Аннотация: Встречайте новую книгу из серии «Русское Anime»!
 Их осталось не так уж много — людей, способных противостоять орде безжалостных захватчиков. Обращенные в руины Москва и Питер кишат пришельцами, полицаи из корпуса Верных защитников выслеживают и уничтожают бойцов сопротивления, партизанская война идет с переменным успехом. Но и среди врагов нет полного единства. Зачем они пришли на эту землю, какие цели перед собой ставят? Может быть, именно в этом таится ключ к тайне, которая позволит нанести сокрушительный удар по воинству захватчиков?..


---------------------------------------------


 Игорь Ревва
 Испытательный срок


 Он искал спасения в вечном, неведомом и недоступном простым смертным городе. Там, где скорбное небо тысячелетиями хранит блики лучей утонувшего дневного светила; там, где открывается истина; там, куда бежал он в поисках несуществующей. Там, где познал он: отбившейся от стаи птице не суждено прибиться к другой. Никогда. Смрадное дыхание призраков прошлого преследует и в этом городе — Самат, провинция Багнадоф...

    Из блокнота Николая-летописца





 1. ОБЛАВА


 Ну, это уж иначе как лажей просто и не назвать! Или навел кто-то. Сами судите!.. Копаемся это мы с Гусенком в развалинах — обоймы собираем, ну и поглядываем еще, вдруг курьеры эти чего обронили, — а наши все торчат у входа в метро... не помню, как эта станция называется. То ли «Профсоюзная», то ли еще какая «союзная»...
 Самого-то входа давно уже нет — так, дырка в асфальте, обломки вокруг торчат, арматура, камень. Туннель, наверное, есть еще, и даже ведет куда-то. А как бы иначе курьеры сюда попали? Тоже, придурки, нашли место!.. Руины здания полукольцом охватывают этот вход. Здоровенная, видать, домина была, столько обломков — метра на три возвышаются, словно вал. А может, их сюда просто взрывом сдвинуло. Короче, в этих руинах вся наша команда укрыться может. И укрылись типа. Хорошо укрылись, никто и не почуял засады. Потому что курьеры, как вылезли со станции, сразу же по открытому месту пошли. Здесь, с другой стороны от входа в метро, ровненько, битый кирпич.
 Короче, удачно обошлось и все такое. Почикали мы этих курьеров минуты за три. И барахлишко быстро собрали. Только вот теперь-то чего тянем? На фиг Косому эти обоймы сдались?! Ползай тут на карачках...
 Короче, наши все на стреме — понимай так, отдыхают, — а мы с Гусенком вкалываем. То есть вкалываю-то, конечно, больше я. Типа того что Гусенок не обоймы высматривает, а за мной следит, чтобы я чего не спер. Оно и понятно. Гусенок, он с Косым уже третий год, а я недавно к команде прибился. Да и то сказать — прибился... Прибился, чтобы не прибили, во как! Нормально, да? До сих пор кое-кого из наших с удовольствием бы шлепнул. Суки потому что. Вот.
 В общем, прыгаю я по камушкам, слежу, чтобы ноги не переломать. А Гусенок, значит, за мной следит. И по сторонам поглядывает. Юго-Запад — это такое место, что тут по сторонам поглядывать просто необходимо. И вообще ходить с оглядкой надо. А дышать — через раз.
 Наши все — кто где. Самого Косого не видать. Возле метро маячит башка Крысы, да еще в сторонке — возле самой порушенной колонны — Ворон торчит. Тоже сволочь порядочная, он мне в первый же день зуб выбил, гад. Длинный, сука, как оглобля. У нас в Твери таких иначе и не называют: оглобля — оглобля и есть. Не люблю я таких длинных. Они все норовят на тебя сверху вниз посмотреть. Да не просто так, а с выражением. Типа я большой и сильный, а ты хрень какая-то. Сами они... Длинна палка дерьмо мешать, во!..
 — Ну чё, Прыжок? Всё, что ль?.. — лениво так спрашивает Гусенок.
 — Вроде всё, — отвечаю. А сам думаю, что даже если и осталось еще чего — плевать. И так уже пять обойм от «эмки», две от «калаша» и одна еще от «гюрзы» нашлась. Больше — тяжело будет. К тому же солнце вылезло, тени от камней черные совсем сделались, Поди пойми, обойма там валяется или Рваная Клякса притаилась, голодная вдобавок, за руку тяпнет — мало не покажется. Одному из нашей команды — не помню, как его звали, он в первый же день, как я появился, подох как раз — повезло рукой за Кляксу зацепиться. Видел я, чего потом от руки осталось — крохотный поджаренный обрубочек. Ни одна запасная обойма того не стоит, ни одна банка тушенки. Да и фиолетово мне, в общем-то, есть там еще чего-нибудь или нет. Барахло курьерское, видать, мы всё подобрали, тот прыткий, что от нас по развалинам рванул, пустым шел. А обоймы мне тем более по фигу. У меня всего-то — «Пэ-Эм» занюханный. Мой старый «калаш» сейчас как раз у Крысы, отобрал, падла.
 — Всё, говоришь? — прищуривается Гусенок. — А вот там чего лежит? Во-о-он там! — и стволом тычет куда-то.
 — Чё лежит, чё лежит... — ворчу. — Чё положено, то и лежит...
 — Будешь гундеть, Прыжок, я тебя сверчком прыгать заставлю, — цедит Гусенок. И ухмыляется. Типа пошутил. Нормально, да? Придурок. Смешно ему...
 Прыжком меня еще в Твери прозвали. Ну, в смысле, невысокого роста я — метр в прыжке, как говорится. А когда мы из Твери сюда поперли да когда на команду Косого напоролись... Эх! Чё вспоминать-то? Двое нас только и осталось тогда — я да Гнусь, который через неделю сбежал. Он и объяснил остальным мою кликуху, придурок. Я из-за этого тогда же с Вороном и подрался. Ну, в смысле, он меня тогда отделал...
 Встречу Гнуся — в глаз дам. Чтобы зря лишнего не болтал. Меня в Твери этой кликухой достали уже. Прыжок, понимаешь... Молчал бы Гнусь, я бы себе чего-нибудь покруче придумал. Не, точно! Гнусю при встрече — в глаз! Хотя Гнуся моего, наверное, убили уже. Одному в Москве не прожить — столица, мать ее... Он сбежал, а я остался. Как дурак. Огреб по полной за Гнуся, отлежался пару недель, теперь — в команде. Только все равно я здесь чужой. И никогда для них своим не стану. Вон, к примеру, как Гусенок на меня зыркает. Только повод ему дай — пальнет и не задумается, падла...
 Пополз я туда, куда Гусенок указывает. Типа чтобы повода ему не давать... Гляжу — лежит чего-то. Ближе — книжка! Обложка красочная такая, разноцветная. Красивая. Ну, я ее сразу — хвать! Оборачиваюсь и Гусенку радостно так, дурень, показываю. А тот мне:
 — Брось. Не надо.
 — Ничё, — говорю. — Тебе не надо, мне пригодится...
 — Брось, я сказал, — и стволом в мою сторону.
 — Да ладно тебе, Гусенок! — возражаю. — Чё стало-то?!
 Молчит, зараза. Только палец на курке напрягся. Нормально, да? Плюнул я и бросил книжку. Хрен с ней, жизнь дороже.
 Напрасно я так явно обрадовался. У нас в команде, кроме меня, никто читать не любит. Скучно им, типа того. А мне не скучно.
 На прошлой неделе мы вон как раз обчистили одного. Так, по мелочи взяли — консервов немного, галеты, кофе и все такое. А на столе у него книжка какая-то была — это уж я прихватил. Ему-то она уже ни к чему — мертвые читать не умеют. А мне нравится. Читаешь и забываешь обо всем. Интересно.
 Толька книжка та какая-то дурная оказалась. Всё от руки написано, типа большого блокнота она. И написано непонятное что-то. Так понимаю, про Вторжение что-то там, про Багнадоф, про гоблинов и все такое. Про «резаного» какого-то... И чё самое главное-то — непонятно написано! Думал, со временем разберусь. Где там! Нашим только с книгой меня увидеть, сразу — р-раз! И по затылку! Суки...
 — Выше себя не прыгнешь, Прыжок, — ухмыляется Гусенок. Опять, значит, шутит.
 Промолчал я, но, видать, глаза за меня все сказали. Потому что морда у Гусенка разом окаменела, словно кто на него Стылое Заклятие наложил. И автомат уже прямехонько мне в лоб смотрит.
 — Остынь, — говорю, — Гусенок. Все о'кей...
 — Сейчас ты у меня остынешь, — ворчит. — Насмерть...
 Вот дал бы я ему! Прямо так бы в морду и врезал! Чтобы нос его гусиный — всмятку, в лепешку, в кровь! Чтобы зубы хрустнули на весь этот долбаный Юго-Западный район! Чтобы он, падла, башкой дернул и назад завалился! И все такое!..
 И тут у меня прямо глаза на лоб вылезли. Потому что эта сука — Гусенок, в смысле, — действительно дергает своей дурацкой головой и начинает заваливаться назад! Не, это нормально, да? Не поверите — я чуть не заорал от удивления! Первая мысль, которая в башку мне пришла, — это что я, может быть, типа магом вдруг сделался. Представляете? Подумаю я теперь про какую-нибудь гниду: «Сдохни!» — а гнида-то — хлоп! И копытами в небо! И все такое! Красота!..
 Ну, эта мысль у меня в голове недолго сидела. До тех пор только, пока не дошло до меня, что хлопок, услышанный секундой раньше, выстрелом был. И сразу же за ним следом — второй, третий... Ну и так далее. И уже без всяких там глушителей, грохот стоит, осколки кирпича вокруг красной пылью плещут — жуть! Нормально, да? Сходили, называется, на курьеров поохотиться...
 Я рухнул, где стоял, и взвыл в голос. А чего?! Думаете, не больно? Сами попробуйте на битый кирпич упасть, погляжу я на вас...
 «Пэ-Эм» свой из-за пояса достал, затвор дергаю — не идет, зараза! Типа заело что-то. А хоть бы и шел — фиолетово уже это все. Потому что стреляют и справа, и слева, и впереди, и позади. И даже, кажется, сверху и снизу. Не, ну это нормально, да?
 Наши, понятное дело, тоже на противника не просто так смотрят, и все такое. Но я сразу въехал, что неспроста это. Потому что тут либо Корпус Верных Защитников, либо какая-нибудь другая команда, покруче нашей. А ни тем ни другим мы на фиг не нужны. Живыми, я имею в виду. И если уж это действительно Корпус, то против подобных бойцов наши пукалки — несерьезное возражение, скажу я вам.
 Вжался я в камни, замер. Лежу. Битый кирпич не так больно, как пули. И не в пример безопаснее. Замер я, прислушиваюсь. И думаю заодно: на хрена я сюда приперся из своей Твери?! И как там сейчас? Вспоминаю, как голодно было, как наши все — тверские, в смысле, — решили в Москву идти. И то, почему, собственно, я сюда поперся. Так ведь и не отыскал я ту женщину (язык не поворачивается ее бабой назвать!). Короче, мысли в башке разные скачут. А больше всего, конечно, одна: сколько мне еще жить осталось?..
 Пальба стихла. Слышу — голоса. Вроде спрашивают у кого-то чего-то. И все такое...
 Ну, у кого там чего спрашивают — не мое дело. Главное, чтобы меня не спросили. Приоткрываю я один глаз — вроде порядок. Приоткрываю второй... И сразу же начинаю жалеть об этом. Лежал бы себе с закрытыми глазами, легче было б подыхать. А тут — прямо перед моим носом чьи-то сапоги. А в них — все остальное. С «Абаканом» в руках. И даже не целится, а лениво так стволом возле носа моего водит. Нормально, да?
 — Есть кто? — кричат со стороны метро.
 — Не-а, — отвечает этот. — Никого живого!..
 Ну, тут уж я на ноги вскочил!..
 Сам не понимаю — зачем?! Бежать по развалинам — пулю не обгонишь. Оттолкнуть его, правда, я успел, но не сильно. Тот — шаг назад и сразу стволом в мою сторону опять. То ли мне просто показать захотелось, что типа есть здесь живые... пока что. То ли еще чего — сам не знаю.
 — Не стрелять!!! — орут.
 И уже бежит сюда кто-то. А я застыл и думаю: пальнет или нет? И по всему видно, что уроду этому пальнуть в меня очень даже охота. И положил он на всякие там «не стрелять» с пробором. Капитально положил. Вот сейчас пальчиком надавит посильнее, и... и все такое. И тут вдруг слышу:
 — Прыжо-о-о-ок!..
 И голос такой знакомый, ну очень!
 Отвожу я глаза от ствола...
 Мать твою так и этак!..
 Гнусь!!!
 Собственной персоной! Живой, поганец! Живей меня!
 Подбегает он и ствол, что на меня смотрел, рукой в сторону отводит.
 — Не стрелять! — говорит. — Свой это!
 — Кому он свой? — Детина, что в меня целился, недоволен. А ствол, словно заколдованный, обратно ко мне.
 — Нам свой! — заявляет Гнусь. — Знаю я его! С детства знаю! Росли вместе...
 — Бандит он, — возражает детина. — Не фига тут!..
 — Сказано же было — по возможности живыми! — орет на него Гнусь. И опять ствол отталкивает. — Я чё, не видел, как ты двоих завалил? Сам в расход пойдешь, понял?
 — Ладно, — кивает вдруг детина.
 И улыбается. Не, ну нормально, да? Типа мне улыбается! Урод!..
 Только что чуть не ухлопал, а сейчас — рот до ушей, зубы скалит! И автоматик на плечо уже, и пошел от нас не спеша, только что ладошкой не помахал на прощание. Офигеть можно!..
 Не понравилось мне это все. Не понимаю я такого вот. А когда я чего не понимаю, мне это очень не нравится...
 — Как ты, Прыжок? — тормошит меня Гнусь. — Живой?
 — Частично — очень даже, — отвечаю. А в голове — карусель.
 — Молодец! — хвалит Гнусь.
 И еще чего-то тараторит. А я его не слушаю, я смотрю в сторону метро. Там как раз очень интересное кино происходит...
 Вижу я Ворона — стоит, морда в крови, руки подняты. А перед ним какой-то хрен, судя по всему — старший всей этой развеселой команды. И старший у Ворона что-то спрашивает. Долго спрашивает, несколько вопросов задал. А Ворон на все в ответ только башкой мотает. Не знаю, мол, понятия не имею, типа того...
 А потом старшему типа надоело это — кому ж понравится, когда перед тобой так долго головой вертят?! — и он рукой махнул. И тут же детина, что едва меня не пристрелил, прямо от пояса, не поднимая оружия, дает короткую очередь. Ворон падает как подрубленный. А детина делает еще один выстрел — в голову, приседает над Вороном на корточки и начинает шарить у него по карманам.
 Так, думаю. Это, ребята, нам не подходит стопудово. Хрен там разберет, чего у Ворона спрашивали. И никакой гарантии, что сам я на эти же вопросы отвечу иначе.
 Я уже по сторонам глазами шарю — как бы половчее слинять, — когда до меня доходит, что конкретно мне Гнусь долдонит тут уже пару минут.
 — Стой, — говорю, — погоди! Кто?! Кого?!
 — Секретного Войска, — говорит. — Спецотряд! Понял?
 — Понял, — отвечаю.
 А у самого, конечно, в башке гудит, не въезжаю совершенно. Ведь «секретников» я тут меньше всего ожидал увидеть, они же дальше «Сходненской» или «Планерной» носа не высовывают. Да и нет уже давно никакого войска, то, что есть, войском назвать нельзя.
 И вообще, ребята эти на «секретников» не похожи совершенно! Да и что им тут делать?! Ведь они же из своих нор и не высовываются. Или у них, как и у нас в Твери, голод наступил? И они тоже промыслом занялись...
 А потом я наконец-то въехал окончательно, что там Гнусь ляпнул.
 — Повтори-ка, — говорю.
 А Гнусь — рад стараться! И морда у него такая вся сияющая, словно он мне радость какую сообщает:
 — Спецотряд, — говорит. — Мы здесь разыскиваем кое-что.
 — Что именно? — спрашиваю, но чтобы время оттянуть.
 — Тут неподалеку одного старика убили...
 — Где? — спрашиваю. А у самого внутри обмирает.
 Ну, Гнусь и называет — где. Как раз там, где мы на прошлой неделе барахлишком кое-каким разжились.
 Я киваю, а про себя думаю: «Ну, ребята, крындец пришел...»




 2. ДОПРОС


 Слабый ветерок едва шевелил стебельки редкой травы, с трудом пробившейся сквозь кирпичное крошево. Возле входа на бывшую станцию метро «Профсоюзная», на искрошенном, растрескавшемся и выгоревшем асфальте рядком лежало несколько тел. Трое крепких на вид ребят, одетых в камуфляжную форму, подтащили сюда еще одного — тщедушное тельце в заляпанной кровью куртке неопределенного цвета. Они действовали быстро и молча. Никто не хотел сердить командира спецотряда — Владимира Данихнова.
 Данихнов был вспыльчив и резок. Но вспыльчивость эта проистекала из страха перед чем-то, о чем никто в Секретном Войске не знал. Ну, может быть, кроме двоих-троих самых верных и преданных друзей Данихнова. Но эти друзья не входили в состав Специального Отряда, и никто не мог предсказать, какое событие или слово подействует на командира на манер детонатора.
 Те, кто видел Влада Данихнова в деле, почтительно замолкали, когда речь заходила об этом человеке. Потому что видели, как командир вел в атаку людей; как он сам тащил на себе раненых; как он, рискуя жизнью — своей и чужой, — отбивал у Корпуса Верных Защитников попавших в плен.
 Полноватое лицо, внимательный взгляд, короткая рыжая поросль, украшавшая голову Влада, негромкая речь, хрипловатый голос... Видевшие Данихнова впервые, словно сговорившись, определяли его одним коротким словом: воин. Он и был воином. Самым настоящим. С тех самых пор, когда его — совсем еще зеленого мальчишку — едва не убили на Речном Вокзале. Тогда Влада спасла только помощь подружки Лены — такой же маленькой, но уже понимающей кое-что в магии девочки. Знала она не много, но пары защитных заклятий хватило на то, чтобы она и Влад остались незамеченными. Другой бы, избежав смерти, забился в щель, постарался стать невидимым, уехал бы из Москвы в какую-нибудь глухомань — чтобы даже памяти о себе не оставить. Влад поступил иначе.
 В тот же день он раздобыл оружие и пошел по следам тех, кто погубил его близких и едва не убил его самого. Это была просто банда, каких сегодня в городе и не сосчитать. В то время они не так часто встречались, и сферы их влияния были достаточно четко разделены. Банда Кислого, за которой шел Влад, насчитывала семнадцать человек. И ни одного из них Влад не оставил в живых.
 Долгих три недели Данихнов выслеживал и убивал их одного за другим. Лена не оставила его и все это время была рядом. Она не одобряла этой мести, считала, что, расквитавшись с главными виновниками, на остальных можно поставить крест. Влад считал иначе.
 Лена погибла тогда, когда от банды оставались уже жалкие огрызки — сам Кислый и двое его телохранителей. Напуганные непониманием происходящего, они схоронились в остатках лесопосадок за Ленинградским шоссе. Данихнов так и не узнал, чье именно заклинание погубило Лену, буквально за несколько минут превратило ее в хрупкий и ломкий манекен, рассыпавшийся от прикосновений Влада. То, что в банде Кислого не осталось магов, Влад знал. Значит, это был кто-то другой. И, покончив с Кислым, Данихнов отправился разыскивать следующую жертву.
 Через некоторое время судьба занесла его к «секретникам». Данихнов отыскал их и потребовал (не попросил, а именно потребовал!) взять его в войско. И скоро он уже стал тем незаменимым элементом организации, которым вечно затыкают многочисленные и неожиданно возникающие дыры.
 Данихнова это нисколько не коробило. Он совершенно спокойно относился к тому, что, если нет никакого выхода, если все плохо, если всему конец — посылают его. В качестве командира группы. Но от прежней поры у Влада осталось опасливое отношение к магам и магии. Не важно — земная, гоблинская или еще какая. Магию Данихнов не любил, хотя и признавал ее необходимость в нынешнем мире. И из-за этой вот нелюбви теперешнее задание Данихнова воспринималось им особенно болезненно.
 По правде говоря, никто не заставлял Влада браться за это задание. Но он то ли почувствовал что-то, то ли просто захотел сломать в себе застарелые уже комплексы. В прошлом году он сам пришел к командованию и заявил, что собирается заняться решением этой проблемы. И командование не возражало — в Секретном Войске вообще мало кто осмеливался возражать Данихнову. Намного легче и спокойнее Владу от этого не стало. Теперь каждое слово, каждую ситуацию он воспринимал едва ли не как выпад, брошенный судьбой ему лично. В полной мере это относилось и к сегодняшней операции по ликвидации команды Косого.
 Сейчас Владимир Данихнов внимательно разглядывал стоявшего перед ним человека. Он уже сомневался, что поступил правильно, последовав совету Сергея Ватолина (к которому этот пленный обращался по кличке — Гнусь). Ничего интересного пленный не расскажет. Очевидно, мелкая сошка.
 Напрасно Макс застрелил троих из этой банды. Без допроса застрелил. Хотя приказ ему был дан совершенно однозначный — всех членов банды Косого брать по возможности живыми. Но Максим повел себя как-то странно. Он вообще в последнее время ведет себя странно.
 Максим Игнатьев появился в прошлом году. Пришел и напросился в войско. И что же, не брать его? Сейчас мало кто с улицы хочет оказаться в рядах «секретников». Каждого не проверишь. Не гоблин — и ладно...
 А потом — буквально через неделю после появления Макса — Владу стало известно о Николае-летописце. Тогда-то все и началось.
 У Данихнова сложилось впечатление, что Максим заинтересовался этим летописцем даже больше, чем сам Влад. Хотя понятно: появилась реальная возможность разделаться с противником. Но вот почему Макс перебил всех тех, от кого можно было получить инфу? Ведь троих же ухлопал! И кто у нас сейчас остался?!
 Влад подозрительно оглядел парня.
 Метрах в двух от него стояло существо, отдаленно напоминающее человека. Коротенькие кривые ножки в засаленных кожаных штанах были обуты в странные сапоги ядовито-зеленого цвета; куртка на нем явно не по размеру — связанные за спиной волосатые ручонки, казалось, вот-вот утонут в ее длиннющих рукавах. А гвоздеподобная шея сиротливо и одновременно немного нагловато торчала из наглухо застегнутого ворота. На этой шее ловко пристроилась маленькая головка, в верхней части которой попадались островки зарослей серовато-черных волос. Узкие черные глазки шустро бегали по сторонам и сверлили окружающих, словно лазером.
 Владу даже на какой-то краткий миг почудилось, будто тело его под этим взглядом расщепляется на миллиарды мельчайших частиц. Данихнов вздрогнул. Подобные ощущения часто возникали у него при встречах с магами. Но стоявший перед ним магом явно не был. Данихнов скрипнул зубами и постарался отогнать эти мысли подальше.
 Несмотря на свои габариты, пойманное существо (именно — существо!) умудрялось смотреть на командира (как, впрочем, и на всех остальных) сверху вниз. Владу это сильно действовало на нервы. Необходимо было показать, кто есть кто.
 Данихнов взглядом подозвал одного из своих людей и свирепо гаркнул:
 — Эй! Обучи-ка этого недоумка правилам общения с командованием!..
 Тот мгновенно подскочил к пленному и ударил его под дых. Пленный вздрогнул, но взгляд его по-прежнему оставался таким же сурово-колючим и непокорным, как и ранее.
 — Я собираюсь сесть! — вновь гаркнул Данихнов.
 Сию секунду к нему подбежали двое и мгновенно устроили прямо на земле нехитрое сиденье из какого-то непонятного тряпья. Сев поудобнее, Данихнов вновь принялся разглядывать «последнего героя» из людей Косого. «Герой» продолжал озираться по сторонам и одаривать всех презрительным взглядом.
 — Имя, — повторил командир.
 — Анатолий... — пленный шмыгнул носом, — Мошков.
 «Прямо-таки Кавказские хребты, а не нос», — подумал командир.
 В начале года ему довелось побывать на Кавказе — Влад искал летописца. Тогда поиски оказались напрасными. Как, впрочем, и в течение последующих месяцев. Каждый раз, когда казалось, что вот она, разгадка местонахождения легендарного Николая, информация оказывалась либо ложной, либо устаревшей. И вот две недели назад он наконец-то напал на верный след. Командир выяснил, что Николай-летописец пребывает ныне в Юго-Западном районе Москвы. На всех парах мчался Влад сюда, нашел и... опоздал. Кто-то наткнулся на летописца двумя днями раньше. И убил. Летописец пропал навеки, а с ним пропали все записи, за которыми в принципе и охотился Данихнов.
 И наибольшую злость вызывало то, что наверняка все это вновь произошло по вине какой-то банды. Опять банда! Опять эти отморозки, гордо именующие себя «командами», заботящиеся только о своей шкуре, ни во что не ставящие ни жизнь остальных людей, ни вообще весь Срединный Мир. Подонки, куда более худшие и ненавистные, чем даже Корпус Верных Защитников, пресмыкающийся перед гоблинами и служащий им верой и правдой. У Корпуса хоть есть какие-то (пусть и низкие, нечеловеческие) идеалы, к которым они стремятся. Хоть какое-то подобие кодекса чести, пусть даже и не приемлемое Данихновым. У команд же нет ничего, кроме свободы в самом худшем понимании этого слова — свободы от совести, свободы от чести, свободы от милосердия.
 Наверняка ведь труд Николая-летописца не нужен им совершенно. Просто так прихватили с собой. А по дороге скорее всего выкинули за ненадобностью. Зачем нужны этим бандитам летописи?! На вопрос же соратников, зачем летописи нужны ему самому (читать ведь почти никто не умел, а если и умел, то не считал нужным часто вспоминать об этом), Данихнов отвечал уклончиво или же (что бывало гораздо чаще) не отвечал вообще.
 А потом Макс откуда-то узнал, что Николая-летописца убили люди из банды Косого. Данихнову до сих пор оставалось неясным, где именно Макс получил эту инфу. Как оставалось неясным и то, каким образом Макс сумел точно указать место и время, где банда Косого решила устроить засаду на курьеров, везших провиант одной из команд. И совершенно непонятно, почему Макс принялся ни с того ни с сего убивать. И вот — один из бандитов здесь. Всего один...
 — Сколько лет тебе? — прищурился Данихнов.
 — Семнадцать...
 — Что вы здесь делали?!
 Сероватая кожа на миг собралась в складки и вновь обтянула скуластое личико пленного. При этом шрам, рассекавший физиономию парня от верхней губы до левого виска, всколыхнулся, словно волна. Данихнова, видавшего всякое, передернуло. Было в этом человеке что-то такое, от чего кровь в жилах стыла, а мысли застревали, так и не успев воплотиться в действия. Подсознательно Влад понимал, что он значительно слабее своего пленника, и пусть никто (даже сам пленный) этого не замечает, все равно — неожиданная и необъяснимая сила пугала.
 — Искали, может, найдем что-нибудь интересненькое... — Мошков выстрелил очередным лазерным взглядом и облизнул тонкие пересохшие губы.
 — Чего такого «интересненького»?! — встрепенулся Влад.
 — Да так, искали, чем бы поживиться. — Мошков явно пытался прикинуться дураком.
 — Ты меня за идиота держишь? — Данихнов не выдержал, вскочил с «трона» и, подлетев к парню, заорал во всю мочь: — Отвечай! Что вы делали здесь?!
 Влад был в бешенстве. Последняя надежда ускользала из рук. Подбородок Данихнова затрясся, лицо побелело. Но как бы ни был страшен в гневе своем командир, лицо Мошкова продолжало сохранять то неприступно-тупое выражение, которое приняло в самом начале допроса. И тут в разговор некстати встрял перепуганный насмерть (как и все остальные окружавшие Данихнова) Сергей Ватолин:
 — Прыжок, ты чё?! Ну скажи же! Вы же на курьеров пошли!
 — Были бы руки развязаны, Гнусь, я б тебе сказал, — проскрипел Мошков. — И про курьеров, и... все такое.
 Хрясь!
 Мошков рухнул на асфальт. В ушах зашумело, в глазах сделалось темно. Уже теряя сознание, Анатолий почувствовал, как его подхватывают за ноги, за плечи, куда-то тащат...


* * *

 — ...Толик! Вставай!..
 Силясь открыть глаза и пошевелить рукой, Мошков прошептал еле слышно:
 — Это ты?!
 То ли прошептал, то ли всего лишь сделал попытку.
 И вновь ушел, уплыл в небытие. Но голос опять позвал:
 — Толик! Вставай!..
 Мошков приоткрыл глаза-щелочки. Это была женщина — не молодая и не старая, не уродина, но и не красавица. Женщина в красном платье, с зелеными волосами. Точно такая же, ничуть не изменилась.
 Мошков хотел спросить, куда она пропала — тогда, в Твери, после перестрелки, после того проклятого туннеля, — но вновь отключился...


* * *

 — Эй, ты! Как тебя там?.. Анатолий! Ишь ты, разлегся тут, понимаешь...
 Мошков ощутил пинок в бок. Не слишком обходительно для женщины. Он захотел подняться, чтобы объяснить, кто есть кто в этом мире, но получил очередной пинок. Пересилив себя, Анатолий открыл глаза. Женщина в красном платье была всего лишь видением, галлюцинацией, если хотите. Здесь же — в холодной и ржавой реальности — вместо женщины на Мошкова смотрела нагловато-трусливая рожа одного из соратников Владимира Данихнова.
 — Очухался? — поинтересовалась рожа. — Эт хорошо! Давай ногами шевели!..
 Мошков с легким недоумением отметил, что поблизости вдруг появился небольшой грузовичок. За рулем его сидел кто-то в чем-то черном. Человек в кабине на миг повернулся, и Мошков вздрогнул. Ему показалось, что за рулем грузовика сидит привидение. Лицо водителя странно блеснуло, словно выкованное из металла. Но разглядеть его толком Мошкову не удалось. Его уже поставили на ноги и подтащили к кузову.
 — Залазь!..
 — Руки-то связаны! — прохрипел Мошков. — Дубина!..
 Последовал еще один удар, от которого Мошков снова рухнул на землю. Он почувствовал, как его поднимают и зашвыривают в кузов. Следом за ним, громыхая сапогами, полезли какие-то люди. После чего машина тронулась.
 Следующие несколько минут Мошкова заботило только то, чтобы не удариться головой. Когда же машина остановилась, он даже не сделал попытки подняться на ноги. Здраво рассудив, что как его сюда закинули, так и выкинут наружу. И оказался прав — выкинули его без разговоров, довольно быстро и без особой жестокости. Так что у Мошкова даже появилась возможность оглядеться по сторонам.
 Судя по всему, это было где-то недалеко от Нахимовского проспекта. Скорее всего временное пристанище спецотряда, походный лагерь.
 Мошкова потащили к какой-то развалюхе, напоминающей скорее заброшенный склад, нежели штаб-квартиру командира команды. Робкие лучи несмело посматривающего на искалеченную землю солнца падали на крышу барака. Сколоченная из трухлявых, почерневших от дождя и времени досок, хибара одиноко стояла среди многочисленных полуразрушенных домишек. Окон в бараке не было, их заменяли зиявшие в прогнивших досках дыры, с грехом пополам затянутые кусками полиэтилена. Дверь, очевидно, выломали еще тогда, когда отбирали домишко у прежних хозяев, поэтому ее первое время попросту приваливали к входу, а затем и вовсе ликвидировали. С тех пор черная пустота скалилась на окружающий мир, подобно раскрытой пасти шакала. Тоскливо и мрачно... Впрочем, команд по нынешним временам в Москве развелось — пруд пруди, так что удивляться нечему.
 Внутреннее убранство «штаб-квартиры» не особо отличалось от остальных убежищ — ворох тряпья в левом углу, груда оружия возле входа да котелок с невнятным содержимым на столе посреди комнаты — вот и все.
 Из темноты возникла фигура командира. На сей раз он не был раздражен и даже улыбался.
 — Ватолин заступился за тебя, — поведал он. — Он сказал, что ты расскажешь нам все. — Опять улыбка.
 «Значит, убивать не станут... пока», — пронеслось в мозгу у Мошкова.
 — Буду краток, — подытожил командир. — Я хочу знать, не нашел ли ты или кто-то из ваших что-нибудь особенное.
 Внешний вид Данихнова был обманчив. В данную минуту Влад был раздражен, но старался не показать этого, а потому постоянно улыбался. Надо сказать, особого очарования натянутая улыбка квадратному лицу командира не придавала.
 — Прежде чем спрашивать, поясни, что именно вы ищете, — ответил Мошков. Он был достаточно ограниченным, но здесь большого ума, чтобы понять, какие игры затеял командир, не требовалось.
 — А ты не так глуп, как хочешь показаться! — Данихнов начал выходить из себя. Он обвел взглядом комнату — у входа толпилось несколько вооруженных людей.
 — Вон! — рявкнул им Влад.
 Люди испуганно шарахнулись в дверь. Все, кроме одного. Мошков толком не видел этого человека — тьма, сгустившаяся в углу, не позволяла этого сделать. Единственное, что он разглядел, — что-то черное, лоснящееся, поблескивающее металлическими капельками. И над всем этим — непонятное и необъяснимое призрачное зеленоватое сияние, словно бы даже контуры лица.
 — Катя, ты тоже... — на тон ниже произнес Данихнов.
 Фигура не шевельнулась, только сияние на миг погасло.
 — Пожалуйста, — неожиданно сказал Данихнов.
 Тень двинулась к двери и, очевидно, покинула помещение — Мошков сейчас больше внимания уделял стоявшему перед ним Данихнову, чем этому непонятному существу с женским именем. Данихнов же внимательно рассматривал еще несколько часов назад казавшееся ему тупым и никчемным лицо.
 — Ты хочешь знать, что я ищу? Это не оружие, не золото и не порошок. Это... летопись. Знаешь, что такое летопись?
 — Не в курятнике родился, — кивнул Мошков.
 — Так вот, — Данихнов, казалось, пропустил слова Мошкова мимо ушей, — на протяжении многих лет ее составлял один из умнейших людей. Не спрашивай, зачем мне эта летопись, ибо ответа ты не получишь. Хватит с тебя и того, что я уже сказал.
 Мошков пожал плечами. Глаза Данихнова метнули молнии, но сам Влад промолчал.
 — Итак, не находил ли ты летопись? — Данихнов подошел к Мошкову почти вплотную и уставился ему в лоб. Влад пытался выглядеть посерьезнее, а смотреть в глаза парню ему не хотелось — тут же всплывали неприятные мысли и становилось жутковато. Поэтому командир решил остановить взор где-то в промежутке между лбом и густыми бровями паренька.
 — Чё там? — поинтересовался Мошков с кривой усмешкой. — Прыщик, что ли?
 — Тварь... — прошипел Данихнов.
 — Ага, — осклабился Мошков. — Только ты ничего со мной не сделаешь. Пока я тебе нужен — не сделаешь. И вообще, не помню я, чтобы мы находили что-нибудь этакое. Да и фиолетово нам такая фигня! Среди наших типа грамотных почти что не было. Мы всё больше по оружию да порошку специализировались. Ну и все такое...
 — Твою мать! — не выдержал Данихнов.
 А Мошков вновь удостоился чести поцеловать землю-матушку. Удар командира был не столько сильным, сколько неожиданным...




 3. ШАНС


 Я сразу понял, что этот Влад меня не убьет. Нужен я ему зачем-то. Зачем — не знаю. Но когда он выяснит, что толку от меня, как от тени гоблина, тогда уже — все! Тогда уже — пиф-паф! А потому надо мне ноги рисовать от них, пока не поздно.
 А пока меня заставили показать, где наше убежище было. А чего бы не показать-то?! Мне там уже не жить... если вообще жив останусь...
 Руки мне развязали — это Гнусь командира упросил, — уже хорошо.
 Ну, потащил я их на Зюзинскую, к нашему стойбищу. Кстати, не так уж и много этих «секретников» оказалось, человек пятнадцать, двое из которых к тому же ранены. Но мне, понятное дело, это фиолетово. Пятнадцать их там или пятнадцать тысяч... ухлопать меня — и одного хватит.
 По дороге я все думал, как сложилась бы судьба, окажись мы в другом районе. Не знаю, чего нас понесло в этот Юго-Западный?! Здесь, конечно, не так все порушено, но это-то и плохо. Будь тут развалин поменьше, и команд поменьше было бы, На Болотниковской вон все спокойно, ровненькое место, все видать. И ведь, казалось бы, недалеко совсем, прямо за Севастопольским проспектом, а вот поди ж ты! То ли лень гоблинам было тут все громить, то ли еще чего — неясно.
 А может, и не гоблины громили, кто ж знает? На эти московские рожи посмотришь — не лучше гоблинов. Они и сами могли тут кавардак устроить. Мало ли чего — может, власть делили, зоны влияния типа там... или склады какие... или еще чего.
 Пока мы до Зюзина тащились, Гнусь старался рядом держаться, подбадривал типа. А у меня, как мы с Нахимовского свернули, настроение упало ниже плинтуса. Как только по сторонам развалины пошли, на душе так гнило сделалось — словами не передать. Не люблю я развалин, особенно таких вот больших — в два, в три, а кое-где даже и в четыре этажа. И чем дальше, тем развалины эти выше. И вот уже почти целехонькие дома попадаются... Не, нехорошо это! Это как человек, который только что умер. Неприятно.
 Меж домами все заросло. Кое-где обычной травой, деревцами молодыми, кустарником. Кое-где — Черной Проволокой. Единственное, пожалуй, место во всей Москве, где эта дрянь чувствует себя хорошо. Потому, наверное, и оборотней тут нечасто встретишь, не любят они Черную Проволоку. И она им отвечает горячей взаимностью.
 Ну, доковыляли мы до места, указал я на подвал дома, от которого чуть больше одного целого этажа осталось. Думаю, что вот они все сейчас в подвал полезут, а я потихоньку смоюсь. Хотел было уже Гнуся предупредить, чтобы он тревогу не поднимал, да не успел. Меня ласково так прикладиком по почкам стукнули и стволом указали, куда мне следовать — в подвал же, типа показывать, где, чего и как. Не, это нормально, да? Как будто не понимают, что уже одно то, что я их сюда привел, нервы рвет! Суки!..
 А что возразишь? Против автомата — ничего...
 Ну, пока эти ребята по берлогам нашим шарили, я все смотрел, как бы типа смыться от них. Не уверен я, что в живых оставят, не такие они люди и все такое. Гнусь — он, конечно, с ними в одной команде, но и Гнусь для Данихнова не великий авторитет.
 К тому же так и не въехал я до сих пор, про какие такие летописи они талдычат всю дорогу?! Не было там ни фига подобного! Или было, но мы не заметили, а после нас кто другой их стянул. Или до нас еще. Не, ребята, не было там летописей! Я бы их узнал, наверное.
 В одной книжке я видел картинку с летописями — типа такие длинные желтые листы бумаги, в трубочку свернутые. И там фигня разная написана — история родного края и все такое. А у того хрена ничего подобного не наблюдалось.
 Вообще, странный он был — старик тот. Ну, все говорят, что старик. Да и на вид ему — столько люди вообще не живут. Но вот глаза — на всю жизнь запомню! Особенные какие-то были глаза у него. Молодые, сильные. Типа как у той женщины, из-за которой я в эту долбаную Москву подался. И когда Крыса в него выстрелил, что-то с глазами теми случилось. Словно они умерли раньше старика. Непонятно. Не люблю я непонятного!..
 Хотя вся моя ситуация сейчас непонятная. Сбегу или не выйдет? Фиг его знает...
 Макс — ту суку, что меня пристрелить хотел, Максимом зовут, оказывается, — так вот, Макс меня сразу невзлюбил. Лыбится, разговаривает весело так, и все такое. А в глазах его — смерть. Моя. Хуже убитого Гусенка, честное слово!
 Когда до моей норы добрались, он как раз первым туда нырнул. И сразу же следом за ним Гнусь и еще двое из команды. А потом уже я — моя ж нора и все такое!..
 И вот что меня сразу насторожило. Все мое барахло перетряхивают, кроме Макса. Он стоит в сторонке, улыбается и на все замечания — что, мол, и ему бы поискать неплохо — только кивает. И на одном месте торчит как приклеенный. Прямо возле ящика, которым я вместо стола пользовался. А потом он быстренько так оглянулся, на ящик этот посмотрел и — прямо задницей своей на него! Присел типа отдохнуть.
 Я глазами хлопаю, не въезжаю ни фига. А потом до меня дошло, что там у меня, может быть, обойма запасная лежала или еще чего. А этот гад решил прикарманить чужое добро. И все такое.
 Но тут же вспоминаю, что не может у меня на столе ничего такого быть. Потому как запасными обоймами я не избалованный человек. Только книга на столе лежала, кажется. Ну, та самая, от руки написанная...
 ...которую, кстати, я из берлоги того долбаного летописца забрал...
 Бли-и-ин!!!
 Меня как кипятком ошпарило!
 Не, нормально, да?!
 Может быть, они как раз этот блокнот и ищут. Мало ли что он не в трубочку свернутый? Может, из-за него всех наших и перебили. Может, из-за этой вот хреновины и меня убить могут. А этот гад прямо на нее — задницей своей! Нормально, да? Типа чтобы не видел никто! Сука!..
 Я спокойно так подхожу к Максу. А он мне улыбается, улыбочка такая вся из себя радостная, искренняя. А я ему:
 — Привстань-ка на секундочку.
 — Зачем это?! — очень так похоже удивляется Макс.
 — Привстань, привстань, — говорю, — о тебе же забочусь. А то как бы ты на летописях этих задницу себе не отсидел...
 Ну, Макс подскочил, словно его блокнот шилом в зад ткнул. И все сразу к столу кинулись. И заорали радостно так. И все такое.
 Данихнов мигом в норе моей оказался, глаза сияют, руки дрожат, блокнот листает торопливо. И все такое.
 И все уже про меня забыли. Кроме Макса. Я его взгляд перехватить успел — не улыбается уже, глаза злые, смертью исходят. Оставь сейчас меня с ним вдвоем — зубами загрызет.
 И тут понимаю я, что летописи уже найдены и пользы от меня любезному обществу более никакой. Типа можно и в расход пускать. Что, смею заметить, с планами моими не совпадает совершенно. А значит, нужно немедленно принимать какие-то меры. А какие? И вдруг меня осенило. Не поверите, словно вспышка какая в башке сверкнула. Я тут же, пока все еще здесь — и Данихнов, и Гнусь, и прочая братия, — беру крепенько так Макса за грудки и ору во все горло:
 — Утаить хотел? Зараза! На Корпус работаешь, падла? Убью!!!
 Ну, меня сразу же, понятное дело, прикладом по боку — шарах! Потом ногами немножко так попинали — ничего, не страшно. Зато, чего надо было, сказать я успел.
 Когда же происходящее вокруг опять начало возбуждать во мне интерес, я едва не улыбнулся. Ну, типа подействовали мои крики, сейчас уже с Максом разбираются, и все такое.
 — Давно я замечаю! — орет Гнусь. — Вечно ты палки в колеса ставишь, Макс!
 — Заткнись, выродок! — орет Макс в ответ. — Это ты со своим Прыжком — одной бандой меченные, одной кровью мазанные! Выгораживаешь ты его!
 — Молча-а-ать! — рявкнул тут Данихнов.
 Ну, все типа сразу же замолчали. А он скрипучим таким голосом заявляет вдруг:
 — Всё! Этот Мошков больше не нужен!..
 Не, нормально, да? Вот сука!.. Помогай таким летописи разыскивать! Больше хрен дождетесь от меня чего хорошего!..
 Я на Макса глаза скосил, на Гнуся, на остальных. Ну, Гнусь побелел типа, глаза вытаращил. А Макс — тот как-то сразу ко мне интерес потерял, словно и нет меня тут.
 — Влад, послушай! — говорит Гнусь. — Не нужно Прыжка убивать! Он свой! Проверь его! Испытай!
 — Чего там испытывать... — проворчал Данихнов.
 Не, нормально, да? Я осторожно так на ноги поднимаюсь, оглядываюсь. Не, не сбежать. Куча народу в моей берлоге, да в дверях еще громилы торчат — поперек себя же шире.
 — Дай ему шанс! — настаивает Гнусь. — Пусть... ну, пусть он, например, с нашей группой пойдет!
 — Вы и так дойдете куда надо, — бурчит Данихнов. А на меня не смотрит даже, зараза.
 И тут уж я голос подал.
 — Ага, дойдут! — ехидно так говорю. — Вот этот вот, — и на Макса киваю, — всех и доведет! Прямо в Совет Равнодушных! То-то в Каганате радости будет!
 Макс посмотрел на меня — холодно так, безразлично — и вдруг заявляет:
 — А что, Влад? Люди нам нужны. Пусть этот Прыжок с нами сходит.
 — Папа твой — прыжок, — ворчу. — Когда тебя делал — подпрыгивал...
 Ну, меня опять прикладом по боку. Встал я, о стену оперся — тяжело стоять-то, вас бы столько раз прикладом, да еще по одному и тому же месту... Но самое непонятное мне — это почему Макс вдруг решил меня защищать?! Чего это он за меня заступился, а? Непонятно... Не люблю я непонятного! И все такое...
 Данихнов с сомнением смотрит на меня, на Макса и говорит вдруг:
 — Чем дальше, тем меньше я доверяю и тебе, Игнатьев, и тебе, Ватолин. А этому вот, — в мою сторону кивает, — не доверяю совершенно.
 Лично мне фиолетово как-то, доверяет ли он мне и все такое. Сам я тоже не доверяю ни Максу, ни Владу. Разве что Гнусю... Кстати! Я ж ему в глаз дать хотел при встрече! Не забыть бы... Если жив останусь. Потому что сейчас разговор именно о жизни идет. О моей. Шлепнуть могут стопудово. То есть типа терять мне нечего. И я говорю тогда:
 — А ты проверь! Все равно за Максом твоим глаз да глаз нужен. Вот я и послежу...
 — А за тобой кто следить будет? — усмехается. — Бандит ты. Выродок. Дрянь.
 Макс на меня опять с ненавистью уставился. Ясно же — я за его счет выехать хочу. Ну, мне-то плевать, мне главное в живых остаться.
 И тут вдруг девка какая-то встревает. Говорит:
 — Пусть этот бандит с нами идет...
 Голос у нее противный, хрипловатый такой, дребезжащий. То ли горло у нее искусственное, то ли от рождения голос такой мерзкий — хуже, чем у меня, честное слово!
 Оглянулся я на нее — тьфу! Голосочку своему под стать. Не, не то чтобы страшная она очень (хотя и не без этого, конечно), а жалкая какая-то. Выглядит так, словно ей по башке ведром стукнули. Мусорным. Полным.
 Худая до ужаса, словно макаронина. Длинная к тому же, неказистая вся какая-то, на шлагбаум погнутый смахивает. А на ногах еле держится. Дунешь на нее — свалится. И стоит она не по-человечески... или это ноги у нее кривые такие?.. Не въедешь сразу. Напялила на себя непонятный балахон какой-то дурацкий, черный, и плавает под ним, как рыба пьяная, и все такое... Нос востренький, птичий, со всеми присущими ему прелестями соответственно. Волосы черные, короткие, непослушные. Торчат во все стороны, как солома на крыше дома после взрыва. Вот только глазища у нее (да, именно глазища!) — что ты! Силища такая в глазах, почище, чем у Данихнова. Огромные, черные... Они к ее лицу даже не подходят совсем. Да и вообще к ней не подходят. Вся нелепая, несуразная, хотя и заступаться пытается. А глазища-то горят, светятся!
 А сам Данихнов теперь уже взглядом по всем по нам по четверым прыгает — девка, Макс, Гнусь, я, опять девка... И кажется мне, что я своими словами про Макса в точку попал — не доверяет ему Данихнов, ох не доверяет. И все такое. Почему не доверяет — фиолетово. Но мне это типа на руку.
 — Возьмешь его в свою группу, Эллина, — сказал, как отрубил.
 Девка кивнула, а я сразу же ляпнул:
 — Оружие дайте!
 Ну, мне сразу же и дали, типа опять прикладом и по тому же боку. Не, нормально, да? Не расстреляли, так что ж теперь, прикладом забить?! Суки.
 — Вставай, Прыжок, — говорит Макс. А в глазах его опять злость.
 — Ничего, — отвечаю, — я пока полежу — с земли не так больно падать...
 Но встать, конечно, пришлось. Потому как с прикладом не поспоришь. Блин! И откуда у них тут столько прикладов?! По три штуки на каждом автомате, что ли?! С ума сойти можно!
 — Сегодня же отправляетесь, — приказывает Данихнов. — Катя, возьми...
 И блокнот старика того девке какой-то протягивает.
 Я сразу вспомнил — Катя! Не та ли самая, к которой Данихнов этот так почтительно обращался? Поглядел я на нее — страшноватая тоже, типа Эллины этой. Лысая — то ли сама наголо бреется, то ли еще чего. Половина морды какая-то ненастоящая — серебрится, словно лужа грязи под луной. Когда она стояла ко мне нормальной стороной лица повернута — ничего так, терпимая девка. А потом повернулась — мать твою!.. Гоблин свежезажаренный и то краше! И одета она как-то необычно. Не, конечно, остальные из этой развеселой компании тоже не в армейских шмотках. Но она как-то в глаза бросается — черные штаны, куртка тоже черная, вся такими блестящими железяками утыканная. А на плече у нее сумка — тоже вся черная такая.
 И вот эта самая Катя блокнот у Влада берет и в сумку запихивает. А я замечаю, как Макс взглядом блокнот этот провожает. Ну, голодный взгляд, тина того. Так на баб в постели смотрят, а не на блокнот. И замечаю я еще, что Данихнов тоже за Максом украдкой наблюдает. Перехватил мой взгляд, замер... А я зачем-то взял и осторожно ему кивнул. Фиг его знает — зачем?! Но Данихнов молча так прикрыл на миг глаза, типа согласен.
 Короче, беседа двух немых идиотов получается. Чего он имел в виду? Как он мой кивок воспринял? Фиг его знает...
 Да и фиолетово это мне, по правде сказать. Мне сейчас главное — шансом воспользоваться. Улучить момент и рвануть от них подальше. Иначе убьют. А жизнь у меня одна. И шанс — тоже один...




 4. КОМАНДА


 Небо покрылось тяжелыми грязно-серыми облаками, которые с каждым часом сгущались все сильнее. Солнце пару раз попыталось выкарабкаться из-за туч, но не справилось и плюнуло на это дело окончательно.
 К вечеру облака приобрели недобрый красноватый оттенок, словно где-то за горизонтом пылали пожары. Тучи сделались черно-багровыми на западе, а на востоке появилось необычное золотистое сияние — словно в небе сквозь неожиданный просвет проглянули россыпи звезд. Только звезды эти не стояли на месте, крутили хороводы, сплетаясь в спирали и чертя на мглистом фоне пунктирные линии.
 При виде этого зрелища в лагере Данихнова все затихли — видели такое уже не раз. Не опасное, но и непонятное, необъяснимое. И к явлению этому одинаково настороженно относились и жители Срединного Мира, и гости из Преисподней. Потому что было это необъяснимо для всех — и людей, и гоблинов.
 Ближе к полуночи золотистый пунктир в небе начал таять. Одновременно принялся меркнуть и багровый отсвет на западе. Люди зашевелились, послышались негромкие разговоры. Постепенно в лагере каждый занялся своим делом — кто-то принялся собирать топливо для костра; кто-то проверял оружие; кто-то просто сидел или валялся на земле, тупо уставившись в пространство.
 Прыжок расположился на остатках постамента какого-то развороченного взрывом памятника и пытался оценить обстановку. Отношение «секретников» было к нему по-прежнему настороженным, и оружия Мошкову не вернули. Но бить перестали и даже накормили. Это, разумеется, не повод, чтобы задерживаться у «секретников» дольше, чем необходимо. Но пока что Мошков складывающейся ситуацией был доволен — жив, сыт и надежда на побег есть.
 — Ну как ты?..
 Прыжок поднял взгляд. Долговязое, нескладное нечто склонилось над ним. Нечесаные рыжие, торчащие во все стороны волосы этого «нечто» почти полностью спрятали его лицо. Прыжок вздохнул и отвернулся.
 — Да так, Гнусь, ничего особенного, — нехотя отозвался он.
 — Ты что, не рад, что ли?
 — А чего мне радоваться-то?! — Прыжок обалдело посмотрел на Гнуся.
 — Ну как это — чего?! — Гнусь тоже вытаращил глаза. — Снова встретились! Да и жив ты остался!..
 — Ну разве что, — буркнул Прыжок. — А насчет того, что встретились... Не забыть бы тебе в глаз дать, вот чего!..
 — За что это?!
 — А за все! За Прыжка, за... за то, что от Косого смылся — один, без меня...
 Густые брови Гнуся сложились домиком, а губы изобразили плаксивую гримасу:
 — Да ты чё, совсем сбрендил, что ли? Хорош друг, мать твою! Я за тебя Влада упрашивал, распинался перед ним! А ты теперь от меня нос воротишь! Учти, кстати, что ты еще не в группе, а всего лишь на испытательный срок взят, не забывай! — Гнусь шмыгнул веснушчатым носом-картошкой и развернулся, всем своим видом давая понять, что подобного отношения к себе не потерпит и собирается уйти.
 — Да ладно тебе! Садись, потолкуем... — Прыжок примирительно вытянул левую руку, приглашая Гнуся сесть рядом.
 — Давай. — Гнусь явно не сильно обиделся, да и делать ему особо нечего было. Потому он охотно присел рядом.
 — Слышь, Гнусь, а этот Макс — он вообще чего?
 — Как это — чего? — не понял Гнусь.
 — Ну, типа того, что он за человек? — пояснил Прыжок.
 — Да так, — Гнусь махнул рукой, — ничего особенного...
 — Это как? — поинтересовался Прыжок.
 — А вот так! Он в последнее время Данихнова нашего совсем достал. Мало того что самовольничает, так еще и решения Данихнова оспаривать вздумал.
 Прыжок непроизвольно метнул взгляд в сторону проходившего мимо Макса. Скользкий тип этот Макс, подумал Прыжок. Широко посаженные глазенки — маленькие такие, желтовато-непонятного цвета — по сторонам так и шныряют, щеки красные, лицо все в пятнах каких-то... Эта живописная морда дополняется не менее живописной улыбочкой с этакими ямочками где-то между щеками и нижней челюстью.
 — И как же самовольничает? — спросил Прыжок.
 — А ты чё, сам не видел, что ли? — Физиономия Гнуся изобразила удивление. — Между прочим, это он насчет летописи-то кашу заварил. И про вас тоже он сказал. Ну, в смысле, где и когда вы курьерам засаду готовите...
 — Ну?! Откуда ж узнал-то?! — Прыжок наклонился еще ближе к Гнусю и заговорил тише: — Слушай, а что если это он тогда навел Косого на курьеров? Все сходится ведь... Косой-то наш как раз накануне трепался с кем-то о них. Вот ведь зараза! Навел Косого на курьеров, а вас — на Косого! Да и вообще — странно он себя ведет, подозрительно...
 — И прикинь, этот гад с нами пойдет. — На лице Гнуся проступила досада.
 — Как — с нами?! Шутишь? — Прыжок аж подпрыгнул на месте.
 — Что ты заладил, как да как? Очень просто! Данихнов так порешил!
 — Бли-и-ин...
 — Вот именно. — Гнусь принялся чесать голову. Он всегда так делал, когда что-то его не устраивало. — Еще неизвестно, чем вся эта фигня закончится...
 — Значит, пойдем мы с тобой, сука Макс и... эта... как ее? Ну, тощая такая... уродина...
 — Ага, — кивнул Гнусь, — а еще — Петька Малахов, Юра Коновалов, Дашка и Катя.
 — Это еще кто такие вообще? — Прыжок сдвинул брови.
 — Петька — вон он стоит. Видишь? Толстый такой, приземистый. Его Колобком еще называют иногда.
 Прыжок повернулся в сторону, куда показывал Гнусь. Недалеко, подбоченившись, стоял невысокий парень в свитерке цвета хаки и таких же брюках. Выглядел он совершенно не как боец. Возможно, из-за полноты. А может, виной тому была его одежда — на удивление чистая для нынешних времен и почти не помятая. Да и лицо у Колобка было благородное такое, холеное, чуть ли не барское.
 Вид Малахова сразу же насторожил Прыжка. Он не привык видеть таких людей — сытых и упитанных. Впрочем, возможно, у Малахова что-то неладно было со здоровьем — где по нынешним временам встретишь упитанного человека?! Разве что из числа тех, кто объедки с гоблинских столов подбирает...
 Однако, если Малахов в Секретном Войске, эту возможность можно исключить. Не взяли бы «секретники» к себе такого. Да и никто не взял бы — с предателем разговор короток, пулю на него не жалко...
 Было еще в фигуре Малахова что-то неестественное, какое-то несоответствие. Не сразу, правда, но Прыжок уловил, в чем оно заключается, — у Малахова не было оружия. То есть не было оружия в понимании Прыжка — ни автомата, ни пистолета, ни чего-нибудь еще такого. И потому Малахов показался Прыжку каким-то беззащитным, что ли.
 — Он как, стрелять-то хоть умеет? — Прыжок продолжал рассматривать Малахова.
 — Ничего, вполне нормальный чувак. Отвечаю, — кивнул Гнусь. — Тут недавно стычка была с бандой... Ты не смотри, что он из себя такой весь... круглый. Он знаешь как всякими японско-китайскими штуками владеет? Типа каратэ и так далее. Ему даже оружия не надо, голыми руками любого на тот свет отправит. Только вот простодушный он очень. Такому, например, как Макс, Петьку обмануть — как два пальца... об асфальт.
 — М-да... А Юрий этот что за кадр? — продолжал интересоваться Прыжок.
 — Вот именно — кадр! — кивнул Гнусь. — Верно подметил, тот еще типчик. Не лучше Макса... Хотя нет — лучше. Он, по крайней мере, против начальства не возникает. Вообще, безынициативный какой-то, но сволочь. С таким только на задание и ходить.
 — На фига ж его берут-то?! — удивился Прыжок.
 — Ну, мало ли кого берут, — усмехнулся Гнусь. — Тебя вон тоже берут...
 — Не, серьезно!
 — Понимаешь, он в технике здорово сечет. Не поверишь, иногда такие штуки починить может — с ума сойти!..
 Прыжок окинул взглядом Коновалова, сидящего рядом с каким-то парнем возле небольшого костерка. Никаких особых эмоций лицо Юрия у Прыжка не вызвало. Настырно-тупая квадратная рожа Коновалова, равно как и его бычьи глаза, не выражала ни единой мысли. Казалось, что этот Юрий и слово-то такого — «мысли» — не знает. Этакая ходячая глыба, робот. Даже движения у него точь-в-точь как у робота — замедленные, механические.
 Прыжок увидел, как Коновалов лениво поворошил прутом арматуры угли в костре, так же лениво отложил прут в сторону, точно таким же движением подтянул к себе за ремень автоматическую винтовку, заволок ее на колени... Прыжку вдруг подумалось, что вот сейчас, прямо здесь, таким же ленивым и механическим движением Коновалов выстрелит в голову своему не подозревающему ни о чем собеседнику. Не вязалось как-то в сознании Прыжка поведение Коновалова и то, что говорил о нем Гнусь.
 — А по-моему, ни фига он в технике не разбирается! — убежденно заявил Прыжок. — Не с его рожей в технике рубить! Типичный штурмовик!..
 — Так он им и был, — кивнул Гнусь. — До того, как к нам попал. Он на Барона работал. Слышал про такого? Ну вот, когда тот все-таки помер (воистину чудо — в наши дни мало кто собственной смертью умирает), в банде смена власти произошла, так сказать. Ну и Юрка без работы остался. Подать ся ему некуда было, а с Данихновым они когда-то давно были знакомы, вот командир и взял его.
 Прыжок попытался вспомнить, как выглядит Данихнов. Ему стало интересно представить себе их двоих — Данихнова и Коновалова — рядом. Но ничего не получилось. В памяти всплывали только глаза Влада — холодные, безжалостные, но тем не менее со слабой искоркой беспокойства на дне.
 Прыжок помотал головой, пытаясь отогнать видение. И взгляд его напоролся на шевельнувшийся вдруг сгусток тьмы. Прыжок присмотрелся и понял, что это та самая девушка, которой Данихнов передал блокнот.
 — Ну а баба эта... как ее... Катя, что ли? — спросил Прыжок.
 — Что — Катя? — не понял Гнусь.
 — Она что собой представляет?
 — А фиг ее знает! — пожал плечами Гнусь. — Она недавно у нас. Попала в переделку где-то, наши медики ее заштопали. Видишь, лицо какое?
 Прыжок посмотрел на сидевшую в стороне от всех Катю и кивнул. В темноте искусственная половина лица слабо сияла бледно-зеленым светом. И от этого вся остальная часть лица казалось почти черной, невидимой. Черная кожаная куртка, украшенная металлическими заклепками, такие же черные кожаные штаны, ботинки. Отсюда не видно, с оружием она или нет. Но наверняка с оружием. Весь внешний вид Кати прямо-таки протестовал против того, чтобы не иметь оружия.
 — Говорят, — продолжал Гнусь, понизив голос до еле слышного шепота, — что она в Кремле несколько лет жила, у гоблинского мага какого-то.
 — Иди ты?! — вытаращил глаза Прыжок. — Как же?..
 — Сбежала, — ответил Гнусь. — Как сбежала — фиг ее знает. Она у мага того всяким штучкам училась. То ли сама, то ли он ее натаскивал — тоже не знаю. Да и вообще, Катя — она не очень-то разговорчивая.
 — А с нами она зачем?
 — Мало ли что, — резонно ответил Гнусь. — Она любую хрень на колесах водить может. Сам видел. Ну и боец она ничего... наверное...
 — Ага, — кивнул Прыжок. — А эта... Дашка которая? Сука какая-нибудь? Или как?
 — Не-е... не сука. Ты ее видел вообще?
 — Не знаю... Нет вроде...
 — Ох! Такая красавица — редкость по нашим временам! Высокая, фигурка что надо, а глаза-то, глаза! Просто прелесть! Голубые, а когда злится — серые. Представляешь? И команду не подведет, нормальная баба. Хотя... — задумался вдруг Гнусь. — Вообще-то да — стерва она порядочная!
 — Нормальная женщина должна быть стервой, — заметил Прыжок. — Главное, чтобы она сукой не была.
 — Это ты верно подметил, — кивнул Гнусь. — Но только больно уж она высокомерная. Как-то раз, помнится, я к ней подъехал, а она так обломала, что мало не показалось...
 — А чё сказала-то? — поинтересовался Прыжок.
 — Да так, ничего особенного. — Гнусю явно не хотелось возвращаться к этим воспоминаниям, он вдруг засобирался куда-то. — Ладно! Пойду-ка я, дела у меня. Ну, бывай!
 — Погоди, Гнусь! — остановил его Прыжок, поднимаясь с земли. — Я тут еще кое-чего забыл... Помнишь, я тебе в глаз обещал дать?
 — Ну? — Гнусь замер, непонимающе глядя на Прыжка. — Ну и чего?
 — Ну и держи!..
 И врезал.


* * *

 Пошел дождь. Небеса, словно желая покарать землю, принялись решетить воздух стрелами золотистых молний. Дождь, поначалу робкий и ненавязчивый, вскоре превратился в настоящий ливень. Люди засуетились, потянулись в подвал, служивший недавно еще пристанищем команды Косого. Наспех прятались оружие и боеприпасы. Вскоре снаружи не осталось никого, кроме двух часовых.
 Данихнов сидел в берлоге Косого с найденным блокнотом в руках, пытаясь разобраться в почерке Николая-летописца. В душе его постепенно пробуждалось обычное опасение, всегда возникавшее при соприкосновении с подобными магическими вещами. Мысли его постепенно свернули в сторону, потекли по руслу, ведущему к океану возможностей, которые могли открыть для людей эти летописи. Незаметно для себя Данихнов принялся мечтать о том, как пойдет жизнь в Срединном Мире после того, что он задумал сделать. И раздавшиеся в глухой тишине шаги заставили Влада сильно вздрогнуть.
 — Командир, разреши... — Это был Макс.
 — Угу. — Влад торопливо захлопнул блокнот и посмотрел на Максима. — Чего тебе?
 — Я вот думал, зайду — побеседуем.
 Данихнов понял, что Макс хочет поговорить о чем-то серьезном, но не знает, как начать.
 — Ты уже зашел. Так что говори, чего хотел. — В голосе Данихнова начали проявляться нотки раздражения.
 — Да насчет того блокнота... Ну то есть мага. Командир, ты уверен, что он сможет помочь?
 — Нет, — Влад никак не мог понять, куда клонит Максим, — но он единственный маг во всей округе, который годится для этой цели. Кроме того, он достаточно силен.
 — Может, все-таки передумаешь?
 — То есть?! — Данихнову разговор начал действовать на нервы. — Макс, что ты, черт возьми, опять затеял?!
 — Да нет, ничего... так... К-короче, — глаза Максима забегали, — знаю я тут поблизости одного мага...
 — Что за маг такой? — Данихнов повысил голос.
 — Сильнее он, — выдавил Макс.
 — С чего ты взял? Да ты хоть знаешь, что нам конкретно нужно-то от мага?! Как ты можешь рассуждать, сильнее он или нет?!
 — Знаю... — еле слышно произнес Максим.
 Данихнов заметил, как Игнатьев жадно пожирает глазами блокнот. Это настораживало. И Данихнов сердито произнес:
 — Макс, говори по делу! А если сказать нечего — топай давай, без тебя дел по горло.
 — Но ведь твой маг слабак. Об этом все знают, — попытался вставить Макс.
 — Во-первых, он далеко не слабак. А во-вторых, что мы знаем об этом твоем маге? А? Я вообще в первый раз слышу, что здесь поблизости есть еще какой-то маг! А Маркулия я давно знаю. Он мне здорово помог. А твой...
 — Я знаю, как к нему попасть. Дай мне блокнот и поставь меня во главе команды... — Макс на миг запнулся, — вместо Эллины.
 — Что?! — Данихнов окончательно вышел из себя. — Да ты вообще думаешь, что говоришь-то?!
 — Влад, я уверяю, что не подведу тебя. Поставь меня во главе...
 «Он меня за дурака держит», — промелькнуло в голове у Данихнова.
 — Послушай, а не много ли ты берешь на себя в последнее время? — Данихнов даже не пытался скрыть раздражения и бешенства. — Выйди!
 — Но...
 — Никаких возражений! Вон!
 Поняв, что дальше пререкаться нет смысла, Макс вышел, а Данихнов вновь взял в руки драгоценный блокнот и принялся его перелистывать. Но строчки прыгали перед глазами, и невозможно было сосредоточиться на них. В голове крутилась одна-единственная мысль: «Что задумал этот тип?»
 Данихнов встал и нервно заходил из угла в угол. «Неужто Макс меня совсем идиотом считает? И чего он добивается? Он явно знает об этом блокноте что-то, о чем не хочет говорить. Да он с самого начала что-то недоговаривает.
 Может, он хочет меня скинуть, а сам командиром стать? Да нет, главарь из него фиговый. Он и сам это понимает. И народ его не поддержит.
 Значит, все дело в блокноте... Надо предупредить Эллину, чтобы присматривала за Максом в дороге. Мало ли что? А может, вообще не посылать его? Нет, это будет неправильно. Макс как-то связан с этим блокнотом, и, если его оставить в лагере, он обязательно сбежит и отправится следом за Эллиной. Так что лучше уж пусть на виду будет. По крайней мере, Эллина сможет его в случае чего приструнить.
 Вообще, Максим слишком уж догадливым стал. Откуда он знает про то, куда и зачем я посылаю группу? Или я ему говорил? Не помню, черт...
 И откуда у него вдруг знакомый маг объявился? Не было никого и вдруг объявился. Маг, да еще вдобавок — опытный. Лучше того, к которому я собираюсь группу посылать. А откуда Максим Игнатьев может знать, зачем мне понадобился этот маг? Или я при нем все-таки упоминал об этом?..
 И как-то странно Игнатьев этот относится к Мошкову. Вроде бы и ненавидит, а с другой стороны — сам за него голос подал.
 Игнатьев... Мошков этот... Ватолин еще... Блин! Какая-то совершенно левая команда получается! Не знаю, что и делать. Однако чувствую, что именно эти люди и должны идти.
 И Катя — обязательно! Хотя Эллине с ней будет очень нелегко. Есть в Катьке командирская струнка. И она способна в нужную минуту поддержать Эллину. И потом, Катя разбирается в магии. Не нашей, людской, — гоблинской. Не знаю, насколько хорошо разбирается, но намного больше, чем хочет это показать. И она просто рвется в этот поход. Не меньше, чем Игнатьев. Есть у Кати какой-то свой интерес, как и у Макса. Да и вообще, есть в них что-то общее.
 Нет, пусть все остается так, как есть. Не забыть бы только предупредить Эллину...»




 5. ВЫСТУПЛЕНИЕ


 Напрасно мы выступили днем. Под вечер надо было, когда стемнеет. А то Косой вон повел нас на курьеров днем, и чего вышло? А вышло то, что вышло!.. И обратно не заходит...
 Хорошо еще, что солнца нет. Серые тучи затянули небо, насколько глаз хватает. И воздух серый. И все остальное вокруг — серое, привычное. И не жарко. Это хорошо, что не жарко.
 Тащиться нам предстояло на юг, по Севастопольскому проспекту. Дня два тащиться, не меньше. Потому как пробраться нам нужно было аж за самый Битцевский лесопарк, чуть ли не куда-то в район Северного Бутова. Не, нормально, да? Я когда узнал, куда идем, чуть сам не застрелился! Там ведь Верных Защитников — пруд пруди! Считай, место обитания Корпуса! И это уже, можно сказать, и не Москва вовсе. А впрочем, и хорошо, что не Москва. Накушался я уже Москвы — из ушей аж лезет.
 Иногда думаю, правильно гоблины порушили тут все. Не фиг потому что! Москва, Москва! Столица всей Сибири, мать ее... А тут такие рожи попадаются — в страшном сне не увидишь. Косой, к примеру. Или Гусенок. Или хотя бы Максим этот, Игнатьев, чтоб его... Вон он, кстати, идет, прямо передо мной. Автоматик на плече, как на прогулку вышел. Только что песенку не насвистывает, гад. Ничего не боится! Не, нормально, да? Пальнуть бы ему в затылок из пистолета, чтобы не расслаблялся... жалко, патронов мало, всего-то одна неполная обойма.
 Да и то уже хорошо, что «пээмку» мою вернули. Не бог весть что, но как-то я даже обрадовался, когда пистолетик свой увидел. Дрянь, конечно, а не оружие, из него только гоблинов будить. Но лучше уж с ней, чем вообще без ничего. Без оружия себя голым чувствую, кажется, что любая гнида плевком убить может. Одно плохо — патронов мало. Просил — не дали. А то бы я Максу точно в затылок пальнул.
 Шагах в десяти перед ним — Эллина. Эта насторожена, даже отсюда видно, какая она напряженная. Тронь только — так ударит, мало не покажется. Кашлянул я, она сразу же на меня — зырк! За Максом лучше следи, дура! Этот тип нам еще хлопот доставит, нутром чую. Не такой он, чтобы хлопот не доставлять...
 Метрах в двух за ней — Катя. Легко идет, сразу видно — крепкая. На поясе висит типа тесака что-то. На плече — «калаш». Странная девка какая-то, молчит постоянно. Заговорит с ней кто, а она некоторое время этак с любопытством собеседника разглядывает, прежде чем ответить. То ли ответ обдумывает, то ли типа размышляет, а стоит ли отвечать вообще... Хотя поживи я сам в Кремле у гоблина, я б, может, и не таким странным казался. И потом, старая она — ужас! Столько люди не живут и все такое. Гнусь обмолвился, что ей около тридцати уже, если даже не больше — толком никто не знает, сама-то Катя типа не любит трепаться на эту тему. Фиг ее знает, как она до стольких лет дожила?! Может, типа магические дела какие-нибудь? Гнусь болтал, что она в магии разбирается, в гоблинской. Не знаю, как она там в магии, а автоматиком не брезгует. Не то что Колобок.
 Он самым первым в нашей команде идет, Колобок. Ну, типа Малахов Петька. Но как-то у меня само собой получилось, что я его прямо в глаза Колобком назвал. А он — ничего, не обиделся типа. И сразу же меня — Прыжком. Ну, хотел было я ему в глаз засветить, а потом подумал — за что?! Меня уже все тут Прыжком величают. Дашка-стерва, так та прямо сказала, что имя Анатолий мне типа не подходит. Ну, к ней, мне кажется, вообще только одно имя подходит. Не буду говорить какое... Да, видать, приклеилась эта кликуха ко мне до смерти. И все такое. Ну ладно. Прыжок так Прыжок, фиг с вами. Хоть горшком величайте, только в печь не суйте...
 Рядом с Максом — чуть левее и позади — та самая Дашка-стерва идет. Ничего девка, симпатичная. Не знаю, правда, чего в ней Гнусь разглядел такого, чтобы с ума сходить? Не красавица, короче говоря. Видали баб и посимпатичнее. Ну, Гнусь, он Гнусь и есть. Ему откуда солнышко посветит, он туда и повернется, всегда таким был, сколько помню.
 Сам Гнусь тащится позади меня, шагах в пяти. Рядом с ним этот мордоворот... как его?.. А! Юрка! Специалист, значит, по технике. Специалист, мать его! Рожа у него, правда, специалистическая такая вся, но с техникой как-то не соотносится. Разве что его об технику — этой рожей, с размаху. Я его штурмовиком вчера назвал, так Гнусь Юрку от меня еле оттащил. Обиделся он, типа того. Хорошо хоть, до драки не дошло, до настоящей. Раздавил бы он меня, по правде сказать. С такими мордоворотами лучше не связываться. Да и хватит с меня пока что драк. Плюнул бы я в Юркину сторону, да губы болят... Это после вчерашней разборки с Гнусем, когда я ему в глаз дал. А чё?! Решил — сделал! Все правильно. Гнусю типа не понравилось это дело, ну он и ответил. Теперь губы болят — разбил, зараза. Ну, это фиолетово. Главное, что я ему в глаз все-таки засветил...
 Они позади с Юркой о чем-то таком говорят, о чем-то техническом. Гнусь, он тоже технику любит. Только вот она его — не очень. У Гнуся вообще вся любовь в жизни безответная. Помню, как он на ту женщину смотрел, я его чуть не убил, суку. Хотя... если подумать... не моя же женщина, я и видел-то ее всего несколько раз. И даже как зовут, не знаю. Но красивая... Интересно, отыщу я ее когда-нибудь или нет? Если будем идти, как сейчас — словно на прогулке, ни на что внимания не обращая, — то вряд ли... Перебьют нас всех, и все такое... Ведь никто же по сторонам даже не смотрит! Ну, кроме Эллины, может быть.
 Эллина шагает — не слышно даже. Как кошка. Облезлая... Автомат на ремне, палец на спусковом крючке. Интересно, девочка, а с предохранителя-то ты его сняла или как? Автомат у нее в руках как-то неестественно выглядит. Следом Колобок катится. Этот вообще без оружия. То есть за спиной у него меч висит и на поясе два ножа каких-то. Ага, много ты навоюешь этими железяками, когда в нас палить начнут. Дашка-стерва — эта тоже с «калашом» вышагивает. Топает как слон, в Твери небось слышно. И автомат так держит, словно на нее сейчас вся Москва смотрит. А автоматик-то старый, дряхленький. Вот у Макса автомат — супер просто! «Абакан»! С подствольником! Отличная штука! Не чета остальным. Правда, у Гнуся с Юркой тоже ничего оружие — «эмки» штатовские. Одно плохо — громыхают они сильно, когда на плече их тащишь. Или это они их так тащат? Придурки! Потише не могут? Да еще лясы точат, надоели уже: бу-бу-бу...
 Я хотел начать ворчать, типа как обычно я это умею. Но тут вдруг Макс башкой своей дернул в сторону. Ну, типа увидел что-то справа. Повернулся, несколько секунд поглядел пристально так и пошел себе дальше. Спокойно, не торопясь. Даже автомат с плеча не снял.
 Никто ничего не заметил, кажется. Кроме меня. Да и я сам-то внимание обратил только потому, что на Макса у меня зуб имеется — убить он меня хотел, зараза. А это такая вещь, которая навсегда запоминается.
 Ну, посмотрел я туда же, куда и Макс, — ничего. Слева от нас все в порядке, пусто, а справа — сплошные развалины. Вначале еще ничего было, ровненькое место, обломки не выше пояса. А сейчас, когда мы уже к Балаклавскому проспекту приближаемся, пошли развалины. Не люблю я развалины. Там кто хочешь укрыться может.
 И самое поганое то, что мы как раз рядом с домом идем, от которого целых два этажа осталось. Торчит в серое небо обломками, словно зуб гнилой. А что там в дупле, у зуба этого, никому не известно. Серые стены, разводы копоти на них, словно флаги над окнами зачем-то вверх вытянулись, оплавленный камень, трещины, как паутина. Неприятное зрелище, опасное. Да и вообще, здания я не люблю. И на фига их такими здоровыми строили?! Жуть! Но Макс вроде ничего, спокойно так типа мимо проходит. А я на всякий случай пистолетик свой вытащил.
 Эллина сразу же на меня глазами зыркнула — услышала. А Дашка впереди глянула на Эллину, усмехнулась и что-то Максу сказала. Тот заржал. Наверное, она про Эллину что-то сказала. Насколько я понял, не очень-то эти девочки ладят между собой. Интересно, каким местом Данихнов думал, когда всех нас вместе посылал? Не головой думал, это точно. Головой бы такого вовек не придумать...
 «Пээмка» моя занюханная капризничает, с предохранителя еле снял. Вот ведь суки какие! Просил же нормальное оружие — не дали. Хуже Косого... Мне бы сейчас...
 Но додумать эту сладкую мысль я не успел.
 Потому как справа кое-что произошло.
 Темнота в одном из окон разрушенного здания сделалась вдруг плотнее, зашевелилась и черным комом вылетела наружу. В воздухе что-то загудело — низко так, на грани слышимости. А затем темнота эта вмиг вздернулась вверх и такой черной волной метнулась к нам. И не просто к нам — мимо меня, мимо Макса с Дашкой — туда, к Эллине, Катьке и Колобку.
 Я только заорать успел. А толку-то? Волна эта накрыла ребят с головой и начала сжиматься в правильной формы шар. И в воздухе гул какой-то стоял — тяжелый, давящий. Хотелось бросить все, сесть на землю и трясти башкой — казалось, что так легче станет.
 Максим-то, смотрю, на ногах держится. А Дашка и правда согнулась, голову руками обхватила и приседает потихонечку так. Что там с Гнусем и Юркой было — не знаю, не оглядывался. Потому как сам уже не понимаю, что со мной произошло, когда я этот черный шар увидел. Ясно же, что ребятам крындец настал, и все такое. И стрелять нельзя — я сразу понял, что против этой черной волны никакие пули не помогут. Особенно из моего фигового пистолетика.
 Я кидаюсь вперед, отталкиваю Макса и — прямиком на этот черный шар. Вот интересно, я про Данихнова только что размышлял... А сам-то я каким местом думал, когда это делал?..
 Черная поверхность уже совсем рядом. И что теперь? Ногой пинать? Плюнуть на нее? Криком напугать? А башка-то трещит, гудит, раскалывается. Перед глазами все плывет, ноги не держат. Но показалось мне вдруг, что из этой чернильной мглы до меня крики доносятся. И тогда я туда и нырнул.
 Не, нормально, да?
 Прямо башкой, прямо туда!
 Словно в ледяную воду окунулся. Холодный воздух, дышать невозможно. По коже словно песком кто трет. Тело не слушается, рукой-ногой пошевелить нельзя. Чувствую, как сила какая-то приподнимает меня, начинает со всех сторон давить. В голове полная каша. И сквозь эту кашу до меня доносится голос Кати. Что-то она там орет, визгливо так, на пределе. Чего орет — не понять, не по-русски что-то.
 Но мозги у меня уже совсем не работают, и мне почему-то кажется, что то, что она там орет, и не дает этой черноте с нами окончательно разделаться. И тогда я начинаю повторять эти слова за ней следом. Понимаю же, что крындец нам полный и Тверь свою я, может быть, никогда уже больше не увижу. Но повторяю. Старательно выговариваю незнакомые слова, душу в них вкладываю зачем-то, типа того.
 И кажется мне, что чернота эта вдруг слабеть начала, какая-то она уже типа не совсем черная делается. Да и давление ослабло, если поднапрячься, можно уже руками пошевелить слегка. Хотя и незачем. И вдруг!..
 Прямо перед глазами у меня что-то полыхнуло так, словно выстрелил кто. И вижу я... ее! Ту самую женщину!
 Красное платье трепещет, словно на ветру, хотя ветра никакого, сами понимаете, нету и в помине. Волосы — зеленее зеленого — вокруг головы, словно вихрь. Руки в стороны развела, лицо — бледное совсем, почти белое — вверх запрокинуто, глаза закрыты, губы шевелятся... в такт моим. Точно она, как и я сам, повторяет всю ту дребедень, что там Катька кричит.
 Почувствовал тут я что-то. Не могу сказать — что, но почувствовал. Словно сила какая в меня вселилась. И уже сам я знаю, какие слова произносить нужно. И уже, кажется, Катя за мной повторяет, а не я за ней. И голос ее почему-то кажется мне каким-то ободряющим, что ли? Будто обрадовалась она, что не одной ей тут разбираться со всем этим дерьмом. Хотя наверняка ведь показалось мне это. Не знаю, не успел я разобраться. Потому что меня неожиданно о землю шмякнуло, как будто кто из-под задницы скамейку выбил. И я шлепнулся.
 В башке гудит, перед глазами туман, а она — опять исчезла, как тогда... как всегда. Блин! Я же даже имени ее не знаю! И стало мне вдруг обидно. Но обидно мне недолго было, потому как на меня сверху хлынуло. Как будто какая-то сука ведро воды надо мной опрокинула. Холодной.
 Я ругаюсь и все такое. На ноги вскакиваю, протираю глаза...
 ...и вижу прямо перед своим носом ствол автомата...




 6. ЭЛЛИНА


 — Кто это был?..
 — Где? Чего? Да убери ты ствол-то, дура! — Мошков неуклюже отмахивался от автомата, которым Эллина едва ли не тыкала ему в лицо.
 — Отвечай! — продребезжала она. — Что это за баба была?
 — Сама ты баба! — немедленно окрысился Мошков. — Дура ты! И сука! Ясно?
 — Пристрелю, тварь! — Эллина передернула затвор, и в воздухе мелькнул отброшенный нестреляный патрон.
 Мошков машинально отметил это, — значит, автомат у Эллины уже был заряжен. И это слегка отрезвило его. Он поглядел на Эллину, на Колобка с Катей — со всех них, как и с Мошкова, потоками лилась на землю вода. Все трое дрожали от холода. В глазах Эллины сверкали молнии. Мошков и сам не понимал, чем вызван ее гнев. Колобок вообще ни на кого не смотрел, не до того ему было. Слишком уж он перенервничал. Он и сам не мог понять, от чего он больше дрожит — от холода или от перенесенных переживаний. Катя же разглядывала Мошкова с любопытством, словно перед ней сидел неизвестный, но заведомо безопасный зверек. И видно было, что Катя, как и все остальные, ждала ответа. Которого Мошков дать просто не мог.
 Тогда Мошков завертел головой, нашел глазами Максима Игнатьева и повернулся к нему.
 — Говори! — потребовал он.
 — Чего? — не понял Максим.
 — Почему промолчал? Видел же эту дрянь в окне! Почему не сказал?
 — Пошел ты! — рявкнул Максим. — Придурок! Чего ты ко мне цепляешься все время?
 — Убью! — Мошков кинулся к Максу, но после первого же шага полетел на землю, сбитый с ног ударом Эллины.
 — Встать! — заорала она, пиная Мошкова ногой в бок. — Встать, ублюдок!
 — Да пошла ты! — орал в ответ Мошков, пытаясь подняться, — ноги дрожали, и он никак не мог встать.
 Максим просто стоял над Мошковым, с интересом наблюдая, как тот ворочается на земле. Точно так же — спокойно и с интересом — смотрела на Мошкова и Катя. И во взгляде ее было что-то неестественное, какое-то необъяснимое веселье. Словно только что произошло что-то забавное, над чем после можно будет вдоволь посмеяться у костра.
 — Макс! — хрипло каркнула Эллина. — Ты видел?
 Игнатьев пожал плечами.
 — Видел бы — предупредил, — совершенно спокойно ответил он.
 — Видел ты, видел, Макс. — Мошков все-таки встал на ноги и теперь злобно смотрел на Макса.
 — Если бы я хоть что-то заподозрил, — ответил Макс, — я бы сказал. Что же я, враг себе, что ли? Эта дрянь могла и на меня броситься.
 — Могла, — неожиданно спокойно заявил Мошков. — Но не бросилась. На них бросилась, а не на тебя.
 — И что? — с неподдельным интересом спросил Макс.
 — И то!.. — ответил Мошков.
 Все замолчали, переводя недоуменные взгляды с Игнатьева на Мошкова. Минуты две царила тишина. Потом Юрий робко кашлянул. Эллина от этого звука вздрогнула и встрепенулась.
 — Прыжок! Пойдешь со мной, — приказала она. — Первым. Вторыми — Малахов с Катей. Потом — Игнатьев с Дарьей. Последним — Коновалов. Вперед!..


* * *

 До конца дня не переставая моросил дождь. Серая, мрачная и почти пустая Москва в такую погоду становилась еще более серой и выглядела бедной сироткой. Постепенно начали сгущаться сумерки. Черно-синяя бездонная масса долго висела над городом, не решаясь опуститься. Она то робко обволакивала пустые головы полуразрушенных многоэтажек, то вновь сползала и отплывала подальше, в страхе, что ее заметят.
 Эллина продолжала идти не останавливаясь. Шла она, а значит, и команда. У всех на лицах читалась безумная усталость, но командир не думал о привале, а следовательно, об отдыхе надо было забыть и остальным. Оставалось ждать, когда Эллина устанет.
 Ближе к ночи дождь усилился. Крупные холодные капли били усталых путников по лицу, но они продолжали идти. Воздух намертво застыл ледяной массой, призрачная водная пелена повисла между небом и землей, словно не желая пропускать людей вперед. Серые бездушные глыбы, бывшие некогда жилыми зданиями, словно бездомные псы, беспомощно съежившись от холода, озирались по сторонам в поисках несуществующего укрытия. Темно-серое небо стало почти черным, и лишь молнии изредка освещали мрачный небосклон, пламенеющий на горизонте непонятными, пугающими багровыми сполохами. Эллина наконец остановилась.
 — Привал, — продребезжала она. — Ищем место для ночлега...
 — Тут местечко одно неподалеку... — вставил Макс.
 — Ты хорошо знаешь эту местность?..
 Случись этот диалог раньше, все бы наверняка заподозрили неладное. Однако сейчас команда настолько устала, что слова Игнатьева (как, впрочем, и слова Эллины) все пропустили мимо ушей. Против ночлега в предложенном Игнатьевым месте никто не протестовал. Тем более что полуразрушенное здание в темноте чем-то отдаленно напоминало хибарку Данихнова.
 Наскоро перекусив, все разошлись по углам и вскоре отбыли в царство Морфея. Не спала только Эллина. Ее тощий силуэт маячил в оконном проеме...
 «Черная-черная темнота. А она еще бывает какой-то другой? Нет, не бывает... Почему она так давит? Почему так навязчиво и зло? Если сжать пружину, та после резко распрямится, вернется в исходное положение... А если ничего не происходит? Если она, сжавшись, так и остается... проржавела... Я больше не борюсь... устала... — размышляла Эллина. — Тьфу ты черт! Что за чепуха?! Пора спать ложиться...»
 — Не помешаю? — Мошков облокотился на дверной косяк.
 — Помешаешь, — отрезала Эллина.
 — Да ладно тебе, строишь из себя крутую...
 — Чего тебе надо? — сурово спросила она.
 — Да так... — неопределенно пожал плечами Мошков.
 — Бежать собрался? — спросила Эллина.
 Мошков вздрогнул, растерялся и захлопал глазами. Эллина понимающе хмыкнула.
 — Знаешь, — сказал Мошков, — я-то типа хотел смыться. Не, правда! На фига мне ваша компания сдалась? И все такое...
 — Ну, смывайся, — предложила Эллина.
 Мошков промолчал.
 — Никуда ты не смоешься, — заявила Эллина. — Чувствую. Знаю...
 — Почему это?! — удивился Мошков.
 — Что-то тебя здесь держит. Есть у тебя какой-то интерес в этом деле. Нет?
 — Интерес? — переспросил Мошков и усмехнулся: — У меня один интерес — живым остаться. А для этого самое необходимое — смотаться отсюда на фиг, пока всех не перебили. И меня заодно.
 — Вали, пока жив! — Эллина передернула затвор автомата.
 — Угу, сейчас ты устроишь пальбу посреди ночи. Так я и поверил, — буркнул Мошков.
 — Жаждешь получить подтверждение? — Эллина вновь отвернулась к окну, давая понять, что разговор окончен.
 Эллина слышала, как Мошков еще немного потоптался в дверях. Потом стало тихо. Но ночной визит обеспокоил Эллину, и мысли ее текли уже в ином направлении.
 Анатолий Мошков... Действительно, почему он не сбежал до сих пор?! Ведь была же тысяча возможностей. То ли он хорошо понимал, что его сразу же пристрелят (нужно быть полным дураком, чтобы не понимать этого), то ли просто бежать ему было некуда.
 Про заинтересованность Мошкова Эллина брякнула просто так. Но теперь у нее зародилась мысль, что это высказывание, может быть, не так уж и далеко от истины.
 Эллина присела на пол, положила автомат рядом с собой и обхватила колени руками. В спину дул холодный ветер. Но не сильно дул — его дыхание лишь слегка холодило бок.
 Эллина закрыла глаза и попыталась вызвать в памяти знакомое ей и такое ненавистное лицо. Сейчас бы это здорово пригодилось, образ врага всегда помогал ей мобилизоваться. Она попыталась вспомнить глухое подземелье, узкий коридор, по которому невозможно было бежать из-за низких потолков. И то, как ее спутник упал. И как она обернулась на его зов о помощи...
 И как он выстрелил в нее...
 Ослепительная, до боли яркая вспышка...
 Но лица его Эллина не увидела. Вместо этого перед ней предстало лицо Анатолия Мошкова, Прыжка. И вспышку выстрела представить себе у нее тоже не получилось.
 «Почему он не стреляет?!» — слабо недоумевала Эллина, соскальзывая в сон...


* * *

 Утро, хмурое и неуютное, нехотя вступало в свои права. Дождь прекратился еще ночью, но солнце не спешило показываться. Без его лучей груды серых развалин, в которые превратилась Москва, выглядели еще более потерянными и одинокими, чем прежде.
 Угрюмое настроение царило повсюду. Уныние вползло в развалины, служившие команде ночлегом, чтобы поселиться там навечно.
 «Нет Бога. Нет Дьявола. Нет судьбы. Есть только люди, гоблины и война. Война, которую никто не объявлял. Война, в которой не считают потерь и не ставят могильных крестов. Мы — люди этой войны... Слишком много ошибок... Нет сил на борьбу... Нет сил, чтобы проснуться...»
 — Эллина!..
 «Кирпичи апатии и морального опустошения выстроили прочную стену... только один шаг... пути назад нет, его просто не существует... Что впереди?»
 — Эллина?! — Дарья тщетно пыталась докричаться до нее. — Эй, ты с нами вообще? — Дарья принялась размахивать руками перед носом Эллины.
 — Что?.. — Эллина с трудом вынырнула из тягостных сновидений и попыталась оттолкнуть Дарью.
 — Хватит в облаках витать, командир фигов! Народ ждет распоряжений! — Дарья сердито сдвинула тонкие брови.
 — Не фиг мне глазки строить! — мигом взвилась Эллина и вскочила. — Со мной эти штуки не пройдут, я тебе не мужик! Вали давай! Сама знаю, что делать надо! — прохрипела она.
 — Блин! Ты, дребезжалка тощая, завидуй молча, — огрызнулась Дашка.
 — Ща в глаз получишь! Вон пошла! — рявкнула Эллина.
 — Так, дамы, спокойно, давайте не будем ругаться! — Петр пытался разрядить обстановку.
 — Не надо меня успокаивать, иди эту чувырлу утихомирь, — отбрыкнулась Дарья.
 — Сама чувырла! — Глаза Эллины превратились в две узкие щелочки, метавшие искры. — Возомнила о себе невесть что!
 — Ишь как разошлась! Причину нашла наехать... как будто никто не знает, чего ты так злишься. Кто виноват, что у Макса вкус хороший?..
 Вконец разозленная Эллина бросилась на Дарью с кулаками. Выскользнувший откуда ни возьмись Мошков с трудом удержал ее.
 «Тощая, а силища та еще!» — промелькнуло у него в голове.
 — Слышь, ты, фифочка, чё на командира хавалку раскрываешь?! — рявкнул он на Дарью.
 — Чего?! — Дарья явно не ожидала такого поворота событий.
 — Заткнись, тебе говорят! — оскалился Мошков.
 — Ты, попрыгунчик, умолкни, а? Пока тебе не досталось...
 — Заткнись! — Мошков чувствовал, что Дарья отступает, и начал напирать еще сильнее.
 — Да ты вообще на испытательном сроке! Мал еще указывать! — Дашка сдавала позиции.
 — Топай давай! Вон!
 Дарья оглянулась вокруг. Все присутствующие смотрели на нее волком, даже Макс... И она вынуждена была ретироваться.
 Мошков глянул на Эллину — в ее глазах стояли слезы. Эта высокая, всегда напряженная и сильная женщина была в шаге от того, чтобы разреветься, подобно пятилетнему ребенку.
 — Эй, ты чего? Из-за Дашки, что ли? Да забей ты на нее! Дура она, не видишь, что ли?
 Эллина не отвечала. Ее огромные глаза стали еще больше и глубже, а нижняя губа начала предательски подрагивать.
 — Блин, ну не умею я с женщинами... Эллина...
 Эллина продолжала молча изучать корявые обшарпанные доски пола. Внимательно так изучала. Мошков опустил взгляд на землю, — может, там действительно было что-то интересное?..
 — Ладно, я это... пойду... В общем... это... не парься из-за Дашки. Стерва она... и все такое...
 Мошков вышел, а Эллина подошла к окну.
 Паутина темно-серых, грязных туннелей и пустынных дорог. Вечная полутьма. Вечная война. Серебристо-металлические столбы, равнодушные холодные плиты, груда камней и железобетона. Пустота... Одиночество еще до восхода стояло у дверей... Теперь обнимает за плечи ледяной рукой... Или душит... Тишина, лишь изредка прерываемая железным лязгом... скрежетом, свистом пуль...
 Люди. Когда пришли гоблины, они не восстали. Да они и не могли. А многие просто перевоплотились, стали другими... И кое-кто поверил им, этим перевоплотившимся. Поверил в их правду... Серость и боль перестали казаться нелепыми, а уж тем более страшными. Они воспринимали все как должное...
 Мы должны... перебороть тьму... пока она не искрошится и не превратится в жалкую тень. И не останется больше ничего, что напоминало бы о ней. Мы должны бороться до конца. Безжалостно. Жалости нет, когда доходишь до отчаяния, когда понимаешь, что нет и не будет другого пути. Только борьба. Уничтожение. Тех, кто не такой, как ты. Если не ты их, то они тебя. Таков закон серого города...
 Она вдруг вспомнила, что вчера ей так и не удалось вызвать в памяти лицо того негодяя. Сейчас, утром, Эллина представила его себе совершенно отчетливо. И это придало ей сил.
 «Я буду жить, — подумала она. — Назло тебе. Назло всем. Назло этому миру...»
 — Эллина! — Голова Петра показалась в дверном проеме.
 — Да! — Эллина подняла глаза. — Выходим!..




 7. КОЛОБОК


 Не знаю я, как тут у них в Москве, а у нас в Твери лесопарк — это когда лес. Но то, что я увидел, на лес походило примерно так же, как Макс на девственницу с фермы.
 Поле, сплошь залитое черной грязью. Кое-где из грязи торчат невысокие обломки обуглившихся деревьев. Вдалеке — километрах в двух — маячит какая-то развалюха с покосившейся крышей. Над ней возвышается шест. На нем — тряпка какая-то серая поникла. Развалюха то ли горелая, то ли просто измазанная той же черной грязью, которой покрыто все поле, до самого горизонта, до серого неба.
 Запах стоит — страх! Вонища ужасная, скулы сводит. То тут, то там в черной грязи медленно, лениво вспухают громадные пузыри. Лопаются, и над ними повисает неприятного вида сероватый дымок. Наверное, от этих-то пузырей в основном и воняет так гадостно.
 Тоска, короче. И все такое...
 И чего теперь? И теперь это нам туда вот идти?!
 Не, нормально, да?
 Всю жизнь мечтал в дерьме выкупаться! А ведь идти-то долго, за горизонт куда-то. Я по наивности было спросил, не в той ли развалюхе маг живет. Но еще до того, как меня Эллина обругала, понял, что не в той. Это ж надо на всю голову больным быть, чтобы жить в такой вот вонище...
 Катя втянула носом воздух, поморщилась.
 — Машину надо было брать, — говорит. — Давно бы уже там были.
 — На машине не пройдем, — возразила Эллина. -Сама же знаешь. Забыла, как тебя из этого же самого лесопарка по кусочкам вытаскивали?
 — Помню, — спокойненько так ответила Катя. — Но сейчас нам бы броневичок не помешал. А гоблинов здесь сейчас нет, напрасно боялись. И Корпуса Верных Защитников — тоже...
 Она тут руку свою вытягивает, пальцы растопыривает и на колечко внимательно так смотрит.
 — Точно, нету, — кивает Катя. — Охранные заклятия действуют. Они о нас просто не знают. И заклятий этих дня на три хватить должно. Ну или чуть меньше... Может, поискать транспорт? Здесь поблизости есть одно местечко, там машину раздобыть можно.
 — Нет, — качает головой Эллина.
 Не, нормально, да? Это что же, тащиться нам всем теперь по этой вот мерзости пешком, да?
 — А если обойти? — интересуюсь я у Эллины.
 — Как? — Эллина посмотрела на меня своими глазищами — я аж оробел слегка.
 — Ну, по Севастопольскому проспекту, — поясняю. — Он же вроде заворачивает там...
 — Нет, — обронила Эллина и отвернулась.
 Зло меня взяло.
 — Чего — нет? — спрашиваю.
 — Не обойти, — отвечает.
 — Почему? — продолжаю.
 — Банды. Ловушки.
 — Ага, понятно, — киваю. — Могла бы так сразу и ответить, а не рожать по одному слову.
 — Что? — Эллина опять уставилась на меня.
 Но я выдержал ее взгляд и нагло так объяснять принялся:
 — Могла бы просто сказать, что, мол, такие дела, Прыжок, что по Севастопольскому проспекту обойти эту помойку не удастся, потому что на пути встретятся всякие там ловушки и враждебные нам банды, которые...
 Худая-то она, может, и худая, но прикладом бьет — будь здоров. Когда я снова дышать смог, разогнулся, посмотрел на нее — Эллина спокойно так стоит, словно и не человека ударила, а гадину ядовитую, — и говорю:
 — Еще раз меня стукнешь — убью.
 — Ты?! — удивляется.
 — Я, — отвечаю. — Улучу момент и убью. Слово даю. Я тебе не дрянь какая-нибудь, чтобы меня без дела пинать. Ясно?
 Молчит. Смотрит. И я молчу, смотрю. И тут в глазах у Эллины что-то мелькнуло. Она опустила взгляд, отвернулась и продребезжала:
 — Ладно. Не буду...
 Я кивнул и повернулся к нашим. Они все стояли шагах в пяти, глаза обалдевшие, рты раскрыты, молчат, дуреют от происходящего. Наверное, при них еще никто никогда так с Эллиной не разговаривал. И никому она еще таких ответов не давала. А может быть, потому и не давала, что не разговаривал никто...
 — Ну что? — спрашиваю. — Пойдем, что ли?
 Эллина махнула рукой, и мы побежали по этому болоту.
 Удовольствие ниже среднего, скажу я вам. Первое время я нос еще зажимал, а потом плюнул на вонь. Да она вскоре и чувствоваться перестала, вонь та.
 Эллина бежит первой, я с Колобком — за ней. Остальные — следом. Но веселее всего, конечно, мне и Колобку. Потому как вся грязь и гадость из-под ног Эллины летят прямехонько нам в рожи. Не, нормально, да?
 Хотел я ее окликнуть, чтобы не так хлюпала, только рот открыть успел — минут пять потом от грязи отплевывался, и все такое. Правда, быстро бежали. Колобок сразу сообразил, пристроился рядом с Эллиной, чтобы грязь не глотать. А я... Да и я тоже не дурнее его, просто не могу я так быстро бегать. Хотел было догнать их — куда там! Минут через десять-пятнадцать вся команда уже остановилась, меня типа поджидают.
 — Быстрее ногами перебирай, — Дашка мне.
 Хотел я ей ответить, да дыхание перевести не могу. Кивнул только.
 Через час примерно я уже слабо соображал, кто я, куда бегу и зачем. Дышать было нечем, вместо воздуха — одна сплошная вонь. Голова кружилась, хотелось остановиться и рухнуть — прямо в черную грязь. Хорошо еще, что автомата у меня нет. С такой здоровой железякой я бы точно вырубился.
 Вся наша команда ушла вперед уже метров на триста. Отстаю я, не могу так быстро бежать.
 Мелькнула было мысль, что вот сейчас-то самое подходящее время и есть для того, чтобы слинять. А потом подумал: куда ж тут слиняешь? Далеко ли убежишь? Они ведь догонят. На расстояние выстрела ко мне подойти сейчас — раз плюнуть.
 Нет, не время еще. Раньше надо было, ночью. А сейчас — только вперед, за командой.
 Остановились они, меня поджидают. Доплелся я до них, язык на плече. Дашка-стерва сразу же:
 — Дохляк ты, Прыжок!
 А Юрка этак винтовкой своей пошевелил. Мол, и мне пошевелиться нелишним будет. Гнусь — тот молчит, в глаза старается не смотреть. Эллина тоже взгляд отводит. Макс — этот почему-то сочувственно так смотрит. Не понимаю я Макса, хоть убей!
 И тут Колобок говорит:
 — Вы идите, а я с Прыжком останусь.
 — Зачем это? — настораживается Гнусь.
 — Одному нельзя тут, — говорит Колобок. — Плохо тут одному, нельзя...
 Ну, это я с ним, конечно, согласен. Одному тут нельзя. Да и двоим — тоже.
 — Идите, идите, — говорит Колобок. — Все путем будет, зуб даю.
 Эллина кивнула, махнула рукой и продребезжала:
 — Вперед!
 Ну, это, конечно, неплохо придумано. Всем нам тут, на пустоши этой, маячить не следует, и все такое. Лучше им нас подождать где-нибудь дальше — где посуше и воняет не так сильно.
 Посмотрели мы с Колобком, как команда по лужам скачет, переглянулись, и Колобок говорит:
 — Шагом пойдем. Я тоже устал как собака.
 — Ну, шагом так шагом, — говорю...
 Пошли мы.
 Идем.
 — Слушай, Прыжок, — говорит тут Колобок. — А что это было, вчера-то?
 — Где? — настораживаюсь я.
 Смотрю на него и понимаю, что его, как и Эллину, интересует типа женщина в красном платье. Не, нормально, да? Я-то думал, что ее, кроме меня, никто в том черном шаре и не видел. А потом оказывается, что и Эллина, и Колобок видели ее, и даже очень.
 — Ты не говори, если не хочешь, — заявляет Колобок. — Может, это только тебя касается, я не возражаю...
 Еще бы ты возражал, думаю. И правда — мое это дело, больше ничье!..
 — Я ведь понимаю, — продолжает Колобок. — У меня тоже есть свой резон в Москве торчать. Сам-то я из-под Питера...
 — Да ну?! — не выдерживаю я.
 — Ну да! — улыбается Колобок. — Понимаешь, я ведь тут, в Москве, временно. Мне нужно людей подсобрать. Свою команду хочу сколотить.
 Где уж тебе, думаю, команду свою!.. Команду держать — генералом надо быть. А из тебя генерал, как из грязи пуля.
 — Мне нужны такие, — говорит Колобок, — которые смогут без оружия, без автоматов и пистолетов драться. А таких почти не осталось. Разыскал я двоих — обе девчонки. Одна в центре обитает, а вторая — здесь, неподалеку.
 — А на фига тебе такие, кто без оружия сможет? — спрашиваю.
 Ну, это я уже просто отдышался. Да и интересно стало.
 — В Питере мне с одной командой посчитаться надо, — помявшись, отвечает Колобок. — А там иначе нельзя... Понимаешь, тут все из-за полноты моей. Ведь на меня посмотришь — поди докажи, что я не прислужник гоблинский! Вот и... случается иногда... всякое там... разное...
 — Ладно, — говорю. — Меня это не касается. Ты в мои дела не лезешь, я — в твои...
 Колобок кивнул. Типа согласен.
 Идем дальше.
 Я молчу.
 — Прыжок... — Колобку все неймется — есть такие люди, кто молчать не может, как словесный понос у них все время. — Прыжок, а чего ты за Эллину заступился? Ну, когда они с Дарьей начали...
 — Не знаю, — честно ответил я.
 — Как это? — удивляется.
 — А вот так, — бурчу. — Командир, он командир и есть. Пристрелила бы она Дашку — и за дело. А в команде разлад... и все такое...
 Сказал я и думаю: а и правда, чего это я за нее заступился?! За лахудру эту облезлую... Разлад в команде и все такое — это, конечно, да. Но мне-то в тот момент все эти дела фиолетовы были.
 Не знаю. Что-то есть в Эллине такое, без чего нам крындец — всей команде. И мне тоже. А может быть, мне — в первую очередь.
 — Она ведь магии обучалась, — выдал вдруг Колобок.
 — Иди ты?! — не поверил я. — Многовато магов у нас получается! Нет?
 — У Кати, — возражает Колобок, — магия гоблинская. А у Эллины — человеческая. Она у монаха училась, до сих пор крестик на шее таскает. Катя — та совсем иначе. Мы однажды на Новодевичье шли, так ее там скрутило — чуть не до смерти. У Вольных Зон защита от всего гоблинского — будь здоров! А вот Эллине туда путь открыт, совершенно спокойно.
 — Не верится что-то, — качаю головой.
 — Точно, — уверяет Колобок. — Был у нас в Секретном Войске один монах. Недолго был, не прижился он у нас. А Эллина и еще один парень — его недавно убили, — они все время за ним таскались. Слушали его, чего-то обсуждали, учились чему-то. Но магия у нее иная. Когда нас на Севастопольском скрутило, как раз Катя-то и стала какие-то заклинания читать... или что там у магов есть?..
 — Заклинания, — отвечаю. — Или заклятия.
 Колобок зыркнул на меня и отвернулся. Типа все понятно. А чего тут не понять-то уже?!
 Женщину ту и он, и Эллина видели. И слышали, наверное. И ее, и меня. И Катя слышала. Только почему-то ни о чем не спрашивает, странно даже.
 Я ведь за Катей заклинания повторять начал машинально, выхода другого не было. И тогда — в Твери — то же самое. Когда нашу команду зажали в том сраном туннеле. Там я тоже ничего не понимал — смотрел в бездонные глаза, в лицо, обрамленное зелеными волосами, и повторял. Тупо повторял. А она кивала — мол, правильно, молодец...
 Хотя она, может быть, и не нас спасала тогда, а себя. Но это уже фиолетово. Спасала себя, спасла и нас. А потом, когда мы выбрались, все наши спать свалились как подрубленные. Понятное дело — четверо суток без сна, кто ж выдержит? Один я не спал.
 Сидел рядом с ней, разговаривали. Глаза слипаются, мысли расползаются, язык еле шевелится, но не ухожу. Чувствовал я, что в последний раз ее вижу. И она это знала. Видел же, что она просто ждет, когда я усну, чтобы уйти. Так и ушла... навсегда...
 — Может, не навсегда...
 Я аж вздрогнул и на Колобка глаза вытаращил. Потом только дошло, что я уже пару минут вслух говорю. Задумался, блин!..
 — Ладно, — говорю. — Проехали...
 — О'кей, — соглашается Колобок. — Меня это не касается. Но учти, если в чем помочь надо — я готов.
 Ладно, думаю. Помощничек, тоже мне...
 Интересно, никогда бы не подумал, что Колобок может свою помощь предложить. Да и какая от него помощь-то? Много он своими железяками поможет. Хотя типа от души предложил. Ему-то выгоды никакой от этого.
 Да и со мной остался. С одной стороны, вроде бы последить. А с другой...
 Эх! Чего — «с другой»? Остался — и ладно.
 Прошлепали мы еще примерно с часок, отдохнули. Потом потихонечку начали скорость набирать. Грязи вокруг поменьше стало. И вроде бы даже и воняет уже не так сильно. А потом местность вверх пошла, под ногами уже не жижа хлюпает, а словно камень черный. Как будто земля тут спеклась от жара. А потом опять дома пошли, развалины. Один дом меня особенно поразил — круглый, как будто шар кто-то до половины в землю закопал. Ни окон, ни дверей. И самое гнусное, что он целехонький стоит. Словно только что его построили. Материал какой-то непонятный. Вроде бы и не металл, и на камень не похоже. Цветом на тучи похож, такой же серый. И тени, сука, не отбрасывает совсем! Не, нормально, да? От всего тень есть, а от этого дерьма — фигушки! Я бы поверил, что это гоблины построили, но возле самых стен домика этого цветочки какие-то цветут. Наши, земные. Словно кто клумбу тут устроил.
 Колобок тоже на дом этот посмотрел и рукой махнул.
 — Пошли, — говорит. — Не нравится мне здесь что-то...
 Ну, с этим я полностью согласный был. Мне здесь тоже не нравится. Потому что непонятно это все — зачем, почему, и все такое.
 Двинули мы дальше, и даже быстрее прежнего. Очень уж нам не хотелось возле того домика дольше оставаться. Хотя, наверное, и безопасное место тут. Потому как, если бы опасность была, наши бы где-нибудь поблизости ошивались.
 Скоро улицы начались. Кирпич битый пошел. То есть я-то поначалу не въехал, что это кирпич, — больно уж мелко он покрошен, словно гоблины его специально дробили. Тоже непонятно...
 Да у них тут, в Москве ихней, из понятного, кроме меня, и нет ни фига!.. Ну их всех...
 Бежать легко. Скорости не сбавляем, бежим. И минут через сорок мы как раз на наших и выскочили.
 Хорошо выскочили, Дашка-стерва нас едва очередью не срезала. Потом плюнула в нашу сторону и буркнула что-то.
 Я хотел было ей сказать, но по глазам — ее и Эллины — понял, что опять они с ней погрызлись.
 Эх!
 Когда женщина дура — это плохо. А когда встречаются две дуры, каждая из них становится глупее вдвойне. И тогда уже хуже получается раз в десять...




 8. МАГ


 Жилище мага располагалось не в каком-нибудь неприступном замке, а в обычном подвале успешно рассыпающегося монолита. Впрочем, времена, когда апартаменты магов находились в ужасающих своим величием дворцах, давно канули в Лету. Нынешние маги довольствовались подвалами. К тому же Маркулия к числу невесть каких знаменитых и могущественных магов отнести было трудновато.
 Когда-то давно, когда Маркулий только еще начинал постигать премудрость Силы, ему покровительствовал Серафим — один из могущественных старцев Вольной Зоны, который, в общем-то, и научил его всем тонкостям. Маркулий проявлял недюжинный талант, и Серафим (да и вся Вольная Зона) возлагал на него большие надежды. Однако Сила Серафима опиралась только на христианство. И Маркулий втайне от учителя начал изучать ислам, буддизм и иудейство.
 Вскоре Маркулий начал считать себя магом. Иногда даже в разговоре мог это обронить. На подобное смотрели неодобрительно, покачивали головами, делали замечания. Но Серафим считал, что виной всему молодость Маркулия. Перебесится и успокоится. Мало ли заблудших овец со временем возвращались обратно?..
 Однако время шло, а успокаиваться Маркулий и не думал. Он начал часто отлучаться из Вольной Зоны. Причем делал это не только без разрешения, но и не поставив никого в известность. По соседству с Зоной, в одном из разрушенных домов, Маркулий устроил себе тайник, где потихоньку собирал различные артефакты, копил заклинания, занимался ворожбой.
 Со временем Маркулий настолько осмелел, что попытался заниматься магией в самой Вольной Зоне. Сила Зоны не позволяла ему как следует развернуться, но тем не менее кое-что у него получалось.
 И вот однажды Серафим застал Маркулия за иудейской ворожбой. Как назло, именно в этот момент Вольная Зона была успешно атакована гоблинской дружиной. Неизвестно, виновен был в этом Маркулий или нет. Но занятий магией в пределах Вольной Зоны терпеть не стали. Маркулий был обвинен в предательстве, чуть ли не проклят и изгнан из Вольной Зоны. С тех пор Маркулий скитался по всей Москве, но его отовсюду гнали. Сильный и уверенный в себе, он постепенно превратился в жалкого, никчемного, рано поседевшего и скрюченного старикашку. Наконец он нашел себе пристанище на окраине города, забился в эту каморку, подобно насекомому, и не вылезал оттуда практически никогда — в страхе перед всеми. Ибо не было на всей Московской земле человека, который заступился бы за Маркулия. И тем не менее он был силен. Достаточно силен, чтобы помочь Данихнову...
 Спускаясь по темной, шаткой и местами провалившейся лестнице, команда Эллины только и делала, что смотрела под ноги, как бы не упасть. Гнилые ступеньки скрипели так, словно лестница готова была рухнуть вниз, в непроглядную тьму. Так что по сторонам глядеть ни у кого особого желания не было. Потому никто и не заметил, что все стены вокруг изукрашены какими-то надписями. Да даже если бы и заметил — вряд ли эти надписи могли что-нибудь сказать неспециалисту. А неспециалистами здесь были все... почти все.
 Команда спустилась в подвал. И из-за темноты никто не обратил внимания на то, что Максима Игнатьева с ними нет.
 Макс задержался на лестнице. Несмотря на темноту, царившую здесь, он каким-то образом разглядел изображения на стенах. Словно бы Макс, подобно Ночному Гостю, мог видеть в кромешной тьме.
 Максим едва не споткнулся, заметив эти надписи. И они вызвали у него какое-то необъяснимое волнение пополам с радостью. Как будто он встретил своего старого приятеля, которого уже не надеялся увидеть в живых.
 Макс подошел вплотную к стене и принялся водить по ней пальцами. Губы что-то беззвучно шептали. Он пытался вникнуть, разобраться в чем-то, но, судя по разочарованному вздоху, не преуспел в этом деле. Плюнув с досады, Максим поспешно начал спускаться следом за остальными...
 ...Внутреннее убранство обиталища мага не особо отличалось от лестницы — так же темно, так же сыро и грязно, и крысы попискивают по углам. С потолка свисал кусок штукатурки или того, что от нее осталось; под ногами все время что-то хрустело и шуршало. Никто не мог понять, что это, но ощущения возникали неприятные. В правой стене помещения находилась дверь (точнее, дверной проем), из которой в подвал падал слабый свет, — там была другая комнатка, поменьше, где маг и проводил большую часть своего времени.
 — Входите, — донеслось оттуда.
 Команда переглянулась.
 Кроме Эллины и Кати, никто, наверное, и не знал, зачем они сюда пожаловали. Команда выполняла приказ — и все! Но сейчас наступило то время, когда основная часть работы ложилась на плечи этих двух девушек.
 — Пошли? — спросила Эллина у Кати.
 Катя машинально провела ладонью по сумке, где лежал блокнот, и медленно, словно бы в нерешительности, кивнула.
 — А ты куда? — осадила Эллина сунувшегося было за ними Макса.
 — Ну, на всякий случай... — растерялся Макс. — Мало ли чего...
 — Думаю, что со «всякими случаями», Максим, мы в состоянии справиться сами, — улыбнулась Катя.
 Макс без возражений отступил в самый дальний угол комнаты.
 — Всем остальным — быть здесь! — приказала Эллина и первой шагнула через порог.
 Эллине показалось, что она окунулась в черную и горячую воду. Ожидаемого света тут не было и в помине. Наоборот — темнота здесь казалась еще гуще. Словно в дверном проеме была растянута тонкая невидимая пелена, излучавшая свет в ту сторону, откуда пришла Эллина. Здесь же — тьма, духота и жара.
 Эллина услышала рядом учащенное дыхание Кати. Странно, может быть, она боится? С чего бы? Почувствовала людскую магию или...
 Додумать Эллина не успела: внимание ее отвлекло происходящее в комнате. Тьма в центре начала сгущаться и принимать слабо различимые очертания человека. И в комнате сделалось несколько светлее, словно темнота отступила к центру, освободив остальную часть сероватым сумеркам. Эллина и Катя переглянулись (теперь уже они могли видеть друг друга). Катя стояла неподвижно, уперев взгляд в сгусток тьмы. Эллина никак не могла понять, что вызвало у Кати робость. Сама Эллина особого страха или почтения не испытывала. Поскольку знала, что подобный вид мага объяснялся не столько силой Маркулия, сколько его страхом перед любыми неведомыми гостями.
 О приближении команды Эллины Маркулий узнал заранее — больше половины своего времени маг занимался исключительно вопросами собственной безопасности. Соответствующие заклинания позволили ему еще вчера узнать о том, что сюда направляются люди от Володи Данихнова. Нельзя сказать, чтобы это очень уж успокоило Маркулия, но в курсе он был. И был готов к разговору. Потому что Данихнов — это опять проблемы, опять что-то такое, что может принести волнения, нарушить установившийся было покой. И ответ гостям у Маркулия уже был готов.
 — Мы от Данихнова, — начала Эллина. Ей, как, впрочем, и остальным членам команды, было безумно интересно взглянуть на мага, о котором она только слышала и которого, наверное, никто, кроме Данихнова, даже и не видел. Но Эллина вынуждена была довольствоваться малым.
 — Данихнов?! — делано удивился маг. — Этот мальчик еще жив? Что же ему теперь надо? — Голос мага раздавался откуда-то издалека и был немного глуховатым и хриплым.
 — Мы хотим, чтобы вы взглянули на одну вещь. — В голосе Эллины почувствовалось некоторое замешательство.
 — Дитя мое, — в голосе мага прозвучала усталость, — я давно уже не занимаюсь боевой магией. Я не раз говорил об этом... Не двигаться!.. — внезапно выкрикнул маг. И слова эти были наполнены таким ужасом, что Эллина невольно вздрогнула. И краем глаза она успела заметить, как вздрогнула и замерла Катя, не успев вытащить из сумки блокнот. Эллина увидела, как руки Кати окутывает бледно-голубое сияние.
 — Не надо, — неожиданно ровным голосом произнесла Катя. — Опасности нет...
 Она понимала, чего испугался маг. И ощущала своей кожей слабое тепло. Катя хорошо знала, что это пока еще ласковое и безопасное тепло мгновенно может превратиться в испепеляющий жар, способный уничтожить любого.
 — Это книга, — пробормотала она. И сияние померкло, тепло отступило.
 — Книга?! — изумился маг. — Что ж, покажи...
 В тоне его не звучало и капли смущения своим недавним истерическим страхом. Словно так и нужно, словно подобное было в порядке вещей.
 Сгусток темноты зашевелился, послышалось шуршание. Затем вспыхнул свет, и Эллина невольно вздрогнула. Но ничего страшного — маг просто решился зажечь свечу. Корявый огарок горел неровно, пламя его колебалось. И все же света он давал на удивление много. Настолько много, что можно было разглядеть и все помещение, и мага.
 Комната, где обитал маг, представляла собой довольно большое подвальное помещение с низким потолком. Подвал этот тянулся под всем монолитом. В дальнем углу комнаты громоздились какие-то то ли шкафы, то ли просто поставленные один на другой ящики с книгами. В центре комнаты располагались уродливого вида стол и стул, который вполне мог претендовать на звание кресла или даже трона — высокая спинка, резные, вычурные ножки. Второй стол находился возле стены, и на нем громоздился ворох бумаг. В углу, возле самой двери, смутно темнела неопрятного вида куча тряпья — то ли постель мага, то ли что-то из одежды, небрежно брошенное на пол. При взгляде на мага невольно можно было утвердиться в последнем предположении. Потому что выглядел Маркулий под стать этой куче тряпья.
 Невнятное грязновато-серое одеяние, тщедушная костлявая фигурка низкого роста... Может быть, именно поэтому он все время запрокидывал голову назад, пытаясь казаться выше. Движения мага были неторопливы, степенны и, очевидно, призваны были выражать уверенность в собственных силах. Сероватое лицо, на котором, подобно горным хребтам, неизменной сеткой легли морщины. Круглые глаза карего цвета. Иногда взгляд мага замирал, словно бы повисая где-то между вымыслом и реальностью, и тогда казалось, что Маркулий заснул с открытыми глазами. Тонкие губы мага беспрестанно шевелились — то ли он произносил заклинания, то ли что-то пережевывал. Крючковатый нос его изредка подрагивал при этом.
 Маркулий взял книгу и повертел ее в руках. Катя заметила, как дрогнули руки мага, как маленькие глазки его на мгновение сузились и застыли на надписи, сделанной на обложке книге.
 — Что это? — Маг всем своим видом пытался показать, что блокнот никоим образом не заинтересовал его.
 — Скажи сам, — спокойно ответила Катя.
 — Ты даже не знаешь, что принесла?! — В голосе мага послышался плохо скрываемый страх.
 Катя пристально смотрела на Маркулия. Эллина заметила, что Катя — то ли случайно, то ли намеренно — встала так, чтобы к магу была обращена искусственная половина ее лица. И Маркулия это нервировало. «Зачем она его злит?» — подумала Эллина.
 — Я не буду заниматься какой-то непонятной книжонкой, — пренебрежительно обронил маг.
 — Я пока еще ни о чем и не просила, — заметила Катя.
 Маркулий нахмурился.
 — Но ты прав, — продолжала Катя. — Я действительно хотела, чтобы ты взглянул на эти записи.
 — У меня слишком много дел, чтобы без толку тратить свое время... — Маг не отрывал взгляда от блокнота. — Есть и более важные дела...
 — Ты ошибаешься.
 — Магам несвойственно ошибаться, — скрипнул маг.
 — Всем свойственно ошибаться, — сощурилась Катя.
 — Дитя мое, не старайся перехитрить меня, — снисходительно проговорил Маркулий. — Я достаточно долго живу на свете, чтобы изучить все людские повадки.
 — Тебе страшно? — неожиданно спросила Катя.
 — Как ты смеешь? — возмутился маг. — Я повторяю: у меня нет времени на то, чтобы заниматься какой-то ерундой!
 — Нет времени или духу не хватает?..
 «Зачем она его злит?!» — снова с отчаянием подумала Эллина. Она была готова ударить Катю, она была уверена, что та делает все, чтобы Маркулий отказал им в помощи.
 — Кто ты такая, — голос мага набирал силу, — чтобы говорить подобное? Я занимаюсь только тем, что может принести пользу! Я знаю многое! И эти ваши...
 — Серафиму ты тоже так ответил? — вставила Катя.
 Маг задохнулся от возмущения.
 — Ты меня не помнишь? — неожиданно спросила Катя, делая шаг вперед.
 — А должен? — пренебрежительно спросил маг.
 — Да! — твердо ответила Катя. — Должен! Мой броневик должны были запомнить надолго. И в гоблинской дружине, и в Вольной Зоне... где ты был.
 Маг попятился.
 — И я запомнила, — продолжала Катя. — И тебя, и остальных. Когда гоблины прорвались на северо-западном участке. И когда мне пришлось... самой... своими силами... и как Сила Вольной Зоны отозвалась на мои заклинания! Помнишь?
 Маг помотал головой.
 — Помнишь, как я горела? — Катя понизила голос почти до шепота. — Помнишь?
 — Ведьма! — выпалил маг. — Гоблинская ведьма!..
 — Нет! Смотри! — Катя вытянула из-за пазухи черный шнурок с чем-то блестящим и выставила его перед собой. И Эллина в изумлении увидела маленький серебристого цвета крестик.
 Маркулий вздрогнул, словно от удара. Глаза его расширились, рука непроизвольно дернулась к крестику и замерла на полпути.
 — Как тебе удалось выжить? — тихо спросил Маркулий.
 — Я просто хотела жить, — ответила Катя. — Жить здесь и сейчас. Только так и надо...
 — Чего ты хочешь? — прошептал Маркулий.
 — Долги надо возвращать, — сказала Катя. — Ты согласен с этим?
 Маркулий осторожно кивнул.
 — Прочитай блокнот, — велела Катя.
 — Что в нем? — отрешенно спросил маг.
 — Дневник Николая-летописца. — Катя сверлила Маркулия взглядом. Но на того, казалось, произнесенное имя не произвело никакого эффекта. Пальцы мага осторожно перелистывали страницы, глаза скользили по строкам. И в один момент все переменилось — дыхание у мага перехватило, руки задрожали, глаза расширились.
 — Ты понял, — удовлетворенно кивнула Катя.
 — Иосиф... — прошептал Маркулий. — Я слышал о нем...
 — О нем слышали многие, — согласилась Катя. — Но мало кому известны заклинания, которыми он пользовался для того, чтобы попасть в Багнадоф.
 — Зачем тебе это все? — произнес Маркулий.
 — Не мне, — резко ответила Катя. — Не мне — нам. Всем нам. А значит, и тебе тоже.
 — Я догадываюсь, — сказал маг. — Но есть одна проблема...
 — Читай записи, — оборвала его Катя. — Читай внимательно. Николай-летописец сумел эту проблему решить. И мы должны узнать и понять — как?
 Маркулий рассеянно кивнул. Сейчас он был уже целиком поглощен чтением.
 Катя посмотрела на него, усмехнулась, повернулась и шагнула к двери, за которой ждала команда. Эллина бросила торопливый взгляд на Маркулия и поспешила за Катей.
 — Ну что? — спросил Макс.
 — Остаемся здесь, — заявила Катя.
 — Ты давно командуешь группой? — поинтересовалась Эллина.
 Катя дернула плечом и повернулась к ней.
 — Ты считаешь иначе? — спросила она.
 — Нет, — немного подумав, ответила Эллина. — Но я отвечаю за всю команду.
 — Ну и отвечай, — согласилась Катя. — А я отвечаю за выполнение задания.
 — Перед кем? — спросила Эллина.
 — Перед всем миром, — обронила Катя.
 Эллина заметила, как внимательно разглядывает ее собеседницу Макс. Бросалось в глаза, что он очень хочет о чем-то спросить Катю. Но то ли не решается, то ли не хочет делать этого при остальных.
 «В любом случае, — подумала Эллина, — магу необходимо время для того, чтобы прочитать эту книгу. Так что привал — дело решенное...»
 — Остаемся здесь, — распорядилась Эллина. — Прыжок и Колобок — найти место для ночлега!..




 9. КАТЯ


 Короче говоря, дрянь какая-то происходит. И чувствую я, что смотаться от этих ребят у меня не очень-то получится. Не, серьезно!..
 Эллина поручила нам с Колобком место для ночлега разыскать. Когда она это сказала, Макс на меня так зыркнул, зараза... Нет, не нравится мне этот Макс. Категорически!
 Да и то, что именно нам с Колобком поручили это дело, тоже странно. Что это она, верить мне начала, что ли? Если так, то напрасно ты это, девочка, напрасно. Мне верить нельзя — несовместимо с жизнью это.
 Макс настроился было за нами с Колобком следом. Типа помочь. А чего тут помогать-то? Развалин кругом — немерено. А какой-нибудь там придурочный гигантский краб попадется — так ему фиолетово совершенно, двоих кушать или троих. Но Макс, он не отставал.
 — С вами пойду, — улыбается.
 Я на Эллину оглядываюсь — она взглядом так скользнула по мне, по Максу. И отвернулась. Ничего не сказала. Не, нормально, да? Командир она или как?
 Тогда уже я сам Максу культурно так говорю. Типа, а не пошел бы он со своей помощью куда-нибудь поглубже? А этот гад не отстает. И тут уж Колобок встрял.
 — Что ты за нами тащишься?! — спрашивает. — Не доверяешь Прыжку, что ли? Так ведь он не один идет, а со мной.
 — Доверяю, — заявляет Макс. — Только втроем безопаснее.
 — Ага, — соглашается Колобок. — Особенно если третий — не ты. Думаешь, не видел я, каким ты на Севастопольском героем был? Сиди уж, не лезь...
 Макс сразу скис, погрустнел и пошел куда-то в уголок.
 Молодец, Колобок! Правильно он его! Я потом уже, когда на воздух выбрались, спросил:
 — Тебе тоже Макс не нравится?
 — Не знаю, — пожимает плечами Колобок. — Вроде бы ничего парень. В деле его видел. Правильно дерется, молодец. А вот в последнее время какой-то странный стал. Иногда я даже думаю, что это и не Макс вовсе, — усмехается Колобок. — Совершенно другой, словно подменили человека.
 Ну, у меня на этот счет были свои соображения. Но я их Колобку выкладывать не стал.
 Место для ночлега мы разыскали быстро. Прямо рядом с развалинами, где этот маг жил. Правильное место — комната, одно окно. Дверь, конечно, тоже была, но она вся завалена обломками и травой поросла. А комната нормальная, все поместимся. Правда, без огня обойтись придется. Потому что маг этот строго-настрого запретил огонь разводить. Сука! Мерзни тут из-за него. Типа он внимание привлечь боится! Не, нормально, да? Ох и дал бы я ему по зубам пистолетом! Ну ладно, плевать на него...
 Когда мы в подвал вернулись, Эллина заявила, что всю ночь будем дежурить. По двое. Первая смена выпала Гнусю и Колобку. Вторая — Эллине и Юрке. Потом — я и Катька. И все! Не, нормально, да? Ни Макс, ни Дарья дежурить типа не будут, так понимаю?
 — Не спорь, — проскрипела Эллина. — Это приказ, это не обсуждается.
 — Ну да, конечно! — говорю. — Когда ушами на Севастопольском хлопать — Макс первый! А когда дежурить — так он у тебя на особом положении!
 Макс на меня смотрит, на Эллину. И видно, что и самому ему спросить хочется, отчего это к нему такое расположение командования. Но спросить у него никак не получается. Потому что Дашка-стерва кидается ко мне и замахивается прикладом.
 Не, нормально, да? Я что, резиновый, что ли?!
 Ну, я дожидаться не стал, первым ударил. Хорошо ударил, Дашка метра на три отлетела, об стенку шмякнулась и тихонечко так вниз сползает.
 — Прыжок! — орет Гнусь. — Ты чё?!
 — А чё? — ору в ответ. — Думаешь, мне не больно?
 Все стоят, стволами в мою сторону ощетинились. Ну, не все, конечно. Дашка пока еще только на ноги встать пытается. Макс рот распахнул, глазами на меня хлопает. И Катька тоже с интересом так на меня уставилась. А стоит-то она — Катька то есть — ко мне ближе всех. И тут уже иного выхода у меня просто нет. Я мигом рву из-за пояса свой пистолетик и к голове Катьки приставляю.
 — Тронете меня — пристрелю! — говорю.
 А Катька невозмутимо так рукой ствол отодвигает, обнимает меня за плечи и в сторону отводит.
 — Никто тебя не тронет, — говорит, — не волнуйся.
 Я шалею потихоньку. Остальные — тоже. Голос у Кати такой ровный, мягкий. И иду я за ней как заколдованный. Так бы и шел за этим голосом — всю жизнь!..
 Но всю жизнь не получилось. Только до стенки. Потому как, едва мы к стене приблизились, Катька меня об нее же — об стенку то есть — с размаху, лбом...


* * *

 Как меня тащили в ту комнату, которую мы с Колобком нашли, помню плохо. А потом я и вовсе вырубился. Помню, как, кажется, ругались из-за меня. Пристрелить хотели и все такое. Но не пристрелили. Почему — не понимаю. Я бы на их месте долго не тянул. Им такой боец, как я, — лишняя проблема. Я бы пристрелил, честное слово...
 Открыл я глаза — темно вокруг. За плечо кто-то трясет. А перед самым моим лицом что-то зеленовато так светится, словно гнилушка. Я от неожиданности сел, башкой затряс. Страшно же! Вдруг оборотень?
 — Просыпайся, — раздается Катькин голос. — Наша смена, дежурить пора.
 — Ага... — пробормотал я.
 Я в тот момент ничего еще не соображал. Башка гудит, раскалывается. Тело не слушается, еле на ноги встал. Холодно, дрожь по всему телу.
 Кое-как выбрался через окно наружу. Точнее сказать, не сам я выбрался, а Катька вытащила.
 Ночь. Туман. Негустой, правда, но зябкий. Я себя за плечи обхватил, отыскал глазами ствол поваленного дерева, присел. Зубы пляшут, в башке трещит...
 А потому и трещит, что этой моей башкой эта вот самая Катька об стенку била!
 Сука!..
 Посмотрел я на нее. Хорошо посмотрел, видать. В темноте ни фига не видно вообще-то, но Катька сразу поняла, как я на нее смотрю и что именно о ней думаю.
 — Не сердись на меня, Прыжок, — говорит.
 — Ага, — соглашаюсь. — Я вот все сердился, понимаешь. А как ты мне это сказала — так сразу же и перестал!..
 — Иначе нельзя было, — говорит.
 — Сука ты, Катька, — отвечаю. — Учти, что я это запомнил. Пристрелю тебя при первой же возможности. Обещаю.
 — Пристрели, — соглашается она. — Будет у тебя такая возможность — пристрели. Но жить надо здесь и сейчас. А сейчас...
 И тут она резко так ко мне склоняется — я аж отпрянул от ее бледно-зеленой светящейся морды.
 — ... а сейчас, — продолжает, — запомни следующее, Прыжок. Никогда, ни при каких обстоятельствах не смей тыкать в меня стволом! Хочешь убить — попробуй, не возражаю. Но угрожать мне не смей! Понял?
 Я киваю. Молча. Очень уж голос у Катьки страшный. Звенит, как сталь. Ненависти в нем больше, чем во всей моей жизни. Сразу ясно — такая слов на ветер бросать не станет.
 — Голова сильно болит? — спрашивает она уже совсем другим голосом.
 — Еще раз стукнуть хочешь? — интересуюсь.
 Она не отвечает. Обходит меня, становится сзади, опускает руки мне на затылок. Я хочу повернуться, посмотреть, чего эта сука опять удумала.
 — Не дергайся, — шепчет. — Сейчас... потерпи немного...
 Ну, сижу, терплю... А что остается-то?! И чувствую вдруг, как боль уходит, голова делается яснее и даже сил прибавляется. И хотите — верьте, хотите — нет, а кажется, что даже теплее стало.
 Катю я не вижу, только слабый свет от ее маски этаким бледным сиянием вокруг. И от рук ее ощущения ну очень знакомые. И буквально через секунду у меня в башке окончательно прояснилось. Потому что вспомнил я, когда такие ощущения уже испытывал — на старой водокачке, в Твери своей.
 Когда нас с Копытом и Кнутом гранатой подорвали. Ребят — в куски, а я уцелел. Только двигаться не мог, больно очень было. Меня и добивать не стали. Бросили, типа сам подохну, без посторонних усилий. До утра я валялся, двинуться не мог. Думал уже, крындец мне полный. Вот солнце взойдет, приползет какая-нибудь мразь, башку откусит...
 И тут она вернулась — зеленоволосая та. Не ушла, хотя мы с пацанами и прикрывали ее до последнего. Вернулась, села рядом, прямо на камни. Руками по мне водит, шепчет что-то. А я то отрубаюсь полностью, то опять в себя прихожу...
 Я спросил ее тогда: отчего вернулась? А она мне: помочь тебе надо было, вот и вернулась. Опасно, говорю, здесь. Поймают. Ничего, отвечает, с тобой не поймают. Ты, говорит, сейчас поправишься, защитишь. Смог бы — рассмеялся бы тогда, честное слово. Но я не то чтобы смеяться — дышать с трудом мог. Чувствовал, как ребра поломанные трещат. Про руки и ноги уже не говорю, кукла без каркаса — вот кто я тогда был.
 До полудня она возле меня сидела. А как солнце за полдень перевалило, я уже был здоровее прежнего. И слово свое сдержал — защитил как мог. Когда нас Корпус обложил, пацаны хотели было ее отдать, себя ее жизнью выкупить. Я не позволил. Одного убил, а не позволил. Убил и не жалею. Потому что ее спас.
 И она нас спасла. Никто же не верил, что мы из этого проклятого туннеля выберемся. От голода и жажды подыхали же. А она всех нас, всех четверых поддерживала силой своей колдовской...
 — Все... — шепчет Катька. И тепло ладоней медленно исчезает. Но я опять нормально себя чувствую.
 — Спасибо, — отвечаю. Тоже шепотом.
 Катя села рядом, достала из кармана своей кожаной куртки какой-то черный мешок, на голову его натянула. Я сперва не понял — зачем? А потом дошло. Маска ее дурацкая в темноте светится не хуже маяка. Нас по ней застукать — пара пустяков.
 — Где тебя так? — спрашиваю.
 — Долго рассказывать, — отмахивается.
 Ясно. Не хочет говорить. Ну и не надо, я не настырный.
 — А за что ты меня так вот? — спрашиваю. — Об стенку-то... То есть за что — понятно. Но вот ты сама скажи, не прав я разве? Чего это ни Макс, ни Дашка не дежурят, а? Обидно же...
 — А ты сам не понимаешь?! — удивляется.
 — Нет, — признаюсь. — Не понимаю! Вот хоть еще раз башкой об стену, а не понимаю!
 — Ты Максу доверяешь?
 — Доверяю, — говорю. — Правда, чуть поменьше доверяю, чем Огненному Скорпиону. Тот тоже только и ждет момента, чтобы задницу поджарить, как и этот Макс...
 — А ты думаешь, Эллина ему доверяет? — спрашивает Катя.
 — Ну, — пожимаю плечами, — доверяет или не доверяет — не знаю. А вот что ни Макс, ни Дашка не дежурят — другой вопрос.
 — Дарья за Максом следит, — выдает вдруг Катя.
 — Иди ты?! — поражаюсь. — Они же с Эллиной грызутся, как... как не знаю кто!
 Катя усмехается. Продолжает:
 — Никто тут Максу не доверяет. И Дарья следит за ним. Чтобы в случае чего принять меры. И тебе не доверяют. Никто. И за тобой тоже следить надо.
 Я хотел было спросить у Кати, не ей ли поручили за мной приглядывать. Но потом вспомнил про Колобка и спрашивать уже не стал — и так все ясно.
 — Ну, это понятно, — говорю. — Согласен. Мне доверия нету, не спорю. Максу — тоже. А вот на фига нас тогда в группу взяли?! Нервишки себе пощекотать, что ли?
 Катя не отвечает. Молчит. И я молчу. Сидим, прислушиваемся к тишине. Ни звука, только редкие капли с ветвей на землю шлепаются.
 — Ты где ее встретил? — спрашивает вдруг Катя.
 — Кого?!
 — Женщину, — поясняет. — В красном платье. Которая нам на помощь пришла. На Севастопольском.
 — В Твери, — отвечаю.
 — В Москву ты за ней пошел?
 Догадливая, блин...
 — Ага.
 — Напрасно, — говорит. — Не человек она. Не отсюда. Не из этого мира.
 — А мне фиолетово, — пожимаю плечами. — Отыскать ее хочу.
 — Она сама тебя отыщет, когда нужно будет, — говорит Катя с какой-то жалостью в голосе. — Нужен ты ей зачем-то.
 Молчу.
 — Я не настраиваю тебя против нее, — продолжает Катя. — Разное бывает. Просто я никогда ничего хорошего из Багнадофа не видела...
 — А сама-то?! — спрашиваю. — Саму-то тебя и вовсе не понять — кто ты, откуда, зачем? Вроде в магии рубишь, а на том же Севастопольском ни фига не сумела бы без этой женщины. Вроде бы, говорят, в гоблинских заморочках разных сечешь, а крестик на себе таскаешь. Не пойму я тебя, Катя. А непонятного я не люблю. Потому что... потому что непонятно!..
 — Крестик... — бормочет Катя. — Из-за крестика этого, наверное, у меня на Севастопольском и не получилось. Он хоть и неосвященный, но с магией конфликтует... А эта твоя... женщина зеленоволосая... Она ведь нам помочь смогла только потому, что пользовалась теми же заклинаниями, что и я. А заклинания эти не из Срединного Мира — из Багнадофа.
 — Ты думаешь, что сама она ОТТУДА?! — усмехаюсь.
 — Не думаю — знаю, — говорит. — И то, почему ты с нами оказался, тоже понимаю.
 — Разъясни хоть, — говорю. — А то я сам не понимаю, зачем с вами тащусь.
 — Ты сам-то летописи эти читал? — неожиданно спрашивает Катя.
 — Какие летописи?! Ах, блокнот этот... Ну, читал, — отвечаю.
 — Понял, о чем там?
 — Ни хрена я там не понял, — ворчу. — Про Багнадоф там было что-то. Про «резаного» какого-то...
 — Не про «резаного», — поправляет Катя. — Про Резника. Иосиф Резник. Маг и каббалист. Человек, вызвавший сюда — в Срединный Мир, на Землю, — всю эту нечисть. Провинцию Преисподней, Багнадоф.
 — Ни фига ж себе!..
 Я и правда одурел слегка. Понятно же, почему этот блокнот такой интерес у Данихнова вызывает...
 Хотя...
 Нет, ни фига не понятно!
 Ну, вызвали сюда Багнадоф. Так он уже здесь! Зачем теперь-то эти записи нужны?!
 А Катька словно мысли мои угадывает. Дальше продолжает:
 — Николай-летописец долго собирал эти данные. У него в блокноте есть все заклинания, которыми пользовался Резник. И еще много других. И есть заклинания и самого Николая-летописца. Ему удалось побывать в Багнадофе и вернуться. Но не это главное. Николай составил новое заклинание. Лучше прежнего...
 Катя помолчала немного, потом продолжила:
 — Попасть в Багнадоф можно, это удавалось многим. Но дело в том, что с собой невозможно пронести ничего, даже одежды. Потому что любой предмет может там превратиться в какое-нибудь опасное существо.
 — Много ли толку от таких заклинаний, — ворчу. — Голым по Преисподней бегать...
 — Не голым, — поправляет Катя. — Человек при переходе получает «одеяние гостя». Но никаких предметов, никакого оружия, никаких артефактов пронести с собой нельзя.
 — Все равно толку мало, — бурчу.
 — Я говорю про заклинания Иосифа Резника. — В темноте, да еще под мешком, лица Катиного не разглядеть. Но мне кажется, что она сейчас улыбается. — А в блокноте есть заклинания Николая-летописца. При помощи которых можно...
 Катя замолчала, настороженно прислушиваясь. Я тоже замер. Мне показалось, что на нас кто-то смотрит. Кто-то опасный, недобрый. Никакого звука, ни шороха, ни дыхания. Но чувствую — глядит, сука!..
 Я потихоньку пистолетик свой нащупываю, мало ли чего? Может, тварь какая-то? Хотя против настоящей твари мой пистолетик — так себе возражение.
 И тут вдруг в темноте дрожание пошло какое-то. Меж деревьями заколыхалось что-то, волной изогнулось. Словно марево вдруг откуда-то появилось. И через секунду вижу уже, как дрожание приобретает очертания человеческой фигуры.
 Мать твою и так и этак!
 Ночной Гость пожаловал!
 Я замер. Фигура Ночного Гостя уже достаточно хорошо видна. Как обычно, человеческая фигура. Только прозрачная. Словно из переливающейся воды сделана. На месте глаз этого урода — два темных пятна, будто помутнела вода в этом месте. Ну, это только кажется, что помутнела. На самом-то деле Ночной Гость видит — будь здоров.
 Сижу. Смотрю на него. Он стоит возле дерева. И мне даже кажется, что типа облокотился он на него, хотя такого, конечно же, быть просто не может — Ночной Гость к чему прикоснется, то сразу же изморозью покрывается, будь дело хоть в самый жаркий день. Точнее — ночь... Он ведь потому и «ночной», что ночью только приходит.
 Ну, сижу, смотрю на него. Думаю, потащится он к нам или нет? Ночные Гости, они вообще-то не очень опасные. На нас — людей — они положили капитально. Фиолетово им наше все. Главное, самому к ним не лезть. И если он на тебя попрет — вовремя с дороги убраться. А там уж — как повезет. Иногда, вообще-то, Ночные Гости преследовать начинают. До утра могут за тобой таскаться, любопытные, что ли?
 Но этот нелюбопытным оказался. Постоял несколько минут и начал таять. А потом и вовсе исчез.
 Я дух перевел, на Катю посмотрел.
 Она руку вытягивает — колечко на пальце у нее странно так мерцает красноватыми искорками. И мерцание делается слабее, слабее... И гаснет, на фиг, совсем!
 — Все, — шепчет Катя. — Нет опасности...
 Да я и сам чувствую, что нет. Но говорить больше почему-то не хочется.
 Да и о чем говорить? Все уже сказано, все ясно.
 Визит Ночного Гостя живо напомнил мне, в каком мире я живу. И про заклинания напомнил, и про Преисподнюю.
 Данихнов, видать, хочет при помощи этих заклинаний боевую группу отправить в этот самый Багнадоф. Типа в тыл врага. С оружием, с артефактами, с магами. Дать по соплям этим гоблинам, да у них же дома. Хорошее дело, не спорю. Только вот я-то зачем тут нужен?!
 Летописи доставили. Теперь, видать, Маркулия этого ненормального нужно к Данихнову проводить. А потом?
 Испытательный срок-то мой после всего этого, можно сказать, закончится. И дальше чего? С «секретниками»? Всю жизнь?
 Не, нормально, да? Мне-то на фига это нужно?! Я ж на голову не больной! Или они думают...
 Не, не полезу я в этот ихний Багнадоф! Фиг вам! Мне и в Твери неплохо. Особенно после этой вашей Москвы. У вас, в Москве, Ад не хуже Багнадофа, вот что я вам скажу...




 10. ДАША


 Утром возле того поваленного дерева, где ночью дежурили Мошков с Катей, обнаружилась Рваная Клякса. И это было странно, потому что ни битых камней, среди которых обычно пряталась эта дрянь, ни пыли или песка возле ствола дерева не было. И еще страннее было то, что Клякса та оказалась вполне зрелой и очень голодной. Такой, какой она обычно бывает после двух-трех дней. Колобок спросонья едва не влетел в нее, что тоже было странно — не заметить в рассветных сумерках чернильно-черную тень, посверкивающую золотистыми искорками, было невозможно.
 Поначалу решили, что это просто ночной морок. Мало ли их с рассветом не исчезает? Но потом Мошков плюнул в нее, и все нахмурившись смотрели, как Рваная Клякса этот плевок подхватывает и разделяет на тысячи мелких, почти невидимых глазу капелек. Которые тут же испаряются с едва слышным шипением.
 — Гадость, — передернул плечами Колобок. — Прыжок! Плюнь еще, а?
 — Я вам щас плюну! — пригрозила Эллина. — Ясно же, что не морок. Клякса, самая настоящая...
 — Гадость, — повторил Колобок и отошел от нее подальше.
 С гадостью этой справились быстро. Эллина подошла к ней, прочитала заклинание и потом с удовольствием наблюдала за агонией мечущейся и быстро тающей в воздухе черной тени. Через минуту после нее осталось лишь припорошенное золотистой пылью пятно.
 — Скоро вернется, — авторитетно заявил Мошков.
 — Без тебя знаю, — продребезжала Эллина.
 — Не, не вернется, — помотал головой Колобок. — Другая придет — это да.
 — Какая разница — прежняя или другая, — резонно заметил Мошков, приседая возле золотистого пятна на корточки.
 — Не важно, — скрипнула Эллина. — Нам здесь сидеть максимум до полудня, не дольше. А после нас пусть хоть все Кляксы Москвы сюда сползаются...
 — Эй! Командир! — Дарья выбралась из окна и теперь стояла, снисходительно поглядывая на Эллину, Колобка и Мошкова. — Долго нам тут еще торчать? Дождемся мы, в конце концов, приключений на свои задницы...
 — Маркулий еще не закончил работу, — ответила Эллина и повернулась к Даше спиной.
 — Ну так поторопи его!.. — потребовала Дарья.
 Эллина не ответила.
 — Куда ты спешишь?! — удивился Колобок.
 — Я спешу не «куда», а «откуда», — возразила Дарья. — Видишь, какая дрянь начала сползаться? Ночной Гость приходил — сами рассказывали. Теперь вот Рваная Клякса объявилась ни с того ни с сего. Думаешь, они нас не чуют? Опомниться же не успеем, как тут дружина объявится. Или еще какая-нибудь мерзость...
 — Смелость подрастеряла? — Эллина резко повернулась к Дарье. — Что-то я за тобой этого раньше не замечала.
 — Ничего я не подрастеряла! Дура синтетическая! — мгновенно огрызнулась Дарья. — Просто рисковать незачем!
 — Вот и не рискуй, идиотка! — рявкнула на нее Эллина — словно листом железа по камню ударили. — Иди в подвал! Смена Игнатьева давно уже кончилась, твоя очередь дежурить!
 — Много пользы будет от моего или Максова дежурства, если нас здесь накроют! — ответила Дарья. — Нужно Маркулия этого забирать и возвращаться! Катька пусть какой-нибудь транспорт разыщет, и сегодня еще будем на месте!
 — Можно, я без твоих советов обойдусь, а? — прорычала Эллина. — Здесь я решаю! Знай свое место, дура!
 — Сука ржавая... — хрипло выпалила Дарья.
 — Ничего, что я здесь сижу? — со спокойной улыбочкой встрял Мошков. — Я вам не мешаю, девочки?
 Он по-прежнему сидел на корточках, с интересом наблюдая за перепалкой.
 — А ты вообще заткнись! — ответила ему Дарья. — Мало вчера получил от Катьки?
 — А ты от меня? — поинтересовался Мошков, поднимаясь на ноги. — Ты от меня мало получила?
 — Прыжок, заткнись! — приказала Эллина. — Дарья, пошла отсюда! Все — вон!
 — Командир хренов... — начала было Дарья.
 — Вон! — рявкнула Эллина. — Вернемся обратно — Данихнов же лично всех вас расстреляет!
 Мошков усмехнулся. Он явно не собирался дожидаться возвращения. А тем более того, чтобы его пристрелил Данихнов. Дарья же, очевидно, имела несколько иные планы на сей счет.
 — Ладно, пойду я, — пробурчала Дарья. — Действительно, Макса пора сменять...
 Она развернулась и пошла по направлению к подвалу. Мошков повернулся и посмотрел ей вслед.
 — Прыжок! — Эллина подошла к Мошкову и злобно посмотрела на него. — Не задирай Дашку! Ты понял?
 — С чего это вдруг? — усмехнулся Мошков.
 — С того! — сказала Эллина. — Не задирай — и все! Это приказ! Это не обсуждается!
 — Да я и не обсуждаю, типа того, — пожал плечами Мошков. — Просто мне кисло становится, когда в группе до фига командиров появляется, и все такое.
 — Командир в группе один — я, — ответила Эллина уже гораздо более спокойным голосом. — А ты не лезь! Дашка знает, что делает, — неожиданно добавила она.
 Сказала, развернулась и ушла, оставив Мошкова стоять с открытым от удивления ртом.
 — Знает, что делает... — пробормотал себе под нос Мошков. — Мне бы типа тоже узнать, что я тут делаю...
 Он посмотрел в ту сторону, куда ушла Даша, посмотрел на стоявшего вдалеке Колобка, покрутил головой и направился вслед за Дарьей к подвалу Маркулия...


* * *

 Макс опять торчал на лестнице, ведущей в подвал. Его вниманием завладели надписи на стенах.
 Света было мало, и глубокие царапины можно было различить с большим трудом. Кое-где надписи делались чем-то похожим на уголь — жирные черные штрихи порой мешали разглядеть остальные знаки.
 Макс осторожно водил пальцем по стене, губы его беззвучно шевелились. Можно было подумать, что перед тобой маг, произносящий заклинания. Лицо Игнатьева было сосредоточенно, брови сдвинуты.
 И в какой-то момент выражение его лица изменилось. Морщины на лбу разгладились, глаза радостно блеснули, а губы растянула улыбка.
 — Есть... — прошептал Игнатьев. — Это оно...
 — Макс? Ты здесь? — послышался осторожный голос.
 Максим сильно вздрогнул, сделал вороватое движение, словно собирался куда-то бежать. Но тут же расслабился и вздохнул с облегчением.
 — Дашка! — улыбнулся он. — Как ты меня напугала!
 Дарья спустилась по лестнице и встала рядом с Максом.
 — Чего ты здесь торчишь? — спросила она.
 — А скучно в подвале, — ответил Макс. — Да и зачем этого Маркулия сторожить? Никуда он не денется. Сидит там, блокнот читает... Никому не показывает...
 Дарья подошла к Максиму вплотную, прижалась щекой к его плечу. Максим обнял ее левой рукой.
 — Интересно, — прошептала Даша, — долго он еще будет разбираться в этих летописях?
 — Долго, — уверенно произнес Макс. — Маркулий — маг так себе. Это сразу видно. Говорил я Данихнову, что к другому идти надо. Или мне бы блокнот отдал — проще было бы...
 — А тебе-то зачем? — улыбнулась Даша и потерлась щекой о куртку Макса. — Ты что-нибудь в заклинаниях понимаешь?
 — Кое-что понимаю, — уклончиво ответил Макс. — Слушай, Даша! — Макс склонился к ней. — Можно ли будет мне разок увидеть блокнот? Мне только один раз нужно его прочитать. Ты же сейчас дежурить будешь, да? Давай, ты у него блокнот ненадолго попроси, а потом вернем, а?
 — Да на фиг он тебе сдался?! — удивилась Даша. — Там, наверное, ничего и не понять...
 — Мне нужно кое-что... — задумчиво пробормотал Макс. — Вот, смотри!..
 Макс развернул Дашу лицом к стене и показал на надписи, изукрасившие серую бетонную поверхность.
 — Что это? — равнодушно спросила Даша.
 — Это тоже имеет отношение к магии, — сказал Макс. — Но не к той магии, к которой мы все привыкли. Это не людская магия. И не гоблинская. Это кое-что покруче. Но здесь не хватает одной мелочи. Которая может оказаться в блокноте. Если бы мне это узнать, если бы я блокнот тот прочел...
 — Да ладно тебе! — отмахнулась Даша. — Разве может быть что-то жизненно важное здесь — в подвале, на стене, у всех на виду?!
 — Все равно никто не поймет, — возразил Макс.
 Он уже говорил с жаром, пытаясь убедить Дашу. Глаза Макса горели, голос звучал нервно.
 — Если бы ты знала, Дашка, что это такое! — Макс мечтательно закатил глаза. — Если бы ты только знала!..
 — И что же это? — неохотно поинтересовалась Дарья, равнодушно поглядывая на надписи, бывшие для нее невразумительными узорами.
 — Это, Дашенька... Это, можно сказать, ключ, — говорил Максим. — И этим ключом можно завести очень интересную игрушку. Ты любишь заводные игрушки? Ну, я имею в виду, в детстве любила?
 Даша пожала плечами. Она слышала, что такие были. Но видеть их (и тем более любить) просто не могла. Вот если бы она родилась лет на пятьдесят раньше...
 — Это такая игрушка, — голос Макса звучал все более мечтательно, — от которой может стать очень плохо нашим врагам...
 — Гоблинам? — спросила Даша.
 Макс запнулся. Взгляд его сделался растерянным.
 — Что? Гоблинам? Ах да!.. И гоблинам тоже... Конечно, гоблинам... и прочим тварям... Ладно, давай сейчас не будем об этом. — У Макса явно пропало желание говорить на эту тему.
 — А она как-нибудь называется? — без особого интереса спросила Даша.
 Макс пристально посмотрел на нее, помолчал едва ли не целую минуту, а потом медленно, с расстановкой произнес:
 — Ты просто запомни эти слова: Прялка Мокоши. Просто запомни. Ручаюсь, скоро об этом услышат очень и очень многие. А ключ от нее — вот здесь. — Макс осторожно, чтобы не стереть надписи, провел ладонью по стене, вздохнул и продолжил: — Этим можно Прялку запустить или остановить. Дать ей задание или отменить его. Можно даже ее сломать... Хотя неизвестно, будет ли от этого лучше или хуже... Ладно, не будем сейчас об этом!
 — Кто-то идет, — насторожилась Даша, отстраняясь от Макса.
 Макс прислушался, кивнул и пристально поглядел на Дашу.
 — Ты стой пока здесь, — прошептала она, — а я вниз спущусь. Ну их на фиг, сплетников этих...
 Макс еще раз кивнул, посмотрел на растворяющуюся в сумраке подвала Дашу и снова уставился на стену с надписями. И в глазах его опять появилось восхищение.
 — Макс, что ли?..
 — Что ли, — согласился Игнатьев. — А тебе чего здесь надо?
 — Ха! — усмехнулся Мошков, спускаясь по лестнице. — Да ничего не надо, так просто. Иду, смотрю — дырка. Я — туда. Опаньки — Макс! Собственной персоной! Как она, жизнь-то? А?
 Макс посмотрел на Мошкова сверху вниз. Мошков стоял рядом, всего в полуметре от Игнатьева. И в глазах его отчетливо читался живейший интерес. Только вот непонятно — к чему...
 — Чё это такое? — Мошков ткнул пальцем в стену. — Чего-нибудь нужное, что ли?
 — Наверное, заклинания этого мага, — пожал плечами Макс. — Не знаю. А тебе зачем?
 — Да вот смотрю, — сказал Мошков, — что ты все на эти закорючки пялишься... Думаю, вдруг что-нибудь нужное, что-нибудь важное. А кто-нибудь возьмет и типа сотрет это все на фиг! Ну, дурак какой-нибудь вроде меня... Обидно же!..
 Максим дернулся, словно от удара. Мошков заметил это, и лицо его расплылось в довольной усмешке.
 — Надо бы переписать это все, — деловито предложил Мошков. — А то мало ли чего. Верно, Макс?
 — Чувствую, Прыжок, будут с тобой еще проблемы, — медленно произнес Максим. — Ох будут!..
 — У кого это, интересно? — с деланым любопытством спросил Мошков. — У группы нашей или у тебя лично? Если ты за свою задницу беспокоишься, могу тебя уверить: проблемы у нее обязательно будут. Не такая у тебя задница, Макс, чтобы я ей проблемы не доставлял. А если о группе переживаешь, то...
 — Прыжок! Макс!..
 Мошков замолк на полуслове. Оба они — и Игнатьев, и Мошков — вздрогнули от этого неожиданного окрика, донесшегося из темноты подвала. Даже Игнатьев в первый момент не понял, кто это кричит.
 — Чего вам тут надо? Чего вы тут собрались? Другого места нет? — Дарья стояла в самом низу лестницы, лицо ее попадало в узкую полоску ленивого дневного света, перечеркивающую лоб девушки на манер повязки. И даже отсюда, с лестницы, можно было легко разглядеть, какие у Дарьи злые глаза. Взгляд ее метался от Мошкова к Игнатьеву и остановился на последнем.
 — Максим! Твоя смена кончилась? — поинтересовалась Дарья ледяным голосом. — Тогда — свободен!
 Макс недоуменно посмотрел на Дарью, потом на Мошкова, пожал плечами и направился вверх по лестнице. Мошков же остался на месте, с любопытством разглядывая поднимающуюся к нему снизу Дарью.
 — Ты!..
 — Только тронь, — улыбаясь, предупредил Мошков. — Пристрелю.
 — Слушай, хватит, а? — неожиданно уставшим голосом произнесла Дарья. — Пожалуйста! Хватит!..
 — А?! — Мошков опешил.
 — Толик, я тебя очень прошу, не надо так больше. Ладно?..
 Мошков оторопело смотрел на Дарью.
 Голос у нее сделался вдруг очень тихим, добрым и одновременно слегка тоскливым. Словно она не с Мошковым говорила, а с большой, глупой и непослушной собакой. Которая вечно творит то, что не надо. И которой непременно необходимо объяснить, что можно делать, а чего нельзя. И совершенно нет никакой уверенности в том, что собака эта хоть что-нибудь поймет... А если вдруг и поймет, то наверняка не послушает...
 — Дашка, ты чего?! — оторопело пробормотал Мошков.
 Дарья уже стояла рядом, и глаза ее смотрели прямо в глаза Мошкову. Но жесткость и даже жестокость этого взгляда совершенно не вязалась с голосом, которым говорила Дарья. Вязался этот взгляд лишь со словами, со смыслом произносимого ею.
 — Толик, я прошу тебя, — говорила она. — Не трогай больше Макса. Иначе я тебя убью. Не задевай его, не надо.
 — Почему это?.. — растерянно спросил Мошков.
 — Ты уже сказал все, что нужно, — говорила Дарья. — Давно сказал, еще до того, как мы сюда отправились. Еще там, в вашем лежбище, где нашли летопись. Ты уже все сказал, что надо, — повторила она. — И тот, кому это надо, все уже понял и принял к сведению. А цепляться и дальше к Максу — глупо. И ненужно.
 — Я ему не верю, — заявил Мошков.
 — Я тоже, — сказала Дарья. — И не делай так, чтобы я подумала, будто вы с ним в сговоре. Будто ты специально прикалываешься над ним, чтобы отвести от Макса подозрения.
 — Чего?! — Мошков от удивления открыл рот.
 — Того самого, — сказала Дарья. — Я слежу за ним. Я не хочу, чтобы ты мне мешал. Потому что, если ты будешь мне мешать, я тебя убью. Ты понял меня, Толя?
 — Ага... — Мошков рассеянно кивнул. — А Макс... А чего это он тут... на лестнице тут... вот здесь... — Мошков ткнул пальцем в узоры на стене.
 — Толя... — Дарья вздохнула и устало закатила глаза. — Ох!.. Может, тебя и правда пристрелить? Зачем ты мучаешься?! Зачем таким дураком на свете живешь?! Не понимаю!..
 — Понималка не выросла! — огрызнулся Мошков. — Тоже мне, понятливая выискалась... Сука ты! И дура! Вот!..
 Мошков плюнул под ноги, развернулся и торопливо выбрался наверх. Он вдруг перестал понимать все происходящее вокруг. Дашка, Макс, Эллина... Катька... Все смешалось в какой-то невразумительный ком, какую-то мешанину мыслей, переживаний, подозрений. Ничего не понять, подумал Мошков. Ну вас на фиг! Разбирайтесь сами! Идиотики...
 Дарья посмотрела ему вслед, махнула рукой, вздохнула и направилась вниз по лестнице. Вскоре сумрак подвала полностью поглотил ее. И она не видела, как в проеме, на фоне серо-свинцового неба появился силуэт Макса. Но даже если бы и видела, то не узнала бы его — против света, даже такого слабого, фигура Игнатьева казалась совершенно черной. И абсолютно невозможно было разглядеть его лица. А особенно — взгляда. Тяжелого, ненавидящего взгляда жестоко прищуренных глаз...




 11. МАКС


 Я уж думал, Маркулий этот долбаный никогда летописи не дочитает! Весь вечер, всю ночь и все следующее утро он над ними сидел, и все такое. А потом с Эллиной беседовать стал. Я как раз дежурил, моя очередь была в подвале торчать.
 Ну, Эллина пришла, Катька тоже. Макс сунулся было, так Эллина его так шуганула — мало не показалось, типа того.
 Долго они там разговаривали. Маркулий все дергался, кричал все чего-то. Убеждал, что нужно идти куда-то там, к какому-то храму. И все твердил, что это опасно. Нервный он какой-то.
 Ну, к храму так к храму. А чего ж так орать-то?! Подумаешь — опасно! Опасно — и чего? А где в Москве не опасно? Здесь, что ли? Где Ночные Гости под самым носом шляются? Где зрелые Черные Кляксы ни с того ни с сего по утрам возникают? Чудо еще, что никого поопаснее не объявилось. Нас-то здесь — всего ничего. Перещелкают в два счета. А к Маркулиевому храму идти, думаю, безопаснее. Ведь не только мы же пойдем, куча «секретников» еще. Эллина так ему прямо и сказала, что весь спецотряд пойдет. Ну, типа по мозгам давать кому следует.
 А Маркулий все трясется, слюной брызжет, головенкой своей дурацкой все трясет. Несогласный он, типа того. Кричал что-то про Силу какую-то, про Вольные Зоны, про оборотней, каббалу и все такое...
 Ну, на все такое Эллина наша положила капитально. Фиолетово ей, чего там Маркулий испаряется. А и правильно, по-моему! Командир она или кто? Сказано — привести мага? Значит — все! Приведем! Ну или приведут — без меня уже, в смысле...
 Ведь мне-то чего с ними тащиться? Если хорошенько подумать, то мне этот ихний испытательный срок — как гоблину трактор. Да даже если и не хорошо подумать — то же самое. Мне главное — живым остаться. Катька вон все время говорит: «Надо жить здесь и сейчас». Очень правильно, по-моему.
 Катька-то в споре не участвовала почти. Все больше молчала. Пару раз, правда, выдала что-то такое, от чего Маркулий заткнулся, только я не понял ничего из сказанного.
 Потом меня в подвале мордоворот-штурмовик сменил. Ну, типа Юрка, Коновалов который. Я хотел было еще постоять послушать, чего они там трындеть будут, но Юрка лениво так на меня посмотрел и сказал только:
 — Иди.
 Ну, я и пошел. С этим чудом лучше не связываться. То ли он тормознутый на голову, то ли просто гад. По-любому — убить может запросто. И все такое...
 Вышел я на воздух — мрачно все. Наших никого не видать — ни Колобка, ни Гнуся, ни даже Дашки-стервы. Воздух какой-то влажный, словно туман. Хотя тумана-то никакого нету, все превосходно видно. А на лице едва ли не в капли вода собирается. И запах стоит непонятный какой-то, хотя и слабый очень. Не то чтобы неприятный, а лучше бы его не было. Вчера не было, с утра тоже ничем таким не пахло, а сейчас — на тебе! Тревожный запах какой-то. И тишина. Ну полнейшая, блин! Такой тишины я, кажется, никогда в жизни не слышал. Всегда ведь какие-то звуки присутствуют — то ветерок подует, листья шелохнет; то камень со стены скатится; то живой звук вдруг объявится... Ну, что живых звуков нет, это даже хорошо. Потому как живность тут, у них в Москве, особо опасная. Включая и людей, между прочим. А вот почему ветра нет, почему влажность такая и тишина — не понимаю. Тревожно мне стало. А тут еще Макс поблизости толчется, возле того самого дерева, где с утра Клякса нарисовалась. Топчется чего-то, по сторонам смотрит. И вроде бы даже почему-то нервничает. То ли тоже чувствует, как и я, тревогу какую-то, то ли опять, сука, типа задумал чего-то, и все такое.
 Я постоял, посмотрел на него. Думаю — дай приколюсь опять. Может, отвлекусь немного. И только к нему подвалил, как из подвала Маркулий вылез. Не один, понятное дело, — и Эллина, и Катя, и Юрка. Все с ним, типа охраняют. Ну, Эллина еще мешок какой-то тащит. Наверное, с маговым барахлом. Типа в дорогу тот чего-то взял. И все такое.
 Блокнот, смотрю, Катя в руках держит, не выпускает. Правильно. Магу этому доверь, он не только блокнот — себя потеряет. На него посмотришь, сразу ясно, что тащить этого мага нам — не перетащить! Пинками гнать придется! А то и еще хуже — уговорами. Терпеть не могу уговаривать дураков жизнь свою спасать...
 Маркулий, как на свет белый вылез, зажмурился с непривычки. Видать, давно из подвала своего не выползал. Сейчас ему даже такое слабое и серое небо, даже затянутое свинцовыми облаками солнце и то ярким кажется.
 Пожмурился он, покряхтел, огляделся по сторонам и — к нам. В смысле, туда, где мы с Максом стоим. Подходит и заинтересованно так заявляет:
 — А ведь я вас помню! Где же я вас видел, молодой человек?
 Я открыл было рот уже, чтобы сказать — где. А потом понял, что это он не ко мне обращается, а к Максу. И насторожился сразу.
 Макс мне не нравится, это я уже говорил. А вот к магу я своего отношения пока что не определил еще. Но если Маркулий с Максом окажутся хорошо знакомы, то и Маркулий мне тоже не нравится, во как!
 Макс же этим словам мага удивился ну просто очень.
 — Это вряд ли, — говорит. — Я никогда раньше в этом районе не бывал.
 — Да не сейчас! — машет руками Маркулий. — Давно! Очень давно! Вы случайно не были... — и замолк. Словно ему рот заткнули. И глаза у мага вдруг виноватые сделались, а морда вся такая смущенная, и все такое.
 — Где именно? — встреваю я. — Где не были?
 — Нет, — качает Маркулий башкой. — Это я обознался. Очень вы похожи на одного моего старого знакомого.
 Макс улыбнулся, понимающе так кивнул и — в сторонку. Эллина взглядом за ним проследила, но ничего не сказала. Катя — та вообще на Макса — ноль внимания. Она сейчас о чем-то с Юркой говорит. Строго так, типа поучает или поручает чего. Юрка-штурмовик слушает, глаза пустые, башкой изредка кивает, типа согласен. А потом они с Катей куда-то побрели, дошли до угла, свернули... И тут Эллина меня подзывает.
 — Прыжок, — говорит, — за Маркулия отвечаешь головой.
 — С какой это радости?! — интересуюсь.
 — Катя с Юрой за транспортом пошли, — поясняет. — Я с остальными — на разведку, надо тут осмотреться. Ты и Колобок остаетесь здесь. Понял?
 — Ага, понял, — киваю. — Особенно про Колобка. Чё-то я его здесь не очень наблюдаю типа...
 — Скоро подойдет, — отмахивается. — А пока его нет, за Маркулия отвечаешь ты! Понял?
 Не, нормально, да?! Я-то рассчитывал смыться отсюда, а она мне — за магом следи! Больно надо было!.. Оставлю его здесь, на фиг! Чего его охранять?! Кому он, на фиг, сдался, маг этот?!
 Нет, не оставлю. Все-таки придется с Маркулием здесь торчать. Мы же за ним пришли, ребятам же проблем прибавится, если я этого придурка здесь одного оставлю. Эллина посмотрела на меня внимательно, поняла, что не смоюсь я, кивнула, отдала мне мешок маговый, Макса подозвала, ну и они вдвоем ушли.
 Поглядел я вслед Эллине, плюнул с досады; на мага поглядел... Маркулий этот все по сторонам башкой своей дурацкой вертит, озирается. Старый он — жуть! Ему, наверное, лет сто! Не, пятьсот!!! Очень старый, в общем...
 И морда у него такая вся из себя гнусная. Сука, короче...
 И тут я вспомнил, чего маг этот Максу сказал. Надо, думаю, дело это разъяснить типа. И все такое...
 Присаживаюсь на камушек, смотрю на мага снизу вверх — он все по сторонам пялится — и спрашиваю:
 — И давно ты тут один?
 — Давно, юноша, — вздыхает. — Очень давно. Уже... уже много лет.
 — Ага, — говорю. — И чего ж так-то? Ни с кем не видишься, что ли?
 — Люди сейчас стали хуже злобы адской, — отвечает маг. — Не помню уже, когда порядочного человека встречал.
 — Как же так? — удивляюсь. — А Макс?
 — Какой Макс?!
 — Ну, Максим наш, — поясняю. — Которого ты узнал...
 — Нет, — опять вздыхает. — Обознался я.
 — А может, — говорю, — не обознался? Может, ты Макса где-то и правда видел?
 — Исключено, — заявляет маг. — Я и сам понимаю, что ошибся. Того человека я в последний раз видел очень и очень давно. Много лет назад. Не могу с уверенностью сказать, как давно это было, но лет тридцать прошло с тех пор — это точно. И за столь длительный срок человек мог неузнаваемо измениться. А этот юноша очень похож на моего знакомого, каким тот был тридцать лет назад. Потому, наверное, я и ошибся... Старею... — Маг вздохнул.
 Неправильно тут что-то! Не так!
 Я, конечно, молчу, но все пытаюсь понять, что же меня так насторожило? В голову лезет — взгляд! Взгляд Макса, когда маг с ним заговорил. Но потом я понимаю, что взгляд у Макса всегда сволочной, независимо от окружающей среды. Да и вообще — не нравится мне Макс, вот я к нему и цепляюсь, это девчонки наши правильно заметили.
 Вроде бы все, успокоиться пора. Ан нет! Неймется мне...
 — А этот твой знакомый, — опять пытаю Маркулия, — он на Макса нашего очень сильно похож?
 — Разумеется, — кивает старый хрен. — И даже звали его так же, Максимом. Максим Витальевич, если память мне не изменяет...
 — Так, может быть?.. — спрашиваю.
 Но Маркулий прерывает:
 — Юноша! Тому человеку было уже за сорок, когда я видел его в последний раз! А сейчас ему должно быть не меньше семидесяти... если, конечно, он жив остался... А этому вашему мальчику от силы лет двадцать.
 Молчу. Но чувствую, что главное-то я упускаю!
 Макс, конечно, на семидесятилетнего не тянет. Но я бы не сказал, что ему двадцатник. Постарше он будет. Типа выглядит постарше. Хотя хрен поймешь, кто сейчас как выглядит.
 После пандемии стариков уже и днем с огнем не сыскать. Маркулий — это вообще что-то уникальное. Но он маг. Да еще из Вольной Зоны. А там, слышал, есть такие — Старцами называются. Так те вообще хрен знает сколько живут. Чуть ли не до семидесяти.
 Обратно же — Катя наша. Около тридцатника ей. Хотя... она ведь тоже с магией всякой связана. Может, поэтому так долго и живет на свете?
 А Макс? Из Макса маг, как из гоблина мама моя! К магии Макс имеет такое же отношение, как я сам к Багнадофу!..
 Подумал я так и вдруг вспомнил про ту женщину зеленоволосую.
 А ведь получается, что я-то как раз к Багнадофу вполне могу иметь отношение, и даже очень, типа того...
 Не, ерунда это все! Где Макс, а где магия!..
 Но успокоиться не могу и машинально так у Маркулия спрашиваю:
 — А фамилия у того приятеля твоего какая была?
 — Фамилия? — морщится, вспоминает. — Ах да! Игнатьев!..
 — Мать твою об стенку!.. — только и смог выдохнуть я.
 А больше ничего я сказать не успел, потому что как раз в этот момент и поднялась пальба...




 12. КОНОВАЛОВ


 Выстрел был негромким. Звук его донесся до Прыжка, как будто сквозь слой ваты.
 — А? Что? — испуганно присел Маркулий.
 — Тихо! — зашипел Прыжок.
 Он уже был на ногах и озирался по сторонам. Пистолет он держал в руке.
 Стреляли откуда-то со стороны высящейся вдалеке груды развалин, бывших когда-то домом. Как раз там, куда и ушли Эллина с Максом. Груда эта была высотой метра четыре — громадные куски бетонных плит, беспорядочно наваленные друг на друга.
 Прыжок внимательно прислушивался, но ни одного звука больше не доносилось до них.
 — Это что? — шепотом произнес Маркулий.
 И словно бы в ответ на его слова второй выстрел распорол испуганно замершую тишину.
 — Стреляют!!! — испуганно завопил Маркулий, падая на землю и прикрывая голову руками.
 — Заткнись! Старый хрен!.. — Прыжок едва удержался от того, чтобы пнуть Маркулия.
 Меж бетонных плит что-то шевельнулось. Слабое, едва заметное глазу движение на самом верху груды развалин. То ли просто камень сдвинулся с места, то ли кто-то там действительно был.
 Правее, у подножия груды, показались две фигуры. Они торопливо шли, приседая и оглядываясь по сторонам. Прыжок сразу же узнал Эллину и Макса. До них явно не доходило, откуда стреляют. И шли так, что сейчас их можно было легко снять, практически не целясь.
 Грохнул еще один выстрел — откуда-то сверху, в этом Прыжок не ошибся. И сейчас он отчетливо увидел человека, притаившегося за большим камнем.
 Макс и Эллина тоже поняли, откуда стреляют. Они повернулись и принялись поливать огнем невидимого противника.
 — Ай! Ай-ай-ай! Ай!.. — не переставая верещал Маркулий.
 — Марш в подвал! — прорычал Прыжок. — И не высовывайся оттуда! Понял, сука? Бегом!..
 И, уже не сдерживаясь, сильно пнул мага в бок.
 Маркулий по-рачьи торопливо пополз к подвалу и шустро нырнул внутрь. А Прыжок со всех ног кинулся к развалинам.
 Эллина и Макс били торопливыми одиночными выстрелами. Это не давало противнику возможности высунуться. И пока они отвлекали внимание, Прыжок сумел вскарабкаться наверх и подойти к врагу на расстояние выстрела.
 Мешкать Прыжок не стал. Едва в просвете между бетонными глыбами показалась голова противника, Прыжок выстрелил. Человек дернулся, ткнулся лбом в камни и замер.
 — Отбой!!! — проорал Прыжок. — Не стрелять! Я его снял!..
 Эллина и Макс дали еще по нескольку выстрелов, затем пальба смолкла, и раздался звук осыпающихся камней и мусора, перемежающийся с громкой руганью — Эллина с Максом карабкались на груду развалин.
 Прыжок осторожно подошел к убитому и присел возле него на корточки. Человек лежал неподвижно. Пуля попала ему точно в затылок, и камень под его головой медленно окрашивался в черно-красный цвет.
 — Руки! На землю!..
 — Да я это, — буркнул Прыжок, не оборачиваясь.
 Спотыкаясь на подворачивающихся под ногой камнях, Коновалов подбежал к Прыжку. Прыжок тем временем перевернул убитого на спину и мрачно выругался — на шее недавнего снайпера болтался хорошо знакомый ему медальон. Вначале Прыжку показалось, что он ошибся. Он даже прикоснулся к украшению, до конца еще не веря увиденному. И тут же ругнулся и торопливо отдернул руку — темно-медный медальон исходил невыносимым жаром, словно раскаленная на огне сковорода.
 — Корпус, — покачал головой Юра. — Надо же, а?
 — Кто?.. — Эллина, запыхавшаяся от быстрого подъема, не смогла больше ничего произнести. Они с Максом стояли, тяжело дыша, и глядели на убитого.
 — «Защитники», — ответил Коновалов.
 Прыжок наморщился, рассеянно облизывая обожженный палец. Что-то здесь было не так, что-то неправильно...
 Медальон смертника...
 Снайпер...
 Ни одного пострадавшего...
 — Твою мать! — заорал вдруг Прыжок. — Все за мной! Быстро!..
 — Ты чё?! — опешила Эллина.
 Но Прыжок, ничего не слушая, подхватил с земли оружие убитого (им оказался хороший «А-91», за которым явно тщательно ухаживали) и лежавшую рядом сумку с обоймами и со всех ног кинулся обратно, в ту сторону, откуда только что пришел. На ходу он свободной рукой схватил кого-то из стоявших здесь — как оказалось, Коновалова — и потащил следом.
 — Офигел? — поинтересовался Коновалов, слабо упираясь.
 — Блин! Дурень! Корпус! Маг!.. — Прыжок от волнения не смог сразу объяснить, чего он хочет.
 Но сказанного оказалось достаточно. Во всяком случае, для Коновалова. Несмотря на свой вид, соображал Юрий очень и очень быстро.
 — Твою мать! — повторил он, вырвался и кинулся вперед, мгновенно обогнав Прыжка.
 Но было уже поздно.
 Земля вокруг всплеснулась фонтанчиками, оглушительно загрохотали выстрелы. Бежавшие навстречу Коновалову и Прыжку Гнусь с Колобком и Дашей пригнулись и начали отстреливаться. Прыжок хотел было объяснить им, что бежать нужно не туда, не в развалины, бежать нужно к подвалу. Но ребята не обратили на него внимания и со всех ног кинулись в сторону ближайших спасительных камней. Коновалов успел добежать до деревьев и скрыться за стволами. Прыжок оценил расстояние, понял, что не успеет, рванул изо всех сил, споткнулся и полетел на землю. Перевернувшись через голову, он замер, прислушиваясь. Огонь уже перенесли на развалины — очевидно, решили, что Прыжок мертв и стрелять по нему не стоит.
 Прыжок усмехнулся, набрал в грудь побольше воздуха и вскочил на ноги. Мгновенно из-за деревьев выскочил Коновалов и открыл огонь куда-то по стене, высившейся неподалеку.
 — В подвал! — проорал он. — Быстрее!..
 Прыжок, петляя, метнулся к подвалу. Автомат — вроде бы нетяжелый и небольшой — цеплялся за одежду, сумка с боеприпасами волочилась по земле. Прыжку казалось, что бежит он слишком медленно. Темный провал был мучительно далеко. И когда до него оставалось метра два, Прыжок бросился вперед и нырнул во тьму.
 Покатившись по лестнице и грохнувшись на площадку, он немедленно вскочил и затопал по отчаянно скрипящим ступеням наверх. И вовремя. Потому что проем уже заслонила чья-то тень — недобрая, целящаяся, тяжело дышащая. И Прыжок, не думая, выстрелил по ней из пистолета. Тень отпрянула, падая. А Прыжок уже высунулся из подвала и выцеливал очередного бегущего сюда.
 В пистолете оставалось всего три патрона. И вскоре Прыжок отбросил ставшее бесполезным оружие и схватился за автомат.
 Выплюнув разом всю обойму, Прыжок выругался, торопливо полез в сумку и вытаращил глаза — в сумке кроме боеприпасов лежали еще глушитель и оптический прицел, помещенный в специальный пластиковый футляр.
 Но удивляться не было времени. Прыжок лишь удовлетворенно отметил про себя, что догадался он правильно. Торопливо перезарядив оружие и прищелкнув оптический прицел, Прыжок перевел автомат на одиночные и открыл огонь.
 И тут он успокоился. Словно занялся обычной и хорошо знакомой ему работой — наводишь на цель, задерживаешь дыхание, плавно давишь на спусковой крючок, наводишь на другую цель, снова задерживаешь дыхание...
 Краем глаза он видел, как сюда, к подвалу, ползет Коновалов. Юрию оставалось еще метров тридцать, если не больше. Его уже заметили и били именно по нему. Прыжок подумал, что при такой комплекции ждать точного попадания долго не придется.
 Со стороны стены показались несколько фигурок. Они торопливо бежали к развалинам, стреляя на ходу. В ответ им Эллина и остальные открыли огонь. Но то ли они не могли попасть, то ли без магии тут не обошлось, но ни одна из фигурок даже не споткнулась.
 Прыжок выцелил одного из них и выстрелил. Без толку. Все равно непонятно — дистанция была достаточно большой, он мог и промахнуться.
 Неожиданно раздались грохот и лязг, и из-за угла здания, где ночевала команда, выехало какое-то бронированное чудище, каких Прыжок раньше и не видел. Ощетинившаяся пулеметными стволами башня развернулась в сторону нападающих и открыла огонь. «Катя!..» — догадался Прыжок. Но обрадоваться как следует он так и не успел.
 Воздух вокруг бешено стрелявших пулеметов внезапно потемнел, словно на башню броневика с неба неожиданно опустилось темное облако или даже туча. N тут же пулеметные очереди захлебнулись.
 Из распахнувшегося люка выкатилась Катя. Она укрылась за машиной и открыла огонь из автомата. Через секунду к ней присоединился Коновалов, доползший-таки хоть и не до подвала, но до броневика — тоже укрытие.
 Прыжок обратил внимание, что противник перестал стрелять. И это ему не понравилось. А еще ему не понравилось то, что темное облако, окутавшее уже почти весь броневик, продолжает расширяться. Броневик стоял от подвала метрах в десяти, и если так пойдет и дальше...
 — Сюда! — проорал Прыжок.
 Катя с Юрой услышали, оглянулись. И Коновалов выскочил из укрытия, встал в полный рост и открыл огонь, прикрывая метнувшуюся к подвалу Катю.
 Прыжок вжался в стену, давая Кате возможность быстрее оказаться в подвале.
 — Блин!.. — выдохнула Катя, прыгая в подвал. — Давай, Прыжок! Прикрываем!..
 Но прикрывать Коновалова уже не было необходимости. Юрий нырнул в подвал буквально следом за Катей.
 — Так! — сказал он. — И что это за фигня такая?!
 Ответить ему никто не успел, даже если бы знал, что отвечать.
 Маркулий, живя здесь, редко выбирался наружу. А за последние дни в подвал спускалось и выходило оттуда очень много людей. И гнилые ступени лестницы не выдержали такого испытания. Грохот, туча пыли, злобная ругань — и Прыжок остался в одиночестве на нескольких уцелевших ступеньках лестницы.
 — Ребята! Вы как там? — испуганно спросил он.
 — Хреново! — спокойно констатировал Юрий. — Высоко очень... было...
 — Все целы? — спросил Прыжок.
 — Относительно. — Юрий был на удивление лаконичен, в отличие от Кати, изъяснявшейся в этот момент достаточно витиевато, хотя и совершенно невразумительно.
 Прыжок глянул на броневик. Туча — теперь уже точно не облако, а самая настоящая черная клубящаяся туча — окутала его полностью и подбиралась к подвалу. До нее оставалось метра три, но уже сейчас на Прыжка повеяло ледяным, замогильным холодом. Что же будет, когда она доберется до подвала?
 Это был не тот вопрос, ответ на который Прыжок хотел получить, исходя из собственного жизненного опыта.
 — Катька! — проорал он вниз. — Сделай что-нибудь!
 — Что? — прокричала в ответ Катя, и в голосе её послышалось отчаяние. — Что делать?!
 — Ты же маг!!! Не можешь сама — Маркулия сюда тащи!..
 Ответ Кати был совершенно нецензурным, но определенно недвусмысленным. Прыжок плюнул и посмотрел наружу — до тучи оставалось не меньше метра. Ствол автомата, лежащего рядом, уже покрылся матовой изморозью. Прыжок почувствовал, как его начинает бить дрожь, и до слуха его донесся неприятный треск — это со стороны броневика, что-то там от холода происходило.
 Прыжок тоскливо огляделся по сторонам. И едва не с хлопотал пулю в голову. Он понял, что из подвала выбраться не удастся — пристрелят. А оставаться здесь и ждать этого мертвенного холода? Это тоже не годится. Может, у мага там есть какой-нибудь подземный ход?
 Прыжок невесело усмехнулся про себя. Маркулий меньше всего походил на человека, способного предусмотреть подобное. Не говоря уже о том, чтобы копать подземный ход. Даже если в подвале и был какой-нибудь туннель, ведущий куда-то наружу, старик наверняка даже и не знает о нем. Может быть, крикнуть Катьке с Юркой, чтобы они там пошуровали?
 И тут в поле зрения Прыжка попало что-то ярко-красное. Что-то такое, что цветом своим совершенно не соответствовало окружающей обстановке и происходящим событиям. Он испуганно повернулся и понял: это была она. Та женщина.
 Она просто вышла из-за того же угла, откуда совсем недавно еще выехала на броневике Катя. И шла она прямо к окутанной клубящейся тьмой машине. Защелкали выстрелы. Но то ли в нее не могли попасть, то ли она находилась под защитой какого-нибудь охранного заклинания. И она просто шла, словно на прогулке, словно в мире не было вообще никакой опасности. И тьма перед ней светлела, отступала и таяла. И вот уже на стволе автомата подрагивают капельки воды. Вот уже от черной тучи остался крошечный ошметок, в страхе сжавшийся под одним из стволов пулемета. А она продолжала идти, приблизилась к броневику, коснулась его рукой...
 И тут в броневик ударила ослепительно яркая молния. Ударила откуда-то из-за горизонта, как показалось Прыжку, а не сверху. Ветвистая ломающаяся линия, треща и разбрасывая яркие искры, уперлась в броневик, коснулась зеленых волос...
 Прыжок зажмурился от вспышки и громко застонал. Он живо представил себе, как эта женщина превращается в горящий факел, в хрупкую статую, рассыпающуюся от легкого дуновения ветра. От бессилия и отчаяния Прыжок принялся колотить кулаком по земле.
 — Что там? — донеслось снизу.
 Прыжок, не открывая глаз, помотал головой.
 — Прыжок! Что?
 — Ничего, — выдавил из себя Прыжок, открывая глаза.
 Броневик стоял на месте. Только цвет изменил — сделался иссиня-черным. И земля вокруг него потемнела, словно от копоти.
 Женщина стояла возле него. Живая. Ничего с ней не случилось. Прыжок задохнулся от радости и едва не выскочил из подвала — подбежать к ней, заглянуть в бездонные глаза, прикоснуться к прохладной коже щек... Но желание выскакивать, бежать и прикасаться пропало, едва Прыжок разглядел ее лицо — холодное, безжалостное, беспощадное, обращенное вверх, к серому небу.
 Женщина вскинула руки. Легкая ткань сползла к плечам, обнажив гладкую белую кожу. Губы приоткрылись, и она принялась нараспев читать заклинания. И тут же ладони ее засияли золотом. Сияние это плеснулось в стороны ломкими лучами, превратилось в точно такие же молнии, что до этого били по броневику и по ней самой.
 Прыжок сжался. Над головой его потрескивало, там, хищно извиваясь, плясали огненные линии. Если бы лестница была цела, Прыжок непременно спустился бы вниз. А так... Оставалось лишь опять зажмуриться и ждать. Ждать, пока все закончится...
 Закончилось все очень быстро — не дольше полуминуты прошло, как треск молний полностью затих. Прыжок открыл глаза. Женщины не было. Стихли и выстрелы. То ли противник затаился, то ли бежал, то ли... то ли противника теперь просто нет.
 Прыжок поводил оптическим прицелом из стороны в сторону.
 Стена, за которой прятался враг, отсутствовала напрочь. На месте ее растеклась лужа чего-то чёрного, посверкивающего, словно вода или стекло. У подножия груды развалин, на которой располагалась команда, лежало несколько... трупов? Черные бесформенные предметы на овалах выжженного и точно так же странно блестящего асфальта. От мешков поднимался легкий дымок. На вершине груды Прыжок заметил шевеление, затем кто-то встал в полный рост.
 — Эй! Чего там? — донеслось из подвала.
 — Нормально, — проглотив неожиданный комок в горле, ответил Прыжок.
 — Вылезаем. Помоги, — сказал Юрий.
 Кое-как удалось соорудить из обломков лестницы нечто, по чему можно было подняться наверх. Прыжок помог выбраться Кате.
 — Маркулий-то — как он? — поинтересовался Прыжок.
 — Спрятался, — проворчала Катя. — Что здесь было-то?
 — Много чего было, — уклончиво ответил Прыжок.
 Из подвала показалась голова Коновалова.
 — Сам-то ты как? — поинтересовался Юрий, — Цел?
 — Типа того, — кивнул Прыжок.
 — Та-а-ак!.. — Катя оглядело поле недавнего боя. — Поня-а-атно...
 — Чего понятно? — поинтересовался Прыжок.
 — Ничего не понятно, — ответила Катя. — Значит, так! Вы с Юрой идете за нашими. Я — сторожу Маркулия...
 Они осторожно двинулись к развалинам, поминутно озираясь по сторонам, готовые к тому, что сейчас по ним начнут стрелять.
 Когда проходили мимо броневика, на них пахнуло жаром раскаленного металла. Непонятно было, почему броневик не взорвался, подвергшись такой процедуре. Ни боеприпасы, ни топливный бак... Впрочем, непонятного вокруг и помимо броневика хватало с избытком...
 Сумку с запасными обоймами Прыжок повесил на плечо. Обойм оказалось много — пятнадцать штук. Поэтому сумка показалась ему тяжеловатой. Чтобы не тащить на плече лишнего, Прыжок на ходу поставил глушитель. И теперь автомат выглядел гораздо более солидно. Хотя, по правде сказать, намного легче после этого не стало...
 Первым шел Коновалов. Он опередил Прыжка, промолвив одну только фразу: «Лучше я пойду первым, а то вдруг они нас за „защитников" примут...»
 Смысл фразы дошел до Прыжка не сразу. То есть если примут за врагов, то начнут стрелять. Зачем же тогда Коновалов полез вперед?! Беспокоится о Прыжке? Грудью прикрыть хочет? Своя жизнь не дорога? Странный парень...
 — А ты — ничего, — не оборачиваясь, проворчал Коновалов.
 — Типа? — не понял Прыжок.
 — Нормальный пацан, — пояснил Коновалов. — Быстро въехал, что к чему.
 — Ты про смертника? — уточнил Прыжок.
 — Ага, — кивнул Коновалов и неожиданно спросил: — В Корпусе служил, что ли?
 — А?! — ошалел от такого вопроса Прыжок.
 — А я служил, — продолжал удивлять Коновалов. — Целый месяц. Потом ушел.
 — Нормально... — еле выдавил из себя Прыжок. — Типа взял вот так просто и ушел?!
 — Не просто, — буркнул Коновалов, — но ушел. Искали меня долго. Не нашли. А потом я к Барону прибился. И сам уже их нашел...
 — Защитничков?
 — Ага. Не всех. Мне двое нужны были. Их и нашел.
 — И чего потом?
 — А ничего, — пожал плечами Коновалов. — Умерли они. Плохо умерли.
 Прыжок посмотрел в спину идущего впереди Коновалова и подумал, что те, кого он нашел, умерли не просто плохо, а ужасно. Такие спокойные на вид люди, как Коновалов, как правило, оказывались необычайно жестокими к своим врагам.
 — А Данихнов-то знает, что ты в Корпусе был? — поинтересовался Прыжок. — Или из команды нашей кто-нибудь...
 — А зачем? — пожал плечами Коновалов и замолчал.
 Прыжок счел за лучшее не продолжать этот разговор. Хотя ему очень хотелось спросить, зачем Коновалов ему о себе рассказал. Но он боялся, что Юрий может пожалеть о сказанном, и...
 Нет, сейчас лучше эту тему не продолжать. Да и вообще — лучше забыть об этом. Тем более что неизвестно, закончилось все уже или нет...
 Возле самой груды бетонных плит они миновали одного из нападавших. Точнее сказать, то, что от него осталось, — истонченные кости, с которых медленным дождем осыпались большие хлопья сажи. Асфальт вокруг приобрел какой-то необъяснимый вид — словно застывшее стекло. Вероятно, под воздействием то ли невыносимого жара, то ли неведомых заклинаний.
 Взобравшись на самый верх, Прыжок замер.
 Вся команда стояла вокруг скелета, лежащего на бетонной плите. Сама плита приобрела точно такой же вид, как и участок асфальта, мимо которого они только что проходили. Может быть, сюда удалось забраться одному из противников? Но, обежав взглядом стоявших здесь, Прыжок понял, что ошибся. И хотя это было совсем ненужным, сдавленным голосом задал вопрос:
 — Даша?..
 — Даша, — кивнула Эллина.
 — Почему? — спросил Прыжок. — Как?
 — Не знаю, — помотал головой Гнусь, и голос у него при этом дрогнул. — Я рядом был. Она вдруг вспыхнула. И от нее, как от печки, жарко стало. Я еле успел отскочить. Макс вон позади нас стоял, он все видел. А она и не стреляла в этот момент даже, обойму меняла...
 Прыжку показалось, что бетонная плита под ногами качнулась.
 Что?! Как?! Неужели она, зеленоволосая...
 Нет, не может быть! Она не такая! Она же нас всех спасла! Да и Дашка ничего плохого ей не сделала. И мне тоже. Макс гораздо больше проблем доставляет...
 Макс!..
 Прыжок сразу вспомнил свой разговор с Маркулием, как тот назвал фамилию своего старого знакомого. И то, что Макс стоял позади Даши. И то, о чем Даша говорила с Прыжком в подвале.
 Прыжок обернулся к Максу и ткнул в него пальцем.
 — Твоя работа, — убежденно заявил Прыжок. — Зуб даю!..
 — При чем тут я?! — возмутился Макс. — Я подошел к ним, когда уже все началось! Скажи, Гнусь!
 — Вообще-то, да, — помедлив, протянул Гнусь. — Макс за плитами был, спустился типа, чтобы «защитников» еще на подходе срезать. Я его увидел, только когда он вернулся и когда Даша уже... Ну, когда с ней это случилось... — Гнусь глубоко вздохнул, махнул рукой и отошел в сторону.
 — Все равно, — упрямо повторил Прыжок.
 — Достал ты меня, Прыжок! — заорал Макс. — Помял, нет? Достал! Пристрелить тебя надо было! Сразу!
 — Попробуй, — согласился Прыжок, поднимая автомат. — Не сдерживай свои желания, не надо типа.
 — Найду время, — пообещал Макс. — А сейчас ты лучше скажи, почему ты сразу понял, что это засада? Ждал их, что ли? В курсе был?
 — Догадался просто, — усмехнулся Прыжок.
 — Почему это ты догадался, а я — нет?! — ехидно спросил Макс.
 — Потому что ты — дурак, — пояснил Коновалов.
 Макс удивленно повернулся к нему.
 — Поясни, — попросил он.
 — Нечего тут пояснять, — пожал плечами Коновалов. — Медальон смертника, автомат... Все и так понятно.
 — Чего — медальон?! — настаивал Макс. — Чего — автомат?!
 Остальные молчали, переводя взгляды с Макса на Коновалова.
 — «А-91», — медленно, с расстановкой произнес Коновалов. — С оптикой и глушаком. Из такого можно было в вас не попасть только специально. Снял и оптику, и глушак. Прыжок их в сумке нашел. Значит, «защитник» этот просто отвлекал внимание. Опять же — медальон.
 — Не понимаю, — помотал головой Колобок. — Ты прости, Юр, может, я и правда такой тупой, но — не въезжаю совершенно.
 — Чего тут въезжать-выезжать-то?! — взвился Прыжок. — Он же специально снял глушак! Чтобы выстрелы типа слышно было! И оптический прицел снял! Не нужен потому что! Эта пушка, она же на две сотни метров бьет! А он же типа не собирался вас мочить, ему внимание наше отвлечь надо было! Чтобы шумно, и все такое! Смертник он! С медальоном на шее! Это же такая фигня — наговорить его специально, так у надевшего волю начисто отшибает! Он сам на смерть пойдет, с радостью типа! И все такое!
 — Кстати! — встрепенулась Эллина. — Как там Маркулий? Живой?
 — Живой, — кивнул Прыжок. — Штаны сушит...
 — Ты, Прыжок, на меня бочку не кати, — неожиданно миролюбиво заявил Макс. — Сам знаешь, как я к Даше относился.
 — Я много чего знаю, — протянул Прыжок, не сводя с Макса тяжелого взгляда. — Гораздо больше, чем тебе кажется.
 — Вот и хорошо, — кивнул Макс. — Вот и сделай соответствующие выводы, — и посмотрел на Прыжка точно таким же тяжелым и ненавидящим взглядом.
 — И ты, Макс, тоже, — неожиданно заявил Коновалов.
 — Что?! — не понял Макс.
 — Выводы сделай, — пояснил Коновалов. — Соответствующие.




 13. ПУСТОШЬ


 Нормальная машинка, правильная! Глушак, конечно, не по делу, но с ним она выглядит солиднее. Опять же — оптика, прибор ночного видения, лазерник. Все это я в сумке откопал. Не, правильная машинка, сотни на две метров берет конкретно. А если собраться и потренироваться чуть, то и на все четыре сотни. Клево!
 А свой старенький «Пэ-Эм» я так и не нашел. Потерялся он типа. Ну и фиолетово мне, новая машинка ни в какое сравнение не лезет. Так что теперь я выгляжу неслабо.
 Эллина, зараза, хотела было на мой автомат лапу наложить. А вот хренушки ей, суке!
 Когда мы в подвал вернулись, она посмотрела на автомат мой, руку протягивает и таким строгим голоском мне:
 — Дай-ка сюда!
 — Давалка не по твоему размеру, — отвечаю. А сам уже — палец на предохранитель.
 — Я кому сказала? — напирает.
 — От кого ответ услышала, тому и сказала, — пожимаю плечами и предохранителем — щелк!
 — Доиграешься, Прыжок, — говорит. И свой «калаш» передвигает, чтобы удобнее стрелять типа.
 — А ты уже доигралась, — отвечаю и в брюхо ей стволом.
 — Дурак! — говорит. — Может, на нем заговор какой?
 — Ага, — киваю. — Дырочки в стволе нету, пуля вылететь не сможет...
 Катя прыснула, а Эллина ее прямо аж взглядом сожгла.
 А фиолетово мне все эти заговоры-наговоры! Знаю я, что не будет мне ни фига от них! А если что там и правда есть, то есть и человек, который мне поможет.
 Слышал я такое выражение — ангел-хранитель. Вот у меня тоже есть такой ангел. Женщина та. Имени ее не знаю, но верю: и сохранит, и спасет. Как сегодня, когда чернь мерзлая, что от броневика Катиного расползалась, меня едва не скрутила. Верю я ей, женщине этой. Никому и никогда в жизни не верил, а ей верю.
 Может, напрасно верю — не знаю. Но разбираться не хочу. И не буду. Вот так вот! А кто иначе считает, может это свое мнение засунуть себе куда-нибудь поглубже и пробкой заткнуть...
 Юрка-то сразу мою сторону принял насчет оружия. Не понравилось ему, что Эллина автомат мой лапать потянулась.
 — Трофейное, — говорит, — нельзя.
 Не, нормальный парень, оказывается. Хоть и сволочь, конечно, — в Корпусе служил, сука...
 Эллина, когда поняла, что захапать мою машинку не выйдет, орать принялась. Типа мага я одного оставил. А и чего? Не случилось же с ним ни фига, все в порядке.
 Откопали мы его в подвале, сидел он там, зарывшись в тряпье какое-то. От страха дрожал, заклинания какие-то читал. Катя говорит, что не заклинания это, а молитвы. А по-моему — один хрен.
 Маркулий-то по ходу болтать начал, типа что никуда не пойдет он. Короче, старую песню завел. Ну, Катя опять ему чего-то возражает, с улыбочкой. Маркулий не согласный типа, бумажками какими-то трясет, говорит, что заклинания-то он нам выведет, а проверять их — это уж мы сами. А Катя возражает тоже. Типа сам выведешь, сам и кушай. А нам подавай готовенькое, старый хрен. Ну, Маркулий тут блокнот потребовал, раскрыл его, пальцем тычет, на словах объясняет чего-то. Катя слушать не хочет, башкой мотает. Типа не пойдет это все, объяснения твои, в смысле. Эллина тут чего-то Маркулию припомнила. Про Данихнова чего-то. Типа из прошлого. Маркулий увядать стал, носом хлюпает, но идти отказывается, зараза. Но когда Катя намекнула, что мы-то типа можем уйти, а Маркулий-то здесь останется и появится ли здесь опять Корпус — неизвестно совершенно, этот аргумент мага в чувство привел. Пожевал он еще губками своими, кивнул головенкой — согласен типа.
 Ну, Катька живенько мешок его подобрала, упрятала туда блокнот и сунула мешок магу в руки. Типа чтобы сам тащил. Вообще-то, верно... Только вот блокнот напрасно она туда положила. Этот же лопух потеряет его — зуб даю! Но Катя уже о другом думала — как обратно добираться будем.
 Очень Катя расстроилась, что броневик тот сожгли. Типа она рассчитывала на нем до Данихнова добраться. А теперь идти придется пешком. Ну, мне-то фиолетово, а Маркулию в лом, видать. Ничего, не сдохнет. Тут идти-то — всего ничего.
 Ну, выбрались мы из подвала, потопали обратно. Нормально идем, спокойно вокруг. Дошли до Битцевского лесопарка часа за четыре — солнце уже высоко. Правда, сквозь тучи света мало пробивается, а жара вдруг непонятная. И влажно очень, вода едва ли по лицу не стекает.
 Мы бы и быстрее дошли, если бы не Маркулий этот хренов. Всю дорогу скулил, рассказывал да объяснял чего-то. Схватит за рукав, и — бу-бу-бу... придурок...
 Ну, доплелись мы до лесопарка. До пустоши то есть. Которая вся черным дерьмом залита. Маркулий как унюхал, едва жизни не лишился. Заверещал, запричитал!
 Ну, Катя его быстро осадила. Типа если жить хочет — пойдет. Маркулий губками пожевал грустно так, кивнул, бедолага. Типа согласился.
 Я его хорошо понимаю, на пустоши этой вонища та еще. Не каждый вынесет. Да и открыто все, чуть не до горизонта видать. А после визита этих «защитничков» я и сам на взводе. Да и остальные тоже.
 Я Юрку догоняю, спрашиваю:
 — Что думаешь, почему Корпус на пас вышел? Случайно или как?
 Коновалов плечами пожал, молчит. Ясно, думаю. Про Корпус говорить не хочет. А может, это он сам их на нас навел?
 Мать твою прикладом по башке!
 Ведь если то, что Катька рассказывала, правда, то Корпусу наипервейший интерес нас всех перещелкать. Потому как от Маркулия зависит, скоро ли кранты придут всем этим багнадофским тварям и Корпусу Верных Защитников ихних заодно. Там ведь полным-полно отморозков всяких, что против своих же людей воюют. Кстати, сам-то Коновалов тоже до недавнего времени в их числе был.
 Ни фига ж себе! Это значит...
 Что это может значить, я досоображать не успел. Потому что вспомнилось мне вдруг, как молнии шибали по броневичку.
 Они ведь не сверху били, а откуда-то сбоку. Причем сейчас мне уже кажется, что именно со стороны той кучи бетонных плит, среди которых наша команда укрылась. А если мне это не почудилось и если я все это не придумал, то получается, что зеленоволосая своими молниями как раз в ответ-то и шибанула.
 Макс...
 Макс?!
 Ну да. Гнусь обмолвился, что Макса в этот момент никто не видел. А потом...
 Хотя на слова Гнуся полагаться особенно не стоит. Очень уж он переживает из-за Дашки. Стерва она была, конечно, но это уж мое личное мнение.
 Перед самым выступлением Гнусь посмотрел на меня грустно так, вздохнул и говорит:
 — Напрасно ты Дашу тогда ударил...
 Ну, я не понял поначалу, чего он имеет в виду. А потом вспомнил — это он про наш базар в подвале говорил, когда я Дашке от души врезал. А почему напрасно?! Ни фига не напрасно, правильно врезал! А Гнусь попереживает и успокоится. Впечатлительный он очень, и все такое. А это пройдет со временем. Он лучше бы, вместо того чтобы переживать, за Максом следил. Хрен его знает, вдруг зеленоволосая по Максу молнией лупила, а попала в Дашку? Или Макс сам чего-нибудь наколдовал там типа. Хрен его знает.
 Может быть, Макс и маг, хотя на вид, конечно, ни фига на мага не похож. На сволочь он похож, не нравится мне, как он сейчас на меня смотрит. Словно спросить чего хочет. Ну, спроси. А я тебе отвечу. По полной программе. И все такое...
 Нет, что ни говори, а когда вокруг так страшно воняет, мыслить совершенно невозможно! А тут еще духота эта, от которой воздух еще тяжелее делается. И черная грязь загустела как-то, к ногам липнет.
 Идешь с трудом, на каждом сапоге такой шматок грязи, что еле двигаешься.
 Наши все цепочкой растянулись. Первыми Макс с Эллиной идут. За ними Колобок с Гнусем и Катей — мага охраняют. Сам Маркулий, понятное дело, тоже здесь — куда ж без этого придурка-то?! Последними идем мы с Юркой.
 — Опасно, — говорит вдруг Юрка. И винтовку с плеча снимает.
 Я свою машинку — на изготовку сразу. И спрашиваю:
 — Что?
 — Не знаю, — мотает головой. — Не нравится что-то. Пузыри эти... не такие, как в прошлый раз...
 И верно сказал, как выяснилось. Как в воду глядел, сука...
 Вообще, пустошь эта Битцевская мне не нравилась категорически с самого начала, типа того.
 Во-первых, потому, что ее лесопарком называют все. Какая же она, на хрен, лесопарк?! Пустошь она. Битцевская...
 Во-вторых, воняет ужасно. Я сам в последний раз мылся давно уже, но и то вонь эта с души воротит.
 В-третьих, грязь какая-то неприятная. Не глина, не мазут, не дерьмо, а словно бы все смешано в равных пропорциях. А может быть, и смешано — фиг его знает. Воняет так, что очень даже может быть, и все такое.
 И в-четвертых, пузыри эти хреновы. Тут Юрка правильно заметил...
 Когда мы за магом шли, они, конечно, тоже были, пузыри-то. Большие такие, лопались, словно газ какой из-под земли выходит. А сейчас они еще больше стали и лопаются уже гораздо реже. То ли от духоты да жары гадость эта черная загустела, то ли ещё чего — не знаю, не химик я. Но пузыри вздуваются чуть ли не до метра в диаметре. А потом — бабах!.. И ты весь в каком-то дерьме с головы до ног. Словно мелкий дождик вонючий опрыскал.
 И вот, как раз когда мы мимо одного из таких пузырей тащились, все и произошло. То есть возле пузыря-то в тот момент были Макс с Эллиной. То ли потревожили они там чего, то ли просто совпадение — фиг его разберет. Но едва они тот пузырь миновали, как он вслед им и лопнул. А из него — дым. Зеленый такой, красивый, густой. А из дыма рожа высовывается, намного менее красивая.
 Не, нормально, да?
 Рожа эта сидит на длиннющей шее, которая следом выползает. В обхвате... да хрен ее знает, сколько она там в обхвате была! Не обнимался я с ней... Толстая, короче, в метр почти. А у рожи зубищи — с мою ладонь, если не больше. И вся эта дрянь вместе с шеей своей дурацкой покрыта этакой изумрудной чешуей.
 Я почему так все хорошо рассмотреть успел — Колобок моментально Маркулию по затылку врезал, на землю его сбил, прижал коленом, чтобы тот башку свою дурацкую не поднимал. А Катя с Гнусем присели и огонь открыли.
 Макс с Эллиной обернулись, тоже палить стали. Ну, мы с Юркой стрельнули пару раз — без толку. Рожа эта гнусная пасть раззявила, развернулась на выстрелы и — к нам! Точнее — к Колобку, Гнусю и Катьке.
 Коновалов гранату из кармана тащит, но лениво так — понимает, что гранатой тут скорее своих поубиваешь. Я в прицел морду ловлю, глаз ее — огненно-красный, злой, — стреляю раз, стреляю другой... Блин! Не, не может же быть, чтобы я с такого расстояния не попал!
 Катька пальцы рук сцепила, визжит что-то. Воздух задрожал, паутина какая-то желтая в нем повисла, в аккурат между монстром этим и ребятами. Эллина тоже что-то там ворожит — над чудовищем какое-то бледно-синее облако возникает на манер гриба. Но чудищу этому вся ворожба наших девчонок фиолетова, равно как и пальба наша по нему.
 Длинная шея, идущая откуда-то из черной грязи, изогнулась, башка мотнулась вверх, вперед, в стороны, и — все! Нет больше ни Катиной паутины, ни Эллининого облака. Нет, как и не бывало.
 Я выстрелил еще разок, а потом вижу, Колобок вскакивает и выхватывает из-за спины две свои железяки. Ну, типа мечи. У меня аж горло перехватило. Придурок! Сматываться надо, а не железками пугать! Если уж этому чудовищу наши пули не повредили, то...
 И тут у меня челюсть прямо-таки отвисла. Потому как Колобок такое вытворять принялся, что я обалдел полностью, от сапог до макушки. Я Колобка практически видеть перестал, настолько тот быстро двигался. Морда хищная ловить его принялась, зубами клацает. А Колобок поднырнул под нее и — мечом, мечом! И вижу я, меч-то, в отличие от пуль наших, кожу этого чудовища рассекает очень даже хорошо. На чешуе отчетливо видны глубокие порезы, и из них какая-то бледно-зеленая гадость засочилась.
 Монстр заревел, пасть раззявил — на Колобка. А тот опять вокруг змеюки этой пляшет, мечами машет. И — р-р-раз! Прямо в глаз чудовищу! Оно башкой дернуло, меч из рук Колобка вырвало и так мотанулось, что сбило Колобка на землю. Не сбило даже — отшвырнуло. Метров на пять. А потом метнулось... нет, не к Колобку. К Катьке с Гнусем. Или к Маркулию — хрен разберешь, кого оно сожрать хотело.
 И тут Макс меня (да и остальных тоже) удивил чрезвычайно. Что-то он там выкрикнул непонятное. И в воздухе опять возникла паутина типа той, что Катя создать пыталась. Только паутина эта была уже другая. Нити — в руку толщиной. И не нити даже — как проволока колючая, только толстая очень. И шипы на ней — в палец. И паутина эта очень резво себя повела. Мигом накрыла змеюку, начала сжиматься.
 Монстр завыл, попытался вырваться — фигушки! Через полминуты это чудовище превратилось в слабо подрагивающий бесформенный комок, сочащийся бледно-зеленоватой слизью.
 Мы с Юркой к Колобку кинулись. Тот уже в себя пришел — сидит в луже, башкой мотает. Спрашивает:
 — Что?
 — Нормально, — отвечаю. — Выкрутились.
 — Молодец, — хвалит Колобка Юрка. Помогает ему подняться. Колобок на ногах стоит, но не сам, поддерживать надо. Не пришел еще в себя. Еще бы! Вас бы так этой мордой шарахнуть...
 Про змея вспомнил, обернулся. Все, крындец ему уже конкретный. Не шевелится даже и звуков никаких не издает. В отличие от членов нашей команды...
 — Откуда ты знаешь? — орала Катя. — Откуда знаешь заклинания?
 — Дура! — орал в ответ Макс. — Ты же сама их читала! Только что!
 Я подумал, что и правда Катька читала заклинания. И паутина у нее была почти такая же, как и у Макса. Только хилее намного... И почему Катька так взбеленилась — тоже понятно. А взбеленилась она типа сильно, я никогда не слышал, чтобы она так орала. И взгляда такого никогда не видел. Бешеные же глаза! К женщине с таким взглядом близко подходить — несовместимо с жизнью. Да и выглядит она сейчас кошмарно. Рожа вся в грязи, где маска, а где свое лицо — не отличить. Автоматом размахивает, того и гляди, пальнет, дура. И все такое.
 Но Катя — она все-таки молодец. Быстренько успокоилась. Словно выключатель повернула. Р-раз — и все! И на Макса уже смотрит холодно и с этаким интересом. Хотя сам Макс еще на нерве, дергается и шумит.
 — Это гоблинские заклятия, — ровным голосом говорит ему Катя. — Я им в Кремле обучилась. А ты где?
 — Да не учился я им нигде! — продолжает кричать Макс. — Идиотка! Я просто за тобой повторял!
 — Не просто, — возражает Катя. — Ты их лучше прочитал, чем я.
 — Ну и что?! — возмущается Макс. — Прыжок на Севастопольском тоже повторял заклинания за... за этой бабой, в красном...
 — Ща за бабу в глаз получишь, — предупреждаю я. А чего?! Будет тут еще всякое дерьмо бабой ее называть...
 А все уже на меня смотрят. Внимательно так, с подозрением. Ну, типа как обычно... суки...
 — Скажи, Прыжок, — повторяет Макс. — Ты же в Кремле не был? У гоблинских магов в учениках не ходил?
 — А ты, Игнатьев, откуда знаешь, что тот гоблин магом был? — спрашивает Катя.
 И глаза у нее — бешеные. Видно, вспомнила что-то, чего вспоминать не хотелось.
 — Ты сама говорила, — заявил Макс. — Свою жизнь надо помнить!
 Катя отвела глаза. Наверное, вспомнила, что и правда говорила. Мне, например, Гнусь сказал. А Гнусю кто? Наверное, Катя и сказала. Фиг их тут разберет, москвичей этих...
 Короче, пауза возникла. Когда каждый думает о своем и все — об одном и том же. И каждый боится что-то сказать. Молчим. Смотрим. И тут как раз Маркулий от грязи отплевался и выдает:
 — Простите, пожалуйста, Максим Витальевич. Но это совершенно невозможно!
 — Что именно? — хмурится Макс.
 — Чтобы это было всего лишь совпадением, — говорит Маркулий.
 А я замер аж! Маркулий-то Макса тем самым именем-отчеством назвал, какое его приятель носил. А Макс отреагировал так, словно это и правда к нему обращаются. Так, думаю. Чем дальше в лес. тем глубже влез...
 — Каким совпадением? — спрашивает Макс. А по глазам его вижу — понимает, сука, о чем базар идет.
 — Чтобы и имя, и фамилия, и слова...
 — Не понимаю, — ворчит Макс и в сторонку слинять хочет. А я его за куртку — цап!
 — Погоди, — говорю, — Максим Витальевич Игнатьев. Вопросик к тебе имеется.
 Макс на меня грустно так посмотрел, вздохнул. А Маркулий продолжает бубнить:
 — Вы же один в один похожи на учителя моего! Трудно поверить даже! И эта вот его присказка, которую он часто повторял... Про то, что свою жизнь нужно помнить...
 — И сколько же лет твоему учителю? — спрашивает Макс, а сам на меня смотрит.
 — Сейчас должно быть около семидесяти, — выдает Маркулий.
 Колобок заржал. Гнусь хмыкнул. Эллина выругалась вполголоса. Даже Юрка чё-то буркнул. Катя — та молчит.
 — Еще вопросы есть? — спрашивает Макс и усмехается.
 — Нет, погодите!.. — настаивает Маркулий.
 — Ребята, — говорит Макс. — Я понимаю, что веду себя странно. Не так, как принято. Понимаю, поверьте. И придет время, я вам все расскажу. Вам все станет ясно, обещаю. Но не сейчас. Сейчас я хочу сказать, что вы можете мне верить. Я — с вами. Мы — одна команда. Мы должны... нет — обязаны! Обязаны довести Маркулия до Данихнова! Чтобы хотя бы попытаться нанести удар по гоблинам и прочей нечисти. Это и моё желание, поверьте, ребята. Я точно так же ненавижу Багнадоф, как и вы. Я не могу этого доказать, но это так. Я понимаю, что вы не до конца доверяете мне. Я сам далеко не всем здесь доверяю. Прыжку, например. Эллине, Кате... Но это не важно. Важно другое — нам необходимо приструнить Багнадоф. Нам всем! И пока мы делаем одно общее дело, мы — одна команда. А на разные совпадения — согласен, странные совпадения — внимания обращать не нужно. Хорошо?
 После этой речи его все замолчали, на Макса смотрят. И Юрка тут выдает:
 — Дело-то мы сделаем. А потом чего от тебя ждать?
 — А от тебя? — спрашивает Макс. — Чего ждать от тебя? От Прыжка? От остальных?
 Юрка промолчал.
 И я промолчал.
 И все остальные вообще — тоже...




 14. ЗАСАДА


 Команда добралась до Севастопольского проспекта только к утру. Маркулий очень затруднял продвижение — маг еле шел, все время спотыкался и жаловался на судьбу, на запахи, на грязь и вообще на весь белый свет.
 Остановиться было нельзя, да и негде. Пустошь до самого горизонта была покрыта осточертевшей уже всем черной грязью. Ни костра развести, ни присесть отдохнуть.
 Едва солнце скрылось за горизонтом и на пустошь опустилась ночная тьма, как исчезли и пузыри, вызывавшие уже у всех совершенно законное опасение. Но зато появились какие-то никому не знакомые огоньки — красные точки целыми гроздьями вспыхивали в грязи то тут, то там. Вереницы огоньков двигались, гасли, мерцали, словно искорки костра. Даже ошметки грязи на сапогах сияли этими красненькими точками.
 Никто из команды никогда не видел ничего подобного. И это еще больше нагнетало и без того напряженную обстановку, действовало на нервы. Одно хорошо: напрочь исчезло гнусное зловоние, донимавшее всю команду. Однако таинственные огоньки, усталость и непрекращающееся нытье Маркулия довели всех до предела.
 Дважды Прыжок пытался ударить старика, чтобы заставить его замолчать. Коновалов одергивал его, но видно было, что и самого Юрия нытье мага раздражает ужасно.
 И только когда впереди замаячили развалины Севастопольского проспекта, все облегченно вздохнули. Вид порушенных домов показался чуть ли не родным и близким.
 Забрезжил рассвет, бесследно сгинули таинственные цепочки огоньков, снова начали вспухать в черной жиже пузыри — пока еще небольшие. И опять потянуло зловонием.
 Последние метры дороги по Битцевской пустоши дались особенно трудно. То ли команда очень устали за ночь, то ли вонь усилилась неимоверно, то ли Маркулий начал ныть очень уж активно...
 Кое-как добредя до ближайшего дома, в котором сохранился более или менее приличного вида подвал, все забрались туда и обессиленно рухнули прямо на землю. Это было так хорошо — просто лежать и дышать относительно свежим воздухом. Ну и что, что слегка падалью потягивает? Ну и что, что пол в подвале сырой? Ну и что, что холодно? Сейчас все это имело для команды далеко не решающее значение.
 Через полчаса пребывания в этом блаженстве Эллина зашевелилась и поднялась на ноги. Командир должен думать не только о себе, и даже не только (и не столько) о своей команде. Выполнение приказа — нот что самое главное.
 Растолкав остальных, Эллина погнала Макса с Прыжком в караул. Катю и Коновалова отрядила на поиски какого-нибудь транспорта. А сама принялась осматривать подвал, где им предстояло провести какое-то время. Гнусю, очевидно пожалев его, позволила отсыпаться, А Маркулий и без ее распоряжений дрых уже без задних ног.
 Подвал оказался громадным, но дальняя его часть была полностью завалена обломками. Эллина осмотрела все очень внимательно и поняла, что туда не пробраться. Сюда, следовательно, тоже. Значит, на какое-то время можно считать себя в безопасности. С этой мыслью она присела возле стены, положила автомат на колени и закрыла глаза.
 Какое-то предчувствие беспокоило ее. Ощущение чего-то нехорошего, что должно будет скоро произойти. Это не было тревогой, это было именно предчувствием. А ему Эллина привыкла доверять.
 Глаза слипались, голова была тяжелой — не удержать. Усталость взяла верх, и вскоре Эллина уже провалилась в тревожный и неспокойный сон. Она не заметила, как Маркулий проснулся, как он полез в свой мешок, достал оттуда блокнот Николая-летописца и принялся его читать, параллельно делая заметки на полях и дописывая на чистых листах какие-то знаки.
 Постепенно сон Эллины делался глубже. Маркулий же после получаса глубоких раздумий тщательно выписал на чистом листе в блокноте длинный ряд букв, складывающихся в необычные слова. Затем он упрятал блокнот обратно в мешок, опустил на него голову и закрыл глаза. На губах его блуждала слабая улыбка...


* * *

 С транспортом все оказалось из рук вон плохо. В старом обрушенном гараже обнаружилось три больших автобуса, выехать на которых оказалось совершенно невозможно — ворота гаража были завалены обломками кирпичей. Единственное, что удалось раздобыть, — потрепанный грузовичок с наполовину пустым бензобаком. Катя и Юра хмуро переглянулись — дотянем ли на этом до Данихнова? Неизвестно.
 Завести грузовик удалось с трудом, и только благодаря Коновалову: Юрий копался в двигателе часа два, не меньше. Грузовичок стрелял, дымил и делал угрожающие попытки развалиться окончательно. Что же касается скорости, то обгонять идущего небыстрым шагом человека грузовичок, очевидно, считал излишним. От места своего обнаружения до подвала, где находился Маркулий, он добрался минут за сорок.
 Макс и Прыжок, охраняющие подвал, услышали его задолго до того, как эта громыхалка показалась из-за поворота.
 — Вот, блин! — возмутился Прыжок, появляясь из укрытия. — Я думал, гоблины пожаловали... Ты где такую рухлядь откопала, Катюша?!
 Грузовик затормозил перед самым носом Прыжка, потом неожиданно стрельнул и дернулся вперед.
 — Мать твою! — отскочил Прыжок.
 — Краеведческий музей, — покачал головой Макс, — не иначе... Доедет? Как считаете?
 — Доедет, — ответил Коновалов, выбираясь из кабины. — Если заведется, — добавил он, немного подумав.
 — Что тут у вас случилось? — Из подвала показалась недовольная физиономия Эллины.
 — У нас случился транспорт, — скептически пояснил Прыжок. — У нас вообще в последнее время всякое дерьмо случается. Вот еще одно случилось. — Прыжок указал на грузовик.
 Эллина выбралась из подвала и обошла машину кругом, критически ее разглядывая.
 — М-да... — протянула она. — Не развалится?
 Коновалов пожал плечами. Эллина вздохнула и приказала:
 — Прыжок! Давай в подвал, за Маркулием. Он еще спит — буди, тащи сюда. Выезжаем. К полудню должны быть на месте...
 Прыжок спустился в подвал, растолкал Маркулия, поднял Гнуся, и они втроем выбрались к грузовику. На Маркулия транспорт произвел гнетущее впечатление. Он снова принялся ворчать и ныть. Доверие к технике отсутствовало у мага напрочь. Впрочем, к данному представителю техники доверие отсутствовало у всех.
 Катя уже сидела за рулем, двигатель урчал, время от времени постреливая синеватым дымом. Маркулия, испуганно шарахнувшегося от внезапно дернувшегося грузовика, принялись усаживать в кузов. Своего мешка из рук маг не выпускал ни на секунду.
 Эллина в этот момент давала последние распоряжения перед отправкой, вся остальная команда была возле нее. Поэтому на пулеметную очередь, хлестнувшую по ним, они отреагировали мгновенно.
 — Ложись! — проорал Прыжок, плюхаясь на землю и дергая затвор.
 Вторая очередь распорола брезент кузова грузовика. Откуда стреляют, понять было невозможно.
 — Катька! — заорал Коновалов. — Гони-и-и!..
 Прыжок подумал, что это правильно. Если прибьют мага, вся их затея окажется бессмысленной. А Маркулий уже в кузове, Катя — за рулем. Чего ждать?
 Грузовик взревел и рванул с места. Сквозь грохот выстрелов и натужный рев мотора доносились слабо различимые крики мага. Потом машина скрылась за поворотом. А потом Прыжку стало не до этого.
 Вся команда лежала, укрывшись за редкими обломками бетонных плит. Пулеметные очереди крошили серый бетон, взбивали фонтанчики на асфальте, секли воздух. И никто не мог даже головы поднять, чтобы попытаться разобраться, откуда же стреляют.
 Прыжку удалось несколько раз выстрелить, но сделал он это скорее инстинктивно. Все равно пулемет не давал толком не то чтобы прицелиться, но даже и голову высунуть.
 Били короткими — по три-четыре выстрела — очередями. Но били метко. Несколько раз Прыжок слышал, как пули ложились совсем рядом с ним. Шевельнись — конец.
 Внезапно все стихло. Прыжок полежал неподвижно еще несколько минут. Потом осторожно высунулся из укрытия.
 Тишина.
 Ни выстрелов, ни противника.
 Прыжок медленно выпрямился, готовый в любой момент снова рухнуть на землю. Ничего и никого.
 Прыжок осмотрелся.
 Вероятнее всего, стреляли вон из того дома. Второй этаж отсутствует, но за торчащими в небо обломками стены вполне могли укрыться несколько человек. Да и не было поблизости другого высокого здания...
 — Юрка, — спокойно произнес Прыжок, — прикрой, если чего...
 Прыжок взял автомат поудобнее, глубоко вздохнул и кинулся вперед. Кто-то метнулся следом за ним — двое, Прыжок не понял, кто именно.
 До дома было недалеко, метров двадцать. И это расстояние Прыжок преодолел быстро. Он бежал не скрываясь, но ежесекундно ожидая грохота пулеметной очереди, перехватывающей дыхание боли, наступающей темноты...
 Повезло.
 Прыжок прижался к стене, переводя дух. Рядом с ним возникли тяжело дышавшие Гнусь и Макс.
 — Я — наверх, — сказал Прыжок. — Вы — следом...
 И кинулся внутрь здания.
 Лестница, ведущая на второй этаж, оказалась очень даже приличной. Хлама и мусора на ней почти не было, и Прыжок меньше чем через полминуты выскочил на второй этаж. Вернее, на то, что от него оставалось.
 Никого.
 Прыжок озирался, поводя стволом автомата из стороны в сторону. Пусто. Блин!..
 — Чё? Ничё, да? — Гнусь обалдело оглядывал пустое пространство.
 От второго этажа осталась только ровная площадка. Перегородки и стены были снесены каким-то мощным взрывом. Только с одного края высился полуметровый барьерчик, возле которого сиротливо торчал стволом в небо брошенный пулемет и лежало две коробки — судя по всему, с запасными лентами.
 Макс подошел к пулемету, присел на корточки, повозился, заглянул в коробки с лентами.
 — Заряжен, — заявил Макс, вставая. — И боеприпаса достаточно. Еще минуты на две боя вполне хватило бы.
 Гнусь обалдело посмотрел на пулемет. В голове его никак не укладывалось, что исправное и готовое к бою оружие могли вот так вот, за здорово живешь, бросить на произвол судьбы.
 Пулемет и правда оказался старым, но хорошим — немецкий «Хеклер» двадцать первой модели. Видно было, что за ним хорошо следили. Прыжок сразу же вспомнил свой трофейный автомат — у того тоже был ухоженный вид.
 Гнусь — да и не только Гнусь! любой другой человек тоже! — ни за что не расстался бы с подобным оружием по собственной воле.
 — Правильная машинка, — пробормотал Прыжок. — Хорошо, что Катя с Маркулием успели смотаться.
 — Так эти же, — Макс кивнул на пулемет, — все равно стрелять перестали... почему-то...
 — Потому, наверное, и перестали, — брякнул Гнусь.
 Прыжок недоуменно посмотрел на товарища, перепел взгляд на Макса. И прочел в его глазах ту же мысль, что пришла в голову ему самому.
 — Твою мать... — выдохнул Макс.
 — Катька, — прошептал Прыжок.
 — Летописи, — отозвался Макс.


* * *

 Катя гнала машину по пустым улицам. В голове ее ржавым гвоздем торчала одна-единственная мысль: только бы маг остался жив. Она видела, как пули рвут брезент кузова, слышала, как под их ударами трещат доски. Хорошо еще, что ни в движок, ни в бензобак не попали. Впрочем, это и не важно, грузовик наверняка скоро сдохнет. Главное, уйти подальше. А если удастся, то и дотянуть до Данихнова.
 Катя прислушалась. Маркулий в кузове истошно верещал. Но, кажется, ранен он не был. Это хорошо, подумала Катя. Сейчас главное — сохранить мага, оторваться от погони, если она есть.
 Хорошо, что ребята прикрывают, подумала Катя. Жалко только, что все так получилось. Но жить нужно здесь и сейчас. А здесь и сейчас главное — приказ...
 Впереди показались какие-то люди. Катя выругалась и свернула. Сейчас лучше ни с кем не встречаться.
 Дорога вела в гору... Впрочем, никакой дороги тут, конечно же, не было. Как не было и горы — огромная куча мусора, до половины второго этажа засыпавшая полуразрушенный дом.
 Грузовичок натужно взревел, с трудом карабкаясь вверх. Взобравшись на кучу, Катя хотела было прибавить газу, но с противоположной стороны неожиданно выползло нечто вроде танка. А может, это и правда был танк — низкий широкий корпус, зализанные углы брони. Множество торчащих стволов. Лязг и грохот, почти заглушаемые шумом грузовичка.
 Катя резко вывернула руль, понимая уже, что от выстрела прямой наводкой это не спасет. Тем более на такой дистанции.
 Грузовичок швырнуло в сторону, занесло. И только задев бортом это бронированное чудовище, Катя поняла, что могла бы и не сворачивать. Потому что звука удара она не ощутила совершенно.
 Морок, злобно подумала Катя. Мираж!..
 Но было поздно. Грузовичок наехал на валун, накренился, некоторое время, словно раздумывая, постоял на двух колесах, а потом перевернулся и покатился по склону.
 Катю швырнуло на руль, потом на спинку сиденья, сильно ударило о дверцу. И больше она ничего не помнила.




 15. БЛОКНОТ


 Я, видать, просто забыл, что быстро бегать не умею. Потому и несся словно ошпаренный, словно за мной весь Багнадоф гонится. Но как свернули в сторону Бутлерова, я сразу на шаг перешел, а потом и вовсе остановился. Юрка уже рядом, Эллина тоже. Слышу, что Макс с Гнусем и Колобком подтягиваются.
 — Ну? — дребезжит Эллина.
 Я молча глазами вниз указываю.
 — Чего? — не понимает она.
 — Грузовик здесь свернул, — поясняет Юрка. — Резко свернул. Опасность была.
 — А потом? — вылезает Макс.
 — А потом дальше поехал! — злобно говорю.
 — Куда же — дальше?! — удивляется Колобок и начинает осматриваться.
 Место тут такое, что посмотреть и правда стоит. Всё кругом обломками завалено, целая армия укрыться может. И дорога только одна — та, по которой Катя не поехала.
 Я стою, молчу. Юрка — тоже. Молодец, штурмовик, сразу понял, что и как. Остальные ушами хлопают, глазами лупают. Раздумывают, куда грузовик деться мог.
 А чего тут раздумывать-то? Понятно же, что Катька на эту вот кучу мусора зарулила. А тому, кто грузовик видел, понятно также и то, что через кучу ему не перевалить. Ни в жизнь. Катя явно от отчаяния туда свернула, потому как больше просто некуда было сворачивать. Интересно, чего она увидела, что заставило ее пойти на такое? Следов никаких типа больше нету, ничего подозрительного. Посмотрел я искоса на Юрку: может, он чего засек? Не, ни фига. Молчит, зараза. Остальные вообще как слепые, типа того. Под самым носом у них все — не видят. И все такое.
 — Ладно тут, — бурчит Юрка. — Полезли.
 Все на него удивленно так посмотрели. Кроме меня. Потому как я подумал так же, как и он. И едва вскарабкались мы на эту кучу — большая, зараза, сыплется под ногами все, и как только Катьке удалось сюда машину загнать?! — как вскарабкались, короче, тут и грузовик наш увидели. Лежит себе на боку, перевернулся, значит. Если бы не стена, кувырком бы до самого низа летел.
 Куча мусора типа к стене прилегает вплотную. Будто кто из верхних этажей, которых сейчас уже нету, высыпал это все, и оно тут прямо у стены и громоздится, завалило второй этаж по самые окна.
 Но не это главное, а главное другое. Даже два главных. Во-первых, грузовик нашли. А во-вторых, на самом кузове, на подранном брезенте, торчит Огненный Скорпион, зараза.
 Юрка увидел его, замер. Он-то успел ближе меня подойти. А эта тварь — каждый знает — бросается на того, кто к ней ближе находится.
 Из Багнадофа к нам сюда много чего поналезло. Но эта зараза, говорят, наша, земная, из Срединного Мира. Типа вояки какие-то когда-то эксперименты проводили. Вот и. провели, мать их за ногу. Вывели, суки, насекомое метрового роста. Которое исключительно на людей нападает. Причем фиолетово ей, убьют её или нет. Типа инстинкта самосохранения v нее нету ни фига.
 Однако хорошо, что она наша. Потому как убить её можно запросто, одним выстрелом. Если попадешь, конечно, — верткая, сука.
 Но я попал. Еще бы не попасть — с оптикой-то. Прямо в башку ей засадил, с первого же выстрела. Башка — вдребезги. Эта тварь даже шевельнуться не успела. Вот что значит правильная машинка! Из старого пистолетика своего я бы фиг попал в эту суку.
 Юрка обернулся, кивнул мне — типа благодарит;. Я в ответ кивнул и принялся под ноги смотреть, чего тут происходило. Смотрю и вижу — непонятное что-то. Катьке бы прямо ехать, а она опять резко повернула. Переглянулись мы с Юркой — он тоже следы увидел, — пожали плечами.
 — Тихо вроде, — . шепотом говорит Гнусь.
 Я автомат поудобнее беру, Юрка — винтовочку спою. Эллина тут же с «калашом». Молчим, озираемся. И осторожно так к грузовику подходим. Потому как неизвестно, один ли тут был Огненный Скорпион или несколько. Вообще-то, не слышал я, чтобы они стаями бродили. Но от этой Москвы всего ожидать можно.
 Я только в кабину глянул — сердце екнуло. Хорошо, что быстро вспомнил — у Кати-то половина лица искусственная. Так что, может быть, и ничего ещё, может быть, жива. А Юрка уже стволом в землю тычет. Присматриваюсь...
 Ага, из кузова вылез кто-то. Ну, кроме Маркулия долбаного, там никого больше и не было, так что понятно уже, кто вылез. Пошли мы по следу, но недалеко пошли. Шагов через пять след свернул к стене, как раз к окну, до половины заваленному мусором. Огляделся я — понятно. Еще следы. Типа засекли нашего Маркулия, следом за ним кинулись. Пятеро. Люди.
 — Туда? — спрашивает Юрка.
 Я сдержанно киваю.
 — Макс, Гнусь — к Кате, — командует Эллина. — Займитесь.
 Они кивнули и в кабину полезли, Катьку извлекать. А мы по следу к окну направились.
 Заглянули туда — никого. Только мешок Маркулия валяется. А его самого и в помине нет.
 — Постойте тут, я сейчас, — шепчет Колобок.
 И в окно это — нырк! Я шума ждал, высоко все-таки. Но тихо почему-то. Глянул я в окно, а Колобок по стене быстренько так спускается, внутрь домины этой. Высоко ведь, метров пять, не меньше. А он словно таракан ползет. И бесшумно, вот что главное-то.
 Над ухом захрипело что-то, я отпрянул. Эллина, мать ее! И так нервы напряжены, она еще тут хрипит, сука...
 Эллина ствол в окно просунула, по сторонам поводит. Типа прикрывает Колобка. Правильно. Кто его знает, что тут может быть?
 Колобок уже внизу, оглядывается. Потом руками машет, типа все в порядке.
 Эллина пальцем в мешок маговский ткнула. Типа забери. Колобок мешок подбирает, потом наклоняется и еще что-то с земли поднимает. На кирпич похожее. Присмотрелся я — блокнот это, тот самый, с летописями. Колобок его в мешок упрятал, обратно к нам полез. Выбрался, в затылке чешет.
 — Где маг? — спрашивает Эллина.
 — Не видел, — отвечает. — Нет никого.
 — А следы? — спрашиваю.
 Колобок на меня смотрит с непониманием. Не, нормально, да? Самое главное-то — следы! — он и не разглядел. Придурок!
 — Погоди-ка, — ворчит Юрка. — Я сам слазаю...
 Полез теперь уже Коновалов. Ну, от него шуму, конечно, не в пример больше. Сыплется там уже что-то, громыхает, ругается он еще в голос. Спустился Юрка вниз и пошел кругами.
 Места внизу не так чтобы очень уж много, но достаточно. Раньше здесь, видать, что-то типа зала было или очень большой комнаты. От мебели, конечно, одни угольки остались, выгорело все. И копотью все стены измазаны. На полу — даже мне отсюда видно — толстый слой пыли. И Юрка осторожно так идет, чтобы следов не затоптать.
 По стенам комнаты этой торчат какие-то колонны. Не колонны даже, а остатки от них. Видать, раньше они балкон подпирали, а потом балкон-то рухнул — возле дальней стены закопченная груда камней громоздится. И Юрка как раз туда и направляется.
 Покрутился он там, постоял немного, обратно пошел. Вернулся, башку задрал, кричит:
 — Никого тут нет! Я вылезаю...
 Ну, вылезаешь, так вылезай! Чего орать-то?!
 Выбрался, отдышался, принялся рассказывать:
 — Маркулий вниз упал. Повредился. Те, кто за ним гнался, следом спустились. Но близко не подходили. А потом они постояли там и ушли. Вон туда, к колоннам, там проход есть.
 — Маркулия забрали? — спрашивает Эллина.
 — В том-то и дело, что нет, — задумчиво тянет Юрка. — Там такое дело... Непонятное дело, короче...
 — Да хватит тебе! Темнила! — не выдержал я. — Толком рассказывай! И все такое!..
 — Они почему-то к Маркулию не подходили, — говорит Юрка. — Просто стояли возле него. И крови там нет. Не убили они его, это точно. И Маркулий никуда отсюда не уходил. Следы его хорошие. Он на месте стоял, а потом... не знаю, темное дело.
 — Исчез, что ли? — спрашиваю.
 А чего?! От этих долбаных магов всего можно ожидать...
 — Там следы его, Маркулия то есть, — бормочет Юрка. — Странные они какие-то. Словно стеклом залиты. Все следы нормальные, а вот два последних, как раз там, где он стоял...
 — Багнадоф... — хрипло дребезжит Эллина. — Он ушел в Багнадоф...
 — Крындец... — только и смог выдохнуть я.
 Стоим, переглядываемся. Молчим. Думаем.
 Я, например, думаю, чего теперь делать. Мага прохлопали... Возвращаться к Данихнову? А на фига?!
 Дашку потеряли. Катька — неизвестно еще, жива она или как?.. И только я так подумал, смотрю — идут. Жива она, и даже типа очень. Сама идет, хотя и качает ее сильно. Следом — Гнусь с Максом.
 — Что? — спрашивает Катя.
 — Ты рассказывай, — потребовала Эллина.
 — Тут засада была, — отвечает Катя. — Ждали нас. Морок навели. Ну и... и все... Маркулия нашли?
 — Нет Маркулия, — отвечает Эллина.
 — Как — нет?! — воскликнул Макс. И голос у него такой, словно сейчас заплачет.
 — А вот так вот! — зло отвечает Эллина. — Нет! Понимаешь? Он от страха совсем разум потерял! Прочел заклинание, и — все! В Багнадофе он сейчас... наверное...
 — Твою мать! — Макс схватился за голову. — А летописи? У него?
 — Нет, — отвечает Колобок. — Он блокнот то ли обронил, то ли оставил... Вот он, — и достает блокнот из мешка.
 — Значит, получилось у него, — крутит головой Макс. — Значит, работает эта хрень. И наверное, в обоих направлениях работает... Значит, нам теперь ждать появления здесь полчищ врага... да не такого, какой раньше был. Идиотка! — выкрикнул он вдруг, повернувшись к Кате. — Ты понимаешь, что ты наделала? Пристрелить его надо было!
 — Кого?! — опешила Катя.
 — Мага! — кричит Макс. — Пристрелить! Чтобы он в одиночку не совался туда! Теперь весь Багнадоф будет знать эти заклятия! И всем вам скоро этот мир раем покажется! По сравнению с тем, что теперь начнется!
 — Погоди, Макс, — пытается успокоить его Колобок. — Ты не горячись, ладно?
 Но Макс не слушает. Словно с катушек съехал. А может, и правда съехал... Не знаю. Но вот сейчас, в этот самый момент, я вдруг почему-то поверил ему. Не до конца, но поверил. В то, что ему Багнадоф костью в горле торчит.
 — Правильно я тебе не доверял! — орет Макс. — Правильно! Нельзя тебе доверять! Подстилка гоблинская!..
 Катя тут же разворачивается и — в морду ему. Макс — на землю. А Катька — автомат с плеча, затвор дергает... Эллина еле успела ногой по стволу дать, вверх очередь ушла.
 — Прекратить! — дребезжит. — И ты, Макс, заткнись!
 Макс перевернулся, сел, голову руками обхватил.
 — Колобок, — говорит вдруг Юра. — А покажи-ка блокнот...
 Берет его, открывает. А блокнот-то сам и открылся на какой-то странице. Эллина с Катей едва лбами не столкнулись, к блокноту кинулись. Понятное дело — блокнот раскрылся на той странице, которую Маркулий последней читал. То есть как раз на том самом заклинании, при помощи которого он в Багнадоф соскочил, падла...
 — Это не Николая-летописца почерк, — дребезжит Эллина. — Это сам Маркулий писал. Видишь, он тут кое-что изменил?
 — Не может быть, — удивляется Катя. — Все так просто?!
 Ну, я даже и смотреть не стал. Для них, может быть, и просто, а для меня — темный лес все эти колдовские заморочки. А они стоят, перетирают типа, чего там написано. И тут что-то меня словно толкнуло.
 Вот до сих пор не понимаю, почему я такое ляпнул?! С самого первого же дня, как я с этими ребятами оказался, с самой первой минуты одна только мысль у меня была — слинять отсюда поскорее. Мне же эти все дела их фиолетово, мне своя жизнь дороже. И сейчас-то самое время этот свой план в жизнь воплощать. Потому как Маркулия больше нету, летописи и без меня Данихнову вернут, и все такое. И Юрка даже вон понимающе так на меня смотрит. Догадывается, что я про ход подумал, который в том зале, где маг пропал. Ход-то, он ведь куда-нибудь да ведет, верно? И мне бы сейчас в зал тот спуститься — типа осмотреть — и деру дать. Юрка понимает, о чем я думаю. И по роже его видно, что шум поднимать не станет. То есть реальная возможность у меня есть соскочить отсюда.
 И тут вдруг не ко времени подумал я, что женщину ту увидел только после того, как вся эта история началась. Дважды видел уже. Один раз, может, и показалось мне, но второй — когда броневик мерзлой тучей корежило — это уже точно, видел.
 А пока я по Твери своей шлялся, пока до Москвы этой шел, пока с Косым был — ни фига не показывалась. И может быть, если я. сейчас от этих вот ребят рвану, то никогда больше и не увижу ее.
 Хотя, если подумать, кто она мне? И зачем я ее разыскиваю? Толку-то от того, что отыщу?
 Но вспоминаю тут же, как Катя уверяла меня, что женщина эта из Багнадофа. А мне Багнадоф почему-то уже страшным и не кажется. Чего там страшного, если оттуда такие женщины приходят?
 Короче, долго разбираться в этом во всем. Реально следующее — язык мой, видать, опять намного мысли опередил, сука.
 — Значит, — говорю, — в Багнадоф идем, да?
 — Сбрендил? — Эллина спрашивает.
 — Есть другие предложения? — интересуюсь.
 Она плюнула под ноги, не ответила. Зато Катя ответила:
 — Прыжок прав. Маркулий смог туда попасть, значит, сможем и мы.
 — Да откуда ты знаешь, что он еще жив?! — возмущается Эллина.
 — Догадываюсь, — отвечает Катя. — Маркулий лучше любого знает, что в Багнадофе такие вещи, как, например, одежда, могут превратиться во что угодно. Даже в смертельно опасное животное. Да и в карманах у него наверняка что-то было. А раз он все это здесь не оставил, значит, полностью уверен в своей безопасности.
 Это Катя верно подметила. Маркулий — трус тот еще!
 Я на Катю посмотрел. Понял, эта — пойдет. То есть нас двое уже.
 На Макса посмотрел — тоже пойдет. Хотя эту морду лично я видеть не особенно хотел бы. Особенно в Багнадофе.
 Ну, Юрка с Колобком сомневаются. А Гнусь — тому, вижу, полностью фиолетово.
 — А чё? — пожимает плечами. — Хотите, я первый пойду?
 — Нет, — возражает Эллина. — Первая — я. Вторым...
 — Вторым я пойду, — заявляет Макс.
 Не, нормально, да? Это значит, когда я там окажусь, Макс типа встречать меня будет? Фигушки! Хотя...
 Он же там уже не один окажется, с Эллиной. Ну, тогда ничего еще...
 — Вторым — Максим, — продолжает Эллина. — Третий — Прыжок. Коновалов, Катя, Колобок, Гнусь — в такой последовательности. Гнусь! Ты идешь последним! Поэтому забираешь блокнот с собой! Если забудешь, то первое, что я сделаю в Багнадофе, — пристрелю тебя! Ясно?




 16. ПРОВИНЦИЯ БАГНАДОФ


 Эллина, запинаясь, читала нужное заклинание. Все смотрели на нее, затаив дыхание. И у каждого было неспокойно на душе. Дважды Эллина сбивалась, злилась, начинала читать заново. Язык её с трудом подчинялся незнакомым словам. А заклинание было длинным.
 — ...Агжэ гаж эль таг кгар шткэграж...
 Какое-то напряжение повисло в воздухе. Какая-то давящая тишина. Казалось, даже тучи в небе приостановили свой бег. И когда прозвучали последние слова заклинания, тишина эта стала еще ощутимее, ещё реальнее.
 Фигура Эллины окуталась серебристым туманом, в воздухе раздался легкий и нежный звон серебряных колокольчиков, зовущих куда-то, манящих за собой.
 Эллина отбросила от себя блокнот, скользнула взглядом по лицам оторопевшим членов команды и растаяла в воздухе. Лишь автомат ее с металлическим стуком упал на битый кирпич.
 — Твою мать... — прошептал Гнусь. — Ни фига ж себе... Сработало...
 Все переглянулись. Колобок подошел к тому месту, где только что стояла Эллина. На осколках кирпича отчетливо виднелись два следа ее подошв — словно залитые дымчатым стеклом. Колобок присел, коснулся пальцем и отдернул руку.
 — Холодные, — сообщил он тихим голосом.
 — А автомат-то... — мрачно сказал Прыжок. — С автоматом-то ни фига не вышло типа... здесь остался...
 — М-да... — протянула Катя. — Без оружия...
 — От него все равно не будет толку в Багнадофе, — беспечно отмахнулся Макс.
 Все обернулись к нему.
 — То есть ты знал?! — В голосе Кати явственно сквозило удивление.
 — Догадывался, — ответил Макс.
 Рука Прыжка невольно легла на приклад автомата, висевшего на плече. Глаза уперлись в Макса.
 — Ничего, — спокойно говорил Макс. — Уверен, там мы найдем чего-нибудь...
 — Почему уверен? — спросила Катя.
 Прыжок заметил, что она тоже взяла автомат поудобнее, для того чтобы в любой момент можно было открыть огонь.
 — Не знаю, — отмахнулся Макс. — Чувствую... Ладно, чего время тянуть. Давайте теперь я...
 Он подобрал блокнот, раскрыл его, глянул на страницу и громко и уверенно прочитал необходимые слова. С первого раза, без запинки. Снова серебристый туман, снова легкий звон...
 — Брось книжку! — рявкнул Прыжок, сдергивая с плеча автомат и прицеливаясь в окутанную туманом фигуру Макса.
 Макс только улыбнулся в ответ и еще крепче сжал в руках блокнот.
 Прыжок выстрелил ему в руку. Макс вскрикнул, схватился за предплечье. По куртке его начало расползаться темное пятно.
 — Брось книжку!!! — заорал Прыжок, прицеливаясь Максу в голову. — Убью!!!
 Макс посмотрел на Прыжка с какой-то непонятной грустью и жалостью, разжал пальцы, и блокнот шлепнулся на землю. А через несколько секунд фигура Макса сделалась прозрачной, и вскоре его не стало.
 — Сука! — заорал Прыжок, подбирая блокнот. — С собой унести хотел! Чтобы мы все здесь остались! Сейчас... погоди... сейчас я тебе устрою... и все такое...
 Прыжок лихорадочно перелистал блокнот, нашел нужную страницу и уставился на нее. Все буквы были русскими, но слова, складывающиеся из них... Их же невозможно произнести! Язык сломаешь!..
 И вдруг Прыжок понял, что сможет. Он и сам не понимал, откуда у него возникла эта уверенность. Но никакого сомнения в том, что он сумеет все это верно произнести, в его душе не возникло.
 Сжав покрепче автомат, Прыжок громко начал читать заклинание. При первых же звуках своего голоса Прыжок почувствовал, как тело наполняется необъяснимой легкостью. Он вдруг начал отчетливо слышать каждый звук вокруг — прерывистое дыхание остальных, шелест песка, звук ветра. Прыжку показалось даже, что он слышит мысли окружающих.
 Заклинание читалось легко, словно кто-то помогал его языку выговаривать странные слова, произносить необычные, чужие и чуждые звуки. И, закончив читать, Прыжок захлопнул блокнот и бросил его под ноги Коновалову. Прыжок хотел еще сказать на прощание, чтобы они поторапливались, чтобы ему не пришлось там одному разбираться с Максом. Но не успел.
 Рука, сжимавшая оружие, внезапно опустела. Все вокруг заволокло туманом, и лица членов команды растворились в нем без следа...


* * *

 ...Бесконечный туннель, выложенный черными плитами. К ним не прикоснуться, но кажется, что плиты эти каменные, хотя стремительный полет не позволяет их толком разглядеть.
 От скорости захватывает дух, хотя встречного ветра нет и в помине.
 Туннель становится шире, стены его расходятся, и теперь вокруг белесый туман, густой и тягучий. Разглядеть ничего нельзя, невозможно понять, что скрывается за этим туманом. Лишь на один краткий миг мелькает незнакомое черное, большое, украшенное непонятными символами.
 И снова туннель, теперь уже иной — гибкие полупрозрачные стены неприятно пульсируют, словно бы засасывая в себя.
 Туннель становится уже, скорость движения замедляется. Полупрозрачные стены плотно облегают тело, сквозь них смутно проступают очертания каких-то предметов.
 Упругие стены туннеля сжимаются все больше, сдавливают грудь, не дают дышать. Бессильно раскрытый рот пытается захватить хоть один глоточек отсутствующего воздуха. Боль в груди, тошнота, сознание начинает мутиться. Но неприятные ощущения длятся недолго — несколько пугающих секунд. Потом все проходит.
 И вот стены таинственного туннеля исчезают, открывая взору неведомый мир...


* * *

 Тишина. Свежий и прохладный воздух. Небосклон вдалеке окрашен легким заревом, а высоко в небе, среди редких облаков, повис слабо различимый серебряный диск неполной луны. И почему-то сразу становится понятно, что здесь не утро, а именно вечер. Как понятно становится и то, что вечер здесь вечен.
 Под ногами мостовая, выложенная синими и зелеными треугольными плитами. Чуть дальше она упирается в невысокий барьер, сложенный из ноздреватого камня, за которым плещется вода канала. Дно канала тоже выложено плитами — белые и красные квадраты хорошо видны сквозь прозрачную воду. На них серебром и золотом что-то поблескивает.
 На набережной возвышается несколько гранитных постаментов, увенчанных большими медными цветами. Постаменты эти стоят не в ряд, а как-то бессистемно, но в то же время создавая необъяснимую гармонию. В глубине медных цветов, меж причудливых лепестков трепещут языки синевато-белого пламени. Непривычно холодный и спокойный огонь лениво растекается по темной меди, выплескивается наружу, чтобы, повисев причудливыми каплями огненной росы, бесследно растаять в прохладном воздухе.
 По каналу проплывает небольшая лодка, управляемая никогда ранее невиданным существом — словно клубок змей неспешно переливается, сплетаясь в сказочные узоры, блестя изумрудной и бирюзовой чешуей. Глаз его не разглядеть — неясно даже, есть ли у этого существа глаза, — но чувствуется, что оно смотрит. Пристально, с тревогой. Лодка чуть замедляет свое движение, проплывая мимо. Потом сворачивает, пропадает из виду.
 На противоположном берегу канала возвышается причудливое здание, шпиль которого, окутанный легкими облаками, теряется где-то в вышине, где-то в темнеющем небе. Разноцветные стекла окон, тусклое серебро и золото на стенах.
 Вся обстановка вокруг успокаивает, навевает желание просто сидеть и наслаждаться созерцанием неба, облаков, сонно текущей воды в канале. Покой и тишина.
 Прыжок огляделся.
 Метрах в пяти от него возвышается десятиметровой высоты здание кубической формы, сложенное из грубого серого камня. В одной из сторон куба — небольшой квадратный проем. И из него выходит человек в длинном серебристом балахоне. Человек, увидев Прыжка, спотыкается на ровном месте, на лице его явственно проступают сначала удивление, потом растерянность и страх. Человек пятится и скрывается за углом здания.
 Прыжок начинает озираться, разыскивая своих. Но Макса поблизости не видно. Никаких следов.
 Рядом с Прыжков стоит Эллина. И лицо ее искажено болезненной гримасой.
 — Гонят, — еле слышно произносит она, прижимая ладони к вискам.
 — Чего? — хмурится Прыжок.
 И тут же в ушах его раздается голос — холодный, властный, повелевающий. Произносящий одни и те же слова:
 — Анатолий Мошков! Тебе не место здесь! Возвращайся!
 — Кто это? — Прыжок хочет крикнуть, но неожиданно понимает, что громкий голос здесь не просто неуместен, а по-настоящему опасен. Здесь нельзя кричать, здесь нельзя торопиться, здесь нельзя быть...
 — Тебе не место здесь!..
 С губ Эллины срывается полный боли стон. Одежда на груди ее начинает дымиться, всплескивается крошечным фиолетовым язычком пламени. Эллина сгибается пополам, тело ее начинает сотрясать крупная дрожь. Громкий стон срывается с ее губ. Звук этот кажется каким-то глухим, ватным, ненастоящим. А может быть, это просто в ушах шумит...
 — Анатолий Мошков! — продолжал громыхать в голове голос. — Тебе не место здесь! Возвращайся!..
 Прыжок почувствовал, как череп начинает раскаливаться от этого властного и жесткого голоса. Он лажал уши ладонями, но это не помогло — голос продолжал звучать с прежней силой:
 — ...не место здесь! Возвращайся!..
 Воздух сделался нестерпимо холодным, обжигающим легкие. Глаза начали слезиться. Все вокруг словно бы подернулось туманом. И сквозь него Прыжок с трудом различал уже стоявшую на коленях Эллину, растерянно озиравшихся по сторонам Гнуся и Колобка, поникших Катю и Коновалова, которые, очевидно, тоже услышали этот властный и жестокий голос, выворачивающий наизнанку и душу, и разум.
 — ...здесь! Возвращайся! Анатолий!..
 Прыжок неожиданно понял, что ноги его подкосились и что он уже стоит на коленях, упершись руками в шершавую и неожиданно теплую поверхность камня мостовой. «Точно как Эллина...» — пронеслось в его гаснущем сознании. Впрочем, нет. Эллина уже не стояла на коленях, она лежала навзничь. Тело ее слабо подергивалось, правая рука свесилась в канал, и пальцы погрузились в прозрачную воду, быстро мутневшую там, где она коснулась человеческой кожи.
 — Возвращайся! Анатолий Мошков! Тебе не место здесь! Возвращайся!..
 — Нет!!!
 Звонкий и не менее властный голос прорезал нарастающий в сознании гул. Голос этот был чистым, словно вода в ручье, словно серебряный звон сказочных колокольчиков. И от этого звука внезапно прояснилось в голове. Шум в ушах исчез, исчезла и давящая тяжесть. И воздух вновь сделался свежим, а не ледяным. Он уже не напоминал дыхание смерти.
 Прыжок помотал головой и поводил по сторонам мутным взглядом. Что-то красное...
 Прыжок захлопал глазами. Не может быть! Это?.. Да?!
 Да!..
 Это была она — красное платье из тончайшей, почти прозрачной материи спускается почти до щиколоток; ярко-зеленые волосы рассыпаны по обнаженным плечам; взгляд золотисто-желтых глаз властен и тверд...
 — Они пришли сюда по моей воле! — звонко прокричала женщина.
 Мошков едва не задохнулся от радости. Он не сомневался, что его ангел-хранитель последует за ним куда угодно, даже в Багнадоф, — чтобы защитить, спасти...
 — Ты осмелилась привести сюда тварей Срединного Мира! — пророкотал голос. — Без моего позволения! Ты будешь наказана!..
 В воздухе неожиданно возникло какое-то движение. Словно полосы слабого тумана появились над прозрачной водой. Тонкие лепестки невесомой белесой кисеи сложились, образовав слабо различимые черты лица. И двумя яркими красновато-синими огнями блеснули глаза; взгляд, полный лютой ненависти, уставился на женщину в красном.
 — Мне не нужно твоего позволения! — прокричала женщина. — Уйди с дороги!
 — Кто ты, что осмеливаешься говорить так? — пророкотал голос. — Я — лорд-демон Симмаархаал Нэг! Покровитель области Драф! И маяка Хааргад!
 — Я — Мархаэоль Игнт! — Голос женщины в красном звучал сталью. — Дочь Ларэнтоола, властителя мира Саакбарад! Хозяйка провинции Харамишат! И не тебе повелевать мной!
 — Здесь хозяин — я! — Казалось, голос дрогнул, произнося эти слова. — Пока ты находишься в области Драф!..
 Женщина запрокинула голову и захохотала. Громкий и оскорбительный смех ее отразился от стен домов многократным эхом, всколыхнул рябью воду в канале.
 — Симмаархаал Нэг! — прокричала она. — Лорд-демон! На языках Срединного Мира слово «лорд» означает «властелин»! А «демон» — «мудрый»! Где твоя мудрость, Симмаархаал Нэг?! Где твоя власть?!
 — Мне нет дела до языков Срединного Мира, Мархаэоль Игнт! — взревел голос.
 — А мне нет дела до тебя, Симмаархаал Нэг! — прокричала женщина, и голос ее задрожал от еле сдерживаемого бешенства. — Я могу уничтожить тебя в мгновение ока! И если область Драф пока еще существует, то лишь потому, что мне нужен маяк Хааргад! Не стой на моем пути, Симмаархаал Нэг!
 — Ты слишком долго находилась в Срединном Мире, Мархаэоль Игнт! И сущность твоя претерпела изменения!
 — Сущность моя прежняя, Симмаархаал Нэг! И в Багнадофе я могу поступать так, как мне заблагорассудится!
 — Ты не принадлежишь этому миру, Мархаэоль Игнт!
 — Зато этот мир может принадлежать мне! Или ты забыл законы, Симмаархаал Нэг?
 — Законы устанавливаются не нами, — пророкотал голос. — Ты знаешь законы. И знаешь, что тебя ждет за нарушение их. Я не стану тебе препятствовать, Мархаэоль Игнт. Иди...
 Черты лица расползлись полосами тумана, растаяли в прозрачном воздухе.
 Эллина застонала, подтянула руки, оперлась на локти и попыталась сесть. Одежда на ее груди была прожжена и испачкана кровью, в прорехе виднелась почти черная рана. Катя с Юрой обалдело крутили головами, сидя на плитах набережной. На Катиной груди была точно такая же рана, как и у Эллины, — прожженная ткань, кровь. Гнусь и Колобок стояли рядом, растерянно глядя по сторонам.
 — Живы? — прохрипела Эллина. То ли спрашивала, то ли удивлялась — не понять. Она прикоснулась к ране на груди и сморщилась от боли.
 Женщина в красном равнодушно посмотрела на Эллину и ничего не ответила. Она повернулась и пошла к Прыжку. Босые ноги ее неслышно ступали по цветным плитам, и слабое шуршание невесомого платья было сейчас единственным звуком.
 Женщина остановилась, присела возле Прыжка и протянула руку. Прохладные пальцы коснулись его щеки, тихий и мягкий голос ласково произнес:
 — Здравствуй, Толик...




 17. САМАТ


 — Как, говоришь, зовут?
 — Мархаэоль Игнт...
 Ответила, и звук голоса ее повис в воздухе. Словно бы эхо собиралось его отразить, договорить, но передумало.
 — Красивое имя, — говорю. А про себя думаю, что красивое-то оно красивое, но больно уж заковыристое. И не выговоришь, наверное. И само собой как-то произносится у меня:
 — Мархаэоль...
 — Так и зови, — улыбается. Лица не вижу, но по голосу понятно, что улыбается.
 Оглядываюсь. Наши все следом плывут. Непонятно мне все. Вот с первой минуты, как здесь оказался, — все непонятно!
 Во-первых, куда Макс подевался. Наши все здесь, а Макса нету. Эллина говорит, что и не появлялся он тут. Она ведь первой в Багнадоф пришла, а потом, когда ее уже речи того лорда-демона скрутили, я заявился. Она думала, что это Макс. Удивилась лаже, хотя ей в тот момент не до удивлений было. Понимаю, на своей шкуре испытал.
 Мне-то еще повезло, ничё так, не сильно прижало. А вот Катю с Эллиной — Эллину особенно — по-настоящему скрючило. А все потому, что у них крестики были. Мархаэоль, правда, раны им залечила — прикоснулась рукой, и все! А у Макса неизвестно, чего с собой было. Может быть, его так спрессовало, что и дыма не осталось.
 Когда я с Мархаэоль насчет Макса разговор начал, она странно так посмотрела на меня, плечиками пожала и заявила, что, кроме нас шестерых, никто из жителей Срединного Мира сюда не приходил. В смысле, сейчас вот. Может быть, Макса нашего куда-то не туда занесло? Если типа он в заклинании чего напутал, очень даже возможно. И тогда — крындец уже нашему Максу полный. Потому как не выживет и секунды.
 Ну, о Максе я не шибко-то и переживал. Хрен с ним, с Максом этим. Сгинул — туда ему и дорога. Спокойнее будет.
 С лодками этими непонятно мне тоже. Там, на набережной, ступеньки были, прямо в воду уходили. Мархаэоль по ним спустилась, к самой воде подошла, и вдруг к ее ногам лодки сплываться начали со всех сторон. Шесть лодок. Ровно столько же, сколько и нас. Если, конечно, саму Мархаэоль не считать. То есть на каждого по лодке. А мы с Мархаэоль в одну сели.
 И не звала она лодки те, ничего не делала. Просто к воде подошла — и все!
 Лодками управляют такие зверюги — жуть просто. Хотя не зверюги они, конечно. Это Мархаэоль мне сразу же объяснила. Демоны это, сущности типа. Ну, не знаю, какие они там сущности, но выглядят страшнее, чем вся моя жизнь. И опасные, наверное. Будь мы одни, неизвестно, чем бы закончилось. А так ничего. Сели, плывем...
 Вода прозрачная. Я пить хотел, Мархаэоль улыбнулась: так пей, говорит. Ну, зачерпнул пригоршню, хлебнул. Нормальная вода. Вкусная. Давно такой не пил, с Твери еще с самой.
 Оглядываюсь еще раз. Только теперь понимаю, насколько этот маяк высоченный. Ну, это ясно — из любой точки города он виден должен быть. К тому же на самом верху находится какая-то Истинная Обсерватория, как Мархаэоль ее называет. Типа оттуда можно много чего интересного увидеть. Не всем, правда, а только тем, кого пустят. Нас, наверное, не пустили бы — рожей не вышли. Ну, мне эта Обсерватория фиолетово, как и маяк весь вообще. Ну, может быть, кроме библиотеки.
 Мархаэоль упоминала, что библиотека тут клевая. Большая очень, в подвалах маяка расположена. У меня аж глаза разгорелись, как услышал. Но Мархаэоль живо мой пыл остудила. Сказала, что книги там не совсем книги типа. Чего она имела в виду — не понял. Я вообще не очень-то много в этом маяке понимаю.
 Мархаэоль сказала, что этот маяк Хааргадом называется. Маяк Хааргад. Типа специально для гостей предназначен вроде нас. То есть не вроде нас, а для нормальных гостей. Которые через Портал Чужих Снов приходят.
 Тот дом серый — на куб похожий, — он как раз и называется Порталом Чужих Снов. Потому что все другие гости (то есть не такие на голову больные, как мы) являются в Багнадоф именно через него. А нас заклинание рядом вынесло. Макса вообще — фиг знает куда. То есть нам повезло еще. Хорошо хоть, в канал не плюхнулись. Кстати, Мархаэоль говорит, что называется он Каналом Юной Воды. Типа адреса, чтобы найти можно было. Хотя, в случае чего, его-то как раз особенно долго разыскивать не придется. Потому как маяк Хааргад отовсюду виден.
 Голос, который нас шугал, принадлежит лорду-демону... Блин! Не произнесу я имя его! Не выговорю! Короче, лорд этот то ли охраняет, то ли владеет всем этим районом. Ну, типа московской команды, и все такое. И он сам решает, кому из гостей в Багнадоф можно, а кому нельзя. Нормальных-то гостей пускают, одного, кстати, мы и увидели почти сразу же. Ну, тот хмырь, в длинной хламиде такой, серебристого цвета. То есть типа того, что и сейчас в Багнадоф желающие попасть отыскиваются. И это несмотря на то, что у нас, в Срединном Мире, этого Багнадофа — хоть задницей ешь!
 А то, что мы не обычные гости, это уже по одежде понятно. Потому как в таких вот шмотках никто еще сюда никогда не попадал.
 Жалко только, что автомата моего нет, там остался, в Срединном Мире. А вот мечи Колобка сюда попали вместе с ним, и даже очень. У Гнуся еще нож — хороший, еще с Твери у него он. Катька тоже с ножом. А так больше ни у кого ни фига нету. Не знаю я, почему оружие там осталось. Может, чего не так сработало? А может, так и задумало было? Непонятно.
 Насчет одежды тоже не въезжаю я. С первого же мгновения почувствовал — не то что-то. Сперва понять не мог, а потом дошло: чистая она, блин! Ну, совсем чистая! Не, нормально, да? Хорошее заклинание — и в Багнадоф перебрасывает, и шмотки чистит, зараза!
 По правде сказать, я сгоряча подумал, что Маркулий этот напутал чего-то. Ну хоть режьте, не похоже это все на Преисподнюю! Если сравнивать, то, к примеру, та же Москва ихняя на Преисподнюю похожа гораздо больше. А здесь — тишина, покой, сонно даже как-то, безопасно. Ну пока, во всяком случае.
 Мархаэоль сразу нам сказала, что начать поиски Маркулия нужно с таверны «Мистраль». Типа Маркулий о Багнадофе наверняка знает в основном из записей, оставшихся от Иосифа Резника. А тот типа обожал в этой таверне посидеть.
 Вообще, много чего она понарассказала. Эллина с Катей слушали ее, открыв рот. Гнусь с Юркой и Колобком — те спокойнее отнеслись. Юрка особенно — только улыбался криво так. Типа мы нигде не пропадем. Хорошо бы...
 Мархаэоль стоит на самом носу лодки, платьице её колышется, словно от слабого ветерка. А я позади сижу, возле самого демона, который нас везет. Ну, демон-то ничего, не очень страшный. На лягушку похожий слегка, только с клешнями, как у рака. И лап для лягушки многовато — целых десять я насчитал.
 — Слушай, — говорю я Мархаэоль, — а чего там, у маяка, лорд этот сказал, что ты не принадлежишь этому миру?
 Лодка дернулась, качнулась.
 — Не упоминай лорда-демона Симмаархаала Нэга, — делает мне замечание Мархаэоль. — Тем более без титула и в неуважительном тоне...
 Голос у нее строгий в этот момент. Мне даже извиниться перед ней захотелось.
 — Я не из Багнадофа, — продолжает она. — Но моя власть имеет силу и здесь.
 Я даже вздохнул с облегчением. Катька пугала всё, типа Мархаэоль из местных, из Преисподней. Выходит, что нет. Хорошо.
 — Я из мира, который называется Саакбарад, — говорит. — Мне подчиняется провинция Харамишат, там я — полная хозяйка. А в Самате я тоже гость, как и вы. Хотя и обладаю большей властью. Но и большей ответственностью.
 Я помолчал. Так понимаю, это она за нас отвечает типа. Ну что ж... постараемся не подвести.
 — А мне вот интересно, — говорю, — ты нам просто так помогаешь или как?
 — Нет, Толик, — качает она головой. — Не просто так. Мне нужно, чтобы маг Срединного Мира не успел навредить. А он может это сделать. Случайно, но может.
 — Тебе-то какая разница?! — удивляюсь. — Если он Багнадофу навредит-то?
 — Не Багнадофу. — Мархаэоль поворачивается и внимательно смотрит на меня. — Не Багнадофу — Саакбараду.
 Ага, понятно, думаю. Это она о своем мире говорит.
 Ну, молчу я. На душе как-то неспокойно сделалось. Типа получается, что она нам не просто так помогает. А с другой стороны — ну какая польза ей была меня всю дорогу выручать? И в Твери, и в Москве...
 Вздохнул я, молчу, по сторонам смотрю.
 Город Самат большой, огромный просто-таки. Почти всю провинцию Багнадоф занимает. И вот сколько мы уже плывем, а дома вокруг все время разные. Может быть, похожие и попадаются, только я либо не видел ни одного, либо просто не запомнил.
 Лодка тихо плывет, бесшумно. Вода в канале вдруг ни с того ни с сего цвет свой поменяла, сделалась серебристой, словно ртуть. Хотел было я руку туда сунуть, да побоялся. Мало ли чего? Вдруг она опасная стала? А спрашивать неохота. По каждому пустяку Мархаэоль беспокоить тоже не хочется. Да и вообще...
 — Толик, — Мархаэоль повернулась ко мне, присела, в глаза смотрит. — Толик, ты мне верь. Я тебя никогда не оставлю. И всегда тебе буду помогать. Только ты сам не уходи. Ладно?
 Глаза у нее — бездна желтая. Словно металл кипящий — переливается что-то там в глубине, сияет ослепительными искорками. Кожа лица нежная, так и тянет прикоснуться. Волосы зеленые — мягкие такие на вид. Зарыться бы в них лицом, вдохнуть запах и не выдыхать никогда в жизни.
 Мархаэоль смотрит, словно ответа от меня ждет. А я молчу. А чего тут сказать?! Обещать чего-то? Так ведь и сам не знаю, как оно все получится. Мы же здесь типа разведчиков. И она наверняка это знает. За нами же следом Секретное Войско пойдет, Багнадоф с дерьмом мешать. Неизвестно же, кто и что тут под замес этот попадет.
 — Площадь Серебряных Слез, — раздается голос позади.
 Оглядываюсь. Ага, это перевозчик наш говорит. Голос такой, почти человеческий. Только неживой какой-то. Словно ему до фени, куда он нас привез.
 Лодка наша причалила к набережной — тут тоже лестница, желтая такая, каменная. В воду прямо ухолит. Вот возле лестницы мы и остановились. А наверху — на набережной то есть — дом стоит. Я сразу догадался, что это та самая таверна и есть, куда мы плыли.
 Мархаэоль выпрямилась, легко переступила через борт и начала по лестнице этой на набережную подниматься. А я замешкался немного — залюбовался, как она идет. Красиво же, блин... Легко так движется, плавно. И чувствуется в этой плавности и легкости какая-то необъяснимая сила.
 — Жду распоряжений, благородный господин...
 — Чего?! — поворачиваюсь.
 Демон-перевозчик смотрит на меня. И в глазах его что-то такое, от чего язык просто отнимается. Хочешь сказать ему, типа ничего не надо, а не можешь. Неприятное ощущение, доложу я вам.
 Кивнул я просто и шагнул на эту лестницу. Лодка сразу же уплыла, словно перевозчик только и ждал, когда я свалю оттуда. А может, и ждал — у него же помимо меня, наверное, еще дела есть. Свои какие-нибудь, демонические.
 Поднялся я на набережную, к таверне, — Мархаэоль тут стоит, нас ждет, — смотрю, как остальные лодки одна за другой подъезжают, высаживают наших и отчаливают.
 — Прыжок, — подошла Эллина и шепотом так спрашивает: — узнал что-нибудь?
 — Нет, — отвечаю. — Ничего нового.
 — О чем же вы тогда разговаривали?! — сердито хрипит Эллина.
 — Тебе-то что? — возмущаюсь. Но тоже негромко — тут, в Самате этом, даже если и не хочешь, а громко говорить почему-то не получается.
 — Эллина, оставь его, — говорит Катя. — Не трогай.
 И на меня смотрит. Пристально так. И в то же время с жалостью какой-то. Ну, меня это завело сразу же.
 — Нечего, — говорю, — меня жалеть! Все о'кей! Ясно?
 — Не злись, — отвечает Катя.
 Но меня уже не остановить. А чего?! Я эту Мархаэоль, можно сказать, всю жизнь искал!
 — Я не злюсь, — говорю. — Просто не нравится мне, когда в мои дела лезть начинают. Ясно?
 — Ясно, — кивает Катя. — Я же говорю — не злись, успокойся.
 Не, нормально, да?! Ни фига ж себе предъявы пошли! Как к сопляку какому!
 — Да пошла ты! — не выдерживаю. — Дура ты! И сука!..
 Отвернулся я и вижу, что Мархаэоль на нас смотрит. И как я ее взгляд поймал, страшно мне стало. Можно сказать, не поймал я ее взгляд, а налетел на него. С размаху, всем телом.
 Так обычно смотрят на человека, которого очень и очень хотят убить. С ненавистью, с тяжелой злобой. Человек с таким взглядом обязательно убивает того, кого он ненавидит. И убивает так, что лучше уж с собой покончить, чем подобную смерть принимать.
 Не, вы не подумайте чего! Это не на меня Мархаэоль так вот смотрела!
 На Катю.




 18. ТАВЕРНА «МИСТРАЛЬ»


 В таверне было прохладно. Сквозь крепкий и непривычно хороший аромат кофе едва ощутимо пробивался другой запах — тонкий, нежный и грустный, словно воспоминание об ушедшем лете. Очевидно, запах этот исходил от пучков трав, развешанных под потолком таверны.
 Причудливые растения свешивались с потемневших от времени потолочных балок. Диковинные листья, необычной формы стебли, коренья самых разнообразных цветов и оттенков — от матово-черного до искрящегося золотисто-желтого.
 Пол в таверне был деревянным, сбитым из широких плах. Натертый мастикой, он принял непривычный вид — глубокого черного цвета извилистые линии пролегли по нежно-розовому дереву, словно провалы в неведомую бездну.
 Стены, сложенные из желтых и красных кирпичей, создавали обманчивое впечатление загадочного рисунка. Кирпич в некоторых местах потемнел, словно бы от копоти.
 Тяжелые дубовые кресла, обитые черным бархатом, стояли вокруг столов. На бархате непонятный, но в то же время чем-то пугающий узор — переплетение серебряных линий завораживает, притягивает взгляд и будит в душе необъяснимую тревогу. На каждом столе, на белой скатерти с пышными узорами, напоминающими старинные гербы неведомых королевств, расположился небольшой светильник и книга в зеленовато-сером переплете.
 Тишина и покой царили здесь. Ни одного посетителя на данный момент в таверне не было. Но откуда-то из глубины помещения к ним уже спешила полная, приветливо улыбающаяся женщина — очевидно, хозяйка заведения.
 — Слушаю вас, благородная госпожа...
 И тут хозяйка увидела входивших следом за Мархаэоль Прыжка. Гнуся и остальных.
 Мгновения хватило для того, чтобы улыбка с лица хозяйки бесследно пропала, чтобы исчез приветливый взгляд. По телу женщины пробежала легкая рябь, и вот уже перед Мархаэоль стоит существо, ничем не напоминающее человека.
 Хитиновый панцирь, лапы жука, скорпионий хвост. Лицо скрывают жесткие костяные пластины. Взгляд жесток и беспощаден. Из пасти вырываются крошечные огненные язычки.
 — Твари Срединного Мира!.. — глухо хрипит чудовище.
 Серебряные узоры на черном бархате дубовых кресел внезапно наливаются кровью и вспыхивают ослепительно белым пламенем.
 Прыжок делает резкое движение, привычно нашаривая отсутствующий автомат. Но оружия нет. И единственное, что ему остается, — сделать шаг вперед. Еще секунда, и...
 — Нет! — громко произносит Мархаэоль. — Они под моим покровительством!
 — Благородная госпожа Мархаэоль Игнт, — хрипит чудовище. — Ты должна покинуть таверну «Мистраль».
 — Мы уйдем, — соглашается Мархаэоль. — Позволь задать только один вопрос.
 Чудовище молчит, словно бы раздумывая. Затем медленно прикрывает глаза.
 — Я разыскиваю существо Срединного Мира, которое могло случайно зайти сюда.
 — Никого не было, — хрипит чудовище.
 — Может быть...
 — Один вопрос, — напоминает чудовище. — Он был задан. Уходи.
 — Слушай, ты! — Прыжок делает еще один шаг. — Ты чё, ответить не можешь?
 — Толик! — Мархаэоль пытается его остановить. Но Прыжок уворачивается.
 — Ты, рожа паучья! Трудно выслушать, что ли?
 Чудовище смотрит на Прыжка ненавидящим взглядом. Скорпионий хвост его начинает подрагивать, на острие длинного жала появляется тускло-желтая капелька, при взгляде на которую каждому сразу же становится понятно, что лучше держаться от всего этого подальше — от капельки, от жала, от хвоста, от чудовища. Но Прыжок, очевидно, не «каждый».
 — Ах ты, зар-раза! — цедит он. — Пугаешь, да?
 Прыжок оборачивается к растерянному Колобку, быстрым движением выдергивает у него из-за пояса короткий меч и, развернувшись, швыряет его в чудовище прежде, чем Мархаэоль успевает помешать. Тяжелое лезвие ударяет прямо в костяную пластину, прикрывающую лицо чудовища, и застревает там. Пластина трескается, и по ней начинает струиться густая белесоватая жидкость.
 В наступившей тишине отчетливо слышен испуганный вздох Кати. Но Прыжку сейчас не до этого.
 Стоявшее перед ним чудовище очень напоминает то, с которым он однажды уже сталкивался — давно, ещё в Твери. Когда он сам и еще Кнут с Копытом возвращались с торгов и в узком переулке натолкнулись на засаду. То есть засады как таковой там уже не было. Пятеро членов той неизвестной команды были мертвы. А над растерзанными трупами грозно возвышалось почти такое же вот чудовище.
 Внешне оно не очень отличалось от того, что находилось сейчас перед Прыжком. Разве что у той твари были еще клешни, да и размером она была поменьше.
 Расстрелять ее удалось с трудом, один только Прыжок две обоймы в нее всадил. Кстати, как раз после этого он впервые и встретился с Мархаэоль.
 Она лежала без чувств, на горле виднелась страшим рваная рана. Но и в таком виде женщина была прекрасна. У Прыжка в тот момент даже дух захватило от ее неземной красоты.
 Мархаэоль почти не дышала, только слабое дрожание век говорило о том, что перед Прыжком не труп. Он хотел было как-то помочь — наложить повязку, остановить кровотечение. Но в этот момент в голове его отчетливо прозвучали слова: «Не надо, я сама...» И голос этот Прыжок запомнил на всю жизнь.
 Может быть, все происходящее сейчас — чудовище, присутствие Мархаэоль — живо напомнило ему картину из прошлого. Во всяком случае, Прыжок ни на секунду не усомнился в том, что эту тварь можно убить. Потому и поступил так.
 Рана, казалось, не причинила вреда монстру, в которого превратилась недавно еще доброжелательная хозяйка таверны. Чудовище резко дернулось вперед, и скорпионий хвост метнулся подобно молнии. И тут Мархаэоль вскинула руку, желая остановить смертоносное жало.
 Острие пронзило ее ладонь насквозь. Прыжок оторопело смотрел, как буквально в нескольких сантиметрах от его груди дрожат растопыренные пальцы и с острия жала, торчащего из ладони, падают крупные густые капли — ядовито-желтоватая жидкость, смешанная с темно-красной, почти черной кровью.
 Крика Мархаэоль Прыжок не услышал. Он рванулся было вперед, но цепкие руки друзей удержали его.
 — Толик, зачем? — тихо спросила Мархаэоль.
 Прыжок посмотрел на ее ладонь. Никаких следов от удара жалом на ней уже не было.
 — Тварь Срединного Мира, — прохрипело чудовище. И Прыжку почудилась насмешка в его тоне. Он поднял взгляд.
 Чудовище возвышалось перед ним целое и невредимое. Трещина в костяной пластине исчезала, зарастая прямо на глазах. Короткий меч Колобка валялся на полу.
 — Посети Театр Колесниц, — пророкотало чудовище.
 — Зачем? — спросила Мархаэоль.
 — Посети Театр Колесниц, — повторило чудовище. — И покинь таверну. Лорд-демон Симмаархаал Нэг не хочет, чтобы вы оставались в области Драф...
 Мархаэоль кивнула и повернулась к дверям. Прыжок наклонился, подобрал с пола меч и протянул его рассеянно кивнувшему Колобку. Покидая таверну, Прыжок услышал сдавленный смешок хозяйки. Почти человеческий звук. Но оборачиваться он не стал.
 — Плохо, — заявила Мархаэоль, когда они оказались на улице.
 — Что плохо? — спросила Эллина.
 — Лорд-демон Симмаархаал Нэг слишком уж настойчиво хочет, чтобы мы покинули область, которой он покровительствует.
 — Ну и что? — пожала плечами Катя.
 — Лорд-демон Симмаархаал Нэг ничего не сделает нам, пока мы находимся в области Драф, — пояснила Мархаэоль. — А Театр Колесниц — это уже другая область.
 — Зачем же нам туда идти? — спросила Эллина.
 — Советы никогда просто так не даются, — задумчиво ответила Мархаэоль. — Если хозяйка таверны посоветовала посетить Театр Колесниц, не прислушаться к ее словам — глупо.
 — А прислушиваться — опасно, — вздохнула Эллина.
 — Это точно, — проворчал Прыжок.




 19. ТЕАТР КОЛЕСНИЦ


 — Со всего Самата съезжаются в Театр Колесниц бойцы помериться силой, — рассказывала Мархаэоль. — И если в кварталах, прилегающих к маяку Хааргад, царит изысканный и утонченный покой, то здесь — самое настоящее буйство безудержной силы...
 Я молчу. Слушаю, киваю. Пытаюсь въехать, чем нам всем это грозит, какой такой радостью. Не знаю пока, но явно ничем хорошим...
 Не знаю я, чего это Мархаэоль клюнула на подначку хозяйки таверны. Ну, типа на слова того монстра, в которого хозяйка превратилась. Я бы не клюнул. Подстава же конкретная, конкретней не бывает! Ну, мое дело маленькое, я тут без Мархаэоль долго не проживу, это ясно. Да и не только я — остальные тоже. Макс, сука, например, сгинул, и следов не видать. Да и Маркулий тоже куда-то подевался.
 Не, фиг мы его — мага этого — тут отыщем! Обратно надо, к себе, в Срединный Мир. Блокнот-то у Кати сейчас — когда мы от маяка Хааргада к таверне отплывали, я видел, как она его у Гнуся забрала. Типа чтоб целее было. Ну, правильно, по-моему.
 Гнусь, он сейчас весь какой-то не такой. Нервный какой-то. А по сторонам не смотрит. Я тоже нервничаю, мандраж еще тот. Но глазам отдыху не даю — мало ли чего тут может случиться? А Гнусь — он сейчас потерянный какой-то. Смотрю я на него и вспоминаю, как у меня самого бывает, когда я какой-нибудь неприятный сон вижу. То же самое, наверное. Торчишь как столб и ждешь, пока проснешься.
 Эллина — наоборот. Эту ничем не собьешь. Она вечно как пружина — собранная, готовая к бою. Фиолетово ей — Москва, Багнадоф или еще какая-такая фигня. Глаза злые, губы в ниточку сжаты... Не женщина, а волчица... сука...
 Я так понимаю, что, когда мы сюда попали, со шмотками у всех что-то произошло. Типа починились они сами, почистились. Даже бесформенный мешок, что на Эллину нацеплен, и то стал немножко на одежду походить. Да и волосы какие-то нормальные сделались. Уже можно смотреть и не морщиться.
 Катя тоже выглядит поприличнее. Ну, типа одежда ее, я имею в виду. Та половина Катиного лица, которая искусственная, изменила свой цвет на красновато-золотистый. И по поверхности этакие тоненькие зеленоватые ниточки змеятся, словно червяки какие. Жуть, короче. А колечко на пальце ее превратилось во что-то такое, что колечком назвать уже как-то стыдно просто. Перстень, самый настоящий перстень. Видел я такой однажды на картинке — серебряные листики переплелись причудливым узором, поднялись необычным цветком, лепестки которого удерживают тускло сияющий кроваво-красным цветом камень. Очень похоже типа. Сама-то Катя, как и прежде, с таким непонятным любопытством разглядывает все вокруг — канал, по которому мы плывем, дома по сторонам, сумеречное небо... Мархаэоль... И чего Катька так на нее уставилась?! Дура! На себя посмотри...
 Колобок — этот примерно как Гнусь. Тоже нервничает, но состояние у него не полусонное, а какое-то дерганое. Чуть какое шевеление или звук какой, Колобок чуть ли не на месте подпрыгивает и за свои мечи хватается. Толку-то здесь от них, от железяк этих. В таверне вон я один меч в это чудовище всадил. И чего вышло? Смех один вышел, фигня полная...
 Про Коновалова можно не рассказывать. Штурмовик, он штурмовик и есть. Типа Эллины, только гораздо спокойнее и без злости такой явной. Сидит в своей лодке — она прямо рядом с нашей плывет, чуть позади, — по сторонам башкой вертит. Ну, тут посмотреть и правда есть на что. Я и сам только этим и занимаюсь...
 Плывем мы опять на шести лодках, как и в таверну «Мистраль» плыли. Лодки выстроились этаким треугольником, и первой плывет наша, где мы с Мархаэоль сидим. Канал, по которому плывем, широким сделался. А вода у бортов лодки стала темно-красной, почти что черной совсем. И в то же время почему-то прозрачная совершенно. Не понимаю я этого — как вода может быть черной и одновременно прозрачной?! Фигня какая-то. Хотел я у Мархаэоль спросить, но не успел. Потому что плавание наше закончилось, и оказались мы уже возле этого самого Театра Колесниц.
 Приплыли мы, вылезли. Стены у Театра высоченные — голову задирать приходится, чтобы верх самый рассмотреть. На стенах цветные узоры, изображения какие-то. Кое-где нормальные, типа даже на людей немножко похожие попадаются. А иногда такие, что и не поймешь ничего. Но смотришь — и робеешь. Вроде бы ничего и не нарисовано — так, пятна какие-то, линии разноцветные, — а неуютно себя чувствуешь, так и хочется плечами передернуть или поежиться.
 Вход в Театр Колесниц — громаднейшие ворота. Набережная сама брусчатая, а возле ворот все вымощено странными такими плитками, типа как бы часть шара — выпуклые такие, ходить по ним надо осторожно, а то ноги переломаешь. Поэтому, наверное, все тут неспешно так и двигаются, типа с достоинством.
 Но, несмотря на это, гул стоит от голосов. Галдят вce, кричат чего-то, спорят.
 На нас внимание обращают, разглядывают. Понятно — в таких шмотках здесь никого, кроме нас, и нету. Да и не было, наверное, никогда.
 Возле самого входа ругаются о чем-то двое. Один вроде ничего, на человека похож внешне. Хотя когда я в лицо ему глянул — не, ни фига человеческого в лице том нету. И глаза какие-то не такие, и вообще. Все лицо у него словно на него кто-то сетку невидимую натянул. Кожа такими ромбиками крупными выпирает, на мостовую перед воротами очень похоже. А второй вообще непонятно чего — голова больше на морду зверя смахивает, вытянутая такая, зубы даже торчат. И руки — целых четыре. Блин! Как же он с ними разбирается?!
 Одеты они оба тоже непривычно. На первом какое-то железо, на манер старинных рыцарских лат. А второй с ног до головы замотан какими-то полосками ткани ядовито-зеленого цвета. Весь замотан — руки, ноги. Как будто забинтовали его.
 Мы как раз мимо проходили, к воротам шли, когда этот забинтованный посмотрел на нас и пасть свою раскрыл.
 — Твари Срединного Мира, — говорит.
 Голос глухой, без эмоций. Типа не обругал он нас, а так просто сказал, факт констатировал. Увидел — сказал. Равнодушно так, без злобы. Обижаться типа и не стоит на него даже. Но все равно неприятно, когда тебя тварью называют...
 — Мама твоя тварь, — вежливо так ему отвечаю. — И папа тоже. О тебе самом я уже молчу...
 — Разговаривает... — удивляется забинтованный.
 — Ага, — соглашаюсь. — Разговаривать я умею. А еще могу в морду тебе дать. Хочешь?..
 — Можно ли, благородный господин, задать вам вопрос? — оттесняет меня Мархаэоль.
 Я посторонился, ее вперед пропустил. Она на меня укоризненно так посмотрела. Фиг его знает, может быть, этот забинтованный — уважаемый человек здесь. Или уважаемый нечеловек...
 — Слушаю вас, благородная госпожа, — кивает забинтованный.
 — Я разыскиваю гостя из Срединного Мира, — говорит Мархаэоль и добавляет: — Мага.
 — Нет, благородная госпожа, — мотает башкой забинтованный, — здесь таких нет...
 — Я видел гостя из Срединного Мира, — заявляет второй, тот, который в латах. — Но он не принадлежал тому миру.
 — Не могли бы пояснить, благородный господин, — улыбается Мархаэоль. А по лицу ее видно, что неприятно ей это известие.
 — Я видел в Театре Колесниц гостя, который принадлежит вашему миру, благородная госпожа, — отвечает этот, в латах.
 Мархаэоль кивает, благодарит, отходит от них.
 — Плохо, — качает она головой.
 — Что случилось? — интересуется Эллина.
 — Здесь есть кто-то из Саакбарада, — поясняет Мархаэоль. — Кто-то из тех, кто хочет мне помешать...
 Сказала и решительно так направилась к воротам.
 Мы переглянулись, пожали плечами и пошли за ней следом.
 — Если Маркулия тут нету, на фига ж нам туда идти-то? — спрашивает Гнусь.
 — А фиг его знает, — отвечаю.
 Я и правда не совсем понял. Если тут опасно и если мага тут точно нету, чего мы потащились в этот Театр?!
 Театр внутри меня просто поразил. Он типа большой воронки оказался. От центра — от арены то есть, усыпанной мелким таким песочком, — к краям он расширялся и поднимался каменными лавками. Словно стоишь в самом центре воронки. Ну, Мархаэоль по каменной же лесенке начала взбираться куда-то наверх. Мы — за ней следом.
 Поднялись, уселись. Вокруг разные тоже сидят — и люди, и нелюди, и вообще непонятно кто. Галдят все, шумят. Пока я их разглядывал, голос какой-то зазвучал — громкий, чистый, сильный такой голос.
 — Благородный господин Партак Ласт вызывает на поединок благородного господина Аралона Крэссата!
 Посмотрел я на арену. Ага, вот они оба. Выходят.
 Я вперед подвинулся и случайно на плечо впереди сидящей бабы какой-то оперся. То есть не оперся даже, просто ладонью коснулся.
 Блин! Словно огнем обожгло!
 Руку отдергиваю, ладонью трясу. А она оборачивается и злобно на меня смотрит.
 — Типа случайно я, — извиняюсь, — прости...
 Она взгляда не отводит. Глаза у нее как у собаки бешеной. А сама ничего, симпатичная. В чем-то таком длинном, белом, белоснежном, можно даже сказать.
 — Приношу свои извинения, благородная госпожа, — выручает тут меня Мархаэоль. Баба та кивает, взгляд ее делается добрее чуточку. И начинают они с Мархаэоль чего-то обсуждать. Типа Мархаэоль опять пытается про Маркулия выяснить.
 Я на арену посмотрел — а там уже все закончилось, весь поединок. Блин! Я и не видел ничего, никакого поединка! Поди пойми теперь, чего там, на арене, было. Какой такой поединок? Чем один другого уделал? Ни фига не ясно. Один из бойцов стоит живой, а второй на коленях, руками за голову держится. И тут вдруг со всех сторон к этому, который на коленях стоит, серый туман потянулся. Не было никакого тумана и вдруг появился!
 Туман вокруг него собрался, потемнел, темно-синим сделался. Не видно уже этого, который на коленях стоит. Синий шар на арене. И шар этот резко так сжался в точку, ярко-ярко вспыхнул и исчез.
 Ага, думаю. Типа крындец настал побежденному. Жалко, не видел я, как бой проходил-то.
 Мне вдруг интересно стало, как они здесь дерутся. Типа разборок у них тут, наверное. Любопытно...
 Но любопытно мне недолго было. Потому что громкий голос опять начал говорить:
 — Благородный господин Аралон Крэссат от лица покровителя области Драф, лорда-демона Симмаархаала Нэга, вызывает на поединок тварей Срединного Мира, присутствующих здесь!
 Мне показалось, что я оглох. Не, серьезно! Такая тишина наступила после этих слов, что я невольно прочистил горло, чтобы убедиться, что все еще слышу. Убедился, слышу, Лучше бы не слышал...
 Мархаэоль слабо застонала и закрыла лицо ладонями.
 — Что? — спросил я. — Хреново, да?
 — Лорд-демон Симмаархаал Нэг нашел способ расквитаться, — проговорила она.
 — И чё? — не понимаю. — Ну, поединок — плевать на него! Подумаешь — на бой вызвал! А мы болт забьем! Не пойдем, в смысле...
 — Нельзя. — Мархаэоль отняла от лица ладони, и я увидел вдруг в глазах ее боль.
 — Почему нельзя? — спрашивает Гнусь.
 — Отказавшиеся от вызова сразу же теряют право на чье-либо покровительство, — поясняет Мархаэоль.
 — То есть... получается... — До меня постепенно начинает доходить смысл. — Типа если мы не пойдем, нас тут же шлепнут? Не, норма-а-ально, да? Офигели они тут совсем?!
 — Таковы правила Театра Колесниц, — упавшим голосом ответила Мархаэоль.
 Так, думаю. Крындец нам наступил уже не полный даже, а наиполнейший. Полнее и не бывает.
 Значит, та паучья рожа в таверне нас сюда специально отправила. Ну, это понятно — она же на лорда этого своего работает. Таверна «Мистраль» — она же в области, которую этот лорд держит. Вот хозяйка и выслуживается, сука.
 Ладно, а нам-то чего теперь делать?
 Я смотрю на Гнуся. Он — на меня.
 — Чего, — говорит, — Прыжок, в таверне вроде бы, я так понял, этих сук замочить можно. Знаешь, схожу-ка я на бой с этим... с благородным господином, мать его... Ну-ка, дай-ка мне вот эту штуку... — И Гнусь принимается отбирать у Колобка один из его мечей. Колобок, видать, ошалел окончательно — криво так улыбается, спокойненько Гнусю меч отдает.
 Я смотрю на Гнуся и понимаю, что это он себя сейчас сам заводит. Давно я его знаю, видел такое не раз уже. Вроде бы сидит себе тихонечко, а потом — как давай сам себя накручивать! Глядишь — вокруг уже одни трупы.
 Нет, думаю, они Гнуся в два счета сожрут. Не годится так. Лучше я сам пойду, посмотрю, из чего сделаны мозги у этого крутого благородного... как его там?..
 Я уже хочу встать — не могу. Блин! Чё случилось-то?!
 Гляжу, а Мархаэоль свою ручку на колено мне положила, к скамье прижала и не отпускает. Ручка-то на вид нежная, тоненькая, а силища в ней — не шевельнуться.
 Я обалдел вначале, на нее смотрю, прямо в глаза ей. А Мархаэоль тихонечко так головой мотает. Типа не лезь...
 Не, нормально, да?
 А Гнусь уже вниз по лестнице потопал, мечом Колобковым помахивает.
 — Эти суки, — говорит, — Дашу убили. Им теперь самим не жить, мать их!
 Я смотрю на Мархаэоль, злость во мне кипит. Дергаюсь изо всех сил — пустой номер.
 — Пусти, — говорю. — Пусти, сука!
 Она молчит. Только опять головой еле заметно так мотает. Типа хрен тебе, Прыжок.
 — Убью, зар-раза! — шиплю на нее.
 — Убей, — соглашается она шепотом.
 Я на наших оглядываюсь. Никто ничего не замечает. Блин, позорище-то какое, мать твою! Получается, я приятеля своего подставил! Блин! В голове каша царит, не понимаю, чего делаю.
 — Назови свое имя! — грохочет голос над ареной.
 — Гнусь!
 И его голосок почему-то тоже разносится над Театром, и ничуть даже не тише. А когда голос Гнуся такой громкий, это, скажу вам, страху наводит, будьте уверены.
 — Назови свое истинное имя! — требует голос.
 Я ошалел слегка, а потом сообразил, что это он настоящее имя требует назвать. Ну, Гнусь тоже не дурак оказался.
 — Сергей Ватолин! — кричит.
 — Бой открыт! И пусть победит сильнейший!..
 Посмотрел я на этого благородного, который против Гнуся вышел, — так себе, хиляк какой-то. Стоят они на арене, даже отсюда видно, как Гнусь усмехается, берет меч поудобнее.
 А хиляк тот разводит в стороны руки, и в правой руке его тоже меч. Но короткий очень, раза в два короче того Колобкового, с которым Гнусь на арену вылез. Ага, думаю, сейчас Гнусь этому хрену покажет, как железяками махать.
 А хиляк этот вдруг словно бы прозрачным стал. Ну, не совсем прозрачным, конечно, не до конца. Но сквозь него все очень даже хорошо видно. И тут хмырь этот прыгает — как кузнечик, метров на двадцать, через всю арену, сука! — приземляется на корточки и мечом своим — Гнуся! Снизу вверх!
 — Твою мать! — не выдерживаю я.
 Меч прошел сквозь Гнуся, как сквозь масло. Гнусь покачнулся, выронил меч. И тут к нему со всех сторон, откуда ни возьмись, опять туман — волнами налетает, темнеет... и все...
 — Твою ма-а-ать... — Я невольно лицо ладонями закрыл.
 Но слышу, как Мархаэоль говорит:
 — Он теперь собственность лорда-демона Симмаархаала Нэга... Страшная участь уготована ему... страшная и вечная...
 Я руки опустил, посмотрел на Мархаэоль. Хотел ей сказать, но голос опять громыхает:
 — Благородный господин Аралон Крэссат от лица покровителя области Драф, лорда-демона Симмаархаала Нэга, вызывает на поединок тварей Срединного Мира, присутствующих здесь!
 Ну, блин!
 Хватит!
 Этот лорд-его-мать всех же нас перебьет, сука! А Мархаэоль силой своей помогать и не думает даже! Ничего, если я на арену вылезу, у нее другого выхода не останется просто!
 Я подскакиваю, словно меня шилом сзади ткнули. Мархаэоль тут же меня за руку хватает, обратно тянет. И тут я не выдержал и влепил ей пощечину.
 Не, нормально, да?
 Блин!
 Руку бы себе отрезал за это. Сам не знаю, как это получилось. Типа случайно. Я сам оторопел от этого, наши все на меня глаза вытаращили. Мархаэоль молчит, никакого выражения на лице нету совершенно, словно кукла.
 Я уже рот открыл, чтобы прощения у нее просить, да не успел. Громкий голос — сильный такой, ровный, уверенный в себе — внятно произнес:
 — Я принимаю вызов от лица тварей Срединного Мира, присутствующих здесь!
 Оглядываюсь. Наши все на месте, на арену таращатся. Коновалов так нервно хихикнул и пальцем ткнул — посмотри типа сам.
 Ну, смотрю.
 Идет по арене какой-то, в длинном черном плаще. Ужасно длинный плащ, по земле волочится. И вообще, весь он одет в черное такое — штаны, рубашка, сапоги черные...
 — Назови свое имя!..
 А лицо его мне знакомо. Блин! Ну знакомо же! Или это он так на кого-то похож?
 Но до тех пор, пока он не дал ответ на вопрос об имени, я никак не мог понять, кого же он мне так сильно напоминает...
 — Максим Игнатьев!..




 20. МАХВАТ


 — Назови свое истинное имя!
 — Махват Игнт! Повелитель провинции Антаар, мира Саакбарад!
 Прыжок захлопал глазами от удивления и повернулся к Мархаэоль. Та сидела, словно каменное изваяние, устремив неподвижный взгляд на арену.
 — Махват... — растерянно пробормотал Прыжок. — Игнт... Игнт?!
 — Мой брат, — ледяным тоном ответила Мархаэоль.
 — Вашу мать, — заявил Прыжок. — Кто бы мог подумать...
 Макс, то есть Махват Игнт, развел руки широко в стороны. Его противник Аралон Крэссат взмахнул мечом, сделал какое-то неуловимое движение и через секунду оказался прямо перед Махватом. Разворот, удар — шум рассекаемого воздуха слышен был даже на трибуне, где сидел Прыжок. Но...
 ...Махвата уже не было. Меч Аралона Крэссата пронзил пустоту. Со стороны казалось, что это вызвало удивление даже у него самого. Аралон Крэссат принялся озираться по сторонам в поисках исчезнувшего противника. Но вокруг никого не было. Однако что-то привлекло внимание Аралона Крэссата — какое-то легкое, едва уловимое дрожание воздуха, словно над раскаленным песком в жаркий полдень...
 А дальше все произошло удивительно быстро. Настолько быстро, что Прыжок даже не успел толком сообразить, что же случилось.
 Аралон Крэссат начал поворачиваться лицом к этому загадочному и еле видимому мареву в дальнем конце арены, когда из пустоты возникла темная фигура Махвата Игнта. Махват сделал одно-единственное движение рукой, и воздух распорол ослепительно яркий луч света. Луч этот протянулся над ареной, уперся в грудь Аралона Крэссата... и Аралон Крэссат застыл на секунду, чтобы в следующий же миг рассыпаться мельчайшей, почти невесомой золотистой пылью.
 Трибуны взревели. Многие повскакивали со своих мест, принялись аплодировать. Махват же прижал руки к груди и поклонился зрителям.
 — Чё это?! — опешил Прыжок.
 — Все, — спокойно заявила Мархаэоль. — Махват Игнт одержал победу.
 — А... А этот... как его... он где?.. — Прыжок растерянно хлопал глазами.
 — Аралон Крэссат теперь во владениях Махвата Игнта, — пояснила Мархаэоль. — В Саакбараде, в провинции Антаар.
 — Вот, блин! — Прыжок покрутил головой. — И чего теперь?
 Мархаэоль собиралась что-то ответить, но не успела.
 — Махват Игнт, повелитель провинции Антаар мира Саакбарад, — раздался громкий голос, — вызывает на поединок покровителя области Драф, лорда-демона Симмаархаала Нэга!
 — Он чё? — поинтересовался Прыжок. — Он на голову больной типа? Ну, братец твой...
 — Он поступает правильно, — возразила Мархаэоль. — Согласно правилам и независимо от исхода поединка эта битва будет последней. Больше никто не имеет права вызывать вас на бой...
 — Я принимаю вызов от лица лорда-демона Симмаархаала Нэга!..
 Прыжок присмотрелся. Навстречу Махвату Игнту по арене двигалась невесть откуда взявшаяся высокая фигура в таком же длинном плаще, только ярко-синего цвета. И вся одежда его тоже была ярко-синей...
 — ...Назови свое имя!
 — Рагдар Игнт! Повелитель провинции Пра мира Саакбарад!
 — Офигеть можно, — покрутил головой Прыжок. — Ну и семейка у тебя, Мархаэоль... У вас там никто с крышей не дружит типа, да?
 — Я не знала, что Рагдар тоже в Багнадофе... — вздохнула Мархаэоль. — Он всегда был против моей затеи...
 — А Макс? — спросил Прыжок.
 — Кто?! Ах, Махват, — кивнула Мархаэоль. — Он считает, что я приняла верное решение, но методы мои он не одобряет. — И она почему-то с грустью посмотрела на Прыжка.
 Прыжок не понял, что она имела в виду. Но ему сейчас было и не до того. Все внимание Прыжка захватило происходящее на арене.
 Две фигуры, с такого расстояния почти неотличимые одна от другой. Даже движения их были почти одинаковые. Словно посреди арены находилось зеркало, отражавшее одного-единственного бойца. Лишь цвета одежд делали противников непохожими — глубокий черный и ярко-синий.
 Синхронные движения рук, разводимых в стороны... два ослепительных луча света, вспыхивающие в воздухе над ареной, упирающиеся друг в друга...
 В центре арены мгновенно вспухает громадный черный шар. Прыжок вздрогнул — это было очень похоже на то, что ему пришлось наблюдать в Москве, на Севастопольском проспекте. И Прыжок очень хорошо помнил, чем все тогда закончилось...
 Но сейчас — в Багнадофе, на трибуне Театра Колесниц, — это уже не вызывало изумления. Прыжок покосился на Мархаэоль — она расслабилась, лицо ее выглядело умиротворенным.
 — Тебе фиолетово, что твои братишки сейчас друг дружку поубивают? — ехидно поинтересовался Прыжок.
 — Рагдару не одолеть Махвата, — спокойно ответила Мархаэоль, поворачиваясь к Прыжку. — Он всегда был слабее. И всегда считал себя сильнее, чем есть на самом деле. Так что, Толик... — она склонила голову к плечу Прыжка, — теперь все будет в порядке. И мага мы отыщем обязательно. Раз Махват тоже здесь, значит, он идет тем же путем, что и мы. — Она потерлась щекой о куртку Прыжка.
 — Погоди, — пробормотал Прыжок. — Стой, я не въезжаю чего-то... Не понимаю...
 — Чего именно? — шевельнула изящными бровями Мархаэоль.
 — Тебе чего, фиолетово, что ли, что один из твоих братьев погибнет?!
 — Никто не может погибнуть, — улыбнулась Мархаэоль. — А провинции Пра и Антаар всегда воевали между собой. И данная ситуация — наиболее приемлема...
 — Приемлема, говоришь... — буркнул Прыжок, ничего не понимая...
 ...А на арене в этот момент черный шар распух уже метров до десяти в диаметре. Он заблестел, и по поверхности его начали змеиться молнии. Два луча света от каждого из противников упирались в него. Фигуры Махвата и Рагдара были напряжены. Чувствовалось, что они прилагают все усилия для того, чтобы сделать... что именно — Прыжок не понимал. Но сидящие на трибунах, очевидно, понимали это очень хорошо.
 Шум и выкрики, подбадривающие соперников, наполняли воздух. Сидевшая перед Прыжком женщина — та самая, к которой он недавно случайно прикоснулся, — привстала, подалась вперед. Даже сзади, со спины было хорошо заметно, какой интерес вызывает у нее поединок. Прыжок даже отвлекся на миг, разглядывая напряженную изящную фигурку, рассыпанные по плечам черные волосы...
 Прыжок нахмурился и скосил глаза на Мархаэоль — та сидела спокойно, равнодушным и даже слегка ленивым взглядом наблюдая за происходящим на арене. Прыжок посмотрел туда же, куда и Мархаэоль. И вовремя. Потому что как раз в этот момент черный шар в центре арены дрогнул, пропали мечущиеся по его поверхности извилистые молнии. И шар стремительно метнулся к Рагдару. Словно кто-то невидимый изо всей силы ударил по нему, как по мячу. Рагдар отпрыгнул, упал на песок, перекатился. Но шар настиг его и накрыл собой. Затем стремительно сжался, вспыхнул фиолетовым пламенем, и в воздухе осталось лишь слабо различимое облачко оседающей золотистой пыли.
 Зрители на трибунах взвыли. Сидевшая перед Прыжком женщина обернулась. Лицо ее сияло радостью, но Прыжок оторопел от изумления: в глазах женщины полыхал огонь. И это не метафора — самый настоящий огонь. Словно бы в глазницах её бушевало пламя двух крошечных, но сильных костерков. Язычки огня выплескивались наружу, озаряя кожу неестественным красноватым цветом, превращая лицо женщины в невыразимо прекрасную, но вызывающую необъяснимый ужас маску демона.
 Прыжок опомнился, только почувствовав, как Мархаэоль трясет его за плечо.
 — Не смотри, Толик, — шептала она. — Не надо. Это опасно...
 Прыжок рассеянно кивнул. В душе его неожиданно возникло непонятное желание. Ему захотелось нырнуть в эти огненные глаза, упасть в пылающие пропасти, раствориться в них без остатка. Эти огни манили к себе, притягивали, звали. И сопротивляться этому зову было очень трудно.
 — Благородная госпожа! — Прыжок вдруг понял, что слышит голос Мархаэоль, обращенный к этой женщине, как сквозь слой ваты. — Благородная госпожа! Смею заметить, что эти гости находятся под моим покровительством!..
 ...Огненный взгляд, пылающие пропасти, в которых тем не менее отчетливо угадывались зрачки... Изящные губы, белоснежные зубы... Мягкий и влекущий голос...
 — Все без исключения?!
 ...Легкое недоумение, разбавленное едва заметным раздражением...
 — Совершенно верно, благородная госпожа, — все без исключения. — В голосе Мархаэоль начинает проявляться тревога — слабая, едва уловимая.
 — Приношу свои извинения, благородная госпожа... Я не предполагала... Но я ни на чем не настаиваю... И никого не заставляю...
 Слова обращены к Мархаэоль, огненный взгляд — к Прыжку...
 — Толик...
 Прыжок, сделав над собой невероятное усилие, прикрывает глаза. На один короткий миг. И сразу же становится легче. Нет уже этого сумасшедшего и безудержного желания нырнуть в огненную пропасть, сгореть в ней без остатка. И до слуха доносится разочарованный вздох женщины-демона. Грустный вздох, прекрасный, как и она сама, как и ее пылающий взгляд... Увидеть бы его еще хоть один разочек...
 — Толик!..
 — Да... я не смотрю... — Прыжок отвел взгляд в сторону.
 И увидел Макса.
 Макс не спеша поднимался сюда, к ним, по лестнице. Длинный плащ его из тончайшей черной материи плавно струился следом, подобно морской волне. Когда Макс проходил мимо, сидящие на трибунах оборачивались и — кто-то одобряюще, кто-то укоризненно — смотрели ему вслед.
 Прыжок вдруг удивился тому, насколько изменился Макс. В нем уже почти ничего не было от прежнего, хорошо знакомого, хотя и неприятного типа. Кожа лица его стала чистой и бледной. Волосы сделались черными, прямыми и густыми — Прыжок никогда не видел таких. Но больше всего изменились глаза. Даже не сами глаза, а взгляд. Он стал уверенным, холодным, властным и безжалостным. Только посмотрев ему в глаза, Прыжок понял, что перед ним уже не Макс — Махват Игнт. И не кто иной...
 Махват приблизился к трибуне, где сидели Прыжок и остальные. Мархаэоль встала, положила ладони ему на плечи, слегка приподнялась на цыпочках и поцеловала его в щеку. Молча.
 Махват сдержанно кивнул. Тоже молча.
 — Поздравляю тебя с расширением владений, — произнесла Мархаэоль.
 — Благодарю, — ответил Махват. — Антаар давно уже стал тесен для меня.
 — Новая провинция...
 — Да. Новая провинция. Пра. Но мне этого мало. Как и тебе, Мархаэоль. — На губах Махвата промелькнула едва заметная улыбка.
 — Макс?.. — осторожно произнесла Катя тихим голосом.
 Казалось, только теперь Махват Игнт обратил внимание на сидящих на скамье. Он обежал взглядом лица команды и произнес:
 — Приветствую вас в Багнадофе.
 — Ну, здравствуй, Макс, — проскрипела Эллина.
 — Ничего, если мы тебя типа Максом звать будем? — ехидно поинтересовался Прыжок.
 Тонкие губы Махвата тронула едва заметная саркастическая усмешка.
 — Для меня это не имеет значения, — безразлично ответил он. — Мне не станет ни лучше, ни хуже от того, что ты или другие будете называть меня этим именем.
 Прыжок ощутил прилив неимоверной злости. Ведь с этим человеком... нет, не человеком. И даже не с Максом, не с Максимом Игнатьевым — с Махватом! Он с ним прошел от засады возле метро «Профсоюзная», через Битцевскую пустошь, до пристанища мага и обратно. И всю дорогу ожидал от него какого-то подвоха. Ждал, что Макс окажется шпионом Корпуса Верных Защитников. Или тайным магом, скрывающим свои способности. Или членом какой-нибудь другой команды, преследующей те же цели, что и Влад Данихнов...
 Все оказалось гораздо хуже.
 И сейчас, глядя на холодно-равнодушное лицо Махвата Игнта, Прыжку с трудом верилось, что это существо — брат Мархаэоль.
 Потому что сразу же вспоминалось, с какой легкостью, ни секунды не раздумывая, этот Махват только что разделался со своим братом — Рагдаром Игнтом.
 И тут же всплывало в памяти лицо Даши. И то, что от нее осталось...
 — Значит, Макс, правильно я тебе не верил, — кивнул Прыжок. — Отсюда ты, значит. Типа из этих... Даша — твоя работа?
 — Она слишком много знала, — равнодушно ответил Махват.
 — Сука ты, Макс, — злобно произнес Прыжок. — Пристрелил бы тебя!
 Махват обернулся к Прыжку и остановил на нем свой взгляд. Холодный, полный необъяснимой силы и очень хорошо различимой жестокости. Прыжку стало не по себе.
 — От твоей игрушки слишком много шума, сестра. — Махват посмотрел на Мархаэоль.
 — Это тебя не касается, — отрезала она.
 — Он мне не нравится, — сказал Махват.
 — Тебе никто из них никогда не нравился, — возразила Мархаэоль.
 Прыжку не понравились эти слова. Слишком уж многозначительно они прозвучали. Но говорить он ничего не стал.
 — Ты права, сестра, — согласился Махват. — Но путь в Харамишат лежит через Антаар. Поэтому твоей игрушке лучше меньше шуметь.
 — Ты, сука! — разозлился Прыжок. — Ты чё гонишь-то, а?!
 — Толик, замолчи, — произнесла Мархаэоль. И сказано это было таким тоном, что Прыжок невольно запнулся. Желание врезать этому Махвату куда-то пропало. Он просто набрал полную грудь воздуха, выдохнул его и отвернулся.
 На арене уже происходил следующий поединок. Именно не бой, а поединок.
 Две хрупкие на вид женщины невысокого роста состязались в чем-то совершенно непонятном. Кто из них быстрее вырастит самый красивый цветочный куст — по крайней мере, выглядело это именно так.
 Два больших куста стремительно выбрасывали побеги, распускали широкие листья, вспыхивали разноцветьем самых разнообразных лепестков.
 Женщины, одетые в короткие светлые туники, стояли рядом с ними, поводя над растениями руками, нашептывая им что-то, прикасаясь к ним ладонями, коленями, грудью... И вдруг один из этих дивных кустов, ветви которого были украшены широкими светло-зелеными листьями с металлическим отливом, — этот куст взметнулся фонтаном змеящихся побегов, обвил ими женщину, погрузившую в этот момент свои руки в самые недра куста, рванул к себе...
 Над ареной прозвучал громкий, полный боли и страдания крик. А трибуны взорвались аплодисментами и громкими возгласами.
 Прыжок скользнул взглядом по той огненноглазой женщине-демону. Женщина, словно бы почувствовав на себе его взгляд, обернулась. Прыжок напрягся. Но напрасно. Глаза у женщины были самые обычные. Добрые и немного грустные. Как и мимолетная улыбка, которой женщина-демон одарила Прыжка.
 Прыжок занервничал, отвел взгляд. Он совсем не был уверен в том, что женщина не вытворит что-нибудь, могущее представлять опасность. Прыжок хотел отвернуться, но вспомнил, что за спиной его стоит Мархаэоль Игнт со своим братцем.
 Смотреть на них у Прыжка не было ни малейшего желания. Даже Мархаэоль сейчас видеть ему не хотелось. Но Прыжок отлично слышал, о чем они говорят — Мархаэоль с Махватом.
 — Ты нашел мага? — спросила Мархаэоль.
 — Нет. Но он в Самате. Где-то там.
 Прыжок не видел, куда указывает Махват. Да это все равно и не дало бы ему никакой информации — Самата же Прыжок не знал.
 — В той стороне Цитадель-На-Шести-Островах, — недовольно сказала Мархаэоль.
 — Да. Это меня и беспокоит. Я собираюсь к центру Самата. Ты будешь сопровождать меня?
 — Да. И они — тоже.
 — Ни к чему... хотя... пусть едут, мне это безразлично.
 — Толик, пойдем.
 Прыжок почувствовал прикосновение к своему плечу.
 Ему очень хотелось послать все подальше, но — что делать? Он вздохнул и затопал вслед за остальными, спускавшимися уже по лестнице.




 21. ЦИТАДЕЛЬ-НА-ШЕСТИ-ОСТРОВАХ


 Было хорошо понятно, что Махвата не особо жалуют в Театре Колесниц. А может быть, и вообще в Самате... Несмотря на его победу в состязаниях (или, может быть, благодаря именно ей), все больше и больше глаз, устремленных на него, выражало неодобрение, раздражение, а порой и явную ненависть. Никто не осмеливался открыто проявлять свои чувства, но глаза говорили не хуже языка.
 Словно какая-то весть разнеслась по Самату, словно Махват вдруг стал едва ли не врагом для каждого из присутствующих здесь. Это чувствовалось во всем. Даже воздух вокруг Махвата Игнта потемнел, словно бы над головой его зависла небольшая туча.
 Толпа, собравшаяся возле ворот Театра Колесниц, расступалась, пропуская Махвата и идущих за ним. Шум голосов стихал. Лица выглядели настороженными. Махват шел гордо подняв голову, не глядя по сторонам. Словно происходящее вокруг его совершенно не касалось. Словно бы он не чувствовал того, что ощущал даже Прыжок, — напряженной недоброжелательности окружающих.
 Арка ворот вспыхнула темно-малиновым светом, когда Махват проходил под ней.
 Толпа за воротами была не менее густой, чем перед ними. И все так же молча расступались, едва завидев Махвата.
 Возле набережной стояла большая ладья. Изящные сходни с ажурными перилами протянулись от ее бортов до брусчатой мостовой. Возле сходен неподвижно замерли двое в черной одежде. Черные штаны, рубашки, сапоги. Длинные черные плащи. Короче, оба они решительно всем напоминали Махвата — очевидно, своего повелителя. Прыжок посмотрел им в лица и вздрогнул — лиц не было. В обрамлении густых волос медленно клубились пятна огненного тумана, изредка вспыхивающего синеватыми молниями.
 — Мои слуги, — небрежно бросил Махват, ступая на сходни.
 Мархаэоль, очевидно привыкшая к подобному облику, даже не оглянулась на них и последовала за братом.
 — Пошли, что ли? — нерешительно пробормотал Коновалов. — Блин! Ну и рожи...
 Остальные промолчали.
 Прыжок заметил, что все — и Эллина, и Катя, и Коновалов с Колобком, — все смотрят на него. Словно бы он сделался главным в команде, словно бы только от него теперь зависело принятие решений.
 Прыжку это не понравилось.
 — Чего уставились? — сердито спросил он Эллину.
 Она растерянно пожала плечами.
 — Ты чего? — агрессивно спросил Прыжок. — Командир типа или все такое? Я здесь должен распоряжаться, что ли?!
 — Да нет, — тихо ответила Эллина. — Просто...
 — Чего — просто? — напирал Прыжок.
 — Ничего, успокойся, — подала голос Катя.
 Прыжок хотел было опять возмутиться, но Катя, не глядя на него, легко взбежала по сходням.
 Прыжок недовольно хмыкнул и тоже поднялся на борт.
 В ладье оказались еще несколько слуг Махвата — точно так же одетых, с точно такими же туманными сгустками вместо лиц. Прыжок обратил внимание, что никакого оружия у них не было. Да оно, наверное, и не нужно им — при таком-то хозяине...
 Вся команда Эллины столпилась возле левого борта, стараясь держаться вместе. Даже Мархаэоль встала рядом с ними. Лишь Махват отошел на нос ладьи.
 Плавно качнулись и поплыли назад причудливо изукрашенные стены Театра Колесниц. Ладья постепенно набирала ход. Нос ее решительно вспенивал моды канала, сделавшиеся теперь совершенно черными.
 Прыжок перегнулся через борт и посмотрел вниз. В черноте воды вспыхивали кроваво-красные искры, недобро разгорались и медленно гасли таинственные огни. Выложенного плитами дна канала не было видно совершенно.
 — Что это такое — цитадель? — спросил Прыжок у Мархаэоль.
 Вопрос он задал почему-то шепотом. Гнетущая тишина, обрушившаяся на них, не вызывала никакого желания разговаривать в полный голос. И Мархаэоль ответила Прыжку точно таким же шепотом:
 — Цитадель-На-Шести-Островах, — проговорила она. — Стержень миров, их ось. В каждом мире, кроме Срединного, есть подобное. Шесть миров нанизаны на иглу Цитадели, Багнадоф — лишь верхний из них. Следующим идет Саакбарад — более могущественный, более великий, чем Багнадоф. А основание Цитадели-На-Шести-Островах повисло в пустоте, поддерживаемое силой того, равного которому нет и не будет.
 — Сад Черных Сердец находится там же? — неожиданно подала голос Катя.
 Мархаэоль вздрогнула и повернулась к ней.
 — Почему ты вспомнила об этом? — строго спросила она.
 — Летописи, — спокойно ответила Катя. — Я там прочла...
 Катя с интересом слушала слова Мархаэоль, в глазах ее горело неподдельное любопытство.
 — Сад Черных Сердец находился у подножия Цитадели-На-Шести-Островах, — неохотно ответила Мархаэоль. — Эти сердца питаются той же силой, что поддерживает в равновесии основание Цитадели... Но сейчас там ничего нет, Сад пуст. Единственное Черное Сердце находится сейчас в Срединном Мире...
 — И из Сада можно лопасть прямо к нему, — с улыбкой закончила Катя. — А нам как раз туда и надо.
 — Ты уверена? — Губы Мархаэоль исказила усмешка.
 — Абсолютно, — подтвердила Катя.
 — И ты готова встретиться с актар-гаггш? — Мархаэоль едва удерживалась от смеха.
 — С кем?! — не поняла Катя.
 — Актар-гаггш, — повторила Мархаэоль. — Те, кто сторожит Черное Сердце. Ни одно существо Срединного Мира не пройдет к нему...
 — Однажды это удалось, — вступила в разговор Эллина. — Я тоже читала летописи, я знаю.
 После этих слов наступило молчание. Мархаэоль смотрела на Эллину тяжелым взглядом. И даже Махват, стоявший на носу ладьи, обернулся.
 Все члены команды вдруг вспомнили, зачем они здесь. Поиски мага, заклятия, все прочее отступило на второй план. Главная задача, то, ради чего они оказались здесь, мгновенно всплыла и заслонила собой все остальное.
 И тут раздался голос Махвата Игнта.
 — Ты права, — сказал он. — Черные Сердца питали своей силой то, что изменило Срединный Мир. Все три Каганата возникли благодаря лишь их силе. И если уничтожить Черное Сердце, питающее Каганат Раш, то жители Срединного Мира легко смогут одержать победу над теми, кто вторгся к ним. И я готов помочь вам в этом. Мои слуги — отменные воины. Они займутся актар-гаггш и позволят вам проникнуть туда, где хранится Черное Сердце. Но без определенных заклинаний вы ничего не сможете сделать. Лишь сила, заключенная в записях Николая-летописца, способна сделать это. Она может даже принести вред Цитадели...
 — Почему ты нам помогаешь? — спросила Эллина. — Ведь если уничтожить Цитадель...
 — Нет! — оборвал ее Махват. — Я не помогаю вам уничтожить Цитадель-На-Шести-Островах! Я помогаю вам уничтожить Каганат Раш.
 — Потому что гибель Цитадели будет и гибелью твоего мира? — спросила Катя. — Верно, Макс?
 — Да, — после минутного молчания ответил Махват. — Но еще и потому, что уничтожить Цитадель-На-Шести-Островах невозможно. Это не просто опасная, но и бесполезная попытка. Можно ее повредить, но уничтожить — нет! Нет силы, способной противостоять тому, кто поддерживает в равновесии основание Цитадели.
 — Ты в этом уверен? — спросила Эллина.
 Вопрос ее прозвучал очень тихо, но все равно окружающие превосходно расслышали его.
 И словно бы волна пробежала по рядам слуг Махвата. Вздрогнула Мархаэоль, и взгляд ее наполнился тревогой. А сам Махват Игнт промолчал. Лишь глаза его пристально уставились на Эллину...


* * *

 ...Ладья неслась, рассекая воды канала. Маслянисто-черные волны лениво откатывались в стороны. То ли уровень воды здесь был выше, то ли просто набережные просели от времени, но все дома вокруг были погружены в воду чуть ли не по самые окна первых этажей. Черные волны разбивались о старые камни покинутых жителями домов. Обрушенные местами стены, зияющие провалы окон, опаленные камни — все это очень напоминало Москву, оставленную совсем недавно.
 Небо над головой приобрело недобрый красноватый оттенок. Впереди тоже что-то неразборчиво алело.
 Воздух сделался холоднее, его цепкие шершавые пальцы неприятно царапали кожу лица. Прыжок поежился.
 — Холодно, — пробормотал он и посмотрел на Эллину.
 Та кивнула в ответ и зябко передернула плечами.
 — Чего ты про сад какой-то начала? — тихо спросил Прыжок.
 — Забыл, зачем мы здесь? — сердито скрипнула Эллина. — Если нам сейчас удастся провернуть это дело...
 — Это-то я понимаю типа, — нетерпеливо прервал ее Прыжок. — Одного я не понимаю. Чего это Макс нам помогать вздумал?
 Эллина не ответила. А Прыжок вдруг вспомнил, как Макс уверял, что тоже — как и все остальные — терпеть не может гоблинов и мир, откуда они явились. И то, с каким жаром он это делал, убеждало Прыжка в том, что Макс был искренним. Отношение же к Максу зрителей у Театра Колесниц говорило о том, что неприязнь его к Багнадофу была взаимной.
 Вода за бортом постепенно теряла свой маслянистый блеск, делалась матово-черной. А прямо по курсу ладьи вставало какое-то невиданное строение.
 Громаднейших размеров мост, меж грязно-серыми быками которого несся поток воды. Только когда ладья оказалась под мостом, Прыжок получил представление об истинных его размерах. Такое впечатление, что плыли они в бесконечном туннеле, сквозь проломы в своде которого багрово-красное небо роняло на черные воды канала тревожные пятна. Степы этого туннеля были изрезаны глубокими трещинами, закопчены и оплавлены огнем. Возвышающиеся из черных волн опоры местами были словно бы обглоданы зубами неведомых чудовищ. Некоторые из опор рухнули, и остатки их торчали из воды уродливыми обломками.
 Слуги Махвата выстроились вдоль бортов. Свет от их огненных лиц был, пожалуй, единственным, что освещало ладью. Сам Махват по-прежнему стоял на носу судна, и лицо его отражало явную тревогу.
 — Они не пропустят нас, — убежденно произнес он. — Они знают, зачем мы плывем туда. Догадываются, почему мы помогаем существам Срединного Мира. Они почувствовали это уже давно, еще когда мы были у Театра Колесниц...
 — Они не в силах нам помешать, — заявила Мархаэоль.
 — Ты ошибаешься, — возразил Махват. — Оглянись вокруг. Этот мост помнит прежние битвы. И заклятия, наложенные на эти камни, — я чувствую их до сих пор, спустя столько веков...
 Ладья замедлила свой ход. Казалось, даже воды канала препятствуют ее продвижению. А может быть, так оно и было на самом деле. Может быть, силы, превосходящие силы Махвата Игнта, решили не пропускать их к Цитадели-На-Шести-Островах...
 Ладья наконец-то выплыла из-под моста и оказалась в широком заливе. По берегам его высились строения, имевшие с остальными зданиями Самата очень мало общего. Пустые и полуразрушенные дворцы, руины, оплавленные камень и кирпич, закопченные стены... В воздухе повисло отчетливо ощущаемое напряжение. По непонятным причинам вид каждого дома, каждого камня вызывал у команды необъяснимый страх, словно бы мог таить в себе смертельную опасность.
 Это были кварталы ужаса. Ничто из Самата не имело права быть здесь. Лишь древний страх, появившийся, наверное, еще во времена, предшествовавшие всем ныне существующим, в годы былых сражений, в века становления Багнадофа, в тяжкие для него тысячелетия.
 Ладья еще больше замедлила свой ход. Волны за бортом исчезли, и судно плыло — точнее сказать, еле двигалось — словно в густой черной жиже, в которую превратились воды канала. Через несколько мгновений ладья и вовсе остановилась. Черная гладь за бортом начала светлеть, принимать темно-серый цвет. По ее поверхности пробежали извилистые трещины. И вот уже ладья стоит на глиняном поле, поверхность которого все больше и больше светлеет.
 — Все! — заявил Махват. — Нужно уходить...
 И, не дожидаясь никого, он прыгает за борт.
 — Быстрее! — кричит Махват.
 Мархаэоль подталкивает Прыжка к дощатому борту. Прыжок смотрит вниз — вроде не очень высоко, — забирается на борт и прыгает. Твердая глина ударяет его по пяткам, и Прыжок вынужден присесть и опереться на руки, чтобы не упасть. И тогда он чувствует, что глиняная поверхность горячая.
 Прыжок смотрит, как покидают судно Мархаэоль, Эллина, Катя, остальные. Через миг на ладье не осталось никого, кроме слуг Махвата.
 — А они? — недоуменно спрашивает Прыжок. — Они чего же?!
 — Они больше не нужны, — пожимает плечами Махват. — Они останутся здесь и ненадолго отвлекут внимание от нас...
 — Сука ты, Макс, — кивает Прыжок. — Сукой был, сукой и останешься. И все такое...
 Но Махват уже не слушает его. Быстрым шагом он направляется к глиняным холмам, высящимся на берегу бывшего канала.
 — Толик, пошли. — Мархаэоль тянет его за рукав. — Быстрее...
 Прыжок в последний раз оглядывается на ладью — над бортом возвышаются равнодушные силуэты с клубящимся огненным туманом вместо лиц — и идет следом за Мархаэоль.
 Идти приходится все быстрее. Глина под ногами раскаляется все больше, ее жар чувствуется даже сквозь подошвы сапог. Последние метры, остающиеся до берега, они преодолевают уже бегом.
 Выскочив на набережную, Прыжок без сил падает на землю. И только тогда замечает, что остальные, тяжело дыша, вповалку лежат рядом. Даже Мархаэоль присела на корточки. Лишь фигура Махвата возвышается над всеми.
 Прыжок садится и смотрит туда, откуда они пришли. Растрескавшаяся глина, в которую превратилась вода канала, отливает красноватым. В глубоких трещинах злобно переливается огонь. Алые язычки его все смелее пробиваются на поверхность, наполняя жаром иссушенный воздух. А вдалеке, на том месте, где осталась ладья, ярко пылает костер.
 Махват огляделся по сторонам и нетерпеливо махнул рукой в сторону моста, под которым они только что проплывали.
 — Нам туда! — сказал он. — Быстрее!
 Голос его был настолько властным, что никто и не подумал ему возразить. Все покорно встали и пошли следом за Махватом.
 Каждый понимал, что им грозит опасность — им всем. И даже Махвату и Мархаэоль Игнт. Это ощущение опасности висело в воздухе, чувствовалось каждой клеточкой тела, входило в грудь с каждым глотком раскаленного воздуха. И если Махват считает, что лучше будет идти в ту сторону, то другого выхода нет, придется подчиниться.
 Дорога заняла не много времени. И путь их пролегал по кварталам, очень похожим на Москву — такие же развалины и руины. Только здания были в основном кирпичные и реже — из речного камня. Видно было, что развалинам этим очень много лет. На каждом обломке камня, на каждом осколке кирпича лежал толстый слой тяжелой пыли.
 Махват торопил, да остальные и сами спешили. Воздух делался все горячее, выступавший на лице пот мгновенно испарялся. Во рту пересохло, губы сделались будто чужие. В глаза словно песку насыпали, так и хотелось их потереть, но было страшно сделать это такими сухими и шершавыми пальцами.
 Возле моста высилось что-то вроде навеса. И все инстинктивно устремились туда. Но мнимая тень не принесла желанного облегчения.
 — Здесь уже можно... — непонятно произнес Махват, переводя дух.
 И сразу же стало прохладно. Словно невидимый купол накрыл всех, отгородив от палящего зноя. Мархаэоль, заметив вопросительный взгляд Прыжка и остальных, пояснила:
 — Силы Багнадофа мешают нам применить заклинания. А здесь, на мосту, кое-что получается...
 — Какой здоровенный мост... — прошептала Эллина.
 Мост действительно был огромен. Казалось, что поверхность его растянулась от горизонта до горизонта. Шестигранные плиты, которыми он был вымощен, сильно истерлись. Щели между камнями забились пылью. А в провалах густо алела раскалившаяся глина, заполнившая канал.
 — Жаль, что так получилось, — разочарованно вздохнула Мархаэоль.
 — Ничего, — успокоил ее Махват. — Попытаемся позже. И выйдем прямо к Цитадели-На-Шести-Островах. А сейчас... Будем пробираться к маяку?
 — Нет, — покачала головой Мархаэоль. — Мы не успеем.
 — Тогда уйдем прямо отсюда, — заявил Махват.
 Он обвел медленным взглядом всю команду. И тот, на кого падал его тяжелый взгляд, мгновенно начинал чувствовать в душе какое-то напряжение. Словно бы Махват Игнт выбирал себе жертву из числа присутствующих.
 Взгляд Махвата остановился на Кате.
 — Заклинания Николая-летописца у тебя, — утвердительно произнес Махват. — Они мне нужны.
 — Очень жаль, — спокойно ответила Катя, — но ты их не получишь...
 — Что?! — удивленно приподнял брови Махват.
 — Не отдам! — решительно заявила Катя.
 — Блокнот! — Махват требовательно протянул руку.
 — Я сказала — нет! — спокойно ответила Катя.
 Колобок, не отводя взгляда от Махвата, медленным и плавным движением обнажил свои мечи и встал рядом с ней.
 — Я мог бы забрать его и так, — усмехнулся Махват. — Не вам мериться со мной силой.
 — Попробуй, — согласилась Катя.
 Она словно была уверена в том, что ничего Махват Игнт сделать ей не сможет. И возможно, она оказалась права. Потому что Махват злобно сверкнул глазами и повысил голос:
 — В Багнадофе опасность угрожает не только нам с Мархаэоль! Вам тоже! Если мы с сестрой вынуждены будем уйти, вам несдобровать!
 Катя улыбнулась. Улыбка ее была совсем не злобной, даже наоборот — доброй и успокаивающей. Но в сочетании с меняющей цвет маской лица выражение получилось очень далеким от доброжелательности.
 — Ты слишком много знаешь! — гневно вскричал Махват.
 — Я знаю только то, — спокойно ответила Катя, — что эти летописи нельзя отобрать. Их можно только отдать. Или принять в дар. В Срединном Мире все иначе, там этот блокнот можно было отнять...
 — Нет, — мрачно возразил Махват. — Если бы можно было, я бы не таскался с вами по Срединному Миру. Я не имею власти сделать этого и там, у вас...
 — Катя, — вступила в спор Мархаэоль, — ты пойми. Здесь нам угрожает опасность. До Цитадели-На-Шести-Островах нам не добраться, сама видишь. А значит, вы не сможете попасть и к Черному Сердцу Каганата Раш. Возвращаться к маяку Хааргад тоже опасно. Лорд-демон Симмаархаал Нэг, покровитель области Драф и маяка Хааргад, только этого и ждет. А попасть в Саакбарад мы можем только либо от маяка Хааргад, либо... либо оттуда, откуда захотим, но при помощи заклинаний, находящихся в этих летописях.
 — Ладно, — неожиданно легко согласилась Катя. — Махват Игнт, я передаю тебе записи Николая-летописца. Передаю на время, для того, чтобы открыть нам путь в Саакбарад. И власти над этими заклинаниями ты не имеешь, Махват Игнт! — Голос Кати приобрел неожиданную твердость, в нем зазвучала счаль. Взгляд девушки сделался холодным и жестким, ничем не уступающим взгляду Махвата Игнта. А искусственная половина лица ее гневно полыхнула ярко-красным цветом. А затем Катя опять улыбнулась, полезла в сумку и вытащила оттуда блокнот.
 — Благодарю тебя, — проворчал Махват Игнт. — Лучше это, чем ничего...
 Махват пролистал блокнот, отыскал нужную страницу и громким, уверенным голосом произнес заклинание. Мгновенно в воздухе над каменными плитами моста возникло быстро расширяющееся черное пятно. И вскоре перед Махватом колыхался матово-черный овал — будто тончайшая, почти невесомая пленка вертикально повисла в воздухе.
 А затем Махват торопливо вернул блокнот Кате, упрятавшей его обратно в сумку. Словно блокнот жег Махвату руки, словно, продержи он его в ладонях хоть на секунду дольше, могло произойти что-то страшное.
 Махват проводил взглядом блокнот, вздохнул и подошел к черному овалу. Он осторожно протянул руку, и ладонь его погрузилась в черноту, словно в воду.
 Все затаили дыхание. И в наступившей тишине отчетливо прозвучал чей-то сдавленный возглас, полный страха и изумления.
 Махват вздрогнул, словно от удара, оглянулся по сторонам — возглас этот донесся со стороны широкой каменной колонны, высившейся метрах в пяти. Махват метнулся туда и выволок за шиворот...
 — Маркулий! — воскликнула Катя.
 — Маг! — заорал Прыжок. — Твою мать! Старый хрен!..
 Махват оттолкнул Маркулия. Тот, едва не упав, сделал несколько шагов, попятился и остановился. Дрожащие руки его были прижаты к груди, спина согнута, в глазах — ужас.
 — Ад, — прошептал Маркулий. — Преисподняя...
 — Именно так! — торжественно провозгласил Махват. — Преисподняя! И тебе здесь не место!..
 Махват сделал правой рукой движение, словно стряхивая с ладони невидимую воду. И в руке его оказался клинок с тонким лезвием.
 — Нет! — закричала Эллина, кидаясь к Махвату. Но тот одним движением руки отшвырнул ее с дороги.
 Прыжок бросил взгляд на упавшую Эллину, на неподвижно стоящую Мархаэоль, на трясущегося от страха Маркулия...
 — Стой! — заорал он. — Макс! Стой, зараза!
 Махват холодно посмотрел на Мархаэоль.
 — Забери свою игрушку, — ледяным тоном потребовал он.
 — Макс, сука! — крикнул Прыжок, подскакивая к Махвату. — Это кто игрушка? Это я игрушка?! Ах ты, с-с-сука!.. — и со всей силы ударил Махвата. Хотел по лицу, но промазал — угодил в плечо.
 Махват слегка покачнулся, удивленно посмотрел на Прыжка и нанес ему удар левой рукой.
 Удар был сильным, на ногах Прыжку устоять не удалось. Он понял это лишь тогда, когда грохнулся спиной о каменные плиты моста.
 В голове зазвенело, перед глазами все поплыло. Но сквозь муть и шум в ушах Прыжок все же разбирал происходящее вокруг.
 — Я мог бы уничтожить тебя одним взглядом! — крикнул ему Махват. — Благодари сестру, что так дешево отделался!..
 А затем Махват повернулся к Маркулию, сделал два широких шага, занес над головой клинок...
 ...и тут с Маркулием что-то произошло.
 Старый маг вдруг перестал дрожать и опустился на колени. Но поза его была весьма далека от покорности. Плечи мага распрямились, и глаза его уперлись в Махвата, стоящего над ним. Губы Маркулия шевельнулись, и тихий, но уверенный и почему-то полный необъяснимой силы голос его произнес одну короткую фразу:
 — Да запретит тебе Господь...
 ...И Махват замер на месте.
 Рука его дрогнула.
 И он медленно опустил клинок...




 22. ПРОВИНЦИЯ АНТААР


 Слова Маркулия словно бы нарушили некое таинственное равновесие, существовавшее в Багнадофе до этой секунды. Будто неведомая сила, непонятно чем сдерживаемая, получила свободу, вырвалась на волю, решив уничтожить дерзких пришельцев.
 Линия горизонта — вся, насколько хватало глаз, — полыхнула багровым отсветом. Небо потемнело, сделалось почти черным. Неполная луна залилась кровавым светом, словно разожгли далекий небесный костер. Воздух наполнился мощным гулом и ревом. Будто великое множество могучих и нестерпимо озлобленных чудовищ разом подали свой голос. Подул резкий, холодный ветер, поднялись и закружились смерчем тучи пыли.
 — Как ты осмелился? — прокричал Махват, стараясь перекрыть голосом свист ветра.
 — На все Его воля... — тихо ответил Маркулий.
 И слова его — негромкие и полные покорного смирения — были отчетливо слышны, несмотря на грохот, рев и вой ветра. Сам Маркулий по-прежнему стоял на коленях, голова его была гордо поднята, но взгляд опущен. И, несмотря на эту свою позу, он не выглядел проигравшим.
 — Безумец! — взревел Махват Игнт. — Старый безумец!..
 Он за шиворот рывком поднял мага на ноги и подтолкнул его к черному овальному пятну.
 — Нам всем нужно уходить! — прокричала Мархаэоль. — И как можно быстрее!..
 Махват обхватил Маркулия, приподнял его над каменными плитами моста и швырнул в чернеющий овал. И черное пятно без следа поглотило его. Словно маг рухнул в глухие воды заброшенного пруда. Прыжку даже показалось, что по черной пленке пробежали круги, как от упавшего в воду камня.
 — Ты!.. — проорал Прыжок, вскакивая на ноги.
 Махват посмотрел на него бешеными глазами и нырнул вслед за Маркулием.
 — Толик! — Мархаэоль потянула Прыжка за рукав куртки. — Торопись!..
 Ветер развевал ее зеленые волосы, трепал платье, сбивал с ног. Золотисто-желтые глаза ее глядели испуганно. Она в страхе оглядывалась на пламенеющий горизонт, на словно бы залитую кровью луну в небе. И видно было, что ей очень хочется уйти отсюда, спрятаться. И она нетерпеливо тянула Прыжка к черному овалу, в котором исчезли Маркулий с Махватом.
 Прыжок оглянулся на остальных.
 Эллина продолжала лежать на мосту. Все ее попытки подняться на ноги сводились на нет безумными порывами ветра. Коновалов, пригибаясь под порывами урагана, шел к ней. Катя с Колобком, поддерживая друг друга, направлялись сюда.
 Прыжок посмотрел на Мархаэоль. Она еле заметно отрицательно помотала головой. Прыжка словно ледяной водой окатило.
 Оставить их здесь?! Всю команду?
 Нет!..
 — Один не пойду! — крикнул он.
 — Все пойдут! — сквозь шум ветра ответила ему Мархаэоль.
 Но взгляд ее был гораздо красноречивее слов. Прыжок понял, что соглашается она на это неохотно, с гораздо большим желанием Мархаэоль оставила бы всех здесь, на откуп неведомой и страшной силе. Если бы...
 Если бы была абсолютно уверена в том, что Прыжок не станет возражать...
 Катя и Колобок уже стояли возле черного пятна, Коновалов помогал Эллине подняться.
 — Что надо делать? — спросила Катя.
 — Идти туда! — крикнула Мархаэоль. — Просто идти! Ничего не бойтесь! Это не опасно!
 Катя посмотрела на нее, потом на черное колышущееся пятно и, глубоко вздохнув, шагнула туда.
 — Твою ма-а-а-ать! — проорал Колобок, ныряя следом за ней.
 Эллина помотала головой — очевидно, она еще не окончательно оправилась от падения — и посмотрела на Мархаэоль.
 — Ну гляди, — пригрозила Эллина. — Если что...
 Она не договорила, махнула рукой и прыгнула в черное пятно.
 — Я тоже, пожалуй, пойду, — оскалился Коновалов и последовал за Эллиной.
 — Толик!..
 — Ага, — кивнул Прыжок.
 Ему было страшно. Ветер усилился настолько, что Прыжок и Мархаэоль еле стояли на ногах. Бешеные порывы начали рвать черный овал, по нему поползли все более расширяющиеся трещины.
 — Толик!!!
 Прыжок взял за руку Мархаэоль, крепко, до боли сжал зубы и шагнул в колеблющуюся черноту пятна...


* * *

 ...Тишина.
 И темнота.
 Но не полная, не глухая и черная тьма. Словно густой и темный фиолетовый свет заполнил все вокруг.
 Спокойный воздух, слабый, еле ощутимый кожей лица ветерок, кажущийся после бешеных порывов едва ли не ласковым.
 Постепенно темнота светлеет, расступается, и начинают проявляться окружающие предметы. То есть не предметы — люди. Вся команда Эллины была на месте. Они стояли, ощетинившись стволами автоматов, готовые отразить нежданную опасность. Но ничего опасного вокруг них не было.
 Тьма посветлела настолько, что стало видно ровную площадку, усыпанную песком, на которой они все стояли. Площадка эта была небольшая — метров пять в диаметре. А вокруг нее плескались волны.
 — Остров... — пробормотал Колобок.
 Действительно, они стояли на крошечном островке. Волны с ленивым шипением накатывались на песок, подбирались к подошвам сапог, чтобы тут же испуганно отпрянуть обратно.
 Тьма рассеялась, но не окончательно. И стало понятно, что здесь сейчас царит ночь.
 Яркие звезды, сплетающиеся в никогда ранее не виданные созвездия, вспыхнули над головой. Их зыбкие отражения, ломаясь, заблестели в воде, рассыпались по волнам, играющим серебром. А вдалеке замаячили контуры гор, выпирающих из морских глубин.
 — И чего теперь? — пробурчал Прыжок. — Я плаваю хреново...
 — Этого не потребуется, — не оборачиваясь, обронил Махват.
 Сам он стоял возле самой кромки воды, повернувшись ко всем остальным спиной и устремив неподвижный взгляд куда-то в сторону гор. И там, куда он смотрел, вспыхнули огоньки, загорелись ровным светом, начали приближаться. Вскоре в тихое пение волн вплелся новый звук, и на фоне гор смутно замаячили контуры приближающейся ладьи.
 Ладья подошла к островку, огненнолицые слуги Махвата подали трап, и все поднялись на борт. И ладья, бесшумно развернувшись, взяла курс на темнеющие вдали горы.
 Тишина царила вокруг. Лишь слабый плеск волн о борта нарушал ее. Отсветы огня от лиц слуг Махвата разгоняли ночную тьму настолько, что можно было уже видеть друг друга. И тогда Прыжок заметил, что Махват и Маркулий стоят на носу ладьи. Взгляд Махвата, устремленный на мага, был полон ненависти. Глаза же Маркулия излучали спокойствие.
 — Я думал, что ошибся, — сказал Маркулий. — Но своего учителя забыть или перепутать с кем-либо очень сложно...
 — Своего учителя! — возмутился Махват. — Ты, старый пень, едва не погубил всех нас! Если ты попытаешься вытворить подобное здесь, я лично сверну тебе шею!
 — Вы были моим учителем...
 — Да! — раздраженно воскликнул Махват. — А ты был моим любимым учеником! Самым лучшим!
 — Спасибо...
 — Не стоит благодарности! — презрительно бросил Махват. — Очевидно, это неизменное качество всех лучших и любимых учеников — предавать своего учителя!..
 — Но вы служите злу... — попытался возразить Маркулий.
 — Зло или добро — какая разница? — прервал его Махват. — Не имеет значения, как это называют обитатели Срединного Мира. Вы сами придумали себе нелепые определения и пытаетесь следовать им с потрясающим и глупым упорством. Называй как хочешь — добро или зло. Не важно, чему я служу. Но ты предал это, Маркулий. Ты считаешь себя правым? — Губы Махвата тронула ехидная усмешка.
 — Да, — секунду помедлив, ответил Маркулий.
 — Это хорошо, что ты задумался перед тем, как ответить, — кивнул Махват. — Значит, в тебе еще живет сомнение в своей правоте. А хочешь, я напомню тебе об одном ученике? Великом ученике, предавшем своего учителя! Самом великом ученике, предавшем самого великого учителя! Ты понимаешь, о ком я говорю?
 — Я понимаю, — тихо ответил Маркулий. — Но...
 — Никаких «но»! — вскричал Махват. — Я знаю, что тот его поступок выглядит в твоих глазах нехорошим! И сейчас ты просто пытаешься найти оправдание себе самому!
 — А ты не предавал? — Неожиданная смелость в голосе, отважный взгляд, окрепший голос.
 — Предавал, — легко согласился Махват. — Точно так же, как и ты. И точно так же, как и ты, я могу сейчас найти себе оправдание. Но не стану этого делать. Потому что не мне — твоему учителю — оправдываться перед тобой!
 — Я не требую этого, — произнес Маркулий.
 Махват вздохнул.
 — Я знаю, чья сила поддерживает тебя сейчас, — проворчал он. — И я буду ждать, когда она перестанет тебе покровительствовать. Тогда я предъявлю тебе счет. И ты его оплатишь — каждой секундой своего бесконечного существования. Клянусь!..
 После этих слов Махват повернулся к Маркулию спиной. Существа, подобные Махвату Игнту, не способны испытывать эмоций. Но Махват слишком долго жил в Срединном Мире, и сущность его претерпела хоть и небольшие, но изменения. И то, что он сейчас ощущал, вполне можно было назвать эмоциями. А точнее — раздражением и досадой.
 Когда-то Махват Игнт поставил перед собой определенную цель, для выполнения которой ему необходим был союзник из числа жителей Срединного Мира. Такого союзника он себе нашел. Им стал молоденький паренек, помешанный на мистике и магии. В то время подобные увлечения носили в Срединном Мире повальный характер. Разного рода колдуны и прорицатели (а точнее, называющие или искренне и ошибочно считающие себя таковыми) во множестве расплодились по городам Срединного Мира. Слова «магия» и «колдовство» стали обыденными и привычными. Были среди них и люди, совершенно искренне заинтересованные в новых для Срединного Мира знаниях. Но все искатели чудес опирались па свой скудный опыт и либо опыт таких же неискусных в этих делах знакомых, либо на байки шарлатанов. Маркулию же в этом отношении повезло. Максим Витальевич Игнатьев стал для него настоящим учителем, открывшим дорогу в неведомое, запретное для многих.
 В течение долгого времени (по меркам Срединного Мира, разумеется) Маркулий постигал тайны, в которые его заботливо посвящал учитель. Но однажды произошли события, положившие конец этим занятиям, — в Срединный Мир пришел Багнадоф. Те крохи, которые успел усвоить Маркулий, не давали ему желаемого. Потому, оказавшись уже в Вольной Зоне под покровительством старца Серафима, Маркулий и принялся изучать магию — воспоминания о так и не полученных возможностях не давали ему покоя.
 Что же касается Махвата Игнта, то ему пришлось покинуть Срединный Мир. Дальнейшее свое пребывание там Махват считал бессмысленным. До тех самых пор, пока не узнал о существовании записей Николая-летописца.
 То, чего так жаждал Махват и для чего ему, собственно говоря, и был нужен Маркулий, можно было получить, воспользовавшись этими записями. И Махват Игнт вернулся в Срединный Мир.
 Отыскать Николая-летописца оказалось непростым делом. Пришлось даже войти в состав Секретного Войска — так легче было собирать необходимую информацию. И в конце концов Николай-летописец был найден. Но старик наотрез отказался отдавать Махвату летописи. Забрать же их без разрешения Махват не мог — заклятия, наложенные на рукопись, не позволяли ему этого сделать. Но выход нашелся быстро — команда Косого. И кто же мог предполагать, что один из членов команды окажется столь страстным библиофилом?!
 Нет, предположить можно было. И даже нужно было. Неспроста ведь кости судьбы легли таким образом, что Махват вышел именно на команду Косого, а не на какую-нибудь другую. Что-то тянуло его, что-то заставило обратиться именно к Косому. Только после захвата команды Махват понял, что именно, — Прыжок. На этом человеке лежала печать клана Игнтов, след Мархаэоль, ее покровительство.
 Едва увидев Прыжка, Махват сообразил, что если кто-то и способен доставить ему проблемы, то именно Прыжок. Потому и хотел его сразу пристрелить. Но опять помешало покровительство Мархаэоль. И это происходило всякий раз, когда Махват был близок к решению своей задачи. Ничто иное не могло бы помешать Махвату, его сила и в Срединном Мире проявлялась достаточно полно для того, чтобы совершить задуманное. Настойчиво шел Махват к своей цели, и ничто не способно было остановить его.
 Единственную слабость он позволил себе — Дашу. Махвату почему-то нравилось находиться рядом с этой женщиной, разговаривать с ней, смотреть на нее. Действительно нравилось. До тех самых пор, пока Махват не понял, что она всего лишь следит за ним. И тогда он поступил так, как всегда поступал с мешающими ему и путающимися под ногами существами Срединного Мира.
 Встреча с Маркулием была для Махвата несколько неожиданна. Особенно то, что Маркулий, как оказалось, до сих пор помнил своего учителя в лицо. Но и эта проблема была благополучно разрешена. А вот когда Маркулий ушел в Багнадоф, Махват испытал чувство, очень похожее на панику.
 В свое время Махват приоткрыл перед Маркулием завесу тайны. И маг знал заклинания, открывающие проход из Самата в Саакбарад, от маяка Хааргад до провинции Антаар. Естественно, воспользоваться ими в Срединном Мире Маркулий просто не мог — заклинание действовало лишь в Багнадофе. У себя же дома маг с его помощью мог лишь получать видения необычного и сказочного для него мира — подобным образом Махват хотел потешить своего ученика.
 Любой обитатель Самата без труда мог проникнуть в сознание Маркулия и выудить оттуда эти заклинания. И тогда Антаару грозило превратиться в театр боевых действий, каковыми были когда-то окраинные кварталы Самата. Этого Махват допустить не мог.
 Первым желанием Махвата Игнта при встрече в Багнадофе с Маркулием было — убить. Но старый маг повел себя совершенно неожиданно. Он произнес фразу, перед которой однажды оказался бессилен даже тот, кто был во много крат могущественнее Махвата.
 И фраза эта, подействовавшая как заклинание, едва не погубила их всех. Она всколыхнула древние силы Багнадофа, призванные охранять Самат. Она пробудила к действию того, кто поддерживал в равновесии основание Цитадели-На-Шести-Островах. Того, кто не мог допустить подобных слов в своих владениях...
 Махват покосился на Маркулия. Не совершил ли он роковой ошибки, взяв мага в Антаар? Не разбудит ли вновь Маркулий страшные силы, способные уничтожить любую преграду? В Антааре это особенно опасно — Саакбарад лежит на игле Цитадели ниже Багнадофа, ближе к ее основанию. И последствия здесь будут намного более плачевными...
 Маркулий, казалось, был совершенно спокоен. Он с интересом оглядывался по сторонам, по губам его блуждала слабая улыбка — маг вспоминал видения, посещавшие его в далекой юности. Сказочные и прекрасные пейзажи опять вставали перед мысленным взором старика. И казалось, что он и не помышляет ли о чем опасном...


* * *

 ...Ладья подошла к берегу и причалила к каменному пирсу. Едва Махват ступил на берег, как тут же вспыхнуло множество светильников, разбросанных по берегу. Каменные пики, тут и там торчащие из земли, озарились голубоватым светом, разгоняя темноту, оттесняя ее к горам. Прыжок огляделся.
 Черные силуэты гор на фоне темного неба. И оттуда, со стороны этих гор, к ним что-то приближалось, неспешно летело по воздуху, паря, снижаясь...
 Прыжок скосил глаза на Махвата.
 — Не бойся, — прошептала ему на ухо Мархаэоль. — Здесь не опасно. Мы сейчас в Антааре, а это владения моего брата.
 — Вот именно, — буркнул Прыжок.
 — Здесь не опасно, — с улыбкой повторила Мархаэоль. — Путь в Харамишат — мою провинцию — лежит через Антаар, через Замок Тишины. Из Саакбарада можно попасть только либо в Срединный Мир, либо в Багнадоф, либо в иной, более глубокий мир. Все миры Цитадели-На-Шести-Островах объединены, в каждом из них есть нечто вроде своего маяка Хааргад. В Саакбараде это место называется просто Островом.
 — Там, где мы очутились? — спросил Прыжок.
 — Нет, — возразила Мархаэоль. — Это не то. Тот Остров не имеет ничего общего с морем. Просто он так называется — Остров. Это единственные места переходов из мира в мир — Остров, маяк Хааргад и другие, подобные им.
 — Мы вроде не от маяка сматывались, — заметил Прыжок.
 — Заклинания Николая-летописца, — ответила Мархаэоль. — Они дают возможность нарушать установленные в мирах законы. Вообще, ваш мир — Срединный Мир — уникален. Туда можно попасть из любого мира. И оттуда можно перейти в любой из шести миров Цитадели. И не только Цитадели...
 Мархаэоль запнулась и помрачнела. Словно тема разговора перестала ее интересовать или же сделалась вдруг неприятной, пробудила какие-то тайные, никому, кроме нее самой, не известные, но очень неприятные воспоминания. Она отвернулась и принялась оглядывать окрестности.
 — Летят, — сказала она, вытягивая тонкую руку и указывая на приближающуюся к ним тень.
 — Чего это? — спросил Прыжок. Просто так спросил, просто чтобы хоть что-нибудь сказать.
 — Сейчас сам увидишь, — ответила Мархаэоль.
 Но Прыжок уже разглядел темные крылья, длинные шеи, черные, отливающие синевой тела. И озноб пробрал по коже. Драконы?..
 Нет, не драконы.
 На песок плавно опустился предмет, больше всего похожий на громадную морскую раковину черного цвета. Влекли эту раковину четыре птицы, которых Прыжок меньше всего ожидал здесь увидеть, — черные лебеди. Хотя с настоящими лебедями сходство было поверхностным. Присмотревшись, Прыжок понял, что черные перья их больше похожи на стальные пластины, лишь формой своей напоминающие птичьи перья. Красные клювы были красными потому, что представляли собой языки огня. То ли это клювы горели магическим пламенем, то ли целиком были созданы из него. Громадные черные глаза птиц были суровы, взгляд их — тяжел и угрожающ.
 — На этом вот лететь?! — спросил Прыжок. — Хрен там! Такая зараза клюнет — башки своей потом не найдешь...
 — У них есть иные, более интересные занятия, нежели долбить пустые головы, — проворчал Махват, направляясь к раковине.
 Птицы при виде хозяина выгнули длинные шеи, потянулись к Махвату, склонили головы в изящном поклоне. Прыжок хмыкнул.
 — Я помню это, — подал голос Маркулий. — Давно. Очень давно. Я уже видел этих птиц...
 Махват одарил старика злобным взглядом.
 — Интересно, а как они выглядят днем? — задумчиво пробормотал Маркулий.
 — Здесь не бывает дня, — ответил Махват.
 — Почему?!
 — Мне так нравится, — пожал плечами Махват.
 Они уселись в раковину, выложенную изнутри чем-то неожиданно мягким. Птицы взмахнули крыльями, и раковина оторвалась от земли.
 Полет был недолгим. А ночь не позволяла внимательно разглядеть окружающее. Но чувствовалось, что внизу проплывают острые пики гор, бездонные пропасти, бурлящие пенные волны рек, стиснутых каменными руслами. Далеко внизу, лениво поворачиваясь, плыл чужой, незнакомый и опасный мир. Равномерные взмахи черных крыльев, тревожный металлический скрип трущихся друг о друга перьев, красные отблески огненных клювов.
 Разговаривать не хотелось. Хотелось лечь на выстланное мягким дно раковины, закрыть глаза, отдаться монотонному покачиванию. И ничто уже не имело значения — ни задание, ради которого они сюда прибыли, ни вероятная опасность, ни даже Срединный Мир...
 Разве плохо здесь? Разве эти тишина и покой не лучше крови, грязи и драк Срединного Мира? Остаться бы здесь навсегда, навеки. Жить на берегу моря, наслаждаясь шевелением блеска звезд в волнах, расслабиться, получить покой и безопасность, которой никогда и ни у кого из команды Эллины не было...
 Или перенести это все в Срединный Мир. Чтобы и там наступили те же покой и умиротворение, те же безопасность и тишина...
 Прыжок вздрогнул. Он вдруг отчетливо ощутил прикосновения Мархаэоль, уже давно гладившей его руку. Теперь эти поглаживания почему-то вызывали у него неприятные чувства. То есть не неприятные, конечно, а какие-то необъяснимые, но лучше бы их не было, этих прикосновений.
 Это не мои мысли, подумал Прыжок. Это не мое. Это не я.
 Мархаэоль?
 Зачем?!
 В памяти всплывали случайно оброненные Мархаэоль и Махватом фразы.
 «Зачем мы им нужны? — подумал Прыжок. И тут же сам себя поправил: — Зачем я им нужен?..»
 Тело напряглось, зубы сами собой сжались, заскрипели.
 — Твою мать!.. — выругался Прыжок.
 Все вздрогнули и принялись озираться. Будто очнулись от колдовского сна. И руки Мархаэоль, поглаживающие кожу, замерли, едва заметно похолодели, пропали... И Махват сердито обернулся, злобно блеснув в темноте глазами.
 — Ты чего?! — удивился Колобок.
 — Типа ногу отсидел, — громко произнес Прыжок. — И все такое...
 Он нарочно говорил в полный голос. Он не понимал, что происходит, но каждая клеточка его тела кричала об опасности. И Прыжок стремился разрушить это наваждение, разогнать состояние, в котором можно принять неверное решение... Хотя о каком решении могла идти речь?!
 — Куда мы летим? — проскрежетала Эллина.
 И хриплый дребезжащий голос ее окончательно разрушил опасное нечто, сгустившееся вокруг.
 — Ко мне, — отозвался Махват глухим голосом. — В мой замок — Замок Тишины. Уже скоро...
 — А зачем нам туда? — поинтересовалась Катя.
 — Дорога в Харамишат лежит через Замок Тишины, — процедил Махват, не оборачиваясь, и протянул руку, указывая куда-то вперед и вниз: — Смотрите!..
 Все опасливо перегнулись через борт, стараясь не нарушить равновесия. Впрочем, их опасения были напрасны — сила Махвата Игнта надежно удерживала раковину.
 Внизу открылся удивительный вид. Словно морские волны, взлетев к ночному небу, навек застыли причудливо плавным изгибом. Серые шапки пены, готовые уже было сорваться с вершин волн, застыли в своем невоплотившемся желании. Отблески звезд играли на мраморно-черной поверхности стен замка. Из многочисленных окон слабо струился синеватый свет.
 Птицы облетели замок, постепенно снижаясь. Мимо проплыли гладкие стены, ноздреватые шапки пены, с близкого расстояния больше похожей на камень.
 Черная раковина плавно опустилась на широкую террасу перед замком, прямо перед высоченными — метров пятьдесят — воротами, изукрашенными мерцающими разноцветными искрами. Лебеди сложили крылья и начали медленно таять в ночном воздухе. Через несколько секунд от них не осталось и следа.
 Махват ступил на террасу. Тут же массивные ворота распахнулись, выпустив поток света. Свет был настолько ярким, что Прыжок невольно вздрогнул и зажмурился. Но ничего страшного не произошло, просто Замок Тишины встречал своего хозяина.
 — Приветствую вас в Антааре! — громко произнес Махват Игнт.
 И многократное эхо было ему ответом.




 23. ЗАМОК ТИШИНЫ


 Замок Тишины оправдывал свое название целиком и полностью. Ни одного шороха не доносилось до слуха гостей. Даже шаги звучали так, словно ноги ступали по толстому ковру, хотя никакого ковра не было и в помине. Но тишина эта не была гнетущей или давящей. Звуки словно бы ушли куда-то далеко, оставив по себе лишь слабое воспоминание.
 Ворота Замка Тишины вели в громадный зал, потолок которого терялся где-то в вышине. Слуги Махвата, стоявшие у дальних стен, казались крошечными по сравнению с возносящимися ввысь каменными колоннами. Причудливые узоры властвовали на камне — невидимые, но угадываемые, словно черное на черном, словно дрожание воздуха. И казалось, что именно это сочетание цветов и глушит все звуки. Странно, необъяснимо, но такое ощущение возникло у всех без исключения. Темно-красный гранит, мрамор густо-зеленого цвета, черные мраморные плиты пола — и полная тишина. Даже эхо не отваживалось подавать в Замке Тишины свой голос. И самому хотелось говорить тихо, шепотом. Хотя и была полная уверенность, что, даже если заорать во все горло, неведомая сила спрячет звук, ужмет его, сделает таким же уместным здесь, как и все вокруг.
 Несмотря на темные цвета, правящие бал, в Замке Тишины не было темно или сумрачно — совсем наоборот. Многочисленные светильники черного металла, выполненные в виде причудливых лап неведомых зверей и расположенные по стенам, так озаряли зал, что тени здесь просто не оставалось места — вся она сгустилась в вышине, под сводами, куда не достигал яркий свет языков пламени. И в темноте под невидимым отсюда потолком неспешно переливались едва видимые глазу синеватые сполохи.
 Махват направился в самую глубь зала, к дверям, напоминающим створки морской раковины. Черно-синяя поверхность их выделялась на фоне черной стены, превращавшейся возле дверей в нечто напоминающее море. Самые настоящие волны бирюзовыми спинами бесшумно накатывали на края раковины, желая поглотить ее. Видеть это все было удивительно. Вертикально расположенное море, как бы тонущая в нем раковина, подсвеченная изнутри водная поверхность.
 — Красиво, — буркнула Катя.
 — Благодарю, — отозвался Махват. — Мне тоже нравится.
 Створки раковины при приближении Махвата разошлись, всколыхнув море. И взору открылась широкая лестница, ведущая куда-то наверх. Блики света играли на мраморе черных ступеней, преломлялись, создавая сказочные узоры. И показалось, что едва сапог Махвата Игнта коснулся этих ступеней, как игра бликов стала яростнее, веселее, будто пробудилась неведомая и дремавшая до сего момента сила. Пробудилась, чтобы приветствовать своего властелина.
 Махват шел молча. Его длинный плащ струился за ним, развеваясь, будто был сделан из тончайшей и почти невесомой материи. Команда Эллины поднималась за Махватом молча. Никто не спрашивал, куда они идут, — подобные вопросы сейчас каждому почему-то казались не вполне уместными. Какая-то необъяснимая робость охватила всех при виде этого величия. Какая-то покорность, готовность просто ожидать исхода дела, а не принимать каких бы то ни было решений. Оружие висело на плече, осознавая всю свою неуместность и бесполезность здесь, в этом Замке.
 Первыми за Махватом шли Мархаэоль и Прыжок. Прыжку все время казалось, что едва они окажутся во владениях Махвата, как поведение Махаэоль изменится. Он думал, что она станет спокойнее, что исчезнут неведомые ему тяжкие думы, от которых хмурились тонкие брови, а золотисто-желтые глаза становились серьезными и грустными. Но все случилось не совсем так. В поведении Мархаэоль начало проявляться какое-то волнение. Она словно бы ожидала чего-то, могущего доставить ей проблемы. И Прыжок подумал, что он ведь, в сущности, совершенно не знает ни Мархаэоль, ни Махвата, в которого превратился Макс. Да и Макса-то он толком не знал, по правде говоря...
 Следом за Прыжком и Мархаэоль шла Эллина. Она поднималась по ступенькам так, будто все окружающее было ей совершенно неинтересно. Ну, лестница... ну, Замок... ну, Преисподняя... Словно она привыкла видеть подобное каждый день. Но отсутствие удивления было, разумеется, вызвано совершенно не этим. Эллина думала о Цитадели-На-Шести-Островах. И о том, что находилось у ее подножия, — о Саде Черных Сердец.
 Она читала летописи. И среди непонятных в большинстве своем заклинаний и невнятных воспоминаний о давно минувших днях вычитала то, что накрепко засело в ее душе. Сад Черных Сердец в летописях иногда упоминался и как Сад Мертвых Сердец.
 Сердца гоблинов. Тех, кто переселился в Срединный Мир. Когда-то эту область надежно охраняли, Клан сильнейших магов и превосходных воинов — актар-гаггш. Они существовали всегда — и актар-гаггш, и Сад, питаемый могущественной силой. Именно упоминание актар-гаггш Махватом Игнтом — там, еще в Багнадофе, на борту ладьи, когда они плыли к Цитадели-На-Шести-Островах, — и пробудило в Эллине тревожные мысли, не оставлявшие ее и по сию пору.
 Неизвестно, что сейчас на том месте, где когда-то был Сад Черных Сердец. Но именно оттуда очень легко было попасть к самому последнему Черному Сердцу, находящемуся сейчас в Срединном Мире и питающему своей силой Каганат Раш.
 Уничтожить Черное Сердце — эта идея норовила стать для Эллины навязчивой. И она изрядно удивилась тому, что Махват готов был помочь им. Ведь и сам Махват, и Мархаэоль — они были обитателями одного из миров, нанизанных на Цитадель-На-Шести-Островах. И любого из них в Багнадофе встречали куда как приветливее, нежели гостей из Срединного Мира.
 Но постепенно Эллина догадалась, что Игнт, конечно же, из Преисподней, но ведь не из Багнадофа — из Саакбарада. И очень возможно, что с Багнадофом у него старые счеты. Эллина хорошо помнила разрушенные кварталы по берегам канала, протекавшего через Самат. Следы былых сражений, древних битв. Из которых Багнадоф вышел победителем. Не с Саакбарадом ли шла война? Не надеется ли Махват взять реванш, воспользовавшись помощью пришельцев из Срединного Мира? Ведь еще в Москве — будучи Максимом Игнатьевым — он уверял, что точно так же ненавидит гоблинов, как и все они. И речь его была на диво убедительной. Что ж, у Махвата Игнта, повелителя провинции Антаар мира Саакбарад, есть все основания для этого.
 Но каковы бы ни были мотивы Махвата, в любом случае это окажется на руку Срединному Миру. Хотя, конечно, осторожность не помешает. Хорошо еще, что на блокнот Николая-летописца наложено неведомое заклятие, не позволяющее Махвату забрать его силой или хитростью...
 Эллина споткнулась на мраморных ступеньках и едва сдержалась, чтобы не выругаться. Звук голоса казался ей, как и остальным, неуместным тут. Все они — вся команда — шли молча.
 Следом за Эллиной шли Колобок и Коновалов. Эти двое мрачно поглядывали по сторонам. Ни одному, ни другому пребывание в Замке Тишины удовольствия не доставляло. Они мечтали поскорее убраться отсюда. Слишком тихо, слишком спокойно, непривычно и пугающе. А Коновалов еще вдобавок чувствовал что-то неприятное, но очень знакомое. Какие-то эманации, которые ему уже приходилось ощущать, когда он недолгое время был в Корпусе Верных Защитников. Тогда ему случалось несколько раз общаться с гоблинскими магами Каганата Раш — последнего из оставшихся в Срединном Мире после падения Каганатов Юст и Гог. Корпус Верных Защитников начал набирать силу еще, кажется, в 2043 году, после поражения Коалиции и до «Чумы Тридцатилетних», едва не выморившей все население Земли. Когда пошла массовая волна присоединения вольных гоблинских дружин к Каганату Раш. Все высшее командование Корпуса состояло из гоблинов, видимо от отчаяния решившихся использовать силы людей в войне с людьми же. Это шло вразрез этике гоблинов, но нашлись среди них такие, кто не видел иного выхода для себя. Именно они в 2041 году и образовали Совет Равнодушных. Надо сказать, что большой выгоды от этого гоблины не получили. Несмотря ни на что, их остается все меньше и меньше, хотя в больших городах правят бал по-прежнему именно гоблины. Но контролировать ситуацию они уже не в состоянии и оказать былого сопротивления людям уже не могут. Так что Коновалов поступил правильно, покинув Корпус Верных Защитников...
 Юрий поежился от неприятных воспоминаний и оглянулся на Колобка и замыкавших шествие Катю с Маркулием — словно бы они могли подслушать его мысли. Но Колобок мрачно смотрел под ноги. А Катя и Маркулий — по сторонам.
 Во взгляде Маркулия явственно читался восторг. Он помнил это, он это видел раньше. И сейчас он вспоминал сказочные видения, подаренные ему в свое время учителем. Сейчас он мог увидеть еще раз, прикоснуться к тому, о чем мечтал так долго. Мир, навсегда пленивший его, укравший у Маркулия душу.
 Точно с таким же любопытством оглядывалась по сторонам и Катя. Хотя нет. Ее любопытство было пустым, словно она разглядывала какую-то интересную и красивую картинку, не имеющую к ней совершенно никакого отношения. Любопытно, красиво, интересно — но не более. Никакого практического применения...
 ...Лестница, по которой они поднимались, привела на широкую площадку, а затем — в неправдоподобно длинный коридор, терявшийся где-то в неразличимой дали. Прыжок подумал, каким это образом такой длинный коридор и такая громадная лестница умещаются в Замке? С воздуха, когда они сюда летели, Замок Тишины не казался таким большим.
 По правую сторону коридора шел ряд дверей разного цвета — от бледно-синего до черно-зеленого. А вдоль левой стены бесконечной шеренгой неподвижно замерли огненнолицые слуги Махвата.
 — Здесь — комнаты, — указал Махват в сторону дверей. — Выбирайте любые. Отдохните. И ничего не опасайтесь. Сейчас вы — мои гости...
 Произнеся эти слова, Махват быстрым шагом направился в глубь коридора. И через несколько минут пропал из виду, растаяв в свете мерцающих огней лиц своих слуг.
 Его проводили молчанием. И только оставшись одни, заговорили.
 — Не нравится мне это, — сказал Коновалов.
 — Мне тоже не нравится, — согласилась Эллина.
 — Ничего опасного, — рассеянно произнесла Мархаэоль. — Располагайтесь...
 Она подошла к ближайшей двери и легко коснулась ее поверхности ладонью. И дверь мгновенно растаяла в воздухе, открыв за собой небольшую комнату. Мархаэоль переступила порог, обернулась и посмотрела на Прыжка.
 — Толик...
 Прыжок хмыкнул и вошел в комнату следом.
 Остальные молча наблюдали за тем, как снова появляется дверь, скрывая за собой Мархаэоль и Прыжка.
 — Успехов тебе, — буркнул Коновалов. — Я, пожалуй, тоже пойду. Вот сюда. — Он ткнул пальцем в одну из дверей, точно так же растаявшую в воздухе. — Если что — я тута...
 — Мы все тута... — тяжело вздохнула Эллина. — Только не нужно бы нам разделяться. Лучше всем в одной комнате... — Она посмотрела на дверь, за которой скрылись Прыжок с Мархаэоль.
 — Ага, щас! — усмехнулся Колобок. — Так они нас там и ждут не дождутся...
 — Ну, в другой комнате, — предложила Катя. — Но — всем вместе.
 — Точно, — кивнула Эллина. — А то перебьют нас здесь поодиночке...
 — Перебить нас и вместе могут, — резонно заметил Коновалов. — На рожи эти посмотри. — Он кивнул на замерших вдоль стены слуг.
 — Могут или не могут — выбора нет, — решительно заявила Эллина. — Пошли сюда вот...


* * *

 Светильники в комнате отсутствовали. Не было здесь и никаких окон. Тем не менее света оказалось более чем достаточно. Создавалось такое впечатление, что его излучают сами стены, потолок и даже ковер, вытканный причудливыми узорами. Черные и багровые линии, казалось, также излучали свет. И чудилось, что теней в комнате нет. Прыжок поднял руку, повертелся — точно, нет теней. То ли все дело было в рассеянном свете, то ли еще в чем...
 Прыжок вдруг обратил внимание на то, что никакой мебели в комнате не было. Он удивленно обвел взглядом помещение. Пусто.
 — Так и стоять тут? — проворчал Прыжок.
 Мигом в углу возник темный силуэт, и в центр комнаты вышел один из слуг Махвата, невесть откуда взявшийся. Он опустился на колени, согнул спину, словно в почтительном поклоне, и вдруг... превратился в широкое, низкое и красивое кресло.
 — Ни фига ж себе!.. — выдохнул Прыжок.
 Мархаэоль тихонько засмеялась.
 — Это слуги Махвата, — сказала она. — И пока мы у него в гостях, они служат и нам.
 Мархаэоль плюхнулась в кресло и вытянула ноги.
 — Очень удобно, — заявила она.
 — Фиг там, — возразил Прыжок. — Сидеть на нем... на этом вот... не, не хочу.
 — А как же тогда? — улыбнулась Мархаэоль.
 Прыжок махнул рукой и уселся прямо на ковер, устилавший пол комнаты. Ковер оказался неожиданно мягким и даже как будто теплым на ощупь. Прыжок провел ладонью по причудливо переплетающимся багрово-черным узорам ковра. Точно, теплый!..
 Прыжок посмотрел на Мархаэоль.
 — Вот так вот! — заявил он.
 Мархаэоль пожала плечами, поднялась с кресла и громко произнесла:
 — Убирайся! Ты не нужен...
 — А?! — опешил Прыжок.
 Но он тут же понял, что обращается Мархаэоль не к нему, а к креслу, мгновенно растаявшему в воздухе.
 Прыжок нахмурился. Пора бы ему уже привыкнуть к тому, что Мархаэоль не позволяет себе разговаривать с ним в уничижительном тоне. Даже тогда, в Театре Колесниц, когда он, не сдержавшись, ударил Мархаэоль по лицу. Даже тогда она не позволила себе проявить обиды. А Прыжок до сих пор каждое слово, сказанное при нем Мархаэоль, относит на свой счет...
 Прыжку вдруг стало неловко. Ему захотелось попросить прощения — за пощечину, за эти мысли, за то, что он каждый раз так агрессивно вскидывается, стоит Мархаэоль что-то сказать. Но он не стал этого делать — побоялся выглядеть глупым или даже слабым.
 Вся жизнь Прыжка была вынужденным проявлением силы и агрессии. К тому же он так долго разыскивал Мархаэоль, что сам процесс поисков стал для него, пожалуй, важнее результата. Вот же она — женщина, которую он искал, из-за которой пришел в Москву. А ощущения такие, что поиски еще не закончены, что ему предстоит еще долгий и долгий путь...
 Мархаэоль опустилась на ковер возле Прыжка, легла, положив ему голову на колени, и закрыла глаза. Прыжок машинально провел рукой по ее зеленым волосам. Волосы оказались мягкими, теплыми и какими-то добрыми, что ли...
 Мархаэоль тихо вздохнула. Звук этот прошелестел, словно шорох слабого ветерка.
 Прыжок осторожно, чтобы не потревожить ее, лег на спину. Мархаэоль сразу же перекатилась на живот, положив голову ему на грудь. Это было приятно — лежать так вот, чувствуя даже сквозь куртку тепло ее щеки. Приятно и спокойно.
 — Хорошо, — сказал Прыжок.
 — Мне больше нравится в Харамишате, — прошептала Мархаэоль. — Но я беспокоюсь...
 — Махват? — спросил Прыжок.
 — Махват, — согласилась Мархаэоль. — Я достаточно хорошо знаю брата, чтобы понять, что просто так он нас не отпустит.
 — Зачем мы ему нужны? — спросил Прыжок.
 — Не знаю, — ответила Мархаэоль.
 Но по голосу ее Прыжок понял, что она лжет. Знает. Просто не хочет говорить.
 И вновь чувство недовольства захлестнуло его. Снова волна агрессии поднялась в душе, готовясь затопить собой умиротворяющее спокойствие. Но почему?! Потому что он считает, будто Мархаэоль ему солгала? Пусть даже и так, пусть она ему лжет — что с того? Разве она не имеет права скрывать что-нибудь от кого бы то ни было? Разве сам Прыжок всегда с ней достаточно откровенен? Хоть сейчас, хоть в Твери — бывали же случаи, когда он, вместо того чтобы ответить ей прямо и честно, огрызался или отмалчивался. Хорошо бы ему подумать, имеет ли он право на ее откровенность...
 Но думать сейчас на эту тему не хотелось. Хотелось лежать и наслаждаться покоем, присутствием Мархаэоль, царящей здесь тишиной, звуком ее дыхания. Не хотелось даже прикасаться к ней — просто лежать и знать, что она рядом. Что в любой миг можно зарыться пальцами в густые волосы странного зеленого цвета, провести ладонью по красному платью, ощутив тепло ее тела...
 — Он зачем-то хочет, чтобы мы какое-то время пробыли в Замке Тишины, — прошептала Мархаэоль.
 — Отдохнуть... — сказал Прыжок.
 — Ты устал? — спросила Мархаэоль.
 — Нет, не очень, — подумав несколько секунд, ответил Прыжок. — И спать не хочется. И есть... почему-то...
 — Вот именно, — сказала Мархаэоль. — Здесь вы все можете не спать, не есть, не уставать. Но спать тебе скоро захочется, уверяю. Махват не просто так настоял на том, чтобы мы остались...
 Прыжку показалось, что в комнате стало темнее. Он приоткрыл глаза. Точно, свет постепенно начал меркнуть, становился глуше, слабее. До полной темноты не дошло — все было отчетливо видно, — но освещение изрядно ослабло. И действительно захотелось спать. Ни с того ни с сего. Глаза сами закрылись, сознание начало соскальзывать в сон. И последнее, что запомнил Прыжок, — как рядом, на ковре, осторожно возится Мархаэоль, устраиваясь поудобнее, опуская руку ему на грудь, прижимаясь к нему...




 24. ВЛАСТЕЛИН СНОВ


 Пустая комната, заполненная светом. Отсутствие окон и мебели...
 — Ни фига себе, — покрутил головой Коновалов. — Отдыхайте, говорит...
 Колобок прошелся по комнате, потом присел на ковер.
 — Мягкий, — сообщил Колобок. — И теплый.
 — Эх! — вздохнул Коновалов. — Колдуны, мать вашу...
 Он лег на пол и закинул руки за голову.
 — Приветствую вас в Антааре! — повторил он фразу Махвата Игнта.
 Эллина с Катей тоже опустились на ковер.
 — Девочки, — сказал Коновалов, — я вот одного не пойму. Мы здесь уже сколько? Часов десять или даже пятнадцать, да?
 — Десять часов — наверняка, — кивнула Эллина.
 — Вот! А мне почему-то жрать не хочется совершенно, — задумчиво произнес Коновалов. — И не устал я ни капельки.
 — Я тоже, — согласилась Эллина.
 — Магия, — сказала Катя. — Гоблины тоже умеют вытворять подобное. Я знаю, я видела.
 — Магия, магия... — проворчал Коновалов, закрывая глаза.
 Несмотря на его уверения в том, что он совершенно не устал, Коновалова вдруг потянуло в сон. Он расслабился. В комнате стало темнее, свет постепенно мерк.
 — Что-то темнеет, — сказал он.
 Ответом ему было молчание.
 — Эллина! — громко позвал Коновалов.
 Тишина.
 Коновалов открыл глаза и огляделся. Он был в комнате совершенно один.
 — Твою мать!.. — Коновалов мгновенно оказался на ногах.
 Сон как ветром сдуло, руки уже бесцельно шарили по телу, разыскивая хоть какое-то оружие. Юрия начал одолевать страх. Он ожидал чего-нибудь подобного, какой-нибудь ловушки. Но пропадать в ней считал совершенно излишним.
 — Эй! — крикнул Коновалов. — Где все?..
 — Спят.
 Коновалов резко обернулся на голос.
 — Макс! То есть... Махват. Куда все пропали?
 — Никто не пропал, — покачал головой невесть откуда появившийся Махват. — Все спят. Они здесь, просто ты их не видишь. И они тебя не видят и не слышат. Считай, что ты находишься в той же самой комнате незадолго до того, как вы все сюда вошли...
 — Что с ребятами? — Коновалова мало занимали все эти премудрости.
 — С ними все в порядке, — сказал Махват и повторил: — Они спят.
 Нельзя сказать, чтобы Коновалов поверил Махвату. Но он расслабился.
 — Ты служил в Корпусе Верных Защитников, — произнес Махват, и Коновалову почудилось осуждение в его голосе.
 — И что? — с вызовом спросил Коновалов.
 — Почему ты ушел оттуда?
 — Гоблины проиграли войну, — заявил Коновалов. — Ну, может быть, пока еще не проиграли, но проиграют обязательно. Во всяком случае, влияние их уже не такое, как раньше. Сейчас они уже не могут контролировать ситуацию. А мне нравится быть на стороне победителя...
 Коновалов не понимал, по какой такой причине он откровенничает с Махватом Игнтом. Юрий никогда и никому не рассказывал о том, что делал или собирался делать.
 Он всегда был один. Он привык быть один, он любил быть один. Это хорошо и правильно — быть одному. Когда можешь и должен полагаться только лишь на себя, а не на кого-то, кто в данный момент находится рядом и может тебя подвести или даже предать. И Коновалов почти никогда и ни с кем не откровенничал, хотя порой очень хотелось этого...
 — Гоблины еще не проиграли войну, — возразил Махват. — Возможно, они и проиграют, но до того момента еще очень далеко. Пройдет не меньше пятидесяти лет, прежде чем Срединный Мир получит право не принимать в расчет пришельцев из Багнадофа. Пятьдесят лет... Сколько лет тебе?
 Коновалов нервно сглотнул. Он не понимал, куда клонит Махват.
 Пятьдесят лет? Ну и что?! Сейчас или через пятьдесят лет — какая разница?..
 «Нет, — подумал Юрий, — Разница есть... Через пятьдесят лет меня уже не будет в живых...»
 — Ты понял меня, — удовлетворенно кивнул Махват. — Но можно помочь твоим желаниям осуществиться. Смотри!..
 И Коновалов вдруг увидел удивительную картину. Это было словно во сне, будто очень короткий и яркий сон, за миг сообщивший ему массу информации.
 Коновалов увидел себя — в новой и чистой одежде, радостного, довольного и, кажется, даже сытого. Он увидел прекрасный город, какой никогда прежде даже и вообразить себе не мог, и сразу же понял, что это Москва. Он увидел свободно и без опаски разгуливающих людей. Не прячущихся и не озирающихся, без оружия и злобы в глазах, таких же довольных и радостных, как и он сам...
 — В таком мире ты сможешь жить так, как тебе хочется, — говорил Махват, — а не так, как принуждают тебя обстоятельства. И это может наступить в Срединном Мире не через пятьдесят лет, а прямо сейчас. Ты прав, гоблины уже не так сильны, как раньше. Но и у людей недостаточно силы, чтобы быстро покончить с ними. Жителям Срединного Мира нужна помощь. И я могу ее оказать.
 — Как? — Этот вопрос вырвался у Коновалова раньше, чем он успел спросить, чего же за все это потребует Махват.
 — Блокнот, — сказал Махват. — Возьми его у Кати и передай мне. И больше ничего не нужно. С его помощью я открою дверь тебе и твоей армии в Срединный Мир прямо отсюда, из Саакбарада.
 — Моей армии?! — удивился Коновалов.
 И тут же видение преподнесло ему картины выстроившихся в удивительно ровные квадраты воинов. Огненные лица, черная одежда, гордая осанка. Черные квадраты заполняли все целиком, весь мир, до самого горизонта.
 — Они будут служить только тебе, — сказал Махват. — Единственное, чего я хочу, — чтобы ты не допускал в Срединный Мир никого из иных миров. Я не хочу, чтобы мой собственный мир — Саакбарад — превратился в то же, во что превратился сейчас ваш, Срединный Мир.
 — Сладко поешь, — криво усмехнулся Коновалов. — Блокнот у Катьки забрать? Фиг тебе! Попробуй сам провести к нам свою армию!
 — Это не моя армия, — покачал головой Махват. — Эта армия будет твоей. И только твоей. Она станет подчиняться лишь тебе.
 Коновалов запнулся. Махват молча смотрел на него.
 — Нет, — сказал Коновалов. — Мы сами что-нибудь придумаем...
 — Конечно, — неожиданно легко согласился Махват. — Я и не думал, то ты согласишься на мое предложение. Вы сами решите, как вам быть. Но я хотел, чтобы ты знал об имеющейся у тебя возможности...
 И образ Махвата начал таять, растворяться в воздухе...


* * *

 Маркулию было хорошо. Необъяснимое спокойствие снизошло на него. Даже осознание того, где он сейчас находится, не могло его потревожить.
 Присев в углу комнаты и поджав под себя ноги, Маркулий закрыл глаза. Он слышал голоса членов команды, но его сейчас не трогало то, о чем они разговаривают. Тем более что голоса эти делались все тише и тише, пропадая и растворяясь в тишине...
 Маркулий открыл глаза. Перед ним возвышалась черная фигура Махвата Игнта. И больше в комнате никого не было. Отчего-то Маркулий совершенно не испытал удивления. Непонятно почему, но он был абсолютно уверен в том, что с остальными ничего плохого не случилось.
 Маркулий, опираясь на стену, с кряхтением встал на ноги и посмотрел на Махвата.
 — Ты хочешь со мной поговорить? — спросил Маркулий.
 Махват кивнул.
 — Сестра отправляется в Харамишат, — сказал он. — Остальных она заберет с собой.
 Глаза Махвата Игнта внимательно следили за Маркулием, словно ожидая, какова будет реакция мага на эти слова. Хотя при могуществе Махвата проникнуть в мысли любого из обитателей Срединного Мира проблем не составляло.
 — Я хочу, чтобы ты остался здесь, в Антааре, — заявил Махват.
 — Я бы предпочел вернуться обратно в Срединный Мир, — спокойно ответил Маркулий.
 Махват поджал губы. Лицо его выражало сомнение.
 — Я совсем не уверен, — медленно произнес он, — что кто-либо из вас вернется обратно...
 — Почему? — спросил Маркулий.
 — Я не знаю, какие цели преследует сестра, — ответил Махват.
 — А какие цели преследуешь ты? — спросил Маркулий, — Для чего тебе нужно, чтобы я остался в Антааре?
 — Ты — мой ученик, — сказал Махват Игнт. — У меня не так уж много учеников, чтобы я мог позволить себе ими разбрасываться. За последние шестьсот лет я обучил мастерству всего четверых. И ты — самый лучший из них.
 — А остальные? — спросил Маркулий. — Где они сейчас?
 — Умерли, — пожал плечами Махват. — Век жителей Срединного Мира короток, а вечность не имеет границ.
 — Ты считаешь, что, если я отправлюсь с твоей сестрой, мне будет угрожать опасность? — поинтересовался Маркулий.
 — Не знаю, — опять пожал плечами Махват. — Может быть.
 — Есть силы, которые защитят нас, — сказал Маркулий, — так же как они защитили нас и в Багнадофе. Я верю в них.
 Махват помрачнел, брови его нахмурились.
 — Я не хочу рассуждать об этом! — резко произнес он. — Силы есть и здесь. Сила есть и у меня, И у тебя тоже может быть сила. Такая сила, против которой все остальное просто теряет свое значение. Ты сможешь употребить эту силу на то, на что сочтешь нужным. На те дела, которые считаешь хорошими. Тебе не нравится присутствие в Срединном Мире существ из Багнадофа?
 Маркулий медленно, словно бы опасаясь ответа, отрицательно помотал головой.
 — Мне тоже это не нравится, — кивнул Махват. — И ты смог бы вернуться обратно, научившись у меня многому. Ты в одиночку сумел бы избавить Срединный Мир от пришельцев. Разве это плохо?
 — Для чего тебе это нужно? — поинтересовался Маркулий. — Что толку, если Срединный Мир изгонит Багнадоф? Какую выгоду ты получишь от этого?
 — Срединный Мир уникален своими возможностями, — сказал Махват. — Оттуда открыты двери в любой из миров Цитадели-На-Шести-Островах. Сейчас этими возможностями никто не может воспользоваться, потому что Багнадоф не позволяет этого сделать. Но Багнадоф недостаточно силен, он не может ни использовать эти возможности Срединного Мира, ни контролировать происходящее там...
 — А ты хотел бы, чтобы Срединный Мир контролировал Саакбарад? — понял Маркулий.
 — Не обязательно Саакбарад, — возразил Махват. — Контролируйте сами. Ты можешь даже возложить на себя эту сложную и ответственную миссию.
 — Тот, в кого я верю, справится с этим лучше меня, — улыбнулся Маркулий.
 — Безумец! — воскликнул Махват. — Он не в силах справиться даже с Багнадофом! Ты знаешь, что в Срединном Мире давно уже существуют места, ведущие в неведомые миры? Скрытые Миры! Их потому так и называют, что сущность их скрыта ото всех. И если существа тех миров придут к вам, случится непоправимое! Сейчас нет никого, кто мог бы выступить против Скрытых Миров! А моя сила в Срединном Мире не безгранична. И у меня нет под рукой никого, кроме тебя, кого я сумел бы обучить необходимому! Одним словом, ты останешься здесь! — решительно заявил Махват.
 — Я знаю, что не могу рассчитывать на райские кущи, но не хочу остаток своих дней провести в Преисподней, — ответил Маркулий.
 — Что?!
 Махват Игнт запрокинул голову и захохотал:
 — Какой потрясающий бред! Только Срединный Мир способен родить такое! Райские кущи! Преисподняя! Послушай. — Махват стал неожиданно серьезным. — Те силы, которые вы называете «светлыми», обещают тебе в награду исполнение твоих желаний. Те же, что вы именуете «темными», обещают то же! В чем же разница?!
 — Иногда после того, как твои желания исполняются, — ответил Маркулий, — чувствуешь себя не очень-то хорошо.
 — Желать нужно правильно! — отрезал Махват. — Главного нужно желать, а не мелочь какую-то! Самого главного! Без чего твое существование невозможно! И тогда не имеет уже значения, от кого ты это получишь! Ты видел Багнадоф? Это Преисподняя! Самая настоящая Преисподняя! Не сказал бы, что там страдают. Нет Ада! Нет Рая! Есть Истинные Миры, есть Ложные Миры! И есть Срединный Мир, где все это переплелось. Срединный Мир, откуда можно попасть куда угодно. Вот единственная ценность того мира, откуда вы пришли!
 — Ты играешь словами, — сказал Маркулий. — Я знаю, это у тебя хорошо получается. Но вещи не меняются только из-за того, что ты их называешь иначе, чем я.
 — Значит, — сказал Махват, — ты твердо решил вернуться обратно? Что ж... Если ты считаешь, что в совершенстве знаешь всю магию, все те секреты, которые я мог бы тебе передать...
 — Жизни моей не хватит, чтобы познать всю истину, — сказал Маркулий.
 — Жизнь наша в наших же руках, — ответил Махват. — Ты думаешь, в Срединном Мире и здесь время течет одинаково? Чушь! Там у вас не прошло и секунды с того момента, когда ты отправился в Багнадоф. И здесь ты будешь фактически бессмертен. Подумай — все время всех миров окажется в твоем распоряжении.
 Маркулий покачал головой.
 — Ладно! — махнул рукой Махват. — Ступай с остальными! Я буду ждать, пока ты убедишься в бессилии того, кому доверил свою жизнь. И тогда ты вернешься. Я приму тебя, Маркулий. Ведь ты — мой любимый ученик...
 И после этих слов он развернулся и вышел из комнаты. Маркулий посмотрел ему вслед, и нехорошие предчувствия зашевелились в его душе. Слишком уж легко согласился Махват Игнт отпустить его. Слишком легко. Он наверняка что-то задумал. Но вот что именно?..
 Маркулий снова присел и закрыл глаза. Ему вдруг невыносимо сильно захотелось спать.


* * *

 Мысли о Черном Сердце не давали покоя Эллине. Даже неожиданно навалившееся желание спать не могло отогнать их.
 Сад Черных Сердец. Если бы попасть туда. А оттуда — прямо к Черному Сердцу Каганата, то... Но — как?..
 — Очень просто...
 Эллина открыла глаза и с удивлением обнаружила, что она осталась в комнате совершенно одна. То есть не одна — возле стены на полу, вытянув ноги, сидел Махват. Но больше вокруг никого не было. Эллина села и уставилась на него.
 — Где остальные? — проскрежетала она.
 — Остальным ничего не грозит, — ответил Махват. — Я хочу поговорить о Саде Черных Сердец.
 Эллина напряглась.
 — Нам не удалось осуществить задуманное только потому, — говорил Махват, — что Багнадоф успел подготовиться. Пока мы плыли по каналу, силы Багнадофа успели организовать оборону. Если бы наш путь занял меньше времени, было бы иначе.
 — Каким образом? — поинтересовалась Эллина.
 — Мы можем оказаться прямо в Саду Черных Сердец, — заявил Махват. — Нам не нужно будет терять время, добираясь до Цитадели- На-Шести-Островах. Мы сможем открыть путь туда хоть прямо отсюда. А уже из Сада — в Срединный Мир. Мои слуги побеспокоятся об актар-гаггш, и те не смогут помешать нам осуществить задуманное.
 — Когда? — выпалила Эллина.
 — Хоть сейчас, — пожал плечами Махват. — Для этого лишь нужен блокнот Николая-летописца. А он у Кати...
 — Ясно, — прохрипела Эллина. — Обойдешься! Имея блокнот, мы и без тебя уничтожим Сад! Моих и Катиных знаний достаточно для этого! И больше нам ничего не нужно! Я давно знаю, что тебе не терпится наложить лапу на летописи. Так что, Максик, ни фига у тебя не выйдет! Сколько бы ты ни старался... — Эллина поперхнулась и закашлялась.
 — Вы можете погибнуть, — заметил Махват. — Все.
 — Не важно, — хрипло прошептала Эллина.
 Махват некоторое время молча смотрел на нее. А потом задал неожиданный вопрос:
 — Очень больно?
 — Пошел ты...
 — Я хочу хоть чем-то вам помочь, — сказал Махват. — Хоть как-то облегчить выполнение вашей задачи. Хотите решать проблему сами — воля ваша. Но хочешь, я помогу хотя бы лично тебе?
 Эллина волком глянула на Махвата.
 — Я могу сделать так, что ты будешь чувствовать себя здоровой, — заявил Махват. — Ты сможешь снова стать сильной и крепкой, как раньше. Стать такой, как прежде...
 — А можно? — Дребезжащий голос Эллины невольно дрогнул.
 Слова эти вырвались у нее помимо воли. Эллине сейчас и правда было очень больно.
 — Конечно можно, — улыбнулся Махват.
 Эллина с трудом проглотила комок, неожиданно возникший в горле. «Стать такой, как прежде...» Эти слова Махвата всколыхнули в душе давно забытые воспоминания, и вдруг предательски защипало в глазах.
 «Стать такой, как прежде...»
 До того, как самый близкий человек неудачно выстрелил в нее. Неудачно в том смысле, что не убил. Повредил горло, но не убил. Было больно. Очень. И не только горлу — душе.
 Она нисколько не сожалела о том коротком миге, на который она очнулась в подземелье. Очнулась, чтобы увидеть занесенный над ней приклад автомата. Он хотел ее добить. Правильно, зачем она ему теперь была нужна? Взрыв завалил коридор, надежно отрезав их от преследователей, самих не знавших толком расположения коридоров подземелья. Как выбраться — известно. Распечатать склады труда не составит. И можно жить — просто жить, не воюя, не голодая, не зная бед и забот. Отличная перспектива! И зачем делить это все с какой-то девчонкой?! Пусть даже она и помогла все это обнаружить...
 Эллина тогда была одним сплошным комком боли и ненависти. Она до сих пор не понимала, как ей удалось с ним справиться. Оружия в руках не было, но Эллине удалось свалить его ударом ног, повалить и начать душить. Она была слабее, и ему обязательно удалось бы вывернуться. Но ненависть Эллины придавала ей сил. Она готова была вцепиться врагу зубами в горло. И вцепилась...
 А потом несколько долгих минут она плакала — от боли, от обиды, от злости... пока не потеряла сознание...
 «Стать такой, как прежде...»
 Нормально говорить, а не дребезжать, словно машина с пробитым глушителем, везущая кучу ржавого железа. Нормально питаться, а не проталкивать в себя каждый кусочек, давясь от боли в горле, мысль о которой способна напрочь отбить весь аппетит. Пить воду — любую, даже самую холодную, не опасаясь простуды, способной превратить в муку каждый глоток. Нормально дышать, не испытывая мучений от слишком холодного или слишком теплого воздуха. Просыпаться утром не с желанием умереть...
 «Стать такой, как прежде...»
 — Стать такой, как прежде... — то ли прошептала, то ли подумала Эллина.
 — Да, — кивнул Махват. — Как прежде. Хочешь?
 — Нет! — хрипло выплюнула Эллина.
 — Глупо, — сказал Махват. — Я же ничего не прошу взамен. Не хочешь отдавать мне блокнот — не надо. Но зачем же тебе мучиться?! Ты ведь наверняка погибнешь вместе с остальными. Доживи хоть последние мгновения свободной от боли...
 Эллина уставилась на Махвата.
 — Я ничего не прошу взамен, — медленно, с расстановкой проговорил Махват. — Мне ничего от тебя не нужно. Мне не нужно даже твоего согласия на эту маленькую милость. Просто — захоти. По-настоящему пожелай стать такой же, как до ранения...
 И Махват пропал. Не растаял в воздухе, не вышел — пропал, как будто его и не было.
 Эллина поджала ноги, обхватила их руками и опустила на колени голову. Нервная дрожь сотрясала ее тело. И еще очень першило в горле и хотелось кашлянуть. Но нельзя, потому что опять будет очень больно.
 «Ты наверняка погибнешь... — вспомнила она слова Махвата. — Доживи последние мгновения свободной от боли...»
 Дожить... свободной от боли... свободной...
 Сон мягкой волной накрыл ее.


* * *

 — ...Ты мне не веришь до сих пор, и правильно делаешь. — Голос Махвата в пустой комнате звучал тихо.
 — Я знаю, — улыбнулась Катя.
 — Ты сама сможешь уничтожить Сад Черных Сердец...
 — Не Сад, — возразила Катя. — Цитадель.
 — А какой смысл?! — Махват удивленно задрал брови.
 — Чтобы никто больше и никогда не смог проникнуть в Срединный Мир, — ответила Катя.
 — Глупо, — пожал плечами Махват. — Ты хочешь уничтожить Преисподнюю. Уничтожить то, что жители Срединного Мира называют злом. Но все познается в сравнении. Что делало бы твое добро, не будь зла? С чем его сравнивать? С пустотой? Ты хочешь обречь Срединный Мир на ровное и спокойное гниение. Добро и зло — вымысел. Вот это — зло. — Махват протянул руку и осторожно коснулся пальцами маски Кати. — Но я могу сотворить добро, избавив тебя от него. Сделав тебя опять здоровой и красивой.
 — Мне и так неплохо. — Катя даже не шевельнулась.
 Пальцы Махвата медленно ползли по ее маске. Затем опустились ниже, коснулись кожи на шее. И Катя ощутила тепло его ладони.
 — Мне жаль тебя, — прошептал Махват. — Цитадель-На-Шести-Островах не уничтожить. Ты погибнешь зря. Начни хотя бы с Сада. Если останешься жива, примешься за Цитадель. Хорошо?
 — Я не буду ничего обещать, — ответила Катя.
 — Не надо. — Шепот Махвата звучал так, словно губы его шевелились возле самого уха Кати. Она как будто даже на миг ощутила его горячее дыхание.
 — Не надо ничего обещать, — повторил Махват. — Просто попытайся...
 Рука его коснулась Катиного плеча, ладонь осторожно погладила ее руку...
 — Мне вспоминается Кремль, — улыбнулась Катя.
 — Да? — Махват в ответ тоже улыбнулся — одними глазами.
 — Да. — Катя смотрела ему прямо в лицо. — Кремль. И гоблинский маг, с которым я жила долгое время. Рассказать, какой он был отвратительный?
 Махват вздрогнул и отдернул руку.
 — Не нужно, — сухо обронил он. — Я ухожу. Спи...


* * *

 Колобок успокоился довольно быстро. Он почему-то сразу поверил в то, что с остальными все в порядке.
 — Пока в порядке, — холодно добавил Махват. — Но вам не следует пытаться даже думать попасть в Сад Черных Сердец.
 Колобок молчал. Он понимал, что Махват хочет запугать его. Но приемы, которыми тот пользовался, были какими-то наивными, рассчитанными непонятно на кого.
 — Самое лучшее, что вам следует сделать, — продолжал Махват, — это вернуться обратно. Особенно тебе. Пока ты прохлаждаешься здесь, в Срединном Мире... Впрочем, смотри сам!..
 Махват усмехнулся, уставился в глаза Колобку, и перед тем явилась картина Санкт-Петербурга. Колобок похолодел. То, что это именно Санкт-Петербург, он, непонятно почему, догадался сам. Но узнать город было невозможно — его просто не было. Ровное поле, усыпанное мельчайшим мусором. Кровавые волны вязли у берегов. И над всем царил густой желтовато-зеленый туман...
 — Нет... — прошептал Колобок.
 — Пока нет, — согласился Махват. — Но скоро может быть так. Если ты не вспомнишь, зачем вообще оказался в Москве...
 Колобок подавленно молчал.
 — Вы все умрете, — спокойно сказал Махват. — И ты умрешь первый. Но учти, что, произнося слово «умрешь», я имею в виду совсем не то, что подразумеваешь под этим словом ты и остальные. Помнишь Сергея Ватолина? Смотри!..
 И перед глазами Колобка предстала еще одна ужасающая картина. Нечто окровавленное, истерзанное, пронзенное раскаленным железом билось в агонии, истекая кровью. Видение было коротким, длилось оно едва ли дольше секунды. Но этого было достаточно, чтобы пробудить в Колобке ненависть.
 — Освободи его, — потребовал он.
 — Я?! — изумился Махват. — Это невозможно! Он принадлежит Симмаархаалу Нэгу, а не мне. Уверяю тебя, если бы он принадлежал мне, ему было бы намного хуже. — Махват криво усмехнулся.
 И в этот момент Колобок потерял над собой контроль. Свист его меча прорезал воздух. Лезвие пронеслось буквально в миллиметре от лица Махвата. Который сразу же исчез, словно его и не было.
 — Сука! — выкрикнул Колобок.
 У него на один короткий миг закружилась голова, словно он стоял на краю бездны. Колобок едва не упал, сделал шаг, выронил меч и споткнулся обо что-то.
 — Офигел? — Вскочивший на ноги Коновалов схватил Колобка за плечи. — Сбрендил, да?.. Эй... Эй! Что с тобой?!
 — Нормально... — прошептал Колобок, оглядываясь по сторонам. — Все нормально...
 Все взгляды были устремлены на Колобка. И поэтому все невольно вздрогнули, когда совсем рядом совершенно незнакомый, чистый и звонкий голос громко произнес:
 — Что с тобой случилось?..
 И сразу же за этими словами прозвучал возглас, полный изумления.
 Все обернулись на звук и замолкли, пораженные увиденным.
 — Обалдеть... — прошептал Коновалов. — Это... Эллина... Это ты?!
 Эллина изменилась неузнаваемо. И не только голос, внешность тоже стала совершенно иной. Бесследно исчезли болезненная худоба и сутулость, кожа лица приобрела здоровый цвет, волосы сделались длиннее и гуще.
 Эллина обежала взглядом изумленные лица команды и принялась ощупывать свое лицо.
 — Не может быть, — пробормотала она. И в голосе ее — чистом и звонком — с трудом угадывались интонации прежней Эллины.
 Сама Эллина чувствовала, что переменилась. Она после долгих лет вдруг ощутила себя здоровой и полной сил, способной горы свернуть. И это ощущение наполнило ее радостью. Ей захотелось рассмеяться, захохотать — во весь голос, не опасаясь боли в горле. Но единственное, на что она отважилась, — широкая улыбка.
 — А ты говоришь — не может быть! — усмехнулся Коновалов.
 — Да я и сама не верю... — пробормотала Эллина. — А что, я сильно изменилась?
 — Не без того, — согласился Колобок. Он уже окончательно пришел в себя и теперь смотрел на Эллину с плохо скрываемым восхищением. — На человека даже стала похожа немножко.
 — Ну тебя, — смутилась Эллина. — Катя! Я... правда?..
 — Правда, — ответила Катя.
 — Махват... он просто предложил... он ничего не потребовал взамен. То есть потребовал, но я не согласилась. Тогда он предложил это просто так... и я, наверное, согласилась... то есть он сказал, что мне нужно просто очень сильно этого захотеть... то есть, фактически, все-таки согласилась... — Она опять смущенно улыбнулась.
 — А я отказалась, — улыбнулась в ответ Катя.
 Эллина посмотрела на ее лицо — искусственная половина его матово светилась в полумраке комнаты. И радостная улыбка на губах Эллины увяла.
 — Я думала, это сон, — прошептала Эллина.
 — Нет, это Преисподняя, — возразила Катя.




 25. ЗАЛ МИРА


 Мне раньше часто такой сон снился. Не, серьезно!
 То есть сны-то мне вообще очень редко снятся, но когда снится что-то, то обычно такое вот. Типа как я просыпаюсь, а она — рядом. Мархаэоль типа...
 Я тогда и имени ее не знал еще. После Твери я вообще сам не свой ходил, Гнусь подтвердить мог бы, если б жив был, бедняга. И часто просыпаешься так вот, а ее нету. Обидно типа. Сразу же в морду кому-нибудь дать охота. И все такое...
 А сегодня я глаза открыл — думаю, сон. Она рядом, лежит тихонечко, я подумал, что спит типа. Осторожно так рукой ее за плечо трогаю — ткань платья тонюсенькая, тело под пальцами теплеет. Осторожно так прикасаюсь, типа чтобы не разбудить.
 Но она не спала, сразу глаза открыла, улыбнулась. Блин! Мне улыбнулась! Смотрит на меня — желтые глаза, будто огонь переливается, будто металл расплавленный. Та баба, которая на меня в Театре Колесниц уставилась, так смотреть не может, как Мархаэоль. Та просто демон была, магией своей типа привлекала. А эта...
 Эта — совсем другое дело. Она так смотрит, что умереть ради нее готов.
 И вот что мне странно — я себя не вполне понимаю типа. Ведь сколько у меня баб было — не сосчитать. Ну, не то чтобы очень уж много, откровенно говоря, но бывало, несколько раз... Не, не в этом дело-то, не о том я...
 Мне когда женщину хотелось, всегда себе находил. Чего-то они во мне такое чувствовали — одна из них сама мне как-то сказала. Но никогда ни с кем мне не было на душе так... блин! не знаю, как и сказать! Не то чтобы спокойно, а... ровно, что ли?.. Не, не знаю я!..
 Я ведь к Мархаэоль еще, можно сказать, и пальцем-то не прикоснулся. То есть прикасался, конечно, но всегда с этакой опаской. Потому что и правда боязно — обидеть ее по-настоящему боюсь. Как будто в руках у меня какая-то хрупкая типа вещь находится, чуть не так чего сделаешь — вдребезги разлетится, не соберешь потом. И все такое. И сейчас вот, как проснулся я, смотрю в глаза ее — те же чувства в душе гуляют.
 — Нам пора уходить, — шепчет.
 — Куда? — спрашиваю.
 — Ко мне, — отвечает, — в Харамишат. Там будет спокойнее...
 Хмыкнул я этак недоверчиво — ага, спокойнее. Это в Преисподней-то! Не, нормально, да?
 — Мне спокойнее, — поясняет. — За тебя.
 Молчу. Чего тут скажешь?
 Она легко так садится, потом встает, идет к дверям.
 — Ты, — говорит, — друзьям своим скажи, что сейчас уходим. Они в соседней комнате... должны быть...
 Говорит она, а в глазах ее что-то опять мелькает, беспокойство какое-то. Как будто она то ли типа сомневается, что нам уйти удастся, то ли за ребят переживает.
 Мне тоже неспокойно стало, поднимаюсь я, спрашиваю:
 — Куда ты сама-то?
 — К брату, — отвечает. — Проститься надо. И поговорить.
 Киваю. Понятное дело типа.
 — В коридоре слуги, — продолжает Мархаэоль, — они отведут вас в Зал Мира. Это комната так называется, ты сразу узнаешь, там должно быть шесть дверей. Никуда сами не заходите, потому что только одна из них ведет в Харамишат.
 — А остальные? — спрашиваю.
 — В другие провинции Саакбарада. А одна из них — на Остров. Так что ждите меня, чтобы потом мне не пришлось тебя разыскивать по всему миру...
 Сказала и вышла. Я постоял немного, тоже в коридор вышел.
 Слуги эти Махватовы, с горящими мордами, по-прежнему вдоль стены торчат, как статуи типа.
 — Здорово, орлы! — говорю.
 Молчат, суки. То ли глухие, то ли просто положили они на меня. Ну, это мне фиолетово, не за этим я сюда вышел...
 Подхожу я к двери соседней комнаты, трогаю ее рукой, как Мархаэоль двери эти открывает. Дверь, само собой, пропадает на фиг. Захожу в комнату — наши все на месте, даже старый хрен в углу торчит.
 И тут меня что-то насторожило. Сейчас объясню, чего именно.
 Наших здесь должно быть четверо, а если считать со старым хреном — то пятеро. Ну, пятеро и есть. Только одна морда мне почему-то почти совсем не знакома.
 Баба какая-то. Уставилась на меня, скалится... Я хотел было ей чего-нибудь серьезного типа сказать, а потом в глаза ее посмотрел, узнал сразу, и челюсть моя чуть об пол не стукнулась.
 — Эллина?!
 Она улыбается, кивает.
 — Не узнал? — спрашивает.
 Голос у нее чистый, звонкий, словно вода журчит. Да и вообще изменилась она, словно другой человек совсем.
 Принялись они мне все чего-то там объяснять про Эллину, я слушаю, врубаюсь понемногу. А сам глазами по лицам ребят шарю. Не нравятся они мне. Причем все сразу и каждый в отдельности.
 Катя типа ничего, как прежде. Только в глазах ее тоска какая-то появилась — так, самую малость. Как бывает, когда идешь куда-нибудь, до фига уже прошел, а потом вдруг узнаешь, что еще больше чем до фига идти осталось.
 Колобок какой-то нервный, дергается все, суетится. Будто торопится куда-то. Куда торопиться-то?! Все равно без Мархаэоль здесь торчать будем.
 Коновалов Юрка тоже нервный, но слегка. И радостный почему-то, тоже самую малость. Как будто это ему Махват здоровья дал, а не Эллине. Говорит, смотрит, двигается — все как будто слегка свысока типа. Я, наверное, точно такой же ходил в первый день, когда автомат свой заполучил. Типа ни у кого нету, а у меня есть, во как!..
 Маркулий, старый хрен, грустный немножечко. Словно уходить не хочет. А может, и не хочет — фиг его разберет. Хотя, понятное дело, тут он ни фига не останется, и все такое.
 Эллина... это вообще отдельный разговор. Дрожит она вся от радости и все время говорит, говорит, говорит... Не смолкает ни на секунду. И голосок ее ни в какое сравнение с тем хриплым дребезгом не катит. И морда ее переменилась... то есть не морда уже даже, а лицо, можно сказать. Ничего, симпатичная такая. Типа нормально. Глаза горят... хотя... гореть-то они горят, но что-то в них такое появилось, чего раньше не было. Или исчезло из них что-то.
 Силы в глазах ее поубавилось, надо заметить. Я помню, какие мысли были у меня, когда я впервые глазищи Эллинины увидел. Я так и подумал про них — глазищи, а не глаза. А сейчас уже не глазищи... И в них какое-то смущение, что ли? Как будто она сделала чего-то не то.
 Короче говоря, вся команда стоит на ушах, у всех крышу понемногу сносит типа. Мне это не понравилось, потому я спокойненько так объясняю, что пора нам уматывать отсюда. Типа Мархаэолъ сейчас с Махватом попрощается, и пойдем.
 Все, конечно, серьезнее стали. А Коновалов, кажется, даже расстроился немножко. То ли понравилось ему тут, то ли еще чего. Он же толком-то и не рассказал, о чем с Махватом разговаривал. Так что фиг его разберет.
 Короче, куда нам идти — неясно. То есть название-то я помню — Зал Мира, — а вот как туда попасть? Но этот вопрос я быстро разъяснил. В коридоре первому же, который с горящей мордой, говорю:
 — Веди, орел, в Зал Мира!..
 Ну, он и повел. А мы — следом.
 Долго шли, минут десять. Все по этому коридору. То ли я чего не так запомнил, то ли чего не так понял — мне все казалось, что тут лестница должна быть, а коридор не кончается. Или не туда идем?
 Спросил я Коновалова — он рассеянно так плечами пожал. Не помнит типа. Эллину спросил — тоже не помнит. Плюнул я, решил не выяснять.
 Короче, оказались мы в конце концов возле двери одной. Слуга нам ее открыл, и вошли мы внутрь. В Зал Мира то есть.
 Ну, зал как зал, ничего особенного. Шестигранный такой типа, шесть стен разного цвета. И в каждой — дверь. Зеркальная. Шесть здоровенных зеркал, считай, по стенам. Правильно Мархаэоль говорила, без нее мы тут фиг чего найдем.
 — Что теперь делать? — спрашивает Эллина.
 Блин! Никак я к ее новому голосу привыкнуть не могу...
 — Ждать, — отвечаю.
 Эллина удовлетворенно кивает и принимается разглядывать двери. А точнее сказать, на себя в зеркало любоваться. И так повернется, и этак; волосы ерошит; то одним боком к зеркалу встанет, то другим. А я ей в спину смотрю, и так и хочется по затылку врезать. Дура! Ты командир или куда? Хоть бы выяснила чего! Мне теперь, что ли, прикажешь командовать здесь? На фиг нужно! Твоя команда, ты и командуй типа...
 Смотрю, Катя на меня уставилась.
 — Чего? — спрашиваю.
 — Того, — тихонечко так, но с вызовом отвечает. — Того же, чего и ты...
 Я глазами на Эллину показываю. Катя осторожно так кивает. Ясно...
 Катьку, выходит, тоже беспокоит происходящее с Эллиной. Не, я понимаю, конечно! Мне Колобок рассказывал, что с горлом у Эллины проблемы были, даже можно сказать, что типа загибалась она уже, дольше полугода и прожить не надеялась. Теперь-то типа другое дело, теперь выздоровела. Радость, конечно, та еще. Ну а команда чего же? Команду-то вести ж надо! Командовать ею надо! Мною если не командовать, я такого наворочу! Хотя, если подумать, подчиняться-то я тоже не особенно люблю. Но и сам командиром быть не желаю — на фига мне эта ответственность за всяческих там раздолбаев наподобие меня?! Как бы Эллину встряхнуть?
 — Чё-то рожа у тебя какая-то совсем уж бабская стала, — говорю.
 Все на меня уставились, глаза вытаращили. А Эллина улыбается.
 — Не нравишься ты мне, — говорю. — Активно.
 Опять улыбается. Ну, блин!..
 — Тебе бы сейчас не группой командовать, — говорю. — Тебя бы сейчас — да в койку...
 Опять улыбается, дура!
 — Ты чего, Прыжок? — ошалело так Коновалов спрашивает. — С бабой своей побазарил, что ли?
 — Ща в глаз дам, — предупреждаю. — Не баба она тебе, понял? Вот она — баба! — и указываю на Эллину. — Такой бабе цена — две банки тушенки в сытый сезон.
 Смотрю, Эллина мрачнеет.
 — Повтори, — говорит.
 Ну, я повторяю. С удовольствием повторяю. Потому что вижу, слова мои ее злят. И опять в глазах ее сталь появляется. А сопли радостные исчезают.
 Высказал я все, чего хотел. Молчу. Смотрю. Эллина напротив меня стоит, челюсти сжала, глаза прищурила от ненависти. Потом она веки опускает и мрачно так говорит:
 — Спасибо тебе, Прыжок...
 Я хотел было еще чего-нибудь добавить — про койку, про бабу и про тушенку, — но она тут на меня глянула, и я запнулся. Потому что понял я — дошло до Эллины, зачем я ее злю. Потому и поблагодарила. Не, все-таки умная девка, что ни говори. Ну расслабилась, понимаю — с кем не бывает? А сейчас в норму типа пришла.
 Тут как раз Мархаэоль моя вернулась. Вошла в Зал Мира и словно бы споткнулась на пороге. Непонятно, что ее так напугало. Ведь именно же напугало, конкретно! В желтых глазах такой страх промелькнул, словно она смерть свою увидела. Но промелькнул — и исчез. И опять Мархаэоль прежняя.
 На меня смотрит, потом указывает на одну из дверей, которая в стене этакого молочного цвета.
 — Это путь на Остров, — говорит.
 Я не понял сперва, а потом дошло, что она имеет в виду. Она же рассказывала, что в каждом мире есть что-то типа маяка Хааргад. И тут есть, в Саакбараде. И место это называется тут Остров. А находится он типа вот за этой самой дверью. Все понятно. Кроме одного: мне-то на фига это знать?! Спрашивать я ничего не стал. Да Мархаэоль ответа и не ждала. Подошла она к одной из дверей — которая в красной стене, — толкнула ее, и та легко открылась. И в зал хлынул поток ярко-красного света.
 — Пожар?.. — растерянно пробормотал Колобок.
 — Харамишат, — ответила Мархаэоль и улыбнулась.




 26. ПРОВИНЦИЯ ХАРАМИШАТ


 Прыжок шагнул через порог и замер, изумленно оглядываясь по сторонам. В этом мире красный цвет не просто преобладал — он был едва ли не единственным. Словно все цвета неожиданно взбесились, взорвались красным. Буйство этого цвета, всех его оттенков, царило здесь — от бледно-розового, едва уловимо присутствующего в самом воздухе, до темно-багрового, умирающего, истекающего уже черным.
 Солнца над головой не было, само небо светилось, заливая все вокруг красным цветом — землю, песок, горы, лица людей. Прыжок задрал голову. Свет не был очень ярким, и смотреть на небо можно было спокойно. Только вот цвет... Даже облака в вышине были густо-красные, словно пятна недавно пролитой крови.
 — Харамишат... — улыбнулась Мархаэоль, и в голосе ее прозвучала неподдельная нежность и любовь к этому миру — своему миру, созданному ею же самой, по ее желанию, отражающему суть души творца.
 Она стояла метрах в пяти от Прыжка. Платье Мархаэоль сделалось более открытым и совсем коротким. Узенькие ленточки, в которые превратилась юбка, слабо шевелились от легкого ветерка. Босые ноги ее тонули в красном песке. Зеленые волосы при этом освещении казались совершенно черными. А желтые глаза — почти бесцветными.
 Прыжок оглянулся. Позади него была дверь. Просто дверь, и больше ничего. Посреди красной пустыни одиноко торчала кажущаяся нелепой здесь зеркальная поверхность, отражающая все то же буйство и безумие красного цвета. Вдалеке густо-красным цветом темнело что-то, сливаясь с огненным небом в черную линию горизонта.
 — Нам — туда. — Мархаэоль указала рукой, и Прыжок невольно вздрогнул.
 Там, куда показывала Мархаэоль Игнт, полыхал пожар. Громаднейшие огненные сполохи возносились к небу, языки пламени, казалось, хотели спалить пролетающие над ними кроваво-красные облака.
 — Что это? — спросила Катя.
 — Мой дворец, — ответила Мархаэоль. — Пошли...
 Она двинулась по направлению к бушующему пламени, легко ступая по песку. Остальные опасливо переглянулись.
 — Сгорим мы тут на фиг... — проворчал Коновалов. — Чего мы сюда поперлись?
 — У тебя есть другие предложения? — спросила Эллина.
 — Нет у меня никаких предложений, — буркнул Коновалов.
 — Тогда пошли...
 Они направились следом за Мархаэоль и скоро обнаружили, что идут по дороге, выложенной красным кирпичом. Или чем-то очень похожим на красный кирпич. Мархаэоль шла легко и быстро, то и дело останавливаясь, чтобы подождать остальных. Багровое марево переливалось, шло волнами, и фигура Мархаэоль иногда представала перед взором как сквозь красный туман. Вся окружающая обстановка наталкивала на мысль, что здесь должно быть очень жарко. Однако этого совершенно не чувствовалось. Скорее, наоборот — легкий прохладный ветерок обдувал лица и воздух был свежим и чистым.
 Кирпичная дорога нырнула вниз по склону, и путники остановились.
 — Не бойтесь, — улыбнулась Мархаэоль. — Здесь не опасно. Ведь вы же — мои гости...
 Все переглянулись. Не опасно? Хм...
 Внизу, насколько хватало глаз, раскинулось море огня. Словно горящая бездымным пламенем степь лежала перед ними. Мархаэоль, видя их растерянность, громко и звонко рассмеялась и первой побежала вниз по дороге. Прыжок с замирающим сердцем смотрел, как она приближается к огненной равнине, ступает туда... Невольно возникло сравнение с человеком, входящим в воду, — выглядело это точно так же, только вместо воды ярко горел огонь. Целое море огня. Пламя доходило Мархаэоль до груди, но никакого видимого вреда ей не причиняло. Прыжок увидел, как Мархаэоль наклонилась и словно бы взяла рукой крошечный лепесток огня, поднесла его к лицу. А потом махнула рукой, торопя всех остальных.
 Только спустившись по склону, Прыжок понял, что собой представляет это огненное море.
 Цветы.
 Тоненькие красные стебли, словно пылающие факелы. Каждый лепесток их представлял собой лепесток огня, трепещущий сполох пламени. Прыжок осторожно прикоснулся к одному из цветов, готовый в любой момент отдернуть руку. Ничего. Никакого жара.
 Осмелев, Прыжок наклонился и понюхал цветок — свежий и приятный аромат, нежные и ласковые прикосновения пламени к коже лица.
 Цветы заполнили все пространство вокруг, почти полностью скрыв кирпичную дорогу. Люди словно бы плыли в море пламени. Крошечные лепестки огня срывались с цветов, повисали на одежде и медленно таяли в прохладном воздухе. А впереди высилась громада дворца Мархаэоль.
 Он выглядел как костер. Но пламя его было неспешным, ленивым. Каждый миллиметр его поверхности был соткан из потоков медленно переливающегося огня. И чем ближе они подходили к дворцу, тем больше понимали, насколько он огромен.
 Прыжок не сразу заметил, что дорога, по которой они шли, изменилась. Кирпичи сделались светлее, словно бы раскалились от присутствия неподалеку дворца.
 Поле огненных цветов кончилось, и дорога уперлась в лестницу, ведущую к распахнутым настежь дворцовым воротам. Мархаэоль легко взбежала по ступенькам и остановилась, поджидая остальных. А вся команда в этот момент, раскрыв от удивления рты, рассматривала дворцовые стены. Глаз отказывался воспринимать это как здание. Все формы казались нечеткими, неустойчивыми, постоянно меняющимися в бесконечном, плавном и завораживающе-медленном огненном танце. Сказочные картины складывались из огненных сполохов, чтобы ожить, просуществовать несколько мгновений, а затем растаять в водовороте пламени, уступив место другим.
 — Что же вы? — окликнула их Мархаэоль. — Пойдемте!..
 Они поднялись следом за ней по ступеням лестницы. Боязно было коснуться ногой этих полыхаюших волн, перекатывающихся огненных струй, из которых они были сплетены. Но ничего страшного по-прежнему не происходило.
 Пылающие стены, сотворенные из огня. Словно медленно и лениво переливающаяся вода. Пламя сплеталось, наползало широкими медленными сполохами, как густая жидкость. Оно казалось живым, его можно было даже потрогать.
 Прыжок коснулся стены. Ему казалось, что пальцы его свободно погрузятся в эту переливающуюся мешанину огня. Но рука встретила сопротивление — мягкое, но настойчивое. Неведомая сила, будто слой толстой резины, слегка поддавалась нажиму, но не пропускала.
 Мархаэоль вошла под огненную арку. Прыжок последовал за ней и замер, пораженный увиденным. Он оказался в небольшом пространстве, сотканном из огня. Словно бы внутри громадной пылающей полусферы, под самым куполом которой бушевали безудержные вихри пламени, сплетаясь в воронки, уходя куда-то вверх. А в центре этой полусферы располагалась широкая огненная река, стремительно несущаяся вверх. Мархаэоль посмотрела на Прыжка, весело рассмеялась, видя его замешательство, и сказала:
 — Толик, не бойся! Ну почему ты всего опасаешься?! Неужели ты до сих пор не веришь мне?! Пойдем...
 Она крепко взяла его за руку и потянула к этой огненной реке. Прыжок обернулся и посмотрел на остальных. Мархаэоль поймала его взгляд, прикусила нижнюю губу и покачала головой. Затем обернулась к команде и громко произнесла:
 — Идите за нами! И ничего не опасайтесь! Если уж в Антааре с вами ничего не произошло, то здесь — тем более...
 С этими словами Мархаэоль потянула Прыжка за собой следом, и они ступили в огненную реку.
 Упругая поверхность слегка прогнулась под их весом, поток подхватил их обоих и стремительно понес вверх. Прыжок покачнулся, удерживая равновесие, и подумал о том, как же по такой лестнице спускаться. Ведь если она — огненная река — течет вверх... Нет, непонятно. А непонятного Прыжок не любил. Хотя с момента своего появления в Москве понятного он с каждым днем встречал все меньше и меньше...
 Огненный поток вынес их в широкий зал. Пол зала был усеян тлеющими углями. Красные огоньки, подернутые слоем пепла, перемигивались между собой. «Будто след недавнего пожарища», — подумал Прыжок. Но Мархаэоль смело ступила босиком на раскаленные угли. Прыжок наклонился и зачерпнул горсть углей. Жара он не чувствовал — слабое и приятное тепло коснулось его ладони. И ему захотелось даже прижать эти угли к щеке, окунуться в эту ласковую теплоту.
 Прыжок разжал пальцы, и угли с тихим звуком упали на пол. Прыжок посмотрел на свою ладонь — ни следов от ожогов, ни даже крошки пепла не осталось на ней. Словно кожа руки не принимала ничего, могущего ей повредить или даже испачкать.
 По стенам зала шли колонны — темно-красный цвет причудливых переплетений языков пламени. Лепестки огня казались живыми существами, они не трепетали, подобно огню костра, а слабо шевелились, будто листья на ветерке. Меж этими колоннами располагались двери — вспыхивающие светло-красными огнями плавные линии, застывшие на полпути к взрыву вспышки.
 — Располагайтесь! — пригласила Мархаэоль. — Выбирайте любые комнаты. Если что-то понадобится — просто обратитесь к слугам. Они будут вам подчиняться так же, как и мне.
 Затем Мархаэоль обернулась к Прыжку и посмотрела ему в глаза.
 — Пойдем, — тихо произнесла она, опуская руку ему на плечо.
 Прыжок кивнул и невольно посмотрел на остальных. Но все сделали вид, будто заняты разглядыванием зала.
 Мархаэоль мягко, но настойчиво потянула Прыжка за руку. И Прыжок послушно пошел за ней.
 — Не знаю, как вы, — заявил вдруг Коновалов, — а я хочу побыть один! Достало меня все, честно говоря...
 — Может быть, нам не следует разделяться? — проговорил Колобок.
 — Да пошел ты! — непонятно почему возмутился Коновалов. — У Макса мы тоже все в одной комнате торчали — и чего?
 — Может быть, — задумчиво сказала Катя, — потому мы еще и живы?
 — Иди на фиг! — заявил Коновалов. — Не ты здесь командуешь! У меня есть командир! Эллина!.. Эллина, мать твою!!!
 — А? Что? — Эллина обернулась. На губах ее блуждала растерянная улыбка.
 — Я говорю, что можем разойтись по комнатам, — сказал Коновалов.
 — А... Ну да... — пожала плечами Эллина. — Можем...
 — Эллина! — Колобок нахмурился. — Лучше нам всем сейчас быть вместе!
 — Ну, можно и вместе... — рассеянно ответила Эллина и опять улыбнулась.
 — А, пошли вы все... — буркнул Коновалов и направился к двери в самом дальнем конце зала.
 Колобок, Катя и Маркулий проводили его взглядом. Эллина же, казалось, даже не обратила внимания ни на слова Коновалова, ни на его уход.
 — Ладно, — вздохнула Катя. — Пусть идет. А мы все...
 — Я бы тоже предпочел остаться в одиночестве, — неожиданно заявил Маркулий. — Мне нужно очень о многом подумать...
 — А зачем нам всем скопом в одной комнате торчать? — заявила Эллина.
 — Колобок... — Катя посмотрела на него.
 Колобок пожал плечами и тяжело вздохнул.




 27. МАРХАЭОЛЬ


 Комната словно сотканный из огня кокон. Мягкие изгибы пылающих стен, переливы лениво тлеющих сполохов пламени. Под ногами — рдеющая поверхность, напоминающая расплавленный металл. В центре комнаты — громадный огненный цветок, раскинувший свои лепестки. Мархаэоль садится на него и с улыбкой смотрит на Прыжка.
 — Иди сюда, — говорит она.
 Прыжок делает несмелый шаг. Мархаэоль берет его за руку, притягивает к себе и почти заставляет сесть рядом.
 — Не бойся, — шепчет она. — Ты со мной. Значит, тебе ничего не грозит...
 Пылающие стены начинают меркнуть. Ярко-алый свет тускнеет, постепенно становится багровым. И вот уже почти полная темнота окружает их. Лишь слабо заметные темно-красные переливы стен напоминают о том, что здесь — одна из комнат дворца Мархаэоль.
 — Я подарю тебе то, о чем ты даже и не помышляешь. — Шепот Мархаэоль был громким, он как будто даже отражался эхом от стен, взлетал к потемневшему потолку, опадал вниз, подобно легкому снегу.
 Прыжок ощутил на своей щеке тепло ее губ. Сил сопротивляться больше не было. Да и не нужно было сопротивление...


* * *

 ...Боль.
 Сильная боль.
 Очень.
 Словно каждая косточка тела пылает невыносимо жарким огнем. Иссыхает, делается хрупкой, крошась и превращаясь в мелкую пыль, вызывая невыносимую боль.
 Каждая частичка кожи вспыхивает в пламени, трещит в огне, сворачивается хрупкими лепестками, чтобы в следующий миг вздрогнуть от лютого холода, превратиться в трескающуюся ледышку, больно рвущую плоть.
 Невозможно вздохнуть. Стоит лишь приоткрыть рот, и внутренности выжигает врывающийся сквозь обугливающиеся губы огонь.
 Капли крови проступают сквозь поры кожи, чтобы мгновенно заледенеть, сделаться хрупкими — до боли, до отчаяния. И обратиться в невесомый пар, зашипев, растаять, оставив после себя чернеющие пятна ожогов.
 Глаза вскипают, спекаются в два распухающих сгустка, разрывая болью обезумевший мозг.
 Захлебывающийся крик, выворачивающий наизнанку сожженные внутренности. Хриплый вздох, который невозможно завершить. И боль.
 Много боли.
 Очень много.
 Очень...


* * *

 Прыжок дернулся и сел. Сердце его бешено колотилось, лоб покрылся холодным потом, руки дрожали, по всему телу пробегали волны озноба.
 Губы ловят воздух, упиваются им — таким свежим, необъяснимо приятным.
 И приходит ощущение счастья — оттого, что жив. Оттого, что можешь дышать, видеть, ощущать что-то, кроме невыносимой боли, кажущейся сейчас уже кошмарным сном.
 Боль почти не ощущается, она очень быстро отступает, тает, не оставляя по себе никакого воспоминания. Лишь облегчение, счастье и желание глубоко вздохнуть, с шумом выдохнуть и рухнуть на прохладную постель. Ощутив кожей прикосновение мягкой и ласковой поверхности, а не раскаленный воздух.
 — Что ты, Толик?..
 Ласковый голос, полный доброты и нежности. Так не вяжущийся с тем, что только что довелось испытать.
 Прыжок вздрагивает. Но сил уже нет ни на что. И он расслабленно ложится на спину, закидывает руки за голову и блаженно закрывает глаза.
 — Тебе хорошо?
 — Да...
 — Тебе понравилось?
 — Что?
 — Это ощущение?
 В голосе чувствуется улыбка.
 Прыжок молчит. Он не понимает, что хочет сказать Мархаэоль. Но она ждет ответа, и тишина, царящая здесь, напрягается, сжимается...
 — Больно было, — непослушными губами выдавливает из себя Прыжок.
 — Да, — соглашается Мархаэоль. — А потом? Момент, когда боль отступает, когда она перестает быть? Разве это не прекрасно? Избавление от мучений, от страданий — чего можно желать еще больше?..
 — На фиг, — бормочет Прыжок. — С таким же успехом я могу руку себе отрезать. А потом балдеть оттого, что рана заживает...
 — Это не одно и то же, — возражает Мархаэоль. — Га боль — долгая и несильная. И проходит она медленно. Гораздо медленнее, чем... — Она замолкает, пальцы ее скользят по груди Прыжка.
 — Нет, — мотает он головой. — Не сердись, но — нет. Может быть, тебе так и нравится, но мне — нет...
 — Ты не понимаешь, — шепчет Мархаэоль. — В избавлении от боли — высшее наслаждение. Согласись, ты ведь никогда еще не был так счастлив?..
 Прыжок молчит.
 Что правда, то правда. Настолько сильно счастлив он никогда еще не был. Да и как можно не радоваться тому, что остался жив? Тем более что никакой надежды уже не оставалось. И смерть в тот момент была самым желанным, единственно возможным избавлением от боли.
 Но идти на это добровольно?! Самому соглашаться на подобное только лишь для того, чтобы после испытать неимоверное облегчение?!
 Прыжок криво улыбнулся. В темноте этого невозможно было заметить, но Мархаэоль, очевидно, как-то догадалась. А может быть, просто прочла его мысли — для подобных существ это совершенно несложно. И она коротко вздохнула и отодвинулась...
 — Ну, чё ты? — Прыжок нащупал ее плечо. — Перестань...
 — В Срединном Мире могло бы быть иначе, — шепчет Мархаэоль. — Там ты получил бы большее наслаждение... Жаль, что...
 Несколько секунд томительной паузы.
 — Жаль — чего? — спрашивает наконец Прыжок.
 — Я не могу там очень подолгу находиться. Там сейчас властвует Багнадоф...
 — Его скоро не будет, — уверенно заявляет Прыжок.
 — Ты уверен? — усмехается в темноте Мархаэоль. — Багнадоф силен. И то, о чем говорил с вами Махват, — неправда. Никому из вас не удастся уничтожить Черное Сердце. Махват рассчитывает, что вы лишь отвлечете актар-гаггш и дадите возможность его воинам войти в Срединный Мир. И тогда уже он сам уничтожит Черное Сердце. И в Срединном Мире воцарится Антаар... Махват уже завладел провинцией Пра, теперь ему нужен Срединный Мир, ваш мир, твой...
 — И что? — растерянно спрашивает Прыжок.
 — Хочешь его опередить? — задает неожиданный вопрос Мархаэоль.
 — Ага, — понимающе кивает Прыжок. — Привести к нам вместо Антаара Харамишат, да? Хорошенькое дельце типа. Хрен редьки не слаще...
 — Это будет твой мир, — возражает Мархаэоль. — Наш с тобой.
 — Типа тебе тоже надо внимание отвлечь, да? — усмехается Прыжок.
 Ему становится неприятен этот разговор. Прыжку кажется, что его хотят использовать. В каждом слове Мархаэоль чувствуется подвох. Несмотря на ласковый голос, несмотря на нежные прикосновения — все равно чувствуется.
 — Тебе нужно всего лишь согласиться, — говорит Мархаэоль. — Ни ты, ни твои спутники не будут принимать никакого участия в этом. Армия моя сильна, она сама справится с задачей. И ни тебе, ни твоим друзьям ничего не придется делать самим. Вы все останетесь живы и никак не пострадаете. Единственное, что вам — то есть тебе, Толик, — придется сделать, — это дать разрешение. Просто разрешить моим воинам войти в Срединный Мир. Ты — житель того мира. И твое приглашение — единственное, что необходимо для этого.
 — Нет! — Прыжок резко сел.
 В комнате неожиданно посветлело. Стены, пол и потолок снова начали наливаться красным светом. Прыжок обернулся и увидел глаза Мархаэоль.
 Она лежала на лепестке огненного цветка, опустив голову на руки, и смотрела на Прыжка. Она была прекрасна — каждая линия ее тела, каждая черточка. Желтые глаза ее излучали нежность. Но в глубине их едва заметно светилось что-то красноватое. Какой-то коварный отблеск. Наверное, виновато было освещение, но этот отблеск отрезвил Прыжка.
 — Я не хочу, — заявил он. — Мой мир — это мой мир! И все такое!..
 — Но ведь он же еще не до конца твой, — улыбнулась Мархаэоль, садясь. — Пусть он станет твоим целиком и полностью. И твой мир, и я сама...
 Голос ее по-прежнему был ласков и мягок. Но Прыжок, непонятно почему, почувствовал в нем скрытую угрозу. И не только в голосе. Даже движение, каким Мархаэоль села на постели, таило в себе что-то. Прыжку подумалось, что вот сейчас Мархаэоль очень и очень похожа на хищника. Который только что ластился к своему хозяину и вдруг вспомнил, что он на самом деле такими вот хозяевами привык каждый день питаться. И эта настойчивость, с которой Мархаэоль убеждала Прыжка впустить в Срединный Мир армию Харамишата...
 — Я не один там живу, — заметил Прыжок.
 — Это не имеет значения, — сказала Мархаэоль.
 — А ребята?
 — Это тоже не важно. Достаточно лишь твоего согласия. А остальные...
 Лицо Мархаэоль на миг сделалось жестким, глаза полыхнули пламенем, и в воздухе перед самым ее лицом промелькнула яркая вспышка. Прыжок невольно зажмурился. Но голос Мархаэоль продолжал настойчиво звучать в ушах:
 — Они не имеют значения. Их может просто не стать. Прямо сейчас. Хочешь?..
 — Да пошла ты! — выкрикнул Прыжок, вскакивая на ноги. — Ты чё? Ты за кого меня держишь, а?!
 Мархаэоль медленно поджала ноги и села прямо. Каждое движение ее таило в себе скрытую силу — непреодолимую и беспощадную. Глаза ее были холодны. Но Прыжку вдруг стало жарко.
 — Подумай, Толик, — ровным голосом произнесла Мархаэоль. — Подумай...
 Прыжок вдруг понял, что ему и в самом деле становится жарко. Огненные стены и пол начали излучать жар. Воздух все больше делался сухим и горячим. И от цветка, на котором они с Мархаэоль только что лежали, тоже начало струиться все более усиливающееся тепло. Платье Мархаэоль, свисавшее с края одного из лепестков цветка, вдруг вспыхнуло и загорелось. Огонь пробежал по нему, коснулся щиколотки Мархаэоль, охватил ее...
 Прыжок испуганно вскрикнул.
 — Не бойся, — улыбнулась Мархаэоль. — Ведь я у себя дома. И мне это не повредит. Мне, — холодно добавила она.
 Прыжок провел ладонью по лицу, стирая набежавший пот.
 — Ты ведь помнишь, насколько хорошо было, когда закончилась боль, — продолжала Мархаэоль. — Но она может не кончаться, быть вечной...
 — Давай! — выкрикнул Прыжок. — Попробуй, сука!..
 И эти его слова словно бы отрезвили Мархаэоль. Она сильно вздрогнула, взгляд ее сделался испуганным. Мгновенно исчезли духота и жар, воздух снова стал прохладным.
 — Прости!.. — Мархаэоль сорвалась с места и кинулась к Прыжку. Она прижалась к нему, обхватила руками за шею.
 Прыжок закрыл глаза и обнял ее. Рука его коснулась спины Мархаэоль, ощутив тепло ее кожи. И Прыжок подивился тому, что в душе его ничего не шевельнулось после этого прикосновения. Словно что-то там умерло. Навсегда.




 28. ОГНЕННЫЙ ДВОРЕЦ


 Коновалов лежал на спине, наслаждаясь тишиной и покоем. В комнате царил багровый полумрак — так хотелось Коновалову. Он сам не понимал, почему у него получилось. Просто в один момент ему захотелось, чтобы освещение стало слабее. Так и произошло.
 Очевидно, стены комнаты каким-то образом уловили настроение Коновалова и его желание. Огненный Дворец, исполненный таинственной силы, жил, подобно живому существу. Можно было подумать, что находившиеся в бесконечном движении волны огня обладают своим разумом и волей. Но на самом деле было, конечно, не так.
 Свои силы Огненный Дворец питал от хозяйки Харамишата — Мархаэоль Игнт. Он подчинялся только ей одной, он существовал ради нее одной, он исполнял малейшие ее прихоти. И в данный момент прихотью Мархаэоль Игнт было удовлетворение желаний своих гостей.
 Для самих гостей это было несущественно. Главное, что они чувствовали себя здесь хорошо.
 Неведомые силы подчинялись малейшему желанию Коновалова. И Юрию это доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие.
 Оказавшись в этой комнате, Юрий без боязни уселся на постель... или то, что ее здесь заменяло, — бьющий из пола фонтан огня, пламя которого не поднималось вверх, а плавно пригибалось книзу, совсем как самый настоящий родник. Огонь, словно бы придавливаемый какой-то силой, вспухал над багровеющим полом низким и широким холмом.
 Ощущение покоя царило буквально во всем — в плавном переливе огненных струй по стенам, в мерцании углей на полу, в рдеющем багровым светом потолке. Здесь не было того нервного напряжения или гнетущего безмолвия, заполнявших владения Махвата Игнта и его Замок Тишины. Там Коновалов словно бы постоянно ощущал на себе чей-то внимательный и пристальный взгляд. Словно Махват Игнт непрерывно следил за ним. Так это было на самом деле или нет, Коновалов сказать не мог. Но каждой клеточкой своего тела он чувствовал этот взгляд.
 Может быть, Мархаэоль тоже следит за ними. Но если даже и так, то делает она это ненавязчиво, не стесняя своих гостей и тщательно скрываясь.
 Впрочем, пусть следит. Это не имеет большого значения. Все равно здесь и сейчас Коновалов не смог бы причинить ей вреда. Да и не собирался он этого делать.
 По совершенно непонятной причине Юрия одолевала какая-то досада. Словно бы воспоминание о чем-то, о каких-то неведомых великих и безвозвратно упущенных возможностях. И это не давало ему покоя, что еще больше злило Коновалова, не позволяло ему насладиться отдыхом и спокойствием в полной мере.
 Юрий лег, раскинул руки и подумал, что вряд ли у него когда-нибудь будет еще такая возможность расслабиться. У себя дома, в Срединном Мире, подобное просто невозможно. В Москве не очень-то расслабишься, там постоянно нужно быть в напряжении — для того, чтобы выжить. Да и не только для этого, одного ощущения безопасности мало. Очень хорошо (порой даже просто необходимо), чтобы ему сопутствовало ощущение сытости. А в Срединном Мире это сейчас большая редкость — ощущение безопасности и сытости. Сейчас же он не испытывал ни голода, ни жажды... Впрочем, нет, пить хотелось.
 И едва он успел подумать об этом, как пламя стены в углу комнаты всколыхнулось, выплеснуло в воздух сгусток огня, который тут же превратился в женскую фигуру.
 Юрий лениво посмотрел на нее. Страха он не испытывал. Он уже уверился в том, что ничего опасного здесь не произойдет и ничего плохого с ним не случится.
 Женщина, легко ступая, подошла к Юрию. В руках ее был кубок. Кубок этот, казалось, тоже был сплетен из огня — этакая огненная воронка, наполненная искрящимся и кипящим напитком.
 Она с поклоном протянула кубок Юрию. Тот осторожно принял его. Вид напитка говорил о том, что он должен быть горячим. Юрий приподнялся на локте и осторожно пригубил.
 Прохладный, ни с чем не сравнимый вкус. Во рту сразу же стало свежо, по телу разлилось приятное ощущение. Юрий залпом допил кубок и посмотрел на женщину.
 Молодая, смуглая. Густые волосы необычного, ярко-синего цвета. Глаза совершенно нечеловеческие — алые, словно пылающие угли. Тело скрыто под легкой красной накидкой, оставляющей обнаженными только руки и плечи. Но и так понятно, что женщина стройная.
 Юрий никогда раньше не видел таких. И дело не в синих волосах или пылающих углями глазах. Просто она вся была какая-то необычная. Она очень сильно отличалась от женщин Срединного Мира. Те были намного более нервные и резкие, и в глазах их постоянно сидели затаенный страх и готовность убивать. Или наоборот — рабская покорность судьбе и безразличие ко всему происходящему — и вокруг, и к себе самим. У этой же глаза, несмотря на цвет, глядели на Коновалова со спокойным интересом, с любопытством и доверием. И Коновалову захотелось вдруг смотреть в них не отрываясь.
 Юрий протянул руку и прикоснулся к ее щеке. Пальцы его ощутили теплую шелковистую кожу лица. Женщина улыбнулась.
 Коновалову вдруг нестерпимо захотелось обнять ее. Он подумал, что очень долго уже не позволял себе подобного. Да и происходило это постоянно так, что не оставляло по себе никаких приятных воспоминаний. Да и вообще помнилось очень недолго.
 Коновалову вдруг стало тоскливо и обидно. Внезапно, всего лишь за одну секунду, он вдруг ощутил, что время уходит безвозвратно, что жизнь проходит, принося ему лишь разочарования, боль, страх и напряжение. Жить, чтобы выжить, — в этом ли смысл? Отказывать себе во всем, ради... ради чего? Победы над гоблинами? Ради победы, результатов которой ты, может быть, и не увидишь? И никто из ныне живущих, может быть, не увидит... А потом — кто вспомнит, что был такой парень, Юрий Коновалов? Кто вспомнит, что сделал он для этой победы, для освобождения Срединного Мира?..
 Свобода, безопасность и нормальная жизнь для других ценой своей собственной жизни. Победа ценой своего поражения. Радость для других ценой своей печали. Свобода мира ценой собственного рабства...
 Юрий провел ладонью по ее плечу. Синеволосая красавица пристально смотрела на него — два рдеющих в полумраке угля манили к себе.
 — Как тебя зовут? — спросил Коновалов.
 Она ответила улыбкой. Нежные губы раздвинулись, обнажив белизну ровных зубов, цвет которых не искажал даже рдеющий полумрак комнаты. Коновалов попытался представить себе, какими должны быть эти губы, каков может быть их поцелуй.
 — Ты здесь живешь, да? Ты служишь Мархаэоль? — спросил Коновалов.
 Красавица опять не ответила — лишь улыбка, приветливый и на все готовый взгляд да еле уловимый трепет ресниц.
 — Ну, не хочешь говорить — и не надо, — решил Юрий. — Иди сюда...
 И он взял женщину за руку и притянул к себе...


* * *

 Комната была прекрасна. И самым прекрасным здесь были зеркала — великое множество их расположилось по стенам. Лепестки пламени окружали овальную зеркальную поверхность, услужливо отражавшую новый облик Эллины. Все это было очень здорово — и комната, и зеркала, и внешность... Но больше всего поразил Эллину бассейн, занимавший всю центральную часть комнаты. Вздымалась пузырями расплавленная лава; пузыри эти лопались с тихим звуком, наполняя воздух приятным ароматом; вокруг бассейна трепетали языки пламени, образуя огненный бордюр.
 Первые несколько минут Эллина провела перед зеркалом. Она разглядывала себя, пытаясь вспомнить: такой ли она была когда-то, очень давно? Лицо казалось совершенно иным, но в то же время не чужим. И оно было красивым, на него хотелось смотреть не отрываясь. Ни потрескавшейся кожи, ни старых шрамов. Ни на лице, ни на шее, ни на плечах...
 Эллина торопливо скинула с себя одежду и замерла перед зеркалом. Она всегда завидовала Даше — ее красоте, ее формам. Что ж, теперь Эллина выглядит не хуже. А пожалуй, даже и лучше...
 Эллина оглянулась на бассейн, подумала несколько секунд, а потом подошла к огненному бордюру, без опаски ступая по светящемуся раскаленному полу, меж каменных плит которого сквозь щели пробивалось пламя. Эллина посмотрела на кипящую лаву и задумалась. Одно дело — пол, стены... Они безопасны, в этом Эллина уже успела убедиться. А бассейн... бассейн — это немножко другое...
 Эллина присела и осторожно погрузила туда ногу. Ничего. Все в порядке.
 И тогда Эллина прыгнула в бассейн.
 Ленивой волной взметнулась огненная жидкость, всколыхнулась и опала. Эллина погрузилась по самые плечи и ощутила всей кожей мягкие прикосновения густой бурлящей лавы. Это было неожиданно и приятно. И вызывало в памяти какие-то очень знакомые и такие же приятные, но совершенно забытые уже воспоминания.
 Эллина легла на спину, раскинув в стороны руки. Густая жидкость без труда удерживала на поверхности ее тело. Мягкие покачивания убаюкивали, ленивые прикосновения ласкали кожу. Эллина закрыла глаза и улыбнулась.
 Хорошо...
 Ей давно не было так хорошо. Да сейчас она и не могла уже вспомнить, бывало ли ей в жизни когда-либо так хорошо.
 Эллина открыла глаза и увидела в комнате Мархаэоль. От неожиданности Эллина растерялась и погрузилась в огненную лаву с головой. Густая жидкость захлестнула лицо, и Эллина зажмурилась. В ушах раздался мелодичный звон, похожий на какую-то приятную мелодию. Но ноги Эллины быстро нащупали дно, она выпрямилась и провела ладонью по лицу, ощущая на губах вкус свежей родниковой воды, — неожиданно и приятно.
 — Не пугайся, — сказала Мархаэоль. — Я не причиню тебе вреда.
 — Я знаю, — ответила Эллина.
 Слова эти сами слетели с ее губ. Она вроде бы вовсе и не собиралась их произносить.
 «Но ведь это и в самом деле так...» — подумала Эллина. И непонятно почему, уверенность в том, что ни ей самой, ни остальной команде ничего опасного не грозит, окрепла в ее душе.
 — Хороший бассейн, — сказала Мархаэоль, подходя к самому краю, к самым трепещущим огненным лепесткам.
 — Ага, — кивнула Эллина.
 Мархаэоль присела на корточки и грустно улыбнулась.
 — Тебе нравится в Харамишате? — спросила она.
 Эллина кивнула.
 — Здесь лучше, чем в Антааре, — продолжала Мархаэоль, садясь на край бассейна и опуская в него ноги. — Во владениях Махвата всегда тихо. И тишина там не такая, как в Харамишате. Если ты не желаешь ей подчиниться, она начинает давить. И Махвату нравится ночь, а мне — день. Мы с ним очень разные, — опять улыбнулась Мархаэоль, болтая ногами в густой лаве. Небольшие ленивые волны, словно спины маленьких морских животных, плавно двинулись по раскаленной поверхности в свой недолгий путь.
 — Мне немножко жаль провинцию Пра, — продолжала Мархаэоль. — Махват все там переменит. Раньше в Пра царили ветер и зеленые цвета. Мне там тоже нравилось, хотя самого Рагдара я терпеть не могла. Но у него были ветер и леса. Это было красиво. Но я знаю Махвата и понимаю, что теперь Пра станет совсем иной...
 Эллина молча слушала Мархаэоль. И перед ее внутренним взором вставало все, о чем та рассказывала. Густые леса с высоченными деревьями, пронизанные ветром; шум листвы, напоминающий громкий шум морского прибоя; волнующиеся под ветром травы лугов, очень похожие на океан...
 — Антаар нравится тем, кто любит покой и тишину, — говорила Мархаэоль. — Он удобен, если собираешься замереть навеки и не двигаться, если получаешь наслаждение от этого. А здесь хорошо. Здесь не такие покой и тишина, как в Антааре.
 — Мне больше нравится у себя, — заметила Эллина, — в Срединном Мире...
 Мархаэоль легко оттолкнулась и спрыгнула в бассейн, всколыхнув медленную и тягучую волну. Она была немного выше Эллины, и лава едва доходила ей до груди.
 — В Срединном Мире... — задумчиво повторила Мархаэоль слова Эллины. — Срединный Мир не ваш...
 — Пока не наш, — уточнила Эллина.
 — Да, — согласилась Мархаэоль, протягивая руку и касаясь плеча Эллины. — Но скоро он станет вашим. Я знаю, — уверенно добавила она и тяжело вздохнула.
 Эллина удивленно посмотрела на нее. Рука Мархаэоль лежала на плече, приятно холодя кожу. Пальцы Мархаэоль были тонкими и шелковистыми.
 — Ты так говоришь... — пробормотала Эллина. — Можно подумать, что тебе...
 — Нет, что ты, — улыбнулась Мархаэоль. — Я сама очень хочу, чтобы Срединный Мир стал свободным от Багнадофа.
 — Тогда в чем же дело?! — удивленно спросила Эллина.
 Мархаэоль провела пальцами по ее плечу, коснулась шеи. Эллина непроизвольно закрыла глаза. Она ощутила щекой прикосновение Мархаэоль, почувствовала, как ее рука скользит по коже, как слегка подрагивают кончики пальцев.
 — Жаль, — тихо прошептала Мархаэоль.
 — Чего? — не поняла Эллина.
 — Жаль, что ты погибнешь, — пояснила Мархаэоль.
 Эллина от этих слов невольно вздрогнула и открыла глаза. Мархаэоль смотрела на нее с невыразимой грустью.
 «Погибнешь...» — эхом отдалось в мозгу Эллины.
 Ей вдруг страстно захотелось жить. Действительно, а что она видела в своей недолгой жизни? Ведь только сейчас она по-настоящему почувствовала себя человеком.
 — Что с тобой было? — спросила Мархаэоль. — Я имею в виду — раньше. До того, как ты перестала быть такой...
 И Эллина, непонятно почему, принялась вдруг рассказывать Мархаэоль о том, о чем она никогда и никому еще не рассказывала. О том, как она встретилась с человеком и как они стали жить вместе. О том, как они отправились разыскивать военный склад. О том, как их засекла какая-то неизвестная команда и как пришлось удирать. И о том выстреле, навсегда лишившем Эллину радостей жизни...
 Мархаэоль слушала молча, внимательно глядя на Эллину. В глазах ее было сочувствие.
 — Вот так! — закончила Эллина. — А теперь Махват сделал мне такой вот подарочек.
 Мархаэоль вздохнула и опустила руку.
 — Мне пора уходить, — сказала она. — А ты отдыхай и набирайся сил. И пусть у тебя все будет хорошо. Я верю, что вы победите. Я знаю, что у тебя получится уничтожить Черное Сердце. Чего бы тебе это ни стоило. Удачи...
 Мархаэоль улыбнулась, подняла руки над головой и присела. Густая лава накрыла ее, словно одеяло. Эллина подождала немного, а потом осторожно двинулась туда, где только что была Мархаэоль. Эллина шла медленно, опасаясь наткнуться на нее. Но в бассейне никого не было.
 Эллина дошла до края бассейна и выбралась из него. Потоки лавы медленно, словно бы не желая отпускать, скатывались с кожи на пол, шипели, вскипая и испаряясь, на раскаленных плитах. Эллина подошла к своей одежде и опустилась на пол. Она вдруг почувствовала необычайную слабость. И внезапно захотелось плакать. Все ее хорошее настроение, вся бодрость и свежесть — все куда-то исчезло, словно и не бывало.
 К одежде Эллина даже не прикоснулась. Она села рядом, поджала ноги и спрятала лицо в ладонях.
 Мархаэоль напомнила ей о самом важном деле, самом необходимом, о боевом задании — о Черном Сердце. Раньше Эллина всегда ощущала в себе прилив сил, когда думала об этом. Когда представляла себе, как она это сделает (Эллина нисколько не сомневалась, что Черное Сердце уничтожит именно она — а кто же еще?!). Но сейчас эти мысли вызывали у Эллины лишь досаду и раздражение.
 Тогда она попыталась представить себе лицо врага. В тот момент, когда он стрелял в нее. Но и это не помогло. Эллина ощутила только легкую грусть и сожаление. Сожаление о том, что очень и очень скоро — вот чуть ли не прямо сейчас! — жизнь ее может оборваться. Именно не закончиться, а оборваться. В тот самый момент, когда она только-только начала вновь чувствовать себя человеком, а не догнивающей развалиной.
 Эллина встала — тяжело, словно безнадежно больная, — и повернулась к зеркалу. Из зеркала на нее смотрела стройная и красивая девушка. Эллина невольно восхитилась своим телом, столь сильно переменившимся после посещения Антаара. И что теперь? Это вот тело — сильное и стройное, красивое и здоровое, — оно скоро должно умереть?
 «Да...» — подумала Эллина.
 Но ее отражение считало иначе. И оно отрицательно помотало головой...


* * *

 — Не понимаю я, чего с ребятами происходит, — бурчал Колобок. — Расслабились, что ли? Может быть, и расслабились... Эллина — точно... дура...
 — Не гунди, — ответила Катя. — Я ее понимаю. Эллине сейчас уже не до команды... наверное...
 — Дура она, — повторил Колобок, присаживаясь на постель — зависший в воздухе над полом язык пламени. — На Махватову наживку клюнула. А теперь...
 — Он ведь ни о чем ее не просил, — возразила Катя. — Он просто помог ей. Эллине же, наверное, было очень больно.
 — А чего же ты не согласилась? — ехидно осведомился Колобок, стаскивая с себя мечи. — Тебе же он тоже хотел... это самое... просто помочь.
 — Знаешь, — Катя села на постель рядом с Колобком, — я не привыкла получать что-то даром. Когда предлагают что-то, то обязательно потом приходится расплачиваться. Не так, так иначе. А жить надо здесь и сейчас, а не мыслью о грядущей расплате...
 — Странно ты как-то рассуждаешь, — буркнул Колобок. — Послушать тебя — вроде бы все правильно. А подумаешь немного, и перестаешь понимать... — Колобок лег, повернулся к Кате спиной и закрыл глаза. Он не то чтобы очень уж хотел спать, просто возникло вдруг желание расслабиться.
 Колобок слышал, как рядом устраивается Катя, как она возится, зачем-то стаскивая с себя куртку. Потом все стихло.
 В голове Колобка царил полный сумбур. Ему вдруг показалось, что они все останутся в Харамишате — навсегда. Откуда возникли такие мысли — Колобок не знал. Он попытался разобраться и неожиданно для себя понял, что им всем, наверное, просто надоело. Надоело воевать, голодать, мерзнуть от холода или изнывать о жары, болеть и умирать... Колобок попытался представить себе Прыжка с автоматом — жестокий прищур, резкие движения, — но ничего не получилось. Прыжок вдруг предстал перед его мысленным взором рядом с этой своей Мархаэоль. И она куда-то тянула его за руку, уводя ото всех. Коновалова он вообще не смог вспомнить — лишь его спина, уходящая в сторону пылающей двери зала Огненного Дворца. А Эллину Колобок сумел представить себе лишь вертящейся перед зеркалом. Катя? Катя...
 Колобок вдруг почувствовал нежное и осторожное прикосновение к своей шее. Живое и горячее прижалось к его спине, прильнуло, жарко задышало над ухом. Пальцы скользнули по щеке, взъерошили волосы.
 — Блин! — Колобок резко сел на постели.
 — Ты чего?!..
 Колобок обернулся.
 Катя хлопала глазами, удивленно таращась на него. Искусственная половина лица в красном сумраке светилась бледно-молочным цветом. Колобок подозрительно оглядел Катю. Она по-прежнему была в своей черной коже, даже обуви не сняла. И, судя по всему, лежала Катя спиной к Колобку...
 — Это... это не ты?.. — поперхнулся Колобок.
 — Что значит — не я?! — ошарашенно спросила Катя.
 — Ну... — Колобок вдруг замялся. — Не ты сейчас... ко мне тут... ну типа прижималась...
 — Обалдел? — спросила Катя, снова ложась и поворачиваясь на бок. — Приснилось тебе что-то...
 Колобок слез с постели и отошел в самый дальний угол комнаты. Там он вытащил свой меч, крепко взял его в руки и присел на корточки.
 «Мне не приснилось, — подумал он. — Мне не могло присниться, я чувствовал...»
 Катя лежала тихо, дыхание ее сделалось ровным.
 Колобок прикрыл глаза и тут же почувствовал какое-то движение в комнате. Но когда он огляделся по сторонам, все было спокойно.
 «Мне не приснилось, — упорно твердил про себя Колобок. — Мне не приснилось...»
 Всколыхнулись огненные стены, и что-то темное возникло на фоне багрового пламени. Колобок встал и взял поудобнее меч.
 Темное пятно начало сгущаться и приобретать очертания человеческой фигуры.
 — Махват!.. — выдохнул Колобок.
 — Да, — кивнул Махват. — Я решил не обнадеживать вас. Все равно вам ничего не удастся сделать...
 Говорил он громко — в полный голос, — и проснувшаяся Катя уже увидела его и поднялась с постели. Она обогнула Махвата и подошла поближе к Колобку — чтобы видеть лицо собеседника.
 — Разъяснишь? — спросила она.
 — Нужно ли? — пренебрежительно дернул плечом Махват.
 — Что-то голос у тебя не такой, — прищурилась Эллина. — Как-то ты не совсем так говоришь.
 — Нормальный голос, — нахмурился Махват. — Но это и не имеет значения. Прощайте!..
 Он взмахнул рукой, и из пола ударили фонтаны огня. Катя с Колобком охнули и отпрянули к стене. Сквозь пылающую огненную стену Колобок видел, как Махват поворачивается и уходит. И он мимолетом отметил про себя, что плащ у Махвата почему-то красный. И волосы какого-то странного цвета, едва ли не зеленые. А потом ему стало не до этих мелочей. Потому что стена огня приближалась.
 Дышать стало невозможно, обжигающий жар сушил губы, выжигал легкие.
 — Достань из кармана блокнот! — заорала на него Катя.
 Колобок сразу сообразил, о чем она говорит. Он лишь слегка удивился тому, что Катя сама не полезла в карман своей же куртки, в которую была одета. Но потом Колобок заметил в ее руках меч. «Как она его взяла? Когда?..» — растерянно подумал Колобок, вытаскивая из кармана блокнот Николая-летописца.
 — Другую страницу! — крикнула Катя. Она скосила глаза, наблюдая за тем, как Колобок торопливо листает блокнот. — Эту, да!!! Читай!..
 Колобок покорно принялся читать что-то, наверное заклинание. И пока он его читал, огонь делался все сильнее, жар — невыносимее. И в какой-то момент Колобок понял, что жизнь его окончена. Он громко закричал от боли и повернулся к Кате. И еще один крик едва не вырвался у него из пересохших губ — на этот раз от удивления. Потому что одежда на Кате была красного цвета. А искусственная половина лица сияла изумрудно-зеленым.
 Катя одарила Колобка совершенно дикой улыбкой и растаяла в воздухе. Колобок зажмурился, разжал пальцы, выпустил блокнот и издал еще один крик — от отчаяния...
 — Что с тобой? Колобок! Что ты? Что случилось?..
 Колобок вдруг понял, что он стоит не в углу комнаты, а прямо перед огненной кроватью. И что Катя сильно трясет его за плечи. И боли нет, как нет и иссушающего жара. Только горло саднит от громкого крика.
 Колобок высвободился и посмотрел на Катю. Катя была прежней — черная кожа, маска...
 Катя.
 Тогда Колобок опомнился и посмотрел себе под ноги.
 Там, куда упал блокнот и где он по идее должен был и лежать, серела крошечная горстка пепла.
 — Катя... — сдавленным голосом произнес Колобок и указал на пепел. — Блокнот...
 — Что?! — Катя дернулась, захлопала по карманам, принялась обшаривать куртку.
 Блокнота не было.
 — Зачем? — Голос Кати звенел сталью.
 — Ты мне сама отдала... — прошептал Колобок.
 — Я?! — изумилась Катя. — Ты что, охренел вконец?! Когда я отдала? — Казалось, еще секунда — и Катя Колобка ударит — с размаху, изо всех сил.
 — Когда начался пожар... когда огонь... и мы с тобой стояли в том углу... — Колобок с убитым видом махнул рукой.
 — Ты сдурел? — крикнула Катя. — Я спала! И проснулась, когда ты стал что-то орать здесь, над самым ухом!
 — Мы стояли там, — уже более уверенно сказал Колобок. — И еще здесь был Махват. Он говорил с нами. А потом он исчез, и начался пожар. А ты сказала, чтобы я прочитал заклинание. И дала мне блокнот... вот...
 В течение всего этого монолога лицо Кати менялось. Глаза ее делались все более растерянными. Она поднесла руку к своему лицу и прикрыла пальцами губы.
 — Это же был сон... — прошептала она.
 И они оба посмотрели на кучку пепла.
 И именно в этот момент обоим почудился легкий и презрительный смешок. Словно кто-то невидимый снисходительно усмехнулся над двумя дураками, которых удалось обвести вокруг пальца. Кто-то могущественный не считал уже нужным скрывать свое незримое присутствие здесь. Судя по звуку — женщина...




 29. УЧИТЕЛЬ


 Маркулий сидел на полу, прислонившись спиной к одной из колонн. Едва он ступил в эту комнату, как ковер тлеющих углей сразу же потемнел, — Маркулию так захотелось, рдеющие багровым цветом угольки отвлекали его от мыслей. А подумать сейчас Маркулию было очень и очень нужно.
 Ему хотелось разобраться в себе. Слова Махвата ржавым гвоздем сидели в его сознании. Может быть, он поступил опрометчиво, отклонив предложение Махвата? Может быть, ему действительно стоило остаться в Антааре?
 — Учитель... — прошептал Маркулий. И тут же перед его мысленным взором предстал Махват. То есть не Махват, а Максим Витальевич Игнатьев — со своей всегдашней немного грустной улыбкой, с добрым взглядом, мягким голосом, спокойно объяснявшим, где и в чем ошибся его ученик.
 Маркулий вдруг вспомнил, как Махват назвал его своим лучшим учеником. И в душе всколыхнулось чувство гордости. А ведь и правда, Маркулий многому сумел научиться. Ну, может быть, он не такой уж и старательный ученик, но тут уже был вопрос времени. Будь этого самого времени побольше...
 Маркулий вспомнил, как Махват говорил о том, что в Антааре вся вечность будет в его распоряжении. Самое необходимое для прилежного ученика — время. И тогда можно было бы...
 «Это Преисподняя», — напомнил себе Маркулий. Но мысль эта очень быстро увяла. Потому что в памяти всплыли слова Махвата о том, что нет ни Рая, ни Ада. Есть только Истинные и Ложные Миры.
 «Интересно, — подумал Маркулий, — что бы это могло значить? Истинные Миры, Ложные... Останься я в Антааре, я бы это узнал...»
 Маркулий вспомнил еще одну фразу Махвата: «Жизнь наша в наших же руках...» И вспомнил он ее так отчетливо, будто слова эти только что произнес сам Махват, словно он сейчас находился рядом, в этой же комнате.
 Маркулий закрыл глаза.
 «Это неправильно, — подумал он. — Это Преисподняя, здесь не может быть ничего хорошего для Срединного Мира...»
 Маркулию показалось, что рядом прозвучал смешок. Но он не стал открывать глаз. Даже тогда, когда услышал осторожные и мягкие шаги, приближающиеся к нему. Маркулий сидел закрыв глаза и подняв лицо к потолку. Шаги замерли всего в полуметре от него. Кто-то стоял рядом. Просто стоял. Наверное, разглядывал Маркулия, изучал его.
 Маркулий подумал, что шаги эти были похожи на женские. Значит, рядом с ним скорее всего сейчас находится сестра Махвата Игнта. Мархаэоль Игнт. Хозяйка Огненного Дворца. Повелительница одной из провинций Саакбарада. Существо из Преисподней.
 «Ничего ты мне не сделаешь», — подумал Маркулий. И тут же понял, что ошибается.
 Это были просто ощущения — уверенность в том, что в любую секунду Мархаэоль может испепелить его одним лишь взглядом своих желтых глаз. Но страшно Маркулию не стало. Ему было все равно.
 Опять шаги. Уверенные, широкие.
 «Это уже Махват Игнт, — подумал Маркулий. — Тоже пришел... Зачем?!»
 И в мозгу вдруг всплыла фраза Махвата: «...ты — мой любимый ученик...»
 Любимый ученик...
 От слов этих в душе Маркулия всколыхнулось что-то теплое, родное. Ему так захотелось услышать эти слова еще раз. Но время упущено, былого не вернуть. И от кого он может еще услышать подобное? Уж не от тех ли, с кем сейчас находится здесь? Не от тех ли, что расположился по соседним комнатам?
 Маркулий вдруг увидел их всех. За какую-то долю секунды перед его мысленным взором пронеслась картина, где были запечатлены все они. И каждый из них находился в объятиях пламени. Огненные языки сплетались, закрывая порой фигуры людей. Но пламя не причиняло им вреда. Напротив, каждый из них был доволен этим, каждый считал прикосновения огня ласковыми и желанными. Но что-то с ними все-таки происходило. Какая-то невидимая часть все же сгорала. «Может быть, часть души? — подумал Маркулий. — Может быть, сама душа...»
 Маркулий приоткрыл глаза. В комнате было темно. Слабый свет тлеющих стен даже не пытался разогнать мрак. И на фоне этой темноты перед сидевшим на полу Маркулием возвышались две черные фигуры. Темные, темнее мрака, царившего здесь.
 Два силуэта, мужской и женский. Стоят, молчат, наблюдают... Ждут...
 Маркулий понял вдруг, что в душе его совершенно не осталось сил бороться. Да и не то чтобы бороться — вообще никаких желаний не осталось. Хотелось лишь одного — покоя и тишины. И он сразу же понял, что эти столь желанные им сейчас покой и тишина могут быть дарованы ему стоявшими перед ним сущностями.
 Ведь, если разобраться, какое дело Маркулию до Срединного Мира? До его горестей и радостей? Разве хоть кто-нибудь в том мире относился к нему по-человечески? Так, как Маркулий того заслуживает... Единственный, кто действительно по-настоящему ценил его, — учитель, Максим Витальевич... Махват Игнт.
 Маркулию захотелось заплакать от обиды. Ведь всем этим людям, пришедшим к нему от Данихнова, нужны были только лишь его способности. Им надо было, чтобы он разобрался в заклинаниях Николая-летописца. А что потом будет с самим Маркулием, их совершенно не интересовало.
 «Я один, — подумал Маркулий. — Один, как остров в океане... И никому нет дела до моих желаний, да и до меня тоже... А этим людям — особенно...»
 Ведь они выдернули Маркулия из привычного — такого тихого и спокойного — мира, потащили за собой через огонь, грязь, страх и боль. Прямо сюда, в Преисподнюю. К чему сейчас думать о них? Разве они думали о нем, когда он, дрожа от страха, прятался в подвале? Разве думали о нем, когда он трясся в кузове грузовика, прошиваемом пулеметными очередями? Или тогда, когда его загнали в ловушку и он вынужден был воспользоваться заклинаниями, чтобы бежать — в Багнадоф. Разве за ним они пришли сюда? Нет! Не за ним — за его способностями. Они его просто используют. Так к чему тогда беспокоиться о них?
 Маркулий вновь закрыл глаза. Он подумал о том, что никуда и ни с кем не хочет уходить. Что здесь, в сущности, очень хорошо. То есть не здесь, конечно, не в Харамишате, — в Антааре, рядом с учителем. Там, где он сможет узнать еще очень много нового. А потом, когда узнает и научится всему, что знает сам Махват Игнт, можно будет и вернуться в Срединный Мир. Уже не как безразличное всем существо, а как маг, вызывающий у окружающих уважение. И никто уже тогда не сможет помыкать им или приказывать ему. Тогда Маркулий сам будет решать, что ему делать и делать ли вообще хоть что-нибудь...
 «Учитель...» — мысленно прошептал Маркулий.
 И попытался представить себе Махвата Игнта.
 И тут...
 Словно молния сверкнула у него перед глазами. И Маркулий увидел — но не Махвата...
 Чистый белый свет обрушился на Маркулия откуда-то сверху. Словно поток свежайшей воды, вымывающий все ненужное из мыслей, выносящий всю грязь из утомленной души. И в сиянии этого света Маркулий увидел лицо. Незнакомое лицо, ранее никогда им не виденное. Выражение его было почти такое же, как и выражение лица Максима Витальевича, каким его запомнил Маркулий. Но светлые глаза источали неимоверную силу и любовь, которой он никогда и ни от кого не видел. И сила эта необъяснимым образом проникла в душу Маркулия, заполнила ее всю, до самых краев, норовя выплеснуться наружу...
 Маркулий открыл глаза и встал. Перед ним никого не было, он был в комнате совершенно один. Огненные стены и пол стремительно наливались светом и жаром. Маркулий уже чувствовал его через подошвы. Злобно вспыхнули колонны, опалив пламенем сухую кожу. Злобные языки огня выплеснулись в комнату...
 — Нет! — громко и решительно произнес Маркулий.
 И огонь утих. Словно испугался его голоса.
 И тогда Маркулий понял, что здесь и сейчас нет уже над ним власти — ничьей, кроме той силы, что переполняла его душу. А силе этой нет равной во всех мирах.
 Маркулий твердым шагом пересек комнату и подошел к двери. И огненные языки испуганно сжимались и прятались, когда он проходил мимо.
 Маркулий чувствовал и знал, что сила эта — не его. Она принадлежит другому. А он — всего лишь проводник этой силы. Но никакого неудовольствия это знание ему не причиняло. Он просто был рад тому, что эта сила существует.
 Маркулий вышел в зал и огляделся. Закрытые двери, пустота и тишина.
 — Эй!.. — громко прокричал Маркулий. И голос его разнесся под сводами Огненного Дворца, эхом отразился от стен, заставил испуганно трепетать пламя.
 — Э-ге-ге-ей!!! — заорал Маркулий во все горло. Он и сам удивился тому, откуда у него вдруг появился этот полный силы голос.
 Распахнулась дверь, и в зал выскочили Колобок с Катей.
 — Чего? — испуганно спросил Колобок. — Что случилось?
 — Мы уходим, — заявил Маркулий.
 Распахнулась еще одна дверь, и в зал, одеваясь на ходу, выскочил Коновалов.
 — Ты чё орешь? Старый хрен!..
 Но Коновалов запнулся, увидев взгляд Маркулия. И ничего больше спрашивать не стал.
 — Вы что? Чего орете?.. — Голос Эллины — чистый и звонкий — звучал испуганно.
 — Мы уходим, — повторил Маркулий.
 — Куда это?! — спросила Эллина.
 — В Срединный Мир, — заявил Маркулий.
 — Вот еще! — Эллина нахмурилась. — Ты чё тут раскомандовался, а?..
 — Уходим — значит уходим! — раздался голос Прыжка.
 Все обернулись и посмотрели на него.
 Прыжок стоял в дверях комнаты, неторопливо натягивая свою куртку. Рядом с ним стояла Мархаэоль Игнт. Лицо ее было словно выточено из камня. Ни один мускул не шелохнулся. И желтые глаза смотрели холодно и безжизненно.
 — Я пойду с вами... — еле слышно прошептала она.
 — Пошли, — согласился Прыжок.
 Маркулий хотел было возразить, но вдруг понял, что действительно ничего страшного не произойдет. Сила, присутствующая сейчас в нем, этого просто не позволит.
 — Пошли, — негромко повторил Маркулий и кивнул.
 — А как мы уйдем-то?! — закричал Колобок. — Блокнота нет! Сгорел блокнот! Нет его!
 — Что? — с легким недоумением спросил Маркулий.
 Недоумение его было вызвано не этим происшествием, а тем, что присутствующие придают такое большое значение столь незначительному событию. Подумаешь — сгорел блокнот... Маркулий вдруг понял, что в предстоящем испытании блокнот этот не будет иметь никакого значения. Что освободить Срединный Мир можно и без него, что для победы (которой страстно вдруг возжелал Маркулий) это совсем не обязательно. Обязательно другое. Что именно, Маркулий пока еще толком не определил. Но труды Николая-летописца перестали вдруг иметь для него значение. Однако остальные восприняли происшествие совершенно иначе.
 Коновалов вытаращил глаза, раскрыл рот и гаркнул:
 — Сука!
 Колобок промолчал.
 — Ты что наделал?! Да я тебя!..
 Еще бы миг — и Коновалов бросился бы на Колобка с кулаками. Если бы не Маркулий.
 — Летописи не нужны, — уверенно произнес он.
 — Кому не нужны? — заорал Коновалов. — Тебе не нужны? Да кто ты такой?!
 — Мы совершенно спокойно вернемся в Срединный Мир и без них, — ответил Маркулий. — Через Остров.
 — Вернемся? А потом? Потом что? — кричал Коновалов.
 — Для выполнения нашей цели летописи не нужны, — сказал Маркулий.
 — Какой цели? Ты, старый хрен! Какой такой нашей цели?! — Коновалов переключился на Маркулия. Словно ему было совершенно все равно, на ком сорвать злость.
 — Уничтожение Черного Сердца, — спокойно ответил маг и пристально посмотрел на Коновалова. — Или у тебя иная цель?
 Ничего особенного не сказал Маркулий. Но Коновалов сразу же сник. Словно взгляд Маркулия разом высосал у него всю злость, оставив после себя лишь странную растерянность.
 — Ты чего, Юр? — спросил Прыжок. — Сам же видал, от этого блокнота одни, типа, проблемы. Нам едва крындец не настал из-за него. Да по мне, так и лучше, что нет его, на фиг! Обратно идем? Нормально типа! И чего?
 Коновалов молчал. Молчали и Эллина с Колобком. Лишь Катя подошла к Маркулию и тихонько спросила:
 — Мы правда сумеем вернуться?
 Маркулий кивнул.
 — А потом? — настаивала Катя. — Потом что?
 — Я знаю, что надо делать, — уверенно заявил Маркулий. И в голосе его звучала такая сила, что никто не посмел ему возразить.




 30. ОСТРОВ


 Ну, типа ожил этот старый пень. И все такое... Не, нормально, да? В Москве его приходилось типа на себе тащить, пинками гнать. А тут — взял и ожил! А может, потому он и ожил, что мы все какие-то сонные сделались. Что касается меня, то я точно сонный был. Будто мешком по башке стукнутый, ни фига не соображал, и все мне совершенно фиолетово сделалось. И команда, и все такое.
 А и спрашивается, какого фига мне еще надо, если я свою Мархаэоль отыскал? Сидеть бы мне здесь, в Харамишате этом, в Огненном Дворце. Сидеть и горя не знать! А чего там со Срединным Миром случится — фиолетово полностью. Хоть пускай крындец ему настанет конкретный — мне-то что? Верно излагаю?
 Вот и я тоже думаю, что верно. И Мархаэоль — она, видать, так же думала. Ну, это-то понятно — не к ним же багнадофские твари нагрянули. У них здесь — полный кайф. И красиво, и безопасно, и жрать не хочется, и не спать можно совсем. Нормальный же человек на моем месте и секунды не раздумывал бы. Сразу бы Мархаэоль в ножки бросился. Типа сделаю для тебя, что хочешь. Хочешь армию свою к нам — пожалуйста! Хочешь, сам во главе ее пойду? Ну и все такое...
 А у меня, видать, гвоздь в заднице сидеть спокойно не дает. Хотя дело тут, если хорошенько подумать, не только в гвозде...
 Хорошо помню я тот момент, накрепко в памяти засел. Когда Мархаэоль вдруг в моих руках словно каменная сделалась. Как неживая типа. И смотрит на меня такими глазами, будто меня тут и нет вовсе. А потом воздух как-то дрогнул, словно за стеной сильный порыв ветра рванул. И тут как раз наш сморчок голосить начал. Типа уходим мы уже.
 Я на Мархаэоль в тот момент глянул — сердце заледенело. Я даже в первый момент и не узнал ее, словно чужой, совершенно незнакомый мне человек рядом. А потом меня самого будто по башке что-то стукнуло. Блин! Какое там оставаться?! Какая там армия, Харамишат и вся эта развеселая семейка?! Мы же для них — тьфу! Плюнуть и растереть. А то даже и не растирать...
 Что блокнот пропал, мне как-то вообще фиолетово. У меня из-за этого блокнота одни неприятности. С того самого момента, как я его в карман засунул. Сгорел и сгорел — плевать. Его у нас все время забрать хотят. То Махват этот, то еще кто... И самое главное, как мне кажется, не потому они его забрать хотят, чтобы воспользоваться им, а потому, чтобы мы им не воспользовались. То есть чтобы мы сами типа сюда свою армию не привели.
 Ну, это понятно, привести-то мы сможем. Ага, армию. Сотни полторы «секретников», да без оружия, да против таких, как Махват. Долго мы продержимся? Секунд десять или даже пятнадцать.
 А насчет Черного Сердца — это да, это серьезно. Но как выяснилось, оно не здесь, а в Срединном Мире, у нас.
 Что же касается Цитадели ихней, на шести островах которая, то номер, судя по всему, тоже пустой. Хотели мы к ней добраться — не вышло. Даже у Махвата не вышло.
 Спрашивается: на фига нам вообще этот блокнот нужен был?! Клопов им давить — вот и все его применение!
 Мархаэоль вон ни разу даже и не упомянула о блокноте. Ясно же, что он ей на фиг не нужен. Ей мое согласие было нужно. Типа если бы я согласился армию ее пригласить, то и без блокнота они бы к нам добрались, через тот же самый Остров, к примеру. Махват — другое дело. Он никого из нас уломать бы и не смог. Так что он и не пытался, наверное. А может быть, и пытался — не знаю.
 Когда Мархаэоль заявила, что тоже с нами пойдет, я даже вроде бы немножко успокоился. Не, конечно, она мне всю жизнь здорово помогала. Но мне, что ни говори, в Срединном Мире спокойнее. Там я хоть знаю, чего ожидать можно. А тут?
 А тут вообще непонятно чего творится...
 Юрка Коновалов на Маркулия чуть не с кулаками набросился. Смотрю я на него — понять ни фига не могу. Как будто маг наш Юрке чего должен. А на фига, спрашивается, орать-то? Уходить нам надо? Надо! Не торчать же здесь всю жизнь.
 Эллина тоже какая-то странная. Хотя она давно уже странная, еще после Замка Тишины, когда Махват ее починил типа. Вот этого я не понимаю совершенно! Ну, выздоровела — хорошо. Так ведь здоровый человек, он же сильнее должен быть. А у Эллины все наоборот. Словно здоровье она у Махвата сменяла на силу. И еще мозгами своими приплатила, дура... Нам уже выходить, все в зале торчат, а Эллина чирикнула этак: «Я сейчас, я быстренько...» — и к себе в комнату — фырк! Глянул я туда — она перед зеркалом. Типа себя осматривает, все ли в порядке, не перепутала ли балахон свой с сапогами, когда впопыхах одевалась. И на Мархаэоль Эллина как-то странно смотреть стала. Взгляд какой-то непонятный, не смотрела она так раньше ни на кого. Словно на Огненного Скорпиона, от которого не знаешь, чего в следующую минуту ожидать, но уверен точно, что ожидать нужно какой-нибудь гадости.
 А еще когда мы из Огненного Дворца выходили, я как раз с Колобком трепался. Ну и по ходу он меня про Мархаэоль спросил — типа не ожидать ли от нее каких сюрпризов. Я отмахнулся так — типа какие еще там сюрпризы?! Уверен я, что все нормально будет. Хотя и сам не могу объяснить, почему уверен. Наверное, потому, что последние несколько часов мы с ней вместе провели... Так вот, в какой-то момент этого разговора Эллина так на меня глянула — я аж обалдел. И обида в ее взгляде была, и недоумение, и много чего еще понамешано. Непонятно, короче... Не люблю я непонятного!..
 Колобка, к примеру, я понимаю. Он сейчас какой-то шарахнутый ходит. Спросил его — кошмары снились, отвечает. Ну, понятное дело типа. Мне когда кошмары снятся, я еще и не такой пристукнутый бываю...
 Катя же на всех поглядывает с этаким беспокойством. И на меня, и на Колобка, и на Эллину. А особенно — на Юрку. Так смотрит, как будто мы все можем в следующую секунду на кусочки развалиться. Единственный, кому она такой взгляд не дарила, — маг наш, сморчок старый.
 Маркулий-то наш, кстати, действительно ожил, это я не просто так ляпнул. Вот какая раньше Эллина была, такой теперь Маркулий сделался. Сила в глазах, уверенность в движениях. Даже кажется, что и ростом он повыше стал, и вроде бы посолиднее выглядит, хотя, конечно, такой же сморчок, как и раньше. Но он смело так впереди идет, типа ведет нас всех за собой. Проводник хренов...
 Когда мы из зала того выходили, опять оказались на огненной реке, которая тут вместо лестницы. Маркулий первый на нее шагнул, и поток его быстренько вниз утащил. Потом — остальные. А в самом конце уже — мы с Мархаэоль.
 Она на меня так смотрит, что мне даже не совсем приятно становится. Так на труп близкого человека смотрят, а не на живых людей.
 — Что с тобой? — спрашиваю.
 Молчит, головой мотает.
 — Я тебя обидел? — спрашиваю.
 Опять молчит.
 Взял ее за руку — холодная. И пальцы подрагивают слегка. И в ладонь мою вцепилась, будто тонет она.
 И тут меня словно огнем обожгло. Оттого что я понял, что с моей Мархаэоль происходит.
 Боится она. Просто боится — очень сильно. И не просто так она меня все назад тащит, чтобы мы с ней типа самыми последними шли. Мне по ходу интересно стало, знает ли кто, куда нам идти. И я хотел Катю догнать, спросить. А Катя рядом с Маркулием шла. И Мархаэоль, когда я шаг ускорил, испуганно так шепчет:
 — Я не пойду, ты один иди...
 Тогда-то и дошло до меня, что это она отчего-то Маркулия нашего опасается. А чего его опасаться?! Мага же этого соплей убить можно!..
 Идем это мы обратно типа. Я обернулся — на Огненный Дворец посмотреть, — рот раскрыл от удивления. Стены темные, еле светятся. И пламя как бы послабее стало, уже не кажется, что оно до небес достает. Но чем дальше мы от дворца, тем ярче он разгорается. И когда мы цветочное поле прошли, он уже вовсю пылал, как раньше.
 Кстати, как раз тогда, когда мы через поле это шли, я окончательно и поверил, что Мархаэоль боится именно Маркулия. И не только Мархаэоль — такое впечатление, что его весь этот мир бояться стал. Маркулий по полю идет, а цветы, мимо которых он проходит, гаснут, съеживаются, темными делаются. Пройдет он мимо — они снова огнем полыхать начинают. Не знаю я, почему так. То ли Маркулий наш и правда сильный маг, а не фигня подвальная, то ли здесь он чему-то научиться успел... А чего? Эллина вон какая здесь стала. Интересно, когда обратно вернемся, она в прежнюю превратится или такой останется?..
 Я на нее посмотрел, и показалось мне, что она о том же думает. И сразу жалко ее стало. Ведь, наверное, это хреново, так вот — получить, а потом потерять. И не ерунду какую-нибудь, а здоровье. Хотя Эллину, конечно, больше всего не здоровье интересует сейчас, а внешность. Мордашка и правда симпатичная, только не нравится мне, что человека как будто подменили. Я характер имею в виду и все такое, рожа-то ее мне как-то фиолетово. А она сейчас такой стала, что ей впору не командой руководить, а цветочки собирать в поле, по которому мы сейчас как раз идем...
 За этими мыслями я и не заметил, как мы поле миновали и поднялись по склону. Под ногами опять кирпичная дорога, вдалеке дверь маячит.
 До двери, что посреди песков торчит, мы быстро дошли. Или мне только так показалось — не знаю. Может, опять я задумался, а может, это нас Харамишат потихоньку подгоняет. Типа пошли отсюда на фиг со своим Маркулием... Но так или иначе, а до двери мы добрались. Ну, подходим, останавливаемся. Дальше-то чего делать? Никто первым туда лезть не хочет. Даже Маркулий неподвижно стоит и внимательно так на Мархаэоль смотрит. А она под его взглядом едва ли не дрожит. Ну, оттеснил я мага плечом, сам к двери сунулся. Обошел ее кругом, посмотрел — фиг его знает, с какой стороны туда входить надо! Вдруг не с той войдешь, окажешься не там где-то.
 — Слушай, — спрашиваю я Мархаэоль, — а нам точно сюда нужно? Другой дороги нету?
 — Все пути в Саакбараде идут через Антаар, — отвечает она. — Антаар — это центральная провинция Саакбарада.
 — Ясно, — киваю. — Тогда пошли, что ли? С какой стороны входить надо?
 — С любой, — отвечает.
 — Это хорошо придумано, — говорю. — Ну, я первым тогда пойду...
 — Первым пойду я, — заявляет Маркулий. И гордо так головенку свою задирает, старый хрен.
 Я настаивать не стал. Маркулий открыл дверь, шагнул туда и пропал с глаз. И тут Мархаэоль моя словно бы ожила.
 — Толик, — шепчет она. — Останься. Хоть ненадолго. Остальные пусть идут, а ты останься.
 Я на Мархаэоль смотрю, не отвечаю.
 — Ты не бойся, — торопливо продолжает она. — С ними ничего не случится. Они нормально дойдут до Острова, а оттуда — в Срединный Мир. Я сама пойду их провожать. Только ты останься...
 Оглянулся я на своих.
 Катя ничего не сказала. Равнодушно так на меня глянула и — следом за Маркулием, в дверь эту.
 Колобок тоже спокойный такой вдруг стал. Молчит. Стоит на пороге, на меня смотрит. Типа чтобы знать, остаюсь я или нет. По виду его понятно, что это мое решение никак и ни на что не повлияет, просто интересно человеку.
 А в глазах Коновалова этакий огонек вдруг загорелся. Словно бы он что-то спросить очень хочет, но не решается. И Эллина так же смотрит — с вопросом в глазах. Только не на меня смотрит, а на Мархаэоль.
 — Нет, — говорю, — я с ребятами. Обратно вернусь. Здесь у тебя хорошо, но есть, короче, веские причины у меня. И все такое...
 Мархаэоль глаза опустила, вздохнула, кивает мне. Говорит:
 — Ладно, пошли...
 И — в дверь.
 Ну, я тоже туда шагнул. И оказался я опять в Зале Мира — ну, том самом, откуда мы в Харамишат уходили.
 Я думал, что Махват здесь будет. Не, ни фига. Никого вообще нет. Даже слуг его не видать.
 Когда все остальные подтянулись, Мархаэоль открыла дверь в стене белого цвета. А за дверью туман какой-то клубится. Густой такой, ни фига не разобрать.
 — Остров, — сказала Мархаэоль.
 И как она это сказала, Маркулий сразу же отстранил ее и в дверь шагнул, первым. То есть отстранять-то Мархаэоль не очень-то и потребовалось, она сама от Маркулия едва не шарахнулась. А от мага нашего я, честно говоря, не ожидал такой прыти. Чтобы он первым типа в дверь эту полез.
 Другие, наверное, тоже не ожидали. Катя испуганно охнула и кинулась следом за Маркулием. Я на Мархаэоль посмотрел, но она куда-то в сторону глядит, о чем-то своем задумалась. Ну, я тогда рукой махнул и шагнул следом за Катей...




 31. СМОТРИТЕЛЬ


 Ощущение падения. Словно очень медленно летишь в бездонную пропасть. Под ногами — пустота и густой молочно-белый туман. Туман действительно густой, даже двигаться в нем удается с трудом. Словно вязкая масса окружает со всех сторон. Дышать тяжело, воздух неповоротлив и липок.
 Знакомые ощущения. Очень знакомые. Совсем недавно уже испытанные. И вызывающие необъяснимое чувство тревоги. Прыжок напрягается, старается вспомнить, почему это все кажется ему таким знакомым? Не получается. Память молчит.
 Прыжок огляделся по сторонам — ничего не видно, сплошной туман. И в нем что-то темнеет — несколько силуэтов, в которых с трудом угадываются Мархаэоль и остальные.
 — Эй! — крикнул Прыжок. — Вы типа где все? И чего тут вообще такое?..
 Голос его звучит глухо, непривычно.
 — Все в порядке, — отвечает Мархаэоль. — Вначале здесь всегда бывает так...
 Слова ее раздаются рядом, прямо над ухом. Прыжок оглядывается — никого рядом нет, красное платье, кажущееся сквозь туман бледно-розовым пятном, виднеется метрах в трех. Очевидно, туман не только глушит, но и сильно искажает звуки.
 Постепенно начинает светлеть. Кисея тумана рассеивается, делается все прозрачнее. И Прыжок видит, что они стоят на бескрайней равнине, раскинувшейся до самого горизонта, насколько хватает глаз.
 Прыжок делает шаг, и под ногой раздается такой звук, словно он идет по листу железа — глухо звенящий, неожиданно громко отдающий эхом.
 Прыжок смотрит под ноги — гладкая матово-белая поверхность. Он наклоняется, касается рукой, надавливает — мягкое и упругое. Прыжок осторожно стучит по земле костяшками пальцев. Кажется, что стучишь по толстому слою резины. Но воздух тут же наполняется оглушительным гудящим звоном.
 — Ни фига себе... — бормочет Прыжок, выпрямляясь и глядя по сторонам.
 Туман уже полностью рассеялся, и теперь видно, что равнина эта совершенно пуста. Лишь вдалеке — километрах в двух — виднеется какое-то приземистое строение матово-черного цвета.
 Прыжок смотрит вверх — над его головой, в совершенно бесцветном небе, правильным треугольником зависли шесть солнц разного цвета. Но кажется, что света они не излучают совершенно. Такое ощущение, что свет исходит откуда-то снизу, может быть, сама матово-белая поверхность равнины испускает его. И может быть, именно поэтому здесь и нет теней...
 — Нам нужно туда. — Мархаэоль указывает рукой на черное здание.
 Маркулий решительно направляется в ту сторону, шаги его оглушительно громыхают. Катя с Колобком переглядываются и идут за ним, вызывая у равнины еще один приступ гулкого звона. Эллина словно бы и не замечает этого, она растерянно оглядывается по сторонам, словно бы удивляется окружающему. Коновалов смотрит себе под ноги, и лицо его кажется угрюмым.
 — Пойдем, что ли? — громко говорит Прыжок.
 Коновалов с Эллиной смотрят на него, переводят взгляд на удаляющихся Маркулия и Катю с Колобком и с какой-то неохотой направляются следом за ними. Воздух еще больше наполняется грохотом и гулом.
 — Пошли, — говорит Прыжок и берет Мархаэоль за руку.


* * *

 Здание оказалось гораздо ближе, чем предполагал Прыжок. Примерно через пять минут они уже могли его хорошо разглядеть. Хотя разглядывать-то там было особенно нечего — ровные гладкие стены матово-черного цвета, одна-единственная дверь, полное отсутствие окон. И все. После Замка Тишины в Антааре и особенно после посещения Дворца Огня Мархаэоль это здание казалось каким-то ненастоящим, скучным и неинтересным.
 Мархаэоль говорила, что Остров является для Саакбарада чем-то вроде маяка Хааргад для Багнадофа. То есть некий центр определенной области мира, через который легче всего осуществлять переходы. И Прыжок в глубине души был уверен, что увидит здесь нечто совершенно необычное, по сравнению с чем померкнет даже Дворец Огня. Но все оказалось совершенно иначе. И ничего интересного он здесь не увидел. Можно даже сказать, что он не увидел вообще ничего — бескрайняя белая равнина с черным пятном.
 — Как-то здесь все... — пробормотал Прыжок. — Тоскливо как-то типа. И все такое...
 — Отцу нравится, — пожала плечами Мархаэоль.
 Черное здание действительно было невысоким, оно возвышалось над равниной от силы метра на четыре. То, что Прыжок издалека принял за дверь, оказалось всего лишь прямоугольной частью стены, отличающейся от остальной поверхности более светлым цветом и лаковым блеском. Впрочем, это принял за дверь не один Прыжок. Было очень хорошо слышно, как остальные обсуждают это здание. А Маркулий даже заявил, что если тут и есть дверь, то это должна быть именно она.
 Шагов за двадцать до здания Мархаэоль остановилась и крепко взяла Прыжка за руку.
 — Чего? — обернулся Прыжок.
 Мархаэоль лишь покачала головой. Взгляд ее был устремлен на остальных, и выражение глаз Мархаэоль Прыжку совершенно не понравилось. Прыжок посмотрел на команду — они уже подходили к зданию, впереди всех гордо и торжественно ступал Маркулий, и сейчас ему оставалось лишь протянуть руку, чтобы коснуться блестящего прямоугольника стены.
 Прыжок глянул на Мархаэоль — она отрицательно помотала головой, и в глазах ее стояла мольба.
 — Сто-о-ой!!! — во все горло заорал Прыжок, поворачиваясь к команде.
 Прыжок подумал, что его никто не услышал — слишком уж глухим, ватным и очень слабым показался ему самому собственный крик на фоне звонкого грохота шагов. Но Маркулий вздрогнул и отдернул руку, готовую уже прикоснуться к блестящей поверхности.
 — Ты чё творишь, а? — Прыжок посмотрел на Мархаэоль.
 Она отвернулась, разжала пальцы и выпустила его руку. Прыжок набрал полную грудь воздуха, чтобы выдать Мархаэоль весь свой сокровенный запас ругательств, но осекся. Слишком уж жалкой и беззащитной казалась сейчас Мархаэоль. Да и потом, Прыжок отлично понимал, чем мотивирован ее поступок. Она просто очень хотела, чтобы он остался с ней, в Харамишате. Она не хотела, чтобы Прыжок уходил. И готова была удержать его любой ценой. Даже ценой жизни всех остальных. Это Прыжок понял сразу, едва она подняла на него взгляд, полный вины. Прыжок резко развернулся и быстрым шагом направился к черному зданию. И в этот момент из-за угла показался человек.
 Если судить по внешнему виду, то был он гораздо старше даже самого Маркулия. И едва доставал тому же Маркулию до плеча.
 Низенького роста, щупленький, в какой-то невразумительной белой то ли накидке, то ли плаще. Длинная — почти по пояс — седая борода. На голове — что-то вроде капюшона, совершенно не скрывавшего лицо. И лицо его выражало удивление.
 — Молодец, — проговорил старик, останавливаясь в нескольких шагах от команды. — Сам догадался?
 Только после того, как старик посмотрел в глаза, Прыжок понял, что вопрос задан именно ему.
 — Нет, — ответил он. — Подсказали типа...
 — Ага, — понимающе кивнул старик. — У дочери опять терпения не хватило. — Он сокрушенно вздохнул. — Все в игрушки играет, никак не наиграется. И каждая новая игрушка для нее важнее, чем все остальное... Повезло тебе, — усмехнулся старик, обращаясь к Маркулию, и добавил: — И остальным — тоже...
 — Сила хранит нас, — ответил Маркулий.
 — Ась? — Старик приложил ладонь к уху. — Что хранит? Кто? Не разобрал я...
 Было хорошо заметно, что он просто дурачится. И Маркулий это сразу понял. Он посмотрел на старика сверху вниз и ровным голосом произнес:
 — Нас хранит Господь.
 Все замерли. Каждый хорошо помнил, какую реакцию вызвали подобные слова в Багнадофе. И все ждали начала какого-нибудь катаклизма. Но ничего не случилось.
 — Эх ты! — усмехнулся старик. — Надо же, а? Да он о тебе и думать забыл!
 — Что?!
 На Маркулия в этот момент было жалко смотреть. Только что голос его звучал гордо и уверенно. А теперь... Он выглядел так, словно прямо сейчас рухнет на землю и зарыдает во весь голос, судорожно подрагивая плечами. Невозможно было поверить в то, что до подобного состояния его довела всего одна фраза этого маленького и сморщенного старичка. Вся уверенность Маркулия, вся его гордая осанка разом исчезли. Теперь это снова был прежний старикашка, такой, каким впервые увидел его Прыжок в Москве.
 — Эх ты, бедолага, — сочувственно вздохнул старичок с седой бородой. — Жалко мне тебя... Вот ты говоришь: хранит он вас всех. А ведь нет! Силу он тебе дал, как пользоваться — объяснил... одним обделил тебя — верой. Ты вот детям моим не поверил, когда они тебя уговаривали. И правильно сделал! Я им тоже не верю, я никому не верю, только себе, да и то не всегда...
 Чем дольше говорил старичок, тем более жалким и несчастным выглядел Маркулий. Прыжок оглянулся на Мархаэоль — она уже была рядом, и взгляд ее, обращенный в пустоту, не выражал ничего. Словно все окружающее стало ей полностью безразлично. И тогда Прыжок повернулся к седобородому старичку и громко сказал:
 — Слышь, ты, старый хрен! Как тебя там?.. Ты бы заткнулся типа, что ли? И все такое!
 Старичок посмотрел на Прыжка и криво усмехнулся.
 — Я — Смотритель этого Острова, — сказал он.
 — Ну вот и смотри себе! Куда-нибудь... Не фиг тут людей опускать!
 Старичок сочувственно пожевал губами, разглядывая Прыжка, и тяжело вздохнул.
 — Одно и то же... Всегда одно и то же... Ты совершенно не меняешься, Мархаэоль. Каждый раз — одно и то же...
 — Колобок, дай-ка мне на минуточку чего-нибудь железного... — деловито попросил Прыжок.
 Колобок испуганно отпрянул от него и схватился за свои мечи, словно Прыжок мог попытаться силой отобрать их.
 — Не шали, — строго погрозил Прыжку пальцем Смотритель. — Не надо. Хватит и того, что доченька моя сюда заявилась. — Смотритель пристально поглядел на Мархаэоль.
 — Мы уходим в Срединный Мир, — сказала она.
 — Вот оно что, — покачал головой Смотритель. — Ну что ж, идите. Все, кроме одного.
 — То есть? — насторожилась Катя.
 — То есть один из вас останется тут, со мной, — пояснил Смотритель.
 — Охренел? — поинтересовался Колобок.
 — Один останется здесь, — категорично заявил Смотритель. — Иначе... — Он не договорил, но взгляд его был достаточно выразителен.
 Все подавленно молчали. Каждый понимал уже, что спорить, лезть в драку, орать — все это тут не поможет.
 Прыжок вспомнил, как настойчиво уговаривала его остаться Мархаэоль. Как она предлагала провести армию в Срединный Мир...
 — Нет, ты ошибаешься, — усмехнулся Смотритель, глядя на Прыжка. — Я никуда и никого вести не собираюсь. Да и армии у меня нет. Видишь? — Он обвел рукой пустое пространство, расстилающееся до самого горизонта. — Просто я так хочу — чтобы один из вас остался тут.
 — А зачем? — жадно спросил Коновалов.
 — Мало ли зачем, — усмехнулся Смотритель. — Жить здесь будет, скучать будет... долго. Вечно.
 Коновалов помрачнел. Словно бы он ожидал от Смотрителя совсем иного ответа.
 — Да ты не бойся, — продолжал Смотритель. — Тебя я здесь не оставлю...
 Взгляд его прошелся по лицам и остановился на Кате. Несколько томительно-долгих секунд Смотритель внимательно разглядывал ее. Затем вопросительно поднял брови.
 — Я готова, — спокойно ответила Катя.
 — Нет! — крикнул Прыжок. — Ни фига!
 Смотритель перевел на него удивленный взгляд.
 — Мы уйдем все! — решительно заявил Прыжок.
 — Нет, Толик, — покачала головой Мархаэоль. — Не получится.
 — Тогда останусь я, — сказал Прыжок.
 Смотритель усмехнулся.
 — Не нужен ты мне, — сказал он. — На тебе лежит печать рода Игнтов. Неинтересно с тобой. Да и дочка против будет... Хотя эта вот, — Смотритель кивнул в сторону Кати, — мне тоже не очень-то интересна. Вот если бы... — Он вдруг посмотрел на Эллину.
 Эллина охнула, попятилась и затрясла головой.
 — Боится, — кивнул Смотритель. — Хорошо сынок поработал, молодец. Она теперь за красоту свою да за здоровье всю жизнь бояться будет. И вреда от нее уже никакого...
 Прыжок с изумлением увидел, как щеки Эллины заливает густая краска. Он захлопал глазами и приоткрыл от удивления рот. «Не может быть...» — подумал он.
 — Может, — ответил на его мысли Смотритель. — Махват молодец. И с ней у него получилось, и с этим вот. — Он кивнул на Юрия.
 — Чего? — насупился Юрий.
 — Того! — строго ответил Смотритель.
 — Слушай, дед, — подал голос Колобок. — Давай я останусь, а?
 Колобок совершенно не испытывал чувства вины за уничтоженный блокнот — это была не его вина. А остаться он предложил потому, что понял, что ни Эллина, ни Коновалов, ни Прыжок здесь не останутся — Смотритель этого не хочет. Значит, нужно было выбирать — либо Катя, либо он. И, быстренько взвесив все, Колобок решил, что от Кати в Срединном Мире пользы будет больше, чем от него. Да и не казался Смотритель таким уж страшным. Ну, старик — и что? Ну будет сидеть, трепаться, прошлое вспоминать, детей своих ругать или хвалить. Не страшно.
 — Ты? — Смотритель с сомнением оглядел Колобка с ног до головы. И у того возникло отчетливое ощущение, что старик заглянул ему прямо в душу, пошарил там своими сухонькими пальчиками, переворошил все, что было... И очевидно, остался доволен.
 — А что? А оставайся! — весело махнул рукой Смотритель.
 Колобок криво усмехнулся.
 — Ты не улыбайся, — покачал головой Смотритель. — Ты лучше давай дверь открывай. — Он кивнул в сторону лаково блестевшего на стене прямоугольника. — Раз ты со мной остаешься, то тебе как раз и открывать.
 Колобок пожал плечами, шагнул к черной поверхности и надавил на нее ладонью. Он проделал это так быстро, что никто не успел ничего сказать или возразить. Прыжок только шагнул, пытаясь удержать Колобка. Его движение повторила и Катя. И краем глаза Прыжок заметил, как испуганно отпрянула в сторону Эллина.
 Лаковая поверхность стены от прикосновения Колобка дрогнула, пошла волнами, отделилась и повисла в воздухе в нескольких сантиметрах над землей. Затем она стала совершенно белой и вдруг неожиданно стремительно рванулась вперед, сбив Колобка с ног. Прыжку даже показалось, что эта белая плоскость прошла сквозь Колобка. Так это было на самом деле или нет, он бы с уверенностью утверждать не мог. Но удар был очень сильным, Колобка отшвырнуло метра на два и с силой шмякнуло о белую поверхность равнины Острова. Звук от этого удара был таким громким, что у Прыжка даже уши заложило — словно колокол невидимый грянул над самой головой.
 Колобок лежал раскинув руки. Прыжок хотел кинуться к нему, но Мархаэоль удержала. Прыжок же сейчас был в таком состоянии, что и не подумал даже огрызаться на нее.
 — Колобок!.. — закричал он.
 Но Колобок уже зашевелился, приподнялся на локтях и сел, обалдело мотая головой.
 — Нормально, Прыжок, — пробормотал он. — Все о'кей...
 Прыжок подозрительно смотрел на поднимающегося на ноги Колобка. Вид у него был неважный, но Колобок, судя по всему, довольно быстро приходил в себя. Вот только бледный он был очень...
 — Точно нормально? — спросил Прыжок.
 — Да говорю же тебе, — с досадой пробурчал Колобок. — Порядок...
 — Вы уходите? — подал голос Смотритель.
 Все разом, как по команде, посмотрели на открывшийся проем. Как-то боязно было после всего случившегося идти туда. Поэтому все, даже Прыжок, невольно вздохнули с облегчением, когда Мархаэоль спокойно подошла к проему и шагнула внутрь. Прыжок моментально последовал за ней.
 В здании царил спокойный, умиротворяющий полумрак. Большая и совершенно пустая комната, полная тишина... А в центре комнаты на полу четко выделялся белый круг, казавшийся на этом фоне очень ярким.
 — Нам туда, — указала Мархаэоль и первая направилась к кругу.
 Едва нога ее коснулась белой поверхности, как Мархаэоль исчезла. Прыжок обернулся и увидел стоявшего в дверном проеме Колобка.
 — Валите отсюда! — с деланой беспечностью сказал он.
 Прыжок помахал ему рукой.
 — Давай, Прыжок, отваливай! — махнул в ответ Колобок. — Еще увидимся!..
 Прыжок кивнул, хотя и не поверил этим словам. Но уже одно то, что Колобок останется жив, его немного успокоило. И Прыжок, задержав дыхание, ступил в белый круг...


* * *

 ...И снова знакомый уже и потому не кажущийся страшным или опасным бесконечный туннель. Мягко пульсирующие полупрозрачные стены вызывают приступ тошноты. Боль в груди, уплывающее сознание, головокружение. Туннель узок, и до его стен можно дотронуться рукой. Но не хочется — противно. Непонятно почему всплывают в мозгу ассоциации с живым существом — словно чьи-то гигантские внутренности.
 Туннель становится шире, движение убыстряется. Полет делается все стремительнее, за мельтешением полупрозрачной мишуры уже ничего невозможно разобрать.
 И вот стены расходятся, и вокруг повисает белесый густой туман. И сразу же приходит понимание того, почему первые секунды пребывания на Острове показались такими знакомыми — точно такой же туман, густой и тягучий; точно такое же ощущение падения. Но сейчас это ощущение не проходит, а нарастает. Скорость полета увеличивается еще больше.
 Внезапно туман исчезает на несколько секунд, и перед глазами возникает чернота. Она окружает со всех сторон, но почему-то нет никаких сомнений в том, что эта чернота — небо. И в нем вспыхивают, переливаются, гаснут и исчезают странные символы, содержащие в себе непонятную угрозу.
 Краткий миг — и вокруг снова черно, но уже от плит, которыми выложены стены следующего бесконечно длинного туннеля. Затем следует яркая вспышка, от которой хочется закричать. Еще один приступ тошноты и боли в груди. Головокружение становится нестерпимым. А затем следует сильный удар по ногам.
 Прыжок не устоял и рухнул на колени, больно ударившись об осколки битого кирпича...




 32. ПРЕДАТЕЛЬ


 Прыжок закашлялся, и его едва не вырвало. В голове гудело, губы пересохли. Он стоял на коленях, упершись руками в землю, и тупо мотал головой. Казалось, что стоит ему встать, как в мозгах что-то взорвется, разнеся голову на мельчайшие кусочки.
 Прыжок почувствовал прикосновение. Чьи-то мягкие и заботливые руки легли ему на плечи, принялись массировать затылок. Прыжок неразборчиво промычал. Он понял, кто это — Мархаэоль. Но сейчас Прыжку совершенно не хотелось ее помощи. Он желал справиться со своей проблемой сам, без нее.
 Прыжок открыл глаза. Битый кирпич, пыль, грязь...
 Он поднял голову и посмотрел вверх — серое небо, едва видимый сквозь тучи диск солнца.
 Прыжок огляделся. Очень знакомое место. А, ну да... Отсюда же они отправлялись в Багнадоф. Когда? Давно. Очень давно...
 Прыжок заметил свой автомат, лежащий рядом, сел и с большим трудом подтянул его к себе. Затащив автомат на колени, он первым делом проверил, снят ли тот с предохранителя. Затем посмотрел на остальных.
 Эллина выглядела жалко — другого слова и не подобрать. Внешность, полученная ею в Антааре, сохранилась. Только вот сейчас, на фоне мусора и битого кирпича, скорчившаяся в комок и слабо постанывающая, выглядела она далеко не самым лучшим образом.
 Точно так же выглядела и Катя. Она сидела на земле, обхватив руками колени, и слабо раскачивалась из стороны в сторону.
 Маркулий находился метрах в пяти отсюда. Он стоял на коленях, пригнувшись к земле. Прыжок видел его в профиль и заметил, что губы Маркулия шевелятся. То ли ему было очень плохо, то ли он опять читал какие-то свои заклинания.
 Коновалов же, очевидно, чувствовал себя лучше всех. Он уже стоял на ногах, в руках его была автоматическая винтовка, и он что-то внимательно разглядывал — что-то лежащее на земле, какой-то серый бесформенный мешок.
 Лучше всех выглядела Мархаэоль. Она стояла рядом с Прыжком, как всегда одетая во все красное. Только теперь это было не платье — штаны, заправленные в сапоги, куртка... Зеленые волосы рассыпались по плечам, глаза смотрели на Прыжка с заботой и беспокойством. Но весь вид Мархаэоль казался в этом мире очень уж неестественным. В Харамишате, в Антааре, даже в Самате — там она выглядела бы нормально. А здесь... Слишком чистая и новая одежда, без оружия...
 Прыжок отвернулся и попытался понять, что же такое разглядывает Коновалов.
 Юрий почувствовал его взгляд. Он не оборачиваясь махнул рукой и позвал:
 — Иди сюда.
 Прыжок еще несколько секунд посидел, соображая, не свалится ли он, если попытается подняться на ноги. Рассудил, что не свалится, и осторожно встал. Мархаэоль сунулась было поддержать его, но, натолкнувшись на взгляд Прыжка, остановилась.
 Прыжок повесил на плечо автомат, снова начиная ощущать себя полноценным человеком. Что ни говори, а оружие давало ему немалую уверенность в себе.
 Осторожно ступая и покачиваясь, Прыжок двинулся к Коновалову. И, не дойдя двух шагов до него, остановился. Он понял, что именно разглядывал Коновалов. Что за серый бесформенный мешок лежит тут. И даже не один мешок, а два...
 Сухая, ставшая похожей на тонкую бумагу кожа, иссохшие кости, истлевшая одежда... Только по ее остаткам и можно опознать Гнуся и Колобка. Да еще мечи, лежащие рядом.
 — Твою мать... — пробурчал Прыжок. — Вот оно, значит, как... Это сколько же времени прошло?..
 — Больше года, — тихо произнес Коновалов.
 Прыжок огляделся. Непохоже было, чтобы прошло столько времени. Ни по погоде, ни по окружающей обстановке...
 Прыжок развернулся и направился к перевернутому грузовику, на котором Катя пыталась увезти Маркулия. Грузовик все так же лежал на боку, уткнувшись в кладку стены. Прыжок двигался осторожно, он снова почувствовал себя в Срединном Мире, полном неожиданных опасностей. И если бы Огненный Скорпион, к которому сейчас, собственно говоря, и подбирался Прыжок, вдруг, ни с того ни с сего, ожил, то он не успел бы даже дернуться.
 Прыжок опустил автомат и ткнул стволом в валявшегося на земле Скорпиона. Ничего. Только едва заметная капелька яда появилась на кончике жала, повисела и упала. Прыжок нахмурился. Он вспомнил, как в Багнадофе хозяйка таверны «Мистраль» ударила в него жалом. И как Мархаэоль остановила этот удар — фактически, спасла Прыжку жизнь.
 «Багнадоф, Багнадоф... — подумал Прыжок. — Мы тоже умеем, и не хуже их...»
 — Юра! — позвал Прыжок. — Хочешь — глянь сюда. Скорпиона помнишь? Огненного... Так вот, он даже еще не засох, сука! И яд капает. Так что типа никакие там не «больше года»!..
 Коновалов подошел, посмотрел, ткнул носком ботинка Скорпиона.
 — Да, непохоже... — пробормотал он.
 Он не хуже Прыжка знал, что Огненный Скорпион имеет такую особенность — рассыпаться в пыль через десять-пятнадцать минут после гибели. Оставляя после себя лишь хрупкий, причудливо изогнутый панцирь. Прыжок с Коноваловым переглянулись и одновременно посмотрели туда, где на земле лежали серые иссохшие мешки, бывшие когда-то их друзьями. Если судить по этим истлевшим останкам, то даже и не год прошел с момента их отбытия в Багнадоф, а намного больше. А если судить по Огненному Скорпиону...
 — Может, Скорпион был неправильный? — поинтересовалась подошедшая к ним Катя.
 Выглядела она уже вполне оправившейся. В смысле, как обычно...
 — Нормальный был Скорпион, — буркнул Коновалов. — Нормальнее тебя, дуры...
 Прыжок удивленно посмотрел на Коновалова. Катя тоже подняла взгляд на Юрия и недоуменно пожала плечами.
 — В себя еще не пришел, — сделала она выводы.
 — Да иди ты... — проворчал Коновалов, сплевывая на землю и отходя в сторону.
 — Чего это он? — спросила Катя.
 — А я знаю?! — пожал плечами Прыжок.
 — Что тут у вас? — Мелодичный голос Эллины прозвучал над самым ухом.
 Прыжок посмотрел на нее. Нет, все-таки прежняя Эллина нравилась ему больше. Той Эллине он доверял. А вот  этой... 
 — Друзья! — Маркулий тоже окончательно пришел в себя и теперь стоял перед ними, гордо подняв голову. — Друзья! Нам необходимо добраться до Вольной Зоны!
 — Чего-о-о? — вытаращился Прыжок. — Ты чё, дед? Мухоморов объелся?
 — Вольная Зона? — нахмурилась Катя. — Зачем это?!
 — Тащиться по самым опасным местам? — вставила Эллина.
 — Да, друзья! — улыбнулся Маркулий. — Именно так! Только в Вольную Зону!
 — Слушай, ты! — рявкнул Коновалов. — Заткнулся бы ты, что ли? Задолбал уже совсем!
 — Только Вольная Зона сможет помочь нам одержать верх над гоблинами! — Маркулий поднял руки к небу. — Только там мы сумеем противостоять силе зла! Своей верой!..
 Прыжок вдруг подумал, что в Багнадофе или там Саакбараде Маркулий сейчас выглядел бы более чем серьезно. А здесь, в Москве... Нет. Глядя на эти дрожащие, перепачканные кирпичной пылью руки, невозможно было поверить в его слова.
 — Своей верой? — рявкнул Коновалов. — Ах ты, сука!.. — Коновалов щелкнул предохранителем и поднял винтовку. — Вера, говоришь? — продолжал Коновалов, беря Маркулия на прицел. — Вера? Это ради вот этой вот самой твоей веры ты смотался из Саакбарада? Да? Тебе там твои штучки не удавались? Я видел, что на мосту было, в Багнадофе! Отлично помню, как из-за тебя мы все там чуть не погибли!..
 — Юрка, ты чего? — крикнул Прыжок.
 — Брось автомат! — рявкнул Коновалов, поворачивая ствол к Прыжку. — Брось, я сказал!
 Прыжок не двигался. У него и в мыслях не было хвататься за оружие. Но не понимал, что происходит с Коноваловым, что его так разозлило в словах Маркулия. И сейчас Прыжок просто молчал. Он в упор смотрел на Коновалова, прямо ему в глаза.
 Коновалов поднял винтовку повыше и выстрелил в воздух. Грохот выстрела многократно отразился эхом и замер где-то вдали. Прыжок краем глаза заметил, как шарахнулась от этого звука Эллина. И ему стало обидно. Она что, боится, что ли?! Не может быть!..
 — Сейчас на выстрел кто-нибудь припрется, — спокойно заметила Катя.
 Она как-то незаметно повернулась так, что оказалась рядом с Прыжком и заслонила плечом Маркулия. Эллина же совершенно непонятным образом оказалась за спиной Кати и Прыжка. И если Маркулий еще пытался делать героические попытки вылезти и что-то растолковать Коновалову, то Эллина едва ли не присела на корточки, чтобы спрятаться за спинами Прыжка и Кати.
 — Прыжок, — сказал Коновалов. — Брось автомат. Добром прошу!..
 Прыжок криво усмехнулся, стащил с плеча автомат и за ремень аккуратно опустил его на землю.
 — Гнида ты, Юрик, — сказал он. — Подлая гнида. Сука. Страшная и поганая. Тварь, мать твою...
 — Тварь? — Ствол винтовки Коновалова начал мелко подрагивать. Прыжок подумал было, что это руки Коновалова дрожат от злости. Но, посмотрев ему в лицо, понял, что ошибся. Да, руки дрожали. Но не от злости, а от обиды. От какой-то непонятной вселенской обиды — на всех без исключения, на весь мир, на каждого живущего в нем.
 — Тварь, говоришь? — сказал Коновалов. — Да, тварь! Тварь, которая жить хочет! По-настоящему жить! Не так, как вы привыкли!
 — Ну и оставался бы себе... сам знаешь где... — хмуро посоветовал Прыжок.
 — В Корпусе Верных Защитников, хочешь сказать? — оскалился Коновалов. — Остался бы. Только им все одно кранты наступят. Или не им — мне-то уж точно наступили бы. А вот на фига из Саакбарада смотались?
 — То есть как это — на фига? — совершенно искренне удивился Прыжок.
 — Не нужно было, — помотал головой Коновалов. — Не нужно было оттуда уходить. Там мы все могли иметь. Махват говорил... он правду говорил. Мы бы с его армией всех гоблинов здесь раком поставили!.. Эй! Маркулий! А ну, вылезай!
 — Ты что, совсем с ума сошел? — спросила Катя.
 Она зазевалась, и Маркулию удалось вывернуться и предстать перед Коноваловым.
 — Друг мой! — задушевно произнес Маркулий. — Махват Игнт обманывал тебя. И всех остальных тоже. Он даже меня обманывал — своего любимого ученика. В Срединном Мире есть только одна сила, способная справиться с Багнадофом, — истинная вера!
 — Заклинание! — оборвал его Коновалов.
 — Чего? — Маркулий запнулся и посмотрел на Юрия.
 — Я говорю, заклинание давай произноси! — пояснил Коновалов.
 — Ка-а-акое... какое именно... заклинание? — опешил Маркулий.
 — Чтобы мне опять оказаться в Замке Тишины, в Саакбараде!.. Тогда мы посмотрим, у кого лучше выйдет с гоблинами справиться. У тебя, с твоей верой, или у меня — с Махватовой армией!
 — Тварь! — выдохнул Прыжок.
 — Заткнись, — бросил ему Коновалов и снова посмотрел на Маркулия. — Давай читай его! Быстро!.. — Коновалов прицелился прямо в лоб мага.
 — Я не знаю такого... — упавшим голосом произнес маг.
 — А кто знает? — заорал Коновалов. — Убью, гад!
 — Я знаю.
 В этой канители все совершенно позабыли о Мархаэоль. И от звука ее спокойного голоса каждый невольно вздрогнул. Мархаэоль подошла и встала метрах в двух от всех остальных — словно боялась или просто не хотела подходить ближе. На лице ее не отображалось никаких чувств. Будто все происходящее было ей совершенно безразлично. Она разве что только плечами не пожала, когда произносила эти слова.
 — Ну, говори, — разрешил Коновалов, опуская винтовку и с интересом глядя на Мархаэоль.
 — Нет, — ответила Мархаэоль.
 Лицо Коновалова сделалось жестоким, на щеках заиграли желваки, глаза злобно прищурились.
 — А чего же ты тогда? — прошипел он. — Злишь меня просто?
 — Да, — равнодушно ответила Мархаэоль. — Злю. Просто.
 — А я тогда — так вот, тоже просто...
 Никто не успел ничего сообразить. И слова Коновалова стали понятны лишь тогда, когда он вскинул винтовку — но не в сторону Мархаэоль, а куда-то вбок — и не глядя выстрелил Прыжку прямо в живот. Прыжок даже испугаться не успел.
 Только что Мархаэоль стояла рядом — и вот она уже непостижимым образом оказалась прямо перед Прыжком. Выстрел отбросил ее назад, и Мархаэоль налетела спиной на Прыжка. И сразу же вслед за этим произошло что-то странное.
 Мархаэоль быстро вытянула вперед правую руку, и с ладоней ее сорвались десятки тоненьких золотисто посверкивающих иголочек. Они метнулись к Коновалову, вонзились ему в лицо...
 Юрий взвыл страшным голосом, выронил винтовку и спрятал лицо в ладонях. Он почувствовал, как крошечные острия проникают под кожу, уходят глубже. Боль стала невыносимой, и Юрий заорал во все горло. А потом ему показалось, что в голове его что-то взорвалось. И он провалился в необъятную тьму...
 В первый момент Прыжок испугался. Он едва ли не почувствовал, как пуля ударила Мархаэоль. Но потом он вдруг ощутил тепло ее тела, прислонившегося к нему, — даже сквозь куртку ощутил. И не тепло даже, а жар. И когда Мархаэоль обернулась к нему, он понял, что пуля не причинила ей никакого вреда.
 Сейчас, в данную минуту, Мархаэоль выглядела очень необычно. То есть не сама Мархаэоль, а ее взгляд — бешеный хоровод красных искр метался в золотисто-желтых глазах. Черты лица ее заострились, стали какими-то дикими, нечеловеческими. Она рывком притянула Прыжка к себе и впилась в его губы поцелуем. Какое-то непонятное отчаяние сквозило в каждом ее движении, в каждом вздохе и взгляде. Прыжок оторопел и даже и не подумал отстраниться. Ему показалось, что от губ Мархаэоль исходит невыносимый жар. И через секунду он убедился, что это так и было на самом деле.
 Они стояли словно в огненном коконе, пламя бушевало вокруг них, Прыжок кожей лица чувствовал прикосновение лепестков огня. Огонь этот проникал в самую душу, и у Прыжка было чувство, что этот огонь намерен поселиться там навсегда. Это пугало. Но этого же одновременно и хотелось.
 А потом все внезапно закончилось. И Прыжок почувствовал: что-то изменилось и Мархаэоль стала какой-то другой, не такой, как раньше. Она отстранилась от Прыжка и посмотрела ему в глаза.
 — Уйдем со мной, — прошептала она. — Уйдем ко мне, в Харамишат. Огненный Дворец будет твоим. Вея провинция будет твоей. И весь Срединный Мир.
 — Знаешь, — медленно сказал Прыжок, — если бы ты сейчас этого вот типа не сказала...
 Мархаэоль вздохнула.
 — Я не понимаю тебя, — пожаловалась она. — Мы с тобой мыслим иначе. То, что нравится тебе, для меня почти всегда безразлично. То, что нравится мне, остается непонятым тобой. Я понимаю, что некоторых вещей нельзя говорить, но они кажутся мне естественными. И мне странно, что ты их воспринимаешь иначе, чем я...
 Мархаэоль говорила. А Прыжок никак не мог отвязаться от всплывшего вдруг воспоминания: Огненный Дворец, холодный взгляд Мархаэоль Игнт, пылающее платье, нестерпимый и все усиливающийся жар...
 «Игрушка», — подумал он.
 И вдруг Прыжок почувствовал, что очень устал от всего этого. Он понял, что это отнимает у него силы. Возвращаться в Харамишат он не собирался. А в этом мире не было места для Мархаэоль. Он знал, что будет скучать по ней. Он знал (точнее сказать, ему бы очень этого хотелось), что и она будет скучать по нему. Но иначе нельзя. Иначе, рано или поздно, может случиться так, что Срединный Мир окажется под властью Харамишата.
 И еще Прыжок вдруг понял, что Мархаэоль права. Что он действительно далеко не всегда правильно понимает ее слова и поступки. Для чего, например, было ей убивать Коновалова?! Ведь с его помощью она могла бы осуществить то, что не удалось ей осуществить при помощи Прыжка.
 — Слушай, Мархаэоль. — В глазах Прыжка появился какой-то необъяснимый интерес. — Слушай, а на фига ты его замочила?
 Краем глаза Прыжок заметил, что Катя поглядела на него как на ненормального.
 — Не, серьезно! — сказал Прыжок. — Чё ты, а? Ну завалил бы он нас с Катькой! Этого сморчка бы ухайдакал! А ты бы ему потом предложила... — Прыжок замолчал, пристально глядя Мархаэоль в глаза.
 Мархаэоль молча выдержала его взгляд. Хотя у нее самой глаза в этот момент злобно прищурились. Словно Прыжок своими словами как-то оскорбил ее, задел что-то личное, известное лишь им двоим.
 — Ну? — вопросительно произнес Прыжок.
 — Нет, — ответила Мархаэоль, не отводя от него взгляда.
 — Почему?
 — Или ты, или никто, — ответила Мархаэоль.
 — Брось! — поморщился Прыжок. — Нельзя так привязываться к своей игрушке. Игрушки имеют свойство ломаться. И все такое.
 — Я знаю, — спокойно ответила Мархаэоль. — Но это сейчас не важно.
 — Уходи. — Голос Прыжка сделался неожиданно тихим. — Уходи, Мархаэоль. Я знаю, что тебе нужно...
 — Быть с тобой, — ответила она.
 — Нет. Тебе нужен этот мир.
 — Для того, чтобы быть с тобой. — Голос Мархаэоль звучал как-то безжизненно.
 — Разве иначе никак нельзя?
 — Зачем говорить? — Она пожала плечами. — Ты все равно мне не веришь.
 — Ты сама не веришь тому, что говоришь, — сказал Прыжок.
 — Ты хочешь, чтобы я ушла? — спросила Мархаэоль.
 — Да, — сказал Прыжок. — Так будет лучше.
 — Я уйду, — сказала она. — Но мы еще увидимся. И не раз.
 — Как хочешь, — ответил Прыжок. — Может быть, со временем, когда я забуду...
 — Ты не забудешь, — грустно улыбнулась она. -Ты никогда и ничего не забываешь.
 Она поправила волосы и улыбнулась ему. А затем воздух вокруг нее задрожал. И Прыжок понял, что она уходит. Ему вдруг нестерпимо захотелось остановить ее, удержать, прижать к себе и не отпускать никуда. Но он не сделал этого. Ему захотелось окликнуть ее, сказать ей что-нибудь, попросить Мархаэоль остаться. Но он не сделал и этого тоже.
 Прыжок молча смотрел, как тает в воздухе ее фигура, как бледнеют черты лица Мархаэоль. И когда она полностью исчезла, Прыжок сделал шаг, встал на то самое место, где только что была она, и провел по воздуху рукой. Словно бы желая убедиться в том, что Мархаэоль здесь больше нет.
 — Ушла, — сказала Катя.
 — Заткнись, — прошептал Прыжок сдавленным голосом.
 Катя вздохнула и сочувственно посмотрела на Прыжка. Прыжок перехватил ее взгляд и помотал головой.
 — Ничего не говори, — сказал он. — Пожалуйста...
 — Друг мой! Поверь, что... — начал было Маркулий.
 — И ты заткнись, старый хрен, — так же сдавленно пробормотал Прыжок и отвернулся.
 Катя, осторожно ступая, подошла к нему и положила руку на плечо. Она понимала, что говорить с ним сейчас не стоит, но ей хотелось хоть как-то поддержать его. Катя догадывалась, что творится сейчас в душе Прыжка. И когда Прыжок дернул плечом, требуя убрать руку, она не обиделась. Только лишь повернулась к Маркулию, нахмурила брови и тихонько помотала головой, давая понять, чтобы тот не лез сейчас к Прыжку. Маркулий прикрыл глаза и кивнул.
 И в этот момент прозвучал негромкий хлопок.




 33. ПРЫЖОК


 Автомат у Прыжка был с глушителем. Потому звук выстрела и показался всем таким тихим. Однако менее опасным выстрел от этого не стал.
 Эллина просто воспользовалась подходящим моментом — когда Прыжку было не до оружия, когда все его мысли были о Мархаэоль. Кате и Маркулию в это время тоже было не до Эллины. Одним словом, никто на нее не обращал внимания. Что и дало ей возможность выстрелить.
 Для той цели, которую избрала себе Эллина, оружие совершенно не годилось. Совершенно непонятно, как она ухитрилась нажать на спусковой крючок, развернув автомат стволом к себе. Пуля пробила ей горло, и Эллину отбросило назад. И она, выронив оружие, рухнула на землю.
 Ранение было смертельным, но Эллина еще жила. Пальцы ее то судорожно хватались за окровавленное горло, то принимались бесцельно шарить по земле. Эллина широко раскрыла рот и громко захрипела.
 Прыжок кинулся к ней, упал возле Эллины на колени и приподнял ее голову над землей.
 Испуганно вскрикнул и запричитал Маркулий.
 — Зачем?! — выкрикнула Катя.
 Но Эллина, даже если и услышала ее, вряд ли сумела бы сейчас ответить. Кровь толчками выплескивалась из горла Эллины. Губы жадно хватали воздух, который не мог уже проникнуть в легкие. Взгляд Эллины метался по лицам Прыжка, Кати и Маркулия, словно бы стремясь запомнить их навсегда.
 — Дура! Сука! — бормотал Прыжок, удерживая судорожно дергающуюся голову окровавленными ладонями. — Сучья дура! Дурацкая сука!..
 Эллина захрипела и выплюнула черный сгусток крови. На губах обильно выступила темно-красная пена.
 — Делайте же что-нибудь! — заорал Прыжок.
 — Я не могу! — ответила Катя. — Это ранение... я такое вылечить не сумею! Не могу я!
 — Ты же училась у гоблинского мага! — орал Прыжок.
 — Я не всесильна! — заорала в ответ Катя. — Я не умею этого!
 — Дура! — взвыл Прыжок. — Толку-то с твоей магии!.. Маркулий! Хрен старый! Давай помогай!
 — Я молюсь, — пробормотал Маркулий. — Я прошу силы, я прошу снисхождения к этой несчастной. Но...
 — Да пошел ты со своими просьбами! — Прыжку казалось, что он орет на всю Москву. Но ему сейчас было плевать на это.
 Он набрал полную грудь воздуха и закричал что было сил:
 — Мар-ха-э-э-о-оль!!!
 — Не надо, — сдавленным голосом попросила Катя.
 — Мархаэо-о-оль!!! — не слушал ее Прыжок. Он поднял лицо к небу, и каждый крик его был исполнен мольбы: — Мархаэоль!..
 — Она не вернется, — покачала головой Катя.
 Но Прыжок и сам это понял. Он знал, что Мархаэоль ему больше не увидеть никогда. Что они словно бы умерли друг для друга. А очень скоро умрет и Эллина. До которой Прыжку, в общем-то, не было никакого дела... Гнусь умер, Колобок... Даша... Коновалов. Теперь и Эллина.
 Эллина дернулась, тело ее выгнулось дугой, приподнимаясь над битым кирпичом. Глаза закрылись, и она издала звук, очень похожий на всхлип.
 И Прыжок вдруг почувствовал, как что-то уходит из нее. Что-то невесомое, неосязаемое, но очень важное и необходимое. Жизнь?..
 Прыжку стало обидно. Пройти через Ад, побывать в двух мирах и умереть? Вот так вот, непонятно зачем, непонятно почему? Ни с того ни с сего?
 Нет!
 Прыжок вдруг понял, что он может этому помешать. Он сосредоточился и всем своим существом почувствовал то невесомое, что уходило (почти уже ушло) из тела Эллины. Оно было легким, прозрачным и свежим, словно едва ощутимое дыхание весеннего ветра. Оно было хрупким, как нежный цветок, и тающим, словно дым. Тающим безвозвратно.
 И тогда Прыжок прикоснулся к нему — не руками, всей своей душой — и осторожно, но настойчиво заставил это невидимое и неосязаемое вернуться обратно. И у него получилось. Прыжок сразу понял, что получилось. Это невидимое вернулось, заполнило обмякшее тело, плавно легло на свое законное место. И тело Эллины опять забилось в конвульсиях, воздух вновь огласили ее булькающие хрипы, черная кровь обильно хлынула на грудь, потекла по щекам.
 Прыжок закрыл глаза — так ему было легче сосредоточиться — и остановил кровотечение. Это было нетрудно. Потому что так же, как он почувствовал нечто, уходящее из Эллины, он чувствовал и где прошла пуля — рваные ткани, перебитые сосуды. Прыжок заставил это все восстановиться. И у него опять получилось. Ткани начали срастаться, плоть потянулась к плоти, скрывая раны.
 Голова у Прыжка кружилась, вдыхаемый воздух казался ему необыкновенно свежим и холодным. Он стоял на коленях, держа голову Эллины обеими руками, и не открывал глаз, чтобы не потерять того ощущения, которое помогало ему делать это все. Но Прыжок отчетливо слышал полный удивления возглас Кати и испуганные торопливые скороговорки то ли молитв, то ли заклинаний Маркулия.
 Прыжок вдруг ощутил сильный жар в ладонях, которыми он держал голову Эллины. И жар этот быстро пополз по локтям, охватил плечи, захлестнул грудь и все тело. Прыжок чувствовал, что этот жар — единственное, что сможет помочь Эллине остаться в живых. Главное тут — вытерпеть. Ему вытерпеть.
 Прыжок стиснул зубы и застонал. Он слышал, как Катя что-то испуганно кричит ему. Он слышал неразборчивые завывания Маркулия. Но глаз не открывал — Прыжку казалось, что стоит ему хотя бы на секунду приоткрыть веки, и этот жар через глаза хлынет внутрь, выжжет мозг, иссушит кости и обратит в легкий пепел кожу. Глупости, конечно, но Прыжку сейчас было не до того, чтобы разбираться в этом.
 Голова раскалывалась от внезапно нахлынувшей сумасшедшей боли в затылке. Руки начали дрожать. Жар сделался невыносимым, почти как тогда, во Дворце Огня, в комнате Мархаэоль. Прыжок не выдержал и закричал.
 Он продолжал кричать даже тогда, когда жар и боль схлынули. Воздуха перестало хватать, Прыжок поперхнулся, закашлялся и открыл глаза.
 Он по-прежнему стоял на коленях, держа ладонями голову Эллины. Лицо и грудь ее, как и руки Прыжка, были в крови, глаза закрыты. Но дыхание Эллины было ровным, без того пугающего булькающего хрипа. Прыжок вдруг почувствовал, что очень устал. Ему захотелось опустить голову Эллины, но он не был уверен в том, что сейчас это можно сделать.
 Прыжок поднял взгляд. Маркулий и Катя стояли метрах в двух и испуганно таращились на него. Катя что-то сказала, но Прыжок не расслышал — в ушах все еще стоял звон.
 — Чего? — переспросил он и сам не узнал свой голос — слабый, дрожащий.
 — Ты горел, — громче повторила Катя, — Как факел...
 Прыжок оглядел себя. Никаких следов огня не было. Одежда цела, кожа невредима. Вот только крупные капельки пота подрагивают на ней.
 — Правда, что ли? — пробормотал Прыжок.
 Катя кивнула и посмотрела на Маркулия. Тот тоже несколько раз торопливо мотнул головой.
 В этот момент Эллина шевельнулась и приоткрыла глаза.
 — Что? — спросила она. Голос ее был слаб и дрожал так же, как и у Прыжка.
 — Жива? — спросил Прыжок.
 — Да, — тихо ответила Эллина.
 Она подняла руку и прикоснулась к своему горлу. Пыльцы ощупывали кожу, и в глазах Эллины появлялось недоумение. Она поднесла ладонь к глазам, растопырила пальцы.
 — Кровь... — сказала она.
 — Кровь, — подтвердил Прыжок и добавил: — Потому что ты — дура!..
 — Я не умерла?
 — Умерла, — сказал Прыжок. — Два раза...
 Эллина оперлась на локти и села. Прыжок встал и почувствовал, как дрожат его колени.
 — Что случилось? — В голосе Эллины прорезывались истеричные нотки.
 — Случилось то, что ты — дура и сука, — пояснил Прыжок. — Застрелиться решила, и все такое. А у тебя типа не получилось.
 — Почему?!
 — Я же говорю, — спокойно ответил Прыжок, — потому что ты — дура. И сука. И все такое...
 — Я же стреляла в горло...
 — Слушай, красавица! — громко сказала Катя. — Если не ошибаюсь, это раньше называли мазохизмом. Когда человек получает удовольствие оттого, что делает себе больно. Ты что, и правда дура?!
 — Я не хочу! — звонко выкрикнула Эллина. — Слышите? Не хочу! Не надо мне этого вот! — Она с силой ударила себя по щекам. — Не надо! Не хочу! Не хочу!..
 — Сильнее бей! — рявкнул Прыжок.
 — А? — Эллина удивленно посмотрела на него. — Что?..
 — Я говорю, сильнее бей! Вот так!..
 Прыжок наклонился и со всего размаху влепил Эллине оглушительную пощечину. Эллина рухнула на землю, закрыла лицо руками и разрыдалась.
 — Идиотка недоделанная! — орал Прыжок. — В башку стрелять надо было!
 — Ага, это безопаснее, — согласилась Катя.
 — Почему?! — опешил Прыжок.
 — А у нее в голове пусто, — объяснила Катя. — Ничего бы себе не повредила...
 Прыжок почувствовал, как его начал одолевать нервный смех. Он прикусил губу, подошел к рыдающей на земле Эллине и присел возле нее на корточки.
 — Ладно тебе. — Прыжок коснулся подрагивающего плеча. — Хватит уже типа. Живая же осталась, и все такое...
 — Я не хочу. — Эллина села, подняв на Прыжка заплаканное лицо. — Понимаешь ты, дубина? Не хо-чу!
 — Чё ты не хочешь? — спокойно спросил Прыжок.
 — Жить не хочу, — выкрикнула Эллина. — Вот так вот жить, как сейчас, — не хочу! Я же никогда не была такой! Мне же было на все плевать! Я не боялась смерти! А теперь боюсь. Раньше я ненавидела свою жизнь. Раньше она причиняла мне боль. Каждую секунду причиняла. Вдохнешь — больно. Выдохнешь — больно. Глоток — больно. Всегда больно, всегда. И я знала, что умру скоро. И радовалась этому, ждала смерти. А теперь я думаю о том, что жить — это хорошо.
 — Ну и фигню ты несешь, — покрутил головой Прыжок. — Я вот тоже думаю, что жить — это хорошо. И чё мне теперь? Стреляться?
 — Ты не понимаешь, — всхлипнула Эллина. — Для меня теперь главное — жизнь. Моя жизнь. Не твоя, не ее. — Эллина мотнула головой в сторону стоявшей рядом Кати. — И на всю эту войну мне теперь плевать. Понимаешь? Я бояться стала, в трусиху превратилась. А я никогда такой не была. Никогда. Даже до ранения. Понимаешь? Я ненавижу себя! Не-на-ви-жу-у-у! — проскулила Эллина, закрывая лицо ладонями.
 Прыжок молчал. Он понимал, что нужно что-то сказать, но — что? Тогда он кашлянул и осторожно поинтересовался:
 — А правда, почему в горло-то? Ну, в смысле, типа стрельнула...
 — Струсила. — Эллина отняла от лица ладони и посмотрела на Прыжка покрасневшими глазами. — Струсила я. Я подумала, что вдруг опять выживу. Все-таки лучше быть такой, как раньше, чем совсем умереть. Да?
 — Дура, — сказал Прыжок.
 Эллина кивнула и опустила глаза. Прыжок увидел, как перепачканные запекшейся кровью щеки начинают стыдливо алеть.
 — Идиотка, — спокойно сказала Катя. — Так все мы должны постреляться. Здоровье у тебя появилось? Силы появились? Тогда дело делай, а не сопли распускай!
 — Катя, — робко подал голос Маркулий.
 — Заткнись! — бросила ему Катя, даже не обернувшись. — Тебе сейчас самое время жить! — Она снова обратилась к Эллине. — Ты сейчас такое сможешь сделать, чего раньше никогда бы не смогла! Ты сейчас...
 — Прыжок, — снова попытался обратить на себя внимание Маркулий.
 — Да засохни ты, старый хрен! — огрызнулся Прыжок, даже не глядя в его сторону.
 Он смотрел на Катю. Очень приятно было на нее смотреть, когда она так вот говорит.
 Прыжок перевел взгляд на Эллину и почувствовал неладное. Эллина смотрела куда-то в сторону. В сторону, противоположную той, где сидел Маркулий. Прыжок бросил косой взгляд на мага — Маркулий смотрел туда же.
 Прыжок напрягся. Он понял, что происходит что-то нехорошее. Катя продолжала говорить, не глядя по сторонам. Тогда Прыжок посмотрел туда, куда уставились Маркулий с Эллиной. И сразу же увидел их.
 Пятеро. Вооруженные. Судя по виду — из числа Корпуса Верных Защитников. Потому что где же еще в Москве найдешь сегодня такие ухоженные и упитанные рожи?! Ладно еще Колобок — у него конституция такая была. Но пятеро таких вот, да в одном месте, да в районе, можно сказать, являющемся сферой влияния Корпуса. Нет, это не совпадение.
 Они стояли и с интересом наблюдали за всеми. Прыжок метнул взгляд на свой автомат — далеко, не достать. Метрах в двух валяется. Один из «защитников» перехватил взгляд Прыжка, улыбнулся и помотал головой, давая понять, что Прыжку даже и мечтать об этом не следует.
 Катя, почувствовав нарастающее гнетущее молчание, тоже оглянулась. И запнулась на полуслове.
 — Ну, привет, — спокойно сказал один из «защитников».
 Он был пониже остальных. На нем была хорошая, почти новая куртка. И в руках он держал очень хороший и ухоженный «винторез».
 — Ну, пошли, что ли? — так же спокойно спросил второй «защитник».
 — Куда? — задал глупый вопрос Прыжок.
 — А я знаю? — пожал плечами «защитник». — Нам было сказано — привести. Не сможем живыми — привести как сможем... Пока что в лагерь вас надо...
 — Тащить далеко, — лениво произнес третий. — А так бы мы не разговаривали...
 Прыжок встал и обошел Катю. Он двигался очень медленно и плавно. Но в неспешности Прыжка явственно чувствовалась какая-то скрытая угроза. Ведь, если здраво рассудить, что мог сделать один безоружный человек против пятерых вооруженных? Ничего! Однако «защитники» начали нервничать. Все пять стволов, будто заколдованные, повернулись к Прыжку, отслеживая малейшее его движение.
 — А ну-ка, стой!.. — осторожно произнес один из «защитников».
 Все они — все пятеро — внезапно почувствовали себя очень неуютно. То ли взгляд Прыжка — ледяной и тяжелый — был тому причиной, то ли еще что. Прыжок же ощутил вдруг в себе непонятную силу. Сила эта взялась неизвестно откуда, она крепла, собиралась в груди давящим огненным комом, распирала Прыжка изнутри.
 Ему сейчас было все равно. Даже если его убьют — это не имело совершенно никакого значения.
 — Стоять!!! — рявкнул «защитник» — тот, что был пониже ростом.
 Он вскинул «винторез» и прицелился в Прыжка. И в этот момент Эллина рванулась к автомату. Только что сидела подобрав под себя ноги и уже, словно распрямившаяся пружина, метнулась к оружию.
 Автомат Прыжка лежал в каких-нибудь двух метрах. Вроде бы и недалеко, но для того, чтобы достать его одним броском, — очень много. Однако Эллине это удалось. Пальцы ее сжали рукоять автомата, она перекатилась, оперлась на колено и прицелилась.
 Хоть «защитники» и были сейчас обеспокоены исключительно странным поведением Прыжка, это резкое движение не могло ускользнуть от их внимания. А на отсутствие у себя реакции они пожаловаться не могли. Двое «защитников» мгновенно развернулись и выстрелили в Эллину. Буквально за миг до того, как она успела надавить на спусковой крючок.
 — Нет! — заорал Прыжок.
 И вдруг он понял, что все вокруг него застыло. Люди замерли, будто на картинке. Он даже увидел зависшие в воздухе пули, летящие по направлению к Эллине. Прыжок задержал дыхание. Он не знал, сколько это продлится. Не знал, когда эти маленькие кусочки свинца возобновят свой короткий и смертельный полет. Прыжок понимал, что у него очень мало времени... для чего?
 И вдруг, почти что помимо своей воли, Прыжок вышвырнул наружу давящий внутри огненный комок. Он просто почувствовал, что надо сделать именно так, что это единственная возможность спастись.
 Ослепительно белый пылающий огненный шар вырвался на волю, пронесся над землей, испарил зависшие в воздухе пули и ударил в группу окаменевших «защитников». Одного короткого мгновения было достаточно, чтобы те вспыхнули небывало ярким пламенем. И через миг лишь пепел грязно-серым комом повис над землей.
 Прыжок почувствовал себя так, словно отдал кому-то часть себя, частицу своей души. Опустошенность и сильное утомление. И на миг промелькнул перед глазами образ бушующего пламени — но не опасного, не злого. Доброго и ласкового, готового греть, а не испепелять, ласкать, а не уничтожать.
 Что-то случилось. Время возобновило свой бег. Прыжок покачнулся и с трудом устоял на ногах. Он услышал два следующих один за другим приглушенных выстрела из своего автомата. «Дура, — подумал он. — Боеприпасы зря расходует... Все уже, все...»
 Эллина и сама поняла, что все уже закончилось. Она оторопело смотрела на медленно оседающий невесомым облаком пепел.
 — Это... — прошептала она. — Это чего?
 Катя с Маркулием смотрели на Прыжка.
 — Это ты? — спросила Катя. Но в голосе ее уверенности было больше, чем вопросительной интонации.
 Прыжок не стал отвечать — и так все понятно.
 — Сначала — она. — Катя кивнула в сторону Эллины. — Потом — эти вот... У тебя хорошо получается. Заклинания, да?
 — Не знаю, — сказал Прыжок. — Сам не понимаю. Умею типа, и все.
 — Значит, это ты не дал мне умереть? — ровным голосом спросила подошедшая Эллина.
 — Слушай, отвали, а? — поморщился Прыжок. — Вот только сейчас не надо всяких там типа разборок, ладно?
 — Я просто хотела сказать спасибо, — тихо ответила Эллина.
 — Тебе тоже, — хмыкнул Прыжок.
 — А мне за что?!
 — А если бы ты за моей машинкой не дернулась, они бы стрелять не начали, — пояснил Прыжок. — А так я не уверен, что сумел бы... вот так вот... их всех, сразу...
 — Нет, Прыжок. — Эллина посмотрела ему в глаза. — Правда! Я вот потом высказалась, мне легче стало. Я потому и за автоматом кинулась — почувствовала себя прежней. Настоящей.
 — И для этого стреляться надо было?! — усмехнулся Прыжок. — Идиотка...
 — А откуда у тебя эти способности? — спросила Эллина. — У тебя же раньше ни фига не было, я знаю. Я во много раз сильнее тебя в магии была. Откуда у тебя это взялось?
 — Не знаю, — честно сказал Прыжок и добавил: — Но догадываюсь типа.
 — Это... это она? — тихо спросила Эллина. — Она тебе подарила... это?
 Прыжок грустно улыбнулся. Он отвернулся и отошел в сторону. И никто не последовал за ним, и никто ему ничего не сказал вслед.
 Прыжок поднял лицо к небу и закрыл глаза. Ему казалось, что он кожей чувствует проплывающие над ним темные тучи.
 — Спасибо тебе, Мархаэоль Игнт, — прошептал он. — Спасибо тебе... Но знай, я никогда не стану пользоваться этим.
 Прыжку показалось, что кто-то усмехнулся. Он не стал открывать глаза, — во-первых, Прыжок знал, что Эллина, Катя и Маркулий находятся от него несколько далековато, а звук раздался совсем рядом, прямо над ухом. А во-вторых, голос был ему слишком хорошо знаком.
 — Правда, — сказал Прыжок. — Не стану пользоваться. Не веришь? Посмотрим. Типа слово даю. И все такое...
 Прыжок стоял, подняв лицо к серому небу и закрыв глаза. Он слышал, как невдалеке переговариваются о чем-то Эллина с Катей и Маркулием. Но прямо над ухом у него раздавалось чье-то слабое, еле слышимое дыхание. Прыжок не открыл глаз и не обернулся. Просто потому, что опасался увидеть ее.
 Так он и стоял, пока звуки тихого дыхания полностью не исчезли. И пока он не почувствовал, как на лицо ему упали первые капли дождя.




 34. МОСКВА


 Типа возвращаемся мы. Ну, я бы, может, и не возвращался, только мне уже как-то фиолетово. Как Мархаэоль ушла, я весь какой-то не такой хожу. Типа тормознутый стал совсем, девочки даже это заметили. Каждое слово мне по два раза повторять надо, и то не всегда доходит. Потому что в голове только одна Мархаэоль крутится. Глупо выгляжу, короче. И все такое.
 А Эллина ожила. Ну, правильно — дурь из себя пулей выбила и ожила. Раньше надо было стреляться, идиотке. Характер у нее как прежде сделался, даже хуже еще, по-моему. Что мне, по правде говоря, даже больше нравится. Лучше уж со стервой рядом, чем с непонятно кем вообще, чем с размазней какой-то бесформенной. И есть типа у нас теперь опять настоящий командир. Короче, с ней сейчас не очень-то поспоришь.
 Я все сидел у грузовика, переживал сильно. Все про Мархаэоль думал — ведь я ж ее, получается, типа прогнал от себя. Не напрасно ли я так поступил? И чем больше думаю я, тем больше убеждаюсь, что не напрасно. Права она, что там ни говори, по-разному мы думаем, по-разному на жизнь смотрим, разные мы с ней люди, короче. А она, получается, даже и не человек вовсе, если уж точным быть...
 Ну, пока я в этих мыслях плавал, внимания ни на что не обращал, и все такое. А Эллина уже командует подъем. Ну а я не услышал типа. То есть услышал, конечно, но думаю — ничего, перебьется. Привык я уже, что она вареная вся такая ходит. Ну и расслабился типа. А она как мне ногой даст, сука! Я ведь даже внимания не обратил, что она ко мне подошла, думал, спросить чего хочет. Спросила, зар-р-раза...
 На ноги вскочил, хотел ей по морде прикладом дать, а рука не поднимается. Мордочка-то у нее... ну не под приклад теперь состроена типа. И все такое. А она, наверное, понимает это и пользуется, сука такая! Дернулась уже было меня самого прикладом угостить. Но в глаза мои посмотрела и, видать, вспомнила, что я убить ее за такие вещи обещал. В общем, не ударила.
 Вышли мы, короче, идем. Хотя говорить так: «вышли» — неверно будет. Неоткуда нам было выходить, всё так возле грузовика и проторчали, с самого своего возвращения из Саакбарада. Я, правда, в тот зал слазил, откуда Маркулий в Багнадоф рванул и где Колобок с Коноваловым перед самым нашим отбытием побывали. Сам бы я не полез, Маркулий упросил.
 Он ведь что рассказал? Когда грузовик, где его Катька везла, перевернулся, Маркулий из кузова-то и выпал. Глядит — бегут к нему какие-то. Я так думаю, Корпус это был. Ну. Маркулий спрятаться решил, в окно нырнул. И загремел вниз, прид-д-ду-рок! Догадываетесь, наверное, как он орал? Я сам не слышал, но вполне себе представляю, аж передергивает меня от одной только мысли об этом.
 Ну, от крика его те «защитнички», которые с перепугу штаны не замочили, кинулись в то же окно, за ним следом. А Маркулий, когда падал, ногу повредил слегка. Как в Багнадофе оказался, она у него почему-то выздоровела, но в тот момент он бегать не умел. Хотя он и так-то бегать не обучен, все больше языком трепать горазд...
 Когда на него «защитнички» посыпались, в башку его дурную ничего лучше не взбрело, кроме как отсюда прямо в Преисподнюю рвануть. Он сразу нужное заклинание отыскал и прочел его. А сразу отыскал потому, что это заклинание он, можно сказать, сам же и придумал. Маркулий говорил, что как раз на последней стоянке нашей ему в голову эта мысль пришла. Он ведь до того весь блокнот прочитал, от корки до корки, едва ли не облизал каждую страницу. И когда его осенило, он заклинание-то новое и вывел. А тут, когда приперло, оно и пригодилось ему.
 Но когда Маркулий в Багнадоф соскочил, с шеи его костлявой крестик свалился. Может, это и хорошо даже. Помню я, как Эллину с Катей на маяке Хааргад этими крестиками-то прижгло — до дыма. Ну а теперь Маркулию крестик вдруг понадобился. И уговорил он меня за ним слазить.
 Я его посылать подальше не стал, хотя и очень хотелось. Во-первых, если бы Маркулий туда сам полез — стопудово бы все кости себе переломал, хрень неуклюжая. А во-вторых — и не полез бы он туда вовсе. Боится потому что.
 Наш Маркулий всегда трусом был. Он, оказывается, и в Багнадофе успел шуму наделать. Мы-то за ним сразу рванули, а у них там часа четыре прошло с момента его появления. Я хорошо помню, как там, к примеру, нас встретили. Ну, его не хуже встретили. Так, что этот старый хрен вынужден был и с маяка Хааргад когти рвать. И опять при помощи заклинаний своих. Короче говоря, Маркулий наш в Самате только и делал, что заклинания читал — то туда скакнет, то сюда. А на мосту его как раз и заклинило чего-то. Как раз тогда, когда и нас там конкретно прижало по полной.
 Это сейчас Маркулий гордый ходит. Чего-то такое с ним в Харамишате произошло — не знаю, чего именно. Что-то силы ему придало. Сейчас Маркулий шагает — любо-дорого посмотреть. Хотел было я ему коноваловскую винтовку предложить, потом подумал — на фиг не надо. С винтовочкой он, конечно, еще увереннее себя почувствует, но вот перестрелка начнется, он нам тогда устроит. Потому как этот старый хрен скорее всех нас перестреляет или даже себя самого — руки у него не под винтовку заточены типа.
 Вначале-то он на дыбы поднялся, когда понял, что к Данихнову его по-любому приведут, — задание у нас такое, извиняемся, старый хрен!.. А он — ни в какую! Ну, тогда Эллина хитро так поступила — махнула рукой и говорит, что, если он хочет, пусть катится обратно. У Маркулия челюсть об колени — бряк! Не, нормально, да? Обратно, через Битцевскую пустошь, через пол-Москвы — одному! Ну, не на всю же голову он больной, чтобы на это согласиться! Ничего, пошел, как миленький пошел. И сейчас даже как будто доволен.
 А вот Катя мрачная какая-то стала, молчит. Спрашиваю:
 — Чё ты?
 Плечами пожимает, в сторону смотрит. Не отвечает. Разозлился я тогда, сказал ей что-то. Типа что она, наверное, жалеет, что от новой морды отказалась, когда Махват предлагал. Ну, это я ее позлить хотел, на самом-то деле, конечно, я так вовсе и не думаю даже. А чего? То одна физиономию кислую делает, то другая! Не, нормально, да? Я им что, сопли вытирать нанимался, что ли?! Ничё, пускай взбодрится, думаю. Но взбодрить ее не вышло. Она грустно так усмехнулась, отвечает мне:
 — При чем тут это, Прыжок? Ничего у нас не получилось — вот что плохо.
 — Чего не получилось? — спрашиваю.
 — С гоблинами этими... С Черным Сердцем, с блокнотом Николая-летописца — ничего не получилось!..
 — Хе! — усмехаюсь. — Нам же вроде только этого Маркулия надо было привести, нет? Блокнот сгорел — фиг с ним, объясним вашему этому Данихнову. Ну сгорел! Чё теперь делать? Хочешь, новый напишу?
 — Дурак ты, Прыжок, — говорит. — Мы вообще никогда и ничего не сможем сделать полезного, если будем действовать, как сейчас.
 — Это как это? — спрашиваю.
 — С «секретниками», — выпалила она.
 Я аж встал.
 — А как же тогда? — интересуюсь.
 — Здесь нужны другие люди, — говорит. — Не такие, как Данихнов. Влад — он же просто мститель. Он за жизнь свою мстит. И больше ни за что. Это еще удачно получилось, что нет у него конкретного человека, которому мстить надо. Был бы — плохо дело. Влад бы его убил и успокоился. То есть не о том Данихнов думает. «Секретникам» надо с командами союзничать, вместе надо. А они, блин, законопатились в норах. Да и то сказать — один Влад, наверное, что-то толковое и делает. Остальные — так, тьфу!..
 Молчу я. Представляю себе, как «секретники» начинают союзничать с командой, например, Косого... М-да... Из Москвы тогда — беги без оглядки...
 Смотрю я на Катю — не понимаю, чего ей надо. Идет она, мрачная вся такая из себя, по сторонам глазами зыркает. С ней сейчас не то что поговорить, а даже рядом находиться и то тяжело, чувствуешь себя лишним. Она идет рядом с Маркулием, типа за магом следит. Маркулий же распространяется все на тему того, что единственное спасение абсолютно всего человечества — Вольные Зоны. Типа оттуда проистечет в мир наш все хорошее, и плохое исчезнет на фиг совсем и окончательно.
 Ну, говорит-то он занятно, интересно, но слишком уж громко. Тут, конечно, уже не Битцевская пустошь, но, что ни говори, Севастопольский проспект не многим лучше. Тут потише надо бы ходить. Это ведь самое логово Корпуса Верных Защитников. На пятерых мы уже натолкнулись — больше не хочу. Чудо еще, что по дороге туда, когда мы только за Маркулием шли, никого из них не встретили. Но тогда, насколько я понимаю, и Катя, и Эллина маскировочным заклятиям много внимания уделяли. Да и Макс с нами был, Махват Игнт типа. Он наверняка тоже незаметно что-нибудь там делал, заклинания какие-нибудь использовал. И все такое.
 А сейчас Макса нету. О чем там думает Эллина — не знаю, но явно не о маскировочных заклятиях. Катя — вообще мрачнее тучи. Ей сейчас не до того. Так что, чем болтать, этот старый хрен лучше бы заклятиями охранными обеспокоился, вместо того чтобы рассказывать про какие-то там перспективы.
 — Говоришь ты красиво, — замечаю я ему, — только очень уж громко. Ты бы лучше болтал поменьше, а маскировкой занимался бы побольше. А то услышат нас доблестные и преданные воины славного и великого Корпуса Верных Защитников, и сказки эти твои дослушивать уже в Совете Равнодушных будем.
 Смотрю — подействовало. Заткнулся, старый хрен. Начал он там ворожить или нет — не знаю, не почувствовал я ничего. Но тише стало ощутимо. И Катя как-то даже ожила слегка. Ну, я тогда, чтобы ее дальше не грузить, шагу прибавил, Эллину нагнал. Пристроился рядом, в лицо посмотрел — красивое лицо, блин... хотя сейчас и злое очень. Попытался это я с ней поболтать, а она зыркнула на меня так, что я сразу же заткнулся.
 — Маркулий верно говорит, — цедит сквозь зубы. — Ни хрена толку с этого Секретного Войска нету.
 Ну, я ничего отвечать не стал — не собираюсь я отвечать за Секретное Войско, не я его придумал, не мне и расхлебывать. Я, может, тоже от «секретников» не в восторге, но ни на кого не наезжаю, если у меня из-за них плохое настроение. А Эллине, видать, пришла охота поговорить именно на эту тему. Она и продолжает:
 — Слышал когда-нибудь про такую вещь, как Светлый Полк?
 Я плечами пожимаю. Слышал, конечно, пару раз, но что это за полк такой и с чем его едят — представляю себе слабо.
 — Светлый Полк только с Вольными Зонами контактирует, — поясняет Эллина. — «Секретники» ему на фиг не нужны. Слышала, что иногда они даже некоторым командам помогают, но сама не видела, слухи это просто. А вот с Вольными Зонами — пожалуйста. Значит, в Вольных Зонах действительно есть что-то такое, что-то сильное, настоящее, что может помочь Срединному Миру.
 — Ага, — ворчу, — наслушался я уже про помощь Срединному Миру, хватит...
 — По-любому с «секретниками» оставаться бессмысленно, — заявляет Эллина. — Слышал про такую группу — «Единение»? Недавно возникла. Они думают, что с гоблинами договориться можно. Что мы с ними нормально сможем рядом жить. Как раз в Секретном Войске и возникла эта группа, Данихнов даже двоих шлепнул, когда разобрался. И Подземный Магический Круг к этому тоже руку приложил. Свою — земную — магию создать не получается, так вот они к гоблинам и потянулись.
 — А чего ж ты сама-то? — спрашиваю. — Вся такая из себя белая и пушистая, а — с «секретниками»? Чего тебя только сейчас пробило на откровенность-то?
 — А то и пробило! — злобно отвечает. — Думала, что сдохну, не увижу этого. Пока жива — врага побью, сколько можно. А теперь иначе... Сам посмотри, ну кого Данихнов со мной послал? Макса... Махвата Игнта этого? Гнуся, приятеля твоего, бандита? Коновалова? Я и не знала, что он в Корпусе был... Кто еще?
 — Я.
 — Тоже бандит, — отмахивается.
 — Ага, — говорю. — Только не по своей воле я пошел-то. Да и ты сама меня предложила взять. Интересно, почему?
 — Пожалела, дура, — ворчит. — Убили бы тебя.
 — Что дура ты — это точно, — вздыхаю.
 Не, нормальная девка она. С придурью, конечно, не без того. А кто из нас не с придурью? Я, что ли? У меня, может быть, этого больше всех...
 Ну, идем это мы, переругиваемся понемногу. С Севастопольского проспекта свернули зачем-то — Эллина говорит, что так ближе. А мне не нравится. Потому как вокруг опять развалины пошли, дома почти целые. А впереди маячит квартал, в котором словно бы туман какой стоит. Непонятный туман, хотя и очень слабый, еле заметно его. И тухлятиной вдруг потянуло. Крепко так потянуло, от души. Маркулий сразу нос морщить принялся. Мне тоже не понравилось это все. Потому как туман, он туман и есть. С чего бы ему тухлятиной пахнуть?!
 А квартал этот все ближе. И слишком уж он тихий какой-то, подозрительный. Не надо было Эллине нас сюда вести, ох не надо было!..
 И как раз когда мы в этот квартал вошли, все и началось.
 Я поначалу не понял, что творится-то. Когда на нас с криками выскочили сразу человек восемь. Я чуть было огонь не открыл — Эллина вовремя остановила.
 Эти восемь явно были не из Корпуса — из задницы они какой-то были. Команда чья-то, причем не из самых крутых. Из оружия при них — два дробовика поношенных. Ну, может, у кого еще пистолеты были, а может, они просто впопыхах побросали все свое добро. Я бы тоже побросал, если бы за мной такая тварь гналась. И как только я ее увидел, сразу понял, что конкретно мне крындец сейчас наступит полный. Потому как хорошо запомнил я ту заразу из таверны «Мистраль» в Самате, в которую ножом метнул. И она, полагаю так, меня крепко запомнила...
 То, что я не ошибся, — стопудово. Потому как взгляд этот ни с каким другим перепутать нельзя было. Сколько буду жить, столько и вспоминать его буду. Он как бы в душу мне въелся.
 Здесь, в Москве, эта тварь еще страшнее показалась, чем в Багнадофе. Среди порушенных кварталов монстр выглядел просто громадным. И двигался он (или «она» — хозяйка же таверны, не хозяин!..) очень быстро. Если и там, у себя в Багнадофе, это чудовище так же проворно, как и здесь, то Mapхаэоль просто чудом удалось меня спасти. Хотя здесь, например, Мархаэоль пулю Коновалова обогнала запросто. Да... Мархаэоль...
 Короче, когда эта харя на меня вынырнула, она сразу забыла обо всем на свете. Только что неслась за этими придурками и одного даже успела наколоть на свой хвост, а увидела меня — стоп! Ну, я, понятное дело, тоже стою. Не потому, что встрече этой безумно рад, а просто понимаю, что бежать мне некуда.
 Тут я вспомнил, что ножом-то тварь эту поранить можно, что ни говори. Убить — вряд ли, а поранить и внимание отвлечь — очень даже вполне. И сразу же вспомнилось мне, как я в Твери Мархаэоль раненую нашел. Возле нее же почти точно такая тварь крутилась. И ничего, убили. Едва я это вспомнил, то сразу же сдернул с плеча свою машинку, прицелился и — всю обойму! От рожи монстра клочки какие-то полетели. Она типа ошалела, башкой трясет, и все такое. Но я-то вижу, что пули мои ей совершенно фиолетово. И понимаю я, что вот он самый и есть — крындец. Пришел наконец-таки.
 Тварь эта хвостом своим мотанула, тело того бедняги, что на жало наколото было, свалилось... Далеко я стоял от того места, где оно шлепнулось. Но и отсюда видел, как яд разъедает человеческую плоть — с этаким дымком, с шипением, словно кусок льда кипятком поливают.
 Ну, думаю, настал теперь мой черед. Сейчас и я так же вот буду лежать и растворяться.
 Собрался я уже было нашим крикнуть, чтобы сматывались, пока эта зараза со мной разбираться будет. Да не успел. Потому как прямо из стены полуразрушенного дома вылезла какая-то хренотень. Прямо между нами вылезла, на полпути от меня к этой самой хозяйке таверны «Мистраль».
 Я поначалу его принял за Ночного Гостя. Совсем, думаю, обнаглели, суки, днем уже шляются. Однако на Ночного Гостя эта хренотень смахивала очень слабо. Да к тому же прямо из стены вылезла, как призрак какой-то.
 Он и правда на призрак похож был. Черный весь такой. И даже не то чтобы черный, а как бы из густого дыма слепленный. Повернулся он ко мне — глаз нету, лица нету. Но чувствую, что смотрит. На меня смотрит, не на кого-нибудь другого!
 Не, нормально, да?
 Всей кожей ощущаю — глядит. Но глядит как-то непонятно. Не со злостью там или еще как, а как-то... блин! Как объяснить-то?! Ну, с улыбкой, что ли? Хотя улыбаться-то ему, сами понимаете, нечем типа. Но ощущение такое, что смотрит он на меня доброжелательно. И даже показалось мне, что вылупился он на меня как-то знакомо, словно мы приятели с ним близкие. А монстр этот сразу замер, присел, жалом поводит, и на острие капелька яда уже блестит.
 Ну, призрак этот к монстру повернулся, руки в стороны развел.
 Монстр приседает, готовится броситься — не на него, на меня. А призрак этот плавно так скользит из стороны в сторону, перекрывает прямой путь, типа меня защищает почему-то.
 Я торопливо в сумке шарю, обойму новую достаю. Но прищелкнуть я не успел, потому как дымный призрак этот вдруг заговорил.
 — Волею Цитадели-На-Шести-Островах!..
 — Волею моей будет иначе!.. — немедленно откликается монстр.
 Голоса глухие, и прямо над ухом у меня — бу-бу-бу...
 — Пусть будет так, — соглашается дымный призрак. — Ответственность будешь нести ты.
 — Перед кем? — скрежещет монстр.
 — Перед Смотрителем Острова Саакбарад! — выдает этот дымный призрак.
 Меня словно по башке стукнули.
 — Колобок... — шепчу я. И непроизвольно делаю шаг вперед.
 Эллина сразу же в меня вцепляется.
 — Ты чего? — шипит. — Что с тобой? С ума сошел?..
 Я пытаюсь высвободиться — не получается. Ну, я не так уж сильно и пытаюсь, мысли все заняты совершенно другим. Потому что не кажется мне уже, а уверен я стопудово!..
 — Колобо-о-ок! — ору я призраку.
 Он, конечно, положил на меня с пробором. Рукой так отмахнулся, не лезь типа, не до тебя сейчас. И все такое.
 А у монстра, видимо, аппетит пропал. Нет у него уже такого горячего желания нас мочить. Медленно так пятится он куда-то за угол дома. С меня глаз не спускает, но пятится, пятится... и ушел. Скрылся типа. А призрак этот дымный — он за ним все время шел. И тоже за угол дома завернул.
 Ну, тут я от Эллины вырвался, кинулся следом. Так торопился, что совсем забыл, что машинка у меня разряжена — я же всю обойму в монстра-то выпустил, а новую все еще не прищелкнул, в руке сжимаю. Хорошо еще, что не пригодился автомат мой. Потому как, завернув за угол, обнаружил я, что нет там ни фига. Ни монстра, ни призрака. Вообще ни фига нету.
 — Ты когда начнешь приказы слушать?
 Я аж вздрогнул, честное слово! Думал, опять напасть какая-нибудь. Но это оказалась просто Эллина. Орет, глазищи злобные. И так громко орет, что в голосе ее даже прежний дребезг чудится. Я не нашелся чего ответить этой дуре. Посмотрел на нее и сказал:
 — Колобок это был.
 — Кто был?! Где? — опешила Эллина.
 — Ну, призрак этот, — машу рукой.
 Эллина посмотрела на меня, посмотрела, куда я показывал — вдоль пустой улицы, — и глазами хлопает.
 — Наш Колобок, — начинаю объяснять. — Ну, Петька! Малахов который! Что в Саакбараде остался, у Смотрителя, на Острове!
 — И чего? — осторожно спрашивает Эллина.
 — Ну, это он и был, — говорю. — Типа призрак.
 — Он же умер...
 Я сразу вспомнил высохший скелет, обтянутый серой кожей.
 — Ну, не знаю я, умер он там или нет, — говорю, — но это точно был Колобок! Я сразу догадался, когда он про Смотрителя и Остров заговорил.
 — Кто заговорил?!
 — Дура ты совсем?! — кричу. — Призрак говорил! Не слышала, что ли?!
 — Нет, — башкой мотает.
 Я осекся. А ведь и верно, может быть, он и не говорил ничего. Может быть, это только я один и слышал. Может, это и не слова даже вовсе были, а мысли их. Кто его знает, что мне еще Мархаэоль моя оставила на память о себе?..
 Мархаэоль. Моя...
 Нет, не моя.
 Просто — Мархаэоль Игнт.
 Но все равно — спасибо тебе...




 35. ДАНИХНОВ


 Настроение у Влада было — хуже некуда. Вчерашние стычки — сначала с отрядом Корпуса Верных Защитников, потом с непонятно откуда взявшимися тут гоблинами, затем с какой-то бандой, совершенно не похожей по своим замашкам на все остальные банды... и гибель практически всего спецотряда. А называть этих двоих оставшихся в живых ребят «отрядом» Данихнов не мог. Утреннее же происшествие — поимка диверсанта — вообще ни в какие ворота не лезет. Самое неприятное, что даже под пытками диверсант утверждал, что ни к одному из предшествовавших нападений на спецотряд он, оказывается, отношения не имеет. И напоследок преподнес Данихнову новость — что имеет он самое прямое отношение к отряду гоблинской дружины, который должен был подойти с минуты на минуту, но почему-то задержался в пути.
 Сворачивать лагерь Данихнов не хотел — он ожидал возвращения команды Эллины. Но и оставаться тут, зная, что в скором времени сюда пожалуют гости, Данихнов не собирался. В результате он принял решение дожидаться не здесь, а гораздо южнее — неизвестно еще, кого здесь дождешься раньше, Эллины или гоблинов...
 Хорошо еще, что в числе выживших бойцов спецотряда оказался один маг. Ну, не то чтобы маг — так, «начинающая особь», как любил говорить Данихнов. Кое-что умел, иногда у него это неплохо получалось... иногда... Но все равно Данихнов испытал что-то похожее на чувство облегчения. Несмотря на свою нелюбовь к магии, Влад не мог не признать, что этот парень — Сергей Кравцов — здорово помог им.
 Правда, магом он был еще очень неопытным. Пока они пробирались на юг, Данихнову и Турину — второму оставшемуся в живых — все время приходилось останавливаться, замирать на месте, прятаться и замолкать по команде Кравцова. Влада это просто бесило, и он с трудом сдерживался, чтобы не надавать Кравцову оплеух. Но так или иначе, а маскировочные заклятия тот установил. И они даже вроде бы работали.
 Вчерашний день вымотал всех. Нагрянувший отряд Корпуса, правда, засекли быстро. Часовые успели дать сигнал, и в торопливой перестрелке из отряда «секретников» никто не погиб. «Защитников» было семеро, и вооружены они были очень хорошо. Успей кто-нибудь из них воспользоваться «Мухой», без потерь не обошлось бы. Но хорошее вооружение еще не подразумевает хорошей военной подготовки. Что на деле доказал спецотряд, в течение двух минут уложивший всех незваных гостей.
 С Корпусом Верных Защитников разговор у Данихнова был коротким. Пленных брать он не собирался, поскольку никакой интересной информации получить от них не надеялся. Дальние дозоры спецотряда ни о чем тревожном не сообщали, и победители с гордым видом прогуливались по недавнему полю боя, собирая оружие и боеприпасы.
 Только когда через три минуты те самые дальние дозоры, выставленные Данихновым, не вышли на связь, стало понятно — что-то здесь неладно. А еще через полминуты стало ясно и то, что именно неладно.
 Два десятка гоблинов, свалившихся как снег на голову, — вот она, причина молчания дальних дозоров. Перед тем как уходить на юг, Данихнов с оставшимися людьми специально сделали крюк, чтобы проверить посты. Но ни один из восьми человек, выставленных Данихновым в дозор, в живых не остался. Тела были почти не изуродованы, их явно не пытали, просто убили. Очевидно, гоблины очень торопились. И получается так, что торопились они напасть на Данихнова.
 В этой стычке с гоблинами без потерь не обошлось. И потери эти были сокрушительными. После этого короткого боя спецотряд Секретного Войска, можно сказать, прекратил свое существование. Трое «секретников» погибли в первую же минуту. Еще четверо — минуту спустя. Двое из этих погибших «секретников» были достаточно сильными магами. Но у гоблинов тоже были маги, так что, можно считать, отряду Данихнова (вернее, тому, что от него теперь осталось) еще повезло. Хорошо еще, что трофейные «Мухи» не подвели. От гоблинов удалось отбиться, хотя и с большим трудом.
 Было совершенно неясно, что понадобилось здесь гоблинам. В этом районе, сплошь заросшем Черной Проволокой, к которой гоблины тоже не питали очень уж теплых чувств. В районе, лежащем в стороне от караванных трасс Каганата, по которым из него на юг шло разное магическое барахло, а обратно в Каганат — продукты. Здесь, в Ничьих Землях, ничто не должно было интересовать гоблинов. Да и Корпус Верных Защитников тоже, по правде говоря. Банды — да. Их здесь немерено. Но и та банда была какой-то странной, о чем-то договориться пытались...
 После гибели своих людей Влад был в бешенстве. Так глупо потерять практически весь отряд! И когда Леонид Гурин заметил приближающуюся банду, Данихнов даже слегка обрадовался — появился кто-то, на ком можно было сорвать свою злость.
 Но бандиты не нападали и особенно-то и не скрывались. Они явно не знали, что от всего спецотряда осталось три человека. И почему-то предложили вести какие-то непонятные переговоры. Кравцов успокоил Влада, уверив того, что магов среди них нет. И Данихнов лично отправился на переговоры. Но Кравцов ошибся — маг был. Поэтому Данихнову пришлось стрелять...
 Эта странная команда состояла всего из четырех человек. И у Данихнова возникло четкое ощущение, что они пытались что-то у него выведать. Потому что ну какие переговоры могут быть у бандитов с Секретным Войском?! Не в «секретники» же они решили вступить, бандиты эти... Но вот чего именно они хотели, Данихнов так и не понял. И это его тоже здорово разозлило.
 Возвращаясь обратно, Данихнов как раз и натолкнулся на разведчика. Тот оказался из группы «Единение», что обеспечило ему занятную, но весьма нелегкую и не очень быструю смерть. На информацию о подходе гоблинской дружины Данихнов, по правде говоря, отреагировал вяло — случилось уже столько всего, что этот довершающий штрих особенно сильно изменить сложившейся картины уже не мог.
 Может быть, прав был Сережка Кравцов, обронивший мимоходом, что здесь просто нехорошее место? Хотя нет. Банда, в которой был Прыжок, она ведь именно здесь базировалась...
 Прыжок... Кличка какая-то странная. Роста невысокого, а — Прыжок! Может, потому и Прыжок?..
 Странный он какой-то, Прыжок этот. Необычный.
 Влад часто вспоминал свою встречу с ним. Как этот бандит стоял со связанными за спиной руками и смотрел на Влада с такой наглостью, будто это он Данихнова допрашивает, а не наоборот. Да и не только смотрел — разговорчики его тоже были те еще...
 И что-то в нем от мага было, как там ни крути. Хотя Кравцов и отрицает это категорически. Ну, Кравцов, он что? Он так, начинающий маг. Неизвестно, что из него впоследствии выйдет. Да и выйдет ли вообще что-нибудь. Вот Эллина — это уже посерьезнее. Да и Катя тоже. А Эллина ведь сама попросила, чтобы этот бандит с ней пошел. Наверное, тоже что-то почудилось ей в этой нескладной и корявой личности — Прыжке.
 Влад нахмурился и принялся ковыряться в сумке с боеприпасами. Не много их осталось. И самое скверное, что гранат для подствольника всего четыре штуки. Обоймы-то есть, да толку с них против гоблинов... Не заметят даже...
 Ведь если тот диверсант не соврал, то по следу остатков спецотряда должны идти именно гоблины. И немало. Так что вся надежда теперь только на Кравцова. Если Сергей сумел правильно установить маскировочные и отвлекающие заклятия, тогда еще ничего, тогда, может, и повезет. А так — даже и мечтать не стоит...
 Можно, конечно, бросить все и вернуться в Секретное Войско. Но надо было очень плохо знать Влада Данихнова, чтобы хоть на секунду поверить в то, что он может так поступить. Влад никогда не бросал своих. Он рисковал жизнью — и своей и чужой, — чтобы выручить попавших в беду. Примером тому может служить случай с Маркулием.
 Влад познакомился с магом давно, то ли три, то ли четыре года назад — сейчас уже и не вспомнить. Один из людей Данихнова — именно он то и был, по сути, хорошим знакомым Маркулия — отправился к магу. Ему просто не повезло — в этот же момент к Маркулию нагрянули и «защитники», искавшие, чем бы поживиться. Данихновский «секретник» попал в плен. А поскольку пользы от него было не много, то «защитники» решили обменять его на продукты. Жизнь его они оценили очень невысоко — четыре банки тушенки (наверное, потому, что «защитников» было как раз четверо). Секунды хватило Данихнову, чтобы принять решение. И сорока минут хватило на то, чтобы осуществить задуманное.
 «Защитники» получили свою тушенку, а Данихнов должен был получить своего бойца. Кто же знал, что нетерпеливость «защитников» все испортит? Кто мог догадываться, что один из них прямо здесь начнет вскрывать банку и заряд сработает?
 Данихнов лично отвозил им «продукты». Он и еще двое «секретников» при этом присутствовали. Влад стоял ближе всех к «самоубийце», но даже мускул не дрогнул на его лице, когда тот принялся ковырять ножом банку. И Влад использовал взрыв лишь для того, чтобы трижды выстрелить из своего пистолета, перебив ошарашенных «защитников».
 Два ранения — в левое плечо и в бок — вот результат этой операции. Своего человека Данихнов спас, и это было для него главным. Он еще довольно удачно постарался прикрыть людей, сопровождавших его в этом походе к «защитникам».
 Ну, по ходу дела получилось так, что освободили и Маркулия. Который с тех пор чувствовал себя обязанным Данихнову...
 Легко можно понять, что гибель своего отряда Влад воспринимал очень болезненно. Ему хотелось сохранить хотя бы этих. Но бросить команду Эллины Влад не мог. Потому и отправился он на юг — встречать своих.
 Сейчас вся троица находилась на втором этаже дома, выходящего окнами на перекресток. То есть на бывший перекресток — две широкие, заваленные мусором дороги, по обочинам которых высились груды развалин. Дом, в котором укрылись «секретники», был самым крайним домом в группе уцелевших зданий, клином выходящих на этот перекресток. Обе дороги, образующие перекресток, примерно в километре отсюда были настолько завалены обломками, что в качестве транспортных путей интереса для гоблинов представлять просто не могли. Уцелевшие же дома были совершенно необитаемы, и каждому сразу становилось понятно, что совсем недавно здесь что-то произошло. Трупов не было, но не было и людей. Брошенного оружия не попадалось, но боеприпасы отыскались легко. Такое впечатление, что жившие здесь уходили второпях. Или даже не уходили — убегали, забрав с собой только самый необходимый минимум. И случилось это не так давно — дней пять-шесть назад. Что могло заставить обитателей этого квартала уйти — неизвестно. Но не гоблины — это точно. Отсутствие убитых и — самое главное — отсутствие самих гоблинов говорило за это.
 С юга можно было подойти к старому лагерю Данихнова разными маршрутами. Но этот был наиболее безопасным. Вернее сказать, выглядел таким. Особенно если не знать о непонятном исходе обитателей квартала. И Влад рассчитал, что именно этой дорогой и должна будет возвращаться команда Эллины. Неизвестно, правильно ли рассчитал? Но дальше идти было опасно — начинались места, где вполне можно было напороться на «защитников». Даже здесь и то уже небезопасно.
 Кравцов часа полтора мудрил со своими заклинаниями, пока не смог уверенно заявить Данихнову, что на расстояние выстрела к ним никто незамеченным не подберется. Данихнов молча кивнул в ответ — он вновь был зол. Все эти полтора часа они с Гуриным охраняли Кравцова, готовясь в случае необходимости прикрыть своего единственного мага.
 Продукты у них с собой были, так что какое-то (достаточно длительное) время троица «секретников» могла быть спокойна — голодная смерть им не грозила. Хуже обстояло дело с водой. На самом верхнем этаже того дома, где они сейчас находились, обнаружилось ржавое корыто. Дождевая вода, собравшаяся в нем, была мутной и затхлой и оставляла после себя во рту мерзкий вкус горелого мяса. Но больше ничего не было. Все дождевые резервуары в каждом уцелевшем доме были пусты, в днищах их зияли свежие пулевые отверстия, а от вытекшей воды не осталось уже и следа. «Хорошо еще, что не жарко...» — мрачно подумал Данихнов и посмотрел на Кравцова.
 Сергей присел возле оконного проема, прислонившись к стене и закрыв глаза. Но по слабому подрагиванию бровей и едва заметному шевелению губ можно было догадаться, что Кравцов не спит. Наверное, опять какие-нибудь заклинания, колдовские дела и прочее...
 Гурин стоял возле второго окна, опустив ствол автомата на подоконник. Глаза его шарили по грудам мусора за окном, стараясь не пропустить ничего.
 Данихнов поморщился. И чего он смотрит?! Кравцов же установил охранные заклятия. А если они не сработают, то противника все равно не увидишь — он ведь наверняка тоже не дурак, без маскировки не попрет...
 Кравцов встрепенулся, открыл глаза, привстал и выглянул в окно. Затем снова сел и посмотрел на Данихнова — глаза Кравцова были пусты и холодны, он еще не окончательно отошел от своих заклинаний.
 — Кто-то идет, — ровным голосом заявил Кравцов.
 Влад напрягся. «Вот как скажет он сейчас, что гоблины идут, — подумал Данихнов, — так и все!..»
 — Ты увидел кого-то? — спросил Влад. — Или?..
 — Или, командир, — кивнул Кравцов. — Идут. Четверо. Маги. Люди... кажется...
 — Что значит — кажется?! — возмутился Данихнов.
 — Ну, трое-то точно люди, а вот четвертый... не знаю... — помотал головой Кравцов.
 — Гоблин?
 — Не, не гоблин, — уверенно ответил Кравцов. — Точно не гоблин! Но и на человека не очень похож...
 Данихнов скрипнул зубами и поднялся с пола.
 — Далеко они? — спросил он.
 — Ну... с километр... или два... с половиной...
 Данихнов сжал челюсти. Лицо его налилось кровью.
 — Откуда идут?
 — Оттуда. — Кравцов неуверенно махнул рукой в сторону окна, на юг, вдоль улицы.
 — Точно? — строго спросил Данихнов.
 — Н-н-нет...
 Данихнов набрал полную грудь воздуха и медленно выпустил его сквозь сжатые зубы. Кравцов испуганно втянул голову в плечи. Леонид Гурин опасливо посматривал на них из дальнего угла.
 — Толку с тебя... — проворчал Данихнов, поднимая автомат. — Гурин, следи! Остаетесь здесь! Прикроешь, если что...
 Влад развернулся и начал торопливо спускаться по лестнице. Бетонная крошка скрипела под ногами, кажется, на всю Москву. Но Данихнов не обращал внимания. Он был очень зол на Кравцова.
 «Маг, чтоб его... — думал Данихнов, — То ли люди, то ли нет... И неизвестно еще, если люди, то наши ли? Маловато их что-то...»
 Данихнов выбрался из дома и, не оглядываясь по сторонам, кинулся к груде бетонных плит, тоже бывших когда-то жилым строением. Это укрытие он заприметил еще на пути сюда. Спрятаться там можно было вполне надежно. Несколько бетонных плит образовывали достаточно хорошее укрытие. Правда, с тыла никакой защиты, но это ерунда — там все ровненько, открыто, никто не подберется незамеченным.
 Данихнов лег на бетонную плиту, положил рядом автомат и принялся ждать.
 Было тихо.
 И пусто.
 Дорога здесь уходила на юг прямой линией, по идее километрах в пяти-семи упиравшейся в совершенно уже непроходимые завалы. Данихнов внимательно всматривался, но никого и ничего не видел. Никакого движения. А ведь Кравцов говорил, что они где-то за километр. Или два... с половиной... Маг, блин!..
 И еще говорил он, что их всего четверо... М-да... Если это действительно команда Эллины, то — плохо дело. Значит, у Эллины большие потери...
 Данихнов едва не застонал от досады, вспомнив о потерях своего отряда. Ведь лучшие же люди Секретного Войска погибли! Когда он еще наберет такой отряд? Через год? Через два? А что случится за эти два года? Да все, что угодно!
 И неизвестно еще, позволит ли ему командование набирать новых людей. Особенно если группа Эллины вообще не вернется... Кравцов же еще одну странную фразу произнес: из этих четверых один на человека не очень похож. Что значит — не похож? Мыслит иначе? Выглядит по-другому? И не гоблин... Значит, сюда идут не «защитники»...
 Это хорошо, что не «защитники». И хорошо, что не гоблин. Всего четыре гранаты осталось, и две из них пришлось отдать ребятам. А с двумя гранатами много не навоюешь. Хотя... Может быть, маскировка? Может быть, гоблинский маг? Да нет, не гоблин! Кравцов же говорил...
 Внезапно Данихнов почувствовал, что он не один. Это ощущение было настолько сильным, что не обращать на него внимания Данихнов просто не мог. Он явственно ощутил, что кто-то неизвестный стоит позади него и сверлит ему затылок взглядом.
 Данихнов осторожно повернул голову...
 Неподвижно замершие трехметровые фигуры, крошечные глазки, окаймляющие лицевой костяной щит, широченные рты, в два ряда усаженные острыми треугольными зубами...
 Гоблины.
 Пятеро. И у каждого в руке Огненный Молот.
 Данихнов очень осторожно перекатился на спину, не выпуская из рук автомата. Гоблины стояли неподвижно, наблюдая за ним. Да и куда им было торопиться?!
 Данихиову стало тоскливо. Ведь даже подствольный гранатомет сейчас не поможет, гоблины торчат не далее чем в трех шагах, взрывом самому Данихнову так достанется...
 Блин! Кравцов, сука! Не гоблин, не гоблин!.. Даже сосчитать их толком не сумел, щенок! И появились эти гоблины как-то бесшумно, такого что-то не припоминается. И совершенно не с той стороны, откуда ждали. С противоположной стороны...
 А может, этих Кравцов просто не заметил? Может быть, команда Эллины и правда идет сюда с юга? И наткнутся на эту вот развеселую компанию гоблинов, в количестве пяти штук. Или даже шести... Ведь не могут же пятеро тупых гоблинов-солдат идти куда-то в неизвестный район без гоблинского мага. Кстати, а на фига они вообще тут появились? Что им здесь надо?.. И почему они не нападают?!
 Влад встал на ноги и поднял автомат к плечу. Если шарахнуть вот по этому, ближайшему, то сам точно не выживешь. А шуму будет много, и команда Эллины услышит... Блин! Если, конечно, сюда идет команда Эллины... Блин, ну почему они не нападают-то?!
 Гоблины не шевелились. Это были солдаты — крепкие, быстрые и почти неуязвимые. Но Данихнов догадывался уже, что где-то поблизости расположился гоблинский маг, повелевающий ими. Одно непонятно — какого хрена они не нападают?! На таком расстоянии им даже Молота не нужно, чтобы справиться с Данихновым...
 Гоблины шевельнулись, и палец Данихнова начал медленно давить спусковой крючок подствольного гранатомета. Но движение это осталось незавершенным. Потому что Влад вдруг с изумлением увидел, как все пятеро гоблинов, словно по команде, поворачиваются к нему спиной, поднимают свое оружие...
 Пять Огненных Молотов одновременно стремительно рванулись к... Блин! А это что такое?!
 Метрах в двадцати от того места, где укрылся Влад, находился вход в подвал — чернеющий рваными краями провал в асфальте. И возле этого провала возвышалась фигура... нет, не человека. И не гоблина. Что-то, никогда ранее не виданное Владом. И сразу же вспомнились слова Кравцова о том, что один из идущих сюда не человек, не гоблин, а вообще — фиг знает кто и что.
 Две руки, две ноги, голова... Но фигура представляла собой как бы очень плотный сгусток жирного дыма. Даже на таком расстоянии было видно, как переливаются густые черные струи, сплетаясь в подобие человеческой фигуры. Вроде бы настоящая фигура, осязаемая. Но почему-то становилось ясно, что стрелять в нее бесполезно — не помогут против этой хрени ни пули, ни гранаты... А если Огненным Молотом?..
 Огненные Молоты гоблинов врезались в человекообразный сгусток дыма и... погасли. То есть совершенно никакого видимого вреда этому существу они не причинили. Такое Данихнов тоже видел впервые. А уж последовавшая за этим картина и вовсе заставила его остолбенеть.
 Гоблины сорвались с места и кинулись к неизвестному существу. Но раньше, чем они успели сделать несколько шагов, существо это взмахнуло руками (или тем, что заменяло ему руки), и невесть откуда взявшийся громадный огненный шар ухнул в подвал. Словно бы оно каким-то образом перехватило пущенные в него Молоты, сконцентрировало в себе их энергию, чтобы затем направить ее туда, куда было нужно...
 Шарахнуло так, что Данихнов едва устоял на ногах. Вверх взметнулся подкрашенный пламенем клуб черного дыма. Но даже сквозь грохот взрыва Данихнов отчетливо расслышал короткий вскрик, донесшийся из подвала.
 Влад подумал, что в этом подвале, наверное, и прятался гоблинский маг. Но мысль эта была какой-то мимолетной. Потому что гоблины наконец настигли свою жертву. Впрочем, жертвой это неизвестное существо назвать было нельзя. Поскольку тому, что он за одну секунду сотворил с пятью здоровыми гоблинами, могло позавидовать все Секретное Войско.
 Вся пятерка нападавших внезапно замерла на месте, словно натолкнувшись на невидимую преграду. Затем все пятеро здоровенных гоблинов полыхнули огнем, оплавились, потекли на землю. Замершие фигуры гоблинов таяли, словно снежный ком, растекаясь густыми черными лужами, пылавшими ярким пламенем. И через миг от них не осталось даже воспоминания.
 А черная фигура, мрачно маячившая вдали, повернулась к Данихнову.
 Лица у нее то ли вообще не было, то ли с такого расстояния Влад просто не сумел его разглядеть. Но Данихнов отчетливо ощутил на себе взгляд. Каждой клеточкой кожи он почувствовал, что это неизвестное существо пристально смотрит на него — разглядывая, оценивая, принимая решение...
 Данихнов вскинул автомат и прицелился в черную фигуру. «Зря...» — машинально подумал он, вспоминая, как эта тварь обошлась с Огненными Молотами нападавших гоблинов. И тут же Данихнов понял, что стрелять не нужно. Потому что эта тварь вдруг перестала существовать. Только что была здесь, а теперь на месте ее — бледнеющие клубы дыма, разрываемые и уносимые легким ветерком. Просто дым, облако дыма, и даже уже не такого черного и жирного, как раньше.
 Данихнов опустил автомат и вытер со лба пот. Он внезапно вспомнил, зачем, собственно говоря, он тут находится.
 Данихнов стремительно обернулся и увидел вдалеке какое-то шевеление. Секунды хватило ему, чтобы залечь и прицелиться.
 «Эллина? — напряженно гадал он. — Или нет? Сколько их там идет?..»
 Данихнов насчитал четверых. И шли они как раз с юга. Легкое марево струилось над этой группой — охранные заклинания. А если уж Данихнов их увидел, значит, заклинания те направлены были не против него, значит, эти четверо хотели, чтобы Данихнов их заметил. И минут через пять Влад позволил себе расслабиться и с облегчением перевести дух. Черная кожаная куртка, блестящая металлическими заклепками, мертвенно светящаяся искусственная половина лица... Катя! И рядом с ней, кажется, Маркулий. И Прыжок этот — тоже здесь... А Эллина? Эллина где?.. И что это за девка там с ними...
 «Один из них — не человек», — вспомнил Данихнов. Фиг его знает, что Кравцов имел в виду.
 Уже можно было разглядеть лица. Влад пристально вглядывался в эту женщину — ничего знакомого. Хотя... Что-то от Эллины в ней было...
 Влад поднялся во весь рост и взмахнул автоматом. Идущие замахали ему в ответ. Все четверо.
 Влад терпеливо ждал, пока они подойдут поближе. Продолжая гадать, кто это такая — спокойно шествующая во главе группы?.. Влад уже почти поверил, что это каким-то чудом изменившаяся Эллина. Но продолжал оставаться настороже...
 — Привет типа! — радостно оскалился Прыжок. — Чё нового? Чё слышно? Дождей не было?
 Влад не ответил. Взгляд его был прикован к Эллине... или не к Эллине?..
 — Да я это, я! — рассмеялась она. Голос ее был совершенно иным — звонким и приятным, ни в какое сравнение не идущим со ставшим уже привычным Данихнову хриплым дребезгом.
 Данихнов еще раз обежал взглядом лица — Эллина... ну ладно, пускай будет Эллина!.. Маркулий, Катя, Прыжок... Нет Ватолина и Макса. Нет Дарьи, Малахова и Коновалова... Блин! Две трети группы погибло! Твою мать!!!
 — Рассказывай. — Данихнов посмотрел на Эллину.
 — Не, давай-ка лучше я, — вылез вперед Прыжок. — Короче, дело в следующем! Макс сукой оказался, он в Преисподней остался, оттуда он типа, лазутчиком был. И Дашку он, сука, убил, сгорела она. Колобок тоже в Преисподней остался, но типа по другой причине, по уважительной. А Гнусь погиб, когда заместо нас в Багнадофе дрался. А Юрку-штурмовика мы уже тут замочили... Во-о-от... Да! Еще блокнот Николая-летописца сгорел типа к едрене-фене. И все такое...
 Данихнов почувствовал, как красная пелена застилает ему глаза. Он и половины не понял из того бреда, что выпалил ему Прыжок. Данихнов и сам не ожидал, что рука его, сжимавшая автомат, поднимется и надавит на спусковой крючок. Владу сейчас было очень плохо — из всего его спецотряда, который он тщательно собирал по всей Москве, в живых остались только четверо. И еще этот мерзкий и наглый бандит. Который с ехидной ухмылочкой порет оскорбительный бред...
 Автомат у Данихнова был сейчас в режиме одиночного огня. И он успел выстрелить всего один раз. Ствол автомата смотрел прямо в лоб Прыжку, с расстояния не больше полуметра. Но Прыжок сделал какое-то неуловимое движение рукой, и все. Даже улыбку с лица не счел нужным убирать, подонок...
 — Это твое? — Прыжок протянул Данихнову раскрытую ладонь.
 Влад опустил глаза — на ладони лежала автоматная пуля.
 — На, держи!..
 И Прыжок швырнул пулю прямо в лоб Данихнову. Влад был настолько поражен, что даже не подумал уклониться. Пуля ударила его по лбу, и эта короткая боль мигом отрезвила Влада. Он охнул, выругался и потер лоб ладонью.
 — Больше не теряй, — попросил Прыжок. — А то я тебе их в мозги загоню типа. И все такое. Ясно?..
 — Влад, что случилось? — обеспокоенно спросила Катя, до этого молчаливо наблюдавшая за происходящим. — Что тут было-то?
 — Много чего было, — пробормотал Влад и почему-то вдруг вспомнил то дымное существо, разделавшееся с гоблинами. — Было что-то... — помотал головой Данихнов. — Незнакомое что-то... Не знаю...
 Эллина удивленно смотрела на Влада. Таким растерянным она его никогда не видела.
 — Дрянь какая-то, — сказал Влад. — Дымное облако в форме человека... — Он вопросительно посмотрел на Эллину. — Не встречали такого?
 — А, ерунда! — махнул рукой Прыжок. — Это просто Колобок приходил...
 — Кто?! — заорал Влад.
 — Петька Малахов, — спокойно объяснил Прыжок.
 Данихнову показалось, что он сходит с ума. То, что Эллина и Катя расслабились и испытали заметное облегчение после того, как Данихнов рассказал им о странном явлении, не укладывалось ни в какие рамки. И то, что Прыжок назвал ЭТО Петром Малаховым, — тем более.
 — Какой Малахов?! — взревел Данихнов. — Это была какая-то неизвестная багнадофская тварь!..
 — И не из Багнадофа он, — с улыбкой возразил Прыжок. — А из Саакбарада — это немножко дальше, чем Багнадоф. Хотя, конечно, тоже хреновое место, — добавил он, подумав.
 — Погоди, Прыжок, — вмешалась Катя. — Не лезь, помолчи... Влад! Тут такое дело... поговорить надо. Есть здесь безопасное место?
 Данихнов оглянулся на дымящийся провал, затем посмотрел на дом, где оставались Гурин с Кравцовым, и кивнул.




 36. ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ СРОК


 — Значит, — задумчиво пробормотал Данихнов, — все было зря... Черное Сердце находится здесь...
 — Не зря, мой друг, — улыбнулся Маркулий. — Знания стоят дороже всего. И испытания не бывают напрасными...
 Данихнов слушал его рассеянно. Все мысли Влада сейчас были поглощены Прыжком. Как-то не верилось, что эта вот крошечная гнида — великий маг, способный сотворить почти любое чудо. И уж во всяком случае, самый сильный на сегодняшний день маг в Москве. Если бы он был в спецотряде Данихнова, потери оказались бы минимальными. А то и вовсе равными нулю...
 Данихнов посмотрел на Прыжка. Стоит себе, привалившись плечом к стене, руки в карманах... на лице полнейший пофигизм написан... Маг, блин...
 — А почему — Прыжок? — спросил Влад.
 — Чё? А! Ну, невысокий я, маленький, — ощерился Прыжок. — Росту во мне — метр в прыжке!
 Влад кивнул. Маг... Не верится. Но случай с пулей — это тебе не каждый сумеет проделать. Да и Кравцов усиленно кивал — мол, действительно маг.
 Кравцов вообще отозвал Данихнова в сторонку, едва они поднялись в комнату, и торопливо принялся шептать всякую чушь. Что этот — Прыжок то есть — почти и не человек, что в нем таится неимоверная сила, что против него ничего не поможет... Ну и так далее.
 — Мне нужен такой боец, как ты, — решился наконец Данихнов. — Я беру тебя в спецотряд Секретного Войска.
 — Хэ! — Прыжок сплюнул под ноги. — Осталось теперь, чтобы твой отряд стал мне нужен типа...
 — Ты что же, опять в банду пойдешь? — прищурился Данихнов. — Или, может быть, даже свою банду соберешь?
 — Не-а, — помотал головой Прыжок. — Мне это все фиолетово.
 — Почему?
 — Ну, типа не хочу я быть под кем-то, надоело мне. Обратно поеду, в Тверь свою. Соскучился. А Москва... Да не фиг мне тут делать типа! У меня и в Твери найдется чем себя занять. И все такое.
 — Ты же маг! — повысил голос Данихнов. — То, что ты хочешь, — преступление! В Срединном Мире, может быть, сейчас нет больше ни одного такого сильного мага! И ты собираешься пассивно наблюдать за всем происходящим? Подонок!!!
 — Ага, я — маг. — Прыжок сделался неожиданно серьезным, и даже голос его стал тихим. — Маг. Это ты верно сказал. Поэтому — не ори на меня. Понял?
 Глаза Прыжка сверлили Данихнова. И у того вновь возникло знакомое и до боли неприятное ощущение того, что вот сейчас, сию минуту, он — Данихнов — может разлететься на тысячи мелких частиц.
 — Я ухожу, — сказал Прыжок.
 — Я хочу, чтобы ты остался у меня, — категорично заявил Данихнов.
 — А на фига я тебе сдался, Влад? — спросил Прыжок. — Я же бандит. Дерьмо я. Нет? Меня же шлепнуть хотели! Чего молчишь-то? А?
 — Я думаю, — медленно сказал Данихнов, — что твой испытательный срок закончился.
 — А я думаю иначе, — тихо возразил Прыжок. — Я думаю так, что испытательный срок мой только типа начинается.
 — И не только твой, — поддержала его Эллина. — Мой — тоже.
 Она сейчас была совсем как раньше. Как в тот, самый первый день, когда Прыжок увидел ее в Секретном Войске. Собранная, напряженная, словно сжатая пружина, готовая в любой миг ударить — насмерть. Вот только внешностью разительно отличалась она от той, прежней Эллины. Но Прыжок подумал, что это не главное.
 — В смысле? — насторожился Данихнов.
 — От меня сейчас потребуется все, на что я способна, — твердо заявила Эллина. — Ни одной багнадофской твари не останется здесь! Ни одной!
 Владу не очень понравилась та категоричность, с которой говорила Эллина. Но возражать он не стал. Ему не хотелось, чтобы и она тоже покинула ряды Секретного Войска.
 — Ну а ты? — Влад посмотрел на Катю. — Остаешься?
 Катя пожала плечами.
 — Вряд ли, — сказала она. — Понимаешь, смысла мне нет здесь торчать. Я лучше найду себе какую-нибудь команду...
 — Банду, — усмехнулся Данихнов.
 — Команду, — спокойно поправила его Катя. — Их в Москве сейчас много. И чем больше их начнет заниматься делом, вместо того чтобы устраивать между собой разборки, тем лучше. Жить надо здесь и сейчас — я никогда этого не забывала.
 Данихнов недовольно фыркнул.
 — Можно подумать, Секретное Войско ничего не делает, — сердито проворчал он. — Можно подумать, что от нас нет никакой пользы Срединному Миру.
 — Есть, — вмешалась в разговор Эллина. — Например, группа «Единение».
 Влад дернулся, словно его ударили под дых. Глаза его злобно сощурились.
 — Думай, что говоришь, — резко бросил он.
 — Я думаю, — произнесла Эллина звонким голосом. — Я очень хорошо думаю. Секретное Войско гниет изнутри. И я это вижу. И ты видишь, Влад. Если бы не видел, мои слова так бы на тебя не подействовали. Ты сам превосходно понимаешь, что от Секретного Войска давно уже нет той отдачи, что была раньше. Посмотри — даже гоблины перестали нас трогать. Они видят, что вреда им от Секретного Войска никакого! И уже просто не обращают на нас внимания.
 — Я бы так не сказал, — злобно возразил Данихнов. — Гибель почти всего спецотряда — прямое тому доказательство.
 — А ты не задумывался над тем, почему так произошло? — Эллина сделала шаг вперед. — Не задумывался? Может быть, потому, что сейчас спецотряд НАЧАЛ представлять для них опасность? Может быть, потому, что гоблины знали о нашем возвращении? Знали, какую информацию мы принесем...
 — Ты противоречишь сама себе, — возмутился Влад. — Если сейчас мы начинаем представлять для гоблинов серьезную угрозу, то зачем именно сейчас оставлять Секретное Войско?! Это ты намерена сделать в качестве благодарности за свою новую внешность?..
 Данихнов чувствовал себя не в своей тарелке, разговаривая с этой красоткой. Прежняя Эллина нравилась ему больше. Она была своим человеком — надежным, проверенным, безотказным. А эта Эллина вела себя иначе. Она уже не принимала все слова Данихнова на веру. Она уже спорила. И Владу почему-то казалось, что виной всему ее новая внешность. И наверное, именно поэтому Данихнов очень хотел разозлить Эллину. И это ему удалось.
 — При чем здесь моя внешность? — злобно спросила Эллина. — Что ты хочешь сказать?
 — Только то, что ты ее получила в Преисподней, — холодно улыбнулся Влад.
 — Да! — выкрикнула Эллина. — Я это помню! В Преисподней! И они дорого заплатят мне за это! Они будут платить мне всю жизнь!
 Данихнов промолчал. Ему показалось, что Эллина хотела сказать: «... всю мою жизнь...» — но в самый последний момент отчего-то передумала.
 — И для этого нужно оставлять Секретное Войско? — спросил Влад.
 — А кто тебе сказал, что я собираюсь оставлять Секретное Войско?! — искренне удивилась Эллина. — Нет, я не ухожу. Я буду здесь, в твоем спецотряде. И мы будем жестоки к врагам. Мы! — добавила она.
 — А я уйду, — заявила Катя. — Я уже все решила, и не нужно пытаться меня уговорить. Я уйду, — повторила она.
 — В банду, — кивнул Данихнов.
 — В команду, — поправила его Катя. — Я слышала кое-что о генерале Крохе.
 — О ком?! — нахмурился Влад.
 — Кроха, — сказала Катя. — О нем мало что известно, но того, что знаю я, мне достаточно. Я думаю, от меня там будет намного больше пользы, чем здесь.
 — Возможно, что этот твой никому не известный Кроха — хороший боец, — кивнул Влад. — Но Секретное Войско — реальная боевая структура. Уже готовая. Со временем мы станем настолько сильны, что...
 — Жить надо здесь и сейчас, — оборвала его Катя, — а не «со временем». Кстати, со временем ты услышишь и о генерале Крохе.
 — И этот, — Данихнов кивнул в сторону Прыжка, — он тоже с тобой?
 — Фиг там, — усмехнулся Прыжок. — Делать мне больше нечего. Я ж сказал, что типа в Тверь возвращаюсь.
 Данихнову показалось, что при этих словах Катя посмотрела на Прыжка с сожалением. Очевидно, она все-таки рассчитывала на то, что Прыжок составит ей компанию. Может быть, она наврала все насчет какого-то Крохи? Может быть, она просто решила собрать свою команду и самой стать во главе ее? Неизвестно.
 Во всяком случае, Прыжок — это отличная боевая единица. И в любой команде он не будет лишним. А уж в спецотряде Секретного Войска — особенно.
 Данихнов подумал было ещё раз попытаться уговорить Прыжка. Но, взглянув ему в глаза, понял, что не стоит этого делать. Даже мысли об этом нужно отбросить. Потому что сейчас Прыжок не выглядел уже таким, как раньше. Это был уже не маленький злобный волчонок, который только и мог, что несильно тяпнуть за ногу. Это был уже взрослый и крепкий волк, способный любому вцепиться в горло и разорвать на куски.
 Данихнов подумал, что вчетвером — он сам, Эллина, Сергей и Леонид — они не представляют собой серьезной угрозы не только для гоблинских дружин, но даже и для обычных банд. Тем более что из магов у него сейчас только Эллина — Кравцова всерьез рассматривать даже не стоит. Может быть, через какое-то время от него и будет ощутимая польза, но не сегодня — это точно.
 Данихнов посмотрел на Маркулия.
 — А ты что скажешь? — спросил Влад.
 — Ты хочешь, чтобы я остался с тобой, — полуутвердительно произнес Маркулий. — Боюсь, что вынужден буду ответить тебе отказом, Володя.
 — Не называй меня так, — нахмурился Данихнов. — Я давно уже не ребенок.
 — Да, конечно, — согласился Маркулий. — Ты давно уже взрослый. И когда-нибудь ты поймешь, что я был прав, отказавшись оставаться в Секретном Войске. Я уверен, что единственное спасение для Срединного Мира заключается в Вольных Зонах. В силе, обретающейся там, в вере, которая движет всеми ими — живущими в Вольных Зонах.
 — Значит, снова собираешься забиться в какую-нибудь дыру, — усмехнулся Влад. — Снова будешь прятаться ото всех, вздрагивать от каждого шороха, шарахаться от каждой тени.
 — Я буду трудиться, — возразил Маркулий. — И верить. Верить в силу, которая провела меня и моих спутников через Преисподнюю, сохранила и оберегла нас и вернула обратно. Для определенной, великой цели!
 — Пусть уходит, Влад, — вмешалась Эллина. — Каждый должен заниматься своим делом. Война — это не его. Война — это наше с тобой. Пусть уходит. Пусть все уходят, кто не хочет быть с нами. Не нужно никого уговаривать, Влад. Мы справимся, увидишь. Для нас начинается пора испытаний. Можно сказать, наш испытательный срок. — Эллина улыбнулась. — И не будем держать зла друг на друга. Мы через многое прошли. Но нам предстоит пройти через еще большие трудности.
 — Я согласен с ней, — сказал Маркулий. — Насчет того, что для нас все еще только начинается. Испытания предстоят и мне. И великие испытания. Я не собираюсь избегать их.
 — Вашу мать... — проворчал Данихнов.
 — Ну чё, Влад? Пойду я, пожалуй... — Прыжок вздохнул и обежал взглядом лица присутствующих. — Фигли я тут торчать буду типа. Пора мне. И все такое.
 Эллина улыбнулась Прыжку; Маркулий что-то прошептал — то ли молитву, то ли просто тихо попрощался с ним; Катя всего лишь коротко кивнула. Данихнов вздохнул. Он совершенно не был уверен в том, что их пути не пересекутся в дальнейшем. И Влад не знал, можно ли будет тогда доверять Прыжку.
 — Ладно, — пробурчал Данихнов, — проваливай. Но запомни! — Он заговорил громче, и в голосе его прорезалась сталь. — Запомни! Если ты еще хоть раз попадешься мне на пути — тебе не жить!
 — Я-то запомню типа, — совершенно серьезно ответил Прыжок, беря автомат на плечо и поворачиваясь к дверям. — Но и ты, Влад, запомни.
 — Что я должен запомнить? — презрительно скривил губы Данихнов.
 — А вот то же самое, — спокойно ответил Прыжок. — Насчет того, чтобы не попадаться на пути. И все такое типа...
 Прыжок развернулся, вышел из комнаты и начал спускаться по лестнице. Какое-то время еще слышен был слабый звук его шагов, а затем все стихло.




 ЭПИЛОГ


 Прыжок предупреждал Данихнова совершенно напрасно, и все это очень хорошо понимали. Увидеться им больше никогда в жизни не удалось. По возвращении в Секретное Войско Данихнов собрал новую группу. Командование было против этого — что ни говори, а на последнем задании Влад положил практически весь состав. Вернулись с ним только трое — Сергей, Леонид и Эллина. Но именно Эллина настаивала на том, чтобы у Данихнова была своя группа. Хотя, по правде сказать, этот вопрос был единственным, по поводу которого Эллина и Влад сошлись во мнениях. Так или иначе, а новая группа у Данихнова появилась. И он вновь начал лезть в самые опасные дыры и браться за самые невыполнимые задания. Первое время Эллина оказывала ему немалую поддержку. Но потом она вдруг сочла методы Данихнова слишком мягкими. Слышавшие это заявление испуганно вытаращивались на Эллину, словно она прилюдно заявляла о том, что Земля треугольная. Но Эллина действительно считала, что Данихнов слишком мягок с противником. И это со временем и послужило причиной возникшего между ними конфликта.
 Некоторое время Данихнов еще надеялся, что Катя вернется. Она была хорошим бойцом, и спецотряду ее помощь здорово бы пригодилась. К тому же мало кто сейчас так хорошо знал технику, как Катя. Но ожидания Данихнова оказались напрасными. Катю он больше никогда не видел. И не только он — никто из группы Эллины. И хотя Катя и кивнула Прыжку на прощание, но это был последний раз, когда Прыжок, Эллина и Маркулий видели ее. Потому что Катя так и не вернулась в Секретное Войско. Первое время ходили слухи, что она погибла. Но потом ее несколько раз видели вместе с людьми из команды генерала Крохи. С 2051 года (после разгрома команды генерала Крохи и его гибели) о Кате некоторое время не было ничего слышно. Ходили также слухи, что ее видели вместе с генералом Даней, но так это или нет — неизвестно.
 Эллина тоже никогда не встречалась ни с кем из своей команды. Пробыла она в Секретном Войске после своего возвращения очень недолго — всего лишь около двух недель. Постоянные, доходящие едва ли не до драк споры с Данихновым заставили ее пересмотреть целесообразность своего пребывания в Секретном Войске. Знавшие ее прежде — до экспедиции в Преисподнюю — утверждают, что характер Эллины стал намного несноснее, несмотря на потрясающую по нынешним временам внешность. В конце концов Эллина ушла из Секретного Войска, и ее иногда видели то в одной, то в другой команде. За свои жестокость и беспощадность (и к врагу, и к соратникам, и к самой себе) Эллина получила кличку Дикая. Но вряд ли кто-либо, хоть раз назвавший ее так в глаза, остался в живых. Кроме, может быть, одного-единственного человека, который некоторое время был рядом с ней и о котором почти ничего не известно.
 Маркулию довелось еще дважды или трижды увидеться с Данихновым. Но ни с Эллиной, ни с Катей, ни тем более с Прыжком он никогда не встречался. Сам Маркулий поселился в Вольной Зоне на Новодевичьем кладбище. Говорят, что он пользуется там очень большим и полностью заслуженным уважением. Слухи о силе Старца Маркулия постепенно расползаются по всей Москве и даже начинают вызывать беспокойство у Каганата Раш. Тем более что с момента появления в Вольной Зоне этого старика ни одна атака гоблинов на нее не увенчалась сколько-нибудь заметным успехом.
 Что касается Мархаэоль Игнт, то одно время некоторые люди видели в Москве женщину с совершенно неправдоподобными ярко-зелеными волосами, одетую в красное платье. Видели ее мельком — вначале в Москве, затем в Твери, после — где-то на юге, на Кавказе. Была ли это Мархаэоль или нет — неизвестно. Но если считать, что она следовала за Прыжком, то это совершенно невозможно. Поскольку Прыжок до Твери так и не добрался.
 Может быть, это была вовсе и не Мархаэоль Игнт, а таинственный призрак. Некоторое время в Москве наблюдалось странное явление — появление таинственного существа из Багнадофа, которое по непонятным причинам помогало людям в войне против гоблинов. Существо это внешне было очень похоже на Ночного Гостя, но знавшие лично Петра Малахова утверждали, что оно имело с погибшим Колобком много общего. По непроверенным слухам, Багнадофский Мститель (так прозвали его люди) вскоре переместился из Москвы в Санкт-Петербург. Где после известной катастрофы на Васильевском острове пропал бесследно. Но если бы это действительно был Колобок, то он наверняка либо уговорил бы Прыжка отправиться в Санкт-Петербург, либо сам остался бы с Прыжком. Однако этого не произошло.
 Прыжок, как уже было сказано выше, не добрался до Твери. Он решил осесть в Москве. После экспедиции в Преисподнюю Прыжок считает магию злом. И старается ее избегать. Ходят слухи, что Прыжок — очень сильный маг. И магия его не земная и даже не багнадофская. Говорят, что ему не составило бы никакого труда сотворить охранное заклятие, позволяющее дожить свой век совершенно спокойно. Говорят также, что он способен уничтожить даже Черное Сердце Каганата Раш — последнее Черное Сердце, питающее расу гоблинов. Очевидно, и это не является правдой. Иначе не было бы смысла Прыжку устраивать иногда засады на гоблинов или воинов Корпуса Верных Защитников. Обычные засады — с автоматом, гранатами и прочим. Глупые засады, не преследующие никакой иной цели, кроме одной — убить побольше противников. Говорят, что по этой же причине он иногда оказывается в очень серьезных переделках. И еще говорят, что в самый трудный момент возле него всегда появляется его ангел-хранитель — красивая бледнокожая и зеленоволосая женщина в красном платье. Говорят еще, что после этого они несколько дней бывают вместе, а потом она бесследно исчезает. И уж совсем невероятные вещи рассказывают про Прыжка: что эта женщина — владычица провинции Преисподней и что именно она преподнесла Прыжку дар магии. Но это уже, сами понимаете, настоящие сказки.
 Ведь если бы Прыжок действительно был таким сильным магом, как о нем рассказывают, он наверняка этой своей силой воспользовался бы. Не, нормально, да? Ему же не фиолетово, что там со Срединным Миром творится. Уж он бы гоблинам типа устроил тогда полный крындец. И все такое...


КОНЕЦ

  2006 г.