---------------------------------------------


 Саймак Клиффорд Дональд
 Операция 'Вонючка'

 Клиффорд САЙМАК 
 ОПЕРАЦИЯ "ВОНЮЧКА" 
 Я сидел на заднем крыльце своей лачуги, держал в правой руке бутылку, в левой - ружье и поджидал реактивный самолет, как вдруг за углом хижины подозрительно оживились собаки. 
 Я наспех отхлебнул из бутылки и неловко поднялся на ноги. Схватил метлу и обошел вокруг дома. 
 По тявканью я понял, что собаки загнали в угол скунса, а у скунсов и так от реактивных самолетов поджилки трясутся, нечего им докучать без нужды. 
 Я перешагнул через изгородь там, где она совсем завалилась, и выглянул из-за угла хижины. Уже смеркалось, но я разглядел, что три собаки кружат у зарослей сирени, а четвертая, судя по треску, продирается прямо сквозь кусты. Я знал, что, если сразу не положу этому конец, через минуту нечем будет дышать - скунс есть скунс. 
 Я хотел подобраться к собакам незаметно, но то и дело спотыкался о ржавые консервные банки и пустые бутылки и тут же дал себе слово, что утром расчищу весь двор. Я и раньше часто собирался, да как-то руки не доходили. 
 Я поднял такой шум, что все собаки удрали, кроме одной, - та завязла в кустах. Я хорошенько примерился и с удовольствием огрел ее метлой. Надо было видеть, как она оттуда выскочила, - тощая такая собака, шкура на ней обвисла, того и гляди, собака из нее выпрыгнет. 
 Собака взвыла, зарычала, вылетела, как пробка из бутылки, и метнулась мне прямо под ноги. Я пытался устоять, но наступил на пустую бутылку и постыдно шлепнулся на землю. Я так расшибся, что света божьего невзвидел, а потом никак не мог прийти в себя и подняться на ноги. 
 Пока я приходил в себя, из-под сиреневого куста вынырнул скунс и направился прямо ко мне. Я стал отгонять его, но он никак не отгонялся. Он завилял хвостом, словно встретил родную душу, подошел вплотную и с громким мурлыканьем стал о меня тереться. 
 Я и пальцем не двинул. Даже глазом не моргнул. Рассудил, что если я не шелохнусь, то скунс, может, и отстанет. Вот уже три года у меня под хижиной жили скунсы, и мы с ними отлично ладили, но никогда не были, что называется, на короткой ноге. Я их не трогал, они меня не трогали, и все были довольны. 
 А этой веселой зверюшке, как видно, втемяшилось в голову, что я ей друг. Может, скунса распирало от благодарности за то, что я отогнал собак. 
 Он обошел вокруг меня, потыкался мордой, потом вскарабкался ко мне на грудь и заглянул в лицо. И без устали мурлыкал с таким азартом, что весь дрожал. 
 Так он стоял на задних лапках, упершись мне в грудь передними, заглядывал мне в лицо и мурлыкал - то тихо, то громко, то быстро, то медленно. А сам навострил уши, будто ожидал, что я замурлычу в ответ, и все время дружелюбно вилял хвостом. 
 В конце концов я протянул руку (очень осторожно) и погладил скунса по голове, а он как будто не возражал. Так мы пролежали довольно долго - я его гладил, а он мурлыкал. 
 Потом я отважился стряхнуть его с себя. 
 После двух или трех неудачных попыток я кое-как поднялся с земли и пошел к крыльцу, а скунс тащился за мной по пятам. 
 Я опять сел на крыльцо, взял бутылку и как следует приложился к ней; это было самое умное, что можно сделать после стольких треволнений. А пока я пил из горлышка, из-за деревьев выскользнул реактивный самолет, свечкой взмыл над моим участком, и все кругом подпрыгнуло на метр-другой. 
 Я выронил бутылку и схватил ружье, но самолет скрылся из виду, прежде чем я успел взвести курок. 
 Я отложил ружье и как следует выругался. 
 Только позавчера я предупреждал полковника - и вовсе не в шутку, что, если реактивный самолет еще раз пролетит так низко над моей хижиной, я его обстреляю. 
 - Безобразие, - говорил я полковнику. - Человек строит себе хижину, живет тихо-мирно, ни к кому не пристает. Так нет, правительству непременно надо устроить воздушную базу именно в двух милях от его дома. Какой может быть мир и покой, когда чертовы реактивные самолеты чуть не цепляют за дымовую трубу? 
 Вообще-то полковник разговаривал со мной вежливо. Он напомнил мне, как необходимы нам воздушные базы, как наша жизнь зависит от самолетов, которые там размещены, и как он, полковник, старается наладить маршруты вылетов так, чтобы не тревожить мирное население окрестностей. 
 Я сказал, что реактивные самолеты вспугивают скунсов, и он не стал смеяться, а даже посочувствовал и вспомнил, как в Техасе еще малолеткой ставил на скунсов капканы. Я объяснил, что не промышляю ловлей скунсов, что я, можно сказать, живу с ними под одной крышей, что я к ним искренне привязан, по ночам не сплю и слушаю, как они шныряют взад и вперед под хижиной, а когда слышу это, то чувствую, что я не одинок, что делю свой кров с другими тварями божьими. 
 Но тем не менее он не обещал, что реактивные самолеты больше не будут сновать над моим жильем, и тут-то я пригрозил обстрелять первый же самолет, который увижу у себя над головой. Тогда полковник вытащил из письменного стола какую-то книгу и прочитал мне вслух, что стрельба по воздушным кораблям - дело незаконное. Но я ничуть не испугался! 
 И надо же такому случиться! Я сижу в засаде, мимо проходит реактивный самолет, а я прохлаждаюсь с бутылкой. 
 Я перестал ругаться, как только вспомнил о бутылке, и тут же услышал бульканье. Она закатилась под крыльцо, я не сразу нашел ее и чуть с ума не сошел, услышав, как она булькает. 
 Я лег на живот, дотянулся до того места под ступеньками, куда закатилась бутылка, и наконец поднял ее, но она уже добулькалась досуха. Я швырнул ее во двор и, вконец расстроенный, опустился на ступеньки. 
 Тут из темноты вынырнул скунс, взобрался вверх по ступенькам и уселся рядом со мной. Я протянул руку, погладил его, и он в ответ замурлыкал. Я перестал горевать о бутылке. 
 - А ты, право, занятный зверь, - сказал я. - Что-то я не слыхал, чтобы скунсы мурлыкали. 
 Так мы посидели с ним, и я рассказал ему обо всех своих неприятностях с реактивными самолетами, как рассказывает животным человек, когда ему не с кем поделиться, а порой и когда есть с кем. 
 Я его ни капельки не боялся и думал, как здорово, что наконец-то хоть один скунс со мной подружился. Интересно, теперь, когда лед, так сказать, сломан, может, какой-нибудь скунс переселится из подполья ко мне в комнату? 
 Затем я подумал: теперь будет о чем порассказать ребятам в кабачке. Но тут же понял, что, как бы я ни клялся и ни божился, никто не поверит ни единому моему слову. Вот я и решил прихватить с собой живое доказательство. 
 Я взял ласкового скунса на руки и сказал: 
 - Поехали. Надо показать тебя ребятам. 
 Я налетел на дерево и запутался в старой проволочной сетке, что валялась на дворе, но кое-как добрался до того места перед домом, где стояла моя Старушка Бетси. 
 Бетси не была ни самой новой, ни самой лучшей машиной в мире, но зато отличалась верностью, о которой любой мужчина может только мечтать. Мы с ней многое пережили вместе и понимали друг друга с полуслова. У нас было что-то вроде сделки: я мыл ее и кормил, а она доставляла меня куда надо и всегда привозила обратно. Ни один разумный человек не станет требовать большего от автомобиля. 
 Я похлопал Бетси по крылу и поздоровался с ней, уложил скунса на переднее сиденье и залез в машину сам. 
 Бетси никак не хотела заводиться. Она предпочитала остаться дома. Однако я потолковал с ней по-хорошему, наговорил ей всяких ласковых слов, и наконец, дрожа и фыркая, она завелась. 
 Я включил сцепление и вывел ее на шоссе. 
 - Только не разгоняйся, - сказал я ей. - Где-то на этом перегоне автоинспекция ловит злостных нарушителей, так что у нас могут быть неприятности. 
 Бетси медленно и плавно довезла меня до кабачка, я оставил ее на стоянке, взял скунса под мышку и вошел в зал. 
 За стойкой работал Чарли, а в зале было полно народу - Джонни Эшленд, Скелет Паттерсон, Джек О'Нийл и еще с полдюжины других. 
 Я опустил скунса на стойку, и он сразу же двинулся к ребятам, будто ему не терпелось с ними подружиться. 
 А они, как его увидели, так сразу нырнули под табуреты и столы. Чарли схватил бутылку за горлышко и попятился в угол. 
 - Эйса, - заорал он, - сейчас же убери эту пакость! 
 - Да ты не волнуйся, - сказал я, - этот клиент не скандальный. 
 - Скандальный или не скандальный, проваливай отсюда с ним вместе! 
 - Убери его ко всем чертям! - хором подхватили посетители. 
 Я на них здорово разозлился. Подумать только, так лезть в бутылку из-за ласкового скунса! 
 Все же я смекнул, что их не переспоришь, подхватил скунса на руки и отнес к Бетси. Я нашел куль из рогожки, сделал скунсу подстилку и велел сидеть на месте, никуда не отлучаться - мол, скоро вернусь. 
 Задержался я дольше, чем рассчитывал, потому что пришлось рассказывать все подробности, а ребята задавали каверзные вопросы и сыпали шуточками, но никто не дал мне заплатить за выпивку - все подносили наперебой. 
 Выйдя оттуда, я не сразу увидел Бетси, а увидев, не сразу подошел пришлось с трудом прокладывать к ней курс. Времени на это ушло порядком, но, поворачивая по ветру то на один галс, то на другой, я в конце концов подобрался к ней вплотную. 
 Я с трудом попал внутрь, потому что дверца открывалась не так, как обычно, а войдя, не мог отыскать ключ. Наконец я все-таки нашел его, но тут же уронил на пол, а когда нагнулся, то растянулся ничком на сиденье. Там было страшно удобно, и я решил, что вставать вовсе глупо. Переночую здесь, и дело с концом! 
 Пока я лежал, у Бетси завелся мотор. Ха! Бетси надулась и хочет вернуться домой самовольно. Вот какая у меня машина! Ну чем не жена? 
 Она дала задний ход, развернулась и направилась к шоссе. У самого шоссе остановилась, поглядела, нет ли там движения, и выехала на магистраль, направляясь прямехонько домой. 
 Я нисколько не тревожился. Знал, что могу положиться на Бетси. Мы с ней многое пережили вместе, и она была умницей, хотя прежде никогда не ходила домой самостоятельно. 
 Лежал я и удивлялся, как она раньше до этого не додумалась. 
 Нет на свете машины, которая ближе человеку, чем автомобиль. Человек начинает понимать свой автомобиль, а автомобиль приучается понимать человека, и со временем между ними возникает настоящая привязанность. Вот мне и показалось совершенно естественным, что настанет день, когда машине можно будет доверять точно так же, как лошади или собаке, и что хорошая машина должна быть такой же верной и преданной, как собака или лошадь. 
 Так я размышлял, и настроение у меня было отличное, а Бетси тем временем свернула с шоссе на проселок. 
 Но только мы остановились у моей лачуги, как позади раздался визг тормозов; я услышал, как открылась дверца чужого автомобиля и кто-то выпрыгнул на гравий. 
 Я попытался встать, но чуть замешкался, и этот кто-то рывком открыл дверцу, протянул руку, сгреб меня за шиворот и выволок из машины. 
 На неизвестном была форма государственного дорожного инспектора, второй инспектор стоял чуть подальше, а рядом с ним торчал полицейский автомобиль с красной мигалкой. Я просто диву дался, как это не заметил, что они за нами гонятся, но тут же вспомнил, что всю дорогу лежал пластом. 
 - Кто вел машину? - рявкнул тот фараон, что держал меня за шиворот. 
 Не успел я рта раскрыть, как второй фараон заглянул в Бетси и проворно отскочил шагов на десять. 
 - Слейд! - взвыл он. - Там внутри скунс! 
 - Не хочешь ли ты сказать, что скунс сидел за рулем? - осведомился Слейд. 
 Второй возразил: 
 - Скунс по крайней мере трезв. 
 - Оставьте-ка скунса в покое, - сказал я им. - Это мой друг. Он никому не причинил зла. 
 Я шарахнулся в сторону, рука Слейда выпустила мой воротник, и я метнулся к Бетси. Я ударился грудью о сиденье, вцепился в руль и попытался втиснуться внутрь. 
 Внезапно взревев, Бетси сама завелась, из-под ее колес вылетел гравий и пулеметной очередью ударил в полицейский автомобиль. Бетси устремилась вперед и, пробив изгородь, вырвалась на шоссе. Она со всего размаха врезалась в заросли сирени, я вывалился на ходу, а она понеслась дальше. 
 Я лежал, увязнув в кустах сирени, и следил, как Бетси выходит на большую дорогу. "Она старалась, как могла, - утешал я сам себя. - Она пыталась выручить меня, и не ее вина, что я не усидел за рулем. А теперь ей надо сматываться. И у нее это, видно, неплохо выходит. А ревет-то как словно внутри у нее двигатель от линкора". 
 Инспекторы вскочили в автомобиль и пустились в погоню, а я стал соображать, как бы выпутаться из сирени. 
 В конце концов я оттуда выбрался, подошел к парадному крыльцу хижины и уселся на ступеньках. Тут вспомнил про изгородь и решил, что чинить ее все равно не стоит - проще пустить на растопку. 
 За Бетси я не очень беспокоился. Я был уверен, что она не даст себя в обиду. 
 В этом-то я был прав, потому что немного погодя автоинспекторы вернулись и поставили свою машину на подъездной дорожке. Они заметили, что я сижу на ступеньках, и подошли ко мне. 
 - А где Бетси? - спросил я. 
 - Бетси? А фамилия? - ответил Слейд вопросом на вопрос. 
 - Бетси - это машина, - пояснил я. 
 Слейд выругался. 
 - Удрала. Идет с незажженными фарами, делает сто миль в час. Я не я, если она ни во что не врежется. 
 На это я только головой покачал. 
 - С Бетси ничего такого не случится. Она знает все дороги на пятьдесят миль в окружности. 
 Слейд решил, что я над ним просто насмехаюсь. Он схватил меня и, встряхнув для острастки, поднял на ноги. 
 - Ты за это ответишь. - Он толкнул меня к другому инспектору, а тот поймал меня на лету. - Кидай его на заднее сиденье, Эрни, и поехали. 
 Похоже было, что Эрни не так бесится, как Слейд. Он сказал: 
 - Сюда, папаша. 
 Втащив меня в машину, они больше не желали со мной знаться. Я ехал с Эрни на заднем сиденье, а Слейд сидел за рулем. Не проехали мы и мили, как я задремал. 
 Когда я проснулся, мы как раз въезжали на стоянку у полицейского управления. Я вылез из машины и хотел было пойти сам, но они подхватили меня с двух сторон и поволокли силком. 
 Мы вошли в помещение вроде кабинета, с письменным столом, стульями и скамьей. За столом сидел какой-то человек. 
 - Что там у вас? - спросил он. 
 - Будь я проклят, если сам знаю, - ответил Слейд, злой как черт. Боюсь, вы нам не поверите, капитан. 
 Эрни подвел меня к стулу и усадил. 
 - Пойду принесу тебе кофе, папаша. Нам надо с тобой потолковать. Желательно, чтобы ты протрезвел. 
 Я подумал, что с его стороны это очень мило. 
 Я вволю напился кофе, в глазах прояснилось, и все кругом перестало плясать и двоиться - я имею в виду мебель. Хуже было, когда я принялся соображать. То, что прежде само собой разумелось, теперь показалось очень странным. Например, как это Бетси сама отправилась домой. 
 В конце концов меня подвели к столу, и капитан засыпал меня вопросами о том, кто я такой, когда родился и где проживаю, но постепенно мы подошли к тому, что было у них на уме. 
 Я не стал ничего скрывать. Рассказал о реактивных самолетах, о скунсах и о своем разговоре с полковником. Рассказал о собаках, о ласковом скунсе и о том, как Бетси разобиделась и пошла домой самовольно. 
 - Скажите-ка, мистер Бейлз, - спросил капитан, - вы не механик? Я знаю, вы говорили, что работаете поденно и перебиваетесь случайным заработком. Но я хочу выяснить, может, вы со своей машиной что-нибудь намудрили? 
 - Капитан, - ответил я честно, - да я не знаю, с какого конца берутся за гаечный ключ. 
 - Вы, значит, никогда не работали над своей Бетси? 
 - Просто ухаживал за ней на совесть. 
 - А кто-нибудь еще над ней работал? 
 - Да я бы к ней никого и на пушечный выстрел не подпустил. 
 - В таком случае не можете ли вы объяснить, как это машина движется сама по себе? 
 - Нет, сэр. Но ведь Бетси умница... 
 - Вы точно помните, что не сидели за рулем? 
 - Конечно, нет. Мне казалось нормальным, что Бетси сама везет меня домой. 
 Капитан в сердцах швырнул на стол карандаш. 
 - Сдаюсь! 
 Он встал из-за стола. 
 - Пойду сварю еще кофе, - сказал он Слейду. - Может быть, у вас лучше получится. 
 - Еще одно, - обратился Эрни к Слейду, когда капитан хлопнул дверью. - Этот скунс... 
 - При чем тут скунс? 
 - Скунсы не виляют хвостом, - заявил Эрни. - И не мурлыкают. 
 - Этот скунс проделывал то и другое, - саркастически заметил Слейд. Это был особенный скунс. Не скунс, а диво - хвост колечком. Кстати, скунс действительно ни при чем. Его только прокатили. 
 - Не найдется ли у вас рюмашечки, а? - спросил я. Мне было здорово не по себе. 
 - Конечно, - ответил Эрни. Он подошел к шкафчику в углу и вынул оттуда бутылку. 
 Через окно я увидел, что восток начал светлеть. Скоро рассвет. 
 Зазвонил телефон. Слейд снял трубку. 
 Эрни подал мне знак, и я подошел к нему, вернее, к шкафчику. Эрни вручил мне бутылку. 
 - Только не увлекайся, папаша, - посоветовал он. - Ты ведь не хочешь снова перебрать, правда? 
 Я и не увлекался. Высосал стакана полтора, и все. 
 Слейд заорал: 
 - Эй! 
 - Что случилось? - спросил Эрни. Он отнял у меня бутылку - не то чтобы силой, но вроде того. 
 - Какой-то фермер обнаружил машину, - сказал Слейд. - Она обстреляла его собаку. 
 - Она... что собаку? - с запинкой переспросил Эрни. 
 - Так утверждает этот малый. Он выгнал коров. Было раннее утро. Он собирался на рыбалку и хотел заблаговременно сделать кое-что по хозяйству. В конце узкого тупичка, между тремя изгородями, он увидел машину и решил, что ее здесь бросили. 
 - А что там насчет стрельбы? 
 - Вот слушай. Собака подбежала к машине и облаяла ее. И вдруг из машины вырвалась большая искра. Пса сбило с ног. Он встал и давай удирать. Машина пустила вдогонку ему вторую искру. Угодила псу прямо в ногу. Этот малый говорит, что у пса вскочили волдыри. 
 Слейд взял курс на дверь. 
 - Ну, вы там, поторапливайтесь! 
 - Ты нам, может, понадобишься, папаша, - сказал Эрни. 
 Мы выбежали на улицу и прыгнули в машину. 
 - Где находится эта ферма? - спросил Эрни. 
 - Западнее воздушной базы, - ответил Слейд. 
 Фермер поджидал нас на лавочке у ворот скотного двора. Когда Слейд затормозил, он вскочил на ноги. 
 - Машина еще там, - доложил он. - Я с нее глаз не спускаю. Оттуда никто не выходил. 
 - А она не может оттуда выбраться другим путем? 
 - Никак. Кругом леса да поля. Это тупик. 
 Слейд удовлетворенно хмыкнул. Он отвел полицейскую машину к началу проулка и развернул ее, надежно перегородив проезд. 
 - Отсюда дойдем на своих двоих, - заявил он. 
 - Сразу за тем вон поворотом, - показал фермер. 
 Мы зашли за поворот и увидели, что там стоит Бетси. 
 - Это моя машина, - сказал я. 
 - Давайте рассредоточимся, - предложил Слейд. - С нее станется и нас обстрелять. 
 Он расстегнул кобуру пистолета. 
 - Не вздумайте палить по моей машине, - предупредил я, но он и бровью не повел. 
 Мы все четверо рассредоточились и стали подкрадываться к Бетси. Чудно было, что мы ведем себя, будто она нам враг и надо захватить ее врасплох. 
 Вид у нее был такой же, как всегда, - обыкновенная развалюшка дешевой марки, но очень умная и очень преданная. И я все вспоминал: куда она только меня не возила, а ведь всегда привозила домой. 
 И вдруг она нас атаковала. Стояла-то она носом к тупику, и ей пришлось дать задний ход, но это не помешало ей напасть на нас. 
 Она слегка подпрыгнула и покатила к нам полным ходом, с каждой секундой все увеличивая скорость, и я увидел, что Слейд выхватил пистолет. 
 Я выскочил на середину проулка и замахал руками. Не доверял я этому Слейду. Я боялся, что, если Бетси не подчинится, он изрешетит ее пулями. 
 А Бетси и не собиралась останавливаться. Она надвигалась на нас, и притом гораздо быстрее, чем положено такой старой колымаге. 
 - С дороги, кретин! - завопил Эрни. - Она тебя сшибет! 
 Я отскочил в сторону, но при этом не больно старался. Я подумал: "Если уж до того дошло, что Бетси хочет сшибить меня, то стоит ли тогда жить на свете?" 
 Я споткнулся и растянулся ничком, но, падая, заметил, что Бетси оторвалась от земли, точно собиралась через меня перепрыгнуть. Я сразу смекнул, что уж мне-то ничего не угрожает - у Бетси и в мыслях не было наехать на меня. 
 А Бетси поплыла прямиком в небо; колеса у нее все еще крутились, будто она взбиралась задним ходом на невидимый крутой холм. 
 Я перевернулся на спину, сел и давай глядеть на нее, а поглядеть было на что, это уж поверьте. Она летела точь-в-точь как самолет. Я просто черт знает как гордился ею. 
 Слейд стоял разинув рот, опустив руку с пистолетом. Ему и в голову не пришло стрелять. Скорее всего, он вообще забыл, что у него есть пистолет. 
 Бетси взмыла над верхушками деревьев и вся засияла, засверкала под солнцем - двух недель не прошло с тех пор, как я ее драил, - и я подумал, до чего же это здорово, что она научилась летать. 
 Тут я увидел реактивный самолет и хотел крикнуть Бетси, чтоб побереглась, но во рту у меня пересохло, будто туда квасцов насыпали, - я онемел. 
 Наверное, все это длилось с секунду, но мне казалось, будто они летят уже целую вечность, - в небе повисла Бетси и повис самолет, и я знал, что катастрофы не миновать. 
 Потом по всему небу разлетелись куски металла, а реактивный самолет задымился и пошел на посадку влево, в сторону кукурузного поля. 
 Я сидел посреди дороги - руки-ноги стали прямо ватные - и глаз не сводил с кусков, которые еще недавно были моей Бетси. У меня на душе кошки скребли. Сердце кровью обливалось от такого зрелища. 
 Обломки машины с грохотом падали на землю, но один кусок спускался не так стремительно, как остальные. Он как будто планировал. 
 Я все следил за ним и недоумевал, с чего это он планирует, когда остальные куски давно упали, и вдруг заметил, что это крыло машины и что оно болтается вверх-вниз, словно тоже хочет упасть, но кто-то ему мешает. 
 Крыло спланировало на землю у опушки леса. Оно легко опустилось, покачалось и осело на бок. А когда оно оседало, из него что-то выскочило. Это "что-то" встряхнулось и вприпрыжку умчалось в лес. 
 Ласковый скунс! 
 К этому времени все метались как угорелые. Эрни бежал к фермерскому дому - звонить на воздушную базу насчет самолета, а Слейд с фермером мчались на кукурузное поле, где самолет пропахал в кукурузе такую межу, что там прошел бы и танковый дивизион. 
 Я встал и подошел к тому месту, где, как я приметил, упали куски. Кое-что я нашел - фару (даже стекло на ней не разбилось), искореженное и перекрученное колесо, металлическую решетку с радиатора. Я понимал, что это все без толку. Никто уж никогда не соберет Бетси заново. 
 И вот стоял я с куском хромированного металла в руке и думал о том, как славно мы с Бетси, бывало, проводили время, - как она возила меня в кабачок и терпеливо дожидалась, когда мне захочется домой, и как мы уезжали на рыбалку и вдвоем съедали там походный ужин, и как осенью подавались к северу охотиться на оленей. 
 Пока я там стоял, с кукурузного поля вернулись Слейд и фермер, а между ними плелся летчик. У него был очумелый вид, ноги подгибались, и он просто висел на своих спутниках. Глаза у него остекленели, язык заплетался. 
 Дойдя до проулка, они перестали поддерживать летчика, и тот тяжело опустился наземь. 
 - Какого черта, - только и спросил он, - неужто стали выпускать летающие автомобили? 
 Никто ему не ответил. Зато Слейд накинулся на меня: 
 - Эй, папаша! Оставь в покое обломки! Не смей к ним прикасаться! 
 - У меня есть полное право к ним прикасаться, - возразил я. - Это моя машина. 
 - Ничего не трогай! Здесь что-то нечисто. Эта рухлядь, возможно, покажет, в чем дело, если к ней никто не сунется раньше времени. 
 Бросил я решетку от радиатора и вернулся в проулок. 
 Мы все четверо расселись рядком и стали ждать. Летчик, видимо, пришел в себя. Ему рассекло кожу над глазом, и на лице запеклась кровь, но в общем-то он был целехонек. Даже попросил сигарету, и Слейд дал ему закурить и поднес огонек. 
 Мы услышали, как в начале проулка Эрни задним ходом вывел полицейскую машину из тупичка. Вскорости он подошел к нам. 
 - Сейчас будут. 
 Он сел рядом с нами. О том, что произошло, мы и словом не обмолвились. По-моему, все боялись об этом говорить. 
 Не прошло и четверти часа, как нагрянула вся воздушная база. Сначала появилась санитарная машина; туда погрузили летчика, и она отъехала, вздымая клубы пыли. 
 Вслед за санитарной машиной подъехали пожарные, а за ними - джип с самим полковником. За полковничьим потянулись другие джипы и три-четыре грузовика, и все машины были битком набиты солдатами. Мы и глазом моргнуть не успели, как они наводнили всю округу. 
 Полковник сразу побагровел, - видно, расстроился. Оно и понятно. Где это видано, чтобы самолет в воздухе налетал на автомобиль? 
 Громко топая, полковник подошел к Слейду и наорал на него, а Слейд в ответ тоже заорал, и я удивился, с чего это они так взъелись друг на дружку, но оказалось - ничего подобного. Просто такие уж у них голоса, когда они волновались. 
 Кругом все бегали и суетились и тоже орали, но это продолжалось недолго. Прежде чем полковник и Слейд перестали шуметь, набежало полным-полно солдат и инициатива перешла к военно-воздушным силам. 
 Окончив разговор со Слейдом, полковник подошел ко мне. 
 - Итак, машина была ваша, - сказал он таким тоном, будто я во всем виноват. 
 - Да, моя, и я стребую с вас убытки по суду. Машина была первый сорт. 
 Полковник вперился в меня так, словно хотел убить на месте, и вдруг узнал. 
 - Постойте-ка, - сказал он. - Это не вы у меня на днях были? 
 - Точно. Я еще рассказывал вам о своих скунсах. Один из них как раз сидел сейчас в Старушке Бетси. 
 - Валяйте дальше, приятель, - сказал полковник. - До меня что-то туго доходит. Только не травите. 
 - Старушка Бетси - это машина, - объяснил я, - и в ней сидел скунс. Когда в нее врезался ваш самолет, скунс приземлился на крыле от машины. 
 - Вы хотите сказать, что скунс... крыло... что... 
 - Он вроде бы спланировал, - докончил я. 
 - Капрал, - обратился полковник к Слейду, - что там у него на счету? 
 - Да только езда в пьяном виде, - ответил Слейд. - Пустяки. 
 - Я хотел бы взять его с собой на базу. 
 - Буду вам очень признателен, - неуверенным голосом ответил Слейд. 
 - В таком случае пошли, - сказал полковник, и я проследовал за ним к джипу. 
 Мы расположились на заднем сиденье, а машину вел солдат - шпарил как на пожар. Мы с полковником особенно не разговаривали. Мы только зубы стискивали и надеялись, что доберемся живыми. Так, по крайней мере, было со мной. 
 Там, на базе, полковник сел за свой письменный стол, кивком приказал мне занять кресло. Потом откинулся на спинку стула и давай меня изучать. Счастье, что ничего плохого я не сделал, иначе под его взглядом я бы, пожалуй, не выдержал и раскололся. 
 - Вы тут много чего наговорили, - начал полковник. - Устраивайтесь-ка поудобнее и расскажите все с самого начала, не пропуская ни единой мелочи. 
 Я стал рассказывать ему все как есть и пустился во всякие подробности, чтобы втолковать ему мою точку зрения, а он ничего, не перебивал, только сидел и слушал. Ни разу еще мне не попадался такой хороший слушатель. 
 Когда я выложил все до конца, он нашарил на столе блокнот и карандаш. 
 - Давайте-ка зафиксируем основные выводы, - сказал он. - Вы утверждаете, что раньше машина никогда не совершала самовольных действий? 
 - Насколько я знаю, не совершала, - ответил я как на духу. - Но, конечно, она могла тренироваться в мое отсутствие. 
 - И никогда до сих пор не летала? 
 Я покачал головой. 
 - А когда она стала проделывать то и другое, в ней находился этот ваш скунс? 
 - Совершенно верно. 
 - И вы утверждаете, что после катастрофы скунс спланировал, сидя на крыле машины? 
 - Крыло перевернулось, а скунс убежал в лес. 
 - Вам не кажется странным, что крыло планировало, тогда как остальные обломки просто грохнулись оземь? 
 Я согласился, что это и вправду чудно. 
 - Теперь о скунсе. Вы утверждаете, что он мурлыкал? 
 - Еще как! Любо-дорого было слушать! 
 - И вилял хвостом? 
 - Прямо как собака. 
 Полковник отодвинул блокнот и откинулся на спинку стула. Он сложил руки на груди, точно обнял себя за плечи. 
 - По личному опыту, накопленному в детстве при ловле скунсов в капканы, могу вам сообщить, что скунсы не мурлыкают и никогда не виляют хвостом. 
 - Я знаю, что у вас на уме, - объявил я, озлившись, - но не так уж я был пьян. Я сделал глоток-другой, чтобы скоротать время, покуда появится самолет. Но я видел скунса своими глазами, знаю, что это был именно скунс, и помню, как он мурлыкал. Ласковый был, будто я ему понравился, и он... 
 - Ну ладно, - сказал полковник. - Ладно. 
 Сидели мы и смотрели друг на друга. Ни с того, ни с сего он ухмыльнулся. 
 - А знаете, - сказал он, - я вдруг понял, что мне нужен адъютант. 
 - Желающих нет, - ответил я упрямо. - Вы меня и на четверть мили не подтащите к реактивному самолету. Хоть вяжите по рукам и по ногам. 
 - Вольнонаемный адъютант. Триста долларов в месяц и полное обеспечение. 
 - Всю жизнь мечтал толкаться среди военных. 
 - И выпивки сколько влезет. 
 - Где надо расписаться? - спросил я. 
 Вот так-то я и стал адъютантом полковника. 
 Я подумал, что у него шарики за ролики заехали, да и сейчас так думаю. Для него все сложилось бы куда лучше, если бы он тогда же вышел в отставку. Но он носился со своей идеей и был из числа тех азартных дураков, что играют ва-банк. 
 Мы с ним уживались как нельзя лучше, но временами кое в чем расходились. Началось все с дурацкого требования, чтобы я не отлучался с базы. Я устроил скандал, но полковник уперся. 
 - Ты выйдешь за ворота, распустишь слюни и начнешь трепаться, твердил он. - А мне надо, чтобы ты прикусил язык и держал его за зубами. Как по-твоему, для чего я тебя взял на службу? 
 Жилось мне не так уж плохо. Забот и в помине не было. Просто пальцем не шевелил - никакой работы с меня никто не спрашивал. Жратва была сносная, комнату с постелью мне дали, и полковник сдержал слово насчет выпивки. 
 Несколько суток я полковника вовсе не видел. В один прекрасный день забежал к нему поздороваться. Только я на порог, как входит сержант с пачкой бумаг в руке. И будто сам не свой. 
 - Вот рапорт о том автомобиле, сэр, - доложил он. 
 Полковник взял бумаги и перевернул несколько листов. 
 - Сержант, я ничего не понимаю. 
 - И я тоже, сэр. 
 - Ну вот это, например, что? - спросил полковник и ткнул пальцем. 
 - Вычислительное устройство, сэр. 
 - В автомобилях не бывает вычислительных устройств. 
 - Вот именно, сэр, то же и я говорю. Но мы нашли место, где оно было укреплено на моторе. 
 - Укреплено? Приварено? 
 - Ну не совсем приварено. Оно вроде бы стало частью мотора. Как будто их отлили вместе. Там не было никаких следов сварки. 
 - А вы уверены, что это вычислительное устройство? 
 - Так утверждает Коннели, сэр. Он на вычислительных машинах собаку съел. Однако таких он еще не видывал. Он говорит, что это устройство работает по совершенно иному принципу. И полагает, что он очень толковый. Принцип этот, он говорит... 
 - Продолжайте! - гаркнул полковник. 
 - Он говорит, что по мощности это устройство в тысячу раз превосходит лучшие наши вычислительные машины. Он говорит, будто, даже не обладая буйной фантазией, можно назвать это устройство разумным. 
 - Что вы понимаете под словом "разумный"? 
 - Вот Коннели уверяет, что такая штука, возможно, умеет самостоятельно мыслить. 
 - О господи! - только и выговорил полковник. 
 Он посидел с минуту, словно о чем-то задумался. Потом перевернул страницу и ткнул в другое место. 
 - А это другой блок, сэр, - сказал сержант. - Чертеж блока. Что за блок - не известно. 
 - Не известно! 
 - Мы никогда ничего подобного не видели, сэр. Мы понятия не имеем, какое у него назначение. Он был связан с трансмиссией, сэр. 
 - А это? 
 - Результаты химического анализа бензина. С бензином что-то странное, сэр. Мы нашли бак, весь искореженный и на себя не похожий, но там еще оставался бензин. Он не... 
 - Но с какой стати вам вздумалось делать анализ? 
 - Да ведь это не бензин, сэр. Это что-то другое. Раньше был бензин, но он изменился, сэр. 
 - У вас все, сержант? 
 Сержанту, как я видел, становилось жарко. 
 - Нет, сэр, есть еще кое-что. В рапорте все изложено, сэр. Нам удалось найти большую часть обломков, сэр. Отсутствуют лишь несколько мелких деталей. В настоящее время мы работаем над сборкой. 
 - Сборкой... 
 - Может, вернее назвать это склейкой, сэр... 
 - Машина не будет ходить? 
 - Навряд ли, сэр. Ее здорово покалечило. Но если бы ее удалось собрать целиком, это был бы лучший автомобиль в мире. Судя по спидометру, машина прошла 80.000 миль, но ее состояние такое, будто она только вчера с завода. К тому же она сделана из таких сплавов, что мы просто диву даемся. 
 Сержант помолчал. 
 - Осмелюсь доложить, сэр, тут дело нечисто. 
 - Да, да, - сказал полковник. - Вы свободны, сержант. Еще как нечисто! 
 Сержант повернулся кругом. 
 - Минуточку, - окликнул его полковник. 
 - Есть, сэр. 
 - Мне очень жаль, сержант, но вам и всему подразделению, прикомандированному к машине, не разрешается покидать территорию базы. Я не могу допустить утечки информации. Сообщите своим людям. Если кто-нибудь пикнет, я с ним живо расправлюсь. 
 - Есть, сэр, - сказал сержант и вежливо козырнул, но вид у него был такой, словно он сейчас полковнику глотку перережет. 
 Когда сержант вышел, полковник сказал мне: 
 - Эйса, если ты что-то знаешь и молчишь, а потом это выплывет наружу и я окажусь в дураках, то я сверну твою тощую шею. 
 - Чтоб мне провалиться, - сказал я. 
 Он как-то чудно на меня посмотрел. 
 - Тебе известно, что это за скунс? 
 Я покачал головой. 
 - Это вовсе не скунс, - сказал он. - И мы обязаны выяснить, кто же это. 
 - Но ведь его здесь нет. Он убежал в лес. 
 - Его можно поймать. 
 - Это мы-то вдвоем? 
 - Зачем вдвоем? На базе две тысячи солдат. 
 - Но... 
 - Ты думаешь, им не очень-то по вкусу ловить скунса? 
 - Примерно так. Может, они и пойдут в лес, но сделают все, чтобы не найти скунса, ни за что не станут ловить. 
 - Станут как миленькие, если пообещать вознаграждение. Пять тысяч долларов. 
 Я посмотрел на него так, словно он окончательно спятил. 
 - Поверь, - сказал полковник, - он того стоит. Всех этих денег, до последнего цента. 
 Я же говорю, свихнулся человек. 
 В облаву на скунса я не пошел. Я знал, как мало шансов найти его. К этому времени он мог выбраться за пределы штата или залезть в такую нору, где его и днем с огнем не сыщешь. 
 Да и ни к чему мне было пять тысяч долларов. Я получал хороший оклад и пил вволю. 
 На другой день я зашел к полковнику покалякать. У него был крупный разговор с военным врачом. 
 - Вы обязаны отменить свой приказ! - разорялся костоправ. 
 - Не могу я его отменить! - орал полковник. - Мне необходимо это животное! 
 - Вы когда-нибудь видели, чтобы скунсов ловили голыми руками? 
 - Нет, никогда. 
 - У меня уже одиннадцать штук, - сказал костоправ. - Больше я не потерплю. 
 - Капитан, - ответил полковник, - прежде чем все это кончится, у вас будет гораздо больше одиннадцати скунсов. 
 - Значит, вы не отмените приказ, сэр? 
 - Нет. 
 - В таком случае я сам прекращу это безобразие! 
 - Капитан! - свирепо произнес полковник. 
 - Вы невменяемы, - заявил костоправ. - Никакой военный трибунал... 
 - Капитан! 
 Но капитан ничего не ответил. Он повернулся кругом и вышел. 
 Полковник взглянул на меня. 
 - Иной раз приходится тяжко, - сказал он. 
 Я понял, что надо срочно найти этого скунса, иначе полковника смешают с грязью. 
 - А все-таки я в толк не возьму, - сказал я, - на кой черт вам сдался этот зверь. Обыкновенный скунс, разве что мурлыкать умеет. 
 Полковник уселся за стол и стиснул голову руками. 
 - О господи! - простонал он. - До чего же тупы люди! 
 - Это-то да, - не отставал я, - но все-таки непонятно... 
 - Сам посуди, - сказал полковник. - Кто-то копался в твоей машине. Ты утверждаешь, что это не твоя работа. Ты утверждаешь, что не подпустил бы к машине никого другого. Ребята, которые исследовали обломки, заявляют, что в машине есть такие премудрые устройства, до каких у нас еще никто не додумался. 
 - Если вы думаете, что этот скунс... 
 Полковник трахнул кулаком по столу. 
 - Да какой там скунс! Нечто, _п_о_х_о_ж_е_е_ на скунса! Нечто, смыслящее в машинах побольше твоего, моего, да и вообще больше, чем будет когда-нибудь смыслить человек! 
 - Но у него и рук-то нет. Как, по-вашему, мог он сотворить то, что вы думаете? 
 Но он не успел мне ответить. 
 С треском распахнулась дверь, и ввалились двое солдат из караулки. Им было не до того, чтобы приветствовать полковника по всей форме. 
 - Господин полковник, - сказал один из них, переводя дух. - Господин полковник, нашли. Даже не пришлось его ловить. Мы свистнули, и он пошел за нами следом. 
 За ними, виляя хвостом и мурлыча, вошел скунс. Он сразу подбежал ко мне и стал тереться о мои ноги. Когда я наклонился и взял его на руки, он замурлыкал так громко, что я побоялся, не взорвется ли. 
 - Он самый? - спросил меня полковник. 
 - Он и есть, - подтвердил я. 
 Полковник схватил телефонную трубку. 
 - Соедините меня с Вашингтоном! Пентагон! Мне нужен генерал Сандерс! 
 И махнул нам рукой. 
 - Вон отсюда! 
 - Но, господин полковник, вознаграждение... 
 - Получите! А теперь убирайтесь! 
 Вид у него был, как у человека, которому только сейчас объявили, что его не расстреляют на рассвете. 
 Мы повернулись через правое плечо и вышли из кабинета. 
 У двери с винтовками в руках топтались четыре субъекта устрашающего вида, типичные техасские гангстеры. 
 - Ты на нас не обращай внимания, друг, - сказал мне один из них. - Мы всего-навсего твои телохранители. 
 Это и вправду были мои телохранители. Ни на шаг от меня не отставали - куда я, туда и они. И с нами ходил скунс. Поэтому они ко мне и прилипли. Я-то им был до лампочки. Это скунса надо было охранять. 
 А скунс привязался ко мне - клещами не оторвешь. Он шел за мной по пятам и шмыгал у меня между ботинками, но по большей части ему хотелось, чтобы я таскал его на руках или сажал себе на плечо. И он все время мурлыкал. То ли смекнул, что я ему настоящий друг, то ли считал меня простофилей. 
 Жить стало трудновато. Скунс спал вместе со мной, и в моей комнате ночевали все четыре охранника. В отхожее место я шел со скунсом и одним охранником, а остальные трое околачивались поблизости. Я ни на миг не оставался один. Я говорил, что это непорядочно. Я говорил, что это неконституционно. Ничего не помогало. Деться было некуда. Охранников было двенадцать штук, и работали они в три смены, по восемь часов каждая. 
 Несколько дней я не видел полковника и подумал, что это странно: раньше он себе места не мог найти, пока не заполучит скунса, а теперь ему до скунса и дела нет. 
 А я тем временем пораскинул умом насчет того, что говорил полковник о скунсе: будто это и не скунс вовсе, а существо, по виду схожее со скунсом, и будто оно знает о чем-то побольше нашего. И чем дольше я об этом думал, тем больше верил в то, что полковник, пожалуй, прав. Но все-таки казалось невероятным, чтобы какая-то безрукая тварь разбиралась в машинах, не говоря уж о том, чтобы мудрить с ними. 
 Но тут я вспомнил, как мы с Бетси всегда понимали друг друга, и, более того, представил себе, что человек и машина сближаются настолько, что могут друг с другом беседовать, и тогда человек, даже безрукий, может помочь машине улучшиться. И хоть, когда говоришь это вслух, получается что-то вроде нелепицы, но в глубине души мне казалось, что так и должно быть, и как-то тепло становилось при мысли о том, что человек и машина могут стать закадычными друзьями. 
 Если на то пошло, не такая уж это нелепость. 
 Быть может, говорил я себе, когда зашел в кабачок и оставил скунса в машине, то скунс оглядел ее и пожалел эту старую колымагу, как мы с вами пожалели бы бездомную кошку или больную собаку. И, может быть, скунс тут же, на месте, решил починить ее, как умеет; с него сталось бы и металлом разжиться где-нибудь, где не скоро хватятся, чтобы смастерить вычислитель и все эти хитроумные штучки. 
 Кто его знает, может, до него не доходило, хоть тресни, как это их не было в машине с самого начала. Может, он считал, что машина без этих штучек вообще не машина. А скорее всего, подумал, что Бетси неисправна. 
 Охранники прозвали скунса Вонючкой, и это были враки, потому что от него ничуть не пахло - редко я встречал таких спокойных и воспитанных зверей. Я сказал охранникам, что это несправедливо, но они только ржали надо мной, и вскорости об этой кличке прознала вся база, и, куда бы мы ни шли, отовсюду нам кричали: "Эй, Вонючка!" Скунс, как видно, ничего не имел против, и я тоже в мыслях стал называть его Вонючкой. 
 Так я сам додумался, что Вонючка мог починить Бетси и почему он ее чинил. Но одного я никак не уразумел - откуда он вообще взялся? Думал я, думал, но так ничего и не надумал, кроме каких-то глупостей, и даже сам решил, что это уж слишком. 
 Разок-другой я заходил к полковнику, но сержанты и лейтенанты гнали меня в три шеи и мы с ним так и не повидались. Я обиделся и решил туда больше не соваться, пока он меня не позовет. 
 В один прекрасный день он меня позвал. Прихожу я и вижу: у него в кабинете полным-полно важных шишек. Полковник как раз переговаривался с каким-то старым, седым, свирепым старикашкой, у него был нос крючком, зубастая пасть и звезды на погонах. 
 - Генерал, - обратился к старикашке полковник, - разрешите представить вам ближайшего друга Вонючки. 
 Генерал подал мне руку. Вонючка помурлыкал ему, сидя на моем плече. 
 Генерал хорошенько вгляделся в Вонючку. 
 - Полковник, - сказал он, - от души надеюсь, что вы не заблуждаетесь. В противном случае, если когда-нибудь дойдет до огласки, военно-воздушные силы погибли. Армия и флот будут потешаться над нами еще десятки лет, да и конгресс нам никогда не простит такого розыгрыша. 
 Полковник судорожно глотнул: 
 - Уверяю вас, сэр, я не заблуждаюсь. 
 - Не знаю, как это я дал себя уговорить, - разворчался генерал. Более сумасбродный план и представить себе невозможно. 
 Он еще раз поглядел на Вонючку. 
 - По-моему, скунс как скунс, - заметил генерал. 
 Полковник представил меня группе других полковников и куче майоров, а с капитанами, если они там вообще были, возиться не стал, и все жали мне руку, а Вонючка им мурлыкал - получалось очень уютно. 
 Один из полковников подхватил Вонючку на руки, но тот стал отчаянно брыкаться и все рвался ко мне. 
 Генерал сказал: 
 - Кажется, он предпочитает именно ваше общество. 
 - Он мой друг, - объяснил я. 
 После ленча полковник с генералом зашли за мной и Вонючкой и все мы отправились в ангар. Там навели порядок, и в ангаре стоял только один самолет, из новейших реактивных. Нас поджидала целая толпа - были и военные, но больше все спецы в гражданской одежде или в грубых бумажных комбинезонах. Некоторые держали в руках инструменты - так я считаю, - хотя я эдаких диковин сроду не видывал. И всюду были понаставлены какие-то аппараты. 
 - А теперь, Эйса, - сказал полковник, - сядь в этот реактивный самолет вместе с Вонючкой. 
 - А чего там делать? - спросил я. 
 - Да просто посиди. Но только ничего не трогай. Иначе ты нам все испортишь. 
 Мне показалось, что дело тут нечисто, и я заколебался. 
 - Не бойтесь, - успокоил меня генерал. - Вам ничего не грозит. Входите смелей и усаживайтесь. 
 Так я и сделал, и получилось вовсе глупо. Я вскарабкался туда, где полагается сидеть пилоту, и уселся в его кресло; ну и местечко! Повсюду торчала всякая чертовщина, какие-то приборы и невиданные штучки. Я не смел шелохнуться, до того боялся их задеть - бог его знает, что бы могло стрястись. 
 Вошел я, значит, уселся и некоторое время развлекался тем, что глазел на все эти диковины и гадал, для чего они служат, но почти ни разу не угадал. 
 В конце концов я осмотрел все в сотый раз и стал ломать себе голову, чем бы еще заняться, а делать было нечего, скучища смертная. Но тут я вспомнил, сколько денег заколачиваю, сколько даровой выпивки получаю, и подумал, что ради всего этого можно просидеть любое кресло. 
 А Вонючка вообще не обратил ни на что внимания. Он пристроился у меня на коленях и заснул - так мне, во всяком случае, казалось. Он-то себя не утруждал, это уж точно. Лишь время от времени приоткрывал один глаз или поводил ухом, только и всего. 
 Поначалу я об этом не думал, но, когда посидел там час или около того, до меня вдруг дошло, зачем они затащили нас с Вонючкой в самолет. Они надеются, подумал я, что, если посадят в самолет Вонючку, он и этот самолет пожалеет и проделает с ним такую же штуку, как с Бетси. Но если они так полагают, то наверняка останутся в дураках: ведь Вонючка решительно ничего не стал делать, только свернулся клубочком и заснул. 
 Мы просидели несколько часов, а потом нам сказали, что можно вылезать. 
 Тут-то и закрутилась операция "Вонючка". Так они называли всю эту бодягу. Просто умора, каких только названий не выдумает военная авиация! 
 Это тянулось несколько дней. Утром мы с Вонючкой вставали, несколько часов сидели в самолете, делали перерыв на обед и возвращались еще на несколько часов. Вонючка как будто не возражал. Ему было все равно, где сидеть. Он только и делал, что сворачивался клубочком у меня на коленях, и через пять минут уже дремал. 
 Насколько я мог судить, дело не двигалось ни на шаг, но с каждым днем генерал, полковник и спецы, что наводняли ангар, распалялись все больше и больше. Видно было, что им до смерти охота почесать языки, но они сдерживались. 
 Очевидно, работа не кончалась и после того, как мы с Вонючкой уходили. Каждый вечер в ангаре горел свет, спецы вкалывали вовсю, а вокруг них охраны было видимо-невидимо. 
 В один прекрасный день тот реактивный самолет, в котором мы сидели, выкатили из ангара, вместо него поставили другой, и все повторилось снова-здорово. Опять ничего не произошло. Однако атмосфера в этом ангаре до того накалилась, что, казалось, все вот-вот вспыхнет. 
 Ума не приложу, что там такое творилось. 
 Постепенно это состояние напряженности передалось всей базе, и началось что-то совершенно невероятное. Вам и во сне не снилась воинская часть, которая бы так проворно пошевеливалась. Приехала бригада строителей и давай строить новые корпуса, а как только они были готовы, там разместили какие-то машины. Приезжали все новые и новые люди, и очень скоро база превратилась в растревоженный муравейник. 
 Однажды я вышел погулять (а охранники тащились рядом) и увидел такое, что аж глаза выпучил. Всю базу обносили четырехметровым забором, увенчанным колючей проволокой. А по эту сторону забора было столько охранников, что они чуть не наступали друг другу на пятки. 
 Вернулся я с прогулки перепуганный, потому что, судя по всему, меня силком втянули в какое-то чересчур сложное и темное дело. 
 До сих пор я полагал, что речь идет только о полковнике, который слишком выслуживался перед начальством и теперь никак это не расхлебает. Все время я очень жалел полковника: ведь генерал, судя по его роже, был из тех типов, что позволяют водить себя за нос лишь до поры до времени, а потом раз - и к ногтю. 
 Примерно в то же время посреди одной из взлетных полос стали рыть огромный котлован. Как-то раз я подошел взглянуть на него и только диву дался. Была хорошая, ровная взлетная полоса, стоила больших денег, а теперь в ней роют яму - не иначе как хотят сделать бассейн для плавания. Я порасспросил кое-кого, но люди, к которым я обращался, то ли сами ничего не знали, то ли знали, да помалкивали. 
 А мы с Вонючкой все сидели в самолетах. Теперь это был шестой по счету. Но ничто не менялось. Я сидел и скучал до одури, а Вонючка не унывал. 
 Как-то вечером полковник передал через сержанта, что хочет меня видеть. 
 Я вошел, сел и посадил Вонючку на письменный стол. Он разлегся на полированной крышке и стал переводить глаза с меня на полковника. 
 - Эйса, - сказал полковник, - по-моему, все идет хорошо. 
 - Вы хотите сказать, что добились своего? 
 - Мы добились неоспоримого преимущества в воздухе. Теперь мы опередили остальные страны на добрый десяток лет, если не на все сто, - в зависимости от того, насколько нам удастся все освоить. Теперь нас никому не догнать. 
 - Но ведь Вонючка только и делал, что спал! 
 - Он только и делал, - сказал полковник, - что реконструировал каждый самолет. В ряде случаев он применял совершенно непонятные принципы, но голову даю на отсечение, немного погодя мы их поймем. А в других случаях изменения были так просты и так очевидны, что просто удивительно, как это мы сами до них не додумались. 
 - Полковник, а кто такой Вонючка? 
 - Не знаю, - ответил он. 
 - Вы же что-то подозреваете. 
 - Безусловно. Но это только подозрение, не более. Мне страшно даже подумать об этом. 
 - Меня не так-то легко застращать. 
 - Ну что же, в таком случае... Вонючка не похож ни на что земное. Мне кажется, он с другой планеты, а может быть, даже из другой звездной системы. По-моему, он совершил к нам космический перелет. Как и зачем, не имею представления. Возможно, звездолет потерпел аварию, а Вонючка сел в спасательную ракету и прилетел на Землю. 
 - Но если у него была ракета... 
 - Мы прочесали каждый квадратный метр на много миль в окружности. 
 - И ничего не нашли? 
 - Ничего, - сказал полковник. 
 Переварить такую идею было трудновато, но я с этим справился. Затем я подумал о другом. 
 - Полковник, - сказал я, - по вашим словам, Вонючка починил самолеты, и они стали даже лучше новых. Как же он мог это сделать, когда у него нет рук и он только спал и ни до чего ни разу не дотронулся? 
 - А как по-твоему? - спросил полковник. - Я выслушал уйму догадок. Из них только одна не совсем лишена смысла, да и то с натяжкой, - это телекинез. 
 Ну и словечко! 
 - А что это значит, полковник? 
 Этим словечком я собрался ошарашить ребят в кабачке, если когда-нибудь попаду туда снова, и хотел употребить его кстати. 
 - Передвижение предметов усилием мысли, - объяснил полковник. 
 - Да ведь он ничего не передвигал, - возразил я. - Все новые устройства в Бетси и в самолетах взялись прямо изнутри, никто ничего не вставлял. 
 - При телекинезе и это возможно. 
 Я задумчиво покачал головой. 
 - А мне все иначе мыслится. 
 - Валяй, - вздохнул полковник. - Послушаем и твою теорию. Не понимаю, с какой стати ты должен быть исключением. 
 - По-моему, у Вонючки, если можно так выразиться, легкая рука на машины, - сказал я. - Знаете, как у некоторых людей бывает легкая рука на растения, а вот у него... 
 Полковник одарил меня долгим жестким взглядом из-под нахмуренных бровей, потом медленно склонил голову. 
 - Я понимаю, что ты имеешь в виду. Новые узлы и детали никто не вставлял и не переставлял. Они наросли. 
 - Что-то в этом роде. Может быть, он умеет оживлять машины и все улучшает их, отращивая детали, чтобы машины стали счастливее и повысили свой КПД. 
 - В твоем изложении это звучит глупо, - проворчал полковник, - но вообще-то здесь намного больше смысла, чем во всех прочих рассуждениях. Человек работает с машинами - я говорю о настоящих машинах - всего лишь лет сто, от силы двести. Если поработать с ними десять тысяч или миллион лет, это покажется не таким уж глупым. 
 Мы долго молчали, уже наступили сумерки, а мы оба все думали, и, наверное, об одном и том же. Думали о черной бездне, лежащей за пределами Земли, и о том, как Вонючка пересекал эту бездну. Пытаясь представить себе, из какого мира он прибыл, почему расстался со своим миром и что случилось с ним в черной бездне, что вынудило искать убежища на Земле. 
 И оба, наверное, думали о том, какая ирония судьбы занесла его на планету, где он похож на зверька, от которого все норовят держаться подальше. 
 - Чего я никак не пойму, - нарушил молчание полковник, - так это зачем ему такие хлопоты? Почему он это делает ради нас? 
 - Он это делает не ради нас, а ради самолетов, - ответил я. - Он их жалеет. 
 Дверь распахнулась, и, громко топая, вошел генерал. Он торжествовал. В комнате сгустилась тьма, и вряд ли он меня увидел. 
 - Разрешение получено! - радостно объявил он. - Корабль прибудет завтра. Пентагон не возражает. 
 - Генерал, - сказал полковник, - мы чересчур торопим события. Пора заложить какие-то основы для понимания самой сути. Мы ухватили то, что лежало на поверхности. Мы использовали этого зверька на всю катушку. Мы получили колоссальную информацию... 
 - Но не ту, что нам нужна! - рявкнул генерал. - До сих пор мы занимались опытами. А вот информации по А-кораблю у нас нет. Вот что необходимо нам в первую очередь. 
 - Точно так же нам необходимо понять это существо. Понять, каким образом оно все делает. Если бы с ним можно было побеседовать... 
 - Побеседовать! - генерал совсем взбесился. 
 - Да, побеседовать! - не испугался полковник. - Скунс все время мурлыкает. Может быть, это способ общения. Нашедшие его солдаты только свистнули, и он пошел за ними. Это было общение. Будь у нас хоть капля терпения... 
 - У нас нет времени на такую роскошь, как терпение, полковник. 
 - Генерал, нельзя же так - просто выжать его досуха. Он сделал для нас очень много. Отплатим же ему хоть чем-нибудь. Ведь он-то проявляет необычайное терпение - ждет, пока мы установим с ним контакт, и надеется, что когда-нибудь мы признаем в нем разумное существо! 
 Они орали друг на друга, и полковник, должно быть, позабыл о моем присутствии. Мне стало неудобно. Я протянул Вонючке руки, он прыгнул прямо ко мне. На цыпочках я прокрался через весь кабинет и незаметно вышел. 
 В ту ночь я лежал в постели, а Вонючка свернулся клубком поверх одеяла у меня в ногах. В комнате сидели четыре охранника, тихие, как настороженные мыши. 
 Я поразмыслил над тем, что сказал генералу полковник, и сердце мое потянулось к Вонючке. Я вообразил, как было бы ужасно, если бы человека вдруг выкинули в мир скунсов, которым плевать на него, - им интересно разве только то, что он умеет рыть самые глубокие и гладкие норы, какие приходилось видеть скунсам, и делает это быстро. И вот человек должен вырыть столько нор, что скунсам некогда постараться понять этого человека, потолковать с ним или выручить его. 
 Лежал я, жалел Вонючку и убивался, что ничем не могу ему помочь. Тогда он полез ко мне по одеялу, забрался под простыню, я высвободил руку и крепко прижал его к себе, а он мне тихонько замурлыкал. Так мы с ним и заснули. 
 На другой день появился А-корабль, последний из трех изготовленных, но все еще экспериментальный. На вид это было просто чудище, и мы стояли на порядочном расстоянии от цепи охранников и смотрели, как он, лихо маневрируя, садится торцом в заполненный водой котлован. 
 По трапу спустился экипаж корабля - свора наглых юнцов. За ними подъехала моторка. 
 Наутро мы отправились к кораблю. Я сидел в моторке вместе с генералом и полковником, и, пока лодка качалась у трапа, они опять успели разойтись во мнениях. 
 - Я по-прежнему считаю, что это рискованно, генерал, - сказал полковник. - Одно дело - баловаться с реактивными самолетами, совершенно другое - атомный корабль. Если Вонючке вздумается мудрить с реактором... 
 Не разжимая губ, генерал процедил: 
 - Приходится идти на риск. 
 Полковник пожал плечами и полез вверх по трапу. Генерал подал мне знак, и я тоже полез, а Вонючка сидел у меня на плече. За нами последовал генерал. 
 Раньше мы с Вонючкой сидели в самолетах вдвоем, но тут на борту оказалась еще бригада техников. Места хватало, а они ведь только так и могли выяснить, что делает Вонючка в часы своей работы. Как дошло до А-корабля, так им приспичило выяснить все доподлинно. 
 Я уселся в кресло пилота. Вонючка примостился у меня на коленях. Полковник побыл с нами, но вскоре ушел, и мы остались вдвоем. 
 Я нервничал. То, что полковник говорил генералу, показалось мне дельным. Но день прошел, ничего не случилось, и я стал склоняться к мысли, что полковник ошибся. 
 Так продолжалось четыре дня, и я притерпелся. Перестал нервничать. На Вонючку можно положиться, твердил я себе. Он ничего не сделает нам во вред. 
 Техники держались бодро, с генеральской физиономии не сходила улыбка: судя по всему, Вонючка не обманул ничьих надежд. 
 На пятый день, когда мы плыли к кораблю, полковник сказал: 
 - Сегодня кончаем. 
 Я рад был это слышать. 
 Мы уже совсем было собрались сделать перерыв на обед, как вдруг все началось. Не скажу точно, как это вышло, - но все перемешалось в голове. Будто бы кто-то закричал, но на самом-то деле никто не кричал. Я приподнялся в кресле и снова сел. Кто-то крикнул еще раз. 
 Я знал, что вот-вот случится что-то страшное. Я это нутром чуял. Я знал, что надо срочно уносить ноги с А-корабля. Меня охватил страх, безотчетный страх. Но сквозь этот страх и наперекор ему я помнил, что мне нельзя уйти. Я должен был остаться - за это мне платили деньги. Я вцепился в ручки кресла и против воли остался. 
 Вдруг я почувствовал панический ужас и тут уж ничего не мог поделать. Справиться с ним не было сил. Я вскочил с кресла, уронив с колен Вонючку. Добрался до двери, с трудом открыл ее и обернулся назад. 
 - Вонючка! - позвал я. 
 Я стал пересекать кабину, чтобы взять его на руки, но на полпути меня снова одолел такой страх, что я повернулся и стремглав помчался прочь, не разбирая дороги. 
 Я кубарем скатился по лесенке, а внизу слышался топот и вопли перепуганных людей. Тогда я понял, что мне не померещилось и что я вовсе не трус, - что-то на самом деле было неладно. 
 Когда я добрался до люка, к нему уже хлынула толпа, и люди, толкаясь, бросились по трапу вниз. С берега выслали моторку. Кто-то спрыгнул с трапа в воду и пустился вплавь. 
 По полю к водному котловану наперегонки шпарили санитарные и пожарные машины, а над строениями, возведенными в честь операции, завывала сирена истошно, словно кошка, которой наступили на хвост. 
 Я вгляделся в окружающих. У всех были напряженные, бледные лица, и мне стало ясно, что все напуганы не меньше моего, но я почему-то не перетрусил пуще прежнего, а даже почти успокоился. 
 А люди все кувыркались вниз по трапу и плюхались в воду, и я твердо знаю, что если бы за ними кто-нибудь следил по хронометру, то были бы побиты все рекорды скоростных заплывов. 
 Я встал в очередь на выход, опять вспомнил о Вонючке, вышел из очереди и бросился его спасать. Однако, когда я наполовину поднялся по лесенке, от моей храбрости и следа не осталось и я не рискнул идти дальше. Смешнее всего, что я не могу объяснить, отчего так струхнул. 
 Я в числе последних спустился по трапу и втиснулся в моторку, которая была так перегружена, что еле доползла до твердой земли. 
 Здесь вовсю суетился военный врач, требуя, чтобы пловцов немедленно отправили на дезактивацию, повсюду метались и кричали люди, с незаглушенными моторами стояли пожарные машины и по-прежнему надрывалась сирена. 
 - Назад! - закричал кто-то. - Бегите! Все назад! 
 И все мы, конечно, разбежались, как стадо овец, которым явилось привидение. 
 Тут раздался неописуемый рев, и все мы обернулись. 
 Из котлована медленно поднимался атомный корабль. Под ним кипела и бурлила вода. Корабль взмыл в воздух плавно, грациозно, без единого толчка или сотрясения. Он взлетел прямо в небо, миг - и его не стало. 
 Внезапно я понял, что кругом мертвая тишина. Никто не смел пошевелиться. Все затаили дыхание. Только стояли и глаз не сводили с неба. Сирена давно умолкла. 
 Я почувствовал, как кто-то тронул меня за плечо. Это был генерал. 
 - А Вонючка? - спросил он. 
 - Не захотел пойти за мной, - ответил я, чувствуя себя последним подонком. - А вернуться за ним было страшно. 
 Генерал круто повернулся и взял курс на другой конец поля. Я кинулся за ним, сам не знаю зачем. Он перешел на бег, и я вприпрыжку понесся бок о бок с ним. 
 Мы ураганом ворвались в оперативный корпус и, перепрыгивая через ступеньки, взлетели по лестнице на станцию слежения. 
 Генерал рявкнул: 
 - Засекли? 
 - Да, сэр, в данный момент мы его ведем. 
 - Хорошо, - произнес генерал, тяжело дыша. - Прекрасно. Надо сбить его во что бы то ни стало. Сообщите курс. 
 - Прямо вверх, сэр. Он все еще идет вверх. 
 - Сколько прошел? 
 - Около пяти тысяч миль, сэр. 
 - Не может быть! - взревел генерал. - Он не может летать в космическом пространстве! 
 Он повернулся и наскочил на меня. 
 - Прочь с дороги! 
 Топая, он сбежал вниз по лестнице. 
 Я спустился вслед за ним, но, выйдя из здания, пошел в другую сторону. Я миновал административный корпус, возле которого стоял полковник. Мне не хотелось останавливаться, но он меня окликнул. 
 - Хорошо получилось, - сказал полковник. 
 - Я старался увести его, - стал я оправдываться, - но он ни за что не шел. 
 - Еще бы. Как по-твоему, что нас вспугнуло? 
 Я перебрал в уме все как было и нашел только один ответ: 
 - Вонючка? 
 - Конечно. Он ждал, пока не завладеет чем-то вроде А-корабля и не переоборудует его для космического рейса. Но сначала ему надо было избавиться от нас, вот он нас и выгнал. 
 Над этим я тоже поразмыслил. 
 - Значит, он все-таки сродни скунсу. 
 - То есть? - покосился на меня полковник. 
 - Я все не мог смириться с тем, что его называют Вонючкой. Мне казалось, что это несправедливо: никакого запаха - и такое прозвище. Но, как видно, запах у него все-таки был - вы, наверное, сказали бы, что это запах мысли, - и настолько сильный, что все сбежали с корабля. 
 Полковник кивнул: 
 - Все равно, я рад, что у него получилось. 
 Он уставился в небо. 
 - Я тоже, - сказал я. 
 Правда, я все же обиделся на Вонючку. Мог хотя бы попрощаться. На Земле у него не было друга лучше меня, и то, что он вытурил меня наравне со всеми остальными, казалось просто свинством. 
 Сейчас мне так не кажется. 
 Я по-прежнему не знаю, с какого конца берутся за гаечный ключ, но теперь у меня новая машина, купленная на те деньги, что я заработал на воздушной базе. Между прочим, эта машина умеет ездить сама собой, вернее, уметь-то умеет, но ездит только на тихих сельских дорогах. При оживленном уличном движении она начинает дрейфить. Где уж ей до старушки Бетси! 
 Впрочем, я мог бы исправить дело в два счета. Так я стал думать с тех пор, как моя новая машина перепрыгнула через поваленное дерево, лежащее поперек шоссе. Да, Вонючка оставил мне кое-что на память: я, например, любую машину могу сделать летающей. Только не желаю с этим связываться. Мне вовсе не хочется, чтобы со мной обращались так же, как с Вонючкой.