---------------------------------------------


 Клиффорд Саймак
 Коллекционер



 * * *


 Когда подошло время спускаться за почтой, старый Клайд Паккер оторвался от своих марок и прошел в ванную — расчесать седые волосы и бороду. Как будто и без того забот мало, подумал он в который раз, однако никуда не денешься: на лестнице ему наверняка встретится кто-нибудь из соседей, а им до всего есть дело. Паккер не сомневался, что они сплетничают, обсуждают его между собой, и хуже всех была вдова Фоше, что жила в квартире напротив. Хотя, в общем-то, его мало трогало, что о нем думают.
 Прежде чем отправиться за почтой, он открыл ящик стола в центре захламленной гостиной — на столе в полном беспорядке грудами лежали нужные и ненужные бумаги — и достал маленького коробочку, присланную с одной из планет системы Унук-аль-Хэй. Паккер отщипнул кусочек от хранившегося в коробке высушенного листка и отправил в рот.
 Он замер на несколько секунд у выдвинутого ящика, наслаждаясь сочным диковинным вкусом: не мята и не виски — лишь привкус и того и другого, но к ним примешивалось и что-то еще, совершенно особенное, присущее только этим странным листьям. Ни одному человеку на Земле не доводилось пробовать ничего подобного. Паккер подозревал, что отвыкнуть от них будет очень трудно, хотя ни о чем таком ПугАльНаш его не предупреждал.
 Впрочем, даже если бы ПугАльНаш решил сделать это, Паккер, скорее всего, ничего бы не понял: пытаясь расшифровать записки ПугАльНаша, Паккер всякий раз поражался, до чего же унукские представления о земном языке и земной грамматике далеки от истинной картины.
 Коробочка, заметил он, почти опустела. Оставалось только надеяться, что его странный, но верный корреспондент, на которого он так привык рассчитывать, не подведет и теперь. Хотя повода сомневаться в нем у Паккера не было: за те двенадцать лет, что они переписывались, ПугАльНаш никогда его не подводил. Когда содержимое предыдущей бандероли подходило к концу, обязательно прибывала новая коробочка листьев с короткой дружеской запиской — и вся в самых новых унукских марках.
 Ни днем раньше, ни днем позже, а именно тогда, когда кончался последний листок — словно ПугАльНаш каким-то непостижимым для землянина образом узнавал, когда у того кончаются эти листья.
 «Надежный парень, — говорил себе Клайд Паккер. — Не гуманоид, конечно, но на него вполне можно положиться».
 И он снова задумался, как все-таки Пуг выглядит. Почему-то ему всегда представлялось, что это маленькое существо, но на самом деле он не знал ни его размеров, ни внешнего вида. Унук относился к числу тех планет, где землянам просто не выжить, поэтому все коммерческие операции и прочие контакты — как и со многими другими цивилизациями — осуществлялись при помощи посредников.
 Что, интересно, делал Пуг с теми сигарами, которые Паккер посылал ему в обмен на коробочки с листьями? Ел? Курил? Нюхал? Валялся на них или втирал в волосы? Если у него вообще есть волосы…
 Паккер потряс головой и, закрыв дверь, вышел на лестничную площадку. Затем дважды проверил, сработал ли замок. Кто их знает, этих соседей и особенно вдову Фоше: может, они только и ждут, как бы пробраться к нему в квартиру, пока его нет.
 На лестничной площадке никого но оказалось, что Паккера очень обрадовало. Чуть не крадучись, он подошел к лифту и нажал кнопку, надеясь, что удача не оставит его и никто так и не появится.
 Увы.
 В конце длинного коридора показался сосед, развязный, горластый тип из тех, что бесцеремонно — в их понимании, по-дружески — хлопают людей по спине и думают, что это нормально.
 — Доброе утро, Клайд! — радостно заорал он издалека.
 — Доброе утро, мистер Мортон, — ответил Паккер довольно прохладным тоном. С какой стати этот Мортон обращается к нему по имени? Никто никогда его так не называет — разве что изредка племянник. Антон Кампер, который зовет его «дядя Клайд» или чаще — просто «дядюшка». А Тони — просто никчемный болтун. Вечно он что-то затевает, строит грандиозные планы. Послушать его, так он на днях миллионером станет, только все его планы превращаются в пшик. А еще он — пройдоха, каких свет не видывал.
 «Как и я, в точности, — подумалось Паккеру, — не то что эти, теперешние. Одни только разговоры… Будь я помоложе, — решил он, с гордостью и теплотой вспоминая прошлое, — я бы их всех ощипал как цыплят».
 — Как сегодня марочный бизнес? — поинтересовался Мортон, подойдя ближе, и от души хлопнул Паккера по спине.
 — Должен вам напомнить, мистер Мортон, что я не занимаюсь филателистическим бизнесом, — резко ответил Паккер. — Хотя действительно интересуюсь марками, увлечен ими и настоятельно рекомендую…
 — Я не то имел в виду, — пояснил Мортон несколько смущенно. — Я не то хочу сказать, что вы продаете марки или там…
 — Строго говоря, продаю, — перебил его Паккер. — Но изредка и в небольших количествах. Это едва ли можно назвать бизнесом. Просто некоторые коллекционеры знают о моих обширных связях и время от времени…
 — Вот я и говорю! — радостно заорал Мортон и от избытка чувств снова хлопнул Паккера по спине. — Все дело в связях! Если есть связи, тогда в любом деле не пропадешь. Вот я, например…
 От продолжения тирады Паккера спасло лишь то, что прибыл наконец лифт.
 Спустившись вниз, он сразу направился к стойке дежурного.
 — Доброе утро, мистер Паккер, — сказал клерк, вручая ему стопку писем. — Тут для вас посылка, и довольно тяжелая. Может быть, вам помочь?
 — Нет, благодарю вас, — ответил Паккер. — Я уверен, что справлюсь сам.
 Клерк выложил посылку на стойку. Паккер взял ее в руки и тут же опустил на пол — весил пакет, должно быть, фунтов тридцать. А адресную наклейку почти всю покрывали марки с такими высокими номиналами, что аж дух захватывало.
 Паккер взглянул на наклейку повнимательнее: его фамилия и адрес были выведены печатными буквами и так старательно, словно земной алфавит представлялся отправителю непостижимым таинством. Вместо обратного адреса — мешанина из точек, закорючек и черточек: понять ничего невозможно, но вроде бы что-то знакомое. Марки, сразу определил Паккер, выпущены в системе девятой звезды созвездия Рака — за всю его жизнь ему доводилось видеть такие лишь один раз. Некоторое время он просто стоял, пытаясь сообразить, сколько они могут стоить.
 Затем сунул стопку писем под мышку и поднял посылку с пола. Теперь она показалась Паккеру еще тяжелее, и он тут же пожалел, что отказался от помощи. Но сказанного не воротишь. Да и в конце концов, не такой уж он еще старый и дряхлый.
 Доковыляв до лифта, он опустил пакет на пол и остановился лицом к двери, ожидая кабину. Неожиданно у него за спиной раздался голос, похожий на птичье щебетание, и Паккер вздрогнул, узнав голос вдовы Фоше.
 — О, мистер Паккер, — затараторила она, — я так рада, что вас встретила.
 Паккер обернулся, ибо ничего другого ему не осталось — нельзя же и в самом деле стоять к ней спиной, словно ее там нет.
 — О, какие вы тяжести носите… — пожалела его вдова Фоше. — Позвольте, я вам помогу.
 С этими словами она выхватила у него из-под руки стопку писем и добавила:
 — Бедняжка. Я помогу вам их донести.
 Паккер с удовольствием бы ее придушил, но вместо этого лишь улыбнулся. Улыбка, правда, вышла несколько натянутая, даже зловещая, но на большее его не хватило.
 — Как мне повезло, что я вас встретил, — ответил он. — Один бы я ни за что не справился.
 Не заметив скрытой иронии, вдова Фоше продолжала молоть языком как ни в чем не бывало:
 — Сегодня к ленчу я собиралась приготовить бульон, и у меня всегда получается слишком много. Может, вы присоединитесь?
 — Нет, к сожалению, это невозможно, — встревожено сказал Паккер. — Прошу меня извинить, но сегодня у меня очень много работы. — Кивнув на стопку писем у нее в руках и на посылку, он, словно рассерженный морж, выпустил воздух через усы, но вдова Фоше ничего не заметила.
 — Как это, должно быть, романтично и увлекательно! — снова затрещала она. — Все эти письма и пакеты с разных концов Галактики! С таких далеких и странных планет! Вы непременно должны как-нибудь просветить меня, рассказать, что такое собирание марок!
 — Видите ли, мадам, — несколько раздраженно ответил Паккер, — я занимаюсь марками больше двадцати лет и едва только начинаю понимать, что такое филателия, так что едва ли возьмусь объяснять это кому-либо еще.
 Она продолжала болтать.
 «Черт бы ее побрал, — подумал Паккер. — Когда же она замолчит?»
 Старая перечница! Он снова с шумом выпустил воздух через усы. Теперь она три дня будет носиться по всем соседям и рассказывать, как они «странно» встретились и какой он «странный» старикашка. Письма, мол, получает со всяких чужих планет, и бандероли, и посылки. И уж наверняка здесь дело не только в марках. Здесь, мол, что-то нечисто, можете не сомневаться даже…
 У его двери вдова Фоше неохотно отдала письма и спросила:
 — Вы уверены, что не передумали насчет бульона? Это не просто бульон. Я его готовлю по особому рецепту.
 — К сожалению, я вынужден отказаться.
 Паккер отпер замок и открыл дверь. Она все не уходила.
 — Я бы с удовольствием пригласил вас зайти, — соврал он, вежливо улыбаясь, — но у меня немного не прибрано.
 «Немного не прибрано» — это было, конечно, мягко сказано.
 Оказавшись наконец за надежно запертой дверью, Паккер пробрался мимо бесконечных штабелей из кляссеров, ящиков, коробок к столу и поставил посылку рядом. Первым делом он просмотрел письма; одно оказалось с Сахиба, другое — из системы Лиры, третье — с Муфрида, а четвертое — с Марса — просто рекламный проспект какого-то концерна.
 Паккер откинулся на спинку громоздкого кресла и обвел комнату взглядом.
 «Надо все-таки взяться как-нибудь и привести квартиру в порядок», — сказал он себе. Без сомнения, здесь полно барахла, которое можно просто выбросить, а все ценное надо рассортировать по коробкам и надписать, чтобы всегда можно было найти то, что нужно. Может быть, есть смысл даже составить генеральный каталог — тогда он, по крайней мере, будет знать, что у него уже есть, а чего нет и сколько все это стоит.
 Хотя это, конечно, не самый главный вопрос.
 Возможно, ему пора специализироваться. Большинство коллекционеров так и поступают. Галактика слишком велика, чтобы собрать все галактические марки. Даже два тысячелетия назад, когда коллекционерам приходилось беспокоиться только о земных марках, их печатали так много, что филателисты придумали специализацию.
 Однако на чем-же все-таки специализироваться, если сознательно хочешь ограничить свои интересы? Может быть, на марках с одной какой-то планеты или звездной системы? Может, на планетах за пределами определенного радиуса, скажем в пятьсот светолет? Или на конвертах? Например, было бы очень интересно составить коллекцию конвертов с гашениями и почтовыми отметками, демонстрирующую различия и тонкости почтового сообщения в глубине космоса, среди далеких звезд.
 Но в том-то и дело, что тут все интересно. Можно потратить три жизни, но так и не добраться до конца. Хотя за двадцать лет можно, если постараться, собрать огромное количество материала. А уж он-то старался! Он отдавал коллекционированию всего себя и наслаждался каждой минутой, проведенной с марками. В некоторых областях, не без гордости подумал Паккер, ему удалось стать своего рода экспертом. Время от времени он писал статьи для филателистических журналов, и едва ли не каждую неделю кто-нибудь из знаменитейших коллекционеров обращался к нему за помощью или просто заходил поболтать.
 Марки, чего уж там говорить, способны доставить огромное наслаждение, признавал Паккер, словно извиняясь. Огромное, ни с чем не сравнимое удовольствие.
 Но само собирание материала — лишь часть коллекционирования, своего рода начальная стадия. Гораздо важнее были контакты. И без них просто не обойтись, особенно без контактов в дальних пределах Галактики. Если вы не хотите полагаться на жуликоватых дельцов в филателистических магазинах, которые предлагают лишь то, что легко достать, контакты просто необходимы. Контакты с другими коллекционерами, которые желают обмениваться марками, контакты с одинокими людьми на одиноких форпостах и на самом краю Галактики, где, скорее всего, и можно найти редкий, экзотический материал, с людьми, которые готовы отыскать его, сохранить и переслать вам за вполне приемлемую цену, или с каким-нибудь Богом забытыми организациями, что приторговывали наборами различных марок в попытках хоть немного пополнить свой скудный бюджет.
 В системе Енотовой Шкуры, например, жил человек, которому в обмен на его марки нужны были лишь последние музыкальные записи с Земли. А один бесстрашный миссионер на пустынном Агустроне собирал пустые жестянки из-под табака и бутылки, которые по какой-то причине ценились на этой безумной планете очень высоко. Но среди многих других — землян и инопланетян — самым важным для Паккера корреспондентом всегда был ПугАльНаш.
 Паккер перекатил размокший и почти уже лишенный вкуса листок на языке, с наслаждением всасывая последние капли божественного нектара.
 Если бы кому-нибудь удалось раздобыть крупную партию этих листьев, подумалось ему, человек мог бы сказочно разбогатеть. Расфасовать их в маленькие пакетики наподобие жевательной резинки, и здесь, на Земле, листья будут разметать как горячие пирожки. Он как-то пытался поднять этот вопрос в переписке с ПугАльНашем, но только запутал беднягу унукийца, который почему-то просто не видел смысла в коммерческих операциях, выходивших за рамки личных потребностей самих участников обмена.
 Позвонили в дверь, и Паккер пошел открывать.
 Оказалось, это Тони Кампер.
 — Привет, дядя Клайд, — беззаботно произнес он.
 Паккер неохотно открыл дверь пошире.
 — Ладно, заходи уж, раз пришел.
 Тони шагнул через порог, сдвинул шляпу на затылок и окинул квартиру оценивающим взглядом.
 — Честное слово, дядюшка, тебе нужно взять как-нибудь и выкинуть весь этот хлам. Просто не представляю, как ты тут живешь.
 — Нормально живу, — осадил его Паккер. — Но может быть, я при случае разберу здесь немного.
 — Хотелось бы верить.
 — Мальчик мой, — горделиво произнес Паккер, — думаю, я без всякого преувеличения могу сказать, что у меня одна из лучших коллекций галактических марок на Земле. Когда-нибудь я помещу их все в альбомы…
 — Этого никогда не произойдет, дядюшка, ты просто будешь складывать их в кучи, как и раньше. Твоя коллекция растет так быстро, что ты не успеваешь сортировать даже новые поступления.
 Он пнул носком ботинка стоящую у стола коробку.
 — Вот, например? Опять новая посылка?
 — Только что пришла, — признал Паккер. — И пока я не выяснял, откуда она.
 — Отлично! — сказал Тони. — Что ж, развлекайся. Ты еще всех нас переживешь.
 — И переживу! — запальчиво ответил Паккер. — Однако зачем ты все-таки пришел?
 — Да ни за чем, дядюшка. Просто заскочил проведать и напомнить, что выходной ты обещал провести у нас. Энн настояла, чтобы я непременно зашел и напомнил. Дети всю неделю дни считали…
 — Я помню, — соврал Паккер, поскольку напрочь забыл о данном обещании.
 — Я могу заехать за тобой. Скажем, в три пополудни?
 — Нет, Тони. Спасибо. Не беспокойся. Я вызову стратотакси. В три будет очень рано, а у меня еще полно дел.
 — Надо думать, — сказал Тони и двинулся к выходу, потом добавил с порога: — Не забудь!
 — Разумеется, не забуду, — резко ответил Паккер.
 — Энн обидится, если ты не приедешь. Она запланировала на вечер все твои любимые блюда.
 Паккер проворчал что-то в ответ.
 — Ужин в семь, — напомнил Тони жизнерадостно.
 — Хорошо, Тони. Я приеду.
 — Ладно, дядюшка, до вечера.
 «Молокосос, — подумал Паккер. — Опять неизвестно что затеял, наверно. Всю жизнь проворачивает какие-то делишки, а толку никакого. Еле на жизнь хватает…»
 Он вернулся к столу.
 «Наверно думает, что получит в наследство мои деньги. Хоть там и не Бог весть сколько… Что же, пусть думает. Я, пока не потрачу все до последнего цента, помирать не собираюсь».
 Паккер сел за стол, взял один из конвертов, вскрыл его перочинным ножом и высыпал содержимое на маленький расчищенный в середине стола пятачок. Затем включил лампу, пододвинул плафон ближе и склонился над марками.
 Очень даже неплохая подборка, оценил он сразу. Вот, например, марка с Близнецов-12 — или это 16? — отличный образчик современной классики: сколько изящества, сколько фантазии, какая тонкая работа гравера и сколько здесь чувствуется любви и внимания, бумага высочайшего качества и превосходная печать.
 Паккер принялся искать пинцет, но на столе его не оказалось. Он порылся в ящике, содержимое которого и без того напоминало разоренное крысиное гнездо, но тоже безрезультатно. Тогда он опустился на колени и поискал под столом.
 Пинцета нигде не было.
 Отдуваясь, он забрался обратно в кресло. Настроение было испорчено.
 «Куда они вечно деваются? — подумал он сердито. — Наверно, уже двенадцатый пинцет… Черт бы их побрал, никогда не помню, куда в последний раз положил…»
 В дверь снова позвонили.
 — Войдите! — в сердцах крикнул Паккер.
 Вошел небольшого роста человек, чем-то похожий на мышь, мягко прикрыл за собой дверь и остановился у порога, нервно теребя в руках шляпу.
 — Прошу прощения… Мистер Паккер?
 — Ну, разумеется, это я, — нетерпеливо произнес Паккер. — Кого еще вы ожидали тут увидеть?
 — Э-э-э… сэр… — незнакомец сделал несколько шажков и остановился. — Меня зовут Джейсон Пикеринг. Возможно, вы обо мне слышали…
 — Пикеринг? — Паккер на мгновение задумался. — Пикеринг? О, конечно же, я слышал о вас! Вы собираете систему Полярной звезды.
 — Верно, — признал Пикеринг чуть жеманно. — Я весьма польщен, что вы…
 — Напротив, — перебил его Паккер, поднимаясь и протягивая гостю руку. — Это большая честь для меня!
 Он наклонился и скинул со стула два кляссера и три обувные коробки. Одна из них опрокинулась, и на пол посыпались марки.
 — Прошу вас, садитесь, мистер Пикеринг, — галантно предложил Паккер.
 Гость несколько ошарашено присел на край стула.
 — Боже, — произнес он, окидывая взглядом царивший в квартире беспорядок, — у вас тут огромное количество материала. Но вы, без сомнения, всегда можете отыскать то, что вам нужно…
 — Чаще всего, нет, — ответил Паккер, опускаясь в кресло. — Я по большей части даже не знаю, что у меня есть.
 Пикеринг хихикнул.
 — Тогда, сэр, вас ждет в будущем множество замечательных сюрпризов.
 — Едва ли. Я никогда ничему не удивляюсь, — заносчиво произнес Паккер.
 — Однако к делу. Я бы не хотел отнимать у вас время попусту. Нет ли у вас случайно марки «Поларис-17б» на конверте? Это довольно редкий номер, даже сам по себе, и я ни разу не слышал, чтобы кому-то марка встречалась вместе с конвертом. Однако мне посоветовали обратиться к вам: возможно, у вас есть то, что я ищу…
 — Подождите, дайте вспомнить. — Паккер откинулся на спинку кресла и мысленно перелистал страницы каталога. Есть: вспомнил! «Поларис-17б» — маленькая марка, можно даже сказать, крошечная, ярко-голубая с алым пятнышком в нижнем левом углу, а по всему полю — плотный орнамент из тонких завитков.
 — Да, — сказал он, открывая глаза. — Похоже, у меня есть такая марка. Помнится, много лет назад…
 Пикеринг затаив дыхание наклонился вперед.
 — Вы хотите сказать, что у вас действительно…
 — Да, я уверен, она где-то здесь. — Паккер неуверенно обвел рукой сразу полкомнаты.
 — Если вы найдете ее, я готов заплатить десять тысяч.
 — Насколько я помню, это была полоска из пяти марок. Письмо шло с Полариса-7 на Бетельгейзе-13 через… Нет, похоже, я уже не вспомню, через какую планету.
 — Полоска из пяти марок!!!
 — Насколько помню. Но может быть, я и ошибаюсь.
 — Пятьдесят тысяч! — выкрикнул Пикеринг, чуть не пуская слюну. — Пятьдесят тысяч, если вы их отыщете!
 Паккер зевнул.
 — Всего за пятьдесят тысяч, мистер Пикеринг, я даже не стану искать.
 — Сто!
 — Я подумаю.
 — Но вы начнете розыски прямо сейчас? Должно быть, вы помните хотя бы приблизительно…
 — Мистер Пикеринг, чтобы накопить эти груды материала, которые вы видите вокруг, мне потребовалось двадцать лет, и память у меня уже не та. Честно говоря, я понятия не имею, где они могут лежать.
 — Назначайте вашу цену, — взмолился Пикеринг — Сколько вы хотите?
 — Если я найду их, — сказал Паккер, — возможно, мы сойдемся на четверти миллиона. Но если найду.
 — Вы поищете?
 — Посмотрим. Может быть, я рано или поздно наткнусь на них случайно. Надо будет как-нибудь привести все это в порядок. Если они мне попадутся, то я о вас не забуду.
 Пикеринг резко встал.
 — Вы надо мной смеетесь, — обиженно произнес он.
 Паккер махнул рукой.
 — Я никогда ни над кем не смеюсь.
 Пикеринг двинулся к двери. Паккер поднялся с кресла.
 — Позвольте, я вас провожу.
 — Не стоит. И извините за беспокойство.
 Паккер снова опустился в кресло, глядя, как гость закрывает за собой дверь.
 Довольно долго он сидел, пытаясь вспомнить, где же у него лежит конверт из системы Полярной звезды, но в конце концов сдался: это было так давно.
 Затем он снова принялся искать пинцет, но тоже безуспешно. Видимо, утром придется пойти и купить новый. Тут Паккер вспомнил, что утром его дома не будет, поскольку он обещал навестить семью Тони в их летнем коттедже на берегу Гудзонова залива.
 Черт, и как только он умудряется терять столько пинцетов?
 Паккер сидела погрузившись в какое-то полудремотное-полузадумчивое состояние, размышляя о самых разных вещах. В основном о марках с клейким слоем и о том, как из многочисленных идей, возникших на Земле, именно эту жители Галактики подхватили быстрее всего и за две тысячи лет распространили до самых дальних пределов обитаемого пространства.
 Становилось все труднее уследить за новинками, да и самих планет, что выпускали марки, становилось все больше. Марки множились с невероятной быстротой, и чтобы не отстать, не пропустить что-то, приходилось тратить огромные усилия.
 А марок, в том числе и очень необычных, навыпускали множество. Взять хотя бы марки с Манкалинена, у которых номинал определялся запахом. Не пятицентовые, скажем, или пятидолларовые, или даже стодолларовые марки, а марки с запахом роз — для местной почты, марки с запахом сыра — для межпланетной корреспонденции внутри звездной системы, и еще один вид для межзвездных пересылок — эти воняли так, что человеку за сорок шагов становилось дурно. Или выпуски с Альгейба, отпечатанные цветами, которые человеческому глазу не дано видеть — хуже всего то, что номиналы на них были напечатаны этими же цветами. А взять ту знаменитую классическую серию, выпущенную — разумеется, нелегально — пиратами с Леониды; вместо бумаги они использовали обработанную кожу землян, попавших некогда в их лапы…
 Паккер сидел, уронив подбородок на грудь и прислушиваясь к нарушающему тишину тиканью часов, безнадежно утерянных где-то в завалах коллекционного материала.
 Марки дали ему новую жизнь, причем жизнь, которой он был вполне доволен. Двадцать лет назад, когда умерла Мира и он продал свою долю акций экспортной компании, ему казалось, что жизнь кончилась, что ничего хорошего у него уже не будет. Однако сейчас марки увлекали его даже больше, чем в свое время экспортный бизнес — и это просто благословение, да, именно благословение.
 Продолжая сидеть, Паккер с теплой признательностью вспоминал свою коллекцию, спасшую его от пучины одиночества, вернувшего ему интерес к жизни и словно бы омолодившую его.
 А затем он уснул.
 Разбудил его звонок в дверь, и Паккер, протирая глаза, пошел открывать.
 У порога стояла вдова Фоше с маленькой кастрюлькой в руках. Она протянула ее Паккеру и затараторила:
 — Я все-таки подумала: наверно, бедняжке это понравится. Тут немного бульона, что я приготовила. У меня всегда получается больше, чем нужно. Для одной так неудобно готовить…
 Паккер взял кастрюльку у нее из рук.
 — Спасибо, очень мило с вашей стороны.
 Вдова бросила на него пристальный взгляд.
 — Вы больны! — заявила она и шагнула через порог, заставив Паккера попятиться.
 — Я вовсе не болен, — попытался отбиться Паккер. — Я просто заснул в кресле, а так со мной все в порядке.
 Она протянула пухлого руку и потрогала его лоб.
 — Да у вас температура! Вы просто горите!
 — Ничего у меня нет! — не выдержал Паккер. — Говорю же я вам: я просто уснул.
 Вдова Фоше обогнула его и, пробравшись между стопками коробок, ворвалась в комнату. Паккер только успел подумать: «Боже, она таки проникла в квартиру! Как же ее теперь выдворить?»
 — Ну-ка, идите сюда и садитесь, — приказала вдова. — Термометра, надо полагать, у вас нет?
 Паккер, уже покорившись судьбе, покачал головой.
 — И не было. Я никогда не болел.
 Вдова Фоше вдруг взвизгнула, подпрыгнула и неуклюжим галопом понеслась к выходу. На полпути она споткнулась о тяжелую картонную коробку и растянулась на полу, но торопливо вскочила и, что-то проверещав напоследок, вылетела на лестничную площадку.
 Паккер захлопнул за ней дверь и в некотором недоумении уставился на кастрюльку: он по-прежнему держал ее в руках и за это время не пролил ни капли.
 Однако что же так напугало вдову Фоше?
 И тут он увидел: по полу бегала маленькая мышка. Паккер приподнял кастрюльку, салютуя своей спасительнице и серьезным тоном произнес:
 — Спасибо, дружок!
 Мыши… Одно время ему казалось, что мыши здесь действительно есть — то сыр обгрызут на кухонной полке, то кто-то шуршит по ночам — и это его беспокоило: вдруг они устроили себе гнездо где-нибудь в завалах филателистического материала?
 Но нет худа без добра, подумалось Паккеру.
 Он взглянул на часы — оказалось, уже пять вечера. Каким-то образом он забылся и пропустил ленч, а до отъезда оставалось совсем немного. «Что же, похлебаю бульона, — решил он, — и заодно просмотрю содержимое пакета…»
 Паккер взял со стола несколько полных коробок и переставил их на пол: места стало побольше — как раз чтобы разложить новые поступления.
 Он пошел на кухню, отыскал ложку и, попробовав бульон, счел, что готовить вдова Фоше действительно умеет. Кастрюлька была еще теплая, и для полировки на столе это, конечно, плохо, но Бог с ней, с полировкой: еще об этом не хватало беспокоиться.
 Паккер подтащил пакет к столу и прежде всего расшифровал загадочный обратный адрес. Эту новую знаковую систему начали несколько лет назад использовать в созвездии Волопаса, а посылка пришла от одного из его загадочных корреспондентов из созвездия Лебедя. Время от времени Паккер посылал ему в обмен ящик лучшего шотландского виски.
 Прикинув, сколько весит посылка, он решил, что на этот раз нужно будет отправить, по крайней мере, два.
 Вскрыв пакет, Паккер взял его за низ, перевернул, и на стол хлынул поток конвертов. Он отшвырнул пустой пакет в угол и в самом приятном расположении духа уселся в кресло, затем, прихлебывая бульон, принялся неторопливо разбирать свои новые сокровища.
 Даже на первый взгляд это была великолепная подборка. Отправитель взял на себя труд систематизировать конверты по месту выпуска и рассортировать их в маленькие стопки, перетянутые резинками.
 Стопка конвертов с Расальхейга, еще одна с Челеба, с Нунки, с Касс-Бореалис и множество других из различных далеких миров.
 Одну из них Паккер даже не распознал. В стопке оказалось двадцать пять или тридцать конвертов, но на всех была одна и та же марка — маленький желтый квадратик без единой надписи, довольно толстый и шершавый на ощупь. Он провел по ней пальцем, и ему показалось, что марка крошится, стирается, словно поверхность ее покрывал толченый мел.
 Несколько озадаченный, Паккер вытащил один конверт из-под резинки и бросил стопку на стол. Порывшись в ящике, он отыскал увеличительное стекло и склонился над маркой. Да, действительно, никаких надписей или пометок — просто маленький желтый квадратик — толстый, с тернистой поверхностью, словно на бумаге были наклеены песчинки.
 Он выпрямился, проглотил еще ложку бульона, затем долго пытался сообразить, что это могут быть за марки. Увы, хранящийся в памяти каталог ничего не подсказывал. Похоже, он такую марку никогда еще не видел и даже не слышал о ней.
 Часть почтовых штемпелей он узнал сразу, другие оказались совершенно незнакомыми. Впрочем, это не важно: позже можно будет отыскать их в справочниках. Однако у Паккера и без того складывалось впечатление, что планеты или звездная система, откуда отправили конверты, лежали где-то в направлении созвездия Весов. На это указывали те штемпели, которые ему удалось распознать.
 Отложив увеличительное стекло в сторону, он вновь принялся за бульон. Главное, напоминал себе Паккер, поднося ко рту очередную ложку, не намочить усы; даже если человек не носит усы, есть все равно нужно аккуратно…
 Но тут рука как назло дрогнула: немного бульона пролилось на бороду, немного капнуло на стол, и почти полная ложка выплеснулась на конверт с желтой маркой.
 Паккер выхватил из кармана платок и попытался стереть расползающееся жирное пятно, но было уже поздно. Конверт промок почти мгновенно, марка потемнела от влаги, и он в сердцах выругался, проклиная собственную неуклюжесть.
 Затем взял мокрый конверт за уголок, отыскал мусорную корзину и разжал пальцы.
 После выходных, проведенных с семьей Тони на берегу Гудзонова залива, Паккеру не терпелось вернуться домой.
 «Тони совсем рехнулся, — подумал он. — Надо же всадить столько денег в роскошный загородный дом! Шансов разбогатеть у него, считай, никаких, все его грандиозные планы рушатся один за другими, однако он по-прежнему строит из себя большого дельца и цепляется за эту дорогую виллу. Впрочем, может быть, так сейчас и надо; если удастся одурачить кого-нибудь, заставить поверить, что ты чего-то стоишь, тогда у тебя может появиться реальный шанс влезть в большое дело. Может быть, так и надо, кто его знает…»
 Паккер остановился в холле забрать почту, надеясь, что бандероль от ПугАльНаша уже прибыла. Со всей этой суетой он забыл прихватить коробочку с листьями, и за три дня успел понять, насколько сильно к ней привык. Каждый раз, когда он вспоминал, как мало у него осталось листьев, Паккера охватывало беспокойство: а вдруг ПугАльНаш забудет о нем?
 За три дня накопилось множество писем, но от ПугАльНаша ничего не было.
 Впрочем, этого следовало ожидать, напомнил себе Паккер: новые бандероли ни разу не приходили, пока листья не кончались совсем. Поначалу он нередко задумывался, что за пророческий дар позволяет его другу точно угадывать, когда у него кончается запас, и как тот рассчитывает время отправки, чтобы бандероли приходили именно в тот день, когда в них возникнет необходимость. Теперь он об этом не думал, все равно бесполезно, чудо оно и есть чудо.
 — С возвращением! — радостно приветствовал его дежурный клерк. — Как отдохнули, мистер Паккер?
 — Сносно, — проворчал он и направился к лифту.
 Однако на полпути его перехватил управляющий Элмер Ланг.
 — Мистер Паккер, — заверещал он, — мне непременно нужно с вами поговорить.
 — Ну так говорите.
 — Это насчет мышей, мистер Паккер.
 — Каких еще мышей?
 — Миссис Фоше сказала мне, что у вас в квартире мыши.
 Паккер расправил плечи и выпрямился, чтобы казаться выше, хотя при его сложении это было непросто.
 — Это ваши мыши, Ланг. Вы ими и занимайтесь.
 — Но как же я могу, мистер Паккер? — произнес Ланг, заламывая руки. — Ваша квартира… Там столько всякого хлама… надо бы все это разобрать.
 — Должен вам заметить, сэр, что этот хлам является одной из самых полных коллекций марок во всей Галактике. Я действительно несколько запустил разборку новых поступлений, но я никому не позволю называть свою коллекцию хламом.
 — Но может быть, я попрошу Майлса, сборщика, помочь вам разобраться с коллекцией?
 — Помочь мне мог бы только человек, имеющий определенный опыт работы с филателистическим материалом, — строго сказал Паккер. — Ваш сборщик, надо полагать, такого опыта не…
 — Но, мистер Паккер, — взмолился Ланг, — все эти горы бумаги и коробки — идеальное место для мышей. Я не смогу вывести мышей, если не вычистите свои завалы.
 — Вычистить?! — взорвался Паккер. — Да вы хоть понимаете, о чем говорите? Где-то в огромной массе материала есть, например, конверт — для вас это просто конверт с марками и штемпелями, — за который мне несколько дней назад предлагали четверть миллиона долларов — если только я его отыщу. И это лишь малая толика от всего накопленного. Вы что, Ланг, все это предлагаете мне «вычистить»?
 — Но, мистер Паккер, так больше продолжаться не может. Я вынужден настаивать…
 Тут прибыл лифт, и Паккер с видом оскорбленного достоинства шагнул в кабину, оставив управляющего с его проблемами в холле.
 — Сует свой нос, куда не просят… — пробормотал он, отдуваясь сквозь усы.
 — Что вы говорите, сэр? — спросил лифтер.
 — Миссис Фоше. Сует свой нос, куда ее не просят.
 — Возможно, вы правы, сэр, — рассудительно ответил лифтер.
 Паккер надеялся, что в коридоре никого не будет, и на этот раз ему повезло. Он отпер дверь, шагнул вперед…
 И замер, услышав странный булькающий звук.
 Какое-то время он стоял неподвижно, прислушивался — с недоверием и чуть-чуть испуганно.
 В комнате по-прежнему булькало.
 Паккер опасливо прошел дальше и сразу же увидел, в чем дело.
 Мусорная корзина у стола была до краев заполнена какой-то булькающей желтой массой. В нескольких местах масса даже сползла по стенке корзины и растеклась лужицами по полу.
 Готовый в случае чего повернуться и броситься наутек, Паккер медленно подошел ближе, но ничего не произошло. Желтая масса в корзине продолжала булькать, и только.
 Это была густая, похоже, клейкая масса без пены, и хотя она булькала, ни пузырьков, ни бурления не было заметно.
 Паккер подошел совсем близко и протянул к корзине руку. Никто его не схватил, да и вообще, масса никак не отреагировала.
 Он ткнул ее пальцем: на ощупь поверхность оказалась довольно плотной, чуть теплой, и у него вдруг возникла мысль, что это нечто живое.
 Паккер тут же подумал о вымоченном бульоном конверте, который бросил перед отъездом в мусорную корзину. Он даже не удивился своей догадке: масса в корзине была такого же цвета, что и марка на конверте. Обогнув стол, он положил туда почту и тяжело опустился в кресло.
 «Выходит, марка ожила, — подумал Паккер, — и это очень странно…» Впрочем, чего уж там. На самом деле она не страннее некоторых марок, что ему доводилось видеть раньше. Хотя Земля и передала Галактике идею их использования, многие развили ее гораздо дальше — порой с очень необычными результатами.
 «А мне теперь, — подумал он, — придется выносить эту дрянь в корзине. Не хватало еще, чтобы Ланг увидел…»
 Его немного беспокоило то, что Ланг требовал привести квартиру в порядок, и в какой-то степени задевало: он заплатил за нее немалые деньги, причем заплатил вперед, и никогда никому не мешал. А кроме того, он живет здесь уже двадцать лет, и с этим Лангу тоже придется считаться.
 Потом он наконец встал, обошел стол сбоку и наклонился. Осторожно, чтобы не вляпаться, где желтая масса перетекла через край, взялся за корзину и попытался ее подрыть. Не тут-то было. Он тянул изо всех сил, но корзина оставалась на месте. Паккер выпрямился и двинул ее ногой — она даже не шелохнулась. Он шагнул назад и уставился на корзину, сердито отдуваясь сквозь усы. Как будто ему и без того забот мало! Надо разбирать все эти завалы и избавляться от мышей. Надо искать конверт из системы Полярной звезды. Кроме того, куда-то подевался пинцет, и придется идти покупать новый, а значит, опять тратить время.
 Но прежде всего нужно будет убрать отсюда корзину. Очевидно, она просто прилипла: эта желтая дрянь затекла под дно и засохла. Нужно будет взять ломик или еще что-нибудь длинное, поддеть и отодрать от пола.
 Желтая масса в корзине по-прежнему весело булькала. Паккер вновь надел шляпу, вышел на лестницу и запер за собой дверь.
 Стоял чудный летний день, и он решил немного прогуляться, а заодно подумать о своих бесчисленных проблемах. Однако о чем бы Паккер ни думал, мысли его возвращались к корзине с ползущим через край желтым киселем, и он понимал, что не сможет заниматься ничем другим, пока от нее не избавится.
 Отыскав магазин, где продавали скобяные изделия, Паккер купил средних размеров ломик и направился к дому. Возможно, он поцарапает немного пол, но зато уж точно отдерет приклеившуюся корзину.
 В холле первого этажа на него снова напустился Ланг.
 — Мистер Паккер, — спросил он строго, — куда это вы направляетесь с таким ломом?
 — Я его купил специально, чтобы вывести мышей.
 — Но, мистер Паккер…
 — Вы ведь хотите, чтобы я от них избавился?
 — Да, разумеется.
 — Ситуация складывается критическая, и от меня могут потребоваться решительные действия, — сурово произнес Паккер.
 — Но… лом!
 — Не беспокойтесь, я буду осторожен и не стану бить слишком сильно, — пообещал Паккер.
 Он поднялся на лифте к себе. Написанная на лице Ланга растерянность немного улучшила ему настроение, и, двигаясь по коридору, Паккер даже насвистывал какую-то мелодию.
 Однако, ковыряясь ключом в замке, он услышал за дверью шорох и почувствовал, как по спине у него пробежал холодок: шорох казался таинственным и зловещим.
 «Боже, — подумал он, — там не может быть столько мышей». Сжав ломик покрепче, Паккер отпер замок и распахнул дверь.
 В квартире бушевал бумажный шторм.
 Паккер быстро шагнул через порог и захлопнул за собой дверь, чтобы ни одна бумажка не улетела на лестницу.
 «Должно быть, оставил окно открытым», — мелькнула мысль. Но нет, не оставил. Да и на улице — ни ветерка.
 А тут… тут не то что ветерок — самый настоящий шторм.
 Паккер стоял, прислонившись спиной к двери, и испуганно наблюдал за происходящим в квартире, затем перехватил ломик понадежнее.
 Ливень конвертов, шквал пакетов, снегопад танцующих в воздухе марок… На полу тут и там стояли раскрытые коробки, куда, укладываясь аккуратными рядами, сыпались пакеты, марки и конверты, а вдоль стены стояли ровными штабелями другие коробки, что само по себе уже вызывало беспокойство: меньше двух часов назад, когда он уходил, в квартире не было абсолютно ничего ровного и аккуратного.
 Однако прямо на глазах шторм стихал. В воздухе кружилось уже меньше бумаг, коробки закрывались, словно невидимой рукой, и, взлетая сами по себе, укладывались вместе с другими у стены.
 «Полтергейст!» — в ужасе подумал Паккер, лихорадочно припоминая, что он читал или слышал об этом явлении, и пытаясь отыскать хоть какое-то объяснение.
 Но тут все закончилось.
 По воздуху уже ничего не летало. Коробки стояли ровными штабелями у стены. Все замерло.
 Паккер шагнул в комнату и ошарашено обвел взглядом свое жилище.
 Письменный и обеденный стол сияли полировкой. На окнах висели желтые ровные шторы. Ковер выглядел как новый. Кресла, журнальные столики, лампы и множество других вещей, давно похороненных под грудами филателистического материала и забытых, вновь стояли на своих местах — вычищенные и отполированные до блеска.
 А в центре всего этого упорядоченного благообразия весело булькала мусорная корзина.
 Паккер выронил ломик и двинулся к столу. Окно перед ним распахнулось. Ломик просвистел у него над головой, вылетел на улицу и с треском продрался сквозь крону ближайшего дерева, затем окно захлопнулось, и Паккер потерял ломик из виду.
 Он снял шипу и швырнул ее на стол.
 Шляпа немедленно поднялась в воздух и поплыла к шкафу в прихожей. Дверцы шкафа распахнулись, шляпа скользнула внутрь, и дверцы мягко закрылись.
 Паккер в задумчивости надул щеки и выпустил воздух сквозь усы. Затем достал платок и промокнул лоб.
 — Странные творятся дела, — пробормотал он себе под нос.
 Медленно, настороженно Паккер принялся осматривать квартиру. Все коробки стояли вдоль одной из стен — от пола до потолка по три в ряд. У противоположной стены стояли три картотечных шкафа, и Паккер удивленно потер глаза: за долгие годы он успел про один забыть и думал, что у него их только два. А вся квартира была аккуратно прибрана, вычищена и только что не светилась.
 Паккер переходил из комнаты в комнату — везде царил полный порядок.
 Сковородки и кастрюли на кухне стояли на своих местах, в буфете высились аккуратные стопки тарелок. Плита и холодильник сияли чистотой, и даже в раковине не оказалось ни одной грязной тарелки, а Паккер не сомневался, что они должны быть. Кастрюлька миссис Фоше, уже без бульона и оттертая до блеска, стояла на кухонном столе.
 Паккер вернулся к письменному столу и там, словно кто-то выложил все это для обозрения, обнаружил десять мертвых мышей.
 Восемь филателистических пинцетов.
 Стопку конвертов со странными желтыми марками.
 Два — не один, а сразу два — конверта с марками «Поларис-17б», на одном четыре марки, на другом — пять.
 Паккер устало опустился в кресло и снова взглянул на стол.
 Как же это могло случиться, черт побери? И что вообще происходит?
 Он наклонился и посмотрел на корзину, стоявшую сбоку от стола. Ему даже показалось, что она булькала специально для него. Видимо, все дело в ней, решил Паккер, иначе просто и быть не может. Ничего другого в квартире не появилось, ничего нового — только эта мусорная корзина с желтой кашей.
 Он взял со стола стопку конвертов с желтыми марками и открыл ящик стола, чтобы найти увеличительное стекло. В ящике тоже был полный порядок, а увеличительных стекол оказалось сразу пять штук. Паккер выбрал самое сильное.
 При таком увеличении поверхность марки превратилась в равнину с ровно уложенными вплотную друг к другу маленькими шариками — вовсе не песчинки, как ему показалось раньше. Склонившись над увеличительным стеклом, Паккер вдруг понял, что это споры.
 Крохотные безжизненные оболочки, способные тем не менее возродить жизнь — что в данном случае и произошло. Он пролил на марку бульон, споры ожили, и возникла эта странная колония микроорганизмов в корзине.
 Паккер положил увеличительное стекло на место и встал, собрал дохлых мышей за хвостики, отнес к люку мусоросжигателя и выбросил.
 Затем прошел к книжному шкафу: книги тоже были расставлены по тематике; нашлись даже те, что он давным-давно потерял и не мог отыскать долгие годы. Длинные ряды каталогов марок, подборка справочников по галактическим гашениям, огромный том по разновидностям почтовых отметок, путеводители по Галактике, целая полка словарей экзотических языков — книги, совершенно необходимые для распознавания марок — и множество изданий, посвященных тонкостям филателии.
 От книжного шкафа он перешел к сложенным у стены коробкам. Взял одну из них и поставил на пол. Коробка оказалась заполненной конвертами и прозрачными пакетами с отдельными марками, блоками, марками в листах и полосах. С растущим чувством радостного удивления Паккер продолжал перебирать содержимое коробки.
 Все марки и конверты в ней оказались из системы Тубана. Он закрыл коробку и собрался поставить ее на место, однако, не дожидаясь его, коробка сама поднялась над полом и установилась туда, откуда он ее взял.
 Паккер проверил еще три, что стояли рядом. В одной коробке хранился материал с Корефороса, в другой — из системы Антареса, а в третьей — с Джуббы. Споры не только привели в порядок квартиру, но и рассортировали всю его коллекцию!
 Он вернулся на дрожащих ногах к креслу и сел. Просто невероятно! Слишком невероятно!
 Споры впитали бульон и ожили. И теперь у него в мусорной корзине поселилась неземная форма жизни — или колония различных форм жизни — короче, существа с явным пристрастием к порядку, неудержимым стремлением работать и умением направить свое стремление в нужное русло.
 Но самое главное — эта чертовщина в корзине делала именно то, что человеку нужно.
 Корзина навела порядок в квартире, рассортировала марки и конверты, извела мышей и отыскала конверты из системы Полярной звезды вместе со всеми потерявшимися пинцетами.
 Откуда эти существа узнали, что ему нужно? Может быть, они читают мысли?
 От этой догадки по спине у него пробежали мурашки, но до его возвращения корзина и в самом деле ничего не делала, лишь весело побулькивала. Возможно, она не знала, что делать, а затем он вернулся и каким-то образом ей передались его мысли. Да, пожалуй, так: едва он вернулся, корзина узнала, какого работу надо выполнять, и сделала ее.
 Зазвенел звонок в прихожей, и Паккер пошел открывать. Оказалось, это Тони.
 — Привет, дядюшка, — сказал он. — Ты забыл свою пижаму, и я решил забежать вернуть. Ты оставил ее на кровати.
 Он протянул Паккеру небольшой сверток и только тут заметил, что произошло в квартире.
 — Боже, дядюшка! Что случилось? Ты никак навел здесь порядок?
 Паккер в смущении покачал головой.
 — Да нет, Тони. Тут произошло нечто необъяснимое.
 Племянник прошел в гостиную и остановился, восхищенно и несколько ошарашено оглядывая комнату.
 — Ты славно потрудился, дядюшка.
 — Я палец о палец не ударил.
 — А! Понятно. Нанял кого-то, чтобы здесь убрали, пока ты гостил у нас.
 — Нет, что ты. Все случилось сегодня утром. И всю работу сделала вот эта штуковина. — Паккер указал на корзину.
 — Да ты, видимо, рехнулся, дядюшка, — без тени сомнения заявил Тони. — Совсем крыша поехала.
 Тони настороженно обошел вокруг корзины, затем протянул руку и ткнул пальцем в желтую булькающую массу.
 — Похоже на тесто, — сообщил он, выпрямился и посмотрел Паккеру в глаза: — А ты меня не разыгрываешь?
 — Я понятия не имею, что это такое, — ответил Паккер, — и не знаю, как и зачем оно навело у меня порядок, но клянусь, все это — чистая правда.
 — А знаешь, дядюшка, — задумчиво сказал Тони, — тут, кажется, что-то есть…
 — Не сомневаюсь.
 — Нет, я серьезно. Не исключено, что это величайшее открытие за всю историю человечества… Так значит, ты говоришь, эта чертовщина делает то, что тебе нужно?
 — В общем, да, — сказал Паккер. — Только я не понимаю — как. У нее определенно есть ощущение порядка, и она делает ту работу, которую тебе нужно. Она словно понимает тебя — даже предвидит твои желания. Может быть, на самом деле это мозг с огромным пси-потенциалом. Видишь ли, я тут перед отъездом разглядывал один конверт с желтой маркой…
 И он рассказал ему все, что с ним произошло. Тони задумчиво слушал, теребя себя за подбородок.
 — Так, ладно, дядюшка, — произнес он наконец, — все ясно. Мы не знаем, что это такое и как оно действует, но давай пораскинем мозгами. Представь себе ведерко этой вот чертовщины в какой-нибудь конторе, в большой, серьезной конторе. Они смогут добиться такой эффективности, какая им и не снилась. Эта штуковина будет сортировать и хранить бумаги, регистрировать документацию и вообще поддерживать полный порядок в делах. У них никогда ничего не потеряется! Все будет лежать на своих местах, а найти нужный документ можно будет в считанные секунды. Скажем, босс или еще кто хочет посмотреть какое-нибудь досье: хлоп! — и оно уже на столе. Да с такой штуковиной можно вообще уволить всех клерков! Или, например, библиотека: она может работать даже без библиотекарей, и еще как! Но больше всего пользы эта чертовщина принесет в крупных конторах — в страховых фирмах, в промышленных корпорациях или транспортных компаниях. Тут ей просто цены нет.
 Паккер немного растерянно покачал головой.
 — Может быть, Тони, может быть, но кто тебе поверит? Кто обратит внимание? Это слишком фантастичный план. Ты просто станешь посмешищем.
 — Ну, это все ты оставь мне, — сказал Тони. — Я знаю, что надо делать, и тебе без меня не обойтись.
 — Ага! Значит, мы уже деловые партнеры.
 — У меня есть друг… — Послушать его, так у Тони везде друзья. — Он разрешит мне провести проверку. Мы поставим ведерко с этой штуковиной у него в конторе и посмотрим, что получится. — Он огляделся, уже готовый действовать. — У тебя есть ведро?
 — На кухне должно быть.
 — А мясной бульон? Ты ведь облил марку мясным бульоном?
 Паккер кивнул.
 — Кажется, есть банка консервированного.
 Тони почесал в голове.
 — Значит, так, дядюшка: прежде всего нам нужен стабильный источник поставок.
 — У меня осталось еще несколько таких конвертов. Все — с марками. Мы можем использовать один из них.
 Тони нетерпеливо отмахнулся.
 — Нет, так не пойдет. Эти конверты — наш резервный фонд. Их нужно спрятать куда-нибудь в сейф — на крайний случай. Но сдается мне, мы сможем вырастить не одно ведро этой штуковины из того, что у нас уже есть. Отчерпнем немного, подкормим бульоном и…
 — Но откуда ты знаешь?..
 — А тебе не кажется странным, дядюшка, что спор на марке и бульона, который ты пролил, оказалось ровно столько, чтобы заполнить желтой массой одну мусорную корзину до краев?
 — Да, в общем-то, но…
 — По-моему, эта чертовщина разумна. Или, во всяком случае, она знает, что делает. Так сказать, сама себе устанавливает правила. Ты ей дай корзину, и она живет в ней, никуда не выползает. Разрослась как раз до краев и немного вытекла, но лишь для того, чтобы приклеить корзину к полу. И все. Она не прет через край, не заполняет комнату — короче, знает свое место.
 — Может быть, ты и прав, но это не объясняет…
 — Подожди секунду, дядюшка. Вот смотри.
 Тони сунул руку в корзину и вырвал кусок желтой массы.
 — Теперь следи за корзиной.
 Прямо у них на глазах споры расползлись и заполнили пустое пространство. Спустя несколько минут корзина снова была полна до краев.
 — Видишь, что я имею в виду? — сказал Тони. — Дашь ей больше места — она вырастет. Нужно только кормить. А уже место мы ей дадим — много-много ведер — и пусть растет сколько душе угодно…
 — Черт, дашь ты мне сказать, наконец?! Я тебя хочу спросить, что мы будем делать, чтобы она не приклеивалась к полу? Ну, разведем мы еще ведро этой чертовщины или несколько ведер, а они возьмут и приклеятся тут к полу, как первое.
 — Очень хорошо, что ты об этом подумал. Но я знаю, что надо делать — мы просто подвесим ведро за ручку. Подвесим, и ей не к чему будет приклеиваться.
 — Хм-м… Ладно. Похоже, мы все предусмотрели. Пойду разогрею бульон.
 Они разогрели бульон, нашли ведро и подвесили его на рукоятку швабры, уложенной на спинки двух стульев. Затем бросили туда кусок желтой массы, вырванной из мусорной корзины, и приготовились наблюдать. Однако масса лежала куском и, похоже, совсем не собиралась расти.
 — Выходит, я был прав, — заявил Тони. — Чтобы она начала расти, ей нужно немного бульона. Он плеснул в ведро бульон, но спустя несколько секунд масса растаяла, расползлась и превратилась в тягучую черную жижу.
 — Что-то здесь не так, — обеспокоенно сказал Тони.
 — Да уж, — согласился Паккер.
 — Знаешь, у меня есть идея, дядюшка. Очевидно, ты в первый раз облил марку другим бульоном. У разных фирм, что производят консервы, наверняка и разная рецептура. Дело, скорее всего, не в самом бульоне, а каком-то ингредиенте, который побуждает споры к росту. Похоже, у нас не тот бульон.
 Паккер смущенно шаркнул ногой.
 — Тони, я не помню, какой был бульон.
 — Но ты должен вспомнить! — закричал Тони. — Думай! Ты должен вспомнить, что это была за фирма!
 С несчастным видом Паккер шумно выдохнул через усы и признался:
 — По правде говоря, Тони, я его не покупал. Этот бульон приготовила миссис Фоше.
 — Вот, уже кое-что! Кто такая миссис Фоше?
 — Любопытная старуха, что живет на этой же лестничной площадке.
 — Отлично! Тебе надо лишь попросить, чтобы она приготовила еще немного.
 — Я не могу, Тони.
 — Но нам нужна всего одна порция. Мы отдадим бульон на анализ, чтобы узнать состав, и дело сделано!
 — Она захочет узнать, зачем мне бульон. И всем расскажет, как я ее попросил. Возможно, она даже догадается, что здесь дело нечисто.
 — Вот этого допустить нельзя, — озабоченно произнес Тони. — Все должно остаться между нами. Зачем нам делиться с кем-то еще?
 Он сел и задумался.
 — А кроме того, она, наверно, на меня злится, — добавил Паккер. — Перед моим отъездом она таки пробралась в квартиру и до смерти перепугалась, когда увидала мышь. После чего понеслась к управляющему жаловаться.
 Тони щелкнул пальцами.
 — Придумал! — воскликнул он. — Я знаю, как мы это обтяпаем. Ты иди и ложись в постель, а…
 — Еще чего! — проворчал Паккер.
 — Послушай, дядюшка, другого выхода нет. Тебе придется мне подыграть.
 — Что-то мне это не нравится. Совсем не нравится.
 — Иди ложись в постель и притворяйся больным. Сделай вид, что тебе плохо. А я отправлюсь к этой миссис Фоше и распишу ей, как ты переживаешь из-за того, что ее напугала мышь. Скажу, что ты, мол, весь день вкалывал и приводил квартиру в порядок, только чтобы это не повторилось. Скажу, ты так, мол, работал, что…
 — Ни в коем случае, — взвизгнул Паккер. — Она же сюда пулей прилетит! Очень мне это нужно!
 — А парочку миллиардов тебе не нужно, а? — сердито спросил Тони.
 — Да не особенно, — ответил Паккер. — Душа как-то не лежит.
 — Ладно, я скажу ей, что ты совсем не встаешь — сердце, мол, слабое — но ты очень просил приготовить тебе еще такого же бульона.
 — Я запрещаю тебе говорить это! — не выдержал Паккер. — Не смей ее приплетать!
 — Но, дядюшка, — попытался уговорить его Тони, — если ты не хочешь сделать это ради себя, подумай обо мне. Я у тебя один родственник на всем свете остался. И это первый случай, когда мне выпала возможность действительно разбогатеть. Может быть, я много хвастаюсь и делаю вид, что процветаю, но на самом деле… — Он понял, что это не довод и сменил тактику: — Ну хорошо, если не ради меня, то сделай это хотя бы ради Энн, ради ребятишек. Тебе же не хочется, чтобы маленьким бедняжкам пришлось…
 — Ладно, заткнись, а то ты еще расплачешься сейчас, — сказал Паккер. — Черт с тобой, я согласен.
 Вышло еще хуже, чем он предполагал. Знал бы он заранее, что так получится, — в жизни бы не согласился на такую авантюру.
 Вдова Фоше сама принесла кастрюльку с бульоном. Затем села на край кровати, приподняла ему голову и, сюсюкая, принялась кормить его с ложки.
 Он чуть не провалился от стыда.
 Но то, что им было нужно, они все-таки получили. Когда вдова Фоше решила, что ему уже достаточно, в кастрюльке осталось еще примерно столько же, и она оставила бульон им. «Бедняжке он еще пригодится», — сказал она.
 Время приближалось к трем, и с минуты на минуту должна была явиться вдова Фоше с бульоном.
 При мысли о бульоне у Паккера сдавило горло.
 «В один прекрасный день, — пообещал он себе, — я разобью Тони башку». Если бы не этот проныра, ничего бы и не началось.
 Прошло уже полгода, и каждый божий день она приносила свой бульон, садилась рядом и начинала без умолку трещать, а он тем временем должен был через силу вливать в себя целую тарелку. И хуже всего то, что приходилось делать вид, будто бульон ему нравится.
 А она-то как радовалась! Боже, ну откуда в ней столько веселости и энергии? Toujours gai  [1] , припомнилось ему французское выражение. Как тот ненормальный кот, которого древний писатель описал в своих глупых стишках  [2] .
 «И надо же до этого додуматься! Чеснок в говяжьем бульоне! Ну кто о таком слышал?» — беспомощно сокрушался Паккер. Ведь это просто… варварство!
 Особый рецепт, называется… Однако именно чеснок подействовал на споры, именно эта питательная среда пробудила их к жизни и заставила расти.
 А возможно, чеснок в бульоне пошел на пользу и ему самому, признавал Паккер. Уже долгие годы он не чувствовал себя так славно, в походке появилась упругость, да и уставать он стал гораздо меньше. Раньше его всегда клонило после полудня в сон, и он ложился вздремнуть, а теперь об этом и не вспоминал. Работал как обычно, нет, даже больше обычного и — если не принимать в расчет вдову с бульоном — считал себя очень счастливым человеком. Да, именно так — очень счастливым.
 И если Тони не станет отрывать его от марок, ему этого счастья надолго хватит. Тони молодой, шустрый, вот пусть и тащит на себе корпорацию «Эффективность». В конце концов, он сам на этом настаивал. Хотя, надо признать, дела у него идут отлично: множество промышленных предприятий, страховых компаний, банковских контор и прочих организаций уже сделали заказы. Пройдет какое-то время, утверждал Тони, и ни одному деловому человеку даже в голову не придет, что можно обойтись без услуг корпорации «Эффективность».
 Прозвенел звонок, и Паккер пошел открывать. Наверняка вдова Фоше со своей кастрюлькой.
 Оказалось, нет.
 — Мистер Клайд Паккер? — спросил человек, стоявший на лестничной площадке.
 — Да, сэр, — ответил Паккер. — Проходите, пожалуйста.
 — Меня зовут Джон Гриффин, — сказал гость, сев в предложенное кресло. — Я представляю Женеву.
 — Женеву? Вы имеете в виду правительство?
 Гриффин предъявил свои документы.
 — Хорошо. Чем могу быть полезен? — спросил Паккер несколько прохладным тоном, поскольку большой любви к правительству не испытывал.
 — Насколько я понимаю, вы являетесь старшим партнером в корпорации «Эффективность», верно?
 — Кажется, так оно и есть.
 — Вы не уверены?!
 — Не на все сто. Я, безусловно, партнер, а вот старший или еще как, утверждать не стану. Всеми делами заправляет Тони, и я в них не вмешиваюсь.
 — Вы и ваш племянник — единственные владельцы фирмы?
 — Вот это абсолютно точно. Мы никого не хотим брать в долю.
 — Мистер Паккер, в течение определенного времени правительственные службы вели переговоры с мистером Кампером… Он ничего вам об этом не рассказывал?
 — Ни слова. Я занят своими марками, и он старается меня не беспокоить.
 — Мы заинтересованы в ваших услугах, — сказал Гриффин, — и пытались их купить.
 — Пожалуйста. Платите деньги и…
 — Но вы не знаете сути проблемы. Мистер Кампер настаивает на отдельных контрактах для каждого подразделения правительственных служб. Получается чудовищная сумма…
 — Оно того стоит, — заверил гостя Паккер. — Можете не сомневаться.
 — Но это несправедливо, — твердо сказал Гриффин. — Мы готовы заключить соглашения по каждому департаменту, хотя и это — уступка с нашей стороны, поскольку правительство положено бы рассматривать как одного заказчика.
 — Послушайте, — не выдержал Паккер. — Зачем вы со мной об этом говорите? Я не занимаюсь делами корпорации. Этими вопросами ведает Тони. Вам придется вести переговоры с ним. Я лично в мальчишку верю: у него голова варит. А меня «Эффективность» мало интересует — только марки.
 — Вот именно, — обрадовано произнес Гриффин. — Я об этом и хотел поговорить.
 — В смысле?
 — Дело в том, — Гриффин перешел на доверительную интонацию, — что наше правительство получает ежедневно вместе с почтой множество марок. Не помню точную цифру, но это несколько тонн филателистического материала в день со всех планет Галактики. В прошлом мы реализовывали их через несколько филателистических компаний, но теперь администрация склоняется к тому, чтобы предложить весь филателистический материал оптом — и весьма недорого — в качестве условия заключения сделки.
 — Отлично. Но что я буду делать с марками, если они будут поступать по несколько тонн в день?
 — Не знаю. Но ведь вы так интересуетесь марками, а это великолепная возможность первому покопаться в превосходном материале. Думаю, что вам вряд ли кто предложит такой богатый источник.
 — И вы хотите уступить все это мне, если я уговорю Тони пойти вам на уступки?
 Гриффин расплылся в счастливой улыбке.
 — Вы прекрасно меня понимаете.
 Паккер хмыкнул.
 — Понимаете?! Да я вас насквозь вижу!
 — О, я бы не хотел чтобы у вас создалось неверное представление о правительстве. Это деловое предложение, чисто деловое.
 — Надо полагать, за эти горы бумаги, от которых я вас избавлю, вы рассчитываете получить лишь небольшую номинальную плату?
 — Чисто условную, — заверил его Гриффин.
 — Хорошо. Я подумаю и сообщу вам свое решение Но сейчас, разумеется, ничего обещать не буду.
 — Конечно, мистер Паккер. Я не стану вас торопить.
 Когда Гриффин ушел, Паккер задумался о его предложении, и чем больше он думал, тем привлекательнее оно ему казалось.
 Можно будет арендовать большое складское помещение, установить там «Корзину эффективности» и просто сваливать туда все новые поступления — «Корзина» рассортирует их сама.
 У него не было уверенности, что одна корзина справится с подробной классификацией — разве что разберет материал по планетарным группам — но если так, он просто установит еще одну, и уж с двумя-то корзинами он сможет добиться любой точности. А после того как они отберут для него наиболее ценные экземпляры, он передаст весь хлам специально созданной торговой организации — продавать по таким ценам, что все остальные дельцы от филателии просто вылетят в трубу.
 Паккер удовлетворенно потер руки, представляя, как он «разденет» всех этих жуликов. Сами они такое вытворяют, что им только поделом будет.
 Радужные перспективы омрачала только одна маленькая деталь. Конечно, предложение Гриффина — это почти то же самое, что взятка, хотя чего еще ожидать от правительства? В администрации полно взяточников, вымогателей, лоббистов, «борцов за особые интересы» и прочих жуликов. Возможно, никто ничего и не подумает, если он согласится на сделку с марками — кроме оптовых торговцев, разумеется, но они-то уж никак не могут помешать: им останется только сесть на задние лапы и выть на луну.
 Однако имеет ли он право вмешиваться в дела Тони? Ему, конечно, несложно будет упомянуть об этом при случае, и Тони скажет «да». Но вот стоит ли?
 Паккер мучился, не находя ответа и даже не приближаясь к нему, пока в дверь снова не позвонили.
 На этот раз пришла вдова Фоше, но с пустыми руками. Без бульона.
 — Добрый день, — сказал Паккер. — Сегодня вы несколько позже.
 — Я было уже собралась, но увидела, что у вас посетитель. Он уже ушел?
 — Да, не очень давно.
 Она шагнула через порог, и Паккер закрыл за ней дверь.
 — Мистер Паккер, — сказала вдова Фоше, когда они прошли в гостиную, — я должна извиниться: сегодня без бульона. По правде говоря, мне немного надоело варить его каждый день.
 — В таком случае, — галантно произнес Паккер, — угощение сегодня за мной.
 Он открыл ящик стола и достал новую коробочку с листьями, присланную ПугАльНашем всего днем раньше. Почти благоговейно Паккер открыл крышку и протянул коробочку вдове Фоше. Та невольно шагнула назад.
 — Попробуйте, — предложил Паккер. — Возьмите щепотку. Только не глотайте, а жуйте.
 Вдова осторожно отщипнула пальцами кусочек высушенного листка.
 — Это слишком много, — предостерег ее Паккер, — нужно совсем чуть-чуть. Да и достать их нелегко.
 Она сунула щепотку зелени в рот. Паккер, улыбаясь, следил за выражением ее лица. Поначалу вдова выглядела так, словно он предложил ей яд, но вскоре откинулась на спинку кресла и успокоилась — видимо, решила, что смертельная опасность ей не угрожает.
 — У меня такое впечатление, — произнесла она, — что я за всю свою жизнь ничего похожего не пробовала.
 — Наверняка не пробовали. Возможно, кроме меня самого, вы — единственный человек на Земле, кто попробовал это лакомство, Я получаю его от своего друга, который живет на планете у очень далекой звезды. Его зовут ПугАльНаш. Он регулярно присылает мне бандероли с этими листьями и всегда прикладывает небольшие записки.
 Паккер поискал в ящике и нашел последнюю.
 — Вот послушайте, — сказал он и прочел записку вслух:
 "Дараго друг: я в огромный щастье твой последний пасылка с табак. Пжалста еще тот самый. Ты незнать что я прарочиский и смотреть вперед тебе. Но так как это есть и я агромный радость сделат такой задача для друг. Я заверить ты это все к лучший. Можетбыт ты скора богатеть много.
 Твой добрый друг.
 Пуг Аль Наш."
 Паккер бросил записку на стол.
 — И что вы об этом думаете? — спросил он. — Особенно о том, что он пророк и видит мое будущее?
 — Наверно, ничего страшного. Он же утверждает, что вы скоро разбогатеете.
 — А по-моему, это очень напоминает цыганские предсказания, мне поначалу даже как-то не по себе стало.
 — Почему же?
 — Потому что я не хочу знать, что со мной случится. А он как-нибудь возьмет и напишет. Если бы человек мог видеть будущее, он бы знал, например, когда умрет, и как, и прочие…
 — Мистер Паккер, — перебила вдова, — я думаю, вам еще рано об этом беспокоиться. Готова поклясться, вы с каждым днем выглядите все моложе и моложе.
 Паккер зарделся от удовольствия.
 — Вообще-то говоря, я и чувствую себя гораздо лучше. Давно уже такого не было.
 — Может быть, это листья так действуют?
 — Нет, я думаю — дело здесь, скорее, в вашем бульоне.
 Короче, время за беседой протекло легко и приятно — более приятно, признал Паккер, чем можно было ожидать. Но когда вдова Фоше ушла, в мыслях вдруг всплыл вопрос, от которого ему стало даже как-то не по себе; с чего это он так расщедрился и предложил ей — ей! — попробовать листья?
 Паккер спрятал коробочку в ящик стола и снова взял в руки письмо ПугАльНаша, разгладил и прочитал.
 Ошибки невольно заставили его улыбнуться, но улыбка быстро погасла. Как бы там ни было, ПугАльНаш все же его опередил, освоил — пусть даже и так — земной язык, тогда как самому Паккеру язык Пуга оказался не по силам.
 «Я прарочиский и сматреть вперед тебе.»
 С ума можно сойти! Хотя не исключено, что это просто шутка — или нечто такое, что на планете Пуга заменяет шутки.
 Паккер отложил письмо в сторону. Смутное беспокойство, вызванное всеми накопившимися проблемами, необходимостью что-то решать, не давало сидеть на месте. Расхаживая по квартире, он продолжал думать.
 Как ответить на предложение Гриффина?
 Почему он угостил листьями вдову Фоше?
 Что кроется за этой фразой в письме Пуга?
 Он подошел к книжному шкафу, провел пальцем по широким корешкам «Галактического обзора» и, выбрав нужный том, отнес тяжелую книгу на стол.
 Долго искал и наконец отыскал звезду Унук-аль-Хэй. Пуг, он помнил, жил на десятой планете системы.
 Наморщив лоб, Паккер принялся расшифровывать сжатые фразы и дикие, порой загадочные сокращения. Неудобно, конечно, но смысл здесь тоже есть: в Галактике слишком много планет, которые необходимо включить, и даже в таком виде справочник занимал несколько толстенных томов, а уж с полным текстом и подробными описаниями он стал бы просто неподъемным.
 «Х — м. изуч. пл., раз. обит., непр. д. л. (Т-67), торг. поср. (Т-102), леч. тр., лег. прор., тр. яз…»
 Секундочку!
 «Лег. прор.»
 Может быть, это «легенда о пророчестве»?
 Он снова перечитал абзац, переводя текст на привычный язык:
 «Х — мало изученная планета, разумные обитатели, непригодна для людей (см. таблицу 67), торговля через посредников (см. таблицу 102), лечебные травы, легенда о пророчестве или „легализированное пророчество“? трудный язык…»
 «Насчет языка — это точно», — подумал Паккер. За долгие годы он научился разбираться во многих галактических языках — во всяком случае, для его целей этих знаний хватало — но язык Пуга так и остался для него полной загадкой.
 «Лег. прор.?»
 Ни в чем нельзя быть уверенным, но кто знает, может, это и правда…
 Он захлопнул справочник и отнес книгу на место. «Значит, смотришь в будущее? Почему бы это? Для чего? — подумал он, мысленно обращаясь к своему другу, и, ухмыльнувшись, добавил. — Ох и дождешься ты у меня, сверну я тебе твою длинную, тощую шею, чтоб не лез, куда не просили».
 Последнее, разумеется, в шутку: слишком уж далеко ПугАльНаш жил, да и неизвестно еще, какая у него шея, если она вообще есть.
 Когда пришло время укладываться на ночь, Паккер переоделся в ярко-красную с желтыми попугаями пижаму и сел на краю кровати, шевеля пальцами ног.
 «Ничего себе денек выдался», — подумал он.
 Нужно будет поговорить с Тони насчет сделки, предложенной правительством. Может быть, даже настоять на своем мнении — несмотря на то что при этом несколько упадут доходы корпорации «Эффективность».
 Зачем же отказываться от того, что хочется, если оно само идет в руки? Тони еще того и гляди, обдерет его как липку. Пора бы уже, но, видимо, он пока слишком занят делами, чтобы всерьез планировать, как обжулить своего компаньона. Хотя это и странно: нечестный доллар всегда радовал его гораздо больше, чем законный.
 Паккер вспомнил, как сказал Гриффину, что верит в Тони. Что ж, похоже, он сказал правду. Верит и даже гордится. Спору нет, Тони еще тот тип… Подумав об этом, Паккер самодовольно улыбнулся. «Ну прямо как я в молодости».
 Вспомнить хотя бы ту тройную сделку с поддельной старинной мебелью в английском стиле, с картинами с Антареса и местной разновидностью самогона из системы Крысы! Боже, как он их всех тогда обобрал!
 Зазвонил телефон, и Паккер двинулся в гостиную, шлепая босыми ногами по полу.
 Телефон продолжал трезвонить.
 — Иду уже! — сердито крикнул Паккер. — Иду!
 Он подошел к телефону и снял трубку.
 — Это Пикеринг, — сказал голос в трубке.
 — Пикеринг… О, да. Раз вас слышать.
 — Мы договаривались насчет конверта из системы Полярной звезды.
 — Да, Пикеринг, я вас помню.
 — Вы случайно не отыскали тот конверт?
 — Отыскал, но, извините, там полоска только из четырех марок. Я говорил тогда о пяти, но, сами понимаете, память. Годы идут, и…
 — Мистер Паккер, вы согласны продать этот конверт?
 — Продать? Да, ведь я обещал. Дал слово, сами понимаете… Хотя теперь об этом жалею.
 — Он в хорошем состоянии?
 — Мистер Пикеринг, учитывая, что это единственный конверт…
 — Могу я подъехать в ближайшее время взглянуть на него?
 — Пожалуйста. Когда вам угодно.
 — Вы подержите его для меня?
 — Разумеется, — согласился Паккер. — В конце концов, никто кроме вас, и не знает еще, что у меня есть этот конверт.
 — А цена?
 — М-м-м… Я говорил о четверти миллиона, но речь тогда шла о полоске из пяти марок. Поскольку их только четыре, можно несколько снизить цену. Я же не вымогатель, и со мной всегда можно договориться.
 — Да уж, — сказал Пикеринг с ноткой обиды в голосе.
 После того как они распрощались, Паккер долго сидел в кресле, положив ноги на стол, шевелил пальцами и удивленно разглядывал их, словно никогда раньше не видел.
 Сначала он продаст Пикерингу конверт с полоской из четырех марок за двести тысяч. А затем пустит слух, что существует конверт с полоской из пяти. Пикеринг, когда узнает, будет вне себя. Конечно, он испугается, что кто-нибудь его опередит и купит конверт с пятью марками, тогда как у него есть только четыре. Такого позора коллекционер вроде Пикеринга просто не вынесет.
 Паккер усмехнулся и произнес вслух:
 — Клюнул.
 За конверт с пятью марками он, возможно, выручит сразу полмиллиона. И Пикеринг никуда не денется, выложит. Нужно будет только назначить цену повыше и позволить ему сбить ее до пятисот тысяч…
 Часы на столе показывали десять — обычно он в девять уже лежал в постели.
 Паккер пошевелил пальцами ног. Странное дело — не то что спать, но даже ложиться не хотелось. Он и разделся-то только по привычке.
 Девять часов, надо же. В такую рань — и ложиться спать. Но ведь было время, когда он раньше полуночи об этом даже и не думал. А то, случалось, и вовсе не ложился, вспомнил Паккер, добродушно усмехаясь.
 Однако в те годы ему было чем заняться, куда пойти, с кем встретиться. И жилось тогда славно, и пилось в удовольствие… Не то что сейчас. Теперь и выпивку-то делают какого-то не ту, и повара хорошие перевелись. А что касается развлечений… Эх, да что там говорить.
 Друзья тоже — кого-то уже нет, с другими просто жизнь развела в стороны. Все ушли.
 «Ничто не вечно», — подумал Паккер.
 Он сидел, шевелил пальцами ног и смотрел на часы. Непонятно почему, но его вдруг охватило странное будоражащее чувство.
 Тишину квартиры нарушали только два звука — мягкое тиканье часов и неторопливое бульканье корзины со спорами.
 Паккер наклонился над краем стола и взглянул на корзину; стоит как вкопанная — полная корзина небывальщины, пробудившейся вдруг к жизни.
 Когда-нибудь, подумалось ему, кто-нибудь наверняка узнает, откуда взялись эти споры, с какой далекой планеты в туманных далях у окраины Галактики. Может быть, даже сейчас нетрудно определить, где выпускаются марки — если только он поделится с кем-нибудь своей информацией, если покажет кому-нибудь в правительстве эти конверты. Но и конверты, и информация стали теперь коммерческой тайной — слишком ценной, чтобы делиться ею с кем-то посторонним, а потому конверты заперты сейчас в надежном банковском сейфе.
 Разумные споры — отличное средство для доставки почты. Наносишь немного этой желтой каши на конверт или бандероль, пишешь адрес — и готово! А когда письмо доставлено, споры покрываются оболочками и ждут, пока снова кому-нибудь не понадобятся.
 Сегодня они работают на Земле, и, может быть, наступит день, когда они возьмут на себя заботу о порядке на всей планете; будут мыть улицы и собирать мусор — в конце концов они установят на Земле эру чистоты и порядка, какой еще не знала ни одна галактическая раса.
 Паккер пошевелил пальцами и еще раз взглянул на часы. Стрелки показывали почти половину одиннадцатого, но спать совсем не хотелось.
 «А чего я сижу? — подумал Паккер. — Может быть, переодеться и пойти погулять, как говорится, при луне?» На небе действительно светила полная луна, он видел ее в окно. «Совсем сдурел», — тут же сказал он себе, отдуваясь сквозь усы, однако снял ноги со стола и направился переодеваться.
 По пути в спальню он невольно хмыкнул, представив себе, как обдерет этого беднягу Пикеринга…
 Склонившись перед зеркалом, он пытался завязать галстук, и тут настойчиво зазвонили в дверь.
 «Если это Пикеринг, — подумал Паккер, — я его спущу с лестницы. До утра не мог подождать…»
 Оказалось, это не Пикеринг. На визитной карточке, которую протянул посетитель, значилось, что его зовут Фредерик Хазлитт и что он президент торговой корпорации.
 — И чего же вы от меня хотите, мистер Хазлитт?
 — Я хотел бы поговорить с вами, — ответил он, воровато оглядываясь. — Мы здесь одни?
 — Одни, не беспокойтесь.
 — Дело, которое привело меня к вам, носит довольно деликатный характер и очень меня тревожит. Я обратился именно к вам, а не к мистеру Камперу, потому что наслышан о ваших деловых качествах. Я чувствую, что вы сможете понять мои затруднения, тогда как мистер Кампер…
 — Что ж, выкладывайте, что произошло, — добродушно предложил Паккер. У него вдруг возникло ощущение, что разговор доставит ему удовольствие. Гость был явно чем-то расстроен и очень напуган.
 Хазлитт наклонился вперед, и голос его упал почти до шепота:
 — Дело в том, мистер Паккер, — признался он с содроганием, — что я становлюсь честным.
 — Это ужасно, — сказал Паккер сочувственно.
 — Вот именно. Человек в моем положении — да и любой бизнесмен — просто не может быть честным Могу сказать вам по секрету, мистер Паккер, что на прошлой неделе я потерял колоссальную сумму на одной из самых больших своих операций — и все потому, что стал честным.
 — Но может быть, если вы сделаете над собой усилие, постараетесь, так сказать, от души, вам удастся хотя бы частично сохранить бесчестность?
 Хазлитт удрученно покачал головой.
 — Поверьте, сэр, я пытался, но ничего не выходит Вы и не представляете, как я старался. Но несмотря ни на что, я теперь всем говорю правду. Мне никого не удается обмануть, даже заказчиков. А на днях дошло до того, что я сам срезал свои показатели чистого дохода до более реалистичных цифр.
 — Какой кошмар! — воскликнул Паккер.
 — И все это из-за вас! — взвизгнул Хазлитт.
 — Из-за меня? — Паккер возмущенно запыхтел сквозь усы. — Поверьте, мистер Хазлитт, я просто не понимаю, откуда у вас могла появиться такая мысль. Я не имею к вашим проблемам никакого отношения.
 — А эти ваши комплекты? «Эффективность»? Это они во всем виноваты!
 — Мистер Хазлитт, продукция нашей компании тут совершенно ни при чем, — рассерженно заявил Паккер. — Комплекты «Эффективность» всего лишь…
 Тут он умолк.
 Боже правый, а ведь они и в самом деле могли… Сам он уже много лет не чувствовал себя так хорошо, даже перестал спать днем, а теперь вот собрался посреди ночи идти гулять.
 — Давно это началось? — спросил Паккер, борясь с накатывающим страхом.
 — Месяц назад, по крайней мере, — ответил Хазлитт. — Думаю, первые признаки я заметил месяц назад, может быть, полтора.
 — Почему вы просто не выкинули наш комплект?
 — Выкинул! — взвизгнул Хазлитт. — Но толку никакого.
 — Ничего тогда не понимаю. Если вы выкинули комплект «Эффективность», все должно было кончиться.
 — Я тоже поначалу так думал, но ничего не вышло. Эта желтая чертовщина теперь везде. В трещинах пола, в воздухе; от нее невозможно избавиться.
 Паккер сочувственно хмыкнул.
 — Вы можете перебраться на новое место.
 — А вы представляете, во сколько мне обойдется переезд, Паккер? И кроме того, это бесполезно. Споры уже у меня внутри! — Он постучал себя по груди. — Я чувствую, что они там — делают из меня честного, порядочного человека, у которого все разложено по полочкам, как в наших картотеках. А я не хочу быть порядочным, Паккер! Я хочу делать деньги! Много денег!
 — Возможно, вас утешит, что то же самое происходит и с вашими конкурентами.
 — Пусть даже и так, — возразил Хазлитт, — но будет уже неинтересно жить. Зачем, вы думаете, люди занимаются бизнесом? Только лишь для того, чтобы открыть новые возможности, считаться предпринимателями и делать деньги? Совсем нет — это азарт, игра: или ты оставишь конкурента без штанов, или потеряешь последнее…
 — Аминь, — громко произнес Паккер.
 Хазлитт бросил на него недоуменный взгляд.
 — Вы что, тоже?
 — Боже упаси, — самодовольно ответил Паккер. — Я каким был пройдохой, таким и остался.
 Хазлитт устало откинулся на спинку кресла. Теперь его голос звучал резко, холодно:
 — Я хотел было разоблачить вас, предупредить мир, но потом понял, что не могу…
 — Разумеется, не можете, — отрезал Паккер. — Зачем же вам становиться посмешищем? Вы ведь из тех людей, кому даже мысль об этом кажется совершенно невыносимой.
 — Что вы задумали, Паккер?
 — Задумал?
 — Вы распространили эту чертовщину по всему миру, и, видимо, вам с самого начала было ясно, что произойдет. Однако на вас споры вроде бы не повлияли. Что вы замыслили? Подмять под себя всю планету?
 Паккер надул щеки и выпустил воздух через усы.
 — Вообще-то я об этом не думал. Но идея интересная. — Он встал, выпрямился и добавил: — Пожалуй, я немного стар для этого, но несколько лет у меня все же осталось. Я еще в отличной форме. Давно уже так себя…
 — Вы куда-то собирались, — сказал Хазлитт, поднимаясь. — Не смею вас задерживать.
 — Благодарю вас, сэр. Я заметил, какая сегодня луна, и решил прогуляться. Может быть, вы ко мне присоединитесь?
 — У меня есть дела поважнее, чем прогулки при луне, Паккер.
 — Не сомневаюсь, — ответил Паккер, отвесил сдержанный поклон. — У такого честного, порядочного бизнесмена наверняка полно дел.
 Уходя, Хазлитт громко хлопнул дверью.
 Паккер вернулся в спальню и снова занялся галстуком. Хазлитт — и вдруг честный человек! Подумать только. Сколько их еще стало честными к сегодняшнему вечеру? А сколько будет через год? Как скоро станет честной вся Земля? Если споры прячутся в трещинах и разносятся ветром и реками, то, возможно, очень скоро.
 Наверно, именно поэтому Тони его еще не надул.
 Видимо, Тони тоже становится честным. «Жаль, — подумал Паккер без всякой иронии. — Если это случится — он уже не будет так интересен».
 А что же станет с правительством? С правительством, которое само просит продать споры — можно сказать, просит сделать их честными, хотя на самом деле они еще ничего об этом не знают.
 «Честное правительство! Вот это фокус, — подумал Паккер. — Впрочем, так им, паразитам, и надо! Вот у них у всех физиономии вытянутся!»
 Он оставил наконец попытки завязать галстук, сел на кровать и несколько минут трясся от неудержимого раскатистого смеха. Затем стер выступившие слезы и все-таки справился с галстуком.
 Завтра утром он первым делом свяжется с Гриффином и договорится о поставках марок. Нужно будет поторговаться, конечно, а под конец предложить чуть больше той суммы, на которой они сойдутся — за долгосрочный контракт. Честное правительство будет слишком честным, чтобы пойти на попятную, даже если, обретя это новое качество, они сообразят, как их нагрели. Честность, к счастью, подразумевает выполнение обязательств и в неудачной сделке, как бы ее ни заключали.
 Паккер надел пиджак и прошел в гостиную. Остановился у стола, выдвинул ящик и открыл коробочку с листьями от ПугАльНаша. Затем взял щепотку, но не успел поднести ее ко рту и застыл, пораженный новой мыслью. Все фрагменты головоломки встали на свои места, и он неожиданно понял, хотя и не задавался еще таким вопросом, почему на всей Земле лишь ему одному удалось остаться нечестным.
 «Я пророческий и смотреть вперед тебе.»
 Паккер сунул щепотку листьев в рот и почувствовал их успокаивающее действие.
 «Противоядие», — подумал он и тут же понял, что прав.
 Но откуда ПугАльНаш знал? Как он предугадал длинную, запутанную вереницу случайных событий, что должны привести к этому вот мгновению?
 «Лег. прор.?»
 Паккер закрыл коробочку, задвинул ящик и направился к двери.
 Единственный нечестный человек на всей Земле, это надо же! Человек с иммунитетом против порядочности, которую прививают желтые споры, с иммунитетом, что выработался в нем за долгие годы употребления этих листьев.
 Он уже приготовил ловушку для Пикеринга, завтра займется правительством. И одному Богу известно, на что он еще способен. Хазлитт говорил что-то насчет всей планеты… В общем-то, неплохая идея, хватило бы только времени.
 Паккер усмехнулся, представив себе, как все честные простаки безропотно ждут своей очереди быть надутыми и ничего не могут поделать — жертвы одного-единственного нечестного человека на всей планете. Ну прямо волк среди овец!
 Он расправил плечи и старательно натянул белые перчатки, взмахнул тростью, затем стукнул себя в грудь — лишь один раз — и вышел на лестничную площадку, даже не заперев за собой дверь.
 Выходя в холле из лифта, Паккер увидел вдову Фоше. Она, видимо, возвращалась из гостей и, остановившись в дверях, прощалась с друзьями, которые провожали ее до дома.
 Паккер по-стариковски учтиво снял шляпу, хотя ему казалось, что он уже давно забыл, как это делается.
 Вдова Фоше с деланным удивлением всплеснула руками и воскликнула:
 — Мистер Паккер, что с вами случилось? Куда это вы собрались в такое время, когда все порядочные люди спят?
 — Минерва, — сказал он совершенно серьезным тоном, — я, знаете ли, собрался прогуляться и вот сейчас подумал, не составите ли вы мне компанию.
 Она колебалась всего секунду — просто ради приличия изображая неуверенность и нерешительность.
 Паккер шумно выдохнул через усы.
 — А кроме того, с чего вы решили, что я порядочный человек? — спросил он и галантно предложил ей руку.