Аннотация: Отделенная от мира горами и морями, простирается земля Эльдерланд, чей народ хранит удивительные реликвии и артефакты. Но мрачные тени прошлого и враги, много веков считавшиеся скованными заклятиями, нарушают покой этой мирной земли. Судьба всей Империи зависит от маленькой группы верных друзей, отправляющихся в опасное путешествие, которое приведет их к Границам мира, к началу и концу Времен.
 Гельмут Пеш – ведущий специалист в Европе по творчеству Дж. Р. Р. Толкина. «Кольца Всевластия» – первый роман из цикла об Эльдерланде, мире, неуловимо напоминающем Среднеземье, будет интересен всем любителям фэнтези и в особенности поклонникам классического направления, созданного Толкином, Уильямсом и Бруксом.


---------------------------------------------



 Гельмут Пеш
 Кольца Всевластия





   В седую старину Эльфийский Князь
   создал семь колец власти.
   Три кольца отдал он человеческим детям,
   чтобы те распоряжались ими
   в Среднеземье по своему усмотрению.
   Два кольца получили Владыки гномов,
   стерегущие Врата в Подземном Мире.
   Одно кольцо – на руке самого Эльфийского Князя,
   правящего Высшим Миром.
   О седьмом кольце не ведает никто.







 ОБРАЗ МИРА


 Известный нам мир существует в трех плоскостях.
 В Высшем Мире живет народ эльфов, которым управляет Высокий Эльфийский Князь. Элоаи, то есть Пробужденные, как называют себя эльфы, молодой, прекрасный, никогда не стареющий народ. Любовь для эльфов не более чем учтивая игра. Эльфы никогда не рождались; они появились на свет на Водах Пробуждения в тот день, когда Бог в образе прекрасного юноши повстречал там свою невесту.
 В далеком прошлом эльфы построили мост, ведущий в Среднеземье. Побывав там, они испытали необузданное желание участвовать в жизни. Те из них, что остались в Среднеземье, вошли в контакт с людьми и при этом очеловечились. Это так называемые лесные эльфы, которые, несмотря на близость к людям, сохранили особое отношение к природе. Остальные превратились в темных эльфов; они обитают далеко на западе, по ту сторону Ограничительного Пояса, и вынашивают мысль завоевать мир. Зная об этом, Эльфийский Князь властью своего кольца затворил Врата в Высший Мир.
 Среднеземье – это мир людей, территория, за право обладания которой борются различные существа.
 Самое крупное государственное образование Среднеземья – Империя людей. В её столице, Великом Ауреолисе, вот уже почти тысячу лет находится императорская резиденция.
 Империя конфликтует с государствами на юге и востоке и находится под постоянной угрозой вторжения темных эльфов, обитающих на другой стороне Западного Океана. Впрочем, вот уже нескольких веков о них ничего не слышно.
 Империя представляет собой феодальное государство с гуманистической идеологией. Науки, изучаемые в коллегиях, разбросанных по всей стране, и в большом Аллатурионском университете, доступны всем. Ересей не существует. Религия занимает важное место в жизни подданных. Однако, в отличие от нетерпимых конфессий других стран, никаких эксцессов на религиозной почве здесь не наблюдается благодаря тому, что культ Бога-мужчины, называемого Отцом, равноправен с культом Богини, известной как Мать Всего Сущего.
 Подземный Мир – это сумрачное царство гномов. Они не родились, но были сотворены своим Владыкой, которого они почитают за Бога, и его супругой, Владычицей. Первыми творениями Божественной Четы оказались три брата, известные как Бреги, Фреги и Греги, хотя на самом деле их имена гораздо длиннее, поскольку знатность гнома определяется протяженностью его имени. Братья сочли проклятием то, что не были рождены, и однажды все трое вместе со своими спутниками пробрались через Врата Подземного Мира в Среднеземье. Здесь гномы разошлись по разным странам, чтобы создать собственные царства. По большей части они селились в недрах гор, постольку чувствовали себя уютно лишь за крепкими стенами. А благодаря земным женщинам гномы, которые изначально были бесполы, смогли производить на свет потомство. Однако никому до сих пор не известно, сколько гномов осталось в Подземном Мире, а сколько покинуло его и что стало с ними.
 Впрочем, в древних свитках магистра Атаназиуса из Нолы сказано, что все эти миры на самом деле представляют собой один и тот же мир на трех различных этапах существования: молодость, зрелость и старость; и что все живущие вышли из Высшего Мира, чтобы однажды очутиться в Подземном Царстве. Но так ли это, о том ведают только Боги.
  Из запрещенного труда   «Mundorum Theoria Sacra»   [1] 
  Кверибуса Тракса, хранящегося в секретном архиве   Аллатурионского университета. 




 1
 СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ



 Посвящается непревзойденному мастеру
 Дж. Р. Р. Толкину.

 Когда хранитель Музея истории Эльдерланда магистр Адрион Лерх объявил, что в пятидесятую годовщину пребывания в этой должности он намеревается передать бразды правления молодому преемнику, кажется, сам воздух на рынке Альдсвика отяжелел от слухов, а все разговоры в трактирах и пивных свелись к одной этой теме.
 Магистр Адрион вряд ли мог найти лучшее время для своего заявления, чем последний день ежегодной трехдневной ярмарки, шумевшей на рыночной площади Альдсвика и прилегающих к ней улицах. Одновременно магистр объявил и имя своего преемника; именно это и породило превеликое число сплетен в городе, да, пожалуй, и по всему Эльдерланду, ибо торговцы, покупатели, бродячие музыканты и праздные зеваки разнесли весть по всей стране, как ветер разносит искры лесного пожара. Тем более что Адрион Лерх, вопреки всеобщему ожиданию, не удостоил назначением никого из своих помощников.
 – Кто такой этот Кимберон Вайт? – ворчал старый Ом Хиннер, зажиточный крестьянин из Цвикеля. – Небось он и нездешний?
 – Не желаю слышать ничего худого про молодого Кима! – возражала ему покупательница, госпожа Металюна Кнопф. Ей приходилось кричать, поскольку к описываемому времени старый Ом уже почти совсем оглох. – Он происходит из старинного рода с равнины и не виноват, что его родители погибли во время большого наводнения двенадцать лет назад.
 – Но назначать этакого юнца на ответственную должность… – не сдавался старик.
 – А сколько сейчас лет магистру Адриону?
 – Гм. Мы с ним одного года. Семьдесят два, стало быть…
 – А в таком случае он был не намного старше, когда сам вступал в эту должность, – победоносно объявила Металюна. – А теперь дайте-ка мне десять фунтов зеленых бобов.
 Назначение на должность хранителя молодого Вайта послужило причиной паломничества в музей многих весьма уважаемых в Эльдерланде граждан. Но Адрион Лерх твердо, хотя и вежливо выпроваживал каждого из своего кабинета. При этом магистр всякий раз подчеркивал, что, покуда он жив и пребывает в здравом уме и твердой памяти – а последнее, не говоря уже о первом, никто, как он надеется, не подвергает сомнению, – право назначать преемника доверено только ему. Нет, чувствует он себя превосходно и намеревается как можно более приятно провести остаток своих дней на ту скромную пенсию, которую выделил ему Совет Эльдерланда. Говоря это, он с улыбкой закрывал за очередным посетителем дверь. В отношении некоторых магистр был уверен, что их привела в его кабинет не столько забота об общественном благе, сколько надежда протащить на открывшуюся вакансию своего сынка или какого другого родственника.
 Возможно, у некоторых читателей возникнет вопрос: а зачем вообще такой маленькой стране музей? Поясним: жители Эльдерланда гордились своей историей, своими стародавними обычаями и традициями. С тех самых пор, как семьсот семьдесят шесть лет назад, перебравшись через Серповые Горы, они пришли на север, чтобы навеки поселиться в этом отдаленном уголке мира, все, что казалось им достойным увековечения, бережно записывалось и сохранялось. Даже такое, чему Большой Народ, люди, и не придавал, бы никакого значения – начиная с курительной трубки гиганта Торгрима Финка, который был выше любого взрослого фолька (а последние с их средним ростом в четыре фута и восемь дюймов чуть выше любого из гномов), и вплоть до списков поголовья скота в северной части страны или отчетов об улове рыбаков из Усть-Эльдера.
 Жизнь, которую вели здесь фольки, простой не назовешь. Правда, теплое морское течение, омывающее западное побережье, позаботилось о климате здешних мест. На холмах южнее Эльдера даже рос виноград – и не нам судить, был ли он пригоден для виноделия. Правда и то, что высокие, неприступные горные цепи с запада и с юга отделили Эльдерланд от остального мира, защищая страну от непогоды. Однако здесь, далеко на северо-востоке, урожай поспевал поздно и требовал тяжелого труда. Так что фольки по праву могли гордиться своими успехами.
 Неудивительно поэтому, что наряду с крупным помещиком фон Гуриком, бургомистром Андера, пастором церкви из Усть-Эльдера, а также настоятельницей храма Виндера в Совет Эльдерланда – собрание, являвшееся в годы бедствий чем-то вроде правительства провинции, – входил и хранитель Музея истории. Да, мы, кажется, ещё не успели сказать, что официально Эльдерланд был провинцией Великой Империи, хотя с незапамятных времен никто из чиновников Империи не показывался в этом её отдаленном уголке.
 Так что работы у Совета было мало. Все спорные вопросы сообразно обычаям и традициям разрешались местными помещиками или главами гильдий. Таким образом, шум с новым назначением хранителя Музея истории был вызван не потому, что всех интересовало, справится ли юный Кимберон Вайт с выпавшими на его долю обязанностями, а потому, что фольки вообще не расположены к любым переменам.
 При всем этом любовь к старине сочеталась у большинства фольков с прямо-таки безудержным любопытством и неистощимой страстью к пересудам и болтовне.
 В трактирах, куда захаживали разные важные личности, выбор хранителя обсуждался более рьяно, чем в районах, населенных простыми ремесленниками и торговцами, ещё помнившими отца Кимберона, который был главой гильдии рыбаков в Усть-Эльдере и который, произнеся в свое время множество мудрых речей, совершил и немало добрых дел. Но, увы, судьбе было угодно, чтобы родители Кимберона погибли во время большого наводнения зимой 760 года, когда из-за сильной оттепели и продолжительных ливней обе реки, у слияния которых расположен город Альдсвик, Андер и Эльдер, превратились в ревущих бестий. Их лапами стали мутные бурные волны, а когтями – унесенные водой грузы. Вода и грязь в щепки разнесли мосты и дамбы, часть городской стены и прилегающие к ней склады и дома. В тот день рыбаки из Усть-Эльдера под началом Валерона Вайта пришли на помощь жителям Альдсвика и на своих лодках вывезли многих и многих из затопленных домов. Но сам Валерон вместе с молодой женой поплатились за это жизнями, когда их лодка опрокинулась.
 Маленький Кимберон остался в живых только потому, что его вместе с другими детьми своевременно отвезли в Гурик-на-Холмах.
 – И все же вот что я скажу, – произнес кум Март Кройхауф, богатый торговец, владелец большого дома на рыночной площади прямо напротив ратуши и роскошного загородного поместья. – Он не из наших, а всего лишь выскочка с побережья. Фольки из тех мест всегда были со странностями. Они на своих кораблях выходят даже в море, где, как известно, бесчинствуют всевозможные твари – чудовища, темные эльфы и ещё бог знает кто.
 Он отхлебнул глоток из большой пивной кружки, которая только ему одному и подавалась в кабачке «Золотой Плуг». Заметим, что заведение это находилось как раз слева от его дома на рыночной площади и, как часто говорил Март, располагалось ровно посередине между ним и залом Совета. В «Плуге» собирались зажиточные и авторитетные граждане, а также желающие таковыми считаться. Внизу, в пивнушке, сиживали простолюдины: мелкие торговцы, ремесленники и домашняя прислуга. Но для того чтобы сидеть наверху, необходимо было иметь определенный достаток, поскольку для многих из фольков цены здесь были не ниже городской колокольни. Поэтому крепкое темное пиво, которым славился «Плуг», удавалось попробовать лишь немногим: эль, подаваемый внизу, не шел с ним ни в какое сравнение.
 – Он происходит из уважаемого рода, – возразил Керстен Хюфнер, секретарь Совета. – Род Вайтов принадлежит к одному из первых родов, перебравшихся в свое время в Эльдерланд через горы. Они состоят в родстве со многими знатными фамилиями, даже с Финком фон Гуриком и с самим магистром Адрионом…
 Магистр Адрион Лерх, дальний родственник Валерона Вайта, взял мальчика Кимберона к себе и воспитывал его. Можно сказать, что маленький, кроткий Ким и в самом деле вырос в музее, где задавал умные вопросы и терпеливо выслушивал ответы служителей. При этом магистру сразу бросилось в глаза, что мальчик обладает не только кротостью, но также и свойственным только ему одному упорством: Ким не отступал, пока не получал на свой вопрос исчерпывающий ответ. Впрочем, научившись читать, он смог сам находить ответы на свои вопросы. И однажды наступил момент, когда он захотел выучить язык Большого Народа, поскольку ответы на иные вопросы можно было найти только в книгах людей. Так Ким соприкоснулся с Всеобщим Языком, которым помимо своих собственных пользовались гномы, эльфы и даже темные эльфы. Ким взялся за изучение этого языка столь энергично, что уже через год с небольшим мог бегло читать. Тут-то он и добрался до фолиантов, повествующих о всеобщей истории. И чем больше он их изучал, тем его жажда знаний становилась сильнее.
 Позже от своего приемного отца и воспитателя он узнал об университете города Аллатурион, месте большой учености, находящемся по ту сторону Серповых Гор. Зерно, посеянное магистром Адрионом, дало добрые всходы. Обучение в этом почтенном и именитом университете было бы не по карману сыну рыбака из Усть-Эльдера. Однако граждане Альдсвика воздали должное сыну за героизм отца и дали возможность молодому Кимберону изучать историю в Империи Большого Народа.
 – Странный он фольк, говорю я вам, – повторил толстый торговец. – Ну что может выйти хорошего из человека, если он обучался за границей! Для всего Эльдерланда было бы лучше, если кум Лерх выбрал другого преемника, из числа тех, кто приобрел знания здесь, в Эльдерланде, а не в школе Большого Народа, которая ничего путного дать не может.
 – Это вы о своем сыне Карло? – не смог удержаться секретарь Совета.
 – Вздор! Речь не об этом.
 На самом деле секретарь Совета коснулся самого слабого места в тираде Марта. Всем было известно, что торговец отправил было своего сына учиться на юг, в коммерческое училище. И в деньгах у него недостатка не было. Но одних денег не всегда бывает достаточно. Как стало известно из хорошо осведомленных кругов, зачисление не состоялось по причинам ограниченности умственного, но отнюдь не денежного капитала.
 Кимберон же, напротив, успешно завершил свое обучение и успел получить степень бакалавра, когда пришло сообщение, что в Альдсвике его ожидает должность хранителя.
 – Я полагаю, что вы судите слишком поспешно, – раздался чей-то голос. – Существует множество опасностей, которые проникают в наш маленький мир снаружи, и это хорошо, что у нас в Совете есть человек, рискующий поднять глаза и взглянуть поверх своей пивной кружки.
 Март отыскал взглядом говорящего. Судя по одежде и цеховой эмблеме, это был башмачник из Усть-Эльдера. Вероятнее всего он приехал в Альдсвик на ярмарку.
 Торговец снисходительно глянул на ремесленника с побережья.
 – Ну а вы-то что можете знать? – фыркнул он. – Вы сами наполовину иноземец!
 – А как же магистр? – не поддался на провокацию человек из Усть-Эльдера. – Разве он не учился за границей? Разве он не…
 – Это, – перебил его Март и выпрямился, выставляя на обозрение все свои пять футов роста; казалось, что вверх тянутся даже кончики его ушей, – совсем другое дело! Тогда были другие времена. Да к тому же Адрион Лерх был уже зрелым человеком, когда поступил в университет, разве не так? А нам в Совете нужны зрелые люди, чтобы они могли там… хм… представительствовать!
 Все разговоры в «Плуге» оборвались. Глаза присутствующих обратились к башмачнику, отважившемуся возражать самому Марту.
 – …магистр тоже родом из Усть-Эльдера, – башмачник был непоколебим, хотя ему и приходилось смотреть снизу вверх, поскольку стол для почетных гостей находился на возвышении в середине зала, и, таким образом, почтенный мастер выглядел едва ли не просителем.
 – А разве я не говорил?! – выкрикнул Март. – Кумовство! Связи! Да весь этот иноземный сброд!..
 – Ни одного худого слова о нашем магистре! – перебил его незаметно подошедший трактирщик. – И никаких оскорблений по отношению к нашему гостю, почтенному цеховому мастеру Одильону Дирку. Возьмите себя в руки, кум Кройхауф. Хлебните пивка да попридержите язык!
 Он плеснул торговцу в его полупустую кружку пива из бочонка, да так, что из неё полезла на стол пена. Март был смущен и в самом деле замолчал.
 Одильон, человек с побережья, выпил свое пиво и покачал головой, когда трактирщик услужливо предложил повторить. Он резко поднялся с места, словно внезапно захотел глотнуть свежего воздуха. Он был по горло сыт Альдсвиком и его жителями. Оставалось только надеяться, что молодой Кимберон никогда не станет похожим на этого самодовольного торговца.
 Разговоры в трактире постепенно вернулись в свое привычное русло. У всех имелось собственное мнение по обсуждаемому вопросу, однако фольки предпочитали не высказывать вслух то, что не совпадало со взглядами кума Марта Кройхауфа.
 Зная это, он сдул пену с пива, сделал большой глоток и победоносно откинулся в кресле.
 Во всем городе происходило примерно то же, что и в «Плуге». И всякий раз находился кто-нибудь, кто сомневался в мудрости магистра Адриона. Ситуация не изменилась и после закрытия ярмарки. Повсюду в Эльдерланде смена руководства Музея истории, посещение которого во время пребывания в Альдсвике являлось одновременно и обязанностью и удовольствием, было большой новостью. Вскоре об этом заговорили даже в самых отдаленных деревнях.
 Так проходили день за днем и неделя за неделей. И вот одним погожим осенним утром на Южную улицу въехала фура с впряженным в неё коренастым пони. Молодой человек, сидевший на облучке, вежливо приветствовал всех, кто попадался ему на пути, вне зависимости от того, отвечали на его приветствие дружелюбным или мрачным взглядом или не отвечали вовсе.
 Все ждали, что новый хранитель музея начнет с реорганизации. Однако ничего из ряда вон выходящего не произошло. Ни один из старых служителей музея не был уволен. Ни одна коллекция старых глиняных горшков, орудий труда или расшитых узорами платков не была ни продана за бесценок, ни выброшена на свалку. Старый магистр поселился в маленькой квартирке на втором этаже музея, а молодой Кимберон въехал в дом хранителя. Из Виндера – деревеньки на юго-западе, что лежит на самой границе с болотами, – приехала молодая женщина, имевшая в Альдсвике родственников; она и взяла на себя роль экономки у молодого человека. Магистр Адрион также садился с ними за стол, если только он не был погружен в свои исследования или не предпринимал поездок по стране, о цели которых никто толком не знал. Но так уж повелось. Можно было даже задаться вопросом: а вступил ли вообще молодой человек в должность?
 В конце концов люди вернулись к своим повседневным заботам, и даже куму Кройхауфу наскучило сопровождать в «Плуге» выбор нового хранителя музея злобными комментариями.
 Стояла прекрасная осень, однако зима в этом году наступила рано и оказалась холодной. Уже вскоре после сбора винограда по ночам начались необычайно сильные заморозки. Первый снег выпал рано. С приходом зимы тема Кимберона Вайта вновь вернулась на повестку дня, однако благодаря добросовестному исполнению новым хранителем музея своих обязанностей она потеряла свою злободневность, и многие даже сожалели, чтоб Март и другие не оказались правы в своих опасениях – хотя бы для того, чтобы скрасить долгую зиму.
 С северных отрогов Серповых Гор в Цвикель время от времени спускались стаи волков. Они пугали пастухов и крестьян, сея страх в городах и доставляя хлопоты добровольным дружинам фольков. Но ничего особенного не произошло. Никто не пострадал, если не считать старого Ома Хиннера, который, когда его отряд добровольцев возглавил погоню за волками, вывихнул ногу, ибо к тому времени оглох настолько, что не услышал предостережения о присыпанной снегом яме.
 Весна наступила поздно, но вскоре взяла свое. Посевы взошли превосходно, и Кимберон исчез с повестки дня окончательно.
 Лето выдалось жаркое и засушливое, лишь однажды разразилась гроза, и люди бросились черпать воду из обмелевших рек, ручьев и высохших было колодцев и поливать ею изнывающие от жажды поля. Так продолжалось до тех пор, пока не полил действительно щедрый дождь, который выручил крестьян и пообещал хороший урожай в этом году. Когда же в конце лета вновь пришло время собираться на ярмарку в Альдсвик, крестьяне уже начали ругать дождливую погоду. Очень немногие к тому времени помнили разговоры тех дней, когда неожиданно для всех старый магистр заявил о своем уходе. Некоторые, впрочем, надеялись, что нынешняя ярмарка тоже приготовит для них нечто такое, о чем можно будет вдоволь посудачить, вместо того чтобы ворошить старое или обсуждать ежедневные дела.
 Ярмарка открылась, однако ничего заслуживающего внимания не произошло. Разве что однажды бык сорвался с привязи и носился по улицам, пока не был пойман дружиной фольков. Но все случилось рано утром, когда мало кто мог это наблюдать, поэтому данный случай в счет не шел. Никто серьезно не пострадал, только несколько оптовых торговцев залезли в грязь, ибо именно там пытались найти наиболее безопасное место. Что же до сенсаций, то эта ярмарка была даже слишком спокойной. Однако магистр Адрион мог уйти в отставку только один раз, а остальные члены Совета были ещё недостаточно стары, чтобы отказываться от своих мест.
 – Неплохие дела провернул я в этом году, – раздавался за столом для почетных гостей в «Золотом Плуге» голос кума Кройхауфа, и, увы, других, более интересных тем для разговора не находилось. – Я… – Но тут кум вынужден был прерваться на полуслове. Взгляды всех присутствующих обратились на дверь, и даже сам Март Кройхауф забыл, о чем только что говорил: в трактир вошли два незнакомца.
 Открыв рты, все уставились на них. Здесь, в самой глубинке Эльдерланда, фольки привыкли находиться среди своих; лишь в Усть-Эльдере да изредка в Виндере появлялся кто-то из Большого Народа, как правило, для продажи партии товаров. Но развозили их по Эльдерланду уже местные торговцы, так что если кто-либо из Большого Народа добирался до Альдсвика, то это уже была небольшая сенсация.
 Один из вошедших был достаточно высок, чтобы быть принятым за человека; ростом он превосходил любого из фольков по меньшей мере на фут, и если бы потолок в трактире был пониже, то пришлось бы ему пригнуться. Вошедший был строен, но широкоплеч, а его красивое лицо с резко выступающими скулами, так же как и не отмеченные печатью тяжелого труда руки, выдавали высокое происхождение. Рубашка и штаны были сшиты из хорошего льна и отделаны по краю кожей, а поверх кожаного жилета с заклепками на нем была тяжелая накидка из прочного сукна. Капюшон был сдвинут на затылок. Пыль и грязь, свидетельствующие о проделанном пути, не уменьшали солидного впечатления. Слева на поясе поблескивала рукоять скромного, простого меча, справа можно было различить кинжал, который был таким длинным, что фольки могли и его принять за короткий меч.
 Его спутник был мал ростом, но крепок. Очень мал и очень крепок. Многие из присутствующих слышали, конечно, рассказы про гномов, но с незапамятных времен никто из них не спускался в долину, и торговые связи между фольками и коренастыми хозяевами подземного мира давным-давно прервались. Ростом гном был не выше четырех футов. Но если фольки, которые, будучи чуть выше, обладают стройной и пропорциональной фигурой и лишь с возрастом приобретают известную округлость членов – как, например, знаменитый помещик Исидор Финк, который был столь тучен, что однажды по дороге из Гурика в Альдсвик под ним сломались три экипажа, – то гном этот был исключительно плотного сложения. Под тесным кожаным колетом, поверх которого была надета тонкой работы кольчуга, буграми проступали мышцы, напрягавшиеся при каждом движении, да так, что некоторые из присутствующих про себя подумали, что с эдакой фигурой можно поставить на колени и быка.
 Лицо у гнома было плоское и почти полностью заросшее роскошной рыжей бородой. Того же цвета были и волосы, выбивающиеся из-под украшенного тончайшей филигранью шлема, который блестел в тусклом свете масляной лампы. Темные, почти черные глаза гнома глядели на находившегося за стойкой трактирщика строго, но без злобы. За плечами гном нес большой черный вещевой мешок. Однако взгляды большинства посетителей «Плуга» были прикованы к топору, который пришелец небрежно держал в руке. Казалось, что лезвие топора по размерам сравнимо с орлиным крылом. Несмотря на то что видимым оставалось только черное топорище, а металлическое лезвие было скрыто в черном кожаном чехле, многие из присутствующих были уверены, что едва ли кто-нибудь из их числа сможет поднять это могучие оружие, не говоря уже о том, чтобы пустить его в дело.
 Поэтому их взгляды выражали удивление, недоверие, страх и любопытство вперемежку с приятной уверенностью, что на целых несколько дней вперед найден предмет для разговоров.
 Человек упругим шагом подошел к трактирной стойке, за которой стоял Флорин Солодник, коренастый трактирщик с добродушным лицом, управлявший в «Плуге» вот уже более двадцати лет и казавшийся в сравнении с гномом не столь уж и внушительным. Солодники приобрели трактир два поколения назад у семьи Хмеликов, что, однако, не мешало старейшим из завсегдатаев этого заведения после слишком обильных возлияний время от времени тосковать по «старому доброму напитку Хмеликов».
 – Флорин Солодник, хозяин трактира «Золотой Плуг», к вашим услугам. Чем могу служить? – дружелюбно, но с достоинством произнес трактирщик. – Боюсь, что наши комнаты для гостей в лучшем случае подойдут только вашему спутнику.
 – Фабиан, к вашим услугам, – мягким, мелодичным голосом ответил человек. – Благодарю, хозяин. Мне не нужна комната для ночлега. Я хотел бы выпить со своим другом по глотку вашего знаменитого пива и получить кое-какие сведения. А затем мы продолжим путь.
 Гном не произнес ни слова, а просто опустил на пол черный кожаный чехол с огромным топором, однако хозяин остался абсолютно невозмутим и приказал принести каждому из пришедших по кружке пива, причем для человека он выбрал самый большой кубок из тех, что имелись у него в запасе.
 – Могу ли я быть вам чем-то полезен? – с улыбкой спросил у человека Флорин.
 – Я и мой спутник Бурин, – начал Фабиан и жестом указал на гнома, – разыскиваем одного нашего друга. Его зовут Кимберон Вайт. Не подскажете, где его найти?
 В его голосе звучало подлинное дружелюбие. Это успокоило тревогу большинства посетителей, вызванную топором гнома, однако когда до завсегдатаев трактира дошел смысл его слов, то это вызвало истинную сенсацию. Все с напряжением вглядывались в разыгрывающуюся у стойки сцену, и никто ни за какие блага не согласился бы упустить ничего из происходящего. Ведь все они в ближайшие дни и недели окажутся в центре внимания, окруженные соседями, родными и друзьями, если сумеют поведать о человеке и гноме, которые искали Кимберона Вайта, того самого молодого человека, от которого ожидали стольких странностей. Разочарование уступило место напряженному предвкушению радости, ибо такая странная пара, как эти двое, не могла вот так просто прийти и уйти. А это означало, что Эльдерланду предстоит пережить нечто невероятное. И тем для разговоров с избытком хватит на всю зиму.
 Хозяин трактира стал объяснять обоим иноземцам – пившим большими глотками, но без спешки пряное темное пиво, – как найти дорогу, ведущую к дому хранителя, что рядом со зданием музея, а значит, на самой окраине Складни. Этим словом обозначалась территория, сплошь застроенная торговыми складами, где хранились товары, которые прибывали в Альдсвик на лодках, воловьих повозках или с караванами ослов. Торцы зданий соединялись между собой кирпичными заборами и таким образом образовывали западную часть стены, отделяющей гавань от города. Никто из фольков уже не помнил, для чего предки возвели эту стену: война ни разу не опустошала Эльдерланд. Со временем благодаря любви фольков к новым надстройкам, эркерам, аркам и пьедесталам – некоторые из которых имели свое назначение, иные же и вовсе были выполнены без какой-либо цели – эта часть города из крепостного сооружения превратилась в запутанный лабиринт, в котором ориентировались только его обитатели.
 Музей располагался рядом со складами. В свое время, когда здание старого музея безнадежно обветшало, здесь нашлось единственное место в городе, где свободно могло разместиться новое большое строение. Была, правда, ещё одна возможность: разместить музей прямо на рыночной площади – самой большой площади в Эльдерланде, но это было бы уже слишком.
 Все это произошло чуть менее четырехсот лет назад, однако повсеместно в народе здание продолжали называть только «Новым Музеем».
 Все нововведения приживались у фольков только с течением времени, да и то не всегда.
 Любой в Альдсвике знал Музей истории, поэтому трактирщик Флорин без труда смог объяснить двум чужеземцам дорогу. Человек и гном внимательно выслушали; посетителям «Плуга» показалось даже, что они пытаются запомнить речь хозяина дословно, что делают обычно только ученые.
 – Благодарю вас, хозяин, – с безукоризненной вежливостью сказал человек, назвавшийся Фабианом. – Теперь мы обязательно его найдем.
 – Мой слуга может проводить вас и вашего спутника, – предложил хозяин, – некоторые переулки в темноте выглядят одинаково, особенно в новолуние, как сейчас. Можно легко сбиться с пути.
 – В этом нет необходимости, но все равно большое спасибо за заботу, – возразил незнакомец. – Мой друг прекрасно видит в темноте. Да и я ориентируюсь неплохо.
 Затем оба опустошили свои кубки и, похвалив пиво, вежливо попрощались со всеми находящимися в трактире; однако вся публика, включая хозяина, находилась в слишком большом напряжении, чтобы пожелать им доброго пути.
 Дверь за ушедшими захлопнулась. Некоторое время оставшиеся молча ждали, не сводя глаз с двери, а затем все разом загомонили.
 – Что здесь нужно этим чужеземцам?
 – Топор! Нет, ты видел этот топор?
 – Человек и гном! Ну и времена наступили!
 Все говорили наперебой. Но тут свой голос возвысил Март Кройхауф:
 – Слышали? Они направляются к Кимберону Вайту, новому хранителю музея. Разве я не предупреждал вас, что этот пришлый ещё даст нам прикурить?
 На мгновение все замолчали, а затем воздух вновь наполнился всевозможными догадками и предположениями.
 – Это должно быть где-то здесь, Бубу, – сказал Фабиан и указал на дом. Теплый свет из его окон пронизывал темноту ночи, готовой вот-вот разродиться дождем. Дом притулился к огромному зданию, угрожающе вздымавшемуся на фоне ночного неба. Снаружи оно походило на один из портовых складов: выстроенное на массивном основании из обтесанного камня, сложенного без добавления в стыки раствора, оно напоминало скалу. Но когда взгляд поднимался выше, то было видно безупречно сложенную кирпичную стену, с перемежающимися опорами и балконами, а также прорезанными на одинаковом друг от друга расстоянии узкими, похожими на бойницы окнами. Еще выше стена уступала место разнообразию вырезанных из дерева обшивок и раскосов, столь высоко возносившихся лабиринтом фронтонов, эркеров и башенок, что даже привыкший хорошо видеть в мраке гном перестал различать их на фоне темного неба.
 Дом хранителя на первый взгляд казался маленьким и неприметным, но это не совсем соответствовало действительности. Здание было возведено из прочных камней и балок – просторное и двухэтажное. Если в нем имелся ещё и погреб, то это было просто-таки превосходное жилище, полностью соответствующее значимости проживающей в нем персоны.
 – Миленькая хижина, – произнес гном, до этого момента не проронивший ни слова. Он по-прежнему нес свой топор в руке, а мешок небрежно перебросил через плечо, как будто в нем и веса никакого не было. Голос у гнома был низкий и звучный. – Хотя она и не так велика, как твоя, но все же это, должно быть, хорошая защита от непогоды и неплохое место для хранения пары бочонков доброго темного пива.
 – Да, – заметил Фабиан, – дом будет поменьше моего. Но я вынужден делить свой кров с моим отцом, матерью, братьями, сестрами, родственниками и разными прочими людьми. Полагаю, что Ким сделал лучший выбор.
 – Тоже мне шутник! – проворчал Бурин. – Мы что, так и будем под дождем на улице рассуждать, какие у кого дома, в то время как Ким пьет пиво и наслаждается ужином?
 Фабиан посмотрел на небо. Звезд почти не было видно, одни только низко летящие тучи.
 – Ну тогда давай сделаем ему сюрприз.
 Гном открыл окованную железом калитку и пропустил своего спутника вперед.
 Путь по дорожке к входу в дом они проделали плечом к плечу. Гравий, которым она была посыпана, скрипел под ногами, и огромное здание музея, хранившее в себе сокровища истории фольков, нависая над ними, скрыло последние звезды.
 Они подошли к двери маленького домика. Оконный свет осветил их лица. Бурин оценивающе посмотрел на своего спутника, чьи тонкие черты делали его похожим на бронзовую статую.
 – Похоже, друг мой, тебе крупно повезло.
 – Почему? – немного смутившись, спросил Фабиан.
 – Потолки в этом доме высокие, поэтому тебе не придется на каждом шагу пригибать голову. Следовательно, мне не нужно будет давать тебе напрокат свой шлем, чтобы предотвратить знакомство твоего аристократичного носа с дверной притолокой.
 – Бубу, это не остроумно, – со смехом возразил Фабиан и дважды постучал дверным кольцом по двери. Удар эхом разнесся в тишине.
 Внутри послышались спешащие шаги. Когда они замерли, дверь отворилась и наружу упал широкий луч света. Как это принято в Эльдерланде, дверь открылась моментально: ведь здесь никто не высматривает через узкую щель, кого это там принесло в столь поздний час.
 Фабиан вгляделся в лицо маленькой, плотно сбитой женщины, которая с улыбкой встретила гостей. Казалось, что их приход ничуть её не удивил.
 – Желаю доброго вечера. Марина, к вашим услугам, – проговорила она теплым, дружелюбным голосом. – Господин Кимберон говорил, что вы придете на днях. Я его экономка.
 – Фабиан, к вашим услугам, – с легким поклоном ответил человек на неожиданно сердечное приветствие.
 – Бурин, сын Балорина, имеет честь служить вам и вашему роду, – пробормотал гном, также немало удивленный.
 – Так вы, стало быть, студенческие товарищи господина Кимберона? – с любопытством спросила Марина. Последние дни ей с трудом удавалось сдержать себя, чтобы не проболтаться о том, что господин Кимберон ожидает довольно странных посетителей. Сначала необходимо было узнать до конца всю историю, прежде чем вызывать зависть и восхищение у посетителей так называемого Овощного рынка, на котором, вопреки названию, с незапамятных времен можно было купить все необходимое для пропитания. Теперь-то она наконец увидела гостей живьем и знала, что завтра вокруг неё роем будет толпиться народ.
 – Входите же, господа, – сказала Марина, вспомнив о своих прямых обязанностях, и отступила в сторону, пропуская гостей, – входите!
 После того как человек и гном вошли в обшитую деревянными плитами переднюю, она закрыла за ними дверь и жестом указала: следуйте, пожалуйста, за мной.
 – Я проведу вас в столовую. Господин Кимберон вот уже несколько дней просит подавать ему ужин попозже.
 На лицах странной пары почти одновременно заиграли улыбки.
 Сюрприза не получилось: Кимберон ждал их и предполагал, что, для того чтобы не привлекать к себе внимания, друзья появятся в Альдсвике затемно. Тем более что городские ворота были открыты круглые сутки.
 Еще до того как они прошли в небольшую приемную, в глубине распахнулась дверь и в комнату вошел одетый в бордовый домашний халат Кимберон Вайт, хранитель Музея истории Эльдерланда. На лице пятифутового фолька читалась явная радость от появления его друзей. Кончики его ушей слегка порозовели, как всегда случалось, когда его переполняло счастье, волосы песочного цвета были слегка спутаны, а голубые глаза сияли.
 – Фабиан! Бубу! – выкрикнул он с порога. – Как здорово, что наконец-то вы здесь. Не могу даже выразить, как я рад, – добавил он и подошел к своим друзьям. Они сердечно обнялись; для этого Бурин опустил свой топор на пол. Марина стояла рядом, стараясь запомнить каждую деталь. Завтра, слегка только приукрасив историю, она представит все это в лучшем виде на Овощном рынке.
 – Проходите, друзья, давайте поужинаем, – проговорил Кимберон. – Помните, как в «Олене», где был наш студенческий стол.
 – Темное пиво? – спросил Бурин.
 – Темное пиво! – отозвался фольк. – Хотя и не такое, как у Туриона, но местное пиво тоже можно пить. Я пустился в расходы и заказал в «Плуге» большую бочку, чтобы отпраздновать нашу встречу.
 – Ким, ты великолепен, – басом произнес гном. – Ты умеешь принимать друзей. А пиво в «Плуге» действительно стоит отведать. И мы уже это сделали.
 Ким удивленно взглянул на него.
 – Наш коренастый дровосек хочет сказать, – начал Фабиан и за намек на боевой топор удостоился дружелюбно-сердитого взгляда гнома, – что мы навели в трактире справки, как до тебя добраться, и воспользовались возможностью, чтобы подкрепить свои силы.
 – Боже мой! – вырвалось у Кима.
 – Что такое? – спросил Бурин.
 – С завтрашнего дня я снова стану главной темой всех здешних разговоров! Но что поделаешь, фолькам нужно почесать языки, иначе они скучают.
 Друзья рассмеялись и прошли в столовую, где в камине потрескивал уютный огонь. Бурин сбросил тяжелый мешок, а Фабиан снял свою накидку и передал Марине, которая повесила её на крючок для одежды. Под накидкой оказался кожаный ранец, который также был передан Марине. Кимберон помог Фабиану освободиться и от тяжелого жилета с заклепками, а гном снял с головы свой шлем с причудливой гравировкой, и его рыжие курчавые волосы хлынули во все стороны, образовав вокруг головы огненно-рыжий венок. С кряхтением он стащил с себя кольчугу; но когда Марина хотела убрать её подальше, гном остановил экономку:
 – Добрая женщина, это тяжеловато для ваших маленьких рук.
 И со звоном он швырнул кольчугу в угол. Затем гном с наслаждением поскреб себе грудь.
 Марина была уверена, что в предстоящую ночь она не сомкнет глаз. Потом она вдруг опомнилась:
 – Боже мой, ужин! – И со всей возможной быстротой помчалась на кухню.
 – Ну, что тут у вас такое? – пробасил Бурин, когда они расселись.
 – Все, что всегда положено для студентов, посаженных в карцер. Для начала суп. Но на этот раз приготовленный мастерицей. Марина постаралась на славу.
 – Судя по всему, она хорошо готовит, – ухмыльнулся Фабиан. – Ты уже не такой стройный, каким был год назад.
 – Точно, – отозвался Ким, и ему удалось изобразить смущение, – но стряпня Марины этого стоит. Даже на кухне твоего отца, Фабиан, вряд ли готовят лучше.
 – В таком случае ты предъявляешь высокие требования, – проворчал гном. – Я забрал нашего друга прямиком из его роскошного дома, где все очень изысканно. Еду подают в больших тарелках. Поэтому видно, что ешь.
 Фабиан улыбнулся намеку. Беспомощность Бурина в обращении с вилкой и ножом была ещё свежа в его памяти.
 – Марина готовит на скорую руку, но так, что пальчики оближешь. Ее стряпня не хуже, чем с вашей дворцовой кухни, и для меня огромное удовольствие доказать вам это, принц Фабиан.
 После этих слов Бурин и Ким поднялись со своих мест и отвесили Фабиану низкий поклон.
 – Да перестаньте вы, знаете же, что я этого не люблю. Пока мой отец правит в Великом Ауреолисе, я избавлен от сидения в золотой клетке в обществе лицемерных придворных!
 Стоявшая в дверях Марина чуть было не выронила котелок с дымящимся супом. Но три друга этого даже не заметили.
 Их дружба родилась в первый же день учебы, когда Кимберон, напуганный видом больших и важных людей в учебных залах, столкнулся в коридоре с Бурином, да так, что у гнома из рук посыпались не только книги, но также и пакет с полдником, состоявшим из ломтя сыра, большого куска окорока и целой буханки хлеба. От страха Ким умер бы на месте, если б к ним не подоспел молодой дружелюбный человек и не помог собрать оброненное.
 Все трое приглянулись друг другу с первого взгляда. Ни Бурин, ни Ким не знали тогда, что молодой человек с нежным голосом – наследный принц, сын могущественного императора Юлиана, наследник Орлиного Престола и обладатель ещё доброй дюжины других важных титулов. С того момента они стали неразлучны. Они вместе подшучивали над учителями, плечом к плечу держали оборону в драках и совместно допоздна пировали – причем Ким был более осмотрительным на пирах, чем его собутыльники, поскольку не был в силах выпить такое количество темного ячменного напитка, какое поглощали они. И хотя на следующий день в голове его целая армия гномов усердно валила деревья, он все же всегда знал, где проснулся.
 Марина положила каждому по порядочной порции жаркого, поставила миску с супом на стол и удалилась. Она устояла перед соблазном подслушивать – при всей любви к сплетням она все же соблюдала границы дозволенного – и скрылась в кухню, чтобы самой перехватить кусочек. Того, что она уже узнала, хватит, чтобы удивлять народ до первого снега.
 – Восхитительно! Ты нисколько не преувеличил, – в один голос заявили Бурин и Фабиан, после того как отведали овощного супа.
 Трапеза сопровождалась старыми анекдотами из времен их учебы в университете Аллатуриона, оплоте благородного образования и диких шуток, учебы и кутежей, знания и глупости. Неоднократно Фабиан вынужден был пускать в ход авторитет своего отца, чтобы всех их троих не выставили из университета. Однако в итоге все три друга сдали экзамены на отлично, и декан с кислой физиономией вынужден был на глазах у всей общественности вынести им похвалу.
 Покончив с ужином, гости удовлетворенно откинулись на своих стульях. Бурин сделал большой глоток пива и поднялся, чтобы нацедить ещё одну кружку из бочки. Но перед тем как открыть кран, он обернулся.
 – Как насчет того, чтобы поговорить о более серьезных вещах? – спросил он своих друзей.
 – Что до меня, то я за, – ответил Ким. – Но не лучше ли сегодня просто отпраздновать нашу встречу?
 Фабиан кивнул головой.
 – Тайна существует уже так долго, что может потерпеть и ещё один день.
 – Ладно, – пробасил гном и открыл кран, из которого, пенясь, полилось темное пиво.
 – Как обстоят дела с твоей диссертацией? – поинтересовался Фабиан. – Есть успехи?
 – Трудно сказать. История фольков никогда толком не записывалась. Она, в сущности, состоит из старых грамот и музейных экспонатов. Если уж на то пошло, то помимо ежегодников в библиотеке Аллатуриона, перечисляющих те немногие события, которые в равной мере затронули и людей и фольков, не велось никаких хронологических записей. Если бы не магистр Адрион, который время от времени мне помогает, то я бы уже забросил магистратуру и довольствовался степенью бакалавра.
 – Звучит не очень-то обнадеживающе, – заметил Фабиан на этот раз вполне серьезно.
 – А как дела у тебя? – спросил Ким и вскинул свои острые брови.
 – Да как тебе сказать, – начал Фабиан, вытащил из-под рубахи кожаный кошель и открыл его. Там находилось простое серебряное кольцо с камнем, который, как казалось, испускал голубоватый огонь. – Вот причина моего пребывания здесь. Целый год я провел в архивах, но узнал не больше того, что мне уже было известно: это кольцо связанно с какой-то старинной историей и спокон веку принадлежит роду правителей Империи.
 – Ну а ты, Бубу?
 Гном помедлил.
 – Мне тоже не удалось ничего найти, – проворчал он наконец. Он никогда не рассказывал друзьям, что же он выискивает на самом деле, кроме того, что это является древней тайной его рода. Гномы, какими бы они ни казались дружелюбными, на самом деле весьма скрытны, когда дело касается их собственного народа, и одно то, что Бурин был так откровенен с друзьями, уже граничило с чудом. Но если уж Бурин не хотел о чем-либо рассказывать, то он становился нем, как камень. – Последний след, который я разыскал, оборвался на границе Эльдерланда. Поэтому я пошел в Ауреолис, чтобы совместно с Фабианом приехать сюда, как мы и договаривались год назад.
 – Все следы ведут сюда, на север. – Принц наклонился вперед, и в его позе появилось нечто от многих поколений его венценосных предков, но в не меньшей мере и от страсти ученого, которому не дает покоя манящая и вечно ускользающая истина. – Все найденное мной сводится к нескольким фрагментам старинных свитков – свитков времен нужды и опустошения, написанных на языке, который весьма похож на язык фольков. В недрах большого музея вашей короткой истории должны отыскаться и другие источники.
 – Но фольки живут в Эльдерланде вот уже семьсот семьдесят семь лет. Как раз со времен…
 – …Войны Теней, – договорил Фабиан.
 Огонь в камине вспыхнул и отбросил большую и темную тень на стену, так что показалось, как будто воители древних времен в рогатых шлемах и со знаменами в руках восстали из мрака. Гном ничего не сказал, но его темные глаза сверкнули, а рука инстинктивно потянулась к груди, как будто в сердце своем он хранил нечто сокровенное, тайну, о которой знал только он один.
 Тень исчезла. В камине стрельнуло и осыпалось полено.
 – Я помогу тебе, насколько сумею, – сказал Ким. – Мы обязательно что-нибудь да отыщем; хотя наша история и не записана, в музее тем не менее царит полный порядок! – На мгновение в его глазах мелькнула плутоватая искорка.
 Бурин поднялся.
 – За разговорами рождается жажда! – сказал он и взял со стола три кружки, чтобы наполнить их заново. Когда гном вернулся к столу с полными кружками, от его угрюмости не осталось и следа.
 – Ad salamandrum ex… – торжественно провозгласил Ким, прибегнув к древнему языку ученых, и поднял кубок.
 – … fiducit! [2] – отозвались остальные, поддержав его своими кружками.
 – …а я вам говорю… – Март Кройхауф собирался разразиться новой тирадой, как вдруг дверь «Плуга» распахнулась. На этот раз в неё вошли отнюдь не два дружелюбных иноземца, которые, выпив пива, спросили дорогу и оставили после себя обильный предмет для болтовни.
 Дверь ударилась о стену, отскочила и вновь была открыта пинком. В помещение ввалились шестеро – неуклюжие и грубые, с лицами цвета дубленой шкуры. Рост у каждого был не ниже человеческого, но это были не люди. Тяжелые кованые сапоги гулко стучали по полу, мечи были вынуты из ножен, а маслянистый запах кольчуг перемешивался с вонью, исходившей от немытых тел.
 – Больги…
 Впрочем, никто не произнес этого слова вслух, только у хозяина оно застыло на губах. Прочие же остались сидеть с открытыми ртами. В их жизнь вторглась одна из самых ужасных легенд. И все это больше походило на нападение, чем на посещение.
 Больги. Все присутствующие знали о них только по картинам из музея, почти каждый хотя бы раз в жизни высказывался на предмет того, что бы он сделал с этими мерзавцами, случись им проникнуть в Эльдерланд. Теперь же, когда эти существа были рядом, мужество покинуло доблестных фольков.
 Оружие захватчиков говорило на своем собственном языке, и даже Март не осмелился протестовать. Шесть раз по два с половиной фута отточенной стали – убедительный аргумент, чтобы держать язык за зубами. Правда, оставалась надежда, что все это лишь ночной мимолетный кошмар и больги исчезнут.
 Из ночной темноты появилась ещё одна фигура. Это долговязое существо не походило на больгов. Светлые, коротко стриженые волосы позволяли хорошо разглядеть красивое, бледное лицо. Только острые, изогнутые уши выдавали во вновь прибывшем эльфа. На нем были черные доспехи, блеск которых ещё больше подчеркивал почти неестественную бледность лица. Однако глаза были не красными, как у альбиноса, а черными, как сама ночь. Какими бы страшными ни были больги, они казались почти добряками в сравнении с темным эльфом. Он даже не вынул из ножен меч. В этом не было необходимости.
 Темный эльф внимательно осмотрел зал. Каждый из присутствующих на мгновение почувствовал себя во власти этих черных глаз.
 Его тихий и шипящий голос был почти беззвучен:
 – Где эльф? Где вы его прячете? Выдайте его!




 2
 В ПУТЬ


 Проклятье, пронеслось у него в голове, цвет моей кожи еще, чего доброго, погубит меня!
 Он слышал крики преследователей, которые приближались. Эта свора не позволяла ему остановиться и передохнуть. Но он не должен сдаваться. Он вновь собрался с силами и, скрываясь за изгородью, побежал на север. В воздухе висела морось, но сквозь облака проникал лунный свет, поэтому Гилфалас не рискнул бежать по открытой местности к небольшой роще, что могла бы дать ему хоть какую-то передышку. Несмотря на всю спешку, он вынужден был продвигаться с предельной осторожностью.
 Про себя он проклинал эту страну, которая была не чем иным, как одним большим садом, где почти нет укромных мест, но зато изобилие открытого пространства. А в его положении это грозило смертью либо чем-нибудь и похуже. Поэтому он обязан был придумать что-то, что позволит оторваться от преследователей.
 Страх гнал его дальше, и если бы он в этот момент попался кому-то на глаза, то скорее всего напугал бы своим видом – настолько его правильное и тонкое лицо было искажено. Больги и темные эльфы шли за ним по пятам, чтобы помешать ему рассказать о том, что он увидел.
 Факелы приближались с запада. Должно быть, преследователей было несколько дюжин; ведомые своими предводителями, они не отставали от него, гнали его, как бешеного пса.
 Его кожаная куртка, штаны и сапоги прохудились от долгого бегства. Меч больно бил по ноге. Оружие было затупившееся и все в зазубринах, однако он не решался выбросить его – оно уже спасало ему жизнь и, возможно, сможет сделать это ещё пару раз, прежде чем ему удастся уйти от погони. Или пока смерть не настигнет его.
 Но об этом он не должен думать, по крайней мере сейчас. Он обязан поведать о том, что увидел. Иначе всему конец: свободе, жизни, самому белому свету. Темные братья уничтожат все, что встанет у них на пути…
 На мгновение он полностью оказался во власти своих мыслей и поэтому поздно, слишком поздно услышал стук копыт. Он бросился вперед и распластался на мокрой каменистой земле. По другую сторону изгороди галопом проскакал всадник.
 Гилфалас, ты – глупец, ругал он себя. И это было ещё мягко сказано.
 С трудом он вновь поднялся на ноги, собрал остатки сил и снова побежал.
 На этот раз он был осмотрительнее и старался обращать внимание на то, что происходит вокруг, а не отвлекать себя мыслями о неотвратимом. Изгородь делала поворот, но он видел, что она по-прежнему вела к лесу, так что ему не придется бежать по открытой местности. Ну вот, наконец спасительная роща уже рядом.
 Внезапно он услышал шаги. Больги, скорее всего это больги. Если бы это был один из его темных братьев, то беглец наверняка был бы уже обнаружен. Как и он сам, темные эльфы отлично видят в темноте. Больги же являли собой лишь грубое подобие своих господ и творцов. Они больше были похожи на людей, чем на Пробужденных.
 Гилфалас торопливо осмотрелся. Выход был только один. Он вжался в изгородь. Ветки терновника разрывали острыми колючками его одежду, проникали в мягкую кожу штанов и куртки и, подобно сотням мелких зубов, разрывали их в клочья. Эльф резко вдохнул воздух, чтобы не закричать. У него было чувство, что его режут множеством крохотных ножей.
 Он понимал, что, несмотря на листву, терновая изгородь – весьма несовершенная защита. Ох уж эти его светлые волосы и бледное лицо! Эльф сделал попытку ещё глубже протиснуться в заросли терновника, однако ветки были так густо переплетены, что об этом нечего было и думать.
 Сколько все это продолжается? Вечность. Каждый раз, когда ему казалось, что он наконец-то оторвался от преследователей и может позволить себе небольшой отдых, они снова его настигали. За это время он потерял всякое чувство времени; прошла ночь, затем день и ещё ночь. Значит, погоня за ним продолжается уже вторые сутки.
 Его рука попала во что-то податливое, а затем пальцы коснулись воды.
 Лужа!
 Гилфалас погрузил руку в ил и быстро, но стараясь не производить шума, принялся втирать грязь в лицо и волосы: больги могут пройти мимо его укрытия в любой момент.
 Ему снова послышались шаги, но ночь была полна звуков, а долгая погоня сделала его мнительным. Впрочем, оставалось надеяться, что теперь-то он полностью слился с темнотой изгороди.
 Шаги неуклюжих рабов темных эльфов раздались уже в непосредственной близости от него. Больги передвигаются не слишком быстро – это он заметил давно. По твердой почве он без труда смог бы от них ускользнуть. Но на этой пропитанной дождем земле, норовившей на каждом шагу стянуть с тебя сапоги, упрямая, непоколебимая настойчивость больгов превратилась в их преимущество. А он так устал…
 Он выждал, пока больги не ушли достаточно далеко. Затем он пополз – медленно, каждый раз вздрагивая, когда в него вонзались колючки терновника, затем поднялся и, прихрамывая, продолжил свой путь. На бегу он огляделся и прислушался. С запада до него отчетливо доносился топот копыт, и он видел свет факелов. Враг прочесывал местность.
 Как хотел он, чтобы здесь оказался его верный конь. Однако тот пал ещё в самом начале бегства, пронзенный стрелами больгов. Гилфалас смог оказать верному Валлаху только последнюю услугу: его клинок положил конец страданиям бедного животного.
 Еще несколько сотен шагов, и деревья укроют его.
 Впервые с начала погони возникла реальная надежда на спасение. Вся свора сейчас на ложном пути – они ищут его намного западнее.
 И тут до него донесся знакомый запах. Где-то поблизости река. А стало быть, возможность замести следы и окончательно ускользнуть от погони.
 Гилфалас рванулся – и замер! Менее чем в трех локтях от него стояли два воина-больга и, подобно ему самому, с удивлением взирали на противника. Однако создания рук темных эльфов представляли собой лишь боевые машины и были слишком тупы, чтобы удивляться достаточно долго. Инстинктивно они протянули руки к мечам.
 Мужество отчаяния заставило эльфа действовать молниеносно.
 Прежде чем больги обнажили клинки, молодой эльф бросился вперед, толкнул одного из них и сбил с ног. Второй успел выхватить меч, но удар в живот отбросил и его.
 Пока он, шатаясь, пятился и, размахивая руками, пытался удержать равновесие, под ноги ему попался корень. Больг споткнулся и присоединился к своему лежащему на земле товарищу.
 Гилфалас понимал, что ещё одного боя не выдержит. Тем более шум схватки привлечет к нему внимание всей стаи преследователей.
 Река!
 Она была единственной надеждой на спасение. Он бросился в её сторону, не обращая внимания на больгов. Способность видеть в темноте уберегала его от низко нависающих ветвей, ям и кочек. Гилфалас уже не заботился о том, чтобы двигаться вперед бесшумно. Он спасал свою жизнь.
 Он слышал, как позади него сквозь сучья продираются больги. Преследование возобновилось.
 Гилфалас молил Бога, чтобы никто не подкараулил его в лесу. Второй раз он уже так дешево не отделается.
 Каждый шаг давался эльфу с трудом: ноги как будто налились свинцом, а в легких покалывало. Он понял, что заметно сбавил скорость, одновременно все отчетливее становился треск ломающихся под сапогами больгов сучьев.
 Но где же река? На мгновение его охватила паника: неужели он бежит в другую сторону? Однако он явственно чувствовал запах близкой воды, слышал плеск волн. Да, он непременно доберется до нее!
 Эта мысль придала ему сил, и он ускорил шаг. Он прямо-таки летел через стланик. Вот уже показались ивы и тополя, всегда растущие у воды. Заросли кустарника стали менее густыми, а почва – более песчаной.
 В последний раз он выжал из себя все, на что был способен.
 Гилфалас увидел камыш. Наконец-то! Река!
 Эльф прорвался через заросли камышей, набрал в грудь побольше воздуха и прыгнул. Он почувствовал, как что-то хлестнуло по его плечу, оставляя огненный след. Затем ледяные волны сомкнулись над ним. Он поплыл под водой, чувствуя, как деревенеют руки и ноги.
 Смертельный страх своими цепкими пальцами охватил его сердце: неужели он утонет в этой речке, охваченный судорогами? Но ему повезло: мышцы хоть и причиняли боль, но оставались послушными.
 Гилфалас вынырнул только тогда, когда его легкие, казалось, вот-вот лопнут. Он жадно глотнул воздух, затем бросил взгляд на берег. Гилфалас отчетливо видел силуэты больгов: темные массивные фигуры по пояс в камышах. В поисках беглеца они рыскали то в одну, то в другую сторону, вправо, влево и снова вправо. Когда их блуждающие взгляды обращались к реке, казалось, что в тупых глазах можно прочесть ненависть. Но возможно, что это лишь разыгралось его воображение.
 Погасли последние звезды; небо представлялось огромным черным покрывалом, закрывающим всю землю. Из-за прошедших ливней воды в реке прибавилось; она несла с собой ветки и стволы деревьев, траву и трупы мелких животных. Из-за шума течения и биения собственного сердца он не мог слышать, переговариваются между собой больги или нет – если они вообще были на это способны. В конце концов они развернулись и зашагали прочь, очевидно за подмогой.
 Гилфалас сделал ещё несколько гребков и оказался на середине реки, где его подхватило сильное течение. Он попытался представить себе карту Эльдерланда. Но после двух дней бегства он при всем желании не мог сказать, где находится. Известно было лишь одно: река, по которой он плыл, – Эльдер. Но находится ли он выше или ниже по течению от того места, где она соединяется со второй рекой, Андером? Этого он не знал.
 Висевший на поясе меч тянул ко дну, и Гилфалас почувствовал, что силы покидают его. Долго в холодной воде он не протянет. Гилфалас решился променять относительную безопасность, которую предоставляла вода, на незащищенный, но все-таки сухой берег.
 Река отнесла его на порядочное расстояние вниз по течению, прежде чем он снова ощутил под ногами дно. Гилфалас с трудом выбрался на песчаный берег и растянулся на земле. Он мог бы лежать так бесконечно долго. Но засыпать было нельзя.
 Гилфалас пополз от берега, где его легко могли обнаружить острые глаза его темных братьев, к кустарникам, которые предоставляли хоть какое-то укрытие. Там он и остался лежать, тяжело переводя дыхание. Усталость одолевала, и он понял, что со сном ему едва ли удастся справиться.
 Вдруг он увидел тень. Чья-то фигура! Он не услышал, как враг настиг его.
 Слишком медленно Гилфалас тянулся за своим мечом; он понимал, что оружие ему не поможет. Да и пальцы уже не повиновались.
 Все кончено, он проиграл. Из глаз покатились слезы.
 Напрасно, все напрасно. Либо его убьют здесь же, на берегу, либо уведут. И неизвестно, что хуже.
 – Тай на элой метаннет, – донесся до его уха голос, почти одновременно с этим он почувствовал мягкое прикосновение к плечу.
 – Что?.. – Гилфалас прищурился и вдруг понял, что стоящий над ним слишком мал, чтобы быть больгом или темным эльфом. Несмотря на произнесенное на языке эльфов приветствие, это, должно быть, кто-то из фольков.
 – Приветствую вас, Пробужденный, – произнес фольк теперь на Всеобщем Языке. – Я магистр Адрион Лерх, хранитель Музея истории в Альдсвике и член Совета Эльдерланда. Я ожидал вас здесь, и вам не следует меня опасаться.
 – Как… вы сюда попали? – удивленно спросил Гилфалас. До сих пор он старался избегать фольков, поскольку хорошо себе представлял, что могут сотворить больги с тем, кто окажет ему поддержку.
 – Я ожидал вас, – повторил фольк.
 – Вы не должны мне помогать! Уходите, ваша жизнь в опасности! Уходите! – бормотал Гилфалас, до которого не совсем доходил смысл услышанного. – Больги могут…
 – Идемте, я отведу вас к друзьям! – терпеливо, но твердо прервал эльфа магистр Адрион. Гилфалас с трудом поднялся и как во сне последовал за своим спасителем, который уверенно шел к проселочной дороге, на обочине которой их ждала крытая повозка.
 – Забирайтесь, – сказал магистр и подсадил Гилфаласа, слишком слабого, чтобы протестовать против предложенной помощи.
 Едва только Гилфалас коснулся днища повозки, как глаза его закрылись, и он даже не заметил первых капель начинающегося дождя…
 – Ай да табачок! – воскликнул Фабиан, раскурив пенковую трубку. – Нет ничего лучше, как сидеть в тепле и потягивать трубочку, в то время как дождь стучит в окна.
 – Это уж точно, – заметил Ким и выпустил облачко дыма. – Здесь, в Эльдерланде, искусством табакокурения и выращиванием табака занимаются сотни лет. Когда, перейдя Серповые Горы, фольки пришли в эту страну, они принесли с собой и табак. В нашем музее выставочных экспонатов, грамот, патентов и трактатов о табаке собрано больше, чем в библиотеке Аллатуриона – хроник о войне против темных эльфов.
 – Ну тут уж ты преувеличиваешь, – заметил Бурин.
 – Не так уж и сильно, – возразил Ким.
 Опасения Кима, что в этот вечер пива будет выпито не меньше, чем это бывало в студенческие времена, не оправдались. Даже Бурин лишь изредка отхлебывал из своей кружки.
 После ужина все трое совершили небольшую прогулку вдоль реки, пока дождь снова не загнал их в дом. Они сидели у камина в библиотеке, куда Бурин принес из столовой бочонок с пивом. Ночи постепенно становились прохладнее, и приближающаяся осень начинала напоминать о себе Река гнала грязно-коричневые волны. Еще немного, и над Альдсвиком повиснет серая дымка, которую вместе с туманом ветер пригонит из речной долины.
 Ким принес свою коллекцию трубок и достал лучшие сорта табака. В этом он ничем не отличался от большинства фольков. Еще в университете он познакомил друзей с искусством пускания табачного дыма. Он показал им, как правильно набивать трубку, чтобы табак был не слишком рыхлый, но и не слишком плотный, и как получать максимум удовольствия без необходимости постоянно её раскуривать. Постепенно Фабиан и Бурин поднаторели в этом деле, так что нынешний вечер был в некотором роде семинаром высшей школы этого искусства.
 Одним из преимуществ, которые предоставляла должность хранителя Музея истории – если, конечно, правильно её оценить, – являлось получение трубочного табака в качестве ежемесячного пайка. Таким образом Ким со временем стал обладателем значительного запаса отборнейшего табака. Ну разве можно себе представить что-то лучшее, чем сесть после работы у камелька и, посасывая трубочку, наблюдать за языками пламени в камине?
 – Еще пива кому-нибудь? – спросил Бурин и поднялся, однако и Фабиан и Ким только лениво покачали головами.
 Марина к тому времени уже ушла к себе. Ким знал наверняка, что в эту ночь она не заснет, ибо слишком велика была её радость по случаю новостей, которыми она завтра всех удивит.
 Однако Ким уже оказывался центральной фигурой сплетен и пересудов, так что он не сомневался, что выдержит и на этот раз. А если Марина присовокупит к своему рассказу ещё и то, что в гостях у него был сам наследный принц Империи, то это скорее даже повысит его авторитет, чем повредит ему.
 Он глубоко затягивался табачным дымом и наслаждался вечером, напомнившим ему беззаботное студенческое время.
 – Каков вечер! – словно прочтя его мысли, заметил Фабиан. – Это как раз то, чего мне больше всего не хватало в прошлом году: вечера без интриг из-за мест и должностей, без пустых разговоров с послами и консулами. Как хорошо снова оказаться в кругу друзей!
 – Ну ты уж только не делай вид, будто тебе не доставляет удовольствия провести за нос какого-нибудь посла, натравить друг на друга интриганов или сделать глазки придворной даме, – возразил гном. – Ты знаешь толк в подобных развлечениях.
 – Вот это уж точно, – согласился Ким. – До сих пор не могу забыть, как Фабиан…
 – А знаешь, Бубу, как все это выглядит со стороны? – перебил друга Фабиан.
 – Что ты имеешь в виду? – пробурчал гном и в ожидании ответа задымил своей трубкой.
 – Как будто мы дряхлые старики, которым только и осталось жить воспоминаниями, – заявил Фабиан.
 – Ну какие мы старики, – возразил Ким, – просто за это время у каждого из нас появились обязанности, которые не оставляют времени на всяческие проделки. Но это не значит, что жизнь кончилась. Только после того, как мы сложим с себя обязанности и поймем, что у нас остались одни только воспоминания, – вот тогда мы и состаримся. Да и то при условии, что не найдем себе занятий – избранных нами самими или посланных судьбой.
 – Ким, тебе нужно было поступать в философскую академию, – заметил Фабиан. – То-то бы они там все обрадовались.
 – Нет, на это я не гожусь. На то, что я сейчас сказал, философ потратил бы по меньшей мере полчаса, – заявил Ким, у которого велеречивые теоретики всегда вызывали отвращение.
 – Скажи ты такое на философском факультете, так они бы три дня подряд объясняли тебе, почему предметы, которые ты видишь, в действительности совсем иные. Впрочем, это доступно пониманию лишь настоящего философа, а не обычного разумного человека, – закончил Фабиан.
 – Вот поэтому я всегда хватаюсь за свой топор, когда слышу подобные рассуждения, – пробурчал Бурин.
 – Пойду-ка я, пожалуй, спать, – зевая, объявил принц. – А с утра мы займемся рукописями.
 – Надеюсь, не на заре? – спросил Ким.
 – Нет-нет! Принц редко покидает свое ложе до обеда, – сказал Бурин, чтобы поддеть друга.
 – Толстяк, сделай одолжение! – возразил Фабиан. – Думаю, для начала мы все-таки должны хорошенько выспаться. На свежую голову процесс пойдет лучше.
 – Стареем, – пробормотал Бурин. – Раньше мы по-другому говорили.
 – Но, перед тем как отправиться спать, докурим этот славный табачок.
 Но только Ким собрался набить трубку, раздался сильный стук в дверь.
 – Откройте! – приглушенно донесся через зал в библиотеку чей-то голос.
 Ким сразу узнал его и был уже на полпути к двери, когда к нему присоединились Фабиан с Бурином.
 – Кого это принесло так поздно… – бурчал гном.
 – Это мой наставник и друг магистр Адрион Лерх. Он не особенно легок на подъем, да и любопытство по поводу гостей вряд ли привело его ко мне. Думаю, что-то случилось.
 Стук поднял с постели и Марину. Мигом накинув на себя халат и держа в руке лампу, она добралась до двери быстрее Кима.
 Когда дверь открылась, в дом хлынул ливень, так что Ким инстинктивно прикрыл лицо рукой.
 – Что за дрянная погода! – вырвалось у магистра, когда он ввалился в прихожую.
 К удивлению Кимберона, он был не один. Вместе с ним находился чужеземец. Бледное, высокое и худое существо с волосами лунного оттенка, которые в свете лампы отливали белым золотом. Он был выше фолька, но тонкие черты лица с выступающими скулами и острые уши, равно как и блестящие глаза, отличали его и от человека…
 От изумления Ким раскрыл рот. Он хотел уже было поприветствовать незнакомца, однако на ум не приходило ни одно слово эльфийского языка, который он когда-то изучал.
 Эльф выглядел так, будто только что покинул поле битвы. На лице и руках виднелись кровоподтеки и царапины, одежда его была разорвана и насквозь мокрая, волосы на голове взъерошены, под глазами темные круги. На лице написаны страх и ужас.
 – Что случилось? – спросил Фабиан.
 – Разве вы не видите, что молодой человек сильно избит, – вмешалась в разговор Марина. – Господин Кимберон, не будете ли вы столь любезны дать мне пару простыней? Тем временем господин Бурин подогреет ужин, не правда ли? – Бурин смущенно кивнул. – А я осмотрю раны. Помогите мне, эээ… Ваше Высочество! – Практичная Марина взяла командование на себя.
 Эльф смирился с судьбой и с помощью Фабиана вошел в дом. Его раны на поверку оказались неопасными, за исключением одной на правом плече, где кожа была глубоко рассечена.
 Сначала он отказывался от еды, но когда попробовал суп, то понял, насколько проголодался. От предложенного пива эльф отказался, но зато с жадностью выпил целый кувшин воды.
 Только после того как незнакомец наелся и напился и, закутанный в одеяла, уселся в кресло, он начал приходить в себя. Выглядел он уже заметно лучше.
 – Да пребудут с вами благословение Владыки и милость Владычицы! – произнес эльф. Голос его звучал тихо, но так мелодично, что его понимали все, кто находился в помещении. – Благодарю вас за оказанную помощь, – продолжал он, – но я не могу здесь задерживаться. Я должен как можно быстрее добраться до Великого Ауреолиса.
 – Что вы собираетесь делать в Империи? – как бы мимоходом спросил Фабиан.
 Но хорошо знающие его друзья заметили, каким напряженным сделался он. Если до сих пор эльф вызывал лишь любопытство Фабиана, то эти слова привели принца в волнение.
 – У меня имеется важное сообщение для правителя Империи. Это вопрос жизни и смерти.
 – Как удачно, – пробурчал Бурин. – Думаю, этот любопытствующий верзила сэкономит вам часть пути.
 – Не понимаю.
 – Этот молодой человек, разумеется если с ним ничего худого не произойдет, однажды взойдет на трон. Словом, вы имеете честь видеть Фабиана, Князя Турионского, кронпринца Империи и наследника Орлиного Престола в Великом Ауреолисе.
 – Перестань, – вставил Фабиан, – ты пугаешь людей.
 – Вас послала мне сама Владычица! – вырвалось у эльфа. – Я Гилфалас, сын Инглопиона, короля Талариэля.
 – Ну и ну, – послышался голос Бурина, – у нас тут собралось славное общество: два принца, а также прежний и нынешний хранители Музея истории. Простой гном не очень-то сюда вписывается. Я умолкаю.
 Фабиан с раздражением взглянул на Бурина.
 – Я должен кое-что поведать вам, Ваше Высочество… – начал Гилфалас.
 – Меня зовут Фабиан, Пробужденный, – сказал принц.
 – Тогда и вы зовите меня Гилфаласом, – ответил эльф.
 – Пожалуйста, расскажите все с самого начала, – вмешался магистр Адрион.
 – Не уверен, могу ли я доверить… – засомневался было Гилфалас.
 – Думаю, что можете, – с определенностью сказал Лерх. Несмотря на свой маленький рост, этот старик с седой бородой и кустистыми бровями говорил так, как будто привык, чтобы следовали его указаниям. Его глаза смотрели сурово.
 – Пожалуйста, рассказывайте, – попросил Фабиан.
 Эльф раздумывал. Затем он заговорил:
 – Я узнал тайну моего народа, но мне запрещено об этом говорить до тех пор, пока мой отец не снимет с этого запрет или пока моей жизни не будет угрожать смертельная опасность. Я могу сказать лишь следующее: след, по которому я шел, вел меня на северо-запад мимо болот Эльдерланда. По ту сторону устья реки находится старая сторожевая башня эльфов, называется она Тор Андрает – Башня Запада; там должен был храниться ключ к тому, что я разыскивал.
 – И что вы нашли? – спросил Ким, которого интересовала история родной страны. Спросил, хотя в данном случае и предвидел ответ.
 – Я обнаружил руины, подтачиваемые ветром и приливами. Но с вершины башни я увидел море…
 Его голос принял иное звучание, стал нежным и мелодичным:



   Ай, на ведуи талайна эваниет,
   Тай элесса а-глас тивай н-Андрает,
   Тувай меллуи альта мор-анниет,
   Лувай а-морниё…



 Он покачал головой, как будто очнулся ото сна.
 – Если элоаи мечтают, – сказал он, – они мечтают о море. – Он замолчал, а затем продолжил: – Так я стоял и взирал на вечно беспокойные волны, и мой взгляд простирался все дальше и дальше за горизонт до той границы, где вид теряется и только сияние покоится над водой подобно матовому зеркалу…
 – Ограничительный Пояс, – выдохнул Фабиан.
 – … и там я увидел парус. Черный парус.
 – Но это невозможно, – вымолвил принц. – Ограничительный Пояс невозможно прорвать. Он непреодолим. – Однако в его голос закралось сомнение.
 – Вслед за первым парусом возникли другие, вслед за первым кораблем, который я высмотрел, появилась могучая флотилия. Я должен был сразу бежать оттуда, но не мог поверить тому, что вижу, и пробрался ближе к берегу. Я прятался в зарослях камыша, когда корабли появились в видимом горизонте, слышал скрип килей по песку, когда они пристали к берегу, слышал звук кованых сапог. О, я знаю этих тварей и не боюсь их, но в своем любопытстве я стал слишком неосторожен. И тут появились мои темные братья. А один из них заметил меня.
 И вот что я должен сообщить императору: темные эльфы уже здесь!
 Когда я бросился бежать, они и их твари бросились за мной. Я вскочил на коня, но он пал, пронзенный стрелами, так что я едва успел выбраться из-под него. Они гнали меня как зверя, день, ночь и следующий день. Лишь переплыв реку, я оторвался от преследователей. На берегу меня обнаружил магистр Лерх. И выглядело это так, словно он меня там поджидал.
 – Темные эльфы! – Фабиан поднялся. Это был уже не беззаботный молодой повеса, каким он казался прежде. – И целая армия их тварей, говоришь?
 – Ай белегим, – подтвердил эльф.
 – Больги, – перевел магистр Адрион.
 – Но… я полагал, что больги существуют только в древних легендах, – сказал Ким. У него было чувство, что земля уходит из-под ног. Древние истории и предания, бывшие смыслом его жизни, стали реальностью.
 – Мы должны тотчас ехать в Ауреолис. – Фабиан нервно расхаживал по комнате. – Отец должен узнать об этом. Необходимо произвести мобилизацию легионов, чтобы отбросить врага за море.
 – Простите, – в разговор вмешалась Марина, не произнесшая до этого ни слова, – но может быть, они намереваются напасть на Эльдерланд?
 – Вряд ли, – ответил Ким. – Здесь темному народу нечего делать. А вот с Империей у них старые счеты.
 – Очень старые счеты, – добавил Фабиан и пояснил: – Более тысячи лет назад между людьми и темными эльфами велась кровопролитная война. Моим предкам удалось отразить темных эльфов и отбросить их от границ Срединных Царств. Затем воззвали к Божественной Паре, Владыке и Владычице, и с их помощью чародеи Империи установили магический Ограничительный Пояс между Империей и мрачными островами темных эльфов. Тогда же было создано и другое, ещё более мощное волшебство…
 – А именно: Владыки гномов запечатали Врата Подземного Мира, – громовым голосом вмешался Бурин.
 – Я слышал, что это сделал Высокий Эльфийский Князь, – возразил Гилфалас.
 – Я знаю только одно, – сказал Фабиан, – в те времена было выковано кольцо, которое теперь ношу я. Однако я до сих пор не знаю, какими оно обладает свойствами.
 Как над пучиной времени и пространства из темноты прозвучал голос магистра Адриона:



   В седую старину Эльфийский Князь
   создал семь колец власти.
   Три кольца отдал он человеческим детям,
   чтобы те распоряжались ими
   в Среднеземье по своему усмотрению.
   Два кольца получили Владыки гномов,
   стерегущие Врата в Подземном Мире.
   Одно кольцо – на руке самого Эльфийского Князя,
   правящего Высшим Миром.
   О седьмом кольце не ведает никто.



 Старый магистр наклонился вперед, и огонь выхватил из тьмы его резко очерченное лицо.
 Воцарилось глубокое молчание.
 – Так написано в древнем документе, который, как я ошибочно полагал, находится где-то в музее, – продолжил наконец магистр Адрион. – Я потратил немало времени на его поиски. Но только летом прошлого года, во время посещения Гурика-на-Холмах, он попал ко мне в руки – кто знает, по воле случая или благодаря провидению? Не его ли вы ищете, принц?
 Гилфалас тем временем задал вопрос, который давно был у всех на устах:
 – Что ещё вы знаете о кольцах, магистр Адрион?
 Поначалу магистр медлил с ответом. Затем он сказал:
 – Насколько я знаю, Эльфийский Князь носит первое кольцо. Владыки гномов, восседающие в подземных чертогах, если только… – Тут он резко взглянул на Бурина, но тот молчал. – Итак, три? – подытожил Адрион, как будто разговаривая сам с собой. – Рукопись говорит о человеческих детях. Но кто может сказать, где находятся эти кольца и какой силой обладают? Теперь, когда Ограничительный Пояс прорван, они могут и потерять свою силу. Но в любом случае то, что мы, представители трех Свободных Народов – эльфы, люди и гномы, собрались здесь, несет в себе глубокий внутренний смысл.
 – Мне ясно одно, – отозвался Фабиан. – Вот уже несколько лет в Ауреолис поступают донесения о черных кораблях, которые появляются из ниоткуда. Это явилось одной из причин, и отнюдь не последней, почему отец отправил меня учиться в университет, – чтобы я был готов к тому, что в один прекрасный день тени прошлого вновь возникнут перед нами.
 – У меня один чисто практический вопрос, – вмешался Бурин. – Как мы проберемся сейчас в Империю?
 – Справедливый вопрос, – произнес Фабиан в задумчивости, – дороги к побережью скорее всего перекрыты. Темные эльфы наверняка уже развернули свои боевые порядки и отрезали Эльдерланд от Империи.
 – И через Серповые Горы нам не пройти, – констатировал Бурин.
 – Что же тогда делать? Мы тут крепко застряли и даже предупредить никого не можем.
 – Есть ещё один путь, – раздался чей-то голос.
 – Что? – Фабиан обвел всех присутствующих глазами.
 – Есть ещё один путь. Через болота… – Это была Марина.
 – Но ведь никто его не знает, – вставил Ким, который во время разговора о магии чувствовал себя отчасти не в своей тарелке.
 – Кое-кто знает, – возразила Марина. – Болотный Народ.
 – Да откуда тебе-то это известно? – начал было магистр Адрион, прежде чем ответ стал ему ясен. – Ну разумеется! Ведь твоя семья живет под Виндером, на границе с болотами. Теперь все понятно.
 – Мы торговали с болотниками, – смущенно пояснила Марина. – И я слышала о договоре между фольками и болотниками. Но мне придется пойти с вами. Болотники доверяют не всем, а я их знаю.
 – Это слишком опасно, – в один голос запротестовали Фабиан и магистр.
 – Я тоже пойду с вами, – сказал эльф, – чтобы оберегать деву.
 – Я ненавижу болота, – глухо произнес Бурин, – но, разумеется, тоже отправлюсь с вами.
 В этот миг в Кимбероне Вайте проснулось некое качество, о котором он никогда прежде и не подозревал.
 Разве он не намеревался посвятить свою жизнь размеренной музейной работе, чтобы в свое время, подобно магистру Адриону, в почете встретить старость? Но сейчас он внезапно ощутил острейшее желание из регистратора минувших событий превратиться в живого их участника.
 И сколь многие в истории его народа подходили к такому рубежу, когда отправлялись в опасные путешествия через горы, пускались в плавание по морю на утлых суденышках или спасали друзей ценой собственной жизни – как когда-то отец Кима…
 – И я пойду с вами, – услышал он как будто со стороны собственный голос. – В нашу страну вторгся враг, и среди вас должен присутствовать официальный представитель фольков.
 Он сам себе дивился. Только что он собирался объяснить остальным, что не сможет сопровождать их, поскольку в его обязанности как члена Совета входит работа по мобилизации народного ополчения. И вдруг он произносит совершенно невероятные слова.
 – Прекрасно, Ким. В Империи понадобится представитель нашей страны. И кто знает, где он ещё может пригодиться, – сказал Адрион Лерх.
 Ким хотел было спросить, что магистр имеет в виду, но в суматохе дело до этого так и не дошло. Да и вообще его старый друг и наставник весь этот день занимался довольно странными вещами. Для начала на берегу реки он обнаружил эльфа. Но что он вообще там искал с лошадью и повозкой? Казалось, магистр Адрион знает гораздо больше того, чем говорит.
 Впрочем, сейчас Киму было не до этого. Нужно было известить Совет о том, что он уезжает, проинструктировать Марину относительно вещей, которые следует взять с собой… И ещё тысяча весьма важных мелочей.
 – Поторопись, Ким! – крикнул ему вдогонку Фабиан. – Может случиться, что темные эльфы снова выйдут на след Гилфаласа. А боя в переулках Альдсвика я не пожелал бы и врагу.
 Ким кивнул. Настолько быстро, насколько это было в его силах, он разобрался с бумагами, подготовил сообщение для бургомистра и положил все это на письменный стол. Затем он поднялся в свою комнату, где Марина собирала вещевой мешок, открыл окованный железом сундук и достал оттуда кинжал с лезвием длиной в целый фут. Этот кинжал подарил ему в прошлом году Фабиан. Тогда Ким и не предполагал, что ему может пригодиться такая устрашающая штуковина.
 – Неплохая мысль, господин Кимберон, – согласилась Марина, складывая вещи в мешок, но Ким был слишком сбит с толку происходящим, чтобы понять смысл сказанного ею. Он молча повернулся и спустился по лестнице вниз.
 – Как жаль, что придется идти пешком! Идти на своих двоих, чтобы проведать старого друга, – это, конечно, хорошо, но когда спешишь, предпочтительней четыре лошадиные! – громыхал в прихожей Фабиан.
 – Если только найдется лошадь, которая сможет свезти такого верзилу, – проворчал Бурин. – Оглянись вокруг: мы в Эльдерланде, народ здесь невелик, какой тебе прок от тутошних пони? А я на лошади и вообще никогда не ездил. Нет уж, лучше мы пойдем пешком.
 – Тем более там, куда мы направимся, лошади были бы только лишней обузой, – сказала Марина. – По иным дорогам быстрее ходить, чем ездить.
 – Тогда вперед, – торопил Фабиан. – Жаль, что мы не можем предоставить вам побольше времени для отдыха, Гилфалас, – добавил он, обращаясь к эльфу. – Но мы должны спешить, если не хотим, чтобы Эльдерланд опустошили полностью.
 – О, нам, эльфам, не требуется много времени, чтобы восстановить силы. К тому же я привычен к ходьбе, – ответил Гилфалас. На нем были запасные штаны Фабиана и старая куртка магистра Адриона, которая была ему порядком мала.
 Ким открыл рот и уставился на него.
 – Жаль початого бочонка пива, – проворчал Бурин и вскинул на плечи свой тяжеленный мешок, как будто там лежал пух. Топор в кожаном чехле уже был на своем привычном месте.
 Когда эльф увидел, какой груз собралась навьючить на себя Марина, он галантно подхватил вещевой мешок и повесил себе на левое, неповрежденное, плечо. Все это он проделал с таким изяществом, что Марина была просто не в состоянии этому воспротивиться.
 Фабиан открыл дверь. Дождь все ещё не прекратился, но шум падающих на землю капель уже затихал.
 – Вперед!
 – Одну минутку! – В дверях библиотеки стоял магистр Адрион. – Мне необходимо кое-что сказать Киму. Это не займет много времени.
 Ким зашел в библиотеку и прикрыл дверь. Адрион Лерх стоял, смутно видимый в свете догорающего камина.
 – Магистр… – произнес Ким, и ему внезапно подумалось, что он навсегда прощается со своим старым наставником. При этой мысли страх охватил его.
 Однако магистр Адрион не дал ему ничего сказать.
 – Ким, – произнес он, – я мог бы сказать тебе очень много, но сейчас нет времени. Помни главное: каждый из твоих друзей имеет свои тайны и бережет их – от остальных и от себя самого. Я не хотел бы отпускать тебя в это полное опасностей путешествие совсем беззащитного. Я передал тебе свою должность, теперь бывший хранитель передает и это кольцо.
 Кольцо было довольно невзрачным: круглая полоска металла, который не был похож ни на золото, ни на серебро, ни даже на медь, но казался сплавом различных металлов.
 В оправе был светлый, прозрачный камень. Магистр всегда носил это кольцо на правой руке. Теперь Адрион Лерх снял его с указательного пальца.
 – Отныне оно твое. Может быть, оно принесет тебе счастье. Кольцо напомнит обо мне, если ты окажешься в беде, и укажет каждому путь туда, где в нем нуждаются больше всего.
 – Магистр, – только и смог произнести Ким. – Я никогда не забуду всего, что вы для меня сделали. Но я не могу это принять.
 – Пожалуйста, сделай одолжение старику.
 Острая боль пронзила Кима. Эти слова прозвучали как прощание навсегда, а ведь он любил старого фолька как родного отца.
 Не говоря ничего, он надел кольцо и обнял магистра.
 – И долго это будет продолжаться? – раздался снаружи недовольный голос Бурина. Ким взял свой вещевой мешок. В дверях его дожидался гном. – Идем скорее, остальные уже ушли.
 Чистый после дождя ночной воздух окутал их, словно мокрое полотенце. Бурин и Ким побежали по взбаламученной грязи туда, где в сумерках ещё можно было разглядеть светлые волосы эльфа и темный силуэт Фабиана. На их фоне Марина казалась маленькой тенью.
 Кимберон подумал, что все происходит чересчур быстро. История уже началась, не успел он оглянуться, как стал одним из её участников.
 Магистр Адрион Лерх стоял и смотрел, как силуэты друзей постепенно растворяются в темноте. Дождь прекратился. При каждом шаге от мягкой земли поднимался пар, а принесенный с реки туман поглотил фигуры идущих. Да, в проводнике он не ошибся: Марина не подведет.
 Адрион Лерх улыбнулся. Долго и тщательно он готовился к этому вечеру. Три последние ночи он обследовал берег Эльдера, чтобы найти эльфа, который должен был присоединиться к экспедиции. С этого момента пророчество переставало быть понятным, поскольку отныне все зависело от Кима и его спутников. А его роль на этом завершена. Он передал кольцо, которым с незапамятных времен обладали хранители музея. Теперь сам Ким должен выяснить, какой смысл заключает оно в себе.
 Магистр вернулся в дом, оставив свет только в прихожей и в библиотеке. Он снова будет исполнять обязанности хранителя до тех пор, пока не вернется Ким. Или пока мир не погрузится в хаос.
 Адрион Лерх опустился в удобное кресло и попытался читать. Но буквы расплывались перед глазами, а мысли находились далеко отсюда.
 Его питомец отправился в путешествие, к которому совершенно не готов – как, впрочем, и любой из тех, кто сейчас вместе с ним шагает по тропам, издавна предназначавшимся для них. О, много бы магистр отдал за то, чтобы взвалить на себя ту ношу, которая досталась Кимберону.
 Он вздохнул и нацедил себе пива, когда в дверь вдруг постучали.
 Старый фольк тяжело вздохнул и двинулся в прихожую. Стук становился все более настойчивым.
 Магистр Лерх отворил дверь. Перед ним стояли полдюжины высоких, неуклюжих созданий и человек с бледной кожей в черных блестящих доспехах.
 – Где эльф?
 Вопрос был задан почти мягким голосом, который, однако, был холоден и резок, как северный ветер, дующий зимой с гор.
 Адриан Лерх, как будто защищаясь, поднял вверх правую руку. Однако в ней не было оружия или какого-либо магического талисмана, чтобы поразить врагов. Рука была пуста.
 – Я ничего не знаю… – только и сказал он.
 – Ты ничего не знаешь? – улыбнулся эльф, и черты его лица застыли. – Тогда умри в незнании, старик!
 Темный эльф подал знак больгам, и один их них поднял меч, а затем со свистом опустил его.
 Когда магистр Адрион Лерх коснулся пола, он был уже мертв. Больги безучастно перешагнули через его труп, чтобы обыскать дом.
 Они обнаружили лишь разорванную и окровавленную одежду эльфа и исчезли в ночи так же бесшумно, как и появились.
 Только на пороге дома остался лежать мертвый хранитель прошлого…




 3
 МЕЖДУ ОГНЕМ И ВОДОЙ


 Отяжелевшие от дождя, едва различимые на фоне ночного неба тучи обволакивали все душным покрывалом. Впрочем, ни у одного из путников не было времени высматривать на небе звезды. Ким должен был признаться себе, что между мечтой о путешествии и его реальностью пролегала пропасть. В его воображении мир был полон солнечными лучами, легким бризом и светом эльфийских звезд на ясном небе. Действительность же выглядела совсем иначе. Промозглая погода вызывала тоску по уютному огню в камине, а отнюдь не помыслы о грядущих подвигах.
 Да и вообще с какой стати он здесь? Он сказал своим спутникам, что при случае будет представлять интересы фольков при императорском дворе, но эта причина казалась теперь лишь отговоркой.
 – Осторожно, – сказала внезапно Марина. – Слышу стук кованых сапог.
 – Белегим! – вырвалось у Гилфаласа, и он с шумом втянул в себя воздух.
 – Больги!
 Мимо огромных складов, чьи каменные основания возносились вверх подобно крепостным валам прошлых эпох и терялись в лабиринте балок, талей и подгрузочных кранов, Марина быстро провела их в укрытие под защиту погрузочных сходен перед одним из больших лодочных эллингов. Первоначально она намеревалась на одной из лодок, принадлежащих Совету Эльдерланда, перебраться на южный берег Андера, чтобы уже оттуда, минуя Виндер, пробраться к болотам. Но поскольку слуги темных эльфов уже были здесь, этот план сорвался.
 Тем временем Ким тоже услышал звук шагов. Он становился громче и громче. Молодому фольку казалось, что сердце его вот-вот остановится. Ему представлялось, что больги идут прямо на него, что они ищут именно его. Ким затаил дыхание.
 В этот миг он почувствовал на своем плече руку Бурина. Гном догадался, что Кима одолевает страх, и этим простым жестом показал фольку, что тот не один. Ким глубоко вздохнул.
 Все с напряжением ожидали, что будет дальше, однако шаги вскоре замерли.
 – Они идут к городским воротам. Быстро сюда! – тихо, но уверенно сказала Марина.
 Остальные без колебаний последовали за ней. Ким догадался, что Марина ведет к Ангеру. Когда-то Ангер был болотом. Сто лет назад, при Торстене Бройхе – деде нынешнего бургомистра, болото осушили и разбили там парк. Дело в том, что как ни любили фольки праздников с фейерверками, они не желали рисковать, чтобы город в один прекрасный вечер загорелся от падающих ракет. Поэтому горожане и разбили парк, чтобы не праздновать осенний праздник фонарей на каком-нибудь пустыре. Внезапно Киму пришло в голову, что из-за вторжения темных эльфов и их тварей праздник тоже под угрозой. А состоится ли в следующем году праздник танца в ночь летнего солнцестояния, как это уже заведено веками? Ким чувствовал, что многие вещи начали изменяться, а некоторые из них уже никогда не станут такими, какими были прежде.
 В темноте Ангер выглядел как настоящий лес, разве что деревья росли слишком уж симметрично. На реке здесь было несколько бухточек, откуда обычно и запускались фейерверки. Видимо, решил Ким, Марина надеется найти там лодку.
 К слову сказать, Марина знала парк как свой огород и вела их быстро и уверенно. Только когда слышались какие-либо подозрительные звуки, они на мгновение останавливались.
 Спутники продвигались дорожками, которыми пользовались только парковые сторожа, – Марина впереди, остальные молча и напряженно шли гуськом за ней. Гилфалас и Фабиан не снимали рук с рукояти мечей, и даже Бурин обнажил свой топор.
 Дождь прекратился, однако, как гласит древняя мудрость фольков, под деревьями дождь идет дважды. При каждом порыве ветра с мокрых ветвей на спутников обрушивались потоки воды. В итоге они основательно промокли и озябли.
 В кромешной тьме Марина находила дорогу с уверенностью лунатика. Она вела путников к восточному мосту через Андер. Все понимали, что переправиться по мосту они не смогут. Уж если темные эльфы проникли в город, то мосты наверняка у них под контролем.
 Небо слегка прояснилось. До спутников донеслось журчание воды. Перед ними была река.
 – Лодка, – сказал Бурин и указал на берег. В зарослях тростника виднелась темная низкая барка, достаточно вместительная, чтобы они все могли на неё погрузиться.
 – Да, – тихо ответил Фабиан. – Разве не здорово? Ты же у нас так любишь речные прогулки…
 Бурин только буркнул что-то себе под нос.
 – Откуда ты знала, что здесь окажется лодка? – без всяких задних мыслей спросил Ким.
 – Это лодка рыбака Кнута, – ответила Марина. Было заметно, что она смущена. – Мы… в свободное время…
 – Ладно-ладно, – дружелюбно перебил её Ким, которому постепенно открывалось, как мало он знал добрую фею своего домашнего очага. – Подробности нам знать совсем не обязательно.
 Они поднялись на борт: Марина – уверенно, Бурин – осторожно ощупывая днище. Фабиан встал у руля, а Ким с Гилфаласом без слов взялись за длинные весла.
 Кильватерная струя оставляла серебристый след на темных волнах. Было тихо: за исключением слабого плеска в те моменты, когда весла вспенивали воду, лодка двигалась бесшумно. Никто не произнес ни слова, поскольку все знали, как далеко разносится звук над водой, да к тому же ночью. Ниже по течению, там, где в темноте лежал город, то и дело возникали красноватые сполохи.
 В конце концов они пристали к берегу в бухте, скрытой от посторонних глаз деревьями. Бурин и Фабиан вытащили лодку на песок.
 – Ну что, дровосек, так ли уж это все страшно? – спросил Фабиан, знавший, что у гнома имеются определенные предубеждения относительно воды вообще и лодок, особенно тех лодок, на которых предстоит плыть.
 – Даже и не знаю, – проворчал гном. – Если бы Владыка захотел, чтобы мы передвигались по воде, то он бы дал нам жабры, хвосты и плавники. Но вообще-то все было не так и страшно…
 – То-то я смотрю, как ты вцепился в борт…
 – Поосторожней, принц, – проворчал Бурин. – Я ведь могу разозлиться, и тогда я тебя укорочу топором так, что станешь ростом с меня.
 – Пожалуйста, перестаньте, – вмешался в перепалку Ким, – поблизости могут быть больги.
 Ему было не до шуток.
 Они продолжили путь, продираясь через заросли ивняка. Ветки больно хлестали, а каждый шаг вызывал легкое сотрясение покрытой густым мхом почвы.
 Внезапно Ким споткнулся и чуть не свалился в полузасыпанную яму, если бы Фабиан не удержал его. Теперь он понимал, что они находятся южнее Андера в районе искусственных заливных лугов. Эта территория на южном берегу каждой весной затоплялась во время сезонного подъема уровня воды в реке, но благодаря этому прочие земли оставались незатронутыми паводком. Ландшафт прорезал лабиринт каналов, придававший этому месту особенное очарование.
 Марине не нужно было искать дорогу, она отлично ориентировалась и здесь. Остальные следовали за ней, полностью доверившись опытной проводнице.
 Они шли в полном молчании, что на Кима действовало угнетающе. Он ещё не оправился от страха, который ему пришлось испытать под сходнями. Приключение, раздумывал он, это нечто совершенно некомфортное. Никакого радостного насвистывания при походе в Неизвестность, как представлялось ему в мечтах, но скрытное продвижение с боязнью, что тебя вот-вот обнаружат. Интересно, а его спутники тоже испытывали что-то вроде страха?
 Тем временем отлогий склон, по которому они поднимались, превратился в своего рода естественную террасу, образующую переход от речной долины к лежащим за ней плодородным пахотным землям. Здесь ещё изредка попадались тополя и ивы, но постепенно уступали место полям и садам. Путники оказались на открытом месте.
 Гном снова взялся за топор. Некоторое беспокойство проявляли и Фабиан с Гилфаласом, чего нельзя было сказать о Марине. Она продолжала уверенно шагать вперед.
 Крестьянские дворы они обходили стороной, поскольку не хотели вызывать ничьего любопытства. Одновременно они надеялись таким образом защитить крестьян, ибо чем меньше те обо всем этом узнают, тем лучше для них.
 Ким с беспокойством подумал о магистре Адрионе. А что если оккупанты по следам Гилфаласа добрались и до дома хранителя? Если даже такой мужественный и благородный воин вынужден был спасаться бегством от созданий тьмы, то что сможет противопоставить этим существам старый ученый?
 Поднялся ветер и погнал перед собой облака, так, однако, и не рассеяв их окончательно. Свет был обманчивым, и сумерки уверяли глаза в том, чего на самом деле не было. Разве вон там из темноты не выглядывает великан? Ах нет, это всего лишь огромный валун! А разве чуть поодаль не притаились какие-то зловещие фигуры? Нет, это всего лишь кусты, колеблемые ветром.
 Но больги не появлялись. Наступающий день и то, что наконец-то перестал лить дождь, – все это прибавило путникам уверенности.
 Окрестности Альдсвика остались позади. Друзьям предстояло пройти дюжину помещичьих усадеб, вокруг которых лепились хижины поденщиков, иногда образующие целые деревни.
 Их путь, однако, пролегал в стороне от дорог. Он вел вдоль колючих изгородей и под защитой изредка попадающихся рощиц.
 С востока, над далекими вершинами Серповых Гор, которые были ещё скрыты в дымке, поднималось солнце. Его лучи начинали растворять ночной туман, проплывающий клубящимися, пропитанными дождем волнами. Вскоре дневной свет уже залил все вокруг.
 Восходящее солнце прогнало ночные мысли из головы Кима, и, впервые с тех пор как они отправились в путь, он начал находить в путешествии и положительные стороны. Страх перед больгами и беспокойство за магистра Адриона отступили на задний план.
 Взгляд Кима скользнул по окружающей местности: он увидел широкие поля и луга, зеленые долины в мягком свете утреннего солнца. Эта страна – его родина, и он вдруг почувствовал, как редко видел её за последнее время: то учился в Аллатурионе, то почти безвылазно сидел в музее. Ким решил, что после возвращения немедленно подыщет предлог, чтобы объездить весь Эльдерланд.
 Он тихонько стал насвистывать песенку, которую студенты пели во время походов, на каникулах. Чей-то чистый голос подхватил мелодию, Ким оглянулся. Это был Гилфалас, а вот уже и остальные подхватили:



   Ты легок на подъем, дружок.
   И нам бы подошел.
   Поскольку вещевой мешок
   И без того тяжел.


   Неужто, если лямки трут,
   Так сразу по домам?
   Нет, непременно поутру
   Рассеется туман.


   Вот солнышко, стремясь в зенит,
   Ночную гонит тень.
   И все, что горизонт таит,
   Откроет новый день. [3] 



 – Какая хорошая песня, – сказала Марина, когда отзвучал последний куплет. – Но сейчас мы должны отдохнуть в надежном укрытии. Там, за холмом, стоит хижина пастуха. Она сейчас пустует.
 Они двинулись вслед за Мариной, и каждый внезапно ощутил, как сильно прошедшая ночь подточила его силы. Снова дали о себе знать усталость и холод.
 Впрочем, вскоре предсказание маленькой женщины сбылось. Хижина оказалась просторной. Из прихваченных с собой припасов Марина приготовила несколько запоздавший ужин. Поев, друзья закурили: Ким не забыл положить в свой мешок табак и несколько трубок.
 – Первым на дежурство заступаю я, – уже засыпая, услышал Ким голос Фабиана…
 Вдруг Ким почувствовал, как кто-то тормошит его за плечо. Ему показалось, что он не спал вовсе или задремал на пару минут.
 – Поднимайся, лежебока! – произнес кто-то низким голосом.
 Оказалось, что это Бурин.
 Ким протер глаза. Он чувствовал себя разбитым.
 – Что, уже утро? – спросил он.
 – Нет, вечер. Мы должны идти дальше.
 Не лучше фолька чувствовали себя и остальные. Только Гилфалас выглядел отдохнувшим. Видимо, правду говорят, что эльфам не нужно много спать, подумал Ким.
 Когда они вышли из хижины, заходящее солнце скорее чувствовалось, чем его можно было увидеть: все небо было покрыто темно-серыми, плотными облаками. Киму стало ясно, что предстоящая ночь, насколько он умел предугадывать погоду в Эльдерланде, будет по меньшей мере такая же неуютная, как и предыдущая. Если ветер принес эти облака с запада, то дождь будет лить не переставая несколько дней – не сильный, но нудный. Почва станет мягкой, и они будут идти по щиколотку в грязи. Ким накинул капюшон, затянул вещевой мешок и проверил, как тот сидит.
 Он ещё раз недовольно взглянул на небо, и в этот миг упали первые капли: начался дождь.
 – Да благословит Владыка воду небес! Она полезна для полей, но мы-то при чем? – ворчал Бурин.
 – Радуйся, что ты мал ростом, – возразил Фабиан. – Из-за этого капли попадают на тебя не так часто.
 – Шутник! – проворчал гном. – Я пошире тебя, а кроме того, из-за брызг я постоянно хожу мокрый по пояс, так что это уравнивает положение.
 Шедший рядом с Кимом Гилфалас удивленно приподнял бровь.
 – Скажите, господин Кимберон, – спросил он, повернувшись к фольку, – у меня сложилось впечатление, что принц Фабиан, – эльф ещё не рисковал употреблять его имя без титула, – и гном… Они действительно друзья? Иногда можно подумать, что это непримиримые враги.
 – Успокойтесь, – ответил Ким. – У них самая крепкая дружба, какую только можно себе представить. Но они подтрунивают друг над другом с тех самых пор, как познакомились. Думаю, что они так любят друг друга, что у них нет необходимости демонстрировать это при помощи благородных жестов или красивых слов. Поэтому они и обмениваются колкостями. Для Фабиана это даже полезно, ведь во дворце он окружен далеко не всегда искренним дружелюбием. И наш Бубу действует как контрастный душ.
 – А почему вы зовете его Бубу? – спросил Гилфалас.
 – Это прозвище он получил в университете. Оно возникло, потому что один рассеянный профессор никак не мог запомнить имена гномов. Тем более что для человеческого уха они звучат очень похоже. Впрочем, наш друг быстро привык к своему прозвищу, прекрасно понимая, что мы могли бы наградить его кличкой и похуже.
 Марина снова возглавила группу путников. Женщина-фольк, казалось, знает Эльдерланд так, как крестьянин из Цвикеля знает свой собственный хозяйственный двор.
 – Откуда вы так хорошо знаете эти места, добрая женщина? Это просто удивительно, – обратился к ней с вопросом Фабиан.
 – Мой дядя, брат матери, – начала рассказывать Марина, которая после похвалы наследного принца чуть не выросла на несколько дюймов, – торговал вразнос в этих местах. А при такой работе, чтобы не давать кругаля, нужно знать каждую тропинку, каждый дом и каждый акр пашни. Когда я была маленькой, дядя часто брал меня с собой. Так что все очень просто.
 – Я радуюсь наступающему утру, – заметил Фабиан. – Надеюсь, мы скоро снова отогреемся и обсохнем в какой-нибудь хижине.
 – Боюсь, – возразила Марина, – что нам в лучшем случае придется отдыхать под ветвями елового леса, и то при условии, что мы поторопимся. А иначе придется искать убежище в зарослях терновника.
 – Терновые шипы научат высокого господина смирению, – пробурчал Бурин, не потерявший чувства юмора даже при таком невеселом известии.
 – Терновые шипы я ещё как-нибудь стерплю, но там наверняка будет сыро… – Голос Фабиана выражал явное неодобрение.
 – Это один из недостатков поездки на пикник без дворцовой прислуги, которая непременно раскинула бы в этой чащобе шатер для венценосного путника. Но в любом случае, как только мы перейдем границу Империи, ты должен будешь использовать все свое влияние, чтобы остаток пути до дворца твоего батюшки мы провели в совершеннейшем комфорте.
 – Бубу, я тебя люблю, – произнес Фабиан. – Ты всегда возвращаешь меня к реальности. Но я полагаю, что Ауреолиса мы вообще не увидим. Из Карас Андрэе, первого имперского города на нашем пути, я разошлю гонцов и сам предприму все необходимые действия, чтобы дать отпор темным эльфам.
 – Атай! – шикнул Гилфалас. – Тихо!
 Все замерли. Бурин прикрыл могучей спиной Марину и Кима. Фабиан извлек было из ножен меч, но поднятая вверх рука Гилфаласа заставила его помедлить.
 – Прислушайтесь!
 Теперь слышал и он. Вой был тихим и далеким, но все равно в нем ощущались лютая злоба и одновременно глубочайшее отчаяние.
 Ким почувствовал, как волосы у него становятся дыбом. Он взглянул на Марину и увидел, что она тоже дрожит. Боже, какие существа могут издавать звуки, подобные воплям проклятых душ из самых темных бездн по ту сторону света? Он попытался представить их, но у него, к счастью, не хватило воображения.
 Внезапно вой затих. Никто не шевелился. Вокруг царила тишина.
 Некоторое время спустя вой послышался вновь, но на этот раз тише и уже с другой стороны, пока не затих вовсе.
 – Что это было? – спросил Фабиан.
 По бледному лицу Гилфаласа пробежала дрожь.
 – Псы-призраки, – ответил он. – Думаю, они потеряли наш след.
 – Клянусь безднами Подземного Мира, – выругался гном, поскольку на этот раз непринужденность оставила и его. – Что это за твари?
 – Не говорите о них. Одна только мысль может вернуть их обратно. Молитесь, чтобы мы никогда с ними не повстречались.
 В подавленном настроении они продолжали путь. Им приходилось перебираться через ямы и ручьи, продираться сквозь колючие заросли и шагать по глинистым, скользким тропам. Ночь была темна, как предыдущая, однако и от наступающего рассвета они не получили заряда бодрости, как это случилось вчера.
 Ветер утих. Воздух, однако, оставался пронизывающе холодным.
 На опушке елового леса они нашли относительно сухое место для стоянки.
 Гилфалас подозрительно разглядывал врученный ему кусок вяленого мяса.
 – Благородный принц, – проговорил гном, обернувшись к нему и не переставая жевать, – вам никогда не приходилось лакомиться в Империи блюдами армейской кухни?
 – Нет, – ответил тот. – Но я не знал, что…
 – В таком случае вы не представляете, как много потеряли. Наш высокородный спутник, наследник многих престолов, повелитель огромного народа, как кулинар не слишком силен. Но в сравнении с той пищей, что подают в легионах, его стряпня восхитительна!
 – Ох, – вырвалось у эльфа, не знавшего, что и ответить.
 – Да не так уж он и плох. Его бифштексы в годы нашего ученья были совсем недурны, – вмешался Ким, чтобы помочь Гилфаласу выбраться из затруднительного положения.
 – Я тоже любил мясо, приготовленное принцем, – кивнул Бурин, – особенно тот его слой, что находился между плохо прожаренной и подгоревшей частью.
 – Почтенные господа, – попыталась сгладить ситуацию Марина, – за разговорами вы напрасно тратите силы. Ешьте и ложитесь-ка спать.
 Первым на дежурство заступил Ким. После этого ему было трудно заснуть. Во-первых, как он ни крутился и ни вертелся, в его спину вонзались какие-то корни и камни. Во-вторых, всякий раз, когда он закрывал глаза, ему чудился вой псов-призраков.
 Когда его разбудили, день уже склонился к вечеру. Разжечь огонь они не рискнули. Под елями было достаточно хвороста, но чад от влажного дерева и мокрых еловых иголок был бы виден за много миль. Снова пришлось жевать хлеб, сыр и колбасу, позаимствованную из кладовой Кима, запивая их холодной водой. И даже курительные трубки не смогли исправить положение. Холод и непрекращающийся дождь не способствовали поднятию духа. К счастью, никто не отыгрывался за свое плохое настроение на других. Ким, однако, опасался, что так долго продолжаться не сможет. Достаточно будет одной искры, чтобы разрушить мир в их экспедиции.
 Фабиан потянулся до хруста в суставах.
 – Ха, принцу, привыкшему почивать на мягких перинах, не слишком-то по душе землица, – пробурчал Бурин.
 Они шли всю ночь. На этот раз место для лагеря оказалось совсем никудышным: крышей им служила пара жалких кустов. Они вымокли насквозь. Их плащи уже давно превратились в мокрые мешки, тянущие к земле. Ким с трудом нес этот дополнительный вес. Даже Гилфалас выглядел изможденным. Его лицо казалось бледнее обычного, а единственными темными пятнами на нем были круги под глазами.
 На четвертую ночь марша они оставили у себя за спиной Виндер, деревню, которую во время своего ночного перехода даже не увидели. Ким мечтал теперь только о теплой кровати и горячей пище. Он удивлялся, что до сих пор выдерживает все это, уже чисто механически переставляя одну ногу за другой.
 Наконец они достигли Мура, большого скопления холмов, тянущихся от Серповых Гор до моря.
 – Когда мы уже придем? – спросил Ким слабым, утомленным голосом. У него текло из носа, глаза покраснели от бессонницы и резкого, дующего с моря ветра.
 – Скоро, – ответила Марина. Этот разговор случился на шестую ночь путешествия, ближе к утру. На этот раз они нашли пристанище под глинистым склоном. Узкий выступ представлял собой слабую защиту, однако внутри было почти сухо.
 – Здесь уютно, – заметил Бурин. – Сюда бы ещё парочку цветочных ваз, ковер, и могла бы получиться неплохая летняя резиденция.
 Фабиан измученно взглянул на него.
 – Бубу, пожалуйста, перестань. Настроение у меня сейчас – хуже некуда, и я бы очень не хотел с тобой поссориться…
 Бурин посмотрел на друга и кивнул.
 Фабиана можно было понять. Не только тяготы похода мучили принца. Мысль об угрозе с запада не давала ему покоя: темные эльфы и их слуги больги, а возможно, и другие, ещё более жуткие твари, созданные мрачной магией темных эльфов.
 Да и всем было ясно, что вместе с темными эльфами возвратилось и древнее проклятие Срединных Царств. И сейчас, в конце сентября семьсот семьдесят седьмого года по летосчислению фольков, они стоят на пороге новой большой войны.
 – Извини, дружище, – выдавил из себя гном и засопел.
 – Послушай, Бубу, – сказал принц. – Все не так уж и плохо. И когда я наконец снова проведу хотя бы одну ночь в кровати, выпью кружку пива и съем горячий обед, ты сможешь снова подшучивать надо мной…
 Фабиан замолчал и взглянул на небо, откуда непрерывно лил дождь.
 – Понял, – только и сказал гном.
 Все в молчании вглядывались в сумерки.
 – Может быть, разведем огонь? – решился наконец сказать Ким.
 – Не советую, – подал голос Гилфалас. – Больгов не видно, но они могут идти по нашим следам. У нас замечательный проводник, избавляющий нас от встреч с белегим и их хозяевами. Однако костер, каким бы маленьким он ни был, может привлечь их. А сейчас мы не в состоянии выдержать бой.
 – К сожалению, эльф прав, – проворчал гном. – Остается надеяться, что болотники окажутся гостеприимными хозяевами и мы сможем отдохнуть денек-другой.
 – Не сомневайтесь, – сказала Марина. – Тот, кто знает нужные слова, находится под их покровительством. Кроме того, закон гостеприимства болотники соблюдают свято. Мы наверняка найдем пристанище в их хижинах на день-другой и при этом будем чувствовать себя как дома.
 – Боюсь, мы не сможем оставаться у них так долго, – заметил Фабиан.
 Бурин мрачно посмотрел на друга, понимая, однако, что тот прав.
 – Впрочем, – продолжил принц, – пару часов отдыха и горячую пишу мы сможем себе позволить.
 Затем они попытались уснуть.
 Ким дрожал от холода, но в конце концов усталость одолела его, и он забылся беспокойным сном.
 – Господин Кимберон!
 Голос Марины с трудом проник в сознание Кима. Спал он тревожно, но тотчас вспомнил, что во сне присутствовали кольцо Фабиана и магистр Адрион…
 – Просыпайтесь! – настойчиво повторила Марина. – Уже пора.
 – Куда пора? – спросил Ким и протер глаза. Однако ответ был очевиден: в их отряде появилось пополнение.
 Без сомнения, это и был болотник. На пришельце были штаны и куртка, которые когда-то были скорее всего серо-коричневыми, но налипшая грязь не позволяла уже различать цвета. Подобным же образом выглядел плащ, который, по всей видимости, был серым, когда покидал портновскую мастерскую. Теперь же, насколько вообще об этом можно было судить, он сплошь состоял из разноцветных заплаток и грязи.
 Ким с удивлением констатировал, что болотник ничуть не похож на фольков. Разумеется, Ким читал об этом, но одно дело прочесть описание в книге, а совсем другое – увидеть собственными глазами.
 Болотник ростом был с Кима, однако более крепкого сложения, чем фольк. Лицо его было широкое, но не слишком скуластое. Глаза – глубоко посаженные, а уши не такие острые, как у фольков.
 – Приветствую. Кимберон Вайт, к вашим услугам, – пробормотал Ким, поднимаясь и пытаясь размять затекшие ноги, что далось ему не так-то легко.
 Болотник развернулся к нему, причем для этого ему пришлось повернуть не только голову, но и все туловище. Ким увидел, что справа и слева на его странным образом раздутой шее выступают переливающиеся различными цветами наросты, сплошь изборожденные венами и представляющие собой нечто среднее между жабрами рыбы и пузырем лягушки.
 – Гврги, з пар серву. Приветствовать тебя и я, Кимберон Вайт. – Голос был высокий, похожий на кваканье лягушки. Когда гость поднял руку, Ким смог разглядеть перепонки между последними фалангами пальцев: согласно древним манускриптам – ещё один характерный признак болотника.
 Это было уже чересчур. Ким с трудом подавил улыбку.
 – Ты поведешь нас через болота?
 – Да, – проквакал болотник. – Женщина произносить правильные слова, и Гврги быть к вашим услугам. Гврги показывать путь.
 – Тогда позволь нам собраться, – сказал Ким, но в тот же миг понял, что это предстоит только ему одному: остальные были уже готовы выступать. Фольк смутился.
 – Нет причин для волнения, – пробасил Бурин. – Мы специально не будили тебя. Собирайся без спешки. Да и не забудь поесть.
 Впрочем, хлеб отсырел, и Ким, с урчащим от голода желудком, закинул за спину свой вещевой мешок.
 С наступлением сумерек они продолжили путь. Под ногами песчаник и скальный грунт постепенно уступали место торфу. С каждым шагом путники по щиколотку увязали в трясине, и Ким задавался вопросом: а так ли надежен их новый проводник? Марина выполнила свою часть работы, причем выполнила превосходно. Однако можно ли в той же мере положиться и на этого вожатого?
 На болотистой почве пышно разрастались причудливо переплетенные кустарники, осока и крупные бледные цветы с мясистыми листьями, между которыми тихо булькала жижа. Попадались изредка и березки, и при виде их мысли Кима невольно возвращались к уютному огню камина.
 – Земля скоро становиться тверже, – раздался голос их проводника, который как будто прочитал мысли Кима.
 – Хотелось бы на это надеяться, – пробурчал Бурин. – Я не так высок, как мои спутники, а вес мой больше. Поэтому если мы начнем тонуть, то у меня прекрасная возможность сделать это прежде всех. Очаровательная Марина, наш всезнающий друг Ким и я будем первыми, кому вместо воздуха придется вдыхать ил…
 – Не беспокоиться, – произнес квакающий голос. – Следовать Гврги, и тогда ни один не утонуть.
 Затем болотник внезапно рассмеялся – причем таким смехом, который ничуть не показался Киму искренним. Однако тотчас хранитель Музея истории обругал себя болваном, поскольку это в нем, убеждал он себя, прорывается узколобое мышление фольков, никогда не доверявших чужеземцам.
 Так же как и в предыдущие дни, над ними нависало серое небо. Путники с трудом продвигались вперед. Голова шла кругом от гнилостных испарений, напоминавших запах тухлых яиц. Время от времени из-под ног взлетала потревоженная птица и зло кричала путникам вслед. А вообще их окружала жутковатая тишина, в которой с предательской громкостью раздавалось хлюпанье болотной жижи под их ногами.
 Так гуськом они и следовали за проводником. Шествие замыкал Фабиан, то и дело оглядываясь. Он тоже чувствовал себя неважно. Испытывал ли он, как и Ким, недоверие к болотнику? Или во всем было виновата трясина, заставлявшая его так нервничать? Если они повстречают здесь больгов, то не останется ничего другого, как принять бой. Любая попытка к бегству неминуемо приведет к гибели в трясине.
 Гврги тем временем заметно прибавил скорости. Путешественники же, напротив, передвигались из последних сил. Расстояние между ними и проводником постоянно увеличивалось.
 – Эй! – крикнул ему Фабиан. – Куда ты так бежишь, болотник?
 – Гврги хотеть приводить вас в деревню до наступления ночи. Сейчас находиться ещё далеко от деревни, – торопливо ответил Гврги.
 – Но она же совсем не в той стороне… – начала было Марина, но так и не договорила.
 В этот миг Гврги бросился бежать, издавая при этом резкий крик, а высокая трава вокруг них внезапно пришла в движение.
 Они очутились на прогалине, свободной от каких-либо деревьев или кустов, но по краям окруженной зарослями высокого тростника, откуда внезапно повыскакивали вооруженные болотники. В руках они держали дубинки, палки и топоры, а некоторые даже ржавые клинки.
 Крик Гврги был сигналом к атаке!
 Фабиан и Гилфалас схватились за мечи. Бурин одним движением сорвал чехол с боевого топора.
 – Ну, Инзилагун, пришло время тебе поработать, – пробасил он и для пробы взмахнул оружием.
 Ким достал свой кинжал и встал перед Мариной. Он был настроен весьма решительно, несмотря на то что очень мало или даже совсем ничего не смыслил в бое. Хотя он и участвовал в учениях народного ополчения, а также брал в свое время и уроки фехтования у Фабиана, но этого вряд ли было достаточно.
 Внезапно раздался резкий, жутковатый звук бычьего рога. Только темным силам было ведомо, откуда он взялся у болотников.
 Марина, казалось, не до конца понимает происходящее. Слезы застыли в её глазах. Она завела господина Кимберона, обоих принцев и гнома в ловушку…
 Первые болотники приблизились к путешественникам. Фабиан и Гилфалас своими мечами отразили их удары. Для атаки поднял свой топор и Бурин.
 В этот момент Марина вышла из оцепенения.
 – Нет, – крикнула она. – Не убивайте их! Здесь какая-то ошибка. Слова договора священны!
 Ее слова резко прозвучали над болотом, на мгновение перекрыв даже звуки боя.
 – Слушайтесь ее! – крикнул принц. – Убивайте только в крайнем случае!
 – Хорошо! – процедил Бурин. – Как скажешь…
 В этот момент один из нападавших с дубовой булавой в руках обрушился на гнома. Бурин отбил удар плоской стороной топора. Дерево было закалено в огне и выдержало удар. Гном быстро шагнул вперед и, прежде чем болотник успел понять, что происходит, изо всей силы заехал ему локтем в подбородок.
 Болотник закатил глаза и рухнул на землю. Бурин поднял булаву поверженного противника, взвесил её в руке и удовлетворенно хмыкнул. Булава могла в лучшем случае поломать пару костей, но убить ею кого-нибудь было бы проблематично.
 – Круг, – резко раздался голос Фабиана, – возьмите Марину в круг, и пусть они тогда сунутся!
 Они выстроились в круг, как будто и раньше проделывали это.
 Принц понимал, что долго они не продержатся, но страстно надеялся, что слова Марины возымеют действие. Дело в том, что женщина-фольк постоянно выкрикивала что-то на языке болотников; в её голосе звучало отчаяние. Однако крики не возымели никакого эффекта. Болотники приближались. В их глазах отсутствовало какое-либо выражение. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть, они весьма проворно перемещались на вязкой земле, куда ловчее, чем это делал любой их путников.
 Бурин со своей булавой заставлял нападающих держаться от него на расстоянии, и поначалу казалось, что болотники ничего не могут этому противопоставить. Тяжелая закаленная дубина снова и снова обрушивалась, каждый раз находя себе цель. Однако болотные твари учились быстро. После того как двое из них оказались на земле, остальные стали нападать на гнома, размахивая жердями, имевшими на конце острие из кости. Дважды или даже трижды им удалось ранить гнома.
 Фабиану и Гилфаласу тоже изрядно доставалось. Болотники быстро смекнули, что им нет необходимости лезть под клинки. Полдюжины этих созданий истекали кровью из ран, нанесенных мечами. Но и принцу с эльфом не удалось уберечься от ударов. Ни одна из ран не была опасной, однако рука Гилфаласа начала неметь, да и Фабиан размахивал своим мечом уже не так яростно, как вначале.
 Киму было в этом отношении проще всего, поскольку против него выступал лишь один противник. Короткий клинок, который Фабиан однажды в шутку назвал ножом для нарезки овощей и который с тех пор носил имя «Коротыш», тем не менее помогал ему отражать удары копья с костяным наконечником.
 – Высокородный! – крикнул Бурин. – Так мы долго не продержимся. Сдается мне… что наша миссия закончится в этом болоте… и мы ни весть нашу не донесем до людей… ни тайну… твоего кольца… не узнаем. – При каждом ударе гном покряхтывал; было заметно, как он устал.
 – И что же мы, по-твоему, должны теперь делать?
 – Атаковать! Так мы… хотя бы… прихватим… парочку… этих уродов… с собой на тот свет.
 – Полагаю, он прав, – выдохнул Гилфалас.
 – Тогда вперед! – крикнул Фабиан.
 Бурин молниеносно поднял свой топор, отбросив дубину. Дело приняло серьезный оборот. Они дорого возьмут за свои жизни.
 Фабиан тоже занес руку для удара – и замер.
 Его правая рука полыхала как огонь, будто он схватился за крапиву. Взгляд принца скользнул вверх. Из его правой руки восходил к небу сияющий зеленый свет, разрывающий темноту. Казалось, что это сияние повелевает силами природы, поскольку в один миг все затихло. Даже дождь прекратился.
 – Aнг квари! – раздался чей-то голос. – Нгой aнг квари!
 Этих слов можно было и не произносить. В то мгновение, когда рука Фабиана стала источать свет, болотники замерли и упали на колени.
 – Надо было сделать это раньше, – пробурчал Бурин. – Тогда бы не пришлось столько возиться.
 – Да я… понятия не имел, – заикаясь, пролепетал Фабиан, окончательно сбитый с толку. – О чем они там говорят?
 – Ан-Гварин, – к собственному удивлению услышал Ким свой голос. – На древнем языке эльфов это означает…
 – … король, – договорил Гилфалас.
 – Что? – спросил Фабиан, как будто очнувшись ото сна. Сияние исчезло, и снова спустились сумерки. Фабиан опустил руку и разглядывал кольцо, камень которого ещё переливался зеленым светом.
 Болотники все ещё стояли на коленях, склонив головы и ожидая решения своей участи.
 Гврги подполз к принцу.
 – Пощадите, господин, – квакающим голосом пролепетал он. – Пощадите…
 Бурин поднял топор и сделал шаг вперед.
 – Стой, дровосек! – крикнул Фабиан. – Я считаю, что к таким мерам нам больше прибегать не придется.
 – Тем не менее я хочу кое-кому преподать урок. И потом мне любопытно посмотреть, что за звери пожирают в здешних болотах падаль…
 – А если не ты, то это сделаю я! – фыркнула Марина. – Он нарушил священный договор между болотниками и фольками! Договор, скрепленный клятвами землей и водой!
 – Перестаньте! – приказал Фабиан. – Пусть он скажет все сам.
 – А потом отдайте его мне! Клятвопреступник! – выкрикнула Марина.
 Ким не узнавал её. Лицо Марины исказил гнев, который у кроткой и прилежной экономки невозможно было даже и вообразить.
 – Никто его и пальцем не тронет! – коротко, но уверенно сказал Фабиан.
 – Марина, дай покой ногам, – сказал Ким, прибегая к старой поговорке фольков, а Бурин добавил:
 – Мы не должны причинять зло Гврги. Нашему Фабиану твои клятвы, маленькая женщина, нипочем. Он – политик. А занимаясь политикой, каждый день приходится нарушать и вновь заключать по крайней мере десять договоров…
 Фабиан искоса взглянул на Бурина, что заставило того замолчать. Затем он вновь повернулся к съежившемуся на земле, дрожащему болотнику.
 – Встань! – повелел он. – И объяснись!
 Гврги с трудом поднялся на ноги и теперь стоял, опустив голову.
 – Я… я… голлум. – Больше от него ничего не удалось добиться.
 – Посмотри мне в глаза! – потребовал Фабиан.
 Помедлив, Гврги поднял глаза. У Кима создалось впечатление, что болотник уже попрощался с жизнью – после того, что сказали Бурин и Марина. И хотя Фабиан возражал им, Гврги явно не принял это на веру. Фольку стало жалко его, однако боль от раны на руке выше локтя уменьшила груз сочувствия.
 – Как понимать это нападение? Как сказала госпожа Марина, ты нарушил договор. И что хуже всего, вы намеревались убить короля. – Несмотря на разорванную, покрытую грязью одежду, мокрые, свалявшиеся волосы и усталость, которая была написана на осунувшемся лице, в фигуре Фабиана ощущалось действительно что-то королевское, аура власти, которой Кимберон прежде не замечал.
 – Гврги… вести в деревню. Вождь… все рассказывать… – пролепетал Гврги.
 – Надеюсь на это. В противном случае мы возьмемся за тебя, – пригрозил Фабиан. – А теперь уводи нас поскорее отсюда. Мне холодно, я устал, проголодался и жду ответов. Итак, в путь!
 – Но ты же не последуешь за ним в деревню? – недоуменно спросил Бурин.
 – Как раз наоборот, дровосек, – Фабиан строго взглянул на своего друга. – Мы последуем за Гврги в деревню. Я хочу прояснить это… гм… недоразумение. Мы сможем получить выгоду в битве против темных эльфов, если удастся развернуть здесь резервные воинские подразделения. Да и вряд ли больгам будет приятно, если на них беспрестанно станут нападать болотники.
 – Политика! – вырвалось у Бурина. – Я никогда не пойму её. Ну хорошо, пойдем в деревню и сделаем вождя на одну-две головы короче.
 Гном отошел, чтобы отыскать брошенный вещевой мешок.
 – Полагаю, Бубу, – крикнул ему вдогонку Фабиан, – это как раз то, чего нам делать не следует. Хотя твой топор, конечно, очень подходит для того.
 При этих словах Гврги вздрогнул.
 Гилфалас взглянул на Кима.
 – Кимберон, эта парочка продолжает оставаться для меня загадкой. Не могли бы вы мне помочь с объяснением?
 – О, Гилфалас, – засмеялся Ким, у которого после окончания схватки с души спало столько камней, что ими можно было бы вымостить все болото. – Я дружу с ними обоими, однако сейчас я сам не все понимаю.
 Сообщники Гврги вытребовали для себя право нести вещи путешественников; одного лишь Бурина не удалось склонить к этому, и он нес свой мешок сам. Киму показалось, что болотники даже рады такому неожиданному исходу боя. Вся их враждебность мигом пропала.
 Однако нападение на путников отрицать было невозможно; да к тому же ещё и утверждение Марины о том, что Гврги нарушил договор. Для себя Ким уже решил, что после возвращения попытается отыскать этот документ в музее.
 В который уже раз Ким пожалел, что они вынуждены были выступить из Альдсвика столь поспешно. Возможно, говорил он себе, что в записях про болотников нашлись бы и какие-то указания касательно кольца Фабиана и его загадочного зеленого свечения.
 Они шли и шли. Далеко на западе покрывало из облаков прорвалось и позволило взглянуть на последние красные отблески, которые заходящее солнце посылало на землю. Дождь больше не беспокоил. Однако это не сделало переход через болото менее мучительным; свет отбрасывал неясные тени, да и почва была предательски обманчивая. Каждый шаг давался с трудом, даже болотникам приходилось тяжело.
 Затем тропа сменилась бревенчатым настилом; слева и справа тянулись канавы, в которых поблескивала черная жижа. Очевидно, они приближались к месту назначения. Киму даже показалось, что он ощущает запах еды и дыма торфяных костров.
 Он заметил деревню, когда они уже вошли в нее. Низкие, полукруглые, покрытие тростником хижины, чьи крыши свешивались почти до земли, притулились для защиты от ветра в березовой рощице. Деревня не была окружена палисадом или чем-то подобным. Для чего? Трясина являлась лучшей защитой, естественным препятствием, едва ли преодолимым для любого нападающего.
 Их прибытие заметили ещё до того, как они вошли в деревню. Навстречу вышел коренастый мужчина, одетый в чистую темно-коричневую куртку и темно-серые штаны. По-видимому, в вопросах чистоты Гврги не был ярким представителем своего народа, ибо в деревне, находившейся посреди болот, не нашлось ни одного жителя, который был бы столь же грязен, как заведший путников в ловушку проводник.
 Встречающий их мужчина, судя по всему вождь, был немолод и седовлас. Жабры на его щеках опали, лицо покрывали морщины, но в глазах читались достоинство и житейская мудрость. Но Ким заметил в них что-то еще, чему сразу не смог найти объяснения. Будто бы эти глаза взглянули в темный пруд, и им очень не понравилось то, что они там увидали.
 В окнах Ким смог различить пару-другую лиц, украдкой бросающих взгляды на странных пришельцев и тотчас скрывающихся за занавеску, чуть только взгляды встречались.
 – Король, – торжественно провозгласил Гврги. – Анг квари! Господин носить кольцо короля.
 Вождь мгновенно опустился на колени.
 – Я бы тоже не отказался от подобного колечка, – шепнул на ухо Киму Бурин. – Очень даже практично. Ты носишь его на пальце. Вдруг оно вспыхивает огнем, и в следующий миг все встают перед тобой на колени. Я заинтригован, но что будет дальше?
 Гном внимательно огляделся. Он крепко держал в руке топор, как будто собирался заставить таким образом себя уважать.
 – Приветствую вас, господин. Транг, вождь Болотного Народа, з пар серву. Что вам будет угодно? – Он говорил медленно, подыскивая слова, как будто не привык общаться на Всеобщем Языке, но все-таки куда членораздельней, чем Гврги.
 – Ответы, – резко произнес Фабиан. – Нам угодно получить ответы на наши вопросы, а также баню, горячую еду и проводника через болото!
 – Спросите, разве договор больше не имеет силы для Болотного Народа? – прошептала Марина, но Гилфалас положил ей на плечо руку, дав тем самым понять, что принц сам справится с этим делом.
 – Я могу предоставить вам все, что в моей власти, – ответил вождь и покорно склонил голову. – За исключением одного, – продолжил он. – Провести вас через болото невозможно.
 – Что? – вырвалось у Фабиана.
 – Как мне ни больно это говорить, господин, однако провести вас через топи нет никакой возможности. Его, – при этом он указал на Гилфаласа, – темные братья окружили болото. При помощи магии они заставили воду подняться и сделали так, что все дороги на юг затоплены.
 Фабиан взял себя в руки.
 – Отведите нас в баню и прикажите приготовить еду, – сказал он, как будто не услышав этой убийственной вести.
 – Будет исполнено немедленно, – ответил вождь.
 Спешно были вызваны женщины, ещё более приземистые, чем мужчины, и все в длинных, до пят, коричневых балахонах. Они молча повели путешественников в самую большую хижину. Мужчины, которые ещё совсем недавно сражались с ними, вкатили туда банные чаны и в дымящихся корытах принесли горячую воду.
 Им предложили травяной чай. Даже Бурин не отказался от согревающего напитка. Ким счел его восхитительным и смаковал каждый глоток.
 Для Марины специально отгородили занавеской угол. Четырем мужчинам пришлось довольствоваться двумя чанами. Тем временем услужливые хозяева вывесили их одежду для просушки.
 Свое оружие путники, тем не менее, держали поблизости.
 – Я не думаю, что болотники все ещё представляют опасность, – шепнул остальным Фабиан, – но никогда нельзя знать такое наверняка.
 – Что будем делать теперь? – спросил Бурин, когда они остались одни.
 – Мне кажется, – ответил Гилфалас, – следует ещё раз поговорить с существами, которых вы называете болотниками. Может быть, есть ещё какая-то другая возможность, какой-то другой путь.
 – Верно, – сказал Ким. – Ты, дражайший Фабиан, теперь повышен в звании и для болотников значишься королем. Это должно придать им мужества, чтобы помочь нам. Мы не можем вернуться, нам необходимо двигаться вперед. Если наша экспедиция окончится неудачей, это приведет к очень тяжелой, а то и вовсе губительной войне для Империи. А последнее будет означать гибель Свободных Народов.
 – Очень правильно, – сказал Бурин, – что нашего друга Кима послали учиться в университет. Этот фольк выучил из истории, что отчаявшихся необходимо воодушевлять. Для этого нужен символ, и такой символ у нас это… – ты! – Он почти неприлично ухмыльнулся Фабиану.
 – Хорошо, приступим к делу, – решился Фабиан, проигнорировав смех остальных.
 Вскоре после этого разговора, когда путники уже успели обработать свои раны и одеться, к ним пожаловала целая делегация болотников с тарелками и ложками из черного дерева, хлебными лепешками и большим медным котлом.
 Снова принесли травяного чая, который, по мнению Кима, действовал как профилактическое средство против простуды.
 – Ух ты, еда, горячая еда! – радостно крикнул Бурин и вместе с другими уселся за стол, накрытый с молниеносной быстротой. – Благодарю вас, жители болота! Я уже почти простил вас!
 Одна только Марина все ещё не была расположена к примирению; она держалась подчеркнуто недружелюбно и не произнесла ни слова. Договор, про который она говорила, в действительности был для неё священен. По мнению Кима, она относилась к болотникам несправедливо. Очевидно, что они действовали из боязни, и если уж его самого пугала одна лишь мысль о темных эльфах, то на этот маленький народ могущество и магия врагов должны были произвести поистине устрашающее впечатление. В связи с этой угрозой заметно пошатнулись их представления о неуязвимости болота. Что до него самого, то он, Ким, не держал на болотников никакого зла.
 Еда была превосходной. Им подали нечто напоминающее уху, и Ким постарался не думать, из каких таких рыб она могла быть здесь приготовлена. Суп был в меру густ и приправлен специями, а лепешки, которые можно было макать в густой жир, отлично сочетались с ним. Но самое главное: пища была горячей. К Киму вернулось утраченное мужество, и с каждым проглоченным куском он все оптимистичнее оценивал сложившееся положение.
 Едва они покончили с трапезой и закурили свои трубки, как в дверь вошел Транг в сопровождении Гврги. Он сделал знак трем женщинам-болотницам, прислуживавшим за столом, и те тотчас покинули помещение.
 – Господин, – осторожно начал вождь, как только женщины вышли за дверь. – Чем можем мы вам помочь?
 – Дело в следующем, – медленно произнес Фабиан. – В связи с делом чрезвычайной важности нам необходимо попасть в Империю, и как можно скорее. Вы сказали, а я ни в коей мере не подвергаю ваши слова сомнению, что пути на юг перерезаны нашими, – Фабиан особенно выделил это слово, – врагами при помощи их магии. В этом случае помогите нам и себе и давайте совместно обсудим, существует ли ещё какая-нибудь возможность, чтобы перебраться через болота и попасть в Империю.
 – Нет, ты слышал? – прошептал Бурин Киму. – Это и называется дипломатией. Мне нравится наш принц. Он – мастер своего дела. Я бы не смог за один раз влить в уста старика столько меда.
 Ким раздраженно взглянул на Бурина, всем подряд нашептывавшего на ухо подобные колкости. В данным момент он не считал сказанное гномом сколько-нибудь смешным, однако он слишком хорошо знал друга: Бурин мог одной фразой разрядить самое напряженное положение.
 Транг долго и проницательно смотрел на Фабиана, но наследный принц Империи стойко выдержал этот взгляд.
 – Знаете ли вы, – обстоятельно начал вождь болотников, – что ваш приход был предсказан? Древняя легенда повествует о короле, чье кольцо источает зеленый свет.
 Транг сделал паузу и налил себе чая. Он отпил из чашки и снова взглянул на Фабиана.
 – Легенда повелевает нам оказать королю помощь, какие бы последствия это за собой ни повлекло.
 Тут Ким наконец понял. Вождь знал, какую цену, согласно легенде, болотники заплатят за эту помощь.
 – Конец легенды, – Транг сделал ещё один глоток из чашки и вновь вернулся к разговору, – известен немногим. В той версии, которую мы рассказываем нашим детям, повествуется о том, что король побеждает врагов и спасает болотников. Однако финал легенды наши мудрецы не доносят до народа: победа стоит огромных жертв. Про это знают лишь вожди и шаман, поведавший им эту легенду.
 Даже на лице Фабиана некоторое время можно было прочесть растерянность. Бывшие студенты-историки слишком хорошо знали, что пророчества и легенды очень часто становятся реальностью, даже если и не вполне ясно, действительно ли предсказание определяет будущее или оно становится явью благодаря людям, следующим содержащемуся в нем велению.
 – Пророчество гласит, что мы обязаны дать вам вот это, – с этими словами Транг подошел к Фабиану и торжественно вручил принцу дар.
 – Благодарю, – ответил тот и рассмотрел подарок.
 Это был свиток змеиной кожи. Насколько мог судить Ким, которому на помощь пришла его работа в музее, кожа была очень старой. Принц с величайшей осторожностью развернул свиток. На потрескавшейся светлой внутренней стороне имелся рисунок: тонкие линии и их сплетения. Это была старая карта с изображенными на ней побережьем, болотом, Муром, Шпорней и Серповыми Горами, тянущимися вплоть до вечных льдов. Непосредственно под высочайшими из вершин виднелась тоненькая, едва заметная линия…
 – Горный Проход! – не сдержался Ким. – Это же Горный Проход.
 – Что ещё за Горный Проход? – спросил Гилфалас.
 – Более семисот лет назад, – возбужденно начал объяснять фольк, – пара молодых людей, Альдерон и Ядира, первыми из фольков ступили на землю Эльдерланда. Именно они указали остальным дорогу сюда. Эта дорога вела через Горный Проход, крутой перевал в Серповых Горах. Однако уже давно никто не знает, где он находится. Проведенная здесь линия – это наверняка и есть Горный Проход! Вот наш путь в Империю! – Ведя пальцем по старой карте, он попытался проследить их будущий путь. Однако край свитка был оторван. – Но здесь изображен путь только до вершины. Остальная часть отсутствует.
 – Я тоже знаю об этом перевале, – рассеянно произнес Бурин, как будто на ум ему пришли совсем иные мысли. – Он изображен и на древней карте гномов. Только мы называем его Акранзор, Высокий Порог. Но мне известна только южная его часть.
 – Что же там такое находилось, что даже гномы знают этот перевал? – спросил Фабиан.
 – В недрах горы находился древний торговый перевалочный пункт, – не совсем уверенно ответил Бурин. У Кима тотчас появились сомнения на этот счет. Он не стал бы, как говорят в Эльдерланде, давать палец на отсечение, однако что-то подсказывало ему, что здесь все не так просто. Их общий друг Бурин, обычно подшучивающий над всем и вся, вдруг стал необычайно серьезен.
 – Хорошо, – подытожил Фабиан. – Серповые Горы считаются непреодолимыми, так что врагу и на ум не придет, что мы отправляемся туда. Когда выступаем?
 Тут в разговор вступил Гврги.
 – Господин, – начал он, не поднимая головы, – Гврги совершить ошибку. За это Гврги выводить тебя и твоих спутников из болота.
 Фабиан быстро оглядел глазами друзей, и когда все, за исключением Марины, согласно кивнули, сказал:
 – Согласны. Когда?
 – На восходе солнца, – предложил Гврги. – Болото измениться, а Гврги больше не желать заводить вас в ловушку. Больше нет.
 – Мы полагаемся на тебя, – сказал Фабиан.
 Киму показалось, что Марина недовольно хмыкнула.
 – Гврги присутствует здесь, – снова взял слово Транг, – потому что легенда именно его определяет в проводники через болото.
 Когда Ким услышал эти слова, его охватило неприятное чувство, что легенда уж слишком подробно описывает судьбу болотников.
 Вождь и Гврги направились к выходу. Тотчас после их ухода в помещение вернулись женщины, убрали посуду, подготовили место для ночлега и исчезли так же безмолвно, как и появились.
 В уютной обстановке друзья докурили свои трубки. Разговор не завязывался, каждый думал о своем, и даже Бурин не веселил спутников своими сентенциями. Ким спрашивал себя, не связано ли это с картой, но затруднялся с ответом. Когда в трубках погасли последние искорки, они отправились спать.
 – Просыпаться, господин! – раздался чей-то булькающий голос. – Просыпаться!
 – Гврги, – пробурчал Бурин, – разве нельзя было прислать миловидную девушку, которая разбудила бы нас своим серебряным голоском? Неужели тебе обязательно было приходить самому?
 – Гврги вас вести, Гврги вас и будить.
 – И что только не сваливается на нашу голову! – сказал Бурин, ни к кому конкретно не обращаюсь, и с кряхтением поднялся.
 Едва путешественники успели умыться и одеться, как появились женщины-болотницы с завтраком.
 На улице было ещё темно. Однако тем безошибочным чутьем, которое выработалось в течение нескольких дней, что он провел под открытым небом, Ким понял, что солнце скоро взойдет.
 Гврги завтракал вместе с ними, что Бурин, конечно же, не мог оставить без комментария.
 – Тот, кто ведет нас, и тот, кто будит, – тот и ест вместе с нами.
 – Так, – с набитым ртом согласился Гврги.
 Киму бросилось в глаза, что и поведение за столом болотника вряд ли можно считать идеал ьным. Для этого его чавканье и хлюпанье были чересчур громкими. Но в общем и целом Гврги оказался куда более интересным собеседником, чем это могло показалось вначале. Бурин нашел себе в нем достойного соперника: болотник за словом в карман не лез.
 Когда они вышли из дверей хижины, солнце уже начало подниматься, но, в какой стороне, никто понять не мог, поскольку все было скрыто в тумане.
 – Туман быть не так уж и страшен, – громко заявил Гврги. – Однажды Гврги не видеть собственного носа. Теперь видеть на три-четыре шага. Быть совсем достаточным!
 – Твои бы слова да Владыке в уши, – послышался голос Бурина.
 К ним подошел вождь, чтобы попрощаться с «королем» Фабианом и остальными. В его глазах читалась печаль. Ким отвернулся, поскольку не мог вынести взгляда этих глаз.
 Едва путники покинули деревню, как туман сомкнулся вокруг них. Словно саван, подумал было Ким и тотчас пожелал, чтобы это сравнение не стало действительностью.
 С радостным кваканьем на устах Гврги повел их. Он был в своей стихии. Путешественники с недоверием взирали на топкую почву, однако поскольку они все-таки не тонули, то в конце концов доверились Гврги. Впрочем, ничего иного им не оставалось. Без его помощи из болота им не выйти.
 – Вот, брать в руки, – сказал вдруг Гврги, С этими словами он протянул Фабиану веревку. – Обвязывать вокруг живота, строиться в цепочку. Дорога быть опасной.
 Каждый проделал, что было велено, и они, как стадо гусей, зашагали через топь. У самой тропки поблескивала вода. Ким заметил, как там мелькнуло нечто, по виду напоминающее змею, и стал внимательнее приглядываться, куда ступает.
 Становилось светлее, однако солнце ещё не набрало достаточной силы, чтобы разогнать туман. Киму это было знакомо по заливным лугам у берегов Андера, и он рассчитывал, что им придется ждать до полудня, прежде чем они смогут увидеть размытое светлое пятно на небосклоне. При этом ещё до наступления вечера туман, без сомнения, поднимется снова.
 Внезапно под ногами заскрипел песок. Болото осталось позади.
 – Гврги вести вас ещё часть пути в горы, – объявил проводник. – Затем покидать и возвращаться в деревню.
 – Спасибо, Гврги, ты отлично провел нас. Возможно, придет время, когда я смогу вознаградить тебя за это. – В голосе Фабиана чувствовалось облегчение.
 – Похвала уже быть достойной наградой, – скромно ответил болотник.
 Дорога шла вверх, однако не настолько круто, чтобы ходьба по ней оказалась утомительной. Наконец они достигли плато. На другом его конце начинался лес.
 – Здесь мы немного отдохнем и попрощаемся с Гврги, – произнес Фабиан. – Карта, – при этом он ткнул себя в грудь, где под рубахой находилась свернутая змеиная кожа, – отныне будет указывать нам путь.
 – Смотрите, – сказал Гилфалас. – Проглянуло солнце, а туман исчезает. Как красиво…
 – С каких это пор солнце стало всходить на западе? – спросил Бурин, и в его сдержанных словах было нечто такое, что заставило остальных содрогнуться. – Нет, тут дело в другом. Кто-то отправил нам послание. Послание, от которого мое сердце не слишком-то радуется.
 Он указал в направлении деревни болотников. Путешественники обернулись и увидели то, о чем сказал гном. В тумане образовалась как бы широкая просека.
 В возникшей полосе угрожающе поднимался вверх столб дыма, освещаемый мерцающим светом, будто кто-то поджег мокрое дерево. Каждый из них понял, что это горит и кто отправил им предостережение.
 – Будь они прокляты! – крикнул Фабиан. Его лицо окаменело, и Ким понял, что отныне у наследного принца появилась очень личная причина воевать с темными эльфами.
 Ким как будто застыл. Древнее пророчество, думал он, исполнилось. И тут он понял, что реальность может быть ужаснее всех легенд. Слезы наполнили его глаза, когда он взглянул на черное облако и представил себе горящие дома и болотников, гибнущих от клинков больгов и темных эльфов.
 – Послание получено, – произнес Гилфалас с яростью в голосе, – и мы кровью отплатим за пролитую кровь.
 Гврги всхлипнул; слезы закапали на его грязную куртку. Вместо радостно квакающего проводника перед спутниками стояло сейчас несчастное существо, на которое больно было смотреть.
 Марина подошла к нему. Ее взгляд выражая теперь лишь сострадание. Она взяла болотника за руку.
 – Прости меня, Гврги, – сказала она. – Теперь я понимаю, почему вы нарушили договор. Враг грозился уничтожить вас и принуждал подчиниться. Но когда вы увидели кольцо короля, вы оказали нам помощь, хотя и знали, какой будет расплата. Пожалуйста, иди с нами. Тогда ты не будешь одинок.
 Гврги уронил голову ей на плечо и зарыдал.




 4
 ЧЕРЕЗ ГОРЫ


 Вот уже второй день они поднимались по плоскогорью, протянувшемуся на много миль между Серповыми Горами и равниной, известной как Эльдерланд.
 В Аллатурионском университете существовало несколько концепций относительно возникновения этого горного уступа. Ученые богословского факультета первыми изложили свою теорию, и было это почти пятьсот лет назад. Согласно их взглядам, Создатель просто сотворил его, и этот уступ, как и многое другое, что вышло из-под его рук, например ядовитые змеи, хищники и сама смерть, постоянно будет являться для всех загадкой.
 Около ста лет назад на алхимическом факультете объявился один умный и ученый человек, оспоривший догматическое объяснение этого факта теологами, за что и был признан еретиком. Его теория утверждала, что изначально Серповые Горы полностью окружали Эльдерланд, который, таким образом, некогда был озером. Однако порода, составляющая основу предгорья, была слишком мягкой и податливой и не могла бесконечно долго сопротивляться давлению воды. В конце концов, около тысячи лет назад или даже больше, вода вырвалась наружу. Остатками этого озера являются реки Эльдер и Андер.
 Магистр Кверибус Тракс за долгие годы собрал множество доказательств в пользу этой гипотезы. К великому удивление фольков, он даже вел раскопки на полях Эльдерланда и обнаружил там раковины и рыбьи скелеты. После этого ученый объявил, что уступ является не чем иным, как скальным основанием древнего озера.
 Но существовало и третье учение. Его представляли мистики, не состоявшие в университете, которые, однако, тоже считали себя людьми весьма сведущими. Они утверждали, что история с озером в общем-то верна, за исключением того, что западный берег в конце концов был прорван и озеро вытекло не в результате давления воды, но вследствие борьбы, которую эльфийские князья вели против темных эльфов.
 В то время как тезисы теологов постепенно перерастали в диссертации, а тезисы алхимиков подверглись запрещению, мистики старались сохранить свою теорию и сделали её доступной только для посвященных. Тайная служба Империи, в чью задачу входило наблюдение за всеми сомнительными обществами, установила слежку и за этой группой, так что их теория, по крайней мере, нашла отражение в делах Имперского Управления.
 С различных факультетов были призваны видные ученые, чтобы в качестве экспертов оценить её. Что они и сделали, признав её не заслуживающей внимания.
 Высшее духовенство и ученые, не преподававшие в университете, предпочли держаться от этого дела подальше, поскольку любой отклик на него привел бы к распространению теории. В среде высших священников было принято игнорировать данную проблему, пока она является всего лишь предметом академических споров и причиной научных баталий среди студентов.
 Поговаривали, что на всякой случай высшее духовенство предпринимало кое-какие шаги. Однако когда об этом спрашивали его представителей, те лишь вяло улыбались и замыкались в себе; иногда, правда, ещё добавляли, что Бог со временем все расставит на свои места.
 При обычных обстоятельствах Ким мог бы наслаждаться путешествием, как и его предок Альдерон, который более семисот лет назад, так же как он сейчас, стоял на уступе и взирал на широкую зеленую страну, расстилавшуюся перед ним. Тогда перед Альдероном и его спутницей Ядирой раскинулась бескрайняя и безлюдная равнина, отрезанная от мира болотами и горными цепями. Бурные волны и рифы у побережья позаботились об Эльдерланде, ограждая страну от врагов с моря. Здесь, в этом отдаленном уголке Среднеземья, фольки нашли себе родину. Все, что было до этого, осталось скрытым в тумане прошлого.
 Об этом не сохранилось никаких записей или легенд, словно фольки начали свое существование именно здесь.
 Но Ким, в отличие от Альдерона, не находил радости в открывавшемся перед ним ландшафте; снова и снова через просветы меж деревьев, если только взор не застилался туманом или облаками, видел он столбы дыма. Темные и угрожающие, стояли они над всей страной.
 – Враг не особенно-то церемонится, – пробормотал Бурин.
 Когда дующий с севера ветер засвистел в вершинах деревьев, Киму показалось, что он слышит звон оружия и крики умирающих. Но, должно быть, это было только его разыгравшееся воображение. Или нет?
 – Успеем ли мы, – спросил Ким, – прежде чем темные эльфы развернут свои армии?
 – Нам бы только перейти перевал, – ответил Фабиан. – А там уже рукой подать. Имперские легионы составят основной костяк армии, в то время как с тыла к нам присоединится народное ополчение и подтянутся войска, расположенные на юге.
 – А хватит ли у нас сил?
 – Не сомневайтесь, – серьезно сказал Гилфалас. – Врагу тоже потребуется время, чтобы развернуть свои армии. Вдобавок им ещё предстоит преодолеть море. Ограничительный Пояс – это не единственное препятствие, вспомните о рифах у берегов Эльдерланда. Корабли темных эльфов тоже тонут.
 – Правильно, – согласился с ним Бурин. – Армию темных эльфов сначала нужно перевезти через море, затем выстроить и прокормить. Армия – она же как стадо коров, за ней тоже нужно ухаживать. Да и к тому же мы действуем на своей, знакомой нам территории, а враг – нет.
 С этими словами они отправились дальше.
 Ким старался не думать ни о чем и полностью сконцентрироваться на дороге. Но снова и снова мысли его возвращались к Эльдерланду.
 – Почему они так поступают? – Вопрос был в большей степени задан самому себе, но произнес его Ким вслух.
 – Темные эльфы? Потому что зло и разрушение доставляют им удовольствие. Такой порядок, как в Эльдерланде, оскорбляет их мировоззрение, – пробасил Бурин. – А кроме того, просто необходимо чем-то занять больгов. Если им нечего будет крушить, они могут заскучать. А Эльдерланд – это игрушка для них до тех пор, пока армия сосредоточивает силы и готовится выступить против Империи.
 Ким с трудом сглотнул подкативший к горлу комок. Без сомнения, его друг был прав. Вторжение в Эльдерланд для армии хаоса – не более чем учение…
 На западе солнце медленно склонялось к горизонту, чтобы опуститься в море огненно-красным шаром.
 – Сегодня ночью быть мороз, – сказал внезапно Гврги, который до этого все время молчал. Казалось, мужество постепенно возвращается к нему.
 – Придется разжечь огонь, – сказал Бурин. – Кто знает, какие холода нам ещё предстоят. А ночь будет звездная.
 Они нашли себе убежище под небольшой нависающей скалой и обнаружили там древнюю, давно заброшенную каменоломню, заросшую папоротником. Под деревьями они насобирали хвороста, который был достаточно сух, чтобы не очень сильно дымить.
 Бурин сложил круг из камней, а дрова разместил в нем так ловко, что огонь горел крохотным пламенем и только в самой середине.
 Когда костер разгорелся, всем бросилось в глаза, что Гврги старается держаться от огня подальше.
 – Что с тобой? – спросила его Марина.
 – Костер – это женское дело. Ни один мужчина-болотник не должен приближаться к огню.
 – Почему, Гврги? – удивленно спросил Ким, и тут он припомнил, что в деревне болотников у очага находились только женщины.
 – Шаман говорить так, – сказал Гврги и отказался пояснять что-либо еще. Время от времени болотник бросал недоверчивые взгляды на пламя.
 Друзья с аппетитом поели и закурили. Однако мысли о войне и опустошении не давали Киму покоя.
 – Скажите, Гилфалас, – спросил фольк у эльфа, – что вам известно о Войне Теней? Записи фольков о той эпохе не сохранились, но даже летописи Большого Народа отрывочны и полны пробелов. Что рассказывают эльфы про своих темных братьев?
 Эльф устремил взгляд в огонь, красноватое сияние которого отражалось в его кристально-ясных глазах, так что казалось, будто они сами полыхают огнем.
 – Темные эльфы не братья нам! – произнес он с несвойственной ему резкостью. – Они олицетворяют собой то, что мы ненавидим и чего боимся: наши тени, темные стороны нашего сознания. Совместно с людьми и гномами мы победили их. Мой предок, Альфандель Серебряный Шлем, был нашим предводителем в той войне, а Брегорин со своим боевым топором вел за собой народ гномов…
 – Хамабрегорин, – вставил Бурин, – один из трех Владык гномьего народа и мой предок. – При этих словах не один Ким бросил удивленный взгляд на гнома.
 – Однако руководство над Союзом Народов взял на себя человек, Талмонд Турионский, прозванный Могучим, – сказал Фабиан и продекламировал:



   Вовеки народ не забудет его,
   Вовеки не сыщется равный
   Тому, кто серебряных рыцарей вел
   К победе и гибели славной.


   Пускай тебя темная сталь и сразит,
   Но, Талмонд, забвенье тебе не грозит!



 – Это довольно длинная баллада, – добавил он. – А ведь сам Талмонд был всего лишь вождем небольшого племени. Но, очевидно, он был выдающейся личностью и воином, каких редко рождает земля. Когда темные эльфы подчинили себе большую часть западных земель, он выступил с воззванием и предпринял с несколькими преданными ему людьми отчаянно смелый поход против твердыни врага Аграхуридион, что значит Высокие Стены Мрака. Гномы указали ему, как добраться туда по древним дорогам, которые они сами когда-то и проложили, а эльфы вели его. С военной точки зрения, это была совершенная авантюра: плохо вооруженное войско, больше напоминающее шайку разбойников, с мечами из бронзы и ржавого железа. Словом, никаких рыцарей в серебряных доспехах. Только у самого Талмонда был стальной меч Изратор, прозванный Убийца Теней, клинок, который ему выковали гномы. Я знаю это, потому что унаследовал его.
 Он извлек меч из ножен, и тот, блеснув в матовом свете костра, вдруг запылал как расплавленное золото.
 – Тай на ведуй! – выкрикнул Гилфалас. – Я вспомнил: воин и князь теней. Я вижу их поединок: копье темного эльфа пробивает панцирь и вонзается в сердце Талмонда. Но и воссиявший меч надвое рассекает черный шлем.
 – Вы вспомнили? – удивился Ким. – Так, значит, вы тоже там были? – Интересно, подумал он, сколько же тогда лет этому так молодо выглядящему эльфийскому принцу? Сколько сотен лет минуло с тех пор?
 – Да нет, – возразил Гилфалас, – это память моего народа. Она всегда жива в элоаях. Наша память простирается вплоть до самих истоков, до Вод Пробуждения… – Он замолчал.
 – Так об этом говорится и в наших преданиях, – после некоторой паузы заговорил Фабиан. – У стен вражеской крепости Талмонд вызвал черного князя Азратота Ужасного на поединок и поразил его, однако и сам получил в бою смертельную рану.
 – И после этого война закончилась? – спросил Ким.
 – Нет, но это был, пожалуй, переломный момент, хотя историки ещё спорят об этом. На самом деле редко все происходит так, как о том говорится в легендах. Лишь сыну Талмонда Хельмонду удалось объединить народы в Империю и окончательно изгнать темных эльфов. Он не был воином, однако обладал великой мудростью, и с ним пребывали сила Всевышнего и Владычицы Небесной. Благодаря им он смог открыть недра Подземного Мира, они разверзлись и поглотили твердыню темных эльфов вплоть до самых высоких башен, а ветер бездны перенес Народ Мрака далеко за море. Так, по крайней мере, сообщается. После этого он стал первым императором. Отца Хельмонда ещё при жизни прозвали Могучим, его же самого после смерти нарекли Великим.
 – Неужели никто не знает, где все это происходило? – спросил Ким. – Где находилась эта легендарная твердыня темных эльфов?
 – Земля помнит, – произнесла Марина, не проронившая до этого ни слова. – Разве вы не чувствуете?
 Все с изумлением взглянули на нее. Но её лицо было скрыто в тени.
 Костер прогорел и превратился в золу. Путники закутались в одеяла и попытались уснуть. Однако Ким ещё долго не мог заснуть, но даже когда и задремал, его сны были наполнены звуками боя, могучими, возносящимися в небо крепостными валами, призрачными фигурами и сверкающими мечами…
 Кима разбудил запах чая. Он высунулся из-под своего одеяла и увидел Марину, которая хлопотала над завтраком.
 – Я уже привыкаю к чаю, – сонно произнес Бурин. – Лучше каждое утро просыпаться от его аромата, чем от какого-нибудь скрипучего голоса.
 – Вот и отлично, тогда поднимайся и иди завтракать, – весело сказала Марина. На неё рассказы Фабиана и Гилфаласа не произвели, казалось, никакого впечатления. Ким же, напротив, спал тревожно, но утром уже не мог вспомнить подробности сна.
 Только откинув одеяло, он заметил, как холодно, и поспешил к костру. На траве лежал иней, хотя было ещё только начало сентября. А ведь ни у одного из них нет зимней одежды, ибо никто не рассчитывал, что придется подниматься в горы.
 Они позавтракали и выпили чая. Из небольшого ключа, находившегося неподалеку, Марина пополнила запасы воды.
 Да, именно Марина заботилась о их запасах, которые последний раз были восполнены болотниками, прежде чем те…
 Перед глазами Кима вновь возникли лица Транга и других обитателей деревни. И он поклялся себе, что все они будут отомщены.
 Они продолжили свой путь.
 С каждым шагом тропа становилась круче. Лес, росший по обе стороны тропинки и из лиственного постепенно превратившийся в хвойный, стал редеть. Папоротник уступил место коричневатому вереску, пустому и давно отцветшему. Вместо елей и пихт изредка попадались кривые сосны, в кронах которых гудел ветер.
 Внезапно – это было на третий час после восхода солнца – Фабиан остановился. Ким, шедший сразу за ним, чуть было не налетел на него.
 – Что случилось? – спросил было он, однако в этот же момент понял все сам. Тропинка, по которой они шли, резко обрывалась.
 – И что теперь делать? – спросил он.
 Фабиан достал карту. Затем он взглянул в южном направлении.
 – Где-то здесь должен начинаться подъем, ведущий к Горному Проходу, – с уверенностью заявил он.
 – Мне кажется, я вижу нечто напоминающее дорогу, – сказал Гилфалас. – Взгляните, вот и придорожный камень. – Остальные посмотрели в указанном направлении, но ничего не сумели разглядеть.
 – Где? – спросил Фабиан.
 – Левее, – сказал Гилфалас и указал на каменную глыбу, как будто случайно лежавшую на склоне. – Там есть даже какая-то надпись.
 – У нашего друга зрение лучше, чем у орла, – прогудел Бурин и вместе с Фабианом зашагал к камню.
 При ближайшем рассмотрении оказалось, что камень некогда при помощи топора и зубила был превращен в плиту с тупым конусом наверху. На нем ещё можно было различить какие-то странные знаки.
 – Иероглифы, – сказал Гилфалас. – Несомненно, это гномье письмо.
 Бурин наклонился, чтобы попытаться разобрать их.
 – Здесь написано – двенадцать миль, мой близорукий друг, – произнес Фабиан и ухмыльнулся.
 – Это-то и мне понятно. Но я пробую разобрать, что выбито чуть выше. Хотя сейчас это уже невозможно сделать.
 Ким присел на корточки и рукой протер заросшую лишайником табличку. В этот миг солнечный луч косо скользнул по наклонной поверхности, так что стали видны резкие контуры знаков.
 – Дорак Ангримур, – прочел он, – Врата Мира.
 – Что это значит? – спросил Гилфалас.
 – Такие камни устанавливались на торговых путях, – несколько поспешно ответил Бурин.
 Пока Фабиан и остальные исследовали придорожный камень, Ким отошел в сторону. Эльдерланд был виден отсюда как на ладони. В это мгновение Ким почувствовал у себя на плече чью-то руку.
 – Господин Кимберон, нет смысла смотреть туда. Вам будет от этого тяжело на душе, как и нашему Гврги, – произнесла Марина и указала на стоящего в стороне болотника, взгляд которого также был устремлен в долину.
 – Я не могу иначе, – возразил Ким. – Я не могу не думать о том, что сейчас происходит в Альдсвике и Цвикеле…
 – Оставьте подобные мысли и посмотрите лучше на горы, господин Кимберон. С тех пор как мы вышли из леса, я не могу наглядеться. Взгляните, и сами все поймете…
 Ким хотел было возразить, но вдруг все в нем замерло. Он никогда не видел Серповых Гор так близко.
 Очертания их были столь резкими, будто кто-то вырезал их ножом. Острые гребни, покрытые ущельями склоны – все устремлялось ввысь, к небосводу, где в царственном величии, с коронами из вечного снега покоились горные вершины, бесконечно далекие от земных горестей и забот.
 – Прекрасно, не правда ли? – тихо сказала Марина и направилась к Гврги.
 Ким не ответил. Как зачарованный смотрел он на эти штурмующие небо вершины. Он спрашивал себя, почему прежде не замечал эту дикую красоту. Ким ощутил себя крохотным и незначительным на фоне этой чудовищной роскоши, а его собственные заботы показались ему мелкими и ничтожными.
 С начала времен взирали горы на мир, копошащийся у их подножий. Время отразилось на них, однако не смогло их обрушить. Они были монументом вечности, неподвластным тому, что ничтожные создания у их ног считают исключительно важным.
 Деревья и кустарники подобно мантии окутывали горы, но Ким заметил, что зеленый пояс на определенной высоте повсюду резко обрывается, как будто у растительного мира недостает сил подняться выше, туда, где камень обнажил свою первобытную красоту. Это так по-королевски: зеленый пояс – мантия, а снег – корона.
 С восходящим потоком воздуха на головокружительную высоту поднялся орел, его крик прозвучал так далеко, что Киму показалось, что он доносится из другого мира. Ким закрыл глаза и представил, что вместе с орлом уносится все выше и выше…
 – Ким, – резкий голос вернул его к действительности. – Нам нужно идти.
 – Ты видел это, Бубу? – спросил фольк.
 – Ты имеешь в виду нагромождение скал? – пробурчал Бурин. – Приходилось. Возможно, это и ускользнуло от твоего внимания, но мой народ обитает в горах.
 – Ах, ну ты же понимаешь, что я имею в виду, – издал Ким полный восхищения вздох. – Это величие, это благородство, это… – Он запнулся. Он не мог найти подходящих слов и просто указал на горы.
 – Похоже, что у фольков душа мечтателей. Я всегда полагал, что вы чересчур практичны и больше всего на свете любите порядок. А сейчас вынужден констатировать, что ваша кровь не менее горяча, чем у благородных людей с юга, тех, чей рассудок моментально тает, когда на него воздействуют красотой или любовью, или тем и другим одновременно. Впрочем, если быть честным, то у этих людей с юга не особенно-то и много того, что может таять… Но вот уж не чаял обнаружить подобное и у тебя, друг мой!
 – Мастер ты настроение портить, – вздохнул Ким, однако не смог сдержать улыбки.
 – Настроение у тебя все равно испортится от подъема. А теперь идем.
 По всему было видно, что Гврги Марина врачевала тем же лекарством, что и Кима. Лицо болотника прояснилось.
 – Вы выглядите так, как будто оба только что курили кальян, который распространен далеко на востоке Империи. Я имею в виду ваши блаженные улыбки, – прокомментировал Бурин.
 – Бубу, ты старый злоречивый клеветник, – пожаловался Фабиан. – Пожалуй, тебе следует намылить разок-другой рот мылом, как это проделывают мамы со своими маленькими детьми, если те говорят неприличные слова.
 – И ты полагаешь, что после этого я умолкну? – осведомился Бурин.
 – Нет, но хотя бы узнаешь, из чего варят мыло…
 – Я и без того ем мясо мертвых животных!
 – Ну и болтун, – расхохотался Фабиан.
 Древний торговый путь сохранился хорошо. Только иногда кривые сосны, кустарники и завалы делали его труднопроходимым; в этих случаях путешественники помогали друг другу. Время от времени на пути попадались выветрившиеся придорожные камни, однако даже Гилфалас не мог разобрать высеченные на них иероглифы.
 На закате спутники разбили лагерь у дороги в глубокой пещере. Когда огонь костра осветил её, взгляд Бурина внезапно застыл.
 – Что случилось? – спросил Фабиан. – Чего ты вдруг уставился на стену?
 Бурин ничего не ответил, выхватил из костра горящее полено и подошел к стене.
 – Это дверь, – уверенно заявил он, – взгляните.
 По стене пробегала тончайшая трещина, образуя круг. Диаметр его был около пяти футов.
 – Ты прав, – заявил Фабиан. – Сможем мы её открыть?
 Вместо ответа Бурин поднял с пола свой топор и постучал по стене топорищем. Он вслушался.
 – Нет, – решительно заявил он. – Помещение за дверью засыпано. Послушайте сами!
 Он ещё раз ударил топором по стене, и звук удара глухо разнесся под сводами.
 – Что там могло находиться? – спросила Марина.
 – Часовня, – вырвалось у Кима. – В домах гномов прямоугольные двери. А круг является знаком совершенства Владыки.
 – Ты внимательно слушал лекции, – пробормотал Бурин.
 – За этой дверью находится только часовня или там есть и шахта с туннелями? – спросил Гилфалас.
 – Друг мой, не позволишь ли на этот раз ответить мне самому? – произнес Бурин, взглянув на Кима. – Речь ведь идет о моем народе.
 – Охотно, если у тебя есть желание говорить на эту тему. А если ошибешься, я тебя поправлю.
 – Благодарю вас, добрый фольк, – ответил Бурин и глазом не моргнув. – Нет, – продолжил он, на этот раз обращаясь к эльфу, – у часовен всегда бывает только один вход. Это связано с нашей историей. Мы не всегда были столь миролюбивы, как теперь. Были времена, когда наши дома из-за пустяков хватались за топоры и проламывали черепа…
 – Под «домами» он подразумевает кланы. – Пояснение Кима было излишним, однако Бурин продолжал говорить дальше, не обращая на него внимания.
 – Часовни потому и имеют один вход, чтобы можно было охранять только одну дверь. Одно время обстановка была столь плоха, что службу приходилось совершать по два раза: в то время как одна половина общины возносила хвалу Владыке, другая половина охраняла вход снаружи.
 – Должно быть, это были весьма дикие времена, – произнесла Марина.
 – Да, так оно и было, – сказал Бурин, и это прозвучало так, словно он и сам жил в то время. – А теперь давайте спать. Воздух здесь разреженный, и завтра утром вставать будет тяжело.
 Все заползли под одеяла. Киму снова плохо спалось. Мучивший его сон был путаный и бессмысленный, но внутренний голос подсказывал ему обращать внимание на все, поскольку однажды оно может оказаться значимым. В конце концов Ким в страхе очнулся от сна, но в тот же миг забыл все, что увидел.
 Хлопоты Марины у костра и аромат чая разбудили всех. Для Кима это уже превратилось в своего рода ритуал. Он сонно посмотрел на молодую женщину. Она стала полноправным участником их экспедиции, и было очевидно, что он уже не сможет обращаться с ней как со своей экономкой, то есть прислугой. Он должен обдумать, что предпринять в этом отношении.
 За время путешествия даже Гилфалас сблизился с ними, насколько это было возможно для Пробужденного. В своей жизни Ким наблюдал эльфов лишь издалека. Он никогда не встречал их в Эльдерланде и лишь изредка в бытность своего пребывания в Империи. И всегда они производили на него впечатление странных существ, пребывающих словно в другом времени.
 Но забавные истории из благословенных студенческих времен, рассказываемые в тесном кругу за чаем, пока путники ожидали восхода солнца, не оставили равнодушным никого, даже эльфийского принца. Бурин и Фабиан были умелыми рассказчиками, да и Ким на косноязычие не жаловался. Так что все, включая Марину и Гврги, от души смеялись.
 – Что есть уни… унитет? – спросил Гврги и при этом сделал такое лицо, как будто ему самому было стыдно задавать подобный вопрос.
 – Об этом, дорогой болотник, я иногда спрашиваю и сам себя. Но в любом случае, один из них я посещал. Теоретически университет – это место, где умные люди передают свои знания другим людям, чтобы те тоже поумнели.
 – У нас это делать шаман. Он посвящать болотники в тайны. Болото быть наполнено тайнами.
 – И ты можешь себе представить, – улыбаясь, заявил Бурин, – что в университете имеется много шаманов, но некоторые из них настолько оторваны о действительности, что уже позабыли о том, что жизнь состоит не только из деяний Янда Короткого. Эти шаманы, как правило, очень сведущи в каком-нибудь одном деле. Обо всем остальном они имеют весьма смутное представление. К примеру, они могут часами спорить о том, издает ли звуки падающее дерево, если поблизости нет никого, кто мог бы это услышать.
 – Гврги интересовать, только если дерево падать на него, – проквакал Гврги.
 – Очень мудро, – отозвался Бурин. – Ты, должно быть, даже умнее вашего шамана.
 – Благодарю, – вежливо произнес Гврги и изобразил поклон.
 – Господин Кимберон, – вступила в разговор Марина, – полагаю, что мы не будем делать остановку на обед. Не приготовить ли мне тогда бутерброды, чтобы мы могли их съесть прямо на ходу?
 – Очень хорошая идея, – похвалил Ким. – Но, пожалуйста, Марина, зови меня просто Ким.
 – О, если вы так считаете, господин Ким, – удивленно сказала она.
 – Ким, – с улыбкой поправил он её.
 – Хорошо, Ким, – произнесла она и протянула ему руку.
 К этому охотно присоединились Бурин с Фабианом и Гилфалас с Гврги, но в случае с эльфом и наследным принцем Марина позволила себе немного жеманства. Но ещё до того как они оправились в путь, она уже доверительно обращалась ко всем на «ты».
 Они снова пустились в путь. Солнце сияло на покрытых снегом вершинах, так что казалось, будто горы залиты белым золотом.
 Некоторое время Ким любовался ландшафтом, но продолжалось это недолго. Дорога становилась хуже, а подъем – круче. Все чаще им приходилось карабкаться через обломки скал и перебираться через завалы. Дышать стало тяжелей, а вещевые мешки сделались неподъемными. Ким был вынужден вспомнить слова Бурина: панорама действительно потеряла часть своего очарования.
 – Думаю, – задыхаясь, сказал Фабиан около полудня, – неплохо бы сделать короткий привал.
 Они уселись в тени, отбрасываемой одной из последних на их пути кривых сосен, при золотом сиянии полуденного солнца выпили ключевой воды из походных фляг и съели последние лепешки и последний сыр.
 Какой чудесный пикник мог бы из всего этого выйти, если бы не причины, заставившие их подниматься в горы…
 – Прислушайтесь! – внезапно сказал Ким. – Разве вы ничего не слышите?
 Он и сам не был до конца уверен, что действительно что-то услышал. Был ли это звон металла, донесенный порывом ветра до них?
 Все вслушались.
 – Я ничего не слышу, – сказал наконец Гилфалас, слух у которого был не хуже, чем у фолька. Ким и сам слышал теперь только ветер.
 Сразу стало холоднее, хотя солнце и сияло по-прежнему. Но разве не естественно, что ветер заставляет ежиться, если ты не двигаешься?
 Фабиан вздохнул и поднялся.
 – Вперед!
 Они зашагали дальше. Путь, по которому они шли теперь, лишь с натяжкой можно было назвать дорогой. Пропали и придорожные указатели, которые попадались им изредка в первой половине дня.
 – Так, – сказал Бурин, когда они вкарабкались на ещё одну седловину. – Теперь до перевала остается всего только пара сотен шагов.
 – Мы уже так близко? – с надеждой спросил Гврги. Болотник повертел головой в разных направлениях в поисках близкого перевала.
 – Гврги, – объяснил ему Ким, – нам придется идти ещё достаточно долго. Бурин имел в виду расстояние по вертикали. А так нам понадобится еще, пожалуй, – фольк взглянул вверх, – целый дневной переход.
 – Почему он этого не говорить? Гномы не мочь ясно выражаться? – заныл Гврги.
 – Он может, но ему доставляет удовольствие слегка искажать любой факт. Возможно, в молодости ему на голову упал камень и перемешал её содержимое, – заметил Ким под всеобщий смех.
 – Я всех вас очень люблю, – прокомментировал смех Бурин.
 – Шаман говорить, что существовать люди, которые, когда им на голову что-то падать, все забывать. Может быть, у Бурина такое, только по-другому. Гврги мочь снова уронить ему что-нибудь на голову, и тогда все становиться на свои места, – произнес Гврги с широкой ухмылкой.
 – Не такая плохая идея, – пробормотал Фабиан.
 – Я и впредь буду всех вас любить, – проскрипел Бурин. – Так садитесь на меня все вместе. У меня спина широкая.
 Они продолжали подъем. Еще до того как солнце снова скрылось за горами, спутники достигли плоскогорья, со всех сторон окруженного круто взмывающимися вверх скалами. Зияющая пропасть разделяла плато пополам. Из бездны доносился шум воды, бьющейся о камни.
 На краю пропасти, подобно исполинам древних времен, возвышались два могучих, несущих на себе печать времени каменных столба с широким квадратным основанием и сходящими на конус, украшенными шпилем вершинами.
 По другую сторону пропасти, в туманной завесе, подобно близнецам-братьям, возвышались два других столба.
 По ту и по эту сторону бездны к небольшим площадкам на краю вели вырубленные в камне ступени.
 А над зияющей пропастью висело то, что когда-то было мостом.
 Взглянув на гнилое дерево, Фабиан выругался так, что лучше это не сумели бы сделать и портовые грузчики в Остаре.
 – Я, – сказал Бурин, обращаясь к Гилфаласу, – всегда с сомнением относился к лексике, столь излюбленной наследным принцем. Впрочем, допускаю, что придворным дамам подобные речевые обороты кажутся весьма изысканными.
 – Но что же делать? Бурин, взгляни сам на мост, – ответил эльф. – Он настолько трухляв, что и кошка не смогла бы перебраться по нему на ту сторону.
 – А нет ли другого пути? – спросил Ким.
 – Мы не сможем спуститься в пропасть. Для этого у нас нет необходимого снаряжения, – объяснил Гилфалас.
 – А что требоваться? – спросил Гврги.
 – Тайны есть не только у болота, – объяснил эльф. – Для этого необходимы веревки, молотки и крючья.
 Тем временем Фабиан прекратил расточать ругательства и в бессильном гневе уставился на мост.
 – Очень хорошо, принц, что вы сделали небольшую паузу. Теперь мы сможем поговорить разумно. – Бурин неодобрительно посмотрел на Фабиана.
 – Ну и что ты предлагаешь? – спросил тот. Из-за сдерживаемого гнева голос принца звучал глухо.
 – Надеюсь, что вы уже успокоились. Созданное гномами служит вечно, – констатировал Бурин.
 – Да, а как же тогда обстоит дело с этой развалиной? – спросил Фабиан, кивнув в сторону моста.
 – Разве мы не договорились, что будем вести себя разумно? – Бас Бурина звучал мягко и снисходительно.
 – Ты, может быть, и договаривался, а я – нет. Мне хочется ругаться.
 – Ну, если ты так решил, то и ругайся себе дальше! Только отойди, пожалуйста, подальше, чтобы я мог рассказать другим, как мы переберемся через пропасть.
 Фабиан выглядел так, будто собирался сказать ещё что-то, но промолчал.
 – А теперь взгляните-ка на мост. Видите опорную балку, которая собственно и несет на себе всю конструкцию?
 – Да, и она выглядит такой же гнилой, как и все остальное, – обиженно произнес Фабиан.
 – Возможно, но на самом деле это не так. Подойдите ближе, друзья, и убедитесь сами, как строят гномы!
 Вслед за Бурином они подошли к краю пропасти. Киму чуть не стало дурно, когда он взглянул на опорную балку. Ее диаметр составлял добрых три фута, а конец уходил в скалу.
 – Смотрите. Мы называем это ингам-кевлар, то есть железное дерево, – профессорским тоном пояснил Бурин и спустился к балке. Своим тяжеленным топором он с силой ударил по стволу. Однако лезвие не проникло в древесину, а со звоном отскочило от нее. Под слоем пыли балка была безупречна.
 – Как такое может быть? – спросил Ким.
 – Это древнее искусство гномов. Необходимо привести древесину в состояние полного покоя, для этого следует всего лишь только подобрать правильный звук. Так, во всяком случае, говорится в книгах, – лениво закончил он. – Именно это и является тайной. – Его голос звучал немного неуверенно, так что у друзей закралось сомнение, что Бурин и сам знает об этом не слишком много; вероятно, этот метод был забыт и самими гномами. – В любом случае, вы убедились, что мы спокойно можем перебраться на ту сторону. Никаких проблем.
 – Но только не сегодня, – раздался голос Фабиана. – Солнце уже низко, а я не хочу, чтобы преодоление этой пропасти превратилось в бег наперегонки с наступающей темнотой.
 – Тогда нам необходимо ждать, – проквакал Гврги, и было заметно, каким облегчением представляется для него эта возможность.
 Ким задумчиво оглядел балку. Она была вырублена из целого древесного ствола. Он представил себе это огромное дерево, как оно покачивается на ветру, древнее как мир и кажущееся неколебимым. Но вот появились полчища гномов и срубили его своими блестящими топорами.
 Если прислушаться, то казалось, можно ещё услышать песню ветра в его ветвях. Или это был совсем другой звук: голос самого времени, замершего в дереве?
 – А как вы смогли перекинуть балку через пропасть? – спросил он. – В ней же добрая сотня локтей, если не больше.
 – Еще одна тайна, – пробубнил Бурин и добавил: – Без некой доли волшебства здесь, правда, не обошлось. – Все его поведение показывало, что обо всем об этом он не проронит больше ни слова.
 – Давайте выберем место для ночлега, пока светло, – предложила Марина.
 – Маленькая женщина исключительно практична, – пробормотал Бурин.
 После того как все вокруг было осмотрено, они пришли к заключению, что на этот раз им придется провести ночь под открытым небом. На плато негде было укрыться, а с заходом солнца ветер, дующий, как казалось, во всех направлениях, усилился. И стал ещё более холодным.
 – Ветер пахнуть снегом, – подал голос Гврги. – Слишком рано для того.
 – Ничуть, мой дорогой друг. Это у вас на болоте для снега может быть ещё и рано, но здесь, в горах, все обстоит по-другому. Зима наступает раньше, а заканчивается позже, – пояснил Бурин.
 – Еще одна тайна гор, – произнес Грвги. – Иметь много тайн.
 – Верно, – подтвердил гном. – И некоторые из них так же опасны, как само болото.
 – Хорошо это знать, – сказал болотник. – Станем у тебя учиться, как болотники у шамана. Пожалуйста, – это уже он обратился к Киму, – объяснить мне, что говорить гном. Гврги не быть уверенным, что понимать его правильно.
 – Хорошо, – улыбнулся Ким. – Если смогу.
 – Если это начнется опять, – произнес явно разочарованный гном и закатил глаза, – то я брошусь в пропасть.
 – Нет, Гврги, – сказал Ким. – Этого-то он уж точно не сделает.
 – Я спущусь ниже и осмотрюсь, – предложил Гилфалас. – Может быть, там найдется место, где не так дует и где мы сможем получше провести ночь.
 – Сделай одолжение, – пробормотал Фабиан.
 Все посмотрели вслед эльфу, когда он спускался с плато, и каждый мысленно пожелал ему успеха в поисках. Ни Ким, ни остальные совсем не жаждали засыпать под колыбельную завывающего и обжигающе холодного ночного ветра.
 Проходили минуты, тянущиеся мучительно, будто смерзшийся и превратившийся в лед песок в больших песочных часах. Ким, спрятавшийся от ветра за одним из столбов – насколько вообще можно спрятаться от ветра, дующего и царапающегося со всех сторон одновременно, – уже не знал, как долго он так сидит.
 Он взглянул на своих спутников. Гврги сжался в комочек; Марина спряталась за спину Бурина, в одежде и волосах которого блестели капельки воды; Фабиан, с покрасневшими глазами, вслушивался в ветер.
 Но разве не донесся звон оружия? Ким прислушался, однако вой ветра перекрывал все другие звуки.
 Затем крик, отнесенный ветром назад.
 – Бегите! – донесся до них снизу голос Гилфаласа, и вот уже изящно бегущий эльф появился на плато. – Бегите! Враг приближается!
 Никто не пошевелился. Страх, будто ледяной панцирь, сковал тела, парализуя руки и ноги, сердце и разум.
 – Что делать? – спросил наконец Ким, и голос его дрожал.
 – На ту сторону! – выдохнул Фабиан. – Нам нужно…
 Но ещё до того, как кто-то из них успел отреагировать, они глазами увидели то, что обнаружил Гилфалас.
 Они бежали, отставая от эльфа на двадцать-тридцать шагов: темный эльф и около дюжины больгов с обнаженными мечами и боевыми булавами. Разносимый ветром, от гладких скал гулкое отражался стук их кованых сапог.
 – Мы не успеем перебраться! – вырвалось у Фабиана вместе с последовавшим за этим потоком ругательств, когда он обнажил меч. – Ким, переведи Марину на ту сторону. Наша единственная надежда сейчас – это принять бой. Бегите!
 – Но… – запротестовал было Ким, доставая свой кинжал.
 – Прекрати! – закричал Фабиан. – Позаботься о том, чтобы вы оба оказались в безопасности, и, если мы к вам не присоединимся, спешите в Империю. Хоть кто-нибудь из нас должен это сделать!
 Ким засунул Коротыш обратно в ножны и собирался уже повернуться, но вид во весь опор несущихся врагов заставил его замереть.
 Неуклюжие больги бежали, громко топая. Своими лапами они обхватывали оружие, их грубая кожа казалась медной в свете заходящего солнца. Во главе отряда больгов несся он.
 Темный эльф.
 Он совсем не походил на своих головорезов. Он бежал с той же элегантностью и грацией, что и Гилфалас. Ноги его едва касались земли. Глаза на бледном лице горели подобно черным огням, и на мгновение Киму показалось, что эти глаза пригвоздили его к месту и теперь он не сможет сделать и шага.
 – Пошли! – крикнула Марина и потянула Кима за руку. Это вырвало фолька из оцепенения. Он повернулся и побежал вслед за Мариной к мосту.
 С быстротой, какую они только могли себе позволить в этих условиях, Ким и Марина спустились к мосту. Первым на опорную балку ступил Ким.
 Он осторожно переставлял ноги, следом за ним двигалась Марина. Ким не отваживался ни взглянуть вниз, ни смотреть по сторонам и благодарил судьбу за то, что не страдает боязнью высоты. Однако он не хотел рисковать и поэтому не отрывал взгляда от балки под ногами.
 Перебраться на ту сторону оказалось не так уж и просто, как предполагал Бурин. Балка представляла собой основу конструкции моста, а прогнившие доски настила, местами ещё сохранившегося, создавали препятствия, которые приходилось преодолевать. Да и порывистый ветер отнюдь не помогал переходу.
 За спиной Ким слышал скрежет стали о сталь. До него доносились боевые выкрики и команды. Затем первые стоны. Бой разгорелся, и Ким посылал страстные молитвы небесам, чтобы те защитили его друзей и помогли им выстоять. Одновременно Ким просил прощения за то, что уже давно не бывал на церковных службах. И поклялся отныне делать это регулярно.
 Он уже был на середине моста, когда обернулся, чтобы посмотреть, как обстоят дела у Марины. В жилах у него застыла кровь.
 Больг!
 Одно из этих существ спускалось между мостовыми опорами.
 – Марина! – приказал Ким. – Обойди меня и иди дальше! Быстро!
 – Что случилось? – спросила она.
 – Позади нас больг!
 Марина издала слабый крик; затем кивнула и сделала все, как велел Ким. Больг тем временем уже ступил на мост. В его руке поблескивало коварное оружие – широкий меч с острыми, как у пилы, зубцами.
 Ким глубоко вдохнул.
 Так, значит, все это закончится здесь, подумал он. Но я доставлю ему по возможности больше неприятностей. Я сделаю это за всех, кто страдает по вине этих тварей…
 – Полагаю, что нам придется нелегко, – пробасил Бурин, держа в руке поблескивавший топор. – Это будет посерьезнее, чем стычка с болотниками.
 – Я тоже так думаю, друг, – ответил Фабиан. – Полагаю даже, что этот бой может оказаться и последним нашим боем.
 – Он же, кстати, и наш первый бой, если не считать потасовок в трактирах. Вот и выясним теперь, чего мы стоим на самом деле!
 Гврги встал между двумя друзьями. В руке он держал короткий кривой нож.
 – Что ты собираешься с ним делать? – насмешливо спросил Бурин. – Таким только рыбу чистить.
 – Подождать, – спокойно произнес Гврги. – Быть хорошим ножом для мести. Нож от шамана…
 Больше он ничего не сказал, но когда Фабиан мимоходом глянул на него, то ему показалось, что клинок поблескивает чем-то зеленоватым. Однако у него не было времени об этом раздумывать. В этот миг к ним подбежал Гилфалас.
 – Мы должны во что бы то ни стало удержать мост, – объяснил ему ситуацию Фабиан, – Ким и Марина сейчас переправляются на ту сторону. Все, что нам осталось, так это позаботиться о том, чтобы они получили достаточный запас времени.
 – Ну что же, здесь хотя бы земля не болотистая, – глухо произнес Бурин. – Хорошее место, чтобы сложить головы.
 Фабиан поднял меч.
 – Если легионы не спешат нам на помощь, то мы сами должны помочь себе, – произнес он и с кличем «За Империю!» бросился вперед.
 Бурин и Гилфалас ответили ему древним боевым кличем времен Войны Теней, который когда-то сплотил народы Среднеземья…
 Темный эльф, как краем глаза успел заметить Фабиан, обнажил свой узкий меч с клинком из вороненой стали, но в бой так и не вступил. Да и зачем ему нужно было это делать при явном численном превосходстве его отряда?
 Фабиан был вынужден применить все свое мастерство, чтобы отбиваться от наседавших больгов и одновременно прикрывать с фланга Бурина. Малый рост гнома в бою с рослыми больгами был существенным недостатком: ему с трудом удавалось отбивать их удары.
 Гилфалас обращался со своим оружием играючи. Хотя эльф и уступал в силе Бурину или Фабиану, он превосходил их как воин благодаря своей ловкости и гибкости. Его узкий клинок, похожий на оружие темного эльфа, плел узоры, уследить за которыми глаз был не в состоянии.
 Что касается Гврги, то больги поначалу вообще не посчитали его за противника. Но все изменилось, когда один больг собирался пробежать мимо него к мосту. Рыбный нож описал блестящую дугу и вонзился в руку больга. Тот повернулся к Гврги и поднял было свой меч, но вдруг издал душераздирающий крик.
 Крик этот был полон ужаса. В следующее мгновение больг выронил меч и начал оседать на землю.
 Гврги не стал дожидаться результата своей атаки, а молниеносно метнулся к следующему противнику, который вначале даже не заметил его ножа. Но уже через секунду после того, как Гврги провел ему ножом по ноге, он взвыл, выронил свое оружие, подбежал к краю пропасти и рухнул в нее. Его крик эхом носился над бездной, пока не замер на дне.
 – И дальше действуй в том же духе! – подбодрил Бурин болотника, в то время как его топор раздробил колено одному из нападавших, а обратным взмахом надвое рассек ему череп.
 – Что случилось? – спросил Фабиан, который не мог видеть, что творится у него за спиной.
 – Похоже, что нож нашего друга действует на больгов так, что у них пропадает всякое желание жить. – Несмотря на критическую ситуацию, гном не мог удержать в узде свой юмор.
 – Смотрите! – выкрикнул Гилфалас. – Больг на мосту!
 Фабиан выругался. Но даже Гврги не мог пуститься в погоню, ибо теперь больги стали относиться к болотнику серьезно. Сразу двое из них бросились на него.
 С поразительной быстротой болотник отскочил в сторону, прокатился по земле и, когда мечи больгов, высекая искры, ударились о камень, уже снова стоял на ногах.
 В этот же миг меч Фабиана поразил одного из них, однако клинок застрял в ребрах, и принц, не желая выпускать меч из рук, упал вместе с поверженным врагом.
 Другой больг воспользовался этим и занес свою тяжелую булаву, чтобы опустить её на принца.
 Гилфалас бросился вперед и сбил больга с ног. В следующую секунду Фабиан поднялся – с окровавленным мечом в руке и жаждой битвы в глазах.
 Гилфалас же от силы своего собственного броска прокатился дальше. Он тяжело приземлился на плечо, а меч выскользнул у него из рук и покатился по скальной поверхности.
 Он сделал прыжок и уже дотянулся было до рукояти, как вдруг на клинок наступила нога, обутая в черный сапог.
 – Мне кажется, – голос был резок подобно ледяному ветру, проносящемуся над скалами, – что здесь твой путь заканчивается, эльф.
 Больг что-то прохрюкал на языке, которого Ким не знал. Если вообще это был язык, ибо этих тварей темные эльфы выращивали для боя, а не для произнесения речей.
 Ким расставил ноги настолько широко, насколько позволила балка. Перед собой он держал кинжал, который был куда короче, чем меч больга.
 На что вообще мог он сейчас надеяться?
 Еще три или четыре шага, и их клинки скрестятся, и с каждым ударом Ким будет приближаться к смерти. Больг выше ростом и гораздо сильнее; он по всем показателям превосходит Кима, а кроме того, он – обученный воин.
 Ким медленно отступал. Может быть, ему удастся как-то задержать противника? Но он должен быть предельно осторожен.
 Если бы Киму удалось сохранить дистанцию, то он бы, пожалуй, смог при подъеме на противоположной стороне… что-нибудь предпринять. А сейчас ничего не приходило в голову. Единственное, что важно, убеждал он себя, так это чтобы Марина перешла на ту сторону.
 Фольк кинул быстрый взгляд назад, однако не успел ничего увидеть.
 – Марина! – позвал Ким, стараясь перекричать шум боя и плеск воды, шумящей на дне пропасти. – Как ты?
 – Я уже на ступенях! – отозвался её голос.
 – Как только будешь наверху, сразу крикни!
 – Хорошо!
 Ким продолжал шаг за шагом отступать. Больг ухмыльнулся, его лицо превратилось в отвратительную гримасу. За этой ухмылкой притаилась смерть. Больг ощущал себя кошкой, играющей с мышью. Когда Ким делал небольшой шаг назад, больг не стремился сократить расстояние между ними, но продолжал продвигаться вперед такими же короткими шажками.
 Внезапно он сделал два быстрых и широких шага подряд. Ким, резко отступив назад, чуть было не рухнул в пропасть. Когда ему удалось восстановить равновесие, то он убедился, что больг пренебрег возможностью проткнуть его мечом или спихнуть с балки, но он продолжал тупо ухмыляться и наблюдать за своей жертвой.
 – Я наверху! – Это был голос Марины.
 – Отлично! – сказал Ким.
 Затем он развернулся и пустился бежать со всех ног.
 За своей спиной он услышал язвительный смех, а затем участившийся стук кованых сапог по твердому дереву. Но больг не слишком торопился, знал, что Киму не уйти от него.
 Наконец-то, оставив мост за собой, Ким взбежал наверх по старым и истертым ступеням.
 Марина ждала его. В руках она держала полосу ткани и камень.
 Больг все ещё был на мосту.
 – Мы должны его остановить, – тяжело дыша, произнес Ким.
 – Сначала мы его кое-чем займем, – сказала она и зарядила пращу.
 В больга полетел камень величиной с кулак и ударил его в грудь.
 Больг издал возглас удивления. Удар камня был для него полной неожиданностью. Чтобы удержать равновесие, он инстинктивно взмахнул руками и выронил меч.
 Марина тем временем подобрала с земли новый снаряд и зарядила камнемет. Второй удар поразил больга прямо в лоб.
 Он издал крик боли и обеими лапами схватился за морду.
 В руке у Кима тоже был камень, но он не решался кинуть его. Ни разу в своей жизни он никого не убивал и понимал, что если бросок окажется точным, то для больга он будет означать гибель.
 – Кидай! – приказала Марина. – Он один из тех, кто разоряет сейчас Эльдерланд.
 Эти слова все и решили. Ким выдохнул и изо всей силы швырнул камень. В детстве он очень неплохо бросал снежки, штурмуя снежные крепости.
 И не разучился этого делать. Поистине с убийственной точностью камень попал в цель.
 Падая, больг закричал. Это был крик существа, видящего перед своими глазами смерть. Затем вновь стал слышен только шум и плеск воды.
 – Мы должны идти, – сказала Марина.
 – Да, – только и сказал Ким и резко повернулся. Он последовал за Мариной по дороге, ведущей к перевалу. Но, пройдя с десяток шагов, он не смог удержаться, чтобы не бросить взгляд через плечо.
 – Смотри! – сказал он Марине.
 Оба кинули взгляд через пропасть и не смогли понять, что происходит перед их глазами…
 – Гилфалас! – крикнул Фабиан, когда увидел, в какое отчаянное положение попал его товарищ. Быстро взглянув по сторонам, принц понял, что и Бурин, и Гврги достаточно далеки, чтобы предотвратить несчастье.
 В это мгновение больги насели на него с новой силой, так что у Фабиана уже не было времени следить за эльфом. Он был почти благодарен больгам за их атаку, поскольку она избавляла его от зрелища гибели одного из спутников.
 – Умри! – Голос темного эльфа разнесся над плато, вызывая тысячекратное эхо. В этом голосе не было никакого чувства; в нем не слышалось триумфа, но лишь уверенность, что любое сопротивление бесполезно и что противнику ничего больше не остается, кроме смерти…
 Последним усилием воли Гилфалас бросился в сторону. Он ощутил взмах меча, и звук клинка, ударившего о скалу, звенел в его ушах как гонг.
 В мгновение ока он вскочил на ноги и, безоружный, стоял против темного эльфа. На бледном лице была улыбка, однако она не проникла в черные безжалостные глаза.
 – Кто ты? – Голос был так же холоден, как и улыбка. – Я так долго гнался за тобой. Назови свое имя, прежде чем я убью тебя!
 – Меня зовут Гилфалас, я сын Инглориона из Талариэля, из рода Элохимов, который когда-то изгнал твоих предков. Убирайся обратно во тьму, где тебе и место! – Казалось, что время и пространство замерли и исчезли в миг, когда друг другу противостояли эти двое: бесстрашный эльф и порождение ночи.
 Темный эльф зашипел подобно змее, дыхание смерти слышалось в этом звуке.
 – А-а-а…
 Гилфалас успел увидеть блистающий клинок, описывающий высокую дугу над головой его темного противника.
 – Знай же, что тебя убил Азантуль, сын Азратота.
 Вот и все…
 – НЕТ!
 Прозвучавший голос был подобен грому. Тотчас железные обручи, изнутри сдавливавшие голову Гилфаласа, лопнули, и он успел броситься в сторону, когда клинок со свистом опустился.
 – Ты?
 С большим трудом, пренебрегая болью, Гилфалас стряхнул с себя оцепенение и выпрямился.
 Между ним и темным эльфом стоял огромный, выше всех на голову, магистр Адрион Лерх. Его фигура была прозрачна, казалось, что она трепещет и вьется на ветру.
 Одним небрежным движением руки магистр Адрион отбросил назад больгов, теснивших Фабиана, Бурина и Гврги. Затем он повернулся к темному эльфу, смертельно побледневшему и с ужасом взирающему на него.
 – Да, это я – хранитель древности, – прогрохотал голос магистра. – А теперь убирайся, пока я не воспользовался вверенной мне силой и не сбросил тебя в пропасть. УХОДИ! – Произносивший эти слова голос все время нарастал и на последнем слове достиг мощи урагана.
 Темный эльф отступил. Азантуль был достаточно умен, чтобы понять: с этим ему тягаться не под силу. Одна резкая команда, и уцелевшие больги с ворчанием потянулись вслед за ним.
 – Тебе все равно не избежать теней! – раздался голос темного эльфа. – Думай обо мне, когда погаснет свет…
 Он засунул меч в ножны и набросил на плечи плащ.
 – Иди ко мне! – крикнул с моста Фабиан голосом, который вот-вот готов был сорваться и перейти в истерический смех. – Трус, возвращайся и дерись!
 – В другой раз, – прошептал темный эльф. Затем он повернулся, даже не удостоив Фабиана и его спутников взгляда, и уже через несколько шагов он и его отряд больгов слились с наступающими сумерками.
 Когда шаги кованых сапог замерли вдали, Гилфалас повернулся к своему спасителю. Магистр выглядел снова таким, каким эльф его запечатлел в своей памяти: старый фольк ростом с мальчика. Если бы контуры его тела не колебались на ветру, можно было бы подумать, что он стоит здесь живой.
 – Переходите скорее на другую сторону, – произнес магистр, – Азантуль затаился поблизости, а моя власть не безгранична.
 – Что… – начал было говорить подошедший Фабиан, но магистр покачал головой.
 – Сейчас не время для объяснений. Передайте Киму мой привет и скажите ему, что он оправдывает мои ожидания.
 – Мы сделаем это, – сказал Фабиан, а Гилфалас прибавил:
 – Благодарю вас, магистр. Вы снова спасли мне жизнь.
 – Разве есть большее благо, – сказал магистр, – чем отдать свою жизнь за правое дело? А теперь идите!
 Со всей возможной быстротой Фабиан и его спутники миновали мост, и хотя надвигались сумерки, а на балку падала тень горы, какое-то странное свечение указывало им путь.
 Едва только они осилили подъем на противоположной стороне пропасти, как Фабиан обернулся и бросил взгляд назад. Магистр Адрион по-прежнему стоял меж мостовых опор, а свечение исходило из его повелительно поднятых рук. Некоторое время ничего не происходило; казалось, что даже ветер затих. Затем раздался треск, одновременно отозвавшийся со всех сторон, и ствол железного дерева, который в незапамятные времена проложили через пропасть гномы, разлетелся на тысячи и тысячи осколков-щепок.
 Когда Фабиан опустил руки, которыми он инстинктивно прикрыл лицо, на противоположной стороне уже никого не было.
 – Вот это спектакль! – одобрительно кивнул Бурин. – Я всегда знал, что в фольках скрывается нечто большее, нежели их практичная, но скучная жизненная философия!
 – Это был магистр Адрион? – спросил Ким, который только что вместе с Мариной подошел к ним.
 – Да, – только и ответил Фабиан. – Он просил передать тебе привет и сказать, что ты успешно справляешься со своим заданием.
 – Каким заданием? – спросил Ким скорее механически, чем действительно из любопытства. Пустым взглядом он уставился на север, как будто мог увидеть там Эльдерланд.
 – Этого он не сказал, – ответил Бурин, и Ким был благодарен, что гном не добавил от себя комментария наподобие «привидения не очень-то любят давать справки».
 На противоположной стороне пропасти появилась сначала одна тень, за ней последовали другие: Азантуль и больги.
 – Идем, нам пора, – сказал Фабиан. – Хватит с нас на сегодня.
 Спутники повернулись и зашагали вверх по тропе. Через несколько сотен шагов они обнаружили в скале пещеру.
 – Здесь мы можем устроиться на ночь, – заметил Бурин. – Взгляните, в этой впадине даже есть вода.
 – Может быть, лучше пройти дальше, – сказал Ким. – Враги все-таки ещё близко.
 – Магистр Адрион позаботился о том, чтобы они не смогли идти по нашим следам очень уж быстро. Метод хоть и был отчасти суров, но подействовал хорошо. Так что давайте разбивать лагерь. Я пойду погляжу, не найдется ли где поблизости каких-нибудь кустов, чтобы мы смогли хотя бы чай вскипятить.
 Вскоре Бурин вернулся с тощей охапкой хвороста. Принесенного действительно хватило только на то, чтобы вечером и с утра нагреть воды. Но пещера была защищена от ветра, и им не приходилось бояться, что ночью они замерзнут.
 В этот вечер никто не вел длинных разговоров. Слишком уж свежи были в памяти впечатления минувшего дня. В голове Кима роились мысли о его воспитателе и учителе. Ким знал его как ученого и мудрого человека, часто удивлявшего Кима своей дальновидностью. Однако магистр Адрион никогда не представал перед ним в обличье могущественного волшебника.
 Внезапно Киму в голову пришла мысль, что магистр, может быть, мертв, ибо принято считать, что лишь мертвые предстают перед живыми в обличье духов, чтобы защищать их. Однако он тотчас отбросил ее: ведь даже слова ободрения, которые просил передать ему старик, звучали отнюдь не так, будто история магистра Адриона подошла к концу.
 Он ощупал у себя на пальце кольцо – подарок магистра. Разве не вспыхивал внутри его огонь? Или это был лишь отсвет пламени костра?
 Гврги тем временем смазывал лезвие своего ножа пастой зеленоватого цвета, пробуя её время от времени на вкус.
 – Что это у тебя за штука? – спросил Бурин.
 – Джелат, – ответил болотник, как будто этим было сказано все.
 – Ага, – сказал гном, однако от своих расспросов не отказался. – Полагаю, это одна из болотных тайн.
 – Да, и поскольку ты обучить Гврги тайны гор, то Гврги объяснить тебе джелат.
 – Ну тогда начинай.
 – Так вот, – проквакал Гврги. – Джелат – это сок ягоды йоруба. Шаманы использовать его для волшебства. Если джелат попадать в кровь, то жертва видеть страшные вещи и искать смерти. Джелат без крови приносить приятные грезы.
 – Об этой тайне мы должны хранить молчание. Если известие о джелате без крови разнесется по Империи, то добрая половина подданных начнет гоняться за этими приятными грезами.
 – Наше счастье, – внезапно произнесла Марина, – что вы не применили джелат против нас на болоте.
 Замечание было справедливым. Фабиан удивленно поднял вверх бровь.
 – А почему, собственно говоря, вы этого не сделали?
 – Шаман запрещать, – кратко ответил Гврги. Казалось, Гврги ничего не знает о побудительных мотивах шамана, так что принц не стал и спрашивать об этом.
 Только один Бурин, считавший, что последнее слово всегда должно быть за ним, пробормотал:
 – Попадись мне этот шаман, уж я бы вытряс из него пару тайн, можете не сомневаться.
 Вскоре после этого все забрались под одеяла и поближе придвинулись друг к другу, поскольку холод был отчаянный.
 Но спали все крепко и глубоко даже и без джелата – то ли потому, что смертельно устали за день, то ли потому, что на них оказала действие магия. Но что бы ни снилось Киму, видевшему магистра Адриона сидящим у их лагеря и разглядывающим его дружелюбным, но несколько печальным взглядом; или Фабиану, смотревшему на блестящий во мраке меч темного эльфа; или Гилфаласу, наблюдавшему пламенеющие глаза своего темного брата; или же Бурину, сражающемуся с больгами, – все это было забыто, как только неясный свет рассветных сумерек возвестил о приходе нового дня.
 Увиденное во сне Гврги осталось неизвестным никому.




 5
 ЧЕРЕЗ СКАЛЫ И ЛЕД И ОБРАТНО


 – Вставайте, господа, – разбудила их Марина, и Ким сразу ощутил, что привычный уже аромат чая почему-то отсутствует. – Мне нужен кто-нибудь, кто бы мог развести огонь.
 – Бурин, сделай это ты, – раздался голос Фабиана. – Здесь так холодно, а ты ведь у нас закаленный.
 Гном пробормотал что-то нечленораздельное и вынырнул из-под одеяла. Ворча, он достал кремень и огниво и разжег огонь.
 Вскоре после этого все они сбились в кучу у костра, пытаясь согреться.
 – А теперь идите отсюда, у меня ещё много работы, если вы, конечно, хотите чаю. И вообще вы мне сейчас огонь затушите. Мужчины вы, в конце концов, или нет? – расшумелась Марина – Честное слово, как маленькие дети!
 Путешественники ворчливо разбрелись, не дожидаясь, пока Марина снова напустится на них.
 – Ну а ты, Гврги… – Она явно выбрала бедного болотника своей следующей жертвой. – Тебе не мешало бы при первой возможности принять ванну. От тебя воняет.
 Гврги беспомощно посмотрел по сторонам, однако протестовать не отважился.
 – Я постараюсь, – малодушно вымолвил он.
 – Умно с его стороны, – пробурчал Бурин.
 – Эй, – сказал Ким. – Похоже, наш друг впервые заявил о себе в первом лице. До этого он себя иначе как «Гврги» не величал.
 – Что-то я этого прежде не замечал, – фыркнул Бурин.
 Но как только они сделали первые глотки чая, дела пошли на поправку и настроение у всех заметно улучшилось.
 Затем они вышли навстречу звенящим от мороза утренним сумеркам.
 – Еще немного, и пойдет снег. Вы только взгляните на зарю! Мы должны поторопиться, – веско подытожил Бурин.
 Около полудня был сделан привал. Все тяжело дышали, даже Гилфалас, казавшийся до сих пор бодрее прочих, и тот по-рыбьи хватал ртом разреженный горный воздух.
 – Если бы мы так не спешили, – проговорил Фабиан, – то я бы предложил считать нашу дневную норму ходьбы выполненной полностью. Но, увы, нам необходимо двигаться вперед.
 Всю вторую половину дня спутники мучительно брели вверх по заснеженному склону.
 – Давайте сделаем так, как делают в болоте, – квакающим голосом, но грамматически вполне правильно предложил Гврги. – Обвяжемся веревкой. Если один сорвется, остальные смогут его удержать.
 – Только не в том случае, если поскользнется наш плотный друг, – мимоходом заметил Фабиан и улыбнулся Бурину.
 – Все это мышцы, ни грамма жира, – послышался голос гнома. – Я не набираю вес, живя, как некоторые, при дворе или просиживая кресла в музее.
 Предложением болотника они все же воспользовались, и дальнейший путь проделывали гуськом.
 – Впереди хижина, – уверенно заявил Гилфалас.
 – Где? – спросил Бурин.
 Эльф указал на возвышение чуть пониже перевала.
 – Даже если у нас земля будет гореть под ногами, – задумчиво произнес Фабиан, – мы все равно переночуем в ней и отправимся на штурм перевала завтра.
 – Хорошая мысль. Вот кругозор истинного наследника престола. Мне не страшно за будущее династии Талмонда.
 – Бурин, после твоей смерти нужно будет непременно заклеить твой рот, иначе и на кладбище не будет покоя.
 Они достигли хижины перед заходом солнца. Вечный снег казался в этот момент пропитанным кровью. Ким не мог долго смотреть на него, поскольку тотчас начинали болеть глаза. Бурин предупредил их, что это может привести даже к временной потере зрения.
 Наконец все они собрались перед хижиной, которая, похоже, была вырублена из того же дерева, что и опорная балка моста.
 – Созданное гномами служит вечно, – пробормотал Бурин, осторожно поворачивая дверную ручку. – Кто знает, сколько сотен лет стоит здесь эта хижина.
 Дверь распахнулась без малейшего скрипа, как будто петли были только что смазаны. Путники осторожно вошли в темное помещение.
 – Постоялый двор, – вырвалось у Кима, когда глаза привыкли к темноте. – Это же постоялый двор.
 Они находились в маленькой гостиной; лавки чинно стояли у столов, как будто вот-вот появится хозяин и начнет потчевать гостей. Однако первое впечатление было обманчивым: на мебели и на стойке лежал слой пыли толщиной в палец.
 – Помещение, пожалуй, маловато для постоялого двора, скорее это просто придорожный трактир, – сказал Гилфалас, чьи острые глаза быстрее остальных привыкли к темноте. – Да и где же здесь могут спать путники?
 Бурин обернулся к нему со скромной улыбкой на устах.
 – Это ведь гномий постоялый двор, а гномы – народ хитрый. Комнаты для гостей находятся под землей. Зимой там теплее и проще их отапливать, а летом стоит приятная прохлада. Идите за мной.
 Он уверенно подошел к левой стороне стойки, быстро сориентировался и ткнул пальцем куда-то в пыль. Затем он поднял крышку люка. На черном, покрытом пылью полу отчетливо виднелась темная дыра.
 Поднятая пыль забилась Киму в горло, и он закашлялся. Марина закрыла рот платком. Если бы Кима не одолел приступ кашля, то он, наверное, усмехнулся бы, поскольку в связи с таким количеством пыли в помещении на лице Марины читалось явное неодобрение. Если бы ей дали только один день, то, без сомнения, все здесь стало бы таким же безукоризненно чистым, как в доме хранителя Музея истории Эльдерланда.
 Бурин тем временем обошел вокруг стойки, явно разыскивая что-то, и наконец удовлетворенно хмыкнул. Раздался удар стали о кремень, и в его руках появился слабый огонек. Когда гном выпрямился, его лицо освещалось сияющим пламенем факела, яркость которого быстро увеличивалась. Он снова порылся за стойкой, вручил каждому по факелу и в качестве резерва захватил с собой ещё парочку.
 – Теперь идите за мной, – сказал он. Свет факела выхватил из мрака выглядевшую вполне прочной лестницу.
 – Не могли бы вы спуститься и подождать меня? – пробормотал гном.
 – Хорошенько запомни эту фразу, Ким, – сказал ему Фабиан. – И непременно используй, когда поведешь по музею очередных экскурсантов.
 Бурин никак не отреагировал на замечание Фабиана. Когда все оказались внизу, гном последовал за ними и осветил им проход, ширина которого составляла четыре, а высота – и все шесть шагов.
 – Справа и слева от нас находятся комнаты для гостей, – произнес Бурин и открыл одну из дверей. За дверью находилось помещение, в котором расположились четыре кровати, стол, шкаф и стулья. Все было в хорошем состоянии, и на мебели было гораздо меньше пыли, чем наверху.
 Бурин повел их по длинному коридору, который делал резкий поворот вправо. Он открыл ещё одну дверь, и они оказались в большом зале со сводчатым потолком, в котором могли без труда разместиться пятьдесят – шестьдесят человек.
 – Столовая, – сообщил Бурин. – А здесь должна быть кухня, – сказал он, когда они распахнули ещё одну дверь. И действительно, они увидели перед собой кухню со всей необходимой утварью, на стенах висели горшки, поварешки и черпаки. В центре стояла чугунная плита.
 – Вот теперь я знаю, для чего я несла с собой всю дорогу бобы, – проговорила Марина. – Остается только добавить сальца и ещё пару мелочей, что найдутся у меня в мешке, и тогда я смогу здесь развернуться – если, конечно, плита в порядке.
 – Будьте уверены, драгоценная Марина, созданное гномами… – начал Бурин.
 – … служит вечно, – закончил Фабиан. – Это мы уже слышали.
 – Но мне понадобятся дрова и вода, – раздался голос Марины.
 Не говоря ни слова, Бурин приоткрыл крышку ящика слева от плиты, где оказались дрова.
 – А справа ты найдешь уголь; он горит жарче и дольше.
 – Знаю, Бурин, – ответила Марина. – А вода?
 Опять без лишних слов гном проверил насос. И после того как он три раза нажал на рычаг, в чашу полилась прозрачная вода. С победоносной улыбкой Бурин повернулся к наследному принцу.
 – Ну, говори уж, Бубу, – покорно произнес Фабиан.
 – Что говорить? – отозвался гном.
 Фабиан пробормотал нечто нечленораздельное и отвернулся.
 – Так, а теперь все вон из кухни! Позаботьтесь о том, чтобы навести порядок в столовой. Здесь я уж как-нибудь сама разберусь.
 Марина воткнула факел в шандал и превратилась в хозяйку.
 Ким и остальные собрались уже было идти в столовую, но их задержал Бурин.
 – Идемте, – сказал гном. – Может быть, мы тут ещё что-нибудь обнаружим.
 – Например? – спросил Гилфалас.
 – Знаете вы это или нет, но раньше здесь пролегал важный торговый путь, – произнес Бурин.
 – Почему же сейчас о нем никто не помнит? – спросил Ким.
 – Да сколько за тысячи лет утеряно знаний! Возможно, где-то и есть камень с выбитыми на нем иероглифами, который может поведать о прошлом этого пути, однако знания гномов никогда не собирались так, как это делалось у людей и фольков, – сказал Бурин. – И у нас нет памяти элоаев, которая передается из поколения в поколение.
 – Ты говорил, что знаешь эти горы, но по ту сторону перевала. А про этот постоялый двор ты знал? – спросил Ким.
 – Я не говорил, что был там. Я знаю об этих местах благодаря старой карте, а на ней указан торговый путь лишь до перевала. В давние времена до него добралась одна наша экспедиция. Но Эльдерланд – не особенно хороший рынок для ремесленных изделий гномов. Так какой же смысл было идти дальше через снег, бури и зимний холод? А теперь о том, куда я хочу вас отвести: на постоялых дворах всегда имеются складские помещения. Может, в них сыщется что-нибудь полезное для нас.
 – После стольких лет? – вырвалось у Гилфаласа, однако, когда Бурин обернулся к нему, он быстро добавил: – Я, конечно, понимаю, что созданное гномами…
 Пока Бурин вел их по коридорам, путники представили себе истинные размеры сооружения, на сотни футов уходившего в глубь скалы. Это подтверждало былую значимость дороги, по которой они следовали.
 Бурин толкнул двустворчатую дверь, и свет факелов осветил большой зал размером пятьдесят на шестьдесят шагов, сводчатый потолок которого подпирали мощные круглые колонны. Как яблони в саду, подумал Ким.
 – Мы должны здесь осмотреться, – сказал Бурин и принялся обследовать помещение. – Сооружение даже больше, чем я думал. По всей видимости, раньше здесь была перевалочная база для караванов.
 – Здесь какие-то сундуки, – послышался голос Гилфаласа.
 Все направились к эльфу. Все сундуки, а их было около дюжины, были заперты на замки.
 Бурин попытался открыть один из сундуков. Он приложил все свои силы, прежде чем справился с замком. Гном откинул крышку сундука, и улыбка пробежала по его лицу, когда он извлек суконный кафтан.
 – Немного староват, – прокомментировал Фабиан.
 – Если я не ошибаюсь, – пробормотал Бурин, – то несколько сотен лет назад это была самая модная зимняя одежда.
 Гилфалас попробовал шерсть на ощупь.
 – Такое ощущение, будто она новая.
 – Тайна гномов… – многозначительно произнес Бурин. – Хранение без доступа воздуха.
 Тогда они принялись открывать другие сундуки, в которых обнаружилось множество вполне годных к употреблению вещей, в том числе веревки, теплые сапоги, полушубки.
 – Теперь мы можем не бояться мороза, – пробурчал Бурин.
 – Что это такое? – спросил Гврги, открыв последний сундук.
 – Снегоступы, – коротко ответил Бурин, взглянув на странные приспособления, слегка напоминающие клетки для птиц.
 – Что? – вырвалось у болотника.
 – Тебе придется представить, что снег в горах иногда достигает в высоту десяти футов. А в такой обуви ты сможешь идти по снегу и не проваливаться.
 Гврги в большой задумчивости принялся рассматривать снегоступы.
 – Действовать и в болоте? – наконец спросил он.
 – Не думаю, – ответил Бурин.
 – Тогда они лишние, быть для нас только обузой. Но если мы снова идти по болоту, то я, пожалуй, мочь их переделать, – тихо проговорил Гврги и отложил снегоступы в сторону.
 В это время в комнату заглянула Марина.
 – Я обнаружила баню. Истопите печь и приведите в порядок столовую.
 – Так будем мыться или у нас просто нечего есть? – спросил Фабиан, окинув взглядом Гврги, с ужасом взиравшего на Марину.
 – Я имею в виду печь в бане.
 – Печь в бане? – удивленно спросил Гилфалас.
 – Да, наши бани отапливаются. Я бы хотел предложить вот что: пока мы с Кимом занимаемся печью, вы тем временем приведите в порядок стол в столовой, чтобы после бани мы тотчас снова не извалялись в грязи, как свиньи. Насколько я знаю Марину, она в таком случае, невзирая на титулы и заслуги, отправит нас мыться снова. А принимать ванну два раза на дню – это чересчур расточительно.
 Они быстро развели под котлом огонь, который Бурин время от времени подкармливал углем. Вскоре к ним вернулись и остальные.
 – Банная песнь! – крикнул Бурин. – Давайте споем банную песнь! – Но прочие гнома не поддержали. Стоя в каменных корытах, друзья обливались горячей водой, пока из кухни не стали долетать громкие звуки.
 – Это гонг, зовущий нас к обеду!
 Вряд ли когда-нибудь кто-либо быстрее шел на подобный зов. Пока мужчины пировали, Марина удалилась в ванную.
 – Теперь тут все свои, – так прокомментировал Бурин её уход. – Женщины любят мыться. Если я когда-нибудь женюсь, то обязательно построю для своей жены баню.
 – Мудрое решение, – отозвался Фабиан.
 Ким же, напротив, только рассмеялся и заметил:
 – Ты – и вдруг жениться! Прежде чем какая-нибудь женщина выйдет за тебя замуж, она скорее дойдет до края света и опустится на морское дно.
 – Такими вещами не шутят! – загремел Бурин, на этот раз и вправду разозлившись.
 – Прости, – сказал Ким. – Я не имел в виду ничего плохого.
 Наконец наступило время трубок. Гврги наблюдал за курящими с неодобрением, но в бегство, однако, не обратился; видимо, ему доставляло удовольствие сидеть с туго набитым животом, удобно откинувшись в широком кресле. Затем пришла Марина и объявила им, что комнаты для ночлега приготовлены. У всех на лицах появились радостные улыбки по поводу того, что наконец-то они нормально выспятся на настоящих кроватях.
 Они торопливо позавтракали, чтобы с первыми лучами выступить в путь. Изо рта валил пар, было очень холодно, но спутникам, одетым в ватные полушубки, даже мороз представлялся теперь чем-то романтическим.
 Ночная тьма уступила место затянутому в дымку дню. Гребень Серповых Гор, отчетливо видимый ещё утром прошлого дня, скрывался теперь за облачной пеленой, сквозь которую солнце едва пробивалось.
 – Холод нам не страшен, только бы не пошел снег, – произнес Бурин и добавил: – Но боюсь, он все-таки пойдет. Поэтому вперед! Хорошо бы ещё сегодня миновать перевал.
 Они вновь ступили на едва различимую гномью дорогу, по-прежнему бывшую для Кима загадкой. Если верить Бурину, то в Эльдерланде для гномов не было ничего такого, ради чего стоило бы совершать сопряженное со столь многими трудностями и опасностями путешествие. Однако Ким читал в старых хрониках, что в древности торговые связи между гномами и фольками были довольно оживленными и велись «под горой и на горе» – так было записано в летописях.
 И тут вдруг на ум ему пришли слова, сказанные Мариной, когда Фабиан рассказывал о древних легендах: «Земля все помнит. Разве вы этого не чувствуете?»
 – Там кто-то лежит! – Голос Гилфаласа прервал его размышления.
 – Где? – спросил Фабиан.
 – Вон там, чуть ниже перевала, – сказал Гилфалас и указал на черную точку над заснеженным полем.
 – В таком случае он выбрал не лучшее место. Видите вон тот снежный козырек над ним. Если снег обрушится… – заметил Бурин.
 Справа от дороги начинался глетчер, сползавший вниз и увлекавший собой камни. А над фигурой, лежащей, насколько об этом можно было судить, бездыханно, в коварном блестящем великолепии нависал огромный сугроб, который, сорвавшись, наверняка похоронил бы под собой лежащего.
 – Как он туда попал? – спросил Фабиан, обращаясь скорее к себе, чем к кому-либо другому.
 – Сугроб обязательно обрушится, – лаконично произнес Бурин. – Так что мы ничего не можем сделать для него.
 – Как он туда попал? – спросил и Гврги, а Кима очередной раз удивило, что болотнику снова удалось построить грамматически безупречное предложение, или, по крайней мере, повторить его за Фабианом.
 – Откуда я знаю, – резко ответил гном. – Идемте. Нас ожидает срочное дело.
 – Ты не можешь быть таким бессердечным! – вырвалось у Марины.
 – О чем ты? – удивленно спросил Бурин. – Лежащий там парень наверняка мертв. И кроме того, он находится прямо под снежным сугробом, который в результате температурных колебаний за последние дни стал таким хрупким, что под действием солнца вот-вот обвалится. Будь благоразумна; мы ничем не сможем помочь ему. Во-первых, у нас нет времени, а во-вторых, риск слишком велик. Не говоря уже о том, что на голой скале мы даже могилы ему вырыть не сможем.
 – Вчера его там ещё не было, иначе бы Гилфалас заметил, – возразила в ответ Марина.
 – За это я не могу поручиться, – вмешался эльф.
 – Нет, вы только посмотрите на него. Хороший же вы друг, господин гном! – Марина разгорячилась. – Остается только надеяться, что Ким или кто-нибудь другой не обратятся к вам за помощь, если окажутся в нужде. Вы ведь только и ищите отговорки, чтобы никому не помогать.
 – Мы должны попытаться помочь ему, – заметил Фабиан.
 – Как знаете, – проворчал гном и удостоил Марину взгляда, смысл которого Ким не вполне понял. Разумеется, гном был в ярости, однако молодому фольку показалось, что к этому взгляду примешивалось и что-то еще.
 Было ли это удивление? Но в любом случае вряд ли кто-нибудь мог позволить себе разговаривать с гномом в подобном тоне. Ким вспомнил одного завсегдатая таверны в Великом Ауреолисе, которому Бурин без комментариев заехал кулаком в живот только потому, что кто-то назвал гнома малышом, а он засмеялся при этом. В качестве кары наглецу пришлось пожертвовать весь свой ужин собакам на заднем дворе.
 – Да и как мы туда заберемся? – задался вопросом Бурин, обращаясь при этом скорее к себе, чем к другим. – Ледник может прийти в движение.
 – Теперь, когда мы знаем, как действовать нельзя, было бы очень мило с твоей стороны сказать, как нам следует поступить.
 – Как раз над этим я и думаю, – ответил Бурин. Он некоторое время ходил взад-вперед, поглядывая на лежащую фигуру, проверил снаряжение и взглянул на небо, как будто проверяя положение солнца на небосклоне. Все замерли в ожидании.
 – А сделаем мы это вот как, – сказал он в конце концов и продолжил, прежде чем Марина успела его перебить: – Я обвяжусь веревкой и возьму с собой снегоступы. Затем пройду по леднику, выйду на фирн и попытаюсь спасти несчастного. Вы будете держать веревку и, если со мной что-нибудь случится, вытянете меня обратно.
 – Хороший план, – похвалила Марина. – Ты можешь быть отзывчивым, когда тебя об этом попросят. Полагаю, – добавила она, обращаясь к остальным, – он все-таки добрый парень. – Затем она улыбнулась гному, потерявшему на мгновение дар речи.
 – Удивительная маленькая женщина, – только и смог он сказать.
 – Я принесу снегоступы и длинную веревку, – сказал Гврги.
 – Поторопись! Чем выше солнце, тем больше опасность схода лавины.
 Когда Гврги вернулся, они начали опасное восхождение. В том месте, где скала выдавалась над валунами, из-за больших и постоянных перепадов жары и холода порода стала мягкой и ломкой, вся в крапинках слюды, от мерцания которой болели глаза. А между скалами талые воды глетчера булькающими ручейками скатывались вниз.
 Солнце тем временем пробилось сквозь облака, стало светлее и теплее. У Кима на лбу выступили капельки пота. Он взглянул на снежные массы, возвышавшиеся над ним. Маленькая неподвижная фигурка была невидна отсюда, но снежный навес казался ещё более угрожающим.
 Гном снял вещевой мешок и обвязал себя толстой веревкой.
 – Если она окажется коротка, – проинструктировал гном своих помощников, – привяжите к её концу вторую.
 Моток веревки покороче Бурин повесил себе на плечо: ею он привяжет к себе пострадавшего. Разумеется, если тот ещё жив.
 – Ни пуха ни пера, старина, – сказал Фабиан.
 – Только, ради милостивой Владычицы, не кричите, иначе вы вызовете сход лавины, – предостерег их напоследок гном.
 – Ослабь! – это Фабиан, стоявший первым в страхующей цепочке, подал команду, что веревку необходимо отпустить. Они должны были следить за тем, чтобы она не касалась земли, но одновременно и не была слишком туго натянута, что могло затруднить Бурину передвижение.
 Из-под ног Бурина постоянно срывались камни и с шумом скатывались в долину. В такие моменты гном на мгновение замирал.
 – Пресвятая Мать, помоги! – пробормотала Марина, когда гном споткнулся и только благодаря веревке удержался на ногах, а не сорвался вниз вместе с камнями.
 Да и Ким, стоявший за Фабианом и не видевший происходящее, то и дело посылал безмолвную молитву небесам, пока Бурин осторожно приближался к неизвестному, лежавшему на снегу.
 – Надеюсь, у него все получится. – Ким так сильно схватился за веревку, что костяшки на пальцах побелели.
 – Ослабь захват, Ким, – сказал Фабиан. – Иначе мы не сможем сдать веревку.
 Наконец гном миновал ледник. На границе вечного снега он нацепил на ноги снегоступы и продолжил свой путь, ступая теперь ещё медленнее.
 – Веревка кончается, – донесся с края цепочки голос Гилфаласа.
 Фабиан два раза дернул за веревку, что, как они и договаривались, служило сигналом для Бурина. Гном остановился и подождал, пока Гилфалас свяжет концы.
 – Я даже и не знаю, что опаснее, – прошептал Фабиан, – снег или камни.
 Они с напряжением следили за тем, как Бурин приближается к лежащей фигуре. Еще двадцать, ещё десять шагов. Затем выступ скалы скрыл гнома от их взглядов.
 Спутники напряженно ожидали сигнала от Бурина. Если он поднимет правую руку, то это будет означать, что им необходимо подниматься наверх, поскольку спасаемый ещё жив. Если же он поднимет левую, это означает, что все их старания напрасны и им остается только надеяться, что Бурин в целости и сохранности выберется оттуда.
 – Ну давай же, – в нетерпении произнес Фабиан.
 Затем они увидели, как над краем скалы показались темные очертания фигуры гнома.
 – Он поднял правую руку! – облегченно вырвалось у Марины.
 – Идем!
 Пока они поднимались, чтобы достигнуть одинаковой с Бурином высоты, спутники увидели, что придумал гном. Веревкой он обвязал находящегося без сознания потерпевшего, а затем попытался взвалить его на спину. Только бы снегоступы выдержали тяжесть обоих тел.
 – А ведь это не человек, – заявил Фабиан. – Взгляните на него, это же гном, у него комплекция такая же, как у Бурина.
 Теперь это смог разглядеть и Ким. Фабиан оказался прав: действительно это был гном.
 В этот момент Бурин обернулся, взглянул в их направлении и начал отчаянно жестикулировать.
 – Что это значит? – пробормотал Фабиан. – Что он делает?
 – Если ты обернешься, то увидишь все сам, – сказал Гилфалас, и его голос прозвучал странным образом глухо.
 – Что это… – вырвалось у Фабиана. Он на секунду замолк, а затем вдруг разразился бранью как последний портовый грузчик.
 Как будто ниоткуда появилось и на глазах стало расти черное облако, стремительно приближаясь к ним. Перед собой черное, как ночь, облако гнало серую пелену, в которой время от времени вспыхивали молнии. Мгновенно похолодало. У Кима возникло ощущение, будто вся кровь от головы ушла в ноги. У него закружилась голова.
 – Снежная буря, – вымолвил он. – Но буря, несущаяся из Эльдерланда на юг? Да ещё с такой скоростью?!.
 – Мне тоже не кажется, что эта буря естественного происхождения. Это приветствие от наших старых друзей. – В голосе Гилфаласа послышалась ожесточение.
 – Неужели они настолько могущественны, что… – Ким не мог найти подходящих слов, вместо этого он кивнул в сторону несущегося на них с бешеной скоростью атмосферного фронта: – Они способны насылать вот такое?
 – Да, – только и сказал Гилфалас.
 – Поторопитесь! – приказал Фабиан. – Нам необходимо спасти Бурина.
 Они помчались наверх. Ким едва поспевал за Фабианом, и несколько раз ему просто везло, что он не упал. В легких у него был пожар, перед глазами плыли круги всех цветов радуги, но он не отставал.
 Тем временем Бурин начал обратный путь. Он уже не обращал внимания, натянута веревка или нет; стена из снега, ветра и облаков приближалась с угрожающей быстротой.
 Первые порывы ветра достигли перевала в тот миг, когда спутники были на одной высоте с Бурином, но на расстоянии около пятидесяти шагов от него. Глубоко, на взгляд Кима, даже слишком глубоко уходили в слежавшийся снег ноги его друга, несущие на себе двойную тяжесть.
 Волосы хлестнули Кима по лицу, когда шквалистый ветер усилился. Ему показалось, что причудливые нагромождения облаков, гонимые вперед ветром и магией, находятся уже прямо над ними.
 Бурина отделяли от его друзей уже только тридцать шагов, когда крепчающий ветер, порывы которого едва не валили с ног, начал обстреливать его кристалликами снега. Но это были не те большие белые хлопья, мягко сыплющиеся с неба за окном, в то время как тихим зимним вечером ты мирно посиживаешь у камина, потягивая глинтвейн, с хорошей книгой на коленях и трубкой во рту. Этот снег был мелкий как крупа. Холодный и твердый, он бил по лицу, словно иголки колол кожу и заставлял закрывать глаза. Бурину приходилось бороться с ветром за каждый шаг.
 Воздух тем временем стал таким холодным, что спутники почти перестали ощущать свои руки, которыми держали веревку. Каждый перехват давался с трудом.
 – Навались! – подбадривал их Фабиан. Еще десять шагов. Возгласы Фабиана слышались все чаще. И с каждым мгновением Бурин приближался.
 Наконец снегоступы зашаркали о камни. Бурин упал на колени. В этот же миг рядом с ним оказались Фабиан, Гилфалас и Марина. Марина поддерживала его, в то время как эльф и человек освобождали его от ноши.
 – К перевалу! – взревел Фабиан, стараясь перекричать бурю.
 – Нет! – тяжело выдохнул Бурин. – Мы… уже не успеем! Два…
 То, что хотел сказать Бурин, так и осталось неясным. С перевала донесся могучий грохот, который перекрыл собой даже бушующий и воющий ветер. На том месте, где только что был перевал, выросла белая бушующая стена. Когда ветер сдул кружащийся снег, все увидели огромную, непреодолимую ледяную стену.
 – Вниз, к хижине! – проорал Бурин, перекрикивая буран и смолкающий грохот лавины.
 Гилфалас и Фабиан понесли спасенного гнома, а Ким с Мариной поддерживали Бурина.
 Они не сделали ещё и десяти шагов, как земля под ними вновь задрожала. Ким оглянулся назад и увидел, как над тем местом, где ещё совсем недавно находился Бурин, обрушился снежный козырек.
 В воздух взлетели осколки льда и камня.
 Они скорее скользили, чем шли вниз по склону.
 По крайней мере, мы хотя бы не поднимаемся, пронеслась в голове у Кима последняя мысль, прежде чем вой ветра погасил и её. Пришел в себя он лишь тогда, когда, замерзший и обессилевший, скорее подталкиваемый, чем по собственной воле, спускался в подземные помещения постоялого двора.
 Марина сразу по возвращении взяла командование в свои руки. Она велела Фабиану и Гилфаласу развести огонь, приготовить ванну и застелить для спасенного гнома постель. Затем она быстро осмотрела обессилевшего Бурина, прежде чем обратиться к незнакомцу.
 Марина критично осмотрела его, прислушалась к дыханию, пощупала пульс. Каждый раз при этом она покачивала головой. Затем она повторила всю процедуру сначала.
 – Ты в своем уме, Бурин? Зачем было рисковать своей и нашими жизнями, – разбушевалась она, – он мертв.
 – Нет, – кратко ответил Бурин.
 – Как же, по-твоему, называется состояние, когда человек не дышит, у него не бьется сердце, а тело его при этом одеревенело?
 – Шазам, – почти благоговейно прошептал Бурин.
 – Что, скажи на милость, должно это означать?
 – Отнесите его в ванную. Горячая вода пробудит его к жизни, и тогда он сам все расскажет, – сказал Бурин.
 Совместными усилиями они отнесли незнакомца в ванную, где под котлом уже вовсю полыхал огонь.
 Теперь Ким смог поближе рассмотреть спасенного ими. Он был плотнее Бурина и, пожалуй, чуть-чуть повыше. Его черная борода была гуще и менее ухожена, чем у Бурина. На макушке была большая плешь, но росшие полукругом на висках и затылке волосы были густыми и достигали до плеч.
 – Что с ним? – спросил Ким.
 – Если ты об этом спрашиваешь меня… – начала было Марина, однако Бурин оборвал ее:
 – Пожалуйста, – сказал он, – положите его в воду, и тогда он придет в себя.
 От внимания Кима и остальных не ускользнула раздосадованность Марины, однако они никак не могли найти ей объяснение. В это время Бурин раздевал гнома. На шее у него висел кожаный кошель, хрустящий, как будто там находился пергамент. Кошель тоже был снят, но содержимое его спутники изучать не стали. Затем гнома опустили в теплую воду.
 – Теперь подождем, пока он не проснется, – коротко сказал Бурин.
 Очень скоро восковая бледность на лице гнома сменилась розоватым оттенком. Затем незнакомец открыл рот и сделал глубокий вдох. Его пальцы вцепились в края корыта. Мускулы напряглись, по всему телу пробежала судорога.
 – Этого не может быть, – не поверила своим глазам Марина.
 – Что это с ней? – спросил Фабиан, обращаясь к Бурину.
 – Она думала, что он, – при этих словах Бурин указал на спасенного, – мертв. Но на самом деле это шазам.
 – Что это означает? – Ким задал вопрос, мучивший и его.
 – Подождите немного, он сам все расскажет, – снова уклонился от ответа Бурин.
 Ким слишком хорошо знал своего друга и понял, что дальнейшими расспросами от него ничего не добьешься.
 Лежащий в воде гном застонал и открыл глаза. Некоторое время он непонимающе вращал ими, затем внимательно осмотрел каждого из присутствующих, не произнося при этом ни слова. Однако выражение его лица говорило больше чем тысячи слов: на лице были написаны недовольство и недоверие.
 – Кто вы? – прервал Фабиан всеобщее молчание.
 – Во что же превратился мир: спрашивают имя, не назвав перед этим свое. Ну да ладно, другие времена, другие нравы, – ворчливо сказал гном. – Зовите меня… Грегорин.
 Самое меньшее – князь, пронеслось в голове у Кима, поскольку у гномов длина имени напрямую связана с положением его носителя. Взглянув на Бурина, фольк понял, что тот одновременно испуган и взволнован. Что за этим скрывается?
 Однако тут подошла его очередь представляться, так как Фабиан, Гилфалас и Марина уже сделали это.
 – Кимберон Вайт, хранитель Музея истории в Альдсвике и член Совета Эльдерланда, к вашим услугам.
 Гном, продолжая сидеть в ванне, только кивнул, как он делал каждый раз до этого, всем своим видом показывая, что продолжает злиться и не желает вежливо отвечать на приветствия. Все происходящее было, на взгляд Кима, слишком уж глупо: как-никак они все-таки спасли Грегорину жизнь. Казалось, гном не отдает себе в этом отчета.
 – Бурин, сын Балорина, сына Белфорина из рода Хамабрегорина, к услугам вашим и вашего рода, – представился Бурин. Ким и Фабиан быстро переглянулись: их друг, по-видимому, тоже благородного происхождения. Об этом свидетельствовало перечисление его предков, хотя сам он ещё и не занял высокого положения.
 Ким подумал: а не является ли Бурин тоже своего рода наследным принцем? Тогда в их экспедиции он был бы уже третьим! Ведь и магистр Адрион намекнул, что у всех его спутников имеются свои тайны. Ну и компания!
 Но ещё больше, чем реакции Бурина, услышавшего имя Грегорина, Ким удивился, когда увидел, что было написано на лице спасенного гнома. Неожиданность, удивление, почти растерянность завладели гномом на пару мгновений. Должно быть, он услышал нечто совсем уж невероятное.
 Без сомнения, это было что-то связанное с предками Бурина и, стало быть, с историей гномов. Тайна, о существовании которой никто и не подозревал. В залах мудрости Аллатуриона он слышал, что в истории этого народа очень много белых пятен…
 – Гврги, болотник. – Квакающий голос их спутника вывел Кима из задумчивости.
 – Хорошенькая же компания потревожила меня, в то время как я находился в шазаме. Я проспал долго; видимо, слишком долго. Какой нынче у нас год по летосчислению маленького народца, а? – Он поднял бровь, обращаясь к Киму.
 – Семьсот семьдесят седьмой после переселения, – поспешно ответил Ким, как ни удивителен был для него этот вопрос. И со всем возможным уважением добавил: – Только не у народца, а у народа. А вообще-то мы зовемся фольки.
 Старик наморщил лоб. Некоторое время казалось, что он сбит с толку.
 – Фольки, ну и имя, – проворчал он. – Маленький народец, а такие задаваки. И вот этакие, с позволения сказать, существа приходят, тащат меня сюда, сажают в горячую воду и будят! – Теперь гном окончательно пришел в себя. Он поднялся. – Чем можно вытереться?
 Бурин поспешил вручить гостю полотенце, целый ворох которых также был обнаружен в одном из сундуков.
 – Что такое… шазам? – спросил Ким, когда незнакомец вытерся. – Наш друг Бурин намекнул, что он предоставляет вам возможность объяснить, что под этим подразумевается.
 – Своего рода оцепенение, позволяющее спать на голых скалах целые месяцы, а иногда и годы, чтобы иметь возможность слышать, как бьется сердце земли. – Грегорин замолчал, и Ким понял, что больше им ничего от него не добиться.
 – Какое расточительство, – сказала Марина. – Гврги, сходи на склад и посмотри, не найдется ли там чего-нибудь подходящего для господина Грегорина. А я тем временем соберу чего-нибудь на стол. Надеюсь, – обратилась она к Грегорину, – вы не побрезгуете простой пищей, ибо ничего изысканного мы вам предложить не сможем?
 – Подай еду на стол, а я скажу, можно её есть или нет, – ответил князь гномов.
 Некоторое время каждый был занят каким-то делом: кто-то помогал на кухне Марине, кто-то искал подходящие вещи для Грегорина. Гилфалас, успевший к тому времени сходить наверх, сообщил, что непогода бушует по-прежнему.
 – …как будто кто-то прорвался через Врата Мира, – закончил он.
 В этот момент Ким случайно взглянул на Бурина. Гном побледнел и отвернулся. При всем желании Ким никак не мог понять такого поведения поэтому он предпочел счесть это за одну из тех странностей, которыми успел обзавестись их друг за последнее время. Если бы они сейчас были в Музее истории, то Ким непременно открыл бы для показа новую экспозицию под названием «Странности гнома Бурина».
 Наконец они уселись за стол в большой столовой. Готовя еду, Марина из кожи вон лезла, чтобы приготовить что-нибудь повкуснее. Отведав её стряпни, Грегорин признал, что блюда удались на славу и похвалил Марину. По его суровому лицу пробежало нечто отдаленно напоминающее улыбку.
 – А что теперь? – спросил Фабиан, отодвинув от себя тарелку. – Я не хотел бы портить вам всем аппетит, но сейчас мы так же далеки от Империи, как и тогда, когда выступили из Альдсвика.
 – Да, лавина надолго сделала перевал непроходимым. Такое ощущение, что снег накапливался годами, чтобы именно сегодня сойти вниз.
 – Мы не сможем плыть по морю, ибо отрезаны от побережья, путь через болота тоже невозможен, – подводил итог их положению Фабиан, – а теперь и Горный Проход закрыт.
 – Какова цель, – в паузе между пережевыванием пищи спросил Грегорин, – вашей экспедиции?
 – Темные эльфы прорвали Ограничительный Пояс и захватили Эльдерланд, – начал объяснять ему Бурин. – Как только что объяснил принц Фабиан, для нас сейчас перекрыты все пути. А нам во что бы то ни стало нужно доставить в Империю известие о вторжении врага.
 – Не все, – произнес Грегорин.
 – Как это понять? – спросил Фабиан.
 – Не все пути перекрыты, – объяснил Грегорин.
 – А какой же остался? – В глазах Фабиана вспыхнула искорка надежды.
 – Дорога, которая ведет не через Серповые Горы, а сквозь горы, по чертогам Зарактрора.
 – Зарактрор… – выдохнул Бурин.
 – Но Зарактрор существует только в легендах! – удивленно воскликнул Ким и тут же покраснел, поскольку в этот миг на него посмотрели все. – Я читал об этом в старинных свитках фольков, – прибавил он. – Там есть такой стих:



   Где низвергается вода
   Реки подземной в никуда,
   Там Фрегорин во чреве скал,
   Стихии усмирив навек,
   Построить город приказал
   И Зарактрор его нарек…



 – …и так далее, – вяло закончил он. – Я позабыл конец. Там говорится про какие-то туннели и ведется речь про некий «трон братьев».
 – Трон братьев? – Грегорин заинтересованно наклонился вперед. – А что это ещё такое?
 – Не имею ни малейшего представления, – вынужден был признать Ким. Он искоса поглядел на Бурина, но тот никак не отреагировал. – Это означает, – продолжил он, – что в ранние годы существования Эльдерланда фольки вели торговлю с гномами из Зарактрора, но это было очень давно, много веков назад. И теперь никто не знает, где находится это легендарное место.
 – Я знаю, – сказал Грегорин. – И если вы готовы следовать за мной, то я проведу вас.
 – Готовы мы или не готовы, но если это единственный путь, – сказал Фабиан, – то выбора у нас нет.
 На этом вопрос был решен.
 Наступил вечер. Друзья набили трубки, и даже Грегорин сделал попытку затянуться, однако тут же закашлялся и бросил это занятие. Когда Бурин, держа в руке трубку, поднялся и объявил, что пойдет выяснить, как обстоят дела с погодой, Ким решил присоединиться к нему.
 Они молча прошли по главному коридору и поднялись по ступенькам. Бурин открыл дверь и вышел вместе с другом.
 Буря утихла. У входа снега почти не было: основную его массу ветер отогнал к перевалу.
 – Ну давай спрашивай, – неожиданно сказал Бурин. – Но не надейся, что получишь ответ на каждый заданный тобой вопрос. И не жди, что тебе понравятся ответы.
 Ким с удивлением взглянул на друга. Вдруг он оказался не в состоянии произнести хоть слово.
 – Ты, наверное, думаешь, что я не заметил, как ты прямо умирал от любопытства; эдак ты ещё себе язву заработаешь, а мне вовсе не хочется терять друга.
 – Что это за место такое, Зарактрор? – выдавил из себя Ким. – Полагаю, что ты знаешь об этом больше, чем рассказал.
 – Я никогда не был там, если ты это имеешь в виду, но я кое-что о нем читал. Для многих он представляется не более чем легендой, но я никогда не сомневался, что Зарактрор существует на самом деле, – начал Бурин, а затем вдруг в его глазах появился странный блеск, и он продекламировал своим низким, звучным голосом:



   Там речи не слыхать людской,
   А гнома приведет туннель
   К цветам подземным. Дивны сколь,
   Таких не видывал и эльф!..



 – А что это за цветы? – спросил Ким, когда Бурин умолк.
 – У этого места много толкований. Язык гномов не так прост, как многие полагают, особенно когда к нему прибегают поэты, а не докладчики.
 – И о чем же повествуется в этой балладе дальше?
 – Это длинная история, но даже гномы нашего рода знают только отдельные её части. По всей видимости, Фрегорин был виновен в каком-то преступлении и поэтому не осмеливался предстать перед Владыкой гномов. Об этом я ничего не могу сообщить, – сказал он и отвел взгляд, так что Киму было непонятно: то ли его друг не знает, как ему правильно трактовать это, то ли не хочет, а может быть, и не может говорить об этом.
 – Но я помню, чем заканчивается баллада, – внезапно продолжил Бурин:



   Там высится двух братьев трон,
   На троне том какой уж год
   Сидит и словно дремлет он —
   Владыка, что Владыку ждет.



 – И до сих пор я думал, что никто не знает о том, где находится Зарактрор. Но я ошибался.
 – Может быть, господин Грегорин поможет нам разобраться во всем этом, – сказал Ким и решительно взглянул другу в глаза. – Почему ты не рассказал это при нем? Да и вообще кто такой этот Грегорин?
 – Кто он такой или кем он был раньше – об этом может рассказать только он сам. Но если то, что я предполагаю, правда, то тогда он пришел сюда от конца времен и несет на себе всю гордость и весь позор народа гномов. – Бурин стойко выдержал взгляд Кима, и фольк понял, что гном сообщил ему все, что готов был сообщить.
 – Становится холодно, – неожиданно сказал Бурин. – Давай вернемся.
 Они ещё постояли немного и отправились спать.
 – А когда же нас будут кормить завтраком? – вот слова, которые разбудили Кима. Грегорин поднялся первым и уже одетый стоял посредине спальни, держа в руке факел. Языки пламени превратили его лицо в маску.
 – Не беспокойтесь, господин, – сказала Марина, входя в комнату. – Завтрак готов. Немного колбасы, пшенная каша и чай. А вот хлеб у нас кончился.
 – Мне хватит, – проворчал Грегорин. – А эти лежебоки, видимо, собираются спать вечно. Если вы хотите, чтобы вас вел я, то должны вставать вовремя.
 Все наконец-то поднялись. Общее настроение было не слишком радостным. Уже дважды их попытка прорваться к границам Империи окончилась провалом; теперь же предстояло идти за незнакомым проводником по какому-то полумифическому пути. Да и Грегорина нельзя было назвать весельчаком, зато очень щедрым на окрики и брюзжание.
 Позавтракав и собрав необходимые вещи, они отправились.
 – Сначала идем на север, – скомандовал Грегорин.
 – Но, – заметил Ким, – мост разрушен.
 – А что произошло? – задал вопрос Грегорин.
 Бурин поведал их новому проводнику о сражении с темным эльфом и больгами.
 – И теперь нам не перебраться на другую сторону, – завершил свой рассказ гном.
 – Это уж моя забота.
 Последовавший за этим марш стал для Кима мукой. Хотя ноги Грегорина были и короче, чем у Кима, он задал очень резвый темп. Гилфаласу и Фабиану без труда удавалось идти с ним в ногу, Бурин тоже держался мужественно, но Киму и Марине, измотанным сражением с бурей, каждый шаг давался с трудом.
 Так они добрались до пропасти, на другой стороне которой состоялась стычка с Азантулем и его свитой.
 Грегорин спустился по лестнице, ведущей к площадке перед мостом.
 – Сюда, – донесся снизу его голос. – Ну, что вы, к земле приросли, что ли?
 От моста не осталось и следа, за исключением двух вертикальных отверстий в скале, через которые можно было наблюдать безумство воды на дне ущелья.
 Фабиан недолго думая сказал:
 – Если через это отверстие пропустить трос и закрепить его на другой стороне, то таким образом можно было бы перебраться через пропасть.
 – Я не переправляться на другую сторону! – В голосе Гврги слышалась паника. – Мне кружиться голова.
 Ким тоже не был в восторге от этой идеи. Хотя он вроде бы и не боялся высоты, но от одной мысли о качающейся над бездной веревке ему стало не очень хорошо.
 – Отлично, Фабиан, – сказал он. – Только зацеплять конец троса на той стороне пропасти будешь ты.
 – Но ведь как-то гномы построили этот мост! – с отчаянием в голосе выкрикнул Фабиан.
 Однако логика Кима была неумолима.
 – Тогда провал был доступен с обеих сторон. Если кто-то бросал трос или даже привязывал его к стреле и запускал из лука, то на другой стороне кто-то другой ловил его и закреплял. Так перетащили через пропасть целую балку – вовсе не прибегая при этом к магии, – добавил он, краем глаза поглядывая на Бурина.
 – Всегда существовал ещё один путь, – глухо произнес Грегорин. – Вы думаете, что строители моста о нем не догадывались?
 – Воздушный? – По голосу Фабиана молено было понять, что он мечется между иронией и истерикой.
 – Нет, скорее водный.
 Старый гном лег на живот и подполз к краю обрыва. После короткой заминки его примеру последовал Фабиан. Оба уставились на клубящийся внизу туман. Через некоторое время принц отполз от края и поднял голову.
 – Там внизу есть мост, – сказал он.
 Оказывается, Грегорин все продумал. При помощи блоков и крюка они соорудили примитивный подъемник, который затем укрепили в предназначавшихся для моста отверстиях в скале.
 – Я спущусь первый, – сказал Фабиан, как будто собираясь искупить свою оплошность. Он скрылся за краем пропасти и исчез в бездне. Один за другим за ним последовали остальные спутники, пока, наконец, очередь не дошла до Бурина и Грегорина.
 Ким, чьи глаза во время спуска были прикованы к скользкой скале, мимо которой он проносился, взглянул на миг вверх. Небо превратилось в узкую полоску между вертикально вздымающимися каменными стенами.
 Каменный мост, перекинутый через горную реку, весь был покрыт мхом и лишайником. Навстречу далекому солнечному свету тянулись бледные щупальца растений. Шум и грохот воды были здесь такими, что невозможно было услышать даже собственный голос.
 Ким невольно окинул взглядом ущелье в обоих направлениях. Однако больга, убитого им, видно не было. Очевидно, течение унесло труп.
 – Забудь, – сказала Марина, будто прочитав его мысли. – Все уже в прошлом. А в той ситуации только так и можно было действовать.
 Разумеется, она была права. Но он все равно никогда не забудет об этом. В его памяти навсегда запечатлелся ужас в глазах врага, когда тот потерял равновесие и рухнул в клокочущую бездну.
 Наконец все благополучно перебрались на другую сторону и остановились в ожидании.
 – Веревка? – с надеждой спросил Гврги. Пока его спускали в ущелье, он крепко зажмуривал глаза, но здесь, в этой влажной атмосфере, к болотнику, казалось, вновь вернулся его оптимизм.
 А действительно, как же выбраться отсюда наверх?
 Грегорин не отрывал взгляда от скалы, возносившейся ввысь: скользкая отвесная каменная стена, омываемая пеной и туманом и покрытая лишайниками и водорослями.
 – Кто-то должен взобраться наверх, – произнес он и обернулся к Бурину. – Как ты на это смотришь?
 Бурин судорожно сглотнул. Его взгляд скользнул вверх по скале.
 – Если бы у меня были необходимые для этого принадлежности: крюки и скобы, тогда я, пожалуй, смог бы. Но ведь вы наверняка обо всем позаботились… Владыка?
 Не изменив выражения, Грегорин открыл свой мешок и извлек оттуда все необходимое для восхождения. Бурин оперся руками о скалу; одно мгновение казалось, что он произносит немую молитву, но на самом деле это было даже больше чем молитва: единение с камнем – то, о чем ни эльф, ни человек, ни фольк не имели никакого представления.
 Затем он отправился в путь.
 В камень вбивалась скоба, через проушину протягивалась веревка и тут же страховалась, затем скалолаз подтягивался вверх на длину локтя и ставил ногу на скобу в щель между веревкой и скалой. Затем вся процедура повторялась. Скользкая, покрытая слизью скала не предоставляла почти никакой опоры рукам и ногам. И казалось, что Бурина гонит вверх одна лишь сила воли, а также надежды друзей и взгляд Грегорина, с каменным лицом и горящими глазами взиравшего на него снизу.
 Вдруг он покачнулся и пополз вниз.
 Марина вскрикнула:
 – Бурин, нет!..
 Веревка дернулась. Однако железо выдержало, по крайней мере до тех пор, пока Бурин не нашел опоры. Казалось, что его пальцы вонзились в скалу. Но он снова пополз вверх, вбивая в скалу очередную скобу.
 Наконец они увидели, как высоко-высоко на фоне матового света небес его маленькая фигурка перевалила через край пропасти.
 Все остальное было уже делом техники. При помощи подъемника сначала были отправлены наверх самые легкие из их компании: Ким, Марина и Гврги, затем Гилфалас с Фабианом, а напоследок – Грегорин.
 – Ты сделал все превосходно, Бурин. – Марина произнесла это так громко, чтобы все, включая Грегорина, услышали её. – Никто, кроме тебя, не справился бы с этим!
 – Не стоит благодарностей, – махнул рукой Бурин. Но от Кима не ускользнуло, как распрямились его плечи.
 Грегорин ни единым словечком не похвалил Бурина. Видимо, не посчитал нужным.
 Все изрядно утомились, однако тут было не самое подходящее место делать привал. Занесенное снегом и освещенное тусклым светом плато выглядело пустынным. Больги унесли своих мертвых с собой. Лишь кое-где виднелись следы боя: тут пряжка от ремня, там оброненный кинжал.
 После того как спутники пересекли плоскогорье, пришло время разбивать лагерь. На ужин им пришлось довольствоваться вяленым мясом и водой, а ночевать – под защитой каменного навеса.
 На следующее утро они увидели высокие облака над Серповыми Горами.
 – Нам лучше поторопиться. Еще до заката начнется снегопад, – объявил Грегорин.
 Ким сбился со счета, сколько времени занял у них спуск. Как и предсказал Грегорин, вскоре пошел снег; он падал крупными, влажными хлопьями, которые, чуть коснувшись земли, сразу же таяли, так что дорога, по которой они шли, стала очень коварной. Следующая ночь была холодная и неуютная, а последовавший за ней день Грегорин превратил в настоящую гонку. Марина держалась мужественно, поэтому Ким тоже не хотел сплоховать, надеясь только, что не упадет и не расквасит нос или не свалится с ног от усталости.
 Фабиану было не до Кима: слишком уж он был занят собственными надеждами, страхами, а главное – целью их похода. Усталость сказывалась и на нем. Он ведь все-таки не служил солдатом в легионах отца, прославленных своими марш-бросками.
 Гилфалас шел легко, а то, о чем он думал, осталось неизвестным. Некоторая отчужденность между ним и его спутниками, почти сошедшая на нет, теперь возникла вновь. Хотя, возможно, в этом была виновата усталость, из-за которой всем мерещилось то, чего на самом деле не было.
 Больше всех с появлением Грегорина изменился Бурин. Он дал отдохнуть своему острому языку, а сам ожесточился, как будто не желая демонстрировать старому гному свои слабости. Но и его вид доказывал, что силы гнома не беспредельны.
 Гврги мужественно сражался с дорогой, а поскольку он был привычен к долгим переходам, то, несмотря на свои короткие и кривые ноги, держался стойко. Ким поражался болотнику, у которого, в отличие от остальных, хватало сил распространяться своим квакающим голосом о красотах горных ландшафтов.
 Наконец они достигли места, откуда ещё так недавно начался их подъем. Киму все это уже представлялось не более чем отдаленными воспоминаниями, как будто с момента их пребывания здесь прошли уже годы.
 Отсюда взгляд на лежащую внизу равнину простирался далеко, пока не исчезал в вихре снежинок, все ещё мягко сыпавшихся с небес. Перед ними была пустая, мертвая земля. Ни сражающихся армий, ни звона оружия, на столбов дыма. Возникало ощущение, будто мир затаил дыхание.
 – Ты что-нибудь видишь? – спросил Фабиан эльфа.
 – Нет, – ответил Гилфалас. Голос его прозвучал глухо. – Ничего. Я и не чувствую ничего. Ни темных эльфов, ни больгов, никаких… других тварей.
 – А как же наш друг Азантуль? – спросил Бурин. – Я очень удивлюсь, если он сдастся так просто. Особенно принимая во внимание то, что он со своими больгами все это время был у нас на хвосте.
 Гилфалас только покачал головой.
 – Как долго нам ещё идти? – спросил Фабиан и покрутил головой в разные стороны.
 – Где-то два дневных перехода, – ответил Грегорин. – Полагаю, однако, – добавил он, взглянув на фолька, а затем на Марину, которая всю дорогу молчала, – что я вас порядком загнал. В часе или двух ходьбы отсюда находится старый постоялый двор, если мне не изменяет память. Думаю, мы сможем сделать там короткую передышку, пока маленькие фольки не свалились с ног от усталости.
 – Я считаю, – произнес Фабиан, – что отдых не повредит никому из нас; вряд ли пойдет на пользу дела, если мы окончательно выбьемся из сил. Хотя мне и не по душе терять время, но сделать это необходимо.




 6
 НОЧНЫЕ ПСЫ


 Еще до захода солнца они достигли пещеры, представлявшей собой узкий лаз, скрытый кустарниками и ведущий в маленькую, вырубленную в толще породы каморку с нишами для хранения припасов. В ней находились бобы и копченое сало в таких же точно бочонках, какие наши спутники уже видели на постоялом дворе на перевале; также они обнаружили здесь вяленое мясо и ещё кое-что из припасов, что были давным-давно сделаны гномами.
 У дымохода, уходившего в толщу скалы, находился очаг, рядом с которым лежали дрова.
 – Гномы не любят доверяться случаю, – заметил по этому случаю Грегорин.
 Теперь на отдыхе Киму вновь на ум пришли слова Бурина: «Если то, что я предполагаю, – правда, то тогда он пришел сюда от конца времен и несет на себе всю гордость и весь позор народа гномов». Что бы это могло значить? И тут ему пришло в голову, что, возможно, в Зарактроре он найдет ответ на свой вопрос.
 Марина накормила их густым и сытным бобовым супом с большими кусками мяса. Впервые с тех пор, как путешественники покинули перевал, они снова могли с наслаждением выкурить свои трубки. Ким даже взялся ввести Грегорина в тонкости этого искусства; последний, однако, был слишком нетерпелив, и трубка у него то и дело потухала. Фольк надеялся, что таким образом сможет завоевать расположение князя гномов, однако вскоре отказался от этой затеи, опасаясь только лишний раз рассердить Грегорина.
 А тот продолжал оставаться для всех загадкой. Бурин в его присутствии стал замкнутым и молчаливым, и Ким все больше и больше убеждался, что вся общительность его друга была в большей степени средством, чтобы отвлечь остальных от его тайн, нежели действительной натурой Бурина. Но все равно, гном оставался верным и надежным спутником и товарищем.
 Грегорин был другим – капризным и переменчивым. То оказывался угрюм и заносчив, то помогал спутникам; то гнал их вперед до полного изнеможения, то заботился о том, чтобы они восстановили силы. Было ясно, что он преследует какие-то свои цели и будет находиться на их стороне лишь до тех пор, пока его планы не вступят в противоречие с планами путешественников.
 Усталость не обошла стороной никого, так что вскоре все они завернулись в свои одеяла и улеглись.
 Когда Ким проснулся, то первый, кого он увидел, был Грегорин, который, как сама любезность, помогал Марине. Ким не знал, как понимать их нового спутника, и решил переговорить по этому поводу с Фабианом.
 Удобный момент подвернулся тотчас, когда наследный принц отправился к источнику, чтобы умыться, в то время как остальные ещё нежились под одеялами.
 Ким вскочил на ноги и последовал за Фабианом.
 – Что ты думаешь об этом Грегорине? – как бы походя спросил он.
 Фабиан вытер лицо и поднял голову.
 – Я не знаю, – сказал он. – Он напоминает мне моего первого учителя фехтования, до того долго служившего в легионах отца. Это был свирепый человек, которого мы поначалу ненавидели. Однако потом он как-то сказал, что лучше он сейчас сделает нам больно, чем потом будет выносить мертвыми с поля боя. Подобное делает человека одиноким, а Грегорин совершенно такой же.
 Ким раскрыл перед Фабианом собственные мысли, рассказал ему о том, что поведал на перевале Бурин, и высказал свои догадки и предположения.
 Принц внимательно выслушал. В слабом свете первых солнечных лучей он казался постаревшим и более серьезным, чем обычно.
 – Ким, очень хорошо, что ты рассказал мне все это. Но мы должны доверять Грегорину. Он сейчас – наша последняя надежда. Однако я буду наблюдать за ним. Не говори об этом никому, даже Бурину; я не хочу, чтобы между нами возникло недоверие. Возможно, наступит время, когда нам снова придется сражаться, а в этом случае нужно доверять друг другу целиком и полностью. Нам самим тоже следует исходить из того, что Грегорин против нас ничего не имеет.
 – Я тоже так считаю, – согласился с ним Ким, и на этом они прервали разговор, поскольку в этот миг к ним присоединились остальные. – Этак я постепенно и привыкну к холодной воде, – громко сообщил он и зашагал к пещере. Уходя, он увидел, как Фабиан подмигивает ему.
 Утро было многообещающее, но к полудню на небе собрались темные, низко нависающие облака, и уже вскоре путешественники шагали в почти непроглядном тумане.
 – Даже своих ног не вижу, – послышался голос Бурина, но это не остановило Грегорина, продолжавшего вести их. Киму показалось, что гном так хорошо знает здесь каждый куст, как он сам – свою библиотеку. И хотя видимость была не более десяти футов, Ким был скорее даже благодарен туману, поскольку их передвижение наверняка оставалось незаметным для вражеских глаз. Кроме того, он был лишен возможности всматриваться в лежащий внизу Эльдерланд и постоянно испытывать страх, что обнаружит новые следы войны и разрушений.
 Фабиан охотно ускорил бы шаг, но туман обязывал быть осторожным. Местность здесь была неровная. Вдобавок, тут могли находиться в засаде темные эльфы или их слуги больги, а на полной скорости налететь на них едва ли было бы разумно.
 Этот и следующий дни они продвигались почти на ощупь сквозь туман. На второй день Киму стало мерещиться, что в любой момент из-за серой пелены может появиться Азантуль со своими подручными. Да потом ещё этот влажный и холодный воздух, от которого не спасал даже ватный полушубок, так что он мерз немилосердно. Настроение у всех было подавленное, а погода и туманный ландшафт только способствовали возникновению мрачных мыслей. Кроме того, их продвижение было намного медленнее, чем ожидалось, так что Ким уже начал опасаться, как бы вместо двух дней, как говорил Грегорин, им не пришлось затратить на переход и все четыре.
 Все вокруг отсырело, так что они даже не могли разжечь огонь, в результате спутники были вынуждены отказываться по утрам от бодрящей чашки чая.
 Около полудня третьего дня пути туман медленно начал таять, вскоре сквозь него пробилось солнце, поначалу блеклое, но потом все более яркое.
 – Слушайте! – сказал Гврги.
 – Что это? – спросил Фабиан. – Похоже на ветер, дующий над островами. Хотя нет, это звучит…
 – …как вода, – закончил Гилфалас.
 – Я знаю, что это! – выкрикнул Ким и пошел в том направлении, откуда доносился шум. – Идите за мной.
 Уже на ходу Бурин задал ему вопрос:
 – Ты когда-нибудь был здесь?
 – Нет, – хрипло проговорил Ким, – но я знаю, что это.
 Шум воды становился все громче. Высокие дубы и буки постепенно сменились ивами и тополями. Наконец они вышли из-под сени деревьев и очутились на небольшой прогалине, где и увидели это незабываемое зрелище.
 Там, где склоняющееся на запад солнце освещало пелену из мириад мельчайших водных капелек, свет преломлялся в искрящуюся радугу.
 Высоко вдали из ледяных расщелин Серповых Гор наружу бил горный родник. Питаемый ручьями, скоро он превращался в стремительный горный поток, через ледники и пласты гальки несущийся в долину. В тех местах, где голые скалы уступали место поросшим лесом холмам, поток становился шире, однако не замедлял своего течения. Пенясь и ломая скалы, пробивал он себе дорогу.
 Другие водные потоки – в том числе и подземные, – питаемые ледниками, лесной росой и дождями, поливающими горные склоны, делали его широким и полноводным. Превратившись в реку, катился он вниз к подножию горы, извиваясь, прокладывал себе дорогу, блестя на солнце, катил свои волны… И срывался вниз!
 С высоты трехсот футов Андер обрушивался к подножию горы и превращался в пенящийся кратер, чтобы затем разлиться и стать спокойной рекой, какой знают её фольки, – если только, как это было шестнадцать лет назад, наводнение не превратит её в ревущий поток, которому все плотины и дамбы ничего не смогут противопоставить.
 Кима пронзила боль, когда он подумал о своих родителях и смутно попытался воскресить в памяти Усть-Эльдер, где в конце пути могучая река, сытая и спокойная, соединяет свои воды с морем.
 Здесь река представала во всей своей красе. И в лучах осеннего послеполуденного солнца воды Андера блестели серебром, а листья на деревьях – золотом.
 – Это напоминает место, где когда-то пробудились элоаи, – сказал Гилфалас.
 – Оно напоминает… А что ты хочешь этим сказать?
 – Все мы, каждый из Пробужденного Народа, помним то мгновение, когда мы впервые увидели Владычицу в сопровождении Владыки, своего возлюбленного. Она шла по полю из лилий в месте, которое мы называем Итиаз Кайден, Воды Пробуждения. У нашего народа есть одна старинная песнь, исполняемая ан-лалайт, на мотив плеска волн… Я попытаюсь, как ни тяжело это сделать, передать её на Всеобщем Языке, хотя он гораздо беднее эльфийского.
 На мгновение он замолчал, а потом запел тихим голосом, подобно волне чередуя восходящие и нисходящие интонации:



   Там, на Водах Пробуждения,
   в полуяви-полудреме
   смех твой стал поводырем мне,
   светлой видел даже тень я.
   Облик дивного виденья,
   пены волн и поля лилий
   он белее, лик твой милый,
   там, на Водах Пробуждения.



 Воды Андера, подымаясь и опускаясь, казалось, напевали при этом свою собственную песню.
 – Вот почему элоаям всегда снятся волны. Они грезят о море, вечно пребывающем в движении, но нигде не заканчивающемся. Ибо оно подобно нам. Мы – дети утра, начала. Мы не стареем и не умираем; мы знаем только начало, как цветок, который постоянно цветет.
 – Это прекрасно, – произнес Ким. Странные слова убаюкали его, он словно очутился во сне, наполненном светом. Ему казалось, что он почти видит Пробужденных: сияющих, вечно молодых, вечно прекрасных…
 – …и обреченных на вечную жизнь, – сказал Гилфалас, будто прочитавший его мысли. Что-то в его голосе диссонировало теперь с чистой мелодией волн. – Цветы, никогда не дающие семени, никогда не приносящие плода. Любовь, которая никогда не произведет на свет потомства. Свет, который никогда не умрет.
 – Так что же в этом плохого? – раздался бас Бурина.
 – Тебе этого не понять, гном, – ответил эльф. – Некоторым этого недостаточно. Среди нас были такие, кто искал настоящую жизнь. Они и открыли Врата в Среднеземье, в Мир Людей, в тот мир, где существуют жизнь и смерть. Некоторые из нас обрели себя здесь, у людей, с их такой удивительно короткой жизнью. Они познали новый род любви, которая тем слаще, что не может длиться вечно, наполненная печалью и горечью, – и это обогатило их.
 Но некоторые не удовольствовались и этим. Они стали исследовать дальше, на свой страх и риск. Они увидели смерть и были зачарованы ею. Они зашли слишком далеко. Из смерти они создали новую, темную жизнь…
 Внезапно раздался крик, перешедший в клокотание с последующими за этим звуками, которые едва ли могло породить человеческое горло…
 – Гврги! – Марина вскочила на ноги. Фабиан одним прыжком оказался рядом. Болотник лежал на земле и дико дергался всем телом; на губах его появилась пена. Он закатил глаза так, что видны были одни белки.
 – Скорее! – Фабиан схватил кусок дерева и засунул его Гврги между зубов. – Мне это знакомо. Это припадок, в нашей семье эта болезнь тоже встречается. Помогите мне удержать его.
 Ким поспешил к нему, но только когда к ним присоединился Бурин, им удалось удержать впавшего в неистовство болотника. Гврги ещё раз дернулся, а потом все его тело застыло и изо рта послышались произнесенные сквозь зубы слова, которые будто с трудом вырывались наружу:
 – …я-аа… виж-жу… кон-нец… врем-мен…
 Вдруг его тело выгнулось. Затем он согнулся пополам и замер. Некоторое время все молча смотрели на него. Неужели он умер? Потом они увидели, как равномерно подымается и опускается его грудь, как будто он спит глубоким, спокойным сном.
 – Это не совсем обычный припадок, – произнесла Марина, вытирая ему платком лицо. – Я кое-что знаю об этом. Когда Настоятельница Матерей впадала в экстаз, то через неё с нами говорила Богиня… – Она осеклась. – Я не должна об этом говорить. Есть вещи, которые касаются только женщин.
 Ким опять поймал себя на мысли, что не перестает удивляться Марине, с ней все не менее загадочно, чем с остальными его спутниками. У него появилось ощущение, что он – единственный среди них простой смертный, у которого нет никаких тайн.
 – Полагаю, ты говорил о темных эльфах, – сказал он, обращаясь к Гилфаласу, чтобы хоть как-то нарушить молчание, – и о том, как те появились.
 – Они были нашими братьями, – согласно кивнул эльф. – Теми самыми, что зашли слишком далеко. Теми, кто попытался разгадать тайну смерти. Присущий им свет превратился в огонь и тьму. Да будут они прокляты!
 – Тебе не дано этого понять, эльф, – раздался голос позади него, резкий, как звук трущихся друг об друга камней. Это был Грегорин, молчавший все это время. Он неподвижно стоял в тени деревьев.
 – Ну а ты, конечно же, понимаешь? – Голос Гилфаласа прозвучал раздраженно.
 – Я, – сказал Грегорин, – пришел сюда от конца времен. – И он вновь замолчал.
 Вот опять Киму на ум пришли слова Бурина: «Грегорин, носитель всего позора рода гномов». Он взглянул в глаза гнома и прочел в них глубокое страдание и неизбывную тоску.
 Никто не произнес этого вслух, но все молчаливо согласились, что сегодня они уже никуда не пойдут, а разобьют лагерь прямо здесь, в тени деревьев. Спутники рано легли спать. Ким ещё долго не мог уснуть и прислушивался к ровному дыханию своих друзей и спутников. Если бы не тревожные мысли Гилфаласа и слова Грегорина, то этот вечер мог бы стать таким, каким молодой фольк и представлял себе настоящее приключение.
 Эта мысль оказалась у него последней, прежде чем он провалился в сон. Шумели воды падающего с высоты Андера, а речные волны напевали свою песню…
 Утро началось как обычно: Марина заваривала чай, в то время как Грегорин будил остальных не слишком лестными репликами. Однако сегодня они у него звучали уже не так сурово, как накануне.
 Ким отправился к пруду и умылся холодной водой. Он уже почти привык к этому.
 Поднялся и Гврги. Ничто не свидетельствовало о том, что вчера он находился – как, пожалуй, выразился бы магистр Адрион – в пророческом экстазе. Вел он себя обычно, квакал что-то себе под нос и, по-видимому, был в хорошем расположении. Остальные переглянулись и заключили между собой негласное соглашение: ничего не говорить Гврги о его вчерашнем припадке.
 Птицы Эльдерланда своим чириканьем приветствовали новый день, когда товарищи готовились выступать в дорогу. Ким как раз закидывал себе за спину вещевой мешок, как вдруг ощутил, что вокруг все замерло. Он взглянул на небо. Казалось, что в одно мгновение свет поблек и стал серым, как будто на солнце накинули облачное покрывало.
 Товарищи испуганно смотрели по сторонам. Не один Ким потянулся к оружию. Бурин тоже снял со своего топора кожаный чехол.
 – Давайте-ка побыстрее оставим это место, – сказал Фабиан. – Мы не должны здесь задерживаться.
 Гилфалас ещё раз посмотрел на водопад.
 – Нам действительно нельзя больше здесь оставаться, – произнес он с глубоким сожалением в голосе.
 Грегорин зашагал первым и неопределенно махнул рукой куда-то в сторону:
 – Направляемся туда.
 Ким быстро окинул взглядом колонну. На лицах спутников он прочел какое-то неловкое чувство и застывший вопрос: не слишком ли они промедлили? Уж не напал ли враг снова на их след? Сумерки и тишина подсказывали, что тут что-то неладно.
 По цепочке торчащих из воды камней они переправились через Андер, так что Ким, к своей радости, даже не замочил ног. Они двигались вдоль подножия горы, которая крутым отрогом сбегала с Серповых Гор. Единственными звуками, которые раздавались, было их собственное дыхание и шаги по поросшей травой гальке. Смолк даже ветер.
 – Жутковато, да? – спросила Марина, и голос её, как показалось Киму, прозвучал на редкость глухо.
 – Да, – односложно ответил он.
 – Такое ощущение, будто весь мир затаил дыхание, – проговорил Гилфалас. – И ожидает чего-то.
 – Если бы это прошло стороной, я бы не расстроился, – пробурчал Бурин. – Сколько нам ещё идти? – спросил он Грегорина, и в его голосе друзья различили тревогу.
 – Если поторопимся, то к вечеру сможем достичь Ворот Зарактрора.
 – Хорошо, – подал голос Фабиан. – Я не знаю, что здесь намечается, но почувствую себя намного лучше, если не буду при этом присутствовать.
 – Тогда поберегите свои силы для марша, – сухо отрезал Грегорин.
 Грегорин снова задал очень резвый темп, во что было трудно поверить, если взглянуть на его короткие, плотные ноги. Он шагал так, будто он – центурион имперских легионов, а Ким и все остальные спутники – рекруты. При этой мысли Ким не смог сдержать улыбку.
 Птицы молчали, а солнце по-прежнему светило как будто через какой-то фильтр. Окружающий пейзаж виделся в этом свете удивительно отчетливо и вместе с тем искаженно.
 Они шли уже часа три, но никто даже не заикнулся о привале.
 И тут в тишине раздался вой.
 Его услышал каждый. Его можно было бы и не услышать, будь лес наполнен обычными своими звуками. Но каждый, хоть единожды услышав, больше уже никогда в своей жизни не мог его забыть.
 Вой…
 Путешественники, за исключением Грегорина и Гврги, уже слышали его вдалеке, когда Марина выводила их из Эльдерланда. Но теперь он прозвучал совсем рядом. И он приближался.
 – Псы-призраки! – вырвалось у Кима. – У Азантуля и его больгов ничего не вышло, так теперь нас затравят эти твари.
 – Боюсь, что пожелание Бурина не исполнится, – сказал Фабиан. – Событие все-таки не обошло нас стороной. Более того, несется прямо на нас.
 – Я говорю, – проквакал Гврги, – не болтать. Бежать!
 Теперь они уже не шли, а мчались что было сил. Вой раздался вновь, ему стали вторить другие голоса, и в результате зазвучала такая симфония ужаса, что у всех волосы встали дыбом.
 Затем вой внезапно затих. Но наступившая тишина тяготила не меньше. Это было как затишье перед бурей.
 Тяжело дыша, все неслись вперед. Ким оглянулся. Ничего не было видно, но ему казалось, что он уже чувствует за собой обжигающее дыхание этих бестий.
 Что же это за создания, если одним только своим воем им удалось посеять страх и ужас?
 – Молчание страшить больше, чем крик, – проквакал Гврги, опять возвращаясь к уже оставленной было манере общения.
 Они очутились перед небольшой рощицей из берез, ив и тополей. Это, без сомнения, указывало на то, что здесь протекает ручей, стремящийся влиться в Андер. Может быть, им удастся сбить псов-призраков со следа, если они пойдут по воде?
 Как и предполагал Ким, в роще журчал ручей. Как было бы прекрасно посидеть сейчас на его берегу с удочкой в руке и послушать пение птиц, подумалось Киму. Но здесь птицы не пели.
 – Все в воду! – приказал Грегорин.
 – Это бессмысленно, – крикнул Гилфалас. – Псам-призракам не нужно обоняние, чтобы искать нас. У них есть другие органы чувств. А мы только напрасно потеряем время и силы, если пойдем по ручью.
 Грегорин выругался. Затем взял себя в руки.
 – Но нам все равно нужно на тот берег, – произнес он.
 Они не стали искать брод, поскольку было очевидно, что даже самые низкорослые без труда смогут перейти через ручей. Брызги прозрачной, ледяной воды принесли чувство свежести. Однако длилось это недолго, приятная прохлада улетучилась, когда они выбрались на другой берег и побежали вверх по склону.
 Вновь раздался вой. И что-то внезапно всколыхнуло детские воспоминания Кима, которые, как он полагал, давно забыты. Но вот они опять стоят перед глазами, как будто все это произошло только вчера…
 Он попытался стряхнуть с себя страх. Нет, этого не может быть. Но что же тогда напоминает ему о том ужасном событии, случившемся более двадцати лет назад? Страх все больше овладевал им, но исчез в тот же миг, как только вой замолк.
 Ким глубоко вздохнул. Он взглянул на своих товарищей, которым было не менее тяжело, чем ему самому. Когда вой стих, все они как будто сбросили с себя тяжелую ношу.
 Спутники и думать не думали о том, чтобы устроить себе короткую передышку, однако вскоре Киму стало казаться, что он слышит, как собаки втягивают воздух. Он рискнул бросить взгляд назад и увидел, как что-то сверкнуло в зарослях терновника. Ему показалось, что это блеск гигантских клыков.
 Краем глаз Ким заметил движение и справа от себя. В воздухе что-то сверкнуло, и раздалось рычание, теперь уже совсем близко. Ким почувствовал, что падает.
 Еще не оправившись от удара, он ощутил, как Бурин и Грегорин ухватили его и поднимают на ноги.
 От ручья донесся звук, будто туда со всего размаха плюхнулся крупный зверь и теперь бежит по мелководью, однако взгляд Кима был ещё затуманен, и если бы не гномы, по сути дела тащившие его за собой, то он снова рухнул бы на землю. Все произошло так быстро, что Ким с трудом понимал, что происходит.
 – Они играют с нами! – крикнул Гилфалас.
 К Киму медленно возвращалось сознание, как будто он с большой глубины вынырнул на поверхность. Гномы железной хваткой держали его.
 Марина и Гврги мужественно бежали рядом с Гилфаласом и Фабианом, которые обнажили мечи. В сумерках клинки тускло блестели, но Киму что-то не очень верилось, что несколько футов стали помогут им против творений ночи.
 – Кольцо, Фабиан! – воскликнул Бурин. – А как же твое кольцо?
 – Да разве ж я знаю, как оно действует?
 Бурин выругался на бегу, но его голос потонул в лае псов-призраков, который теперь раздавался со всех сторон. Каждый из путников понимал, что это означает: они окружены. Казалось, что этот лай доносится со дна самых глубоких бездн, так глухо звучал он.
 Сталь боевого топора Бурина казалась темной при тусклом свете заходящего солнца. Грегорин снял с пояса нечто напоминающее дубинку, но когда он извлек её из кожаного чехла, то Ким увидел, что это боевой молот со стальными шипами.
 Но чем подобное оружие может помочь против псов-призраков? При одной мысли о чудовищных клыках, которые Ким и увидел-то только на мгновение, по спине пробегали мурашки.
 Вдруг, будто повинуясь чьему-то тайному приказу, псы прекратили выть. Инстинктивно путешественники образовали кольцо вокруг Марины, как и во время боя в болоте. Все они – фольк, болотник, эльф, человек и оба гнома – с напряжением оглядывались по сторонам, сжимая в руках оружие.
 – Там! – крикнул Гилфалас. – Вон один из них!
 Теперь псов было хорошо видно. Очертания их колыхались, как будто псы темных эльфов не могли решить, какой образ им принять. Один из псов зарычал, и как будто ниоткуда появились гигантские клыки. Пожалуй, даже камень не устоял бы перед ними.
 От путешественников их отделяло четыре или пять шагов, когда псы, будто повинуясь тайному приказу, остановились.
 – Семь, – сказала Марина, – их как раз семь. Столько же, сколько и нас. По псу на каждого!
 Затем она склонила свое лицо к земле и произнесла заклинание матерей. Это была молитва, которая не произносилась в присутствии мужчин, поэтому Ким слышал её впервые. Смысл произнесенного до него не дошел. Ему даже показалось, что слова, которые произносила Марина, умышленно скрывают от него свои значения. Однако не было времени этому удивляться. Псы снова завыли, в памяти Кима возникли картины далекого детства. И тотчас пес-призрак перед его глазами начал обретать форму: огромные резцы, встающая дыбом красновато-коричневая шерсть, колючие, притягивающие к себе черные глаза, лапы, словно руки, тянущиеся к Киму.
 Словом, все как тогда, когда он подошел к крольчатнику. Оттуда доносились звуки какой-то возни. Ким застыл, когда до него донесся жалобный визг его собаки Ролло. И ещё до того как отец спохватился, он бросился в вырытый собакой под стеной крольчатника ход, чтобы прийти Ролло на выручку. Ким снова ощутил вкус земли на зубах. А затем он увидел растерзанную собаку, за которой стояла огромная лисица, чья длина составляла, наверное, футов пять. Она оскалила зубы и двинулась на него.
 Ким даже не понял, что выпустил из рук Коротыш, и закричал, когда пес-признак атаковал его; слишком ярким было воспоминание о той ужасной минуте в крольчатнике. Ким по-прежнему чувствовал себя совершенно беззащитным.
 Элей Курион ай Куриэнна, как слабое эхо прозвучало в его ушах, а затем раздался визг, подобный тому, что некогда издал Ролло. В нем одновременно слышались боль и ярость…
 Взгляд Кима все более прояснялся. Он огляделся, и первый, кого увидел, был Гилфалас, застывший подобно статуе и весь охваченный голубоватым свечением. Казалось, что яркий, как солнце, свет льется прямо из его руки.
 Приглядевшись, Ким понял: в поднятой вверх руке Гилфаласа был какой-то предмет, от которого и исходило мощное голубое свечение.
 Это было кольцо.
 Кольцо, магическое кольцо, подобное тому, которым обладал Фабиан.
 Псы-призраки с визгом разбегались, а издаваемые ими звуки, полные боли и гнева, становились все тише и тише. Вместе с ними исчезла и размытая пелена, будто бы накинутая на солнце, и почти сразу до них донеслись голоса птиц. Ким облегченно вздохнул.
 – Пришлось несладко, – произнес Фабиан. Лицо его приняло пепельно-серый оттенок, а на лбу выступили капельки пота.
 Марина лежала на земле. Гврги опустился рядом с ней и, тихо всхлипывая, раскачивался взад и вперед. Оба гнома стояли, прижавшись спина к спине; их темные глаза ничего не выражали, но лица стали серыми, будто вырезанными из камня.
 – Что… что это было? – спросил Ким.
 Гилфалас, казалось, очнулся ото сна. Он медленно и плавно повернулся к фольку, как будто все ещё находясь в другом пространстве и времени, и заговорил ясным, но все ещё отрешенным голосом:
 – Воздадим благодарность Владыке и Владычице! – были его первые слова. – Когда ночные псы накинулись на меня, то во тьме воссиял свет, тот свет, что никогда не загасить. Так об этом говорится, – продолжил он, – в древних легендах элоаев.
 Он поднял руку, и Ким увидел на ней кольцо; он сразу же узнал его: гладкое, без резьбы и узоров, отлитое из металла, походящего на серебро, и с голубым камнем.
 – Это кольцо передается в моем роду из поколения в поколение, – сказал Гилфалас. – Я предупрежден, что прибегнуть к его силе могу только в минуту смертельной опасности.
 Ким взглянул на эльфа. Он все больше приходил к заключению, что является лишним среди своих спутников. Он единственный простой смертный среди когорты избранных.
 – Так, значит, ты тоже, – обратился к эльфу Фабиан, – желаешь узнать тайну своего кольца?
 – Все указания вели в Эльдерланд, – ответил Гилфалас. – Только здесь я могу надеяться получить ответы на свои вопросы. И было бы хорошо, если б я смог побольше выяснить про кольцо именно теперь, когда древний враг снова здесь.
 – Истинно говоришь, – заметил Бурин, в чьих глазах отразилось нечто такое, что Ким не мог понять: удивление, но одновременно с этим что-то еще. – А что с псами? Они ещё вернутся или ты прогнал их окончательно?
 – Боюсь, что мне удалось только спугнуть их, – ответил Гилфалас. – Я не думаю, что они от нас отступятся. Мы должны как можно быстрее достичь пещер Зарактрора.
 – Тогда вперед, – сказал Фабиан. – Мне не очень бы хотелось повстречаться с этими тварями ещё раз.
 – Что… что они с нами сделали? – Это произнесла Марина, которая наконец-то подняла голову. Гврги все ещё сидел на корточках, но уже больше не всхлипывал.
 – Мне кажется, я догадался, – сказал Ким. – Наши собственные страхи придают этим тварям форму. Их вой вызывает к жизни гнездящиеся в нас самих кошмары. Парализованные этим страхом, мы становимся легкой добычей для их клыков.
 – Так оно и есть, – подтвердил Гилфалас. – Мы ещё должны радоваться, что повстречали их днем. Ночью они несравнимо могущественнее. Самый главный наш враг – это наш собственный страх, а, как поется в песнях моего народа, перед страхом склоняются даже самые чистые сердца.
 – В таком случае очень хорошо, что у твоего кольца нет сердца, – произнес Фабиан и добавил, чтобы немного сгладить серьезность ситуации: – Если у кого-нибудь ещё есть магическое кольцо, то пусть он скажет об этом. Я не смогу долго выносить подобные сюрпризы. Это, пожалуй, вреднее для нервной системы, чем дипломатические приемы.
 Ким случайно взглянул на гномов. Они даже не улыбнулись шутке. Но в глазах Бурина что-то вспыхнуло. Впрочем, может быть, это был лишь отблеск света. А глаза старого гнома остались такими же непроницаемыми, как и до того.
 – Идем, – сказал Грегорин.
 В дороге Бурин помогал идти Марине, у которой все ещё не прошла слабость в ногах, в то время как Фабиан под руку вел Гврги. Болотник, до сих пор не проронивший ни слова, подчинился безропотно, как ребенок. Немигающим взором глядел он прямо перед собой, и только время от времени в его зеленых глазах вспыхивал огонек беспокойства.
 Пока Грегорин вел их, Ким подумал: а в каком обличье предстали псы-призраки перед остальными? Наверняка страхи его друзей были куда более жуткими и опасными, чем его собственный. Или все зависело от того, под каким углом на это взглянуть?
 С содроганием вспомнил Ким тонкие, острые зубы лисицы. На его счастье, в тот же миг в крольчатник вбежал отец и убил хищника. Отец не ругал Кима, а просто молча взял на руки. Это больше, чем что-либо другое, подтверждало, какой опасности он подвергся.
 Внезапно Грегорин остановился, а за ним и все остальные.
 – Сейчас пойдем в гору, – объявил он.
 Ким оглядел отвесную скалу, которая на протяжении всего их пути от водопада вздымалась слева вертикально вверх на высоту триста или около того футов.
 – На подъемнике? – с надеждой спросил он.
 – Боюсь, – сказал гном зловеще, – что на этот раз нам придется идти пешком.
 – Это как? – с недоумением спросил Фабиан.
 Грегорин сделал шаг и оказался в своего рода скальной нише, на первый взгляд казавшейся естественного происхождения, которая, если приглядеться, была, однако, слишком уж правильной формы, чтобы ей могли придать такую время и непогода.
 – Идите сюда, – приказал он.
 Путешественники приблизились и увидели то, о чем никто до этого не мог даже догадываться.
 Там начиналась лестница. Она вела наверх иногда широкими, иногда узкими ступеньками, прерываясь площадками. Прочная лестница, одним своим видом доставившая бы радость любому архитектору. Единственное, что смущало, так это отсутствие перил.
 Ким почувствовал, как ком подступает к горлу.
 Он поставил ногу на первую ступеньку, затем механически перенес на неё вторую ногу, сделал ещё шаг, затем другой и так начал подъем.
 Достигнув первой площадки, Ким услышал, что снизу доносится шум.
 Он огляделся. Казалось, что мир вот-вот обвалится на него, но его взгляд был прочно прикован к лестнице. Сразу за ним шел Грегорин, затем поднимались Гилфалас, Марина и Бурин. Фабиан ещё не начал подъема и находился у основания лестницы. А на первых ступеньках разгорелся странный, неравный поединок.
 Раздался крик. Кричал Гврги.
 Он больше не квакал; в его крике было что-то первобытное, стихийное, напоминающее вопль измученного существа, от которого требовали совершить большее, чем в него вложил Творец. Крик бессилия перед лицом невозможного.
 – Гврги… я… не могу идти наверх!
 Он бился словно в припадке. Фабиан пытался удержать его.
 – Если он не хочет идти с нами, то пусть остается, – заявил Грегорин.
 – Нет, – ответил Бурин. Киму пришло на ум, что впервые на его памяти Бурин прекословит старому гному. – Он наш товарищ. Я поведу его.
 Твердой походкой он преодолел те несколько шагов, что отделяли его от болотника.
 – Пойдем, Гврги, – произнес он, – у тебя все получится.
 Болотник взглянул наверх. На его лице было отчаяние. Затем он увидел протянутую ему руку Бурина и медленно, как будто раздумывая, вложил в неё свою.
 – Вперед! – скомандовал Грегорин.
 Ким обернулся. На его глазах без очевидной для того причины появились слезы. Медленно, упорно он продолжил подъем.
 Ветер трепал его одежду. После первой сотни ступеней он сбился со счета и перестал ощущать под собой ноги, а бедренные мышцы начали причинять при ходьбе боль сначала легким покалыванием, потом тупым жжением, затем все сильнее и сильнее – так, что ему хотелось кричать. Икры тоже ныли, а ступни как будто одеревенели. Но каждый раз, когда он шатался или оступался и ему казалось, что вот сейчас ноги откажут, крепкая рука удерживала его от падения. Здесь, на скале, очень помогало сознание того, что за ним идет несгибаемый Грегорин, и благодаря этому Ким находил силы для очередного шага…
 Он механически продолжал переставлять ноги, когда очутился на самом верху лестницы.
 В отчетах о путешествиях, которые он просматривал в архивах музея, постоянно писали о том, сколь восхитительным представляется Эльдерланд, если смотреть на него с высоты. И это было справедливо. Отсюда наверняка были бы видны тучные долины и зеленые заливные луга, темнеющие леса и прозрачные реки, теряющиеся в голубой дали. На сейчас все вокруг было застлано густым туманом, в котором невозможно было что-либо разглядеть. Но и это было неплохо, поскольку одна лишь мысль о том, что происходит внизу, заставляла содрогаться.
 Только не думать об этом, приказал себе Ким, это призовет их обратно.
 Вот уже и Гврги достиг вершины и рухнул в изнеможении. Последним поднялся Фабиан.
 – Некогда отдыхать, – подгонял их Грегорин. – Мы должны идти дальше.
 Солнце уже миновало свою высшую отметку на небе, когда они снова вступили под защиту леса. Дубы и буки сменились темными хвойными деревьями – пихтами и елями, а в тех местах, где на поверхность выступала скальная порода и почвы были беднее, росли невысокие кривые сосны.
 Но, по крайней мере, все это давало хоть какую-то защиту от вражеских соглядатаев и уменьшало чувство покинутости, которое испытывали все на открытом, доступном всем ветрам плоскогорье.
 Утолять голод и жажду пришлось на ходу, но каждый прекрасно понимал, почему приходится так поступать. Псы-призраки могут вернуться, но даже сам Гилфалас не мог ответить на вопрос, выручит ли их его кольцо ещё раз.
 Киму бросилось в глаза, что Грегорин все чаще стал осматриваться по сторонам. Неужели они доверились проводнику, который руководствуется лишь древними легендами?
 Да избавят их Святой Отец и Пресвятая Мать от того, чтобы повстречать псов-призраков после захода солнца! А необходимую защиту может предоставить только подземная крепость гномов. Да и сама цель их похода… До сих пор любой их незначительный успех перечеркивался следовавшей за ним неудачей. Но они во что бы то ни стало должны преодолеть полосу неудач; иначе битва будет проиграна ещё до того, как известие о приближении врага достигнет рубежей Империи.
 Дневной свет таял на глазах. Солнце превратилось в красный трепещущий занавес, висящий на западной стороне Эльдерланда и окрашивающий верхушки деревьев в багрянец; но под деревьями царил уже почти полный мрак. Уж не псы ли это прячутся там, в ветвях деревьев? Нет, это всего лишь скальные обломки странной многоугольной формы.
 – Вон там! – крикнул Ким внезапно даже для себя самого. Ничего больше он сказать не мог. Так он и стоял с вытянутым вперед пальцем, указывая вперед, как деревенский дурачок Уббо. – Там!
 Грегорин обернулся и взглядом проследил за вытянутой рукой Кима.
 – Бурук амантан! – выкрикнул Грегорин. – Это Врата. Наконец-то я нашел их!
 В ушах Кима все это прозвучало как насмешка. Значит, все это время гном просто изображал уверенность. Но с какой стати Ким должен на него злиться? Они достигли Врат Зарактрора, а ведь от него ничего другого и не требовалось.
 Они проделали ещё несколько десятков шагов и смогли хорошенько рассмотреть то, что Грегорин назвал Вратами.
 Два мощных многоугольных столба, подвергшиеся воздействию ветров и непогоды, покрытые мхами и лишайниками, но в которых ещё угадывались конические вершины, столь часто присущие творениям рук гномов, обрамляли монолитную плоскую плиту. В свете закатного солнца, лучи которого косо падали на нее, можно было разглядеть едва видимые иероглифы, символы и знаки.
 Плита была гладкая, без всяких стыков, так что при всем желании нельзя было понять, какие силы понадобятся, чтобы пробить проход в твердом камне.
 С каждым шагом, приближавшим их к Вратам, в поле фронтона вырисовывалось нечто, что поначалу выглядело как грубая паутина, но затем оказалось геометрической фигурой: кругом с вписанным в него шестиугольником, из вершин которого были опущены лучи, пересекающиеся в центре круга.
 – Это замок, защищающий Врата Зарактрора от вторжения непрошеных гостей, – объяснил Грегорин. – А в центре изображены иероглифы, отпирающие дверь.
 Уверенным шагом он подошел к двери и жестом вычертил на лучах-спицах изображенного колеса знак, соответствующий во Всеобщем Языке букве Ф. Он напряженно застыл, ожидая. Но чуда не произошло: Врата остались запертыми.
 – Я… – Лицо Грегорина сначала стало красным, но потом вся кровь отхлынула от него. – Но это невозможно. Ведь это Врата Фрегорина…
 Он беспомощно развел руками. Тут вперед выступил Бурин.
 – Дайте-ка я попробую!
 На лице Грегорина было написано недовольство, но он все же отступил, пропуская Бурина. Бурин застыл подобно камню, при этом правой рукой он взялся за некий предмет, висевший у него на груди; тут Ким вспомнил, что однажды уже видел гнома таким – во время их встречи в доме хранителя.
 На первый взгляд это показалось отблеском закатного солнца, но постепенно линии на камне становились все более яркими и светлыми. Внутри круга стал отчетливо виден треугольник с направленной вверх вершиной. Он как будто пылал невидимым огнем.
 – Кирит Урим-казар! – выдохнул из себя Бурин.
 В середине круга он начертил иероглиф, обозначающий знак Владыки, не имеющий сходства ни с одной буквой в алфавитах народов.
 Некоторое время ничего не происходило, и поначалу казалось, что и эта попытка окончится безрезультатно. Но потом по краям плиты образовались тончайшие щели, и плита-дверь с едва уловимым звуком отъехала в сторону.
 В тот же миг издалека донеслось завывание. Оно было тихим, едва слышным. Но каждый понял, что оно означает.
 Ким почувствовал, как страх вновь начинает овладевать им.
 – Вперед! – В голосе Фабиана тоже слышалась дрожь.
 Этот призыв был излишним. Все немедленно протиснулись через проход внутрь.
 – Как нам закрыть Врата? – спросил Гилфалас, когда они очутились там.
 – Не знаю, – в один голос ответили Бурин и Грегорин.
 – Отлично! – вырвалось у Фабиана. – Только этого нам и не хватало! Теперь псы-призраки погонятся за нами во мраке пещер.
 Снаружи до них вновь донесся вой. Псы приближались.
 Некоторое время спутники стояли в растерянности. Но оставаться здесь и дожидаться решения своей участи не имело смысла.
 – Зарактрор – это особенное место, – произнес Грегорин. – Здесь действуют свои законы. Может быть, псы и не смогут последовать за нами.
 – А как мы найдем здесь дорогу? – задал вопрос Бурин.
 – У меня есть карта, – глухо ответил Грегорин.
 Так они и отправились в путь по темному проходу, открывшемуся перед ними. Туннель был достаточно широк, по нему свободно могли идти рядом двое путешественников. От слабого красноватого света, проникающего через вход, польза была невелика, но все же он позволял увидеть, что туннель имеет искусственное происхождение. Стены его были обработаны. Ким считал количество шагов; когда он досчитал до двухсот пятидесяти, туннель сделал поворот.
 Прежде чем свернуть, Ким обернулся. Вход отсюда казался далеким красным пятном. Не донесся ли вновь лай псов?
 Затем в отверстии мелькнула тень.
 Прежде чем Ким успел задаться вопросом, что произошло, тишина была разорвана лаем псов-призраков, который эхом отражался от стен.
 Они бросились в темноту. Фабиан выругался, а Ким успел заметить, как Гилфалас сунул руку за пазуху, где у него хранился кошелек с кольцом.
 – Что-то законы этого места не особенно способствуют сдерживанию бестий, – констатировал Бурин.
 – Быстрее! – скомандовал Грегорин, игнорируя замечание Бурина.
 – Но здесь так темно, – пожаловалась Марина.
 – Это можно изменить, – коротко ответил Грегорин.
 Так, запинаясь, они бежали через черный, как сама ночь, туннель. Ким ориентировался по Гврги, который бежал перед ним и лучше фолька видел в темноте, хотя, конечно, и не так хорошо, как Гилфалас. Гилфалас же вместе с Грегорином бежали впереди. Марина находилась рядом с Кимом, а Бурин и Фабиан замыкали колонну.
 Довольно скоро в туннеле стало светлее. Казалось, что свет исходит прямо из стен. Это был холодный, мертвенный свет, но его было достаточно, чтобы разглядеть отдельные детали.
 Псов-призраков слышно не было. Может быть, Зарактрор и вправду был особенным миром, недоступным ночным тварям?
 Спутники добрались до пересечения туннелей и остановились.
 Грегорин начал что-то искать у себя в карманах.
 – Торопись! – сказал Гилфалас. – Это не самое благоприятное место для битвы с псами-призраками.
 – Поворачивайте направо! – внезапно с уверенностью сказала Марина.
 – Откуда?.. – спросил Фабиан, но Марина не дала ему договорить:
 – Женщины чувствуют подобные вещи, – заявила она, как будто этим все объяснялось, а Ким вновь невольно задумался над тем, часто ли эта маленькая женщина ошибалась на протяжении всего их путешествия. Или, может быть, это происходило потому, что какие-то узы связывали её с Божественной Матерью, которая и подсказывала ей правильные решения?
 – Она права, – подтвердил Грегорин. – На карте тоже поворот направо.
 – И ты веришь… – хотел было вставить Бурин, но в этот миг из прохода донеслось рычание псов-призраков.
 Вопрос был решен. Они свернули. Сначала туннель под легким наклоном шел вниз, но через некоторое время вновь начал подниматься.
 Преследователи не приближались. Казалось, псы довольствуются тем, что идут по их следу.
 Они шли уже около часа. Внезапно Ким услышал плеск воды и спросил себя, что бы это могло означать. Может быть, это шум подземного источника?
 Еще сотня шагов – и спутники оказались в огромном зале, представлявшем собой вырубленный в скале собор.
 Могучие опорные колонны поднимались вверх подобно деревьям, постепенно делаясь все более тонкими и филигранными, чтобы в конце своего пути слиться с богато украшенным сводом. Ким прикинул в уме, что для того чтобы обхватить одну такую колонну, понадобится полдюжины фольков.
 Но не он один застыл от восхищения. Его спутники тоже, позабыв об опасности, с удивлением смотрели на это чудо.
 На стенах можно было различить мозаики, выложенные разноцветными камнями, которые, освещаясь таинственным светом, изображали сцены из старинных легенд. Они пестрели драконами и единорогами, крылатыми существами, чудовищами из бездн и могущественными армиями. Каждая их мозаик переливалась всеми цветами радуги, хотя на каждой преобладал какой-то один: багрец или золото, аметист или топаз, зелень или лазурь.
 Венец творения являл собой водопад, находившийся в самом центре скального собора.
 Проходя по акведуку, выполненному в форме клюва, вода низвергалась и исчезала в круглом отверстии на полу.
 Все молчали, и первым, как ни странно, заговорил Гврги:
 – Чудесно, но позади нас не все так чудесно. Идти дальше.
 – Он прав. Это подтверждает старую истину о том, что красота может быть убийственной, – заметил Бурин, не отрывая глаз от этой неслыханной роскоши.
 Они были вынуждены продолжить свой путь. Спутники были в самом центре собора и подошли к водопаду, когда позади них вновь раздался рык преследователей.
 Ким обернулся и увидел, что в нескольких местах воздух мерцает. Псы-призраки уже здесь и готовятся к нападению. Больше ничто не сможет их сдержать.
 Они застыли. Ким заметил, что эльф поднял вверх свое кольцо.
 – Уходите! – решительно сказал Гилфалас. – Я их задержу.
 – Но… – начал было возражать Фабиан. Однако Гилфалас не потерпел возражений:
 – Исчезните! Сейчас – мой бой.
 – Знаешь, а ведь он прав, – обернувшись к принцу, сказал Бурин. – Мы должны попасть в Империю. Только это сейчас важно. Мы вынуждены чем-то жертвовать. Когда речь заходит о главном, мелочи в расчет не принимаются.
 Фабиан колебался. Честь заставляла его сражаться, какой бы безвыходной ни была ситуация. Но в конце концов в незримом бою, происходившем в его душе, победу одержали ответственность, его долг по отношению к своей родине и по отношению к народам мира, чья судьба находилась в его руках.
 – Бежим! – приказал Фабиан, и Киму показалось, что в глазах друга заблестели слезы.
 Они побежали. Но когда до них донесся вой псов, Ким мгновенно потерял контроль над собой. Из глубины души в нем поднялся смертельный страх и парализовал все чувства. Но если бы ему удалось взглянуть на бегущих рядом товарищей, то он бы понял, что у них дела обстоят не много лучше.
 Ким не слышал собственного, наполненного страхом нечленораздельного крика. Он снова чувствовал себя запертым в крольчатнике; гигантской лисицы не было видно – пока не было видно, но она где-то притаилась, это он знал наверняка.
 В его сознание постепенно проникало безумие. Он в разные стороны крутил головой, как будто что-то искал.
 А потом все прекратилось…
 Он был свободен.
 Ким шатался, как пленник, с которого только что сняли оковы. Вой псов-призраков доносился уже откуда-то издалека, подобно далекому эху.
 Ким взглянул на Гилфаласа. Фигура эльфа внезапно стала казаться освещенной голубым светом и размытой, как будто находилась в тумане. Ким прищурил глаза, но картина не стала четче. Между его спутниками и псами-призраками возникло что-то наподобие стены из голубого стекла, освещаемой исходящим изнутри сиянием.
 Гилфалас находился на той стороне, где были псы.
 Эльф стоял гордо выпрямившись. Воздух мерцал, и это мерцание двигалось в направлении Гилфаласа. Тени наступали из дальних углов и были подобны кометам, только кометам из тьмы, а не из огня, и у этих теней имелись морды, клыки, когти…
 Голубая стена света задрожала, когда на неё наскочила первая из тварей. За ней последовали другие. Световой экран вспыхивал, трескался…
 В это мгновение Гилфалас бросился бежать.
 Голубой свет, исходивший из его кольца, все ещё окутывал его, а тени следовали за ним, как мотыльки, летящие к пламени, как собаки, бросаюшиеся на раненую птицу. Гилфалас бежал к водопаду. Свора псов-призраков кружила вокруг него, стараясь проникнуть сквозь защиту.
 Последний раз эльф задержался на краю пропасти. Он склонился под тяжестью вцепившихся в него теней. Ким видел его лицо: оно было искажено диким страхом, находящимся за гранью рассудка. Ким увидел, что эльф открыл рот, но из него не вырвалось наружу ни слова, ни крика.
 Затем Гилфалас перепрыгнул плоскую, искусно выполненную балюстраду и вместе с поблескивающей водой рухнул в бездну.
 Вместе с ним туда же обрушились и псы-призраки. С протяжным завыванием, подобным крику заблудшей души перед вечным проклятием, вместе с потоком воды они уносились вниз, в самые глубокие пучины мира.
 Голубой свет погас.
 Подобно лунатикам спутники приблизились к краю обрыва. Пучину невозможно было измерить взглядом, но каждый понимал, что после падения с такой высоты не в состоянии выжить никто: ни человек, ни гном, ни эльф. Вероятно, это смертельно даже для порождений ночи.
 Как ни странно, но первым в этой ситуации опомнился Гврги.
 – Разве есть большее благо, – прошептал он, – чем отдать свою жизнь за правое дело?
 Остальные молча взглянули на него. Это были те самые слова, которые магистр Адрион сказал на прощание Гилфаласу.
 Лицо Грегорина, как обычно, ничего не выражало.
 Он достал карту и быстро окинул её взглядом.
 – Идем, – сказал он.
 В тот момент, когда спутники покидали скальный собор, до их ушей донесся глухой звук, передаваемый колебаниями стен. Звук повторял один и тот же монотонный ритм.
 – Что это? – спросил Ким.
 – Барабанный бой, – ответил Фабиан, – барабанный бой, доносящийся из глубин.




 7
 КНЯЗЬ ВЫСШЕГО МИРА


 Гилфалас падал.
 Он летел вниз в темном водовороте.
 И он был не один.
 Тени кружили вокруг него в вихре. Как только тени эти воплотятся, он, Гилфалас, падет под их натиском. Уже очень скоро острые клыки одного из псов вонзятся в его горло.
 Он едва удерживался, чтобы не выразить в крике ужас, нараставший в нем. Мерцающий воздух приобретал зримые очертания, их размеры увеличивались и наконец оформились в семь похожих друг на друга фигур.
 Но пока что они не устоялись, их очертания плавно перетекали друг в друга. Гилфалас защищался против неизбежного, собрав в кулак всю волю, чтобы противостоять вою, тысячекратным эхом отзывавшемуся в его ушах.
 Он не знал, сколько времени длилось его падение, часы или мгновения. В потоке, что увлекал его за собой вниз, времени и пространства не существовало. Все расплывалось перед его глазами, кроме становящихся все более реальными фигур, что появились из вихря подобно миражам в пустыне. Гилфалас напрасно пытался закрыть глаза, чтобы не видеть происходящего вокруг, где из пустоты возникали его самые затаенные страхи. Но веки не повиновались ему. Или здесь не имело значения, происходит все это во сне или наяву.
 Контуры фигур становились резче, очертания – отчетливее. Вначале были только глаза, но вот уже прорисовалась голова. Эльф едва выдержал колючий, безумно злой взгляд этих глаз, поскольку в них он, как в темном пруду, видел себя самого. Потом появились острые уши, светлые волосы, благородный овал лица, а губы искривила усмешка.
 – Элей, Гилфалас, – словно бы говорило каждое из семи его отражений. – Ну и как я тебе нравлюсь?
 – Прочь! – хотелось крикнуть Гилфаласу. – Ты не существуешь в действительности, ты всего лишь фантом, – однако ему не удалось выдавить из себя ни одного звука.
 – Но, Гилфалас, – семь ртов скривились в ироничной ухмылке, – это не очень-то мило с твоей стороны. Ведь мы – это ты…
 – Это неправда, – хотел возразить им эльф, но у него больше не было слов, не было даже голоса, чтобы произнести эти слова.
 – Правда. Мы – твоя темная сторона; мы – то, что ты в себе отрицаешь, то, что скрывается под благородством и добрыми делами. Мы – твои темные братья. Мы – то, чего ты больше всего боишься. Мы – твои тени!
 – Нет! – слова рвались из Гилфаласа наружу. – Мы, эльфы, пробуждены для света, поэтому ни одна черная мысль не отбросит своей тени на наши светлые души! – Но вместо этого ему оставалось только взирать на совершенные создания, находящиеся перед ним и вышедшие из него самого.
 Из него. Зло находилось внутри него. Как он боялся этого, как не хотел даже подумать об этом…
 – Ну почему же, Гилфалас, – торжествующе произнесли все семь его отражений. – Мы были в тебе, сейчас в тебе и всегда в тебе будем.
 Они приближались. Безумие холодными пальцами впивалось в него. Снова раздался вой, ставший ещё более громким, и от ужаса Гилфалас закричал; да, он мог кричать. Однако поток мгновенно поглотил этот крик.
 Он все ещё падал. Наступит ли когда-нибудь конец этой пытке? Или он и так будет бесконечно падать во тьму, проклятый и приговоренный к вечной жизни? Или это уже царство смерти, о котором в легендах элоаев ничего не говорится?
 «Ты не ускользнешь от своей тени, – всплыло в памяти предостережение Азантуля. – Думай обо мне, когда померкнет свет».
 В той части его сознания, что не была ещё охвачена безумием, ужасом и гневом, родилась мысль, что эльфы, не исключая его самого, яростно отрицали саму мысль о том, что внутри каждого из них гнездится темное «Я». Но зло в них было, так же как и в любом зле присутствует добро.
 Эльфы должны были признаться в этом давно, ещё в те времена, когда только пришли в Среднеземье. Тогда-то зло и пробило дорогу в их сердца, завладев многими из них. Так появились их братья, темные эльфы, которые, гонимые жаждой власти и эгоизмом, не совладали со своей темной изнанкой.
 Эльфам Среднеземья не понадобилось много времени, чтобы изгнать их, а себя счесть представителями абсолютного света. В свою очередь их темных братьев стали с тех пор называть темными эльфами. При этом, однако, считалось, что все зло принес в мир Князь Тьмы Азратот, совративший с истинного пути многих эльфов. Как теперь понимал Гилфалас, это было слишком простое объяснение.
 Добро и зло являются двумя сторонами одной монеты, и только по делам можно определить, к какой из двух категорий относить того или иного эльфа. До тех пор пока Гилфаласу удавалось подавлять в себе зло, он оставался тем, кем он и был, – эльфом.
 Как только Гилфалас осознал это, его страх тотчас исчез. Псы-призраки вновь стали размытыми контурами и превратились в мерцающее сияние. Эльф почувствовал, как его противники удвоили усилия, их вой сделался вдвое громче, чем был раньше. Но теперь он звучал отчаянно и почти жалобно, ибо они снова стали тем, кем и были, – всего лишь тенями.
 Тогда Гилфалас открыл свою душу и – он сам не понимал, как это у него получилось, – начал вбирать в себя эти тени, собирать их подобно тому, как губка впитывает воду. Вместо воя теперь уже раздавалось полное ужаса, перепуганное визжание; но Гилфалас, который только улыбнулся, услышав это, был неумолим. Ибо, как он теперь знал, тени представляли собой лишь отголосок того, что дремало в нем самом…
 Гилфалас бросился на верную гибель, но увлек зло вместе с собой, так что теперь путь для его товарищей был открыт. Эльф вновь напряг все свои силы. Из его глаз текли слезы, но это были слезы радости, слезы победы. Эльф больше не считал свое падение жертвой, но видел в нем подвиг. Он победил самого страшного врага – самого себя, свое высокомерие по отношению к гнездившемуся в нем злу.
 Подобно падающему с высоты камню, он ударился о поверхность темного озера, лежащего у самого основания мира, там, где весь свет пропадает, а все пути заканчиваются. Ледяные воды сомкнулись над ним, и, когда водоворот подхватил его, он лишился чувств…
 Нечто спавшее на дне озера – проснулось. Оно не знало, сколько времени провело на дне. Но оно спало долго, очень долго, и теперь проснулось.
 Когда мощное тело существа начало подниматься со скального основания, можно было подумать, что поднимается часть дна, древняя сила, состоящая из того же вещества, что и сам мир. И оно было не одно, нет, существо представляло собой некое множество.
 Существо увидело то, что вызвало его интерес. Свет. Голубоватый мерцающий свет, готовый вот-вот потухнуть. Оно последовало за этим предметом, нарушившим его покой, и не выпускало голубой свет, становившийся все более и более слабым, из глаз.
 Однако не свет разбудил существо.
 Просто пришло время, чтобы оно проснулось…
 Радостные птичьи голоса заставили его очнуться. Птицы деловито щебетали где-то у него над головой.
 Гилфалас долго приходил в себя. Он чувствовал себя уставшим, как никогда в жизни. Даже те дни, когда белегим и их темные хозяева гнали его через Эльдерланд, не так утомили его, не так он устал и от перехода через горы…
 – Так это и есть смерть? – спрашивал он у себя. – Неужели все остальные тоже чувствуют усталость от жизни перед тем, как освободятся от неё окончательно и станут вечно наслаждаться, петь и танцевать в Зале Юношей и Дев?
 Гилфалас с трудом поднял голову. Он находился на берегу озера, неподалеку от небольшого ручья, который вытекал из озерца на другой его стороне и стремился навстречу большой реке.
 Итиаз Кайден, была его первая мысль. Воды Пробуждения. Исток мира, откуда ведет начало народ эльфов.
 Но нет, здесь не росли лилии; покачивающиеся в камыше цветы оказались ирисами и актиниями. Да и вода была прохладная и вдобавок илиста, как будто здесь только что прошло крупное животное.
 Насквозь промокший эльф поднялся из воды и попытался выяснить, где он находится. Солнце стояло высоко в небе и своими лучами обогревало землю. В воздухе ощущался запах весны. Деловито жужжали пчелы, доносился аромат цветов. Посреди свежей зелени стояли одинокие деревья. На западе цепью возвышались залитые солнцем горы.
 На западе?
 До сознания Гилфаласа медленно доходило, что горы вообще-то должны находиться на востоке. Водопад явно вел в Эльдерланд, но это место совсем не походило на страну фольков. Здесь все росло свободно и не знало ножниц садовника.
 Неужели он очутился по другую сторону Серповых Гор? Но существует ли эта другая сторона?
 И почему сейчас весна? Он точно помнил: когда они были в Эльдерланде, листья там уже пожелтели.
 Так, значит, он умер? Но Гилфалас не ощутил никакой разницы по сравнению со своим прежним состоянием. Он никогда не задумывался по поводу бытия после смерти, но почему-то всегда представлял, что в этом состоянии оказываешься защищен от невзгод, которые посылает жизнь. А он промок, устал и испытывает голод и жажду, как никогда прежде. Сейчас он мог бы съесть, наверное, целого быка и запить его целым чаном воды.
 Так где же он оказался?
 Затем он вспомнил: псы-призраки! Взгляд скользнул к кольцу на правой руке. Камень в серебряной оправе по-прежнему был чист, но уже не издавал никакого свечения.
 Кольцо выглядело совсем безобидным, однако именно оно спасло его и его товарищей.
 Внезапно воспоминания ударили по нему с новой силой: он вобрал в себя псов-призраков!
 Эльф напряженно прислушался к себе, но не смог обнаружить ничего, никакого отзвука, никакого следа их присутствия. Тогда он был настолько уверен в скорой своей смерти, что даже не задумывался над тем, что будет дальше, открыв свою душу псам-призракам. Но теперь он уже не был уверен, что умер.
 Во всей ситуации было столько абсурда, что Гилфалас чуть не рассмеялся. Но тут же вновь стал серьезен.
 Мысли Гилфаласа вновь перенеслись к его спутникам. Как обстоят дела у них? Он страстно надеялся, что им удалось вырваться из лап темных сил и через чертоги Зарактрора пробиться в Империю, чтобы наконец выполнить свою миссию и повести Империю в бой против извечного врага.
 Но и он в любом случае не должен оставаться здесь. Он зашлепал по воде, которая в этом месте была совсем неглубокой, и через камыши направился к берегу. Дойдя до него, он огляделся.
 Куда же ему направиться? Поблизости не было никого, кроме упоенных весной птиц, восторженно праздновавших наступление нового дня. Даже острые глаза не помогли Гилфаласу обнаружить дорогу или какой-нибудь дом. А ведь деревья здесь росли не так густо, чтобы за ними могла спрятаться деревня. Далеко на юге, почти на самой линии горизонта, он заметил лес. Гилфалас решил отправиться туда. Люди часто селятся рядом с лесами, поскольку там они могут найти для себя защиту от летней жары и зимней стужи. Хотя там, где оказался Гилфалас, трудно было даже представить себе летнее пекло или зимнюю бурю.
 В том месте, где прозрачный ручей впадал в озеро, эльф наклонился и зачерпнул в ладонь воду, чтобы утолить хотя бы жажду. Он снял с себя промокшие сапоги и, связав их ремнем, перекинул через плечо. Он решил, что одежда худо-бедно высохнет сама.
 Гилфалас шел так быстро, насколько позволяла ему усталость. Трава была мягкая и пружинила под босыми ногами, однако ему было ясно, что бесконечно идти он не сможет. Однако он не желал останавливаться. Необходимо было выяснить, куда же все-таки его занесло; не исключено, что его товарищам так и не удалось пробраться через подземелье. В таком случае обязанность передать послание о войне лежит на нем.
 Когда солнце зашло, до леса было ему ещё довольно далеко. Ощущаемая усталость не была плодом воображения, она становилась все более заметной.
 Гилфалас решил, что если он окончательно выбьется из сил, то от этого никому не будет пользы, и в первую очередь ему самому. И одиноко стоящий дуб предоставит надежную защиту, если вдруг ночью пойдет дождь. Под сенью дерева он обнаружил кусты земляники. Должно быть, год выдался удачным, поскольку ему почти удалось утолить голод одними ягодами. Затем он прилег, чтобы отдохнуть.
 Гилфалас закрыл глаза и попытался вызвать в памяти все, что происходило в тот миг, когда он бросился в водопад, увлекая за собой псов-призраков. Но все попытки найти объяснения этим событиям терпели неудачу. Он вновь прислушался к себе, чтобы обнаружить присутствие псов-призраков или их основной сути – зла, но ничего не ощутил. Однако теперь он уже знал, что в нем всегда присутствует его темное «Я», постоянно ожидая удобного случая вырваться наружу. Он должен быть готов к этому и не должен позволить темной стороне взять верх над собой…
 Все это время существо следовало за сиянием, почувствовав жжение, а затем увидев солнечный свет, которого оно не знало и не видело до своей продолжительной спячки.
 Затем оно опустилось в озеро и прислушалось к ауре, за которой следовало. Аура показалась ему одновременно знакомой и чужой. Нечто подобное в свое время как раз и отправило существо в спячку, а теперь разбудило.
 Оно наблюдало, запоминало. Некто несущий ауру неподвижно лежал у воды и не шевелился. Обладатель ауры только равномерно вдыхал и выдыхал воздух. Зачем он это делал, оставалось для существа непонятным. Но не это было сейчас важным. Единственный интерес был сейчас сконцентрирован на ауре. Существо выжидало.
 Затем обладатель ауры поднялся и двинулся в путь. Существо некоторое время находилось в нерешительности, не понимая, что же предпринять, но, когда аура стала удаляться, последовало за ним всеми своими телами. Инстинктивно оно таилось, двигалось широким полукругом, использовало любое попадающееся на пути укрытие, маскировало себя, даже не осознавая того, что делает. Оно знало наверняка лишь одно: сияние представляет опасность. Следует понаблюдать за ним, а затем уничтожить. Но сначала следует понаблюдать. Однажды оно уже вступало в противоборство с сиянием. Тогда оно действовало неправильно. Теперь необходимо исправить былую ошибку.
 Аура двигалась не особенно быстро, но существу доставляли неудобства другие вещи: чистое небо, солнце, трава, поющие птицы, деревья. Все это было для него внове, и разум существа грозил не справиться с обилием впечатлений, обрушившихся на него.
 Существо было поражено видом лани, которая бежала от него, едва завидев. Оно чуть было не послало за ней вслед одно из своих тел, чтобы как следует изучить это создание, но не стало так поступать, поскольку аура была важнее. Когда оно уничтожит ауру, то у него будет достаточно времени, чтобы продолжить то, что осталось незавершенным перед спячкой.
 Оно наблюдало за обладателем ауры, сновавшим туда-сюда под одной из этих больших колонн с зелеными кронами и запихивавшим в себя маленькие красные шарики. Существо не знало, что такое голод, поэтому это действие осталось для него загадкой. Одно из тел сообщило существу, что четвероногие, одно из которых оно только что видело, запихивают в себя зелень, покрывающую землю, – так же как обладатель ауры проделывает это с красными шариками.
 Затем обладатель ауры лег на землю. Существо не понимало этого, но использовало полученное время, чтобы получше изучить ауру. Это было совершенно так же, как и в прошлый раз в темных, скалистых пещерах, где существо было вынуждено снова и снова погружаться в водную стихию, чтобы добывать сокровища для своих бородатых хозяев, пока однажды оно не погрузилось слишком глубоко и не попало на глаза тому, кто затем проник в его разум. Оно хорошо это помнило, поскольку эта встреча оказалась одним из поворотных моментов в его монотонной жизни.
 – Я – Азратот, – сказал незнакомец. – Я знаю, что надо делать.
 Незнакомцу показалось важным дать существу имя, которым он мог бы впредь его называть. И он нарек его именем Сагот, что означает Легион.
 Сагот не обладал своим собственным «Я». Сагот был множеством. Поэтому Сагот был идеальным оружием. Теперь Сагот был наполнен желанием, которое ему внушил незнакомец. Это желание заключалось в том, чтобы уничтожать бородатых, которые его и создали.
 Таким вот образом существо однажды поднялось на поверхность: без серебряной руды, но с желанием убивать.
 Ни одно оружие не могло причинить ему вред. Камнями и ударами его было не сдержать. Любого, кто попадался ему на пути, оно уничтожало.
 А потом появился бородатый с аурой. Он был окутан светом, подобным пятну на небе. Последнее, что запомнил Сагот, было то, как тот падал в поток, со всех сторон окруженный стихией, в которую существо столь часто погружалось, чтобы доставать со дна серебро.
 Долгое время вслед за этим не было вообще ничего, пока наконец сияние голубого света не разбудило его и существо не последовало за обладателем ауры через воду в этот чужой, необъяснимый мир.
 Постепенно стало темно, почти так, как было когда-то в пещерах бородатых, за исключением маленьких источников света, сиявших высоко в небе и причинявших боль глазам. Обладатель ауры все ещё лежал без движения. А что если Сагот набросится на него и раз и навсегда расправится с ним, как он расправлялся с бородатыми? Но он решил этого не делать; тут присутствовала и аура, а Сагот не знал, может ли аура представлять для него опасность без своего обладателя.
 Одно из тел просигнализировало Саготу, что приближаются создания, похожие на обладателя ауры и вытворяющие странные вещи. Они теребили какие-то предметы, и до слуха Сагота донеслись странные звуки, похожие на те, что издают звери, парящие под высокой крышей, что стала теперь темной. Они прыгали и засовывали в рот предметы, не похожие на зелень или красные шарики.
 Существо по имени Легион воспринимало все это и пыталось постигнуть.
 Откуда-то доносилась музыка.
 Вначале Гилфалас подумал, что ослышался, но затем явственно услышал звуки и узнал хорошо знакомую ему манеру эльфов, легко и непринужденно играющих на лютне. Затем вступили голоса, и зазвучала песня, посвященная весне:



   Син ту винте, тирилинте,
   Тиру валле, синте, талле,
   Таралей!


   Ара венте, таве, ленте,
   Тараталле, сиве, тинте,
   Тандарей!


   Алла ланте, раве, элле,
   Ан-таванте альта велле,
   Тиридей!



 Во время исполнения двух последних куплетов Гилфалас не смог удержаться, поднялся с земли и начал подпевать. Песня звучала чуть иначе, чем он привык, но исполнявшие её, вне всякого сомнения, были эльфами, которые пели, играли и, возможно, даже танцевали под нее. Их голоса раздавались в воздухе подобно колокольчикам.
 Вслед за этой песней последовала пьеса для флейт и цимбал, звучащая обычно во время открытия праздника весны. Но поскольку здесь царила весна, было совершенно справедливо исполнить это произведение.
 Между двумя группами деревьев Гилфалас отчетливо разглядел огоньки, покачивающиеся на ветру. Это были пестрые фонарики, которые вывешиваются на ветвях деревьев специально к этому празднику. Легкий бриз донес до него запах еды. Он услышал смех и звон бокалов.
 Гилфалас направился к празднующей компании. Навстречу ему доносились обрывки фраз на эльфийском языке.
 – Элей, ещё один гость! – воскликнула одна из ярко и празднично одетых фигур, увидев Гилфаласа. – Идите к нам, кто бы вы ни были. Ешьте, пейте, танцуйте с нами. Сегодня – особенная ночь.
 – Каждая ночь особенная, – донеслось откуда-то. – Но все равно, празднуйте её с нами.
 Гилфалас подошел ближе. Ему вдруг стало понятно, насколько странно он, должно быть, выглядит: уставший и оборванный, в странной, неподходящей для эльфа короткой куртке, доставшейся ему от магистра Адриона, которая за это время разошлась по швам. Однако ни один из празднующих не подал вида; казалось, они вообще не обратили на это внимания. Ему тотчас же подали полную тарелку, и вскоре он уже держал в руках резной бокал с искрящимся вином.
 – Гилфалас, к вашим услугам, – приветствовал эльф хозяев праздника. – Кто может мне сказать, где я нахожусь и как мне добраться до ближайшего гарнизона имперских легионов?
 Приветствие Гилфаласа было воспринято дружелюбно, но в ответ на свои вопросы он услыхал только лишь недоуменный смех.
 Вслед за этим все вернулись к развлечениям, что были прерваны его приходом.
 Гилфалас не знал, как ему быть дальше. Никто не обращал на него внимания. Только иногда эльфийские девушки бросали любопытные взгляды, чтобы тут же залиться краской. Эльф принял решение сначала поесть, а затем снова задать свои вопросы, причем действовать более настойчиво.
 Во время еды Гилфалас имел возможность понаблюдать за празднующими эльфами. Они пели и весело танцевали, играли в салочки, – словом, вели себя как дети. К своему удивлению, Гилфалас отметил, что это раздражает его. У здешних эльфов, казалось ему, начисто отсутствует какая бы то ни было серьезность. Среднеземью угрожает опасность, а они тут дурачатся, как будто на свете нет ничего важнее праздника весны, да распевают:



   О край без горя и забот,
   Где год как день и день как год.
   Где ни жары, ни холодов,
   Где только эльфы меж цветов
   С утра танцуют допоздна…
   О край, где вечная весна!



 И тут Гилфаласа осенило, где он очутился. Но разве не заперты врата, ведущие в эту страну? Разве не сам Высокий Эльфийский Князь запечатал все дороги в Высший Мир? Во всяком случае так считали все, кто остался в Среднеземье.
 А как же тогда он попал сюда?
 Гилфалас отодвинул в сторону тарелку и поднялся из-за стола. Один из эльфов удалился под сень огромного дуба и, погрузившись в раздумья, наигрывал там на лютне какую-то мелодию. Желает он того или нет, но Гилфалас все-таки вынужден будет его отвлечь.
 – Гилфалас, – представился он. Голос его прозвучал резче, чем он намеревался. – Я хотел бы задать вам несколько вопросов.
 Внезапно вырванный из своих раздумий, эльф с непонимающим взором уставился на Гилфаласа. Он прервал свою игру. Казалось, что только теперь до него дошел смысл слов, сказанных Гилфаласом.
 – Арлурин, к вашим услугам. Скажите, чем я могу вам помочь? Может быть, сыграть для вас песню? Например, песнь весны или любовную?
 – Чуть позже, – ответил Гилфалас. – Для начала мне хотелось бы знать, где я нахожусь.
 – Где вы находитесь? – Арлурин с удивлением взглянул на Гилфаласа. – Вы находитесь на окраине великого леса Арбалорнита, между горами Утреннего Света и Водами Пробуждения.
 – Так, значит, я в Высшем Мире?
 – Разумеется. Где же еще? Гилфалас, вы себя плохо чувствуете?
 – А как бы вы себя чувствовали, если бы внезапно попали сюда из Среднеземья? Лесной Король Инглорион, владыка эльфов Талариэля, – мой отец.
 – А как вы… – Арлурин попытался найти слова, но смог найти только эти.
 – Я сам не могу ответить на этот вопрос. Но мне необходимо поговорить с Высоким Князем. Это чрезвычайно важно. Темные эльфы прорвали Ограничительный Пояс, и теперь Среднеземью угрожает опасность.
 – Среднеземье? Но здесь-то Высший Мир. Радуйтесь, что вы попали сюда. Все ваши заботы отныне в прошлом. Судьба к вам благосклонна. Владыка оказался милостив к вам.
 – Но Свободным Народам необходима помощь, – вырвалось у Гилфаласа.
 – Нам нет никакого дела до этого.
 – Что? – Гилфалас почувствовал, как в нем закипает гнев. Весь мир находится под угрозой, а этому юнцу и дела до этого нет. – Хорошо же, мне вот только интересно, как вы запоете, если темные эльфы попытаются проникнуть в Высший Мир? – Гилфалас сдерживался, чтобы не произнести эти слова чересчур уж громко.
 – Высший Мир в безопасности. Мы находимся под защитой первого кольца.
 – Ах вот оно что! Ну а если это все так, то как же попал сюда я?
 Арлурин у недоумении уставился на него.
 – Скажите, разве это не прекрасное, хотя и редкое чувство, когда в вашем мозгу начинают шевелиться мысли? – насмешливо спросил Гилфалас. – Итак, когда вы отведете меня к…
 Он не закончил свой вопрос. Голоса вдруг раздались громче, а музыка на другой стороне лесной прогалины внезапно оборвалась.
 – Что случилось? – вырвалось у Гилфаласа, и его правая рука инстинктивно потянулась к мечу.
 – Да это просто чья-то шутка, – вяло ответил Арлурин, все ещё находящийся под впечатлением от слов Гилфаласа.
 Наступившую тишину разорвал крик, внезапно перешедший в гортанное клокотание. За этим последовали визг и топот ног.
 Гилфалас оставил Арлурина и со всех ног помчался на противоположную сторону лесной прогалины. В нем проснулось подозрение, ужаснувшее его. Неужели по его следам из Зарактрора пришел кто-то еще? Неужели вместе с ним в Высший Мир пришло зло? Или он не сумел удержать в себе псов-призраков?
 Нет, решил он про себя. Это невозможно, иначе бы он уже услышал их вой.
 Но что же это тогда?
 Сагот больше не чувствовал себя в безопасности.
 Он выслал несколько своих тел вперед, чтобы наблюдать за тем, как обладатель ауры встал и двинулся навстречу себе подобным. Существо последовало за ними в тень, отбрасываемую темными колонами.
 – Кве нуа? – Бледное лицо, рот, произнесший эти слова, движения. Пришелец не понимал жестов, а другое создание, подобное обладателю ауры, не нашло путь к его разуму так, как когда-то это сумел Азратот.
 Сагот принял решение действовать так, как он уже однажды проделывал это с бородатыми. То есть сражаться, даже если существо из глубин и не понимало этого слова.
 Первый удар не достиг цели. Создание с бледным лицом издало резкий крик. Затем Сагот нанес более точный удар, и создание умолкло, после того как несколько раз издало особо резкие звуки.
 Остальные создания переполошились, но обладатель ауры уже двигался навстречу Саготу. А важен был только он. Остальные не имели значения, они позволяли себя убивать так же легко, как когда-то бородатые, только эти были в другом обличье.
 Сагот отправил несколько своих тел, чтобы они напали на обладателя ауры с другой стороны. На этот раз осечки быть не должно, иначе его снова швырнут во мрак и забвение, в то место, где нет ничего, кроме пустоты…
 – Дайте дорогу! – кричал Гилфалас, пока не добрался до места происшествия. Обезумевшие эльфы носились подобно детям, увидевшим медведя.
 Глаза эльфа разглядели среди всей этой кутерьмы уродливую тварь с непропорционально длинными руками, которая склонилась над девушкой-эльфом, истекающей кровью. С первого взгляда Гилфалас понял, что опоздал. Девушка была мертва: глаза её незряче уставились в небо.
 Гилфалас выхватил меч и вонзил его между шеей и плечом твари.
 В следующий момент острая боль пронзила его самого. Меч выпал из его потерявших чувствительность рук. Невольно он издал стон. Гилфалас увидел, как к нему тянется огромная рука. Не потеряв присутствия духа, он упал на землю, прокатился по ней и вновь вскочил. Существо даже не сделало попытки последовать за ним.
 Крики эльфов предупредили его о надвигающейся угрозе, и он снова упал на землю. Просвистевший над ним удар убедил его в том, что он был на волосок от гибели.
 – А вот ещё один!
 Гилфалас мгновенно вскочил на ноги. И тут он увидел их. Этих попрятавшихся в кустах существ было, должно быть, около дюжины.
 И все они двигались на него.
 На прочих эльфов они не обращали никакого внимания, несмотря на то что в панике эльфы постоянно оказывались на пути этих тварей. У Гилфаласа больше не оставалось времени задумываться над происхождением этих существ, столь внезапно появившихся из мрака ночи.
 Гилфалас помчался со всех ног. Он ещё не полностью оправился после боя с псами-призраками, как вновь оказался втянутым в стычку с темным созданиями!
 Длинные руки уродливых тварей проносились рядом с ним в пугающей близости. Он даже стал подумывать, что чья-то воля отводит от него удары.
 Неужели он открыл врата, ведущие в Высший Мир? Но как бы он мог их закрыть, ведь он даже не осознавал, что прошел через них! А кроме того, охотящееся за ним существо явно не было тварью, созданной темными эльфами, это бы он ощутил. Здесь было что-то другое.
 Но кто бы это ни был, этот кто-то намеревался отнять у эльфа жизнь.
 Гилфалас споткнулся о корень дерева и только благодаря своей ловкости не упал. Напротив, он даже сумел извлечь пользу для себя из этой ситуации, проскользнув под готовыми схватить его руками одного из врагов.
 Прочие эльфы, подобно рою растревоженных пчел, продолжали беспорядочно носиться по поляне. Вот трое или четверо из них, вооружившись сучьями, заспешили ему на помощь. Но что могут сделать палки там, где меч не помогает?
 – Бегите прочь! – ещё издали крикнул им Гилфалас. – Отведите остальных в безопасное место!
 Эльфы вняли его словам. Гилфалас же побежал в противоположном направлении. Он не знал, как долго выдержит, но понимал, что должен дать остальным возможность укрыться. О, если бы у него оказалось сколько-нибудь эффективное оружие!..
 Кольцо!
 Там, где не помогала сталь, успешно справлялось с врагами кольцо, носимое им на правой руке. Уже дважды оно помогло ему.
 Гилфалас обернулся и поднял вверх руку с кольцом.
 – Элей Курион ай Кориэнна, – воззвал он к Божественной Чете.
 Ничего не произошло. Кольцо осталось таким, каким было до этого. Голубой свет не вспыхнул и не вырвался наружу.
 Эльф развернулся и, охваченный паникой, снова бросился бежать. Если даже кольцо не подействовало, что ещё может он противопоставить этим тварям?
 Его все время пытались окружить, но Гилфаласу каждый раз удавалось в самый последний миг ускользнуть от преследователей. Но долго он так не протянет. Он снова почувствовал себя находящимся в Эльдерланде и спасающимся от темных эльфов и белегим. Но здесь все было иначе. Находящиеся позади него существа не теряли его след. Каждый раз, когда ему казалось, что он от них оторвался, из-за кустов или деревьев вновь появлялась одна их этих уродливых тварей, и побег начинался сызнова.
 Еще до того как снова взойдет солнце, они поймают и прикончат. Оружие оказалось бесполезным. Теперь вся надежда только на быстрые ноги. Но эльф понимал, что когда-нибудь всему этому наступит конец.
 Сначала он бежал от леса. Теперь, сделав петлю, он снова приближался к лесной опушке. Может быть, ему удастся затеряться в лабиринте деревьев? А если нет, он умрет от безжалостного удара могучих рук, как та девушка.
 Лес приближался, но одновременно и силы Гилфаласа таяли. Каждый шаг давался ему все с большим трудом. Внезапно он понял, что враги окружили его. Они догнали его и теперь стягивают кольцо.
 Теперь Гилфалас понял, что чувствует рыба, пойманная в сеть. Выхода не было.
 Он понимал, что это конец. Гилфалас положился на судьбу, закрыл глаза и стал ждать смертельного удара…
 Сквозь опущенные веки он увидел сияющий золотой свет.
 Свет обжигал.
 Существо по имени Легион было ослеплено и отвернулось от блеска, столь внезапно разлившегося вокруг его жертвы. Прочь от света, что появился над обладателем ауры.
 Сагот гордился тем, что охотился и наконец поймал свою жертву. Никогда прежде не высылал он столь много своих тел в разные направления и в разное время. Он был ловцом, расставляющим сеть, и одновременно являлся сетью. Он достиг блестящего результата, одновременно ведя и координируя столь много различных своих частей. Впервые в жизни Сагот был горд за себя.
 Себя?
 Я?
 Я, меня, мне, меня, мной, обо мне…
 Но там, где есть Я, там ведь есть и…
 – …Ты, – произнес голос из золотого сияния, и этот голос раздавался непосредственно в его душе. – Что ты? Кто ты?
 Существо по имени Легион корчилось в лучах обжигающего света. Оно прикрыло глаза руками, так же поступили и все его тела, но от сияния невозможно было защититься, оно было повсюду. Существо было в гневе. Оно достигло большего, чем ему позволили его создатели; оно шагнуло от безликости к осознанию себя.
 – Я – это множество.
 И в тот самый миг, когда оно осознало это, свою суть, свое «Я», оно же и осознало свою беспомощность. Ибо Он – тот, кто стоял перед ним, – был могуществен и одним взмахом своей руки мог отправить его в пустоту, откуда оно и пришло.
 Рука застыла над ним.
 – Ты не предусмотрен в плане Божественной Четы, но я не хочу тебя убивать. Я нареку тебя именем Теотормон – что означает Множество, ставшее единым целым. А теперь отправляйся спать, пока не придет время, чтобы ты выполнил свое предназначение.
 И больше не было ничего, кроме тьмы, сна и безмолвия.
 Гилфалас отважился открыть глаза. В воздухе над ним парил некто прозрачный как стекло и весь наполненный светом. Он был одновременно подобен юноше и стар, преисполнен умом Владыки и красотой Владычицы. На его челе лежала печать мудрости, а рука олицетворяла силу. Волосы его были подобны пламенеющему золоту, а лицо белее снега. Своими чертами он походил на эльфов, но был ещё более прекрасен и благороден. И хотя Гилфалас никогда не взирал на него с близкого расстояния, он понял, чей образ предстал перед ним: Арандур Элохим, Князь Высшего Мира, Мастер Магии, Владыка Колец.
 Крик сорвался с уст уродливых создании, когда вокруг Высокого Эльфийского Князя возник золотой свет и начал разливаться по земле.
 Как будто повинуясь тайному приказу, все враги замерли и рухнули на землю. Пока они лежали, свет залил их тела, поднял в воздух и унес прочь. Сделано все это было без всякого насилия; нет, тела парили в воздухе плавно, словно пушинки на ветру.
 – Обладатель кольца, – произнес Эльфийский Князь. Гилфалас поднял голову и встретился глазами с парящим. То, что он увидел, заставило его вздрогнуть, но не от страха, а от благоговения, подобного которому он никогда не испытывал. – Приди ко мне в Зеленторил, город вращающихся звезд. Там ты примешь участие в моем Совете, и мы обсудим все, что тобой движет.
 – Я не знаю, как туда добраться, – пробормотал Гилфалас.
 – Тебя отведут. Соберись с силами и жди проводников, – ответил Высокий Князь.
 Парящий померк, как мираж, а затем и вовсе рассеялся, подобно дыму потухшей свечи.
 Эльфа вновь окутали сумерки. Измученный, потрясенный увиденным, Гилфалас опустился на колени, поднял глаза к эльфийским звездам, сверкавшим на небе во всем своем великолепии так, как он и представлял их в своих снах, и возблагодарил Божественную Чету за их доброту.
 Затем он принялся ждать тех, кто должен отвести его в Зеленторил, где ему предстоит поведать Высокому Князю о том, какая опасность угрожает Среднеземью.
 Вскоре он увидел четырех эльфов из числа тех, чей праздник столь внезапно был прерван появлением тварей. Среди них находился и Арлурин – тот самый музыкант, с которым разговаривал Гилфалас.
 – Князь повелел нам отвести вас к нему.
 Гилфалас кивнул. Он пытался прочитать в глазах этих эльфов упрек за то, что привел за собой в Высший Мир эти ужасные создания, результатом чего явились смерть и страдания. Но даже если Арлурин и питал к нему неприязнь, то никак её не обнаруживал. Во взглядах его спутников также нельзя было прочесть ни грусти по поводу потери, ни боли, ни гнева. Это было нечто другое – естественное любопытство, как будто для них это был новый, неожиданный поворот в игре, в которой они участвовали. Эльф из Среднеземья не знал, как к этому относиться.
 – У вас достаточно сил, чтобы двигаться дальше? – задал ему вопрос Арлурин. – Мы можем подождать. Время не имеет значения.
 – Я должен идти: темные эльфы угрожают Среднеземью. Поэтому – в путь!
 – Как скажете, – ответил другой спутник, имени которого Гилфалас не знал.
 Гилфалас представился и в свою очередь узнал имена остальных трех: Лиандир, Делаурин и Нандарос.
 – Скоро нам приведут лошадей, – сказал последний. – Так мы доберемся до места быстрее.
 Они вошли в лес, огромные деревья возносились к небу, подобно живым колоннам. Высокие кроны выделялись в лунной ночи филигранными тенями, хорошо видящий в темноте эльф мог различить в них каждую деталь. Некоторые деревья возвышались над землей более чем на сто пятьдесят футов, а возможно, и на все двести. В диаметре деревья были от двадцати до тридцати футов. Гилфалас был очарован этим видом, поскольку сам вырос в знаменитом лесу Найт Таларин в Среднеземье, который тем не менее не мог похвастаться такими великанами. Но Гилфалас не испытывал зависти: хотя лес Талариэля был не столь уж велик, он все равно оставался его родиной.
 Следуя за этой мыслью, он вдруг подумал о другом. Всем жителям его родины, так же как и другим Свободным Народам, одинаково угрожают темные эльфы. Он ускорил шаг. Его проводники не отставали, а поскольку они были не особенно-то разговорчивы, то и Гилфалас счел за благо хранить молчание.
 На восходе солнца они услышали приближающийся топот копыт, Гилфалас был рад этому, поскольку уже не выдерживал темп, который сам и задал.
 Молодой всадник по имени Филиндрин привел четырех благородных белых скакунов, которые были такими же крупными, как боевые кони тяжелой имперской конницы, но одновременно с этим оказались горячими и стройными, как рысаки кочевников.
 – В Зеленторил?
 – И так быстро, как только смогут кони! – отозвался Гилфалас. – Это очень спешно.
 – Спешно? – переспросил Филиндрин. – Я не знаю такого слова. Но что касается скорости, то вы вряд ли найдете более быстрых скакунов, чем маратлиндим, кони восхода.
 – В вас говорит гордость коннозаводчика! – улыбнулся Гилфалас.
 – Коннозаводчик? – Казалось, что Филиндрин был вконец сбит с толку и не знал, как понимать данное слово. – Да нет же, я ваш друг.
 Гилфалас решил больше не затрагивать эту тему. Он вскочил на одного из коней, которые не несли на себе ни узды, ни седла, крепко сжал его бока, и тот почти мгновенно пошел аллюром, который вскоре перешел в плавный галоп. Гилфалас почувствовал огромную силу, что скрывалась в коне. Он никогда ещё не скакал на такой лошади, и поэтому эти первые моменты навсегда запечатлелись в его памяти.
 Грива и хвост коня развевались в утреннем свете, подобно двойной радуге, а стук копыт походил на отзвуки далекого грома. Гилфалас чувствовал, как наслаждается бегом конь. Рядом с собой он видел других жеребцов, радующихся скачке.
 Путь, который вел их через Арбалорнит, был ровен и очищен от камней и древесных корней, которые могли бы доставить неприятности всаднику и лошади. Гигантские стволы вечнозеленого леса пролетали мимо них, так что Гилфалас даже чуточку сожалел о том, что не может остановиться и воздать деревьям дань восхищения.
 Полдень давно миновал, а кони ничуть не утомились. Они даже не покрылись потом. Гилфалас начал понимать гордость Филиндрина. Это действительно были исключительные кони, подобных которым не было в Среднеземье. Любой кочевник не задумываясь отдал бы за такого скакуна всех своих наложниц и несколько отар овец.
 Прошло время, солнце начало садиться, и только тогда Филиндрин остановил коней. Лошади до сих пор не выказывали никаких признаков усталости, но надвигающиеся сумерки представляли опасность даже для этих великолепных животных.
 Деревья росли здесь так густо, что не пропускали ни света, ни звука. Весь мир погрузился в сумрачное безмолвие; но это была не зловещая тишина, а только тихое умиротворение, как будто сам Владыка распростер над миром свой плащ и укутал его.
 Путь, по которому их вел Филиндрин, был извилист, подобно большинству дорог в этой стране, поэтому лишь после того, как дорога сделала очередной поворот, они смогли увидеть лесную поляну, залитую светом разноцветных ламп и наполненную песнями и смехом. И хотя это был другой лес, и даже другой мир, Гилфалас внезапно почувствовал себя дома.
 Деревня эльфов раскинулась среди деревьев. Их верхушки были соединены в арки, а над ними всеми цветами радуги поблескивали тончайшие покрывала из паутины. Могло показаться, что легкого дуновения ветерка будет достаточно, чтобы разрушить эту конструкцию, настолько хрупкой она выглядела. Но на самом деле деревья были прочно пригнаны друг к другу. Среди деталей внутренней отделки присутствовали только длинные полотнища – раскрашенные всеми красками земли и неба, с узорами из птиц и растений, возвышающихся деревьев и высоких гор, освещенных солнцем, луной и эльфийскими звездами, – непрерывно сменяющие друг друга и одновременно постоянно повторяющиеся. Природа и искусство переплелись здесь настолько причудливо, что нельзя было даже понять, где кончается одно и начинается другое.
 Гилфаласу даже показалось, что все это создано не искусной рукой, а возникло из песни и само является частью песни, чьи аккорды ещё не отзвучали в вышине и отражаются в каждом колебании свода, – песни, никогда не прекращающейся и одновременно совершенной настолько, насколько совершенными могут быть дерево, растение и любое живое существо.
 Это было знакомо ему, поскольку тут он узнавал некоторые черты архитектуры своей родины. Только здесь все было более тонко, более филигранно, будто бы все это создавалось лишь на один миг. Но этим хижинам не придется выстаивать против капризов зимы: тут царит вечная весна.
 Стало совсем темно, и сколь ни пришлась по душе Гилфаласу скачка на лошадях, но усталость все-таки давала о себе знать. Его благородный зад – как, наверное, выразился бы этот несносный гном Бурин – изрядно претерпел от поездки. Там, откуда он прибыл, больше полагались на собственные ноги, чем на коней. Он хоть и изучал верховую езду, но все-таки не настолько уверенно сидел на коне, как жители восточных степей или население обширных равнин и пустынь юга… Гилфалас поймал себя на том, что продолжает мыслить категориями Среднеземья.
 В деревне их приняли очень тепло. Даже после того, как эльфы узнали о вчерашнем происшествии, в адрес Гилфаласа не последовало ни одного упрека, но и о погибшей девушке никто не проронил ни слова.
 Рассказ Гилфаласа о том, какой опасности подвергается сейчас Среднеземье, не вызвал никакого оживления среди присутствующих; все были уверены, что эти события никак не затронут Высший Мир, находящийся под надежной защитой Высокого Эльфийского Князя. Обитатели деревни игнорировали все происходящее, не ощущая никакой необходимости беспокоиться о других – и даже о собственном будущем.
 Гилфаласу открылись недостатки подобной чересчур комфортной жизни в Высшем Мире. Втайне он признался себе, что лесные эльфы Найт Таларина тоже не слишком-то беспокоятся о том, что происходит за пределами их леса, но все же, если дело действительно принимает серьезный оборот, они не оказываются в стороне.
 Он рано отправился спать; отчасти из-за усталости, но в не меньшей степени и потому, чтобы не разозлиться ещё больше. Ведущиеся здешними эльфами разговоры были такими беззаботными, такими беспечными. Но ведь со времен Войны Теней в жизни эльфов Высшего Мира не было ничего, что доставляло бы им беспокойство.
 Еды было вдоволь. Леса – полны дичи. Побеги и молодые растения постоянно приносили плоды. В такой жизни не было места борьбе за выживание.
 Гилфалас даже посочувствовал обитающим здесь; ведь жизнь совсем без забот и невзгод, как бы тяжело ни давили они на плечи, – это неполноценная жизнь. Если не пережить трудные времена, то как же тогда можно ощутить счастье и радость? Ведь живущие здесь эльфы даже не могли по-настоящему оценить, насколько хорошо им тут приходится. В этом-то и крылись причины их поверхностного, почти небрежного обращения со своим счастьем.
 Эти мысли не давали ему покоя до поздней ночи, но ветер, певший в ветвях деревьев эльфийского поселения, все-таки убаюкал его, и Гилфалас заснул.
 Он спал до восхода солнца и ощутил, проснувшись, насколько освежил его отдых под сенью деревьев. Он вновь был полон сил.
 Еще два дня они скакали от одной деревни к другой. Постепенно в Гилфаласе росло нетерпение. Он перестал обращать внимание на окружающие красоты; да и его спутники оказались не теми, с кем он согласился бы путешествовать по своей воле. Он с трудом сдерживался, чтобы не выказывать недовольство слишком явно.
 Лесу не было конца и краю. Если бы Гилфалас понаблюдал за окружающей его игрой тени и света, золота и зелени, он бы замер от удивления. Но все мысли эльфа из Среднеземья вертелись вокруг одного – как бы поскорее добраться до города Высокого Эльфийского Князя.
 Это произошло в первой половине четвертого дня пути. Лес снова стал густым, а кустарник превратился в сплошное огромное море свежей сочной зелени, усеянное тысячами и тысячами мелких соцветий. Но в этом цветочном море находились ещё и миллионы острых шипов, превращавших заросли в естественную преграду.
 Гилфалас глядел на все это, но мысли его были далеко. Наконец лес кончился и дорога, сделав широкую петлю, вывела их из колючих зарослей на открытое пространство. Как только тени деревьев остались позади, лошади замедлили свой шаг, но Гилфалас даже не заметил этого. Ничто на свете не могло бы сейчас оторвать его от зрелища, что разворачивалось перед его глазами.
 На небе клубились облака и образовывали фантастические картины, однако Зеленторил находился в лучах солнца.
 Город стоял на холме. Его опоясывали несколько концентрических колец из деревьев. Зеленые, серебристые и золотые – деревья были подобны застывшим видениям, поблескивавшим в свете, происхождение которого было трудно установить: то ли это были отраженные солнечные лучи, то ли сияние исходило от самого города.
 Незаметно деревья переходили в башни, похожие друг на друга, но никогда не повторявшиеся. Тут на ветру развевался пестрый вымпел из яркого, переливчатого шелка, там, стремясь к небу, возвышались остроконечные башенки-фиалы, образованные ветвями и сучьями. Все то, что люди возводили из камня, создавалось эльфами из живой природы.
 Между башенками были перекинуты грациозные узкие мостики и стрельчатые арки, ведущие по направлению к центру. Там, возвышаясь подобно короне, располагался дворец. Над ним, переливаясь перламутром, испещренный ажурным орнаментом, подобно мечте из света и воздуха между землей и небом, возвышался купол.
 – Это центр эльфийского народа, – произнес его спутник Арлурин. – Здесь вместе со своим двором располагается Высокий Эльфийский Князь.
 Гилфалас в это время подумал о Водах Пробуждения, которые он так и не увидел, но которые жили в его памяти, и сердце подсказало ему, что в тех местах, где элоаи впервые увидели Владыку и Владычицу, было больше эльфийского, чем во всем этом великолепии и роскоши.
 Но чего-то здесь недоставало, и поначалу он даже не мог сказать, чего именно. Но потом вдруг понял: он не слышал радостных детских криков. И хотя отовсюду лилась музыка, на ум пришли слова мудрецов его народа: любое место живо детьми. А их-то здесь как раз и не было.
 Они скакали по широкой, обсаженной по краям цветами и деревьями дороге, направляясь ко дворцу, который стремительно рос по мере их приближения. Казалось, что он состоит из одного громадного сводчатого зала, превосходящего по своим размерам храм в Великом Ауреолисе.
 Никто из находившихся на дороге и спешащих по своим делам эльфов не обращал внимания на покрытых дорожной пылью всадников. Если следствием беззаботной жизни является равнодушие, то Гилфалас не хотел бы оказаться на месте жителей Зеленторила. Ему вдруг разом весь город показался пустым, а его красота – вводящей в заблуждение иллюзией, служащей ширмой для кучки ни к чему не приспособленных подростков.
 В нем начал закипать гнев. Он испытывал сожаление, граничащее с презрением, к жителям этого сказочного города, воспринимавшим подобную жизнь как нечто само собой разумеющееся и не требующее никаких жертв и затрат и не замечающим, что она, эта жизнь, подобно дурману, убаюкала все их чувства.
 Только теперь он услышал музыку, наполнявшую воздух. Вначале ему показалось, что одну и ту же мелодию играют тысячи инструментов, но на самом деле это были различные песни, удивительно гармонирующие друг с другом. И хотя никакой диссонанс не нарушал эту гармонию, эльф из Среднеземья не находил в подобной музыке действительной радости.
 Наконец они достигли входа в большой, увенчанный куполом зал в центре города. Лошади остановились.
 – Следуйте за мной, Гилфалас, – произнес Филиндрин.
 Гилфалас соскочил с коня и ласково потрепал его. Конь покосился на него и, казалось, понял немую благодарность наездника.
 Гилфалас взглянул вверх и против воли восхитился виду огромного сооружения. Высоко вверх взмывали колонны, на которые опирался портал. Все было выполнено из живых стволов, чья кора блестела, подобно кованой меди, а серебристая и золотистая листва образовывала капитель и нависала над воротами.
 Возможно, что эльфы Высшего Мира и не взрослее, чем дети, но это сооружение, как ему показалось, превосходило самые смелые мечты архитекторов всего мира.
 Вверх к порталу вели семь ступеней. На венце из трех рядов колонн покоились многократно прорезанные выступы, которые, сами как будто переплетенные серебряными и золотыми нитями, несли на себе три покоящихся друг на друге купола. С каждым шагом, каждым движением положение свода изменялось: то тут вспыхнет огонек, то рядом погаснет другой, будто в начале лета глядишь на ночное небо и видишь, как на его фоне появляются звезды – то вдруг одна блеснет ярко и отчетливо, то снова скроется и вновь появится, постоянно в движении и одновременно навечно прикованная к своему месту.
 – Это зал эльфийских звезд, – пояснил Филиндрин. – Приготовьтесь предстать перед Высоким Князем!
 В середине зала, прямо по центру нижнего купола, располагался балдахин. Двенадцать ступеней вели к нему. На каждой из них в переливающихся одеждах стояли эльфы. Звучала музыка.
 В центре возвышался трон. На троне находился Он.
 И вдруг Гилфаласа покинули все печали и сомнения. Здесь казалось уместным только одно – преклонить колени и выказать свое глубочайшее почтение.
 – Поднимитесь. Не пристало вам стоять на коленях, Гилфалас, сын Инглориона. – Мягкий голос прозвучал немного насмешливо.
 Гилфалас взглянул вверх и увидел протянутую ему руку. На руке было обычное кольцо, без всяких украшений, с одним только камнем, светившимся, как казалось, изнутри.
 Если и требовалось какое-то подтверждение тому, что Гилфалас находится в присутствии Высокого Эльфийского Князя, то оно было налицо.
 Он прикоснулся губами к Первому Кольцу, а затем поднялся на ноги.
 Князь тоже встал одним плавным, грациозным движением, в связи с чем Гилфаласом вновь завладело чувство неловкости, которое, однако, уже не было столь явным, как во время встречи в лесу.
 – Позаботьтесь о спутнике нашего гостя, – обратился Князь к окружавшим его придворным, – а также о тех, кто остался дожидаться у ворот. А вы, Гилфалас, проследуйте за мной!
 Они зашагали через сеть коридоров, вдоль увитых листвой проходов и галерей, увешанных знаменами и настенными гобеленами, которые раздувались от легкого бриза. Наконец они достигли входа в помещение, увенчанного декоративным фронтоном из ветвей. Дверь была сделана из обыкновенного дерева. Высокий Князь отворил её и сделал знак Гилфаласу следовать за ним.
 Гилфалас подивился скромной обстановке комнаты. Посредине располагался накрытый стол с двумя стульями.
 – Располагайтесь, – обратился Князь к Гилфаласу. – Я нахожу целесообразным беседовать за столом. А то оно, – при этом Высокий Эльфийский Князь указал на свое кольцо, – вызывает у всех желание упасть передо мной на колени и молчать. Я привык к этому, но беседа при таких условиях несколько затруднительна, вы не находите?
 Непринужденный тон, которым все это было произнесено, а также накрытый стол действительно способствовали тому, что Гилфалас быстро оправился от замешательства. Однако он уже и сам совладал со своими чувствами. Впервые он видел Владыку так близко. Высокий Эльфийский Князь носил простые, плавно ниспадающие белые одежды. В его лице, несмотря на молодость, отражалась мудрость, и, взглянув на Князя, Гилфалас вдруг понял, что сила исходит не только от кольца, но в не меньшей степени и от того, кто носит это кольцо.
 И однако же, становилось очевидным, что Арандур не какое-то сверхъестественное существо, но такой же эльф, как и он, Гилфалас.
 Они сели за стол и вначале ели молча, хотя цель прихода не давала Гилфаласу покоя.
 – Теперь говорите без всякого стеснения, – произнес наконец Арандур. – Поведайте мне то, что камнем лежит на вашей душе.
 И тут Гилфалас уже больше не мог сдерживаться. Он рассказал Высокому Князю обо всем, что приключилось в Эльдерланде, Серповых Горах и Зарактроре.
 – Так, значит, ты вобрал в себя зло псов-призраков? – спросил Эльфийский Князь.
 – Да, господин.
 – Это очень смело с твоей стороны. Но отныне ты должен быть внимателен к себе. Силы зла велики, оно только и ждет своего часа. Не заметил ли ты, что, положим, стал в последнее время более вспыльчивым и нетерпимым?
 – Да, – ответил Гилфалас после короткого раздумья, – возможно, так оно и есть. Я чувствовал гнев и нетерпение по отношению к эльфам Высшего Мира. Они кажутся мне слишком поверхностными существами.
 – Ты искренен, – ответил Арандур. – И вот что я отвечу тебе: во-первых, не позволяй гневу возобладать в себе, ибо тогда зло усилится. А во-вторых, ты прав. У рая имеется своя оборотная сторона. В иных делах мой народ менее зрел, чем даже дети в Среднеземье. Но в них дремлет древний дух, и он проснется, когда это потребуется. А теперь расскажи мне о своих товарищах. О гномах и человеке я уже слышал, но что представляют собой остальные?
 Гилфалас некоторое время медлил с ответом.
 – О болотнике я ничего не могу сказать, – ответил он. – Его народ не упоминается ни в одной из старинных легенд, как будто он и вовсе не предусмотрен планом Божественной Четы.
 – Подобное случается, – произнес Высокий Эльфийский Князь, и оба вдруг подумали о темном существе с множеством тел, которое гналось за Гилфаласом. – Но иногда то, что не предусмотрено в плане, только делает честь тому, кто все это создал. А что ты скажешь про эти маленькие создания – как ты их назвал?..
 – Фольки? У них есть своя собственная история, которая, правда, насчитывает всего только семьсот семьдесят семь лет. Однако они очень гордятся ею; по этому поводу они даже создали у себя музей. А наш спутник Кимберон – хранитель этого музея – в знак своего звания даже носит на руке кольцо, прямо как вы. – Он улыбнулся.
 Но Высокий Эльфийский Князь не улыбнулся ему в ответ, а заинтересованно наклонился вперед.
 – Какое ещё кольцо?
 Гилфалас смутился.
 – Обычное кольцо с прозрачным камнем, – вспоминал он, – но Кимберон сам говорил, что в нем не заключено никакого волшебства. Это символ его должности, как это принято у эльфов и людей. Или у гномов, – добавил он.
 – Обычное кольцо, – задумчиво произнес Эльфийский Князь, – без какого-либо волшебства. И ещё ты говорил, что в этих фольках намешано всего понемногу от эльфов, людей и гномов. – Одним плавным движением он поднялся с места. – Да, пришло время действовать.




 8
 В ЧЕРТОГАХ ГНОМОВ


 Кима как будто оглушили. Сначала он даже не воспринимал, куда их ведет Грегорин. Перед глазами у него был Гилфалас, охваченный светом своего кольца и падающий в водопад вместе с вцепившимися в него псами-призраками.
 Гилфалас пошел на смерть ради них и ради успеха их дела. Борьба против темных эльфов нанесла первый удар по их братству. Ким воспринял гибель эльфа даже тяжелее, чем столбы дыма над Эльдерландом и деревней болотников.
 В старинных легендах все умирали героически, а уцелевшие становились ещё более мужественными и исполненными долга, чем прежде. А Ким не чувствовал в себе ничего, кроме тупой пустоты.
 Барабанный бой, раздавшийся, когда они покидали скальный собор, затих. Глухие удары поначалу отвлекали Кима, но, когда они без всякого предупреждения прекратились, его с новой силой охватили воспоминания о погибшем товарище, и печаль вернулась.
 Остальные, по-видимому, испытывали схожие чувства. Все, за исключением Грегорина; однако в данный момент он был единственным среди них, кто имел хоть какое-то занятие. Грегорин постоянно глядел на свою карту, чтобы не ошибиться в маршруте. Ким почти завидовал гному: его голова была занята и ему некогда было вновь и вновь мысленно возвращаться к псам-призракам и гибели Гилфаласа.
 Вскоре в одной из боковых галерей они остановились на ночь. Разговоров на этот раз почти не велось, и после холодного безрадостного ужина все забрались под одеяла. Дежурили все по очереди, кроме Марины.
 Разбудивший их Грегорин раздобыл в колодце, что находился поблизости и питался водами подземного источника, свежей воды. Пополнив её запасы, они снова двинулись в путь.
 По прошествии некоторого времени Ким заставил себя обращать внимание на те места, по которым они проходили. Будь его настроение не столь подавленным, он бы уже давно разглядывал все это с раскрытым от удивления ртом. Зарактрор являл собой чудо искусства. Скальный собор, через который они попали в Зарактрор, был не более чем увертюрой ко всему тому великолепию, что ожидало их впереди.
 В отличие от обычного города под открытым небом Зарактрор больше походил на лабиринт, раскинувшийся не только в длину и ширину, но также в высоту и глубину. Вверх возносились крутые серпантины, смелые мостовые конструкции пронзали залы только для того, чтобы вновь направиться вниз в тот же самый зал, который они только что пересекли. Полукупола и апсиды, переходящие в сводчатые ниши и галереи, чередовались с многоугольными формами, похожими на огромные кристаллы, словно созданные для того, чтобы придать камням образ, утраченный ими за долгую историю развития земли. Это была конечная фаза развития, пришедшая через огромные временные отрезки, которые ни один человек не смог бы измерить, ни один эльф – вспомнить, ни один фольк – прочитать в своих хрониках и анналах, и вернувшаяся к своему истоку.
 И однако же, несмотря на это разнообразие, все подземные сооружения были подчинены строгой логике и четким закономерностям, в меньшей степени исходящим от руки художника, а в большей – от замысла архитектора, рассчитавшего размеры и вес, напряжение и давление и продумавшего все таким образом, что силы, грозившие развернуть здесь свою неукротимую разрушительную мощь, пришли навечно в состояние покоя.
 Грегорин вел спутников через галереи, сквозь узкие щели между опорами которых можно было взглянуть в следующие скальные залы, раскрывающиеся перед ними. Там, подобно уже виденному ими собору, возвышался храм с мощным куполом, окруженный венцом часовен, богато украшенный декоративными нишами, пилястрами, полуциркульными арками и выступающими карнизами. Портал предусмотрительно защищал ворота от никогда не идущего здесь дождя. Сам же вход отчетливо выделялся светлым пятном на темном фоне. В светлом камне была высечена морда дракона, которая оживала благодаря хрустальному основанию.
 – И ведь все это вырублено в скале, – донесся полный восхищения голос Бурина.
 – Откуда это известно? – спросил Фабиан.
 – Это же видно невооруженным взглядом, – вмешался в разговор Грегорин, переходя, подобно остальным, на доверительную манеру общения. – Взгляни на стену – и ты не увидишь на ней ни царапин, ни строительного раствора. Колонны, вход, каждая комната – я полагаю, что даже и сам зал, – были высечены из камня в течение десятилетий.
 – Вот так работа, – сказала Марина, нисколько не стремясь вызвать этим ответные реплики гномов, полностью очарованных увиденным. Глядя на них, можно было даже подумать, что они оценивают каждый удар молота. – Не хотите взглянуть поближе?
 – К сожалению, у нас нет на это времени, – заявил Бурин, не отрывая взора от чудесного произведения искусства.
 – Да к тому же это и невозможно, – добавил Грегорин. – Судя по карте, ближе туда не подойти.
 У Кима вдруг перехватило дыхание. Сколько же сил было затрачено, сколько лет невероятно упорного труда ушло только на то, что вряд ли кто-нибудь когда-нибудь увидит и что не служит никакой явной цели, за исключением того, чтобы просто здесь находиться? Во всем народе гномов и в их искусстве скрывалось больше, чем полагали обитающие вне гор народы, знавшие их только как создателей оружия и инструментов.
 – Расточительство. Для чего вырубать дворец, если в нем никто не жить? – на свой лад прокомментировал ситуацию Гврги.
 Бурин и Грегорин быстро переглянулись, но ни один из них не проронил ни слова. Киму даже показалось, что они глядели на все это с чувством вины. Но когда он вспомнил о глухой барабанной дроби, которую они слышали в скальном соборе, то подумал, что, возможно, твердыня гномов не такая уж и пустая затея. Да и может быть, здесь есть иные туннели, не указанные на карте? И кто, кстати говоря, может здесь обитать? Гномы? Или в темноте притаились какие-то иные существа?
 Ким вздрогнул от этой мысли и постарался побыстрее отогнать её. Но вопрос, что за тайны скрывает в себе Зарактрор, оставался открытым.
 Они вошли в очередной туннель, вход в который представлял собой огромную гномью пасть, чья борода была инкрустирована кусками разноцветного мрамора, а вышли наружу уже из пасти дракона.
 Возникало ощущение, что гномы не оставили без внимания ни пяди скальной породы.
 Круглое входное отверстие напомнило Киму о часовне, виденной ими по дороге к перевалу; и действительно, это оказалось своего рода святилищем. Они прошли мимо мозаики, сплошь составленной из драгоценных камней. Рубины и сапфиры преобладали в стене, странным образом не оставившей Кима равнодушным. На ней были изображены Владыка-Отец и Мудрая Владычица Гномов – Божественная Чета, властвующая в Подземном Мире. Каждая деталь была тщательно проработана, а благодаря холодному свету, проникающему из скал, впечатление от мозаики лишь усиливалось. Когда Ким проходил мимо нее, оказалось, что она изменилась, и теперь он видел перед собой не стариков, полных достоинства и мудрости, а Вселенского Отца и Мать Всего Сущего – Священную Пару Среднеземья, – находившихся посреди буйного ландшафта, изобилующего фруктами. И пока он с удивлением взирал на все это, картина вновь преобразилась, и он узнал Утреннего Владыку и его вечно юную, прекрасную невесту, окруженных цветущими деревьями. Ким даже не подозревал, что такие вещи возможны.
 Бурин с удивлением остановился у мозаики, в то время как Грегорин лишь украдкой взглянул на нее. Киму даже показалось, что он увидел в этом взгляде затаенный гнев. Он не знал, почему это пришло ему на ум именно сейчас, но он снова вспомнил загадочные слова Бурина о том, что Грегорин отмечен печатью позора рода гномов.
 Возможно, будет лучше, если Зарактрор не даст ответа на этот вопрос. Молодой фольк боялся даже подумать о том, какие ещё неожиданности поджидают их здесь. Он снова представил перед глазами поток, уносящийся в темную пучину, из которой доносятся угрожающие голоса призраков, и почувствовал, как учащенно забилось его сердце.
 Они дошли до очередной развилки. Грегорин вытащил карту и принялся её изучать. Он оглянулся по сторонам, как будто сомневаясь, в какую сторону повернуть.
 – Что случилось? – спросил Фабиан. – Мы заблудились?
 – Кабы мне знать, – проскрежетал гном. – Указаниям этой карты не так-то легко следовать.
 – Как это понимать? – спросил Бурин и подошел к Грегорину. – О, теперь я все вижу сам.
 – Дайте-ка её мне, – сказала Марина. Грегорин повернулся в её сторону, так что теперь и Ким мог взглянуть на карту.
 Уж лучше бы его заставили заново составлять экспозицию музея, после того как в залах порезвились дети, чем оставили один на один с подобной картой! Она представляла собой попытку перенести на пергамент объемный мир пещер Зарактрора. Результатом этого явился запутанный клубок линий и точек различных цветов, часть из которых хорошо сохранилась, а некоторые – выцвели; все это было надписано рунами гномов, которые разбегались во всех направлениях. Без посторонней помощи фольк не смог бы отыскать даже то место, где они сейчас находились.
 Взгляд Марины скользил по карте так, словно ей сразу становилась понятной каждая деталь. Ким снова задался вопросом: для чего эта женщина пришла на место экономки в его дом? Ее привел магистр Адрион. Знал ли он, какие способности скрываются под её заурядной внешностью? А если знал, то какие цели преследовал при этом его друг и наставник?
 – Что это за знак? – спрашивала она время от времени. Бурин и Грегорин объясняли ей, насколько могли, но такие названия, как «Зал сотворения» или «Чертог тишины», оставались загадками даже после перевода.
 – Мы находимся вот здесь, – произнесла наконец женщина-фольк и указала на находящийся справа на карте и ведущий вниз туннель. – Нам необходимо двигаться вот по этому пути. Взгляни сюда, Грегорин, – сказала она, – это не так уж и сложно.
 Она пару раз провела рукой по карте, показывая гному дорогу. Ким при этом не мог не усмехнуться, глядя на удивленное лицо старика. Даже Бурин не стал делать вид, будто ему легко следить за её объяснениями.
 Взгляд Кима упал на Гврги, стоявшего несколько поодаль от них и напряженно вслушивающегося в тишину. Затем болотник потянул воздух, как будто что-то почуяв. Наконец он повернулся и напряженно уставился в туннель, который они только что миновали и на чьих стенах, многократно преломляясь, мерцали отблески драгоценных камней.
 – Что случилось? – спросил Ким.
 – Что-то не так. Кто-то наблюдать нас.
 – Как это понимать? – резко спросил Грегорин.
 – Кто-то направлять на нас свой глаз. Поджидать нас, как лягушка муху, – проквакал болотник и снова потянул носом воздух. – Пахнуть… кем-то.
 – Мы должны быть осторожны, – сказал Фабиан. – Будьте бдительны, не отвлекайтесь.
 – Я сообщить, когда они приближаться, – заметил Гврги, все ещё втягивающий в себя воздух и навостривший острые уши.
 Они отправились дальше. Ким был взбудоражен. Если Гврги, выросший среди дикой природы, почувствовал, что за ними наблюдают, то имеются все основания отнестись к его предупреждению со всей серьезностью.
 В этот момент вдали вновь зазвучал барабанный бой, прокатился вдоль стен каменных галерей, был отброшен назад и вновь разнесся эхом, так что невозможно было установить, откуда исходят эти звуки.
 Спутники пересекли ещё один зал, в котором возвышались обелиски, изображавшие различные сцены сотворения мира. Здесь было представлено великое разнообразие животного и растительного мира на всех стадиях развития. Не были забыты эльфы, люди и гномы. Фольки и болотники отсутствовали, что поначалу не слишком удивило Кима, поскольку они являлись слишком незначительными народами. И все же это немного задело его. Фольк показался себе забытым, как будто не принадлежал к числу божьих творений.
 Внезапно откуда-то сверху упал камень. Все подняли глаза, но не смогли ничего разглядеть. Вдоль стенок зала проходила галерея, а под самим сводом, подобно балочным перекрытиям, тянулась конструкция из каменных распорок высотой в человеческий рост.
 Гврги вновь втянул в себя воздух и принюхался.
 – Там кто-то быть! – выдохнул он. – Не гном.
 – Кто же тогда? – озабоченно спросил Фабиан. – Псы-призраки?
 – Псы-призраки не пахнуть, – проквакал Гврги. – Не знаю. Живое существо.
 – Грегорин, – обратился Фабиан к гному, – ведь из всех нас ты больше других знаешь про Зарактрор. Кто это может быть?
 – Почем я знаю? – пробормотал Грегорин, но Киму показалось, что его ответ последовал слишком быстро, как будто гном не хотел знать, кто может здесь обитать.
 – Так дальше дело не пойдет, – со вздохом произнес Фабиан. – Держите оружие наготове.
 – Хорошо, что есть свет, – проквакал Гврги. – Так лучше для сражения.
 – Будем надеяться, что до этого не дойдет, – сказала Марина. – Может быть, просто хотят убедиться, что мы не собираемся тут задерживаться.
 – Возможно, что Марина и права, – высказался Ким. – Бдительность, конечно, необходима, но явная демонстрация оружия может быть расценена как вызов.
 – Ладно, – согласился Фабиан. – Но будьте начеку.
 Киму бросилось в глаза, что во время этого обмена репликами Бурин не произнес ни слова, но упорно смотрел на Грегорина. В его лице фольк заметил нечто похожее на упрек.
 Но и Ким тоже предпочел промолчать. Однако он стал заметно сильнее беспокоиться за гномов. Им наверняка было что рассказать об этом месте, но что-то удерживало их от этого. Киму не хотелось приставать с расспросами ни к другу, ни к Грегорину, поскольку он знал точно, что это только разозлит их, а ответ они все равно либо утаят, либо прикинутся ничего не знающими. Оставалось надеяться, что эта загадка как-нибудь разрешится сама собой, если, конечно, вообще потребуется знать на неё ответ. Фольку страстно захотелось оставить наконец все тайны мрачных подземелий позади и вновь увидеть дневной свет.
 Они шагали дальше. Марина по мере сил помогала Грегорину и каждый раз, когда мудрости старика не хватало, указывала нужное направление. Туннель уводил их все ниже и ниже.
 Облик твердыни гномов преображался. Убранство залов и туннелей постепенно начало соответствовать практической целесообразности – без всяких излишеств. Этот переход нельзя было назвать резким – скорее наоборот, изменения протекали настолько плавно, что Ким не взялся бы даже утверждать, когда они начались. Но украшения становились менее изысканными, меньше стало и тщательно проработанных деталей. Арки исчезли и уступили место прямоугольным отверстиям, таким же голым, как и стены туннелей.
 Исходивший из стен свет тоже стал более тусклым. Туннели расширились, и Киму стало казаться, что он видит на стенах скал царапины от вагонеток, тачек и тележек. Подземные галереи теперь разветвлялись и выводили к дверям помещений, которые, очевидно, использовались как склады. Они походили на помещения, что были устроены с подобной же целью на постоялом дворе у перевала.
 Ким задался вопросом, каковы истинные размеры Зарактрора. У него было такое чувство, что гномами выдолблены изнутри чуть ли не все Серповые Горы. Но куда же тогда подевались все они – те, кто здесь когда-то жил? Это город под горой мог быть домом для десятков, если не сотен тысяч жителей. Возможно, думал он про себя, что в Зарактроре можно было спокойно разместить всех фольков Эльдерланда, при этом каждый крестьянин и торговец получил бы по отдельному залу, но и тогда в этом подземном царстве ещё осталось бы свободное место.
 – Сейчас уже вечер, – уверенно сказала Марина. – Самое время позаботиться о ночлеге.
 – Откуда ты знаешь, что солнце заходит именно сейчас? – поинтересовался Фабиан.
 – Я чувствую это, – ответила Марина и улыбнулась принцу.
 – Марина быть права, – заявил Гврги. – День быть на исходе.
 – За нами ещё наблюдают? – спросил Ким.
 – Да, воздух странно пахнуть. Они все ещё тут.
 Фабиан позволил себе пару крепких словечек.
 – Нам необходимо найти какое-нибудь прибежище. Я не хочу оставаться на ночь в туннеле. Во всяком случае до тех пор, пока позади нас кто-то шастает.
 – Отлично, великий принц, – пробурчал Бурин. – Тогда нам следует подыскать нечто соответствующее твоим запросам.
 Но они ничего подходящего не нашли, поэтому пришлось довольствоваться одним из складов. Фабиан решил выставить на дежурство сразу двоих. Ким нес вахту вместе с Бурином, но из гнома невозможно было и слова вытянуть, так что на этот раз обошлись даже без его шуток. Большую часть времени они провели в тягостном безмолвии, только изредка нарушаемом глухими ударами барабана.
 Их сменили Фабиан и Марина. После дежурства Ким сразу крепко заснул, и к нему вновь вернулись сны, не беспокоившие его уже в течение нескольких дней. Но когда Грегорин разбудил его утром, сна вспомнить он не смог. При этом Ким был уверен, что увиденное во сне имело значение для успеха их миссии.
 Во время завтрака Марина и Грегорин вновь изучали карту, после чего спутники опять выступили в казавшийся бесконечным путь. Барабанный бой не затихал, хотя стал тише или же они попросту к нему привыкли, – если, конечно, уместно говорить о привычке к глухому грохоту, отзывавшемуся в стенах туннелей, а также в мышцах, суставах, да и во всем теле так, что каждый шаг давался с трудом, а каждая мысль в голове вызывала муки.
 Грегорин полагал, что им предстоит ещё два, три или даже четыре дня пути. Согласно его расчетам, они должны были выйти на поверхность неподалеку от городка Карас Эоста, в котором было расквартировано кавалерийское подразделение, чьи быстрые связные могли бы помочь наверстать хотя бы часть упущенного времени. Так что надежда ещё оставалось.
 Нынешний путь вел вдоль гладких, голых стен.
 Склады и хранилища попадались все реже, и некоторое время они шли по туннелю, в котором те вообще отсутствовали, а стены были гладкие и голые. Марина и Грегорин ещё раз взглянули на карту.
 – Мы могли бы пройти вот тут, – произнес Грегорин.
 – Нет, – возразила ему Марина. – Верхний путь намного длиннее, и, кроме того, он ведет через этот странный лабиринт. Я не солдат, но полагаю, что это идеальное место для того, чтобы устроить здесь засаду. Нижний путь проще и безопаснее.
 Фабиан кивнул головой в знак согласия.
 – Она права, – заявил он.
 В этот момент барабаны внезапно замолкли, что Ким оценил как предзнаменование. Единственное, чего он не знал, – хорошее оно или плохое.
 Неожиданное облегчение, испытанное всеми, сняло все вопросы. Без долгих дискуссий они двинулись дальше.
 Через некоторое время они натолкнулись на запертую дверь, преградившую им дальнейший путь. Фабиан осторожно взялся за дверное кольцо.
 – Будьте наготове, – сказал он, – за ней нас могут поджидать неприятные сюрпризы.
 Затем он осторожно потянул на себя дверь, которая с легким скрипом поддалась. Она медленно отворялась, и постепенно взглядам путешественников представилось находившееся за дверью помещение.
 Поначалу Ким не сумел ничего разглядеть. Он только заметил, что стоящий перед ним Грегорин замер, будто не веря в то, что видит перед собой. Наконец дверь удалось раскрыть достаточно широко, чтобы и Ким смог разглядеть все в деталях.
 За дверью расположилось помещение, очень напоминающее по своему виду алхимическую лабораторию в университете Аллатуриона. Фабиан, Бурин да и сам Ким часто смеялись над громкими взрывами, разрывавшими благоговейную университетскую тишину в послеобеденное время. По настоянию прочих факультетов и библиотеки, чьи бесценные документы хранились на пергаменте, бумаге, а также иных легковоспламеняющихся материалах, вскоре после поступления Кима в университет алхимики переехали в отдельный корпус, находившийся за городскими стенами, с тем чтобы в случае чего драгоценные фолианты, а то и весь город не взлетели на воздух.
 – Что, клянусь семихвостыми демонами, это такое? – вырвалось у Фабиана.
 – Там, где мы учились, это называлось лабораторией, – скупо сказал Бурин. – Неужели не видно?
 – Но здесь-то она зачем?
 – Понятия не имею, – ответил Бурин.
 – Идемте, время поджимает, – раздался голос Грегорина, которого нисколько не интересовало происходящее в кухне алхимиков.
 Спутники вошли внутрь. Тяжелая дверь позади них захлопнулась, но они не заметили этого, поскольку все их внимание сосредоточилось на том, что открылось их взору.
 Лаборатория представляла собой прямоугольное помещение размером сорок на пятьдесят шагов. Справа и слева от прохода находились длинные каменные столы, заставленные всевозможными металлическими, стеклянными и керамическими предметами. То были бутылки, пузырьки, колбочки, котлы и плошки, весы, песочные часы, влагомеры, барометры, термометры, астролябии, сейсмографы, а также всевозможных видов сосуды, необходимые любому уважающему себя алхимику, чтобы он мог смешивать свои таинственные настои и микстуры, доводить их до кипения и затем взрывать; пестики и ступки, колбы и ужасные на вид перегонные кубы с двумя и тремя горлышками, из которых к другим сосудам тянулись прозрачные трубки, песочные и водные ванночки, лопатки и различные реторты.
 Стена слева от них была сплошь занята полками, уставленными баночками и горшочками, с таинственными надписями на них. Даже если в этих сосудах и находилась когда-то живая материя, которую опытная рука экспериментатора, окрыленного духом исследования, применяла в новых реакциях и соединениях, то сейчас все это высохло и превратилось в пыль.
 Всюду валялись кипы пергамента, который, должно быть, сначала аккуратно сложили в архив, но затем кто-то разбросал повсюду в беспорядке. В Киме проснулся антиквар, у него чесались руки побыстрее взяться за, без всякого сомнения, ценные документы, заново систематизировать и каталогизировать их; однако он понимал, что у него вряд ли окажется время, чтобы навести порядок в этом хаосе.
 Может быть, позже, когда все уже будет позади… подумал он и вздохнул.
 Но самое удивительное во всем помещении находилось у правой стены. Вдоль всей поверхности протянулись трубы и шахты, из которых, словно механические змеи, высовывались тросы, иногда ребристые и скрученные, подобно морским канатам, иногда гладкие, как корни дерева. И все они вели к чудовищному сооружению, напоминающему печь. В середине сооружения виднелось нечто похожее на металлическую печную заслонку высотой в три фута, созданную как будто специально для того, чтобы в печи можно было изжарить целого барана. Под заслонкой располагался целый ряд приспособлений, выглядевших как огромные краны с носиками. Все это почернело от времени и покрылось зеленым налетом.
 – Ты видишь это, Бурин? – спросил Ким у своего друга.
 – Да. Странно, не так ли?..
 Грегорин, шедший впереди них на несколько шагов, в этот момент достиг двери у противоположного конца помещения и попытался её открыть. На двери не было ручки, и она была заперта на ключ.
 – Дай-ка я попробую, – сказал Фабиан, но, как они ни старались, даже совместными усилиями им не удалось сдвинуть с места тяжелую деревянную дверь.
 – А нет ли здесь ключа? – спросил Ким.
 Они принялись искать, однако в хаосе валявшихся на столах предметов им это, разумеется, не удалось. Бурин попытался использовать изогнутый металлический прут как отмычку, при этом выяснилось, что его короткие пальцы могут быть на удивление ловкими. Но на результат это все равно не повлияло: дверь была заперта и не открывалась.
 – Должны возвращаться назад, – констатировал Гврги неутешительный вывод.
 – Марина, сколько времени мы потеряем, прежде чем отыщем другой туннель, ведущий в нужном нам направлении? – Ким подумал о бесцельно истраченном времени.
 – Я точно не знаю, но это может занять у нас целый день, и то если мы не заблудимся в лабиринте переходов.
 – Дерьмо, – произнес Фабиан, у которого уже закончился запас изысканных ругательств.
 – Похоже, что общение с простым народом начинает на тебя действовать, – прогудел Бурин, который, к радости Кима, кажется, вновь приобрел способность шутить. – Качество твоей лексики неуклонно понижается. А кроме того, я спрашиваю себя: ты хоть понимаешь значение всех произносимых тобой слов?
 – Толстяк, я тебя умоляю. Я просто хотел употребить несколько истинно народных выражений, – ответил ему наследный принц. – Думаю, что мне не повредит, если я время от времени буду изумлять всю эту слишком уж утонченную придворную публику подобным образом.
 Они дошли до двери, через которую попали в лабораторию, но и у этой двери на внутренней стороне не оказалось никакой ручки. Дверь даже не шелохнулась, когда Грегорин надавил на нее.
 – Эта тоже закрыта, – глухо произнес он. – Мы заперты.
 У Фабиана с языка сорвалось ещё одно народное выражение. Бурин тоже позволил себе от души выругаться.
 – Что это означает? Похоже, кто-то позаботился о том, чтобы из этой лаборатории никто не мог выбраться. Но кому вообще могло понадобиться отсюда выходить, кроме пары выживших из ума алхимиков! – Фабиан пытался выпустить скопившееся в нем напряжение в словах.
 – Твердо мы знаем только одно: нам необходимо выбраться отсюда. Полагаю, принц, что ты, твой меч, мой топор и я должны хорошенько взяться за дверь на другой стороне.
 – Согласен.
 Ким чувствовал себя лишним, в то время как Бурин и Фабиан пытались взломать дверь, так что почти механически принялся вчитываться в первый попавшийся на глаза пергамент.
 Большинство листов были замараны и неразборчивы. Должно быть, здесь орудовал настоящий варвар или целая орава их.
 Но вскоре Ким натолкнулся на лист, содержавший вполне разборчивый текст, после того как Ким сдул с него слой пыли. Текст был написан не иероглифами гномов, а тем особым шрифтом, который не употребляется вот уже несколько сотен лет, да и сам язык представлял собой устаревшую форму нынешнего Всеобщего Языка. Благодаря учебе в Аллатурионе Ким понимал его, и вот он уже начал разбирать текст:

 «…стремились сотворить существо по своему образу и подобию и посему никогда не отступались от идеи исследовать эликсир жизни, называемый иначе философский камень, либо эликсир вечной молодости, искомый иными в огне, а иными в воздухе. После того как мною смешано и исключено было множество субстанций, с целью зафиксировать летучий газ в твердую оболочку, могу заключить, что ныне приблизился к разрешению тайны Создателя…»

 Здесь текст обрывался; а лучше сказать, он был так вымаран, что его невозможно было разобрать.
 Ким прочитал отрывок ещё раз. Но нет, он не ошибся. Здесь, в этом помещении, пытались создать творение, подобное тому, что подвластно только Божественной Чете. Но как создать существо по своему образу и подобию, прибегая при этом к посредничеству машины? Ким вспомнил несколько романтических часов, проведенных в парке Альдсвика с Арабеллой Кислинг, удовлетворившей его исследовательский пыл не только в области алхимии.
 Ким попробовал отыскать другие документы, которые бы могли сообщить ему больше. Но либо текст был абсолютно неразборчив, либо среди них можно было разобрать только обрывки фраз. Там речь шла о цифрах гематрии: I кристаллум, II аурум, III аргентум, VII материа микста – для хрусталя, золота, серебра и смешанного вещества, – в другом месте между почти стертыми строками проступало подлинное отчаяние, когда говорилось о том, что «будто насмехаясь над всеми моими потугами, из инкубатора появилось неготовое существо». Затем Ким обнаружил более длинный отрывок текста, оказавшийся страницей с подробным перечнем составных частей какой-то микстуры:

 «В слабом растворе аммиака и корня мандрагоры:
 III части aurum potabile, иначе именуемом расплавленное золото.
 V частей aqua regia, иначе именуемом царская водка, состоящая из одинакового количество серной и соляной кислот.
 II части vinum ardens, иначе именуемом кипящий спирт; представляет собой медный купорос, выжженный при помощи…»

 И так далее, до тех пор, пока список не заканчивался в том месте, где пергамент был разъеден каким-то веществом.
 Ким попал в родную стихию. Он находился в поисках знаний. Именно с этой целью его посылали учиться в университет. Однако у него не было времени производить систематический поиск; он не мог оставаться здесь долго. Бурин и Фабиан все ещё возились с дверью, поскольку гномы сделали её из того самого железного дерева, с которым они уже успели познакомиться, и поддавалась она с трудом.
 Ким подошел к друзьям и сообщил им о своем открытии. Грегорин стоял с окаменевшим лицом, как будто его это не касалось, в то время как Бурин и Фабиан не сводили глаз с двери. Марина склонилась над низким столом, где оказалось немного свободного пространства, и изучала карту Грегорина.
 А Гврги? Куда подевался болотник?..
 – Нет, Гврги, нет!
 Но было уже поздно. Все мгновенно обернулись. Гврги, будто обжегшись, отдернул руку от рычага.
 В течение какого-то времени все было совершенно тихо. Замолкли даже барабаны, словно повинуясь какому-то тайному сигналу. В следующий момент за стенкой, перед которой стоял Гврги, что-то затрещало и забулькало. Болотник издал испуганный звук и как перепуганная лягушка приковылял к остальным.
 – Что это? – вырвалось у Марины.
 Ответа не знал никто. Шум за печной заслонкой усилился и уже превратился в лишенное какой бы то ни было гармоничности крещендо, звучавшее резко и неприятно.
 – Я не хотеть! Я не хотеть! – верещал Гврги, с выпученными глазами уставясь на таинственную стену, из-за которой доносился шум.
 Взгляды товарищей были прикованы к сооружению в центре комнаты, напоминающему печь. Затем произошло нечто такое, что Ким чуть было не рассмеялся при одном виде: из-за заслонки, словно это была настоящая печь, повалил дым, и все ощутили запах горелого. Шум становился тише, но из-за дыма ничего невозможно было увидеть.
 Пахнет подгоревшим мясом, подумал Ким. Казалось, что больше за всем этим ничего не скрывается. По всей видимости, поступок Гврги не привел ни к каким серьезным последствиям, и не один только фольк позволил себе вздох облегчения.
 – Отлично, мой принц, – громыхнул Бурин, – почему бы нам снова не развлечь себя физическим трудом?
 Не успели они отвернуться, как вдруг заслонка отошла в сторону. Марина вскрикнула. В этот же момент, словно повинуясь тайному сигналу, вновь раздались глухие удары в барабан, и Киму показалось, что это сама смерть бьет в них.
 Из инкубатора появилось бесформенное нечто. Оно было коричневым, вздрагивало, и из его горла вырывались звуки, похожие на стон.
 Ким уставился на монстра, извивавшегося перед ними на полу, и вдруг вспомнил только что прочитанный текст: «…существо по нашему образу и подобию» – там было написано именно так. Лежащее перед ним существо было живым. Киму стало дурно, и он с трудом подавил в себе рвотный рефлекс.
 Существо представляло собой изуродованное подобие человека, гнома или кого-то еще. Почти пять футов в длину, с одной ногой, непропорционально большой головой, жутко обезображенным лицом с одним только глазом, кривым ртом, без носа и ушей. Его руки срослись в районе локтей с туловищем, а когда существу удавалось перевернуться, то можно было увидеть его открытый затылок, из которого вытекало что-то серое, возможно его мозг, и перемешивалось с грязью и пылью лаборатории.
 Эта тварь издавала омерзительные звуки, исполненные боли и страдания.
 Фабиан поднял свой меч и вонзил его в тело твари. Сталь глубоко проникла в то место, где должно было находиться сердце. Несчастное существо вскрикнуло, и этот крик был подобен всхлипыванию потерявшегося ребенка, затем все превратилось в булькающие звуки. Но, видимо, оружие не задело никаких жизненно важных органов; существо продолжало извиваться, затем оно приподнялось на своем наполовину вросшем локте и открыло заплывший слизью глаз, из которого по лицу текли крупные слезы и исчезали в складках на шее. За этим последовал ещё один резкий удар меча Фабиана, и Ким уже глядел на обезглавленное туловище, с вытекающей из раны желтой кровью, в то время как голова существа катилась по полу.
 Наступило молчание.
 Только по-прежнему глухо разносились удары барабанов.
 – Я не мог на это смотреть, – произнес принц. Его взгляд был полон сострадания.
 – Да, – сказал Бурин. – Наверное, ты поступил правильно.
 Марина подняла с пола несколько страниц пергамента и, как могла, укрыла ими мертвое существо, чтобы лишний раз не глядеть на него.
 – Я запрещаю всем прикасаться к какому-либо их этих рычагов, – строго сказал Фабиан, после чего он и Бурин вновь повернулись к двери. – Я не хочу, чтобы подобное повторилось.
 – Я не хотеть… – оправдывался Гврги.
 – Никто тебя и не упрекает, но теперь мы знаем, что этих рычагов лучше избегать, – объяснил Ким. – Кто знает, что ещё может преподнести эта машина?
 Гврги промолчал.
 Ким уже хотел было отвернуться, когда болотник вдруг вытаращил глаза, закатил их и, вздрагивая и корчась в судорогах, стал падать.
 Грегорин, Фабиан, Бурин и Марина бросились к нему и попытались усмирить дергавшегося в экстазе Гврги.
 – …То бы-ы-ы-ли… т-т-темные… – бормотал он. Его дыхание стало вдруг прерывистым, а голос наполнился страхом. За этим последовало ещё несколько непонятных слов, произнесенных на незнакомом языке. Последовавшая за этим фраза привела всех в ужас. – …Из-з-з-за моря… – выдавил из себя болотник. А затем, очень отчетливо: – Творцы!
 За этим последовали ещё несколько непонятных предложений и дикое бормотание. Потом Гврги выгнулся в последний раз и затих.
 – Темные из-за моря? – Ким попытался соединить в одно предложение все услышанное от Гврги.
 – Это же темные эльфы! – сказал Бурин.
 – Он назвал их творцами? – спросил Фабиан. – Или как это понимать иначе? И как все это связано с Зарактрором и вот с этим… существом?
 Фабиан вновь начал ругаться.
 – Постепенно это превращается у тебя в не очень хорошую привычку, – заметил Бурин. – Тебе необходимо от неё избавиться либо наняться на работу портовым грузчиком или извозчиком.
 – Нам необходимо выбираться отсюда, – подвел итог их положению Фабиан. – За работу, Бурин.
 Их работа проходила под аккомпанемент барабанного боя. Ким уже не мог вспомнить, когда этот грохот начался вновь. Это ужаснуло его; неужели он находится на грани потери рассудка? Ведь когда они вошли сюда, барабаны молчали. Но из-за шума и рева инкубатора, а также вследствие шока, последовавшего за этим, никто не обратил внимания, что происходило вокруг. Может быть, эхо из глубин провожает существо в последний путь? Предостережение это или проклятие?
 Гврги пришел в себя, но и на этот раз друзья ничего не сообщили ему про его видения. Они вновь пришли к молчаливому согласию, что не будут переубеждать своего товарища в том, что у него случился всего лишь обморок. Но болотник, по-видимому, и не ждал никакого объяснения.
 Бурин изо всех сил рубил дверь. Но с таким же успехом он мог бы бить по стальной плите. Железное дерево гномов, закаленное давно утерянным способом, было настолько прочным, что могло служить в течение веков, так что закаленный и наточенный в мастерских Ингладана топор Бурина не оставлял на поверхности даже царапин.
 Наконец гном в изнеможении опустил оружие. По его лицу и рукам струился пот.
 – Давай я? – предложил Фабиан, но гном только устало покачал головой.
 – Это бессмысленно, – вот единственное, что он произнес. – Это создано гномами…
 – А созданное гномами служит вечно! – договорил за него Гврги. Все обратили взоры на болотника, но он только виновато пожал плечами, насколько это ему позволили сделать жабры.
 Киму было не до смеха. Барабаны, подумал он. Именно они заманили в ловушку, из которой нет выхода. Неужели теперь их ожидает судьба быть заживо погребенными здесь, под тоннами скальной породы; в помещении без единого окошка между таинственной машиной и непонятными записями; в месте, где самые ужасные кошмары становятся реальностью, двигаться навстречу неизбежному концу, чтобы – после того как закончится вода и будут съедены все припасы и даже сам воздух станет удушливым – подохнуть, как звери в клетке, если только перед этим они сами не превратятся в животных и не вцепятся друг другу в горло?..
 Все это настолько живо представилось Киму, что ему стало вдруг трудно дышать, не говоря уже о том, чтобы довести свои мысли до конца…
 – Ну и что господа намерены предпринять? – этот вопрос задала подбоченившаяся и раскрасневшаяся Марина, стоя посреди прохода.
 – Пропустите меня! – Грегорин отодвинул её в сторону. Он встал перед дверью и смотрел на неё так, как будто намеревался взломать её одной только силой воли. Но затем фольк услышал звук, доносившийся из уст гнома.
 Это было очень низкое, едва различимое гудение. От него вибрировал воздух; казалось, что звучание нарастает, отражаясь от скальных стен. Затем к нему добавился ещё один звук, затем третий и четвертый, так что теперь весь мир был наполнен одним-единственным аккордом, который произносил господин Грегорин.
 Пение отзывалось во всем теле, от него гудела голова, звук достигал границ сознания и превращался в кровавую, пульсирующую боль…
 Что-то шевельнулось.
 Что-то треснуло в двери.
 Живое дерево, столетия назад заключенное искусством и пением гномов в форму, которая может служить целую вечность, оживало. Время, застывшее в этом помещении, потекло вспять. Мертвые волокна пробудились. Законы, для которых любой простой – преступление, вновь вступили в действие и заставили действовать приговоренные к вечному сну могучие внутренние силы.
 Образовалась трещина.
 Звук оборвался. Грегорин пошатнулся. Его лицо стало мертвенно-бледным, и он бы упал, не поддержи его Марина и Гврги, мгновенно оказавшиеся рядом. За те короткие мгновения, что длилось пение, гном, казалось, постарел на несколько лет.
 – Дверь, – прохрипел Грегорин, – следите за дверью.
 Бурин первым оказался на месте. Он попытался просунуть руку через щель, но отверстие было слишком узким для его пальцев. Затем пришел черед Фабиана. Он дергал и толкал дверь, но она не поддалась. Он попытался сделать то же, что Бурин, однако трещина оказалась для него настолько узкой, что он с трудом высвободил руку.
 – Дайте-ка теперь я попробую, – произнес Ким. – Из всех нас у меня самые тонкие пальцы.
 Он сунул руку в щель и принялся ощупывать поверхность.
 – С той стороны есть ручка! – победоносно воскликнул он.
 Все остальное было просто. Хотя дверь трещала и упиралась, совместными усилиями друзьям удалось приоткрыть её настолько, что теперь через неё мог бы пройти даже толстый гном. Они были свободны – или, во всяком случае, выбрались из тюремной камеры в коридор темницы.
 Туннель здесь выглядел иначе, нежели тот, по которому они попали в лабораторию: аккуратно вырубленный свод поддерживали консоли. Никакого орнамента на стенах, впрочем, не было. За одним исключением: когда Ким, последним выбиравшийся из лаборатории, бросил взгляд назад, то на внешней стороне двери он заметил вырезанный гномий иероглиф.
 – Смотрите! – крикнул он. – Я уже где-то встречал его раньше.
 Грегорин пробормотал нечто нечленораздельное, но Ким точно помнил: именно этот знак наложил на камень старый гном, когда пытался открыть врата, ведущие в твердыню гномов.
 – Это знак Владыки Зарактрора, – объяснил Бурин.
 Они покинули лабораторию и через подземный лабиринт двинулись на поиски места для ночлега, пока не дошли до развилки.
 Неплохая возможность ночлега представилась им в древней сторожке, где имелись даже постели в несколько ярусов и которая могла вместить в себя до дюжины гномов.
 Марина приготовила более чем скромный ужин, который был съеден товарищами в полной тишине. Все так утомились, что было не до разговоров, хотелось поскорее отойти ко сну.
 – Кто первым заступит на дежурство? – спросил Ким.
 – Грегорин, – ответил Фабиан.
 Как и в прошлую ночь, к гному собрался присоединиться Гврги, но Киму не терпелось побольше узнать о том, что он вычитал в обрывках древних пергаментов; поэтому он убедил болотника лечь спать и уступить несение вахты ему. Уж если кто-то и мог сообщить фольку что-нибудь определенное, то это был старый гном. Кроме того, Ким намеревался поприглядывать за ним повнимательнее. Возможно, Грегорин и спас им жизнь, однако с самого начала он преследовал исключительно собственные интересы. Может быть, хоть сейчас представится возможность развеять туман, что окутывает его тайну.
 – Брось, Ким, – проворчал Бурин. – Будет лучше, если я подежурю с Грегорином.
 Ким внимательно поглядел на друга. В глазах гнома он прочитал явную просьбу, так что ему осталось только согласно кивнуть головой.
 – Ладно, – сказал Фабиан. – Поступайте как знаете.
 После этого наступила тишина. Снаружи перед сторожкой молча сидели гномы. У Кима до сих пор гудела голова, поэтому он не мог заснуть и прислушивался к равномерному дыханию своих товарищей.
 Глухой бой барабанов не прекращался с тех самых пор, как они вышли из лаборатории. Он отражался от стен и носился в туннелях.
 Сознание Кима уже начало отключаться, как вдруг он услышал приглушенные голоса; однако он был слишком сонным, чтобы внимать разговору До его уха доносились лишь обрывки фраз, почти полностью заглушаемых барабанным боем. Что-то говорил Бурин, но Ким не мог расслышать слов и лишь по интонации догадался, что тот о чем-то спрашивает Грегорина. Фольк попытался побороть сон, чтобы расслышать ответ, но его голова становилась тяжелее и тяжелее.
 – …древний позор нашего народа до сих пор тяготеет над Зарактрором… – разобрал Ким голос Грегорина, и ему показалось, что голос проникнут страданием и чувством вины. Затем Ким погрузился в глубокий сон, поскольку гном на некоторое время замолчал, но, засыпая, успел расслышать, как старый гном продолжил: – Я и мои братья, каждый по-своему, пытались искупить этот позор… – Затем бой барабанов опять заглушил голос Грегорина. – Но похоже, что…
 Как Ким ни старался, но усталость одолела его.
 К нему пришел сон. Какая-то частичка сознания Кима пыталась уследить за ним так, чтобы после пробуждения он не забыл этот сон, как все предыдущие.
 Перед ним возникает лес, подобного которому он никогда не видел. Огромные деревья возносятся высоко в небо. Стук копыт вдалеке; однако он не может понять, откуда тот доносится. Звук приближается, и вот он уже видит всадников, несущихся бешеным галопом.
 Его взгляд продолжает следовать за всадниками. Он нагоняет и смотрит на них. Судя по всему, это эльфы, скачущие навстречу неведомой цели, не жалея при этом коней. Облик одного из всадников кажется спящему очень знакомым.
 Гилфалас? Нет, это невозможно. Гилфалас мертв, он погиб в битве с псами-призраками.
 На короткое время скачущие эльфы пропали, и он вновь увидел перед собой острые зубы и рыжеватую шерсть гигантской лисы. Спящий Ким принялся беспокойно крутиться, ему казалось, что от этих зубов никуда не скрыться. Маленький Кимберон попал в ловушку, но в последний момент до него дотянулись руки отца и спасли.
 Вновь появляются всадники. Тот, похожий на Гилфаласа, скачет впереди, а его несущийся галопом конь похож на привидение. По обеим сторонам дороги тянутся кусты терновника и вскоре превращаются в непроходимые заросли.
 Он пытается сконцентрировать все внимание на кажущемся столь знакомом всаднике, но это ему не удается. И теперь у него перед глазами город. Угол зрения меняется, спящий взмывает вверх, чтобы увидеть все чудеса этого города с высоты.
 Огромный купол в центре города притягивает к себе его внимание. Угол зрения вновь меняется. Ким летит вниз и, проскальзывая через филигранные поверхности купола сначала – одну, затем вторую и третью, – попадает во внутренние помещения. Ни одна дверь, ни одна стена не может удержать его. Он видит, как в маленькой комнате сидят два эльфа и разговаривают, но не может разобрать слов. Он только видит, как двигаются губы одного из говорящих. У него благородное лицо, лицо князя. Второго собеседника, столь знакомого ему, он видит только со спины, но это вполне может быть Гилфалас.
 Затем видение исчезло, и Ким на короткое время впал в короткий, глубокий сон. Он беспокойно ворочался во сне под удары барабанов, вот-вот готовый проснуться, однако на этом видения не закончились. Еще одно из них нашло дорогу в его сонное сознание.
 Тени прошлого. Он видит молодого фолька, стоящего на проселочной дороге. У фолька на голове шляпа магистра. Это Адрион Лерх, который, кажется, узнал своего преемника Кима. Он улыбается. Картинка пропадает.
 Сквозь пространство и время он движется дальше. Ким видит могучего воина с львиной гривой волос, стоящего в оборванной одежде перед высокой зубчатой стеной. На нем старые, ржавые доспехи, однако меч в его руке полыхает стальным сиянием. Спящий узнает этот меч, он видел его в руке Фабиана, и он знает, что перед ним – Талмонд Могучий, собирающийся сразиться с Темным Князем. Он видит бледного молодого человека у костра; это военный лагерь, и человек убеждает присутствующих не бросать его на произвол судьбы в предстоящей битве. Он знает, что перед ним – Хельмонд Великий в преддверии сражения, и он угадывает в нем черты Фабиана.
 Он видит ещё одного человека – старого, мертвенно-бледного, лежащего на роскошном ложе, который тоже похож на Фабиана, каким тот, вероятно, станет со временем. И вновь видение расплывается перед его глазами…
 Он видит битву, но не так, как о ней поведал на лекции профессор, продемонстрировав на большой доске передвижения войск; нет, он ощущает сражение, исход которого решается при помощи холодной стали и огня магии, чувствует боль и страдания воинов. Он видит эльфов в блестящих доспехах, наполненных утренним светом; видит жертвенность и пыл людей, идущих в бой против могущественного врага; видит непоколебимую стойкость гномов, остающихся до конца верными своему долгу. Свободные Народы в битве с Силами Мрака. То, что он видит, это настоящее, прошлое или будущее?
 Он видит, как рушится Черная Крепость. В небе сверкают молнии. Гром гремит в ночи. Языки пламени достигают небосвода. Он видит, как шатаются башни и лопаются высокие крепостные зубцы. Затем земля раскрывается и поглощает твердыню Мрака. Он видит, как это место заливает море и под водой скрывается все, что здесь находилось раньше: гордость и преступление, безумие и ужас, триумф и поражение.
 Но времена меняются. Вот бескрайнее волнующееся море отступает. Перед его глазами зеленая страна, окруженная горами, плодородная, но незаселенная. Он видит её такой, какой она предстала перед взорами первых фольков – Альдерона и Ядиры, увидевших её с перевала. Перед его взором проходит заселение Эльдерланда, основание Альдсвика. Он видит первый музей, своего предшественника магистра Адриона…
 Затем перед ним предстают призрачные фигуры эльфа, гнома и человека, склоняющиеся в поклоне перед магистром Адрионом Лерхом.
 Спящий смущен, но видение не задерживается перед его взглядом надолго. Он снова видит Эльфийского Князя, которого уже видел прежде во сне про город с куполом в центре. Но на этот раз Князь стоит на возвышении, в его руке что-то блестит и от него исходит сияние.
 Затем расплывается и это видение, все покрывается туманом. Спящий выходит на широкую равнину, которая одновременно и тронный зал, и лес, и глубокая пещера, но все это мало его беспокоит; он понимает, что наконец-то он дома, в безопасности.
 Это женщина средних лет. Ее черты делают её одновременно и старой, и девственно юной. Ее улыбка подобна солнечному лучу в теплый летний день. В её глазах столько любви и доброты, что сердце Кима готово разорваться.
 Все в нем ликует. Он подбегает к матери, которая собирается обнять его, но видение пропадает, а Ким смущается и расстраивается. Он падает. Но чья-то рука удерживает его. Это рука мужчины. Его лицо выражает одновременно строгость и доброту. Его лицо соединяет в себе все, что составляет жизнь мужчины: горячность молодости и ответственность зрелости.
 Ким замирает. Глаза. Он узнает их, ведь он так часто в них заглядывал. Это глаза магистра Адриона. Киму становится страшно. Но эти глаза смотрят на него спокойно и невозмутимо.
 Взгляд Кима скользит ниже и падает на руку отца. Его глаза задерживаются на безымянном пальце. На нем блестит металлическое кольцо с прозрачным, как хрусталь, камнем. Это его кольцо, кольцо хранителя Музея истории Эльдерланда…
 Ким испуганно вскрикнул и в полном замешательстве огляделся. В течение какого-то времени он не осознавал, где находится, но затем вновь вернулся в реальность. Было холодно. Во сне беспокойно заворочался Гврги, застонал и перевернулся на другой бок.
 Что же разбудило Кима? Был ли это Гврги или холод, источаемый камнями? И в тот же миг он осознал: барабаны замолчали…
 – Время твоего дежурства, – пробормотал Бурин, заметив, что Ким уже не спит.




 9
 КНИГА КАРЛИКОВ


 Тишина, подобно тяжкому грузу, давила на Кима. В туннелях и залах воцарилась тишина. И все-таки Ким не мог избавиться от ощущения, что глухие удары все ещё отражаются от стен.
 Однако единственными звуками, которые можно было услышать теперь, были шаги самих путешественников и их дыхание. Похолодало, выдыхаемый воздух превращался в белые облачка. Стены по-прежнему оставались гладкими, так что взгляду не за что было зацепиться. Свет стал ещё бледнее.
 Там, где спутники находились сейчас, найти дорогу не представляло особого труда, так что они продвигались вперед быстро. Грегорин мог теперь ориентироваться по карте, не прибегая к помощи Марины, однако Ким понимал, что все это может очень скоро измениться.
 – Там вода, – проквакал Гврги, который до сих пор был уверен, что за ними продолжают наблюдать; вместе с тем он чувствовал, что наблюдатели не приближаются к ним настолько близко, чтобы это стало по-настоящему опасным.
 Ким не сразу понял, о какой воде сказал Гврги. Только после того, как его нога угодила в лужу, он догадался, что имел в виду болотник.
 В туннель проникала вода; не так чтобы очень уж в больших количествах, однако достаточно для того, чтобы это заметить. В этот миг на нос Киму упала капля, и он поднял глаза. На потолке, подобно курам на насесте, скопились капли воды, которые, становясь слишком тяжелыми, падали вниз.
 На пол перед ним упала ещё одна капля, и Ким это услышал. Звук перекрыл даже шум их шагов. Следующая капля угодила в лужу, и этот звук вызвал такое эхо, как будто вниз сорвался по меньшей мере обломок скалы.
 Ким обратил внимание, что Грегорин стал поглядывать на потолок, прищуривая при этом глаза. После того как то же самое стал делать и Бурин, Ким окончательно уверился, что у них появился новый повод для беспокойства.
 Что они будут делать, если в туннель хлынет вода? Внезапно Ким почувствовал себя в этой подземной галерее очень неуютно. Он вспомнил о тысячах и тысячах тонн горных пород, громоздившихся над ним. Даже находясь в лаборатории, где они оказались в ловушке, Ким не сомневался в прочности сооружения гномов. Он вовсе не предполагал, что опасность может угрожать отсюда. Но теперь…
 Взглянув на мокрый потолок, Ким нашел, что воротник слишком тесен ему. Количество падающих капель увеличивалось, а воздух все больше насыщался влагой. Дышать становилось тяжелее.
 – Наблюдателей нет. Больше не чуять, – сказал Гврги. – Чуять воду.
 – Нам необходимо поторопиться, – мрачно произнес Грегорин. – Если вода прорвется, то мы утонем здесь, как крысы.
 – И куда же мы пойдем? – спросил Фабиан.
 – Я не могу достать карту. Слишком сыро для этого, – ответил Грегорин.
 – Перед нами развилка, – раздался голос Марины. – Один туннель наверх.
 – Тогда нечего раздумывать, – решил Фабиан.
 Они побежали во весь дух, что нередко приходилось им делать в последние дни. Вода залила пол уже почти на целый дюйм.
 Звуки капель, все чаще и чаще срывающихся с потолка, отражались от стен. Все это напомнило Киму сильный летний ливень с грозой на рыночной площади Альдсвика. Эхо усиливало звук, так что он представил себя маленьким мальчиком, впервые оказавшимся на улице во время грозы. Ким ощутил страх, но за эти дни он уже настолько привык бояться, что без труда подавил в себе это чувство и побежал настолько быстро, насколько был способен.
 Вода тем временем стала просто ледяной. Ким промок до нитки. Тяжело дыша и дрожа от холода, бежал он вслед за Мариной.
 – С-с-сколько нам ещё осталось? – крикнул он ей.
 – Это должно быть где-то поблизости… – Марина не договорила. За её спиной обрушился потолочный свод, а грохот и шум падающих камней перемешался со звуками бушующего грязевого потока, несущегося следом за ними по туннелю.
 – Быстрее! – Низкий голос Бурина перекрыл шум воды.
 Ким пустился бежать изо всех сил, хотя понимал, что у них нет надежды уйти от чудовищной массы воды. Но что-то в фольке не сдавалось. Что-то в нем не собиралось покоряться неизбежности.
 Утонем, как крысы! Вот единственное, о чем мог думать Ким. Снова возник страх, страх перед тем самым узким лазом, из которого не было выхода; только на этот раз он был наполнен водой, которая бушевала и неистовствовала: вода в одежде, тянувшей его вниз, вода в волосах, ушах…
 – Сюда! – Крик Марины почти утонул в шуме воды. Слишком поздно. Течение было слишком мощным. Вода сорвала Кима с места и поволокла за собой. Дико барахтаясь руками и ногами, он попытался найти что-нибудь, за что можно было удержаться, – и натолкнулся на препятствие…
 Ким схватился за него.
 – Отпусти мою бороду! – выругался Бурин.
 Гном стоял подобно скале. Вода пенилась и бушевала вокруг него. Ким затравленно огляделся по сторонам. Где же развилка, о которой говорила Марина? Справа и слева от него не было ничего, кроме голых камней.
 – Где?.. – Он хотел было задать вопрос, но тут же хлебнул воды и закашлял.
 – И-и гоп! – произнес Бурин и швырнул его вверх.
 Ким, в полной уверенности, что сейчас ударится головой о потолок, инстинктивно вытянул вверх руки – и нащупал край скалы. Он, как спасающий свою жизнь зверь, стал карабкаться вверх, ползти по твердой скользкой скале до тех пор, пока ему не удалось забраться на какую-то площадку. Кашляя и задыхаясь, он остался лежать.
 Рядом с ним оказалась Марина, так же как и он лежавшая и сотрясаемая кашлем. Он огляделся.
 Будто выпущенный из катапульты, рядом с ними приземлился Гврги.
 Затем над краем скалы появились сначала руки, а затем голова Фабиана. Принц подтянулся и перебросил себя через кромку.
 Только теперь Ким догадался, что они находятся уже в другом туннеле. В полу его было проделано большое отверстие.
 Ким невольно взглянул вниз. Там бушевал разъяренный водный поток.
 Развилка! Значит, Марина была права. Сложность была только в том, что второй туннель находился не на одном уровне, а несколько выше того, по которому они шли. Это-то их и спасло.
 – Да помогите же мне! – донесся снизу голос Бурина.
 Фабиан уже склонился над отверстием. Ким лег рядом с ним и стал всматриваться в темноту. Внизу, посреди пенящихся вод, он увидел Бурина с вытянутыми вверх руками. Казалось, что он парит в воздухе, но даже этого было не достаточно, чтобы дотянуться до спасительной кромки.
 – Хватай меня за руки!
 Фабиан схватил Бурина, но гном был слишком тяжел. Только после того, как к принцу присоединился Ким, совместными усилиями им удалось подтянуть гнома повыше, после чего тот напряг свои могучие мышцы и смог выбраться наверх самостоятельно.
 – Грегорин! – выдохнул Бурин, оказавшись рядом с ними. – Он все ещё там!
 Ким догадался: когда Бурин звал на помощь, он стоял на плечах Грегорина. Он взглянул в отверстие. Кроме бушующей воды, ничего видно не было.
 Но что это? Вдруг из воды высунулась рука!
 – Гврги может это, – раздался рядом с ними квакающий голос. – Гврги нырять.
 Болотник, про которого никто уже и не вспоминал, бесстрашно кинулся в пучину. Фабиан молниеносно устремился за ним и поймал сначала одну его ногу, а затем вторую.
 Разве это не голос донесся снизу?
 – Тащи-и-и!
 Внезапно оказавшаяся в руках Фабиана тяжесть и его поволокла вниз. Но рядом оказался Бурин и удержал его. Ким и Марина тоже приняли участие в подъеме, и медленно, дюйм за дюймом, они принялись вытягивать из каменного зева с бурлящей водой сначала Фабиана, затем Гврги и, наконец, Грегорина.
 Откашливаясь и судорожно хватая ртами воздух, они попадали на мокрый пол.
 – Если кто-нибудь ещё хоть раз скажет, – заговорил наконец Ким, – что созданное гномами служит вечно, то… то… – У него не нашлось слов.
 – Кто бы мог предположить, что вода прорвется именно в том туннеле, где находимся мы, – вздохнул Фабиан. – Я скоро начну думать, что на нашей миссии лежит проклятие.
 – Это не случайность, – сказала Марина. Все посмотрели на нее. – Я не знаю, что это было, но чувствую, что не случайность. Что-то помогло воде прорваться.
 Она повернулась в сторону Грегорина, но старый гном не выказал никаких признаков беспокойства. Его лицо, насколько позволял об этом судить царивший там полумрак, было серым, как камень.
 – Барабаны, – заявил Гврги.
 Одно мгновение Ким не мог понять, что имел в виду болотник, поскольку никаких барабанных ударов не было слышно. И вдруг он догадался. Если пение Грегорина могло пробудить к жизни дремавшие жизненные силы старинной двери в лаборатории, то таким же образом звук, например барабанный бой, мог вызвать колебания камней. Для этого необходимо было только выбрать правильный тон и ритм. Он прислушался, не доносится ли снова пение скал. Но бушующая вода заглушала все прочие звуки.
 – Дайте-ка мне карту, – обратилась Марина к Грегорину. – Хочу взглянуть, как мы будем отсюда выбираться.
 Грегорин не стал спорить и протянул Марине завернутую в вощеную бумагу карту, которую Марина тотчас же развернула и начала изучать.
 – Вот здесь, – произнесла женщина через некоторое время. – Вот здесь мы должны повернуть на запад.
 Грегорин наклонился к Марине, чтобы также взглянуть на карту. Он внимательно следил за её пальцем и пояснениями. Киму до сих пор оставалось непонятным, как вообще можно ориентироваться в этом клубке линий.
 Ледяная капля, упавшая на затылок, отвлекла Кима от раздумий.
 Вода полностью залила весь нижний туннель и пенилась в шахте, ведущей наверх.
 – Пойдемте, – произнес Фабиан, – нам необходимо двигаться дальше. Если вода поднимется ещё выше, то мы сможем утонуть и здесь.
 Уставшие, промокшие и замерзшие, они вновь поднялись на ноги. Теперь впереди шла Марина, следом за нею двигались Ким, Гврги и Фабиан. Оба гнома замыкали шествие.
 Через некоторое время они достигли следующей развилки, где их проводница немного замешкалась.
 – Для нас не имеет значения, по какому туннелю идти, – произнесла наконец она. – Но левый, по-видимому, выведет нас наверх скорее.
 Наверх, подумал Ким, когда они отправились дальше. Солнце, ласкающий ветерок; сейчас бы его устроила даже осенняя буря, – все, что угодно, кроме сырого застоявшегося воздуха подземных штолен и шахт. Деревья, цветы, поля и травы…
 А потом Империя.
 Ким, в самых дерзких мечтаниях иногда представлявший себя скачущим во главе легиона, припрятал эту мысль поглубже, чтобы никогда больше к ней не возвращаться. Как только они доберутся до гарнизона, он попробует найти себе спокойное местечко в тылу. Он не создан для битв и походов. Возможно, он даже напишет книгу о войне, но для этого достаточно будет хорошенько расспросить полководцев.
 И тут он вспомнил ещё один эпизод из своего сна. Ким видел решающую битву между светом и тьмой. Ким был рад, что не увидел отдельных схваток, раненых, покалеченных и убитых. Он больше не хотел становиться героем. Нет уж, уважаемый фольк, говорил он себе, спокойная жизнь ученого – вот все, что тебе нужно.
 – Хорошо, что ты тоже идешь с ними, Ким. – Как будто эхо донесло до него этот голос. – И кто знает, для чего это может понадобиться. – Это был голос магистра Адриона, его друга и наставника, чьи глаза он видел во сне. Ким огляделся по сторонам в поисках того, кто мог произнести эти слова, но нет, каждый из его спутников был занят собственными мыслями; голос раздался в нем самом.
 Что же такое может ожидать впереди?
 Туннель вел наверх, и чем выше они поднимались, тем более украшенными становились перед их взором стены. Работа гномов характеризовалась здесь уже не одними только практическими соображениями, но становилась все более искусной и изящной. Выступы сменились геометрическими орнаментами – здесь в виде изогнутых и пересекающихся линий, тут наподобие широкой каймы, там подобно бесконечно переплетенной ленте…
 Но Киму было не до этого. Его сон стоял перед ним почти так же ясно, как детские воспоминания. И сердце подсказывало ему, что в этом видении содержится что-то исключительно важное. За время похода ему часто снились сны, но он знал, что именно в этом сне выплыло то, что так долго мучило его.
 – Смотрите, – произнесла Марина, шедшая вместе с Грегорином во главе их отряда. – Мы должны перебраться через вон тот мост впереди, а затем, – она бросила взгляд на карту, чтобы удостовериться окончательно, – нужно будет снова повернуть направо; так мы снова окажемся в туннеле, ведущем на восток.
 – Эта маленькая женщина удивительна. Что бы мы без неё делали? – заметил Бурин.
 Вместо ответа Марина одарила его ослепительной улыбкой, и Ким спросил себя, не скрывается ли за этой улыбкой нечто большее, чем благодарность за похвалу. Магистр Адрион однажды в шутку назвал подобную улыбку соблазняющей, поскольку невеста дарит её своему суженому, с тем чтобы он не передумал вступать в брачный союз. Ким усмехнулся, когда эта мысль пришла ему в голову, ибо обронивший эту фразу Адрион Лерх был одним из самых закоренелых холостяков Эльдерланда.
 Путешественники подошли к массивному каменному мосту.
 Его перила отличались тонкой работой и были украшены тысячами мелких отверстий. Под мостом можно было видеть огненное свечение, совершенно отличное от того света, что проникал сквозь стены и был скорее холодным. Это же напоминало отблеск огня.
 Тут Кима осенило. Это никакой не оптический эффект, просто мост протянулся над пропастью с кипящей лавой.
 В тридцати или сорока футах под ними – сверху было трудно судить об этом с точностью – полыхало настоящее пекло, и Ким ощутил поднимающийся снизу жар.
 – Тепло, – заметил Гврги. – Наконец-то просушить вещи.
 Жара подымалась из глубины словно под удары огромного барабана. И действительно, глухие удары, лишь недавно умолкнувшие, стали раздаваться вновь. Внутри потока лавы что-то потрескивало и постреливало. Горячие воздушные волны поднимались вверх. Киму показалось, что расплавленный поток немного приподнялся.
 – Боюсь, как бы нам не стало слишком тепло, – сказал он.
 Друзья поглядели друг на друга, а затем продолжили свой путь. Мост оказался длиннее, чем можно было подумать вначале, а жара становилась все ощутимей.
 – Бегите! – Голос Грегорина чуть было не сорвался. – Спасайтесь!
 Не задумываясь, все последовали этому крику. Оглянувшись на бегу, Ким понял причину для тревоги.
 Лава поднималась. Подобно живому существу, она уже ползла по мосту, просачивалась через тысячи отверстий в перилах по обеим сторонам. Но самое поразительное было в том, что расплавленная порода приходила в движение только в тех местах, над которыми они находились в данный момент. Можно было подумать, что она делает это по собственной воле. Или её вынуждает к этому другая, ещё более грозная сила.
 Глухие удары барабанов отчетливо доносились до их ушей.
 Услышав бой, Ким побежал так, словно за ним гналась целая свора псов-призраков.
 Мост плавно переходил в очередной туннель. За их спинами вспыхнуло красное сияние и отбросило свет на стены.
 – На ближайшей развилке – направо! – крикнула Марина.
 Фабиан достиг этого места первым и вдруг остановился, как будто перед ним возникла стена, остальные чуть было не врезались в него.
 – Что тут? – спросил Бурин.
 – Смотри сам, – ответил Фабиан.
 Справа вздымалась стена кипящего пара.
 – Бегите! – Грегорин почти толкал их вперед.
 За ним вслед медленно, но настойчиво продолжал ползти поток лавы, а из правого туннеля шипел горячий пар. Киму стали понятны теперь ощущения тушеных овощей, подаваемых к жареному мясу в Эльдерланде по воскресеньям. Он с сарказмом подумал, что если ему очень повезет, то он окажется одновременно и сваренным, и зажаренным.
 Они свернули налево.
 Позади поток лавы и облако пара объединили свои силы и гнали их теперь на север, в сторону от преследуемой ими цели.
 Марина пыталась пару раз повести их боковыми туннелями на восток, но на всех дорогах путь им преграждали пар и огонь. Путникам оставалось радоваться, что вообще имелись свободные туннели. Однако, куда бы они ни шли, все пути в конце концов вели в одном направлении, на север. Любое отклонение заводило в тупик.
 Казалось, что пар и лава присутствуют всюду. Легкие Кима горели, при каждом шаге он чувствовал, как тысячи раскаленных иголок впиваются в его тело. У Фабиана ещё хватало сил воспроизводить крепкие выражения, к которым от всей души присоединялся Бурин.
 – Не болтать, бежать! – проквакал Гврги.
 Они достигли развилки, где выяснилось, что туннель, ведущий на восток, свободен. Ни пар, ни лава не преграждали им путь. Однако, пробежав менее двадцати шагов, они остановились у завала.
 – Назад! – скомандовал Фабиан. Они успели как раз вовремя, прежде чем стена из пара и лавы перекрыла им обратную дорогу.
 Свободный туннель вел на север. Что же ожидает их там?
 Туннель расширился и вывел их в зал, у входа в который к стене была привалена треснувшая каменная плита с изображенным на ней кругом. Ким понадеялся, что это не часовня, ибо на память ему пришли слова Бурина, рассказавшего им во время подъема к перевалу, что в часовнях гномов всегда имелся только один вход…
 Как бы там ни было, но выбора у них не оставалось. Спутники вошли в зал.
 По обеим сторонам его в нишах стояли каменные саркофаги. Их тут были сотни, если не тысячи. Подобно немой окаменевшей страже, стояли они здесь, никак не украшенные, лишь с высеченным на крышке именем того, кто покоился в саркофаге.
 В гигантской катакомбе не чувствовалось затхлости и того сладковатого запаха, что характерен для людских склепов. Напротив, воздух был чистый, немного застоявшийся, но все же чистый.
 – Это… саркофаги… гномов Зарактрора! – выкрикнул Грегорин. В голосе его чувствовалось глубокое почтение.
 – Так, значит, они все умерли? – прошептал Ким.
 Ответа он так и не получил.
 Но если все гномы мертвы, то кто же тогда бил в барабаны?
 Грохот от них все ещё доносился до путешественников, он даже, пожалуй, сделался громче и настойчивей, чем раньше. Все вокруг сотрясалось от этого боя. Ким вдруг представил, что из-за сотрясений, вызываемых барабанным боем, придут в движение каменные плиты, закрывающие саркофаги, гробницы откроются и из них выйдут полчища гномов Зарактрора, чтобы покарать тех, кто нарушил их вечный покой…
 Ким прогнал от себя эту мысль. Но, возможно, сказал он себе, однажды он ещё вернется в Зарактрор, чтобы поближе заняться гномами. Слишком уж много тайн их окружает…
 Ким немного сожалел, что он не может воздать мертвым положенные почести. С другой стороны, это могло бы оказаться последним делом в его жизни, поскольку в зал с шипением и бурлением ворвался их преследователь, существо из пара и лавы.
 Ким споткнулся. Бурин помог ему подняться. Тут вдруг взгляд Кима упал на последнюю из ниш.
 – Там… – Его горло пересохло, поэтому он смог только указать пальцем.
 В нише стоял открытый саркофаг. Позади него к стене была привалена крышка, на которой виднелся иероглиф Владыки Зарактрора.
 – Идем, – сказал Бурин, – нам нужно выбираться отсюда.
 Пошатываясь, Ким пошел и попал в своего рода переднее помещение перед выходом из зала. Грегорин и Фабиан уже занимались тем, что пытались открыть круглую каменную дверь-плиту.
 – Он жив! – задыхаясь проговорил Ким. – Он не умер. Фрегорин, Владыка Зарактрора, жив. Его гробница пуста.
 – Я тоже видел. – Низкий голос Бурина стал необычайно мягок. – Но…
 – …Если он остался последним, то кто же тогда мог бы его хоронить? – послышался бас Грегорина.
 В голове Кима вертелись тысячи вопросов. Что здесь произошло? Какая судьба постигла гномов Зарактрора? Как, когда и почему случилось так, что цветущий некогда город вымер?
 С неимоверными трудами открыв круглую дверь и пройдя по маленькому туннелю, они попали в другой зал, на северной стене которого в полумраке смутно выделялась массивная дверь. На восточной и западной стенах имелись проходы, в обоих из них царил мрак.
 – Давайте попробуем ещё раз, – задыхаясь произнес Бурин. – На восток!
 Они повернулись и побежали к проходу, расположенному справа.
 В глубине туннеля вспыхнул слабый свет. Благодаря ему спутники разглядели в сумерках смутные, с трудом различимые фигуры. Они были видны очень плохо. Но даже то немногое, что удалось рассмотреть, заставляло ужаснуться. Это была некая колышущаяся масса тел, издающая чавкающие звуки, от которых по спине пробегал холодок. За ними вырисовывались другие твари, воспринимаемые только как смутные тени. Но исходившая от них темная аура ужаса тяжелым грузом легла на душу Кима, заставляя дрожать и вызывая первобытные страхи.
 – Назад! – приказал Фабиан. Но куда? В зале мертвых клокотал поток лавы и шипел пар. Туннель, ведущий на запад, как оказалось, тоже кишмя кишел призрачными созданиями, подобными тем, которых они только что видели в восточном.
 Барабанный бой раздавался теперь где-то совсем близко.
 Ряды тварей, находящихся в туннелях, пришли в движение. При каждом их шаге раздавался чавкающий звук, как будто они состояли из желе, которое растекалось по каменному полу.
 – Дверь! – крикнул Бурин.
 Они бросились к северной двери, которая осталась последней надеждой на спасение. Это был могучий портал, окруженный вырубленной из камня рамой, на которой были изображены символы власти: корона и наковальня, меч и кубок и многое другое. Слева на двери Ким увидел иероглиф Владыки Фрегорина. Знаки справа ничего ему не говорили, но Грегорину, видимо, они были известны, ибо он прикрыл их рукой, как будто хотел скрыть от остальных.
 На двери не было никакой ручки.
 Грегорин и Бурин подступили к двери почти одновременно. Теперь гномы со всей силой уперлись в одну из створок.
 – Толкай!
 На их телах выступили могучие мышцы, похожие на толстые узлы и канаты. Дверь даже не пошевелилась.
 Позади них раздался треск и что-то лопнуло. Все обернулись назад и как по команде обнажили оружие. Каменная стена задрожала. Затем по ней сверху вниз пробежала тонкая трещина, которая мучительно медленно начала увеличиваться в размерах. Из трещины повалил пар, освещаемый притаившимся за ним мерцающим огнем. В это же время справа и слева зал осветился призрачным светом, а доносившиеся из туннелей жуткие чавкающие звуки становились все явственнее.
 – Многие приходить, – отметил Гврги, – существа, что я чуять.
 Бурин склонился перед дверью. Он расстегнул куртку и достал то, что было там спрятано.
 В руке он держал кольцо, излучавшее красный свет, и под натиском этого огненного света мощная дверь отворилась.
 – Закройте дверь! – крикнул Фабиан, когда все прошли через нее.
 Медленно, дюйм за дюймом, им удалось прикрыть её. В двери больше не заключалось никакого колдовства, теперь это просто была массивная плита из древнего железного дерева, твердого как камень. Однако, как они ни силились, им было не суждено закрыть её полностью, щель толщиной в палец все равно осталась.
 Бурин сдержанно выругался. Фабиан затравленно огляделся по сторонам.
 – Хватайте все, что найдете, и загораживайте вход! – приказал он.
 Спутники немедленно принялись за работу. В помещении оказалось предостаточно каменных скамеек, тяжеленных деревянных столов и стульев.
 Им все же удалось подпереть дверь двумя массивными скамьями и столом, прежде чем она сотряслась от сокрушительного удара. Заграждение покачнулось, но устояло.
 Ким вытер пот со лба и огляделся.
 Они находились в круглом зале, диаметр которого составлял не менее тридцати шагов, никаких дверей, кроме той, через которую спутники вошли сюда, в зале не было. Купол зала как бы поддерживался вырубленным в камне карнизом, на котором были изображены странные знаки, продолжавшиеся и на самом своде: круги, зоны и меридианы, линии, обозначающие широту, долготу и азимут. Кто-то изобразил на куполе все знания о великом механизме этого мира, приобретенные за бессчетное количество лет. Казалось даже, что купол совершает незаметное вращение по кругу, хотя, разумеется, он был неподвижен, как и сама скала, в которой он был вырублен.
 В самом центре зала, непосредственно под куполом, был круглый каменный бассейн, наполненный черной водой, мертвым оком глядевшей из сосуда. Напротив двери в полумраке возвышался вырубленный из того же камня пьедестал, к которому вели три ступени.
 Внезапно свет в зале стал гораздо ярче и выхватил из темноты пьедестал.
 На нем стояли два трона.
 Тот, что был слева, пустовал.
 На троне справа восседала фигура, неподвижная как камень. Нет, она и была из камня: изваяние более совершенное, чем мог бы создать самый искусный резец. На коленях у фигуры покоилась старинная книга.
 – Здравствуй, Хамагрегорин!
 Грегорин приблизился к изваянию. На голову он накинул капюшон.
 – Приветствую тебя, брат! – продолжал гном. Его лицо находилось в тени, так что никто не мог видеть его выражения. – Хвала Владыке!
 Бурин тоже прикрыл голову. В этот момент удары, сотрясавшие дверь, прекратились, а барабанный бой замер. Наступила тишина.
 В наступившем безмолвии раздался низкий, звучный голос Бурина:



   – Хвала Владыке, который
   из тьмы нас вывел на свет!
   Пред ним да склонятся горы
   и в «да» превратится «нет»!


   Хранящий нас и доныне
   Владыка конца времен,
   в подземной своей твердыне
   да будет прославлен он!



 Эхо было столь сильным здесь, что у Кима мурашки пробежали по спине. Он уже подумал, что молитва – поскольку это могло быть только молитвой – уже закончилась, как раздался другой голос.
 Это был Грегорин:



   – И ей, всю мудрость познавшей,
   и ей, чья воля светла,
   и ей, Владычице нашей,
   на троне её – хвала!



 Затем вновь вступил голос Бурина, и оба гнома закончили дуэтом:



   – Доколь мы не стали камнем,
   не канули в темноту, —
   склоняя головы, славим
   Божественную Чету!



 Ким взглянул на статую царственного гнома. Возможно, что все дело было в освещении, но гном на троне казался удивительно похожим на Грегорина, словно они были близнецами.
 И тут Кима осенило: он видел перед собой не статую. Это был сам Владыка Зарактрора, превратившийся в конце жизни в камень.
 – Ты хотел знать, что стало с Фрегорином, – тихо произнес Бурин. – То, что происходит со всеми гномами, созданными рукой Владыки Подземного Мира. Ты видишь перед собой проклятие народа гномов. Вот то, что мне показали псы-призраки: мы превращаемся в камень, из которого вышли.
 Ким осознал всю тяжесть его слов. Он представил себе, что значит быть гномом, – постоянно видеть перед глазами свой конец, постоянно быть готовым принять неотвратимую судьбу и знать, что дни сочтены, а жизнь подходит к границе, за которой ничего больше нет. Ни добра, ни зла. Ни света, ни тьмы. Только молчание. Только тишина.
 – Когда-то он был велик, – сказала Марина, и голос её был необычайно серьезен. – Окажем ему дань уважения.
 Ким склонил голову.
 В этот момент Грегорин дотронулся до книги, которая лежала на коленях окаменевшего гнома. Ким мгновенно понял ошибку, совершенную старым гномом. Но все произошло до того, как фольк успел вмешаться. Несколько страниц, подобно осенней листве, выпали из книги и рассыпались в прах.
 – Нет, Грегорин! – крикнул Ким.
 Гном замер.
 – Позволь взять книгу мне. Я знаю, как с ней обращаться.
 Грегорин обернулся в его сторону. Его голос был лишен всяких эмоций.
 – Он знает проклятие, – произнес он, обратившись к Бурину. – Но надо ли, чтобы он познакомился и с нашим позором?
 – Пожалуйста, прислушайтесь к его словам, – ответил Бурин. – Он руководит музеем, и в его хозяйстве находятся тысячи всевозможных фолиантов и документов. Если вы хотите узнать, что здесь произошло, то он, пожалуй, единственный, кто сможет прочитать эту книгу, не погубив её.
 – Пожалуйста, – снова произнес Ким, – положите её обратно и позвольте мне заняться этим делом.
 Грегорин колебался.
 – Хорошо, – сказал он наконец. – Но будь осторожен.
 – Вряд ли можно быть менее осторожным, чем вы, – проворчал Бурин, за что удостоился от Грегорина яростного взгляда.
 – Что это за книга? – спросил Ким, подойдя поближе.
 – Хроника Зарактрора. – В голосе Грегорина звучало глубокое почтение, но одновременно с этим он был полон печали и страдания. – Здесь запечатлена история нашего народа с тех пор, как мы, чтобы искупить свой грех, покинули Подземный Мир. Это поздней и явилось причиной великого позора гномов.
 – Это что ещё за позор? – поинтересовался Фабиан.
 – Об этом пусть поведает хроника, – сказал Грегорин.
 Очень медленно и с огромной осторожностью Ким взял книгу с коленей Фрегорина и отнес к маленькому столику. Тотчас он погрузился в родную стихию. Притаившаяся за дверью угроза отступила в его сознании на задний план, а странная тишина, повисшая в зале, давала ощущение, как будто у него в запасе безграничное количество времени. Все было так, словно под небесным куполом этого зала царит иной закон, который отмеряет каждому подчинявшемуся этому закону столько времени, сколько необходимо для исполнения предначертанного ему.
 Ким осторожно раскрыл книгу. Титульный лист выцвел или стерся, так что на нем ничего невозможно было разобрать. Медленно и осторожно он перевернул страницу.
 – Это тот же самый почерк, что и на пергаменте в лаборатории, – сказал он. – Полагаю, что смогу кое-что разобрать. Вот:

 «…III брата: Брега + Фреги + Греги, рукой Владыки и милостью Владычицы вырваны из камня…»
 «…и сидевшим справа и слева и посреди Он продлил имена и нарек нас
 ОРИ: что означает первый, равный земным князьям —
 ХАМА: что означает Владыка, равный Ему; так же называют и истинного Владыку —
 АРД: этим именем будет наречен последний из нас, прежде чем всех постигнет судьба».

 Он перевернул следующую страницу. Снова текст был неразборчив, за исключением одного абзаца:

 «…поскольку мы были наречены именем Владыки, стало нам худо, ибо не могли мы создать ничего живого, подобно как создал Владыка. И однажды растворились двое Врат в Среднеземье, где есть жизнь и где плодятся и размножаются, прежде чем умереть; и мы узрели на земле Пробужденных, не ведающих смерти; и было нам от этого великое удивление».

 На следующих страницах были перечислены чьи-то имена; затем следовал отрывок текста, вымаранный чем-то вроде сажи, Ким не рискнул его отчищать.
 – Я полагаю, что здесь идет речь о Войне Теней, – произнес он. – А вот тут я могу кое-что понять:

 «…народам, противостоявшим силам мрака, требовалась подмога, и были мы посланы и совершили многие подвиги в той войне, а затем земля разверзлась, и крепость мрака, кроме самой высокой башни, вместе со всей стражей обрушилась в пропасть, где царят мрак и темнота.
 А когда же Владыка призвал нас обратно и двоим из нас выдал ключи, что запирают врата в Подземный Мир, то мы, братья, решили промеж собой, что один из нас в знак верности Владыке вернется назад, другой останется в глубинах земли, чтобы доискаться до корней мира, третий же отправится к людям, чтобы разгадать тайну жизни…»

 Все взглянули на Грегорина.
 – Я – Хамагрегорин, тот из братьев, что вернулся назад, – произнес он, когда молчание стало уже невыносимым. – Мой брат Хамафрегорин вместе с гномами своего рода создал Зарактрор. Что стало с последним из нас, Хамабрегорином, мне так и не удалось узнать. Но теперь я знаю…
 – Он стал моим предком, основателем нашего рода и первым королем Ингладана, – сказал Бурин.
 – Бурин, но как случилось, что у гномов Среднеземья появились дети? Ведь ты и сам приходишься кому-то сыном. – Фабиан задал напрашивающийся вопрос.
 – Среди гномов нет женщин. В Подземном Мире мы были созданы из камня по воле Владыки, а после того, как отмеренный нам срок истечет, мы снова обратимся в камень. Однако Среднеземье изменило тех гномов, кто захотел остаться там. Они соединялись с земными женщинами, и эта связь приносила плоды, так возникли роды гномов в Среднеземье.
 – Но почему такое не произошло и в Зарактроре? – поинтересовался Ким.
 – Потому что Зарактрор никогда полностью не принадлежал Среднеземью, а также потому, что здесь не было земных женщин. Но ещё более важным оказалось другое: Зарактрор, не принадлежа к Подземному Миру, был исполнен его духа. У этого города под горой имелись свои законы.
 Ким слушал, но одновременно с этим продолжал листать хронику гномов. К сожалению, большинство страниц были безнадежно испорчены.
 – Здесь я могу кое-то разобрать. Слушайте, – возбужденно проговорил он.

 «…из глубин мира, со дна водоворота, мы черпали первичную материю и создали из неё существо, не похожее на нас, не осознающее себя и не имеющее имени, и оно служило нам всеми своими телами и добывало для нас золото и серебро из потаенных шахт, пока в них не проникла тень…»
 «…и восстало против нас и погубило много наших, пока я, Фрегорин, не выступил против него и не прогнал с помощью силы кольца на дно колодца, где оно и будет лежать до скончания веков.
 Вслед за этим счел я более мудрым брать материю от нашей материи, так я углубился в ученую мудрость и постиг основные элементы мира и тайные цифры…»

 – Об этом я уже читал! – Ким в возбуждении оторвался от книги. – В лаборатории, среди тех кусков, что я смог разобрать. Он приблизился к разгадке тайны Владыки…
 – И что же произошло дальше? – спросила Марина. – Почему опустел Зарактрор?
 На лице Грегорина была написана мука. Он знал об этом наверняка, и Бурин должен был по крайней мере догадываться; однако они молчали. Ни один из них не нашел в себе мужества рассказать об этом.
 Ким листал книгу. Он быстро пробегал глазами те немногие слова и обрывки фраз, что ещё сохранились. На одной из страниц удалось прочесть только одно слово:

 «…фольки…»

 На следующих вообще невозможно было разобрать что-либо, и Ким разочаровался, поскольку очень надеялся узнать, зачем в хронике гномов упоминались фольки. Он, однако, промолчал о своем открытии и продолжал перелистывать страницы. То, что утаили от них Бурин и Грегорин, могло оказаться в тех отрывках, что сохранились. Хорошо было уже то, что оба гнома не пытались помешать ему.
 – Видите? – обратился Ким к Грегорину. – Если бы вы переворачивали страницы, как я, они бы у вас не рассыпались.
 Наконец он нашел кусок вполне разборчивого текста. Ким быстро пробежал глазами строки, и у него замерло в груди.
 – Нет, – сказал он, – вы только послушайте!
 Бурин и Грегорин отвернулись. Когда Ким начал читать, на лицах обоих гномов явственно отражались смущение и неловкость:

 «…в моей печи, в моем тайном инкубаторе создал я существа по нашему образу и подобию и нарек их карликами. И хотя были они уродливы и несовершенны, я заботился о них, как родной отец, и сделал так, чтобы они ни в чем не нуждались.
 Но отголоски тьмы проникли в их подземелья, и недовольство обуяло детей моих; вновь поднялись творения рук моих супротив меня и изгнали меня и моих гномов из наших чертогов и захватили места своего рождения. Мне не ведомо то, что они там творили, однако могучие существа появились средь них, существа, обладавшие силой и разумом, и долго длилась битва с ними, прежде чем мы их прогнали. С тех пор запечатал я места моего триумфа и моего позора, в коих я и создал эти существа, и запер проходы, ведущие в глубины мира, в коих должны были они бедствовать и томиться до скончания веков».

 – Так, значит, карлики с их проклятыми творениями поджидали нас тут, – разбушевался Фабиан. На лице принца отразился гнев. – А вы обо всем этом знали и ничего не сказали!
 – Я, – оправдывался Бурин, – подозревал что-то подобное, но готов был пойти на риск, поскольку это наш последний шанс. А кроме того, я не хотел сеять страх, поскольку от успеха нашей миссии зависит очень многое.
 – Я знал об этом, но это была моя последняя надежда пробиться сюда. Я нуждался в спутниках. В одиночку я бы сюда не добрался. – В голосе Григорина не было заметно волнения.
 – А теперь мы застряли тут, – ворчал Фабиан. – И не можем двинуться ни вперед, ни назад. Наша миссия провалилась.
 Ким, прислушивавшийся к этому диспуту лишь вполуха, продолжал листать книгу отчасти в надежде, что найдет ещё какое-либо упоминание о фольках, отчасти в поисках сведений иного рода, которые могли бы оказаться ключом ко всему остальному.
 Он не нашел ни того, ни другого, но все же его терпение было вознаграждено. На последней странице Ким натолкнулся на послание для того, кто прочтет эту покоящуюся на коленях Великого Князя гномов книгу. Рука, писавшая это, явно спешила.
 «Карлики захватили средние чертоги и теперь могут свободно передвигаться в шахтах и туннелях. Их барабаны гудят без умолку. Я, Фреги, более не Владыка, более не Господин, уложил вчера в каменный гроб последнего гнома моего рода.
 Читающий эти строки, знай, что настоящим, чувствуя приближение своего смертного часа, я хочу поведать последнюю тайну, о которой никто не ведает. В своих исследованиях я нашел тайные числа мира, и теперь, чтобы доказать свою преданность братьям, я к II прибавил I. Теперь я жду у третьих Врат в Подземный Мир, о которых никто, кроме меня, не ведает, что придет тот, кто освободит меня и искупит позор, который я навлек на свой народ».
 – Третьи Врата в Подземный Мир? – переспросил Бурин. Он вдруг побледнел. – Но это святотатство, богохульство.
 Грегорин тоже побледнел, но смело взглянул в глаза молодого гнома.
 – Это был единственный выход, – сказал он. – Как иначе смог бы он передать мне послание? Остальные врата были заперты.
 – Но у него был ключ, – возразил Бурин. – Что стало с его кольцом? Где оно?
 – Оно отдано на хранение Владыке, пославшему меня сюда.
 – Может мне кто-нибудь объяснить, в чем тут дело? – вмешался Ким.
 – Между Подземным Миром и Среднеземьем существуют двое Врат, – принялся объяснять Бурин, словно учитель, вразумляющий неразумное дитя. – Согласно воле нашего Господина, которого мы величаем Владыкой, и его Божественной Супруги они были заперты. Князь Высшего Мира вручил гномам два кольца, чтобы они охраняли Врата в Подземный Мир. Насколько мне известно, одно из них носил Фрегорин, и это дало ему власть изгнать тени. Другое кольцо…
 – …Ношу я, – произнес Грегорин. На его руке блеснуло кольцо, которое никто из спутников до сих пор не видел. Оно было из золота и имело камень, похожий на топаз.
 – Так, значит, вы прошли сюда через одни из этих Врат? – задал вопрос Ким.
 – Я проник в этот мир через Южные Врата, и только я знаю, как тяжело было это сделать. Они скрыты под снегом и льдом. Северные Врата тоже скрыты, но не во льдах, а глубоко в скалах. Но если здесь, в Зарактроре, есть третьи Врата, то необходимо их охранять.
 – Чтобы их не обнаружили карлики и не проникли в Подземный Мир?
 – Чтобы не разрушились основы мироздания.
 Ким закрыл книгу. Теперь им все было известно – за исключением, пожалуй, одного:
 – А как же насчет послания, которое отправил вам брат? Вы должны были его получить, иначе бы вы здесь не находились.
 Грегорин крикнул:
 – Вы не имеете права!..
 – Ну почему же, – возразил ему Ким, даже не зная, откуда у него взялись для этого сила и уверенность, – полагаю, что имеем.
 – Покажите его нам, – неожиданно присоединился к нему Бурин. – Ценность поступка можно определить только тогда, когда дело сделано.
 Грегорин сунул руку в кошель, в котором он хранил карту Зарактрора. Он вынул сложенный пергамент и бросил его на стол.
 – Берите и читайте!
 Ким осторожно разгладил пергамент и принялся читать:

 «От ХАМАфрегорина нашему брату АрдХАМАгрегорину, Владыке, последнему из Трех.
 Брат —
 Пишу тебе на закате своих дней, поскольку чувствую, что разум мой каменеет.
 Существа, что я создал, захватили Зарактрор. Я заперся в тронном зале и ожидаю конца. Я намереваюсь запереть доверенным мне кольцом власти Врата Мира, дерзновенно мною созданные. Вместе с моим кольцом, которое я возвращаю Владыке, и картой, что должна провести тебя через чертоги Зарактрора, я направляю и это письмо.
 Приди, Греги, если ты еще, подобно мне, не обратился в камень. Займи место на троне, что я соорудил для нас, и вместе с твоим несчастным братом охраняй Врата, чтобы никто не мог пройти через них.
  Фреги 


 Написано в Зарактроре в двести пятидесятом году по летосчислению фолъков, которое отмеряет наше настоящее, прошлое и будущее».

 – Но… ведь с тех пор прошло более пятисот лет, – пробормотал Ким.
 – Когда я проходил через Врата, с гор сошла лавина, и единственное, что мне оставалось, чтобы спастись, – был шазам.
 – Долгий сон, – произнес Ким.
 – Никто никогда не спал так долго, – прибавил Бурин. – Поэтому-то я поначалу и не верил, что это действительно вы, Владыка, – сказал он, обращаясь к Грегорину.
 – Правильно ли я понимаю? – спросил Фабиан. – Здесь, в Зарактроре, в этом помещении находятся ещё одни Врата Мира? Но где они?
 – Здесь, – проговорил Гврги, склонившись к сосуду с черной водой в середине зала.
 Никто не заметил, что болотник прокрался туда, когда речь велась о создании карликов, но теперь всем бросилось в глаза, что он плачет.
 Глаза всех присутствующих обратились к черной воде в центре тронного зала, как вдруг мощнейший удар сотряс дверь.
 – Они снова здесь, и на этот раз прихватили с собой отмычку, – проворчал Бурин.
 – Железное дерево горит, – проквакал Гврги.
 Вслед за этим ещё один удар потряс дверь, которая заметно покачнулась. До них донесся треск и шипение.
 – Они направили поток лавы прямо на дверь! – вырвалось у Кима.
 – Владыка, – заговорил Бурин и растерянно огляделся по сторонам, поскольку Грегорина рядом с ними не оказалось. Все как зачарованные продолжали смотреть на дверь.
 Гном поднялся по ступеням, ведущим к трону, и теперь строго оглядывал своих спутников сверху вниз.
 – Хамагрегорин, – торопливо проговорил Бурин, – теперь мы можем спастись, только если попадем в Подземный Мир. Пожалуйста, отворите Врата, ведь вы тоже носите кольцо, которое может раскрыть их перед нами.
 – Нет! – сказал Грегорин. – Этого я не сделаю.
 – Ради всего святого, но почему? – рявкнул Фабиан.
 – Меня призвал мой брат. Я пришел сюда, чтобы охранять Врата. Таково мое предназначение. Владыка Подземного Мира поручил мне выполнить его много лет назад, и я исполню его волю.
 – Но разве вы ничего не поняли? Времена изменились. Ограничительный Пояс прорван. Темные эльфы уже здесь! Пожалуйста, помогите нам, Бурину и мне, которые тоже обладают кольцами, и Гилфаласу, который пожертвовал своей жизнью ради нас, – умолял Фабиан.
 Хамагрегорин поднял руку с кольцом, в котором заблестел камень.
 – Слишком поздно. Мне предстоит теперь обратиться в камень, чтобы вместе с моим братом вечно охранять Врата. – С этими словами он закрыл глаза.
 Фабиану хотелось наброситься на него, трясти и кричать, но Бурин удержал принца.
 – Это бесполезно, – сказал он. – Хамагрегорин принял решение умереть, и никакая сила на свете, за исключением самого Владыки, не сможет удержать его от этого.
 От двери доносился запах гари. Потрескивание становилось все громче.
 – А твое кольцо? Разве оно не может нам помочь? – обратился к Бурину Ким.
 – Ты помнишь предание о кольцах? – спросил гном. – Три – человеческим детям, чтобы они распоряжались ими в Среднеземье по своему усмотрению.
 – Да, – ответил Ким, – я помню этот отрывок.
 – Тогда ты должен это понимать. Вспомни о нашем путешествии. Нам стало известно про кольцо Фабиана; оно было первым из трех. Второе оказалось у Гилфаласа; это второе. А третье кольцо у меня. Все это кольца Среднеземья. Они действуют только здесь. С их помощью нельзя передвигаться между мирами. А даже если и можно, никто из нас все равно не знает, как это сделать. Когда я натолкнулся на дверь в тронный зал, я действовал по наитию, как и оба моих предшественника.
 Фабиан счел за благо выругаться. Марина беспомощно взглянула сначала на Бурина, а затем на всех остальных. Гврги казался полностью безучастным ко всему, что удивило Кима.
 Как было бы хорошо, подумал он, если бы здесь оказался магистр Адрион! Он-то бы наверняка нашел выход.
 Ким поглядел на маленькое, невзрачное колечко на своей руке и вдруг услышал доносящийся издалека голос магистра Адриона:
 «Может, оно принесет тебе счастье. Кольцо будет напоминать тебе обо мне, если ты окажешъся в беде, и укажет каждому путь туда, где в нем нуждаются больше всего».
 – Мое кольцо, – сказал он.
 – Что с ним? – непонимающе спросил Фабиан.
 – Магистр Адрион говорил мне про него, а я совсем об этом позабыл. Мое кольцо может привести нас туда, где в нас сейчас нуждаются, – проговорил он.
 – Ты уверен в этом? – спросил Фабиан.
 – Нет, – ответил Ким. – Но ведь ничего другого не остается.
 – Возьмитесь за руки; мы сейчас встанем в круг у бассейна, – сказал Фабиан. – Я не хочу, чтобы кто-нибудь случайно потерялся.
 Он взял за одну руку Кима, а вторую тот дал Бурину, который в свою очередь взял за руку Марину, та – Гврги, который взял за руку Фабиана, замкнув таким образом круг.
 Ким осознавал, что это глупость, но одновременно у него вдруг появилось ощущение, что никогда в жизни он не делал ничего более правильного.
 – Прыгайте!
 Больше раздумывать было не о чем. Последнее, что увидел Ким, перед тем как погрузиться в темные воды, было то, как погас серебряный свет, а дверь в тронный зал Зарактрора разлетелась на тысячу осколков.
 Обитатели Зарактрора проникли в тронный зал, освещаемые красноватым огнем лавы, отступавшей за их спинами. Свет от этого огня залил их бледные фигуры теплом, но даже он не мог скрыть их бледности и уродства. Огромные головы, слезящиеся глаза, слюнявые рты, отсутствующие части тела. Вот один из них ковылял на одной ноге; там по полу полз другой с двумя изувеченными руками; тут медленно, на ощупь пробирался слепец, чьи глазные яблоки походили на два больших белых шара; здесь же был циклоп, чей единственный глаз сверкал в красноватой полутьме. Но ужаснее всех были те, что пришли вслед за ними, – образы, появившиеся из самых ужасных ночных кошмаров: высокие и сильные, но с головами, на которых не было ни глаз, ни рта, ни носа, ни ушей, а вместо лица присутствовала одна только выпуклая поверхность. Тем не менее они передвигались словно движимые каким-то тайным разумом, который позволял им уверенно шагать.
 Эта масса тел столпилась вокруг бассейна с водой, темная поверхность которого была спокойна, как и прежде; по ступеням они поднялись к двум тронам и остановились.
 Рядом со своим братом, такой же недвижимый, как и он, Грегорин был подобен статуе. Но в глазах его горел огонь, а на руке у него было кольцо, дававшее ему власть открывать и запирать, связывать клятвами и освобождать от них.
 Волна тел прикатилась к трону; но вдруг по их рядам прошло движение, начавшееся от безликих существ, находившихся сзади, и фигуры склонились, насколько могли преклонили колени, опустились на пол, и сквозь толпу пронесся шепот, стон, соединяющий в себе разочарование и надежду:
 – Владыка…




 10
 ТЕНИ НАД ЭЛЬДЕРЛАНДОМ


 Ким окунулся в море красок. Он не знал, где он и что с ним происходит. Какая-то непреодолимая сила увлекала его за собой. Он чувствовал себя стрелой, летящей через радужный туман. Красные, синие, желтые и другие краски и тона окружали его со всех сторон. Никогда в жизни не видел он столь интенсивных и насыщенных цветов и оттенков.
 Он чувствовал, как Бурин и Фабиан обхватили его с двух сторон и крепко держат за руки, но одновременно ему казалось, что некая сила пробует разорвать их круг и увлечь за собой. И чем дольше это продолжалось, тем больше он казался себе крестьянином, пытающимся одновременно удержать два стремящихся в противоположные стороны плуга.
 И вдруг чувство, что их круг разорвется, пропало, и почти мгновенно с этим их руки разжались.
 Ким смог вздохнуть свободно, но вместе с тем его охватила тревога за товарищей. Теперь он был совсем один и продолжал лететь в потоке красок.
 Затем, словно гром среди ясного неба, до его слуха донесся ветер и птичье щебетание, а его кожи коснулся солнечный луч, и Ким, который не был к этому готов, вдруг тяжело приземлился на мягкую землю, пару раз перекувыркнулся и замер.
 – Все в порядке? – услышал он озабоченный, но такой знакомый голос Фабиана, склонившегося над ним. Следы от травы на одежде принца свидетельствовали о том, что он был удивлен приземлением не меньше Кима, однако ему на выручку пришла ловкость опытного фехтовальщика.
 – Где мы? – спросил Ким, чей взгляд ещё не полностью прояснился.
 – Оглянись, – произнес Фабиан, и Ким не смог понять выражения на его лице. – Разве есть на свете место, подобное этому?
 Они находились на широкой, слегка холмистой равнине. Это была плодородная страна: зеленые луга, широкие поля под лучами неяркого осеннего солнца, и вдруг его охватил трепет. Должно быть… похоже… нет, это определенно был Эльдерланд, его родина.
 – Да, Ким, ты совершенно прав в своих предположениях. Мы в Эльдерланде. – В голосе Фабиана звучало разочарование. – Мы не то что не опередили врага, но мы оказались у него в тылу. Сейчас мы находимся дальше от Великого Ауреолиса, чем даже тогда, когда были в болоте, на перевале и в Зарактроре. Столько опасностей, и все напрасно!
 – А где Бурин, Марина и Гврги? – спросил Ким.
 – Мы единственные, кто оказался здесь после прыжка через Врата, – ответил принц. – Когда я потерял тебя, то одновременно с этим я потерял и Гврги: у меня просто вырвали его руку.
 – Каждого туда, где в нем нуждаются больше всего… – произнес Ким, в большей степени обращаясь к самому себе, нежели к Фабиану.
 – Что?
 – Когда Адрион Лерх передавал мне это кольцо, он объяснил мне, что оно приведет каждого в то место, где в нем нуждаются больше всего.
 – И что мне делать в Эльдерланде? Темным эльфам нужна Империя, а не Эльдерланд. Их противниками являемся мы, люди, а не фольки. Ваша страна слишком маленькое блюдо для столь большого брюха.
 Фабиан выругался. Затем он оборвал себя на полуслове и замолчал. Ким смотрел на него и ждал. Наконец Фабиан продолжил срывающимся голосом:
 – Ты знаешь, Ким… ведь это то, чего я больше всего боялся. Это то самое, что мне показали псы-призраки: горящий Ауреолис, легионы разбиты, страна опустошена, мой отец мертв… а меня нет с ними, чтобы помочь. Чтобы сделать хоть что-нибудь… Ты помнишь псов-призраков?
 – Еще бы, – ответил Ким. Одно воспоминание о них заставило ужаснуться. Он невольно прислушался, не донесет ли эхо откуда-нибудь их ужасный вой, но ничего этого не было. Псы-призраки пропали навсегда, вместе с Гилфаласом унесенные в темные пучины. Ну уж нет, жертва, принесенная их другом, не будет напрасной! Они должны справиться со своими страхами, преодолеть их. Но обладают ли они достаточной силой, чтобы сделать это?
 Фабиан взглянул на него с бесконечной тоской во взгляде, однако заметил, что Ким озабочен не меньше его самого.
 – А где мы, собственно говоря, находимся? – немного помедлив, спросил принц.
 Ким огляделся. Солнце уже достаточно высоко поднялось над горизонтом. В насыщенном парами и туманом воздухе невозможно было разглядеть ни Серповых Гор, ни предгорья. На западе Ким разглядел голубую ленту реки – без сомнения, это был Эльдер, – а на севере местность начинала отлого повышаться, пока контуры не перестали различаться в дымке. На юге представлялось возможным разглядеть деревья; вероятно, это были фруктовые сады, протянувшиеся вдоль берега Эльдера вплоть до отрогов гор.
 – Где-то южнее Гурика-на-Холмах, – уверенно заявил Ким. – А ведь туда-то нам и нужно сейчас попасть.
 – Почему?
 – Там находится сборный пункт народного ополчения. Там же должен быть местный помещик – командующий нашими небольшими вооруженными силами. Если мы хотим выяснить, как обстоят дела, то сможем сделать это только там, – пояснил Ким.
 – Тогда пошли, – решился Фабиан.
 Ким вздохнул с облегчением. Насколько он понял, темные эльфы ещё не добрались до этих мест. Эльдерланд предстал перед ним таким, каким он всегда и был, – мирным, спокойным и ухоженным.
 Ким и Фабиан шагали бок о бок.
 – Вскоре мы доберемся до северной дороги, проложенной по песчаному берегу вдоль реки; которая связывает Альдсвик с Гуриком.
 – Хорошо, – ответил Фабиан.
 Они шли по полям и пастбищам, где мирно пасся скот. Вдалеке светились альпийские луга, трава с которых была скошена всего лишь несколько дней назад.
 Еще до того, как солнце начало клониться на запад, друзья добрались до дороги. Фабиан тут же склонился над ней, высматривая следы.
 – Здесь прошло много повозок и лошадей, но среди них были только пони. Это означает, что темные эльфы и их твари ещё не добрались сюда.
 – Ну и какой вывод ты сделал? – задал вопрос Ким.
 – Эта часть Эльдерланда не представляет для них никакого интереса, и сейчас они заняты подготовкой к выступлению против Империи. Ким, найдутся в Гурике-на-Холмах кони, способные вынести меня?
 – Может быть, ломовики, они крупнее, но и медленнее, – сказал Ким.
 – Я не имею представления, что делать. Пытаться предупредить Империю сейчас уже бессмысленно, но мы с тобой обязательно должны что-нибудь предпринять, иначе я сойду с ума. – Принц в отчаянии уставился на поднимающийся в сумерках туман. Блуждания по Эльдерланду, поход через болота, подъем на гору и спуск в пещеры – все это изрядно подточило терпение принца. Ким чувствовал себя не лучше.
 Безучастный ко всему Эльдер стремился к морю.
 Когда Ким бывал взволнован и искал успокоения, он глядел на бегущую воду, и это помогало. Он посоветовал это Фабиану, благо река была в десяти шагах от них. Впрочем, в запасе у Кима оставалось ещё одно средство.
 Он предложил сделать небольшой привал и, пока они сидели, набивал две трубки. Он молил бога, чтобы табак и трут оказались сухими. Им повезло. Он зажег обе трубки и подал одну из них Фабиану.
 – Если не хочешь глядеть на воду, то отведай этого.
 Фабиан благодарно улыбнулся.
 Друзья продолжили свой путь в молчании.
 Мысли Кима все время витали вокруг его кольца. Первое из колец власти, вне всякого сомнения, было надето на руку Высокого Князя эльфов, некогда замкнувшего все Врата в свой мир.
 Тремя кольцами обладали Фабиан, Бурин и Гилфалас. Два находились у гномов: одно из них Хамафрегорин швырнул обратно в Подземный Мир, второе красовалось на руке Грегорина, их таинственного спутника.
 Но ещё оставалось седьмое кольцо. Как это говорилось про него в легенде:

 «О седьмом кольце не ведает никто».

 Единственное, в чем был уверен Ким: слова магистра Адриона не были произнесены просто так. Кольцо хранителя обладало магическими свойствами. И хотя оно не могло передвигать горы, но все же оказалось в состоянии перенести в другое место людей. Туда, где они потребуются. Но что делать здесь Фабиану? И где же тогда «потребовались» остальные их спутники?
 Киму не удавалось обнаружить во всем этом хоть какой-то смысл. Но ещё больше мучил его другой вопрос: почему кольцо власти оказалось у фольков Эльдерланда, самой слабой и миролюбивой нации среди всех живущих в Среднеземье?
 Но, как уже не раз бывало за время их путешествия, вопросы остались без ответов; с другой стороны, разве он не убедился в тронном зале Зарактрора, что терпение всегда вознаграждается и ответы зачастую можно найти там, где никто и не предполагал их обнаружить? Ким решил больше не ломать над этим голову, а для начала выяснить, что происходит в Эльдерланде. Лучше всего для этой цели подходил Гурик-на-Холмах, где он сейчас надеялся встретить магистра Адриона. Уж у него-то Ким наверняка получит ответы на свои вопросы.
 Теперь молодой фольк полностью сосредоточил внимание на трубке. И вместо того чтобы ломать голову, Ким принялся наслаждаться мягким осенним вечером.
 – Стой, кто идет! – раздался голос, и из кустов вынырнул некто державший перед собой копье.
 – Хранитель Музея истории Кимберон Вайт вместе с другом. Мы направляемся в Гурик-на-Холмах, – ответил Ким.
 – Кто-кто? – переспросил копьеносец.
 Ким принялся разглядывать стоящую перед ним персону. Фольк был стар, а его обветренное лицо, мозолистые руки и кафтан, выглядывающий из-под плаща народного ополченца, выдавали в нем крестьянина. Киму старик показался знакомым.
 Он повторил свой ответ, на сей раз громче.
 – Если вы попробуете меня поцеловать, Химберон, то я угощу вас моим копьем, – пригрозил вдруг старик. – Мне надо знать, как вас зовут, откуда вы идете и куда направляетесь.
 – Да не собираюсь я вас целовать… – начал было Ким.
 – Вы не собираетесь мне отвечать? Я, фельдфебель народного ополчения Ом Хиннер Пеннинг, находясь в боевом дозоре, имею право требовать от вас ответа. Тем более что вы идете в сопровождении этого верзилы. Иностранный сброд здесь нежелателен!
 – Послушайте, добрый человек! – рявкнул Ким. – Я – Кимберон Вайт из музея в Альдсвике.
 – Нет, ни о каких ваших подвигах я не слышал, – ответил крестьянин.
 Ким начал терять надежду.
 Тугоухость Ома Хиннера была известна всему Эльдерланду со времен легендарной охоты на волков, когда он, несмотря на крики и предупреждения, сыпавшиеся со всех сторон, провалился в яму и просидел там, замерзший и промокший, до позднего вечера. Так он оказался первым и единственным фольком, угодившим в эту яму.
 Несмотря на всю серьезность их положения, Фабиан не смог сдержать улыбки.
 Киму пришлось повозиться ещё некоторое время, прежде чем до старого Ома дошло наконец, кто перед ним стоит.
 – Вам бы все шутки шутить, – покачал головой Ом Хиннер. – Нет бы сразу сказать, кто вы такие!
 – Как тут обстоят дела? – Ким задал этот вопрос так громко, как только мог, в надежде, что Ом Хиннер, по крайней мере, попытается его понять.
 – Из какого ещё села? – удивился старик.
 Чтобы с ним разговаривать, необходимо запастись ангельским терпением, решил Ким и в отчаянии закатил глаза к небу. Фабиан был вынужден изобразить кашель, чтобы скрыть улыбку.
 – Нет, мы просто хотим знать, что происходит в Эльдерланде. За последнюю неделю здесь что-нибудь произошло?
 – Ушло? Нет, от моего внимания ничего не ушло. Вот ваш друг, например, уже много дней не брился, а ему бы это не помешало. Иначе он сильно смахивает на бродягу.
 – Вот уж глухая тетеря! – не удержался Ким.
 – О да. Такая потеря. Я слышал об этом, – отозвался Ом Хиннер.
 Ким принял решение прекратить расспросы. Пытаться выведать что-либо у этого совершенно глухого старика было бесполезно.
 – Однако, молодой человек, на вас теперь лежит ответственность, – неожиданно сказал Ом Хиннер. – Теперь, после гибели старого магистра…
 Кима словно обухом по голове ударили.
 – Магистр Адрион… мертв?
 – Да, магистра Адриона нашли убитым на пороге дома рядом с музеем. Но поскольку вы-то ещё живы…
 Дальше Ким уже ничего не слышал. Магистра Адриона… нашли убитым, снова и снова звучало в его голове. Его приемный отец, его учитель, его ДРУГ…
 Он подозревал это. Голос внутри него, дух магистра на мосту во время стычки с Азантулем и больгами – это были косвенные подтверждения гибели учителя. Но Ким гнал от себя дурные предчувствия.
 – Адрион Лерх мертв? – Он больше не мог сдерживать слезы, катившиеся по его щекам.
 Фабиан положил ему на плечо руку и попробовал произнести слова утешения. И хотя Ким все слышал, он оставался глух к ним. Умер его второй отец, и внутри Кима как будто все оборвалось. Он чувствовал себя деревом, у которого топором подрубили питающие его корни.
 – …Пастора они заперли в церкви и подожгли её, а старую жрицу Матери Всего Сущего хватил удар. Бургомистр Альдсвика тоже погиб. – Это были первые слова, которые дошли до него.
 Тотчас Ким понял, что помещик и он оказались единственными уцелевшими членами Совета Эльдерланда. Так же как и в тот миг, когда он принял решение отправиться в поход, Ким вдруг почувствовал, как в нем разливается сила, питаемая внутренним источником, о существовании которого молодой фольк и не подозревал. Так же как и после смерти родителей, у Кима не было времени страдать и жалеть себя. Он не простой обыватель, нет, он – хранитель Музея истории, член Совета Эльдерланда. А последняя дань уважения, которую он может воздать магистру Адриону, будет состоять в том, чтобы достойно нести это звание. Он должен принять на себя ответственность, если только не хочет, чтобы все, что было совершено за последнее время, оказалось напрасным.
 – Не хотите узнать, что ещё произошло за это время в Эльдерланде?
 Ким кивнул, что было воспринято стариком как согласие.
 – Невиданные доселе существа проникли к нам, – рассказывал старик. – Черные всадники и больги. Одно за другим захватывают они поместья, взяли Альдсвик, разорили храм в Виндере, поднялись на лодках вверх по течению реки, так что теперь в Цвикеле больше солдат, чем колосьев на моем поле…
 Ким и Фабиан многозначительно переглянулись. Для чего темным эльфам понадобилось такое количество солдат в Эльдерланде? Старый Ом был вчера в Гурике, и один сослуживец проорал ему эту новость на ухо, после того как ближе к вечеру их отправили на патрулирование. Ночью Ом Хиннер отстал от своих товарищей. Очевидно, он просто не услышал какую-то команду, предположил Ким. А вообще-то отправлять в дозор такого вояку, как Ом, было явным легкомыслием, ибо Хиннер славился не только своей глухотой, но вдобавок ко всему был упрям как осел. Теперь он возвращался назад в Гурик, где располагалась штаб-квартира народного ополчения, чтобы вновь примкнуть к своему отряду.
 Ом сообщил и о том, что темные эльфы перекрыли границу у болот и укрепляют её. И более того, намереваются двинуться к Гурику-на-Холмах и устроить там сражение, которое наверняка будет последним для фольков.
 Ким и Фабиан в недоумении уставились друг на друга. Темные эльфы продвигаются вглубь Эльдерланда, перекрыли и укрепили границу с Империей?
 – Мы идем в Гурик, – громогласно заявил Фабиан. – Следуйте за нами.
 – Хорошо. – На этот раз Ом услышал.
 – Неужели мы ошибались и целью вторжения является Эльдерланд, а вовсе не Империя? – высказал вслух свое предположение Ким, обращаясь к Фабиану. Шедший вслед за ними старик не расслышал ни слова, возможно, он даже не догадывался, что они переговариваются меж собой.
 – Не исключено, – отозвался Фабиан. – Но в таком случае я совсем ничего не понимаю. Эльдерланд – это котел, не имеющий никакого стратегического значения. Все дороги, ведущие как сюда, так и отсюда, перекрыты. Здесь нет никаких богатств, здесь вообще нет ничего, что стоило бы завоевывать.
 – Как это ни прискорбно, – сознался Ким, – но я вынужден с тобой согласиться. Но что-то же их сюда привлекло?
 – Верно. Если бы только знать, что именно. Тогда было бы легче что-нибудь против них предпринять, – произнес Фабиан и неожиданно сменил тему: – Расскажи-ка мне о вашем народном ополчении.
 Рассказ Кима не очень-то обнадежил принца. Народное ополчение включало в себя всех мужчин в возрасте от двадцати пяти до пятидесяти, а также добровольцев в возрасте от двадцати до двадцати пяти лет и тех, кто старше пятидесяти.
 Раз в год, как правило после сбора урожая, народное ополчение собиралось на учения. Они проводились либо на обширном поле, защищенном живой изгородью, вблизи Гурика-на-Холмах; либо у реки в районе Альдсвика, либо же поблизости от Виндера. Никакой иной военной подготовки не существовало, за исключением того, что крестьяне любили в свободное время посостязаться в стрельбе из лука. К тому же в последние годы эти учения превратились скорее в народные празднества.
 – Звучит не слишком утешительно. Десять или пятнадцать тысяч солдат-любителей против темных эльфов и больгов, – подытожил Фабиан. – И кто ими командует?
 – Помещик, – удивленно ответил Ким. – А почему ты спрашиваешь?
 – И что он собой представляет? Я имею в виду, понимает он что-нибудь в военном деле? – задал вопрос Фабиан.
 – О, помещик Финк – это едва ли не единственный фольк, желающий выглядеть заправским воякой. Он единственный среди нас, у кого есть доспехи, но все же он скорее добродушен. А вот книга, откуда он черпает основы стратегии, написана Эрликом фон Тверне, преподававшим в университете историю военного искусства ещё во времена короля Янда.
 – Но ведь это было ещё до завоевания южных провинций… – вырвалось у Фабиана.
 – Совершенно верно, – ответил Ким.
 – В таком случае положение даже хуже, чем я предполагал. Мы ничего или почти ничего не можем противопоставить врагам. Однако не могу же я спокойно взирать на происходящее и бездействовать! – Фабиан громко и смачно выругался.
 – А при чем здесь ты? – удивился Ким.
 – Ты забываешь о том, что Эльдерланд является частью Империи, а фольки – подданные моего отца. В отношении вас власти всегда были в достаточной степени снисходительными, а со времен Беренгара Доброго вам и вовсе было предоставлено самоуправление. Но это действительно в мирное время, а сейчас – война. В этом случае все провинции переходят в прямое и непосредственное подчинение императору…
 Ким все ещё с трудом соображал.
 – Но он же далеко!
 – …либо его наивысшему по рангу представителю на месте.
 У Кима чуть глаза не вылезли из орбит.
 – Ты хочешь сказать…
 – Ну да, ведь наследный принц следует по рангу сразу за императором.
 – В таком случае ты являешься полноправным командующим нашей армии! – Это открывало совсем иные перспективы. И тут Кима осенило: – А ведь кольцо не ошиблось, закинув тебя в Эльдерланд!
 На этот раз пришел черед Фабиана стоять с открытым ртом.
 – Да, – согласился он через некоторое время.
 С реки поднялся густой туман, и теперь, когда солнце скрылось за горизонт, все трое путников оказались у развилки дорог.
 – Отсюда мы должны повернуть налево, так мы попадем в город, – пояснил Ким.
 – А куда ведет другая дорога?
 – Это военная дорога; она делает широкую петлю вокруг Гурика и выводит к холмам и заболоченным полям, где народное ополчение проводит свои учения. Марш через них – это самая сложная часть маневров.
 Фабиан свернул налево, но едва они успели сделать несколько шагов, как до острого слуха Кима донеслись звуки, которые он с некоторых пор знал слишком хорошо.
 – Слушайте! – сказал он. В их сторону направлялась группа всадников. По обеим сторонам дороги тянулись заросли терновника.
 – В укрытие, – скомандовал Фабиан и тотчас же бросился под защиту зеленых насаждений, точно так же поступил и Ким, однако старый Ом Хиннер остался стоять на дороге, недоуменно взирая на них.
 Фабиан вздохнул, вылез из своего укрытия и потащил Ома за собой в кусты. Когда старый фольк собрался протестовать, он предусмотрительно зажал ему рот рукой. Ким встал перед ними обоими и недвузначно приложил палец к губам, чтобы старик смог его увидеть при слабом дневном свете.
 Фабиан для проверки отнял руку ото рта. На лице старого фолька был написан один большой знак вопроса, но он не отважился заговорить.
 – Вот они, – прошептал Ким.
 Из принесенного с реки вечернего тумана вынырнули темные фигуры, выглядевшие гротескно – полулюди-полуживотные. Но когда они приблизились, можно было различить, что на самом деле это всадники, рыцари в черных доспехах на могучих черных конях. Черные чепраки лошадей и черные плащи всадников развевались при скачке, а острия не менее черных копий были направлены вверх.
 – Темные эльфы, – прошептал Фабиан. – Не удивлюсь, если среди них окажется Азантуль.
 Всадников было около сотни. От лошадей валил пар.
 – Во время крупных сражений тяжелая конница всегда идет в авангарде. По крайней мере так сообщается в старинных летописях. За ними следуют пехота и легкая кавалерия. Я уверен, что к Гурику-на-Холмах стягиваются крупные силы. – Фабиан поглядел вслед исчезнувшим в тумане всадникам.
 – Но они поскакали не в Гурик, – уверенно заявил Ким. – Они свернули на военную дорогу. Неужели они сбились с пути?
 – Любая другая армия может сбиться с пути, но только не эта! Значит, у темных эльфов какая-то иная цель. – Фабиан задумался. – Что располагается позади Гурика-на-Холмах?
 – Пара крестьянских дворов, несколько рыболовецких хозяйств в верховьях Эльдера, а затем начинаются Серповые Горы, – ответил Ким и очень обрадовался тому, что во время летнего заседания Совета не заснул, когда речь на нем зашла о земельном кадастре Эльдерланда.
 – Пойдем отсюда, – сказал Фабиан. – Нужно будет взглянуть на карту и выслать пару дозоров, чтобы разведать, что замышляет враг.
 Только они собрались выйти из укрытия, как обнаружили, что в их сторону весьма быстро движется большой конный отряд. Фабиан, Ким и старик, которого Фабиану вновь пришлось тащить за собой, скрылись в кустах.
 Вскоре из тумана выплыл обоз, растянувшийся в бесконечную ленту. Больги, вооруженные мечами, копьями и топорами; конные темные эльфы, повозки с провиантом, и тварями, похожими на людей, имени которых Ким не знал, – все это двигалось мимо них. Все новые и новые солдаты возникали из тумана, чтобы затем исчезнуть в его клубах.
 И никто из всей огромной армии не свернул в направлении Гурика. Все они двигались по военной дороге, но куда? Там ведь поистине ничего не было!
 Ким снова перевел взгляд на движущееся перед ним войско. Противостоять такой армии могли бы только имперские легионы, но уж никак не народное ополчение Эльдерланда. А Ким нисколько не сомневался, что это были далеко не все войска. А как же те, что оккупировали Альдсвик? А другие, что остались на побережье? А если старый Ом ничего не перепутал, то ещё одна часть контролирует южную границу, с тем чтобы легионы Империи не смогли прийти на помощь Эльдерланду. Но для чего враг стягивает свои силы сюда?
 Ким пару раз проваливался в сон, но каждый раз, открывая глаза, он видел перед собой контуры огромного войска, которое, словно привидение, продолжало тянуться сквозь туман.
 Время от времени раздавались команды; вестовые галопом скакали вдоль обоза, который, словно гигантский дракон, полз по большому саду по имени Эльдерланд.
 Ким несколько раз ущипнул себя, всякий раз убеждаясь, что это не сон. Вражеское войска действительно растянулось по дороге от горизонта и до горизонта.
 Только незадолго до восхода солнца перед их глазами прошествовал последний больг, и Ким решил, что наконец-то все кончилось.
 – Не вставай, – сказал Фабиан. – Мы ещё не видели арьергарда. Скорее всего это будет легкая кавалерия.
 И действительно, вскоре до них донесся стук копыт. Группа из всадников и бегущих больгов замыкала колонну.
 Фабиан помедлил ещё некоторое время, затем подал знак Киму и Ому Хиннеру, чтобы те выходили на дорогу. Руки и ноги Кима так затекли, что, поднявшись, он с трудом мог передвигаться.
 – Сколько их было? – спросил он.
 – Несколько десятков тысяч. А сколько их ещё в тылу и на кораблях по пути сюда, я не берусь судить. И кто знает, какие силы ожидают по ту сторону моря? Это ведь только первая ударная волна.
 – Святой Отец! – не сдержался Ким и вспомнил о Войне Теней, которую изучал в университете. Возможно, что на пути сюда находятся ещё сотни тысяч. В таком случае больгами можно будет вымостить весь Эльдерланд. – Что мы можем сделать?
 – В первую очередь необходимо выяснить, какие у них намерения, а там уж посмотрим. В любом случае они слишком уверены в себе. Это может сослужить им плохую службу, – заметил Фабиан.
 – С какой стати ты так решил?
 – Разве ты не заметил, как они шли? Они даже не потрудились выслать вперед дозорных, и вообще вели себя так, словно находятся у себя дома. Они настолько уверены в победе, что даже не думают скрывать своей цели, какой бы она ни была, и следуют к ней напрямик.
 Они свернули по дороге, уводившей подальше от врага. Ким так устал, что далее не заметил, как ночь постепенно сменилась утренними сумерками.
 В их неясном свете время и пространство, казалось, сместились, и Ким представил себя одним из той горстки храбрецов, что во время Войны Теней отправились на штурм твердыни Темного Князя. Когда он взглянул на своего спутника, то представил, что видит Талмонда Могучего со стальным мечом на боку, – и ведь действительно, это был тот самый меч! Неужели древние истории никогда не заканчиваются? И хотя бок о бок с ним шагал и основоположник династии правителей Империи, но все равно это был наследник его рода и его власти, а в небо возносились высокие крепостные зубцы, которые Ким видел в своем сне…
 – Вот! – крикнул он. – Вот они! Стены Мрака!
 – Спокойно, Ким. – Фабиан находился рядом с ним. – Тебе это привиделось.
 – Нет! – крикнул Ким. – Я видел их…
 Во сне.
 – Это Гурик, – раздался голос Ома Хиннера. – Гурик-на-Холмах.
 Но в ушах Кима звучал шум, доносившийся из иных эпох. Он снова находился в своем сне.
 Башни закачались, высокие зубцы треснули, земля разверзлась, и возникшая бездна все поглотила. Он видел море, прорвавшееся сюда и скрывшее под собой все, что было здесь…
 – Как странно, – голос Фабиана доносился как бы издалека, – не похоже, чтобы это построили фольки. Это древние, очень древние стены.
 …кроме последней башни.
 – Твердыня Мрака, – сказал Ким. – Когда-то она находилась именно на этом месте. – Внезапно все стало для него предельно ясно, как будто он всегда это знал. – До того, как её поглотила бездна. До того, как море затопило это место, а потом опять отступило. От крепости не осталось никаких следов, когда в страну пришли фольки и завладели ею. Ничего. Кроме последней башни. Согласно древнему преданию, одной полузабытой легенде, фольки перестроили Аграхуридион, что означает Высокие Стены Мрака…
 – Гурик-на-Холмах! – упрямо повторил Ом. – Что же еще?
 Когда они добрались до города, солнце находилось уже высоко на небосклоне, такое же бледное, как и в предыдущий день. Ким заметил, что крепость, образующая центр города, несмотря на свои размеры, переполнена. Высокие стены чернели от обилия народа. Дома, которыми в течение веков обросли крепостные стены и которые расползались все дальше и дальше в разные стороны, так же кишмя кишели людьми. Вдобавок ко всему невдалеке был разбит палаточный лагерь, – очевидно, чтобы разгрузить крепость до тех пор, пока не угрожает непосредственная опасность. Одновременно находясь в крепости, все эти люди могли просто затоптать друг друга. В случае нападения город оказывался весьма уязвимым: разросшись в течение столетий, он стал слишком велик, что делало его защиту практически невозможной. Армии темных эльфов даже и без осадных орудий не придется долго возиться с Гуриком-на-Холмах.
 В тот миг, когда стражник протрубил полдень, они вошли в крепость и были остановлены недоверчивой стражей.
 – Эй, вы, молокососы, дорогу! – ругался старый Ом, которого распирало от сознания собственной значимости. – Перед вами хранитель Эльдерланда, и он должен немедленно попасть к помещику!
 Но только после того, как Ким предъявил кольцо, отряд фольков препроводил его через запруженный внутренний двор к резиденции помещика Финка.
 Ом распрощался с ними, чтобы разыскать свой отряд. Ким помахал ему вслед, после того как услышал от Ома пожелания всего наилучшего. Он воздержался благодарить его вслух, поскольку это могло бы привести к очередным недоразумениям.
 Пока стража пробивала для них с Фабианом дорогу через толпу, Ким вглядывался в несущие на себе печать страданий и забот лица беглецов. Здесь были мужчины, женщины и дети; стар и млад, но у всех из них на лицах был написан страх. Киму трудно было смотреть им в глаза, и тем не менее они должны были прочесть в его взоре силу и уверенность, даже если в душе он и желал сейчас оказаться за тысячи миль отсюда. Ему вдруг показалось, что все их долгое и полное лишений путешествие было лишь прогулкой к другим местам и в иные времена, где все было прекраснее, больше или, по крайней мере, иначе, чем здесь. Теперь же он снова был в реальном мире, и на нем лежала ответственность за своих соплеменников. Он надеялся, что помещик Финк ещё не успел наделать роковых ошибок.
 Они прошли мимо школы, переоборудованной под лазарет. Ким взглянул туда через низкие окна, и то, что он увидел, не очень-то подняло его настроение. Народное ополчение заплатило высокую цену за бои, в которых успело принять участие.
 Наконец они достигли ратуши, высокого мрачного здания, возвышавшегося над старыми крепостными стенами. Через высокие, стрельчатые окна можно было видеть, что внутри царят оживление и суета. Из комнаты в комнату сновали посыльные. Вся ратуша гудела, как растревоженный улей.
 В зале Совета над гипсовым макетом Эльдерланда склонился помещик из Гурика-на-Холмах Одерих Финк. Этот макет был подарен горожанами его предшественнику, помещику Кальдериху Финку, по случаю пятидесятилетия пребывания последнего на занимаемой должности.
 Подле Финка находился полный, потеющий человек, одежда которого, богато украшенная тесьмой и золотыми галунами, даже в теперешнем отчаянном положении не давала ни малейшего повода усомниться в том, что владелец подобного гардероба – персона важная. Посыльные вручали ему сообщения, а он зачитывал их помещику, после чего тот передвигал оловянных солдатиков на гипсовом макете.
 – Приветствую вас, помещик Финк, – сказал Ким.
 – Одну минуту, – произнес стоявший рядом с помещиком толстяк. – Разве вы не видите, что мы заняты?
 – Вижу, кум Кройхауф.
 Март Кройхауф резко поднял голову и обернулся.
 – Ага, – сказал он. – Вот и молодой наглец объявился. Тот самый, что занял место покойного магистра Лерха, а потом удрал! Что тебе здесь нужно?
 – Я вернулся, чтобы приступить к исполнению своих обязанностей и занять полагающееся мне по праву место в Совете Эльдерланда, – твердо сказал Ким. Но внутри себя он не смог подавить вздоха. Слишком свежи были в его памяти тирады, которые толстый торговец произносил в его адрес, находясь в «Золотом Плуге». Верная Марина дословно передавала Киму все сказанное им; так что иногда польза может быть даже в сплетнях. По всей видимости, здесь придется бороться ещё и с этим мерзким толстяком, втершимся в доверие к помещику, – как будто мало им одних темных эльфов с их тварями!
 – О, господин Вайт, – поприветствовал его помещик Финк, – очень хорошо, что вы вернулись. Без господина Кройхауфа я бы здесь совсем пропал. Не хотите ли ознакомиться с его планом возвращения утраченных территорий? Он досконально все проработал. Мы намерены атаковать Альдсвик со стороны реки.
 Ким поначалу не поверил своим ушам. Финк, судя по всему, был не только добродушным, но ещё и совершенно неверно информированным.
 – Атака? Возвращение утраченных территорий? Да в своем ли вы уме?
 – Что это значит? – фыркнул Кройхауф. – В этом плане я учел все.
 – Когда вы в последний раз знакомились с донесениями патрулей? – Вперед выступил Фабиан. Рядом с низкорослыми фольками он казался великаном. Голос Фабиана был внешне спокоен, но Ким видел, что он едва сдерживает гнев.
 – А это ещё кто такой? – Кройхауф наморщил лоб. В изможденном и небритом Фабиане он не узнал таинственного незнакомца, который объявился в «Плуге», затем был темой дня в разговорах фольков и даже некоторое время подозревался в убийстве Адриона Лерха, пока оставленное Кимом письмо не привнесло в это дело ясность. – Что нужно здесь этому… этому человеку?
 – Отвечайте на его вопрос, – посоветовал Ким, и голос его при этом прозвучал так сухо и одновременно с этим твердо, что торговец опешил и ответил на заданный вопрос:
 – Позавчера. Но эти болваны настолько глупы, что не сумели корову отличить от больга. Да потом, у нас и не было времени!
 – Так-так, – произнес Ким. – Не было времени…
 – У нас действительно было очень много дел, – подтвердил помещик Финк. – Нам ведь необходимо подготовить наступление! – Сказав это, он достал свою брошюру по тактике, на основании которой он собирался вести боевые действия.
 – Не сейчас, господин помещик, – поспешил воспользоваться благоприятной ситуацией Март Кройхауф. – Вы же не будете разглашать военные тайны, когда в помещении находятся люди, о которых мы ничего не знаем. – Своим жестом он явно показал, что к числу таковых он относит и Кима. Но из осторожности добавил: – Вот, например, этот иностранец…
 – Иностранец? – В голосе Фабиана все-таки послышался гнев. – Это ты меня называешь иностранцем, коротышка? Ты, который не видишь дальше своего толстого живота? Эльдерланд, между прочим, пока ещё часть Империи, а все вы – подданные императора.
 – А я говорю: иноземный сброд! – рассвирепел Кройхауф. Его ещё никто так не оскорблял, так что он забыл уже про всякую осторожность. – Что это ещё за бродяга, который твердит нам про императора?
 Ким улыбнулся, отлично сознавая, что его друг тоже про себя улыбается. Ничего лучшего Кройхауф просто не мог сказать.
 – Я – Фабиан, сын Юлиана из Великого Ауреолиса, князь Турионский, наследный принц Империи, и я требую к себе почтения, соответствующего моему титулу.
 Лицо Кройхауфа стало ярко-красным, в то время как помещик заметно побледнел.
 – Доказательства, – зашипел торговец, обращаясь к помещику. – Скажите ему, пусть он попробует это доказать!
 – Вот тебе доказательство! – прогремел голос Фабиана. Молниеносным движением он выхватил из ножен меч и бросил его на стол так, что гипсовый макет треснул. – Вот подтверждение моих полномочий. Взгляните: это Изратор. С этим мечом Талмонд Могучий шел против Князя Теней, и только этот меч может повести вас за собой, а вовсе не толстый трусливый торгаш, или почтенное, но штатское лицо. Сейчас война, понимаете вы это или нет? Поэтому действуют законы военного времени.
 Стальной клинок тускло блестел в полутьме зала Совета. Все замерли. Все молчали.
 Наконец помещик вздохнул и, обратившись к Киму, спросил:
 – Ну а вы-то что скажете по этому поводу, господин Вайт?
 – Я ручаюсь за него, – спокойно произнес Ким, – если только это ещё требуется. Но вы ведь сами знаете, что он прав. Я буду первым, кто подчинится его приказу. – Произнеся это, он вынул из ножен свой кинжал и сложил его к ногам Фабиана.
 – Но, Ким… – хотел было возразить Кройхауф, однако Ким резко оборвал его и не дал договорить до конца:
 – А специально для вас, кум, я бы хотел пояснить некоторые вещи. Во-первых, никто не давал вам права обращаться ко мне так, как это могут позволить себе только близкие друзья. Для вас я – господин Кимберон Вайт, хранитель Музея истории и член Совета Эльдерланда, в котором, если мне не изменяет память, вы не состоите. Или вас туда приняли без моего ведома?
 – Но…
 Но Ким не дал ему сказать. Это была даже не столько личная неприязнь, хотя, надо признать, ему доставило большое удовольствие поставить Кройхауфа на место. Он злился по другим причинам: ведь не появись они с Фабианом вовремя, и этот невежественный человек абсолютно бессмысленно погнал бы в бой народных ополченцев. И это были бы уже не куклы в песочнице, а живые, страдающие и умирающие существа.
 – Сейчас говорю я! И вот что я ещё скажу тебе, Марти, – продолжил Ким, назвав торговца столь ненавистным тому именем, – тебе здесь больше делать нечего. Запишись в какой-нибудь отряд простым солдатом и ожидай приказов. Я не желаю тебя здесь видеть!
 Торговец стоял с разинутым ртом. Цвет его лица из ярко-красного превратился в пурпурный. Этому во многом способствовал и тот факт, что находящиеся здесь посыльные, которых он всячески третировал и которые, со своей стороны, давно втайне желали ему чего-нибудь подобного, усмехались. Некоторые делали это украдкой, но некоторые и открыто.
 – Я… я полагаю, что вам лучше уйти, – пролепетал помещик.
 После этих слов Март Кройхауф повернулся и зашагал прочь. Он был разбит и высмеян, а кроме того, ему было известно, что слух об этом распространится скорее, чем лесной пожар. Фабиан подошел к столу.
 – Для начала мне необходимо составить точное представление о происходящем, – сказал он. – Велите прислать сюда начальников патрулей. И ради всего святого, отмените приготовления к этому бессмысленному наступлению. Однако армия должна быть готова совершить марш. Возможно, нам и придется дать бой, – добавил он. – Но состоится он не под стенами Альдсвика.
 Принц засучив рукава принялся наводить порядок в царившем здесь хаосе. Нужно отдать должное людям помещика: они быстро и четко исполняли его приказания.
 – Попытаемся выяснить, что замышляют темные эльфы, а затем попробуем сорвать их планы, – сказал Фабиан Киму.
 Затем принц взял в оборот помещика Финка и расспросил его о том, что произошло в Эльдерланде за последние дни. Новости, которые услышали они с Кимом, были убийственны.
 Помещик сообщил, что темные эльфы захватили Виндер, после чего их силы разделились. Как ни пытались что-либо предпринять против этого ополченцы, врага остановить не удалось. После падения Альдсвика и гибели всех членов Совета, за исключением Кима, который после ухода не подавал о себе никаких вестей, и самого помещика, фольки отступили к Гурику-на-Холмах и собирали здесь свои силы. Тем временем враг переправил свои войска с побережья вверх по реке и устроил в Альдсвике штаб-квартиру. Одновременно с этим было разорено и сожжено большинство поместий и крестьянских хозяйств между Альдсвиком и Виндером.
 Теперь Ким понял, что означали столбы дыма над Эльдерландом.
 Два дня назад Март Кройхауф призвал к контрнаступлению и занялся его планированием. Согласно этому плану, фольки должны были проникнуть в Альдсвик со стороны реки и отбросить врага за ворота.
 – И что потом? – спросил помещика Фабиан.
 – Он собирался удерживать город до тех пор, пока не подоспеют имперские легионы. Ведь вы же отправились за ними.
 – Альдсвик – прекрасный город, – Фабиан снисходительно взглянул на Финка, – но он совершенно не укреплен. Сотня больгов сможет за полдня отбить его обратно. Им даже не понадобятся для этого осадные орудия. А вот этот город они захватят ещё быстрее, и тогда вы, сидя в цитадели, сможете наблюдать за тем, как больги станут вырезать ваших фольков.
 Помещик побледнел и ссутулился. От мысли, что он будет находиться в относительной безопасности и наблюдать за побоищем, у него начались рези в желудке. Но затем он снова выпрямился.
 – Я сделаю все, что вы скажете, – твердо пообещал он.
 – Вот и отлично, – улыбнулся Фабиан. – Мне понадобятся карты, этот ящик с солдатиками мы не сможем возить с собой, а также перечень имеющихся в нашем распоряжении подразделений и сведения об оружии, хранящемся на складах.
 – Я сейчас же об этом позабочусь. – Ким подумал про себя, что, наверное, Финк не самое худшее, что может быть; просто он не умеет командовать. В кризисной ситуации рядом с ним обязательно должен находиться тот, кто скажет ему, что нужно делать. И теперь такой человек появился.
 – Ну уж с этим-то он справится, – сказал Фабиан, после того как помещик поспешил выполнить порученное.
 Затем Фабиан занялся изучением местности на макете.
 – Я вот все думаю, куда же они направились. – бормотал он про себя. – Тут на северо-востоке, у отрогов Серповых Гор, нет ничего, кроме льда и скал.
 Как Фабиан ни бился над этим вопросом, но и начальники патрулей не смогли дать на него вразумительный ответ.
 – А почему здесь столько воды? – спросил он у Кима и указал при этом на участок между холмами и военной дорогой.
 – О, это заливные луга. После последнего сенокоса их всегда затапливают. Они служат в качестве места для проведения учений народного ополчения, а зимой это отличный каток для детей и поле для игры в лапту.
 – Гм, – только и сказал Фабиан.
 – Кстати, господин Кимберон… – осторожно произнес вернувшийся помещик.
 – Зовите меня Ким, помещик. То, что касается кума Кройхауфа, к вам не относится.
 – Спасибо, – растерянно произнес Финк. – У меня для вас есть весточка, которую я получил ещё до падения Альдсвика. А вам, принц, сейчас же принесут все необходимые документы.
 Ким чуть не вырвал письмо у него из рук. Мелким почерком, так хорошо знакомым Киму, было выведено: Кимберону Вайту, хранителю Музея истории. Когда он перевернул конверт и его взгляд упал на печать, на глаза Кима навернулись слезы: это было стилизованное изображение птицы, держащей в клюве перо, а вокруг неё по контуру проходила надпись: Адрион Лерх Маг. Это была личная печать магистра Адриона.
 Дрожащими руками Ким сломал печать. Из конверта выпал кусок пергамента, и фольк нагнулся, чтобы поднять его. Ким был несколько разочарован. В письме не было ни одной строки, написанной рукой магистра Адриона, а только предание о семи магических кольцах, с которым он уже был знаком. Ким перевернул пергамент и увидел на обратной стороне карту Эльдерланда.
 Это была очень древняя карта. Чернила на ней поблекли, а почерк был вычурным и украшенным всевозможными завитками, как уже давно никто не пишет. На карте была изображена не только срединная часть страны с реками, городами и областями, но также и окружающие Эльдерланд горы, причем выполнено это было гораздо подробнее, чем на всех виденных Кимом прежде картах. Он проследовал взглядом по пути, который проделал с товарищами. Тонкой пунктирной линией здесь был нанесен даже Горный Проход, который вел на юг мимо вершины Арианрет. А на перевале звездочкой было указано место, откуда их предки впервые взглянули на зеленые холмы, леса и долины Эльдерланда…
 – Это что ещё такое? – спросил Фабиан, после того как через плечо Кима взглянул на карту.
 – Сам не знаю, – ответил Ким. – Не имею ни малейшего представления.
 Он уже собрался было отложить пергамент в сторону, как вдруг в глаза ему бросилось то, чего он никогда не видел ни на одной из карт Эльдерланда. Недалеко от перевала, в том месте, где они обнаружили Грегорина, стоял загадочный символ, гномий иероглиф.
 – Взгляни-ка, тут что-то изображено, – произнес он.
 – Эх, нам бы сюда Бурина, – вздохнул Фабиан.
 – Это «Дор», переплетенное с «Анг», – произнес Ким. – И сдается мне, что я даже могу сказать, что это означает. Помнишь дорожные указатели на старой гномьей дороге? Дорак Ангримур, Врата Мира, – вот что было на них выбито. Должно быть, это и есть Врата в Подземный Мир, через которые прошел Владыка Грегорин.
 – А зачем тогда такой же знак и здесь? – спросил Фабиан, указав при этом на район, расположенный в долине к северо-востоку от Гурика, где холмы постепенно переходили в отроги Серповых Гор.
 Друзья переглянулись. В этот же момент Ким понял, что означают оба символа, и в мгновение ока поведение темных эльфов перестало представлять загадку.
 Он чуть было не закричал.
 – Это же так просто, – сказал он. – Вот это – первые Врата в Подземный Мир. – При этих словах он указал на символ, находившийся рядом с перевалом. – А вот здесь, в долине между горами, – вторые. Именно сюда и направились темные эльфы. Они не собираются захватывать Империю. Их планы более честолюбивы. Во время Войны Теней они хотели захватить Среднеземье. На этот раз они намереваются раскрыть последнюю загадку жизни, которая магически притягивает их с тех самых пор, как они покинули Высший Мир. Они направляются в Подземное Царство Гномов!
 Фабиан молчал. Затем он коротко, но достаточно громко выругался, так что прекратились все разговоры в зале. На мгновение суета, царившая в помещении, прекратилась и все замерло. Но тотчас зал снова загудел подобно улью.
 – Это кое-что проясняет, – произнес Фабиан.
 На этот раз пришла очередь Кима молча взирать на своего друга.
 – С тех пор как я увидел эту переброску войск на север, – сказал Фабиан, – мне не дает покоя один вопрос: что пытался найти в горах Азантуль с кучкой больгов? Мы полагали, что он гнался за нами. Но теперь я думаю, что он всего лишь использовал нас для того, чтобы мы разведали для него путь. На самом деле ему нужно было добраться до Врат Мира. Однако вмешательство магистра Адриона, разрушившего мост, а также собственная хитрость Азантуля, наславшего на нас снежную бурю, лишили его возможности найти Врата. Поэтому-то он сейчас и сконцентрировал все силы на севере.
 – И что нам теперь делать? – спросил Ким.
 – Нам не остается ничего другого, как дать им бой. И надеяться на приход легионов…
 Ким догадался, что замышляет принц. Он намеревался силами народного ополчения помешать эльфам достичь и открыть северные Врата. Он понимал, что если темным эльфам удастся захватить Подземный Мир, то Среднеземье упадет им в руки, как спелый плод. Поэтому наследный принц Империи не мог действовать по-другому.
 – Ты же понимаешь, что даже если мы и выдержим первый натиск, то это всего лишь принесет нам выигрыш во времени, – сказал Ким.
 – Понимаю, но надеюсь, что действия на южной границе не останутся незамеченными дозорами и торговцами. И тогда придут легионы.
 – Но это рулетка, – произнес Ким.
 – А разве в Эльдерланде запрещены азартные игры? – поинтересовался принц и слегка улыбнулся.
 Затем Фабиан отвлекся, поскольку ему принесли кипу бумаг: перечни запасов провизии, оружия, доспехов, а также списки предоставленных в его распоряжение боевых единиц со штатной и фактической численностью. Уж если фольки и делали что-то тщательно, то это было составление всевозможных списков. Принц приказал освободить ему стол и, наморщив лоб, принялся изучать документы.
 Ким остался стоять у рельефного макета и вглядывался в холмы. Да, единственным препятствием на пути темных эльфов остались мужчины его народа. Вот так шутка, подумал он, однако было не до смеха. В битве против темных эльфов фолькам придет конец. То, что началось семьсот семьдесят семь лет назад на перевале, теперь завершится. На нем и Фабиане лежала ответственность повести фольков в их первое и одновременно последнее сражение.
 На гипсовом макете все ещё лежал меч Фабиана, словно напоминание о том, что игры закончились и дело приняло серьезный оборот. Фигурки, изображавшие подразделения ополченцев, были беспорядочно разбросаны. Но что-то на макете отсутствовало.
 – А разве здесь нет переправы? – спросил Ким, обращаясь к капитану ополченцев, ожидавшему очередного распоряжения Фабиана.
 – Где?
 – Здесь, рядом с заливными лугами у холмов, где проводятся осенние учения, а зимой играют в лапту?
 – Так точно, есть. Деревянный мост, – ответил капитан.
 – А на макете его нет, – возразил Ким.
 – Кройхауф велел снять его, чтобы продемонстрировать свою идею с прохождением плотов, – ответил капитан.
 Фабиан оторвался от бумаг и подошел к макету. Одним взглядом он оценил ситуацию.
 – А мы можем уничтожить этот мост?
 – У меня имеется саперный взвод, который, кстати, и строил его. Они могут разобрать его или по крайней мере сделать непроходимым, – заявил капитан.
 – Нет, я имел в виду другое: можно ли сделать так, чтобы он провалился под больгами и темными эльфами?
 – Полагаю, что это выполнимо…
 – Тогда приступайте. Немедленно!
 – Слушаюсь, ваше высочество. – Капитан вытянулся в струнку.
 – В любом случае мы должны опередить их и оказаться на месте раньше. Они идут по военной дороге и делают, таким образом, большой крюк. Почва здесь вязкая, да к тому же она местами залита водой. А дальше – довольно крутой подъем. Все это нам на руку. И вдобавок они не рассчитывают, что натолкнутся на сопротивление. Итак, наши преимущества – местность и их самоуверенность, – анализировал положение Фабиан. – Луки и арбалеты могут причинить им значительный урон. Все остальное находится в руках божьих. Нам понадобится его заступничество. – Голос Фабиана был спокоен и деловит. Он вел себя как настоящий главнокомандующий, однако Ким слишком хорошо знал своего друга и понимал, что наследный принц ненавидит себя за то, что вынужден посылать на верную гибель целый народ.
 Но мы заставим противника хорошенько попотеть, подумал Ким. Если только Фабиан все верно рассчитал…
 Пока Фабиан излагал командирам ополченцев свой план, им принесли скудный, но по крайней мере горячий обед.
 Принц не делал секрета из того, что их положение более чем серьезно, но указал при этом, что от фольков теперь зависит судьба двух миров.
 Этим он польстил присутствующим и взбодрил их так, что даже Ким заразился его воодушевлением.
 На некоторое время Ким и он оказались в зале одни. Фабиан вздохнул.
 – Что ещё тебя тревожит? – спросил Ким.
 – Ты это сам прекрасно знаешь, друг мой. Мне необходимо будет предстать перед воинами и напутствовать их. А затем они отправятся на верную гибель.
 – Но ты принц, наследник трона Империи, – сказал Ким.
 – Сейчас я хотел бы оказаться простым крестьянином. – На лице принца отразилось скорбь, но тут же плечи его распрямились. – Ладно, чему быть, того не миновать. Всегда были люди, которым приходилось принимать решения. Я тоже отношусь к их числу, и с этим нужно смириться.
 – А вдруг мы победим, – неуверенно произнес Ким.
 Фабиан недоуменно взглянул на него и рассмеялся:
 – Ким, может быть, ты и прав. Если наша вера будет тверда, то, возможно, мы и победим. А если проиграем, то даже и не узнаем об этом.
 Оба не слишком весело засмеялись. А теперь им предстояло выйти к воинам и воодушевить их перед завтрашней смертельной схваткой. Каким абсурдным бывает иногда мир!
 Солнце садилось, когда девятитысячное войско фольков приблизилось к холмам. Поросшие густым лесом, они представляли собой хорошее укрытие. Высланные вперед дозоры подтвердили предположение Фабиана, что темные эльфы сосредоточатся на противоположном берегу искусственного озера. Они развели костры и совершенно беззаботно разбили лагерь.
 Враги были настолько уверены в себе, что даже не побеспокоились выставить охрану у моста.
 Благодаря этому народные ополченцы получили время, чтобы занять позиции и окопаться. Стрелкам раздали стрелы и арбалетные болты. В эту ночь со складов в Гурике-на-Холмах было вывезено все оружие.
 Перед Фабианом и Кимом предстал знакомый уже капитан. Он доложил, что его саперы готовят диверсию на мосту. Фабиан с удовольствием оказался бы сейчас среди них, но, увы, пост главнокомандующего кое к чему обязывал.
 Ким и Фабиан переходили от позиции к позиции, подбадривая воинов. На лицах всех была написана решимость. Сказывалась пламенная речь Фабиана, которую он произнес перед тем, как они покинули Гурик.
 Среди пикинеров Ким, к своему удивлению, увидел Марта Кройхауфа.
 Этим воинам предстояло принять на себя первый удар, после того как враг, перейдя залитый водой луг, выберется на берег. В бою им будут противостоять больги и тяжелая конница темных эльфов.
 – Пехота против конных рыцарей? – осторожно возразил помещик Финк. – Книга «Правила военного искусства», которой мы пользовались при проведении учений, не рекомендует подобное.
 – Поверьте мне, со времен Эрлика фон Тверне в тактике произошли большие изменения. Пики – единственное эффективное оружие против конницы, если только пикинеры держат ряды сомкнутыми.
 – А почему вы поставили арбалетчиков на левом и правом флангах впереди лучников?
 – Потому что арбалет, в отличие от лука, может пробить броню рыцарей.
 Фабиан очень обрадовался, когда в перечне имеющегося оружия обнаружил сотню арбалетов, почти все из которых были пригодны к стрельбе. Во время учений фольки стреляли обычно из лука, так что Фабиану пришлось проинструктировать отряд добровольцев, как следует обращаться с арбалетом. Но вопреки командиру этого нового подразделения Ому Хиннеру Пеннингу, который в молодости стрелял из этого оружия, Фабиан не очень-то верил в точность стрельбы арбалетчиков.
 – Я читал, что во время кардисских войн против конницы с успехом применялись и луки, – возразил Ким.
 – Длина кардисского лука составляла шесть футов, так что никто из фольков не смог бы даже натянуть его. А вот ваши маленькие охотничьи луки смогут держать пехоту на расстоянии.
 Больгов, догадался Ким. Странно, но больги внушали ему гораздо больший страх, чем конные темные эльфы, хотя он отлично понимал, что последние куда опасней. Одна их магия может решить исход схватки. Но если ты фольк и твой рост пять футов, то при виде живой боевой машины, превосходящей тебя на две головы, поневоле испытываешь страх, от которого невозможно избавиться. Больги будут просто сражаться, ни больше ни меньше. А из черных рыцарей ему до сих пор довелось увидеть вблизи только одного. Поэтому он не знал, чего от них можно ожидать.
 И, глядя в полные решимости лица маленьких фольков с длинными пиками в руках, он видел перед собой безликие маски черных рыцарей, а в ушах его звучали слова Фабиана:
 «…если только пикинеры держат ряды сомкнутыми».
 Неожиданно для самого себя Ким подошел к Марту Кройхауфу и протянул ему руку.
 – Кум Кройхауф, я полагаю, что вы не очень-то расположены разговаривать со мной, но я желаю, чтобы завтра с вами пребывало благословение Отца и милость Матери.
 Толстый торговец был настолько ошеломлен, что мгновенно схватил протянутую Кимом руку.
 – Вы вступили сюда добровольно? Это очень мужественный шаг, – продолжил Ким.
 – Да я, понимаете ли… не то чтобы… – пролепетал торговец. Затем он наконец собрался с духом: – После того как вы, господин Кимберон, так подмочили мою репутацию, мне ничего другого и не оставалось. Но сейчас это уже ровным счетом ничего не значит.
 – И все же, – ответил Ким, – для такого шага требуется мужество.
 Когда он повернулся, чтобы вновь присоединиться к Фабиану, до него уже на ходу донеслось, как толстяк говорил своим соседям:
 – Это господин Кимберон Вайт, новый хранитель Музея истории, преемник покойного магистра Лерха. Он вовсе не так и плох. Между прочим, этот парень дружен с принцем. А мы-то знаем друг друга уже очень давно…
 Киму было больно слушать это, но он промолчал. Это сражение скорее всего окажется последним для всех; просто одни погибнут чуть раньше, а другие попозже, и все прежние обиды не имеют значения.
 Где-то посреди ночи – Ким уже потерял всякое чувство времени – перед ними вновь предстал капитан и улыбаясь доложил, что саперы сделали так, что мост обрушится даже от пробежавшей мыши. Следующее утро окажется для некоторых рыцарей довольно сырым.
 – Ким, я горжусь фольками. Вы такие маленькие и слабые на вид, но работа, которую вы проделали в течение последних двенадцати часов, просто превосходна, – заявил Фабиан. – В вас скрыто гораздо больше, чем принято думать.
 Кима обрадовала похвала. И действительно, народные ополченцы сделали все, что от них зависело. Но самое трудное им ещё только предстояло.
 А теперь приходилось ждать, и Ким понял, что это ожидание и является самым тягостным. До сих пор от мыслей о грядущем дне его отвлекали дела. Теперь же, после того как все было готовы и оставалось время, чтобы немного подремать или просто отдохнуть, в голову полезли мысли.
 Над Эльдерландом нависла таинственная тишина. Смерть затаила дыхание в преддверии богатого урожая, который обещал принести ей завтрашний день. Туман рассеялся, после того как задул ветер и затянул всю небо тучами, словно желая скрыть от него весь ужас предстоящего дня.
 – Хорошо, – спокойно произнес Фабиан. – Туман помогал нам во время перехода сюда, но в сражении он был бы скорее на руку врагу. Теперь же наши лучники смогут показать все, на что они способны.
 Ким же видел в темных облаках лишь одно недоброе предзнаменование.
 Фабиан сидел напротив него, прислонившись к дереву, и дремал. Ким огляделся по сторонам. Всюду он видел фольков-ополченцев. Одни прикорнули на корточках, другие лежали на сырой земле, прикрыв голову руками. Некоторые молились.




 11
 ВЛАДЫКА ПОДЗЕМНОГО МИРА


 Бурин пришел в себя, но не узнал место, где находился. Его окутывала кромешная тьма. Последним воспоминанием гнома, перед тем как очутиться здесь, был тронный зал Зарактрора, из которого кольцо Кима швырнуло их всех в море красок. Он крепко держал руку Кима, но их все равно разъединили; у него возникло ощущение, что некая непреодолимая сила ослабила его хватку. И куда же, интересно, его зашвырнуло? Но где бы он ни очутился, он твердо знал одно: даже в заднице у осла света больше, чем здесь.
 – Ким? Фабиан? Марина? – выкрикивал он. – Гврги? – Про болотника он почти позабыл.
 Молчание. Никто не откликнулся.
 Держась руками за голову, Бурин сел. Боль пронизывала его. Он чувствовал себя так, словно выпил предыдущим вечером слишком много очень плохого вина. Бурин переждал и попытался утихомирить грохочущие в его голове вагонетки, однако, несмотря на все его попытки, выгрузка руды не прекращалась.
 «Было бы неплохо вспомнить вчерашнюю попойку, – подумал он. – Тогда можно хоть предположить, куда меня забросило».
 Он застонал, но это тоже не помогло заглушить боль, от которой в голове все гудело. Да и вкус во рту был отвратительный.
 Гном попытался определить на ощупь, где же он все-таки оказался, однако ничего, кроме камня, обнаружить ему не удалось. Наконец его пальцы нащупали рукоятку Инзилагуна. Вот он уже крепко обхватил её. Некоторая доля уверенности вернулась к гному.
 «Но куда же, клянусь Азратотом, запропастились мои товарищи?» – задался он вопросом, но тут же осознал, что от напряженных мыслей боль в голове только усилилась.
 «Ну и ну, должно быть, это была всем попойкам попойка?» – подумал он. Неужели все тяготы, которые он осилил вместе с товарищами, всего лишь спьяну ему померещились?
 Да нет же, все это было на самом деле; уж слишком отчетливыми были воспоминания обо всех приключениях, происходивших по дороге из Эльдерланда в Зарактрор. В конце концов он даже вынужден был показать свое кольцо, хотя и намеревался скрывать его, поскольку кольцо являлось тайной гномов Среднеземья. Но что толку сожалеть о содеянном? Рано или поздно эта тайна все равно выплыла бы на свет божий.
 Издавая горестные стоны, он потихоньку начал выпрямляться – и ударился головой о потолок. Перед глазами у него поплыли цветные круги, а от боли он чуть не лишился сознания. Он дотронулся до головы и ощутил под рукой прохладный металл; на его счастье, на нем был шлем, который смягчил силу удара. Он снял шлем и не обнаружил на нем даже вмятины.
 Осторожно исследовав руками потолок, он пришел к заключению, что даже такому гному, как он, придется продвигаться здесь согнувшись. Потолок был каменный, а высота его не превышала четырех футов.
 Бурин выругался.
 «Где же, клянусь Владыкой, я нахожусь?» Вокруг по-прежнему ничего невозможно было разглядеть из-за темноты.
 – Бурин? – внезапно раздался вопрошающий голос из темноты справа от него. Марина, их незаменимая спутница, подала голос, и когда Бурин подумал о ней, то ощутил зуд где-то в области желудка. Неужели его вдобавок ко всему ещё и вырвет? Только этого не хватало. Но нет, этот зуд предполагал нечто иного рода…
 – Я здесь, – ответил Бурин в темноту и двинулся в том направлении, откуда только что послышался голос.
 Ну хоть маленькая женщина-фольк пережила это приключение!
 Бац! Что-то оказалось на его пути, и он врезался в препятствие лбом. На этот раз без шлема. Издав крик, гном упал на колени. На глазах выступили слезы, а боль в голове стала совсем уж невыносимой.
 Но затем появились её руки, такие тонкие и такие нежные. Она ощупала его лицо, затем голову, в то время как гном мечтал, чтобы это безумное мгновение длилось бесконечно.
 – Тебе нужно быть осторожнее, потолок здесь очень низкий, – мягким голосом произнесла Марина. – Я и Гврги разыскиваем остальных. По крайней мере хоть тебя вот нашли. Держись за меня и не отставай. Скоро станет светлее.
 Бурин почувствовал, что Марина подала ему руку и потянула за собой. Наученный горьким опытом, гном двигался теперь пригнувшись, чтобы не повстречать на пути ничего, что окажется тверже его головы.
 Ему показалось, что Марина ведет его через лабиринт, поскольку по дороге им несколько раз приходилось делать довольно резкие повороты.
 Затем Бурин различил впереди слабое сияние, и в тот же миг гном, к своему сожалению, констатировал, что Марина отпустила его руку.
 – Где есть остальные? – Ставший уже таким привычным, квакающий голос Гврги раздался навстречу им.
 – Не знаю. Бурин оказался там один. – Ему послышалось, или Марина действительно произнесла его имя мягче, чем обычно. Или все это только последствия удара головой о скалу?
 Бурину потребовалось несколько мгновений, чтобы привыкнуть к свету. Он прищурил глаза и осторожно взглянул на источник его, который был ярким, словно летнее солнце. Гном тут же раскаялся в содеянном, потому что после этого головная боль мгновенно усилилась.
 Наконец его глаза свыклись с ярким, словно дневной, светом, который, однако, исходил не от солнца, поскольку все небо было серого цвета. Они находились на краю огромной каменной террасы, во дворе, покрытом большими шестиугольными плитами. Кругом высились строения, сложенные многоугольной кладкой. Вне всякого сомнения, это была архитектура гномов. Только молоты гномов могли придать камню такую форму.
 Все здесь казалось гному знакомым и одновременно чужим. Строение, возле которого они находились, было богато украшено орнаментом, лентами и узорами, но их исполнение было иным, нежели то, к которому он привык. Бурин не смог бы с уверенностью сказать, что здесь казалось ему странным. Все это было великолепно, совершенно; никто и ничего не смог бы в них улучшить. Вот только возникало ощущение, что гномы трудились над всем этим не сотни, но тысячи, десятки тысяч лет.
 – Мы больше не в Зарактроре, – произнес Бурин. За это он мог поручиться.
 – Пахнуть иначе, – усердно кивая, подтвердил болотник.
 – У меня тоже возникло ощущение, что это уже не гномий город, – сказала Марина и вынула нож. – На вот и приложи-ка себе ко лбу, а то ты скоро станешь похож на единорога.
 Бурин схватил нож, и на короткое время их руки соприкоснулись, а взгляды пересеклись; гному показалось, что маленькая женщина заглянула в самые отдаленные уголки его души и угадала самые сокровенные желания. Он резко отвел взгляд и приложил холодную сталь ножа к месту ушиба.
 Марина улыбнулась.
 Небо было свинцовым, словно на дворе стояла зима и собирался падать снег, но облака на небе отсутствовали. Казалось, что серый – это естественный цвет здешних небес, и по мере того, как голова Бурина прояснялась, в его мыслях и сердце все больше зарождалось и крепло предположение относительно места, где они находятся.
 Он чувствовал это. Он ощущал спокойствие, исходящее от камней, из которых состоял здешний мир, и он чувствовал это внутри себя: словно тяжесть, пришедшая в состояние покоя, словно лот, опустившийся на дно, словно пуля, чья траектория полета иссякла. Это было то самое место, где можно получить ответы на все вопросы, где больше уже не остается никаких вопросов.



   Нет любви. Нет страданий.
   Нет боли, нет горя
   Нет чувств. Нет желаний.
   Нет мыслей. Нет себя.


   Нет пространства. Нет времени.
   Нет.



 Однако пока вопросов было ещё достаточно. Что они здесь делают? Что стало с Владыкой Грегорином, сумели карлики его одолеть или нет? Как обстоят дела с темными эльфами? И где, наконец, Ким и Фабиан?
 Бурин не знал ответа ни на один из этих вопросов. Гном попытался припомнить слова Кима.
 «Мое кольцо откроет для нас ворота туда, где в нас сейчас нуждаются» – именно так сказал его друг.
 «И вот на тебе, – думал Бурин, мы здесь, но чем же нам тут заняться?»
 – Ты хоть представляешь, где мы находимся? – спросила Марина.
 – Сдается мне, что мы в Подземном Мире, на родине гномов, – ответил Бурин.
 – Давайте-ка оглядимся получше, – сказал Гврги и вышел на террасу.
 «Вот тебе раз, – подумал Бурин, – а ведь наш друг делает успехи. После того как на перевале он открыл для себя „я“, он теперь уже и „мы“ осилил. Нужно будет приглядывать за этим малым. Похоже, что в нем скрывается больше, чем можно подумать, глядя на него».
 – А откуда здесь вообще взялось небо? – задала вопрос Марина, когда они с Бурином последовали за болотником. – Я всегда думала, что Подземный Мир – это… ну… своего рода подземелье.
 – Нет, это мир в конце своего пути, – ответил ей Бурин. – Подожди, и ты все увидишь сама, если только моя догадка подтвердится.
 Они пересекли двор, представляя себя при этом букашками, которые пересекают огромную шахматную доску. Площадка простиралась на сто шагов в обе стороны. Из-за высоких стен по всему её периметру ничего за пределами двора видно не было. Однако прямо перед ними по земле протянулась длинная тень, отбрасываемая воротами. Гврги двинулся туда.
 Когда они почти достигли выхода, правая и левая створки ворот раздвинулись, словно по мановению волшебной палочки. Путешественники нерешительно прошли в ворота.
 Гврги невольно втянул голову в плечи, словно из опасения, что ему на голову может свалиться небо. Марина затаила дыхание. Бурин, вышедший из ворот последним, молча огляделся и понял, что оказался дома.
 Прямо у входа можно было наблюдать бесконечно тянущиеся террасы, которые, казалось, уводили прямо в небо. Под ногами путешественников они спускались уступами до тех пор, пока снова не начинали подниматься вдали и превращаться в строения, чьи резко очерченные силуэты закрывали горизонт.
 И что это были за здания! Они были выше, чем это мог себе представить самый смелый архитектор Среднеземья в своих самых смелых фантазиях. Одновременно масштаб и пропорции их были идеальны. Они возвышались над землей так, словно какие-то титанические силы вырвали их из земли, но Бурин понимал, что на самом деле эти здания сложены из отдельных камней, пригнанных друг к другу искусными руками гномов или при помощи умных приспособлений, изобретенных его соплеменниками.
 Гладкие, ровные дороги простирались перед ними, иногда извиваясь серпантинами, иногда уходя под землю и вновь оказываясь на поверхности. Это был лабиринт из дорог и дорожек, которые пересекали искусственный ландшафт, в котором совершенно отсутствовала зелень.
 Едва ли не все здесь было из камня.
 – Ненастоящий камень, – сказал Гврги, после того как наклонился.
 Бурин также опустился на землю и принялся осматривать дорогу, на которую они только что вступили. Покрытие было выполнено из какого-то черно-серого материала с металлическим отливом, который под огромным давлением был вжат в фундамент из песка и гравия так, что на этом месте образовывалась ровная поверхность.
 – Странно, – произнесла Марина. – Как они только умудрились это сделать?
 – Не имею представления, – признался Бурин и с удивлением принялся оглядываться. – Никогда не видел ничего подобного.
 – Подземный Мир скрывает в себе много тайн, – заметила Марина. – Но я не знаю, хорошо ли это. Ведь здесь совсем нет зелени.
 Бурин резко выпрямился, почувствовав себя задетым, но сдержался.
 – Это дело вкуса, – заявил он и продолжил: – Приглядись внимательнее к тому, что нас окружает. Возникает впечатление, что это одна большая обработанная скала. Ничто не выпадает из ансамбля, поскольку все новое построено с учетом старого, а любая деталь гармонирует с целым. Взгляни вон на ту арку. – При этом гном указал туда, где три арки на трех разных уровнях соединяли террасы.
 – Все это, конечно, впечатляет, но мне недостает травы, цветов и деревьев, – произнесла Марина. – Здесь все как-то не так.
 – Но это же Подземный Мир, – сказал Бурин, как будто этим все и объяснялось; однако и ему самому было ясно, насколько сильно отдалились гномы Среднеземья от своих сородичей из Подземного Мира, как много тайн осталось здесь, после того как часть гномов приняла решение переселиться в мир людей. Наверняка первым переселенцам из этого мира пришлось отказаться в Среднеземье от многого.
 Но зачем, вновь и вновь задавал себе вопрос Бурин. Жизнь в Среднеземье могла сложиться намного проще, если бы их предки, придя туда, принесли с собой хотя бы некоторые тайны Подземного Мира…
 Гул, становящийся все более громким, прервал плавное течение его мыслей. Он доносился с одной из террас, находившихся над ними, поэтому, никто не видел, что там происходит.
 Гврги и Марина стали искать глазами укрытие, ничего не нашли и собрались опять возвратиться во двор, из которого только что вышли.
 – Стойте! – удержал их Бурин. – Это Подземный Мир, и не одному гному здесь не причинят вреда. И с вами тоже ничего не случится. За это я ручаюсь.
 – Точно? – спросил Гврги, находившийся в состоянии крайнего напряжения.
 – Точно, – подтвердил Бурин, хотя нисколько не был в этом уверен, потому что, помимо двух-трех преданий, передававшихся гномами Среднеземья из поколения в поколение, никаких иных доказательств у него не было. А как он уже успел заметить, эти предания замалчивали многие чудеса Подземного Мира. Кто же возьмется после этого утверждать, что этот мир не преподнесет им ещё сюрпризов?
 Бурин незаметно нащупал рукоятку своего Инзилагуна. Сделано это было скорее не для того, чтобы подготовиться к отражению нападения, но чтобы поднять собственный дух. Боевой топор придавал гному уверенность; он был надежным средством против любых врагов, за исключением, пожалуй, лишь псов-призраков.
 Псы-призраки? Он заметил, что даже здесь продолжает думать о них. Но, прислушавшись к себе, он не обнаружил никаких следов их смертоносного влияния. Его ужаснуло воспоминание о том, что они ему показали, – медленное, постепенное превращение в камень, при полном понимании всего с ним происходящего. Но в Подземном Мире им не было места.
 – Идемте, – сказал он и крепче взялся за рукоятку своего топора. – Созданное гномами хотя и служит вечно, но то, что один гном создал, другой гном может разрушить.
 Шум становился все более громким. Однако разглядеть что-либо пока не представлялось возможным, и все трое напряженно глядели вверх.
 Бурин почувствовал, как рука Марины коснулась его руки и крепко её сжала. Он подумал, что вместе все-таки лучше глядеть в лицо неизвестности. В этот союз он, однако, не собирался включать Гврги. Что же касается снисходительной ухмылки, которую изобразил на своем лице болотник…
 Ход его мыслей был нарушен после того, как, сделав последний поворот, гул стал двигаться в их направлении по прямой. Марина сильнее сжала руку гнома. Гврги перестал ухмыляться и достал нож.
 Увидев это, они замерли!
 Казалось, что оно целиком состоит из металла; тут были цилиндры и изогнутые жестяные пластины с блестящими заклепками и клапанами, из которых со свистом вырывался пар; были трубки, много трубок, одни из них были с большой палец, а другие совсем тонкими. Сооружение это сверкало латунью и медью, серебром и золотом. Внизу у конструкции имелись большие металлические катки, издававшие при движении по ненастоящему камню странные, жужжащие звуки. Повозка явно приводилась в движение собственными силами, потому что ни лошадей, ни каких-либо иных животных заметно не было – если, конечно, они не находились внутри. Но какое животное выдержит этот свист и жужжание и не взбесится? Да и потом, повозка эта была слишком тяжелой, чтобы даже самые сильные волы смогли сдвинуть её с места.
 Верхняя часть повозки представляла собой нечто вроде кузова кареты, который был прочно соединен с ходовой частью. В нем были проделаны окошки из прозрачного, как хрусталь, стекла, за которым угадывались две фигуры, стоявшие или сидевшие внутри.
 – Что это такое? – Марина задала вопрос, владевший умами всех троих спутников.
 – Не знаю, однако это напоминает мне инкубатор из Зарактрора, только в более усовершенствованном виде.
 Раздался свист, ещё более резкий и пронзительный, чем прежде, и всю конструкцию окутало облако дыма. Они невольно отступили назад, однако в этот миг, как по мановению волшебной палочки, сооружение остановилось и жужжание смолкло. С двух сторон открылись заслонки, и наружу выбрались две массивные, приземистые фигуры, походившие на черных призраков в уносимом ветром чаде.
 Бурин поднял свой топор. Гврги издал звук, который вполне мог бы исходить из стоявшей перед ними повозки, а Марина тоже достала нож. Дым развеялся, и они смогли разглядеть прибывших персон.
 – Моли, к вашим услугам, – произнес один из них.
 – И Нори, – добавил второй.
 Оба оказались гномами; они были лысые, с аккуратно подстриженными бородами.
 Их одежда хотя и казалась слегка необычной, но все же вполне походила на ту, что носили в Среднеземье. На них были некие подобия костюмов, сшитых из мягкого черного материала, похожего на кожу, ноги обуты в ботинки. Застежки и пряжки на одежде были металлические. Однако ни одному портному Среднеземья не удалось бы повторить такие тонкие стежки на одежде или сшить два костюма, похожих друг на друга как две капли воды.
 Бурин первым пришел в себя.
 – Бурин, сын Балорина, к услугам вашим и вашего рода, – официально произнес он и добавил: – А это Марина и Гврги. Они находятся под моей защитой.
 Ему показалось несколько смешным стоять сейчас с топором в руке, но, с другой стороны, его охватило любопытство: сможет ли его Инзилагун причинить хоть какой-нибудь ущерб этой удивительной повозке?
 – Какая, однако, любопытная троица, – произнес гном, назвавшийся Моли.
 – Но, похоже, что это все-таки они, – ответил Нори.
 – Садитесь в машину, – снова заговорил Моли. – Мы прибыли, чтобы забрать вас.
 – Что? – удивился Бурин. – То есть я хотел сказать, как это?
 – Полагаю, они не знакомы с принципом работы автомобиля, – снова сказал Нори.
 – Как же они передвигаются у себя в Среднеземье? – последовал вопрос Моли, который привел спутников в ещё большее замешательство.
 – Не имею ни малейшего представления, – произнес Нори.
 – На лошадях, в повозках и пешком, – объяснил Бурин. – Как же еще? – Его слегка разозлила непонятливость их новых знакомых. Однако одновременно с этим он понимал, какая пропасть разделяла гномов Среднеземья и Подземного Мира. Жители каждого из них понятия не имели о жизни своих соплеменников в другом мире.
 – Что такое «лошади»? – спросил Нори.
 – Животные, – сказала Марина. – Мы ездим на них верхом.
 – До чего непрактично, – вновь раздался голос Нори. – У животных имеются собственные желания, и им наверняка не нравится, когда их заставляют выполнять работу.
 – И вы ходите пешком? – спросил Моли. – Это же отнимает очень много сил. Владыка дал нам ноги, чтобы давить на газ.
 – «Давить… на газ»? – переспросил Бурин.
 – Водить автомобиль. Нажимаешь педаль газа, горячий пар попадает в цилиндры, и поршни приводят в действие двигатель, – объяснил Нори.
 На лице Марины был написан один большой вопрос, в то время как Гврги скривил физиономию, словно ему собирались повесить на уши ящериц, или какое там ещё выражение используют болотники, если кого-то принимают совсем уж за дурака. Бурин в общих чертах понял, о чем идет речь, поскольку на основе подобного принципа у гномов Среднеземья работали насосы. Разница заключалась только в том, что у них цилиндры приводились в движение мускульной силой ослов.
 – Идемте, мы вам сейчас все покажем. Вас, кстати, уже ожидают. – Моли открыл заднюю калитку экипажа, чья длина составляла не меньше двенадцати футов, и спутники нерешительно двинулись к безлошадной повозке.
 Бурин первым подошел к дверце, поэтому он же первым заглянул и во внутреннее помещение. У него захватило дух. Он привык видеть в экипажах жесткие скамейки, такие как в почтовых каретах, что соединяли Великий Ауреолис с прочими городами Империи; здесь же он увидел обтянутые кожей мягкие сиденья, которые в Среднеземье невозможно было бы найти даже во дворцах правителей или на виллах самых богатых откупщиков. Сверху к спинкам сидений были приделаны загадочные приспособления, которые, очевидно, служили как подголовники.
 Бурин колебался всего несколько мгновений, а затем полез внутрь вперед головой, которая все ещё давала о себе знать и огромной шишкой на лбу, и все ещё мучившей головной болью. Вскоре после этого он уже чувствовал себя на седьмом небе. Кожаное покрытие мягко облегало его со всех сторон, так что он сразу почувствовал тепло. Ему ещё никогда не приходилось сидеть так уютно.
 Его примеру последовала Марина, и у неё на лице тоже отразилось удивление от подобного комфорта. Только Гврги сморщил нос.
 – Это не кожа, – изрек он. – Воняет.
 И действительно, материал был слишком гладким, чтобы расти на спине какого-нибудь животного, а кроме того, от него исходил слабый, чуточку неприятный сладковатый запах.
 В дверь заглянул Нори.
 – Пристегнитесь, пожалуйста, – проговорил он, но, увидев их недоуменные лица, решил не прибегать к долгим объяснениям, а вместо этого взял черную ленту и потянул на себя. Лента вытягивалась, как будто это была веревка, перекинутая через блок, и наконец Нори воткнул серебряный шип, находившийся на конце черного пояска, в замок. Замок громко защелкнулся, и Бурин оказался связанным. От удивления он открыл рот, но оттуда не вырвалось ни единого звука.
 – Исключительно для вашей же безопасности, – сказал гном. Затем он проделал то же самое с Мариной и Гврги.
 – Какая же тут может быть безопасность? – спросил Бурин, попытавшись приподняться с сиденья. – Это же бессмысленно. Черный ремень все равно будет вытягиваться.
 – А вот попробуйте-ка резко дернуться вперед, тогда сами узнаете, – с мягкой улыбкой произнес гном.
 Когда же все трое последовали этому предложению, то оказалось, что черный поясок внезапно стал таким прочным, словно это был туго затянутый кожаный ремень.
 – Расслабьтесь, и тогда вы снова сможете пошевелиться, – объяснил Нори и отпустил дверцу машины, которая захлопнулась со слабым щелчком.
 Затем он сам пробрался внутрь через переднюю дверь, так же как и Моли, занявший место за круглым колесом. В передней части их транспортного средства, отчасти напоминавшей уголок алхимической лаборатории, было полным-полно всевозможных приспособлений, которые были сделаны из блестящей латуни и какого-то металла, похожего на серебро. Только колесо было деревянным, и Моли даже любовно погладил его, словно оно представляло собой большую ценность.
 Бурин увидел, что гном потянул на себя рычаг. Вновь раздалось жужжание, которое они слышали до этого, но внутри экипажа оно уже не казалось таким оглушительным. От толчков в ритме, напоминающем собой частые вдохи, звук поднялся до быстрого стаккато. Затем управляющий повозкой дернул вниз ручку, находящуюся на консоли, раздался свисток, и сразу вслед за этим странная повозка рывком сдвинулась с места.
 Пораженные путешественники наблюдали, не в силах вымолвить ни единого слова.
 – Мощное волшебство, – сказал наконец Гврги.
 – Здесь нет ничего общего с волшебством, – принялся объяснять Моли. – Принцип действия паровой машины с физической точки зрения абсолютно логичен и не требует помощи сверхъестественных сил. В отличие от некоторых других вещей. Вот если бы Владыка не простирал над нами свою длань, то нам либо пришлось бы до седьмого пота гнуть спину, либо мы бы давно уже отравились при попытке удалить с улиц, дорог и площадей сорную траву.
 – Святотатство! – неожиданно резко произнесла Марина.
 – Как это понимать? – засопел Нори.
 – Никакой сорной травы не существует, – жестко заявила Марина. – У каждой травы имеется своя цель и свое назначение. Травам можно помогать расти, но не уничтожать их.
 Повозка тем временем с нарастающей скоростью двигалась через запутанную сеть улиц, прорезающих террасы.
 Моли хорошенько поддал газу, как он сам выразился, и Бурину стало окончательно ясно, что ни один конь не сможет соревноваться в быстроте с автомобилем, как эту повозку Моли и Нори называли.
 Постепенно они стали замечать на улицах все больше и больше подобных транспортных средств. И все они, словно по волшебству, двигались сами по себе, во всяком случае никаких лошадей видно не было. Бурин, Марина и Гврги пытались вобрать в себя побольше подробностей того, что открывалось их взору.
 – Ты уже сообщил о прибытии? – спросил Моли, обратившись к Нори.
 – Нет. Хорошо, что напомнил, – ответил Нори и взялся за что-то находившееся на доске перед ним. Слева от этого предмета находились приборы, под стеклом которых туда-сюда крутились стрелки.
 Нори взялся рукой за какой-то предмет, напомнивший Бурину воронку, и рывком вырвал его из приборной доски. На конце прибора болтался металлический шланг. Гном приставил отверстие к уху, повернул ручку, наклонился, чтобы говорить в другую воронку, которая была изогнута, словно хобот слона. Бурин был настолько поражен, что даже прослушал, о чем говорил Нори.
 Ему, однако, показалось, что из приставленного к уху прибора доносятся слова. Оставалось непонятным, о чем велся разговор, но в конце его Нори ответил:
 – Понял, конец связи.
 Это прозвучало столь внезапно, что Бурин ужаснулся. Что же теперь произойдет?
 – Мощное заклинание, – раздался голос у его уха. – Что бы это могло означать?
 – Я просто оповестил их о нашем скором прибытии. – ответил Нори, – Это всего лишь…
 Тут гном из Подземного Мира вспомнил, откуда прибыли гости, и не поленился объяснить им устройство прибора, который он назвал телефоном. Однако ни Бурин, ни Марина, ни Гврги почти ничего не поняли из объяснений.
 На улицах появлялось все больше автомобилей, и иногда это даже приводило к заторам.
 Вдруг раздался ужасный вой, похожий на звук боевого рога. Вся разница сводилась к тому, что он звучал ещё громче. Рука Бурина невольно скользнула к топору, но в этот миг к ним снова обернулся Нори и сделал успокаивающий жест. Он сказал, что это был всего лишь клаксон и им не следует бояться. Они только что слышали предупредительный сигнал для водителей других автомобилей, чтобы те уступили дорогу.
 Автомобиль продолжал неудержимо катить вдоль улиц. Волшебство, как полагал Гврги, или машина, как утверждали Моли и Нори, продолжало действовать. Любая лошадь давно бы пала, пройдя такое расстояние, но только не эта, признал Бурин, к собственному успокоению.
 Солнце продолжало оставаться невидимым, поэтому они затруднялись определить, какое сейчас время суток. Однако серое небо становилось все более и более темным. Это являлось верным признаком того, что в Подземный Мир приходит ночь. Моли нажал рычаг, и прямо перед ними надвигающиеся сумерки оказались прорезанными двумя снопами света.
 Нори попытался объяснить, что это такое, но Бурин только покачал головой. Ни один из гостей не обладал достаточными знаниями, чтобы понять эти чудеса.
 Дороги располагались на нескольких уровнях и соединялись друг с другом крутыми серпантинами. Только гений мог бы найти нужную дорогу в подобном лабиринте. Бурин давно уже перестал ориентироваться. Похоже, что в одно и то же время по всем этим улицам в различных направлениях проезжали на своих автомобилях сотни тысяч гномов. Бурин сравнил это с упорядоченной жизнью муравейника. Он начал подозревать, что по крайней мере некоторые из переселившихся в Среднеземье гномов сделали это не для того, чтобы искупить великий позор народа гномов, а скорее с тем, чтобы убраться подальше от царящей здесь суеты.
 Хотя жизнь в Среднеземье, в отличие от Подземного Мира, была трудна и примитивна, в ней все же было нечто, что этот мир, при всем его богатстве, не мог предложить. Полет бабочки. Цветущий весенний луг. Восход солнца в горах… Да, он смеялся над Кимом, любовавшимся Серповыми Горами. Но сейчас и ему стало ясно, насколько не мыслит он свою жизнь без великолепия живой природы Среднеземья.
 Пока они с бешеной скоростью мчались навстречу неизвестной цели, поднимаясь для этого все выше и выше, Бурин вдруг поймал себя на мысли, что ни он, ни его товарищи даже не знают, куда, собственно, их везут. Не ясно было и то, почему Моли и Нори разыскивали их. Ясно было одно: об их прибытии здесь знали заранее.
 Все происходящее напоминало механизм, в котором одна шестеренка приводит в движение другую, а та в свою очередь третью. Чья-то воля гнала их вперед. Бурин очень хорошо помнил, как некая сила отделила его от друзей. Что же стало с Фабианом и Кимом? Куда направило их волшебное кольцо? Не одно только вторжение темных эльфов доставляло ему беспокойство. Здесь было что-то еще, выходившее по своей значимости за границы Среднеземья. Со всеми ними что-то происходит. У него родилось чувство, что хотя он сам и находится сейчас в безопасности, но Ким и Фабиан подвергаются риску – и не они одни. Все теперь зависело от времени, а оно стремительно таяло.
 – Не беспокойся, – произнесла Марина, словно прочитав его мысли. – Я с тобой.
 И внезапно он понял, что все это время придавало ему сил. Была ли это любовь? Не в первый раз мужчина его народа соединял свою судьбу с женщиной из Среднеземья. Не в первый раз у него возникло ощущение, что эта маленькая женщина представляет для него что-то особенное. Но до сих пор он отказывался это признать.
 Бурин не был создан для того, чтобы сочинять и читать под окном дамы сердца любовные мадригалы. Понравится ли Марине, если он скажет ей о своих чувствах напрямую? С другой стороны, он знал, что женщины ценят, когда их окружают романтикой.
 От этих мыслей Бурина отвлек Моли, который вдруг остановил автомобиль, и Нори, сказавший, что они уже прибыли.
 Нори проворно выскочил из машины и с изящным поклоном открыл для путешественников боковые дверцы.
 – И как же нам избавиться от этих оков? – пробурчал Бурин.
 – Для этого просто нажмите на красную кнопку, – со вздохом произнес гном.
 Они очутились высоко-высоко над городом и наблюдали оттуда за упорядоченным скоплением домов и улиц, по которым ползли автомобили, похожие отсюда на светляков в темноте.
 Неподалеку находился дворец.
 Или это был храм? Мощные стены вздымались кверху, чередовались с площадками и выступами и венчались шпилем, который, как казалось, пронзал само небо. От того места, где стояли путешественники, лестница вела наверх, к парадному входу. В высоту его двери достигали примерно двенадцати футов, словно предназначались для великанов, а вовсе не для гномов.
 – Не робейте, – сказал Моли, вылезший из машины вслед за ними. – Вас уже ждут.
 Тяжелые бронзовые сворки дверей распахнулись, словно по велению волшебной палочки. Все это было проделано с непостижимой для Бурина легкостью.
 Они попали в галерею, при виде которой замерли от восторга. Среди украшений стен и плафона оказались не только традиционные геометрические фигуры, но и изысканнейшие мозаики, выложенные разноцветными камнями, чьи прожилки и структура способствовали оживлению картин. На них были представлены сюжеты создания гномов. Даже нет, казалось, что здесь запечатлены этапы сотворения Божественной Четой каждого отдельного гнома.
 – Очень впечатляюще, – проквакал Гврги.
 На Моли и Нори окружающая роскошь не производила, похоже, ни малейшего впечатления. Они продолжали болтать между собой о всяких незначительных вещах, которые по-прежнему оставались загадкой для путешественников. Вначале речь зашла о «холодильнике», но Бурин при всем желании не мог взять в толк, для чего необходимо иметь шкаф со льдом. «Телевизор», напротив, заинтересовал его; однако когда он услышал, что показываемое по нему в большей мере зависит от случая, нежели подчиняется воле зрителя, то нашел разглядывание «телевизора» занятием довольно абсурдным. Пишущую машинку он счел вообще находящейся за гранью реального. Ведь для того, чтобы что-то написать, необходимо быть ученым, поэтом или по крайней мере обладать каким-никаким умом. Но как сама машина может знать, что ей писать?
 Попытки обоих гномов подключить к своему разговору гостей были обречены на провал. К тому же обитатели Среднеземья были полны недоверия к чудесам Подземного Мира, хотя гном и не выражал все это столь явно, как Марина, указавшая на отсутствие здесь деревьев и растений, или столь иронично, как этот странный парень с жабрами.
 Они шли вдоль галереи, и Бурина не оставляло чувство, что их путь оказывается длиннее, чем им казалось вначале. В этом не было ничего необычного, за исключением того, что с каждым шагом они преодолевали намного большее расстояние, чем в обычных условиях. Гном не мог этого видеть, но чувствовал. Взглянув на своих товарищей, Бурин понял, что и Марина, и Гврги испытывают схожие чувства.
 Внезапно, словно возникнув из ниоткуда, показался конец галереи, который стал стремительно приближаться, подтверждая тем самым начальные предположения Бурина.
 Перед ними растворилась вырубленная из камня дверь. Моли и Нори провели их в помещение, которое путешественники никак не ожидали здесь увидеть. Бурину даже показалось, что он попал домой, настолько уютным все здесь было. Столы, стулья, кушетка, картины на стенах – одним словом, все, чтобы создать комфортную обстановку.
 Путешественники даже не заметили, как оба их проводника исчезли.
 – Хорошо ли вы себя чувствуете с дороги? – произнес теплый женский голос, и товарищи невольно кивнули, так и не произнеся ни единого слова.
 – Вот и хорошо, – добавил тот же голос из соседнего помещения.
 Затем в комнату вошла дама; к своему удивлению, Бурин констатировал, что это была женщина-гном: он-то всю жизнь полагал, что в Подземном Мире женщин нет…
 – Я иногда забываю, что для вас значит уют, – сказала она, словно все находящееся в этой комнате было ей чуждо.
 Бурина охватили странные чувства. Ее присутствие наполняло его теплом и радостью, но одновременно с этим становилось ясно, что она была полна мудрости и волшебной силы. На ум пришли слова древней молитвы гномов, и только тогда он сообразил, кто находился перед ним.
 – Хвала вам, Владычица! – воскликнул он и упал на колени.
 – Ну-ну, будет тебе, – проговорила она. – Вот это-то как раз излишне, молодой Бурин. Пожалуйста, поднимись с колен, а остальные пусть не берут с тебя пример. Да садитесь же, наконец. Как предпочитаете пить чай – с сахаром?
 Осторожно, не зная, как вести себя дальше, Бурин поднялся на ноги.
 Перед ним стояла женщина средних лет. Черты её лица для гнома были чересчур тонки, а движения казались слишком легкими. Бурин находился в присутствии женской половины Божественной Четы, которая и положила начало роду гномов.
 – И как ты меня находишь, Бурин? – спросила Владычица с мягкой улыбкой на устах. Разумеется, от её внимания не ускользнуло то, каким взглядом провожал её Бурин.
 Бурин продолжал глазеть на нее, не в силах вымолвить ни слова.
 – И это он славится острым и несдержанным языком! Посмотрите-ка на него: он же онемел, – поддразнивала его Владычица. – Однако же я невежлива. Садитесь за стол, иначе чай остынет.
 – Слушаюсь и повинуюсь, Владычица, – ответил Бурин и склонился в глубоком и почтительном поклоне.
 – Для меня огромная честь повстречать вас. Разрешите передать вам приветствие Матери Всего Сущего, – проговорила Марина и также склонилась в глубоком поклоне.
 – Служительницы Матери не так уж часто оказываются в наших местах. Собственно говоря, я вообще не припомню, чтобы… – Владычица на миг замолчала, – у меня в гостях оказалась служительница Матери из Среднеземья. От всего сердца благодарю тебя, жрица, – ответила Владычица.
 – Нет, я ещё не стала жрицей, – произнесла Марина. – Я всего лишь одна из возможных преемниц.
 – Это всего лишь вопрос времени, – заметила Владычица.
 – Что все это значит? – спросил Бурин, до сих пор не сумевший осмыслить удивительное признание. – Жрица?
 – Ты можешь по-прежнему называть меня Мариной, – ответила та. – Но я возьму с вас обоих клятву, что вы никому не скажете об услышанном здесь, а Владычица благословит её, чтобы вам не слишком напрягаться при формулировании. У мужчин такое бедное воображение, – произнесла она не без иронии. – От вас требуется произнести только одно слово – «клянусь».
 Бурин и Гврги выполнили требуемое.
 – Не вешай голову, Бурин. – Владычица улыбнулась и взглянула в глаза гнома. – Жрице Матери Всего Сущего не запрещено выходить замуж.
 – Что? – вскрикнул Бурин, почувствовав себя застигнутым врасплох.
 – Да, Бубу, – ответила Марина, назвав его так, как это позволялось только его друзьям. – Я могу выйти замуж. И я рассмотрю возможность взять в мужья гнома. Сейчас самое время для того, чтобы основой для отношений между гномами и фольками стало нечто более существенное, чем бочка пива. Мы вполне можем увязать воедино личные симпатии и политическую необходимость.
 Бурина словно обухом по голове ударили. Так Марина любит его, хотя прямо это и не сказала! Чувства возобладали в Бурине. Он словно со стороны увидел, как упал на колени, но на этот раз не перед владычицей, и услышал, как говорит напыщенные слова, чего раньше не мог представить себе даже в самых смелых мечтаниях и фантазиях.
 – Я люблю тебя, Марина, – произнес он в конце. – Не согласишься ли ты взять в мужья ничтожного гнома, чтобы он уважал и почитал тебя до самого последнего своего дня?
 Марина протянула ему руку и мягко подняла с колен.
 – Я согласна, – ответила она и поцеловала его.
 – Ну хоть одно дело завершилось благополучно, – произнес чей-то низкий и ясный голос у них за спиной.
 Бурин и Марина высвободили друг друга из объятий и взглянули на вновь прибывшего. На нем был надет сюртук, какие обычно носят университетские профессора. В его волосах, так же как и у Владычицы, виднелась седина, а борода была длинной и курчавой. В чертах угадывалось некое сходство с Грегорином и его братьями: та же строгость, но и одновременно доброта. Путешественники находились в присутствии Владыки Гномов.
 – Ты сделала все, что намеревалась? – обратился он с вопросом к Владычице.
 – Разумеется, – улыбнулась та. – Но почему бы нам все-таки не сесть за стол и не выпить чаю?
 Все уселись. Бурин сидел подле Марины, но все его внимание было приковано к Владыке.
 – Сейчас есть вещи поважней, – начал тот, – чем счастье двух жителей Среднеземья.
 Бурин кивнул, но сделал это почти против воли.
 – Миропорядок в опасности, – продолжил Владыка, пока Владычица разрезала пирог.
 Никогда в жизни Бурин не пробовал пирога вкусней и не пил более ароматного чая.
 – Что привело вас сюда? – спросил Владыка.
 – Кольцо хранителя Музея истории Эльдерланда, – объяснил Бурин. – Ким – то есть наш друг Кимберон Вайт – сказал, что кольцо приведет нас туда, где в нас больше всего нуждаются. Но честно признаться, я не понимаю, для чего мы можем понадобиться здесь. Ведь угроза-то нависла над Среднеземьем.
 – Это заблуждение, но мы не держим зла на заблуждающихся. Мы их переубеждаем. – Несмотря на всю серьезность своих слов, Владычица усмехнулась.
 – Появление седьмого кольца означает, – продолжил Владыка, – что опасность угрожает всем мирам. Это ведь темные эльфы, не так ли? – неожиданно спросил он. – Они снова зашевелились?
 – Да, – подтвердил Бурин и затем подробно рассказал о событиях, происшедших после того, как они с Фабианом прибыли в Эльдерланд.
 – Темные эльфы, – сказал Владыка, – вовсе не собираются нападать на Империю. Они стремятся захватить Врата в Подземный Мир. Вы видите сами, какие тайны заключает в себе он. Гномы, наши создания, довели механику до совершенства, подчинили своей власти все четыре стихии: огонь, воду, землю и воздух. Однако они не усовершенствовали свое оружие; если бы им пришлось сражаться, они вновь взялись бы за мечи и топоры. Но те знания, которыми они обладают, можно использовать и для производства оружия. Понимаете? – Вопрос был скорее риторический, поскольку тут же Владыка Гномов продолжил: – Если темным эльфам удастся завоевать Подземный Мир, то Среднеземье, а возможно, и Высший Мир, окажутся беззащитными перед ними.
 – Но ведь вы можете этому воспрепятствовать. Ваша власть…
 – Наша власть, – ответила Владычица, – какой бы огромной она ни казалась, не безгранична. Мы не можем помешать проникновению темных эльфов в Подземный Мир.
 – Но почему? – задал вопрос Бурин, который никак не мог свыкнуться с мыслью, что даже Божественной Чете под силу не все.
 – Все очень просто, – заговорила Марина. – Все существа в этом мире могут действовать только до какого-то известного предела. Если они вмешаются сейчас, это приведет к тому, что основы мироздания будут разрушены, а Эльфийское Царство, Среднеземье и Подземный Мир погибнут.
 – Ты на редкость одаренная ученица нашей… – Владычица помедлила, – сестры.
 – Но что могут сделать темные эльфы? Ведь гномы многочисленны, и, даже если у них не будет другого оружия, кроме топоров, они все равно сумеют сдержать врага.
 – Существует некое проклятие, вот оно-то и доставляет нам заботы. Ни один топор не сможет с ним справиться.
 – Какое ещё проклятие? – спросил Бурин.
 – Вы видели чертоги Зарактрора. Перед Войной Теней темные эльфы проникли туда и увидели тайны этих подземелий. Они хотели воспользоваться опытом Зарактрора, но это им не удалось. В своем первом и единственном эксперименте создать новую расу они потерпели крах. Во всяком случае так посчитали они сами. Им удалось создать существо, наделенное разумом, которое, однако, оказалось слишком слабым. Оно нисколько не соответствовало ожиданиям, которые на него возлагали темные эльфы, и поэтому те отпустили его в надежде, что дикие звери растерзают его.
 – Но оно выжило? – спросила Марина.
 – Насколько нам известно, да, – ответил Владыка. – Но даже богам неведома его дальнейшая судьба. Ибо имеются существа, стоящие вне установленных нами рамок.
 На мгновение в комнате воцарилась тишина, и Владыка сделал глоток из своей чашки, – скорее затем, чтобы дать гостям время собраться с мыслями.
 – Темные эльфы нашли другой способ заполучить для себя рабов. Они извратили людей и изменили их облик. Результат, я думаю, вам известен.
 – Вы говорите о больгах? – спросила Марина.
 – Да, о них, – сказал Владыка. – Больги – инструмент в руках темных эльфов. Они подчинятся любому, даже самому безумному их приказу.
 Вновь наступило молчание.
 Бурин наблюдал за Владыкой, казавшимся внешне абсолютно спокойным. Но кто же может заглянуть под маску бога, и на секунду Бурин задался вопросом: да подлинный ли это творец гномов? Но поскольку Владыка продолжил говорить, то гном вновь сосредоточил все свое внимание на его словах.
 – Во время Войны Теней темные эльфы захватили на время часть Зарактрора и создали последнее из существ, сотворенных там. Это и есть Великий Рок, или проклятие.
 Войну темные эльфы проиграли, а существо это ещё до того, как оно смогло развернуть свои силы и прежде чем мы успели изучить его, было изгнано вместе со своими создателями за Ограничительный Пояс. Но с некоторых пор я чувствую его присутствие. С тех самых пор я и задаюсь вопросом, когда же седьмое кольцо пришлет мне спасителя.
 – И оно направило нас, – произнес Бурин.
 – Да, и я начинаю сомневаться в мудрости Высокого Эльфийского Князя, – ответил Владыка и тотчас добавил: – Это, впрочем, нисколько не направлено против вас. Я не сомневаюсь в вашей искренности и храбрости. Однако я рассчитывал на других.
 – Кого же вы в таком случае ожидали? – спросила Марина.
 – Того, кто сидит сейчас на троне и ожидает часа, чтобы превратиться в камень, – ответил старец.
 – Хамагрегорина?
 Владыка кивнул:
 – Тысячи лет назад, предчувствуя приближение конца, я создал троих: Бреги, Фреги и Греги. Я создал их по своему образу и подобию, чтобы они стали вождями народа гномов, а Владычица вдохнула в них жизнь. Один из них, Бреги, отправился в Среднеземье, и дальнейшая его судьба мне неведома.
 – Он превратился в камень в залах Ингладана, – ответил Бурин, удивленный тем, что отважился перебить Владыку. – Это мой предок.
 – Второй, Фреги, отправился в земные недра, но слишком углубился и разбудил существа, находящиеся вне установленных богами границ. Под конец он раскаялся в содеянном и в знак покорности вернул свое кольцо. Третьего, Греги, я наделил силой кольца и отправил в Среднеземье, но он отрекся от меня, поскольку просьбу своего брата поставил выше наказа создателя.
 Настроение у всех стало подавленным. Бурин смущенно отхлебнул из своей чашки.
 – А сейчас приближается пора нового сражения. Я чувствую, как темные эльфы собирают силы у вторых Врат в Подземный Мир, чтобы вторгнуться и подчинить его своей власти. Но если существа, восходящие к началу времен, приблизятся к его концу, то устои разрушатся и мир погибнет, – с горечью проговорил Владыка.
 – А где находятся эти Врата? – поинтересовался Бурин.
 – В Эльдерланде, – сказала Владычица, – меж холмов. Там и состоится последняя битва.
 – И гномы не смогут нам помочь? – спросила Марина.
 – А кто их возглавит? – вновь раздался голос Владыки. – Среди гномов нет князей, облеченных необходимой для этого властью. Двое из них обратились в камень, а третий близок к этому. Без них повести гномов Подземного Мира в бой невозможно.
 – Я – наследник Хамабрегорина! – воскликнул Бурин. – Я могу их возглавить.
 – Это невозможно, – ответил Владыка. – Гномы не последуют за тем, кто был рожден земной женщиной. Это противоречит их природе. Они не подчинятся твоим приказам.
 Бурин последовал примеру Фабиана и выругался.
 – А вот ко мне, – раздался голос рядом с Бурином, и в нем больше не было слышно кваканья, – они должны прислушаться.
 – К тебе? – спросил Бурин, задав тем самым вопрос, который возник и у Божественной Четы.
 – Да.
 – Но кто ты? – спросила Владычица и внимательнее пригляделась к болотнику, словно увидела его впервые.
 – Обо мне речь здесь уже заходила, – объявил преобразившийся Гврги. Даже осанка болотника изменилась. Казалось, он не только перестал сутулиться, но и вырос.
 – Это когда же? – спросила Марина.
 – Темные эльфы создали существо, но разочаровались в нем, – ответил Гврги.
 – Но с тех пор миновали сотни лет, – удивился Бурин.
 – Верно, – подтвердил Гврги. – Полагаю, что темные эльфы собирались создать нечто бессмертное. И я сам не знаю, что меня может убить.
 – Но как ты стал болотником? – задала вопрос Марина.
 – Я – основатель этого племени, – просто ответил он. – Я странствовал по земле, пока не встретил женщину, которая прониклась ко мне симпатией. Так появились первые болотники. В то время мы ещё не жили в болотах. Но вскоре я увидел, что мой народ слишком слаб, и решил укрыть его в болотах. Со временем мы стали многочисленными, а я после смерти моей жены продолжил странствия. – В голосе Гврги послышались нотки горечи. – Я ходил из деревни в деревню, чтобы обучать своих детей и внуков. Со временем возникла легенда о шамане, который, не ведая ни сна, ни отдыха, странствует по болотам. Моя изначальная роль была забыта, и я принял новую – наставника и защитника моего народа.
 – Так ты и есть тот шаман, которому мы обязаны договором между болотом и Эльдерландом? – спросила Марина, но, не дождавшись ответа, продолжила: – Зачем же ты его нарушил?
 – Я заключил этот договор, – начал Гврги, – поэтому только я и мог его расторгнуть, когда пришло время.
 На лице Марины отразилось непонимание.
 – Все очень просто. Время от времени со мной случаются припадки, с которыми вы уже успели познакомиться во время путешествия. Во время них мне открывается будущее, и потому знаю, что делать дальше. Лучше всего это характеризуется словом «пророчество».
 – Полагаю, – произнесла Владычица, все это время наблюдавшая за Гврги, – что об этом ты больше не намерен распространяться.
 – Верно, – ответил Гврги. – У меня тоже есть свои секреты. Но мне было очень смешно, когда все вы пытались скрыть от меня мои же припадки.
 – Это совсем не смешно, – строго сказала Марина.
 – Ну, это смотря с какой стороны на это взглянуть, – спокойно ответил Гврги и улыбнулся. – Однако полагаю, что мы достаточно обсудили мою историю. Я могу возглавить гномов, поскольку я создан так же, как и они. И выполнить эту часть своего предназначения.
 – Но как ты это сделаешь?
 – Существует ещё одно кольцо – то самое, что носил Фрегорин. Теперь оно у вас.
 – Разумеется, – ответил Владыка. Он разжал руку, в которой лежало кольцо, очень похожее на то, что они видели на руке Грегорина. Это было золотое кольцо с фиолетовым камнем, напоминающим аметист.
 – Дайте кольцо мне!




 12
 ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА


 Небо на востоке заметно посветлело, а напряжение, испытываемое Кимом, стало почти невыносимым. Он вглядывался в противоположный берег, где просыпался лагерь темных эльфов. Эхо голосов и звон оружия перелетали через искусственное озеро.
 Эти бесконечные минуты, тянущиеся с тех самых пор, как народное ополчение заняло позиции, были даже хуже, чем бегство от псов-призраков. Во время погони не оставалось времени на раздумывание, но сейчас, после того как все уже было продумано и приготовлено, Ким не находил покоя. Тысячу раз задавал он себе один и тот же вопрос, который в конечном итоге сводился к тому, что было бы, если…
 Молодой фольк представил себе на миг, что вдруг их армия выдержит натиск темных эльфов. Однако это ничего не изменит. Через три дня им снова будет противостоять такая же по численности армия, и тогда фольки будут окончательно стерты с лица земли. Надежда на приход закаленных в боях имперских легионов слишком призрачна. Ведь для этого те должны быть для начала извещены о нападении темных эльфов. Именно с этой целью Фабиан и затеял их поход, но попытка успехом не увенчалась. Оставалось уповать на случай: вдруг какой-нибудь торговец или путешественник, проезжающий по южной дороге, обнаружит армию больгов, вдруг он живым ускользнет от лазутчиков темных эльфов, вдруг этому человеку поверят и вдруг в Империи своевременно снарядят войска. Нет, слишком уж много случайностей должно совпасть. Да и с какой стати Юлиан должен направлять войска в этот отдаленный уголок своей Империи?
 Таким образом, становилось совершенно очевидным, что в этот дождливый октябрьский день, спустя семьсот семьдесят семь лет после того как фольки преодолели перевал и заселили Эльдерланд, народ обречен на гибель. Более семисот лет фольки в мире и спокойствии жили в этой стране, а через несколько часов всему этому наступит конец.
 «Лучше умереть, чем быть порабощенными» – так сказали рыбаки с побережья, и поэтому весь народ поднялся на защиту родины. Ничего иного, кроме возможности превратиться в низких и подлых слуг темных эльфов, не осталось. Фольки всегда были свободными, и сейчас наступило время за эту свободу платить.
 – Перестань ломать голову, Ким, – сказал Фабиан, оказавшийся рядом. – Пришло время совершать поступки. Тем более ты сам говорил, что мы, может быть, даже выиграем эту битву.
 – Но это же… – начал было Ким, но Фабиан перебил его:
 – Мы должны сосредоточить все мысли на текущем моменте. А там видно будет.
 – Но… – попытался возразить Ким.
 – Никаких «но». Пройдись по лагерю и загляни в глаза воинов, ожидающих боя. Каждый осознает, что нынешний день – скорее всего последний день в его жизни, но одновременно с этим каждый понимает, что мы делаем то, что должны делать.
 – Я тоже понимаю это, – сказал Ким.
 – Ну вот видишь. Тогда давай сделаем все от нас зависящее, а там посмотрим. Или ты уже делишь добычу, которая нам достанется? – Фабиан улыбнулся. – И учти, мне полагается львиная доля!
 – Разумеется, ты получишь её – и сверх десятины, которую мы отправим в Великий Ауреолис, – вяло отозвался Ким.
 – Ну видишь, нам ещё удается шутить. – Голос Фабиана звучал почти непринужденно.
 – Скажем так, мы ещё можем улыбаться, – возразил Ким и твердо взглянул в глаза Фабиана. В них он увидел решимость.
 – Теперь понимаешь, в чем заключается роль предводителя? – проговорил Фабиан. – Он должен сеять мужество там, где грозит прорасти отчаяние. Именно поэтому я – принц, а ты стираешь пыль с книг.
 – Ты такой же хвастун, как Бурин, – ответил на это Ким.
 – Ужасно, не правда ли? Что ж, сказывается долгое общение с гномом, – снова улыбнулся Фабиан.
 Никто из них не стал спрашивать, где сейчас могут быть Бурин, Гврги и Марина, поскольку это снова навело бы на грустные мысли.
 Фабиан неодобрительно взглянул на восток. Небо там было светлее, а на его фоне ещё более отчетливо выглядели темно-серые тучи. Он подозвал двух ординарцев.
 – Будите всех. Пора начинать, – приказал принц. – Я скоро подойду, чтобы в последний раз проверить готовность воинов.
 Оба ординарца молодцевато отсалютовали и разбежались в разные стороны. Командный пункт был расположен там, где дорога поднималась и вилась меж холмов, а луг был выкошен с тщательностью эльдерландских садовников. Вот на этой небольшой площадке и будет решаться судьба сражения.
 Фабиан подготовил пару сюрпризов для неприятельской конницы, но Ким полагал, что этого недостаточно.
 – Хватит предаваться грустным мыслям. – Голос Фабиана вырвал его из раздумий. – Это мой приказ.
 – Слушаюсь, ваше высочество, – отрапортовал Ким и слабо улыбнулся.
 – Следуй за мной во время обхода войска, – продолжил Фабиан, – посмотрим, как на них сидит форма.
 В лагере больгов стали раздаваться первые команды, которые казались дикими воплями. Темные эльфы готовились к выступлению. Вся надежда была на то, что они не подозревают о войске фольков, поджидающем их на другом берегу. К счастью, ветер дул в их сторону, поэтому больги не могли их учуять.
 Киму, шагавшему рядом с Фабианом, вовсе не приходило в голову, что он тоже способствует поднятию боевого духа у фольков. Фабиан был главнокомандующим, одно появление которого вселяло мужество; Ким же старался выполнить все мелкие просьбы и поручения ополченцев. Он был своим – тем, кого воины знали. Мужчины передавали ему письма с последними приветами к своим любимым, оставшимся в Гурике-на-Холмах и ожидавшим известий. Ким обещал сделать это. Если только удастся, подумал он, но вслух произносить не стал.
 Они оставили правый фланг армии и вернулись в центр, где находились пикинеры. Им предстояло сдержать натиск тяжелой конницы темных эльфов.
 Среди них Ким увидел помещика Одерика Финка.
 – Вы здесь, господин помещик? – поразился Ким.
 – Прошу вас проявить ко мне снисхождение, господин Кимберон, – произнес помещик. – Вояка из меня, конечно, никакой, но я не хочу, чтобы меня считали трусом. Я всегда хотел действовать как лучше, и если что-то было не так… – Финк опустил глаза.
 – Все в порядке, Одо, – сказал Ким и добавил, протянув руку: – Зови меня Ким.
 Помещик поднял глаза и серьезно поглядел на Кима. Он пожал протянутую руку. Так родилась дружба, которой, как они отлично понимали, не суждено было пережить сегодняшний день.
 – Постараемся сделать все, что в наших силах, – серьезно произнес Ким, – чтобы никто потом не мог сказать, что фольки дрогнули.
 – Постараюсь, – кивнул помещик.
 – Отличная работа, – произнес Фабиан.
 – Я говорил совершенно искренне, – возразил Ким, немного разозлившись, поскольку ему показалось, что Фабиан принял его слова за агитационный прием.
 – Никто и не отрицает, но все равно это было хорошо исполнено, – ответил Фабиан.
 Ким увидел Марта Кройхауфа. Толстый торговец, чья роскошная одежда скрывалась скромной кольчугой народного ополченца, выглядел собранным и воинственно настроенным. Их взгляды пересеклись, и Кройхауф усердно закивал. Ким улыбнулся и кивнул в ответ.
 Они проследовали дальше и теперь находились у левого фланга. Здесь наблюдалась та же картина. Все готовы были доказать темным эльфам, что Эльдерланд не станет легкой добычей на их пути.
 Когда Ким и Фабиан вернулись на командный пункт, вражеская армия уже готовилась к построению.
 Ким понимал, что если темным эльфам удастся прорвать оборону, то защитники отступят и, двигаясь через лес, выйдут на равнину, где, согласно карте магистра Адриона, и находились Врата Мира. Там придется сражаться до последнего.
 Но до этого дело ещё не дошло. Армия темных эльфов пока что строилась на противоположном берегу в походные порядки.
 Наконец раздались команды на незнакомом для Кима языке. Он слегка походил на эльфийский, но звучал более резко и жестко. Медленно, очень медленно войско пришло в движение. Это был захватывающий спектакль, за которым неотрывно наблюдали девять тысяч пар глаз.
 Первые стрелы были уже вынуты из колчанов, арбалеты натянуты, клинки вынуты из ножен.
 В этот момент авангард темных эльфов отделился от основных сил и стал уходить вперед. Это была тяжелая конница, вражеские рыцари.
 Галопом неслись они к мосту, глядя на который нельзя было и подумать, что всю ночь под ним трудились саперы фольков. Ким не хотел смотреть на это, но был не в силах отвести свой взгляд от всадников. Хотя это и были враги, Ким испытывал по отношению к ним нечто вроде жалости.
 Вот они уже достигли моста. Первые из рыцарей проехали по нему десять, двадцать, тридцать шагов. Все больше и больше всадников оказывалось на деревянном настиле, но ничего не происходило. Вот уже на мосту скопилось около двух дюжин закованных в броню рыцарей.
 Кима охватил страх, что саперы допустили ошибку и теперь армия темных эльфов сможет беспрепятственно перебраться на этот берег. Но в тот миг, когда он собирался отвести взгляд, раздался оглушительный треск.
 Для рыцарей все произошло совершенно неожиданно. Мост ушел у них из-под ног. В разные стороны полетели брызги, когда лошади и темные эльфы обрушились в воду.
 До слуха Кима донеслось исполненное ужаса ржание коней и крики седоков. Он видел, как над головами врагов сомкнулись волны. Из-за тяжелых доспехов рыцари сделались такими же беспомощными, как перевернутые на спину жуки, и металл безжалостно потянул их ко дну.
 – Вы себе это так представляли? – раздался голос рядом с ними. Это был капитан саперов, имени которого Ким так до сих пор и не знал.
 – Примерно так, – сухо отозвался Фабиан. – Отличная работа.
 С довольной ухмылкой капитан отошел и направился к своим воинам.
 – Теперь у них есть над чем поразмыслить, – произнес Фабиан. – Остается надеяться, что они воспримут это как несчастный случай. Тогда мы сможем и это обратить себе на пользу.
 Последние всадники успели сдержать коней, и вражеская колонна остановилась. Раздались команды, и больгов погнали в воду для спасения рыцарей. Однако со дна реки поднялась муть, и поиски в грязновато-бурой массе, в которую превратился Эльдер, представлялись почти безнадежными.
 В стане фольков по-прежнему царило безмолвие. Фабиан приказал, чтобы ополченцы хранили молчание до тех пор, пока не раздастся сигнал осыпать вражескую армию стрелами.
 Темным эльфам потребовалось некоторое время, чтобы перестроиться и продолжить переправу через Эльдер. Наконец враги заново построились боевым порядком, чтобы во главе с рыцарями вброд перейти залитую водами Эльдера местность.
 Первые ряды вошли в воду, и Ким поразился силе коней, переплывающих реку с облаченными в тяжелые доспехи всадниками. За ними двигались больги; некоторые из них исполняли приказы своих господ ворчливо и с пыхтением, другие – с молчаливой и тупой злостью.
 Повсюду вокруг себя Ким видел натянутые луки. Его окружало море фольков, сурово взирающих на врага. Ким не видел прежде на лицах своих соотечественников такой решительности. При всей любви фольков к спорам они всегда оставались миролюбивым народом. Всегда, но не теперь.
 Первые из всадников приблизились к этому берегу, и копыта коней вновь оказались на болотистой почве.
 По знаку Фабиана сигнальщик приложил к губам рог.
 Фабиан поднял руку, а сигнальщик набрал побольше воздуха в легкие. Темные эльфы и первые из больгов были уже на расстоянии полета стрелы.
 Фабиан опустил руку, и в тот же момент сигнальщик протрубил сигнал. Высокий и чистый звук разнесся над холмами, подобно крику большой птицы. Ким подумал, что этот сигнал, должно быть, услышали даже в Альдсвике. Еще до того, как затихло эхо, первые рыцари уже попадали с коней на залитые водой луга. Стрелы вонзались в лошадиные шеи, а арбалетные болты пробивали доспехи рыцарей. Конные рыцари и пешие больги ринулись вперед.
 Наступило время для демонстрации сюрпризов, приготовленных Фабианом. Саперы подняли заграждения из острых кольев. Ким видел, как фольки в ожидании врага сжали древки своих пик.
 – Сейчас начнется. – От голоса Фабиана веяло ледяным холодом. Он обнажил меч и был готов броситься на врагов. Ким тоже держал в руке Коротыш и возносил последнюю молитву богам, чтобы те уберегли их в бою.
 Тем временем стрелы продолжали свистеть в воздухе, то и дело находя себе цель в тесно сомкнутых рядах больгов, совершенно не ожидавших такого поворота событий.
 Раздались поспешные команды, и во второй раз за это утро вражеская армия остановилась.
 Пробившиеся сквозь тучу стрел рыцари достигли тем временем заградительной полосы. Ким наблюдал, как на полном скаку лошади налетали на колья, протыкавшие несчастных животных. Всадники перелетали через головы лошадей, и если кто-то из них не ломал себе при падении шею, то тут как тут оказывались ополченцы.
 Кима ужаснул отвратительный звук, когда копье, проникая сквозь доспехи и плоть, скрежещет о кость. Он увидел темного эльфа, изо рта у которого вывалился сгусток крови и заглушил предсмертный крик.
 Около дюжины рыцарей сумели вовремя остановить своих коней, прекрасно понимая при этом, сколь они уязвимы для луков и арбалетов. Все пути к отступлению были для них отрезаны. Враги понимали, что не смогут переправиться на противоположный берег: их спины станут превосходными мишенями. В запасе у них оставалась только одно – броситься на штурм противника, притаившегося в зарослях.
 Рыцари спешились, обнажили мечи и пригнувшись бросились вперед. Ким имел возможность наблюдать, как легко двигаются в своих тяжелых панцирях темные эльфы. Видимо, они теряли боеспособность, только оказавшись на земле.
 – Вперед! – прокричал Фабиан, и пикинеры бросились навстречу рыцарям.
 Ким снова вспомнил слова Фабиана: «Пики – вот единственное эффективное оружие против конницы». Но это уже была не конница, фолькам противостояли опытные пешие воины. Первые защитники уже пали под ударами рыцарей. Темные эльфы одной рукой отводили в сторону направленные на них пики, а другой – вонзали в тела фольков кинжалы. Среди павших одним из первых оказался и Март Кройхауф.
 Фабиан поднял меч, подав таким образом сигнал. Укрытие покинула сотня фольков. Прорыв рыцарей, даже если их и всего лишь дюжина, был недопустим.
 «Где много зайцев, там гончей смерть», – в шутку говаривали фольки. Теперь Ким сумел убедиться, что в этой пословице есть доля правды.
 На каждого рыцаря приходилось более десяти фольков, ощетинившихся пиками. Они действовали своим оружием так: молниеносный выпад – и тут же ополченец делает шаг назад.
 Ким не смог долго выносить этого зрелища. Он последний раз взглянул на противоположный берег и убедился, что там продолжает царить хаос и продвижение армии врагов приостановлено, хотя бы и на некоторое время. Затем он стал искать глазами Фабиана.
 Принц сражался в первых рядах, поспевая всюду. Нанося свои могучие удары, он неожиданно прорвал ряды противника и оказался на открытом пространстве.
 – Я же говорил, что наша встреча ещё состоится, – произнес холодный, бесчувственный голос. – Ну покажи мне, на что ты способен!
 Перед Фабианом стоял темный эльф. Аура страха окружала его. Враг стоял спокойно, словно битва нисколько его не касалась. Затем он снял шлем. Ким увидел светлые волосы, неестественно бледное лицо и пару темных горящих глаз.
 – Азантуль, – прошептал он.
 Темный эльф находился уже совсем рядом с Фабианом, но принц, казалось, не мог даже пошевелиться.
 Черный рыцарь поднял меч. Клинок описал широкую дугу и начал опускаться на голову Фабиана.
 Ким зажмурил глаза.
 Раздался звон металла о металл.
 – Ш-ш-ш!.. – прошипел темный эльф. Его меч снова взлетел вверх.
 В ответ ему молнией сверкнул Изратор.
 – Кто ты?
 Ответ Фабиана прозвучал четко и ясно:
 – Фабиан, наследный принц Империи, из рода Талмонда, одолевшего некогда Черного Князя, и Хельмонда, изгнавшего тьму. А в руке я держу меч Талмонда, которым он и поразил Азратота. Ты тоже умрешь от него.
 Темный эльф засмеялся. Это был резкий смех, готовый перейти в клекот.
 – Маленький принц, предводитель армии коротышек, ты что же, собираешься противостоять армии Изначального Мрака? Разве ты не понял, что глядишь в лицо своей смерти?
 – Положим конец болтовне, – спокойно произнес Фабиан.
 Темный эльф сделал выпад, и вновь его клинок сверкнул быстрее, чем это подвластно человеческому глазу. Фабиан парировал этот удар, но Азантуль тут же нанес ещё один. И так удар за ударом.
 Ким не знал, что ему предпринять. Он как зачарованный продолжал наблюдать за поединком принца с темным эльфом. Несмотря на тяжелые доспехи, Азантуль был столь же быстр и подвижен, как и Фабиан. Удары он наносил со скоростью, превосходящей ту, на которую способен человек. Киму казалось, что он стал невольным свидетелем ритуала, начало которому было положено много веков назад, с тем чтобы продолжить его здесь.
 На какое-то время внимание Кима было отвлечено от поединка, поскольку как раз завершался бой фольков с оставшимися рыцарями. Последний из темных эльфов пал, одновременно пронзенный пятью или шестью пиками. Несколько мгновений он ещё держался на ногах, опираясь на торчавшие из него пики. После того как, словно по команде, копья были вырваны из его тела, он рухнул на колени. На лице рыцаря было написано удивление – удивление, что своре этих жалких существ ростом всего в пять футов удалось заманить его в ловушку и прикончить.
 – Они приближаются! – раздался крик сигнальщика.
 Ким обратился взором к противоположному берегу. Больги двигались теперь врассыпную, атакуя широким фронтом. Темные эльфы хлыстами подгоняли своих слуг. Первая шеренга больгов, вооруженных щитами и топорами, решительно двинулась в реку.
 Ким взглянул на ополченцев, увлекшихся схваткой своего предводителя с темным эльфом. Теперь командование армии лежало на его плечах. Так будет до тех пор, пока не вернется Фабиан. Если только вернется…
 Ким приказал сигнальщику протрубить два раза, что являлось старинным сигналом, призывавшим ополченцев к вниманию. Воины должны были вновь сосредоточиться на сражении, вместо того чтобы наблюдать за поединком, разыгрывавшимся перед их глазами.
 Оба противника в это время кружили по берегу в смертельном танце. Если бы кто-то третий захотел вмешаться в этот бои и нанести удар по одному из них, то он не смог бы сказать с уверенностью, попадет ли он в темного эльфа или в принца – насколько стремительными были их перемещения.
 Фабиан защищался по всем правилам, усвоенным им от учителей фехтования при дворе отца. Казалось, он выжидал, пока его противник устанет, но темный эльф не ведал усталости. Оба продолжали кружить в ожидании момента, когда можно будет обрушиться на врага. Вот темный эльф замахнулся мечом. В этот же миг свой удар нанес Фабиан.
 Азантуль парировал его. Однако Киму бросилось в глаза, что темный эльф защищается чуть медленнее, нежели нападает. И тут он понял: враг никогда не считал необходимым обороняться, поскольку любого его противника в бою охватывает страх.
 Фабиан же продолжал снова и снова наносить удары. Но тут вдруг Ким сообразил, что, даже победив, принц вряд ли извлечет из этого много пользы для себя. Если он в самое ближайшее время не покончит с Азантулем, то с ним в свою очередь расправятся подоспевшие больги.
 – На выручку принцу! – приказал Ким, обратившись к пикинерам. – Десять человек, вперед!
 Ополченцы не стали задавать лишних вопросов и через поле бросились к своему предводителю.
 Однако их помощь уже не потребовалась.
 В этот миг над полем битвы пронесся крик, на мгновение заставивший все вокруг умолкнуть. Азантуль пошатнулся. С недоумением уставился он на клинок, который Фабиан уже вырвал из его груди.
 Принц огляделся и увидел спешащих к нему фольков.
 – Назад! – крикнул он. – Все назад! – И пошатываясь от усталости, двинулся им навстречу. Вскоре фольки приняли его в свои ряды и тут же сомкнули их.
 Азантуль опустился на колени. С его губ сорвался ещё один крик, исполненный безумия и смерти. Темный огонь в его глазах начал мерцать. Все тело внезапно почернело, словно его охватило пламя, огонь, состоящий из тьмы и теней.
 У всех на глазах бледный рыцарь в черных доспехах превратился в обугленный труп.
 Но что это? От трупа поднялась струйка дыма. По мере того как она поднималась все выше к свинцово-серому небу, дым стал превращаться в облако, которое в свою очередь росло, набухало и темнело, пока не сделалось совершенно черным.
 Одно время казалось даже, что вскоре и это облако превратится в некое ужасное рогатое и крылатое создание, нашедшее сюда дорогу из кошмарных снов. Но подул ветер и унес облако за горизонт.
 Установившаяся тишина была нарушена прозвучавшими с противоположного берега командами. Больги продолжали свое наступление.
 Ким понимал, что дело принимает серьезный оборот. Никаких сюрпризов для врага в запасе больше не осталось. Сколько больгов падет под стрелами, прежде чем дело дойдет до ближнего боя? Ким понимал, что, какими бы ни оказались потери врагов, их это не остановит.
 Больги переправлялись через Эльдер под градом сыпавшихся на них стрел, однако место каждого погибшего занимали два новых воина. Становилось очевидным, что ещё немного – и они достигнут обломков моста на этой стороне реки.
 Тем временем Фабиан, вновь приняв командование, отдавал приказы вестовым.
 – Придется бросить в бой все резервы, чтобы сдержать их натиск, – сообщил он Киму. – Все остальное не имеет значения.
 Уже недолго оставалось ждать того момента, когда первая крупная волна больгов окажется здесь. Хотя Ким и понимал, что многие из этих тварей погибли, он не замечал, чтобы их ряды поредели. Под ногами боевых машин пенилась вода, когда они молча шли на штурм позиций народного ополчения.
 Затем словно по команде больги издали боевой клич, от которого в жилах Кима застыла кровь. На короткое время даже лучники прекратили осыпать врагов стрелами, однако быстро взяли себя в руки.
 В это время больги уже выбрались на берег и бросились на штурм позиций фольков. Часть их – приблизительно пятьсот или чуть больше воинов – выстроилась клином, чтобы в таком порядке двигаться на штурм.
 Фольки со своими копьями и пиками выстраивались между заграждениями.
 Когда обе армии столкнулись, раздался звук, словно исполинский молот ударил по огромной наковальне. Земля затряслась, и лес копий закачался. Некоторым больгам удалось прорваться. Это произошло на тех участках, где копья защитников, отяжелевшие от нависших на них жертв, склонились к земле. Прорвавшиеся истребили множество фольков, геройски набрасывавшихся на них со всех сторон. Больги сражались до смерти или пока, израненные, не валились на землю. Это были отличные солдаты, готовые выполнить приказ даже ценой собственной гибели.
 Больги добрались до зарослей терновника, со всех сторон окружавшего позиции фольков, и топорами начали прорубать себе путь. Любые иные солдаты отступили бы перед колючими джунглями, в глубине которых притаились лучники и арбалетчики. Но не таковы были больги.
 Очень скоро нападавшие прорубили проходы через терновник, и ожесточенные схватки проходили уже повсюду. Копья фольков собрали славный урожай, но с противоположного берега к врагам непрерывно поступало пополнение.
 Ким видел, что положение с каждой минутой становится все более угрожающим, поскольку атаки больгов следовали непрерывно одна за одной.
 Перед смертью все равны, пронеслось в голове Кима, когда он увидел, как одному ополченцу раскроили череп, в то время как он успел вонзить свое копье в тело больга. Оба воина упали замертво, и в тот же миг их место заняли другие сражающиеся.
 – Вон они! – внезапно выкрикнул Фабиан. Вслед за этим он в сердцах выругался. – Теперь придется совсем туго!
 – Что стряслось? – спросил Ким.
 – Смотри сам! – Голос Фабиана был полон горечи, и вскоре Ким сумел оценить все сам. На горизонте показалась ещё одно войско. Видимо, это была та самая армия, что двигалась из Цвикеля. Еще до полудня она должна оказаться здесь.
 – Что же теперь делать?
 – Эти позиции нам не удержать. Больги превратили заросли в сыр с дырками. Мы не сможем долго выдерживать натиск даже первой из их армий. Выход только один – отход к Вратам. Труби сигнал к отступлению! – приказал он горнисту.
 Киму была знакома эта часть плана Фабиана. Он собирался расставить лучников на холмах, а арбалетчики и большая часть пикинеров должны были занять позиции у спуска в долину. Он с содроганием подумал, что оттуда пути к отступлению у них уже не будет.
 Группа добровольцев осталась на старых позициях и должна была как можно дольше сдерживать натиск больгов. Ким бежал вслед за Фабианом, стараясь не потерять его из виду. Свой длинный кинжал он держал в руке.
 Лес был здесь густой и не такой ухоженный, как в других частях Эльдерланда. В их ситуации это представлялось благом, поскольку заросли скрывали от врага их отход.
 Ким бежал на дюжину шагов позади длинноногого Фабиана. Вдруг фольк краем глаза заметил чью-то тень. Он распознал в этой неуклюжей фигуре больга, прежде чем нападавший, к тому времени уже выбравшийся из чащи, успел занести боевой топор, чтобы вонзить тяжелое черное лезвие в спину Фабиана.
 Ким бросился вперед, размахивая Коротышом, словно косой. Он вложил в удар все и угодил больгу под колено. Клинок перерубил сухожилия, и противник с криком боли согнулся пополам. Его топор вылетел из рук и воткнулся в землю рядом с Фабианом.
 Принц обернулся и без раздумий опустил на противника меч. Больг свалился замертво, а в его тупом взгляде не отразилось даже удивления, не говоря уже о боли.
 – Благодарю! – крикнул Фабиан и побежал дальше.
 Ким вскочил на ноги и понесся вслед за принцем.
 Ким понимал, что они спешат к месту их последнего сражения. Если только не произойдет чуда, все они полягут у Врат Мира. До бегущих донеслись хриплые победные крики. Это могло означать только одно: больги уничтожили последнего из добровольцев, прикрывающих отход.
 Лес начал редеть, и отступающие фольки оказались в небольшой долине, окруженной холмами. Если верить карте магистра Адриона, то именно там и скрывались Врата в Подземный Мир. В ней не замечалось, пожалуй, ничего необычного, за исключением того, что на склонах не росло ни единого кустика. Это были гладкие, почти отвесные скалы без всякой растительности, словно прежде здесь располагалась каменоломня. Вдалеке виднелись Серповые Горы. Но сейчас было не до созерцания горных красот.
 У входа в долину Фабиан полукругом выстроил пикинеров. За ними разместились стрелки со своими помощниками, которые после выстрела натягивали арбалет.
 Не успели фольки перевести дух, как из леса появились больги.
 Первые из нападавших пали под обстрелом луков и арбалетов, однако это не остудило пыл напиравших сзади. Внезапно откуда-то раздался резкий свист, за ним сразу же последовал второй. Нападавшие больги почему-то остановились, развернулись и побежали в лес. Но никто из фольков и не подумал радоваться этому, ибо было очевидно, что в лесу собрались главные силы врагов перед предстоящим штурмом позиций фольков.
 Ким взглянул на свинцово-серое небо. Над Эльдером снова кружило черное облако. Оно было все таким же непроницаемо черным, только теперь стало ещё больше. Может быть, это был и обман зрения, но казалось, что облако движется в их направлении.
 – Ветер несет его в нашу сторону, вот и все, – сказал Фабиан, проследив за взглядом Кима. – Сейчас есть вещи поважнее Азантуля. Он – уже история. А мы пока нет.
 Пришлось недолго ждать, прежде чем до их ушей донеслись команды темных эльфов, заглушаемые свистками и звоном оружия. Враг мог начать атаку в любое мгновение, и гибель защитников была только делом времени.
 «А время, – услышал он голос, – не имеет значения».
 Ким обернулся, однако не обнаружил никого, кто мог бы произнести эти слова.
 «Неужели я схожу с ума? – подумал он. – Мне уже чудятся голоса. Время имеет значение, потому что оно уходит. Безвозвратно».
 Ким обратил внимание, что запасы стрел в колчанах лучников подходили к концу, не лучше обстояли дела и у арбалетчиков.
 Многие из стрелков уже воткнули перед собой в землю мечи, готовясь к ближнему бою.
 Армия больгов появилась из леса, и начался штурм. Враги был бесчисленны, как муравьи, и столь же походили друг на друга в своей безликой массе. Стрелы, казалось, уже не были помехой для их нескончаемых рядов. Вот уже и первые лучники примкнули к пикинерам, чтобы сражаться и пасть бок о бок с ними.
 Под топотом сапог задрожала земля. Но нет, это был иной грохот, словно бы в земных недрах разразилась гроза. Почва заколыхалась. Ким не устоял на ногах и упал. Даже больги в недоумении остановились.
 К западу от поля битвы начала вздыматься земля. Вверх полетели камни, с шумов разрывались корни, словно некая первобытная стихия рвалась наружу.
 Врата в Подземный Мир?
 Но они должны находиться чуть поодаль, успел подумать Ким. Что же это такое? Какая-то очередная напасть? Неужели против них ополчился не только рок, но и сама земля?
 – Заступись, Мать Всего Сущего, – молил Ким.
 В подземелье заблестела оружейная сталь. Вслед за ней донесся глухой топот шагов, и на свет вышли первые фигуры.
 Ким не поверил своим глазам. Это был Гврги! И в тот же миг он узнал тех, кто шагал справа и слева от болотника.
 – Бурин! – ликовал он. – Марина!
 Это были их товарищи, все трое в кольчугах и с мечами в руках, а за их спинами двигалось необозримое множество гномов. Своими могучими руками они сжимали топоры и мечи. На короткое время Ким лишился дара речи, но потом закричал от радости, присоединившись к крикам других фольков.
 – Сюда! – крикнул гномам Фабиан, стоя на вершине холма. Ким тоже поспешил наверх.
 Кольцо, думал он. Кольцо хранителя Музея. Это все благодаря ему. Каждого туда, где в нем больше всего нуждаются.
 Помощь друзей подоспела как никогда вовремя.
 Раздался свисток, который вновь погнал в атаку застывших было больгов. Часть из них повернула в сторону, чтобы помериться силам с новым противником.
 Ким ожидал, что сигнал подаст Бурин, но приказ к атаке исходил от Гврги. Это озадачило фолька, но времени размышлять об этом не оставалось. Поток гномов, вырывающихся из Врат Подземного Мира, казался бесконечным.
 Армии бросились друг на друга, и завязалась битва. Из леса появился отряд конных рыцарей, намеревающихся ударить по армии гномов с фланга. Однако они не приняли в расчет уцелевших пикинеров, которые поспешили закрыть оголившийся участок.
 – Если мы не примем в этом участия, вся слава достанется другим, – запыхавшись, проговорил Бурин, который только что поднялся на вершину холма.
 – Все время я бегал от них, а теперь горю желанием проверить, быстро ли они удирают, – ответил Фабиан. И оба бросились на врага. Ким остался с Мариной, которую он с трудом узнавал в доспехах.
 – Ким, я даже не предполагала, что когда-нибудь ещё увижусь с тобой, – произнесла она и поцеловала его в щеку.
 Ким взглянул на нее, и ему показалось, что Марина изменилась, однако он не мог с уверенностью сказать, в чем эта перемена состоит.
 – Пойдем, – сказал он, не отрывая взгляда от поля битвы.
 – Нет. – Марина положила руку на его плечо. – Должен же остаться кто-то, кто напишет историческое исследование обо всем этом. Наблюдай отсюда!
 У подножия холма разгорелось ожесточенное сражение. Воин шел на воина, гном на больга, темные всадники на фольков.
 Насколько он мог судить, дела обстояли совсем даже неплохо. Из Врат до сих пор продолжали выходить гномы в серебристых доспехах, вооруженные мечами и топорами. Их искаженные гневом лица не предвещали врагам ничего хорошего.
 Шаг за шагом больгов оттесняли в лес. Возможно, подумал Ким, армии гномов удастся отбросить нападавших и за Эльдер.
 Тем временем небо над ним потемнело. Ким взглянул вверх, и то, что увидел, лишило его дара речи.
 – Это что ещё такое? – воскликнула Марина.
 – Азантуль, – прошептал Ким. – А вернее сказать, то, что от него осталось.
 Темное облачко – все, что осталось от Азантуля, – достигло чудовищных размеров и больше походило на огромную грозовую тучу. Вот сверкнула молния и послышался первый гром. Воины, сражавшиеся на поле, обратили свои взоры на небо, и битва замерла.
 Раздался двойной свист, вслед за которым больги повернулись и поспешили укрыться в лесу.
 На поле остались только фольки и гномы. Фабиан поднял свой меч, чтобы отдать приказ о преследовании отступающего врага. Он стоял на поле, возвышаясь над всеми. Его плащ раздувался ветром…
 Но только это не было обыкновенным ветром…
 В черном облаке образовались ворота, огромное колесо, вращающееся в небе. Все недоуменно смотрели на происходящее, не подозревая, что в скором времени откроется их взорам.
 Затем раздался рев, в котором, как показалось Киму, он услышал некий металлический призвук. Рев этот исходил из недр вихря.
 Вероятно, размышлял Ким, именно таким образом темным эльфам и удалось прорваться через Ограничительный Пояс: они создали собственные Врата. Должно быть, сейчас через эти Врата приближается нечто чудовищное.
 Рев становился все более громким, и по-прежнему взгляды всех были устремлены в небо.
 – Надеюсь, что хоть небеса-то не свалятся на наши головы, – произнесла Марина. Подобное замечание было бы уместным в устах Бурина, но, взглянув на Марину, Ким понял, что она вовсе не расположена к шуткам.
 Теперь к реву добавилось ещё и мощный шум, подобный проносящемуся через лес урагану.
 И затем показался он!
 – Великий Рок! – вырвалось у Марины.
 – Дракон! – все как один закричали воины.
 Он был размером с дом – нет, даже больше, гораздо больше. Казалось, что его крылья покрывали собой всю равнину. Чешуя блестела, подобно стали, а в работе могучих мускулов заключалась точность машины. Вместе с тем все это было живым, имеющим маслянистый блеск, который заставлял вспомнить огромную улитку. Дракон напомнил Киму…
 – …Зарактрор!
 – Да, – произнесла Марина. – Это проклятие, существо, созданное темными эльфами во время их пребывания в Зарактроре. Никто не знает, как его остановить…
 Дракон взревел. Но это не было ревом бездушной машины. В этом звуке заключалась ненависть, страсть и невыразимая, ненасытная жадность.
 – В лес! – скомандовал Фабиан, и его призыв разнесся по рядам воинов, чтобы его смогли услышать все. В лесу находились больги, но их можно победить при помощи оружия. А спускающегося с небес дракона ни топорами, ни мечами удержать было невозможно. Он распростер свои чудовищные крылья над полем битвы, словно ожидая какого-то знака.
 В это время последние гномы прошли через Врата. Они закрылись так же внезапно, как и растворились.
 И вот дракон как будто получил приказ: его шея начала извиваться, подобно чудовищной величины змее. Пасть раскрылась – но на этот раз оттуда вырвался не рев, а огонь. Ким инстинктивно бросился на землю, хотя пламя из драконовой пасти было направлено чуть в сторону, туда, где находились гномы. Однако он тоже ощутил огненное дыхание дракона, словно сунул голову в раскаленную печь.
 До него донеслись крики. Через некоторое время он явственно ощутил в воздухе запах горелого мяса.
 – В лес! – снова скомандовал Фабиан, но в этот же миг раздался свисток, и из-за деревьев показались больги. Они даже не делали попытку приблизиться. Им достаточно было лишь немного подождать.
 Происходившее дальше было сущим адом. Дракон изрыгал огонь на гномов и фольков, а больги загородили дорогу и не давали тем укрыться в лесу. Огонь из пасти дракона лился не переставая, а в живой стене из больгов место каждого павшего немедленно занимал новый воин. Положение становилось безвыходным.
 Вдобавок резервные отряды больгов начали обходить армию Фабиана с флангов и теперь уже беспрепятственно продвигались к Вратам.
 Внезапно дракон прекратил изрыгать пламя. Воздух сотрясся от мощного раската грома. Зашумел дождь, поливая водой всех без разбора, и пропитал водой залитую кровью, обожженную землю. Киму даже не понадобилось поворачивать голову, чтобы понять, куда направился Великий Рок. Дракон был своеобразным ключом темных эльфов к Вратам в Подземный Мир.
 Чудовище опустилось на соседний, поросший буковым лесом гребень холма, ломая столетние деревья. Своим хвостом дракон как бичом хлестал по земле, оставляя в ней глубокие борозды. Огонь из его пасти извергался теперь в середину долины.
 Склоны задрожали; сначала медленно, затем все быстрее с них стали скатываться камни.
 И вот обнажились Врата. Они не были ничем украшены и удивляли только формой и размерами: Врата представляли собой круглое, блестящее, как сталь, отверстие диаметром более пятидесяти футов. Они были укреплены тяжелой броней, испещренной древними иероглифами, но огонь дракона был достаточно жарок, чтобы расплавить даже её.
 Дракон поднялся и двинулся к Вратам. В долине он не мог расправить свои могучие крылья, но его лапы, подобные каменным колоннам, неумолимо, шаг за шагом, приближали его к цели.
 Гномы, фольки и даже больги словно зачарованные устремили свои взоры на Врата. В этот миг ни у кого уже не оставалось сомнений, что на пути этого проклятия может возникнуть хоть какое-то препятствие.
 – Тебе здесь не пройти, – произнес чей-то голос.
 Перед самими Вратами невесть откуда появилась маленькая коренастая фигура. На ней были старинные доспехи, а вокруг толпились какие-то мертвенно-бледные создания.
 – Кто же может встать на моем пути? – выдохнул дракон, и из его пасти вырвался огонь. На руке существа в доспехах что-то заблестело, и этот золотой свет превратился в щит, отразивший пламя дракона. Огонь скользнул в сторону и ушел в пустоту.
 – Я – Ардхамагрегорин, последний из Владык гномьего народа. Я был создан как раз для этого.
 Рядом с ним стоял ещё кто-то, на руке его тоже было кольцо. К своему удивлению, Ким понял, что это – Гврги, их друг-болотник. Камень в его кольце источал фиолетовое сияние.
 – Властью кольца повелеваю тебе! – выкрикнул Гврги таким зычным голосом, какого Ким никогда в нем не предполагал. – Силой духа сковываю тебя!
 Дракон изворачивался и бил хвостом, его когти оставляли в земле глубокие следы. Он попытался распрямить крылья, отчего оба склона справа и слева от него покрылись тенью и поднялся такой ветер, что гнулись деревья и обломки скал скатывались в долину.
 Но двое окруженных бледной челядью стояли неколебимо, словно вросшие в землю.
 – Нам дана власть открывать и запирать, сковывать и освобождать, а также вызывать то, что дремлет в глубинах земли. Существо из бездны, мы взываем к тебе!
 Где-то в глубине земли есть место, в котором нет ничего, кроме тьмы, сна и безмолвия.
 Существо проснулось.
 Одно мгновение оно не могло понять, где оно и кто оно, но потом это появилось снова.
 Я.
 Существо по имени Теотормон, что значит Множество, ставшее единым целым, поднялось из тьмы.
 Время пришло. Время, для которого оно было предназначено. Не по плану его творцов, но по закону силы, которая столь непостижима, что даже Боги предпочитают избегать её. Некоторые называют эту силу судьбой, другие – стечением обстоятельств, третьи – провидением или случаем. Но все это лишь слова.
 Просто пришло время. Оно услышало зов. И оно отправилось в дорогу путями, о которых не ведают ни люди, ни эльфы, ни гномы, а возможно, что и сама Божественная Чета, в трех разных обличьях управляющая мирозданием. Существо спешило туда, где требовалась его помощь.
 Дракон издал крик.
 Это был крик, какого ещё не слыхала земля. Он был рожден необходимостью, лежащей по ту сторону чувств. В этом крике не было ни гнева, ни ненависти; ни боли, ни желания.
 Вокруг дракона копошились существа, появившиеся прямо из земли, подобные теням, но созданные из живой материи. Невозможно было сказать точно, сколько было их; иногда казалось, что только дюжина, иногда – ещё меньше, но они порой становились неисчислимы. Они походили на коренастых, странным образом изуродованных людей, а двигались так, словно всеми ими управляла единая воля, но одновременно с этим каждое действовало само по себе.
 Дракон хлестал их своим мощным хвостом, сметал в сторону лапами, изрыгал на них полыхающий огонь, убийственный для всего живого.
 Они исчезали, но затем появлялись вновь.
 А потом они вцепились в него. Существа схватили его своими черными руками, и даже непробиваемая блестящая кожа дракона, которой не могли причинить вред ни камень, ни дерево, ни металл, не могла устоять перед ними. Они вырывали куски мяса из живой плоти дракона.
 Дракон снова издал крик. Он защищался. Он не сдавался на милость судьбе; это противоречило его природе. Но враг, с которым приходилось сражаться, был одновременно нигде и повсюду. И когда рука одного из черных существ сжала его сердце, чтобы вырвать из груди, дракон понял, что судьба постигла и его.
 Затем черные существа исчезли, а на дне долины осталась лежать исполинская дымящаяся туша истерзанного дракона.




 13
 СЕДЬМОЕ КОЛЬЦО


 К ликованию армий Свободных Народов после гибели дракона присоединились яростные вопли врагов. В тот же миг раздались свистки, которых Ким до этого не слышал. Это были протяжные, резкие, зловещие звуки. Темные эльфы поняли, что Подземный Мир потерян для них надолго.
 Из леса с криками повалили больги. Ким затаил дыхание, когда увидел, что среди нападавших были тяжеловооруженные всадники. Это могло означать только одно: вторая армия темных эльфов форсировала Эльдер и готовится вступить в бой.
 Численный перевес снова был на стороне противника. Ряды армии Свободных Народов колыхались под натиском больгов, словно трава на ветру.
 Ким спустился с холма. Он уже не задумывался над тем, что делает. Его друзья были там, и они погибали.
 Если Ким предполагал раньше, что больгов почти насильно гонят в атаку, то он сильно ошибался. Теперь он мог убедиться в этом воочию. Больги продолжали сражаться даже после того, как им наносили смертельные раны.
 Молодой фольк увидел обезглавленного больга, который успел занести свой топор, прежде чем замертво упал на землю. Другой волочил за собой свои внутренности, но все ещё размахивал мечом и, умирая, поразил двух гномов.
 Больгов охватило бешенство. Они в одиночку бросались на ряды гномов и ополченцев. Вдобавок в бою теперь участвовали и темные эльфы. Фланговые атаки их конницы приносили успех, поскольку пикинеры фольков были рассеяны по всему полю, а ряды гномов были основательно прорежены драконом.
 Теперь уже не имеет значения, что с нами будет, обреченно размышлял Ким, ведь Подземный Мир врагам не достанется.
 Армия гномов и фольков тем временем с большими потерями отступала к Вратам. Ким, очутившийся во втором ряду сражающихся, поскользнулся на скользкой почве и упал, благодаря чему увидел то, что происходит у него за спиной. Грегорин, Гврги и карлики спускались по склону, чтобы присоединиться к ним.
 Ким почувствовал, что кто-то крепко схватил его за руку.
 – Все самое интересное разыгрывается здесь, – произнес знакомый голос. – А происходящее в задних рядах нас не касается…
 Еще не докончив фразы, Бурин дернул Кима к себе. Еще чуть-чуть – и было бы поздно, потому что рядом с головой Кима просвистел топор и с глухим звуком воткнулся в землю.
 Ким развернулся и хотел было вновь броситься в гущу сражения, однако жажда битвы, столь внезапно погнавшая его в бой, прошла столь же внезапно, как и появилась. Повсюду на поле брани лежали мертвые: множество больгов и темных эльфов, но ещё больше гномов и фольков. Когда он снова занял место в рядах сражающихся, которые сдерживали натиск обезумевшего врага, то почувствовал в себе странную отрешенность, словно все это происходило не с ним. Может быть, это и есть та самая невозмутимость, что предшествует смерти? – задался он вопросом. Становилось ясно, что под натиском превосходящих сил врага никто из них не выживет – ни гном, ни фольк, ни карлик. Возможно, что темные эльфы и не достигли поставленной цели, но уж их месть за это не заставит себя долго ждать.
 И что же они предпримут в таком случае? – подумал Ким. Ответ казался очевидным. Сначала они разрушат Гурик-на-Холмах и опустошат весь Эльдерланд. Вслед за этим последует нападение на Империю, так что Среднеземье наверняка окажется в их руках. Но фолькам уже не придется быть свидетелями этих событий, как, впрочем, и гномам Подземного Мира.
 Ким почти завидовал Гилфаласу, погибшему ещё в Зарактроре: ему не пришлось испытать на себе эти мучительные колебания между триумфом, поражением, победой и полным уничтожением.
 Ну а потом? Надолго ли окажется в безопасности Подземный Мир – да и царство эльфов тоже? Что станет с кольцами, которые носят Фабиан, Бурин, Грегорин, Гврги и он сам? Разве нет иных Врат, подобно тем, что оказались в Зарактроре, о которых не ведают даже сами боги? Кто остановит власть тьмы, если она заполонит собой все Среднеземье?
 Ким представил, как темные силы подчиняют свой власти всю землю и на ней не остается ни цветов, ни песен, ни жизни. Только тьма и пустыня.
 Ким с ожесточением бросился вперед. Вокруг него звенели мечи, рядом с ним пролетали стрелы, но это уже не заботило его.
 На его голову обрушился удар, Ким покачнулся. В оглушенном состоянии он услышал, как заиграли горны.
 Над полем битвы разливался ясный свет, казалось, что небо прояснилось и пришел Гилфалас, чтобы забрать его, поскольку Ким отчетливо видел, как тот спускается с небес. Ким опустился на землю, при этом все, что происходило вокруг, виделось невероятно отчетливо.
 Откуда-то появились рыцари в золоченых доспехах.
 – Imperius Rex! – вот клич, сорвавшийся с их уст. – Да здравствует император!
 И тут Ким понял, что перед ним разыгрывается последняя великая битва, то самое сражение эльфов, людей и гномов, которое он видел во сне. Только теперь сон становился реальностью, а реальность превращалась в сон: внезапно наступила ночь.
 – Скоро он придет в себя, – произнес чей-то голос. – У фольков крепкие головы.
 – Даже не знаю. Он уже так долго лежит без сознания, – ответил другой голос, которого Ким никогда прежде вроде бы не слышал, но который тем не менее показался ему знакомым.
 – Смотрите, – произнес Гилфалас. – Его веки дрогнули.
 Легенды, повествующие о смерти, не соответствуют действительности, подумал Ким. В них говорится, что после смерти чувствуешь себя заново родившимся и уж подавно не испытываешь никакой боли. Но это неправда. Интересно, а у остальных все тоже было так, к примеру у Гилфаласа, он-то ведь умер. Эта мысль отчасти развеселила Кима, но он был вынужден тут же подавить в себе улыбку, ибо голова грозила лопнуть, а все мышцы болели, причем даже в тех местах, где, по его представлениям, их вообще не должно было быть.
 – У него чересчур крепкий сон, – проворчал Бурин. – Сначала он пропустил все самое интересное, а теперь отказывается узнавать своих друзей.
 – Думаю, что он вот-вот откроет глаза, – сказала Марина.
 Ким попробовал открыть один глаз, но это не очень-то ему удалось. Тогда он повторил попытку со вторым, однако веки были словно налиты свинцом и не желали подниматься.
 – Воды, – прошептал он.
 – Ну, это ты брось, – заявил Бурин, – тут имеется и кое-что получше.
 Ким почувствовал, как к его губам поднесли чашку. Он попытался сесть и был благодарен за то, что ему помогли это сделать. Ким немного отпил, и от вкуса доброго темного пива из «Плуга» внутри у него потеплело. Тогда он сделал ещё глоток.
 Теперь он понял, что жив. У этого напитка был в высшей степени земной вкус.
 – Вот видите, он улыбается. Это напиток поистине творит чудеса, – гордо произнес Бурин.
 – Если только им не злоупотреблять. – В голосе Марины слышалась угроза.
 – Тебе придется строить баню, – сказал Фабиан, что показалось Киму в высшей степени странным. Но затем он вспомнил разговор на постоялом дворе у перевала, и воспоминания мгновенно ожили в нем.
 Не без труда Ким все-таки открыл глаза и увидел, что у его постели собрались все те, с кем он в свое время отправился в путешествие. Через окна проникали лучи осеннего солнца.
 – Что произошло? – спросил он.
 – Не слишком-то он вежлив, – проворчал Грегорин, взглянув при этом на Бурина.
 – Видимо, это на нем сказывается общение с некоторыми.
 В течение секунды Бурину удавалось выглядеть смущенным, но затем на его лице заиграла широкая ухмылка.
 – Моя школа, – произнес он.
 Грегорин сначала закатил глаза, но потом не выдержал и тоже усмехнулся. С его лица исчезла серьезность. Он даже выглядел теперь моложе. На его пальце красовалось кольцо – одно из двух колец гномов. Подобные же кольца украшали руки Бурина, Фабиана и Гилфаласа. Удивление у Кима вызывало только кольцо Гврги.
 Помимо друзей в комнате находился ещё кто-то; Ким чувствовал его присутствие. Когда незнакомец подошел к его постели, фольк догадался, какая честь ему оказана.
 – Приветствую вас, Князь Высшего Мира. Кимберон Вайт, хранитель Музея истории в Альдсвике, к вашим услугам, – приветствовал князя Ким.
 – Приветствую и я тебя, хранитель седьмого кольца. Арандур Элохим, Высокий Эльфийский Князь, Хранитель Первого Кольца, к твоим услугам, – проговорил эльф серьезно и только после этого улыбнулся.
 – Заметили, – откликнулся Бурин. – С нами-то он так вежливо не здоровался. Похоже, что просто носить кольцо уже недостаточно. Это обязательно должно быть Первое Кольцо. Ну да, в этой комнате просто шагу нельзя сделать, не наступив при этом на ногу одному из хранителей колец.
 – Да, все хранители колец впервые собрались вместе, – продолжил Арандур после очередной колкости Бурина. – И наконец-то снята завеса тайны с седьмого кольца.
 – Нельзя оставить это без внимания, – заметил Фабиан.
 – Вот уже и дипломат заговорил, – проворчал Бурин. – Полагаю, однако, что будет лучше, если мы сначала утолим любопытство нашего сонного друга и объясним ему нынешнее положение вещей, чтобы впоследствии он не мешал своими расспросами принятию важных решений. Я его хорошо знаю, он может задавать вопросы бесконечно…
 – Позвольте мне сделать одно замечание, – произнес Гврги. – Поскольку Ким оказался хранителем самого загадочного и таинственного из всех колец, мне представляется уместным подробно рассказать ему обо всех событиях, которые он пропустил, находясь в бессознательном состоянии.
 – Гврги, – вырвалось у Кима, – ты стал говорить совсем иначе!
 И только теперь Ким понял, что именно голос болотника показался ему вначале чужим, но и знакомым одновременно.
 – Иначе-то иначе, да ведь только сейчас вы видите меня таким, какой я на самом деле, – сказал Гврги. – Но, пожалуй, начинать нужно не с меня; я считаю более уместным предоставить слово Гилфаласу, поскольку он первым покинул наше общество, хотя для очистки совести необходимо отметить, что это все произошло не совсем по его воле.
 – Ну разве не болтун? – проворчал Бурин. – И это продолжается с тех самых пор, как мы очутились в Подземном Мире, там-то он и открыл нам свое истинное лицо.
 – Не сбивайте меня с толку, – попросил Ким. – Я ещё очень слаб.
 Тут Гилфалас начал рассказывать о том, что произошло после того, как он бросился вместе с псами-призраками в водоворот. Ким с замиранием сердца выслушал историю, как Гилфалас вобрал в себя зло, но, вглядываясь в лицо друга, никаких следов этого не обнаружил.
 С не меньшим напряжением Ким выслушал описание боя с существом, совращенным чарами Азратота, которое в конце концов было отправлено Арандуром в спячку. Теперь фольк понимал, что – или кого – видел он сражавшимся с драконом. Именно это существо и решило исход сражения. И хотя ему так до конца и не было понятным, как первое, неудачное, но невинное, творение гномов поднялось на битву с последним, порочным, созданием темных эльфов, – Гилфалас все же осознал, что, к счастью для мира, нашлись силы, о которых не подозревала даже Божественная Чета.
 Затем эльф описал чудеса Высшего Мира, которые оставили в его душе более глубокий след, чем он ожидал. Особенно ярко в его памяти запечатлелся город Зеленторил. Гилфалас поведал и о том, как произошла его встреча с Высоким Эльфийским Князем, что сильно заинтересовало хранителя Музея истории.
 – Я видел вас, – торопливо проговорил Ким. – Я хотел сказать, что видел во сне…
 – Позвольте сказать и мне, – вмешалась в разговор Марина. – Вы-то все уже набили себе брюхо, а вот бедный господин Кимберон скоро помрет с голоду.
 Она вышла и вскоре принесла Киму изрядную порцию гуляша, который сама же и приготовила. Только вскоре после того, как она поставила перед ним тарелку и аромат блюда ударил Киму в нос, он понял, насколько проголодался. Бурин подал ему кружку пива.
 Как только Ким начал есть, все умолкли, однако фольк попросил их не молчать, а рассказать ему до конца всю историю, поскольку ему не терпелось узнать, чем все закончилось. Как истинный фольк, он вполне был способен совмещать два дела сразу: есть и слушать.
 – Что же было дальше? – спросил он с набитым ртом.
 – Нет, вы только поглядите, во что превратился этот юноша, общаясь с Бурорином! Он уже научился говорить с полным ртом. – Казалось, старый гном из Подземного Мира стал больше похож на их общего друга, чем можно было предположить раньше.
 – Бурорин? – Ким чуть не поперхнулся.
 – Я счел, что пришло время удлинить его имя, – твердо произнес Хамагрегорин. – Как Владыка Гномов, я обладаю таким правом. Да к тому же он вскоре вступает в священный брачный союз…
 На этот раз Ким все-таки подавился, да так, что Марине пришлось постучать ему по спине.
 – Пожалуйста, – закашлял он, – не все сразу.
 – Первое Кольцо, которое ношу я, связано со всеми Вратами, – вновь заговорил Арандур. – Благодаря этому я и узнал о Вратах, созданных темными эльфами в Среднеземье, чтобы преодолеть Ограничительный Пояс.
 Узнав о борьбе Гилфаласа с псами-призраками, я открыл глубины Зарактрора для Высшего Мира. Узнав от него о том, что объявилось седьмое кольцо, я подготовил свой народ к битве, а почувствовав, как под огненным дыханием дракона задрожали Врата в Подземный Мир, я убрал барьеры между Мирами и вступил в схватку с врагом.
 – А для чего тогда существуют Врата в Зарактроре? – спросил Ким. – Я думал, что это город гномов и он исполнен духа Подземного Мира.
 – Так оно и есть, но в свое время Зарактрор был важен для всех трех Миров. Однако об этом тебе при случае расскажет кое-кто другой.
 – Я-то думал, что теперь, когда все прояснилось, пришло время получить ответы на все вопросы. А вы задаете новые загадки, – немного недовольно произнес Ким.
 – Нам предстоит ответить ещё на многие вопросы, – отозвался Гврги. – А то ведь нетрудно наговорить столько, что у тебя отпадет всякое желание задавать вообще какие-либо вопросы.
 – Ты недооцениваешь нашего Кима. Он – фольк, а они чрезвычайно любопытны. Будь уверен, когда мы решим, что получены ответы на все вопросы во Вселенной, наш Ким сумеет задать новые. – Бурорин широко ухмыльнулся.
 – Бубу, будь добр, – произнесла Марина.
 – Конечно, дорогая, – ответил Бурорин и улыбнулся.
 – Дорогая? – переспросил Ким. – Это значит, что ты… и он…
 – А он, как выясняется, не только любопытен, но ещё и на редкость проницателен, – заметил Бурин. – Дошло наконец до тебя? Да, я беру Марину в жены.
 – Это мы ещё должны обсудить, – вставила Марина.
 – Но ты же…
 – Верно, но кое-что нам все равно предстоит уточнить, – ответила Марина, и её глаза блеснули. – Права и обязанности, к примеру. Но не сейчас…
 – Ох уж эти женщины! – вырвалось у Бурина под всеобщий хохот.
 – Думаю, самое время поговорить о событиях в Зарактроре, – произнес Гврги. – Все мы ошибались.
 – Я собственными глазами видел карликов, – ответил Ким, – разве они не собирались покончить с нами?
 – Нет, ибо они не могли поднять руку на своих создателей. Но над ними висело проклятие Азратота, натравившего их в свое время на гномов, – произнес Грегорин. – Темный Князь посеял в душах этих созданий семена зависти, гнева и ненависти, но мое кольцо разрушило эти чары. Теперь у карликов Зарактрора новый повелитель.
 – Ты? – с уверенностью спросил Ким.
 – Нет, – ответил Грегорин. – Я вернусь в Подземный Мир и займу полагающееся мне место Владыки Гномов, а потом, когда придет время, отправлюсь в Зарактрор, но затем, чтобы превратиться в камень и навеки остаться рядом с братом.
 – Но кто же тогда?
 – Я, – сказал Гврги.
 – Ты? – Ким повернулся к нему в полном недоумении. – Но тебе-то зачем?
 – Чтобы преодолеть одиночество, – тихо проговорил Гврги, в то время как все удивленно и немного испуганно взглянули на него. – Весь мой народ погиб, – продолжил болотник. – Я был первым из них, и я знал, что останусь когда-нибудь один. Можете себе представить, что значит жить вечно, но пребывать в одиночестве? Разве может быть что-то хуже, а ведь именно это мне и показали псы-призраки. – Его голос звучал совершенно серьезно, а Ким при упоминании псов-призраков с содроганием вспомнил то, что представилось ему под их вой.
 – Но разве эти… недоделанные создания не вызывают у тебя отвращения?
 – С какой стати? – спросил Гврги. – Я и сам точно такой же.
 Затем он принялся рассказывать о событиях, которые спутники пережили в Подземном Мире. Он описал поездку в безлошадной повозке, бесконечные вырубленные в скалах уступы, туннели, встречу с Владыкой и Владычицей. Гврги поведал о том, как он рассказал Создателю гномов о своем происхождении, и о том, как уговаривал Владыку поставить его во главе войска гномов.
 – О наших с тобой приключениях я уже рассказал остальным, – сказал Фабиан. – Так что круг замкнулся.
 – Каждый был отправлен туда, где в нем нуждались, – вслух размышлял Ким, рассматривая свое кольцо. – Никто из нас в это не верил, но все оказалось правдой. Разве не странно, что маленькое колечко повлияло на столь многие вещи?
 Высокий Эльфийский Князь улыбнулся.
 – Мой Господин, – Ким обратился к нему, – только вы способны дать ответ на этот вопрос. Ведь не случайно же, как вы сами заметили, впервые в одном месте собрались все хранители колец. Что представляет собой седьмое кольцо?
 Улыбка Арандура стала ещё шире.
 – Ты хочешь знать, на что способно твое кольцо?
 – И не только это, а ещё как оно действует, зачем и почему оно создано? Я полагаю, что благодаря этому объяснению мы поймем и сущность власти, которой обладают другие кольца. Думаю, мы имеем право узнать об этом.
 – Ты стал мудр, маленький фольк, – произнес Эльфийский Князь. – Один маленький вопрос – и столько смыслов. Будет ли достаточным, если я скажу, что создал эти кольца для сохранения равновесия между мирами?
 – Но какая опасность им угрожала? Ведь все были на своих местах: эльфы в Высшем Мире, люди в Среднеземье, гномы в Подземном Мире? Разве не достаточно было просто возвести между мирами крепкие стены, чтобы раз и навсегда разъединить их?
 – Но они вовсе не разъединены. Ведь это один и тот же мир. Только эльфы находятся у его истоков, а гномы – в конце его развития. Но эти народы несовершенны и поэтому стремятся в Среднеземье, чтобы жить полнокровной жизнью. Однако в каждом движении к центру скрывается и разрушительная сила.
 Гномы стали жертвой своего желания создать новую жизнь. Темные эльфы были побеждены. Но опасность не была устранена окончательно; оставалось вопросом времени, когда падут чары и откроются глубины Зарактрора. Поэтому я создал кольца, а затем раздал их народам. Три получили человеческие дети, поскольку как гномы, так и эльфы уже жили в Среднеземье с человеческими женами и могли производить на свет потомство. Два были отданы Владыкам Подземного Мира, поделившим между собой власть над гномами, и одно я оставил себе.
 – А в чем же тогда миссия фольков? – поинтересовался Ким.
 – Фольки были созданы, чтобы хранить седьмое кольцо. Во многих отношениях оно важнее прочих. Твое кольцо связывает Миры между собой.
 Арандур сделал паузу, а все уставились на Кима, который в свою очередь разглядывал кольцо. И эта невзрачная вещица с прозрачным камнем на его руке заключает в себе такую власть?
 – Но почему же тогда не был создан сильный, могущественный и гордый народ, который сам сумел бы защитить данную ему власть? – Ким слишком хорошо знал слабости своего народа.
 – О чем ты говоришь? – воскликнул Фабиан. – В фольках скрывается гораздо больше, чем принято думать. Вы с успехом противостояли мощному и численно превосходящему вас врагу, сражаясь бок о бок с эльфами, гномами и людьми.
 – Поверь мне, – с улыбкой произнес Арандур, – фольки появились на свет для того, чтобы хранить седьмое кольцо, которое притягивает к себе остальные кольца, если равновесие мира оказывается под угрозой. Но произошло это не семьсот семьдесят семь лет назад, а гораздо раньше.
 У Кима закружилась голова, когда он снова взглянул на свое кольцо. На его слабых плечах покоилась тяжесть трех Миров, огромного количество живых существ, и ему стало страшно от мысли, что ещё совсем недавно враг был как никогда близок к кольцу.
 – Но… – начал было он. В этот миг раздался стук в дверь, и его вопрос, готовый вот-вот сорваться с языка, повис в воздухе.
 – Войдите, – ответил Фабиан.
 – Ваше императорское величество, – отчеканил легионер, переступив порог комнаты, – легион готов к выступлению.
 – Я останусь здесь ещё на несколько дней. Оставьте караул, а сами отправляйтесь.
 – Что? Как это? – Эта мысль не укладывалась у Кима в голове. Неужели от удара, полученного на поле боя, его рассудок помутился? – Величество? Я думал, что ты…
 – Я – император, – не дал ему договорить до конца Фабиан. – Первый император со времен Хельмонда Великого, который был возведен на престол на поле битвы. Мой отец был смертельно болен уже тогда, когда я отправлялся по его заданию в Эльдерланд. Но то, что император Юлиан болен, хранилось в строжайшем секрете.
 – Я видел его! – перебил его Ким. – На смертном одре! Во сне, конечно же, – добавил он.
 – От твоего внимания ничего не укроется, маленький фольк, – сказал Фабиан. – Итак, отец умер. Из столицы были разосланы гонцы, чтобы разыскать меня. Они-то и натолкнулись на армию больгов, стоящую лагерем у болот. Вслед за этим сюда были направлены легионы, которые прибыли в Гурик-на-Холмах одновременно с армией эльфов из Высшего Мира, так что против извечного врага, как и прежде, выступили все Свободные Народы.
 – Но…
 – Да, Ким. – Фабиан усмехнулся. – Отныне я буду сидеть в золотой клетке в Великом Ауреолисе. Но, как мне кажется, я нашел способ, при помощи которого мы по крайней мере раз в год сможем встречаться, чтобы выпить кружку-другую пивка.
 – Я считаю, что сейчас самое время это прорепетировать, – предложил Бурин. – А то от долгих речей у меня уже горло пересохло.
 Он налил всем по кружке, не отказался даже Высокий Эльфийский Князь.
 – Я пью за победу Свободных Народов. Мы навсегда сохраним в наших сердцах память о тех, кто отдал свои жизни в борьбе за свободу, – произнес Фабиан.
 Все присутствующие молча выпили. На мгновение каждый подумал о погибших.
 – А что ещё произошло? – вновь спросил Ким, любопытство которого, казалось, невозможно утолить. – Какие ещё события я упустил?
 – Я вынес тебя с поля боя, – ответил Бурорин. – Честно признаться, я боялся, что ты уже мертв. Но к счастью, котелок у тебя не глиняный. Я отдал тебя на попечение Марины, а сам вернулся на поле боя, чтобы паре-тройке больгов вправить за тебя мозги. Хотя нас было больше, исход сражения был ещё не ясен. Враги словно впали в бешенство, так что пришлось их убить всех до единого. Поверь мне, Ким, это была чертовски грязная работа. И чем больше она длилась, тем меньше удовольствия доставляла. Сражение превратилось в самую настоящую бойню.
 – Тем лучше, что меня там уже не было, – ответил Ким. – Не то меня бы вырвало от такого зрелища.
 – В этом не было бы ничего удивительного, – произнес Грегорин. – Многие не могли удержаться, по мере того как сражение становилось похожим на резню.
 – Хорошо еще, – продолжил Бурорин, – что хоть ветер дует теперь в правильную сторону! А то вонь от погребальных костров была бы просто невыносима. Те, кто живет в Серповых Горах позади Гурика-на-Холмах, наверное, никогда нам этого не простят.
 – Имперские легионы сейчас охотятся за темными эльфами на побережье. Азантуля, который мог бы открыть Врата, больше нет, поэтому у них отрезаны все пути к отступлению.
 – А действительно ли Азантуль мертв? – спросил Ким. – Я имею в виду тот черный дым, облако и все остальное?
 – Азантуля больше нет, – объяснил Арандур. – Но было бы слишком наивным надеяться, что вместе с ним исчезло и все зло.
 – Я же вам говорил, – ухмылялся Бурорин. – Когда все думают, что вопросы исчерпаны, Ким ухитрится задать новый.
 – Но если зло продолжает существовать, – продолжил Ким, – то не означает ли это, что в нем жива частичка Повелителя Теней Азратота, павшего от руки Талмонда Великого, и Азантуля, которого победил Фабиан?
 – Это многое бы могло объяснить, – ответил Эльфийский Князь. – Возможно, что борьба между представителем рода Талмонда и потомками Повелителя Теней не закончена и может вспыхнуть вновь. Однако сейчас мы вряд ли можем с уверенностью судить об этом.
 – Хорошо, что у нас вроде бы закончился запас ответов, – произнес Бурин, – потому что нам предстоит ещё выслушать Фабиана, а мне до смерти охота есть.
 – Надеюсь, ты все-таки останешься жив, – вставила Марина. – А тогда специально для тебя я приготовлю что-нибудь посытней.
 – Вот как она меня любит, – похвастался Бурорин.
 – Я подумываю о том, чтобы основать Совет хранителей колец, – сказал Фабиан, – и чтобы он раз в году собирался в Эльдерланде в память о состоявшейся здесь битве.
 – Отличная идея, – отозвался Арандур. – А я предлагаю через два или три дня, в зависимости от состояния здоровья Кимберона, провести первое заседание Совета и подумать, как сохранить мир на возможно более долгий срок.
 – Но я уже превосходно себя чувствую, – поспешил воскликнуть Ким и, стремительно выпрямившись в постели, почувствовал, как боль стрелой пронзила его голову и все вокруг поплыло.
 – Господа, пациент теряет голову. Необходимо покинуть помещение. – Марина была неумолима. – Я дам ему снотворное питье.
 Спустя три дня в Гурике-на-Холмах впервые заседал Совет хранителей колец. На этом заседании было принято только одно решение: каждый год 22 сентября собираться в Альдсвике, чтобы узнавать новые сведения о кольцах и обмениваться новостями всех трех Миров. Никто не решался выдвинуть идею об открытии Врат, но она незримо витала в воздухе зала, где собрались друзья.
 Последовавшие за этим дни были одним большим расставанием. Первым покинул Гурик-на-Холмах Фабиан. Подняв напоследок своего белого коня на дыбы, он пустил его галопом мимо ликующих горожан.
 Затем город покинули Высокий Эльфийский Князь Арандур Элохим и последний Владыка Гномов Ардхамагрегорин; один из них вернулся в Высший Мир, а другой отправился в Подземное Царство, чтобы занять там полагающееся ему по праву место. Ким особенно тепло попрощался с Грегорином.
 – Я поначалу не слишком доверял тебе, – сказал он напоследок. – И хочу попросить теперь за это прощение.
 – Не стоит, – ответил гном. – У тебя имелись все основания для этого. Я был как будто ослеплен. Но в Зарактроре мои глаза открылись. Я многое узнал и надеюсь к нашей следующей встрече узнать ещё больше. Пришло время, чтобы Подземный Мир тоже кое-чему научился, ибо никогда нельзя узнать всего, даже если перед твоими глазами и конец пути.
 Затем наступил черед Гврги. Хотя карлики и сражались в битве на стороне Свободных Народов, было очевидным, что вид их вызывает у многих непреодолимое отвращение. Поэтому их Владыка решил, что пришла пора и им возвращаться в Зарактрор.
 Ким даже удивился, как тяжело ему было прощаться с болотником.
 – Владыка Гврги, – сказал он, – или как следует обращаться к властелину Зарактрора?
 – Гврги будет в самый раз. Или «Хамагврги» все-таки лучше? Нет, это жутковато слышать. Да и кроме того, шаманов украшает скромность. Ты ещё увидишь меня – в своих снах…
 Бурорин и Марина гостили у Кима ещё две недели, пока молодой хранитель занимался в Гурике делами Совета Эльдерланда. Необходимо было назначить опекуна для несовершеннолетнего сына помещика Финка, погибшего в сражении. Вакантными оказались места пастора и жрицы. Как повелось издревле, пастор выбирался общиной Усть-Эльдера. Они выбрали почтенного цехового мастера гильдии башмачников. Что же до жрицы, то этот вопрос тоже разрешился скоро. На следующий день после окончательного выздоровления Кима состоялась официальная помолвка Бурорина и Марины. А на следующий год перед открытием Совета они должны были предстать перед алтарем. Поначалу Марина собиралась последовать за своим избранником на его родину, но потом они договорились попеременно проводить один год в далеком Ингладане, находящемся в королевстве гномов, а следующий – в Эльдерланде.
 Наилучшие шансы занять пост бургомистра Альдсвика на ближайших выборах имелись у кума Мартена Кройхауфа, который хоть и был тяжело ранен в сражении, но все же чудесным образом остался жив.
 На пороге была зима, и пришло время отправляться в путь. Вместе с Гилфаласом Ким отправился по северной дороге до Альдсвика, где их пути разошлись. Наступит весна, прежде чем Гилфалас доберется до далеких лесов Талариэля.
 Ким помахал рукой эльфу, когда тот пересек мост через Андер и скрылся среди деревьев. Пришло время возвратиться домой и ему.
 По дороге к музею то и дело попадались обгорелые здания и прочие следы пребывания врагов.
 Огромное здание Музея истории освещалось прохладным светом зимнего солнца. И его мощный фундамент, подобно творениям гномов, которые, как известно, строят на века; и благоустроенная срединная постройка, напоминающая крепостные сооружения людей; и устремленная к небу крыша, наподобие тех, что Ким видел в своих снах про город эльфов, – все это казалось сохранившимся в неприкосновенности.
 Но Ким вздохнул облегченно лишь тогда, когда убедился, что музейные коллекции не пострадали. По всей видимости, темные эльфы не сочли их представляющими ценность…
 Он вошел в свой дом, дом хранителя, находившийся рядом с музеем и словно бы искавший защиту под сенью большого брата. Открыв дверь, он невольно прислушался, не раздастся ли сейчас голосок Марины: «Господин Кимберон, вы уже вернулись?» – или более низкий голос его наставника: «Ну, Ким, что нового мы выяснили сегодня?» Однако в доме было тихо и пустынно.
 И все же он не выглядел обезлюдевшим. Кто-то из фольков подметал ступени у входа и проветривал помещения, а войдя в комнату, где и начиналась вся эта история, Ким увидел, что в камине уже аккуратно сложены дрова. Он быстро развел огонек, от которого занялись сухие поленья. Ему пришло на ум, что Гврги непременно сказал бы, что разводить огонь – это женское дело. И тут же словно наяву ему почудился возмущенный голос Марины: «Какой вздор! Каждый должен делать то, что умеет».
 Но перед тем как уютно усесться у камина, необходимо было закончить ещё одно дело. Ему предстояло кое-кого навестить.
 Он вышел на улицу и обошел вокруг дома, направляясь к маленькому садику позади музея. Здесь в один ряд возвышались двенадцать холмиков, на которых даже в это время года росли цветы и не боящийся морозов вереск. За ними возвышались надгробия с надписями.
 Здесь располагалось маленькое кладбище, на которое после открытия Музея истории на новом месте был перенесен прах его прежних хранителей.
 Двенадцатая могила была ещё совсем свежая, а надгробие – новое.
 Его глаза наполнились слезами, когда он прочитал надпись на могиле:

 Адрион Лерх


 Магистр искусств
 Аллатурионского университета
 XII хранитель Музея Эльдерланда
 покоится здесь с миром


 Каждого – туда,
 где в нем нуждаются больше всего.

 – Не грусти, – произнес голос у него за спиной. – После окончания любого дела неизменно начинается новое.
 Ким обернулся:
 – Магистр…
 Магистр Адрион Лерх улыбался.
 – Я думал, вы умерли!
 Но и произнося эти слова, он понимал, что перед ним стоит лишь видение. Для этого даже не понадобилось бы разглядывать голые ветви деревьев и скошенные поля, просвечивающие сквозь его друга и наставника.
 – Только тело мое мертво и покоится под этим камнем, – ответил дух магистра. – Но душа – бессмертна, и скоро я отправлюсь в те места, куда ты не сможешь за мной последовать. Пока не сможешь.
 – Но, магистр, вы ведь не оставите меня! Я нуждаюсь в вас, в ваших советах, вашей мудрости. У меня ещё столько вопросов.
 – Мое время истекло. Теперь хранитель ты. Все ответы, которые ты ищешь, находятся там. – С этими словами он указал на здание Музея истории, возвышающееся за кладбищем.
 – Магистр, – умолял Ким, – увидев вас, я надеялся, что мы снова сможем посидеть у камина, выкурить по трубочке и поговорить о прошлом. И клянусь, я нисколько не боюсь духов.
 Магистр усмехнулся:
 – По правде говоря, от искушения посидеть с трубкой у камина мне отказаться тяжелее всего. Но взгляни на меня: я ведь и сам всего лишь дым. – И правда, силуэт магистра задрожал, словно рябь на воде. – А теперь, Ким, поскорее задавай вопрос, который не дает тебе покоя.
 – Почему я? – вырвалось у Кима. – Почему именно мы, фольки, самые миролюбивые существа из всех живущих на свете, очутились на этом залитом кровью и проникнутом древней магией клочке земли, на котором когда-то стояла крепость Мрака? Почему именно мы стали хранителями седьмого кольца?
 – А кто же должен был ими стать? – спросил магистр. – Для этого мы и созданы. Ты никогда не задумывался, откуда произошли мы – не являющиеся ни людьми, ни гномами, ни эльфами, но имеющие сходство со всеми этими народами? В глубинах Зарактрора, там, где переплетаются между собой все времена, народы трех Миров создали нас, фольков, и поселили в этом месте. Любой другой, более сильный народ, оказавшись на этой земле, сосредоточившей в себе слишком много власти и слишком много магии, обязательно впал бы в искушение.
 Вдруг перед глазами Кима возникла картина, виденная во сне: эльф, гном и человек склоняются в поклоне перед фольком, напоминающим Адриона Лерха.
 – Но они создали даже больше, чем предполагали, – произнес голос на ветру. – Ибо эльфы видят только начало дороги, люди – середину, а гномы – конец пути; мы же можем вглядываться поверх всего этого и видеть время по другую его сторону, жизнь – по ту сторону жизни и свет, который превосходит всякое представление о нем. Туда, в неизвестность, и лежит сейчас мой путь. Возможно, когда-нибудь мы встретимся там…
 Ким вытер слезы, но перед ним уже больше никого не было. Только голые деревья, холодная земля и веющий над ней ветер.
 Но вдруг неожиданно в его душе зазвучали слова, что он так долго не мог вспомнить, словно кто-то другой произносил их устами Кима:



   Вот солнышко, стремясь в зенит,
   Ночную гонит тень.
   И все, что горизонт таит,
   Откроет новый день.


   Всю жизнь учись, учись, мой друг,
   у стрелки на часах.
   Путь завершен. Замкнулся круг.
   И новый начался.



 Он повернулся и направился в дом. Перед полыхающим в камине огнем он достал свою самую лучшую пенковую трубку, хорошенько набил её и, осторожно раскурив, выпустил колечко дыма, которое стало медленно подниматься к потолку.
 – Ну, – произнес он, – и это все?