Аннотация: Не смывается с золота кровь. Ее можно только спрятать под новой кровью. Или залить своей. Кому, как не начальнику прииска, через руки которого прошли тонны золотого песка, не знать об этом? Но по молодости лет он верил, что сможет обмануть природу золота. И два десятка лет это ему удавалось. Однако пришел час, и золото предъявило свой счет... --------------------------------------------- Александр Тамоников Люди в черном ЧАСТЬ I Глава 1 Железные двери центральных ворот, около которых всегда толпился народ, в основном женщины с какими-то сумками, пакетами и робкой надеждой в глазах, отворились. Оттуда в суету женских тел вышли двое мужчин. Еще не пожилых, одетых в одинаковые ватники, сапоги и цигейковые, не по сезону — на дворе был только август — шапки. Мужчины сразу же попали в окружение тех, кто толпился у ворот, так как ни у кого не вызвало сомнения, что зона выбросила к ним отсидевших свое зэков. Со всех сторон посыпались вопросы: — Из какого отряда? — Кулешова Васю не знали? Из второго… — А Кулебу? Много вопросов, но вышедшим из зоны было не до них. Машинально отвечая невпопад, они пробились сквозь живой заслон и пошли улицей, зажатой с одной стороны высоким, с проволочной паутиной забором, с другой — глухой деревянной оградой, за которой виднелись крыши бараков обслуживающего персонала исправительного учреждения и ветви фруктовых деревьев. Бывшие зэки остановились, пройдя метров сто пятьдесят, закурили. — Ну вот, Серый, и воля! — Да, воля… — поежившись от пронизывающего ветра, ответил тот, кого назвали Серым — Серов Иван Фомич, оттянувший свои семь лет за разбой. Подбили его в свое время кореша бомбануть один магазин на отшибе. Бомбанули! И тут же на ментовской патруль налетели, а Гвоздь — мудак, еще и обрез вытащил. Вооруженное сопротивление при задержании заработали ни на чем, а вдогонку и пару лет кичмана на каждого. Гвоздю, тому червонец врубили, а ему, Серому, за то, что даже в магазин не вошел, а только рядом стоял, семерик! И без базара! Групповуха! И теперь вот — воля, такая долгожданная там, за запреткой, и какая-то обыденная сейчас, здесь, на мокрой улице… — Куда дальше? — спросил Малой — Большаков Евгений Александрович. Молодой крупный и крепкий парень, он на прежней зоне имел погоняло К-700 за свою непомерную силу. Здесь его назвали Малой, чему сам Евгений был не против. По жизни он был сиротой, воспитывался в детском доме, из которого его определили на курсы трактористов и отправили по окончании в один из разваливающихся и спивающихся колхозов. Там Евгению понравилась одна девушка. Но вот беда, за ней ходил местный деловой. А девушка потянулась к Евгению. Деловой со своими делопутами решил проучить наглого чужака, заманив его как-то за деревенский клуб. И «проучил»! Сам-то ушел в сторону, а вот двое его корешей так и остались лежать замертво на песке после двух сокрушительных ударов Жени Большакова. Ему бы остановиться на этом, дураку, но Женя принадлежал к той категории людей, которых лучше не «заводить». А его «завели». И вскоре у реки к лодкам был прижат местный деловой. Хоронить его не пришлось, река унесла тело местного авторитета, никакие поиски не помогли. А Большакову дали восьмерик, по совокупности, учитывая первую судимость и смягчающие обстоятельства, выявленные по ходу следствия!.. — Знать бы, Малой… — Серый осмотрелся. Осенний неприветливый пейзаж, ветер и начинающийся дождь настроения не прибавляли. Не то что вчера, когда они с братвой затеяли отвальную. Вчера за ведром чифиря все представлялось в ином свете, а главное, была уверенность в том, что завтра все изменится. Впереди — воля, а что может быть желанней для зэка? И теперь вот она, воля, перед ними, уходящая вперед и назад грязной улицей, смотрящая на них нависшими свинцовыми тучами и окропившая первыми каплями мелкого дождя. Воля! Бывшие зэки, натянув поглубже шапки, двинулись в сторону центра поселка, туда, где была хоть какая-то жизнь и не было этой обвисшей с черных длинных жердей ржавой проволоки. Как не было и угловой вышки, с которой за ними, словно они до сих пор являлись объектом охраны, закутавшись в плащ-палатку, внимательно следил часовой. Они приближались к станции, когда им навстречу вышел дед с широкой окладистой бородой. Он вышел так же, как и они, из-за поворота. В длинном плаще с капюшоном, частью скрывающим лицо. Шел он по стороне, где остановились прикурить бывшие зэки. Серый и Малой заметили его, но внимания не обратили. Идет себе дед, ну и пусть идет! Но тот около них остановился. Осмотрел взглядом колючим, цепким. Спросил неожиданно крепким, далеко не старческим голосом: — Ну что, бродяги, откинулись? — Откинулись! — ответил Серый. — Это хорошо! Долго чалились? — Тебе, старый, какое дело до этого? — в разговор вступил Малой. — Ты прав, паря, никакого! Только я там, — указал дед в сторону зоны, — червонец свой от звонка до звонка отмотал! Но базара нет, не хотите говорить — за язык не тяну. Дело ваше. Вы теперь птицы вольные, летите, куда нелегкая занесет! Сказав это, он повернулся, собравшись продолжить свой путь, но его остановил Серый: — Дед! Погодь! Побазарим! Дед остановился. — Эх, горемыки! Под дождем базарить будем али, может, ко мне в хату пройдем, она тут недалече? Услышав столь привлекательное приглашение, Се-рый с Малым почти в один голос ответили: — Да на хате было бы ловчее! — Ну, так пошли! Краем тропы идите, чтобы грязь за собой не тащить! Троица, ведомая дедом в плаще, свернула в переулок. Хата имела две небольшие комнаты, одна из которых служила кухней, а другая была разделена надвое настоящей русской печью собственно на комнату и занавешенную цветными завесями спальню. Были еще сени, метр на три, с выходом на покосившееся крыльцо. Все это, крытое латаной-перелатаной шиферной крышей, и составляло жилище деда Ефима, как представился старик у входа. И все же это был уже дом, крыша над головой. Место, где можно раздеться, согреться, обмыться, просушиться. Выспаться, наконец! — Проходите, — дед Ефим указал на лавку возле печи. — Скидавайте все, что промокло, — я тут поищу кое-какой скарб, на время приодеть вас. — Холодно будет! — заметил Серый. — Не волнуйся. Это я печку не топил, два дня дома не был. Зарядим печку, до трусов разденетесь! Старик из-под кровати, стоящей за занавесками, вытащил сундук, открыл его, и к лавке полетели штаны, рубахи, майки, свитера. — Переодевайтесь! И давай один со двора из-под навеса дрова таскать. Топить хату будем! Вскоре в избе стало жарко, даже форточку приоткрыли. После того как бывшие зэки обмылись над широким ржавым корытом, они уселись на лавке друг рядом с другом. Истома охватила их. Еще выпить бы и пожрать, да баб каких-никаких. Дед словно читал их желания. Да и ничего в этом странного не было — сам прошел то же самое, сам из бывших зэков. А значит, с понятием, братву всегда поймет! Ефим накрыл на стол — чашку с дымящимся картофелем, пару селедок, консервы, крупно порезанный кусок сала, лук, чеснок, хлеб и соль. Посередине выставил две бутылки с самогоном. — Давай, братья, налегай на то, что бог послал. Угощайтесь. Самогон — первач, почти спирт, аккуратней. Дряни нет, напряги с ней сейчас в поселке. Выпили, закусили, закурили. Серый спросил: — А вообще, что за житуха сейчас? — Это смотря о чем ты спрашиваешь, — ответил, прищурив глаз, дед Ефим, который лишь пригубил свой стакан. — О том, что вот волю дали, а куда с ней? Что за жизнь кругом? Мы же ее через клетку и видели. — А что жизнь? — отвечал дед Ефим. — Она для кого как обернется, кому фарт выкинет, кого в обратку на кичу кинет. Аль не знал этих истин? — Знать-то знал. Я вот о чем, дед! Мы с Малым здесь, на зоне, слышали, что некоторые, как откинутся, на «рыжье» в тайгу уходили. В артели там разные. Правда это? — Дома-то что, никто не ждет? — Где он, дом этот? Был, да весь вышел, — ответил Серый. — Моя с другим живет, семья, вишь ли, у них. Туда дороги нет! А Малой — сирота, как паспорт получил, так и сел. Нам ехать некуда! Малой поддержал товарища: — Никто нас, дед Ефим, не ждет. Мы на зоне уже думали, решили, если получится, за эти места зацепиться. — А кто тебе помешать может? Человек живет, где хочет! Хочешь жить здесь — живи, хочешь — кати на юга, ты свободный человек! — Ну кто знает, может, тута какие свои особые законы? — Законы для всех везде одинаковые, запомни это, паря. А вот насчет работы… — старик задумался, скрутил цигарку, закурил. Серый и Малой смотрели на него. Пауза затянулась надолго. Наконец дед Ефим спросил: — Работу, значит, рассчитываете тут найти? В тайге-то самой хоть раз были? Жили в ней? Знаете, что это такое? — Откуда? Не приходилось, — ответил Серый. — То-то и оно, что не приходилось. Тайга это, брат, тебе не просто лес! К себе она легко пускает, вот только обратно отдает с трудом! Тайгу понимать надо! И привычку таежную иметь! — Привычка со временем приходит. После колючки ко всему привыкнуть можно! — Можно! Согласен! Только не любит тайга чужаков. — Так помоги, вразуми, научи! За нами не станет, я верно говорю, Малой? — Верно! — Ладно! Поглядим! Не пьяный это разговор. Вы давайте расслабьтесь пока. Чего сразу о делах? В себя придите. Зона, она тоже долго от себя отпускает! Он разлил по стаканам спиртное: — Давай, братва, за тех, кто там, за колючкой, остался. За тех, кто срок свой тянет! — Давай, дед Ефим! Правильные слова говоришь. За тех, кто на зоне! Выпили. Молча закусили. Малой откинулся с блаженной улыбкой на теплую стену печки: — Спасибо тебе, дед, за хлеб, за соль, за приют. Все ништяк! Одну бы просьбу… — Говори, чего замялся? — Да ты сам должон понять. Столько лет и без бабы! Нельзя ли тут, дед, шалав хоть каких найти? Платить нечем, но, может, кто так, из тех, что без мужиков живут! А, дед? С этим можно че придумать? — Баб вам? — дед неожиданно улыбнулся. — Ты чего? — спросил Малой. — Да так! Вспомнил, как сам вышел. Напомнил ты мне кое-что! Ну да ладно! Вы пока тут пейте, отдыхайте, найду я вам баб, надолго запомните. Только глядите, от первача под стол к приходу дам не свалитесь! — Ну ты че, в натуре? Все будет ништяк! Мне бы потолще, дед, а? Не жлыгу шпальную. Это Серому по херу какую, а я толстушек уважаю, постарайся, дед Ефим. — Какие будут. Пошел я. Организую вам бордель, кувыркайтесь. У меня дела, буду часов в одиннадцать. Двери со двора на вертушку прикроете. Баб на ночь не оставлять, да я их сам предупрежу, со стола все уберете. Если еще выжрать захотите — там, в сенях за лавкой, еще литр. Найдете! — Ну, дед Ефим, спасибо тебе! Настоящий мужик, в натуре! Не забудем, — провожал старика Малой в предвкушении скорого разврата. — Поглядим! Из дома ни ногой. Не вздумайте по улице шарахаться, а то воля в момент кончится, менты здесь хуже псов цепных. Предупреждаю! Да и меня подставите, коли сгорите. Дома кайфуйте, горемыки! — Базара нет! Сделаем, как сказал, отвечаю! — Малой приложил руку к сердцу, закрывая за дедом дверь. Ефим вышел на улицу, накрылся все тем же плащом с капюшоном под усилившимся дождем и повернул к центру поселка. Недалеко от церкви он подошел к дому с покосившейся калиткой, вошел во двор. К нему метнулся лохматый и злющий пес по кличке Бес. Узнал гостя, спрятал клыки, завилял хвостом, гремя огромной длинной цепью. Дверь дома открылась, в проеме показалась широкая прыщавая физиономия женщины лет сорока. — Кого это там принесло? — спросила она. — Не узнала, Зинка? — Дед Ефим? Чегой-то решил наведаться? — А то не знаешь? Ну хорош базарить, в дом думаешь приглашать или хахаля какого пригрела? — Хахаля! Скажешь тоже! Только ты и можешь помочь бедной женщине в таких делах, проходи! Дед Ефим прошел в сени, снял плащ, сапоги, вошел в комнату, где, как обычно, все было разбросано. Неопрятное жилище неопрятной женщины. Старик сделал ей замечание: — Зинка! Ты хоть бы в собственной хате порядок навела! Живешь, как в свинарнике, в натуре. Ладно бы мужик, но ты же баба! — Ты че, стыдить аль учить меня жизни явился, старый хрен? Али еще чего надобно? Если мозги мне сношать, то вали отседа. Кому какое дело, как я живу? Как хочу, так и живу, понял? На остальное мне плевать! Так с чем пришел, Ефим? — Ладно! Жаль, разувался. — Ничего твоим портянкам не будет, так говори, я слушаю тебя! — Живи ты, Зинка, как знаешь! А к тебе дело есть, работа! — Что за работа? — Ну не придуряйся. — И все же? Интересно мне, спасу нет! — У меня дома два бывших зэка, только из зоны откинулись. Теперь поняла, что за работа? — Как не понять? — заулыбалась Зинка. — Изголодались твои гостюшки? — Изголодались! — А я должна прихоти их исполнить, так? — Кончай паясничать, а то я могу и рассердиться! — повысил и так громкий голос дед Ефим. — А со мной, Зинка, шутки плохи! — Ну ладно, ладно, не дашь даме поломаться для приличия! — Возьми с собой Ленку или Муху и чешите ко мне на хату, на случку, сучки! — Сучки?! Слова бы подбирал! Оплата? — Договоримся! — Надеюсь, концы у мальчиков в порядке? Не обмылки? — В порядке! Как раз под ваши размеры. Да еще с сюрпризами! — Вот это я люблю! Сюрпризы — это вещь! Бухалово есть или свое взять? — Есть, чтобы целый день куролесить! — Все поняла! Считай, уговорил, черт старый! — Уговорил? Да ты за этим делом без всяких уговоров полетишь, как бешеная. Знаю тебя, шалаву! — Ты давай, дед, иди! Мне еще себя в порядок привести надо! — Давай, но запомни: кого ты там с собой возьмешь, мне без разницы, и что вы вытворять там будете, тоже, но чтобы без визга и шума. Чтобы до соседей ничего не дошло, поняла? — Поняла, поняла, в первый раз, что ли? — И учти, в одиннадцать бабы из дома вон! И мужиков за собой не тащить! Предупреждаю. Не дай тебе бог, Зинка, ослушаться, старшой там будешь! С тебя и спрошу! Собирайся и вперед, работать, невеста! С этими словами дед Ефим вышел из дома проститутки. Кислый запах ее пропитой хаты сменился свежим порывом чистого осеннего воздуха. Ефим немного постоял, жадно вдыхая этот чистейший, пьянящий аромат приближающейся осени. С этим решено! Теперь надо к «бугру». А это на противоположный конец поселка. Но делать нечего. Времени навалом, можно не спешить. Он перешел улицу, свернул в узкий проход, направляясь в сторону реки. Ефим пошел задами, чтобы зайти в нужный дом с тыла, от глаз подальше. Добротный дом на излучине встретил его скользкой, поднимающейся от деревянных мостков ступенчатой дорожкой. Сюда, в этот неприветливый дом, он всегда приходил со стороны реки и всегда с трудом преодолевал эту земляную лестницу, не забывая помянуть ее парой крепких словечек из своего богатого лексикона. Сегодня подниматься было труднее, ступени были мокрыми, и если бы не проволочные поручни, неизвестно, добрался бы вообще наверх старый Ефим. Оттого и был он в мрачном расположении духа. Пацана нашли по лестницам лазать. Выйдя на площадку, Ефим оглянулся, выругался: — Черт, злодерьмучка проклятая, так и смотри, чтоб не сковырнуться вниз. А слова, блин, не скажи! Так принято! Эх, горе наше тяжкое! Отдышавшись, дед прошел во внутренний двор, обнесенный высоким деревянным забором с двумя рядами колючей проволоки поверху. Эта проволока всегда вызывала у деда Ефима одну и ту же реакцию: — Как на зоне, в натуре! Но и лестница, на которой ему приходилось корячиться, и проволока, протянутая по забору и сильно раздражавшая деда Ефима, и те ругательства, которые он беспрестанно повторял, поднимаясь в этот дом, всегда относились только к вещам, но никогда к тому человеку, который и придал всем этим вещам настоящее положение, — хозяину дома — угрюмому Якову Петровичу Голонину. И хотя по годам Ефим и Яков были почти ровесниками — обоим было около восьмидесяти, Яков Петрович всегда был старше. И раньше, на зоне, и потом, на поселении. Был он старшим и сейчас, когда с тех пор утекло много воды. Старшим по своему положению. И это Ефим безоговорочно принимал и такому раскладу подчинялся. Старый кобель Дозор при появлении деда Ефима даже не вылез из своей сухой будки, лишь проводил одним своим красным глазом гостя, вновь уткнувшись мордой в лапы. Ефим открыл двери сеней, прошел до середины, нащупал в темноте ручку двери, ведущей в жилую часть, открыл ее. За длинным столом сидел Яков, рядом суетилась то ли его внучка, как утверждал сам Голонин, то ли девка какая приблудная — точно никто в поселке не знал. Звали эту длинноногую, тощую, как жердь, плоскую по всем статьям деваху без возраста Настей. Ее как-то привез из Верхотурска бывший зэк и знатный охотник Яков Петрович Голонин, один из немногих в крае прилично знающий тайгу и ее скрытые тайны. А это, считай, не одна тысяча гектаров девственного леса, с его болотами, реками, утесами и звериными тропами. — Здорово будь, Яков Петрович, — поздоровался дед Ефим, зайдя в горницу. — И тебе того же, проходи, присаживайся, время полдничать, — стрелки на старой «кукушке» рядом с образами действительно вплотную приблизились к полудню. — Настя! Принеси поснедать гостю дорогому, да графин не забудь! Давай поживее, — Яков Петрович шлепнул свою родственницу по тощему заду, — а потом иди к тетке Матрене, поможешь ей. — Но, дядя Яков! Я хотела… — Я тебе чего сказал? А? Не поняла, дура? После Матрены сделаешь, что хотела. — После поздно будет, — надулась Настя. — Переживешь! Ну, чего встала, как струя на морозе? Шевели мослами, пока я тебя вожжами не подогнал! Женщина внесла второй прибор для Ефима, выставила, как и велено было, графин с водкой и две рюмки. Яков Петрович глянул на старого знакомца. — Давно, Ефим, не встречались! — Недели две! — Да? А мне казалось, больше. Но все одно, давай по стопарю, за встречу! Выпили, начали обед из старинной посуды, непонятно каким образом оказавшейся у Якова. Отодвинув пустую тарелку из-под первого, Яков сказал: — Чую я, новость у тебя ко мне? — Есть маленько! — Ну? Говори! — Помнишь, ты говорил, что нужно пару человек из зоны встретить? — Конечно, помню! — Вышли они сегодня. — Так! Те, кого Порох нам из-за колючки порекомендовал? — Их! А боле никто и не выходил! Подобрал! Специально, можно сказать, с утра возле забора дежурил. Как вышли бедолаги, я к ним. К себе отвел. Напоил, накормил, как и договаривались. — Что они говорили, какие планы строят? — Как Порох в маляве передавал, хотят тут остаться, мол, идти им некуда, да и незачем пустыми. — Понятно! Сейчас что делают? — Блудят! — Не понял? — Да как выпили, пожрали, баб им захотелось. Вот и отправил к ним Зинку с подругой, развлекать до вечера. Всех предупредил, что шалман до одиннадцати часов и только в хате. Посмотрим, как контролируют себя! — Хорошо! Ты все правильно, Ефим, сделал. Сегодня пусть отдыхают. А вот завтра!.. Завтра сделаешь следующее, слушай внимательно, не ошибись по старости. Ну-ну, не обижайся, я же так, по-дружески! Яков Петрович наклонился к Ефиму, тихо, слегка жестикулируя руками, что, впрочем, было его привычкой, о чем-то долго говорил последнему, закончив словами: — Все запомнил, Ефимушка? — Запомнил, Яков Петрович! — Вот и добро! Дело задумано нешуточное, Ефим! Ошибка, даже малейшая, пусть случайная — смерть! Запомни это. — Запомнил! — И этих как надо настрой! — Ну, за них я не в ответе, хотя буду стараться! — Старайся, Ефимушка, старайся. Сторицей потом старание твое окупится, слово тому мое! — Я все понял! — Сейчас, погоди! Яков Петрович прошел к шифоньеру, закрыв его своей широкой спиной, минуту копался в белье. Вернулся за стол, бросил перед Ефимом пачку десяток. — Возьми штуку. За работу. Ребята пусть едут на подсосе, как обычные зэки, чтобы не вызвать ненужного интереса у ментов и им не дать повода глупость какую сотворить. — Спасибо! — Да ты что, Ефим, — похлопал Яков старого сокамерника по плечу, — мы ж не чужие, поди, столько вместе пережили. Яков Петрович взял графин, налил по новой: — Ну, вот! Дела как будто обсудили, на этом о них и закончим. И теперь, брат, спешить нам некуда. Смерть за нами сама придет, рано ли, поздно. Давай выпьем! Старое вспомним. Тайгу. Помянем людей, которые ушли в нее, да так и остались там. За все, что было! И спой, Ефим, эту, кандальную. Она мне слезу вышибает! Давай, Ефимушка! За дело наше тяжкое, за жизнь нашу, в корню срезанную! Пей, Ефим! Вернувшись домой к одиннадцати часам, дед Ефим, обойдя усадьбу, зашел в хату. Там он обнаружил полный разгром и разруху. На столе и под ним валялись пустые бутылки из-под самогона, окурки, затушенные прямо на полу. Разбитая чашка чуть в стороне и вокруг нее квашеная капуста, веером разнесенная по всей комнате. Лавки опрокинуты. На ножке одной из них даже висела принадлежность нижнего женского белья — разорванные пополам трусы. Видно, кто-то из ребятишек дорвался до лохматого сейфа и не выдержал, пошел напролом. Баб не было. Как он и приказывал. При подходе к дому тоже никакого постороннего шума, значит, шалман куролесил вовсю, но условия, как мог, соблюдал. Бывшие зэки спали кто где, но оба на полу. Один возле печи, широко раскинув руки и открыв черный от прогнивших зубов рот, из которого доносился протяжный, с подвывом храп. Это Малой. По его комплекции ему все же больше подходило погоняло К-700, огромная сила угадывалась в его крепком обнаженном теле с первого взгляда. Второй, Серый, валялся между столом и вставшей на попа лавкой. Видно, одна из баб толкнула слишком надоедливого ухажера, тот и полетел в угол, да так и не смог подняться, вырубившись. Оглядев весь этот бардак, старик снял в красном углу одну-единственную икону, ушел с ней за занавеску, где в торце нагретой печи стояла его почти квадратная кровать. Поставил образ Спасителя на нее, прислонив к стене, начал молиться. Так, как мог! Своими словами, потому что за всю свою долгую жизнь ни одной молитвы так и не выучил, только: «Спаси и сохрани, господи! Сбереги в день грядущий!» Глава 2 Как только дед Ефим покинул старого товарища, Яков Петрович приказал вернувшейся Насте прибраться в доме, протопить печь и ложиться спать, его прихода не дожидаясь. — А ты куда на ночь собрался? — спросила родственница. — Покудахтай у меня, курица ощипанная! Сказал, что делать? Так делай! А вопросы оставь при себе, заботница! — Уж и спросить нельзя, как будто в прошлом веку живем аль у староверов каких. У других вон и телевизоры цветные, и магнитофоны, а тут, как в монастыре, — вдруг возмутилась обычно недовольная, но молчаливая Настя. — Та-ак! Разговорилась, значит! Супротив деда голос подняла? А ну иди сюда, стервоза! Кому сказал? Женщина поняла, что сболтнула лишнего, но слово не птица, как говорят… — Ну ладно тебе, дед! Не хотела я так-то! — Я… тебе… что сказал? — Ну не надо! Прости, дуру, больше слова против не скажу, обещаю! — Так, сука длинноперая, ты еще и глухая? Иди сюда, тварь! Видя, что дед разошелся не на шутку, Настя подошла и тут же получила сильный удар тростью, с которой всегда выходил Яков Петрович из дома. Удар пришелся по голове, по лицу, начисто срезав бровь. Настя схватилась за голову, из раны липким потоком хлынула кровь. Второй удар, по затылку, лишил женщину сознания. Яков открыл лаз в погреб, ногами подтолкнул к нему бесчувственное тело Насти, пинком столкнул вниз по крутой лестнице. Внизу раздался многоголосый возмущенный писк крыс, которые с самого момента возведения этого дома прочно оккупировали подвальные помещения. И ни одно средство против них не помогало. Яков Петрович, закрывая лаз на засов, проговорил: — Полежи, сука, среди крысятника да на льдине, глядишь, поумнеешь или сдохнешь. Что тоже потерей большой не будет, надоела уже, дубина тощая! А замену ей он быстро найдет! Вон сколько из беженцев по вокзалу Верхотурска отирается. К нему любая пойдет! И не только в качестве прислуги. Он еще того… не смотри, что восьмой десяток идет, приголубит так, что бабе и молодого не захочется. Яков Петрович надел пальто — дождь на улице час как кончился, — вышел из ворот, захлопнув их на внутренний замок, и, освещая дорогу мощным фонарем, пошел в сторону поселкового Совета народных депутатов. Там у дежурного была прямая телефонная связь и с Верхотурском, и Бородином — вторым крупным в округе поселком, отстоящим от этих мест на триста верст, и, что самое главное, с прииском «Веселым», куда и нужно было позвонить Якову Петровичу. Интересно, какой шутник дал прииску такое название? В добыче золота ничего веселого не было, скорее наоборот, больше мрачного, и еще чего-то злобно-страшного. Дежурным оказался старый знакомый и сосед Якова Коновалов Иван Егорович, когда-то бывший капитан внутренней службы и бывший начальник отряда, в котором числился на зоне сам Яков Петрович Голонин. Яков остановился, закурил. Воспоминания отчего-то неожиданно проснулись в нем после долгой спячки. После освобождения бывший зэк, как и большинство местного населения, осел в поселке, где и отбывал срок. Вообще же поселок Рахтур, если посмотреть внимательно, делился в основном на бывших заключенных местной колонии и также бывших и нынешних служащих зоны. За некоторым, естественно, исключением — медперсонала, учителей, военнослужащих небольшой воинской части, стоящей на удалении в несколько десятков километров от поселка. Которое, впрочем, только усиливало впечатление разделения поселка на два лагеря. Зону и охрану! И, если за запреткой протекала своя, строго регламентированная жизнь и отношения там между людьми складывались по своим, укоренившимся понятиям, то на воле, в метре от забора эти отношения сглаживались, резко не разделяя население. Даже наоборот. Иногда бывшие зэки и их же бывшие надзиратели становились друзьями. И жили рядом, и умирали рядом, провожая друг друга в последний путь со слезами на глазах, искренне переживая утрату. Такова жизнь! Дверь в поселковый Совет была закрыта, лишь тусклая лампочка-сороковка еле освещала пространство, немного задевая небольшой участок обширного крыльца да выхватывая часть выцветшего полотна трепыхающегося под порывами ветра государственного флага страны. Яков Петрович прошел по крыльцу к единственному светящемуся изнутри окну здания. Туда, где находилось дежурное помещение с телефоном. Бывший капитан — это было видно в разрез занавесок — вприкуску пил чай, одновременно читая газету. Яков Петрович тихо постучал в стекло. В окне показалось лицо Коновалова. Он узнал стучавшего, пошел к двери, открыл. — Ты чего, Петрович? — Прогуливался вот. Думаю, дай зайду к старому знакомцу. — Не бреши! Попрешься ты в этакую темень по грязи прогуливаться. Мне-то не бреши! Я ж тебя как облупленного знаю. — А ты все тот же мент, Егорыч! Никому, никогда и ни в чем не веришь! — Жизнь научила! — Ну ладно, расколол ты меня, хотя тут и колоть-то нечего было, так что особо не гордись. Прав ты, конечно же, не просто так я пришел сюда. — Вот так-то лучше! — Внутрь пропустишь или на ветру держать будешь? А может, не положено, гражданин начальник? Объект-то стратегический! Целый Совет депутатов! — Не изгаляйся! Заходи, коль пришел! Яков Петрович прошел вперед, Коновалов закрыл дверь на щеколду, пошел следом: — Ты иди, иди, что встал? Аль дежурку не видишь? Расположились они за небольшим канцелярским столом на двух жестких стульях. Голонин спросил: — Егорыч, а тебя ночью кто проверяет? Службу твою? — А тебе что? — подозрительно взглянул Коновалов на Якова Петровича. На что тот резко ответил: — Да что ты, в натуре, ментом-то на меня косишься? Сколько лет рядом живем, а ты все косишься? Пузырь у меня с собой перваку да кусок сала-свежанинки. Вот и спрашиваю, может, дернем спокойно, старое вспомнив, или кто посторонний помешать может? — Да? — Да! А ты чего подумал? Что я тебя грохнуть здесь собрался? Да стол твой канцелярский с тараканами вместе вытащить? — Ничего я не подумал! Привычка! А выпить? Что ж? Выпить можно! Сало, говоришь, свежее? — Гляди сам! Голонин достал сверток, развернул. На стол аппетитно лег приличный кусок сала, с двойной толстой прослойкой мяса, плотно нашпигованный чесноком. — Да-а, — оценил бывший капитан товар, — закуска знатная, что и говорить! Под нее не только полбанки раздавить можно. Устраивайся. Да занавески зашторь! Чтобы с улицы видно не было. А проверяют меня, — неожиданно вернулся к заданному ранее вопросу Коновалов, — только по телефону, из Верхотурска, с часу до трех. Это, значит, чтобы службу бдил, не спал, короче! — Режь, Егорыч, сало, а я звонок один сделаю. Ты не против? — Куда звонить собрался? — На прииск! Начальнику, Жилину. — А! Дружку своему? Не поздновато? — Нет, в самый раз. — Как последняя рыбалка? — Да никак! Нажрались только. У водилы Жилина, Филиппа, как раз день рождения выпал, вот и вдарился молодняк по пойлу. С утра, правда, взяли пару десятков кило, но это, сам понимаешь, баловство одно! — Сейчас по новой, что ли, собираетесь? — Не знаю, намекал Сергеич, как приезжал, хочу вот уточнить. Он же знаешь какой? Не смотри, что ему едва за тридцать перевалило, привык, чтобы все по его было. Нагрянет, а у меня не готово ничего! Будет мозги парить! — Ну, звони! Только линию долго не держи! — Я быстро! Яков Петрович набрал номер. Скрип и шум мешали, но сказать главное удалось, правда немного повысив голос: — Алло? Жилин? Дмитрий Сергеевич? — Да! Кто на проводе? — Не узнали? Петрович, я! Голонин Яков Петрович! — Все! Понял, говори! — Когда на реку пойдем? — Ты не один у телефона? — Нет! — Тогда слушай и отвечай, чтобы посторонний ничего не понял. — Добро! — Клиентов подобрал? — Да! — Сколько нужно времени на подготовку этой пары? Чтобы все официально провести? — Думаю, недели через две с небольшим сможем организовать рыбалку. Если, конечно, здоровье не подведет! Тогда уж ничего не сделаешь, все под богом ходим! — Ты мне брось это! Значит, через две недели пойдешь по Алле вверх. Днем, чтобы люди видели. Потом протоками вернешься, уйдешь за поселок по открытой воде. До причала дома охотника. В четверг к полуночи пойдешь к железнодорожному мосту, подберешь там первого клиента. Как пройдет пассажирский поезд на Бородино. В следующую ночь повторишь поездку, заберешь второго с товарняка! После всего возвращайся домой. Запомни, для тех, кто прибудет, ты глухонемой, понял? — Все понял! И все приготовлю, Дмитрий Сергеевич! А чего это вы решили вверх подняться? Там же пороги?.. А? Понял! Все, все… сказал же: понял, мне какая разница? Вы только с собой больше шалман не тащите. — Клиентов этих из Рахтура Ефим пусть завтра же отправляет! И по-тихому, ясно? — Ясно, ясно! — Работай, Яков Петрович! До встречи! — До встречи! Начальник прииска положил трубку. То же самое сделал и Голонин. Кивнул на телефон, обращаясь к Коновалову: — Горяч! Не любит, когда против слово скажешь! — Это насчет шалмана? — И насчет него тоже. И потом, с чего вдруг решил наверх податься, какая там рыбалка? — А если в протоках? — Ну если только так! Но раньше-то все больше на открытой воде промышляли. — Жилин — начальник, захотелось ему в протоки, и баста! А ты молчи и исполняй, потому что по сравнению с ним ты, несмотря на свой почтенный возраст, — так, грязь из-под ногтей, извини, конечно, не в обиду будь сказано! Яков Петрович тяжело вздохнул: — Да за что извиняться? Если так оно и есть. Так, подсобный материал. Вот скоро придется по его воле на двое суток отчалить, а я далеко не молодой, мог кого и другого послать на реку! — Ну ладно, пошел он к черту, — пригласил к столу бывший начальник отряда. — Начнем, а то и слюной недолго подавиться. — Ты прав, Егорыч, наливай! Яков Петрович сделал свое дело. Он сообщил кому надо, что люди, которых планировалось привлечь к дерзкой, опасной, но и прибыльной акции, могут собраться через пятнадцать дней в условленном месте. Остается, правда, неизвестным, как на предложение участвовать в преступлении сразу после отсидки отнесутся Серый с Малым. Но Яков Петрович был почему-то уверен, что дело выгорит. Куда им, бедолагам, по большому счету деваться-то? А поэтому взял стакан и бутерброд с ароматным салом, медленно, смакуя, выпил жидкость крепостью никак не меньше семидесяти градусов. И не поморщился. Закалка! После посиделок с бывшим ментом Яков Петрович прошел до дома деда Ефима, вызвал того на улицу, чтобы бывшие зэки не видели, передал приказание Жилина. Выпустил он Настю через три часа, как вернулся домой. Замерзшую, трясущуюся, сразу же юркнувшую за печь, на свою лежанку. Яков Петрович удовлетворенно хмыкнул: будет, сучара, знать, кто над ней полновластный хозяин! Утренняя побудка для бывших зэков была тяжкой. Первым, вероятно, от неудобного положения — в углу между столом и скамьей, очнулся Серый. Он загромыхал лавкой, отодвигая ее от себя, чем разбудил Малого. Оба, покачиваясь из стороны в сторону, поднялись и уселись возле стола, мутными, красными глазами смотрели на Ефима, который сидел, покуривая, у самого окна, чуть левее зэков. Свежий воздух солнечного утра постепенно заполнял комнату, вытесняя наружу приторно-кислый запах ночной разгульной пьянки. — Проснулись, орлики? — поглаживая седую бороду, спросил дед Ефим. — Угу! — Знатно погуляли? В ответ — виноватое молчание. — Как насчет того, чтобы похмелиться? Малой с Серым встрепенулись: — Это, дед, было бы в самый раз! — Порядок быстро навели! Расставили все по своим местам, пол подмели. Вымыть и во двор, я буду там! Бывшие зэки быстро прибрались в комнате. Серый скомкал грязно-белую материю женских трусов, засунул в карман. Осмотрелись — вроде все в норме, вышли во двор. Дед подметал двор. Увидев постояльцев, пригласил: — Пошли на бревна. Ты, Малой, с кухни кружку принеси да закуски, что осталась. Сам с Серым прошел к навалам бревен, где и присел с краю. Достал из кармана бутылку самогона. Поставил на бревно. — Как бабы? Довольны? — Не то слово, дед! Злющие до этого дела, страсть! Еле справились! — Групповуху небось устроили? — Было! — Полегчало? — Полегчало! Голова только раскалывается! — Сейчас поправитесь. Где там дружок твой пропал? Но Малой уже вышел из хаты, неся нехитрую закуску и большую армейскую кружку. — Похмеляйтесь! — разрешил, как приказал, дед Ефим. Бывшие зэки по очереди выпили огненной жидкости, занюхали хлебом, тут же закурили. Дед спросил: — Базар вчерашний помните? — С кем, дед? С тобой аль с бабами? — Серый еще не пришел в себя. — С бабами! — передразнил Ефим, но Серый отнесся к вопросу серьезно: — А че с ними базарить? Банку раздавили, и понеслось! Сам, что ли, не знаешь, как это бывает? Под конец все в кучу смешалось, у них с собой еще было. Так что никакого особого базара не было! А ты, Малой? — Ни хрена не помню! Кто, как и с кем — бесполезно. Ты мне их сейчас покажи, не узнаю, бля буду! Одно знаю, баб этих только под быков подставлять! Такие… — Какие есть. Я не о бабах спрашиваю. А о том, что вы вчера о будущем своем бакланили. — А че? О работе, что ли? — О ней! — Помним, да, Малой? Как же? А что, есть возможность пристроиться? — Слушайте, бродяги, сюда! Курите и слушайте! Но чтобы так, если сговоримся, то все, шабаш, обратной дороги нет. Как на этапе, поняли? Шаг влево, шаг вправо — побег! А значит, смерть немедленная! — Круто начинаешь, дед, — немного тревожно посмотрел на Ефима Серый. Но Малой одернул товарища: — Говори, дедушка, а ты, Серый, закройся! Не сами ли напросились? — Ну будь по-твоему, Малой, говори, дед! — Начнем с ваших слов. Помню, вы говорили, будто слышали, что тут артелями золото моют? Моют! Даже прииск имеется. И заработать можно. Все правильно, если только погорбиться как следует, лет так с пяток! — Но ведь слухи в зону не с пустого места доходили? То там самородок найдут, то россыпь возьмут. Или брехня все это? — Почему брехня? Было и такое, но редко, очень редко и давно. И с золотом этим отсюда еще уйти надо! Мало того, что менты сразу же впрягутся, к ним и ребятишки из молодых да ранних добавятся. Те, кому работать внапряг, а вот ошкурить да грохнуть кого — в самый раз. — Беспредельничают? — И не местные! Местных давно удавили бы. Заезжие стаями по тайге кружатся. Поэтому сейчас артель сколотить сложно. Мужики, что покрепче да посноровистей, те на прииске пашут. Там спокойно. Но и прииск это тебе не золотое дно, нашел — отдай, на выходе менты шмонают не хуже, чем на зоне, если не лучше. Им за каждое найденное зернышко бабки платят. Вот и лютуют. И даже при таком раскладе на прииск устроиться — это ждать очереди надо, желающих попасть туда много. Вот такие дела! — А что ты, дед, предлагаешь? — «Рыжья» кругом много, но не всем дано взять его. А вам, как я понял, нужно заработать много и сразу, так? — Желательно бы! — Вопрос, как это сделать? — Дед Ефим погладил бороду. — Ладно, не будем тянуть кота за хер! Есть вариант заработать и много, и сразу! — Как? — Малой с Серым переглянулись. — Как, это уже другой разговор. Для начала решите, готовы ли вы рискнуть, чтобы потом надолго обеспечить себя? Не спешите «дакать». Я еще не все сказал! Рискнуть головой, ибо, если сейчас вы согласитесь войти в дело, назад дороги не будет. Даже на зону. На кон жизни ставите. А теперь решайте, думайте, а я во дворе управлюсь. Обсуждение предложения старика продолжалось недолго. Серый с Малым встали с бревен, подошли к Ефиму: — Мы согласные! — Это не ответ, не в колхозе, здесь каждый отвечает за себя! — Я согласен, — сказал Малой. — И я согласен, дед, — поддержал товарища Серый. — Пройдем обратно к бревнам, — приказал Ефим. Присели. Вновь закурили. Ефим заговорил: — Так! Дело, скажу сразу, стоящее и должно пройти чисто. Все просчитано и проверено. Люди задействованы большие. Подробности дальнейших действий будете узнавать постепенно, по этапам, скажем так. Все вам знать не следует. Так спокойнее. Теперь первое, что вам надо сделать: это сегодня же вечерним поездом слинять отсюда в Верхотурск. Не крути башкой, Малой, а слушай, — сделал замечание здоровяку Ефим. — Да слушаю я! Сегодня надо слинять из поселка. Так? — Так! Далее! Там, в городе, встаете на учет в ментовку, все чин по чину, устраиваетесь на местный карьер, там постоянно требуются люди, получаете паспорта, в этом вам помогут, и… пашете! — Долго? — Чего долго? — Пахать? — Сколько надо, пока на вас не выйдет наш человек. Он и скажет, что делать дальше. Знакомств не заводить, держаться неприметно, потому как долго там не задержитесь. Будет лучше, если на карьере вас не запомнят. Пока все! Вопросы? — А фотки в личном деле? В трудовой? Отметки в ментовке? — Это не ваши дела! Свои обязанности исполняйте, как говорю! — Все понятно! — А понятно, так переночевали и с богом. Идите в поселок, к станции. Менты остановят, не крутите, так и скажите, что у меня ночь провели. Только про баб ни слова! — Мы че, мудаки, в натуре? Ты совсем нас за балбесов каких-то держишь, дед? — Идите! И смотрите, без выкрутасов! — Авансик не помешал бы, дед? — переминаясь с ноги на ногу, намекнул Малой. — А то в кармане шаром покати! — Обойдетесь тем, что выдали на зоне. Чтобы все выглядело натурально, а авансик получите, не волнуйтесь, придет время! Прощевайте, горемычные, да поможет вам бог! Малой с Серым, поняв, что разговор окончательно закончен, попрощались с дедом Ефимом, вышли со двора и медленно направились в сторону станции. Времени у них было много, как и мыслей, но каждый молчал, почти непрерывно куря и думая о своем. Что их ждало впереди? Богатство или… Кто бы сказал?.. Но пути назад не было. Придется идти до конца, каким бы он ни оказался. Поэтому и молчали бывшие зэки, понимая, что теперь от них, как и несколько дней назад, там, за колючкой, ничего не зависит. Что судьбы их вновь оказались в чужих, еще неизвестно каких, руках, и воля кончилась, не успев начаться. Одним разгульным пьяным днем! И главное, что пошли на этот рисковый, возможно, и роковой шаг бывшие зэки добровольно! Глава 3 Прибыв в Верхотурск, Малой с Серым поступили, как им и велели: встали на учет, устроились на местный карьер. Большаков, по специальности, сел на бульдозер, Серов оказался в строительной бригаде, где каких-либо особенных профессиональных навыков не требовалось. И наступили рабочие будни. С утра из общежития — одноэтажного барака, в котором им выделили одну на двоих комнату, где с трудом уместились две узкие кровати, тумбочка и вешалка, — шли на работу. С работы — в общежитие. Работали они в одну смену. Помня строгий наказ деда Ефима, кореша вели себя тихо. Иногда брали бутылку водки да навещали бабку Кульгу — сводницу местного масштаба, которая подгоняла девиц мужикам, чтобы не застоялись. Так изо дня в день проходило время. Заканчивалась вторая неделя их пребывания в Верхотурске. За это время друзья успели получить официальные документы. И казалось, так будет продолжаться еще долго. Из одной зоны Малой с Серым попали в другую, правда, без охраны и проволоки, но положения, по сути, это обстоятельство не меняло. Они не были свободными людьми, и груз постоянного ожидания чего-то неизвестного, но неотвратимого отравлял жизнь похуже иного яда. Быстрее бы началось то, ради чего они тут и остались. И оно началось! Началось на исходе вторника третьей недели их пребывания на карьере. Тогда Серый с Малым, возвращаясь из столовой, остановились у чайной. Серый предложил: — Ну что, Малой, врежем по лобастому и к Кульге? — Врезать-то можно, а вот к бабке чего-то тебя часто стало тянуть. С чего бы это? Вроде и так почти через день ныряем туда. Аль заприметил кого из сучек? — Ну заприметил! И что? Нормальная деваха, сирота только, вроде тебя. Попала разок на клык по молодости да дурости, тут Кульга и подхватила ее. Ну и пошла Ксюха по рукам — ее Ксенией зовут. А так баба ничего, и побазарить может, и сама красивая, все при ней… Она не виновата, что так-то вот с ней судьба обошлась. — Серый, — спросил Малой, — ты это серьезно? — Что серьезно? — Поверил бляди? А? — Ну ты за базаром-то следи! — Не, в натуре поверил? Поверил в то, что эта кукла тебе напела? — Тебе-то чего? — Мне чего? Ты че, влюбился, что ли? В шлюху? — А что, шлюха не баба? Да из некоторых блядей жены знаешь какие выходят? Потому как семьей дорожат и в жизни своей повидали через край. — Подожди, братан, — продолжал своеобразный допрос Малой, — какая, на хер, жена может быть? Ты забыл, зачем мы здесь? — Да ничего я не забыл, Малой! — вздохнул Серый. — Все будет как надо! О Ксюхе я на будущее думаю. Если дело выгорит и лаве появятся, не шарахаться же по всему свету до старости лет, чтобы сгнить в конце в камере? Можно и домик свой собственный сообразить где-нибудь в центре. Волки и те в стаи сбиваются, потомство производят, семьи создают. — Ну-ну, дело твое, конечно, но пока ты эти лаве делать будешь, другие тут будут твою невесту иметь по-всякому. Ништяк! И потом жить с такой? Не знаю, как ты, я не смог бы, как бы ни любил. Скорее убил бы на хрен! — Большаков был категоричен. — Малой! Кончай базар! Мои дела — это мои дела, договорились? — Эх, Серый, Серый, черт с тобой, делай что хочешь, лишь бы не во вред делу и себе. Ну че, идем в чипок? — Пошли! — сразу согласился Серый. Они зашли в заведение, отчего-то названное «чайной», хотя собственно чая здесь никогда не продавалось. Водка, пиво — да, но не чай! Однако вывеска «Чайная» гордо висела над одноэтажным серым, как и все вокруг, зданием. Серый занял крайний столик — в углу у окна, Малой принес два стакана по двести граммов водки каждый и тарелку с бутербродами. Вернулся за кружкой, без намека на пену, пива. Отставил ее в сторону. Бывшие зэки подняли стаканы, с постоянным тостом «за нее…» в два глотка выпили, закусили хлебом с килькой. Серый закурил, Малой взялся за пиво. Тут же смачно выругался: — Да что за блядство, в натуре? Ну не твою мать? — Ты че, Малой? — Не, в натуре, ну можно разбавить пиво, это понятно, каждый хочет копейку сбить, но не до такой же степени? Это же не пиво, — он поднял кружку, — моча ослиная, не иначе! — Не пей! — Чегой-то «не пей»? Это не я «не пей» буду. Это буфетчица у меня сейчас, сука, всю бочку заглотит вместе с пробкой, или удавлю овцу облезлую, бля буду! Малой не на шутку разозлился, а этого допускать никак было нельзя! Он вполне мог разнести этот кабак на щепы вместе с посетителями. Что уж говорить о женщине-буфетчице? Нет, Малого надо было остановить, пока он не пошел вразнос, круша вместе с чипком и все дело, на которое они подписались. Тут-то к ним и подошел щуплый с виду человек, мастер соседнего участка, Малой и Серый знали его в лицо. — Чего ругаешься, хлопчик? — обратился он к Большакову. — Тебе-то чего надо? — огрызнулся Малой. — Ничего! Вижу, место рядом с вами свободное, вот и решил спросить, не позволите присесть рядом? — Садись, место не куплено, — все так же грубо ответил Малой. — Спасибо! Мастер присел. Кивнул на пивную кружку: — Насчет пива недовольство проявляете, молодой человек? — Слушай, мужик! Тебе место нужно было? Место. Получил? Получил! Так сиди, как сидишь, и в чужой базар не впрягайся. Пей, жри, че хочешь делай, но других не замай, мой тебе совет! — Да! Хреновые мне соседи попались, — продолжал, не обращая внимания на раздраженный тон Малого, мастер, — никакого понятия о вежливости не имеют. К вам, — обратился он к Серому, — мои слова отношения не имеют. — Да? — У Малого свело скулы, это было заметно. — Значит, ты конкретно мне предъяву кидаешь, коря? — Малой! — попытался остановить друга Серый, но тот уже начал заводиться, что было чревато… — Погодь, Серый! Этот курок сам напрашивается, чтобы ему чухло свернули. А ну, чушкан мышиный, пошли-ка на улицу, разберемся по теме! Малой встал, собираясь вытащить из кафе подсевшего так некстати мастера, как тот неожиданно властным голосом, не двигаясь с места, рявкнул: — Место, щенок! — Че??? — остолбенел Малой, да и Серый тоже от такого поведения соседа. — Сядь, сказал! Я от деда Ефима, не помните такого? Малому понадобилось некоторое время, чтобы въехать в смысл сказанного мастером. Наконец он понял ситуацию, сел, играя желваками на скулах. А мастер в это время повернулся к стойке, крикнул буфетчице: — Маша, родная, подойди сюда, пожалуйста! Оставив очередь, грозная буфетчица, приняв кроткий вид, выполнила просьбу мастера беспрекословно: — Слушаю, Семен Семенович, простите, я в толчее не заметила вас! — Ничего, все нормально. Сделай-ка нам бутылочку водки, бутербродиков приличных и пару бутылок пива! Хорошего, Маша, пива! — Сейчас, Семен Семенович, пару минут только… — Ну что такое? — Пиво в бокалы налью, чтобы другие не увидели, а то шуму не миновать. — Делай, как считаешь нужным, здесь я тебе не советчик! Народ возле стойки начал волноваться: — Это че за «шишкари»? Им к столу подносят, а ты стой тут? Но Марья была не из тех буфетчиц, которые позволяют выходки против себя: — Кому тут че не нравится? Тебе, прыщавый? Или тебе, хлюпик? Кому? — Ну а что, на самом деле?.. — Так! — подбоченилась Маша. — Если еще хоть слово услышу — шабаш, чипок закрою. Вы меня знаете! И не ваше собачье дело, что я делаю, кому сама подношу, а кого на хер посылаю. Не нравится — вперед, в профком. Жалуйтесь. Себе же хуже сделаете! — Ну ладно, Маш, закончили! Хорош, мужики, лаяться, — выступил стоящий первым в очереди тот, кого буфетчица назвала прыщавым. — Налей сто пятьдесят! Остальные, переминаясь, стояли молча, держа злость в себе. — Обождешь! — Мария не обращала никакого внимания на собравшуюся публику. — Заказ выполню, потом всех обслужу! Она отнесла на столик то, что заказал мастер, после чего вернулась к стойке. — Ну, давай, погнали! Сто пятьдесят, говоришь?.. Мастер, относившийся ко всему происходящему с невозмутимым равнодушием, словно весь этот шум-гам поднялся не по его прихоти, предложил своим соседям: — Разливай, Малой! — А что ты за бугор такой, что буфетчица перед тобой стелется, как проститутка? Насколько мы с корешем знаем, ты из простых мастеров. Или где в активе партейном обретаешься, Семен Семенович? — Это не важно, ребята. Так будем пить или к делу перейдем? — Выпьем! Малой разлил водку по стаканам. Выпили, закусили бутербродами, на этот раз со свежей полукопченой колбасой. Мастер выложил на стол пачку «Явы», мягкой, «явской». Дефицит. Предложил: — Угощайтесь. — Блатуешь, мастер? — Давайте, соколики, договоримся, с этого времени называть меня Семеном Семеновичем. Фамилия — Парфенов. Время нашего общения будет коротким, и все же попрошу уважительного к себе отношения. Хотя бы как к старшему по возрасту. Ясно? — Ясно! Фамилия Парфенов объяснила все! Семен Семенович был не простым мастером. Он еще являлся членом партбюро и председателем местного комитета народного контроля по совместительству. Оттого и буфетчица ходила перед ним на полусогнутых. Парфенов продолжал: — Значит, так! После кафе идите в клуб, на вечерний сеанс. После кино жду вас на Сиреневой, 10, это рядом с ДК. Зайдете, пройдя через второй проулок со стороны сада, есть там калитка. Встречающих не будет, проходите сразу в дом. Усвоили, бродяги? — Базара нет! — Вот и ладненько. Пошел я. Вы до сеанса сидите здесь! Ты, Малой, мне вначале совет давал, помнишь? Большаков пожал плечами. — Давал! Чтобы я в чужой базар не влазил. Теперь послушай моего совета, вернее приказа, если угодно. Ни на кого не нарывайся, если не хочешь крупных неприятностей. Мужики здесь злые, агрессивные, могут задраться. В этом случае — молча уйти! — А нас потом за последних чмырей считать будут? — недовольно проворчал Малой. — Делать, как я сказал! До встречи! Парфенов встал, подошел к стойке, рассчитался. Спросил у людей, стоящих в очереди: — Какие будут претензии к обслуживанию, граждане? У руководства есть мнение убрать с территории предприятия питейное заведение, слишком уж шумно здесь, случаются и драки в последнее время. Я лично против закрытия кафе, но если вы не будете вести себя как приличные люди, то для того чтобы промочить горло после смены, придется вам добираться до города. На самогон не надейтесь, все краны перекроем! Это можете считать предупреждением! А ты, Мария, — обратился он к буфетчице, — если что — сразу же патруль милиции вызывай. А дальше мы разберемся! Все все поняли? — Да поняли, начальник! Как не понять? Все ништяк будет, не сомневайтесь! — послышалось из очереди. — Что ж, посмотрим! А пока отдыхайте, до свидания, граждане! Парфенов вышел, последними словами оградив Малого и Серого от неминуемой разборки из-за внеочередного и особенного обслуживания. Правда, при всей заполненности питейного заведения, к ним на свободные места так никто и не подсел, предпочитая стоя выпить свою порцию, не мараясь общением с людьми администрации, к числу которых сразу же были отнесены и Малой, и Серый. Друзья в одиночестве, под нехорошие взгляды соседей, провели в кафе назначенное им время. Еле отсидев скучный фильм и выйдя из клуба, Большаков и Серов направились по указанному Парфеновым адресу. Сделали все, как тот приказал. Прошли переулком, зашли со стороны сада, через калитку. Из двора — в сени, оттуда в комнату. Там их встретил все тот же Семен Семенович: — Прибыли? — Как видите… — Эксцессов в кафе не было после моего ухода? — Чего? — не понял Малой. — Эксцессов, ну происшествий, наездов на вас? — Нет, этого не было. Но я больше не хотел бы просидеть несколько часов под взглядами тех, кто с удовольствием готов порвать тебя, как грелку. Ни за какое угощение не согласился бы, отвечаю! — Ничего, все уже в прошлом! После фильма за вами никто не шел? — Нет, — ответил на этот раз Серый, — я смотрел. Кругом пусто было. Основная толпа через сквер схлынула. Сюда пошли только мы двое. — Хорошо, присаживайтесь к столу! Я сейчас! Парфенов вышел, друзья присели к круглому, модному в пятидесятые годы столу, на такие же старые, но еще довольно крепкие стулья. Осмотрелись. Комната как комната. Телевизор на подставке, черно-белый, шифоньер с посудой, шкаф книжный с ворохом журналов на полках, платяной шкаф, трехстворчатый. Выцветшие искусственные ковры на полу и стенах, наглухо зашторенные темными портьерами окна. Вот и весь интерьер. — Кажись, начинается, Малой! — скорее выдохнул, чем сказал Серов. — Похоже на то! — согласился Большаков. — Ну и то дело, быстрее начнем, быстрее закончим. — Это смотря чего. — Да какая теперь разница? — Ты прав, Серый, теперь уже никакой! В комнату вошел Парфенов. — О чем воркуете, голубки? — Мастер, ты хоть и начальник, но за базаром следи. Что, перед тобой пидоры, что ли, голубками нас называть? — Ну извините, не так выразился, так о чем вели разговор? — Да так, о своем! — Ну-ну, ладно, — он присел на третий стул и очутился как бы посередине. Мастер вытащил из кармана пиджака свернутую трубкой кальку, развернул ее, закрепив углы кнопками. На кальке просматривался какой-то план, стрелки, обозначения цветными карандашами. — Так, други вы мои хорошие. Слушайте теперь внимательно. Через два дня вы должны покинуть Верхотурск. Малой с Серым переглянулись. — Так срочно? — Да! Так срочно! — Но мы же даже уволиться не успеем при всем нашем желании. — Успеете. Сценарий таков. Вот тебе, Серый, телеграмма — сын попал в аварию, находится в реанимации, требуется твое срочное присутствие, — Парфенов передал побледневшему вдруг Ивану Серову казенный бланк с печатями и штампами. — Андрюха, сын, — прошептал Серый, — в аварию?.. Как же… — Не суетись, Серый! Бумага — лажа. Ничего с твоим сыном не случилось. Но по этой телеграмме тебя завтра же должны отпустить в отпуск по семейным обстоятельствам. Серый покачал головой: — Ну ты даешь, начальник! За такие шуточки знаешь что можно получить? Перо под ребро! Без базара! Не шути так больше никогда! — Ну ладно! Ты же с семьей не живешь, пацана-то, наверное, и не помнишь, кто ж знал, что так воспримешь? Но в любом случае извини! — Проехали! Что дальше? — Дальше берешь расчет и билет в кассе до своего родного Бородина. Поезд отправляется в 0.40. Садишься в плацкартный вагон и едешь, ничем к себе внимания не привлекая. А потом, через три с небольшим часа, выйдешь в тамбур. — Для чего? — Смотри на план, красным карандашом отмечена железнодорожная ветка, вот Верхотурск, вот Бородино, синим отмечена река Грава, на пересечении ветки с рекой — мост. Сразу за мостом, если двигаться в сторону Бородина, железка делает крутой поворот вправо, а потому машинист перед мостом резко сбрасывает скорость и состав идет медленно, можно свободно сойти с поезда. Так вот, перед самым мостом выходишь в тамбур и прыгаешь. Откос там пологий, если споткнешься, то скатишься, как шар… — А дверь? Она же будет закрыта. — Молодец, Серый, вижу, думаешь о деле! На, держи, это стандартный железнодорожный ключ, он ко всем дверям подходит в вагоне, проверено. Парфенов передал специальный ключ Серову. — Понял! — пряча ключ, сказал Серый. — С этим ясно? Как состав уйдет за поворот, пойдешь под мост. Там тебя будет ждать моторная лодка. Лодочник доставит куда надо. С ним разговоров не пытайся заводить. Бесполезно, малый глухонемой! Все уяснил, Серый? — Все! — Тогда с утра официально получишь телеграмму, в контору, и… в путь! — Ясно! — Теперь с тобой, Малой! Послезавтра на карьере будут выдавать зарплату. Тебе не закроют несколько нарядов, якобы по ошибке и начислят копейки. Ты, естественно, возмутишься, наедешь на мастера, пойдешь разбираться в отдел труда и зарплаты конторы. Короче, поднимешь шум. Типа: «на херу я видал горбиться здесь за гроши», обвинишь конторщиков в махинациях, ну и так далее. В результате — заявление об увольнении на стол и в барак. А ночью идешь на станцию, туда, где формируются товарняки. На крайнем пути будет стоять состав с древесиной. В нем и теряешься. Не опоздай, отправление состава в 23.40. А дальше по схеме Серого. Тот же мост, та же лодка, тот же глухонемой и место, где вы встретитесь. Это все, что вам на данном этапе надо знать. Какие вопросы по процессу ухода из Верхотурска? — Да все вроде ясно. — Хорошо! Теперь последнее. И касается оно тебя, Серый. До меня дошли слухи, что ты с Ксюшей-путаной шуры-муры завел. Это правда? — А че, нельзя? — вдруг окрысился Серов. — Мне, коль под дело подписался, и бабу иметь нельзя? — Ну почему нельзя? Можно! Если только ты не посвящаешь ее в свои ближайшие планы. А это проверить невозможно, Серый! — Ни о каких планах меж нас разговора не было! — Точно? — В натуре! — Смотри, а то и дело спалишь, а значит, погубишь себя с дружком и девку подставишь под нож острый! — жестко сказал Парфенов. Увидев ставшие вдруг холодно-безжалостными глаза мастера, сердце Серого сковала тревога и чувство смертельной опасности. Впервые за много лет. — Слушайте, Семен Семенович, не трогайте Ксению, она не при деле. Памятью покойной матери клянусь, она ни о чем ни слухом ни духом! Я лишь спросил ее, если мне удастся заработать денег, согласится ли она уехать со мной отсюда? Она еще спросила: что, мало нормальных женщин вокруг. Но для меня не важно, чем она занималась да пока и занимается. Не для удовольствия же собственного? Короче, полюбил я ее, человек в ней живет, а это сейчас большая редкость. Может, и семья еще сложится? А насчет дела она ничего не знает, зуб даю! — Ну и ладно, чего взвился? Коль зубишься за нее, все нормально! Да никто ее и не хотел трогать, просто не надо, чтобы посторонние знали о том, чего им знать не положено. На дело идете серьезное, зачем усложнять жизнь себе и другим? Будь спокоен. Никто ее не тронет. Даже скажу большее: я ее с панели вытащу, коль такая промеж вас любовь. Никто больше не прикоснется до нее! — Вот на этом спасибо, Семен Семенович. Отблагодарю при случае! — Ты дело как надо сделай, большей благодарности мне от тебя не надо! — Сделаю, будьте уверены! — Ну теперь, кажется, все? — Все! — Тогда обратным путем в общагу, и с завтрашнего дня по плану! Давайте! Удачи вам! Малой с Серым покинули жилище Парфенова, понимая, что Семен Семенович, скорее всего, к нему никакого отношения не имеет. Не его уровень. И это было действительно так. Через полчаса после ухода клиентов мастер и партийно-общественный деятель местного масштаба сам вышел из дома, направившись к центру, в удобную и уютную квартиру нового трехэтажного дома руководства предприятия. Жил он один, так и не связав за свои сорок с лишним лет судьбу ни с одной из женщин, несмотря на то, что имел их немало. Но так уж вышло, и Парфенов не жалел об этом. Войдя домой, не раздеваясь, он прошел к телефону, набрал номер: — Алло! Дмитрий Сергеевич? — Да, слушаю, Жилин! Кто это? — Парфенов, Дмитрий Сергеевич. — А! Теперь узнал. Слушаю тебя, Семен. — Я насчет будущей рыбалки. — Слушаю! — Нужно завтра и послезавтра встретить наших новых друзей! — Место встречи не изменилось? — Нет! — Хорошо! Встретим! Что еще? — Есть небольшой нюанс. — Говори! — Один из друзей подружку здесь себе завел. Предполагаю, что мог и ее пригласить на рыбалку, хотя она вроде отказывается. — Никаких подружек. Сам знаешь, женщина в этом деле может только испортить все. Ее присутствие нежелательно. Сделаем так, — Жилин принимал решения мгновенно, — послезавтра к вам на карьер в командировку приедет Хоза Сулейманов. Покажешь ему кого надо, он и решит все вопросы после того, как отправишь друзей. Понял? — Все понял, Дмитрий Сергеевич! — Ну раз понял, то спокойной ночи, Семен! Связь прервалась. Парфенов разделся, прошел на кухню, достал из холодильника бутылку «Столичной», выпил, закусил нарезкой осетрины, закурил. Итак, его часть работы в общем деле практически завершена. Клиенты — Малой и Серый — подготовлены и проинструктированы. Сулема, который прибудет от Жилина, разберется с Ксенией. Остается убедиться в убытии бывших зэков и ждать. Ждать получения своей доли. Водка подняла настроение мастеру. Будущее вновь раскрылось перед ним радужным веером. Скоро он будет обеспечен настолько, что сможет навсегда покинуть этот проклятый край, чтобы начать новую, спокойную жизнь. Так будет! Вопрос во времени. Но он, Семен Семенович Парфенов, научился ждать. Терпеливо и расчетливо. Было бы чего. А сейчас это «было бы» реально имело место. Допив водку, Парфенов включил тихую лирическую музыку и, не раздевшись, прилег на софу, предавшись сладким мечтам. Так, мечтая, через несколько минут он крепко, без сновидений уснул. Глава 4 Все, что намечалось в доме на Сиреневой, прошло без проблем. И через два дня, в ночь с пятницы на субботу, Малой встретился с Серым. В небольшом, укрытом от посторонних глаз среди густого кустарника домике, выходящем узким деревянным причалом на реку Граву. Серый, уже немного освоившийся здесь, встретил Малого словами: — С приездом, Малой, проходи, гостем будешь! — А хозяин ты, что ли? — Получается так. Вчера под утро, как сбросил меня этот ветхий Герасим тут, так больше никого не видел. Теперь вот ты. — Ну и как здесь? — Да никак! Глухомань, она и есть глухомань. И чего только нас сюда притащили? Не пойму! — Скоро узнаем. Как со жратвой? — С этим все в порядке, только пойла нет, не оставили, шакалы. Я искал! — Ну это не беда, я прихватил с собой грелку отборного первача, как чувствовал, что с этим нас обломают. — Молодчик, Малой! Теперь все ништяк, а то тоскливо здесь, в натуре! — Ночью не холодно? Я смотрю, у дома и трубы-то нет? — Печки нет, зато есть пуховые спальные мешки. Хоть голым спи. — Ну, пошли в дом, что ли? Чего тут на причале торчать? — Пошли, Малой. Сейчас грамм по двести рубанем и «отбой», хоть немного поспишь. Замаялся, поди? — Да не то чтобы очень, но есть маленько! Только почему немного? Думаешь, с утра нас навестят? — Должны! Не на отдых же сюда кинули? — Ладно, видно будет, пошли, прохладно у воды. Друзья вошли в дом, выпили самогону и завалились спать. На часах пробило четыре утра. Почти в это же время к Верхотурску подходил пассажирский поезд со стороны Рахтура. В тамбуре, покуривая, стоял молодой человек с восточными чертами лица. Таких в ту пору и в тех местах жило и работало много, поэтому внимания он не привлек. По прибытии на станцию Хоза Сулейманов, а именно он и был тем молодым человеком, поправил спортивную сумку на брезентовой штормовке и, минуя само здание станции, направился по пустынному городу к его центру. Через полчаса он стоял возле двери ь 5 второго этажа нового трехэтажного дома. Звонить не стал, постучал — незачем тревожить соседей. Но толстая обивка делала его попытки разбудить хозяина квартиры бесплодными. Тогда Хоза порылся в карманах, вынул связку ключей, нашел нужный — дубликат, сделанный втайне от Парфенова, открыл дверь. Предохранительная цепь была снята в считанные секунды клинком кинжала чеченца. Сулема, как называл своего верного помощника начальник золотодобывающего прииска Жилин, тихо вошел в квартиру, осторожно прикрыв за собой дверь. Привыкнув к темноте коридора после освещенного подъезда, он крадучись прошел в комнату, где на софе, завернувшись в одеяло, мирно похрапывал хозяин квартиры, Семен Семенович Парфенов. Сулема сел в кресло у журнального столика, достал фонарик, включил его, направив луч себе под ноги, взял со стола журнал «Вокруг света» и швырнул его на софу. Парфенов, еще не открыв глаза, вскочил и тут же быстро сел, испуганно забившись в угол постели. Ослепительный луч, направленный в глаза, слепил его. — Кто здесь? — на грани истеричного вопля прохрипел Семен Семенович. Луч опустился. — Ай, не узнал, да? Кого должен быть встретить, начальник? — знакомый акцент в ответ. Парфенов облегченно вздохнул: — Сулема, ты? Черт нерусский! — Не ждал так рано? Нет-нет пугался, да? — Испугаешься тут! Чеченец рассмеялся гортанным, приглушенным смехом. — Зачем пугаться? Ствол надо под подушкой держать. Появится кто, бах и нет его! Так мужчина должен делать, не забиваться в подушки, как баба пугливая! — Откуда у меня ствол-то? — Спроси у меня! Я продам, недорого возьму. Две тысячи, и все дела! — Да ну тебя, Хоза! Ты есть хочешь? — потянулся рукой Парфенов к ночнику, но его остановил чеченец: — Не надо включать свет! Не надо, чтобы знали, что у тебя гость. Ты спи, как спал, есть я не хочу, буду тоже спать. На полу прилягу, утром говорить будем! — Но, может, перекусишь все же? — Эй. Зачем ты такой непонятливый, Семен? Сказал спать, значит — спать! Мало осталось. — Чего мало? — Спать, конечно, зачем глупость спрашиваешь? Спокойной ночи, Семен, и прошу, не говори больше ничего, не мешай! — Спокойной ночи! Сулейманов, положив под голову спортивную сумку и укрывшись штормовкой, моментально уснул. У Парфенова же сон как рукой сняло. Не помогли и двести граммов водки. Но не бродить же в темноте по квартире? Прилег, да так и лежал до утра, ворочаясь в беспокойных и бесполезных попытках уснуть. Поэтому и поднялся в семь часов разбитым, уставшим, словно две смены подряд отсидевшим в конторке карьера. Хоза в отличие от хозяина квартиры поднялся бодрым, сделал несколько упражнений, ушел в ванную, где долго плескался под холодным душем. Приготовив завтрак — обычную глазунью, Парфенов ожидал на кухне, когда закончит свой затянувшийся моцион чеченец. Время поджимало, пора идти на работу, а еще надо было переговорить с Хозой, хоть накоротке. Определиться, что делать дальше. А Сулема все плескался в ванной. Семен Семенович подошел к совмещенному санузлу, крикнул негромко: — Хоза! — Чего тебе, дорогой? — Времени нет, выходи, мне на работу пора! — Один минут, Семен, не знал, что ты и по субботам пашешь! И только тут Парфенов вспомнил, что сегодня выходной день. — Тьфу, — сплюнул на пол Парфенов, — черт попутал, совсем с этими делами счет дням потерял. — Э-э, много думаешь, наверное? — сказал Хоза, выходя из ванной. — Так башка скоро совсем перестанет работать. Непонятно только, в чем твои заботы? Дом есть, работа — начальник, не кайлом в карьере камень рубишь, все больше на совещаниях жопу протираешь. Не так? — Не так! Ты не говори, чего не знаешь, а давай-ка лучше завтракай, и по делу побазарим. Тебя сюда тоже не так просто прислали. — Это правильно! Но яичницу свою жри сам. Я потом как-нибудь шашлычок сам надыбаю у земляков! — Ну как хочешь, гурман! — За языком следи, Сеня! — Гурман — не оскорбление. — Я этого не знаю. — Ладно, больше не буду. — Вот и молодец, так будет лучше! Парфенов проглотил завтрак, запив его жиденьким кофейным напитком. Вымыв посуду и убрав со стола, Семен Семенович неловко начал разговор о том, из-за чего, собственно, и появился чеченец в его квартире. — Хоза! Я должен показать тебе женщину, которую ты… ну сам понимаешь. Надо подумать, как это сделать, чтобы нас вместе никто не видел. Что предлагаешь? — Все очень просто, Сеня! Делай что хочешь, хоть иди к местной сутенерше вашей и снимай шлюху, но вечером, как стемнеет, ты и она должны быть в доме на Сиреневой! — Что? Ты с ума сошел? Я с проституткой? Потом весь город будет по этому поводу гудеть, не говоря уже о членах парткома. — Придумай что-нибудь другое, но иного способа разобраться с твоей блядью просто нет! — Да какая она моя? — Короче, Семен, ты понял задачу? — Но если я даже смогу Ксюху выманить на хату, ее потом хватятся и все подозрения падут на меня? — Подозрения в чем? — Как в чем, в убийстве! — О каком убийстве ты говоришь? — Но… — Слушай, Семен, ну снял ты бабу, ты же мужчина, в конце концов, и потом, ты мог просто пригласить ее для спасительной беседы как общественный деятель — защитник морали, а потом она ушла. И… исчезла. Куда? А шайтан ее знает? Может, ты так ее пристыдил, что пошла бедная проститутка и утопилась со стыда. Или встретил ее какой старый клиент, предложил случку, она отказала, он и отправил ее в мир иной, скрыв все следы. Вариантов для ментов по поводу исчезновения бабы будет предостаточно, но главное, против тебя ничего не будет, я все сделаю аккуратно, в первый раз, что ли? Ты же только приведешь ее, а потом вали на люди. Я, сделав дело и убрав следы, уйду по надежному адресу, где всегда подтвердят, что все время находился дома и с тобой никак не пересекался. А в понедельник, как положено, приду в вашу контору, я же в официальной командировке. Работать будем. Ну что? Как тебе мой план? — Не знаю, надо хорошо все обдумать, взвесить каждый шаг! — Думай, но вечером я жду вас на Сиреневой. Все! Пошел я, Семен Семенович! Да, ключ от хаты на Сиреневой на месте? — На месте! Ты вот что, Сулема, из подъезда напрямую не выходи, а спустись в подвал, он открыт, пройди вправо до торца здания. Там через дверку слесарей в кусты и выйдешь. Никто не увидит. — Не надо, Семен, а? — Чего не надо? — Учить меня детей делать! — Я же… — Свое дело сделай! До вечера, общественник! И смотри, Сеня, лично ее приведи, лично! — Иди, джигит, иди! Парфенов открыл дверь, выглянул в подъезд. Там было пусто. Пропустил Сулему. Тот быстро спустился в подвал. Послушался-таки, а понту наводил… Ну ладно. Попутного ему в спину. Как теперь эту Ксюшу к нему выманить? Идти к своднице — себе дороже выйдет. Этот вариант отпадает категорически. А не пойти ли к девице в общагу? Вот так напрямую и с утра? Сейчас она должна быть дома, отдыхать после трудов праведных. А что? Ведь Серый говорил о чувствах к ней? Говорил! А Семен Семенович все же общественник, правильно заметил Хоза. Должен направить человека на путь истинный, помочь выбраться из этой зловонной ямы. Пусть все видят, что он вызвал Ксению для беседы. А ей намекнуть… Ну он знает, на чем сыграть с ней… И получится все как надо! С утра он с ней беседовал, это увидят многие, ну а вечером овечка приблудная сама в лапы к волку прибежит тайком, когда он ей назначит встречу. Что потом случится с ней, это уже не его проблема, Сулема прав, мало ли что может статься с проституткой на темной улице? Просчитав свои ближайшие ходы, Парфенов почувствовал себя уверенней. Он оделся в строгий костюм, такое же пальто и шляпу, вышел из дома. Спокойно, не таясь, отправился в женское общежитие карьера. Через час он вошел туда, где среди многих обитала и Ксения Драгунова — двадцатидвухлетняя женщина, маляр по профессии. Дежурная по общежитию была очень удивлена ранним приходом Парфенова. Еще больше ее удивило желание партийного и общественного деятеля увидеть Драгунову Ксению Александровну. Семен Семенович объяснил дежурной: — Есть у меня данные, что названная особа ведет, мягко говоря, аморальный образ жизни. Хочу побеседовать с ней лично, узнать, имеют ли известные мне факты ее биографии реальное подтверждение. — Гуляет она, Семен Семенович, как на духу вам говорю. Проституцией занимается. Да это любой, кто ее знает, подтвердит. И не она одна. А все бабка Кульга, она у них сводницей. — Это что же получается? У нас на карьере свой публичный дом функционирует? И никаких сигналов до сих пор? — Дома, как такового, нет, а девки по рукам ходят, это точно. — Ну вот и начнем изводить эту заразу. Вызывайте ко мне Драгунову, с нее, голубушки, и начнем! — Давно пора, Семен Семенович, безобразию этому конец положить. В наши годы разве… — Елена Анатольевна! Так вас, по-моему, зовут-величают? — Точно так! — Будьте добры сделать то, о чем я вас попросил! — Иду, иду. Вы тут за телефоном присмотрите? — Присмотрю! Дежурная удалилась, чтобы минут через двадцать вернуться с симпатичной молодой женщиной, немного заспанной, но успевшей привести себя в относительный порядок. Только слегка припухшие и усталые, даже какие-то печальные глаза указывали на то, что ночь эту она провела почти без сна. — Ксения Драгунова? — Да! — Здравствуйте! Меня зовут Семен Семенович Парфенов, если вам неизвестно, я представляю руководство нашего предприятия. — Очень приятно. А я маляр, просто маляр! — Насколько мне стало известно, не только маляром вы зарабатываете себе на жизнь. — Да? — Да! Я хотел бы, чтобы мы вышли. У меня к вам есть разговор, скажем так, строго конфиденциальный. Ну так как? — Если вы не против, я накину пальто. На улице прохладно. — Конечно, конечно, пожалуйста, я подожду вас здесь. Женщина быстро ушла по коридору к себе. Дежурная, скривившись, посмотрела вслед: — Вежливая, сука! Умеют такие представить из себя этакое такое! Со стороны глянешь, что ты, не подходи, а на самом деле — подстилка грязная. — Елена Анатольевна, давайте пока не обсуждать тему. Разберемся сначала! — Да что с такими разбираться? Гнать их отсюда метлой поганой, проститьню паршивую! Скольких мужиков сманивают к себе, семьи руша? — Все, Елена Анатольевна, успокойтесь. И достаточно об этом. Занимайтесь своим делом! Продолжая что-то бурчать, дежурная стала перекладывать какие-то бесчисленные журналы у себя на столе, будто в этом и заключалась ее главная обязанность как должностного лица. Вскоре подошла Ксения: — Я готова, мы можем идти! Они шли по аллее от общежития под недоуменные и удивленные взгляды редких прохожих, знавших и Парфенова, и Ксению. Говорил в основном Семен Семенович. Женщина шла молча, низко опустив голову. Видимо, разговор этот не доставлял ей ни малейшего удовольствия. Пока не коснулся Серого — Ивана Серова. — Скажите мне, Ксения, вы к Серову относитесь серьезно или так, как к одному из вариантов выхода из того незавидного положения, в которое сами себя и поставили? — Вы хорошо знаете Ваню? — Не знал бы, не спрашивал! — Как я отношусь к нему?.. Я люблю его, вот как! Он один смог понять меня. — И между тем продолжаете встречаться с другими мужчинами? К примеру, сегодня ночью, когда Ивана по известным причинам нет в городе. Как это понимать? — Я не хочу отвечать на ваш вопрос. — А придется, Ксения. Нет, не мне, не смотрите на меня так. Просто Иван вчера вернулся, хотел увидеть вас, но… — Ваня вернулся? Но почему я не знала об этом? — А он сделал это специально. — Вернулся специально? Но у него же сын в тяжелом состоянии? Он хотел его увидеть, может, в последний раз? И вернулся? — Ивана уже ничего не связывает с прежней семьей, как он мне объяснил. Они отказались от него, когда он попал в тюрьму. А посему проверить вас он посчитал более важным для себя. Мы с ним говорили о ваших отношениях, и я знаю, как он относится к вам. И на что надеется, тоже знаю. Только, к сожалению, поверил в то, что сможет связать свою судьбу с вашей, Ксения! — Почему «к сожалению»? — Вы так ничего не поняли? — Это он послал вас ко мне? — А как вы думаете? — Он… Господи! Что же это такое? Но почему вот так-то? Ведь вчера я всю ночь была у подруги. — Вы думаете, в это легко поверить? — В том-то и дело, что нет. Но мне нужно его увидеть. Я сама, сама все ему объясню. — Хорошо! Я думаю, вы правы, но сейчас это сделать невозможно. — Почему? — Он пил всю ночь, не найдя вас на месте, и сейчас спит. Под утро уснул, на него страшно было смотреть, поверьте мне, очень он переживал. — Ваня! — тихо проговорила Ксения, и в голосе ее задрожали слезы. — Давайте договоримся так! О подробностях нашей беседы не говорить никому. Будут спрашивать — отвечайте, мол, мораль читал начальник. А вечером, в семь часов, встретимся с вами за клубом, на Сиреневой улице. Я буду ждать вас и провожу к нему. К этому времени он придет в себя, да и я поговорю с ним, я отчего-то верю вам, постараюсь убедить его, что он заблуждается насчет вчерашнего, другими словами, подготовлю к встрече. Ну а потом поговорите наедине, я оставлю вас. Договорились? — Конечно! А вы, оказывается, не такой уж и сухарь, как о вас отзываются на работе. Спасибо вам. — Не за что! Идите сейчас в общежитие. Постарайтесь не выходить до вечера никуда, и ни слова о предстоящем свидании даже самым близким подругам, иначе очень подведете меня. А в семь встречаемся. — Не волнуйтесь, никто ничего не узнает. И передайте Ване… Хотя нет, я сама все ему скажу! — Ну и ладненько, до встречи, Ксения! — До встречи, Семен Семенович! Ровно в семь стоящий в переулке Парфенов увидел за клубом знакомую фигуру Ксении. А она ничего, подумал вдруг Семен Семенович, раньше как-то не обращавший внимания на женские прелести. Выходить из переулка он не стал, только позвал: — Ксения! Женщина, услышав его голос, оглянулась, всмотрелась в темноту улицы. — Я здесь, Ксения, в переулке, правее от вас. Идите сюда! Ксения сориентировалась, подошла. Семен Семенович предложил: — Пойдемте задами, через калитку и сад во двор, чтобы нас никто не видел. Они зашли задами, Ксения спросила: — Как Ваня? — А? Ваня? — Этим вопросом женщина застала Семена Семеновича врасплох, он думал совершенно о другом. — Ничего Ваня, отошел, поговорили, спокоен, ждет вас! — Я отчего-то так волнуюсь! — Все будет нормально, я уверен, проходите! Он пропустил Ксению в темные сени, где она сразу же на входе получила сильный удар по голове, лишивший ее сознания. Над ней в перчатках, с засученными рукавами стоял Сулема. Чеченец подхватил женщину под мышки, тихо приказал Парфенову: — Бери за ноги, чего замер? Внесем в хату! Семен Семенович подчинился. Они внесли Ксению в комнату, где, на удивление Парфенова, был накрыт праздничный стол на двоих. — Что это? — спросил мастер. — Стол! Праздничный! У нас же сегодня праздник смерти, или забыл? Сажай ее на стул и поддержи, я приведу даму в себя. — Мы так не договаривались! — Выполняй, сука! — сверкнул безжалостными глазами чеченец. — А то в ее положении окажешься, ну? Семен Семенович удерживал женщину на стуле, пока Сулема не брызнул ей воды в лицо. Ксения пришла в себя. Она недоуменно посмотрела вокруг: — Где я? — В гостях, милочка, в гостях, или забыла, куда шла? — А Ваня? — Ваня? Зачем Ваня? Разве тебе меня мало? Она перевела взгляд на Парфенова: — Семен Семенович, вы же… Мастер отвел взгляд в сторону окна. За дело взялся Сулема: — А сейчас начнем один небольшой спектакль. Он развернулся и хлестко ударил Ксению по щеке, сбив со стула. Тут же поднял перед собой, лицом к лицу: — Ну что, наблядовалась, сучка? И ударом головы в лицо отбросил женщину на не тронутый до этого стол. Он опрокинулся вместе с Ксенией. Парфенов вдруг дернулся в сторону двери, но Хоза успел нанести удар на противоходе, выставив в сторону убегающего руку. Семен Семенович, взметнув ноги к потолку, рухнул всем телом на пол. — Куда, гнида? Ты тоже участник спектакля, тебе уходить никак нельзя. Ударом в лоб чеченец вывел из строя и так находящегося в полуобморочном состоянии Парфенова. — Погоди, дойдет и до тебя очередь! Он вернулся к женщине. Та сползла со стола и лежала на спине, широко раскинув руки. Юбка задралась до трусиков, блузка оголила грудь. Сулема почувствовал прилив желания. Надо было снять ее раньше, сейчас уже поздно. Он схватил ее левую грудь своей крепкой рукой, сжал так, что посинел сосок. Ксению боль привела в сознание, она застонала. Но нож чеченца уже был занесен, и лезвие до рукоятки вошло в белоснежное тело, в двух сантиметрах ниже основания груди. Сулема вытащил нож, отпустил грудь, ударил второй раз, в горло, откуда обильно хлынула черная кровь. — Вот так! Первый акт закончен! — проговорил он, глядя, как задергалось тело Ксении в предсмертных судорогах. Он повернулся, подошел к лежащему без сознания Парфенову. Наступил ботинком ему на лицо. Тот дернулся, придя в себя. Чеченец убрал ногу. На него смотрели полные животного ужаса и боли глаза Семена Семеновича. — Ну что, Сеня, кончилась твоя жизнь? — За что? — Задаром, Семен Семенович, такова твоя судьба! — Не… делай… этого… Хоза! Я откуплюсь! — Чем? — У меня дома есть деньги. Много! — Молодец, что сказал об этом, но мне не нужны деньги! Он нагнулся над дрожащим мастером, схватил за подбородок, дернул его вверх, полоснул лезвием ножа по туго натянувшейся коже, которая, лопнув, обнажила широкую безобразную рану, откуда, как и из горла Ксении, на пол толчками хлынула черная кровь. Хоза поднялся. — Вот и второй акт завершен. Спектакль закончен. Пусть теперь менты ломают голову над тем, кто так зверски разделался с партийным активистом и обычной проституткой. Не иначе, их вместе застукал пьяный постоянный клиент путаны и ярости его не было предела. Ну и шайтан с ними! Свое дело он сделал. Пора чисто уйти. Он достал из сумки холщовый пакет, бросил в него окровавленный нож, пошел на выход. Со двора прошел садами в проулок до асфальта, осмотрелся. Никого. Хоза вытащил из той же спортивной сумки полуботинки. Обувь, в которой работал в доме, бросил в пакет, туда же — перчатки и килограммовую гирю. Проходя мимо колодца на выходе из проулка, швырнул в него пакет. Все! От прямых улик он избавился, теперь к Марату. Как на заказ, начался дождь. Так под дождем, но при отсутствии прохожих, добрался до дома своего старого друга, Марата, с кем когда-то корешился на зоне. Тот жил один. Там переоделся точно в такую же одежду, в какой был все это время. Мокрую одежду бросил в печь. Яркие языки пламени, жадно шипя, набросились на новую добычу, в одно мгновение превратив ее в пепел. Сулейманов, спокойно поужинав, уснул на приготовленной постели с чувством выполненного долга. Какое-то время ему не давали покоя последние слова Парфенова о деньгах. Но брать их, не расстроив версию убийства по ревности, было невозможно. Менты обязательно обшмонают хату мастера. Там все должно оставаться, как было, в том числе и деньги. Сулема отбросил мысль о деньгах. Жилин заплатит больше. В понедельник Хоза Сулейманов прибыл в контору карьера, где только и было разговоров что об убийстве в доме на Сиреневой, 10. Но он прибыл работать и сделал то, что и должен был сделать. Из приемной начальника связался с Жилиным: — Дмитрий Сергеевич? Это Хоза! — Что у тебя там, Хоза? — Задание выполнил! — В полном объеме? — Конечно! Две бухты силового кабеля выйдут к нам на неделе. — Молодец! Счастливого возвращения! — Сегодня же отправлюсь обратно. И Сулейманов беспрепятственно покинул Верхотурск. Местная милиция никак не связала убийство на Сиреневой с командированным из Рахтура, приняв версию, как и предполагал Сулема, убийства из ревности, и начала поиск мифического убийцы из числа многочисленных клиентов проститутки Ксении Драгуновой. Глава 5 Серый оказался прав в том, что утром им особо выспаться не дадут. Около восьми часов с реки послышался шум приближающейся моторной лодки. Старый небольшой баркас пристал к причалу, из него вышли двое, один нерусский, что сразу бросалось в глаза, второй — угрюмый здоровяк, который и закрепил баркас. Они прошли к дому, вошли в него. — А ну подъем, бродяги! — подал команду нерусский. Бывшие зэки зашевелились. — Сейчас! Оденемся только. — Давайте и выходите на причал. Пойдем, Шмель, на воздух, ребятишки, видно, самогона где-то надыбали, все помещение провоняло перегаром. — Слышь, Малой, — пробурчал Серый, вытаскивая из спального мешка свое тело, — этот чурбан перегар учуял, разборки будут! — Да пошел он на хер! Про пойло базара не было, когда договаривались сюда перебираться, — пытаясь выбраться из мешка, огрызнулся Малой. — Может, этот Казбек еще шмон здесь устроит? — А если устроит? — Удавлю! Меня лучше не замай, сам знаешь! — А чего ты завелся вдруг? — Да мешок этот долбаный, мать его, влез вроде легко, а вот в обратку ни хрена не получается, мешает что-то. — Сейчас, погоди, оденусь — помогу. — Ну что вы там застряли, бродяги? — послышался голос с улицы. — Подождешь, ни хрена с тобой не станется, — становясь все более агрессивным от собственной беспомощности, крикнул в ответ Малой. — Эй, коря! — донесся с улицы другой, более жесткий голос — Шмеля. — Ты давай не борзей там. Тебя люди ждут! Наконец и Малому при помощи Серого удалось выбраться из плена спального мешка. Он оделся, и друзья вместе вышли к ожидающим их гостям, скорее, хозяевам этой фазенды. — Это кто там вякал не по делу? — спросил Шмель, внешне скорее смахивающий на гориллу. — Не вякал, а говорил. Так это я, а что? — ответил Малой с видом, показывающим, что он уступать ни перед кем не намерен. — Малой? — Для кого Малой, для кого… — Ладно! Запомни, Малой, больше ни слова против, понял? Иначе наказание. А наказываю я строго! — Не, ты че, в натуре, понты кидаешь? Пахан, что ли? Может, отойдем разберемся? Давно я таким качкам жало не сворачивал. — Да я тебя… — Хватит! — рявкнул вдруг нерусский. — Что за базар? Чего лаетесь, как псы цепные? Быстро прекратили, а то я вам всем здесь жизнь веселую устрою! Так и пойдете на дно по одному! Или кто сомневается? — В руках у нерусского блеснула вороненая сталь пистолета. — Вас не для этого сюда притащили, лучше уж заменить сразу, чем ждать, пока вы меж собой не перегрызетесь! Ну, что скажете? — Все, шабаш, мужики! — Серый развел Малого со Шмелем. — Закончили. Начальник, больше подобное не повторится! — Не сомневаюсь. Шмель, осади немного, ребята и так понимают все, напрягать не следует. А теперь познакомьтесь, хотя чего знакомиться, это — Шмель, а он знает, что вас кличут Малым и Серым. Ну а я — Сулема, так называйте меня при встрече. Теперь о деле. Шмель с этого момента остается здесь с вами, он ваш непосредственный начальник. Со всеми вытекающими отсюда выводами. Надеюсь, понятно говорю, особенно это касается тебя, Малой. Тебе, конкретно, все ясно? — Ясно! Да я и не против, ко мне если по-людски, то и я так же. А орать не хера! Наорались шакалы, там, за запреткой! Скажи спокойно, я всегда пойму. — Вот и договорились, — нерусский спрятал ствол, приказал: — Серый, принеси из баркаса груз — два свертка и ящик! Серый молча выполнил приказание, на причал легли два продолговатых предмета, завернутых в старые ватники и перетянутые бечевкой, рядом — продолговатый зеленый ящик — цинк, на языке военных, — коробка с патронами. — Значит, так, — продолжал Сулема. — Я сейчас убываю, у меня свои дела, а Шмель разъяснит вам все. Будете выполнять все его инструкции. И еще: на неделю как минимум от спиртного вам придется отказаться, это приказ. То, что не допили, допейте — и кранты. — Начальник, тут по вечерам с тоски сдохнешь без допинга! — У Шмеля есть чем разогнать вашу тоску. Еще вопросы есть? — «Буржуйку» бы соорудить, я в спальник не вмещаюсь, — попросил Малой. — Печки не будет, а в спальник можешь не залазить, накройся им сверху. А под низ веток кедровых настели. Тепло будет. Еще вопросы? — Вроде все! — Давай, Шмель, принимай команду. Мужики они ничего. Малой ершистый мало-мало, но это от дури и силы, которых у него хоть отбавляй. Но сам свой чувак! Главное, не собачьтесь. Помните, одно дело делаем! Все, погнал я, дня через два, к среде, может и раньше, проведаю вас. Серый, отвяжи лодку! Сулема сел в баркас и вскоре скрылся за поворотом вверх по реке, в противоположном тому, откуда приплыли, направлении. Троица, оставшаяся на причале, молча проводила его взглядом и только тогда, когда лодка скрылась за поворотом, оживилась. — Ну что, братва, — миролюбиво начал Шмель, — старое забудем? — Забудем! Да и ничего и не было, — ответил ему в тон Малой. — Вот и ништяк! Выжрали все или осталось что? — Да осталось немного, на похмелку. На двоих, — ответил Малой. Шмель улыбнулся: — Похмеляйтесь, я это дерьмо не потребляю. — Чего так? — спросил все тот же Малой. — Аль больной? — Нет! Не приучен. У меня свой кайф. Он достал мешочек, похожий на кисет, высыпал на ладонь зеленоватую, мелко нарубленную массу. — Дрянь? — воскликнул Малой. — Она самая, травка, анаша. Кайф от нее ништяк, потому как конопля индийская. Из Таджа, не халам-балам! — Ну тогда будем жить, если поделишься, конечно, — оживился Малой, вопросительно смотря на Шмеля. — Почему не поделиться? Я не жадный, не то что ты, Малой! — А что я? — А то, что самогону у тебя строго на двоих осталось! — Ну ладно, это я так, не обделил бы, не из таких! — Тогда раскумаримся? — Какой базар! Забивай плотнее и без табаку. Самогон подождет, авось не выдохнется! Шмель соорудил приличный косяк. Присели на корточки, пустили папиросу по кругу. — Ух! Ништяк анаша! — восторженно оценил качество наркотика Малой, сделав положенные три затяжки и передав курево дальше, Шмелю. — Самогон по сравнению с ней — фуфло, а эта сразу потащила, ништяк! После второго круга выбросили мундштук. Наступило расслабление, тревоги и заботы отошли в сторону, осталось блаженное ощущение беспечности и безразличия, что, однако, не помешало продолжить разговор. — Повеселее стало, Малой? — спросил Шмель. — А то! — Ну и хорошо. Думаю, делить нам нечего, оттого, как говорил кот Леопольд из мультфильма: «Давайте, ребята, жить дружно!» — Базара нет, Шмель! Говори, что делать предстоит? — Шишки с кедров сбивать! — Я же серьезно! — надулся, как обиженный ребенок, Малой, но без тени агрессии. — И я серьезно! В тряпье, что принес Серый, две винтовки «СВД». Слыхали о таких? — «СВД»? — Ну да, снайперские винтовки. И цинк боевых патронов к ним. Хозяин велел сделать из вас настоящих снайперов. — А твой хозяин не подумал, что мы можем с этими игрушками уйти в тайгу? — Во-первых, не мой, а наш хозяин, во-вторых, для чего в тайгу? — Ну мало ли? Трясти артельщиков, что золото моют? — Нет, Малой, хозяин не боится этого. Он ничего не боится, на то он и хозяин. Это его все боятся, ибо не прощает он никому и ничего, даже малейшей провинности. А насчет того, о чем ты говорил, Малой, то далеко ли ты уйдешь? В тайге? Не зная ее законов? — Да я так, пошутил! — Со мной шути, со мной можно. А вот с Сулемой лучше не надо. Он правая рука хозяина, его палач! — Спасибо за науку, будем знать. А кто он, этот грозный хозяин? — Вам этого знать не надо. Наступит время — узнаете, если он этого захочет. Вообще же, не думайте лучше ни о чем, а выполняйте свою работу, целее будете! — Так, значит, по шишкам стрелять будем? — переспросил Серый. — Именно, — ответил Шмель. — Из чего, братан, — обратился Малой к Серому, — следует, что взяли нас с тобой на «мокрое» дело. Не иначе валить кого-то придется. Угадал, Шмель? — Не знаю. Но скорее всего, так! — А ты давно пашешь на своего хозяина? — неожиданно сменил тему разговора Малой. — Третий год, а что? — Что он за мужик? Не кинет по концовке? — Пока никого не кидал, насколько знаю. Каждый получал то, что заслужил. — И много ты заслужил за эти три года? — продолжал в том же духе Малой, хотя видел, что эта тема начала раздражать Шмеля. — Ты любитель считать чужие деньги? — вопросом на вопрос ответил Шмель. — Учти, здесь такой интерес не поощряется. Что заслужил — все мое! — Закончили базар, а? — предложил Серый. — Что вы как маленькие, на самом-то деле. Давайте лучше похаваем, а то после дряни аппетит разыгрался волчий. — Золотые слова, Серый, — поддержал его Шмель, — жрать действительно хочется. Ну а потом приступим к делу. Троица зашла в дом, где плотно перекусила тушенкой. После перекура Шмель развернул винтовки. — Дело когда-нибудь со снайперским оружием имели? — спросил он. — Откуда? — Тогда для начала слушайте и смотрите, я расскажу вам общее устройство оружия и механизм его применения. Команда новоявленных стрелков приступила к учебному процессу. А Сулема, покинувший снайперов в двадцати минутах хода от Рахтура, остановил и спрятал в прибрежных зарослях баркас, устроился в нем поудобнее и уснул. В шесть часов, как и планировал, он проснулся и вывел лодку на чистую воду, завел мотор и на средних оборотах, держась правой стороны, где встречное течение было слабее, направился к Рахтуру. Остановился на окраине у первого мостка, причалил, закрепил лодку и пошел вдоль берега по тропинке к причалу Якова Петровича Голонина. Около семи к реке обычно спускалась рабыня старика, Настя. Ее-то и надо было увидеть чеченцу. Он присел на бревно, закурил. Вскоре затрепетали металлические поручни и послышался характерный звук ударяющихся друг о друга пустых ведер. Убедившись, что к реке спустилась именно девица Голонина, Сулема вышел из укрытия, ступил на причал. Как раз когда Настя черпала воду. — Ой! — испуганно вскрикнула она, увидев в темноте человека, но тут же узнала его: — Черт, через тебя чуть ведро не утопила. — Узнала? — Узнала. — За водой пришла? — не зная, с чего начать разговор, глупо спросил чеченец. — А что, не видно? Зачем же еще на реку ходят? — Ну как зачем, например, на свидание! — Чего? — Послушай, девушка, ты знаешь меня, я знаю тебя. Есть у меня к тебе разговор, даже не разговор, а предложение. — Ну говори, только побыстрее, дед не любит, когда я задерживаюсь. — Поэтому ты вся избитая? Издевается старый хрыч? — Ты об этом хотел меня спросить? — Нет! Слушай, девушка, внимательно. Раз торопишься, говорить буду быстро, прямо и открыто. — Слушаю тебя, Хоза! — Я собрался покинуть эти места. Навсегда. Уехать на родину, на Кавказ. Ты мне нравишься… — Что? Что ты сказал? — прервала его от удивления девушка. — Сказал, что ты мне нравишься. — Зачем смеешься надо мной? Кому может нравиться долговязый, плоский урод? — У нас, на Кавказе, почти все девушки тонкие, как лоза виноградная, и высокие, как ты. Это здесь толстые считаются красавицами, чем толще, тем лучше, у нас наоборот. И потом, родив первого ребенка, ты расцветешь, как эдельвейс, я знаю! — Я рожу ребенка? — Конечно, и не одного, у нас большие семьи. Но это, конечно, если согласишься уехать со мной. — Ты предлагаешь мне стать твоей женой? — Да! От неожиданности сделанного предложения девушка опустилась на причал. — Одна беда, Настя, денег у меня, чтобы свой дом поднять, нет. Сколько пашу на хозяина, только подачками и кормит. — У меня тоже ничего нет, Хоза! — с искренним сожалением проговорила Настя. — Я знаю. У нас с тобой нет. Зато деньги есть у твоего деда, он где-то в подвале их хоронит, много денег. — Ой, что ты говоришь? Разве можно воровать? — А разве можно из свободного человека раба делать? Издеваться над ним? Избивать до полусмерти? Это можно? Вот за это твой дед и должен заплатить, и это не воровство, а компенсация за все то зло, что он причинил тебе, невинному и беззащитному человеку. Короче, так! Времени действительно у нас уже нет. Или мы убьем старого осла и заберем деньги, чтобы начать новую жизнь, или расстаемся навсегда. Ты меня больше не увидишь, клянусь! Никогда. Подумай за завтрашний день все хорошенько, а вечером тут же и в это же время скажешь свое решение. Если «да», то я все сделаю так, что произойдет несчастный случай. Ты только немного мне поможешь. Если «нет», то, значит, нет. Не суждено мне, значит, жить с любимой девушкой. Останусь один! — Ты сказал, с любимой? — Да! Я же люблю тебя. Иначе зачем пришел бы сюда? Ну все, Настя. Тебе пора, иди, а то хватится тебя старый шайтан. Опять будет бить! Но тогда я зарежу его, как барана! Не дав девушке ничего сказать, Сулема повернулся и скрылся в темноте тропы над рекой. А Настя, отчего-то дрожа, еле поднялась на ноги, взяла коромысло на плечо и пошла наверх. Сердце ее учащенно билось. Сулема же, пройдя за поворот, скрывшись с глаз «возлюбленной», остановился, закурил. — Никуда ты не денешься, коровка божья, завтра и согласишься на все, тогда и сыграем игру. Все одно, дуреха, тебе не жить нормально на этом свете. Такова уж твоя доля, голубушка! Докурив сигарету, бросил окурок в реку. Течение сразу подхватило его, потащило к середине, на стремнину. Сулема повернулся и начал подъем. Ему сегодня надо было навестить еще деда Ефима, там переночевать и дождаться завтрашней встречи с «невестой». Вечером этого же дня начальнику местного отделения милиции позвонил Жилин: — Алло! Федор Олегович? — Да, Ипатьев на проводе, с кем имею честь? — Жилин с вами говорит! — А, Дмитрий Сергеевич! Рад вас слышать! Случилось что? — Да нет! Тут такая ситуация сложилась. Продукции готовой скопилось немало, а с центральным сейфом проблема. — Что такое? — Да замки заедают, надо ремонт делать. А следовательно, продукцию с прииска вывезти, согласно инструкции. Все же, понимаете сами, золото. Вывезти и поместить в хранилище банка. Заодно бригаду мастеров из Верхотурска ко мне доставить, я начальству своему уже сообщил, они вышлют людей. В четверг бригада будет в Рахтуре. — Так вам что, вертолет с охраной нужен? — Да! Как обычно, только в более ранние сроки. — Ну это не проблема. «Ми-2» всегда готов к вылету, пилоты на месте, об охране и говорить нечего. На сколько загрузите машину? — Да ерунда, килограммов шестьдесят да мой бухгалтер. — Действительно ерунда! Когда будем планировать полет? — В четверг. После того, как мастера прибудут в поселок. Их сюда бросить, обратно груз. Ну и отработанная схема с банком! — Понял вас. Предупредите своих мастеров, чтобы по приезде сразу ко мне в отделение прибыли, на взлетку их доставят отсюда. — Хорошо! Значит, решено? — Конечно, Дмитрий Сергеевич! — Ну тогда пока, занимайся своими делами и прикинь, когда встретимся? Сколько уже не виделись? Рыбалочку организуем, шашлычок, спиртику чистого? А, Федор Олегович? — Вот после акции, в выходные и встретимся. Моя как раз в Верхотурск, к своим собирается. — Так, может, палаточку отдельную организовать? Ведь наверняка не один прибудешь? — А вы прозорливы, Дмитрий Сергеевич, палатка на двоих не помешает! — Заметано, я начинаю готовить пикник! — Готовьте! До связи! — До связи, Федор Олегович! Майор Ипатьев положил трубку, чтобы тут же ее поднять вновь и набрать местный поселковый номер секретаря парткома Рахтура и одновременно председателя местного исполкома, то есть верховной власти местного пошиба, Халтурина Валерия Алексеевича. Тот был на месте и ответил сразу. Строго, официально, как и положено руководителю его уровня: — Да! Халтурин слушает! — Валерий Алексеевич, вас беспокоит майор Ипатьев. — Что-нибудь случилось, Федор Олегович? — Ничего серьезного. В городе все спокойно. Просто информация к размышлению появилась. — Ты, как Штирлиц, ей-богу, ну что за информация? — Только что звонил Жилин. — Жилин? — Да! Он просил организовать внеплановый вывоз готовой продукции с прииска. — Что, намыл сверх нормы? — Нет! Дело в другом! — В чем же? — У него якобы центральный сейф забарахлил, нужен ремонт, он и бригаду мастеров уже вызвал. Поэтому и просит вертолет. Для доставки ремонтников и вывоза продукции на четверг. — Ну и что? Такого разве не может быть? Я имею в виду поломку сейфа? Вполне может. И действует Жилин по инструкции, в чем проблема? — Не знаю. Раньше подобного никогда не было. — Все когда-нибудь ломается. Но информацию принял, дам команду на месте проверить ее достоверность. А вывоз готовь, по штатному расписанию! — Понял, Валерий Алексеевич! — Больше Жилин ничего не говорил? — Нет! — И на рыбалку не приглашал? — Какая может быть рыбалка? Я на выходные планирую протоки проверить, насчет браконьеров. Что-то наш рыбнадзор, по-моему, работает спустя рукава. — С чего ты это взял? — С рынка. Он весь рыбой завален, свежей! — Ну ладно, работай, а главное, охраняй покой граждан, это твоя основная задача! До свидания! — До свидания, Валерий Алексеевич! Ипатьев положил трубку. Проговорил: — Так оно спокойней будет. С золотом не шутят. Одно дело, если я самолично разрешу внештатный полет, за что, в случае чего, отвечу по всей строгости, и совершенно другое дело, если есть санкция высшего начальства. Другой коленкор получается. Начальник поселкового отделения милиции майор Федор Олегович Ипатьев был осторожным и предусмотрительным служакой. Хоза Сулейманов зашел через двор в дом деда Ефима. Тот читал местную газету, всматриваясь в каждую строку. Услышав появление гостя, повернул к нему голову. — Хоза? — Я! — Ты, как всегда, как привидение появляешься. Нельзя зайти с улицы, как нормальный человек? Тебя же здесь каждый знает аль опасаешься чего? — Чего мне опасаться? Привычка просто. Ходить так, чтобы другие не видели. — Пошто явился? Жилин прислал? — Нет, надо пару дней в Рахтуре провести по личным делам, а где остановиться? Только у тебя и можно, если, конечно, не погонишь прочь. — Почему погоню? Что ты мне плохого сделал? Оставайся, живи сколь надо! Вон лавка, постель на печи. Хлеб, сало есть, ах да, ты же насчет сала того… не употребляющий. Ну тогда говядина есть, соленая, с перчиком. Да и самогон найдется! — Вот это в самый раз, хороший ты человек, дед Ефим! — А вот это для кого как! Парни-то, что я из зоны встретил, пригодились? — Пригодятся еще, не время пока! — Ну вам виднее, молодым, когда да что. Присаживайся, выпьем! — Сколько тебе лет, дед? — Мне? Скоро девятый десяток разменяю, а чего? — С ума сойти, девятый десяток! А все самогонку пьешь! Другие в твоем возрасте или уже в могиле гниют, или на таблетках сидят, вернее лежат, смерти дожидаясь. А ты еще ничего, крепок! — А что самогон? В нем все мое лекарство. Чуть ноги замочил, сразу стакан и на печь. Глядишь, болезнь мимо и пронесет. А не выпил бы? На следующий день и свалился бы, точно тебе говорю. А мне валиться нельзя, кто ухаживать-то будет? Да и не встать боле. Нет, валиться никак нельзя! Он выставил штоф самогона, стаканы, нарезал хлеб, мясо, лук с чесноком. Разлил первач. — За что выпьем, Хоза? — За здоровье, дед! Чтобы оно всегда было у тебя в норме. — Пустое предлагаешь. Сам знаешь, вечно никто не живет, вот и мне последние годы, а то и месяцы топтать эту грешную землю. Не будем глумиться, а выпьем за жизнь. Сколько бы ее нам ни осталось! — Хороший тост, дед! За жизнь! Они чокнулись и выпили. Закусили, поговорили еще немного, куря стариковского самосаду. Дед вспоминал каторжную молодость свою. Потом улеглись по местам, уснули. Наутро дед, вставший рано, старался не потревожить сон гостя, вышел во двор и начал мести его, вылизывая свою территорию, словно солдат первого года службы. Эту процедуру дед Ефим непременно делал каждое утро, вместо гимнастики, которую осилить уже был не в состоянии. Хоза поднялся ближе к обеду и сразу под холодную воду. Тоже своеобразная тренировка и потребность организма. Потом пообедали. Дед спросил: — Вечера ждешь али ночи? — Вечера, как стемнеет! — Лодку где оставил? — У крайнего мостка. — С мотором? — Не тащить же его на себе? — Так сопрут ведь! — Найду — башку отрежу! — Кому? Кого ты тут найдешь? Уволокут мотор, вовек не сыщешь! — Я найду! Глаз да ушей в поселке много. — Ну ты как знаешь, а я пройдусь к реке, посмотрю. Все одно делать нечего. Выпить еще захочешь, за лавкой, в сенях найдешь! Дед Ефим вышел. Сулема проводил его взглядом. Сколько дед жить собрался? Годы? Месяцы? Нет, дедушка, не угадал ты. Дни тебе остались, считанные дни. Много ты знаешь, к сожалению, вдруг решишь покаяться, и не только священнику, груз грехов с души снять. Их, поди, у тебя накопилось немало. Так что такой вот расклад. Но пока походи, подыши воздухом. Еще пару дней у тебя есть, пока он, Сулема, закончит дела с Яковом Петровичем, такой же плесенью, и «невестушкой» своей, Настей! Смерть тебе легкой будет, потому как неожиданной, ты и понять-то ничего не успеешь, как отойдешь в мир иной. Даже сам Сулема предпочел бы в случае чего, чтобы его грохнули откуда-нибудь из-за угла, в спину, насмерть, сразу. Глава 6 Дед вернулся часа через два. Сулема спросил: — Что-то ты, дед, долго у реки торчал. Или ходил еще куда? — Нет, вышел к мосткам, сел в твою лодку, да так и просидел, о жизни своей прожитой думая. — Не тронули лодку? — спросил чеченец, решив сменить тему, так как ему не хотелось слушать причитания старика о своей загубленной молодости, одинокой старости и тому подобной ерунде. — Нет! Все в порядке! Да ты и поставил ее так, что, не подойдя вплотную, лодку даже со склона не видать. Ладно, чего-то мне не можется. Про здоровье вчера вспомнили, вот и результат — сглазили, не иначе! — Не надо было у воды сидеть, просквозило тебя на ветру — и весь сглаз! — Может, и так. Сейчас лекарства своего приму и на печь, ты уж тут один как-нибудь. — Давай, давай, дед, лечись! — Со мной не дернешь грамм сто? — Нет, не буду. — Ну смотри. Выпив стакан первача, занюхав выпитое коркой хлеба, дед Ефим взобрался на печь, где за занавеской и затих, уснув. Сулема вновь остался один в комнате. Ближе к вечеру стал накрапывать дождь. Сначала редкий, несмелый, потом плавно перешедший в приличный ливень. Это было на руку Хозе, если девка даст согласие. Тогда действовать придется немедленно и там и здесь, чтобы к утру покинуть Рахтур. Выполнить задуманное в дождь было и проще и сложнее одновременно. Вода смоет следы, но она и вполне в состоянии сделать лестницу непригодной для пользования. А на ней строился главный расчет в отношении Голонина. Вышел Сулема из дома, как всегда, через заднюю калитку, обошел поселок, вышел к реке. Никого не встретил, да и немудрено, непогода разыгралась не на шутку, гоняя косяки дождя сильными порывами ветра. Пройдя по тропе до причала Якова Петровича, Хоза укрылся под разлапистой ветлой, у бревна, на котором вчера ждал появления Насти. Лодка Голонина билась бортом о деревянный настил причала, и это обстоятельство отчего-то раздражало Сулему. Черт старый, не мог посудину свою с носа и кормы закрепить? Болтается теперь лодка, как дерьмо в проруби. Он посмотрел на часы. 19.07. Пора бы появиться Насте. Или… Неужели не решилась и не придет, от греха подальше? Да еще вдогонку расскажет старику о вчерашней встрече? От бабы, тем более такой забитой, как эта Настя, всего можно ожидать. Хреново тогда получится! Жилин такой промашки не простит, ведь именно Хоза настоял на том, чтобы таким образом убрать старика, когда хозяин принял решение о ликвидации и Якова Петровича, и деда Ефима. И теперь все сорвется? И не просто сорвется, а создаст реальную угрозу всему делу? Да Жилин за это удавит его, Сулему! И бросит в Граву, раков кормить! Чеченец даже вспотел от такой мысли. Он решил, если Настя не появится через двадцать минут, сам пойдет наверх и пристрелит всех, кто окажется в доме. Пристрелит и сожжет. К черту весь двор! Дело должно быть сделано в любом случае. А если там милиция? Все одно, стрелять сразу и всех и уходить, авось повезет. А нет, то один черт, нить его жизни оборвется в ближайшие часы. Не так, так эдак! Но Настя появилась. Услышав ее осторожные шаги, Сулема облегченно вздохнул. Поднял глаза к небу. Ему хотелось закричать во весь голос: «Аллах акбар!» — поблагодарить всевышнего. Но, понятно, он не произнес и слова. Чеченец вышел навстречу девушке, протянув руку в перчатке, помог преодолеть последние ступени. — Здравствуй, Настя! — Здравствуй, Хоза! — Я ночь не спал, Настя, день не спал, сутки не спал. Думал. — О чем? — Как о чем? О чем может думать джигит, ожидая ответа девушки на сделанное ей столь серьезное предложение? Ведь отказ для меня — позор! — Ты думал, как я тебе отвечу? — Конечно! — Я согласная, Хоза! — Настя! — Сулема через силу обнял девушку. — Я люблю тебя, Настя! — А ты не бросишь потом меня, Хоза? — О чем ты говоришь? Даже думать об этом не смей! Слово горца, мы будем вместе, пока смерть не разлучит нас! Верь мне! — Я верю, Хоза, но все так неожиданно, как во сне! — Как хорошо стоять с тобой вот так, обнявшись. И я готов бы стоять так всю ночь, несмотря на дождь, но нам нужно сделать дело, хотя это и неприятно. Неприятно, мерзко, но необходимо. Жизненно для нас необходимо, Настя! Помнишь об этом? — Помню, — тихо проговорила девушка. — Тогда не будем тянуть время, оно нам еще понадобится там, в подвале. Ценности старика запрятаны в тайнике, придется разбирать кладку стены, это время, потом все восстановить, это тоже время, а до рассвета мы уже должны скрыться отсюда. — А куда скрыться, Хоза? — Потом все расскажу. Сейчас сделай вот что. Поднимись в дом, скажи, что старика внизу на причале ждет сам Жилин. Он якобы потребовал, чтобы Яков Петрович спустился к нему. — Жилин? — Да! Запомни эту фамилию. Дед не посмеет ослушаться и пойдет к лестнице. Ты иди следом. Как только он ступит на ступени лестницы, толкни его в спину. Как можно сильнее, чтобы он полетел вниз. Здесь я его встречу и закончу дело. Твой мучитель умрет от моей руки, руки твоего будущего мужа. Так и должно быть! Я же и тело в реку сброшу. Потом поднимусь к тебе. Зайдем в избу, возьмем инструмент, чтобы стену аккуратно разобрать, и в подвал. Достанем ценности, деньги, и я заложу кладку, приведу все в первоначальный вид. Потом уйдем! И все будет выглядеть несчастным случаем: решился старик в непогоду зачем-то к причалу спуститься, поскользнулся и сломал себе шею. Ну а ты еще до этого ушла от него. Отпустил он тебя. Кто проверит? Моя лодка на окраине поселка, на ней уйдем в глухие протоки, где есть у меня маленький домик, для охоты делал, никто о нем не знает. Переждем какое-то время, запасы еды там есть, а затем в Верхотурск. Оттуда на Ростов, а это уже Кавказ. Ты представляешь, какие дни мы проведем вдвоем в одиноком, уютном, теплом домике, на мягкой постели? На всю жизнь запомним. Девушка густо покраснела, хотя ее румянец не был виден в темноте. Все тело ее дрожало. — Боюсь я, Хоза! — Не бойся, дорогая, я все продумал! — А как я за ним следом пойду? Спросит, куда я намылилась? — Сделаем так! Ты дождись в сенях, как он подойдет к лестнице, потом быстро подбеги и толкни! Настя, это надо сделать! Ведь на кону наше с тобой счастье! — Ой, господи, ладно, пропадать так пропадать, пошла я! Что будет? Прости меня, господи! — Иди, дорогая, и помни, я рядом! Девушка, скользя по размытым ступеням, начала подниматься по лестнице. В сенях ее ждал Яков Петрович. — Ты где шлялась, косоротая? — Во двор вышла, а снизу, с реки, свист, — скороговоркой заговорила первое, что пришло ей в голову, Настя, — я к лестнице. Оттуда, снизу, кричат, — спустись сюда, Настя. По имени назвали. Я и пошла. — И кто же к тебе пожаловал? — Не ко мне, а к вам! — Ко мне? — удивился Яков Петрович. — Да! Жилин какой-то! — Жилин? — еще более удивился старик. — Ты не ошибаешься? — Нет! Мужчина в плаще Жилиным назвался, рядом лодка, в ней еще два человека. Этот, в плаще, мне и сказал: иди, мол, Настя, обратно и передай Голонину, чтобы срочно спустился ко мне, на причал. И побыстрее! Я жду. Я ему: старый, мол, он по лестнице в такую погоду лазить. А Жилин этот как рявкнет на меня: «Я кому сказал, дура? Делать, что сказал!» — Это его манеры. Черт, и что за нелегкая его принесла? — Не знаю! — Не знаю! — передразнил ее озабоченный и взволнованный внезапным появлением Жилина Яков Петрович. — Тебе и знать-то нечем, дура безмозглая, подай сапоги и плащ! Настя выполнила требования старика. Тот оделся, взял свою неизменную трость, приказал: — Ты сиди дома, я скоро приду! — Куда ж мне идтить-то? — Ты найдешь куда, дай только волю. Яков Петрович вышел во двор. Что еще Жилину вдруг понадобилось? Да еще когда, мать его за ногу, дождь все ступени почти размыл? Надо осторожней, как бы не сковырнуться. А Жилин хорош, тоже мне деловой, сам подняться не мог. Молодой же. Нет, надо старика к себе вызвать. Начальник, вишь! А возвращаться в дом как? «Не иначе придется вокруг идтить, по лестнице в обратку не подняться», — думал Голонин, подходя к спуску. Остановился, оперся на перила, внимательно всмотрелся вниз, там — чей-то силуэт, может, окрикнуть? Тут-то из сеней и вылетела Настя. Птицей пролетев расстояние до деда, врезалась ему в спину, сразу же сбив с ног и чуть было не полетев дальше, за Голониным. Но удержалась, схватилась вовремя за перила. Яков Петрович ни обернуться, ни тем более вскрикнуть не успел, исчезнув в темноте. Настя сразу же вернулась в дом, прислонилась спиной к двери, шепча то ли молитву, то ли еще что-то, пришедшее на память. Плоская грудь ее вздымалась от тяжкого дыхания. А внизу Сулема с трудом остановил катящееся тело Голонина, не дав тому, проскочив причал, сразу уйти в реку. Он повернул старика на спину. Разбитое в кровь лицо со спутанной бородой, открытыми и недвижимыми глазами. Сулема пощупал пульс. Тот еще бился, но слабо. Ждать, пока Голонин сам отойдет в мир иной, времени не было, и чеченец, подняв голову охотника, ударил затылком о выступающий из доски металлический штырь, пробивая череп. Все! Теперь тело в воду, пусть плывет себе, покуда не выловят. Сулема столкнул труп старика с причала. Надувшийся плащ медленно пошел по течению к быстрине, пока не скрылся среди поднявшейся волны. Чеченец надел перчатки, поправил небольшой ранец за спиной, прихватил трость деда, которая застряла между досок, начал трудный, скользкий подъем. Ему, при всей ловкости, понадобилось более двадцати минут, чтобы преодолеть лестницу длиной всего около тридцати метров. Наконец он вышел во двор. Отдышался. Прошел в сени. Там его встретила перепуганная Настя. Сулема молча переобулся в туфли, оставив сапоги на крыльце, под навесом. Туда же бросил штормовку. Первое, что девушка спросила, было: — Как он там, Хоза? — Рыб кормить отправился, любимая. Кончились твои мучения, новая жизнь впереди. Возьми фонарь, и полезли в погреб. Настя послушно последовала за Сулемой, передав ему небольшой, но мощный фонарь. Спустившись вниз, чеченец спросил: — И здесь тебя закрывал этот старый изверг? — Да! Один раз чуть было не окочурилась от холода. И крыс тут много, но сейчас почему-то ни одной не видно. — Света боятся. Так! А что это за ящик в углу? — Не знаю, он здесь давно. — Что в нем? — Не знаю. — Открой, пожалуйста, Настя, посмотри! Девушка отбросила крышку, нагнулась и сказала: — Ничего не видно, барахло какое-то, дай мне фона… И это были ее последние слова в жизни. Сулема, размахнувшись, дважды ударил девушку тростью по затылку. Настя, не издав ни звука, повисла на стенке ящика. Чеченец за волосы вытащил ее оттуда, бросил на земляной пол погреба, ногой перевернул лицом вниз. Еще раз размахнулся и в третий, последний раз ударил девушку по шее, ломая позвонки. Отошел, отбросил трость в сторону. Затем решил проверить пульс, для подстраховки. Он не прощупывался, да так и должно было быть. Сулема улыбнулся, он и слово свое даже не нарушил: их разлучила смерть. Вспомнил, как Настя упоминала о крысах. — Крысы? — проговорил он тихо. — Крысы — это хорошо, особенно если они голодные. Чеченец поднялся наверх, в комнату, закрыл крышку люка в погреб, накрыв его старым, протертым до дыр ковриком. Вышел в сени, оттуда под навес. Вновь переобулся, засунув туфли в ранец, надел штормовку, пошел к лестнице. Через час он вошел, как обычно с тыла, в дом деда Ефима, проделав с одеждой и обувью те же манипуляции, что и в доме Голонина. Старик только что спустился с печи. Сулема спросил: — Ну, дед, как здоровье? — Эх, говорил, сглазили вчера. Мочи совсем никакой нет, ноги аж выворачивает. Ты-то все свои дела сделал? — Да! А и делов-то было так себе. Может, тебя, дед, первачом растереть? — Не. Не поможет, чего зря продукт переводить? Сейчас по нужде схожу да лягу. Накроешь тогда еще полушубком, а то знобит сильно. — Тебе аспирину нужно. Есть аспирин? — Откуда? Никогда за всю жизнь лекарства не потреблял. — Ну как знаешь, а накрыть тебя я накрою, какой может быть базар? Самогон, ты говорил, в сенях? Выпить хочется. — Ага! Идем, достану! Сулема, взяв бутылку первача, отпил почти половину прямо из горла. Он был в перчатках, поэтому за отпечатки на пузыре не думал. Теплая волна успокоения пошла по телу. Задание Жилина он наполовину выполнил. Остался Ефим. С ним чеченец планировал покончить в зависимости от того, как получится с Голониным и его девкой. Настя могла упереться, и пришлось бы ее уламывать или принимать кардинальное решение, а это означало потерю времени. Поэтому деду Ефиму, по плану, Сулема отводил еще сутки жизни. Но теперь, когда с первыми разбор закончен, можно и с Ефимом рассчитаться прямо сегодня. А чего тянуть? Лишнее время его пребывания тут — это лишний риск засветиться. Объясняй потом в ментовке, что он делал в поселке в ночь убийства Насти и гибели Голонина. Тогда Ефима трогать будет нельзя. Придется ждать. От ментов-то он отмотается, это не проблема, а вот с дедом неминуемо придется откладывать акцию ликвидации. Ждать момента. А сколько ждать? Неизвестно. Так что уж вернее завершить все одним махом и убраться отсюда. Баркас его могли видеть, особенно местные пацаны, слоняющиеся возле реки, словно она их магнитом к себе тянет. Ну и что? Он нигде не зарегистрирован, да и притопит его Сулема, как наступит необходимость. А пока спрячет его у базы снайперов, как доберется туда. Там, правее, стоит еще катерок. Тот уже на прииске числится, чистая посудина. На нем и вернется к Жилину. Значит, решено! Валить Ефима будем сегодня, прямо сейчас, укрывая полушубком. Старик вернулся: — Еле дошел, мать ее! — Может, махнешь все же, дед Ефим? Перед сном-то, для разогрева? — А, давай! Налей стакашек! Хоза подал старику полный граненый стакан. — Ну ты че, Сулема? Лобастый не потяну, граммов сто, не больше. — Так отпей сколько хочешь, какие дела? Дед Ефим сделал большой глоток, закашлялся: — Черт! Не в то горло пошло! Хоза несколько раз хлопнул старика по спине. Кашель прекратился. Дед продолжал возмущаться: — И что за день сегодня такой? Все через задницу идет! — Ты ложись, пропотей, к утру, глядишь, и полегчает. — Дай-то бог! Дед Ефим с помощью Сулемы взобрался на печь. Чеченец, встав на лавку, накрыл его одеялом, сверху бросил тулуп. И тут же резко выхватил из-под головы старика подушку, накрыл ею его лицо. Налег всем телом на подушку, закрывая старику доступ воздуха. Ноги и руки деда Ефима задергались. Предсмертная судорога сотрясала тело. Минут через пять Ефим затих. Теперь уж навсегда. Хоза поднял подушку. На него смотрели открытые, немного выпученные глаза на посиневшем от натуги лице. Он закрыл веки, подержал немного, отпустил. — Вот так, дед Ефим, вот ты и не будешь больше болеть, отболелся! Прощай, старик, мне, честное слово, жаль, что так получилось. Да будет тебе земля пухом! Больше в Рахтуре Хозе Сулейманову делать было нечего. На данном этапе. Он вновь переоделся на выходе из дома, накрывшись штормовкой от продолжающегося затяжного ливня, вышел во двор и растворился в темноте. Через некоторое время баркас с Сулемой у руля, тихо качаясь на волнах Аллы, уходил по стремнине вниз, все дальше от поселка. Только на повороте, в устье Гравы, он завел мотор и направил баркас туда, где, обкурившись анаши, уже спали Шмель, Малой и Серый. По пути утопил перчатки. Надобность в них отпала. Сулема не стал будить подельников, да и бесполезно это было. Он завел баркас в камыши, укрыл его, вернулся в домик. Из потайного шкафа достал еще один спальный мешок, разделся, развесив промокшую одежду, влез в него. И уснул сном спокойного, здорового человека, сразу и без сновидений. Утром новоявленные снайперы и Шмель были немало удивлены соседством с Сулемой, который и поднял их ровно в шесть утра, по-военному: — А ну, гвардия, сорок пять секунд, подъем! И даже спичку зажег. Для проформы, конечно. Наивно было бы ожидать, что его подчиненные приведут себя в порядок за время горения спички. Ровно через сорок пять секунд. Когда троица наконец пришла в себя, оделась, собрала спальные принадлежности, чеченец приказал: — Малой и Серый на причал, умываться, бриться, Шмелю остаться. Вперед! Бывшие зэки вышли из домика, Сулема обратился к Шмелю: — Докладывай, Гена! — Да докладывать, по большому счету, нечего. Тренируемся понемногу, но о чем еще можно говорить? Всего сутки прошли! — Поторопись! Я точно не знаю, когда твои подопечные понадобятся в деле, поэтому нужно подготовить их в экстренном режиме. Сам будешь их страховать и… ну остальное ты знаешь. Сейчас я уплыву, встречусь с хозяином. Если сроки акции установлены и окончательный план разработан, то сразу сообщу тебе. — Как? — Скорее всего, сам приеду. Ставить задачу. Я поплыву на штатном катере. — У нас тогда из плавсредств ничего не останется? — Мой баркас в камышах, но его не трогать без острой необходимости, он наверняка находится в розыске, но в акции использовать будем его. Затем затопим. — Где засветил-то его? Не иначе шухер навел в Рахтуре? — Тебя это волнует? — Нет! Ни разу! — Вот и не спрашивай глупости, подведи сюда катер, мне пора! Шмель ушел, но скоро под урчание небольшого катера подошел к причалу, где заканчивали свой утренний моцион Малой с Серым. Сулема пересел в катер. — Счастливо оставаться, стрелки ворошиловские, сегодня весь день тренироваться, патронов не жалеть. Все! До скорой встречи, братва! — До встречи, — разрозненно ответили ему «снайперы». Хоза развернул катер и направил его против течения Гравы, к прииску. Глава 7 Утром следующего дня Жилину позвонил начальник милиции Рахтура. — Дмитрий Сергеевич, это Ипатьев, здравствуйте! — Доброе утро, Федор Олегович, случилось что? — Случилось! — И что же? — Да два старика у меня прошедшей ночью богу души отдали и девицу одну забили насмерть. В одну ночь! — И что в смерти пожилых людей криминального? Другое дело — девушка. И все же, почему ты решил, что данный факт будет мне интересен? Кстати, кто погиб и умер? — Грунин Ефим Григорьевич, Голонин Яков Петрович и его то ли внучка, то ли не пойми кто, Настя, жившая в доме последнего. — Дед Ефим? Голонин? Настя? Последняя, говоришь, убита? — Да! — Жаль, знал я стариков лично. Да и девушку видел. И все же не пойму, почему ты решил позвонить мне? Я бы и так узнал. Следовательно, у тебя есть ко мне какой-то свой интерес? — Просто хочу задать несколько вопросов, не возражаете, Дмитрий Сергеевич? — Да ради бога, если смогу быть полезен твоей конторе. — Тогда вопрос первый. У вас с прииска за прошедшие сутки или ранее баркас никуда не уходил? — Баркас? Откуда ему взяться? У меня вся флотилия из двух катеров да пяти моторок состоит! — Хорошо, а люди? — Насколько знаю, нет! Все работники на месте, да и причал охраняется. Без моего личного разрешения покинуть прииск никто не может. За этим и представитель КГБ следит, правда, сейчас мы без него работаем, заболел и лежит в Рахтуре, но тем не менее, в случае нарушения отданного мной распоряжения, что, уверяю вас, невозможно, сторожа сразу же доложили бы мне о чьем-то самовольничестве. И я тут же принял бы меры, чтобы вернуть самовольщика. — Вы уверены в своих сторожах? — Во всех своих людях на прииске я уверен, иначе их здесь попросту не было бы. — Вам не кажется, что вы излишне самоуверенны? — Слушай, Федь, кончай этот базар. — Всему свое время, Дмитрий Сергеевич. На первый вопрос, будем считать, вы ответили, теперь второй вопрос: возле прииска никто посторонний не появлялся? И не отпускали ли вы кого в отпуск или по иным причинам в Рахтур? — Нет! — И это подтвердится при проверке? — Естественно! — Тогда вопросов больше не имею, пока не имею! — И на этом спасибо, теперь давай поменяемся ролями, у меня к тебе тоже есть ряд вопросов. — Слушаю вас! — Как была убита девушка и как ушли в мир иной Голонин и дед Ефим? Если, конечно, ответы на мои вопросы не составляют тайну следствия? — Да какую там тайну? Весь Рахтур обо всем знает, только об этом и говорят. — Понятно, тогда жду ответа! — Первым обнаружили труп Голонина — рыбнадзор с утра обнаружил тело, запутавшееся в сетях. — Как же он туда попал? — Скорее всего, спускался по лестнице и сорвался. Погода-то, сами помните, какая вчера была? Дождь весь день! — И он в дождь сунулся на лестницу? Это более чем странно. — Я тоже так думаю, Голонина выманили из дома. — Для чего? Чтобы убить Настю? Глупость! И ты Якова Петровича знал, хрен бы он пошел вниз по чьей-то прихоти. Что-то другое заставило его начать роковой спуск. И я думаю, конечно, это мое субъективное мнение, он просто бежал после того, как убил Настю. Все в Рахтуре знают, как старый деспот относился к девушке — и в подвал на несколько суток закрывал, и морил голодом, и избивал. И милиция, между прочим, смотрела на все это сквозь пальцы. — А что мы могли сделать, если от нее ни одного заявления не поступило? — Вот-вот, нет бумаги, нет дела! Опасная философия, Федор Олегович! — Правила не я устанавливал! — Да я тебя и не виню. Просто мне кажется, что смерть Насти на совести этого Голонина. Но бог наказал его. С Яковом мне все понятно, а как умер Ефим? Тоже при необычных обстоятельствах? — Нет! Дед Ефим умер собственной смертью, у него, как показало вскрытие, было двустороннее воспаление легких, старый организм не справился с болезнью, да еще он пил. Ему нужны были лекарства. А он самогоном предпочитал лечиться. Результат, как говорится, налицо. — Да! Жаль старика. Но и лет ему было под восемьдесят! Куда больше? — Голонин был его ровесник. — Там, как я уже предположил, другая ситуация имела место. А почему ты меня про баркас спросил? — Пацаны местные видели чужой баркас у крайнего мостка на околице поселка. Но это мог быть и катер. — Вот ты о чем… Твои пацаны баркас или катер опознать смогут? — Вы хотите что-то предложить? — Да! Везите их ко мне, пусть осмотрят всю мою флотилию! Чтобы снять подозрение с людей прииска. Или, наоборот, вывести на чистую воду того, кто сумел обвести вокруг пальца всех, и меня в том числе. Это было бы интересно. — Не стоит, Дмитрий Сергеевич, я вам верю и без опознания. И потом, показания десятилетних юнцов ничего не стоят. Ну все, извините, Дмитрий Сергеевич, что оторвал вас от работы, сами понимаете — служба! — Не надо извиняться, я все прекрасно понимаю! — Тогда до свидания, Дмитрий Сергеевич! — Счастливой охоты, хотя, думаю, охотиться вам не за кем, добыча ваша в сетях на реке запуталась. Но ладно, в конце концов, это не мое дело. — Да! Забыл спросить, Дмитрий Сергеевич, договор о вывозе продукции в четверг остается в силе? — Конечно! Как и пикник в выходные! — Это, боюсь, может сорваться! — Да брось ты, Федя! Дело-то яйца выеденного не стоит, так чего его раздувать? Самому же потом по макушке и получать от начальства. — Разберемся! Еще раз до свидания, Дмитрий Сергеевич! — Счастливо! Жилин положил трубку, задумался. Пока все идет по разработанному им плану. Надо готовить позиции снайперов и тщательно обдумать следующий этап. В принципе, план в голове начальника прииска созрел давно, оставалось лишь его подработать, подчистить, синхронизировать действия по месту и времени. Надежно при этом скрыть следы, а следовательно, убрать всех свидетелей, прямых и косвенных, чтобы на него, Жилина, не пала и малейшая тень подозрения. В вагончик вошел Хоза Сулейманов. — Разрешите, Дмитрий Сергеевич? — Заходи, Хоза! Присаживайся! Докладывай! — Короче, шеф, дело в Рахтуре я сделал, как и приказывали. Старался работать аккуратно, следов не должно остаться. — Я уже наслышан о событиях в поселке. Сулема взглянул на начальника с немым вопросом в глазах. Жилин объяснил: — Звонил Ипатьев, начальник милиции, рассказывал о происшествиях прошедших суток. — Ну и что они там, в ментовке, по всему этому думают? — Трудно сказать! Ипатьев скрытный и хитрый мент. В глаза может говорить одно, за глаза другое, а думать третье. Сложный человек и дотошный. Главное, невозможно просчитать его ходы. Я подбросил ему версию убийства девки самим дедом. Он ее не отверг. Но как поведет себя дальше, неизвестно. Хотя, по большому счету, от него мало что будет зависеть, следствие проводит прокуратура, но подговнять может. Твой баркас вычислил сразу же. Кстати, почему ты его не спрятал, а выставил напоказ? — А чего было его прятать? Он никому не известен, пригнали его давно из Верхотурска, старик-рыбак продал за копейки. Он умер год назад, документы никакие не оформляли, нигде не регистрировались. Покупал посудину лично я со Шмелем, на прииске не светил, сами знаете, хранил в камышах за территорией участка, да и использовал его только вчера. Так что, если кто и видел баркас, какие проблемы? Наоборот, он укажет на то, что ночью в поселке были чужаки. Кто они? К кому наведывались? Что делали? Пусть Ипатьев поломает головку. А сделаем дело, так затопим его, и все дела! И потом, Дмитрий Сергеевич, на чем-то я должен был прибыть в Рахтур? Если не на этом баркасе, то на катере или лодке прииска. Тогда у Ипатьева к вам были бы более конкретные вопросы. Например, кто из ваших людей и зачем наведывался в поселок? И как раз в день трагедии. Мое присутствие в Рахтуре объяснить можно было бы, но все, кто жил рядом с покойным дедом Ефимом, знали, что я всегда останавливаюсь у него. При таком раскладе убрать старика я просто не смог бы. А он мог заподозрить меня в смерти Якова и Насти. Как бы он повел себя? Предусмотрел бы, что и его песенка спета? Скорее всего, старый волчара понял бы, что очередь за ним, и сдал бы меня, чтобы себя обезопасить! В итоге вся предстоящая операция оказалась бы под угрозой срыва. А так и клиенты мертвы, и у ментов всего лишь одна зацепка — старый чужой баркас, прежний хозяин которого гниет в земле. Зацепка, которая ни хрена им не даст. Пусть ищут его. — Что же, Сулема, может, ты и прав. При условии, что тебя никто не видел в Рахтуре. — Меня не видели в Рахтуре! — Я Ипатьеву так и сказал, что работники прииска за последнее время никуда не отлучались, за исключением Шмелева, который у нас числится в отпуске, и весь плавсостав на месте. Что он может все это лично проверить. Мне кажется, он поверил. Хотя, повторюсь, Ипатьев еще та лиса, так что давай приступай к работе, и чтобы никто из твоих подчиненных не вякнул, если менты все же решат у нас пошустрить, что ты где-то сутки отсутствовал. — За это не волнуйтесь! — Тогда работай! В среду после обеда ко мне. Обсудим окончательный вариант второго и главного этапа операции. — Понял. Разрешите идти? — Валяй! И поаккуратней, Сулема, поаккуратней! …В Рахтур между тем прибыла следственная группа прокуратуры из Верхотурска. Следствие провели быстро. Из показаний соседей Голонина следовало, что старик постоянно издевался, часто прилюдно над Настей Коровиной, которую выдавал за собственную внучку, хотя было установлено, что никаких родственных связей они не имели. Был сделан вывод, что и в тот роковой вечер Яков Петрович решил за что-то наказать свою рабыню, но переусердствовал, убив девушку. Затем, поняв, что натворил, в состоянии аффекта попытался скрыться. В тайге у него, как у старого охотника, имелось несколько мест, где он мог бы долгое время обитать. Но погода внесла свои коррективы, дождь сделал спуск к причалу непригодным. И Яков Петрович сорвался с лестницы, пролетев по ней около тридцати метров, ударившись затылком о металлический штырь в деревянном настиле причала, что подтвердила экспертиза, и упал в реку. По факту смерти деда Ефима вообще никаких следственных действий не проводилось. Его смерть была признана естественной. Оставался неизвестный баркас. Но по нему не было никакой информации, кроме показаний десятилетней ребятни, обнаружившей его. Эти показания ничего не стоили. Да и мало ли кто и к кому мог приплыть по реке в ту роковую ночь или раньше на какой-то старой посудине? В доме Якова Петровича посторонних следов обнаружено не было, а значит, третье лицо в тот вечер в доме отсутствовало, и трагедия разыгралась по вышеописанному сценарию. Майор Ипатьев имел собственное мнение, и касалось оно баркаса, но не стал вмешиваться в работу сотрудников прокуратуры, а они не придали этому никакого значения. Зачем тогда ему, Ипатьеву, усложнять себе и так непростую жизнь? Закрыли дело, и черт с ними. У майора других дел по горло. Бытовая преступность в Рахтуре неуклонно росла, и с ней надо было бороться. Плюс внештатный вывоз золота с прииска, ответственность за который в плане обеспечения безопасности лежала на нем. Поэтому нужно все подготовить и проверить. Короче, дел хватало и без трагедии в доме Голонина. В среду, как и договаривались, к Жилину явился Хоза Сулейманов. — Можно, шеф? — Можно знаешь кого? — спросил начальник прииска. — Кого? — не понял чеченец. — Машку под забором! — Какую Машку? — все никак не мог въехать Сулема. — Да ну тебя, заходи! — А какую Машку-то? И почему под забором? А, Дмитрий Сергеевич? — Поговорка такая армейская есть, понял? — Нет! Я не служил! — В армии, когда хотят войти, то не спрашивают «можно?», а говорят «разрешите?», въехал? — Въехал! — Ну и хорошо! — Сегодня среда, я пришел! — доложил Сулема. — Это я уже заметил. — Ну что там, в Рахтуре, слышно, не в курсе? — Ты про своих стариков и девку? — Да! — Ничего! Дело закрыли, убийцей девушки признали Голонина. Насчет деда Ефима вопросов не возникло. Все чисто! — А я что говорил? — Ты много что говорил. Теперь сиди и внимательно слушай и еще более внимательно вникай в то, что я буду говорить! — Понял, слушаю! — Вот карта района, — Жилин расстелил на столе старую, потертую карту, — прииск обозначен квадратом, вот соответственно Верхотурск и Рахтур. Река Грава, место ее впадения в Аллу, сама Алла. То, что отмечено синим карандашом, — это место, где находятся Шмель и его стрелки. Вот Соловьиная гора, за ней холмы. Вертолет из Рахтура обычно летит вот этим маршрутом, — начальник прииска ручкой-указкой провел ломаную линию на карте. — Обратно по той же схеме. Высоту держит около километра. Как видишь, траектория полета условно делится как бы на два участка. Первый — почти по прямой от Рахтура до Соловьиной горы, второй — от горы, над рекой, с уклоном влево, сюда. Между участками — облет самой горы. Нас интересует обратный маршрут. Исходя из обычной схемы полета, «вертушка» вот отсюда, — Жилин ткнул указкой на остров Лебяжий, — и до Соловьиной горы летит практически по прямой. Сближается с горой примерно метров на шестьсот, уклоняется влево и обходит ее, поворачивая на девяносто градусов, чтобы далее так же почти по прямой идти до Рахтура. Нам нужно сбить вертолет! И сбить так, чтобы он врезался в гору, рассыпавшись на обломки у ее подножия, в двухстах метрах от реки. Поэтому ты, Сулема, сейчас же отправишься на плоскодонке до Лебяжьего острова, где спрячешь ее в глухой протоке у большого камня. Там пересядешь в новую моторку, которую по прибытии к Шмелю с компанией сразу затопишь, и с утра размещаешь стрелков вот здесь и здесь, — Дмитрий Сергеевич поставил отметки на карте. — Это почти на самой вершине горы. Поэтому стрелять им будет удобно, если не упустить момента. Как только через прицел им станет виден пилот в кабине, а это произойдет при самом подлете к горе метрах в восьмистах от нее, перед маневром облета, Малой и Серый должны открыть огонь из своих «СВД». Бить в пилота и тех, кто появится в кабине. Убойной силы винтовок хватит, чтобы на таком расстоянии гарантированно поразить цели, главное — не упустить момент открытия огня, об этом проинструктируешь снайперов отдельно. Потеряв управление, «Ми-2» какое-то время продолжит полет по прямой при крейсерской скорости в 200 километров в час. Этого хватит, чтобы вертолет достиг горы и врезался в нее. Именно там, где нам и надо. Ты со Шмелем в это время будете находиться на противоположном от горы берегу реки, в густой осоке в баркасе. Как только «Ми-2» взорвется и обломки полетят вниз, вы сразу же плывете туда, к обломкам спускаются и снайперы. Находите контейнер с золотом, грузите его в баркас и на полном ходу в сторону прииска. — Мы пойдем к прииску? — удивился Сулема. — Именно! Но не перебивай, у тебя будет время задать мне уточняющие вопросы. — Хорошо! — Значит, доходите до места впадения Гравы в Аллу, там вас встретит катер с Филиппом. Перегружаете контейнер к нему и расходитесь. Филипп идет непосредственно к прииску, вы же на остров Лебяжий. Что делать там, ты знаешь, потом забираешь плоскодонку и баркас, последний топишь где-нибудь со всем снаряжением и оружием. На плоскодонке с «ветерком», в которой будут лежать рыбачьи принадлежности и в садке немного свежей рыбы — об этом позаботится Филипп, как стемнеет, возвращаешься на прииск. — А тут уже менты! — Ну и что? Ты вернулся с рыбалки. Я тебя отпустил лично и скрывать этого не буду, даже более того, оформим твое увлечение официально. Что тебе смогут предъявить менты? На такой посудине, как твоя плоскодонка, один человек и сможет плыть, а если в нее поставить ящик весом в семьдесят килограммов, то она сразу же пойдет ко дну. Потребуют указать место, где ловил рыбу… — Я все понял, шеф! — Вот теперь я готов выслушать твои вопросы. — А если вертолет пойдет другим маршрутом? — Ты сам-то думаешь, о чем спрашиваешь? — А что? — А то, что в таком случае мы все останемся с носом, мог бы и сам догадаться! — Хорошо, я сморозил глупость, согласен, а что будет, если вертолет после обстрела отвесно рухнет вниз, в реку? — Летящая машина не может отвесно упасть. Физику надо было в школе учить. Раздел инерции. — И все же? — настаивал Сулема. — Ну тогда полезете за контейнером в воду, там неглубоко, метра два-три, достанете вчетвером с баркаса! — улыбнувшись, ответил Жилин. — Еще вопросы? — Больше нет вопросов. — Тогда иди оформляй два дня за свой счет, чтобы все чин по чину было, и дуй на рыбалку свою. Ствол в порядке? На завершение акции? Смотри, чтобы здесь никто не увидел оружия. Сулема проверил пистолет, переложил его во внутренний карман куртки. — Пошел я? — Иди! Удачи тебе, Сулема! Хоза кивнул головой, вышел. Через час пришел водитель Жилина, Александр Филиппов, или Филипп, как все его звали на прииске. — Заходи, Саня! Присаживайся к столу! Филипп присел. Жилин сказал: — Пришло время, Саша, завтра выходим на охоту. — Понял! — Замки вывел из строя? — Один из двух, главный. — Надежно? Подозрений в умышленной порче не возникнет? — Дмитрий Сергеевич, вы обижаете старого «медвежатника», да я эти сейфы в свое время… — Ладно, ладно, молодец, — перебил воспоминания своего шофера Жилин. — Твоя главная задача поставить «УАЗ» в бокс и быть в готовности по команде на моем катере выплыть в устье Гравы, официальная причина плавания — моя просьба проверить двигатель на больших оборотах, якобы что-то он стал барахлить. Дойдешь до протоки острова Лебяжьего, у большого камня, там найдешь плоскодонку, пройдешься бредешком, возьмешь немного рыбы, кинешь ее в садок лодки, намочишь удочки, и обратно в устье. Отойдешь от Аллы метров на сто, бросишь якорь. Ждешь появления баркаса с Сулемой. Он и те, кто будет с ним, перегрузят к тебе контейнер с золотом. Сами уйдут по Алле. Ты же возвращаешься к повороту на прииск по правой стороне. Заходишь в прогалину в зарослях осоки, вскрываешь ящик. В катере будут лежать брезентовые пакеты с замками. Пересыпаешь равномерно золото в них и раскидываешь по сторонам в осоку, ближе к берегу. Уходишь оттуда, идешь опять к Алле, сбрасываешь контейнер. Возвращаешься на причал прииска. Находишь меня, докладываешь, что, мол, поломку устранил, при всех — я буду стараться находиться среди людей. И смотри, пересыпай «рыжье» над ящиком, чтобы ни одной крупицы случайно не попало на катер! От этого будет зависеть твоя жизнь, да и не только твоя! Хорошо меня понял? — Хорошо! Сделаю все аккуратно, не волнуйтесь, Дмитрий Сергеевич! — Какие ко мне вопросы? — У матросов нет вопросов! — Тогда иди, матрос! И чтобы все было на мази, ясно? — Ясно, шеф, я понятливый! — Иди! Филипп вышел. Ну вот, кажется, и все! Теперь остается завтра связаться с Рахтуром, с Ипатьевым, и надеяться на то, что вертолет полетит по обычному маршруту. Иначе — крах! Временный, но все же… Дмитрий Сергеевич хоть и умел, но очень не любил проигрывать. Глава 8 В четверг, в 14.10, встретив бригаду мастеров-ремонтников, майор Ипатьев сразу же связался с войсковой частью, где базировался «Ми-2». Ответил дежурный: — Старший лейтенант Андреев слушает! — Майор Ипатьев! Мне нужен наш пилот Воротков. — Подождите немного, посыльный вызовет его. Через несколько минут: — Воротков на связи, товарищ майор! — Борт к полету готов, Миша? — Как всегда! — Тогда мы сейчас же выезжаем в часть. — Вы тоже полетите? — Да! — неожиданно даже для себя вдруг принял решение майор Ипатьев. — Посмотрю, что там, на прииске, чем люди дышат, как обстановка. — Жду вас! Вскоре фургон с Ипатьевым, двумя милиционерами охраны, вооруженными короткоствольными автоматами, облаченными в бронежилеты, и тремя ремонтниками выехал в расположение войсковой части. «Ми-2» поднялся ровно в 16.00, о чем по рации было сообщено на прииск. Вертолет пошел по ОБЫЧНОМУ маршруту. Находящиеся в засаде на горе Малой с Серым, а за рекой Сулема со Шмелем проводили взглядом винтокрылую машину, когда та обошла Соловьиную гору и пошла к прииску. Хоза посмотрел на часы. 16.28. Вертолет встречал Жилин. Увидев Ипатьева среди пассажиров, он развел в приветствии руки: — Вот уж кого не ожидал встретить сегодня, так это тебя, Федор Олегович! — А я вот решил навестить вас! — Милости просим! Таким гостям всегда здесь рады! Подожди немного, я ремонтникам задачу поставлю, поговорим. Жилин подошел к бригаде мастеров и вместе с милиционерами охраны повел их в бункер, где находился главный сейф. Вышел оттуда и сразу к Ипатьеву. Тот кивнул в сторону бункера: — Так вот вы где храните свое богатство? — Какое же оно мое? Государственное! — Извините, оговорился. — Давай на «ты», Федя, что ты все мне выкаешь? — Привычка, но согласен, перейдем на «ты». — Так-то лучше, а что, хранилище выглядит невзрачным и доступным? — Да не так чтобы уж очень! — А ты вниз спустись! Все основное под землей! — Да ну! Пусть туда спускаются те, кому это положено. — Как хочешь! — Дмитрий Сергеевич, не прими за недоверие, давай проверим наличие твоего личного состава. — Без проблем, но сделать это можно только документально. Построить перед тобой весь персонал при всем желании, извини, я не могу. — Давай документально. — Пройдем тогда в контору. В вагончике, примыкающем к жилинскому, сидел пожилой мужчина в очках. Жилин представил его: — Мой заместитель, Крутов Евгений Алексеевич. Он ведет весь учет, включая и кадры. А это, Евгений Алексеевич, — указал Жилин на майора, — начальник милиции Рахтура, Федор Олегович Ипатьев! — Очень приятно! — Евгений Алексеевич, что там у нас с работниками? Кто, где? — Шмелев Геннадий Иванович в отпуске, еще две недели гулять будет в Москве. И Сулейманов Хоза, которого вы, Дмитрий Сергеевич, отпустили в отпуск за свой счет. Остальные на месте, утром проверял. Да еще особист болен, находится в Рахтуре, но он в наш штат не входит. — А по какой причине, простите, Сулейманов отпросился? — На рыбалку! Рыбак отчаянный, почти месяц просился. Уговорил-таки. — И где рыбачит? — Вот этим не интересовался, Федя! Да ты его на пикнике в субботу увидишь, там и расспросишь лично. — Он и лодку взял? — Конечно! Плоскодонку ветхую, со слабеньким моторчиком. Одного еще выдержит, а вот двух уже нет, пойдет на дно. Мы ее на списание готовим, отслужила свое! Остальной плавсостав на месте, желаешь проверить? — Просто взглянуть! — Тогда пойдем на причал! Ипатьев осмотрел «флотилию» прииска, он знал ее состав. Кроме указанной плоскодонки, все катера и лодки действительно стояли на приколе. — Ну что? — спросил Жилин. — Убедился, сыщик? — Ты не обижайся, Дмитрий Сергеевич, служба такая, не личная прихоть. — Да все я понимаю. Они вернулись и поднялись в вагончик Жилина. — Выпить не хочешь, Федор Олегович? — Дождемся выходных? Сейчас не могу. — Палатку я тебе приготовил, с шампанским! — Это уже лишнее, — слегка покраснел Ипатьев. — Не скажи! Дамы обожают шампанское, особенно в необычной, интимной обстановке, на своем опыте проверил. — Ну ладно, спасибо! Вошел один из ремонтников: — Товарищ Жилин? — Слушаю вас! — Мы закончили. Проверьте работу, пожалуйста, и подпишите акт! — Что за поломка? — спросил вдруг Ипатьев. Жилин холодно взглянул на начальника милиции, но тот этого не заметил. — Замена среднего замка, если вам это что-то скажет, а точнее — фиксаторы вышли из строя. — Это серьезная поломка? — продолжал допытываться Ипатьев. — Дверь может наглухо заклинить, придется вывозить и взрывать! — Значит, ремонт был необходим? — Однозначно! — Спасибо, больше вопросов не имею. Что дальше, Дмитрий Сергеевич? — как ни в чем не бывало обратился майор к Жилину. — Идемте, я проверю работу, загрузим золото, взвесим, загрузим в контейнер и в путь, чтобы вы успели вернуться засветло, а вы, — обратился начальник прииска к ремонтнику, — давайте своих ребят на борт. Жилин с Ипатьевым подошли к хранилищу. Начальник прииска спустился вниз, осмотрел замки, подписал акт, отдал команду своему заместителю взвесить и загрузить золото. Вскоре из подземелья четверо рабочих вынесли небольшой металлический ящик, рядом шли Жилин и Крутов, а также милиционеры охраны. Начальник прииска подписал еще какую-то бумагу, передал ее пилоту. — Ну вот, все формальности соблюдены, своего сопровождающего я посылать не буду, чтобы перегруза машины не вышло, да думаю, в присутствии самого начальника милиции это лишнее. — Сколько золота в контейнере? — спросил Ипатьев. — Ровно 60 килограммов 173 грамма, в протоколе, что у пилота, это отражено, Федор Олегович! — Ну что ж, можно отправляться обратно, — Ипатьев протянул руку Жилину. Тот пожал ее. — Удачного вам полета и до встречи в субботу, Федор Олегович! — До встречи! — Я перед рыбалкой тебе позвоню, Федя! — Договорились! Вертолет, набирая обороты, оторвался от бетонной площадки, начал медленный подъем. Затем, взяв влево, пошел к острову Лебяжьему, набирая высоту. Он и возвращался по ОБЫЧНОМУ маршруту, а значит, полет винтокрылой машины оборвется через 22 минуты. Что ж, план пока полностью оправдывается. Теперь главное — это снайперы и Сулема со Шмелем. Остальное Жилина особо не волновало. Лишь бы сбить вертолет и завладеть золотом. В присутствии нескольких работников и Крутова Жилин подозвал к себе Филиппова: — Саня! Возьми ключи от катера, прокатись на нем до Аллы. Что-то в последний раз газ барахлил, обороты не набирались. Разберись, в чем там дело. Мне в субботу он нужен будет исправным. — Сделаем, Дмитрий Сергеевич, только записку охране чиркните, а то не выпустят! — Выпустят! Пусть со мной свяжутся, писать я им еще буду! Иди! Филипп, взяв ключи, направился к причалу. Скоро оттуда подошел сторож. — Товарищ Жилин, ваш водитель… — Выпустить! — перебивая охранника, приказал начальник прииска, зная, с чем к нему пришел сторож. — Есть! — четко по-военному ответил бывший прапорщик. — Извините, вопрос: в журнале отмечать? — А как же? Все, как положено, что за вопросы? — Понял, Дмитрий Сергеевич, выполняю! Через десять минут катер с Филипповым отошел от причала и за поворотом, врубив максимальные обороты, рванулся к Лебяжьему острову, чтобы успеть выполнить указания Жилина и вернуться на исходную позицию в устье Гравы. Находящиеся на позициях в двадцати метрах друг от друга у самой вершины горы Малой с Серым напряженно ждали. Послышался рокот двигателя вертолета. Серый крикнул: — Малой! Никак летят? — Слышу. — Ну, с богом! — Людей губить будем, а ты бога вспоминаешь, грех-то на душу не бери! — Да пошел ты, безгрешный, стреляй лучше прицельней, сегодня и сдернем отсюда с долей своей! Вертолет шел по прямой. Стрелки приникли к оптическим прицелам. «Ми-2» шел немного выше горы, метров на двести, но кабина и сам пилот просматривались хорошо. Вертолет приближался. Первым выстрелил Малой. Пуля, пробив стекло кабины, ударила летчика в грудь, выше сердца. Вертолет дернулся. Второй выстрел, на этот раз Серого, попал пилоту точно в голову. Тот откинулся назад, выпустив из рук штурвал, который медленно начал двигаться вперед. В дверях кабины показался человек в милицейской форме. Два выстрела, слившиеся в один, отбросили его тело назад, в грузовой отсек. Вертолет, вместо того чтобы начать разворот, продолжал лететь прямо, опускаясь вниз. Через считанные секунды взрыв эхом прошел по тайге, а над горой взметнулось ввысь огненно-дымное облако. — Есть! — закричал Малой. То же самое воскликнул и Сулема, приказав Шмелю: — Вперед, на тот берег! Баркас вышел из укрытия и быстро пересек Аллу. К горящим обломкам вертолета Малой с Серым и Сулема со Шмелем подбежали почти одновременно. Среди рваных кусков металла и тлеющих фрагментов человеческих тел, упершись в валун, торцом стоял контейнер. Сулема приказал: — А ну втроем тащите его сюда! — Там огонь кругом! — ответил Малой. — Не подступиться, пусть немного прогорит. — Тащите контейнер, я сказал! Троица, закрывая открытые части тела от огня, двинулась к ящику. Он успел нагреться так, что голыми руками его было не взять. Но Шмель, видимо, заранее подготовился к данной ситуации. Он вытащил из ватника железный крюк с металлическим тросом. Крюк набросили на одну из ручек контейнера, закрыв ладони рукавами одежды, потянули контейнер за трос. Так, волоком, контейнер с золотом доставили к лодке. Облив водой, чтобы остыл, подняли на баркас. Врубив моторы, судно рванулось на стремнину и пошло к месту слияния с Гравой. Перегрузив ящик на катер Филиппова, баркас вернулся в воды Аллы и взял курс в протоку, заросшим клином врезавшуюся в остров Лебяжий, под густые кроны вековых кедров. Сулема вел баркас уверенно, зная направление. Малой спросил: — А чего это мы, Сулема, здесь забыли? — Переждете, пока следствие и розыск пройдут. Здесь, на острове, оборудован специально под наше дело схрон со всем необходимым. Сверху, даже прочесывая остров, что вполне возможно в ближайшие дни, его не обнаружить. — Это сколько ждать? Почему сразу не отдать долю и до свидания? — И далеко ты уйдешь, Малой, когда вокруг ментов и комитетчиков будет, как собак нерезаных. Шмонать по-серьезному будут. А сколько ждать? Столько, сколько нужно! Вас обоих, с вашей долей, потом водой вывезут, но что сейчас об этом говорить? Со временем все узнаете. — Шмель тоже останется с нами? — спросил Серый. — Конечно! — Ты бы, Сулема, если знал про такой расклад, хоть бабу какую в схрон притащил! Загнемся от скуки-то! Да еще наверх не вылазить. Охренеем, в натуре говорю. — Бабу, говоришь, Малой, тебе? А может, целый шалман сучек, с вагоном шампанского подать в придачу? А? Перебьешься! На зоне бабу часто имел? Вот то-то! — Мы не на зоне! — продолжал огрызаться Большаков. — Малой! Закрой базар! Отгуляешь свое потом. За все отгуляешь, если не спалишься со своим характером. А будешь самовольничать или беспредельничать, останешься здесь навсегда! Запомни это! — Тьфу! — только и сплюнул Малой, закончив бесполезную перепалку. Сулема меж тем причалил баркас к берегу. — Винтовки оставить здесь, взяли свои рюкзаки, пошли! Здесь недалеко. Шли они минут двадцать, продираясь через кустарник, троп на острове не было. Вышли на небольшую, заросшую, как и все вокруг, высокой густой травой поляну. Хоза подошел к старой березе, от нее сделал несколько шагов в сторону, опустился на колени. Принялся что-то искать. Наконец поднял целый пласт. Под травой и землей показалась крышка, открывающая вход в черный узкий лаз. — Давай сюда! И первым, включив фонарь, спустился в подземелье. Зажег там «летучую мышь». На глубине трех метров находилась обширная землянка с нарами по стенам, перегородкой, за которой ящиками было сложено продовольствие, водка, питьевая, минеральная вода. Имелся в углу за низкой дверью и туалет. Увидев водку, Малой повеселел, анаша у Шмеля была на исходе. — Ну, с водярой куда еще ни шло — пару-тройку недель перекантоваться можно, — сделал он вывод. В землянке было тепло. На нарах лежали спальные мешки. Сулема приказал: — А ну-ка опробуйте нары, делали в спешке, может, усилить их придется. Шмель, Малой и Серый послушно легли, каждый выбрав себе место. — Ничего, пойдет, — сказал Серый. — Пойдет? — переспросил Сулема. — Ну тогда отдыхайте. Он выхватил из куртки пистолет «ТТ», сделал три выстрела. Малому и Серому пули попали в головы. Шмелю в грудь. В него Сулема стрелял последним, и тот успел соскочить с нар. Теперь он лежал в ногах у бывшего товарища и, задрав голову, смотрел на Хозу удивленными глазами: — За что, Сулема? Кто приговорил? — Ну не я же, Гена. Мне ты был почти как брат. А за что? Сам должен понять! — Но… — теряя силы, уже шепотом продолжал Шмель. — Но… тогда… Жилин… и тебя… и всех… в расход пустит… со временем. — Поживем — увидим. Ну что ж, Шмель, прощай и не держи обиду. Там, — он поднял глаза в потолок, — на небесах, может, и встретимся. Рассчитаешься! Сулема навел ствол в лицо Шмелеву, дважды выстрелил ему прямо в глаза. Затем подошел к Малому и Серому. Для перестраховки выстрелил еще по разу каждому в лоб. Хотя и без контрольных выстрелов было ясно, что бывшие зэки уже мертвы. Но он решил выстрелить, с него не убудет, а на душе будет спокойней. Погасив лампу, поднялся на лужайку, закрыл крышку в землянку, ставшую для троих подельников склепом, пошел к реке. Нашел плоскодонку, подвел ее к баркасу, вывел караван на середину Аллы. Вслушался. Рокотов вертолетов, которые уже могли из Верхотурска начать облет тайги, слышно не было. Сулема топориком пробил дно баркаса, где лежали винтовки, туда же бросил пистолет, топор, отцепил плоскодонку. Баркас быстро наполнился водой и пошел ко дну. Здесь, в этом месте, было глубоко и сетей никто никогда не ставил. Развернул свою плоскодонку, завел «Ветерок». И тихим ходом направил лодку к противоположному берегу, по-прежнему чутко вслушиваясь в звуки леса и реки. Филиппов же, получив груз, сделал все, как приказывал Жилин. Остановился в нужном месте, пересыпал самородки по пакетам, разбросал их в осоку. Вернулся к Алле, избавился от контейнера. Развернулся и, набрав максимальную скорость, пошел к прииску. Поставил катер, нашел Жилина, который весь этот день старался находиться среди людей. Увидев своего водителя, начальник прииска спросил: — Ну что там с катером? — Тягу привода газа оборвало. Я заменил, пришлось повозиться, сейчас катер в полном порядке, я проверил его на ходу. — Значит, все в порядке? — В полном! — Молодец, иди занимайся своими делами. Тут же Жилина вызвали к телефону, чего он давно ожидал и к чему был готов. Вызывал его представитель отделения КГБ по Рахтуру: — Жилин? Дмитрий Сергеевич? Начальник прииска? — Да, он самый, кто вы? — Скопинцев, капитан государственной безопасности. Вы в курсе, что произошло с вертолетом, убывшим от вас? — Нет! Слышал, правда, отдаленный грохот какой-то, неужели… — Докладываю, — не стал слушать предположение оппонента представитель КГБ, — «Ми-2» потерпел крушение у Соловьиной горы, представляете, где это? — Конечно! — Мы уверены, что это диверсия, имевшая целью похищение золота, которое находилось на борту вертолета. Кстати, сколько его там было? — Минуту… дайте прийти в себя… сейчас скажу точно. — Я вас не тороплю. Жилин выдержал вполне естественную для данной обстановки, паузу, ответил: — По протоколу, а следовательно и фактически, 60 килограммов 173 грамма. Но это ерунда, по большому счету. Тоннами перевозим, главное — люди, они-то как? — Погибли все! Но насчет золота вы не правы. Именно из-за этих шестидесяти килограмм погибли семь человек. — Надеюсь, ваше предположение насчет диверсии имеет под собой основания? — Естественно, на месте катастрофы контейнера с золотом не обнаружено, зато выше, у самой вершины горы, найдены следы позиции снайперов, стрелявших по вертолету, предположительно из «СВД» или карабина, четыре раза. Найдены гильзы калибра 7,62 миллиметра. — Да… новость вы мне сообщили… — Оставьте эмоции, Дмитрий Сергеевич, слушайте, что вам предстоит сделать. — Я весь во внимании! — Итак, работу продолжать, но с прииска никого никуда не отпускать. Плавсостав не использовать. К вам вскоре прибудет следственная группа, все ее требования выполнять неукоснительно. Подготовить учетные карточки работников, а также полный отчет за период работы с начала текущего года. Я знаю, что у вас имеются на стороне, в тайге, всякие там охотничьи и рыбацкие домики. Подготовьте схему их расположения, привязав к карте. Пока все! Самому, естественно, находиться на месте, на связи. До свидания! — До свидания, товарищ капитан! Жилин положил трубку, задумался. Начинается кутерьма. Посмотрим, что будет дальше. Сейчас главное — дождаться Сулему и привести прииск в порядок. Он вызвал к себе заместителя, передал содержание своего разговора с начальником Рахтурского отделения КГБ, приказал подготовить все к проверке. А чуть позже явился Сулема. Доложил: — Все в порядке, шеф! — Как и планировали? — Точно по плану! И Жилин передал Хозе о разговоре с комитетчиком. — Ты, Хоза, людей предупреди, чтобы болтали меньше. Все же ребята из КГБ — это тебе не местные менты. Работать умеют. Лучше всего, если у всех будет один ответ на их вопросы — ничего не знаю, ничего не видел. И никаких рассуждений. Мою, мол, золото или еще чем там занимаюсь и все, остальное не касается. — Я все понял, шеф! Сделаю! Никто ничего лишнего не вякнет, это моя забота. — Вот и хорошо! Работай, Сулема. Знаешь, за что трудишься. Иди, мне тоже надо подготовить собственную канцелярию к проверке. Сулейманов вышел, Жилин позволил себе выпить сто граммов чистого спирта. Пройден и второй, главный этап операции. План пока действует без сбоев. Что будет дальше? А вот это одному господу известно. Он сел за стол, выдвинул ящики, достал оттуда толстые папки, перевязанные бечевой, и принялся просматривать документацию. Глава 9 …Три года пролетели как один день. Дмитрий Сергеевич Жилин возвращался из отпуска, который впервые за эти три года провел вдали от тайги, в Москве. В купе было душно, и он вышел в тамбур, закурил. Он возвращался на свой прииск, чтобы довести начатое более трех лет назад дело до логического завершения. Тогда удалось все! Провести акцию, тщательно ее спланировав и организовав, и завладеть золотом. Выдержать колоссальный прессинг следствия, продолжавшегося почти полгода. Следствия, так ни к чему и не приведшего. Золота не нашли, преступников тем более. Единственное, что стало результатом действий различных следственных бригад, так это то, что на прииске был введен жесткий, строжайший, не подчиненный ему, начальнику прииска, режим тотального контроля над всем и вся, что происходило на золотодобывающем предприятии. Отставной офицер КГБ официально являлся заместителем и помощником начальника прииска, но фактически же имел больше полномочий, чем его начальник. Без капитана запаса Бирюкова Василия Ивановича Жилин уже не мог сделать и шага, в прямом смысле этого слова. Этот новоявленный комиссар только что в производство, в котором ни черта не смыслил, нос свой не совал. А в остальном везде сумел забросить сети, создав целую армию стукачей, по мелочам сдававших ему друг друга. И отправка золота теперь осуществлялась по-иному: так же на вертолете «Ми-8», но всякий раз меняя маршрут по ходу полета. Бирюков даже настаивал на том, чтобы прииск был огорожен двумя рядами колючей проволоки, с контрольно-следовой полосой между ними и вышками по углам. Но взбунтовались рабочие, для которых эти вышки и запретка напоминали недалекое прошлое. Их поддержал Жилин, сообщивший в Верхотурский райком партии о методах работы представителя КГБ. Бирюкову прижали хвост и сбили спесь, но не искоренили неуемное увлечение шпиономанией. Не получив добро на одно, Бирюк, или Скунс, как звали его все на прииске, разрабатывал новые планы, и иногда создавалось впечатление, что капитан перестал дружить с собственной головой. Но он работал, действовал, пусть и игнорируя мнение окружающих, что, надо признать, дало и свои положительные результаты. При нем на прииске установилась жесткая дисциплина, которая теперь Жилину была только на руку. Заместитель по режиму взял на себя львиную долю его, Дмитрия Сергеевича, обязанностей, что тоже было неплохо. Другое дело — новый начальник милиции, которого прислали из того же Верхотурска с понижением вместо погибшего в авиационной катастрофе Ипатьева. А понизили некогда заместителя Верхотурского РОВД майора Никитина Вячеслава Владимировича за его неумеренное увлечение спиртными напитками и аморальный образ жизни. Никитин, особенно выпив, готов был волочиться за любой юбкой. Результат — развод с женой и назначение на должность в Рахтур, чему последний был только рад. Здесь, пусть и в захолустье, но майор был шишкой и сам себе хозяин, а самогонки в поселке гналось никак не меньше, чем в Верхотурске. С женским полом, правда, имелись сначала проблемы, но, как потом выяснилось, вполне преодолимые. С Никитиным Жилин сразу наладил дружеские отношения. Как бы в противовес Бирюкову. И часто вывозил Вячеслава Владимировича с очередной его пассией, которых, на удивление, в небольшом поселке оказалось с избытком, на охоту или рыбалку. Никитин сразу невзлюбил Бирюкова и как-то, прибыв на прииск, прилюдно пообещал свернуть тому жало, если он и дальше будет вести себя как последний провокатор и мешать работать начальнику прииска. Особенно по выходным. Несмотря на кажущуюся грозность, Василий Иванович был человеком трусливым и серьезно воспринял угрозы бесшабашного и в общем-то безобидного начальника милиции. Гайки, что закручивал Бирюк, немного ослабли, и это дало Жилину свободу передвижения и отсутствие слежки. Эти два обстоятельства в ближайшее время должны были сыграть главную роль при исполнении третьего, заключительного этапа многоходовой операции по похищению золота, которое в настоящее время должно было находиться в его верхотурском доме, если Сулеме удалось перебросить его. Под этим заключительным этапом подразумевалась переброска ценного груза в столицу и еще кое-что, о чем сейчас Жилину думать не хотелось. Одновременно должен был навсегда исчезнуть и Жилин Дмитрий Сергеевич, а вместо него появиться новый человек, с прежним начальником прииска ничего общего не имевший. Но это в будущем. Когда дело будет завершено, он, этот новый человек, сможет заняться делом, которое сделает его старость обеспеченной и спокойной. А до нее, до этой старости, рукой подать! Пробыв неделю у своего дяди, Рудакова Николая Степановича, Жилин окончательно решил, на что стоит пустить золото. Дядя Коля, старый ювелир, подсказал идею. Практически безопасного и более выгодного, чем простая продажа самородков, дела. Выгодного при наличии своего золота. А этого добра у Дмитрия Сергеевича должно было быть много. Но о будущем потом, он не раз уже предавался радужным мечтам, хотя дело до конца доведено еще не было. Но оно будет доведено до конца, не пройдет и месяца. За этим и возвращался на свой прииск Жилин, полный решимости довести начатое до конца, чего бы это ему ни стоило. В тамбур ввалилась толпа подвыпившей молодежи, и Дмитрий Сергеевич вернулся в купе, лег на свою полку. До Верхотурска оставалось около двенадцати часов езды. Завтра в восемь утра он будет в городе, где его непременно встретят, и часам к трем Дмитрий Сергеевич прибудет в Рахтур, где Никитин обязательно приготовит и баню, и стол. Жилин задремал под монотонный стук колес железнодорожного состава. Поезд опоздал в Верхотурск на два с лишним часа, что, в принципе, было делом нормальным, ни у кого ни возмущения, ни раздражения не вызывающим. Дмитрий Сергеевич вышел на перрон и сразу попал в кольцо встречающих. Среди них верховодил слегка пьяный и шумный майор милиции Никитин с бутылкой шампанского в руке. Рядом с ним Филипп — водитель, Сулема, его правая рука, и брат Хозы Алим, года два назад принятый на прииск по протекции Сулемы. — Ну, с приездом тебя, Дмитрий Сергеевич, — первым приветствовал Никитин, — водочки столичной везешь? — Ну а как же, ящик в сумке уложен! — Это дело, а то от этого первача рахтурского скоро сгореть можно. — Так не пей! — Сказал тоже, не пей! Может, еще с бабами не спать? На какой хер тогда вообще жить? Филипп, Сулема и Алим по очереди обняли начальника. — Ну, как вы тут без меня? — спросил у них Жилин. — Замордовал Скунс, сил нет! — А чего же Крутов? Он же за начальника оставался? — Вы что, Евгения Алексеевича не знаете? Бирюк — Скунс вонючий, в момент его под себя подмял, засадив за бумаги. Спасибо, вот Вячеслав Владимирович иногда праздники устраивал. Его Скунс боится. — О чем базар, военные? — спросил майор Никитин, хотя хорошо слышал, что говорили о нем. — Да вот мои подчиненные благодарят тебя, что не отдал Бирюкову на растерзание. — Этой вонючке? Он дождется у меня. Я ему последний раз, как встречались, сказал, что пятак по хлебалу размажу. Значит, размажу. Будь только повод, а его и придумать не сложно. А вообще этого козла надо с прииска убирать. Кого свойского просить. Закинул я тут крючок в местный Верхотурский отдел КГБ, обещали что-нибудь сделать. Остались в конторе еще друзья, не все отвернулись. Да хрен с ним, с Бирюковым, давай за приезд, что ли? Он отработанным движением снял пробку, пустил шампанское по кругу: — Бокалов нет, глотайте из горла, не графья! Кое-как выпили пенную шипучку. — Ну что, к машине? — спросил Жилин. — Поехали! По дороге остановку сообразим, водочки московской хлебнем, погнали, ребята, — согласился майор и поторопил компанию. Вскоре «УАЗ» Жилина покинул Верхотурск. Остановились часа через три пути. Пока Филипп, Никитин и Алим накрывали «поляну», Дмитрий Сергеевич отозвал в сторону Сулему: — Золото вывез? — Конечно. Я всегда выполняю приказы. — Трудности были? — Что говорить о прошлом? Были, конечно, но ничего, обвели Скунса вокруг пальца. — Каким образом? — Дело прошлое, Дмитрий Сергеевич, что об этом вспоминать? — Я спросил, каким образом. Или ты забыл, что надо отвечать на мои вопросы? — повысил голос Жилин. — Извините! Брат скосил под больного. У него от рождения, простите, правое яйцо в мошонку не вышло, вернее, то выходит, то заходит внутрь. Если поднатужиться, то шишка справа в паху образуется. Как грыжа. Скунс не знает об этом. Вот вечером я и иду к нему, мол, брату помощь хирурга требуется. Он — что за дела? Я про грыжу и говорю. Пошел, сука, лично смотреть. Ну Алим сделал все как надо. Скунс и разрешил взять лодку, отвезти брата в больницу в Рахтур. По пути мы пакеты и подобрали. Оставили их у поселка. А потом Филиппу пришел наряд на задний мост. Вместе и поехали, золото забрали и, как договаривались, на вашу хату кинули. — Понятно! Спрятали надежно? — В тайник, что вы указали! — Молодцы! Тогда, Сулема, через две недели, в субботу начнем отход. Хватит здесь москитов кормить. Пора и жизни ухватить немного. — Правильные слова! Как будем уходить? — Официально! Ты, Алим и Филипп в среду пишете заявление по собственному желанию. Я буду против, но вы начнете настаивать, грозить прокуратурой и так далее. Отрабатывать две недели я вас заставлять не стану. Смысл держать бездельников, когда на прииск очередь желающих получить работу? Подпишу заявления. До выходных сдадите амуницию, обходной подпишете. В понедельник вас рассчитают. Отправитесь в Верхотурск. Снимете хату, а с утра по одному придете ко мне. Заходить с реки, через рощу и сад. Так, чтобы ни одна душа вас не видела. Там объясню, что делать дальше. — Так вы тоже будете в Верхотурске? — Да! И поеду с вами! — Понятно, шеф! — Все! Больше об этом разговора не ведем. Брата и Филиппа предупреди по случаю. На прииске панибратство в сторону. Я начальник, вы — дерьмо! — Ясно! Но Никитин в субботу обязательно в тайгу потянет. Это уже вошло у него в привычку. — Откажемся, а вообще лучше сделаем так: я заболею с дороги. Вы готовитесь к отправке. А Никитин пусть со своими грязными шалавами пока один кайфует. Дальше посмотрим. И все будет сделано по закону. Понял? Проинструктируй друзей! — Все понял! — А понял, так выполняй! — Слушаюсь, босс! — Иди, иди, я немного тут постою, тайгой подышу. Скоро расстанемся навсегда! После баньки и разгульной пьянки в Рахтуре, в которой, впрочем, Жилин особого участия не принимал, сославшись после парной на плохое самочувствие, Никитин отрывался с проститутками и чеченцами. Филипп упился до потери пульса, поэтому тоже оторвался от «коллектива». А наутро он повез Жилина на прииск. Сулема и Алим сидели на заднем сиденье, нахохлившись черными воронами. Им хотелось спать, но грунтовка с ее колдобинами и серпантинами не давала забыться. Оттого и мучились чеченцы. Жилин же, войдя в роль заболевшего человека, закутался в куртку, хотя в салоне было тепло. На прииск прибыли в 15.30. Уставшими, измотанными лесной дорогой. Встречать начальника вышли Крутов и Бирюков. Сулема с Алимом взяли чемоданы, занесли их в вагончик шефа и удалились к себе. Крутов поприветствовал первым: — С приездом, Дмитрий Сергеевич! — Спасибо! Как вы тут? — Трудимся, — ответил Бирюков. — Как показатели, Евгений Алексеевич? — спросил Жилин у Крутова. — Вам подробно доложить? — Нет, в общих чертах, чувствую я себя что-то неважно. — Может, вам фельдшера вызвать? У нас теперь медик свой. Прибыл, вернее, прибыла вчера. — Я спросил про показатели, а не про фельдшера. План тянем? — Да! Конечно! Даже перевыполняем! — Это все, что я хотел услышать. Теперь о медике, кого прислали? — Женщину из больницы, разведенку, между прочим. Вызвать? — с намеком спросил Бирюков. Жилин взглянул на него холодным взглядом. — Никого не надо. Сам оклемаюсь. Пойдемте ко мне, угощу водкой московской. Сам выпью и спать. Завтра не встану, работайте без меня! Только ты, Евгений Алексеевич, отчет за период моего отсутствия принесешь, ну а встану, все сам на месте проверю. Идем! Трое руководителей прииска поднялись в вагончик. Жилин достал из сумки по бутылке «Особой» московского разлива, передал подчиненным. Третью открыл, разлил по стаканам. — За возвращение, — поднял тост Бирюков. — И за выздоровление, — поддержал его Крутов. Выпили не закусывая. — Ну все, мужики, извините, сами понимаете, прилягу я, — сказал Жилин, тем самым как бы выпроваживая гостей. — Конечно, конечно, вы, если что, наберите по местному 08. Это фельдшерская палатка. Марина Алексеевна на вызов и прибудет, — объяснил Крутов. — Ее зовут Марина Алексеевна? — Да! Колбина Марина Алексеевна, работала в Рахтурской поселковой больнице медсестрой. Потом вот к нам! Детей нет, мужа, понятно, тоже. Жить, по сути, в Рахтуре негде, дом принадлежал родителям бывшего супруга. Лично единицу в штат пробил, — подробно разъяснил Бирюков. — Надеюсь, вы не против, Дмитрий Сергеевич? — Не против! Но ее что-то не помню. Увижу, может, и узнаю. Ну давайте! Вам еще работать! Бирюков с Крутовым вышли, оставив Жилина одного. Тот закурил, упав на постель жилого отсека. Надо было подумать. Оформить оконцовку дела. Там, в Москве. Докурив сигарету, Дмитрий Сергеевич крепко задумался. …В среду на стол начальника прииска легли три заявления об увольнении. Жилин вызвал к себе Бирюкова. — Вот, Василий Иванович! Люди решили уйти от нас. И это, заметьте, впервые за многие годы. Выгоняли? Это да, но чтобы добровольно? Я такого что-то не помню! Поговорите с ними! — обратился Жилин к заместителю по режиму. — Чем вы мотивируете свое решение? — спросил тот. — У меня мать в деревне под Курском одна, приболела, — объяснил Филиппов, — годков ей много, не хочу, чтобы померла, не увидев меня. Да и напахался я здесь уже вволю! — С вами понятно. Ну а вы, други наши нерусские? Чем вас-то работа и жизнь на прииске не устраивает? Находитесь в прямом подчинении начальника, особо не перетруждаясь. Льготники, можно сказать! — Надоело! Как что — отпрашивайся, куда сходил — отчитайся. Не на зоне, а свободы никакой, — ответил Сулема. — Такова специфика предприятия, вы же раньше не устраивали демаршей? — До вас все было по-другому. А сейчас народу продохнуть не даете, а мы, горцы, не любим, когда нам говорят — туда нельзя, сюда нельзя. Надоело! — Значит, дело во мне? В тех правилах, которые я установил как заместитель по режиму? — Получается, так, — ответили чечены. — Это мог сказать кто-то другой, но никак не вы. Вы-то как были, так и остались вольными птицами. То вас начальник прииска с собой забирает, то начальник милиции. Претензии ваши не имеют оснований. Но я, Дмитрий Сергеевич, только рад, что эти двое решили покинуть прииск. Рано ли, поздно я поднял бы вопрос об их привилегированном положении и потребовал бы принятия мер. Ну а раз они сами, то пусть уходят. Толку от них для производства никакого, а вместо них возьмем людей нужных, рабочих! Так что попутного им в спину. Или вам без них плоховато будет? — вновь с намеком спросил Бирюков у Жилина. — Не говори глупостей! А меры ты ввел на прииске действительно драконовские! Мало тебе всыпали в управлении? Продолжаешь пытаться из людей рабов сделать? — Вот вы как? — Да, так! Сегодня эти уйдут, придут новые, вопросов нет. Сначала. Потом если вы и дальше будете продолжать свою активную, но никому не нужную политику, то уходить продолжат, а вот приходить? Сомневаюсь! С кем работать будем? Разрушить предприятие хочешь? — повысил голос Жилин, обращаясь к Бирюкову то на «вы», то на «ты». — Не дам. Понял? Ты здесь без году неделя, а уже коллектив взбудоражил, что до увольнения довел! Я против того, чтобы Сулеймановых отпустить, с Филиппом ладно, с ним все ясно, но Сулеймановых — нет! — Начальник, — обратился Сулема к Жилину. — Все равно уйдем! Не подпишешь заявления — в прокуратуру писать будем! Мы не твоя собственность, мы свободные люди! Сами решать будем, где жить нам и работать! — Ну и хрен с вами! Оформляй их, Василий Иванович, всех троих! — Положена отработка — две недели, — напомнил заместитель по режиму. — Это на усмотрение руководителя, — ответил Жилин. — Я в ней необходимости не вижу. Оформляй приказом, пусть подписывают обходной и валят отсюда. А ты мне на собеседование человек пять подготовь из резерва, который пока у нас еще есть. Я сам людей отбирать буду! Все! Свободны! Сулема, Алим и Филипп удалились, унося с собой подписанные заявления. Бирюков остался. — Дмитрий Сергеевич, вы серьезно считаете меня виновником того, что приближенная к вам публика решила уволиться? — Идите работайте, Василий Иванович! — Нет, вы уж будьте любезны ответить на вопрос! — Да! Именно так я и считаю. У нас еще состоится разговор, когда приедет вышестоящее руководство. — Хорошо! Но я не буду молчать о ваших гулянках с начальником местной милиции и о наличии приближенных к вам прислужников из числа рабочих, чье предназначение в другом. Учтите это, я говорю вам в лицо. — Можете поступать как знаете, это ваше право, только до комиссии все свои действия согласовывать лично со мной! Это приказ! До приезда руководства! — Хорошо! Дождемся руководства! — Вот именно, а сейчас идите, занимайтесь делом! В выходные собрать пикник, как этого желал Никитин, не удалось. Жилин продолжал болеть, а те, кто всегда принимал участие в увеселительных мероприятиях, сдавали дела. Майор не знал о последних изменениях на прииске, поэтому позвонил, как обычно, в пятницу, накануне очередного сабантуя: — Дмитрий Сергеевич? Ну как у нас на завтра планы? Все без изменений? — Да нет, Вячеслав Владимирович, изменения как раз кардинальные. — Что за дела? Жилин объяснил майору милиции суть произошедшего. — Что за херня? — удивился Никитин. — Ты о чем? — Об абреках наших. С чего это они вдруг решили отсюда сдернуть? Раньше и намека не подавали, и вроде всегда всем довольны были… — Черт их знает! Сам не пойму! Но потеря небольшая! Что мы, им замену не найдем? Вот встану на ноги, и все вернется на круги своя. А эти выходные давай как-нибудь без меня. Катер дам, спирту тоже, ну и все остальное, заезжай! — Ну ладно, и на этом спасибо. Я завтра к обеду подъеду! — Давай! — Тебе из лекарств ничего не надо? — Нет! — Тогда до завтра! — До завтра! …Никитин подъехал к прииску на своем милицейском «УАЗе» в одиннадцать с небольшим. Машину пропустили, доложив, что в салоне находятся еще две женщины. Жилин усмехнулся — Слава был в своей стихии. Одной ему мало, двух зацепил! Гигант, ничего не скажешь. Вскоре в вагончик ввалился майор милиции, сразу наполнив его шумом, запахом дорогого одеколона и вина. — Ну что, болезный, здорово, что ли? — Привет, Слава! — И с чего это ты вдруг слег? Не пойму. В баньке парились, водку пили. Не иначе как сквозняком прохватило. — Не знаю, но все тело в дугу ломает, а температуры нет! — Пройдет! — Конечно, пройдет! Я с утра отдал распоряжение, катер должен быть готов к двенадцати часам. — Отлично! А я двух телок прихватил. С Верхотурска вызвал, представляешь? По старой памяти приехали! Понял? — Что «понял»? — А то, что бабье за мной куда позову прется! — Молодец, что еще сказать? — Вот так-то, — Никитин просто излучал самодовольство. — Послушай, Слава! У меня к тебе будет большая просьба. — Говори, что в моих силах — сделаю! — Мне надо в следующую пятницу на пару дней в Верхотурск попасть. — Баба? — сразу же предположил майор. — Да, в поезде познакомились, обещал навестить одинокую вдовушку. — Святое дело! — Так вот, конечно, я могу и сам уехать, кто меня здесь задержит. Но Бирюк данный факт обязательно возьмет на заметку и тут же доложит кому надо. Без разрешения управления я прииск более чем на сутки оставлять не имею права, да и то обязан поставить об этом в известность руководство. А для него нужна более веская причина, чем свидание с женщиной. Понятно, что ничего меня не удержит, но не хотелось бы дать Скунсу козырь против себя перед скорым приездом комиссии. — Короче, говори, что надо сделать? — Надо сделать так, чтобы меня либо в ментовку, либо в прокуратуру, что было бы еще лучше, якобы вызвали. Это в твоих силах? — Без проблем, — неожиданно уверенно заявил Никитин. — Я не шучу, Слава! — Какие шутки? Сам твой Скунс-Бирюков и передаст тебе повестку явиться в верхотурскую прокуратуру. Заместитель прокурора — мой лучший кореш. Ну а там задержат на пару дней. Формально, конечно. Просто отметку поставят, а ты гуляй смело! — Ты уверен? — Что, ты мне не веришь? Сказал — сделаю! Что еще? — Еще мне потребуется твой «козел» с водителем. Мой без Филиппа останется, водителей больше нет. А самому ехать… — Понятно, не в кайф! Ладно, и это сделаем, на моей лайбе поедешь. А я тут обойдусь пару дней. — Да я его сразу отпущу! Только до Верхотурска довезет и все! Можно было бы на катере, но это сколько плыть? Да еще после болезни… Каким клиентом я к вдовушке своей явлюсь? — Ну договорились же, какой может быть катер? Все у тебя? — Все! — Ну и хорошо! Мы же друзья, Дима, ты — мне, я — тебе, иначе нельзя, иначе полная херня получится! Скунсы, вроде твоего Бирюкова, подомнут все под себя! Этого допустить нельзя! И мы не допустим! Так что к среде жди телефонограмму. — Спасибо! — Да брось ты, Дима! — Время — двенадцать, можешь забирать катер, все уже должно быть готово, «УАЗ» у причала оставь. И веселого тебе отдыха. — Ох и оторвусь я с этими сосками, — в предвкушении скорого удовольствия майор закатил глаза к потолку, и блудливая улыбка заиграла на его широком лице. — А ты выздоравливай! Все, погнал я, а насчет повестки не беспокойся — будет! Пока! И жизнерадостный майор, напевая себе под нос какую-то веселую песенку, вышел из вагончика. Ну теперь, кажется, все, если майор не подведет! Но обещал он уверенно, без тени сомнения, значит, на самом деле имеет возможность сдержать слово. Жилин встал, подошел к окну. Совсем немного, и новая жизнь захватит его в большом, манящем городе, вдали от этих вековых кедров и надоевшего до чертиков, но обеспечившего будущее прииска. В среду на имя начальника прииска пришла телефонограмма из прокуратуры Верхотурска, в которой Жилин Дмитрий Сергеевич вызывался к следователю Панову в качестве свидетеля. Принял телефонограмму и лично доставил Жилину сам Бирюков. Дмитрий Сергеевич изобразил крайнее удивление: — Что за ерунда? Неужели опять из-за того случая с хищением золота? Но ведь три года уже прошло! — Такие дела, — подсказал заместитель по режиму, — срока давности не имеют. Может, какие новые обстоятельства выявились? Или золотишко где блеснуло? Следствие — дело тонкое и дотошное, тем более когда оно касается хищения с массовым убийством людей! Бирюков как-то странно посмотрел на Жилина, словно хотел уловить реакцию Дмитрия Сергеевича на свою последнюю фразу. Но тот не придал ей значения. — Кого за руль сажать? Дорогу через тайгу только Филиппов знал. — Попросите своего друга, Никитина! Он туда часто мотается! — Придется так и сделать! Ехать-то надо? — Надо! — Ну ладно, спасибо, что доставили телефонограмму, работайте дальше. На время своего отсутствия оставляю за себя вас, Василий Иванович. Подготовьте приказ! — Я понял! Бирюков вышел из вагончика, Жилин проследил из окна, как он пошел к реке. Снял трубку, набрал номер Никитина: — Слава? — Ну? — Жилин на проводе! — Ты думаешь, я не узнал тебя? — Спасибо за повестку! — Ну какой базар? Обещал ведь. Машину когда подать? — В пятницу ночью, часам к двум! — Заметано! В два «УАЗ» будет у твоего шлагбаума. — Еще раз спасибо! — Веселой тебе прогулки, Дима! — Вернусь — гульнем! — Это обязательно. Ну пока, дела тут у меня, совещание собираю. — Ты еще и работаешь? — А ты как думал? — Тогда до свидания! — Счастливо! Жилин отключил связь. Все срослось, Никитин не подвел и послезавтра… послезавтра он покинет эти края навсегда! В пятницу к обеду грязный милицейский «уазик» высадил Жилина у здания прокуратуры. Развернулся и отправился на стоянку местного ОВД. Водителю необходимо было отдохнуть перед обратной дорогой. Проводив взглядом машину, Дмитрий Сергеевич пошел от здания прокуратуры. Путь его лежал на улицу Пушкина, которая располагалась в частном секторе, почти на берегу Аллы. В дом ь 16/2, купленный им еще лет восемь назад, когда он только стал начальником прииска. Сюда Дмитрий Сергеевич наведывался редко, оттого сад густо зарос диким кустарником. Дом, обнесенный местами поваленным забором, находился в полном запустении и, судя по некоторым признакам, был излюбленным местом игр местных пацанов. Жилин вошел в дом. Его окружила своим ароматом атмосфера медленного умирания. Но это было неважно. Главное погреб, а в погребе, под одной из небольших бетонных плит, которыми выложен пол, тайник. Дмитрий Сергеевич спустился в погреб, включил свет. Вытащил штырь в углу, открывая нехитрое запорное приспособление, и поднял нужную плиту. Внутри, в объемной яме — пять брезентовых пакетов. Открыл один — золото. Другой — то же самое. Проверив таким образом остальные пакеты и убедившись, что Сулема сделал все точно, не позарившись на общее богатство, закрыл тайник. Поднялся наверх, подготовил постель, лег и тут же уснул. Ночная дорога вымотала и его. Утром, в шесть часов, его разбудил Сулема, явившийся первым. Он был с большой спортивной сумкой. — Прошел незаметно? — Как положено, шеф! — Открывай сумку! В нее пересыпали полтора пакета. Получилось около двадцати килограммов. Ноша вполне подъемная, особенно если нести на плече. Позднее, с промежутком в два часа подошли Алим с Филиппом. Золото равномерно распределили на всех. Жилин приказал: — Сулема, давай на вокзал, возьми билеты и возвращайся. Остальные располагайтесь где кто захочет. До 18.00 будем находиться здесь! — А если в одно купе билетов не будет? — спросил Сулема. — Ты что, не знаешь, как с кассиршей разговаривать? Подбрось ей четвертной, она тебе все и сделает! — Посмотрим! — Никаких «посмотрим»! Все четверо должны ехать в одном купе. Крутись там на вокзале как хочешь! Задачу понял? — Понял. Вернулся Сулема через два часа. Довольный. — Все нормально, шеф! — Он бросил на стол билеты. — Вагон ь 5, третье купе! Отправление в 19.00 с первого пути. — Молодец, — похвалил его Жилин и добавил: — Мне нужно тут, в Верхотурске, кое с кем проститься, я на часок выйду, вы тут смотрите — никакой водки! Сулема, отвечаешь за порядок! Тронемся — обмоем! Жилин вышел из дома, прошел до переговорного пункта, попросил телефонистку соединить его по номеру с Москвой. Пришлось полчаса ждать, пока женский голос через динамик не пригласил его в третью кабину. — Рудаков слушает! — Николай Степанович? Это Дмитрий! — А! Здравствуй, дорогой! Чем обрадуешь? — В 19.00 выезжаем на Москву, пятый вагон. — Загрузился полностью? — Да! — Это очень хорошо! Тогда слушай! Решишь проблему с нерусскими попутчиками, выйдешь с тем, кого подобрал в напарники, на последней остановке перед столицей. Это будет Рязань. Там тебя встретит капитан милиции, да, да, не удивляйся. Это мой человек! Поезд будет в Рязани ночью, в три часа по расписанию, он обеспечит тебе безопасность от местной милиции и привезет на машине ко мне на дачу. По дороге сами решите, где сбросить балласт. Все понял? — Понял, Николай Степанович! — До встречи, Дима, удачи тебе, дорогой! — До свидания! Садились в поезд поодиночке, как бы не зная друг друга. И только когда поезд тронулся, Жилин достал литр водки, вареную курицу из буфета, с десяток яиц и хлеб с зеленью. — Ну что, ребятки, обмоем успех нашего дела? — Какой базар, начальник? — ответили подельники. Выпили. Пошел оживленный разговор. Чеченцы достали нарды, сели на полке Сулемы кидать шеш-беш. Жилин подал знак Филиппу выйти. Они прошли в тамбур. Жилин протянул Филиппу сигарету: — Кури, Саня, и слушай меня внимательно. Филипп закурил, Дмитрий Сергеевич заговорил: — Как ты думаешь, Саня, стоит с чеченами золотом делиться? — Не понял? — Ребята они хорошие, слов нет, дело свое сделали, деньги заслужили, базара нет! Но уж очень они горячи и до баб охочи, а нам сначала притихнуть надо. Не получится так, что мы им бабки, а они в кабак? Спалятся по пьянке! У ментов к ним вопрос — откуда столько денег? Что они ответят? — Придумают что-нибудь! Не знаю! — С такими бабками, Саша, ничего не придумаешь. Вот менты и расколют их, как орехи грецкие. Да там и раскалывать, по большому счету, нечего. Откуда прибыли? Из Верхотурска. Что там делали? На прииске золотодобывающем работали! А там три года назад вертолет с «рыжьем» бандюганы приземлили. Семь трупов и исчезновение шестидесяти килограммов золота… Дальше продолжать объяснять? Через них и мы влетим! Ты хочешь на зону? Если не к стенке? — Да, — задумался Филипп, не замечая, как пепел падает ему прямо на грудь, — такой расклад возможен! У них, особенно после дури, башку напрочь сносит! Это точно, и бабками они могут начать сорить, не думая! В принципе, ты прав, Дмитрий Сергеевич! — От них надо избавляться, Саня! Согласен? — Согласен! — Короче, так! В следующую ночь, на подъезде к Рязани, ровно в час, кончаем их. Ты берешь на себя Алима, я — Сулему! Валим заточками, они у меня с собой. Чтобы крови не было. Пересыпаем золото в свои сумки, их долю делим поровну, сумки, с которыми они садились в поезд, оставляем на месте. Мало ли проводник решит проверить, выходить ведь будем раньше? — Раньше? — Да! В три часа, в Рязани. Нас встретят. И отвезут куда надо! — Ладно! Филипп на минуту задумался. — А ведь ты с самого начала планировал убрать чеченцев, Жилин? — Почему ты так решил? — Заточки приготовил! Может, и для меня у тебя что-то имеется? — Нет! Ты мужик с головой, опасности не представляешь, так что против тебя у меня ничего нет, клянусь! — Клятва — это хорошо, но я с золотом останусь в Рязани, с тобой и встречающим в Москву не поеду! У тебя свой путь, у меня — свой! — А ты молодец, Филипп. Хороший ход! Дело твое, как и доля! Оставайся, где захочешь, ничего не имею против! Заметано? — Заметано! Следующие сутки прошли в сплошной пьянке. Чеченцы как с цепи сорвались. Потребовали женщин в купе, подняли шум. Жилину с Филиппом еле удалось успокоить их. И то лишь после того, как Жилин достал свой служебный «ТТ», прихваченный из прииска, и предупредил: — Не прекратите шалман — пристрелю, вы меня знаете! Зная, что Дмитрий Сергеевич слов на ветер не бросает и если достал оружие, то при необходимости применит его, чеченцы подчинились. Так и ехали дальше, напряженные, обозленные, настороженные. Жилин внимательно следил за обстановкой, разрешая выходить только до туалета и обратно. Вечером налил всем по стакану водки из своих запасов и по полкам, спать! Часов в одиннадцать вечера Жилин с Филиппом вышли в тамбур. Дмитрий Сергеевич передал подельнику заточку. — Ровно в час, Саня! — напомнил Жилин. — Да понял я все! Вернулись в купе. Сулема с Алимом что-то обсуждали, быстро говоря на своем родном языке. — Это что за базар иностранный? — спросил Жилин. — Мы с братом решили в Москве сразу же линять домой. Долю на бабки разменяем на родине. Здесь не будем. Так что сразу же по прибытии разойдемся! Чеченцы вопросительно посмотрели на Жилина, ожидая его реакции. Но тот был спокоен и равнодушен. — Мне без разницы, Сулема! Твое «рыжье» — это твоя доля. Что ты с ней будешь делать, меня не касается. Не хочешь сбросить по хорошей цене в столице у надежных людей, тащи золото на Кавказ! Рискуй дальше. Это твое право! Только прошу, чтобы расстаться друзьями, давай спокойно, не привлекая ненужного внимания, доедем до Москвы? — Договорились, шеф! — чеченцы успокоились. Они остались довольными ответом Жилина. Легли на свои полки. Алим внизу, Сулема наверху. Выключили свет. Вскоре раздался храп. Кто спал, а кто бодрствовал, определить было трудно. Но ровно в час Жилин, находившийся на верхней, напротив Сулемы, полке, приподнялся, перебросил ногу к чеченцу и сверху в грудь вонзил длинную заточку, целясь в сердце. Хоза только вздрогнул, дернулся, не издав даже стона. Протерев пику и оставив ее жало в теле Сулемы, Жилин накрыл его одеялом, сложив руки убитого так, чтобы они скрывали торчащую из груди рукоятку. Действия начальника наверху послужили сигналом для Филиппа. Тот пересел на место Алима, который, отвернувшись к стенке купе и поджав коленки, как ребенок, беззаботно спал, похрапывая. Филипп рывком повернул чеченца на спину. Алим открыл глаза, но тут же в них блеснула боль и застыла смерть. Длинная заточка, пробив сердце, пригвоздила его к спальной полке. Он так же, как и Сулема, несколько раз дернулся и затих. Убрав следы и так же оставив заточку в теле, Филипп оторвал тело Алима от полки, закрыл ему глаза и перевернул к стене, в то положение, в котором щуплый чечен находился до смерти. Затем поднял глаза наверх. Оттуда, сверху, спустив ноги, Жилин показал ему большой палец. Дмитрий Сергеевич спрыгнул вниз, сел рядом с Филиппом: — Ну что? За завершение дела, Саня? Выпьем? — Можно! Выпили по сто пятьдесят граммов. Состав, как ни странно, шел по расписанию, и в 2.50 Жилин с Филипповым, каждый со своей потяжелевшей вдвое сумкой, вышли в тамбур. Там уже находился проводник. Он удивился: — У вас же до Москвы билеты? — Да вот, — Жилин кивнул на Филиппа, — попутчик уговорил заехать к его родителям. Город посмотреть, немного расслабиться. Я же в отпуске. А Москва… Куда она денется? До нее часа четыре электричкой. Успею еще! — Ну дело ваше, только белье надо бы сдать. — А мы его возле титана сложили, у тебя купе закрыто же! — Да? Проводник вошел в вагон. Действительно, белье аккуратной стопкой лежало у титана. Он прошел до третьего купе, открыл дверь, заглянул внутрь. Двое оставшихся пассажиров лежали на своих местах. В купе стоял ядовитый запах перегара. Проводник посмотрел на багажную полку. Там стояли две спортивные сумки, багаж тех, кто спал. Поезд подошел к перрону, и проводнику пришлось прекратить осмотр, он вернулся в тамбур. — А эти чечены здоровы жрать водку, хоть и мусульмане! — сказал проводник, открывая дверь. — Не то слово, шеф! Одно мучение с ними было! Ну, пока! Счастливого пути! — До свидания! Проводник вышел на улицу следом за пассажирами. Их встречал офицер милиции. Капитан подошел к Жилину с Филиппом: — Здравствуйте, кто из вас Жилин? — Я, — ответил Дмитрий Сергеевич, — а со мной мой напарник, вы должны знать о нем. — Я знаю, Николай Степанович предупреждал. Меня зовут Игорь! Давайте я помогу вам, машина на привокзальной стоянке. — Друга моего придется оставить здесь, — сказал Жилин. Капитан внимательно посмотрел на Дмитрия Сергеевича. — Почему? — Таково его решение. Пусть поступает как знает, если считает это для себя лучшим вариантом. Давай, Игорь, его до гостиницы подбросим? — Так вон она, гостиница-то, — указал на семи-этажное здание Филипп. — «Ловеч»? — спросил капитан. — Туда вам не устроиться. Нет, если хотите, попробуйте. Но там мест, как правило, не бывает, да и милицейский патруль в холле постоянно находится. Там я вам не помощник, несмотря на свои погоны! Пойдете? — А вы что предлагаете? — спросил Филипп. — Если останавливаться в гостинице, то лучше в «Центральной». Там у меня есть кое-какие знакомства. — А вы что, капитан, местный? — Родом отсюда, десять лет здесь отпахал, пока в столицу не перебрался. Ну так что? «Ловеч» или «Центральная»? Учтите, нам с Дмитрием Сергеевичем еще двести верст с гаком ехать! Принимайте решение быстрее! — «Центральная» далеко отсюда? — спросил Филипп. — Вон светофор, видите? Там направо и по проспекту, до следующего светофора. За ним слева и будет гостиница! — Поехали в ту, что на проспекте! — решился наконец Филипп. Капитан встал посередине, взялся за лямки обеих сумок, и так цепью пошли они на привокзальную площадь, где стоял «жигуль» капитана. Офицер открыл заднюю дверь: — Вы, Дмитрий Сергеевич, свою сумку давайте в багажник, ну а вы свою держите на коленях. Он завел двигатель, повернул зеркало салона так, чтобы ему стал виден Жилин, который понял, что надо делать. Перед первым светофором при выезде на проспект капитан подал в зеркало знак кивком головы, и Дмитрий Сергеевич через куртку с левой руки выстрелил из своего «ТТ» в бок Филиппу. Тот охнул, пуля попала прямо в сердце. Голова упала на грудь, и все тело пошло вперед. — Держите его ровно! — сказал капитан и повернул машину налево, под железнодорожный мост, на шоссе, ведущее в сторону Москвы. — Выедем из города, выбросим в одном месте. Пост прошли спокойно, сыграла роль форма офицера милиции. За мостом через реку Вожу спустились вниз, к кустам. Туда и бросили труп Филиппа. Вернулись на трассу. За все это время по ней не прошло ни одной машины. — Может, пересядете вперед, Дмитрий Сергеевич? — спросил Игорь. — Да нет, я лучше сзади, здесь попросторней! — Дело ваше! Капитан, набрав приличную скорость, повел машину в сторону столицы. Не доезжая Окружной дороги, свернул в лес. В семь утра, открыв ворота в высоком заборе, капитан ввел свою «шаху» на обширный двор внешне невзрачного одноэтажного дома. Встречать Дмитрия Сергеевича, несмотря на раннее время, вышел сам Рудаков. — Ну, здравствуй, здравствуй, племянник! Все ли удачно? — Удачно! Здравствуйте, Николай Степанович! — вздохнул облегченно Жилин. — Не верится, что весь этот кошмар позади! — Позади? Позади самое худшее, основное только начинается. Завтра же в клинику, на пластическую операцию, немного изменим твою внешность. Пальчики, надеюсь, на прииске не оставил? — Не оставил! Личное дело уничтожил! — Вот и хорошо! Под новую личину и документы получишь. Ты у нас теперь будешь Вишняковым Дмитрием, имя оставили, чтобы сам не путался, но уже Петровичем. Давай, Игорек, сумки ко мне в кабинет и на службу, с богом! После дежурства отвезешь племянника в клинику Иосифа Марковича, предварительно созвонившись с ним. — Понял, Николай Степанович, все сделаю! — Давай, Игорек, а это, — Рудаков протянул офицеру солидную пачку, — тебе за службу верную. Езжай! «Шестерка», доставившая Жилина-Вишнякова, ушла по лесной дороге. Рудаков обнял племянника за плечо: — Пойдем, Дмитрий Петрович Вишняков, обсудим перед отдыхом дела насущные! Дядя и племянник вошли в дом. ЧАСТЬ II Глава 1 Сильный порыв ветра распахнул окно и неожиданной для лета прохладой ворвался в комнату Егора Астафьева, который, съежившись на старом диване, спал, укрывшись старым тонким пледом. От этого порыва и проснулся Егор. Он поднялся и сел. Тут же тошнота ударила судорожными рвотными позывами. Астафьев, качаясь, прошел до туалета. Его вырвало. Стало немного легче. Егор посмотрел на себя в зеркало. То, что он в нем увидел, не привело в восторг. На Астафьева смотрела одутловатая, с мешками под глазами и свалявшимися, давно не мытыми космами волос небритая образина. И это был он, Егор Астафьев! Несколько недель беспробудного пьянства не могли пройти бесследно, и Егор тяжело вздохнул. Вернулся в комнату. Он чувствовал, что от него и от его одежды, которую он не снимал с себя за все время запоя, несло псиной. Помыться бы, благо и ванна с горячей водой под рукой, но не было сил! А было одно желание — похмелиться! И как можно быстрее! Все остальное — потом! Егор осмотрел стол возле окна, вернее, то, что на нем в данный момент находилось. Две пустые бутылки из-под «бормоты», такая же из-под самогона, которую, наверное, притащил вечером его сосед и собутыльник Ваня Хомяк, как все в доме звали пятидесятилетнего пенсионера по инвалидности Ивана Хомякова. То, что они пили вместе, сомнению не подлежало, потому что ни с кем другим Егор просто пить не мог. И это он помнил. Рядом с пустой тарой — какая-то шелуха от сушеной рыбы, мелкие кости, банка рыбных консервов, где осталось немного застывшей начинки. Порезанный черный хлеб, луковица. И стаканы, грязные и так же, как и тара, пустые. Астафьев почесал затылок. Вроде и выпито было, по его меркам, немного, а мутит, словно он «БээФа» обожрался. Но все это ерунда. Главное в другом. Куда он мог затарить похмелку? Егор всегда оставлял себе на утро небольшую дозу спиртного и прятал ее, чтобы, проснувшись ночью, до времени, не уничтожить лекарственный запас. Прятал вино, водку или самогон, в зависимости от того, что пил накануне вечером. Прятал всегда в разные места. Потом, утром, сам же и искал забытое за ночь месторасположение спасительного тайника. Иногда процедура поисков затягивалась, иногда свои двести граммов он находил сразу. Но оставлял запас и находил его всегда! Значит, и сейчас где-то в квартире спокойно стоит и дожидается своего часа лечебная влага. Вот только где? Егор обвел взглядом комнату. В ней почти ничего не было, в смысле из мебели и разной там мелочи, типа ковров, картин, книг. После того как все перечисленное Егор пропил, она была пуста, только диван, стол с парой табуреток да покосившийся, никому не нужный шкаф, который в свое время он хотел заменить на новый, но не успел. Семейная жизнь дала трещину. Но это в прошлом. В настоящем же найти что-либо в этой комнате было практически невозможно. Автоматически Егор поднял глаза на потолок, где в люстре можно было спрятать спиртное, но вместо люстры болтался электрический шнур с лампочкой на конце. И все же спиртное где-то было! Посмотрел за диваном — пусто. В шкафу, кроме старой кожаной куртки, такого же древнего джинсового костюма и нескольких маек вперемешку с трусами и носками, только толстый слой пыли. «Черт», — выругался Егор. В этой комнате явно ничего нет. А обычно здесь он прятал свой стратегический запас. Так! Главное — не отчаиваться, а расширить зону поисков! В туалете, под крышкой сливного бачка и ведре для использованной бумаги также ничего. Такая же картина и в ванной комнате. Да что же это такое? Смежную комнату, ранее служившую ему и бывшей жене Галине спальней, и обследовать не стоило. В ней на стеклах окна только пожелтевшие от солнца развернутые листы газет, заменяющие шторы, которые были пропиты одними из первых — они очень нравились одной соседке. Для поисков оставалось слишком мало территории, и Егор не на шутку встревожился. Только кухня и балкон. Но ничего не поделаешь, надо осмотреть и их. Он вышел на балкон, открыл боковой ящик, вывалил из него то, что еще сохранилось: молоток, плоскогубцы, разную хозяйственную мелочь, но главного, чего так требовалось Егору, и здесь не было. Чувствуя, что ему вновь становится плохо, совершил очередной рейд в туалет. Вышел оттуда измученный, с крупными каплями пота на лбу. — Ну не блядство? Не в холодильнике же искать? А больше на кухне, кроме раковины и старого неработающего «Саратова», ничего и не было. Он открыл дверь ящика, который когда-то назывался холодильником, и… остолбенел, увидев стоящую на верхней полке, и что вообще крайне удивительно, непочатую бутылку! И не какой-нибудь там лабуды, а самой настоящей водки! Егор непонимающе смотрел на пузырь и пытался думать. Если у них с Хомяком была водка, так какого черта они тогда жрали «бормоту» и самогон? И кто принес водку? Уж что не он, Астафьев, точно! Так как сам за пределы квартиры за все время запоя ни разу не выходил, а за гонца служил Хомяк. Следовательно, только он мог притащить водяру! Но на какие такие «бобы»? Если они на самогон денег не наскребли и пришлось отдавать в придачу утюг? С ним и с мелочью Хомяк и ушел! И вернулся где-то через час, принеся самогон и пройдя от двери прямо в комнату, на кухню не заходя. Потом пили. Что было дальше, Егор помнил смутно. Выходило, что Хомяк еще раз куда-то мотался и надыбал этот пузырь! Но не стал бы его Ваня прятать, а наоборот, сразу выставил бы на стол! Непонятно! Если только к этому времени он, Егор, вырубился, и Хомяк решил оставить водку на похмелку и поставил бутылку в холодильник? Наверное, так оно и было. Иначе объяснить появление непочатого пузыря сорокаградусной невозможно! Не Барабашка же сжалился над ним? Короче, хрен с тем, как водка оказалась в квартире, главное — вот она, и не хера ломать голову, когда надо прийти в себя! Егор взял бутылку, кухонным ножом открыл ее, слегка поранив палец, дрожащей рукой наполнил стакан, по-иному — «лобастый», представил, что будет жевать кислую лимонную дольку, в два судорожных глотка вогнал в себя водку. Замер, ожидая ответной реакции организма, когда выпитое рванет обратно. Так бывало всегда. Главное, удержать спиртное внутри, не дать ему выплеснуться наружу. Несколько минут такой своеобразной борьбы, и, оставшись в организме, водка принесет облегчение. Не просто облегчение, она вернет его к жизни! А дальше видно будет. Так и стоял Егор, пока в нем длилась внутренняя схватка. Пресыщенный и отравленный организм не принимал очередной дозы яда, а больная душа требовала допинга. Грубая отрыжка завершила борьбу. — Ну наконец, провалилась! За что ж такие муки? — Егор вытер грязным полотенцем не более чистое лицо. Почувствовав облегчение, Егор сразу захотел курить, хотя минуту назад на сигареты и смотреть не мог. Хорошо, что те еще остались, лежавшие в мятой, но почти полной пачке «Примы». Он закурил. А все же жизнь не так уж и плоха. Но… только до той поры, пока есть водка. Кончится пузырь, что тогда? Продавать больше нечего, кроме, пожалуй, наградных часов «Командирских», но это еще бутылка, не больше, а дальше? Идти где-нибудь подработать? Невозможно. Здоровье не позволит, да и желания особого корячиться под мешками где-нибудь на базе тоже не было. Ну ладно, там видно будет, а пока надо укрепить занятые позиции и… догнаться еще граммов этак на сто пятьдесят. Что Егор и сделал! После чего его потянуло в сон. Вот так всегда, только придешь в себя и стоит первоначальному кайфу улетучиться, так сразу появляется нестерпимое желание спать. И ничего с этим не поделаешь! Егор закрыл окно, убрал бутылку со стола, поставив ее за диван, укутался грязным пледом и забылся рваным нервным сном. Тело постоянно вздрагивало, что не давало крепко уснуть. А тут еще стук в дверь! Звонок давно не работал, поэтому редкие гости им не пользовались. Никак Хомяка принесло! Но тот пустой не придет, будет метаться по всему району, но что-нибудь достанет. А может, на водку рассчитывает? Только мало ему там осталось! Ничего, поймет, свой кореш! Егор вышел в коридор. Открыл дверь. Удивленно поднял опухшие веки. Перед ним стояла его бывшая супруга Галина. Вместо приветствия, увидев того, кто когда-то делил с ней постель, в нынешнем виде, она даже отшатнулась: — Егор? Ты ли это? — Нет, папа римский! Не узнаешь? Тогда разреши представиться: подполковник Астафьев, командир отряда специального назначения «Вепрь», собственной персоной! — Очень приятно, только добавь к сказанному эпитеты: бывший, спившийся и опустившийся до предела. — А вот это уже мои дела, к тебе, дорогая, отношения никак не имеющие. — Как же? Мне же не все равно, что сталось с бывшим бравым воякой, к тому же еще и мужем. Выбравшим вместо нормальной жизни в нормальной семье постоянную войну с внешним и внутренним врагом своей прекрасной Родины. Выбросившей его же на свалку, в конце концов. — Язык свой поганый попридержи. Чего заявилась? — Может, пропустишь в квартиру? Старое вспомнить, поговорить… — Проходи, только нос платком заткни, а то как бы без чувств не грохнулась! Он отступил в сторону, Галина прошла, действительно быстро достав платок, так как кисло-приторный запах с порога ударил ей в нос. — До чего же ты дошел, подполковник? Хоть проветрил бы! — Не нравится? Так тебя никто не держит, можешь валить туда, откуда пришла! Но Галина прошла в комнату, где еще оставался диван, а ранее был зал их общей квартиры. С порога удивленно и недоуменно осмотрела обитель бывшего мужа. — А… где вся обстановка? — Продал! А деньги куда сложил, сама догадаешься… — Он намекал на мешки под глазами. — Неужели все пропил? — Почему все? Диван вон остался, шкаф, стол, холодильник. Так что пока еще не все. — Лихо! Впрочем, у тебя всегда и все получалось лихо! Вот только заслуги твои оценили дешево. Нацепили побрякушек и вышвырнули. Иди, подполковник, в тебе нужда иссякла. Пей, гуляй, вояка! — Слушай, Галина! Ты зачем пришла? Высказать мне то, что ты думаешь обо мне и моей службе? С чего бы? Год, да какой там год, глаз не казала, и вдруг на тебе, лови, фашист, гранату, заявилась! И еще мозги мне начала сношать? А чего же ты мне их не сношала, когда я «за речку» уходил? Не потому ли, что получала здесь мой тройной боевой оклад? И жила в свое удовольствие? На тебе и сейчас то золото, что я подарил тебе, дурак, а не твой нынешний облитый духами женоподобный муж или какой-нибудь толстожопый любовник. Такой ведь тоже имеется в арсенале? Ты же и жила со мной в ожидании, когда я на войну отправлюсь. Тебе не я был нужен, а бабки и статус мой. Так что не хера мне тут мораль читать, поняла? Живу, как хочу, а кому мой запах не нравится, то мне на это нассать! — Какой же ты, Астафьев, все же хам! Такое наговорить женщине! Разве офицер, пусть и бывший, может себе это позволить? Да ладно, ты можешь говорить что хочешь! И злость, что в тебе так и кипит, она не против меня направлена, а против тебя же самого! И ты знаешь, что я права! Ну хорошо, я стерва, взяла и ушла от тебя. Ну и что? Жизнь кончена? Давай спиваться? Да не я причина, а вся жизнь твоя неустроенная тащит тебя на дно! Это ты там, на войне, мог чудеса храбрости и стойкости творить, а оказался оторванным от своих «духов», от армейских «смирно-вольно!» и все, опустил руки! Ну досталась тебе такая жена сучка, что ж делать! Но ты посмотри вокруг, сколько, Астафьев, женщин свободных? Не блядей, как я, а чистых, ищущих счастье! Что же ты не нашел себе такую? Взять бы Нину — соседку! Вот кто тебе в самый раз! И жил бы спокойно, в чистоте, уюте и почете — тебя за одни твои ордена куда-нибудь выдвинули бы! Но ты идешь, как Ленин, другим путем! Ты начинаешь пить! Запоем заливая горе! Какое горе? То, что я от тебя ушла? А, Егор? Неужели ты однолюб и до сих пор, невзирая ни на что, любишь меня? И ревнуешь? — Кого? Тебя? Шла бы травку щипать, овечка блудливая! — Любишь, иначе не стал бы такие пошлости говорить. Вот, оказывается, в чем твое несчастье? Теперь понятно! Но я, к сожалению, уже ничем тебе помочь не могу! — Слушай, Галь! Откуда у тебя такая самоуверенность? «Любишь, ревнуешь»! Да ни хрена подобного! Хочешь правду? — Ну? — Просто обидно, когда с тобой поступают так, как поступила ты! Исподтишка, подло, мерзко! А любовь? Если она и была, то ты ее сама в грязь втоптала своими импортными сапогами! Ты говоришь, я опустился? Согласен! Но у меня душа чиста, а у тебя под шикарным костюмом одни сгнившие развалины. Но хватит базарить зря, говори, зачем пришла? — Тебя повидать! — Повидала? — К сожалению, да! — Ну и вали отсюда! Не нужна мне ни ты сама, ни твоя гнилая демагогия, я уже не говорю о наигранной жалости. Все! Свободна! У меня дела! — Ладно! У тебя, говоришь, дела, у меня тоже, и не так просто повидать бывшего муженька я пришла! Здесь ты прав! Пепельница в этом доме есть? Галина закурила. Егор сказал: — Бросай пепел хоть на пол. Но женщина сделала из куска газеты кулечек и стала сбрасывать пепел в него. — Вот что, Астафьев, давай поговорим по-деловому и без эмоций! — Говори, только покороче! Он достал из-за дивана бутылку, в которой плескались остатки водки, опрокинул спиртное внутрь прямо из горла, не наливая в стакан. Галина поморщилась, Егор это заметил: — Не нравится? — Мне все равно! — Вот это верно! Ну давай, я слушаю тебя, дорогая! — Егор! Речь пойдет об этой квартире. — Вот на что ты нацелилась? А я-то сразу и не въехал, ну продолжай, раз начала! — Давай смотреть правде в глаза. Рано ли, поздно, но ты пропьешь и квартиру. Задаром пропьешь, раз пошел вразнос. Мы же с мужем предлагаем тебе неплохую сделку. Что молчишь? — Ты говори, говори, я слушаю! — Так вот! Мы покупаем у тебя эту квартиру, мало того, находим тебе дешевую «гостинку». О сумме договоримся. Тебя не обидим. По-моему, неплохой вариант, что скажешь? — Мне надо подумать! — Как долго? — Три дня, при соблюдении одного непременного условия! — Что за условие? — Ты даешь мне сейчас же пять тысяч рублей! В случае совершения сделки эту сумму зачтешь в расчет! — И это только за то, что ты три дня будешь думать? — Не просто думать, а очень хорошо думать. И всего три дня. После чего я дам ответ! — Но ты можешь взять деньги и потом отказать в продаже! — Не исключаю такой возможности! — И я выброшу деньги на ветер? — Риск, милочка, дело благородное. Решай быстрее, ты мне уже надоела! И еще тебе скажу, коммерсант из тебя хреновый! — Это еще почему? — Потому, что ты не можешь понять, что, взяв у тебя эти пять тысяч, отдать их вряд ли смогу, а значит, становлюсь твоим должником, а следовательно, ты получишь пусть незначительное, но преимущество в будущих переговорах! Дошло? — Хорошо! Вот тебе деньги и через трое суток, в это самое время, мы с мужем, — она сделала ударение на слове «муж», намекая на его положение, как в обычном, так и в криминальном обществе, о чем, впрочем, Егор знал и без напоминаний, — будем здесь! — Вот только давай, дорогая, без намеков. Ты меня знаешь! Со мной лучше по-хорошему! Да и учти, вероятность того, что дело выгорит, 20 к 80! — Что значит 20 к 80? — То, что у вас с муженьком только 20 процентов вероятности, что сделка состоится в вашу пользу! Правда, мой долг перед тобой эту вероятность повышает в вашу пользу. Но незначительно! — Ничего не поняла! — Иди! Скажи мужу. Он поймет и все тебе разъяснит, если захочет! Иди же! Галина хорошо знала характер своего бывшего мужа, поэтому больше ни о чем спрашивать не стала, в конце концов, этот спектакль — затея Андрея, ее нынешнего супруга, он пусть во всем и разбирается. Она лишь сделала то, что ей приказал муж. Галина повернулась на выходе: — До свидания, дорогой! И не упейся насмерть за эти трое суток! — Постараюсь, дорогая! Попутного… тебе в спину! — Хам! Но Егор уже закрыл дверь. Галина вышла из подъезда, где возле тротуара ее ждал «Форд» мужа. Андрей был за рулем и с нетерпением ждал появления жены. Она быстро подошла к машине, юркнула в салон. Супруг спросил: — Ну как? — По-моему, у тебя все получится! — О квартире, наверное, и слышать не хотел, вояка? — Напротив! Воспринял все очень спокойно. — Какое у него состояние? — Вовремя я ему водку подсунула на похмелку, иначе разговаривать с ним было бы бесполезно. — Кстати, — спросил Карельский, — как и когда тебе это удалось сделать? — Вчера, когда Хомяк по улице метался в поисках самогона. Я его остановила, дала денег, стольник, но с условием, что кроме самогона он купит еще и две бутылки водки. Одну незаметно поставит Егору в холодильник и ничего не скажет Астафьеву, другую возьмет себе. И предупредила, что не дай бог он проговорится вечером Егору о встрече со мной и о том, что в холодильнике пузырь водяры. Тот поклялся сделать все, как я сказала. И как видишь, сделал! — Ну и ладненько! — Только, Андрюша, знай, опасность вся в том, что Астафьев как быстро может опуститься, так же быстро и подняться. Привести себя в порядок и из внешне беззащитного бродяги превратиться опять в вояку. И тогда он будет в состоянии на очень многое! Читала я его наградные листы, да и с личным делом как-то по случаю ознакомилась. Жуть! Он очень опасен! — Личное дело с начальником строевой службы вместе в постели, что ли, читали? — Андрей! Я только что наслушалась всяких гадостей от Астафьева. И ты туда же? — Ну извини, дорогая! А то, что твой Егор профессионал высокого уровня, это хорошо, Вишнякову непрофессионал и не нужен. Когда следующий контакт с ним? — Через трое суток! В это самое время! Тогда он должен сказать, продаст ли свою халупу или нет! И знаешь, кроме того, что вытянул из меня пять тысяч рублей, он оценил наши шансы на сделку как 20 к 80! Это как понимать? — А понимать это надо так, что у нас с тобой лишь 20 процентов на то, что он продаст квартиру! — Ну не наглец? Да мне эта берлога и задаром не нужна! — Но ведь когда-то ты жила в этой берлоге, и все тебя устраивало. — Пока не появился ты, Андрюша! Ты изменил мою жизнь, подарил настоящую любовь, сделал полноценной женщиной! — Хорошо, что ты это ценишь, да, главное, нож у Астафьева взяла? — Конечно, вот он, и часы его «Командирские», наградные прихватила, как ты и говорил, положила все в целлофановый пакет, только нож какой-то стремный, кухонный, но другого в квартире не было! — Это без разницы. Молодец! И со своей задачей ты справилась блестяще! За это с меня ужин в «Астории»! А хату свою твой супермен вместе с шансами может заткнуть… ну ты знаешь куда! — Ну почему ты говоришь «твой супермен»? Какой он мой? Мой — ты! Только ты! И давай сегодняшний вечер проведем дома, честное слово, осточертели эти кабаки с дежурными любезными мордами. А, Андрей? — Ой ли, Галя? Давно ли ты стала домашней? — Не знаю! Но я, честное слово, хочу уюта, тишины, и… тебя! Очень хочу! Супруг Галины внимательно посмотрел на ее вдруг заблестевшие глаза. — Уговорила! Дома так дома! Тогда поехали? Надо еще подготовить Астафьеву вечерний сюрприз. — Ты уверен в успехе, Андрей? — Иначе не начал бы игру! — А в том, что заставишь Егора играть по своим правилам, тоже уверен? — Абсолютно! — ответил Андрей Викторович Карельский и, заводя мотор, упрямо повторил: — Абсолютно! А Егор, оставшись один, задумался, пальцами разглаживая купюры по тысяче рублей каждая. «Для чего приходила Галина? Квартира на самом деле заинтересовала ее, живущую в огромном особняке своего мужа? Для чего? Для тайных встреч? Отпадает, муж же будет в курсе покупки. А если в их семействе возникли разногласия и муженек готовит для своей жены скромную квартирку за какие-нибудь грехи, решив порвать с ней? Но он бы мог подобрать для своей пассии и более лучший вариант! Хотя… если он решил расстаться с Галиной, то и эта квартира должна быть ей в радость, другой бы вообще не стал тратиться на то, что потеряло всякую стоимость, и выбросил бы ее, как использованный матрас. Это у них как два пальца об асфальт. Вполне реальный исход!» Но что-то не нравилось Егору в визите своей бывшей супруги. Не нравилось, и все! Что именно, его затуманенный спиртным мозг пока просчитать не мог. Но он поймет причину беспокойства. Поймет обязательно, только не будет ли это для него поздно? А с другой стороны, что может быть поздно? Ему ничто и никто не угрожает, никому он не нужен, даже собственному участковому, раз не был востребован сразу же после увольнения в результате упразднения отряда спецназа «Вепрь». Интересно, какому штабному умнику в лампасах пришла в голову бредовая мысль уничтожить малочисленный, с роту, но очень действенный, дававший иногда просто потрясающие результаты, горный разведывательно-диверсионный отряд? Единственное в своем роде подразделение времен войны в Афганистане. И как бы он был нужен сейчас, в Чечне, в охоте за главарями бандформирований сепаратистов, спасении пленных, освобождении заложников! Существуют, конечно, и «Альфа», и «Вымпел», и спецназ ГРУ, да и дело свое они знают. Только вот «Вепрь» имел свою специфику действий очень мелкими, по два-три офицера, группами, автономно и неограниченно по времени и пространству. Своеобразные «свободные охотники за скальпами». Конечно, автономность их находилась под контролем, но не более, и связь между всеми группами, спутниковая кодированная связь, существовала, чтобы оказать в случае необходимости помощь друг другу. Это имело место, но никак не мешало командиру отряда и командирам групп решать поставленные задачи самостоятельно, исходя из собственного видения обстановки, а не согласно боевому уставу или установкам сверху. Сколько раз группы отряда «Вепрь» наводили шухер в Пандшерском ущелье, вотчине неуловимого, как считалось, Ахмад Шаха Масуда? Там, куда так и не смогли пробиться регулярные части сороковой армии. Да что теперь об этом вспоминать? Их расформировали и раскидали по «учебкам», не найдя лучшего применения. А затем многих и уволили, к черту! Как и командира, подполковника Астафьева, которому в то время было всего тридцать лет. Вот так и закончилась блестящая карьера последнего командира канувшего в Лету «Вепря». Одним росчерком пера какого-то высокопоставленного недоумка с большими, шитыми золотом звездами. Надо признать, он мог бы остаться, Астафьеву предложили должность командира учебной части. Но, привыкший воевать, он не согласился! И тут же попал под сокращение, как раз начавшее набирать свой губительный ход. Пенсию, правда, дали. Вопрос в другом — какую? Ту, которую он заслужил, не раз и не два смертельно рискуя жизнью, будучи трижды раненным и награжденным пятью боевыми орденами? Как бы не так! Его заместитель по отряду и друг по жизни Паша Галкин остался в армии и сейчас командует полком в Чечне. Они, еще до начала последнего запоя, совершенно случайно встретились у Казанского вокзала. Паша, к сожалению, спешил, до самолета на Моздок оставались считанные часы, и поговорить как следует им не удалось, но минимум информации о судьбе товарища Егор получил. И судьба Паши складывалась, мягко говоря, ни к черту! Жена, всегда такая жизнерадостная, полная оптимизма, Люда умерла при родах, так и не родив Галкину ребенка, а полк его, разбросанный по горным районам мятежной республики, судя по всему, завис в Чечне надолго, организационно войдя в состав сил постоянной дислокации. Но Паша еще служил, и штаб его располагался недалеко от Аргуна. Но Егору сейчас было не до Паши, своих проблем хватало. Так что же не понравилось Егору в визите его бывшей жены? Ну уже то, что он состоялся, факт сам по себе необычный! Но объяснимый. Квартира! Хотя Астафьев чувствовал, что не в ней дело. Была какая-то подоплека под вариантом сделки с недвижимостью. Сейчас ломать голову не стоит. Его опять замутило, а значит, надо выпить! Через три дня все прояснится. А сейчас пошло оно все куда подальше, у него есть деньги и потребность их истратить! Но, как назло, целый день не было Хомяка. А самому днем выходить из дома не хотелось. Не хотелось, чтобы соседи увидели, в каком он виде. Поэтому он в очередной раз закутался в плед и попытался уснуть, что, как ни странно, ему удалось. Пропажу ножа Астафьев не заметил. Глава 2 В служебном кабинете офиса ювелирного салона «Ретро» за журнальным столиком сидели тесть и зять. Хозяин салона Вишняков Дмитрий Петрович и старший менеджер фирмы и муж дочери, вернее, падчерицы хозяина, Хованский Эдуард Геннадьевич. Дмитрий Петрович женат никогда не был, и следовательно, родных детей иметь не мог. Поэтому он удочерил красивую девчушку из дома младенца и посвятил себя ее воспитанию. Вишняков вырастил Викторию, в прямом смысле этого слова, много времени отдавая ей как в детстве, так и позже, когда дочь подросла. Сейчас Вика, два года назад закончившая университет, работала у отца экономистом. Хотя работала — это сильно сказано. Она числилась на этой должности и по должностной инструкции имела обязанности, по большому счету лишь присутствуя в фирме и выполняя редкие поручения отца. Получая при этом одну из самых высоких зарплат в салоне. Тем самым Вишняков создавал для Вики иллюзию в том, что те деньги, немалые, к слову, деньги, которые она имела, зарабатывались ею исключительно собственным трудом. Что придавало ей независимости и осознания того, что она не сидит ни у кого на шее! Год назад Вишняков выдал дочь замуж за Хованского, перспективного и умного человека. И никому не было дела, что Вика терпеть не могла Эдуарда и что тот был старше ее почти на десять лет! Так решил отец, так тому и быть. Вишняков видел в Хованском замену себе в бизнесе и готовил из Эдуарда Геннадьевича управляющего при своей падчерице, которая после отхода Вишнякова от дел или, не дай бог, его смерти становилась полновластной хозяйкой всего состояния отца. Хованского этот вариант устраивал, и он отдался во власть босса. Ради собственного благополучия, карьеры, перспективы стать боссом. И его мало волновало то обстоятельство, что Вика его просто ненавидела, да и он особых чувств к будущей жене не испытывал. Существовали вещи поважнее. Но брак по расчету почти всегда выгоден, но далеко не всегда безопасен! Этого Хованский не учитывал. Свадьба состоялась шикарная, и новоиспеченная семья поселилась в подаренном папой Вики особнячке под Москвой. И вместе они прожили почти год, не вынося на обозрение посторонних свои проблемы, которые переполнили их дом с самого начала совместной жизни. Но Виктория была скромной, мягкой женщиной, и раз подчинившись воле отца, в дальнейшем смирилась со своей участью. Хованский же, почувствовавший такое к себе отношение, относился к Вике соответственно, просто не замечая ее, иногда для любовных утех используя девочек по вызову. Так они прожили этот год, и прожили бы, наверное, таким образом и всю оставшуюся жизнь, пока вдруг не грянула беда. Вика пропала! Как в таких случаях сообщает милиция — такого-то дня, такого-то месяца, в такое-то время вышла из дома и не вернулась такая-то женщина. Ее приметы… Всем, кто что-либо знает, ну и так далее… Только вот Виктория Хованская не просто вышла из дома, а выехала из особняка на «пятисотом» «Мерседесе», с охраной в три человека, включая водителя. Выехала, как говорят, как в воду канула. Вместе с машиной и телохранителями. Вишняков, узнав эту страшную весть, был вне себя от ярости и отчаяния. Он связался с криминальным миром Москвы, состоялась срочная сходка. Авторитеты не имели никакой информации. Обращаться в милицию Вишняков не стал, так как под рукой находился недавно уволенный из прокуратуры бывший следователь по особо важным делам, бывший полковник юстиции Петров Петр Петрович, а с ним и все его обширные связи. На поиски пропавшей дочери были брошены большие силы, но следы мышиного цвета «Мерседеса» оборвались на проселочной дороге в шестидесяти километрах к югу от столицы. А с ними и следы тех, кто находился в машине в то роковое утро. Да и сама иномарка где-нибудь да выплыла бы! Но прошло два месяца, а о судьбе Вики ни малейшей информации. Но вечно так длиться не могло, раз женщину похитили, то кто-то, кто затеял это безумие, должен был дать о себе знать. И он сделал это! Однажды ночью в спальне Хованского, где на широкой постели муж похищенной принимал очередную проститутку, около четырех часов утра раздался звонок по сотовому телефону. Уснувший к этому времени Эдуард Геннадьевич недовольно ответил на вызов, полагая, что это фирма интимных услуг решила напомнить ему, что оплаченное время его утех с девочкой подошло к концу: — Слушаю! Чего надо? — Хованский? — Да, что дальше? — Предупреди босса, сегодня в 10.00 с ним состоится сеанс связи по поводу дочери! Никакой ментовки, прослушки, записи разговора, частных агентов. Только Вишняков. Все предупреждения будут проверены, и реакция последует незамедлительно. Все! Спокойной ночи! — Э-э, послушайте… — Хованский только начал понимать смысл услышанного, как связь оборвалась. Эдик толкнул проститутку: — Эй, куколка, вставай и собирайся, я сейчас вызову твоих мальчиков, езжай отсюда! — Ну дай поспать, котик! Неужели не можешь лишнюю купюру выкинуть? Я спать хочу! Но Эдуард уже связался с фирмой интимных услуг, где ему сообщили, что он должен доплатить пятьдесят баксов, а машина фирмы ждет возле его дома уже лишние двадцать минут. — Иди к своим! На сотку, половину отдашь сутенерам, полтинник оставишь себе! Они ждут! И быстрее, у меня срочные дела! — Ты меня еще вызовешь? — одеваясь, спросила проститутка. — Вызову, вызову! — Так ты не забудь, Ромашкой меня кличут! — Не забуду. Иди! Выпроводив ночную бабочку, Хованский подошел к бару, налил полстакана водки, выпил, закурил. Первым делом ему надо связаться с папой — Вишняковым, а затем… сделать еще один звонок. Сугубо конфиденциальный и с другого телефона, так как его сотовый уважаемый Петр Петрович прослушивает. Хованский недавно, перед тем как начал приглашать домой девочек, вызывал специалистов, те проверили дом и средства связи. И если сам дом не прослушивался, то в трубе сидел «жучок». Снимать его не стали, пусть Петров слушает. У Хованского был другой телефон, и не простой, а спутниковой связи. Но надо было звонить Вишнякову, и Эдик набрал номер. Трубку долго не снимали, затем сонный недовольный голос босса: — Да! — Дмитрий Петрович! Это Хованский! — Какого черта, Эдуард? — Мне позвонили! — Что? Кто позвонил? Ты можешь говорить внятно? — Кто звонил, не знаю! А говорили насчет Вики! — Что?!! — Хованский почувствовал, как изменился голос Вишнякова. — Кто?! — Они не назвали себя. — Что дальше? — Сказали, что перезвонят лично вам в 10 утра. — Так!!! — Предупреждали, чтобы никаких ментовских штучек, типа прослушивания и записи разговора, только конфиденциальный разговор. Еще сказали, что они все проверят, и если мы проигнорируем их требования насчет телефонного разговора, то ими будут, как они сказали, черт!.. Приняты адекватные меры, так, по-моему! — У тебя определитель номера сохранил номер звонившего тебе человека? — Да, наверное… — Что значит наверное? Проверь! — Минуту!.. Нет, к сожалению. Все произошло так неожиданно, что я, наверное, нажал на клавишу сброса. — Черт! — Но и вы поймите меня! Чем вы недовольны? Среди ночи вдруг такой звонок?! Тут не только клавишу не ту нажмешь… — Да, конечно, Эдик, извини, и не дал бы этот номер нам ничего! Извини! Значит, так, Петрова я с утра вызову, давай и ты подъезжай! В 9.30 быть у меня в кабинете, все! — Как же теперь, Дмитрий Петрович? — А что как? Главное, Вика жива. Остальное меня не интересует! Кроме одного: кто-то решил поиграть со мной в кошки-мышки. Что же, поиграем! А ты? У тебя водка или коньяк есть? — Конечно! — Тогда заглоти граммов двести и спать! Но утром чтобы как огурчик! Понял? — Понял! — Спокойной ночи! — Какая теперь ночь? — Все, Эдуард! Вишняков положил трубку. Нет, дорогой тесть, это еще не все! Совет насчет водки, конечно, дельный, но обойдемся и без него! Хованский прошел в ванную комнату, включил воду. Под шум сильной струи он набрал длинный номер. Ждать пришлось недолго… Ровно в 9.30 Вишняков встретил у себя Хованского и бывшего следователя прокуратуры, а ныне личного адвоката, который, правда, совсем недавно занял этот пост и ни в каких делах до сих пор участия не принимал. Дмитрий Петрович обратился к бывшему следователю: — Петр Петрович! Ты уже в курсе, что произошло ночью. Что посоветуешь? — Рано что-либо советовать, давайте сначала послушаем ночного абонента. Я подключусь к телефонам, послушаем, что еще он скажет, может, какие требования выдвинет, а это вероятнее всего, потом и подумаем вместе! В разговор вступил Хованский: — А там, на том конце провода, не поймут, что их слушают посторонние? Ведь они предупреждали, что проверят… Петров с некоторым сарказмом посмотрел на мужа похищенной женщины, но подробно объяснять ничего не стал, лишь коротко бросив: — Не поймут! — Нет, на самом деле, Петр? — спросил и Вишняков. — Дмитрий Петрович, не волнуйтесь, со мной самая совершенная аппаратура, хотя и вмещающаяся в обычный кейс. Прихватил из прокуратуры, а там не таких зубров слушали! — Ну смотри, тебе виднее! Делай, как считаешь нужным! Петров проделал манипуляции с сотовым телефоном Вишнякова, выведя из него два провода. Один с динамиком на конце, другой через штекер вставил в небольшой аппарат, в котором находился и миниатюрный магнитофон. Вставил динамик в ухо: — Позвоните и говорите что-нибудь, Эдуард Геннадьевич! — Что именно? — Стихи читайте или анекдот какой, главное, непрерывно говорите минуты три, мне нужно настроиться! Эдик что-то прочитал по памяти из Пушкина. Петров поманипулировал с кейсом. Затем снял наушник: — Достаточно, Эдуард Геннадьевич! Ну, с этим все, перейдем к городскому телефону — кто знает, через какой номер бандиты выйдут на связь? Подготовив и телефон городской сети, все трое сели в кресла и стали ждать. Звонок раздался по сотовому и ровно в 10.00! Вишняков схватил трубку, Петров включил свой аппарат. — Алло! Это Вишняков. — Дмитрий Петрович? — Голос измененный, но без акцента. — Да, это я! Слушаю вас! — Дмитрий Петрович старался говорить твердо. Но нервные нотки, иногда проскальзывающие в его голосе, выдавали сильное волнение. — Как вы уже, наверное, догадались, ваша дочь у нас! Спешу успокоить, она в порядке, обеспечена всем необходимым, и ей ничего не грозит! Пока не грозит. — Что значит пока? — Пока мы с вами не найдем общий язык и вы не согласитесь заплатить нам определенную сумму, ну скажем, три миллиона долларов! Вот что означает, что Вике пока ничего не грозит! Пока мы будем вести переговоры и совершать сделку! Понятно вам? — Понятно! Но три миллиона?!! Вы хоть понимаете, что запрашиваете запредельную сумму, которую, при всем моем желании, мне не поднять? — Перестаньте плакаться, Вишняков! Мы могли бы прямо сейчас подсказать вам, где взять эти три лимона, причем без особых проблем, но вы не вняли нашим советам и разговор прослушивается! Зачем вы не послушали нас? Думали, только ваши люди обладают современной техникой? Ошиблись, Дмитрий Петрович! И эта ошибка или, скажем так, ослушание немедленно скажется на содержании вашей дочери. Ее обслуживание значительно ухудшится. А в дальнейшем, если вы по-прежнему не перестанете пытаться что-либо предпринять против нашей воли или нас самих, то ее содержание будет ухудшаться прямо пропорционально вашим враждебным действиям. И так до тех пор, пока не сойдет на ноль и вы не начнете получать свою прелестную Вику по частям, очень мелким частям! Все! На раздумье — неделя. Ровно через семь дней, в это же время, второй сеанс связи. Я уверен, он будет иным со всех точек зрения. Все! Привет всем! После этих слов трубку положили. И Вишняков буквально взорвался. Гнев его был направлен на Петрова. — Ты говорил, никто ничего не узнает про прослушку, так? И что вышло? Тебя вычислили вместе с твоим гребаным прибором, а Вику сейчас кинут куда-нибудь в яму! Ну?.. — Прекратите истерику, Дмитрий Петрович, враг блефует! Иными словами, берет на понт! Ничего они не поняли и не могли понять, уверяю вас, иначе при включении противоборствующей системы у нас сработала бы блокада. Я запрограммировал наш прибор на автоматическое отключение. Отключения не последовало! Так что ничего они слышать не могли, даю голову на отсечение. Просто в их среде есть специалист, знакомый с подобными штучками, вот он и проинструктировал противника о том, что подобная радиоигра может иметь место! Не более, Дмитрий Петрович! — очень спокойно, словно объясняя урок, ответил на реплики в свой адрес Петр Петрович. — Но сумму они действительно запросили слишком уж большую, даже для вас, Дмитрий Петрович. Как мне кажется, хотя я не могу знать всех ваших финансовых возможностей. Не надо бы бывшему следователю говорить этих последних слов, но он сказал, и теперь изменить что-либо было поздно. Хотя Вишняков перед Петровым и Хованским продолжал играть свою роль в этом мрачном спектакле по непонятному, но страшному сценарию. — Не могу понять, — удивленно проговорил он, — почему похитители решили, что я могу иметь столько денег? — Вот и мне интересно, — сказал Петров. — Ну ладно, я свои причиндалы беру с собой и простимся. Я попробую «пробить» звонок. Встретимся на втором сеансе, а пока надо кое-что проанализировать в тиши кабинета. Без меня, просьба, ничего не предпринимать. Я буду на даче. Если что, звоните прямо туда, номер у вас, Дмитрий Петрович, есть. Да, — вновь Петров вернулся к назначенной сумме, — три миллиона? Обычно преступники знают, на сколько могут «выдоить» клиента. Интересно, чего это они с вас, Дмитрий Петрович, запросили такой куш? Очень интересно! Но, как говорили в прокуратуре, ничего, разберемся! У вас есть ко мне что, Дмитрий Петрович? — Да нет, только, надеюсь, вы сообщите мне, откуда был сделан звонок? — Непременно! Как сам узнаю, так и сообщу! Возможно, уже сегодня. Ну все, господа, так можно бесконечно прощаться, до свидания, я ухожу! Помните о том, о чем я вас просил! — До свидания, Петр Петрович! Бывший следователь, держа в руках кейс, вышел из здания, и скоро его «пятерка» покинула усадьбу Вишнякова. Проводив взглядом удаляющиеся по лесной дороге «Жигули», Дмитрий Петрович Вишняков сосредоточенно думал. Его мысли хотел прервать Хованский своим вопросом: — Но почему все-таки три миллиона долларов, Дмитрий Петрович? Откуда на фирме столько денег? — Помолчи. И вообще оставь меня одного. Занимайся делами. Никому о том, что произошло за прошедшие сутки, ни намеком, понял? — Как не понять? — Вот и хорошо! Свободен! Хованский внимательно и с какой-то скрытой ухмылкой посмотрел в спину тестю, ничего не сказав, вышел. А Вишняков, оставшись в одиночестве и немного подумав, вызвал к себе своего заместителя Андрея Викторовича Карельского. Охрана знала Карельского в лицо, однако все же тщательно осмотрела его машину перед тем, как впустить во двор усадьбы. И эта постоянная процедура выводила из себя Андрея Викторовича. Его-то могли бы и не проверять, но шеф службы безопасности Сергей Николаевич Рудаков ввел жесткие правила охраны, одобренные самим Вишняковым, и против указаний босса Карельский был бессилен. Что его и злило. Мог бы, мог Дмитрий Петрович сделать для своего первого заместителя и не только в официальной антикварной деятельности исключение. Но не сделал! Охрана, осмотрев салон багажника, наконец открыла ворота. Карельский заехал во двор, вышел из машины, бросил спешившему к нему сотруднику охраны ключи, которые тот, как хороший кипер, поймал на лету. Приказал, входя в здание: — Машину помыть и на стоянку! — Все будет сделано, Андрей Викторович! Карельский прошел в холл. И тут на него уставились холодные глаза охранников, застывших у лестницы, ведущей на второй этаж. Эти, правда, никаких действий не предприняли, оставшись на месте, как истуканы. Поднявшись по лестнице и бросив кейс в свой кабинет, Андрей Викторович направился в приемную Вишнякова. Черт, и здесь перед входом — охрана. Не дом, а военный штаб! Он вошел в приемную, где за своим рабочим столом восседала, как всегда, манерная и плотно наштукатуренная, несмотря на свою относительную молодость, секретарь-референт босса Мира. Когда-то какой-то мудак сделал ей комплимент, отметив якобы ее поразительное сходство с самой Мадонной, чем сразу изменил Миру. Она во всем стала подражать западной примадонне, отсюда и грим на лице, который, по ее мнению, подчеркивал сходство со звездой. И это, надо признать, имело место, пусть и очень небольшое, о чем давал понять большой плакат обнаженной Мадонны, вывешенный прямо напротив рабочего стола Миры. Карельскому имидж секретарши был неинтересен, но как мужчина интеллигентный и, главное, поддерживающий обычаи сотрудников в отношении Миры, он, заходя в приемную, считал своим долгом сделать этой накрашенной кукле комплимент, а то и небольшой презент. Это сохраняло время и давало возможность не восторгаться чрез меру тем, чем восторгаться, по большому счету, было нельзя. — Здравствуй, Мира! Ты сегодня просто потрясающе выглядишь! — Добрый день, Андрей Викторович! Спасибо, но разве я когда-нибудь выглядела иначе? — кокетливо склонив голову, спросила Мира. — Конечно же, нет, извини, я сказал глупость, держи, — Карельский протянул секретарю десять баксов. — Купишь себе помады или мороженого, на свой вкус! — Вы так любезны, Андрей Викторович! — улыбнулась, обнажив белоснежные искусственные зубы, Мира, накрашенными глазами, однако, давая понять, что первый заместитель босса мог бы подбросить сумму и посолидней! Что ей его десять долларов? Так, пыль! Но Карельский, выполнив неизбежную формальность, перешел к делу: — Босс у себя? — Да! Проходите, пожалуйста! — Он один? — Не считая зятя! — Эдуард Геннадьевич там? — Да! Такое несчастье! И кто бы мог подумать, что подобное может произойти у нас? Бедная Вика! Это же кошмар, попасть в лапы бандитов! Представить только, похищение! — А что, ты про похищения людей впервые слышишь? — Нет, но это всегда казалось таким далеким, нас не касающимся. А вот видите, как вышло. — Да, вышло очень и очень паскудно, извини за выражение. Сообщать будешь, что я пришел? — Идите так, Андрей Викторович! Босс уже несколько раз интересовался, не прибыли ли вы? — Хорошо! Карельский открыл дверь в тамбур, затем такую же в кабинет. — Разрешите, Дмитрий Петрович? — Проходи, Андрей, я ждал тебя! А ты, Эдик, иди! Нам нужно кое о чем поговорить с господином Карельским наедине! Хованский прошел к себе. Сел за стол, достал прибор дистанционного прослушивания, направил антенну в сторону кабинета босса. Разговор он слышал отчетливо и слушал очень внимательно. — Ну что скажешь, Андрей? — Мы будем говорить здесь? — Начальник охраны — отличный специалист. Он проверил здание. Внутри его не слушают. Были найдены «жучки», но они заблокированы. — А извне? — Исключено, говори смело! — Не нравится мне, Дмитрий Петрович, что ты так доверяешь Рудакову. Он, кроме тебя, никого и замечать не хочет! — А разве не так должен вести себя начальник службы безопасности? Оставь обиды ненужные, Сергей выполняет мои указания, и я его знаю очень давно. — Что ж, желание начальника — закон для подчиненного. — Вот это слова мужа. Так, что ты мне скажешь, Андрей? — повторил вопрос Вишняков. — Первое — исполнитель предстоящей акции найден. Это бывший муж моей нынешней супруги. Вот досье на него. Если бы ты знал, сколько усилий мне пришлось затратить, чтобы ты сейчас читал эти бумаги! — Свое ты получишь сполна и не набивай себе цену! Я ее знаю! Карельский передал несколько листков стандартной бумаги, на которых мелким шрифтом было что-то напечатано. Вишняков начал внимательно читать. Прочитав, отложил их: — Уничтожь этот материал! Карельский скомкал бумагу, положил в пепельницу, поджег. — Что на этот раз скажешь ты, босс? — Что?.. То, что, думаю, выбор сделан правильно. Одинокий, никому не нужный алкоголик. В конце концов, исчезнет, кто его искать будет? Кому до него какое дело? Никому, разве, пожалуй, твоей Галине? По старой памяти, а? — Дмитрий Петрович… — хотел возмутиться Карельский, но Вишняков остановил его: — Никак шутки сегодня не понимаешь, что с тобой, Андрей? — Со мной ничего, а вот что с вами? — Ну ладно, проехали! Когда мы сможем взять этого Егора? — Сегодня же вечером надо ставить ребят, правда, до этого необходимо нейтрализовать его собутыльника, некоего Хомяка, иначе Астафьев сам из дома не выйдет. Этот Хомяк у нашего героя вместо гонца. Думаю, на Хомяка натравить участкового, Галина того хорошо знает! — Тебе не кажется, что твоя Галина слишком хорошо и многое знает? — Дмитрий Петрович! Ты же знаешь, какая участь ждет мою жену. Так какая разница, что сейчас она знает? — Ты так и решил ее в связке с Петровичем на орбиту запустить? — А при чем здесь Петров? Акция устранения планировалась в отношении одной Галины! — Ты прав, планировалась одна Галина, но Петров слишком большое внимание уделил информации о выкупе Вики, вернее, той сумме, которую запросили бандиты. Мне это не нравится! А если копать начнет? Сыщик он опытный, глядишь, и раскопает что-нибудь из того, чего никому и знать не надо? — И ты решил его убрать? Вот так сразу, основываясь только на одних подозрениях и предположениях? — Именно так! — Ну, Дмитрий Петрович! Не ожидал, даже от тебя не ожидал такого! — Запомни, Андрюша, от меня ожидать можно очень многого, но не получить ничего или наоборот. Не надо только совершить ошибку в определении моего интереса и желания. Тебя это удается, у Петрова Петра Петровича, к сожалению, не получилось. Кто заставлял его раскрывать пасть о деньгах? А он раскрыл, и не только раскрыл, он еще разобраться захотел. Вот пусть вместе с Галиной, там, — Вишняков указал на небо, — и разбираются! Улики против Астафьева готовы? — Да! Доложить подробно? — Нет! Дело привлечения в акцию Астафьева — твое дело, вот и делай его так, как считаешь нужным. Один совет, Андрюша, не переиграй, перед тобой сильный противник! — Этот опустившийся тип? — Да, этот опустившийся тип! И больше всего остерегайся сделать что-то, что настроит его против тебя! Учти это, я знаю, что говорю! — Хорошо, Дмитрий Петрович, я учту все ваши пожелания! — Тогда действуй, Андрей Викторович! Место для гостя уже готово, первые дня три придется его вообще не трогать, в алкоголь он окунулся по самые уши, потребуется лечение. — Я все понял! Скажи, не по теме, зачем тебе столько охранников, Дмитрий Петрович? — А для чего вообще существует охрана? От защиты от внешних и, что более важно, внутренних врагов, а количество их определяю не я, это прерогатива Рудакова. Я в его действия вмешиваюсь только в крайнем случае, а так он самостоятелен в своей работе. — Ну, смотри, не ошибись в нем! Дорого эта ошибка может тебе обойтись! — А вот это тебя не касается, Андрюша! Это мои дела! Ты свои делай! — Сделаю! До встречи, Дмитрий Петрович! — Счастливо, Андрей Викторович! Глава 3 Рудаков заглянул в кабинет шефа, когда Хованский уже посчитал, что рандеву тестя на сегодня закончились, и, отключив аппаратуру, откинулся в своем кресле, глубоко задумавшись. — Разрешите, Дмитрий Петрович? — Заходи, Сергей. Как дела? — Вы совсем как на Востоке. Там любое приветствие сопровождается неизменным «как дела?». — Да? Не знал! Скажи, Сережа, что ты думаешь по поводу того, что произошло этой ночью? Дмитрий Петрович рассказал историю с таинственным звонком. Не забыл назвать и сумму: — Меня встревожил тот факт, что похитители затребовали именно эту сумму. — Значит, кто-то из вашего окружения связан с похитителями и располагает полной информацией о ваших финансовых возможностях! Которую им и «слил», войдя в долю! — Ты думаешь, что говоришь? — Думаю! — Это получается, меня разводят, как лоха последнего? Рудаков посчитал за лучшее промолчать. — Сережа, как это проверить? — Никак! Все покажет время! — Но я не могу ждать! У меня ограничено время, и я не хочу терять Вику! — И свои миллионы тоже? — Да, и их тоже! — повысил голос Вишняков. — Знал бы ты, с чего все начиналось, сколько пришлось пережить, пока какой-то мерзавец не замахнулся на святое, разрушая то, что было так тщательно, потом и кровью построено! — Такова жизнь, Дмитрий Петрович, но в создавшейся обстановке в первую очередь вы должны винить себя самого. Только от вас могла произойти утечка информации! — Или от тебя! Себя ты в расчет не берешь? — Или от меня, вы правы! Но я-то знаю, что причина не во мне, поэтому и заявляю — она в вас! Где-то вы, Дмитрий Петрович, допустили промах, и в семье завелся «крот». Вычислить его можно, но для этого нужно время, а его, как вы говорите, как раз и нет! Не на этом ли делали расчет похитители? Они торопят вас, значит, точно знают, что вы можете такие деньги выложить! — Точно так же говорил Петр Петрович! — Слишком многие узнали о том, чего знать бы им не следовало, и это плохо! — Что ты предлагаешь? — Сузить круг людей, посвященных в семейные дела. — Но это ты, Хованский, Вика, Карельский и Петров! Последнего в расчет уже не стоит брать! — Карельский вам нужен? — Да! — Вы решили провести акцию там, где может находиться дочь? Силовую акцию с использованием профессионала? — Да! — И выбор «профи» доверили Карельскому? — Да! — Ну что ж, может, вы поступили и правильно, по крайней мере, такой вариант не лишен смысла, вот только его жена Галина? Не слишком ли много она знает про дела «Ретро»? — Ее ты тоже уже можешь в расчет не брать! — Вот как? И Карельский знает об этом? — Мало того, он готовит и будет руководить акцией устранения Петрова и Галины! — Ну и подонок, честное слово! И с ним вы намерены в дальнейшем продолжать сотрудничество? — Что говорить о будущем, когда в настоящем еще не разобрались! — Вы поистине восточный мудрец, а утверждаете, что не знаете Востока! — Я утверждал другое, а именно, что там никогда не был, а это две большие разницы! — Вы правы, Дмитрий Петрович! Но не кажется ли вам, что действия против Петрова слишком радикальны и преждевременны? Ведь его будут искать! А он только что поступил на службу к вам. И тут же исчез? — Ну и что в этом опасного? Напротив, это мой козырь! — Извините, не понял? — Для чего мне убирать человека, которого я только что принял на работу? Не за старые ли дела кто-то рассчитался с бывшим следователем прокуратуры? — Что же, логично! — Тогда, Сережа, иди работай! И смотри вокруг, ничего не пропускай. Времена наступили тяжелые! — Прорвемся, брат! — давая понять, что знает границы официального статуса, но помнит и о родственных узах, подвел итог разговору Рудаков. Ничего этого Хованский не слышал, он в это время напряженно думал. Для чего дорогому тестюшке понадобился какой-то там бывший подполковник спецназа, мужик уже в возрасте, к тому же опустившийся пьяница? Уж не для того, чтоб привести его в форму и использовать в поисках Вики? Эту информацию нужно проверить и сообщить кому надо. Хотя Хованский считал затею Вишнякова насчет Астафьева пустой затеей, но не считаться с ней не мог. Слишком хитер и коварен его ближайший родственничек. Он ничего не станет делать впустую. Следовательно, у него есть план и его обязан знать Хованский! Эдуард Геннадьевич спрятал в кейсе сделанный под радиоприемник прибор дистанционного прослушивания, подошел к бару, налил в бокал импортного вермута и, глядя в окно, медленными глотками начал потягивать сладковатый напиток. Егор проснулся, когда за окном начало темнеть. Хомяк так и не приходил, что было очень странно. Не знал, да и не мог знать Астафьев, что его гонца с бутылкой самогона, добытого на похмелку, возле собственного подъезда перехватил участковый инспектор. И остаток дня держал в отделе, выполняя просьбу своей хорошей знакомой Галины Астафьевой. Егор встал. Голова трещала, но тошноты не было. Как не было и того, что сняло бы эту боль — в квартире не было ни капли спиртного. Придется идти самому! Но в таком виде? Он выглянул в окно. Возле подъезда на лавках никого. Уже легче! До ближайшего магазина метров триста. Еще немного, и он пойдет! Хоть и кружилась голова и тело отчаянно тряслось, ничего, он дойдет, надо дойти, чтобы вновь ненадолго привести себя в порядок. Тем более деньги на пойло и не на один день благодаря наивности Галины у него были! Подождав еще с полчаса, он собрался уже уходить, когда раздался телефонный звонок. Егор сразу даже и не смог определить, откуда исходит трель, так как телефоном не пользовался уже достаточно долго, чтобы забыть, где тот вообще находится. Он нашел телефон, поднял трубку. Может, Хомяк пробивается откуда-то? — Алло! — Егор? — Ну? — осторожно, не узнав голоса собеседника, вопросом на вопрос ответил Астафьев. — Не узнал? — Нет! — Кулагин Владимир! Не помнишь такого? — Вовка? Ты откуда взялся? — одновременно удивленно и обрадованно воскликнул Егор. Звонил бывший одноклассник, сосед по парте в последние два года обучения в школе. — Да вот, взялся! Может, встретимся, если, конечно, это удобно в столь поздний час? — Встретимся? Астафьев представил, как он примет дорогого гостя в своей разрушенной, грязной, пустой квартире, и ответил: — В принципе, можем, Вова! Только давай завтра, часов в десять поутру? В парке, у прудов, возле «Чертова колеса»? А? Там и кафешка есть… — В десять утра? А ты что, не работаешь? — У меня отпуск, — солгал Егор. — Понятно! К себе, значит, не приглашаешь, а я, честно говоря, думал на первое время у тебя поселиться — слышал, один ты сейчас! — Володь, на сегодня у тебя есть где перекантоваться? — Да нет, Егор, ты не подумай, я не из-за жилья позвонил. Просто увидеться захотелось после стольких лет. Хата — это так, к слову, я могу и в гостинице пожить, временно. — Никаких гостиниц, но мне надо тебе кое-что объяснить перед тем, как пригласить к себе. Поэтому, если ты свободен, давай завтра у «Чертова колеса»? Или сам назначь место и время встречи, для меня все сгодится. А вот после встречи ты сам и решишь, ко мне перебираться, чему я только был бы рад, или все же оставаться в гостинице. — Чего ты, Егор, мутишь? — Слушай, а ты в Москве чего, в командировке? — Нет, переведен на повышение! — А-а! Продолжаешь служить? Ты же у нас, если не путаю, комитетчик? — Да, Егор, все продолжаю служить, но подробности при встрече, твои условия меня вполне устраивают! — Значит, договорились, и до завтра, а то мне тут выйти срочно надо. — Договорились, Егор. — До встречи, Володь. Побежал я. Дела, будь они неладны! Егор вышел в подъезд и тут же столкнулся с соседкой напротив, одинокой женщиной, единственным, наверное, человеком в подъезде, кто еще относился к нему без пренебрежения. Первым поздоровался Егор: — Привет, Нина. — Здравствуй, Егор. Господи, на кого ты стал похож? Запил? — Диагноз поставлен точно! — Зря ты это! Пьянкой от проблем не уйдешь! — Знаю, Нина, все я знаю и понимаю, но давай не будем об этом? Прошу тебя, не читай мне нотаций, без них тошно! — Да я и не читаю. Просто сравниваю тебя нынешнего с тем, кто когда-то выходил из подъезда в парадном мундире, весь в орденах и медалях, стройным и строгим, в белых перчатках. Боевым офицером — гордостью всего района. — Это все в прошлом, Нина, все в прошлом! — К сожалению, ты прав! Я тут случайно Галину твою бывшую видела. Проведать приходила? — Ага! Проведать! Галина и проведать. Ты думаешь, о чем говоришь? Или ее не знаешь? Квартира ей нужна. Хочет купить ее у меня. — Вот оно что! А ты? — А что я? К чему мне эта хата? Пусть берет! — А ты? — Я?! А я махну куда-нибудь в деревню, в самую глухую. Знаешь, как поступает умирающий зверь? Он уходит из стаи и умирает в одиночестве. Так и я, уйду от людей! Нет мне места в этой жизни, и я не бравирую перед тобой, я говорю, как есть, Нина. Прожита моя жизнь, в горах Гиндукуша, возле Герата и Кандагара прожита. Там, на войне, она и осталась! Вот так вот, Нина! — Не смей так говорить, Егор! Ты же мужчина, в конце концов! Хочешь, переходи ко мне! Нет! Ты не подумай ничего такого. Я просто помочь тебе хочу, и ты не будешь брошен, не будешь в одиночестве. В одиночестве человек погибает, ты в этом прав, Егор! А мы вместе и врача наймем, вылечишься. Себя вновь обретешь! А потом… как захочешь! Уйти — уйдешь! Останешься — гнать не буду! — Нин, ты что, серьезно? — Да! — И тебе нужны лишние заботы, когда своих через край? — Ты не поймешь этого, Егор! Но подумай! Знай, что я всегда готова помочь тебе! Астафьев внимательно посмотрел на эту простую, миловидную женщину и подумал: ладно он, но ей за что судьба такая? Ведь и женой бы она была отличной, и другом, и счастливым любого могла бы сделать. Ан нет, так и прожила свои сорок лет одна. Не нашла в свое время сказочного принца? А может, всю жизнь любила только его, пришла внезапно мысль, от которой стало как-то не по себе, заставив стыдливо опустить глаза и проговорить: — Спасибо тебе, Нина! Хороший ты человек, необыкновенный, но уже ничего не изменишь, я знаю, иначе сейчас же перешагнул бы порог твоей квартиры. Судьба у нас такая! А жаль, честное слово, жаль! Астафьев стал быстро спускаться по лестнице, а женщина стояла у двери и провожала его фигуру печальным взглядом. По щеке ее пробежала слеза. Егор был прав! Нина всю свою жизнь любила только его одного, и тем больнее было ей видеть, как погибает ее любовь. Погибает вместе с тем, ради кого она готова была пожертвовать всем. Но не могла, потому что так и не научилась притворному искусству обольщать мужчин, оставшись сама собой, скромной, застенчивой, стеснительной и прекрасной в душе женщиной. Которых в этой жизни не так и много, если не сказать по-другому… Егор вышел, поежился — на улице было прохладно, словно сейчас стояло не лето, а набирала силу ранняя осень. Нужно срочно поправить спиртным здоровье и навести наконец в квартире порядок. Хоть полы помыть да паутину из углов убрать, перед тем как завтра привести сюда Володю Кулагина. Можно, конечно, попросить Нину. Она не откажет. Но неудобно это, стыдно. Сам как-нибудь! Он вошел в узкий, длинный и темный проход. Где-то ближе к выходу маячили какие-то мужские фигуры. Наверное, мужики устроились раздавить полбанки на троих. Место удобное. Глаз посторонних почти нет, прохожих тоже. Он приблизился к выходу, увидел, что мужчин трое и они молоды, это уже не так привычно. Обычно такие по барам сидят. И, что самое интересное, троица ничего не пила, так какого черта здесь обосновалась? Ответа Астафьев не получил, а вместо этого его окликнули: — Эй, мужик! — Чего? — ответил Егор, так и не почувствовавший опасности со стороны молодых людей. — Закурить есть? Дежурный вопрос! Дежурный, перед тем как начать действовать. Егор напрягся, но его затуманенный мозг не дал правильного направления в оценке обстановки. Он пропустил момент, когда один из троих зашел ему за спину, и лишь ответил: — У меня «Прима», будете? — Нам без разницы! И тут опыт, накопленный в многочисленных схватках, подсказал, что перед ним враг и надо немедленно вступать в бой, но… было уже поздно! Астафьева опередили на долю секунды, нанеся сильный удар дубинкой по голове, лишая сознания, и бил тот, кто зашел сзади! Последнее, что почувствовал Егор, мгновенно переместившись во времени на полтора десятка лет назад в отроги Гиндукуша, как, сорвавшись с тропы разведчика, летит в глубокое черное ущелье и даже крикнуть не может, чтобы не выдать «духам» продвижение ребят группы. Петр Петрович Петров, как и обещал, сумел-таки узнать, откуда был сделан ночной звонок. Помог друг из Центра слежения штаба военно-космических сил. Уж как там удалось перехватить сигнал, Петров не узнал, но зато узнал другое, более удивительное и страшное. Ночью Хованскому звонили из горного района Чечни. Почти с границы с сопредельным государством! Более точной информации он не получил, но и этого было достаточно, чтобы глубоко задуматься. Особенно господину Вишнякову. Ведь звонок был сделан из района, где населения практически не было. Находился там заброшенный аул Алтан-Юрт, но в нем давно никто не жил. Так почему именно оттуда, да еще по спутниковой связи позвонили бандиты? Хотели показать, что дочь спрятана далеко и надежно? И ему, Вишнякову, кроме как заплатив выкуп, не следует ничего предпринимать для спасения заложницы? Наверное, так оно и было! Следовательно, аул не так уж и необитаем? Но к нему даже на современной военной карте не указаны пути подъезда. Кругом одни горы и ущелье, режущее бывшее селение на две части. Там даже вертолет не приземлится! Не пешком же, в конце концов, доставили туда Вику? То, что «Мерседес» затерялся на равнине Чечни, а охрана дочери погибла, и Петру Петровичу, и Вишнякову было ясно, но вот Вика? Зачем запрятали так, будто ожидают попытки силового ее освобождения? Об этом и говорил Вишняков с Петровым в день, когда был произведен захват Егора. И вновь Петров намекнул боссу на три миллиона долларов! Ну не давала бывшему следователю эта сумма покоя! А зря! Ибо она и остановила свой выбор на Петрове как на жертве в большой игре Дмитрия Петровича Вишнякова. После телефонного разговора с бывшим следователем он кивнул сидящему рядом своему первому заместителю. Карельский набрал номер и коротко бросил: — Ребятки, начали! Петр Петрович собственноручно обивал стены веранды, когда откуда-то со стороны озера послышался приглушенный гул двигателя приближающегося автомобиля. «Кто-то из соседей, — подумал Петров, — или рыбаки». Сегодня, правда, у водоема удочек он не видел, да и сам поселок словно вымер, только пожилые люди, обитатели увядшей деревни, показывались иногда на улице. Но Петров этому обстоятельству был даже рад — никто не мешал работе. Машина остановилась где-то рядом, но за огородами, у озера. Значит, все-таки рыбаки. Никакой опасности Петр Петрович не почувствовал, хотя она, смертельная, была совсем рядом. Петров продолжал прибивать рейки, когда, обойдя участок, на веранду к нему вошли двое. Третий, что отметил бывший следователь, остался на улице. Только сейчас его охватила тревога, но рядом, под ветровкой, лежал заряженный наградной «ПМ», а значит, защитить себя он сможет, даже если эта троица имеет против него враждебные намерения. Но что им от него надо? — Бог в помощь, хозяин! — вполне мирно пожелал один из вошедших. — Спасибо! А чему, собственно, обязан? — Да ничему! Мы вот тут по деревням ездим, домик с участком типа твоего выбираем. — Решили строиться? — Кто, мы? Нет! Шеф хочет строить дом, но чтобы рядом были и лес, и озеро, и дорога нормальная. А главное — простор! Простор шеф любит! Не подскажешь, здесь никто из местных не продает свои хаты? Лучше, если рядом с тобой, с выходом к озеру. Разговор на тему сделки с недвижимостью расслабил Петрова, потому что сюда и в соседние деревушки постоянно приезжали такие вот покупатели, повалил народ из столицы на природу. — Вряд ли! Сосед справа сам недавно купил. Напротив тоже кто-то материал завозит, значит, строиться думает. Места-то здесь хорошие! Да и продавали поначалу местные за бесценок. Что еще сказать… Если только дальше, на отшибе, есть там брошенные домишки, но это уже не то, как я понял. — Да, место как раз вот здесь, то что нужно! А ты, случаем, не продашь участок свой? Шеф бабки любые отвалит, он на это не пожалеет. А? — Нет, ребята! Я сам долго искал такое место, пока вот один сослуживец не уступил. У него здесь отец жил. Умер недавно. Вот и уговорил его продать участок. И то с условием, что он тоже иногда будет здесь отдыхать! Так что, при всем желании, я вашему шефу ничего не продам! А сослуживец мой — заместитель прокурора города! Так что сами понимаете… — Ну раз заместитель прокурора, и разговора быть не может. А вон тот, посмотри, третий слева, вроде как бесхозный? — Третий напротив? Там живут люди. — Да где живут, если даже окна заколочены? — Где? — Сам посмотри! Петр Петрович отложил инструмент и пошел к окну. И это было его ошибкой. Он поравнялся со вторым «гостем», безразличным ко всему, и только боковым зрением уловил резкое движение с его стороны. Что-то блеснуло в воздухе, и Петров почувствовал сильный удар в грудь, остановивший его. Боль пронзила тело. Петр Петрович посмотрел вниз и увидел торчащую из груди, с левой стороны, рукоятку обычного кухонного ножа, почему-то обернутую в целлофан. «Почему в целлофан?» — последнее, о чем подумал бывший следователь прокуратуры перед тем, как умереть. Тот, кто нанес удар ножом, поддержал падающее тело и опустил его спиной на черный плед, тут же подстеленный дружком. Тело несколько раз дернулось в предсмертных судорогах и затихло. Убийца выдернул нож. — Переносим труп в дом! Копаем за огородом червя и рыбачим, пока не стемнеет. Потом тело в назначенное место! — Терпеть не могу рыбалку, — сморщился тот, кто завел разговор о покупке недвижимости. — Сможешь, Крюк! Кончай базар, зови Ганса! — Слушай, Граф, а может, прямо сейчас сдернем отсюда? Деревня-то пуста, никого не видать, чего торчать здесь полдня? — И прикажешь мотаться с трупом до вечера? На объекте мы должны быть как стемнеет. А если менты? Короче, делать так, как я сказал! И чтобы я из твоего хавальника слова больше не слышал, иначе закрою его навсегда! Понял меня? — Ну какой базар, Граф? — пошел на попятную Крюк, так как прекрасно знал бешеный и беспощадный характер старшего товарища. — Ганс! Эй, Ганс! — крикнул он в окно, где за забором стоял на шухере третий из компании. Тот обернулся, услышав свое погоняло. — Вали сюда, Ганс! Кранты! Ганс вошел в дом. Граф с Крюком убирали следы своего пребывания на даче покойного. Вскоре на берегу озера, недалеко от машины, сидели с удочками три «рыбака». Рыбалка, чего они никак не ожидали, удалась. Плотва, иногда лопырь клевали почти постоянно. Постепенно стемнело. — Пора! — приказал Граф. «Рыбаки» свернули снасти. Ганс с Крюком вошли в дом. Пока пеленали тело, стало совсем темно из-за появившейся со стороны леса черной тучи. Вытащили длинный сверток на улицу. Поднесли к машине, уложили в багажник, сверху накрыв брезентом. На брезент вывалили довольно приличный улов, бросили туда же снасти. Включив дальний свет, джип ушел в лес той же дорогой, что и пришел сюда. Проехать убийцам предстояло сорок километров, до места, где в сосновом бору на собственной, подаренной недавно Карельским даче их ждала Галина. Встретив джип, она провела Графа за стеклянную теплицу, где между ней и открытым бассейном чернела дыра в земле. Рядом куча песка, щебня, лопаты, две плиты. — Сюда его! Да, Граф, вот тебе часы, брось в могилу вместе с трупом и ножом. Сфотографируй все вот этим фотоаппаратом, — женщина передала ему небольшой «Самсунг». — Потом закопать, выровнять, уложив плиты. Инструмент после работы на место. Ясно? — Ясно-то ясно. Как насчет расчета? — Проверю работу — рассчитаю! Я буду у себя, закончите — придешь сам или пришлешь кого из дружков за мной! — Якши! — Чего? — Ништяк, говорю! — Так и говори по-людски, а то яхши какой-то! Чурбан, что ли? Работайте! Кутаясь в длинный плащ, Галина Карельская ушла в дом, где ее с нетерпением ждал молодой, только что нанятый мужем охранник. Сам же Карельский находился в городской квартире вместе с очередной подружкой, ожидая звонка Графа. Андрей Викторович знал об охраннике и связи жены с ним. Но это не приносило боли, даже ревности не было. Галина так и не поняла за достаточно длительный период проживания с Карельским, что являлась простой игрушкой в руках Андрея Викторовича, которую при ненадобности выбросить было не жалко! Граф же, поговорив с высокомерной и спесивой супругой своего шефа, вернулся к месту предстоящего захоронения бывшего следователя. Крюк с Гансом подтащили тело, сбросили его вниз, приступили было к работе, но Граф остановил их. — Не напрягайтесь! Этот склеп не только для мента. Подождите немного, еще одного клиента уложим. Покурите пока! Ничего не понимая, подчиненные Графа сели на корточки, забили косяк. Через полчаса Граф подошел к даче Галины. Одно окно светилось. На первом этаже. Граф подошел к нему, осторожно заглянул внутрь. Из-за того, что шторы не были плотно закрыты, он увидел то, что его очень удивило. А именно любовные игры жены Карельского с каким-то молодым парнем, прямо среди гостиной, на кресле, в пикантной позе. «Вот так штучки! — подумал Граф. — А голубка-то наша не одна! И вовсю ставит рога боссу! Что ж, тем лучше. Может, присоединиться к ним напоследок? Нет! У него другая задача, а жаль, кайфанул бы он всласть! Но об увиденном надо сообщить боссу. Может, изменит план?» Граф вытащил сотовый телефон. Звонок в квартире Карельского раздался в тот момент, когда любовные утехи другой парочки были в самом разгаре. Андрей Викторович грязно выругался, сбросил с себя вспотевшую от напряжения женщину, встал с постели, взял трубку, вышел в кабинет, плотно притворив за собой дверь. Рявкнул в телефон: — Ну чего надо? — Босс, это Граф! — Подождать не мог? — Чего? — не понял Граф. — Да ладно… это я так, — остывая и успокаиваясь, ответил Карельский. Он же сам отдал приказ Графу докладывать о ходе дела, на которое выслал бригаду. — Говори, Граф! — Мента завалили, доставили на дачу. А вот насчет жены вашей вопрос… — Что за вопрос? Ты же знаешь, что надо делать! — Знать-то знаю, только не одна она. — Не одна? — попытался изобразить удивление Андрей Викторович, хотя прекрасно знал, что Галина на даче с охранником. — Интересно! И с кем же? — С качком молодым каким-то. Кувыркаются прямо в кресле, я в окно подсмотрел. — Вот оно что? Галя окончательно нюх потеряла! Поступай, Граф, по плану, а Крюка с Гансом к этому ловеласу пошли, пока с Галиной рассчитываться будешь. Его труп с прикидом в мешок! Груз не забудь положить! И в болото. Ну ты знаешь, справа от дороги в город. Понял? — Без вопросов, босс, только ребят неплохо бы поощрить за дополнительную работу? А? — Делай, что тебе говорят! А то так поощрю, что маму родную вспомните! Тоже нюх начал терять? Так я его тебе быстро восстановлю, мудила! Вперед! И по окончании дела, от болота — звонок! Все! Жду! Карельский отключил телефон. Граф задумался. Зря он про поощрение вякнул. Сколько раз говорил себе — не болтай лишнего, нет, и в этот раз попал не в жилу. Воистину говорят: «Язык мой — враг мой!» Но не отрезать же его? Он вернулся к подельникам: — Слушай задачу, братва! Ганс с Крюком встали, подошли к Графу. Тот начал инструктаж: — Карельский приказал валить и жену свою! — Ни хрена себе! — удивился Ганс. — С чего это вдруг? Дамочка вроде при всех их делах была? — поддержал его Крюк. — Тот, — кивнул Граф в яму на труп Петрова, — тоже при делах был. Короче, этой сучкой займусь я! Но она не одна! Приволокла к себе какого-то лоха, с ним сейчас и трахается. Вот его возьмете на себя вы! — Мочить? — спросил Ганс. — Нет, ремнем по жопе отстегать. Ганс, ты че, в натуре, не въезжаешь или дурочку включил? — Все ясно, Граф, — ответил за обоих Крюк, — это он так, не подумавши. Граф показал Гансу пальцем на голову. — С ней, Ганс, с головой, дружить надо! Без нее ты никому и на хер не будешь нужен. Но все, базары лишние в сторону! Слушайте план. Я вызываю эту блядь сюда, сдавать якобы работу, дверь в дом она вряд ли закроет, все равно скоро возвращаться. Вы проникаете в дом и разбираетесь с ее долбарем. Перед этим возьмите из джипа мешок, бросьте в него какой-нибудь камень, их тут до черта и больше. Пакуете мальчика и возвращаетесь с ним, не забудьте одежду его прихватить. Управимся с могилой, заберем труп долбаря с собой и по пути — в болото. Вопросы? — За это надо бы доплатить… — А вот насчет доплаты поговоришь с боссом сам, я устрою тебе такую возможность. — А чего? — Ни хрена, работаем! Троица пошла к даче. Крюк с Гансом укрылись за углом, Граф позвонил в дверь. Через минуту вышла Галина. — Готово? — спросила она. — Проверь сама. — Идем. Галина все в том же, накинутом на голое тело плаще пошла к теплице. Дверь в дом, как и предполагал Граф, она не закрыла. Как только хозяйка с бригадиром скрылась из виду, Крюк с Гансом вошли в дом. Прислушались из прихожей. Где-то лилась вода. Понятно, мальчик принимает душ. Тем лучше! Бандиты нашли душевую кабину, сквозь матовое стекло которой хорошо просматривался силуэт жертвы. Он стоял, наслаждаясь потоками воды, спиной к двери. Крюк достал из кармана шелковую удавку, кивнул Гансу на дверь. Тот распахнул ее. Прочная нить перехлестнула шею любовника хозяйки дома, разрезая, как бритвой, кожу. Дыхание охранника перехватило. Крюк знал свое дело. Жертву вытащили из кабинки и затолкали в полиэтиленовый мешок, в котором уже лежал осколок бетонной плиты. Обыскали дом, забрали одежду, принадлежащую охраннику, которую тот сложил в одном месте. Аккуратный, видимо, был пацан или только что из армии, не утерял еще навыки складывать вещи в одном месте и строгом порядке. Сделав дело, вышли из дома, потащили труп к месту захоронения следователя. Галина подошла к яме. Граф находился рядом, держа за спиной наготове кухонный нож с обернутой целлофаном рукояткой. Ничего не было сделано. Женщина обернулась: — В чем дело, Граф? — А в том, сучка ты подзаборная, что тебя там не хватает! — оскалился убийца. — Что? — попятилась назад все понявшая Галина. Граф нанес женщине удар ногой в солнечное сплетение, заставив ее, охнув, согнуться. Убийца продолжал: — И твой мальчик, Галя, лежит недалеко, придушенный, как котенок! Доигралась, шалава? — Не убивай, Граф! — прошептала Галина, восстановив дыхание. — Что хочешь со мной делай, как хочешь, я выполню любое твое желание. А хочешь, хоть втроем, все сделаю, только отпусти. Я вам и денег дам, а сама исчезну, никто никогда не найдет и ничего не узнает, а, Граф? — Да я бы с удовольствием, но у меня работа, сама понимаешь. А таких, как ты, снять можно за пузырь водки. С полным сервисом. Стара ты, Галина, да и поистаскалась вся! И через тебя иметь неприятности от Карельского? Нет уж, на хер! Молодых кругом — стаи, успевай только бобы отстегивать. Нет, Галина, не получится у нас договориться! — Так… так… это Андрей приказал меня кончить? — Ну не я же сам решил? По мне, живи сколько хочешь. Ты мужу дорожку где-то перешла, вот он тебя и решил рассчитать по полной программе. — Но деньги, Граф! — хваталась за последнюю надежду женщина. — Я дам много денег! — Твой муж даст больше. Молись, коли веришь. — Не-ет! — раздался нечеловеческий вопль, который, впрочем, оборвался тут же, после резкого взмаха ножа, рассекшего горло до самых позвонков. Граф ногой столкнул умирающую женщину в яму, чтобы кровь, толчками хлынувшая из страшной раны, осталась внутри могилы. Он закурил. К нему подошли Ганс с Крюком. Граф спросил: — Ну, как там любовничек этой стервы? — Посучил ногами и мандец! В машине он, с барахлом своим и грузом между ног. А ты чего ждешь? — Надо эту красоту сфотографировать, — он показал сигаретой в яму. — Пусть немного кровь сойдет. — Зачем? — Так велено! Докурив, загасив и спрятав окурок в карман, Граф снял целлофан с рукоятки ножа, бросил его на трупы, туда же полетели «Командирские» часы Астафьева. Достал фотоаппарат. Сделал несколько снимков, сверкнув вспышкой. — Все! Закапывайте! — приказал он подчиненным. Крюк с Гансом принялись за работу. Вскоре яма была засыпана, песок утрамбован, сверху покрыт слоем щебня и плитами, которые тщательно выровняли с остальными, продолжив дорожку. Сложили инструмент. Ганс спросил: — Дом обшмонаем? — Нет! — категоричным отказом ответил Граф. — Но там же бабки немалые, Граф! — поддержал дружка Крюк. — Я сказал — нет. Что, не понятно? Хотите в такой же могиле оказаться? Поехали, время! Ганс с Крюком недовольно, но послушно пошли за бригадиром. Ослушаться означало в самом скором времени оказаться на месте следователя и жены Карельского. Если боссы своих баб не жалеют, кладут, не задумываясь, то что говорить о простых «шестерках»? Приговорят в момент! Добравшись до болота, сбросили тело в зеленовато-черную жижу. Оно медленно исчезло в трясине. Граф вызвал Карельского: — Босс, это я! Все ништяк! — Охранник? — В болоте! — Хорошо, возвращайтесь и отдыхайте. Надеюсь, не наследили там? Хотя рабочие завтра все ваши следы перекроют, свободны! Андрей Викторович Карельский положил трубку, повернулся к проститутке, резко рванув ее к себе. Успевшая задремать, пока клиент неподвижно лежал в ожидании звонка, она вскрикнула: — Милый! Может, поспим немного? Утро уже скоро! — Я тебе бабки плачу за то, чтобы ты спала? Или за другое? — Почему ты со мной так груб? — Груб? Нет, милочка, это я еще ласков, настоящей грубости от меня ты еще не видела и не советую испытать мой гнев! А ну иди ко мне и работай! Не то выкину на улицу голой или охране отдам! — Но… — Работай, сказал! Вот так! И никогда не перечь мне, никогда! Через минуту Карельский в блаженстве закрыл глаза. Работать эта девочка умела. Глава 4 Очнулся Егор в больничной палате. По крайней мере, так выглядела эта обширная, примерно шесть на восемь метров комната с кроватью у стены, табуреткой, стойкой для капельницы, с неистребимым запахом лекарств и хлорки. С одной, пожалуй, оговоркой. Так как левая нога Егора в прямом смысле была прикована к кровати, на окнах красовались массивные решетки, а железная дверь была с «глазком», то это, скорее всего, была палата для умалишенных. На табурете рядом с койкой стоял стакан, на две трети наполненный прозрачной жидкостью. Вода? А что же еще? Не спирт же. А похмелиться не помешало бы. Состояние ни к черту. Интересно, тазика под кроватью нет? Он вскоре вполне может понадобиться. Тазика он не нашел, зато углядел рядом со столиком пачку «Золотой Явы» и одноразовую зажигалку. Егор отвернулся, представив, как он жует лимонные дольки. Одна мысль о курении вызвала рвотные позывы. Воды, что ли, выпить? Он приподнялся, сразу же почувствовав сильную боль в области затылка. Он помнил, как его хлестанули по черепу в подворотне, но остальное память не хранила. Как он оказался здесь? Кто решил посягнуть на его свободу и зачем? Черт с ним, узнаем со временем. Егор взял стакан, рука, как и все тело, мелко дрожала, поднес его ко рту. И… уловил знакомый запах спиртного. Неужели водка? Или глюки? Понюхал — водка. Выдохнул, одним глотком опрокинул стакан. Он не ошибся, в стакане действительно была водка! Интересно, кто же так о нем позаботился? Обстоятельство более чем странное. Если он в больнице, пусть даже в дурдоме, то спиртное никак не может входить в рацион больного. Вопросов много, надо попытаться найти ответы на них. Ему заметно полегчало, боль в затылке не в счет. Можно и подумать. Итак, кто и зачем вырубил его в подворотне? Чтобы доставить сюда? Возможно! Тогда вопрос другой — для чего он здесь? Для какого-нибудь эксперимента или в качестве донора? В последнее время много пишут об исчезновениях людей и насильственном использовании их в качестве доноров для пересадки здоровых жизненно важных органов богатеньким, но больным клиентам. Тоже вполне вероятно! И если данная версия подтвердится, то это будет уже хуже. Это будет означать, что его, обследовав, спокойно отправят на тот свет. Даже безболезненно, применив наркоз. Но сие обстоятельство никак не устраивало Астафьева. А посему за свою жизнь придется побороться. Главное, набрать форму, а в этом ему должны невольно помочь сами псевдоврачи, если принять версию принудительного донорства. Ну а будучи в своей нормальной физической форме да с его знанием рукопашного боя и богатым опытом участия в этих боях, что-либо сделать с ним будет весьма проблематично. Естественно, если исключить применение оружия или каких-нибудь препаратов, тех же наркотиков. И все же версия его использования как подопытного кролика выглядела как-то неубедительно. Скорее с ним начали другую, пока непонятную игру. Что означают все эти непонятки последних суток? Визит Галины, сто лет бы ее не видеть, необъяснимое появление в холодильнике бутылки водки перед самым ее приходом, словно его готовили к встрече, расслабив спиртным, исчезновение Хомяка и, наконец, нападение в подворотне и эта палата, сильно смахивающая на камеру. Не может это все вместе взятое не иметь между собой связи! Не может! Егор закурил. И все же пытаться сейчас сложить логическую цепь замысла противника, который, по всей видимости, у него неожиданно появился, не имеет смысла. Мало информации. Отсюда и предположений можно сделать сколько угодно, ничего не выяснив. Надо ждать дальнейшего развития событий и, исходя из вновь открывшихся фактов, понять, для чего он здесь. А может, и анализировать ничего не придется. Те, кому он так понадобился, придут и все выложат сами! И хватит об этом! Будь что будет! В это время, словно за Астафьевым скрытно наблюдали, а так оно в действительности и было, вошел накачанный молодой человек. Егор оценивающе осмотрел качка, пытающегося любым своим движением продемонстрировать натренированные мышцы, не скрывая любования собой. Но Егор умел разбираться в бойцах. Поэтому качка, вошедшего к нему, сразу определил простым словом — шняга: ничего серьезного, одна сплошная показуха! Да, у людей неискушенных этот парень мог создать иллюзию несокрушимого бойца. Но такой «боец» хорош в постели с бабой, да и то бабка надвое сказала. Потенция мужчины никак не связана с величиной его бицепсов. Настоящего же бойца всегда выдает взгляд. Он у него спокоен, немного как бы равнодушен и в то же время напряжен, быстр, серьезен. А у этого качка — высокомерие, мнимое превосходство над всем остальным миром. Этот опасности не представляет. Одним словом — шняга, как уже окрестил парня Егор. Парень взял пустой стакан. Егор спросил: — Больше не положено? — Нет! — коротко бросил, не глядя на лежащего, качок. — Понятно! Ну а как насчет туалета? — Все под койкой! — Я не об этом. Душ, бритье-мытье? Тазик, наконец! — Какой еще тазик? — Обыкновенный. Чтобы на пол не блевать. У меня дурная привычка во время запоя блевать нещадно, больше по утрам, но иногда эта пренеприятная процедура может затянуться и на сутки. А сейчас у меня как раз такой период! — Я передам о тазике начальнику. — А он сам не намерен со мной встретиться? По-моему, нам есть о чем поговорить. — Не знаю. — Понятно. Ты обычная «шестерка», мальчик на побегушках, короче. — Ответил бы ты за базар, козел, но нельзя тебя трогать. — А ты попробуй. Глядишь, и получишь в жало, а? — Дал бы я тебе! — Так в чем же дело? Или ты из команды пионеров с принципом «лежачего не бьют»? — продолжал провоцировать качка Егор, хотя никакой необходимости в этом не было. Просто не понравился Астафьеву этот парень, и Егору надо было немного разрядиться, поэтому он не мог остановиться. — Пошел ты… — скривив квадратную физиономию, прошипел парень. — Я-то как раз останусь, а вот ты действительно пошел, и не просто пошел… Ну понял, что я хотел добавить, козявка надутая! Слушай, а тебя каждый день через задницу, как жабу, надувают или с перерывами? — Мужик, — парень смотрел на Егора с нескрываемой яростью, — прошу, заткнись, иначе!.. — Что иначе? — с интересом спросил Егор. — Порву, как грелку! — Это ты-то? Не смеши, чувак! Иди лучше. Да, хреново, если в этой конторе и все остальные такие же, как ты, по пояс деревянные. Тупоголовые, я хотел сказать! Качок швырнул стакан в угол. Тот разлетелся на мелкие осколки. Хлопнув дверью, он вышел, багровый, словно переспелый арбуз. «Ну и что, — подумал Егор, — чего добился? Вывел пацана из себя, нажил первого врага, а зачем? Вот натура!» — Астафьев вздохнул. Но удовлетворение от словесной дуэли он все же получил. Егор откинулся на подушку, закурил. Его вдруг потянуло в сон. Неуклонно, нестерпимо, так, как никогда еще не тянуло. Не иначе подсыпали какой-нибудь гадости в водку. Знали, что пациент обязательно выпьет. Он бросил недокуренную сигарету мимо пепельницы и провалился в наркотический сон. Окончательно он проснулся на четвертые сутки и сразу почувствовал, что похмелье не одолевает его. Тошнота прошла, голова не кружилась, разум прояснился и… Появился аппетит! Эти симптомы указывали на то, что период выхода из запоя позади и пройден он во время длительного принудительного сна. Егор осмотрел тело. На венах рук — следы от уколов, значит, его организм поддерживали витаминами. И не давали проснуться раньше времени. Он захотел в туалет. Оправившись, закурил. Так! Неизвестные люди вывели его из запоя и привели в чувство. Значит, захвачен он не в качестве донора. Но и не из-за благотворительности же? Следовательно, он кому-то очень нужен трезвым. Это очевидно, но по-прежнему непонятно! Дверь открылась, прервав размышления Егора. Вошла молодая женщина в медицинском халате и все тот же качок, с которым ранее немного сцепился Астафьев. Следом женщина в годах. Она и убрала судно. Женщина-медичка присела на табурет, разложила на коленях тонометр. Попросила Егора: — Снимите, пожалуйста, верхнюю одежду! — А где здравствуйте, доброе утро, день, вечер? Или здесь не принято приветствовать друг друга? — Извините, добрый вечер! — Вечер! Понятно! Вам того же, а не скажете, который час, если не секрет? — Ну какой может быть секрет? — Она посмотрела на свои миниатюрные часики: — 18.37. — Какого дня? — Пятницы, 23 июня! — Пятницы? Выходит, я здесь четвертые сутки? — Да. — Плохо! — Что плохо? То, что вам помогли принять человеческий облик? — Нет, это как раз хорошо. Плохо то, что я дважды не сдержал слово. Что подумают обо мне люди? Болтун — подумают, а я всегда свое слово держал! Вот что плохо! — Это уже, извините, не мои проблемы. Дайте левую руку. Она измерила давление — 130 на 80. — У вас обычное давление какое? — Вы же сами видели. — Значит, с этим у нас порядок! Теперь я вас послушаю. Она прослушала чуть ли не каждый сантиметр его спины. Увидев шрамы, спросила: — Откуда у вас эти украшения? — Забавы юности прошедшей. — В юности по вас стреляли из автоматов и вы попадали под осколки мин? — Ну раз вы такая понятливая, зачем спрашивать? — И все же, скажите правду. — Война! Афганистан, — ответил Егор, поворачиваясь к медичке лицом. Она бросила на него быстрый взгляд и принялась слушать волосатую грудь. — Дышите… не дышите… Отлично, — поставила женщина свой диагноз. — Вы здоровы! Сейчас снимем кардиограмму и на этом закончим. — И все? — с сожалением спросил Егор. Женщина вновь подняла на него глаза, и в них Астафьев увидел оттенок печали и даже какой-то еле уловимой жалости. — Прошу вас не задавать мне вопросов. Все вы скоро узнаете сами. Договорились? — С одним условием. — Каким? — Мы познакомимся! — Зачем? Может, мы видимся в последний раз. — А ну, голубки, завязали воркование, — грубо вмешался в диалог качок. — А ты, телка, делай свое дело и проваливай, тоже мне, антимонию развели! Егора взбесила выходка качка: — Послушай меня внимательно, урод отмороженный. Первым делом, что я сделаю, когда встану, это сверну тебе челюсть, запомни это! — Это ты, сука, за весь свой базар ответишь, «синяк» хренов! — Твое счастье, что я не могу встать! Перепалку прекратила женщина. — Молодой человек, — как ни в чем не бывало обратилась она к охраннику, — прошу вас прекратить вмешательство в мою работу. Иначе о вашем безобразном поведении я доложу кому следует. — Испугала! — огрызнулся качок. — Я тебе тогда доложу! Но послушался, отошел в сторону, закурил, молча наблюдая, как медработник снимает кардиограмму. — Так как вас зовут? — настаивал Егор, когда женщина крепила к его телу присоски. — Лариса. — Очень приятно. Красивое имя, а меня — Егор. — Я знаю. — Ну конечно, я мог бы и догадаться об этом. — Мне ваше имя сообщили перед приходом сюда. — Она вновь как-то особенно взглянула на Астафьева. — Так, — продолжая работу, Лариса стала рассматривать ленту, выталкиваемую кардиографом, — что мы имеем?.. Полный порядок! Даже удивительно: после столь длительного запоя — и никаких изменений. У вас завидное здоровье, Егор! — Вы посмотрели бы на меня в мои лучшие годы! Влюбились бы сразу. — К сожалению, то, что было или могло быть в прошлом, не вернешь. Что будет в будущем, не предугадаешь! Все, я закончила. Вот здесь я оставляю таблетки. Это успокоительное и снотворное, хотя сегодня, после такого длительного сна, вы вряд ли уснете. Попросите лучше, чтобы вам принесли книги. — У кого попросить? — с наигранным удивлением спросил Егор. — У этого имбецила, что в углу дымит? Да ему до утра только объяснять придется, что собой представляет книга. Лариса улыбнулась. — Хорошо, я сама передам насчет литературы. Какую предпочитаете? Боевики? — Терпеть их не могу! Исключительно любовные, эротические романы, но в моем положении читать их вредно, так что попросите что-нибудь, чего я не читал, например Ремарка. — Ремарка? — Да. Имя мне уж очень нравится — Эрих Мария Ремарк! Звучит? — Звучит! Хорошо, и до свидания, если нам предстоит встретиться, что зависит не от меня. — До свидания, — ответил Егор. Взяв свой чемоданчик, она вышла из палаты. За ней пошел и качок. Проходя мимо Астафьева, он сказал: — Зря ты, мужик, на меня вот так-то. Зря! Ответить придется. — Отвечу. Не переживай, а с Ларисой отношения не порть. Не советую. Может, после нашей разборки именно ей придется сидеть возле твоей больничной койки. А бабы, они злопамятны. Учти это, мудак! — Тьфу! — сплюнул качок и вышел из палаты. Егор вновь остался в одиночестве. Правда, ненадолго, через час ему принесли книги, и он начал листать их, пока не увлекся одним романом, за которым и провел бессонную ночь. А утром начались кардинальные изменения в его положении. После завтрака, который впервые после довольно продолжительного периода Егор съел не без удовольствия, в его палату начали вносить всевозможное физкультурное оборудование. Поставили шведскую стенку, соорудили перекладину, еле втащили брусья, два силовых, один беговой тренажеры. Пол устлали матами. Повесили три «груши», образуя треугольник. Внесли гири различной массы. Одним из последних втащили набитый песком манекен. И все это расставили с трудом, но по своим, видимо, заранее распланированным местам. Оставалось только удивляться, как оборудование уместилось в палате, которая превратилась в миниатюрный спортивный зал. Ему даже принесли несколько спортивных костюмов, кроссовки, а в углу, что самое приятное, установили душевую кабину и биотуалет. Напоследок, когда люди, оборудовавшие зал, вышли, к нему подошел невысокий, но плотно сбитый мужчина. Как раз из тех, настоящих, не бутафорных, как качок, бойцов, знающих свое дело. Он отстегнул оковы с ноги, бросил их в угол. Представился: — Трунов Виктор. — Астафьев Егор. — Мог бы и не представляться. Я знаю о тебе. Ты в прошлом боевой офицер. Учить тебя, для чего, собственно, я сюда и приставлен — рукопашному бою, — думаю, не имеет смысла. Уровень твоей подготовки, по моим данным, достаточно высок. Все это, — он обвел рукой зал, — для того, чтобы ты набрал свою оптимальную форму в минимальные сроки. — Позволь узнать, Виктор, кому и для чего понадобилась моя физическая и боевая подготовка? — Узнаешь в свое время! Режим определишь сам. Я буду лишь контролировать тебя в подготовке к экзамену, который решил провести тот, о ком ты спрашивал. Он будет заключаться в форме контрольной рукопашной схватки. — Слушай, Витя! Меня что, решили, как петуха, на бои выставлять? — вдруг пришла Егору мысль, которую он и высказал. — Типа гладиаторских боев? Тогда передай своим хозяевам, что марионеткой в чужих руках я никогда не был и не буду, ни при каких условиях! — Не горячись. Никаких подпольных турниров, никаких боев. В этом можешь быть уверен. Остальное узнаешь позже, после контрольного боя. — Сколько времени мне отводится на подготовку? — Две недели. Бой назначен на 15 июля, здесь же. — Кто против меня будет действовать? — Люди того, кто тебя захватил. — Ты не говоришь имени хозяина, но шоблу его охарактеризовать можешь? Виктор на минуту задумался: — Есть стоящие бойцы, но для тебя они не опасны. По крайней мере, специальной подготовки, аналогичной твоей, никто из них не имеет. Если, конечно, ты правильно распределишь силы и не совершишь непростительной ошибки. — Ясно. — Готовься, Егор. Поражение для тебя в прямом смысле смерти подобно! И знай… я на твоей стороне! — Почему? — Есть причины, но о них не спрашивай. — Спасибо и на этом. Хоть один человек за тебя, когда вокруг одна непонятка и враждебность, уже приятно. — Я пошел, а ты приступай по-легкому. Не перенапрягись с непривычки, да что я тебя учу? У тебя получше учителя были, пока, удачи тебе! Виктор Трунов вышел из палаты. Дверь закрылась. После долгого лежания и ничегонеделания мышцы слушались плохо, и Егор долго разминал их. Обед и ужин принесли строго по распорядку, который Астафьев составил сам. И меню соответствовало тому, что потребовал Егор. Интенсивные, целенаправленные тренировки он начал со следующего дня, проснувшись ровно в 6.00 и приняв контрастный душ. Напрасно прождал Егора его бывший одноклассник, а ныне старший офицер центрального аппарата Федеральной службы безопасности подполковник Владимир Кулагин. Он проторчал у «Чертова колеса» более часа, но Астафьев так и не появился. А жаль! Не в смысле квартиры, хотя и она не помешала бы перекантоваться до того, как он получит однокомнатную квартиру в общежитии службы, так как на большее Владимир, как холостяк, не претендовал. В Центр его перевели неожиданно из Питерского управления ФСБ, где он сумел раскрутить громкое дело о коррупции в прокуратуре одного из районов Ленинградской области при активном противодействии как криминальных, так и властных государственных структур. Поэтому и возникла проблема с жильем. Не зная, что и думать, ждать дальше или уйти, Владимир принял решение поехать к Егору домой. Тем более адрес он хорошо знал. Звонок в квартире Астафьева не работал. Пришлось стучать. Но никто не открыл, хотя дверь была просто захлопнута на предохранитель. Кулагин повернулся, чтобы уйти, но дверь напротив отворилась и оттуда вышла миловидная женщина. Она вежливо спросила: — Извините, вы к Егору? — Да, — ответил Кулагин. — Еще раз простите, а не могу ли я узнать, кто вы и зачем вам понадобился Егор? Володя подошел к женщине, развернул удостоверение сотрудника ФСБ. — Господи! — ахнула женщина. — Егор заинтересовал КГБ? Но что он сделал? — Ну, во-первых, не КГБ, которого давно уже в природе нет, а ФСБ, во-вторых, ничего Егор не совершал, по крайней мере, мне об этом ничего не известно. Просто я его школьный товарищ, сидели за одной партой. Потом, после школы, пути наши разошлись. А тут недавно нашел я его телефон, позвонил. Он ответил. Договорились о встрече на сегодня в одном месте. Но он, как ни странно, не пришел, а ведь всегда выполнял обещанное. Вот я и решил зайти сюда, по знакомому адресу, мало ли что? — разъяснил Владимир обстановку перепуганной женщине. — Так что же мы стоим на лестнице? Нам необходимо очень серьезно поговорить, раз вы товарищ Егора. Проходите, прошу вас. В квартире и поговорим, — пригласила к себе женщина. Кулагин не смог отказать женщине, в глазах которой читалась тревога за его друга, и вошел в холл чистой и уютной однокомнатной квартиры. Хотел разуться, но хозяйка дома воспротивилась: — Не надо разуваться, мне и предложить вам на ноги нечего, да и не прибиралась я еще сегодня. — Тогда, может быть, на кухне поговорим? Я, понимаете ли, часто курю, в комнате это будет наверняка неудобно. А на кухне, возле окна, надеюсь, разрешите? — Проходите в комнату, кстати, там и пепельница есть, правда, как украшение, но пусть послужит и своему прямому предназначению, — улыбнулась женщина, настаивая на своем, — и курите, пожалуйста. Я в отличие от многих хоть и не курю, но к запаху сигаретного дыма отношусь равнодушно. Может, оттого, что в отделе института, где я работаю, все мужики, и дымят они безбожно. — Ну, как скажете. Кулагин прошел в комнату, сел в кресло возле журнального столика. Женщина, задержавшись на несколько минут, внесла поднос с двумя чашками черного ароматного кофе и вазочкой с печеньем. — Угощайтесь, Владимир Семенович! — Вот видите, вы знаете, как меня зовут, а я вас — нет. — Меня зовут очень просто — Нина! — А отчество? — Давайте без отчества! — Ну и меня называйте в таком случае Володей или Владимиром, без отчества. Очень приятно, Нина! Он взял чашку, сделал маленький глоток. — Так что, Нина, вы хотели мне сказать? — Понимаете, Владимир, в последнее время, как это ни прискорбно, Егор начал сильно пить. Это началось после того, как он узнал, что его жена, Галина, вовсю изменяет ему. Естественно, такого положения вещей он терпеть не стал, да и жизнь их, как это говорится, уже давно дала трещину, а тут просто все пришло к закономерному финалу, и Галина съехала к своему любовнику. За которого позже, насколько я знаю, вышла замуж, после развода. Егор же уволился из армии и… запил! — Сильно? — Да. — Запои? — К сожалению, да! — И как долго по времени они продолжаются? — По-разному. Сначала пил каждый день понемногу, потом первый, дня в три-четыре, запой. А сейчас может месяцами пить и из квартиры не выходить. Все, что можно из мебели, вещей, продал и пропил. — Понятно. Вот почему он не пригласил меня к себе домой. — Конечно! Ему было стыдно показать другу, как низко он опустился. А недавно тут Галина появлялась, мне сам Егор рассказывал. Собирается бывшая супруга купить эту квартиру. Егор взял аванс и вчера, когда стемнело, вышел из квартиры. Тут мы и встретились, поговорили. А выйти в своем состоянии он мог только за водкой. Но меня насторожила одна его фраза. — Что за фраза? Извините, что так прямо ставлю вопрос, получается, как на допросе, но тоже, наверное, привык, как вы к дыму. — Это ничего. А вот фраза была примерно такой: «Вот продам хату и уеду отсюда куда-нибудь в глухую деревню. Как умирающий зверь уходит от своих собратьев». Мне кажется, Володя, Егор поставил на себе крест. А он хороший человек, настоящий. Таких сейчас мало осталось. Ему помочь надо. Необходимо помочь! Я предлагала ему переехать ко мне, вам признаюсь, что люблю его, и давно, как только он поселился здесь, может, поэтому его боль и воспринимаю, как свою. Так вот, я предложила ему уйти от одиночества и перебраться сюда, организовать лечение, средства нашла бы. — А он? — Сказал, что подумает. И все! — И все. Эх, Егор, Егор! Решил спрятаться? От кого? От себя? Не получится от себя-то! Стыдно ему стало! Так себя и стыдился бы, неужели я не смог бы понять его? Не поддержал бы? — А он такой! Гордый! Сильный, как лев в бою, и в то же время беспомощный в быту, как ребенок. Но гордый! Этого в нем с избытком! — Согласен, но давайте вернемся немного назад. Вы видели, как Егор вчера вечером вышел из квартиры? — Да! И немного поговорили, о чем, я уже вам сказала. — А как он был одет? — Да как обычно в последнее время, спортивные брюки, майка, кроссовки, рваные немного сбоку. — С собой ничего? — Нет, даже пакета в руках не было. — Извините, а у вас ключа от его квартиры нет? Бывает, что жильцы у соседей держат запасной комплект. — Нет, мне он ничего не оставлял. А что? — вновь в глазах женщины вспыхнул огонек тревоги и предчувствия опасности. — Нужно осмотреть его квартиру! — Зачем? — почти шепотом спросила Нина. — Вы видели, как Егор выходил в домашнем одеянии, в котором далеко не пойдешь. До магазина и обратно минут двадцать, ну пусть плюс десять зайти в рюмочную по пути — догнаться, что он вполне мог сделать. Итого полчаса. Вы видели или слышали, как он вернулся? — Нет! — Но могли хотя бы услышать? — Да, вы правы, я должна была услышать, он всегда громко хлопал дверью. И не спала я часов до трех! — Получается одно из двух. Или Егор, выйдя из квартиры, попал в какую-нибудь компанию и вернулся позже трех часов, когда вы уже спали, либо еще не возвращался. И вот это надо проверить! Я пойду к нему, тем более замок его квартиры сложности для открытия не представляет. А вы ждите меня здесь. — Вам, конечно, виднее. — Вот и договорились. Владимир без проблем открыл входную дверь и вошел в квартиру школьного друга. В нос ударил неприятный затхлый запах. Он внимательно осмотрел квартиру. Его удивило одно обстоятельство: в доме не было ножа. Хлеб порезан, а ножа нет. Странно! Взял с собой? Но Нина наверняка заметила бы его, одет-то он был легко. Нет, что-то здесь не то! Закрыв дверь, Кулагин вернулся в квартиру Нины. Та встретила вопросом: — Ну что там? — Ничего и никого! — Куда же он делся? — Это-то нам и предстоит выяснить. Егор раньше пропадал из дома дней на несколько? — Было, раза два или три. — Ну тогда, может, и сейчас где-нибудь в притоне пропивает аванс за квартиру? — Не знаю. Может быть и такое. Что же делать? — Давайте договоримся так. Вот вам моя визитная карточка. Лучше звонить по мобильному номеру. Сотовый телефон у меня всегда с собой. Как только Егор объявится, а я уверен, что скоро он объявится, ему обо мне ни слова, а сразу звонок. И постарайтесь задержать его. Чтобы я успел подъехать. А потом все вместе и решим, что делать дальше. Хорошо? — Да, конечно! А если он в беду попал? — Надо найти его, домой Егор при любом раскладе должен вернуться. Это главное! А из беды я его вытащу, чего бы мне это ни стоило. — Спасибо вам. — За что? — За Егора. — За него потом благодарить будете. Да и не нужны никакие благодарности. Будем считать, что план взаимных действий мы с вами, Нина, разработали? — Да. — Тогда до свидания! Жду вашего звонка. — До свидания, я обязательно позвоню. Глава 5 Тренировки Егора продолжались вторую неделю. За это время организм полностью избавился от алкоголя. Физическая форма вошла в норму. Подзабытые боевые приемы и удары рукопашного боя были отработаны и могли быть применены в любое время. Тренер и спарринг-партнер Егора Виктор Трунов, много повидавший на своем веку разных спортсменов, в том числе и достигших на своем поприще высоких результатов, был буквально потрясен тем, что держал в своем боевом арсенале Астафьев. Чувствовалась в нем особая боевая подготовка. И еще очень удивило тренера, как легко и быстро восстанавливался этот, уже немолодой, за сорок, человек. Виктору за свою карьеру приходилось поднимать многих после травм физических и психологических, но такого эффективного восстановления на его памяти не было. И Трунов понимал, что не он должен тренировать и готовить Астафьева, а скорее наоборот, Егор вполне сам мог бы преподать несколько поучительных уроков. Они под охраной посетили бассейн в городе, где Астафьев свободно выполнил норматив первого разряда на стометровке вольным стилем. При этом пульс и давление пришли в норму в считанные минуты, в очередной раз удивив Трунова. А Егор тем временем пытался просчитать, откуда его доставили в бассейн и куда после заплыва вернули. Но тонированные стекла и шапочка, натянутая бдительными охранниками на глаза, не позволили сделать это. Мелькнула мысль, а не соскочить ли ему с джипа, вырубив охрану, что теперь было в его силах. Но отбросил ее, так как этот трюк ничего ему не давал, кроме, пожалуй, выстрела в спину или увечья при падении. Скорость вездеход держал приличную. Единственное, что узнал из поездки Астафьев, так это то, что бассейн называется «Чайка», но это от него и не скрывали. Последний этап подготовки Егора проходил на стрельбище, оборудованном в глухом лесном овраге. Астафьев с интересом ознакомился с новыми видами оружия: снайперской винтовкой «винторез», автоматом «вал», пистолетами-пулеметами «бизон-3», «каштан», «гепард», гранатометом «ГМ-94» последней разработки. Егор быстро разобрался с оружием и точно поразил те мишени, которые перед ним выставили. Впереди оставался экзамен — контрольный рукопашный бой. О том, что конкретно он собой будет представлять, Егору пока не сказали ни слова. Между тем наступило утро пятнадцатого июля. Дата пресловутого контрольного боя. С утра, с шести часов, из его палаты начали выносить тренировочное оборудование, оставив, в конце концов, только маты на полу. Даже кровать вынесли. Ближе к обеду, от которого, понятно, Астафьев отказался, в палату вошел благообразного вида мужчина лет пятидесяти. Его сопровождал, что неприятно поразило Егора, муж его бывшей жены Андрей Карельский. Быстро прокрутив в голове ситуацию, Астафьев наконец понял, почему ему в свое время так не понравился визит Галины. Не квартира ее интересовала, а он сам. Она приходила узнать, что ныне представляет собой ее бывший боевой муженек. И оценить как материал для работы, как товар для еще неясной сделки. Это по ее наводке Егора взяли, в этом сомнений больше не было. Ну, Галина! Ну, стерва! Будет возможность — поговорим еще! С тобой и мужем твоим поговорим! — Здравствуйте, Егор Васильевич Астафьев, — поздоровался первым неизвестный мужчина и сел в кресло, услужливо и мгновенно подставленное охраной, которая после этого расположилась возле двери, демонстрируя свою вооруженность. — Добрый день, — ответил Егор, стараясь не обращать внимания на Карельского. — Познакомимся? — предложил неизвестный. — Ничего не имею против! — ответил Астафьев, демонстрируя совершенное безразличие ко всему происходящему. — Меня зовут Дмитрий Петрович Вишняков, а этого человека, — он кивнул на Карельского, — думаю, представлять нет никакой необходимости. — Не стоит! Мы с ним в какой-то степени родственники, или вы не считаете так, Андрей Викторович? — Разговаривайте с Дмитрием Петровичем, это его вы интересуете, а не меня! — Мне без разницы, с кем разговаривать, — перевел Егор взгляд на Вишнякова. Тот достал сигареты, закурил. — Почему, Егор, вы не спрашиваете, каким образом оказались здесь? С какой целью вас лишили свободы незаконным путем? Не возмущаетесь? Не интересуетесь, что вообще в конце концов происходит? Не спрашиваете о том, что не может быть вам безразлично? — А смысл? Мне ясно и без вопросов, что я по каким-то причинам оказался вам очень нужен. Нужен как специалист в области боевой работы. Имеющий богатый опыт в области разведывательно-диверсионной деятельности. Ну а остальное вы мне сами скажете. — Логично! Мне понравился ваш ответ! Действительно, я имел возможность изучить вашу биографию, и, как профессионал, вы меня заинтересовали. Скажу больше, читая о ваших подвигах в Афганистане, я от души восторгался действиями отряда «Вепрь», которым вы тогда командовали. Особенно теми приемами, которые вы использовали, не щадя противника и не оставляя ему шанса сдаться в плен! Здесь мы с вами в чем-то похожи. А тренировочный процесс и отзыв господина Трунова, очень опытного специалиста, лишь подтвердили правильность сделанного мной выбора. Выбора, подробности которого вы узнаете сразу после своеобразного экзамена, который я решил вам устроить. Хотя Трунов и утверждает, что в нем нет необходимости, я все же хочу лично посмотреть, на что вы сейчас способны. Убедиться, так сказать, в вашей пригодности для выполнения своей будущей миссии. Экзамен, как вы знаете, Егор, будет заключаться в рукопашном бое. Против вас выступят четверо неплохо подготовленных молодых бойцов. Ваша задача — выйти победителем в схватке. Все просто, не правда ли? Вопросы ко мне есть? — Будет ли противник вооружен? Если да, то чем? И насколько я свободен в своих действиях? Этот бой на поражение или имитация? — Отвечаю: противник вооружен не будет, вы свободны в своих действиях полностью. Бой на поражение, никакой имитации! Вас не будут жалеть, и вы никого не жалейте, — в глазах Вишнякова блеснул какой-то нехороший огонек, огонек убийцы. Он продолжил: — Лучше, конечно, если не будет трупов, но тут уж как господь даст. И еще! Начало и конец поединка по моей личной команде. — В общем, ни два, ни полтора. Что ж, попробуем работать с вашими мальчиками в щадящем режиме. Но если они поведут себя излишне агрессивно, я за их жизни не ручаюсь. — О своей бы побеспокоился, гладиатор! — пренебрежительно бросил Карельский. — А вы сами, Андрей Викторович, не желаете выступить в схватке? Я даже согласен, чтобы вы стали пятым человеком в стане противника, а? С каким бы удовольствием я свернул твою поросячью шею! — Ты еще дерьмо, чтобы я с тобой связывался лично! — побагровев, ответил Карельский, отвернувшись от Астафьева и встав за спину кресла босса. — Андрей, прекрати! — приказал Вишняков. Егор же сказал: — Запомни свои слова, Карельский. Наступит время, я тебе их напомню, если тебя не удавят раньше. — Я сказал прекратить! — повысил голос Дмитрий Петрович. — Устроили здесь балаган, понимаешь. Молчать! Всем! А ты, Андрей, если что-то не нравится, можешь идти отсюда! — Да нет! Я, пожалуй, останусь, посмотрю, как из этого супера наши ребята сделают полного инвалида. Вишняков поднялся, спросил: — Вы готовы, Егор? — Как пионер! — Что ж, тогда начнем, пожалуй. Виктор, — крикнул он в открытую дверь Трунову, — давай сюда бойцов! В палату, превращенную из спортзала в ринг, вошли четверо, среди них и тот самый качок, к которому Егор питал особые чувства. — А, урод, и ты здесь? — обратился к нему Астафьев. — Сейчас ты сдохнешь, собака! — ответил качок. — Ну-ну, разберемся с тобой отдельно. Четверка разошлась по углам, оставив Егора посередине. Астафьев напрягся, полностью переключив себя на бой. Кроме четырех человек, которых он должен вырубить, никого и ничего для Егора сейчас не существовало. И он знал, что ему делать. Вишняков осмотрел арену предстоящей схватки, откинулся в кресле, коротко бросил: — Бой! Четверка, как ожидал Егор, не бросилась сразу на одиночку, решив, видимо, разыграть спектакль перед своим боссом, уверенная в том, что этот хоть и подготовленный, но заранее обреченный мужик серьезной угрозы для них не представляет. И этой самоуверенностью все четверо совершили роковую ошибку. Егор, в отличие от них, не стал ожидать нападения. Он сам пошел в атаку. Направив ее в неожиданном направлении — назад. Он в один прыжок оказался у бритоголового, занявшего позицию с тыла и меньше других ожидавшего подобного маневра. Секундным его замешательством и воспользовался Егор, мощным ударом в нос отбросив на стену. Раздался глухой стук. Кроме полученного нокаутирующего удара, бритоголовый разбил себе затылок о бетон и медленно осел, обливаясь кровью. Астафьев, тут же развернувшись, бросился на того, кто находился впереди, отбив на лету удар, который все же попытался нанести правый боец. Передний же выставил перед собой колено, еще мгновение, и, разогнув ногу, он встретит Астафьева прямым ударом. Но Егор, резко остановившись, развернулся вокруг оси и врезал правой ступней в голову тому, что находился справа. Нанес в тот момент, когда рука, наносившая не нашедший цели удар, находилась на излете и противник был открыт. Незадачливый боец со сломанной переносицей отлетел к креслу Вишнякова. А передний, продолжая прием, сделал холостой выпад ногой. Она, не найдя точки соприкосновения с целью, потянула за собой все тело вперед. Противник потерял равновесие и был занят тем, чтобы его восстановить. Егор уже присел и кулаком левой руки нанес удар в промежность. Паренек охнул, схватившись за свои яйца, и оказался между Астафьевым и качком, наконец решившим пойти вперед. Егор ударом в горло скрючившегося от боли в промежности бойца отбросил в сторону. По времени схватка не продолжалась и минуты, а справедливость была восстановлена: против Егора остался один противник. Зато какой! Самый желанный. Качок, ставший свидетелем такой мгновенной, убийственной атаки со стороны Астафьева, подрастерял уверенность в своих силах. И это легко можно было прочесть в его глазах. А значит, еще не вступая в бой, он уже проиграл. Но не просить же ему пощады на виду у босса? Это смерти подобно! Поэтому, явно пересилив себя, он, вдруг дико закричав, бросился на Егора. В руке мелькнуло лезвие ножа. Вишняков среагировал мгновенно, увидев оружие в руках своего человека. Он встал и крикнул: — Брек! Но качок ничего не слышал и не видел, кроме ненавистного мужика. Егор спокойно дождался, когда парень сблизится с ним, уловил движение вооруженной руки. Качок решил бить сбоку. Астафьев сделал шаг навстречу, остановил удар предплечьем левой руки. Тут же, блокировав запястье врага, дернул его руку влево и назад, одновременно рванув ногу качка вверх. Тот упал на спину, нож отлетел в сторону. — Брек! — уже спокойней дал команду Вишняков, полагая, что все закончилось. — Брек так брек, — ответил Егор и тут же, нагнувшись, нанес смертельный удар средним пальцем качку под кадык. Тот дернулся, захрипел, дыхание перехватило, изо рта показалась пена. — Я же приказал остановить бой! — взвился Вишняков. — Извините, Дмитрий Петрович, — так же спокойно, будто ничего не произошло, ответил Егор, — не хотел я. Инстинкт на оружие, наверное, сработал. Как-то само собой получилось. — Получилось! — сплюнул на пол Вишняков. К забившемуся в предсмертных судорогах качку подошли Вишняков, Карельский и Трунов. Последний махнул рукой, сделав вывод: — Это конец! — «Получилось», — передразнил Егора Дмитрий Петрович. — Труп получился! Егор стоял в стороне, разминая руки. Качок вскоре затих, в палату вошла Лариса. Она принялась осматривать выведенных из строя бойцов Вишнякова, бросив при этом на Астафьева восхищенный взгляд. Хоть кто-то рад его победе! Качка вынесли. Вишняков, стоя посередине зала, спросил у женщины: — Что с этими, Лариса? — У двоих сложные переломы. Третий ничего, но сильный ушиб интимного места, долго бедняге теперь кровью писать. Плюс ко всему прочему у всех сотрясение мозга. — Откуда ему взяться-то, мозгу? — пренебрежительно охарактеризовал своих поверженных бойцов Вишняков. — Ну ладно, везите их в клинику. И чтобы никто и нигде слова не проронил. К кому везти, знаете. Андрей, это тебя касается. Организуй госпитализацию этих придурков. Вишняков обернулся к Егору, поставив руки на бедра: — Да, Астафьев! Чего-чего, а такого исхода я никак не ожидал. Надо было послушать Трунова и не проводить этот идиотский бой. Но как ты их!.. В считанные секунды! — Подготовка, — кратко ответил Егор. — Подготовка, — согласился Вишняков, — не то что сейчас! Было время, готовили настоящих воинов. А скажи мне, неужели ты убил Горшка только за то, что он постоянно лаялся с тобой? — Так качка звали Горшок? — Ты не ответил на вопрос. — Нет. Если бы он не достал нож, то остался бы жить. Получил бы свое, конечно, но жил бы. Как и остальные. Да, у двоих переломы, третий надолго о бабах забудет, но это пройдет, склеят ваших бойцов. Все же я работал в щадящем режиме. — Ни хрена себе в щадящем! — воскликнул Вишняков. — А при боевом столкновении вместо одного вы сейчас имели бы четыре трупа, с одним и тем же ранением горла. — Слов нет, Астафьев! Но что мы стоим здесь? Идем. — Это вы мне? — спросил Егор. — А кому же? Экзамен ты сдал на «пять с плюсом», пойдем, отметим победу. К тому же узнаешь кое-что, обдумаешь. Идем. Глава 6 Вишняков с Астафьевым прошли длинным коридором и вошли в обширный холл. По лестнице поднялись на второй этаж, в кабинет Дмитрия Петровича. — Присаживайся, Егор. За столик для гостей. Вишняков открыл бар, достал бутылку водки, две рюмки, поставил их на столик, затем принес тарелку с лимонными дольками, бросил пачку «Парламента» рядом с зажигалкой «Zippo». — Давай выпьем за твою победу. Ты просто поразил меня! — Вы хотите, чтобы я вновь ушел в запой? — Ах да! Ну а я приложусь. Вишняков выпил, закусил лимоном. — Кури, — разрешил хозяин кабинета и сам поднес огонь к сигарете Астафьева. — Скажи мне, Егор, вот ты сейчас убил человека, и что? Ничего не чувствуешь? — Я убил того, кто хотел убить меня, это самозащита. Согласен, неоправданно жесткая, но все же самозащита, а не расчетливое убийство. Так что я должен чувствовать? Жалость? Ее нет. Как и нет удовлетворения от содеянного. Угрызения совести? Подобные эмоции меня давно уже не волнуют. И вообще, Дмитрий Петрович, давайте сменим тему, вы же привели меня сюда не для того, чтобы говорить о каком-то Горшке? — Нет, конечно, не для этого. Просто хотел заглянуть тебе в душу. — Заглянули? — Заглянул. — И что увидели? — Кусок льда. — Гм, возможно, вы и правы. — Я редко ошибаюсь в людях, — с неким пафосом сказал Вишняков. — Сомневаюсь, — неожиданно ответил ему Егор. — Что? Сомневаешься? — Да. — Интересно… Объясни. — Ваше окружение говорит об этом. Один Карельский чего стоит! Подонок! — Это в тебе ревность говорит. — Нет, не ревность. — А что же? — Вам лучше знать. — Разговор не обо мне. Чем тебе так не нравится Карельский, если ревность действительно не имеет места? — Он из породы потенциальных предателей. Есть такая категория людей. Он хорош, пока служит сильному хозяину, но появится более сильная личность, поманит его к себе, и Карельский в момент переметнется, сдав при случае своего бывшего шефа. И сделает это с удовольствием, потому что делает подлянку тому, перед кем вынужден был стоять в свое время на задних лапках. — А ты не такой? — Вы мое личное дело читали, могли бы и не спрашивать. — Да, подполковник спецназа Астафьев не из категории предателей и трусов. Это верно. Но его принципы служат ему же во вред. Ведь ты отказался бы работать на меня, предложи я тебе такой вариант? — Отказался бы. — Вот видишь! А Карельский служит и не бедствует, а ты кто? Нищий бывший офицер с полной грудью боевых наград канущей в небытие страны. Ну ладно. Разговор какой-то гнилой получается, а пригласил я тебя для другого. — Ну и давайте об этом, другом. — Я обещал тебе объяснить, в каких целях захватил тебя? Объясняю. Слушай только внимательно, ибо каждое мое слово будет напрямую касаться твоего будущего. — А не много вы берете на себя, Дмитрий Петрович? — Не много, Егор, не много, и сейчас ты в этом убедишься. И чтобы не питал иллюзию скрыться отсюда, что, в принципе, в твоих силах, я кое-что тебе покажу. Надеюсь, у тебя крепкие нервы? — Крепкие. — Тогда смотри. Вишняков вытащил из бокового кармана несколько фотографий. На снимках была изображена одна и та же сцена, но в разных ракурсах. Освещенная вспышкой фотоаппарата яма, в которой, скрючившись на каком-то мужчине, с перерезанным горлом лежала его бывшая супруга Галина. — Узнаешь? — внимательно глядя на Астафьева, спросил Вишняков. — Узнаю, — спокойно ответил Егор. — Вот, значит, как закончился ее путь, ее стремление к роскоши и беспечной разгульной жизни… Что же, она получила то, что заслужила. И кто порешил ее? — Как кто? Конечно, ты! — Я? — Ну не я же? Я даже знаком с ней не был. — А с чего вы взяли, что это я убил Галину? — Холодок пробежал в груди Егора, он почувствовал хорошо организованную ловушку. — Ты в могилку-то повнимательнее глянь. Туда, где голова мужика, бывшего следователя прокуратуры, покоится, тоже, кстати, тобою конченного. Ты что, застал их вместе? И ревность помутила твой разум? — явно издевался над Егором Вишняков. — Неплохая версия для ментов, не так ли? Егор всмотрелся в снимок и увидел кухонный нож, а рядом какие-то часы. — Нож и часы мои? — Твои, Егор, с твоими отпечатками. Такие вот дела! Но Егор не слушал Вишнякова. — Когда же вы успели их изъять у меня? А, ну конечно, их прихватила с собой Галина, когда приходила ко мне якобы насчет квартиры. Значит, собственную смерть себе приготовила и, конечно, по сценарию Карельского. Да… Дура! — Что ты о ней, ты о себе подумай! — А что мне думать? — Как что? Представь себе, что будет, если эти фото с указанием точного адреса захоронения слить ментам? И нужным ментам! Что с тобой будет? Тебя арестуют и закроют в СИЗО для начала. А там, глядишь, на очной ставке ты вздумаешь бежать, ну и пристрелят тебя, как положено. — Часы и нож в могиле могут оказаться не моими, а весь ваш базар — блеф! — Это не блеф, а нож и часы твои, Астафьев. — Что вы хотите? Чего добиваетесь? — Я хочу от тебя немного, а именно вернуть свою дочь. — Ничего не понимаю, какую дочь? — Она у меня приемная, но тем не менее я люблю ее так, как большинство родителей не любят своих родных детей. — И откуда вернуть? — Из Чечни! — Хорошее предложение, ничего не скажешь, и как вы видите это в реальном исполнении? — Это твоя проблема. — Зашибись! Ну, если вы считаете, что эта моя проблема, то хоть посвятите в курс дела. — Это другой разговор, слушай. И Вишняков рассказал Астафьеву подробности исчезновения дочери и о последующих звонках с требованием выкупа. — А вы, вместо того чтобы заплатить, тянете резину и готовите человека, который должен вытащить вашу дочь. — Не только вытащить Вику, но и уничтожить похитителей. — И все это должен сделать один человек? Вы чем думаете, Вишняков? Это же невозможно! Даже теоретически. — Я думаю тем, чем надо, и если бы считал, что акция изначально обречена на провал, не стал бы привлекать тебя. — Может, объясните понятнее? — Конечно, иначе зачем бы я привел тебя сюда. Подожди немного. Вишняков подошел к своему рабочему столу, достал потертую военную карту. — Подойди сюда. Когда Вишняков наклонился, Егор увидел у того за поясом пистолет. План созрел мгновенно, но его еще рано было воплощать в жизнь — послушаем, что задумал этот подонок. Дмитрий Петрович начал: — По моим данным, подтвержденным данным, дочь содержится в горном заброшенном ауле Алтан-Юрт, вот он, отмечен на карте. Почти на самой границе с сопредельным государством. Наших войск там не было и нет, боевых действий не ведется, нейтральная, скажем так, зона. Самое сложное — добраться туда, но с твоей подготовкой это возможно. Чеченцы держать там большие силы не смогут, в этом просто нет необходимости, они не допускают мысли, что кто-то может посягнуть на них там. — Откуда вы знаете, что чечены допускают, а что нет? — Ты бы стал держать там большой отряд? Его кормить надо, платить… Чем платить, если в боевых действиях они не участвуют и никого не грабят, там просто некого грабить. Они ждут выкупа! — Так и отправляйся к ним сам. С этими словами Егор выхватил пистолет Вишнякова, ударом рукоятки на короткое время вырубив последнего. Обыскал его. Кроме заряженного пистолета «ПМ» и дополнительной обоймы, никакого оружия при нем не оказалось. Прошел к двери, закрыл кабинет на ключ. Затем Астафьев усадил тучное тело Вишнякова в кресло, плеснул ему в лицо водки, так как воды не нашел. Дмитрий Петрович пришел в себя. Встряхнул головой, посмотрел на Егора, сидящего напротив с направленным в живот Вишнякова стволом. — Вот ты как, Егор? Лихо! Молодец! — Своих поджопников хвалить будешь, я не нуждаюсь. — И все же умели раньше готовить «спецов», ни малейшей оплошности не прощают! Используют каждую мелочь! — Ты дифирамбы-то заканчивай петь. Лучше думай, как теперь следует поступить. — А что ты предлагаешь? — Во-первых, всю свою стаю собери на первом этаже и предупреди, чтобы не вздумали пойти на штурм, это для тебя смерть. Хотя нет, это как раз и спровоцирует штурм. — Что ты хочешь этим сказать? — Я думаю, что Карельский не упустит такой шанс убрать тебя. Кому ты доверяешь больше всех? — Своему троюродному брату, Рудакову. — На телефон, свяжись с ним, пусть он рассеет охрану, а Карельского держит под контролем. — Дался тебе этот Карельский! — Ты прав. Он еще ответит за смерть Галины! — Ну хорошо, а что дальше? Захватил ты меня, молодец, недооценил я тебя, но дальше-то что? Думаешь уйти отсюда, прикрываясь мной? Куда, Егор? Следом последует «хвост». Тебя в любом случае уничтожат. — Вполне вероятно. Но сначала я пристрелю тебя. — И обречешь своих престарелых родителей на медленную, мучительную смерть. — Что? — А то. Плохой ты сын! Давно родителей не навещал. А мы вот побывали у них в гостях, довольно милые старики. Даже поселенца к себе на лето пустили. Как понимаешь, моего человека. Что будет с ними, если ты убьешь меня, догадаться нетрудно. Они-то при чем в опасных играх своего, поверь, горячо любимого сына? — Ах ты, собака! — А ты как думал? Ты даже можешь своему другу детства позвонить. Тому, что в ФСБ служит. Ты же просчитывал такой вариант? И он бы сработал на все сто. Ребята из госбезопасности разнесли бы мое гнездо в несколько минут, но… ты плохой сын и совсем забыл про родителей! Или они тебе безразличны? Тогда действуй, Егор, все козыри у тебя на руках! — Заткнись! Астафьев задумался. Если Вишняков не обманывает, а он, скорее всего, говорит правду, то его отцу и матери реально грозит смерть, соверши он ошибку. Как же он, бывший командир «Вепря», не просчитал, что бандиты могут использовать его родителей? У него просто в голове не укладывалось, что можно таким подлым образом зацепить его. Оказывается, эти твари на все готовы. Что же делать? Созвониться с Кулагиным? Но успеет ли он прикрыть родителей? Может не успеть. Кто знает, когда и кто даст сигнал этому постояльцу на акцию уничтожения? Ведь им может оказаться любой из окружения Вишнякова, как только спецназ ФСБ атакует это осиное гнездо! Да! Кулагин ему поверит и примет кардинальные меры, но потерять родителей из-за какого-то Вишнякова, Карельского и иже с ними? Может ли он, Астафьев, так рисковать? С другой стороны, постояльца необходимо срочно убирать из дома отца с матерью, да и их прятать! Но это возможно лишь согласившись на условия Вишнякова. Только он может убрать постояльца, а Володя Кулагин укрыть родителей. И при этом школьный друг ничего не должен узнать про его злоключения. Да! Приходится признать, что Вишняков выиграл этот раунд! А Дмитрий Петрович будто читал мысли Егора. — Ну что, Егор Васильевич, не все так просто, да? — Ладно, Вишняков, будем считать, ты уговорил меня отправиться за твоей дочерью. — Я был уверен, что ты согласишься мне помочь. — При помощи самого подлого шантажа! — Такова жизнь, Егор. — Но я еще не все сказал. — Так говори. Я внимательно тебя выслушаю. — Делаем так. Ты немедленно убираешь постояльца от родителей, я же связываюсь с другом из ФСБ, он забирает из деревни моих. Чтобы больше подобный шантаж не прошел. — Но твой друг наверняка почувствует в твоей просьбе неладное и предпримет меры, чтобы через родителей, которые могут дать описание моих людей, начать раскрутку этого дела и в конце концов выйти на меня. И все твои просьбы никакой роли не сыграют. Комитетчики не упустят своего шанса, несмотря на все заверения. С ними такие вещи не проходят. Я не согласен на эти условия. — Что ж, тогда я вызываю комитетчиков сюда и в деревню, глядишь, и успеют спасти стариков, а нет, то ты пожалеешь, что родился. Вот такой расклад. Егор взял трубку сотового телефона, набрал номер справочной. — Подожди, — остановил его Вишняков, — не горячись, выслушай мое предложение. — Ну? — Кончим игру. — Не понял? — Все ты понял. Ты выиграл, я сделал ставку не на того человека и совершил ошибку. Что ж, надо уметь и проигрывать! Я сейчас уберу охрану, вывезу тебя отсюда. В машине мы будем втроем: я, ты и водитель. Он будет без оружия. Поедем к месту захоронения Галины, водитель вскроет могилу, заберешь улики против себя, потом к твоим в деревню, заберем стариков, и я доставлю тебя куда угодно, хоть к зданию ФСБ на Лубянку. И… разойдемся. Живи, как хочешь, никто тебя не тронет! Егор не мог понять, почему вдруг Вишняков так легко признал поражение и предлагает вариант полной реабилитации Астафьева и свободы. Он не мог знать, насколько хитер Вишняков, решившийся на последний ход, разыгрывая карту несчастного отца, которому не удалось организовать акцию спасения дочери. Дмитрий Петрович играл и делал это умело. Если бы Егор имел хоть десятую часть коварства этого человека, он, возможно, и раскусил бы его. Но Астафьев был человеком порядочным и не мог предположить, что вновь попадает в сети Вишнякова. Ему бы согласиться и принять вариант Вишнякова, но его неожиданно охватили сомнения. Он хотел понять логику Вишнякова, а ее не было, был лишь точный, подлый расчет. Астафьев вдруг подумал о дочери Вишнякова, которая решением отца, по сути, приговаривалась к смерти. И Егор спросил: — А как же твоя дочь? Ты успеешь выплатить выкуп? Вот этого и ждал Дмитрий Петрович. Клюнула честь офицерская! С заглотом клюнула. Вишняков сыграл скорбное раздражение: — Тебе теперь какая разница? Ты и твоя семья не пострадают, а это для тебя главное. Какое тебе дело до моей дочери? — Я спросил, ты успеешь заплатить выкуп? — А где я возьму три миллиона долларов? Может, ты займешь мне? — Три лимона «зеленых»? — Ты думаешь, если сумма была бы реальной, я пожалел бы денег и стал искать профессионала? Да мне плевать на деньги, но у меня нет той суммы, которую запросили похитители, и взять ее негде! Ну что ты застыл? Мы едем? Или и дальше будешь мне мозги сношать? Выиграл? Радуйся! — Стой! Погоди! Отдай команду вывезти моих родителей на Лубянку, я им записку передам, кого там спросить. Друг сделает для них все, что нужно! И нож с часами прикажи сюда доставить. Потом говорить будем. Звони, не теряй времени! — Я не пойму тебя, герой! — Звони, говорю, потом поймешь! Я пока думать буду! Через два часа условия Астафьева были выполнены. На сотовый телефон Вишнякова позвонил Кулагин. — Егор, что все это значит? И где ты? — Володь, мои у тебя? — Да! — Сними где-нибудь для них квартиру, чтобы никто, кроме тебя, адреса не знал, и если есть возможность, обеспечь их безопасность. — Ты можешь мне объяснить, куда ты попал? — Со мной все в порядке, еще встретимся. Назови свой мобильный номер. Кулагин продиктовал цифры. Егор, обладавший отличной памятью, не стал записывать. Спросил: — Я могу, Володь, на тебя рассчитывать? — Насчет родителей или ты еще что-то имеешь в виду? — Насчет родителей. — Можешь не волноваться, они будут в резиденции одной секретной службы. — Спасибо, и прошу тебя, не пытайся что-либо выяснять обо мне, только навредишь. Как встретимся, я тебе все объясню. Ну пока, мне пора. Вишняков, слышавший этот разговор, был доволен. Все же он добился своего! Нож и часы были уничтожены. Егор обратился к Вишнякову: — У тебя есть фотографии дочери? Желательно последние. — Конечно. — Покажи. Вишняков достал альбом из книжного шкафа, вытащил несколько фотографий, разложил на столе. Егор подошел. Взял в руки одно фото, где девушка была снята одна. — Какая она красивая! — невольно вырвалось у Егора. И в самом деле, его поразила необыкновенная, какая-то естественная, природная красота Вики. Егор взял другой снимок, где Вика была уже в свадебном платье рядом с молодым человеком, который сразу не понравился Астафьеву. — И этого урода твоя дочь выбрала себе в мужья? — А что тебя в этом удивляет? Любовь — она не выбирает. — Заговорил стихами. А удивляет потому, что не могла Вика полюбить этого самовлюбленного типа! — Почему? — Потому, что не могла! Это твое наверняка решение связать их браком. — Разве возможно насильно заставить девушку замуж, это в наше-то время? — В вашем гадюшнике все возможно! А такой новоиспеченный отец мог сделать из ребенка послушную игрушку, такую бессловесную овечку, во всем подчиненную прихотям пастуха — деспота отчима! — Этот брак в ее же интересах! — Да? Значит, я оказался прав? Ты заставил Вику выйти замуж за нужного тебе человека? — Я ее не заставлял. Просто сказал, что этот союз был бы выгоден всем! — И тебе в первую очередь! Ну и подонок ты, Вишняков! — Послушай, выбирай слова? — Да пошел ты!.. Хотя, подожди, после твоей смерти кто получает наследство и в каких долях? — Тебе это зачем? — Ответил бы я тебе… Так как обстоит дело о наследстве? — Все переходит к Вике. — А после ее смерти к мужу? — Да, но лишь при наличии прямого ее завещания, которое должно быть составлено и зарегистрировано в Москве. Она его еще не составляла, насколько я знаю. — А как в твоем окружении оказался будущий муж дочери? — Ты учинил мне настоящий допрос! Зачем тебе все это? — Так, выяснить для себя кое-что. — Эдуард Хованский, так его зовут, сын Геннадия Львовича Хованского, с которым мы начинали ювелирный бизнес. Естественно, его сын остался в деле, когда оно расширилось. — А Карельский как попал к тебе? — Он протеже моего дяди. Специалист по драгоценностям отменный. — Как и по организации убийств этот подонок тоже спец отменный, так? — Про убийства я ничего не знаю, но он меня устраивает. — Еще бы, такие всегда в цене! — Что еще? — Скажи мне, как быстро сможешь подготовить мой отъезд в Чечню? — Что конкретно мне нужно сделать? — Во-первых, подготовить джип с оформленной по всем правилам генеральной доверенностью. Во-вторых, разрешение на пистолет твой, я его прихвачу с собой. — Но на оружие потребуется время, и немалое, — перебил Егора Вишняков. — Это твои дела. Хочешь, чтобы я отправился быстрее, сделаешь. Через свои связи сделаешь. Намекал же на продажных ментов? Так через них и работай. В-третьих, деньги — сто тысяч баксов с собой в дорогу, как аванс. По возвращении с Викой еще двести кусков. Это нормальная плата за риск, и это гораздо меньше трех лимонов. В-четвертых, маршрут я выбираю сам, и не пытайся за мной следить, себе дороже выйдет. Ну а остальное — мое дело! Объяви своим людям, что переговоры закончились удачно, компромисс достигнут, и начинай работать. Деньги передашь перед самым отъездом, настоящие деньги, не вздумай подсунуть подделки, прогорю я — всему делу мандец! Перечисляя условия сделки, Егор подошел к окну. И это позволило ему заметить, как колыхнулась штора балконной двери в противоположном крыле выстроенного буквой Е дома. Там, на той стороне, кто-то явно находился, и, когда Егор показался, неизвестный наблюдатель что-то быстро убрал. А что мог убрать этот наблюдатель? Бинокль? Бессмысленно. Визуальный контроль за происходящим в кабинете ничего не давал, кроме некоторого конфликта, который был почти сразу замят. Прослушка? Прибор дистанционного прослушивания? Это другое дело. Такое вполне могло иметь место. Тогда все, о чем они говорили с Вишняковым, стало известно лицу, которое очень интересовалось этим разговором. А кто был заинтересован в знании содержания беседы? Только тот, кто мог быть с похитителями заодно. Егору, в отличие от Вишнякова, с самого начала разговора было ясно, что похитители имеют в этом доме своего человека. Но кого? Больше всех на эту роль подходил Карельский, но он в больнице, хотя… — Дмитрий Петрович, — оторвал Вишнякова от отдачи распоряжений Егор. — Ну что еще? — Позвони в клинику, узнай, там ли Карельский? — Что? Зачем? — Делай, что говорю, а? Но только вызови не самого Карельского, а своего доктора на городской телефон. И если Карельский там, пусть подойдет, скажешь ему, чтобы возвращался. Вишняков покачал головой, позвонил в клинику. Вскоре оттуда ответил Карельский, и ответил по городскому телефону, сообщив, что сможет приехать не ранее чем через час. Так, Карельский отпадает. Рудаков внизу с охраной, с ним и продолжил разговор Вишняков. Кто-то из охраны? Нет! При их трехсменном режиме работы наладить тотальный контроль за фирмой невозможно. Стоп! А если Хованский? Где сейчас Хованский? Егор вновь оторвал от инструктажа Дмитрия Петровича. — Ну что еще? — А где твой зять? — Он с утра сказался больным, поэтому должен находиться в домашнем лазарете. — Вот как? И где, если не секрет, находится этот лазарет? — Какой секрет? Как раз напротив кабинета его окна и балкон. — Ага! А ну-ка позвоните ему туда. — Это еще зачем? — О здоровье справься. Звони! Вишняков вызвал лазарет. Ему тут же ответил зять. — Как здоровье, Эдик? — спросил Дмитрий Петрович. — Слабость и ломота в костях, а что, я нужен? — Нет. Врач у тебя был? — Да. И прописал постельный режим. — Ну лежи, коль врач прописал, и выздоравливай! — Спасибо. Вишняков, положив трубку, посмотрел на Егора. — Ну кого тебе еще проверить? — Не ерничай, Вишняковский, дело серьезное! — Вот и ты не наводи лишние понты. Мешаешь только организовать то, что сам и запросил. — Договорились, Дмитрий Петрович, не буду больше вам мешать. Значит, все же Хованский слушал разговор в кабинете и был тем самым «кротом». Но что же тогда получается? Что он сам и сдал Вику, свою жену, чеченам? А теперь информирует похитителей обо всем, что замышляется в стане Вишнякова, принимая в решениях самое непосредственное участие? Да, ситуация! В это время Вишняков закончил ставить задачу своим подчиненным. Егор ничего не стал ему говорить о своих подозрениях и отправился на отдых, в специально отведенную для него комнату в гостевом крыле здания. Он сбросил верхнюю одежду, принял душ, упал на двуспальную кровать, задумался. Вот и наступают времена, когда ему вновь предстоит окунуться в то, чем все эти годы жил — в боевую работу. Мог ли он остаться дома? Судя по тому, как развивались события по ходу словесной схватки с Вишняковым, то мог. И ушел бы, наверное, спокойно, и родителей не дал бы в трату. Остался бы свободным! А дальше что? Опять протухшая квартира? Опять одиночество! Или идти к Нине? Она любит его, примет с радостью, обласкает, окружит вниманием и теплом, но он-то не любит ее. И что, играть вот так в счастливую пару? Не получится у него так, сорвется, запьет и себе, и хорошему человеку жизнь сломает! Имеет ли он на это право? Нет! Вот и получается, что нет у него будущего, жизнь сломалась вместе с приказом об увольнении. Так почему в конце не тряхнуть стариной, не окунуться в родную стихию войны, а там, может, и девушку спасти? Удавались же подобные операции двадцать лет назад? И потом, образ молодой женщины, Вики, Виктории — какое красивое и сладкое имя, не давал покоя Егору Астафьеву. Непонятное тепло разлилось в его груди, когда он только увидел ее снимок, тот, на котором она была одна, и чувство, похожее на обиду, когда на втором снимке она стояла рядом с бездушным Хованским. Одно успокаивало и возвращало тепло — это ее глаза, печальные глаза невесты. Егор попытался отогнать мысли о Вике, но стремление добраться до нее все более крепло в нем, и сейчас он пошел бы за ней безо всяких условий, платы, сам, добровольно, безо всякой надежды на возвращение. Да, Астафьев, а ты еще юноша в душе, рыцарь печального образа, такой же, как и двадцать лет назад, когда старшим лейтенантом пришел в «Вепрь», командиром группы, рвущимся в бой, словно там тебя ждало что-то необычное, опасное, но такое привлекательное! Ты и остался таким, пройдя почти всю войну, став командиром отряда спецназа. А затем и на «гражданке» в пьяных, рваных снах часто видел себя молодым и счастливым рядом с красивой женщиной, которую ты обязательно в кровавой схватке вырвал из лап бандитов. Может, один из этих снов оказался вещим? С одной оговоркой, что Вика твоей никогда не будет, стар ты для нее, бывший лихой офицер! Под эти размышления Егор уснул. И это было кстати — отдых был ему просто необходим. Вечером его разбудил сам Вишняков: — Вставай, гладиатор, а то ночью что будешь делать? — Ты за меня не волнуйся, найду занятие, например, Карельскому морду набить! Чем не занятие? И растянуть его можно по времени хоть до утра. — Нет, ты достал меня с этим Карельским! — Свое он еще получит. — Ну и черт с ним. Слушай внимательно: документы все готовы, джип тоже, утром в пять начальник службы охраны передаст тебе деньги, и ты можешь отправляться. — Вишняков положил на прикроватную тумбочку тонкую кожаную папку. — Здесь все, проверь. Еще мои люди подобрали тебе кое-какую одежду, не поедешь же ты в спортивном костюме? — С трупов сняли прикид-то? — Ты что, Астафьев? Тьфу, — сплюнул он. — С трупов никогда ничего не снимали, запомни это! — Так в цепях и при «болтах» хоронили? — «Рыжье» не в счет. — Так где одежда? — Чуть позже принесут, часам к восьми, придет портной, примеришь. Все, что надо, он исправит. — И стоило из-за этого меня будить? Только сон оборвал, ты даже здесь паскудничаешь, Вишняков! — Надо еще определиться, как будешь уходить. — Вот после портного и определимся. Ты кому из своих людей больше всего доверяешь? — Рудакову Сергею, он мой брат, пусть и троюродный. — Вот и прихвати его с собой. — Тогда до встречи? — Давай! Вечером, после того как одежда Астафьева была приведена в порядок, Вишняков, Егор и приглашенный Рудаков вкратце отработали схему ухода Астафьева из Москвы. Немного поговорили и разошлись. У себя в кабинете, где босса ждал Карельский, Вишняков спросил: — Джип пометили? — Как вы и приказывали, шеф. — Кто пойдет за джипом? — Самые проверенные: Граф, Ганс и Крюк. — Предупреди, чтобы были аккуратны, только слежение, никаких враждебных действий. Мне надо, чтобы этот спецназовец как можно быстрее достиг Чечни. — Я так и проинструктировал Графа, — не моргнув, солгал Карельский. На самом деле задача, которую он поставил своим личным подчиненным, кардинальным образом отличалась от того, что требовал босс. Но у каждого своя игра! Глава 7 В шесть утра джип с Сергеем Рудаковым за рулем и Егором Астафьевым на месте пассажира выехал из усадьбы Вишнякова. Из окна больничной палаты домашнего лазарета Хованский проследил, как машина скрылась в лесном массиве, подошел к двери. Выглянул в коридор. В это время там никого не было. Достал аппарат спутниковой связи, вызвал далекого абонента. Тот ответил, не называя, как всегда, себя: — Слушаю. — Хованский на связи. — Какие новости? — К вам отправлен человек для освобождения Виктории, профессионал очень высокого уровня. — Твой Вишняков совсем спятил? Он же, сука, обещал заплатить! — Я передаю только то, что знаю. Мало того, в его задачу входит и ваше уничтожение! — Тварь! Мразь! Чужого отдать не хочет! Ну, сука, Вишняков! — Что вы сказали? — Это тебя не касается, ко мне есть еще что-нибудь? — Пока нет! — Ну ладно, пес смердящий! Это я не тебе, Эдуард. Связывайся с Карельским, теперь вы будете работать непосредственно в паре. — С Карельским? Он что, в курсе всего происходящего? — С самого начала и давно знает Абдуллу. Карельский и организует устранение «профи» по дороге на Ростов, а вы вместе начинайте подготовку ликвидации самого Вишнякова. — Извините, вопрос можно? — Спрашивай. — Почему я ничего не знал о Карельском? — А зачем? Настало время — узнал. — Я поговорю с ним. — Это твое дело, теперь вы работаете в единой связке. Все! Конец связи. — Подождите… С Вики нужно выбить завещание на меня, а оно должно, по желанию Вишнякова, быть составлено в столице. Завещание на все! Иначе мы ничего не получим, как ничего не получит и она сама, не составив этот проклятый документ! — Это не твоя забота. Работай! Конец связи. Связь оборвалась, Хованский задумался. Да, заварилась кровавая каша! Воспоминания вдруг обрушились на него. Знал бы Эдик, выпускник МГУ, что папа, Геннадий Львович, определяя сына в престижную, процветающую ювелирную фирму, толкает его в такую клоаку! Хотя все поначалу шло неплохо. Он был исполнительным работником, знал свое дело, на нем лежал сбыт продукции, которая изготовлялась под руководством Андрея Викторовича Карельского. Денег Хованский получал много, жил в свое удовольствие. Играючи. Имея собственную квартиру и машину, проводя вечера с дежурными девочками из отеля, расположенного рядом с его домом. И все бы хорошо, но однажды поздним вечером, когда он немного приболел и находился дома, в дверь позвонили. Эдик посчитал, что пришла одна из его пассий, и открыл дверь, не взглянув в «глазок». И тут же поплатился за неосторожность, получив сильный удар в челюсть, отбросивший его на ковровую дорожку прихожей. А в квартиру вошли два кавказца. Здоровые, с холодным отблеском в черных глазах. Тогда Эдя испуганно спросил, заикаясь и вытирая кровь с разбитых губ: — Кто вы? И что… — Заткнись! Отвечай только на вопросы. Ты Хованский? — Да… я. — Эдуард? — Да, Эдуард Геннадьевич. — Хорошо. Поднимайся, веди в комнату. Ты один дома? — Один. — Давай, давай, двигайся! Хованский поднялся, его бесцеремонно втолкнули в комнату, приказали: — Садись на диван, базар вести будем. Эдик послушно сел, испуганно глядя на грозных кавказцев. Такие зарежут и именем не поинтересуются. Один из них спросил, он и в дальнейшем вел весь разговор: — Ты работаешь у Вишнякова? — Да, в ювелирном салоне. — Правильно. Деньги хорошие получаешь? Девок имеешь? На машине рассекаешь по городу? Хорошо живешь, да? — Неплохо. — И дальше так жить, наверное, хочешь? — Разумеется, но… — Я же предупреждал, отвечай только на вопросы, я дам тебе возможность высказаться в конце нашего разговора. — Перед смертью, — вставил фразу, которая повергла Хованского в шок, второй кавказец и тихо, почти неслышно, засмеялся. Было видно, как побледнел Эдик, поэтому первый успокоил его: — Мой друг пошутил — ничего с тобой не случится. По крайней мере, сегодня. — Я… все понял, — ответил Эдуард. — Молодец. Но жизнь, к сожалению, коротка, — кавказец вытащил из красивых ножен длинный, с резной рукояткой, кинжал, — не длиннее, чем этот клинок. Стоит только подумать, что один взмах этого произведения искусства — и человека нет. Страшно, да? — Да. — И вот чтобы этот клинок спокойно лежал в ножнах, а не резал твою худую шею, надо кое-что делать, Эдик. — Что… что именно? — Не торопись. Зачем торопишься? Ты сначала хорошо посмотри на кинжал. Какой он острый! В горло войдет, как в масло. И кровь, много крови. А следом за ней и душа из тела, и ты труп! Холодный, безобразный труп, который, по вашему обычаю, бросят в деревянный ящик — и в могилу! Был человек, и нет человека. Плохо! Человек жить должен, правда? — Да, конечно, — сглотнув слюну и завороженно глядя на кинжал, еле сумел произнести Хованский. — Как думаешь, Эдик, зачем я все это говорю тебе? Зачем мы с братом пришли к тебе? И вообще, зачем все это? — Я… я… не знаю! — Не знаешь? Тогда я объясню тебе. Чтобы тонкая нить твоей жизни случайно не оборвалась от удара этого кинжала, — он поднял оружие клинком вверх, — ты должен оказывать нам некоторые услуги. И никому об этом не говорить! Понятно? — Да, но… — Не перебивай старших, Эдик, это некрасиво. Я же уже предупреждал! Первое, что ты должен сделать, это составить подробный отчет-схему работы вашей фирмы. Кто какую должность занимает, чем занимается на самом деле. Все о сотрудниках фирмы, их точные адреса. Особенно руководства. Где оно обитает. Где большую часть времени проводит Вишняков и его дочь Вика. Данные о Рудакове и его службе безопасности. Кстати, Вика учится? — Да, в школе. — Какой? — Точно не скажу, но в этом году заканчивает. — Хорошо. Дальше. Составишь схему охраны фирмы и ее сотрудников. В общем, через три дня все, о чем мы просили, ты принесешь ко входу на ВДНХ, я тебя там встречу. Поведешь себя неправильно, ослушаешься, расскажешь кому о нашей встрече — пеняй на себя. Тебе медленно отрежут голову. Клянусь Аллахом! Запомни это и скоро поймешь, что, связавшись с нами, ты получишь намного больше благ, денег и власти, чем имеешь сейчас. Ты все понял, Эдик? — Да, да, я все понял. — Тогда до встречи, кунак. Через три дня у ВДНХ, а это, — кавказец небрежно бросил пачку пятидесятитысячных купюр на диван, — тебе за то, что пришлось ударить тебя. Компенсация. Извини, но иначе разговора могло не получиться. До встречи, Эдик. Ровно через три дня Эдик пришел ко входу на ВДНХ. Кавказец подошел к нему незаметно и один. — Салам, Эдик! Хованский от неожиданности вздрогнул: — Здравствуйте. — Принес бумаги? — Да, вот они… — Он хотел передать небольшую тетрадь, но кавказец удержал его руку: — Зачем здесь? Здесь, брат, не надо. Пойдем вон в кафе, кофе выпьем, посидим, поговорим. — Я спешу! — Не надо спешить, Эдик. Я уже говорил, жизнь и так коротка, не торопись ее прожить. Идем! — приказал кавказец. Эдуарду пришлось подчиниться. Они сели за дальний столик на улице, не входя в кафе, под навесом, который слегка колыхался под порывами летнего теплого ветра. Кавказец сделал заказ. — Ну вот, теперь давай сюда свои труды, Эдя. Хованский наконец избавился от тетради. Кавказец бегло пролистал ее, бросил в кейс. — Потом посмотрю. Принесли кофе. Незнакомец предложил: — Может, коньячку выпьешь? Расслабишься, а то скованный ты какой-то. — Нет, мне еще на работу возвращаться. — На службе, значит, не пьешь? — Нет. — Похвально. И все же не надо так напрягаться. Может, это немного расслабит тебя? Кавказец протянул Эдику завернутую в бумагу тонкую пачку. — Там штука баксов. Любишь доллары? Эдик пожал плечами, но по его слащавой физиономии было видно, что полученная сумма за пустяковую, по сути, работу пришлась ему по душе. — Извините, — спросил он, — как мне называть вас? А то неудобно получается. Я даже обратиться к вам не могу. — Кино «Белое солнце пустыни» смотрел? — Смотрел, конечно, и не раз. — Абдуллу помнишь? — Да. — Вот и называй меня Абдуллой. — Ясно. — А теперь, Эдик, запомни! Раз в две недели будем встречаться здесь, в это самое время. Ты составляешь подробные доклады о всех изменениях в фирме, особенно среди людей. Если по какой-либо причине вовремя прийти не сможешь, предупреди по телефону, запомни номер. — Я сейчас запишу. — Я же сказал запомни, он несложен! Абдулла назвал цифры, которые действительно оказались легкими для запоминания. — Но предупреждаю: не пытайся искать несуществующие причины, чтобы сорвать встречи. Ты под контролем. И если обманешь — будешь наказан! Мы щедро платим своим людям, но жестоко караем тех, кто проявляет хоть малейшее неповиновение. Надеюсь, ты не глупый человек. — Я даже не думал о том… — Вот и молодец, — не дал договорить Эдику Абдулла, — иди! Аллах тебе в помощь! Абдулла проводил Эдика взглядом, достал сотовый телефон. Нажал клавишу вызова абонента по телефонной книге трубки: — Джалиль? Абдулла! — Салам, Абдулла, птенец прилетал? — Только что отпустил его! — Принес бумаги? — Конечно! Куда же он денется? — Изучи их, вечером приезжай, поговорим! — Хорошо, Джалиль! — До вечера! — До встречи! Абдулла положил телефон в кейс, отправился на стоянку, где его ждала новенькая синяя «Вольво». Так продолжалось более полугода, до мая месяца. Постоянные встречи с передачей по большей мере ничего не значащей информации и получением денег. Это настораживало. Не будут кавказцы выбрасывать деньги практически на ветер. Он чувствовал, что наступит время и его заставят сделать нечто большее, и эта перспектива пугала Хованского. Эдуард Геннадьевич не мог не понять, что вокруг фирмы плетутся крепкие сети, и на него, Хованского, неведомый паук делает основную ставку или предполагает использовать как главную приманку. Но почему на него? И почему такая агрессия в отношении фирмы? Этого он тогда еще не просчитывал. И только позже все встало на свои шаткие места. А до этого Хованский продолжал работать в фирме, выполняя мелочные, никому не нужные задания Абдуллы, получал баксы и с размахом их тратил. Была свадьба с Викой, на которой настоял сам Вишняков, короткий период семейной жизни, и, наконец, главное — последняя встреча с Абдуллой, которая и поставила точки над «i». Тогда, в воскресенье, кавказец пригласил Хованского для прогулки на катере по Москве-реке. И там после рюмки коньяка буквально ошарашил его. Эдик до сих пор помнит тот разговор. — Я пригласил тебя, Эдуард, чтобы поговорить серьезно! Надеюсь, ты понимаешь, что мы платили тебе деньги не за ту макулатуру, что ты носил нам. У Хованского внутри все похолодело. Абдулла продолжал: — В свое время так называемый Дмитрий Петрович Вишняков, твой тесть, совершил предательство. В общем деле он не просто кинул компаньонов. Он убил их! Чтобы завладеть всей добычей. Более подробно события почти двадцатилетней давности тебе знать не нужно. Пока не нужно! Все это время Вишняков пользовался благами, которые ему не принадлежали. Настало время расплаты! Нами, а это солидная организация, решено уничтожить Вишнякова, но перед этим заставить его расплатиться за давние грехи. Для начала мы похитим его дочь. — Похитить Вику? Мою жену? — Брось, Хованский! Какая она тебе жена? По паспорту? Мне-то известно все о ваших взаимоотношениях. Слушай дальше! Похищение будет осуществлено тогда, когда у нас будет готов вариант переброски ее в Чечню! — В Чечню? — Именно! И главная роль в акции отводится тебе, Эдуард! — Как это? Почему мне? Абдулла продолжал спокойно, словно обсуждал проплывающие мимо достопримечательности, а не судьбу человека: — Ты должен будешь выманить ее в то место, куда мы укажем. А почему ты? Кого, как не собственного мужа, она послушает и не заподозрит неладное? — Но с ней всегда охрана, два человека плюс водитель? — Это уже не твои проблемы! Эдик налил себе водки, одним глотком выпил. Спросил: — И что дальше? — А дальше с Вишнякова потребуют выкуп. Огромный выкуп. Ту самую долю, которую он когда-то присвоил, с процентами за все эти годы. Но дочь свою он при любом раскладе не получит. Она обречена на смерть! Как и ее папаша! А ты займешь его место! Но об этом позже. Так что, Эдуард, готовься. За сутки до акции я свяжусь с тобой по городскому телефону. — Но он прослушивается! — Я знаю! Ты поднимешь трубку и услышишь просьбу пригласить к телефону некоего Игоря Николаевича. Ответишь, что никакого Игоря Николаевича здесь нет, посоветуешь правильно набирать номер. Это и будет сигналом. По нему ты берешь машину и приезжаешь к ВДНХ, на прежнее место. Получишь инструкцию и дальше действуешь по ней. Все. На этом встречу закончим. Прогулочный теплоход пристал к берегу. Хованский получил традиционную сумму и уехал на работу. Сигнал поступил через неделю, в субботу. Хованский приехал на условленное место. Он уже смирился с той ролью Иуды, которую ему отвели, и даже стал немного ласковее с Викой. Но он уже плыл по течению и остановиться не мог! После инструктажа он отправился домой, чтобы утром выехать на шестидесятый километр по Южному шоссе. Въехал в лес. Оттуда позвонил жене. — Вика? — Да! А куда ты так рано уехал? Сегодня же воскресенье? — Послушай, дорогая, я хочу сделать тебе приятный сюрприз. Ничего не спрашивай, никому ничего не говори, бери машину и приезжай ко мне! — Но куда к тебе? Эдик объяснил, где находится. — Что ты там делаешь? — удивилась Вика. — Приезжай, узнаешь! Но ты, уверен, будешь довольна, могу я жене хоть раз за всю, пусть короткую, семейную жизнь приятное сделать? — Интересно! Ну хорошо! Как я должна выглядеть? — Не понял? — Ну, мы посетим кого-нибудь или что-нибудь? — Оденься просто! Для прогулки по лесу. Ты в любом виде прекрасна! — Вот как? Ты меня интригуешь, Эдик! Честно скажу, не ожидала от тебя ничего подобного. — Все, Вика! Я жду тебя! Он отключил телефон. Обошел автомобиль. К нему подъехала «Вольво», за ней джип. Из первой машины вышел Абдулла, спросил: — Вызвал? — Да! — Хорошо! Уезжай по объездной дороге домой. После моего звонка немного подождешь и сообщишь тестю, что жена куда-то пропала, уехала, тебя не предупредив. Да, купи ей какой-нибудь подарок. Потом этой покупкой, желанием сделать ей приятное объяснишь свой собственный утренний отъезд. Езжай, не трать времени. «Мерседес» мышиного цвета Вики медленно продвигался по лесной дороге. — Ну куда же он делся? — начала нервничать Вика. Она достала сотовый телефон, и тут к машине с двух сторон метнулись силуэты людей во всем черном. Дальнейшее произошло мгновенно. Тихие хлопки выстрелов из пистолетов с глушителями. Охрана и водитель вывалились в открытые двери. Вика закричала. Ее схватили за длинные волосы, вытащили на поляну и брызнули в лицо струю газа, которая сразу же лишила ее сознания. Трупы затолкали обратно в «Мерседес», покатили его назад, к шоссе. Там его ждал крытый автопоезд. Подняли по трапам «Мерседес» в кузов. Автопоезд пошел по трассе, проехал по ней несколько километров, свернул к реке. Там, возле заброшенной полузатопленной пристани, «Мерседес» спустили в воду. Место там было глубокое, дно илистое — следов не осталось на воде. Вику же в джипе повезли в сторону Ростова… Вот так оно было до настоящего момента. Эдик сообщал Абдулле обо всем, что происходило в стане Вишнякова после получения им известия о том, что Вика находится в Чечне. Но каков Карельский? Все знал и молчал! Но, с другой стороны, молчал и Хованский, никого не посвящая в свои связи с Абдуллой. Но с Андреем нужно поговорить! Определиться, что делать дальше. Судьба Вишнякова и тем более Рудакова его не интересовала, нужно только придумать способ, как избавиться от них. Но в этом деле большой опыт имеет Карельский, он пусть и думает. Так же ни капли не интересовала Эдуарда и судьба его супруги Вики. Одно только заставляло думать о ней — подписала она завещание на него или нет, а в остальном баба, она и есть баба! Утром Хованский позвонил Карельскому. — Андрей Викторович, ты не хочешь проведать меня? — Только что собирался сделать это. — Я жду тебя! Через полчаса Карельский был у Эдуарда. Тот буквально накинулся на Андрея Викторовича: — Ну и жучара ты, Андрей! — Ты о наших общих знакомых? — Именно! — А чего ты так разволновался, Эдик? Тебе же все уже объяснили! И вообще ты должен благодарить судьбу за то, что она так распорядилась тобой. Ведь после окончания дела ты станешь полновластным хозяином всего, что пока имеет Вишняков. А это немало! К тому же роль твоя в деле минимальна, чем же ты недоволен? — Но чечены не отпустят нас на вольные хлеба. Мы будем пахать на них! — А вот, Эдик, посмотрим! На Кавказе идет война. А на войне убивают. И не только солдат и боевиков. Посмотрим, Эдя, надо сначала закончить дело, потом подумаем и о чеченах! — Мне звонили насчет «профи». — Я знаю, потребовали убрать Астафьева на пути в Ростов? — Да, и эта акция лежит на тебе! — А я все уже организовал! Вишняков решил установить слежку за Астафьевым, мои же ребята получили приказ кончить его. — У этого «профи» с собой сто тысяч долларов! — Вот как? Надо предупредить Графа, чтобы доставил их обратно целехонькими, иначе ребятки быстро прикарманят эту огромную для них сумму. Так что все нормально, Эдя! — Быстрее бы закончился этот спектакль. — Все имеет свой конец. Ну ладно, пошел я, в десять мне надо быть у Вишнякова. — А что будем… — Я понял, о чем ты хотел спросить. Есть у меня план! Как только согласую его с Абдуллой, мы встретимся и все обсудим. Пока, больной! А вообще-то пора бы и выздороветь, дел на фирме невпроворот. — Завтра выйду, — ответил Хованский. Глава 8 Высадив Рудакова у метро «Кузьминки», Егор развернулся и повел джип в сторону Кольцевой трассы, где раскинулся автомобильный рынок. Наверняка Вишняков не упустил случая нашпиговать его автомобиль радиомаяками, чтобы иметь возможность контролировать передвижения Астафьева. Поэтому машину следовало срочно поменять. Он въехал на стоянку иномарок, встал в ряд. Еще никогда Егор не продавал, не покупал автомобили, и что делать дальше, не знал. Он увидел на лобовых стеклах других машин таблички с их характеристиками и ценой. Но это сколько ждать, пока найдется желающий обратить внимание на твою тачку? А от нее надо было избавляться как можно быстрее. Прямо сейчас, успев купить и оформить на себя другой автомобиль, попроще. Егор огляделся. Возле одного джипа стояла группа нерусских. Они что-то обсуждали на своем языке. Астафьев решил подойти к ним. — Привет, земляки! Машину выбираем? — спросил он. — Какой такой земляк? Тебе чего надо, дорогой, а? — Я машину продаю! Хотел предложить! — Зачем предложить? Ты продаешь? Так продавай, да? Тебе кто мешает? Зачем ты людям мешаешь? У тебя свой дела, у нас свой! Иди, да? — Тьфу, — сплюнул Егор, отойдя от неприветливой публики, — джигиты сраные, поговорить как люди и то не могут, дети гор! Его окликнули: — Эй, мужик? Егор обернулся. Звали его двое молодых парней. — Ну? — Ты эту тачку толкаешь? — указали они на его джип. — Я, а что? Купить хотите? — Нет! Ты за стоянку не заплатил. С тебя стольник! — Я за все на въезде заплатил! — ответил Егор. — Кому, мужик? И за что? За въезд ты заплатил, базара нет, тем, кто за шлагбаум дергает, а за стоянку мы собираем. Или ты в первый раз здесь? — Пошли? — неожиданно позвал Астафьев. — Куда? — Я должен заплатить? — Да! — Так пошли, у меня деньги в бардачке. — Ты че, дурак, в бардачке что-то оставлять? Может, и панель с магнитолы не снял? — Угадал, я ее никогда не снимаю. — Ты че? Ведь ошмонают твою тачку, не посмотрят, что крутая! — А вы на что? Только деньги получать? Вот с вас, с охраны, и спрошу! — Чего? С какой охраны? Не, ты, в натуре, вообще ни во что не въезжаешь, что ли, мужик? Ты че гонишь? — Сейчас поймешь! Егор и парни стояли между двух машин, скрытые от случайных взглядов продавцов и покупателей. Астафьев вроде как полез за ключом от джипа, но, выхватив «ПМ» Вишнякова, приставил пистолет одному из них к животу. Тот, екнув, побледнел. — Тебе первому заплатить? — Э, не надо, да? Все ништяк! Сразу сказал бы, что свой, базара бы не было! Стой сколько хочешь, а мы присмотрим за тачкой! — Нет, ребятки! Смотреть ни за чем не надо, а вот помощь ваша мне, скорее всего, понадобится. — Так что за дела, шеф? Говори, сделаем! Да, Жгут? — Базара нет! — ответил тот, которого назвали Жгутом. — Кто здесь может быстро оформить продажу и покупку машины? — Есть один, Тофиком зовут, серьезный дядя! Он здесь все может! — Ты его знаешь? — спросил Егор у Жгута. — Конечно! — Найди его и приведи сюда! — Так он и пошел! Тофик — фигура! Он скорее своих амбалов пришлет разбираться. — Так объясни ему, что он мне очень нужен, и причину укажи, по-хорошему объясни! Скажи, что очень выгодный для него вариант предлагается и обсуждаться будет только с ним. Думаю, он поймет! Пошел! Парень исчез за соседним фургоном. Егор спросил у оставшегося: — Как звать-то тебя? — Олег! — А ты, Олег, давай в машину, на заднее сиденье. Выбраться не пытайся, не получится, только сломаешь что-нибудь, не расплатишься! Астафьев открыл дверь, парень юркнул в джип. Егор заблокировал двери. Где-то через полчаса он увидел группу из четырех человек, ведомую Жгутом. Он сразу узнал одного из них, самого представительного, вальяжно идущего немного впереди остальных. И это было до такой степени неожиданно, что на какое-то время Егор опешил. Но хорошо, что узнанный им человек не смотрел на него, приближаясь, о чем-то при этом разговаривая по сотовому телефону. «Вот это встреча!» — подумал Астафьев и отвернулся, чтобы его самого сразу не узнали. Группа подошла вплотную. — Эй, уважаемый, это ты хотел разговаривать с Тофиком? Егор медленно повернулся и спросил в свою очередь: — И давно ли это ты, старший прапорщик Казарян, таким образом обращаешься к вышестоящему начальству? А, Тофик? — Командир?.. Нет, подожди… это ты, командир? — Нет, дух святой! — Подполковник Астафьев? — Что, сильно изменился твой командир, товарищ старший прапорщик? — Егор Васильевич? Ты ли это? — Да что ты, Тофик, на самом деле. Да я это, я, бывший командир, бывший подполковник, в общем, во всем бывший, Егор Астафьев! — Ну не ешь твою мать, а? Тофик повернулся к своим спутникам: — Вы знаете, кто перед вами? Нет? Конечно, откуда вам знать? Это же мой командир! Ну, дай я хоть обниму тебя, дорогой. Сколько лет прошло после последней встречи? — Много, Тофик! Боевые друзья обнялись. — Вот ты мне подарок преподнес, подполковник! От души рад! Что же мы тут стоим? А ну, Валя, — приказал он одному из свиты, — пулей в офис, стол накрыть! Пойдем, командир! Отметим нашу встречу. — Эх, Тофик, в другое бы время встретиться. Дела у меня срочные! — Какие дела? Работа? Плюнь на нее, у меня будешь работать, директором магазина будешь! — Да не работа, друг, а дела! А это большая разница! Казарян уловил в голосе бывшего командира какую-то скрытую печаль и еле уловимую тревогу. — У тебя проблемы, командир? — Да! — Пошли, расскажешь! И не будь я Казаряном, если сегодня все твои проблемы станут проблемами тех, кто их для тебя создал! Голос его был полон решительности и жесткости. — А ты все такой же агрессивный, человек действия! — Так чья школа? Кто нас в горах дрочил? Не помнишь? Да я смотрю, ты и сам еще не промах. Чуть что, ствол в живот. — Видимо, от своих привычек боевых мы так никогда и не избавимся. — Здесь ты прав! То, что было, навсегда останется с нами. Я до сих пор иногда просыпаюсь в холодном поту. Снится война проклятая, и никуда от этого не деться! Так, за разговором, бывший командир отряда «Вепрь» и бывший его подчиненный, заместитель командира диверсионно-штурмовой группы отряда, бывший старший прапорщик Казарян дошли до современного офиса последнего. Внутри все уже было готово к приему гостя. — Ловко! — оценил оперативность людей Тофика Егор. — А как ты думал? У меня только так! Как в отряде! Астафьев с Казаряном присели за стол, накрытый различными яствами из ближайшего супермаркета. Посередине — неизменная пузатая бутылка армянского коньяка. Тофик хотел было налить, но Егор перевернул свою рюмку. — Извини, брат, как-нибудь в другой раз! Если… — Что «если»? — Если он будет, этот другой раз! — Так, командир! Вот это мне уже не нравится. Будь любезен доложить мне, что у тебя случилось! И подробней! На сегодня я побуду начальником! — Ладно, слушай! Все равно без твоей помощи мне не обойтись, а поддержка с тыла — вещь весьма полезная. — Вот именно, говори, я весь во внимании! Егор рассказал своему бывшему подчиненному о событиях последнего месяца, не упуская ни малейшей подробности, зная, что опытный разведчик Казарян все равно уловит их и спросит о них. — Вот так, Тофик! И теперь я должен вытащить женщину из лап чеченов. — Вот, бля, суки, в натуре! Ну Вишняков! — Ты знаешь его? — Ты спроси, кого я здесь не знаю? Проще ответить будет! Но как тебя-то подставили? Ведь специально на тебя выходили, паутину плели, улики готовили! И ты прав, Егор Васильевич, девочку сдал кто-то из окружения самого Вишнякова, тот, кто работает на чеченов. И сдали ее из рук в руки! А это значит, что главный удар направлен на самого Вишнякова. Но каковы скоты? Шакалы! Ну ладно, мужчины сошлись в драке, пусть дерутся, на то они и мужчины, но почему должна страдать женщина? Одно слово — паскудство! Так! Давай прикинем, кто мог сдать дочь Вишнякова? — Я перебью тебя, Тофик! За джипом может быть организовано наблюдение. Я не хотел бы, чтобы его обнаружили здесь, на стоянке. Казарян взял трубку телефона. — Коржик? Джип, к которому мы подходили, запомнил? Да, моего друга! Быстро отогнать его в ангар! И проверить на наличие радиомаяков, о результатах доложишь в офис! Выполняй! — Тофик повернулся к бывшему командиру. — Через несколько минут джипа на стоянке не будет. — Я понял это. — Так, вернемся к прежней теме, — продолжал Казарян, — кто мог сдать дочь Вишнякова? Во-первых, Карельский! Подонок еще тот! Этот за бабки на все пойдет! Но у него не было такого влияния на женщину, чтобы заставить самой прибыть к месту похищения. Ему бы она не поверила и сообщила бы о странном приглашении отцу или мужу! А кому бы она поверила, Егор, как не собственному мужу? Выходит, Хованский сдал свою жену? Смысл? Его запугали? Возможно! Но просто на испуг никто не пошел бы! Следовательно, что-то посулили взамен! А чем можно привлечь Хованского на свою сторону? Должностью Вишнякова, которого планируют выдоить выкупом и убрать вместе с дочерью! Как тебе моя версия? — Если судить по тому, что ради того, чтобы заставить меня работать на них, Карельский идет на убийство собственной жены, кстати, моей бывшей супруги, то твоя версия имеет право на жизнь. — Да, так оно и есть, Казарян умеет разбираться в людях! Где-то когда-то Вишня перешел кому-то дорогу, и перешел, оставляя кровавые следы. Вот и мстят ему! Ведь он не местный! Его сначала, насколько мне известно, пригрел его двоюродный дядя, некий Рудаков. — Рудаков? — Ты о начальнике его службы безопасности Сергее Рудакове подумал? Правильно подумал, Сергей — троюродный брат Вишнякова. Сначала Рудаков-старший ничего особенного собой не представлял, но с появлением Вишнякова, не сразу, конечно, но дела его резко пошли в гору. Однако перед смертью Николай Степанович передает фирму в собственность не своему родному сыну, а Вишнякову. Это тебе о чем-нибудь говорит? — Я вообще этого не знал, удивляюсь, откуда ты это знаешь? — Я уже отвечал на подобный вопрос! Бизнес заставляет знать, что происходит вокруг, и иногда такие вещи открываются, что просто жить не хочется среди всего этого дерьма. Но приходится! Семью кормить надо, детей учить за бугром надо. Чтобы хоть они по-человечески пожили! Так вернемся к теме. Тебе о чем-нибудь говорит факт того, что Рудаков-старший кидает собственного сына и все отдает двоюродному племяннику? — Я затрудняюсь ответить! — А говорить этот факт может только об одном. Что Николай Степанович Рудаков поднялся за счет Вишнякова. Именно деньги двоюродного племянника питали весь бизнес старика-ювелира. Вопрос: откуда объявился с такими деньгами Вишняков? — И откуда? — А вот тут нить обрывается. О Вишнякове известно с момента его появления здесь. Все, что было ранее, — сплошная мгла. Но, видимо, кто-то в этой мгле что-то сумел нарыть! Отсюда и действия против него! Так что ответ о причинах интервенции против Вишнякова кроется в прошлом! — Согласен, но, тем не менее, что мне это дает? — Тебе? Ничего, кроме знания общей обстановки. — А оно мне надо? — Как знать? Все может со временем пригодиться! Ничем не следует брезговать, особенно когда попадаешь в ситуацию, аналогичную твоей! Я смогу тебя вытащить, командир! Один звонок, и Вишняков со своей стаей навсегда забудет о тебе, уничтожив все улики. Вопрос: согласишься ли ты на это? — Нет! — Другого ответа я от тебя и не ждал! Тебя сейчас волнует не собственное будущее, а судьба неизвестной женщины, попавшей в беду, и ты пойдешь за ней! Я знаю! Так чем я могу помочь тебе? — Мне нужно оторваться от преследования, которое наверняка идет следом. Им предпочтительнее убрать меня по дороге, кто знает, как я поведу себя в Чечне и буду ли работать один? Ведь у меня много бывших сослуживцев, которые в состоянии оказать поддержку. Зачем им такая головная боль? Лучше уж где-нибудь под Ростовом накрыть! Тогда можно и за Вишнякова браться! — Логично! — Так вот, мне нужна другая машина, лучше «Нива», чистая, оформленная на меня, как положено. — Это не проблема! — Тогда они потеряют меня, так как ориентируются по радиосигналам маяков. — А у меня есть план получше! Тут раздалась трель вызова по мобильнику. — Извини, Егор! Да! Слушаю! Три штуки, мощные?.. Понятно… Нет, не снимать, пусть работают. И вот что, зайди ко мне! На твоей тачке три мощных импортных маяка! — Я был в этом уверен, поэтому и решил избавиться от джипа. Но ты что-то говорил про собственный план? — Подожди. В дверь постучали. — Заходи! — разрешил Казарян. Вошел человек, которого ранее Егор видел в свите бывшего прапорщика. Им оказался тот самый Коржик, что занимался джипом. Казарян обратился к Астафьеву: — Давай свой паспорт! Егор выполнил просьбу-требование друга. Тот передал его молодому человеку: — Коржик, у нас на складе стоит тюнинговая «Нива», оформи ее с получением номеров на человека, чей паспорт я тебе передал. И чтобы все было чисто и быстро! Подключи Сергея из ГИБДД. Передай, что номера мне нужны максимум через два часа. Я отблагодарю! Занимайся! Молодой человек вышел из офиса. — Так вот, о плане, Егор. Я думаю, что следом за тобой нужно запустить и джип, пусть люди Карельского или Хованского попытаются «убрать» тебя. В джип я посажу своих ребят, прошедших спецназ Чечни, во главе с одним капитаном. Крутой мужик, три ордена! Погоняло — Ястреб! Вот за ними пусть и поохотится противник. Пока мои ребята разберутся с твоим преследованием, ты спокойно дойдешь до Ростова. Отдохнешь, и на Моздок, адрес в Ростове я тебе дам, примут, как родного. А вот в Моздоке, в штабе, найдешь полковника Мовяна, я ему позвоню, он тебе поможет. Куда думаешь дернуться в Чечне? — В Аргун! — В Аргун? — Да! А ты что, не знаешь, что под Аргуном Паша Галкин полком командует? — Нет, даже не слышал! Значит, остался твой заместитель на службе? — Остался, после того, как умерла при родах Людмила, так и не разродившись. — Не знал! Увидишь Пашу, передай от меня искренние соболезнования. Ну и привет, конечно! Вот Мовян тебе в Аргун и поможет попасть! — Полковник тебе родственник? — Земляк! Вместе росли! Так, на тебе адрес и телефон в Ростове, а то забудем. Езжай по адресу смело, тебя ждать будут! — Спасибо, Тофик! — Да ладно! Если бы не здоровье, сам бы пошел с тобой, тряхнули бы стариной! — А что со здоровьем? — Инфаркт недавно перенес. Теперь гадай, сколько господь жизни назначил? — Не ерунди, Тофик! Главное, береги себя! — Зачем тогда жить, если только и делать, что беречь себя? Это не по мне, сам знаешь! — Знаю! Незаметно прошли два часа. Прибыл Коржик. — Босс, все готово! — Молодец! Объявляю тебе благодарность, и премию чуть позже получишь, а сейчас упакуй машину продовольствием до Ростова, музыку там повеселей подбери, тайничок под ствол оборудуй, под панелью приборов, чтобы достать можно было быстро, но ты сам все знаешь. — Разрешите идти? — Иди! — А у тебя действительно как в отряде! — Скучаешь по отряду? — Не то слово, иногда такая тоска пробивает! Все же хорошие ребята у нас были! — А сколько пленных вытащили? — Да, были дела! — Ничего, командир! Держи хвост пистолетом! Вернешься, пойдешь сюда вместо меня. Жить по-новому начнешь! — Для этого, Тофик, еще вернуться надо! — Ты вернешься, я уверен, нет у чеченов таких сил, чтобы командира «Вепря» свалить! — Ну что, будем прощаться, Тофик? Пора мне! — Зачем прощаться? Скажем друг другу, как в Афгане, удачной охоты! — Удачной охоты! — Да, командир, совсем забыл, у тебя с деньгами как? — Нормально! — Подбросить? — Не надо, валюты у меня с избытком! — Денег с избытком не бывает! — Может, ты и прав, но я хочу у тебя около ста тонн «зеленых» оставить! Если не сам возьму, отдашь либо Вике, либо ребят поддержишь, того же Галкина, ну и старикам моим подбросишь. Добро? — Деньги оставляй, сохранность гарантирую, как в самом надежном западном банке, верну с процентами, а вот мысли насчет провала отбрось, иначе сгоришь. Сам знаешь, потеряешь веру в свои силы, ты уже не воин! — Проценты можешь не начислять, а насчет веры… Без нее в Чечню не пошел бы. Это я тебе так, на всякий случай! На этот раз, Тофик, все может обернуться неожиданно, слишком уж мутная игра вокруг всего этого имеет место! Но ничего, разберемся! И давай больше не будем об этом! — Как скажешь, командир! Пойдем в ангар, посмотришь тачку свою? — Идем! Машина понравилась Егору. Литые диски, в меру тонированные стекла, современный музыкальный центр — все, что нужно для путешествия на юг. Первой покинула стоянку вишневая «Нива», за ней джип с тремя бойцами Казаряна во главе с Ястребом, за джипом тронулась «Ауди», в которой находились Граф, Крюк, Ганс. В приборе слежения надобности не было, джип был хорошо виден впереди. О чем Граф и сообщил Карельскому, не став докладывать о том, что Астафьев по пути заезжал на авторынок и пробыл там не менее двух часов. Граф посчитал, что Егор посетил станцию технического обслуживания иномарок проверить джип перед дальней дорогой, а там была очередь. По крайней мере, маяки указали на то, что автомобиль со стоянки заезжал в ангар. Карельский, получив известие, нашел в офисе Хованского. — Все в порядке, Эдя! Ребятки держат «профи». Идет на Ростов! — Интересно, куда рванет после Ростова, оттуда дорог на Кавказ много! — После Ростова, спрашиваешь? А не попадет туда уважаемый Егор Астафьев! Смерть свою он встретит гораздо раньше! Вот так-то, Эдик! — Ладно! Я поработаю на компьютере, а то совсем дела забросил. — Давай, трудись, будущий босс! — Перестань, Андрей! Ты бы тоже занялся делом! — У меня есть кому пахать, вот пусть и пашут, босс! Хованский взглянул на Карельского, покачал головой, уткнулся в монитор. Сообщение получил и Тофик Казарян. Докладывал Ястреб: — Шеф, наш объект удаляется, «хвост» завис прочно! — Тащите его и дальше, сколько вы уже прошли? — Минуту, 217 километров. — Понял! Продолжайте движение, а я тут над картой поколдую, где прищучить шакалов Карельского. Затем свяжусь с вами, до связи! — До связи, шеф! Глава 9 Бывший старший прапорщик отряда «Вепрь» расстелил на столе офиса военную карту. Так, 217-й километр по Южному шоссе. Населенные пункты, почти беспрерывно посадки, для действия не пригодные, дальше река, вновь населенные пункты. А вот и лесной массив, и где это? Тофик достал курвиметр, повел по карте. Получается, что лес начнется через шестьдесят семь километров, и с правой стороны. А в лесу как раз то, что надо! Этот массив рассекает овраг, деля его практически на две равные части, и мимо по вершине склона, к деревеньке какой-то, обозначена проселочная дорога. Вот тут и надо давить козлов! Он тут же вызвал джип: — Ястреб! Слышишь меня? — Слышу, шеф! — Ты с километражем определяешься по столбам дорожным? — Нет! Обнулил спидометр, как вышли на шоссе! — Добро! Тогда внимание! Где-то у 280-го километра начнется лесной массив, а между 284-285-м километрами справа от трассы уйдет грунтовка. Сейчас отрывайся от преследования. — Понял! — Отрывайтесь от них, чтобы они включили свои приборы, а сами на эту грунтовку. Идете до оврага. Перед поворотом останавливайтесь, бросаете машину и бегом назад. «Хвост» не пойдет до поры до времени к джипу, будет опасаться подставы, но затем все же двинется, возможно, высадив пассажиров. Вам надо зацепить «Ауди» либо когда она встанет в лесу, с пассажирами на борту, либо будет приближаться к объекту. В любом случае, Ястреб, из салона их нельзя выпускать и атаковать вблизи шоссе тоже, выбери оптимальный вариант, но загаси их в салоне. Иначе разбегутся, открыв стрельбу, засветитесь, хрен его знает, что за оружие у них. Поднимут шум, а трасса там оживленная и деревня недалеко. Такой шухер нам не нужен. Противника следует убрать тихо. Это потом салют в их честь дашь, так, чтобы до Карельского дошло, а поначалу аккуратно работай, понял, капитан? — Понял, шеф! — Я тоже так думаю, да и не мне тебя учить! Конец связи! Через семь минут вновь прошел вызов Ястреба: — Шеф! От преследования оторвались, вошли в зону лесного массива. — Смотрите съезд вправо, ребята! — Вижу съезд, съезжаем. Ну и дорожка! — Уходите быстрее, чтобы не попасть под визуальный контроль, «Ауди» наверняка тоже прибавила в скорости. — Все, с шоссе мы не видны, идем дальше! — Через пять километров — овраг, перед ним вставайте, и дальше, как договорились. Все! На связь, капитан, выйдешь, когда закончишь дело. Джип рванешь следом за «Ауди», обратно — лесом! Я высылаю к началу массива машину, она и подберет вас, удачной охоты, Ястреб! — Спасибо! Конец связи! …Ганс, сидевший за рулем «Ауди», был недоволен. — Че он там, спит за рулем, что ли? Дорога хорошая, топи только, а этот мудак плетется на восьмидесяти километрах. — А куда ему спешить? Как раз тихим сапом к утру в Ростове будет. Может, у него там дела какие? И вообще, хрен его знает, что на уме у этого мужика! — ответил на ворчание водителя Граф, сидевший рядом с прибором слежения, в котором никакой надобности так пока и не было. Джип скрылся за очередным холмом. Пошел на спуск. И тут же его зад показался на следующем подъеме — джип резко прибавил в скорости. — Ах ты, блядь! Да это он нас разводил, сука! Почуял за собой «хвост», выбрал момент и рванул, — резко нажав на педаль газа, выругался Ганс. «Ауди» так же быстро начала набирать скорость. Но время, пусть в доли минуты, упустила, и когда серебристая иномарка влетела на вершину холма, джипа перед ней не было. Впереди оказалась длинная фура, а по полосе встречного движения шел легковой автомобиль. Пришлось затормозить. — Откуда они, суки, взялись-то? Не было же никого? Граф, врубай свою шарманку, не дай бог свернет где этот козел, лес справа начинается. Граф включил дисплей. На нем сразу высветились три точки, совсем рядом, впереди. — Впереди идет, но ускоряется, дави на гашетку, Ганс! — Надавишь тут, впереди еще один дальномер! — Вот гад! — произнес Граф. — Че такое? — спросил Ганс. — Этот полупидор в лес свернул, ну не сука? — Далеко от нас? — Да нет, через холм примерно. — Смотрите вправо, там должна быть дорога или след джипа, если он пошел через кювет, наугад, чтобы затаиться в кустах. — Вон, Ганс, дорога. — Вижу, сворачиваем? — Стой! — вдруг приказал Граф. Ганс автоматически резко нажал на тормоз, бросив Графа на панель, а Крюка на подголовник переднего сиденья. — Ты охренел, что ли, — выругался Граф, ударившись о панель, — куда так тормозишь? — Сам же сказал «стой»! — Ну и остановился бы по-нормальному, а то чуть машину в кювет не увел! — А че ты скомандовал-то? — спросил Ганс. — Увидел чего в своем телевизоре? — Остановился джип! — Остановился? И далеко? — Километрах в трех-четырех, ну, может, в пяти! Рядом! А чего остановился? — От нас прячется! — Может, и от нас, а может, решил уйти на грунтовку, заманив нас на бездорожье. Заведет в луга болотистые и хана. На джипе он где хочешь пройдет, а мы сядем по самые яйца! — Так чего стоит тогда? — Поссать вышел! — Ага, приспичило, когда уходить от «хвоста» надо! Нет, тут что-то не то! — Что ты имеешь в виду? — А если он нас ждет? — Чтобы мы ему жало отстрелили? — Ты не слышал, как он ребят отметелил? А Горшка вообще одним ударом кончил… — Ну и че? Пацаны просто недооценили его и решили поиграться, а тот по-боевому на них! Но против стволов кто он? Кусок дерьма! — Не скажи, Ганс! — Вот, бля, устроил непонятку! — Граф находился в растерянности. Тут слово взял Крюк: — Пацаны, а если этот «профи» договорился с кем там на станции, куда заезжал, например, с другом каким своим, и тот пошел сюда первым, чтобы здесь, в лесу, подобрать его? Джип на хер бросил, пересел в другую тачку и спокойно уходит, пока мы здесь напрягаемся, что делать, а? — Поэтому, сука, и скорость не набирал! Точно, Крюк! — категорично заявил Ганс. — Все просчитал. И то, что мы тут торчать будем, не рискуя с ним сблизиться. И то, что «хвост» обязательно пойдет за ним! Ну что будем делать, Граф? Стоять, как быки на привязи? А там сто тысяч баксов, как сказал Карельский! Мы же можем их и «не найти»? Представляешь, сколько это будет на троих? Линять спокойно можно будет от этого мудака и свое дело организовывать. Хватит на других пахать! Но сначала эти бобы надо взять! — Вперед, к джипу! — приказал Граф, приняв решение. — Но не подходи, Ганс, к нему вплотную. Разойдемся, посмотрим, что к чему. Если он, сука, пересел в другую тачку, по следу найдем! Здесь он хорошо виден! Да и времени не так много прошло! Догоним пидора! Всем приготовить волыны! «Ауди» остановилась перед поворотом, в ста метрах от джипа, как только тот появился в зоне видимости. Здесь же опытный Ястреб устроил ловушку, предугадав, что только в этом месте можно сравнительно безопасно остановиться и провести пешую разведку. Граф, перезаряжая укороченный автомат Калашникова, приказал: — Крюк, вперед, по кустам. Посмотри, что там с джипом! Если этот козел там, подашь сигнал, нет — осмотрись, мы подъедем. Крюк вышел из машины, и тут же приглушенный выстрел сзади, в затылок, бросил его на землю. И сразу по салону ударили четыре автомата «вал» с глушителями. Стреляя на ходу, люди Ястреба вплотную приблизились к «Ауди». В салоне, пробитом как решето, было кровавое месиво. У Графа снесло полчерепа, Ганс, навалившийся на руль, был насквозь пробит девятимиллиметровыми пулями. На теле сплошные раны. Только тело Крюка пострадало меньше. Ему хватило одной пули! Бросив его тело на заднее сиденье, люди Ястреба подвели «Ауди» к обрыву. Один из них снял ранец, вытащил мощное взрывное устройство с часовым механизмом. Выставил таймер на двадцать минут. Такое же устройство заложил в джип. Затем машины столкнули в овраг. Спуски были достаточно пологими, и автомобили, скатившись вниз, уперлись своими «мордами» в противоположный склон. Ястреб приказал: — В колонну по одному, за мной, след в след, бегом, марш! Исполнительные бойцы вытянулись в цепочку, держа путь к выходу из леса, где им следовало ждать транспорта, который их подберет. Сзади поднялось огромное огненное облако, чуть позже донесся грохот взрывов, сорвавших листья с деревьев. Земля вздрогнула под ногами. Взрывы на мелкие куски разнесли и металл машин, и мертвые человеческие тела, разбросав их вдоль оврага метров на пятьдесят. Основную часть удара приняли на себя склоны, в момент ощерившись рваными кусками металла. Что-либо разобрать в этом железо-человеческом месиве было невозможно. Ястреб вызвал Казаряна: — Слушаю, — ответил Тофик. — Шеф! «Хвост» обрублен на мелкие части! — Молодцы. Вы где сейчас? — Вышли на окраину леса, подойдем к дороге, в кусты! — Как кюветы перед вами? Съехать санитарный «УАЗ» сможет? — Вполне, кюветы низкие, пологие. — Дальше вдоль леса машина пройти сможет? — Да. Вдоль поля колея, отделяющая его от леса. — Тогда идите от дороги и выбирайте позицию, где вас не будет видно с трассы, машина вот-вот подойдет! — «УАЗ» так быстро добрался сюда? — удивился Ястреб. — Он местный, но наш, садитесь в него смело, он вывезет вас в райцентр, там пока и укроетесь. Затем перебросим вас в Москву. Все поняли? — Так точно! — Выполняй, Ястреб! Конец связи! — Конец! Группа Ястреба, получив короткий инструктаж, двинулась немного вглубь и в сторону от дороги, где на опушке укрылась в густых зарослях. А Тофик вызвал Егора: — Командир? — Да! — Можешь ехать спокойно, тылы надежно прикрыты! — Спасибо! — Да брось ты, командир! Жду сеанса связи из Ростова. — Хорошо! До связи! Затем Казарян вызвал к себе помощника. — Найди мне номера телефонов салона «Ретро», ювелирного салона Вишнякова Дмитрия Петровича! Через несколько минут перед Тофиком лежали номера Вишнякова, Карельского, Хованского и еще нескольких работников салона. Казарян решил позвонить Эдуарду Геннадьевичу Хованскому. Он подключил к сотовому телефону прибор искажения голоса, набрал номер. Хованский, оторвавшись от компьютера, поднял трубку городского телефона. — Слушаю, — произнес он. — Слушаешь? Это очень хорошо, — прошипел в динамике какой-то металлический голос, словно говорил робот. — Что за шутки? — возмутился Хованский. — Это не шутки, Эдуард Геннадьевич, это вам из ада передают привет ваши с Карельским люди, которых вы послали на смерть! Но они хотят сказать, что там, в преисподней, уже готово место и для вас с Андреем Викторовичем! Так что готовьтесь, там очень ждут вас. Один совет на прощание — включи телевизор или радио. Связь оборвалась. Автоматический определитель высветил цифры номера звонившего, но Эдик замер на месте, даже не взглянув на них. Да и не дал бы ничего ни ему, ни кому другому этот номер. Сотовый телефон, купленный с рук за бесценок, полетел в корзину для мусора в офисе Казаряна. Тофик, выбросив телефон, рассмеялся. 90 против 10, что трус Хованский помочился в штаны. А Эдуард Геннадьевич покрылся холодным, липким потом и побледнел так, что сидящая напротив сотрудница испугалась: — Вам плохо, Эдуард Геннадьевич? — А? — вышел из ступора Хованский. — Что? — Я спрашиваю, вам плохо? Может, помощь какая нужна? — Да пошла ты на хер, тварь! — совершенно незаслуженно оскорбил девушку Хованский. Эдуард Геннадьевич не контролировал себя. Он вскочил, опрокинув кресло, и буквально вылетел из кабинета. Почти бегом добрался до кабинета Карельского. Не обращая внимания на попытку секретаря остановить его, Хованский открыл дверь. Сидящая у Андрея Викторовича на коленях размалеванная девица вскрикнула, закрывая рукой свою обнаженную грудь. Карельский сбросил с себя девицу, вскочил с кресла. С негодованием набросился на Эдика: — Какого черта, Хованский? Кто тебя звал сюда? — Убери из кабинета эту блядь! — потребовал Эдуард, указывая на курьера. — Ты мне еще указывать будешь? — Убери ее отсюда! — с истерикой в голосе крикнул Хованский. Девица сама уже выпорхнула из кабинета, поправляя на ходу одежду. — Ты что, Эдик? С ума сошел? Я спросил, кто звал тебя сюда? — Кто, спрашиваешь? — тяжело дыша, весь мокрый от пота, переспросил Эдуард Геннадьевич. — Отвечу! Твои люди, которых ты послал за этим «профи». — Нет, ты точно заболел. Как они могли тебя сюда позвать? — Они зовут нас обоих! — Откуда и куда? — никак не мог понять подельника Карельский. — Из ада в могилу! — Так! Чердак у тебя, видно, серьезно снесло. Подожди, на-ка выпей коньяку! Карельский налил полный фужер «Белого аиста», заставил Хованского выпить. Тот упал в кресло, откинув голову назад, закрыл глаза. Карельский ждал, пока Эдик придет в себя. Но что так его вывело из себя? Андрея Викторовича охватила необъяснимая тревога. Наконец Хованский осмысленно посмотрел на Карельского. — Что случилось? — стараясь оставаться спокойным, спросил Андрей Викторович. Эдуард передал ему содержание необычного телефонного звонка. Карельский с сожалением посмотрел на Хованского. — И ты так испугался чьей-то глупой шутки? — Шутки? А кто, скажи мне, мог так пошутить? Не Вишняков же? Или, может, Граф решился посмеяться над нами? — Ты, пожалуй, прав, — на этот раз сосредоточенно задумался Карельский, — я как-то об этом не подумал. — И ты, Андрей, не слышал этого голоса. Это был голос из могилы, из склепа! Он еще напоследок посоветовал телевизор или радио включить. — Иди к себе, Эдик, выпей еще и постарайся уснуть, ты на глазах сдаешь, так и до беды недалеко, — в глазах Карельского мелькнул зловещий огонь. — Ладно, я-то лягу, подлечусь, но запомни, Андрей. Я чувствую после этого телефонного разговора, что мы обречены. Чувствую всеми фибрами своей души! — Иди, иди, вечером я навещу тебя! Когда Хованский, шатаясь, вышел, Карельский попытался дозвониться до Графа. Ответом ему было глухое молчание. А тут еще заглянул один из подчиненных: — Андрей Викторович, криминальные новости вас не интересуют? — А что? — насторожился Карельский. Эдик говорил о радио или телевизоре. — Только что по НТВ в новостях сообщили, что недалеко от ростовской трассы, у какой-то деревни, в лесном овраге были взорваны мощными зарядами две машины. Скорее всего, иномарки, и одна из них джип. Взрывы разнесли автомобили на мелкие куски. Эксперты обнаружили пока фрагменты только трех тел, идентифицировать которые не представляется возможным. Кроме того, правоохранительные органы предполагают, что на машины было совершено нападение, и они были расстреляны еще до взрыва. На одном из кусков кузова серебристого цвета обнаружены пулевые отверстия, хотя вокруг, в радиусе нескольких километров, следов преступников обнаружено не было, как не были обнаружены и гильзы от стрелкового оружия. — Это все? — спросил Карельский. — Все. — Ну и иди себе, меня подобные истории не интересуют. Сотрудник скрылся в коридоре, неся весть дальше. Карельский вытер платком вдруг выступивший на лбу пот. Взрыв, потом этот идиотский звонок, так напугавший Хованского, что он чуть с ума не сошел. Это не случайно, далеко не случайно! Неужели они недооценили этого алкоголика, и он, вырвавшись на свободу, объявил им войну? Но откуда у него оружие? Взрывчатка? Да и не смог бы Астафьев один так легко подловить достаточно опытного Графа. Следовательно, бывшему офицеру помогали? Но кто? И что теперь будет? Первая психологическая атака противником проведена. И проведена успешно, правильно выбрав самое слабое звено в их цепи. Но откуда проведена и кем? И куда сейчас движется этот долбаный профессионал? В Чечню, спасать женщину или назад, чтобы устроить здесь кровавую бойню? За то унижение, которое ему пришлось терпеть у Вишнякова? Не без прямого его, Карельского Андрея Викторовича, участия? Черт! Все в голове перемешалось, и ясно только, что надо усилить охрану и отдохнуть. Затем проанализировать неожиданно сложившуюся ситуацию. И, что самое неприятное, сообщить Абдулле о неудаче в попытке остановить бывшего профессионала. Более того, проинформировать чеченца, что, вполне вероятно, этот Астафьев, уничтожив лучших людей Карельского, начал свою кровавую игру. Да, дерьмово, если вдуматься, все получается. Дерьмово и непредсказуемо! Нити управления акцией утеряны. Инициатива перехвачена бывшим алкоголиком, которого ему подсунула сучка Галина! Но с мертвой уже не спросишь, а значит, отвечать ему! Он же пошел на поводу у бабы… Карельский выпил фужер коньяка, затем еще один. Алкоголь ударил в голову, и Андрей Викторович, не привыкший пить более ста граммов за вечер, провалился в тяжелый сон, прямо тут же, в кресле. Глава 10 А в это время Егор продолжал движение на Ростов. Из включенного приемника он услышал о взрывах в лесном массиве, далеко позади него. Да, Казарян в своей стихии, никаких компромиссов. Принято решение, следом неукоснительное исполнение. И решение, как правило, кардинальное. Он и в Афгане таким был. Из-за одного пленного пацана шел на смертельный риск против целой банды «духов». Отчаянный человек! И побеждал. Благодаря как раз своим личным качествам. Наверняка он и Хованского с Карельским заденет психологически. Такова его, Тофика, натура. Введет в непонятку, заставит потерять душевное равновесие и на этом агрессию прекратит. Прекратит, когда противник начнет метаться в поисках защиты, получив моральный удар. Но нападения не последует, как и продолжения психологической атаки тоже. И это обстоятельство заставит врага еще больше нервничать. Между тем день подходил к концу, дорожный указатель проинформировал, что до города осталось пятьдесят километров. Егор остановил машину. Надо сориентироваться в плане Ростова, найти нужный адрес и определиться, как проехать. Через час «Нива» Астафьева медленно двигалась по указанной Тофиком улице частного сектора армянской части города. Егор смотрел на номера домов. Вот и нужный, ь 14. Массивные ворота солидного двухэтажного дома, обнесенного высоким бетонным забором. Егор остановился у ворот. Вышел из машины, потянулся. Попробовал дверь в воротах, она тут же отворилась. Перед Егором предстал широкий двор с большой тенистой чинарой посередине. На веранде дома показался мужчина, очень внешне напоминающий Тофика. — Гостей из столицы принимаете? — спросил Егор, перешагнув порог двери. — Егор Васильевич Астафьев? — спросил армянин. — Он самый! — Милости прошу! Мы с нетерпением ждем вас. Но думали, что подъедете чуть позже, так что извините, что встречаем вот так! — Ну что вы? Главное, что ждете, остальное пустяки. — Э, нет! Какой пустяки? Принять у себя самого Астафьева — это честь для нас! — По-моему, вы преувеличиваете значимость моей персоны. — Ни в коем случае! Тофик рассказывал о вас. Да что мы стоим, даже не познакомимся? Я — Вазген, ну а фамилия, как, наверное, вы уже догадались, Казарян. Тофик мой младший брат. — Очень приятно, Вазген! — Минутку, — он что-то крикнул в дом, оттуда выскочили двое ребятишек и кинулись открывать ворота, — загоняйте, Егор Васильевич, свою машину во двор. — Вазген, давай на «ты» и без отчества, а? Возраст у нас примерно одинаков, к чему официальность? — Согласен, Егор, ставь тачку вон прямо у стены. Я сейчас распоряжусь баньку тебе приготовить, ну а потом праздничный ужин! Нас здесь, братьев Казарян, четверо по улице живет. Все будут рады познакомиться и поговорить с почетным гостем. Егор загнал «Ниву» во двор. — Вазген, где я могу переодеться? — Подожди немного, а? Баня почти готова, после нее пройдешь в свою комнату, там и переоденешься. А пока на веранде сбрось свой костюм, надень халат. В нем будет удобно. А женщины постирают твои вещи. — Да я и сам мог бы… — Ты гость, Егор, так что не нарушай обычаев этого дома. Здесь все решает хозяин. А кто в этом доме хозяин? Я — хозяин! Так что не обессудь, — Вазген рассмеялся добродушным смехом. Астафьеву пришлось подчиниться. Вскоре в халате и необычной, но очень удобной обуви он вышел во двор, с интересом рассматривая себя. — Ну что? — спросил Вазген. — Действительно удобно, только непривычно. Из дома вышла женщина, жена Вазгена, поздоровалась с Егором, что-то сказала по-армянски, обращаясь к мужу. — Ну вот, Егор, — сказал хозяин дома, — пойдем, провожу тебя в баню, потом сам зайду, веничком как следует обработаю. Вазген провел Егора к деревянной пристройке, из трубы которой поднимался вверх белесый дым. Перед пристройкой — небольшой, но глубокий бассейн с голубой, холодной водой. Все, что нужно, чтобы, как следует попарившись, снять с себя груз усталости и напряжения. Потом был стол. Шашлык из свежей, молодой свинины, много разнообразной зелени и вина. Братья и пришедшие с ними мужчины представились, хотя Егор тут же запутался в именах. Их было слишком много. Звучали длинные, но мудрые по смыслу тосты. Вазген представлял всем Астафьева, рассказывая о таких подробностях его служебной биографии в Афганистане, о которых сам Егор уже не помнил. Он не пил, объяснив это тем, что ранее поклялся не употреблять спиртного. Лишь такое объяснение — клятва — нашло понимание у людей, почитающих это слово. Вскоре его разморило. Он хотел спать. Вазген заметил это и проводил гостя в его комнату. — Вазген, гости не обиделись? Вроде из-за меня собрались, а я… — Не волнуйся, Егор, что они, не понимают? Отдыхай спокойно. Утром поговорим о твоих делах. Я немного в курсе, Тофик объяснил, обсудим кое-что. Спокойной ночи! Егор лег в широкую и мягкую постель и под приятное пение мужчин провалился в сон. Проснулся Астафьев ровно в шесть утра, вышел из комнаты, через веранду во двор, с которого уже были убраны столы, подошел к бассейну. С удовольствием окунулся в ледяную воду. Выскочив из объятий холода, начал разминку, постепенно перейдя к отработке боевых приемов против воображаемого противника. За этим занятием и застал его Вазген. Он вышел из дома и стоял, облокотясь на коробку двери, не мешая Егору. Астафьев заметил хозяина дома, еще раз окунулся в бассейн и, растираясь махровым полотенцем, подошел к нему. — Доброе утро, Вазген! — Доброе! Смотрю, поддерживаешь форму? Возраст никак не сказался на твоей физической форме! Выглядишь, как молодой! — Ошибаешься, друг! Раньше я был другим. Но и сейчас, чего напрасно гневить господа, на здоровье не жалуюсь. Ты здесь будешь? — Да. — Я оденусь, поговорим. — Хорошо. Не торопись, я подожду. Разговор начал Вазген: — Тофик звонил, объяснил, куда и зачем ты направляешься. Уважаю, клянусь! Немногие способны на такое. Брат просил оказать тебе посильную помощь. И я сделаю все, что в моих силах. Ашот, средний брат, он вчера напротив тебя сидел, в ФСБ местном служит. В полковниках ходит! Что он может сделать для тебя? А может он многое! — Какой-нибудь пропуск или документ для беспрепятственного проезда до Моздока. — Все? — Все! — Понял! Ашот решит эту проблему. Затем я свяжусь со Славиком, он организует твою доставку в любой район Чечни! Хотя с ним уже наверняка Тофик сам успел поговорить, но лишнее напоминание не помешает. — Что за Славик? — Мовян! Полковник Мовян! Разве брат не говорил о нем? — О полковнике Мовяне говорил, но что его зовут Славик, узнал от тебя. — Это мы с детства еще так продолжаем обращаться друг с другом. Все же на одной улице одного села росли. Друзьями были, друзьями и остались. — Это хорошо! Но насколько он компетентен в том, чтобы помогать мне, используя боевую технику? — Славик-то? Да он главный контрразведчик в войсках Чечни! Начальник всех «особистов». — Да, это фигура! — Э-э, это должность у него такая грозная, а сам Славик мужик добрый. Да сам увидишь! Егор посмотрел на часы, которые купил по пути в Воронеже. Такие же «Командирские», только не именные. 8.15. — С Ашотом когда связываться будешь? — После девяти, раньше он все равно ничего сделать не сможет, конторы начинают работу с девяти. — Хорошо, Вазген, подождем, я пока машину проверю! — Ее уже проверили, заправили, отрегулировали что надо! — Когда? — Еще вчера! Мой сосед автосервис держит, мужик в машинах разбирается, как никто другой, к нему со всего Ростова едут! Очереди у него! Жена в машину продуктов тебе положит. Не отказывайся, в дороге все пригодится! — Да у меня еще с Москвы запасы лежат. — Ничего! Остались, не пропали? Пусть лежат! Понимая, что переубедить Вазгена невозможно, Егор согласился. — Ладно, уговорил! Ну тогда пройдусь по вашей улице. Магазин или «комок» какой далеко от твоего дома? — А что ты хочешь купить? — Сигареты, Вазген, да минеральной воды, вот этого ты не предусмотрел приготовить для дорогого гостя, угадал? Армянин развел руки: — Вот этого действительно не предусмотрел. А магазин, как выйдешь за ворота, справа через улицу, за поворотом. — Тогда пошел я. К 9.00 буду. — Давай, а то, может, сына отправить? — Да нет, сам пройдусь. — Как хочешь. Егор быстро нашел магазин, купил три блока «Marlboro», дюжину бутылок натурального «Нарзана», вернулся. Вазген в это время уже заканчивал разговор по телефону: — Давай, Ашот! Мы ждем! Хорошо, хорошо! Ждем! — Чего же меня не дождался? Время только без пяти девять. — Он сам позвонил! — Тогда другое дело… — Ну вот, одна проблема решена. Сделает тебе Ашот пропуск, ни один мент или блокпост на подъезде не прицепится. — Спасибо! — Перестань, да? Так! Теперь Мовяна найдем. Вазген несколько раз набирал номер мобильного телефона, неизменно восклицая: — И с кем он там болтает? Он, понимаешь, людям нужен, номер все время занят. — Сделай паузу, — посоветовал Егор, — у такого чина всегда дел по горло, тем более на войне. Наверное, рапорта принимает за истекшие сутки. Подожди немного. Но Вазген продолжал настойчиво набирать номер, пока тот наконец не ответил. Егору был слышен разговор двух друзей, так громко они говорили. — Славик, ты? — Я, Вазген, здравствуй! Случилось что? — Почему случилось? Привет, и скажи мне, старому другу, до тебя срочно можно дозвониться? — Так дозвонился же? — Дозвонился, почти час набирал твой проклятый номер! — Что случилось, Вазген? Несчастье какое? — Нет! Все нормально! — Чего тогда петушишься? — А ты не знаешь мой характер? Не знаешь, как я не люблю ждать? — В этом не моя вина. Но давай короче, у меня дел много, чего звонишь? — Слушай внимательно, Славик! В Моздок лично к тебе едет один человек. Друг Тофика, мой друг, Ашота друг… — Я уже знаю! — Тофик сказал? — Да! — Так ты помоги ему, Славик! Это хороший человек, настоящий мужчина, бывший командир нашего Тофика, понимаешь? — Вазген, да знаю я все, не повторяйся! Он у тебя сейчас? — Да! Стоит рядом! — Передай ему трубку! Астафьев взял телефон. — Егор Васильевич, если не ошибаюсь? — Так точно, товарищ полковник! — Ну зачем так официально? — Не называть же вас Славиком? — Почему нет? Но это не столь важно. Когда планируете быть в Моздоке? — Под вечер. Точнее сказать не могу. Дорога, она непредсказуема. — Это верно! Тогда я буду ждать вас в штабе. На контрольно-пропускном пункте сообщите, что прибыли ко мне, вас тут же проводят куда надо. — В этом я не сомневаюсь! Из динамика послышался приятный бархатный смех. — Ну почему все так относятся к нам? Мы такие же офицеры, только со своими специфическими задачами, как и все! — Вот этих задач и опасаются! — Ну, значит, договорились, Егор Васильевич? Я буду ждать вас, когда бы вы ни прибыли. Если в дороге случится какая заминка с органами правопорядка или войсковыми постами, ссылайтесь на меня. Пусть выходят на связь со мной, я разъясню обстановку. — Хорошо! Я все понял, постараюсь как можно быстрее добраться. — А вот лететь сломя голову не надо. Как говорится в хорошей русской поговорке? «Тише едешь — дальше будешь». Вот и следуйте ей. Ну все, Егор Васильевич, извините, у меня люди на совещание собираются, жду! — До встречи, товарищ полковник! Связь прервалась. Егор передал трубку Вазгену. — Спасибо, Вазген! — Опять «спасибо»! Перестань, Егор… А вот и Ашот! Астафьев узнал усатого армянина. — Здравствуйте всем! — поздоровался он. — Как отдыхалось, Егор? — Замечательно! — Ну и хорошо! Не будем терять времени, вот пропуск, закрепи его на лобовом стекле, пока будешь идти по области. Затем сними его, дальше он не действует. Для дальнейшего продвижения вот тебе документ. В нем предписывается всем органам силовых ведомств Северо-Кавказского региона оказывать тебе всемерную поддержку и помощь. Документ подписан на самом высоком уровне. Ну вот и все. — Спасибо, Ашот! — Не за что! Друзьям мы всегда готовы помочь. Счастливого пути, мне тоже пора. Удачи тебе, командир легендарного «Вепря»! — И тебе всего хорошего! Проводив Ашота, Егор попрощался и с Вазгеном. — На обратном пути заезжай! Днем ли, ночью, всегда рады будем! — Договорились! — С Тофиком сам свяжешься или мне позвонить? — Я сам. Ну что, Вазген, удачной охоты? — Счастливо, Егор Васильевич, на святое дело идешь, да хранит тебя господь! Вазген трижды перекрестил Астафьева. Егор выехал со двора, свернул на улицу, ведущую к центру города, через Дон пошел мимо Батайска, на Моздок. На коленях его лежала карта-путеводитель. Полковник Мовян оказался мужчиной статным, подтянутым, без намека на живот, который являлся основной достопримечательностью почти всех братьев Казарян. Чувствовалась в Мовяне сила, какая-то внутренняя собранность. Да и внешне он выглядел достаточно сурово для своей суровой, особенно в условиях войны, должности. И в то же время, внимательно присмотревшись, можно было увидеть, что суровый полковник человек добрый. Это читалось в его глазах, теплых и доброжелательных. Таким Мовян предстал перед Егором Астафьевым, когда тот наконец после длительного марша встретился с ним в штабе Объединенной группировки войск. Время было 19.30, но полковник сдержал слово, никуда не ушел. На КПП при упоминании фамилии Мовян дежурный прапорщик лично провел Егора к полковнику. Тот встретил радушно, но сдержанно, по-деловому, по-военному. — Егор Васильевич Астафьев? — Так точно, товарищ полковник! — Простите, но разрешите взглянуть на ваши документы — паспорт или военный билет. Все же в полковнике первенствовал контрразведчик. Ему необходимо было убедиться, что встречает нужного человека, и он сделал это. Посмотрев документы, вернул их Егору. — Еще раз извините, сами понимаете, служба. — Я все понимаю. — Тофик звонил мне, Вазген звонил, говорили, что у вас срочное дело в Чечне, а именно в Аргуне, я правильно их понял? — В основном да! Если быть точнее, мне нужна связь с командиром N-ского полка полковником Галкиным. Можно с ним связаться немедленно? — Можно, и это мы сейчас сделаем. Один вопрос. Меня вы не хотите посвятить в свои тайны? Согласитесь, не каждый нормальный человек просто так, чтобы встретить друга, отправится в воюющую республику. Мне понятно, что в Чечне у вас есть дела поважнее обычной встречи с бывшим заместителем. Или я не прав, командир «Вепря»? — Не хочу и не буду вас обманывать. Да, действительно, в Чечню меня привело не только желание встретиться с Галкиным. И есть дела поважнее, в этом вы правы, в частности, это касается освобождения человека, захваченного и незаконно удерживаемого в заложниках. Но моя миссия исключает чье-то постороннее участие в деле освобождения заложника и тем более какие-то массовые действия против преступников. Они, я имею в виду тех, кто удерживает женщину, а именно женщина находится в заложниках, тесно связаны с преступниками в Москве. И всякое массированное вмешательство извне может привести только к одному — гибели женщины. А вот этого я допустить не должен! — И рассчитываете в одиночку вытащить ее отсюда? Не слишком ли вы самоуверенны, Егор Васильевич? — Понимаете… — Извини, но давай на «ты» и называй меня, как и друзья, Славиком, — перебил Егора полковник. — Понимаешь, Славик… К сожалению, я не могу сказать тебе больше того, что уже сказал. Я понимаю, твоя помощь будет эффективной, но она в то же время может дать и обратный эффект, что незамедлительно приведет к непоправимым последствиям. Так что спасибо. А самонадеян ли я? Наверное! И все же надеюсь, при всей, казалось бы, обреченности, переиграть противника. Кое-какой опыт в этих делах у меня есть. — Не спорю! Сама должность, пусть и бывшего командира специального подразделения, которое занималось освобождением пленных в Афганистане, говорит о многом. Дай тебе бог, Егор, только не ошибиться и самому не попасть в сети экстремистов. Конечно, если они не допускают варианта вторжения извне, то… — Напротив! Бандиты знают о том, что к ним вышел профессионально подготовленный человек с прямой целью не только освобождения заложницы, но и уничтожения главы похитителей! На лице полковника отразилось крайнее удивление. Наверное, он в конце концов посчитает Егора сумасшедшим. — Ничего не понял! Так боевики знают о тебе? — Да, и информацией они обладают достаточно полной, чтобы подготовить мне встречу. — И ты все равно идешь в их логово? — Как видишь! — Ну ничего не понимаю! — А тебе, Славик, ничего и не надо понимать, извини. Мои проблемы — это мои проблемы. — Но… черт возьми, у тебя же нет ни малейшего шанса не только спасти женщину, но и вернуться самому! Неужели ты не понимаешь этого? — Все я понимаю, поэтому, думаю, нам не следует продолжать эту тему. Окажи любезность, свяжи меня с Галкиным! — Ну и ну! Впервые встречаюсь с подобным. Ты и в Афгане действовал так же? — Как «так же»? — Нелогично! — Не всегда, но приходилось! И, как ни странно, это почти всегда приводило к нужным результатам! — Знаешь, если ты провернешь эту операцию, я был бы не против заиметь заместителя в твоем лице. Или советника, на выбор! — Это дело будущего, что сейчас об этом говорить? Выполни лучше мою просьбу! — Ах да, конечно! Извини! Полковник вызвал к себе дежурного связиста. — Капитан Фролов по вашему приказанию прибыл, товарищ полковник! — Обеспечь-ка мне, дружок, спутниковую связь с командиром «Вислы» (кодовое название полка Галкина). И как можно быстрее. Связь выведи сюда! — Есть! Разрешите идти? — Идите! Капитан вышел. — Егор, это, конечно, не мое дело, но та женщина, ради которой ты идешь на смертельный риск, многое для тебя значит? Егор улыбнулся: — Ты не поверишь, но я видел только ее фотографию. — Тебя заставили вступить в игру? — Да! — Но ты же с твоими-то навыками можешь спокойно уйти из-под контроля тех, кто считает, что прочно посадил тебя на «крючок». — Мог бы, и сначала так и хотел поступить, но потом подумал: а кто поможет невинной женщине? Кто, Славик, если не я? — А собственная жизнь, значит, побоку? — Знаешь, после увольнения я оказался никому не нужен, даже собственной жене! Запил по-черному. Не жил — существовал. И долго не протянул бы. Так почему напоследок не встряхнуться? Вновь войти в ту среду, которая является для меня родной? И если погибнуть, то не под забором омерзительным для окружающих бомжом, а бойцом, офицером, на поле боя, напоследок громко захлопнув за собой дверь жизни? — Да-а! — только и смог ответить на несколько напыщенную, но идущую от сердца, что полковник прекрасно понял, речь бывшего офицера. Вошел капитан, протянул аппарат спутниковой связи: — Полковник Галкин на проводе, товарищ полковник! — Спасибо, свободны! Офицер связи вышел. Мовян обратился к Галкину: — Приветствую тебя, Пал Палыч, Мовян беспокоит! — Взаимно! Что понадобилось контрразведке в столь неурочный час? — Да вот один человек с тобой поговорить хочет! — Вот как? И что за человек? — А ты сам определи, передаю трубку! Егор взял прибор, похожий на обычную рацию с короткой гибкой антенной: — Паша? Это Астафьев, узнал, чертила? — Командир? Но откуда?.. — Из Моздока, из кабинета полковника Мовяна, он же с тобой только что говорил! — Черт, все так неожиданно, что рамсы попутал! А что ты в Моздоке-то делаешь? — Да вот соскучился по тебе, решил встретиться. Думаю, у нас есть о чем поговорить? — Ну ты, Егор Васильевич, даешь! Ошарашил так ошарашил! — Ну что, встретимся? — Встретимся? — еще никак не мог прийти в себя от неожиданности полковник Галкин. — Ну конечно, о чем ты спрашиваешь? Вот только как тебя сюда, ко мне в штаб, доставить? Дай-ка трубу Мовяну! Егор передал аппарат полковнику контрразведки. — Да?.. Так!.. Понимаю… Нет, этот вариант отпадает, — начали разговор между собой старшие офицеры, но на этот раз Егор слышал только Мовяна. — Нет, Паша, надо что-то другое… «Вертушка»? Погоди! Это вариант! Завтра, насколько мне известно, в Шали борты пойдут!.. Ну какие проблемы? Конечно, договорюсь, прямо к тебе на плац высадят. Все! До связи, Паша… Да ладно, свои люди — сочтемся!.. Пока! Мовян отключил связь. Вызвал капитана, приказав: — А теперь соедини меня с командиром эскадрильи «вертушек», прямо на внутренний телефон. — Есть! — Ну что? — спросил Егор, когда капитан в очередной раз вышел. — Сейчас с летунами поговорю, потом и разложу все! Добро? — Как скажешь. От меня здесь ничего не зависит. Полковник достал пачку «Явы», Егор, в свою очередь, предложил тому «Marlboro». — Ого! А говоришь, существуешь? Тот, кто существует, такие сигареты не курит. Все больше «Приму». — Это досталось мне по случаю, а вообще ты правильно заметил, в основном я курю именно «Приму». Их разговор прервал звонок. Мовян поднял трубку телефона: — Коля? Это полковник Мовян! У тебя завтра борты на Шали идут?.. Вот и хорошо! У меня к тебе просьба: подсади пассажира. Но не просто подсади, а доставь его в окрестности Аргуна, к «Висле»… Сделаешь?.. Вот спасибо, дорогой!.. Во сколько?.. Хорошо! Обязательно будем, я провожу его! Все, Коля, я твой должник! Спокойной ночи! Полковник положил трубку. — Ну вот, кажется, и все! Сейчас пойдем со мной, у меня и переночуешь. Завтра в 5.00 нам нужно быть в эскадрилье. Вертолет доставит тебя прямо к твоему другу. Это все, чем я могу тебе помочь? — Мовян серьезно взглянул на Егора. — Подумай хорошенько. — Славик! Если мне на каком-то этапе потребуется группа поддержки, это можно организовать? — А вот это обсудим дома, поужинаем и обсудим. В первую очередь мне надо знать, в каком районе ты планируешь акцию, от этого и будем плясать! Идем? — Ты хозяин, твоя воля — закон! — Идем! На выходе из штаба полковник приказал дежурному офицеру: — Мою машину ко мне домой в 4.30! И без опозданий! — Есть, товарищ полковник! Охрана обычная? — Без охраны! Я далеко не поеду! — Есть! Офицер что-то чиркнул в дежурном журнале, Мовян и Егор вышли из здания штаба. На следующий день, ровно в 5.00 группа вертолетов, состоящая из «Ми-8», двух «Ми-26», под прикрытием звена боевых «Ми-24М» взяла курс на Шали, с промежуточной посадкой «Ми-8» на вертолетной площадке N-ского полка, штаб которого дислоцировался недалеко от Аргуна. Астафьева провожал, как и обещал, полковник Мовян. — Славик, ты за «Нивой» назначь кого присмотреть. Она мне еще, думаю, пригодится. — Нашел о чем думать! Тебе разве о машине думать надо? «Нива» что? Железка! А ты на кон жизнь ставишь! — И все же. — Да не волнуйся ты об этом! Поставлю твой вездеход в свои боксы. Будет цел, как девочка до свадьбы. — Возьми документы на нее! Если придется остаться в горах, поощри кого достойного. Машина почти новая! — Не каркай! Давай возвращайся! И о моем предложении подумай! — О каком предложении? — Здравствуй, праздник, Новый год, я пришел на елку! Я же вчера говорил, что готов тебя к себе в штат взять! — А! Вот ты о чем? Обязательно подумаю. Пилот «Ми-8», подходя к машине, сказал: — Здравия желаю, товарищ полковник! Прошу пассажира на борт. Через пять минут взлетаем. — Спасибо тебе, Славик! За все спасибо! Позвони Тофику и Вазгену. Знаю, переживают, особенно мой бывший прапорщик! — Всем позвоню, все расскажу, что можно, не волнуйся. Удачи тебе, офицер! — Удачной охоты желали у нас в Афгане перед рейдом по тылам «духов». — Тогда удачной охоты! Буду с нетерпением ждать от тебя вестей. Егор Астафьев, поправив на боку сумку, побежал, пригибаясь под вихрем, поднятым запущенным несущим винтом вертолета, и скрылся в чреве «Ми-8». «Вертушки» одна за другой поднялись в воздух и, набирая высоту, взяли курс на юго-восток. Туда, где полыхал огонь войны. ЧАСТЬ III Глава 1 Рано утром Карельского разбудил звонок сотового телефона. Он поднял трубку, сонным голосом спросил: — Кто это? — Кто, спрашиваешь, баран? Абдулла это, вот кто! — Салам, Абдулла! — сразу утратив сонливость из-за агрессивного тона чеченца, поздоровался Андрей Викторович. — Пошел ты со своим саламом знаешь куда? Туда, куда твой протеже Астафьев отправил твоих же самых лучших, проверенных и подготовленных бойцов, мать их! С одним справиться не смогли! Что это значит, Карельский? — Абдулла, ты можешь не кричать? Я тебя и так хорошо слышу. А насчет своих людей я еще не знаю подробностей. — Тебе только с проститутками забавляться и баб валить, скотина, — продолжал натиск возмущения Абдулла, — элементарного дела сделать не смог! Где твои люди? Где Астафьев? Где его труп? Я жду ответа! Карельский, слушая гневный крик Абдуллы, налил себе стакан водки, махом опрокинул в себя. Спиртное успокоило и придало немного уверенности: — Абдулла! Ты умный мужчина, зачем задаешь вопросы, на которые я тебе не могу ответить? — А ты смоги! Кто раскопал этого долбаного профессионала? И кто взял на себя акцию его устранения? Я? Или все же ты? — Ну я! — Я, я, головка ты от… Так объясни мне, членоподобный, что происходит? Карельский хотел было возмутиться, но сдержал себя, с Абдуллой ссориться — себе дороже выйдет. — Во-первых, раскопал, как ты говоришь, Астафьева не я, а Галина, царство ей небесное, и все об этом знают, кому положено знать. С нее уже не спросишь. Во-вторых, акция устранения Астафьева по пути в Чечню не моя идея, а ваша, твоя и твоего Хозяина пожелание. Лично я спокойно мог убрать его, не выходя за пределы усадьбы! В-третьих, я из-за всего этого, и здесь ты прав, потерял лучших своих людей. И один Астафьев так просто завалить их не мог, это тебе не дурацкий бой Вишнякова. Граф с ребятами тоже были не пальцем деланные, это не сосунки типа покойного Горшка. Отсюда вывод: Астафьеву кто-то помогал! Кто? С момента захвата он с посторонними в доме Вишнякова не общался. А по дороге до известного места полностью контролировался моими людьми. И откуда он взял оружие, взрывчатку? Причем столько, что ее хватило разнести в пыль две машины? И, заметь, джип в том числе. На чем же он ушел с места засады? Пешком? Отпадает! Ему же надо было продолжить свой путь. Следовательно, Астафьева там ждали. И ждали на технике. Астафьев знал, что за ним последует «хвост», и заманил его в лес, где и произошла трагедия. Ты понимаешь меня? Абдулла ответил тяжелым посапыванием. Карельский продолжил: — А ты знаешь, что некто неизвестный позвонил Хованскому и передал привет из ада? Не знаешь? Так знай! Эдуард сейчас на грани нервного срыва. Теперь ты тоже продолжаешь считать, что все дело провернул один Астафьев? Чеченец по-прежнему молчал, но молчание затянулось ненадолго. Он спросил: — И какие ты делаешь выводы? — Пока лишь предположения, в которых надо разобраться, чтобы понять смысл произошедшего. — Пока ты будешь проверять, разбираться, Астафьев спокойно достигнет Чечни. И что мне доложить Хозяину? — Правду доложи, Абдулла! Но я не могу понять, какая трагедия в том, что Астафьев попадет в Чечню? Ну и что? Встретят его в горах, которых он совершенно не знает, и сдерут кожу с живого. Или отрежут голову, как это у вас принято! Что, Хозяин боится одиночки? — Астафьев может быть не один! — Ну пусть с ним будет пять, ну десять человек. Но район-то глухой, даже по карте видно, как сложно добраться до этого Алтан-Юрта. А незаметно вообще невозможно! Дороги там две, с юга и с севера! По дну ущелья, я специально изучал военную карту, которой будет пользоваться Астафьев! Все! Больше путей нет! А уничтожить противника в ущелье, что проще? Один человек завалит целый отряд! И где Астафьеву взять хотя бы те десять человек? Кто ему выделит людей для сомнительной операции? — Ему могут помочь друзья, с которыми он раньше служил в спецназе. — И которые в большинстве своем пашут уже на «гражданке». Ну, может, найдется какой полковник, но над полковником есть генерал! Нет, Абдулла, ни у кого Астафьев не будет просить помощи, а пойдет в одиночку или, в лучшем случае, с кем-нибудь в паре, это тактика подразделения, которым он командовал в Афганистане! — Ты будешь учить нас, да? — Ни в коем случае, Абдулла! Только, если позволите, советовать. — Пошел ты на хер со своими советами, советчик! — К сожалению, сейчас большим помочь не могу. Не перебросишь же ты нас с Хованским в горы для встречи Астафьева? — Нет, не переброшу, здесь ты прав. Я сделаю другое. Если этот «профи» доберется до Алтан-Юрта, я лично тебе отрежу голову. Все! Меня не ищи, не хочу тебя видеть, будешь нужен — сам найду! Карельский бросил трубку на столик. Ему и без Абдуллы было о чем подумать. С Астафьевым действительно было много непонятного. И в первую очередь то, что он не мог действовать один. Кто-то его ждал у оврага с приличным арсеналом оружия, взрывчатки и техникой, чтобы после акции немедленно скрыться. И, кроме Вишнякова, он, по сути, ни с кем и не беседовал. Но тот сам приказал Карельскому организовать наблюдение за Астафьевым! Была еще медсестра, но она находилась под контролем. Тренер? Тот, что готовил его к бою? Но они тоже, по докладу Хованского, наедине не оставались! А Хованский постоянно слушал палату этого «профи». Да и из последнего разговора перед отправкой ничего, что касалось бы уничтожения «хвоста», Эдик не услышал, хотя прослушал всю беседу. Но ведь кто-то подстраховал Астафьева! Значит, имел он с кем-то связь? Чертовщина какая-то! А не сам ли Вишняков разыграл весь этот кровавый спектакль? Эта догадка заставила Карельского начать ходить по комнате. Так! Отправка Астафьева проводилась под контролем Вишнякова. Но он каким-то образом узнал, что в его окружении завелась «крыса»? Предатель, работающий на похитителей. Но кто точно, он не знает! На кого он может подумать? На Хованского? Но тот слаб для такого дела и трус, к тому же Вика — его супруга, и у него алиби! На Рудакова? Исключено! Остается только он, Андрей Викторович Карельский! Тем более у последнего в личном подчинении бригада палачей, которая убрала Галину и следователя. А это опасная сила! От нее предпочтительнее избавиться! Для чего Вишнякову нужно было посылать «хвост» за Астафьевым, если они договорились по-хорошему? Перестраховаться? Но почему тогда он приказывает Карельскому отправить за «профи» именно Графа, Ганса, Крюка? Не затем ли, чтобы уничтожить их? Таким образом он ослабляет позиции Карельского и обеспечивает беспрепятственный проход Астафьеву, подозревая, что Карельский может организовать ликвидацию «профи» по пути следования. Но если это так и у оврага Астафьева ждали люди Рудакова, который, кстати, и вывозил Астафьева из усадьбы, то Карельский, а возможно и Хованский, сами попадают в разряд заложников. И когда в Чечне захватят Астафьева, а в этом Карельский не сомневался, Вишняков прижмет Карельского вместе с Хованским — главным действующим лицом в этой затянувшейся игре. И что будет дальше — совершенно непонятно! Но Карельский грубо ошибался в своих подозрениях. Да, Вишнякова заинтересовало сообщение о взрывах недалеко от ростовской трассы в лесном массиве, но затем Егор вышел на связь, значит, его чьи-то разборки не коснулись. А кто там чего устроил в овраге, Вишнякова волновало меньше всего. Его сейчас больше интересовал Астафьев, который пока благополучно шел по графику. Вишняков и о Графе с подельниками, может быть, и не вспомнил бы, если бы Андрей Викторович, отчасти под впечатлением от разговора с Абдуллой, отчасти от того, что совершил ошибку, подозревая Вишнякова, сам не вызвал босса на разговор. Где и доложил, что Граф, Ганс и Крюк пропали. И тут Вишняков вдруг понял, что в телевизионной передаче о взрывах могло быть тем серебристым куском металла. И кому принадлежали фрагменты трех человеческих тел. Ведь Граф, Ганс и Крюк следовали за джипом на серебристой «Ауди». Неужели это они стали жертвами? Но почему? Кто уничтожил их? Вишняков поднял глаза на Карельского. — Андрей, — тихо, почти шепотом спросил он, — а это не твои люди полегли в том овраге? — Не знаю, но связи с ними у меня нет. Ни я не могу их вызвать, ни они не выходят на связь! — Значит, они! Но кто устроил им бойню? Не Астафьев же? Он выходит на связь по графику и докладывает, что все идет по плану. Карельский очень внимательно смотрел на Вишнякова и видел полную растерянность босса. Андрей Викторович понял, что Вишняков не причастен к убийству. А если не причастен он, то и Рудаков ни при чем. Без прямого приказа Вишнякова тот ничего никогда не делал! И то, что Вишняков не имеет к гибели его людей никакого отношения, испугало Карельского. Потому что больше объяснений происходящему он не видел! Следовательно, происходит то, что понять им — Вишнякову, Карельскому, да и чеченцам — не дано! Где-то Астафьев по-крупному переиграл их. И что предпримет дальше этот проклятый «профи», только одному богу и самому Астафьеву известно. Остается надеяться, что этот специалист сломит себе башку в Чечне! Но чувство сильной тревоги с этого момента крепко засело в душе Андрея Викторовича. В то самое время, когда растерянный Карельский выходил из кабинета Вишнякова, Абдулла набирал номер спутникового телефона. Ответили ему сразу: — Слушаю! — Хозяин! Абдулла на связи! Салам аллейкюм! — Салам, Абдулла! Говори, что хотел сказать! — Плохие новости, Хозяин! Люди, посланные за наемником… — Не продолжай, я знаю, — спокойным тоном прервал тот, кого Абдулла назвал Хозяином, — узнаю Вишнякова. Не упустил шанса ослабить Карельского. Подозревает, волчара, что кто-то из его приближенных работает на нас. Он так Андрею Викторовичу и несчастный случай подстроит, когда просчитает его. А этого допустить нельзя! Ты вот что, Абдулла, спрячь Карельского на время. Пусть он исчезнет! Таким образом наш «уважаемый» Дмитрий Петрович утвердится в мысли, что «кротом» был его первый заместитель. Это отведет подозрение от Хованского. А Эдуарда Геннадьевича нам беречь надо! — Так вы, Хозяин, считаете, что всю эту «непонятку» закрутил сам Вишняков? — Конечно! Я давно знаю его! Это в его стиле! А ты думал, кто еще мог завалить людей Карельского? — Не знаю! Может, менты как-то зацепились? — За что зацепились? — Да шайтан их знает! И вообще здесь все так мутно! — Успокойся и готовь план уничтожения Вишнякова с Рудаковым. Представишь мне его на утверждение, как будет готов! Ну а действовать начнешь только по моему сигналу, понял? — Понял! А Астафьев? — А что Астафьев? — Он уже приближается к вам! — Да ради Аллаха! Мы гостям всегда рады, или забыл про обычаи гор? Пусть идет, встретим! Ты Карельского спрячь, и сегодня же, а то возьмется за него Вишняков и расколет Андрея Викторовича, как орех! Это он умеет! Все ясно, Абдулла? — Все, Хозяин! — Выполняй! Хованскому передай, что развязка близка, успокой его, скажи, что он остается в стороне и от него больше ничего не понадобится. Пусть придет в себя и работает! Ему в любом случае ничего не грозит. За ним — сила! Да он скоро и сам силой немалой станет! Так и скажи ему. — Хорошо, Хозяин, все сделаю! — Давай, Абдулла! Я много поставил на тебя, не забывай об этом! Не дай Аллах тебе допустить ошибку в самом финале. Джалиль тебя контролирует. Ты понял, о чем я? — Понял! — Молодец. До связи, Абдулла! Готовься и жди! — До свидания, Хозяин! Отключив прибор спутниковой связи, Абдулла взял сотовый телефон: — Карельский? — Да! — Узнал? — Еще бы! — Дорогу в деревню Палицу не забыл еще? — Нет, а что? — Собирайся и выезжай туда! Прихвати из дома вещи, всякую туалетную лабуду, короче, все, что тебе понадобится для временного проживания там! — Почему я должен скрыться? — Потому, что так приказал Хозяин! Еще вопросы будут? — Но… — Послушай, Карельский! Что-то ты мне в последнее время не нравишься, я тебе попугай, повторять одно и то же? Да? — Нет! — Нет? Тогда собирайся и вперед, без охраны, но чтобы она видела твои сборы и потом могла доложить о твоих действиях Вишнякову. И чтобы ни одна душа не знала, куда ты делся, понял? — Понял! — Я тоже выезжаю туда! Там, на месте, обо всем и поговорим! Все! После предложения выехать в глухую деревню Карельский почувствовал холодок внутри. Почему Абдулла вызывает его туда? Чтобы на время скрыть его? Или решил убрать его, Карельского? Черт, с этими мыслями можно с ума сойти, а может, он уже потерял крышу? В таком состоянии Карельский еще никогда не был! Слишком уж все выглядит мрачным! Если бы его хотели убрать, то уже давно бы убрали, где угодно и когда угодно, даже в постели с проституткой! Надо привести себя в порядок, загнать патрон в патронник «ТТ» — на всякий случай — и ехать в Палицу. Андрей Викторович, как и приказывал Абдулла, сложил необходимые вещи, вынес все это на виду у охраны, приказал ей оставаться на месте, сказал, что скоро вернется. Сел за руль, завел двигатель. Достал иконку из паспорта, истово перекрестился: «Господи! Спаси и сохрани!» Вывел свой автомобиль и направился в сторону деревни в семидесяти километрах от Кольцевой дороги. Подъехали они почти одновременно. Остановились у крайнего дома, немного в стороне от деревни, в роще. Карельский вышел из машины, держа в кармане «ТТ». Осмотрелся, постороннего присутствия не заметил. Фары машины Абдуллы несколько раз мигнули. Чеченец даже не вышел из автомобиля, приглашая Карельского к себе. Андрей Викторович медленно пошел к Абдулле. Что ждало его в салоне? Разговор или сразу же выстрел, а может, чуть спустя, удавка на шею? Но он взял себя в руки. Открыл дверь машины, взглянул на заднее сиденье — там никого. Уже легче, значит, Абдулла один. — Чего озираешься? — спросил чеченец. — Садись, не бойся, убивать не буду! Карельский сел на место пассажира. — Слушай внимательно, Андрей Викторович! Сейчас сюда подъедут мои люди, три человека. Не пугайся и поставь свою пушку на предохранитель, а то нечаянно как бы яйца себе не отстрелил, опасно держать в кармане готовый к бою пистолет, да и не нужен он тебе! Люди приедут для того, чтобы охранять тебя здесь, на нашей даче, где тебе придется провести какое-то время! Это делается в твоих же интересах! Хозяин считает, что Вишняков подозревает тебя в предательстве. Поэтому и принял решение спрятать тебя! — Или подставить! Если я скрылся, значит, кто же еще «крот»? Короче, на меня перевели стрелки, понятно! — Ни хера ты не понял! Если тебя решили бы подставить, то грохнули бы втихую и все дела, а труп в печь! — Еще не вечер! — Перестань, Карельский! Говорю тебе, ты нужен Хозяину, как и Хованский, и на вас он строит свои планы, а значит, никто тебя трогать не будет. Хозяин боится, что Вишняков взял бы тебя в оборот и выбил все, что ты знаешь! А он это мог сделать в любую минуту! Отсюда и экстренное решение о выводе тебя из игры! Неужели не ясно? — Посмотрим! И сколько мне здесь предстоит кантоваться? — Столько, сколько нужно! Что, без баб тяжело будет? Ничего, онанизмом погрешишь немного! На зоне баб тоже нет, и сидят там долго! Обходятся как-то! Привыкай и ты! — Абдулла засмеялся. — Ладно, шучу я, но предупреждаю, люди, что будут с тобой, не для отдыха наряжены. Они будут следить за тобой! Смотри, не сделай глупости. Убивать не будут, а вот калекой на всю жизнь оставить могут. А тебе это надо? — Что твой Хозяин думает об Астафьеве? — Во-первых, наш Хозяин, а во-вторых, тебя это не касается! А вот и ребята мои подкатили! К машине Абдуллы подъехала «десятка», из нее вышел крупный парень, подошел к двери начальника. Тот вышел на улицу: — Салам, Марат! Все нормально? — Салам, Абдулла! Нормально! — Продуктами затарились плотно? — Недели на две хватит! — Хорошо, разгружайтесь, потом с клиентом познакомлю и проинструктирую! Прибывшие молодые крепкие парни начали выносить из машины пакеты, свертки, баулы, ящики с пивом и минеральной водой. У них было и оружие — автоматы «АКСУ». Карельскому определили черную комнату, без окна, поставили там кровать. — Ну вот и все, Андрей Викторович, апартаменты, конечно, не как у тебя дома, но временно потерпишь, счастливо оставаться! До скорой, надеюсь, встречи! Марат! — позвал Абдулла старшего. — Проводи меня! Тот вышел из дома следом за начальником. — Марат! Ни в коем случае не упусти русского! Это приказ Хозяина! Будет дергаться, успокой, припугни, но, смотри, не убей случайно! Пощады тогда не жди! — Я все понял, Абдулла! — Машины спрятать, сидеть дома, связь со мной только в экстренном случае! По деревне не шастать! И вообще чтобы дисциплина была на уровне, с тебя спрошу! Все, свободен! Марат вернулся в дом. Абдулла по спутниковой связи доложил Хозяину, что его приказ в отношении Карельского выполнен, и, поднимая за автомобилем облако пыли, ушел по грунтовой дороге к шоссе, ведущему в город. Вечером того же дня Дмитрий Петрович Вишняков узнал, что исчез Карельский. Оставив дома охрану, взяв с собой две объемные сумки, выехал на личном автомобиле в неизвестном направлении. И после этого о нем ни слуху ни духу! Вишняков вызвал Рудакова: — О Карельском знаешь? — Да, доложила охрана! — И что скажешь по этому поводу? — Одно скажу, сука твой Карельский, Дмитрий Петрович! Он работал на похитителей, он и Вику им сдал! И о своих людях, пошедших за Астафьевым, сообщил кому надо. То, что пацаны погибли, его работа, уверен! — Но почему? Зачем? Ты мне это объясни. — Деньги, Дмитрий Петрович! «Чехня» перекупила его с потрохами, и все дела! — У тебя, как у начальника службы безопасности, факты против него есть? — Он слишком хитер, чтобы дать против себя компрометирующий материал. — А тебе не приходит мысль, что его, как и Графа, Ганса и Крюка, также могли убрать? — Кто? — Ты меня спрашиваешь? Или я должен задать этот вопрос? — Извини! Если бы он был чист и чувствовал опасность, то обратился бы за помощью к вам, а не побежал бы из города, — переходя с «ты» на «вы», ответил Рудаков, указывая на очевидное. — Вещи же свои он дома не оставил? Значит, планировал слинять. Или ему дали на это команду. Он спешно покинул дом после того, как ему кто-то позвонил! Знать бы, кто сделал этот звонок… — А почему его телефоны не прослушиваются? — спросил Вишняков. — Основные прослушиваются, а вот сотовые он менял чуть ли не каждый день. Последний, например, приобрел позавчера. Сам понимаешь, никакой возможности заложить в трубу «жучок» в таких условиях мы не имели. — Не нравится мне все это. Будем считать, что Карельского мы упустили, но это предвестие каких-то очень нехороших перемен, нутром чую! Надо усилить охрану и вообще все хорошо обдумать! Но главное, и я молю господа об этом, чтобы Астафьев сумел выполнить поставленную перед ним задачу! Тогда, уверен, все прекратится. — Согласен! А охраной я займусь особо! С завтрашнего дня переведу ее в режим усиленного несения службы. Думаю, это не будет лишним. Глава 2 Егора на вертолетной площадке полка встречал сам полковник Галкин. Винтокрылая машина, на минуту коснувшись бетонки и дав возможность Астафьеву покинуть борт, тут же взмыла вверх, догонять своих небесных собратьев. Павел тут же подошел к Егору, не дожидаясь, пока уляжется пыль от винтов. — Командир! Вот кого не чаял увидеть здесь! Друзья обнялись. — Ну пойдем ко мне, удобств минимум, сам понимаешь, но ничего, мы привычные, и стол уже накрыт, и водка стынет! Офицеры прошли через плац полка, мимо штаба в командирскую палатку. Там посередине стоял стол, накрытый по-фронтовому: бутылка водки, алюминиевые кружки, открытые банки с тушенкой, рыбные консервы, кое-какая зелень и хлеб. — Присаживайся, командир! Если бы ты знал, как я рад тебя вновь увидеть! Тогда, на вокзале, все так быстро произошло, что и в памяти не отложилось, так, какой-то эпизод. Сам-то как? На «гражданке»? — спросил Галкин, разливая водку по кружкам. — Мне не надо, Паш! — остановил его Егор. — Что так? — не понял Павел. — Нельзя мне, Паша. — Не понимаю, но подчиняюсь! А я немного выпью, если ты не против? — Да ради бога! Полковник выпил граммов сто, предложил Егору закусить вместе с ним. Астафьев от пищи не отказался. — Так ты не ответил, Егор, как устроился на «гражданке»? — А никак, Паша! Пошел на дно! В прямом смысле слова. Жена загуляла, я запил, семья распалась, Галина в поисках шикарной жизни трагически погибла. Я продолжал катиться вниз, пока обстоятельства не остановили. — Встретил другую женщину? — Если бы так… Хотя можно, наверное, и так сказать! Егор закурил, печально и задумчиво глядя в колыхающийся на ветру квадрат окна в брезенте. — Что же произошло? — осторожно спросил Павел. Егор оторвал взгляд от окна: — Сейчас я тебе все расскажу. Без твоей помощи мне не обойтись, поэтому-то я и нахожусь у тебя. Только, пожалуйста, не перебивай. На все вопросы твои я отвечу позже. Галкин слушал очень внимательно. — …Вот так, Паша, через Тофика, его брата Вазгена и их земляка полковника Мовяна я и попал к тебе в полк. И теперь ты знаешь, для чего я прибыл сюда! — Да! — только и смог выговорить Галкин. — Значит, решил со смертью поиграть? Поставил на себе жирный крест и пошел ва-банк? Или пан, или пропал? — Примерно так! — Одного не пойму, Егор! Ты же всегда просчитывал вероятность успеха любой операции! Неужели сейчас не видишь, не понимаешь, что даже поиграть со смертью у тебя нет ни малейшего шанса? Не успеешь ты затеять эту игру! — Это еще как посмотреть, Паша! — Да как ни смотри, хоть в профиль, хоть в анфас! — У меня другое мнение! — Постой! Женщина глубоко в горах, в заброшенном ауле, под охраной и контролем. Тот, кто ее удерживает, по твоим же словам, о тебе проинформирован. И ждет твоего прибытия, так? — Так! — На что же ты рассчитываешь? На наше извечное авось? Но даже на него в данной обстановке рассчитывать не приходится! — Ты, Паша, не горячись! Отбрось эмоции и посмотри на все с другой стороны. — С какой стороны? — Со стороны противника! — Хорошо! Я — твой противник, у меня банда, пусть малочисленная, но вооруженная и к местности прекрасно адаптированная. Ко мне идет какой-то сумасшедший, чтобы отнять добычу и, мало того, еще пришить и меня. Так? — Так! Только главарь мне лично не нужен, из-за него усложнять акцию я не собираюсь. Как бы ты среагировал на месте предполагаемого врага на такой вот выпад против тебя? На вариант действия одиночки? — Посчитал бы его идиотом и приказал своим людям завалить того на подходе. — Но подхода два! — Отправил бы людей в двух направлениях! — Противник знает, что одиночка не идиот, а профессионал достаточно приличного уровня. И он идет на тебя! У него, по-твоему, никаких шансов, но он идет! Что бы это значило? Ты, как главарь, задал бы себе такой вопрос? — Возможно! — И к какому выводу пришел бы? Какие меры предпринял бы? — Про меры я тебе уже сказал, а выводов не стал бы делать никаких, и у профессионала могут быть проблемы с головой! Так что либо заблокировал бы оба подхода к аулу, либо организовал на некотором удалении круговую засаду с визуальным контактом всех членов банды, меняя бойцов, пока ты не попадешь на мушку чьего-нибудь прицела. — Ну а если обозначить себя и отойти? — А смысл? — Пост, который заметит наемника, сообщит командиру о появлении последнего и утере его из поля зрения? — Ну и что? Командир отдаст приказ посту продолжить наблюдение, ну, может, усилит его! — А наемник не показывается. Сутки, другие, третьи? Не возникнет ли у главаря банды мысль, что тот пошел в обход? — По скалам? — И по скалам можно пройти, и ты это не хуже меня знаешь! — Нет, Егор, это тебе не кино, это жизнь! Одиночка там ничего не сделает. Хоть месяц кружи вокруг этого Алтан-Юрта, толку не будет никакого. Рано ли, поздно, горцы подстрелят тебя! А если не подстрелят, то и ты никакой выгоды не получишь. Будешь, конечно, держать их в напряжении, но не более того! Но, скорее всего, вышлет главарь опытных охотников, и те тебя подловят! Ты в любом случае проиграешь, Егор Васильевич! Не те условия для успешных действий, к сожалению! — В мрачном цвете ты, Паша, все рисуешь! Или забыл Афган? Принцип — безвыходных ситуаций не бывает, забыл? Любому ребусу есть решение, надо только найти его! — Ребусу, теореме — да, есть решение, аксиоме — нет, а ты как раз пытаешься изменить неизменное, выдать желаемое за действительное. Я тебя понимаю, но, поверь, одиночке там делать нечего, и ты, кстати, это тоже прекрасно понимаешь! — Ладно, нагрузил я тебя! Пей, закусывай! А я прилягу, мне думать надо! Егор прилег на солдатскую кровать, развернул карту, внимательно вглядываясь в каждое обозначение, пытаясь мысленно представить рельеф в радиусе примерно десяти километров от Алтан-Юрта. До этого радиуса его встречать вряд ли будут. Так! Два горных хребта зажали ущелье своими скалами. За ними пологие склоны, переходящие в лесные массивы, затем вновь обрывы и утесы, другие, более мелкие ущелья. По основному ущелью течет горная река, прибиваясь к правой стороне, если смотреть против течения. Далее, выше по карте, сужение гор, где река занимает все пространство между скал, и за ними широкое, немного наклонное к воде плоскогорье на дне ущелья. Здесь, у самого склона и раскинулся аул Алтан-Юрт. Это вид с севера. С юга такая же практически картина. Конечно, из аула есть тропы наверх, к бывшим пастбищам, но на военных картах они не обозначены. А их, этих троп, может быть несколько. Но для него они непроходимы, потому что их обязательно перекроют «чехи», если уже не перекрыли. Для него оставлены только скалы. Значит, придется идти на какой-то хребет, туда, где скалы отвесно падают в ущелье, и там, наверху, устроить позицию. Понаблюдать за тем, что будет происходить в ауле. Там же принять окончательное решение, исходя из той информации, которую он получит за все время пребывания возле Алтан-Юрта. Возможно, получится прорваться по какой-нибудь неизвестной пока тропе к селению. Оружием Паша поможет, да и снаряжением тоже. Следовательно, сегодня же ночью надо выдвигаться и идти к восточному склону хребта, по лесному массиву, который начинается за тридцать километров от обозначенной десятикилометровой зоны действия. Он отбросил карту, закурил. Галкин, продолжавший задумчиво сидеть за столом, спросил: — Что? Нет вариантов? — Да нет, Паша! Кое-что есть, но нужна твоя помощь! — В чем? Егор поднялся, сдвинул банки с кружками, разложил карту: — Во-первых, мне нужно оружие, прибор ночного видения, дистанционная прослушка, спутниковый телефон, маскировочный халат разведчика-снайпера, с лохмотьями, моток длинного, тонкого, но прочного троса. Во-вторых, переброска вот сюда, — Астафьев ткнул пальцем в место, где было обозначено начало лесного массива. — А дальше? — Дальше твоя помощь исчерпывается! Дальше я пойду сам! Мне главное — выйти вот сюда, — он вновь указал по карте, — на этот хребет. Там решу, что делать дальше! — Все? — От тебя все. Если, конечно, сделать все, что я перечислил, в твоих силах. — Это в моих силах. Но на смерть тебя я не пущу. Прости, здесь командую я. — Что это значит, Паша? Я к нему, как… — А значит это вот что, товарищ подполковник, что вы никуда один не пойдете! И еще что вы эгоист, если не сказать грубее! — Я не понимаю тебя, Паша! Ты еще, что ли, выпил? — Нет, я трезв! И, в свою очередь, не понимаю тебя! Неужели ты на самом деле думаешь, что я отпущу тебя на заведомо провальное дело? Я? Твой бывший однополчанин, заместитель, друг, наконец! Отпущу на смерть тебя, который вытащил меня с простреленными ногами из-под обстрела, рискуя жизнью? — Значит, обо мне позаботился! Спасибо! Молодец, умеешь быть благодарным! А как же женщина? Женщина, которой грозит неминуемая гибель? Бросим ее, да? Мы, офицеры «Вепря»? — Вот! Узнаю подполковника Астафьева! Решимость, напор! Презрение к смерти! — Да иди ты!.. Дай мне хотя бы автомат, или у тебя оружие на строгом счету? Трофейное тоже? — Эх, Егор, Егор, ничего ты не понял! Я же имею в виду другое! — Тогда объясняй понятливей! — А тут и объяснять, собственно, нечего. Я с группой офицеров с сегодняшнего дня в отпуске. На утро и «вертушка» готовится на Моздок! — Вот в чем дело? Значит, ты уже ничего не решаешь? Так какого хера… — Ты можешь меня выслушать наконец? — повысил голос полковник Галкин. — Все же перед старшим по званию стоишь! — А чего тебя слушать? Все и так ясно! Астафьев отвернулся от Галкина, отошел к окну. Немного постоял, вернулся, взял с кровати сумку, сгреб со стола карту: — Ну счастливо тебе отдохнуть, полковник! А я пошел! У меня дела! Но Галкин преградил ему выход. — Подожди, командир, вернись на место, поговорим серьезно! Что-то в голосе Павла прозвучало такое, что заставило Егора опять бросить на кровать сумку, сесть за стол. Напротив присел и Галкин. — Слушай теперь меня, командир! Но в это время в палатку вошел майор: — Разрешите, товарищ полковник? — Что у тебя, Леша? — Извините, я не знал, что вы не один. Я на минутку, насчет отвальной по случаю отпуска. На какое время ребят собирать? — Давай часов на семь, но предупреди, что меня сначала не будет, друг вот ко мне фронтовой, еще с Афгана, прилетел. Бывший мой командир! Кстати, познакомьтесь: подполковник запаса Астафьев Егор Васильевич, — представил Павел Егора. — Можно просто Егор, — добавил Астафьев. — Ну а это майор Краснов Алексей Кириллович или просто Леша, начальник разведки полка, боевой товарищ! Офицеры пожали друг другу руки. — И вот что, Леша… утром вылетайте без меня! — Не понял? Как без вас? — Понимаешь, разведка, беда у моего друга случилась. Чечены похитили его женщину, спрятали в горах. Вот ему и надо вырвать ее из грязных лап бандитов, обрубив их заодно! Поддержки у него никакой, кроме меня, естественно. Так что вы летите в Моздок, ну а мы с Егором ночью уйдем на охоту. Такие дела, Леша! Астафьев с удивлением смотрел на полковника, который только что отговаривал его от безумной, с его точки зрения, затеи, а тут сообщает своему подчиненному, что идет с ним в паре. Ну, Паша! Ну, артист! С не меньшим удивлением на своего командира смотрел и начальник разведки. — Та-ак! И далеко собрались охотиться? — спросил Краснов. — Какая тебе разница, майор? Отдыхай! — ответил Галкин. — Вы решили идти вдвоем? — Леша! Я же сказал, свободен! Тебя это не касается! — Ошибаетесь, командир! Касается! — С какого это, интересно, бока? — А с такого, что я иду с вами! Неужели не ясно? — Майор! Это не прогулка по горам с подразделением в сотню штыков! Обстановка очень сложная, ситуация непонятная, но изначально тяжелая. Шансов на успех практически никаких! — Но вы с подполковником идете? — Вынуждены идти! — Значит, и я иду! И что вы так смотрите на меня? Трое — не двое, а я еще взводного одного подключу — Буша, ему в бою цены нет, так будет четверо. А это уже сила! — Ну разошелся! Может, ты весь полк поднимешь? — Весь нельзя! У полка своя задача, а мы отпускники, значит, в своих действиях люди свободные. А Валера Буш, после того как друга его, Митю Воротникова, «чехи» машинами разорвали пополам, против них ох как агрессивно настроен! Готов бандюков зубами рвать! И участие его в акции, товарищ полковник, сами знаете, лишним не будет! — Ну вот, Егор Васильевич, смотри, мои подчиненные все решают сами. Кому куда следовать, кому что делать! Не полк, колхоз хреновый! И что интересно, запретить им я ничего не могу. Как сказал Алексей, все из названных, включая меня, числятся в отпуске, а следовательно, могут делать, что захотят. Загорать в Сочи, ловить рыбу где-нибудь в центре России или воевать в горах. Тут тебе целый отряд набирается. Решай! Возьмешь с собой кого? Астафьев никак не ожидал подобного поворота. Он посмотрел на Галкина. Глаза того улыбались. Было заметно, что он в душе гордится своими подчиненными. — Спасибо, ребята, — немного растерянно поблагодарил Егор, — помощь ваша в корне меняет дело, но я должен предупредить, что мы выступаем против целой банды боевиков, количественного состава которой не знаем. И схватка обещает быть кровавой! — Как будто мы здесь чем-то другим занимаемся, — ответил майор. — Товарищ полковник, Егор, давайте я сейчас с Бушем переговорю, мы придем сюда и все как следует обсудим. Насчет отвальной я распоряжусь, и время изучить обстановку и принять решение у нас будет! — Правильно, Леша! Иди разберись там с бытовухой, а потом ко мне! Если Буш не согласится, давить на него запрещаю! — Кто не согласится? Буш не согласится? Плохо, оказывается, вы его, товарищ полковник, знаете! Буш откажется?! Разрешите идти? — Валяй! Астафьев с Галкиным остались вдвоем в палатке. Павел как ни в чем не бывало убрал стол, протер его, начал затачивать цветные карандаши. — Ты карту-то расстели, — сказал он Егору, — пригодится скоро. — Спасибо, Паша! — проговорил Астафьев. — Честно говоря, не ожидал. — Да что ты как чужой? Чего не ожидал? — Что все вот так обернется! Ты же меня отговаривал, а сам решил по-иному! — Да не отговаривал я тебя. Просто хотел доказать, что один ты там ничего не сделаешь. А с тобой идти решил сразу! Я тебе так и сказал, что одного не отпущу. А что еще и ребята подвизались, так это и для меня неожиданность! Хотя догадаться, что Алексей примет такое решение, было несложно. Так что неправильно ты меня понял, командир, и обидел в конце: автомат хотя бы ему дай… Дела у него… Думал, что говорил? Вместе будем решать дела. Теперь у нас боевая группа, а это уже кое-что. Это уже хоть и слабый, но шанс на успех. А не та пустота, в которую ты хотел уйти один. — Ну извини, не понял тебя. — Все нормально. Ты, насколько я понял, что-то там наколдовал по карте? Принял решение? — Оно теперь ничего не стоит. Рассчитано-то оно было на одного. — Тогда думай, готовь предложение. Придут ребята, начнем отрабатывать варианты. Офицеры прибыли примерно через полчаса. Первым вошел начальник разведки, следом протиснулся в узкую дверь среднего роста, но широкий в плечах крепыш с тремя звездами на погонах, в котором сразу угадывалась большая физическая сила. Он спросил: — Разрешите, товарищ полковник? — Заходи, Турчин. «Турчин? — подумал Астафьев. — А называли какого-то Буша». И только когда тот вышел из-за спины майора, все понял. Старший лейтенант внешне очень напоминал действующего президента США, только выглядел офицер гораздо моложе. — Ну вот, Егор, знакомься с нашим знаменитым Бушем, из все той же разведки майора Краснова. — Старший лейтенант Турчин, — представился офицер незнакомому человеку в гражданском одеянии, — Валерий. — Егор. — Астафьев протянул старлею руку и пожалел об этом. Та словно в тиски попала! Казалось, нажми немного лейтенант — и все кости переломает. На груди Турчина, на его камуфляже красовались две орденские колодки. Для молодого офицера это было очень неплохо. Значит, воевать умел и делал это хорошо! — Присаживайтесь, товарищи офицеры, подполковник Астафьев введет вас в курс дела! Офицеры расселись вокруг стола, перед картой, на которой в ряд лежали остро отточенные карандаши. Егор вкратце изложил задачу, которую ему, а теперь и группе офицеров, предстояло выполнить, указал на карте район предполагаемых действий, высказал свои соображения. — Вот такая обстановка, господа офицеры! Аул скрыт глубоко в горах. Подходы есть, но они будут блокированы. Прямой прорыв возможен, но исключается исходя из общей задачи. Узнав, что против бандитов действует не одиночка, как предполагалось, а хорошо подготовленная группа, главарь бандитов может принять решение уйти из Алтан-Юрта. И тогда мы, пробившись к аулу, скорее всего, найдем его пустым. Операция потерпит провал! Допустить этого нельзя! Я рассматривал вариант, по которому планировал пройти по лесному массиву, с выходом через открытое пространство к хребту. Это сделать можно, разделив отряд надвое. Но напрямую спуститься в ущелье вряд ли удастся. Делать это на удалении от аула нет смысла, можно нарваться при продвижении по ущелью на засады «чехов». Мы же не знаем, каким образом и какими силами бандиты блокируют район. Вполне можно оказаться в капкане! Тем более бессмысленно спускаться у самого аула, подстрелят при спуске. — Да, район дерьмовый, должен доложить вам, — неожиданно вступил в разговор старший лейтенант Турчин, — знакомые места! — Не понял, Буш? — удивился начальник разведки. Командир полка тоже с недоумением посмотрел на младшего офицера: — Откуда тебе знакомы эти места? — Осенью, помните, откомандировали несколько офицеров в Урус-Мартан? — Ну и что? Для сопровождения грузов. — Ага! Это вам так сказали, а нас придали боевым группам спецназа ГРУ. Тогда устроили охоту за главарями бандформирований. — Вот оно что, — сказал начальник разведки, — а я смотрю, за что же Бушу второй орден, сразу после командировки, пришел? А оно вот в чем дело. И ты, Валера, молчал? — Приказали молчать. Но это ерунда. Так вот, наша группа охотилась за Шамилем, и мы проходили это ущелье. И Алтан-Юрт этот я видел, и наверх поднимался, в «зеленку» с ребятами на зачистку ходил. Неделю там провели впустую! — Так это же меняет дело, Буш! А ну давай подробно! — Мы и стояли в Алтан-Юрте. Там пригодных для жилья всего три дома, под самой скалой, остальное — труха. И вообще гнилое место! — А как вы наверх на плато поднимались? — спросил Галкин. — Там от аула на оба склона три подъема! Один по западной стороне, от реки, тропой по диагонали идет! И два прямо из селения, в разные стороны. Те получше и безопасней, по глубоким трещинам. По этим тропам когда-то, наверное, скот выгоняли на пастбища, потому что выходят тропы за хребтом прямо на плоскогорье. До «зеленки» метров пятьсот, но это смотря откуда мерить! — А поверхность плоскогорья? — Смешанная, неровная, где луговины, где кустарник в неглубоких, но длинных балках, а так — камень. Есть приличные валуны, но и родник есть, у самой «зеленки». Там что-то вроде бассейна выбито, для водопоя, наверное. Сама «зеленка» обычная для этих мест, не наши леса в центре. — А на противоположной стороне что за местность? — спросил Егор. — Там не был! Слышал, ребята базарили, такая же херня! — А само ущелье? — Дерьмовое ущелье! Скалы отвесные нависают, наверх посмотришь, думаешь, сейчас они на тебя и обрушатся. Не по себе там! Река к тому же, иногда по ней и идешь. — Ваша группа вся по дну шла? — Нет! Две тройки по хребтам, сверху, остальные по дну, держа дистанцию. — Как же тройки по хребтам шли? Разве это возможно? — Да там хребты — название одно. Представьте себе плоскогорье, немного наклонное. С одной стороны «зеленка», с другой — каменистая гряда, метра в полтора высотой, а где и меньше, по ширине в метров двадцать. А за грядой отвесный провал в ущелье, скалы! — Ущелье глубокое? — Метров сто, может, меньше, не измеряли! А внизу русло реки и камни. Я внизу шел, напрыгался по ним, как архар. — Вы поняли? А говорили, Буш не пригодится! — выразил свой восторг подчиненным начальник разведки. — Вот какие люди у меня в разведке, все знают! Да ему, Бушу, цены нет! Молодец, Валера! — Ну распетушился, — осадил майора командир полка. — Во-первых, никто не говорил, что Турчин не пригодится, во-вторых, сам же только узнал, что он был в тех местах. — Это дела не меняет, товарищ полковник. Разведка есть разведка! Главное — результат, а он налицо. — Ну хватит петь дифирамбы самому себе. Командир полка быстро навел порядок за столом, сказал: — Егор, я смотрю, тебе не терпится подробнее расспросить старшего лейтенанта об Алтан-Юрте? Давай! А мы пока с Красновым в штаб сходим, там решим кое-какие вопросы. А вы поговорите спокойно! Командир полка и начальник разведки вышли из палатки, оставив Егора наедине с Бушем. Вопросов у Астафьева действительно оказалось много. Вместе собрались уже после обеда. В том же составе. Продолжил совещание полковник Галкин: — Я договорился с пилотами «вертушки», ночью они готовы сделать полет и высадить нас там, где мы им укажем. Начальник разведки дал команду подготовить оружие и специальное снаряжение. Дело теперь за тобой, Егор! Тебе возглавлять операцию, мы все поступаем в твое распоряжение. Надеюсь, предварительное решение ты уже подготовил? — Ну раз вы решили передать командование мне, то тогда слушайте, что я предлагаю. Он указал место высадки и направление дальнейшего передвижения. — Нам нет смысла пытаться пробивать их посты, да мы и не знаем, где они будут находиться. Поэтому, как дойдем до рощи, вот она обозначена на карте, перед началом ущелья, — Астафьев показал на карте местонахождение объекта, — и после короткого отдыха я вхожу в ущелье! Один! И начинаю скрытное по нему продвижение. Вы же выходите по склонам на хребты, так, чтобы видеть меня, но при этом продолжая соблюдать дистанцию. Передним, я думаю, следует идти полковнику Галкину, в замыкании — Бушу, извини, Валера, старшему лейтенанту Турчину! — Да ничего, товарищ подполковник, называйте меня, как и все, Бушем, я привык! — Хорошо! Идти до того момента, как меня остановят бандиты, как я попаду в их «ловушку». Пост внутри ущелья будет выставлен обязательно и, скорее всего, вот здесь, — показал на карте Астафьев, — по крайней мере, так считает старший лейтенант! — Ты в своем уме? — спросили одновременно Галкин и Краснов. Буш молчал, ибо уже знал замысел Егора и вполне с ним согласился. Но влезать в разговор старших посчитал преждевременным. Егор ответил: — Я в своем уме! Бандиты ждут меня? Ждут! Так вот он я, получайте подарок! — А если этот подарок им на хер не нужен и имеют они задачу просто завалить тебя, а голову твою принести главарю, как сувенир и одновременно как доказательство выполнения поставленной задачи? — Не думаю, Паша! Если есть возможность захватить противника живым, его и берут живым! Зачем просто так убивать? Его и продать можно, и как раба использовать, да даже если и отрезать голову, то прилюдно! Показывая свое могущество местному населению! Нет! Если будет возможность, они будут брать меня в плен, а такую возможность я им предоставлю! — И что это нам дает? — спросил майор. — То, что, взяв меня, еще какое-то время понаблюдав, может, весьма продолжительное время, но не более суток, оставив пост прикрытия, остальных людей главарь вернет в аул! Обеспечив вам подход к нему поверху. По хребту. Система дистанционного прослушивания даст вам возможность быть в курсе того, что происходит в ауле, и выбрать момент нападения, подготовившись к нему и выработав план действия на местности. Здесь карты в руки тебе, полковник. — Значит, ты идешь живцом? — спросил Павел. — В какой-то степени да! — А не расколет командир «чехов» этот маневр? — Проверять будет, сомнения нет, но вы-то тоже не пацаны, чтобы дать каким-то казбекам переиграть себя? Но это мой план! У кого-то, может, есть нечто другое в запасе, вот Валера Буш, когда вас не было, предлагал идти через «зеленку» и ночью с двух спусков к аулу штурмовать его к чертовой матери! — А что? Нормальный план! — План нормальный, Валера, но не подойдем мы к спускам незаметно, нас на плато свяжут боем! — Да понял я, понял! Чего теперь об этом? — Что скажешь ты, майор? — Что сказать? Рискуешь ты сильно! Хрен его знает, что у абреков на уме! Возьмут и снимут тебя одним выстрелом! — Допустим, так и будет, но тогда моя смерть только облегчит вам выполнение задачи. Главное, запомните, дело не во мне, а в той женщине, которую надо вытащить из плена! Убив меня, боевики успокоятся, тогда вы и нанесете свой удар, отомстив и за меня, и за друга Буша! И за всех, кого такие же подонки, как эти, прячут по зинданам да режут на части в ожидании выкупа. Мочите их всех! Но женщину освободите и передайте полковнику Мовяну, он знает, что делать дальше! Как я понял, кардинально других предложений ни у кого нет? Так, Паша? — Кардинальных нет. Возможно, ты предложил единственно правильный вариант в данной ситуации. Мое мнение — согласиться с планом Астафьева и начать подготовку к операции. — Майор? — Солидарен с командиром, не будем тратить время на болтовню, надо как следует подготовиться! — Буш? — А что Буш? Я как все! Будь что будет! — Ну, тогда по местам, каждому заниматься подготовкой к выходу! Руководит подготовкой, ясное дело, командир полка, полковник Галкин. До прибытия на место вы все в его подчинении, а я здесь еще подумаю. Мне придется вести автономную игру с противником! И последнее: на отвальной не нажритесь! А то марш нам предстоит еще тот! Лучше хорошенько отдохнуть! — Буш, — обратился к старшему лейтенанту полковник Галкин, — это камешек в твой огород. Ты у нас любитель костра и солнца. — А мне все равно, нажрусь или нет, когда надо, встану, как огурец. Организм такой! — не без гордости ответил младший офицер. — Организм организмом, а приказ приказом, — не понравился ответ Буша начальнику разведки. — Будешь на отвальной сидеть рядом и после третьей в палатку — спать! Ясно, товарищ старший лейтенант? — Так точно! — Вот так! А то организм у него! — Ну все, Краснов, займись оружием, спецснаряжением, покопайся в трофеях, если надо, к спецназу соседнему обратись, но чтобы экипировка была по последнему слову техники. Не будет что получаться, обращайся ко мне, я с кем надо свяжусь. Ты, Буш, готовь маскировку применительно к той местности. И так, чтобы нас в упор не было видно, если нарвемся на засаду! — Такое невозможно, товарищ полковник! — Невозможно! Но подбери что-то близкое к этому! Выполняй! — Есть! Вылет запланировали на 3.00. Глава 3 В ночь, как назло, звездное до этого небо начало медленно затягиваться низкими свинцовыми тучами. Возникла угроза срыва вылета «вертушки». Поэтому, посоветовавшись с пилотами, решили вылететь раньше. Ровно в 1.00 «Ми-8» поднял группу Астафьева в воздух. В 1.50 высадил ее в заданном квадрате, не приземляясь, используя бортовую лебедку. В 2.25 Галкин получил доклад, что вертолет благополучно вернулся на базу. И сразу же грянула гроза. Несколько отдаленных раскатов грома и вдруг разряд молнии совсем рядом, за ней второй, третий. И началось. Молнии зигзагообразными вспышками метались между склонов, таская за собой почти непрекращающийся грохот грома, усиленный эхом, словно где-то рядом вел беглый огонь реактивный дивизион «Градов». Пришлось срочно искать укрытие, но такового на четверых в ближайшей округе не оказалось, пришлось заползать под камни, рассыпавшись по равнине, зарываясь в брезентовые плащ-накидки. Больше всех «повезло» Бушу. Тот наткнулся на неглубокую, но уходящую под огромный валун нору. Куда и поспешил втянуть свое тело. Его встретило яростное шипение. Вот, бля, змея или варан. А место хорошее. Не уступать же его какой-то твари? Валера спокойно относился к подобным вещам. Ни змей, ни какой другой ползучей твари он не боялся. Включив фонарь, он направил свет в углубление, но так, чтобы луч со стороны не был виден. Под валуном, свернувшись кольцами и подняв свою «кирпичную» голову, лежала крупная гюрза. Такая ударит — мало не покажется! Но ей надо еще ударить! Валера вытащил штык, выставил вперед ногу в крепком ботинке. Реакция змеи не заставила себя ждать — она сделала бросок, широко разевая противную мокрую пасть. Удар! Челюсти сомкнулись на коже обуви. Сомкнулась и правая рука Буша, схватившая гюрзу за горло, если таковым можно назвать место у основания головы змеи. Рванул гюрзу с ботинка. Длинное туловище заметалось, совершая невероятные движения, несколько раз задев холодной мокрой поверхностью лицо офицера. Свободной левой рукой Валера сделал резкое движение штыком. Квадратная голова полетела под ноги, и тут же Валера наступил на нее своим берцем. Туловище, продолжавшее извиваться, выбросил из норы. Осмотрелся. Нет ли рядом подружки убитой змеи? Больше никакой гадости не увидел, кое-как, но относительно удобно расположился в углублении, надежно укрытый от сильного потока воды и порывистого ветра. Он знал, что в горах такие явления не редки и долго не длятся. Пройдет минут десять-пятнадцать, и черный небосклон вновь расцветет мириадами далеких звезд. «Вот только ребят вымочит, — подумал Буш, — но ничего, не сахарные, не растают, а предстоящий длительный и тяжелый марш быстро высушит и вновь намочит, на этот раз уже не дождем». Экипировалась группа по-легкому, насколько это было возможно. От бронежилетов решено было отказаться, только бронированные шлемы с приборами ночного видения, переговорными устройствами на секретных частотах, системы дистанционного прослушивания, ранцы с лебедкой для преодоления нешироких, до пятидесяти метров, препятствий, с мощными, но легкими аккумуляторами. Плащ-палатки, оружие. У Краснова и Буша автоматы «АН-94» с пятью магазинами по 45 патронов калибра 5,45 каждый, с подствольными гранатометами «ГП-30» и запасом гранат «ВОГ-25П», представляющих собой «прыгающие» гранаты. Полковник Галкин вооружился снайперской винтовкой «винторез» также с пятью запасными магазинами на двадцать патронов. Подумав, он прихватил с собой еще и бесшумный пистолет-пулемет «бизон-3». Примечательно, что снаряжение и оружие было взято не из арсенала полка. За исключением автомата Астафьева, а по большей части из трофеев и у ребят соседнего спецназа. Полк, выполняющий сложные задачи, современным оружием и специальными средствами связи, такими, как импортные шлемы, которые сейчас использовали ребята группы Астафьева, оснащен не был. Хотя все оружие было российского производства. Нонсенс, мать его! Кроме того, каждый имел на специальном поясе, где находился пульт управления шлемом, по шесть гранат: по четыре мощных оборонительных «Ф-1» и по две наступательных, с малым радиусом разлета осколков. Только Астафьев шел с обычным «АК-74», с двумя пулеметными магазинами по сорок патронов калибра 5,45 и пистолетом «ПМ». Майор Краснов снабдил всех, за исключением того же Астафьева, одетого в обычный камуфлированный костюм и кроссовки, специальными маскировочными костюмами, делающими офицеров невидимыми при залегании на местности. Сразу же после урагана, который, как и предполагал Буш, быстро закончился, группа, вытянувшись в колонну, соблюдая дистанцию до ста метров, позволяющую сохранить визуальное наблюдение друг за другом, двинулась к началу ущелья. К утру уставшая, истекающая потом группа все же вышла на заданный рубеж, успев до восхода солнца укрыться в небольшой роще, метрах в двухстах от «зеленки». Впереди был вход туда, куда после отдыха должен был на свой страх и риск пойти бывший подполковник спецназа Астафьев. Туда, где в глубине среди скал спрятался проклятый Алтан-Юрт. Туда, где ему наверняка приготовили «встречу»! Свой путь в неизвестность Егор начал в 9.15. На окраине рощи залегли, провожая его, Галкин, Краснов и Буш, внимательно следя за обстановкой. Погода хмурилась, облака рваными стаями шли низко, дождя не предвещали. Егор мелкими перебежками преодолел расстояние до начала ущелья, замер за большим валуном отдышаться, а заодно из бинокля осмотреть местность. Противника рядом не было. И это он не только видел, но и чувствовал, как всегда чувствовал приближение опасности. Оторвавшись от валуна, такими же перебежками, Астафьев начал углубляться в ущелье. Скалы становились выше и неприступней, похолодало. Егор сбавил темп, все больше времени уделяя осмотру местности. По-прежнему о присутствии противника ничего не говорило, но он только начал свой путь! Главное будет дальше, когда он уйдет километров на пять. Примерно там следует ожидать каких-то событий. Передовой пост бандитов заметил Егора, когда тот, не меняя тактики передвижения, сделал очередной рывок от валуна к валуну. — Тимур! Глянь! Кажется, объявился наш объект? — воскликнул дозорный, следящий за ущельем. Двое других, припав к камням, дремали. Слова товарища привели их в чувство. — Где? — спросил занявший место рядом с дозорным тот, кого назвали Тимуром. — Валун под кустом справа, метрах в пятидесяти, видишь? — Вижу! — Там он! — Один? — Один! — Ты смотри, пришел-таки! Я думал, не пойдет! — Я тоже так думал. Куда, дурак, идет? Или считает нас баранами, гяур проклятый? — Шайтан его знает, Али, что он думает. — Ты смотри лучше, а я пойду доложу Хозяину. Кара, — обратился Тимур к третьему боевику из состава передового поста, — займи свою позицию. Следи вместе с Али за ущельем. Кара, вооруженный, как и остальные дозорные, автоматом «АК-74» со спаренными магазинами, выполнил приказ Тимура. Тимур же отполз за каменный утес, вызвал по рации Алтан-Юрт. — Хозяин? Передовой пост на связи. — Что у вас? — Этот наемник обнаружил себя! — Да? Хорошо! Он один? — Али видел его одного, тот метнулся за валун, там затаился! — Хорошо! — повторил Хозяин и продолжил: — Сделаем так. Ты с Карой незаметно отойдешь за изгиб, он сзади вас, видишь? — Вижу, Хозяин! — Там устроишь засаду, там удобно! С большого камня, сверху, Кара пусть обстреляет его, но бьет по земле, рядом с ногами, самого не задевая. Ты же из расщелины напротив бери его на прицел. Заставь разоружиться и сдаться! Огрызнется, не послушает, валите, но не насмерть, бейте по ногам. Он мне живой нужен, Тимур, понял? — Понял! А Али что делать? — Али пусть пропустит наемника и продолжает наблюдать за ущельем! «Гость» вполне может прийти с компанией. Вот эту компанию он и должен, в случае чего, задержать. Я снимаю два поста с хребтов и направляю к вам! Мало ли чего? А за профессионалом этим сраным я Палача пришлю. Все ясно? — Ясно! — Выполняй! И не дай тебе Аллах упустить его! — Я все понял, Хозяин! Выполняю! Этот разговор услышал по прослушке вышедший первым на левый хребет полковник Галкин. Он передал по внутренней связи приказ: — Всем стой! — И продолжил, объясняя обстановку: — Так, ребята, Егора засекли. Валить не собираются, будут брать живым. — Как раз то, что надо, — вклинился Буш. — С каких это пор, Турчин, ты перебиваешь командира? — оборвал его Галкин. — Молчи и слушай! — Есть! — Некий Хозяин, так боевики называют своего главаря, снимает сверху два поста. Я думаю, ближайшие к месту действия, а значит, и к нам. Он же, этот Хозяин, и направляет людей с хребтов в ущелье, туда же высылает какого-то Палача за Егором! Пост внизу, судя по всему, остается, даже усиленный. Хозяин считает, что Егор мог прийти не один. — А он не дурак, — вновь вставил реплику Буш. — Тебе же сказали, Буш, помолчи, — на этот раз сделал замечание старшему лейтенанту начальник разведки, — ну что ты в самом деле? Но Турчин, вместо того чтобы послушать руководство, продолжил развивать свою тему: — А может, снимем этот пост к ядреной матери, как подполковника уведут, да и двинем следом за этим Палачом с Егором? — Я кому сказал, молчать? Еще успеешь навоеваться! Все! Остаемся здесь! Я продолжаю слушать, вы находитесь на своих местах! Конец связи! Егор, еще перед тем как совершить лишний для него имитационный бросок к валуну, заметил засаду. Ее выдал легкий, еле уловимый запах анаши. Кто-то где-то рядом и совсем недавно побаловался травкой! А этим кем-то мог быть только враг. Астафьев с прежней позиции между двух камней через узкое пространство стал внимательно рассматривать ущелье впереди. Ему потребовалось минут двадцать, пока один из кустов немного вздрогнул. Вздрогнул, словно кто-то неосторожно повернулся, задев за ветви. Следовательно, оттуда, из кустов, по правой стороне велось наблюдение. Но полной уверенности в этом не было, и Астафьев продолжил следить за растительностью и немного открытым участком за ней. И увидел-таки мелькнувший на долю секунды, от скалы к кустарнику, силуэт человека. Затем, через пару минут, обратное движение. Вот теперь все встало на свои места! Там. Почти у изгиба, уводящего ущелье вправо, и находится передовой пост бандитов. Пришла очередь показать боевикам себя! Егор посмотрел влево, увидел большой валун, плотно прилегающий к скале, с густой растительностью наверху, способной скрыть его. Расстояние до глыбы — метров пятнадцать, через речку, по гальке. Хорошо, что еще камней не было, тогда преодолеть это ничтожное пространство было бы сложнее, и времени отняло бы больше. А ему не хотелось стать статической мишенью. Только показать себя, не дав снайперу возможности сбить его на лету. Но, с другой стороны, в случае открытия по нему неприцельного, но беглого огня на открытом пространстве и спрятаться было негде. А вот камни могли бы создать препятствие для пуль. Да что гадать? В любом случае ему надо преодолевать эти пятнадцать метров! Надо, чтобы абреки засекли его! Надо! Егор сгруппировался, метнулся к валуну, слегка пригнувшись. Не увидеть его не могли! Но не стреляли! Оказавшись за валуном, Астафьев тут же поднялся по нему в кусты, откуда и рассмотрел засаду. Бандитов было трое. Один — непосредственный наблюдатель, двое других — его смена. Егор видел, как наблюдатель вызвал к себе одного от скалы. Значит, заметили! Разговаривают между собой, подзывают третьего. Взоры врага обращены на валун. Хорошо! Один, скорее всего старший, пополз назад и скрылся за изгибом. Наверняка для выхода на связь со своим командиром. Двое других продолжали следить за валуном. Старший вернулся, что-то говорит своим бойцам. Так! Взял с собой одного, поползли за изгиб. Третий, оставшийся на позиции, через несколько минут покинул ее, скрывшись где-то в скале. Где именно, Егору не было видно. Понятно! Его засекли, связались с главарем, тот приказал брать наемника живым, поэтому пост сняли, пропуская его дальше. Туда, за изгиб, где, скорее всего, и планируют захват. Третий оставлен как прикрытие с тыла и в целях продолжения наблюдения за ущельем. Ну и ладно! Подождем немного, пусть подготовятся! Через десять минут Астафьев, спустившись с валуна, рванулся туда, где ранее находилась позиция передового поста. Не выходя на нее, залег. Нужно играть роль правдиво, действовать так, как бы он действовал, идя в одиночку. А значит, мелкими бросками, от укрытия к укрытию, постоянно осматривая местность. Выдержав паузу, Егор рванулся дальше, мимо поста, за изгиб. Он выскочил на довольно широкую площадку и хотел уже залечь за большую глыбу, как сверху, с этой самой глыбы, ударила автоматная очередь, выбившая фонтанчики мелкого камня у самых ног Егора, и приказ справа: — Стоять! Оружие на землю! Астафьев, как бы от неожиданности, замер, не торопясь выполнять поступивший приказ. Голос справа, из расщелины вновь приказал, уже повысив тон: — Что неясно? Ты под прицелом! Брось оружие в сторону, иначе открываем огонь на поражение. Астафьев, грязно выругавшись, отбросил свой «АК-74» в сторону. Голос продолжил: — Теперь все остальное! Егор к автомату швырнул пистолет и нож, запасной магазин, крикнул: — Больше ничего нет! — Раздевайся до трусов! — Чего? А может, еще и раком встать? — Выполняй, сука, а то я поставлю тебя раком, и не только поставлю, ты у меня сейчас от боли как юла завертишься! Ну? Егор в ненаигранной раздраженности стал снимать с себя камуфляж. Остался в одних плавках. Его тут же окутал холод, и он пытался сдержать дрожь, что ему не удавалось. — Отойди в сторону! Кара! — позвал напарника голос из трещины. — Спустись, осмотри одежду. Вскоре его костюм был тщательно осмотрен. — Тимур, кроме сигарет и зажигалки, ничего, — доложил Кара. — Одевайся, — разрешил Астафьеву из расщелины голос Тимура. Егор оделся. Тот же Тимур приказал: — Кара, свяжи его. Руки за спину. Ноги стреножь, но так, чтобы мог идти. Бандит выполнил распоряжение. Из расщелины вышел Тимур — коренастый молодой кавказец с автоматом. — Забери оружие этого «профи», Кара, и давай к Али. Только скрытно, восстановите наблюдение. Кара, чеченец помельче Тимура, беспрекословно подчинился тому. Тимур же подошел к Астафьеву: — Ну что, гяур, в гости пришел, да? — Как видишь! — Кто же с оружием и тайком в гости ходит? — спросил Тимур. — А это смотря с какой целью идти, — спокойно ответил Егор. — Смелый, да? Смерти не боишься, да? Профессионал? — А ты развяжи меня, тогда и узнаешь, кто я! — Развязать? Ай, умный, да? А вот этого взамен не хочешь? Чеченец нанес Астафьеву удар кулаком в солнечное сплетение. Нечто подобное Егор ожидал, поэтому пресс напряг, но бандиту показал, что удар пропустил, согнувшись пополам и закашлявшись, как это бывает при неожиданном нарушении ритма дыхания. Чеченец, видимо, остался доволен ударом. Он стоял, скалясь и потирая руку. Автомат, как только пленника связали, он забросил за спину. «Отдышавшись», Егор выпрямился. Тимур вплотную приблизил к нему свою испещренную оспинами физиономию. Хотел что-то сказать. И этим совершил ошибку. Астафьев не прощал подлости. Поэтому, как только чечен открыл рот, Егор сильным ударом головы отбросил Тимура с разбитой мордой к расщелине, откуда тот недавно подавал команды. Сам же Астафьев как ни в чем не бывало осматривал окружающие его вершины гор. — Ты… ты! — захрипел чеченец, стирая кровь с разбитых губ и носа. — Да я тебя сейчас на куски, тварь, порежу! — У Хозяина сначала разрешение спроси, мудак! Напоминание о Хозяине охладило пыл Тимура, но он все же злобно, как змея, прошипел: — Когда с тебя, с живого, будут сдирать кожу, я спрошу разрешения у Хозяина. Чтобы он мне доверил сделать это, и сдыхать ты будешь долго, гяур проклятый! — Сам доживи еще до казни, чухан немытый! — А ты борзый, пидор! Надолго ли? — Надолго! — Сейчас посмотрим! Тимур поднял увесистый камень, с явным намерением применить его против Астафьева. Но в это время из-за поворота вышла группа вооруженных боевиков. Два, три… шесть. Шесть человек! Впереди немолодой, с аккуратной седой бородкой чечен. Тимур бросил камень. Свита подошла к Егору. Бесцеремонно осмотрела его, затем бородатый спросил: — А что это ты, Тимур, с разбитым лицом? Наемник оказал сопротивление при задержании? — Было немного, Беслан! — Ретивый, значит? — Ретивый и борзый! За ним глаз да глаз нужен! — Это ты своего Али учить будешь! — Извини, Беслан! Бородатый подошел к Егору: — Пришел, значит? — Пришел! — А зачем пришел? Кто тебя звал сюда? Астафьев отвернулся. — Молчишь? Герой, да? Ничего, будешь говорить, много будешь говорить! Он отошел от пленника, отдал приказ подчиненным, те скрылись за изгибом. — Русский, — неожиданно вновь спросил бородатый Беслан, — сколько с тобой пришло людей? — Все федеральные силы! — Ну-ну. Ты, наверное, глуп и упрям, как осел? Не понимаешь, где находишься? И не знаешь, что, когда тебя спрашивают, надо отвечать? — Ты спросил, я ответил! Что еще надо? — Я спросил, сколько людей пришло с тобой? Ты ответил глупостью. Я повторяю свой вопрос, Егор Астафьев, бывший подполковник войскового спецназа! — Вот даже как? Ты, оказывается, все обо мне знаешь? — А как ты думал? — Значит, меня сдали? Как и женщину в свое время? Беслан засмеялся. — Думай что хочешь, но о тебе мы действительно все знаем. — Тогда получается, что осел не я, а ты, раз спрашиваешь о том, что знаешь. — Да, прав Тимур, борзеешь ты не в меру! Но ведешь себя, как мужчина, и это мне нравится. Посмотрю, останешься ли ты мужчиной до конца? В это время по ущелью подошли еще трое. Солидная банда у этого Хозяина, если в короткие сроки он смог перебросить сюда целый отряд. При этом наверняка не снимая посты с главных направлений. — А вот и Палач! Знакомься с ним, русский! С этого момента он повелитель твоего тела. Да и души тоже. Чеченец, которого Беслан назвал Палачом, носил свое погоняло, видимо, не зря! Черные, безжалостные, полные ненависти глаза, ничего хорошего ему, Астафьеву, в дальнейшем не обещали. Палач что-то коротко бросил Беслану, лишь мимоходом взглянув на Егора. Затем Астафьеву: — Иди за мной! Повернулся и медленно, так, чтобы успевал пленник, в одиночестве пошел в глубь ущелья. Следом за Егором двинулись и два его сопровождающих, вооруженные современными автоматами «вал». Галкин передал по цепи: — Егора взяли, повели в глубь ущелья. Пост оставлен, усилен. Через двадцать минут начинаем выдвижение, как поняли? — Поняли, командир, — поочередно ответили Краснов и Буш. До Алтан-Юрта шли почти два часа. Движение задерживал стреноженный, как конь, Астафьев. Но Палач не торопил. Если Егор требовал остановки, тот не противился, а одним словом объявлял короткий привал. Иногда этот молчаливый чеченец отходил в сторону, чтобы его не было слышно, о чем-то говорил по рации, скорее всего, с Хозяином. Параллельно по хребту, практически ползком, между камней продвигалась колонна прикрытия полковника Галкина. Пока им удавалось и на противника не напороться, и держать группу конвоя Астафьева в зоне контроля. Аул, как и рассказывал в свое время Буш, открылся неожиданно, когда Егор и Палач с охранением прошли через узкий проход по реке и вышли на широкое плато. На нем, слева, прижавшись к скалам, словно слившись с ними, тянулась череда развалин и нескольких более-менее пригодных для временного обитания домов с окнами, напоминающими больше бойницы. Вероятно, бандиты облюбовали это глухое место для разовой акции, так как никакой реконструкции не предприняли. Алтан-Юрт выглядел таким, как его описал Буш, побывавший здесь более полугода назад. Видна была и одна из двух троп, утопающая в неглубоком овраге и уходящая вниз. То есть все, как обозначил на схеме старший лейтенант Турчин. Егора Астафьева провели в крайний уцелевший дом. Там через широкое круглое отверстие по переносной длинной лестнице спустили в мрачный подвал, где на каменный пол были брошены большая охапка сена и несколько одеял. Массивная дверь, через которую его ввели, где-то там, наверху, закрылась, и Егор остался в сплошной темноте. Астафьев привалился к копне, закрыл глаза. Надо дать им привыкнуть к мгле, потом осмотреться. Хорошо еще, что перед спуском его освободили от пут, а то и руки и ноги начали было затекать. Первый расположенный по хребту пост боевиков полковник Галкин заметил где-то метров за триста до левого от аула спуска. Обнаружил благодаря все тому же пристрастию бандитов к травке, беспечности или профессиональной неподготовленности. Вместо того чтобы рассредоточиться среди камней, разбившись на разовые дозоры, которые могли бы контролировать намного больший сектор наблюдения, «чехи», четко обозначив себя на небольшой возвышенности, обложились камнем, сгруппировавшись в отдельную огневую точку. Ствол их пулемета был виден издали и без бинокля, и направлен он был в сторону «зеленки». Вокруг поста широко стелился ароматный запах конопли. Галкин передал по связи: — Всем стой! Вижу пост противника. Представляет собой укрепленный пункт человек на трех-четырех. Из вооружения виден пулемет. Если к наступлению ночи их отсюда не снимут, утром, до рассвета, будем обходить или снимать сами, как подскажет обстановка. А пока дистанцию сократить, чтобы ты, Леша, имел возможность видеть бандюков. Первым отдыхаю я, за мной Краснов, последним Буш. Отдых по три часа. Алексей, принимай пост. Включай дистанционку, слушай пост и аул. Время сейчас 18.30. Начало наших действий в 4.30, если, конечно, обстановка не изменится. Все, конец связи! Командир полка поставил свой прибор дальнего прослушивания на запись, устроился между двух камней и моментально уснул. Глава 4 Егора, казалось, забыли, бросив в этот подвал. Привыкнув к темноте, он, как и планировал, осмотрелся, но ничего интересного не увидел, кроме, пожалуй, крупной трещины в крыше, откуда было видно небо. Сам подвал представлял собой каменный квадрат размером где-то пять на пять метров. До потолка метра три-четыре. Склеп, одним словом, откуда выход один — через отверстие в потолке, до которого без лестницы при всем желании не добраться. Было около шести часов, может, чуть больше, часы с него снял при обыске на передовом посту тщедушный Кара. Не везло на часы Астафьеву! Но это ерунда. Интересно, будут ли его кормить, допрашивать? Или дадут время вволю «насладиться» своим нынешним положением? Черт их, козлов, знает! Жаль, не было связи с группой Галкина, было бы что им объяснить! Но связи не было, и это было предусмотрено, так что делать нечего. Егор отошел в угол склепа, чтобы, прикуривая, случайно не поджечь сено. Закурил у самой стены, дым потянуло вверх, к трещине. Странно, что боевики сигареты еще ему оставили, правда, заменив «Marlboro» на «Приму». Заменили также и зажигалку. Посчитали, наверное, что в ней может быть скрыт какой-нибудь электронный прибор. Ну и черт с ними, пусть разбираются. Зажигалку ему дали заправленную, а большего Егору и не требовалось. Да и к «Приме» не привыкать. Егор курил и ждал. Думать ни о чем не хотелось, единственное обстоятельство не давало покоя. Где-то рядом, совсем близко ТА, ради которой он и пришел сюда. Очень хотелось увидеть Вику. Но сейчас это было невозможно, а жаль! В подвале заметно похолодало. В горах приятная летняя прохлада резко переходит в пронизывающий холод, как только солнце скроется за их вершинами. А в каменном мешке климат изменился еще быстрее и резче. Егору пришлось закутаться в одеяла и закопаться в копну прогнившего сена. Запах — пустяк, главное, тепло. Между тем в соседнем, самом пригодном для жилья домишке собрал свой военный совет Хозяин. На нем присутствовали еще двое: Палач и возвратившийся с поста Беслан. Расположившись на кошме вокруг чайника, они задумчиво курили кальян. Хозяин, как и положено, заговорил первым: — Значит, взяли «профи»? — Взяли, Хозяин! — Это хорошо! — Хозяин говорил медленно, обдумывая каждое слово, будто размышляя вслух. — Но как-то неправильно! — Что вы имеете в виду? — спросил Беслан. — Слишком уж легко захватили специалиста, который, по отзывам Карельского, обладает приличными боевыми навыками. А тут как пацана, одна очередь вдоль ног — и все, он в плену! Не нравится мне это и настораживает! Что скажешь, Беслан? — Что сказать? Вы же сами знаете, Хозяин, что найти объяснение можно всему. Пошел один? Но так и было задумано еще в Москве, Вишняковым. Взяли мы его внезапно! А что он встал после очереди, так не дурак же под огонь лезть? Понял, что попал, вот и прекратил игру. Знал, что брать будут живьем и всякое сопротивление принесет не мгновенную смерть, а увечье. Зачем «профи» лишаться здоровья? Глядишь, что и сообразит потом насчет побега. А раненым далеко ли убежишь? — Один ли? — перебил своего помощника Хозяин. — Мои информаторы среди федералов проследили весь его маршрут по Чечне. Сначала Астафьев попал в Моздок, к полковнику Мовяну, гореть ему, шакалу, в геенне огненной. Как он вышел на него? Может, служили раньше вместе. Армянин в свое время тоже был «за речкой», в Афганистане. Возможно, нити знакомства с Астафьевым ведут оттуда. Возможно, Вишняков сам вывел его на полковника. Точно что-либо может сказать об этом сам Астафьев! Но одно абсолютно достоверно, что у Мовяна наемник провел вечер в штабе и ночь у того дома. Утром полковник проводил нашего клиента в Шали с вертолетами соседней эскадрильи, совершавшими плановый вылет. А вот в Шали его след оборвался! Но там у нас свой агент в комендатуре. Так вот он сообщает на наш запрос, что из Шали никаких, даже самых малочисленных сил, до отделения включительно, не выходило. А информатор имеет доступ и к секретной информации. А Астафьев начал свой путь именно из Шали. Получается, он так и шел один! — Но на что он вообще рассчитывал? Что мы здесь идиоты? Бараны горные и нас можно свободно всех отстрелять? — Объяснение есть и этому! — Какое? — У него локальная задача — освободить женщину. А для этого не обязательно вступать в бой с целым отрядом. Астафьев же не знал, что все это время находится под контролем? Не знал! Поэтому и рассчитывал скрытно добраться до Алтан-Юрта. Ему главное было дойти сюда, по пути приготовить укрытие, чтобы на обратном пути запутать неминуемое преследование. И все это ему удалось бы! Если мы не были бы предупреждены! Ночью он мог бы бесшумно снять наши малочисленные посты, завладеть оружием, устроить имитацию нападения крупных сил противника, что всех ввело бы в непонятку, а среди рядовых вызвало бы и панику. Вот здесь, в этой неразберихе, он имел бы неплохой шанс добраться до бабы и увести ее. Пока мы разобрались бы, что к чему, он уже где-нибудь в подготовленной пещере на склоне ждал бы, как мы начнем метаться по ущелью в поисках беглецов. А потом, переждав сколько нужно, ушел бы с ней. Наверняка у него был такой план действий. Но наша информированность сорвала его! Он не был готов к захвату и находился в ярости, что дело сорвалось. Это подтверждается тем, как он повел себя после задержания. Тимур попытался с ним поговорить, но тот, связанный, с досады разбил своей башкой всю физиономию старшего переднего поста. И сейчас по нему видно, что он сильно раздражен. Я разговаривал с ним. В этом Астафьеве буквально все кипит от того, что его работа закончилась неудачей. Именно так «профи» и воспринимают собственные провалы, я знаю! Сам служил когда-то, правда, все больше хлеборезом в столовой, но видел многое. Беслан закончил говорить, жадно припав к шлангу кальяна, глубоко затянулся анашой. Хозяин задумчиво поглаживал небольшую бородку. — Что же, говоришь ты складно, Беслан. Дай Аллах, чтобы так было на самом деле. Что сообщают посты? — Ничего! С момента захвата наемника никто из посторонних нигде не проявил себя. А прошло уже достаточно времени. Если бы было прикрытие, то оно не допустило бы захвата своего человека, да и действовал бы отряд по-другому. Атаковал бы нас с четырех сторон, применив всю свою огневую мощь, и смял бы посты. Нет, я склоняюсь к тому, что Астафьев не учел, да и не мог учесть фактора предательства тех, кто и послал его на задание. Поэтому и шел один, рассчитывая на свой уровень подготовки, быстротечность действий, большой боевой опыт именно в таких вот условиях. И проиграл, надеясь выиграть! Что же, бывает и такое! А вообще действовал он грамотно. Если бы его не сдали свои, то, уверяю вас, Хозяин, неприятностей мы заимели бы немало. И уже сегодня ночью! По крайней мере, девку у нас он увел бы! — Ты, Беслан, считаешь, что наши люди ничего не стоят даже против одиночки? — жестко поставил вопрос Хозяин. — Нет! Но у наших людей, к сожалению, нет достаточного опыта, нет соответствующей подготовки, а этого Астафьева не один год натаскивали на операции по освобождению пленных. Он просто переиграл бы нас! И это следует признать! — Если бы не Карельский и Хованский! — Да, если бы не они, но в первую очередь если бы не Абдулла! — Что с завещанием? — вдруг сменил тему Хозяин. — Оно уже должно быть здесь. — С этим вопросом возникли непредвиденные трудности. — Что еще за непредвиденные трудности? — Дело в том, что Вишняков перестраховался и в отсутствие его самого или дочери ячейку сейфа в банке могут открыть и изъять документы три человека. Двое под нашим контролем, а вот третий находится «за бугром», не успели его вовремя прижать. Но сегодня он возвращается в Москву, тогда сразу Джалиль и решит дело. — Этих доверенных тут же убрать! — Само собой! Джалиль имеет и такую задачу! Затем доклад и курьер быстро доставит бумаги в Аргун. — Хорошо! Что будем делать с людьми на постах? — так же неожиданно Хозяин вернулся к прежней теме. — Держать их еще одну ночь под открытым небом? Или спустить сюда? Как думаешь, Беслан? — Я думаю, оставить спаренные посты с обоих подходов к аулу со стороны ущелья, с хребтов людей снять. Обычному караулу держать тропы. Этого будет достаточно! И так люди третьи сутки не спят нормально, мерзнут среди камней. — Согласен, — разрешил Хозяин, — поступай, как решил! Ну а ты, Палач, готовься к беседе с этим «профи». Как только дам команду! Женщина чтобы тоже присутствовала! Для нее и придумай что-нибудь особенное, например оскопление этого Астафьева, а? Как мысль? — Мысль интересная. Завтра начнем? — Я же сказал: как дам команду. Но скорее послезавтра, тогда же и уберешь «профи», на глазах у женщины, она должна быть насмерть запугана. А завтра он мне нужен живым. — Все понял, — ответил Палач. В помещение внесли казан с дымящейся свежей бараниной, щедро усыпанной зеленью. — Поужинаем, братья, и по своим местам. Все, как договорились. Главари банды приступили к обильной трапезе. Группе прикрытия в часы, отведенные полковником Галкиным, отдохнуть не удалось. Устройство дистанционного прослушивания зафиксировало и записало на микропленку содержание совещания у Хозяина, поэтому решено было ждать снятия постов. Стемнело. Примерно через час группа офицеров увидела, как снялся ближайший пост и тут же скрылся среди камней. Людей было трое, и за ними тянулся густой шлейф анаши. Затем со стороны «зеленки» еще одна группа из трех боевиков, не скрываясь, проследовала до тропы и исчезла на спуске в аул. — Вот и ладненько, — проговорил Галкин, — посты, следовательно, оставлены только в ущелье. Теперь надо как можно ближе подобраться к аулу и устроить позиции для непосредственного ведения боя. Какие тропы и в каком месте будут контролировать караулы этого Хозяина, мы не знаем. А знать должны! — Командир, я прошлый раз не сказал, — проговорил Буш, — но здесь, кроме главных троп, есть еще одна интересная расщелина. — Что же ты раньше молчал о ней? — спросил начальник разведки Краснов. — Неудобно было. — Чего? Кому? Тебе неудобно было? И что же это такое, если даже тебе неудобно стало? — В тот раз, ну, когда с грушниками здесь паслись, я чуть башку себе не свернул. Шел по правому, дальнему отсюда подъему. Вышел на хребет, пошел по нему, держа ближе к обрыву. Ну, прошел метров двадцать и… провалился на хрен! — В нору? — ехидно спросил Краснов. — В какую, на хер, нору? В трещину или расщелину, как хотите ее называйте. Но она больше на колодец похожа. Колодцем и начинается, а потом почти отвесно до самого дна ущелья выходит на небольшую площадку и дальше через щель на валун справа от третьего целого дома. — Так! — заинтересовались сразу и Галкин, и Краснов. — Значит, ты спустился прямо в аул? — Спустился — громко сказано! Слетел — точнее будет! Хорошо еще, что расщелина эта неширокой оказалась и неровной. Цеплялся где автоматом, где рукой, где ногой. Но о площадку эту перед выходом долбанулся не хило. Как еще не переломался? Когда оттуда вылез, никому ничего не сказал. — Буш, — обнял Краснов своего подчиненного за широкие плечи, — я всегда говорил, что тебе в рейдах и бою цены нет! Я прав, командир? — Прав на все сто, — подтвердил Галкин. — Ты, Валера, сам-то хоть понимаешь, что сейчас рассказал? — Конечно! Что я, без понятия, что ли? Я раньше хотел вам поведать об этом ходе, но все обстановка как-то не позволяла. А спуск этот я с самого начала имел в виду. Там через валун и кустарник свободно можно на крыши сохранившихся зданий попасть. Они пологие. Мы там с разведчиками огневую точку держали. Весь аул как на ладони! — Ну Буш! Ну молодец! — похвалил начальник разведки. — А теперь, думаю, нам пора выдвинуться к ближайшему спуску. Как, командир? — Вперед! Колонна из трех офицеров, сгруппировавшись в единый кулак, применяя с момента наступления темноты приборы ночного видения и не выключая прослушки, двинулась к спуску в аул. Не доходя метров двадцать, остановились. Неожиданное предложение сделал старший лейтенант Турчин: — Товарищ полковник, если вы не против, то дальнейшее временное руководство акцией, я считаю, следует поручить мне. — Хорошо. Стажируйся, Буш, не все же тебе взводом командовать? Ты обстановку лучше нас с майором знаешь, тебе и карты в руки, — согласился командир полка. — Будущее у тебя, Буш, большое, — добавил Краснов. — Сплюньте, товарищ майор! — Ты что, в приметы веришь? — Не без этого! — Ставь задачу, старший лейтенант, — приказал командир полка. — Значит, исходя из сложившейся обстановки, поступаем следующим образом. Сейчас организуем ночевку, эта ночь бездействия, только прослушивание противника, а вот завтра активно вступаем в игру. Вам, товарищ полковник, в 9.50 следует начать спуск по ближней тропе, прижимаясь к правому по ходу движения склону. Задача — выйти с постом постоянного караула на расстояние прямого огневого контакта. Там оборудовать позицию для наблюдения и последующего бесшумного уничтожения личного состава караула с прорывом на окраину аула, в развалины справа от жилых домов. Я понятно объясняю, товарищ полковник? — Вполне! Продолжай! — С вами все. Теперь вы, товарищ майор. Вы выходите на дальний спуск и совершаете тот же маневр, что и командир полка. Ваша промежуточная задача — выйти на окраину аула слева. У вас какие вопросы? — Растительность на моем направлении такая же, как и на ближнем спуске? — Практически та же, только вам при выдвижении следует держаться левой стороны, там, где-то метрах в ста, точнее не скажу, есть небольшая глухая пещерка, оттуда была бы идеальная позиция для снятия поста, но оттуда караул может быть не виден. И все же, обнаружив его, вернитесь в пещеру. Когда наступит время снимать пост, выйдете из укрытия и пробьете пост. Из вашего «бизона» это несложно будет сделать! — Следовательно, мне ты предлагаешь прямой прорыв? — При отсутствии условий снятия поста из пещеры. — Спасибо, удружил начальнику! — Товарищ майор!.. — Да шучу я, Буш, шучу, понимаю, что иначе нельзя! — Ладно, с вами все. Я же, применяя лебедку, спущусь к аулу по расщелине и через кустарник буду отслеживать обстановку. На все про все всем нам чуть более часа, поэтому к 11.00 мы должны занять свои предварительные позиции. Ну а дальше по обстановке. Если день проходит спокойно и противник против пленных ничего не предпринимает, что вам будет слышно, а мне видно, то ждем ночи. Я за это время постараюсь выяснить, где находится женщина, где Астафьев, а где главарь банды. Активно действовать начнем в 0 часов завтрашней ночи. — Может, тебе удастся связаться с Егором? — Не исключено, тогда я доложу вам. — Так, Буш, а если такой вариант: на крыше дома враг оборудовал огневую точку, а оружия для бесшумной стрельбы у тебя нет? — Так сниму вручную, а не получится, то открытие мною огня означает для всех сигнал для начала прямого штурма. Но, думаю, что-нибудь придумаю и без шума. Итак, сняв посты, вы выходите на окраину аула. Я освобождаю Астафьева, он вооружается трофейным оружием и отходит немного в сторону, образуя резерв. Как только в 2 часа дежурная смена караула выходит из домов, с двух флангов кладем ее, а дальше штурм зданий с применением всех видов вооружения. Главное, не задеть женщину, на поиски которой пойдет Астафьев под моим прикрытием. Наверняка она будет отделена от общей массы, так что надо быть просто внимательными, чтобы не зацепить ее! — Все ты расписал вроде бы правильно, Валера, но не пройдет вариант с ночным штурмом. Если бы не женщина, то да, мы разнесли бы это осиное гнездо, но у нас задача обеспечить именно ее безопасность, — взял слово командир полка. — А в ночных условиях, когда большинство личного состава банды будет находиться в зданиях, не сохраним мы ее. Не сможем мы выборочно вести бой. Здесь либо уничтожать всех, либо ждать утра, когда она будет нам видна, тогда мы сможем ее прикрыть! Поэтому ты, Валера, выдвигайся ночью к аулу, занимай позицию, посмотри. Если пост на крыше меняться не будет, снимай его к утру к чертовой матери. Мы с начальником разведки будем смотреть за караулом. Если он меняется посменно, то снимаем последнюю смену и выходим к аулу. Если эти посты останутся стационарными, то уничтожаем их не ранее пяти часов. И выходим к аулу. И только когда Астафьева и женщину выведут на улицу или вся стая сама покинет здания, тогда ты бьешь с крыши, а мы с майором начинаем огневой налет с последующим штурмом. Астафьев сориентируется и прикроет женщину. Затем мы их заберем и либо начнем отход, либо организуем встречу тех сил, которые оставлены в ущелье и которые поспешат на помощь своим собратьям. В идеале Хозяина надо бы взять живым. С ним отходить будет легче. Используем его живым щитом, если оставшиеся бандиты устроят нам преследование. Вот такой расклад! Я считаю предложенный мной вариант более оптимальным, чем сомнительный с точки зрения достижения стратегической цели ночной бой. Какие будут возражения? Краснов похлопал Буша по плечу: — А командир-то прав, Валера, и рановато тебе полком командовать! — Я и не претендовал на должность! На то он и командир! За ним опыт Афгана! Против этого, товарищ майор, ничего не противопоставишь! — Следовательно, можно считать, что решение принято? — спросил полковник Галкин. — Так точно, товарищ полковник! — Ну, тогда по местам! Отдыхаем, и мы с тобой, Алексей, выдвигаемся к постам караула, как и предлагал Буш, только пораньше, скажем в 7.00. Ну а ты, Валера, спускайся к аулу прямо сейчас, отдохнешь в своей пещере. Днем только наблюдение и доклад обо всем, что происходит в ауле. Ну а если что произойдет кардинальное, например Егора потащат на казнь, то Буш тут же вступает в бой, мы подойдем через считанные минуты и ударим с фланга. Тогда уже нам выбирать не придется! Вперед, Буш, а ты, Леша, отдыхай, я сменю тебя во второй половине ночи, послушаю аул. Счастливой тебе охоты, Валера. — Взаимно, товарищ полковник. Глава 5 Егора разбудил утром в семь часов все тот же Тимур. Он перегнулся через край отверстия, просунул в подвал фонарь, ослепив Астафьева, спросил: — Ну что, русский? Как спалось на новом месте? — А, это ты, прыщавый? — узнал по голосу чеченца Егор. — Хавальник залечил? — Издеваешься, да? А ну подъем, скотина! — Да не ори ты! Как насчет туалета? — Тебе места там мало? — заржал молодой чеченец. — Да я не о том, дурак! Вода нужна, умыться! — Вода? Сейчас будет тебе вода! Чеченец скрылся, чтобы через несколько минут появиться вновь. — Гяур? Держи воду, умывайся! Егор и на этот раз не просчитал мелочного коварства чеченца и встал прямо под лазом, чтобы принять емкость с водой, как рассчитывал. Но на него вылилось целое ведро ледяной, видно из реки, воды. Тимур взахлеб захохотал. — Вот блядь нерусская! — выругался Егор, отряхиваясь. — Сучонок, что сделал? — Ну как, умылся? Ништяк? — не смолкал смех сверху! — Знаешь, Тимур, у меня уже на пути попадался один бестолковый качок, все норовил подлянку сделать, так я ему обещал шею свернуть! — И что? — И свернул! Я привык держать слово! А теперь знаю, что сделаю с тобой! — Ну и что ты сделаешь со мной, гяур? — Тебя я утоплю в реке, как паршивого котенка, учти это! Если, конечно, ты доживешь до этого, чмо черномазое! — Ага, свинья немытая, но раньше я сниму с тебя шкуру, как с барана. А ну давай, наводи порядок в помещении, сено в угол, оно тебе больше не пригодится! — Валил бы ты отсюда? — Я свалю, но скоро ты не так запоешь! Скоро ты завоешь, как раненый шакал, в ногах у Хозяина валяться будешь… — Ты базар свой гнилой завязывай. Завтрак лучше неси! — Сейчас! Подожди, в сортир схожу, принесу тебе дерьма на лопате! — Ты в сортир ходишь? Для чего? Тебя же месяц как только ссать стоя научили. А ты уже в сортир? Рановато! Твое место среди камней! — Ну, русский, отдаст Хозяин тебя мне, ох и отыграюсь я на тебе, вволю отыграюсь! — Морду только прикрой чем-нибудь. А то ведь снова расшибу, на хер, хлебало твое вонючее! Жалеть на этот раз не буду! Тимур исчез, следом захлопнулась дверь. Мокрый и от этого злой, Егор отошел к углу и закурил. Хорошо, что еще этот пидор сигареты не намочил. Вот тварь прилипчивая! Живут же такие скоты! За курением задумался, а подумать было о чем! «Что этот придурок Тимур говорил? Что скоро запою я по-другому? В ногах у Хозяина буду валяться? Да! Он сказал так!» Это значит, что главарь банды, или Хозяин, как его все называют, будет допрашивать его! Что ж, так и должно быть! Вопрос, как держать себя? Нельзя и слабость показать, сразу поймут и искалечат, но особо и борзеть не стоит, может получиться тот же результат. Нужно вести себя спокойно, не показывая и тени страха перед неизвестным будущим. Вести себя, как подобает мужчине. Это «чехи», при всем своем коварстве и беспощадности, ценят и уважают. Уважают тех, кто перед лицом опасности ведет себя достойно. Что ж, так и поведем себя! Главное — сыграть презрение к смерти, но и не дать повода преждевременно разделаться с собой. Хотя сделать это будет не так и сложно! Ребята наверняка где-то рядом, допрос будет прослушиваться, и в случае чего они не дадут пристрелить его как собаку, а сами устроят кровавую карусель. Так что главное — спокойствие, выдержка и немного раздражения по поводу «сорвавшейся» акции. Выработав тактику поведения на допросе, Егор стал ждать, стремительно уменьшая и так невеликий запас сигарет. А в 9.30, соблюдая меры предосторожности и маскировки, полковник Галкин и майор Краснов начали спуск по своим направлениям. Стационарные посты караула бандитов находились почти посередине спусков, закрывая небольшими, сложенными из камня позициями тропы почти на всю их ширину. Место постов было выбрано удачно, и офицеры вынуждены были остановиться на расстоянии в двести-триста метров от них. Что, впрочем, обеспечивало им прямой контакт с противником, с большой долей вероятности гарантированного поражения последнего. Буш же, уже выспавшись в пещере, сложил лебедку, осторожно вышел из расщелины и поднялся на валун, скрывшись в кустах. Перед ним раскинулись развалины Алтан-Юрта с тремя пригодными для обитания зданиями-крепостями. На крыше среднего дома была оборудована огневая точка с пулеметом «РПК» и расчетом из трех человек, имеющих на вооружении, кроме пулемета, автоматы «АКС». Валера прижался к скале, устроился поудобнее, приготовив свой мощный «АН-94», зарядив подствольный гранатомет прыгающей гранатой. Шепотом доложил командиру о своем положении и начал наблюдение, готовый в любой момент вступить в бой, имея весьма ценное преимущество господствующей над местностью высоты. Завтрака Егор так и не дождался. Около полудня вниз спустили длинную деревянную шаткую лестницу. — Поднимайся! — приказали сверху. Астафьев выполнил распоряжение, и тут же на него навалились трое дюжих молодцов, быстро связав руки за спиной. Ноги на этот раз оставили свободными. — Выходи, — последовал следующий приказ. Егор вышел из здания и тут же встал, ослепленный ярким дневным светом. Конвой понял, что пленнику требуется время, чтобы адаптироваться, и не торопил его. Все это не осталось не замеченным Бушем, который сразу оповестил командира и Краснова о том, что Астафьева вывели из крайнего дома. Через несколько минут Егора подтолкнули в спину. — Пошел вперед! Астафьев прошел несколько метров, как последовала новая команда: — Стоять! Беслан, доложи Хозяину, что пленника доставили. Один из чеченцев вошел в дом. Вскоре вышел оттуда: — Вводи! Егора вновь толкнули в спину, он огрызнулся: — У тебя языка нет, чтобы нормально сказать? Какого хера толкаешься? — Иди! Разговорилась, свинья русская! — Чурбан плешивый! — не остался в долгу Астафьев. — Ну, что там застряли? — раздался громкий вопрос из помещения. Астафьева втолкнули в дом через комнату, служившую и прихожей, и местом для телохранителей, в своеобразный зал, где на кошме, среди подушек возлежали трое. Один посередине, скорее всего, сам Хозяин, с черными густыми волосами, обильно побитыми сединой, небольшой аккуратной бородкой, с правильными чертами лица, лет так под пятьдесят, может, чуть больше. Справа — уже знакомый Егору Беслан, рядом, но слева — Палач, хмурое, как предгрозовое небо, лицо, скошенное презрительной гримасой. За спиной Егора замерли два бугая с автоматами, стволами смотрящими ему в спину. Наступила тишина. Хозяин достаточно долго и очень внимательно рассматривал Астафьева, поглаживая бородку. Наконец он прервал общее молчание: — Ну что же, Егор Астафьев, бывший подполковник, бывший командир отряда войскового спецназа, с прибытием тебя в конечный пункт твоего долгого и бесполезного пути. С прибытием в мои владения. — Владения какие-то куцые. Я рассчитывал увидеть здесь что-нибудь посолиднее. — Хм, а на что еще ты рассчитывал? — Какая теперь разница? — И все же? — На многое! Такой ответ тебя устроит? — И в первую очередь на то, чтобы беспрепятственно достичь аула, расправиться со мной по заказу своего шефа Вишнякова, так? — Нет! Ты мне совсем не нужен! Живи, сколько проживешь, а вот женщину, которую ты похитил, действительно хотел вырвать из твоих лап! — Вы посмотрите, братья, на этого наглеца! Я ему, оказывается, не нужен, мол, живи, он разрешает! Это ли не наглость? Говорить подобные вещи, находясь в плену? Он мне жить разрешает, нет, вы слышали? — Хозяин от негодования внезапно перешел к смеху, и смеялся он заразительно, так, что засмеялись и остальные, даже хмурый Палач улыбнулся. Егор старался не обращать внимания на грозное веселье вокруг него, которое в одно мгновение могло обернуться трагедией. Хозяин прервал смех и продолжил допрос: — А у меня другая информация! Что наряду с освобождением женщины, кстати скажу, очень порядочной, неиспорченной, добродетельной, ты должен был убить и меня, за что получил сто кусков «зелени» авансом, а за всю акцию ты запросил триста штук! Или это не так? — Хованский все же работает на вас, подлец! — С чего ты взял, что Хованский имеет ко мне какое-то отношение? — Он дилетант! Сделайте ему выговор. Когда прослушивается разговор противника, микрофон не выставляется наружу так, что его можно заметить! Он этого не учел, и я знал, когда получал инструкции Вишнякова, что Эдик слушает наш разговор! — И, несмотря на это, ты пошел на неоправданный риск? Это не похоже на профессионала! — В глазах Хозяина отобразилось непонимание логики действий Астафьева, и это было хорошо! Егор ответил: — Риск всегда был неотъемлемой частью моей работы! Любая акция — это смертельный риск! И я шел на него и выигрывал, раз дожил до встречи с тобой! — Это похвально! Но неоправданно. Чего ты добился на этот раз, старый вояка? Того, что попал, как у вас говорят, как кур в ощип? — При моей профессии это когда-нибудь должно было произойти! Вот и произошло! — Тебе надоело жить? — Я этого не говорил! — Но прекрасно сознаешь, что только смерть ожидает тебя? — Интересно, как бы ты сам ответил на моем месте? — Я не на твоем месте! Хотя мне тоже случалось рисковать, а однажды и умирать от руки собственного товарища. — Хорошие, видать, у тебя товарищи! — Оставим эту тему, поговорим о тебе! Откуда ты знаешь Мовяна? — А я его, собственно, и не знаю, один раз воспользовался услугой полковника, и все! — Кто тебя вывел на него? — Рудаков! Знаешь такого? — Знаю! — А вот откуда он знаком с Мовяном, спросите у самого Рудакова, меня это не интересовало! — Я могу проверить правдивость твоих слов! — Проверяй! Здесь ты хозяин! Можешь делать все, что захочешь! — Да, здесь я Хозяин, в этом ты прав, — о чем-то вновь задумавшись, автоматически ответил чеченец. Но думал он недолго. — Проверять какого-то там Рудакова — только время терять, да и не стоит он этого, поверю тебе. Знаешь, что я решил? — спросил неожиданно Хозяин. — Откуда же мне знать? — Устроить небольшое представление! Ты обречен, насчет женщины у меня другие планы, поэтому я хочу, чтобы и ты, и она узнали, почему произошло то, что произошло — похищение, твой захват и все прочее. Беслан! — обратился он к своему помощнику, — прикажи доставить сюда Викторию! — И уже глядя на Егора: — Хорошее имя, не правда ли? Оно мне нравится! — Хорошее, — согласился Астафьев, — только послушай меня, Хозяин, или как там тебя еще! Ладно, я — наемник, меня ты вправе убить, по законам военного времени, наши с наемниками тоже особо не церемонятся. Но женщина-то при чем в этой грязной игре? Оставь ей жизнь! Она же лично ничего тебе плохого не сделала. — Ты прав, она мне ничего плохого не сделала, напротив, своим поведением Вика вызывает симпатию, и я не решил еще, что с ней делать, но свободу она в любом случае уже не получит! Вся ее беда в другом, хотя об этом позже! Мне интересно другое, а именно то, что создается впечатление, будто тебя твоя собственная судьба совсем не трогает? — Я уже ответил тебе на этот вопрос! — Ты мужчина! Я уважаю настоящих мужчин! Поэтому перед смертью ты узнаешь многое! В это время в комнату вошла женщина, одетая во все черное. Она бросила быстрый взгляд на Егора, который буквально обжег его, заставив сердце биться чаще. Это была ОНА. И в жизни Вика была прекрасней, чем на фотоснимке, даже несмотря на это траурное одеяние приговоренной к смерти, в чем Егор, несмотря на слова Хозяина, не сомневался. Знала ли она, какая участь ждет ее? Еще, наверное, нет, так как вежливо поздоровалась со всеми, или это чувство такта было у нее врожденным? — Доброе утро, мужчины! — Доброе, Вика! Подайте ей стул, — приказал Хозяин охране. Стул тут же был доставлен в комнату. Она села на край, сдвинув колени и положив на них свои маленькие красивые руки, сжав ладони в кулачки. Взгляд ее необыкновенных глаз устремлялся то на Хозяина, то на Егора. Астафьев же смотрел на нее не отрываясь. Чем, в конце концов, смутил женщину. Она немного покраснела. Эта немая сцена, видимо, доставляла Хозяину удовольствие, он смотрел на Егора и Вику, улыбаясь. — Вика! — наконец обратился он к женщине. — Да? — Ты знаешь, кто этот стоящий перед тобой русский мужчина? — Нет! Я его не знаю! — Я познакомлю вас! Тебя, Вика, он знает, как знает и отчима твоего, Вишнякова, и мужа, Эдуарда Хованского. Знаком он и с Андреем Викторовичем Карельским! Перед тобой заслуженный человек. Я говорю это без намека на издевку, он бывший подполковник Советской Армии, бывший командир отряда специального назначения, герой Афганистана, а в нынешней своей роли — обычный наемник. Который был прислан твоим отчимом, чтобы освободить тебя, ну и заодно убить меня, хотя последнее он отрицает. Зовут его Егор Астафьев. Знакомься со своим несостоявшимся спасителем. Женщина с нескрываемым интересом смотрела на Егора, пока того представлял Хозяин. — Но понимаешь, Вика, профессионал, которым несомненно является этот смелый человек, не учел одного, что и перечеркнуло все его планы. Он не учел фактора предательства, который, к сожалению, а может, и к счастью, в реальной жизни всегда имел, имеет и будет иметь место. Его предали, Вика! И вот он рядом с тобой, гордый и приговоренный к смерти! Но достаточно эмоций и эпитетов, я тут, Вика, в твое отсутствие обещал небольшое представление, чтобы вы поняли, почему мной была предпринята акция похищения приемной дочери так называемого Дмитрия Петровича Вишнякова. И благодаря кому профессионал высокого уровня был захвачен врасплох при выполнении своей благородной миссии! Но сначала я покину ненадолго вас, мне надо кое-что выяснить. А вот потом… Потом вам будет очень интересно послушать один телефонный разговор. Подождите меня немного! Хозяин вышел из комнаты, при этом тело его как-то было скошено немного влево, он шел, волоча левую ногу. Результат ранения, сразу определил Егор. В прихожей Хозяину тут же передали трубку спутниковой связи. Он спросил: — Как дела, Джалиль? — Благодаря Аллаху все хорошо! — Что насчет бумаг? — Все нормально! Документы изъяли, заинтересованные лица получили полный расчет. Курьер отбыл. Сегодня к вечеру должен попасть в Аргун. — Это хорошие новости, Джалиль, благодарю тебя! — Я всегда рад служить тебе, Хозяин! — Твои люди для заключительной акции готовы? — Да, Хозяин! — Сколько их? — Пять бригад по пять человек! Пять машин! — Вооружение? — Достаточное, чтобы выполнить поставленную задачу! — Хорошо! Передай людей Абдулле, у него заберешь Хованского и с ним и со своими оставшимися бойцами — в Палицу. У Вишнякова будет работать Абдулла! — Один вопрос, Хозяин. — Спрашивай! — Когда состоится акция? — Это узнаешь от Абдуллы! — Я все понял, Хозяин! — До связи, Джалиль, тебя ждет немалое вознаграждение! — Спасибо и до связи! Закончив разговор с Джалилем, Хозяин тут же переключился на другого абонента. Тот ответил тут же: — Слушаю, Хозяин! — Запоминай, Абдулла, что я тебе скажу. Завтра после обеда выманишь из офиса Вишнякова. Хованского передашь Джалилю! От Джалиля примешь людей для акции по ликвидации Вишнякова и Рудакова. План захвата усадьбы готов? — Да, Хозяин! — У тебя будут превосходящие силы, акцию следует провести молниеносно. Объектами ликвидации займешься лично. Понял? — Понял! Когда начнем работу? — По моему личному сигналу, но в ближайшие сутки, может быть, уже завтра ночью. Так что людей держи в полной боевой готовности! И постоянно будь на связи, даже если в сортир пойдешь! — Я все понял, Хозяин, не беспокойтесь! — После налета отход в разные стороны, сам следуешь в Палицы! Оттуда буду ждать от тебя доклада. Хованскому на это время обеспечить стопроцентное алиби. — Оно готово! — Тогда Аллах тебе в помощь, Абдулла, действуй, джигит! До связи! — До связи, Хозяин! Тот, кого все называли Хозяином, задумался. Ну вот, кажется, вся подготовительная работа завершена. Теперь можно и открыть карты перед Вишняковым. Удар, который он сейчас получит, должен деморализовать его, а значит, лишить способности активно защищаться. Только с ним нужно немного сыграть, дать небольшую надежду. Рудаков, узнав о том, что его родственник и босс выведен из строя, естественно, не будет подтирать ему сопли, а сегодня же приведет охрану в режим полной готовности для отражения возможной атаки. И Вишняков должен помешать ему, сам того не осознавая, хватаясь за последнюю соломинку. Но так или иначе к завтрашней ночи охрана Рудакова будет на ногах и в напряжении уже сутки. А нападения не последует. Наступит неминуемое и неконтролируемое расслабление личного состава. В следующие сутки охрана Вишнякова вступит ослабленной настолько, что свежим людям, да еще и превосходящим по численности не составит труда быстро сломить сопротивление и закончить дело! Значит, звонить Вишнякову следует сейчас. Да и не терпится поговорить с этой Иудой! Сколько лет ждал он этого момента! Хозяин приказал своему связисту протянуть в комнату, где находились пленники и соратники, громкую связь через динамики. После чего вызвать на связь Дмитрия Петровича Вишнякова. Он вернулся в комнату, занял свое прежнее место. Связист внес динамики, проверил их и передал трубку Хозяину. Тот обвел всех прищуренным взглядом. — А теперь всем внимательно слушать, разговор будет необычным! Обратился к связисту: — Все готово? — Так точно, Хозяин! — Соединяй! В динамиках отчетливо прозвучал звук набираемого номера. Длинные гудки, наконец: — Алло! Вишняков на связи! Егор заметил, как, вздрогнув, напряглась Вика. — Вишняков? Но мне нужен человек под другой фамилией! — Значит, набирайте правильно номер! — Номер набран правильно! — Кто же вам нужен? И кто вы, такой настырный? — Я представлюсь позже, а сейчас, будьте добры, пригласите к аппарату Дмитрия Сергеевича Жилина. Молчание в динамиках. Только тяжелое дыхание, видимо, Вишняков был шокирован сказанным. Но все же взял себя в руки: — Никакого Жилина здесь никогда не было и нет! — Вот ты, значит, как, Дмитрий Сергеевич? Считаешь, что в свое время надежно обрубил все концы? Что никого, кто тебя знал бы как начальника прииска Жилина, не осталось в живых? Ошибаешься, дорогой! А как ты думаешь, почему похитили твою падчерицу и назначили такой огромный выкуп? — Я думаю, что кто-то, говорящий со мной, сумасшедший! — Хороший ответ, но неправильный! Вижу, ты пошел в несознанку. Давай тогда напомню тебе некоторые факты твоей богатой преступной биографии. С чего начать, господин бывший начальник Рахтурского золотодобывающего прииска Верхотурского района? С похищения шестидесяти килограммов золота? С убийства стариков Ефима и Якова Петровича Голонина с его глупой рабыней Настей? Или с бродяг, Малого и Серого, только что откинувшихся из зоны, вместе со Шмелем сбивших вертолет, где и находилось золото? А может, переметнуться на более поздние времена, когда это золото вывозили? Когда трое твоих верных людей в твоем же верхотурском доме делили добычу, а ты уже готовил план их устранения? С чего начать, Жилин? — Кто ты? — прохрипел в динамике тихий голос. — А я думал, ты сразу узнаешь меня. Хотя, конечно, столько времени прошло! Немудрено, что и подзабыл! — Су-Сулема??? — Ну наконец-то узнал! — удовлетворенно проговорил чеченец. — Да, Дмитрий Сергеевич, это я, Сулема. Верный исполнитель всех твоих кровавых замыслов, Хоза Сулейманов! Которому ты в благодарность за все воткнул перо в бок. В поезде, совсем рядом от Москвы. Не захотел делиться, а ведь все делал я. А ты пожалел золота, на чужое позарился, крыса! Брата за что убил? Меня чудом на тот свет не отправил. Еле спасли в больнице! Чуть-чуть ты промахнулся! Тебе бы миллиметра два повыше взять, тогда жил бы сейчас спокойно. Но Ширхан промахнулся. Вагон, что ли, качнуло? — Постой! — Это ты помолчи пока и слушай дальше! Как тебе удалось Филиппа «купить», дабы он с тобой на убийство своих друзей пошел? Не знаю, но догадываюсь, наши доли обещал разделить с ним! Но уверен, что и Филипп уже сгнил где-нибудь в яме, как сгнили в своих гробах все те, кого ты приговорил! Вика неподвижно сидела с широко открытыми от ужаса глазами, слушая этот страшный монолог. Ошарашены происходящим были и все присутствующие в помещении, включая Егора Астафьева. Но больше всех удивлены были полковник Галкин с майором Красновым — приборы дистанционного прослушивания исправно писали все, что передавалось через чувствительные микрофоны. Хоза Сулейманов между тем продолжал: — Два года я приходил в себя в жалкой, нищей землянке, отходил от твоей подлой, коварной раны. Потом решил найти тебя! Долго искал. Но нашел! Как? Это отдельная и неинтересная история. Но я нашел тебя! Месть кипела во мне. Я хотел прямо там, в Москве, где ты скрылся у дядюшки своего, сделав пластическую операцию, удавить тебя! Потом передумал! У тебя росла девочка, фирма поднималась на чужих деньгах. Тогда я сказал себе: подожди, Сулема, наберись терпения и подожди, твой час придет! И он пришел! Я опутал тебя со всех сторон крепкой паутиной. Твой заместитель работал на меня! Он же и сдал мне твою падчерицу. Ты бы мог ее выкупить, у тебя есть деньги, и больше, чем три миллиона баксов. Но ты даже ради нее пожалел их, а послал ко мне киллера, вынудив его идти двойным убийством! Только ради того, чтобы заставить работать на себя человека, ты отдаешь приказ Карельскому убить его собственную жену и отставного следователя прокуратуры, которого только что принял на службу. Андрей Викторович не замедлил это сделать. Следователь стал жертвой твоей мнительности, это уже потом ты подставил его под Астафьева. Это же надо, ты убил человека за то, что тот только удивился запрошенной с тебя сумме выкупа. Испугался, что он начнет копать по старой памяти? Да ничего бы он не раскопал, и ты знал об этом. Но убил, так спокойнее! И чего ты, в конце концов, добился? Твоя падчерица, очень хорошая и, что очень странно, не испорченная твоим воспитанием, у меня, твой Астафьев у меня, Карельский кинул тебя после того, как ты убрал убийц его жены. — Это ложь! Я не приказывал их убить! — Конечно! Как же иначе? Карельский сам их подорвал. Или Астафьев. Но не в этом дело. Ты остался один, Хованского я не считаю, это баба! Что? Принесло тебе золото счастье? — Послушай, Сулема! Все, что ты говорил, признаю, правда! Но видит бог, если бы не ваши с братом пьянки в поезде, то и ты, и он получили бы свои доли по прибытии. Я испугался, что вы засветитесь сами и меня засветите. Поэтому и принял такое решение, о чем потом, поверь, жалел! — Пожалел волк овцу! Ну, ладно, мы с братом загуляли бы! А Филипп? Он был спокоен и послушен. Где он? — Не знаю! Он вышел, не доезжая Москвы, больше я его не видел и ничего о нем не слышал! — А сам ты не в Рязани вместе с Филиппом вышел, где вас уже ждали? И чей труп был найден недалеко от города у реки, в кустах? Не Филиппа ли? — С чего ты это взял? — Не забывай, Жилин, я пас тебя столько лет! Все про тебя узнал и могу напомнить то, что ты и сам уже забыл! У меня после твоего подлого удара разум просветлел, и память стала очень хорошей, все мелочи запоминала. С тобой иначе нельзя было! Иначе ты сумел бы выкрутиться. Теперь не сумеешь! — Подожди! Давай договоримся! Я признаюсь, золото помутило мой рассудок. Хочешь верь, хочешь — нет, но я потом жалел о содеянном, клянусь всем святым! Давай договоримся! Я отдам тебе деньги! Все три миллиона, сегодня же переброшу на любой счет на Западе, здесь, в России, сам понимаешь, я хранить такие суммы не мог. Все будет чисто, только назови страну, банк и счет! Но отпусти Вику, прошу тебя! И забудем друг друга, я уеду из этой страны навсегда! Три миллиона, Сулема! Я готов платить! А хочешь, наличными, я подниму сумму. Или драгоценностями, камнями? А, Сулема? — Ты просишь о падчерице, а как же твой наемник? Ты же заставил его работать на себя силой подстроенных тобой же обстоятельств? — Черт с ним! Можешь делать с ним, что захочешь! Он мог уйти, но ему, видишь ли, приглянулась Вика, и он решил поиграть в благородство, хотя видел только ее фотографию. Так что мне до него дела нет! Отдай только Вику! При последних словах женщина с неподдельным удивлением посмотрела на Егора, тот сделал вид, что пропустил ее взгляд. — Ну ладно, Дмитрий Сергеевич! Я подумаю пару суток, но тебе придется заплатить и проценты. — Сколько? — Этого я еще не решил, надо подсчитать. Все! Разговор окончен! Жди звонка. Я думаю. Хоза отключил трубку. В комнате наступила тягостная тишина, только было слышно, как случайно залетевшая пчела, отчаянно жужжа, пыталась найти выход из этого проклятого места. Глава 6 Сулема повернулся к женщине: — Вот такие дела, Виктория Дмитриевна. Ваш отчим — преступник, и на его совести не одна загубленная жизнь, как, в принципе, и на моей, я был его главным исполнителем. И в благодарность за беззаветное служение получил от него нож. Он предал всех, кто был верен ему. И уничтожил, как ему казалось, всех свидетелей его преступлений. Я сказал ему, что в твоем похищении, Вика, замешан Карельский. Но это неправда! Тебя, девонька, заманил в сети и сдал нам твой собственный муж, Эдуард Геннадьевич Хованский! — Эдуард? — Да! Именно Эдуард! Он, как и Карельский, давно сотрудничали с нами. Вспомни то раннее воскресное утро. Как ты была удивлена, что муж пригласил тебя в лес, якобы для того чтобы преподнести тебе сюрприз. Помнишь? — Да! — совсем тихо ответила Вика. — Вот он и преподнес! Расчет был сделан на то, что ты не сможешь отказать своему мужу. Он тебя вызвал, а сам спокойно, обеспечив алиби, уехал по Окружной дороге домой, а на второй день уже принимал у себя, на вашей супружеской постели проституток! — Вы выкрали меня, чтобы отец заплатил вам выкуп? — не хотела слушать дальше о муже Вика. — Я бы взял только свою долю, но Жилин убил моего брата, он, как ты уже знаешь, пытался убить и меня. Аллах не дал мне умереть, потому что это было бы несправедливо. За кровь надо платить кровью врага. А кто заставил бы заплатить за брата, если бы я умер? Никто! Вот и выжил я! Чтобы отомстить. Но какой шакал твой отчим? Он денег пожалел, прислав вот его, — Хоза кивнул на Астафьева, — и от него же легко отказался. Этот наемник, оказывается, из-за любви по фотографии за тобой пошел! По собственной инициативе! — А если и так? — вдруг спросил Егор. — Тебя что-то в этом смущает, бандит? — Ты смотри, заговорил, я его тут защищаю, оправдываю, а он? — Ты о себе побеспокойся лучше! Я в защите таких подонков не нуждаюсь, а женщину, если ты мужчина, отпусти! Тем более тебе готовы отдать все, что ты захочешь! И вновь Вика, теперь, когда первая волна боли от предательства прошла, уже с неким восхищением посмотрела на этого мужественного человека, который, сам обреченный на смерть, пытался, как мог, защитить ее. Неужели он в самом деле что-то испытывает к ней? И только поэтому пришел за ней? Но ее размышления прервал Сулема, продолжавший рассуждать: — Ты сильный мужчина, офицер, я не отказываюсь от своих слов, и сильного противника у нас принято уважать, поэтому я не обращаю внимания на твои реплики. Но неужели ты думаешь, что, если бы миссия твоя удалась и ты привел к Жилину его падчерицу, он отпустил бы тебя? Отблагодарил? Да черта с два, как у вас говорят! Он приказал бы немедленно тебя убрать! Таков весь Жилин! Немного промолчав, Хоза обратился к женщине: — Тебе, Вика, предстоит подписать ряд документов. После чего я отпущу тебя! — Что за документы? — Ты их увидишь! Хотя чего скрывать? Это завещание на все имущество и капиталы, которые должны будут перейти в твое пользование после смерти отчима Вишнякова Дмитрия Петровича, в пользу своего супруга Эдуарда Геннадьевича Хованского. Так, по-моему, в этих тонкостях не разбираюсь. Всего несколько подписей, и ты свободна! — Но завещание начнет действовать не только после смерти отца, но и после моей смерти? Значит, вам нет никакого резона оставлять меня в живых после того, как я выполню ваше требование и подпишу завещание… — Я сказал, Вика, ты будешь жить, ограниченно, конечно, но ты так всегда жила, а дела все передашь мужу! Какой в этом случае смысл уничтожать тебя? Чтобы навести лишние подозрения? Когда дело касается таких сумм, которые крутятся в фирме, у ментов особое внимание. Нет, убивать тебя нет никакой выгоды. Наоборот, можно только погубить все дело. — Я ничего здесь подписывать не буду! — вдруг заупрямилась Виктория. — А где будешь? — В Москве, когда рядом со мной будет этот человек, — она кивнула на Астафьева. «Хороший ход, — подумал Егор, — но… бесполезный. Как бесполезна и вся эта возня. Не тебе, Хозяин, ставить точку в этом деле. Не тебе!» Между тем Сулейманов повысил голос: — Нет, Вика, твои условия для меня неприемлемы, и не тебе что-либо выставлять! Все ты подпишешь здесь, поняла? И завтра же утром, когда твоему защитнику начнут резать горло, как барану! Тогда ты все подпишешь! А он умрет! В любом случае! Так сохрани свою жизнь и красоту, женщина! Не заставляй меня прибегать к услугам Палача, я не хочу, чтобы перед тем, как добиться своего, чему он большой мастер, ты стала никому не нужным инвалидом! А чтобы вы могли в первый и последний раз между собой пообщаться, — Хоза как-то с намеком ухмыльнулся, — я решил поместить вас вместе в подвал, в котором твой спаситель уже провел ночь и обжил его. Воды и хлеба вам дадут, ну а зрелища доставите друг другу сами! Встретимся утром! Уведите его, перед спуском наемника развяжите, дайте сигарет! Перед смертью узнику, как я слышал, не отказывают в самом необходимом! Астафьева взяли под руки два молодца из личной охраны Сулемы, но Егор выдернул локти: — Лапы уберите, сам пришел, сам и уйду! Охрана оглянулась на Хозяина, не наказать ли строптивого клиента? Хоза только махнул рукой, мол, пусть идет сам! Вскоре Егор и Вика оказались в темном подвале, правда, из трещины в потолке падало немного света, его было явно недостаточно, но и это хоть что-то. — Осторожно, Вика! Постойте на месте, закрыв глаза, так вы быстрее адаптируетесь к темноте, а потом все будет видно, проверено лично! Женщина послушно закрыла глаза. Егор стоял рядом, касался ее плеча и боялся пошевелиться! Галкин после разговора в доме Сулейманова передал по связи: — Надеюсь, всем все ясно теперь? Акция утром, в момент казни. До этого времени наблюдение за постами караула! Тебе, Буш, быть в готовности снять пулеметный расчет с крыши. Начало действия против внешнего охранения нам с тобой, Краснов, в 7.00! — Понял, командир! Значит, ждем еще сутки? — Да! Другого выхода нет! Буш, ты все слышал? — Так точно! Я готов хоть сейчас удавить этих абреков! — Ждать, Буш! — Да понял я, командир! — Возможно, я внесу кое-какие коррективы, есть одна мысль, а пока до утра, конец связи! В 6.50 я вызову вас! — Конец связи! — продублировали команду офицеры. Егор, получив от телохранителей целую пачку «Примы», курил на своем, ставшем уже привычным, месте у стены. Вот он и увидел Вику! И понял, что любит ее! Это понимание пришло внезапно, там, в доме Хозяина или Сулемы, черт его разберет, когда она бросила на него взгляд, узнав, что Астафьев пришел сюда, чтобы спасти ее. И сейчас у холодной каменной стены тепло наполняло его душу, нежность искала выход, и Егор готов был отдать ее этой женщине. Волнующееся в груди сердце также принадлежало теперь Вике! Но он не для нее! Возраст! И осознание этого рождало печаль. Но он был благодарен ей уже за то, что в конце концов испытал то, чего многим не удается испытать за всю жизнь — любовь с первого взгляда. Оказывается, и такое бывает, чему он раньше не верил. Бросив обжигающий пальцы окурок, прикурил новую сигарету. Это заметила женщина: — Вы волнуетесь? Хотя о чем я спрашиваю? Егор вместо ответа поднял с пола соломинку, подошел к месту, где сверху падал слабый луч света, подозвал жестом к себе Вику. Та подошла. Егор написал на песке: «Нас слушают бандиты, говорим только о личном и… еще не все у нас потеряно, Вика!» Женщина прочитала, удивленно кивнула. Астафьев стер надпись. — Вы спрашиваете, волнуюсь ли я? Не знаю! Страха не испытываю, точно, ибо вся моя прошедшая жизнь, за исключением нескольких последних лет, была сопряжена со смертельным риском. Приходилось попадать и в подобные ситуации! — И вы находили выход из них? — Как видите, но тогда я действовал не один, — на этой последней фразе Егор крепко сжал женщине руку, указав головой вверх, — тогда, как, впрочем, и всегда, хоть один человек, но прикрывал меня. Сейчас прикрытия нет! — Значит, нет и выхода? — спросила Вика, так же, как недавно Егор, написав на песке короткое: «Я все поняла!» — Скорее всего, да! Сколько можно играть со смертью? Когда-то она должна была подловить меня! Вот и подловила! — Скажите, Егор, вас послал отчим? — По большому счету, да! Так было задумано с самого начала! — Он вынудил вас сделать это? — Сначала да! Но не спрашивайте, каким образом! Я не хотел бы вспоминать то, что тогда происходило! — Хорошо! Я не буду! Но вы сказали, что сначала вынудил, а… потом? Неужели вы не могли скрыться по дороге? Затаиться среди людей, чтобы не идти сюда? — Мог бы! И скрыться, и затеряться, и начать новую жизнь благодаря своим друзьям, да и нанести немало неприятностей этой шакальей стае во главе с твоим отчимом мог бы, Вика! Но не стал этого делать! Потому что, ты не поверишь, я принял совсем иное решение, увидев твою фотографию. — И фотография так подействовала на вас? — Не поверишь, да! И никто не поверит, но именно фотография повлияла на мое решение идти сюда за вами. — Обращайтесь, Егор, ко мне на «ты», хорошо? — Разница в возрасте? Понимаю! — со вздохом произнес Астафьев. — Ты права, я старше тебя на двадцать лет и имею право обращаться на «ты». Вика поняла вздох Астафьева. — При чем здесь возраст? Я лично его совсем не ощущаю и тоже буду с тобой на «ты». Просто так проще общаться, ты не находишь? — Проще! — А о разнице в возрасте забудь, договорились? — Хорошо, уже забыл! — Так я повторю вопрос, фотография так подействовала на тебя? — Странно, да? Знаешь, в Афганистане я со своим отрядом спас многих пленных наших ребят. Видел воочию, как их содержали моджахеды, как издевались над ними, убивали, наконец. Просто так, для утехи во время своих праздников или чтобы скрыть следы, запугать других… И я… как бы тебе это объяснить. Я представил тебя в лапах кровожадных бандитов. А моя жизнь в это время не стоила и ломаного гроша. Жена бросила, как только я уволился и не смог обеспечивать ее на том уровне, к которому она привыкла. Кстати, это о ней, как о жене Карельского, говорил Сулейманов… — Подожди, так Андрей Викторович убил твою бывшую жену? — Да! Но она сама выбрала свой путь и получила то, что заслужила в банде Карельского. Так вот, жена ушла, работы никакой. Короче, запил! По-черному запил! Решил продать квартиру и уйти. Уйти от города, от толпы, от людей, от себя, чтобы больше никогда не возвращаться. Умер бы где-нибудь тихо в тайге, и дело с концом! Слез по мне, кроме престарелых родителей, лить было некому, но они уже привыкли, что их сын годами мотается со своим отрядом по всему миру. И тут ты! Твой образ на фотографии! Ты, о которой я, может, всю жизнь мечтал и которая так и оставалась в мечтах. Ничего, что говорю так прямо и немного сумбурно? Но уж как могу, по-другому не получится. — Ничего, Егор, — Вика положила руку на его широкое плечо. От ее прикосновения словно ток пробил все тело Астафьева, что не осталось незамеченным для женщины. — Ничего, ты только говори! Пусть это будут последние слова в моей жизни, которых я ждала, но никогда не слышала! — Вот тогда я и решил, — продолжил Егор, — что моя жизнь? Она позади. Все одно подыхать! А не тряхнуть ли стариной напоследок? И… я просто не мог допустить того, чтобы ты находилась у бандитов. Я пошел за тобой! Мне не нужна жизнь Сулейманова или кого-то другого, мне не нужны деньги, хотя у отчима твоего я взял сто тысяч долларов, но это плата за то унижение, которому он подверг меня, хотя ему я объяснил все по-другому, но неважно! Итак, деньги мне не нужны, мне нужно одно-единственное: чтобы ты, Вика, обрела свободу. А там и счастье! Но не с подонком Хованским, который продал тебя, как вещь, и за это он еще ответит, и не в том крысятнике, в котором ты воспитывалась. А с настоящим, надежным человеком, в спокойной семейной обстановке, в нормальной человеческой жизни! Вот почему я здесь! — Ты напоминаешь мне «рыцаря печального образа». — Кто-то, сейчас не помню, уже называл меня так. Но Дон Кихот воевал с ветряными мельницами, мне же противостоял враг реальный, жестокий, беспощадный! — Но что, Егор, ты мог сделать один? Один против этой вооруженной банды? — Многое, Вика, из арсенала того, к чему в свое время был подготовлен. Если бы не очередное предательство этой мрази Хованского. Он сообщил чеченам и обо мне. — Опять Эдуард? — Да, опять Эдуард Геннадьевич Хованский вкупе с таким же мерзавцем, как Карельский. Они ради захвата фирмы твоего отчима готовы были продать всех, что, в принципе, и сделали. Но они и сами приговорены. Чеченцы используют их и выбросят на свалку в виде обезображенных трупов. Со временем и за ненадобностью! И главарем этой банды движет не только месть, но и неистребимая жажда денег и власти, которую он сможет утолить при помощи ювелирного салона. — Да черт с ним, с салоном! Черт с ними, с Хованским и Карельским, они далеко. Но тебя-то завтра зверски убьют?! — Я знал, на что шел, Вика! Надо уметь и проигрывать. — И, нагнувшись к ее уху, прошептал: — Да и игра еще далеко не закончена. Но ты продолжай в том же духе! — Я не допущу этого, — голос женщины приобрел металлические нотки, — я буду настаивать! — Не будем об этом, Вика, я благодарен тебе, но не надо ни во что вмешиваться! Моя жизнь — это моя жизнь, а вот ты живи! Делай так, как скажет Хозяин, и спасешь свою жизнь. Ведь ты же не родная дочь Вишнякова-Жилина? Тебе по законам кровавой мести, принятой здесь, не должна угрожать смерть, ибо ты не относишься к роду, подлежащему уничтожению. И Хозяин это понимает. Как понимают и его люди. Ты выполнишь обязательства перед ним, и по законам гор он должен отпустить тебя! Иначе его авторитету будет нанесен немалый урон! А я завтра напомню ему об этом! Лежащие на кошме Сулема, Беслан и Палач, слушая через «жучки», установленные в подвале, разговор между Егором и Викой, переглянулись. Неожиданно Беслан сказал: — А этот русский прав, Хозяин! Ты обязан уничтожить весь род Вишнякова или Жилина, своего «кровника», но эта женщина по рождению к нему не принадлежит. — Кроме кровной мести, Беслан, еще есть и интерес в бизнесе, который скоро перейдет под наш контроль. И этот интерес не допускает того, чтобы законная жена Хованского осталась жить! Рано ли, поздно, не убей мы ее сейчас, она может создать нам большие проблемы, от которых все мы окажемся в могиле. Может, ты, Беслан, хочешь умереть вместо нее? Или ты, Палач? Лично я нет! Ей суждено умереть, и она умрет, как в свое время, здесь совершенно прав Астафьев, уйдут в небытие и Карельский с Хованским. А до них Жилин с Рудаковым! — Что же, ты, наверное, как всегда прав, Хозяин! — Хорошо, что вы, мои ближайшие друзья, братья, понимаете это! Неожиданно в разговор вступил обычно всегда молчавший Палач: — А этот «профи» действительно пришел один? — Получается, что так! — пробормотал Хоза Сулейманов. — Тем хуже для него! — Нам бы таких бойцов, — продолжил свою мысль Палач. Сулема взглянул на него: — Может, ты считаешь, что мне стоит сделать ему предложение, попросить его о такой услуге? Палач не обратил внимания на сарказм Хозяина и продолжал: — Он, судя по всему, влюблен в эту Вику. Если ее держать при себе, то и его можно привязать к нам. Заставив выполнять сложные, требующие особой профессиональной подготовки, задания! — А что, Сулема, — оживился Беслан, — это мысль, и мысль дельная. Оборудовать им уютное охраняемое гнездышко и заставить Астафьева работать! — Не пройдет, братья, этот маневр, задумка Палача очень заманчива. Но этот «профи» найдет способ, как выйти из-под контроля. Да еще следом устроит нам шухер, от которого нам потом не оправиться! Нет! Таких, как он, надо уничтожать! Ладно! Будем и дальше слушать их воркотню или пойдем шашлык организуем? Беслан, посади связиста, пусть он слушает, мне, честно говоря, надоел этот высокопарный гнилой базар! — Хоп, Хозяин! Пойдем барашка выбирать, а оператора за пульт я посажу по пути! Егор с Викой разговаривали до самой ночи. Он вспоминал случаи из своей богатой приключениями боевой жизни, она рассказывала о себе. И с каждой минутой, находясь вместе, они все больше становились ближе друг другу. Уже далеко за полночь, укрывшись куцыми одеялами, что заставило их обнять друг друга, Егор с Викой наконец уснули. Утром их ждало суровое испытание! Глава 7 В 6.40 Буша вызвал командир. — Слушаю, — тихо ответил старший лейтенант. — Связаться с Астафьевым и передать ему оружие нет никакой возможности? — Точно не знаю. — Как это понять? — Есть на крыше здания, где они с женщиной находятся, трещина. Но вот сквозная или нет, отсюда не определишь! — А чтобы проверить, надо снимать пулеметный пост! У тебя «АН-94», без глушителя! Тихо, значит, не получится! — Сниму тихо, если надо! — Снимай к чертовой матери! Пробивай трещину, связывайся с Егором. Передай, чтобы не покидал здания, когда мы начнем общий штурм. Тех, кто приблизится к ним, вали! — Все понял, начинаю акцию! Галкин в 6.50 передал сигнал Краснову о начале выхода на исходный рубеж, с бесшумным снятием постов караула на обеих тропах. Буш вышел из-за куста, подобрал место для прыжка на крышу крайнего дома, собрался и рванулся вперед, держа в руке штык. Он буквально за доли секунды пролетел по крышам и оказался у огневой точки. Боевики успели только повернуть головы, как нож Турчина первым взмахом рассек горло одному и вонзился клинком в сердце другому. Своим телом офицер подмял их под себя, стараясь не испачкаться в крови. Дождавшись, пока тела перестанут биться в судорогах, он снял с головы одного «афганку», напялил на себя, оттолкнул трупы в сторону. Кругом — тишина, никого и ничего! Он передал в эфир: — Командир, огневая точка наша! Время было 6.57. Галкин приказал Краснову: — Все, Леша, теперь наша очередь. Вперед! Полковник вскинул «винторез». Из кустов хорошо были видны головы бандитов, гонявших косяк с анашой. Три бесшумных выстрела, и головы исчезли за каменным бордюром. Держа ствол в направлении поста, Галкин пошел к нему, готовый немедленно среагировать огнем на любое движение. На позиции в различных позах с пробитыми черепами лежали трупы бандитов. Только выроненная кем-то папироса продолжала ядовито тлеть. Погасив окурок, полковник, прижимаясь по-прежнему к правому краю ложбины, вышел к развалинам, где его заметил Буш. Почти следом, уже с левой окраины, подал сигнал об успешном прорыве майор Краснов. Галкин приказал начальнику разведки переместиться к реке, за валунами занять позицию, полностью контролируя аул с фронта, Бушу начать работу с трещиной. Сам полковник, внимательно следя за обстановкой через прицел своего «винтореза», прикрывал действия подчиненных. Спящему Егору на лицо посыпалась крупная пыль, от этого он и проснулся. Убрал голову в сторону, взглянул вверх. Кто-то расширял трещину в саманной крыше здания. Это мог быть только свой. Но помещение прослушивалось бандитами. Наверняка кто-то из бойцов сидит в наушниках. Нельзя дать заговорить своему, что может сразу поднять бандитов. Как это сделать? Решение, как всегда, пришло мгновенно. Астафьев разбудил Вику и, закрыв женщине плотно рот ладонью, заговорил так, чтобы услышали и наверху, и, естественно, в наушниках: — Ну что ты, милая, не надо ничего говорить. Делай, как делаешь, но молчком, слова меня отвлекают, хорошо? Вика смотрела на Егора расширенными от удивления и непонимания глазами. Тот, на крыше, для кого и предназначались эти слова, смысл их понял — помещение прослушивается. Буш молча продолжил работу. Егор нагнулся к самому уху женщины: — Стони, как будто испытываешь удовольствие, надо отвлечь прослушку! И Вика застонала, отрывисто, глубоко вдыхая воздух и задерживая его в себе. Получилось это так естественно и эмоционально сильно, что сразу возбудило Егора. Тем временем отверстие расширилось до размеров, достаточных, чтобы Буш, которого было с трудом узнать в душманской кепке да еще с линзами прибора ночного видения, просунул в него свою физиономию. От его появления Вика вздрогнула, но стонать продолжала. Буш убрался обратно на крышу, карандашом написал записку, засунул в ствол трофейного «АК-74», бросил его Егору. Астафьев поймал оружие, вытащил записку, прочитал: «Из дома не выходить. Я, Буш, наверху у пулемета, остальные заняли позиции вкруговую. Как бандиты выползут из нор, начнем штурм! Можешь поддержать огнем, но, главное, береги женщину!» Егор подозвал к себе Вику, показал ей записку. Она открыла было рот, чтобы задать вопрос, но Егор прислонил свой палец ей к губам. Сам поднял небольшой кусок глины, швырнул в отверстие. Вскоре в проеме вновь показалась голова Буша, на этот раз без прибора ночного видения. Егор показал ему на руках, что ему надо передать наверх ответ. Валера выдернул из записной книжки чистый листок, приклеил его к карандашу куском пластыря, бросил вниз. Егор написал: «Передай по связи: я все понял! Хозяина обязательно брать живьем!!! Остальных можно валить, но его живым!» Бросил сверток с запиской Бушу. Тот, не отходя от отверстия, кивнул, что понял, и скрылся. Тут же Галкину и Краснову прошло сообщение о контакте с Астафьевым и о его пожелании относительно Хозяина. Егор подвел Вику к охапке сена, усадил ее и уже нормальным голосом заговорил: — Извини, дорогая, но я не мог сдержаться. Столько времени без женщины. Вика, поняв игру, успокоилась и с улыбкой ответила: — За что же извиняться, милый! Такого наслаждения я еще никогда не испытывала. Ты первый мужчина, который дал мне почувствовать себя женщиной. Этой ночи я никогда не забуду! — Я счастлив, Вика, что ты довольна, нет, не то… Ну, в общем, ты понимаешь, что я имею в виду! — Понимаю, Егор! Связист бандитов, слушавший этот спектакль — он и проснулся-то от того, что Егор начал имитацию близости с женщиной, отчаянно ржал у пульта. За этим занятием и застал его Беслан, вставший раньше других, в семь с небольшим, и первым делом зашедший в отсек связиста. — Ты чего ржешь, как лошадь, дурак? — Да эти двое, в подвале, всю ночь трахались, а под конец «профи» принялся извиняться, мол… — Что еще ты слышал? — перебил его начальник. — Больше ничего, Беслан! Жаль, на пленку не записали этот сикиш, вот ребята повеселились бы. Этого «профи» смерть утром ожидает, а он, как с хера сорвался, на бабу полез. А эта недотрога стонала-то как! Видать, Егор этот мужик еще тот! — А почему не записал этот цирк? — Да у нас магнитофон уже неделю не пашет, никто разобраться не может. Слушать можно, писать — нет! — Ладно, вырубай свою шарманку, иди к бойцам, объявляй подъем! Беслан вышел на улицу, прошел до середины плато, осмотрелся. Пулеметная точка на месте, оттуда видна знакомая «афганка» Мирзы, напарника нет, может, отлить спустился! А так… все вроде бы как всегда! Помочившись, присев на корточки и умывшись из реки в пятнадцати метрах от Краснова, пошел к развалинам аула. Оттуда уже раздавалась команда: — Подъем, кони! Выходи строиться, Хозяин ждет! Про Хозяина связист, он же исполняющий обязанности дневального, соврал, никакой Хозяин на улице бандитов не ждал, но упоминание о командире подстегнуло чеченцев, которые, потягиваясь и без оружия, начали выползать по одному из первого от позиции полковника Галкина дома. Тут же справляли нужду, некоторые отправились в близлежащие кусты у скал. На улицу вышли и Хоза с Палачом, к ним присоединился и Беслан. Сулейманов крикнул: — Беслан, организуй смену караула, да пусть возьмут с собой сухой паек и воды, последний день стоим здесь, потом дома отожрутся от пуза! — Понял, Хозяин! Этой минуты и ждал Галкин! Смысла ждать казни не было, когда вся банда, как на ладони, сгруппировалась кучей, за исключением отдельных личностей. Нельзя дать им расползтись и вооружиться, поэтому полковник решился: — Всем! По противнику, массированный, с применением подствольных гранатометов, стараясь не задеть Хозяина. Огонь! И тут же от реки ударил мощный «АН-94» майора Краснова, выплевывая через небольшой интервал прыгающие гранаты. Бесшумный «винторез» Галкина присоединился к огню из развалин справа, а трофейный пулемет «РПК» Буша, который уже один с такой точки не мог дать противнику никакого шанса на спасение, крошил в пыль все вокруг. Внезапный огонь неизвестного противника ввел Сулему в ступор. Он стоял, словно окаменев, когда вокруг с криком ужаса и боли падали его люди. Беслан со снесенной прямым попаданием гранаты головой, Палач с выбитыми глазами… в клочья, вокруг. Только он, Хоза, стоял живой и невредимый, глядя на это празднество смерти, его отчего-то не касающееся. Наконец он пришел в себя и рванул назад, в здание, где было оружие, но перед ним выросли фонтаны камня и пыли, остановив Сулему на полушаге. А сверху незнакомый, чужой ненавистный голос на чистом русском языке приказал: — Стоять, Казбек! Или вмиг стреножу! Так и застыл Хоза Сулейманов в двух метрах от заветной двери, в метрах, ставших для него длиною в жизнь. И он не решился рвануться навстречу пуле. Все одно убивать не стали бы, раз не тронули до сих пор. Он сел на корточки, сжав голову руками. Группа Галкина раненых почти не оставила. Тех, кто все же остался жив, добивать не стали. Вытащили Астафьева и Вику. Обнялись под пристальным контролем Буша, внимательно следившего за плато. Вдруг кто-то из раненых решится на последний, отчаянный выстрел? И то, что у боевиков не было оружия, его, старшего лейтенанта разведки Турчина, не расслабляло. Пистолет мог оказаться у каждого в заначке. Но все было спокойно! — Ну что, — спросил Галкин, — начнем отход? — Подожди минуту, — Астафьев отошел от группы и пошел среди трупов, вглядываясь в их лица. Прыщавого Тимура он нашел у самой реки, тот лежал в воде, положив голову на камень. И был еще жив. Но развороченный пулями живот говорил о том, что ранение он получил смертельное и жить ему осталось считанные минуты. Он затуманенными, но еще полными ненависти глазами смотрел на Егора. — Ну что, урод? Обещал я тебя утопить? — П-по… — попытался что-то прохрипеть чеченец. — А я предупреждал тебя, что всегда держу слово! Так что плыви, козел! С этими словами Астафьев ногой столкнул с камня ненавистного врага, обещавшего снять с него с живого кожу. Тот скатился в воду, лицом вниз и поднять голову уже не смог, только пузыри окружили ее. — Ну вот и рассчитались! Егор вернулся к друзьям, которые выдвинулись к левому подъему и ждали его. — Познакомьтесь, ребята, это Вика, а это мои друзья! — А мы уже познакомились, пока ты ходил к реке, и они рассказали, как оказались тут, — ответила Вика. — А что? Это так важно для тебя? — Да, важно! Ты действительно один шел за мной! Это очень важно! — Да? Ну ладно! Каков план отхода, господа офицеры? — Предлагай, командир, свой вариант, — сказал полковник Галкин, — теперь ты вновь у руля! — Что же, пусть так, тогда план таков! Но сначала подумаем, что предпримет противник, оставленный на постах в ущелье. Это более десяти человек, правда, разбитые на две взаимно не связанные группы, но здесь они объединятся. А дальше начнется преследование. «Чехи» будут вне себя, увидев своих мертвых собратьев. — Или, наоборот, поспешат скрыться. Подумав, что здесь орудовал карательный отряд спецназа. — Может, и так. Но будем исходить из того, что нас начнут преследовать! Нам уходить по плоскогорью нельзя, можем втянуться в бой, если боевики нас настигнут или вдруг откуда-то получат поддержку. Тут у них возникнет серьезное преимущество, эту местность они знают до самой малой ямки, мы же будем открыты, и запас патронов у нас не бесконечен. Поэтому предлагаю уходить в «зеленку». На окраину, в кусты, и немедленно! Буш, берешь весь боезапас гранат. Идешь в замыкании и расставляешь ловушки и растяжки, где только можно. И быстро, стараясь не отстать от основной группы. Но у леса мы тебя подождем. Главное, чтобы боевики не увидели, куда мы ушли. Задача ясна, Буш? — Так точно! — Всем передать ему гранаты и вперед, бегом, к окраине лесного массива. Да, Паша, спутниковая связь в рабочем состоянии? — В рабочем, — ответил полковник. — Значит, двинулись! Вика, рядом со мной, не отставай. Устанешь — скажи. — И что, на руках понесешь? — спросила, улыбнувшись, Вика. — Да! — серьезно ответил Егор. — Бегом, марш! Группа благополучно достигла окраины «зеленки». Сулема несколько раз пытался имитировать повреждение ноги, но увесистые оплеухи Краснова быстро поднимали главаря банды. Своевременно вернулся и Буш. Наскоро зачистили местность в небольшом радиусе, укрылись в кустах. Оборудовали естественную позицию для круговой, на всякий случай, обороны. И вовремя. Вдали, в самом начале подъема из аула прогремел первый взрыв. Буш удовлетворенно произнес: — Есть, суки! Попали на растяжку! Астафьев попросил аппарат спутниковой связи, набрал известный ему номер. — Да! Слушаю! — ответил ему приятный бархатистый голос. — Славик? Мовян? — Я! Слушаю, кто это? — Егор Астафьев! — Егор? Жив? — Жив! — Неужели тебе удалось?! — Нам удалось! Друзья помогли! — Ай! Слов нет! Молодцы! И женщину освободили? — И даже главаря похитителей, некого Хозу Сулейманова захватили. — Ну вообще! Просто нет слов! Но ты не для того, чтобы порадовать старого полковника, вышел на связь, так? Говори, что нужно! Егор быстро развернул карту. — Мы сейчас группой в шесть человек находимся в квадрате… Самостоятельно продолжать движение до зоны ответственности ближайшей нашей части очень рискованно! — Не продолжай, Егор! Вас нужно забрать оттуда! Будь на связи! Через несколько минут Мовян спросил: — Непосредственная внешняя угроза существует? — Есть силы, которые могут навязать нам бой, но мы пока для них недосягаемы. Но это пока, Славик. — Зенитные комплексы у них имеются? — Нет. — Точно? — Сейчас уточню. Сулема, «Стингеры» или «Стрелы» у твоих людей есть? — Откуда? У меня что, войско было? — И то правда, всего лишь банда! Но смотри, обманул — ох и тяжело умирать будешь! — Да клянусь Аллахом, нет ничего подобного! — Славик? Вот тут главарь их Аллахом клянется, что нет у них ничего против авиации! — Тогда встречай «вертушки»! Я связался с одной эскадрильей, она недалеко от вас! Вылет, сейчас… через двадцать минут, плюс… полчаса — время подлета, посадку осуществить можно? — Если выбирать место, но мы и так на борт запрыгнем, если что, лебедкой пилоты подтянут. — Тогда все! Жди через сорок-пятьдесят минут звено «Ми-24» и транспортный «Ми-8». Вертолеты огневой поддержки прикроют посадку и помогут огнем при необходимости. Держитесь, ребята! — Спасибо, Славик. — Да, Егор. Командир звена у тебя пароль затребует, ты его прекрасно знаешь! А спасибо в Моздоке скажешь, когда я вас обниму. Конец связи, орел! — Конец! Ну вот так, мужики, — обратился к друзьям Егор, — еще от силы час выждать. А если надо — продержаться. Сейчас всем на позиции, Буш, присмотри за чеченцем, если что, перебей ему ласты к чертовой матери да Вику прикрой. — Сделаю, командир. А со стороны ущелья взрывов больше не последовало. — Пошли к правой тропе, — сделал заключение о маневре боевиков полковник Галкин, — не стали рисковать. — Буш, — спросил Астафьев, — сколько потребуется бандитам времени, чтобы выйти наверх по правой тропе? — Минут пятнадцать, но если идти с опаской, остерегаясь ловушек, не меньше получаса, — ответил тот. — Нормально! До нас им не добраться! — Это если «вертушки» вовремя появятся! — Появятся, раз Мовян сказал, то появятся! И они появились. Через сорок три минуты. А боевики только вышли на плоскогорье и начали движение по склону к «зеленке», будто прочитали следы отхода группы Астафьева. А может, Сулема какой знак оставил. Но было поздно. На связь с Астафьевым вышел командир звена вертолетов огневой поддержки: — «Земля»! «Земля»! Я — «Вихрь-1», как слышишь меня? — Слышу тебя, «Вихрь-1»! — Ответь, от кого мы? — От Мовяна! — Кто друг его детства? — Вазген, Ашот, Тофик! — Пароль принял! Цепь на открытой местности, кто? — Враг! — Понял! «Вихрь-2», я — «Вихрь-1», атакуй скопление людей на плоскогорье. Задача — уничтожение! «Вихрь-3», прикрой «Вихря-2»! — Я — «Вихрь-2». Совершаю заход на цель! — Я — «Вихрь-3», маневр прикрываю! Один из вертолетов огневой поддержки, опустив нос, дал залп с обоих пилонов. Там, где только что двигалась цепь, все покрылось частыми грибами взрывов. Отстрелявшись, вертолет взял резко вверх, за ним повторил маневр, обстреляв местность из пулемета, второй вертолет. На месте воздушного удара через бинокль просматривалась лишь пыль, поднятая взрывами фугасно-осколочных снарядов. — У-у, суки позорные, — взвыл Сулема, — гяуры проклятые! Отольются вам наши слезы! — Заткнись, мразь, — Буш замахнулся на Сулейманова, — а то я тебе жало-то быстро отобью, скотина! В эфире между тем связь возобновилась: — «Вихрь-1», я — «Вихрь-2», удар произвел! Цель поражена! — «Вихрь-1», я — «Вихрь-3», удар продублировал! Поражение цели подтверждаю! — Я — «Вихрь-1», все разошлись, прикрываем работу транспорта! «Бочка», начинай прием людей. Обстановку контролируем. Из-за леса выплыла огромная махина транспортного вертолета. Пилоты «Ми-8» все же увидели площадку, пригодную для посадки. Вертолет сел, не выключая двигатель. А через пять минут все «пассажиры» были на борту. Винтокрылая машина медленно пошла вверх, набирая высоту. Вика сидела рядом с Егором и плакала. Астафьев обнял ее: — Ну что ты, Вика, все самое страшное позади! Она припала к его плечу и заплакала еще сильней. Егор не стал больше успокаивать ее, пусть поплачет! А в глубине салона также плакал бывший главарь бывшей банды, теперь во всем бывший Сулема, Хоза Сулейманов, еще совсем недавно грозный Хозяин, а ранее кровавый прихвостень не менее кровавого Дмитрия Сергеевича Жилина, ныне Вишнякова. Сулема прекрасно знал, чем для него закончится этот захват, оттого и плакал в бессильной злобе. На этот раз его быстро успокоил Буш: — Перестань скулить, Казбек, пока с борта, на хер, не выкинул. А то будешь у меня, как ворон, в небесах парить среди душ своих собратьев! Слово офицера! Сулема прекратил рыдания, уставившись в одну точку невидящим взглядом. Глава 8 Подполковник ФСБ Владимир Семенович Кулагин вернулся в отдел после утреннего совещания у начальника управления. Встретил его заместитель майор Ерохин. — Владимир Семенович, вам с девяти утра из Моздока пытаются дозвониться, с промежутком в полчаса. — Из Моздока? А что у нас там? — У нас ничего, но спрашивают лично вас. — Абонент назвал себя? — Да! Совсем забыл, минутку, вот, некий Астафьев Егор Васильевич! — Астафьев? Егор? Из Моздока? — Так точно! — Он ничего не передавал на словах? — Нет, я спрашивал, ответил, что ему нужны лично вы. — Когда он в последний раз выходил на связь? Майор посмотрел на часы, ответил: — Двадцать две минуты назад, если быть точным! Значит, через восемь минут будет звонить в очередной раз! — Сразу же соединяй на внутренний, я буду у себя ждать! — Хорошо, Владимир Семенович! Подполковник прошел в свой небольшой кабинет, сел за стол, закурил. Егор в Моздоке? За каким чертом его занесло туда? Он, Кулагин, тут милицию на ноги поставил, человек все же пропал, а пропажа, оказывается, на Кавказе обретается. Ну Егор! Поговорим сейчас с тобой! Как всегда в таких случаях, время тянулось очень медленно. Наконец 11.00. И тут же звонок! — Товарищ подполковник, Моздок! — отрапортовал майор. — Соединяй! — Привет, Вова! Не узнал? Это Астафьев! Слышимость была отменной, что указывало на то, что звонили по закрытому каналу связи ФСБ, и это обстоятельство немного удивило Кулагина. — Привет, пропащий, ты что вытворяешь? На встречу не являешься, выходишь один из дома чуть ли не в трусах и обратно не возвращаешься! Между прочим, милиция объявила твой розыск по моей просьбе! — Это, Вова, все ерунда! Во-первых, главный вопрос: как мои старики? — Порядок, я же обещал! — Хорошо, слушай тогда меня очень внимательно, и третью звездочку тебе махом повесят, без «б» говорю! — Я-то выслушаю тебя, но сначала ты ответь на мой вопрос. — Давай. — Ты в Моздоке откуда звонишь? — Прямо из кабинета полковника Мовяна, слыхал о таком? — Мовяна? Интересно! Ну выкладывай, что у тебя там? — Ты только главное, Вова, ухвати, я говорить буду спешно — о том, что произошло за последнее время, и за день не расскажешь! Извини, если буду сумбурно, ты спрашивай, если что не поймешь, лады? — Давай, я слушаю, как-нибудь разберусь. — В общем, так. Начнем с восьмидесятых годов. Верхотурск, прииск вблизи Рахтура, похищение золота. Все это проходило по вашему ведомству? — Что-то слышал, но конкретно сказать не могу. — Так вот, с прииска было похищено золото. Дерзко похищено! Вертолет, перевозивший его, был сбит преступниками. Руководил этим преступлением сам тогдашний начальник прииска некий Жилин Дмитрий Сергеевич. Затем он исчез, как исчезли все прямые и косвенные свидетели этого дела. Убрал их всех его первый помощник чеченец Хоза Сулейманов. Которого, в свою очередь, одним из последних убил сам Дмитрий Сергеевич. По крайней мере, он был уверен в том, что убил Хозу. Но Сулейманов остался жив. Пока понятно объясняю? — Продолжай, — лаконично ответил Владимир, хотя совершенно не понимал, для чего все это, да еще в таком срочном порядке объясняет ему школьный друг. — Жилин с золотом объявился в Подмосковье, у своего дяди, Рудакова Николая Степановича. Вскоре, после известных перемен, в столице активно начал работать ювелирный салон «Ретро», о нем-то хоть слышал? — Слышал! Дальше… — Хозяином этого салона стал Вишняков Дмитрий Петрович, он же сменивший личину после пластической операции Дмитрий Сергеевич Жилин. Он взял из приюта девочку и воспитал ее. Сулейманов же, поправившись и поднявшись среди руководителей бандформирований, решил отомстить своему бывшему боссу, который вдогонку, я не говорил тебе, убил еще и его брата. Но отомстить по-своему! Не просто убить «кровника», но и завладеть всем его имуществом. Исходя из своих целей, он использует в столице соплеменников. Через своих эмиссаров, Джалиля и Абдуллу, Сулема, так в прошлом звал Хозу Жилин, начинает активную подрывную деятельность против «Ретро» и конкретно Вишнякова-Жилина. Абдулла, применив угрозу насилия, заставляет работать на чеченцев заместителя Жилина по «Ретро» и по совместительству штатного палача фирмы Андрея Викторовича Карельского, того самого, к кому ушла Галина, ну ты знаешь. А также зятя все того же Жилина, Эдуарда Геннадьевича Хованского. Чтобы плотно зацепить Жилина, Сулейманов организует похищение его падчерицы, ставшей к тому времени женой Хованского согласно жестокой воле отчима. Кстати, похищение было организовано при определяющем участии в нем самого Хованского. Вишнякову-Жилину выставляют счет в три миллиона долларов. Согласись, сумма солидная! — Согласен. — Ты хоть въезжаешь там, подполковник? Или так, мимо ушей мой базар пропускаешь? — Я очень внимательно тебя слушаю, Егор, но, признаюсь, еще не могу ухватить того главного, к чему ты ведешь. — Подожди, ты слушай, еще ухватишь, да не просто ухватишь, а заглотишь такую информацию! — Хорошо, продолжай. — Значит, с Жилина потребовали выкуп, который при желании он мог бы заплатить, но папаша не хочет платить и ищет профессионала, чтобы с его помощью вытащить падчерицу из Чечни, куда переправили женщину бандиты. Карельский через Галину и по ее наводке выходит на меня… — Вот, значит, зачем к тебе приходила в свое время бывшая супруга? — А ты откуда об этом знаешь? — Неважно, давай дальше! — Мы не встретились с тобой у «Чертова колеса» потому, что ночью перед этим, недалеко от дома, когда, как ты говоришь, я в трусах вышел на улицу, меня захватили и доставили в усадьбу Вишнякова-Жилина. Чтобы заставить меня работать на них, Карельский дал своим людям команду убить Галину и еще какого-то там следователя, недавно поступившего на службу в «Ретро». Улики сфабриковали таким образом, что виноват оказывался я, и мне пришлось идти за женщиной. Предприняв с твоей помощью меры для обеспечения безопасности родителей. Здесь о своих похождениях я рассказ опускаю, потом доскажу, скажу только одно, что при помощи боевых друзей и при участии полковника Мовяна нам удалось провести акцию освобождения женщины и захватить самого Сулейманова, который сейчас находится здесь, в штабе Объединенной группировки и хоть сейчас готов давать показания о своем прошлом! Понимаешь меня? — Смутно, но смысл уже улавливаю. — Это очень хорошо, Вова. Теперь главное на данный момент! На сегодня у чеченцев по сигналу, который пройдет от Сулейманова, запланирована акция уничтожения Вишнякова-Жилина и его начальника службы безопасности троюродного брата Рудакова Сергея Николаевича, сына пресловутого и названного ранее Николая Степановича. Бандиты будут брать усадьбу молниеносным штурмом, имея численное превосходство над противником. Руководить операцией по захвату усадьбы будет Абдулла. Карельский с Хованским заранее переброшены в глухую деревню Палицы под надзор главного представителя Сулейманова в Москве Джалиля с немногочисленной охраной. В деревне они обитают в крайнем двухэтажном старом доме, чуть в стороне от остального населенного пункта, недалеко от леса и озера. Что тебе предстоит дальше сделать, я думаю, объяснять не надо? — Тебе объяснять не надо! А вот как мне объясниться с начальством? Акцию против бандитов придется проводить с привлечением отборных сил спецназа службы. А для этого нужны более веские основания, чем твой телефонный звонок, и документальное подтверждение разработки банды в придачу. — Подожди, поговори с Мовяном! — Подполковник Кулагин? Я — полковник Мовян, представитель службы в Северо-Кавказском регионе. Я подтверждаю правдивость информации Астафьева. В Подмосковье готовится кровавая бойня. Я понимаю, что в данных вопросах вы не уполномочены принимать самостоятельные решения, поэтому соедините меня с генерал-лейтенантом Власовым, заместителем директора. Это в ваших силах? — Одну минуту, товарищ полковник! Саша! — крикнул Кулагин, вызывая заместителя. Тот появился тут же. — Свяжись с приемной Власова. Передай, что с Кавказа от полковника Мовяна поступила срочная и важная информация и что он хотел бы лично переговорить с генералом! Быстро, Саша! — Есть, — майор вышел из кабинета. — Товарищ полковник, — обратился Кулагин к Мовяну, — сейчас вас свяжут с генералом, но если того не… Связь внезапно оборвалась. Значит, Власов оказался на месте и сразу занял линию. Это подтвердил и вернувшийся заместитель. Владимир положил трубку, задумался. Похоже, заварилась крутая каша! Но каков Егор? Спился, опустился… Вот тебе и спился, на уши все ведомство поднял! И это, был уже уверен Кулагин, только начало. Так оно и оказалось. Через полчаса зазвонил телефон внутренней связи: — Подполковник Кулагин, слушаю вас! — Генерал-лейтенант Власов, зайдите ко мне! — Есть, товарищ генерал! Вот и началось! Владимир поднялся в приемную заместителя директора, его тут же пропустили в кабинет. — Разрешите, товарищ генерал? — Входите, Владимир Семенович, присаживайтесь. Разговор нам предстоит долгий! Следом за ним прибыли еще двое старших офицеров, курирующих спецподразделения службы. — Владимир Семенович, вы получили информацию из Моздока? — Так точно! — Суть ее поняли? — В общем, да. — Тогда приказываю вам возглавить операцию по обезвреживанию бандитских формирований в усадьбе Вишнякова-Жилина и одновременно в деревне Палица. Присутствующие офицеры помогут вам! Задача перед вами, товарищ подполковник, следующая… Жилин с Рудаковым в это же время также находились в кабинете усадьбы. Дмитрий Сергеевич сильно сдал после звонка из Чечни. Когда он узнал, почему и кто действует против него, он понял, что проиграл! Проиграл все! Выживший и окрепший Сулема никогда не простит ему предательства и тем более убийства брата. Как же он тогда, в поезде промахнулся? И вот результат! За предательство и ему отплатили предательством. Сначала Карельский, а сегодня и Хованский. Понятно, их вывели из игры для дальнейшего использования после того, как его, Жилина, уберут с дороги, как когда-то он убирал со своего пути всех, невзирая ни на что! И базар насчет выкупа с процентами — лишь пустой базар! Он обречен и прекрасно осознавал это. Жалко было Вику, не подфартило ей, когда именно ее он, Жилин, взял из Дома малютки. Ее ждет та же, что и отчима, участь! А все жадность, это проклятое золото! Как не хотелось отдавать его! И он не отдал! А что в итоге? Ожидание смерти? Что может быть страшнее этого? Жилин налил стакан водки, третий по счету за последний час. Опрокинул его в себя, не поморщившись. Но и на этот раз ожидаемого облегчения не последовало. Кругом смерть, куда ни глянь! И этот кабинет не что иное, как обыкновенная могила, его могила! Жилину хотелось забиться в угол, за диван и завыть раненым зверем! Но он откинулся в кресле и закрыл глаза. Только Рудаков еще держал себя в руках и пытался вывести брата из состояния беспомощности кролика перед удавом. — Дмитрий, прекрати ты, наконец, раскисать! Ну потеряли мы Вику… Что ж поделаешь? С любым человеком в любое время может произойти несчастье. Будь то авария, неизлечимая болезнь, случайная пуля, даже смерть при родах для женщин! Горевать и носить траур будем позже! Сейчас нужно действовать! — Действовать? — Дмитрий Сергеевич открыл глаза. — Как? И для чего? — Людей у нас хватает! Мы вооружены! Так просто усадьбу не взять, будет бой! Главное, затянуть его, пока менты не подвалят, грохот-то на всю округу какой поднимется? И это у самой Москвы! Нам с полчаса выстоять, а потом чечены сами галопом рванут отсюда. Да еще с «хвостом» спецназа, который отдерет их по первое число. Это ответ на вопрос: как действовать? Теперь для чего? Для того, Дима, чтобы не только сохранить жизни, но и остаться на плаву. Мы для ментов — жертвы наезда чеченов, а ты знаешь, как их у нас «любят»! С «Ретро» все чисто! После провала акции Сулема твой молчать будет. Он же убирал свидетелей, мало ли по чьему приказу? Где эти приказы? А убийства налицо! Да и не сунется он сам сюда. Из «Чехни» своей за всем наблюдать будет! Шуганем его банду, сразу в тину уйдет, недобиток! Лишь бы нам их натиск первый выдержать! А возьмут Карельского с Хованским? Ну и хер с ними! Что они, сами себе приговор подписывать будут? Один убийствами, другой продажей собственной жены в рабство? Это пахнет пожизненным, Дима! Так что молчать они будут и еще приползут к тебе на коленях, попомни мои слова! Или пойдут под суд в связке с террористами! Если они не дураки, а они не дураки, то и Андрей, и Эдя уже встали «на лыжи», чтобы при первой же возможности слинять отсюда! Нам-то ничего не грозит со стороны мусорни, если во всем разобраться! — А Вика? — Нет ее больше, Дима! Нет! И смирись с этим! Но мы отомстим. Вот отобьемся на этот раз, силенок поднаберем и достанем этого Сулему, в его же горах достанем, клянусь памятью отца! Я лично им займусь. Только сейчас приведи себя в порядок, Дима! Да очнись ты наконец! Время-то идет! Жилин посмотрел на Рудакова, вдруг протрезвевшим, жестким взглядом. — Готовь, Сергей, людей к обороне! — Они уже вторые сутки готовы. Все на своих местах! Нужно лишь твое жесткое руководство, чтобы люди обрели уверенность! — Как организовал службу? Надеюсь, отдых пацанам предоставлял? — Кто же в напряжении двое суток выдержит? Конечно, предоставлял! Все организовано по уму, посменно, как в армии! — Хорошо, тогда устроим горцам встречу! Встречу по высшему разряду! — Вот это другое дело! Вот сейчас узнаю прежнего босса! Активней, Дима, и, как раньше говорили, «победа будет за нами»! В это время раздался звонок по городскому телефону. Жилин с Рудаковым переглянулись. Кто еще мог звонить по этому номеру, которым давно уже не пользовались? Жилин снял трубку: — Алло! — Господина Вишнякова можно услышать? — раздался приятный женский голос. — Я слушаю вас! — ответил Жилин. — Это вас беспокоит диспетчер «Облгаза». Нами проводится плановая проверка состояния газового оборудования в районе. Будьте добры, когда к вам подъедет наша машина, пропустить ее на территорию вашей усадьбы. Наша бригада проверит оборудование и коммуникации. Приготовьте также, пожалуйста, все необходимые документы по газовой службе. Мы не доставим вам хлопот, если все в порядке. Договорились? — Представьтесь, пожалуйста, и назовите ваш номер телефона, — попросил женщину по параллельному аппарату Рудаков. Она ответила ему. — Спасибо, я сейчас вам перезвоню. А пока пусть ваша бригада осмотрит соседние строения. — Она этим и занимается, — ответила женщина и положила трубку. — Я проверю этот «Облгаз», — сказал Рудаков, выходя в приемную, где сидели в креслах телохранители. Жилин согласно кивнул, закурил, задумавшись. Через полчаса вернулся Рудаков. — Ну что? — спросил Жилин. — Действительно, плановая проверка. Я кому только не звонил, даже в администрацию. Отдать распоряжение, чтобы впустили их мастерскую? — Само собой! Рудаков вновь вышел, Жилин подошел к окну, из которого открывалась дорога от усадьбы за высоким забором. Она была пуста. Взять бы сейчас карабин, немного денег, провизии необходимой да махнуть отсюда к чертовой матери! В далекие таежные дали. В объятия природы, где нет людей! Но есть настоящая жизнь, свобода, простор великий и необъятный. К чему вся эта суета здесь? К чему золото, которое, в конце концов, принесло ему десяток нервных лет и трагический финал? Независимость и власть? Но от кого и над кем? Все пустое! Ничего оно не принесло, кроме смерти! Мучительной смерти за все те грехи, которые сопровождали путь к нему. Жилин увидел, как подъехала «летучка» газовой службы. Он отвернулся и не видел, что произошло у ворот. А там один охранник хотел было проверить документы водителя, а второй будку, но из машины вышел старший, подозвал обоих к себе, что-то им сказал, и те быстро вошли в помещение охраны. Ворота открылись, пропустив мастерскую без обязательного досмотра. Когда ворота за ней закрылись, машина на секунду притормозила. Из нижнего люка кузова, не видимого со стороны, на дорогу выкатились два человека, облаченные в черные комбинезоны и маски на лицах. С небольшими автоматами в руках, они скрылись вслед за охраной ворот. Автофургон продолжил движение. Он объехал здание и встал задом к гаражу. Из него вышли два человека. Во главе со старшим они, облаченные в форменные комбинезоны газовиков, направились осматривать газопровод, опоясавший дом. А из будки мастерской, один за другим в открытые двери гаражных ворот ринулись еще пятнадцать человек — бойцы спецподразделения по борьбе с терроризмом. Как их предшественники у центральных ворот, бойцы, прекрасно ориентируясь в доме, приступили к обычной своей работе. Из гаража пошли наверх, расходясь по всему зданию. Охрана Рудакова так ничего и не успела сделать. «Спецы» действовали быстро и тактически грамотно. Вскоре обезоруженная и не оказавшая никакого сопротивления служба безопасности, исключая Рудакова, который в это время на улице беседовал с мастером и его помощником относительно необходимости правильной эксплуатации газового оборудования, да нескольких человек внешней охраны, была сопровождена в полном составе в обширный глухой подвал и закрыта на прочные засовы. На посты встали спецназовцы. Лишь дежурный оператор, следивший по мониторам системы видеоконтроля за всем происходящим в здании и на подступах к нему, потянулся рукой к кнопке объявления общей тревоги. Но не успел. В затылок ему уперся холодный металл ствола мощного «бизона», и спокойный голос посоветовал: — Не дергайся, парень, не надо! Тихо встал и так же не спеша пошел вниз, к подвалу. Не вздумай дурить, если жить хочешь, эта волына, — боец приподнял пистолет-пулемет, — стреляет точно, а главное, бесшумно. Ну, иди и не бойся. Никто тебя не тронет. Оператор покинул свое рабочее место и послушно спустился к подвалу, где два крепких парня в черном услужливо открыли перед ним дверь. А на часах мастера что-то щелкнуло. Он не обратил на это никакого внимания, но предложил Рудакову пройти в дом и осмотреть здание. Тот согласился, и как только зашел в коридор, был крепко схвачен с двух сторон. Руки завели за спину, на кистях щелкнули наручники. — Что это значит? — попытался оказать сопротивление начальник службы безопасности, но «мастер», а на самом деле командир группы, успокоил его: — Спокойно, Рудаков, спокойно. Ваша охрана снята, так что не удивляйтесь, если вместо своих парней увидите людей в масках. Сейчас поднимемся к Вишнякову. Идете первым. Обязан предупредить, мне не хотелось бы прострелить вас из-за какой-нибудь вашей же глупости. Ваша задача просто первым зайти в кабинет Вишнякова, остальное — наше дело! Вам все ясно? — Ясно! Но один вопрос можно? — Спрашивайте! — Какое ведомство вы представляете? — Общество защиты канареек! Вас этот ответ устроит? — Вполне! — Идите!.. Но у Вишнякова стоял свой пульт видеослежения за ближайшими помещениями дома. И он видел все происходящее через один работающий постоянно монитор общего плана. Он стоял и молча наблюдал, как «спецы» спокойно, безо всяких видимых усилий обезвредили его охрану. «Это все!» — мелькнуло в мозгу. Правоохранительные органы, какое ведомство они ни представляли бы, вычислили его. А это в скором будущем темная переполненная камера СИЗО или одиночка, что сути дела не меняло, постоянные допросы, а вопросов к нему могло быть очень много, очные ставки, бессонные ночи. И в итоге после длительного, в этом не было никаких сомнений, следствия такой же длительный суд. И приговор, по которому двери камеры закроются за ним навсегда. И самое странное, Жилину не хотелось защищаться. Он вдруг успокоился. Потому, что понял, и это было важнее всего, что такая акция спецслужбы стала возможной только при условии ареста Сулемы, единственного свидетеля прошлых преступлений. Но если сумели взять живым Хозу, то, значит, освободили и Вику! Ни об Астафьеве, ни о Рудакове, ни о ком другом он не думал. Главное, Вика жива и свободна! Так за что ей, и так столько перенесшей в плену у бандитов, еще и позор суда над отчимом? Нет! Вот этого он не допустит! Не допустить суда еще в силах Дмитрия Сергеевича. Он закрыл кабинет на ключ, выпил остатки водки, сел в кресло, выдвинул верхний ящик стола, где вороненой сталью блестел заряженный пистолет «ПМ». Когда Рудаков с офицером ФСБ подошел к кабинету, оттуда раздался приглушенный выстрел. Двери открыли. В кресле, свесив пробитую пулей седую голову, сидел мертвый Вишняков, он же Жилин Дмитрий Сергеевич, вынесший себе свой приговор. Тело вынесли. — Рудаков, — приказал офицер спецназа, — отзовите по рации своих людей со всех внешних постов и вместе с ними — в подвал. Рудаков выполнил требование, с него сняли наручники и последним отправили к подчиненным. После того как дом был полностью зачищен, мастерская двинулась в обратном направлении. Перед воротами остановилась, двое в черном запрыгнули в кузов. Ворота автоматически закрылись, одновременно замкнув цепь обратного действия мощного фугаса, установленного в бывшем помещении охраны. Теперь при попытке открыть ворота силой взрывное устройство разнесет все вокруг на мелкие части. Бойцы спецназа заняли отработанные на схеме позиции. Командир группы доложил Кулагину по закрытой связи: — «Первый»! Я — «Усадьба», готов к встрече гостей! — «Усадьба»! Я — «Первый», вас понял, ждите сигнала! — Есть! Конец связи! Кулагин вызвал другую группу, под кодовым названием и позывным «Обруч»: — «Обруч»! Я — «Первый», «Усадьба» в норме! — «Первый»! «Обруч» в норме! — Ждать сигнала! — Понял, «Первый»! — Конец связи! В это же время к деревне Палица, в лесной массив скрытно была переброшена группа с позывным «Родник». До времени бойцы рассредоточились по оврагу, применяя средства маскировки, залегли на отдых, но в немедленной готовности вступить в бой. Только отделение особого назначения выдвинулось к объекту на расстояние контроля за ним и проведения по сигналу специальной операции. Командир отделения доложил командиру группы о контроле над зданием и готовности провести локальную подготовительную операцию особого назначения. Второе отделение той же усиленной группы перекрыло в лесу единственную ведущую в деревню Палица грунтовую дорогу. Обо всем командир «Родника» доложил «Первому». Капкан для бригад Джалиля и Абдуллы, как и для них самих, был приведен в боевое положение. Осталось захлопнуть его! Спецназ ФСБ под руководством подполковника Владимира Кулагина был готов выполнить поставленную задачу в 15.30. Абдулла же планировал начать в 18.00. Его наблюдатели на всех направлениях доложили, что обстановка за день осталась без изменений. Судя по обстановке в усадьбе, охрана Жилина к активной обороне не готова. Абдулла остался доволен докладом. Если Вишняков не ждет удара, то тем страшнее он для него будет. Чеченец достал широкий острый нож, аккуратно протер лезвие. Чем голова этого Вишнякова не подарок Хозяину? А часы, как для тех, так и для других, вели свой отсчет, неуклонно приближая час кровавой развязки. Глава 9 Начиная с 17.00 к усадьбе Вишнякова начали стягиваться силы Абдуллы. Одна иномарка обосновалась на лужайке, недалеко от периметра забора, у озера. Из нее вышли пять человек, из багажника достали мангал, казан с маринованным мясом и дрова. Расстелили одеяла. Обычная, с виду, мужская компания, решившая устроить себе отдых на природе. Вторая группа подошла с другого фланга, также к озеру. Из нее вышли рыбаки, даже лодку резиновую вытащили. Хотя время для рыбалки было, мягко говоря, не совсем подходящим. Объемный джип выпустил из своего чрева еще пятерых мужчин кавказской наружности и двух девиц, отчаянно хохотавших. Палатки, которые выбросили из багажника, объяснили столь позднее для рыбалки появление компании. Она явно собиралась провести здесь как минимум ночь. Третий автомобиль прошел мимо усадьбы и остановился у соседнего особняка. Двое из машины вызвали хозяина дома и стали что-то оживленно ему объяснять. Прослушка внешнего кольца окружения группы «Обруч» зафиксировала разговор о покупке дома. Хозяин был очень удивлен поступившим от чеченцев предложением, объяснял, что и не думает продавать дом, который сам недавно построил. Но чеченцы стояли на своем, с каждым словом отказа хозяина поднимая сумму. Стало ясно — тянут время. Кроме двоих, ведущих переговоры, в салоне находилось еще трое мужчин. На 17.30 командир «Обруча» капитан Вячеслав Ерофеев отметил три автомобиля с пятнадцатью мужчинами и двумя женщинами, которые, по сути, охватили усадьбу с флангов и тыла. Свободной оставалась лишь фронтальная сторона с дорогой, ведущей в дачный поселок от шоссе. Ерофеев доложил об этом «Первому» — подполковнику Кулагину, тот, в свою очередь, передал информацию в усадьбу. Командир группы «Усадьба» капитан Алексей Князев доложил, что предполагаемого противника видит, полностью контролирует его продвижение и готов к отражению нападения. До 17.50 обстановка кардинально не изменилась, только в поведении «туристов» и «агентов по недвижимости» была отмечена некая нервозность. Ровно в 18.00 со стороны шоссе показались два автомобиля. Впереди шла грузовая «Газель», следом на малой дистанции еще один джип с тонированными стеклами. В 18.05 «Газель», не сбрасывая скорости и не повернув в сторону, пошла на таран центральных ворот. Водитель заблаговременно выпрыгнул из нее на обочину. Как только микрофургон ударил в металлические створки, раздался мощный взрыв фугаса. Он разнес «Газель». Досталось по полной программе и джипу, из которого только начали десантироваться вооруженные люди. Но вместо прорыва через ворота, которые должна была снести таранным ударом «Газель», бандиты попали под плотный град крупных осколков, уничтоживших всех в доли секунды! Незапланированный взрыв остановил бандитов в других местах, ровно в 18.00 развернувшихся на приступ усадьбы. Эта короткая остановка стоила им жизни. Из здания и из-за внешнего кольца бойцы «Усадьбы» и «Обруча» открыли по ним ураганный огонь на поражение. Нападавшие с флангов и тыла также были уничтожены в считанные секунды. Не тронули только женщин, дико визжавших у развернутых палаток на лугу. Бойцы «Обруча», ведомые Ерофеевым, пошли на сближение и достигли места, по которому вели огонь. Все нападавшие были мертвы. Даже тяжелораненых не оказалось. В живых остались только трое наблюдателей, один из которых принял и передал приказ своего командира Джалиля на штурм. Их захватили за десять минут до начала акции. Все было кончено, по вызову Кулагина подошли специальные эвакуационные машины и несколько санитарных «УАЗов» с военными номерами. Тела погибших загрузили в «санитарки», эвакуатор забрал обломки «Газели» и обгоревший остов джипа. Через час усадьба вновь имела свой прежний вид, только вместо центральных ворот, помещения охраны и метров тридцати забора зиял огромный пролом — результат мощного взрыва фугаса. В это же время из состава отделения особого назначения группы, залегшей в овраге, отделились два облаченных в маскировочные костюмы бойца. Они ползком подобрались к двухэтажному дому на отшибе деревни Палицы. За собой они протянули небольшого сечения шланг. Их задачей являлось незаметно подойти к объекту и вставить шланг в отдушину подвала. Сделав это, они подали условный сигнал, и командир группы открыл вентиль на плоском баллоне, к которому этот шланг был подсоединен. В подвал пошел газ «Вулкан». Бойцы отделения особого назначения вернулись на исходную позицию. А газ начал наполнять здание. Тяжелее воздуха, он заполнял его с самой низшей точки подвала, поднимаясь вверх. Джалиль нервно ходил по комнате второго этажа с трубкой сотового телефона. Время уже перевалило за 18.30, а от Абдуллы никаких известий. Не поступало сообщений и от его, Джалиля, личных наблюдателей, контролирующих акцию. «Что там произошло?» — задавал чеченец сам себе вопрос и ответа не находил, кроме одного. Он заключался в том, что Абдулла не смог с ходу прорвать оборону усадьбы и завяз в позиционном бою. Но он не должен был делать этого! В любом случае, удалась ли акция, нет ли, на нее отводилось не более получаса, и Абдулла, получив серьезный отпор, обязан был отвести людей от усадьбы и покинуть то место. Но кто мог оказать такой отпор? Неужели малочисленная и слабая во всех отношениях охрана Вишнякова? Или по времени произошел сбой и Абдулла задержался с атакой? Но Хозяин на последнем сеансе связи четко определил время и план действий. И приказ отдал, строго связав его по времени. Машины с боевыми группами вышли на исходные позиции вовремя, да и доклады наблюдателей шли по графику и подтверждали готовность отряда Абдуллы к действию при отсутствии какой-либо третьей силы, способной прийти Вишнякову на помощь. Все до 18.00, времени начала штурма, шло по плану. А вот потом? Что же произошло после 18.00? Какое-то чувство подсказывало Джалилю, что случилось непоправимое и надо, забрав людей, уходить отсюда. Но как сделать это без согласования с Хозяином? Нужно срочно вызвать его! Но и Чечня вдруг замолчала. На вызов по спутниковой связи Хозяин не отвечал. Этого уже просто не могло быть! Что же происходит? К нему поднялся Карельский, спросил: — Что-то не так, Джалиль? — Все не так, шайтан бы их побрал! Абдулла молчит, мои люди молчат, Хозяин и тот молчит! Но этого не может быть! И все непонятки начались после начала штурма, после восемнадцати часов. — Непонятки, говоришь? — задумчиво обронил Карельский. — Да нет, трагедия, Джалиль! Нас вычислили спецслужбы и уничтожают, как крыс. И Хозяина в Чечне, как пить дать, повязали! Надо дергать отсюда, Джалиль! С появлением этого Астафьева у нас сразу все пошло наперекосяк. Таинственные взрывы на ростовской трассе, где полегли мои люди. Самостоятельность и неподконтрольность действий самого Астафьева. Ведь он мог вполне сдать ФСБ нас и Хозяина, который отдавал команду на штурм, находясь под контролем чекистов. А Абдулле просто приготовили засаду. При таком раскладе «спецы» знают и о нас. Вокруг пока вроде тихо, сюда они еще не дошли, иначе немедленно атаковали бы нас, одновременно с контрударом против Абдуллы, но, видимо, решили сначала закончить там, а потом заняться нами. Если Абдулла молчит, то совсем скоро «спецы» вполне могут появиться и здесь. А тогда хана нам, Джалиль! Распускай людей, пока не поздно, пусть уходят по одному в лес. Но Карельский ошибался. Уже несколько часов как было поздно! И как подтверждение этому за окном неожиданно раздался усиленный мегафоном голос: — Джалилю и всем, кто находится в доме! Я майор специального подразделения Федеральной службы безопасности Евсеев! Сообщаю вам, что дом окружен и заполнен взрывчатым газом. Мне стоит лишь воспламенить его, и дом вместе с людьми превратится в огненное облако. Штурмовать вас я не собираюсь, так как имею приказ в случае оказания малейшего сопротивления на тотальное уничтожение всей банды. Короче, господа бандиты, как бы мне ни хотелось отправить вас к праотцам, я все же обязан по долгу службы предложить вам добровольную сдачу. И я ее вам предлагаю! На раздумье тридцать секунд, на тридцать первой я взрываю дом! Все! Время пошло! — Суки! — взревел Джалиль. — Падлы, гяуры проклятые! Кто сдал всех? Твари! Где твой Хованский? Это его работа, пидора! Он всех сдавал и нас сдал, шакал! — Не кричи, Джалиль, Эдуард здесь ни при чем! Просто нас переиграли. Сопротивление не имеет никакого смысла! Сделай мы хоть один выстрел, и этот майор выполнит угрозу! — Майор блефует! Какой такой газ? Нет никакого газа. Я ничего не чувствую. Ничем не пахнет! Вот спичку сейчас зажгу, и проверим! — Не делай этого, Джалиль! Майор не блефует! Такой газ на самом деле существует, и он не обладает запахом. — Посмотрим! Чеченец выхватил из кармана коробок спичек, но Карельский, играя на опережение, вырвал из его ножен резной кавказский кинжал и вогнал клинок в сердце Джалиля! Тот, захрипев и уронив коробок, упал на пол. Андрей Викторович посмотрел на часы — прошло 27 секунд. Карельский бросился к окну, закричал во весь голос: — Не взрывайте! Мы сдаемся! — Кто говорит? — Карельский! — Где Джалиль? — Он мертв. Мне пришлось убить его, он хотел зажечь спичку, проверить, не блефуете ли вы. У меня не было другого выхода! — Ладно, оправдываться позже будешь. Тебе его люди подчинены? — Не знаю! Но постараюсь убедить их сдаться! — Хорошо! Даю вам еще три минуты на убеждение! Только учтите, выходить по одному с оружием, складывая его за забором. Любое движение в сторону — выстрел на поражение! Выполнять! Три минуты, запомни, Карельский, я не намерен тут возиться с вами! И тело Джалиля вынести! Андрей Викторович спустился на первый этаж, где собрались все, кто находился в доме. Чеченцы стояли, угрюмо глядя на Карельского. А в углу притаился белый как мел Хованский. — Так что, джигиты, будем решать? Отправимся на небеса или сдадимся? Я думаю, лучше какое-то время провести на зоне, чем отправиться на тот свет. Решайте меж собой, как поступить, я подчинюсь большинству. И не забывайте, у вас не более двух минут. Чеченцы собрались в круг, о чем-то оживленно разговаривая на своем языке. Карельский подошел к Хованскому: — Эдик, держись ближе к двери! Я не собираюсь подыхать с этими воинами Аллаха. Как только время ультиматума истечет, рванем на улицу, понял? — Понял! Чеченцы быстро приняли решение. — Хорошо! Передай русским, мы сдаемся! Так постановило большинство! — Тогда поднимитесь наверх, возьмите тело Джалиля. И выходим! Порядок сдачи вы знаете! Идем, Эдик, первыми, на воле-то оно безопасней. Карельский с Хованским вышли из дома, подняв руки вверх, показывая, что оружия у них с собой нет. Их сцепили наручниками, усадили в специальный фургон. Через несколько минут из здания вышла целая похоронная процессия. Четверо несли тело главаря и автоматы. Следом в колонну по двое шли остальные. Они бросили оружие, их обыскали, затолкали в тот же фургон. Командир группы приказал быстро обыскать дом. — Только аккуратней, ребята, не дай бог искра, тогда конец! Здание проверили быстро. Никого в нем не обнаружили. Шланг с баллоном убрали. А недалеко столпилась приличная толпа местного населения. Майор приказал выставить оцепление, убрав людей подальше. Газ уже не выветрить, придется рвать дом. Когда люди были отведены на безопасное расстояние, Евсеев достал пистолет, дослал в патронник специальный патрон, выстрелил в окно. Одновременно с выстрелом взрыв огромной мощности взвился крутящимся огненно-черным грибом, уходя все выше ввысь. Не выбросив из своего плена даже мелких осколков, только обдав офицера сильным жаром. Все в эпицентре взрыва сгорело, оплавилось, превратилось в труху. Евсеев доложил «Первому» о захвате боевиков, Карельского и Хованского. Операция по ликвидации крупной преступной группировки Сулейманова — Джалиля — Абдуллы и их приспешников была удачно завершена. Подполковник Кулагин доложил об этом генералу Власову, затем попросил связать его по спутниковой связи с Моздоком, с полковником Мовяном. Тот ответил сразу, и в голосе его чувствовалась напряженность: — Полковник Мовян на связи! — Здесь подполковник Кулагин! — Здравствуй, дорогой, слушаю тебя! — Докладываю и вам, знаю, что ждете от меня новостей. — Еще как ждем! — Провели операцию по нейтрализации бандитской группировки Сулейманова. Провели успешно! Часть бандитов уничтожили, часть сама сдалась! Джалиль, Абдулла убиты в ходе столкновения. Вишняков, он же Жилин, покончил жизнь самоубийством. — Вот, значит, как… — Астафьев там далеко? — Да тут он, у меня в кабинете. — Разрешите с ним переговорить? — Ну какой может быть разговор? Передаю трубку. — Володя? — раздался голос Астафьева. — Рад тебя слышать. По вашему с Мовяном диалогу понял, что накрыл ты их там всех? — Ну, не я накрывал, а ребята из спецназа. Я только руководил операцией. А это, ты сам знаешь, не одно и то же. — Ну-ну, не скромничай! Акция же со всеми вытекающими из этого последствиями висела персонально на тебе? — На мне, вот и сделал, что смог. Я тебе вот что хочу сказать. Живыми из главарей взяли только Карельского с Хованским, Рудакова еще, но тот вроде как свидетель больше, хотя свидетель ценный. Главное, Жилина твоего взять не удалось. Застрелился в собственном кабинете. Ты уж там дочь его подготовь. Все же какой-никакой, но он воспитал ее. — От позора решил уйти? А может, это и к лучшему. Затянулось бы все на года, и Вику постоянно таскали бы. А так закроют дела и по прииску, и по нынешней ситуации, и точка! Правильное он принял решение, быть может, единственный раз в своей жизни поступил порядочно! — Ну ладно, Егор, разбирайся там и возвращайтесь! Да, мы тут борт в Моздок организуем, не только, конечно, за Сулеймановым, но заберем и его этим рейсом. Так что можешь воспользоваться моментом, я начальника конвоя и пилотов предупрежу, заберут вас с собой! Да и Вика здесь нужна, хотя бы предварительный допрос провести, связав с Сулеймановым на очной ставке. — Володь, ну что ты такой настырный? И бестактный к тому же. Женщина такой стресс перенесла, ей сейчас покой нужен, ласка, если хочешь, а тебе лишь бы быстрее на допрос! — Ты не понял меня, Егор! Я же не настаиваю. Поступайте как знаете, но как только будете в Москве, прошу уж сообщить мне об этом. Все равно этого не избежать, так не осложняйте мне работу. — Вот это обещаю. Да, Володь, просьба у меня к тебе одна. — Говори, все, что в моих силах, сделаю. — Это в твоих силах. Ты когда ко мне домой заходил, после «Чертова колеса», соседку мою встречал? — Нину? — Значит, встречал! — Встречал. Мы долго о тебе говорили, любила она тебя, да и любит до сих пор. Очень переживает… — Знаю я это все! Ты заскочи к ней по случаю, а? Скажи, жив я и здоров. Сделаешь? — Сегодня же вечером и заеду. — Ну тогда все. Мовян тебе не нужен? — Передай ему привет и благодарность за тебя. — Передам. Ну все. До встречи, Володя. — До встречи, Егор. Астафьев закурил, взглянул на Вику, которая присутствовала при разговоре. В ее взгляде сквозил понятный вопрос. Мовян, поняв ситуацию, тактично вышел из кабинета, оставив их одних. Вика спросила: — Отец погиб? — Да, Вика. Застрелился! Извини, утешать тебя не буду, соболезновать тоже, уж слишком много зла он причинил людям, да и мне лично. Но тебя понимаю и не осуждаю. Вика смахнула слезинку с глаз. — Ничего, Егор, ничего! Это моя печаль! Она пройдет! После всего, что было. Ведь в том, что меня похитили, была и его вина? — Была, конечно, но я уверен, что он не хотел этого. — А что это за соседка еще, о которой ты так печешься? — неожиданно сменила тему Вика, и в голосе ее прозвучала ревность. — Соседка? Обыкновенная, в чем-то счастливая, в чем-то по-своему несчастная женщина. А если сказать короче, просто хороший человек. — И, конечно, без мужа? — Ну какое это имеет значение? Для меня она всегда была лишь соседкой, хотя, не скрою, ко мне она относилась несколько иначе. — Главное, что ты не относился к ней иначе! — Вика, как это понимать? — Не знаю. Пока не знаю. Вошел Мовян: — Не помешал, молодые люди? — Нет, конечно, что вы, товарищ полковник! — Вы уж извините, ребята там внизу вас ждут, просили поторопиться. И еще, Егор, предложение мое остается в силе. — Какое предложение? — подозрительно спросила Вика. — Да вот, сманиваю твоего спасителя к себе. — Не надо! — Голос женщины обрел жесткие нотки, и это было неожиданно. — Он уже навоевался! — С каких это пор ты стала решать за меня мои дела, девонька? — нахмурился скорее играючи Егор. — А я ничего и не решаю. Просто констатирую факты. — Попал ты, Егор, это я тебе, как старый женатик, говорю, — улыбнулся полковник. — Ну зачем вы так? — смутилась Вика. — Я абсолютно ничего такого не имела в виду. — Конечно, Вика, как же иначе? — продолжал по-доброму, понимающе улыбаться Мовян. — Ну что, идемте, провожу вас. Полковник, Егор и Вика вышли из штаба, где возле «Нивы» с небольшими дорожными сумками стояли Краснов и Турчин. Галкин с утра улетел на родину подвернувшимся кстати транспортником. — Ну наконец-то! Ну что там, в Москве, Егор? Не подвели местные «спецы»? — Не подвели. В златоглавой все как надо! — Ну и хорошо! Поехали, что ли? — предложил Краснов. — Загружайтесь! Бросив сумки в багажник, офицеры подошли к Мовяну, простились. — Счастливого пути, ребята, и привет там в Ростове всем. А в Москве Тофику особо. Буду в отпуске — заеду. Так и скажи, пусть готовится. — Все передам. Ну что, молодцы, по коням? Краснов с Бушем назад, Егор за руль, Вика рядом, уселись в салоне — тронулись. Мовян проводил их долгим взглядом и пошел в штаб. «Нива» вырулила из Моздока, взяла курс на Пятигорск. Буш попытался уснуть, но Краснов не дал ему сделать это. — Слышь, Валер? — А? — очнувшись от дремы, вздрогнул Буш. — Чего? — Ты уже спишь, что ли? Ну и здоров ты насчет этого! Только же отъехали. — Что-то случилось? — Ничего. Ты тише, не мешай молодым ворковать. Впереди негромко разговаривали Егор с Викой. — И ты серьезно намереваешься к этому полковнику служить пойти? — А что, стар для этого? — Я не об этом спросила! — Ну что ты, Вика, на самом деле? Не знаю я. Еще доехать надо, тебя устроить! — Меня устроить? — А как же? У тебя же ничего не осталось! Фирму наверняка прикроют, дом конфискуют. Квартира Хованского? Ну, если только она останется. — Она, может, и останется, только ноги моей в ней не будет! И на развод в первый же день подам. — И правильно сделаешь! А о жилье не волнуйся, все же твой отчим мне сто кусков отвалил. Они у друга, до сих пор хранятся. Я их тебе отдам! Я же не из-за денег за тобой шел! А хочешь, на работу к нему устрою? Тофик любую должность для тебя придумает! Вика отвернулась и стала смотреть на мелькающий мимо пейзаж. Не поворачиваясь, спросила: — А ты? — Что я? — Ты как жить будешь? К соседке своей уйдешь? — Я же уже объяснял тебе… — А мне не надо ничего объяснять! Почему ты так поступаешь со мной? — Как это так? — удивился Егор. — Почему против себя идешь? Против собственного желания? Против любви своей идешь? Или я не вижу, что ты любишь меня? Ну что ты делаешь, Астафьев? Ты же хочешь остаться со мной! Женское сердце — оно чуткое, оно все понимает и его не обманешь! — Да! — громко, так, что сзади переглянулись Буш с Красновым. — Да, я люблю тебя! Хочу быть с тобой! Заботиться о тебе! Жить с тобой!.. Хочу! Это ты хотела услышать? — Да, это! Но почему тогда глушишь в себе это чувство? — Тебе сколько лет, Вика? Двадцать три. Двадцать четыре? Извини, у женщин возраст спрашивать не принято, но все же? Где-то около этого, а мне сорок, разницу улавливаешь? Или любви все возрасты покорны? Так это было сказано по другому поводу! — Вот, значит, в чем дело? Возраст ему помешал! Старичком себя почувствовал. А вот у моей подруги отчим более чем на десять лет младше жены. А знаешь, как они живут? С трепетом друг к другу, все завидуют. — Не зли! Вика надула губы и вновь отвернулась. Егор закурил, не зная, что делать. Так, в молчании, прошло минут десять, пока Вика вдруг не спросила: — Ты будешь мне предложение делать? Или переложишь это на меня? — Вика?! — Я спросила тебя, по-моему. Изволь ответить, господин офицер. Это же так просто. Или — да, или — нет! Третьего не дано! — Буду! — решительно ответил Егор, сжав с силой руль. — Так чего ждешь? Делай! Мне же еще подумать надо будет? И они вдруг вместе рассмеялись. Весело, счастливо, от души. А «Нива» уносила их все дальше от войны, к новой, светлой, настоящей жизни. И горы, своими вечно белыми от снега вершинами провожали их, словно двигаясь следом. Провожали и желали счастья.