---------------------------------------------


 Ричард Старк
 Лимоны никогда не лгут


 Эдгару Каррерасу посвящается, где бы он ни был.



 Часть перваяЛас-Вегас



 Глава 1

 Грофилд бросил в игорный автомат пятицентовую монетку, нажал на рычаг и понаблюдал, как появляются лимон, еще лимон и еще раз лимон. Автомат выплюнул в хромированный лоток четырнадцать пятицентовых монеток. Грофилд посмотрел на них неодобрительно: на что, черт возьми, годятся четырнадцать монеток по пять центов? Разве только костюм оттягивать.
 Радостно настроенная тучная женщина лет пятидесяти, в одежде первого дня Пасхи — бледно-голубой, с черным плащом в руках, сиреневым зонтом, красно-белой хозяйственной и голубой сумкой авиалиний, большим черным ридикюлем из искусственной крокодиловой кожи, остановилась рядом и проговорила:
 — А вам очень везет, молодой человек. Вы им тут еще зададите перцу.
 Грофилд никогда не смотрел телевизор и потому не знал, что женщина процитировала популярное в последнее время изречение. А потому принял высказывание за чистую монету и какое-то мгновение просто смотрел на нее, пораженный, Что женщина такого вида говорит какие-то странные вещи.
 С женщиной был человек, похожий на фермера, тощий, с Цыплячьей шеей.
 — Пойдем, Эдна, — позвал он раздраженно. — Нам еще получать чемоданы. — Он нес зачехленный фотоаппарат и тоже, как и она, две сумки — хозяйственную и авиалиний.
 Женщина ответила:
 — Ты разве не видишь, что сделал этот молодой человек? Это я называю везением! Сошел с самолета, один раз сыграл с автоматом — и посмотри, что он выиграл. Настоящее везение!
 — Да нет, напротив, невезение, — уныло сказал Грофилд и кивнул на автомат. — Лимоны. Вы ведь знаете, что говорят про лимоны.
 — Не-а, — сказала женщина, лукаво взглянув на него. — Но зато я знаю, что говорят про китайских девушек! — Она веселилась от души.
 Мужчина опять позвал:
 — Пойдем же, Эдна!
 Грофилд покачал головой, рассматривая лимоны:
 — Терпеть не могу, когда все мое везение расходуется сразу. Это плохая примета.
 Женщина, хотя и имела по-прежнему радостный вид, теперь выглядела также чуточку озадаченной.
 — Но вы ведь выиграли! — утешала она, поглядывая на других пассажиров, проплывавших мимо потоком сквозь строй игровых автоматов от самолета к багажному сектору и к такси. Никто из них не останавливался поиграть, хотя многие улыбались, смотрели с оживлением и показывали на них друг другу.
 Грофилд опять сокрушенно покачал головой, взглянув на лимоны, и повернулся, чтобы ответить женщине:
 — Вообще-то я не играю в азартные игры, но каждый раз, оказываясь в этом городе, по прибытии я кладу пятицентовую монетку в один из этих автоматов и еще одну пятицентовую монетку перед отъездом. Что-то вроде дани. Прежде они никогда не пытались вернуть мне вознаграждение, и я считаю, что это плохая примета.
 — Вы вообще не играете в азартные игры? — удивилась дама. В своем родном городе она интерпретировала эту фразу по-иному: «Вы не ходите в церковь?» Дама явно отдыхала на все сто процентов.
 — Нет, если в состоянии от этого удержаться, — ответил Грофилд.
 — Тогда зачем вы прилетели в Лас-Вегас? Грофилд ухмыльнулся и подмигнул.
 — Это — секрет, — сказал он. — Ну все, пока. — Он повернулся и пошел прочь.
 Женщина окликнула его:
 — Вы забыли свои деньги!
 Он оглянулся — она показывала на четырнадцать пятицентовых монеток в лотке.
 — Это не мои деньги, — сказал он. — Они принадлежат автомату.
 — Но вы их выиграли!
 Грофилд поразмыслил, не сказать ли ей, что это, если умножить на пять, те же семьдесят центов, но покачал головой и раздумал:
 — Тогда я отдаю их вам. Добро пожаловать в наш город. — Он помахал рукой и пошел дальше.
 В дальнем конце, где коридор заворачивал вправо, он оглянулся и увидел эту странную парочку, все еще стоявшую перед игральным автоматом. Багаж обступал их полукругом наподобие импровизированной крепости. Правая рука женщины заталкивала монетки внутрь и нажимала на рычаг. Грофилд пошел дальше, и ему пришлось еще десять минут дожидаться своего чемодана. Получив его, он повернулся к такси и опять увидел человека с цыплячьей шеей, получающего сдачу в кассе авиалиний. Чувствуя себя чуточку виноватым, Грофилд вышел на улицу и присоединился к пассажирам, которые ждали такси.

 Глава 2

 Борец в водолазке ощупал Грофилда повсюду, пока Грофилд стоял, чуть расставив ноги и разведя вытянутые руки в стороны наподобие иллюстрации в учебнике. У борца скверно пахло изо рта. Грофилд не вызвал у него никаких подозрений, через минуту обыск подошел к концу и борец сказал:
 — Ладно, ты чистый.
 — Само собой, — пожал плечами Грофилд. — Я пришел сюда поговорить.
 Борец ничего не ответил, это не входило в его функции: его наняли в качестве швейцара, и только.
 — Они в соседней комнате, — пояснил он.
 Грофилд зашел в соседнюю комнату, настроенный весьма пессимистично. Вначале три лимона в аэропорте, а теперь еще и это. Майерс, организатор дела, человек, незнакомый Грофилду, расположился в двухкомнатном номере башенной секции одного из отелей Стрипа [1] . С чего это человек станет тратить так много денег на место для встречи? Прежде всего, зачем назначать пусть и деловое свидание в Лас-Вегасе? Это наводило на мысли о том, что ему зачем-то хотят пустить пыль в глаза.
 Грофилд все же надеялся, что это не так. Он не желал допускать, чтобы нужда как-то повлияла на его здравый смысл и профессионализм оценок, но факт заключался в том, что он очень нуждался. Мэри была там, в Индиане, спала на сцене. На эту поездку ушла большая часть средств, оставшихся в распоряжении Грофилда после летнего театрального сезона, — сумма, которую любая корпорация почла бы за счастье уплатить в качестве налогов. Если выяснится, что у Майерса ничего нет, то зимой придется какое-то время сидеть на голодном пайке, прежде чем что-нибудь подвернется.
 Принадлежавший к все более редкой породе профессионалов, Алан Грофилд был актером, который ограничивался живой игрой перед живыми зрителями. Кино и телевидение, считал он, это для манекенов, а не для актеров. Актер, который расхаживает перед камерой, постепенно губит свой талант. Вместо того чтобы учиться создавать представление в трех или пяти актах, если это классический сезон, он учится весьма поверхностным реакциям в разрозненных фрагментах лицедейства.
 Ни один пурист [2] , какова бы ни была его сфера деятельности, не может рассчитывать на финансовое благополучие, и Грофилд не являлся в этом отношении исключением. Он не только ограничивался игрой в театре, где спрос на актеров продолжал падать с каждым годом, но еще и настаивал на том, чтобы самому управлять собственными театрами, как правило-с летним репертуаром, зачастую — в глухомани, и неизменно — себе в убыток. А потому, чтобы зарабатывать на жизнь, он время от времени обращался к своей второй профессии, как делал это сейчас.
 Он зашел во вторую комнату, закрыв за собой дверь, и обвел взглядом трех человек, уже находившихся там. Никого из них он не знал.
 — Я — Грофилд, — представился он. Краснолицый человек в галстуке и льняном пиджаке в полоску отошел от окна, протянул руку и сказал:
 — Я — Майерс. — У него был выговор воспитанника школы-интерната, расположенной в северо-восточной части страны, казавшийся нарочитым, хотя это было вовсе не так. — Очень рад, что вы сумели выбраться.
 Грофилд, не вполне разобравшись в ситуации, пожал руку человеку, который, как предполагалось, разрабатывает план ограбления. Пока все шло не так, как надо: лимоны не солгали.
 Кто такой Майерс? Он не может быть профессионалом. Теперь он представил Грофилда еще двоим:
 — Это Каткарт, он поведет одну из машин. Джордж Каткарт, Алан Грофилд.
 Во взгляде Каткарта Грофилд уловил сдержанный отголосок собственного замешательства и расслабился на какую-то микроскопическую долю. По крайней мере, здесь присутствовали хоть какие-то профессионалы. Он с неподдельным удовольствием пожал руку Каткарта, и они кивнули друг другу.
 Каткарт был коренастым человеком, невысоким, сложенным наподобие широкого низкого буксира, как, кажется, и большинство хороших водителей, обеспечивающих отход. Он явно постарался одеться так, чтобы вписываться в антураж, но этот его коричневый костюм показался бы неуместным в таком месте, как Стрип, даже когда был новым. К тому же, из каких бы краев ни приехал Каткарт, разве мужчины хоть где-нибудь носят черные туфли и белые носки с коричневыми костюмами? Если только в Ньюарке, Нью-Джерси.
 Майерс подстегивал события, словно хозяйка, принимающая гостей в саду:
 — А это — Матт Ханто, наш подрывник.
 Подрывники, как правило, напоминают телосложением динамитную шашку, длинную и тонкую, и Матт Ханто не являлся исключением. Он, наверное, мог бы выйти в финал общенационального конкурса двойников Гари Купера. Он всматривался в Грофилда, прищурившись так, словно их разделяли многие мили опаленной солнцем пустыни, и торжественно пожал ему руку.
 — Только двое еще не пришли, — сказал Майерс. — Пока мы ждем, не желаете ли чем-нибудь угоститься? — Он, словно заведующий отделом сбыта, показал на стол с большим выбором бутылок, стаканами и двумя пластиковыми ведрами со льдом из отеля.
 — Нет, благодарю, — сказал Грофилд. — Только не на работе. Тут дверь, ведущая в комнату борца, открылась, и вошел Дэн Лич. Грофилд посмотрел на него, радуясь, что видит знакомое лицо, и в то же время испытывая желание улучить момент и увести Дэна в сторонку, вкратце расспросив насчет всего этого. Ведь он сам как-никак находился здесь по приглашению Дэна, и по телефону тот не сказал ничего, кроме того, что это нормальная работенка. Конечно, никто никогда не станет много болтать по телефону относительно чего бы то ни было, и тем не менее.
 Дэн был высок, как Матт Ханто, широк, как Джордж Каткарт, и напрочь лишен чувства юмора. Сейчас он вошел, оставив дверь в соседнюю комнату открытой, и сказал Майерсу:
 — Ваш друг прилег вздремнуть. Майерс посмотрел недоуменно:
 — Простите?
 Дэн показал большим пальцем через плечо и отошел от приотворенной двери. В то время как Майерс в замешательстве поспешил туда и с порога заглянул в комнату, Дэн подошел к Грофилду и сказал:
 — Ну как ты?
 — Отлично. — Они не стали утруждать себя рукопожатием, так как были знакомы. Дэн сказал:
 — И ты это стерпел?
 — Что? Шмон? — Грофилд пожал плечами. — Я решил — черт с ним.
 — А ты оказался покладистее меня, — вздохнул Дэн, а Майерс влетел обратно в комнату, громко проговорив:
 — Вы его нокаутировали!
 Дэн повернулся и посмотрел на него.
 — Я пришел сюда, чтобы послушать план действий, — сказал он. — А вовсе не для того, чтобы меня обыскивали.
 — Дэн, я должен себя как-то обезопасить. Я знаком с вами, но остальных-то людей вовсе не знаю.
 — Если это ваш лучший помощник, которого вы способны найти, могли бы с таким же успехом сдаться. Что это — выпивка? — Его взгляд упал на стол с напитками.
 Майерс стоял там, возле двери, наблюдая за Дэном и стараясь сообразить, что ему говорить и делать дальше. Грофилд, наблюдая за ним, был как никогда уверен, что лимоны сказали ему правду: ему вообще не следовало покидать аэропорт. Четырнадцать пятицентовых монеток — на них он вполне мог убить время до следующего авиарейса, сходив куда-нибудь.
 Прежде чем Майерс нашелся с ответом, вошел шестой человек со словами:
 — В соседней комнате у одного джентльмена идет кровь из носа. Я — Фрит, Боб Фрит. Джентльмен, кажется, жив.
 Обстоятельства складывались не в пользу Майерса, но он обладал потрясающей способностью оправляться от ударов. И тут он ухватился за эту реплику со стороны и стал танцевать от нее:
 — Это — другая проблема, Боб! И нам тут не о чем беспокоиться. Проходите, я — Эндрю Майерс. — Взявшись одной рукой за руку Фрита, он другой резко захлопнул дверь в соседнюю комнату. — Ну вот, теперь все в сборе, — сказал Майерс, увлекая Фрита в глубину комнаты, подальше от двери и от умозаключений по поводу того, кто за ней лежал. — Итак, теперь нам осталось только представиться друг другу, и можно начинать.
 Представить осталось совсем немногих. Пока Майерс занимался этим, Дэн пересек комнату в обратном направлении, снова встав возле Грофилда, на этот раз со стаканом в руке. Дэн производил впечатление беспечного и покладистого, на самом же деле был жестким и непоколебимым. Его стопроцентную уверенность в себе принимали за мягкость, и это часто приводило к тому, что люди его недооценивали.
 Теперь, пока Майерс знакомил людей в противоположном конце комнаты, Грофилд спросил:
 — Что все это значит, Дэн?
 Дэн пожал плечами:
 — Всякое может быть. Мы поговорим об этом позднее.
 Майерс явно смущался, а то, что Грофилд и Дэн тихо разговаривали, вызывало у него нервозность. Теперь он закончил знакомить присутствующих, прошел на середину комнаты и сказал:
 — Прошу садиться или стоять, кто как желает, ну, кому что нравится. — Он вымученно улыбнулся. — Ну вот, пошла дымить коптилка.
 Он, очевидно, надеялся, что это примут за шутку; но, когда никто не засмеялся, он часто заморгал и стал энергично-деловитым.
 — У меня тут имеется наглядный материал, — сказал он и быстро вытащил из-под кровати чемодан.
 Грофилд посмотрел на Дэна, но Дэн стоял не оборачиваясь, наблюдая за Майерсом с ничего не выражающим лицом. Поэтому и Грофилд решил, единственное, что ему оставалось, — это переждать, так что он тоже устремил взгляд на Майерса, и стал наблюдать, как тот кладет чемодан на кровать, отпирает его, снова засовывает ключ с кольцом в карман брюк и открывает чемодан, сопровождая эту процедуру словами:
 — Так вот, возможно, вы, ребята, в это не поверите, но речь у нас с вами пойдет о деле, связанном с зарплатой. — Он отвернулся от чемодана, чтобы одарить всех своей лучезарной улыбкой. — Я знаю, о чем вы думаете.
 Грофилд хотел было кое-что сказать, но сдержался. Майерс же продолжал:
 — Вы полагаете, что никаких дел, связанных с зарплатой, больше не существует? Думаете, что в наши дни в этой стране не бывает так, чтобы зарплату, представляющую более-менее крупную сумму, выдавали бы не чеками? Это не так. По крайней мере, в одном случае, и я знаю, где это и как до нее добраться.
 Чемодан, который открыл Майерс, был жестким, и крышка его стояла теперь строго вертикально. Майерс залез в чемодан, достал лист картона, по длине и ширине почти не уступавший чемодану, и подпер им крышку. Это была увеличенная цветная фотография фабричного здания в солнечный день. Строение было старое, кирпичное, с довольно грязным снегом вокруг.
 — Вот оно, — сказал Майерс. — Пивоварня Нортуэй, Монеквос, Нью-Йорк. Совсем рядом с канадской границей. Раньше они выдавали зарплату чеками, но профсоюз был решительно против этого. У них там работает немало канадцев, много народу из глухих мест и так далее, и они хотят получать свои деньги наличными. Там платят каждую неделю, и общая сумма выдаваемой заработной платы составляет в среднем около ста тысяч.
 Грофилд машинально произвел в уме подсчеты — их шесть человек. По двадцать тысяч каждому. Не так уж много, но для него достаточно, чтобы продержаться до следующего сезона, если он будет бережливо их расходовать. У него появилась надежда, что лимоны в конечном счете окажутся не правы.
 Майерс протянул руку за следующим листом картона, как выяснилось теперь — с картой.
 — Как видите, Монеквос находится менее чем в пяти милях от границы. Это дает нам превосходный путь к отступлению. У нас выбор из вот этих трех автострад — здесь, здесь и здесь, все они ведут на север. Есть второстепенные дороги, которые проходят в стороне от пограничных таможенных пунктов. — Карту сменила следующая картонка, очередная фотография. — А вот это — главные ворота. Деньги привозят в пятницу утром, в десять или десять тридцать.
 Далее Майерс рассказал, откуда поступают деньги, как их охраняют, как выплачивают, и чем больше он говорил, тем сложнее представлялось это дело. Деньги, которые поступали каждую неделю из Буффало через Уотертаун, усиленно охранялись на каждом участке пути, включая слежение с полицейского вертолета за бронированной машиной, которая везла их от Уотертауна до фабрики. Сама фабрика представляла собой, по крайней мере наполовину, крепость с высокой кирпичной стеной, ограждавшей территорию, с колючей проволокой сверху и двумя надежно охранявшимися входами. Пока Майерс рассказывал, Грофилд два или три раза взглядывал на Дэна, но с лица того не сходило выражение терпеливого внимания. Наконец Майерс перешел к самой операции.
 — С крышей я все уладил, — сказал он. — Они хотят десять процентов, что кажется мне вполне приемлемым.
 Матт Ханто, подрывник, спросил:
 — О ком, черт возьми, вы толкуете?
 Майерс удивленно посмотрел на него.
 — О; крыше, — сказал он. — О синдикате, знаете ли.
 — Вы имеете в виду в мафию?
 — Ну, я не знаю, существует ли в этих краях мафия, но все они связаны друг с другом по всей стране, ведь так?
 Джордж Каткарт, водитель, сказал:
 — Вы хотите, чтобы мы отдали десять процентов добычи местной братве?
 — Ну естественно, — кивнул Майерс.
 — За что?
 — За покровительство, — объяснил Майерс так, будто речь шла о чем-то общеизвестном. — За разрешение работать на их территории.
 Боб Фрит, другой водитель, сказал:
 — Вы с ума сошли, мистер Майерс! Да я в жизни ни у кого не спрашивал разрешения!
 Майерс изумленно уставился на него:
 — Вы хотите отправиться в тот город, не уладив дела с местной братвой?
 Он получил бы на это массу ответов, но Дэн Лич помешал им всем:
 — Давайте на минутку забудем об этом! Меня больше интересует, как, по-вашему, мы должны заполучить эти деньги, предназначенные для выдачи зарплаты. А поделим мы их позже.
 Майерс заметно обрадовался перемене темы.
 — Отлично, — поддакнул он. — Хорошая идея. Так вот, для этого потребуются две машины, пожарная и обычная. Пожарная — для самого дела, а обычная — чтобы скрыться с того места. Итак, вот здание, в котором размещаются муниципальные службы города Монеквос.
 Подумать только, у Майерса нашлась еще одна увеличенная фотография, чтобы им показать. Уже набиралось с десяток фотографий, карт и диаграмм, и у Грофилда возникло ощущение, что он по ошибке забрел на лекцию по безопасности дорожного движения.
 Но похоже, этот вопрос Майерса не интересовал, равно как и любой другой вид безопасности. Его план, когда он начал его излагать, оказался прелестным. Полиция и пожарная часть города Монеквос размещались в одном здании; на первом этапе предстояло взорвать это здание. Одновременно должен был произойти взрыв какого-то горючего, после которого, при удачном стечении обстоятельств, вспыхнет пожар в пивоварне Нортуэй. Естественно, никому из охранников у ворот не придет в голову задерживать во время пожара пожарную машину в главных воротах пивоварни. Фрит поведет пожарную машину, Грофилд и Дэн Лич поедут на ней в пожарной униформе. Они остановятся возле кабинета кассира, Грофилд и Лич откроют по кабинету шквальный огонь из автоматов, перебив охрану внутри: Потом они...
 — Нет, — решительно сказал Грофилд.
 Майерс прервался на полуслове, его рука нырнула вниз за очередной фотографией, картой или диаграммой. Он растерянно заморгал:
 — Что?
 — Я сказал «нет». Не рассказывайте мне ничего дальше, я выхожу из игры.
 Майерс нахмурился: он не мог этого понять.
 — В чем дело, Грофилд?
 — В убийстве, — сказал Грофилд.
 — У них там полдюжины вооруженных охранников, — пояснил Майерс. — Пройти мимо них как-то иначе совершенно невозможно.
 — Я вам верю. Поэтому и выхожу из игры.
 Во взгляде Майерса мелькнул сарказм.
 — Вы и в самом деле такой, Грофилд? Вам становится не по себе от одного вида крови?
 — Нет, скорее при виде полицейских. Закон относится к убийце гораздо суровее, чем к вору. Извините, Майерс, но на меня можете не рассчитывать. — И Грофилд повернулся к двери, услышав, как за его спиной Дэн Лич сказал:
 — Спасибо за выпивку.
 Майерс, судя по голосу, был потрясен:
 — И вы туда же?
 Грофилд открыл дверь и вышел через нее в другую комнату. Он почувствовал, что Дэн идет за ним следом, услышал, как Дэн закрыл дверь, оставив за ней все звуки.
 Борец лежал ничком, уткнувшись в пол правой щекой. Он был без сознания, но его нос перестал кровоточить.
 Грофилд чуть ли не восхитился:
 — Здорово ты их лупишь, а?
 — Только когда они сами напрашиваются.
 Они вышли в коридор и направились к лифтам. Грофилд спросил:
 — А теперь ты, может быть, мне объяснишь, что это за сумасшедший и как это ты сподобился позвонить мне насчет этого дела?
 — Он — друг брата моей жены, — объяснил Дэн. — Он якобы проворачивал кое-какие дела в Техасе.
 — Он — простофиля, — не нашелся ответить что-либо более определенное Грофилд.

 Глава 3

 Кости срикошетили на зеленом сукне от заднего борта, отскочили назад по двум разным траекториям, и на них выпало три и четыре. Банкомет застонал, деньги перешли из рук в руки, а кости — к Дэну Личу.
 — Поставь на номера для меня, — попросил он Грофилда, и тот сказал:
 — Конечно.
 Из этих отелей на Стрипе никак не выйдешь, не пройдя через казино. Грофилд не был азартным игроком, а вот Дэн был, так что по дороге он предложил:
 — Давай хотя бы заработаем себе на самолет.
 — Только не я.
 — Ну, значит, я. Будь рядом, наблюдай и пользуйся дармовой выпивкой.
 Грофилду нечем было заняться до завтрашнего авиарейса, которым он улетал, и он остался. Дэну явно доводилось и прежде играть в местах вроде Лас-Вегаса, и ему, случалось, перепадало по нескольку долларов, пока другие катали банкометы. Теперь ему выдался шанс покатать самому.
 — За ребят! — сказал он для начала и бросил однодолларовую фишку, сделав ставку на то, что выпадет пять-шесть. Если шарик остановится на одиннадцати, четверо людей из обслуги, которые требовались, чтобы обеспечивать игру за этим столом, поделят пятнадцать долларов, выигранных с этой ставки; если он остановится на любом другом номере, этот доллар будет потерян.
 — Спасибо вам за шанс, сэр, — бесстрастно проговорил крупье и придвинул кости к Дэну — красный полупрозрачный пластик с большими белыми точками.
 Дэн покатал кости между ладонями, чтобы согреть их. На лице у него блуждала расслабленная улыбка, которая не имела ничего общего с юмором, но которая означала, что игрок попал в свою стихию и у него идет подкачка адреналина. Он подержал кости в правой руке, встряхнул один раз и бросил.
 Шесть-два.
 — Нужный результат — восемь, — сказал крупье и передвинул кости по столу обратно к Дэну. Дэн сказал Грофилду:
 — Поставь на номера.
 — Хорошо.
 Напротив Грофилда, в шести квадратах, оттиснутых на сукне, располагались цифры 4, 5, 6, 8, 9 и 10. Крупье положил круглую черную штучку, чем-то напоминавшую хоккейную шайбу, на квадрат 8; это был номер банкомета, и на него нельзя было ставить. Грофилд разложил фишки Дэна общим достоинством три доллара по всем остальным номерам. Если ему выпадет один из этих номеров прежде, чем у него получится нужный результат — восемь, или прежде, чем он проиграет с результатом семь, заведение произведет выплату по этому номеру. Ни одна ставка, сделанная на этих номерах, не будет проиграна до тех пор, пока он либо выиграет, либо потерпит неудачу в попытке получить нужный результат; поставленные деньги могут оставаться в игре кон за коном.
 — Держи эти ставки, — сказал Дэн, снова катая кости между ладоней. — Я чувствую, что катать придется долго.
 — Буду держать, — пообещал Грофилд.
 Дэн катал тридцать четыре раза подряд без того, чтобы выпало семь или восемь. Дважды в процессе этого он говорил Грофилду, чтобы тот повысил его ставки, сделанные на пять номеров, во второй раз до пятнадцати долларов каждую. На тридцать пятый раз кости сплясали джигу и выдали результат четыре-четыре. Дама напротив, которая выиграла на этом двадцать пять долларов, послала Дэну воздушный поцелуй, а он ей подмигнул. Крупье снова осмотрел кости — он проверял их каждые четыре или пять конов — а другой крупье подвинул к Дэну остальной его выигрыш. На его углу стола образовалась бесформенная груда.
 Дэн сказал Грофилду:
 — Поставь на то, что у меня не будет нужного результата. Игра моя подходит к концу. Я это чувствую.
 — Сделано.
 Дэн выбросил пять. Грофилд поставил на то, что не получится нужного результата, и Дэн выбросил семь. И что-то выиграл, а что-то проиграл.
 — Вот так-то, — сказал он. Он передал кости рыжеволосому человеку слева от него, потом они с Грофилдом набили карманы фишками и пошли к окошку кассы, чтобы обменять их.
 Получилось двенадцать тысяч восемьсот долларов. Дэн посмотрел на часы и сказал:
 — Час и десять минут. Неплохие заработки.
 — Совсем неплохие, — подтвердил Грофилд. Дэн посмотрел на него, рассовывая деньги.
 — Ты что, вообще не играешь?
 Грофилд подумал о четырнадцати пятицентовых монетках.
 — Иногда я пытаю счастья, — признался он. — Хотя у меня никогда не было такого вечера, как у тебя.
 — Я, пожалуй, поеду в отель собирать вещи, — сообщил Дэн.
 — Рад был снова тебя повидать.
 — Еще бы! Если услышишь что-нибудь еще, имей меня в виду.
 — Само собой.
 Они вышли на улицу и взяли разные такси, каждый — до своего маленького мотеля вдали от Стрипа.

 Глава 4

 Они сбили замок с двери и вошли, с дробовиками в руках. Их было двое — в черных шляпах и безликих черных плащах с поднятыми воротниками. И с черными платками на лицах, как у грабителей дилижансов...
 Грофилд оторвался от текста пьесы, которую просматривал: как он считал, они могли бы поставить ее этим летом. Он вернулся в мотель, перекусил, позвонил в аэропорт, чтобы заказать билет на утренний самолет, летевший в Индианаполис через Сент-Луис, и с тех пор сидел там с этой пьесой, изданной Сэмюэлем Френчем в желтой суперобложке, раскрытой перед ним на письменном столе. Потом они сбили с двери замок, вошли и наставили на него дробовики, и он выронил из рук красный карандаш, поднял руки кверху и сказал:
 — Я на вашей стороне.
 — Встать! — приказал высокий. Другой был пониже и потолще.
 Грофилд поднялся. Он держал руки над головой. Высокий продолжал целиться в него из дробовика, в то время как низкий обыскивал комнату. Он порылся в чемодане Грофилда, в стенном шкафу и в ящиках письменного стола. Потом обшарил самого Грофилда, который чуть отшатнулся: у парня скверно пахло изо рта.
 В конце концов тот, что пониже, отступил назад, взял с кровати свой дробовик и сказал:
 — Здесь их нет.
 Высокий спросил Грофилда:
 — Где они?
 — Я не знаю.
 — Не трать попусту время, приятель, мы ведь не в игрушки играем!
 — Я так и не думал. Когда вы с ружьями выламываете дверь и все такое. Но я не знаю, что вы ищете, а потому не знаю, где это находится.
 — Ха-ха! — хохотнул высокий, но это не очень-то походило на смех. — Сегодня вечером ты выиграл почти тринадцать тысяч, — сказал он.
 — Увы, — сказал Грофилд. — Выиграл, но не я.
 — Ты! — настаивал высокий. — Давай-ка раскалывайся!
 — У тебя есть выбор, — сказал короткий. — Ты можешь остаться живым и бедным или мертвым и богатым.
 — Я очень сожалею, — сказал Грофилд. — Мне очень не хочется, чтобы меня убили из-за чужой ошибки, но сегодня вечером я не выигрывал никаких денег.
 Оба переглянулись. Низкий сказал:
 — Кажется, мы ошиблись!
 — Пошли не за тем, — сказал высокий, будто эта поправка была существенна.
 — Ну да, я это и имел в виду, — кивнул короткий. Он снова повернулся к Грофилду. — Поворачивайся! — сказал он. — Лицом к стене.
 Грофилд повернулся лицом к стене. Он знал, что сейчас последует, и вобрал голову в плечи, пытаясь сделать свой череп мягким и эластичным, но это нисколько не помогло: свет померк очень болезненно.

 Глава 5

 — Я тону! — орал Грофилд и молотил руками вокруг себя, пытаясь плыть; нос его был полон воды.
 — Да не тонешь ты, ублюдок! Просыпайся!
 Грофилд проснулся. Он вытер воду с лица, открыл глаза и посмотрел вверх, на гневное лицо Дэна Лича.
 — Господи, — только и сказал он.
 — Даже и близко его тут нет, — сказал Дэн. — Садись.
 Грофилд приподнял голову, и в затылке так зашумело, будто он был приклеен к полу.
 — Ай!.. — вырвалось у Грофилда. Он выплюнул воду изо рта и утер лицо рукавом. — Моя голова!..
 — Твоя голова. Мои бабки. Ты сядешь или мне прямо так вышибить из тебя дух?
 — Вышиби из меня дух прямо так, — сказал Грофилд. — Мне слишком больно, чтобы садиться. Дэн в сомнении наморщил лоб:
 — Ты что — издеваешься над мной?
 Грофилд осторожно потрогал кончиками пальцев свой затылок, и ему это совсем не понравилось. Потом он посмотрел на свою руку и увидел коричневато-красные пятна на подушечках пальцев.
 — Конечно, я над тобой издеваюсь, — сказал он и повернул ладонь, чтобы показать ее Дэну. — Тебе, случайно, не нужен кетчуп к гамбургеру?
 Дэну нелегко было отказаться от убеждения, в котором он счастливо пребывал до этого.
 — Если это был не ты, — в раздумье произнес он, — то как они до меня добрались?
 — Тебе придется дать мне минуту, чтобы ответить на подобный вопрос.
 — Послушай, дай-ка я втащу тебя на кровать.
 — А я что — сопротивляюсь?
 Дэн подтянул Грофилда кверху, и тот попытался сделать так, чтобы голова не моталась из стороны в сторону, потом уложил его на кровать и сказал:
 — Ты можешь перевернуться на бок? Я хочу осмотреть твою голову.
 — Конечно! — Грофилд перекатился на другой бок и принялся уныло созерцать стенку, когда Дэн, осматривающий его голову, вдруг пропал из виду и сказал:
 — Порез, вот и все... Неглубокий. — Он дотронулся до головы Грофилда, которую обжигала адская боль. — Ничего не сломано. Хотя это, конечно, поболит.
 — Ты уверен?
 — Совершенно, — сказал Дэн, начисто лишенный чувства юмора. — Теперь переворачивайся обратно, нам нужно поговорить.
 Грофилд перекатился обратно. Дэн придвинул стул и сел, поставив локти на край кровати, словно посетитель в больнице. Его лицо находилось теперь совсем близко от лица Грофилда. Он спросил:
 — Хочешь знать, что со мной произошло? Грофилд чуть подвинул голову, так чтобы видеть Дэна обоими глазами, и сказал:
 — Двое людей в плащах с дробовиками забрали у тебя деньги.
 — Именно так.
 — Они побывали и здесь.
 — Да, я знаю, — кивнул Дэн. — И их это развеселило, потому что сначала они выбрали не того, кого нужно, вели тебя до дома вместо меня.
 — Очень весело, — вымученно улыбнулся Грофилд.
 — Но потом они исправили свою ошибку.
 — Я знаю.
 — И за это я тебе должен сказать спасибо, — сказал Дэн. — Голова или не голова, кровь или не кровь, но за это я должен тебя благодарить.
 — Ты уверен, что это я их к тебе послал?
 — А кто ж еще? Как еще они смогли до меня добраться? Они вели тебя, они не вели меня. Они могли добраться до меня только в том случае, если ты сказал им, где я остановился.
 — Неправильно, — сказал Грофилд.
 — Что значит «неправильно»? Они вели тебя, а не...
 — Нет, они не вели.
 Дэн нахмурился, изо всех сил стараясь понять, что произошло.
 — Ну ладно, давай раскалывайся! — сказал он.
 — Никого они не вели, — объяснил Грофилд. — Неужели ты их не узнал, Дэн? Это был Майерс и тот парень, которого ты нокаутировал.
 Дэн ошеломленно уставился на него:
 — Ты что — ненормальный?
 — Они говорили сдавленными голосами благодаря маскам, — сказал Грофилд. — И все-таки я их узнал. Во всяком случае, того, который мне врезал. — Он брезгливо наморщил нос.
 — Ты уверен, что это были именно они?
 — Я знаю наверняка, что это были они. Даже если бы я их не узнал, — а я узнал, — я знаю, что не сказал им, где ты остановился. Они даже не спросили. Толстяк сказал что-то насчет того, что они выбрали не того человека, а Майерс ответил ему, что тот имел в виду — они пошли не за тем человеком. Попытался как-то сгладить эту оговорку.
 — Они меня обчистили до нитки. — Дэн, казалось, никак не мог поверить в случившееся. — Позвали меня сюда, в этот паршивый городишко, на дело, позаимствовали сценарий ограбления из комиксов, а потом обчистили меня.
 — Все верно.
 Дэн встал.
 — Надо их кое-чему поучить, — сказал он и внезапно куда-то заторопился.
 — Например, манерам, — пошутил Грофилд. Он ради эксперимента с трудом приподнял голову над подушкой, и ему показалось, что теперь она не так уж сильно и болит.
 — Мне нужно с ними потолковать. — Дэн повернулся к двери, замок в которой был взломан, однако сама дверь была плотно закрыта.
 — Погоди, — остановил его Грофилд. — Я пойду с тобой. Мне и самому хочется потолковать с этими птицами.
 — Ты не в том состоянии, чтобы куда-нибудь идти, — решительно не согласился Дэн.
 — Их двое, и ты должен действовать с кем-то на пару. Дай мне пять минут.
 — Пять минут? — Дэн пребывал в таком нетерпении, что едва не выбивал чечетку.
 — Если они собирались съехать вчера вечером, — сказал Грофилд, — то уже это сделали. Если собирались дождаться утра, ты можешь позволить себе задержаться на пять минут. Дай мне немного льда.
 — Хочешь выпить?
 — Хочу положить его на затылок, — терпеливо пояснил Грофилд.
 — А, ну да. Конечно.
 Дэн вышел наружу — дверь жалобно поскрипывала при каждом движении, — а Грофилд, пошатываясь, поплелся в ванную, чтобы смочить голову и лишний раз поскрежетать зубами.

 Глава 6

 Грофилд открыл дверцу стенного шкафа, и борец улыбнулся ему перерезанным горлом.
 — Вот он где! — крикнул Грофилд, и Дэн, зайдя из другой комнаты, проговорил:
 — Который из них? Дай-ка я им займусь.
 Грофилд отошел назад, и Дэн посмотрел на то, что лежало на полу стенного шкафа.
 — Господи! — только проговорил он.
 — У твоего приятеля Майерса, — высказал предположение Грофилд, — не все дома.
 — Он перерезал ему горло за шесть штук. — В голосе Дэна слышался благоговейный ужас.
 — Он убьет кого угодно в штате Нью-Йорк и за шестую часть штуки, — сказал Грофилд.
 — Даже не верится, что он — такая мелкота. — Дэн с досадой посмотрел на Грофилда и покачал головой. — Вот что меня убивает. Считалось, что там, в Техасе, он у них такая большая шишка.
 Грофилд констатировал:
 — Да, он подложил нам большую свинью! Ты помнишь все, к чему прикасался?
 — Господи ты, Боже мой! — Дэн огляделся вокруг. — Эта комната, соседняя комната... Я пил там, когда он показывал нам все эти свои картинки. Да мы все кругом оставили тут свои отпечатки.
 — Давай-ка по-быстрому все сотрем, — предложил Грофилд. — Только на это у нас время и осталось. — А что, если нам устроить тут пожар?
 — Нет, он только раньше времени привлечет внимание к этой комнате, а таких вещей, как дверные ручки, не уничтожит. — Дэн все не мог успокоиться. Он еще раз взглянул на то, что лежало в стенном шкафу, и сказал: — Может быть, нам следует убрать тело? Вынести его под видом пьяного и бросить где-нибудь?
 — Забудь об этом, Дэн, — посоветовал Грофилд. Он подошел к кровати, сдернул наволочку с подушки. — Да она вся в крови! — ужаснулся он. — На, лови! — И бросил смятую наволочку, потом, отвернувшись, потянулся к другой подушке, не дожидаясь, чтобы посмотреть, поймал Дэн брошенную или нет. — Мы все тут сейчас вычистим. — Он вытряхнул подушку. — Это единственное, на что у нас осталось время.
 — Ладно. — В голосе Дэна сквозило сомнение, но ему хотелось, чтобы им руководили.
 Следующие пять минут они провели, вытирая все поверхности в обоих комнатах. Майерс удрал, прихватив свое добро, в том числе и чемодан, набитый картами, фотографиями и диаграммами. Вытирая стаканы, Грофилд спросил:
 — Как ты думаешь, он все еще собирается провернуть это дельце на фабрике?
 — У него нет на это времени, — ответил Дэн мрачным голосом.
 Последнее, что они протерли, была дверная ручка в номере. Оказавшись в коридоре, Грофилд вытер наружную ручку рукавом пиджака, и они вместе пошли к лифтам.
 — Мне становится тошно от одной мысли, что придется гоняться за этим ублюдком, — сплюнул Дэн. — У меня и без того есть чем заняться.
 — Ну и Бог с ним, — понятливо кивнул Грофилд. — Если ты когда-нибудь снова с ним встретишься, то уж тогда обо всем позаботишься. А если нет, тебе это ничего не будет стоить.
 — А как же мои двенадцать штук?
 — Я не считаю выигранное в азартные игры за деньги. — Грофилд пожал плечами.
 Они подошли к лифтам, он нажал на кнопку для едущих вниз.
 — Я считаю любые деньги за деньги, — не согласился Дэн.
 — Пожалуй, я тебя не виню, — признался Грофилд. Подошел лифт, в нем уже находилось три пассажира, и они молчали до тех пор, пока не оказались на первом этаже. Заворачивая к вестибюлю, Дэн спросил:
 — Ты помнишь имена других людей, которые были у Майерса?
 — Тех, что были там? Да! Боб Фрит, Джордж Каткарт, Матт Ханто.
 — Подожди секунду.
 Дэн вытащил шариковую ручку и измятый конверт. Грофилд повторил имена, и Дэн записал их. Он убрал ручку и конверт.
 — Ты знаешь кого-нибудь из них по каким-то делам?
 — Нет. А ты?
 — Они вроде все выглядели нормально, — сказал Дэн. — Выглядели как профи. Кто-то из коллег должен их знать.
 — Их в это не посвятили, — сказал Грофилд. — Этим занимались исключительно Майерс и его толстый друг, я в этом уверен.
 — Да знаю, знаю! Но, возможно, кто-то из этих остальных может знать, как мне на него выйти.
 — Спроси брата своей жены.
 — Спрошу, не беспокойся. Я о многом его спрошу.
 Они опять проходили через казино. Грофилд кивнул на игорные столы:
 — Ты не хочешь попытаться их вернуть?
 Дэн покачал головой.
 — Вчера ночью мое везение закончилось, — обреченно сказал он. — Я это чувствую.
 Они вышли на улицу. Таксисты зорко наблюдали за каждым, кто выходил из отеля.
 Дэн спросил:
 — Хочешь поехать со мной?
 — Чтобы разыскать Майерса?
 — Конечно.
 — Ради чего?
 Дэн пожал плечами:
 — Ради половины.
 — Ради шести штук? — Грофилд поразмышлял над этим с минуту, потом покачал головой. — Слишком много возни, — сказал он. — Да тем более ты не знаешь, сколько времени на это уйдет, не знаешь, найдешь ли ты его вообще.
 — И все-таки я попытаюсь.
 — Удачи тебе, — пожелал Грофилд.
 — Спасибо.
 — А если услышишь, что есть что-нибудь по моей части, дай мне знать.
 — Хорошо.
 Они уехали каждый в своем такси. А зайдя в свой номер, Грофилд обнаружил, что все его вещи пропали, оно и понятно: дверь закрывалась, но не запиралась на замок.
 — Лимоны не лгут, — с горечью вздохнул Грофилд и пошел в контору мотеля, чтобы заявить о краже. Не то чтобы он надеялся, что полицейские отыщут украденные вещи: в таком курортном городе, как этот, всегда полно жуликов. Но, по крайней мере, ему скостят налоги.




 Часть втораяМид-Гроув, штат Индиана



 Глава 1

 Грофилд приналег плечом на дверь, поднажал, и она медленно откатилась назад, а раннеапрельский солнечный свет наискось пролился на пыльный деревянный пол сцены. Дверь была деревянная, укрепленная с обеих сторон крестовинами, восьми футов в высоту и восьми в ширину. Она соединялась с направляющей, расположенной наддверным проемом при помощи девяти промасленных колесиков, большая часть из которых скрипела, пока Грофилд продолжал напирать, привалившись плечом к старому дереву и неуклонно продвигаясь вперед, открывая все шире и шире упрямую дверь вопреки ее желанию.
 Вот уже три недели минуло с тех пор, как он вернулся из Лас-Вегаса, а по телефону еще ни разу не позвонили, чтобы предложить какую-нибудь работу. Он очень сожалел, что Майерс и его предложение с фабричной зарплатой на поверку оказались пшиком. Мэри сейчас была в городе, зарабатывала на пропитание в супермаркете. Предполагалось, что они откроют этот чертов театр на летний сезон через два с половиной месяца, и Грофилд не имел ни малейшего понятия, откуда на все это возьмутся деньги.
 Это были долгие восемь футов, учитывая, что дверь сопротивлялась на каждом дюйме пути, но наконец квадратный проход со стороной восемь футов был полностью открыт. Грофилд ногой забил деревянный клин под край двери, чтобы она не откатилась, закрывшись снова, и повернулся, оглядывая свой театр при солнечном свете.
 Это было не бог весть что. Поначалу, первые семь лет своей жизни или около того, строение служило амбаром, а в какой-то момент, в первое десятилетие после Второй мировой войны, кто-то превратил его в летний театр, пристроив сцену с этого края и подняв пол там, где сидели зрители, соорудив ряд платформ, так что первые четыре ряда кресел располагались на изначальном полу амбара, следующие же четыре ряда — на платформе, на две ступеньки выше, следующие четыре ряда — еще на две ступеньки выше, и так далее. Всего — двадцать четыре ряда по десять мест с проходом по центру. Двести сорок мест. Раза три-четыре Грофилду даже довелось видеть, как все они были заняты.
 Для театра это чертовски неподходящее место — вот в чем состояла проблема. Единственная штука в Индиане, которая достаточно велика, чтобы ее можно было найти с завязанными глазами, — это Индианаполис, и, как только вы это нашли, тут уж ничего нельзя поделать. А даже если бы и можно было, Мид-Гроув находится слишком далеко от него, чтобы это имело какое-нибудь значение. Поблизости нет ни туристических зон, ни крупных городов, ни университетских городков. Единственными потенциальными зрителями были жители Мид-Гроув да полудюжины других маленьких городишек в этих краях и фермеры, расположившиеся между ними. Большинство из них не знали толком, для чего нужен настоящий театр, и сомневались, что хотят узнать об этом больше. Если бы не жены школьных учителей и докторов, никаких зрителей вообще бы не было.
 Результатом такого отношения стало то, что всеми позабытый чудак, который двадцать лет назад переделал амбар под летний театр, быстро потерял все свое состояние и амбар. За последние два десятилетия строение несколько раз переходило из рук в руки, на непродолжительное время снова становясь амбаром или на еще более непродолжительное время кинотеатром; послужило складом производителю велосипедных деталей, который разорился по причинам, не связанным с владением этим зданием; и несколько раз становилось летним театром с катастрофическими финансовыми последствиями. И наконец, три года назад, Алан Грофилд выкупил строение и двенадцать акров земли, прилегающих к нему, включая два маленьких фермерских домика, истратив большую часть денег, привезенных им после ограбления островного казино, которое он провернул с человеком по имени Паркер. Он купил это место сразу, без всякой закладной, и сказал себе, что с этого времени у него есть корни, что у него будет родное местечко, куда он всегда может вернуться. Он знал наперед, что летний театр будет убыточен, но это его не удручало; летние театры всегда убыточны, особенно когда ими управляют актеры, и уж тем более когда они не расположены ни на одном из побережий Соединенных Штатов. Но предполагалось, что театр существует не для того, чтобы зарабатывать на жизнь; предполагалось, что это — образ жизни, а это уже нечто совсем другое. На жизнь он зарабатывал с такими людьми, как Паркер и Дэн Лич. Но не с такими людьми, как Майерс.
 Ну а сейчас — временно — вообще ни с кем. С Паркером он участвовал еще в одном деле, налете на бронированную машину, но оно прошло неудачно, и Грофилд чуть было не схлопотал тюремный срок. С тех пор ничего особенно важного не произошло. Два сезона спектаклей выкачали большую часть его сбережений, и вот он находится здесь; до третьего сезона оставалось менее трех месяцев, и у него просто не было денег, чтобы свести концы с концами. Даже если он будет держаться старого репертуара, то есть пьес, срок авторского права на которые истек, за которые ему не придется перечислять никаких авторских гонораров, все равно предстоят расходы: на жилье и питание для труппы в течение лета и даже на выплату небольшого жалованья двум исполнителям главных ролей, на рекламу, то есть афиши и объявления в газетах; на прокат костюмов, мебели и реквизита; а также оплату счетов за газ, электричество и телефон. Деньги, вырученные от продажи билетов, не покроют всех этих расходов. В самом худшем случае ему придется на недельку-другую смотаться в Кентукки или в Северную Каролину рисовать бумажки, но он ненавидел это занятие и по возможности избегал его. Распространять фальшивые деньги не более противозаконно, чем громить бронированные машины, но существует одно различие, которое он находил важным: человек, подсовывающий фальшивые деньги, — актер, он пользуется актерскими талантами и методами, но налетчик применяет совсем другие таланты. Грофилду претило использовать свои актерские способности подобным образом, это почему-то казалось особенно унизительным.
 Но сейчас, оглядывая свой театр при ярком свете первого теплого солнечного весеннего денька, Грофилд с горестной миной на лице решил, что, если до первого мая никто не предложит ему работу, придется на несколько дней или на неделю заняться изготовлением фальшивых денег, чтобы финансировать предстоящий сезон.
 Он и без того экономил на всем, на чем только мог. Оба фермерских домика сдавались в аренду, а они с Мэри жили в театре, спали среди декораций спальни, расставленных на платформе, которая задвигалась за кулисы, пользовались туалетом в театре, Мэри готовила им еду на двухконфорочной плитке в женской артистической уборной под сценой. Однако к середине июня придется выгнать жильцов из ближайшего домика, того, что стоял по другую сторону окружной дороги, прямо напротив них, чтобы было где разместиться труппе.
 Итак, ему придется рисовать бумажки, вот и все. За удачную неделю, поработав в двух-трех штатах, он сможет нарисовать пятнадцать или двадцать тысяч, и у него будет достаточно, чтобы продержаться этим летом, придерживаясь старого репертуара.
 — Старого репертуара, — сказал он вслух.
 Его охватило вдруг отвращение. Он покачал головой, стоя лицом к пустым креслам, потом, повернувшись, пошел туда, где у задней стены, напротив той, где откатилась дверь, были сложены задники. Они были разных размеров: от трех футов в ширину и восьми футов в высоту до пяти футов в ширину и двенадцати футов в высоту, и все изготовлены из муслина, прикрепленного к простой раме из сосновых досок один на четыре. На задниках краской на водной основе было нарисовано оформление прошлогодних спектаклей, и теперь они были свалены безо всякой системы, образуя беспорядочное нагромождение фальшивых стен, дверей и окон разных расцветок, стилей и эпох.
 Грофилд начал по одному переносить задники к проему в задней стене и опускать их на землю с шестифутовой высоты. Перетащив около десяти, он соскочил на землю, занес один задник за угол, прислонил его к боковой стене, взял шланг, который он уже надел на кран, расположенный на улице, и начал поливать его, смывая краску.
 Муслин — легкий, но краска — тяжелая. Любой хрупкой девушке под силу нести нераскрашенный холщовый задник, но если на нем три-четыре слоя краски, то даже сильный мужчина едва сможет приподнять эту штуковину. Грофилд, как и большинство экономных театральных администраторов, каждую весну смывал прошлогоднюю краску на водной основе, чтобы снова пустить в дело старые задники. В придачу к шлангу в его распоряжении была жесткая щетка и стремянка, чтобы соскабливать краску после первого обливания. Второе обливание обычно довершало дело, хотя иногда ему приходилось еще пройтись жесткой щеткой в паре мест и третий раз пустить струю воды из шланга. Грофилд любил работу по театру, все, что имело отношение к сцене, пусть даже такой вот простой физический труд. Он работал при ярком солнце, обдуваемый мягким весенним ветерком, вода была холодной, краска сбегала по задникам длинными струями, и спустя некоторое время, несмотря на свои денежные затруднения, он начал насвистывать.

 Глава 2

 Машина, которая свернула с щебеночно-асфальтовой окружной дороги на гравиевую стоянку возле театра, была бронзовым «плимутом» с техасскими номерами. Грофилд стоял на стремянке с жесткой щеткой в одной руке и шлангом в другой и смотрел на нее.
 Прошел уже час, как он работал. Семь серовато-белых задников, подсыхая, стояли в ряд вдоль боковой стены амбара; теперь он трудился над восьмым. Земля вокруг играла красками — красной, желтой, белой, синей и зеленой — и другими самыми разными оттенками, сливающимися вместе и образующими новые цвета, веселый пестрый калейдоскоп, развернувшийся на земле в разноцветной воде, которая бежала, текла во всех направлениях, между новых, весенних упругих травинок. Сам Грофилд тоже был разноцветным в своих рабочих штанах, теннисных туфлях и спортивной майке, мокрый и цветистый. Он, наклонившись, стоял на стремянке, поставив локти на верхнюю перекладину, с жесткой щеткой в правой руке и шлангом, с которого капала вода, в левой, наблюдая, как автомобиль приближается к нему по стоянке, наискосок, и наконец останавливается. Он ждал, что водитель вылезет и спросит, как проехать к какому-нибудь месту. А что же это еще могло быть?
 Но это был Дэн Лич. Он вылез из-за баранки и окликнул его:
 — Привет, Грофилд, чем занимаешься?
 — Отмываю задники, — объяснил Грофилд. — У тебя для меня хорошие новости?
 — Возможно, — кивнул Дэн. — Слезай-ка с лестницы и давай я тебе кое-что покажу.
 Грофилд спустился со стремянки:
 — Что меня интересует, так это есть ли у тебя работа по мою душу. Я имею в виду, получше той, что предлагал нам Майерс. Кстати, ты нашел его?
 — Я расскажу тебе об этом позже. — Дэн огляделся по сторонам. — Насколько это место укромно?
 — Нас никто не услышит, не беспокойся.
 — А как насчет того, чтобы увидеть?
 Грофилд кивнул на фермерский домик по другую сторону окружной дороги:
 — Вон в том доме живут люди.
 — Ты знаешь здесь какое-нибудь более укромное место?
 Грофилд посмотрел на него:
 — Для чего?
 — Я хочу кое-что тебе показать. Знаешь, давай прокатимся!
 Грофилд взглянул на свои мокрые руки, мокрую одежду, опять на задники:
 — Это что-нибудь стоящее, Дэн? Что у тебя за секреты такие?
 — Я не хочу открывать багажник, так чтобы кто-нибудь это видел еще, — уточнил Дэн. — Ты ведь меня знаешь, Грофилд, я не шучу.
 — Это точно, — ответил тот. — Видишь ли, моя одежда в ужасном состоянии. Ты хочешь, чтобы я сел в машину, или мне пойти переодеться?
 — Дело в том, что это не моя машина, — сказал Дэн. — Это машина Майерса. Грофилд так и просиял:
 — Так ты нашел его, да?
 — Садись. Это я и хочу тебе показать.
 Грофилд сел в машину, на пассажирское сиденье, а Дэн, снова устроившись за рулем, попросил:
 — Скажи мне, куда ехать.
 — Выбирайся на дорогу и поворачивай налево, — скомандовал Грофилд.

 Глава 3

 Когда Дэн открыл багажник, Грофилд увидел, что там, свернувшись калачиком, лежал Эндрю Майерс. Грофилд посмотрел на него, прищурившись, думая, что он мертв, но Майерс вскоре зашевелился, приподнял голову и, моргая на свету, выглядел ослепленным, растерянным и напуганным.
 — Что теперь? — задал он вопрос. Голос у него был хриплый, будто он изнемогал от жажды.
 — Вылезай! — сказал Дэн.
 Майерс слабо пошевелил руками и ногами:
 — Я едва могу двигаться.
 Дэн сунул руку в багажник и пару раз ткнул лежащего большим пальцем в бок, чуть повыше ремня.
 — Не заставляй меня ждать, — поторопил он.
 — Да вылезаю я. Вылезаю!
 Грофилд отошел назад и наблюдал, как Майерс сначала мучительно приподнялся, а потом начал вылезать из багажника.
 Он спросил у Дэна:
 — Сколько он там сидит?
 — От самого Хьюстона, — объяснил Дэн. — Хотя нет, вру! Вчера он выходил на двадцать минут.
 Майерсу приходилось тяжко, и теперь Грофилд видел почему: он был закован в наручники, но странным образом — его левое запястье было приковано к левой лодыжке.
 Грофилд сделал шаг вперед, чтобы помочь ему перелезть через край багажника и спуститься на землю, но Дэн сказал:
 — Оставь этого ублюдка. Он сам справится.
 Грофилд нахмурился:
 — Ну зачем же так над ним измываться?
 — А как там твой затылок? — спросил в свою очередь Дэн. Грофилд пожал плечами:
 — Нормально. Он меня всего-то один раз стукнул. Да и злость уже прошла.
 — А у меня — нет, — ожесточился Дэн. Грофилд посмотрел на него:
 — Тебе не удалось вернуть свои деньги?
 — Он потратил их, прежде чем я до него добрался, сукин сын! — Лич внезапно шагнул вперед, ухватил Майерса за волосы и дернул. — А ну, вылазь, да поскорее!
 Майерс вывалился на землю.
 Они остановились на грунтовой дороге, примерно в двух милях от театра, в лесу. Лишь несколько косых лучиков солнечного света пробивалось сквозь ветви, так что здесь было намного прохладнее. Грофилду уже становилось зябко и неуютно в своей, одежде, до сих пор все еще не просохшей.
 Майерс катался по грязи, пока ему не удалось наконец встать на ноги, а потом он медленно поднялся, опираясь правой рукой о машину. Стоя, он заметно клонился вниз и влево, пальцы левой руки касались земли. Его запястье было до мяса стерто наручниками. Когда он смотрел на Грофилда, ему приходилось широко открывать рот, чтобы приподнять голову достаточно высоко и встретиться с Грофилдом взглядом. В этом положении он выглядел слабоумным больным человеком.
 Дэн сказал:
 — У Майерса припасена для тебя история, Грофилд. Расскажи ему, ублюдок. Майерс спросил:
 — Можно мне сесть? — Ему пришлось опять опустить голову, чтобы произнести эти слова. — Я не могу разговаривать в таком положении.
 — Сиди, стой — мне все равно, — равнодушно пожал плечами Дэн. — Только расскажи историю.
 Майерс опустился на землю и принял более нормальное положение. Он посмотрел на Грофилда:
 — Я знаю, где больше ста штук только и дожидаются, пока их заберут. — Когда он заговорил, голосу него стал немного получше, но выражение лица по-прежнему оставалось страдальческим.
 Грофилд взглянул на Дэна, но тот продолжал наблюдать за Майерсом с видом мрачного удовлетворения. Грофилд снова переключил внимание на Майерса, который сказал:
 — Дэнкуорт рассказал мне об этом. Он хотел, чтобы я вместе с ним отправился за этими деньгами.
 — Дэнкуорт? — переспросил Грофилд.
 — Это тот парень, которому ты позволил обшарить себя в Лас-Вегасе, — объяснил Дэн.
 Грофилд нахмурился:
 — Тот, которого убил Майерс?
 — Да. Но ведь там было так — или он меня, или я его.
 В голосе Майерса сквозила обида, будто с ним плохо обошелся кто-то, к кому он проявил доброту.
 — Расскажи мне об этом, — попросил Грофилд. Дэн сказал:
 — Послушай про сто штук.
 — Минутку, — попросил Грофилд. — Вначале я хочу послушать про перестрелку. — Майерсу же он сказал: — Вы с Дэнкуортом были такими корешами, что он рассказал тебе про эти сто тысяч и захотел, чтобы ты пошел на дело вместе с ним, но потом он резко к тебе переменился и попытался тебя убить?
 — Он потерял ко мне доверие. — Голос Майерса по-прежнему был чуточку грустный. — После того как вы ушли, ребята.
 — Остальные тоже ушли?
 Дэн сказал:
 — Сразу после нас. Все трое.
 Грофилд спросил:
 — А чья это была идея — ограбить нас с Дэном?
 — Моя, — признался Майерс. — Я страшно на вас разозлился, ребята, ведь вы ушли первыми. Может быть, если бы вы не ушли, то и остальные...
 — Если они профи, — сказал Дэн несколько раздраженно, — они бы тоже ушли.
 — Как бы там ни было, — сказал Грофилд, — ты и как там его...
 — Дэнкуорт.
 — Я тебя не спрашивал. Ты и как там его звали, спустились вниз после того, как все ушли, и увидели Дэна со мной у стола, и ты видел, как мы выиграли.
 — Мы не могли подойти слишком близко, — сказал Майерс. — И думали, что это ты разжился деньгами.
 — И тебе захотелось расквитаться с нами за то, что мы от тебя ушли.
 — Именно так.
 — И вот когда как там его звали...
 — Дэнкуорт.
 Дэн шагнул вперед и пнул Майерса в правую коленную чашечку:
 — Он тебя не спрашивал!
 Майерс не издал ни звука, но поморщился и схватился за колено свободной рукой.
 Грофилд покачал головой, взглянув на Дэна.
 — Мне не нравится смотреть, как людям делают больно, — поморщился он. Майерсу же сказал: — Да, Дэнкуорт. После того как ты заполучил деньги Дэна и вернулся в номер отеля, он набросился на тебя.
 — Все верно.
 — Вы схватились, и ты одержал победу.
 — Именно так.
 Грофилд, повернувшись вполоборота к Майерсу, сказал Дэну:
 — Если он городит такое идиотское вранье по этому поводу, почему я должен верить в его историю про сто тысяч?
 Опять обидевшись, Майерс сказал:
 — Что ты имеешь в виду, говоря об идиотском вранье?
 Дэн нахмурился, смерив взглядом Майерса, а потом посмотрев на Грофилда.
 — У тебя чертовски уверенный тон.
 — Еще бы! Во-первых, ни в одной из комнат не было никакого беспорядка, никаких следов борьбы. Было несколько пятен крови на ковре перед одним из кресел, и только. Во-вторых, единственная возможность убить человека, как был убит Дэнкуорт, — это подкрасться к нему сзади, когда он сидит, закинуть одну руку вперед у него из-за спины, задрать ему голову за подбородок и полоснуть по горлу ножом, который держишь в другой руке. Нельзя нанести человеку такой порез спереди и нельзя нанести ему такой порез, когда дерешься с ним.
 Майерс отбивался:
 — С чего бы это мне, черт возьми, вздумалось его убивать?
 Грофилд снова повернулся к нему:
 — Да с того, что Дэн его нокаутировал, и ты перестал ему доверять. Ты нуждался в нем до тех пор, пока готовил какой-то мошеннический трюк, чтобы заполучить готовые деньги, но, как только ты заполучил тринадцать тысяч Дэна, он стал тебе ни к чему. Да к тому же ты был страшно зол на весь мир, потому что все прочие от тебя ушли. И ты хотел прикарманить деньги Дэна.
 Майерс заморгал, шевеля губами, будто пытался сообразить, что ему ответить. Но нужные слова не приходили на ум.
 Дэн угрожающе проговорил:
 — Ну что, сукин сын, так все оно и было?
 Грофилд попросил:
 — Не нужно его пинать, Дэн. Мне только хотелось разобраться с этим вопросом, прежде чем я услышу про сто тысяч. — Он посмотрел на Майерса: — Ну а теперь я слушаю.
 Майерс хотел было надуться, но побоялся, поэтому сказал:
 — Это чистая правда. У меня нет никаких причин врать насчет этого.
 — Ты просто расскажи, — предложил Грофилд.
 — Хорошо. — Майерс вытер рот тыльной стороной ладони свободной руки и снова положил руку на больное колено. — До начала этого года Дэнкуорт сидел в тюрьме.
 — Меня это не удивляет, — сказал Грофилд.
 — Это было неподалеку от Лос-Анджелеса, — пояснил Майерс, — в тюрьме штата. Там он познакомился с одним старичком по имени Энтрекин, они стали друзьями, как я полагаю. И оказалось, что у этого Энтрекина и еще двух стариков — все они заключенные, отбывавшие там большие сроки, — есть тоннель, ведущий на волю. Дэнкуорт выбрался через него, совершив побег, — это безо всяких дураков. Он до сих пор числится в Калифорнии беглым преступником, ты можешь навести справки.
 — Я не хочу наводить никаких справок, — махнул рукой Грофилд. — Я принимаю на веру тот факт, что Дэнкуорт был беглым преступником и что он выбрался на волю по какому-то тоннелю. Продолжай.
 — Хорошо, — кивнул Майерс. — Так вот, весь фокус с этими тремя старичками и тоннелем заключается в том, что они не желают покидать тюрьму! Понимаете? Все они старые. Им не хочется проводить последние годы жизни, скрываясь от полиции. Женщины их больше не интересуют. Так что, по их разумению, им будет лучше, если они останутся за решеткой.
 Грофилд снова взглянул на Дэна, но Дэн наблюдал за Майерсом.
 — Но у всех у них есть семьи, — продолжал Майерс. — У всех троих — жены, дети, внуки и так далее, и все они на воле. И вот, естественно, старики хотят позаботиться о своих семьях, поэтому вот что делают: выбираются по ночам и совершают кражи со взломом по всему Лос-Анджелесу. Два-три раза в неделю они выходят ночью и совершают эти маленькие кражи со взломом, которые Энтрекин называет «укусами». Они совершают три-четыре «укуса» каждую ночь, когда выбираются, вдоль побережья Калифорнии, вокруг Лос-Анджелеса, и никогда не берут ничего, кроме наличных денег. У них есть небольшая однокомнатная квартирка где-то недалеко от проспекта Сансет, в которой они хранят деньги, которые посылают своим семьям.
 Грофилд улыбнулся.
 — История просто замечательная, — восхитился он. — Мне очень хотелось бы, чтобы это было правдой, потому что это так замечательно. Они заботятся о своих семьях! Надо же!
 — Именно так, — подтвердил Майерс. Дэн же сказал:
 — Весь смак заключается в том, что нельзя иметь лучшего алиби. Они не смогли бы проворачивать эти дела, будь они на воле, а не в каталажке...
 — Это — замечательная история! — повторил Грофилд. Он по-прежнему улыбался — история явно пришлась ему по душе.
 Майерс сказал:
 — Но это еще не все. Кажется, они откладывают деньги, не все передавая своим семьям, потому что хотят после смерти оставить им что-нибудь по-настоящему хорошее. Может быть, приобрести недвижимость, знаете ли.
 — Недвижимость? — переспросил Грофилд. Он широко улыбался. — Мне нравятся эти трое.
 — Так вот, — сказал Майерс, — Энтрекин рассказал Дэнкуорту, что они припрятали в своей квартирке больше ста тысяч долларов, а это было еще в прошлом году. Теперь их, должно быть, стало еще больше.
 — Меня вот что удивляет, — засомневался Грофилд. — С чего бы этот смекалистый старичок стал так много рассказывать Дэнкуорту?
 — Наверное, тот ему понравился, — высказал предположение Майерс. — Ну и конечно, уверенность, что Дэнкуорт просидит в тюрьме минимум еще двенадцать лет, даже если его освободят досрочно, так быстро, как только возможно. Он не рассказал Дэнкуорту, где в точности проходит тоннель, и Дэнкуорт вырвал у него это силой. Вот так ему и удалось бежать.
 — Доверие, оказанное не тому человеку, — сказал Грофилд. — Вот что правит миром. Старик доверился Дэнкуорту. Дэнкуорт доверился тебе. А теперь предполагается, что мы доверимся тебе.
 — Доверие тут совершенно ни при чем, — прервал Грофилда Дэн. — Дослушай его до конца, а потом я растолкую тебе свою идею.
 — Ну, слушаю. — Грофилд повернулся к Майерсу.
 — Старик, — продолжал тот, — так и не захотел рассказать Дэнкуорту, где в точности находится квартира. Однажды он, правда, упомянул о том, что это где-то рядом с проспектом Сансет, но и только. Однако дело в том, что там спрятано больше ста тысяч долларов наличными! И Дэнкуорт точно объяснил мне, где тоннель выходит за пределы тюрьмы.
 — Это было его ошибкой, правда? — сокрушался Грофилд. — Если бы он все это держал при себе, то был бы и сейчас еще жив.
 Дэн сказал:
 — Это уже совсем из другой оперы. А суть заключается в том, что какой-то человек, ну хотя бы вот ты, Грофилд, мог следить за выходом из тоннеля до тех пор, пока они втроем не выйдут на волю, а потом отправиться за ними следом. Сначала они, возможно, пойдут наносить свои мелкие «укусы», но рано или поздно окажутся в квартире. Потом надо дождаться, когда они снова отправятся обратно в каталажку, вломиться туда, найти деньги и смыться.
 Грофилд скорчил гримасу.
 — Мне было бы противно забирать их деньги, — поморщился он. — Они мне слишком не нравятся.
 — Тебе и не придется забирать их, — сказал Дэн. — Я сам их заберу. Это работа для одного человека.
 Грофилд посмотрел на Дэна нахмурившись и спросил:
 — Тогда зачем тебе я?
 — Моя самая большая проблема сейчас заключается в том, — объяснил Дэн, — что мне делать с этим ублюдком. Я не могу возить его с собой до тех пор, пока не выполню работу, он же будет путаться под ногами и испортит все дело. Мне нужно спрятать его где-нибудь до окончания работы, просто на тот случай, если все это — вранье, тогда я смогу вернуться и заставить его заплатить и за это.
 Грофилд покачал головой.
 — Только не у меня! — сказал он. — Если у тебя это на уме, то извини.
 — Как долго это может продлиться? — задался вопросом Дэн. — Неделю? А у тебя полно места, чтобы его спрятать. В этом твоем театре...
 — Нет, — категорически возразил Грофилд. — Я не беру работу на дом.
 — Я отдам тебе десять процентов из того, что найду, — пообещал Дэн. — Если он говорит правду, тебе достанется больше десяти штук.
 Грофилд почувствовал, как его одолевает искушение, но тем не менее покачал головой:
 — Извини, Дэн, но я просто не стану этого делать. Не стану рисковать тем, что у меня есть. А кроме того, не имею права ставить свою жену в потенциально опасную ситуацию, а именно такой она и будет.
 Дэн раздраженно проговорил:
 — Тогда что мне, черт возьми, с ним делать?
 Грофилд пожал плечами:
 — Ты получил от него нечто, стоящее твоих денег. Отпусти же его. Уверен, он не станет портить тебе игру в Лос-Анджелесе.
 — Вот именно! — с готовностью подтвердил Майерс.
 — Вот видишь? Он вовсе не горит желанием опять увидеться с тобой. Отпусти его домой, в Техас.
 Дэн недовольно поморщился:
 — А что, если он врет? Посылает меня заниматься какой-то дребеденью, наблюдать за аллеей, где якобы тоннель выходит на поверхность, — что, если нет никакого тоннеля и он, черт возьми, просто делает из меня дурака?
 — Ты нашел же его теперь, найдешь и снова!
 — Не хочется мне так легко его отпускать, — с ожесточением проскрежетал Дэн, и на мгновение вид у него стал такой, будто он вот-вот снова примется пинать Майерса куда попало.
 Грофилд посоветовал:
 — Тогда убей его. Но не здесь, отвези его...
 — Да ты что! — Майерс уставился на Грофилда, будто его только что предали.
 Дэн сказал:
 — Не хочу я никого убивать, это занятие не для меня. Я ворую.
 — Ну, либо одно, либо другое, — сказал Грофилд. — Прятать его у меня или у кого-то еще — неудачная идея. А вдруг, пока тебя не будет, он вырвется на свободу, убьет меня и Мэри, а когда ты вернешься, будет ждать тебя в засаде?
 — Ты слишком хорошо будешь его стеречь, чтобы этого не случилось.
 — Да неужели? Забудь об этом, Дэн. Говорю тебе, убей его или отпусти. Либо поверь ему насчет этих стариков и их тоннеля, либо не верь.
 — Мне нужно подумать, — с раздражением проговорил Дэн.
 Грофилд спросил:
 — Ты не отвезешь меня обратно? А то я в этой мокрой одежде уже начинаю мерзнуть.
 — Конечно! — Дэн пихнул ногой Майерса. — А ну-ка, обратно в багажник.
 — Разреши мне сесть на заднее сиденье, — умолял Майерс. Теперь голос у него стал скулящий. — Я ничего не сделаю, только разреши мне сесть на заднее сиденье.
 — Я тебя сейчас не луплю только потому, — сказал ему Дэн, — что мой друг не любит смотреть на такие вещи. Но не заставляй меня копить злость на потом, а не то, когда он уйдет, тебе небо с овчинку покажется. Давай залезай в багажник.
 Майерс помучился немного и залез в багажник. Грофилд хотел, было пойти и сесть в машину, но решил, что ему следует задержаться и присмотреть за Майерсом, пока тот не спрятан. А то Дэн от раздражения и сознания собственного бессилия мог снова надавать ему затрещин и пинков.
 Наконец Майерс оказался внутри багажника, лежа на боку в скрюченном положении наподобие эмбриона, и Дэн захлопнул крышку:
 — Поехали, я отвезу тебя домой.
 Они сели в машину, Грофилд объяснил, куда ехать, и они отправились.
 Ведя машину, Дэн сказал:
 — Ума не приложу, что мне с ним делать.
 — Отпусти его, — сказал Грофилд. — Было бы ради чего возиться.
 — Мне нужно подумать.

 Глава 4

 Мэри крикнула:
 — Обедать!
 Грофилд стоял на платформе, около декорации спальни, и опять переодевался. Когда Дэн высадил его рядом с амбаром, он тут же сменил промокшие вещи на сухой комплект рабочей одежды и снова принялся мыть задники. Соответственно тут же весь вымок опять. Но это не слишком его беспокоило, когда он был все время в движении и на солнце. Он почти закончил работу к тому времени, когда Мэри вернулась домой из супермаркета, в котором работала, с полными сумками продуктов: часть из них оплачивал хозяин, а за некоторые приходилось платить. Грофилд доделал последние два задника, прежде чем пошел мыться и переодеваться. Солнце клонилось к закату, становилось заметно прохладнее, и теперь он был даже рад, что можно влезть в сухое.
 У декораций спальни было две стены, составленные из задников: у одной стояла двуспальная кровать, у другой — комод с зеркалом. Деревянный кухонный стул без подлокотников приткнулся в прихожей, на том углу платформы, где не было стены, а разрозненные приставные столики и торшер обступали кровать с обеих сторон, довершая меблировку. За кулисы тянулись удлинители от торшеров, подключенные к осветительному пульту.
 Снова одетый во все сухое, Грофилд спустился с платформы и пересек сцену справа налево. Центральная ее часть, основное место для игры актеров, была оформлена в виде гостиной, но при помощи одной лишь мебели, без каких либо задников, создающих иллюзию стен, дверей и окон, так что позади мебели было только пространство, заполненное всевозможными предметами сценического хлама, а за ним — задняя стена амбара. Что касается обстановки гостиной, то широкая, приземистая, обитая темно-бордовым мохером софа стояла точно посредине сцены, прямо перед зрителями, на старом, выцветшем ковре, подделке под персидский. Ее обступали приставные столики с настольной лампой справа и напольной лампой слева. Черное кожаное кресло, стоявшее боком к зрительному залу, расположилось слева от софы, если смотреть со сцены.
 Одинокий книжный шкаф высотой восемь и шириной три фута стоял примерно в шести футах позади черного кожаного кресла. Справа от софы, если смотреть со сцены, несколько в глубине, расположилось кресло-качалка, а позади него — столик цилиндрической формы, служивший подставкой для бутафорского телефона.
 Грофилд пересек сцену позади всей этой мебели и взошел на платформу с другой стороны, там, где располагались декорации столовой. Опять две стены, одна — с окном, выходившим на заднюю стену амбара. Старый, но прочный кленовый обеденный стол и четыре стула, два — под стать столу и еще два — разнящиеся между собой, случайные. Кленовое бюро из какого-то ветхого спального гарнитура стояло у той стены, в которой не было окна; в ящиках этого бюро Мэри хранила их собственную посуду, серебряные приборы и скатерти.
 И свечи. Две из них сейчас горели на столе, уже сервированном Мэри. Ее не было видно, и, когда Грофилд взошел на платформу, освещение на сцене померкло, становясь все слабее до тех пор, пока не стал четко виден подсвечник на столе. Грофилд наклонился и заглянул в пространство за сценой из-за боковой шторы, Мэри у осветительного пульта как раз отпускала главный рубильник.
 — Вот там и оставайся! — крикнула она, помахала ему рукой и ушла в артистическую уборную героини, чтобы снять обед с плитки.
 Грофилд уселся на свое место лицом к зрителям. Свет в зале был погашен, и все, что ему было видно, — это темнота, царившая там, за пределами декораций гостиной. Но это была какая-то уютная темнота, теплая и ласкающая, и он улыбнулся ей. Его безнадежный театр служил ему домом в большей степени, чем любое другое место, в котором он когда-либо жил.
 Мэри вышла, неся обед — мясной хлебец и овощной гарнир, спаржу, — все из морозильной камеры супермаркета. Она была маленькая, ладная, плотная и походила на героиню мюзикла тридцатых годов. Грофилд всегда был без ума от нее.
 Пока он раскладывал мясной хлебец и спаржу по тарелкам, она снова ушла, на этот раз к холодильнику в артистическом фойе, и принесла оттуда полбутылки мозельвейна — по полтора доллара за бутылку — один из предметов роскоши, который они еще могли себе позволить. За обедом Мэри спросила:
 — Кто это приезжал к тебе сегодня? Я с ним незнакома? — Она знала о его второй профессии, он повстречался с ней во время одного из ограблений четыре года назад, но когда они бывали вместе, не так-то часто вдавались в детали этих темных дел.
 Грофилд проглотил мясной хлебец и поинтересовался:
 — Откуда ты знаешь, что ко мне кто-то приезжал?
 — Миссис Брэди мне сказала. (Это была жилица из домика на другой стороне дороги.) Она сказала, что ты уехал с ним. В «плимуте». И что машина — из Техаса.
 Грофилд ухмыльнулся, покачав головой:
 — Чем меньше сообщество, тем труднее что-либо скрыть. Это был Дэн Лич, тот парень, который выиграл деньги, когда я был в Лас-Вегасе. Я тебе об этом рассказывал, помнишь?
 — Он что — предлагал тебе работу? — Она посмотрела с надеждой: ей было известно их финансовое положение.
 — Не совсем так. — И он рассказал ей о событиях дня, про Майерса и про трех стареньких заключенных с их тоннелем и тысячами долларов.
 — По-моему, это нечестно — забирать деньги у таких людей, — тихо проговорила Мэри. — И я рада, что ты отказался.
 — Я знаю, что ты имеешь в виду, но я не потому сказал «нет». Она продолжала говорить, следуя собственному ходу мыслей:
 — То, чем ты уже привычно занимаешься, — лучше всего: забирать из банков, бронированных машин и тому подобных мест. На самом деле это даже не назовешь воровством, потому что ты забираешь не у людей, а у учреждений. Учреждения не в счет. Они должны нас поддерживать. Грофилд улыбнулся:
 — Из тебя получится отличный свидетель защиты. Она состроила гримасу:
 — Не следует шутить на эту тему.
 После обеда они вместе помыли посуду, а потом Грофилд включил радио. Подсоединенное к театральным динамикам, оно было постоянно настроено на музыкальную станцию, которая передавала очень много Мантовани и ничего, записанного позднее 1955 года. При довольно небольшой громкости сего агрегата театр был весь пронизан музыкой, которая, подобно весеннему дождю, плавно струилась из-под потолка со стропилами, напоминавшего своды собора.
 Они вместе сидели на диване лицом к пустым креслам там, в темноте, и разговаривали, в основном о пьесах, которые могли бы поставить в предстоящем сезоне. Позже они занимались любовью на диване и заснули там, обнимая друг друга.

 Глава 5

 Он услышал шум.
 Грофилд открыл глаза и, не видя ничего, кроме разметавшихся черных волос Мэри, секунду-другую не мог сообразить, где он — лежа лицом вниз, окутанный теплом везде, кроме ягодиц.
 Он приподнял голову, и Мэри издала горловой негромкий ворчливый звук и чуть передвинула голову. Он посмотрел на ее спящее лицо, прислушиваясь. Потом поднял глаза, обвел взглядом тускло освещенную сцену, темные недра театра.
 Там кто-то был. Он никого не видел и даже толком ничего не расслышал, не знал точно, где находится этот кто-то, но знал, что сейчас они с Мэри не одни.
 Легкая дрожь возникла где-то в основании позвоночника, там, где его оголенная кожа так и осталась холодной, и легонько пробежала вверх по спинному хребту, словно ртуть по термометру. Они с Мэри были на свету, хотя и тусклом, оба — сонные, полуобнаженные. Вторгшийся же сюда скрывался в темноте.
 Мэри хмурилась во сне. Она снова подвинула свою голову, растревоженная напряжением в теле Грофилда. Переместив центр тяжести на правый локоть, зажатый между ее плечом и спинкой дивана, он медленно подтянул кверху левую руку и ладонью прикрыл ей рот.
 Ее глаза в испуге открылись. Он почувствовал, как напрягается ее рот, прижатый к его ладони, силясь преодолеть препятствие и закричать. Он посмотрел на нее пристально, медленно качнул головой туда-сюда. Страх в ее глазах постепенно исчез, и она понятливо кивнула. Он отнял свою ладонь, оперся на оба локтя и, склонив голову к ее голове, прошептал ей в самое ухо:
 — В театре кто-то есть. Где-то там, среди кресел.
 Она чуть слышно, одними губами спросила:
 — Что ты собираешься делать?
 — Я пойду к осветительному пульту. А ты оставайся здесь. Не двигайся, пока я тебе не крикну.
 — Хорошо. Ты полагаешь, этот человек — Майерс?
 Такое Грофилду не приходило в голову. Он думал, что это какой-нибудь субъект, охваченный нездоровым любопытством, может быть, даже какой-нибудь мальчишка из местной школы. Но если Дэн внял совету Грофилда и освободил Майерса и если он сделал это слишком близко отсюда, вполне возможно, что именно Майерс появился здесь: он был очень непрофессионален, а значит, и непредсказуем, невозможно было предугадать, какова будет его реакция на что бы то ни было.
 — Будем надеяться, что нет, — сказал Грофилд. — Ну, я пошел.
 — Давай.
 Грофилд напрягся, чуть подтянув колени под собой, чтобы получить больший рычаг, потом резко оттолкнулся кверху кистями рук и коленями и рывком перекатился вправо, через спинку дивана на пыльный потертый ковер позади него. Он тяжело приземлился на левый бок, сделав почти полный оборот, перевернулся на живот, встал на ноги и, согнувшись пополам, предпринял стремительный зигзагообразный бросок к кулисам и осветительному пульту, где не мешкая одновременно выжал главный рубильник освещения сцены до отказа вниз, а рубильник освещения в зале — до отказа вверх.
 Сделал быстрый шаг влево, чтобы выглянуть в зал из-за края отдернутого занавеса. Сцена казалась такой же освещенной, как и прежде, светом, проливающимся из зала, а бедняжка Мэри лежала там, на диване, неподвижно, в традиционной позе обнаженной женщины, пытающейся прикрыться. В зале никого не было видно. Кресла уходили назад, ярус за ярусом, совершенно пустые. Все четыре входные двери у задней стены были закрыты. Неужели он ошибся? Но у Грофилда было чутье на такого рода вещи, он обладал им от природы и старался развивать его, занимаясь своей второй профессией.
 Вдруг донесся какой-то звук, что-то негромкое, но реальное, что разбудило его и сообщило о чьем-то постороннем присутствии где-то поблизости. Не кошки и не белки — и те и другие время от времени наведывались сюда. Нет, какого-то человеческого существа.
 Поверх осветительного пульта стоял ящик с инструментами. Грофилд дотянулся до него, достал молоток с шарообразным бойком и развернул его так, чтобы шар превратился в рабочую часть. Он чувствовал себя глупо в одной лишь тенниске, потому что его брюки, ботинки, в общем, вся одежда лежала на полу перед диваном. Одеваться не было ни времени, ни возможности.
 Грофилд вынырнул из-под занавеса, бегом, в два скачка, преодолел расстояние до края сцены и спрыгнул вниз. Он потрусил вверх по центральному проходу, при каждом втором шаге поднимаясь на один уровень и на бегу зорко поглядывая направо и налево. Молоток он держал наготове в правой руке.
 Но там никого не было. В конце концов, он остановился наверху, у дверей, огляделся вокруг еще раз, и оказалось, что он в полном одиночестве. Бросив взгляд назад, на Мэри, которая только пошевелила головой, чтобы ей было его видно, он собирался уже было крикнуть ей, что это оказалось ложной тревогой, когда услышал стук.
 Откуда? Он навострил ухо и прислушался: стук раздался снова, глухой, негромкий, но уже у него за спиной. Доносившийся от дверей.
 Грофилд повернулся и, нахмурившись, посмотрел на двери. По другую сторону от них располагалась большая квадратная платформа, пристроенная снаружи к передней стене амбара, возвышавшаяся на десять футов над землей, так чтобы быть вровень с задними рядами кресел внутри. Широкие деревянные ступеньки вели вниз до уровня земли. Деревянные перила огораживали ступени и платформу.
 Кто-то — или что-то — находился там, снаружи, на платформе. Стук раздался снова, прозвучав у самого низа крайней слева двери, и Грофилд снова наморщил лоб, стараясь сообразить, что это такое. Это не было постукиванием костяшек пальцев, но это также не было и царапающим звуком, который издают кошки или собаки.
 Чувствуя себя как никогда глупо и уязвимо без одежды — да еще с молотком в руке, Грофилд пошел к крайней двери, наиболее удаленной от того места, откуда доносился шум, медленно и тихо отпер ее, резко распахнул и выскочил в ночную тьму.
 Светила четвертушка луны, и небо, полное звезд, проливало совсем чуточку света. Но достаточно, чтобы разглядеть силуэт тела, лежавшего ничком на досках платформы с левой стороны. На глазах у Грофилда тело медленно приподнялось на локтях и подалось вперед, стукнувшись головой в дверь.
 Грофилд огляделся по сторонам, но никого больше не увидел. Он осторожно приблизился к телу, которое опять рухнуло, после того, как ударилось в дверь. Кажется, что-то знакомое? Боже, да это Дэн Лич!
 — Господи! — прошептал Грофилд. Не сводя глаз с Дэна, он попятился к открытой двери и крикнул: — Мэри! Оденься и принеси мне брюки! Тут раненый!

 Глава 6

 Мэри позвала:
 — Эй!
 Грофилд был на крыше, в солнечном свете, с кровельной дранкой, гвоздями и молотком. Он посмотрел вниз:
 — Что?
 — Он проснулся.
 — Бредит?
 — Нет, на этот раз по-настоящему проснулся. Хочет с тобой поговорить.
 — Только я за что-то взялся, — проворчал Грофилд и покачал головой. — Сейчас приду. Как только закончу вот с этой, за которую уже взялся.
 Мэри прикрывала глаза от солнца одной ладонью. Помахав другой рукой, она развернулась и скрылась из виду.
 Прошло два дня с тех пор, как они внесли в дом Дэна, истекающего кровью, сочащейся из четырех ножевых ран, и положили его на армейскую койку в мужской артистической уборной. Мэри, испугавшись, что он умрет, хотела позвонить в службу скорой помощи, чтобы его забрали в больницу, но Грофилд знал, что это будет плохо для всех них, и настоял, чтобы они сами выхаживали Дэна. Мэри принесла из кассы, расположенной на уровне земли под задними рядами кресел, книгу об оказании первой медицинской помощи и неуклонно следовала почерпнутым оттуда рекомендациям. Это явно себя оправдывало.
 Грофилд закончил с кровельной дранкой, которую прибивал, повесил молоток на гвоздь, не до конца забитый в крышу, убедившись, что остальные новые доски и сумка с гвоздями не соскользнут, потом спустился по скату крыши к лестнице, а оттуда на землю.
 Дэн выглядел очень бледным, но был в сознании. Он сказал:
 — У тебя красивая жена.
 Мэри выглядела польщенной, а Грофилд проговорил:
 — А у тебя осталось всего только восемь жизней.
 — Откуда ты знал, где меня искать?
 — Ты пришел и постучался в дверь. Разве не помнишь?
 Дэн нахмурился:
 — Издеваешься надо мной?
 — Нет. Ты приполз сюда, забравшись вверх по ступенькам со стороны фасада, и бился головой об дверь, пока мы тебя не услышали и не впустили. Ты что, совсем этого не помнишь?
 — Последнее, что я помню, — это Майерса с тем ножом.
 — Где, черт возьми, он взял нож?
 — В машине. Это же была его машина, ты знаешь, он держал нож в ножнах под приборным щитком. Я оставил его там, мне нож был ни к чему.
 Грофилд разложил складной стул, прислоненный к стене, и сел.
 — Расскажи мне все по порядку, что случилось, — попросил он. — С самого начала.
 — Я послушался твоего проклятого совета, — сказал Дэн. — Вот это и случилось.
 — Ты отпустил его?
 — Я недооценил этого ублюдка. У меня так каждый раз. Я снова отвез его туда, где заставил его рассказать тебе ту историю, там его и отпустил.
 — Огромное тебе спасибо. А завезти его сначала на несколько сот миль отсюда ты, конечно, не мог.
 — Я был зол, — сказал Дэн. — И просто хотел от него избавиться как можно скорее.
 — Но не тут же, рядом со мной.
 — Ты прав. Я не подумал. Как бы там ни было, сюда он не заявился.
 — В этом тебе повезло, а то ведь он мог довести дело до конца. Ты расскажешь мне, что произошло?
 — Я заставил его вылезти из багажника, снял наручники, а он удачно попал мне ногой в голову. Сбил меня с ног и ударил камнем, и я отключился на несколько секунд, или на минуту, или около того, а когда вставал, он снова вышел из-за машины, уже с ножом, ну и попотчевал меня им вдоволь. Я думал, что умру.
 — И все?
 — А дальше я открыл глаза и увидел твою жену. Ума не приложу, как я сюда добрался.
 — А я ума не приложу, — сказал Грофилд, — как это тебя никто не увидел тут.
 Дэн приподнял трясущуюся руку и вытер пот со лба. Он все еще был очень слаб; разговор измотал его, и дыхание становилось затрудненным.
 — Можно мне остаться? Я знаю, каково тебе, но... — спросил он и не договорил.
 Грофилд покачал головой.
 — Выбора нет, — сказал он. — Естественно, ты останешься.
 — Всего на несколько дней, пока не восстановлю силы.
 На это требовалось, он знал, гораздо больше времени, но Грофилд об этом и словом не обмолвился.
 — Конечно, — вслух согласился он и встал. — Бумажник у тебя был довольно пухлым с виду, когда я тебя раздевал. Я бы хотел, чтобы ты заплатил за лекарства и все такое...
 — Конечной — ответил Дэн. — Возьми сколько хочешь.
 — Только на расходы, связанные с тобой, — уточнил Грофилд. — В иных обстоятельствах я бы не стал, но мы несколько стеснены в средствах.
 Мэри спросила:
 — Вы любите мясной суп с овощами? Я имею в виду, консервированный.
 — Конечно.
 — Отдохните немного, — сказала она, — а я его сварю. Пойдем, Алан, дай ему отдохнуть.
 Они вышли и притворили за собой дверь. Грофилд вздохнул:
 — Мне жаль, что так получилось.
 — Ничего страшного. В случае чего мы скажем, что это мой кузен, который приехал погостить, простудился в дороге и ему придется некоторое время полежать в постели.
 Грофилд улыбнулся:
 — Хорошо.

 Глава 7

 Когда зазвонил телефон, Грофилд стоял на лестнице с малярной кистью в руке. Он обводил свежим слоем краски надпись: "ТЕАТР «МИД-ГРОУВ», которая тянулась вдоль всей стены амбара, выходившей на окружную дорогу.
 — Проклятие, — ругнулся он.
 Мэри была занята работой, и ему пришлось подойти самому. Он сунул кисть в ведро, стоявшее наверху стремянки, и торопливо спустился на землю.
 Сейчас он находился примерно посередине между двумя телефонными аппаратами, один с отводной трубкой в билетной кассе справа от него, а другой — за кулисами, рядом с осветительным пультом. Он колебался, куда скорее доберешься, в то время как телефон трезвонил уже в третий раз, и потрусил к большому открытому дверному проему, ведущему на сцену. Он поднялся по деревянной лестнице, пристроенной к наружной стене, и пошел через сцену. Дэн сидел в кожаном кресле среди декораций гостиной, расположенных поперек дома, так что через открытую дверь на него даже попадало немного солнца. За ту неделю, что он здесь пробыл, это был первый день, когда раненый окончательно пришел в себя и выглядел бледным, худым, но возбужденным и нетерпеливым. Он приподнял руку, медленно и слабо помахав ею, пока Грофилд наискосок трусил к осветительному пульту.
 — Алло?
 — Грофилд? — Голос был мужской, зычный, однако какой-то невнятный.
 — Слушаю.
 — Это Барнес.
 Имя показалось ему знакомым, но Грофилд не сразу сообразил, кто это такой. Он переспросил:
 — Барнес?
 — Из Солт-Лейк-Сити.
 — Ах да! — Теперь он вспомнил, и облик Эда Барнеса промелькнул у него в памяти — высокий человек, очень широкий в плечах, но несколько предрасположенный к полноте, лет примерно сорока, с черными волосами и мясистым бесформенным носом. Однажды Грофилд брал с Эдом банк в Солт-Лейк-Сити.
 Барнес спросил:
 — Ты свободен?
 — Как птица, — ответил Грофилд.
 — Можешь завтра приехать в Сент-Луис?
 —Да.
 — Встретишься с Чарлзом Мартином в отеле «Хойлс».
 — Заметано.
 Грофилд повесил трубку и вернулся по сцене обратно к Дэну.
 — Я завтра уеду ненадолго, — сообщил он. Дэн недовольно посмотрел на него:
 — У тебя что-то намечается?
 — Ты знаешь Эда Барнеса?
 — Работал с ним пару раз.
 — Если это получится, — сказал Грофилд, — ты, возможно, уедешь раньше, чем я вернусь.
 — А они могут использовать еще одного человека?
 — Дэн, ты еще не готов.
 — Да знаю, черт возьми. — Дэн свирепо посмотрел в сторону кулис. — Когда я доберусь до этого сукиного сына...
 — Сначала убедись, что ты к этому готов, — посоветовал Грофилд.
 — Я буду готов.
 Грофилд кивнул:
 — Пойду работать дальше. — Он подошел к дверному проему и уже хотел было спрыгнуть вниз, когда Дэн окликнул его.
 У Дэна все было в порядке с голосом до тех пор, пока он не попытался повысить его, а тут пустил петуха. Грофилд оглянулся, и Дэн крикнул:
 — Спасибо!
 — Еще бы, — сказал Грофилд, спрыгнул на землю и пошел обратно, чтобы дорисовать последние буквы.




 Часть третьяСент-Луис



 Глава 1

 Грофилд написал на регистрационной карточке: «Чарлз Мартин» — и подвинул ее к дежурному клерку.
 — Хорошо, мистер Мартин. И как долго вы у нас пробудете?
 — Пока точно не знаю. День, два.
 — Хорошо, сэр. Ваш номер — четыреста двенадцать.
 — Есть ли для меня какие-нибудь сообщения?
 — Одну минутку, я проверю.
 Служащий порылся в неровной стопке конвертов:
 — Да, сэр. Только одно.
 Грофилд взял конверт:
 — Спасибо.
 — Рад стараться!
 Коридорный взял чемодан Грофилда, который убрал конверт во внутренний карман пиджака и пошел к лифту следом за коридорным. Отель «Хойлс» был древним, старомодным и находился в деловой части Сент-Луиса, которая перестала быть модной еще перед Первой мировой войной. Теперь это была гостиница для ушлых коммерческих туристов, и дорожки, пятнами протершиеся на ковре в вестибюле, походили на кроличьи следы в лесу.
 Лифт был на самообслуживании — чудесное сочетание модернизации и экономии. Коридорный, тощий черный юноша, выглядевший так, будто он сидел на диете, нажал кнопку четвертого этажа, и лифт пополз вверх по шахте. Все то время, что они ехали, Грофилду было слышно, как щелкают предохранители спуска.
 Номер был маленьким, но с рациональной планировкой; надо всем довлело широкое старомодное окно, выходившее на автомобильную стоянку со щебенчато-асфальтовым покрытием и многогранный фасад административного здания. Грофилд дал коридорному доллар, запер за ним дверь на два оборота и вскрыл конверт. «Бар Вуда», Ист-Сент-Луис, одиннадцать вечера".

 Глава 2

 Сент-Луис, расположенный по ту сторону реки Миссисипи, где находится штат Миссури, — город, похожий на любой другой. Ист-Сент-Луис, раскинувшийся по другую сторону моста, там, где штат Иллинойс, — это подбрюшье города. Здесь немало ночных баров, фланирующих проституток, словом, всего того, что вы не сможете найти на «желтых страницах». Улицы темные, неоновым вывескам будто не хватает подпитки, а солдаты и летчики с баз, расположенных вокруг города, обеспечивают в городе неиссякаемость денежных средств и их движение.
 Грофилд сидел у стойки в удлиненной сине-серой комнате под названием «Бар Вуда» и неторопливо распивал бутылку «Будвейзера» — поддержка местного предпринимательства. На узкой сцене, возвышавшейся позади стойки, усталый и немолодой джазовый квинтет, составленный из представителей разных рас, словно пытался сообразить, как ему перейти на рок. Пока они были уверены лишь в уровне громкости: собственных мыслей невозможно расслышать. Наблюдая за разговорами, ведущимися вдоль всей стойки и в кабинках позади, Грофилд решил, что в этом месте наверняка существует множество людей, умеющих читать по губам.
 Он пришел сюда на пять минут раньше назначенного срока, а теперь было уже на пять минут позже. Где, черт возьми, этот Барнес?
 И тут чья-то рука тронула его за плечо. Он повернул голову, Барнес кивнул ему и пошел к двери. Грофилд поразмыслил над тем, не допить ли ему свое пиво, но на нем уже совершенно не осталось пены, так что он без сожалений оставил его, слез с табурета и вышел на улицу следом за Барнесом.
 — Я рад, что ты сумел выбраться. — С этими словами Барнес кивнул на «понтиак», припаркованный на другой стороне улицы. При таком освещении тот казался черным, но, возможно, не был таким.
 Они перешли улицу, и Грофилд подождал на обочине, пока Барнес отпер дверцу со стороны водителя, залез внутрь и протянул руку, чтобы отпереть дверцу для Грофилда. Тот забрался в салон и сказал:
 — Надеюсь, это дело выгорит? Примерно с месяц назад я нарвался на липу.
 — Это должно тебе понравиться, — понимающе кивнул Барнес. — Просто, быстро и доходно.
 — Ты прямо-таки описал мой идеал. Барнес проехал с дюжину кварталов и свернул к запертой двери гаража, закрытого на ночь.
 — Пойди постучи в дверь три раза, — сказал он.
 — Хорошо.
 Грофилд вышел, постучал, и в следующий момент дверь плавно поехала вверх. Внутри оказалась большая площадка с низким потолком, цементным полом, наполовину заполненная припаркованными машинами. Конторка, с окнами по всему периметру, стояла посредине; единственный источник света находился там: устройство с лампой дневного света, подвешенное к потолку.
 Барнес заехал внутрь, Грофилд прошел за ним, и дверь снова плавно поехала вниз. Барнес вырулил на «понтиаке» к конторке, а Грофилд пошел за ним, добравшись туда, когда Барнес вылезал из машины и сказал:
 — Они там.
 Их было двое; Грофилд не знал ни того, ни другого. Один сидел на стуле рядом с канцелярским шкафом, другой стоял возле маленького захламленного письменного стола.
 Барнес познакомил их:
 — Алан Грофилд. Стив Тебельман. Фред Хьюз.
 Они кивнули друг другу. Стивом Тебельманом оказался тот, что сидел в кресле. Он был одет в несколько поношенный темный костюм, будто пришел на собеседование по поводу работы и эта работа была ему позарез нужна. Фред Хьюз стоял у стола в темно-зеленой рабочей рубашке с желтой надписью печатными буквами «Хьюз», вышитой над карманом, и таких же брюках. Барнес кивнул Хьюзу:
 — Фред — человек, который разрабатывает наш план.
 Грофилд поднял бровь:
 — Это местное дело?
 — В Белвилле, — ответил Хьюз. — Примерно в двенадцати милях на восток отсюда.
 Грофилд посмотрел на Барнеса.
 — Это необычное дело, — напомнил он. — Обычно организационные встречи проводятся в какой-то другой части страны — не там, где будет совершено ограбление. Самое лучшее — это провести поблизости от места предстоящего налета как можно меньше времени.
 — Знаю, — кивнул Барнес. — Но я тебе уже говорил — тут все пройдет по-быстрому. Фред — профессионал, он понимает, что делает.
 — Кое-какие наметки уже есть, — сказал Хьюз.
 Грофилд промолчал. Он смотрел на Хьюза, обдумывая сказанное. Может быть, он и профессионал, но насколько хорош, если зарабатывает парковкой машин? Если рискует провернуть дело в собственных краях? Хьюз будто подслушал его мысли:
 — Я знаю, о чем ты думаешь. Да, я пробыл здесь шесть месяцев, и только. А родом я из Флориды и отправлюсь туда пару месяцев спустя.
 Грофилд уточнил:
 — Не сразу, после того как мы это провернем.
 Хьюз улыбнулся очень сухо и скупо.
 — Нет, — сказал он. — Я какое-то время был на вторых ролях. И знаю, что выгляжу сейчас не самым лучшим образом, но я не я дилетант.
 Второй, Стив Тебельман, поторопил:
 — Давайте перейдем к делу. — Он был примерно одного возраста с Хьюзом, тридцати с небольшим; его сухие каштановые волосы и замусоленная сигарета, которую он курил, навели Грофилда на мысль, что он бедняк из какого-то глухого горного района в южном штате, Теннеси или Кентукки, или еще какого-то подобного места. Да к тому же недавно вышел из тюрьмы.
 — Неплохая идея, — похвалил Барнес. — Я уже знаю про нее. Фред, расскажи Стиву и Алану.
 — Хорошо. — Хьюз откинулся назад, облокотившись о стол, и скрестил руки на груди. — У них там есть база военно-воздушных сил под названием Скотт. Им платят два раза в месяц, в последний день месяца и пятнадцатого числа. Чеками. Так что два раза в месяц весь город наводнен деньгами.
 Барнес уточнил:
 — У них там большая военно-воздушная база, она протянулась на мили. Это что-то вроде тренировочной базы со всякого рода школами.
 Грофилд кивнул, прислушиваясь.
 Хьюз продолжал:
 — На автостраде, рядом с тем местом, где женатые люди живут со своими семьями, стоит супермаркет «Фуд Кинг».
 — "Фуд Кинг"?
 — Вроде «Эй энд Пи», — сказал Барнес. — Существует такая сеть местных магазинов.
 — Там много жен летного персонала, — улыбнулся Хьюз. — Они обращают в наличные чеки своих мужей два раза в месяц, когда закупают бакалею. И вот как поступает «Фуд Кинг»: во вторую и последнюю неделю месяца они не кладут деньги на хранение в банк. Оставляют у себя всю наличную выручку, потому что в день зарплаты им требуется очень много наличности.
 Грофилд спросил:
 — У них в помещении есть сейф?
 — Да. Пять лет назад трое парней с военно-воздушной базы попытались пробраться туда поздно ночью и взорвать его. Но даже и близко к нему не подступились. После того как магазин закрывается на ночь, каким бы ты способом ни попытался проникнуть туда, происходят две вещи: во-первых, загораются лампочки в полицейском управлении Белвилля, и у тебя за спиной вырастает видимо-невидимо полицейских, местных и из полиции штата, а во-вторых, включается сирена, и постовой полиции военно-воздушных сил, дежурящий у ворот с другой стороны шоссе, подходит узнать, в чем дело.
 Барнес добавил:
 — А кроме того, машина окружного шерифа с одиннадцати вечера до семи утра въезжает и выезжает с автомобильной стоянки каждые полчаса.
 Грофилд ухмыльнулся:
 — Судя по тому, что я здесь от вас услышал, дело не кажется таким уж простым.
 — Это смотря как за него взяться, — сказал Хьюз, — и насколько хорошо ты знаешь планировку магазина.
 Грофилд спросил:
 — И где ты почерпнул свои знания?
 — Во Флориде я встречался с женщиной, которая приехала из этих мест. Она работала кассиром в «Фуд Кинг» до тех пор, пока у нее в лифчике не нашли несколько свернутых в трубочки четвертных. Она была зла на них за то, что ее уволили, и рассказала, где и что у них расположено, даже план нарисовала.
 Грофилд спросил:
 — А какова вероятность того, что полицейские не доберутся до нее, после того как мы это провернем? Они ведь проверят всех бывших служащих, потому что всегда так поступают.
 — Вряд ли они ее найдут. Последнее, что я слышал, — это что она собирается в Нью-Йорк. Если иметь в виду, какого склада эта женщина, сейчас она может оказаться где угодно. А даже если ее и найдут, до меня они через нее не доберутся. Мы встречались всего около месяца, она вела довольно активный образ жизни, а я тогда не пользовался ни одним из имен, которые собирался снова использовать, идя на какое-то дело.
 — А та информация, которую она тебе дала, — поинтересовался Грофилд, — ты уверен, что она не устарела?
 — Настолько уверен, насколько будешь уверен ты, стоит тебе только сходить в этот магазин, купить яиц и осмотреться вокруг. Они просто в восторге от своей сигнализации, и нет никаких причин, из-за которых они пожелали бы ее теперь сменить.
 — А как насчет сейфа?
 — Мы прикинули и обнаружили, что и сейф у них тот же самый, — сказал Хьюз. — Она описала его мне, а я описал Эду, и он знает, что тот из себя представляет.
 — Старенький «мослер», — сказал Барнес. — Высота — шесть футов, ширина — четыре фута, глубина — четыре фута. Он свободно стоящий, но вокруг него нарастили стены из штукатурных плит, так что он стал как встроенный. Он из тех, которые можно ободрать без всяких проблем, начать с верхнего угла над замком и ободрать слой за слоем, как фотографию «поляроид». Те трое ребят с военно-воздушной базы были просто любителями, это вообще не тот сейф, который требуется взрывать.
 — Единственная проблема, — озабоченно проговорил Хьюз, — состоит в том, что он стоит в передней части магазина, перед витринами. Видишь ли, поперек торгового зала тянутся кассовые аппараты, они начинаются слева, там, где находится вход в магазин, и идут поперек почти до самого конца. Потом есть еще конторка управляющего, сооруженная на платформе. Когда ты находишься наверху, внутри него, стены достают тебе до плеча. Ну, ты понимаешь, это чтобы управляющий мог выглядывать и все время держать магазин под своим неусыпным оком.
 — Мне приходилось видеть такую планировку, — кивнул Грофилд.
 — Да, но здесь есть одно отличие. В большинстве подобных мест сейф довольно маленький и стоит на самом возвышении, как правило, в конторке управляющего. Но в этом магазине, поскольку они регулярно оставляют у себя много наличности, им приходится держать у себя этого большого монстра, и, сдается мне, то ли их беспокоило, что на платформу будет давить такая тяжесть, то ли еще что-то. Так что он стоит ниже, на уровне пола, между конторкой управляющего и боковой стеной. Кабинет и сейф отстоят от окон примерно на пять футов, так же как и кассы, а поперек зала, от витрины к углу конторки управляющего, тянется кованый железный турникет, достающий до пояса и преграждающий туда доступ покупателям. И есть дверь с этой стороны конторки управляющего и ступеньки, ведущие вниз, так чтобы они могли пройти из конторки прямо к сейфу, который стоит перед витринами.
 Грофилд догадался:
 — Так, чтобы каждого, который работает с сейфом, было видно снаружи.
 Хьюз кивнул:
 — Правильно, с автомобильной стоянки.
 Грофилд сказал:
 — А значит, человек с биноклем сможет рассмотреть шифр замка.
 — Увы. — Хьюз ухмыльнулся. — Они это понимают. И всегда скучиваются у сейфа, когда его открывают, заслоняя замок своими телами.
 — Все равно его можно ободрать — вот так! — Барнес щелкнул пальцами.
 — Прямо там, у витрины! — Грофилд взглянул на Стива Тебельмана, который до этого вел себя очень тихо, но тут не выдержал:
 — Сказать по правде, мне нужны деньги. И я все еще надеюсь, что ты расскажешь мне, почему эта операция будет проста и безопасна; с твоих же слов дело выглядит все хуже и хуже.
 Хьюз ухмыльнулся.
 — Не беспокойся, Стив, — утешил он. — Я попросил тебя прийти сюда не просто ради удовольствия. Грофилд спросил:
 — Ты уже придумал, да? Что делать с витринами?
 — Именно! — ответил Хьюз. Он гордился собой, хотя и старался не подавать виду.
 — А с сигнализацией?
 — Само собой.
 Стив Тебельман напомнил:
 — Пятнадцатое число наступит через неделю, в следующий вторник. Именно тогда ты и хочешь это провернуть? Я имею в виду, накануне ночью, в понедельник?
 Хьюз покачал головой.
 — Вот когда они особенно начеку, — сказал он. — У них там скапливается наибольшее количество денег. На следующий день, где-то примерно в полдень, из банка в Белвилле приезжает бронированная машина с дополнительной суммой наличных, которая им требуется, но это всегда не бог весть как много, если сравнивать.
 — С чем? — спросил Грофилд. — О какой сумме идет речь?
 — Где-то от сорока до семидесяти пяти тысяч.
 Тебельман улыбнулся.
 — Это чудесно, — сказал он, и Грофилд спросил:
 — Но все же, когда вы хотите проделать операцию?
 — В эту пятницу, — ответил Хьюз. — Мы потеряем выручку за два дня, за субботу и понедельник, но зато пятница — день бойкой торговли, так что нам будет чем поживиться. Есть и другие причины.
 — Обусловленные твоим планом? — предположил Грофилд.
 — Верно.
 — Мне не терпится его выслушать, — сказал Грофилд.

 Глава 3

 Грофилд остановился в секции детского питания и положил в свою тележку дюжину баночек. Дело происходило в четверг, вскоре после полудня, на следующий день после встречи в гараже, и покупателей в «Фуд Кинг» было кот наплакал. Грофилд прошел дальше, толкая тележку. Он присовокупил к имеющемуся коробку кукурузных хлопьев и завернул за угол.
 Справа от него располагался ряд прилавков, теперь по большей части опустевших, где стоимость всех покупок подсчитывали лишь три работающих кассира в зеленых куртках, один — в кассе экспресс-обслуживания, двое других — у соседних прилавков. Впереди него, там, где заканчивались кассы, располагались достававшие до головы белые перегородки конторки управляющего. Там мелькал коренастый, озабоченного вида человек, находившийся на возвышении, так что он просматривался от плеч и выше. Он рассматривал прейскуранты на пюпитре вместе с молодым человеком в белой рубашке и черном галстуке-бабочке.
 Белая стенка конторки уходила дальше, образуя угол со стеной здания. Грофилд прошел туда; полки с солеными крендельками и картофельными чипсами находились в углу, и он какое-то время стоял, размышляя о том, что задняя стенка сейфа как раз и является другой стенкой этих полок. Над сейфом сделали фанерную крышу, а поверх нее был установлен большой рекламный стенд, расхваливающий консервированные фрукты и овощи «Фуд Кинг».
 В конце концов, Грофилд взял пакет картофельных чипсов, положил его в корзину и двинулся дальше. Он еще несколько минут побродил по супермаркету, потом оставил тележку у мясного прилавка, в дальнем от касс конце магазина. Прошел к камере с молочными продуктами, взял пару ванильных йогуртов, заплатил за них в кассе экспресс-обслуживания и вышел на солнечный свет, к почти пустой автомобильной стоянке.
 На солнце «понтиак» Барнеса оказался синим и пыльным. Грофилд уселся в салон рядом с ним и посмотрел на магазин через ветровое стекло. В витринах рекламировались товары по сниженным ценам с помощью красных и синих надписей жирным шрифтом на больших листах белой бумаги. Между двумя из них, в правом переднем углу, примерно в пяти футах от крайней справа витрины, Грофилд увидел темно-зеленую металлическую дверцу сейфа.
 Барнес взглянул на Грофилда:
 — Как и говорил Хьюз?
 — Похоже на то. Конечно, я не уверен насчет вечера в пятницу — такой же у них распорядок или нет.
 — Такой же, — уверенно кивнул Барнес. — У всех супермаркетов в стране такой распорядок. Пятница — день бойкой торговли, когда с полок сметается все.
 Грофилд улыбнулся:
 — Это обнадеживает.
 — Как, достаточно насмотрелся?
 — Конечно.
 Барнес завел «понтиак» и выписал U-образный вираж, чтобы попасть на автостраду. Один из въездов на базу военно-воздушных сил Скотт находился на другой стороне шоссе, примерно в сотне ярдов правее. Автомобили, въезжавшие туда и выезжавшие обратно, образовывали более или менее постоянный поток.
 Движение по автостраде в западном направлении было вполне умеренным. Грофилд встряхнул один из ванильных йогуртов, чтобы разболтать его, а потом выпил из стаканчика. Другой он предложил Барнесу, но тот отказался, так что Грофилд выпил и этот, а потом сказал:
 — Если увидишь телефон-автомат, останови, хорошо?
 — Конечно.
 Они уже въехали в Ист-Сент-Луис, когда Барнес заметил телефонную будку и притормозил у обочины. Грофилд вышел, бросил бумажный пакет с пустыми коробками из-под йогурта в мусорную урну рядом с телефонной будкой, зашел в нее и набрал номер оператора.
 — Я бы хотел позвонить в театр «Мид-Гроув», Индиана. Мое имя — Грофилд.
 — Одну минутку, пожалуйста.
 Грофилд подождал, услышал многочисленные щелчки и жужжание, потом голос Мэри, потом телефонистку, которая, согласно заведенному порядку, удостоверилась, что абонент готов оплатить разговор, и Мэри говорит «конечно», а потом сказал:
 — Дорогая?
 — Привет! Как ты?
 — Отлично. Я должен вернуться к середине следующей недели.
 — Все хорошо или плохо?
 — Думаю, что скорее хорошо. Угадай, кого я встретил? Чарли Мартина! Он остановился в отеле «Хойлс».
 — Давно мы с ним не виделись, — сказала она. Ей были по душе такие вещи, это напоминало сюжеты шпионских романов.
 Грофилд сказал:
 — Как там твой кузен?
 — Поправляется. Сейчас задремал.
 — Скажи ему, что я справлялся о его здоровье.
 — Он такой нетерпеливый. Начинает злиться на самого себя, так ему не терпится выздороветь и встать.
 Грофилд усмехнулся.
 — Займи его какой-нибудь работой, — посоветовал он. — Пусть поменяет проводку в осветительном пульте, это отвлечет его от собственных напастей.
 — Наверняка.
 — До встречи, милая.
 — До встречи. Удачи тебе.
 — Можешь не сомневаться, — весело сказал Грофилд. Грофилд вышел из телефонной будки, снова сел в машину, и Барнес, отъехав, отметил:
 — Какой ты аккуратный.
 — Это привычка. Иногда она приходится очень кстати.
 — Я всегда могу отличить, когда человек говорит по телефону со своей женой, — улыбнулся Барнес. — По тому, как у него смягчается лицо.
 Грофилд посмотрел на него с удивлением: никогда не ожидал бы подобной наблюдательности от такого громилы, как Барнес, и спросил:
 — Ты женат?
 — В настоящее время — нет. — Барнес произнес это без всякого выражения, продолжая следить за транспортным потоком через ветровое стекло, и Грофилд не стал продолжать эту тему.

 Глава 4

 Трасса номер 3 спускается к югу через Иллинойс, время от времени отскакивая от реки Миссисипи, прорезая маленькие городки с названиями Ред-Бад, Честер, Волчье Озеро и Уэр. Грофилд, сидевший рядом с Хьюзом в бледно-сером «джавелине», заметил, что красная стрелка спидометра постоянно показывает предельную скорость, разрешенную дорожным знаком. Помимо того, что он спланировал все это дело, Хью-зу предстояло стать еще и их водителем, и по всем признакам — хорошим.
 «Америкэн моторс» внесла свой вклад в реализацию общенациональных фантазий, выпуская машину, которая смотрелась как зажигалка «ронсон» и где было больше эффектных штучек, чем в любом бойскаутском ноже для детей; поэтому на ней играли в Джеймса Бонда по дороге на работу, но под крышку капота изобретатели поместили не так уж много. И назвали эту машину «джавелин» [3] , может быть, потому, что ею можно сотрясать воздух примерно с такой же быстротой, с какой и ездить на ней. Фред Хьюз купил эту машину, обладавшую определенной комиксовой красотой, и кое-что доделал в ней. Большой кот, урчавший под капотом, был родом не из Кеноша, штат Висконсин, во всяком случае, дело не обошлось без модификации. Тормоза, амортизаторы, казалось, разительно отличались от всего, что когда-либо где-либо съезжало с какой-либо сборочной линии. Теперь машина была выхоленной, мощной и идеально повиновалась, а Хьюз вел ее так, будто она была частью его самого — будто она была протезным устройством, соединенным с кончиками его пальцев. Поэтому Грофилд наблюдал за Хьюзом с немым восхищением; у него возникло чувство, что тот может заставить машину сделать все, что захочет, всего лишь посмотрев на нее, приподняв бровь.
 Лучший водитель для любого дела, в том числе и для того, чтобы быстро уехать с того места, где ты больше не хочешь находиться, — это не тот человек, который станет пинками гнать машину через весь штат, и не тот, который любит скорость; лучший водитель — это человек, который любит машины. Он большего добьется от машины, и он дольше проживет.
 Они совсем мало разговаривали, пока ехали на юг. В какой-то момент Хьюз рассказал ему про финансирование:
 — Это делается в два этапа. Возможно, из-за такого подхода приходится урезать себя в расходах, но я не хочу выбрасывать деньги на ветер.
 — Согласен.
 Это было в порядке вещей, когда команда, непосредственно занятая в деле, выплачивала человеку, финансировавшему его, двести процентов от одолженной суммы в случае успеха предприятия. Риск был достаточно велик, чтобы сделать такую компенсацию необходимой. За те две тысячи, что одолжил Хьюз, предстояло отдать четыре тысячи из той добычи, которую принесет дело.
 — У меня есть человек из местных, — сказал Хьюз. Он ни на миг не отрывал взгляда от ветрового стекла, но выражение его лица менялось совсем так, как если бы он смотрел на своего собеседника. — Доктор, — добавил он. — Можешь себе такое представить? Мне о нем рассказал один мой знакомый года два-три назад.
 — Если уж на то пошло, — вспомнил Грофилд, — человек, которого и я пару раз использовал, тоже был доктор. Из Нью-Йорка. Если когда-нибудь тебе понадобится, чтобы тебя там профинансировали, разыщи его. Доктор Честер Ормонт, с Восточной Шестьдесят седьмой улицы в Манхэттене.
 — А мой человек из Сент-Луиса — это доктор Леон Кастелли, с Гроув-авеню. — Хьюз вопросительно посмотрел на ветровое стекло. — Но при чем тут доктора? Никак не возьму в толк.
 — Недекларированные доходы, — пояснил Грофилд. — Сомневаюсь, чтобы я когда-нибудь работал над делом, которое не финансировалось бы кем-то с недекларированными доходами. Есть определенная категория людей, которым часто платят наличными, без квитанций, и они, соответственно, не заявляют обо всех своих доходах чиновникам из налоговой службы. Например, врачи. У них уйма пациентов, которые платят наличными.
 Хьюз усмехнулся в ветровое стекло.
 — Все как-нибудь да мухлюют, — сделал он вывод.
 — По всей стране есть банковские стальные камеры, — сказал Грофилд, — набитые наличными, о которых никогда не было заявлено налоговой службе. И эти люди могут потратить несколько сотен из них, но если они будут разбрасываться тысячами сверх заявленного ими уровня дохода, то могут привлечь к себе нежелательное внимание. А потому все это просто хранится в наличных в банковских стальных камерах.
 — Ты хотел бы иметь к ним отмычку? — спросил Хьюз.
 — Вообще-то да.
 — Но зачем пускать эти деньги на финансирование операции вроде этой? Я имею в виду, мне понятно, зачем мы пускаем в ход эти деньги, но как получается, что они их нам дают?
 — Многим невмоготу смотреть, как деньги лежат мертвым грузом, — пояснил Грофилд. — Докторам — особенно, они из породы инвесторов, им приятно сознавать, что их деньги где-то работают на них. Деньги в банковской стальной камере — это незаконные доходы, которые загребают в высших слоях общества, они сохраняют сто центов с каждого доллара этих денег, но им хочется большего. Они хотят видеть, как те работают, как приводят в дом друзей.
 Хьюз покачал головой:
 — Какой в этом прок? Деньги — для того, чтобы их тратить. — Он ухмыльнулся в ветровое стекло. — Вот почему я все время на мели. Едва они у меня заводятся, я пускаюсь в загул.
 — Я тоже их трачу, — признался Грофилд, подумав о своем театре.
 — Но ведь эти доктора-то не тратят, а? Кастелли дает мне две штуки, они извлекаются из его стальной камеры в банке. Я возвращаю ему четыре штуки, и все это добро опять отправляется в стальной ящик банка?
 — Вероятно.
 — Тогда в чем же тут смысл? Если он не может рисковать, потратив две, он наверняка не сможет рисковать, потратив и четыре. В чем, черт возьми, смысл?
 — Не знаю, — сказал Грофилд. — Их образ мыслей отличается от нашего.
 — Ну да. Вот почему они доктора, а мы... — он пожал плечами, глядя на ветровое стекло, — те, кто мы есть.
 Оба замолчали. Какое-то время ехали не проронив ни слова, до тех пор, пока Хьюз не спросил, не возражает ли Грофилд против того, чтобы включить радио. Тот сказал, что не возражает, и после этого они слушали станцию, передающую народные песни горных районов южных штатов. Трасса номер 3 в конечном счете привела бы их к южной границе штата, а оттуда — в Кентукки, если бы они продолжали ее держаться. Но вместо этого они переехали через реку у Кейп-Джирардо. Оттуда они направились по 61-й, снова спустились на юг, выехали на 62-ю и проехали напрямик на юго-запад через лодыжку Миссури, въехав в Арканзас у Сент-Франсиса. Их место назначения находилось примерно в десяти милях оттуда, неподалеку от Пигготта.

 Глава 5

 Это был холм в форме пирамиды, довольно высокий, и вся его сторона, обращенная к дороге, была усеяна списанными на металлолом машинами и частями от машин, безмолвно ржавевшими на послеполуденном солнце. Три разрозненных деревца нелепо торчали из металла на склоне холма, бледно-зеленые, со свежими весенними листиками, а между железным хламом петляла узкая грунтовая дорога, будто бульдозер проехал там всего один раз, сметая все на своем пути. На вершине стоял старый, обшитый вагонкой фермерский домик в два этажа, который скособочило в разные стороны над гребнем холма, словно он оплыл, утратив изначальную форму. Обшивка была из посеревшей от ненастий древесины, которую не красили по меньшей мере четверть столетия.
 Грофилд восхитился:
 — Ну прямо красавец!
 Хьюз ухмыльнулся в ветровое стекло и свернул на двухколейную грунтовую дорогу; она тянулась на одном уровне примерно сто футов, а потом стала уходить вверх по холму.
 — Думаю, Перджи не станет возражать, — сказал Хьюз. За четыре часа с небольшим они преодолели двести двадцать пять миль; сейчас день был на исходе, солнечный свет, отражавшийся от окон и ветровых стекол по всей высоте холма, приобрел оранжевый оттенок, и казалось, будто это ржавчина отбрасывает свет. Ограда у подножия холма тоже оказалась ржавой, когда они подъехали к ней ближе.
 Восьми футов в высоту, кольчатая, она тянулась в обе стороны, огораживая выброшенные в металлолом машины, и увенчивалась тремя рядами колючей проволоки. Ворота были той же высоты и тоже с колючей проволокой наверху, да еще с табличкой, гласившей:
 «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН Чтобы войти, позвоните по телефону»
 Хьюз оставил мотор включенным и вылез из машины. Он подошел к коробке, укрепленной на левом столбе ворот, открыл дверцу и с минуту говорил по телефону. Грофилд ждал в машине; он опустил стекло и вслушивался в тишину. Никаких птиц, звуков — ничего, кроме едва слышного урчания двигателя.
 Хьюз вернулся к машине и сел за баранку. — Лучше подними свое стекло, — посоветовал он. Грофилд посмотрел на него, но вопросов задавать не стал. Он поднял свое стекло, и в тот же момент обе створки ворот открылись внутрь — электрическое дистанционное управление.
 Хьюз въехал на «джавелине» и двинулся вверх по холму. Грофилд, выгнувшись, обернулся назад, чтобы посмотреть, как ворота станут закрываться; а когда посмотрел вперед, то прямо перед ними, на дорожке, застыл доберман-пинчер, черный, с коричневыми подпалинами.
 Хьюз медленно въезжал на крутой склон, ни разу не нажав на тормоз и не просигналив клаксоном, а просто продолжал ехать пр направлению к собаке, которая в последний момент с тяжеловесной грацией прыгнула в сторону. Когда машина проехала мимо нее, она, подскочив, сквозь закрытое окно заглянула в глаза Грофилду, и вид у нее был вовсе не благодушный.
 — Отличный товарищ для игр, — улыбнулся Грофилд.
 — Перджи не грабят, — сказал Хьюз. — Держу пари, что нет.
 Грофилд оглянулся назад, посмотреть, пошла ли собака за ними следом, а их теперь стало две, обе — доберманы, обе неслышным шагом трусили сзади за машиной. Пока он наблюдал, третья стрелой промчалась по узким аллеям среди железного хлама по правую сторону и присоединилась к тем двум. Грофилд спросил:
 — Сколько же их у него?
 — Не знаю. Но более чем достаточно.
 — Достаточно одной, — усмехнулся Грофилд и снова стал смотреть перед собой.
 На вершине перед домом была небольшая открытая плоская площадка, и на ней стоял низкий, толстый, очень широкий человек с бычьей шеей и раздраженным выражением лица. Он весь был в грязи: одежда, кожа, волосы, в заляпанных серых рабочих штанах, черных рабочих ботинках и фланелевой рубашке, когда-то пестрой, но теперь почти совсем выцветшей и ставшей серовато-розовой. На его руках, лице и одежде было столько разводов от ржавчины, жира и грязи, что он выглядел почти как индеец в боевой раскраске.
 Грофилд предположил:
 — Наверное, это и есть Перджи?
 — Ты прав.
 Перджи раздраженно помахал им рукой: это означало, что они должны следовать за ним, и тяжелой поступью отправился за угол дома. Хьюз медленно поехал за ним, и Грофилд увидел, что теперь их окружают по меньшей мере уже пять собак, и одна из них трусит впереди. Он спросил:
 — Доберманы — это все, что у него есть?
 Хьюз нахмурился перед ветровым стеклом:
 — Я не совсем тебя понимаю.
 — Собаки. Они все — доберманы?
 — А кто их разберет? Они все на одно лицо, так что, наверное, да.
 Перджи провел их по продолжению грунтовой дороги за угол дома и теперь свернул на задворки. Здесь склон холма был более пологим, уходя вниз широкими уступами. На первом уровне ниже дома стояло с дюжину или больше самых разных видов автомобилей, все — явно в хорошем, рабочем состоянии. Уровнем ниже располагался хлипкий гараж в виде навеса, машин на десять, еще несколько автомобилей и деталей от них были видны на утрамбованной земле перед гаражом и кольчатой оградой, проходящей сразу за ним. За оградой росли деревья, настоящий густой лес, который тянулся вниз, к долине.
 — Наверное, наш грузовик — вон тот, — наугад сказал Хьюз.
 Грофилд кивнул:
 — С виду вроде приличный.
 — Важнее, каков он на слух, — заметил Хьюз. Грузовик был одной из машин, стоявших на первом уровне: большой тягач с темно-зеленой кабиной «Интернэшнл харвестер» и с некрашеным алюминиевым прицепом «фрей-хауф». На прицепе не было никаких опознавательных знаков, но на дверце кабины красовалась надпись: «УНИВЕРСАЛЬНЫЙ МЕХОВОЙ СКЛАД, 210-16 Пайн-стрит. Телефон 378-9825».
 — Он, должно быть, в розыске? — спросил Грофилд. — Его бросили, после того как обчистили?
 — Да, и я знал об этом. Поэтому нам и уступают его по такой цене.
 — С прежними номерами?
 — Я привез свои.
 — Нам придется что-то делать с той дверцей.
 — Если мы его возьмем.
 А если нет? Дело происходило в четверг, предполагалось, что они отправятся на дело следующей ночью, поэтому Грофилд спросил:
 — У тебя есть другие на примете?
 — Пока нет. Если он не подойдет, это будет стоить нам пару недель.
 Держась впереди них, Перджи продолжал идти степенно и вразвалочку, как ходят толстяки. Две собаки теперь обступали его с двух сторон, и где-то с полдюжины их находилось вокруг машины. Перджи провел их до середины пути по задворкам обветшалого дома, туда, где грунтовая дорога резко уходила вниз и налево, к следующему уровню. Все они спустились туда — Перджи, собаки и «джавелин», — являя собой странную процессию, а потом двинулись прямиком к грузовику с мехового склада.
 — Он захочет, чтобы мы вышли из машины, — сказал Грофилд.
 — Собак бояться не надо. Что Перджи им скажет, то они и сделают.
 Перджи дошел до грузовика, повернулся, присел, махнул одной рукой, давая им понять, чтобы они остановились. Хьюз оставил двигатель включенным и открыл дверцу, а в следующую секунду то же самое сделал Грофилд.
 Это было очень странно. Они по пояс утопали в собаках, и это было все равно как пробираться вброд по штилевому черному морю, кишащему глазами, и зубами. А собаки все кружили, сновали туда-сюда, не издавая ни единого звука, и уступали дорогу каждый раз, когда Грофилд, Хьюз или Перджи куда-нибудь направлялись. Но Грофилд постоянно помнил о них, там, внизу, потому что слишком близко крутились они возле его запястий, двигались, наблюдали, выжидали; и через некоторое время полное отсутствие звуков — ни лая, ни рычания, ничего — стало нервировать больше всего, будто назревало некое напряжение, которое завершится невероятным взрывом и разрушением.
 Перджи и Хьюз сразу же заговорили о грузовике, и Грофилд изо всех сил старался быть внимательным и не думать о собаках. Как и положено продавцу и покупателю, Перджи все расписывал, какой это замечательный грузовик, а Хьюз все выискивал в нем возможные неполадки.
 — Похоже на то, что на нем лихо поездили. — Хьюз держал дверцу водителя открытой и наклонял голову к сиденью. — Посмотри-ка на эту тормозную педаль, как она истерта с одной стороны. Какой-то ковбой гонял на нем в хвост и в гриву.
 — Да ты что, этому грузовику всего два года! — Голос Перджи был высокий, но очень хриплый, будто он сорвал связки, пытаясь взять высокую ноту. — Едва обкатанный! — добавил он. — Где ты еще сыщешь такой новый грузовик по той цене, что я прошу?
 Грофилд стоял и наблюдал. Это была не его специальность: ему предстояло вести другую машину, если они купят этот грузовик. Хьюз заглянул под капот.
 — У тебя есть плоскогубцы?
 — Не станешь же ты его разбирать на части? — возмутился Перджи.
 — Просто хочу осмотреть. А еще нам понадобится рулетка.
 — Ну и запросы у тебя! — проворчал Перджи и повернулся к Грофилду: — Видишь вон там хлебный фургон? Посмотри в кузове, там стоит ящик с инструментами, принеси его сюда.
 — Хорошо.
 — Собаки! — гаркнул Перджи. — Стоять!
 Они встали. Грофилд пробрался по коричневой грязи к хлебному фургону, нашел в кузове ящик с инструментами, и ни одна из собак не отправилась за ним следом. Но когда он двинулся назад, то увидел, что половина собак там, рядом с Перджи, стоит совершенно неподвижно и наблюдает за ним. Их было шесть или семь, столько же, сколько до сих пор вилось вокруг Хьюза. Грофилд принес ящик с инструментами и положил на землю возле грузовика, а наблюдавшие за ним собаки снова принялись ходить кругами вместе с остальными.
 Хьюз взял плоскогубцы с рулеткой и передал рулетку Грофилду.
 — Прикинь размеры проема в кузове, — сказал он.
 — Хорошо.
 Неизменные три или четыре собаки двинулись за ним, в то время как он обогнул грузовик, зашел со стороны кузова и открыл дверцы. Он забрался в прицеп и был несколько удивлен, что ни одна из собак не запрыгнула за ним следом.
 Внутри прицепа было пусто, не считая двух труб, тянущихся по всей его длине чуть повыше головы, — наверное, чтобы подвешивать меха.
 Грофилд измерил проем, потратив на это около минуты, походил внутри, притопывая по полу, надавливая на стенки, а потом снова спрыгнул вниз, к собакам, и пошел туда, где Хьюз и Перджи препирались по поводу свечи зажигания в руке у Хьюза. Перджи недовольно бурчал:
 — Я этот грузовик за что купил, за то и продаю. Я не меняю свечи зажигания, я не убавляю километраж на счетчике, я вообще ничего не делаю. Он твой за те деньги, за которые человек пригнал его сюда, за две штуки.
 Хьюз сказал:
 — Теперь ты знаешь, что я не собираюсь платить две тысячи долларов за этот грузовик.
 — Где вы еще достанете такую машину?
 — Которую бы так же старательно искала полиция, как эту? Нигде! — Он повернулся и вопросительно посмотрел на Грофилда.
 Тот сообщил результаты замера:
 — Пятьдесят семь дюймов в ширину, восемьдесят четыре в высоту.
 — Узкий, — покачал головой Хьюз. — Не уверен, что мы вообще сможем им воспользоваться.
 — Если вы не хотите покупать грузовик, — обиделся Перджи, — никто вам пистолет к голове не приставляет. Грофилд сказал Хьюзу:
 — Пол, кажется, в порядке.
 Хьюз кивнул и наклонился к мотору.
 Перджи спросил:
 — А сейчас что ты делаешь?
 — Ставлю ее на место.
 Поскольку Хьюз не показывал ему ничего, кроме своей спины, Перджи повернулся к Грофилду:
 — Ты разбираешься в грузовиках?
 — Они крупнее, чем легковые автомобили, — серьезно ответил Грофилд. — Примерно в таких вот пределах я разбираюсь в них.
 — Так вот, поверь мне, заполучить этот грузовик за две штуки — все равно что угнать бесплатно.
 — Ты имеешь в виду, что он угнанный? — Голос Хьюза был слышен приглушенно из-за того, что он по-прежнему возился с двигателем. Когда он вынырнул, то снова повернулся к Перджи, выставив перед собой руки: — У тебя нет тряпки, руки вытереть?
 — Возьми наверху, на сиденье грузовика. Залезь туда, заведи двигатель и прослушай его.
 — А как же! — Хьюз забрался в кабину. Пока Грофилд и Перджи наблюдали, выжидая, Хьюз завел двигатель, выключил, снова завел, опять выключил, завел, выжал газ, выключил, завел, подал грузовик вперед фута на три, выключил, завел, подал его назад фута на три, выключил, завел и поехал на нем.
 Грофилд наблюдал, как он отъезжает. Примерно половина собак осталась с ним и Перджи, а остальные потрусили за грузовиком.
 Хьюз был первоклассным водителем. Среди легковых автомобилей, грузовиков, автобусов и разномастных драндулетов, поставленных на этой ровной площадке, места для маневра оставалось немного, но Хьюз прокладывал путь по этому лабиринту без каких бы то ни было затруднений. Он задним ходом выписал восьмерку, ехал передним ходом в разных направлениях на разных скоростях, переключая передачу, и наконец вернулся к Перджи и Грофилду, резко остановился перед ними и выключил мотор.
 Перджи подбоченился, готовый яростно защищать свой грузовик. Он посмотрел, как Хьюз выбирается из кабины, и односложно бросил:
 — Ну?
 — Тормоза немного ведет вправо, — скривился Хьюз. — Прицеп не очень хорошо катится.
 — Что ты от него хочешь, он ведь пустой. Ты ведь знаешь, такой грузовик порожняком не гоняют.
 — Полагаю, он стоит не более пяти сотен, — небрежно бросил Хьюз.
 — Пять сотен? Да ты в своем уме? Хочешь, чтобы я даже своих денег не вернул?
 — Мне доводилось тебе кое-что продавать, — напомнил Хьюз. — Я знаю, сколько ты способен дать своих денег. И тут ты заплатил каких-нибудь полторы сотни за этот...
 — Хьюз, ты круглый дурак! Да кто это согласится продать такой грузовик за сто пятьдесят долларов?
 — Люди, которые привезли его тебе, — сказал Хьюз. — Которые сделали свои деньги на его содержимом. Все, что им было нужно, — это спокойное место, чтобы его разгрузить и не бросать где-нибудь на обочине — так чтобы полицейские не подобрали его и не обнаружили чьи-нибудь отпечатки пальцев, или пуговицу от пальто, или еще какую-нибудь улику. Я же тебе сказал, мне доводилось продавать тебе кое-какое барахло. Так вот — ты заплатил за грузовик сто пятьдесят. Если ты разберешь его, продашь те части, какие сможешь, и выбросишь в лом остальное, может быть, и выручишь за него сотни три.
 — Еще одна дурацкая идея, — рассердился Перджи, пытаясь держаться высокомерно, но только еще более раздражался. — Да под одним только капотом больше чем на три сотни!
 — Но зато мы избавляем тебя от хлопот, — сказал Хьюз. — Тебе вообще не придется над ним трудиться, тебе не придется держать у себя детали, тебе не придется делать ничего, кроме как провести пять минут здесь в приятной беседе со мной, и ты сделаешь на этом прибыль более чем двести процентов. Не так уж плохо.
 — Я назвал свою цену! — Теперь у Перджи был такой тон, будто его оскорбили.
 — Но ведь ты и не рассчитывал на такую сумму, — сказал Хьюз. — Это было так — для затравки. Но день уже подходит к концу, дорога у нас дальняя, так что я, пожалуй, сразу перейду к разумной цене. Пятьсот. Это мое последнее слово!
 — А теперь послушай, — остыл немного Перджи. — Ты мой давний клиент, ты мне нравишься, и я знаю, что тебе нравится этот грузовик. Так что я делаю тебе скидку. Я заплатил за этот грузовик тысячу двести и уступлю его тебе за полторы тысячи. Ну что, это ведь справедливо?
 — Да брось ты, Перджи! Не платил ты таких денег, и мы оба это знаем. Ну зачем говорить такие вещи?
 — Да я бы не говорил, не будь оно так на самом деле.
 — Тогда на моей памяти это первый раз, когда ты взял грузовик, а я не могу его купить. Пойдем, Грофилд. — Хьюз направился к «джавелину», и Грофилд пошел рядом с ним.
 Перджи крикнул вдогонку:
 — Хьюз, черт возьми, ты что — хочешь, чтобы я психанул по-настоящему?
 Грофилд вдруг вдвойне остро ощутил присутствие всех этих собак, снующих между тем местом, где остался Перджи, и «джавелином». Нужно ли доводить Перджи до бешенства? Нужно ли им торговаться с человеком, у которого столько собак? А что, если он прикажет собакам не выпускать покупателей, пока они не согласятся на его цену? Грофилд сунул руки в карманы, не желая, чтобы его пальцы случайно угодили в пасть одного из крутившихся рядом псов.
 Перджи окрикнул Хьюза второй раз:
 — А ну-ка, стой, где стоишь, черт бы тебя побрал!
 Хьюз встал, повернулся и посмотрел на Перджи.
 — С тобой всегда было трудно торговаться, Перджи, — сказал он. — Но никогда еще я не слышал от тебя такого отъявленного вранья. Тысяча двести долларов! Господи, даже моя трехлетняя дочь в это не поверит!
 Грофилд посмотрел на него. Трехлетняя дочь?
 Перджи вдруг ухмыльнулся:
 — Эх, Хьюз, до чего же ты тупой ублюдок! Да, я много раз тебе врал...
 — Значит, не так явно, — сказал Хьюз. — Слушай, давай не будем распалять друг друга, я даю восемьсот.
 — Ты даешь тысячу сто, и никаких больше споров! — решительно прервал Перджи. — И не говори мне про тысячу, потому что тысяча двести — это моя последняя цена.
 Хьюз посоветовал:
 — За тысячу двести ты можешь закрасить на дверцах имя его чертова владельца.
 — Тысяча двести — за такой, какой он сейчас есть!
 — Я уйду отсюда, Перджи.
 Грофилд посмотрел на Хьюза искоса, и профиль у Хьюза при этом был неумолимым и злым. Тут не возникло никакого сомнения: Хьюз — сумасшедший и готов был уйти, как бы ни был хорош грузовик.
 Перджи с минуту молчал, и Грофилд, вглядываясь в него, видел, что тот вот-вот разозлится по-настоящему. Грофилд ждал, зная, что разумнее будет не влезать в это дело, однако надеясь, что кто-то из них в конце концов откажется от своего ультиматума. Будет поистине глупо, если им придется прождать в Сент-Луисе лишние пятнадцать дней из-за отсутствия грузовика, притом что сейчас на этом самом месте стоял очень приличный грузовик.
 В конце концов, Перджи вздохнул, покачал головой, повел своими могучими плечами и сказал:
 — Я, черт возьми, не вижу никакой причины для расстройства. Какого дьявола — если я не могу чуточку уступить, зачем мне вообще заниматься бизнесом? Для тебя я прысну немного краски на эти дверцы.
 — Темно-зеленой, — попросил Хьюз.
 — Ну, может быть, она не будет точно такая же, тютелька в тютельку, — сказал Перджи, — но я подберу самую близкую по цвету из того, что у меня есть.
 И Хьюз вдруг кивнул; его лицо и тело заметно расслабились.
 — Договорились, — кивнул он.
 — Вот и отлично! — Перджи широко улыбнулся. — Я пошел за краской.
 — У нас есть свои номера, чтобы поставить, — сообщил Хьюз.
 — Ну что ж, давайте их сюда.
 Перджи вразвалочку ушел по направлению к дому, и Хьюз позвал Грофилда:
 — Пойдем.
 Они отправились доставать номера из багажника «джавелина». Это были номера штата Миссури, предназначенные для коммерческого автомобиля, и они не числились ни в каком розыске.
 — Эти штуки обошлись мне в сотню с четвертью. — Хьюз достал номера. — И теперь я потратил на сотню больше того, что хотел заплатить за грузовик.
 — Я уж было подумал, ты собираешься уйти, — сказал Грофилд. — Действительно так подумал! Хьюз с удивлением посмотрел на него:
 — Ты так подумал? Зачем бы я, черт возьми, стал так поступить? Грузовик стоит тысячу четыреста.
 — Ты выглядел злым как черт.
 — И ты на это клюнул, да? Не думаю, чтобы и Перджи клюнул на это.
 — А я думаю, — настаивал Грофилд.
 — Перджи хитрее, чем кажется, — сказал Хьюз. Он дал Грофилду один из номеров и отвертку. — Ты ставь тот, что сзади, а я займусь передним.
 — Хорошо.
 Они вместе пошли к грузовику.
 Хьюз сказал:
 — Надеюсь, Барнес купит стволы по выгодной цене. Если мы не будем экономить, в две штуки нам не уложиться.
 Они расстались у задней части грузовика, где Грофилд опустился на корточки, чтобы снять пенсильванский номерной знак, который стоял на машине. Две собаки подошли и стали наблюдать, но к этому времени Грофилд почти привык к ним — безмолвным, неугомонным, внимательным, скорее походившим на театральных зрителей, чем на зубастых сторожей склада.
 Он как раз закончил снимать пенсильванский номер, когда Перджи снова спустился от дома, встряхивая в руке банку с распыляемой эмалью. Внутри нее дребезжал, перекатываясь, металлический шарик-мешалка. Грофилд уже поставил чистый номерной знак штата Миссури, подобрал пенсильванский номер и подошел посмотреть, как распыляется краска.
 Это был чуть более светлый оттенок зеленого цвета, но Перджи очень старательно распылял краску по краям. Конечно, ясно, что изначальную надпись закрасили, но это будет смотреться как аккуратная работа, а не халтура, сделанная неряшливо, наспех.
 Хьюз подошел с другим номером и отверткой, внимательно осмотрел дверцу. Перджи, закончив, отступил назад и, полюбовавшись на плоды своего труда, спросил:
 — Ну как? Красота, а?
 — Я не стану с тобой спорить, Перджи, — проговорил Хьюз так, будто считал, что покраска выполнена скверно.
 Но теперь у Перджи было хорошее настроение, и ему стало безразлично, что скажет Хьюз.
 — Просто ты не хотел так много платить. — Он ухмыльнулся. — Я тебя хорошо знаю, Хьюз.
 — А как насчет другой дверцы?
 — Придержи штаны, сейчас я это сделаю. А потом ты мне заплатишь.
 — Сам придержи штаны.
 Перджи обогнул грузовик, подойдя к нему с другой стороны, и Хьюз нехотя сказал Грофилду:
 — Пожалуй, лучше грузовик поведу я. Чтобы приноровиться к нему и все такое.
 — Не беспокойся, — сказал Грофилд. — Я буду обращаться с твоей машиной, как с невестой.
 — Вряд ли мне это понравится, — ответил Хьюз.
 — Ты знаешь, что я имею в виду.
 — Давай я поеду первым, — предложил Хьюз. — А ты просто держись за мной.
 — Конечно.
 Хьюз отдал Грофилду номерной знак и отвертку:
 — Мы остановимся где-нибудь и перекусим. Я знаю тут вблизи пару мест.
 — Отлично.
 Хьюз посмотрел на свою машину, потом на Грофилда. Ему хотелось провести инструктаж на часик-другой насчет того, как обращаться с его машиной; Грофилд ждал, наблюдая, как он борется с этим порывом и всячески старается подавить его.
 — Увидимся позднее, — сказал Хьюз.
 — Увидимся! — ответил Грофилд и, повернувшись, пошел к «джавелину»; руки его были заняты номерными знаками и отвертками, а вокруг него скачками носились собаки. Он поймал себя на том, что ухмыляется машине.

 Глава 6

 Спичка вспыхнула в темноте — это Эд Барнес зажигал сигарету. В желтом свете Грофилду стали видны все трое, сидевшие на полу пустого грузовика, — он сам, Барнес и Стив Тебельман, — и большой лист фанеры, прислоненный к дальней стенке, бельевая веревка, два раза обмотанная вокруг него, чтобы удерживать на месте.
 — Работа просто отличная, — похвалил он, разглядывая то, что было нарисовано на фанере.
 — Спасибо, — кивнул Тебельман.
 Барнес встряхнул спичку, затушив ее, и они снова погрузились в темноту. Чуть проступила красная точка, когда Барнес затянулся сигаретой, но лишь настолько, чтобы смутно вырисовались контуры.
 — Ты — талантливый человек, — сделал комплимент Грофилд. — И наверняка сможешь зарабатывать этим на жизнь.
 — Коммерческое искусство? — В голосе Тебельмана слышалось презрение.
 — Ах да! — спохватился Грофилд.
 — Он художник. — Барнес сказал это без какой-то определенной интонации, будто просто констатировал жизненное состояние.
 — Я это понимаю, — сказал Грофилд. — Потому что сам занимаюсь чем-то похожим.
 — Вот как?
 Грофилд уловил интерес в голосе Тебельмана, и у него возникло искушение подробно объяснить, что такое быть актером в дотехнологическом смысле. У него появилось такое чувство, будто Тебельман в принципе придерживается тех же взглядов, но что-то, связанное с присутствием Барнеса и красной точкой от его сигареты в темноте, помешало ему. Барнес, как он знал, был более типичным налетчиком; профессионалом с этой единственной профессией, в которой находил удовлетворение, финансовое и прочее. Тебельман был единственным человеком, похожим на него, с которым Грофилд когда-либо встречался, занимаясь этой работой.
 И вопрос Тебельмана повис в темноте, ожидая ответа. В большей степени ощущая присутствие Барнеса, чем он ощущал бы это в освещенной комнате, где он видел бы этого человека, Грофилд сказал:
 — Я — актер. У меня собственный летний театр.
 — Разве на этом нельзя заработать денег?
 — Вряд ли. Когда есть кино и телевидение.
 — А! — Наступило недолгое молчание, потом Тебельман сказал: — Знаешь, есть такая философская школа, которая утверждает, что художник и преступник — разновидности одного и того же основного личностного типа. Ты знал про это?
 Теперь Грофилд уже жалел, что вообще начал этот разговор.
 — Нет, не знал, — искренне признался он.
 — Что и искусство, и преступные деяния — это все антиобщественная деятельность, — сказал Тебельман. — На этот счет существует целая теория. И художник и преступник оторваны от общества в силу своего жизненного уклада; и тот и другой чаще бывают одиноки; и у того и другого, как правило, бывают короткие периоды интенсивной деятельности, а потом длительные периоды простоя. И это еще далеко не все.
 — Интересно, — вяло проговорил Грофилд. Ему хотелось, чтобы Хьюз поскорее дал им команду действовать; он поднес левую руку к лицу, сдвинул назад рукав, посмотрел на радиевый циферблат своих часов. Десять минут одиннадцатого. Он знал, что Хьюз ждет, пока проедет машина окружного шерифа. Грузовик, в котором они сидели, был припаркован на закрываемой на ночь заправочной газовой станции, за четверть мили от магазина «Фуд Кинг»". После того как проедет машина шерифского управления, у них будет минимум двадцать минут, прежде чем машина снова заедет на автомобильную стоянку «Фуд Кинг». Вот Хьюз и дожидался этого, и, как только она отъедет на безопасное расстояние, они начнут действовать.
 Тебельман между тем говорил:
 — Конечно, многие художники были вначале преступниками, например, Жан Жене. Но у нас с тобой наоборот, да? Ты — актер, а я — художник.
 — Это верно, — подтвердил Грофилд. Тут Барнес вдруг сказал:
 — Знаешь, а я люблю читать. — Этот зычный голос, спокойный и лишенный всякой интонации, стал полной неожиданностью; казалось, он вообще не окрашен никакими эмоциями, ничего не несет с собой, кроме информации, содержавшейся в словах, так же, как и до этой минуты, когда он сказал, что Тебельман — художник.
 Грофилд не сводил глаз с красного кончика сигареты. Он понятия не имел, как ему отреагировать на сказанное Барнесом. Может быть, если бы он видел лицо этого человека...
 Тебельман же, очевидно, решил отреагировать безо всяких околичностей.
 — Да что ты! — удивился он.
 — Я начал в Джолиете. — Голос Барнеса смягчился. — В таких местах у тебя, как правило, бывает уйма свободного времени.
 Под покровом темноты Грофилд позволил себе ухмыльнуться, а Тебельман сказал:
 — Многие художники начинали в тюрьме как раз по этой самой причине. Например, О'Генри.
 — Я по-настоящему пристрастился к этому делу, — продолжал Барнес. — Сейчас я прочитываю три-четыре книги в неделю.
 — Да ты что!
 — Ковбойские романы, — уточнил Барнес. — Эрнест Хейкокс, Люк Шорт. И кое-что из этих новых тоже: Брайан Гарфилд, Элмер Келтон. В некоторых уголках страны найти их нелегко.
 Тебельман спросил:
 — А ты читал «Слипхаммер»?
 — Еще бы!
 Грузовик внезапно дернулся и пришел в движение.
 — Мы тронулись с места, — возвестил Грофилд, но Тебельман и Барнес продолжали вести разговор о ковбойских романах.

 Глава 7

 В большинстве супермаркетов продавцы-мужчины заново расставляют товары на полках в пятницу вечером, после закрытия, готовясь к наплыву покупателей, которого они ожидают в субботу. В большом магазине эта расстановка может занимать шесть, а то и семь часов кряду, начинаясь в девять вечера, после закрытия, и продолжаясь на протяжении большей части ночи. «Фуд Кинг» на окраине Белвилля, штат Иллинойс, не был в этом отношении исключением.
 Доставка товаров в супермаркеты после закрытия в пятницу — дело обычное, поэтому и приезд тягача с прицепом на автомобильную стоянку «Фуд Кинг» без двух минут одиннадцать в пятницу одиннадцатого апреля казался событием вполне ординарным и правомерным. Кабина грузовика была зеленая, кузов — алюминиевым. Лишь на том и на другом не было названия фирмы.
 Грузовик подкатил к магазину со служебного входа, и водитель задом подал его к погрузочной платформе. Он заглушил мотор, взял пюпитр, вышел из кабины и прошел вдоль грузовика к погрузочной платформе. У него была куртка с застежкой-"молнией", фуражка и желтый огрызок карандаша за ухом; эти три вещи и пюпитр делали его лицо ничем не примечательным.
 С края погрузочной платформы спускались деревянные ступеньки. Водитель взошел по ним и нажал кнопку рядом с рифленой металлической дверью гаражного типа. Он прождал две минуты и собирался было позвонить снова, когда дверь плавно поехала вверх. Она поднялась футов на пять и остановилась. Служащий в белой рубашке и белом фартуке до колен, преждевременно лысеющий человек лет тридцати пяти, очень стройный, пригнулся и вышел на платформу. Над дверью появилась трубка с металлическим конусообразным рефлектором на конце и довольно тусклой электрической лампочкой в нем — единственный источник света, не считая фар грузовика, которые водитель оставил включенными. Служащий спросил:
 — Что это?
 — Доставка товара.
 — Мне об этом ничего не говорили. — Он, вероятно, был не просто продавцом, а помощником управляющего. Судя по голосу, он обиделся, что его не известили заранее о доставке товара.
 Водитель пожал плечами:
 — Мое дело маленькое, парень. Мне куда велели приехать, туда я и приехал. — Он постучал по пюпитру костяшкой пальцев.
 — Хоть бы раз тут что-нибудь толком объяснили! Подожди. Служащий снова пошел внутрь, нырнув под приоткрытую дверь, и несколько секунд спустя дверь поднялась до конца. Внутри была комната с высоким потолком, бетонным полом, размером примерно с одноместный гараж. Справа, вдоль стены, стояли бачки для мусора. Составные части ленты-транспортера были сложены у стены слева. Из комнаты вели две двери: одна — в правом углу дальней стены, а вторая — в левой стене, в другом конце. Продавец стоял в двери слева, крича:
 — Томми! Ред! — Он еще два раза выкрикнул имена, потом повернулся и снова прошел к погрузочной платформе. — Сейчас будут здесь.
 — У меня вся ночь впереди, — отозвался водитель. Вид у него был явно скучающий.
 — Там есть что-нибудь замороженное?
 — Нет, в этом грузовике нет.
 Еще двое молодых продавцов вышли через левую дверь и поспешили к погрузочной платформе. Обоим было не более двадцати.
 Высокий, тощий, с рыжими волосами, вероятно, был Ред, который дотянул бы до первого среднего веса, но вместе с носившим очки в роговой оправе черноволосым Томми. Последний сказал:
 — Что там нам привезли?
 — Ничего замороженного, — ответил тот, что походил на помощника управляющего.
 — Мы просто выгрузим это прямо здесь, в помещении для мусора, и оставим до тех пор, пока не закончим в торговом зале. А потом перетащим все на склад. — Он повернулся к водителю, который, как было заведено, находился позади их всех, прислонившись к косяку дверного проема.
 — Ты хочешь открыть его для нас?
 — Он не заперт.
 — Ясно, — сказал Томми и потянулся к задним дверцам грузовика.

 Глава 8

 — Не двигаться! — приказал Грофилд. В капюшоне, с автоматом в руках, он вышел из кузова грузовика на погрузочную платформу и быстро сделал шаг влево. За тремя бледными, ошарашенными лицами он увидел, как Хьюз торопливо заходит в здание и идет дальше, встает у левой двери, где кладет пюпитр на пол и вытаскивает из пиджака свой капюшон и пистолет.
 Первым пришел в себя тот, что был постарше, похожий на помощника управляющего. Медленно подняв руки, он сказал:
 — Мы не причиним вам никаких неприятностей. У нас нет оружия.
 — Полагаю, что нет, — сказал Грофилд. — Идите в грузовик — ты и ты, — и навел ствол автомата на двух более молодых продавцов.
 Оба как-то замялись. Продавец постарше сказал:
 — Делайте то, что они вам говорят. Не пойдете же вы против стволов.
 Барнес стоял в проеме грузовика, держа другой автомат.
 — Это разумно, — одобрил он, и его суровый голос, казалось, был исполнен угрозы. — Никто из нас не хочет никого убивать. Мы здесь только ради денег. Если вы, ребята, будете с нами сотрудничать, вы еще заживете счастливо.
 — Мы будем сотрудничать, — сказал продавец постарше. — Давайте, Томми, Ред? Давайте!
 Более молодые до сих пор колебались не потому, что замышляли дать отпор, а потому, что боялись... Да и как иначе? Перед ними было три человека в черных капюшонах, прикрывающих лица, двое из них — с автоматами в руках. А Тебельман в глубине грузовика стоял с бельевой веревкой в руках.
 Грофилд сказал:
 — У вас просто будет длинный перекур, вот и все. Беспокоиться не о чем. Давайте заходите.
 Ред двинулся с места первым, а секунду спустя за ним последовал Томми. Пока Барнес будет присматривать за ними, Тебельман снимет с них фартуки, а потом свяжет им руки за спиной, усадит их и свяжет лодыжки, наденет повязки на глаза. Вставлять им кляпы нет необходимости: человек, который не видит, не станет кричать.
 Тем временем Грофилд спросил продавца постарше:
 — Как тебя зовут?
 — Харрис. — Он был напуган, но подходил к ситуации так, будто она — вполне ординарная, будто лучший способ справиться с ней — это вести себя тихо, спокойно и послушно. Что соответствовало действительности.
 — Я имею в виду твое имя, — сказал Грофилд. Он научился этому несколько лет назад у других людей, занимающихся подобным ремеслом, — если тебе нужно контролировать людей во время дела, узнай их имена, а потом называй их по именам при каждом удобном случае. Таким образом ты признаешь их индивидуальность, даешь им понять, что допускаешь самоценность их личностей, и они начинают меньше бояться того, что ты сделаешь им больно или убьешь их.
 Служащий сказал:
 — Уолтер.
 — Как тебя обычно называют? Уолт? Уолли?
 — Просто Уолтер. — Судя по голосу, его удручало положение, в котором он оказался. Грофилд кивнул:
 — Хорошо, Уолтер. Сколько еще работников в магазине?
 — Четверо.
 — Сегодня ночью нас только семеро!
 — Это почему же?
 — Нас всегда только семеро, — сказал Уолтер. — Мы — постоянная ночная бригада.
 — Ладно. Как зовут остальных четырех?
 — Хал, Пит, Энди и Триг.
 — Триг?
 — Это кличка. Его зовут Энтони Тригометрино.
 — Ладно. Где они? Все четверо у полок?
 — Нет, Триг — на складе. Остальные — в торговом зале.
 — А где склад?
 Уолтер кивнул в сторону Хьюза:
 — Вон за той дверью... Там!
 — Хорошо, Уолтер. Мы с тобой сейчас пройдем туда, ты просунешь голову в дверь и попросишь Трига выйти на минутку. Усек?
 Уолтер кивнул:
 — Я это сделаю.
 — И не ляпнешь никакой глупости?..
 — Нет, сэр, — пообещал Уолтер. Он снова начинал нервничать.
 Грофилд не хотел, чтобы кто-то чрезмерно волновался. Во-первых, ему не нравилось вытворять с людьми такое без необходимости, а во-вторых, спокойный человек, как правило, доставляет меньше хлопот. А потому сказал:
 — Уолтер, мне жаль, если я заставляю тебя нервничать. Но ничего не могу поделать с оружием и маской. Ведь ты, конечно, понимаешь: все, что нас интересует, — это деньги в сейфе, верно?
 Уолтер кивнул.
 — И ты понимаешь: нам лучше, чтобы полиция разыскивала нас не за то, что мы кого-то застрелили.
 — Наверное, так, — пожал плечами Уолтер.
 — Поверь моему слову, Уолтер. Мы проделаем все это как можно безболезненней для всех. А теперь пойдем к той двери.
 — Хорошо. — Уолтер кивнул. Теперь он выглядел несколько спокойнее.
 Они прошли к двери. Хьюз был в маске и держал «смит-и-вессон» 38-го калибра, поставленный на предохранитель; револьвер мог выстрелить, только когда пластинка на задней части рукоятки будет ослаблена. Хьюз, расположившийся за дверью, быстро отступил на два шага и прошептал:
 — В соседней комнате кто-то есть. По-моему, только один человек.
 — Триг, — сказал Грофилд. — Уолтер сейчас его позовет. Давай, Уолтер! Скажи ему, чтобы вышел сюда на минутку, а потом отойди назад так, чтобы не заслонять дверной проем. Понял?
 — Да, — сказал Уолтер. Он вел себя как ни в чем не бывало и оставил свое «сэр», и это было хорошо. Значит, он больше не боялся, что его убьют.
 Грофилд и Хьюз стояли у стены, Грофилд — спереди, потому что автомат выглядел внушительнее, чем маленький револьвер, а Уолтер подошел и встал в дверях. Он окликнул:
 — Триг? — Чей-то голос что-то произнес в ответ, и Уолтер сказал: — Выйди на минутку, хорошо?
 Грофилд расслышал, как на этот раз голос произнес:
 — Ну что там еще? Мне тут хватает этого добра... Триг, все еще ворча, сделал два полных шага в комнату, прежде чем заметил Грофилда, Хьюза и оружие. Он напустился было на Уолтера:
 — Ну и как я, по-твоему, должен... — Потом он остановился как вкопанный, умолк и уставился на автомат. Грофилд сказал:
 — Иди дальше, Триг. И не делай резких движений. Триг был плотный, среднего роста и очень волосатый. Без малого тридцати лет на вид, в черных слаксах и белой футболке. Без фартука. Руки у него были толстые и волосатые, с его инициалами, вытатуированными на левом плече. У него было тяжелое угрюмое лицо, щеки, покрытые густой синевой от бритья. Он был из тех, кому привычны резкие движения, он баламутит всех и напрашивается на то, чтобы его прикончили.
 Идея заключалась в том, чтобы не останавливаться. Грофилд сказал:
 — Уолтер, иди вон в тот угол, к другой двери. Триг, выходи на улицу, к грузовику. Ступай к Реду и Томми.
 Уолтера убрали отсюда с тем, чтобы Триг оказался единственным, кто не стоял у стены. Один как перст посреди помещения с цементным полом, Триг поглядывал то в одну сторону, то в другую, поигрывая плечевыми мускулами, но мозг его был не в состоянии решить, куда и как ему следует прыгнуть. И по мере того как он все более озирался вокруг, видя Хьюза за спиной у Грофилда, видя Барнеса с еще одним автоматом в кузове грузовика, видя, что Томми и Ред уже связаны и сидят в грузовике на полу, напряженные плечи Трига медленно опускались, его наполовину сжатые кулаки безвольно разжимались, и в конечном счете он только и смог сказать:
 — Вам, болванам, это так не сойдет с рук.
 — Тем более будет глупо, если тебя из-за этого убьют, — сказал Грофилд. — Выходи к грузовику, Триг.
 И Триг пошел. Он передвигался медленно, чтобы показать, что им не помыкают.
 Грофилд снова переключил свое внимание на Уолтера.
 — Внутри — трое, — сказал он. — Хал, Пит и Энди. Они придут на склад?
 — Да, чтобы отнести новую порцию товаров в торговый зал.
 — Отлично. Пойдем со мной, Уолтер.
 Хьюз остался в первой комнате у двери. Грофилд с Уолтером зашли на склад, продолговатое помещение с высоким потолком, заставленное до самого верха ящиками и коробками; некоторые штабеля поднимались на восемь-девять футов, так что между ними образовывались коридоры.
 В магазин вели двойные вращающиеся двери с маленьким окошком на уровне глаз в каждой. Грофилд заглянул в одно из них, увидел, что магазин ярко освещен, но никого из продавцов не видно, и снова повернулся, чтобы осмотреть склад и сориентироваться на месте.
 — Уолтер! — сказал он через минуту. — Ты садись вон там, на тех мешках с собачьим кормом. Давай.
 Уолтер прошел, озадаченный, но покорный и сел. Теперь он находился примерно в восьми футах от вращающихся дверей, хорошо видный любому, кто мог туда зайти. Он сидел чуть влево от дверей, на пути к другой комнате, где ждал Хьюз.
 Грофилд удовлетворенно кивнул и прошел, чтобы встать у стены справа от дверей.
 — А теперь, Уолтер, — сказал он, — я хочу, чтобы по мере того, как каждый из них будет входить, ты называл его по имени, а потом говорил: «У нас проблемы. Мы должны делать то, что говорят эти люди». Понял?
 Уолтер повторил то, что сказал Грофилд.
 — Хорошо, — сказал Грофилд. — Но сначала имя. Например, если это будет Энди, ты скажешь: «Энди, у нас проблемы. Мы должны делать то, что скажут эти люди». Ты понимаешь, что я имею в виду?
 — Энди, у нас проблемы. Мы должны делать то, что скажут эти люди.
 Это было совсем как на репетиции эпизода из спектакля с привлечением местного любительского таланта. Никакой разницы и нисколько не труднее.
 — Отлично, Уолтер! — похвалил Грофилд. Всегда следовало поощрять свое местное любительское дарование. — А теперь давай расслабимся. Ты можешь закурить, если хочешь.
 — Я не курю. Бросил.
 — Умница. Я тоже бросил. Зачем укорачивать себе жизнь, правда, Уолтер?
 Уолтер едва заметно улыбнулся.
 Им пришлось прождать минуты три, пока вернется кто-нибудь из продавцов, проталкивая свою тележку для товара через вращающиеся двери, но потом все пошло как по маслу. Тот, которого звали Пит, пришел первым. Уолтер произнес реплику для него, Пит рассмотрел капюшон и автомат, и Грофилд отправил его к дальней двери, где его подобрал Хьюз, — это походило на цепочку людей, передающих ведра с водой на пожаре, — и отправил его дальше, к грузовику. Там Барнес присматривал за ним, в то время как Тебельман связал его и пристроил к остальным.
 Энди зашел через минуту после Пита и отправился по тому же конвейеру. Но потом прошло пять минут, и в конце концов Грофилд сказал:
 — Уолтер, боюсь, тебе придется позвать сюда Хала. Просто встать, открыть одну из этих дверей и позвать его сюда. Потом возвращайся и садись, и мы сделаем точно так же, как сделали с другими двумя.
 Уолтер подчинился, и минуту спустя Хал присоединился к пожарной бригаде.
 — А теперь ты, Уолтер, — сказал Грофилд. — Я хочу поблагодарить тебя за сотрудничество.
 — Я не хочу, чтобы кто-то из ребят, которые на меня работают, пострадал, — объяснил Уолтер. Он, очевидно, опробовал фразу, которой ему предстояло воспользоваться завтра, когда он станет объяснять своим боссам, почему не погиб, предотвращая ограбление магазина.
 — Это получилось лучше всего, — сказал Грофилд. — А теперь иди вон туда.
 И Уолтер прошел по конвейеру. Сначала его сопровождал Грофилд, а потом Хьюз. Грофилд оставил автомат, прислонив его к стене внутри здания, и, пока Барнес наблюдал, как Тебельман связывает Уолтера и надевает ему повязку на глаза, Грофилд и Хьюз сняли веревки, которые удерживали лист фанеры в конце кузова. Они подняли фанеру, пронесли ее вдоль грузовика, вытащили из кузова, при этом им пришлось наклонить ее по диагонали, чтобы она прошла.
 Дверь на склад оказалась еще более серьезным препятствием. Поначалу они вообще не смогли протащить ее. Грофилд сказал:
 — А вот этого мы не учли заранее.
 — А как мы могли? — спросил Хьюз. Голос у него был раздраженный. — Подожди секунду. Подержи фанеру.
 Один ее край стоял на полу. Грофилд держал фанеру вертикально, пока Хьюз доставал отвертку из кармана брюк и снимал дверь. Это дало тот дополнительный дюйм, которого им недоставало, они затащили фанеру внутрь, прислушиваясь к скребущему звуку сверху и снизу.
 К ним присоединились Барнес и Тебельман. Они закрыли кузовные дверцы грузовика и притворили расположенную у них над головами дверь, ведущую на погрузочную платформу. Тебельман нес автомат Грофилда и четыре фартука.
 На складе они сняли капюшоны и куртки и облачились в фартуки. Все они были в белых рубашках и превратились теперь в продавцов супермаркета. Грофилд в этот вечер был с короткими баками и кустистыми усами и наложил немного грима на нос и под глаза. Он не хотел, чтобы однажды вечером, когда, работая по своей основной профессии, он выйдет играть на сцену, один из зрителей внезапно вскочит и закричит: «Ты был одним из грабителей в супермаркете „Фуд Кинг“ в Белвилле, штат Иллинойс!» Помимо всего прочего, это бы очень сильно нарушило ритм игры, а также сценический образ.
 Куда менее хлопотно было протащить фанеру через двойные вращающиеся двери. Грофилд, идя спиной вперед, спросил:
 — У тебя есть молоток?
 Хьюз, несший другой конец, сказал:
 — У Стива есть.
 А Тебельман сказал:
 — У меня есть при себе.
 Поверхность фанеры закрывал большой лист плакатной бумаги, и теперь, когда Грофилд и Хьюз несли его по боковому проходу в торговый зал, он издавал негромкие хлопающие звуки. Тебельман и Барнес прошли другим путем к секции овощей и фруктов, где, как они знали, в магазине хранили лестницу.
 В последние несколько дней Стив Тебельман сделал маленьким и неприметным фотоаппаратом несколько фотографий в этом магазине, в том числе несколько фотографий рекламного стенда над сейфом, того, что расхваливал фирменную магазинную марку консервированных фруктов и овощей. Этот стенд был тщательно, с высочайшим вниманием к деталям, воссоздан на бумаге, натянутой на поверхность фанерного щита.
 Грофилд и Хьюз пронесли фанеру в торговый зал между первым кассовым аппаратом и кабинетом управляющего, через маленькие ворота в кованом железном турникете, отгораживающем сейф от покупателей, и в конце концов прислонили ее к стене кабинета управляющего, у витрин, выходивших на автомобильную стоянку. На стоянке находились три машины, которые принадлежали работавшим здесь в эту ночь продавцам. Выглянув в витрину из-за вывесок, рекламирующих товары по сниженным ценам, Хьюз сказал:
 — У нас есть примерно пять минут до того, как снова приедет машина шерифа.
 — Уйма времени! — сказал Хьюз, и тут появились Барнес с Тебельманом и лестницей. — Стив, дай мне молоток.
 — Держи.
 Хьюз взял молоток. Из кармана рубашки он извлек два гвоздя с широкими шляпками, и дал один Грофилду. Тем временем Барнес и Тебельман приставили лестницу к витрине напротив сейфа. Тебельман прошел вправо, снял одну из вывесок с другой витрины и отошел с ней назад. Барнес поднялся по лестнице на три ступеньки и занялся вывесками. Тебельман расположился спиной к витрине и стоял там, между окном и лестницей, держа вывеску на вытянутых руках. Тебельман, лестница и вывеска, которую держал Тебельман, в сочетании с двумя вывесками, уже приклеенными к окну, не давали никому увидеть сейф снаружи. Грофилд и Хьюз подняли фанерный лист и поставили его перед сейфом. К изнаночной стороне щита были приделаны два металлических бруска примерно на уровне пояса: один выступал на два дюйма слева, другой — на два дюйма справа. В каждом было отверстие. Пока Грофилд удерживал фанеру на месте, Хьюз через левое отверстие вбил гвоздь в перегородку, там, где она начиналась, — у края сейфа. Потом он передал молоток Грофилду, который заколотил еще один гвоздь с другой стороны. Тебельман сказал:
 — Поторопитесь, у меня уже руки устают.
 Барнес, который выглядывал в окно между вывесок, сказал:
 — Там никого нет.
 Грофилд ногтем приподнял угол плакатной бумаги, а затем содрал с фанеры бумажную полосу. Хьюз сорвал еще несколько полос, и они вдвоем сняли всю бумагу. Под ней Тебельман очень похоже изобразил переднюю стенку сейфа. Стоя прямо перед ней, можно было разглядеть, что это рисунок, но кому-нибудь, сидевшему в машине на стоянке, такое и в голову бы не пришло.
 — Готово, — отрапортовал Хьюз.
 — Отлично, — одобрил Тебельман и ушел, чтобы снова закрепить вывеску в витрине, с которой он ее снял. Барнес сказал:
 — Инструменты при мне. Вы, ребята, идите работайте. — Он сложил лестницу и унес ее.
 Хьюз с Грофилдом снова зашли за кабинет управляющего, в тот угол, где были разложены картофельные чипсы. Они сняли со стены полки, убрали их с дороги, а потом, вооружившись молотком и отверткой, стали сносить перегородку, отделявшую их от задней стенки сейфа.
 Они наполовину разломали ее к тому времени, когда вернулись Барнес и Тебельман, Барнес — с фомкой в одной руке и ящиком для инструментов в другой.
 Тебельман посокрушался:
 — Жалко, что ты не можешь просто влезть через заднюю стенку.
 — Через дверцу лучше, — сказал Барнес. — Хоть нам и придется тянуть, так получится намного быстрее. Ты не представляешь, какие боковые стенки делают у этих коробок.
 — Я верю тебе на слово! — сказал Тебельман. Грофилд спросил у Барнеса:
 — Можно на минутку одолжить у тебя лом?
 — Конечно.
 Барнес отдал лом, и Грофилд три раза ударил по горизонтальной опоре два на четыре. На третий раз она отскочила с левого конца.
 — Готово!
 Хьюз схватился за отскочивший левый конец опоры два на четыре, потянул ее в сторону от сейфа, и тут же отскочила последняя треть перегородки. Они с Тебельманом по боковому проходу отволокли ее с дороги, тщательно следя за тем, чтобы не оставить никаких обломков там, где их можно было разглядеть снаружи.
 Грофилду снова пришлось воспользоваться ломом — опора два на четыре была прибита к полу за перегородкой. Грофилд отдирал ее по кусочкам, и наконец Барнес и Хьюз вместе стали тянуть ее кверху до тех пор, пока она не обломилась справа от той секции, которую они расчищали.
 И вот показалась черная металлическая массивная задняя стенка сейфа такого вида, будто она весила тонну и ее нельзя было ни проломить, ни сдвинуть с места.
 Тебельман сказал:
 — Сейчас должна подъехать машина шерифа. И нам лучше изобразить людей, которые раскладывают товар по полкам.
 — Вы, ребята, займитесь этим, — сказал Барнес. — А я подготовлю эту штуку — так, чтобы ее можно было сдвинуть.

 Глава 9

 22 22 22 22 22 22 22...
 Грофилд подумал: «Наверное, я, сумасшедший. Какого черта я проставляю цены на этих штуках?»
 Но он ничего не мог с собой поделать. Он не мог нарочно работать плохо; проставлять неправильные цены на консервных банках, укладывать консервированные продукты не на те полки, укладывать их, вообще не поставив цены. Он нашел то место, где работал Хал, и просто продолжил там, откуда Хал ушел. Соус для спагетти. Двадцать два цента. Итак, 22 22 22 22 22 22 22...
 Где-то на периферии его зрения мелькнул свет. Он повернул голову и увидел фары, прочесывающие автомобильную стоянку перед магазином. Он стоял посреди среднего прохода, возле тележки для товаров, со штемпелем для проставления цен в руке, с открытой фиолетовой штемпельной подушечкой на поддоне тележки. По обе стороны от него полки — как же их называют? гондолы? — поднимались выше его головы, но сам проход был довольно широким, с бледно-кремовым полом из винилового кафеля. Он чувствовал себя подставленным под удар и окруженным, будто его видели, а сам он — нет, трудно было не повернуться спиной к этим фарам и широким витринам.
 «Я — складской служащий, — думал он. — Я должен оставаться в образе». В течение долгого времени он имел склонность рисовать в своем воображении драматические ситуации, в которых мог оказаться, как будто играл в фильме — хотя на самом деле он ни за что не согласился бы сняться в кино — с полным набором звуковых эффектов, саундтреков и избитых сюжетных ходов. Эта привычка стала проходить у него в последние года два, может быть, с тех пор, как он обзавелся собственным театром, но теперь он сознательно снова прибегнул к этому, возрождая старую привычку ради того, чтобы успокоить нервы и помочь самому себе оставаться в образе.
 Шпионский фильм. Русские конечно же держат посольство под наблюдением и уверены, что выследят дерзкого американского шпиона прежде, чем ему удастся передать информацию. Чего они не знают, так это что шпион наладил связь романтического свойства — лыжная база, камин, заметенная снегом крыша, воющий вдалеке волк — с кухаркой из посольства, очаровательной девушкой, которая отныне — его добровольная раба. И вот она изо дня в день ходит в этот магазин за свежей плоской рыбой. Сегодня вместе с плоской рыбой она получит микрофильм! Но вот фары приближаются по пустынной автомобильной стоянке.
 Неужели НКВД проведало о его намерениях? Американский шпион, обезопасивший себя тем, что переоделся в простого складского служащего, продолжает проставлять цены на банках с соусом для спагетти. 22 22 22 22 22 22 22...

 Глава 10

 На два фута выше пола из задней стенки сейфа торчал крюк. Это был большой толстый крюк на круглом металлическом основании, плотно прижатом к металлической поверхности сейфа. Барнес занимался тем, что наматывал на крюк две пятнадцатифутовые цепи. У обоих цепей на концах были обернутые мягким ручки.
 Грофилд спросил:
 — Ты уверен, что этот клей будет держать? Я буду чувствовать себя последним дураком, если мы навалимся всем скопом, а крюк отлетит, и все мы повалимся на задницы.
 Барнес ответил вопросом на вопрос:
 — А ты когда-нибудь видел рекламу, где крюк приклеивают к крыше автомобиля, потом подъемный кран поднимает машину за крюк? Это промышленный клей, чувствительный к давлению, и ты никакой силой на свете не сможешь отодрать крюк от этого сейфа. Ты можешь тянуть его машинами в разные стороны, и задняя стенка сейфа выгнется наружу раньше, чем отскочит крюк.
 — Ты свое дело знаешь, — одобрил Грофилд.
 — Да уж, этого у меня не отнимешь. Каждый из них взялся за конец цепи, и они потащили ее, пятясь, пока цепи не натянулись. Барнес сказал:
 — Когда я скажу: «Тащи!» — наваливаемся вместе.
 Все приготовились, отклонившись назад, расставив ноги и обхватив обеими руками обернутые мягким ручки.
 — Тащи!
 Стенка не сдвинулась ни на йоту. Грофилд потянул снова, чувствуя, как у него растягиваются плечевые мышцы, но ничего не произошло. Все они опять расслабились, поглядывая друг на друга.
 — Тащи! Тебельман крикнул:
 — В этот раз она сдвинулась! Я почувствовал!
 — Где-то на четверть дюйма, — констатировал Барнес. В его голосе сквозило отвращение. — А ну-ка, вытащим оттуда эту чертову штуку. Тащи! — Два дюйма. — Тащи!
 С каждым разом, по мере того как все большая часть сейфа оказывалась на гладком виниловом полу и все меньшая оставалась на шершавом цементе, на котором он прежде стоял, это становилось чуточку легче, и им удавалось протащить его чуть дальше. Когда он находился примерно на полпути, они остановились для трехминутного отдыха — подвигав плечами и руками, немного походив туда-сюда, — и Грофилд почувствовал, что мышцы у него сводит так, будто он сыграл в тяжелейшем футбольном матче. Потом они снова подошли к сейфу, проволокли его до конца; и почему-то, пока они его тащили, Грофилд физически чувствовал себя лучше, а не хуже, чем прежде.
 На других это, похоже, оказало такое же воздействие. Возможно, это было внезапное осознание того, что замысел ограбления начинает срабатывать. Нарисованная передняя стенка сейфа по-прежнему оставалась на месте, готовая одурачить любого, кто заглянет в окно. Сам сейф стоял позади, там, где в него можно было залезть, чтобы тебя при этом не увидела из-за витрины ни одна живая душа.
 Они оттащили его уже на добрых полтора фута за линию перегородки, так, чтобы у Барнеса было достаточно места для работы. Теперь он взял свой ящик с инструментами, длинную тяжелую металлическую коробку темно-зеленого цвета, зашел в это пространство, встал перед сейфом и какое-то время изучал его.
 — Фред! — попросил он. — Останься здесь, будешь мне помогать. А вы двое идите покажитесь, совсем скоро опять приедет эта шерифская машина.
 — Хорошо, — согласился Грофилд, и они с Тебельманом ушли от сейфа. Тебельман сказал:
 — Мы тоже могли бы держаться вместе. Два человека, работающие в одном проходе, будут выглядеть так же естественно, как и что-либо другое.
 — Конечно, — кивнул Грофилд. — Пойдем. — Позади них раздался первый визг терзаемого металла.

 Глава 11

 Хьюз появился в конце прохода и помахал им рукой:
 — Открылся. Идите сюда.
 — Подумать только, — сказал Грофилд Тебельману. — Мы могли бы нанять хорошего художника по декорациям. Нашли бы тебе занятие на лето.
 — Это было бы здорово, — улыбнулся Тебельман.
 Они с Грофилдом отошли от тележки и направились по проходу к Хьюзу.
 Время близилось к часу; шерифская машина проезжала дважды, с тех пор как Барнес принялся за сейф. Оба раза Грофилд и Тебельман усердно трудились, расставляя товар по полкам, перемещаясь в другой проход после каждого проезда патрульной машины, чтобы создавать нужное впечатление.
 Хьюз не стал их дожидаться. Он подошел к одной из касс, запустил руку вниз и достал пару пакетов для покупок с ручками.
 — Похоже на хороший улов, — сказал он, когда Грофилд и Тебельман пришли в конец прохода. Тебельман радовался:
 — Здорово! Уж я-то умею тратить деньги.
 — Тратить деньги все умеют, — сказал Хьюз. Барнес стоял на коленях перед сейфом, убирая инструменты обратно в ящик. Он разделся до пояса, и пот поблескивал на его мясистых плечах и на груди. Он слегка запыхался и, когда пришли остальные трое, поднял взгляд и сказал:
 — Умеют они делать эти игрушки.
 Грофилд посмотрел. Барнес был опытным медвежатником, а опытный медвежатник оставляет после себя месиво. Дверь сейфа открывалась слева направо, замок с шифром располагался слева, на уровне пояса, а петли — изнутри, с правой стороны. Барнес нашел точку приложения силы на краю двери, наверху, с левой стороны, и постепенно отжимал металл, как будто открывал банку с сардинами. Он отломал треугольный участок двери почти по всей ее длине сверху и почти до самого шифра сбоку. Дверь состояла из трех слоев, каждый примерно полдюйма шириной, и он снимал их слой за слоем. Закончив проделывать треугольную брешь, он просунул внутрь молоток с зубилом и отбивал от замка с шифром кусочек за кусочком до тех пор, пока циферблат не упал на пол, а дверь тихо просела и открылась.
 Внутри были полки, все — металлические. В лотках находились в основном бумаги и несколько вальцованных штемпелей. На полках лежали перевязанные пачки денег.
 Хьюз отдал хозяйственные сумки Грофилду с Тебельманом и встал перед сейфом. Он передавал стопки банкнотов, а Грофилд и Тебельман засовывали их в пакеты.
 — Примерно шестьдесят штук, — сказал в конце Хьюз.
 — По мне так вовсе не плохо, — сказал Барнес. — Понесешь мой лом, хорошо, Хьюз? Я ничего не оставил?
 Они убедились, что ничего не забыли. Барнес нес свой ящик с инструментами, Хьюз — лом, а Грофилд и Тебельман — две хозяйственные сумки, набитые купюрами.
 Они оставили все в складском помещении на то время, пока выгружали из кузова Уолтера и других продавцов. Работая по двое, они поднимали каждого продавца, вытаскивали из грузовика и относили в первую комнату в здании, оставив их сидеть в ряд вдоль задней стены. Потом втащили деньги, инструменты и оружие в кузов грузовика, Хьюз закрыл их, и они тронулись.
 На этот раз никаких разговоров не было. Грофилд коротал время, обдумывая, что он будет делать с пятнадцатью тысячами долларов. Летний театральный сезон запросто съест десять тысяч, но остальные пять — на отдых. Он свозит Мэри куда-нибудь недельки эдак на три. Не сейчас — до начала сезона оставалось слишком мало времени. В сентябре или в октябре, когда сезон закончится. На этот раз он обязательно отложит пять тысяч на отдых. К сентябрю они оба будут в нем нуждаться.
 Грузовик ехал двадцать минут, потом остановился. Времени прошло примерно столько, сколько и полагалось, повода для беспокойства на было, и все-таки Грофилд потянулся за автоматом, лежавшим в темноте на полу возле него. Ему было слышно, как двое других тоже потянулись за оружием.
 Однако дверцы открыл Хьюз: они находились в нужном месте. Хьюз таким счастливым голосом, какого Грофилд у него еще не слышал, окликнул:
 — Ну как вы там?
 — Уже все потратили, — сказал Тебельман. У него тоже был радостный голос.
 Позади Хьюза Грофилд увидел реку и силуэты двух машин: «джавелин» Хьюза и «понтиак» Барнеса. Тебельману предстояло остаться с Хьюзом, а Барнесу — отвезти Грофилда обратно в отель.
 Они находились на автомобильной стоянке, позади обгорелых останков закусочной, у самого Гранит-Сити, к северу от Белвилля, но по-прежнему по ту сторону Миссисипи, где расположен штат Иллинойс. Здесь им предстояло оставить грузовик. Оружие они побросают в реку. Деньги они сейчас поделят.
 Хьюз сказал:
 — Подождите меня минутку. Я достану наши котомки.
 — Уж придется тебя подождать, — сказал Грофилд. — Фонарик-то у тебя.
 Хьюз ушел и остановился ненадолго у каждой из машин, потом вернулся с охапкой разных предметов для переноса денег. Грофилду достался черный атташе-кейс.
 Грофилд стоял в задней части кузова, и Хьюз передал ему сумки, а потом взобрался наверх и потянул за дверцы, закрыв их за собой. На несколько секунд воцарилась темнота, а потом Хьюз достал из кармана свой фонарик и включил его:
 — Давайте приступим.
 Все подступили ближе, и Тебельман пересчитал деньги при свете узкого лучика. Получилось пятьдесят семь тысяч триста долларов. Они отложили в сторону четыре тысячи — те, что Хьюз заплатит финансировавшему их доктору. Осталось пятьдесят три тысячи триста. По тринадцать тысяч триста двадцать пять долларов на брата.
 — Неплохо, — сказал Грофилд. Никто не стал возражать.

 Глава 12

 — Мистер Мартин!
 Проходящий мимо конторки дежурного в «Хойлс» Грофилд остановился и посмотрел на клерка, внезапно почему-то очень насторожившись. По радио в машине Барнеса они не услышали еще сообщения об ограблении, но было уже без десяти три, и вот-вот должна была сработать сигнализация. А тринадцать тысяч долларов лежали в атташе-кейсе, болтающемся у него в правой руке.
 Он направился к конторке такой походкой, словно туфли у него были стеклянные.
 —Да?
 — Несколько раз звонила ваша жена.
 Грофилд нахмурился:
 — Моя жена? — Его жена, естественно, знала, где он находится и под каким именем, но не знала, в чем заключается дело и когда они на него пойдут.
 Служащий держал в руках несколько маленьких бумажек.
 — Она звонила сегодня утром — в девять часов первый раз — и несколько раз в течение дня. Она хочет, чтобы вы немедленно с ней связались, настаивая, что это очень срочно.
 В тоне служащего звучал какой-то подтекст, нечто, таившееся за произнесенными им словами. Грофилду, мысли которого были заняты только что проведенной операцией, потребовалось больше времени, чем следовало, чтобы осмыслить, чтобы это могло значить.
 — Да, благодарю вас, — сказал он. — Я позвоню ей. — Тут только он заметил на лице клерка легкую усмешку и наконец понял: клерк, скорее всего, думает, что преступление, совершенное сегодня ночью, — это супружеская измена, а не кража. Грофилд едва не ухмыльнулся в ответ, но сдержался. Путь себе думает что хочет; любое объяснение восемнадцатичасовому отсутствию Грофилда, за исключением того, которое соответствует действительности, — превосходно.
 Он двинулся дальше, а потом оглянулся назад и проговорил:
 — Вероятно, я съеду утром.
 Улыбка служащего — самодовольная — стала еще шире.
 — Да, сэр, — сказал он.
 Грофилд поднялся вверх на лифте, торопливо прошел по коридору к своему номеру — неужели что-то стряслось с Дэном? А когда открыл дверь, увидел Майерса, помахавшего ему пистолетом и с улыбкой проговорившего:
 — Ну, здравствуй, Алан. Рад снова тебя видеть.
 Грофилд притворил дверь. Майерс улыбался, довольный собой, а вот второй человек, который был с ним, выглядел злобным и туповатым. У него в руке тоже был пистолет, но едва ли огромный — с телом тяжеловеса и головой кочаном — человек нуждался в нем. Он недовольно хмыкнул:
 — Давно пора было бы этому ублюдку появиться здесь.
 — Наверняка Алан был занят, — весело проговорил Майерс. — Планирование, планирование... Знаешь, ограбление — не такая уж простая штука, Гарри. Да, кстати. Гарри Брок, Алан Грофилд. Алан, Гарри. Садись, Алан!
 Грофилд поставил чемоданчик на пол у изножья кровати и сел на нее. Майерс устроился в единственном здесь кресле, а Гарри Брок продолжал стоять, облокотившись о стену возле окна. Грофилд спросил:
 — Ну, что на этот раз, Майерс?
 — Вот, зашел тебя навестить, Алан. Зачем же быть неблагодарным? Во-первых, я должен тебя поблагодарить. Ты образумил этого идиота Лича. Если бы не ты, он, возможно, до сих пор странствовал бы со мной, как древний мореход со своим альбатросом. Так что спасибо тебе.
 — На здоровье, — кисло выдавил из себя Грофилд. Он подумал о том, что совершил ошибку в отношении Дэна, ему надо было бы держать рот на замке.
 — А кроме того, — продолжал Майерс, — я должен признаться, мне стало известно, что ты участвуешь здесь в каком-то деле. Я мог бы задействовать в нем двух хороших людей, как полагаешь?
 Грофилд подумал, что даже в качестве билетеров не задействовал бы он людей Майерса. А вслух произнес:
 — А как насчет того дела в Лос-Анджелесе? С тремя старыми воришками и их тоннелем?
 Майерс удивленно усмехнулся:
 — Неужели ты тоже на это попался? Наверное, я враль что надо: талантливее, чем сам думал о себе!
 Гарри Брок спросил:
 — Какие еще три старых жулика? Какой тоннель?
 Грофилд объяснил:
 — Последний партнер Майерса, тот, которому он перерезал горло, рассказал ему о...
 Майерс без особого нажима перебил его:
 — Достаточно, Алан! Нет никакого толку в том, чтобы рассказывать Гарри глупые истории, пытаясь вбить между нами клин. Мы — партнеры и знаем, что полезны друг другу. А еще мы знаем, что могли бы пригодиться и тебе. Расскажи нам об этом своем последнем деле. Когда вы на него пойдете?
 — Никогда, — сказал Грофилд. — Его отменили.
 — Да ну, чепуха! Ты провел здесь уже целую неделю. Ты бы этого не сделал, если бы не планировал участие в деле. Где его должны провернуть?
 Одно преимущество у Грофилда все-таки было: Майерс знал — большинство дел планируется вдали от места, где их проворачивают. Вряд ли Майерс догадается, что это дело местное, сент-луисское, и что оно уже сделано.
 «Наврать ему? Конечно! Наврать с три короба! Но не совсем уж напропалую — совсем ни к чему, чтобы у него возникли какие-то подозрения».
 Поэтому Грофилд сказал:
 — Я не могу рассказывать тебе такие вещи. У меня есть партнеры, и им это не понравится.
 — Ну, теперь у тебя на двух партнеров больше.
 — Я могу свести вас завтра, — предложил Грофилд. — Вы можете сами с ними переговорить. Но сегодня вечером мне не следует вам что-либо рассказывать.
 — С чего это нас возьмут в дело, — сказал Майерс, — если мы не будем заранее обо всем знать? Зачем делиться с нами — если возникнет альтернатива выиграть или загубить дело? Поэтому давай, Алан, выкладывай: без этого никто из нас не выйдет из этого номера. Почему бы не сделать этого прямо сейчас?
 Брок выразил предположение:
 — А может быть, планы в этом чемоданчике, который он держит в руках?
 — Нет, — сказал Майерс. — Той части плана, что касается его самого, — может быть. Но не всего плана в целом. Алан — не организатор. Кто этим командует, Алан?
 Здесь он мог сказать правду.
 — Фред Хьюз.
 — Хьюз. Я вроде такого не знаю. А Гарри?
 — И я никогда о нем не слышал.
 — Он еще водит машину.
 — Организатор и водитель? Необычно!
 Грофилд сказал:
 — Он говорит, что мы, наверное, купим грузовик у человека по имени Перджи.
 Майерс одобрительно улыбнулся:
 — В Арканзасе? Так где же тогда будет само дело? В Мемфисе? Нэшвилле?
 Гарри внезапно поднял руки и сложил ладони вместе. Стиснув правую ладонь левой, он хрустнул костяшками пальцев, одновременно прорычав:
 — Говорим только мы! Этот гусь вообще не разговаривает.
 — Подожди, он заговорит. Алан же умница, он знает, что лучше избежать насилия. Правда, Алан?
 Грофилд подумал: «Он добрался до меня через Мэри, но она звонила, значит, он точно оставил ее живой. Какой бы разгром ни был в театре, но он все-таки оставил ее в живых».
 — Итак, Алан? Мы ждем.
 — Что?
 — Пора тебе вступить в разговор. — Улыбка Майерса внезапно стала сходить на нет.
 Грофилд бросил взгляд на Гарри, лицо которого не выражало никаких эмоций. Настало время дать немного себя запугать.
 — Я могу сказать вам только, что это произойдет в Литл-Рок, — сказал он.
 — Литл-Рок... И что вы собираетесь делать в Литл-Рок?
 — Знаешь, если я не заговорю, — поступился Грофилд, — вы двое можете сегодня вечером сделать мне плохо, но что, если я все-таки заговорю? Тогда другие люди сделают мне плохо завтра.
 — Ну, сегодняшний вечер уже наступил, — утешил его Майерс. — А до завтра еще далеко. Может быть, следует беспокоиться обо всем в порядке очередности?
 Грофилд посмотрел на Гарри и покачал головой.
 — Мне это не нравится, — сказал он.
 — Тогда покончи с этим поскорее, — продолжил Майерс. — Как срывают клейкую ленту: дернул раз — и готово. Что за дело у вас в Литл-Рок?
 — Банк, — нехотя проговорил Грофилд.
 — Банк. Какой банк?
 — Первый национальный, — сказал Грофилд. Он не знал, есть ли в Литл-Рок Первый национальный банк, но в большинстве мест он существует, и если ему повезло, то Майерс не знает Литл-Рок настолько хорошо, чтобы поймать его на лжи.
 — Первый национальный, — повторил Майерс. — Давай, Алан, сам, почему я должен все время задавать тебе вопросы?
 — Ну, мы еще не до конца разработали всю операцию, — сказал Грофилд и подумал об оружии, которое всего час назад помогал выбрасывать в Миссисипи. Он никогда не носил при себе огнестрельного или какого-то иного оружия — разве только когда участвовал в деле, — и сейчас был один из тех очень редких случаев в его жизни, когда он сожалел об этом — пистолет пришелся бы весьма кстати. Майерс продолжал допрос:
 — Я не спрашиваю про операцию, я спрашиваю про банк. Это главная контора? Филиал?
 — Филиал.
 — Где?
 — Я не знаю. Где-то в пригороде. В торговом центре.
 — Как называется торговый центр?
 — Не знаю.
 — Ладно, как называется пригород?
 Грофилд понятия не имел, как называются пригороды Литл-Рок. Ему пришлось снова повторить:
 — Я не знаю.
 — Да он плюет на нас! — Голос Гарри буквально рокотал в груди. Судя по интонации, он был очень раздражен.
 — Ты тянешь канитель, Алан, — недовольно констатировал Майерс. — Ну же, скажи мне, что это за пригород Литл-Рок?
 — Да не знаю я! Никогда не обращал внимания на такие вещи, это не было для меня важно.
 — Ладно, пока опустим! Но еще вернемся к этому, Алан. Какая роль отведена тебе в деле?
 — Контролировать толпу, — сказал первое, что пришло в голову, Грофилд. — Это у меня хорошо получается. Я разговариваю с клиентами, успокаиваю их, присматриваю за ними, пока другие вычищают хранилища.
 — Вы пойдете на дело днем?
 —Да.
 —В...
 Внезапно где-то снаружи раздалась сирена, прервав их разговор, Майерс удивленно поднял брови, а потом, когда сирена стихла, ухмыльнулся:
 — Может быть, уже сегодня вечером кто-то работает в этом городе. — Он снова посерьезнел. — Вы средь бела дня устраиваете налет на торговый центр?
 — Именно так. — Грофилд от волнения слегка вспотел и чувствовал это. Он никогда не был силен в импровизации, предпочитая работать с готовым текстом. Поэтому то, что он сочинял про дело, выходило не слишком складно, звучало не особенно гладко и убедительно.
 — Значит, весь фокус, — подвел итог Майерс, — состоит в том, как оттуда смыться?.. И что это за блестящий способ смыться, Грофилд?
 Алан облизал губы, пытаясь на ходу придумать «блестящий способ смыться» после того, как средь бела дня будет ограблен банк.
 — Мы устроим пожар. В... в магазине трикотажных товаров, который находится как раз под банком.
 — Вы провернете дело, переодевшись пожарными? Это же мой трюк!
 Еще одна сирена завыла снаружи, но уже на более удаленном расстоянии. Майерс повернул голову, прислушиваясь к ней, выражение его лица становилось все задумчивей. Грофилд наблюдал за лицом Майерса, чувствуя, что происходит внутри, в его мозгу, и предвидя, что это значит, когда глаза у Майерса забегали, он посмотрел на атташе-кейс, стоявший на полу, у изножья кровати. И тогда пришло мгновенное решение: Грофилд запустил пепельницей в Брока и подушкой в Майерса, резко вскочил, подхватил атташе-кейс и побежал к двери. Но у него ушло слишком много времени на то, чтобы одной рукой открыть дверь, и оба набросились на него. Он отбивался руками и ногами, стараясь спиной вперед выскочить за дверь, зная, что теперь ставка выше, чем деньги; Майерс прикончит его за то, что он пытался наврать про Литл-Рок, в этом не было никаких сомнений.
 Майерс обеими руками обхватил атташе-кейс, а Гарри Брок пытался обеими руками обхватить Грофилда. В конце концов выбора уже не оставалось: Грофилд отпустил ручку атташе-кейса, Майерс спиной налетел на Брока, Грофилд чудом вырвал свою руку из железной хватки кисти Брока, и, пока те двое разбирались в номере, что к чему, Грофилд со всех ног уже мчался по коридору отеля.




 Часть четвертаяДвижение



 Глава 1

 Он зашел в театр в четыре часа пополудни и на секунду остановился у самых дверей, глядя на сцену поверх рядов кресел. Диван был задрапирован белой простыней. Грофилд звонил сюда накануне ночью, после того как сбежал от Майерса с Броком; разговор был коротким, никто из них не хотел много рассказывать по телефону, но из того, что сказала и не сказала Мэри, Грофилд понял, что Дэн Лич мертв. Она вот уже тридцать четыре часа жила здесь с этим мертвым телом под простыней.
 Грофилд спешил по проходу и, преодолев ступеньки, взошел на сцену. Мэри не было ни среди декораций, ни за кулисами. Грофилд не хотел произносить ее имени; он не мог объяснить, почему именно, но ему просто не хотелось выкрикивать его здесь и сейчас. Он почему-то подумал, что это может быть плохо для Мэри.
 Он застал ее в женской раздевалке, длинной узкой комнате под сценой с одной каменной стеной. Она сидела у гримерного столика, ничего не делая, и, когда он зашел сюда, их глаза встретились в зеркале, и он не увидел на ее лице вообще никакого выражения. Никогда прежде ему не приходилось видеть ее лицо настолько опустошенным, и он подумал: «Вот так она будет выглядеть в гробу». Оставшиеся метры он пробежал по комнате, чтобы рывком поставить ее на ноги и крепко обнять, будто ей сию минуту грозило замерзнуть насмерть и он должен был во что бы то ни стало поддерживать в ней тепло.
 Сначала она была неподвижной и безжизненной, потом ее стала бить безудержная дрожь, наконец она заплакала, а потом пришла в себя.
 Они провели вместе молчаливых пятнадцать минут, прежде чем заговорили. До того Грофилд издавал какие-то убаюкивающие звуки и произносил ободряющие слова, но разговора как такового не было. Теперь она сказала:
 — Я не хочу рассказывать тебе об этом. Ничего?
 — Ничего.
 Она опять сидела, а он стоял перед ней на одном колене, нежно гладя вверх-вниз ее руки, все еще так, будто старался поддерживать в ней тепло и жизнь.
 — Я хотела бы вообще никогда об этом не говорить.
 — И не нужно. Я знаю, что произошло; подробности мне не нужны.
 Она смотрела на него, и выражение лица у нее было странное: и напряженное, и какое-то саркастическое. Она переспросила:
 — Так ты знаешь, что произошло?
 Он не понял ее вопроса. Конечно, он знал. Они приехали сюда, Майерс и Брок. Они убили Дэна Лича. Они заставили Мэри рассказать им, где находится Грофилд и под каким именем. Что еще?
 Она увидела, как он изменился в лице, когда понял, что еще, и закрыла глаза. Казалось, закрылось все ее лицо: на нем снова появилось то выражение, которое он увидел, когда только-только зашел сюда. Он опять силой притянул ее к себе.
 — Ничего, — говорил он. — Ничего.

 Глава 2

 Грофилд сбросил тело в яму, поднял лопату и стал засыпать его землей. Ночь была очень темная, студеная и облачная. Но несмотря на холод, он вспотел, пока работал. Горели его глаза на возбужденном лице, пока он находился в движении, челюсти были сжаты, и работал мозг, работал без устали.
 Он кончил засыпать могилу, положил сверху куски дерна с проросшими сорняками и походил туда-сюда, притаптывая свежую землю. Потом пошел к своей машине, пятилетней «шевроле-ноува», которую купил подержанной два года назад, убрал в багажник лопату, фонарь, подстилку и поехал обратно в театр.
 Мэри расхаживала в халате и шлепанцах, готовя полуночный ужин. До этого они занимались любовью внизу, в раздевалке, неловкие друг с другом, как никогда прежде. Секс получился неуклюжим, трудно давался и не принес особого удовлетворения в обычном смысле, но после Мэри немного расслабилась и уже походила на саму себя прежнюю. А теперь, когда исчез Дэн, ей еще больше полегчало.
 Диван выглядел странно. Он снял чехлы и сжег их, но сама обивка была перепачкана кровью — Майерс снова воспользовался своим ножом, — так что Грофилд накрыл его старым синим покрывалом из кладовой, расположенной внизу. В обычных обстоятельствах они ели бы свою полуночную закуску сидя на диване, но сегодня Мэри без комментариев накрыла стол в декорациях гостиной, и Грофилд ничего не сказал по этому поводу.
 Она приготовила сандвичи и кофе, подала печенье. Они сидели за столом с прямыми спинами, поглощая пищу, и Мэри завела разговор о предстоящем сезоне. Было три или четыре актера, работавших у них в прошлом году, с которыми следовало бы снова наладить контакт: их они особенно хотели вернуть. Грофилд поддерживал разговор и изо всех сил старался сохранять нормальный голос, блестя глазами, когда взгляд падал на противоположную стену. Он думал, что ему это вполне удается, когда Мэри вдруг сказала как о чем-то само собой разумеющемся:
 — Вряд ли есть какой-то смысл упрашивать тебя, чтобы ты не пускался за ним в погоню.
 Грофилд посмотрел на нее с удивлением.
 — Я не знаю, как мне поступить, — признался он. — Но знаю, что мне не хочется оставлять тебя здесь одну.
 — Я уеду в Нью-Йорк, — сказала она. — Помнишь, Джун говорила, что мы всегда можем у нее остановиться, если будем в городе. Я отправлюсь туда и встречусь кое с кем из людей, которые пригодятся нам в этом году.
 — У нас по-прежнему нет денег, — напомнил Грофилд.
 — Ты их достанешь! — Она выпалила это не задумываясь, будто тут не было никаких вопросов.
 — Так ты не против съездить в Нью-Йорк?
 — Конечно нет... Алан?
 Он ничего не мог прочесть на ее лице.
 — Что?
 — Пожалуйста, не уезжай сегодня, — сказала она. — Пожалуйста, побудь до завтра.
 Удивленный, он понял вдруг, что судорожно перебирает в голове различные способы сказать ей, что должен ехать немедленно. Как будто и в самом деле в этом была какая-то необходимость.
 — Спешить некуда, — сказал он. Внезапно выражение его лица изменилось, он перестал сверкать глазами и улыбнулся самым естественным образом. Он дотянулся до ее руки, взял ее в свои и проговорил: — Я не уеду, пока ты не будешь к этому готова.

 Глава 3

 Грофилд вставил левую ногу в стремя и забрался в седло. Удерживая левой рукой ненатянутые поводья, посмотрел вниз, на конюха, который вывел для него эту чалую кобылу, и сказал:
 — Так ты передашь мистеру Реклоу, когда он вернется с ленча?
 Конюх, поджарый седобородый старик, считавший себя Гэбби Хейсом, кивнул с раздраженным видом:
 — Я же сказал, что передам.
 — Что ты ему скажешь?
 — Вы здесь. Ваше имя — Грофилд. Вы — друг Арни Барроу.
 — Правильно. — Грофилд окинул взглядом лесистые холмы, тянувшиеся за конюшней. — Где мне его ждать?
 — Видите вон тот вяз, в который ударила молния, на краю луга?
 — Кажется, вижу.
 — Держитесь слева от него и двигайтесь в глубь леса. Там выйдете к водопаду.
 — Отлично, — сказал Грофилд. Он поднял поводья. Конюх кивнул на кобылу:
 — Ее зовут Гвендолин.
 — Гвендолин, — повторил Грофилд.
 — Будете хорошо с ней обращаться, — сказал конюх, — и она тоже будет с вами хорошо.
 — Я это запомню. — Грофилд снова поднял поводья, слегка пришпорил кобылу, и она, изящно ступая, подошла к вывеске перед конюшней, гласившей:
 "АКАДЕМИЯ ВЕРХОВОЙ ЕЗДЫ РЕКЛОУ
 Уроки верховой езды.
 Почасовой прокат
 Лошади содержатся в конюшне"
 — Но, Гвендолин! — негромко сказал Грофилд. Он никогда прежде не говорил лошади «но», но ему нравилось это сочетание звуков.
 Лошадь оказалась более живой, чем ее имя, и понесла Грофилда по лугу быстрой рысью, двигаясь с резвостью спущенного с привязи щенка. Она доставляла Грофилду такое удовольствие, что он не сразу направился к водопаду, а пустил ее легким галопом по лесистой долине, на которой местами попадались открытые, залитые солнцем поля, поросшие буйной весенней травой. Дважды он видел вдалеке двух всадников: и тот и другой вели своих лошадей гораздо более осторожным шагом, чем он. К востоку от Миссисипи верховая езда превращалась в забытое искусство — наподобие наскальных рисунков. Неудивительно поэтому, что Реклоу приходилось изыскивать другие источники доходов, помимо тех, что приносила Академия верховой езды.
 Когда они приехали к ручью, мелководному и быстрому, с каменистым руслом, Гвендолин выказала желание попить.
 Грофилд спешился и попробовал воду сам; она оказалась такой холодной, что у него заныли зубы. Он поморщился и снова сел верхом:
 — Тебе это не пойдет на пользу, Гвендолин. Поехали дальше.
 Ручей пересекал его путь справа налево. Соответственно он повернул влево и двинулся вдоль ручья вверх по холму, позволив Гвендолин идти шагом, после того как она затратила столько усилий.
 Водопад, когда он доехал до него, оказался узким, но удивительно высоким. Ему пришлось совсем удалиться от ручья и описать приличный полукруг, чтобы въехать на вершину по склону. Проделав это, он обнаружил по обоим берегам открытую местность, покрытую глинистым сланцем; на ней никого не было видно. Он снова спешился и оставил поводья волочиться по земле, зная, что хорошо воспитанная лошадь приучена оставаться на месте, когда поводья находятся в таком положении. Он стоял в солнечном свете на желтовато-коричневом плоском камне и смотрел вниз, на долину, на зеленые заросли с вкраплениями открытых лугов. Время от времени там виднелись всадники, и здесь, на вершине, вполне можно было поверить, что двадцатого столетия никогда не было. Здесь, в Западной Пенсильвании, менее чем в пятидесяти милях от Гаррисберга, он мог стоять вот на такой возвышенности, смотреть на север и видеть в точности то же самое, что четыреста лет назад увидели бы отсюда индейцы. Ни тебе машин, ни дыма, ни городов.
 Хорошо, что он не уехал прошлой ночью. То, что он провел ночь с Мэри, успокоило его, сделало его ярость менее неистовой. В нем жила все та же решительность, но без прежней одержимости. Хорошо, что он от этого избавился, не то порывистость и нетерпеливость сделали бы его уязвимым и незащищенным.
 Водопад был громким и неутомимым, поэтому Грофилд не расслышал, как подъехал Реклоу. И повернул голову уже в тот момент, когда тот слезал с большой серой в крапинку лошади, рядом с которой Гвендолин смотрелась ослицей. Реклоу пошел уже седьмой десяток, но он был высок, худ и прям и издали сошел бы за тридцатилетнего. Лишь лицо, прорезанное морщинами, глубокими, как борозды на вспаханном поле, выдавало его. В молодости он был работником на ранчо; потом, в тридцатые и сороковые годы, каскадером и статистом в ковбойских фильмах. Он никогда не имел никаких политических взглядов, но сохранял личную преданность тем, кого считал своими друзьями; и, когда в стране наступило время черных списков, у человека с такими представлениями о дружбе, как у Реклоу, неизбежно начались неприятности. В начале пятидесятых он оставил Западное побережье, отправился на восток, в Пенсильванию, и купил эту Академию верховой езды, что давало ему заработок, но не слишком большой. Ныне Реклоу хранил верность почти исключительно своим лошадям и получал своего рода моральное удовлетворение от того, что подрабатывал на их содержание, преступая рамки закона.
 Он подошел к Грофилду, вглядываясь в него прищуренными глазами так, будто Грофилд находился по меньшей мере на расстоянии полумили отсюда, и спросил:
 — Я тебя знаю? — Он почти кричал, чтобы его услышали сквозь шум водопада.
 Грофилд ответил так же громко:
 — Однажды я был здесь с Арни Барроу.
 — У меня плохая память на лица... Да и на имена, если уж на то пошло. Как тебе понравилась Гвендолин?
 — Чудесная. — Грофилд кивнул в направлении долины. — Мы немного позабавились там.
 Реклоу криво улыбнулся на долю секунды.
 — Если ты приехал таким манером, как друг того-то и того-то, значит, тебе нужны стволы. Я продаю только легкое огнестрельное оружие и винтовки. Пулеметы и автоматы Томпсона не по моей части.
 — Я знаю. Мне нужно два пистолета.
 — Чтобы носить или чтобы держать в столе?
 — Один — чтобы носить, другой — чтобы держать в машине.
 — Чтобы показывать или чтобы пользоваться?
 — Чтобы пользоваться.
 Реклоу бросил на него короткий острый взгляд:
 — Ты говоришь это не так, как другие.
 Из-за плохой слышимости они теперь стояли очень близко друг к другу.
 Грофилд повернул голову, чтобы посмотреть на водопад, будто просил его умолкнуть на какое-то время. Снова обернувшись к Реклоу, он прокричал:
 — Не как другие? Что вы имеете в виду?
 — Люди, которые приходят ко мне, — профессионалы. Стволы нужны им для работы.
 — Я занимаюсь той же работой.
 — Но сейчас ты не работаешь.
 Грофилд пожал плечами:
 — Нет, не работаю.
 Реклоу нахмурился и покачал головой:
 — Что-то мне ничего не хочется тебе продавать.
 — Почему?
 — Профессионал не станет палить в белый свет как в копеечку. Ему нужен ствол, чтобы пустить в ход, если придется, чтобы показать, если придется. Мне не нравится, когда человек использует оружие, чтобы дать выход своей злости.
 — И все-таки я — профессионал, — настаивал Грофилд, стараясь перекричать грохот воды. С улыбкой — отголоском той, что была на лице Реклоу минуту назад, — он сказал: — Мне нужно изгнать кое-кого из наших рядов.
 Реклоу задумался над сказанным, все так же хмурясь, и наконец, пожав плечами, сказал:
 — Иди сюда.
 Грофилд прошел к тому месту, где Реклоу оставил большую серую лошадь. На нее были навьючены чересседельные сумки, в одну из которых залез Реклоу, чтобы достать три револьвера, все — короткоствольные и самовзводные.
 — Вот оружие, которое носят при себе, — сказал он. Здесь, на расстоянии от водопада, не приходилось кричать так громко. — Автоматическим оружием я не торгую. С ним слишком много хлопот, оно дает сбои. — Он присел на корточки, разложил на желтовато-коричневом камне три револьвера. — Осмотри их.
 Грофилд тоже опустился на корточки перед камнем, чтобы осмотреть стволы. Два «смит-и-вессона», а третий — кольт. Кольт — сыскной специальный, 32-го калибра, нового полицейского образца, с двухдюймовым стволом. Один из «смит-и-вессонов» — командирский специальный, 38-го калибра, другой — пятизарядный «терьер» 32-го калибра. Грофилд спросил:
 — Насколько хорош «терьер»?
 — Настолько, насколько хорош человек, который из него стреляет. Он обойдется тебе в пятьдесят долларов.
 Грофилд подержал револьвер в руке. Он был очень легкий, очень маленький. На большом расстоянии толку от него никакого, но вблизи он очень эффективен.
 — Хочешь его попробовать?
 —Да.
 Оба они стояли, Грофилд — с «терьером» в руке. Реклоу снова порылся в чересседельной сумке и извлек оттуда два патрона 32-го калибра.
 — Стреляй по тому, что в воде, — сказал он.
 — Хорошо.
 Грофилд чувствовал, что, пока он заряжал револьвер, Реклоу наблюдал за ним. Реклоу умел все обставить так, чтобы ты чувствовал себя обязанным доказать ему свою компетентность, и Грофилду оставалось только порадоваться, что он имеет дело с оружием, которым ему доводилось пользоваться и раньше. Он подошел к ручью, опустился на одно колено, огляделся по сторонам, убедившись, что за ним никто не наблюдает, а потом тщательно прицелился в белый голыш в русле ручья в стороне от водопада. Он сделал выстрел, кверху взметнулся маленький гейзер, и камушки вокруг белого голыша подскочили, вспенив воду. Это было трудно объяснить, но ему показалось, что пуля попала чуть правее того места, куда он целился. Хотя он мог быть виноват в этом и сам, нажимая на спусковой крючок, — слишком маленьким было оружие.
 Он выбрал другую мишень, на этот раз — недалеко от противоположного берега, и снова выстрелил. Он спустил курок с величайшей осторожностью и посмотрел на результат, прищурив один глаз, потом кивнул и встал на ноги. Он прошел обратно к Реклоу и сказал:
 — Его ведет вправо.
 — Намного?
 — Совсем чуть-чуть.
 — Все время?
 — Ну, я мог бы к этому приноровиться, — сказал Грофилд.
 Реклоу посмотрел недовольно:
 — Но ты хочешь, чтобы я сбавил цену?
 — Что ж, давайте посмотрим какой-нибудь еще, — предложил Грофилд. Он снова опустился на корточки и оглядел два других револьвера.
 Реклоу остался стоять, проговорив:
 — Такой «терьер», когда он новый, стоит шестьдесят пять долларов.
 — Этот — не новый, — сказал Грофилд. Он по-прежнему держал «терьер», оглядывая другие стволы, будто на время забыл про вещь, которая оказалась у него в руке.
 — Черт с ним, — кивнул Реклоу. — Я заряжу его и отдам тебе за сорок пять.
 Грофилд ухмыльнулся.
 — Тогда по рукам, — сказал он, протянув «терьер» Реклоу рукояткой вперед. Когда Реклоу взял его, Грофилд поднял два других револьвера и встал. — Эти я уберу.
 — Я сам это сделаю. — Реклоу засунул «терьер» в левый карман брюк, взял у Грофилда два других револьвера и постоял, держа их в руках. — Теперь тот, который нужен для машины. Ты хочешь такой, чтобы возить в бардачке? Может быть, тоже маленький, один из этих?
 — Нет. Я хочу держать его под приборным щитком, я хочу класть туда кобуру.
 — Не кобуру, — сказал Реклоу, — а зажим.
 — А у вас он есть?
 — Семь пятьдесят. У него есть пружина. Когда ты хочешь убрать оружие, то просто нажимаешь на него, и зажим его держит. Когда ты хочешь снова его достать, ты просовываешь под него руку, нажимаешь на рычажок большим пальцем, и оно выскакивает тебе на руку.
 — Я беру его, — сказал Грофилд. — А теперь насчет ствола, который будет там лежать.
 — Для улицы тебе нужно что-то стреляющее с большей точностью на дальнем расстоянии, — сказал Реклоу. Он убрал два отвергнутых ствола, еще немного порылся в седельной сумке, вытащил револьвер покрупнее и сказал: — Вот оно. У меня есть еще парочка с той стороны. — Он протянул револьвер Грофилду и обошел серого скакуна, чтобы посмотреть в другой седельной сумке.
 Ствол, который держал Грофилд, был «ругер» 357-го калибра. Он обладал весом и размерами надежного оружия и являл собой один из красивейших образцов современного легкого стрелкового оружия. Оглядев его, Грофилд заметил на левой стороне ствола несколько коротких царапин, все — под одним и тем же углом.
 — Вот еще два. — Реклоу, обойдя лошадь кругом, подошел с парой стволов в руках и встал, держа руки ладонями кверху, демонстрируя оружие Грофилду.
 — Только не «ругер», — сказал Грофилд. — Кто-то им что-то заколачивал. — Оружие на правой ладони Реклоу был кольт «трупер», тоже 357-го калибра, с шестидюймовым стволом. Грофилд взял его, отдал Реклоу «ругер» и осмотрел кольт. — Этот выглядит вполне прилично. А это что такое?
 Это был «смит-и-вессон», армейского образца, 45-го калибра, 1950 года. Грофилд осмотрел его, не беря в руки, и сказал:
 — Дайте мне попробовать кольт.
 — Конечно. Подержи, я достану тебе патроны.
 Грофилд ждал, держа кольт, снова и снова вертя его в руках и изучая. Когда Реклоу дал ему два обманчиво тонких патрона 357-го калибра, Грофилд сказал:
 — Этими я не хочу стрелять в воду. Я ничего не смогу разглядеть.
 Реклоу показал на другую сторону ручья, туда, где земля уходила вверх, к лесу.
 — Стреляй вон по тем камням. Я просто не хочу, чтобы ты попал в клиента в лесу.
 — Не попаду.
 Грофилд зарядил «трупер» двумя пулями, навел его на каменную складку и увидел, как осколки разлетелись именно в том месте, куда он целился. Он тут же выстрелил второй раз и точно попал туда же.
 — Этот мне подходит, — проговорил он, снова подходя к Реклоу. — Сколько вы за него хотите?
 — Семьдесят пять.
 Грофилд ухмыльнулся:
 — Вы ведь не станете перебрасывать пять долларов с «терьера» на этот, правда?
 — Его цена — семьдесят пять, — непреклонно повторил Реклоу. — Я заряжу его для тебя.
 — Хорошо.
 — Будем считать, что обойма стоит пятерку. — Грофилд отдал Реклоу «трупер». — Итого выходит ровно сотня с четвертью.
 Грофилд вытащил бумажник: он совершенно опустошил свой чулан там, в театре, чтобы оплатить эту поездку. Он отсчитал четыре двадцатки, три десятки и три пятерки. Реклоу взял деньги, сунул их в карман рубашки и сказал:
 — Покатайся тут немного. Дай мне их вычистить, зарядить и приготовить для тебя.
 — Конечно.
 Они сели на лошадей и поскакали в разные стороны: Реклоу повернул обратно к конюшням, Грофилд решил проехать еще немного вверх по ручью. На этом участке местности вода бежала по желтовато-коричневым камням, образуя небольшие заводи, но впереди было больше зелени — виднелись леса, холмы. Грофилд поскакал в этом направлении, прислушиваясь, как стучат подковы Гвендолин по каменистой поверхности. В вестернах люди скачут по такой местности, чтобы замести следы. Грофилд, повернувшись в седле, посмотрел назад и не увидел никаких отметин там, где прошла Гвендолин. Он усмехнулся на свой счет — охотник хоть куда. Только не здесь.

 Глава 4

 Женщина была мертва не меньше двух дней. Грофилд увидел ее, лежавшую ничком на полу кухни, коричневое озерцо засохшей крови образовало неровный темный нимб вокруг ее головы и, простираясь дальше, превратило в остров ножку стула; ему не потребовалось переворачивать ее, чтобы узнать, что у нее перерезано горло, что здесь побывал Майерс и что женщина эта — хозяйка дома, жена Дэна Лича.
 Он воспользовался маленькой отверткой с ячейкой в съемной головке для нескольких приспособлений — насадки «филлипс», шила и так далее, — чтобы взломать эту кухонную дверь; а теперь засунул инструмент в карман брюк и тихонько затворил дверь. На кухне стоял сладковатый запах отбросов. Грофилд переступил через ноги женщины и прошел в противоположную дверь, чтобы осмотреть остальные помещения.
 Это был маленький и аккуратный домик неподалеку от Инида, штат Оклахома, с огородом позади него, с перекупщиком сельскохозяйственного оборудования, разместившимся в постройке из бетонных блоков по соседству, и прямым плоским двухполосным бетонным шоссе штата перед ним. Грофилд звонил сюда Личу пару раз, но никогда прежде не видел этого дома. Теперь он удивлялся, насколько дом скромный и маленький, и считал, что это скорее отражало жизненные принципы миссис Лич, а не Дэна. У него сложилось впечатление, что Дэн, будучи при деньгах, любил собирать компании, но его жена, как теперь оказалось, была человеком совершенно иного типа.
 Ну, больше им компании собирать не придется, ни тому, ни другому. И наводить чистоту тоже. В доме царила почти гнетущая чистота, аккуратность и порядок, доведенные до такой степени, что тонкий слой пыли, образовавшийся после смерти женщины, стал наиболее яркой особенностью этого места просто в силу свой явной чужеродности. Кухня, гостиная, спальня, ванная, чердачная клетушка, куда вел люк в потолке спальни, недостаточно высокая, чтобы человек мог стоять там выпрямившись. Подвал, в котором едва хватало места для размещенного там инженерного оборудования.
 Происшедшее было очевидным. Майерс заявился сюда после того, как его видел Грофилд, понимая, что жена Дэна Лича через своего брата была той ниточкой, при помощи которой Дэн его отыскал, и не желая, чтобы Грофилд воспользовался той же самой ниточкой.
 Неужели, когда он отыщет брата жены, окажется, что и там Майерс побывал первым?
 За полдюжины лет работы с профессиональными ворами Грофилд встречал множество разновидностей неудачников, не сумевших реализовать себя в обществе, но никогда прежде ему не попадался кто-либо с такой готовностью убивать или настолько глубоко уверенный, что убийство — лучший способ решения любой проблемы. Сколько людей убил Майерс за свою жизнь, и как ему до сих пор удавалось обходить закон?
 И как зовут брата? Дэн познакомился с Майерсом через брата своей жены. Даже если предположить, что брат до сих пор жив, то как его зовут и как теперь Грофилду его отыскать?
 Грофилд обыскал дом. Он нашел фотографии Дэна и женщины, несомненно той, которая теперь лежала мертвой на кухне. Он нашел несколько снимков Дэна и этой женщины с другим мужчиной, и еще несколько — этой женщины с другим мужчиной, но без Дэна, и решил, что это и есть ее брат. Но без имени это лицо мало что ему говорило.
 Неужели никто из них не переписывался друг с другом? Он обыскал ящики комода и коробки на полках стенного шкафа. Никакого результата. На книжной полке, висевшей в спальне, стояло три десятка книг, все они — тома «Читательского дайджеста» с кратким пересказом литературных произведений; он перетряс их, один за другим, найдя по ходу дела сбережения Дэна, сделанные на черный день: десять купюр по сто долларов выпорхнули из двух книг, по пять из каждой. Ни имен, ни адресов. Грофилд засунул тысячу долларов к себе в бумажник и вышел из спальни.
 Единственный телефон в доме стоял в гостиной поверх адресного справочника Инида на приставном столике за диваном. Однако ни на обложке справочника, ни внутри него не было никаких записей; в приставном столике не лежало ничего, кроме фишек для покера и игральных карт. Нигде поблизости не удалось обнаружить никакой записной книжки с адресами и телефонными номерами.
 Через некоторое время Грофилду пришлось признаться самому себе, что он только напрасно теряет время — дом обчистили. Женщина, которая хозяйничала в таком доме, маленьком, аккуратном, где все стоит на своих местах, наверняка аккуратно хранила адреса и телефонные номера в блокноте где-то рядом с телефоном. Более того, где-то в доме наверняка хранился список людей, которым она посылала на Рождество поздравительные открытки, и, как догадывался Грофилд, была из тех людей, которые хранят все письма друзей и родственников, когда-либо полученные ими. То, что все это бесследно исчезло, наводило на мысль, что Майерс заставил женщину собственноручно собрать письма, записные книжки и тому подобное, прежде чем ее убить.
 А это означало, что нужно было действовать по-другому, нужно искать другой след. Но как поступить с домом и с телом? Следы пребывания самого Грофилда невозможно было уничтожить до конца, так что об этом тоже следовало позаботиться. К тому же ради общего блага всех тех, с кем Дэн работал последние несколько лет, лучше всего скрыть, по возможности, сам факт этого убийства. Когда полиция по каким бы то ни было причинам начинает интересоваться семьей человека, занятого таким ремеслом, это всегда опасно. Расследование убийства здесь, учитывая, что от жены Дэна перейдут к поиску самого Дэна и изучению его бывших подельников, создаст трудности на протяжении всей этой цепочки.
 Грофилд пришел сюда в середине дня, давным-давно усвоив, что самое безопасное всегда вламываться в частные дома в дневное время, потому что случайные свидетели, как правило, считают: то, что совершается открыто, средь бела дня, непременно имеет под собой законные основания. Теперь у него оставалось впереди около двух часов светлого времени.
 Для начала ему пришлось снова вернуться на кухню. Его коробило от того обстоятельства, что там, уткнувшись лицом в озерцо засохшей крови, лежит женщина, и он изо всех сил избегал на нее смотреть. Из-за ее руки он смог лишь приоткрыть дверь погреба, по правде говоря, он мог и убрать мешающую ему руку с дороги и открыть дверь пошире, но предпочел не прикасаться к умершей и воспользоваться узкой щелью.
 Погреб напоминал внутренности каменной подводной лодки — маленький, узкий, с низким потолком и напичканный промасленными механизмами. А также с полками над раковиной, уставленными разными бутылками, коробками и жестяными банками. Грофилд просмотрел их и наткнулся на полдюжины этикеток, гласивших, что содержимое огнеопасно — скипидар, растворитель краски, пятновыводитель. Он отнес все это наверх, оставив дверь на кухню открытой, после того как проскользнул внутрь. Поставив банки на кухонный стол, он прошел с прямоугольной канистрой емкостью в одну кварту по остальным помещениям, распахнув настежь все окна и удостоверившись, что двери комнат открыты. Потом, проливая скипидар тонкой струйкой, провел след от лужицы посреди кровати вниз, через спальню, широкой дугой через гостиную в кухню. Теперь вращающаяся дверь тоже должна была оставаться открытой.
 Он сбросил пустую банку из-под скипидара вниз по ступенькам погреба, потом открыл банку с растворителем краски и вылил все содержимое на мертвое тело. Керосин, пятновыводитель — все было вылито и разбрызгано, а емкости сброшены вниз по ступенькам погреба.
 Теперь прежний сладковатый тошнотворный дух улетучился с кухни, забитый более резкими запахами разлитых им веществ. Избегая по возможности смотреть прямо на убитую, — тело казалось ему то огромным, то совсем маленьким, — Грофилд сдвинул вокруг него деревянные кухонные стулья, а потом попятился к входной двери. Отворил ее, осторожно выглянул на соседский задний двор, низкую проволочную ограду, поле за ней. Ни один человек не попался ему на глаза. Он кивнул самому себе, отвернулся и прошел к плите, газовой, беззапального типа, зажигавшейся от спичек. На стене висел контейнер с деревянными спичками, украшенный видами Швейцарии. Грофилд снял его, взял одну спичку и рассыпал остальные по полу. Он включил одну из газовых конфорок плиты, не зажигая ее, и, пятясь, пересек кухню, прислушиваясь к ее шипению. Он знал, что одной включенной конфорки достаточно, чтобы вызвать взрыв, и что, если плита не будет полностью уничтожена, какой-нибудь проницательный следователь может обнаружить, что включена была не одна конфорка.
 Он снова открыл дверь черного хода, и оказалось, что мир снаружи все так же безлюден. Стоя на пороге чуть приоткрытой двери, он снова повернулся лицом к комнате, зажег спичку о стену возле двери, подержал ее горящим концом вниз, пока она не занялась вовсю, а потом легким движением бросил ею в мертвую женщину.
 Она не долетела туда, упав на один из мокрых следов на полу. Раздалось едва слышное «пам!», и желтоватые огоньки, почти невидимые, запрыгали вдоль следов, словно призраки карликовых скакунов.
 Грофилд вышел, притворил за собой дверь. Он потрусил по ухоженному дворику, перепрыгнул через низкую ограду, забежал за угол задней стены агентства, торговавшего сельскохозяйственным оборудованием, уходя тем же путем, которым пришел. Его машина стояла на полмили дальше, у дороги, на стоянке закусочной. Он добрался туда без приключений, сел в нее и уехал. То, что он ехал в своей собственной машине, подержанном «шевроле-ноува», свидетельствовало, насколько личным, не связанным с работой делом он считал то, чем занимался.
 Он покружил по окрестностям, а полчаса спустя не вытерпел и поехал обратно — посмотреть, получилось у него или нет. Иногда пожар вспыхивает не так легко, как хотелось бы.
 Полицейский из подразделения штата стоял на дороге в четверти мили от дома, направляя транспортный поток по запасной дороге, в объезд. Грофилд остановился, высунул голову наружу и спросил:
 — Что стряслось, начальник?
 — Проезжай мимо, — сказал полицейский.
 — Хорошо, сэр, — сказал Грофилд и повернул следом за другим транспортом, пущенным окольным путем. Смотреть на дом ему было вовсе не обязательно.

 Глава 5

 Грофилд съехал с дороги и остановился за тягачом с прицепом. Когда он вылез и, обогнув грузовик, прошел к телефонным будкам, стоявших в ряд возле дороги, на глаза ему попалась надпись на дверце кабины грузовика: «УНИВЕРСАЛЬНЫЙ МЕХОВОЙ СКЛАД, 210-16 Пайн-стрит. Телефон 378-9825». Почему это было так знакомо? Потом он вспомнил грузовик, задействованный для дела в Сент-Луисе, тот, который Хьюз купил у Перджи. Это была та же самая компания!
 Тот же самый грузовик? Нет, этот был поновее, то есть кабина была поновее. Грофилд покачал головой и прошел к будкам.
 Водитель грузовика стоял в первой из четырех будок и орал как оглашенный. Грофилд не мог разобрать слов через закрытые стеклянные двери, но по какому бы поводу ни буйствовал водитель грузовика, он был просто вне себя. Крича, он сжимал в руке свою кепку и размахивал ею над головой, стесненный в движениях обступавшими его стеклянными стенками будки.
 Грофилд прошел к последней будке с другого края и вошел внутрь, держа дверь открытой, пока набирал номер. Это был его седьмой и последний звонок, все они были сделаны из разных телефонных будок.
 Он набрал 207 — районный код штата Мэн, а потом номер. Оператор вышел на связь и запросил доллар семьдесят за первые три минуты. Правый карман пиджака Грофилда оттягивала мелочь; он вытаскивал монету за монетой и бросал до тех пор, пока не набралось на доллар семьдесят.
 — Вот.
 — Спасибо, сэр.
 Дальше долго ничего не было слышно, потом раздался щелчок, потом опять ничего не было, потом раздался громкий щелчок, потом гудки, и наконец женский голос произнес:
 — Закусочная «Нью-Электрик».
 — Будьте любезны Генди Мак-Кея.
 — Подождите минутку.
 — Хорошо.
 Когда подошел Мак-Кей, Грофилд сказал:
 — Это Алан Грофилд. Я пару раз встречал вас с Паркером, и вы передавали ему сообщения.
 — Я вас помню, — ответил Мак-Кей. — Вы снова хотите передать сообщение?
 — Нет. На этот раз я ищу другого человека. Он занимается тем же ремеслом, что и я, но никаких общих друзей у нас нет. Я надеялся, что кто-то из моих знакомых знает, как я могу с ним связаться.
 — В последнее время я, можно сказать, ни с кем не поддерживаю контактов, — вздохнул Мак-Кей. — Кроме Паркера. Как зовут вашего человека?
 — Майерс. Эндрю Майерс. Мне говорили, он выполнял кое-какую работу в Техасе.
 — Я его не знаю. Извините.
 — В последнюю неделю или около того он разъезжает с человеком по имени Гарри Брок. Большой сильный человек, не слишком сообразительный.
 — Его я тоже не знаю. Но мог бы поспрашивать для вас.
 — Я был бы вам очень признателен.
 — Где вас можно найти?
 — Мотель «Генриетта», Уичито-Фолс, Техас. Код района — 817, телефонный ном...
 — Погодите, не так быстро.
 Грофилд повторил все помедленнее, а потом сказал:
 — Я пробуду там лишь до завтрашнего дня.
 — Я передам, — пообещал Генди Мак-Кей. Грофилд повесил трубку и выждал в будке несколько секунд, раздумывая, не позвонить ли Мэри. Но пока ему нечего было ей сказать, а она знала: не следует ожидать, что он станет созваниваться с ней каждый день, как продавец запчастей на дороге, так что он вышел из будки, обогнул грузовик и отправился обратно к своему «шевроле». Водитель грузовика все еще стоял в другой будке, но больше не орал. Его рука, сжимавшая кепку, висела вдоль туловища, и теперь он был изощренно язвителен, улыбаясь, скаля зубы при разговоре, словно готов был перекусить телефонную трубку пополам. «Вот была бы потеха, — подумал Грофилд, — пока парень говорит по телефону, угнать его грузовик, отправиться на нем в Арканзас и загнать его Перджи». Ухмыляясь, он залез в «шевроле» и уехал прочь.

 Глава 6

 Грофилд сидел нагишом на кровати в номере мотеля, почитывая биографию Дэйвидо Гаррика [4] , взятую в местной библиотеке. Было за полночь, никто не позвонил ему, и он дошел до того места, где доктор Самюэль Джонсон описывал актера "как человека, который хватается за шишку у себя на спине и шишку у себя на ноге и кричит: «Я Ричард Третий», когда зазвонил телефон.
 Ему очень не хотелось откладывать книгу, по крайней мере, до тех пор, пока не выяснится, поставили ли Джонсона на место, но выбора не было. Заложив это место пачкой спичек с фирменным знаком отеля, Грофилд отложил книгу, дотянулся до телефона и сказал:
 — Алло?
 Голос был мужской, негромкий, гнусавый и сдержанный.
 — Это некто по имени Алан Грофилд?
 — Это тот самый некто, — ответил Грофилд.
 — Что?
 — Да, это я, — перевел Грофилд.
 — Вы разыскиваете моего друга Гарри Брока?
 — В некотором роде, — сказал Грофилд.
 — У вас есть на него зуб?
 — Нет.
 — Вы уверены?
 Грофилд сказал:
 — У меня есть зуб на человека по имени Эндрю Майерс. Думаю, Гарри Брок сможет сказать мне, где тот находится.
 — Наверняка сможет, — сказал голос. — В настоящий момент он вместе с ним. Я как раз пару дней назад повстречался с этим Майерсом. Он — сумасшедший.
 — Именно так. Где вы его повстречали?
 — В Вегасе.
 — Ах, вот оно как!
 — Но они уже уехали оттуда, — сообщил голос. Грофилд имел обыкновение мысленно представлять облик людей по их голосам; в его воображении этот выглядел похожим на говорящую крысу. Грофилд спросил:
 — Вы знаете, куда они поехали?
 — Конечно, знаю. Но мне не слишком хочется распространяться об этом по телефону.
 — Откуда вы звоните?
 — Из Сан-Франциско.
 — Тогда я не думаю, что смогу подъехать к вам собственной персоной, чтобы вы рассказали лично мне.
 — Лично я ничего не имею против Майерса, — сказал голос. — Не считая того обстоятельства, что он ненормальный, на что каждый имеет право, как мне представляется. И мне бы не хотелось сорвать им операцию.
 — Он готовится к делу, да?
 — Он хотел, чтобы и я в нем участвовал. Но мне оно показалось слишком уж диковатым.
 — Что это было?
 — Я же говорю, мне бы не хотелось испортить дело. Есть он, есть люди, которых он привлек...
 — Ладно, подожду, пока он закончит его. Обещаю вам. — Грофилд подумал, что, если Майерс что-то затевает, в любом случае будет лучше подождать, пока он провернет это дело, и накрыть его, когда он разживется деньгами. Конечно, месть будет сладка, но, помимо этого, он собирался вытребовать назад свои деньги: ему предстояло открывать театр. Обладатель крысиного голоса замялся, проговорив:
 — Ну, я не знаю...
 — А я не знаю, кто передал вам сообщение, — сказал Грофилд, — о том, что я разыскиваю Брока и Майерса. Но наверняка вам что-то про меня рассказали.
 — Само собой рассказали.
 — Насчет того, можно ли на меня положиться?
 — Да, они упомянули кое-что, относящееся к этой теме.
 — Так вот, я сказал вам, что у меня зуб не на Брока и я не стану ничего предпринимать, пока они не закончат то, чем занимаются. — Разводить околичности бывает порой хуже горькой редьки, но когда подслушивание с помощью «жучков» соревнуется с пасьянсом за место самого популярного национального домашнего одиночного вида спорта, это необходимость — никогда не быть чрезмерно точным в отношении того, что ты хотел сказать.
 Обладатель крысиного голоса с сомнением проговорил:
 — Да, пожалуй, если уж я позвонил вам, то могу довести дело до конца.
 — Вот это разумно, — согласился Грофилд.
 — Есть такой маленький городок в северной части штата Нью-Йорк...
 — Боже мой! — восхитился Грофилд. — Пивоварня?
 — Так вы знаете про это?
 — Вот так же я и повстречался с ним. Много недель назад. Он все еще носится с этой идеей?
 — Я тоже от нее не в восторге, — серьезно произнес обладатель крысиного голоса. — И скажу вам правду о себе: я, наверное, не такой опытный, как вы. Мне, знаете ли, не хочется распространяться по телефону о своей квалификации, но по сравнению с некоторыми из вас я — просто мелкая рыбешка. Так что не думаю, что мое отношение и мое мнение могут что-то значить. Но я подумал, что это было несколько...
 Грофилд выдержал довольно длинную паузу, а потом подсказал:
 — Безрассудно.
 — Да, — произнес крысиный голос с облегчением. — Это вполне подходящее слово. Именно безрассудно. Вот почему я решил, что мне лучше остаться в стороне от всего этого.
 — Но некоторые другие остались в деле?
 — Конечно.
 — А они тоже, ну, как вы выразились... мелкие рыбешки?
 — Наверняка. Все кроме Гарри. И Майерса. — И к этому времени они уже покинули Вегас, чтобы отправиться туда?..
 — Именно так.
 — Когда они собираются это завершить, вы не знаете?
 — Совсем скоро. Точно не знаю.
 — Ну что же, спасибо и на этом, — поблагодарил Грофилд. — Может быть, вы и не слишком опытный, но чутье у вас хорошее. От этого его дела нужно бежать как от огня.
 — Я это сообразил. Вы знаете название городка?
 — Конечно, знаю, — сказал Грофилд. — Еще раз спасибо.
 — Не за что.
 Грофилд повесил трубку и с секунду просидел у телефона, улыбаясь.
 — Я это знаю, — сказал он. Он напрочь позабыл о биографии Дэйвида Гаррика.
 «Монеквос, Нью-Йорк», — сказал он, вставая с кровати и начав одеваться.




 Часть пятаяМонеквос, штат Нью-Йорк



 Глава 1

 В Монеквосе шел дождь. Грофилд сидел, пригнувшись, за баранкой своего «шевроле-ноува» и думал о тепле и солнечном свете. И о Мэри. И о театре. И о деньгах. И о Майерсе. И об этой проклятой пивоварне на другой стороне улицы.
 Когда стекла были подняты, они запотевали. Когда были опущены, в салон врывался холодный ветер. Грофилд пошел на компромисс — оставил щелку с другой стороны, там, где было место для пассажира. То сиденье намокало, стекла с этой стороны машины не мутнели от пара — правда, на них попадали дождевые капли и струйки воды, — а ветровое стекло и боковые стекла с дальней от Грофилда стороны потели.
 Так же как и сам Грофилд. Дело происходило в среду, а он помнил из инструктажа Майерса там, в Лос-Анджелесе, несколько недель назад, что пятница здесь — день зарплаты. А это означало, что Майерс, скорее всего, устроит налет завтра, или ему придется отложить дело до следующей недели. Если он действительно здесь.
 А если он действительно здесь, то где его черти носят? Можно рассматривать фотографии, карты и схемы, весь этот занимавший целый чемодан материал для контрразведки, который ему нравилось таскать с собой, лишь до определенного момента, а после этого определенного момента нужно пойти и самому постоять перед помещением, которое ты собираешься ограбить, и посмотреть на него. Рано или поздно на него придется посмотреть.
 Так где же они? Грофилд воспользовался рукавом, чтобы в двадцатый раз протереть запотевшее боковое стекло, и посмотрел на противоположную сторону вымощенной булыжником улицы, на высокую кирпичную стену, огораживающую здание пивоварни. Там были ворота, а у тех ворот — два вооруженных частных охранника в серой униформе, исполненные того рода рвения, которое могло объясняться только тем, что их работодатель — параноик. Они проверяли удостоверения личности у каждого водителя и каждого пешехода, входившего или выходившего в те ворота. У каждого! Под дождем! Включая, черт возьми, водителей их собственных грузовиков доставки. Под дождем!
 Это было частью плана Майерса — то, что банда проникнет за эти ворота в пожарной машине, среагировав на взрыв с возгоранием, который Майерс предварительно устроит внутри здания. Майерс исходил из предположения, что стражи на воротах не станут проверять документы у пожарных, среагировавших на огонь, но теперь, увидев этих охранников у ворот в действии, Грофилд уже не был настолько уверен в его правоте. А даже если он и прав, то что будет с этим заранее запланированным пожаром? Зажигательную бомбу с часовым механизмом легко было бы приготовить и легко спрятать где-нибудь в здании накануне. Но как именно Майерс собирается проникнуть туда и спрятать ее? Он не может дважды провернуть трюк с пожарной машиной — это просто не сработает. Так что ему придется делать что-то другое. Кроме того, ему или кому-нибудь из членов банды, которую он сколотил, придется прийти сюда и посмотреть на здание. Обязательно придется! Так где же они? Где?
 Он едва не проморгал их из-за дождя. Не высуни Гарри Брок голову в шоферской кепке из водительского окна «роллс-ройса», чтобы сказать что-то охранникам у ворот, Грофилд вообще бы его не разглядел. «Роллс-ройс» с водителем подкатил по мощенной булыжником улице и вырулил к воротам. Грофилд заметил шофера за баранкой и неясную фигуру на заднем сиденье и принял как нечто само собой разумеющееся, что перед ним тот самый параноик, который всем этим командует. Но потом, когда «роллс-ройс» остановил свой ход и Гарри Брок высунул под дождь голову в шоферской кепке, чтобы что-то сказать охраннику, Грофилд внезапно встрепенулся.
 Выходит, на заднем сиденье сидит Майерс, ведь так? В чем этому ублюдку не откажешь, так это в дерзости. Майерс — не из тех, кто возьмет коробку для завтрака и, сгорбившись, попытается прошмыгнуть мимо охраны, выдавая себя за рабочего; нет, его стиль — появиться в «роллс-ройсе».
 Какую бы историю Майерс ни выдумал с этим «роллс-ройсом», она вышла достаточно складной и убедительной, чтобы его впустили. Грофилд видел, как разговаривает охранник с Гарри Броком, видел, как охранник на минуту зашел в контору, видел, как он снова вышел под дождь и помахал Гарри Броку, чтобы тот проезжал. И «роллс-ройс» исчез за воротами.
 Грофилд, сидя в ожидании того, когда Майерс выедет обратно, размышлял над одной старой историей, которую однажды слышал. Была такая большая фабрика, на которой производили много разной продукции, и каждый день один рабочий выходил из главных ворот, толкая тачку, полную земли. Охранник у ворот был уверен, что рабочий что-то ворует, и он снова и снова искал это «что-то» в земле, но так ничего и не нашел. Однажды, через двадцать лет, охранник остановил рабочего и сказал:
 — Завтра я ухожу на пенсию, это мой последний день. Я не могу уйти с работы, не узнав, чем ты промышляешь. Я тебя не заложу, но ты должен мне все сказать. Что ты воровал?
 Рабочий ответил:
 — Тачки.
 Майерс и Брок вот уже почти час находились внутри территории, и, когда они наконец уехали, ничего страшного не произошло. Грофилд завел «шевроле» и двинулся следом. Из-за дождя ему приходилось держаться довольно близко, но он не думал, что это создаст ему какие-то проблемы. Он был уверен, что Майерс чувствует себя в безопасности и весьма доволен собой. Он обрезал ниточку, которую разматывал Дэн Лич, и, должно быть, считал, что у него еще есть время, чтобы провернуть эту операцию и сорвать куш. Грофилд поспел сюда вовремя лишь благодаря удачному стечению обстоятельств. Для этого потребовалось, чтобы Майерс продолжал проталкивать свой план даже после того, как подавляющее число профессионалов заявило ему, что план его никуда не годится. И еще — чтобы Майерс подгреб все остатки, подбирая команду, которая пойдет с ним на это дело, и даже после этого у кого-то хватило ума выйти из игры. И еще потребовалось, чтобы кто-то знал кого-то, кто знал Грофилда, и захотел с ним разговаривать по причине дружеских отношений, существующих посреди этой цепочки.
 «Роллс-ройс» свернул за квартал от пивоварни, направляясь в городской центр. Монеквос был старым городком с индейским названием, всего в нескольких милях от канадской границы. Его строили на нескольких маленьких, но крутых холмах, а также вокруг них, и даже главная улица в деловой части города шла круто в гору. Не было улиц шире двух полос, плюс полосы для парковки, и результатом всего этого стала постоянная в дневное время пробка в деловой части города. Здания вдоль главной улицы были кирпичные или каменные, старые, мрачные и уродливые, а дома вокруг них — по большей части обшитые вагонкой, бедные, но аккуратные. Монеквос был тихой заводью, без каких бы то ни было сквозных маршрутов, и чужаков обычно примечали, что было явным изъяном майерсовского трюка с «роллс-ройсом». Это была неудачная затея — привлечь к себе внимание в местности, где ты собираешься провернуть дело. Накануне ночью Грофилд украл пару нью-йоркских автомобильных номеров, чтобы поставить на «шевроле» вместо оформленных по закону номеров штата Индиана, которые обычно на нем стояли. Нью-йоркские номера были разными — Грофилд снял их с двух разных машин, — но оба начинались с четверки, за которыми следовали еще четыре цифры; вероятность того, что кто-нибудь заметит несоответствие, была очень мала, преимущество же заключалось в том, что, скорее всего, о краже ни того, ни другого номера не было заявлено. Когда с машины сняты оба номера, владелец наверняка знает, что его ограбили, но когда пропал один, он, как правило, считает, что тот просто отлетел. Он сообщит о потере в департамент автомобильного транспорта, но заявлять о краже в полицию не станет.
 Теперь «роллс-ройс» поехал прямиком на Клинтон-стрит, в главный торговый район города, где машинам то и дело приходилось останавливаться, и на то, чтобы проехать один квартал, могло уйти пять минут или больше. Грофилд держал дистанцию в три машины, хранил терпение и напевал мотивчики в ритме «дворников» на ветровом стекле.
 Отель «Колониал» находился на главной улице, там и остановился «роллс-ройс». Майерс вышел из него, в черном плаще и черной шляпе, и торопливо прошмыгнул в отель по залитому дождем тротуару. «Роллс-ройс» поехал дальше.
 Неужели Майерс остановился в местном отеле? Просто невероятно — сколько ошибок совершил этот человек! Грофилд вспомнил, как Майерс утверждал, будто он уладил дело с местной братвой — еще одна странная идея, — и спросил себя: уж не думает ли Майерс, что тем самым он застраховал себя от проводимых по общепринятым правилам полицейских мероприятий? Сейчас он предпочел бы остаться с Майерсом, понаблюдать за отелем и выяснить, что тот станет делать дальше, но на этой многолюдной, заливаемой дождем улице машина была совсем не к месту. Лишенный в данном случае какого бы то ни было выбора, он снова поехал следом за «роллс-ройсом». У него ушло еще четверть часа на то, чтобы выбраться из деловой части города, — это было все равно что вырваться из объятий осьминога, — а потом «роллс-ройс» свернул на узкую щебеночно-асфальтовую дорогу без номера, по которой они быстро выбрались из города и из транспортного потока. Грофилд все больше отставал, надеясь, что из-за дождя Броку будет не слишком хорошо видно в зеркало заднего обзора. Он знал, что Брок поглупее Майерса, но подозревал, что из них двоих Брок в большей степени профессионал. Именно Броку могло прийти в голову проверить — нет ли за ним «хвоста».
 Грофилд не был уверен, но у него было такое чувство, что сейчас они едут на север. Если так, то они на пути в Канаду, которая находилась всего в трех милях к северу от города.
 Они проехали семь миль, еще раз свернув вправо после четвертой на еще более узкую дорогу; теперь на их пути в основном были леса с попадавшимися иногда прямоугольниками открытых сельскохозяйственных полей и еще более редкими зданиями. Не попадались ни рекламные щиты, ни дорожные указатели. Невозможно было определить, в каких они краях.
 Кроме машины Грофилда и «роллс-ройса», других машин не было видно, и Грофилд держался теперь так далеко, что местами вообще не видел «роллс-ройса». Он достигал вершины подъема, выскакивал на другом конце поворота и успевал мельком увидеть впереди «роллс-ройс». Но в данный момент увидеть мельком — это все, что ему было нужно.
 В результате он едва не пропустил поворот. Преодолев его, он увидел впереди ферму, тянувшуюся вдоль дороги. Дом по левую сторону сгорел, наверное, некоторое время назад, обуглившиеся балки торчали под дождем, заброшенные и жалкие. У амбара по правую сторону провисла крыша и отсутствовала часть обшивки, но по большей части он по-прежнему сохранялся как единое целое. Земляная колея уводила с дороги через брешь в обваливающемся заборе к широкому входу в амбар без двери, и сейчас только зажженные габаритные задние огни, поскольку Брок держал ногу на тормозе, привлекали внимание Грофилда. Он мельком успел заметить две красные точки в темноте амбара и быстро прибавил газ, чтобы окончательно убедиться, что там внутри — Брок. Он преодолел подъем, увидел, что впереди, на протяжении полумили, дорога петляет и изворачивается по долине и на ней нет никакого транспорта.
 Отлично. Невидимый из амбара, Грофилд развернул «шевроле» и поехал обратно. На подъеме он увидел амбар, на этот раз слева от него, с бежевым багажником автомобиля, теперь торчащим из входа. Но ведь «роллс-ройс»-то был черным.
 Грофилд сбавил скорость, когда проезжал мимо амбара, всматриваясь в него сквозь дождь. Дверца водителя бежевой машины оставалась открытой, а за рулем никого не было. Это означало, что Брок находился внутри, разворачивая «роллс-ройс» и убирая другую машину с дороги.
 У Грофилда теперь не было ни малейшего сомнения в том, что Брок снова отправляется в Монеквос. Он ехал медленно, посматривая в зеркало заднего обзора, и внезапно бежевая машина снова попала в поле его зрения. Грофилд чуть отпустил акселератор, еще больше сбавив скорость, и бежевая машина промчалась мимо него, накрыв переднее стекло изогнутым водяным шлейфом.
 Это был «бьюик». С квебекскими номерами. Брок сидел за рулем и был один в машине.
 Грофилд дал ему скрыться из виду и не догонял его до самого поворота на дорогу, ведущую в город. На этой дороге время от времени попадались автомобили и молочные фургоны; Грофилду пришлось объехать три машины, прежде чем он снова увидел, что впереди едет «бьюик».
 И надо же — он снова поехал в деловую часть города: не иначе как у Майерса впереди был вагон времени.
 Майерс был не один. Когда они оказались напротив отеля, тот вышел еще с двумя людьми, они втроем торопливо перешли улицу и сели в «бьюик». Грофилд, державшийся за четыре машины от них, был совершенно уверен, что из этих двоих ему не знаком ни один, ни другой.
 «Бьюик» продолжал двигаться по маршруту «роллс-ройса» в обратную сторону — из деловой части в сторону окраин и снова мимо пивоварни. Проезжая мимо пивоварни, он настолько сбавил скорость, что «мустанг» позади него гневно загудел; Грофилд полагал, что этим двоим место показывали впервые. Теперь они ехали из города в южном направлении, Грофилд опять отставал все больше и больше, по мере того как транспортный поток ослабевал, а через три мили «бьюик» свернул вправо, на грунтовую дорогу, которая, изгибаясь, уходила к какому-то лесу. Грофилд, медленно продвигаясь по щебенчато-асфальтовому покрытию, видел, как подскакивает «бьюик» на земляных колеях, и понимал, что вряд ли сможет последовать за ними туда и остаться незамеченным. Во всяком случае, в дневное время.
 Он двинулся дальше, и, когда вписывался в поворот, «бьюик» доехал до деревьев и исчез.

 Глава 2

 Два часа ночи. Проливной дождь. Тьма кромешная. Включив парковочные огни, Грофилд со скоростью пять миль ехал по грунтовой дороге к деревьям. «Дворники» на ветровом стекле, сновавшие туда-сюда на предельной скорости, не поспевали за дождем.
 Если и завтра будет лить такой же, Майерсу придется отказаться от своего дела. В Монеквосе не случится никакого пожара, сколько бы Майерс ни подложил бомб. Грофилд, до известной степени желавший Майерсу удачи, послушал в одиннадцать часов местные новости, в которых сообщалось, что дождь прекратится в течение ночи, а завтра будут облачность и похолодание.
 Он доехал до лесной опушки и остановился. Развернуть машину в темноте на этой узкой грунтовой дороге — дело непростое. Ему не хотелось увязнуть в грязи на полпути — а то утром, когда ребята оправятся на дело, может случиться неловкий момент.
 В конце концов, Грофилд развернул «шевроле», положил в карман ключи и с большой неохотой выбрался из машины. В этот день он сделал кое-какие покупки в забитой народом деловой части Монеквоса, приобрел резиновые сапоги до колена, непромокаемые охотничьи штаны, доходившую до пояса непромокаемую охотничью куртку с капюшоном и некоторые другие вещи, которые могли понадобиться ему чуть позднее. Теперь, стоя возле машины под проливным дождем, он чувствовал, что должен смахивать на Ужасного Снежного Человека. Или, судя по желтовато-коричневой расцветке, которая преобладала в его нынешнем одеянии, скорее на Ужасного Грязевого Человека.
 У куртки спереди была патронная сумка. Сейчас он засунул туда руки, ощупывая маленький «смит-и-вессон», «терьер» и карманный фонарик. Не вынимая из сумки правую руку, сомкнув пальцы на ручке револьвера, он вытащил левую с маленьким фонариком, включил его и побрел по едва заметной грунтовой дороге.
 Под деревьями дождь лил не так сильно, но и здесь влаги было предостаточно. Лицо и левую руку Грофилда нещадно заливало, и, как бы старательно он ни застегивался, одна-другая струйка дождя просачивалась ему за воротник и стекала вниз под защищавшую его одежду. Испытывая все больше раздражение, он упорно шагал вперед.
 И уже преодолел пешком около полумили, прежде чем вышел к дому. Дом был, на удивление, большой, двухэтажный, обшитый белой вагонкой и без каких бы то ни было признаков заброшенности. Майерс арендовал укрытие?
 Или его «местечко» прячется где-то дальше? Если в этом доме сейчас живут люди и Майерс не имеет к нему никакого отношения, весьма вероятно, что среди его обитателей есть собака. Так заведено в большинстве домов, стоящих на отшибе. Чувствуя, как из-за этой воображаемой собаки по телу его пробегают мурашки, Грофилд медленно, крадучись обошел вокруг дома, стараясь определить по каким-нибудь признакам, кто здесь живет и живут ли тут вообще.
 За домом стоял амбар, а в амбаре — блестящая красная пожарная машина. Грофилд осветил ее фонариком и улыбнулся.

 Глава 3

 Правой рукой Грофилд зажал рот спящего человека, а левой — обхватил его за шею. Спавший проснулся, засучив руками и ногами под покрывалами, сбрасывая с кровати в разные стороны одеяла и простыни. Но крики в его горле превращались в приглушенное бульканье, и, как он ни бился, звуки были только шуршащие и скребущие — недостаточно, чтобы их услышали через закрытую дверь в коридоре или в одной из комнат, в которых спали остальные.
 В доме было шесть человек, столько же, сколько и в банде, которую пытался сколотить Манере, когда Грофилд впервые с ним повстречался. Все они спали, разместившись в четырех спальнях на втором этаже. У Майерса и у этого были отдельные комнаты; остальные четверо спали по двое. Вот почему выбор пал на этого: он спал один. Храп, заглушивший приближение Грофилда, объяснял почему.
 Грофилд стоял на одной ноге, опершись всем весом на руки, — ту, что зажимала рот бьющегося человека, и ту, которая сдавливала его горло. Он знал, что на это потребуется довольно долгое время, что, когда перекрыт доступ воздуха, бессознательное состояние наступает далеко не сразу, но человек сам содействовал этому процессу тем, что так яростно метался, расходуя на это все силы своего организма.
 Грофилд вошел в дверь с черного хода — Майерс даже не удосужился ее запереть. Не то чтобы замок остановил бы Грофилда, но беспечность Майерса снова и снова словно становилась для Грофилда откровением. В ней заключалась сила этого человека, равно как и его слабость; она делала его дерзким и удачливым и в то же самое время — опасным для окружающих, а в конечном счете, при минимальном содействии со стороны Грофилда, опасным даже для самого себя.
 Разум просыпается медленнее, чем тело. К тому времени, когда человек на кровати додумался атаковать руки, прижимающие его книзу и перекрывающие ему доступ воздуха, у него осталось очень мало времени, сил и понимания. Он царапал руки Грофилда в перчатках, дергал его за рукава, тщетно пытаясь дотянуться до его лица. Его руки цепенели на глазах, а вытянутые кверху пальцы двигались все медленнее, до тех пор, пока не стало казаться, что он изображает некое колеблющееся подводное растение, а его ноги перестали шевелиться.
 Вначале Грофилд тщательно обследовал первый этаж. Он выяснил, сколько в наличии было оружия, провел инвентаризацию еды в кладовой и в холодильнике, осмотрел с полдюжины чемоданов и сумок, поставленных в ряд вдоль стены в столовой. Итак, они собирались уехать отсюда в этой очень приметной красной пожарной машине, а потом снова приехать сюда и прятаться несколько дней. Продуктов у них хватило бы по меньшей мере на неделю. С Майерсом за главного, штат Нью-Йорк кормил бы эту ораву в течение двенадцати часов.
 Любой безмозглый дурак способен замыслить ограбление, и замысел может удаться. В течение месяца входить и выходить из одного и того же банка, присматриваясь, что к чему. Жить где хочешь, ездить куда хочешь, делать что хочешь. Любой безмозглый дурак способен зайти в банк, или в пивоварню, или в какое-то другое место, где есть деньги, — скажем, в супермаркет, — но сумеет ли он выйти обратно и скрыться с непосредственного места преступления. А вот для того чтобы тебя не поймали после, нужны мозги. Разумный человек, руководящий делом, расселит своих людей в мотелях в Уотертауне и Массине, достаточно далеко от Монеквоса, чтобы никто из местных не увидел их раньше времени и не вспомнил впоследствии. Разумный человек будет держать свою пожарную машину за много миль от того места, где собирается прятаться после операции. Разумный человек будет держаться как можно дальше от своего укрытия вплоть до окончания дела. В маленьком городке вроде этого и в его окрестностях нельзя грабить так, как Грофилд и остальные грабили супермаркет неподалеку от Сент-Луиса, когда вокруг большой безликий город, в котором удобно исчезнуть до того, как поднимут тревогу. Разумный человек примет в расчет местные условия, черт возьми. Да в первую очередь разумный человек не будет пытаться обчистить эту пивоварню.
 У Грофилда уже устали руки, у него все больше уставали пальцы, перекрывавшие этому человеку доступ воздуха. Но в конце концов человек на кровати замер, словно заводная игрушка. Его ноги вытянулись на простыне, как колья от забора, а руки медленно опадали вниз, пальцы беспомощно скользили по неподатливым рукам Грофилда. Бешено моргавшие, широко раскрытые, выпученные глаза теперь остекленели, расширенные зрачки закатились кверху. Лишенная воздуха грудь вздымалась все реже.
 — Не вздумай помереть, кретин безмозглый! — прошептал Грофилд. — Мне нужно только, чтобы ты потерял сознание.
 Трепыхавшиеся веки опустились. Руки упали на простыню вдоль неподвижного торса.
 Нигде в доме не было слышно никаких звуков. Грофилд еще несколько секунд постоял неподвижно, вслушиваясь, всматриваясь, выжидая, а потом осторожно попробовал ослабить хватку обеих рук, медленно приподнял их над побагровевшим лицом. Ничего неожиданного не произошло.
 В том числе и вдоха. Грофилд хмуро посмотрел на потерявшего сознание человека и, когда дыхание так и не восстановилось, положил ладонь левой руки парню на живот, чуть повыше пояса шорт, и переместил свой вес на эту руку. Нажал, отпустил, нажал, отпустил. На второй раз раздался едва слышный, очень хриплый звук — первый вдох. Отлично! Пока все шло как надо.
 Глаза Грофилда уже привыкли к темноте, так что он обходился без фонарика, пока искал одежду этого человека. Тот спал в шортах и футболке, а все остальное лежало на стуле возле двери. Все, кроме ботинок, стоявших на полу рядом с кроватью.
 Сначала Грофилд взял ботинки и вытащил шнурки. Одним шнурком он связал большие пальцы на ногах человека, а другим — большие пальцы рук у него за спиной. Из галстука получился эффектный кляп. Остальная одежда: ботинки, носки, рубашка, брюки, пиджак, — все отправилось в наволочку, которую Грофилд взял, распотрошив кровать. Плащ и мягкая кепка были в стенном шкафу, и их Грофилд тоже прихватил, засунув кепку в наволочку.
 Далее он расстелил одеяло на полу, осторожно перекатил парня с кровати на одеяло. Он тщательно, как только мог, завернул его в плащ, а потом закатал в одеяло. При обследовании комнаты с помощью кистей рук и коленей обнаружился один удлинитель, которым Грофилд обвязал посередине запакованный им продолговатый сверток. Он засунул край наволочки себе за ремень сзади и обмотал вокруг него так, чтобы наволочка висела у него за спиной, потом взял закатанную в одеяло ношу, кое-как пристроил ее на левом плече и медленно вышел из комнаты.
 А снаружи по-прежнему шел дождь. Было слышно, как он барабанит по крыше, постукивает в окна, хлещет в водосточных трубах. Глухой, отдаленный, убаюкивающий шум дождя заглушал негромкие звуки, издаваемые Грофилдом, пока он медленно проносил свой груз по лестнице на первый этаж, по дому и на улицу через кухонную дверь.
 На воздухе казалось темнее, чем в доме, может быть, потому, что проливной дождь искажал все, на что ни взглянешь. Грофилд поправил на плече завернутую в одеяло поклажу и начал удаляться от дома, пробираясь через грязь.
 На полпути к машине тело в одеяле ожило и начало извиваться так яростно, что Грофилд едва не потерял равновесие и не упал в грязь. Однако ему удалось устоять, и, обретя устойчивость на расставленных ногах, он вытащил из своей сумки «терьер», держа его за дуло, и ударил по одеялу в том месте, где, по его расчетам, находилась голова. Когда он ударил по ней в третий раз, извивания прекратились. Грофилд убрал «терьер» и побрел к машине.

 Глава 4

 Грофилд развязал удлинитель, схватился за край одеяла, встал, потянул одеяло кверху, и человек выкатился оттуда, словно школьная пародия на Клеопатру, доставленную к Цезарю. Одеяло было совсем мокрое, и человек тоже; дрожащий, он лежал на полу, на его теле и нижнем белье не осталось сухого места. На левой щеке у него красовался свежий синяк, вероятно, в том месте, куда Грофилд стукнул его дулом револьвера. Галстук, прежде служивший кляпом, теперь свободно болтался у него на шее.
 Он всматривался в Грофилда, стараясь придать своему лицу суровое и бесстрашное выражение, но голос выдавал его, прозвучав слабо и испуганно, когда он спросил:
 — Что, черт возьми, происходит?.. Кто ты такой?.. Где мы?
 — Это мой номер в отеле, — спокойно сказал Грофилд. — А ты, временно, мой пленник.
 — Я не знаю, что у тебя на уме, парень.
 — Не трать слова понапрасну, — посоветовал Грофилд. — Я знаю, что ты хочешь сказать. Извини, я отойду на минутку.
 Он отнес насквозь промокшее одеяло в ванную и повесил на карнизе для душевой занавески.
 Когда он вернулся, парень, выгибаясь, полз по полу в направлении двери. Грофилд спросил:
 — Ты и в самом деле хочешь выбраться отсюда? Тогда давай я тебе помогу.
 Он прошел мимо него и открыл дверь. Несмотря на крышу, нависавшую над боковой дорожкой, образуя некоторое подобие веранды, дождь вихрем ворвался внутрь вместе с порывами ветра. При свете, горевшем в комнате, поблескивали задние фары и бампер припаркованного перед домом «шевроле» Грофилда, но за ним не было ничего, кроме кружащейся в водовороте мокрой черноты.
 Парень на полу перестал двигаться и свернулся калачиком, спасаясь от ветра. Грофилд посмотрел на него, притворил дверь и сказал:
 — На самом деле ты и не хочешь туда идти.
 — Ты доведешь меня до воспаления легких. — У парня стучали зубы, и голос не слишком ему повиновался.
 — Нет, если мне не придется этого сделать, — сказал Грофилд. — Кстати, как тебя зовут? Нужно же мне как-то тебя называть.
 — Пошел ты к черту.
 Грофилд открыл дверь. Стараясь перекричать шум грозы, он весело проговорил:
 — Я одет теплее, чем ты. И выдержу гораздо более сильный холод и сырость.
 — Господи Иисусе!
 — Тебя зовут не так. Назови мне свое имя, и я закрою дверь.
 — Мортон!
 — Имя, а не фамилию.
 — Перри!
 Грофилд закрыл дверь:
 — Очень хорошо, Перри. — Он подошел к стулу, на который бросил наволочку. Теперь, приподняв ее, он вытряхнул на стул одежду — оба ботинка соскочили на пол — и, порывшись в карманах брюк, нашел бумажник. Раскрыл его, вытащил водительские права и прочитал вслух: — Перри Мор-тон. — Он повернулся и, улыбаясь, сказал: — Очень хорошо. Самое лучшее для тебя — говорить правду.
 Мортон с ожесточением посмотрел на бумажник:
 — Если дело только в этом, зачем было устраивать всю эту ерунду с дверью?
 — Чтобы втолковать тебе, Перри, что самое разумное для тебя — отвечать на мои вопросы и все время говорить только правду. Ты знаешь, что случилось бы, если бы я заглянул сюда, и оказалось бы, что тебя зовут не Перри Мортон?
 — Ты бы открыл дверь, — пробурчал Мортон.
 — Мало того. Я бы выпихнул тебя наружу и оставил бы там на пару минут.
 — Черта с два! Ты не дашь мне уйти, пока не добьешься от меня того, что тебе нужно.
 — Я и не говорил, что дам тебе уйти. Перри, ты знаешь, сколько движущихся машин я повстречал по дороге сюда от дома, из которого я тебя вытащил? Ни одной. Там нет ни одной машины, ни одного прохожего. Я не видел ни одного освещенного окна, разве только парочку таких, где явно горели ночные лампы. Сейчас почти три тридцать ночи, Перри. Люди в таких местах, как этот городишко, ложатся спать в десять часов, а сейчас ночь со вторника на среду, ночь в разгар рабочей недели, да к тому же бушует гроза. Куда, по-твоему, ты бы пошел, Перри, если бы я вытолкнул тебя туда, связанного по рукам и ногам, да еще в исподнем? Кто, по-твоему, стал бы тебе помогать?
 Мортон посмотрел на Грофилда с обидой, за которой, однако, таился намек на какой-то тайный смысл.
 — Пожалуй, ты прав, — сказал он. Грофилд сказал:
 — Я знаю, о чем ты думаешь, Перри. Ты думаешь, что будешь врать мне, пока я не вытолкну тебя туда, а потом рванешь в комнату с другими постояльцами, может быть в контору мотеля, и таким образом получишь помощь. Но ты знаешь, что это означает? Это означает, что человек, которого ты разбудишь, вызовет полицию, а что ты скажешь полицейским?
 — Почему бы не рассказать им, как ты меня похитил?
 — Откуда? Что ты тут делаешь? Перри, я сумею убедить полицию, что ты лжешь, что прежде я никогда в жизни тебя не видел. Поверь мне, я сумею это сделать. Я сумею добиться, чтобы они задались вопросом, кто ты такой, откуда и что вообще происходит. Я смогу устроить так, что они продержат нас обоих до самого завтрашнего дня. Ты ведь не хочешь, чтобы завтра днем тебе задавали вопросы местные полицейские, правда?
 — Я не знаю, о чем ты говоришь.
 — Ну ладно, — сказал Грофилд. — А я-то надеялся, что ты быстрее разберешься, что к чему. — Он подошел к двери.
 — Подожди секунду, подожди секунду! Я ни в чем тебе не соврал!
 Грофилд остановился, взявшись за дверную ручку, и оглянулся назад:
 — Что должно произойти завтра, Перри? Что ты и остальные должны сделать завтра?
 — Они это не сделают. Когда они проснутся утром, а меня не окажется на месте, они сообразят: возникла какая-то загвоздка.
 — Нет, они не поймут, Перри. Они просто решат, что ты струсил и сбежал посреди ночи. Они все голодные, Перри, они пойдут и сделают то, ради чего сюда приехали. Что это за дело, Перри?
 — Ты и сам все знаешь, — угрюмо ответил Мортон. — Зачем ты меня спрашиваешь?
 — Мне одиноко, — сказал Грофилд. — А к тому же я нетерпелив. — Он открыл дверь.
 — Пивоварня! — заорал Мортон. Грофилд притворил дверь:
 — Что там насчет пивоварни?
 — Господи! Мы собираемся ее взять. В два часа дня.
 — Ради чего? Ради пива?
 — Ради зарплаты. Они получают зарплату наличными.
 — Сколько вас, Перри?
 — Ш-ш-шестеро.
 — Ты замерз? Слушай, если будешь хорошо себя вести и быстро ответишь на все вопросы, я разрешу тебе принять горячую ванну, когда мы закончим.
 — Я подхвачу воспаление легких, — сказал Мортон.
 — Может быть, и нет, — беззаботно проговорил Грофилд. — Как зовут человека, который это организовал, Перри?
 — Майерс. Эндрю Майерс.
 — И как вы собираетесь это сделать?
 — У нас есть пожарная машина.
 Грофилд подождал, но Мортону, скорее всего, больше нечего было сказать, так что в конце концов Грофилд похвалил парня:
 — Ну вот и молодец. Итак, у вас есть пожарная машина, ну и что с того?
 — Майерс устроит так, что завтра там начнется пожар. В пивоварне. И мы появимся на пожарной машине — так мы попадем внутрь.
 — А как же настоящие пожарные машины?
 — Мы их взорвем. Это тоже устроит Майерс, он заложит бомбу в полицейском участке. Пожарная часть и полицейский участок находятся в одном здании, он заложит туда бомбу, чтобы его взорвать. Так что никакая другая пожарная машина не приедет, и никакие полицейские не погонятся за нами, когда мы будем уезжать.
 — А уезжать вы тоже будете на пожарной машине?
 — Конечно.
 — И куда вы поедете? Снова к тому дому, где я тебя подобрал?
 — Ну да. Только не в пожарной машине.
 — Не в пожарной машине?
 — Мы припрятали две машины в самом городе.
 — Где в городе?
 — Раньше, во время Второй мировой войны, у них тут был завод, выпускающий запчасти для танков. Сейчас завод используют для чего-то другого, но позади него есть склад и какие-то рельсовые пути, которыми они больше не пользуются. Понимаешь, рельсы, которые идут от настоящих рельсов.
 — Железнодорожная ветка, — догадался Грофилд.
 — Ну да. Они совсем заржавели, ими совсем не пользуются.
 — И?
 — У нас там стоят две машины. На складе. Мы заезжаем на пожарной машине, подкладываем другую бомбу, выезжаем на двух автомобилях, делим добычу, рвем когти и встречаемся снова в укрытии.
 — Какую другую бомбу?
 — Мы взорвем пожарную машину. Чтобы не оставить отпечатков пальцев или каких-нибудь других зацепок и чтобы в городе началась еще большая неразбериха — так проще смыться.
 — У Майерса очень взрывной характер, — сказал Грофилд. — Так, значит, потом вы на двух машинах поедете обратно в укрытие, и что дальше? Переждете несколько дней, пока уляжется суматоха?
 — Конечно.
 Обнаружился и еще один недостаток Майерса, хотя Грофилд не видел смысла заводить сейчас об этом речь. Но та волна, которую, как Грофилд видел, собирался поднять Майерс, уляжется не скоро. Минимум две недели местные власти будут находиться в полной боевой готовности — группы бдительных граждан, наведывающиеся в заброшенные дома; бойскауты, рыщущие в окрестностях; полицейские блок-посты на всех дорогах. Если они будут оставаться на месте, их найдут. Если двинутся с места, их поймают. После той заварухи, которую собирался устроить Майерс, единственное, что остается, это пуститься в бега как можно скорее и не останавливаться до тех пор, пока от места преступления тебя не будет отделять океан или континент. Желательно и то и другое.
 Но нужно вернуться к другому этапу плана, а потому Грофилд попросил:
 — Расскажи мне про эти две машины. Каких они марок?
 — Одна — «бьюик», другая — «рэмблер».
 — Цвет?
 Мортон поморщил лоб, пребывая в замешательстве, но сказал:
 — "Бьюик"— такой желтовато-коричневый, а «рэмблер» — голубой.
 — Оба — седаны?
 — Ну да. Я что-то не улавливаю сути.
 — Тебе и не нужно, — сказал Грофилд. — Что там по плану? По три человека в каждой машине?
 — Именно так.
 — Расскажи мне об этом.
 — Ну, Майерс и другие двое — в одной...
 — Кто эти другие двое? Назови по именам.
 Мортон смотрел беспокойно и с ожесточением:
 — Не думаю, что мне следует называть тебе еще какие-нибудь имена. Я не знаю, кто ты такой и что у тебя на уме.
 — И ты сможешь рассказать ребятам, — сказал Грофилд, — что подхватил воспаление легких во имя них. Если когда-нибудь еще с ними увидишься. — Он открыл дверь.
 — Ладно! — Грофилд притворил дверь. — Ладно, я тебе скажу! — со злостью проговорил Мортон. — Но я скажу тебе и кое-что другое. Если ты когда-нибудь попадешь ко мне в руки, то пожалеешь, что не стал продавцом пианино.
 — Я это запомню, — сказал Грофилд. — Но и ты тоже кое-что запомни. Когда мы завтра увидим, как разворачиваются события, ты вспомни, что только благодаря мне тебя нет с остальными ребятами. Я спасаю тебя от очень длительного тюремного срока, а может быть, даже спасаю жизнь. Но не надо меня благодарить, просто скажи мне, кто в какой машине будет.
 — Очень мне нужно благодарить...
 — Ты попусту тратишь время, Перри. Скажи мне, кто будет в какой машине.
 — Майерс, человек по имени Гарри Брок и человек по имени Джордж Ланахан — они будут в одной машине, а...
 — В какой?
 — В «бьюике», а я и...
 — Ладно, все. А как насчет других машин? Вы задействуете в этом деле что-нибудь еще, помимо пожарной машины, «бьюика» и «рэмблера»?
 Он покачал головой:
 — Нет, только их.
 Грофилд нахмурился и уже было снова потянул к дверной ручке, но вместо этого сказал:
 — А эти бомбы, которые Майерс заложит в полицейском участке и в пивоварне, как он это сделает?
 — Что значит — как он это сделает?
 — Я имею в виду, как он проберется в полицейский участок? Как он проберется в пивоварню?
 — Я не знаю... Думаю, он просто туда зайдет.
 — В оба места?
 — Я не знаю, я так думаю.
 — По-моему, в эту пивоварню не так-то легко пройти.
 — Ну, там у него уже заложена бомба, — сказал Мортон. — Это я знаю доподлинно.
 — Откуда ты знаешь это доподлинно?
 — Потому что Майерс сказал, что она там, а мы идем на дело завтра. То есть это они идут на дело завтра. Майерс не пошел бы, если бы у него не была заложена бомба, ведь так?
 — Наверное, не пошел бы, — кивнул Грофилд. — А как насчет «роллс-ройса»?
 Могло ли недоумение на лице Мортона быть притворным? Однако Мортон растерянно проговорил:
 — Какого еще «роллс-ройса»?
 Грофилд поверил ему, действительно поверил, но подумал, что надо бы убедиться в этом наверняка. Он вздохнул:
 — Ну вот, так хорошо начал, — и опять открыл дверь.
 — Не знаю я никакого «роллс-ройса»! Это правда, правда!
 Грофилд снова притворил дверь.
 — Ну что же, наверное, так оно и есть, — сказал он. Он кивнул, подошел и сел на второй стул, тот, на котором не валялась одежда Мортона.
 — А теперь, — сказал он, — давай-ка я тебе кое-что расскажу. Завтра, когда эта пожарная машина заедет на тот склад, и вы пересядете в другие машины, добыча окажется в «бьюике» у Майерса.
 — Ну да, само собой, — сказал Мортон. — Майерс — человек, который руководит всем этим представлением.
 — Да, руководит. И «рэмблер» поедет к тому фермерскому дому, и остановится там, и будет ждать «бьюик», а он так и не появится.
 — Появится. Мы что, по-твоему, простофили? Мы подобрали тех, кто сядет в ту машину. Я знаю Ланахана, он — мой давнишний друг, он меня не предаст.
 — Все верно, — сказал Грофилд. — Но Ланахана убьют вскоре после того, как его не будет видно из «рэмблера». Потому что я скажу тебе, куда поедет «бьюик» с Майерсом и Броком! Он поедет на север, по дороге, на которой я побывал сегодня днем, по проселочной дороге, которая пересекает границу в том месте, где нет никакой пограничной охраны. Он остановится у амбара, через дорогу от сгоревшего дома на ферме. В амбаре стоит черный «роллс-ройс». Майерс и Брок, а может быть, и один Майерс — весьма вероятно, что и Брока он тоже собирается убить, — выйдут из «бьюика», снимут квебекские номера с...
 Мортон опешил:
 — Откуда ты...
 — Откуда я знаю, что на «бьюике» стоят квебекские номера? Я сегодня ехал следом за ним в город от того амбара, про который говорю тебе, после того как Брок пригнал туда «роллс-ройс». Это тебя он подобрал у отеля?
 — Нет, двух других ребят. Ты все это время сидел у нас на «хвосте»?!
 — Только сегодня. — Грофилд взглянул на часы. — То есть вчера. Как бы там ни было, они установят квебекские номера на «роллс-ройс», и, вероятно, на этом этапе Майерс и покончит с Броком. Если только ему, конечно, не захочется, чтобы Брок пару дней побыл за рулем. Они отправятся на север, поедут в Монреаль или в Квебек, и если, паче чаяния, их остановят, то у них будут надежные канадские документы, а добыча спрятана в запасном колесе, или под задним сиденьем, или в каком-нибудь еще надежном месте, вроде этого.
 — Они собираются нас сдать, — уныло проговорил Мортон, начиная наконец в это верить.
 — Именно так! И поверь мне — я, наверное, участвовал в большем количестве таких операций, чем ты, — завтра до заката солнца полицейские наводнят то убежище на ферме.
 — Но они заговорят, — еще более уныло сказал Мортон. — Среди нас нет настоящих профессионалов, за исключением Майерса и Брока. И ребята не станут молчать, они выложат про Майерса все, что знают. Он не посмеет их сдать!
 — Об этом я не подумал, — признался Грофилд. — В таком случае, как мне кажется, Майерс оставит после себя еще одну бомбу с часовым механизмом.
 — В доме на ферме?
 — Или, возможно, в «рэмблере». Это, конечно, более мудреное дело, но так можно наверняка уничтожить всех. Мортон хмуро уставился на противоположную стенку.
 — Это не лишено смысла, — сказал он. — Нет, в самом деле, это не лишено смысла. — Он посмотрел на Грофилда. — Я не знаю, какую роль ты играешь во всем этом, но рад, что ты меня из этого вытащил.
 — Я руководствовался эгоистическими мотивами, — вздохнул Грофилд.
 Мортон не сводил с него глаз.
 — Ты подбираешься к Майерсу?
 — Да, у меня есть зуб на нашего старого друга Майерса, который вырос, когда тебя еще и на свете не было, — объяснил Грофилд.
 — Ну и у меня тоже есть на него зуб.
 — Как говорят в суде по делам о банкротстве, в порядке очередности, и опять же, как говорят в суде по делам о банкротстве, мало что останется, когда он перейдет к тебе. Хочешь принять сейчас ванну?
 — Да, спасибо.
 Грофилд встал:
 — Было бы глупо заставлять меня воспользоваться револьвером, который у меня в кармане.
 Мортон растерянно посмотрел на Грофилда.
 — Не беспокойся, я не стану выкидывать никаких фокусов.
 Грофилд подошел, сел на корточки возле Перри и принялся за работу — стал развязывать шнурок, удерживающий вместе большие пальцы рук Мортона. Мортон помолчал, потом спросил через плечо:
 — Я мог бы войти в дело вместе с тобой? У тебя бы появился помощник...
 — Не в обиду тебе будет сказано, — сказал Грофилд, — но сдается мне, что в одиночку я лучше управлюсь. До чего же тугой узел!.. Ну вот! Пальцы ног развяжешь сам.
 — Конечно.
 Грофилд снова уселся в кресло и стал наблюдать, как Мортон возится с другим шнурком.
 — Может быть, я слишком подозрительный, Перри, но доверяться тебе полностью я не могу. Ты можешь полежать в ванной, а после я одолжу тебе кое-какую сухую одежду, но потом я снова свяжу тебя и запру в стенном шкафу на то время, пока буду спать.
 — А если бы я дал тебе слово...
 — Я бы с сожалением вернул его тебе. Мне оно ни к чему. Иди принимай ванну, Перри.
 Мортон кончил развязывать шнурок, удерживающий вместе пальцы ног, и теперь неуклюже встал на ноги.
 — Я участвую в чем-то таком, что выше моего понимания, — расстерянно сказал он. — И знаю, что это так. Я не доставлю тебе неприятностей. Не знаю, как ты работаешь, но тебе не нужно меня убивать. Я это к тому, что мне все представляется, как ты заходишь в ванную и суешь мою голову под воду.
 — Не волнуйся, — сказал Грофилд. — Я не псих. Вот Майерс — псих, это так!
 Мортон сказал:
 — Я это к тому, что моя болтовня насчет торговца пианино и тому подобное...
 — Честно говоря, — сказал Грофилд, — меня это не волнует. Иди прими ванну.

 Глава 5

 Грофилд припарковал «шевроле» на автостоянке напротив своего номера в мотеле, взял бумажный пакет с соседнего сиденья и вылез из машины.
 Прогноз погоды полностью оправдался — дождь, прекратившийся под утро, прохладный и облачный день. Воздух был сырой, с тем приходящим вслед за дождем холодком, который, пронизывая одежду и тело, пробирает до самых костей, а завеса облаков, казалось, опустилась так низко, что до нее можно было дотянуться из чердачного окна; но дождь перестал, и это самое важное.
 Табличку «Не беспокоить» на двери никто не тронул. Грофилд отпер ее, зашел в номер, пинком закрыв за собой дверь, поставил бумажный пакет на письменный стол и пошел отпирать стенной шкаф. Мортон спал в нем полусидя-полулежа, примостив голову на пустой чемодан Грофилда. Одежда, которую Грофилд ему одолжил, была чуточку великовата и придавала ему более взъерошенный вид, чем следовало.
 Грофилд наклонился и постучал костяшками пальцев по колену Мортона.
 — Поднимайся и свети, Перри, — позвал он. — Завтра наступило.
 Мортон вздрогнул, открыл глаза, огляделся вокруг в секундной панике, увидел Грофилда, стоявшего над ним, и тотчас расслабился, когда к нему вернулась память.
 — Я не мог сразу сообразить, где нахожусь, — признался он и потер рукой лицо. — С того момента, как выяснилось, что дверцу стенного шкафа можно запирать снаружи и нельзя открыть изнутри, Грофилд больше не удосуживался его связывать.
 — Выходи, — сказал Грофилд. — Я принес наш завтрак.
 — Сколько сейчас времени?
 — Почти полдень. Время выписки в мотеле — двенадцать часов. Нам с тобой пора трогаться в путь.
 Мортон встал на плохо гнущихся ногах и вдруг чихнул.
 — По-моему, я подхватил насморк, — сказал он.
 — Вероятно, — согласился Грофилд. — Если хочешь, прими ванну. Но долго не засиживайся. У меня тут кофе. Ты ведь не хочешь, чтобы он остыл.
 — У меня все задубело, — сказал Мортон и дряхлой старческой походкой поплелся в ванную.
 Грофилд бросил ему вслед:
 — Твои шмотки висят там. Они уже высохли, переоденься. А мне нужно собирать вещи.
 — Хорошо.
 Грофилд подошел к письменному столу и достал продукты из бумажного пакета, два стаканчика с кофе, сахар и молоко. Четыре пирожных.
 Мортон пробыл в ванной совсем недолго и вышел в собственной измятой, но сухой одежде и с одеждой Грофилда, переброшенной через руку. Они вместе поели, и Мортон еще раза два предложил Грофилду союз против Майерса, а Грофилд поблагодарил его и отказался. Мортон спросил:
 — В таком случае, что ты сделаешь со мной?
 — Я продержу тебя возле себя, пока не закончу дело. Просто на тот случай, если у тебя в глубине души вдруг возникнет желание предупредить Майерса. Или самому до него добраться.
 — Все, чего я хочу сейчас, — вполне искренне сказал Мортон, — это оказаться в каком-нибудь другом штате.
 — Ты там будешь, но позднее.
 Грофилд уже оплатил свой счет, когда выходил. Теперь, после завтрака, он закончил укладывать вещи, сказав Мортону:
 — Мы уедем вместе. Ты сядешь впереди, рядом со мной. Я поведу машину. И если ты, невежда, вздумаешь выкинуть что-нибудь этакое, я тебя застрелю. Имей в виду!
 — Я не невежда, — замотал головой Мортон.
 — Надеюсь, что нет, — сказал Грофилд. — Я тебе еще кое-что скажу. Мне прежде доводилось стрелять на людях, и, когда ты выстрелишь один раз, никто никогда не подходит выяснить, что это было. Люди думают, что это взрыв в карбюраторе или еще что-то в этом духе. Нужно выстрелить три-четыре раза, прежде чем кто-то хотя бы оторвется от своего дела и прислушается.
 — Я не собираюсь выкидывать никаких фортелей, — пообещал Мортон. — Ты мог убить меня еще прошлой ночью, когда все у меня выспросил. Ты этого не сделал, и я знаю, что ты не убьешь меня сейчас, если только я не дам тебе повода.
 Так что я просто буду делать то, что ты скажешь, и, когда ты скажешь мне, что я могу уйти, я уйду.
 — Очень разумно, Перри! — сказал Грофилд.
 — Я хоть и новичок, — улыбнулся Мортон, — но все схватываю на лету.
 — Вижу!
 Они вышли из номера и направились к «шевроле». Грофилд положил свой чемодан на заднее сиденье, они с Мортоном сели впереди, и он поехал, взяв направление к тому амбару, где в последний раз видел «роллс-ройс».
 Было почти час тридцать, когда они добрались до места. Мортон спросил:
 — Это он?
 — Он. А там внутри — «роллс-ройс».
 — Вот так Майерс, — не скрыл досады Мортон. — Тот еще фрукт!
 — Ему недолго осталось.
 Грофилд притормозил и почти остановился. Дорожка уходила влево, к обгоревшему дому; в свое время к нему примыкал гараж. Грофилд свернул на дорожку, проехал по ней, наискосок вырулил на покрытую густыми зарослями лужайку и поехал вокруг дома туда, где качели и горка свидетельствовали о том, что когда-то в этом доме жили дети. Грофилд остановился за секцией дома, до сих пор возвышавшейся надо всем остальным, — фрагменты стены и опрокинувшиеся балки были ненамного выше среднего человеческого роста, но вполне достаточны, чтобы «шевроле» не увидеть с дороги.
 — Конечная остановка, — возвестил Грофилд. — Высаживаются все.
 Они вышли из машины, и Грофилд достал с пола задней части салона моток бельевой веревки. Мортон, увидев, как тот обходит машину с веревкой, спросил:
 — А это зачем?
 — Чтобы обезопасить тебя на то время, пока я буду занят.
 — Тебе не нужно меня связывать.
 — Нет нужно, если я не хочу отвлекаться. Давай, Перри, не упрямься. Мы ведь с тобой прекрасно поладили.
 — Я не хочу, чтобы ты меня связывал!
 — Перри, если мне придется огреть тебя рукояткой револьвера, будет хуже.
 — Скажи мне, что ты собираешься делать.
 Грофилд показал на несколько деревьев, росших выше по холму за домом:
 — Привяжу тебя к одному из них. После вернусь и снова развяжу.
 — Не нравится мне все это. — Глаза Мортона широко раскрылись, а голос опять начал дрожать.
 — Это ненадолго. Где-то на час, а одет ты сейчас хорошо, тепло, на тебе плащ и все такое прочее. Давай, Перри, не усложняй себе жизнь.
 — Просто мне это не нравится, вот и все, — обиделся Мортон, но сейчас у него не было никакой воли к сопротивлению, и, когда Грофилд достал из кармана «терьер» и помахал им, Мортон, поворчав, двинулся вверх по холму.
 Деревья были старые, не слишком высокие, но с очень толстыми стволами. Грофилд завязал узел на одном из запястий Мортона, потом обмотал веревку вокруг дерева и привязал к другому его запястью. Когда он закончил, Мортон стоял, обхватив руками дерево, как будто обнимая его. Ствол был слишком толстым, чтобы он мог объять его весь, и между его запястьями оставалось около фута натянутой веревки.
 — И сколько мне придется так стоять?
 — Недолго, — пообещал Грофилд. — Я вернусь, когда закончу с Майерсом.
 — Боже правый! — воскликнул Мортон, повернув голову и выгибая шею, чтобы увидеть Грофилда. — А что, если ты проиграешь?
 — Тогда я бы сказал, что ты здорово влип, — сказал ему Грофилд.

 Глава 6

 Два тридцать пять. Началась легкая изморось, покрывшая дорогу узором в горошек. Грофилд, забравшийся на сеновал, посмотрел на часы, через лаз в стене выглянул на дорогу и спросил себя, не ошибся ли он в чем-то. Неужто Майерс и впрямь собирался вернуться в тот фермерский домик? Но ведь он припрятал машину здесь — машину, о которой никто больше не знал; он распределил группу по двум машинам так, что добыча оставалась в его машине, и наверняка собирался приехать сюда.
 Конечно, существовала также вероятность, что их схватили. Операция, которую разработал Майерс, была так густо замешана на скорости, взрывах, терроре и дерзости, что это почти наверняка должно было сработать, по крайней мере, в течение времени, достаточного для того, чтобы уйти от преследования на первых порах. Но всегда может случиться, что что-то пойдет не так, как надо, и их поймают. Особенно с мало профессиональными людьми, с которыми только и оставалось работать Майерсу; нельзя сбрасывать со счетов и то, каким непредсказуемым и диким человеком был он сам.
 «Бедный Перри, — подумал Грофилд, — поглядывая на изморось снаружи. Он ведь и вправду может схватить воспаление легких, вот бедолага».
 «Если к трем часам ничего не произойдет, — говорил Грофилд себе, — надо пойти и послушать радио в „шевроле“ — что там передадут новенького. Надо послушать новости в три часа».
 И вдруг — тишина нарушилась: приближалась какая-то машина. Грофилд увидел ее мельком еще издали, когда она вписывалась в поворот за два или три холма отсюда; здесь, наверху сеновала, у него был просто великолепный обзор местности, и в этом направлении просматривался маленький кусочек удаленной дороги за фермерским полем.
 Та самая машина?.. Она быстро перемещалась и, кажется, была того самого цвета. Неопределенная изморось не так сильно ухудшала видимость, как вчерашний ливень, но расстояние, скорость машины и то обстоятельство, что он видел лишь узкий кусочек дороги в совокупности с ней, не давали Грофилду убедиться в этом окончательно.
 Да, это была та самая машина! Она вписалась в последний поворот менее чем через полминуты после того, как впервые промелькнула перед ним, и вели ее очень-очень лихо. Поворот увенчивал собой подъем, и бежевый «бьюик» съехал с подъема, на какую-то долю секунды оторвавшись от земли всеми четырьмя колесами, будто за рулем сидел лихой каскадер. Когда машина с размаху приземлилась, ее сильно крутануло, стало раскачивать из стороны в сторону на рессорах, в то время как человек за рулем изо всех сил старался справиться с управлением. На самом деле он вовсе не был никаким каскадером.
 Нет, он был просто дураком. При том, как водитель свернул с дороги к амбару, «бьюик» в самом деле должен был вот-вот перевернуться. Он хотел это сделать, он завис на долгий затянувшийся момент, балансируя на самой грани, а потом снова грохнулся на колеса с правой стороны и на полной скорости помчался к амбару.
 Грофилд вполне ожидал, что эта чертова махина врежется в амбар, словно боулинговый мяч в кегли, и мобилизовал себя, чтобы попробовать соскочить с обломков, когда амбар начнет разваливаться. Но потом тормоза «бьюика» взвизгнули, машину снова нещадно крутануло вправо, и она остановилась боком к амбарной двери — когда до столкновения оставалось каких-то два фута. Несмотря на легкий дождик и влажную землю, при ее приближении поднялось облако пыли, которая медленно оседала на капот и ветровое стекло «бьюика».
 А тем временем дверца водителя резко распахнулась, и Гарри Брок выскочил наружу, заорав во всю мощь своих легких:
 — Если считаешь себя таким умным, веди ее сам! Сам веди этот чертов «роллс-ройс»! Все делай сам! Тоже мне умник нашелся!
 «Бьюик» стоял так близко от амбара, что, когда Майерс выпрыгнул наружу с пассажирского места и тут же ловко проскочил в дверной проем амбара, Грофилд потерял его из виду, зато его слышал:
 — А я из-за тебя до крови поранился, лунатик ты эдакий! Надо же было так вести машину!
 — Ты должен был прикончить его в машине! Опять умничаешь!
 Манере, обогнув «бьюик», забежал спереди него, но не для того, чтобы напасть на Брока, а чтобы закричать на него с более близкого расстояния:
 — Теперь получается, что я во всем виноват! Но ведь я свою работу выполнил!
 — Да, ты выполнил, ты пустомеля, Энди! Самый обыкновенный пустомеля!
 Майерс явно старался себя сдерживать:
 — Гарри, нельзя нам стоять здесь и препираться друг с другом. Дороги перекроют, повсюду будет полиция. Гарри, нам нужно сменить номера, загнать «бьюик» в амбар и взорвать его, а у нас уже нет времени на все это.
 — Занимайся этим сам. — Брок решительно повернулся к Майерсу спиной, чтобы уйти по траве вдоль дороги. — Мне надоело получать указания от такого болвана, как ты.
 — Гарри, мы нужны друг другу!
 — Ты мне нужен, как дырка в моей голове! — Брок, обернувшись, положил руки на бедра и свирепо уставился на Майерса. Это было до странности женственное движение, придавшее ему вид сварливой бабы в уличной перепалке.
 Майерс припустился за ним следом:
 — Гарри, нам нельзя терять время!
 Брок с отвращением сделал отталкивающий жест обеими руками и опять повернулся к Майерсу спиной.
 Тот нагнал его и, дотянувшись до руки, ухватился за нее.
 — Гарри, послушай меня, нам нельзя...
 Брок резко повернулся и ударил Майерса в лицо. Майерс отшатнулся, потерял равновесие и грузно шлепнулся на ягодицы. Он остался сидеть, явно ошеломленный случившимся, а Брок встал над ним и сказал:
 — Не прикасайся ко мне, болтливый придурок! На что ты вообще годишься? Ты все испортил, и я скажу тебе, что я собираюсь сделать. Я собираюсь оставить тебя прямо здесь. Отдай мне мою половину денег, я забираю «роллс-ройс». Ты можешь оставить себе «бьюик» с номерами, а еще можешь взять себе Джорджа и сделать с ним все, что захочешь.
 Грофилда очень заинтересовали эти слова. Прежде он опасался, что, судя по их перебранке, ограбление так и не удалось совершить. Нет, они не смогли пробиться через ворота пивоварни на своей пожарной машине! Но раз Брок требовал свою долю денег, наверняка они спорили по какому-то другому поводу.
 Может быть, это просто от перенапряжения, нервозности, и нет никакой настоящей причины для того, чтобы так сцепиться? Грофилду доводилось видеть, как люди страшно ссорятся безо всякого повода сразу после трудного дела, здесь могло иметь место то же самое явление.
 Там, внизу, Брок решил поживиться тем, что Майерс носил при себе. Он стоял над Майерсом, наклонившись, готовый запустить руки в карманы его пальто, а Майерс вдруг пришел в движение — внезапная серия беспорядочных движений, раздался странный пронзительный звук, Брок завопил и отскочил назад на одной ноге. Кровь хлестала из верхней части его другой ноги, совсем рядом с пахом, вытекая через неровную прореху в его брюках.
 — Ты меня порезал! Ты меня порезал!
 — Я еще и не такое сделаю, сукин сын! — Майерс поднялся на ноги, чуть пошатываясь, размахивая ножом, зажатым в правой руке. В окровавленных местах он был тусклый, но там, куда попали капли дождя, поблескивал.
 Брок отчаянно пятился назад по кругу, скачками, припадая на одну ногу, одной рукой вцепившись в верхнюю часть ляжки в попытке остановить кровотечение.
 — Что ты собираешься делаешь? — закричал он. Его голос по-прежнему был пронзительным и странным.
 — Стой на месте, Гарри! — Майерс подступал к нему. — Я покажу тебе, что я собираюсь сделать! — И он бросился вперед, метя ножом в живот Броку.
 Брок в паническом страхе замолотил по ножу руками, и ему очень повезло: обе руки были порезаны, но нож вдруг выскочил из руки Майерса, и дело тотчас приняло иной оборот.
 Майерс прыгнул к упавшему ножу. Брок, стоя на неповрежденной ноге, взмахнул раненой, будто пытаясь попасть в ворота на пятидесятиярдовом поле. Его ботинок угодил Майерсу в грудь, так что тот сделал в воздухе полное сальто. Майерс грохнулся на спину, перевернулся, а Брок подступил к нему с ножом.
 Майерс побежал к амбару. Грофилд, чтобы ему было видно, высунул голову из лаза на сеновале так далеко, как только мог, но Майерс уже был внутри помещения, и теперь Брок заходил следом за ним, сильно прихрамывая, держась одной рукой за раненую ногу, а другой выставив перед собой нож.
 Продолжения Грофилд не видел. Он стоял, пригнувшись, на сеновале, с «терьером» в руке, наблюдая за лестницей, по которой он туда забрался, и прислушиваясь к звукам внизу.
 Поначалу вообще не было слышно ничего, кроме шуршания волочившейся раненой ноги Брока, пока тот передвигался по амбару. Потом Брок елейным, ласковым голосом проговорил:
 — Энди, ты где? Выходи, Энди, забери свой нож!
 Потом наступила тишина, полная тишина, которая длилась почти минуту. Грофилд напрягал слух и зрение. Нет, оттуда не доносилось ни звука. Он посмотрел через плечо на лаз в передней стене, почти готовый к тому, что обнаружит их обоих у себя за спиной, но он по-прежнему был один. И все-таки его не покидало чувство, что они тут, наверху, вместе с ним, и тот и другой, просто их не видно.
 Крик сменился вдруг внезапными стремительными шагами, а за ним последовали беспорядочные удары и звуки потасовки. Что-то лязгнуло, а потом Майерс разразился отрывистым, испуганным, полубезумным смехом, закричав:
 — Что, тебе не нравятся вилы? Не нравятся, да? Потом несколько секунд тишины. Снова шум вспыхнувшей потасовки, шаги и тяжелое дыхание, но на этот раз без крика, а потом опять тишина. А дальше Майерс в ужасе завопил:
 — Нет!
 Металл лязгнул о металл, началась беспорядочная беготня, упало что-то металлическое, а потом под ногами у Грофилда все заходило ходуном, и Грофилд, вздрогнув, уставился на лестницу: кто-то карабкался сюда, наверх.
 Это был Майерс! Кровь сочилась из двух длинных порезов на его лице, вся одежда была порвана, он выглядел так, будто все тело его было изранено, и он дополз почти до самого верха сеновала, прежде чем увидел Грофилда, сидевшего там на корточках и целившегося в него из «терьера». Потом он заорал, но не как раненый человек, а как человек, увидевший привидение, и, оттолкнувшись от лестницы, пролетел по воздуху спиной вперед и, стремительно падая, пропал из виду.
 Потом рычание! Исходило ли оно от Гарри Брока? Удовлетворенное и победное рычание? Грофилд пригнулся еще сильнее и не шевелился. Внизу Майерс бормотал во всю силу своих легких:
 — Гарри, там Грофилд! Там, наверху, Грофилд! Мы нужны друг другу... Мы должны помогать друг другу... Мы должны добраться до Грофилда! Гарри! Гаррриииииии!
 Дальше последовали всхлипывающие звуки, и тишина после них показалась какой-то влажной. В этой тишине Гарри Брок проговорил:
 — Грофилд? Ты действительно здесь, Грофилд? «Приди и посмотри», — подумал Грофилд, наводя «терьер» на лестницу.
 — Ну что же, давай проверим, — сказал Брок снизу. — Давай обезопасим, себя.
 Грофилд ждал. Пол под ним казался тонким, как бумага. У него пересохли губы. Он слышал лишь капли дождя, ударявшиеся о травинки.
 Удар сотряс амбар. Еще один. Верхняя часть лестницы, прибитая гвоздями, отвалилась.
 — Эй! — позвал Брок снизу. — Ты там, Грофилд? Тебе ничего не нужно говорить. Если ты там, наверху, можешь там и оставаться.
 Грофилд не шевельнулся.
 — Ну, сукин сын! — Это уже не к нему, к Майерсу. — Где деньги? — Значит, он обыскивал то, что осталось от Майерса.
 Грофилд раздумывал, не подползти ли ему вперед, к краю сеновала, чтобы заглянуть вниз, в амбар, но он боялся пошевелиться: пол был скрипучим. Ни Майерс, ни Брок не воспользовались огнестрельным оружием, но у Брока оно могло быть. Стоит раздаться звуку отсюда, и Брок будет точно знать, где находится Грофилд. Мысль о пуле, которая, пройдя через пол, угодила бы ему, Грофилду, между ног, не доставляла радости.
 Что же происходило внизу? Слышались негромкие звуки, непонятно что означавшие. Грофилд ждал и не мог понять, что у Брока на уме, пока не услышал, как хлопнула дверца «бьюика», — дверца со стороны пассажира, расположенная-перед входом в амбар, которую Майерс оставил открытой, выпрыгнув из машины.
 Теперь Грофилд задвигался, причем быстро. Он выпрямился, повернулся, сделал один размашистый скачок и выпрыгнул в лаз сеновала, выставив вперед ноги.
 До крыши «бьюика» было около шести футов. Грофилд приземлился, крыша под ним прогнулась, ботинки заскользили по мокрому металлу, и он тяжело рухнул на четвереньки, лицом к задней части машины.
 Он не сумел обрести точки опоры. Несмотря на свои усилия, соскользнул спиной вперед и осознал, что его ноги повисли перед ветровым стеклом. Единственное, что оставалось сделать, это порезче оттолкнуться, так, чтобы все тело соскользнуло по ветровому стеклу вниз, на капот.
 Лежа на животе поверх капота, он уставился через ветровое стекло на Брока, который в свою очередь вытаращил глаза на него. Грофилд подтянул руку кверху, расположив ее перед своим лицом, и выстрелил в Брока через ветровое стекло. Брок взвизгнул и вывалился из машины со стороны водителя. Грофилд выстрелил в него еще раз, когда тот выбирался наружу, и увидел, как задымилось плечо на пальто Брока.
 Но Брок все еще двигался. Он бросился прочь от машины, а Грофилд оттолкнулся от капота и встал на ноги. Повернувшись, он увидел, как Брок, спотыкаясь, заворачивает за угол амбара, и погнался за ним.
 Брок стоял на коленях возле амбара, привалившись к нему правым плечом и наклонив голову. Грофилд осторожно обошел его кругом, и Брок приподнял какое-то очень сонное лицо.
 — Это во всем Майерс виноват, — пробормотал он так, будто его накачали наркотиками.
 Грофилд спросил:
 — Где деньги?
 — У меня в карма.... В карма... пальт...
 — Сто двадцать тысяч долларов? У тебя в кармане пальто? — Такова, согласно Майерсу, была общая сумма зарплаты в пивоварне Нортуэй.
 Удивительно, но Брок начал смеяться. От колыхания хрупкое равновесие его тела нарушилось, он повалился вперед ничком и затих.
 Грофилд перевернул его, и Брок сонно посмотрел вверх. Веки у него были тяжелые, держать их открытыми стоило ему больших усилий. Грофилд спросил:
 — Что тут смешного? Где сто двадцать тысяч? Разве дело не выгорело?
 — Они платят чеками! — Брок хотел было снова засмеяться, но это, похоже, причинило ему боль, и он просто улыбнулся. — Они снова перешли на чеки, — произнес он сонно, а его улыбка выглядела ленивой и блаженной.
 — Они не смогли платить наличными, они снова пере... — Глаза его закрылись.
 Грофилд толкнул его в плечо.
 — Сколько вам досталось?
 — Дветсч смьс...
 — Два тысячи семьсот долларов?
 Брок захрапел.
 Грофилд порылся в карманах его пальто, там они и оказались. Две тысячи семьсот долларов крупными купюрами. Деньги на мелкие расходы, вероятно, единственная наличность, которую они там держали. Шесть человек, пожарная машина, три машины для бегства — и две тысячи семьсот долларов.
 — Майерс не разузнал всего как следует, — вздохнул Грофилд. Покачав головой, он встал, а Брок в этот момент перестал храпеть. Грофилд посмотрел на него — тот совсем не дышал. Грофилд отвернулся и снова пошел за угол, к передней стене амбара, чтобы еще раз убедиться во всем самому.
 В «бьюике» не было ничего, кроме мертвого тела на заднем сиденье. Это, скорее всего, был Ланахан.
 В припаркованном внутри амбара «роллс-ройсе» не было ничего, кроме трех чемоданов в багажнике с костюмами, туалетными принадлежностями и тому подобным.
 И, наконец, Майерс. Брок, очевидно, решил — пусть тот истечет кровью, и употребил для этого нож и вилы. Невозможно было обыскать одежду, не запачкав пальцев в крови. Грофилд морщился от отвращения, пока шарил в карманах его одежды, и отвращение его было настолько сильным, что он чуть было вообще не заметил пояс с деньгами. Однако нашел его, отвязал и снял с тела Майерса.
 Там было четыре отделения. Два из них, с левой стороны, были проколоты вилами, и пропитались кровью. Грофилд не стал их даже открывать. Он открыл два других, с правой стороны: там были деньги.
 Его собственные деньги. Они все еще были перехвачены лентами «Фуд Кинг». Остатки доли Грофилда, причитавшейся ему за дело в супермаркете. Он сел на пол и пересчитал их: там было четыре тысячи сто восемьдесят долларов. Из тех тринадцати тысяч трехсот двадцати пяти, которые у него отобрал Майерс.
 — Это все-таки что-то, — сказал Грофилд и рассовал деньги по карманам. Идя через дорогу к своему «шевроле», он сложил в голове две тысячи семьсот и четыре тысячи сто восемьдесят, и у него получилось шесть тысяч восемьсот восемьдесят долларов.
 — Как бы там ни было, мы все-таки сможем открыть сезон, — сказал он. Он зашел за угол обгоревшего здания, и обугленный кусок доски два на четыре выскочил, стремительно описав дугу, со свистом от такого стремительного движения и ударил его прямо в лицо.

 Глава 7

 Грофилд сел, потрогал свой нос, а когда убрал руку, она вся была в крови. Он с трудом увидел — настолько у него опухли глаза, а все его лицо было охвачено жжением. К тому же у него страшно разболелась голова.
 Он оглядел нижнюю часть своего тела, и оказалось, что он сидит на земле возле сгоревшего дома под небольшим дождиком, карманы его вывернуты: его обчистили. Он сказал:
 — Эй!
 Какое-то движение привлекло его внимание. Он повернул голову, медленно и осторожно, и оказалось, что возле машины стоит человек. Возле «шевроле» — машины Грофилда. А человеком этим был... вот сукин сын, это был Перри Мортон!
 Мортон как раз собирался залезть в машину, но теперь стоял там, глядя на Грофилда, и говорил:
 — Уже очухался? А я рассчитывал, что ты готов на пару часов.
 — Сколько ... — У него запершило в горле, он откашлялся и начал заново: — Сколько времени я пробыл без сознания?
 — Наверное, минут пять. Как раз достаточно, что забрать твои деньги, твою пушку и твои ключи от машины. — Мортон был доволен собой: а почему бы и нет?
 Грофилд снова откашлялся.
 — Не оставляй меня здесь, Перри, — сказал он. — Этот район наводнят полицейские. Я сделал поблажку тебе, а ты сделай мне.
 Мортон задумался. Однако самоуверенность и самодовольство его так и распирали, поэтому ему пришлось проявить великодушие. Он сказал:
 — Если ты дойдешь до машины, я возьму тебя с собой.
 — Спасибо, Перри, — сказал Грофилд. Он встал на ноги со второй попытки, а потом у него страшно закружилась голова. Он, пошатываясь, подошел к «шевроле» со стороны пассажирского места и уселся рядом с Мортоном, который только что завел двигатель.
 Мортон посмотрел на него и ухмыльнулся.
 — Только помни, что теперь пушка у меня, — сказал он. — Надеюсь, ты будешь таким же умником со мной, каким я был с тобой.
 — Я запомню, — едва слышно пробормотал Грофилд. Мортон завел машину, тронул ее с места и повез их прочь от этого места.
 — Я собираюсь ехать дальше этой дорогой в Канаду, а потом отправлюсь на запад.
 — Это мне вполне подходит. — На солнцезащитном козырьке со стороны пассажира было зеркальце, для того чтобы приводить себя в порядок. Грофилд опустил козырек и осмотрел свое лицо. Похоже, нос у него не был сломан, но на носу и щеках было несколько маленьких порезов. У него также появятся два очаровательных синяка вокруг глаз, но до начала сезона они сойдут.
 — Лимоны никогда не лгут, — сказал Грофилд и вздохнул.
 — О чем это ты?
 — Да так, ни о чем.
 Какое-то время они ехали молча, а потом Мортон, улыбаясь, проговорил:
 — Ну, хоть ты и профессионал с большой буквы, а я — просто новичок, но, по-моему, я все схватываю на лету, а?
 — Еще бы, — откликнулся Грофилд. Он послюнявил носовой платок и принялся вытирать кровь с лица. Не так уж это плохо — иметь шофера до конца дня, до тех пор, пока они не отъедут на приличное расстояние от места ограбления. А насчет того, чтобы снова взять бразды правления в свои руки, — так это не к спеху. Ведь кольт «трупер», что под приборным щитком, никуда не денется.
 Мортон включил радио и стал насвистывать под знакомую мелодию.
 Грофилд убрал носовой платок и сказал:
 — Разбуди меня, когда будут новости, хорошо? Мортон посмотрел на него с удивлением:
 — Ты собираешься спать?
 — Денек у меня выдался тяжелый, — сказал Грофилд.
 — Ну что ж, теперь ты вполне можешь отдохнуть. — Мортон широко улыбнулся.
 — Да, могу, — сказал Грофилд и закрыл глаза. «Шевроле» ехал по Канаде навстречу рассвету.