---------------------------------------------


 Дяченко Марина &Дяченко Сергей
 Корни камня

 Марина и Сергей Дяченко 
 "Корни камня" 
 Светлой памяти Веры Ивановны Калиновской посвящается 
 ГЛАВА ПЕРВАЯ 
 * * * 
 ...Около полуночи ему приснилась мама - и он, как обычно, проснулся. Сны забываются, если вовремя не проснуться, а он не мог поз- волить себе такой роскоши. 
 Сон был хороший и странный. Как будто он лежит в ванне, в теплой воде - с головой, и смотрит на маму из-под прозрачной, бликующей по- верхности. А ее руки водят по телу шершавой губкой, заставляя фыркать и смеяться от удовольствия. А лицо - там, высоко-высоко - кажется солнцем над поверхностью озера. То есть он никогда не видел ни озер, ни солнца - но, наверное, все это выглядит именно так... 
 Он открыл глаза. 
 Сонно мигала синяя ночная лампа. Из угла, где дышал кондиционер, тянуло холодом; еле слышное "фыр-фыр-фыр" только подчеркивало абсолютную ватную тишину этой ночи. 
 Спальный квартал. Резиденция Командора. Полный комфорт. 
 - Саня, - хрипло сказал Ивар. 
 Брат спал. 
 Тогда Ивар встал, завернулся в огромный - не по росту - купальный халат и босиком вышел в коридор. Полосатые полы халата волочились за ним, как шлейф. 
 Комнаты отца располагались уровнем выше. Ивара не заботило позднее время - он знал, что отец порой не спит и до часа, и до двух. На то он Командор... 
 Аварийный люк был заперт, но Ивар знал отмычку. Другое дело, что не пристало мальчишке пользоваться без спросу аварийным люком - ну так на то он Ивар... 
 Уже сдвигая круглую, как луна, крышку, он бросил взгляд на мигаю- щую панель и удивился: отец, оказывается, отключил в спальне гравита- цию. У Ивара есть шанс выплыть из темноты в развевающемся халате, как настоящее привидение... 
 Выплывать он не стал. 
 В свете желтого светильника, имитирующего живой огонь, спальня от- ца казалась огромной и таинственной; здесь и там величественно и плавно парили брошенные вещи - прямо перед обомлевшим Иваром проплыла, обнимая рукавами воздух, белая ночная сорочка. Заселившие комнату одежды просвечивали, как медузы в толще вод; посреди спальни, в метре от пола, бился в судорогах человеческий клубок. 
 Ивар не сразу понял, что происходит - первой реакцией его был страх, леденящий, липкий, с холодным потом. Отец его, Командор Онов, то выгибался дугой, обращая к обомлевшему сыну запрокинутое лицо с по- лузакрытыми невидящими глазами, то сжимался в комок, стискивая в объя- тиях кого-то, и вокруг двух соприкасающихся голов стояло прозрачное об- лако летящих волос. Комнату наполняло хриплое дыхание - надрывное, со стоном, как от сильной боли. 
 Светильник заливал бронзой пульсирующие тела, выхватывая из по- лутьмы то рельефно напряженную спину, то гладкое женское бедро, то стиснутые на чужом плече пальцы; двухголовое существо плавно поворачи- валось над полом, и на полу ворочалась тень - огромный осьминог. 
 Потом женщина забилась и закричала, извиваясь в руках Командора; голос был до неузнаваемости изменен, но Ивар узнал Регину. 
 Он давно уже понял, что следует поскорее повернуться и уйти - и все же стоял в темноте люка, вцепившись в мокрый от пота металл. Стоял и смотрел, как тела расслабляются, как ласково фривольничают руки, как отец его блаженно улыбается, чтобы тут же спрятать лицо между круглых, как надувные шарики, грудей... 
 Сегодня Ивар видел во сне маму!.. Теплая вода, теплые руки... Солнце над... Он пришел, чтобы поговорить о ней с отцом... 
 Неслышно закрылся люк. Он стоял в темном коридоре, и ему казалось, что низкий потолок сейчас опустится на его голову. 
 Как?! 
 Как можно?! 
 Халат волочился следом. 
 - ...Я думал, ты взрослее, - сказал Саня. 
 Лучше бы он помолчал. 
 Ведь это мама, когда Ивар капризничал, ведь это мама обычно удру- ченно качала головой: "Я думала, ты взрослее..." 
 - Мамы уже пять лет... нету, - сказал Саня. 
 Ивар скривил губы. Он что, не соображает, о чем говорит?! Пять лет нету значит, не было никогда?.. 
 - Они же... взрослые люди. Разве ты не понимаешь? 
 Саня делает вид, что понимает. Страшно мудрый в свои пятнадцать лет. Как учебник физиологии. 
 На маленьком экране жили своей обособленной жизнью утренние новос- ти; на долю секунды мелькнул некий напряженно работающий завод, потом Ратуша с отдаленной фигуркой отца, потом отец крупным планом - распах- нутый серый глаз на все экранное пространство. Смена ракурса... Ивар уперся взглядом в улыбающийся рот Регины. Координатор Общественного Согласия должен улыбаться... Это так оттеняет серьезность Командора... 
 - Ивар, - тихо попросил Саня. 
 Он смотрел, как движутся ее губы. Ни у одной из женщин Города нету таких круглых розовых губ в обрамлении едва заметных золотых ворсинок. Еще несколько часов назад отец пробовал эти губы на вкус. 
 Отвратительно. Цветная имитация из учебника физиологии - Ивару ни- когда не нравились эти уроки. Посмотрите, дети - вот пестик, а вот ты- чинки... 
 Она пользуется духами. Она не носит стерильного белья, и потому у нее есть свой собственный запах - запах кожи и сладкой косметики. Душ- ный запах. 
 - Ивар... 
 На экране тянулись теперь ничего не значащие кадры; равнодушный голос дважды повторил, что пропала без вести шлюпка, бортовой номер та- кой-то, с тремя членами экипажа... "Исчезновение связывают с именем на- ходящегося в розыске Кая Коваля, местонахождение... Всякий, кто распо- лагает сведениями..." 
 - Ивар, неужели ты думаешь, что отец... способен.. забыть маму?! 
 "...и поставить об этом в известность службу безопасности". 
 С экрана смотрело жесткое, длинноносое лицо с тонкой полоской усов над узкими губами. Старый фотопортрет, и дрянного качества. 
 - Ивар... Регина, ну, у них... Это другое. Не надо... осуждать. 
 Ивар повернулся, чтобы ответить - в этот момент динамик над дверью тихо спросил: 
 - Мальчики, можно?.. 
 Он почувствовал запах прежде, чем она переступила порог. Точно та- кая же, как была только что на экране - свежая и смеющаяся; Ивар понял вдруг, что не видит на ней одежды, что взгляд его проникает сквозь ее легкий просторный костюм. 
 Она поймала его взгляд. Ивар готов был поклясться, что она и поня- ла его но вместо того, чтобы смутиться, тепло улыбнулась: 
 - Что с тобой, малыш? 
 Мутная волна стояла у самого горла; Ивар понял, что захлебнет- ся, если не ответит этой благоухающей твари. 
 И он ответил. 
 ..."Герцогиня" была маленькой шлюпкой, подарком Сане на пятнадца- тилетие очень дорогая, красивая, удобная в управлении вещь с целым веером встроенных маршрутов. 
 Ивар взломал автопилот на шестой минуте после старта. Саня смол- чал, потому что была та утренняя сцена, ласковая рука Регины на Иваро- вом плече и все, что за этим последовало... Саня вспомнил пятна, покры- вавшие белое лицо брата - и смолчал. 
 Над главным экраном покачивался лохматый чертик на липучке - раз- думывая о направлении, Ивар сосредоточенно крутил ему хвост. Потом щелкнул по клавиатуре Саня вскинулся: 
 - Эй, ты чего?.. 
 - Все свалишь на меня, - сказал Ивар сквозь зубы. 
 - Это запрещенный объект! 
 - Да?! Нет ничего запрещенного! Нет запрещенного, ясно?! 
 Саня замолчал, будто бы проглотив язык. 
 Во всех экранах рос, надвигался выпуклый бок планетки-спутника грязно-желтый, как ломоть неаппетитного фрукта; вызывающе задрав коле- ни, Ивар возлежал в кресле перед пультом. В кресле поместились бы еще как минимум два Ивара. 
 - Ну пожалуйста... - тихо попросил Саня. - Ивар... 
 Компьютер перебил его, злорадно мяукнув: 
 - Посадка запрещена! Посадка на объект "Пустыня"... 
 Хищным охотничьим движением Ивар потянулся к динамику. Беззвучно утонула кнопка - голос, поперхнувшись, умолк, зато на экраны внешнего обзора выполз орбитальный сторож, маленький, воинственного вида спут- ник-автомат. 
 Саня почувствовал необходимость быть решительным. Настолько реши- тельным, что даже способным ухватить брата за воротник: 
 - Так, игрушки кончились. Выходи из-за пульта... Ну-ка! 
 Не пытаясь сопротивляться, Ивар поднял на него огромные голубые глаза: 
 - Давай... Тяни меня. Можешь еще лбом о стенку... 
 - Ах ты провокатор сопливый! 
 - Давай... Вот-вот... 
 Орбитальный сторож считал позывные "Герцогини" - и смущенно пота- щился прочь. По-видимому, весь флот, принадлежащий лично Командору, имел на этот счет некую специальную маркировку. 
 - Вот, - сказал торжествующий Ивар. 
 Саня опустил руки. 
 Сегодня утром Ивар плакал, забившись в узкую, как щель, душевую - плакал и думал, что его никто не видит. 
 - Ивар... Никто просто так ничего не запрещает. Раз запретили - значит, опасно. Опасно!.. А отец... 
 - Пусть спросит, я ему объясню... Я объясню ему, что если он может позволить себе... 
 - Замолчи! Об отце... 
 К удивлению Сани, Ивар печально согласился: 
 - Да... Отец. Зато она... Она... 
 Саня вспомнил, какое у Регины было лицо. Когда она услышала... Гм. А на ребенка, вроде бы, обижаться не пристало... 
 Желтая, в круглых выбоинах поверхность объекта "Пустыня" заняла собой экраны и экранчики. Ивар методично крутил чертенку хвост. 
 - Слушай меня, - сказал Саня самым твердым голосом, на какой был способен. Три минуты - и старт. И моли святыню, чтобы нас не засек- ли... 
 Ивар пожал плечами. 
 Шлюпку тряхнуло - три цепкие лапы ее впились в поверхность запре- щенной планетки. Ивар чуть улыбнулся - впервые за весь день. Кажется, это называется предвкушением. Ожиданием приключения... 
 - Ты, Сань, можешь и внутри посидеть. Перед законом чист, борта не покидал... 
 Саня ничего не ответил - только смотрел возмущенно и беспомощно. 
 Лохматый чертик подергивался на своей липучке, и в зеленых вспыхи- вающих глазках его поблескивало затаенное злорадство. 
 Над головами висело низкое, плотное, неприятно рыхлое небо. Каза- лось, подпрыгни - и можно оборвать с него клок; Ивар подпрыгнул. Из-под ребристых подошв взвилась туча пыли. 
 - В такие минуты, - пробормотал Саня, - я всегда вспоминаю, как сильно хотел иметь сестру. 
 Холмистая равнина напоминала разоренную постель, небрежно прикры- тую зеленовато-серым одеялом; Ивару тут же стало противно: в запрещен- ном, неизведанном мире, где оставить отпечаток подошвы - уже преступле- ние... постель?! Что за дурацкие, пошлые сравнения?! 
 Саня нервно зевнул: 
 - Пусто... Чего тут бояться, интересно... Ну что, возвращаемся? 
 Саня трусил все-таки. Ивар тоже трусил, но горечь и стыд требовали лекарства, а единственным лекарством сейчас было щекочущее, будоражащее осознание собственной отваги. Он вскинул голову, едва не стукнувшись затылком о внутреннюю поверхность шлема. 
 Горизонт лежал кольцом, узким обручем, и плоская, заключенная в круге равнина вовсе не походила на пустыню - скорее на степь, как ее показывают на экране, да еще и унылую, серо-зеленую, потрепанную урага- ном степь. 
 - И сказал юный Рыцарь единокровному брату своему: вот, пришли мы, и доселе не ступала тут нога человеческая... 
 - И ответствовал брат, - в тон ему отозвался Саня, - ответствовал: в наимерзейшее место затянул ты меня... маленький провокатор... 
 Ивар не ответил. У него вдруг мурашки забегали по спине - такой внезапный, такой сильный охватил его восторг. 
 ...Прищурив глаза, стоял Белый Рыцарь на границе Мира, и Мир, за- таившись, ждал. Ждал, прикинувшись безжизненным, не ведая, что обрел наконец господина и повелителя, и скоро в небо вонзятся острые башни замков, и зазвенит, и запылает, закаляясь, сталь, и бесчисленные дру- жины явятся на первый зов своего короля... А пока он стоит и смотрит, и рука его привычно лежит на тяжелой рукояти, и полощутся на ветру цветные флаги, и застыло за спиной верное до смерти войско... 
 - Ива, пошли отсюда... 
 Мир ждет его решения, Мир готов принять из его рук любую участь... Вот поднимается над головой широкий, иззубренный в битвах меч: 
 - Воины... Вот родина ваших детей!.. 
 Полководца ощутимо толкнули под лопатку: 
 - Хватит. Всякой игре... Пойдем. 
 Он нехотя опустил пустой, лишенный оружия кулак; нарочито медлен- но, заложив руки за спину, двинулся по пологому склону туда, где возвы- шалась, полузанесенная песком, странной формы каменная глыба. 
 Он слышал, как вполголоса ругнулся Саня. Старшему брату трудно, наверное, смириться с превосходством младшего. Ничего, Саня, потерпи. Через несколько лет Ивар сравняется с тобой ростом и силой, тогда его главенство не покажется таким обидным... 
 Он остановился перед выпирающим из песка камнем. Как и все предме- ты под этим серо-зеленым небом, камень не отбрасывал тени; присмотрев- шись, Ивар понял, что больше всего эта глыба походит на исполинский дразнящий язык. 
 - Пошли отсюда, - пробормотал Саня, безо всякого интереса глядя себе под ноги. И тут же ахнул: - Ива... 
 Спина Ивара снова покрылась мурашками. Не от страха - от нового предвкушения. 
 Пыльные башмаки Сани осторожно отворачивали песок с шероховатой, как терка, поверхности - не разобрать, то ли люк, то ли крышка, то ли просто фрагмент какого-то очень прочного покрытия. 
 - Ага, - констатировал Ивар тоном прокурора. 
 - Да уж, - Саня напряженно оглядывался, будто опасаясь свидетелей. - Объект "Пустыня"... 
 - Это бункер, да? - наивно поинтересовался Ивар. - Тут везде под песком такое, да? 
 Тогда Саня крепко, совсем уж по-мужски взял его за руку и потащил к шлюпке. Ивар понял, что сопротивляться бесполезно, и притих. 
 - Послушал тебя... - бормотал Саня под нос, на ходу пытаясь загла- дить, стереть с песка свои и братовы следы, - влезли-таки... Пес бы побрал все секретные объекты... И тебя вприда... 
 Он остановился так резко, что Ивар налетел на него сзади. 
 "Герцогиня" по прежнему упиралась в землю тремя кряжистыми лапами; собачьим языком свешивался трап - и у самых ступеней его стояли, глядя на братьев, двое. 
 Ивар и Саня остановились в нескольких шагах; незнакомцы по-прежне- му не двигались, только смотрели, привалившись спинами к опущенному трапу. Полупрозрачные шлемы благополучно скрывали выражение их лиц; се- рые комбинезоны казались вывернутыми наизнанку - ни одного знака разли- чия. 
 Ивар ощутил, как пусто сделалось в животе. Двое не упали с неба, на всем обозримом пространстве не было следов летательного аппарата - а значит, двое выползли из-под земли. А значит, объект не просто запре- щенный, а СЕКРЕТНЫЙ, а значит, провинность братьев значительно серьез- нее, а значит, отец ОГОРЧИТСЯ... 
 Впрочем, всегда остается возможность договориться по-хорошему. 
 - Милостивые господа, - Ивар не стал ждать, пока Саня предложит свой вариант разговора. - Известно ли вам, что посещение объекта "Пус- тыня" запрещено Сводом Правил? На каком основании вы находитесь здесь? 
 Саня молчал, и брат приблизительно знал ход его рассуждений: если дерзить, то маленькому, дерзость ребенка мила и вызывает улыбку, это совсем иное, нежели дерзость подростка... 
 Незнакомцы молчали, и Ивар снова ощутил холодную пустоту под ло- жечкой. Что, им охота помучить провинившихся пацанов?.. 
 Воспитатели молчат иначе. Гневно молчат, патетически молчат, гроз- но, насмешливо - но не так вот, мертво. Сухо, будто и не зная, что ска- зать. 
 Он перевел дыхание: 
 - Господа, потому что перед вами - сын Командора Онова... - он приосанился, оглянулся на брата: - и еще один его сын... Зачем нам все усложнять? Зачем нам расстраивать Командора, а?.. 
 Незнакомцы молчали; Ивар набрал в грудь побольше воздуха: 
 - Господа, мы все понимаем, ваша служба... Но если вы проявите к нам неуважение - гнев Командора будет... еще больше. Вот честное слово. 
 Полупрозрачные шлемы качнулись - кажется, незнакомцы обменялись взглядами. 
 Ивар иссяк. Снова оглянулся на брата, на этот раз сердито и оби- женно: ну?! 
 И тогда заговорил кто-то из незнакомцев - не сразу и разберешь, кто. Голос был незнакомый, насмешливый, с еле слышным... кажется, это называется акцентом. Непривычное произношение совершенно обычных слов: 
 - По-видимому, молодые люди посланы в запретную зону с инспекцией? 
 Саня торопливо шагнул вперед: 
 - Вероятно, произошло недоразумение. Пожалуйста, дайте нам пройти на шлюпку мы сразу стартуем... Если хотите, - голос Сани дрогнул. - Если хотите, можете связаться с нашим отцом... Хоть это... не очень же- лательно. 
 - С Командором Оновым? - медленно, чеканя каждое слово, поинте- ресовался второй голос, тоже незнакомый. Саня закивал, ударяясь лбом о прозрачное забрало своего шлема: 
 - Да, да... Мы его сыновья. Поверьте, мы сами смогли бы решить все проблемы, связанные с... э-э-э... со Сводом Правил. 
 Незнакомцы снова переглянулись, но не двинулись с места, и тогда Ивару сделалось совсем уж не по себе. 
 Ситуация была... да чего там, бывают такие ситуации. Но вот молча- ние их было ненормальным. Нечто, проскалзывающее в голосах... в по- зах... и, наверняка, во взглядах, черт бы побрал эти дымчатые забрала, скрывающие лицо... 
 Он ощутил себя школьником, которого за невыученный урок потащили вдруг на плаху, под этот, как его, железный топор. 
 - Дайте же нам пройти! - выкрикнул он до непристойности тонким го- лосом. 
 Иначе, нежели страхом, никак не объяснить было ту паническую пос- пешность, с которой он попытался проскользнуть мимо серых комбинезонов к трапу - и уже почти проскользнул, когда кто-то из незнакомцев лениво шевельнул плечом. Едва удержавшись на ногах, Ивар отлетел на прежнюю позицию, и, не удержавшись, немножечко упал на опешившего Саню. 
 - Что вы делаете!.. - голос Сани дрогнул. 
 Переводя дыхание, Ивар процедил сквозь зубы: 
 - Командор... еще... да как вы смеете меня... касаться?! 
 Незнакомцы переглянулись в третий раз. Обладатель акцента заметил, похоже, с усмешкой: 
 - Прошу прощения, сударь... 
 В руках у него появился плоский потрепанный телефон; пискнув, за- горелся зеленый маячок связи. Ивар и Саня напряглись. 
 Обладатель акцента быстро, вполголоса заговорил, обращаясь не к мальчикам и не к товарищу, а к кому-то невидимому на том конце связи; в наушниках братьев разразился одинаковый треск, и разобрать удалось немногое: 
 - Двое... в точку... ничего нельзя сделать... сыновья Онова... да... да... нет... шлюпка... не знаю... да... понял... да. 
 Разговор закончился, зеленый маячок подмигнул и погас. 
 - Ну? - поинтересовался Ивар в надежде, что собеседникам странного незнакомца удалось его вразумить. - Мы можем наконец лететь? 
 Молчание. 
 Нехорошее предчувствие, исподволь нараставшее в душе Ивара, расте- клось теперь по всему телу - будто прокололи мешок с густой вязкой жи- жей. 
 ГЛАВА ВТОРАЯ 
 * * * 
 За долгих полчаса, проведенных взаперти, Ивар успел передумать о множестве горьких и неприятных вещей. 
 Он сидел на одной из двух откидных кроватей - сидел, подобрав ко- лени к подбородку, уставившись в желто-бежевую стену напротив, грыз ногти и переживал попеременно то приступ озлобления, то волну раская- ния. Впервые за одиннадцать лет окружающий Ивара мир оказался столь враждебным и непредсказуемым. 
 Во-первых, его лишили свободны. Во-вторых, его разлучили с братом, сразу же, с тамбуре; он хватал Саню за руку и почти плакал, начисто по- забыв о гордости, не боясь уже показаться маленьким, слюнявым и смешным - но даже унижение не помогло, Саню увели в одну сторону, а его, Ивара - в другую. Невероятно; никогда в жизни Ивару не приходилось встречать- ся с таким видом наказания... 
 Да, если честно, он вообще ни с какими наказаниями не знаком. Если не считать тяжелого вздоха мамы - "Ты меня огорчил"... Да еще грустных глаз отца - "Эх, Ивар..." 
 В его обожаемых книгах с провинившимися детьми чего только не вы- делывали. И розгами, и под замок, и в угол на колени; правда, Ивар кни- ги-то любил вовсе не за это. Скорее, вопреки... 
 Он встал и снова уселся; всхлипнул, вскочил и пнул ногой запертую дверь. Больно ушибся, зашипел сквозь зубы, вернулся, хромая, к кровати и уселся опять. 
 Читать книжку - не значит в книжке жить. Всегда и везде, в самых неприятных ситуациях он оставался собой - любимым сыном всемогущего Ко- мандора. Запереть Ивара в комнате - все равно, что запереть самого Оно- ва, это немыслимо, это даже смешно... И он попытался расхохотаться - но выдавил лишь жалкое ненатуральное "хи-хи". 
 Неужели проступок, на который он толкнул и брата, столь тяжел?! Неужели отец, которому наверняка уже доложили, что сын его Ивар мается под замком, только сурово нахмурился и сказал: "Пускай"?! 
 Что ж. Если такое предположить - тогда смело можно воображать и розги, которые принесут с минуту на минуту... 
 Ивар невольно взглянул на дверь. Поежился. 
 А если отцу не доложили - то что же тогда? Эти люди, которые обра- щались с ними так жестко, так сухо... Они что же, не понимают... не со- ображают, что творят?! 
 Его снова захлестнул праведный гнев; стиснув кулаки, он резко под- нялся - и в ту же минуту дверь распахнулась. 
 Получилось глупо - будто он поднялся навстречу вошедшим, как и по- ложено воспитанному мальчику. Возмущенный унизительным совпадением, он демонстративно улегся на спину и ногами в башмаках уперся в бежевую обшивку стены. Вошедших было было двое, один большеротый со шрамом, тот самый, что привел Ивара в бункер и запер на замок. Другой - незна- комый, длинноносый, с тонкой полоской усов над узкими губами. 
 Дверь закрылась. Вошедшие - Ивар видел боковым зрением - неподвиж- но стояли посреди тесной комнатки и бесстрастно разглядывали развалив- шегося на койке мальчика. 
 - Генерал, - вздохнул наконец усатый, обращаясь, по-видимому, к своему спутнику. 
 В ту же секунду Ивар был крепко взят за плечи и сдернут с кровати, причем ноги его повисли, не достигая пола, а удивленное лицо оказалось вровень с лицом усатого. 
 - Спасибо, - опять же со вздохом сказал тот, - достаточно... - И, обращаясь уже к Ивару: - Так удобнее говорить все-таки, ты не находишь? 
 Ивара, обомлевшего от такой наглости, усадили на койку; хлопая глазами, он выдохнул: 
 - Вы... Понимаете, что делаете? С кем разговариваете? 
 Усатый неспешно откинул койку у противоположной стены, удобно уселся, забросив ногу на ногу. Тот, что со шрамом - Генерал - остался стоять. 
 - Я говорю, - с улыбкой заметил усатый, - с сыном Командора Онова? Этот Командор - действительно твой папа? 
 Вот оно что. Они не поверили. Эти глупцы просто решили, что Ивар с братом выдумали свое родство со столь высоким начальником... 
 Ивар улыбнулся - кажется, облегченно: 
 - Свяжитесь и узнаете... Так просто. И вам за это ничего не будет - я сам все улажу... 
 - Спасибо, Ивар, - серьезно поблагодарил усатый. 
 Только теперь вглядевшись как следует в его лицо, Ивар понял, что видел этого человека раньше. Не важно, когда и где - если усатый знает Ивара, то, возможно, принадлежит к кругу близких к Командору людей... 
 Елки-палки, он ЗНАЕТ Ивара? Тогда как же... 
 - Теперь вы убедились наконец, что мы - это мы? Мы, черт возьми, вернуться домой? 
 - Нет, - все так же серьезно отозвался усатый. 
 Повисла пауза. Ивар открыл рот - и снова закрыл. Большеротый пе- реступил с ноги на ногу - тихонько щелкнул пол. 
 - Почему? - спросил Ивар беспомощно. 
 Его собеседник хмыкнул. Откинулся назад: 
 - Зачем вы с братом прилетели на запрещенный объект? 
 Ивар замигал: 
 - Ну и что... в этом ужасного? Хотели посмотреть... 
 - Отец знал? 
 Ох, как нехорошо царапнуло у Ивара в душе! Он изо всех сил сдержи- вался, чтобы не сбиться на жалкий лепет провинившегося младенца: 
 - Отец... Ну и что такого?! Мы погуляли... минут двадцать. Если бы не ваши... мы вернулись бы тихонько и никто бы не узнал. 
 - О вашей находке? О бункере? 
 Ивара передернуло: 
 - Да мы не поняли, что это бункер! Подумаешь, тайны... Мы бы мол- чали о вашем драгоценном... 
 Он запнулся. Не хотелось дерзить. 
 Тихонько пискнул сигнал. Тот, что со шрамом, вытащил из-за ворота тяжелый медальон на цепочке - Ивар разинул рот. Медальон был из настоя- щего рубинового камня, роскошная вещь, служившая, по-видимому, все- го-навсего телефоном. 
 - Барракуда... - вполголоса бросил обладатель шрама. - Ответь Ми- лице. 
 Усатый поддернул рукав, обнажая браслет белого металла, с зеленым камнем; прижал к уху динамик, поморщился, с усмешкой отозвался: 
 - Не трепыхайся... Я этим занимаюсь, понятно? Из этого дерьма всем нам будет конфетка... Да. Все, и не дергай меня по этому поводу. Отбой. 
 Браслет уже скрылся под отворотом широкого рукава, а Ивар только сейчас догадался закрыть рот. Динамик удобнее носить прямо в ухе, а бе- лый металл и камень не выполняют никакой утилитарной функции - это поп- росту украшения... Самые дорогие и самые, пожалуй, безвкусные на весь Город... 
 - Вы... - выдавил из себя Ивар, - вы, собственно, кто такой? 
 Тот посмотрел на него, все еще усмехаясь: 
 - Я-то? Я, мальчик, здешний координатор. Самый главный, понятно? 
 - Самый главный, - глаза Ивара сузились, - самый главный в Городе и на Объектах - Командор Онов... У всех у нас один координатор, это ВАМ понятно? 
 Тот, кого звали Барракудой, перестал улыбаться: 
 - Нет, малыш. 
 Он замолчал, давая Ивару возможность подольше похлопать ресницами. 
 - Нет, малыш... Вот тут твоя главная ошибка. Ты говоришь не с гражданами Города. Не с людьми Командора. Более того - так получается, что мы отцу твоему враги. 
 Кажется, Ивар улыбнулся - глупо, бессмысленно. Интересно, кто в этой комнате сумасшедший? 
 - Мы - тигарды, - веско сказал Барракуда, и Ивару показалось, что это слово он слышал раньше. - Ты знаешь, что такое племя... народ? 
 - Я знаю, что такое свободное сообщество вольного Го... 
 - Тигарды, - жестко оборвал его Барракуда, - не имеют ничего обще- го ни с Городом, ни с вольным сообществом. 
 Последовала длинная пауза. 
 - Вы ненормальные, - сообщил Ивар слегка разочаровано. - Вы жи- вете на объекте "Пустыня", во владении Города, вы не заметили? 
 Барракуда хмыкнул: 
 - Заметили... И поверь, мы этим тяготимся. И существуем, честно говоря, потому только, что твой папа до сих пор ничего о нас не зна- ет... 
 Пауза повторилась - еще более тягостная; Барракуда требовательно глядел на Ивара выпуклыми, как линзы, глазами. 
 - Я не понимаю, - сказал Ивар просто потому, чтобы не молчать. 
 - Тогда запомни. Не можешь понять - запомни, приучи себя к мысли, что кроме Города, существует еще и Поселок... 
 - Ерунда, - сообщил Ивар с отвращением. 
 Выпуклые глаза Барракуды вдруг вспыхнули лихорадочно и зло; охва- ченный внезапным раздражением, он с перекошенным лицом подался вперед: 
 - Ерунда... Кто тебя звал сюда, щенок? Кто тебя звал, на катере с паролем, мимо орбитального сторожа, мимо вообще всяческих приличий?! Стоило днями и ночами растить свой росток, чтобы пришел случайный соп- ляк и въехал сапожонком!.. Шпионов, таких как ты с братиком, по военным законам сперва кидают в жидкое топливо... 
 - Барракуда, - тихо сказал большеротый. 
 - ...А потом очень долго отмывают, - закончил тот неожиданно спо- койно, даже мягко, с безмятежной улыбкой. 
 Ивар всхлипнул. Все его внутренности тугим болезненным комом про- валились в самый низ живота. 
 Барракуда щелкнул языком и поинтересовался с отеческой заботой: 
 - Тебе, может быть, захотелось справить естественную надобность? - и приглашающе кивнул на узкую дверь уборной. 
 Ивар рассвирепел - и это помогло ему перебороть приступ страха. Стиснул зубы, заставляя себя расслабиться. Гордо вскинул голову. Вспом- нил лицо отца. Процедил сквозь зубы: 
 - Дальше? 
 Барракуда и большеротый переглянулись. 
 - Дальше - просто, - сказал Барракуда со вздохом. - Ты нам не ну- жен, но если мы тебя отпустим, ты сразу же выдашь папе нашу маленькую тайну... Или нет? 
 Он прищурился, и усы его встали дыбом. 
 - Да, - заявил Ивар с отвращением. Барракуда радостно закивал: 
 - Конечно. Хотя брат твой в этом случае обещал хранить молчание. Возможно, он не прав? 
 Ивара бил озноб; прерывисто вздохнув, он обхватил руками плечи. От него хотели чего-то - и не объясняли, чего; вился длинный, бессмыслен- ный, тошнотворно противный разговор. 
 - Что вам надо? - спросил он устало. - Если вы решили нас убить - давайте, не тяните... Только, - он снова выпрямил спину, - только мне жаль вас. То, что сделает с вами отец... 
 Ивар замолчал. Его сочувственная усмешка лучше любых слов поясня- ла, как плох будет конец этого самого Барракуды. 
 И снова воспоминание об отце прогнало страх. Мир стоит по-прежне- му, и над Городом, наверное, уже взвился разлетающийся на поиски флот... Ивар будто воочию увидел, как отец его, Командор, прямой и не- подвижный, сидит перед Центральным Пультом в Ратуше, как огоньки прибо- ров освещают снизу его жесткое, будто железное лицо, как безжалостные губы, почти не разжимаясь, выдают приказ: "Окружить... Взять всех живы- ми... Главаря - ко мне..." 
 Тонкие пальцы бегают по клавиатуре - и вот уже тысячи и тысячи за- кованных в броню крейсеров нависают над объектом "Пустыня"... Страх, замешательство Барракуды, его униженные мольбы, он сам на коленях умо- ляет отца не карать его слишком строго... Возможно, Ивар за него заступится. 
 От этой мысли, такой неожиданной и такой сладкой, он вдруг улыб- нулся. Не испуганно, не жалко, не просительно - спокойно, с долей снисхождения: 
 - Мне действительно жаль вас всех. Искренне жаль. Ведь нас уже ищут. 
 - Да, - согласился Барракуда, которого, по-видимому, здорово уди- вила перемена Иварова настроения. - Вас ищут... А найдут нас. Все полу- чается очень плохо... Для нас, конечно. Если не учесть одну деталь, - он довольно улыбнулся. - Ваш отец, возможно, захочет видеть вас снова. И щедро заплатит за такую возможность. 
 Ивар встал. С хрустом потянулся. Медленно заложил руки за спину; сверху вниз глянул на сидящего Барракуду: 
 - Вы просто бандиты. Сумасшедшие бандиты. Вы... 
 - Фанатики, сектанты и сепаратисты, - добавил Барракуда скорого- воркой. 
 - Да, - кивнул Ивар. - Но прежде всего вы - дураки. Потому что как только отец узнает, где мы... И как вы с нами обращаетесь... Так вот, когда он узнает... 
 Горячая волна крови залила ему лицо и уши. Мурашки по спине, счастливые мурашки: вот отец у пульта, вот он поворачивает лицо... Он уже все знает, и глаза у него зловеще сужаются, и взгляда его не выдер- жать никому... Достаточно отдать приказ, только один приказ... 
 - Он сотрет вас в пыль, - сказал Ивар буднично и сел. - Больше у меня нет охоты с вами разговаривать. Убирайтесь. 
 Большеротый как-то странно, ненатурально хохотнул: 
 - Барракуда... Этот мальчик очень-очень... 
 Тот повернул в его сторону тяжелую голову: 
 - Что? 
 - ...Далеко пойдет, - усмехнулся Генерал. 
 - Я слышал, - Барракуда поднялся, - что именно таких мальчиков больше всего любят отцы... Да? 
 Последний вопрос был обращен к Ивару; тот демонстративно отвер- нулся. 
 - Хорошо, - кивнул Барракуда, - мы уходим... Предстоит связаться с твоим папой. Вас с братом позовут на связь, как живое доказательство. 
 У Ивара бешено заколотилось сердце. Большеротый открыл дверь; в проеме Барракуда обернулся: 
 - Сейчас к тебе явится врач... Это ненадолго. 
 И уже из коридора: 
 - Думаю, все будет хорошо, твой отец поведет себя, как надо, и ты скоро вернешься домой... Не бойся. 
 Дверь захлопнулась. 
 Гордо вскинув подбородок, он какое-то время смотрел им вслед, и губы его кривились в презрительной усмешке: надо же, "Не бойся!" 
 Потом он раз или два прошелся по комнате, то и дело утыкаясь носом в бежевые стены; невероятное дело, он почти развеселился! 
 Теперь отец уж точно не спросит, зачем в нарушение всех запретов непутевые сыновья его отправились на этот грязно-желтый шарик. Теперь они пострадавшие, заложники; теперь, освободив их - измученных, но не уронивших чести - из рук бандитов, отец положит руку на затылок Сани, а Ивара прижмет к плечу, так, что царапнет щеку золотой эполет... 
 Ивар улыбнулся и потрогал щеку в том месте, где уже приятно садни- ла воображаемая царапина. Потянулся и сел, снова подобрав под себя но- ги. Оставалось только ждать. 
 Зачем они все-таки разлучили их с братом? Решили запугать, запу- тать по одному? Просчитались... Где все-таки Саня, о чем он сейчас ду- мает? 
 Кто-то прошел по коридору. Мягкие, приглушенные шаги. Вслушиваясь, Ивар невольно напрягся; подошел к двери, машинально, сам того не желая, дернул ручку. 
 Никто не имеет права запирать человека, лишая его свободы. Так поступают только с преступниками... И скоро взаперти окажется Барракуда вместе с прихвостнями... 
 А-а, так вот где он видел его лицо! На экране в новостях, "опасный преступник"... Только на телепортрете он был моложе. Вот оно как, про- павшие шлюпки, пропавшие люди... 
 Сколько их может быть в поселке? Пять, десять, сто? А, сколько бы ни было... 
 Кстати, при чем тут врач? Он совершенно здоров... "Это ненадол- го"... Что ненадолго? Зачем? 
 Снова шаги в коридоре - тяжелые, грузные. Снова озноб по спине - постыдный озноб... Да, он пленник. Нет, никто ничего с ним не сделает, потому что он - сын Командора, при имени которого трепещет... 
 А если авария?! Если катастрофа, пожар, о нем все забудут, а он заперт?! 
 Он затравленно огляделся. 
 ...Темница - угрюмый каменнй мешок, и низко нависает сырой, покры- тый плесенью потолок. Мутный свет с трудом пробивается сквозь узкую щель - окно похоже на нору, продолбленную в толще стены, и нора эта все сужается, чтобы упереться наконец в решетку, частую, как паутина сытого паука... 
 Узник полулежит, привалившись к стене. Холодно. Холодная громада замка с темницами, где веками умирали в муках поверженные враги; холод- ные змеи цепей, ледяными браслетами охвативших запястья. 
 Ржавый скрежет дверных петель... 
 ...Ивар отшатнулся: 
 - Что вам надо?! 
 Посреди комнаты стояла женщина - достаточно молодая, сухощавая, с желтоватым нервным лицом; ее одежда, очень свободная, слишком свободная с точки зрения любой горожанки, падала широкими складками и почти каса- лась пола. То, что Ивар поначалу принял за черную шапочку, было на са- мом деле спиралью из очень длинных, особым образом скрученных волос; в волосах посверкивал камень. Одинокий, белый; опять камень, подумал Ивар мрачно. Если телефон - то что она, всякий раз его из прически выдерги- вает?! 
 - Не пугайся. Я врач. Меня зовут Ванина. 
 Он перевел дыхание. У женщины с камнем были тонкие, некрасивые, жестокие губы. 
 - Тебя, я знаю, Иваром зовут? 
 Она говорила спокойно, негромко, без насмешки - но и без улыбки, и глаза ее, светлые, почти лишенные цвета глаза, показались Ивару безжиз- ненными, как объективы. 
 - Что вам надо? - повторил он, пытаясь скрыть дрожь в голосе. 
 Она откинула вторую койку - и села, как до этого Барракуда. Поста- вила рядом свою тяжелую черную сумку: 
 - Очевидно, ты некоторое время пробудешь... у нас. В наших инте- ресах, чтобы ты чувствовал себя как можно лучше. 
 Он не удержался и хмыкнул. Она будто не заметила, извлекла из складок одежды старенький блокнот, снова подняла на Ивара свою прозрач- ные странноватые глаза: 
 - Сколько тебе лет? 
 В голосе ее чуть заметно скользнул металл - это была профессио- нальная привычка вести разговор с пациентом. Ивару была знакома эта властная манера все врачи в Городе, будучи при исполнении обязан- ностей, держались именно так. Врачам всегда подчинялись - и Ивар, и да- же отец; повинуясь давно выработанному рефлексу, он глухо ответил: 
 - Одиннадцать. 
 Пальцы ее легли на клавиши блокнота: 
 - Ты когда-нибудь болел? Я имею в виду, серьезно? 
 - Никогда, - процедил он сквозь зубы. - Не болел и не заболею, не бойтесь, и он отвернулся к стене, давая понять, что разговор окончен и хорошо бы оставить узника в покое. 
 Но тонкогубая женщина не ушла. Щелкнули замки на черной сумке: 
 - Хорошо. Ладно... Ты, к сожалению попал в иную микросреду... Зна- ешь, что такое микросреда? 
 Ивар молчал, глядя в стену. Ему вдруг показалось, что это не мяг- кая бежевая стенка комнаты, а сырой, покрытый плесенью камень подзе- мелья. 
 - Непривычное сочетание факторов... Среди них могут быть болезнет- ворные... Сделаем прививку, ты не возражаешь? 
 В руках у нее что-то блеснуло; Ивар скосил глаза - и обомлел. 
 Белое, безжалостное железо. Какие-то иглы, резиновые наконечни- ки... Нет, шприц-пистолет он видел и раньше, но ЭТО походило больше на орудие пытки. 
 Все прививки Ивар получил в младенчестве. Те немногие лекарства, что достались ему на протяжении жизни, были заключены в яркие ароматные капсулы. 
 Женщина ловким, видимо, привычным движением зарядила ампулу в приспособление, похожее на шприц-пистолет. Нет, скорее на древний шприц-пистолет тысячелетней давности; Ивару показалось, что из резино- вого наконечника на миг выглянуло стальное жало. Игла! Так оно и есть... 
 Он внутренне заметался, забился, бросился бежать... И остался не- подвижно сидеть на койке, разом утративший все свои силы. 
 - А почему ты до сих пор в комбинезоне? Ты что, и дома ходишь в верхней одежде, а? 
 Ее слова текли мимо его сознания, болезненно отдаваясь в ушах. Схватили, заперли... Но зачем же, ради святыни, еще и мучить?! Разве он знает секреты, которых можно домогаться под пытками? 
 - ...Слышишь, Ивар? Сними комбинезон. Не хочешь - закатай рукав... 
 Настоящая игла. Толстенная иголка из белого металла. 
 ...Ржавый скрежет дверных петель... Вслед за низкорослым палачом в проеме показался холщовый мешок, помещавшийся у карлика на плечах. Ог- ромный, гремящий железом мешок отвратительных инструментов. 
 Пылает огонь в жаровне. Малиновые от жара крючья... Игла. 
 Он забился, как птица, которую поймали руками. Больно ударился ко- леном, бросился к двери... Заперто. Заперто, а комната такая маленькая, и негде спрятаться... 
 Узкая дверь в уборную. Рывок... 
 ОНА преграждает путь, хватает за плечо, белесые брови сжаты, узкие губы неприятно шевелятся: 
 - Ивар... спокойнее... что ты... смешно... стыдно... 
 Новый рывок. Зачем ткань его комбинезона так прочна, он бы вырвал- ся... Но до узкой двери уже не добраться, он отброшен на койку, и над ним нависает игла: 
 - Ивар! 
 Палач усмехается, глубокие, довольные складки на вислых щеках... Не уйдешь... Цепи коротки... Засовы надежны... 
 - И-вар!! 
 Он ударил ее ногами. Она отшатнулась - но замешательство ее тут же сменилось гневом: 
 - Щенок! 
 Цепкие пальцы поймали его за шиворот. Она женщина, но она старше на много-много лет, она сильнее... Пока сильнее. Но ему никогда не стать взрослее, его сейчас замучают... 
 Его снова бросили на койку - на этот раз сильно, грубо. Скрутили выверенным боевым приемом. Жалко затрещали застежки комбинезона, вверх пополз рукав; повернув голову, Ивар увидел собственную руку - голую до плеча, тонкую, покрытую "гусиной кожей". Загнанный, лишенный возможнос- ти сопротивляться, он все-таки рванулся в последний раз; перед глазами у него пылала жаровня. 
 - Мама! Мамочка!.. 
 Ужас пытки был столь силен, что он вышел наконец из ступора и раз- рыдался. 
 Он плакал и не видел ничего перед собой; тяжесть, прижимавшая его к койке, неуверено отпустила. Разжались железные пальцы; Ивар не ше- вельнулся - его сотрясали, корчили новые и новые рыдания. 
 - Ивар... Ради святыни... 
 Она отошла; сквозь собственные всхлипы он слышал ее нервный, разд- раженный голос: 
 - Приди сам... Нет, сам приди и посмотри... Да, я беспомощная. Да... Да, вот такая уж. Скорее. Да... 
 Потом прошло несколько долгих минут - она сидела на противополож- ной койке, закинув ногу на ногу, а рядом лежало ее орудие. Ивар вздра- гивал, не в силах овладеть собой, и глотал слезы. Палач затаился, поз- вякивая железом, в темном паучьем углу... 
 Потом рывком распахнулась дверь: 
 - Какие могут быть проблемы на самом-самом ровном месте?! 
 Вошел Барракуда. Ивар зажмурился и вжался в стену; палач вызвал подкрепление. 
 - Посмотри на него, - тихо сказала женщина. 
 Ивар слышал, как Барракуда наклонился над ним - но только крепче зажмурил мокрые глаза. 
 - Истерика, - объяснила женщина напряженным, каким-то некстати веселым голосом. - Нервный, чрезмерно избалованный ребенок, воспаленное воображение... Он может такое нафантазировать... Со старшим не было таких проблем. Вообще никаких... А с этим... 
 Койка под Иваром скрипнула - Барракуда присел на край: 
 - Ты привила его? 
 - Нет. Он мне чуть глаза не выцарапал. 
 Ивара все еще колотило, и, до крови кусая губы, он не мог унять эту дрожь. 
 - Ты можешь отказаться от прививок? - со вздохом поинтересовался Барракуда. У Ивара все замерло внутри. 
 Женщина помолчала. Пробормотала сквозь зубы: 
 - Ты тоже немножко истерик... Или Онова устроит при обмене... без- жизненное тело его сына? 
 Барракуда присвистнул: 
 - А, мальчик? Как по-твоему? 
 Лучше смерть, безнадежно подумал Ивар. И всхлипнул - длинно, пре- рывисто. 
 - Печально видеть наследного принца в столь жалком положении, - заметил Барракуда сквозь зубы. - Не так давно я лицезрел в этой комнате и надменные взгляды, и великолепный гнев, и блистательное презрение... Что же теперь, а? 
 Ивар ненавидел Барракуду. Ненависть и остатки гордости заставили его разлепить ресницы и взглянуть мучителю прямо в лицо; выпуклые, как линзы, глаза Барракуды были, против ожидания, абсолютно бесстрастны: 
 - А почему, собственно, тебе так не нравится работа Ванины? Что ты имеешь против безобидной прививки, а? 
 Небрежно, будто невзначай, он взял из рук женщины снабженное иглой орудие; мутно блеснула белесая металлическая поверхность. Ивар с трудом заставил себя смотреть, не зажмуриваясь; с видом любознательного иссле- дователя Барракуда переводил взгляд с мальчика на шприц и обратно. 
 - Наши предки, - заметил он негромко, - содержали юношей в стро- гости. "Слезы мужчины, - говорили они, - приводят к бесплодию женщин... Врагам тигарда милее зреть слезы его, нежели кровь... Сокроем же слезы наши, прольем лучше кровь нашу..." Да? - он обернулся к обомлевшему Ивару. 
 - Этот мальчик - не наш мальчик, - заметила женщина устало. Ивару померещилась в этой усталости нотка презрения; он через силу поднял подбородок. 
 Барракуда снова вздохнул и, протянув женщине шприц, расстегнул манжет рубашки: 
 - Впрысни мне чего-нибудь, Ванина... Стимулятор какой-нибудь бод- рящий, чтоб на дольше хватало... 
 Он встретился с женщиной взглядом - и Ивар увидел, как лицо ее, аскетическое, обтянутое желтоватой кожей лицо вдруг вспыхнуло, залилось мучительной краской, потемнели бесцветные глаза, приоткрылись тонкие губы: 
 - Ты... Куда в тебя еще стимулятор, бесстыдник?! 
 Ивар не верил своим глазам - железная женщина смутилась, как ребе- нок. Нервные пальцы выкинули из шприца ампулу, предназначенную Ивару, быстро вставили другую - все это время она не поднимала на Барракуду глаз, и прядь, выбившаяся из тугого сплетения, упала ей на лоб, и от этого жестокое лицо ее внезапно сделалось почти что милым... 
 - Ну вот, Ивар, - вполголоса говорил Барракуда, - придется мне пострадать из-за тебя... Пусть она меня мучает, эта женщина, иголкой меня колет, кровь из меня тянет, это ужасно, это мучительно, это нестерпимо... Ты готова? 
 Она молча кивнула и быстро клюнула шприцем в его темную, покрытую сетью сухожилий руку. Взглянула на мальчика: 
 - Уже все. 
 - Слишком быстро, - сморщился Барракуда. - Нету должного воспита- тельного эффекта. Да? - последний вопрос, конечно, к Ивару. 
 - Вранье, - сказал тот хрипло. - Вы даже не касались... 
 Женщина пожала плечами и вытащила из недр шприца пустую ампулу. 
 - Что это было, доктор? - спросил Барракуда вкрадчиво. 
 Она снова покраснела - Ивар не понимал, почему. 
 ...Он почти не почувствовал боли - прикосновение резинового нако- нечника, скрывающего иглу, мгновение - и все. 
 - Ради этого стоило дергать меня, Ванина? - спросил Барракуда те- перь уже сухо. 
 Она не ответила, низко опустив голову и укладывая инструменты в свою черную, зловещего вида сумку. 
 ...Переходы и лестницы. Бесконечные переходы и лестницы, чадящие факелы, веером лежащие ступени... Лабиринт, нету окон, нету выхода, не- ту ни верха, ни низа... 
 Мама!.. 
 Прохладная рука на его щеке: 
 - Я здесь, воробей. Что ты, не плачь... 
 "Мама, мне снилось, что ты умерла". 
 - Не плачь, воробей. Пойдем, посчитаем звездочки... 
 Блаженство. 
 Он - в невесомости. Он - в теплом космосе, темном, с красными пульсирующими сосудами; он плавает внутри бесконечно дорогого и надеж- ного, и совсем рядом стучит, отбивая ритм, огромное живое сердце. 
 - Мама!.. 
 Темнота. 
 Он открыл глаза. 
 Пусто. 
 Как когда-то говорил добрый дяденька, детский психотерапевт: "Нау- чись понимать..." 
 "Научись понимать, что мамы больше нет... Нигде, кроме твоих воспоминаний..." 
 "Ты большой мальчик, пойми..." 
 "Ты большой мальчик..." 
 "Ты большой..." 
 "Ты..." 
 Он сделал усилие - и сел на койке. Отец... Скоро они выйдут на связь. Скоро все кончится. Потерпи, Ивар. Отец у тебя еще остался. Отец заберет тебя отсюда. Уже скоро - час, может быть, полтора... 
 Он вспомнил - был какой-то праздник, фейерверк... Плавали цветные рыбы под высоким куполом площади, летали светящиеся спирали серпантина, кого-то награждали какими-то орденами... Отца, как всегда, окружало множество людей еще бы, ведь на нем был парадный мундир с мерцающими нашивками, черный с синим, тот самый, в котором Ивару только однажды разрешили постоять перед зеркалом... Золотая Командорская цепь ловила гранями цветные огни, и цветные огни отражались в темных, окруженных мелкими морщинками глазах, и что-то говорили улыбающиеся губы... А пло- щадь под куполом бурлила цветным варевом, и оттого, что вокруг так мно- го людей, Ивару стало бесконечно одиноко. Вслед за одиночеством пришла тоска - он снова вспомнил маму и заплакал. 
 И отец, отделенный от сына стеной спин и шумом голосов, услышал его плач среди ревущей музыки, среди топота ног, среди окриков и выкри- ков. Небрежно отстранен был какой-то важный сановник; спины расступи- лись, голоса примолкли, отец потянулся навстречу Ивару - и вот уже сын ткнулся лицом в парадный мундир, и золотая Командорская цепь приятно холодит мокрую щеку, и - абсолютное счастье, безопасность, покой... 
 Покуда жив отец, Ивар всегда будет в безопасности. Только бы не обманул Барракуда, только бы связь... 
 Дверь откатилась, пропуская большеротого Иварова знакомца. За спи- ной у него, переминаясь с ноги на ногу, растерянно улыбался Саня. 
 Ивар плохо помнил улицы и коридоры, которыми конвоировал их боль- шеротый. В круглых отдушинах деловито сновали лопасти вентиляторов; света было мало рассеянный, приглушенный, он не давал теней, и воспа- ленному Иварову воображению в какой-то момент померещилось, что он плы- вет, не касаясь ногами пола, зависнув в липком тумане... Потом они пришли. 
 Зал был куда меньше, чем в городской Ратуше. Скудное освещение выхватывало из полутьмы только центральную его часть, и все еще затор- моженный, как во сне, Ивар увидел полукруглый экран, пустой, и от этого кажущийся огромным вогнутым зеркалом. В глубине его причудливо, уродли- во отражались сидящие перед ним люди - их было немного, человек десять; все были одеты в темное, вызывающе свободное; все лица, как по команде, обернулись навстречу вошедшим мальчикам. Вздрогнув, Ивар узнал Ванину - она сидела рядом с Барракудой, и тут же стоял плечистый старик, встре- тивший пленников в тамбуре, а рядом еще кто-то, показавшийся знакомым - но, не желая как-либо приветствовать своих тюремщиков, Ивар тут же обернулся к экрану. 
 Он все боялся, что, как в кошмаре, в последний момент телемост сорвется. В последний момент, когда ватные во сне ноги отказываются служить, и преследующее тебя чудовище настигает, настигает, настига... 
 Братьев усадили в центре, на видном месте, и рядом уселся больше- ротый стражник со шрамом. Барракуде, похоже, не было дела до пленников - он о чем-то вполголоса совещался со стариком. 
 Привалившись плечом к брату, Ивар закрыл глаза. Медленно сосчитал до десяти, пытаясь унять нервную дрожь. Саня осторожно подтолкнул его локтем; вздрогнув, Ивар уставился на экран. 
 Экран больше не был пустым, и по поверхности его не гуляли уже уродливые отражения. Занимая собой всю ширь и глубь маленького экрана в маленьком зале жалкого Поселка, перед Иваром лежала Ратуша, вид изнут- ри. 
 Замелькали знакомые лица - надо же, сколько народу, Ивар даже по- чувствовал себя польщенным. Значительные, видно, они с братом особы, коль уж судьба их волнует таких важных, таких занятых... А-а, Регина, и она здесь, а как же! Но где же... 
 Изображение качнулось и поплыло; выхваченное крупным планом, перед Иваром встало во весь экран невозмутимое лицо отца. 
 Ему. захотелось вскочить. Кинуться, подбежать к экрану, коснуть- ся... Но он остался на месте, только плечи его поднялись и опали - на волю вырвался вздох колоссального облегчения. 
 Лицо Командора отодвинулось чуть глубже, и рядом возникла напря- женная физиономия Регины; Ивар даже улыбнулся - да она почти не умеет скрывать своих чувств!.. 
 В следующую секунду он увидел, как остекленел взгляд красивых Ре- гининых глаз - как у человека, нос к носу столкнувшегося с призраком. Ивар решил было, что она только теперь заметила его и Саню - но нет, взгляд ее направлен был поверх их голов. 
 - Здесь Командор Онов, - медленно, чеканя каждое слово, произнес отец. 
 - Здесь Координатор общественного согласия, - голос Регины дрог- нул, пусть чуть заметно, но Ивар со злорадством отметил этот признак слабоволия. 
 - Здесь я, - отозвался Барракуда, и, как показалось Ивару, чуть насмешливо. Ну, недолго же тебе осталось смеяться! 
 Зависла тишина; слышно было, как и с той, и с другой стороны моста ворчат вентиляторы. 
 Некоторое время отец смотрел на Барракуду; потом перевел взгляд на лица сыновей, заглянул каждому в глаза... Ивар счастливо, виновато улыбнулся. Взгляд отца на мгновение потеплел. 
 Рядом что-то невнятное прошептал Саня. Отец отвел глаза. 
 - Здравствуй, Кай, - сказал он наконец, и приветствие это было исполнено иронии - так мог бы поздороваться судья с отловленным после долгих бегов, симпатичным, но обреченным на вечную каторгу преступни- ком, которого в наручниках доставили наконец пред ясны очи правосудия. 
 - Здравствуй... Кай, - с чуть заметной запинкой повторила Регина. - Приятно видеть тебя... живым. 
 Старый знакомец, подумал Ивар, но на удивление у него уже не хва- тало сил. Старый знакомец, старый бандит, старая лиса... теперь тебе крышка. 
 - А уж мне как приятно, - проронил Барракуда с усмешкой. Ивар слы- шал, как по Ратуше пробежал шепоток. 
 - Надеюсь, - мягко начал Командор после паузы, - надеюсь, что этот странный телемост есть преддверие твоей... цивилизованной капитуляции? 
 Большеротый за спинами братьев шумно вздохнул. 
 - Разве мы - воюющая сторона? - очень натурально удивился Барраку- да. 
 - А разве нет? - еще мягче поинтересовался Онов. - Признаться, ме- ня ошеломил твой размах - целая база, Поселок, понимаешь... - он обвел глазами притихших людей за спиной Барракуды, Ивар дернулся, но отец не остановил на нем взгляда, - но право же, - и голос Командора сделался укоризненным, - не могут же эти люди не знать, что, связавшись с тобой, поставили себя вне закона... А ты, в свою очередь, разве забыл, что те- бе предстоит значительный срок тюремного заключения? 
 Регина молчала. Губы ее то и дело подергивались - в какой-то мо- мент Ивару стало даже жаль ее. 
 - Сожалею, - Барракуда развел руками, и тон его действительно вы- ражал искреннее сожаление. - Сожалею, но, оказавшись вне одного закона, мы все подчинились другому - Закону рода, Закону права, древнему Закону тигардов. Мой, как ты выразился, размах - только начало. Мы хотим уйти и жить самостоятельно, как велит нам этот Закон; мы не угрожаем Городу, но, кажется, Город не захочет отпустить нас добром? 
 Регина сложила губы в улыбку: 
 - Остановись, Кай... Ты, кажется, всегда считал себя здравомысля- щим человеком. 
 Командор уставился на Барракуду уже сурово: 
 - Достаточно. Хватит. Игра закончилась. Теперь я задаю вопросы, а вы, Коваль, отвечаете; советую быть откровенным - это, возможно, смяг- чит вашу участь. Итак: каким образом попали к вам мои сыновья? 
 - Наконец-то вы обратили на них внимание, - заметил Барракуда желчно. 
 - Я сказал, хватит! - голос Командора наконец-то обрел привычные железные нотки. - Вы хорошо представляете, каким образом похищение де- тей скажется на вашей дальнейшей судьбе? 
 - Ивар, - сказал Барракуда устало, - объясни папе, что никто тебя не похищал. Расскажи, как все получилось, ладно? 
 Стало тихо; Ивар ощутил на своем лице десятки пристальных взглядов сочувственных, удивленных, мягких и шершавых, как наждачная бумага. 
 Он встал, не сводя глаз с отца. Снова улыбнулся - и почувствовал, как на глазах опасно набрякают комочки слез. Перестал улыбаться, сказал серьезно, подражая в твердости отцу: 
 - Господин Командор, на объекте "Пустыня" гнездятся бандиты... Они схватили нас грубой силой, когда мы... 
 Он запнулся и замолчал. 
 Кто-то хмыкнул. Зашевелились, заговорили и в Ратуше, и здесь, в зале. 
 - Они явились к нам сами, - пояснил предатель-Барракуда. 
 Тихонько засмеялся Саня. Ивар удивленно глянул на него - Саня всхлипнул и зажал себе рот ладонью. 
 - Ты что?! - прошептал Ивар свирепо. 
 - Довольно, - отрезал Командор. - Господин Кай Коваль, командова- ние Города предписывает вам в течение шестидесяти секунд сдаться и вы- дать детей. За ними уже отправляется транспорт; только полное повинове- ние при аресте может смягчить вашу нелегкую участь... Вина каждого из ваших сторонников будет оцениваться отдельно... когда они предстанут перед трибуналом. 
 Ивар подпрыгнул на месте. Отец не мог бы сказать лучше. 
 - Тигарда судит только суд тигардов, - тихо, но веско уронил Бар- ракуда. Других судей мы не признаем. 
 - А вы многословны, Коваль, - ледяным тоном заметила Регина. 
 - Я все сказал и прерываю связь, - Командор отступил, будто соби- раясь уходить; в Ратуше зашевелились, захлопали креслами, кто-то устре- мился прочь... 
 - Одну минуту, - сказал Барракуда. От того, КАК он это сказал, у Ивара мороз продрал по коже. Даже Командор Онов остановился, и замерла Ратуша, и затих зал. 
 - Вы не совсем поняли меня, Командор, - тихо сказал Барракуда. - Не совсем правильно поняли. Я показал вам ваших детей не только для то- го, чтобы вы мило побеседовали с ними. Я показал их для того, чтобы вы знали: один неверный шаг и вы потеряете их. 
 Стало так тихо, что Ивар удивился - почему все-таки стучит в ушах, если сердце расположено совсем в другом месте? 
 - Один неверный шаг, Командор, - Барракуда, как бы невзначай, шаг- нул к Ивару и опустил ему руку на плечо, - и вы никогда их больше не увидите. Посмотрите хорошенько - вы действительно хотите этого? 
 - Кай, - хрипло прошептала Регина. - Это... безумие. Это... нель- зя, ты что?! 
 Глаза Командора, холодные хищные глаза, сжались в щелочки: 
 - Господин Коваль, вы отдаете себе отчет? За такое карают СМЕРТЬЮ! 
 Ивар попытался стряхнуть ненавистную руку и тут же вскрикнул - длинные пальцы впились в его плечо, будто железная лапа манипулятора. Лицо Командора на экране стало серым: 
 - Отпусти ребенка, ты!! 
 - Он в моей власти, - как-то ровно, безжизненно отозвался Барраку- да. Пойми это, Онов: ОН В МОЕЙ ВЛАСТИ! 
 Слезы, уже не сдерживаемые, залили Ивару глаза; в мути их раство- рилась Регина, пропала Ратуша, пропал зал, и только отец, только застывшее, как воск, лицо отца... 
 Нет, сейчас он скажет им. Он сейчас приедет, как обещал, он забе- рет... 
 Губы Командора шевельнулись - но никто не услышал ни звука. 
 - Выдержка, Онов, - уронил Барракуда. - Выдержка, здравый смысл... Я не шучу. Клянусь Камнем, я пойду до конца. Решай. 
 - Забери нас!.. - крикнул Ивар. Нет, ему показалось, что крикнул. На самом деле - прошептал. 
 Губы Онова шевельнулись опять: 
 - Чего ты, сволочь, хочешь? 
 Шум в Ратуше. Железные пальцы освободили наконец Иварово плечо: 
 - Мы уйдем, и Город не будет нам препятствовать. Более того - он предоставит нам материалы и оборудование по списку... - Барракуда кив- нул кому-то за пультом монитора. Регина и Командор одновременно оберну- лись к маленькому, запестревшему строчками почтовому экрану. 
 ...Слишком много слез для одного дня. Слишком много, но как удер- жаться, когда мир вокруг трещит по швам, разлезается, виснет неопрятны- ми лоскутами... Ивар перестал понимать происходящее. Отец - вот он, по- чему же он не прикрикнет на Барракуду, не прикажет ему, не велит... За- чем какие-то разбирательства, эти белые строчки на темно-синем полотне монитора?.. 
 Регина все еще читала, по-детски шевеля губами, когда Командор медленно выпрямился: 
 - Это немыслимые условия. 
 - Это условия нашего выживания, - отозвался Барракуда серьезно. - Нашего и наших будущих детей. Считайте, что это наша доля в имуществе Города, нам ведь что-то да принадлежит?! 
 Мысли Ивара, неповоротливые, как размокшие сухари, долго-долго вертелись вокруг одного слова, пока, много раз повторяемое, оно не те- ряло смысл: доля... доля... имущество... будто торги... торговля... 
 - Выполнение этих условий, - голос Регины звонко отдавался в ушах, - резко ослабит Город и сделает его уязвимым. 
 - Мы тоже уязвимы, - это Барракуда, от голоса его болью ухало в затылке, - и рискуем не в меньшей, а в большей степени... 
 - Ваш риск - ваше дело, - глухой голос отца. - А Город был до вас... И, надеюсь, благополучно вас переживет... 
 Ивар встряхнулся. Нельзя раскисать, на него смотрят люди. Он под- нял голову и попытался вникнуть в смысл разговора. 
 - Список надлежит пересмотреть... - это попыталась бороться Реги- на. 
 - Я не торгуюсь... - бросил Барракуда устало. - Мои условия вам известны. 
 - Я превращу тебя в пыль, - процедил Онов сквозь зубы. 
 - Вместе с ними, - Барракуда кивнул на мальчиков. 
 Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, и ослабевшему Ивару казалось, что он видит натянувшуюся в воздухе, болезненно дрожа- щую струну. 
 - Предоставление таких средств... требует времени, - проговорил Командор еще глуше. - Я желаю забрать детей немедленно. 
 Ивар длинно всхлипнул. Отец их не оставит!.. 
 - Обмен, - проронил Барракуда. - Только натуральный обмен. 
 - Хорошо, - Ивар видел, как дернулась над стоячим воротничком бе- лая отцова шея. - Через десять... нет, восемь часов вам будет доставле- на первая партия... Все, что мы можем дать немедленно, приблизительно половина. Я заберу детей. 
 - Вторая половина? 
 - Мое слово. 
 - Нет. Слишком велики ставки. Через восемь часов заберете одного мальчика, по окончательном расчете - другого... 
 Ивар ощутил, как слабеют колени. 
 - Хорошо, - медленно согласился отец. - Я заберу младшего. 
 Ивар почувствовал пожатие брата. Почти нежное. 
 - Нет, - ровно сказал Барракуда. - Ивар останется с нами. Первым обменяем Саню. 
 Темно. Темно; издалека, как сквозь вату, слышатся голоса: 
 - Ребенок... Маленький... Гуманность... Милосердие... 
 Это женский голос. Наверное, Регина. И в ответ другой, тянущийся, как горячая резина: 
 - О ребенке позаботятся... В ваших интересах... ускорить постав- ки... 
 - Нет... 
 - Мое условие... решайте... так - или не получите ни одного... 
 Ивар смотрел прямо перед собой; черный туман понемногу рассеивал- ся, и там, где он разошелся вовсе, маячило, будто в траурной рамке, ли- цо отца: 
 - Согласен... 
 - Дальнейшие условия оговорим по ходу... 
 Кажется, отец искал его взгляда, но его уже уводили, и рука Сани выскользнула прочь, и мерно сменяли друг друга одинаково серые пол и потолок... 
 Отец оставил Ивара. Отец оставил. 
 ...Закат стоял плотной красной стеной, клетка была врыта в землю до половины, и леденели руки, сжимающие прутья - но помощи не было. Ми- мо, по бесконечной дороге, бесконечно уходил в закат Белый Рыцарь, и можно было до хрипоты кричать ему вслед, и звать, и умолять о помощи - он удалялся неотвратимо, без оглядки, удалялся мучительно медленно, и копыта скачущей лошади едва шевелились, будто увязая в смоле, и через силу, как в замедленном кино, развевался плащ, но фигура всадника все удалялась, уходила вслед за невидимым солнцем, а в спину уходившему ды- шала ночь, ночь накрывала остающегося, того, кто в отчаянии тряс прутья врытой в землю клетки... 
 В полночь Ивар вышел, наконец, из тупого оцепенения и накинулся на дверь. 
 Память его выдавала все самые грязные, слышанные мельком и стыдли- во забытые слова; слезы высохли, немилосердно саднили воспаленные веки - но он не чувствовал ни рези в глазах, ни боли в разбитых кулаках и коленях. Он налетал на дверь, бросался на дверь, всем телом бился о дверь, никак не соотнося своих сил с ее прочностью - просто повинуясь невыносимому желанию свободы. 
 Он знал, что рано или поздно упадет, обессиленный - но будет цара- пать дверь ногтями и грызть зубами, до последнего, до обморока, до смерти... Но раньше, чем он упал-таки, дверь дрогнула - и распахнулась. 
 Он отпрянул от неожиданности - окровавленный звереныш с безумным, полубессмысленным взглядом. Того, кто стоял в проеме, он узнал по го- лосу: 
 - Хочешь выйти? Иди. Иди, куда желаешь, куда глаза глядят, ступай, пожалуйста, на все четыре стороны... 
 И Барракуда отступил, и Ивар увидел за его спиной мутный свет, ко- торым был залит коридор. 
 Потом он бежал куда глаза глядят, и рвался вверх по винтовым лест- ницам, как во сне, где чадящие факелы, где нет ни верха, ни низа... В третий раз вернувшись на один и тот же безлюдный и полутемный перекрес- ток, он не удержался и рухнул на слабо светящийся пол. 
 Прямо перед глазами его темнел на фосфоресцирующем покрытии рубец, оставленный чьей-то ребристой подошвой; Ивар вдруг ощутил этот едва за- метный рубец как собственную рану - будто не по холодному полу, а по его лицу прошлись недавно тяжелые ботинки. 
 Когда-то ему снился кошмар - он идет по светлому, теплому коридо- ру, неверный шаг в сторону - и коридор вдруг проваливается под ногами, Ивар падает в шахту вентиляторов, в гущу невиданных старинных механиз- мов, а те жадно сучат лопастями и шестеренками, и ловят беспомощное те- ло на острия зубцов... Теперь кошмар повторялся, и Ивар был в толще его: такой привычный, такой устойчивый мир вывернулся наизнанку, и Ко- мандор, всемогущий Иваров отец, потерял над этим миром всякую власть. 
 Отец больше не всемогущ. Отец отступился и оставил сына в чужих грязных руках, он бессилен, он ничего не может сделать... Он беспомо- щен, будто мальчик, пусть хоть как сверкают нашивки на парадном мунди- ре, пусть хоть кому отдаются грозные приказы, пусть хоть сколько крейсеров поднимаются из своих шахт... Город в тысячу, в десять тысяч раз сильнее злобного Поселка - но Ивар лежит здесь, на перекрестке, ле- жит ничком, и перед глазами у него темнеет след чужого башмака... 
 Слез больше не осталось; он лежал неподвижно, и в измученное тело возвращалась боль. 
 Саня завтра будет дома. Да что завтра - уже сегодня... Саня уходит - а Ивар остается, и отец допустил это... Белый Рыцарь не оглянулся, холодная земля, ржавые прутья клетки... 
 Он содрогнулся и сел - ему послышались голоса. Нет, тихо... Четыре улицы, как четыре огромные трубы, расходились под прямым углом, и в недрах их было темно и пусто, как в брюхах голодных чудовищ. Тускло мерцали светильники под потолком; в центре перекрестка - Ивар вздрогнул - возвышалась неподвижная темная фигура. 
 Он боялся пошевелиться, прежде чем не убедился окончательно, что это не человек. Тогда он через силу встал и, медленно ступая разбитыми о дверь ногами, приблизился. 
 Посреди перекрестка стоял просто необработанный камень - высокий, в рост взрослого человека, тщательно укрепленный на металлическом постаменте. Кое-где, на месте сколов, посверкивали прожилки кристаллов; камень отбрасывал четыре тени, потому что прямо над ним нависали четыре тусклых светильника. 
 Ивар обошел камень кругом. Нигде в Городе он не встречал ничего подобного; с первого взгляда он почему-то понял, что это не украшение и не причуда дизайнера, что это нечто странное, совсем неведомое, чу- жое... 
 Он всхлипнул и сел, привалившись к камню спиной, полностью скрыв- шись в одной из четырех коротких теней. 
 Ничего. Ничего... Будет новый день, и, возможно, случится что-то хорошее... Надо держаться. Может быть, у Поселка что-нибудь испортится или взорвется... И тогда Барракуда сдастся Городу с позором. Сдастся... Что они говорили о тюрьме... Он бежал из тюрьмы? Из тюрьмы нельзя бе- жать, отец рассказывал... Нет, не надо об отце, слишком грустно... Ти- гарды... Кто такие тигарды... Где он слышал раньше это слово... 
 ...Непроходимый лес. Узкая дорога, и ветви сплетаются над головой. Мерно покачивается седло, и покачивается спина едущего впереди, и постукивают копыта сзади... Мелькнул огонек - и погас. Вечереет, и лу- на, круглая и желтая, как привидение, понемногу наливается белым... Ка- валькада выезжает на перекресток, и посреди его высится черный высокий камень, и кто-то сидит, привалившись к камню спиной... ("Весь в кро- ви... зачем ты оставил его... а не старшего... проблемы...") Сидящий - мальчик в странной одежде, грустный, измученный, маленький...("Он еще маленький... Зачем ты...") Тень от камня укрывает его с головой, он си- дит неподвижно и смотрит снизу вверх на огромных всадников, но в глазах его нет страха - только доверие и доброжелательность. Фыркают кони... Всадники спешиваются, луна горит так, что полночь кажется ясным днем... Кто-то протягивает мальчику руку, он поднимается, кладет ладони на не- ровную поверхность камня... 
 - Мама!.. 
 - Не плачь, воробей. Не трать своих слез. 
 - Они говорят, что тебя нету... нигде. Нигде, кроме моих снов, ма- ма!... 
 Прикосновение теплых губ. 
 ...Они ныряли на дно бассейна - собирали разбросанные игрушки, кто быстрее, и быстрее всегда оказывался Саня; в какой-то момент Ивару показалось, что жить вовсе незачем - раз он такой маленький и слабый, и вечно проигравший. Он заплакал, и слезы, поначалу горькие и злые, вскоре сменились солеными и жалобными. Ему так хотелось, чтобы его по- жалели - и мама вошла в бассейн, погрузилась по плечи в теплую воду, кончики ее волос намокли и потемнели, и заколыхались, как подводная трава... 
 И они плыли. 
 Ему казалось, что мама - большой морской зверь, а он, Ивар - де- теныш. И что нету пластиковых стенок, а есть бесконечный океан, безб- режный, как космос, подчиненный плавному ритму приливов и отливов, и они с мамой плывут, кочуют, плывут... 
 - Мама, не уходи!! 
 Сон закончился. 
 Некоторое время он сидел, не открывая глаз. Возвращался в реаль- ность. Падал в нее, будто в колодец, чувствуя, как высыхают на щеках бороздки слез. 
 Потом он разлепил веки - и увидел в двух шагах перед собой темную, тоже будто каменную, человеческую фигуру. 
 Барракуда сидел на полу, подогнув под себя одну ногу и обняв коле- но другой. В глазах его, выпуклых, как линзы, отражались четыре све- тильника. 
 Ни один, ни другой не сказали ни слова. Ивар все так же сидел, прислонившись к камню, и смотрел мимо Барракуды, в пространство; Барра- куда, казавшийся статуей, глядел не на Ивара, а на камень. Больше на перекрестке улиц-труб не было ни души. 
 Первым не выдержал Ивар: 
 - Выследили, да? 
 Голос его, неожиданно басовитый, показался незнакомым ему самому. 
 Барракуда вздохнул: 
 - Как ты... что привело тебя на этот перекресток, а? 
 Ивар не счел нужным отвечать. Он отвернулся - и прижался к камню щекой. 
 - Ты улыбался во сне, - сообщил Барракуда. - Может быть, расска- жешь, что снилось? 
 Ивар ощерился так презрительно, как только смог. Сейчас. Сейчас, у-тю-тю, он расскажет, в подробностях расскажет, у-сю-сю... 
 - К этому камню хорошо приходить, если больно, - сказал вдруг Бар- ракуда шепотом. - Касаться, сидеть рядом... Ты вот ухитрился заснуть. Тебе лучше? 
 Ивар невольно прислушался к своим ощущениям - и с удивлением по- нял, что да, лучше. Не было боли - ни в ногах, ни в локтях, ни в затыл- ке; не саднили опухшие глаза, и не так горько было думать о плене, о маме, об отце... 
 Он вздрогнул. Нет, об отце лучше все-таки не думать. 
 - Некогда камни росли из-под земли, - сообщил Барракуда тихо. - Их корни тянулись глубоко-глубоко, в самые недра... А на поверхности - вот, стояли камни, такие, как этот, их поливал дождь, их сек ветер, па- лило солнце... Потому что стояли они не в подземном бункере, а прямо среди степи, или среди леса... Ты, наверное, не представляешь себе...
 - Представляю, - сказал Ивар в сторону. 
 - Да? - удивился Барракуда. И впервые пошевелился, чуть откинулся назад и оперся рукой о пол. - Ивар. Все это... тяжело, я понимаю. Ты не бойся, ладно? Пару дней - и отец заберет тебя тоже... 
 Ивару захотелось выплеснуть на голову сидящего перед ним бандита все мыслимое и немыслимое презрение; он как мог желчно скривил рот - но уже в следующую секунду губы вышли из повиновения, расползлись, как два мокрых червяка, и почти против воли прошептали: 
 - Не очень-то надо... Ему... Предатель. 
 - Кто? - удивился Барракуда. 
 Зная, что не должен отвечать, Ивар все-таки всхлипнул: 
 - Он... Оставил меня... Будто я... приемыш, а Саня... 
 Лицо Барракуды сделалось холодным и жестким, как вмерзшая в лед рыбина: 
 - А вот это бессовестно. Легко любить отца в славе и довольстве - а в беде отрекаться? 
 Ивар дернулся, будто его окатили кипятком. Скорчился, придавленный тяжестью упрека - и справедливого ведь упрека!.. 
 Некоторое время Барракуда наблюдал муки собеседника, потом сказал мягко: 
 - Я знаю... знал твоего отца много лет. Он достойный человек... в рамках своих представлений о достоинстве, конечно. Ты же хочешь быть похожим на него... а не на меня, мерзавца? 
 Ивар прерывисто вздохнул. Барракуда вдруг поднялся - легко, одним движением: 
 - Тебе осталось всего несколько часов сна... Никого не украшают красные, заплывшие глаза. Пойдем, - и он протянул мальчику руку. 
 Ивар вздрогнул. На минуту замешкался - но не принял руки Барраку- ды. Встал сам, с трудом разогнув затекшую спину. 
 Камень по-прежнему отбрасывал четыре коротких, черных тени. Ивар оглянулся на него - и неожиданно для себя самого жалобно попросил: 
 - Отведите меня к Сане. Пожалуйста. 
 - Нет, - уронил на ходу Барракуда. 
 Улица-труба дохнула в лицо плотным, горячим воздухом. 
 - Но почему?! - спросил Ивар, понимая, что унижается - и не в си- лах удержаться от беспомощного вопроса. 
 - Из стратегических соображений, - сухо отозвался Барракуда. 
 Ивар увидел брата только утром. 
 Под низким клочковатым небом по-прежнему стояла, растопырив лапы, опальная "Герцогиня"; сейчас она показалась Ивару напуганным зверьком, ожидающем своей участи. Поодаль, хищно подобрав под себя опоры, застыли два крейсера флагманский "Вет" и равная ему по мощи "Крона". Ну до чего же могуч Город, подумал Ивар равнодушно. 
 Саня взял его за руку, и через перчатку Ивар ощутил все смятение брата, и вину, и сочувствие, и желание ободрить... Но он не ответил на пожатие. Все равно Саня уйдет, а он, Ивар, останется. 
 Что удивляться, так было всегда - младшего укладывают спать, когда старшему еще разрешается оставаться со взрослыми; старшего берут в учебный полет, а младший смотрит вслед, потому что нельзя, потому что опасно, и нечего путаться под ногами... Старшему дарят шлюпку, а млад- ший... 
 Его полоснуло воспоминание о собственной провинности, о нарушенном запрете и тут же погасло, придавленное возмущением. Конечно, хорошо теперь искать виноватых, сам, мол, заварил кашу, сам и расхлебывай! На- верняка Саня так и считает в глубине души... 
 И Ивар, которому так мучительно хотелось встретиться с братом, от- вернулся, не отвечая на его вопросительный взгляд. 
 О чем-то говорил Барракуда; из-под поджарого брюха "Кроны" выполз тяжело груженный вездеход, за ним, будто подгоняя, стаей устремились три белые правительственные машины... Ивар стоял, переминаясь с ноги на ногу, и пестовал в себе обиду. 
 Пусть отец только попробует заговорить с ним! Он ответит взглядом, от которого любые слова застынут прямо на губах. И пусть не заглядывает в глаза Сане - разве он ему брат?! Разве настоящий брат оставил бы Ива- ра вот так, почти что на смерть? 
 Надежды, что Барракуда передумает, больше нет. А разве есть надеж- да на отца? А может быть, только Саня его настоящий сын, а Ивар - прие- мыш, про которых пишут в книгах?! 
 Три белых машины, оставляя борозды в серо-зеленом песке, разверну- лись и стали полукругом. Одновременно откинулись дверцы... Лихорадочно всматриваясь в лица, Ивар поначалу не увидел Командора - и похолодел, чтобы в следующую секунду покрыться горячим потом: вот он, отец. Вот его напряженный взгляд. 
 Люди Поселка стояли плотной группой, Барракуда - чуть впереди, и по обе стороны от него - мальчики. Ивар не сопротивлялся, когда предво- дитель банды взял его за руку - пусть и отец увидит этот хозяйский Бар- ракудин жест... 
 Так же равнодушно он смотрел, как выгружаются в песок контейнеры разнокалиберные ящики. Вот она, цена жизни Сани... Немного, прямо ска- жем. Его, Ивара, хотят продать подороже... Как на невольничьем рынке, в самом деле... 
 ...Шум, чад, толкотня, железные кольца до крови натерли запястья и щиколотки. Продают мычащих коров, визжащих поросят - и молчаливые по- росячьи головы, окровавленные коровьи туши, губы, внутренности... Про- дают невольников захваченных в плен врагов... Зазывает купец, нахва- ливает товар - но нет, это не он добыл пленников в бою, он не воин, честные господа, он всего лишь добросовестный торговец... Он покупает оптом - перепродает в розницу... 
 Цепи не звенят - только ржаво скрежещут, тянут к земле, но не вздумай сесть сразу же узнаешь, зачем служит кнут - осмоленная верев- ка... Покупатели не церемонятся - осматривают товар, яростно торгуются с коммерсантом... Кому нужен мальчик? На что сгодится мальчик? Его се- годня не купят, торговец разочаро... 
 Ивар вздрогнул и очнулся. Прямо перед ним, в трех шагах, стоял отец. 
 На Командоре был шлем с прозрачным забралом, будто специально открывающий всем взорам спокойное, уверенное, даже несколько насмешли- вое лицо - лицо человека, убежденного в своем бесконечном преимуществе, рожденного, чтобы властвовать, победоносного, несмотря на временное по- ражение. Отец ободряюще улыбнулся - и Ивар ощутил щемящий стыд, и в том числе за то, что рука его по-прежнему лежала в руке Барракуды. 
 Стараясь не делать резких движений, Ивар медленно потянул руку к себе, пытаясь высвободить ладонь. Не тут то было! Рука Барракуды, тоже будто невзначай, сдавила пальцы Ивара так, что у того перехватило дыха- ние. 
 Ивар не сдавался. Молчаливая и совершенно неравная борьба длилась все время короткого разговора: 
 - Ты не передумал, Кай? 
 - Нет, - (рука все сильнее сдавливает рвущуюся на волю Иварову ла- донь, мальчику кажется, что сейчас затрещат кости), - нет, уговор доро- же денег. 
 - Что ж... 
 - Мои люди дают мне знак, что условия соблюдены, - (тут Ивар предпринял маневр, расслабил пальцы и тут же потянул снова, но железная хватка не ослабела, Ивар чуть не вскрикнул). 
 - Ты выполнишь обещанное? 
 - Ты можешь забирать старшего. 
 Саня шагнул вперед; Ивар сам не понял, как удалось в этот момент удержаться и не забиться с ревом в руках Барракуды, пытаясь вырваться и повиснуть на отцовой шее... Саня сделал еще шаг, Ивару показалось, что брат его заперт внутри стоп-кадра, застыл, будто муха в янтаре... И лю- ди Поселка застыли вокруг тяжелых контейнеров, и люди Города замерли, подались вперед, и вросли в песок белые машины... 
 Отец протянул руку, будто собираясь хлопнуть Саню по плечу - и вместо этого вдруг вскинул невесть откуда взявшуюся толстую короткую трубу. Мгновение - и черный раструб уставился Барракуде в грудь; пальцы Барракуды так сдавили Иварову ладонь, что тот не удержался и вскрик- нул-таки. 
 - Прикажи своим людям бросить оружие... - эту фразу Ивар уже где-то не раз слышал. Наверное, в фильме про разбойников. 
 - Но Онов, - возразил Барракуда чуть удивленно, - мои люди безо- ружны, как договаривались... 
 - Прибереги свои байки для женских ушей! Пусть все поднимут руки и отступят назад... - и, обращаясь к сыновьям: - К машине, быстро! 
 Ивар отгрыз бы собственную руку, удерживающую его в капкане. Ры- вок... Серое небо перед глазами. Еще рывок - зеленоватая пыль... Секун- ды растянулись, как жевательная резинка, и голоса звучат басовито, уми- ротворенно, как на испорченной кассете: 
 - Я раз-во-ро-чу... те-бе... реб-ра... Ко-валь... 
 - Ты на-ру-шил... ус-ло-ви-я... 
 - И-вар... 
 - И-и-и-вар... 
 Беззвучно отлетает крышка контейнера. Над краем поднимаются головы в бронированных шлемах; крик. Отброшенная ударом, отлетает рука отца, сжимающая оружие... Толстая труба разражается в небо глухим хлопком... Снова крик; клочковатое, подстреленное небо. Чирикающие звуки выстре- лов, белые вспышки; кто-то ревет, срывая голос: "Осторожно, там дети!.. Не стреля-ать!" 
 Мешанина криков и выстрелов. Чья-то тень между Барракудой и Оно- вым, кто, откуда, толстая труба снова хлопает, кто-то падает... 
 - Ивар!! К машине!! 
 - Не стреля-ать!.. 
 ...Все окончилось мгновенно, как и началось, будто оборвался странный, шумный, невнятный рекламный ролик. Наверное, прошло всего се- кунды три; Ивар лежал ничком, и перед глазами у него медленно осыпались в чей-то след потревоженные серые песчинки. 
 Кто-то всхлипнул. Кто-то сказал шепотом: 
 - Сволочи... Что же это... Онов... мерзавец... 
 Пролагая дорогу среди песчинок и камушков, в маленькую ямку перед глазами Ивара скользнул густой красный ручеек. Завертелся на дне, будто устраиваясь поудобнее. 
 Он поднял голову. 
 Ноги, чьи-то ноги, и еще, и еще... За ними, как за редким лесом - неподвижно лежащий на песке человек. Другой человек, присевший рядом... Это Барракуда. Он жив. 
 Ивар встал. Его тут же крепко взяли за плечи. 
 К трем белым машинам бегом отступали вооруженные люди; Ивар не сразу увидел отца - тот нес на плечах... Кого-то нес... Не очень боль- шого, не взрослого. Путь его по серому песку отмечен был темной дорож- кой... 
 - Не надо! - крикнул Ивар. 
 К нему обернулись хмурые лица. Глянули мельком - и вернулись к то- му, кто неподвижно лежал на земле. 
 Рванулись с места белые машины, заспешил им вслед опустевший вез- деход... 
 Неуклюже, будто заведенный, Ивар подошел - и впервые в жизни уви- дел мертвого человека. 
 На сером песке без шлема лежала Ванина. Подбородок ее казался пок- рытым красной лаковой краской. 
 ГЛАВА ТРЕТЬЯ 
 * * * 
 Один и тот же эпизод повторялся и повторялся на маленьком плоском экране. Временами Ивар уставал и закрывал глаза. 
 Отец упустил мгновение. Ему надо было стрелять сразу... Если бы он выстрелил в ту же секунду, Барракуда был бы сейчас мертв, Cаня - цел, а Ивар - свободен... 
 "Прикажи своим людям бросить оружие" - "Но Онов, мои люди безоруж- ны, как договаривались"... 
 Поднимаются бронированные шлемы над краем подложного контейнера. Отец, отец... Ты все предусмотрел... Но надо было стрелять СРАЗУ... 
 Ивар видел со стороны себя - какой маленький, растерянный, глу- пый... Ведь и у него был шанс - рвануться к машинам... Упустил. Упус- тил, сорвал всю операцию, ведь это из-за него откатился десант, в стра- хе за его жизнь... И у отца снова связаны руки. И он не может отомстить за Саню. 
 Они метили в Барракуду... Какой-то истеричный капрал сразу же зао- рал "не стрелять"... Да надо было стрелять, надо! Если бы Саня не ки- нулся на помощь отцу... Если бы он побежал прочь со всех ног, как было велено... Если бы все делали, как велел отец, то ничего бы не случи... 
 Крупный план упавшей Ванины. Плохое качество съемки - камера ме- чется, упираясь то в землю, то в небо... Нет, она просто не должна была кидаться к Барракуде. Не должна была. 
 Снова все сначала: "Прикажи своим людям бросить оружие" - "Мои лю- ди безоружны, как договаривались"... До чего бездарно снято. До чего бездарно исполнено - метить во врага, а попасть в Саню... Прямо в грудь, и вот он оседает, удивленно глядя на отца... Мельтешит, прыгает изображение. Саня жив. Он жив, он только ранен. Отец спасет его... спа- сет... 
 Он очнулся в своей комнате-камере. Часы его остановились - плохая примета. Перед глазами вертелся, будто устраиваясь поудобнее, кровавый ручеек в песчаной выемке. Вертелась на его гребне маленькая белая щеп- ка... 
 В который раз за прошедшие сутки ему показалось, что он спит и ви- дит плохой сон. Но разве во сне может болеть отдавленная рука? 
 Он поднес кисть к глазам - красные, опухшие пальцы, следы железной хватки Барракуды... Его люди стреляли или нет? Вранье, что они были бе- зоружны... На может быть... 
 Саня лежит на операционном столе... Сегодня утром Ивар отвернулся, когда Саня хотел заговорить с ним. Зависть... Смертельная зависть к брату, притворившаяся обидой. Может быть, это Иварова зависть направила выстрел Сане в грудь? 
 Голоса в коридоре. Отрывистые, злые. Стихли. 
 Ивар лег и снова поднялся. Оттянул рукав - след от прививки, чуть заметный темный кружок, был еще заметен. 
 Вчера Ванина сидела напротив, положив рядом свою черную сумку... Не прошло и суток. Она злилась на Ивара, она краснела, у нее были узкие губы и светлые глаза, а что теперь?! 
 Он всхлипнул. Мама... 
 От матери осталась медная табличка, вмурованная в Стену Мертвых. Он не видел маму... после. В его памяти она только живая... А Ванину он видел сначала живой, потом мертвой. Что останется от нее? Тоже... таб- личка?.. 
 ...Среди мертвых страшно. Ленивые вороны на трупах... На поле боя и год, и два, и три года спустя будет расти жирная сочная трава. А пока - торчат обломки копий, и кто-то бродит среди мертвых тел - ищет... Высматривает... Тревожит павших... 
 Когда через час, а может быть, и два - он потерял счет времени - незнакомый угрюмый парень принес ему поесть, Ивар с отвращением по- косился на тарелку и, пожав плечами, уселся носом в угол. Еще через не- которое время угрюмый молча забрал нетронутый обед. 
 И снова шаги в коридоре - о, эти тяжелые шаги он услыхал задолго до того, как рывком распахнулась дверь и Барракуда, злой, осунувшийся, бросил с порога: 
 - Голодовка, да? 
 Ивар поднял голову. Выпуклые глаза Барракуды глядели на него хо- лодно и яростно; Ивар выдержал этот взгляд. Спросил шепотом: 
 - Что с моим братом? 
 Барракуда стиснул зубы: 
 - Разве я стрелял в твоего брата? 
 - Мне плевать, кто в него стрелял, - сказал Ивар, не опуская глаз. - Но если он умрет, его убийца - вы. 
 - Его убийца... - начал Барракуда сдавленным, приглушенным го- лосом, - его убийца... 
 И замолчал, с видимым усилием давя в себе не сказанные слова. 
 Поселок лихорадило. Ивар кожей чувствовал напряженные, косые взгляды; Барракуда тащил его недавно пустыми улицами, и там, где появ- лялся мальчик, стихали приглушенные разговоры, чтобы тут же возобно- виться за его спиной. 
 Поселок пребывал в трауре - и вокруг глаз женщины-наблюдателя, обернувшейся навстречу Барракуде, лежали черные траурные круги: 
 - Они вызывают. Они вызывают уже семь с половиной минут. 
 - Соединяй, - процедил Барракуда, выталкивая пленника поближе к экрану. 
 Секунда - и для Ивара не осталось в мире ничего, кроме огромного, во всю стену, лица Командора Онова. 
 Мгновение - отец глянул на сына, будто желая удостовериться, что он цел; быстрый, даже беглый взгляд - но Ивару сделалось страшно. 
 Он не помнил, чтобы отец когда-либо так смотрел. Ярость - да, бла- городная ярость, приводящая в трепет; гнев, раздражение - да, но сейчас глаза Командора казались мутными, невидящими, будто подернутыми плен- кой. Пленкой ненависти, которая граничит с безумием. 
 Ивар отшатнулся, и вся тяжесть свинцового командорского взгляда обрушилась на Барракуду. 
 Еще секунду длилась тишина; потом Барракуда медленно, не отрывая глаз от экрана, откинул кресло и сел, поставив Ивара у подлокотника. 
 Качество связи было отличное - Ивар видел острия несбритых во- лосков на отцовом подбородке, запекшийся рубец на верхней губе и красные прожилки в белках замутившихся глаз; потом рот Командора дер- нулся, чтобы прошипеть: 
 - Отброс-сы... Подонки. 
 Ивару захотелось закрыть глаза и заткнуть уши. Отец не может быть некрасивым. Даже в горе и ненависти. 
 Онов прерывисто втянул воздух: 
 - Подонки... Вам припомниться все. Вы заплатите... Ты! - он зах- лебнулся, невидящим взглядом уставившись на Барракуду. - Ты проклянешь день... За каждую капельку его крови... Ты... 
 Ивар беззвучно заплакал. 
 - Он будет жить, - процедил Командор, и правый уголок его рта по- полз книзу. - Его спасут... Но за каждую каплю его крови ты - ты будешь умирать по десять раз! 
 Он замолчал, и несколько длинных секунд Поселок слушал хриплое ды- хание своего заклятого врага. Рука Барракуды, придерживающая Ивара за локоть, казалась холодной, как заиндевевшая сталь. 
 - Значит, так, - уронил Командор, с трудом взяв себя в руки. - Или в течение часа вы отдаете мне Ивара... 
 - Или что? - бесцветным голосом спросил Барракуда. 
 По лицу Командора судорожно прокатились желваки: 
 - Тебе... мало? Мало крови... ребенка? Кай... а? 
 - Не я в него стрелял, - отозвался Барракуда все так же бесцветно. - И мои люди были без оружия... как договорились. Сила... не всегда так уж сильна, Онов. У тебя плохие советчики. Послушай меня и выполни уго- вор, так будет лучше... для всех. 
 - Я превращу тебя в грязь, - сказал Командор почти спокойно. - Те- бя и всех твоих... весь твой выводок. 
 Ивар закрыл глаза. Еще вчера подобные отцовы слова переполнили бы его гордостью и предвкушением праздника - а теперь угроза казалась пустой, пресной, будто картонной. Ивар понял, что не верит отцу - и наступивший вслед за этим горький стыд был еще хуже, чем страх за Саню. 
 Барракуда вздохнул. С полуулыбкой обернулся к женщине-наблюдателю: 
 - Милица... Перекачай Командору список оставшегося... Того, что мы ждем, но все еще не получили. Надеюсь, на этот раз ВО ВСЕХ контейнерах будет оборудование, а своих головорезов оставьте себе... 
 - Мерзавец! - рявкнул Командор. - Мне достаточно получаса, чтобы сделать из всех вас жирную копоть! 
 Ивар содрогнулся - голос отца будто взорвался внутри его головы. 
 Барракуда резко обернулся к экрану. 
 - Хватит, - сказал он тихо, но так, что у Ивара волосы зашевели- лись на голове. - Это болтовня. Вот, - он дернул Ивара к экрану, выста- вив его перед собой, как щит. - Теперь давай... Превращай! В жирную ко- поть! 
 У Ивара не осталось сил, чтобы сопротивляться. 
 - Я жду, - бросил Барракуда устало. - Жду - неделю. Потом... Мне не страшно умереть. Нам не страшно умереть. Но тебе страшно потерять сына, Онов. Все! 
 Он развернулся к оператору Милице. Мгновение - и экран погас, мертвый. 
 ...Обугленная, в корках сплавившегося песка равнина, и грузные черные хлопья, оседающие с неба. Белый конь по колено уходит в груды пепла. Рыцарь давно отбросил сломанное копье, и двуручный меч его исступленно ищет ускользающего врага - чтобы снова провалиться в пусто- ту. Рыцарь ранит сам себя, доблесть и отвага жалят друг друга в спину, это замкнутый круг, это сражение с зеркалом... 
 За ним пришли двое - большеротый Генерал и женщина, в которой Ива- ру померещилась Ванина. Он вздрогнул, но это была Милица, наблюдатель. 
 Ему было велено надеть комбинезон и шлем. Сердце Ивара запрыгало, как чертик на резинке: куда? 
 Минуты две он крепился, но не удержался-таки и спросил, заглядывая в глаза Генералу: 
 - Меня... отпускают? 
 Генерал молча качнул головой. Женщина украдкой вздохнула, будто сожалея - но Ивару уже не было дела до ее вздохов. 
 Он шел между двумя провожатыми, как преступник, шел, волоча ноги и не поднимая глаз от бледного ноздреватого покрытия на полу. Лифты удов- летворенно чмокали дверями, лениво поворачивались в гнездах огромные вентиляторы, и позади остались несколько ярусов, пока пол из ноздрева- того не сделался тускло-металлическим и Ивар не ощутил присутствие мно- гих людей. 
 Некоторое время он стоял, не поднимая головы; людей вокруг было много, но все они молчали. Ивар слышал приглушенное дыхание, едва раз- личимый шелест комбинезонов - и ни слова, ни голоса. Тогда наконец он оторвал глаза от пола. 
 Круглое помещение, что-то вроде тамбура в пусковой шахте. Ивар по- вернул голову - и увидел пилотское кресло. 
 Кресло помещалось в центре, поддерживаемое трехпалой рукой манипу- лятора; оно чуть поднималось над собравшимися людьми, и к нему обращены были все взгляды. 
 В кресле сидела Ванина. Ивар прирос к железному полу. 
 Легче всего было представить, что женщина заснула в кресле, но Ва- нина не походила на спящую. Ивар не мог сейчас вообразить ее живой, не мог вспомнить, как двигались ее губы, когда она обращалась к нему, про- износя какие-то обыкновенные слова; теперь она казалась воплощением смерти, и Ивар впервые в жизни смотрел смерти прямо в лицо. 
 Ему захотелось спрятаться или хотя бы схватить кого-нибудь за руку - но вокруг стояли чужие люди. Ивар затравленно оглянулся - за спиной у него молчала Милица, и глаза ее казались слепыми. 
 Никто не глядел сейчас на Ивара. Они стояли плотно, плечо к плечу, мужчины, женщины, молодые и старше, разные... У кого-то вздрагивали гу- бы. Кто-то казался абсолютно безучастным. 
 - ...Ты возвращаешься туда, откуда все мы родом. Легкого пути те- бе... Хангарра, зар йу о фарра ор, зар йу о фарра бан... 
 Ивар не понял последних слов, но узнал голос. 
 - Там наша Прародина, там голубое над зеленым, там накрыт для тебя стол... Варрот, зар онна, о ранна орф, о шанн эр бар... 
 По гулкому тамбуру прошел вздох. Ивар заставил себя снова посмот- реть на мертвое тело в пилотском кресле. 
 Барракуда стоял перед Ваниной, склонившись в поклоне, почти касаясь коленом пола: 
 - Легкого пути... Нет на тебе тяжких грехов, и да не будет длинной твоя дорога... И все же прими... 
 Неслышно подошел кто-то еще, и на острые колени Ванины легло широ- кое темное полотнище. Ивар узнал карту звездного неба - отличную нави- гаторскую карту, подобную той, которой обычно пользовался отец. 
 - Ступай, Ванина... Когда нам будет тяжело и тоскливо, пусть тебе будет легко и радостно. Пусть лучшие из нас встретятся с тобой, и воссядут с тобой за зеленые скатерти под синим шатром... 
 Ванина не отвечала, страдальчески опустив уголки мертвых губ. На фоне желтой кожи щек неожиданно темными казались ресницы - слипшиеся стрелками, будто от слез. Сглатывая горькую слюну, Ивар смотрел, как подходившие люди клали на колени неподвижной женщине медальоны из бело- го металла, и пряжки с цветными камнями, и старинные монеты, и квадра- тики хлеба, и пряди собственных волос; кто-то отдавал первое, что наш- лось в кармане, кто-то снимал с себя самое ценное - Ванина, разметавшая на подлокотниках складки своего широкого одеяния, оставалась равнодуш- ной к этим последним подаркам. 
 Потом Ивар перевел глаза - и увидел руку Ванины, жесткую костлявую кисть, выглядывающую из темного рукава. Поверх мертвой ладони женщины лежала живая мужская ладонь - будто Ванина могла страшилась предстояще- го пути и могла ощутить всю нежность этого прощального прикосновения. Ивару вдруг стало так тоскливо, так одиноко, так безнадежно жаль себя, Ванину, кого-то еще, что подступившие слезы подернули происходящее дро- жащей мутью. 
 Барракуда молчал, не выпуская мертвой руки,а тем временем в другую руку Ванины кто-то вложил горящий фонарик - тускло светящийся кристалл: "Освети... путь... освети... освяти... светлый... путь..." Губы Барра- куды шевелились, но слов не было слышно, кто-то положил ему руку на плечо, он вздрогнул и задел локоть Ванины - тогда уже вздрогнул Ивар, потому что мертвая голова качнулась, вспыхнул камень в сложной тугой прическе и на лоб упала прядь, почти как тогда, в комнате, и лицо от этого сделалось почти милым - тогда милым, а сейчас жалобным, измучен- ным и усталым. 
 Барракуда оторвал свою руку от руки Ванины. 
 Сквозь слезы Ивар видел стеклянный колпак, опустившийся сверху и заключивший сидящую женщину в прозрачный кокон, в капсулу. Трехпалая рука манипулятора пошла вверх, поднимая над головами живых мертвую Ва- нину в пилотском кресле, и люди провожали ее глазами, пока не сомкнулся потолок. Целую минуту длилось ожидание, потом завибрировал, как от да- лекого взрыва, железный пол. Сквозь слезы и тоску Ивар успел удивиться - запуск? Они запустили капсулу?.. 
 Еще несколько секунд было тихо. 
 - Так ушла дочь тигардов Ванина... вместо сына тигардов Кая, - глухо и зло сказал Барракуда, глядя в пустой потолок. 
 - Никто не уходит "вместо", - негромко отозвался плечистый старик. - Все уходят вовремя... Не греши, Кай. 
 Милица взяла Ивара за плечо, но он так и не поднял глаз от тускло- го пола. 
 ...Они все стояли по колено в прибое, волны накатывали и уходили, и никто не чувствовал холода, хотя высокие голенища полны были соленой воды. Темная ночь превратилась в красный, воспаленный день, потому что неподалеку от берега покачивался уносимый отливом факел. 
 Окутанные пламенем паруса, мачты, пылающие, как ритуальные свечи, оплавляется бронзовая фигурка на корме, оплывает, скапывает в шипящее море; языки пламени жадно облизывают черное небо, и звезды меркнут, а на месте их бесстыдно пляшут полчища обезумевших искр... На неподвижных лицах людей лежит горячий медный отблеск, а огромный погребальный костер отплывает все дальше, и все дальше уходит женщина на высоком ло- же, женщина в огненном одеянии... 
 Ивар плакал в полубреду. Ему мерещились черные, черные глубины космоса, полные бродячих огоньков - тусклых фонариков в мертвых руках. Там зеленые скатерти под голубыми шатрами... Нет там шатров. Там черная пустота... и таблички, вмурованные в Стену Мертвых... А если - есть?! Несправедливо, если одним Прародина и шатры, а другим - только буквы на глухой поверхности искусственного камня... Мама!.. 
 Он проснулся - или очнулся - и увидел над собой лицо склонившейся женщины. 
 - Мама... - он заплакал от облегчения, но тут же понял, что обоз- нался, и прошептал разочарованно: 
 - Ванина... Ты разве не улетела? 
 Женщина присела на край кровати, Ивар ждал увидеть в ее руке шприц-пистолет но не увидел. Тогда он понял, что обознался снова. 
 - Это все из-за тебя, - сказал он Регине. - Оставь его в покое... Он любит только маму, ясно? Отстань, вот присосалась, как... присоска... 
 К его лбу прижалась нестерпимо холодная ладонь. Ивара передернуло. 
 - Он бредит, - прошептала женщина. 
 Ивар умиротворенно вздохнул и закрыл глаза. Если поверить... Если хоть на секундочку поверить, что где-то там людей ждут голубые шатры и зеленые скатерти... И там его ждет мама. 
 - Он бредит, - сказала женщина громче. - Он горячий и дрожит... - в ее голосе отчетливо скользнула паника. - Он... слышишь, Кай?! 
 "...вместо сына тигардов Кая". Ивар открыл глаза. 
 Над ним нависало испуганное лицо оператора Милицы. Увидев осмысленный взгляд, она забормотала почти заискивающе: 
 - Ивар... Ты как себя чувствуешь, а? Ты немножко... Не надо было тебя брать... туда? 
 - Надо было, - сухо сказали из полутьмы. - Надо. 
 Ивар пошевелился - заныла рука. Он прав, подумал Ивар. Надо бы- ло... 
 - Она так и летит? - спросил он шепотом. - И фонарик горит? 
 - Так и летит, - глухо отозвался Барракуда. 
 Ивар прерывисто вздохнул. Милица тревожно изучала его, выискивая, по-видимому, симптомы болезни; он не выдержал и усмехнулся: 
 - Боитесь, что я умру и нечем будет торговать? 
 Кажется, Милица вздрогнула. Кажется, вопросительно взглянула на Барракуду. 
 - Уйди, - уронил он коротко. К удивлению Ивара, женщина повинова- лась мгновенно и беспрекословно. Чмокнула, закрываясь, дверь. 
 Барракуда сидел на своем обычном месте - на откидной койке у противоположной стены. Ивар вгляделся в его лицо - и внутренне сжался. За двое истекших суток Барракуда не то чтобы осунулся и не то чтобы исху- дал; глаза его были спокойны - однако за внешним спокойствием стоял черный, непонятный сгусток страстей. Ивар испугался непонятного - что это, крайняя степень ненависти? горе? принятое наперед решение? От че- ловека с таким лицом можно ждать чего угодно... 
 - Болит рука? - глухо спросил Барракуда. 
 Ивар посмотрел на свою руку. Пять темных отпечатков на запястье. 
 - Нет, - соврал он. Барракуда не отозвался; выпуклые глаза его глядели отрешенно и в то же время пристально - наверное, так смотрят безумцы. Ивару сделалось так страшно, что он горько пожалел об ушедшей Милице. 
 Одновременно со страхом явился стыд за свою слабость; страх велел задобрить Барракуду - стыд сделал ватным Иваров язык, когда, покрываясь потом, он выдавил наконец: 
 - Я... сам виноват. 
 Барракуда мигнул. 
 - Он... - Ивар мучительно подбирал слова, - он не хотел... причи- нить ей вреда... Он хотел убить ВАС! 
 В следующую секунду, холодея, он подумал: хорошенькое оправдание. 
 - Да, - сказал Барракуда глухо. - Такой уж, видно, я счастливец... Повезло мне. Да, Ивар? 
 Ивар снова заплакал. 
 Это произошло неожиданно для него самого, это было мучительно и позорно; он сам осознал происходящее только тогда, когда слезы уже вовсю душили его, и поздно было призывать волю и гордость - у него не осталось ни воли, ни гордости, ни даже страха перед унижением. 
 Он плакал, не пытаясь остановиться, захлебываясь, исходя своей болью, выливая в слезах и смерть Ванины, и рану Сани, и поражение отца, и свою собственную неведомую судьбу. Потом ему стало легче - и сквозь пелену слез он увидел, что Барракуда сидит, опустив голову ниже плеч, странно отвернув лицо. 
 Со второй попытки Ивар обрел способность говорить. 
 - Как там... - прошептал он между всхлипываниями, - не покажем врагам слез наших... Прольем лучше кровь нашу... 
 Барракуда не удивился, что Ивар запомнил его собственные, в нази- дание сказанные слова. 
 - А я не враг тебе, - отозвался он еще глуше. - Плачь, сколько хо- чешь... Пожалуйста. 
 Глаза у Ивара саднили, будто засыпанные песком. 
 - Не враг... - прошептал он горько. - Зачем вам... Все это... Эта торговля... Отец не стрелял бы... Если бы... не загнали в угол... 
 - Меня тоже загнали в угол, - устало признался Барракуда. - Причем много раньше. 
 - Вы сами себя загнали в угол, - Ивар отстраненно удивился сме- лости своих слов. - Поселок против Города... Чего вы хотите... 
 - Чего я хочу, - сказал Барракуда со странной горечью в голосе. - И как же мне тебе объяснить, мальчик, чего я, собственно, хочу... 
 Он замолчал, пугая Ивара внимательным взглядом выпуклых глаз. По- том медленно опустил веки: 
 - Ладно. Расскажу тебе... историю. Сказку, а точнее, предание... Вряд ли ты слыхал это слово. 
 - Слыхал, - сухо сообщил Ивар. 
 Барракуда взглянул недоверчиво: 
 - Да?.. Тем лучше... Итак, давным-давно... 
 Он запнулся, будто пытаясь собраться с мыслями и перепрыгнуть че- рез какую-то внутреннюю преграду; потом, очевидно одолев себя, откинул- ся назад и продолжал странно глубоким, даже величественным голосом: 
 - Жил некто... И много славных дел выпало на его долю, и все испы- тания он вынес с честью... На пути его встало Семирукое Чудовище Ача - но герой одолел его в битве на берегу Ревущего Рога... Много горя наро- дам предгорий принес пожиравший людей Жертвенник - но герой сравнял его с землей... И он же лишил угодий великую Подземную Змею, явился в смрадное жилище ее и задушил хозяйку ее же склизким телом... 
 - Это же сказка о Белом Рыцаре! - не удержался Ивар. 
 Барракуда прервался, чтобы удивленно вскинуть брови: 
 - Да? Я не знал, что в Городе ее помнят... текст, а не видеоряд. Впрочем, ты ведь сын высокопоставленных родителей, может, ты и книгу в руках держал?.. 
 Ивар сглотнул. 
 Знал бы Барракуда... Долго бы смеялся. Знал бы о его, Ивара, иг- ре... Об этих видениях, говорят, они еще называются мечтами... Но Ивар никогда и ни с кем не говорил об этом вслух. Только Саня немножко дога- дывается... Это рождается внутри, это слишком интимно; что же до Барра- куды, то в его устах одно только имя Белого Рыцаря звучит кощунствен- но... Должно звучать кощунственно. 
 Барракуда молчал, и Ивар напрягся, на секунду поверив, что этот человек способен читать чужие мысли, и то, что до сих пор тщательно скрывалось от людей, сейчас будет грубо изъято и представлено на всеоб- щее обозрение. 
 - Что с тобой? - удивился Барракуда. 
 Ивар потупился: 
 - Ничего... 
 - Ничего, - Барракуда задумчиво закинул ногу на ногу. - Рыцарь объединил племена, основал город... Он ведь был могущественен, он при- вык властвовать... 
 - Властвует закон, - отозвался Ивар. Барракуда кивнул: 
 - Да, закон... Но нет закона, одинаково мудрого для всех. 
 - Есть! - Ивар вскинулся. - Нельзя убивать, и нельзя... 
 - Знаю, - прервал Барракуда. По лицу его прошла тень, и Ивар вспомнил, как несколько минут назад этот человек невидяще смотрел в угол. Ивар осекся. 
 Барракуда снова сделал над собой усилие. Поморщился, будто досадуя на собственную слабость: 
 - Итак, городом правил Закон... Один для всех. Вроде бы справедли- во... Но люди не родятся одинаковыми, как плашки. Кто-то принимает За- кон - а другой под Законом родится, и не выбирает его так же, как не выбирают мать... 
 Ивар невольно опустил голову; Барракуда вздохнул: 
 - В Городе были люди, рожденные под другим Законом и оставшиеся верными ему. Среди них был Черный Рыцарь... особенно неуживчивый, и За- кон руками Белого Рыцаря заточил его в темницу... У тебя голубые глаза, Ивар. Разве существует Закон, повелевающий им быть черными и никакими другими?! 
 Он перевел дыхание. Продолжал тоном ниже: 
 - Вот, Черный Рыцарь оказался за решеткой... Ты спросишь, чего же он хотел? 
 - Он хотел смуты и раскола, - медленно проговорил Ивар. - В мире, где полно опасностей... смута и раскол подобны смерти. 
 Барракуда оскалился: 
 - Почему же Белый Рыцарь схватился с кочевыми племенами, почему он заплатил кровью за победу, вместо того чтобы признать единый с ними Закон? По-твоему, чем больше племен живет под Законом - тем надежнее, и неважно, каков Закон, лишь бы - один для всех? 
 С трудом сдерживая раздражение, Ивар процедил сквозь зубы: 
 - Белый Рыцарь подвигом заслужил доверие... Друзьям он несет мир и безопасность, а враги... Его враги испытали кое-что на своей шкуре... И еще испытают, - добавил он глухо.
 - Да уж, - устало усмехнулся Барракуда. - Нашему Черному Рыцарю порядком досталось... Но он смог уйти... и хотел с тех пор только одно- го: чтобы его оставили в покое. Но Белый Рыцарь... Ты слушаешь? 
 Ивар вздрогнул. По коридору быстро простучали чьи-то башмаки. 
 - ...Белый Рыцарь не желал смириться, он считал почему-то, что свобода Черного чем-то угрожает ему... Или оскорбляет его, уж не знаю... И тогда он послал Черному Рыцарю испытание. Первым испытанием было, конечно, чудовище... 
 Ивар закрыл воспаленные глаза. Сквозь молодой лес ломилось, треща стволами, грузное бронированное тело на многих суставчатых лапах. Отв- ратительный запах, густой рев, копье в боку трепещет, как антенна... 
 - ...Но Черный Рыцарь победил и остался цел... И настал черед вто- рого испытания - и это была женщина, Ивар... 
 Он вздрогнул. Перед глазами у него закружилась карусель перепле- тенных рук и ног, облако летящих длинных волос, сдвоенное тело, за- висшее в метре над полом, и черная тень-осьминог... 
 - Третьим испытанием... Третьим испытанием, Ивар, был ребенок... 
 Барракуда замолчал. Со вздохом поднялся, протянул руку: 
 - Пойдем... 
 У Ивара не было возможности отказаться от приглашения. Он глянул на предложенную руку Барракуды, потом на свою собственную, в синяках ладонь. Криво улыбнулся - и царственным жестом предоставил себя в рас- поряжение своего же палача. 
 Полутемный перекресток обнаружился внезапно - улицы-коридоры-пово- роты, редкие прохожие почтительно приветствуют Барракуду и угрюмо смот- рят вслед мальчику, косые светильники и вентиляционные щели, все похоже на Город, но только мелко, убого, со следами ремонта... Снова улицы-ко- ридоры-повороты, рука Барракуды осторожно придерживает ею же раздавлен- ные пальцы, и вдруг - четыре расходящиеся под прямым углом трубы, в центре перекрестка - четыре тусклых светильника, черный камень в окру- жении четырех теней... 
 Перед камнем стояла на коленях девушка. Незнакомая Ивару, щуплая, в широких, как у Ванины, одеждах; Барракуда замедлил шаг. Девушка не сразу заметила его погруженная в свои мысли, а может быть, и в некое подобие транса, она плавно покачивалась, водя по глыбе ладонями; потом, опомнившись, обернулась через плечо и встретилась с Барракудой глазами. 
 - Нет, не мешаешь, - сказал тот глухо, будто отвечая на незаданный вопрос. 
 Девушка печально качнула головой. Поднялась, подбирая одежды; беззвучно вышла в один из круглых тоннелей. 
 - Сядь, - все так же глухо сказал Барракуда Ивару . - Спиной к камню. 
 Ивар молча повиновался. Подошел и сел, привалившись всем телом к черной прохладной туше - и сразу же стало легче. Захотелось закрыть глаза. 
 - Сиди и слушай, - сказал Барракуда. - В роду тигардов существовал обычай... Один из самых древних, основополагающих. Когда мальчику ис- полнялось... Когда он становился на пороге взрослости, он шел в лес... Один и ночью. Знаешь, в лесу... Страшно. Звери... Тогда в лесах были звери. Но он шел - и находил Камень... Такой, что рос корнями из самых недр земли. Это было важно - мальчик не знал, где стоит Камень, он дол- жен был найти его... Ощутить... Не всем удавалось с первого раза, тогда говорили - он еще слаб... недостоин... Некоторые вообще не находили, и род изгонял их... Но тот, кто нашел Камень - садился у его подножья, вот как ты... И проводил ночь наедине с собой - и с камнем. И смотрел глубоко-глубоко в свою душу... И узнавал о себе то, чего никогда не знал... И порой гордился, а порой раскаивался... А чаще и то, и дру- гое... И вот перед рассветом к нему приходили старшие - мужчины из рода тигардов... И принимали его, как равного. Слушаешь? 
 - Зачем вы мне все это рассказываете? - спросил Ивар глухо. 
 Барракуда снова вздохнул: 
 - Зачем... Видишь ли, Ивар, у меня ведь полно трудов и обязан- ностей... Бессонные ночи, видишь ли. И, конечно, есть дела и поважнее, чем рассказывать сказки озлобленному мальчишке... 
 - Вы же говорили, что это не сказки! - Ивар почему-то ощутил себя обманутым. 
 Барракуда сидел на полу, скрестив ноги, как старинная деревянная кукла: 
 - Это... видишь ли, Ивар. Это - старинный повод для насмешек... в Городе. Удобный повод для насмешек - какие дураки, если тысячу лет на- зад их предки что-то такое делали, почему они повторяют это... слепо, без всякого смысла... повторяют, как сумасшедшие роботы, и называют свою глупость "обычаем"... "традицией"... Почему они так держатся за совершенно бессмысленные на сегодняшний день... Почему они считают, например, что умершим полагается последний путь? Всех устраивает прос- тая табличка в Стене Мертвых - а им, видите ли... 
 Он замолчал. 
 Ивар сидел, втянув голову в плечи, не отрывая глаз от пола. 
 Табличка в Стене Мертвых. Бесконечные ряды табличек; тупая боль, но болит не голова и не живот, это память болит, память о руках, о гу- бах, об огромном и теплом, красном, светящемся шаре, к которому можно прижаться и, успокоившись, уснуть... 
 - Мама... 
 "...три месяца в депрессии. Всегда считалось, что дети переносят легче..." 
 "...естественные отклонения. Достаточно избалован..." 
 - Мама!.. 
 Ивар очнулся. Выпуклые глаза Барракуды были совсем рядом; жесткие ладони лежали у Ивара на плечах: 
 - Что?.. 
 - Ничего, - Ивар безнадежно отвернулся. Прижался к Камню щекой. 
 - Ничего, - повторил Барракуда шепотом. - Знаешь, Ивар... Я не уверен, что стоит тебе... все это рассказывать. Что ты вообще поймешь, о чем я... 
 У Ивара ни с того ни с сего прыгнуло сердце. И еще раз прыгнуло; он подался вперед, так, что его глаза оказались прямо перед пристальны- ми глазами Барракуды. 
 - Скажите, - прошептал он быстро, будто опасаясь, что ему заткнут рот. Ванина ДЕЙСТВИТЕЛЬНО будет на Прародине? Действительно - или это только так говорится?.. 
 Барракуда долго молчал. Так долго, что у Ивара зачесались воспа- ленные веки. 
 - А почему же ей не быть на Прародине... Разве она совершила что-то... преступление, которое ее не простится? Почему же ей не быть на Прародине, путь ее... освещен... Она там... будет ждать... 
 Барракуда отвернулся. Ивар, растерянный, молчал. 
 Объяснить, что он не про это спрашивал? 
 Мертвое тело будет лететь и лететь в пустоте, и фонарик будет го- реть, но потом все равно погаснет... В Космосе не бывает никакой Праро- дины. Там только холодные летающие камни, и редко-редко - звезды, сгустки горящих газов... 
 Сказать об этом Барракуде? Разве он не учился в школе и не знает, как устроен космос... Как устроен мир?.. 
 Молчание тянулось и тянулось, в тусклом свете ламп Ивар видел не- подвижного Барракуду, плотно сжатые тонкие губы под полоской усов, ве- ки, прикрывающие круглые, как линзы, глаза... Четыре тени окружали Бар- ракуду хороводом - две коротких, две подлиннее. 
 - Я понимаю, о чем ты думаешь, Ивар. Догадываюсь... У камня не бы- вает корней. Верно? Это противоречит его... природе. Говорить о ка- ких-то камнях... странность. Правда?.. 
 Ивар молчал. Ждал. Не отводил взгляда. 
 - Да, Ивар... Непонятное раздражает. Иногда кажется смешным, иног- да пугает... Знаешь, в Городе тоже стояли Камни. Не посреди леса, ко- нечно, а вот так, на перекрестке... И нашелся человек, который... оск- вернил Камень. Скуки ради, или злобы ради, или... не знаю зачем. Он осквернил Камень и поглумился над ним... себе же на горе. 
 Барракуда замолчал. 
 Ивар сидел, подобрав колени к подбородку, слушая, как шуршит воз- дух в невидимых вентиляционных шахтах. Ему казалось, что Камень за его спиной не просто нагрелся от человеческого прикосновения, но источает тепло сам по себе. 
 Тогда он не выдержал и спросил: 
 - А почему - себе на горе? Камень отомстил? 
 Барракуда поднял глаза: 
 - А ты веришь? Что Камень может отомстить? 
 Ивар молчал, сбитый с толку. Потом вспомнил свое видение - и про- бормотал едва слышно: 
 - Верю... наверное. 
 Барракуда вдруг улыбнулся - не так, как обычно, не насмешливо, а просто улыбнулся, Ивар даже удивился - надо же, и на человека похож... 
 - И я верю, - сказал Барракуда уже серьезно. - Но только в той истории... Отомстил не Камень. 
 Ивар захлопал глазами, пытаясь собрать воедино внезапно разбежав- шиеся догадки. 
 - Да, - продолжал Барракуда. - Осквернивший был наказан так, как велит того Закон. А свершившего наказание арестовали... Тоже по закону - по закону Города... - выпуклые глаза уставились на Ивара вопроситель- но, будто ожидая возражений. Ивар проглотил слюну и смолчал. 
 - Но по Закону рода тот, кто свершил наказание, был невиновен. Ти- гарды насильно вырвали его из рук правосудия и укрывали... Укрывали го- дами, становились сообщниками, преступниками, отщепенцами... Потому что жили в согласии с Законом рода. Потому что помнили традиции предков... По-твоему, это смешно?! 
 Он вдруг подался вперед, захлебнувшись от внезапной ярости, и в глазах у него вспыхнули злые желтые огоньки; отшатнувшись, Ивар с ужасом заметил пену, выступившую в углах длинного рта. 
 - По-твоему, это глупо?! 
 Ивару сделалось страшно до судороги. Барракуда несколько секунд сверлил его взглядом, потом откинулся назад, оперся руками о пол. Ска- зал совершенно спокойно: 
 - Все это длилось много лет... Твой теперешний собеседник из шкуры лез вон, устраивал какое-то подполье, делал тысячу глупостей, сидел в тюрьме, между прочим, и довольно долго... Чего ради?.. Ивар, этот Ка- мень, у которого ты сидишь... Последний из оставшихся Камней. Мы при- везли его сюда... Это называется "святыня". Не имеющая никакой утили- тарной функции, совершенно бесполезная вещь. Ты слышал, как говорят - "клянусь святыней"? 
 Ивару и самому случалось так говорить. Но он, конечно, не имел в виду никаких камней. 
 - Ивар... Я говорю неясно. Паршивый из меня педагог, но ты хоть чуть-чуть... понял?.. 
 Ивар открыл было рот - но в тот же момент оба вздрогнули от прон- зительного, сверлящего писка. Барракуда дернул рукав - на белом брасле- те пульсировал зеленый огонек. 
 - Да, - Барракуда поднес браслет к щеке. 
 Ивар не мог разобрать слов - только голос, незнакомый, быстрый, напряженный. Лицо Барракуды сделалось жестким. Как камень. 
 - Давайте посадку, - пробормотал он сквозь зубы. - А мальчик будет со мной. 
 Незнакомый старик вошел в зал, сопровождаемый двумя угрюмыми муж- чинами, настороженными, как конвоиры. О чем-то отрывисто распорядился Барракуда - прошла минута, прежде чем Ивар понял, что стоит перед собс- твенным отцом. 
 Старик, безусловно, когда-то был Командором Оновым; Ивар узнал бы отца в любом обличье - пусть седая щетина, пусть проваленные воспаленн- ые глаза, пусть наполовину поредевшие волосы... Но стоящий перед ним человек уже не был Командором. Некогда испепеляющие глаза его утратили и волю, и властность остались страх и мольба. 
 Ивар глядел в эти затравленные глаза, и сквозь шум в ушах до него доносились обрывки фраз: 
 - Один... Я прилетел один... Я безоружен... 
 - ...снова? 
 Глухой голос Генерала: 
 - Барракуда... недопустимо... 
 Желтый огонек на дне выпуклых глаз: 
 - Я неясно объяснил?! 
 Да, Генерал не хотел оставлять наедине Барракуду, Ивара и Онова; Барракуда резко одернул его, и тогда они ушли, оглядываясь - угрюмый Генерал, конвоиры, изгнанная из-за пульта Милица, еще кто-то, кого Ивар не успел увидеть... 
 Отец перевел дыхание. Он дышал тяжело, как после долгого бега, или - Ивар вздрогнул - как тогда в невесомости, в полумраке, в обнаженном трепещущем клубке... Он поспешил прогнать воспоминание. Уничтожить. Стереть. 
 - Ивар... 
 Вместо того, чтобы обрадоваться встрече с отцом, он испугался. 
 - Ивар, сынок... 
 В голосе Онова скользнуло нотка, от которой на голове у Ивара за- шевелились волосы. Онов медленно повернул к Барракуде серое старческое лицо: 
 - Слушай, Коваль... Я пришел... За своим мальчиком. За своим единственным сыном... 
 Барракуда понял сразу - Ивар услышал, как он со свистом втягивает воздух. 
 - За своим единственным сыном... 
 Ивар еще не понимал. 
 - Я... Своей рукой погубил своего.... Саня умер час назад... Са- ня... 
 В сознании Ивара будто некрепко защелкнулась щеколда, запрещающая понимать слова отца и по-настоящему верить в них. Нет, спокойно сказал он себе. Так не бывает. Я не слышу. Не слышу. 
 - Коваль... Я привез тебе заложника. Лучших, чем я, заложников те- бе не сыскать... Тебе будет все. Все, и даже больше. Мы отдадим тебе все... А ты отдай мне сына. Отдай! Ничего не осталось. Возьми Город на разграбление... Отдай мне моего сына!.. 
 Ивар задрожал. На его глазах отец метался, как заглоченная капка- ном жертва; на глазах сына он молил врага о помиловании - о чем-то большем, нежели просто дарованная жизнь. 
 - Ты получишь... все. Никто не станет преследовать тебя. Этот мальчик дороже, чем... Возьми меня заложником. Отпусти его. 
 Голос отца шелестел, как струйка песка на дне вентиляционной шах- ты. 
 - Я потерял одного сына... Я не могу потерять другого... 
 Саня, подумал Ивар. Опасно заскрипела щеколда, он поспешил глубоко вдохнуть и сказать себе как можно тверже: нет. 
 - Нет, - шепотом сказал Барракуда. - Я не могу, Онов... За моей спиной люди, я не могу рисковать... Ты - плохой заложник. Я уважаю твое желание пожертвовать собой - но не с моей помощью, Онов. 
 Командор молчал; казалось, что он не в состоянии понять обращенные к нему слова. 
 - Ребенку ничего не грозит, - сказал Барракуда громче. - Ему ниче- го не грозит, если ты исполнишь обещание... 
 - Я исполню обещание... - эхом отозвался Онов. 
 - ...и получишь ребенка обратно. Если я отдам его сейчас... Ника- кое честное слово не защитит тигардов. 
 - Я клянусь! - голос Командора сорвался на хрип. - Я клянусь свя- тыней... 
 - Ты не веришь в святыни. 
 - Я клянусь жизнью... Ивара! 
 - Она в безопасности. Не трать времени, Онов... Возвращайся... и поспеши. Это жизнь и смерть... Поверь, это единственный выход. Для нас обоих. 
 Лицо Онова странно дернулось. Сквозь страх и стыд, сквозь боль за отца Ивар ощутил вдруг жалость, острую, как нож. 
 - Кай... - тихо, жалобно прошептал Командор. - Я умоляю... 
 Ноги его согнулись. Ивар зажмурил глаза, и в наступившей для него темноте колени отца глухо ударились о пол. 
 ...Рука Барракуды оттолкнула Ивара к двери, полуослепший от слез, он ткнулся в прохладную обшивку, отшатнулся, за его спиной рыдал и проклинал отец, проклинал и снова молил - Ивара схватили чьи-то руки, потащили прочь. Отрешенно глядя сквозь обступившие его бледные лица, Ивар страстно пожелал оказаться за зеленой скатертью под голубым шат- ром. 
 ...Они играли в трехмерную "войнушку", Ивар и Саня; палили пушки, и пахло порохом - а в воображении Ивара порох источал запах жженой синтетики. После полутора часов баталии девятилетний брат наголову разбил армии пятилетнего, и потрясенный поражением Ивар не выдержал и разревелся. 
 И еще ревел, глядя, как загадочно улыбается мама. И еще ревел, когда она все с той же загадочной улыбкой извлекла из-за шкафа целую и невредимую, предусмотрительно запрятанную дивизию Иварова войска, и доверительно сообщила новое для младшего сына слово - "резерв"... 
 Слезы на Иваровых глазах не успели еще высохнуть - а волна вос- торга, свирепой полководческой радости уже захлестнула его по самую макушку. И хлопал глазами удивленный Саня - он-то ведь большой, должен знать, что такое этот резе.... зере... "резерв"!.. 
 Ивар проснулся - в темноте, в замкнутом пространстве; у него в душе не осталось резервов. Ни капельки. 
 ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 
 * * * 
 ...А если фонарик погаснет?! 
 Ивар плавал в полусне-полубреду; вокруг него покачивались звезды, нет - не звезды, фонарики в мертвых руках... Он висел посреди космоса, нагой, скорчившийся, белый от холода, ни верха, ни низа, ледяные сияю- щие россыпи - и пустота... 
 Отчаявшись, он прошептал непослушными губами - "мама". 
 Космос плавно качнулся. 
 - Мама... Мама!.. 
 Он по-прежнему висел посреди пустоты, но не черной и враждебной темно-красной, теплой, бесконечно спокойной. Умиротворение и покой. Полная защищенность. Он плывет в пустоте, прорезанной пульсирующими кровеносными сосудами - расслабленный, все такой же нагой, все такой же скорчившийся и слабый - но бесконечно счастливый, потому что любовь, совершенно осязаемая любовь обнимает его теплой пушистой шерстью, зак- лючает в кокон... 
 Космос. 
 Надолго ли хватит фонарика?.. 
 Он глубоко вздохнул, приходя в себя. 
 -...Прародина - для всех? 
 Серьезный парень с подносом в руках - тот, что приносил Ивару еду - удивленно обернулся от двери. 
 - Я хотел спросить... Прародина - она для всех? Или... только для тигардов? 
 Парень задумался. Пожал плечами, ответил, глядя в сторону: 
 - У всякого есть мать... Но не у всех одна мать, правильно?.. 
 ...Мама!.. 
 Перебивая дорогое воспоминание, проплыла по дну памяти восьминогая тень-паук. Два переплетенных тела в метре над полом. "Ивар, пойми..." 
 - Выведи меня отсюда, - попросил он шепотом. 
 Серьезный парень чуть не выронил поднос. 
 - Выведи, - повторил Ивар тихо. - Постарайся... Улетим вместе в Город, ты пойми, Город никогда не простит... Здесь уже всем конец... Спаси меня спасешься сам... 
 Ивар сознавал бесполезность своих слов - и все же говорил. Без на- дежды. 
 Парень вдруг улыбнулся - без злобы, открыто: 
 - Тебе не понять... 
 Повернулся и вышел. 
 Ивару не понять. 
 ...Неужели они не боятся? Им действительно легче умереть, чем расстаться со своими драгоценными... камнями... обычаями?! 
 ...Женщина, молодая, легкая, идет прочь, лица не видно, только подрагивают в такт шагам тяжелые косы на плечах... А над ней синее-си- нее, невозможно синее, горящее синим, слепящее глаза, тепло на щеках - солнце, а она уходит, касаясь травы оборками цветного платья, догнать бы, догнать бы, догнать... 
 Ее догоняет мальчик. Как был - в простреленом комбинезоне, в запекшейся крови... 
 Всего лишь щелчок открывающейся двери - а уже ясно, кто вошел. 
 - Нету никакой Прародины, - сказал Ивар в стену. 
 Барракуда не ответил. 
 - Нету Прародины! Зря только... переводите капсулы. Умер - нету!.. 
 Барракуда тяжело опустился на откидную кровать. Теперь Ивару видна была опущенная голова с редеющими на макушке волосами. Человек, поста- вивший на колени его отца... 
 - Я ненавижу вас, - сказал Ивар шепотом. - По-настоящему ненавижу. Вам лучше убить меня, если не хотите, чтобы потом... 
 Он запнулся. Любая угроза, произнесенная вслух, казалась ему сла- бой, неубедительной, а главное - недостаточной. 
 Барракуда вздохнул: 
 - Знаешь что... Говори мне "ты". А то как-то ненатурально получа- ется... 
 Ивар молчал, сбитый с толку. 
 - Мне все говорят "ты"... Ты заметил? 
 Он усмехнулся. Его круглые глаза уже не казались такими выпуклыми провалились под брови, в черные ямы. 
 - Помнишь, я говорил тебе... Там, возле Камня... Что твой отец - достойный человек? 
 Ивар всхлипнул. 
 - Так вот... Ты - сын достойного человека, Ивар. И пойми... ЧТО ты для него. 
 Великое сокровище... Мальчишка. Ради мальчишки - на немыслимое унижение... 
 - Наверное, я для него - сын, - отозвался Ивар тихо. - А вот для вас... разменная монета. Товар на торгах. 
 - Да, - Барракуда потеребил полоску усов, - да... Но можешь гор- диться, потому что ценой тебя я покупаю... Не сумею объяснить. Беско- нечно ценную вещь. 
 Ивар криво усмехнулся. Что может быть ценнее жизни?.. 
 Фонарик Ванины еще светит, а вот Саня... От него ничего не оста- лось. Совсем ничего, подумал он, и мысль оказалась совершенно невыноси- мой. 
 - На нем нет тяжести, - сказал Барракуда в наступившей тишине. - Он легкий... Все равно, что сделали с его телом - он найдет дорогу и без фонарика. 
 - Неправда. 
 - Правда... 
 Ивар встретился глазами со взглядом Барракуды - и вдруг остро, изо всех сил захотел ПОВЕРИТЬ. 
 - Он же не тигард... 
 Барракуда кивнул: 
 - Но он же человек... 
 Ивар закрыл глаза. 
 Мамочка, если бы я умел поверить... что ты меня ТАМ встретишь... 
 А ведь Саня уже знает. Саня, всегда он успевал первым, первым ро- дился, первым... 
 А что, если они теперь вместе? Если они уже встретились с мамой, ту, пусть не под голубыми шатрами, все равно где - но они ВМЕСТЕ ждут Ивара?! 
 - Ты скоро будешь дома, - сказал Барракуда медленно. - А мы уй- дем... Корабль стоит в доке. Не очень мощный и не очень надежный, но твой отец обеспечит его старт. Поверь, что в моем списке нет ничего лишнего. Только, чтобы выжить. 
 - А если нет? - спросил Ивар с закрытыми глазами. 
 Барракуда не понял: 
 - Что - нет? 
 - Если... - Ивар запнулся. - Город... Не выполнит условий? 
 Барракуда помолчал. Проговорил осторожно: 
 - Ну... Они же... в своем уме, верно? 
 Он ждал увидеть во сне теплый космос, прорезанный кровеносными со- судами но вместо этого приснились Весы. 
 Никогда в жизни ему не доводилось видеть ничего страшнее. 
 Весы упирались в небо - то есть в то место, где должно было быть небо, а сейчас была красная, мутная каша. Весы занимали полмира, чер- ные, жуткие, с закопченными котлами вместо чаш... И все стояли молча - Белый Рыцарь в изорванном плаще, тонкогубая женщина с погасшим фонари- ком, мальчик в простреленном комбинезоне, Барракуда с ритуальным кинжа- лом в опущенной руке, маленький паж, и еще много, много... 
 - ЦЕНА. 
 Ивар не видел, кому принадлежал этот голос, которого лучше бы не слышать никогда. 
 - ЦЕНА. 
 Плечи Весов дрогнули - Ивар увидел Белого Рыцаря на одной из чаш, Весы накренились, но Барракуда бросил на другую чашу свой кинжал - и Весы выровнялись, и в следующую секунду Рыцарь был уже высоко вверху, в мутной кровавой каше... Ивар хотел закричать - но невидимая сила швыр- нула его на опустевшую чашу, и, вцепившись руками в черные склизкие це- пи, он увидел в котле напротив груду контейнеров, из-под отлетавших крышек медленно поднимались головы в шлемах, но Ивар был тяжелее, он перевешивал, пока на чашу напротив не швырнуло Регину, мертвого Саню, смеющегося чертика на липучке... 
 Ивар почувствовал, как его чаша идет вверх. Он кричал и прыгал, желая стать тяжелее, весомее, умилостивить Весы... Но кровавая каша бы- ла все ближе, а земля уходила все дальше, и голос, которого лучше бы не слышать, торжествующе твердил: 
 - ЦЕНА. ЦЕНА. ЦЕНА. 
 ...Несильная боль в плече. Он открыл глаза - над ним сидел Барра- куда со шприцом-пистолетом: 
 - Ты что? Ивар, ты что же? 
 Он лежал, чувствуя, как расслабляется мокрое, холодное, как лягуш- ка, непослушное тело. Действительность, какой бы она не была, оказалась стократ лучше сна. Ему захотелось улыбнуться Барракуде - но улыбки не получилось. 
 - Ивар... Ты же держался. Немного осталось. Все будет хорошо. Слы- шишь? 
 - Я больше не могу, - сказал Ивар виновато. - Я не могу... 
 Барракуда закусил губу. Секунду сидел, раздумывая. Потом быстро взял Ивара за плечи: 
 - Сядь... Вот так. Я научу тебя боевому заклинанию тигардов... Знаешь, когда воин обескровлен, когда кажется, что все, конец, непере- носимо... Мне всегда помогало. И когда я в шлюпке взрывался, и когда я карцере сидел годами... Закрой глаза. Крепко. Повторяй за мной: сквозь ночь. Сквозь день. Травой сквозь могильные плиты... 
 - А что такое могильные плиты? 
 - Потом... Сейчас повторяй. Сила земли. Сила воды... Ор загг, ор хон, ава маррум... Ну, Ивар: сквозь ночь... 
 - Сквозь ночь, - прошептал Ивар одними губами. 
 Миллиарды звезд. Пахнет хвоей. Теплый ветер на краю обрыва... 
 - Сквозь день... Травой... сквозь могильные плиты... 
 Сначала было тяжело, губы немели и не слушались, потом стало лег- че, и незнакомые слова приятно щекотали язык: 
 - Ор загг, ор хор... 
 - Ор хон... 
 - Ор хон... 
 - Услышь, защити, сохрани мое имя, сохрани мою душу... 
 - Услышь... Защити... 
 Он повторял и повторял вслед за Барракудой странные слова; липкая тяжесть страшного сна уходила все дальше, высыхал холодный пот, и от- пускала лихорадочная дрожь. Уже после того, как умолк Барракуда, в ком- нате долго жила незнакомая речь: слова летали, сталкивались, шуршали, как полчища ночных бабочек... 
 Потом он откинулся в изнеможении, в сладком изнеможении, как пья- ный; Барракуда поднялся: 
 - Вот так... И спи. Люди ночью спят, один только ненормальный Ко- валь работает... 
 Он шагнул за порог - и в эту секунду Ивар понял со страхом и сты- дом, что не может оставаться в комнате один. 
 Не может, и все. 
 ...Облезлое пассажирское кресло с какого-то древнего, давно списанного корабля показалось ему мягче самой пышной постели. Высокие своды зала терялись в полутьме, и нависали со всех сторон полки-сей- фы-стеллажи, и мягко ворчал вентилятор - как дома... Ивару показалось, что он навсегда вырвался из комнаты-узилища, что плена осталось всего несколько часов - и, засыпая под приглушенные голоса, он позволил себе счастливо улыбнуться. 
 Барракуда сидел за слабо освещенным пультом, время от времени осторожно трогая его пальцем - будто проверяя, не горячий ли. Искоса поглядывая на серое бельмо маленького экрана, предводитель Поселка вел бесконечные переговоры; о присутствии Ивара он почти сразу же забыл. 
 Голоса представлялись сонному Ивару бесконечными шнурками - синий шнурок тянул Барракуда, толстый, крепкий шнурок, почти без изгибов и петель; голоса его собеседников, невнятно доносящиеся из динамика, были потоньше, пожиже, они вились вокруг голоса Барракуды, петляя и зах- лестываясь, иногда прерываясь, сменяясь другими... Их было много, они были в основном желтые и серые. 
 - Мне не нужны предположения, - голос Барракуды казался муску- листым, как змея, - мне нужны твои точные предписания... Не заставляй меня грязно ругаться... - он вполголоса произнес незнакомое Ивару сло- во. - Я добуду тебе эти ресурсы, но десяти минут у нас не будет... И восьми не будет, - странное слово повторилось, шипящее, какое-то склиз- кое, повторилось и дополнило представление о крупной гладкой кобре в узорчатом капюшоне. 
 - ...технология... база... повреждения внутренних ярусов... - тон- ко тянул уже другой, ярко-желтый голос. 
 - Снимай людей. Снимай технику. Бросай все, - снова склизкая шипя- щая вставка. - Бросай в док под начало Николы, он знает... 
 - И... - продолжал свое тонкий голос. - И...а...е...тич...ность... 
 Синяя змея жутко дернулась: 
 - Ты МЕНЯ слышишь?! Ты ПОНИМАЕШЬ, что я говорю?! 
 И сразу спокойно: 
 - Вот и хорошо. Из этого дерьма постараемся сделать... ну, не кон- фетку, так хотя бы сухарик... Да. Да. Да... 
 Ивар плавал в своей полудреме, а голоса-шнурки все вились и ви- лись; потом он заснул по-настоящему - и сразу, как ему показалось, проснулся. Проснулся оттого, что стало тихо. И оттого, что померещился сладкий запах косметики. 
 Он не шевельнулся и не открыл глаз. В тишине говорили двое - Ивар не сразу узнал Барракуду, его голос не имел уже ничего общего с тугим шнурком, это была скорее шелестящая струйка сухого песка; ему отвечала женщина, отвечала издалека, из гулкой темноты, из недр динамика, и вре- мя от времени в разговор врывались помехи - но каждое слово оставалось отчетливым, чистым до прозрачности, как лед или стекло. 
 Неизвестно почему, но Ивар вдруг покрылся мурашками - от головы до пят. 
 - ...очень похожи. Как две стороны монеты, - тихо сказала женщина. 
 - И можно спутать? - спросил Барракуда с коротким колючим смешком. 
 Женщина помолчала - в динамике слышно было ее дыхание. Глубокое, очень глубокое, напряженное... 
 Тень-осьминог. Два сплетенных тела... 
 Теперь Ивара бросило в жар. Женщина была Региной. 
 - Ты когда-нибудь кому-нибудь молился? - спросила она чуть слышно, но динамик филигранно воспроизвел каждое ее слово. 
 - Да, - коротко отозвался Барракуда. 
 - Ты можешь представить себе... что кто-то... каждый вечер мо- лится... одними и теми же словами? Об одном и том же... человеке? Каж- дый вечер... 
 - Ты не веришь в молитвы. Для тебя это так... привычная присказка. 
 - Пусть... Но каждый вечер, одними и теми же... 
 - А каждую ночь... 
 - Нет. Это потом. Это другое. Это... - голос ее задрожал, Ивар вспомнил, как звенят на вибрирующем столе тонкие стаканы. 
 - Не стоит, - уронил Барракуда. 
 - Великий обличитель, - сказала она неожиданно жестко. - Как ты все-таки себя обожаешь. Нежно. Преданно. Горячо... 
 - И все-таки безответно, - усмехнулся Барракуда. - Без взаимности. 
 Ивар, неподвижно лежащий в своем темном углу, решился приоткрыть глаза. Барракуда сидел к нему спиной, скорчившись, уперевшись локтями в колени; с серого экрана смотрела Регина - как ни мал был монитор, он не умел скрыть ни ввалившихся глаз, ни землистых впадин на ее щеках, ни плохо прибранных волос. Ей не сладко, подумал Ивар, но не испытал со- страдания. 
 - Я не желаю снова тебя терять, - сказала Регина. 
 Пауза тянулась долго, долго, и в динамике пощелкивал эфир. 
 - Мы уже говорили об этом... Давно, - глухо отозвался Барракуда. - Нельзя потерять то, что тебе не принадлежит. 
 Она неожиданно усмехнулась: 
 - Хочешь обмануть себя? 
 - Не хочу, чтобы меня обманывали. 
 Тогда она сделала невозможное - протянула руку и коснулась экрана. Барракуда вздрогнул - так, будто бы дрожащие слабые пальцы действитель- но дотронулись до его щеки. 
 - Кай... Помнишь, на свадьбе Онова и Темары... - Регина вдруг улыбнулась воспоминанию. - Ты им желал счастья, такого счастья, и счастья их детям... - она перевела дыхание. 
 Ивар лежал не жив, не мертв - имя его матери прозвучало неожидан- но, нелепо, не к месту. Свадьба Онова и Темары... Барракуда?! 
 - А потом... - губы Регины снова дрогнули, - мы вышли... ты... носил серебряный клык на цепочке... на шее... и вот он впивался в меня, больно, а я думала - как хорошо... Шрам остался... - она дотронулась до стянутой комбинезоном груди. Ивара будто окатили кипятком. 
 Он ясно вспомнил полутемную отцову спальню, плывущие в воздухе одежды, стонущее дыхание двух сплетенных людей... Ему показалось, что все повторяется он снова подглядывает и знает, что подглядывать за ЭТИМ стыдно. Непристойно. Как будто Регина делает с Барракудой тоже са- мое, что сделала уже с Иваровым отцом. 
 На какое-то он потерял нить разговора; слова Регины текли мимо его ушей - он видел только рот, круглые шевелящиеся губы. Барракуда сделает все, что велят ему эти губы... Не зря так горбится его спина. Не зря так долго - молчание, молчание, молчание... 
 - ...что могла, - говорила между тем Регина. - Всякий раз, когда твоя судьба менялась к лучшему... Ты успевал, прежде чем... 
 Ивару показалось, что плечи Барракуды поднялись и упали. 
 Глаза Регины поблескивали в глубине экрана, как две ртутные капли: 
 - Помнишь... Как мы всей компанией навернулись прямо на взлете... Гагу чуть не размазало о пульт, кто без сознания, кто стонет, кто руга- ется... И только вы с Оновым смогли вытащить всех, по очереди... А у вас было десять целых ребер - на двоих... Мы добрались до Грота... Странно, что добрались... И чудом выбрались... - она перевела дыхание. - А Темара злилась, когда ты смеялся над Оновым. Злилась, но делала вид, что шутит... 
 Ивара скрутило от ненависти. Как ОНА может говорить о маме... и такими словами?! "Злилась"... Мама никогда не злилась, это ты, выдра старая, змея, ты злишься, добраться бы до тебя, высказать... Мало по- лучила, тогда, в то утро, накануне плена... 
 Регина будто ощутила порыв его гнева. Опустила плечи, сухо усмех- нулась: 
 - Темара... Она... чувствовала, наверное. Ты, его победоносный... соперник... А она ждала ребенка. Саню... Теперь Саня мертв, а Ивар... 
 - Ты же знаешь меня!.. - голос Барракуды снова напомнил Ивару уп- ругую злую змею. - Как же ты могла присоветовать ему... этот бездарный штурм?! 
 - Ты преувеличиваешь мое влияние на Командора, - сухо отозвалась женщина. Лицо ее моментально сделалось ледяным - Ивар ужаснулся. Он ни- когда не знал и не видел ТАКУЮ Регину. 
 - Нет, - проронил Барракуда сквозь зубы. - Я еще помню твое влия- ние... на меня! 
 Регина опустила голову - весь экран заслоняли теперь рассыпавшиеся волосы. Ивар вспомнил, как красиво они развевались тогда, в спальне, в невесомости. 
 - Всевидящие звезды, - прошептал динамик в неподдельной, мучитель- ной тоске. - Чего вы от меня хотите... Всю жизнь... Онов... и ты... Вы ХОТИТЕ этого влияния... Вам... никак не поделить... 
 - Онов и я, - сказал Барракуда с непонятным выражением. 
 Регина подняла лицо: 
 - Ты уже отомстил ему... так отомстил, как только можно было меч- тать. Самая страшная месть. 
 - Я не хотел никому мстить, - процедил Барракуда сквозь зубы. - Я хочу и прошу только одного - чтобы НАС ОСТАВИЛИ В ПОКОЕ! 
 - Вас не оставят в покое, Кай. Никогда. Не рассчитывай, - голос Регины снова обрел холодную твердость. - Ваш уход, ваши требования - слишком большой удар для Города. Я понимаю - предки... Камни... Краси- вая легенда и властолюбивый Коваль во главе... Нет, - поспешно продол- жала она, предупреждая реакцию Барракуды, я совершенно тебя пони- маю... Чего-чего, а корысти в тебе ни на грош... Ты романтик, Кай... Романтик, убивающий детей... 
 - Саню убил не я. Жизнь Ивара вне опасности. 
 - Нет, - лицо Регины сделалось вдруг печальным, - вот как раз жизнь Ивара в большой опасности. Город не может выполнить условий. 
 - Я тоже умею считать. Может. С трудом, но город может сделать это. Может! 
 - Кай, Город большой, и в Городе полно детей. Ты хочешь, чтобы рисковали... ими всеми? Существуют аварии, утечки, эпидемии, неожидан- ности... Ты хочешь выпотрошить нас, лишить ресурсов? 
 Она говорила сильно и убедительно, на бледных щеках ее проступила тень румянца: 
 - Ты предаешь сам себя, Кай... Ты благородный человек, самый бла- городный, самый оригинальный из всех, кого я знала... Остановись. Хва- тит крови, крови детей... Подумай, Кай. На твою душу ляжет грех. Ты ни- когда не найдешь Прародины... Будешь скитаться с фонариком в руках, а не найдешь... 
 Откуда она знает, подумал Ивар удивленно. Барракуда молчал. 
 - Поставь себя на место Онова, Кай... Вспомни... Вспомни, что вас связывало... Неужели ты не умеешь прощать? Прощать поверженному, уни- женному врагу... Представь на секунду, что это наш сын... Могло ведь случиться так, что... 
 - Замолчи. 
 Слово упало, как занесенный нож. Ивар задрожал, даже Регина видимо смутилась, отступила, проглотив уже приготовленный довод. 
 - Ты блестяще провела раунд, - бросил Барракуда устало. - Но последнее слово за мной-таки... Ничего не выйдет, Регина. Я не отступ- лю. 
 - Это ребенок, - сказала Регина шепотом. 
 - Я знаю. 
 Стало тихо, так тихо, что Ивар испугался: бешеный стук сердца вы- даст его. 
 Регина длинно, со всхлипом вздохнула; тогда Барракуда сделал не- возможное: протянул руку и коснулся экрана. Коснулся ее щеки. 
 Обмерев, Ивар увидел, как распахнулись ее воспаленные глаза, как затряслись губы, как густая краска залила обескровленные перед тем ще- ки. Нет, подумал Ивар в замешательстве. Так не сыграешь. Так не притво- ришься... 
 - Все эти годы... - прошептала Регина, будто преодолевая боль. Плечи Барракуды приподнялись, словно он хотел захватить в грудь поболь- ше воздуха. 
 Потом Регина вскинулась. Проронила сквозь зубы: 
 - Даже если тебя притащат в цепях... Я хочу тебя видеть. 
 Экран погас. Барракуда стоял неподвижно, и Ивар видел спину его, темную спину, одну только спину. 
 Потом Барракуда медленно повернулся - Ивар успел закрыть глаза. Он дышал глубоко и ровно, изо всех сил стараясь, чтобы не вздрагивали ве- ки; Барракуда прошел мимо - Ивар слышал, как пощелкивает пол под его подошвами. Потом, будто только теперь заметив спящего мальчика, вернул- ся и остановился рядом - Ивар не шелохнулся. 
 Потом он почувствовал руку на своем запястье. Холодные пальцы улеглись на пульс - и Ивар сразу же понял, что разоблачен. Мгновенно и просто. 
 Рука Барракуды сжалась чуть сильнее - Ивар тут же вспомнил желез- ную, до хруста в костях хватку. 
 - Не бойся, - сказал Барракуда шепотом. - Все будет... хорошо. 
 Ресницы Ивара моментально намокли, но он упрямо не открывал глаз: 
 - Ненавижу... 
 - Меня? 
 - Ее... Ее, она... 
 Душный запах кожи и сладкой косметики обрушился на него так явс- твенно, что захотелось зажать нос. У нее круглые розовые губы в обрам- лении чуть заметных золотых волосинок. Она такая... 
 Его организм отреагировал парадоксально и стыдно. Еще не успев ни о чем подумать, Ивар обеими руками закрыл... то место, где внезапно и непристойно напряглась стремительно взрослеющая плоть. 
 Горячий толчок крови; он разом забыл обо всем. 
 Пленение и возможная смерть - да разве можно сравнивать эти мелочи с этим жутким - до онемения - парализующим стыдом?! 
 На глазах Барракуды... На глазах врага, и если сейчас последует насмешка Ивар просто не переживет... 
 Долгая секунда прошла в жгучей красной темноте. 
 Потом на затылок ему опустилась жесткая ладонь; полежала, не то небрежно, не то ободряюще, потрогала горячее ухо... 
 И соскользнула прочь. Без единого слова. 
 Утром Ивара водворили обратно в комнату, оставив без внимания его слабый протест. Барракуда был занят и даже не взглянул в его сторону. 
 Прошедшая ночь казалась Ивару длинной, как резиновый жгут; время от времени он задумывался - а был ли он свидетелем разговора или разго- вор приснился ему? 
 Черный Камень уходил корнями в самое сердце земли. Отношения трех людей тянулись корнями в толщу лет, в немыслимые для Ивара глубины - в далеко-до-дня-его-рождения. 
 "Я знаю... знал твоего отца много лет", - обмолвился однажды Бар- ракуда. НАСТОЛЬКО знал? ТАК много лет?! 
 Размышления его были прерваны насильственным образом - явился Ге- нерал. Постоял на пороге, будто давая Ивару возможность самому дога- даться о причине визита; потом ненатурально усмехнулся: 
 - Город... Очень настойчиво вызывает. Пойдем, посмотришь на па- пу... 
 Ивар почему-то испугался. 
 ...Очень много людей. Наверное, весь Поселок - полторы сотни... 
 На той стороне телемоста тоже много. Военные, сановники, все как один с вытянутыми в трубочку лицами... 
 Ивар искал глазами отца - и не нашел. В центре перед экраном стоя- ла Регина - неузнаваемо преобразившаяся. Абсолютно бесстрастное лицо, ясные глаза, ровный голос: 
 - Здесь представительство Города. 
 - Здесь Поселок, - медленно отозвался Барракуда, и Ивар снова ви- дел только его спину. 
 - Здоров ли мальчик? - спросила Регина холодно. 
 Ивара подтолкнули в экрану, и он наконец-то увидел отца - где-то в стороне, маленького, будто ссохшегося, равнодушного, с совершенно пустым, отсутствующим взглядом. Ивар быстро отвел мгновенно намокшие глаза. Дотянуться бы сквозь экран, обнять бы... 
 И он стал смотреть в пол, в железную заплатку, поблескивающую круглыми спинками заклепок. Представительство Города возбужденно гудело за спиной бесстрастной Регины; люди Поселка молчали, будто выжидая. 
 - Условия не выполнены полностью, - сообщил наконец Барракуда. - Вы хотите что-то сказать по этому поводу? 
 - Город принял решение, - голос Регины больно отозвался у Ивара в ушах. Ваши условия вообще не могут быть выполнены. 
 Пауза. Глухая вата, залепившая Ивару уши. Тихий ропот за спиной, громче, громче, невыносимо громко... 
 - Не понял, - голос Барракуды оборвал шум и возню обескураженного Поселка. 
 - Придется понять, Коваль. Мнение большинства определено - Город не может выполнить ваши условия, так как это необратимо подорвет его безопасность. Это финансовый, энергетический... и психологический удар. В данном случае жизнь одного ребенка ложится на весы против тысячей жизней - и среди них тоже есть дети. Слишком высокая цена... 
 ЦЕНА. 
 Кровавое месиво вместо неба. Покрытые копотью чаши Весов. Вот он, этот голос: ЦЕНА. 
 Регина все еще говорила, перед глазами Ивара поблескивали железные заклепки пола, и слова с экрана лезли в уши подобно железным заклепкам: 
 - Вам предоставляется выбор, Коваль. Либо вы выдаете ребенка... Либо Поселок со всеми обитателями прекращает существование. Информация для людей Поселка: всем без исключения объявляется амнистия. Всем будет сохранена жизнь и свобода, жилье и право работать по специальности - однако Кай Коваль должен быть выдан командованию Города в наручниках. Взываю к благоразумию людей Поселка... 
 Ивар знал, что надо поднять глаза и посмотреть на отца. Надо... Но голова клонилась все ниже, и тогда он сделал вид, что просто считает заклепки. Как интересно... Семь, восемь, девять... 
 - Взываю к совести людей Поселка! В вашей власти остановить ка- тастрофу. Вот документ, заверяющий условия полной и безоговорочной... Иначе... 
 За спиной у Ивара кто-то рассмеялся - будто металл скрежетнул о металл. Короткий свист. Громкое слово - то самое, любимое ругательство Барракуды, грязное ругательство, смачно изреченное тонким женским го- лосом. 
 - Хорошо, - сказал Барракуда тихо, и Поселок за его спиной замер, как неживой. - Ладно, - при звуке этого голоса Ивару опять представи- лась разъяренная кобра. - Ультиматум? Очень плохо. Очень плохо и очень ошибочно. Очень жаль. Ивар!! 
 Ивар вздрогнул и сбился со счета. Железная рука ухватила его за плечо: 
 - С первым залпом атаки... Да что там, с первым же крейсером в на- шем небе я убью этого мальчика. Здесь, перед экраном, на изумленных глазах отца... Да, Онов?! 
 Ивар все-таки поднял голову. Отец его сидел неподвижно, губы его апатично шевелились - без звука. 
 - У вас три дня, Коваль, - бросила Регина. - Через три дня мы ата- куем. 
 - Онов, ты слышишь меня или нет?! Она выжрала твою душу, эта жен- щина, она выпила твою волю, ты что, не видишь, как губят твоего сына?! 
 Онов медленно поднялся. По обе стороны моста затаили дыхание. 
 Командор постоял, покачиваясь, как пьяный, то и дело бессмысленно поднося ладонь к лицу; потом неуклюже повернулся к экрану спиной и, во- лоча ноги, двинулся прочь. Люди Города поспешно расступались, образуя широкий коридор; Командор двигался, будто в густом киселе - так плотно облепила его тишина. 
 - Три дня, - сказала Регина мягко. - Ровно через трое суток... вы знаете. Сопротивляться бесполезно. Я рассчитываю на благоразумие людей Поселка... Город в любой момент готов принять вашу капитуляцию - и Ко- валя в наручниках. Конец связи! 
 Экран погас. Ивар устало вздохнул и сел на железный пол. 
 Она мстит мне, подумал Ивар и сам поразился этой простой мысли. 
 Она мстит. Она не забыла того, что было сказано тогда утром, в присутствии Сани. Она отомстила Сане за то, что он это слышал. Она мстит Ивару за то, что он это сказал. 
 - ...И не будет уверенности, что мы сумеем хотя бы стартовать! Ее и так было немного... уверенности... И никогда не будет! - высокий злой мужчина по имени Никола почти кричал. - Я отвечаю за то, что творится в доке... И я говорю, что за трое суток такое в принципе... если... 
 Их всех превратят в жирную копоть. Регина ох как хорошо знает Бар- ракуду, она уверена, что он уперся, что он не отступит... Это хладнок- ровное убийство. 
 - В принципе все возможно, - откуда-то издалека усмехнулся Барра- куда. Сделай мне подарок и просчитай наши шансы - без паники, но и без этого... куража бывалого самоубийцы. 
 Ивар методично водил по полу пальцем. Так приятно было ощущать вы- пуклый холод стальных заклепок. Он давно уже потерял нить разговора - слова отдавались у него в ушах бессмысленной, неприятной, полной диссо- нансов мелодией: 
 - Вариант Николы... Регина... Регина... Регина... Некомплект. Де- сять процентов... Сорок процентов... Вариант Регины. И НЕЧЕГО НА МЕНЯ ПЯЛИТЬСЯ! 
 Ивар содрогнулся. Барракуда рявкнул еще, Никола ругнулся, жалобно попросила о чем-то Милица, примиряюще вступился Генерал, и тогда Барра- куда рассмеялся: 
 - Кстати, а наручники-то у нас есть? 
 Они не сдадут его, думал Ивар, глядя в бежевый потолок комна- ты-тюрьмы. Они не сдадут его, да и сам он не сдастся... Они попытаются бежать на своем недостроенном кораблике. Смешно. 
 ...А отец ли сидел сегодня в Ратуше, перед экраном? Отец ли повер- нулся и ушел, когда зашла речь о скорой смерти любимого сына? Или это пустая оболочка, изъеденная изнутри? Как там говорил Барракуда: она выжрала твою душу... 
 ...А что она имела в виду, когда называла Барракуду "победоносным соперником" отца? Еще тогда? Еще до рождения Сани? И мама об этом зна- ла? О чем? Нет, Ивар просто глупый ребенок, он чего-то не понял, не по- нял, это слишком сложная, слишком давняя история... 
 Почему она так улыбалась, так двусмысленно? Или показалось? Что же, отец, выходит, еще тогда... 
 Ивару сделалось тошно. Он сел и обхватил плечи руками; ему показа- лось, что комнатка едва заметно сотрясается, вибрирует, и от этого сот- рясения наползает непреодолимая, вязкая, черная тоска. 
 Отец женился на маме, потому что любил ее. Ивар помнит - две тени, соприкасающиеся головами... Две руки на его подушке, одна тонкая, дру- гая широкая и сильная, и пальцы сплетены... Отец ЛЮБИЛ маму и ЛЮБИТ ее, а Регина просто самовлюбленная дура, ей кажется, что весь мир... 
 Но Барракуда-то умен! Что он нашел в ней, ну что, он, Ивар, реши- тельно не может понять... 
 Он неправильно понял, он маленький. Да, маленький... 
 Кажется, на поверхности объекта "Пустыня" гуляет ветер. Страшный ветер, ураган, это впервые за все время пребывания Ивара на этой мел- кой, мелочной, мерзостной планетке... 
 ...А вдруг Регина знала все заранее?! Та сцена в невесомости... И атака, в которой погиб Саня. И теперь - Ивар. Отец останется один, и ее власть над ним будет безгра... 
 Ветер снаружи свирепеет. Звенят и трясутся стены. 
 Значит, отец любил Регину... И женился на маме просто потому, что Регина предпочла... 
 Поле его зрения разбилось на квадратики - как шахматная доска. Ивар закрыл глаза, но квадратики не исчезли, меняясь местами, сложно вращаясь, как в калейдоскопе. Он устал. Он так устал... 
 Открылась дверь. Почти беззвучно, но напряженный Иваров слух не мог ошибиться. Открылась дверь - и тут же закрылась снова, но, когда Ивар разлепил веки, в комнате никого не было. Пусто. 
 Ему вдруг сделалось холодно. Никто не вошел, сказал он себе - но почему-то неуверенно. Никто не вошел. 
 Ветер снаружи стих, и стихла нервная пляска стен и перекрытий, и вокруг воцарилась глубокая, как обморок, ватная тишина. Ненормальная. Неестественная. Вжавшись спиной в прохладную стену, Ивар понял вдруг, что круглая тень в углу напротив слишком темна для тени. Таких теней не бывает. 
 Надо было приподняться на койке и посмотреть - но Ивар знал, что сделать это не в его силах. Попробовал зажмуриться - но слепая темнота была еще хуже, и тогда он стал смотреть в сторону - чтобы захватывать тень самым краешком бокового зрения. 
 Она лежала, темная, грузная, как свернувшаяся кольцом черная киш- ка. Остатками здравого смысла Ивар пытался поверить, что это всего лишь тень, что на самом деле в углу нет ничего; он несколько раз принимался считать про себя, намереваясь на счете "пять" перевести взгляд и пос- мотреть прямо в страшный угол - и безнадежно запинался на "четыре с по- ловиной". 
 Потом он понял, что давно уже не сидит на койке, а стоит, вжимаясь спиной в стену, желая сделаться плоским, как бумажная картинка. 
 Тихонько щелкнул пол. В другом углу, у двери в уборную, темнело еще одно черное пятно. Койка под босыми ногами вздрогнула, будто живая. Там, под койкой... 
 ...Возится, влажно хлюпает, оплывает густой черной жижей и снова всасывает эту массу в себя. Вместо лица черная смоляная воронка... Не надо. 
 Ивар захрипел. Непреодолимый, физиологический ужас перекрыл ему горло, скрутил судорогой подгибающиеся ноги, сдавил живот; в несколько секунд человеческое существо, мальчик, обернулось комком беззвучно во- пящей плоти. 
 ...Отлетела дверь. 
 В него вцепились чьи-то руки, и он понял, что вошедший хочет ста- щить его с койки, скормить чудовищу. Сопротивляясь с невиданной лов- костью, сильный, как десять Иваров, он сомкнул челюсти на пальце вошед- шего, рот его наполнился кровью - но вошедший был тяжелее, он навали- вался, сдавливал грудную клетку, Ивар задыхался, молотил ногами, не раз и не два угодил в мягкое... Потом мутный туман перед глазами разошелся, и он увидел у самого своего носа свисающий клок бежевой обшивки. 
 - Ивар? 
 Он только теперь почувствовал, что руки его заломлены за спину, да так, что плечи вот-вот вывернуться из суставов. 
 - Отпусти...те... - сказал он, и рот его оказался соленым. 
 Хватка ослабла, ушла совсем. 
 Он лежал на койке, обшивка на стене была безнадежно испорчена, место разрыва кривилось, как распахнутый рот. Края его топорщились бесцветными ворсинками. Ивар с усилием попытался вспомнить, кто и зачем разорвал нервущуюся ткань - но вместо этого обнаружил с ужасом, что лежит в мокрых штанах. 
 Он покраснел. Он сделался горячим и пунцовым - и вместе со стыдом к нему вернулась память. 
 - Что... - прошептал он в белое лицо нависающего над ним Барраку- ды. Что... Что?.. 
 - Вставай, - сказал Барракуда шепотом. - Это... ПОМУТНЕНИЕ. Вста- вай, вставай... 
 Он сунул в кобуру шприц-пистолет и рывком вздернул Ивара на ноги - раз и еще раз, потому что колени подогнулись и мальчик едва не свалился снова. 
 - Помутнение... Идем со мной... Быстро, быстро... 
 Ивар плохо соображал, что делает. Ноги его переступали просто за- тем, чтобы поддержать в равновесии неповоротливое тело; во рту стоял отвратительный вкус и это был вкус крови человека, тащившего его за руку. С прокушенного пальца Барракуды падали на светлый пол темные тя- желые капли. 
 Коридор. Поворот. Переулок под высоким потолком. Вентилятор. Вин- товая лестница. Еще. Поворот. 
 Барракуда остановился, и Ивар увидел, что ему тоже тяжело бежать. Лицо его казалось маской, размалеванной струйками пота. 
 - Это помутнение, - сказал Барракуда хрипло. - Ты думаешь... поче- му объект... запрещен? 
 Ивар молчал - экономил дыхание. Барракуда вытащил из кармана круг- лый плоский хронометр на длинной цепочке и накинул Ивару на шею: 
 - Будешь... Следить... 
 Хронометр мерцал теплым зеленым светом: десять минут пятьдесят три секунды. Пятьдесят четыре... 
 - Пошли, - Барракуда дернул Ивара за собой, и черная сумка на боку мужчины ударила мальчика по лицу. 
 Переход. Поворот. Труба. Переулок. Какая-то огромная магистраль, опутанная бесконечными змеями кабелей. Снова переход. Барракуда засто- нал - или Ивару показалось? 
 В коридире прямо перед ними мелькнула человеческая фигура - и сра- зу же хлестанул крик. Ивар почувствовал, какими холодными и липкими сделались его мокрые брюки. Кричал мужчина, и голос его был искажен до неузнаваемости. Искажен страхом. 
 - Не пойдем туда, - неожиданно для себя прошептал Ивар, цепляясь за руку Барракуды. Тот приостановился, и Ивар увидел протянутый шприц-пистолет: 
 - Бери! 
 Ивар взял бездумно, просто повинуясь приказу. Барракуда прикрыл глаза, будто пытаясь сосредоточиться: 
 - Так... Прижать к коже - к обнаженной коже - и нажать на спуск... Как только я крикну "Давай"... В ту же секунду. Понял? 
 Ивар молчал. 
 - Понял?! 
 Отдаленный крик повторился, и Ивар почувствовал, как шевелятся во- лосы на его голове. 
 - Понял... - прошептал он почти беззвучно. 
 Барракуда несколько мгновений сверлил его глазами - потом повер- нулся и двинулся навстречу далекому, захлебывающемуся воплю. 
 Источником вопля оказалось скорчившееся в углу существо; Ивар не сразу распознал в нем человека, а когда распознал, не обрадовался. Бар- ракуда что-то громко, ласково проговорил; существо широко распахнуло белые безумные глаза, заскулило и выставило перед собой короткий ствол разрядника. 
 Барракуда длинно, изощренно, грязно выругался. 
 Ивар прижался к стене. Он пропустил момент, когда Барракуда прыг- нул; разрядник плюнул в светящийся потолок, и один за другим почернели три или четыре плафона. Потом что-то покатилось по полу и остановилось неподалеку от затаившегося Ивара; покосившись под ноги, тот увидел ко- роткий широкий ствол. 
 Двое боролись. То существо в углу оказалось сильным и гибким; из- виваясь, оно тонко и жутко визжало. Барракуда рычал, наваливаясь, хва- тая ртом воздух; в какой-то момент существо оказалось прижатым к полу, и тогда Ивар услышал сдавленное: 
 - Давай! 
 Он стоял на месте, пытаясь понять, к кому обращается Барракуда. 
 - Давай! Давай! Давай!! 
 Ивар сделал шаг вперед. Мокрые штаны облипали ноги. 
 Существо рвалось из последних сил, Барракуда больше не мог его удерживать: 
 - Дава-ай! - последовало ругательство, да такое, что Ивара пере- дернуло. 
 Костлявая рука существа царапала пол, оставляя кривые бороздки; Ивар пересилил себя и коснулся рукава. Обнажилось запястье, вздутые ве- ны, каменные мышцы... 
 Ивар прижал рыло пистолета к этой дергающейся руке и надавил на спуск. В ту же секунду Барракуду отбросило к противоположной стене; Ивар успел отскочить, а на том месте, где он только что сидел, бились о пол длинные ноги в высоких зашнурованных башмаках. 
 Потом ноги ослабли. Барракуда поднялся и, капая кровью из проку- шенного Иваром пальца, подошел к лежащему: 
 - Вставай. 
 Тот застонал, шаря руками в поисках опоры. С трудом сел; Ивар еле сдержал удивленный возглас. 
 Потому что сидевший оказался Генералом. 
 - Ивар, - бросил Барракуда через плечо. - Время. 
 Ивар глянул на хронометр: 
 - Девятнадцать минут сорок три секунды... 
 - Барракуда, - прошептал Генерал. - Это... немыслимо. ТАКОЕ... это впервые. Это... 
 - Заткнись, - сказал Барракуда сквозь зубы. - У нас сорок минут... - из черной сумки показался еще один шприц-пистолет и тускло звякнувшая коробка ампул. Генерал поспешно закивал: 
 - Да... Но предупреждения не было. Почему не было сводки?.. 
 Барракуда будто не слышал: 
 - Второй корпус... В одиночку трудно. Начинай с женщин, кто посла- бее... пальцы Барракуды выбросили из шприца пустую ампулу и заменили ее полной, зеленой, как изумруд. - И связь. Обязательно связь, Гене- рал... Все. Пошел!.. 
 Прижимая к боку коробку ампул, Генерал поспешил прочь по коридору; Барракуда снова завладел онемевшей рукой Ивара, и снова навстречу им понеслись коридоры и повороты. 
 Полуоткрытая дверь. Пожилая женщина в обмороке; Ивар облегченно вздохнул: драки не будет. Барракуда ввел бедняге лекарство и не стал дожидаться, пока она придет в сознание - просто потащил Ивара дальше. 
 Следующая дверь оказалась распахнутой настежь. В темной луже у по- рога белела вывалившаяся из проема рука - судорожно стиснутая, вцепив- шаяся в остро поблескивающий предмет - не то лезвие, не то осколок. Барракуда заглянул в проем - и властно отпихнул мальчика: 
 - Дальше. 
 Хронометр показывал тридцать девять минут две секунды. Ивар запла- кал. 
 Запищал браслет на руке Барракуды; не останавливаясь, он поднес зеленый огонек к щеке: 
 - Хорошо... Очень... хорошо... еще двадцать минут. Ищите... 
 Происходившее потом слилось в один сплошной поток. 
 Ивар едва успевал выбрасывать из шприца пустые ампулы; коридоры вдруг наполнились людьми, обезумевшими от страха, и другими, растерян- ными, злыми, деловитыми; Ивар тыкал шприцом, не глядя - тыкал, пока шприц не вынули из его непослушных рук. Отойдя прочь, он еще успел уви- деть чьи-то босые ноги, медленно покачивающиеся в полуметре от пола. 
 Помутнение. Помутнение разума. 
 Барракуда сидел на полу - глаза полуприкрыты, губы запеклись, се- рое, изможденное лицо. Ивар чуть не споткнулся о его ногу. 
 - Время... - прошептал Барракуда, не открывая глаз. 
 - Пятьдесят три сорок две, - автоматически ответил Ивар. 
 Вокруг суетились и переговаривались, ругались, окликали и считали уцелевших. 
 - Что такое Помутнение? - спросил Ивар. 
 Барракуда чуть заметно шевельнул губами: 
 - Движение... песков... Вибрация... Проклятие... запрещенного объ- екта "Пустыня"... 
 - Это... часто? 
 - Редко... Так сильно - почти никогда. И сводки не было, черт, черт!.. Не было сводки... 
 За углом коридора плакала девушка. Навзрыд. Почти девчонка. 
 - Зачем же вы поселились в проклятом месте? 
 Барракуда вскинул брови: 
 - А все другие места Город застолбил задолго до твоего рождения... И моего, кстати, тоже... 
 Вздрогнул пол под подошвами бегущих людей. 
 - Время... - прошептал Барракуда. 
 - Пятьдесят пять тридцать одна... 
 - Барракуда! - коротко стриженая женщина опустилась рядом, нет, скорее упала, сбивая в кровь колени, - Барракуда... Зеленки!.. 
 Он подтолкнул ей навстречу опустевшую сумку. Женщина запустила в нее руку - и лицо ее сделалось смертельно обиженным: 
 - Где же?! 
 - Все, - сказал Барракуда. - Еще у Генерала, у Друвича, в контей- нере... 
 - Нет ни у кого! Все! 
 - И в контейнере?! 
 Некоторое время Барракуда и женщина в упор смотрели друг на друга, и Ивар почувствовал, как из пустоты между ними рождается новый, пока непонятный ему страх. 
 - Кто? - медленно спросил Барракуда. 
 - Тимор... - выдохнула женщина. 
 Это был молчаливый парень, приносивший Ивару еду. Сейчас он кри- чал, и четверо мужчин прижимали его к полу, и Милица пыталась удержать на коленях мотающуюся голову с бесформенным, расплывшимся в вопле ртом. 
 Люди метались. Ивар просто стоял и смотрел. 
 Он сразу понял, что ампулы не будет. Что-то твердил Генерал, пла- кала коротко стриженая женщина, а парень по имени Тимор смотрел и смот- рел в глаза своему ужасу. Из черного разинутого рта струйкой бежала красная слюна, а вырывающиеся из горла звуки все меньше походили на че- ловеческий крик. 
 - Барракуда... Сделай... Зеленки... Найди... Сделай... 
 Чего они хотят от него, искренне удивился Ивар. Нет у него ампу- лы, нет никакой "зеленки"... Надо же, бардак какой, знали, что Помутне- ния возможны - и не запаслись лекарством... Отец - он бы все предусмот- рел... 
 Тимор посинел. Из закатившихся глаз его текли слезы. Хронометр тонко запищал - шестьдесят одна минута. Истек срок... какой-то важный срок. 
 Теперь они все сидели над распростертым агонизирующим телом. Чьи-то ладони лежали на впалых щеках, на лбу, на вздувшейся шее; Тимор не слышал и не чувствовал. Последним видением в его жизни было нечто, от чего глаза его сделались белыми, как два алебастровых шарика. 
 Запертый в комнате с ободранной обшивкой, он слышал, как содрог- нулся пол три капсулы, три фонарика, последний путь. 
 Тогда, возле страшного трупа, оставшегося от серьезного парня по имени Тимор, Ивар поймал на себе взгляд. Взгляд брошен был в расчете, что Ивар не заметит его; он, однако, заметил. 
 Сейчас, глядя в разинутый рот надорванной обшивки, Ивар с удивле- нием подумал, что еще неделю назад ему и в голову не могла прийти та мысль, которая ворочалась сейчас на дне сознания; мысль рождена была взглядом, спровоцирована взглядом - однако теперь Ивар решил, что, не будь взгляда, она явилась бы все равно. 
 Для спасения Тимора не хватило одной зеленой ампулы; именно эта единственная ампула досталась Ивару. 
 Почему не было сводки-предупреждения? Ну ладно, пусть драгоценная "зеленка" хранится в контейнере, при температуре, близкой к абсолютному нулю - но почему же готовой партии не хватает на всех?! Или они в сума- тохе раздавили парочку ценных ампул, и тогда лекарство, потраченное на Ивара, не имеет столь рокового значения, и он все выдумал, и взгляд этот тайный - выдумал тоже... И почему кто-то ухитрился противостоять напасти и добраться до "зеленки" - Барракуда в первых рядах - а кто-то не успел?.. 
 Вопросы представлялись Ивару почему-то в виде блеклых лохмотьев, развешенных в стороне от главного; как бы то ни было, но Тимор умер в мучениях, а он, Ивар, жив. 
 Его вытащили первым. Барракуда пришел и вытащил его из кошмара, первым, раньше Генерала, раньше всех самых преданных и нужных ему лю- дей, не рассчитывая, хватит ли ампул... 
 А может быть, рассчитывая. Очень хорошо и тщательно рассчитывая: товар, последний шанс. А не шанс, так месть: "С первым крейсером в на- шем небе я убью этого мальчика... на глазах отца"... 
 ...И жрецы уже соорудили жертвенный стол, и до слуха будущей жерт- вы доносятся песнопения, предваряющие священный акт. Душат сладким за- пахом цветочные гирлянды, увивающие и голову, и плечи, и стянутые за спиной руки... А в центре ритуального круга из маленьких костров ждет своего часа орудие светлое лезвие, похожее на ущербную луну: острие умащено розовым маслом, и на любовно отполированных боках пляшет отб- леск огня... 
 Но неужели Белый Рыцарь НИКОГДА не вернется?! 
 -...У меня нет времени, Ивар, - сказал Барракуда. - Нет времени на разговоры... Ни минуты. Прости. 
 Ивар смотрел на его палец, туго спеленутый лентой пластыря. Барра- куда стоял в дверях, не собираясь даже переступать порога: 
 - Ладно, о чем ты хотел спросить? 
 Ивар отвернулся. Язык не поворачивается: "Вы спасли меня, чтобы поэффектнее убить?" 
 - Ну же, у меня нету ни... 
 - Неужели вы ее любите? За что ее можно любить? 
 Ивар успел удивиться своему вопросу. Голос его казался почти оби- женным: 
 - За что? За что любит ее мой отец? Она колдунья? 
 Барракуда сделал шаг вперед. Потом еще шаг, и дверь закрылась за его спиной. 
 - Не думаю, - сказал он медленно. - Вряд ли она колдунья... И вряд ли я люблю ее, Ивар. 
 Ивар мысленно поблагодарил его. В такой ситуации любой взрослый вправе недоуменно вскинуть брови: "Кто? О ком речь?" 
 - Она... - Барракуда болезненно поморщился. - Я не могу тебе объ- яснить. Не потому что не хочу - не умею... И это жаль, потому что в на- шей с тобой судьбе она сыграет... значительную роль. 
 Слова были произнесены негромко и буднично - но Ивар ощутил прис- туп холодной тоски. Ему расхотелось говорить; подтянув колени к подбо- родку, он прикрыл глаза - в ожидании, что Барракуда уйдет. 
 - Ты хочешь спросить меня, что будет завтра, - донеслось до него сквозь темноту опущенных век. 
 - Да, - вяло отозвался Ивар. - Вы спасли меня, чтобы было кого убивать. 
 - Говори мне "ты"... 
 - Ты спас меня, чтобы было кого убивать. 
 - Я спас тебя, потому что хочу, чтобы ты жил. 
 - Но твои тигарды тебе важнее. 
 - Да... И я мог бы сказать тебе: "Что ты, Ивар. Я ни за что на свете не убью тебя. У меня рука не поднимется на ребенка"... Я хотел тебе так и сказать. Но вот не хочу... врать не хочу. Ты бы все равно почувствовал, и было бы хуже. 
 Ивар открыл глаза. Круглые плошки Барракуды смотрели в упор. 
 - Так ты убьешь?.. 
 На запястье Барракуды запищал браслет; нахмурившись, он придавил зеленый огонек и погасил его. 
 - Если Регина не... Если Город не передумает, мы попробуем старто- вать. Пережить атаку нам не удастся, конечно... Настоящую атаку. Но настоящей атаки не будет. Они не станут давить нас огнем - они захотят сохранить тебя... 
 Ивар поднял глаза: 
 - Да? 
 Он сам себе удивился - в вопросе обнаружился сарказм. Барракуда тоже услыхал его и нахмурился: 
 - Ну конечно... Они попытаются штурмовать Поселок, не разрушая его. А я хочу убедить их, что штурм равнозначен... - он осекся. 
 Ивар ждал. 
 - Наши предки, - медленно проговорил наконец Барракуда, - наши предки верили, что человек, убивший ребенка, подвергает проклятью детей своего рода... Это тяжкий грех. Но если на пути исхода тигардов случат- ся грехи - они будут все на мне, Ивар. Понимаешь? 
 - ...Понимаешь, Генерал? Мы спасем не себя - ребенка... Мы выдадим Кая, чтобы уберечь его от страшного греха... 
 - И себя тоже... 
 - И себя, потому что грех ляжет на всех... Это жизнь ребенка, это... 
 - Жизнью этого ребенка уже пожертвовал его отец! А разве преда- тельство по отношению к Каю - не грех?! 
 Ивар безучастно смотрел в пол. С его присутствием давно никто не считался чего уж там, отец принес-таки сына в жертву, дело обычное... Чего стесняться... 
 Барракуда вздрогнул, будто чувства Ивара могли странным образом передаться ему. Уронил руку на Иварово плечо: 
 - Заткнитесь... "Пожертвовал", "предательство"... Дешевая куколь- ная мелодрама. Если я сочту нужным еще раз встретиться с другом Оновым - я сделаю это без подсказки... Но Онов любит мальчика. Я бы тоже его любил... будь он моим сыном... И не принес бы его в жертву никаким выс- шим соображениям... А потому придержите языки! - Барракуда повысил го- лос, а рука его тем временем притянула Ивара к себе, и тот не сопротив- лялся. 
 - Через несколько часов, - начал Барракуда с внезапной хрипотцой, - Никола скажет мне "да" или "нет"... Если "да", если наша машина на что-то годится тогда немедленный старт... Если "нет"... Будем ждать связи. Они обязательно выйдут на связь, потому что истекает срок ульти- ма... 
 - Они уже на связи, - ровно сказала Милица. 
 Ивар увидел, что держит Барракуду за руку. Нервно, мертвой хват- кой. 
 Щелкнул, наливаясь жизнью, зеркальный экран. Ивар заставил себя поднять голову - и обомлел. Никакой Регины не было в кадре; все прост- ранство от пола до потолка занимало бесстрастное, надменное лицо Коман- дора Онова. 
 Командор постарел на десять лет. Исхудавшее лицо избороздили не- привычные Ивару морщины, сменили цвет редеющие волосы и непривычно глу- боко провалились глаза - но это были спокойные глаза сильного человека, и впалые щеки оказались тщательно, безукоризненно выбриты. Это был но- вый отец - но это был безусловно он, и тогда Ивар понял, что кошмар на- конец закончился. 
 - Что ж... - медленно проговорил Командор. - Думаю, Поселок при- нял решение? 
 - Срок ультиматума истекает через два часа, - любезно напомнил Барракуда. Командор кивнул: 
 - Я знаю... Однако через два часа на разговоры уже не останется времени. Я слушаю вас, Коваль. 
 Ивар ощутил, как дрогнула рука Барракуды на его плече. Чуть-чуть дрогнула. 
 - Наш ответ остается прежним. Вы отказываетесь от штурма - или гибнет мальчик. 
 Зал за спиной Барракуды молчал. Не просто тишина - глубокое, бо- лезненное безмолвие. 
 Командор Онов сделал паузу. Помолчал, изучая замерших в ожидании тигардов; начал негромко, тем же ровным бесстрастным голосом: 
 - Соображения высшего порядка, и прежде всего соображения безопас- ности Города, заставляют меня отдать приказ о штурме. Через сто двад- цать минут удар будет нанесен. Больше - никаких переговоров, но капиту- ляция поселка будет принята. Это все. 
 Безмолвие. Безличие. Ивар, улыбаясь, смотрел в огромное, на всю стену, лицо отца, и кто-то внутри головы возмущенно твердил: улыбка не- уместна. Сожми губы, улыбка неуместна, это неправильно!.. 
 Рука Барракуды медленно выпустила его плечо. Ивару сразу же пока- залось, что он чего-то лишился - чего-то важного... Поддержки, что ли? 
 Безмолвие. Гнетущая тишина. Командор Онов теперь смотрел на сына - на Ивара, и только на него. Под этим взглядом с Иварового лица сползла улыбка - и он вдруг почувствовал приступ стыда. Все эти люди смотрят на него, и каждый думает: вот мальчик, от которого отказались во имя выс- ших интересов. Вот мальчик, сын отца, принесшего сына в жертву принци- пам. 
 - Ивар, - сказал Командор Онов. - Без тебя я не стану жить. 
 Безмолвие. Ивару захотелось отвернуться - но глаза отца вдруг сде- лались больными и умоляющими. Кто знает, что он хотел сказать - прости, не могу иначе, не могу, долг, может быть, суждено увидеться, твоя мать, ты так похож на свою мать, Саня, нет уже Сани, не могу иначе, долг, прощай... 
 И, не в силах выносить больного кричащего взгляда, Ивар пробормо- тал примирительно: 
 - Нет, ничего... Конечно... 
 Экран пошел гаснуть - глаза отца таяли, таяли, и экран обернулся огромным вогнутым зеркалом, в котором застыла обмеревшая толпа; Ивар успел прошептать что-то вдогонку уходящему отцу, когда всеобщее оцепе- нение прорвалось грохотом откинутой двери. 
 На пороге стоял Никола, и лицо его казалось лицом счастливого пья- ницы: 
 - Есть! Есть, р-раздери!.. Машинка прошла тесты, а я что говорил, а?! 
 Все в той же тишине Милица швырнула в воздух свой обруч с синим камушком. Потом поймала и швырнула опять. 
 ГЛАВА ПЯТАЯ 
 * * * 
 ...Сдернутый с места лагерь кочевников. Толпы повозок, ржание ло- шадей, подобное истеричному смеху, смех, подобный ржанию, горы тряпья на месте опрокинутых шатров, оскаленные белые зубы, веселый кураж на грани паники - и почти осязаемое присутствие близкой возможной смерти. Всеобщее единство на грани коллективного помешательства. 
 Исход... 
 Они уносили все, что могли унести, и безжалостно бросали все, что можно было бросить. Из горячечной суматохи этих часов память Ивара сох- ранила только безымянную руку в перчатке, последовательно расправлявшу- юся с безымянным же пультом - все функции в положение "ноль". Мертвечи- на. 
 Барракуда оказался запаянным в глухой черный комбинезон с откину- тым забралом шлема; на поясе его обнаружилась потертая кобура, и ее со- держимое выпирало наружу краем ребристой рукоятки. Рядом с кобурой бол- тались на цепочке два светлых металлических браслета; Ивар не поверил глазам. Наручники? Или померещилось? 
 Барракуда рвался на части. 
 Казалось, десять разных человек мечутся по бывшему Поселку, разво- роченному, как тело на операционном столе. Барракуда смеялся; он казал- ся довольным и счастливым, он излучал уверенность и силу, и в его при- сутствии муторные хлопоты накануне неведомого оборачивались почти праздником; потом предводитель тигардов надолго замирал, приникнув к окну встреченного по дороге монитора, и тогда Ивар видел, как по белому подбородку течет струйка крови из прокушенной губы. 
 В какой-то момент Ивар с Барракудой оказались в самой шахте кораб- ля - Ивар поразился, потому что никогда не видел судов такого класса. Это было-таки грандиозное сооружение - даром что на соплях... Хотя, мо- жет быть, и не на таких уж соплях - кустарно, нестандартно, но тест не врет... Если машина прошла тест - ей можно доверить жизнь...
 Впрочем, одно прямое попадание в шахту сможет прервать полет еще до начала. Они понимают это - и они идут на это. Надеются... И в сума- тохе сборов успевают проститься. Огромный вокзал, где пассажиры проща- ются не с провожающими - друг с другом... 
 А потом и суета, и лихорадочная спешка вдруг оборвались; к проему люка полз Черный Камень, снятый с постамента, окруженный множеством предосторожностей, обернутый тончайшей сверхпрочной сеткой. Широкопле- чий старик, выполняющий обязанности служителя, шагнул вперед: 
 - Очистим же наши мысли от сиюминутного, изгоним из помыслов неу- веренность и страх, обратимся душей... 
 На погрузочной площадке собрался, кажется, весь Поселок; плотным кольцом стоя вокруг Камня, люди сосредоточились на своем странном ри- туале. Сосредоточились, заставив себя забыть о времени, протекающем сквозь пальцы, приближающем неминуемый штурм, пожирающем шансы на спа- сение: 
 - Обратимся душей к святыне... не зная иных мыслей. Не зная суе- ты... 
 Стоя рядом с отрешенным Барракудой, Ивар видел, как мучительно борется с собой молодая девушка, стоящая по правую руку от старика; изо всех сил пытается обратиться к святыне - и не может, придавленная знанием об утекающем времени, о недовершенных сборах, о том, что все равно не успеется... 
 И все они - весть поселок - смотрят на нее и ждут. И текут секун- ды, отдаляя успех и неминуемо приближая всеобщую гибель. И бледное де- вушкино лицо делается темно-красным, и на глаза наворачиваются сле- зы... 
 Ивар успел подумать, что на чей угодно трезвый взгляд тигарды ве- дут себя, как умалишенные. И даже ощутил смутное раздражение - ну ка- кая разница?! На что они тратят драгоценное время - на никому не нуж- ную формальность?! 
 А потом девушка овладела собой. И сразу успокоилась, и глаза ее на мгновение сделались совершенно безмятежными, глубокими и счастливы- ми; только на мгновение, потому что уже в следующую секунду обряд за- вершился, уступив место спешке - еще более лихорадочной, напряженной, злой. 
 В какой-то момент запыхавшийся Ивар споткнулся и отстал; Барраку- да вернулся за ним, чтобы схватить цепкой птичьей лапой не за шиворот - прямо за горло: 
 - Я же ПРОСИЛ быть рядом! Я НЕПОНЯТНО объяснил?! 
 Ивару захотелось закрыть лицо - ему показалось, что его сейчас ударят. С трудом сдержавшись, он заставил себя не отводить глаза: 
 - Не бойтесь, я не убегу. 
 Барракуда отшвырнул его - Ивар ударился затылком о стену, но смол- чал. 
 - Перед стартом, - глухо сказал Барракуда, - я выведу тебя к воро- там. А сейчас мне нужно, чтобы ты был при мне... Будь добр делать то, о чем тебя просят. 
 Ивар потерял счет времени; пот заливал ему глаза, Барракуда тащил его чуть ли не за шиворот, остро пищал зеленый огонек переговорного устройства, и лихорадочно перемигивались пестрые экраны, и стремительно приближался последний срок, самый последний, назначенный Командором срок... 
 Потом Барракуда вдруг сделался совершенно равнодушным, безвольным, ватным. Оттолкнул кого-то, жаждущего его помощи, и двинулся прочь - Ивар волочился следом, как собачонка на коротком поводке. Глядя себе под ноги, Барракуда свернул в какой-то безлюдный тупик; взглянул на мальчика, как на случайного прохожего, все так же равнодушно отвернулся и отошел в темный угол. 
 Ивар стоял, не решаясь сделать и шага; под ногами Барракуды зах- рустело битое стекло, потом хруст оборвался. 
 Ивар выждал минуту; потом, сам того не желая, двинулся следом. 
 Барракуда сидел перед глухим пластиковым щитом - то есть Ивару по- казалось, что он сидел, а на самом деле он стоял на коленях, закрыв ли- цо руками. До обомлевшего мальчика донеслось приглушенное: 
 - Сквозь ночь... Сквозь день... Травой сквозь могильные плиты... Сила земли. Сила воды... Ор загг, ор хон, ава маррум... Услышь, защити, сохрани мое имя, сохрани мою душу... 
 У Ивара мороз продрал по коже. Ему как-то сразу стало ясно, что Барракуда действительно остановился у последнего предела. На краю. 
 Ивар шагнул вперед - под ногами отвратительно хрустнуло. Барракуда не обернулся - он все так же прятал лицо в ладонях, и до Ивара доноси- лись монотонно повторяющиеся слова и фразы, незнакомые, щекочущие слух. Тогда он опустился рядом. 
 - Этот день, - хрипло сказал Барракуда. - Мы дожили... Этот день. 
 Ивар прерывисто вздохнул. И спросил, еле ворочая запекшимися губа- ми, спросил неожиданно для себя: 
 - А правда, что вы знали... мою маму? 
 - Да, - отозвался Барракуда, не поднимая головы. - Она была... хо- рошая. 
 - Она была хорошая, - повторил Ивар шепотом. - И отец всегда любил только ее. 
 - Да, - кивнул Барракуда. - Только ее... еще Саню и тебя... 
 Ивар вспомнил, как дрожал голос надменного Командора Онова: "Ты получишь все, что потребуешь... Этот мальчик дороже... Возьми меня за- ложником. Отпусти его..." 
 А потом колени отца глухо ударились о пол. 
 ЦЕНА. Цена... Какая сложная система ценностей... Отец отрекся от себя, он пожертвовал честью, и что по сравнению с этим - пожертвовать жизнью... Своей. Но он пожертвовал сыном... Значит, есть для него нечто более ценное... Как для Барракуды - этот самый его Род?.. 
 - Прости меня, - сказал Барракуда. 
 Едва слышно завибрировал пол. Барракуда вздрогнул: 
 - Шлемы... 
 Ивар механически натянул шлем; Барракуда опустил забрало, и глаза его скрылись под толстым слоем дымчатого пластика. Ивар мельком поду- мал, что, возможно, никогда больше не увидит его лица. 
 Штурм начался на десять минут раньше времени. Первым делом Поселок отравили дурманящим газом - и напрасно, потому что среди людей Барраку- ды не нашлось никого, кто пренебрег бы шлемом. Тяжелые клубы газа осе- дали под ноги уходящим на корабль людям, когда первый основательный удар Города разнес ворота Поселка в искореженные клочья. 
 Ивар не видел этого и не знал; он ощутил только, как содрогнулось упрятанное в недрах планетки сооружение - конвульсивно дернулось, как живое существо, предчувствующее близкий конец. 
 "С первым же залпом атаки... я убью этого мальчика"... 
 Ивар ощутил приступ нового тошнотворного страха. Поселок содрог- нулся еще обрушилась гроздь внешних лифтов. 
 - Больше шума не будет, - сказал Барракуда. - Они пойдут тихо. 
 Пискнул браслет на руке Генерала, и в наушниках Ивара затрещало сбивчивое: 
 - В небе наблюдатель... ш-с-ф-ш... Они найдут шахту... ш...с...ш... 
 Говоривший бранился через слово. 
 Генерал, по-видимому, переглянулся с Барракудой. 
 - Десять минут, - сказал тот едва слышно. 
 - Десятиминутная готовность, - сообщил Генерал своему бранчливому собеседнику. - Мы идем на борт. 
 Барракуда ступил на трап; навстречу ему приветственно распахнулась железная пасть внешнего люка. Генерал шел следом. 
 Ивар вдруг стал, будто ему перебили ноги. Барракуда мягко, но нас- тойчиво потянул его за руку. 
 - Вы обещали, - прошептал Ивар, сам еще не веря в происходящее. - Вы обещали... отпустить меня! Вывести на поверхность! 
 - Я не успел, - лицо Барракуды оставалось скрытым под пластиковым забралом. Я не успел, - в голосе его скользнули почти панические нот- ки. - Я не успел. Не успел. 
 - Вы ОБЕЩАЛИ! 
 - Не успел. 
 Ивар почувствовал, как твердь уходит из-под ног... Это почти смерть. Это хуже смерти. Вечное изгнание?! 
 - Отпустите! Немедленно! Меня! Сейчас! 
 - Куда?! Заблудишься, все системы поселка отключены, после старта возможна серия взрывов... 
 - Время, - нервно сказал Генерал. 
 Ивар прыгнул. 
 Это случилось помимо его воли - он вдруг обнаружил себя в воздухе, а еще через мгновенье ему навстречу бросился железный пол, и, едва ко- снувшись его, он уже вставал снова, не чувствуя боли в разбитых коле- нях. 
 - Ивар!! 
 Бежать. Бежать, пока они не опомнились, они взрослые и бегают быстрее... 
 - Генерал, назад! На борт! 
 Это Барракуда. 
 Обломки под ногами. Лабиринт безлюдных переходов, давит на плечи шлем, как тяжело дышать... бегущему... 
 - Ивар, стой!! 
 Винтовая лестница. Жесткая рука хватает за плечо; немыслимым обра- зом вывернувшись, Ивар кинулся в проем, пролетел несколько метров и шлепнулся как кошка - на руки и ноги. Теперь у него преимущество - пока еще Барракуда спустится... 
 Но колени болят. И тяжелеют ноги. И нечем дышать. 
 В наушниках писк. Ясный голос Милицы: 
 - Кай, возвращайся. Стартуем, Кай... 
 Хрип Барракуды: 
 - Ждите... Минуту... 
 - Они выследят шахту, Кай... Стартуем. 
 - Минуту... 
 Ивар понял, что задыхается. Перед глазами у него давно потемнело, только в самом центре этой пелены оставалось зрячее окошко. Коридор вел вниз и вниз явно не туда, куда следует бежать, и все ниже опускался железный потолок; повинуясь скорее инстинкту преследуемого, нежели ос- таткам рассудка, Ивар забивался все дальше в какую-то подсобную нору, где низкий потолок нависал почти в метре над железным полом и сводил на нет преимущества его взрослого преследователя. 
 Свист в наушниках. 
 - Барракуда... Кай... Возвращайся... Стартуем... 
 Железный грохот под башмаками оборвался: Ивар вылетел на пористое покрытие широкой площадки с круглым проемом в центре. Запнувшись одной ногой о другую, он долго еще продолжал лететь вперед - пока не растя- нулся в полный рост, распластался, выбросив перед собой сведенные руки. Все... Конец пути. 
 Он смог откинуть за спину шлем и схватить ртом нездоровый, дурно пахнущий воздух. Лучше отравиться, чем задохнуться... Наверное. 
 Тонко и неразборчиво пищали сброшенные вместе со шлемом наушники; Барракуда подбежал и остановился рядом - и тогда Ивар удивился, почему не стихает отчетливый топот ног. 
 Сбивающийся, отчаянный топот. Барракуда, не отрываясь, смотрел впе- ред, и проследив за его взглядом, Ивар увидел несущуюся по ребристой кишке коридора человеческую фигуру. 
 Бегущему потребовалось несколько секунд, чтобы вылететь на площадь перед упавшим мальчиком и стоящим над ним мужчиной; здесь он замер, будто налетев на стену, и вскинул руку, вооруженную коротким толстым стволом. Забрало его шлема оказалось абсолютно непрозрачным. 
 Что-то хрипло, неузнаваемо, металлически сказали наушники. Ивар поднял взгляд на Барракуду; тот медленно стянул свой шлем, обнажая за- литое потом лицо с темной полоской ощетинившихся усов. 
 Ивар посмотрел на вооруженного человека и удивился, почему рука со стиснутым в ней стволом мелко дрожит. Человек смотрел на Ивара, но мальчик видел только блестящий дымчатый пластик. 
 Резанул уши тонкий писк - это на руке у Барракуды ожил браслет. Ивар услышал сдавленное: 
 - Стартуйте. Стартуйте. Стартуйте сейчас. 
 Вооруженный человек шагнул вперед. Ивар заплакал и кинулся ему навстречу. 
 ...Белый Рыцарь, восставший из праха Белый Рыцарь явился-таки к нему на помощь. Явился, рискуя жизнью, обогнав в дикой скачке всех сво- их воинов, явился вовремя... И бьется на ветру снежно-чистый плащ. И ослепительно, незамутненно сияет камень на рукояти меча... 
 Лицо отца было мокрым, и седые волосы слиплись на висках. Ивар обхватил его колени, потом жадно потянулся, встал, чтобы прижаться ли- цом к тяжело вздымающимся ребрам. 
 Ударился об пол непрозрачный дымчатый шлем. Ивар почувствовал, что теряет волю и память - растворяется, расплывается в потоке нежности, вины и страха за него, за сына... 
 ...Бежал, сбивая ноги. Не ждал увидеть Ивара живым - а вот уви- дел... 
 Прошло всего несколько секунд. Резкое движение отца вывело Ивара из сладкого оцепенения: 
 - Стоять!! 
 Вскинутый ствол. Холодные глаза Барракуды, насмешливые, жесто- кие. Размазанное в броске тело, утробный хлопок выстрела, резкий непри- ятный запах, снова выстрел - месиво огня, расползающееся по пластику на потолке, нога Барракуды на самом краю круглого проема... Оттолкнув Ива- ра, отец бросился вперед, подставив локоть под прыгающее в руке оружие - но кобура на поясе Барракуды уже опустела, и в глаза Онову уставился неестественно глубокий темный раструб. 
 ...И на пути Белого Рыцаря встал извечный враг его, и черен плащ его, и черен меч... Черный Рыцарь встал на пути Белого... а Белый Ры- царь встал на пути Черного, и два пути слились в один, а на одном пути двоим не разминуться, и вот уже летят искры от впервые соприкоснувшихся лезвий... 
 Железное небо - небо вращающихся мечей. Красное солнце навсегда зависло над зубчатой кромкой леса - ему уже не опуститься и назавтра не встать... 
 Он успел заметить удивление в глазах отца и горечь в глазах Барра- куды, он успел заглянуть в бездонную воронку чьего-то ствола, а потом сознание его снова сдвинулось, и он увидел маленького пажа, бросившего- ся между двух мечей. Вопиющее нарушение этикета! 
 Потом огненный шар разорвался прямо перед его лицом - отшатнув- шись, он потерял опору под ногами. Горящий потолок вскрикнул двумя го- лосами. 
 Обрывок провода хлестанул его по лицу. Что-то больно впилось в спину, в плечо; прямо перед глазами оказалась огромная лопасть колос- сального вентилятора. Ивар с трудом продохнул - болели ребра - и тут только понял, что не летит больше, а висит посреди мира в паутине тон- ких пластмассовых нитей. Над головой оказался далекий железный пол, а под ногами замерли два лица - одинаково белых, с широкими круглыми гла- зами, два лица в круглом проеме, ага, вот куда он свалился... 
 - Ивар?! 
 Он шевельнулся - и сразу же все поменялось, верх стал низом и опасно приблизился: далеко на тусклом металлическом покрытии пузырилась и исходила паром широкая неприятная лужа. 
 - Ивар?! 
 Они оба склонились над краем проема, почти соприкасаясь головами. Ивар отстраненно подумал, что вот они ровесники, но отец выглядит лет на десять старше... 
 - Не двигайся, сынок... Сейчас... 
 Он удивился: что - сейчас? 
 Лопасть вентилятора оказалась теперь совсем близко - Ивар оперся на нее коленом, потом бедром, потом вцепился руками. Какая древняя, уродливая, нерациональная машина. Ветряная мельница... 
 Он прикрыл глаза. Зеленый пригорок с нарядной мельницей на верши- не, широкие крылья увязли в синеве... 
 - Ивар, держись... 
 Они о чем-то совещались; Ивар удивился, узнав знакомое Барракуди- но: "Не ори на меня! Я сказал, не ори на меня!!" 
 Откуда писк?! А, это наушники за спиной... Едва слышный голос твердит и твердит: Кай, возвращайся... Стартуем, Кай... Стартуем... 
 Широкая лопасть зачерпнула его, как ложка зачерпывает кусочек мя- са. Ивар вцепился в нее руками и подбородком - а лопасть лениво, мед- ленно обрывала пластмассовые нити удерживающей его паутины. 
 Ветряная мельница. В недрах объекта "Пустыня". Надо же! 
 - Не ори на меня!! Ты сильнее, ты удержишь... 
 Ивар повернул голову. 
 Соседняя лопасть, тоже огромная и ленивая, уже скрывалась во тьме некой иззубренной щели. Лопасть, несущая Ивара, лопасть, за которую он имел несчастье уцепиться, спешила вслед за товаркой. 
 Он не поместится в щель. В мясорубку; мама, не надо, ну не надо, пожалуйста... 
 Он судорожно глянул вниз - далекий железный пол, пузырящаяся лу- жа... 
 Выбирай. В фарш - или в лепешку. 
 - Ивар, не бойся!! 
 Еле слышно шелестели наушники: Кай, возвращайся... Скорее, Кай... Скорее... 
 Потом в их шелест ворвался раздраженный крик Барракуды: 
 - Да стартуйте же! Ради Прародины, стартуйте сейчас! 
 Нет, Кай... Нет, нет... Скорее... Мы никуда не уйдем без тебя... 
 - Ивар, ты держишься?! 
 Он понял, что не чувствует рук. На его глазах собственные, ставшие чужими пальцы медленно разжимались. 
 - Давай, Онов!! Давай, Дима! Давай! 
 Скрип металлического троса. Ивар увидел надвигающуюся сверху тень; потом рука, цепкая, как лапа манипулятора, ухватила его за шиво- рот: 
 - Есть, Онов! Держи! 
 Ивар почувствовал, как пахнет Барракуда - потной кожей, паленой тканью, еще чем-то... Наверное, мокрой травой. 
 - Ивар... Разожми руки. Теперь разожми. Я держу, не бойся... 
 Неужели он не понимает, что Ивар не властен над собственными паль- цами?! 
 Из щели несло затхлым. Отвратительный запах, запах смерти. 
 Наверху что-то выкрикнул отец. Не ори на меня, вяло подумал Ивар. 
 Руки Барракуды сдавили его до боли. До обморока... 
 Пальцы разжались, и верх снова поменялся местами с низом. Внизу оказался белый как молоко отец - впрочем, сейчас он уже не был белым. Лицо его понемногу багровело - перекошенное усилием лицо, натянутый, как струна, железный трос... 
 Вверху оставался тусклый железный пол с пузырящейся лужей. Нет, там, кажется, какие-то люди... 
 Мы не уйдем без тебя. Мы не уйдем без тебя, - причитали наушники. Возвращайся... Скорее... Они... выследили шахту... Скорее... 
 Лопасть, секунду назад удерживавшая Ивара, неспешно влезла в свою зубчатую щель. Отец захрипел - теперь он удерживает на весу их обоих... 
 - Тяни, Онов! Тяни! 
 Барракуда сжимал Ивара руками и коленями: 
 - Я держу его, Дима! Тяни же! 
 Хрип. Глухой стон: 
 - Не могу... 
 ...Возвращайся, Кай... Возвращайся... 
 - Закрепи трос хотя бы! Закрепи в пол! 
 - Нету... Сил... Не могу... 
 Маятник, имевший грузом мальчика и мужчину, качнулся. Тусклый ме- таллический пол сделался ближе. По железному тросу скатилась капля крови: 
 - Не могу, Кай... Руки... 
 Женский голос в наушниках сменился мужским: 
 - НА БОРТ! НА БОРТ, БАРРАКУДА! Стартуем... 
 - Я не удержу, Кай!! - простонал Командор Онов. 
 Весы, подумал Ивар. Огромные весы... Мы с Барракудой - на одной чаше, отец на другой... 
 Барракуда осторожно сдавил Иварово плечо; скосив глаза, Ивар уви- дел маленький карабин, закрепивший конец троса на его поясе. Потом на лоб ему легла горячая мокрая ладонь: 
 - Ивар... 
 Барракуда тяжело, со свистом дышал. Глаза его казались как никог- да круглыми - длиннофокусные объективы. 
 - Ивар... Ты еще встретишь маму. Постарайся поверить... 
 Ивар молчал. Тогда Барракуда выгнулся дугой, запрокидывая голову к Онову: 
 - Дима!! Сейчас! Будет легче! Только держи!! 
 Он перевел дыхание. Проговорил едва слышно: 
 - До свиданья. 
 В следующую секунду Ивара рвануло вверх. Мир взбеленился, и нап- равления окончательно отказались считаться верхом или низом; тонкий трос тянул его, теперь уже точно тянул, и все ближе становилось пере- кошенное лицо отца - и Ивар не мог уже видеть... 
 Но все-таки видел. 
 Как тело Барракуды падает вниз, беззвучно ударяясь о лопасти... 
 Как в зал с тусклым железным полом врывается отряд во главе с кра- сивой озлобленной женщиной... 
 Как Барракуда падает к ее ногам, и, отшатнувшись в ужасе, она по- лучает в лицо целый веер кровавых брызг. 
 ЭПИЛОГ 
 * * * 
 - ...Ты возвращаешься туда, откуда все мы родом. Легкого пути те- бе... 
 Молчание. Он знал, что, оглянувшись, увидит неподвижные лица осу- нувшихся людей, Регину и отца, глядящих в разные стороны, каменных, от- чужденных. 
 - Там... твоя Прародина. Там голубое над зеленым, там накрыт для тебя стол... 
 Голос, произносящий слова давнего ритуала, не должен дрожать. Он и не дрожит - звучит ровно и глухо, как и полагается обрядом. 
 - Легкого пути... Нет на тебе тяжких грехов... - Ивар готов был запнуться, но вовремя подхватил воздуха и твердо повторил: - Нет на те- бе тяжких грехов. И да не будет длинной твоя дорога... Ступай... Кай Коваль. Когда нам будет тяжело и тоскливо, пусть тебе будет легко и ра- достно. Пусть лучшие из нас встретятся с тобой, и воссядут с тобой за зеленые скатерти под синим шатром... Возьми... 
 Рука Барракуды не хотела удерживать фонарик. Ивар закусил губу и еще раз, уже без слов, попросил: возьми... 
 Мертвые пальцы послушно приняли из его рук тускло светящийся крис- талл. 
 Ивар оглянулся. 
 Вот они, смотрят. Угрюмые и злые, и раздраженные; Регина, придав- ленная своим нескрываемым горем, и отец, изможденный и страшно поста- ревший. Все смотрят на мертвого человека в пилотском кресле и на маль- чика, неподвижно стоящего у подлокотника; они - не верят?! Что Барраку- да - долетит?.. 
 Ивар медленно поднял подбородок. 
 Как тяжело распрямляться. Как ноют плечи и боли спина... 
 Но он поднимает голову. Все выше и выше. 
 Ну вот. Теперь он может улыбнуться. 
 И улыбка выходит поначалу неестественная и трудная - но с каждым мгновением все легче. Все спокойней и свободнее. И безмятежнее. Вот так... 
 Он стоит у подлокотника и улыбается. И знает, что сегодня пойдет к Стене Мертвых - туда, где бесконечными рядами тянутся таблички, вмуро- ванные в искусственный камень. Где рядом выбиты имена мамы и Сани. 
 Мамы... 
 Сани... 
 Он сядет, прислонившись к Стене спиной. 
 Закроет глаза - и увидит черное небо, полное пульсирующих, ясных, не знающих ночи фонариков.