вока и Риччи — преднамеренно неглубока.
 Наконец спустя еще час Грумман озвучил важную проблему:
 — Предположим, мы согласимся. Согласимся с тем, что Эйзенхорн обвинен ложно и что Квиксос заслуживает самого строгого осуждения. Как мы сделаем это? Мы знаем, где Квиксос?
 — Да, — ответил я, хотя и сам еще не знал ответа. Мои люди занимались этим делом без малого два года. Многочисленные агенты просеивали данные, поступавшие из сотен миров.
 Биквин подошла к нам и без приглашения села за стол.
 — Приблизительно три месяца назад нам удалось разгадать узор практически мифической жизни Квиксоса. И центр его пришелся на Магинор.
 — Столица субсектора Наяд, Сектора Вайсрой, Сегментум Ультима, — объявил Вок.
 — Ваши астрономические познания потрясают, сэр, — мягко произнесла Биквин, раздавая информационные планшеты. — Как можете видеть из файла, отмеченного «альфа», Квиксос, без сомнений, посетил Магинор почти двести лет тому назад, где оказался вовлечен в деятельность картеля торговцев и благородных семейств, известного как Мистический Путь. Он представлял собой сеть, использовавшую запретные, темные знания и технологии. Квиксос должен был пресечь их деятельность. Очевидно, что этого он не сделал. Напротив, он кормил и содержал их. Помогал им до тех пор, пока они не образовали фундамент для его незримой империи темной веры. Не картель уже, но культ. Культ Квиксоса.
 — Откуда нам знать, что он все еще там? — спросил Риччи.
 — Мы полагаем, что он создал там тайную цитадель, сэр, — сказала Биквин. — Влияние Мистического Пути уже распространилось не только по всему Сегментуму, но и за его пределами. Магинор — сердце культа. В 239.М41 инквизитор Люгенбро и войско из шестидесяти воинов без вести пропали на Магиноре. Их следов так и не нашли, хотя дознавателю Иншабелю удалось... кхм... добыть неполную устную расшифровку видеозаписи, сделанной, но всей видимости, во время нападения Люгенбро.
 Я быстро прочитал расшифровку. Это было ужасно.
 — Иншабель, ты нашел это на Эльвара Кардинал? — спросил я.
 Иншабель стоял в дальнем конце комнаты. Он покраснел и шагнул вперед.
 — Не совсем, сэр. На самом деле оно поступило из либрариума на Фибо Секундус. Каким именно образом мне это удалось — чертовски интересная история, но вряд ли стоит прямо сейчас тратить на нее время.
 Иншабель был прав. Это оказалось невероятно занимательной историей, и я получил настоящее наслаждение, когда он поведал мне ее позже. Уверяю вас, ее стоит прочесть.
 — Мы полагаем, что Люгенбро охотился за Квиксосом, хотя и сам мог не знать этого. — продолжала Биквин. — И он, и все его люди были уничтожены войсками Квиксоса.
 — Люгенбро, — пробормотал Вок, опустив свой планшет и уставившись в пространство. — Я никогда не встречался с ним, но он был верным учеником моего товарища, инквизитора Павла Уета, ныне покойного. Когда Люгенбро пропал без вести, Ует тяжело переживал его потерю. Она сократила его жизнь. Вок поднял на меня взгляд слезящихся глаз:
 — Если я и не мог решиться прежде, Эйзенхорн, то теперь все ясно. Квиксос должен заплатить.
 — Согласен, — сказал Эндор, с мрачным видом швыряя планшет на стол. — Инквизиция обязана как минимум отомстить.
 — Значит, на Магинор? — спросил Грумман.
 — Этот мир все еще остается базой для его операций, сэр, в этом мы уверены, — сказала Биквин. — И еще неделю назад мы готовились к тому, чтобы нанести удар на Магиноре. Но потом получили вот это. — Она подняла расшифровку астропатического послания. — Я прочту вам, если позволите.
 Елизавета аккуратно нацепила очки со стеклами в форме полумесяцев. Они шли ей, но я знал, что в своем тщеславии она ненавидела их. То, что она решилась надеть их перед этими мужчинами, многое говорило о ситуации.
 — Начинается оно так: «Грегор, друг мой. Меня держат в курсе последних данных о намеченной вами жертве. Это помогает мне коротать зимние вечера. Я согласен, что Магинор является источником зла и, конечно, требует внимания Инквизиции. Но, если ты простишь меня, я советовал бы оставить зачистку этого мира Ордосу Наяд. С помощью тех указаний, что предоставил Эмос, мне кое-что удалось установить. Подробный отчет о моих находках прилагается в файлах, приложенных к этому тексту, но если говорить коротко, то мне кажется, что вам надо искать на Фарнесс Бета. Видишь ли, увлечение Квиксоса пилонами Кадии навело меня на эту мысль.
 Как можно увидеть ниже, мне удалось проследить за обширным заказом на каменные разработки в пограничном мире Серебос, расположенном на галактическом юге по отношению к Терре. Масонские гильдии Серебос известны скрытностью в том, что касается их контрактов. Они поставляют инертный и напоминающий обсидиан черный стеклообразный камень, именуемый серебитом. Этот красивый материал высоко ценится по всему Империуму. Насколько можно установить, серебит напоминает камень, из которого созданы пилоны на Кадии. Как я уже говорил, масонские гильдии держат в тайне свои контракты, но практически невозможно скрыть переправку на вместительной барже гильдии огромной копии одного из пилонов. Три четверти километра в длину и одна четверть квадратного километра в основании! Квиксос заказал изготовление совершенных копий кадианских пилонов и переправляет их к Фарнесс Бета».
 Биквин остановилась и обвела взглядом собравшихся.
 — «Если ты когда-либо доверял моим советам, прислушайся к ним и сейчас, — продолжала она. — Квиксос на Фарнесс. И если вы собираетесь остановить его, то там и сможете его найти. За сим, верный друг и ученик Гидеон».
 Гидеон. Гидеон Рейвенор. Даже в таком немощном состоянии он смог выяснить то, что полностью меняло весь план нашего нападения. Я стоял молча, чувствуя, как подкатывают слезы.
 — Есть и постскриптум, — сказала Биквин. — Вот что он пишет: «Наибольшей проблемой станут демонхосты. Знаю, что вы уже подготовились, но посылаю вам это. По одному на каждого из двадцати, которым ты написал».
 Биквин сняла очки и поднялась. Нейл внес корзину и опустил ее на стол. Внутри лежали двадцать свитков защиты от демонов, каждый из которых был запечатан в благословленный футляр из зеленого мрамора, а рядом с ними — двадцать освященных золотых амулетов Бога-Императора в качестве дополнительной реликвии. Это было столь типично для Рейвенора — обращать внимание на подобные мелочи. Нейл раздал каждому из нас по тяжелой трубке со свитком и по амулету.
 — Я убежден, — сказал Риччи, поднимаясь из-за стола и водружая амулет на шею так, чтобы он свисал между двумя печатями чистоты его доспеха.
 — Я рад. Грумман?
 — Я с вами, — ответил кадианец.
 — Тогда тост, — сказал я, поднимая бокал. — За наш отряд пятерых. И за всех тех, кто помог нам узнать все это.
 Биквин, Эмос, Нейл, Фишиг и Иншабель также отсалютовали своими бокалами.
 — К Фарнесс Бета. И к концу Квиксоса.
 Пятеро инквизиторов в продуваемом всеми ветрами замке звякнули бокалами.
 — Фарнесс Бета, — произнес Риччи. — Напомните мне. Где это?
 — В горле Кадианских Врат, — сказал Грумман. — Прямо на краю Ока Ужаса.




 Глава двадцать вторая




ФАРНЕСС БЕТА



ЧЕРУБАЭЛЬ И ПРОФАНИТИ



КВИКСОС

 К тому времени, как мы добрались до Фарнесс Бета, уже начинался 343.М41. Кадианский субсектор был разделен войной на две части, и армии абсолютного кошмара извергались из Ока Ужаса, огненным водоворотом пылавшего в небесах большинства сторожевых миров. Опухший и гневный, он сверкал яростнее, чем в любое другое время на памяти живущих. Каждая вспышка и импульс в его вихре открывали новый варп-разрыв, из которого вылетала очередная флотилия смерти. Та весна получила название Неколебимое Удержание Кадианских Врат и вошла в известные каждому специалисту исторические труды.
 В первые месяцы 343.М41 кадианцы увидели величайшее за три сотни лет вторжение Хаоса. Казалось, извечный Враг что-то знает.
 «Иссин» доставил меня, нетерпеливого и жаждущего взяться за дело, к Фарнесс. В Имматериуме нас сопровождало еще два судна: величественная башня крейсера Риччи и древний, похожий на дикобраза военный корабль Вока. Эндор и Грумман со своими свитами путешествовали вместе со мной на борту «Иссина», который давно уже не перевозил такое количество людей.
 Нас дожидалась оперативная группа Имперского флота, представленная эскадрой из десяти кораблей Военно-космического флота Скаруса, отозванных для специальных маневров под контролем дисциплинарного отдела.
 Эта специальная группа вышла к точке сбора на две недели раньше нас, и проведенные ею зондирование и разведывательные операции всесторонне подготовили для нас высадку.
 — Мы получили подтверждение касательно дислокации Парии, — по вокс-каналу доложил мне со своего судна Верховный Прокуратор Ольм Мадортин.
 «Пария» стала оперативным псевдонимом, установленным для Квиксоса.
 — Или, по крайней мере, мы знаем область его деятельности. Высылаю данные. Вам необходим участок «А».
 Я обернулся, сидя в своем кресле на изящном мостике «Иссина», и Максилла кивнул одному из прекрасных сервиторов. На вспомогательном экране моей консоли вспыхнула карта.
 — Получено, — сказал я, снова поворачиваясь к слегка размытому изображению Мадортина на главном экране мостика.
 — Это горное плато, расположенное у северных пределов провинции Хенгев и называемое Ферелл Сидор, что буквально переводится как «Алтарь Солнца». Местное правительство объявило весь регион священной территорией, потому что там повсюду натыканы толосы [23] Второй Династии. Доступ туда предоставляется исключительно Экклезиархии, членам королевских семей Фарнесс и санкционированным археологическим экспедициям. Мы полагаем, что Пария получил лицензию на проведение земляных работ на Ферелл Сидор приблизительно шесть лет назад, под видом археологической миссии Университета Авеллорна. Местные власти, как предполагается, должны контролировать подобную деятельность, но они совершенно не знают, чем он там занимается. Если вы посмотрите подробную карту...
 — Да, получил ее.
 — ... то сможете увидеть протяженность этих работ. Пария выстроил рядом с этой ямой небольшой город.
 — Котлован не маленький...
 — Мы думаем, что именно там он захоронил или установил поддельный пилон. Трудно получить четкую картинку. Нам не хотелось подходить слишком близко, чтобы не всполошить его.
 Я поднялся из своего кресла и вгляделся в огромное изображение лица Верховного Прокуратора.
 — Вы готовы?
 — Абсолютно. У вас есть копия моего стратегического плана атаки. Можете вносить любые поправки, какие пожелаете.
 В этом не было никакой необходимости. План Мадортина оказался экономичен и эффективен. Официально это было операцией дисциплинарного отдела, завершающей расследование по цепочке следов, ведущих от трацианского кошмара. Верховный Прокуратор Мадортин ради претворения этого плана в жизнь даже заключил договор с Коммодусом Воком. Но на самом деле это был договор со мной. Ольм стал единственным не-инквизитором, которому я написал.
 Мы договорились о кодовых позывных, согласовали командную вертикаль на время операции и назначили час «ноль», пожелав друг другу удачи.
 — Храни тебя Император, Грегор, — сказал он.
 — Очень на это надеюсь, — ответил я.
 На следующий день, за два часа до восхода солнца, пятьсот имперских гвардейцев из Пятьдесят первого трацианского полка выдвинулись к Ферелл Сидор — участку «А» — от замаскированных в окружающих холмах сборных пунктов, где их высадили с десантных кораблей днем ранее. Они бесшумно продвигались тремя колоннами, первая из которых проверяла единственную дорогу, по которой к плато могла добраться наземная техника. Когда все три колонны вышли на позицию, мы разбудили Ферелл Сидор.
 Фрегаты «Жиков» и «Ярость Спатиана» в течение шести минут утюжили гору бомбами, подняв такое огненное зарево, что казалось, будто солнце взошло слишком рано. В его свете над участком «А» прошло тридцать бомбардировщиков класса «Мародер», сбросивших еще тридцать тысяч килограммов взрывчатых веществ.
 И снова ложный рассвет.
 Несмотря на эту разрушительную увертюру, когда восемь минут спустя после падения последней бомбы на плато вошли наземные войска, им было оказано яростное сопротивление. Мадортин выразил опасение, что большая часть сил Квиксоса обитала под землей, прорыв туннели в горе, и поэтому могла выдержать и более суровые воздушные налеты.
 В пылающих руинах городка копателей трацианские солдаты схлестнулись с фанатичными и хорошо обученными культистами. Большинство из них носили знаки отличия и цвета Мистического Пути. Многие были мутантами. По первой оценке, нам противостояло не менее восьми сотен воинов противника. Мадортин выслал резервные войска оперативной группы — еще семьсот трацианских штурмовиков.
 К тому времени мы уже развертывали вторую волну. Медея высадила меня, Иншабеля, Эндора и двух боевых сервиторов в стороне от зоны боевых действий. Неподалеку, поднимая пыль, приземлился бронированный челнок Риччи, доставивший кроме него еще и Коммодуса Вока с прикрытием из двадцати солдат Инквизиции. Последним приземлился десантный корабль, предоставленный Мадортином для Груммана, чью свиту составляли десять человек, каждый из которых некогда являлся касркином.
 Когда мы устремились вперед сквозь поднимающийся дым, а наши посадочные корабли скрылись в предрассветном небе, мы почувствовали толчки и ощутимое возмущение ментальных сил. Пугающе мощная ментальная волна прокатилась от эпицентра участка «А», уничтожив, более тридцати идущих впереди солдат, а затем внезапно стихла.
 Мы все были готовы к тому, что Квиксос может широко применять ментальную защиту — в конце концов, он ведь собирал псайкеров вроде Эзархаддона, — и казалось вполне вероятным, что активные ментальные нападения не только станут ключевым элементом его сопротивления, но и даже более существенным, чем демонхосты. Я не стал рисковать.
 Разделившись на две группы, неприкасаемые Дамочки, в целом порядка пятидесяти женщин, двигались за первой волной солдат. Одну группу вела Биквин, охраняемая Нейлом и двенадцатью воинами из моего штата, а Тула Сурскова, под защитой Фишига и другой дюжиной солдат, — вторую.
 Дамочек никогда прежде не задействовали в таких операциях, но они действительно оказались именно таким оружием, каким я всегда хотел его видеть. Создаваемая ими ментальная пустота сдерживала и сводила на нет разрушительный шторм, надежно закупоривая его внутри участка «А» и защищая наши наступающие войска.
 Вместе с Иншабелем я спустился под землю по высеченным в камне ступеням, ведущим во внутренний сектор участка «А». Почти час мы метр за метром пробивали себе путь через закопченные наземные постройки. Теперь, с восходом солнца, мы обнаружили первую точку доступа к подземным уровням: лестничный проем, обнажившийся в результате артподготовки.
 Все вокруг было усыпано дымящимися обломками, на полу лежало несколько неопознаваемых тел. Кое-где с рокритового свода свисали искрящие энергетические кабели. Мы оба надели датчики передвижения и теперь, поворачиваясь то влево, то вправо, отстреливали появляющихся культистов. В моем болтере уже заканчивались заряды, а Иншабель вогнал в оружие предпоследнюю энергетическую ячейку. Сила сопротивления еретиков была невероятной.
 На пересечении, по-видимому, случайным образом перепутанных туннелей мы столкнулись с Эндором. С ним было несколько трацианских солдат и гвардеец Инквизиции, но он потерял обоих медлительных боевых сервиторов. То, о чем он думал, легко читалось по его глазам. Мы высадились большими силами, уверенные в себе, но, возможно, даже этого окажется недостаточно. Я думал, что предусмотрел самые худшие варианты развития событий. Но, судя по всему, я все-таки недооценил Квиксоса.
 Звуки свирепой перестрелки привлекли наше внимание в более крупном зале слева от нас. Мы прибыли как раз вовремя, чтобы увидеть, как в нашу сторону бегут четверо израненных, перепуганных трацианских солдат.
 — Назад! Уходите! — кричали они.
 Я протолкнулся вперед.
 Огромный зал наполовину скрывался в клубах дыма. Зеленый, неестественный огонь лизал стены. А в дальнем конце и без того, гигантская пещера, казалось, открывалась во что-то куда более просторное.
 Но не это привлекло мое внимание.
 В окружении более чем пятидесяти мертвых тел, по большей части тел имперских гвардейцев, Коммодус Вок сошелся с Профанити.
 Старый инквизитор дрожал, его одежды покрывались псионическим льдом. Призрачный огонь сиял в его рту и глазах. Демонхост, в чьих свирепых чертах едва угадывалось искаженное лицо бедного, потерянного нами Гусмаана, парил перед Воком, сражаясь с незримым барьером ментального гнева.
 Мы бросились вперед, вызывая на себя огонь культистов, неожиданно выскочивших из зала справа. Рядом со мной дернулся и согнулся трацианский солдат, в которого пришлось два попадания. Ругнулся раненый Иншабель.
 Эндор призвал оставшихся бойцов присоединиться и вступил в бой с культистами, стреляя из лазерного пистолета и размахивая цепным мечом.
 Вок был близок к тому, чтобы сломаться. Я видел, что он уже дрогнул под невероятным давлением.
 Я убрал болт-пистолет и стал пробиваться мимо тел и обломков на помощь Коммодусу, молясь, чтобы мой рунный посох годился для того дела, для которого был предназначен.
 И тут взрыв ослепительного белого света и одуряющего жара отбросил меня назад.
 Я попытался встать, с трудом понимая, что меня выкинуло из пещеры сквозь фанерную перегородку в какой-то сырой погреб. Невидимая сила подняла меня на ноги. Я купался в свете.
 Передо мной парил Черубаэль.
 — Грегор, — сказал он. — Итак, ты пришел. Я знал, что ты сможешь.
 Я поднял перед собой рунный посох. Присланный Рейвенором свиток защиты от демонов, заключенный в зеленую мраморную трубку, после открытого нападения Черубаэля превратился в пыль.
 — Я слишком долго ждал этого мгновения, — произнес демонхост. — Помнишь, на Иичане я говорил, что ты должен будешь кое-что сделать для меня? Так вот, это время пришло. Сейчас. Это и есть тот самый момент, ради которого все затевалось. Тот самый, чей приход я предвидел с того самого дня, как наши пути пересеклись впервые. Судьбы... наши судьбы переплетены, помнишь?
 — Как я мог забыть? — выплюнул я. — Ты утверждаешь, что использовал меня все это время! Руководил мной! Даже защищал меня! Я видел, как ты убил Лико на Иичане! Так, значит, я должен был оставаться в живых ради этого мгновения? Почему?
 Черубаэль улыбнулся:
 — Будь ты пронизан варпом, как я, ты бы видел время со всех углов. Ты узрел бы то, что только будет и что уже грядет, то, что кто-то, находящийся здесь и сейчас, совершит через столетие или два или что он вершил тысячу лет тому назад. Ты увидел бы вероятности.
 — Загадки! Ты никогда не говоришь прямо!
 — Больше никаких загадок, Эйзенхорн. С того момента, когда мы впервые познакомились, я понимал, что ты единственный — единственный, кто достаточно упорен, умел и удачлив, чтобы подарить мне то, что я хочу. О чем мечтаю больше всего в жизни. Я знал, что, если помогу тебе уцелеть, ты придешь и дашь мне самую драгоценную вещь прямо здесь, на этой планете, в этот час.
 — Я никогда не стану помогать демону!
 Демонхост с пустыми глазами усмехнулся и с совершенно серьезным видом добавил:
 — Тогда уничтожь меня, если сможешь.
 Он вздохнул. Я поднял рунный посох и направил свою Волю по псипроводящему жезлу к телеэмпатическому камню. Резной фрагмент Плиты засверкал голубым светом.
 Понтиус Гло знал кое-что о демонхостах. Наибольшей слабостью тварей являлась сила той Воли, что связывала их рабскими цепями. Рунный посох, столь тщательно подготовленный и сконструированный, так кропотливо украшенный древними символами контроля, служил рычагом, чтобы разрушить эти цепи, увеличивая мою собственную мощь до нужного уровня.
 На какое-то мгновение я почувствовал, что такое быть альфа-плюс псайкером.
 Сверкающее копье энергии, сорвавшейся с магнетического камня, ударило Черубаэля в грудь.
 Демонхост на секунду улыбнулся, а затем его плотская оболочка разорвалась, выплескивая во все стороны бурное пламя Хаоса. Я разрушил его оковы и загнал обратно в варп.
 И в тот миг, когда мое усиленное сознание покорило Черубаэля, я узнал про годы рабства, проведенные им в руках Квиксоса, почувствовал, какие муки он испытывал от этих пут, и увидел великий, запретный текст Малус Кодициум, чье колдовство Квиксос использовал для создания демонхостов.
 И я понял, что, в конце концов, дал Черубаэлю именно то, о чем он мечтал.
  Свободу. 
 Я выбрался обратно в главное помещение. К тому времени Вок, удивительно долго сопротивлявшийся Профанити, был уже мертв.
 Я вспомнил слова, сказанные Воку после злодеяния на Трациане: «Я бы постарался все исправить. Не расслаблялся бы, пока все негодяи не будут уничтожены, а порядок восстановлен. А затем приложил бы все усилия, чтобы выяснить, кто и что за всем этим стоит».
 Теперь он мог упокоиться. Эта работа была завершена.
 Демонхост отбросила в сторону опустевшую оболочку тела отважного старика и скользнула к Эндору и Иншабелю, которые, стоя на коленях, уже извивались в мучениях. Голубое пламя срывалось с кончиков пальцев Профанити, заключая моих друзей в тугие, обжигающие ментальные кандалы. Оба были для нее всего лишь легкой закуской.
 Когда появился я, Профанити замерла, инстинктивно учуяв, что от меня исходит более серьезная угроза. Осколок Плиты еще продолжал светиться голубым сиянием.
 Демонхост устремилась ко мне по воздуху, обнажив зубы и раскинув руки, сверкающие огнем, с завыванием выкрикивая мое имя. Чем-то это напоминало столкновение со сверхзвуковым истребителем, открывающим огонь из всех орудий. Уж я-то знаю. Ведь, к несчастью, мне довелось испытать и такое.
 Профанити ликующе закричала.
 — В Каср Геш ты посоветовала мне в следующий раз сделать свое оружие более крепким, тварь! — провыл я, насаживая ее на стальное древко рунного посоха. — Это подойдет?
 Профанити закричала и взорвалась, сбивая меня с ног. Не думаю, что я изгнал ее. Похоже, что мне удалось навсегда стереть ее сущность.
 Рунный посох, чудесным образом оказался невредим и лежал среди пепла. Но уничтожение Профанити нагрело его до белого каления от основания до набалдашника, и мне было не поднять его.
 Я подбежал к Титусу Эндору и Иншабелю, бессильно распластавшимся на полу.
 Дознаватель был оглушен, но невредим. У Эндора на шее и на груди остались глубокие раны от когтей демона. Титус посмотрел на меня мутными глазами.
 — Ты справился с обоими, Грегор...
 — Надеюсь, что других здесь нет, — ответил я, пытаясь остановить его кровь.
 При этом из кармана его плаща выскользнула инсигния, и я наклонился, чтобы подобрать ее.
 Символ Инквизиции украшал декоративный герб Ордо Маллеус.
 — Маллеус? — прошипел я.
 — О нет...
 — Когда ты перевелся, Эндор? Будь ты проклят, когда ты сменил Ордос?
 — Они вынудили меня... — прохрипел он. — Осма вынудил меня! Когда он задержал меня на Мессине... Проще говоря, что-то было нечисто в деле, проведенном несколько лет назад. Он каким-то образом это узнал... Осма сказал, что сожжет меня, если я не помогу ему добраться до тебя.
 — А что именно ты натворил?
 — Ничего! Клянусь, Грегор, ничего! Но он заручился поддержкой Безье! Он может все что угодно заставить выглядеть ересью! Я перевел свои документы в другой Ордос, чтобы избавиться от его преследований. Он сказал, что меня вознаградят, повысят. Сказал, что в Ордо Маллеус у меня больше перспектив.
 — Но за это ты должен следить за мной?
 — Я ничего ему не рассказывал! Никогда не продавал тебя. Я делал ровно столько, сколько было необходимо, чтобы успокоить Осму.
 — Например, прибыл сюда. Неудивительно, что ты скрывал свою инсигнию. Он ведь хотел, чтобы ты уничтожил меня, верно?
 Эндор молчал. Иншабель растерянно взирал на все это.
 — Я... согласился на эту операцию в надежде, что все пройдет успешно. Орсини не питает никаких иллюзий касательно того, какую угрозу представляет Квиксос, и того, что именно это могло бы помочь уничтожить его. Если ты все еще будешь... жив, после всего этого, мне поручено арестовать тебя по обвинениям, изложенным в карте. Или, если ты окажешь сопротивление...
 — Вытаскивай его на поверхность, — спокойно приказал я Иншабелю. — Найдите ему санитара. И не спускай с него глаз.
 — Слушаюсь, сэр!
 — Грегор! — прохрипел Эндор, когда Иншабель поднял его. — Богом-Императором клянусь, я не собирался...
 — Вытащи его отсюда! — прорычал я.
 Штурм плато длился уже три часа, когда Грумман, Риччи и я вышли к котловану. В окружающих его узких туннелях и залах Ферелл Сидор силы Мадортина продолжали вести тяжелое сражение с воинами отступника.
 Риччи ослаб от полученного ножевого ранения, а все его телохранители были мертвы. У Груммана оставалось только двое касркинов, вооруженных лазерными винтовками.
 Обширный котлован представлял собой яму почти километровой глубины, вырытую под открытым небом. Серебитная копия кадианского пилона покоилась на его дне, окруженная строительными лесами из адамантия. С перекладин лесов на цепях свисали сотни пыточных клеток. В каждой из них лежало заточенное и беспомощное человеческое тело.
 Это и был тщательно подобранный Квиксосом арсенал преступных псайкеров, тайно приобретенных по всему Империуму. Должно быть, у него ушли десятилетия на то, чтобы собрать такую коллекцию. Можно было не сомневаться, что среди них был Эзархаддон.
 — Что он делает? — спросил Риччи, и в его голосе прозвучал легкий страх.
 — То, что мы должны остановить, — с прямой простотой, которую я оценил, ответил Грумман.
 В другом ответе никто из нас и не нуждался.
 Мы не давали себе расслабиться с самого начала штурма и были разгорячены боем. Но, несмотря на это, произошедшее застало нас врасплох.
 Еще мгновение назад вокруг не было никого. А в следующий миг скрытое под мантией и броней нечто уже оказалось среди нас, двигаясь настолько стремительно, что выглядело просто размытым пятном.
 Столь быстро. Адски быстро.
 Тело Риччи тут же оказалось взрезано вдоль всего хребта. Пока он все еще продолжат падать лицом вниз, захлебываясь собственной кровью, один из касркинов был разрублен в районе пояса, развалившись на две половины, и судорожно стрелял из винтовки. Второй касркин выгнулся, когда из его живота неожиданно вылез длинный темный клинок.
 Грумман оттолкнул меня в сторону и трижды выстрелил из лазерного пистолета во вновь развернувшееся размытое пятно. Вращаясь быстрее, чем мог уследить мой взгляд, темный клинок отразил каждый из вылетевших выстрелов.
 Голова Груммана покинула его плечи.
 Квиксос, архиеретик, отступник и чудовищный радикал, развернулся ко мне раньше, чем расчлененное тело Груммана начало оседать на землю.
 Я мельком увидел длинный демонический меч, Кхарнагар. Он был широким, кривым, покрытым отвратительными рунами и беспорядочно расположенными когтеобразными наростами.
 Это все, что я успел увидеть, когда клинок устремился к моему лицу.




 Глава двадцать третья




ЕРЕТИК



ТО, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ ПОТОМ

 В нескольких сантиметрах от моей головы кроваво-красный клинок остановился, намертво заблокированный пылающей сталью Ожесточающей.
 Время словно остановилось на один удар сердца. Мы стояли друг к другу лицом, наши мечи сцепились. Пока клинки не столкнулись, благодаря своей скорости Квиксос был только размытым фантомом. Теперь он замер, взирая на меня над скрестившимся оружием.
 Броня отступника была изодранной, грязной и украшенной символикой варпа. Инквизиторская инсигния на его правом наплечнике казалась неуместной. Внутри меня все восстало, когда я увидел ее среди всей этой скверны.
 Его древнее лицо превратилось в кошмарное, гнойное месиво. Из бровей выступали рудиментарные рога. Кожа стала темной, как гранит. Хрипящие аугметические кабели и имплантанты выпирали на его горле и под грязной повязкой на его голове. Сверкали налитые кровью глазные яблоки.
 По правде говоря, он оказался совсем нестрашным по сравнению с чудовищным образом, созданным моим сознанием. Но это не касалось его сверхчеловеческой силы и скорости.
 —  Эйзенхорн, — услышал я.
 Ментальное воздействие. Его искривленный рот оставался плотно сжатым.
 Ожесточающая почувствовала, как он двигается, раньше, чем это успел понять я. Она покачнулась в моих руках. За время, которое требуется на единственный вздох, мы обменялись серией из двадцати или даже больше ударов. Когтистый клинок Кхарнагара с глухим звоном отскакивал от картайской стали. Пентаграммы Ожесточающей полыхали высвобождаемой энергией. Кхарнагар тихо застонал.
 —  Еретик! Раб Хаоса! — Его грубый, словно надорванный ментальный голос эхом раскатывался в моей голове.
 — Кто бы говорил! — ответил я.
 Наши мечи продолжали лязгать друг о друга, пытаясь нащупать брешь, которой не находил ни один из них.
 —  Зачем тебе пытаться разрушить мою работу здесь, если ты не порождение варпа? 
 —  Твою работу? Это твоя работа? 
 Мы разбежались и затем сошлись снова, нанося удары с такой стремительностью, что лязг клинков сливался в единый долгий звон. Я едва успел провести ульсар, чтобы остановить один из его молниеносных ударов сверху. Он заблокировал мой ответный тагн вайла и уру арав, последовавший за ним.
 —  Это только тест, опытный образец. Как только испытания завершатся, моя работа подойдет к финальному этапу! 
 —  Вы вырыли яму в горе... для прототипа? Прототипа чего? 
 —  Пилоны Кадии усмиряют варп! — выпалил он. —  Если увеличить их силу с помощью псайкеров высокого класса, из них можно сделать оружие. Оружие, которое будет способно уничтожить варп! Оружие, которое заставит закрыться Око Ужаса! 
 Безумец бредил. И я понятия не имел, какие клочки правды или разумных построений могут содержаться в его словах. Не было никакой возможности отличить их от сумасшедших фантазий. Единственное, что я знал, так это то, что пилон, заряженный мощной ментальной энергией, может сотворить очень многое, но побочные эффекты окажутся катастрофическими. Мог погибнуть целый континент, если не планета.
 И, полагаю, настоящим кошмаром было то, что Квиксос знал об этом. Я думаю, он относился к этому как к приемлемой цене. Так, например, он счел бойню на Трациане необходимой платой за приобретение псайкера столь безупречного качества, как Эзархаддон. И сколько еще мерзостей он совершил, чтобы заполучить остальных?
 Как и сказал прямо перед своей смертью Грумман, его необходимо было остановить.
 Я посмотрел в лицо Квиксосу.
 Вот к чему вел радикализм. Я смотрел в истинное лицо того, кто избрал этот путь и перешагнул черту. Вот она, непотребная реальность того, что стояло за словами Понтиуса Гло, бодро прославлявшего Хаос.
 Мы обрушивали друг на друга град ударов, высекая снопы искр. От клинков поднимались тонкие струйки пара. Я попытался провести нижний удар, но Квиксос подпрыгнул и ответил каскадом режущих выпадов, заставляя меня пятиться по пыльной земле. Я боялся споткнуться. Он же становился вихрем.
 Я увидел свой шанс. Ожесточающая тоже поняла его. Легкий удар под его возвращающийся клинок на микросекунду открыл промежуток для cap ахт ухт — режущего удара в область сердца.
 Я устремился вперед, вкладывая всю свою Волю в саблю. Каким-то удивительным образом Квиксос все же успел провернуть Кхарнагар и заблокировать выпад.
 Ожесточающая столкнулась с демоническим мечом и сломалась пополам.
 Но то, что закончилось трагедией для картайской сабли, даровало мне триумф. Останься она цела, и блок остановил бы удар, а схватка продолжилась бы.
 Пройдя мимо меча Квиксоса, оставшаяся в моей руке половина продолжала свой полет со всей вложенной в него силой до тех пор, пока обломанный конец не пронзил его плащ, доспех и аугметические имплантанты, проникая в тело.
 Эул цаер.
 Практически такое же приложение силы потребовалось, чтобы преодолеть втягивающую силу плоти и вырвать из нее клинок.
 Квиксос ошеломленно отступил назад. Его зараженная кровь струей била из раны, а аугметика выходила из строя и взрывалась.
 Тогда он повалился в пыль котлована и стал рассыпаться прахом. Наконец на земле не осталось ничего, кроме гнилых аугметических устройств, пустого доспеха и длинного плаща.
 —  Еретик! — визгливо прокричало его сознание перед смертью.
 Из его уст это прозвучало комплиментом.
 Участок «А» был демонтирован и сожжен оперативной группой, а поддельный пилон уничтожили продолжительным орбитальным огнем. Псайкеров Квиксоса и выживших прислужников взяли под арест и переправили на Черные Корабли Инквизиции, шесть из которых подошли уже через несколько дней после того, как мы опубликовали новости о нашем достижении. Большую часть пленников сочли слишком опасными для содержания даже под самой строгой охраной и по этой причине казнили. Среди уничтоженных оказался и Эзархаддон.
 Из участка «А» вывезли сотни ценных текстов и редкостей, многие из которых были чудовищными и омерзительными. Квиксос собрал там значительную коллекцию эзотерических материалов, и еще больше ожидалось обнаружить в его укреплениях на Магиноре. Будущая зачистка покажет, так ли это.
 Как отражено в рапорте, не было найдено ни единого следа Малус Кодициума, отвратительного гримуара, на котором базировалось могущество еретика.
 К тому времени, как я возвратился вместе со своими спутниками и помощниками на Гудрун, выпущенная против меня карта была отменена. Ни одно из построений Осмы не смогло устоять перед доказательствами, полученными на Фарнесс, и многочисленными показаниями, собранными Инквизицией. Показаниями, которые предоставили Верховный Прокуратор Мадортин, леди инквизитор Нев, дознаватель Иншабель и, да хранит его Бог-Император, Титус Эндор.
 Мне так и не принесли официальных извинений ни Великий Магистр Орсини, ни Безье, ни, уж конечно, Осма. Карьера последнего ни капельки не пострадала. Двадцать лет спустя его избрали Магистром Ордо Маллеус Геликана, после того как Безье постигла внезапная, неожиданная смерть.
 Останки Груммана, как и тела его касркинов, похоронили на одном из одиноких кладбищенских полей Кадии, где они и будут лежать, пока позволяет Закон о Возможности Прочтения. Именем Риччи назвали библиотеку на его родной планете Гесперусе. Вока похоронили со всеми подобающими почестями в базилике, примыкающей к Великому Собору Министорума на Трациане Примарис. И по сей день на ее стене можно увидеть небольшую медную мемориальную доску, прославляющую деяния, свершенные им за долгую и самоотверженную жизнь.
 Мы так и не стали друзьями, но должен признать, что даже спустя годы после того, как Коммодус покинул нас, я иногда скучаю по его язвительным выпадам.




 Эпилог




ЗИМА, 345.М41

 Его голос словно исходил от вечного ледника — медленный, старый, холодный, тяжелый. Он спросил только одно:
 — Почему?
 — Потому что могу.
 Какое-то время стояла тишина. Тысячи свечей мерцали и слегка колебались, бросая дрожащие отблески на каменные стены, тщательно покрытые письменами.
 — Зачем? Зачем... ты поступаешь... со мной так отвратительно?
 — Затем, что обладаю теперь над тобой такой же властью, какую ты имел надо мной. Ты использовал меня. Организовывал мою жизнь. Двигал меня туда, куда хотел, словно я был фигуркой в регициде. Теперь все переменилось с точностью до наоборот.
 Он загрохотал кандалами, но был еще слишком слаб.
 — Будь ты проклят... — прошептал он, безвольно оседая на цепях.
 — Пойми меня. Я ведь говорил, что никогда не стану помогать такому созданию, но ты обманом заставил меня сделать это и практически успел безнаказанно убежать. Вот поэтому я и поступаю так. Именно поэтому я потратил массу времени и усилий на то, чтобы привлечь тебя, заманить в ловушку и заточить. Это станет тебе уроком. Я никогда не позволю, чтобы мои поступки или моя жизнь приносили выгоду заклятому Врагу. Ты говорил, что с самого начала знал, что именно я — тот, кто освободит тебя от служения Квиксосу. Как жаль, что ты не смог увидеть, что с тобой потом смогу сделать я.
 — Будь ты проклят! — Голос прозвучал громче.
 — Придет время, демонхост Черубаэль, и ты еще всей душой возжелаешь снова стать игрушкой Квиксоса.
 Черубаэль бросился на меня, пробежав столько, сколько позволили натянувшиеся цепи. Вопль, полный гнева и злобы, сотряс камеру и задул все свечи.
 Я запечатал герметичный люк, включил варп-подавители и пустотный щит, а потом закрыл один за другим тринадцать замков.
 Где-то в глубине дома Джарат звонила к обеду. Я до мозга костей устал от своих упражнений, но еда, вино и хорошая компания должны были привести меня в чувство.
 Я поднялся по винтовой лестнице из глубокой подземной темницы, запер дверь на кодовый замок и отправился в кабинет. За окном моего поместья на Гудрун падал ранний снег. Легкие хлопья кружили в сумерках над лесом и загонами, опускались на лужайки.
 В кабинете я расставил принесенные вещи по местам. Поставил на полку бутылки с елеем и убрал в шкатулку ритуальный нож, зеркальце и ламены. Имперский амулет вернулся на свою бархатную подушечку в ящике. Я снова задвинул футляры со свитками обратно на стойку каталога.
 Затем я повесил рунный посох на крючки в освещенном алькове над стеклянным контейнером, содержащим обломки удовлетворенной Ожесточающей.
 Наконец я открыл вакуумный сейф в полу под письменным столом и аккуратно положил туда Малус Кодициум.
 Джарат снова позвонила в колокольчик.
 Я запер сейф и отправился обедать.



 * 1 *

 Umbra (лат.) — тьма.

 * 2 *

 Новена (лат.) — девятидневье.

 * 3 *

 Akroterion (греч.) — постамент для статуи.

 * 4 *

 Magnus (лат.) — великий.

 * 5 *

 Апотропический (греч.) — отвращающий беду.

 * 6 *

 Апофегмы (греч.) — краткие утверждения.

 * 7 *

 Имя командира Лукласа созвучно с английским словом «неудачник» (luckless).

 * 8 *

 Twist (англ.) — искривленный, искаженный.

 * 9 *

 Horreum (лат.) — житница.

 * 10 *

 Aleatorium (лат.) — игорный дом.

 * 11 *

 Senaculum (лат.) — место, где сенаторы принимают посетителей и доклады трибунов.

 * 12 *

 Космати — род известных итальянских художников мозаичных полов XII века.

 * 13 *

 Балмакан — плащ свободного покроя.

 * 14 *

 Сабатоны — разновидность обуви, защищающей ногу от ударов оружием.

 * 15 *

 Poivrade (фр.) — винно-перечный соус.

 * 16 *

 Погонип — туман, возникающий при влажности, близкой к 100%, и резком падении температуры ниже нуля, что приводит к образованию в воздухе кристаллов льда.

 * 17 *

 Бесажыо — круглые щитки на доспехах, закрывающие подмышечную область.

 * 18 *

 Бeвор — фрагмент доспеха, закрывающий подбородок и часть шеи.

 * 19 *

 Протирон (от греч.) — преддверие.

 * 20 *

 Опеон — круглое отверстие в куполе, предназначенное для освещения.

 * 21 *

 Друза (от нем. druse — «щетка») — кристаллические наросты.

 * 22 *

 Puritus (лат. Puritas) — чистота.

 * 23 *

 Толосы — гробницы с круглыми куполами.