--------------------------------------------- Шпаков Юрий Один процент риска Ю. ШПАКОВ ОДИН ПРОЦЕНТ РИСКА С юга дул влажный ветер и нес теплые запахи талого снега и преющей земли. В углах каменной ограды института еще жалась хмурая стужа, еще щетинились в скверах почерневшие сугробы, но асфальт дорожек уже стал по-летнему сухим и светлым. Ошалелые воробьи отчаянно пищали в кустах. Шла весна, и всюду чувствовалось ее торопливое, дразнящее дыхание. Но высокий человек в тяжелом синем пальто и низко надвинутой на глаза шляпе не замечал красоты первого по-настоящему весеннего дня. Он угрюмо смотрел под ноги, и его взгляд всюду натыкался на развороченные камни, глянцевитые головни и скрученную от нестерпимого жара стальную арматуру. Ему казалось, что всюду разлит горький, тревожный запах пожарища, который заглушает все остальное... Еще два дня назад на этом месте стояло аккуратное, приземистое здание. Оно было далеко от всех других корпусов института, пряталось за густыми кустами, и мало кто из сотрудников знал, что делалось в белом одноэтажном домике, около дверей которого постоянно дежурил молчаливый вахтер. А теперь лаборатории не существовало. Она превратилась в черные развалины, разметанйые страшным взрывом. Человек в синем пальто остановился в самом центре каменного хаоса, у круглой разинутой пасти огромной воронки. Он долго смотрел вниз, ощупывая взглядом каждую неровность. Он прекрасно понимал, что поиски нелепы, бесполезны. В ревущем аду, который бушевал здесь недавно, никак не могли уцелеть бумажные листки. Но отчаянная, исступленная надежда заставляла снова и снова опускать глаза к обломкам: а вдруг? - Товарищ! Вы что там делаете? Охранник в длинной шинели, появившийся откуда-то из-за переломанных, размочаленных кустов, энергично размахивал руками. - Не положено тут находиться... Спотыкаясь на камнях, он приблизился, заглянул нарушителю в лицо и сразу смущенно вытянулся. - Извините, Александр Петрович. Не признал сразу. - Его полное, гладко выбритое лицо сморщилось, стало по-бабьи жалким. - Горе-то какое! Почитай, на километр в округе все стекла вылетели. Хорошо, хоть ночью случилось, а то сколько народу могло погибнуть... Страсть, да и только! - Да, да, - рассеянно сказал человек в синем пальто. - А вы, никак, ищете что? Да разве в такой жарище чему уцелеть? Мне Семеныч, пожарник наш, рассказывал: сейф несгораемый - и тот будто спичечный коробок расплющило. Взрыв-то какой был! - Верно, - сказал Александр Петрович. - Искать бесполезно. Надо идти... Охранник опять глянул в его бледное, с глубокими тенями под глазами лицо и неожиданно для себя бережно коснулся пальцами синего рукава. - Да вы не убивайтесь так. С кем беды не бывает? Как говорится, бог даст, и снова все сделаете. Лучше прежнего! Александр Петрович странно посмотрел на него, будто только сейчас заметил. Горько усмехнулся, неопределенно пожал плечами и, не сказав больше ни слова, быстро зашагал к центральному корпусу. - Переживает, - вздохнул охранник. - И то сказать - все труды насмарку. Столько лет работали люди! Ну, да дело поправимое. Головы на плечах остались, а это главное... Не снимая пальто и шляпу, Александр Петрович поднялся на третий этаж. Вошел в приемную, коротко бросил секретарю: "Я занят", - плотно прикрыл за собой дверь. По-прежнему не раздеваясь, опустился в кресло перед столом, тяжело задумался. "Снова все сделаете", - сказал этот охранник. Тоже, видать, беспокоится за судьбу их работы, хоть ничего о ней и не знает. И весь коллектив думает о том же. Но люди не представляют, какое богатство погибло в ту ужасную ночь. Лаборатория, уникальное оборудование - чепуха. Но синяя папка, которую он тогда запер в ящике письменного стола... В ней были бессонные ночи, внезапные озарения, мучительные поиски ускользавшей истины и, наконец, чеканные шаги близкой победы. Восемь лет нечеловеческих усилий - вот что скрывалось под синими картонными корочками. И теперь, когда оставались считанные дни до завершения титанического труда - нежданная дурацкая катастрофа. Комиссия уже установила причину. Напутал растяпа-лаборант - вместо нейтрального азота взял ацетилен. Наверное, снабженцы доставили баллон, на котором белая краска облезла, и никто не заметил ошибки. Ночью автомат включил продувку реактора и... Конечно, смешно думать, что папка могла уцелеть. Даже если бы не его рассеянность, если бы она лежала в сейфе. Все равно! В эпицентре было, пожалуй, погорячее, чем на поверхности Солнца. Даже пепла не осталось. Но как же теперь? Разве в состоянии он вспомнить все, что было на трехстах страницах убористого текста? Абсолютно невозможно. Значит, опять предстоят каторжные годы напряженных поисков. Опять все сначала... Если бы он знал средство растормошить собственную память! Смутное воспоминание шевельнулось в мозгу. Он еще пытался поймать расплывчатую мысль, а руки уже машинально тянулись к пачке газет на столе. Кажется, в этом номере... Да, вот она, та самая маленькая заметка. Глаза бежали по строчкам, и сердце стучало все нетерпеливее. Неужели это то единственное, что может его выручить? Неужели это выход? - У меня корреспонденты вот где сидят! Говоривший не без усилий поднял короткую, мясистую руку и выразительно постучал себя по голой блестящей макушке. Круглое лицо его сердито покраснело. - Представляешь, сегодня троих отсюда выставил. Один даже из детского журнала. "Нашим юным читателям будет очень интересно узнать..." Тьфу! И дернула же меня нелегкая распинаться перед этим пронырой из шестой лаборатории... Знал бы, что он в редакцию побежит, на порог бы к себе не пустил. Собеседник весело рассмеялся. Это был румяный здоровяк, дочерна загорелый, несмотря на то, что весна лишь начиналась. Никто из посторонних не поверил бы, что встретились два ровесника, сидевшие когда-то за одной партой. Толстый, неповоротливый хозяин кабинета выглядел по меньшей мере лет на десять старше. И гость, чувствуя это, невольно старался держаться так, чтобы не очень бросалась в глаза эта разница... - Ты все же неправ, старина, - мягко сказал он. - Во-первых, не будь этой заметки, мы не встретились бы сейчас. А кроме того, газеты на то и существуют, чтобы сообщать новости. Ты же, насколько я понял, кое-что действительно сделал. Так зачем же возмущаться? - Вот именно: кое-что! А меня теребят так, будто мы совершили переворот в науке. Только и слышишь: ах, профессор Сергунин! Открытие Сергунина! Просто уши вянут. Учти, что твой покорный слуга пуще смерти боится фанфар и барабанов. Работа-то у нас по существу не закончена. Да что там - только начинается, только первые проблески появились. Человеческий мозг-это тебе, батенька, не электронная машина. И весь шум вокруг наших весьма скромных успехов - для меня просто нож к горлу! - Кстати, ты мне обещал рассказать о своей работе. - Tu quoque, Brute!1 - Если уж ты перешел на латынь, могу ответить: homo sum2... - так, кажется? Серьезно, меня тоже разбирает любопытство. И на правах старого друга хочу узнать чуть больше, чем незадачливые журналисты. - Ладно. Уговорил. Вы, геологи, народ дремучий,, просвещать вас надо. Но предупреждаю: лекции не дождешься. Хотя видимся мы и не часто... Да, когда это было в последний раз? - Почти десять лет назад. Ты был тогда скромным младшим научным сотрудником и... - М-да! Годы, годы летят - невероятно! Так вот: несмотря на некоторую уникальность сегодняшнего рандеву, должен сказать, что времени у меня мало. Начальством стал, ничего не поделаешь. И поэтому могу в любой момент оборвать сладкие речи и выставить тебя отсюда. Тебе, надеюсь, уже сказали, что профессор Сергунин сделался невозможным хамом? Нет еще? Значит, скажут. А пока - сам предупреждаю... Слушай, а может,. мы все-таки посидим у меня вечерком? Ради такого случая плюну на заседание и выберусь домой пораньше. Коньячок есть армянский - чудо! - Я же сказал: в Москве проездом, ночью улетаю. Потому и в институт к тебе зашел. - Жаль, жаль! Ну да ладно. Спрашивай, что хотел. узнать. - Все с самого начала. Ab ovo, как говорят в ваших медицинских кругах. - Многого захотел. Не выйдет. К тому же я еще не измерил бездну твоего невежества и не знаю, с какой элементарной истины начинать. - Тогда начинай с самой сути. Расскажи про свой? эликсир памяти. 1 И ты, Брут! (лат.). 2 Я человек... (лат.). 3 От яйца (лат.). - Эликсир памяти... М-да! Скажи, ты слышал про такую штуку - гипермнезия? - "Гипер" - это "сверх", а "мнезия"... - Mneja - память. Дословно - сверхпамять. - Тогда знаю. Чудо-счетчики, которые запоминают огромные ряды цифр и производят в уме сложнейшие вычисления... - Не то. Люди с феноменальной памятью встречаются не так редко, и их удивительные способности - самое обычное для них состояние. А гипермнезия - внезапное, болезненное обострение памяти, способность вспоминать факты и события, безнадежно, казалось бы, забытые. Причем, случается это с самыми обычными, ничем до того не примечательными людьми. - О таком не слышал. - Можно назвать множество классических примеров. Вот типичный случай. В одном из городов Германии заболела молодая женщина. В бреду она произносила длинные фразы на латинском, греческом и древнееврейском языках. Случай казался необъяснимым: неграмотная женщина не знала ни одного иностранного слова! Но врачу удалось выяснить, что еще маленькой девочкой больная жила у старого священника, специалиста по древним языкам. Тот любил расхаживать по коридору и вслух читать свои книги. И вот много лет спустя случайно услышанные непонятные фразы ожили в воспаленном мозгу! - Любопытно. - Или другие факты, тоже не вызывающие сомнения. Девочка двух с половиной лет во время лихорадки читала наизусть длиннейшую сказку в стихах, которую слышала до болезни. Многие слова были для нее незнакомы, но произносила их она совершенно правильно. Студентка медицинского института в бреду дословно цитировала целые страницы из учебника анатомии... Подобных случаев описано немало. И заметь: каждый раз речь идет о болезненном, ненормальном состоянии организма. После выздоровления все эти люди полностью лишались своего неожиданного дара. - И вы, значит, решили... - Погоди. Дойду и до наших трудов. Но сначала хочу тебе напомнить, что самое загадочное явление в природе - это человек, мы с тобой. Людской род существует около миллиона лет, но только сейчас делаются первые успешные попытки разобраться в сущности процессов, которые происходят внутри нас. Знаешь, меня всегда охватывает бешенство, когда я думаю, насколько варварски, бессмысленно растрачиваем мы удивительные, поистине волшебные качества, заложенные в любом человеческом организме. Сколько людей проходят по жизни бледными тенями, не использовав и тысячной доли процента собственных богатств! Я уверен, даже у гениальных, выдающихся людей коэффициент полезного действия - величина весьма незначительная. - Ну, тут ты явно перегибаешь. - Ничуть. Припомни сказочные способности индийских йогов - многие из них могут легко управлять биением своего сердца, в состоянии останавливать все жизненные процессы и одним усилием воли погружаться в анабиоз. Француз Лидоро, наш соотечественник Куни и другие чудо-счетчики могут смело тягаться с быстродействующими электронными машинами. А ведь есть и невыясненные до сих пор возможности человека. Давно ли мы узнали о кожно-оптической чувствительности? А завтра, быть может, будет известно о том, что кто-то умеет читать мысли соседей. - Это уже из области фантастики. - Ты прав, я немного увлекся. Так что я хочу сказать? Любой из нас - уникальная, совершеннейшая разумная машина, и преступно оставлять ее коэффициент полезного действия таким низким. Если мы научимся стимулировать психическую деятельность человека, управлять ею, перспективы открываются поистине безграничные. И дело не только в том, что можно будет победить нервные заболевания. Сколько вокруг так называемых здоровых людей, которые на самом деле подвержены страшным душевным недугам: преступники, пьяницы, развратники, просто глупцы. Но ведь они все члены нашего общества, и каждого надо сделать Человеком с большой буквы! Ты скажешь - воспитание, воздействие коллектива. Согласен. Но если добавить еще и психотерапию, результат будет получен и быстрее, и надежнее. Мы поставили перед собой задачу: пробуждать по своему желанию скрытые резервы человеческого мозга. Пути к решению проблемы намечены. И я верю, наступит время, когда не станет больше неодаренных, серых людей. Произойдет полный расцвет личности. Гениальность станет уделом большинства... - Сомневаюсь что-то. Только представь: миллион Пушкиных, два миллиона Эйнштейнов, три миллиона Эдиссонов... Каким же надо быть сверхгением, чтобы разобраться в трудах такой армии мудрецов! - М-да! Тут действительно надо подумать. Но не будем впадать в вульгаризацию. Действительность окажется, несомненно, и сложнее, и проще, чем мы можем сейчас представить. - И потому вернемся к сегодняшним дням. - Вернемся. Так чего мы пока достигли? Хотя нет, еще чуточку теории. Иначе не поймешь. Есть предположение, что главную роль в нашей нервной системе играет химическая регуляция передачи возбуждения от одной клетки к другой. Известны вещества, которые вызывают у людей симптомы психических заболеваний - так называемые психотомиметики, или фантастики. Видимо, они приводят к тончайшим молекулярным сдвигам в организме, и четкая нервная система разлаживается. А нам удалось найти вещества, вызывающие реакцию иного рода. У человека наступает состояние, при котором он начинает проявлять необыкновенные способности. В частности, создан препарат, искусственно создающий явление гипермнезии. Я не случайно начал с него - этот этап сейчас наиболее разработан. Если ввести в кровь наш С-41, происходят форменные чудеса. Можно по желанию вспомнить в мельчайших подробностях любой из прожитых тобой дней, чуть ли не с младенческого возраста, Можно наизусть цитировать все. когда бы то ни было читанные тобой книги, вспоминать лица случайно встреченных людей. Примерно через сутки человек приходив в свое обычное состояние и чувствует себя прекрасно. Пока практический смысл нашей работы, как сам понимаешь, невелик. Но зато следующий этап... О следующем этапе профессор рассказать не успел. Дверь отворилась, и вошел высокий бледный человек в темных очках. - Извините за беспокойство, - сказал он. - Но мне очень нужно видеть вас, товарищ Сергунин. - Вы, конечно, из газеты? - плотоядно спросил профессор. - Ничего подобного. По личному делу. - Тогда выкладывайте. И побыстрее - у меня мало времени. - Дело у меня простое. Вы, как мне известно, проводите опыты по воздействию на человеческую память. Для них нужны добровольцы. И я хотел бы предложить вам свои услуги. Профессор склонил голову набок, вытащил из кармана очки и стал рассматривать через них посетителя. Геолог успел заметить - в глазах его друга мелькнула едва уловимая хитринка. - Так. А что вас привело сюда, смею спросить? - Интерес к науке. - М-да. Значит, надеетесь на славу? - Я не думаю о ней. Наоборот, буду просить, чтобы мое имя нигде не упоминалось. - Между прочим, с кем имею честь? - Вы не знаете меня. Я инженер, работаю в одном научно-исследовательском институте. Фамилия моя... - посетитель чуть замялся, - Корнев. Если нужно, готов выполнить любые формальности. И заранее согласен на все ваши требования. Профессор встал из-за стола, прошелся по кабинету, словно не замечая вошедшего. И вдруг остановился прямо перед ним. Его круглая голова оказалась на уровне груди посетителя, и Сергунину пришлось смотреть снизу вверх. Неестественно большие глаза за толстыми стеклами очков выражали явную насмешку. - Люди нам нужны, - медленно, растягивая слова, сказал он. - И именно добровольцы. Но вам... - он сделал театральную паузу, - вам я категорически отказываю! - Почему? - По одной простой причине, уважаемый Александр Петрович. Потому что вы - это вы. Между прочим, к чему вам понадобился такой маскарад? На бледном лице посетителя выступил румянец. Он нервно снял светофильтры, сунул их в боковой карман. - Действительно чепуха получилась, - сказал он. - Но я не думал, что вы меня так сразу узнаете. Геолог, почуявший что-то необычное, поднялся. - Сиди, - остановил его профессор. - Даже лучше, если при разговоре будет свидетель. А то я человек горячий, могу наговорить черт знает что. Итак, познакомьтесь, - повернулся он к посетителю, - мой друг детства Виктор Филиппов. Так сказать, разведчик недр. А это - Александр Петрович Белов. Не Корыев, а именно Белов, Тот самый. Член-корреспондент, дважды лауреат и все такое прочее. Садитесь, пожалуйста, академик. Так,чти же все-таки привело вас ко мне? С минуту продолжалось молчание. Потом Александр Петрович заговорил - негромко, не поднимая глаз. Видно, он все еще чувствовал себя очень неловко. - Я буду откровенен. Хотел схитрить, да только плохой из меня конспиратор. Дело вот в чем. При неожиданном пожаре в лаборатории погибла моя рукопись. Очень важная. Результат восьмилетнего труда! Не буду сейчас говорить - да и права такого не имею, - о чем в ней идет речь. Но работа имеет большое значение и для науки, и для практики. Это не только мое личное мнение, и я просто констатирую факт. К тому же в моем положении не до ложной скромности, и приходится называть вещи своими именами. Думаю, создалось такое положение, что может затормозиться развитие целой отрасли современной физики. Десятки, сотни людей ждали этого исследования! Но рукопись существовала в единственном экземпляре. По понятным, надеюсь, причинам все черновики уничтожались. И теперь нет ничего, что помогло бы восстановить текст. - Понял вас, - сказал профессор. - Вы хотите принять наш препарат и вспомнить каждую строку рукописи. В принципе вещь возможная. Мои студенты до мельчайших подробностей воспроизводили свои конспекты годичной давности. Даже грамматические ошибки. - В рукописи было около трехсот страниц, причем три четверти текста - математические выкладки. - Ерунда. Один из испытуемых прочел таблицу логарифмов и полностью ее вспомнил. - Значит, вы мне поможете... - Ничего подобного. Не выйдет номер. - Тогда я не понимаю... - И напрасно! Видите ли, дорогой Александр Петрович, вся беда в том, что наш препарат еще недостаточно изучен. В большинстве случаев он действует безотказно и совершенно безвреден. Но отмечены и совершенно необъяснимые отклонения. - Сколько было неудач? - быстро спросил академик. - Мы провели всего 97 опытов. 96 закончились благополучно. Но один раз - в опыте N 53 - случилось несчастье. Вместо гипермнезии у испытуемого наступила полная амнезия. Иначе говоря, человек совершенно потерял память, перестал существовать как личность. Его пришлось всему учить заново, начиная от родного языка. К сожалению, вернуть прежнее "я" больному так и не удалось. И мы до сих пор ничего не можем сказать, почему такое произошло. Вы понимаете теперь, чем грозит вам опыт? - Единственный случай из сотни... Вы что, смеетесь? Это же почти полная гарантия. Один процент риска! Да я согласен на все сто! - А я, представьте себе, не согласен. Белов сжал ручки кресла с такой силой, что казалось - они вот-вот обломятся. - Я не мальчик, - сказал он металлическим голосом. - И я не позволю... - Нет, вы мальчишка! - загремел профессор. - Самонадеянный юнец - хоть вы академик, лауреат и все такое прочее! И не смейте спорить со мной. Даже один этот процент не дает мне права рисковать такой головой, как ваша. Молчите, я знаю, что говорю! Если вы вдруг потеряете память, случится беда пострашнее тысячи пожаров. Лучше задержать развитие вашей отрасли - подождет, не так страшно. И вот вам мой добрый совет: выбросьте-ка из головы несбыточные надежды и начинайте потихоньку вспоминать без фокусов. - Я буду вынужден обратиться к руководству вашего института. - На здоровье. Сами прекрасно понимаете, что тслку от этого будет немного. Иначе не явились бы сюда под видом энтузиаста-общественника. А мне вообще никто не может приказать. С-41 в стадии проверки - и весь разговор. Да и мое мнение еще кое-что значит. Белов резко встал и вышел, не прощаясь. Громко хлопнула дверь. - Кстати, - спросил Филиппов, - а на себе ты испытывал этот препарат? Сергунин удивленно посмотрел на друга. - Конечно. И даже не один раз. - Значит, рисковал? - У меня положение другое, - обиделся вдруг профессор. Нас большой коллектив, и гениев среди нас нет. Если бы я и потерял вдруг память, дело ничуть не пострадало бы. Другие закончат. А кое-кто и рад даже будет избавиться от старого крикуна. Кроме того, надо же кому-то прокладывать дорогу! - И все-таки ты напрасно ему отказал. - Нельзя. Таких людей, как Белов, пока единицы. Их жизнь, их здоровье - государственные интересы. Ничего, переживет. Что ни говори, а теперь не восемь лет потребуется для того, чтобы вспомнить. Он подошел к окну, отодвинул штору. Внизу, у подъезда, высокий человек в синем пальто садился в машину. Сергунин проводил ее взглядом. Тихий, задумчивый, он ничуть не походил на того, каким был несколько минут назад. - Может быть, и меньше ему ждать придется. Вот научимся стимулировать гениальность... Что ж, тогда пусть приходит. Не откажу.