Аннотация: На далеком Вулкане бушуют страсти. Сепаратисты умело формируют общественное мнение, толкая планету к отделению от Федерации. Кровожадные клингоны, преследуя свои низменные интересы, с нетерпением ждут междоусобиц. Капитан Кирк, Спок и его отец Сарек спешно отправляются на Вулкан. Удастся ли им предотвратить катастрофу?


---------------------------------------------


 Диана Дуэйн
 Мир Спока



 ПРОЛОГ


 На Звездном Флоте ходит шутка о том, что если и есть нечто, движущееся со скоростью, превышающей скорость искривления десятой степени, так это только новость.
 Из всех шуток Звездного Флота эта больше всех похожа на правду.
 Для Федерации планет, разбросанных подобно пылинкам хвоста кометы на пространстве в тысячи световых лет, новость – это кровь, необходимая для самой жизни. Без новостей каждый мир одинок так, как если бы во Вселенной не было других миров. Не много есть народов, которые хотели бы остаться одинокими в этом кромешном мраке космоса, поэтому новости вызывают больший интерес, чем звездные войны и межпланетная торговля.
 Посредством субкосмической передачи (которая быстрее любой скорости искривления, но все же недостаточно быстрая), посредством пампернофазерного технотронного пакета и переводного распыления, посредством новейшей технологии сжатого континнума и синусного уклонения (между планетами Солнечной системы) и посредством трансляции всевозможных типов радиостанций через голотроны – новости множества планет Федерации и планет за ее пределами прокладывают себе путь через, вокруг, под и над, на миллиарды миль и тысячи световых лет.
 Огромные расстояния берут свою пошлину с каждого передаваемого слова. Сигнал прерывается субкосмическим шумом, информация искажается, переводы получаются неполными и не совсем идентичны источнику. Из-за больших расстояний некоторые новости теряют оперативность и кажутся более ужасающими, чем на самом деле. Ни одна новость не передается без изменений. В нее вносит поправки либо молчащий космос, либо умные головы, которые, похоже, без этого не могли бы существовать. Кроме того, ни одна из новостей не действует на два разных существа одинаково.
 И это известие не было исключением.
 Дверь растаяла, он вошел в свою комнату, остановился на минуту, затем что-то сказал, и дверь встала на место. Следом за этим исчезли все посторонние звуки. Его мягкий и спокойный голос был неслышим для народа, населявшего планету.
 Он задержался для того, чтобы снять свое черное пальто и повесить его на вешалку в том месте, где была дверь. Под пальто были надеты пиджак и брюки темного цвета – что-то между черным и коричневым, с семейным гербом, вышитым на вороте пиджака. Мундир дипломата выглядел изысканно на его высокой фигуре. Зрелый возраст оставил на нем свою отметину. Вся его внешность гармонировала с одеждой: темные волосы, темные, глубокие глаза, лицо, словно высеченное из камня – ни один из местных жителей не смог бы прочитать что-либо по его выражению. В нем бурлила энергия, некоторые бы сказали «чрезмерная энергия», которую он полностью контролировал, и это даже путало. Никто не подозревал, насколько жесток этот контроль. Несмотря на то, что он не считал себя ни чудовищем, ни чужаком, его бы очень смутило, если бы хоть на секунду им овладела какая-нибудь эмоция.
 Он повернулся и взглянул в окно. Там, над коричневатыми полями, стояло медно-золотое солнце. Приближался закат весеннего дня, который люди считали слишком жарким для весны. Несколько раз он слышал сегодня от них фразу, произнесенную извиняющимся тоном: «Ну, по крайней мере, хоть сухо.» Им вовсе не стоило так оправдываться. Для него это был настоящий весенний день – прохладный, свежий, с покрывающимися листвой деревьями. Все это напомнило ему о рассветах, проведенных на охоте в пору его молодости.
 У айдетической памяти свои правила. На какой-то момент, желая того или нет, он почувствовал себя снова на равнине под палящем солнцем, испуганным и потерявшим контроль над эмоциями, зная, что к закату сегодняшнего дня он либо станет мужчиной, либо умрет. Затем, воспоминание, подобное голографической картинке, снова заняло отведенное ему в сознании место. Он поднял бровь, удивляясь собственной слабости, и сделал себе пометку провести сегодня вечером дополнительное время за Дисциплинами, затем двинулся к охранному устройству.
 Оно загудело при его прикосновении, прочитало через кожу ИИГ, опознавая матрицу. Экран заполнило бессчетное количество голубых символов, списки сообщений, поступивших за время его отсутствия. По большей части это были малозначащие звонки, кроме одного, на котором высвечивалась отметка срочности. Он надеялся, что сегодня не потребуется в посольстве, но надежда – чувство алогичное. Жизнь не всегда соответствует желаемому. Он коснулся кнопки, и компьютер набрал код.
 Ему пришлось ждать соединения несколько минут. Линия связи была неустойчивой, компьютер должен был согласовать на другом конце линии восьмидесятизначную криптоновую «сумку», которую используют для того, чтобы обезопасить канал связи. Он был абсолютно уверен в процессе шифровки. Девяносто шесть лет назад он сам изобрел его.
 Он подождал еще несколько секунд, чтобы дать возможность компьютеру закончить процесс.
 – Сарэк, – представился он.
 Голос, который ему ответил, звучал после обработки компьютера на очень высоких частотах. Эта частота была выше пределов слышимости местных жителей. Высокочастотное шипение и пощелкивание – вот все, что мог услышать любой из посторонних. Этот шепот продолжался какое-то время, затем Сарэк спросил:
 – Каким большинством?
 Воздух снова мягко заговорил сам с собой.
 – Хорошо, – сказал он, – чей был запрос?
 Еще один тишайший ответ.
 – Скажи ей, что я буду, – сказал он. – Если транспортные связи работают четко, я буду там через четыре и девяносто шесть сотых дня.
 Конец связи.
 Он дотронулся до другого кода на пульте, теперь уже не беспокоясь о безопасности линии.
 – Сарэк, – сказал он снова. – Меня неофициально вызывают.
 Организуйте обычный транспорт и распределите мои визиты между Сваид и ТгАимну.
 – Принято, – ответил атташе. – Уже занимаемся. Какое объяснение дать Федеральному совету и иммиграционным, властям?
 – Политические дела, – сообщил он.
 И, почувствовав любопытство ТгЛай, добавил.
 – Созван конгресс. Я должен там выступать. Последовала пауза.
 – Об этом ничего не было в дипломатической почте сегодня утром.
 Возможно, имел место недосмотр.
 – Нет, недосмотра не было. Мне об этом только что сообщили.
 Подробности будут в следующем пакете. Проведите пресс-конференцию и сделайте заявление, как только у вас появится официальный перевод.
 – Да, сэр.
 – Конец связи.
 Полномочный посол Вулкана в Объединенной Федерации планет и на Земле отвернулся от экрана и медленно повернулся лицом к окну. В тишине свет и тепло словно текли потоками в комнату. Сарэк откинулся на спинку и прикрыл глаза, стараясь слиться с этой тишиной. Но попытка эта была неудачной, спокойствие оказалось иллюзией. Его сознание пребывало в состоянии хаоса. Он бы смутился от этого, если бы не знал, что этим только усилит хаотичность мышления.
 «Если я потерплю неудачу, – думал он, – моя честь будет запятнана, и семья будет носить эту печать вечно. Все откажутся от нас. Если я преуспею, честь не пострадает, совесть будет чиста. Но мой дом будет разрушен. А Земля…»
 Он открыл глаза. За окном небоскреба, в потоке горячего воздуха парил краснохвостый ястреб. Далеко за ним, в голубом небе, кремовобелые облака, словно вырезанные из картона, тянулись вдоль горизонта, меняя свою форму, «Земля будет мертва для нас», – подумал Сарэк и встал, чтобы сделать звонок, которого он долго избегал.


* * *

 Взгляд из космоса в глубину атмосферы, в которой рождаются штормы и ветра, открывает чудесную перспективу. Бесконечная темнота, подчеркнутая звездами, давит на нежную оболочку из воздуха, стеклянный пузырь с примесями белого, поблескивающий в тех местах, где его касается своими лучами солнце, голубизна океанов проглядывает сквозь робкую пелену тумана. Хрупкая, неясная вещь, произведение искусства, круглое и совершенное, но вечное ли? С огромной высоты космической орбиты кто-нибудь спокойно может уронить Землю на пол тьмы и разбить ее. Так и тянет ступать неслышно, говорить шепотом, чтобы не потревожить того, кто несет эту игрушку, кто бы он ни был, чтобы он ее, не дай бог, не уронил. Этот вид – широкий изгиб планеты, голубой, коричневый, зеленый, в белой паутинке, Спок предпочитал всем другим на экране, когда оставался в одиночестве на мостике. Он находился практически в одиночестве уже около шестнадцати дней, за исключением кратких визитов ремонтной команды и сослуживцев. Было любопытно, что даже находясь в отпуске, они не могли оставаться долгое время вне корабля.
 Джим мог бы посмеяться над тем, что Спок во время отпуска работает на корабле, потому что, по логике вещей, у него совершенно не было причин оставаться здесь. После месяца работы над аппаратурой мостика каждый элемент оборудования был налажен и настроен отлично, даже по безжалостным стандартам Спока. Джим непременно пошутил бы по этому поводу. Это было, конечно, привилегией капитана – не принимать Спока всерьез, также, как привилегией Спока была привычка поднимать бровь, реагируя таким образом на забавное и нерациональное поведение своего друга-землянина. Он удовлетворялся сознанием того, что кто-то знал его настолько хорошо, чтобы не воспринимать всерьез, вулканец он там или нет.
 Спок тихо сидел у панели пульта управления и наблюдал за Землей, лениво покручивая в мозгу информацию. Самый тяжелый и сложный ремонт был закончен: регулировка ВОРП привода, замена внутренних частей никелевой, содержащей антивещество, искривляющей системы, установка нового комплекта дилитиевых кристаллов. Флот перевел «Энтерпрайз» из космического дока тяжелого ремонта в высотах Сан-Франциско на парковочную стоянку над северной Атлантикой, где Интендантский отдел Звездного Флота мог заняться корабельным оснащением. Здесь работа была уже не такой сложной, как полная замена сорока миллионов кубических футов воздуха на борту «Энтерпрайза». Даже при наличии на борту корабля последних моделей кондиционирующих и обрабатывающих воздух систем через пару лет воздух корабля начинал отдавать затхлостью. Спок не остался на корабле на этот период. Он находил вакуумное дыхание чрезвычайно некрасивым с точки зрения эстетики. Этот день он провел недалеко от Рейкьявика, исследуя вулканы.
 Затем необходимо было пронаблюдать за другими поставками: запасы пищи, системы гидропоники, сухие контейнеры для хранения материи, запасных частей, пленок и кассет для записи информации, принадлежности для чистки и поддержания порядка на корабле – и сотни тысяч вещей, которые могут понадобиться команде за долгое время пребывания в космосе. Споку было совсем не обязательно забивать этим голову, но это подходило его внутреннему «Я» (как и четкое выполнение обязанностей первого офицера) – удостовериться, что корабль во всех отношениях готов к путешествию в космос, а не просто поверить кому-то на слово.
 По истечении времени это стало своего рода игрой для него: предвосхищать Интендантский отдел в тех вопросах, о которых они должны были подумать первыми. Это воспитывало в них, на взгляд Спока, здоровое отношение к дружеской конкуренции. Кто первый вспомнит и затребует нужный сорт гранита и несколько плит мрамора на десерт для единственного члена команды – уроженца Хорта, который иногда жаловался на то, что не может жить на одном никелероне? Кто первый разузнает, где достать овсяные хлопья для главного инженера, который время от времени очень громко требует овсянки? Где можно получить за самую низкую цену сотню тонн лучшего кофе «Арабика»?
 Простой, но признанный всеми элегантным, способ хранения кофе придумал Спок. Кофе телепортировали на борт в небольших количествах, прерывая процесс транспортировки так, чтобы кофе хранился в виде полностью телепортируемой и анализируемой субстанции до тех пор, пока он не понадобится. Этот способ стал практикой во всем Звездном Флоте для «постороннего» груза и превратил кофе из редкого напитка в космосе в обычное явление, от которого получала удовольствие вся команда. И Маккой, и Кирк очень любили кофе, поэтому он не залеживался.
 Находились и более приятные занятия, в частности, обновление информации в корабельной библиотеке. Спок провел около ста часов, сканируя новые сведения, присланные ему Британским музеем, библиотекой Конгресса, швейцарским государственным музеем, национальной библиотекой Франции. Затем следовала загрузка, проверка, индексация и обмен информации, так как после нового приказа об отпуске «Энтерпрайз» деклассифицировал всю информацию, кроме самого необходимого материала о возвращении в порт приписки. По окончании работы, а это заняло семьдесят два часа без перерыва, он спал, по выражению Маккоя, как бревно. Хотя, как спит бревно, было не совсем ясно Споку, а уж Маккою тем более.
 Теперь, когда процесс загрузки корабля подходил к концу, Спок прокручивал информацию в уме и смотрел на северную Атлантику, наблюдая за небольшими потоками воздуха, которые сворачивались в белые с серым завитки и изогнутые линии. Вид был знакомым. Позже Спок занялся прогнозом погоды на Земле для того, чтобы просто провести время и поупражняться в логике. В этом исследовании присутствовало большое число факторов влияния: сезонные тенденции, солнечные бури, колебания земной ионосферы и ионопаузы, время от времени достигающие успеха попытки контролировать погоду, кроме этого: постоянные течения, волнения и движения основного потока и сотен более мелких ветров. Он провел неделю, колдуя над прогнозом погоды над северной Атлантикой, и после написания основного алгоритма со всеми необходимыми сезонными вариантами и отправки его в Службу Погоды западного полушария бросил вызов более трудному заданию. Было похоже, что Шотландия и Ирландия займут его на долгое время, алгоритмы обещали получиться особенно интересными. На этот раз, возможно, понадобится дней десять. Ему показалась интересной мысль: окажутся ли живущие в этих районах люди довольны тем, что проблемы с погодой будут решены?
 Спок изучал три небольшие пятнистые тучки, нависшие над Британскими островами, не переставая думать о поставках. Сейчас почти все было закончено: последний груз представлял из себя почту для планет Федерации, которые не имели хорошо оборудованных перевозчиков.
 Двадцать тонн в контейнерах, в основном станки и электроника, пятьдесят тонн почты, которая хранилась так же, как и кофе, в виде информационной «субстанции». Дорогое удовольствие – перевозить на межзвездные расстояния большое количество бумаги, но по различным причинам исполнительные документы, валюта и личная почта должны были находиться в виде бумаги или пластика. Способ транспортировки кофе оказался подходящим и для транспортировки бумаги, так как дешевле перевозить энергию, нежели вещество, даже учитывая энергетические затраты, необходимые для сохранения вещества в транспортном отсеке.
 Безопасность тоже не представляла проблемы: Спок изобрел шифр, который позволял запирать информацию при транзите. Это были коды крайней сложности, базовая структура которых была взята из надежного источника… Консоль комма съехала вниз. Спок нажал кнопку на пульте управления.
 – «Энтерпрайз», Спок на связи.
 – Сарэк, – ответил голос, – Отец, – сказал он, – у вас с мамой все в порядке?
 Сухой голос приобрел оттенок иронии.
 – Я не знал, что ты настолько приобщился к человеческому образу жизни, что начинаешь вести со мной светские беседы.
 Спок какое-то время сидел спокойно, потом сказал:
 – Отец, я редко слышу твой голос, кроме тех случаев, когда ты или мама чувствуете себя плохо. Следовательно, логичность моего вопроса несомненна.
 На другом конце линии несколько секунд длилось молчание.
 – Эта причинно-следственная связь оправдана, – сказал Сарэк. Однако, все здоровы.
 – Тогда, я думаю, твой звонок имеет отношение к голосованию, которое проходило на Вулкане этим утром?
 – Ты получил новости?
 – Нет. Это мое предположение. Каков результат?
 – За обсуждение вопроса об отделении четыре тысячи триста пятьдесят один против одной тысячи пятисот двенадцати.
 Спок затих на какой-то момент.
 – В таком случае они, конечно, предложили тебе вернуться домой и выступить за отделение? – спросил Спок.
 Опять пауза.
 – Да. Более того, предложила это Т'Пау, – Ты поедешь?
 Еще более длинная пауза.
 – Сын мой, ты же знаешь причины.
 Спок тоже ответил не сразу, наблюдая за полоской облаков над Йоркширом.
 – Слишком хорошо, отец, – сказал он. – Но ты должен поступить так, как подсказывает тебе твоя совесть.
 – Ты тоже. Совет затребовал и твою речь. Спок сообразил, что это значит для расписания отпусков, и почувствовал мимолетное сожаление, которое тут же исчезло.
 – Следовало этого ожидать, – сказал он. – Принято. Я сообщу всем заинтересованным лицам и отошлю рекомендации Звездному Флоту… хотя, представляю, как они к этому отнесутся.
 – Согласен. Увидимся дома, сын. Предполагаю, что ты там будешь раньше меня.
 – Здесь я с тобой согласен, – ответил Спок и сделал паузу. Скажи матери, что я думаю о ней.
 Неуловимое движение брови, поднимающейся где-то в Лос-Анжелесе.
 – Было бы совершенно нелогично, если бы ты этого не делал, Сарэк произнес это с чуть уловимой иронией… – Конец связи.
 Спок дотронулся до кнопки на пульте управления и посмотрел на юг Британии в районе Уэльса. Маленькое облачко, направляющееся на восток от Гвинеда через Ирландское море, заинтересовало его. Это поступательное движение, стремящееся к основному северо-восточному течению… Спок изучил его маршрут и неохотно отложил наполовину выполненный алгоритм. Прекрасная комплексная задача, но обстоятельства, увы, вынуждают его приступить к решению более важной.
 Похоже, придется подождать.


* * *

 Снаружи паба ревел шторм. Ветер хлестал каплями дождя по черным от темноты окнам, огонь в камине трещал. Однажды он услышал звук бьющегося шифера, который оторвало от крыши и ударило о каминную трубу, и тут же осколки беспорядочно застучали по водосточному желобу.
 Но Джеймсу Т. Кирку не было до этого дела. Он сидел рядом с камином, вытянув ноги к огню, и держал в руке стакан с ирландским виски. Ему было тепло и удобно, и не нужно было никуда идти, и ничего не нужно было делать. Оставалось только расслабиться и слушать стон ветра в дымоходе.
 – А вот и Джим, – сказал знакомый голос за его спиной.
 – Ронан, – обратился Джим, поднимая глаза. – Много работы?
 – Не сегодня, – Ронан Бойн приземлился рядом с ним в точно такое же кресло. Это было старинное, набитое конским волосом кресло, и никто не знал, сколько ему лет. Ронан был владельцем местечка, которое все называли Уиллоу Гроув, хотя над входной дверью висела табличка «Дэверекс». Он поставил свой обычный апельсиново-лимонный напиток и провел рукой по волосам черного цвета. Ронан был настоящим черноволосым ирландцем с круглым лицом и большими сильными руками.
 – Только неугомонные дураки посмеют сегодня высунуться на улицу, – сказал он. – Даже паромные перевозки из Уэльса отменили.
 – Это меня не удивляет. Я бы не хотел оказаться сегодня на воде.
 Река разлилась футов на восемь, наверное.
 – Если тебя туда не тянет, тогда всем остальным и подавно лучше оставаться дома! Сыграем позже в шахматы?
 – Хорошее предложение.
 – Тогда договорились, – Ронан встал, чтобы обслужить одного из неугомонных, который шел с парой пустых однопинтовых стаканов к бару.
 Джим вздохнул. Это продолжалось уже пару недель. Несколько дружеских вопросов о жизни, и его оставляли в покое, хотя, с другой стороны, у него всегда оставалась возможность обзавестись компанией, если он был к этому расположен. Да, лучшего места для того, чтобы провести отпуск, нельзя было даже вообразить.
 А ему определенно нужно было отдохнуть. Сначала конфликт с ромуланцами, сразу за этим большой мор, распространившийся на Гамма Мускэ 5, и интервенция на 1210 Цирцини, где «Энтерпрайз» был пойман между четырьмя планетами, с которых вели непрерывный обстрел: этого всего было достаточно, чтобы преждевременно поседеть. Так что, когда наступила их очередь по расписанию кораблей Федерации, патрулирующие космические просторы, возвращаться на Землю, нервная система Джима была настолько расшатана, что он решил от имени команды и от своего имени затеять спор с начальством.
 Через час после прибытия на Землю он проинформировал Звездный Флот (и он имел на это право), что он собирается взять все неиспользованные отпуска, что в общем составляло более двух лет. Он был настроен на сопротивление. Но Флот спокойно отреагировал на это, заявив, что «Энтерпрайз» уже давным-давно просрочил необходимое переоснащение корабля, и что это займет не менее месяца. Необходимо проверить и обновить все оборудование, а также загрузить корабль всем необходимым. Так что на сегодняшний день, как ему сказали, он и его команда могут считать себя в отпуске на неопределенный срок, если они, конечно, официально не запросят Звездный Флот по поводу приписки к другому кораблю. Джим улыбнулся, подумав об абсолютной невозможности такого запроса. Он упаковал пару сумок, попрощался со своей командой и приложил все усилия к тому, чтобы затеряться на поверхности планеты.
 Прогресс словно уменьшил размеры Земли, но все-таки здесь еще можно было затеряться, если, конечно, потрудиться как следует. Ему потребовалось всего три часа на путешествие старым туристским способом, так как не было причины телепортироваться: это ведь не чужой мир, где у тебя дела, связанные с работой в Звездном Флоте. Он взял шаттл, чтобы добраться от «Энтерпрайза» до орбитальной станции флота, затем переправился на транспорте в Сан-Франциско Межпланетный, а затем на БА гиперболическом «Шаттле» из СФО в Лондон. После этого Кирк перебрался из лондонского космопорта «Лутон» в Дублин и, наконец, пользуясь прокатом, достиг южного побережья. На самом деле на поездку ушло бы два часа, но он провел в «Луттоне» целый час, дожидаясь счета за обед. Джим неправильно рассчитал время и попал в час пик, когда космопорт переполняли бизнесмены, направляющиеся домой в Европу и Азию из Сити.
 Зато вид, который открывался по пути в Дублин, восхищал: Джим увидел горы Виклоу, которые в розово-золотистых лучах солнца приобрели оттенки сланца и изумруда, а справа – серо-синее море, молчаливо раскинувшееся у каменного подножия Брэй Хэда. Там было не так много домов, чтобы испортить впечатление от холмов, моря и неба; города, казалось, съежились, чтобы стать как можно незаметнее. Славный город Дублин, где живут самые красивые девушки, разросся во всех направлениях, но не в этом. Только его шпили виднелись отсюда.
 Цивилизация старалась сохранить дистанцию. У ирландцев были свои приоритеты.
 Продвигаясь не спеша, чтобы получить как можно больше удовольствия от поездки, Джим проехал Виллоу Гроув, не заметив знак, указывающий на место для отдыха и еды, милей дальше развернулся, чтобы вернуться назад. Место выглядело многообещающе в отношении тишины и покоя: старинный дом, очень большой по меркам этой части света, с двумя громадными окнами на фасаде, полный веселых посетителей. Он вошел, узнал о кредитовании и уже через полчаса сидел, жуя баранину и потягивая «Гиннесс». Местные жители посчитали его за своего.
 – Джимми, мальчик, как ты сегодня?
 – Прекрасно, – машинально ответил он. Подняв глаза, он уловил опускавшиеся после приветственного взмаха руки Рионы и Эревана Фитцхаррисонов, которые направлялись к бару за своей вечерней пинтой: высокий белокурый мужчина и высокая рыжеволосая леди, консультанты по компьютерам, которые ежедневно возвращались домой в Виклоу из Гамбурга. Они были первыми, сообразившими, кто Джим на самом деле.
 Ронан даже не догадался, по его словам, пока ему не сообщили.
 – Это не моя вина, – оправдывался он позже. – Кирков здесь много.
 Да к тому же я не смотрю этот проклятый ящик, – это уже относилось к головизору, и было правдой, за исключением моментов, когда показывали футбол.
 У Джима были на это счет свои подозрения. Ронан ведь снимал данные с его карты прямого кредитования, в конце концов. Джим вынужден был открыть карты после того, как однажды вечером Риона и Эреван публично объявили, что он является тем самым Джеймсом Т. Кирком, капитаном Звездного Флота. И к его изумлению, после того, как группа в баре отсмеялась и навылась от удовольствия, наблюдая, как он краснеет (это был результат действия виски, которым его в этот вечер усиленно накачивали), все сделали вид, что ничего не произошло. Только однажды, когда как бы невзначай Джим активизировал свой имплантант универсального переводчика, то услышал, как один из местных ирландцев бурчал новичку о «ар капитаен ан тартайг ан реалтай Эахтра» (нашем звездном капитане, том, который с «Энтерпрайза»). И он тут же отвернулся от них, чтобы его улыбка осталась незамеченной.
 Джим глотнул виски и потянулся в кресле. Люди здесь интересовались тем, что он делал. Именно по этой причине данное место казалось восхитительным. Сначала они пытались оскорбиться по поводу того, что он отказывался говорить о том, чем занимается, но это ни к чему не привело. Тогда все просто пошутили по поводу его галактического героизма и оставили Джима в покое, вернувшись к разговорам о более важных вещах: о погоде, фермерстве, спорте.
 Особенный интерес вызывали местные сплетни, которыми каждый либо со скрытым, либо с нескрываемым возбуждением норовил с ним поделиться.
 Завсегдатаи почитали за честь рассказать ему все о соседях. Джим, чтобы не заострять на этом внимание, всю информацию просто проглатывал. Это походило в какой-то степени на то, что ему приходилось выслушивать, будучи капитаном корабля, и было частью его обязанностей – быть в курсе сплетен своей космической деревни и знать, где ими поделиться, а где хранить молчание и улыбаться.
 Если кто и пытался вовлечь его в разговор, то делал это очень мягко и деликатно. Однажды кто-то упомянул о Грейн, королеве пиратов, бороздивших Айриш Сити в годы правления Елизаветы, и казалось совершенно естественным завязать разговор о пиратах Ориона и позорной торговле зелеными девочками-рабынями. В другой раз кто-то упомянул о том, что его великий дедушка пять веков назад был так называемым «джентльменом» (контрабанда в те далекие времена была в некотором роде национальным видом спорта в этой местности), и Джим с невинным выражением лица рассказал им о том, как можно провести ромуланский эль через нейтральную зону, не привлекая внимания таможни и сборщиков налогов.
 – Да, у него самая медленно выпиваемая пинта в районе, это факт, – сказала Риона, садясь в соседнее кресло.
 – Это добродетель, – заметил Эреван, обходя его кресло с другой стороны. Он нес в руках наполненный до краев однопинтовый бокал с «Гиннессом», который тут же с большой осторожностью поставил на стол.
 – Согласись со мной, Джимми, мальчик.
 – Я согласен, – немедленно выдал Джим. – А с чем я только что согласился?
 – Нельзя пить этот напиток быстро, – сказал Эреван. – Воздушные пузырьки совершенно портят вкус напитка.
 – Если ты умираешь от жажды, то вкус уже так много не значит, заявила Риона и отпила, украсив лицо усами от обильной пены. Она тут же их поспешно вытерла. – Ронану нужно делать так, как это делают в городе – наливать напиток заранее и ставить его на полку, чтобы осела пена.
 – Помои, – отозвался Эреван. – Это помои. Джимми, игнорируй эту женщину.
 – Ты бы врезал мне, не сделай я этого, – сказал Кирк. Затем добавил. – И если бы я сделал это – ты бы мне врезал тоже.
 – Тогда сиди спокойно, ты сбиваешь меня с мысли. Помои. Скажем, у бармена затруднения, подходит время закрытия, а он еще не продал эти полные стаканы, что тогда? Что помешает ему вылить их обратно в канистру и подать на следующий день? Помои, – это слово было сказано Эреваном с большим удовлетворением. – Каждый заботится о своем бокале.
 И если требуется подождать, пока осядет пена, то это только цена, которую нужно заплатить за качество напитка, а ведь оно стоит того.
 Джим улыбнулся и ничего не ответил, потягивая виски. К своей большой досаде он так и не смог понять пристрастия ирландцев к коричнево-черной пивной смеси, которую здесь называли не иначе, как напитком богов. Для него он по вкусу напоминал деготь. Он слышал это и от других, но замечания по этому поводу иногда перерастали в драки, пока Ронан не заявил, что обсуждение напитка является запрещенной темой.
 – А что ты пьешь? – поинтересовался Эреван.
 – Виски, – ответил Джим.
 – О, нет, и для чего тебе понадобилось пить здесь виски?
 Джим открыл было рот, чтобы засмеяться, когда в кармане куртки, наброшенной на спинку кресла, подал признаки жизни его коммуникатор.
 Он давно не слышал этого звука, поэтому поначалу был ошарашен не меньше, чем Риона и Эреван.
 – Телефон, – сказал он небрежным тоном, таким, какой только смог изобразить и, развернувшись, полез в карман, из которого, порывшись в мелочи, извлек коммуникатор.
 – Кирк на связи, – сказал он.
 – Спок на связи, капитан, – уголком глаза Джим отметил, как Риона и Эреван посмотрели друг на друга, позабавившись тем, что услышали еще одно имя, которое было им известно из новостей. – Вы заняты?
 – Болтаю с друзьями. Вы хотите мне перезвонить?
 – Нет необходимости. Очень скоро эта новость будет обнародована, если только ее еще не все знают. Я бы порекомендовал вам, капитан, отменить все отпуска. Надеюсь, вы оцените своевременное предупреждение.
 – Что происходит?
 – Этим утром на Вулкане прошло голосование, и они решили провести Референдум. Там требуется мое присутствие, и я подозреваю, что «Энтерпрайз» будет послан туда, чтобы напомнить планете об одолжениях, которые в прошлом ей делала Федерация.
 Джим минуту сидел молча. Эта проблема назревала давно, и Джим ожидал чего-нибудь подобного. «В таких случаях, – подумал он, – я по-настоящему хотел бы ошибиться.»
 – Приказы еще не поступили?
 – Нет, сэр. Но я расцениваю возможность их немедленного поступления в 93% или выше.
 «Он имеет в виду, что уверен в этом, но оставляет за мной право провести еще один день в отпуске, – подумал Джим, проигрывая этот вариант, но неохотно отбросил его. – Лучше закончить с этим сейчас».
 Он отставил в сторону бокал с виски.
 – Хорошо, – сказал Кирк. – Дай мне полчаса, чтобы приготовиться, и я буду телепортироваться.
 – Принято. Конец связи.
 Джим щелчком закрыл коммуникатор, с сожалением посмотрел на Эревана и Риону и пожал плечами.
 – Вот и закончились каникулы.
 – Это ужасно несправедливо, – сказала Риона.
 Он был с ней согласен, но ничего не оставалось, как только встать с удобного места перед огнем и заняться делом. Десять минут он провел в переговорной кабине, пытаясь вызвать кого-нибудь из конторы за взятым напрокат флиттером, еще пять минут улаживал дела по оплате с Ронаном, а затем некоторое время ушло на упаковку вещей, выгруженных из флиттера. Затем он стал ожидать, когда снова оживет его коммуникатор.
 Он пожал руку Ронану, когда в его кармане раздался зуммер.
 – Это меня, – с грустью сказал он. – Шахматную партию придется отложить. Береги себя.
 – Обязательно. – Люди в баре кричали ему прощальные слова и махали руками: даже Ренни, дочь Ронана и его помощница, что-то кричала ему. Он не расслышал этого, но все же удивился: она была очень застенчивой и до этого сказала ему всего одно-два слова.
 – Пардон? – переспросил он.
 – Го мэир ту и бхвад эгус рат!
 Он не поставил переводчик на режим включения этим утром. Джим озадаченно посмотрел на Ронана. Ронан сказал:
 – Старинное ирландское напутствие в дорогу. Переводится как:
 «Живи долго и процветай».
 Очень медленно на лицо Кирка легла улыбка.
 – Я вернусь, – сказал он, и если галактический герой на его месте устроил бы спектакль, телепортируясь из переполненного бара, то он просто шагнул в черную, со вспышками молний, ночь и закрыл за собой дверь, придержав ее, чтобы она не ударила на ветру.
 Через несколько минут капли дождя уже спокойно падали на то место, где он только что стоял.




 Глава 1
 «ЭНТЕРПРАЙЗ» – 1


 Расположитесь в определенном месте на поверхности Луны, скажем, где-нибудь возле медленно двигающейся границы, разделяющей планету на зоны дня и ночи, или в одном из Л5 жилых сооружений, раскачивающихся по всему миру, и вы увидите это без всяких помех: старую матушку Землю на руках новой Земли. Некоторые люди предпочли бы ее видеть именно такой. Не для них этот широкий, голубой, в клубах облаков диск, яркий, надежный. Они хотят тайны, они хотят, чтобы Земля была наполовину спрятана в древнем мраке ночи. Она всегда появляется оттуда, но, к облегчению этих людей, снова скрывается во мрак. Голубой свет переходит в более тусклый, угасая, и с последними вспышками темнокрасного все покрывает мрак.
 И тогда появляются звезды. Они вечны так же, как и ночь, породившая их. По всей планете разбросаны сияющие драгоценности: ЭлЭй, Великий Пекин, Больше-Москва, ПлюПариж. Великие дороги по всем континентам светятся в ночи, тончайшие, как будто огненный паук соткал их паутину, кое-где виден мягкий свет. Он так мягок потому, что пробивается через воду, как в горах на шельфе тихоокеанского побережья Японии и старой Северной Америки. С краю возникает яркий обод, солнце непреклонно скользит по ощетинившейся постройками и естественным ландшафтом планете, но обод еще узок, словно простая жемчужнобирюзовая стружка, изгибающаяся под давлением ночи. И на какое-то время ночь вступает в свои права.
 Кое-где появляется свет. Когда Луна находится в высшей фазе, полюсные шапки озарены белым сиянием. Гималаи, Альпы и Анды, как светлячки, горят в темноте, их свет слаб, но постоянен. Иногда даже Великая Стена появляется на этой ночной карте: серебряный волос, извивающийся и переплетающийся с серебряным блеском рек… Затем Луна скользнет вокруг Земли, чтобы полюбоваться на отражение рассеянного света в Атлантическом и Тихом океанах. Через две недели Луна перейдет в новую фазу, и вся местность будет отдавать свой свет ей, пепельной, словно оттенки серебра, против темной стороны спутника. Но сейчас Земля оставляет лунный свет и ее романтичность себе, медленно вращаясь, в слабом и прекрасном мерцании. Тьма испещрена бриллиантами звезд, и никогда не бывает полной: то там, то здесь по ней прокладывает путь еще один огонек, выходец из света дня. Золотой свет тускнеет, когда она проходит границу на высоте в двадцать пять тысяч миль. Луна серебрит ее своим светом сейчас, когда она приближается к тени со скоростью более одиннадцати тысяч миль в час, не совсем в ногу с Землей, а нагоняя ее. Сначала, на расстоянии, она кажется маленькой игрушкой, озаренной бледным светом с прорезями теней, затем становится больше, пара выхлопных струй, шлейфом тянущихся за ней, вырастают, уходя копьями ввысь, достигая высоты тридцатиэтажного дома, и вот уже громада заслоняет все небо. Она пролетает беззвучно, массивная, горящая серебром, черная только там, где на нее падает тень и где буквы говорят о ее имени на языке планеты приписки, планеты, которую она собирается покинуть.
 НСС 1701, Звездный корабль «Энтерпрайз», скользит в лунном свете, отражая свет земных городов, готовый отдать весь этот свет глубокому, холодному мраку космоса, который, в сущности, и является его родным домом…
 Необходимо довольно много времени, чтобы обойти весь корабль.
 Одиннадцать палуб в первом корпусе, двенадцать – во втором, длина коридоров колеблется от одной восьмой мили до двух-трех. Старое сравнение корабля с небольшим городом становится здесь особенно очевидным для тех, кто хотел бы добраться до места работы побыстрее.
 Джиму некуда было спешить, он старался подольше побродить по кораблю, чтобы рассмотреть его после ремонта.
 «После дня, проведенного в штаб-квартире Флота, – подумал он, мне просто необходимо развеяться. Проклятые чиновники…» Но уже секундой позже раздражение оставило его: он получил то, к чему стремился.
 Грузовой транспорт был более приятным местом, чем обычные транспортаторы для команды. Огромный зал находился по соседству с ангаром для шаттлов, и это было оправдано, так как весь груз, слишком громоздкий для переброски другим видом транспорта (от частей искривляющего двигателя до грузовых контейнеров), закончит путь именно здесь. Здесь постоянно было шумно, все суетились, когда корабль находился около планеты. Сейчас слышался радостный гомон, упакованные в коробки материалы разносились в разных направлениях на гравикарах всевозможных размеров. Джим спрыгнул с платформы как раз вовремя: его чуть не переехали два гравикара размером с шаттл. Он задержался, чтобы получше рассмотреть тех, кто ими управляет. Это были два матроса-землянина: маленький жилистый мужчина с каштановыми кудрями и высокая темноволосая женщина с фигурой валькирии.
 – Мистер Матэйас, – позвал он, – миссис Тэй. Когда они услышали его приветствие, то приняли стойку «смирно». Он махнул рукой: Вольно, продолжайте. Как прошел званый вечер по поводу помолвки?
 Оба переглянулись, Йорг Матэйас покраснел, а Лала Тэй хихикнула.
 – Это было потрясающе, сказала она, откидывая назад волосы. – Все прекрасно провели время, особенно Суламиды. Рахерэ и Атенэ умудрились забраться в сахар, а вы ведь знаете, как Суламиды реагируют на сахар, это было что-то. Их щупальца завязались в узлы, и у нас заняло около часа, чтобы развязать их. Сэр, спасибо вам большое за радиограмму!
 Мама Йорга была в восторге, когда позвонили из штаб-квартиры флота и зачитали поздравление в середине вечера. Она была так возбуждена…
 Джим улыбнулся, так как именно такой реакции и ожидал. Из одного надежного источника он узнал, что мама Йорга очень недовольна тем, что ее сын женится на женщине, которая имеет более высокое звание, чем он.
 Джим изучил внимательно досье Йорга, отметил, что он давно уже должен быть повышен в звании, и исправил этот недочет… позаботившись о том, чтобы новость о его повышении ему сообщили во время вечеринки в виде радиограммы. Тот же надежный источник сообщил Джиму, что имя, которым подписана телеграмма, вызвало реакцию ничуть не меньшую, чем само сообщение. Как оказалось, звание галактического героя тоже может принести пользу.
 – Сэр, – сказал Йорг, – я рад, что у нас появился шанс увидеться с вами. Я хотел поблагодарить вас лично.
 – Вы заслужили это, – ответил Джим. – И не думайте иначе. Если я немного помог вам, так только тем, что правильно выбрал время сообщения, это доставило и мне удовольствие. Кстати, как загрузка?
 Йоргу послышалось «когда».
 – Через полчаса, капитан, – сказал он. – Возможно, понадобится меньше.
 Джим улыбнулся еще шире. по причинам, не имевшим ничего общего с расписанием.
 – Хорошо, продолжайте, – сказал он и пошел прочь.
 Он двигался через загрузочную площадку, сопровождаемый со всех сторон приветствиями: «Доброе утро, капитан», «Добрый вечер, капитан», и Джим улыбался, но не потому, что слышал в этих приветствиях противоречия. Корабль снова был в походном расписании загрузки, и три смены помогали друг другу, некоторые работали сверхурочно, так что понятия «утро» и «вечер» для них были разными. Длинный день в офисе адмирала Флота Ногуры оказался для Джима изнурительным, но результаты стоили того. Через двадцать часов после телепортации из Виллоу Гроув и через восемь часов после появления в штаб-квартире флота, где он намеревался заняться неизбежной бумажной работой, он был принят в звании действующего капитана с возможностью отзыва по усмотрению Звездного Флота. Не все смогли понять его усиленного сопротивления адмиральскому званию. И Ногура, с его любовью к власти, тоже не мог это понять. «Это не его вина, – подумал Джим, – Он слишком долго был адмиралом, вот и все».
 Адмиралы испокон веков не командовали ничем, кроме флотов, они заботились о стратегии и тактике в громадном масштабе, но Джиму не был интересен такой масштаб. Возможно, капитаны и были обязаны подчиняться приказам адмиралов, но при этом они были в большей степени командирами, чем любой адмирал. На одном корабле может быть несколько адмиралов, но никогда – больше одного капитана. Даже в качестве пассажира второй капитан будет «возведен» в ранг командора, частично, чтобы избежать неудобства в отношении настоящего хозяина корабля. Это была реальная независимость, которая интересовала Кирка, и он был рад избавиться от дополнительной нашивки на рукаве и заняться активной работой с людьми.
 У него заняло около часа, чтобы преодолеть основную часть Инженерского корпуса. Он вошел в Инженерный отдел и почти сразу пожалел об этом. Части заднего искривляющего привода были разбросаны по полу, лежали на подставках, а Скотти с угрюмым видом бродил среди своих мичманов-инженеров, покрикивая на них. К счастью Джим за долгое время знакомства с ним понимал, что тон его голоса означал только одно: все в порядке, поэтому он сразу расслабился и задержался, наслаждаясь спектаклем.
 – Ради бога, вы не можете собирать привод, как детскую мозаику, говорил Скотти, добродушно усмехаясь в то время, как молодой мичман суетился рядом с ним с инструментами в руках, пытаясь состыковать части двигателя. – Здесь должна быть какая-нибудь система. Ты не можешь вывести многопрофильные эквивокаторы до тех пор, пока магнитная банка не будет на линии, а где она сейчас? У тебя было целых десять минут!.. Добрый вечер, капитан, – добавил он.
 Джим снова улыбнулся.
 – Проблемы, Скотти? – спросил он просто поэтому, что Скотти ожидал именно этого вопроса.
 – А, нет, просто тренировка. Что если этим людям в один прекрасный день придется перебрать искривляющий двигатель в то время, как корабль будет идти только на импульсе, а у них за спиной будет слышно завывание Клинтонов? Они способны это сделать: неужели они были бы на «Энтерпрайзе», если бы это было не так? Все будет приведено в порядок через двадцать минут, – добавил Скотти громким голосом. Суета вокруг стала просто бешеной. Очевидно, команда Скотти считала, что их шеф находится в таком настроении, когда иметь дело с ним гораздо опаснее, чем с Клинтонами. Кирк кивнул. «Видимо, лучше уйти, – подумал он. – Они и так сильно нервничают».
 – Офицерское совещание в точке семь, Скотти, – сообщил капитан.
 – Да, я проверил расписание несколько минут назад. – Скотти огляделся вокруг с явным удовлетворением. – Сразу перед тем, как отключил инженерные компьютеры.
 Джим был ошарашен. Он осмотрелся по сторонам и, почувствовал себя идиотом, так как даже не заметил, что экраны всех компьютеров в комнате были погашены.
 – Они собирают эту штуку без помощи компьютеров? Даже без экстренных схем? Скотти пожал плечами.
 – А кто может гарантировать, что эти системы будут работать в сложной ситуации? – спросил он. Даже они могут подвести. ПЯТЬ МИНУТ!!! – громко сказал он своим подчиненным. Затем, глядя на пол, произнес:
 – По правилам, в случае опасности, я должен эвакуировать это место и сделать это с максимальной скоростью. Если бок корабля будет глубоко поврежден, то им придется перебирать разбитый механизм, и эта тренировка им очень поможет.
 Джим покачал головой, испытывая жалость к Инженерной команде. Они все обречены были стать такими же гениями, как и их сумасшедший учитель.
 – Ладно, если понадобится, вызови Спока по комму.
 Скотти кивнул, и они вместе с Джимом стали наблюдать, как поднималась колонна из смеси материи и антиматерии, которую собирала его команда.
 – Кстати, капитан, вы еще не назначили совещание команды?
 – В точке четыре завтра утром.
 – Правильно.
 Джим похлопал Скотти по плечу.
 – Тогда я пошел, – сказал он.
 Скотти уставился на него с подозрением.
 – У вас появился ирландский акцент, – заметил он.
 – Это неудивительно, – отозвался Кирк. – Люди, с которыми я общался, утверждали, что моя семья была не шотландского происхождения.
 Мне очень жаль, – добавил он, когда выражение лица Скотти изменилось не в лучшую сторону. – Действительно. Они утверждали, что имя Кирк это английское от О'Кьюр. Это объясняет то, почему корни моей семьи теряются где-то на востоке Ирландии…
 – Эти люди могут сказать все, что угодно, – сказал Скотти и слегка улыбнулся. – Мы еще поговорим об этом, сэр.
 Джим направился к выходу.
 – ТРИ МИНУТЫ! – прорычал голос позади него. Он вошел в турболифт.
 – Куда, капитан? – спросил его лифт. Джим улыбнулся снова.
 – Мостик.
 Когда двери лифта, шипя, разошлись, мостик показался Кирку немного изменившимся: так обычно кажется слегка незнакомым дом, когда возвращаешься в него после долгого отсутствия. Джим шагнул вперед и кивнул, приветствуя Ухуру и Зулу, ответивших дружеской улыбкой. Он махнул им рукой, призывая не отвлекаться от своих занятий, и посмотрел на научную станцию. Спок склонился над ней, что-то регулируя.
 – Теперь считывай, – приказал он, выпрямившись и глядя через плечо на большой лохматый камень, который восседал на его кресле.
 Несколько блестящих косм тут же потянулись в открытую ячейку на панели контроля.
 – Точка девять-девять-три, – голос, похожий на скрежет металла, раздавался из небольшого ящика, прилаженного к спине камня. – Приятный трехзначный синус.
 – Приятный? – переспросил Спок. Тон, которым это было сказано, мог запросто высушить мартини. Джим поднял бровь.
 – В границах высокой степени номинации, – ответил камень, и в его голосе определенно слышался смешок, несмотря на то, что ящик на спине передавать эмоции не мог. – Кривая третьего порядка, сэр. Асимметрия не более чем «Е» минус ноль, точка два-два-четыре-шесть. Нет кристальной нечастотности, нет паразитической вибрации, потери сигнала в пределах допустимых АИИИ и ССРТТ параметров, отклонение менее 0,02 процента, гиперболика…
 – Этого должно быть достаточно, мистер Нарахт, – сказал Спок, оглянувшись на капитана с несколько вытянутым лицом.
 – Мистер Нарахт, – поприветствовал Джим, шагнув к пульту управления. Лейтенант Нарахт был Хортом, потомком настоящих Хортов с Януса-6. Это был один из наиболее любопытных видов, который не мог существовать вне космоса, и как только они это поняли, то стали питаться не только камнями. Джим с большим интересом наблюдал за продвижением по служебной лестнице Нарахта с того момента, как того перевели на «Энтерпрайз». Хорт прошел путь от старательно впитывающего знания «космического кадета» до обученного офицера за очень короткое время, хотя это было неудивительно, учитывая все, через что он прошел вместе с остальной командой с тех пор, как ступил на борт корабля.
 Сейчас Джим похлопал по спинке кресла и спросил:
 – Пробуете на вкус, мистер?
 Были времена, когда замечание подобного рода заставляло Нарахта изворачиваться от смущения, и вид живого камня весом в четверть тонны, формой и цветом напоминающего пиццу из асбеста, которая при этом еще и смущалась, впечатлял. Теперь же Нарахт просто поднял глаза – ну, по крайней мере Джим почувствовал, что на него смотрят, хотя каким образом, он не понимал, – и сказал:
 – При всем к вам уважении, сэр, я думаю, что мне понадобилось бы что-то несколько большего размера. В коммуникационных розетках появились какие-то помехи, вот и все, а мистер Спок попросил меня оказать ему помощь в их устранении.
 Джим кивнул, понимая, какие преимущества дает присутствие в команде существа, способного установить прямой, «нервный» контакт с твердой системой входов и «почувствовать» неполадки в виде чесотки или тика, когда другие ничего, кроме ряда цифр, здесь не увидели бы. А уж тот, кто мог почувствовать неисправность, а затем перевести ощущения на язык цифр, был поистине незаменим. Обычно половина отделов на корабле вела борьбу между собой за то, чтобы заполучить Нарахта хоть на время. Биохимия, география, ксеноархеология – везде он был нужен…
 Нарахт мог выдать детальный анализ и возраст карбона или селениума, просто съев кусочек объекта и затем доложив о его «вкусе». Насколько Джим знал, единственной жалобой Нарахта на свою работу на «Энтерпрайзе» было то, что он очень быстро набирал вес и не знал, что скажет мама, когда его увидит… Джим взглянул на Спока:
 – Могу поклясться, что мистер Нарахт дал вам гораздо больше информации, чем требовалось.
 – Такой вещи как «слишком много информации» не существует, спокойно ответил Спок, – но есть такая вещь как ненужные детали.
 Работа в большей степени уже завершена. Спасибо, мистер Нарахт.
 – С большим удовольствием, сэр, – сказал Хорт и беззвучно соскользнул с капитанского кресла на пол. Его быстрота поражала, если принимать во внимание массивность. – Капитан? Прошу.
 – Благодарю, мистер Нарахт, – сказал Джим и сел. Сиденье оказалось очень теплым (Маккой обычно отзывался о ликвидно-минеральном комплексе, который Нарахт использовал в качестве крови, как о «флюроутлеродистой лаве с асбестными гемоцитами»).
 – Сэр, – сказал Нарахт и зашаркал в лифт. Джим откинулся на спинку командирского кресла, когда Спок шагнул к нему, протягивая электронный блокнот.
 Джим пробежал глазами информацию. Это была очень емкая, сжатая до предела версия корабельного распорядка на сегодня, отдельные строки были подчеркнуты в тех местах, где активность одного из отделов зависела от действий, предпринимаемых другими. Большую часть расписания Джим уже видел в штаб-квартире флота, подписывая двухномерные ваучеры, инвойсы и документы на инвентарь.
 – Мы готовы к отправке, – сказал он.
 – Конечно, – подтвердил Спок. – Весь персонал для перевода на борту, экипаж на своих местах, либо дожидается смены. Запланированные встречи: «Быстрым» и «Коромандэлем» предположительно состоятся через один и тридцать сотых и один и шесть десятых дня соответственно.
 – Хорошо. – Теперь взгляд Джима остановился на строчке, указывающей совещание старших офицеров, он поднял глаза на Спока. Спок слегка склонил голову.
 – Я займусь ситуативным анализом миссии, – казал он.
 – Спасибо. Вы действительно более квалифицированы, чем кто-либо другой…
 У Спока на лице появилось выражение, которое вряд ли мог изобразить человек, но на Вулкане это было самое яркое проявление иронии.
 – Некоторые, определенно, считают меня частью проблемы, – сказал он. – Мне кажется наиболее логичным попытаться стать частью ее решения.
 Кирк кивнул и стал читать список дальше.
 – Вечеринка команды начинается немного поздновато.
 – Я предполагаю, что это сделано специально для того, чтобы старшие офицеры тоже смогли принять участие, – пояснил Спок.
 – Правильно. – На «Энтерпрайзе», как и на многих других кораблях, существовала традиция так называемой «смешанной вечеринки первого дня». Это делалось для того, чтобы сотрудники могли собраться и поболтать о том, что каждый делал во время отпуска, а также разрешить существующие проблемы, прежде чем переходить к серьезной работе на корабле. Некоторые гражданские считали это увеселительным мероприятием, но только до тех пор, пока исследование, проведенное Генеральными хирургами флота, не доказало, что если тусовка не имела место в первый день после отпуска, то разговоры о каникулах и решение личных проблем растягивались на весь первый месяц путешествия, понижая эффективность работы команды. Когда эта информация была обнародована, жалобы по этому поводу прекратились, и «Энтерпрайз» всегда устраивал хорошие вечера.
 – Он должен быть обязательно хорошим, – говаривал Маккой, так как вечера, подобные этому, рассматривал именно с медицинской точки зрения.
 – Капитан, – прервала его занятия Ухура, глядя через плечо Кирка, – только что пришло частное сообщение на ваше имя. Компьютер закончил расшифровку. Мне сохранить его для вас?
 – Нет необходимости. Выведите его сюда, – он показал на блокнотэкран.
 Ухура тронула пару кнопок, чтобы перевести информацию на приемное устройство блокнота. Джим набрал на своем приборе комбинацию для получения на экране новейшей информации, и сообщение появилось у него перед глазами. Спок вежливо отвел глаза в сторону.
 – Нет, – сказал Джим, – посмотрите на это, Спок…
 Капитану Дж. Т.Кирку, смдг НСС 1701 USS «Энтерпрайз». От Т'Пау, ас. аффил. Вулкан Научная Академия (шиКахр) аШав/Вулкан.
 Капитан:
 Извещаю о том, что Ваш Первый помощник был вызван для того, чтобы выступить в дебатах перед Референдумом по поводу пересмотра Статей Вулкана по Федерации. Принимая во внимание Ваше тесное сотрудничество с Вулканом и вулканцами, мы должны попросить Вас также выступить.
 Решение этого вопроса оставляем полностью на Ваше усмотрение, и никто не возложит ответственности в частном или общем порядке на Федерацию или Звездный Флот, если Вы предпочтете отказаться. Пожалуйста, сообщите нам о своих намерениях.
 Т'Пау.
 – Ну что же, капитан? – спросил Спок. Джим все еще смотрел на блокнот. «Господи, как я ненавижу публичные выступления… Однако, это то, о чем стоит поговорить».
 – Ухура, – сказал он, – пошлите ответ. Мое почтение Т'Пау, я с удовольствием выступлю… нет, напишите, что я почту это за честь. С уважением, ваш, подпись и т. д. и т. п. Копию сообщения отправьте в Звездный Флот.
 – Есть, сэр, – ответила Ухура. Джим снова вывел на экран корабельное расписание и поднял глаза на Спока.
 – Есть еще что-нибудь, что мне нужно знать? Спок протянул руку через плечо Джима и коснулся блокнота-экрана: строчки на нем замелькали, листая информацию, и наконец замерли.
 – На ваше усмотрение. Корабельная ББС попросила освободить место для внутренней памяти.
 Джим посмотрел на внушительную цифру в гигабайтах, которая сейчас была отведена под систему доски объявлений корабля, и на цифру, которая была запрошена для тех же целей и почти удваивала размер используемой памяти.
 – Что говорит доктор Маккой?
 Спок уставился в потолок.
 – В целом, он согласен, особенно в той части, которая касается сети сообщений. Но он подозревает, что мистер Зулу слишком много упражняется на «проклятой чертовой машине военных игр», – Спок бросил взгляд на спину Зулу. Рулевой болтал с Чеховым о каком-то ресторане. Очевидно, имеется в виду, что мистер Зулу экспериментирует с дизайном кораблей клингонов на ББС корабельного тренировочного симулятора. Он пытается улучшить их дизайн, а также эффективность (так, по крайней мере, считают служащие Инженерного отдела). Очевидно корабли Клинтонов стали намного лучше после «переделок мистера Зулу».
 – Каков уровень эффективности мистера Зулу? – очень мягко спросил Джим.
 – Выше восьми десятых и постоянно повышается, – также спокойно ответил Спок.
 – Боунз не назначил ему никакой психопробы?
 – Нет.
 – Значит, Боунз просто выпускает пар, – Спок посмотрел на капитана так, как будто тот только что сообщил ему, что космос состоит из вакуума.
 – С другой стороны, – сказал Спок спустя минуту, – поток сообщений на ББС ощутимо повысился за последние несколько дней.
 – Так вы рекомендуете увеличение? – спросил Джим.
 – С точки зрения логики, – ответил Спок, – было бы вполне обоснованно ожидать, что уровень стресса команды и, соответственно, болтливость повысятся во время миссии, которая нас ожидает. И было бы совершенно нелогично не поддержать то, что могло бы стать для нас своего рода клапаном безопасности.
 Джим скосил глаза на блокнот, затем набрал на клавиатуре код.
 – Дайте им половину того, что они запрашивают, – он сложил блокнот. – Я хотел бы все-таки взглянуть на эти усовершенствования.
 Может, еще кто-нибудь додумается до этого, если вы понимаете мою мысль.
 – Конечно. Мистер Танцер ввел один из самых оптимальных дизайнов в танк для симуляции в Рэк Один.
 – Тогда, сегодня на вечеринке, – Джим встал, отдал блокнот Споку.
 – Я пойду перекушу. Увидимся на совещании.
 Коммуникатор свистнул.
 – Больничный отсек – мостику… Джим кивнул Ухуре.
 – Мостик, – сказал он. – В чем дело, Боунз?
 – Я только что получил одно из самых интересных почтовых отправлений…
 – От Т'Пау? – предположил Джим. Он глянул на Спока. У вулканца поднялась бровь.
 – Ага, так ты тоже? – наступило молчание, затем Маккой сказал обиженным тоном. – Черт его подери, я доктор, а не…
 – Оставь это, Боунз. Каков твой ответ? Последовала еще одна пауза, затем вздох.
 – Черт подери, – сказал Маккой, – когда я последний раз отказывался от спора с вулканцем? Я вряд ли смогу удержаться от дискуссии со всей планетой.
 – Отмечено и записано, – отозвался Джим. – Поговорим об этом позже. Мостик закончил. Он повернулся к пульту управления.
 – Мистер Чехов!
 – Сэр – отозвался навигатор, оборачиваясь.
 – Проложите нам курс на Вулкан, искривление второе. Мистер Зулу, выведите нас из системы на импульсе, одна десятая С, потом искривляйте.
 – Сэр!
 – И если увидите каких-нибудь клингонов, – добавил Джим, остановившись у самого выхода в ожидании лифта, – ради бога, не останавливайтесь, чтобы передать им новые искривляющие двигатели! Не затрудняйте себе работу еще больше…
 Хохоток Зулу был последним звуком, который услышал Джим с мостика, когда двери лифта закрылись за ним.


* * *

 Офицерская кают-компания была одним из самых уютных мест на корабле, и не потому, что предназначалась для офицеров. Можно было предположить, что другие помещения для отдыха на корабле не хуже. Но вид у них не мог сравниться с видом, который открывался из офицерской кают-компании. Помещение располагалось на передней внешней стороне диска корабля, в нем были настоящие окна – не экраны, а настоящие окна от пола до потолка, что создавало иллюзию присутствия. При субсветовых скоростях звезды обычно казались неподвижными, но Зулу, очевидно, управлял кораблем, чтобы осуществить так называемый «Гранд Тур», выход корабля из Солнечной системы. В этом было что-то театральное и весьма подходящее для наблюдения за звездным небом. Юпитер появился в поле зрения в виде полумесяца, затем начал расти, становясь ярче, шар стал полным. Зулу повел «Энтерпрайз» в обход планеты достаточно медленно, чтобы помочь двигателям гравитацией планеты, но достаточно быстро для того, чтобы импульсные двигатели не были задеты радиопаузой Юпитера.
 Несколько спутников не спеша вращались вокруг планеты, как шарики в подшипнике. Сатурн выглядел желто-белой звездой, растущей в темноте по мере приближения к ней.
 Джим отодвинул тарелку в сторону, закончив есть бифштекс, и снова обратился к настольному экрану. На нем, янтарная на черном, светилась информация.

 Сбщ: 2 003 469
 Дата: 7 416 664
 Секц: ИЩУ/ПОКУПАЮ/ПРОДАЮ/МЕНЯЮ
 От: Салли Шеррин / спекцски
 Предм: ИСПОЛЬЗОВАННАЯ Б-ХИВА
 Происх: КсеноБиологич. Лаб / терм: 1154/606
 НА ПРОДАЖУ Отличного качества Андорианская Б-хива, владелец относился аккуратно, нет отсеивания! Нет потерянного значения!
 Гарантия еще действует. 180 ср. или больше.
 Оставьте сообщение в ПОКУПКА/ПРОДАЖА или отошлите в зону.
 – Ну и что, черт подери, такое эта Б-хива? – подумал Джим и стал читать дальше.
 Сбщ: 2 003 470
 Дата: 7 417 903
 Секц: ИЩУ/ПОКУПАЮ/ПРОДАЮ/ОБМЕН
 От: Найота Ухура / Комндр. Связь
 Предм: Магнитный Словарь
 Происх: Коммуникацио. Линии / терм: 181/53
 Во время отпуска на поверхности планеты (Терра или Луна) не приобрел ли кто-нибудь из вас один из магнитных или твердых «туристических словарей» на местных языках? Хотите обменять? Я могу предложить классическую музыку, джаз третьей волны, экзотику, драмы (Би-Би-Си, РССи, Большой).
 Ищу, в частности, румынский, кампучийский и искусственный языки (Англиш, Неолангью, Сино-франчайз, Синтетик).
 Спасибо! Н.У. 

 – Все еще работает над своим докторским тезисом, – подумал Джим.
 Ухура занималась вопросом усовершенствования теории универсального переводчика, разложив старую теорию на составляющие и собирая из них конструкцию нового типа, которая привела к фурору в академических кругах на разных планетах. Джим живо припомнил вечер, когда он спросил Ухуру, как у нее идут дела. Она рассказывала ему час без перерыва, возбужденно и со всеми подробностями, пока его голова не закружилась от феномена апроксимаций и шесть-сигма оценок, реконтекстуализаций, синтаксического затухания, изгибов рода, лингвистического структурного дизайна и физики человеческого декстоцеребрального моста.
 Лекция довела Джима до полного замешательства. Он замотал головой, чтобы избавиться от мысли, что Ухура просто высоко тренированная разновидность коммуникатора… О том, что она все еще работает над алгоритмами с земной основой, Джим мог узнать, спросив ее: но ему интересней было извлекать информацию самому. Синтетические? – с интересом подумал он и отметил про себя, что об этом нужно будет непременно узнать на вечеринке.
 Он посмотрел несколько откликов на сообщение Ухуры. Было совершенно очевидно, что немногие приобрели словари, которые были (или стали) им не нужны… и решил отложить остальные сообщения на потом.
 – Изменение зоны, – сказал он экрану. – Общее пространство.
 Экран показывал теперь другой раздел.



ОБЩЕЕ ПРОСТРАНСТВО МНЕНИЕ, ИНФОРМИРОВАННОЕ ИЛИ НЕТ РАЗРЕШАЮТСЯ ЛЮБЫЕ СООБЩЕНИЯ ИМЕНА НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНЫ


 Это был один из источников, из которых он мог узнать, что думает его команда. Сообщения не обязательно относились к кому-то конкретно.
 Оператор офиса Общего пространства предлагал каждому члену команды выразить свои мысли и эмоции (в зависимости от психологического настроя) в виде сообщений. Оператор должен был быть надежным и уметь держать рот на замке, то есть таким, кого люди обычно называют «камень». Однажды, к всеобщему веселью, эту должность занимал Нарахт.
 Здесь можно без опасений рассказывать шутки, подозрения будут развеяны, слухи прекращены, а напряжение снято. Иногда Общее пространство было мирным местом, а иногда напоминало бочку с порохом.
 Джим никогда не упускал возможности ознакомиться с ним.
 Он пробежал глазами по самым свежим сообщениям и остановился на одном:
 От: Багза
 Дата: 7 412 1100
 ВУЛКАНЦЫ: КОМУ ОНИ НУЖНЫ?
 Они не могут больше позаботиться о себе. Они не могут даже заботиться о корабле, если его им доверить. А теперь они утверждают, что слишком хороши для нас? Ну что же, пошли они… с их зелатом.
 Просто дурачусь.
 Джим глубоко вздохнул. «Серьезно или нет?» Это высказывание было похоже на те, что он слышал еще на Земле, когда возник и стал разрастаться этот кризис. Он посмотрел на сообщения ниже по странице.
 Далее некоторые вступали в дискуссию с Багзом, кто бы он (или она) там ни был. Следовали предложения типа: «Может быть, они правы: мы не достаточно хороши для них…» Другие говорили: «Они нужны нам.
 Кто-то должен сказать им об этом. Будем надеяться, что это дойдет до их сознания через вулканские толстые черепа…» Джим был совершенно уверен, что в сообщении говорили «кто-то», имея в виду именно его.
 Проблема заключалась в том, что в Звездном Флоте думали так же. Они ожидали, что он каким-то образом вытащит для них кролика из шляпы.
 Дело было в том, что в данном случае кроликом был зехлат, и Джим не совсем понимал, какой формы должна быть шляпа. Он подумал, что, возможно, никогда не поймет этого, даже если проживет такую долгую жизнь,.как вулканцы. Но если он не разберется в этом, черт подери, как можно скорее, тогда не будет больше в Федерации вулканцев, и не придется удивляться продолжительности их жизни, не говоря уже о том, что он лишится одного из лучших друзей. Кроме того, Звездный Флот не применет стукнуть его по шее, и он не знал, что из этого было для него тяжелее.
 Джим посмотрел сообщения дальше. Не все из них относились к вулканцам, некоторые предлагали внести свою лепту во что-либо или сообщали о том, что отношения с кем-то идут хорошо или плохо, рассуждали о природе бога, об ужасном вкусе мясного пирога от пятого интендантства. Джим быстро просматривал жалобы, поздравления, рассуждения до тех пор, пока одно из сообщений не заставило его остановиться.

 От: ЛЛариан
 Дата: 7 412 301
 Ответ: Багзу, 7 412 1100
 Ты мыслишь не более ясно, чем они. Вопрос не в том, хороши мы для них или нет. Они даже не знают, кто мы такие, и собираются судить нас. Но мы осуждаем себя уже тысячи лет и точно также не знаем, кто мы такие.
 Так к чему весь этот шум? Он не имеет смысла. 

 Джим отвел глаза от экрана. В поле зрения появился Уран. Он скользнул вдоль левого борта, отсвечивая тусклым нефритом, его спутники плыли в пространстве вокруг него. Скоро корабль пойдет на искривление. Немногим более двух дней, и они будут на орбите Вулкана.
 «Он не имеет смысла».
 – Отключить дневник, – сказал Джим после паузы и сел, молча глядя в темноту космоса.
 – От падение, – сказал Спок, – это не самый точный термин для описания того акта, который предложено обдумать вулканскому правительству, но в данный момент он подойдет.
 Комната для совещаний была полупустой. Там сидели начальники служб «Энтерпрайза», все – на своих обычных местах. Спок, как глава отдела Науки, сидел в «углу», где был основной компьютер, тот, от которого изображение и информация передавались на вспомогательные экраны, если только сидящие напротив не выключали их за ненадобностью.
 Рядом со Споком сидел Скотти, представлявший инженерный отдел, за ним начальник подотдела Лазья Ихириан, который занимался мелким ремонтом на корабле. Лазья выглядел скучающим, он вообще-то всегда скучал на совещаниях, ремонт вышедших из строя вещей приносил ему гораздо больше удовольствия. Этот высокий, темнокожий мужчина в тюрбане сикха сейчас развлекался тем, что рассматривал рукоятку своего ножа. Было заметно, что ему очень хочется зевнуть.
 Следующей за столом была Ухура, глава отдела Связи, рядом с ней лейтенант Мешав, который занимался обработкой информации на корабле.
 Ежедневный осмотр и программирование корабельных компьютеров, регулярная чистка программ, присмотр за тем, чтобы множество комплексных закрытых компьютерных систем не вмешивались в работу друг друга – эта должность требовала восьми рук и четырех голов. А так как Мешав имел как одно, так и другое, он отлично справлялся с этой работой. Мешав был суламидом, который выглядел не больше не меньше, как семифутовая колонна розово-фиолетовых щупалец, с раскачивающимися на стеблях цветочками-глазами. Когда он (она) чувствовал себя неловко, эквивалентом покраснения лица становилось помахивание глазами. Он (она) имел октокамерные мозги, что говорило о том, что в нем могут проявлять себя около восьми личностей. Он (она) пытался ограничить частое проявление этой особенности, испытывая (как Джим слышал) «жалость в отношении существ с одним сознанием». Игра в покер тоже была довольно интересным занятием, особенно принимая во внимание то, что одна личность скрывала карты в руке от других, не говоря уже о противниках по игре.
 Рядом с Мешавом сидела начальник безопасности, Ингрид Томсон, шести с половиной футов роста, холодно глядящая женщина с коротко стриженными светлыми волосами и обманчивым выражением лица. В самом конце стола, сразу за Томсон, сидел доктор Маккой из отдела Медицины, а рядом с ним – его подчиненный, Харб Танцер из отдела Отдыха. С другой стороны стола находился интендант, Сеппу Висти, маленький, худой, смуглолицый мужчина. Среди его предков были те, у кого в голове, если так можно выразиться, находился компьютер. Именно Висти опробовал новый, второй модели, бухгалтерский имплантант для Звездного Флота и мог сказать вам точный тоннаж «Энтерпрайза» в любое время дня и ночи, в зависимости от того, когда и где вы находились на своем пути. Джим находил этот факт прискорбным: одного Спока было для корабля вполне достаточно.
 Затем шел отдел Обороны с мистером Зулу в качестве главы.
 Главенство над этим отделом время от времени переходило то к начальнику отдела Навигации, то к начальнику отдела Контроля за вооружением. И, наконец, во главе стола сидел капитан.
 Он был немного скован сегодня, будучи озабочен необыкновенно мрачным видом Спока. Он взглянул на Маккоя, который тоже волновался, похоже поддавшись настроению.
 – Я так понимаю, – сказал Джим, – что за последние несколько часов ничего существенного не произошло.
 – Нет, ничего существенного, – подтвердил Спок, – но ситуация такова, что любые, даже самые небольшие изменения в управлении могут иметь далеко идущие последствия.
 Одновременно с этим докладом Спок набирал серию команд на консоли.
 – Можно сказать, – продолжал Спок, – что эта ситуация уходит корнями к первой встрече наших двух народов, когда Звездный корабль Объединенных Наций «Эмити» засек и обнаружил корабль вулканцев, забредший в Солнечную систему в 2065 году по старому исчислению Земли, – он бросил мимолетный взгляд на Джима. Джим знал, что у них со Споком много воспоминаний, касающихся первой встречи, которые в какой-то мере разделяли их. Глаза Маккоя подернулись поволокой: у него тоже был опыт этой ранней истории, отличной от той, которую предлагают учебники истории, но сейчас он не хотел показывать этого. Он просто сидел и слушал, склонив голову, как обычно, что часто заставляло Спока думать, что он дремлет.
 – Эта первая стычка оказалась довольно оживленной, но вполне мирной по стандартам человечества, – продолжил Спок. – Население Земли избавилось от своей, если так можно сказать, ксенофобии немного ранее, мирно встретившись с андорианцами, так что существование вулканцев и Вулкана прошло для них без шока. Дипломатические отношения были установлены через несколько лет, и вскоре за этим последовали торговое соглашение и соглашение об обмене информацией. Эти отношения укрепились за последние сто пятьдесят шесть лет. Без сомнения, с этой точки зрения, вопрос о первой стычке кажется забытым.
 Экраны в комнате ожили, и на них высветилась указанная Споком кривая.
 – Однако, эта легкость отношений оказалась всего лишь иллюзией.
 Это понимало небольшое число лиц, имеющих определенные знания истории Вулкана. График перед вами указывает на период истории Вулкана и Земли за последние шесть тысячелетий. Пожалуйста, обратите внимание на отмеченный период, начинающийся, по старому исчислению Вулкана, с 139 000. Это примерно соответствует девятисотому году до нашей эры Земли.
 – Примерно? – пробурчал Маккой.
 – Я не хочу беспокоить вас излишней детализацией, – мягко ответил Спок, – но если вы настаиваете…
 Маккой открыл один глаз, скосил его на Спока, затем снова закрыл, как будто отказавшись от комментариев. Небольшой хохоток прокатился по аудитории. Мешав зашуршал своими щупальцами, показывая, насколько это для него забавно.
 – Нет, продолжайте, Спок, – проворчал Маккой. – Я проснусь, если вы скажете что-нибудь интересное, поверьте мне.
 Джим подавил улыбку. Спок продолжил:
 – В любом случае, если вы посмотрите на развитие технологии, то заметите, что первое приземление на соседнюю с Вулканом планету Чарис было осуществлено во второй половине этого тысячелетия, примерно за три столетия до рождения Сурэка. Изучение и использование 40 Эри Звездной Системы в промышленных и научных интересах Вулкана продолжалось в течение этих трех столетий без особых инцидентов. Но здесь… – на экране появилась дата 139 954… – действительно произошел инцидент. У вулканцев состоялся первый контакт с другим видом. Это была довольно крупная стычка, достаточная для того, чтобы увлечь планету в ксенофобию, которую даже влияние Сурэка не смогло бы излечить.
 Кривая исчезла с экрана, и ее место заняла карта района созвездия Стрельца галактики. На этой карте Вулкан и Земля виднелись в нижнем углу экрана, и две отмеченные разными цветами зоны, одна большая и одна маленькая, были наложены друг на друга, что придавало им вид дерущихся амеб.
 – Если вы знакомы с историей Вулкана, – сказал Спок, – то узнаете район, контролируемый межзвездной империей, которую наши историки называют Договор Иншаи. Договор был союзом тридцати шести звездных систем, заселенных гуманоидами и негуманоидными расами в северной части Галактики. Это очень старый, довольно стабильный, достаточно сильный, чтобы противостоять экономическому и военному давлению силы, присутствующей в этой части космоса, несоюзных планет южного Конгресса. По крайней мере, Договор был способен противостоять Конгрессу до тех пор, пока кто-то не сбросил бомбу на Сигму-1014 Ориона и тем самым не уничтожил колыбель Договора, саму планету Иншаи.
 – Я думала, они так и не смогли доказать, что это была бомба, заметила Томсон, хмурясь.
 – В пользу этого говорит многое, – сказал Спок. – Звезда не подходила под заряд вспышек, и старые записи ее спектографической истории достаточно полны и непрерываемы. Она должна быть все еще там, но ее нет… С потерей Иншаи и всех ее планет сила Договора ослабла. В результате для этих видов наступили тяжелые времена, когда Конгресс Ориона вторгся на их территории и стал пиратствовать. Войны, экономические и социальные коллапсы уничтожили большую часть населения планет: голод и эпидемии добили тех, кому посчастливилось пережить вторжение.И огромные межзвездные корпорации Договора, децентрализованные, но контролируемые прежде законами Иншаи, теперь взяли власть в свои руки. Корабли компании вылетали в космос, оснащенные оружием, способным разрушить планету, чтобы сражаться за торговые пути, которые, как они считали, были им нужны. Они шантажировали целые планеты и уничтожали те, которые отказывали им в поставках. В вакууме власти даже более отдаленные миры Договора, в прошлом очень мирные планеты, такие как Этоша и Дуцул, ввязались в эту пиратскую гонку. Иначе они не могли поддержать свои технологии, большая часть которых была позаимствована на Иншаи. Они завязали торговые отношения с корпорациями или другими мирами, которые находились в таком же безвыходном положении, затем совершали нападения и грабили их, – в глазах Спока появилось мрачное выражение. Джим поежился, подозревая, что может думать вулканец о таком поведении.
 – Эти миры и корпорации являются предками сегодняшних пиратов Ориона. Но вулканцы того времени ничего не знали об этих событиях.
 Достаточно сказать, что после того, как пираты истощили самые богатые и близкие районы и свели счеты с остатками Иншаи, они обратили взоры дальше в космос. По подсчетам выходит, что электромагнитные сигналы с Вулкана были приняты примерно в тот период времени, который отмечен рождением Сурэка. Примерно в то же время, – мрачно продолжил Спок, – свет от новой звезды Сигма-1014 Ориона достиг Булхана. Позже некоторые утверждали, что это был знак небес, возвещающий рождение Сурэка. Когда через сорок пять лет все узнали, что это не так, это повергло их в ужас.
 Спок отвернулся от экрана компьютера, сложив руки на груди.
 – Еще с началом первых полетов в космос начались дискуссии о том, каков будет первый контакт с инопланетной формой жизни, – сказал он. В общем и целом событие предвкушалось жителями планеты с удовольствием или, по крайней мере, с интересом. Древняя вулканская традиция проповедует отсутствие страха перед чужаком. На Вулкане не было никакой надобности опасаться незнакомца, который пришел неизвестно откуда: каждый оказал бы ему гостеприимство. Опасаться приходилось того, кто традиционно соперничал с тобой за обладание кровом, водой и пищей. Твоим врагом был сосед, и наоборот. Так что другая жизнь воспринималась как чудо. Ко времени Сурэка уже около века велись исследования по физике и пси-технологии, необходимые, чтобы довести корабль до ближайших звезд.
 Спок сделал глубокий вздох.
 – Однако, – сказал он, – пираты Дусульхив были первыми, кто прибыл к вулканцам, и они не собирались удовлетвориться только гостеприимством. Они долго разрабатывали технологию первого контакта с планетой, которую собирались ограбить, так что она без заминок сработала на Вулкане. Пираты скрытно осмотрели планету с расстояния, недоступного для планетарных сенсоров, а затем осуществили радиоконтакты с расстояния в несколько световых недель. Короче говоря, они были приглашены в систему как гости, и группа высокопоставленных лиц согласилась встретиться с ними для установления дипломатических отношений. Но пираты прибыли в полном вооружении, и члены группы были взяты в качестве заложников или убиты. После такой акции пираты обычно начинали покорение планеты посредством требования грабительского выкупа за заложников и прямого разрушения. Черты Спока скривились в усмешке.
 – Однако, они допустили ошибку, предположив, что единство, с которым их встретили, означает миролюбивость планеты и, следовательно, ее безоружность. Их наблюдения за торговым космическим флотом Вулкана, корабли которого по древним соглашениям не имели вооружения, казалось, подтверждали это. Но пираты не знали, что планета находится в периоде, наиболее насыщенном насилием, и в действительности войны были прекращены на время переговоров с Дусульхивами. Атака пиратов была отбита очень быстро, – Спок сделал паузу. – Этот эпизод имел ужасные последствия для населения планеты. Раскол, который породила первая встреча с чужаками в умах жителей Вулкана, чуть было не привел к тому, что планета распалась на части.
 Многие говорили после этого, что единственный путь справиться с вторжениями – это вооружиться самим и нападать первыми. Другие сказали, что нельзя осквернять себя таким насилием, мы должны закрыться от остального мира на своей планете, с нашими собственными войнами, которые мы понимаем, и не давать никому приближаться к нам, будь то потенциальный друг или враг. В это время только Сурэк оказался способен править планетой, – Спок склонил голову, – и он умер от этого.
 – Смею сказать, что чужаки обвиняются и в этом тоже, – сказал Мешав мягким, поющим голосом.
 – Да, некоторыми, – подтвердил Спок. – Если, конечно, современный вулканец согласится признать у себя наличие такой унижающей эмоции, как обвинения в чей-либо адрес. Вот таков контекст, в свете которого должна рассматриваться вся остальная информация.
 Он снова вывел на экран график.
 – Такая временная шкала кажется очень далекой, я думаю, для жителей Терры, – сказал Спок. – Это как если бы человек с Земли испытывал чувство враждебности по поводу чего-то, случившегося во времена строительства пирамид. Но расовая память людей Земли более милосердна, это неопределенная и спорадическая вещь по сравнению с четкостью расовой памяти вулканцев. Эти воспоминания гораздо ближе нам, чем любой сон, они легко извлекаются из подсознания и не устаревают. Они являются опытом, который приобретается посредством прямого или косвенного энграмного имплантирования, через ней талант, о котором я, по традиции, могу сказать совсем немного. Каждый вулканец воспринимает эпоху Сурэка и события, произошедшие в то время так, как будто он сам жил в то время, и реакция редко бывает одинаковой.
 – Но логика… – вставил Харб Танцер.
 – Не надейтесь, – пробурчал Маккой. Спок кивнул:
 – Доктор, к сожалению, прав. Логика – это не болезнь, которую вулканцы умудрились подхватить, хотя жители Терры и пытаются представить это именно так. Это образ жизни, который проникает в одних гораздо глубже, чем в других. Точно так же та или иная религия, или та или иная философия могут оказать на одного жителя Земли гораздо больший эффект, чем на другого. Мы похожи друг на друга не больше, чем схожи друг с другом жители Земли. Некоторые из нас будут подходить к отношениям с землянами и Федерацией с позиции логики, другие – нет.
 – Я подозреваю, – сказал Джим, – что это и есть те, кого нам надо опасаться.
 – Не обязательно, – ответил Спок. – Похоже, что как раз самые логичные возглавляют поход за выход Вулкана из Федерации.
 Он снова коснулся клавиш на компьютере.
 – Здесь представлен английский вариант официального коммюнике, который был отправлен в Высший Совет Федерации, – сказал Спок. – Вы можете отметить формулировку, которая здесь приведена. Это желание изъять статьи, касающиеся союза Вулкана с Федерацией. Документ поступил от хр-Кхаш-тэ, одного из законодательных органов Вулкана.
 Другие два органа – их названия переводятся, как «Группа предложений» и «Группа внесения поправок», существует только для того, чтобы издавать и изменять законы. Но хр-Кхаш-тэ, «вычеркивающая Группа» занимается тем, что накладывает вето на законопроекты. Это самый легкий путь внесения поправок. Для других двух органов требуется подавляющее большинство голосов, чтобы провести закон. Для отмены же закона требуется только четвертая часть от двух тысяч шести голосов этого органа. Идея заключается в том, что необходимый закон должен проходить почти единогласно, а принятие или изменение закона слабого легко приостановить.
 – Очень логично, – сказал Скотти.
 – Но этим так же очень легко воспользоваться, – отметил Спок. Пришлось делать основной упор на правила логики, чтобы оберегать нужные законы от нелогичного изъятия, а слабые – от нелогичного утверждения. Иногда это происходит. Боюсь, что Вулкан – далеко не рай.
 – Это для меня новость, – вставил Маккой. Спок бросил на него взгляд.
 – В любом случае, систему можно нарушить, что часто случалось. На Вулкане есть множество партий и групп, которые находят союз планеты с Федерацией и, в частности, с Землей неэтичными по большому количеству причин. Некоторые… многие считают, что не может быть никакого союза с видами, которые путешествуют по Галактике с оружием. Такая ассоциация, говорят они, оказывает развращающее влияние на правила мира и логики. Эти группы указывают на постоянно увеличивающееся число вулканцев, поступающих на службу в Звездный Флот, и на факт того, что иногда им приходится, согласно присяге, носить оружие, не говоря уже о его применении. Они утверждают, что это начало разрушения вида и потенциального возвращения к военному времени, когда планета чуть было не рассыпалась в прах, – он несколько смущенно посмотрел в глаза собравшимся. – Долгое время мой отец был одним из самых ярых приверженцев этой теории и, как я понял из разговора с ним, его вызвали на планету, чтобы дать показания в ее защиту. Он очень сильный докладчик.
 – Подожди, Спок, – заявил Маккой. На этот раз он выглядел полностью проснувшимся, хотя по его лицу невозможно было прочесть, что он думал. – Ты ведь не хочешь сказать, что кто-то может заставить твоего отца выступать против его воли. По-моему, заставить Сарэка не так-то просто.
 – Действуют силы, доктор, рассказывать о которых можно долго, сказал Спок. – Сомневаюсь, что даже я в силах понять их все: я слишком долго не был дома. Но если Т'Пау призывает вулканца давать показания, то у нее достаточно власти, чтобы проследить за выполнением. Т'Пау, без сомнения, считает, что у нее есть основательные, стройные, логические аргументы, достаточные для того, чтобы добиться желаемого результата.
 Это вызвало минутное молчание. «Весь Вулкан в одной упаковке» однажды назвал ее Джим и был прав. Т'Пау была единственной, отказавшейся от места в Высшем совете Федерации. Кроме того, она была стара и сильна. Джим все еще не понимал ее. Его краткой встречи с ней в доме Спока было более чем достаточно. Он все еще чувствовал на себе прикосновение обжигающего солнца, этот жесткий, сухой взгляд, глаза, которые смотрели на него безразлично, но за ним скрывались постоянные вычисления, которые заставили бы даже компьютер попроситься на отдых.
 – Это она стоит за выход Вулкана из Федерации? – спросил Джим.
 – Я не знаю, – ответил Спок. – Это одна из тех вещей, которые мы должны выяснить. Я знаю одно: проблема, которая на данный момент существует, не зашла бы так далеко без ее одобрения… по крайней мере, молчаливого согласия.
 Джим кивком просил Спока продолжать.
 – Как я уже упоминал, эти группы существуют на Вулкане сотни лет.
 Группы, которые хотят изгнать нас из боязни того, что Вулкан будет осквернен, насчитывают в своих рядах большое членство и они очень популярны, но существуют также и группы, которые верят, что мы нарушаем ваши права. Нельзя допустить, чтобы наш образ жизни оказался вам во вред.
 Брови Маккоя поползли вверх.
 – Прежде, чем услышать ваше одобрение, доктор, – продолжал Спок, – я, возможно, должен заметить, что эти группы также находят логичным и резонным выход из союза с людьми. У некоторых из них крайние взгляды. Они считают, что людям гораздо лучше лазить по деревьям, как это было давным-давно, до того, как они узнали о прямохождении, огне и геноциде. – Маккой открыл было рот, но снова закрыл его.
 – Что они предлагают, – сказал Спок, – вы можете сами представить. Или, возможно, вам лучше этого не делать. Но одна вещь кажется мне наиболее интересной: это то, что никогда раньше эти группы, будь то мелкие или большие, не приходили к тому, чтобы объединить свои усилия. – У них всегда было много разногласий.
 Складывается впечатление, что многие разногласия были забыты, а скорость произошедшего вызывает у меня подозрения.
 – Т'Пау? – спросил Маккой.
 – Неизвестно, – ответил Спок. – Но похоже на это. Она действительно во многих смыслах олицетворяет собой нашу планету, как древнюю ее сущность, так и современную, но в течение двух столетий она позволяла событиям идти своим чередом даже во времена более страшные, чем эти. Кажется нелогичным, что Т'Пау взяла курс против Федерации, очень болезненный курс для планеты. Это доказывает наличие вопиющих пробелов в ее логике – не видеть, что такое положение назревает и не предотвратить его гораздо раньше. – Спок сцепил пальцы и смотрел в пустоту. – Я думаю, нам нужно искать того, кто стоит за объединением, где-нибудь в другом месте. Надеюсь, у нас будет время, чтобы вычислить, где именно. Но время будет очень ограничено.
 – Как скоро это произойдет? – спросил Скотти. Спок склонил голову набок.
 – В основном это будет длиться до тех пор, пока население планеты находит интересным и поучительным выслушивать все это. В худшем случае эта процедура займет не более недели. Вычеркивающая группа уже дала согласие на то, чтобы закон, делающий Вулкан частью Федерации, был изъят из законодательства. В обычном случае закон уже был бы объявлен недействующим. Но Т'Пау выступила в Высшем Совете Вулкана с предложением вынести эту поправку на голосование. Она сказала им, я думаю, что вопрос слишком важный, чтобы оставлять его на суд законников.
 Бровь Джима поползла вверх.
 – Итак, я понимаю, у нас есть неделя для того, чтобы обсудить этот вопрос на общественных каналах связи.
 – Может быть, неделя. А, может быть, больше. Прежде всего большинство избирателей должны потребовать приостановления дебатов, и только затем начнется голосование на самом Референдуме.
 – И что, кто-нибудь из них действительно будет обращать внимание на этот балаган? – поинтересовался Маккой.
 – Доктор, – сказал Спок, – в современном вулканском языке слово «идиот» берет свой корень от древнего сложного слова, означавшего «тот, кто не принимает участие в гражданских мероприятиях.» Девяносто восемь процентов вулканцев несут какие-либо общественные нагрузки с того момента, как им исполняется двести лет. Они обязательно будут участвовать.
 Маккой выглядел несколько ошеломленным.
 – Дебаты будут продолжаться до тех пор, пока большинство зрителей не потребует, чтобы они прекратились, – сказал Спок. – Около двух миллиардов, я думаю. Точное число избирателей будет определено к началу голосования. Многие голоса будут зависеть от того, что будет сказано на дебатах, и кто будет выступать, хотя, я полагаю, что многие для себя уже все решили.
 – Что ты хочешь этим сказать? – спокойно спросил Харб Танцер. На чью мельницу ты льешь воду?
 Спок посмотрел на него долгим, внимательным взглядом.
 – Я еще не принял решения, – сказал он. – Оно должно быть продиктовано логикой, особенно потому, что за мной будут следить так же внимательно, как и за вами, капитан.
 – Понятно, – сказал Джим.
 – Если доверие ко мне пошатнется, – продолжил Спок, – то же самое будет и с курсом Федерации. Я должен быть очень осмотрителен. Но вопрос слишком сложен… и, может так случиться, что лучшим способом поддержать Федерацию будет выступление против нее.
 После этого наступило долгое молчание.
 – Значит, после дебатов, – сказал Маккой, – будет голосование? А если большинство проголосует за то, чтобы остаться в Федерации?
 – Тогда мы снова выйдем на патрулирование, – ответил Джим.
 – А если вулканцы проголосуют за выход?
 – Тогда будут отменены все соглашения по торговле и обороне.
 Частные соглашения по желанию всех вовлеченных сторон будут подвергнуты новым обсуждениям. Но все граждане Вулкана должны будут вернуться на постоянное место жительства на Вулкан. Все вулканские базы и корабли, находящиеся на службе Федерации, вернутся на планету, весь вулканский дипломатический персонал, военные корабли и их команды будут отозваны, – сообщил Спок. – Те, кто не выполнит приказ, будут лишены гражданства на Вулкане и изгнаны, – Спок поднял глаза. – Вы будете мертвы для нас.
 Молчание, последовавшее за этим, было продолжительным.
 – Еще вопросы? – спросил Джим. Вопросов не последовало.
 – Очень хорошо, – сказал Кирк. – Отчет по этому совещанию завтра будет роздан команде: отметьте это в своих планах. Все свободны, увидимся с вами позже, на вечеринке. Мистер Спок, доктор, не могли бы вы задержаться?
 Комната опустела. Джим потянулся, пытаясь избавиться от ломоты в спине, которая всегда появлялась во время долгих совещаний. Когда двери за уходившими закрылись, он спросил Спока:
 – Каковы шансы?
 – Вулканского выхода? – сказал Спок. – Очень высоки. Я уже несколько месяцев прорабатываю на компьютере всю относящуюся к данной ситуации информацию. Шансы на это в настоящий момент приближаются к цифре порядка семидесяти процентов.
 Маккой тихо присвистнул.
 – Да, не самые лучшие шансы, чтобы делать ставки, – сказал он.
 – В таком случае, пришло время их изменить, – заявил Джим.
 Маккой уставился на него.
 – Как?
 – У меня нет ни малейшего понятия. Но встречи нашего корабля с Вулканом никогда не происходят по правилам, ты это заметил?
 Боунз улыбнулся.
 – Ты хочешь, чтобы я высмеял целую планету, – сказал он, – тогда я лучше подамся в кухарки. Что ты задумал, Джим?
 – Я действительно не знаю. Просто вы оба держите ушки на макушке и сообщайте мне все, что, по вашему мнению, я должен знать. Спок, смогу ли я спокойно переговорить с твоим отцом, когда мы достигнем Вулкана?
 – Почти наверняка. Я думаю, он тоже этого хочет.
 – Хорошо, – Джим снова потянулся в кресле и заложил руки за голову. – Мы не собираемся так легко расстаться с лучшим первым офицером, да и с остальной частью планеты тоже.
 Он поразмыслил минуту, затем сказал:
 – Идите оба. Увидимся на вечеринке. Они вышли. Через какое-то время Джим наклонился вперед, чтобы коснуться консоли управления экраном. Графическое изображение исчезло, уступив место темноте космоса и звездам, несущимся по нему беззвучными потоками света. Он положил подбородок на руки и уставился в темноту, размышляя…




 Глава 2
 ВУЛКАН – 1


 Одна из ошибок, которую обычно допускают люди – это представление о постоянстве местоположения планет в мире. Мы обычно говорим о координатах планеты так, как будто их можно обозначить на карте и, проснувшись на следующий день, найти ее там же, то есть на том же самом месте. (Вы действительно найдете ее, но только потому, что компьютер постоянно обновляет звездные карты, принимая во внимание те полтора миллиона миль, которые прошла по своей орбите ваша планета со вчерашнего дня, и те миллионы миль, на которые удалилась интересующая вас планета за это время…) Люди любят поговорить и о Большом Столкновении, делая вид, что их не очень волнует, как это произойдет в действительности, как и не интересуют изменения, которые происходят в картине вселенной беззвучное перемещение на огромные расстояния гигантов. Путешествие звезд дает нам представление о масштабности галактических изменений. В то время как жалкие цивилизации исчезают с лица Вселенной за какие-то десятки миллионов лет, равнодушное движение галактик происходит с достоинством и неподражаемым величием. Живым существам трудно увидеть пути, которыми галактики с ревом несутся через Вселенную, швыряя себя вперед, клубясь, изменяясь при каждом вращении, изменяя свои звезды и миры: звездные системы то сближаются, то разлетаются друг от друга, гроздь планет изменяет свою форму, звезды вспыхивают, умирая, чтобы родиться заново из разорвавшихся остатков – безумная игра в космический биллиард продолжается бесконечно в своем изумительном безумстве. Наша галактика вместе с миллиардами планет и цивилизаций тащит нас с собой, не слыша наших протестов, по пространству, размеры которого насчитывают тысячи кубических световых лет, со скоростью, которую легко может превысить космический корабль, но не сможет сохранить на триллионы лет.
 Принимая все это во внимание, совершенно бессмысленно фиксировать какой-либо участок Космоса, чтобы сказать: «Вулкан был рожден здесь».
 Рождение произошло три миллиарда лет назад и происходило многие световые годы. Возможные конкретные точки рождения, покрытые мраком космоса, скорее представляют собой оболочку электрона, нежели то, во что можно ткнуть пальцем. В действительности компьютеры могли бы вычислить этот след, но для чего? Множество звезд пронеслось через это место, еще больше пройдет через эту точку, прежде чем Вселенная погрузится во мрак, и звезды потухнут. Сейчас в этой точке находится звезда с рентгеновским излучением, используемая Федерацией для навигационных целей. Но к завтрашнему дню маяк будет уже за три миллиона миль отсюда, и это пространство «опустеет». Все движется, и именно в этом, как ни парадоксально, лежит основа стабильности.
 Мы можем зафиксировать в пространстве искомую точку, движущуюся по той самой полосе, на которой располагаются предполагаемые места рождения планет. Но на семидесяти процентах этой полосы можно увидеть только пустой космос.
 С точки зрения науки, космос, конечно, далеко не пуст. Его заполняют невидимые силы и пути, поверхностные искривления гравитации, случайные нематериальные «бутылки Кляйна», пронизывающие пространство, как червоточины яблоко, неисследованные и непонятные «нити», которые не состоят ни из материи, ни из энергии, которая определяет саму структуру космоса. Частицы и энергия, протекающие через эти пути, сталкивались, подобно каплям дождя, стекающим по водостоку. Так это было, когда первое поколение звезд галактики сформировалось из столкнувшихся темных призраков-облаков газа и пыли. Тогда бессчетные частички пыли собрались в некую гравитационную массу, сжались, медленно, либо скачком, в переходе к состоянию звезды.
 Немногие из этих самых древних звезд имели какие-либо планеты.
 Свободная энергия в этой ранней, формирующейся галактике была просто нарасхват, и очень немногие звезды «что-либо делали» с доступной им частью энергии, кроме того, чтобы воспламенять себя. Но меньшинство, имевшее планеты, если так можно сказать, стало колыбелью жизни. Время и жизненный цикл самых старых звезд давно уничтожили все следы ранних форм жизни. Многие звезды, взорвавшись, превратили свои планеты в пар или просто смели жизнь с их поверхности, и истории их цивилизаций недоступны для нашего познания. Группа других миров, которым повезло больше, все еще располагает легендами, рассказывающими о зарождении жизни. К этим мирам относятся и те, которые были первым домом для видов, подобным Органианцам и Метронам, которые с течением времени стали пилигримами и пережили свои миры на миллионы лет, пока, наконец, не променяли существование своих тел на бытие в виде энергии или чего-то другого. Сколько еще бродит этих существ по галактике (по нашему определению они бессмертны), которых не беспокоят ни космос, ни время, ни законы физики – никто не знает этого, Однако, наш интерес не касается старых звезд, ставших в основной массе карликами бело-желтого цвета. Нас интересует второе поколение звездных формаций, которое астрономы называют Заселением-2. Плоский звездный овал юной галактики, путешествующей через обрывки и путаницу «нитей», начал растягиваться, вернее вынужден был растягиваться под давлением этой путаницы, на фоне древнего мрака. Вращение этого овала способствовало тому, что от него в космос потянулись «руки», сначала в виде грубой формы столбов, исходящих из концов овала, затем они стали завиваться в грациозные, сияющие дуги спиралей. Громада из межзвездного водоворота и пыли, вся залитая светом звезд первого поколения, была стянута невообразимо мощными связующими силами гравитации. «Руки» множились, галактика стала похожа на колесо велосипеда в водовороте из пыли и света. Пыль снова собралась и сжалась в биллионы раз под действием гравитации, сетевая структура, на этот раз еще более сложная и комплексная, – все это собралось, вспыхнуло и запылало голубым, рассыпавшимся на миллиарды световых лет, огнем. Миллиарды этих звезд второго поколения родились по воле сил, господствовавших в «руках», и почти у каждой звезды появились планеты.
 И здесь масштаб времени, о котором идет речь, опять смущает нас. Вы можете сами выбирать для себя: разгоралась ли она медленно, подобно тому, как раскаляются угли, или это был взрыв небесного огня. Жизнь перешла к бытию, слабая, но яркая…
 В целом процесс был поступательным, но были и взрывы более активного формирования звезд. С помощью такой «модели образования» около восьми биллионов лет назад появились многие нынешние звезды Федерации, в частности оба Солнца и 40 Эридана. Земля появилась позже.
 40 Эри, как астрономы называют кратко вулканскую звездную систему, сформировалась ранее примерно на шестьдесят миллионов лет – разница, едва ли достойная упоминания по планетным масштабам.
 Но во времена, о которых говорим, нельзя было рассмотреть и намека на какой-либо из этих миров. Межзвездная пыль была почти незаметна, особенно без соседства солнца, которое может заставить ее засиять в своих лучах. В этой местности были почти не задействованы триллионы тонн пыли – вполне остаточно, чтобы слепить пять «твердых» планет, три газовых гиганта и звезду… Вот здесь и начина вся история.
 Формирование солнечной системы Вулкана в основном было типичным для так называемой «планетной формации», о которой знает каждый школьник. Пыль и газ собираются в темноте, кружась в водовороте подобия галактической спиральной структуры. В маленькой копии спиралевидной «руки» сгущается вещество, собираясь в ураганные водовороты, затвердевает по направлению к сердцевине и начинает притягивать все больше и больше частиц постепенно гравитация становится силой, с которой приходится считаться. Конечно, вам пришлось бы захватить с собой фонарик, чтобы увидеть все то, потому что во времена, о которых идет речь, ничто не могло рассеять всепоглощающего мрака, разве что холодный, еле заметный свет далекой, отделенной огромным, заполненным пылью пространством, галактической сердцевины. Галактика Млечного пути была в эти времена еще сравнительно молода – всего три биллиона лет. Она только-только начала развиваться и находилась на ранней стадии спиралевидной структуры, и на расстоянии (если бы там оказался кто-нибудь, кто мог наблюдать) она показалась бы тесно упакованным овалом с вкраплениями света первых сгустков звезд и сине-белых гигантов Заселения-1. Но тесная упаковка ее была иллюзией. Повсюду царствовала пустота, кроме, конечно, тех окрестностей, о которых мы говорим. В этом пространстве происходило рождение трех звезд.
 Поначалу они были похожи на огромные, пылающие шары, медленно сжимающиеся под напором гравитации в кроваво-красном горении, затем в желтом и белом. Наконец они прошли критическую точку, в которой гравитация превосходит атомные силы, оголяя атомы, превращает их в плазму, и начинается атомная плавка. Одна из звезд, самая большая, сияла белым огнем. Две другие, гораздо меньших размеров, горели оранжево-желтым и золотым соответственно своей величине. Они сформировали настоящую тройную звезду, или, точнее, громадина была равна по массе двум другим вместе взятым, но все они сформировались из далеких сегментов одного и того же облака и в разной степени гравитационно влияли друг на друга. Две меньшие звезды тут же перешли на более близкие орбиты. В некоторой степени это было следствием их резкого старения, так как обе преждевременно коллапсировали в карлики – одна с гиперплотностыо и белого цвета, а ее компаньонка сравнительно легкая, красная, необыкновенно малых размеров.
 Карликовая пара и белый гигант были дальними соседями. Каждый из них стал бы очень яркой звездой в небе другого, но ни одна не может приблизиться к другой настолько, чтобы осветить чужие, еще не родившиеся в те времена миры. Они проведут остаток жизни, вращаясь друг против друга, вокруг основного и меньшего центров гравитации, если не произойдет ничего катастрофического. А такие вещи случались раньше с другими составными звездами.
 Одна из ближайшей пары может быть слишком большой, может загореться бело-голубым, стать нестабильной, взорваться и коллапсировать в черную дыру. Затем она будет проводить тысячелетия, высасывая по длинной смертельной спирали плазму из своего соседа, который сначала будет похож на гравитационное надгробие, потом просто на шелуху. Иногда другие звезды могут разорвать счастливую пару или троицу, отрывая одну из звезд силами притяжения. Но в случае, о котором мы говорим, этого не случилось. Эффект притяжения красного и белого карликов на белый гигант был минимальным, и звезды 40 Эридана прошли долгий и не омраченный происшествиями путь, в то время как их планеты конденсировались.
 Этот процесс начался в то время, когда сами три звезды только начали коллапсировать. Теперь он резко ускорился из-за солнечных ветров, генерированных выросшими магнитными полями расплавленной массы. Спиральные «руки» облаков пыли вокруг них представляли собой широкие ленты, которые постепенно начали сгущаться. Некоторые сгустки пыли, те, что были на самом большом расстоянии от 40 Эри А, перешли в более легкие элементы и стали газовыми гигантами. Четыре планеты, три из которых были ближе к большой звезде, собрали тяжелые элементы, чтобы создать стандартное железоникелевое ядро и силиконовосодержащую кору «твердой» планеты. Ни на одной из них не зародилась жизнь. Три были приближены к звезде и слишком горячи, дальняя оказалась чрезмерно холодной. Но на четвертой по счету орбите от 40 Эри А происходили странные вещи. Обычно возникает сгусток, который настолько велик, что способен притянуть к себе другие посредством гравитации и соединить их в единую планетную массу. У этого процесса могут быть и другие варианты. Два сгустка, примерно равные по размеру, могут начать вращаться друг вокруг друга в пределах пылевой ленты, или, скажем, облако пыли может закружиться в водовороте, развивая два центра сгущения материи на своей эллиптической границе, и вещество будет притягиваться к обоим этим центрам, фактически, механизм этой формации до конца не ясен. Но результат этих процессов всегда один и тот же: два тела вращаются друг вокруг друга, разделяют один центр гравитации, оба создают планетарную или околопланетарную массу. Это двойная планетарная система.
 Такие системы встречаются гораздо чаще, чем можно предположить.
 Земля и Луна представляют одну из этих систем, хотя в наши дни немногие люди осознают это. Очень популярно среди масс представление о том, что Луна является спутником Земли. Но Луна не отвечает основному признаку спутника: при вращении она движется только в направлении звезды и никогда в противоположную звезде сторону. Настоящий спутник, или «луна», находится в полной гравитационной власти главенствующего тела, и время от времени его движение пролегает в противоположном направлении от местонахождения звезды в сердце системы. Бедная, неверно названная Луна, не делает этого никогда… оставляя нам лишь лаконичные заявления астрономов о том, что хотя спутник может быть иногда луной, Луна не является спутником. Пример Земли и Луны дает нам возможность понять, насколько хрупким может быть баланс такой системы в процессе ее формирования. Если один из партнеров получает слишком много тяжелых элементов, «обманывая» другого, то у последнего может никогда не образоваться атмосфера, либо он может потерять ее, что, как думают астрономы, и случилось давным-давно с Луной. Есть пары, в которых баланс внезапно меняется из-за влияния других, пролетающих мимо тел, что заставляет обе планеты терять свои газообразные элементы. А без атмосферы, по крайней мере на планете, пригодной для появления жизни на угольной основе, такая жизнь никогда не возникнет.
 Когда формируется система двойной планеты, баланс может быть нарушен любой мелочью.
 Пара, которая формировалась на четвертой от 40 Эри А орбите, была счастливее других. Одна планета, более крупная, сохранила свою атмосферу (хотя тогда она была тонкой и горячей). Она также сохранила воду, без которой жизнь не смогла бы, возможно, никогда зародиться на большой планете. Большому миру принадлежала значительная часть железа и никеля, которые молено было извлечь из первородного облака. Большая часть этих элементов была похоронена в кипящем сердце, а крохотные остатки можно было найти хаотично разбросанными по поверхности планеты в виде окиси железа.
 Вторая планета, немного изменившая плотность элементов, вышла на орбиту своего партнера, что, как оказалось, привело ее в опасную близость с Вулканом. Редко кто не смотрел на нее со страхом. Особенно заметно это чувство овладевает землянами, привыкшими к маленькой, холодной, далекой, серебряной Луне, когда они смотрят на разбухшую, горящую массу, закрывающую треть вулканского горизонта и движущуюся над краями планеты, практически касаясь их. На ее поверхности, особенно в темную фазу, видны действующие вулканы.
 «У Вулкана нет луны», – многие вулканцы слышали это утверждение, которое с научной точки зрения действительно верно.
 – Это верно, черт подери, – заметил один землянин, – у Вулкана есть свой кошмар.
 ТгХут – название меньшей планеты на вулканском языке. Это слово женского рода, образованное от «наблюдатель», глаз, который открывается и закрывается, но, как гласит легенда, видит всегда, а в темноте даже лучше, чем при свете дня. «Чарис» – позже назвали ее земные астрономы в честь мифологической хариты-жены бога-кузнеца Вулкана. Никто в действительности не знает, что вулканцы думают о самом имени «Вулкан». Они были достаточно вежливы, чтобы принять его как стандарт номенклатуры Федерации. Но у них есть свои имена для их мира и, по крайней мере, одно, которое они не говорят никому.
 Но все это было задолго до появления имен и тех, кто их давал.
 Обе планеты скользили вокруг их сияющего светила в течение многих и многих веков, а звезда и ее крохотные компаньонки тащили их через новую «руку» галактики, вулканы и землетрясения разрывали все вокруг.
 В эти времена планета была похожа на популярные изображения Вулкана: красно-коричневая пустошь, развороченные камни и пламя. Но изменения витали в воздухе, вулканская атмосфера медленно наполнялась дымом и влагой, а время от времени – облаками и дождем. На сегодняшнем Вулкане трудно себе вообразить картину первого льющегося дождя, сконденсированного из атмосферной влаги… Годами шел водяной поток, без разбора смывая медленно поддающийся вулканический камень и смешивая в самые неожиданные комбинации минералы на будущем дне.моря.
 Но данные раскопок совершенно ясно говорят о том, что Вулкан, на котором сейчас девяносто восемь процентов иссохшей земли, был когда-то на девяносто восемь процентов заполнен водой – несколько островов и ничего больше, только новое горячее море. ТгХут поднималась тысячи лет из-за горизонта, чтобы увидеть свое угрюмое, раскаленное отражение в диких водах. Это был период, который по космическим масштабам длился недолго, но он был достаточно продолжительным, чтобы свершилось чудо.
 Природа чуда настолько же неясна, насколько необъяснимо формирование двойных планетных систем самих по себе. Предположительно, конечно, мы можем рассмотреть то, что доказали лабораторные тесты: в воде присутствовали необходимые элементы, нуклеиновые кислоты были готовы собраться вместе, чтобы сформировать одну, более комплексную, продолжительный инкубационный период, воды моря с температурой, близкой к температуре кипения, и содрогающиеся от громовых раскатов, а затем и разряды молний. Это все, что было необходимо. Анализ пластов почвы в местах, которые когда-то были дном водяной феерии, говорят о том,.что моря Вулкана были скорее похожи на жижу, смешанную с паром, чем на кипящий суп: более густые и богатые по содержанию нуклеиновых кислот, чем первоначальные смеси, присутствовавшие в большинстве миров с карбонными формами жизни. Огромное разнообразие форм присутствовало там на основе свободных молекул. Сейчас существует множество теорий о том, как сформировались вулканские аналоги ДНК и РНК. Скорее всего, это было результатом соединения нескольких соперничающих комбинаций друг с другом для того, чтобы выжить в этих темных водах. Некоторые находят достаточно смешным то, что даже в самые ранние периоды жизни на Вулкане уже проходили своего рода «боевые действия».
 Но после того, как образовались первоначальные комбинации ДНК, и гневные воды умерили свой пыл, казалось, что мир воцарился надолго.
 Это была, конечно, иллюзия: примитивные, древние водоросли, растения и другие формы жизни, у которых нет аналогов в мире, боролись друг с другом под водой. Внешне же планета выглядела совершенно спокойной.
 Прошло много тысяч лет, радикально изменился климат, прежде чем первое существо выползло из отступающей от берегов воды цвета крови, чтобы под палящим солнцем зарыться в песок. До того, как это случилось, мир, который потом станет Вулканом, спал под поверхностью моря, могучий и безмолвный, Только ТгХут смотрелась в него с высоты. Они вращались с Вулканом вокруг своего горящего солнца, солнце – вокруг крохотных красного и белого партнеров, и вместе они, танцуя, летели в космосе по расширяющейся ветви галактики: жизнь собирается встретить жизнь. И кто знал, какими будут последствия…




 Глава 3
 «ЭНТЕРПРАЙЗ» – 2


 Вечеринки, которые на корабле устраивали для того, чтобы поделиться впечатлениями после продолжительного отпуска, всегда носили весьма специфический характер. Некоторые корабли в Звездном Флоте были известны своими классическими собраниями с тяжеловесным протоколом и обильной пищей. Некоторые устраивали танцы только потому, что это принято. Некоторые же (в особенности те, командование на которых предпочитало жесткое соблюдение приличий, как, например, вулканцы и андорианцы) проводили то, что называли итоговыми дискуссиями. И, конечно, были корабли, которые закатывали откровенные пирушки.
 «Энтерпрайз» определенно относился к последним. Это вынуждало начальника Отдела отдыха несколько поднапрячься, что он был не против делать это время от времени.
 Харб Танцер был отпрыском Диаспоры. Короче говоря, он прибыл с планеты, на которой осела первая волна колонистов с Земли в ранний период двадцать второго века. Они были крепкими людьми и передали эту крепость своим детям. Позже у них произошли мутации, так как корабли ранних поколений не были полностью защищены от радиации, и дети Диаспоры имели тенденцию к ранней потере волос, а если они их все-таки сохраняли, то волосы отливали серебром седины. Харб относился к последним, и пышная, непокорная грива была первым признаком, по которому новенькие члены команды узнавали его на расстоянии. У него было крепко сбитое тело – признак возраста, так как Харб (как он сам говорил) «толкал перед собой трехзначное число лет». Позже новички уже издали узнавали широкое, добродушное лицо, почти без морщин (это было тоже последствие мутации), кроме тех, что образовались от смеха вокруг глаз.
 Харб стоял в Рэк Один, основном зале «Энтерпрайза», предназначенном для развлечений, и обозревал заполненное толпой, шумное место с большим удовлетворением. Это была его «трудовая нива» место, где начальник Отдела отдыха выполнял основную часть своей работы. Это не всегда просто. – помогать команде наслаждаться играми: должна была пройти большая подготовительная работа, но результаты стоили того. Его работа заключалась в подготовке вечеринки, как то: подобрать достаточное количество мебели и расставить ее с наибольшим комфортом. К тому же нужно учитывать, что денебианец, гибкий перевертыш весом в полтонны, привыкший сидеть в чем-то, что походило на чашу для салата, нашел бы кресло совершенно бесполезным. А что делать с таким членом команды, как Мизарту, полудраконом-полупитоном длиной около двадцати футов? – или Ирдешь (с силиконовой основой), таким хрупким, что неловкое, поспешное движение может разнести его на мелкие кусочки, как оконное стекло? Их обычные нейтрализаторы гравитации были хороши для ежедневной деятельности, но в толпе может случиться всякое. Для Мизарту Харб украл (ну, не украл, а временно экспроприировал) несколько комплектов стоек из корабельного гимнастического зала, так что теперь он мог обвиться вокруг них и беседовать со всеми присутствующими о философии, от души накачиваясь аммиаком с содовой. Для Ирдешь Харб наложил лапу на инерционные нейтрализаторы, которые принес из физической лаборатории, так что теперь все представители Ирдешь могли летать, подобно огромным хлопьям снега, каковыми они, в принципе, и были, и совершенно не опасаться удара локтем или толчка танцующих, так как нейтрализаторы «впитывали» всю силу удара, совершенно изолируя тело.
 Когда вопрос с удобствами был решен, необходимо было позаботиться о провизии.
 Больше об этом никто не беспокоился, это уж точно, так как все столы были завалены пищей, а вокруг члены команды, которые ели, пили и болтали друг с другом. На вечеринке был организован буфет, ведь досадно заказывать деликатес со склада и дожидаться, пока тебе его телепортируют. К тому же заказы сыпались так часто, что компьютер иногда приходил в замешательство. Кроме того, непредвиденные несчастные случаи, которые случались при транспортировке как с людьми, так и с пищей, нельзя было полностью предупредить. Так что Харб предпочитал делать это по старинке – готовить блюда заранее и держать их в статичном поле низкого уровня так, чтобы холодные полуфабрикаты и пирожные с крахмальной основой не портились. Что касается напитков, то, к счастью, за ними нужен был небольшой присмотр: у жидкостного синтезатора был только транспортер местного радиуса действия, который использовался для того, чтобы доставлять из запасников корабля бокалы, вишни, бумажные миниатюрные зонтики и тому подобное. Он функционировал нормально с того времени, когда произошел сбой из-за того, что кто-то попытался синтезировать в нем сметану. Харб улыбнулся, вспомнив об этом, хотя и надеялся, что никто не попытается повторить это сегодня.
 Во всех углах зала люди занимались тем, чем занимаются обычно в Рэк Один, то есть играли до умопомрачения, правда, сегодня их было больше, чем всегда. В ночь праздника обычная трехсменка отменялась с тем, чтобы вся команда могла посетить пирушку. Члены команды, свободные от смены, появившись на вечеринке, очень скоро отправлялись заменить своих занятых работой коллег хотя бы ненадолго. Расписанием жонглировали, как хотели, до тех пор, пока компьютеры персонала (те, которые были наделены искусственным интеллектом) не начинали бурчать по этому поводу. Все пространство было заполнено до отказа. Вокруг каждого игрального стола собрались толпы, бросая замечания и от души хохоча, попутно пытаясь давать игрокам полезные, и не совсем полезные советы. Группы людей и инопланетян – членов команды болтали, кричали, рассказывали истории, визжали, выли и пели такими голосами, которые только можно отыскать в Федерации самых разнообразных планет. Конечно, все говорили на одном языке благодаря работе универсальных переводчиков, но звуки от трех сотен самых странных и нелепых голосов создавали такую какофонию, которую Харб не променял бы на весь мир и спокойствие во Вселенной.
 Одна группа была самой большой: сорок или пятьдесят представителей самых разных планет заняли большой партер и создали особенную, удивительную гармонию. Многие из них принесли инструменты.
 Там были гитары, как акустические, так и электро, велодикас, а Ухура, как всегда, держала в руках вулканскую. арфу Спока. Но больше всего привлекало внимание то, что один из углов был занят членами струнной команды, духовой группой и джаз-бандом звездного корабля «Энтерпрайз». Эта группа играла для публики один или два раза в неделю, просто для развлечения или на вечеринке. Она состояла из трех банджистов, один из которых – Аларшин – привлекал всеобщее внимание своей техникой игры на струнах тремя руками, пианиста с переносным инструментом, одного тенора и одного сопрано саксофона и синтезированного ударника (синтезирован был музыкант, а не инструмент).
 Харб наблюдал за ними с некоторой озабоченностью. Они были в веселом настроении, но, возможно, излишне веселом для людей, которые только вернулись из отпуска. Их энергетический уровень, похоже, был слишком высок и имел признаки нервозности. Харб это знал хорошо, так как видел такое и раньше, когда корабль шел в опасную зону. Сейчас же ему ничего не оставалось делать, кроме как наблюдать и дать возможность возбуждению иссякнуть самому, будучи всегда рядом, чтобы предложить помощь в случае необходимости. Харб начал пробираться к группе, различая обрывки разговоров, приветствуя по пути знакомых, наблюдая за столами, мимо которых он проходил, чтобы заметить, на каком уровне держится обеспечение пищей. – Харб, – сказал кто-то ему прямо в ухо. Это был довольно густой голос, синтезированный игровым и голографическим компьютером. Благодаря его подавляющей сложности и комплексности он был способен иметь интеллект, и Харб позаботился о том, чтобы ему ввели таковой, о чем временами даже сожалел. У его компьютера был своеобразный характер, и время от времени он отказывался признавать, что является собственностью Харба, а не принадлежит сам себе.
 – Какие новости, Мойра?
 – У нас закончилась луковая подлива. Компьютер повращал «глазами» немного, чтобы удостовериться, что слышит только Харб.
 – Так сделай еще.
 – Не могу. Со склада говорят, что у них иссякли запасы исходных для сметаны. Похоже, их не заказывали в этот раз.
 Харб, вздохнув, пробурчал себе под нос какую-то грубость на идиш.
 – Я расскажу Сеппу, что ты так сказал, – заверила Мойра. – Это будет весело – наблюдать, как он от досады встанет на голову в своей гидропонике.
 – Закрой рот. Послушай, просто используй то, что мы используем для йогурта, но сделай это похожим скорее на крем, чем на молоко, и, пожалуйста, поскорее. Ты знаешь рецепт.
 – Это не сработает, – заявила Мойра. – Для йогурта мы используем лактобацилус ацидофилус, а в сметане это называется лактобацилус болгарикус.
 Харб застыл на месте, чтобы пораскинуть мозгами. За его спиной прошли несколько собеседников, о чем-то счастливо болтая. Один сказал другому с восхищением:
 – Мне нравится новый цвет твоей кожи. Где ты его заполучил?
 Харб хихикнул, и тут у него возникла идея, и он пропустил ответ.
 – Мойра, где Гарри?
 – Твой старшина, – сладким голосом сказала Мойра, – наблюдает за тем, как мистер Зулу перестраивает еще один клингонский крейсер.
 – Почему бы нет? Это и его вечеринка. Сделай кое-что для меня.
 Нашепчи ему на ухо, чтобы он сбегал вниз, в биолабораторию с пустой вазой. Пусть передаст мои комплименты мистеру Силикси и попросит его клонировать мне полфунта организма в вазу и доставить сюда через час, если возможно. Я попрошу командующего Вэна отвести кубический метр в пространстве теплицы для этого вещества в гой ее части, которую он предназначил для своего базилика. У нас будет достаточно этой твоей культуры на всю миссию.
 Мойра триумфально прошелестела:
 – Сказано – сделано, босс. Харб удовлетворенно кивнул и продолжил свой поход по залу.
 Когда он шел, кто-то сказал ему в самое ухо:
 – У нас закончилась подлива.
 – Не доставай меня, – ответил он, поворачиваясь, и тут же зашелся в хохоте и добавил, – капитан!
 – Я действительно стараюсь, – сказал Джим. Затем он улыбнулся. Хорошая вечеринка, мистер Танцер.
 Харб тоже улыбнулся и они вместе стали прохаживаться среди отдыхающих.
 – Они развлекаются как обычно, – сказал Харб, обводя взглядом отдыхающих. – А я просто наблюдаю за всеми.
 Джим снова улыбнулся. Отдых рассматривался Звездным Флотом, как один из самых важных видов деятельности на корабле, особенно для капитана: плох был тот командир, который не умел играть и, соответственно, не умел расслабиться. То же самое относилось и к команде, если она не могла развлечься как следует. На любом корабле в случае возникновения военного конфликта офицер, ответственный за Отдел отдыха, был консультантом по поводу того, готова ли команда к бою морально. Следовательно, про офицера – начальника Отдела отдыха, который заявлял, что является лишь членом команды по чистке и уборке, можно сказать, что он неудачно пошутил.
 – Мистер Танцер, – сказал Джим, – мне нужно переговорить с вами кое о чем.
 Уже само обращение «мистер» насторожило Харба, так как, по всей видимости, разговор предстоял официальный, – Конечно, сэр. Мы отыщем тихий утолок.
 – Здесь? – сказал Джим, изумленно оглядываясь.
 Музыкальная группа вдохновенно хлопала в ладоши и топала ногами в такт музыке.
 Капитан заметил:
 – Они немного шумноваты, не так ли?
 Харб кивнул.
 – Пусть они выпустят пар, – ответил он и вместе с капитаном направился в сторону стены, за которой находилась голографическая зона, а далее располагался офис Харба.
 – В уединении нет острой необходимости, – сказал Джим, – просто из-за шума ничего не слышно. Вы были недавно в корабельной ББС?
 Они остановились у двери голозоны, и Харб прислонился к стене, сложив руки.
 – Был.
 – Вы не видите ничего странного в том, как развернулась дискуссия в «общем пространстве»?
 Харб склонил голову и задумался.
 – Я проводил стандартные семантические проверки, – сказал он. Компьютер не находит подтекста у заложенных слов.
 – Я говорю не об этом. У компьютера не может быть предчувствий.
 – Мои предчувствия не всегда оправданы.
 – Но это лучше, чем не иметь никаких…
 Харб посмотрел на капитана.
 – Вы обеспокоены проявлением антивулканских настроений?
 Джим кивнул.
 – Такие настроения всегда были, – сказал Харб спокойно, – но когда ситуация складывается подобно сегодняшней, они просто усиливаются.
 Было заметно, что Джим чувствует себя неуютно.
 – Мне просто трудно в это поверить, – сказал он, – чтобы в наши дни, в наш век, такой фанатизм…
 – Я сомневаюсь, что здесь имеет место такая комплексная вещь как фанатизм, – заметил Харб. – Больше похоже на простую зависть.
 Рассмотрите вулканцев с точки зрения того, кто хочет видеть в них угрозу. Существует много причин, чтобы недолюбливать этот вид. Они миролюбивы, они очень сильны, как с физической точки зрения, так и с точки зрения интеллекта, в них есть что-то мистическое, они обладают силами, происхождение которых людям не дано понять, у них высокий политический статус и огромное влияние. Но в то же время они замкнуты, а требование, чтобы их оставили в покое, само по себе очень подозрительно. Это смахивает на эгоизм. Они зациклились на одиночестве, как будто их чем-то обидели. Разве все это вместе взятое не дает оснований недолюбливать их?
 Джим кивнул.
 – Я не стал бы серьезно беспокоиться, – сказал Харб. – Иногда эмоции, подобные этим, выходят наружу, и люди, избавившиеся от них, переключаются на более важные дела.
 – Но не всегда.
 Харб тоже кивнул.
 – Я присматриваю за всем, за чем стоит присматривать. Это не та ситуация, когда следует волноваться. Звездный корабль – это микрокосмос, который представляет собой малую копию Федерации со всеми се недугами и уродствами.
 Загудели сирены, и люди в комнате притихли и отставили свои бокалы. Песня оборвалась, как будто кто-то щелкнул выключателем.
 Раздался голос Чехова, отдаваясь эхом в гулкой тишине:
 – Всем внимание, готовность для Инженерного и Навигационного отделов. Встреча с USS «Корамандель» через тридцать секунд.
 В зале возникла радостная суета, люди бросились к иллюминаторам на верхнем уровне палубы. Когда корабль находился в режиме искривления, никто обычно не обращал внимания на вид за окном.
 Подпространство, в котором «Энтерпрайз» двигался в такие периоды, имело скорости, намного превышающие те, что существуют в обычном космосе: самые медленно передвигающиеся частицы мчались там с огромными скоростями. Большинство находило действие этого странного цвета нервирующим. Но свет звезд в спокойном, глубоком космосе совсем другое дело. Большинство членов команды «Энтерпрайза», как и персонал других кораблей, любили его.
 – Наверх? – предложил Харб.
 – Почему бы и нет, – ответил Кирк, и они стали подниматься по одной из винтовых лестниц, чтобы присоединиться к другим членам команды, которые, прислонившись к перилам, всматривались в пространство. То, что они увидели, дано было наблюдать не каждому: корабль, выходящий из искривления, был похож на наконечник серебряного копья, пронзающего дальнюю пелену космоса. «Корамандель» выходил из искривления в окружении великолепия радиации Черенкова, возникшей из-за суперрелятивистских частиц, которые он увлекал за собой в нормальную среду из субкосмоса. Он взял курс в направлении «Энтерпрайза», тяжело тормозя, и свет радуги стал тускнеть, а затем бесследно исчез, когда корабль поравнялся со своим собратом и стабилизировал скорость.
 – У меня всегда такое чувство, что все это должно сопровождаться оглушительным грохотом, – сказал Джим Харбу, – звоном, громовыми раскатами или еще чем-нибудь, соответствующим зрелищу.
 – Романтично, – сказал Харб. – А какова цель встречи, сэр?
 Перевод персонала? Джим кивнул.
 – Среди членов нашей команды есть такие, которые прибывают из отдаленных звездных систем. Флот отправил «Корамандель», чтобы перебросить их к нам. «Быстрый» прибудет на встречу с нами по той же самой причине. Затем – прямая дорога на Вулкан.
 Они прильнули к иллюминатору, наблюдая за тем, как меньший по размеру корабль замедлил ход, подходя ближе. В таком сближении не было необходимости: транспортеры корабля были способны перебросить персонал уже на расстоянии в четырнадцать тысяч миль, но, без сомнения, команда хотела полюбоваться на «Энтерпрайз» вблизи так же, как и команда Кирка всматривалась сейчас в «Корамандель». Через несколько минут комм на стене свистнул.
 – Мостик – капитану Кирку.
 – Кирк на связи, мистер Чехов.
 – Весь переводимый персонал на борту, сэр. Капитан Вардбург хотела бы знать, может быть вам нужно что-нибудь из того, что есть на Вашасе.
 Джим улыбнулся.
 – Скажите ей, что если она пошлет мне еще одну упаковку этого голубого месива, которое они едят на завтрак, я попрошу Маккоя прописать ей овсянку в качестве маленькой мести.
 – Есть, сэр, – сказал Чехов, хихикнув. – Мостик закончил.
 – Голубое месиво? – переспросил Харб.
 – И не спрашивайте, – ответил Джим. – Ваша – прекрасная планета, но на вашем месте я, поехав туда в отпуск, не вставал бы с постели до самого ланча.
 «Корамандель» увеличил скорость и отошел прочь, затем выбросил шлейф спектрально окрашенного пламени и моментально исчез из поля зрения. Джим и Харб отвернулись от иллюминатора и пошли по ступеням.
 – Ну что ж, – начал Джим, – приглядывайте и дальше за ББС. Я буду очень занят…
 – Да, да, – наметанным взглядом Харб окинул комнату и внезапно остановился. – Смотрите, вон идет мистер Спок.
 Джим тоже был удивлен.
 – Да, действительно. Необычно видеть его на вечеринке. Обычно он показывается только ради приличия и почти сразу покидает ее. Надеюсь, на мостике ничего не случилось…
 – Он бы позвонил. Ничего, сейчас мы узнаем. Они опустились на уровень пола, где их путь пересекла группа, только что покинувшая голографическую зону. Все они были довольно запыхавшиеся.
 – Что у вас там на этот раз? – подозрительно спросил Джим. – Я надеялся на что-нибудь пасторальное.
 Харб едва заметно улыбнулся.
 – Нет, боюсь, это не совсем так. Пойдемте, взглянем сами.
 Они прошли вперед, двери открылись. Звуки музыки взорвались у них за спиной – что-то с тяжелым, заводящим ритмом на ударных и почти полным отсутствием мелодии. Джим и Харб одновременно шагнули через порог и остановились, чтобы дать глазам привыкнуть.
 Они стояли в темноте высоко над великим городом. Ну, по крайней мере, город был великим когда-то. Теперь высокие здания из стекла и бетона имели грязный вид, некоторые оконные стекла были разбиты вдребезги, камень испачкан краской и изъеден кислотой. Моросящий дождь накрапывал с беззвездного неба, и сквозь его пелену указатели с надписями на нелепых языках и странные символы, горевшие свирепым огнем, казались ирреальными. Какой-то шаттл неизвестного типа, вероятно, на ионоприводе, устремился через непроглядный мрак ночи по своим делам. В центре, (казалось, как будто бы в воздухе) несколько матросов танцевали на платформах, которые представляли из себя полупрозрачные листы, висящие в пространстве. Ритм танца не соответствовал свирепому ритму музыки, да и сам танец не давал возможности определить планету его происхождения.
 – Что это? – спросил Джим. Харб пожал плечами.
 – Синтез. Может быть Земля, Андор, Цэтаис или сотни других мест, где жили гуманоиды. Джим покачал головой, – Выглядит древним. Я предпочитаю настоящее…
 – М-мм, – сказал Харб, – без всякого сомнения, именно поэтому вы постоянно утверждаете, что восемнадцатый век был вершиной славы морского флота. Как-то не вяжется…
 Джим улыбнулся, но ничего на это не ответил.
 – Смешно, эта музыка звучит совершенно нестройно. Двенадцатый тон, не так ли?
 – Думаю, да.
 – Однако, звук ветра в трубе, примешанный к этой какофонии, звучит несколько странно…
 – Я сказала, – уже громче повторил звук ветра в трубе у них из-за спины, – ты прекрасно выглядишь, Джим. Ты что, сбросил вес?
 Джим и Харб оглянулись с ошарашенным видом. Позади них стоял двенадцатиногий стеклянный паук, примерно в метр ростом, с хрупкими стеклянными иглами на куполообразном теле и яркими голубыми глазами.
 Глаз было двенадцать, и все они смотрели на них, забавляясь.
 – К-т-лка!
 – Я прибавила букву, – сказала она, протягивая тонкий стеклянный коготь, когда Джим вытянул к ней руку. – Я теперь К-с-т-лка. Прокатился хохоток, как будто, закачавшись на ветру, зазвенел колокольчик. – По крайней мере, тебе полагается еще одна буква после периода твоей смерти… Рада тебя видеть, Джим.
 «Смерть» было в данном случае, наверное, не самым точным определением для вида К-с-т-лки, гамалькийки с альфа Ариетис-4. Этот вид не имел дела со смертью, как ее представляют другие виды. К-с-тлка, или К-т-лка, как ее тогда звали, была физиком, «творческим» физиком, который проводил некоторые эксперименты с искривляющими двигателями «Энтерпрайза», и помогала, по ее же словам, кораблю лететь туда, куда еще никто не летал. Она погибла от несчастного случая на корабле – там, вне пространства и времени. Но до этого она оставила у Джима яйцо (какой-то кусочек стеклянной путаницы – так, ничего особенного). После смерти К-т-лки яйцо раскололось, и из него вылупилась ее новая жизнь, которая сохранила все ее воспоминания.
 Когда «Энтерпрайз» возвратился в «нормальный» космос, дочь-она сама продолжала работы по физике.
 – Что тебя сюда привело? – спросил Джим с удивлением. – Не то чтобы мы не рады тебя видеть. Скотти будет в восторге.
 Это было некоторым преувеличением: глава инженеров был первым, кого побеспокоило, а затем и полюбило это веселое существо, считавшее возможным переписать все законы физики, если они не срабатывали там, где требовалось. Определенно, на борту найдутся люди, которые ни минуты не будут ломать голову над тем, почему новой буквой, которую Кт-лка добавила к своему имени, оказалась буква «с».
 К-с-т-лка качнулась всем телом в сопровождении нестройного позвякивания колокольчика, которое прозвучало не так странно на фоне звуков му-зыки, все еще доносившейся с голопалубы.
 – Вулканская проблема, что же еще? Я проводила свои исследования совместно с учеными из Вулканской научной академии, и, когда началась вся эта заваруха, Звездный Флот возобновил мои полномочия и отправил меня на Вулкан для того, чтобы выступить в дебатах.
 – Ну, и как долго ты будешь с нами?
 – До прибытия на Вулкан, не дольше. У меня есть вечер, чтобы побеседовать с мистером Споком о кинетике галактических ядер… затем дела, дела, как я предполагаю. А они ожидаются совсем не простыми: изменить Вселенную легче, чем решение вулканца, если оно им уже принято, – она весело скосила глаза на Кирка. – Однако, вы не против, если я взгляну на ваши искривляющие двигатели, пока нахожусь здесь? В своем исследовании я наткнулась на очень интересные вещи. Если их применить…
 – Нет, – выдохнул Джим и тут же разразился хохотом. – Даже не смей! Если вы только попытаетесь прикоснуться к моим двигателям, я тут же посажу вас на гауптвахту, мадам, – он сделал паузу. – Я не знаю, что вы едите. За исключением графита.
 К-с-т-лка заблестела всем телом и пропела:
 – С таким же успехом можно запереть Скотти с ящиком шотландского виски, капитан. Но ваши распоряжения услышаны и приняты к сведению…
 Жаль, – добавила она.
 – Это просто потому, что нам все-таки нужно кое-куда долететь, сообщил Харб. – Не то, чтобы далеко, но долететь нужно.
 Колокольчик весело прозвенел.
 – Хорошо, достаточно. Кстати, а где графит?
 – Рядом с зеленым салатом, – сообщил Харб, указывая на стол.
 – В таком случае, имею честь откланяться, джентльмены. Увидимся позже, – сказала К-с-т-лка и заработала ногами, продвигаясь через толпу и обмениваясь по пути приветствиями со знакомыми. Харб усмехнулся и велел дверям голопалубы закрыться. Вокруг стало очень тихо.
 Джим и Харб, совершенно не осознавая этого, двинулись в направлении, в котором ушла К-с-т-лка. Харб покачивал головой.
 – Кто еще прибыл с этой партией? – поинтересовался он вслух.
 – Списки в компьютере, – ответил Джим, задержавшись у автомата с напитками. – Ангостура с содовой, – сказал он автомату и наблюдал за тем, как машина сначала телепортировала на подставку напиток, затем стакан (как раз вовремя) и, наконец, вставила туда трубочку с крохотной моделью «Энтерпрайза» на конце. – Я не совсем уверен… сказал он и тут же избавился от трубочки. Он округлил глаза, увидев что-то на ближайшем столе. – А что, ради космоса, это такое?
 Джим указал на горшок, в котором плавало что-то на первый взгляд похожее на суп из черных бобов, за исключением того, что суп из бобов не имеет маслянистых разводов на поверхности. С другого конца стола к горшку протянулся один из отростков Нарахта, держащий какой-то предмет, похожий на кусочек металла или пластика. Нарахт макнул этот кусочек в горшок, и его отросток исчез из поля зрения, зачем послышались еле слышные шипящие и шамкающие звуки.
 – Подливка, – сообщил Харб. – Некоторым видам с силиконовой основой она нравится. Там наполнители из необработанной нефти и железа, вкусовые добавки из оксидов натрия и несколько редкоземельных элементов. Ну, по крайней мере, большинство из них едят это, – добавил он.
 – Но не андалузцы. Они не будут есть это по религиозным причинам.
 Джим снова ошарашенно покачал головой:
 – То, что он туда макнул, выглядело как компьютерный чип.
 – Так оно и есть. Мы обычно сжигали их, когда выходил срок действия, но затем кто-то узнал, что Нарахт любит употреблять их в виде закуски.
 Они остановились в центре зала, где стоял один из игровых автоматов. Это был большой трехмерный видеотанк – абсолютно гладкий куб, шесть футов на шесть, который проектировал синтезированные изображения. Танк был подключен к главному игровому компьютеру и мог выдавать любую из огромного числа игр: «досочных» типа ЗD и 4D шахмат, ролевые игры с мультипликационными персонажами и игры, в которых игрок управлял контрольными ключами. Он работал сейчас в последнем из перечисленных режимов, а мистер Зулу сидел на «горячем месте», нажимая кнопки на контрольной панели. В танке виднелось изображение боевого крейсера клингонов, который нырял в пространство в направлении какой-то звезды и снова появлялся. Похоже, Зулу совершал новый маневр на экстремальной искривляющей скорости. Это не самый безопасный способ передвижения в мире, так как переход в режим искривления на расстоянии, близком к звезде, давал ей толчок для перехода в стадию новой или сверхновой. Собравшаяся вокруг толпа из членов команды весело подбадривала Зулу, предсказывая катастрофу, и время от времени отпускала шуточки. Делались ставки, и Харб с Джимом задержались, чтобы убедиться в том, что перемещение денег из рук в руки определенно идет в пользу Зулу.
 – Не хотите сделать ставку? – тихо поинтересовался Харб у Джима.
 Джим улыбнулся.
 – Я уже одну сделал. Идемте, мне нужно кое-кого увидеть – Могу узнать – кого? Джим пожал плечами.
 – Это просто подозрение.
 Они медленно двинулись к парадному входу, где стоял Спок, о чемто беседуя с сотрудниками отдела Науки.
 – Мистер Спок, – поинтересовался Джим, – вы уже видели К-с-т-лку?
 – Именно так, – сказа Спок. – Я предвкушаю интересную беседу с ней. Ее последняя работа по поводу приложения к теории реакции материи-антиматерии, – похоже, революционизирует технологию искривления…
 – Ох, нет, – вырвалось у Джима.
 – …это только в том случае, если ученые Федерации признают, что интерсмешанные формулы, которые она предлагает, не совсем безумны, Спок смиренно посмотрел на капитана.
 – А что вы о них думаете?
 – Я не понимаю их ни в малейшей степени, – сообщил Спок, – и в нормальных параметрах похоже, что они совершенно лишены смысла. Но в ветви физики К-с-т-лки поверхностный взгляд обычно ошибочен. Я приберегу свои оценки до окончания экспериментов. А пока…
 – Да, – сказал Джим, когда двери в Рэк комнату с шипением открылись.
 И тут они увидели Сарэка в его обычном дипломатическом облачении.
 Он был не один. Двумя прижатыми друг к другу пальцами он касался пальцев своей жены, матери Спока – Аманды. Аманда всегда была красивой женщиной. Джим знал это еще с тех пор, когда несколько лет назад впервые встретил ее. И сейчас она сияла великолепием. Аманда стала легче и эффектней, казалось, что время выжгло в ней все несущественное и ненужное, оставив сущность в чистом виде. Ее седина имела такой совершенный серебряный отлив, что каждый, кто его видел, сразу же захотел бы встретиться со специалистом по окрашиванию волос. Она была одета в стандартную одежду для путешествий, которую носили женщины Вулкана: длинная туника, мягкие бриджи и ботинки – все выглядело очень логично, но имело изысканный и экзотический оттенок. Джим склонился к ее руке.
 – Слишком давно мы не виделись, – произнес он.
 – Хорошо снова сюда вернуться, – ответила Аманда. – И сразу угодить на вечеринку. Она выглядела несколько расстроенной.
 – Немного развлечений не повредит перед потопом.
 Сарэк многозначительно посмотрел на Кирка.
 – Моя жена выражается фигурально, – сказал он. – Наводнения не распространены на Вулкане.
 – Мой муж выражается буквально, – сказала с раздражением Аманда.
 Сарэк едва заметно склонил голову – ровно настолько, чтобы дать понять, что принял это к сведению, затем сказал Джиму:
 – Капитан, мой сын встретил нас сразу после перехода с борта «Кораманделя». Я очень рад возможности обсудить все с вами до нашего прибытия на Вулкан.
 – Назначьте время, посол, – сказал Джим. – Я с большим удовольствием приму вас.
 – Насколько я помню, у вашего народа есть поговорка, – ответил Сарэк, – «нет лучшего времени, чем сейчас»?
 – Моя каюта, думается, слишком тесна, – произнес Джим. Офицерская гостиная?
 – Как скажете.
 – И, если позволите, я хотел бы, чтобы доктор Маккой присоединился к нам.
 – Доктор встретился мне в транспортаторной комнате, – сказал Сарэк, – и я взял на себя смелость пригласить его.
 – Тогда пошли.


* * *

 – Я думал, что мы увидим вас только на Вулкане, – начал Джим, когда они устроились поудобней.
 Маккой стоял около бара, смешивая мятный кок-тейль и одновременно прислушиваясь к разговору.
 Сарэк позволил себе легкую улыбку по этому поводу. Джим был удивлен этим проявлением эмоций, но тут же сообразил, что это еще один дипломатический прием, причем настолько же тщательно продуманный, как мундир дипломата и отточенная элегантность английской речи. Где-то там, в глубине его черепной коробки, имелась четкая самоустановка: по прибытии на Землю использовать земной стиль поведения, как наиболее эффективный в этом участке галактики… но при этом оставаться до мозга костей вулканцем, – Я планировал использовать обычный коммерческий транспорт, сказал Сарэк, – но кто-то в Звездном Флоте подумал, что мне не помешало бы встретиться здесь с некоторыми членами команды, прежде чем моя нога ступит на Вулкан, – его глаза светились удовольствием, хотя улыбка давно увяла. – У меня появилось подозрение, что несколько высокопоставленных особ в Федерации озабочены тем, чтобы не было никаких очевидных улик, указывающих на сговор между нами.
 – Но ведь вы здесь, – сказал Маккой, присаживаясь рядом со Споком, – и некоторые определенно не пропустят того факта, что мы прибыли вместе, так что подозрение в заговоре возникнет в любом случае.
 – Достаточно верно, – согласился Сарэк, – но здесь никто не сможет помешать нашей встрече, чтобы повлиять на нас, а лучшего нельзя и желать. Я думаю, что вы, в некотором смысле, окажете небольшую услугуФедерации,если прибудете на Вулкан, будучи проинструктированными по поводу правил приличия на подобных дебатах. А это, в свою очередь, произведет сильное впечатление на тех, кто абсолютно уверен, что земляне не могут вести себя, как цивилизованные существа.
 – Нам понадобится этот дополнительный инструктаж:, – заявил Джим.
 – Спок рассказал нам о порядке ведения дебатов в общем. Я был достаточно убедителен в дебатах в Академии несколько лет назад. Но дебатировать с землянами – это одно, а дебатировать с вулканцами… Джим, улыбаясь, посмотрел на Спока. – Обычно я в этих случаях проигрывал.
 – С полувулканцами, – поправил его Сарэк абсолютно бесцветным голосом. – Простите меня, капитан, но я должен быть уверен, что вы понимаете разницу. Мой сын… – он сделал паузу, несколько смутившись, что было неожиданно для такого «чистого»: вулканца, каким Сарэк себя считал. – Мой сын, будучи офицером и навигатором, и имея гибкий подход в использовании логики, все же является ребенком двух миров, двух сред обитании. И, хотя он понимает, что это такое – быть выходцем из одного мира, самому ему это испытать не суждено. «Чистая» природа вулканца менее гибкая, чем вы думаете, общаясь со Споком. Вулканцы в гораздо меньшей степени соглашаются расстаться с тем, что они считают своим правом, а также со своим уже устоявшимся восприятием определенных фактов. Боюсь, что у вулканцев в некоторых районах планеты уже сложилось и устоялось «культурное представление» о Земле и ее обитателях. Большинство вулканцев никогда не воспользовались возможностью посетить Землю и поработать с жителями Федерации, чтобы получить ту информацию, которая могла бы изменить их отношение.
 – Это звучит достаточно шокирующе, капитан, – вставила Аманда.
 – Джим, пожалуйста, – поправил ее Кирк. Аманда улыбнулась.
 – Конечно, Джим. Это действительно шокирует. Люди имеют представление о вулканцах, как о великой силе в космосе, судя по тому влиянию, которым они пользуются в советах Федерации. Однако, очень небольшой процент вулканцев выезжает в космос на отдых или по делам.
 Менее пяти процентов, хотя на других планетах около тридцати-сорока процентов населения покидают свои планеты хотя бы раз в жизни.
 Джим кивнул.
 – Я слышал об этом, – сказал он, – но это прозвучало настолько нелепо, что я не был уверен, могу ли верить этим цифрам, – Несмотря на это, они точны, – подтвердил Сарэк. – Капитан, я хотел бы заметить, что даже будучи непредубежденным человеком, что вы в полной мере продемонстрировали, вы все же испытываете сложности с тем, чтобы поверить в этот факт. Представьте себе, насколько сложнее будет изменить мнение вулканцев о людях, особенно в свете того, какое малое число имело прямые контакты с ними. Мы имеем репутацию умной расы, но, я думаю, нашим слабым местом является негибкость.
 – Упрямство, – поправил его Маккой, отхлебывая напиток.
 – Слово с неудачной эмоциональной окраской, – ответил Сарэк, но, вполне возможно, что оно точно. Доктор, это может удивить вас, но не все вулканцы свободны от эмоций.
 Маккой поднял одну бровь, подражая вулканской манере, но ничего на это не ответил.
 – В действительности корень этой проблемы лежит в лингвистике, сказала Аманда. – Есть вулканские концепции, которые универсальный переводчик переводит неточно в течение многих лет. «Арие мну», в частности, – она покраснела по какой-то, известной только ей причине, но спокойным голосом продолжала. – Понятие это постоянно переводят, как «отсутствие эмоций» или «подавление эмоций», что немного лучше, но тоже неверно. Более точным переводом было бы «власть над страстями».
 Это выражение подтверждает, что вулканцы тоже имеют эмоции, но скорее управляют ими, нежели позволяют им управлять собой.
 – Вы не думаете о том, что неправильный перевод, подобный этому, легко исправить? – заметил Маккой. – Есть ведь комитет Федерации, который занимается подобными вопросами, не так ли? Одобряет изменения и регулярно обновляет в соответствии с этим компьютерные программы.
 Аманда вздохнула.
 – Доктор, – сказала она, – я раньше состояла в этом комитете.
 Проблема заключается в том, что я сейчас постоянно проживаю на Вулкане, и в комитете думают, что моя точка зрения не может рассматриваться как беспристрастная. Как будто им не нужно было подозревать меня в такой же степени, когда я жила на Земле. Какое существо может быть беспристрастно в отношении некоторых вещей? Это все настолько нелогично! – она развела руками в недоумении.
 Сарэк посмотрел на нее очень сдержанно.
 – Так что проблема остается, подвел итог Сарэк, – и противится любому разумному решению. Ну что ж, это стало нашей основной задачей разрешить ее так или иначе.
 – Сэр, – тяжело начал Кирк, – мне необходимо задать вам вопрос, и если я каким-то образом оскорблю вас, то заранее прошу прощения. Спок рассказал мне, что Т'Пау пытается давить на вас с тем, чтобы вы заняли позицию за выход Вулкана. Действительно ли вы собираетесь выступать за это решение? И если это так, то должен ли я верить сейчас, что вы, тем не менее, пытаетесь помочь в этом споре нашей стороне?
 Минуту Сарэк молчал, опустив глаза.
 – Т'Пау никогда не делает просто попыток, – сказал он наконец. То, что она наметила сделать, она сделает, не выбирая средств.
 Капитан, вы, конечно, понимаете, я думаю, что Т'Пау могла бы с легкостью сместить меня с поста посла на Земле, если бы я отказался повиноваться ей?
 – Да, – согласился Джим.
 – Не то, чтобы этот факт сам по себе заставил меня действовать против воли, – продолжил Сарэк. – Я принял мое назначение на Землю как из этических соображений, так и по другим причинам. И, хотя это моя работа – отражать взгляды правительства, если бы они стали неприемлемыми для меня, и я почувствовал, что на меня давят, то немедленно ушел бы в отставку.
 – Но вы так не сделали.
 – Не нужно спешить, если в этом нет необходимости, – ответил Сарэк. – Во-первых, мне еще не удалось поговорить с Т'Пау, у меня был только небольшой диалог, в котором она выразила пожелания о моих дальнейших действиях. Пока у меня не будет больше информации, я не смогу принять окончательного решения. Но что я хочу сказать вам, капитан: я нахожу давление, которое на меня может быть оказано с целью выступления против планеты, на которой я нахожусь в качестве посла, абсолютно неприемлемым, и причины этого не имеют ничего общего с моими отношениями с сыном и Звездным Флотом. Моей работой в течение многих лет была попытка понять людей и сблизиться с ними. Теперь я нахожу, что это работа поставлена с ног на голову, и все знания и опыт, который я приобрел за эти годы, призывают меня изолировать мой народ.
 – Но если-вы чувствуете, что вам нужно это сделать, – заметил Маккой, – вы сделаете это в любом случае.
 – Конечно сделаю, доктор. Сейчас, как всегда, интересы большинства перевешивают чашу весов. Что если в течение нескольких следующих дней я приду к заключению, что мой народ пострадает гораздо больше, оставшись в Федерации, чем покинув ее? Не должен ли я в этом оберегать интересы вида, частью которого сам являюсь? Но самое важное здесь то, что этот вопрос должен быть решен посредством логики, – он моргнул и продолжил, но одно из его слов не было переведено. – Нет.
 Ксиа. Я не хочу, чтобы вы поняли меня неверно. Ксиа должна управлять этим, или мы все заблудимся.
 Джим посмотрел на него с недоумением.
 – Я думаю, мне необходим перевод. Это, очевидно, вулканское слово, но я с ним незнаком. Аманда выглядела расстроенной.
 – Это, возможно, является самым неприятным во всей неразберихе, сообщила она. – Это современное вулканское слово, которое мы переводим как «логика». Но, если выражаться более точно, оно означает «правда реальности». Правда о Вселенной, о том, каковы вещи на самом деле, а не какими бы мы хотели их видеть. Оно охватывает как физические, так и внутренние реалии во всех их изменениях одновременно. Концепция гласит, что если мы не будем относиться к Вселенной и к тем, кто ее населяет, соответственно тому, что они есть на самом деле, это все обернется против нас, и ни одно из наших начинаний не будет успешным, – она вздохнула. – Боюсь, что это детское объяснение. Целые книги были написаны, чтобы определить до конца его значение. Сарэк пытается сказать сейчас, что, если мы не будем относиться в этом вопросе с полным пониманием и безоговорочным уважением к правде, к тому, что в действительности необходимо каждому вовлеченному, все закончится гибелью.
 – А проблема, – мягко сказал Маккой, – состоит в том, что правда о том, что необходимо на самом деле, выглядит совершенно по-разному для каждого, кто сталкивается с ситуацией…
 Сарэк кивнул с довольно мрачным видом.
 – Если я приду к выводу, что должен защищать планету моего рождения, закрыв глаза на отношения с землянами, я сделаю это. Также как, если я приду к заключению, что могу защищать в своем докладе Федерацию с чистой совестью, я сделаю это. Важно, что мы должны придерживаться ксиа безошибочно и до конца. Иначе все бесполезно.
 – Если вы выступите против нас, – сказал Джим, – это будет означать, что вы никогда больше не увидите своего сына или вашу жену, или вам придется отправиться в изгнание вместе с ними…
 На этот раз на лице Сарэка на какую-то долю секунды появилось выражение боли. Джим тут же пожалел о том, что ему удалось это заметить. Маккой успел отвернуться.
 – Тогда так и будет, – ответил Сарэк. Голос был спокоен и холоден, только лицо его выдавало. – Вы должны понять, капитан, что от событий, которые произойдут в течение следующих двух недель, пойдут крути по воде. Народ осознанно взял в свои руки решение судьбы планеты. Последствия выхода из Федерации, наши личные потери и боль, вопрос изгнания или отчуждения не значат ничего в сравнении с потерей многообразия, благополучия целого вида. Нашего или вашего. Здесь интересы многих превышают мои. Сын и жена примут свои собственные решения, и сделают это правильно, в этом я уверен, – Сарэк посмотрел на Аманду, потом на Спока с почти ощутимой гордостью. – Но, что касается меня, то я не посмею подсчитывать потери. Я служил миру еще с тех времен, когда вас не было на свете. И сейчас я буду служить ему, несмотря на последствия.
 Затем Сарэк сделал глубокий вздох.
 – Но это не обязательно должно мне нравиться.
 – А это ведь эмоции, – сказал Маккой.
 – Да, – согласился Сарэк, глядя ему прямо в глаза, – это так.
 Было бы большим облегчением для меня, если бы вы объявили о моей некомпетентности, как докладчика, на этой основе. К сожалению, я сомневаюсь, что Вулканская медицинская академия признает ваш диагноз действительным.
 Маккой пожал плечами и смирился.
 – Но попробовать стоило… – он поерзал на сидении и сложил руки на груди. – Почему нас попросили сделать доклад, Сарэк? Я имею в виду Джима и меня.
 – Это законный вопрос, – согласился Са-рэк. – В основном выбор сделан Высшим советом и делегатами, которых он избрал, чтобы в полной мере представить на дебатах представителей разных направлений деятельности и разных планет, с которыми вулканцы вместе работали во времена союза. Там будут логики, историки, ученые… вы заметили К-ст-лку – она дольше и больше всех проработала с учеными Вулкана и известна своими достижениями. Хотя она не использует в своей работе ни одно из направлений логики, которые используем мы. Но результаты так же ценятся нашим народом, как и теория… Мы пригласили нескольких представителей Звездного Флота, но я думаю, что ваши выступления будут в любом случае иметь больший вес, чем их. Т'Пау, будучи членом высшего совета уже в течение многих лет имеет право выбора, который никто не посмеет оспорить, и то, что она выбрала именно вас, несомненно, было замечено всеми.
 – Это меня и озадачивает, – сообщил Боунз, – потому что, если откровенно, Сарэк, во время последнего посещения планеты мы не совсем следовали законам. По вулканским стандартам, конечно. Когда мы спустились для присутствия на «свадьбе» Спока и выяснили, что, как же ее звали, ТгПринг, не желает его…
 – Это получило широкую огласку, – сказал Са-рэк. – Вулканцы потом все это обсудили и пришли к мнению, что поведение ТгПринг, выбравшей вашего капитана для смертельного поединка со Споком, было крайне неприемлемым. Ничто в кратком инструктаже Спока перед посадкой на планету не могло приготовить вас к такому крайне неприятному исходу.
 – Неприятному!? – не выдержал Джим, инстинктивно подняв руку, чтобы проверить состояние своего горла. – Когда тебя душат этим «ахн уун», можно ведь и отдать концы.
 – Я говорю о том, – начал Маккой, явно чувствуя себя не в своей тарелке, – что если бы я не выставил тогда Джима на посмешище, объявив его в середине поединка неспособным продолжать бой и не начал его «лечить», он просто погиб бы. Но, сделав это, я нарушил букву закона, разрушил весь внутренний смысл церемонии Женитьбы-и-Вызова. Будь все проклято, Сарэк, я смухлевал!
 Сарэк серьезно кивнул.
 – Мне бы очень хотелось узнать, – сказал он, – не является ли этот поступок подлинной причиной выбора Т'Пау…
 Маккой уставился на него, – Ваш капитан вел себя чрезвычайно достойно и соблюдал приличия, – объяснил Сарэк, одобрительно взглянув на Джима. – А что касается вас, то вы следовали клятвам, данным Звездному Флоту, спасали жизнь.
 Ни один вулканец не сможет обвинить вас в этом… Если мы, конечно, снизойдем до того, чтобы вообще обвинять, так как это одна из самых уродливых эмоций.
 – Ах да, конечно, – согласился Маккой, осмысливая все сказанное.
 – До Вулкана, как я полагаю остается один и шесть десятых дня, как только «Энтерпрайз» перейдет в режим искривления, – сказал Сарэк.
 – Капитан, Спок уже знаком с правилами и стилем дебатов. Если у вас есть свободное время в завтрашнем расписании, я вместе с вами пройдусь по библиотечному материалу и дам несколько указаний. Доктор тоже определенно захочет посмотреть его. – Конечно, посол. Примерно в ноль тридцать пять, если. вас устроит.
 – Прекрасно. В таком случае, я удаляюсь на отдых. Моя жена проводит меня, – Сарэк встал, все остальные последовали его примеру. Спокойной ночи, капитан.
 Они покинули комнату, и дверь закрылась, за ними.
 – Твоя мать с годами становится только интересней, – заметил Маккой Споку. Спок кивнул.
 – Она умеет краснеть, – продолжил Маккой. – Почему она покраснела?
 Спок дернул бровью и задумался на минуту.
 – Прежде чем мама стала преподавать, она работала над первыми версиями универсального переводчика, как вы могли уже догадаться, сказал он. – Одним из ее вкладов в первоначальном Комитете переводчиков был неверный перевод «арие мну», о котором она упомянула.
 Это выяснилось через некоторое время после того, как она встретила отца. Боюсь, он до сих пор подшучивает над ней по этому поводу.
 Маккой слабо улыбнулся.
 – Я думал о чем-то подобном. Ну что ж, человеку свойственно делать ошибки.
 – Именно так сказал бы вулканец, – сообщил Спок. – Капитан, доктор, спокойной ночи.
 – Спокойной ночи, Спок, – ответил Джим. Двери закрылись, оставляя Джима с Маккоем.
 – Ну, Боунз?
 Доктор покачал головой.
 – Сарэк? – сказал он. – Кто сказал: «Если кто и опаснее негодяя, то это человек принципа?»
 – Похоже на Твена.
 – Ммф, – Маккой поставил на стол свой стакан. – Вулканцы…
 Джим посмотрел на него.
 – Для такого сильного вида, – сказал Маккой с ноткой сожаления в голосе, – они действительно кажутся испуганными. Интересно чего…
 – Того, что рассказал нам Спок утром, – заявил Джим, – должно быть достаточно для начала.
 – Нет, – возразил Маккой, – Здесь есть еще что-то…




 Глава 4
 ВУЛКАН – 2


 Слов еще не было. Хватало мыслей. У него не было имени, по крайней мере ни одного, которое он мог назвать другим. Конечно, другие мысленно называли его разными именами: «большой», «тот, у которого черные волосы», «тот, который поймал зверя», «тот, который знал, где есть огненные камни». Но он понимал, что эти мысли о нем не были в действительности его точным описанием и уж точно не тем, чем он был внутри. Иногда он думал о том, что нужно бы все-таки заняться своим именем, но это не казалось ему значительным. Он был самим собой, и другие это знали.
 Он проводил большую часть дневного времени, делая то же, что и его собратья: бродил среди деревьев, ел, когда был голоден, пил, когда испытывал жажду, ложился отдохнуть, когда уставал. Были и другие проблемы, но они возникали не часто. Уже прошли годы с тех пор, как Счастье пришло к нему, и те, с кем он путешествовал, последовали за ним через тени величайших лесов. Они не знали, откуда приходили проблемы, и необходимость задаться этим вопросом была не больше, чем размышлять о том, отчего появляется голод и жажда. Какое это имело значение? У них всегда под рукой была пища, питье и земля, покрытая мягкими, зелеными растениями, чтобы спать на ней. Иногда после Счастья, после непонятных боли и удовольствия, приходили другие, но и для них всегда была пища. Никто не понимал природу этих желаний: почему они внезапно начинали овладевать телом и почему они вдруг исчезали. Это не имело значения. Другие знали.
 Пока они оставались среди деревьев, пища не переводилась, фрукты появлялись и исчезали, иногда они питались одним видом фруктов весь сезон, иногда другим. В более прохладную погоду были большие сладкие тыквы, цветы, которые росли на камнях и были хороши для пищи, длинные стручки, которые свисали с лиан, жесткие плоды, которые нужно было разбить, полные внутри сладкого сока. В их местности почти все было съедобно, пожалуй, кроме камней. Просто одни растения были вкуснее других, имели разный привкус и аромат. Группа часто экспериментировала: нашедший звал других посмотреть на новое растение, и его передавали из рук в руки. Теми, кто лучше всех умел искать, восхищались, они были отмечены, их окружали те, кто хотел научиться делать это так лее хорошо. Ничего больше им не нужно было делать.
 Иногда они умирали, не понимая, что с ними происходит, не зная, что такое смерть. Это не имело значения. Другие знали.
 Они были хоминидами – видом, который распознал бы любой современный ксенопалеонтолог, – возможно, «посеянными» на Вулкане странным гипотетическим видом, называемым Хранители, возможно, нет.
 Они были похожи на земных людей периода палеолита, и их было легко принять за таковых: молодые представители рода были коренастыми, с сильными руками и телом, с крупной черепной коробкой. И для того, чтобы понять, что это все лее не люди, пришлось бы изучить их поближе.
 Исследование структуры ткани колеи под космами жесткой шерсти, покрывающей все тело, определенно сняло бы любые подозрения на этот счет, и привело бы исследователя к изучению состава крови, которая была зеленого цвета, а не красного, и по этому составу более близка к растительному миру планеты. На Земле молекулы хлорофилла и гемоглобина отличаются только одним атомом в структуре: марганец – в структуре хлороплатов растений, и железо в клетках крови людей и животных. На Вулкане разница была еще меньшей: вулканохим и купропласт имели атомы меди в структуре. Немногие планеты были такими же зелеными, каким был Вулкан в пору своей молодости. Целые континенты были покрыты деревьями в тысячу футов высотой, океаны, в которых водоросли достигали в высоту таких же размеров, поднимаясь из глубины и извиваясь на поверхности.
 Мелкие животные были похожи на растения больше, чем можно вообразить.
 В этом мире было гораздо меньше причин для борьбы за выживание, чем на Земле, меньше причин для того, чтобы заставить организм эволюционировать. Существование было легким.
 Но были места, где жизнь протекала не столь безмятежно.
 Блуждающие предпочитали избегать их. В этих местах деревья были редки, фрукты нелегко было найти, вода не струилась из-под каждого камня или дерева. Они набредали на такие места, блуждали по ним и оставляли, чувствуя смутное неудовлетворение от неудобств и возвращаясь туда, где фрукты были сладкими и вода струилась повсюду. По крайней мере, так делало большинство. Он был исключением. Если бы он не умел лучше всех находить сладкие фрукты и холодную воду, все, наверное, ушли бы от него, предоставив его самому себе. Но у него был дар находить, выглядел он крепче и сильнее других, и поэтому они смирились (не подозревая об этом) с другим его даром – умением смотреть вперед. Он интересовался тем, что впереди фрукты могут быть еще слаще и ароматнее. Иногда он оставлял свою группу, хотя это разрывало ему сердце, и, хотя он мог каким-то образом слышать их мысли, все равно одиночество было болезненным. Он проводил длинные недели, бродя под навесом из зеленых листьев, прислушиваясь к новым звукам, пробуя на зуб, трогая, интересуясь тем, что видел. Иногда он не находил ничего.
 Иногда он приходил, сгибаясь под ношей, которую приносил издалека странные фрукты и овощи. Иногда он возвращался и не приносил ничего, кроме рассказов, которые мог поведать только посредством картинок, которые передавал его мозг. Картинки были непонятными, фрагментарными из-за того, что он не мог полностью контролировать возбужденное сознание, перепрыгивая с одной картинки на другую. Картинки – это все, чем он мог поделиться, и это очень расстраивало его. Должен был существовать какой-то способ, чтобы заставить других понять все. Он будет искать его.
 Так он и делал. Все дольше и дольше он находился вдали от мест привычного существования группы. Его отношения с остальными членами группы были странными, но когда он уходил, они старались держаться одного места, чтобы их странный брат мог найти дорогу к ним. Их мысли летели вслед за ним, но так как механизм был не налаженным, они достигали его редко. Так что иногда среди мокрой, темной ночи он вдруг чувствовал в своем сознании, как порыв ветра, заботу о нем. И тогда он чувствовал себя успокоенным. Другие знали его, насколько могли.
 Это был мир, созданный для прогулок, если таковой вообще мог существовать: теплый, летний мир, влажный и сумеречный под сводами деревьев даже днем, бесконечное море деревьев и широкие просторы вод, сиявшие медью, когда ТгХут восходила из-за горизонта. Вулканский год был несколько короче, чем год на Земле, но там не было такого резкого наклона оси планеты к солнцу, что влекло за собой на Земле холодные зимы и невыносимо жаркое лето, и эксцентрика ее орбиты представляла собой почти совершенный круг. Лето было вечным. Теплые океаны, теперь уже совершенно спокойные (не осталось и следа от кипения) и зеленые, под цвет старой бронзы, свободно орошали планету продолжительными дождями год напролет. Атмосфера, насыщенная кислородом из-за переполнившей планету растительной жизни на земле и в море, дольше сохраняла тепло солнца. Лед держался только на полюсах, и вряд ли его можно было найти где-нибудь еще. Даже там, на севере и юге, поверхность льда нагревалась и таяла время от времени, и земля зеленела ненадолго маленькими, приспособленными к этой температуре растеньицами, которые задолго до остальных форм колонизировали планету.
 По этому спокойному миру блуждающий пролагал свой путь, не заботясь о выборе направления, совершенно без определенной цели. Он просто знал, что ищет что-то. Жизнь в лесах шла своим чередом, когда он проходил мимо, и блуждающий уделял ей ровно столько внимания, сколько и всему остальному, не больше. Было много форм жизни в этих лесах, которые охотились друг на друга. Блуждающий не боялся их, во всяком случае, не больше, чем все его собратья. Иногда один из них умирал от этих животных, но никто особенно не обращал на это внимания.
 Странные остановки, изменения все равно рано или поздно происходили, и в этом не было большой скорби. Того, кто остановился, они все равно слышали в своем сознании. Было что-то особенное, когда говорили те, кто остановился, так, что, хотя они говорили редко, слышать их было радостью. Никто не знал причин изменений, никто об этом особенно не думал. Другие знали.
 Блуждающий прокладывал себе путь под кронами великих деревьев, ел, пил воду и спал. Так продолжалось в течение долгого времени. Время само по себе ничего не значило для него, или не значило бы, имей он вообще концепцию времени. Это показалось бы ему глупостью – тратиться на то, чтобы считать дни, когда они полны приключений, и, кроме того, были и другие дела. В конечном итоге он заметил, что пищу добывать становится все труднее. Он получил огромное удовольствие от самого этого занятия – такое же, наверное, мог получить другой, увидев необычно большой плод, свисавший с ветки. Он понял, что приближается к тем местам, которые искал, местам, где все было по-другому. Он двинулся дальше.
 Вскоре он заметил, что плоды стали редки, и деревья вокруг него были не того вида, из которого можно получить воду, просто надломив ветку. Источники, которые били из-под камней, теперь попадались все реже. Блуждающий остановился на какое-то время, чтобы обдумать все это, сидя у источника. Он жевал тыкву и полоскал руки в воде. Он знал достаточно для того, чтобы понимать, что если кто-то долгое время оставался без воды, то он останавливался, а у него не было никакого желания становиться голосом в чьих-то ушах, неважно насколько хорошо и довольно звучал голос. К нему пришла мысль, что придется снова вернуться в свою группу, если он больше не сможет найти воды. Он решил напиться вдоволь, сделать один большой переход, и, если в том месте, куда он придет, не будет воды, вернуться к своим собратьям.
 Блуждающий пил до тех пор, пока не почувствовал, что может лопнуть, а затем двинулся в путь. Как самый опытный путешественник, которого знала его группа, он научился читать определенные знаки земли, которые ему вряд ли пришло бы в голову замечать при другихобстоятельствах. Один из них говорил о том, что спуск с возвышенности, например с горы, приведет в незнакомое место гораздо быстрее, чем когда идешь в гору. Он чувствовал, что идти нужно осторожно и медленно, спускаясь с горы, так это и делал. Теперь он совершенно осознанно выбрал эту дорогу, также, как выбрал он направление, в котором деревья казались тоньше. Он пошел.
 Он шел примерно неделю без воды и пищи. Тогда, как и теперь, вулканцы были выносливы и, возможно, в далекие времена начала цивилизации еще более стойкими, чем сейчас. Деревьев становилось все меньше, белый солнечный свет уже проникал сквозь кроны. Блуждающий поднял глаза к небу ярких, голубых и зеленых тонов, и ему стало любопытно. Только изредка он видел его раньше и предполагал, что небо является частью деревьев. Теперь ему стало интересно, возможно, деревья являются более темной и доступной частью этого сияния, на которое больно смотреть. Без сомнения, Другие знали. Возможно, когда-нибудь он спросит. Но пока он шел вперед.
 Со временем он почувствовал жажду, деревья неожиданно исчезли.
 Блуждающий впервые увидел горизонт. Ему пришлось остановиться и прислониться к дереву, так как от этого вида у него закружилась голова. Как оказалось, мир не был заслонен кронами дающей тень зелени, он был плоским. Пространство, которое перед ним распростерлось, было покрыто низкой и жесткой зеленью, пестревшей яркими цветами. А за зеленым поясом был другой, еще более странный, ярко-розового цвета, который отбрасывал жаркий солнечный свет. Блуждающий был первым вулканцем, который увидел пустыню.
 Там определенно не было фруктов и, конечно, не было воды. Но ему нужно было узнать, что же там. И он пошел.
 Жажда теперь постоянно мучила его. Только один раз ему удалось утолить ее на какое-то время, когда неожиданно пошел дождь. Это было новое ощущение вне привычной среды. Он лег на землю и раскрыл рот, подставляя его потокам воды, и неважно, что его пугали раскаты грома на открытой местности. После дождя он успел слизать всю воду, скопившуюся в листьях зелени прежде, чем жара не высосала драгоценные капли обратно, в медное небо. Затем он пошел дальше.
 Зелень уступила место камням, грязи, бесплодной земле и гравию.
 За всю жизнь он вряд ли наступал на что-либо более твердое, чем мох и травяное покрытие. Его ноги оставляли за собой следы, но он не замечал их. Он смотрел вперед, на ослепляющую белую полосу впереди. Он пошел к ней, к ее краю – туда, где уже не было даже гравия, только песок. И. там он остановился.
 Дюны простирались впереди насколько хватало глаза. Белые, жгучебелые, они уходили вперед на необъятные расстояния, каких он не видел за всю свою жизнь. Ветер пролетал через них и бросал ему в лицо редкие щепотки песка, сорванного с их гребешков. Он стоял – глаза слезились от почти невыносимого света – и смотрел на мир, в котором вместо стен были края, которые были слишком далеко от него, так что он вряд ли смог бы когда-нибудь добраться до них.
 А за краями… что-то возносилось к небесам. Он увидел это и упал на колени.
 Это была гора. Она одна возвышалась в поле видимости, невозможно высокая, невозможно громадная, до самой вершины покрытая лесами. Сама вершина была чистейшей белизны и отражала свет, острый, как боль.
 Такой она была в пору своей юности, гора Маунт Селейа, самая высокая из всех гор Вулкана. В те древние времена ее вершина возвышалась девственно чистой, еще не тронутой эрозией. В наши дни жители Вулкана благоговейно относятся к этой древней горе на самом краю вулканской кузницы – района, вокруг которого бурей пронеслась история их народа.
 Но для блуждающего, который вышел к началу чего-то, где уже не было и следа привычных для него вещей, она достигла высоты, на которую не могло подняться ни одно из деревьев: центр вселенной. Он упал на песок, и в нем пробудилась тоска, такая сильная, какой не чувствовал ни один из его сородичей.
 Блуждающий уселся на песок, прижав колени к подбородку, и смотрел через пески на гору. В его глазах было что-то большее, нежели просто любопытство. Он не мог оценить расстояния до нее, хотя и был самым крупным специалистом по путешествиям. Он жил до сих пор в мире, где были стены из деревьев, которых можно коснуться рукой. Это было привычно, гораздо привычнее того, что он сейчас видел: пространство, которое не имело границ и простиралось, переходя в неопределенную аморфность зелено-голубого цвета. Он был уверен, что идти до горы нужно долго, очень долго. И, если высота ее будет возрастать, как возрастает высота деревьев по мере приближения к ним, то каменное дерево, как он определил для себя гору, должно быть очень и очень высоким. Он может залезть на нее, как он лазил на некоторые деревья до этого, и если доберется до ее вершины, то сможет коснуться небес. И тогда… но тогда он ничего больше не мог придумать.
 Долгая, долгая дорога – вот в чем проблема. Но здесь не было воды и пищи, и, возможно, этого не будет и там. Чтобы добраться до неба, ему придется решить эту проблему. А он уже чувствовал жуткий голод и такую же сильную жажду, и еще голод, который он тоже принимал во внимание, – голод по горе, который был непереносим.
 Наконец, солнце зашло, и с его заходом ТгХут медленно взошла из-за края мира, чтобы взглянуть на блуждающего. Он совершенно не сомневался, что на него смотрели. Пока он не увидел гору, он знал, что этой способности смотреть нет ни у кого, кроме его собратьев.
 Теперь великая глыба раскинулась над ним, простираясь до самого горизонта, форма постоянно изменялась, ее границы расплывались под действием рефракции. Блуждающий всматривался в это видение и уже был уверен в живой природе этого мира. Он и его собратья могли мельком наблюдать ТгХут через просветы в листьях деревьев. Но они видели ее только фрагментарно, и чаще всего она являлась им в виде огромного, совершенной формы крута, спокойная и неизменная. Теперь горизонт и атмосфера, накатывающая волнами жара, каждую минуту вырезали новую форму планеты, и она казалась живой, скользящей по краю бытия, дышащей, изменяющейся, растущей, как брюхо самок после Счастья.
 Границы ТгХут дрожали, она разбухала, округлялась, степенная глыба, которой не было видно конца. Огонь все еще мерцал, нимбом окружая ее.
 Блуждающий вздрогнул и закрыл глаза. Если бы Другие только знали о необъятной красоте, они вряд ли смогли бы понять или объяснить ее.
 Через некоторое время дождь прекратился. ТгХут, наконец, приняла свою окончательную форму и вышла из-за горизонта. Наступила тьма, и вышли «глаза», сначала белый, а затем красный. Блуждающий понял, что ему нужно возвращаться обратно.
 Обратный путь показался намного длиннее, так как блуждающий истратил почти все силы на то, чтобы достигнуть границы пустыни, и несколько раз ему пришлось просто ложиться на землю и лежать целый день, отдыхая в тени какого-нибудь фруктового дерева, совершенно не двигаясь. Вначале тень казалась самой драгоценной в мире вещью. Когда же деревьев стало много, он уже барахтался в тени, словно в лесном бассейне, затем, к удивлению, стала накатывать тоска по чистому, бирюзовому небу. Когда он добрался до первого, бившего струей из-под камня ручья, он напился из него, распростер тело в воде и там же уснул. На следующее утро он присел рядом с водой, чтобы поесть сладких тыкв, а затем пил и пил так, как будто вода могла исчезнуть. Он остался на несколько дней у этого источника, наедаясь тыквами и думая о пути. назад, долгом пути к горе и о том, что там нет воды.
 Однажды ранним утром он решил, что больше не останется здесь, сегодня он начнет свой путь туда, где скитаются его собратья. От этой мысли у него на сердце стало легко, и он разом разбил несколько тыкв и съел сладкую мякоть. Играючи, он кинул одну половинку скорлупы в крохотную запруду ручья.
 Она не потонула подобно камню. Она закачалась и, накренившись, зачерпнула воды, которая затекла в изгиб скорлупы.
 Блуждающий долго смотрел на это.
 Он встал, подошел к растениям, сорвал еще одну тыкву, хотя совсем не был голоден, и понес ее обратно к ручью. Он расколол ее подвернувшимся камнем и бросил половинку тыквы в пруд.
 Она поплыла. Вода хлынула в нее и стала плескаться от края к краю, но не вытекла из скорлупы.
 Блуждающий осторожно поднял тыкву с поверхности воды. Он неловко поднес тыкву к губам и повернул ее. Вода полилась из скорлупы, и он стал пить эту воду. По лицу потекла вода.
 Он снова погрузил скорлупу в воду, встал на ноги и сделал несколько шагов с наполовину заполненной тыквой. Вода в ней заплескалась, но не вылилась. Он выпил снова, на этот раз с меньшей осторожностью, так что половина воды пролилась.
 Он набрал еще, отошел в сторону, снова выпил и почувствовал свежесть в теле.
 Затем он зачерпнул воду еще раз и перевернул тыкву над головой.
 Даже тогда вулканцы не смеялись, но его чувства в этот момент были близки к смеху, насколько это было возможно.
 Блуждающий не покидал этот источник несколько дней, и когда все-таки ушел, в руках у него была вскрытая тыква, и он нервничал. Что, если вода-не сохранится? Что, если только в этом месте у тыкв такая способность? Но на следующее утро, у нового источника, все повторилось – вода оставалась водой. И по дороге назад, в места, которые он хорошо знал, выяснилось, что некоторые виды тыкв сохраняют воду лучше, чем другие: они были больше по размерам.
 Он шел домой возбужденный и довольный Другими, которые наверняка помогли ему в этом.
 Собратья, которых он искал, как всегда, путешествовали по своей территории. Они обрадовались его возвращению, но не удивились: он всегда возвращался. Они видели, что он несет плод, но это был плод, который они все знали. Они были удивлены, что его содержимое не то, к которому привыкли. В конце концов, они пришли к заключению, что это новый вид растения.
 Он пытался объяснить им. Он старался показать им великое каменное дерево, как далеко оно, как высоко. Он старался показать им пустыню из гравия и камня, невысокую зелень, гром и потоки дождя, такие непохожие на привычные им дожди. Он старался показать им ТгХут в ее безмолвном величии, неясно вырисовывающуюся над миром. Но у него получилось не все, далеко не все.
 Только иногда получалась желаемая картинка, и уж:, конечно, он не мог передать тот интерес, который чувствовал, то благоговение и тот ужас. Он не мог добиться их понимания. В особенности о горе. Он не мог заставить их понять, и это ранило его. Должен быть какой-то способ заставить их понять. Должен быть!
 Тыкву они поняли достаточно хорошо, хотя и не смогли осознать необходимости в ней. Зачем кому-то понадобилось хранить воду? Она была тяжелой и к тому же, когда ее в избытке повсюду, зачем это нужно? Они играли тыквой, как игрушкой, и это ранило блуждающего. Наконец он прекратил свои попытки им что-либо объяснить и начал готовиться к своему великому путешествию.
 Он собрал тыквы, расколол их, а затем попытался нести. Это сработало, но он не мог нести их много. Когда пустые тыквы утомили его, он подумал о том, какими тяжелыми они будут, если их наполнить.
 Нет, должен быть другой путь. Он сел у пруда и посмотрел на свое отражение. Две руки, две ноги. Ноги не пригодны для того, чтобы нести что-то. Он оглянулся вокруг, ища глазами то, что могло бы выглядеть как дополнительные руки. Тут ему пришло в голову, что у одного из видов лиан, который он сейчас увидел, листья похожи на кисти рук. Он сорвал несколько таких лиан, и его собратья заинтересовались, не сошел ли он с ума. Возможно, так оно и было, но несколькими днями позже он изобрел плетеную суму и сделал ее достаточно емкой, чтобы нести пять или шесть самых больших тыкв.
 Он потренировался в перемещении таким образом тыкв, наполненных водой, и заметил, что многое зависело от того, как он их располагал: вода выливалась из них по-разному, где-то по капле, а где-то струями.
 Он подумал, что будет еще лучше, если он попытается сделать тыквы целыми после того, как наполнит их водой. Он сел на землю и задумался.
 Это заняло несколько дней, но даже вулканцу было трудно решить эту проблему. Он изобрел пробку – толстый кусок мха, перемешанного с глиной, которой и заткнул отверстия в тыквах. И теперь уже не оставалось ничего, что могло помешать ему вернуться в пустыню и пересечь ее.
 Его собратья наблюдали за тем, как он уходил, без всякого удивления. Они знали, что рано или поздно он вернется. Он ощущал странную пустоту, когда покидал их. Он чувствовал, что даже теперь, когда он так много поработал, чтобы приготовиться к путешествию, никто из них не пойдет с ним. Он не знал, что делать с чувствами. Тогда, как и теперь, чувства были слишком обременительны для вулканцев. Он двинулся вперед, оставляя позади мысли своих собратьев. У блуждающего не было проблем с возвращением по своим следам. Но это заняло у него много времени, особенно последняя часть пути, когда он был загружен водой и фруктами, которые можно было употребить в пищу. Вскоре он стоял на краю мира, глядя с восхищением на возвышавшийся камень, который бросал вызов небу.
 Он сделал еще несколько открытий во время пути. Например, когда солнечный свет слепил его, он попытался прикрыть глаза ладонью, но это мешало ему нести сумки с водой. Тогда он изобрел наплечный ремень для своих сумок, сплетя их из лианы, но проблема с глазами не решилась, так как невозможно было полностью защитить их ладонью от безжалостного взгляда властелина Вулкана. Тут он задумался над тем, как листья деревьев заслоняют землю на покрытой лесами части планеты, и вернулся к краю леса, сорвал несколько листьев, чтобы сделать для себя тень. С листьями, привязанными над его глазами, и другими, обвязанными вокруг головы (к тому времени он уже имел представление о солнечном ударе), он продолжил свой путь. Он подошел к границе пустыни, посмотрел с благоговением на Маунт Селейа и двинулся вперед.
 Песок брал свое. Короткое знакомство с ним в прошлый раз не подготовило блуждающего к тому, что, вбирая жар солнца, песок раскалял воздух. Вскоре он уже пошатывался от усталости, наполовину ослепнув.
 Он шел день, и еще, и еще, а тора словно не росла, не приближалась. Он отказался пить, по крайней мере, неделю, решительно настроенный достигнуть горы во что бы то ни стало. Еще через день он сообразил, что гораздо мудрее путешествовать ночью, а днем отдыхать. Так он и сделал, ведомый медным светом ТгХут. Он двигался вперед с одной только мыслью, не отвлекаясь ни на что другое. Он начал слышать странные звуки и видел движение в песке. Но когда он подходил к тому месту, где, как ему казалось, что-то было, то ничего не обнаруживал. Он чувствовал пустоту в голове, не сознавая, что истощен, и продолжал идти, а когда, наконец, валился с ног, просто лежал на гребне дюны, пока не чувствовал, что снова может идти. Он отзывался на звуки, которые слышал, но никто не отвечал ему. И он снова шел: одинокое, грязное, со спутанными волосами существо, иссохшее, но решительно настроенное.
 И тогда он услышал голос.
 Он был настолько похож на то, что ему в последнее время постоянно мерещилось, что сначала блуждающий не обратил на него внимания. За последние дни он научился отличать галлюцинации от прикосновений собратьев, которые отрывочно долетали до него. Именно поэтому, когда голос заговорил с ним, он остановился, прислушался и стал ждать, не повторится ли он. Когда продолжения не последовало, он пошел к слабому сиянию горы в ночи.
 Затем песок зашевелился под его ногами, и блуждающий резко присел. То, что он чувствовал, было не совсем движение, а скорее вибрация, как будто.песок дышал. Блуждающий поразмыслил над этим минуту. Люди – такие как он – дышат. Может быть, мир такой же, как он сам, только большой и странный. Возможно, лес – это волосы, камни подобны нашим костям, а песок заменяет кожу? Если это все правда, тогда нет ничего странного в том, что у него есть голос. Возможно, так оно и есть. Другие знали.
 Голос заговорил снова, и блуждающий ответил ему. Не словами, конечно, слов тогда еще не было. Но он издал звук, который, по его мнению, выражал мысль о том, что он находится здесь. Звук был обделен эмоциями. Блуждающему никогда не доводилось говорить с самим миром, он был заинтересован, но слегка нервничал.
 Песок запел, громыхнул и начал осыпаться. Сопровождаемый шорохом песка владелец голоса поднялся из глубин и уставился на блуждающего.
 Даже сейчас, когда каждый миллиметр Вулкана изучен, со спутников молено увидеть песчинку на поверхности планеты, очень мало известно о движениях и существах в глубине песка. Для них придуманы имена: А-квес – «спрятанные» и тча-бе-шекх – «лежащие под». Существует много версий о физиологии, эволюции, так как способ их существования уникален для мира с сильной основой: они, похоже, вообще не дышат, не испытывают нужды в кислороде и еде. Некоторые вулканцы думают, что они были занесены на Вулкан Хранителями ради эксперимента – единственная форма жизни с силиконовой основой (до времени, пока не открыли Хорт), которая существовала на планете бок о бок с формами с угольной основой. Информации о них настолько мало, что совершенно неизвестно, какой способ питания и дыхания может существовать там, под тысячами футов песка. За прошедшие века немногим удавалось хоть мельком увидеть этих животных – огромных, широких, с поблескивающими спинами (если это, конечно, были спины), разрывающих песок на площади размером с фундамент огромного дома, и исчезающих так внезапно. Сканирование ни к чему не привело, так как аппараты сканировали вес природных элементов песка, которые отделяли их от существа. Сенсоры определили яркие признаки жизни, уровень жизненности формы и ее силу, которая могла принадлежать, по меньшей мере, тысяче других существ. Но сенсоры редко ловили более одного источника, медленно передвигающегося сквозь глубины песков великой пустыни, огибающего основания гор подобно киту, огибающему остров или шельф. Иногда исследуемые сигналы пропадали совершенно необъяснимо и абсолютно бесследно.
 Мало можно отыскать точек соприкосновения во мнениях о «лежащих под». Некоторые приравнивают их к «динозаврам», которые даже и не думают вымирать из-за недоступности. Для них существуют только случайные встречи с занятыми, вечно голодными гуманоидами, которые заполнили их планету. В тишине они прокладывают свои собственные пути, и своими размышлениями о том, чем стала их планета, не собираются делиться с нами.
 То, что блуждающий увидел, было слишком огромным, чтобы он смог что-то понять. Он так жаждал гор, и теперь, кажется, одна из них пришла к нему. «Это», казалось, внимательно наблюдало за ним. Он сел на песок и тоже стал наблюдать. Он не боялся, но к нему опять пришла мысль о том, что существуют некоторые вещи, которые Другие пропустили, давая знания о мире их народу. В частности, ему было бы намного приятнее, если бы он знал об этом заранее.
 А-квес заговорил снова. Но этот звук блуждающий вряд ли бы мог повторить. Если бы мир разговаривал звуками, похожими на скрежетание камня о камень, то это звучало бы именно так. И снова оно заговорило, и блуждающий сидел и совершенно не знал, что ему делать.
 Затем «это» проникло в его сознание и заговорило снова теми же звуками, теми же словами, камень о камень, и он увидел изображение изможденного существа, сидящего на песке со связкой тыкв в сумке.
 «Это» заговорило снова, показывая ему ту же картинку.
 И он понял. Звук, который «это» издавало, означал именно эту картинку.
 Блуждающий обязательно сел бы на песок от неожиданности, если бы уже не сидел. Это было то, что он искал – ответ на вопрос о том, как рассказать своим сородичам о горе. Если все будут использовать один и тот же звук для данного изображения, то каждый сможет его понять. Все, что было необходимо для этого, так это специальные звуки, слова.
 Он начал немедленно создавать их. Он попытался создать образ животного в своем сознании, что было достаточно сложно, так как оно заполняло собой весь мир. И он издал звук, самый первый, что-то вроде ворчливого пощелкивания, затем снова представил картинку и снова произнес звук.
 А-квес стал подниматься из песка, возвышаясь над горой, пока не заполнил все Небо. Тогда он прошуршал, и шуршание было певучим и продолжительным. Так поет и шуршит ветер в листве во время сильного дождя. Поток видений, который заполнил блуждающего, заставил его встряхнуть головой, настолько странными они были: в них были жизнь и смерть, жар желания и победы, и все покрывала тьма, сладкая, давящая тьма. Шелест перешел в бурчание, дыхание, шипение, песок разлетался в стороны, затем успокоился. Вокруг снова стало тихо. А-квес исчез.
 Долгое время блуждающий сидел, всматриваясь вдаль, через остывающий песок, на гору. Красный и теплый свет ТгХут отражался от снежной шапки пика, который действительно приблизился к нему. Но ему уже было не до этого, потому что перед ним стала дилемма: пойти назад, к своим сородичам и поделиться с ними этим даром? Или двинуться к горе и возвратиться с рассказами о ней?
 Но он может и не вернуться оттуда. И дар будет потерян. Потому что, кто, кроме него, может этим поделиться?
 Два дня он просидел там, не обращая внимания на солнце, совершенно не замечая звезд. Его глаза были устремлены к горе.
 На третий день он встал и повернул назад, к лесам.


* * *

 Слово распространялось медленно, но ничто не могло остановить его теперь. Слово, однажды произнесенное, рано или поздно найдет свой путь к сознанию других. «Блуждающий» – стало теперь его именем. Он создал слово и научил ему других. Его группа все еще путешествовала по лесу, не нуждаясь ни в чем, но они теперь говорили друг с другом. Все они придумали имена для себя и тут же начали создавать названия для окружающих вещей. Затем появились слова, определяющие способ действий, наконец некоторые стали связывать слова вместе и составлять из них предложения. Вскоре после этого кто-то придумал песню. Леса наполнились музыкой и словами. Много других пришли в его группу.
 Некоторые уходили и возвращались, ведя с собой пополнение. Они стали встречаться, беседовать и веселиться вместе, и многие из тех, кто не принадлежал к группе Блуждающего, теперь знали о словах и использовали их или создавали собственные.
 Блуждающий придумывал слова для всего. Он принес с собой первое, и его собратья подумали, что он должен сделать все остальные. Но он все возвращался и возвращался к своему первому слову, которое придумал для них, считая его своим лучшим созданием. Оно звучало как «Хейа» и означало вздох удивления, возбужденный крик, вызванный чем-то прекрасным. Это слово сопровождалось изображением горы, какой он увидел ее в первый раз, зеленого леса и белого, очень далекого, огня.
 Создавать картину было очень легко, и получалась она ясной, так как все это прочно засело у него в голове. Все картинки Блуждающего были в его мыслях. Но эта была особенной, это было то, над чем он постоянно думал, когда собратья приносили ему фрукты, зверей и вещи, чтобы он дал им названия. Он часто думал о песке там, в пустыне, о Великом Голосе, и ему казалось, что, наверное, лучше было бы не обращать на него внимания и идти вперед. Но затем он вспоминал размеры существа, которое видел в песках, и вздох вырывался из его груди. Трудно обойти мир, если он решил заметить тебя.
 Это был прекрасный день, который казался более ярким, чем другие.
 Он напомнил Блуждающему о редеющих деревьях рядом с границей пустыни.
 Он отложил в сторону плод, название которого в тот момент старался придумать, и вместо этого начал слагать песню – изобретение другого члена их группы, самки, которая была еще слишком молода для Счастья.
 Создавая песню, надо произносить слова, которые тебе нравились, одно за другим и вместе с ними создавать шум. Блуждающему очень нравилось это занятие, ему всегда хорошо удавался шум, еще до его Счастья, давно, очень давно.
 Так что теперь он сел, прислонившись к дереву, и сочинил свою песню. Она. была о том, что мир хорош, свет ярок, много хорошей еды, и Другие знали об этом и именно так и задумывали все. Двое сородичей, услышав песню, подхватили ее, и она распространилась по всей группе.
 Это все было приятно Блуждающему.
 Через некоторое время он почувствовал странный запах. Он чуял подобное в тех местах в лесу, где падало дерево, а потом, почерневшее и сломанное, иссохло. Блуждающий посмотрел на яркий дневной свет – он был ярче, чем обычно. Может быть деревья склонились в разные стороны, и больше света проникло через их кроны? Так случалось, когда дул ветер. Но сегодня ветра не было. Блуждающий подумал, что должен придумать слово для этого запаха, и сделал глубокий вздох.
 Верхушки деревьев вспыхнули пламенем, песня оборвалась, и все подняли глаза вверх. Жара все усиливалась и усиливалась, листва на деревьях полностью выгорела и пропустила свет, ужасный свет, стволы деревьев подхватили пламя огня. В ужасе соплеменники рассыпались в разные стороны. Блуждающий посмотрел наверх, преданный своей собственной песней, преданный Другими, потому что совершенно очевидно, что они не позволили никому понять, что происходит. Потрясенный, не уверенный в том, что ему нужно делать, – он повернулся в ту сторону, где был край леса, туда, где была гора…
 Не многие звезды имеют склонность к вспышкам, но если это случается, то происходит мгновенно. Возможно, это к лучшему. Резкое сгорание поверхности планеты наверняка милосерднее, чем медленное и непрерывное ее выжигание день за днем, год за годом. Хроники раскопок на Вулкане ясно показывают, насколько быстрой была вспышка, резким скачком увеличивающая объем планеты. Что внезапно случилось на 40 Эри А с плазменными процессами, которые были так стабильны в течение стольких лет. Леса, все леса на планете, были сожжены за десятьпятнадцать минут, океаны закипели снова, оставшись практически без воды, обратившейся, на семьдесят процентов в пар. Там, где плескались воды, теперь остался лишь выжженный песок и грязь. Пустыни были обожжены, кое-где песок переплавился в стекло. Металл там, где он лежал близко к поверхности земли, превратился в жидкую массу.
 Некоторые газы в атмосфере засияли: кислород и азот ионизировали снега на полюсах. Снега вознеслись паром в небо. Взошедшая ТгХут была похожа на демона: отраженный свет вспышки превратил ее в горящую, ослепляющую громадину, кроваво-красную, сжигающую все вокруг. Она была так же полностью выжжена и вулканы отвечали ярким и беззвучным гневом на ее темной стороне.
 Большинство живых существ на Вулкане вымерло.
 Но были и счастливчики. Существа, которые были в самой удаленной от солнца части планеты, когда возникла первая вспышка, имели возможность спрятаться, и те, кто сделал это, остались в живых. Те первобытные вулканцы, которые жили недалеко от пещер и прятались в них, прожили остаток своих дней в изменившемся мире. Многие из них погибли в бурях, которые последовали сразу за вспышкой, другие умирали из-за недостатка пищи и воды или потому, что не смогли перенести изменений в атмосфере. Некоторые умерли просто от шока, который вызвали изменения в мире.
 Выжили только самые стойкие. Вулкан теперь населен именно такими.
 Некоторые из тех, кто остался в живых, знали слова. После вспышки они стали создавать слова о гневе, боли и предательстве, и долгое время никто не слышал песен. Мир предал их – это осталось в сознании надолго, переходило из уст в уста и легло в основу структуры самого языка. Мир жив, он жив во гневе. Остерегайтесь доверять миру, когда видите его улыбающееся лицо, потому что в один прекрасный день он настигнет вас и познакомит со Смертью. Бегите, опасайтесь всего незнакомого и нового, опасайтесь любого света в небесах, прогоняйте его и живите.
 Сражайтесь с миром, сражайтесь с тем, что он делает, бейте, пока есть возможность. Рано или поздно он ударит вас.
 Другие затихли или, возможно, во гневе живые не слушали их.
 Многие слова были потеряны, пока язык заново создавался в течение последовавших за этим веков. Слова для обозначения фруктов, дождя, мира и отдыха были не нужны. Теперь были названия для взорванного песка, опаленного камня, выжженного леса, жарких ветров и солнца, которое затихло, но которому больше нельзя верить, отчаяния, потерь, одиночества и для единения отчаявшихся созданий, что, казалось, было единственной возможностью выжить в аду, которым стал мир.
 Но название горы осталось – «Селейа»…




 Глава 5
 «ЭНТЕРПРАЙЗ» – 3


 – Знаешь, – сказал Маккой из-за пульта управления, – в статьях писали, что здесь плохой климат, Но это место гораздо приятнее, чем можно представить. Что-то вроде курорта.
 – Подождем, что ты запоешь, когда мы будем внизу, – с сарказмом возразил Джим, потягиваясь в командирском кресле. – Ты из тех, кто постоянно болтает о том, насколько хорош сухой жаркий климат. Но все это только до тех пор, пока ты туда не попадаешь. Тогда сразу начинается: «Где, черт возьми, мой кондиционер?», и так продолжается до тех пор, пока мы не возьмем тебя назад на корабль и не запихнем с головой в бассейн.
 Маккой скрестил руки на груди и с яростью уставился на Джима, услышав, как по мостику прокатился смешок.
 – Положение, мистер Зулу? – спросил Кирк.
 – Мы в зоне контроля космослужбы, капитан. Стандартная орбита через три минуты.
 – Очень хорошо. Всем внимание, – скомандовал Джим, нажимая клавишу на ручке кресла. – Через три минуты готовность к спуску на поверхность. Обычные въездные процедуры. Увольнительная разрешена всем отделам, по поводу очередности обращаться к непосредственным начальникам.
 – Ну и завидую я им, – пробурчал Маккой, облокотясь на пульт. Приятные каникулы на солнышке.
 – Да, в то время, как тебе уготовано провести это время в каком-то конференц-зале. Бедный Боунз, – Джим откинулся на спинку и наблюдал за изображением Вулкана, увеличивающимся на смотровом экране.
 Боунз, конечно, прав: было что-то притягательное в этом месте, хотя для глаз, привыкших наблюдать из космоса, ландшафт планеты был отталкивающим. Вулкан не был таким пересохшим, каким описывали его в прессе. Кое-какая вода была на поверхности, немного, конечно, но, например, просматривалась пара морей, каждое размером со Средиземное море на Земле, Никто не задумывался о какой-либо смене погоды на Вулкане. Джиму хотелось думать о ней, как о погоде в южной Калифорнии, но с меньшим количеством дождей. Водовороты воздушных масс покрывали Вулкан такой же плотной оболочкой, как и Землю. Просто облака проливали гораздо меньше влаги на поверхность планеты. Они были слишком тонкими, чтобы выдать что-либо кроме негустого теплого тумана, покрывая им те небольшие районы, над которыми находились. Вид, открывающийся сверху, был очень неплох: белые облака, сероватокоричневая, красная и золотистая поверхность планеты, метеоритные кратеры и русла давно высохших рек, цепи древних гор, изъеденные за миллионы лет ветром. Это было прекрасное место, но вид был каким-то одиноким и пустынным. Когда в последний раз Кирк посещал планету, у него было совсем немного времени, чтобы получить удовольствие от лицезрения окрестностей. Может быть, в этот раз удастся хоть что-то посмотреть.
 «И лучше бы сделать это именно в этот раз, – подумал он про себя, – потому что если все обернется не так, как этого бы хотелось, то это станет твоим последним шансом…»
 – Стандартная орбита, – объявил Зулу. – Четырнадцать тысяч миль, гефайстосинхронизация.
 – Импульс остановки, импульс устойчивости. Автопилот для управления и навигации. Спасибо, джентльмены.
 Он повернулся к Споку.
 – Сейчас мы, как обычно, будем проходить все иммиграционные формальности, а затем?.. – полуспросил он.
 – Различные органы представителей власти Вулкана ожидают нас на прием, – сообщил Спок. – Они, без сомнения, захотят обсудить с вами ряд вопросов, касающихся предстоящих дебатов. До вечера у нас свободное время, затем запланирован прием для почетных гостей в Вулканской Академии наук. На завтрашний день ничего специального для нас не запланировано. Послезавтра начинаются дебаты.
 – Годится, – заявил Джим. – Давайте начнем. Ухура, пожалуйста, сообщите о готовности Транспортного отдела и узнайте, готовы ли Аманда и Сарэк составить нам компанию. Если не готовы, пусть не спешат – мы подождем.
 – Есть, сэр.
 Аманда и Сарэк уже были в транспортаторном отсеке, когда Кирк, Маккой и Спок добрались туда. Они стояли у перил с собранным багажом.
 Сарэк выглядел как всегда спокойным, или почти как всегда (Джим до сих пор не забыл то выражение боли, которое на секунду исказило его лицо прошлой ночью). Аманда не скрывала своего возбуждения и белоснежной улыбкой ответила на приветствие Джима.
 – Мы так долго не были здесь, – спокойно сказала она, когда Джим вошел на платформу и встал рядом с ней. – Почти два земных года я с нетерпением жду, когда снова увижу наш дом.
 – Один и девяносто три сотых года, жена, – пробурчал Сарэк ровно за секунду до того, как сработал транспортатор.
 Траспортаторная исчезла из поля зрения, они переместились в другое помещение, когда Аманда сказала Сарэку то, что универсальный переводчик совершенно отказался переводить. Сарэк мигнул и холодно ответил:
 – Возможно, ты и права.
 Рот Аманды скривился в усмешке, и Джим отвел глаза. Он догадался, что только что стал свидетелем того, как Аманда с успехом подтрунила над вулканцем. «Похоже, ему не надоедает постоянно реагировать на алогичное поведение. Он сказал правильно: я слишком мало общался с вулканцами за исключением Спока, конечно. Мы гораздо более схожи, чем думаем. И это, возможно, хорошо… или плохо…».
 Комната, в которой они находились, была не такой унылой, какими обычно бывают помещения иммиграционной службы. Очевидно, вулканцы считали, что функциональность помещения не обязательно предполагает его безликость. Комната была уставлена компьютерами, другой техникой, а также офисными креслами, то есть там не было ничего лишнего. Но кресла были удобными и эстетичными, так что радовали глаз, а в углу росло грациозное растение, похожее на гибрид усыпанного иглами грушеподобного кактуса и плакучей ивы, с совершенными завитками на фоне окна. Снаружи был виден сад камней, которые были настолько хорошо обработаны и уложены с таким вкусом, что ни один монах из монастыря не смог бы улучшить что-нибудь в этой картине.
 За одним из рабочих мест стоял молодой мужчина в форме гражданской службы Вулкана, с серьезным выражением лица, взявший у них идентификационные карточки и отточенным движением вставивший их в компьютер. Через минуту он возвратил карточки с формальным кивком головы.
 – Добро пожаловать на Вулкан, – сказал он. Джим всегда доверял своему чутью, которое его никогда не подводило, но в данный момент он не знал, верить ему или нет.
 – Спасибо, – сказал он. – Я с нетерпением ожидал возможности приехать сюда, хотя предпочел бы, чтобы это случилось при других обстоятельствах.
 Юноша ничего не ответил. Он повернулся к группе и сообщил:
 – На этом все необходимые формальности закончены. Пожалуйста, следуйте через эту дверь на территорию станции космопорта, – и без лишних слов удалился через другую дверь.
 Группа направилась к двери, и Джим на ходу повернулся к Сарэку.
 – Сэр, – обратился он, – я неожиданно открыл для себя одну вещь: мои инстинкты подводят меня гораздо чаще, когда речь идет о вулканцах.
 Действительно ли юноша говорил то, что думал?
 – Говорят, что вулканцы не врут, – ответил Сарэк.
 – Но они могут не договаривать, – возразил Джим, – умалчивать или уклоняться от правдивого ответа.
 Они прошли в дверь и направились на территорию станции, где в большой круглой комнате находились транспортаторы местного радиуса действия.
 – Это верно. Капитан, здесь, как и везде, не все одинаковы. Те из нас, кто практикует ксиа, считают ложь оскорбительной, так как она извращает основную функцию устной речи, долженствующую правдиво описывать действительность. Но одни практикуют ксиа более полно, чем другие, а некоторые едва ли обращают на нее внимание.
 Они задержались у транспортатора, который действовал в направлении столицы туКхрев.
 – Я помню: несколько лет тому назад, на Земле, – сказал Сарэк, я был приглашен на религиозное собрание. Люди там заявляли во всеуслышанье о своей вере в одну из ваших священных книг и утверждали, что единственный путь к спасению (кстати, я все еще неясно представляю, от чего конкретно они собирались спасаться), так вот, единственный возможный путь к спасению – это беспрекословно следовать указаниям книги, вплоть до буквы. По-моему, эта книга действительно замечательна и наполнена мудрыми советами. Но некото-рые наставления менее актуальны в настоящее время, Я спросил людей, считают ли они, что есть необходимость следовать полностью тому, что написано в книге, и они ответили утвердительно.
 Тогда я спросил их, делает ли каждый из них то, что предписывает книга. Ведь в ней говорится, что если вы хотите испражниться, вы должны взять весло, уйти на определенное расстояние от города, вырыть этим веслом ямку, облегчиться и засыпать ее снова. Услышав это, люди были раздражены. Я сказал им, что никто не имеет права заставлять других следовать каким-либо правилам, если сам не следует им. Боюсь, мягко сказал Сарэк, – что это еще больше досадило им.
 – И скандальная информационная служба тут же ухватилась за это, сказала Аманда с улыбкой. – Насколько я помню, заголовок был такой:
 «Демон-инопланетянин, осквернивший веру Братства Линча».
 Спок взглянул на отца почти удивленно. Маккой старался подавить рвавшийся из него восторг. Сарэк пожал плечами.
 – Они вели себя совершенно нелогично.
 – Это все твои уши, – сказала Аманда. Сарэк воззрился на нее.
 – Ты уже как-то говорила это. Теперь ответь мне, жена, что такого в моих ушах, что могло разозлить этих людей?
 Аманда кашлянула, пытаясь подавить смех.
 – Позвольте мне объяснить, – предложил Маккой и начал говорить о демонографии и иконографии, а также поведал о вилах и хвостах с кисточками на конце. Он говорил и говорил, пока Сарэк не закачал головой от удивления и произнес:
 – В таком случае они подумали, что я являюсь олицетворением нечистой силы или похожим на нее.
 – Можно и так сказать, – согласился Джим. – А есть ли что-нибудь подобное в вулканских легендах?
 – Да, – ответил Сарэк, – но в наших сказаниях у всех остроконечные уши. Мы достаточно мудры для того, чтобы не придумывать для наших богов, как отрицательных, так и положительных, никаких других обличий, кроме нашего собственного. Но тем не менее, – он посмотрел на Маккоя с выражением озабоченности па лице, – но тем не менее, доктор, не следует посвящать во все тонкости веры вулканцев.
 Может возникнуть… недопонимание.
 – Неужели, – съязвил Маккой, – хорошо, нет проблем, сэр.
 Транспортатор опустел, и они взошли на большую платформу. Сарэк стал набирать какие-то цифры на клавиатуре пульта управления, предварительно вставив в выемку электронной кассы свой дипломатический кредитный чип.
 – Нас переправят в консульский комплекс, – сообщил он, – где я оставлю вас на попечение тех, с кем вам нужно увидеться. Мы с Амандой отправляемся домой, после чего мне необходимо заняться делами и посетить лиц, встречи с которыми уже назначены. Боюсь, что встреч запланировано слишком много. С вами мы увидимся сегодня вечером на приеме. Официальные консульские органы передадут на корабль необходимые координаты Академии, капитан, или, по вашему желанию, обеспечат доставку сами.
 – Я все-таки попрошу их связаться с кораблем, сообщил Джим. Спасибо, посол, за вашу доброту.
 – Учтивое отношение к гостям не имеет ничего общего с добротой, спокойно возразил Сарэк. – Активируй немедленно.
 Мир снова растворился. Джим, Спок и Маккой оказались напротив здания, которое, вероятно, было спроектировано архитектором, чья семья, как подозревал Джим, владела фабрикой по производству стекла, Оно было изумляющим глаз материальным воплощением мастерства строителей: группа изящных башен, связанных воедино воздушными мостами и опорными конструкциями из стекла. Стекло было повсюду: оно переливалось и было то золотого, то зеленого, то небесно-голубого цветов, каждый из которых растворялся в другом, исчезая и появляясь, перемещаясь то вниз по поверхности стекла, то вверх.
 – Это великолепно, – сказал Джим.
 – Готов поспорить, что оболочка солнцезащитная, – предположил Маккой.
 – Мы строим, – ответил Спок, – соединяя искусство и науку.
 Функциональное здание может быть еще и прекрасно… Более того, красота придает ему большую эффектность. Это всегда поражает тех, кто думает, что на Вулкане все утилитарно и сотворено из камня и песка.
 Они направились к зданию.
 – Твой отец, – сказал Джим, – кажется иногда странным. Посол обычно не ставит себя в такое уязвимое положение. Обычное правило для них: «Гибче, гибче».
 – Мой отец не относится к категории обычных послов, – ответил Спок, когда они подошли к зданию. Двери разъехались в стороны, уступая им проход. – И, может быть, для нас это только лучше.


* * *

 Вторая половина дня прошла немного скучновато, если не считать того, что Джим оказался в компании с вулканцем, которого сразу же, целиком и полностью, невзлюбил.
 Его имя было Шас и он работал в старшем официальном органе, который руководил дебатами. Шас был крупным для вулканца и при этом блондином, что сразу заставило Джима посмотреть на него с любопытством, когда их представили в кабинетах консульства. Светлые волосы смотрелись необычно, так как вулканцы-блондины встречались очень редко. Еще одной особенностью этого клерка были голубые глаза, точнее ярко-синие, под стать небу над Вулканом. Но еще удивительнее было то, что глаза эти источали холод, ледяной холод. Не сдержанную прохладу, которую Джим наблюдал каждый день в глазах Спока (правда, это было давно, так как Спок несколько изменился с тех пор, как начал работать с людьми), или в глазах Сарэка, но откровенно отгораживающийся взгляд, намеренно не скрываемый, без всякого опасения ответной реакции.
 Спока сопровождало другое официальное лицо из консульства стройная пожилая женщина. Шас провел Джима и Маккоя в боковой кабинет и оставил их там в компании стола и компьютера на целых двадцать минут. Сначала они просто болтали и предположили, что там, за дверью идет какая-то бюрократическая возня. Но когда Шас вернулся, никаких извинений за задержку не последовало.
 Джим отвечал на вопросы вулканца вежливо, но слышал, как ерзал рядом Маккой, пытаясь сдержать себя. Джим знал, что доктор раздражен.
 «Чего я суечусь понапрасну? – думал Джим. – Я капитан звездного корабля и не заслуживаю такого отношения?.. Ну что ж, это действительно так. Но Сарэк предупреждал нас, что не все вулканцы одинаковы и не все относятся к нам с любовью. Если я не сдержусь, то принесу им массу удовольствия. Ведь этим я еще раз докажу, что являюсь именно таким, какими они нас себе представляют. Этому не бывать…».
 – Очень хорошо, – прервал Шас вереницу мыслей Джима таким резким тоном, каким Джим не позволил бы никому разговаривать с капитаном звездного корабля. – Вы должны прибыть в Холл Голоса через два дня в три деления /три часа/. Вы можете принести с собой необходимые материалы, если понадобится, – выражение его глаз совершенно откровенно показывало, что Шас думал о тех, кому нужны письменные материалы для доклада. – На этом все.
 Джим открыл было рот, чтобы поделиться своим мнением на этот счет, но Маккой опередил его.
 – Шас, – спросил он, – вы практикуете ксиа? Выражение лица Шаса изменилось. Теперь он выглядел так, как будто ему был задан неприличный вопрос. Во взгляде его читалась досада.
 – Да.
 – Но, насколько я понимаю, не ту часть, которая говорит об учтивости по отношению к гостям, – предположил Боунз спокойным тоном.
 Глаза Шаса сверкали злобой.
 – Ксиа не относится к твиокхам, – сказал он, – и ни к какому другому существу вашего сорта. Мне нечего больше сказать.
 – Ну нет, так просто ты не отделаешься, – возразил Маккой, несколько растягивая слова, но так же хладнокровно. – Твиокх, надо же?
 Ты – грубый мальчишка. Тебе не больше пятидесяти, но все равно ты достаточно взрослый, чтобы научиться хоть каким-то манерам. Твое счастье, что у меня сегодня слишком много дел, а то я вывел бы тебя на чистую воду, – он встал. – Пошли Джим, давай оставим это испорченное существо, пусть занимается бумагомаранием.
 В тоне Боунза было что-то возмутительно провокационное, но Джим сдержал себя.
 – Шас, – сказал он, поднимая руку в знак прощания, – долгих лет и процветания. Доктор, – обратился он к Маккою, и они вместе проследовали во внешний офис.
 Боунз, не останавливаясь, направился прямо в коридор, который вел к транспортатору.
 – Ну, и как это называется? – сказал Джим, переводя дыхание.
 – Подожди, пока выберемся наружу, – ответил Маккой и замолчал.
 Снаружи они нашли простенького вида скамейку, которая стояла под склонившимися ивами, и присели на нее. Маккой отдышался и посмотрел на Джима.
 – Этот мальчишка, там, наверху, – начал он. – Ты узнал его?
 – Нет.
 – Ну, что ж, вполне может быть, что ты его не запомнил. Он был на «свадьбе» Спока. Джим молча переваривал сообщение.
 – Он?
 – Да, именно. Всего лишь лицо из толпы, но тем не менее я узнал его, – сказал Боунз. – Его светлые волосы привлекли мое внимание.
 – Он был груб, – Джим покачал головой. – Он ненавидел нас. Нет, это была не ненависть. Презрение. Мы были для него грязью.
 – Совершенно верно. Ненависть предполагает некоторые знания о предмете, на который направлена, а у него таковых нет. Я не хотел, чтобы он понял, что я его узнал, – сказал Боунз. – Я просто действовал так, как он ожидал от меня, и очень надеялся, что ты не последуешь моему примеру, чтобы не привлечь к себе внимания. Но ты действовал как вулканец, что, возможно, еще больше разозлило его, – Маккой прислонился спиной к дереву и проворчал. – Оx! – Выпрямился снова, потирая спину. У дерева были свои собственные мысли по поводу тех, кто хотел прислониться к ним спиной, и эти идеи материализовались в виде шипов длиной в полтора дюйма.
 – В любом случае, – сказал он, – не может быть никаких сомнений в том, что он имел в виду именно то, что говорил, – Ну, это я и сам сообразил, – ответил Джим. После минутного молчания он спросил:
 – А что такое твиокх?
 – Твииокх, – поправил его Маккой. – Буква «и» длиннее. Это ругательство означает: «чужак», но с ярким презрительным оттенком.
 Похоже, Маккой немного успокоился.
 – В действительности оно имеет значение «сосед». Для вулканцев это не совсем хорошее слово. Оно обозначает кое-кого, кто живет рядом с тобой на соседнем куске земли, но ты предпочел бы, чтобы он был в земле.
 – Очаровательно. Ты думаешь, такое презрение было выказано по отношению ко всем представителям Терры, а не только к нам?
 – Совершенно уверен в этом, – Маккой снова откинулся назад, но на этот раз более осторожно. – Помнишь, Джим, сколько я потратил времени, чтобы изучить мимику Спока. И хотя он вулканец только наполовину, влияние со стороны отца было очень сильным. В пору юности Спока окружающие старались очистить его от влияния земной культуры. И до сих пор новички в команде чувствуют себя скованно рядом со Споком, Проходит достаточно много времени, прежде чем они начинают понимать, что если Спок не реагирует своей мимикой на их замечания, то это еще не значит, что он сноб. Он просто другой. Как только это проясняется, все становятся более раскованными. Джим кивнул.
 – Так ты прочитал по лицу Шаса, что он зол на людей в целом?
 – Да, именно зол. Зол настолько, что неучтив, даже когда знает, что мы можем пожаловаться на него, и это, возможно, приведет его к увольнению… или, по крайней мере, он получит выговор. Он, видимо, совершенно уверен в исходе голосования в пользу отделения?
 Джим вздохнул.
 – Сколько еще из тех, кто будет голосовать, думает так же? Боунз, это начинает меня пугать.
 – Только сейчас? Я уже был зверски напутан, как только осознал, что мой доклад может в какой-то степени повлиять на исход.
 Они сидели несколько мгновений на скамье молча.
 – Ну что ж:, – сказал наконец Джим, – как я понимаю, мы должны взять себя в руки и сделать все возможное в данной ситуации. Но… он покачал головой, – я все еще никак не могу смириться с тем, что мы услышали от вулканца. Они всегда так сдержанны и вежливы. Мысль о том, что будет представлять из себя орава злых вулканцев, если они дадут выход своим эмоциям…
 – Эта мысль испугала их самих несколько веков тому назад, сообщил Маккой. – И похоже, что это единственная причина, по которой их цивилизация до сих пор существует.
 – Кстати, – сказал Джим, – мой универсальный переводчик не справился со словом «твиокх». Боунз, не думаешь ли ты, что с ним что-то случилось? Ты ведь сразу понял, о чем идет речь.
 – Нет, не думаю, что дело в твоем переводчике, – сказал Маккой и посмотрел несколько виновато. – Я проштудировал языковые серии второго уровня, когда был в отпуске. Должен сознаться, что я был озабочен ситуацией, когда смотрел новости, а потому решил остаться дома и пройти курс.
 – Вместо того, чтобы поехать в Бали? Боунз пожал плечами. Джим ошарашено уставился на него. Не так много людей сегодня учили языки химическим способом. Хотя курс РНА давал полные знания языков, но со временем они улетучивались, а сам процесс был болезненным, так что человек заболевал на несколько дней. Поэтому большинство людей предпочитало пользоваться переводчиком и обновлять в нем информацию при необходимости. Хотя все лее РНА серии имели некоторые преимущества. Обучавшийся мгновенно и осознанно начинал бегло говорить на языке, он мог подбирать слова, говорить каламбуры. У них не было страха лишиться речи на чужом языке в случае поломки переводчика.
 Признание Маккоя явно впечатлило Джима.
 – Это был курс восприятия на слух или разговора на языке и восприятия?
 – Хвас та-йевехих так рехелх кутук-шейх най йа-ч-евх, – сказал Маккой, затем кашлянул и потер горло. – Мой акцент немногого стоит. Я просил местный акцент северного континента, но вместо этого получил РНА от какого-то вулканца, который сначала жил в Кембридже, а потом преподавал в Лос-Анджелесе. Хотя местные клоны все-таки дороже…
 – Ты что, не повесил эти расходы на Звездный Флот?
 Боунз скривился.
 – Ты шутишь? Знаешь, сколько это займет времени: обработать заказ, ваучер, дождаться одобрения департамента и наконец получить подпись под проектом? Вулкан уже отделился бы к тому времени, пока вся эта бюрократическая возня дойдет до финала. Я сделал все это на свои гроши.
 Было видно, что все это показалось Джиму забавным. Вскоре они увидели Спока, который пересек площадку и остановился перед скамейкой.
 – Какие-нибудь проблемы, капитан? – поинтересовался он. – Похоже вы провели много времени в консульстве.
 – Нам нужно было кое-что сделать, – ответил Джим… – Нет, проблем не было… Хотя ты все же пропустил представление, когда Маккой выводил на чистую воду одного из ваших собратьев.
 Маккой потянулся лениво, в то время как Спок воззрился на него с выражением полного непонимания.
 – Но в здании прекрасная система очистки, – сказал Спок.
 – Это зависит-от того, кто ищет грязь. Свинья найдет ее везде, заявил Маккой, улыбаясь. Спок покачал головой.
 – Должен признаться, я вас не понимаю.
 – Хи-элеф ка хий, – ответил Маккой. Переводчик Джима совершенно ясно передал это как: «Нет, вы понимаете».
 Спок мигнул.
 – Да ладно, – сказал Маккой, поднимаясь со скамьи. – Я хочу сделать кое-какие покупки, и мы расскажем все по дороге.
 – Прекрасно, – только и сказал Спок.


* * *

 Они весело провели время, прогуливаясь по городу, рассматривая витрины и восхищаясь архитектурой. Уже было довольно поздно, когда они зашли в одно местечко пообедать. День по вулканским стандартам был прохладным – не более ста градусов по Фаренгейту. Но все же Джим был несказанно рад, что склад снабдил его теплозащитным костюмом. Он был прошит теплонейтрализующим волокном, которое отражало тепло от одежды.
 Даже в тени, где стоял их столик во дворике ресторана, дыхание угасающего дня было жарким, и Джим с большой охотой пил холодную, чистую воду, которая била из фонтанчика в центре дворика.
 Маккой смотрел на источник, потягивая свое вино.
 – Знаешь ли, – сказал он вулканцу, – для такого сухого места, каким является ваша планета, у твоих соплеменников много фонтанов.
 – Мы бережем воду, – ответил Спок, – но иногда и дух должен быть освежен, как и тело. Маккой отставил свой бокал в сторону.
 – Были времена, – сказал он, – когда я был бы просто ошарашен, услышав что-нибудь подобное от тебя.
 – Были времена, когда ты не знал меня так хорошо, как знаешь сейчас, – ответил Спок. – Но времена меняются. Будем надеяться, что они изменятся и для Вулкана.
 Маккой кивнул, потом сказал:
 – Мне нужно кое о чем спросить тебя. Есть то, чего я не понимаю в языке…
 – Как, например, акцент, – сказал Спок, причем по его тону было заметно, что речь Маккоя забавляет его.
 – Нет, это мы лучше оставим в покое. Ты ведь знаешь, как работает РНА передача: ты получаешь контекст слова, а также его значение и звучание.
 – Да.
 – Так вот, я знаю пару слов, контекст которых был пропущен, хотя переводятся они достаточно ясно. «А-Тха», например.
 Спок ничего не ответил, наклонив голову, он исподлобья посмотрел на Маккоя.
 – Если это то, о чем нельзя спрашивать, – поспешно добавил Маккой, – просто забудь об этом. Я не знаю, где начинается табу.
 Спок покачал головой.
 – Нет, доктор, это не является табу, – Спок перешел на «вы» не потому, что был чем-то расстроен, просто ему было так удобнее говорить о делах. – Вы ведь спрашиваете об его абстрактном значении.
 Он сложил руки и сплел пальцы между собой.
 – В вашем переводе нет контекста потому, что это одна из тех концепций языка, которая должна постоянно испытываться или, если хотите, ощущаться, чтобы быть верной. Вы не можете заморозить ее в одной форме. Вы должны испытывать, чувствовать «А-Тха» по-разному каждый раз. Это не является ограничением, наложенным нами… это заложено в самой структуре Вселенной. Позиция наша в пространстве и времени постоянно меняется. «А-Тха» также должна изменяться.
 Джим потряс головой.
 – Я что-то упускаю.
 – Нет, – сказал Спок. – Думаю, на большинстве человеческих языков эта концепция звучит как «сущность» или что-то подобное. «А-Тха» – это опыт, ощущение бытия и силы, которая несет ответственность за создание природы и поддержание Вселенной.
 – Бог, – недоверчиво сказал Джим.
 – «Бог» тоже подойдет для описания этого слова на земном языке, сказал Спок. – Вулканцы испытывают это присутствие напрямую и постоянно. И степень этого ощущения постоянно меняется. Ни один вулканец не испытывает его одинаково. Слово это из самых древних, которые известны науке, одно из самых старых, найденных в древних рукописях, и обозначает то, что присутствует почти во всех древних языках планеты.
 Маккой с любопытством уставился на Спока.
 – Ты можешь мне сказать, – заявил он, – что ту информацию, которую другие виды пытаются найти большую часть своего существования, воюют из-за нее, но все равно не достигают в своих поисках какой бы то ни было определенности. И эту информацию вы просто-напросто имеете, потому что она была всегда?
 – Да, – ответил Спок, – это совершенно точно.
 Джим сидел какое-то время молча, переваривая все это.
 Это определенно объясняло жуткое, неземное спокойствие и безмятежность многих вулканцев, которых он встречал. Они определенно носили в глубине своих душ уверенность в том, что все в порядке. Джим подумал, что теперь он понял в некоторой степени их безмятежность. Но оставались еще неясности.
 – Спок, – наконец прервал молчание Джим. – В свете этого, как ты можешь объяснить такое явление, как Шас?
 Спок несколько помрачнел.
 – Капитан, – сказал он. – У людей нет внутренней определенности по этому вопросу, и поэтому вы думаете, что если бы она была, то вы решили бы многие проблемы. В некотором смысле это так. Но есть множество вопросов, которые эта уверенность оставляет без ответа. Если увериться, что Бог существует, то почему существует зло? Можно ли определить силу, создавшую Вселенную, как то, что мы называем добром?
 Что такое добро? И если оно существует, то почему есть боль? Видите, сказал он, заметив, что Маккой уже кивает в знак понимания, – это все те вопросы, о которых разглагольствуют люди, и они точно так же не разрешаются верой в Бога, как и неверием. Некоторые из ответов кажутся просто путающими. Если есть Бог и есть боль и зло, почему нам кажется, что Бог заботится о своих созданиях? Но может быть мы действительно «сами по себе» в этой Вселенной, выйдя из-под контроля своего создателя? Тогда понятно, почему в этом мире много боли и агрессии. Мы провели века, десятки веков в непрерывных войнах несмотря на тот факт, что каждый только что родившийся вулканец уже знал о силе, которая создала Вселенную и сейчас поддерживает ее. Нужно гораздо больше, чем просто ощущение Бога, чтобы создать мир и остановить войны. Каждый должен решить, что делать с информацией.
 Маккой согласно кивнул.
 – И я предполагаю, что ты хочешь добавить, что каждый вулканец испытывает «А-Тха» с разной силой.
 – Действительно, это так. И по одной простой причине: они находятся в разных точках пространства и времени, – ответил Спок. – Но без всякого сомнения существует еще множество факторов, оказывающих влияние.
 Он замолчал. Маккой внимательно смотрел на Спока, но ничего не сказал, а просто взял стакан со стола и глотнул вина.
 – Вы хотели спросить, как я ощущаю «А-Тха» и ощущаю ли я его вообще, – сказал Спок. Его взгляд был жестким. – Я думаю, что могу без всяких опасений нарушить табу с моей стороны и сказать вам, что да, я его ощущаю. Но ниже или выше нормы степень моих ощущений, я вам сказать не могу. Это один из пунктов, включенных в молчание, кодекс интимности, который является частью философии Сурэка. Однако для большинства моих собратьев, как и для меня лично, «А-Тха» поднимает больше вопросов, чем дает ответов… Признаюсь… – добавил он, – что я много раз задумывался над тем, как бы я чувствовал себя, если бы был человеком и не ощущал уверенности, которая присутствует в вулканцах. В любом случае, доктор, ответил ли я на ваш вопрос?
 – По большей части, да.
 – Это очень хорошо, – сказал Джим, – потому что у нас осталось очень мало времени. Нам нужно вернуться на корабль и переодеться для приема. Где будет Сарэк? В академии?
 – Да, – ответил Спок, когда они поднялись из-за стола.
 – Прекрасно, – сказал Боунз, поднимая свои покупки, лежащие на полу под столом. – Еще один вечерний коктейль в аудитории для школьников.
 Спок поднял бровь, но промолчал.


* * *

 Позже, в транспортной комнате они осмотрели друг друга, прежде чем взойти на платформу. Джим был удивлен тем, что к своим форменным нашивкам, положенным по званию, Маккой добавил маленькую нашивку БРБК.
 – Если бы я не знал тебя лучше, – сказал он, – то подумал бы, что собираешься заделаться под местных. Где ты достал эту нашивку?
 – В сувенирном магазине, когда рассматривал прозрачные пресспапье с изображением Маунт Селейи внутри. Кстати, гнуснейшая из вещиц, которые я когда-либо видел.
 – Да, – согласился Спок, – они были импортированы с Земли.
 – Молчи. Мы не можем позволить им оставить Федерацию, Джим. По крайней мере до тех пор, пока они не научат нас делать сувениры со вкусом.
 У Джима вырвался стон.
 – Активируй, – сказал он транспортному технику.
 Мир растворился и преобразовался в сумеречный ландшафт, весь в камнях и песке, над которыми расстилалась рыжевато-коричневая тьма, заполненная звездами. От великолепия дневного солнца, которое могло ослепить любого, ничего не осталось, закат почти догорел.
 Они стояли перед стенами академии. Серебристый песок простирался вплоть до самого горизонта. Там, в самой дали виднелась цепь низких гор, вырисовывавшихся на фоне кремово-золотого закатного неба. Воздух был сух и неподвижен, и издалека доносился звук чужой, незнакомый, но сладкий и грустный.
 – Планета действительно сильно воздействует на тебя, – задумчиво сказал Джим.
 Маккой слегка толкнул его локтем, чтобы заставить повернуться.
 – Ты еще и половины не видел.
 Джим повернулся и невольно сделал шаг назад: перед ним возвышалась массивная каменная глыба, устремившая острые вершины в небо, грозясь проткнуть ими ТгХут. Это был замок, или что-то вроде того, но замок такой величины, какие не строились на Земле никогда.
 Здание выглядело так, словно его вырубили из цельной горы.
 – Когда-то это была крепость, – сообщил Спок. – В те времена это место было единственным на тысячи миль вокруг, где из камня била вода.
 Целые войны велись за владение Пелаштом хотя бы на день. Затем пришел Сурэк, борьба прекратилась, и здесь выросла академия. Пелашт стал церемониальным домом и банкетным залом академии. Может быть войдем?
 – Они так и сделали. Джим почти всерьез ожидал услышать звук труб, пока они поднимались по ступенькам к основным воротам. Лазание по крутым ступеням в этой атмосфере – это совсем не то, о чем он мечтал. Джим попросил Маккоя ввести ему дозу Триокса перед тем, как они покинули корабль, а также пару химикатов для того, чтобы усилить работу легких. С ним все будет в порядке. «До тех пор, пока кому-нибудь не придет мысль вызвать меня на дуэль», – с горечью подумал он.
 Когда они прошли через массивные ворота, Маккой недоверчиво воззрился на громадные дыры в потолке над холлом (если так можно назвать громадное пространство), который отделял внешние ворота от внутренних. Дыры очень подходили для того, чтобы сбрасывать камни на голову попавшего в ловушку врага. Совершенно определенно, когда-то здесь именно это и происходило: глубокие и многочисленные выбоины в полу подтверждали эту догадку.
 – Эти ворота из цельного камня, – пробурчал он. – Из чего могут быть сделаны петли, чтобы выдерживать такой вес?
 – Сплав титана и стали, – сказал Спок. – Наш народ открыл его около пяти тысяч лет назад, во время исследований, проводимых с военными целями.
 – Для чего же еще? – спокойно сказал Маккой и пошел дальше.
 Впереди, в проходе, ведущем вниз, виднелся свет, а доносившиеся оттуда звуки речи отдавались эхом.
 Они задержались при входе, но не для того, чтобы произвести эффект, а потому что зрелище, открывшееся глазам, ошеломило их. Зал Пелашта был одним из самых больших помещений в известных мирах – около полумили в длину, четверть мили в ширину, пятьсот футов в высоту. Он был сделан из цельного камня, древнего базальта вулканического происхождения. Сотни ламп, вмонтированных в стены, были крохотными и далекими, как звезды. В этом пустом пространстве Джим чувствовал себя угнетенным и ничтожным. Он замер и стоял так до тех пор, пока его чувства не пришли в норму, и он не смог перебороть ощущение того, что эта громадная крыша, затерявшаяся вверху, может свалиться на его голову без всякого предупреждения. В конце концов, это была страна землетрясений…
 Через громкоговоритель спокойный голос произнес:
 – Капитан Джеймс Т. Кирк. Доктор Леонард Б. Маккой. Командор Спок.
 Они вошли, причем Джим сделал все возможное, чтобы придать своему лицу беззаботное и приветливое выражение. Идти пришлось далеко. Зал был настолько велик, что мог поглотить самую многолюдную вечеринку, которую только можно представить. Поэтому собравшиеся на приеме старались держаться небольшими группами рядом со столами, которые были расположены в центре зала и уставлены снедью и напитками.
 Они направились к ближайшему столу, где уже находились Сарэк, Аманда и другие вулканцы, которым их тут же представили, причем каждому персонально. Джим проклинал себя за то, что не удосужился выбрать время, чтобы усилить свой переводчик именным файлом. Изменить в данный момент ничего уже нельзя, так что ему пришлось просто произносить имена так, как они ему были сказаны, и постараться их запомнить.
 Все вулканцы обращались с ним с учтивостью, которой не отличался Шас, и разговаривали с ним как с разумным существом. Это было приятно после сегодняшнего дня, когда он подумал, что, может быть все жители планеты видят в нем «чужака». «Это паранойя», – подумал он и тут же с большим удовольствием включился в общую беседу.
 Пока он болтал, ему вдруг пришла мысль: вулканцы явно отличались друг от друга. Многие люди считали, что все вулканцы были высокими, темноволосыми и стройными, похожими друг на друга. И хотя большой процент собравшихся действительно подходил под описание, можно было встретить и низкорослых вулканцев, вулканцев – блондинов (он увидел даже одного рыжеволосого, разговаривавшего за одним из столов с К-с-тлкой). В зале были сухопарые мужчины и женщины, хрупкого телосложения, приземистые и крепкие на вид вулканцы. «Они выглядят как люди», подумал Джим, и тут же засмеялся этой мысли.
 Джим налил себе напиток – чистейшая вода, но именно эта вода ценилась в этих местах за свой сладкий привкус, и возвратился к группе вулканцев, с которыми беседовал. Там был Срэйл – крепкого телосложения, с каштановыми волосами биолог из академии, ТгМадх программист и ее сын Савеш, который на вопрос по поводу его профессии отвечал: «Я фермер». Это говорилось с чувством тайного удовлетворения, что давало понять, как высоко ценил он свое занятие по сравнению с занятиями других вулканцев. Джим не удержался от улыбки: сама мысль о вулканце, занимающемся сельским хозяйством, была забавной, хотя совершенно ясно, что на планете должны быть фермеры. Но образ вулканца, держащего в руках вилы и собирающего в стог сено, никак не хотел покидать его сознание. Джиму пришлось приложить усилия, чтобы снова включиться в разговор.
 Но оказалось, что Савеш представляет собой нечто большее, чем просто водитель трактора. «Хотя время от времени я делаю и это», сказал он, как будто это тоже было предметом его гордости. Савеш проводил исследования, целью которых было повышение урожайности нескольких сортов тикха, местного зернового растения, которое являлось основным продуктом питания на Вулкане, произрастающего на голом песке без добавления удобрений. Проблема заключалась в том, что растение не поддавалось никаким изменениям, которые можно внести с помощью генной инженерии. Если же в почву добавляли питательные вещества, пытаясь повысить урожайность и сроки созревания тикха, растение просто отказывалось их впитывать. Так что нужно было искать другое решение.
 – Эта деятельность очень важна, – сказал Са-веш. – За последние триста лет население планеты выросло настолько, что сами мы уже не в состоянии себя прокормить. Возможно, этот итог на сегодняшний день и не логичен, но с этим нужно что-то делать и очень быстро. Мы уже импортируем много пищи, и совершенно ясно, что случится с нашим импортом при определенном исходе дебатов…
 – Савеш, – обратился Джим, – могу я поинтересоваться твоим мнением по одному вопросу?
 Это была обычная учтивость, как объяснял ему Сарэк, при этом любой вулканец, которому задавался вопрос, мог просто отказаться на него отвечать, если считал, что при этом могут быть затронуты его личные интересы.
 – Спрашивай, пожалуйста, – согласился Савеш.
 – Что ты думаешь по поводу раскола? Какого исхода желаешь лично ты?
 Савеш нахмурился, и на мгновение Джим засомневался, стоило ли вообще задавать вопрос. «Но я должен спросить, я должен убедиться, что они совсем неплохи. Нельзя же просто зациклиться на Шасе…»
 – Я оскорбил… – начал было Джим, но его тут же прервали.
 – Оскорбил? Конечно нет, – ответил Савеш. – Понимаете ли, капитан, вы должны простить меня, но я никогда прежде не встречал земного человека и задумался, является ли моя информация, если так можно сказать, доказательством, – он нахмурился снова. – Я не уверен, что смогу все объяснить правильно представителю другой культуры. В нашем языке есть слово «нехау». Обычно оно переводится как «чувство», но перевод этот неадекватен…
 – Араигх тха такх-руум не яехауувеш мэкхежт-рреу, – услышал Джим за спиной голос Маккоя.
 Савеш, Срайл и ТгМадх с изумлением уставились на доктора.
 – Да, – сказал Савеш, – это больше соответствует значению.
 Доктор, как вы выучили вулканский?
 – Лежа на спине, – уныло сообщил Маккой. – А потом целую неделю я только и делал, что сожалел об этом, причем обычно в ванной комнате. Даже вулканцы слегка улыбнулись при этой тираде.
 – Джим, – обратился к Кирку доктор, – наилучшим переводом слова «нехау» было бы «вибрация». Это высоко субъективное явление.
 – Понятно. Продолжайте, Савеш.
 – Ну что ж:, капитан. Я слышал от многих вулканцев, что отделение от Федерации и Земли не будет потерей для нас, так как у людей плохое «нехау», и как бы мы не старались, со временем это случится и с нами.
 Но я должен сказать, что нахожу ваше «нехау» совершенно положительным, даже приятным. И в связи с этим обстоятельством меня заинтересовал вопрос: сколько из того, что я слышал о Земле и о людях, не соответствует истине. Мне интересно, где другие вулканцы получают свою информацию и встречались ли они хотя бы раз в жизни с землянином, чтобы делать выводы. Джим улыбнулся.
 – Возможно, и нет. Но что касается меня, то может ведь быть и так, что я просто хороший человек, а таких у нас совсем немного, то есть я – исключение. Или можно просто предположить, что у меня хорошее «нехау», но я совсем не так хорош и прячу свои чувства?
 – Может быть и так, – .сказал Срэйл, – но обычно «нехау» не так просто изменить, оно в точности отражает внутреннее состояние. В любом случае, некоторые из нас наверняка захотят еще раз обдумать свое мнение. Но отразятся ли эти размышления на исходе голосования – это невозможно предугадать, и шансы на сегодня не выглядят многообещающими.
 Джим кивнул.
 – Буду надеяться, что это все-таки повлияет на голосование, ответил Джим.
 ТгМадх посмотрела на него своими маленькими, яркими глазками.
 – Надежда не является логичной, – сказала она, – но в данном случае я желала бы, чтобы вопрос был решен наилучшим образом как для вас, так и для нас. По одной простой причине я не хотела бы покидать Федерацию: наши различия настолько велики, что мы никогда больше не найдем возможности сравнивать их веками, – она покачала головой. – Это так печально. Тем не менее давайте посмотрим, что можно будет сделать завтра.
 Разговор перекинулся на другие темы. Через час Джим почувствовал некоторую усталость. На планете была сильная гравитация. Какое-то время спустя ноги уставали, и вы чувствовали себя неуверенно.
 – Немного подустал? – поинтересовался Маккой в самое ухо.
 – Есть малость, – ответил Джим. Маккой указал на одну из боковых дверей:
 – Иди, прогуляйся немного, подыши воздухом. Там прохладно, тебе станет легче.
 – Хорошо.
 Путь до двери был долгим. Джим задержался, чтобы осмотреться вокруг. Он стоял на галерее, вырубленной из цельного камня в горе, утес простирался вниз на сотни метров, и там, внизу, перед ним раскинулась Научная Академия, здания которой поблескивали в слабом свете ТгХут. По обе стороны от него галерея простиралась дальше, от нее отходили вверх лестницы, также вырубленные в камне, ведущие на другие уровни горы.
 Джим медленно побрел по галерее. Воздух становился прохладным, хотя все же здесь чувствовался климат пустыни. «Они должны были назвать это место Сахарой или чем-то в этом роде», – подумал он, забавляясь этой мыслью. «Вулкан – с какой стати его так назвали? Если только это не было возвращением к старой привычке астрономов называть планеты именами богов. Неплохое имечко, наверное. Бог кузнецов. Когда-то планета была брошена в огонь и по ней били как по наковальне таким был Вулкан в свое время. Интересно, что об этом думают палеонтологи…»
 Он пошел вверх по одной из лестниц. Небеса приобрели великолепный оттенок розово-голубого, пустыня расцвела красным цветом. Джим облокотился на перила и подумал о том, сколько же балконов вырублено в этой скале и сколько же комнат внутри. Послушать Спока, так эта гора вся в дырах, как швейцарский сыр, и дыры эти не что иное, как оборонительные помещения, квартиры для жилья, коридорчики, склады для запасов пищи, приготовленные для долгой осады крепости. «Интересно, каково это – быть осажденным здесь, смотреть вниз и видеть бескрайние пески и врагов, домогающихся твоей крови»?
 История. Джим никогда не мог противостоять тому, чтобы не углубиться в историю. Он надеялся, что позднее у него будет возможность осмотреть это место как следует. Если это «потом» вообще будет. Его собственное выступление может повлиять на это.
 «Ну, пожалуйста, пусть все получится», – обратился он мысленно к кому-то, кто может быть слушал его, а может и нет. В отличие от Спока он не чувствовал в себе никакой уверенности на этот счет.
 – …противостоять этому, – сказал слабый голос, говоривший, видимо, был далеко. – Я сопротивлялся этому энергично, как только мог.
 Почему ты заставляешь меня делать это?
 – Ты знаешь причины, – сказал второй голос, хрупкий голос с хрипотцой. Джиму показалось, что он уже слышал его где-то… и волосы на голове у него встали дыбом. – Наш народ должен проголосовать правильно, но не потому, что эксплуатируют его убеждения.
 – Я не буду спорить с тобой по этому поводу. Но, тем не менее, я буду сопротивляться курсу.
 – Еще раз повторяю, – голос слышался все отчетливее по мере того, как его владелец приближался. – Наш народ должен проголосовать правильно. Будет катастрофой, нарушением ксиа, если они сделают не так. Они не должны руководствоваться своми убеждениями или рекламной компанией, – это было сказано на выдохе, – которую проводят другие, чтобы раскачать выборы. Они должны проголосовать за отделение потому, что это логично и необходимо. Они должны услышать правду. И лучше тебя это не сделает никто. Вся планета знает это. Ты столп… или один из столпов.
 За этим последовало долгое молчание.
 – Я никак не могу отделаться от мысли, – послышался голос Сарэка, низкий и грубоватый, – что в это замешаны силы со слабым понятием о чести, мадам.
 – А когда было иначе? – голос был холоден. – Я – Старейшая. Я правлю Семьей. В некотором смысле я управляю всей планетой и знаю ее достаточно хорошо. Я чувствую ответственность за все… Слишком долго.
 Мне кажется, я просто устала от этого. Но я не сброшу это бремя с себя, и этого не сделает Семья. Ксиа должна быть соблюдена. Правда должна быть сказана. Ты лучше других знаешь ее. Восемьдесят шесть земных лет ты был послом на их планете, ты женился на женщине с Земли, ты вырастил сына от смешанного брака, ты знаешь землян лучше, чем кто бы то ни было другой. Земля находится в сердце Федерации, как ты сам знаешь. Мы не услышим здесь жалоб на андорианцев, телларитов или другие миры. Вид, который беспокоит нас и доставляет неприятности, это тот самый вид, который определяет политику Федерации – люди с Земли.
 Твой курс определен – можешь сопротивляться этому, сколько хочешь. Но я тебе в этом не помощница.
 Снова последовало продолжительное молчание.
 – А, Джеймс? – сказал голос очень близко от него. Джим обернулся шокированный.
 Рядом с ним стояла Т'Пау, а позади, словно прячась, находился Сарэк. Джим, не отрываясь, смотрел прямо на Т'Пау, хрупкую, маленькую, опиравшуюся на резной посох. Одета она была в черную, длинную робу вместо великолепной церемониальной одежды, в которой Джим видел ее на месте Брака и Вызова. И снова Джим вспомнил горячий песок и этот взгляд, обжигающий сильнее солнца, изучающий, заставляющий его не дыша замереть на месте. Так было и сейчас, и темнота нисколько не скрадывала остроту этого взгляда.
 – Я уверена, что ты не собирался подслушивать, – сказала Т'Пау.
 Джим моргнул: «И что это значит?» – Но это не важно. Ты знаешь, что сделает Сарэк?
 – Он выступит с докладом, и основной мыслью его будет отделение Вулкана от Федерации, – сказал Джим.
 – А ты знаешь, почему он это сделает?
 – Потому что вы ему так сказали, – ответил Джим.
 Т'Пау расправила плечи и шагнула вперед.
 – Определенно, большая часть твоего народа, – сказала она, будет думать именно так. Они видят во мне сильного правителя… – она фыркнула. Звук этот был настолько неожиданным, что Джим чуть было не расхохотался. – Они не имеют ни малейшего представления об ограничениях, которые связывают мою власть, – заявила Т'Пау. – Ксиа, ксиа превыше всего. Но они не понимают этого. Если бы это было не так, в расколе не было бы необходимости.
 – И, возможно, при этом их отличие от нас исчезло бы, – сказал Сарэк.
 Т'Пау бросила на него взгляд и снова повернулась к Кирку.
 – Джеймс, – обратилась она, – есть многие на этой планете, кто с нетерпением ожидает этого отделения. У меня нет прав остановить их, они представители гораздо больших сил. Им должно быть разрешено определить судьбу планеты без каких-либо вмешательств со стороны.
 – Но ты вмешиваешься. Или мне так кажется?
 – Да, все не так, как ты думаешь, – ответила Т'Пау. – Силы, о которых я веду речь, многочисленны. Некоторые из них проводят то, что люди называют «компанией ненависти». Они настраивают вулканцев против людей Земли и делают это, возбуждая у вулканцев чувство гордости и превосходства. Да, конечно, многие заявят, что это эмоции и от них нужно воздерживаться. Но, тем не менее, не все свободны от них. Чтобы сражаться с этой ложью, есть только одно оружие – правда. Сарэк обладает ею. И он должен рассказать все. Все, вне зависимости от последствий.
 Минуту Джим стоял молча, затем кивнул.
 – Это совпадает и с моими намерениями, – ответил он. – Сказать правду. Не заботясь о последствиях.
 – Это само по себе, – сказала Т'Пау, – сильное оружие в твоих руках. – Она выглядела несколько расстроенной. – Мы снова собираемся воевать, хотя вся наша философия призывает нас к обратному. Оружия как такового не будет, но все равно – это война, – она вскинула голову и посмотрела на Джима. – Однако я успокоена тем, что услышала от тебя. Я думала, что ты попытаешься удерживать Вулкан в Федерации любым путем.
 – Я не совсем уверен, – медленно произнес Джим, – что хотел бы жить в такой Федерации или отвечать за Вулкан, который будет в ней против воли.
 Т'Пау кивнула.
 – В таком случае мы понимаем друг друга, – сказала она. Джим поднял бровь вверх: он был далек от понимания ее, но решил удовлетвориться этим.
 – И что ты будешь делать, – спросила Т'Пау, – если голосование решит в пользу отделения?
 – Оставлю Вулкан, – это было все, что он смог ответить. Он пытался не задумываться о последствиях.
 – Достаточно, – сказала Т'Пау у него за спиной. – Это нелогично страдать от того, что еще не наступило. Делай то, что должен, Джеймс, и помни, что ты поступаешь верно.
 Молчание длилось долго. Когда Джим снова повернулся, они уже исчезли.
 Он стоял на балконе до тех пор, пока к нему не вернулась обычная уверенность, а затем вернулся на вечеринку.




 Глава 6
 ВУЛКАН – 3


 Ее имя было Кеш. У нее был Глаз, но во всем остальном она была ниже их, и клан делал все возможное для того, чтобы она всегда помнила об этом. Еще будучи довольно молодой, она поклялась, что они пожалеют об этом: но в конечном итоге это осталось только клятвой.
 Она родилась среди камней вокруг бассейна от женщины, которую звали Текав. Ни один дом не принял Текав: их матери ждали, сможет ли она родить своего ребенка живым. Но роды убили ее, и даже Старшая мать не могла ничего сделать, когда кровь хлынула из нее фонтаном.
 Они разрезали ее тело, чтобы вынуть ребенка. Кеш сделала вдох и заорала во все горло. Это, как думала Старшая, было хорошо. Она подняла ребенка, вынесла его из-под крыши, подняла к солнцу и трясла до тех пор, пока он не открыл глаза. Ребенок вскрикнул, как кричали все только что рожденные под этим яростным светом. Но когда Старшая повернула ее к себе лицом и внимательно посмотрела в глаза девочке, то увидела вспышки отраженного солнечного света внутри ее сузившихся зрачков, сияющих как глаза зверя от света костра. Так она узнала, что у ребенка есть Глаз.
 Тогда они подняли плач и отдали ребенка другой матери, которая еще кормила своего малыша грудью. Несколько молодых воинов отошли прочь, бурча себе под нос, что это несправедливо, что мать умерла, родив ребенка с Глазом: она должна была быть отдана одному из них.
 Теперь же ее отдадут зелотам. Так и было сделано. Рычание из этого места доносилось до тех пор, пока не остались обглоданные кости. Затем вышел кто-то из лагеря и похоронил останки, чтобы не привлекать мусорщиков к этому месту. У клана было достаточно проблем и без набегов чевехов и им подобных. Были случаи, когда они утаскивали новорожденных, а у них не было никакого желания терять этого, хотя он и причинил им достаточно неприятностей.
 Клан называл себя кланом Глаза. Имя это было секретным, особенно оно скрывалось от других кланов, населявших великие пески. Для общения с чужими были придуманы ложные имена. Но мирно пообщаться случалось нечасто. Слишком мало воды было в песчаном мире, слишком мало крова.
 Только большой по размерам участок мог поддерживать вулканцев, и как только кто-нибудь находил таковой, то уже не уходил с него по своей воле. Одинокие путники были под подозрением – они обычно были шпионами, которые приходили из другого племени, чтобы разузнать, лучше ли ваш источник воды, чем их собственный. Клан Глаза знал о шпионах потому, что многие их соплеменники умерли, шпионя за проклятым Фелштом, у которого были высокие земли. Многие из племен делали то же самое.
 Сейчас в этом не было необходимости. Их водоем поил их уже долгое время. Конечно было бы преувеличением называть это водоемом, скорее он был похож на лужу; из которой для того, чтобы напиться, приходилось выгребать грязь и обрывки шкур, так-как отогнать от него зелатов было невозможно. Они пили и получали удовольствие от грязевых ванн.
 Неважно, что остальные потом проводили день, выбирая их волосы из воды. Никто не жаловался. Зелоты были своего рода защитой, и, к тому же, благом являлось само присутствие воды. Хватало других, более ужасных вещей, на которые стоило жаловаться.
 Охота была одной из них. В клане всегда не хватало пищи, никто не имел лишнего куска мяса. Дети с самых ранних лет учились ловить ящериц и отыскивать сладкие корни. Ничто не уходило в отбросы: ни мельчайший кусок кишки, ни капля крови. Когда дети взрослели, даже самые слабые из них заостряли палки, плели сети из высушенных растений чакх и шли охотиться среди скал на безобидных мелких тварей, которые держались невдалеке от жилищ в надежде на то, что им перепадет кусок пищи или глоток воды. Ребенок, который был слишком слаб, чтобы выжить в этих жестких условиях, не получал от племени пищи вообще. Взрослые члены клана считали это невыгодным обменом хорошей пищи на плохую. Ребенок же, который успешно охотился, получал больше пищи в виде поощрения.
 Кеш была одним из лучших охотников. С того момента, как девочка начала ходить, она слышала звуки, которые никогда не слышали другие.
 Она клала предметы в рот, чтобы попробовать, годятся ли они в пищу, еще задолго до того, как ее отняли от груди. Наблюдая за этим, Старшая Мать одобрительно кивала.
 Кеш сделала свое первое копье будучи совсем юной, и ящерицы тут же сообразили, что жизнь их стала намного труднее или, по крайней мере, потенциально более короткой. Ее слух становился со временем еще острее, а хорошее питание поддерживало крепкое здоровье. Другие слышали хуже по двум основным причинам: из-за увеличивающейся солнечной радиации, так как атмосфера Вулкана не могла отфильтровать солнечные лучи и из-за уменьшения концентрации кислорода в ней, в связи с чем звуки передавались хуже. Уши Кеш были такими же, как и у нескольких других детей клана – с большими, несколько заостренными ушными раковинами, которые улавливали звуковые волны лучше, чем уши их родителей. Но способность хорошо слышать приносила иногда неприятности: Кеш не раз уводила добычу у одного из взрослых. Она ловила ящерку или одного из шии, маленьких зверьков, живущих в норах, на которого охотился взрослый, но услышал его движение слишком поздно.
 Однако Старшая Мать хмурилась, когда происходили такие вещи, и скорее обвиняла в этом взрослого, нежели ребенка. Она знала, что дети с такими ушами будут лучшими охотниками, и клан нуждался в их крови, чтобы увеличить число ушастых.
 Когда-то такое было и с Глазом. Это была мать матери Старшей Матери. Несколько жизней назад она наткнулась на ребенка, смотрящего прямо на солнце, и солнце, похоже, не причиняло вреда его глазам.
 Многие годы вулканцам приходилось покрывать голову шкурами, когда они шли на охоту в пески, а потому часто становились добычей лематьев.
 Теперь, наблюдая за ребенком, она подумала, что пришло время положить конец подобным неудачам. Она нянчила ребенка так, словно он был последним ребенком в мире, и повязала его с одной из своих дочерей.
 Три ребенка родились после этого, и двое из них были девочками.
 Тогда она приобрела огромный вес в клане, и старые и молодые боролись за то, чтобы завоевать ее благосклонность, чтобы она позволила им вязку с одним из детей Глаза. Все думали о том, чтобы иметь детей, которые будут охотиться лучше всех. Они будут приносить им пищу в то время, как другие взрослые будут умирать от голода. Мать выбирала кандидатов по своему усмотрению. Каждое ее слово ловилось другими так, словно в противном случае может разразиться песчаная буря.
 Хотя теперь, думала Кеш, Глаз стал почти всеобщим достоянием: половина племени имела его. Ну и что? Они не найдут ему стоящего применения. По крайней мере не то, что задумала Кеш. Не то, чтобы кто-то обращал на нее внимание на совете. «Занимайся охотой, – говорили они, – раз у тебя это так хорошо получается». И они смеялись над ней сиротой и неповязанной. Никто, кроме ее кормилицы-матери не становился на ее сторону на совете. Если она сумеет заиметь ребенка, говорили они, и передать ему Глаз, тогда, возможно, мы и послушаем ее. Но у Кеш в голове было совсем другое.
 Часто ее взор обращался на север. Лагерь ее племени представлял собой не что иное, как груду камней вокруг крошечного источника. Кеш ненавидела это место: куча предметов, сваленных для защиты от ветра, и шкуры зелатов, натянутые на шесты как защита от солнца. Тени двигались, соплеменники боролись за место в тени, выкидывая самых слабых на безжалостное солнце. Даже вода здесь воняла. Гораздо лучше, с точки зрения Кеш, было уходить в пески, где можно чувствовать на коже дуновение свежего ветра. Там можно было поразмыслить. Вид там открывался на многие мили, и было на что взглянуть. Вдали возвышался одинокий, темный, громадный силуэт, бросавший вызов небу – Фелш-т.
 Она слышала истории, которые рассказывали о Фелш-те вокруг костра ночью, после того, как последние куски мяса были поджарены на длинных палках и съедены. Палки твердели на огне и отдавались детям для копий, Фелш-т, говорили они, был материальным воплощением С-л-хейа Великого повелителя гор. Он был воздвигнут одним из богов и отдан смертным, с которыми он повязал себя, и дал им великий дар, дар достатка воды. Это был не крохотный, грязный источник. Это был фонтан, который пробивался из глубины горы, холодная, чистая вода, сладкая на вкус, без сора, и ее было так много, что она стекала с горы и уходила в песок. Там росли растения почти в рост вулканца.
 Казалось несправедливым, что один клан владеет источником, а другой нет. Все кланы время от времени задумывались над тем, чтобы завладеть источником. Некоторые даже пытались. Но клан, владевший Фелш-том, был очень сильным и многочисленным (иначе и быть не могло, ведь у них было столько воды, сколько хотелось), и они с легкостью отбивали атаки. Наконец Старшие Матери кланов, и клан Глаза не был исключением, объявили, что больше не должно быть попыток завладеть Фелш-том. Но Кеш сидела на песке часами и смотрела на север, на темный силуэт на фоне горящего горизонта и мечтала, мечтала о безграничном запасе воды, тени и пище вдоволь…
 – Вот, – сказал ей голос на ухо. Она не испугалась, так как сразу узнала голос. Он сел рядом на песок и предложил ей что-то. Это был шии, который выглядел очень аппетитно.
 Кеш взяла из его рук горшок, который охотники постоянно носили с собой, надрезала шии отточенным куском камня и слила кровь в горшок, затем предложила ему. Крови в горшке было немного, но она улыбалась Тэсу, и он улыбался, взяв горшок из ее рук. Он поклонился ей до земли так, что его волосы коснулись песка. Так обычно кланялись Старшей Матери, отдавая ей добычу. Затем Тэс начал пить – не стоило давать подарку загустеть.
 Немного отпив, он протянул горшок ей снова.
 – Ты сумасшедший? – спросила она – Выпей все.
 Но ей явно было приятно, как и всегда в компании Тэса, еще с тех пор, как они стали друзьями, лазая по камням.
 – В любом случае здесь еще много сока, – сказала она и принялась за шии. Очень скоро от него не осталось ничего кроме костей, и, поделив между собой костный мозг, они закопали объедки в песок.
 – Почему ты вышел сюда, на жару? – спросила она. – Сегодня вечером будет охота, разве ты не собираешься поспать?
 – Когда это я в последний раз что-нибудь ловил на большой охоте, – ответил он, – когда все карабкаются и производят шума больше, чем зелат на жаре? Интересно, как они вообще умудряются что-то поймать?
 Что до меня, то я удачнее охочусь в одиночку.
 Она засмеялась, проводя ладонями по поверхности песка. Тэс был совершенно прав по поводу шума и переполоха, который поднимался, когда клан направлялся на большую охоту: все эти приготовления, приношения жертв богам, покровительствующим охоте, молитвы, обращенные к духам лематья или тщину, и огромная толпа, движущаяся в темноту и старающаяся быть тихой и незаметной. Это было больше похоже на игру.
 Видимо, считалось, что большая группа вулканцев обладает чем-то, что дух лемсипья должен ощутить. Кеш думала, что это, должно быть, запах, Охотники либо убивали добычу, либо звери убивали нескольких добытчиков. В последнем случае выжившие возвращались обратно в скверном настроении. Старшая Мать обязательно выставит их на посмешище, спросив, почему она вообще должна заботиться о крови клана, когда такие дураки расходуют ее понапрасну? Кеш уже слышала эти тирады и постоянно благодарила своего бога, кто бы он там ни был, за то, что не приходилось слышать ни одной такой, направленной в ее адрес.
 – Ты сегодня молодец, – сказал Тэс, поглядывая на песок рядом с Кеш. Сегодня она убила тщина, очень большого, почти в половину ее роста… Старшая Мать будет довольна, так как у тщинов много крови, а их мясо хорошо сохраняется после сушки. – Как тебе удалось подойти к нему так близко?
 – Это секрет, – сказала она. Он попросил ее не дурачиться, и Кеш улыбнулась.
 – Ладно, расскажи. Мне пригодится хороший совет, Какой-то момент она размышляла.
 – Когда ты охотишься на них утром, – наконец сказала она, – им легче заметить тебя. Но когда солнце высоко и день жарок, они обманываются… они вращаются вокруг своей оси, словно не могут найти тебя. Если затаиться за каким-нибудь камнем и подождать, пока они устанут… – она пожала плечами. – Похоже, это работает, поскольку ни один тщин не смог навредить мне.
 – Постарайся, чтобы так было всегда, – заявил Тэс.
 Она улыбнулась ему. Он всегда говорил подобные вещи.
 – Как ты узнал, где я? – спросила Кеш. Он немного склонил голову.
 – Ты всегда здесь, – ответил он, – вне клана… и где-нибудь, откуда можешь видеть это, – он указал на высокий силуэт, достигавший края неба.
 Она кивнула.
 – Тэс, – медленно сказала она, – они дураки.
 – Почему?
 – Мы должны взять это. Оно должно быть нашим. Или как их, так и нашим. Знаешь ли ты, сколько народу может поддерживать эта вода?
 Тэс пожал плечами.
 – Старшая Мать запретила это.
 – И что, на этом все остановится?
 – А что еще можно сделать? Пойди против клана, и тебя выкинут… ты умрешь. В любом случае, – сказал он, пытаясь найти причину, – нас не так много, чтобы отбить у них Фелш-т.
 – Когда-нибудь, – сказала Кеш, – будет…
 – Все равно это будет запрещено.
 – Будет новая Старшая Мать. Он уставился на нее.
 – На это нужны годы и годы. И тебе придется… Она молчала.
 – Но ты не можешь, – начал Тэс, в этой фразе звучали и грусть, и облегчение. – Ни один из ее сыновей не повяжется с тобой.
 – А я и не хочу их, – презрительно произнесла Кеш. – Тяжелоногие, пустобрюхие, слепые… Она остановилась.
 – Я повязался бы с тобой, – сказал он.
 Кеш посмотрела на него.
 – Я знаю как, – продолжал он. – Я видел как кое-кто делал Прикосновение. Я слышал, что они говорили. Это легко.
 Кеш сидела неподвижно, затем покачала головой.
 – Но должно быть что-то еще… – она вскочила на ноги и осмотрелась, как будто искала место, чтобы скрыться, затем упала на колени рядом со своей добычей и начала выкапывать ее из песка.
 Несколькими минутами позже она подняла глаза. Тэс не двинулся с места, а просто повернул голову, чтобы смотреть на нее.
 – У меня есть это, – сообщил он. – А у тебя?
 Кеш глубоко вздохнула, и боль отозвалась в боку так, что она плюхнулась на песок.
 – Ох, да, – ответила она. – Да. Она снова стала выкапывать тушу из песка и плакала, плакала, слизывая языком слезы.
 Это было все, что они сказали тогда. Годы спустя она отчетливо представляла Тэса, вращающего шок в ладонях, пока она копала, и то, как он улыбался. Годы спустя ей казалось, что она всегда знала, что это случится с ними, точно также, как спустя всего несколько часов ей покажется, что они повязаны утке целую вечность, с того самого момента, когда они вместе сорвались с камней, и кровь их ран перемешалась.
 Кеш не пошла на большую охоту этой ночью. Это вызвало неудовольствие, но Старшая Мать встала на ее сторону, сказав, что она уже принесла своего тщина, самого большого за последнее время, и что другие охотники могут подтвердить это. Кеш было разрешено отдыхать этой ночью, и, если она пожелает, может получить два горшка крови животного и первый глоток из источника. Охотники, ворча, ушли, слишком злые, чтобы заметить, каким взглядом одарила Старшая Мать Кеш и Тэса.
 ТгХут сияла в вышине, свет вырисовывал силуэт грубого горшка, в котором теплился огонь. Они ушли прочь в пески, подальше от охотников, и нашли небольшое местечко, окруженное камнями, где было укрытие. Они оба были в возрасте, подходящем для Восторга, и тела их были готовы к нему. Они сбросили пояса и шкуры, сложили их осторожно в стороне и посмотрели друг на друга.
 – Ты уверен, что знаешь, как делать это? – спросила Кеш, дрожа.
 Но ей вовсе не было холодно.
 – Да, – ответил Тэс, – я так думаю.
 Очень медленно, тоже дрожа, он подошел к ней, дотронулся до ее лица и начал что-то говорить. Слова могут меняться с течением времени, но значение их и через тысячелетия остается тем же. «Мое сознание с твоим сознанием, мои мысли в твои мысли, никогда не дотрагиваясь, всегда касаться, порознь, но вместе…».
 Они стали единым целым: переполненные друг другом, как луна, излучающая свет, всегда отдающая его и всегда полная. Они дотрагивались друг до друга, пока не вырвались крики восторга, пронзительные, как копье, как молитва, как бой. Последний крик, который убил, а затем возродил их, был единым. И затем молчание.
 Позже они поднялись, залезли в свои одежды и направились назад, в лагерь. Охотники даже и не заметили их отсутствия: они стояли перед Старшей Матерью, опустив головы, так как потеряли Вача в схватке с лематьей. И немногие заметили в последующие дни, что между Кеш и Тэсом появилась неидимая связь. Они редко бывали вне поля зрения друг друга.
 Они не были. важными фигурами в клане, так что никто их не трогал, и они вполне могли наслаждаться своим обществом.
 Затем пришла Сушь.


* * *

 Это оказалось неожиданным для многих детей Глаза, но Кеш наблюдала за источником уже в течение нескольких дней и заметила, что он становится все грязнее, как будто бы кто-то крадет из него воду. Но сделать подобное никто бы не посмел: воды и так было недостаточно, чтобы утолить жажду. Кража воды наказывалась смертью. Зелаты не катались больше в грязи. Они стали пропадать, их становилось все меньше, также как и ящериц. Вокруг лагеря стало намного меньше легкой пищи, дети умирали.
 Кеш сказала Тесу:
 – Скоро нам придется уходить.
 Они сидели на небольшом камне и точили новые наконечники для своих копий. Он прервал работу, кинул взгляд на маленькую лужицу и сказал:
 – Я тоже так думаю, Он был очень тихим, Кеш вернулась к куску камня, который обрабатывала, и сказала:
 – Я думаю, это пойдет на пользу нашему клану. Отсеет бесполезных, тех, кто не хочет охотиться.
 – Может быть, – Тэс посмотрел вокруг, – но все равно это плохое время для похода. Скоро Ветры.
 Она вынуждена была согласиться. Смена вулканских сезонов почти незаметна, но существуют перемены погоды, которые возникали из-за пятен на солнце. Одной из таких были Ветры-бури, которые превращали пески в ад на целые недели. В это время все дышали через шкуры.
 Охотиться было трудно, потому что все живое старалось спрятаться. Это был период голода, жажды и страданий, даже если под боком находился источник. Мысль о путешествии в такую погоду была крайне неприятной, но еще хуже было остаться на месте и умереть – от жажды.
 – Как ты думаешь, когда Старшая Мать примет решение? – спросила Кеш. Тэс пожал плечами.
 – Я не знаю, что у нее на уме. Но, думаю, ждать долго не придется.
 Так и оказалось, ТгХут сияла, когда они говорили на гребне камня.
 Когда небо побледнело, Старшая Мать послала охотников и приказала не возвращаться до тех пор, пока они не поймают как минимум трех тщинов.
 Многие были недовольны, но не подчиниться Старшей Матери было нельзя.
 Охотники наполнили свои животы таким количеством воды из больного источника, какое им позволили выпить, и пошли. Кеш неохотно двинулась с ними, она хотела, чтобы с ней пошел Тэс, но Старшая Мать оставила его при себе, так как Тэс хорошо делал наконечники. По какой-то причине ей понадобилось их столько, чтобы можно было вооружить всех членов клана дважды. По этому поводу тоже раздавалось ворчание, но никто не ослушался. Кеш оборачивалась назад, бредя за остальными в охотничьей партии, она смотрела на гребень камня, где маленькая фигурка махала ей рукой.
 «Всегда дотрагиваясь, – сказал ей голос. – Не волнуйся, любовь моя». Кеш пыталась отбросить сомнения. На охоте она чувствовала себя как рыба в воде. Первый тщин был ее добычей, второй тоже. Другой охотник убил третьего. Четвертый вырвал из рук Кеш копье, которое она воткнула ему в бок, и быстро побежал прочь, так что им пришлось преследовать его по пескам несколько часов, пока он не упал. Один из охотников умер в этой погоне от жары, и оставшиеся похоронили его и водрузили на могилу голову зверя в знак отмщения. Домой они возвращались с добычей. Никто не был против тащить назад эту тяжесть, и мысли их бежали вперед них в лагерь.
 Так что естественным был их гнев, «хотя и безмолвный», когда Старшая Мать распорядилась все мясо, ВСЕ, разрезать на мелкие ломти и высушить на камнях для долгого хранения. Это решение не вызвало восторга, ведь сушеное мясо нельзя сравнивать со свежим, сладким мясом, пропитанным кровью, или мясом, поджаренным на костре. Но делать было нечего: Старшая Мать сказала, что скоро они уйдут отсюда.
 Все ужаснулись, последовали протесты, сначала вежливые, потом все распалились. Но решение было принято, и они не посмели выказать открытое неповиновение.
 – Что? – сказала она. – Вы что, будете лежать здесь и поджариваться из-за вашей лени, сушиться как мясо на камнях? Нам нужна вода, а здесь ее скоро не будет. Мы перейдем к маленькому источнику, где были девятнадцать солнечных оборотов назад. Маленький источник хорош, и когда мы доберемся туда, нам не придется больше делать переходов до окончания Ветров. Прекратите жаловаться и делайте то, что я вам приказываю.
 Они послушались. Пять дней спустя от их возмущения не осталось и следа, так как источник почти высох. Теперь каждый восхвалял мудрость Старшей Матери, которая приказала наполнить и спрятать сумки с водой на черный день. На следующий день клан собрался в дорогу.
 – Все стали такими послушными, – сказала Кеш Тэсу. Они скоблили шкуры тщинов, чтобы сделать последнюю пару сумок для воды.
 – Это нужно очень долго скоблить, – ответил Тэс. И молча: «Да, сказал он телепатически. – Они боятся. И я тоже».
 Она удивленно посмотрела на него, затем вернулась к работе.
 – Чего?
 – Откуда мы знаем, что найдем когда-нибудь этот источник? спросил он. – Кому-то придется нести шкуру, чтобы она высохла на солнце.
 Она пожала плечами: «Мы все равно не можем оставаться здесь».
 – Откуда мы знаем, что другой клан не обосновался там и, вооружившись, не ждет нас.
 – Любимый… есть что-то еще, чего ты боишься…
 Тэс посмотрел вверх и вздохнул.
 – Это глупо.
 – Расскажи мне. Он покачал головой.
 – Я связан с этими камнями, – сказал он. – Мне было сказано во сне. Я думаю, что если мы уйдем отсюда, я умру.
 Кеш вскинула голову и посмотрела на него. Если это правда, то это серьезно.
 – Когда у тебя был этот сон?
 – Давным-давно. До того, как мы были повязаны.
 Кеш улыбнулась облегченно.
 – Детские сны. Детские сны неправдивы.
 – ТгХут была высоко, – сказал он. – Она видела. Это был правдивый сон.
 Кещ начала чувствовать беспокойство по поводу высокого полета ТгХут. ТгХут была Глазом, и было немудро для одного из членов клана Глаза насмехаться над ней.
 – Возможно, это было правдой только тогда, – сказала она. Сейчас ты сильный, один из самых сильных.
 Она попыталась казаться веселой.
 – Нет причины, по которой ты должен был бы умереть.
 – Я знаю, – ответил он.
 Они чувствовали напряжение, пока не пришло время отправляться в дорогу. Тэс, казалось, немного расслабился, как будто сумел отбросить свои страхи. Потребовалось немного времени, чтобы собрать клан в дорогу. Как только мясо было высушено, его поделили между членами клана для того, чтобы каждый, далее самые маленькие дети, нес понемногу, а затем все встали и пошли. Из одежды у них было только то, что носили. Кое-кто взял с собой осколок камня как игрушку, или полоску кожи в качестве украшения, но это было все, что они имели.
 Каждый держал копье: Тэс много работал последние дни в поисках достаточного количества мертвых железных деревьев, которые росли одинокими стволами в пустыне, и снаряжая копья. Старшая Мать вышла вперед и повела их в пески. Много взглядов было брошено на опустевший лагерь, но Кеш заметила, что Тэс ни разу не оглянулся назад.
 Они шли день и ночь, не останавливаясь. И шли не по тропе, а прямо через пески. Старшая Мать вела их на юго-восток. Очень далеко слева виделся Фелш-т, вернее его верхняя часть, так как его подножие было спрятано в клубившейся пыли, Первый привал они устроили прямо на песке. Народ клана устало плюхнулся наземь, все ели и пили. Но, похоже, Старшая Мать следила за каждым глотком воды и каждым куском пищи, и это умерило самых ретивых.
 Когда она приказала им встать и идти, послышалось ворчание.
 – Встать, дурачье, – сказала она, – Ветры идут! Вы что, не видите? – И она указала на Фелш-т, чье основание было окутано пылью больше, чем обычно.
 Когда они поняли, что происходит, то встали на ноги, перекинули сумки через плечо и поспешили вперед. Конечно, это не помогло. У ветра были крылья вместо ног, и он нагнал их днем позже, напав с криком, словно вопили тысячи лематьев. Тьма накрыла их среди дня, и клан Глаза ослеп, так как даже Глаз не мог помочь им.
 Но они продолжали идти. Клан шел несколько дней без остановок, песок и пыль секли по их телам, ветер подгонял их в спину. Они шли, мучимые усталостью, и казалось, что этому не будет конца. Старшая Мать приказала всем привязаться набедренными ремнями в одну цепь, и они, спотыкаясь, пошли через пески, не зная, куда идти. Старшая Мать вела их уверенно, словно небо было чисто, и звезды сияли на нем, указывая ей путь. Весь мир уменьшился в размерах и превратился в сероватокоричневую стену из жалящего песка. Кеш постоянно дотрагивалась до Тэса, который шел сразу за ней, чтобы увериться, что он не отстал.
 – Всегда касаюсь, любимая, – его мысль звучала радостно, и она успокаивалась.
 А затем пришел последний день, день самого страшного ветра.
 Старшая Мать прокричала им, что это хорошо, это означает, что ветер скоро стихнет, и все старались верить ей. Тэс тоже поверил и ободрился. Он пел, вернее кричал ветру песню, когда особо сильный порыв свалил половину идущих с ног, порвал ремни и покатил их по песку как сухую траву.
 – Тэс! – закричала Кеш, но ветер проглотил ее крик. Ничего нельзя было разглядеть, и она не суме-ла определить, где Тэс.
 – Всегда касаюсь, любимая… – эта фраза звучала немного странно, так, словно пославшего ее катило и катило по песку. – Все хорошо…
 Успокоенная, она стала зарываться в песок.
 – Тэс…
 – Мы касаемся, любовь моя. Со мной все в порядке…
 Она старалась держаться. Постепенно, ох, как медленно, ветер стал стихать. Прошли часы. Небеса потемнели – это была ночь, и они почти смогли увидеть это. Ночь наступала, и ветер стихал.
 – Тэс, – позвала она мысленно уже, наверное, в тысячный раз.
 – Не беспокойся… – тысячный ответ был усталым, исчезающим. Кеш вздохнула. Она нервничала в ожидании утра и света, когда она могла бы определить, где находится Тэс.
 Перед самым рассветом ветер сделал последний рывок, затем увял и совсем смолк. Тишина была оглушающей. Кеш встала и осмотрелась.
 Не было никаких признаков Тэса, Не было ничего, кроме чистого песка.
 – Тэс!
 Ответа не последовало. Связь была прервана. Кеш ринулась вперед как сумасшедшая, плача, выкрикивая его имя, роя руками песок. Старшая Мать окликнула ее, Кеш не отозвалась. Мать послала за ней охотников, и один из них свалил ее с ног ударом, чтобы она замолчала. Когда она, наконец, села, держась за разбитую голову, Мать сказала:
 – Он ушел. Пятеро других ушли вместе с ним. Песок похоронил их.
 Мы все скорбим с тобой.
 Кеш сидела молча.
 – Мы должны идти после того, как немного отдохнем, – добавила Мать. Она тяжело поднялась и посмотрела на Кеш с жалостью. Но жалость была не нужна Кеш. То, чего она хотела, было ей теперь не доступно.
 Она горько плакала и не слизывала слезы, остальные были шокированы такой растратой жидкости.
 Они нашли источник, о котором говорила Старшая Мать. Он был свободен, и вода в нем была хорошей, гораздо лучше, чем в прежнем.
 Клан решил, что это и есть то место, в котором они должны остаться, по крайней мере до тех пор, пока будет вода. Там было больше камней для укрытия. Клан был доволен.
 Все, за исключением одного его члена.
 Теперь почти все думали, что Кеш сумасшедшая. Кеш по-прежнему ходила на охоту, но охотилась всегда одна. Никто не решался находиться рядом, когда она держала копье. Все чаще они видели холодное выражение глаз Кеш, особенно когда она обращала свой взор куда-то за пределы лагеря. Эти глаза заворожили их в ту ночь, когда она встала у костра перед Старшей Матерью и сказала:
 – Мы должны взять Фелш-т.
 Все опешили от такой грубости. Эта фраза звучала как вызов. Никто никогда не указывал Старшей Матери, что делать, тем более, если его не просят об этом. Но Мать сидела на своем месте у костра и просто спросила:
 – Почему?
 – Вода, – ответила Кеш.
 – У нас есть вода.
 – Но не такая, – сказала Кеш. – Если бы у нас был Фелш-т, нам не пришлось бы переходить на другое место. Нам не пришлось бы выходить на Ветер. И никто бы не умер.
 – Умерло бы намного больше, – возразила Старшая Мать, – если бы мы попытались взять Фелш-т. И если бы мы его и взяли, нам пришлось бы воевать с другими кланами, чтобы не дать им отнять его у нас. Мы останемся там, где есть.
 – Нам нужен Фелш-т, – сказала Кеш и пошла прочь.
 В клане только и говорили, что об упрямстве Кеш, и удивлялись, что Старшая Мать не приказала наказать ее. Кеш все чаще смотрела в сторону Фелш-та, и все удивлялись ненависти, сквозившей в ее глазах.
 Через пару дней она снова пришла к костру и сказала:
 – Нам нужен Фелш-т.
 – Мы останемся здесь, Кеш, – ответила Стар-шая Мать. – Ты знаешь по каким причинам.
 Так и продолжалось долгое время: в полнолуние Кеш приходила к костру и требовала идти на Фелш-т, и Старшая Мать отказывала ей. В конце концов к ее сумасшествию привыкли. И все только утвердились во мнении, когда пришло время Восторга, и она не взяла никого из них, ни одного мужчины, хотя многие желали ее.
 Солнце уже во второй раз завершило полный круг, когда Старшая Мать заснула и не проснулась больше. Когда ее хоронили, над лагерем стоял вой, и даже Кеш плакала вместе с остальными. Но когда все закончилось, она встала и обратила свой взор к Фелш-ту. Все поспешили покинуть ее.
 Появилась новая Старшая Мать, но она уже была не такой сильной и мудрой. Ей требовалось время, чтобы научиться быть матерью не только своим детям. И пока она набиралась опыта, Кеш говорила с молодыми воинами, которые уважали ее копье. Кеш не спешила: она хотела быть уверенной, что молодые ее поддержат. А затем начала действовать.
 Новая Старшая Мать носила это звание уже два месяца, когда Кеш пришла к костру и сказала:
 – Мы должны взять Фелш-т.
 – Он нам не нужен, – сказала новая Мать, – Мы останемся здесь.
 Но она просто повторяла то, что говорила ста-рая Мать, не исходя из собственной силы или убежденности, просто потому, что этот ответ срабатывал раньше.
 Кеш улыбнулась, и эту улыбку вряд ли кто назвал бы приятной.
 – Мы могли бы получить Фелш-т, – сказала она. – Фелш-т со сладкой водой, а ты предпочитаешь эту яму, эту дырку в земле? Мы могли бы взять его с легкостью. Я знаю как.
 – Нет, – ответила Мать.
 Но кто-то из сидящих вокруг костра сказал:
 – Да. Расскажи нам.
 Это был Сакхт – один из тех, кто хотел Кеш. Она отказала ему в своем Восторге.
 Кеш посмотрела на него с насмешкой и сказала:
 – Слушайте. Не мы ли клан Глаза? Мы видим днем, когда другие слепнут, мы не боимся солнца, и нас много. Какой еще клан посмеет воевать, когда солнце высоко? Они ждут темноты. Наши копья попадут в цель, когда другие слепы.
 Послышались возгласы одобрения. Старшая Мать выглядела потрясенной. Кеш продолжала:
 – Вот мой план. Нашей группе надо вооружиться, взять запас пищи и воды, пойти к Фелш-ту и подождать, пока наступит день. А затем мы возьмем его и убьем воинов, оставим только детей и тех, кто не будет сопротивляться. У нас всегда будет сладкая вода, а клан, который владел Фелш-том, будет у нас в рабстве.
 Реакция была восторженной, но Мать закричала:
 – Нет! Глаз – это наша тайна! Так и должно оставаться! Если мы сделаем по-твоему, другие кланы узнают, что у нас есть Глаз, и они нападут на нас, выкрадут женщин и детей, чтобы влить нашу кровь в свои семьи! Скоро у них тоже будет глаз, и наше преимущество исчезнет!
 Злоба и испуг Матери повлияли на охотников неожиданным образом: они перешли на сторону Кеш, которая хоть и была сумасшедшей, но к ее сумасшествию все привыкли. Кеш сладко сказала:
 – Какая польза от преимущества, которое не используется? Разве с помощью Глаза мы не можем отвоевать для нас лучшее место среди кланов?
 Мы питаемся лучше, чем другие, но какая польза от пищи, если нет воды?
 Давайте возьмем воду. Давайте используем Глаз для чего-то другого.
 Хотим ли мы получить что-то от других кланов? Тогда давайте предложим им Глаз. Они могут получить детей Глаза от наших женщин в обмен на пищу, рабов или что-либо еще. Нас станет больше, и будем править другими кланами песков!
 – Нет! – вскрикнула Мать, но ее возглас затерялся среди криков, переполненных страхом и желанием. Споры снова и снова возникали вокруг костра. Мать пыталась противиться этому, но слабо, так как напротив нее, на другой стороне костра, каждую ночь сидела Кеш, ничего не говоря, улыбаясь, и снова и снова вертела в руке наконечник копья.
 – И, наконец, решение было принято: первое в истории клана, которое было сделано без активной поддержки Матери. Она организовала воинов в путь, оставив достаточное их число для охраны оставшихся. Она послала их с облегчением, так как возглавляла поход Кеш, а Мать хотела избавиться от нее. Она была абсолютно уверена, что Кеш скоро умрет, ведь она приказала двум воинам проследить за этим.
 Но эти двое ничего не успели. Они пролили свою зеленую кровь на песок, как только Кеш решила, что они отошли довольно далеко от лагеря, ведь она слышала шепот Матери, занимаясь своими делами неподалеку. Они похоронили тела и направились через пески в направлении возвышающегося пика Фелш-та, от которого пришел ветер, убивший Тэса. И, пока они шли, Кеш все время думала о счетах, которые она теперь сведет с горой, и улыбка не покидала ее лица.


* * *

 Это была бойня. Клан на Фелш-те жил так же, как и любой другой на открытом воздухе. У них не было укрытий. То, что они жили на склоне горы, не было помехой. В самую жаркую пору дня воины Кеш тихо вскарабкались на камни и посмотрели вниз, на спящих врагов. Они были поражены. Противников оказалось немного, едва ли больше, чем членов клана Глаза.
 Сердце Кеш переполнилось горечью: если бы они пришли сюда во время Ветра, то Тэс был бы сейчас жив. Она покрепче сжала копье и указала на лагерь. Это был сигнал.
 Охотники сбили колья, и шкуры упали вниз, на спящих. Бойня началась: катающиеся под шкурами тела, голоса, кричащие вначале от удивления, а потом от ужаса, когда охотники Кеш бросились вниз с копьями наперевес. Неожиданность сделала основную часть работы, солнце.закончило ее, заставляя глаза слезиться. Воины Фелш-та бестолково метались, не сумев сориентироваться под палящими лучами. Камни окрасились в зеленый цвет, но самым пугающим был женский смех. Кеш смеялась и смеялась, не замечая крови и криков.
 Три четверти клана Фелш-та погибло, но их Старшая Мать осталась в живых. Кеш отвела ее в сторону и, приставив острый каменный нож к ее горлу, заставила смотреть, как умирает ее клан, как охотники связывают женщин и детей. А потом Кеш ска-зала:
 – Твой клан стал теперь моим. Если вы будете сопротивляться, я убью вас всех. Но если вы подчинитесь, мы научим вас искусству видеть днем. Ваш клан станет таким же великим, как и наш. Взамен вы будете служить нам. Мы будем жить среди вас и делить вашу воду. Мы будем как братья и сестры.
 И Кеш улыбнулась.
 Старшая Мать согласилась на все. Кеш оставила ее и пошла по склону горы, где росли железные деревья ростом с вулканца. Но она даже не взглянула на них. Она лезла туда, где было углубление в скале, из которого бежала вода. Она нашла эту воду, холодную, сладкую, выплескивающуюся, бегущую вниз по камням. Она наклонилась и окунулась в эту воду по пояс, затем выпрямилась, холодная и мокрая. Такой она сошла к своему клану, и никто не мог бы сказать, какая часть стекавшей с нее воды была ее собственными слезами.
 Они завоевали Фелш-та, организовали новый клан Глаза и взяли Старшую Мать второй Старшей Матерью, но долгие годы Кеш говорила за двоих. Племя за племенем узнавали о даре и новых владениях клана и приходили, чтобы покорить их, но не смогли сделать этого. Им предлагали ту же сделку, что и Фелш-ту. Глаз медленно прокладывал свой путь по вулканскому генетическому источнику, а в обмен клан требовал другие дары: способность видеть далеко, дар вещего сна, способность прикасаться к плечу врага, погружая его в сон или убивая… Они обменивали Глаз на эти качества, чтобы расти и крепнуть. Эффект этой любительской генетической программы был иногда странным. Традицией для кланов стало женить своих сыновей и дочерей на детях других кланов, которые владели каким-либо желанным даром. Тысячи лет спустя карьера офицера Звездного Флота была спасена Глазом – качеством, которое в долгой истории вулканцев привела к сдвигу в природе вида.
 Но все это не заботило Кеш. Все боялись и уважали ее многие годы, не осмеливаясь подвергать ее решения сомнению. Она уходила странствовать в песках, но никто не осмеливался спросить ее, где она была. Когда однажды ее нашли утонувшей в источнике, то отнесли далеко в пески и там похоронили. После этого многие ощутили покой впервые за много лет. И, действительно, им стало хорошо без нее, так хорошо, как никогда раньше.
 Но когда взошла ТгХут, и ее медный глаз любовался отражением в воде, некоторые охотники клана клялись, что они слышали вой и женский смех. Их, конечно, высмеяли другие. Но в такие периоды никто не решался подойти к источнику при самой сильной жажде до тех пор, пока не заходила луна…




 Глава 7
 «ЭНТЕРПРАЙЗ» – 4


 На следующее утро Джим сидел в своей каюте на «Энтерпрайзе», с досадой рассматривая небольшой информационный экран.

 От: Багса
 Дата: 7611.01
 Предмет: Наши друзья в Федерации.


 Из статьи одного из основных источников информации Вулкана:
 «…эта кровавая машина войны висит в нашем небе. Наше правительство должно было приказать им немедленно убираться. Но никаких действий не предпринимается.
 Существа, которые решают проблемы, проливая кровь противника, теперь беспрепятственно кружат вокруг нашей планеты. Если они объявляют свою миссию мирной, то почему их корабль оснащен оружием, которое может уничтожить нашу планету? Что являют этим пример полной алогичности. Нас ждут одни неприятности, если мы будем относиться к этим существам так, как будто они цивилизованы. Мы уже пыталась сделать их таковыми в течение двухсот лет, но результат наших усилий очевиден – он сейчас парит в небе над таВалшем и Селейей…»

 Хмм. Желтая пресса? Или зеленая?


* * *

 Джим был рассержен. С одной стороны, он был рад, что увидел сообщение, подтверждающее слова Т'Пау, но, с другой стороны, он хотел бы знать, кто же такой этот Багс?
 Он, конечно, не мог знать этого наверняка. Конфиденциальный характер сообщений соблюдался полностью и без исключений, иначе вся система ББС потеряла бы свою ценность.
 «Это действительно свобода слова», – с раздражением подумал Джим.
 .Он продолжал просматривать сообщения. Там было много высказываний тех, кто поддерживал Багса, но были и те, кто возмущался тем, что их называли «машиной войны». Некоторые вообще отказывались – принимать эту цитату всерьез, другие же подозревали, что ее вынули из контекста, в связи с чем был искажен первоначальный смысл. Одно сообщение утверждало, что Багс нарушил права издательства тем, что без разрешения переписал отрывок из пресс-релиза. Последний отклик заставил Джима остановиться и перечитать его еще раз.

 От: Ллариан
 Дата: 7611.72
 Предмет: Ссылка: «Наши друзья в Федерации»


 Искусный лидер не использует силу. Искусный боец не чувствует гнева. Искусный оратор не подстрекает оппонента.
 Искусный работодатель остается незаметным. 

 «А как насчет этого?» – подумал Джим, глядя с интересом на экран.
 «Ллариан. Кто это может быть? И откуда эта цитата? Она звучит как-то очень знакомо».
 Джим отсутствующе смотрел на вытянутые вперед руки: «Но он, или она, или оно знает, о чем говорит». Искусный работодатель остается незаметным. «Кто на Вулкане имеет такое влияние, чтобы провести это в информационную службу?» Он уже было собрался выключить экран, но остановился и протянул руку к кнопке коммуникатора на столе.
 – Мостик. Связь.
 – Связь, Ухура. – ответил радостный голос. – Доброе утро, капитан.
 Джим уныло потер виски. После вчерашнего приема у него все еще болела голова. Похоже, высокий уровень гравитации действовал на него.
 – Не совсем доброе, Ниота, – ответил он. – Эта экранная болтовня сейчас поступит на твою станцию. Пусть компьютер сделает проверку. Я хотел бы знать, из какой вулканской службы новостей поступила эта цитата, имя ее автора, дату и любую другую информацию, которую найдете заслуживающей внимания.
 – Да, капитан. Готова.
 Джим нажал кнопку на пульте, чтобы перевести сообщение на экран коммуникационной станции Ухуры.
 – Ну что, получила?
 – Да. Я сообщу, капитан.
 – Хорошо. Кирк закончил. Он встал, потянулся и снова потер виски.
 Колени у него тоже болели. «Я могу затребовать в службе Удобств нейтрализатор гравитации», – подумал он, но тут же отверг эту мысль.
 Вулканцы наверняка думают, что земляне изнежены и слабы, зачем же добавлять детали к этой картинке, показываясь в нейтрализаторе? Он будет делать вид, что гравитация не действует на него также, как и на них.
 Но голова все-таки болела. Он потянулся к кнопке на столе.
 – Лазарет, – ответил бодрый голос. – Берк на связи.
 Это была Лия Берк, старшая сестра Маккоя.
 – Лия, – обратился Джим, – где доктор Маккой?
 – Он спустился на поверхность планеты, капитан. Сказал, что ищет что-то.
 Джим охнул от этой новости: Маккой был по натуре отнюдь не ранней пташкой.
 – Он не сказал, что конкретно ищет?
 – Он просил передать, что если вы позвоните и спросите о нем, то он собирается купить кучу пресс-папье со снежными хлопьями внутри, сэр, – голос Лии звучал несколько смущенно.
 – Хорошо, послушаете. Мне нужно что-нибудь от головной боли.
 – Синдром высокой гравитации, – моментально выпалила она. – Я могу прописать вам кое-что. Приходите сюда.
 Джим поднял бровь.
 – Сестры могут выписывать рецепты?
 На другом конце сначала помолчали, затем раздался смех.
 – Вы что, живете в двадцатом веке, сэр? Конечно, можем, – за этим последовала пауза. – Считать я тоже умею.
 – Понятно, – ответил Джим. – Сейчас буду у вас.
 Когда он вошел в больничный отсек, Лия что-то писала лазерной ручкой. Это была маленькая женщина с вьющимися волосами, несколько худоватая и почти всегда улыбающаяся.
 – Капитан, – поприветствовала она, беря в руки гипошприц. – Сюда, пожалуйста.
 – Можно поинтересоваться, что это такое?
 – А вы бы спросили об этом доктора Маккоя?
 Джим подумал.
 – Вероятно, нет.
 Она весело посмотрела на него, всем видом давая понять, что ему должно быть стыдно за этот вопрос.
 – Ну что ж, это просто гемокоротиговалидин. Он немного разбавит вашу кровь.
 – Разбавит кровь? В то время, как я собираюсь на Вулкан? Уберите от меня эту вещь!
 – Слишком поздно, – ответила она. Шприц зашипел… – Он просто немного меняет плотность вашей кровяной плазмы в зависимости от изменения внешнего давления. Высокая гравитация на подобных планетах в некотором смысле похожа на синдром больших высот на Земле, – она отложила в сторону гипошприц, – но вам нужно пить побольше воды, когда вы внизу.
 – Лейтенант, – терпеливо обратился Джим. – Есть проблема с поглощением большого количества воды на планете с высокой гравитацией.
 Она подняла на него глаза.
 – Можете мне об этом не говорить. Но если вы не хотите, чтобы у вас болела голова, то вам лучше делать это.
 – Хорошо, – ответил он, поблагодарил и отправился в свою каюту.
 «Ну что ж, нужно отправляться на Вулкан, чтобы увидеть кое-что и посмотреть, как наши дела, затем навестить Сарэка и Аманду. Они уже раз десять приглашали меня посетить их дом…
 …Но пресс-папье? Что задумал Маккой?»


* * *

 Маккой был исследователем по натуре. Судьба уберегала его от активной врачебной практики до тех пор, пока он не получил докторскую степень. Год чисто исследовательской деятельности почти испортил его.
 Но когда пришло время практики, он полюбил людей больше, чем бумажки, пробирки и лекции, и никогда не оглядывался назад.
 Но каждый раз, когда сочный кусок исследований проплывал мимо, он впивался в него зубами и не выпускал до тех пор, пока не получал удовлетворявших его ответов. И как раз вчера один из прекрасных кусков упал ему в руки. У него было сейчас такое чувство, которое он испытывал ребенком, найдя большой, плоский камень, под которым, он точно знал, было полно жуков.
 Его заинтриговал Шас. Не только тем, что этот сукин сын оказался одним из самых сильных раздражителей, которые он встречал за последние несколько лет, но самое главное, своей неправильной мимикой, совершенно неправильной. Увидев Кирка, парень покинул комнату на продолжительное время, чтобы взять себя в руки. Это показалось бы необычным, будь он человеком, но он был вулканцем, и такая реакция казалась просто немыслимой. Реакция, определенно, не на него, Маккой чувствовал это, а на Кирка.
 Он хотел пойти в консульство, чтобы встретиться с этим вулканцем по какому-нибудь надуманному поводу, что-нибудь вроде изменений в расписании, и поговорить с ним немного дольше, чем в прошлый раз, чтобы убедиться в его реакции. Но затем Боунз решил, что это пустая трата Времени: похоже, теперь Шас будет контролировать себя. Нет, Маккой получит необходимую информацию другим путем.
 Он провел некоторое время в своей каюте этим утром за детальной картой ши-Кахра, маленького города неподалеку от Академии Наук, и нашел то, что искал – электронный эквивалент публичной библиотеки. Он мог бы связаться с ней и получить всю необходимую информацию через прямую связь со всеми базами данных планеты, но ему совершенно не хотелось привлекать к себе внимание. Скрытное исследование – вот что ему было необходимо, а не электронная связь, которая наверняка привела бы библиотекарей в раздражение.
 И тогда он решился на небольшую маскировку и принялся копаться в коробках, которые принес из вчерашнего похода по магазинам. Он вынул темную тунику, бриджи и ботинки. Они были одинакового темно-бежевого цвета, очень неброские. Спок сказал ему, что такой фасон здесь носят студенты и ученые. Маккой нажал на кнопку управления в стенном шкафу, превращая его дверцы в зеркало, и повернулся сначала одним боком, потом другим, восхищаясь собой. Он выглядел, очень неплохо: складки одежды делали фигуру более стройной, так что он выглядел на несколько фунтов легче, и, надо сказать, что он был совсем не против такого преобразования. Этот костюм, определенно, привлечет меньше внимания, чем форма Звездного Флота. Большинство вулканцев, с которыми он был знаком, привыкли видеть его в форме. Но в этом наряде он был просто землянином, проводившим свои изыскания в Академии Наук.
 Он задержался в больничном отсеке, проверив, все ли в порядке, остался доволен, затем направился по улицам ши-Кахра.
 Был поздний рассвет, и город выглядел великолепно. В эти ранние часы, когда не слишком жарко, работа была в самом разгаре. В зависимости от рода занятий, ты мог работать здесь с рассвета до полудня, затем сделать перерыв до трех и снова вернуться к работе до захода солнца. «Или, – подумал он, бредя по улицам, – будучи вулканцем, ты можешь работать четыре дня без перерыва, а затем взять выходной. Выносливость этого народа? Ею можно только восхищаться. Хотелось бы мне, доктор, чтобы у тебя было это качество…»
 Город немного напоминал ему университетские городки в штате Нью-Йорк, но была также странная похожесть на покрытые сплошной крышей аркады Берна в Швейцарии: стены из толстых камней с широкими арками, вырезанными в них. Кое-где аркады были двухъярусными, и в основном они были сделаны из красивого золотого камня с крупной, зернистой структурой: Маккой предположил, что это очень эффективный изолятор.
 Проходы под арками оказались широкими, там было достаточно пространства для того, чтобы полностью укрыться от солнца и ветра.
 Вулканцы мастерски устраивали небольшие парки, каждый из которых украшал фонтан, и один был не похож на другой. Маленький водопад, странные, высеченные из камня, звери с вытекающими из них струями воды. Маккой даже увидел древний жернов с водой, бьющей из отверстия в середине. Он видел фонтаны везде, пока дошел до библиотеки.
 Сама библиотека оказалась зданием из того же золотого камня, с галереями и высокими, ровными колоннами, каждая из которых имела небольшое расширение по центру. Сделано это были для того, чтобы колонны выглядели прямее, и строители явно преуспели в этом. Маккой уже встречал подобный элемент архитектуры, изучая греческую, поэтому он улыбнулся, встретив знакомые черты на чужой планете.
 Холл и стены библиотеки были золотистого цвета, но по фактуре пол напоминал губку, звук шагов был совершенно не слышен. Маккой кивнул, приветствуя библиотекаря за передней стойкой, и направился к компьютерным панелям. Когда он убедился, что на панелях больше ключей и уровней, чем ему бы хотелось, то двинулся к компьютеру с голосовым управлением. Боунз прочистил голос, моля Бога, чтобы машина восприняла его акцент.
 – Общее исследование, – сказал он на вулканском.
 – Принято, – ответила машина. Боунз вздрогнул. Произношение компьютера было полным эквивалентом ББС Получаемого Стандарта чистое, вежливое и путающее.
 – Общественные события, – сказал Маккой. – Перекрестный индекс для регистрации. Куун-ут-кали-фи. Один из участников перекрестного индекса – Спок ча-Сарэк. Вперед.
 Машина поразмыслила одну секунду, затем вывела на экран изображение Места Брака и Вызова. На заднем плане виднелись Спок, Маккой и Кирк, Т'Пау и толпа вулканцев с копьями, знаменами, колокольчиками и другими инструментами. Маккоя передернуло. «Ну и страшный же это был день… И какую я тогда штуку выкинул», – он улыбнулся.
 – Одобрено, – сказал Маккой, – покажи список приглашенных.
 Машина послушно выполнила приказ. Он был там – Шас ча-Стелен хей Некхлавах, возраст 43 стандартных года.
 «Я попал в точку с его возрастом, ~ подумал Маккой. – Может быть, Спок действительно чему-нибудь меня научил?»
 – Исследование, – сказал он вслух. – Общая информация, Шас чаСтелен.
 Новая страница появилась на экране. Большая часть ее была не очень интересной: информация об образовании, занятиях, код коммуникатора. «Я бы не хотел звонить ему и приглашать на вечернюю прогулку, нет, точно, нет». Но внизу страницы был список членства в различных организациях. Маккой отметил их все, затем начал просматривать файлы и печатать на принтере последние публикации этих организаций. Названия этих объединений были вполне невинными: Институт межпланетных исследований, «группа изучения невулканских видов» и тому подобное. Маккой отметил, просматривая брошюры и статьи, что ни одна из организаций, к которым принадлежал Шас, не любила людей. Одна из них выступала под лозунгом: «Пусть они продолжают. лазить по деревьям», другие в своих грязных измышлениях не нашли ни одного доброго слова для человечества.
 После получаса работы Маккой откинулся на спинку сидения в расстроенных чувствах. «Это совсем не то, чтобы я хотел узнать о вулканцах, – подумал он, – Вот тебе и фанатики Вулкана. Здесь, где проповедовал свое учение Сурэк, здесь, где он умер». Доктор покачал головой.
 – Черт.
 – Нулевой доступ, – вежливо, на вулканском, отозвался компьютер.
 – Прощу прощения. Списки членов организаций. Отметь звездочкой тех, кто состоит в нескольких организациях сразу.
 – Работаю, – сказала машина. – Вывод?
 – Распечатка.
 – Принято, – ответил голос, и компьютер стал выкидывать огромное количество пластика отличного качества, который вулканцы использовали для печати. Маккой ошарашенно смотрел на растущую перед ним стопку.
 Печать продолжалась около двадцати минут. И когда машина остановилась, перед Маккоем лежала стопка высотой примерно в три дюйма, состоящая из очень тонких листов.
 – Твердая дупликация тоже, – сказал доктор.
 – Работаю, – откликнулся компьютер и выкинул из своего чрева информационный чип.
 – Конец работы.
 – Кредитные полномочия, пожалуйста, – сладким голосом проворковала машина.
 Маккой нашарил в кармане кредитную карточку, засунул ее в щель компьютера, затем терпеливо подождал, пока машина вычтет нужную сумму.
 Карточка выскочила назад, как будто компьютер оказался недоволен суммой, потраченной на него.
 Маккой хмыкнул, запихнул карточку в карман и пошел к выходу.
 Он направился в маленький ресторанчик, который открывался рано, впрочем, как и большинство ресторанов и забегаловок на Вулкане, – Лазанью, пожалуйста, – сказал он официанту и начал просматривать свое приобретение. Утро выдалось напряженное. Или ему так казалось.
 Через пять минут углубленного чтения он наткнулся на имя, которое заставило его подпрыгнуть. Вскоре после этого он еще раз увидел его, и еще, и еще.
 – Черт, – сказал он. – Черт, черт.
 Позже он отложил распечатку и приступил к поглощению лазаньи, хотя совсем не был уверен в том, что у него есть аппетит.


* * *

 Мир растворился и снова обрел свои очертания во время телерепортации Джима на Вулкан. Он оказался в небольшом парке, похожем на те, что они со Споком видели вчера. Но этот Спок описал ему детально: там было три дорожки, которые вели на выход, и Джиму следовало идти по левой, ведущей к стене старого города.
 Джим не спеша пошел по тропинке. Парк своим видом радовал глаз.
 «Трава» здесь была жесткой, серовато-коричневая растительность перемежалась хрупкими деревцами с темно-красными листьями. Они смахивали на большие перьевые метелки для пыли. Из любопытства Джим подошел к одному из них, коснулся и был несказанно удивлен, когда ствол дерева спрятал листья и закрутился в тугую спираль.
 – Прошу прощения, – пробормотал Джим и рассмеялся.
 «Интересно, вулканцы толке разговаривают со своими деревьями?»
 Очень медленно дерево распрямилось и расправило листья. Джим удержался от того, – чтобы снова прикоснуться к нему – не стоило сводить растение с ума – и пошел по направлению к стене старого города. Она резко изгибалась. Теперь он узнал это место. Джим повернул по тропе и увидел заслоненный утесом дом.
 Дом был большим по вулканским стандартам, хотя и не настолько, как можно было ожидать, для дома полномочного посла на Земле. Дом был одноэтажным, как и большинство домов на Вулкане. Похоже, что вулканцы не испытывали желания строить более высокие дома, чтобы не заслонять небо. Дом был окружен стеной чуть выше уровня глаз, и выглядел как постройка в стиле «постмодерн». В то же время в нем было что-то от римской виллы: дом, который казался скорее замкнутым, чем открытым, и старался сохранить свои секреты.
 – Джим Кирк, – возвестил он в переговорную панель.
 – Джим, – раздался радостный голос Аманды. – Давай, заходи.
 Ворота распахнулись. Узкая дорожка с каменным бордюром вела прямо к входной двери. Она также открылась при его приближении. В проеме показалась Аманда, одетая в комбинезон, запачканный на коленях, и с садовыми ножницами в руках.
 – Привет! – сказала она. – Ты не видел наш сад? Я проведу с тобой экскурсию по нему позже. Или это сделает Сарэк, когда вернется из города. Хочешь выпить чего-нибудь холодненького?
 – Да, пожалуй, – ответил Джим.
 Аманда повела его внутрь. Холл был большим. Столовая и кухня блестели полированным черным камнем. Задняя стена была стеклянной, с раздвигающимися панелями, за которыми виднелся сад.
 – Вот, – сказала Аманда, останавливаясь перед раздатчиком напитков. – Воды? Или чего-нибудь другого?
 – Содовая будет в самый раз.
 – Я присоединюсь.
 Два стакана выскользнули из-под панели.
 – На здоровье, – сказала она, поднимая стакан и подавая ему другой. Они выпили.
 – Теперь немного лучше, – проговорила Аманда. – Ну, пошли. Она повела его в сад, большая часть которого представляла собой ровный песок и гравий. Только в одном углу росли розовые кусты. Некоторые из них сейчас цвели.
 – Это восхитительно, – сказал Джим. – Я удивлен тем, что здесь вообще может что-то расти.
 – Цветы прижились достаточно хорошо, – ответила Аманда, – не хуже, чем, скажем, в Аризоне, правда, их надо постоянно поливать.
 Похоже, им больше нравится белое солнце, чем желтое. Знаешь, что здесь действительно хорошо приживается? – она показала туда, где были высажены маленькие растения. – Томаты. Они жадны до воды надо подпитывать их корни целыми днями. Но тебе следовало посмотреть, что с ними будет через пару месяцев.
 Придется вручную опылять их, но мне нравится эта работа.
 Джим покачал головой.
 – Ты сильно подрезала розовый куст, – заметил он.
 Аманда кивнула.
 – Мы ведь не были здесь два года, – напомнила она. – У нас есть приходящий садовник, который прекрасно знает местные растения. Но он не умеет обращаться с розами, так как считает, что они слишком нежны.
 Но чтобы цветы распустились, с ними нужно обращаться довольно грубо, она многозначительно пощелкала ножницами.
 – Я вряд ли смогу поверить, что ты можешь быть грубой, – заявил Джим.
 Аманда добродушно посмотрела на него.
 – Льстец, – сказала она. – Иди сюда и сядь в тени.
 Они прошли к скамейке под навесом, обвитым какой-то лиственной лианой. Аманда устроилась поудобнее и обвела сад взглядом.
 – Знаешь, – сказала она после минутного молчания, – когда мы воспитывали Спока, я много раз чувствовала, что груба с ним. Но я понимала, что так нужно. Сарэк и я решили, что Спок должен развиваться как обычный вулканский ребенок. Если бы мы были на Земле, все могло произойти по-другому. Люди более гибки, когда дело касается вещей такого рода. Но вулканцы ожидают… – она осеклась, на лице появилось выражение замешательства, – они ожидают от тебя крайней консервативности… Все Должны быть одинаковыми. Аманда улыбнулась.
 – Это не имеет особого смысла в свете термина БРБК, не правда ли?
 Иногда мне кажется, что все как-то запуталось.
 Джим кивнул.
 – Могу понять.
 Несколько секунд они сидели в молчании, наслаждаясь дуновением ветра, который был не настолько горячим, чтобы стать неприятным.
 – Могу я задать вопрос?
 – Спрашивай.
 Он показал жестом на сад.
 – Ты так спокойно ухаживаешь за розами, когда неизвестно, чем закончится голосование в конце этой недели…
 Она внимательно посмотрела на кусты, затем последовал глубокий вздох.
 – Что ж, – ответила она. – Я садовник. И чтобы ни произошло, розы нужно подрезать. Джим улыбнулся.
 – Но ты прав, – продолжила Аманда, – я обеспокоена. – Она повертела в руках ножницы. – Если голосование за раскол пройдет, на меня падет запрет. Совершенно очевидно, что правительство не допустит исключений, тем более на высшем уровне, иначе обязательно кое-кто начнет говорить о незаконных привилегиях. Вулкан придется оставить мне… или Сарэку.
 Джим покачал головой.
 – Это несправедливо.
 – В этом и нет ничего справедливого, – ответила Аманда. – Но если голосованием пройдет… – она вздохнула и обвела взглядом сад и дом. Я бросила свой дом много лет назад. Думаю, что смогу это сделать снова:
 – Бросить дом – это ведь не то же самое, что бросить мужа.
 Она кивнула.
 – Мы найдем новый дом где-нибудь еще, – сказала она. – Федерация будет не против заполучить Сарэка. И у Спока, определенно, нет опасности потерять работу.
 – Бог мой, конечно, нет, – Однако, – сказала Аманда, – посмотри на все с точки зрения Сарэка. Он будет вынужден покинуть свой дом навсегда, никогда у него не будет возможности увидеть других членов своей семьи. Он будет изгнанником на холодных, сырых планетах и никогда больше не увидит родного солнца.
 Она покачала головой.
 – Вы должны извинить мою жену, капитан, – сказал Сарэк, проходя в сад и снимая верхнюю тунику, – В ней, определенно, проснулся ее шотландский дар, который она называет «даром предсказывать мрак и несчастья», – он аккуратно положил тунику на скамью и сел.
 – Как твои дела?
 Сарэк кивнул.
 – Настолько хорошо, насколько можно ожидать. В городе обстановка становится все напряженнее. До сегодняшнего дня я не видел ничего подобного. Правда, такого голосования на моей памяти тоже не было.
 – Дебаты начинаются завтра? – поинтересовался Джим.
 – Завтра. Первыми выступят К-с-т-лка, другие ученые и экономисты, затем – докладчики, опирающиеся на этические причины, затем профессиональные миротворцы, – послы и капитаны звездных кораблей.
 – Сарэк, – сказал Джим, – насчет вчерашнего вечера…
 – Я не рекомендую вам рассказывать кому-либо об этом, – ответил Сарэк, – оставьте свои откровения для Спока и доктора. Т'Пау принадлежит к тем, кто предпочитает, чтобы ее действия оставались в тени, и было бы немудро не уважать ее желания…
 Из глубины дома раздался мягкий звон колокольчика, и возбужденный голос сказал:
 – Это доктор Маккой.
 – Только заикнись о черте, как он тут же покажет рога, прокомментировал Джим.
 – Давайте не будем возвращаться к этому снова, – с нажимом сказал Сарэк.
 – Доктор, входите! – воскликнула Аманда и поднялась, чтобы приветствовать его у двери.
 – Похоже, доктор запыхался, – заметил Сарэк. – Надеюсь, с ним все в порядке. Жара может сыграть с людьми неприятные шутки.
 Несколькими минутами позже Аманда вернулась в сад, ведя за собой Маккоя. Он обливался потом, а на лице его было выражение возбуждения и испуга.
 – Боунз, ты в порядке? – осведомился Джим.
 – Нет, – отозвался Маккой и передал Джиму толстую стопу распечаток. – Ну-ка, посмотри это.
 Джим был заинтригован и тут же принялся изучать подарок. Маккой повернулся к Сарэку.
 – Сегодня утром я проверял некоторые подозрения, которые у меня возникли, – сообщил он. – Я занимался изучением публикаций антиФедерационных и анти-земных организаций, которые действуют здесь в течение последнего столетия.
 – Ничего удивительного, что вы выглядите таким расстроенным, ответил Сарэк, с отвращением глядя на списки.
 – Я больше, чем расстроен. Я затребовал списки их членов и сделал кое-какой анализ. Шас, – сказал Маккой теперь уже Джиму, – очень заметная фигура. Но тызнаешь, кто еще с ним?
 Джим уставился на обведенное кружочком имя на странице.
 – ТгПринг, – сказал он. И перевернул еще несколько страниц. ТгПринг. ТгПринг.
 Он быстро пробежал глазами оставшуюся часть информации и отложил в сторону. Они глядели друг на друга: на лице Сарэка было выражение замешательства. Аманда выглядела удивленной и разгневанной. Маккой смотрел на всех с пониманием, а Джим был просто ошарашен.
 – Думаю, нам надо позвонить Споку и сообщить ему об этом, предложил Маккой.
 Джима хватило только на то, чтобы кивнуть, пока Маккой доставал свой коммуникатор.
 «Боже мой, – думал он. – ТгПринг. Ну и фурию породил ад…».




 Глава 8
 ВУЛКАН – 4


 Старая женщина сидела у окна, глядела на огни города и вздыхала, ерзая на неудобной скамейке, покрытой шкурами. Вечерняя тишина была всепоглощающей. За краем земли, ее земли, ТгХут скользила по небу. Ее яркий полумесяц заключал темноту и отблески костров между устремленными вниз рогами.
 Если события будут развиваться так, то, возможно, эти костры скоро распространятся повсюду. Женщина облокотилась на подоконник и стала ждать. Не было необходимости отправлять мысленное послание.
 Скоро, очень скоро те, кто нужен, прибудут к ней. Но сейчас оставалось только ждать.
 Сознание сделало вулканцев другими. Сколько лет прошло с тех пор, как искусство сознания стало распространяться среди них? Оно привело к изменениям, с помощью которых они смогли покорить это ужасное место, называемое одним из имен их мира: ах-Храк, Кузница.
 Вулкан был беден металлами. Или, скорее, металл на планете был похоронен глубоко под земной корой, в мантии и кипящем ядре. Ни один инструмент, существовавший в то время, не смог бы проникнуть достаточно глубоко для того, чтобы добыть металл в нужном количестве.
 Кузнецы тех времен проводили годы, бродя по миру, собирая на поверхности планеты руду, чтобы сделать меч или копье, но не более.
 Такой порядок вещей сохранялся долгое время. Камень обрабатывался камнем, построй-ка дома могла занять целую жизнь, плуг был очень ценной вещью, создание которой финансировала целая семья и пользовалась ею по очереди. Да и пахать кроме песка было почти нечего.
 Но все изменилось. Сознание изменило все. К древним искусствам: прикосновению сознания к сознанию, речи без слов, медленно стали добавляться другие. Иногда они возникали естественным путем и передавались по генетическому источнику сами. Но некоторые из этих искусств культивировались, и дома, в которых они распространились, приобрели власть и богатство. В одном из домов, например, родился ребенок, который мог чувствовать, где находится металл. Этот дом тайно нанял всех кузнецов, которых смогли найти, и через несколько сотен лет они накопили достаточное количество металлического оружия, чтобы завоевать 'тысячи акров, в то время как большинство домов владели всего сотнями. В другом доме родился ребенок с еще более ценной способностью – способностью чувствовать воду. Началась борьба за ребенка. Он много раз похищался то одним племенем, до другим, и много лет спустя умер в безызвестности, старым и сломленным жизнью мужчиной.
 Но его способность была унаследована детьми, которых его заставили зачать, и очень скоро распространилась. Теперь только нищие дома не имели своего видящего воду. Пищи стало достаточно, и появилось много свободного времени. Вулканцы стали цивилизованными, научились предаваться удовольствиям и заниматься исследованиями. Война стала практиковаться как один из видов искусства, так как естественные ресурсы стали более доступными. И по-прежнему совершались набеги, когда один дом вдруг решал, что у другого есть что-то нужное ему. На проведение переговоров не хватало времени. Периодически вспыхивали войны: из-за кражи технологии сверления, из-за похищения эксперта в области сознания. Сильные мира сего совершали набеги на дома так, как когда-то давно вожди племен совершали набеги на чужие стада. При хорошем исходе похищенный талант мог составить состояние, в случае неудачи считалось, что все неплохо провели время.
 Женщина снова заерзала, затем встала и начала ходить по комнате.
 Она не задерживала взгляда на богатом убранстве комнаты, где были гобелены, ковры, произведения искусства из камня, резной кости и металла. Она ходила, не глядя на свое отражение в зеркале – листе полированной бронзы, который раньше по стоимости мог равняться цене целого королевства. «Ох, как тяжко ждать», – думала она. И не важно, что в области ожидания у нее был большой опыт. Этой, именно этой награды она ждала уже долгие годы, скрытно передвигаясь в ее направлении, так что никто не догадывался о ее тайном желании. Теперь все созрело для этого, и сегодня вечером, возможно, завтра она будет обладать вожделенным сокровищем. Она снова посмотрела на ТгХут.
 «Скоро, очень скоро.» Раздался удар гонга. Она подошла к столу и дотронулась до кнопки.
 – Говори.
 – Мадам, лорд Эвекх желает видеть вас. – Голос на другом конце коммуникатора звучал испуганно. – Мои извинения, госпожа, за то, что побеспокоили вас так поздно, но он не уйдет отсюда, не повидавшись с вами.
 – Пусть войдет, – сказала женщина. Она снова села и посмотрела на огни города, как будто заинтересованная этим видом с медленно садящимся месяцем, прокладывающим себе дорогу за горизонт.
 Резные двери распахнулись, и Нешех, служанка, впустила посетителя. Женщина услышала стук посоха и мягкое шуршание богатых одежд у себя за спиной, но не обернулась, пока шум не затих, и только тогда взглянула на посетителя. Перед ней стоял Эвекх, весь в роскоши фиалкового цвета парчи и серебряных лент, с камнями, сверкавшими на вороте. Камни ловили свет лампы и отбрасывали фиолетовое сияние. Она посмотрела на тяжелое, грубое лицо, в котором было что-то аристократическое, но жесткий взгляд говорил о том, что в тяжелые времена этот аристократизм исчезал. Грациозным жестом она приветствовала его.
 – Визит вежливости, насколько я понимаю, мой лорд.
 – Леди Сувин, – ответил он и поднял руки в ответном приветствии.
 – В такое время? – теперь, когда он был здесь, она не могла удержаться от того, чтобы не укусить его. – Садитесь. Выпьете воды?
 – С удовольствием.
 Она шагнула к маленькому источнику в углу и взяла с подноса две чашки. Все предметы в комнате говорили сами за себя. Фонтан свидетельствовал о том, что она могла позволить себе направить струю воды на седьмой этаж:. Чашки были простой, но совершенной формы, в то время как другие просто ради тщеславия покрыли бы их редкими драгоценными камнями или позолотили. Сувин презирала безвкусицу такого рода, и если уж она снисходила до нее, то ее творение превосходило все, что видел простой смертный. Чашки были достаточно простой формы, но каждая была вырезана из цельного куска метеорита, черного, с золотым блеском.
 Она наполнила чашки, подала одну гостю, затем присела на скамью напротив него. Сначала они пили молча, так как гость по законам гостеприимства должен отдохнуть, прежде чем приступить к делу.
 – Скажите мне, – сказала Сувин, когда чашки были наполовину пусты, – раз уж: это визит вежливости, как дела вашей семьи? Как поживает ваша жена?
 Это была шпилька в его адрес, и выражение ярости, появившееся на его лице, подсказало, что стрела попала в цель.
 – Она чувствует себя настолько хорошо, насколько можно ожидать.
 – Рада это слышать. И семья процветает? Он ничего не ответил на это.
 – Рада это слышать, – снова повторила она. – Сейчас у всех так много дел.
 – У вас в первую очередь, – ответил Эвекх. – Более мелкие дома примкнули к вам, насколько я знаю.
 – Их устраивает то, что мы собираемся делать, – сказала она, повернулась и посмотрела в окно. ТгХут наполовину ушла за горизонт. Последние исследования показали, что металла больше, чем мы даже могли мечтать. Он находится близко к поверхности ТгХут, и нет необходимости вести раскопки. Большие богатства лежат там. Мы хотим добраться туда и сделаем это!
 Он молчал, хотя она догадывалась, о чем он думает. «Это должны были сделать мы. Несправедливо, несправедливо…». Сувин хотелось рассмеяться ему в лицо. «У вашего дома были все шансы, но вы не использовали их, теперь пожинайте то, что посеяли!»
 Это была чистая правда. Дом Эвекха испокон веков занимался торговлей. Много веков назад, когда города только начинали расти, и товары обменивались между ними, его дом стал водить караваны, которые перемещались по Вулкану между маленькими островками цивилизации.
 Сложность управления большим количеством таких караванов предопределила появление связи: без нее нельзя было предсказать, когда придут товары, где они находятся в настоящее время, опоздает ли поставка. Предки Эвекха решили проблему, нанимая, похищая и покупая людей, способных общаться посредством мысли. Затем они начали селекционную работу и возвели этот талант в ранг естественного, чем усилили свою власть. Они продолжали работу, пока талант не стал предсказуемой и управляемой силой, которая работала на тысячи миль.
 Это привело к тому, что через несколько веков дом Эвекха продал караванно-торгово-транспортную корпорацию и сосредоточился только на псикоммуникационных технологиях. Его люди требовались повсюду.
 – Мы уже близки к цели, – сказала Сувин. – Корпуса двух первых кораблей закончены, а оборудование поставлено более мелкими домами. Она посмотрела на последний отблеск ТгХут, уходившей за горизонт.
 Небеса стали темными. Где-то за окном слышался голос: сладкий, печальный звук, которому вторил такой же печальный. – Мы стартуем в конце этого года.
 – Так скоро, – сказал Эвекх.
 Сувин кивнула. В душе ее поднималась радость, которую, однако, она не смела выказать. Иначе она потеряет более ценное, чем возможность радоваться.
 – Я хотела бы ускорить события, – сказала она, – но, похоже, это невозможно, – А что изменит увеличение скорости?
 – От нее зависит, получим ли мы восемнадцать миллионов накхов в следующем году, – сказала Сувин, – или четыре миллиарда – в этом. Она сделала паузу. – Это вопрос дополнительных полетов, – продолжила женщина, – на планету-сестру. Замедленность обычных этер-волн при коммуникации вызовет задержку в процессе добычи полезных ископаемых. А задержка, как всегда, стоит денег…
 Она внимательно посмотрела на него. «А пси-коммуникация мгновенна. Ну, давай же, старый дурень. Покажи свою гордость, а я предложу тебе то, что у меня заготовлено для тебя».
 Сувин ждала. Ей было на руку то, что Эвекх не был наделен способностью читать мысли, которой обладала вся его семья. В противном случае сделку было бы не так просто провернуть.
 Эвекх отпил из своей чашки и напряженным голосом сказал:
 – Я всегда чувствовал, что нашей семье не стоило отказываться от транспортаторного бизнеса.
 «Я тоже так думаю, потому что иначе ты сидел бы сейчас на моем месте, месте главы одного из самых богатых и влиятельных домов на планете. Даже короли склоняют перед нами голову».
 – Эвекх, – сказала она, – ты мог бы заняться им снова, если бы захотел.
 Она наблюдала, как он пытается угадать тайный смысл этих слов, как новый приступ гнева отразился на его лице. Возможно, он догадался, что является всего лишь игрушкой в ее руках.
 «Спокойней, спокойней, не надо так беспокоиться».
 – Мы были бы рады стать союзниками с тобой в этом вопросе, сказала она. И добавила, – если ты, конечно, пожелаешь иметь с нами дело.
 Эти слова вызвали новый приступ гнева, который он тут же попытался скрыть. Он молчал с минуту, рассматривая чашку в руке.
 – Наш дом, похоже, утратил былое величие, – сказал он, пытаясь прояснить обстановку.
 – Я так не считаю, – ответила Сувин.
 Эвекх в упор уставился на нее. Она открыто встретила его взгляд, подумав: «Ты знаешь, что я думаю совсем наоборот».
 Он снова подавил свою гордость. Она наблюдала за ним, и это зрелище стоило всех ее усилий. Она отлично знала, что Эвекху была невыносима сама мысль, что молодой дом поднялся так высоко, в то время.как его собственный утратил былое богатство и влияние. Из-за гордости он отказался несколько лет назад от предложенного союза. Его жена не стеснялась время от времени напоминать ему об этом опрометчивом решении. «Боль и гордость. Посмотрим, что окажется сильнее».
 – Если хочешь, – сказала Сувин, – мы представим все так, что не возникнет никаких ненужных вопросов.
 «Если!» – Эвекх моргнул.
 – Говорите, я слушаю.
 – Брак. У меня есть внук, который находится в возрасте Восторга, и мы ищем ему подходящую пару из благородного дома. Конечно, твой дом нам подойдет.
 Эвекх побледнел.
 – Я боюсь, нам некого предложить вам.
 – Конечно, есть. Это твоя младшая дочь из первой ветви. Ее имя ТгСелай, не так ли? Эвекх уставился на Сувин.
 – И вот что еще, – продолжала Сувин. – После брачной церемонии мы оставим ее у себя. Эвекх сидел молча несколько минут.
 – Какова цена за жениха? – спросил он. Сувин пожала плечами.
 – Это мы обговорим. Союз между нашими домами будет очень выгодным. Ваша доля будет составлять по крайней мере пять процентов от всей добычи. А что касается цены за жениха, – она остановилась, перед тем как определить мысль, которую давно лелеяла, – … скажем, эксперты пси-коммуникации и их потомки? И все необходимое для тренировок и обучающий материал? Это удовлетворит потребности по осуществлению нашей космической программы на много лет вперед.
 Снова последовало молчание. Затем Эвекх разразился проклятиями.
 Он проклинал ее именами богов, которые давно были изъяты из официального календаря, и именами тех, которых оставили, именами зверей, вулканцев, именем Того, Кто Не Слышит. Она сидела неподвижно, а когда заговорила, голос ее был спокоен, словно ничего не случилось.
 – Устраивает предложение?
 – Устраивает, – тяжело сказал Эвекх. – Я прикажу своему юристу встретиться завтра с вашим, чтобы приготовить документы к свадьбе.
 Могу я позвонить завтра вечером?
 – Буду ждать с нетерпением.
 Эвекх встал и поклонился. Он не поднял руки в приветствии, но поклонился до земли, показывая тыльную сторону шеи, шеи только что купленного раба. И вышел, не проронив ни слова.
 Довольная Сувин посмотрела в окно, затем позвала служанку, чтобы та приготовила ей ложе.
 В первый раз за несколько месяцев она спала прекрасно и встала в хорошем настроении, чем удивила всю домашнюю прислугу. Когда ее туалет был закончен, она послала за внуком.
 Их разговор был коротким и исключительно деловым. Был полдень, и вся семья отдыхала, но для Сувин это не имело значения. Домашние знали ее достаточно хорошо, чтобы не противоречить ее желаниям. Когда она посылала за ними, они приходили.
 Махак стоял перед ней, нервничая и задаваясь вопросом: почему, ради всего святого, он, самый младший в семье, был так внезапно вызван сюда. Она выждала несколько минут, делая вид, что работает, в то время, как он терялся в догадках.
 «Он хорош, есть на что посмотреть, как раз то, что надо», подумала она. Он был смуглолицым, с большими темными глазами, кроме того хорошо сложенным.
 – Ты должен жениться, – сказала она без всяких предисловий, – на дочери Эвекха, главы старого дома Йехеник. Свадьба состоится при полном шаре ТгХут. Можешь организовать пиршество по своему вкусу, расходы меня не волнуют. Проследи за этим.
 Он поклонился и вышел, не произнеся ни слова. Скоро эта новость будет известна всему дому, выйдет на улицу и распространится по всей планете. Для Сувин ее внук был всего лишь пешкой в большой игре, ее мало волновало, что о нем будут болтать, и что, скорее всего, он не переживет ночь своей свадьбы. Выживет он или нет – ей было все равно.
 «Было бы гораздо лучше, если бы он все-таки умер», – подумала она.
 «Тогда мои старые враги отдадут мне свои ценности и ничего не получат взамен, ничего; в то время как я буду владеть всем, что они имеют…»
 Улыбаясь, она вернулась к работе.


* * *

 Когда ТгСелай услышала о свадьбе, первой ее реакцией был гнев, затем ей захотелось расплакаться. Но она не выдала своих чувств. Отца она видела не чаще, чем раз в месяц и не более чем несколько минут. В такие моменты ей хотелось закричать: «Это не моя вина!» Но она даже не надеялась, что отец поймет ее, и поэтому не стоило привлекать к себе внимание.
 Она была убийцей.
 Это была не ее вина.
 ТгСелай унаследовала многие семейные черты: прямые, светлокаштановые волосы, небольшой рост, хрупкое сложение, красивые, несколько грубоватые черты. Но на этом ее сходство с семьей заканчивалось. У нее не было дара пси-коммуникации, ее сознание было слепо, и это было особенно невыносимо в доме, где почти у всех малейшее желание связаться мысленно с кем-либо всегда находило отклик.
 Но один дар она все же унаследовала. Это был именно тот дар, который появился в доме очень давно, и семья делала все возможное, чтобы от него избавиться. Они так и не сумели довести это дело до конца. Каждые шесть-семь поколений дар проявлялся, сопровождаемый страхом и проклятиями. Этот дар был связан с коммуникацией и в то же время не зависел от нее. Пребывая в гневе, носитель этого страшного дара мог убивать своим сознанием.
 ТгСелай не подозревала его у себя до своей первой помолвки. В то время она еще не пережила Восторга и была очень напутана. Хотя тело ее вполне было развито, сознание было совершенно не подготовлено к браку.
 Ее первый муж, из богатого дома Кехлевт, был о себе очень высокого мнения. Он отвел ее в их покои, где попросту изнасиловал свою молодую жену.
 И она убила его. Даже не коснувшись его, не подняв против него оружия, хотя сделала бы это, не задумываясь. Она неожиданно для себя проникла в его сознание, и ее гнев и ужас прорвались в его мозг, заморозили сердце и погасили в нем огонь жизни. Он был мертв еще до того, как скатился с нее. Ни один врач не смог ему помочь.
 Конечно, поднялся большой шум. Но синяки и ссадины не ее теле ясно говорили о том, что случилось, и с помощью денег историю удалось замять. Но об этом она узнала намного позже. Она была напутана, так как понимала, что в один прекрасный день кто-нибудь подсыпет ей в чашку яд, или, пробравшись ночью в ее комнату, прирежет ее. Она знала, что такие вещи уже случались. ТгСелай ходила по дому, стараясь казаться незаметной. Но домашние сами боялись беспокоить ее.
 Родственники и прислуга боялись ее разозлить, и если она была чем-либо раздражена, старались не попадаться ей на глаза. Она старалась не обращать внимание на такое отношение и заниматься учебой и делами, как обычно.
 ТгСелай прекрасно понимала, что является игрушкой в чужих руках.
 Кроме того, она была «ребенком правой ветви». А это было своего рода клеймом, говорившим о том, что она состоит в родственных отношениях с главой дома, но эти отношения не подтверждены официально. Она была разменной монетой в обменах на какие-либо услуги других домов. Она занималась бухгалтерской работой, часто задаваясь вопросом: повлияет ли смерть первого мужа на ее ценность на рынке браков? Ведь в этом случае ее могли выгнать или продать в рабство. Все утихло со, временем, и ей было сделано еще одно предложение, на этот раз из дома Галш. Это было выгодной партией, и новоиспеченный жених был очень приятным мужчиной.
 ТгСелай задавалась вопросом: было произошедшее с ней роком судьбы или несчастным случаем? Она с нетерпением ждала дня свадьбы. Она была возбуждена, и ее горячая кровь зажгла молодого супруга. Их первая ночь была дикой и запоминающейся.
 Но на утро он был мертв.
 После этого предложений больше не поступало. ТгСелай теперь проводила все время, изучая счета. Она любила эту работу. Все вокруг, даже слуги, смотрели на нее с ужасом. Иногда напряжение спадало, но ненадолго. Никто не шутил с ней, так как боялся рассердить ее неудачной шуткой.
 Время, прошедшее после неудачного брака, текло медленно. Она была одинока.
 Сейчас она стояла перед отцом, не веря тому, что ее собираются связать еще одним браком. Браком с молодым мужчиной из дома Велекх, «Высокого дома». Она уставилась на отца.
 – Но ведь они очень богатые и влиятельные, – сказала она. – Что им нужно от нас?
 – Союз, – ответил он.
 Но у ТгСелай было собственное мнение на этот счет, не зря ведь она вела счета.
 – Отец, – сказала она, – совершенно очевидно, что есть дома, с которыми они могли заключить более выгодный союз.
 Он свирепо посмотрел на нее. Да, она прекрасно понимала, что до него просто снизошли.
 – Отец, – сказала она, – они знают о предыдущих браках?
 – Да, Старейшая дома знает. – Отец вздохнул. – Тебе нечего бояться. Они удочерят тебя.
 «Так ты отдаешь меня, – подумала она. – И делаешь это с облегчением. Мошенник, ах, мошенник.» – Но, отец, – сказала она с волнением, – молодой мужчина…
 – Мне плевать на него, – злобно ответил он. – И им тоже. Я не стану ронять слезы, если ты прикончишь его. Это доставит мне удовольствие. Так что развлекайся, девочка. Брак состоится при полной ТгХут. Жених придет, чтобы увидеться с тобой, завтра.
 На этом все закончилось. Она поклонилась отцу и удалилась. Затем она долго сидела у окна, вдыхая сладкий запах цветов. В руке она вертела острый нож:. Она подумала, что у нее еще есть время. По крайней мере не случится ничего ужасного, если она встретится со своим женихом. Нож не затупится за пару дней.
 Их встреча состоялась в большом зале на нижнем этаже. Зал был пустым, в нем не проводились ни празднества, ни званые обеды, поэтому не было необходимости украшать его. Какой-то добрый слуга принес два старых кресла для них. Они сели и посмотрели друг на друга.
 ТгСелай понравилось то, что она увидела. Молодой мужчина смотрел на нее спокойно и открыто, глаза его светились дружелюбием.
 – Ну что ж, – сказал он, – мы должны пожениться. Я надеюсь, что ты вступаешь в брак по собственному желанию.
 – Это не совсем так, – ответила она.
 Он покраснел.
 – Жаль, что я тебе не понравился.
 – Но ты мне нравишься! – сказала она.
 Оба замолчали. Он был удивлен этим признанием, а она тем, что оно вырвалось и прозвучало очень серьезно.
 – Просто я не желаю брака, – сказала она. – У меня уже было два неудачных брака. Я убила своих мужей.
 Он посмотрел на нее с еще большим удивлением.
 – Нет, не так, – обеспокоенно произнесла она. – Мой дар убил их.
 – Она склонила голову. – Никто не пережил свадебную ночь.
 Он так долго смотрел на нее, что, в конце концов, она отвернулась.
 – Я думаю, что если бы у меня был выбор, я бы все равно остановился на тебе, – медленно произнес он, как будто только что открыл это для себя.
 ТгСелай уставилась на него.
 – Беги! – сказала она. – У тебя еще есть шанс!
 Он покачал головой.
 – Ты не знаешь мою бабку, – ответил он. – Она заставит других охотиться за мной, пока они не приведут меня обратно. К тому же я не хочу нанести удар нашему дому. Она – наша Старейшая. Мой долг повиноваться ей.
 – Она послала тебя на смерть! И знает об этом!
 Он пожал плечами.
 – Может быть, и так. В любом случае от этого не уйти, так что я даже не буду пытаться.
 Спор продолжался около часа. ТгСелай задавалась вопросом: что об этом думают подслушивающие, потому что знала наверняка, что за ними следят. Возможно, она и была слепа сознанием, но не настолько глупа, чтобы не понимать, что каждый в доме сейчас слушает их. И тут новая мысль осенила ее: «Почему я пытаюсь отговорить его? Отец практически разрешил мне убить его, почему я спорю?»
 Она не могла понять причины.
 Спор потихоньку угас, и она уставилась на свои руки на коленях.
 – Приходи завтра, – сказала она.
 – Я приду, – ответил он и покраснел. – Мне назвали твое имя, но я его забыл.
 – ТгСелай.
 – Махак, – ответил он, встал, поклонился ей и ушел.
 Долгое время она сидела, не двигаясь, а затем вернулась к своим счетам.


* * *

 Он пришел на следующий день, и на следующий, и каждый раз они спорили. Сначала все споры касались будущего брака, а затем они перешли на более интересные темы: отношения в семье, политика, события в различных королевствах и, наконец, они сами. Их споры начинались рано утром и заканчивались поздно вечером.
 Через три дня ТгСелай поняла, что хотела бы выйти замуж именно за этого мужчину, хотя бы для того, чтобы иметь возможность спорить с ним.
 На четвертый день ей стало ясно, что она влюбилась. Он же открылся ей в своих чувствах днем позже. Споры в этот день были особенно шумными.
 А еще через два дня наступило полнолуние.
 Официальная часть церемонии прошла с большим шиком в холле «Высокого дома». Махак воспользовался разрешением своей бабки и обставил все с непередаваемой роскошью. Столы прогибались под тяжестью яств, напитки текли рекой. Короли, лорды и Старшие Матери заполнили галереи, откуда наблюдали за происходящим. Священник взял их за руки, руку жениха он приложил к лицу невесты, а руку ТгСелай к лицу ее избранника и проследил за тем, чтобы между их сознанием возникла связь. В этот момент их не беспокоили те вещи, которые служили постоянным предметом их споров. Их не заботили холодные, любопытные взгляды, которые были прикованы к ним с высоты галерей. Сувин смотрела на происходящее как на забаву. Она явно была удовлетворена. Они провели день и часть ночи, празднуя вместе с гостями, не замечая ничего вокруг и не вступая в разговоры.
 Когда они улеглись в своей комнате, то поняли, что есть по крайней мере одна вещь, не вызывающая споров, хотя какая-то полусонная дискуссия состоялась.
 ТгСелай проснулась первой. Далее не взглянув в сторону мужа, она протянула руку к столику в изголовье и взяла нож. Она уже давно решила, что ей следует сделать.
 Она обернулась и увидела мужа, спокойно спящего.
 И совершенно живого.
 Нож с грохотом упал на пол и разбудил Махака.


* * *

 Они начали ссориться, правда, ненадолго…
 – У меня будет ребенок, – сказала она.
 Он был настолько удивлен, что не стал заводить спор на эту тему.
 – Хвала всем хорошим богам, – сказал он, беря ее руки в свои, – и да благословенны плохие за то, что не вмешались в это!
 – Присядь, любимый, – ответила она. – Мне нужно подумать.
 – О чем?
 – Прежде всего о ребенке. – ТгСелай села на ложе и внимательно посмотрела на мужа. – Этот ребенок может стать тем, чего наши дома так долго ожидали.
 – В наших домах много детей, – ответил, несколько смешавшись, Махак.
 – Но ни одного, произошедшего от обоих домов. Махак, послушай меня. Мой отец не мог придумать ничего лучшего, как продать меня Сувин. Но не это заботит меня. Брак всегда представлял собой что-то подобное. Но этот ребенок, в зависимости от того, как его воспитают, может стать Старшей обоих домов.
 – Она?
 – Девочка.
 – Моей бабке это не понравится, – сказал Махак.
 Какой-то момент ТгСелай молчала.
 – Нам с тобой придется сделать так, чтобы ей понравилось, сказала она. – Этот ребенок может положить конец вражде между нашими домами. Только мы можем это сделать.
 – У тебя есть какие-то мысли по поводу того, что следует предпринять? – спросил он.
 – А у тебя?
 Он покачал головой.
 – У меня тоже. Но нам придется сделать так, чтобы ребенок рос в двух домах, а не в одном, иначе он станет еще одной игрушкой в их руках.
 Они помолчали.
 – Мы должны быть осторожными, – сказал Махак, – иначе нас ожидает смерть.
 ТгСелай кивнула. Как скажешь. Он прижал ее к себе.
 – А пока…
 И они на какое-то время переключились на предмет, который не вызывал у них никаких споров. ТгСелай проснулась в одиночестве.
 – Махак? – позвала она и села, оглядываясь вокруг. Что-то было не так на другом конце связи:
 Махак был чем-то расстроен… вдруг она замерла.
 В комнате находилась леди Сувин. Она смотрела на ТгСелай, и глаза ее излучали холод и удовольствие.
 – Ты глупое дитя, – сказала Сувин, – но это не имеет значения. Я получила от тебя то, что мне было нужно.
 – Мадам, – сказала ТгСелай, пытаясь соблюсти этикет, – что вы имеете в виду?
 – Ребенка, – ответила Сувин. – Этот дом будет теперь твоим. Тебе нечего бояться вмешательства со стороны твоего собственного дома.
 Хотя, что вообще они могут сделать? Я сожалею, что Махак не сможет присоединиться к тебе до родов. Но о тебе и ребенке позаботятся.
 У ТгСелай в голове зашумело.
 – Зачем вам наш ребенок? – спросила она. Сувин наклонилась поближе.
 – Глупая. У тебя есть способность убивать. Конечно, она не совершенна, ведь ты по какой-то причине не убила моего внука. Я предполагаю, что тот, кто обладает таким даром, должен чувствовать, когда его жизни кто-то угрожает. Разве ты не знала? Прабабка Махака также имела этот дар. Когда двое с этим даром зачинают ребенка, ребенок обязательно родится с ним.
 ТгСелай оцепенело покачала головой.
 – Оружие, – наконец промолвила она.
 – Такое оружие, от которого не будет защиты, – сказала Сувин. Обученный технике последней мысли, выросший под моим крылом, подчиняющийся мне… Те, кто будут против меня, просто умрут, и никто не узнает причины смерти. Насколько проще станет моя жизнь. Мне нужно за многое тебя благодарить.
 Она увидела, как взгляд ТгСелай метнулся к столу.
 – Забудь о своем маленьком кинжале, сообщила она. – Ты не сможешь наложить на себя руки. Иначе пострадает Махак. Я прослежу за этим. Подумай о своих родах. Не нужно их усложнять.
 – Приведи моего мужа, – сказала ТгСелай. – Сейчас.
 Глаза Сувин сверкнули.
 – Не смей приказывать мне, девочка. Ты слишком ценна, чтобы просто убить тебя, но есть способы наказывать тебя так, что это не принесет вреда ребенку.
 Шум в голове усилился.
 – Моего мужа, – сказала ТгСелай.
 – Дура, – сказала Сувин и встала. – Я поговорю с тобой, когда ты придешь в себя.
 Со двора донесся звук скрещивающегося оружия и крик.
 – ТгСелай!
 И ничего больше… Только в мозгу ТгСелай связь вдруг оборвалась, и другой конец стал пустым и холодным.
 – Муж, – сказала она.
 Сувин повернулась, с трудом осознавая, что произошло. Несчастный случай…
 Но она поняла это слишком поздно. ТгСелай уже поднималась со своего ложа. Сейчас она чувствовала шум в голове, который был у нее при неудачных первых браках. Теперь она знала, что он означает, и сама усиливала его. «Да, муж, да…»
 – Старуха, – сказала она Сувин, медленно двигаясь к ней. – Моли меня о сохранении твоей жизни. – Сувин попятилась. – Моли меня, сказала ТгСелай, делая еще один шаг в ее направлении. – Кланяйся в пояс, старая лематья, я хочу видеть тыльную сторону твоей шеи.
 Сувин вздрогнула и медленно, очень медленно стала склоняться.
 Неожиданно она выпрямилась с ножом в руке и метнула его. ТгСелай отклонилась в сторону и ответила оружием, которое не знало промаха. Ее сознание, полное ненависти, холодное, как камень, пробежало по каждому нерву, заставив их агонизировать, скользнуло в сердце и стало сжимать его до тех пор, пока оно не лопнуло, метнулось в горло и заморозило его, так что не раздалось ни одного крика. Она отвернулась от Сувин и обратила свое сознание во двор, и он заполнился смертью. Казалось, вся вселенная взорвалась от ее гнева. Затем все кончилось. Ее сознание прошло по дому, отыскивая жизнь, находя ее и без размышлений убивая, убивая, убивая…
 Наконец гнев оставил ее, и она подняла маленький нож, подумала и изменила решение.
 – Нет, – сказала она громко, – нет, он там, внизу.
 Она подошла к окну.
 – Дитя, – сказала она, – прости меня.
 Падение было слишком коротким, так что у нее не было времени начать спор даже с призраком.


* * *

 Уничтожение «Высокого дома» задержало полеты на ТгХут примерно на пятьдесят стандартных лет. Большинство пси-технологий пришлось изобретать заново, а дар появился только через несколько веков. Он и сейчас один из наименее развитых искусств сознания вулканцев, хотя и наиболее распространенный.
 Позже ТгХут была покрыта шахтами, колонизирована, а затем жители Вулкана обратили свой взор на другие планеты. Несколько войн разразилось на Вулкане во время первого полета как знак смещения равновесия. Но и другие балансы были смещены: теперь любовь стала менее веской причиной для брака, чем генетика. Ужасный пример попытки объединения «Высокого» и «Старого» домов заставил другие семьи отказаться от решений своих проблем подобным образом. Дома теперь развивались отдельно друг от друга. Они позабыли о сотрудничестве.
 «Бойся другого» – было девизом тех времен. «Держись своих. Знай о различиях. Те, кто отличается от тебя, пусть далее не пытаются заключить с тобой союз. В одиночку лучше.»
 Одинокая ТгХут с лицом, изрытым шахтами, прокладывала путь вокруг планеты, и с течением времени костры, которыми пылала поверхность Вулкана, покрыли и ее. И костры горели, горели, горели…




 Глава 9
 «ЭНТЕРПРАЙЗ» – 5


 – Это скверно, – сказал Спок. – Это очень скверно.
 Он, Джим и Маккой сидели в комнате отдыха. Вернувшись от Сарэка и Аманды, они пообедали, но никто не смог уснуть.
 – Слишком мягко сказано, – возразил Маккой. – Спок, я думал, что она подчиняется логике, особенно после происшествия на Месте Брака и Вызова. Похоже, она изменила этому правилу.
 – Люди меняются, доктор, – сказал Спок, – Вулканцы в этом вопросе ничуть не отличаются от людей. Но я хотел бы выяснить, какова ее роль во всех этих событиях, а также мотивы ее поведения.
 – У меня есть кое-какие подозрения на этот счет, – сообщил Джим.
 – Это – месть за то, что ее отвергли.
 Спок посмотрел на него.
 – Если все обстоит именно так, то это сверх-месть, – сказал он. Интересно, может именно ТгПринг стоит за всеми этими событиями, и если да, то как ей это удалось? У нее был небольшой правительственный кабинет, насколько я знаю, но этого недостаточно, чтобы создать такую ситуацию. Джим кивнул.
 – Ухура нашла информацию об объявлении из агентства, – сообщил он. – Оно написано тем, кто тоже фигурирует во всех списках Боунза.
 Писателя зовут Селв, и он, похоже, частенько пописывает на эту тему.
 Спок нахмурился.
 – Селв, – повторил он. – Мне кажется, я знаю откуда-то это имя.
 – И ты не можешь вспомнить, откуда именно?
 – Доктор, – мягко сказал Спок. – Не у каждого чистокровного вулканца есть айдетическая память. В этом нужно постоянно практиковаться. Меня этому не обучали. Я знаю большое число вулканцев, но не способен вспомнить их всех, также как и вы не сможете вспомнить всех людей, которых встречали на Земле.
 Маккой кивнул.
 – В любом случае, – сказал Спок, – мы скоро узнаем, кто он такой.
 Что касается ТгПринг… – Он замолчал, раздумывая. – Вообще-то, когда нужно конфиденциально узнать что-либо о вулканской женщине, это лучше делать через ее партнера. Доктор, имя Стонна не попадалось на вашем листе?
 Маккой пробежал глазами список на букву «С» (надо сказать, достаточно большой, принимая во внимание традицию присвоения имен мужчинам на Вулкане), а затем все остальные имена.
 – Я не вижу его, – сказал он осторожно. – Я проведу компьютерную проверку информационного чипа.
 – Сделайте это. Было бы очень странным, если бы имя Стонна не попало сюда.
 – Так подумай над этим, – заявил Маккой. – Я тоже пораскину мозгами. – Он рассматривал некоторое время листы, затем отложил их в сторону.
 Джим потянулся.
 – По-моему, самое лучшее сейчас, это отправиться на боковую.
 Завтра будет тяжелый день.
 – Капитан, – обратился Спок, – у вас не возникает никаких затруднений относительно формы дебатов?
 Джим кивнул.
 – Замечания с мест, по-моему, будут чрезвычайно интересными. В любом случае, я думаю, Сарэк рассказал нам достаточно много из того, что нам нужно знать.
 – Поправьте меня, если ошибусь, – сказал Маккой, также потягиваясь, – но форма дебатов напоминает мне многое из ромуланского Права Заявления.
 Спок кивнул.
 – Отдельные моменты поразительно схожи, это уже давно было замечено. Конечно, есть и различия: вам разрешается сделать перерыв, если вы пожелаете поесть или поспать.
 Боунз расплылся в улыбке.
 – Я думаю, что как-нибудь переживу это, – сообщил он. – Вопрос в другом: слышали ли вулканцы когда-либо речь, произнесенную в старом южном стиле?
 Брови Спока поползли вверх.
 – Не думайте о том, чтобы уйти в сторону от основной темы, доктор, – предупредил он, – если вы утомите публику слишком большим количеством примеров прекрасной нелогичности, то можете вызвать досрочное голосование.
 – Я буду осмотрительным, – сказал Маккой, поднимаясь со стула.
 Могу заверить, что им будет интересно, к тому же, у меня есть свои собственные, правда, небольшие запасы логики.
 Спок кивнул.
 – Это я уже заметил, хотя и никогда не решусь даже приблизительно определить ее размеры.
 – Думаю, что так оно и есть, – ответил Боунз. – Спокойной ночи, Спок, Джим.
 – Спокойной ночи, – ответили оба, когда Маккой направился к выходу.
 Двери закрылись за ними, и Джим сказал:
 – Спок, известно ли, как изменяются шансы, если они поменяются вообще?
 – Шансов все меньше и меньше, – сказал Спок. – Но я не осмелюсь доверять компьютеру в предсказании исходов выборов, когда в это вовлечено столько переменных сил. Таких, например, как доктор.
 – Ну что ж, – сказал Джим, – мы сделаем все, что сможем. – Он вздохнул, затем последовал зевок. – Должен признать, мне хочется стать маленькой мухой на стене на то время, пока ты будешь говорить с ТгПринг.
 Спок удивленно посмотрел на него, – Почему, – сказал он, – тебе хочется стать мухой? И притом непременно маленькой? Джим рассмеялся.
 – Ты знаешь, что я имею в виду. Спок косо посмотрел на Джима и изобразил подобие улыбки.
 – Слишком хорошо, – сказал он. – Спокойной ночи, Джим.
 – Спокойной ночи, Спок.


* * *

 На следующее утро они встретились в транспортаторной комнате примерно за полчаса до начала сессии в Зале Голоса. Спок сам задал координаты на контрольной панели телепорта по памяти.
 – Вы готовы, джентльмены?
 – Готовы, – ответил Джим.
 Они шагнули на платформу и смотрели, как растворялась комната вокруг них. То место, где они появились, оказалось огромным, тусклым пространством, по которому разносилось эхо, и, прежде чем они полностью обрели тела, Боунз уже принялся жаловаться.
 – Опять, – заявил он. – Почему твои собратья всегда напирают на размер? Вы что, не можете построить что-нибудь поменьше?
 Спок не стал спорить. Помещение, в котором они оказались, оказалось больше по размерам, чем Зал Пелашта. Стены были сделаны из голубого, холодной расцветки, камня. Потолок был очень высоким, и круги, вырезанные в нем, пропускали солнечный свет, который падал вниз яркими колоннами.
 – Почему это вулканцам нравится заниматься делами на вокзалах? продолжал бурчать Маккой. – Может, ты мне это объяснишь?
 Спок вздохнул.
 – Я думаю, вы жалуетесь, доктор, – сказал он, – на то, что называется «дореформационной» архитектурой. Она действительно имела тенденцию к неуместно большим размерам, по крайней мере, с точки зрения сегодняшних вкусов. Но это не та комната, где будут проходить дебаты, так что, доктор, вам не придется кричать:
 – Спок, – позвал голос Сарэка откуда-то со стороны. Царственной походкой, в черном облачении посла, он приблизился, чтобы поприветствовать их.
 – Отец, – сказал Спок, – я не ожидал увидеть тебя здесь сегодня: твой доклад по графику завтра.
 – Я надеялся встретить вас, прежде чем вы войдете, вот и все, глаза Сарэка сузились. – Я наткнулся на информацию, которая, возможно, поможет вам в оценке ситуации, а может быть, и нет. Это решать вам.
 Спок склонил голову.
 – Я заинтересовался вашим открытием по поводу ТгПринг, доктор, и навел справки, – сообщил Сарэк. – Похоже, что Стонн мертв.
 Джим посмотрел на Боунза, затем на Спока.
 – Как он умер, сэр?
 – Гриф конфиденциальности был наложен на этот вопрос, – ответил Сарэк.
 – Это означает, – тихо произнес Спок, – что, скорее всего здесь не обошлось без «плакту». Потому что не может быть других причин, чтобы ставить такой гриф, тем более сейчас.
 – Совершенно верно, – согласился Сарэк. – В любом случае, ТгПринг сейчас свободная женщина, свободная от каких бы то ни было обязательств. Я думал, что тебе лучше знать об этом.
 – Спасибо, отец, – сказал Спок и слегка поклонился.
 – Я должен идти, у меня много дел, которые нужно завершить в посольстве и консульстве. Я надеюсь, что утро будет для вас светлым.
 Капитан, доктор, – и он пошел прочь – само достоинство, хотя было удивительно, насколько быстро это достоинство может передвигаться, когда у него где-то назначена встреча.
 – Ну и ну, – мягко сказал Боунз.
 – Не стоит обсуждать это здесь, доктор, – сказал Спок, – это плохой тон. Давайте пройдем в Зал Голоса, и пусть все узнают, что мы прибыли.
 Они пошли по направлению к одной из стен огромного зала.
 – А где это мы, – поинтересовался Маккой. – Должен признаться, я не сверился с картой.
 – Мы на другой стороне ши-Кахра, – сказал Спок, – и, возможно, вы удивитесь, но мы сейчас на несколько сотен футов под землей. Прорези в потолке находятся как раз на уровне земли. Этот комплекс изначально назывался ва-немеЛакхт…
 – «Убежище от Гнева," – перевел Маккой.
 – Да. Это было убежище от солнечных бурь, которые бушевали еще до времени Сурэка. Сейчас им владеет Академия и использует его для проведения лекций, встреч и церемониальных мероприятий.
 Спок провел их к дверям, распахнутым настежь. Там стояла женщина, набиравшая что-то на компьютере. Когда Спок подошел к ней, она подняла глаза и спросила:
 – Посетитель или докладчик?
 – Докладчик. Спок.
 Она застучала по клавиатуре.
 – Вы, сэр?
 – То же самое. Маккой, Леонард Е.
 – А, вы?
 – То же самое. Кирк, Джеймс Т. Не поднимая глаз, она пролепетала:
 – Ряд восьмой, места с первого по третий. Кто-нибудь подойдет к вам с расписанием и программой.
 – Я хочу поп-корн, – внезапно сказал Маккой.
 Молодая женщина посмотрела на него и спокойно сказала:
 – В аудитории есть не положено, сэр. Следующий?
 Они направились в аудиторию. Спок выглядел озадаченно, Маккой улыбался до ушей.
 – Прекрати, – сказал Джим. – Только за одно это ты не получишь бокового места.
 – Это у меня хобби такое – все портить.
 Аудитория действительно представляла собой не такой большой зал, как тот, в котором они материализовались, но уж точно она не была и маленькой. Она была выстроена в виде крута или, скорее, вырезана, так как на стенах не было следов кладки. Много прорезей было сделано в толстом потолке, несколько находилось прямо над круглым помостом в центре, от него по восходящей расходились ряды сидений. Этот архитектурный прием находили подходящим для такого рода мероприятий греки и римляне, так как акустика при таком строительстве была великолепной. Джим почувствовал, что у него не будет сложностей с докладом. «Если я, конечно, смогу найти нужные слова…».
 Они нашли свои места, а сидения вокруг них заполнились очень быстро. Удивительным было число участников не вулканского происхождения. Всего же присутствовало не более тысячи, хотя зал мог вместить тысяч пятнадцать. Вулканцы занимали свои места молча, и Джим был обеспокоен тем, как на него смотрят. «Ну что ж, форму Звездного Флота довольно легко заметить. Я здесь как раз для того, чтобы меня видели. Так пускай пялятся».
 – Они будут играть национальный гимн? – спросил Маккой шепотом, наклонившись к самому уху Спока. Он все-таки умудрился сесть на боковое место.
 – Нет, – мягко сообщил Спок, – и толстая дама тоже, боюсь, петь не будет. Присутствующие будут призваны к порядку, и начнутся дебаты.
 – Кто первый?
 Джим насмешливо посмотрел на Маккоя.
 – Может быть, все-таки нужно было достать тебе поп-корна?
 Публика внезапно стала успокаиваться, как будто им подали сигнал, который пропустил Джим. Он огляделся вокруг, но не увидел ничего, кроме каменных лиц вулканцев.
 Затем кто-то вышел на сцену, и Джим непроизвольно вздрогнул.
 Это был Шас.
 – От имени правительства Вулкана, – сказал он, – я объявляю собрание открытым. Дебаты будут носить традиционный характер. Повестка дня: обсуждение выхода Вулкана из Объединенной Федерации планет.
 Докладчики, пожалуйста, определите свою принадлежность, выразите свою позицию по данному вопросу и делайте заявления. Процедура может быть закрыта только электоратом, и пороговым числом является один миллиард восемьсот тысяч. Процесс транслирует сеть информации и новостей, – Шас взглянул на информационный экран, который держал в руках. – Номер первый, пожалуйста.
 В дальнем конце аудитории послышался мягкий звенящий звук, и Джим заметил, как многие с любопытством повернулись в том направлении. Он улыбнулся, когда маленькая фигура, похожая на двенадцатиногого паука, взобралась на другую сторону помоста и вползла под столбы света, бьющего с потолка.
 – Мое имя К-с-т-лка, – сказала она, и ее голос наполнил все помещение. – Я ношу временный ранг командующего в Звездном Флоте Объединенных Федераций планет. Что касается голосования, то я говорю:
 «Нет».
 Она немного двинулась, издавая шуршание и звон.
 – На этой планете традиционно проявление учтивости к гостям, сказала она, – на любом собрании гость – представитель наименее гоминидного вида – чувствует себя желанным, ему предлагают говорить первому. Я вижу, что вы поступили также со мной, так как здесь нет представителей Хорт или афизиологических существ, – едва слышный шорох удовлетворения прокатился по толпе. – Ну что ж, – продолжала она, – я благодарю вас от всей души за приветствие и, отбросив формальности, хочу добавить, что мне очень приятно вернуться снова на землю Академии. Сюда, где я прочитала столько трудов, и где меня научили сомневаться даже в собственном здравом смысле.
 Она немного развернулась. Это был знак учтивости по отношению к гоминидам, так как глаза К-с-т-лки располагались вверху и по бокам ее куполообразного тела, и она могла видеть аудиторию одновременно со всех сторон без всяких поворотов. Отраженный от ее стеклянного тела свет мерцал и двигался вместе с ней.
 – Я хочу поговорить с вами о развитии науки во Вселенной, сказала она, – ее развитии на Вулкане и о некоторых событиях, произошедших в науке с тех пор, как Вулкан присоединился к Федерации сто восемьдесят лет назад. Я не хочу сказать, что в плане науки Федерация за эти годы сделала для Вулкана гораздо больше, чем могли бы дать ему две или пять тысяч лет в изоляции. Извините меня, – сказала она, – если я не буду касаться этического аспекта науки.
 Она снова развернулась, издавая звон.
 – Вы, без всякого сомнения, слышали тех, кто говорит о том, сколько хорошего Вулкан сделал для Федерации, – продолжила она. – И я соглашусь с ними: улучшение технологии транспортации, на которой практически основывается девяносто процентов наших современных технологий, экстраординарные открытия в медицине, особенно в генетике, в которой Вулкан является большим экспертом, чем любая другая планета, исследования в астрономии, космологии и космогонии, которые открыли большие пространства для космических кораблей Федерации, и многое другое. Большинство из вас подготовились к дебатам и точно знают, что конкретно дал нам Вулкан, – в ее голосе зазвучал задор. – Мои собственные исследования здесь дали мне много удивительных открытий, и я ценю это…
 – Однако позвольте мне добавить следующее: виды, входящие в Звездный Флот, в основном люди с Земли, владеют даром, который равноценен любому дару, предложенному Вулканом. Человеческие существа особенно сильны в научной постановке вопросов. Неожиданные, странные, даже нелогичные вопросы. Я знаю, – сказала она, услышав неодобрительный шелест, прошедший по рядам слушателей. – Логика важна.
 Но есть вещи, для которых логика не годится.
 – В основном, это сами люди, – послышалось замечание кого-то из публики. Джим удивился: похоже, амп-поле фокусировалось на том, кто начинал говорить выше определенного порога голоса.
 – Легко сказать, – парировала К-с-т-лка, голос звучал так, словно она забавлялась. – Они могут дать вам чувство юмора. Даже у Сурэка оно было, и он ничего не говорил насчет того, чтобы от него избавиться. По поводу того, что сказал или не сказал Сурэк, что он имел в виду, а что нет, существует такая большая путаница, какой я не встречала ни по одному другому вопросу на планете.
 – Вы сказали, что будете говорить только о науке, – сказал другой голос откуда-то сбоку.
 – Я и говорю, – ответила К-с-т-лка. – Я говорю о семантике. Сурэк был специалистом во многих областях, но в семантике он был величайшим экспертом. Без сомнения, сейчас нет такого хорошего семантиста, как Сурэк, поскольку сложно понять, что он все-таки имел в виду. В любом случае, – продолжила она, – как я уже говорила, есть области науки, где логика бесполезна. Такие, например, как так называемые «непричинные» науки, которые являются основным предметом моих исследований здесь: когда следствие не обязательно следует за причиной, логика становится слишком ненадежной, чтобы на нее полагаться. И если вы на время забудете о логике в этих науках, богатство открытий польется на вас из Вселенной, которая была упряма и замкнута, пока мы обращались к логике в классическом ее смысле.
 – Я говорю, – продолжила она, снова поворачиваясь, – что в отношении науки, у людей есть что дать вам. В течение ста восьмидесяти лет этот ресурс был к услугам вулканских ученых, как бы вы его не называли – «созидательная нелогика», «алогичная точка зрения», «аха» опыт. Отвергните их, и вы можете говорить и делать все, что вам будет угодно, но ваши опыты уже никогда не будут такими эффективными, такими опасными. Опасность, возможно, и есть ключ. Без непредсказуемости, без мистики нет радости в науке. И сумасшедшие предложения землян, определенно, являются частью непредсказуемости, так как они – часть Вселенной, которая, как мы начали понимать, более загадочна, чем можно себе представить. Повернуться спиной к голосу, который говорит посредством людей, это значит отвергнуть часть Вселенной. Сделайте это, и ваша информация будет неполной.
 Она остановилась и рассмеялась: мягкое арпеджио, которое отразилось от стен.
 – Помню последний труд, который я написала здесь, – продолжила она, – о том, что пресса позлее назвала «элективным инверсионным приводом для звездных кораблей». Мои коллеги в академии не пришли к согласию по многим уравнениям. Большинство из них думали, что они сумасшедшие. Однако они приняли отличное от их собственного понятие математики гамалькийцев. Им тоже пришлось признать, – сказала она с улыбкой, – что, когда мы построили наш аппарат, то уравнения сработали. Это поначалу вызвало досаду. Ведь когда понадобилось вмонтировать этот аппарат в звездный корабль и спаять его, это было сделано, между прочим, инженером-человеком, гением в физике.
 – Это была та самая миссия, которая практически уничтожила звездный корабль «Энтерпрайз», не так ли?
 – Я думаю, что не так мало его полетов могут подойти, под это описание, – парировала К-с-т-лка. – Я думаю, вы имеете в виду, что тот аппарат был бесполезен и неудачен. Ну что ж, это была одна из самых удачных неудач, которая постигла науку за последние годы. Во время «неудачи» мы узнали гораздо больше о структуре соседнего альтернативного космоса, чем любые сто вулканских гиперфизиков выяснили бы за годы. Понадобились люди со всеми их отличиями и непостоянством, чтобы это случилось, и нет более яркого примера успеха в выбранном мной поле деятельности. Я думаю, что целенаправленно отказаться от человеческого влияния, целенаправленно отбросить подход, который дает такие прекрасные результаты, просто потому, что вам не нравится стиль этого подхода или потому, что он заставляет вас нервничать – это значить ограничить то, чего может достигнуть ваша наука. И так.как цель научных изысканий в том, чтобы познать Вселенную настолько полно, насколько это возможно, то вы саботируете эту цель в ее основе. С таким же успехом вы можете прекратить научные изыскания вообще. Это абсолютное вызывающее расхождение с логикой, и откровенно говоря, вулканцы, я ожидала от вас большего.
 В толпе слушателей раздался веселый шумок под девизом: «Хорошо, давайте подеремся!» Если бы это была группа людей, Джим даже и не подумал бы беспокоиться, но спектакль с участием вулканцев, обычно придерживающихся протокола, таких сдержанных, которые теперь, перебивая друг друга, говорили с ледяной ясностью, которая означала крайнюю злобу…
 – Ну, вот и обычная потасовка, – пробормотал Джиму Маккой, прослушав гневные восклицания, и в некоторой степени такие же разряженные ответы К-с-т-лки. – Ого, вот с этим нам придется иметь дело, так?
 Джим кивнул, задаваясь вопросом: «А смогу ли я держать под контролем свои эмоции? Тут, похоже, много злобы…»
 – Может быть, мне лучше впрыснуть Аэролев-6, прежде чем мы продолжим, – сказал он тихим голосом.
 Маккой хихикнул.
 – Лекарство? Просто дыши глубже. Теперь шел какой-то спор по поводу «активного» противопоставления «пассивного режима» и «жизни физического противопоставления, как жизни сознания». Вулканец, высокий и весьма респектабельного вида, некоторое время распространялся о том, что слишком большое вовлечение в активную жизнь и физическую реальность было ошибкой в балансе, раз даже К-с-т-лке, как физику, пришлось признать, что Вселенная почти вся состоит из пустого пространства, и ничего нет там реального…
 – Распелся, – прошептал Маккой Джиму. Кирк кивнул.
 – Ах, – сказала К-с-т-лка, – старая проблема дихотомии. А вы не думаете, что одна из этих «жизней», физическая реальность или теоретическая ирреальность, может иногда превалировать над другой?
 Скажем, более действительной?
 – Совсем нет, – ответил вулканец. – Это классическая ошибка в мировоззрении, если так можно сказать, человеческая ошибка.
 Иллюзорность и внутренняя субъективная природа физического существования, возможно наиболее важная и показательная из его характеристик. Когда имеешь это в виду на большинстве уровней сознания, то не существует таких вопросов, как сегодня.
 Джентльмен был настолько занят разглагольствованиями об иллюзорной природе материи, что даже не заметил, как К-с-т-лка мягко спустилась со сцены и пошла к нему по проходу между рядами. Что же касается ее дальнейших действий, то даже вулканец не может не отреагировать, когда силиконовая форма жизни кусает его за ногу.
 – Очаровательно, – прокомментировала К-с-т-лка. – Для того, кто на большинстве предметных уровней не существует, вы кричите с большим энтузиазмом. Рассмотрите этот вопрос повнимательнее.
 Глаза Джима были большими как блюдца, когда он повернулся к Споку.
 – А такие вещи разрешены?
 – При данной форме дебатов, – сообщил Спок, – разрешено все, вплоть до ритуальных дуэлей.
 – Напомни мне, если я захочу вступить в драку с кем бы то ни было здесь ради науки, – пробурчал Маккой.
 – Еще вопросы? – поинтересовалась К-с-т-лка, когда добралась до сцены. Из публики вопросов не последовало. – Я, как и люди с Земли, являюсь представителем молодой расы. Мы полетели в космос около двух тысяч лет назад. Я согласна жить в мире с людьми. Их непредсказуемость, их способность находить «обходные пути» и разглядеть суть проблемы делает их совершенными партнерами в науке, а тем, кто хочет исключить их потому, что они молоды, или потому, что они не такие, я могу только сказать, что вы должны наслаждаться Вселенной, потому что мы будем скучать без вас. Благодарю за внимание.
 Последовали жидкие аплодисменты. К-с-т-лка спустилась со сцены и направилась вверх по проходу. Когда она проходила мимо Маккоя, Джим мог расслышать ее мягкий звон:
 – …показала этому кретину. Да пребудет со мной весь Зен…
 Затем выступили еще два докладчика, старая вулканка и красивая молодая тэларитка. Их доклады были сухими и спокойными, никто не перебивал их, как К-с-т-лку. Джим задавался вопросом: «Может, это потому, что они поддерживали отделение, ссылаясь на то, что, по их мнению, фонды, отпускаемые Федерацией на внезапные исследования, были урезаны на Вулкане».
 Чуть позже наступило время перерыва. Дебаты должны были продолжиться тремя часами позже.
 – Интересно, все остальное будет тоже таким же возбуждающим? заметил Маккой, когда они направлялись перекусить.
 – Я предполагаю, что температура несколько повысится, когда будем выступать мы, – сказал Джим. – Спок, ты можешь посоветовать какоенибудь заведение неподалеку?
 – Да, – сказал он, – «Накх-ланта» в старом городе очень неплох. Я дам вам координаты. Но меня с вами не будет.
 Маккой с интересом посмотрел на него.
 – Куда это ты собираешься? Спок старался выглядеть веселым.
 – Я думаю, что ты сказал бы: «Мне нужно переговорить с моей эксженой» – ответил он.


* * *

 Найти ее оказалось совсем нетрудно, особенно когда Спок ознакомился со списком пришедших в Зал Голоса и нашел, что она там не записана. Ее коммуникационный код числился за полусельской общиной, а дом находился на расстоянии около четверти окружности планеты от того места, где сейчас стоял Спок. Он телепортировался.
 Дом был больше по размерам, чем дом его отца. Более того, он сам по себе говорил о многом, построенный в стиле, популярном незадолго до того, как Вулкан присоединился к Федерации, и частично находился под землей, так, чтобы можно было наблюдать ландшафт местности и наслаждаться им. Сады, окружавшие его, были полны экзотических растений, большая часть которых была завезена с других планет чувствительные растения, которым требовалось большое количество воды.
 Все вместе – дом и сад – открыто говорили каждому прохожему, что хозяева обладают солидными средствами.
 Спок подошел к входу и коснулся панели возвещения.
 – Да? – послышался голос. Он был очень прохладным и принадлежал ей. Спок замер в нерешительности.
 – Спок, – наконец ответил он.
 Около двух минут ничего не происходило: ни ответа, ни движения внутри, которое он смог бы расслышать. Он уже было собирался отвернуться от двери, как она вдруг открылась.
 ТгПринг почти не изменилась с того времени, когда он видел ее в последний раз: хладнокровная, стройная, высокая, очень красивая. Он изучал ее лицо, пытаясь разглядеть какие-нибудь следы лет, прошедших с той церемонии на Месте Брака и Вызова. Но их не было. Прекрасные, полуприкрытые глаза также изучали его.
 – Я не думала, что ты придешь, – сказала она.
 – Объясни.
 – Я не думала, что у тебя хватит мужества, – объяснила ТгПринг. Входи, если хочешь.
 Он последовал за ней в зал, чувствуя себя не в своей тарелке.
 – Могу я предложить тебе освежиться?
 – Да, – ответил он, но только потому, что было чрезвычайно грубо отказаться. Одно он знал со всей определенностью: он не попросит воды.
 ТгПринг вышла и принесла два бокала фруктового сока. Спок отсалютовал ей своим и выпил все сразу, что означало, что гость находится здесь по делу, и не намерен проводить долгое время под этой крышей.
 – Пожалуйста, садись, – предложила она, присаживаясь сама.
 – Хорошо. Я пришел, чтобы спросить тебя, – начал он, отставляя стакан в сторону, – каково твое участие в дебатах, которые проходят в настоящее время?
 – Я вызвала их, – сказала она. – Логика совершенно точно привела бы тебя к этой мысли, если бы люди полностью не испортили твой разум.
 – Моя логика как раз к этому меня и привела, – сказал Спок.
 Он не собирался давать ей возможности уязвить себя.
 – Стонн умер, – сообщила она.
 – Я слышал. Очень сожалею. – Это было почти правдой. Она сидела неподвижно и смотрела ему прямо в глаза.
 – Тогда ты, наверное, уже собрал информацию о том, что здесь происходило. Когда он взял меня после Вызова, после того, как ты «победил» своего капитана и освободил меня, мы жили какое-то время хорошо. На Кунут-калифи все прошло не так, как я планировала. – Это говорилось хладнокровно, но голос ТгПринг имел какой-то необъяснимый оттенок заупрямившегося ребенка, разгневанного тем, что он не получил сладкую конфету. – Стонн становился невыносимым, постоянно думая о том, что, возможно, я захочу тебя или кого-нибудь другого. Он пытался возбудить в себе плакту, чтобы я возжелала его. – Спок кивнул, существовали таблетки, которые использовались для этого. Прием их был очень рискованным занятием, но некоторые чувствовали, что риск стоит того, чтобы попытаться.
 – Он умер от гормонального дисбаланса, какой-то формы «эндоадреналиновой бури», – сообщила ТгПринг. – Я была не очень расстроена. Он сделал меня хозяйкой своих поместий, и, хотя они были малы, все же удовлетворяли мои нужды. Но через определенное время я вдруг осознала, что ты снова ограбил меня, ты и твой капитан, ведь именно страх перед тобой заставил Стонна принимать таблетки. Я опять не получила то, чего желала, и в этом твоя вина.
 Спок сидел очень тихо. – «Как мне выразить то, о чем я думаю? Она ведь тоже виновата в случившемся…» – Но он оставил свое мнение при себе.
 – Я решила отобрать у тебя все то, что ты отнял у меня, продолжила она, – твою будущую жизнь, твоего капитана – все, что смогу, чтобы причинить тебе боль, какую ты причинил мне. Это был бы ашв-кежх.
 Спок онемело кивнул. «Ашв-кежх» означало «месть хуже смерти».
 Смерть по сравнению с ситуацией, когда происходит такое, кажется несложной и даже желанной.
 – Я посмотрела вокруг, – сказала она совершенно спокойно, – и обнаружила, что вулканцы, которые боятся Федерации, враждебно настроены против Земли. Мне показалось, что оружие дожидается меня.
 Сначала я инвестировала все, что осталось от Стонна. Я действовала очень осмотрительно и сумела сделать кучу денег на межзвездном рынке недвижимости.
 – Затем, – продолжала она, – я стала делать крупные пожертвования в разные организации и органы печати. Ты бы только посмотрел, как быстро они переметнулись ко мне. Через них я нашла вулканцев, которые с охотой начали говорить такие вещи о землянах, которые возбуждали в других ненависть к людям. – Ни один мускул не дрогнул на ее лице, когда она говорила. – Я терпеливо ждала. Медленно начал формироваться скелет мнения: он сам питал себя, так как слухи распространялись независимо от того, соответствовали они правде или нет. Я использовала и другое оружие. Я подкупила некоторых официальных лиц, которые осознали, что их должности несколько потеряли свою значимость в связи с влиянием землян на Вулкане. Я также подкупила персонал разных средств массовой информации, чтобы они выделяли некоторые статьи, а значения других занижали. И, постепенно, общественность начала осознавать проблему в отношениях с Землей, а правительственные чиновники, почувствовав возмущение народа, стали бояться за свои посты, Когда стало совершенно очевидным, что избиратели требуют выхода из Федерации, то правительство уступило.
 Она слабо улыбнулась. Это была победная улыбка.
 – Вот так мы пришли к тому, что сегодня имеем. Голосование пройдет очень быстро, и мы окажемся вне Федерации. С этого момента ты не сможешь что-либо отнять у меня, потому что ты либо останешься здесь и потеряешь своего капитана и космический корабль, без которого ты ничто, или вместе с ними отправишься в изгнание, как и твои родители.
 В любом случае, я буду отомщена.
 Прошла целая минута, прежде чем он смог что-либо сказать.
 Единственное, что пришло ему в голову:
 – Логика без изъяна, – Спасибо, – сказала она. – Есть что-нибудь еще, что тебя интересует? Спок покачал головой, – Тогда я прошу тебя оставить мой дом, – сказала она. – Мне нужно сделать несколько звонков. Возможно, мы увидимся еще раз. Я приду в Зал Голоса, чтобы понаблюдать за тем, как вы с капитаном будете выступать за сохранение союза с Землей. Я думаю, это будет выглядеть очень забавно.
 – Уверен, что так и будет, – сказал Спок и поднялся.
 Она проводила его до двери.
 – Прощай, Спок, – сказала она.
 – Живи долго, – ответил он, поскольку пожелать процветания не смог.
 Он покинул дом, пошел по тихой пыльной дороге, вызвал «Энтерпрайз» и телепортировался на корабль, чувствуя в первый раз за свою взрослую жизнь слабую тошноту, и причина этого не могла быть устранена лекарствами Маккоя.




 Глава 10
 ВУЛКАН – 5


 Мрак и звезды. Никакого движения в этой пустоте, кроме теней, когда корабль разворачивается по направлению к солнцу. Мирно скользит он в ночи, тонкий, темный корпус, вращающийся во время движения, молча дрейфуя в космосе.
 «Сражение продолжалось в та-Валште восемнадцать дней, пока протекторат Махн-хех не отверг притязания соседнего Лахирхи на эту территорию в районе Текех». В его голове проносились изображения: бегущие фигуры, голубой пучок огня, вылетевший из задымленного окна, звук бьющегося стекла, и грязь, ставшая зеленой от крови лежащего на ней тела: рука оторвана и отброшена взрывом, половина головы снесена.
 Целая улица того, что раньше было пригородными домами, теперь сожжена, стекла домов выбиты, земля перед ними изрыта и опалена, камни мостовой вывернуты и разбросаны в разные стороны. «Представители Махн-хеха и короля Лахирхи в заявлении для инфосетей сообщили, что на данный момент никаких переговоров не планируется». Изображение упитанных мужчин и женщин, зачитывающих заявление в тихой комнате, полной корреспондентов. «Лорды Махн-хеха утверждают, что район Текеха был освоен в 164 330 году членами их лордства, и требуют немедленной передачи территории и выплаты репараций, включая дополнительные выплаты в качестве выкупа за заложника, одного из сыновей короля Лахирхи. Лахирхи отверг эти требования и заявил, что любые поползновения со стороны лордов могут вызвать ядерную атаку, подобную той, с помощью которой его королевство свергло правительство соседнего Овека две декады тому назад». Изображение кратеров, одних кратеров на пустой земле, когда-то обрабатываемой фермерами, если судить по сельской дороге, которая проложена через нее и сейчас опустошенная нейтронными снарядами.
 «В боевых действиях между Дувехом и Лассирихенскими провинциями видны признаки завершения конфликта, но небольшая группа террористов грозится уничтожить оба правящих дома, если их требования по участию в переговорах не будут удовлетворены в течение десяти дней». Изображение богато одетых вулканцев, сходящих с тяжелым грузом по парадной лестнице полуразрушенного дворца. «Ночной Альянс, ответвление старого Мастер-крафта, расформированного после смерти их лидера ТгМехеха в ховеравтокатастрофе, потребовал брака в обоих королевских домах и плату за невесту и жениха в размере пяти миллионов накхов…».
 Она вздохнула и позволила своему сознанию отключиться от видений.
 Они наскучили ей. Похоже, что в новостях сегодня не было ничего, кроме сражений. По крайней мере, хоть здесь был мир.
 Элаес закрыла глаза и снова увидела разрушенный замок, в то время как диктор продолжал рассказывать о разделе земли и денег. Она снова вздохнула и настроила свое сознание на один из развлекательных каналов, снова переключилась и увидела сначала зал, потом комнату.
 Лениво она сканировала место в поисках идентификации сознании. Но никого из знакомых не было рядом, даже Мишиха, который находится на связи всегда, когда не спит. Элаес предположила, что где бы он не находился, там сейчас ночь. Она вспомнила: он был около одного из полюсов… Ретакх – вот как называлось это страшное место. Впрочем, и здесь небезопасно, но, по крайней мере, никто не сбросит на тебя селекционную химическую бомбу, чтобы защитить от набега диких животных.
 Элаес сканировала. Это только называлось сканированием, хотя на самом деле это ощущалось как легкое парение над схематическим ландшафтом, наполненным твердыми геометрическими образами, которые содержали сообщения. На внешней стороне каждого из них содержалась идентификационная информация для того, чтобы можно было определить режим, в котором работает сознание, пославшее его: злобное, приветливое, заинтересованное. Если ты был заинтересован, то входил внутрь и читал сообщение, возможно, даже добавлял что-то к нему. Она проверила несколько таких, проплывая мимо, и не нашла ничего, что могло ее заинтересовать. Ей не нравилось соприкасаться с застывшей информацией, хотелось дотронуться до живого сознания. Ханеш тоже жаловался на это, но, честно говоря, Ханеш жаловался на все и ненавидел сети.
 «С таким же успехом я могу и выйти», – подумала она. Она ничего не знала о том, что происходило на корабле, хотя ей было известно, что Пекев должен был в это время вернуться с работы. Но Элаес была уверена, что ничего интересного не принесет. Так продолжалось уже несколько месяцев.
 «Зачем тогда выходить», – подумала она и нырнула опять в сеть.
 Она стала искать кого-нибудь, с кем можно было поговорить. Элаес плавно плыла под огненным солнцем, ей ужасно хотелось, чтобы существовали еще какие-нибудь состояния, кроме мира и войны.


* * *

 Пекев тихо чертыхнулся: его космический костюм издавал какое-то шипение. Воздух, щекотавший ногу, выходил где-то внизу, около шва.
 «Совсем некстати», – подумал он, но в данный момент ничего нельзя было сделать. Вернуться на корабль, чтобы заделать течь, обойдется гораздо дороже, чем стоит воздух в костюме, да и отец не похвалит его.
 И тогда его снова накажут за основным приемом пищи.
 «Но, собственно говоря, – подумал он, – трудно припомнить случай, чтобы отец был чем-то доволен?» Под холодным светом звезды он покачнулся, борясь с гравитационным аппаратом, который прикрепил к камню.
 Это был особенно большой астероид, который выглядел достаточно пригодным для разработки: угольная чернота поверхности и тяжелый стеклянный блеск говорили о высоком содержании углерода. Со временем он научился распознавать эти признаки. Конечно, все получилось не сразу: углеродисто-матричные астероиды попадались нечасто, они составляли десять процентов от общего их числа, гораздо чаще попадались железные и никелевые, но они были бесполезны.
 Спец-грав аппарат был большим и громоздким. Так и должно быть, ведь он нес на себе небольшой двигатель, необходимый для доставки астероида к кораблю и для поддержания камня в стабильном положении, в то время как рыхлитель вгрызался в астероид и забирал образец. Сегодня Пекев как раз занимался сбором образцов. Вчера он провел около восемнадцати часов на дальнобойном паке, подгоняя к кораблю несколько многообещающего вида камней. Это была рутинная работа: сканирование пространства, выбор направления, поиск камня и изучение его, а также буксировка к кораблю, уравнивание собственной скорости со скоростью корабля (что часто занимало еще пару часов тяжелой работы с толкачом), а затем отправлялся за следующим. Пекев все еще чувствовал боль в спине от постоянного давления толкача при движении, нога болела в том месте, где первый камень, который, как потом оказалось, был совершенно бесполезным, прижал его к толкачу. Это был небольшой просчет при буксировке, но Пекев был страшно рад, что его не убило вообще.
 Возможно, как раз в том месте и была течь.
 Сегодня работа была полегче, так как пак, используемый для рыхления, был более послушным, чем большой дальнобойный камнедвигатель. Все, что нужно было Пекеву сегодня сделать, – это передвигаться от одного камня к другому, забирая образцы, а затем доставить их на корабль для анализа. Это займет еще несколько часов, и если он поторопится, то отправится сегодня спать пораньше. Завтра начнется все сначала. Иногда он думал, что работа сведет его с ума, а иногда ему казалось, что это единственная вещь, которая удерживает его от помешательства. Для него было спокойнее, когда он был снаружи, а семья оставалась на корабле. Захватив камень, рыхлитель начал свою работу. Пекев, вздохнув, посмотрел через плечо на «Рашу».
 «Стареет малышка», – подумал он. Это было грустно, ведь он полюбил корабль с тех пор, как впервые ступил на его борт еще ребенком. Пекеву было почти пятьдесят, и такого же возраста был корабль. К сожалению, у семьи не было денег, чтобы купить другой.
 Сверло завыло, и Пекев снова вздохнул. В далекие времена – он вряд ли мог об этом помнить – у его семьи было всего в достатке.
 «Раша» была тогда одним из семи кораблей маленького, но респектабельного Флота, и семья процветала. Самые большие корабли клана – «Урекх» и «Гелевеш» – содержали по сотне вулканцев. У него остались неясные воспоминания о «Гелевеше» с его огромными, сияющими коридорами. Он был тогда всего лишь ребенком. Теперь же, изучая старые чертежи, Пекев знал, что корабль был далеко не той огромной пещерой, какой он его помнил. Но, тем не менее, он содержал субклан из сотни вулканцев в комфорте и достатке в течение года, пока добывали полезные ископаемые в космосе.
 Все это исчезло, кроме «Раши». «Урекх» был захвачен и превращен в пыль во время пятилетней войны между Тэлэйвом и Нашихом, а «Гелев» был взят в качестве военного трофея и переделан в космояхту. Отец до сих пор изрыгал угрозы при воспоминании о ваучере, который дал ему Наших, когда выгнал прочь с семьей.
 «Плата», – говорили они. – «Компенсация». Но это была насмешка.
 Ни один корабль клана не был настолько большим, чтобы забрать всех.
 Те, кто жили на «Гелевеше», были вынуждены отправиться в скитания по планете или искать работу на Земле или чужом корабле – горькая участь.
 И глава клана, отец Пекева, был вынужден переходить с одного корабля уменьшающегося Флота на другой, так они вынуждены были продавать корабли, чтобы оплатить огромный долг за постройку «Гелевеша». В конечном итоге, ничего не осталось, кроме «Раши», корабля предназначенного для полетов семи членов экипажа, а сейчас их там было одиннадцать.
 Сверло остановилось. Пекев проверил сенсоры, чтобы убедиться, что сверло выполнило свою работу, а не просто отключилось, хотя иногда такая остановка означала наличие алмаза, а это было именно то, что всегда искала семья. Другие занимались операциями по обработке железоникелевых астероидов. Но даже в самые успешные времена семья не могла позволить себе купить корабль, способный обрабатывать по-настоящему огромные камни. Алмазов, особенно промышленных, было достаточно в астероидах, чтобы семья имела приличный доход, достаточный для обеспечения маленького корабля. Иногда там, где были промышленные алмазы, находили и драгоценный камень. Иногда. Об этом можно было только мечтать…
 Он дотронулся до кнопок управления толкача, затем положил в карман маленький образец. Пак оторвался от камня и мягко поплыл в его сторону. Пекев мгновенно оттолкнул его, и они разлетелись в разные стороны. Он видел, как отец, Намикх, был пришпилен этой штукой к корпусу корабля – ошибка, которая при определенных обстоятельствах могла стоить жизни. Это была непростительная ошибка для такого опытного работника, какого отец, хотя, с другой стороны, отец уже не был таким, как раньше.
 Течь снова дала о себе знать шипением. Оставался только один камень для обработки. Пекев облетел вокруг конструкции, нажал на кнопки, проверил сенсоры, принимающие сигнал радиомаяка, который он поставил на последний, ждавший его камень, и запрограммировал пак на запуск через три секунды. Маленькие стержни голубого, химического огня появились по краям конструкции, затем исчезли. Пекев прицепился к сооружению, и они медленно поплыли сквозь тьму.
 Он так ни разу и не посмотрел на звезды.


* * *

 Вулканские историки называли этот период «эпохой экспансии».
 Только гораздо позже его стали называть «дореформационным периодом».
 Это было время, когда множество маленьких королевств планеты были объединены, по большей части, против своей воли. Этот процесс продолжался, конечно, долгое время. Некоторые историки отметили бы, что со времен земного бронзового века (около 10 000 лет до новой эры) и до поражения спартанцев под Фермопилами был только один период в десять стандартных лет, когда хотя бы десять процентов населения Вулкана не было вовлечено в какую-либо войну, экономическую или политическую. Но во время так называемой «эпохи экспансии» процесс объединения существенно ускорился.
 Это было даже не объединение, а скорее консолидация: более крупные племена поглощали мелкие либо посредством аннексии, либо путем политического шантажа. Вулканские технологии в области вооружения становились все более и более совершенными. Атом был открыт и использован с тем же эффектом, что и в Хиросиме и Нагасаки, но разоружение не последовало за этими страшными событиями, как это было на Земле. Вместо этого вулканцы усовершенствовали атомное оружие, чтобы оно было менее «грязным». Так появилась нейтронная бомба.
 Проводились также серьезные исследования в химии и в усовершенствовании таких пси-талантов, как Дар убийства. Последний был доведен до такого совершенства, что ранил тысячи на расстоянии в тысячу миль. При этом умирал обычно и сам источник.
 Но так как тех, кто владел талантом, использовали под угрозой насилия над их семьями, то это не останавливало процесс.
 Почти вся планета стала похожа на лоскутное одеяло из мешанины распрей, недовольства, постоянного мщения «неправым». Взаимные акты мщения продолжались бесконечно. Но, возможно, больше всего может сказать о том времени словарный состав языка вулканцев, который включал тогда в себя несколько тысяч слов для обозначения понятий «терроризм» и различных видов насилия, различающихся по степени и вариациям.
 Террор перекинулся в космос, конечно, не так быстро, как мог бы, так как вулканские торговые корабли традиционно не носили оружия, а военных, как это не звучит нелепо, никто еще не догадался строить.
 Земные историки должны помнить, что до самого последнего времени Вулкан не имел постоянной армии, потому что не было достаточных ресурсов, чтобы ее содержать. Технология изменила этот порядок вещей гораздо позже, и это было даже к лучшему. Космос был мирным местом какое-то время, и тот, кто имел возможность там жить, предпочитал его далеко не безопасной жизни на поверхности планеты.
 Единственной ошибкой было мнение, что они оставили войну далеко позади.


* * *

 Когда Пекев прибыл и разделся, то нашел отца, сидящим, как обычно, за столом в общей комнате. Отец обхватил голову руками и глядел на бухгалтерские выкладки, выведенные на экран компьютера.
 Временами Пекев задавался вопросом, действительно ли отец смотрел на цифры или просто старался не спать, притворяясь, что размышляет.
 «Лучше бы он этого не делал, – подумал Пекев. – Ему нужно спрятаться в сети, как Элаес. По крайней мере, нам не пришлось бы оглядываться на него целый день». Услышав звук расстегиваемого космокостюма, Намикх поднял голову и посмотрел на Пекева.
 – Как дела? – спросил он. Это был его традиционный вопрос.
 Пекев достал образцы из кармана и бросил их один за одним отцу, который ловко поймал их на лету. Далее без приборов на двух из них можно было разглядеть темный блеск, который говорил о наличии технических алмазов, что делало их достаточно подходящими.
 – Ничего ценного, – сказал он мягко.
 – Ничего ценного, отец, – подтвердил Пекев и тяжело вздохнул.
 Рано или поздно этот вопрос всегда поднимался. «Что-нибудь ценное?»
 Его отец искал «камень богов» еще с тех пор, как умерла мать. С того времени прошло уже сорок лет. «Это, должно быть, ужасно. Он думает о том, что должен был быть богат еще сорок лет назад. А сам еле сводит концы с концами…»
 – Собираешься доставить их сегодня вечером? – спросил отец.
 Пекев не глядел на отца, – Уже поздно, – сказал он.
 – Не поздно, – ответил отец. – Ты мог бы привезти хотя бы один из них, прежде чем лечь в постель.
 – Отец, – сказал Пекев, – я устал, как зелат, и мой костюм дал течь.
 – Неосторожность, – повысил голос отец. – Неосторожность! Ты что думаешь, что такие вещи можно выкопать из песка? За кого ты меня принимаешь? За вулканца с тысячами накхов в кармане? Я тебе уже тысячу раз говорил о том, что следует лучше смотреть за снаряжением! Мы не можем позволить себе ничего лишнего… У нас нет ничего лишнего! Нет воздуха, нет воды, нет костюмов, нет…
 Пекев попытался не слушать и продолжал раздеваться. Почти каждый день он слышал один из вариантов этой лекции. Он очень надеялся пропустить ее сегодня, но, видимо, шансов на это не было никаких.
 – …Ты становишься таким же ленивым, как твоя сестра. Ты даже не хочешь сделать еще один заход, прежде чем получить пищу. Ты не заработал ее…
 Пекеву захотелось взяться обеими руками за края разошедшего шва и рвануть в разные стороны так, чтобы он не мог выйти наружу до тех пор, пока не затвердеет клей на дыре, а это займет пару дней. И хотя это было нетрудно сделать (флекс-материал был очень податлив), он не решился на это.
 – …Когда я был в твоем возрасте…
 Пекев пошел прочь по маленькому, изгибающемуся коридору в ремонтную зону, расправил ко-тюм на рабочем столе, затем потратил минуту на поиск электрического скрепляющего инструмента, который был ему необходим. Голос отца доносился слабо, но совсем спрятаться от него было невозможно: на таком маленьком корабле не было никакой возможности спрятаться от кого-либо, разве что, подобно Элаес, уйти в телепатические сети. Пекев не одобрял этот метод вообще, а плата за телесвязи Элаес была постоянной дырой в доходах корабля. Но это позволяло хотя бы не видеть ее, кроме времени, когда она выходила на работу.
 Пекев нашел инструмент, зажал его в руке, расправил костюм швом вверх, затем прошелся по шву аппаратом. Отец все еще распинался по поводу количества часов, проведенных за работой в пору молодости.
 Послушать его, так выходило, что он построил «Гелевеш» сам, в свободное от основной работы время, когда он, сражаясь с астероидами, за-таскивал их на корабль голыми руками, не имея никакого оборудования, кроме баллона с воздухом.
 «Интересно, у всех ли такие проблемы с родителями?» – подумал Пекев.
 В его сознании прозвучал голос: «У меня была такая же проблема.
 Но твой отец еще хуже. Этим утром я почти запихивала его в шлюз».
 «Любимая», – сказал Пекев и посмотрел через плечо, чувствуя ее близость. Со стороны отсека для обработки образцов вошла ТгВей, держа в руках поднос с пробами. На подносе были осколки астероида и гранулированные черные алмазы-кристаллы, искусно отделенные от камня.
 – Там есть еще, – сказала она и улыбнулась. – Примерно в триста раз больше, чем здесь.
 – Из того маленького камешка? Ты гений.
 Она склонила голову.
 – Вполне возможно. Я предположила наличие еще пары карманов, которых не показал ультразвук. И я оказалась права.
 – Ну вот, топливо на следующую неделю оплачено. А я уже было начал беспокоиться.
 – Когда рядом есть я? – мягко сказала она и ушла показывать алмазы отцу.
 Пекев покачал головой и вернулся к починке. Именно ТгВей занималась «раздеванием» астероидов. Это была тонкая работа, хотя многие думали, что это очень просто: надо разбить камень и вытащить алмазы. Но как разбить? Сделать это, не задумываясь? А если там драгоценные камни высокого качества? Они могут быть уничтожены или испорчены, даже ценность промышленных алмазов снизится, если они будут разбиты. Там, в лаборатории отсека, были машины всевозможных размеров, которые обрабатывали камни – от огромных, с магнитными приводами, молотов до крошечных инструментов, снимающих за один раз небольшой осколок, но нужно чутье специалиста, чтобы отделить камень от того, что находилось внутри, ТгВей была именно этим специалистом, хотя Пекев не знал об этом, когда они поженились. ТгВей была отдана в уплату долга, который таким образом выплатил отцу Пекева дом Балева. Но Пекеву, в сущности, до этого не было никакого дела. Их любовь была единственной, по настоящему прекрасной вещью в его жизни, а ТгВей замечательно обрабатывала камни, облегчая ему существование.
 Следующая тирада отца оборвалась в тот момент, когда зазвучал сладкий голосок ТгВей, говорившей что-то о процентах и оптовых скидках.
 – Что ж, – сказал отец, – если бы твой муж также хорошо делал свое дело, как ты, мы могли бы снова стать чем-то. Но он не хочет даже пойти и притащить еще один камень, прежде чем отдаться вечерней лени…
 Она вернулась с подносом для проб, в ее глазах сквозило раздражение и жалость.
 «Он чувствует себя не очень хорошо, любовь моя», – сказала она по телепатической связи. – «Ты знаешь, какое у него бывает тогда настроение. Он так сильно скучает, что солнце кажется ему темнее ночи.
 Я здесь все уже сделала, давай, я надену костюм и подгоню этот камень».
 – Нет, – сказал Пекев. – Я сделаю это сам. «Нет, правда, сказала она. – Ты устал».
 – Не настолько устал, – ответил он, проверил шов на прочность и начал облачаться в костюм.
 «Еще один камень не убьет меня, – сказал он. – Ты отдыхай. Пусть отец будет доволен, может быть, этим мы купим спокойную ночь».
 Она улыбнулась и пошла в лабораторию. Пекев тихо выругался и направился к воздушному шлюзу.


* * *

 Экзотическая музыка наполняла ее уши. Это были звуки труб и барабанов. Они сопровождали ее по пути к «воротам опыта» и в то время, когда она проплыла через них. Под жгучим вулканским небом перед ней открылся вид: пески и вдалеке – возвышающийся камень. Это гора Селейа.
 Ступени, вырезанные в ней, ведут вверх. Десять тысяч обработанных ступеней врезались в обветренный камень. Без всяких усилий она поднимается вверх по ступеням, видит великую пустыню, распростертую внизу, место древнего страха, где правят силы, не понятные вулканцам.
 Но это не интересует ее. Наконец-то она пришла к своей судьбе, она узнает свое предназначение.
 Они там, они ждут ее – торжественные монахи, монахини секретного искусства сознания. Она приближается, но уже не плывет, она чувствует свое тело – тело молодой, вооруженной женщины. Но у нее нет меча, и великий гнев пылает в ее сердце.
 – Я пришла, чтобы получить свой долг, – говорит она. У нее нет ни малейшего понятия, откуда эти слова пришли к ней, но она произносит их как свои собственные; и злоба, звучащая в них, тоже принадлежит ей.
 Старшая монахиня шагает вперед и поднимает руку.
 – У нас нет этого, – говорит она. – Зло-сознание, которое противостоит – забрало его у нас. Ты должна отвоевать это сама.
 – Этого нет в договоре, – говорит она гневно. Старшая монахиня смотрит на нее и не отступает ни на дюйм.
 – Это правда. Поэтому мы даем тебе то, чего тоже не было в договоре. Запомни имя меча – «Накмес Великий». Он выкован из этих песков Мастером три тысячи лет назад. Руны на нем говорят о том, что тот, кто держит его, достигнет своей мечты и получит то, что принадлежит ему по праву. И знай, – добавляет монахиня, – что у тебя есть права на этот меч, так как ты не крестьянская дочь, как тебе было сказано, а ребенок госпожи Йилив, наследницы всех земель пилив, которые лежат под пятой зла. Иди же, возьми то, что твое по праву…
 – Элаес, – сказал ей кто-то на ухо. – Ты нужна нам.
 Она открыла глаза. Боже, как она не хотела этого делать.
 Ее комната. Ее крохотная комната после простора, свежего воздуха песков, после жгучего солнца. Ее кровать, стул, одежда. Маленькая коробка, склеп, в котором ни один из древних королей не стал бы хоронить своего домашнего аалса.
 Она вскочила и выдернула штекер комма из разъема на шее. Это был голос ТгВей, которую она ненавидела. ТгВей получила Пекева, почему она не может оставить всех остальных в покое? Разве Элаес не была на ногах сегодня все утро, забирая пробы, пока ТгВей лентяйничала в постели?
 Никчемная, купленная…
 Дверь открылась, и она начала визжать:
 – Уходи!
 Но это был Ханеш, и он имел такое же право на эту комнату, как и она. К сожалению. Он был весь покрыт грязью. Судя по его виду, он работал на механической сцепляющей станции. «Он занимается машинами больше, чем это нужно, – пронеслось у нее в голове. – Или он только притворяется. Интересно…» – Пекев притащит еще один камень сегодня вечером, чтобы немного успокоить Номикха, – мягко сказал он. – Пойди наверх и сделай пробу, чтобы мы смогли хоть сегодня отдохнуть от старика.
 – Я сделала свою работу еще утром, – сказала Элаес и легла в постель. – Пусть ТгАриа или Тасав сделают это. У них в последнее время ничего путного не получается. – Она фыркнула. – Мне нужно было стать пилотом. Три секунды работы за полдня, а потом ешь, пей и спи целую неделю. Я сейчас отдыхаю.
 – Нет, – сказал Ханеш. – Ты на связи. Ты всегда на связи.
 – Я делаю свою долю работы, – ответила она. – Если тебе наплевать на связь, то не диктуй мне, что делать в свободное время.
 Он ничего не сказал, но она слышала, как он подумал: «Я просто хотел, чтобы ты проводила со мной больше времени».
 Она проигнорировала это.
 – Иди, – сказала она, легла на кровать и стала ждать, когда он уйдет, но он не шевелился. Наконец, поняв, что это единственно возможный путь избавиться от него, она сказала:
 – Ну, хорошо, я приду. Но только тогда, когда камень будет уже в захвате, и ни минутой раньше.
 Он вздохнул и вышел.
 Элаес нашла штекер, спокойно вставила его в разъем на шее и легла на спину. Тени поглотили ее, а свет превратился в дикий жар солнца…
 Старшая монахиня поднимает руку и говорит:
 – Иди, благословляем тебя. Возьми эти дары… Затрубили трубы, раздался звон крохотных колокольчиков. Бриллианты сверкают на парчовых одеяниях. Она принимает их, а монахи и монахини воздают ей почести.


* * *

 – Он в пределах, – сказал Пекев. – Замкнул его, Ханеш?
 – Замкнул, – ответил Ханеш, не поднимая глаз от консоли. Он был пристегнут ремнями к креслу, также, как и ТгВей, сидевшая рядом с ним.
 В комнате не было гравитации. Ханеш засунул руки в блок управления, подвигал пальцами, когда они попали в металлические рукавицы. Снаружи корабля захваты зашевелились, полностью повторяя его движения, и медленно, осторожно потянулись к астероиду. Нужно быть очень осторожным, так как углеродисто-матричные астероиды менее прочны, чем железные или никелевые, и могут запросто расколоться… Тогда ты тратил впустую энергию и топливо, и Номикх сделает твою жизнь нелегкой. Ханеш мечтал о том, чтобы иметь грузовые телепорты, но они были слишком дорогими во времена постройки «Раша», и уж конечно, они не могли позволить себе приобрести их теперь.
 Он дотянулся механической рукой до астероида, наблюдая за процессом через систему видеокамер, вмонтированных в «пальцы».
 Астероид был среднего размера, поэтому с ним было легко работать.
 Внешняя часть захвата выдвинулась, дожидаясь того момента, когда астероид будет положен в люльку.
 Ханеш осторожно потянулся. Этот маневр представлял самую сложную часть операции, потому что вращение корабля не прекращалось, кроме тех случаев, когда астероид был необычного размера. Его «руки» последовательно вращались вместе с кораблем, Пекев сделал свою часть работы, осторожно подтянув астероид к кораблю, придав ему надлежащее вращение, так что они казались стабильными друг относительно друга.
 – Ну вот, пошли, – сказал Ханеш, подтягиваясь поближе. «Руки» коснулись камня.
 Он почувствовал захват и хруст через рычаги управления, и выругался.
 – Что? – спросила ТгВей.
 – Он раскололся.
 Она уставилась на экран.
 – Не совсем. Будь с ним осторожен.
 Ханеш подумал о старике внизу и согласился.
 – Работа с треснувшим камнем, – сказал он и осторожно протянул руки. – Это не так легко, ты же знаешь.
 – Да, – ответила ТгВей, улыбнувшись ему. Ханеш наблюдал за изображением на экране, «руки» согнулись, поворачиваясь на универсальных шарнирах, так что выдвинутый захват отступил немного, люлька поднялась вверх по рельсам. Осторожно он опустил астероид в люльку, и ее захваты зажали камень.
 – Отличная работа, – сказала ТгВей. – Заведи его внутрь.
 Заняло совсем немного времени запечатать внешний захват, прижать его и открыть двери, чтобы завести люльку внутрь, в зону основной лаборатории.
 – Теперь можешь вызывать Элаес, – сказала ТгВей, отстегнув ремни и паря в воздухе. Она использовала ручки на стене, чтобы подтянуться к люльке.
 – Это обязательно? – спросил Ханеш. ТгВей улыбнулась и обратила внимание на камень. Снаружи он был выжжен. Она поплыла вокруг круглой трещины, рассматривая камень.
 – Ты хорошо поработал, – заметила она. – Совсем немного расколов от рычагов. Небольшое отслоение здесь…
 – Я не удивлен, – сказал он, воспользовался пейджером (это было надежнее, чем вызывать Эла-ес по голосовому комму), затем схватился за другой ряд ручек и полетел к ТгВей. – Я сдавил его очень сильно. Что ты увидела?
 Она смотрела на трещину в полдюйма шириной.
 – Ты не подашь мне звуковой резец? – сказала она. – Самый маленький.
 Он подал ей инструмент, она схватила его и вставила в трещину.
 Несколько осколков камня отлетели в сторону. Она снова воспользовалась резцом. Открылся еще один полупрозрачный участок, идущий параллельно поверхности астероида.
 ТгВей посмотрела ошарашено на Ханеша.
 – Не думаю, что нам понадобится проба на этот камень, – сказала она, ввела резец, и внутри трещины показался алмаз.
 – Приведи отца, – сказала она.


* * *

 Минут пятнадцать, не говоря ни слова, он висел, уцепившись за ручку, в то время как ТгВей проводила ультразвуковое сканирование астероида. Внутри него было три алмаза: два, неповрежденных, в верхней половине и один, который Ханеш так неудачно сжал и расколол вместе с камнем. Последний был самым большим, массой примерно в сто весов. Вся семья собралась в комнате, включая детей и пилотов. Пришла даже Элаес, хотя в ее помощи никто не нуждался. Десять пар удивленных глаз взирали на алмаз в верхней части камня, в то время как ТгВей освобождала его от оболочки.
 Наконец Номикх повернулся к Тасаву, одному из пилотов.
 – Возьми курс на станцию Ашив Бэлт, – сказал он. – И смотри, не трать зря топливо.
 Тасав охотно кивнул и отправился выполнять задание.
 – Вот он, – произнес Номикх, – камень камней. Мы богаты.
 – Подождите, пока я достану его, отец, – сказала ТгВей и подняла глаза. – Я не хотела бы повредить его еще больше.
 Номикх кивнул и умолк. ТгВей знала, о чем он думает. Драгоценные камни из космоса были в большой цене на Вулкане и приносили гораздо большую прибыль, чем такие же, но рожденные в недрах планеты. Сколько лее будут стоить алмазы подобного размера… она не смела и думать об этом. Она подозревала, что Номикх смог бы купить флот в два раза больший, чем у него был когда-то, и даже после этого у него осталась бы куча денег.
 Но что он будет делать?
 Средства, которые зарабатывала семья, направлялись на приобретение топлива для корабля, его ремонт и оборудование. То, что оставалось, делилось между всеми членами команды поровну. Даже дети получали свою долю. Но после затрат на корабль оставалось совсем мало для предметов обихода, пищи, которая была немногим лучше, чем стандартный, сухой, органический рацион. ТгВей вздохнула, вспомнив тот последний обед на станции Ашив, когда она ела свежее мясо. Возможно, оно было заморожено, что ж, она была совсем не против.
 Но теперь не будет никаких сложностей с поддержанием функционирования корабля. Денег будет достаточно, достаточно для всего. А все ли члены семьи захотят продолжить работу в космосе?
 «Зачем? Мы все можем уйти на покой богатыми. Но куда? И к кому?
 Мы что, никогда не увидим больше друг друга?» Бывали минуты, когда ТгВей всем сердцем желала смерти тому или иному члену семьи, и, без сомнения, у них возникали подобные желания в ее отношении. Вряд ли можно этого избежать, если вы заперты в тесных каютах столь долгое время. Что же теперь будет?
 У нее было такое чувство, что она очень скоро это узнает.


* * *

 Номикх не вышел к обеду в этот вечер. Многие не обратили на это внимания: их мысли парили слишком далеко отсюда, а вслух они обсуждали планы на будущее. Почти каждый хотел купить дом на Вулкане. Двоим хотелось приобрести «геометрический» коттедж на ТгХут, в одной из колоний, подальше от неприятностей. Но большинство, похоже, хотели попытать счастья на планете, убежденные, что деньги обеспечат им защиту. У них будет прекрасная одежда, средства передвижения, слуги, корабли, путешествия в любое место, которое они пожелают увидеть. Это будет восхитительная жизнь.
 Только ТгВей не была уверена в этом счастливом будущем.
 Озабоченно она смотрела на Пекева, и он сказал ей по телепатической связи: «Я уже жалею о том, что ты вынудила меня пригнать этот камень».
 Она насмешливо взглянула на него.
 «Я не вынуждала тебя, – сказала она. – Я пошла бы сама, если бы ты отказался. Я думаю, нам надо принять все происходящее как должное».
 Он покачал головой, хотя внутренне был с ней согласен.
 Дискуссия продолжалась долгое время после обеда. Через некоторое время ТгВей тихонько выскользнула, пошла вниз, в кабину Номикха. Она постучала, но ответа не последовало. Тогда она заглянула туда и увидела Номикха, который лежал на узкой кровати, а из его глаз струились слезы.
 – Она не работает больше, – бормотал он. – Она не работает.
 – Что не работает, отец? – спросила ТгВей.
 – Связь, – ответил он.
 ТгВей склонила голову. Она знала, что существуют связи между парами, которые могли прерваться со смертью одного из партнеров, и такие, что поддерживались, даже если один из партнеров умирал. Но никто не знал, какая именно у тебя связь до тех пор, пока не происходил разрыв.
 – Она так тяжело работала, – сказал Номикх, – и никогда ничего не имела. Я не мог ей ничего дать. Это было сорок лет назад. И теперь…
 – он снова заплакал. – Она должна была бы быть здесь. Это должно было произойти сорок лет назад. Богатство, досуг – это все, чего она хотела. Но пришло все только сейчас. Почему сейчас? Почему?
 Последовала долгая пауза, затем раздался шепот:
 – Это все не то. Это не то, чего я хотел… У него больше не было слов, только слезы. ТгВей нежно коснулась его, затем вышла и отправилась наверх, чтобы взвесить и измерить камни. У нее не лежала душа к этим разговорам вокруг стола, к этим радужным планам. Ей было страшно, но она знала, что Номикх захочет утром посмотреть расчеты.
 Она принялась за работу. Но на нее смотрели холодные, белые глаза камня…


* * *

 Утром они снова встретились вокруг стола.
 – Тасав? – обратился он к пилоту. – Мы будем на станции Ашив через четыре часа. Как дела, ТгВей?
 – Ну что ж, – ответила она, – у нас три камня, как вы уже видели.
 Их общая масса шестьдесят три веса. – Ошарашенные взгляды собравшихся за столом. По теперешним рыночным ценам, конечно, будут какие-то отклонения от стоимости, так как камни отдельные – сумма составляет приблизительно два миллиона накхов.
 Молчание.
 Намикх сделал глубокий вдох.
 – Очень хорошо, – сказал он. – Мы продадим их группе гемологической службы на Ашиве. И затем… – Он повысил голос, чтобы перекрыть счастливое бормотание, которое поднялось за столом. – …Мы заправимся и снова выйдем в космос.
 Все вокруг замерли в шоке. Затем все заговорили разом, громко и злобно. «Почему?» «…Мы можем уйти на покой…» «Не хотим больше работать…» «Нечестно…»
 – Разве я не научил вас бережливости? – спросил Номикх. Он не кричал, и глаза его были странно холодны. – Что будет, когда эти деньги закончатся?
 – Закончатся? – недоверчиво спросил Тасав. – Даже если их поделить на одиннадцать частей, это произойдет раньше, чем мы умрем.
 – Поделить? – холодные глаза смотрели на пего. – Дележа не будет.
 Деньги останутся на корабле. А мы уйдем в космос, чтобы заработать себе на жизнь.
 Молчание, которое наступило после этого, было похоже на ожидание.
 – Это не тот камень, – сказал старик, глядя каждому из них в глаза. – Это не камень камней. Эти помогут нам выжить какое-то время, пока мы не найдем другой. Мы будем искать, пока не найдем его. И тогда мы все сможем уйти на покой. Но пока мы должны быть бережливыми и благоразумными, мы должны экономить воздух и энергию. Когда-нибудь мы будем богаты, но не сейчас. Пока нет.
 Глаза сидящих за столом говорили: «Он сошел с ума. Мы всегда знали, что этим закончится. И вот, приехали…»
 – Ты просто боишься, что мы оставим тебя одного, – сказал Ханеш.
 – Ты что, не доверяешь нам? Мы можем работать вместе, даже если в этом нет необходимости. Неужели мы не останемся семьей, если нам не придется тесниться в этой несчастной консервной банке? Отец!
 – Дети должны оставаться с семьей, – спокойно ответил Номикх. До тех пор, пока они не станут взрослыми и не смогут сами о себе позаботиться.
 Ответа не последовало.
 – Мы скоро будем на Ашиве, – продолжал Но-микх. – Элаес, составь список покупок. У нас заканчиваются запасы сухих концентратов.
 Он встал, чтобы попрощаться со всеми.
 – Заканчиваются! – закричала Элаес. Ко всеобщему удивлению, она не была в сети почти целые сутки, и сейчас жадность горела в ее глазах. В них было страшно смотреть. – Мы заканчиваемся, наша жизнь заканчивается. Мы здесь как в ловушке. У нас ничего, кроме работы. Мы экономим кислород, жрем гадость и болеем… Отпусти нас отсюда, отпусти. Дай нам то, что наше по праву, разреши нам уехать домой, чтобы никогда больше не сидеть в темноте! И никогда больше не видеть тебя! Номикх нежно посмотрел на нее.
 – Этого не будет, пока ты не повзрослеешь, – сказал он и вышел из комнаты.


* * *

 – Мы могли бы убить его.
 Молчание, воцарившееся за столом после этой фразы, было ужасным.
 Но еще более страшным было чувство того, что почти все за столом поддерживают ее.
 Заговорщики совещались уже около полутора часов. Именно так назвала их ТгВей. Все взрослые, кроме Номикха, были здесь. Некоторые вставали, чтобы возбужденно пройтись по комнате, крикнуть, ударить в ярости по стене. Никто не вспоминал о словах Элаес, но ТгВей все равно боялась.
 Она покачала головой.
 – Он глава дома! – сказала ТгВей, оглядывая сидящих за столом.
 Они не смотрели ей в глаза: ни Ханеш, ни Пекев, сидящий рядом с ней (его сердце странно закрылось для нее, прерывая связь), ни Тасав (его кулаки то сжимались, то разжимались), ни ТгАрия, его партнерша по связи и второй пилот корабля, ни Элаес, которая внесла это ужасное предложение, о котором все думали, но не смели произнести вслух.
 – Он глава дома! – повторила она. – Нет взаимоотношений более священных, чем отношения семьи. Без него кто мы такие?
 – Свободные, – пробурчал Ханеш. – Свободные, чтобы впервые в жизни делать то, что хотим.
 – И оскверненные! – воскликнула ТгВей. – Даже если мы злы на него, это не оправдает убийство! Убить главу дома – это то же самое, что убить дом!
 – Дом мертв! – заорала Элаес и посмотрела на ТгВей со смешанным выражением злобы и ужаса на лице. – Он мертв с тех пор, как у нас отняли «Гелевеш», с тех пор, как флот был разрушен, а девять десятых дома остались на поверхности планеты – бродяги в поисках жилья! Теперь выпал шанс стать чем-то, и что делает отец? Он обрекает нас на жизнь в этой холодной пустоте…
 – Элаес, – сказал Пекев, – дай ему немного времени. Возможно, шок выбил его из колеи, но ведь здравый смысл может вернуться к нему. Дай ему несколько…
 – Что? Несколько месяцев? Несколько лет? Сколько? Десять?
 Двадцать? Пятьдесят? Как долго мы будем влачить это жалкое существование? Это хорошо для тех, у кого такая же связь, как и у тебя… – Ханеш вздрогнул, но Элаес этого не заметила. – А как насчет остальных, тех, кто устал тащить эту жизнь, как контейнерный груз? Кто хотел бы пить не только воду, есть пищу не только в виде сухого протеина, видеть не только внутренности этой консервной банки? Кто хотел бы потратить накхи на себя и потратить их где-нибудь, а не на грязной, вонючей орбитальной станции, заполненной металлоломом… Она перевела дыхание. – Как скоро, ты думаешь, Номикх сможет здраво рассуждать? А способен он был это делать в течение последних двадцати лет? Он лежит у себя в кабине плача и желая умереть, и я совершенно не против того, чтобы его желание исполнилось!
 Напряженное молчание воцарилось за столом.
 – Мы могли бы запереть его в кабине, – сказал Тасав очень тихо и обдуманно. – Это будет справедливо. По прибытии в Ашив мы можем сказать властям, что он потерял рассудок. Определенно, они с этим согласятся, увидев его. И тогда…
 – И тогда что, Тасав? – Пекев посмотрел на него. – Тогда мы выберем нового главу дома, верно? Старейшего?
 Все сидели тихо. Ближе всех по крови Номикху был Пекев, он же был старшим из самых близких родственников.
 Элаес уставилась на него.
 – И ты будешь решать наше будущее? Ты, «хороший сын»? Ты поступишь так же, как и твой отец, то есть оставишь за собой право распоряжаться деньгами…
 Все сидели молча, переваривая эту мысль. Какова была гарантия того, что новый глава дома будет более благоразумным, чем прежний? Что могло помешать новому главе дома оставить себе или раздать всем подачки, которые не дадут им возможности покинуть корабль, и они будут работать за мизерную плату до конца своих дней? Кто из них мог поверить заверениям другого, который будет обладать таким количеством денег? ТгВей ужаснулась тем взглядам, которые все бросали друг на друга. Кого утвердить для управления деньгами так, чтобы это устроило всех?
 Кто из них останется в живых?..
 – Нет, – ужаснувшись, зашептала ТгВей. – Послушайте, вы убьете дом…
 – Дом мертв, – очень тихо ответила Элаес. – Он умер в тот момент, когда Пекев принес камень на борт корабля.
 – Он пока еще не умер, – возразила ТгВей. – Он будет жить, если мы все будем разумными! – она взглянула на Пекева, больше опасаясь за его жизнь в данный момент, чем за жизнь Номикха. – Мы можем выступить против решения Номикха, как только приземлимся, и получить разрешение от властей порта разделить поровну…
 – Сколько ты дашь на лапу властям? – спросила Элаес, – Сколько из того, что ты заработала потом и кровью за двадцать лет? С какой стати мы должны им что-то давать? Что они сделали, чтобы заработать? Позволь нам решать проблемы семьи в семье…
 – Тасав, – сказала ТгВей, когда тот подходил к двери. В руке у него было пилотское оружие, которое он никогда до этого не доставал.
 Тасав задержался перед дверью.
 – Нам нет необходимости лететь прямо на Ашив, – сказал он. Будет еще время решить все проблемы ко всеобщему удовольствию…
 Сердце ТгВей забилось.
 – Тасав, это сумасшествие, – закричала она. – Все это сумасшествие. Номикх владеет кодом для навигации и управления. Ты не сможешь справиться с кораблем без них. Только глава передает их в компьютер через дермонервное соединение…
 – Это так, – спокойно сказал Тасав. – Я думаю, мне надо помочь ему передать их.
 И он вышел в коридор.
 Элаес вскочила, опрокинув в спешке стул, и пошла вслед за ним.
 ТгВей в ужасе смотрела на Пекева.
 «Это конец для нас всех, – сказала она ему по связи. – Мы думали, что здесь укроемся от сумасшедшего мира? Но мы принесли это сумасшествие с собой… Мы притворяемся, но оно здесь, с нами… Оно здесь…» И тут они услышали первый выстрел. Все вскочили на ноги. Для ТгВей и Пекева, которые пытались остановить Тасава, это был выстрел, который разрушил их связь, для Номикха – выстрел, который положил конец его боли навсегда. Оставшиеся в живых взрослые и дети, свернувшиеся комочками в своих отсеках, ожидали. Это было долгое ожидание, пока корабль шел своим курсом. Он был замкнут на одном направлении, и разомкнуть его можно было только паролем, которого никто из них не знал.
 А в маленькой комнате, пройдя над мистическим пейзажем… она снова стоит перед настоятельницей, которая жестом предлагает младшим монахиням выйти вперед. Они дают ей копье, его наконечник зеленый от крови. Она потрясает им в лучах восходящего солнца. Они дают ей рог с выгравированными на нем рунами. Она поднимает и дует в него, и горы отражают этот ужасающий звук, пох-жий на крик. И они дают ей самое страшное оружие-шлем, который научит ее читать мысли других. Она знает, что ее враг будет повержен.
 – Возьми это, – говорит монахиня, – и иди вперед, к победе.
 Все поглощает великий белый огонь восходящего над Селейей солнца.


* * *

 Корабль подошел к Ащив станции под ошибочным утлом. Он не отвечал на запросы, двигатели его работали на полной мощности, так что он шел со смертельным ускорением 7д с того момента, как его засекли в первый раз. Его невозможно было ни поймать, ни остановить. Наконец, на него навели распыляющие луч и разнесли его на мелкие крупицы, которые осыпались вниз дождем в течение нескольких часов. Корабль не нес никакого груза, который бы можно было распознать, захваты его были пусты. Предположили, что корабль был захвачен пиратами или, что более вероятно, террористами для уничтожения станции. Протекторат Махн-хех обвинил Лапирх в этом акте, и вскоре после этого уничтожил одну из орбитальных станций Лапирха на астероидах, использовав для этого новое оружие, включающее в себя материю и антиматерию. Поднялась всеобщая паника.
 Далеко в поясе астероидов в тот день, когда был взорван «Раша», небольшой дождь из сверкающих частиц прошел над Ашивом и ушел в бесконечную ночь. Маленькие микрометеориты из какого-то очень твердого вещества смешались с другими метеорами. Туристы с Вулкана указывали на сияние и блеск из стеклянного купола и рассуждали о красоте Вселенной.
 Далеко-далеко ТгХут глядела на огни, горящие на Вулкане…
 Возможно, последние огни…




 Глава 11
 «ЭНТЕРПРАЙЗ» – 6



 От: «Любопытного»
 Дата: 7466.31
 Предмет: «Да неужели?»


 Множество людей в течение последних пары дней сделали совершенно определенные заявления о ситуации на Вулкане и о том, что следует предпринять. Это легко. Но больше всех внимание привлекает капитан. Большинство людей считают, что он каким-то образом спасет ситуацию. Интересно, каким же? Никто фактически не сделал ни одного предположения, которое можно реализовать на практике. Если вы, люди, будете продолжать в таком же духе и рассчитывать на то, что ситуация будет спасена от катастрофы усилиями одного человека, то хотя бы поделитесь своими мудрыми мыслями по поводу того, как это может быть сделано.
 В любом другом случае сделайте широкий жест и заткните свои глотки.
 Жду с интересом вашей реакции и, возможно, на этот раз вы ответите молчанием.



    Всего наилучшего, С. 

 – Что ты думаешь по этому поводу? – обратился Джим к Маккою.
 Они сидели в его каюте, готовые телепортироваться в Зал Голоса.
 Маккой изучил экран.
 – Пикантно, – прокомментировал он. – По-моему, как раз в точку.
 Немного грубовато. Жаль, однако, что не я это написал.
 Джим посмотрел на него косо.
 – Может быть, это все-таки был ты?
 Маккой рассмеялся.
 – Нет, не я. Мои упражнения в вулканском отнимают у меня все свободное время.
 – Почему бы тебе не воспользоваться контрольным аппаратом? У нас есть один, вмонтированный в систему.
 – Мне не нравится ее пунктуация. Джим хмыкнул.
 – Ну что ж, посмотрим отзывы. Тебе какие больше нравятся: грубые?
 Он нагнулся и пробежал глазами строчки, которые передвигались сверху вниз по экрану.
 – Боже мой, – сказал Маккой, зачарованно уставившись на экран. Ну и темпераментные существа у нас на борту!
 Один раз он громко рассмеялся, несколько раз нахмурился. По большей же части он просто качал головой.
 – В общем и целом, – подвел он итог, – звучит несколько глуповато. «Любопытный» загнал их в угол.
 – Боунз, посмотри-ка на это, – Джим пролистал еще несколько экранных страниц, – Ага, вот здесь.

 От: Ллариан.
 Дата: 7466.35
 Предмет: По поводу «Да неужели?»


 Те, которые знают других, умны.
 Те, которые знают самих себя, обладают внутренним зрением.
 Те, которые подчиняют себе других, совершают насилие.
 Те, которые подчиняют себе себя, владеют силой.
 Бездействие никого не губит. 

 Джим молчал.
 – Как тебе это нравится? – спросил Боунз. – У нас на борту исповедуют таоизм?
 – А я-то думал, почему это звучит так знакомо? Тао Те Чинг?
 – Совершенно верно, – Боунз посмотрел на экран. – Так что ты думаешь по поводу совета?
 – Умно, – Джим изобразил на лице слабое подобие улыбки. – Это очень умно. Гораздо труднее применить эти советы в жизни.
 – Я думаю, тебе просто нужно попрактиковаться, – посоветовал Маккой. Он пробежал глазами остальные сообщения, затем выпрямился. Интересно, кто же это такая – «Ллариан»?
 – Этот вопрос я уже задавал себе, – пожал плечами Джим. – Я хотел бы знать, что он, она, оно имеет в виду?
 – Может быть, кто-нибудь сможет выяснить… Джим, удивленный, посмотрел на Маккоя.
 – Боунз! И это ты, который всегда так щепетилен в вопросе конфиденциальности. Пусть так все и останется. Кто бы ни был этот Ллариан, я ценю совет. Однако… – он бросил взгляд на свой хроно. Где все-таки Спок?
 И тут же мягко прозвонил звонок над дверью.
 – Войдите, – сказал Джим.
 В комнату зашел Спок.
 – Капитан, – сказал он. – Вы готовы? В скором времени доктору нужно быть в Зале Голоса.
 – Я готов. Отключиться, – скомандовал Джим компьютеру. – Ты как, Боунз, в седле?
 – Я понимаю так, – ответил Маккой, – что этот каламбур должен поднять мне настроение. Или это вырвалось случайно? Я не бываю в седле, если предстоит говорить при большом скоплении народа, особенно в трезвом виде. Но я готов идти.
 – Дыши глубже, – добродушно посоветовал Спок.
 Маккой дружески предложил Споку предпринять активные действия, передвигаясь в определенном направлении. Все вместе они прошли в коридор.
 – Должен признать, – спокойно сказал Маккой. – Я все еще не могу отойти от твоего вчерашнего диалога с ТгПринг и от абсолютной холодности этой женщины. Я с трудом поверил в то, что, как ты мне рассказывал, она произнесла, когда ей бросили вызов… Но то, что случилось вчера, было в сто раз хуже.
 Спок кивнул.
 – Она неумолима, доктор. Даже если она и могла бы что-то сделать, чтобы предотвратить ситуацию, то не пошевелила бы пальцем. И, откровенно говоря, – добавил он, – я сомневаюсь, что она действительно может что-то сделать. По крайней мере, в данный момент. Этот вирус фанатизма и исключительности слишком глубоко и надежно засел в умах вулканцев. Они сорвут любую попытку, направленную на отмену слушаний.
 Джим представил себе холодное, красивое лицо и губы, произносящие слова, которые передал ему Спок: «Ты стал чем-то похожим на легенду в нашем народе, Спок… Я осознала, что у меня нет никакого желания становиться супругой легендарной личности». И слово, которое дали она и ее семья, и озабоченность по поводу наличия чувств у Спока были моментально отброшены в сторону. Ей был нужен тот, кто сможет бросить вызов Споку, а Стонн, который желал ее, сделал это.
 «Если ты проиграешь, Стонн будет моим. Если ты победишь, я буду свободна, и рядом будет Стонн. Если победит, твой капитан, тогда он освободит меня, и Стонн, в любом случае, будет рядом…» Абсолютная холодность. И логика. Такой острый ум и такой жестокий…
 «Думаю, мне хотелось бы самому переговорить с этой дамочкой.» Но с этим придется обождать. Они направились в транспортаторную комнату и взошли на платформу.
 – У вас есть координаты? – обратился Джим к транспортаторному технику, мистеру Шнайдеру. И после кивка последнего сказал Маккою:
 – Боунз, отчего это ты так вспотел?
 – Ничего, настанет и твой черед, – пробурчал Маккой.


* * *

 – Номер шесть, – объявил Шас.
 Маккой шагнул вперед с умиротворенным выражением на лице.
 Принимая во внимание, что выступавшие перед ним были неистово настроены против Федерации, публика, если Джим судил правильно, была настроена вполне мирно. Джим подумал, что выражение лица Маккоя было даже более мирным, чем это требовалось. Маккой встал в крути солнечного света и какое-то время всматривался в аудиторию, затем пробежал глазами по комнате, словно измеряя ее. Его спина сейчас была совершенно прямой, хотя обычно он несколько сутулился. Джим задавался вопросом: не демонстрирует ли доктор сейчас вулканскую мимику и жесты.
 Боунз был более проницателен, чем о нем думали окружающие.
 – Меня зовут Леонард Эдвард Маккой, – сказал он, и сфокусированное поле подхватило его голос, разнося его по залу. – У меня ранг командующего в Звездном Флоте Объединенной Федерации планет.
 Я занимаю должность Старшего офицера Звездного корабля «Энтерпрайз».
 Что же касается вопроса об отделении Вулкана, то я против, черт побери!
 По той части публики, которая состояла из людей, пробежал хохоток. Вулканцы заерзали.
 – Я надеюсь, что вы извините меня за небольшие идиоматические отклонения, – сказал Маккой. – Возможно, мне надо бы просто цитировать Сурэка, екхве-на мех кройках тевех.
 На этот раз со стороны вулканцев из публики послышались звуки, выражавшие одобрение. Переводчик не передал последней фразы, и Джим предположил, что она была произнесена на классическом старовулканском, которого переводчик не знал.
 Когда толпа немного успокоилась, Маккой продолжил на современном вулканском, что также вызвало небольшой шум, который постепенно улегся.
 – Я хочу сохранить эту дружбу, – сказал он. – Несмотря, на то, что некоторые из вас относятся к землянам совершенно недружелюбно. Не собираюсь я читать вам нотации. Другие делают это намного лучше, чем я. Я здесь для того, чтобы попросить вас не разрушать долгий и очень плодотворный союз.
 Он сделал паузу, оглядываясь вокруг.
 – На нас сейчас смотрит вся планета, – продолжил он. – Вы отлично спрятали камеры, я их не вижу. Некоторые здесь заявили о тематике своего выступления, как о научной или этической. Что же касается меня, то я считаю, что наука совершенно нага без этики, а этика вообще не может существовать без науки. Я же буду говорить о том, что знаю – о медицине. Я знаю, что Сурэк очень высоко ценил искусство лекаря, так что, думаю, с этого можно и начать.
 Какое-то время Боунз ходил по сцене, заложив руки за спину. Джим улыбнулся. Он знал эту манеру доктора. Это происходило тогда, когда Маккой усиленно искал лучший вариант оформления мысли…
 – Прежде всего я хотел бы сказать вам, – начал он, – что абсолютно нелогично вскрывать раны, которые уже заживают. Или, как бывало говорила моя мамочка: «Если ты не прекратишь ковыряться, она никогда не заживет».
 Удивленный шепоток пробежал по залу.
 – Большинство соглашений, которые действуют сейчас между Землей, Федерацией и Вулканом – это своего рода лечебные повязки. Один из видов где-то причинил боль другому, затем сказал: «Мне очень жаль» и наложил на это место повязку. Это обычная вещь. Такие происходят, когда играют дети и могут невзначай поранить друг друга…
 – Наш вид вряд ли можно назвать ребенком в сравнении с вами, сказал из публики чей-то резкий и злобный голос.
 – Что ж, – сказал Маккой, поворачиваясь в этом направлении, – это зависит от того, как на это посмотреть. Конечно, представители вашего вида создавали бомбы, ракеты и тому подобное, в то время как наши в большинстве своем играли заточенными палками и каменными ножами, а в более благоприятных районах – бронзовыми. Но я не уверен, что подобная добродетель может рассматриваться как выдающееся качество. И даже если мы били друг друга по головам гораздо менее короткий промежуток времени, чем вы, все равно очевидно, что люди Земли разбили гораздо меньше голов, чем это сделали вулканцы. Вы помните, сколько раз вы доходили до грани полного самоуничтожения? Понадобилось чудо, чтобы спасти вас. Может быть мы и кровожадные дикари, варвары, но мы никогда не заходили так далеко. Даже когда впервые столкнулись с атомом. – Он усмехнулся тишине, которая воцарилась в зале. – Да, – заметил он, – вы видели статью в информационной сети вчера вечером. Где Селв? потребовал он, упершись взглядом в публику. – Вы здесь?
 – Здесь, – ответил резкий голос.
 – Ага, – воскликнул Маккой, глядя в направлении голоса с мрачным выражением лица. – Долгой жизни вам и процветания, хотя я сомневаюсь, что можно добиться процветания, имея такое мировоззрение. Но оно может вам пригодиться, если в один прекрасный день вы отправитесь на Землю и проверите то, о чем так весело болтали…
 – Информация о Земле говорит сама за себя, – раздался тонкий, злобный голос Селва.
 – Никакая информация не говорит за себя, – парировал Маккой. Люди говорят, вулканцы говорят… Идиома «говорит сам за себя» почти всегда означает: «если я не скажу ничего об этом, никто ничего не заметит». Грязное мышление, Селв! Вы имеете дело с информацией из вторых, из третьих рук. Вы никогда не были на Земле, вы не понимаете нашего языка, и это явствует из вашего материала, который, как вы утверждаете, «был переведен из земных публикаций». Танцор с Андорры нацарапал бы на доске лучше, чем это сделали вы. Хотя, должен признать, статья о кровавых жертвоприношениях в культуре землян мне действительно понравилась. Но должен вас разочаровать: высшая лига по футболу не имеет к этому отношения…
 Маккой подождал, пока в зале утих смех, потом сказал:
 – О чем это я говорил? О соглашении, как о лечебной повязке. Два вида, которые сталкиваются в галактике, ставят друг другу пару синяков. Некоторые в обиде убегают обратно и больше уже не выходят поиграть. Они несутся домой, к мамочке, визжат и не возвращаются без того, кто мог бы их защитить. Я бы желал их возвращения по одной причине…
 – Чтобы эксплуатировать их? Все нарушения Основной Директивы в Федерации были задокументированы…
 – Селв, я вас обожаю. И сколько же, скажите нам, было нарушений Основной Директивы?
 Последовало короткое молчание, вулканец явно был взбешен.
 – Значит, задокументировали, – сказал Маккой с юмором, недостаточно хорошо, если вам не удалось прочитать эти документы.
 Видимо, вы читаете в основном о футболе? В любом случае не беспокойтесь понапрасну, – сказал Маккой, – я сам вам скажу. За последние сто восемьдесят лет отмечено двадцать девять нарушений.
 Можно считать, что это очень много, если, конечно, не учитывать, что они имели место во время исследования двадцати трех тысяч планет разными отделами Звездного Флота. Только не говорите об «Энтерпрайзе», – тут же добавил он, – в этом случае было совершено пять нарушений из шестисот тридцати трех посещений планет за последние пять лет.
 – И все эти нарушения имели место под руководством капитаназемлянина…
 – Бог ты мой, – ответил Маккой, почти мурлыкая, – неужели Вулкан собирается выйти из Федерации только потому, что кое-кто здесь не любит Джеймса Т. Кирка? Какая умопомрачительная мысль! Хотя она сочетается с теми слухами, которые я недавно слышал. – Минуту Боунз спокойно ходил по сцене, в то время как Джим и Спок переглянулись. Что ж, не будем в это углубляться. Все же, Селв, ваши взаимоотношения с фактами в лучшем случае можно назвать смешными. Если бы я был на месте тех, кто читал ваш материал в сетях, я бы тут же задался вопросом: что из того, что я прочитал, соответствует действительности?
 Это если бы я был логичным…
 Маккой поднял голову и посмотрел поверх сидящих в зале, при этом Спок многозначительно посмотрел на Джима: Маккой совершенно точно знал, где расположены камеры.
 – Вы можете говорить все, что хотите, – ответил Селв, – но даже пять нарушений – это очень много! Вы используете свою информацию очень субъективно…
 – Конечно, их слишком много! – согласился Маккой. – Вы думали, что я не соглашусь с вами? И что до моей информации, то она, конечно, субъективна! Также, как и ваша! Каждый из нас заперт в своем собственном мире, даже если вы вулканец. Если вы начнете выступать тут по поводу объективной реальности, клянусь, что я подойду к вам и укушу за ногу!
 За фразой последовал слабый хохоток.
 – Хотя, я надеюсь, вы свое получили, – добавил Маккой. – Если нет, я всегда могу вам добавить. Я стал искусным в обращении с вулканцами за последние несколько лет. В любом случае, я говорил о повязках…
 – А доктор упорный, – мягко прокомментировал Спок.
 – Доктор, черт меня побери, хороший тактик, – прошептал в ответ Джим. – И всегда чувствует, когда кто-то пытается увести его в сторону.
 – …Никто не оспаривает тот факт, что земляне и вулканцы много раз сталкивались друг с другом, – сказал Маккой. – Были споры по поводу торговли, по поводу политики, вооружения, исследований, использования естественных ресурсов, всего, чего угодно. И каждый из этих споров – это повязка на ране одного или другого вида. Теперь, сказал он, – вы одним ударом разрушите так тяжело возведенное здание сотрудничества, сорвете все повязки – ваши и наши…
 – Мы можем перевязать свои раны сами, – злобно сказал Селв. – И если мы больше не собираемся сотрудничать, то какое дело нам до ваших ран?
 Маккой вперился в него взглядом.
 – «Копье в сердце другого – это копье в твое сердце», – ответил он. – «Ты – это он». В зале наступила жуткая тишина, – Вы утверждаете, что говорите от лица здравомыслящих вулканцев, – сказал Маккой, глядя поверх голов, – но есть, по крайней мере, один вулканец, за которого вы не говорите – Сурэк.
 Джим и Спок посмотрели друг на друга с выражением полного удовлетворения.
 Минуту Маккой спокойно прогуливался по сцене, словно для того, чтобы посмотреть, не выскажет ли Селв еще что-нибудь, – Невозможно представить Вулкан без Сурэка, – сказал он. – Это как-то не укладывается в голове. У меня такое впечатление, что большинство собравшихся понимают это. Но некоторые из вас готовы выбросить его отсюда вместе с нами.
 Он продолжал прогуливаться с заложенными за спину руками и отсутствующе рассматривал пол. Затем неожиданно вскинул голову.
 – Мы – это то, к чему он вас готовил, – сказал Маккой. – Разве вы не видите этого? Конечно, вместе со всем остальным во Вселенной.
 «Бесконечное разнообразие в бесконечных сочетаниях». Это означает тех, кто дышит метаном, и тех, кто свисает вниз головой с потолка, и тех, кто имеет вид пиццы, и тех, кто говорит на языках, которые мы вряд ли когда-нибудь сможем понять. И это все – мы: агрессивные, злые, жестокие, маленькие существа, которые, тем не менее, умудрились выйти в космос и установили первые дружеские контакты с другими видами, не спросясь у вас. Мы – вид, который, может быть, немного напоминает вам самих себя в недалеком прошлом: запутавшихся, злых и испуганных.
 Тяжелый случай! Вы встретили нас и были рады этому, хотя, вполне понятно, у вас были некоторые сомнения. С тех пор между нами были споры, но, в общем и целом, все шло вполне нормально. Мы горды тем, что являемся вашими партнерами.
 – Но теперь… Теперь началась реакция. Каждое действие вообще вызывает реакцию. Возникает желание убежать и спрятаться. Некоторые говорят, что от этого будет легче. Будет чище, лучше, и вы будете более сплоченными без вносящей сумятицу Федерации и проблем, которые возникают только потому, что вы находитесь в ней. И вы пятитесь назад, паникуете и говорите: «Нет, мы не можем сотрудничать. Сурэк мог иметь в виду все, за исключением как раз третьей планеты от Солнца».
 ТРУСЫ!
 В Зале Голоса стояла гробовая тишина.
 – Гордость, – наконец прервал тишину Маккой уже более спокойным тоном. – Мне все время напоминают о вулканской гордости. Это, конечно, эмоция. Одна из тех, которыми вы, как предполагается, научились руководить, по крайней мере, те из вас, кто практикует ксиа. Что ж, у меня есть новость для вас. То, что я прочитал недавно в информационных сетях, это и есть гордость. Ни в коем случае ее нельзя спутать с восхищением. Удовольствие тоже не имеет с этим ничего общего. Это старая, добрая гордость, и она соседствует с боязнью, боязнью других.
 Гордость и страх сопровождали все ваши падения до этого, и это же ждет вас впереди, если мы не будем очень осторожны. – Голос Маккоя смягчился. – Я очень хотел бы, чтобы вы не выбрали это падение. Просто потому, что я люблю вас. Иногда вы пугаете меня до чертиков, но без вас Вселенная будет пуста. Если вы не преодолеете ваш страх, вас неминуемо ждет падение. Вы навлечете его на себя без всякой помощи со стороны нашего народа или любого другого. Это – он сделал жест рукой, обводя вокруг себя, – все это беспокойство по поводу людей и, косвенно, по поводу Федерации – это симптом чего-то другого, чего-то более глубокого. Можете мне поверить. Я хорошо разбираюсь в симптомах.
 Если вы выбросите нас (потому что вы именно выкидываете Федерацию с Вулкана), то это будет первым шагом к тому, чтобы выбросить потом Сурэка. Мы ведь, в конечном итоге, всего лишь инопланетяне, отличающиеся от вас. Первый страх, который он учил вас преодолевать, это страх перед другим, отличным от вас. Проигнорируете этот урок, и что же? Результат можно предсказать заранее. Вы зачеркнете опыт прошлого и повторите свои ошибки в будущем.
 Маккой посмотрел в последний раз вверх, на камеры.
 – Сурэк был бы очень разочарован в вас, – сказал он, склонил голову, затем с сожалением добавил. – И мы тоже.
 Минутой позже он выпрямился и поднял в приветствии руку.
 – Мене сккхет ур-севех, – сказал он и сошел со сцены.
 Последовала долгая пауза, затем грянули аплодисменты. Они были подобны громовым раскатам.
 Маккой пробрался к своему месту и вытер со лба капли пота.
 – Насколько я понимаю, глубокое дыхание сработало, – тихо осведомился Спок.
 Маккой громко рассмеялся и с вызовом посмотрел на Спока.
 – Это, – сказал он, – все те споры, которые я вел с тобой, просто на этот раз они завернуты в одну упаковку.
 – В таком случае, я скажу, что ты выиграл, – ответил Спок.
 Маккой бросил на него взгляд и расплылся в улыбке.
 – Спасибо.
 – Жаль, что ты выступал не последним, – мягко сказал Джим. – Ты мог бы свергнуть весь парламент.
 – Нет, я предпочитаю эту очередность, – ответил Маккой, глядя перед собой.
 – Номер семь, – сказал Шас со сцены. Сарэк взошел на нее.
 – Сарэк, – сказал он. – У меня ранг исключительного и полномочного посла на Земле и в Объединенной Федерации от планеты Вулкан. По поводу предложения я говорю: «Да».
 Он стоял неподвижный в кругах солнечного света, лучи падали на него, но, казалось, не могли осветить. Он казался Джиму вырубленной каменной статуей вулканца, а не живым мужчиной, от которого прошлым вечером он слышал аргументы против отделения.
 – Это моя тяжелая обязанность, – сказал он. – Однако в моей карьере не случалось еще такого, чтобы я подвел свое правительство и не сделал то, о чем оно просит. Это должно быть понято всеми: правительство Вулкана попросило меня, чтобы я говорил то, что, по моему мнению, я должен сказать. Многие этому не поверят. Однако я не могу допустить, чтобы и это повлияло в какой бы то ни было степени на меня.
 Есть много обстоятельств, которые делают эту обязанность еще более неприятной для меня. Некоторые из вас знают о них. – Сарэк обвел взглядом огромную комнату. – Мои связи с Землей хорошо известны.
 Некоторые считают, что эти связи повлияли на выполнение моей работы в худшую сторону. Я не буду сейчас говорить об этом.
 Он посмотрел на Джима, и Джим вздрогнул от боли в его глазах. Но эта боль мгновенно исчезла.
 – Я с радостью выступаю после доктора, моего старого знакомого, сказал Сарэк, склонив голову в сторону Маккоя. – И прежде чем оспаривать его утверждения, я хотел бы отметить кое-что специфическое в его докладе, например, легкость, с которой он цитирует Сурэка. На Земле говорят, что дьявол может трактовать Священное Писание в своих целях.
 – Мы никогда не считали, что правда Сурэка была предназначена для какого-либо другого вида, кроме нашего. Он был вулканцем, возможно, даже сверхвулканцем, говорившим от своего лица. Мы никогда не утверждали, что другие народы должны принять его учение. Тем не менее, на Земле, кажется, это случилось.
 – У нас нюх на хорошие вещи, – заметил Маккой так, чтобы его было слышно всем.
 – Земляне, – сказал Сарэк, – видели много хороших вещей, или, скорее, то, что они преждевременно определили для себя как хорошее и перенимали его целиком и полностью. Но в то же время они, похоже, забыли большую часть своей собственной культуры. Например, многие древние языки на Земле были потеряны, заменены с течением времени другими языками, которые были лучше только тем, что они новые. Иногда люди умирали только потому, что осмеливались говорить на своем родном языке. Есть и другие примеры такого поведения, и их достаточно для того, чтобы мы задались вопросом: мудро ли это для такой культуры, как наша, тесно контактировать с Землей, когда люди так легко отбрасывают свою собственную природу для того, чтобы перенять ее у других. Мы озабочены тем, что наша культура, возможно, уже нанесла культуре Земли непоправимый ущерб и сбила ее с курса, которым ей было предназначено следовать. Найдет ли она когда-нибудь эти пути, сказать трудно, раз структура Земли уже непоправимо изменена. Это звучит, как применение Главной Директивы. Всегда существует вероятность того, что один вид, вне зависимости от уровня его развития, может нанести ущерб другому виду, вне зависимости от уровня развития последнего. На наших руках достаточно вулканской крови, поэтому у нас нет никакого желания проливать человеческую. Это будет нарушением заветов Сурэка.
 Сарэк сделал глубокий вздох и повернулся к другой части аудитории.
 – Мы не уверены, что люди Земли выигрывают от союза с Вулканом.
 Забота о науке – это, конечно, хорошо, но научные открытия имеют одну особенность: они совершаются в разных местах почти в одно и то же время. Совершенно не похоже на то, что разрыв с Федерацией может повредить ее науке. С точки зрения этики ситуация складывается по-другому. Мы не уверены, что этика вулканцев подходит людям. Несмотря на то, что они утверждают, что хотят мира, и мы не подвергаем это сомнению. Многие из нас заметили, что участие землян сопровождается сложностями и спорами. Не опровергая утверждения доктора по поводу необходимости наслаждаться бесконечными комбинациями видов галактики, все же сказано тем же Сурэком: «О том, что двигало кем-либо, нужно судить по результатам, которых он достиг». Говоря проще, турбуленция, которая возникает почти при всех взаимоотношениях с Землей, должна избегаться для блага нашего народа. Более мудро наслаждаться землянами на расстоянии.
 Часто я задаюсь вопросом: не уничтожаем ли мы своеобразие землян и Федерации слишком тесным контактом с нами. Земная культура, я имею в виду культуру планеты в целом, имеет право быть тем, что она есть без постороннего вмешательства и влияния, которым она не может противостоять. Вулканская логика совершенно отлична от земной. Есть, конечно, и сходство, основная структура логики остается единой, независимо от того, какой вид применяет ее. Но мы не один и тот же вид, и ничто не может сделать нас одинаковыми. Наши ментальные основы есть и должны быть абсолютно разными. Наша социальная и этическая структуры построены в большей степени на науке сознания, нежели на прикладной. Изменять их было бы не мудро, мы не найдем что-либо, способное заменить их. Сейчас мы не знаем такой замены для структуры.
 – Есть и другой этический вопрос. Не нарушая Главную Директиву, которую, кстати, Совет Федерации и другие органы Звездного Флота сформулировали сами, Федерация, однако, часто предпринимает действия, которые могут быть истолкованы как попытка повлиять на другие виды для извлечения политических выгод, нежели для блага самого вида. Конечно, это уважительная причина. Но мы считаем, что ни один из видов не имеет права навязывать его этику и верования другому, вне зависимости от важности причины. И несмотря на то, что Федерация делает такое же утверждение в основной главе Законов, совершенно ясно, что политические решения многих планет выражают не то, чего в действительности хотят сами избиратели на этих планетах, а то, чего хочет Федерация, так как решения этих планетарных народов повлияют на выделение субсидий. Мы не одобряем это, мы долгое время протестовали против этого в Совете Федерации, но без всяких результатов. У нас нет ни малейшего желания оставаться в союзе с организацией, которая поступает подобным образом… Союз с ними означает молчаливую поддержку ее действий. Мы желаем добра Земле и всем народам Федерации.
 Но мы должны отдалиться от их общества. Правительство не настаивает, чтобы вы проголосовали «за». Оно просит вас, чтобы вы обдумали все, прежде чем принять решение.
 Сарэк промолчал.
 – В заключение: я доказал мою преданность правительству, но сейчас осознаю, что моя преданность семье вступила в конфликт с преданностью правительству. Мне пришлось выбирать между ними.
 Следовательно, я должен немедленно уйти со своего поста. Я благодарю вас и правительство за поддержку в прошлом и желаю вам всем жить долго и процветать.
 По комнате прокатился шум и долго не утихал. Сарэк стоял в центре, не двигаясь. Но тут раздался голос.
 – Сэр, прежде чем вы продолжите, – сказал Маккой, – не объясните ли вы позицию правительства по некоторому вопросу? Что они думают по поводу предполагаемой продажи собственности Федерации на Вулкане неизвестным покупателям с сильной антиФедерационной направленностью, которые уже сделали соответствующие взносы вулканским официальным лицам, чтобы получить гарантии того, что собственность будет продана именно им по бросовым ценам, прежде чем кто-либо узнает об этом?..
 Просто из любопытства, – добавил Маккой.
 Спок уставился на Маккоя. Доктор с безразличным выражением лица откинулся на спинку стула.
 Сарэк выглядел ошеломленным.
 – Доктор, мне необходимы доказательства такого обвинения, прежде чем мое правительство сможет прокомментировать его.
 – Сэр, – ответил Маккой, – в любое удобное для вас время.




 Глава 12
 ВУЛКАН – 6


 Он родился в одну ночь с да-Никхирш, Глазом Огня: неожиданная звезда, которая появилась в небе Вулкана, сияла чуть выше ТгХут.
 ТгЛеа, его мать, не заметила звезды. Плод был вырезан из нее, так как ребенок был поздним и очень большим. Рождение произошло при помощи операции, известной на Земле как кесарево сечение. Каламбур на эту тему существовал в среде вулканцев, и над ней мягко подшучивали после того, как положили ребенка ей на грудь. В эту ночь были развязаны две войны, и была атакована столица одного из народов. ТгЛеа не обратила внимания и на это.
 В Сурэке в пору его детства не было ничего необычного. Зубы у него прорезались вовремя, питался он нормально, учился говорить, писать и читать так же, как и все остальные дети и в том же возрасте.
 Он кричал, требуя игрушечную саблю и пистолеты, точно так, как и другие дети (и как обычно, это случалось тогда, когда он замечал какую-то особенную игрушку у другого ребенка). Его школьные годы прошли без особенных событий: он достаточно хорошо успевал по всем предметам (хотя есть сведения, что он не так уж хорошо успевал по математике, что, вероятно, было огорчительно для его родителей, выдающихся химика и математика). Он был популярен, легко заводил друзей, и ранняя дружба сохранилась до конца его дней. Его жизнь была обычной: ТгЛеа и отец его Стеф, похоже, берегли его и друг друга с завидным постоянством. Когда Сурэк закончил свое обучение в школе, отец пригласил его в свою фирму, консультирующую несколько больших корпораций в де-Кхриве, столице Лхаи. Сурэк был рад присоединиться к отцу, и несколько лет, до тех пор пока ему не исполнилось сорок шесть, они работали вместе рука об руку. И тогда кое-что произошло.


* * *

 Он работал допоздна, что случалось часто, и Сурэк воспринимал это как само собой разумеющееся. Такой режим выдерживался благодаря вулканской выносливости. Он с полной самоотдачей занимался подсчетом себестоимости программы одной из пси-технологических компаний, которая поставила изменение сознания на поточную линию. Сурэк упорно трудился над сметой. Идея изменения сознания была весьма популярна; способность заставить своего врага или друга изменить взгляды на некоторые проблемы, которые важны для вас, давала большие преимущества. Но на рынке в этот момент ощущалась острая нехватка экспертов. Нанять обученного эксперта стоило дорого. Компания хотела бы принять эксперта по сознанию в штаб, но в то же время иметь возможность уволить его без лишней нервотрепки, если таковой отбивался от рук. Сначала Сурэк задавался вопросом: почему компания просто не приказала одному из экспертов изменить взгляды другого, того, который создает для нее проблемы. Но оказывается, что сами эксперты по сознанию не восприимчивы к влиянию со стороны.
 Он сидел в офисе, печатая на компьютере и выжимая из него анализ себестоимости, добавляя данные, изымая переменные с меньшей вероятностью появления, вставляя прогнозирование на рынке и возможный эффект, который окажет эта программа на фирмы, сотрудничающие с компанией. Наконец, компьютер заработал в режиме доклада, и он откинулся на спинку стула.
 Сурэк был запоминающейся фигурой, даже в молодости внешность его была типично вулканской: высокий и худощавый, с темными волосами, необычно нежным лицом и глубоко посаженными глазами. Он оглянулся вокруг и отметил, что уже стемнело. Офис представлял собой большое помещение, отделанное в полутонах, по вкусу его отца. За огромным окном, от пола до потолка, он мог видеть ТгХут, громадой поднимавшуюся в небо. Она была в половине фазы, ярко-красная, нависшая над горизонтом. Этот прекрасный офис, как и остальная часть дома, всем своим видом говорили о процветании фирмы. Сурэк потянулся, ему был приятен вид этого места, и он вдруг подумал о себе. Когда-нибудь этот офис будет принадлежать ему, но он никогда не задумывался об этом. Ему нравилось работать с отцом, нравились редкие споры, которые, в конечном итоге, связывали их еще теснее.
 Компьютер анализировал информацию, и Сурэк потянулся к одному из стенных экранов и переключил его на информационный канал, который показывал только новости. Он включился в то время, когда подводили итоги дня, чтобы перейти к свежей хронике. Он оставил картинку на экране, выключил звук и встал, чтобы открыть створки окна, впустившего теплый ветер, дувший с песков, затем начал лениво наблюдать за экраном и прохаживаться по комнате, разминая нывшую спину.
 Картинки на экране не выходили за пределы обыденности: схватки, перестрелки, люди, бегущие в атаку на огромное здание в каком-то городе, ограбления, церемониальные убийства, политики, размахивающие руками по поводу того или иного события. Несколько необычных фрагментов общественного собрания на фоне старого храма у горы Селейа, затем прогноз погоды на планете на следующий день. То там, то здесь облачно, но, как обычно, дождя не будет: осадков не будет до конца года. Он планировал отправиться на север, чтобы посмотреть, как идет дождь. Он никогда не видел его, кроме, как на экране. Сурэк посмотрел на сад, и ему стало интересно, как он будет выглядеть, если здесь пойдет дождь.
 «Вода, падающая с неба, как необычно…». Он лениво поднял глаза к экрану и замер от того, что увидел.
 Опустошение. Это было изображение почвы или того, что когда-то было поверхностью, но сейчас стало огромным кратером. Размеры его трудно было определить, но затем камера отдалилась, открывая панораму, и он понял, что размеры гораздо превосходят то, что он мог себе представить. Кратер занимал одну третью часть полуострова Йива, одного из самых больших, обозначенных на карте на ближней стороне ТгХут.
 Сурэк торопливо включил звук, уставившись на ужасную дыру, занимавшую пятьсот миль в поперечнике и глубиной миль в десять. Дно дыры треснуло и мягко курилось, это жар шел из мантии планеты.
 Диктор спокойно рассказывал об апробировании новой технологии вещества-антивещества, открытой нацией Лхаи, на своей земельной собственности, отведенной для испытаний на ТгХут. Несколькими секундами позже картинка исчезла с экрана, уступив место чему-то другому, какой-то истории об убийстве одного из чиновников правительства на другой стороне планеты. Но Сурэк уже не видел этого.
 Все, о чем он мог сейчас думать, было опустошение, этот огромный взрыв, остекленевшая земля, трещина, дым, ожидание еще большего разрушения, которое теперь придет изнутри планеты, и никакой, теперь уже уничтоженный слой почвы не встанет у него на пути.


* * *

 «Антивещество», – думал он. – «Действительно, новая технология…» – До сих пор применение оружия в виде веществаантивещества связывалось только с внешними планетами и колониями.
 Вызывал тревогу суперсветовой эффект, который сопровождает этот взрыв, а также возможные последствия для планеты, если он произойдет слишком близко и разрушит всепланетные средства коммуникации. «А теперь ТгХут», – с ужасом подумал он, – «Нет, это не проверка какой-то новой технологии. Они не говорили, какая именно технология… это не для энергетических станций, нет не то… это предупреждение. Кому? Ирику?»
 – Так как районы влияния Лхаи и Ирика граничили, то обе нации постоянно нападали друг на друга, на их границах уже давно не было спокойствия, постоянно возникали споры по поводу того, кто владел той или иной территорией, как надолго, или чьих граждан когда-то выгнали с того или иного клочка земли, о возврате этого клочка. Огромный, ужасный кратер был предупреждением. – «Это будет следующим шагом», говорили они. И если такое оружие выйдет из-под контроля…
 Но оружие на Вулкане никогда не выходило из-под контроля.
 Например, атомное. Ограничивались применением только таких видов атомного оружия, которые не заражали землю смертельной радиацией…
 «Такое, которое убьет всех в заданном районе, но оставит все ресурсы нетронутыми. Мы ведь не можем позволить себе терять ресурсы, не так ли…» Он снова сел за свой стол, уставившись на экран, не слушая голос, который сообщал ему, что работа с докладом закончена, и интересовался, не хочет ли он, чтобы машина перевела для него информацию? Сурэк смотрел на экран, на котором теперь показывали роскошную комнату с богато одетыми вельможами, которые о чем-то громко разговаривали и лениво махали руками, но видел он только опустошение.
 Его произвела сравнительно маленькая по размерам вещица. В один прекрасный день такая вещица не покажется такой уж: угрожающей. Кто-то сделает что-нибудь побольше. И еще больше. И тогда такая штука взорвет планету вплоть до самой мантии, или может быть до самого ядра…
 Он посмотрел в распахнутое окно, и ТгХут посмотрела на него, дрожа, и оба ее лица, темное и светлое, освещались действующими вулканами, которые вонзили жала в планету и ревели от удовольствия.
 Сурэк наблюдал за ТгХут, сидя неподвижно за столом, до тех пор, пока она не исчезла из поля зрения, а затем встал и вышел. Экран светился и тихо болтал сам с собой о войнах и сделках, о преступлениях, об обыденных вещах и снова о войнах, до тех пор, пока не взошло солнце и отец Сурэка не пришел в офис, чтобы просмотреть доклады.
 Сурэк исчез… Его родители были встревожены, ведь он никогда до этого не делал ничего подобного. Власти были поставлены в известность.
 Боялись, что его похитили, чтобы оказать давление на ту или иную фирму, для которых они проводили исследования, или, возможно, другая компания организовала похищение, чтобы заполучить конфиденциальную информацию о какой-либо еще фирме. Но утечка информации вряд ли могла произойти… Сурэк и его отец имели блоки в сознании, встроенные туда высококвалифицированными специалистами, и далее изменитель сознания не смог бы ничего с ними сделать… или, по крайней мере, это было бы чрезвычайно трудно. Но в этом случае Сурэк будет просто убит, и его тело подбросят куда-нибудь. Такие вещи уже случались. Мать Сурэка сидела в своем университетском кабинете в скорби, не способная найти убежище от нее в извилистых коридорах математики, а отец угрожал местным силам безопасности и нажимал на все кнопки, доведя, в конечном итоге, до того, что все выдающиеся вулканцы Лхаи нации начали ненавидеть его лицо на экране видеокома.
 Но Сурэк не был мертв. Гораздо позже он скажет; «Это был день, когда я ожил».


* * *

 Он вышел наружу в темноту, взял один из семейных аэрокаров, поднял его в воздух, поставил в режим автопилота и сказал: «Поехали».
 Он не имел ни малейшего понятия о том, куда лететь, но это его не беспокоило. Ему казалось, что мир погиб, и такие вещи, как маршрут совершенно не имеют значения. Все, что он видел – это смерть, смерть везде, безликая, без ужаса, которая, похоже, была принята в обыденную ежедневную жизнь Вулкана. Что веселого можно было увидеть на информационном канале? Даже если там и мелькало что-либо подобное, то чисто случайно. Вся информация была о смерти: либо о маленьких смертях, которые вулканцы практиковали ежедневно по отношению друг к другу, или же о более крупных и заметных случаях смерти: разрывные пули, лазерные лучи, бомбы в мусорных ящиках, стратегическое водородное оружие на поле боя, буквально поедающее землю, натренированные эксперты, вызывающие разрушение в незащищенном сознании. И теперь – это последнее, самое ужасное изображение. Смерть, всюду была смерть, от нее не было спасения. Опустошение было совсем рядом, смерть, которая оборвет все другие смерти, если ничего не предпринять.
 Но что?
 Он провел день в воздухе. Кар имел достаточно топлива и занимался своей работой сам, не консультируясь у Сурэка: он связывался по мере необходимости с диспетчерскими компьютерами, каждому из которых приходилось, в свою очередь, думать, что, собственно говоря, делать с пилотом, который не дал конкретных инструкций, и затем с электронным вздохом облегчения они просто отправляли его в самую отдаленную точку своей зоны контроля. Так и прошел день, в течение которого Сурэк то плакал, то сидел, глядя на опустошение. Это продолжалось до самого вечера, когда ТгХут начала медленно переваливаться через линию горизонта снова. Вид ее вернул Сурэка к действительности.
 – Приземляйся, где будет удобно, – сказал он своему аэрокару.
 Машина поняла его с полуслова, и компьютер направил ее в ближайшую зону приземления. В буре пыли и песка он подлетел к маленькому провинциальному аэропорту на краю пустыни. Порт был автоматическим, на башне не было огней. Все очевидно ушли домой на ночь. Он не приземлился, но перелетел через контроль и остановился, зависнув в воздухе, глядя на маленький городок рядом с портом. Это было пустынное поселение, в котором жили те, кто хотел убраться подальше от всех волнений. Все было простым и аккуратным… маленькие домики были построены из отражающего свет камня, небольшие окна пропускали достаточно света, но не слишком много, причем оконное стекло было толстым, чтобы выдержать землетрясение.
 Однако он не хотел приближаться к домикам. Сурэк направил аэрокар прочь в пустыню, далеко-далеко, туда, где нельзя было отыскать даже отпечатка ноги вулканца. Он приземлился и выключил двигатель, затем устало выбрался наружу и проворчал что-то, жалуясь на затекшие мышцы.
 Затем он осмотрелся.
 Его наблюдения прервал толчок. Показалось, будто мир уходит у него из-под ног, но это был единственный удар, и снова все стихло, но шок был таким, что он покачнулся и оперся об аэрокар, чтобы не упасть, и стоял так минуту, тяжело дыша. Похоже, не было ничего удивительного в том, что немногие согласились жить здесь. Когда вокруг все успокоилось, Сурэк отвернулся от аэрокара, посмотрел на пустыню… и увидел это, кое-что, что он умудрился не заметить будучи занятым приземлением. ТгХут неясно вырисовывалась в небе, как будто указывая ему направление. Освещенный ее светом, ее медленными отблесками и огнем пылавших на ней вулканов, стоял пик: высокий, накренившийся немного вниз, черный, безмолвный, громадный, заслоняющий собой одну треть ТгХут. Гора Селейа стояла, точно разделяя собой ТгХут на две части, сияющую и темную. Гора, казалось, говорила: «Вот твой выбор.
 Свет или тьма. Слишком поздно раздумывать. Выбирай сейчас».
 Никогда и никто, даже его родители, не говорили с ним так прямо и откровенно. Потрясенный Сурэк сел на песок и пристально посмотрел на гору. Время тянулось неимоверно долго. – «Выбирай!» – Выбирай что?
 Гора не ответила.
 – Ты имеешь в виду, выбирай для всех? – спросило его сознание, захваченное противоречивыми чувствами и сомнениями. – Какое право у меня для этого? И что выбирать?
 Гора молчала.
 Он внимательно посмотрел на нее, на яркую сторону, на теплый невинный свет, потом посмотрел на тьму и огни. Костры несколько поутихли по сравнению с прошлой ночью, но их легко можно было снова разбудить. Пламя пылало и гудело также и внутри планеты Вулкан. Обычно оно было тихим, но его тоже можно было разбудить встряской, подобной той, которую Сурэк видел прошлой ночью. Он снова начал приходить в отчаяние.
 – Кто-то должен что-нибудь сделать…
 – Ты сделаешь это.
 Он вскинул глаза на гору и тяжело задышал, В одно мгновение он увидел свою смерть. Не какой она будет, а просто сам факт ее. Он и до этого время от времени видел ее, но никогда не осознавал, что это была его смерть, а не чья-то другая.
 – Да, – сказал он. – Я выбрал.
 ТгХут, похоже, застыла в нерешительности, как будто вздыхая от напряжения, и затем продолжила свое скольжение, ломая совершенную позицию горы, разделявшей ее на две части. Конечно, это только казалось, что он нерешителен в этот миг, когда все находилось в ожидании его решения.
 «Но что мне делать теперь?» – подумал он.
 Сурэк сидел там всю ночь, спрашивая себя об этом. Каким-то образом он должен остановить убийства: это было очевидно. Или, скорее, должен освободить Вулкан от ненависти, а убийства тогда прекратятся сами собой. «Нет ничего сложного», – сказал он сам себе, находя смешным, что был таким спокойным, даже саркастичным перед лицом невозможного – того, что он, тем не менее, решил сделать. Он выбрал свою судьбу и знал, что факт выбора уже сам по себе имел значение. По песку пробежало несколько несильных толчков, сопровождаемых непонятным шумом. Он хотел бы «проснуться», просто отвлечься от размышлений и найти ответ.
 Земля вздрогнула снова, уже гораздо сильнее. – Ох, прекрати, сказал он, потому что это уже начало его раздражать. – Прекрати немедленно.
 Последовавший толчок был еще сильнее. Сурэк стал беспокоиться и попытался встать на ноги, но тут же сел, С испугом он наблюдал за вибрацией песка, вслушиваясь в стук тысячи древних барабанов вокруг него.
 «Что ж», – подумал он, когда громада поднималась все выше и выше перед ним. – Я выбрал и, наверное, этого было достаточно. Я умру…
 Песок рассыпался в разные стороны от движения громадного создания, которое он покрывал, когда Глубинник выгнул свою спину, подставив ее ночному небу, огромный, как дом, как сотня домов. Он заслонил Селейу, он заслонил ТгХут, он заслонил все небо. Низкий рокот от его голоса наверняка перекрыл бы звуки настоящего землетрясения, если бы такому случилось произойти в этом месте в это время. Ужас это не то чувство, которое охватило Сурэка. Его язык прилип к небу, и он весь дрожал. Он никогда не думал, что несущий его смерть будет таким огромным… что вообще что-нибудь может быть таким огромным.
 И тут Глубинник заговорил с ним. Он понял, что еще пока жив.
 Сурэк ясно понял, что эта громадина, эта безграничная мощь, смотрела на его крошечность, на его хрупкость, его смешные размеры с чувством полной ошарашеныости. И с восторгом.
 Вдруг для Сурэка все в мире сдвинулось. Страх стал для него благоговением и самым большим удовольствием, которое только можно почувствовать. Как это прекрасно, так отличаться от другого, как замечательно, что в мире есть существа такие громадные и такие странные. Нет Необходимости обязательно понимать их: это может придти позже, и только удвоит восторг. Но было достаточно просто принять их отличие, просто радоваться только этому. Различия были радостью. Все зло, все смерти были сейчас крохотными. Он знал, что их поражение приближается, как бы они не бушевали и не разрушали все вокруг. Это было предрешено. Радость победит. Все сосредоточилось в этом мгновении, время остановилось, это был миг радости и триумфа.
 Сурэк посмотрел на существо. Оно заурчало. Песок, рассыпался, земля вздрогнула, эхо вернулось от Селейи и, казалось, что это ответил голос, много голосов.
 – Радость! – звучал рокот. И ничего больше не нужно было говорить.
 Сурэк сидел несколько мгновений, затем встал, деловито стряхнул с себя песок и направился к аэрокару. У него теперь было много дел. Он знал, что нужно делать. Это сработает. Может быть, понадобится много времени, но он знал, что это сработает. Он знал это. К его удивлению, у него было престраннейшее чувство, что кто-то другой видит все и тоже знает это.
 «Вот первый секрет», – позже напишет Сурэк, когда окружающие начнут обращать на него внимание. «Изгоните страх. В вашей душе нет места ни для чего другого, пока в ней страх… Но не поймите меня превратно, когда я говорю вам об «изгнании». Некоторые тут же решат, что это отказ от страха, когда ты притворяешься, что не боишься. Это не одно и то же. Если вы будете притворяться, что в вашем доме нет лематьи, в то время как она там есть, то это нисколько не поможет выгнать ее. Прежде всего вы должны принять факт, что лематья там есть… вы должны признать ее присутствие. Тогда вы сможете вызвать службу по контролю за животными и попросить убрать ее. Но пока вы не признаетесь себе, что она там есть, каждую ночь вы будете спать с лематьей в одной кровати. Это может спасти вашу гордость, если вы не признаете, что она есть там, но в вашей кровати будет достаточно тесно.
 Также и со страхом. Чтобы изгнать его, вы должны прежде всего признать, что он есть. Может ли вулканец сделать что-нибудь более омерзительное? Что бы вы хотели услышать от своего врага до того, как прикончить его? Это – признание страха перед вами. В нашей культуре это означает, что враг совершенно беспомощен. Что вы должны усвоить, так это то, что состояние полной беспомощности сильно влияет на нашу жизнь. Только пройдя через такое состояние, получаешь ощущение безграничной силы: это переход от беспомощности и страха к тому, что находится за его пределами. Там находится много вещей, которые не могут описать компьютеры, но чем дальше вулканец перейдет за этот рубеж, тем больше об этом будет написано. Написанное не имеет большого значения, но значение имеет то, что сделает каждый.
 И второй секрет. Он в том, что мы боимся друг друга больше, чем кого бы то ни было в мире. Боязнь другого, боязнь того, что он сделает, если узнает, что мы боимся его. Мы должны понять, что другой тоже боится, а затем сказать ему: «Тебе нечего бояться меня». Сказать так, чтобы он поверил, что это правда. Еще одна вещь, которую мы не решаемся сказать: каждый из нас хотел бы держать другого в некотором страхе, чтобы он не навредил нам. Но если мы решимся сказать эти слова, и они будут правдой, тогда другой превратится в то, чем был всегда – постоянного компаньона, источник восторга по поводу всех его отличий».
 Конечно, его не сразу стали слушать. Да он и не говорил некоторое время после той ночи в пустыне. Сурэк вернулся домой, но ушел с работы к большому огорчению своих родителей. Он получил часть семейной собственности и поместил этот капитал под проценты, а затем ушел в пустыню и его никто не видел в течение нескольких лет.
 Он не взял с собой ничего, кроме маленькой палатки и аэрокара.
 Некоторое время Сурэк провел с членами различных религиозных сект. В те времена их было много на Вулкане. Планета буквально кишела религиями, к удивлению тех видов, которые так никогда и не открыли для себя Сущность. Что касается Вулкана, то боги, полубоги, бесы, оборотни, гоблины, дьяволы, ангелы и подобные им чувствовали себя уверенно на этой земле. Вулканские специалисты по сравнительной религии говорили, что это свидетельство того, что Вулкан искал нечто, даным-давно утерянное. Какова бы ни была правда, религий существовало неимоверное количество: со священниками, монахами, святыми, юродивыми, отшельниками. Сурэк разговаривал с некоторыми из них в те пять лет удаления, как он позже назвал этот период. Сохранилось много записей этих бесед.
 После пяти лет Сурэк вернулся из дикой местности, снял небольшую комнату в столице рядом с домом своих родителей и начал писать для информационных сетей. Сначала странная писанина мужчины, который исчез несколько лет назад, будучи весьма популярным, вызвала некоторый интерес. Затем этот интерес как-то угас.
 Но Сурэка это не заботило. Он продолжал писать о своем странном образе жизни, которым рекомендовал жить каждому вулканцу, чтобы спасти себя от самого себя. Основные постулаты были растиражированы, неоднократно переводились.
 «Не вреди. Это приближает смерть Вселенной и, косвенно, твою собственную».
 «Мы существа Вселенной, в которой существует энтропия, и, следовательно, не ищи пути к спасению, но помоги ей».
 «Не наноси вреда ничьей внутренней целостности. Не нарушай конфиденциальности мыслей других. Обращайся к другим учтиво и принимай их у себя с учтивостью и заботой».
 «Не убий. Копье в сердце другого – это копье в твое сердце, ты это он. Все действия возбуждают адекватную реакцию, какую силу применишь, такую же и получишь обратно. Убийство другого – это убийство твоей собственной радости навеки».
 «Не убивай живое, если только есть выбор. Можешь ли ты снова дать радость тому, что убил?»
 «Изгони страх. Изгони ненависть и гнев. Изгони жадность и зависть. Изгони все эмоции, которые ускоряют энтропию, неважно, любовь ли это или ненависть. Изгони эти эмоции, переступи через них.
 Используй эмоции умеренно, заботься о том, чтобы они не причиняли боль другому, так как это тоже ускоряет энтропию. Управляй своими страстями так, чтобы они стали силой для замедления движения в сторону смерти в огне».
 «Прежде всего изучай причины. Упорядочивай свои мысли: учись познавать, что из чего проистекает, и как бы ты хотел, чтобы было. Это ключ ко всему: правде реальности, реальности правды. Вот что освободит тебя».
 Конечно, написано было больше, гораздо больше. Сурэк писал много лет, передавая свои материалы в сети, и все больше и больше вулканпев читали их. Постепенно все стали говорить о нем, часто с ненавистью, требуя, чтобы он не диктовал свои понятия планете, которая прекрасно обходилась без него. Сурэк спокойно приглашал этих вулканцев к себе, предлагал им пищу и кров. Проходило время и некоторые из них начинали писать об удивительном философе, живущем в квартире на третьем этаже, мужчине, который хотя и казался обычным – хорошим слушателем с чувством юмора – но все же был окружен некоей тайной, радостным спокойствием. Позже писали, что было такое чувство, что с ним в комнате есть еще кто-то, незримый для посторонних.
 Сурэк продолжал писать, зная, что все те, кто насмехается над ним, станут его учениками. И один из них оказался тем, кого Сурэк ждал.
 В мемуарах С-таска, которые он составил, прежде чем покинуть планету, была описана первая встреча. Сурэк поднял глаза, когда в комнату вошел молодой человек, и отложил в сторону плод, который ел.
 – Кто ты? – спросил он.
 – С-таск, – ответил тот.
 – Чем могу быть полезен?
 С-таск писал, что Сурэк отложил в сторону фрукт и вдруг сказал:
 – Пожалуйста, уходи.
 – Но почему? Я сделал что-то не то?
 – Конечно, – ответил Сурэк. – Но я говорю не об этом. Тебя ждут большие неприятности, и я спас бы тебя от них, если бы смог. Энтропия увеличится.
 – Она увеличится в любом случае, попаду я в неприятности или нет, – ответил С-таск.
 – Ты прав, – сказал, кивая, Сурэк. – Именно поэтому ты должен уйти.
 – Ты говоришь бессмысленные вещи, – сказал С-таск.
 – Я знаю, – ответил Сурэк. – Логика – хорошая вещь, но иногда она не годится, – Он с сожалением покачал головой. – Я должен изгнать печаль, – сказал Сурэк. – И ты тоже. Пожалуйста, уходи.
 Далее С-таск пишет:
 «Я оказался сидящим на тротуаре перед парадной дверью, и никто не отвечал на мои звонки. Я никогда не встречал никого более сильного ни в те дни, ни сейчас. Я был решительно настроен работать с ним, поэтому я сидел и ждал. Четыре дня я сидел там… в его квартире не было запасного выхода, и я был решительно настроен поймать его, когда он будет выходить. Но когда оказалось, что он не собирается этого делать, я разозлился и решил уйти. Затем я подумал: «Что же я делаю? Сижу здесь и злюсь на него, хотя пришел к нему учиться». И я остался сидеть. Не знаю, как долго я просидел там, может семь, а может десять дней. И, наконец, кто-то подошел со стороны улицы и сел рядом со мной.
 Это был Сурэк. Он встал, открыл дверь, и мы вошли».
 С-таск учился у него в течение последующих трех лет. Это были насыщенные годы. философия Сурэка становилась все более и более популярной; конечно, не всеми она принималась, много было обвинений и нападок, но медленно, медленно, сначала как мода, затем на более серьезной основе идеи Сурэка стали распространяться.
 Один из членов Высшего Совета Лхаи позвал Сурэка, как последнюю надежду, чтобы он переговорил с эмиссарами Ирика и предотвратил кровопролитие. Сурэк пошел к эмиссарам, закрылся с ними на целые сутки и затем отправил их обратно. Через два дня они вернулись и, к величайшему изумлению членов Высшего Совета, с представителями Высшего Совета Ирика.
 – Теперь идемте, – сказал Сурэк членам Сове-та Лхаи. Они прошли в комнату Совета, закрылись там и не выходили в течение недели. Когда они вышли оттуда, мир был подписан, каждая из наций сделала существенные уступки другой и все вовлеченные в эти переговоры были несколько озадачены, все, кроме Сурэка.
 – Это хорошая идея, которая возникла своевременно, – сказал один из Лхаи.
 – Мы были дураками, – добавил представитель Ирика.
 Мир держался посредством объединения планеты, несмотря на попытки силовых блоков обеих наций развязать новые конфликты.
 Так и пошло… Ксиа продолжала распространяться, как бы медленно это не происходило, какое бы количество временных неудач не постигало ее. И тогда пришли сигналы из космоса. Сурэк поднял глаза, услышав эту новость от С-таска и улыбнулся.
 – Теперь я знаю, что делал все верно, – сказал он. – Вот наша великая проверка. Давайте посмотрим, как мы справимся с этим.
 Все прошло так, как ему хотелось. Сурэк был избран одним из представителей нации для того, чтобы приветствовать инопланетян в шиКахре, но поломка аэрокара в аэропорту та-Валша задержала его. Пока он спокойно ждал окончания ремонта, пираты напали на вулканцев и взяли заложников, требуя выкуп от различных правительств. Когда Сурэк услышал Сообщение, он предложил немедленно отправиться к инопланетянам и «договориться о мире» с ними. Но ни одно правительство на планете не имело желания слушать его.
 И разразилась война, Ахкх-война, так вулканцы назвали ее, тут же переведя все предыдущие войны в разряд небольших планетных стычек.
 Никаких выкупов заплачено не было, и, действительно, если бы они были оплачены, то планета сразу бы обнищала. Вулканцы знали из предыдущего опыта, что если заплатишь один раз, то больше не избавишься от дани.
 Вулканские торговые корабли были безоружны, но это быстро исправили.
 Выдающиеся пси-таланты, великолепные архитекторы, строители и техники, которые долгие годы занимались неуловимой тканью подсознания, сели на эти корабли, вышли в космос и показали пиратам, что оружие – это еще не все. Металл разрывал корпуса кораблей: пилоты спокойно положили их на курс суицида, не обращая внимания на крики команды, телепортировали голографические изображения разрушений на «Дусуль» и «Этощщу», чтобы там убедились в серьезности их намерений. Сообщение означало: убейте нас и умрите сами.
 Сурэк был чрезвычайно расстроен как из-за судьбы инопланетян, так и из-за потери своего ученика. С-таск был одним из тех, кого взяли в заложники. Это посеяло семя раздора между ним и Сурэком, так как именно С-таск организовал восстание на корабле, которое стоило инопланетянам стольких жизней. Он сломал спину своего истязателя в камере пыток, когда остался с ним наедине, разрушил банк данных корабля, а после освобождения других заложников и отправки их на Вулкан направил несчастный корабль на таран главного корабля пиратов, что стоило тысячам инопланетян жизни. Он сам чуть было не умер.
 Неделей позлее его обнаружили дрейфующим в спасательном челноке на орбите Л5, умирающего от голода. Когда его принесли домой, у постели немедленно оказался Сурэк.
 – Я потерял своего лучшего ученика, он стал сумасшедшим, – сказал Сурэк.
 Он сказал гораздо больше, но этого мы никогда не узнаем. Эти слова потеряны для нас, вместе с С-таском, который провел остаток своих дней на Вулкане в борьбе против своего учителя, пока, наконец, не оставил планету. Возможно, агрессия пиратов Дусульхив, которая продолжалась следующие пятьдесят лет, была скрытым благословением для Сурэка. Нация, которой угрожал враг извне, почувствовала необходимость решения своих внутренних проблем, так как инопланетянам гораздо легче воевать с разобщенной планетой. Те, кто противостоял ей, С-таск и его последователи, покинули Вулкан и отправились в долгое путешествие, которое привело их в мир, где они стали Рихансу, или, как Федерация называет их, ромуланцами.
 Ксиа стала причиной смерти Сурэка, как он и предвидел. Его убила фракция йхри, вулканская террористическая группа, бизнес которой был нарушен нациями, которые больше не собирались покушаться друг на друга. Нации планеты попросили Сурэка от их имени заключить мир с Йхри. Последние пригласили его к камерам и убили. Когда это стало известно, возмущению не было границ, а затем наступило странное спокойствие. Один за другим посланцы от различных групп отправлялись к Йхри, чтобы заключить с ними мир. Многие погибли, но постепенно, после целого года, горячность йхри, похоже, просто покинула их. Много было написано об этом… Есть вещи, для которых логика непригодна. Вулканцы все еще уходят в пески форжа Вулкана и сидят там в ожидании. Но пески хранят свои тайны, а ТгХут смотрит через плечо Селейи…




 Глава 13
 «ЭНТЕРПРАЙЗ» – 7


 – Доктор, – сказал Сарэк, голос его был очень суров. – Я готов услышать обоснования ваших утверждений, – Они стояли за пределами Зала Голоса в громадном, предваряющем его холле. Вулканцы бегали повсюду, корреспонденты спешили к узлам связи, и их маленькая группа привлекала к себе враждебные взгляды проходящих.
 – А я, в свою очередь, готов их вам предоставить, – ответил Маккой. – Но у меня нет твердой копии информации с собой. Я хотел бы сразу удовлетворить ваше любопытство и по поводу источника информации.
 Для обеих целей нам необходимо прибыть на «Энтерпрайз». – Маккой подмигнул Джиму.
 Несколько рассерженный Джим откинул крышку комма.
 – Кирк на «Энтерпрайз», – сказал он, – четверо для подъема на борт.
 – Пусть будет пять, – сказал голос Аманды откуда-то из-за их спин. – Мне очень жаль, что я не смогла посидеть с вами этим утром.
 Но, по крайней мере, я не пропустила главного.
 – Пять, – поправился.Джим и закрыл коммуникатор. – Знаешь, обратился он к Маккою, – ты мог бы мне сказать, что у тебя есть что-то в рукаве. Это сделало бы мою жизнь несколько спокойнее.
 – Я сам ничего не знал до сегодняшнего утра, – ответил Боунз.
 Зал растворился, а на его месте появилась транспортаторная комната. Они сошли с платформ и направились к турболифту.
 – Должен признать, – сказал Сарэк, – что я восхищаюсь вашим чувством времени, если, конечно, информация точна.
 – Вы сами сможете судить об этом. Но ведь нужно же было мне что-нибудь сделать. Вы так, черт подери, искренни, даже когда сами ненавидите то, о чем говорите.
 Сарэк печально посмотрел на него.
 – Это было так очевидно?
 – Для человека? – Джим рассмеялся. – Это было очень заметно.
 – Я говорил противные мне вещи от имени моего правительства и раньше, – ответил Сарэк. – Но никогда настолько неприятные. Хотя это не может быть извинением…
 – Не может быть извинения за то, что ты не предупредил меня, что собираешься делать, – сказала Аманда довольно резко, – Мир, жена. Я также не знал этого, пока не закончил заявление.
 Ксиа требовала правды независимо от последствий.
 – Если это была ксиа, тогда я не против. Прошу прощения, муж.
 Сарэк склонил голову и протянул ей два пальца, когда группа вошла в турболифт. Она коснулась его пальцев своими.
 – Прощена, – сказал он. – Но боюсь, что моя репутация посла рухнула.
 – В связи с тем, что вы сделали, – фыркнул Маккой. – Об этом нечего даже беспокоиться. Комната Отдыха Один, – сказал он турболифту, когда двери закрылись.
 – Доктор, – сказал Спок, – сейчас нет времени для игры в теннис.
 – Что касается тебя, – ответил Маккой, опираясь спиной на стенку турболифта и складывая руки на груди, – тебя действительно надули, старина. Я запомню на всю жизнь и буду напоминать тебе, как только ты попытаешься обделить меня информацией.
 – Надули, – Спок негодовал, правая бровь резво взметнулась вверх – казалось, что она не остановится и устремится далее в воздух.
 – Я хочу поблагодарить тебя за то, что у тебя нашлось время вчера вечером, чтобы рассказать о разговоре с ТгПринг, – сказал Маккой. Кое-какие догадки возникли у меня около трех часов утра. – Лифт остановился, вся группа выгрузилась и направилась вниз по коридору.
 – Она неплохо играет, эта ТгПринг, – сказал Маккой, когда они шли. – Но недостаточно хорошо. Никто не делает таких больших денег таким образом. Но, в любом случае, подумай о том, какое количество денег ей было необходимо, чтобы провернуть все эти грязные делишки, которые она описала тебе вчера. Она не могла заработать открыто такие деньги. Нет, на самом деле. – Маккой весело посмотрел на Спока. – У Меня есть мост на Земле, не купишь? Очень приятный вид на Бруклин.
 На лице Спока отразилось смешанное выражение раздражения и гнева, хотя он быстро справился с ним.
 – Боюсь, что моя логика становится не такой ясной там, где замешана ТгПринг.
 – А почему должно быть иначе, ради всего святого? Ты зол не нее!
 Если бы ты был в себе, то признал бы, что зол. В этом нет ничего дурного. Неприятности происходят как раз потому, что ты пытаешься скрыть этот факт от самого себя. Но я не собираюсь заниматься с тобой психоанализом, кроме как если это будет необходимо мне по должности.
 Двери Комнаты Отдыха разъехались в стороны, пропуская их. Там никого не было, что являлось само по себе очень странным для этого времени дня. Харб Танцер вышел к ним, чтобы поприветствовать.
 – Доктор, – сказал он, – я очистил помещение от посторонних, как вы и просили.
 – Хорошо. Давайте-ка пройдем к маленькому танку, который имеет принтер. Харб подвел их к ЗД танку.
 – Вы можете присесть, – сказал Маккой. – Распечатка займет некоторое время. Харб, теперь ты узнаешь, чем я тут занимался этой ночью.
 – Это должно быть интересно, – сказал Харб. Маккой нахально сел на ручку кресла Сарэка.
 – Мойра!
 – Добрый день, доктор, – отозвался голос игрового компьютера.
 – Сделай мне одолжение, распечатай то, что ты раздобыла сегодня ночью.
 – Код полномочий, пожалуйста.
 – Ох, ради бога, девочка, не начинай. Проверь мою голосовую модель.
 – Код или ничего. Маккой вздохнул.
 – Если бы кровь могла быть ценой за Адмиралтейство, правый Боже, мы бы заплатили ее сполна!
 – Точно.
 Принтер начал выбрасывать страницы.
 – Когда я понял, что ТгПринг должна была достать деньги где-то еще и немалое количество, – продолжил Маккой, – я сел и начал думать, на что это она могла наложить лапу. Подарки тут же отпадают. Она не могла увеличить состояние, которое оставил ей Стонн, до таких размеров. Откуда это все? Затем кое-что пришло мне в голову. Что случится, когда Федерацию выкинут с Вулкана?
 Присутствующие смотрели на него несколько непонимающе.
 – Ну, нам всем придется уехать… – сказала Аманда, – Но граждане могут взять свою собственность с собой или продать ее. Собственность Федерации совсем другое дело. Она нам сдана в аренду по обычному торговому соглашению, и она возвращается вулканскому правительству, которое может с полным правом распорядиться ею как пожелает. Они не захотят оставить ее себе, особенно, квазизащитные инсталляторы. Они были бы разобраны, а территория использована на другие нужды. Да? Сарэк кивнул.
 – Это было бы логично. И также логично предположить, что они были бы проданы, так как правительство будет искать возможность достать где бы то ни было деньги, чтобы залатать дыры в бюджете, которые возникнут при отделении от Федерации.
 – Именно так. Ну, подумайте. Кто-то, кто хотел сделать деньги и знал, что закон об отделении будет принят, этот кто-то мог свободно обратиться к разным заинтересованным лицам, которые уже давно положили глаз на эти территории, и предложить им похлопотать насчет того, чтобы они были проданы им, а не кому-то другому. Если подумать над этим, то этот бизнесмен пошел бы и дал взятки официальным представителям правительства, чтобы те позаботились об этом. Деньги на взятки шли, конечно, из тех, которые заинтересованные лица заплатили ему, а остальные они могли свободно прикарманить себе как плату за дилерские услуги. Бизнес посредством взяточничества может быть очень доходным, так как Федерация имеет много собственности на Вулкане, и вся она пригодна для промышленной эксплуатации.
 Глаза Сарэка были прикрыты, выражение лица менялось, он явно начинал злиться.
 – Если бы даже промышленники знали, как используются их деньги, то есть на «рекламную кампанию» и пропаганду, которая ведет к тому, чтобы обеспечить отделение, то скорее бы всего они заплатили еще больше. Более чем достаточно для того, чтобы процесс мог идти своим чередом. И одна его сторона подпитывает другую. А тот, кто управляет всем этим из-за спин, может спокойно сколотить приличный капитал. Так же, как и чиновники правительства.
 – Вы дадите мне что-нибудь из уже распечатанного, доктор? спросил Сарэк.
 – С удовольствием. Вы отметите, что номера банковских счетов на своих местах, и все корпоративные и частные переводы денег отмечены Центральными Банковскими номерами, – заметил Маккой.
 Сарэк рассматривал распечатку в изумлении.
 – Доктор, «сумочные» форматы для кодов доступа к Центральным приемным компьютерам распечатаны здесь! – его лицо приобрело пепельнобледный оттенок. – И курковые коды для запуска сумочного процесса!
 – Да, я так и думал, что вы узнаете их, – ответил Маккой. – Вы ведь создавали их, не так ли?
 Сарэк качал головой.
 – Как бы ни была интересна эта информация, но я хотел бы знать, каким образом вам удалось добраться до нее? Конфиденциальность этой системы не может быть нарушена. Нет путей взломать коды этой системы!
 – Их и нет… только если, конечно, у вас нет там друга… – и Маккой выставил свой указательный палец вверх.
 Харб выпучил на него глаза.
 – Мойра? Ты заставил мою игровую машину забраться в чужие компьютеры и выкрасть информацию?
 – Харб, Харб! Одолжить.
 – Но вы не могли сделать этого, доктор, – сказал Спок расстроено.
 – Я не говорю об этических аспектах, но это невозможно. Игровая машина не имеет выхода в сеть, не имеет доступов и кодов полномочий, которые вам были необходимы, не имеет…
 – Спок, – перебил его Маккой, – есть одна вещь, которую этот компьютер имеет совершенно определенно. Личность. И ты знаешь, кто ее туда поместил.
 Сарэк удивленно посмотрел на Спока.
 – Я и не знал, что ты занимаешься программированием игровых машин.
 Харб посмотрел сначала на Спока, затем на Сарэка.
 – Я попросил его это сделать, сэр. Мне легче работать с машиной, у которой есть некоторая гибкость в ее программных возможностях.
 Покрытие «личности» как раз дает это. У меня была здесь личностная программа, с которой было весело работать: генератор для споров, но он был несколько ограничен. Так, что я попросил Спока, чтобы он в свободное время добавил ему память и увеличил число ассоциативных связей.
 Сарэк посмотрел на Спока.
 – Ты превысил критическое число, не так ли? И машина…
 – «Пробуждение» всегда было антропоморфизмом, – ответил Спок, защищаясь, – и в любом случае нет никаких доказательств…
 – Дело в том, что компьютер, которому это было сделано, действует как живой, – сказал Джим. – Некоторые из них уже создали проблемы.
 Например, то, как врет М5.
 – Я никогда бы не сделала этого, – с укором сказал голос Мойры, и вы знаете это. Мои этические параметры очень строги.
 – Значит, недостаточно строги, чтобы воспрепятствовать тебе позвонить в систему, которая должна быть закрыта прочнее чем Швейцарский банк, – ответил Джим. – Взломать ее и утащить оттуда кучу конфиденциального материала, который…
 – Это было правым делом, – возразила Мойра. – Доктор Маккой объяснил мне ситуацию. Он старший офицер, капитан. Программа требует от меня подчинения приказам начальствующего офицера. Поэтому я попросила мостовые компьютеры наладить связь, а что касается сумочных кодов, так они присутствуют в разных измененных формах в моей программе, так как их создал Спок…
 – На основе моих алгоритмов, – сказал Сарэк, продолжая рассматривать распечатки.
 – Да, отец, они были лучшие и самые сложные из тех, что были под рукой. – Спок выглядел весьма смущенным.
 – Что отец, что сын, – прокомментировал Маккой. – И компьютеры на корабле имеют больше силовых клеток решения вопросов, чем любые другие компьютеры, стационарные или передвижные. Они построены специально для этого. У принимающего компьютера не осталось и шанса.
 Ну, Сарэк, подтверждает ли информация мои утверждения?
 – Более чем, – ответил Сарэк, и добавляет кое-какие интересные подробности. – Он поднял один листок. – Причастность правительства.
 – Шас, – сказал Маккой. – Да и некоторые другие у него на содержании: несколько членов вычеркивающей группы и один из членов Высшего Совета. Большая банка червей, не так ли?
 – Такое определение не отражает и сотой доли этого, – отозвался Сарэк, передавая листки Аманде.
 – Как обычно, – сказал Маккой, – Ксиа работает, и сама может позаботиться о себе. Здесь очень грозное оружие дается вам в руки.
 Остается только один вопрос, вы собираетесь использовать его? Вы же не хотите, чтобы это выглядело как какая-нибудь операция Федерации по саботажу голосования за отделение.
 – Нет, это совершенно не так, – сказал Сарэк, просматривая другую стопку распечаток. Маккой покачал головой.
 – Нет, это определенно не так. Просто старый сельский доктор в поисках правды… – Маккой улыбнулся. – Хотя на этот раз, похоже, нашел ее больше, чем обычно.
 Сарэк оторвался от бумаг.
 – Должен сказать, – заметил он, – я впечатлен. Вы настоящий детектив, доктор.
 – Все доктора – детективы.
 – Т'Пау должна это увидеть, – заявил Сарэк, складывая печатные листы в одну стопку. – После этого… мы посмотрим. Я предложу ей послать копии виновным сторонам и дать им шанс выйти чистыми из этой истории. Что же касается правительственных чиновников… – он покачал головой. – К счастью, этих не так много. Но коррупция на этом уровне страшная вещь. Я должен увидеться с Т'Пау. – Он встал. – Я могу воспользоваться вашим транспортатором?
 – Конечно. – Все встали, чтобы проводить его. Сарэк остановился в дверном проеме, когда двери открылись.
 – Однако, капитан, сегодня днем вы выступаете, не так ли?
 – Надеюсь, также хорошо, как Боунз.
 – Я тоже надеюсь на это. – Сарэк приподнял в руке стопку бумаг. Знаете ли, существует вероятность, что даже это не сможет нам помочь.
 – Нам? – переспросила Аманда невинным голосом.
 Глаза Сарэка сузились.
 – Интересное ощущение – быть снова частным лицом. Идем, жена, не нужно заставлять Т'Пау ждать.


* * *

 – Номер восемнадцать, – сказал вулканец, который представлял выступающих. По каким-то причинам это был не Шас.
 – Меня зовут Джеймс Т. Кирк, – сказал Джим спокойно, – я имею ранг капитана Звездного Флота в Объединенной Федерации планет. По поводу рассматриваемого предложения я отвечаю: «нет».
 Внутри него все дрожало… он чувствовал себя здесь гораздо хуже, чем на мостике, где он знал, какие и когда отдавать приказы, куда поворачиваться, что делать. О борьбе посредством слов он также имел понятие, но драться на этой арене ему было боязно. Ведь так много поставлено на карту.
 – Я не совсем уверен, на какую тему необходимо говорить, – сказал он. – Есть несколько, которые привлекают меня. Это – исследовательская и чисто этическая. И, конечно, эмоциональная. – Он прошелся немного по сцене, стараясь расслабиться и выглядеть таким же спокойным, как казался во время своего выступления Маккой.
 – Возможно, мне нужно начать вот с чего, – нарушил он, наконец, молчание. – В первый раз, когда я прилетел на эту планету, чтобы посетить свадьбу… Было шоком то, что меня здесь ожидало по прибытии, и некоторые из вас, кто знает обстоятельства дела, могут подумать, что я был счастлив поскорее убраться из этих мест. – По аудитории прокатился шумок, выражающий сдержанное удовольствие. Спок предупредил его, что касаться этой темы надо осторожно, ввиду ее деликатности. Но с другой стороны, ее никак нельзя, было обойти стороной.
 – Это был, скорее всего, стыд, – сказал он. – я с нетерпением ждал возможности снова увидеть Вулкан. Эта планета – одна из первых, о которых узнает на Земле школьник, как о планете за пределами солнечной системы, сразу после миров Альфа-Центавра. Земляне воспринимают Вулкан, как соседа, даже больше, по некоторым причинам, чем жителей Таy Кита. Может быть, потому, что они больше похожи на нас. – Эта мысль позабавила его. – Вы наши соседи. Что такое двенадцать световых лет в этой огромной Галактике?
 Он снова прошелся по сцене.
 – Нам будет жаль потерять вас. Я думаю, что это нужно сказать прежде всего. Печаль – это, конечно, эмоция, и именно такая, которой каждый старается избегать. Нет возможности объяснить, что же именно в вас нам жалко терять. Некоторые из характеристик такого плана, возможно, вам не понравятся. Но я все же попытаюсь их изложить.
 – У вас есть мужество, – сказал Джим. – Не эмоциональная добродетель, но.такое, которым мы можем восхищаться. Около сорока процентов занесения на карту этой части Галактики было сделано командами вулканцев в самом начале объединения с Федерацией. Пилоты, отправлявшиеся на крохотных корабликах в неизвестность потому, что изучение было логичной вещью. Но именно мужество привело первого «Отважного» к гибели несколько лет назад. Знаете ли вы, сколько людей в Федерации оплакивали этот корабль и его команду? Он был особенным.
 Джим прошелся еще немного, поднял глаза и посмотрел в камеры, которые, как он знал, были именно там.
 – Вы честны с нами, – продолжил он. – Это не означает, что вулканец не может лгать, но в большинстве своем вы не делаете этого.
 Этого нельзя сказать ни о какой другой гуманоидной расе в Галактике. Я не буду сейчас затрагивать негуманоидные виды, так как многие из них, их структура или окружение определяют этику, и мы не компетентны судить о них. Мы ближе друг к другу и, по нашим суждениям, вы – народ чести… вы сохраняете вашу преданность и ваше слово. Вулканское обещание – одна из самых крепких вещей в мире. Большинство землян скорее поверят вулканцу, чем человеку с Земли, иногда вне зависимости от того, знают они его или нет. – Он печально улыбнулся. – О нас это тоже кое-что говорит. Я не согласен с теми, кто говорит, что вы не слишком хороши для нас. Конечно, у нас нет никакого желания подделываться под вулканцев или делать вас такими, как мы.
 – Политика вашего правительства не всегда подтверждает эти слова, – прозвучал голос из зала.
 – Да, – ответил Джим, – это так. Теоретически наше правительство действует с согласия народа. У нас не самая совершенная система управления, и мы знаем это: мы все еще ищем пути к совершенству. Хотя, очень может быть, что «совершенство» и «правительство» в этом мире, два взаимоисключающих понятия.
 В зале началась небольшая суета. Очевидно, новость Маккоя, как бомба, взорвалась в информационных службах Вулкана.
 – Извините. Возможно, мне нужно было сказать «в этой Вселенной».
 В любом случае трудно разговаривать с правительством и трудно понять, почему оно делает то, что делает, так как оно состоит из большого количества людей. Задайте любому человеку в правительстве вопрос и вы тут же получите ответ, который будет отличаться от ответа на тот же вопрос у другого человека из эшелонов власти, – Он пожал плечами. Это одна из сложностей. Если вы спросите человека из народа, которым это правительство управляет, то можете услышать кое-что другое. Хотя я и состою на службе у Федерации, я один из тех, кем управляет правительство, я говорю, что вулканцы должны оставаться, по своей сущности, вулканцами.
 – Так в этом-то и весь вопрос происходящего, – опять раздался голос из зала. Джим кивнул.
 – Я согласен. Но все же мне нужно увидеть хоть какое-то свидетельство того, что мы не даем вам быть вулканцами. – Он посмотрел в зал с некоторым раздражением. – Я не думаю, что вы не знаете предела своих собственных сил. Возможно, те, кто чувствуют себя неудобно в нашем присутствии, нашли следующее объяснение: мы каким-то образом задерживаем ваше развитие. Но, подумайте, возможно ли это с такой старой и стабильной цивилизацией. Если вы озабочены тем, что Земля нестабильна и податлива, что не сможет вынести тесного контакта с Вулканом, то зачем мы вообще дискутируем на эту тему через сто восемьдесят лет после объединения.
 Кстати, я сам являюсь хорошим примером ситуации… Уже долгое время я служу рядом с вулканцем в качестве первого офицера…
 – Наполовину вулканцем, – произнес голос из публики.
 – Я спрашивал себя, когда же услышу это, – сказал Джим, слабо улыбаясь. – Что это, по-вашему, значит? Это может относиться к генетике. Вы хотели сказать, что я в какой-то степени менее совершенен или менее правилен, чем вулканец, как полнокровный представитель вида?
 Или я поддельный землянин? Бог ты мой, заприте скорее ваших дочерей.
 В зале поднялся смех. Джим с усмешкой покачал головой.
 – Если вы думаете именно так, то, должно быть, вы не очень хорошо знакомы с психологией собственного вида, потому, что мои наблюдения говорят о том, что землянин может быть даже больше вулканцем, чем сам вулканец. Ледяная логика, абсолютное совершенство, исполнение всего задуманного, отсутствие эмоций. Возможно, кто-то скажет, что это преувеличение. Очень немногие из вас настолько совершенные и подобающие вулканцы. – Джим гордо вскинул голову и сказал достаточно тихо. – Мой первый офицер имеет полное право на то, чтобы его принимали за того, кто он есть.
 Я – живое доказательство того, какую дружбу может найти вулканец среди людей. Я не собираюсь утверждать, что эта дружба совершенна или когда-либо была таковой: было недопонимание и боль, но, к счастью, этого было не так много, Мой опыт общения с вулканцами в лице одного, с которым я работаю, показал мне ваше мужество, смышленость, добродетели потомка всех тех, кто на маленьких космических кораблях вместе с другими представителями Федерации покоряли просторы космоса.
 А также мудрость, сострадание, открытость сознания. Я думал, что все это качества вулканцев. Мне будет очень жаль, если я ошибался.
 – Ты не ошибся, – сказал кто-то из толпы собравшихся. – Но мы не одинаковы.
 – Я знаю, – ответил Джим. – Также, как и мы. Последовало минутное молчание.
 – Об этом я тоже хочу сказать, – продолжил Джим. – Для меня невозможно пройти мимо того факта, что если Вулкан отколется от Федерации, люди и вулканцы с крепкими связями на обеих планетах останутся между двух огней и, возможно, пострадают…
 – Нужды многих…
 – Перевешивают нужды меньшинства или одного, – закончил за слушателя Джим. – Да, я знал, что услышу это. Но у меня есть аргументы против такого заявления. Вы ведь телепаты! Вы можете залезть в мозги других и узнать, каковы их нужды… и насколько важными они кажутся изнутри. Количество – плохой аргумент. Подсчетом тел занимаются те, кто хочет снять с себя ответственность за ситуацию.
 Джим покачал головой.
 – Я говорю, что многие – это и есть один. Каждый сам по себе один, и без всех этих «одних» множества не будет никогда. Вы должны осознать, каждый в самом себе, что ты можешь стать тем, кто будет причинять боль многим: люди Земли, которые счастливо живут здесь со своими детьми, в мире с вами, и вынуждены будут оставить свои дома; вулканцы, посвятившие себя Звездному Флоту или Земле, которым придется решать – вернуться ли домой и оставить работу или остаться там, но быть изгнанниками, никогда больше не увидеть свою планету, Я надеюсь, что те, кого я так почитаю, внимательно выслушали то, что было сказано. Даже если это было сказано одним.
 Сбоку от себя Джим заметил какое-то движение. Он повернулся и удивился тому, что Сарэк спешно поднимался на сцену. Он никогда не видел, чтобы Сарэк двигался настолько быстро.
 – Экстренная ситуация, – обратился Сарэк к публике. – Я должен попросить капитана немедленно последовать за мной. Я прошу ассамблею о снисхождении и прошу о том, чтобы ему было разрешено закончить свое выступление завтра.
 Сарэк схватил Джима за руку и потянул его к выходу, по дороге ворча что-то себе под нос.
 – В чем дело? – спросил его Джим.
 – Джим, – сказал Сарэк, не прекращая движения, – нам нужно спешить, Т'Пау умирает.




 Глава 14
 ВУЛКАН – 7


 Он был в лаборатории, когда пришло сообщение, ошеломившее его. Он не привык получать твердые сообщения от кого бы то ни было, большинство из тех, с кем он имел дело, старались связаться с ним через компьютер, который был своеобразным полем его деятельности. Но вот он – тонкий кусочек хорошего пластика, скрепленный восковой печатью. Он встал, потянулся и открыл его. Прекрасным каллиграфическим почерком, который словно струился, пролагая себе путь на бумаге, было написано: «Пожалуйста, зайди в мой кабинет. Т'Пау».
 Он чуть было не сел от удивления. «Чего она хочет от меня?» подумал он, тут же задаваясь другим вопросом: какое оскорбление он мог нанести. Она была Старейшей в доме, а он был самым младшим, конечно, за исключением молодого Силека, которому только что исполнилось пятьдесят. Он старательно перебирал в памяти последние события и не нашел, чему он обязан этим приглашением.
 И тут до него дошло, что он стоит в лаборатории и задерживается с визитом, в то время как его первой обязанностью было послушание Главе дома. Он осмотрелся вокруг, ища что-нибудь из одежды, чтобы прикрыть свою тунику. Ничего подходящего не было. Он не стирал свою одежду уже два дня. Не простительно, конечно, но когда он работал над программой, то не ожидал никаких визитов, не выполнял ни каких общественных обязанностей…
 Наконец он просто почистил одежду на себе, насколько смог и выбежал. Был прекрасный, яркий день, солнце ярко сияло над академией, вулканцы торопились по своим делам, как обычно. Он побежал по одной из дорожек, затем взял себя в руки и пошел более величественной походкой.
 Было нелогично спешить: Т'Пау прекрасно знала, сколько времени займет прогулка до ее офиса из лаборатории. Но все же…
 Он спешил. Прохожие оглядывались на него, когда он проходил мимо, но он игнорировал взгляды или, по крайней мере, делал вид, что игнорирует.
 Ее офис располагался недалеко от объединенных библиотек, в простеньком домике, выглядящем как-то по-сельски, покрытом белой штукатуркой. Он задержался у двери, снова стал чиститься, а затем вошел.
 Медленно он двинулся в приемную. Там сидела ассистентка, печатавшая что-то на компьютере.
 – Сарэк, – сказал он, когда она подняла глаза.
 – Я знаю, – ответила она. – Пожалуйста, входи, она ждет тебя.
 Сарэк поклонился и медленно направился к двери в кабинет. Она отворилась.
 Комната была простой, белизна стен была нарушена только в одном месте, где на стене висел бросающийся в глаза абстрактный гобелен.
 Стол был чистым, на нем ничего не было, кроме компьютерной панели, на которой она работала, и пачки старых, пожелтевших листков, которые, казалось, были очень важны для нее. Она смотрела на листы. Когда он вошел, Т'Пау подняла глаза и встала, чтобы приветствовать его.
 Это было очень учтиво с ее стороны, но вряд ли необходимо по отношению к нему, и Сарэк, оценив это, сделал ответный глубокий поклон в ее сторону.
 – Мадам, – сказал он.
 – Сарэк, – ответила она. – Рада твоему приходу. Я не видела тебя со времени посвящения.
 Он кивнул. В свое время его удивило, когда она пришла на его посвящение в мужчины. В то утро он отправился в пески, сразился с лематьей и вернулся, чтобы поведать об этом. Это было много лет назад, но для него она была не менее прекрасна, чем тогда. Под туго сплетенными и перевязанными волосами ее лицо было жестоким, как у летающих хищников с малых гор, вкхенов, но в то же время холодным и мудрым, как и подобает Старейшей. «Сколько же ей лет?» – задался он вопросом, но тут же отбросил прочь эту мысль. Он мог бы узнать, если бы захотел. Но в данный момент ее темные глаза были направлены на него, и внимательность этого взгляда заставила его вздрогнуть. Он попытался обрести спокойствие. Он не сделал ничего плохого, а Т'Пау не лематья, и совершенно не похоже на то, что она может укусить его.
 – Я надеюсь, ты извинишь меня за то, что оторвала тебя от работы среди дня, – сказала она, – но у меня есть к тебе вопрос. Пожалуйста, садись.
 Удивленный Сарэк сел.
 – Ты работал в академии в течение восьми и шести десятых года, начала она. – Все твои выпускные работы и работы на степень уже давно закончены. Я не хочу сказать, что твоя исследовательская работа не была успешной. Это не так: компьютерная технология на этой планете существенно улучшилась с тех пор, как ты приложил свои руки и ум к ней. Но сейчас я хочу кое-что предложить тебе.
 – Пожалуйста, продолжай, – ответил Сарэк, заинтригованный, хотя и пытался это скрыть, – Я связалась с планетарным Высоким Советом, – сказала она.
 Это было не удивительно, так как Т'Пау, как Глава дома по линии Сурэка, могла рассчитывать на внимание со стороны Совета. К ее мнению всегда прислушивались, не только из-за земель и средств, достаточно значительных, которые сейчас контролировал дом, но и потому, что она заслужила высокую репутацию благодаря острому уму, который, казалось, ничего не упускал.
 – Они попросили меня назвать имена вулканцев, которых мы могли бы послать на Землю.
 Сарэк, собрав всю волю, пытался не выдать своего волнения.
 – Я решила спросить, не заинтересует ли тебя это предложение, сказала она. – Я не думаю, что твои родители будут протестовать. Ты достаточно взрослый, чтобы покинуть пределы планеты. Вулканец с твоим умом не должен удовлетворяться прозябанием здесь, как делают многие твои собратья, в то время как Вселенная огромна и не исследована полностью. – Она сделала паузу, внимательно глядя на него. – Тебе это интересно?
 – В качестве кого я буду присутствовать на Земле? – спросил он, надеясь на то, что она не заметила сорвавшегося голоса, – Естественно, компьютеры, – ответила она. – Новому посольству требуется кто-нибудь, кто проследил бы за тем, чтобы связь и банк информации работали исправно. У тебя большие способности в этой области. Ты будешь техническим атташе с соответствующей зарплатой и с соответствующими пенсионными и льготными пакетами. В твои обязанности входит и работа с людьми, с которыми мы будем обмениваться различной технической информацией. Твоей задачей также является выяснить на каком уровне находится их компьютерная технология. Ты справишься с этим?
 – Да, – ответил он. – Справлюсь.
 – Займешься ли ты этим?
 – Да.
 – Тогда тебе нужно приготовиться к отлету. Он состоится через десять дней. Федерация прислала корабль, и перелет на Землю займет примерно четыре дня.
 – Это очень быстро, – удивленно сказал он.
 – Это так. В некоторых областях их технология удивительно высокого уровня, хотя в других областях настолько же отстала. – Она склонила голову, наблюдая за ним. – Я хотела бы, чтобы ты изучил технологию на Земле, не нарушая их законов, конечно, – сказала она, и как только система кодированной связи будет хорошей, посылай мне доклады обо всем, что ты найдешь интересным. Я жду от тебя конфиденциальности и желала бы знать немного больше о нашем новом союзнике. Тебе не нужно ограничиваться технологиями. Как только время позволит тебе, выбирайся и осмотри планету, разговаривай с людьми, которых встретишь. – Она смотрела на него задумчиво. – Я предполагаю, что это будет прекрасное разнообразие, и его нужно изучить как можно ближе.
 – Я сделаю это с удовольствием, – ответил он.
 – Маленькое предупреждение, – сказала она. – Я встречалась с некоторыми из них. Они очень приятные существа, но непредсказуемы, как дети. Их эмоции, по нашим стандартам, почти не контролируются. Не суди их поспешно, помни о том, что в этом нет логики, но помни и о том влиянии, которое они могут оказать на тебя. Ты будешь очень далеко от дома, и их эмоции будут превосходить твои.
 – Я буду осторожен, – сказал он.
 Она подняла руку в прощальном жесте. – Тогда долгой жизни и процветания тебе на новом месте. Возвращайся к нам, как только твоя работа позволит.
 Он поклонился ей и поспешил выйти.


* * *

 Десятью днями позже, еще не покинув дом, он успел уже соскучиться. В последний день своего пребывания на Вулкане, с уже упакованными рабочими принадлежностями (большая стопка чипов и инфопленок), Сарэк стоял на границе земли академии и смотрел на вечную, безграничную пустыню. Это была та декада месяца, когда ТгХут появлялась из-за горизонта в дневное время, и сейчас она с легкостью переваливала через линию горизонта, такая же ясная в дневном свете, как и всегда. Но сегодня эта ясность казалась ему знамением, знаком того, что Сарэк терял реальный мир, что на его место пришло… Что?
 Холодная планета, как следовало из всех докладов (он упаковал в дорогу столько теплых вещей, что их хватило бы, чтобы снарядить целую арктическую экспедицию) и незнакомая: маленький мирок со слабой гравитацией, не имеющий солнца, достойного упоминания.
 Его тело ныло от большой дозы иммунизатора, в необходимости которого никто не был уверен. Было неизвестно, могут ли вулканцы (он никак не мог привыкнуть к этому названию, данному им людьми) заразить людей своими болезнями или заразиться, в свою очередь, от них. Теория отрицала такую возможность, но Сарэк и многие другие предпочитали определенность.
 Он пытался подавить боль, задаваясь вопросом о нелепости происходящего. Он должен стать инопланетянином у другого вида, кто-то другой будет называть свою планету «мир», «земля», а себя гуманоидом, и давать его планете, его народу имена, значение которых он даже не знал… Все это казалось очень странным. Но он должен справиться с этим, должен узнать, что означают эти имена, когда прибудет на Терру. «Нет, скорее на Землю," – подумал он. Если он должен стать дипломатом, несмотря на молодость, то он должен поступать и думать дипломатично. И, как сказала Т'Пау, у него будет прекрасный пример разнообразия для изучения.
 Он должен сделать это надлежащим образом, ничего не пропуская.
 Долгом его, как одного из потомков Сурэка, было следование Ведущей Линии – быть глазами и руками своего великого предка в это время и в этом месте.
 Он посмотрел на ТгХут. Цвет ее был всегда прекрасным по утрам, подобным этому: красный, с оттенками голубого из-за чистого воздуха, сквозь который он смотрел на нее. Она светилась, на темной ее стороне были видны вулканы, извергающие лаву, отсвечивающую бледным золотом.
 Он вернулся к своим думам и вздохнул от боли. Если бы он сейчас находился далеко от всех, то сказал бы вслух: «Когда я увижу тебя снова? Я не хочу уезжать!»
 Но он был в пределах видимости, и мысль о жалости к себе смущала.
 Он развернулся и пошел назад, в город, чтобы сесть на транспорт, который доставит его к кораблю.


* * *

 Прошло более пятидесяти лет, прежде чем он вернулся назад.
 За это время многие события не стерлись из памяти, скорее, он представлял все еще четче. Например, его прибытие на Землю: выход из шаттла в то холодное утро. Конечно, (по этой новой, странной системе измерения) было не более шестидесяти градусов по Фаренгейту. На какое-то мгновение он остановился и посмотрел на инопланетный пейзаж: корабли, стоящие на приколе, маленькие машины, летавшие и проезжавшие вокруг, запах выхлопных газов в воздухе… «Т'Пау была совершенно права», – подумал он, вспомнив их беседу. И тут он, посмотрев на небо (это была ночь) и увидев звезды, был удивлен еще больше, когда обнаружил, что они во многом такие лее, как и на Вулкане. И высоко в небе была маленькая серебристая луна, крохотная, но яркая, как маяк.
 Это полностью убедило его, что он в другом, чужом мире. Звезды и этот горящий серебром диск сказали ему, что он в мире, полном людей, которые думали не так, как он, и, без сомнения, считали, что эта крохотная, жалкая луна является частью обычного порядка вещей…
 Это воспоминание было оттеснено в сторону и отложено в архив его памяти. Он, конечно, в любой момент мог вызвать его оттуда, если у него возникало такое желание. Весеннее утро в Париже, один из первых его выходных, когда шел небольшой дождь, настоящий дождь, и он брел под ним по Рю Гуш. Великий каньон. Он стоял на краю, любовался на прекрасную, песчаную и каменную его громаду и думал о том, что эта часть Земли похожа на Вулкан, только, черт побери, еще лучше. Вечер в Рейкьяви-ке, проведенный на вершине горы в наблюдениях за вулканами, ворчащими в четверти мили от него, ленивые потоки лавы, которые, словно змеи, с шипением сползали по потрескавшемуся склону горы…
 Люди. Т'Пау была права, они удивительные: шумные, неугомонные, сложные, неискренние, неправедные, застенчивые, скрытые, неучтивые, сумасшедшие, и более того, дико алогичные. Но он не отказался бы от общения с ними ни за что на свете, потому что они были ко всему прочему веселыми, мудрыми, осторожными, доброжелательными, способными учиться и понимать, галантными, удивительно благоразумными…
 Ему потребовалось немного времени, чтобы все это выяснить. Сарэк проработал уже около десяти лет в посольстве в качестве технического атташе. Он проводил много времени, консультируя землян-специалистов по компьютерам, в основном обсуждая коды и программное обеспечение, влезая во все детали их компьютерной техники и удивляясь тому, насколько элегантными были одни ее части, в то время как другие были просто примером грубости. Он с восторгом узнал, насколько похожими на него они были. Они не находили ничего странного в том, чтобы проводить без сна по трое суток подряд, настойчиво работая над непокорным, сложным кодом, хотя конструкция их тела вряд ли была пригодна для такого насилия. Нельзя было не восхищаться такой самоотдачей и преданностью программированию, как искусству. Программисты были первыми людьми, с которыми он пришел к взаимопониманию.
 Он регулярно посылал доклады Т'Пау. И так как она поощряла его в этом, то он расширил тематику своих докладов и описывал в них все, что видел и от чего получал удовольствие. Конечно, он пытался выражать эти чувства более умеренно, иначе Т'Пау заподозрила бы, что он поддался влиянию людей, но «получать удовольствие» действительно выражало то, что он ощущал, как бы он не старался и не переписывал заново доклады.
 Один из них описывал мировой чемпионат по бейсболу 2180 года, когда проводились финальные матчи за место в высшей лиге. Другой описывал прибрежную флору Средиземноморья, бульонные кубики, маленькую рыбку под названием ракассе, людей, которые ее ловили, и машины с ионными приводами, которые приезжали, чтобы забрать улов. Другой доклад был посвящен реставрации храма Василия Блаженного в Москве, еще один исследованиям языка китов. Скоро Сарэк начал понимать, что Т'Пау каким-то образом разглядела, что в душе он был туристом, и как таковой мог увидеть те вещи, которые нельзя увидеть глазом дипломата. Когда он наконец понял, что она послала его именно из-за этих качеств, а не из-за, способностей в области техники, хотя таковые и были полезны, у него испортилось настроение на целый день. Затем он отбросил свои сомнения и никогда больше к ним не возвращался. Слишком многое нужно было увидеть и сделать, встретиться со многими людьми и о слишком многом рассказать им.
 Прошло не так много времени, прежде чем в посольстве заметили знания и проницательность Сарэка во всем, что касалось Земли и землян.
 Персонал, несмотря на специализацию каждого по какому-либо вопросу, начал осознавать, что если вдруг появляется какой-либо аспект земной культуры, который ставит их в тупик, нужно обращаться к Сарэку. Если он не мог объяснить это тут же, он просто кивал и уходил, а через день он приходил с готовым ответом. В течение десяти лет у него не было свободного времени, чтобы съездить на Вулкан. Главный посол, Сасав, повысил его в должности, теперь он был атташе по культуре. Сарэк было запротестовал, но Сасав сказал ему, что в его отказе нет логики. С компьютерами мог бы справиться молодой вулканец, помощник Сарэка, которого он сам же и обучил, а что касалось ремонта оборудования, то он осуществлялся местными техниками.
 Пришло время для того, чтобы использовать его знание землян, чтобы помочь тем людям, которые приходили в посольство посоветоваться по поводу туристической поездки или иммиграции. Конечно, Сарэк сделал, как его просили. Ему пришлось столкнуться с оформлением бумаг, визами и консультациями, которые, кстати сказать, он проводил очень квалифицированно, будучи опытным путешественником и зная, с какими вещами могли столкнуться земляне.
 По прошествии большого срока, после прибытия дополнительного персонала, он работал с большим числом вулканцев, которых обучил различным деталям работы с торговыми делегациями, туристическому оформлению и программам культурного обмена. Его стали узнавать. Для Сарэка, который мастерски владел по крайней мере двадцатью программными языками компьютера, языки общения были чем-то вроде хобби, он изучил их с удовольствием, особенно с тех пор, как они оказались единственным верным способом узнать все подробности жизни людей. Его познания в диалектах и идиомах были поразительными для любого инопланетянина. Однажды он умудрился довести до слез от смеха президента США, леди, любимую людьми, которые жили в пределах старых границ этой страны. На официальном ужине Сарэк начал рассказывать ей об изученной недавно диссертации на английском языке с чистым техасским акцентом. Несколько позже эта леди внесла проект поправки к Конституции, разрешающий инопланетянам претендовать на выборные должности, чтобы она смогла провести его кандидатуру в вице-президенты на следующих выборах.
 Было совершенно очевидно, что он хорошо владел языками, ведь в те времена, еще не усовершенствовали универсальный переводчик, и случаи недопонимания были если не постоянными, то чрезвычайно частыми. Все вокруг начали замечать, что единственный отдел в посольстве, у которого не было никаких проблем в общении, был отделом Сарэка, и Сарэк был переведен с культурного поприща на дипломатическое, примерно через двадцать пять лет после вступления в должность атташе по культуре. На этом посту он провел все годы до возвращения на Вулкан: здесь он нашел свою большую любовь и дело, которому посвятил всю жизнь.
 Дело это было непростым. Дипломатия на Вулкане (с тех пор, как появилось понятие ксиа) в большинстве случаев представляла собой простую операцию: партнеру объясняли свои пожелания, выслушивали его предложения, а затем принимали решение, которое устраивало обе стороны. Но, поступив на дипломатическую службу на Земле, Сарэк как будто попал через временной прорыв в те времена на Вулкане, когда еще не было Сурэка, и планету сотрясали войны. Обстановка же на Земле была осложнена тем, что на этой планете было всего несколько телепатов, которые могли бы узнать, чего же в действительности хочет другая сторона. Земляне не придерживались идеи не лгать друг другу и Сарэку.
 Это добавляло сложностей, и Сарэк не был уверен, что ему это нравится.
 Единственное, что немного помогло ему, так это то, что Сарэк был на редкость высококлассным пси, даже учитывая тот курс, который он закончил… Конечно, он жалел о том, что во времена юности не отправился на Селейю, чтобы пройти полный курс эксперта. Но в те времена Сарэк слишком сильно любил активную жизнь. Он прошел обычное обучение по пси, которое проходил каждый вулканец: как прикасаться к чужому сознанию, техника связи, обращение со Смыслом Другого (даже сейчас, после стольких лет находились вулканцы, которым было сложно справиться со Смыслом и его значениями), и конечно, курс Та-тхиа.
 Когда он закончил пси обучение, Сарэк больше не волновался по поводу того, что может случиться, когда оборвется его жизнь. Теперь же, под лучами маленького, желтого солнца он иногда спрашивал себя, что же с ним произойдет, если он умрет за пределами посольства, что будет с его катрой, кому сможет ее передать. Обдумав этот вопрос, он тяжело вздохнул и дал себе обещание, что будет осторожным при переходе через улицу.
 Но другие аспекты пси обучения существенно пригодились ему здесь.
 Разные официальные лица, представители земных органов управления могли лгать ему, но в этом не было смысла. Сарэк мог распознать ложь за неделю до того, как она была произнесена. Он научился задавать вежливые вопросы, которые выводили на свет божий спрятанную правду. По ходу своей работы он сталкивался с жадностью людей, жестокостью, но это не разрушило его иллюзий. Он знал, что Сурэк был настолько же прав по отношению к землянам, насколько он был прав по отношению к вулканцам: они просто боялись, боялись друг друга, и, в первую очередь, его, так как он был чужим. Время от времени он слышал различные истории, которые ходили о нем. Говорили: «Дело не в том, что вулканец не может солгать, а в том, что солгать невозможно ему». Сарэк улыбался, когда слышал подобное. Он был не против таких легенд, ведь благодаря им люди, которые приходили к нему, не тратили понапрасну свое и его время на ложь. Жизнь была слишком коротка, нужно было заключить столько соглашений, а уклонение от истины задерживало их.
 Он заслужил репутацию прекрасного партнера по переговорам.
 Вулкано-Земной межзвездный торговый Акт о сотрудничестве за номером 2192 был подписан Сасавом, но это было детище Сарэка, и многие члены Совета Федерации знали и оценивали это. Документ, честный до скрупулезности по отношению ко всем заинтересованным сторонам, был последовательным, как компьютерная программа. В этом не было ничего удивительного: после стольких лет изучения Земли и в таком тесном сотрудничестве с ее жителями Сарэк знал, что нужно предпринимателям и директорам предприятий, лучше, чем они сами.
 Многие члены правительства Федерации начали замечать Сарэка.
 Но он не обращал на это внимания, слишком много было работы. Он все еще ежедневно писал своим родителям, он все еще посылал доклады Т'Пау, хотя теперь они в основном описывали дипломатический мир. Его стиль работы вызывал восхищение: казалось, что конфликты сами по себе решались под его взглядом, но именно так, как он этого желал. Это было искусство, которому завидовали его товарищи-дипломаты как в Федерации, так и среди вулканцев.
 Летом 2212 он вернулся на Вулкан. Это не было отставкой или отзывом с должности. Сасав собирался на пенсию и попросил Сарэка отправиться с ним, чтобы помочь с докладом Совету и в выборе кандидатуры на его замещение.
 Когда Сарэк сошел в космопорте на родной планете, чувства его были смешанными. Все выглядело незнакомым, все изменилось с той поры, как он покинул дом. Ему вдруг показался очень странным вид такого большого числа вулканцев вокруг него, и мысль об этом пронзила его до самого сердца. Но он был слишком опытным и достаточно пожил, чтобы не показать открыто и тени своих чувств. Он шел с Сасавом, не замечая вулканцев, смотревших в его сторону. Все знали посла, за которым следовал высокий, широкоплечий мужчина, смуглый и непроницаемый, само воплощение спокойствия. Прохожие интересовались, кто же он.
 Скоро они выяснили это. Доклад Совету был долгим и нудным, хотя Сарэк никак не выказал этого, а его мысли постоянно возвращались к Земле. Сухие детали, перечисление пактов и документов были оттеснены в его сознании воспоминаниями о тех событиях, которые он пережил на Земле: о безрезультатной попытке лидера объединения вызвать спор, обед с деликатным проникновением в сознание собеседника, которое открыло Сарэку желания противника и позволило принять решение, которое в другом случае он мог бы и не найти. Он, естественно, не рассказывал о таких вещах, это было бы нарушением конфиденциальности человеческого сознания, да и его собственного.
 Отставка Сасава была печальным событием для него, хотя он скрывал это. Более чем за пятьдесят лет их отношения прошли путь от отношений подчиненного и высокого начальника – до теплых и сердечных отношений с личностью, которая была мудра. Но Сасаву было уже почти сто восемьдесят, и, конечно, он собирался пожить оставшуюся треть жизни в домашней обстановке. Он заслужил это после долгой службы правительству. И все же Сарэку было сложно представить себе другого посла на Земле, кроме Сасава.
 Так что его удивление было простительным, когда Совет выбрал его в качестве преемника Сасава.
 Ему захотелось оспорить их решение, заявить о том, что он еще слишком молод, но он знал, что это не имеет смысла. У них, определенно, есть логические причины для этого, и совершенно очевидно, что эти объяснения оправданы. Его опыт службы на Земле, его знание земных языков, связи, которые у него были с официальными лицами на этой планете, результаты, которых он добивался в переговорах… Все, что он мог сделать, когда на него были устремлены взгляды Сасава и Т'Пау, так это склонить голову и принять новый пост.
 Он принял решение повидать Т'Пау до отъезда. Дипломатические брифинги, которые последовали за совещанием, показали Сарэку, что требовалось гораздо больше для того, чтобы сохранить нормальные отношения с Землей, чем он думал. В большинстве своем ксиа правительства работала исправно, но были и отклонения. Вулканцы боялись землян, их отличий, их экспансии, их энергии, их склонности к насилию. Для многих вулканцев они были маленькими детьми, бегающими по Галактике с опасным оружием. Сравнивая то, что он слышал от правительства с тем, что Сасав говорил в посольстве, Сарэк вдруг открыл для себя, какими деликатными и осторожными были описания его начальником людей, которые он преподносил правительству. Многие ситуации, рассмотренные в этом свете, показали Сарэку, какой отличной линии придерживался в своих действиях Сасав, сохраняя мир между правительствами, предотвращая недопонимание с обеих сторон, избегая всего того, что могло бы разжечь вулканскую ксенофобию. Теперь Сарэк засомневался в том, что сможет выполнить работу также хорошо. Но его решимость возбудила в нем желание попытаться.


* * *

 В этот вечер он встретился с Т'Пау на ужине. Она выглядела старше. «Алогично», – подумал он про себя. «Ты что, надеялся, что она все это время была заморожена в статичном поле, пока тебя не было?» Но жестокость на ее лице была уже не так ясно выраженной. Она была еще достаточно сильна, и мудрость ее становилась с годами более очевидной.
 У него было кое-что для нее, кое-какая информация с Земли, в основном литература, музыка и фильмы, включая те игры мирового чемпионата, к которым Т'Пау проявляла большой интерес.
 Они говорили о многом, и.Когда ужин уже подходил к концу, Сарэк был чрезвычайно удивлен тем, что услышал от нее, причем это было сказано официальным языком, фактически традиционным языком Старейшей в семье.
 – Есть кое-что, что я должна обсудить с тобой. Тебя не обручили, когда ты был ребенком, так как выбор партнера по связи в нашей семье традиционно осуществляется по желанию. Теперь ты достаточно взрослый для того, чтобы иметь партнершу. Что ты думаешь по этому поводу?
 Это был вопрос, который приходил ему на ум чаще, чем хотелось бы уже в течение пятидесяти лет.
 – Я стараюсь не думать об этом, Т'Пау. У меня нет тесных отношений ни с одной вулканкой, а если бы и были, я не уверен, что попросил бы ее сопровождать меня на Землю, Иногда очень тяжело быть вулканцем на этой планете. Они еще недостаточно далеко продвинулись в своей, версии ксиа, и их отношение к чужакам далеко от совершенства…
 – Твоя логика – в послушании, – сказала она, что было таким же суровым выговором, как и все другие, которые он получил от нее за эти пятьдесят лет. – Я знаю твои причины. Тем не менее ты должен думать об этом всегда. Отбрось страх.
 Он кивнул и больше об этом не задумывался. Они закончили ужин и попрощались.
 Сарэк закончил свои дела в Совете, собрал необходимые документы, месяц погостил у родителей, а затем сел на корабль, направляющийся на Землю. Двумя днями позже он уже предъявлял свои верительные грамоты Объединенной Федерации планет, как полномочный посол планеты Вулкан.
 Он не чувствовал никакой исключительности в этой ситуации, но было радостно подниматься в свой офис в посольстве и знать, что ты говоришь от имени своего народа. Он сделает это хорошо.


* * *

 Вскоре после этого он встретил Аманду. Встреча, конечно же, была деловая. Аманда была привлечена к программе Федерации по улучшению универсального переводчика, и Сарэк с удовольствием распорядился, чтобы его отдел оказал ей посильную помощь, ведь такой переводчик мог стать поворотным событием в мире, где войны начинались просто из-за непонимания какого-нибудь термина. Она не произвела на него особенного впечатления, когда он впервые увидел ее: красивая женщина, довольно высокого роста, с умными глазами. Позже он осознал, что она каким-то особенным образом напоминала ему Т'Пау, хотя он не мог определить, в чем же, собственно, состояло их сходство.
 Персонал из отдела языков постоянно держал его в курсе всех дел, и он знал, как движется ее работа. Кроме того, она помогала некоторым сотрудникам в изучении английского языка. В докладах, посылаемых ему, она отмечалась как прекрасный работник. У Сарэка появился интерес к этой женщине. Казалось, что она путешествовала по Вулкану или прожила там несколько лет, изучая языки в Академии наук. Сарэк решил, что заскочит в отдел лингвистики, как только она там появится. Их встречи были теплыми, далее более чем теплыми. Она открыла для себя, что его речь была беглой и наполненной идиомами, а ему очень понравилась китайская кухня. Их первый вечер прошел именно в китайском ресторане, который она отыскала в городе. Это было в то время, когда посольство находилось в Лондоне. Они сидели за домашней лапшой и листками со словами, практикуясь в вулканском.
 Это было ново для него. Он даже не мог объяснить, почему ему нравится слушать с какой легкостью губы инопланетянки говорят на его родном языке. У нее были проблемы с произношением, зато появился особенный акцент Меньших морей, который забавлял его, так как в старые времена этот акцент преобладал в сельской местности, и слышать его от современной молодой женщины было, по меньшей мере, смешно. Но ее словарный запас технических терминов был обширным, а перевод удивительно точным. Еще более удивительным было то, что она изучала ксиа.
 – Похоже, в этом есть смысл, – сказала Аманда за чашечкой зеленого чая. – Когда изучаешь такого рода вещи, вдруг наступает просветление. Мне кажется, что мы намного невежественнее, чем думаем, в то время как Вселенная стремительно меняется и пытается найти ответы, вечные ответы на вечные вопросы…
 Он кивнул.
 – Я думаю, что ты права.
 – Интересно, что бы мы сделали с Сурэком? – произнесла она. Возможно, то же самое, что мы сделали со многими другими просветителями. Мы пригвоздили их к крестам, выгнали в пустыню или просто пристрелили. Боюсь, нас трудно просветить. – Она дотронулась до листа бумаги одной из китайских палочек, которые держала в руке. Я занимаюсь изучением языков именно для того, чтобы изменить ситуацию.
 – За свет, – провозгласил он и поднял свою чашку.
 Они часто встречались после этого. Вулканский Сарэка был более гибким и идиоматическим, чем у любого другого из персонала, что и послужило поводом для встреч. Но постоянно он осознал свой восторг от общения с ней.
 В пору молодости он много работал, собирал информацию и не задерживался на одном месте. Но сейчас, в пору зрелости, он чувствовал, что хочет осесть.
 Они часто ссорились. Ссоры выглядели вполне благопристойно. По крайней мере, он старался держать их в рамках приличия, так как чаще всего прав был именно он. Но Аманду раздражало его самодовольство, глаза его загорались, речь становилась откровенно оскорбительной, наполненная грубыми выражениями на вулканском, которые Сарэк находил довольно злыми. Она вызвала у него хохот (впервые за многие годы), когда заявила в споре о переводе слова, относящегося к войне, что ему следовало бы расти на Земле головой вниз, как репа. В этом же месяце он снова оказался прав в споре и сделал ошибку, не скрыв своего удовольствия этим. Она проклинала его, желая, чтобы его зашвырнуло так далеко за горы и моря, что всемогущий Бог не увидел бы его даже с помощью радиотелескопа. Сарэк так хохотал над этим, что чуть не задохнулся. Аманда запаниковала и стала делать ему массаж сердца, что было совершенно бесполезным занятием, потому что его сердце находилось немного в другом месте, чем то, на которое она давила. Его никогда не проклинали подобным образом даже лидеры профсоюзов, и это было очень освежающе.
 И наступили времена, когда дни, в которые она не звонила и не спрашивала его совета, или просто беседовала, казались ему какими-то неполными. Ему уже казалось привычным навещать ее дома, ужинать с ней, засиживаться допоздна, беседуя обо всем на свете. Словарные листы положили начало их встречам и они же оказались тем, что это дело завершило.
 – Ты неправильно перевела это, – сказал он, сидя на диване и рассматривая распечатку. – Я думал, что мы это уже обсуждали. Не хочешь же ты сказать, что этот вариант уже отправлен в комитет?
 Она нахмурилась, глядя на него.
 – Я же тебе сказала, что направляю его. В чем проблема?
 – Вот это слово, – он указал на «арие-мну». – Оно не означает свободу от эмоций. Это совсем не то.
 – Но все предыдущие…
 – Если ты будешь обращать внимание на все предыдущие переводы, ты просто перенесешь сюда старые ошибки! Это не то, что написано здесь, это не «подавление». «Контроль» тоже неверно. Управление, это управление. Здесь есть разница!
 Она пожала плечами и вздохнула.
 – Будет трудно что-либо изменить теперь. Я не смогу ничего сделать.
 – И заставишь всех, кто столкнется с этим словом в будущем, поверить, что у нас нет эмоций? Ты думаешь, у нас нет эмоций?
 – А что, они у вас есть? – сказала она, насупив брови. Но он знал, что она шутит.
 И мгновенно он понял еще кое-что.
 – Тебе придется судить самой об этом, – сказал он и привлек ее к себе.
 Он ясно показал ей, что у него эмоций в избытке. И понял, что у нее их тоже хватает.


* * *

 Несколькими часами позже раздался голос. Было удивительно, что ее голос мог так измениться, он был томный и ленивый.
 – Ты знаешь, это забавно…
 – Что?
 – Ну, все хотят знать, являются вулканцы…
 – Я не думаю, что тебе следует завершить эту фразу. Ну? И что же ты сама теперь думаешь?
 Она засмеялась.
 – Пусть найдут своего вулканца и сами узнают это.
 – Найдут? Имеется в виду, что я прятался…
 Последовал новый взрыв смеха.
 – По крайней мере, прятался ты плохо.
 Он улыбнулся.
 – Это что, каламбур?
 – Нет, – она хихикнула. – Представляешь, как это будет выглядеть в газетах? «Я вышла замуж за инопланетянина!»
 – То же самое придется сказать и мне, – сухо сказал он, – и думаю, реакция будет похожей, по крайней мере, сначала.
 – А такое уже случалось?
 – Нет, насколько я знаю. Последовала пауза.
 – А у нас будет ребенок?
 – А ты можешь иметь детей?
 – Да. А ты?
 – Предполагается, что так. Она подумала минуту.
 – Вопрос в том, сможем ли мы? Он тоже подумал.
 – Все, что мы можем сделать, – сказал он, – так это проверить на практике.


* * *

 Свадьба была скромной, но вызвала большой резонанс на Земле.
 Сарэк воспринял это повышенное внимание спокойно. Одна маленькая, мерзкая газетенка, которая напечатала шутливое название статьи Аманды с небольшими изменениями – «Я Вышла Замуж За Маленького Зеленого Человечка!» – получила опровержение от самой Аманды, которая дала интервью в прямом эфире.
 – У моего мужа, – сказала она с большим достоинством, – нет ничего маленького.
 Сарэк вначале не понял, что вызвало такую бурю восторга у толпы репортеров, стоящих вокруг его жены. Конечно, он был довольно высоким по земным стандартам. Ему объяснили это, и он смеялся больше, чем шутке с радиотелескопом.
 Постепенно все утихло. После нескольких мирных лет на Земле Сарэк запросил отпуск, который был разрешен ему без всяких проволочек. Ему и Аманде дали разрешение лететь на звездном корабле, первом в их жизни, и они оказались на Вулкане уже на следующий день. А еще через день они были приглашены на их первый вулканский прием в Ака-демии наук.
 Конечно, нашлись такие, кто говорил, что смешение крови между инопланетянами невозможно. Так оно и есть в природе. Но вулканцы были в те времена лучшими генетиками в Галактике, и это объяснялось многими историческими причинами. К тому же оба родителя были гуманоидами, в здравом рассудке, с существенными сходствами в физиологии, так что решение было найти не просто, но возможно.
 «Проектирование» было тем словом, которое в точности описывало это событие. Процесс начался с детального генетического анализа будущих родителей. Генетики академии не спешили, ведь им нельзя было ошибиться. По прошествии года каждый ген Сарэка и Аманды был отмечен, идентифицирован и оценен на предмет своего развития.
 Затем начался процесс непосредственного проектирования.
 Рассматривалась физиологическая работа организма, потому что как вулканцы, так и люди имели органы, которых не было у других.
 Необходимо было изучить разные химические процессы в организме. Основа клеточной структуры была создана заново. И были еще тысячи подобных деталей. Каждое изменение нужно было «запрограммировать» в темплату хромосомы посредством компьютерной микрохирургии.
 Это заняло четыре года.
 Наконец специалисты были готовы. Они вызвали Аманду и изъяли у нее яйцеклетку. Другая генетическая ткань у них уже была. Была проведена операция, которая заняла три дня. Они извлекли естественный генетический материал из яйцеклетки и заменили его другим, который специально создали для Аманды, с введенным туда эквивалентом материала от Сарэка, затем поместили маленькую клетку и принялись ждать.
 Клетка находилась в состоянии покоя примерно полчаса, затем разделилась.
 И разделилась снова.
 И снова.
 Они не поздравляли друг друга, они были вулканцами. Но в эти дни в генетической лаборатории явственно ощущалась атмосфера всеобщего удовлетворения. Через неделю Аманда пришла туда, и ее беременность была подтверждена анализами. Это была кабинетная процедура и она заняла примерно пять минут.
 Затем потянулось долгое ожидание. Возникли вопросы: будет ли эмбрион развиваться надлежащим образом, и выдержит ли плацента.
 Аманда в общем чувствовала себя прекрасно. Не считая того, что на. втором месяце беременности она потеряла аппетит ко всем продуктам, кроме кислой пищи. Ей хотелось только маринадов. Она постоянно жаловалась, что чувствует себя как в клетке. Сарэк смеялся и покупал ей маринованные продукты, не спрашивая даже их цены.
 Ребенок созрел за девять с половиной месяцев, и роды были легкими, без каких-либо осложнений. Задолго до этого Аманда прошла курс вулканской техники подавления боли, так что роды перенесла в полном сознании. Она немного устала, но была счастлива, когда ей принесли ребенка. Сарэк стоял рядом и тоже смотрел на свое дитя.
 Их сын выглядел так же, как и все дети вулканцев: зеленый, лысый.
 – Он великолепен, – счастливо проворковала Аманда.
 – Я думаю, что так и должно было быть, – мягко сказал Сарэк. Можно проигнорировать его внешность после такой тяжелой работы, которая была произведена над физиологией. Но я думаю, что он похож на тебя, жена.
 – Ты прав, как всегда. Как мы назовем его? Что-нибудь на «С»?
 – Это кажется наиболее правильным, – ответил Сарэк. – Многие принимали участие в его появлении на свет. Мы придумаем что-нибудь.
 – А потом он пойдет в Академию, как его папочка, – сказала Аманда сонным голосом. – А потом…
 – У нас еще будет время все спланировать, – сказал Сарэк и нежно положил палец в крохотный кулачок, который тут же обхватил его и сильно сжал. – Мой сын.
 Аманду увели, и Сарэк последовал за ней, на ходу глядя в окно.
 Почти рассвело, и ТгХут садилась за горизонт. Он никогда до того не видел ее такой яростной. Звезды над ней сверкали, словно соперничая.
 «Посмотрим», – беззвучно сказал он и направился за женой и сыном.




 Глава 15
 «ЭНТЕРПРАЙЗ» – 8


 Джим с Сарэком вышли из Зала Голоса и телепортировались. Когда сияние исчезло, они стояли в большой комнате, окрашенной в теплые тона и заполненной разного рода техникой. Вулканцы ходили по комнате, проверяя приборы или заглядывая то в один, то в другой углы, закрытые звуконепроницаемыми силовыми полями.
 Голова Маккоя высунулась из одного из полей, как будто ища кого-то… это создавало причудливый эффект, словно туловище доктора вылезло прямо из стены. Увидев их, он закивал, подзывая Джима и Сарэка. Они шагнули вслед за ним.
 Т'Пау лежала без сознания на кровати. Аманда и Спок стояли по обе стороны от нее. Рядом с Амандой стояла темноволосая женщина и наблюдала за диагностической панелью.
 – Как она, доктор ТгШеват? – спросил Сарэк.
 – Она то приходит в сознание, то теряет его, – ответил доктор. Это нехороший признак.
 Маккой кивнул и посмотрел на Джима.
 – У нее отказала печень, – сказал он. – Она перешагнула уже ту грань, когда можно было хоть что-то сделать.
 – Перевод в транс она запретила, – сказала ТгШеват, оглядываясь на них. – Ее отказ от привилегий находится у нас в архиве уже десять лет. Она специально указала нам, какие препараты разрешает себе вводить, и процедуры, которые она разрешает проводить. Но на данном этапе мы уже ничем не можем ей помочь.
 Она посмотрела на Маккоя и тот кивнул в знак согласия.
 – Ей нужна трансплантация печени, но ее система не готова к этому, даже с иммунной поддержкой.
 – Я буду недалеко, если я понадоблюсь, вы сможете позвать меня, сказала ТгШеват и выскользнула через поле наружу.
 Джим печально посмотрел на Т'Пау. Она выглядела очень худой и изможденной, кожа обтянула кости черепа, глаза провалились, даже волосы потеряли свой блеск.
 – Они могли бы выделить ей отдельную комнату, – тихо сказал он.
 – Такого рода частностями я никогда не была озабочена, – произнес усталый скрипящий голос, Глаза Т'Пау открылись, и она посмотрела на него. – Итак, – сказала Т'Пау.
 Она взглянула на присутствующих, глаза ее остановились на Сарэке.
 – Мне жаль умирать в такое сложное время… Я пыталась протянуть настолько, насколько это возможно. Похоже… есть вещи…
 Ее дыхание сбилось, она замолчала, приводя его в порядок.
 – Не нужно беспокоиться об этом, – сказал ей Сарэк. – Все идет настолько хорошо, насколько можно было ожидать.
 – Нет, – заявила он. – Осталась маленькая проблема с ТгПринг.
 – Не думай об этом…
 – Если я сейчас не подумаю об этом, это не принесет вам пользы позднее, – ответила Т'Пау и в ее голосе прозвучал упрек. Тут у нее снова сбилось дыхание. Маккой озабоченно посмотрел на нее, а Джим заметил, что цвет ее лица изменился, переходя в темно-зеленый. Это нервировало его.
 – Сарэк, – сказала она, – ты спрашивал моего совета по поводу этих материалов. Твой план окружен тайной. – Она тяжело дышала. Тайна была основой твоего плана. Ты должен сообщить правду обо всем и сообщить абсолютно все сведения.
 – Просто раскрыться средством массовой информации? – спросил Сарэк.
 – Иногда простота – самый лучший выход, – сказала Т'Пау. – Делай как я говорю. Сарэк поклонился ей.
 – Правда может сама позаботиться о себе, – произнесла она и снова стала задыхаться. – Но ее нужно освободить. Раскрой информацию немедленно.
 – Я так и сделаю.
 Однако Сарэк не двинулся с места. Т'Пау смотрела на Спока и Кирка, стоящих рядом с ее кроватью. Джим смотрел на нее и вдруг у него проявилось странное видение. Джим смотрел и видел ее такой, какой она была в молодости… Он вздохнул довольный тем, что не встретил ее тогда. Они могли убить друг друга, или стать лучшими друзьями представить было трудно.
 – Да, – произнесла она и слабо улыбнулась. Странно было видеть улыбку на лице, которое, казалось, совсем померкнет, если его коснется какая-либо эмоция. – Когда я первый раз увидела вас вместе, то подумала, что рано или поздно увижу, как один из вас умрет. А теперь я снова вижу вас вместе, но смерть будет моей.
 Джим хотел сказать что-нибудь вроде: «Ты не умрешь». Но это было явно абсурдно, и кроме того: было оскорбительным для Т'Пау признать то, что происходит на самом деле.
 – Я бы хотел узнать вас получше, – сказал он. – Жаль, что этого так и не случилось.
 – Мне тоже, – подтвердил Спок, затем потянулся вперед и взял ее за руку. Она кивнула.
 – Да, теперь я уйду. Нет никакой пользы в том, чтобы затягивать то, что неминуемо должно произойти.
 Сарэк медленно сделал шаг вперед.
 – Нет, – сказала Т'Пау. – Тебе не нужен этот дар. Ты теперь будешь главой дома, и у тебя могут возникнуть сложности с моей катрой.
 Нет. – Она повернула голову и посмотрела на Аманду. – Я думаю, мы прекрасно сработались, дочь моя. У тебя есть необходимые знания от Селейи, чтобы справиться с даром, как только я оставлю вас: это возведет тебя в ранг Старшей матери дома. Если ты согласишься…
 Глаза Аманды были полны слез.
 – Конечно, я согласна, – сказала она, ее голос был ровным. Пусть будет так. – Она наклонилась ближе.
 Т'Пау протянула свою дрожащую морщинистую руку Аманде, которая взяла ее и прижала к лицу. На мгновение они закрыли глаза. Иссохшие губы Т'Пау шептали что-то неслышно. Аманда кивала.
 Затем последовало движение, и они поняли, что она ушла. Дыхание ее медленно угасло.
 Аманда положила ее руку на покрывало и неспешно выпрямилась.
 – Все кончено, – сказала она. Доктор заглянула к ним.
 – Она с Другим, – сказал Сарэк. ТгШеват кивнула.
 – Я скорблю с вами, – сказала она. – Скорбеть будет весь Вулкан.
 – Она оставила вам какие-нибудь распоряжения? – спросил Сарэк.
 – Да. Она должна быть кремирована, а пепел развеян по пескам форжа.
 – Мы проследим за этим.
 Доктор поклонилась и вышла. Один за другим они шагнули через поле и остановились снаружи на минуту.
 – Что теперь? – поинтересовался Маккой.
 – Теперь мы выполним ее инструкции, – ответил Сарэк. – Но сначала мы сообщим миру, что она оставила его.
 – Нет, – сказала Аманда очень твердо. В ее голосе прозвучала необычная нота, и все повернулись к ней.
 – Что? – удивленно переспросил Сарэк.
 – Ты должен рассказать им о заговоре ТгПринг прежде всего. Далее ты должен сообщить, кто был замешан в это. Затем расскажи им о Т'Пау.
 Она не захочет… не захотела бы, чтобы было иначе. Проблемы ее личной жизни не должны влиять на работу правительства.
 Сарэк посмотрел на Аманду так, словно никогда до этого ее не видел… затем кивнул.
 – Очень хорошо, – сказал он. – Давайте займемся этим.
 Они вышли из клиники. Джим и Спок удалились последними. Джим ломал голову по поводу загадочной улыбки на лице Аманды.
 Первая новость сотрясла планету. Были взаимные обвинения, отрицания вины, аргументированные доказательства невиновности, много было напущено тумана, чтобы смешаться с теми, кто не был причастен ко всему этому. Дебаты продолжались, но Джим отказался от выступления, чувствуя, что он уже сказал все, что ему было необходимо.
 Вторая новость заставила планету затихнуть. Улицы стали пустынными. Службы информации работали мало и постоянно говорили о жизни Т'Пау. Ее последние распоряжения были зачитаны в тот же день, включая требование кремации.
 Джим пошел вместе со всеми вечером на форж. Кремация была произведена немного раньше, и когда они телепортировались, Сарэк держал в руках маленький бледно-зеленый контейнер, который Джим видел в доме, но не подозревал о его назначении.
 Но чего никто не ожидал увидеть, так это три миллиона вулканцев, собравшихся по краям форжа. Это было самое большое сборище вулканцев в истории Федерации. Все молчали, находясь в ожидании. Джим заколебался.
 Он посмотрел на Спока, который покачал головой, на Аманду, которая слабо улыбнулась.
 Сарэк постоял какое-то время в молчании, слушая дуновение ветра, и, наконец, появился знак, который он ожидал. Это был луч света, растущий из-за горизонта.
 Сарэк шагнул вперед.
 – Здесь то, что осталось от нее, – сказал он голосом, но волосы на голове Джима встали дыбом, когда он вдруг почувствовал, как звуки голоса передаются от сознания к сознанию быстрее скорости света прямо по великой пустыне, они были во всех сознаниях одновременно и отдавались эхом, как будто Джим слышал слова Сарэка, произнесенные миллионами голосов, хотя все молчали, а Маккой стоял с закрытыми глазами, возможно, молясь.
 – Мы отдаем ее останки ночи, из которой пришли, – сказал Сарэк, открывая фарфоровый контейнер. – Конечно, мы знаем, что это не она сама, она и Другой тоже знают это. Мы желаем ей всего хорошего, что бы ни случилось, до тех пор, пока не исчезнет Луна и не будет больше Звезд.
 Ветер унес прах прочь. ТгХут поднялась, расцвечивая океан песка светом.
 – Свет да пребудет с ней всегда, – сказал он. – И с нами.
 Все направились домой.


* * *

 – Номер двадцать три, – произнес голос, который не принадлежал Шасу.
 – Меня зовут Спок. У меня ранг командующего в Звездном Флоте Объединенной Федерации, я служу в качестве Первого офицера корабля «Энтерпрайз». На предложение, обсуждаемое здесь, я говорю: нет.
 В зале было тихо.
 – Сегодня мы скорбим. Мы благодарны за поддержку, которую получили. Однако, та, по которой мы скорбим, хотела, чтобы мы делали дело, ради которого мы здесь собрались, и я пришел за тем, чтобы проследить, как оно будет доведено до конца.
 Он немного развернулся, чтобы посмотреть на другую часть аудитории.
 – Я в двусмысленном положении, так как многие из вас знают, что я сын Вулкана, который сейчас дебатирует вопрос о том, чтобы разойтись с Землей, но я также сын самой Земли. Многие здесь против союза с Землей. Что сейчас имеет значение, так это правильный поступок, а не просто защита того, что подвергается нападкам. Это и есть Ксиа в ее истинной форме, и каково бы ни было мое происхождение, я был обучен Ксиа и цепко держусь за нее.
 Он оглядел аудиторию.
 – Многое было сказано о склонности людей к эмоциям, о нашей способности управлять ими. Мало было сказано о последствиях эмоций.
 Они ведут владельца от одной формы поведения или уводят от другой.
 Доброта приводит к радости, зло – к печали. Эмоциями мы управляем и делаем это для того, чтобы не заражать ими другого.
 Спок глубоко вздохнул.
 – Мы очень озабочены теми последствиями, которые наши эмоции могут вызвать у других. Миллионы вулканцев погибли на планете из-за невозможности управлять эмоциями. Но, вполне возможно, обеспокоенность этим приносит больший вред.
 Я вулканец, воспитанный в мире, и мне кажется, что это воспитание более здоровое. Нам кажется эгоизмом или самовосхвалением открыто сказать: «Мы сильные». Мы притворяемся, что это не так, чем приносим себе, возможно, больше вреда, чем если бы мы просто признали свою силу и дошли дальше.
 Это притворство выдает наш великий секрет тем, кто может видеть, и секрет этот в том, что мы все еще не уверены в своей способности управлять эмоциями. Мы все еще, как говорил Сурэк, боимся друг друга и самих себя, боимся того, что эмоции, которые мы так тщательно подавляем, в один прекрасный день высвободятся и обрекут нас на гибель.
 Уже несколько лет я имею честь служить с самыми прекрасными существами, которых вулканец может только себе вообразить. Я пришел к ним, озабоченный своей ксиа. Я видел их алогичными, потенциально опасными. Должно было пройти время, чтобы я понял обратное. Я провел годы, наблюдая за борьбой человека с эмоциями, и из их проигрышей и побед я кое-что уяснил. Я понял, что те, кто борется с эмоциями, усваивают гораздо больше знаний о том, как ими управлять, чем те, кто пытается спрятать их или подавить. Люди никогда не прекращают борьбу, и поэтому они научились управлять эмоциями.
 Нам, следовательно, есть чему у них поучиться. Но путь ухода в себя отталкивает нас от этого. Страх, который мы должны были давно отбросить, заставляет нас поверхностно смотреть на внутреннюю природу эмоций, в его власти уничтожить нас полностью, в его власти сплотить нас. Как мы были сплочены вчера вечером.
 Вокруг стояла тишина.
 – Нелогично игнорировать такую силу, – сказал Спок. – Нелогично отворачиваться от народа, который открыл нам многое в природе наших собственных страхов, наших надежд, и разделил с нами свои надежды и страхи. Я не повернусь спиной к такому народу. Мой выбор сделан. – Он посмотрел вокруг. – Вам остается только решить. Но я все же напомню, что слово «решать» родилось от более старого слова «убить».
 Альтернатива и возможности умрут, когда будет принято решение. Так что будьте осторожны, если соберетесь «убивать»! Он шагнул со сцены в полной тишине. Сразу за ним на сцену взошла стройная маленькая женщина с курчавыми волосами, которые Джим впервые видел у вулканки.
 – Я должна проинформировать вас о том, что получено пороговое число голосов, выражающих желание прекратить дебаты. Голосование по вопросу начнется немедленно и займет один солнечный день. Спасибо за внимание.
 Джим вместе со всеми встал с места. Рядом с ним лениво потянулся в кресле Маккой.
 – Что теперь, – спросил Боунз, когда Спок подошел к ним.
 – Теперь мы будем ждать, – ответил Джим.


* * *

 Они провели вечер у Сарэка и Аманды за разговорами, время от времени переключая программы, чтобы посмотреть последние новости. О голосовании ничего не говорилось. Вся информация была собрана в центральном компьютере ши-Кахра, и ее должны были огласить после полного завершения голосования вечером следующего дня.
 Но было много других новостей, в большинстве своем связанных с бывшими компаньонами ТгПринг.
 – Вижу, что она и Шас «помогают властям в их расследовании», сказал Джим с откровенным удовлетворением.
 – Ты имеешь в виду, что она в тюрьме отбывает заслуженное наказание, – отозвался Маккой.
 – Доктор, – поправил его Спок, – уже прошло много времени с тех пор, когда арест приводил к заключению в тюрьме.
 Боунз засмеялся.
 – Я просто пытаюсь, но никак не могу почувствовать даже капли сочувствия, – сказал он. – Маленькое ядовитое существо. Я надеюсь, что она никого не укусит, пока будет там. Возможно, стоит что-нибудь у нее ампутировать.
 – Доктор…
 – Хорошо, хорошо.
 Аманда и Сарэк сидели, разговаривая, в саду. Спок занимался компьютером.
 – Ты нервничаешь, Спок, – сказал Джим. Спок косо посмотрел на него.
 – Опять эмоции…
 – И ты это говоришь после твоей отличной их защиты сегодня.
 – Я не защищал их. То, что существует и имеет силу, не нуждается в защите.
 Джим хмыкнул.
 – Хорошо. Послушай, можешь ты подключиться к кораблю отсюда? Я хотел бы взглянуть на ББС. Спок думал мгновение.
 – Это не составит труда. Одну минутку. – Его пальцы заплясали по клавиатуре.
 Маккой рассматривал акварель, висящую на одной из стен черного камня: прекрасные весенние цветы Земли.
 – Сладкий горошек, – сказал он сам себе. – Сколько же прошло времени с того момента, когда я в последний раз видел сладкий горошек?
 – Поговори с биоотделом, – посоветовал Джим. – У них есть несколько семян, я думаю.
 – Нет… Я имею в виду целое поле. Раскачивающиеся на ветру и прекрасно пахнущие. Этот прекрасный, сладкий запах, – Поговори с Харбом Танцором. Может быть, у нас есть что-нибудь подобное в архиве.
 – Готово, капитан, – сообщил Спок, – но понадобится ваш пароль.
 Джим сел и велел компьютеру передать предназначенные для него сообщения. Экран компьютера выдал:
 (1) ОБЩИЙ ОТДЕЛ
 Джим отпечатал: «Прочитать сообщение».
 ОТ: Ллариан
 КОМУ: Джеймс Т. Карк
 ДАТА: 7468.55
 ПРЕДМЕТ: Дальнейший Совет



   Смелые с рассудком выживут,
   Из этого каждый может извлечь пользу.
   Природа решает, что есть зло,
   Но кто может знать, почему?
   Даже умные находят это сложным.
   Тао в природе не соперничает, но искусно побеждает,
   Не говорит, но искусно реагирует,
   Не созывает, но привлекает,
   Не торопится, но искусно создает.
   Структура природы огромна.
   Ее сети грубы, но ничего не проскальзывает сквозь…



 – И что, черт побери, ты не можешь выйти из этого? – сказал Боунз, стоя у него за спиной.
 – Я что, читаю твою почту через плечо? – поинтересовался Джим. Он откинулся на спинку кресла. – Я скажу тебе, что я об этом думаю. Мне кажется, что кто-то говорит мне, чтобы я спокойно спал этой ночью, потому что все будет в порядке.
 – Хм, – ответил Боунз и отошел прочь. Джим раскачивался на стуле и чему-то задумчиво улыбался.


* * *

 Следующий день застал их всех в гостиной, ожидающих сообщений по результатам голосования. Выпуски новостей были довольно насыщенными, полными деталей расследования коррупции, но никто из них не слушал это.
 Наконец, в ту минуту, когда закончился солнечный день, картинка на мониторе дернулась, и они поняли, что видят перед собой простой ЗД дисплей с буквами и номерами на нем. Джим не мог ничего понять, так как переводчик работал только в звуковом режиме, но Маккой прочитал вслух: «За отделение – пять миллиардов четыреста миллионов триста восемьдесят тысяч шестьсот пять. Против – девять миллиардов…
 Джим победно заорал. Сарэк откинулся на спинку стула. Аманда улыбнулась, Маккой, тоже улыбнувшись, пожал ей руку.
 Спок посмотрел на Джима и поднял вверх бровь.
 – Похоже я выиграл пари. Он повернулся к Маккою.
 – Насколько я помню, правильным будет выражение – «банк мой».