Аннотация: Все мы – дети Ноя, так как пошли от детей Ноя, спасшихся с отцом во время Потопа, и мы расселились по всей Земле, во всех её уголках, даже труднодоступных. В конце распрекрасного дня мистера Кетчума, пойманного за превышение скорости 15 МИЛЬ В ЧАС в Захрии, штат Мэн, привезли в захудалое поселение. Почему он не остался проводить отпуск в Ньюарке: спал бы все утро, ходил на концерты, ел, смотрел телевизор? Ибо ждет его наказание за нарушение Закона. Другие названия: Дети Ноя --------------------------------------------- Ричард Матесон Потомки Ноя Было немногим больше трех ночи, когда мистер Кетчум миновал дорожный указатель с надписью: «Захария: население 67». Из его горла вырвался приглушенный стон. Еще один в бесконечной цепочке прибрежных городков штата Мэн. На секунду прикрыв глаза, мистер Кетчум тотчас же открыл их и нажал на педаль акселератора. «Форд» мягко рванулся вперед. Может быть, впереди его ждет мотель? Разумеется, нечего и думать искать его в «Захарии: нас. 67». Мистер Кетчум сдвинул свое грузное тело на сиденье, разминая уставшие ноги. Отпуск получался унылым. Автомобильный тур по историческим местам Новой Англии, общение с природой и легкая ностальгия по славному прошлому остались в мечтах. Вместо них он нашел одну скуку, усталость и чрезмерные дорожные расходы. Мистер Кетчум был недоволен. Главная улица городка казалась погруженной в глубокий сон. Единственным звуком был шум работающего двигателя; единственной достопримечательностью, выхваченной светом фар, – очередной дорожный щит с предупреждающей надписью: «Ограничение скорости. 15 миль/час». – Ну, ну. Конечно, – пробормотал он с отвращением, вдавливая педаль акселератора. Три часа утра, и отцы города ожидают, что он ползком будет тащиться через их вшивую деревеньку. С легким сердцем мистер Кетчум наблюдал, как за ветровым стеклом стремительно проносятся темные силуэты домов. «До свидания, Захария, – подумал он. – Прощай, население 67». Неожиданно в зеркальце заднего обзора возник силуэт другого автомобиля, примерно в половине квартала позади: седан с мигающими огнями на крыше. Не требовалось большой сообразительности, чтобы определить, что это за автомобиль. Нога мистера Кетчума испуганно сползла с педали акселератора; учащенно забилось сердце. Неужели они заметили, что он превысил скорость? Ответ стал очевиден, когда темный автомобиль поравнялся с «фордом». Из бокового окна высунулся какой-то человек в широкополой шляпе. «Остановитесь!» – гаркнул он и махнул рукой. Сглотнув сухой комок в горле, мистер Кетчум затормозил около тротуара. Заскрипели покрышки; он повернул ключ зажигания, и мотор затих. Полицейский автомобиль тоже свернул к тротуару и остановился. Открылась правая передняя дверца. Свет фар очертил приближающуюся темную фигуру. Спохватившись, мистер Кетчум поспешно нашарил ногой кнопку и нажал, приглушая фары. В горле снова появился сухой комок. Чертовское невезение! В три часа утра неизвестно где, и деревенский коп, останавливающий за превышение скорости. Стиснув зубы, мистер Кетчум ждал. Человек в темной униформе и широкополой шляпе наклонился к окну: – Водительское удостоверение. Дрожащей рукой мистер Кетчум извлек из внутреннего кармана бумажник, достал удостоверение. Подавая его, заметил, как бесстрастно лицо полицейского. Подсвечивая себе фонариком, полицейский принялся читать. – Из Нью-Джерси? – Да, вот… так, – промямлил мистер Кетчум. Полицейский продолжал рассматривать удостоверение. Мистер Кетчум беспокойно поерзал на сиденье и плотно поджал губы. – Дата не просрочена, – наконец отважился он. Темное лицо полицейского медленно поднялось; мистер Кетчум испуганно выдохнул и отшатнулся, когда яркий свет фонарика ослепил его. Свет исчез. Мистер Кетчум заморгал, протирая глаза. – У вас в Нью-Джерси дорожных знаков не читают? – спросил полицейский. – Нет, мне и… Это щит, где написано, что население шестьдесят семь человек? – Нет, – сухо отрезал полицейский. – Хм-м, – мистер Кетчум прочистил горло. – Пожалуй, это единственный знак, который я видел. – Значит, вы плохой водитель. – Наверное, я… – На этом знаке указан предел скорости: пятнадцать миль в час. Вы ехали со скоростью пятьдесят миль. – Ну… боюсь, что я проглядел этот знак. – Предел скорости все равно пятнадцать миль в час, независимо от того, видели вы знак или нет. – Хм, такие строгости… и в такое время? – На знаке было указано время? – спросил полицейский. – Нет. Э-э… я хотел сказать, что вообще не видел никакого знака. – В самом деле? Мистер Кетчум почувствовал, как на затылке у него приподнимаются волосы. – Э-э… послушайте… – вяло отважился он, но тут же замолк и уставился на полицейского. – Можно обратно мое удостоверение? – наконец произнес он, видя, что полицейский молчит. Полицейский неподвижно замер, ничего не отвечая. – Можно? – начал мистер Кетчум. – Следуйте за нашей машиной, – резко проговорил коп и двинулся прочь. Озадаченный, мистер Кетчум уставился ему вслед. «Эй, подожди!» – едва не вырвалось у него. Ему не вернули водительское удостоверение. Неожиданно мистер Кетчум ощутил холодок в желудке. – Что происходит? – пробормотал он, наблюдая, как полицейский садится обратно в машину. Патрульные медленно отъехали от тротуара; фонарь на крыше снова завертелся. Мистер Кетчум тронулся следом. – Смешно, – вслух произнес он. – Они не имеют права так поступать. Разве сейчас средневековье! – Его толстые губы сложились в иззубренную усмешку. Через два блока полицейский автомобиль повернул. Свет фар скользнул вдоль стеклянной витрины; размытые дождями буквы складывались в тусклую надпись: «Бакалея Хэндса». На улице не горело ни одного фонаря; темнота создавала впечатление бесконечного подземного туннеля. Впереди светились только огни патрульной машины; позади нависала непроглядная тьма. «Достойное завершение дня, – подумал мистер Кетчум. – Быть оштрафованным за превышение скорости в деревеньке Захария». Он помотал головой, тихо постанывая. Почему он не остался в Ньюарке? Весь отпуск спал бы допоздна, ходил бы в кинотеатры, ел до отвала и смотрел телевизор. У следующего перекрестка патрульная машина свернула направо, затем – через квартал – налево и остановилась. Мистер Кетчум затормозил, когда полицейские погасили задние огни. Ситуация была нелепой, словно дешевая мелодрама. Они вполне могли оштрафовать его на главной улице. Мешал деревенский склад ума: для этих полицейских унижение чужаков было чем-то вроде самоутверждения. Мистер Кетчум подождал. Не в его характере было торопить события. Он без пререканий заплатит штраф и уберется отсюда, а пока стоит поставить машину на ручной тормоз. Внезапно его лицо нахмурилось при мысли, что штраф может составить любую сумму, какая заблагорассудится полицейским. Если они захотят, придется выкладывать и пятьсот долларов! Мистер Кетчум слышал много историй о полицейских из маленьких городков: об их абсолютной власти и произволе. Он кашлянул, пытаясь избавиться от липкого кома в горле. «Нет, это абсурд, – подумал он. – Просто болезненное воображение». Полицейский открыл дверцу. – Выходите, – его темный силуэт навис над машиной. Огней не было видно ни в домах, ни на улице. Мистер Кетчум тяжело сглотнул. – Это… участок? – спросил он. – Выключите фары и поднимайтесь, – проговорил полицейский. Мистер Кетчум толкнул хромированную ручку и выбрался наружу. Полицейский захлопнул дверцу; от домов отразилось гулкое эхо, как будто они находились в огромном пустом ангаре, а не на улице. Мистер Кетчум посмотрел вверх. Иллюзия была полной: на небе не светилось ни звездочки. Вместо земли зияла бездна. Жесткие пальцы полицейского сжали его локоть. На долю секунды мистер Кетчум потерял равновесие, однако тут же выпрямился и засеменил, приноравливаясь к быстрым шагам высокого полисмена. – Темно тут у вас. – Он с трудом узнал собственный голос. Полицейский ничего не ответил. Из темноты появился его напарник и молча взял мистера Кетчума под свободный локоть. «Проклятье! – промелькнуло в голове у мистера Кетчума. – Эти деревенские нацисты делают все, чтобы унизить меня. Посмотрим, как им это удастся». Мистер Кетчум вдохнул полную грудь свежего морского бриза, отдающего водорослями, и поежился. Крохотный городишко с шестью десятками жителей и двое полицейских, патрулирующих улицы в три часа ночи. Смешно! Он чуть не споткнулся о неожиданно возникшие из темноты ступеньки. Страж слева поддержал его за локоть. – Спасибо. – Машинально пробормотал мистер Кетчум. Полицейский ничего не ответил. Мистер Кетчум нервно облизал губы. «Чистый чурбан, – подумал он и попытался ухмыльнуться. – Вот так будет лучше. Нельзя уступать этим придуркам». Когда дверь распахнулась, он на мгновение зажмурился и помимо собственной воли выдохнул с облегчением. Это действительно был полицейский участок: деревянная перегородка, доска объявлений, покрытая хлопьями сажи пузатая печка, обшарпанная скамейка у стены и еще одна дверь. Пол покрывал потрескавшийся от грязи линолеум, когда-то бывший зеленым. – Сядьте и подождите, – скомандовал первый полицейский. В тусклом свете мистер Кетчум разглядел худое, костистое лицо, смуглую кожу полицейского. В глазах отсутствовала граница между зрачком и радужной оболочкой; вместо них расплывалось сплошное темное пятно. Темно-синяя униформа мешком висела на угловатой фигуре. Второго полицейского не удалось рассмотреть, потому что оба, не задерживаясь, прошли в соседнюю комнату. Несколько секунд мистер Кетчум не отрывал взгляда от закрытой двери. Может быть, попытаться убежать? Нет, у них останутся его удостоверение и адрес. С другой стороны, может быть, они только и дожидаются, чтобы он попытался. Нельзя угадать наверняка, что творится за толстыми лбами деревенских копов. Если придется, эти парни, не раздумывая, станут стрелять, как в ковбойском фильме. Мистер Кетчум грузно опустился на скамью. Нет, так далеко не стоит заходить даже в воображении. Это всего лишь маленький городок на побережье, а полицейские просто хотят оштрафовать его за… Хорошо, тогда почему они до сих пор не оштрафовали его? К чему весь этот спектакль? Толстый ньюаркец поджал губы. Что ж, пусть делают что хотят: небольшой отдых ему не помешает. Он прикрыл веки: всего на минутку – вяло мелькнуло в мозгу. Когда через несколько секунд он снова открыл глаза, в участке было подозрительно тихо. Тускло освещенная комната не задерживала внимания. На голых, заляпанных грязью стенах не было ничего, кроме допотопных ходиков и картины, нависавшей над самым столом. Картина – нет, скорее это была репродукция – изображала портрет какого-то бородатого мужчины. Лоб незнакомца закрывала старинная морская треуголка. Возможно, один из основателей Захарии. А может быть, и нет. Вполне вероятно, что это просто плохая копия «Бородатого морехода» Сирса Рубека. Мистер Кетчум мысленно ухмыльнулся. Одному Богу известно, что эта картина делает в полицейском участке. Правда, если учесть тот факт, что Захария расположена на Атлантическом побережье… Вероятно, основная статья дохода – рыбная ловля. В любом случае, какое это имеет значение? Мистер Кетчум опустил глаза. Из соседней комнаты доносились приглушенные голоса полицейских. Он попытался прислушаться, однако не разобрал ни слова и свирепо уставился на закрытую дверь. «Ну, что теперь?» – пронеслось в голове. Он бросил взгляд на стенные ходики. Три двадцать две. Сверил с наручными часами. Почти правильно. Открылась дверь, и в комнату вошли полицейские. Один сразу же уехал. Оставшийся – который забрал водительское удостоверение мистера Кетчума – подошел к конторке, включил настольную лампу и, выложив на столешницу громадный гроссбух, начал что-то записывать в нем. «Наконец-то», – подумал мистер Кетчум. Прошла минута. – Э-э… – мистер Кетчум прочистил горло. – Я хотел бы… Его голос предательски дрогнул, когда холодный взгляд полицейского оторвался от гроссбуха и уперся ему в лицо. – Вы не собираетесь… э-э… Полицейский снова уткнулся в книгу. – Подождите, – коротко бросил он. – Скоро четыре утра… – мистер Кетчум осекся и попытался придать своему лицу грозное выражение. – Хорошо, – проговорил он, выпрямляясь на скамейке. – Не будете ли вы так любезны сказать, когда меня оштрафуют? Полицейский продолжал писать в гроссбухе. Мистер Кетчум замер, не сводя с него глаз. «Это невыносимо», – билось в голове. Ноги его больше не будет в этой распроклятой Новой Англии. И внукам закажет подъезжать ближе чем на сто миль. Полицейский оторвался от записей. – Женаты? Мистер Кетчум непонимающе уставился на него. – Вы женаты? – повторил полицейский. – Нет, я… разве водительских прав недостаточно? – вырвалось у него, и он приятно поразился своей находчивости, несколько омраченной холодным взглядом человека за столом. – Семья в Джерси? – спросил полицейский. – Да. Вернее, нет. Сестра в Висконси… – мистер Кетчум не договорил, видя, что полицейский уже записывает. Странное чувство тревоги не проходило. – Работаете? – спросил полицейский. Мистер Кетчум тяжело сглотнул. – Э-э… – начал он, – так, ничего особенного… – Безработный, – констатировал полицейский. – Нет, вы не поняли. – Мистер Кетчум воинственно выпрямился. – Я заказываю товары и получаю комиссионные с продажи… Свободный коммивояжер… Его голос ощутимо слабел под взглядом полицейского. Мистер Кетчум трижды сглотнул, пытаясь растворить комок в горле, и неожиданно обнаружил, что сидит на самом краю скамьи, напрягшись, как перед броском. Усилием воли он заставил себя отклониться назад. Глубоко вздохнул и прикрыл глаза. «Расслабься, – последовал мысленный приказ. – Вот так. Несколько секунд, – подбодрил себя мистер Кетчум, – и мы выкарабкаемся из этой помойки». В комнате стояла тишина, нарушаемая глухим металлическим тиканьем ходиков. Мистер Кетчум почувствовал, как медленно, в такт часам, бьется его сердце. Heловко вытянулся, распрямляя грузное тело. «Какая нелепость!» – пронеслось в голове. Через несколько секунд он открыл глаза и нахмурился. Проклятый портрет! Полная иллюзия, что бородач внимательно наблюдает за ним. Почти как… * * * – Уф! Сдвигая размякшие от сна челюсти и бессмысленно выкатывая глаза, мистер Кетчум подпрыгнул, почувствовав неожиданное прикосновение, но тут же снова привалился к стене. Положив руку на плечо мистера Кетчума, над ним склонился смуглолицый незнакомец. – Вы кто? – с замиранием сердца спросил мистер Кетчум. Незнакомец улыбнулся. – Начальник полиции Шипли. – представился он. – Не хотите пройти в мой кабинет? – Ох, – пробормотал мистер Кетчум, – да-да, конечно. Гримасничая и потирая затекшую спину, он поднялся на ноги. Начальник полиции посторонился, и мистер Кетчум с ворчанием направился к двери, машинально взглянув по дороге на стенные часы. Пять минут пятого. – Послушайте. – Мистер Кетчум еще недостаточно проснулся, чтобы просто послушно исполнять приказания. – Почему я не могу уплатить штраф и уехать? От улыбки Шипли повеяло холодом. – В Захарии несколько другие порядки, – проговорил он. Они вошли в маленький, пропитанный сыростью кабинет. – Садитесь, – пригласил шеф полиции, обходя письменный стол, пока мистер Кетчум устраивался в скрипучем кресле с прямой спинкой. – Не понимаю, почему вы не оштрафуете и не выпустите меня? – Всему свое время – Шипли разбирал какие-то бумаги на столе. – Но… – мистер Кетчум не закончил фразы. Улыбка Шипли напоминала скорее дипломатически завуалированное предупреждение. Стиснув зубы, толстяк прочистил горло и ждал, пока начальник разберется со своими бумагами. В глаза бросалась плохо подогнанная форма Шипли. «Деревенщина, – подумал толстый ньюаркец. – Даже одеться прилично не умеет». – Вижу, вы не женаты, – произнес Шипли, довольно прищелкивая языком. Мистер Кетчум ничего не ответил. Пусть отведают и моего молчания, решил он. – Друзья в нашем штате? – продолжал Шипли. – Зачем это? – Обычная процедура, – пояснил шеф полиции. – Из ваших ближайших родственников только сестра в Висконсине? Мистер Кетчум не отрываясь смотрел на него. Какая здесь связь с правилами уличного движения? – Ну? – потребовал Шипли. – Я уже разговаривал с вашими полисменами. Не вижу… – В нашем штате по делам? У мистера Кетчума отвисла челюсть. – Почему вы задаете мне эти вопросы? – спросил он. «Перестань трястись» – зло приказал он самому себе. – Обычные формальности. Вы у нас по делам? – В отпуске, пропади он пропадом вместе с вашим штатом К черту законопослушность! Я требую, чтобы меня оштрафовали и выпустили отсюда! – Боюсь, это невозможно, – задумчиво протянул шеф полиции. Мистер Кетчум в изумлении разинул рот. Ощущение было в точности таким, какое испытывает человек, проснувшийся после страшного сна и обнаруживший, что кошмар продолжается. – Н-не понимаю. – Вы должны предстать перед судом. – Но это беззаконие! – Вот как? – Да, так. Я подданный Соединенных Штатов и требую соблюдать мои конституционные права! Улыбка исчезла с лица шефа полиции. – Вы ограничили свои права, когда нарушили наши законы, – жестко произнес он. – И степень вашей вины определит суд. Мистер Кетчум непонимающе уставился на смуглолицего шефа полиции. Внезапно он понял, что полностью в их руках. Они могут оштрафовать его на какую угодно сумму или засадить в тюрьму. Все эти вопросы, которые ему задавали… Мистер Кетчум не знал, зачем его спрашивают, но из ответов явственно сплетался туманный образ перекати-поля – человека без корней и привязанностей, о котором никто не станет беспокоиться, жив ли он или… Комната, казалось, вздрогнула. По спине пробежали ледяные струйки пота. – Вы не можете этого сделать, – пробормотал он, но без излишней убежденности в голосе. – Эту ночь вы проведете в участке, – сказал Шипли. – Утром я отвезу вас к судье. – Но это же смешно! – взорвался мистер Кетчум. – Смешно! – Он оборвал себя. – Я должен позвонить, – быстро проговорил он. – Это мое законное право. – Согласен, но… – Шипли с сожалением развел руками, – в Захарии нет телефонной связи. По дороге в камеру мистер Кетчум обнаружил еще один портрет. На стене тюремного коридора висел двойник мрачного бородача из участка. Однако на этот раз мистер Кетчум не обратил внимания, куда направлен его взгляд. * * * Мистер Кетчум заворочался. На онемевшем от сна лице появилось недоуменное выражение. За спиной послышался металлический скрежет: он приподнялся на локте. В камеру вошел полицейский и поставил на стол накрытый салфеткой поднос. – Завтрак, – сообщил он. По виду он был значительно старше, чем остальные полицейские, даже старше, чем Шипли. В его волосах поблескивала седина; чисто выбритое лицо собралось складками вокруг рта и под глазами. Форменная куртка и брюки сидели на нем отвратительно. Когда полицейский запирал дверь, мистер Кетчум спросил: – Когда меня отвезут к судье? Какое-то время полицейский молча разглядывал его. Потом пробурчал: – Не знаю, – и отвернулся. – Подождите, – закричал мистер Кетчум. Удаляющиеся шаги полицейского гулко отражались от бетонного пола. Мистер Кетчум тупо смотрел туда, где только что находился полицейский. Остатки сна быстро улетучивались из его головы. Он сел, одеревеневшими пальцами протер глаза и посмотрел на наручные часы. Семь минут десятого. Толстый ньюаркец мстительно усмехнулся: «Клянусь Богом, они еще пожалеют об этом!» Его ноздри подрагивали. Втянув в себя воздух, он потянулся к подносу, но тут же отдернул руку. – Нет, – пробормотал он. – Пусть провалятся со своей паршивой едой. Уперев локти в колени, он сел и свирепо уставился на собственные ноги в несвежих носках. Желудок недружелюбно заурчал. – Ладно, – пробормотал мистер Кетчум после минутного размышления. Сглатывая слюну, он наклонился и снял салфетку, покрывавшую поднос. Губы непроизвольно сложились в изумленное: «О!» В растопленной лужице масла плавали три жареных яйца: три ярких глаза, устремленные в потолок; по краям сковороды съежились мясистые полоски сочного бекона. Рядом стояла тарелка с четырьмя – толщиной в добрую книгу – тостами, намазанными сливочным маслом. К ним привалилась плошка с фруктовым желе. Высокий бокал, доверху наполненный пенистым апельсиновым соком, угрожающе наклонился над блюдцем с ягодами земляники, словно кровавые капли поблескивавшей в алебастровых волнах взбитой сметаны. В углу подноса примостился пузатый котелок, из-под крышки которого веяло бодрящим и безошибочно угадываемым ароматом свежеприготовленного кофе. Выбрав бокал апельсинового сока, мистер Кетчум осторожно отпил несколько капель и испытующе перекатил их на языке. Цитрусовая кислота восхитительно пощипывала пересохшее небо Он проглотил сок. Если завтрак отравлен, то, без сомнения, мастерски. Рот наполнился голодной слюной. Мистер Кетчум внезапно вспомнил, что до встречи с патрульными собирался остановиться в каком-нибудь придорожном кафе и перекусить. Поедая принесенные яства – с опаской, но без нерешительности, – мистер Кетчум пытался определить, что стоит за всей этой роскошью. Без сомнения, снова деревенский склад мышления. Жители Захарии сожалеют о допущенной ошибке и желают загладить ее. Неубедительно, но что поделать, если дела обстоят именно так. Еда оказалась выше всяких похвал. Следует отдать должное этим новоангличанам – уж что-что, а готовить они умеют. В Ньюарке обычный завтрак мистера Кетчума составляли горячая булочка и чашка кофе; подобных сегодняшнему он не ел с тех пор, как вырос из детских штанишек. Он заканчивал третью чашку кофе, когда в коридоре послышались чьи-то шаги. На губах мистера Кетчума заиграла улыбка: расписание выдержано с точностью до минуты. Он встал. На пороге камеры появился шеф Шипли. – Уже позавтракали? Мистер Кетчум кивнул. Если шеф полиции рассчитывал услышать слова благодарности, его ожидал неприятный сюрприз. Мистер Кетчум надел пиджак. Шипли не двигался. – Ну?.. – после минутной паузы произнес мистер Кетчум. Холодность, которую он попытался придать голосу, прозвучала как-то неубедительно. Шеф Шипли бесстрастно наблюдал за ним. У мистера Кетчума сжало горло. – Могу я узнать?.. – попытался было он. – Судьи еще нет, – проговорил Шипли. – Но… – мистер Кетчум не знал, что сказать. – Зашел сообщить вам. – Шипли повернулся и вышел из камеры. В груди мистера Кетчума бушевала ярость. Бросив убийственный взгляд на остатки завтрака, он с силой ударил кулаком по собственной ляжке. Невыносимо! Чего они добиваются? Хотят унизить его? Если так, то они преуспели. Мистер Кетчум подошел к прутьям камеры, осмотрел пустой коридор. Недоброе предчувствие закрадывалось в душу. Проглоченная еда, казалось, свинцовой змеей свернулась в желудке. В отчаянии он заколотил ладонями по холодным прутьям решетки. Господи! О. Господи! * * * Было два часа дня, когда шеф Шипли и пожилой полицейский снова появились перед камерой. Полицейский без слов отпер дверь. Оказавшись в коридоре, мистер Кетчум подождал, надевая пиджак, пока дверь запрут снова. Нетвердыми шажками он засеменил рядом со своими стражами, даже не взглянув на портрет на стене. – Куда мы идем? – поинтересовался он. – Судья болен, – сказал Шипли. – Мы отвезем вас к нему домой, чтобы вы заплатили штраф. Мистер Кетчум задохнулся от негодования, но спорить не стал. На такой подвиг у него не оставалось сил. – Хорошо, – послушно согласился он. – Если вы так настаиваете. – Мы исполняем закон, – проговорил Шипли, глядя прямо перед собой, с лицом бесстрастным, как маска. Мистер Кетчум поспешил разгладить уголки мстительной ухмылки, появившейся у него на губах. Лучше подождать. Приключение почти закончилось; он заплатит штраф и уберется из этого проклятого города. Снаружи клубился туман. Морские испарения катились вдоль улицы, словно дым из печной трубы. Мистер Кетчум нахлобучил шляпу и поежился. Сырой воздух, казалось, просачивался сквозь кожу и солью оседал на костях. «Скверный денек», – подумал мистер Кетчум и начал спускаться по лестнице, отыскивая глазами свой «форд». Пожилой полицейский молча открыл заднюю дверцу патрульной машины, и Шипли жестом пригласил мистера Кетчума вовнутрь. – А моя машина? – заволновался он. – Мы вернемся после того, как вас примет судья, – сказал Шипли. – Я ничего… Потоптавшись в нерешительности, мистер Кетчум согнулся и протиснулся в патрульную машину, тяжело опускаясь на заднее сиденье. Упругая обивка неприятно холодила ноги. Он подвинулся, когда рядом устроился Шипли. Пожилой полицейский захлопнул дверцу. По улице снова прокатилось гулкое эхо, напоминающее стук крышки гроба. Толстого ньюаркца передернуло от такого сходства. Полицейский уселся за руль и повернул ключ зажигания. Закашлявшись, машина пробудилась к жизни. Пока прогревался двигатель, мистер Кетчум шумно, всей грудью вдыхал свежий воздух, наслаждаясь обретенной свободой. В левое окошко мягкими клубами вползал туман. Если бы не промозглая сырость, создавалось ощущение, что машина стоит в гараже, объятом пожаром. Мистер Кетчум прочистил горло. Рядом на сиденье завозился шеф полиции. – Холодно, – машинально проговорил мистер Кетчум. Шеф полиции ничего не ответил. Машина тронулась с места, вдавив мистера Кетчума в спинку сиденья, круто развернулась и осторожно поползла вдоль затянутой туманом улицы. Сухое шуршание шин по мостовой, ритмичное покачивание дворников, очищающих влажные полукружья на ветровом стекле, успокаивали, наводили на размышления. Мистер Кетчум посмотрел на часы. Почти три часа дня. Двенадцать часов в этой паршивой Захарии! Он покосился в окно на проносящиеся мимо громады зданий. Из-за тумана было трудно определить, из чего сложены стены. Он перевел взгляд на свои пухлые ладони, застывшие на коленях, потом уголком глаза глянул на Шипли. Шеф полиции, выпрямившись, замер на сиденье, глядя прямо перед собой. Мистер Кетчум тяжело вздохнул. На главной улице туман, казалось, начал редеть. Возможно, морской бриз, подумал мистер Кетчум и принялся рассматривать мелькавшие за стеклом здания. Все магазины и офисы были закрыты. С той стороны, где сидел Шипли, глазам открывалась схожая картина. – Где все жители? – наконец решился он. – Что? – Я говорю, где все жители? – Сидят дома. – Шеф полиции улыбнулся, не разжимая губ. – Но еще только среда. Когда же они работают? – Удивился мистер Кетчум. – Сегодня плохой день, и работать не стоит, – ответил Шипли. Мистер Кетчум покосился на изжелта-бледное лицо шефа полиции и поспешно отвернулся. Холодное предчувствие мохнатым пауком зашевелилось в желудке. Что же, черт побери, все это значит? В сидении за решеткой приятного мало, однако здесь – в клубах сырого тумана – он чувствовал себя еще хуже. – Понятно. – Мистер Кетчум не узнал своего срывающегося голоса. – У вас ведь всего шестьдесят семь жителей? Шипли не отвечал. – Ск… сколько лет вашему городу? – В тишине он услышал, как хрустнули пальцы шефа полиции. – Сто пятьдесят, – проговорил Шипли. – Это много. – Мистер Кетчум с усилием сглотнул. Горло немного саднило. «Ну же, – пронеслось в голове, – успокойся, возьми себя в руки». – А почему Захария? – слова беспорядочно слетали с языка, отказываясь подчиняться его воле. – Захария Ной основал наш город, – ответил Шипли. – Ах, да, да. Картина в участке, наверное… – Да, – сказал Шипли. Мистер Кетчум заморгал. Значит, это был Захария Ной. Основатель города, по которому они ехали… квартал за кварталом. Тяжелое сомнение заползло в сердце мистера Кетчума. Свинцовый ком с новой силой оттянул полный желудок. Почему в таком большом городе всего шестьдесят семь жителей? Он уже открыл было рот, чтобы спросить, но передумал. Ответ ничего не решал. – Почему в городе всего… – слова вылетели прежде, чем он успел остановить их. Мистер Кетчум содрогнулся, услышав собственный вопрос. – Что? – Ничего, ничего. – Мистер Кетчум испуганно втянул воздух, но больше не мог сдерживаться. Вопрос не давал ему покоя. – Почему в городе всего шестьдесят семь жителей? – Остальные уехали, – сказал Шипли. Мистер Кетчум растерянно заморгал. Ответ оказался неожиданно простым. Продольные складки прорезали его лоб. «Ну, что еще?» – мысленно уколол он свои подозрения. Затерявшаяся на побережье, старинная Захария оказалась малопривлекательной для молодого поколения. Массовая миграция в крупные города была неизбежна. Толстый ньюаркец откинулся на спинку сиденья. Конечно же. Разве он сам не мечтает убраться из этого промозглого климата? А ведь он всего лишь приезжий. Его взгляд скользнул вдоль ветрового стекла, задержавшись на необычном предмете; поперек улицы протянулось разноцветное полотнище с жирно выведенной надписью: «СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ ЖАРКОЕ». Праздник, вяло подумал мистер Кетчум. Вероятно, за неделю местные аборигены так одуревают от скуки, что к уик-энду превращаются в берсерков и несколько дней посвящают обжорству и оргиям. – А кем был этот Захария? – снова обратился он к Шипли. – Морским капитаном. – О?! – Охотился на китов в южных морях, – шеф полиции снизошел до пояснений. Неожиданно главная улица кончилась. Машина повернула влево, оказавшись на разбитой проселочной дороге. В окне замелькали ветки густого кустарника. К гудению двигателя, работающего на второй передаче, прибавилось шуршание гравия, брызгами разлетающегося из-под колес. Гдг же живет их судья, на вершине горы? Ныоаркец насмешливо хмыкнул, вытягивал ноги. Туман начал разреживатъся. Мистер Кетчум уже различал отдельные деревья, укрытые сероватой дымкой. Машина развернулась; теперь ее нос упирался в океан, сливающийся с бледным ковром тумана внизу. Дорога продолжала петлять, и в ветровом стекле снова возникла вершина холма. Мистер Кетчум тихо кашлянул. – Э-э, дом судьи на вершине? – вежливо поинтересовался он. – Да. – Шеф полиции даже не взглянул на него. – Высоковато, – пробормотал мистер Кетчум. Машина продолжала карабкаться по узкой разбитой колее, поворачиваясь то к океану, то к городу, то к блеклому зданию, примостившемуся на вершине холма. Серая кирпичная кладка, три этажа и невысокие башенки по бокам от главного входа довершали унылую картину. Дом выглядел таким же старым, как и сам город. Машина развернулась. Перед радиатором снова возник затянутый туманом океан. Мистер Кетчум посмотрел на свои руки. Что это, недостаток освещения или они в самом деле трясутся? Он попытался проглотить ком в горле, но вместо этого закашлялся, не в силах остановиться. «Глупости, – подбодрил он самого себя. – Чего мне бояться?» Он с силой сжал ладони и почему-то вспомнил о транспаранте на главной улице. Патрульная машина преодолевала последний подъем перед домом. Мистер Кетчум почувствовал, как участилось его дыхание. «Я не хочу никуда идти», – отчетливо произнес чей-то голос в его мозгу. Им овладело внезапное желание выбить дверь и убежать. Мускулы напряглись, готовые к действию. Он закрыл глаза. «Ради бога, перестань паниковать! – прикрикнул он на себя. – Ничего плохого еще не произошло, и не надо поддаваться воображению. Это современный мир. Все имеет свое объяснение, и каждый имеет свои причины поступать так, а не иначе. Жителей Захарии можно понять: глухой городок, никто не любит приезжих. Своего рода реванш за удаленность от очагов культуры. Все предельно просто…» Машина остановилась. Шеф полиции открыл дверцу со своей стороны и выбрался наружу. Полицейский за рулем отклонился назад и отпер другую дверцу для мистера Кетчума. Вылезая, тот обнаружил, что отсидел левую ногу: пришлось опереться руками о бок машины. – Отсидел. – Он с виноватым видом притопнул ногой. Никто не ответил. Мистер Кетчум посмотрел на дом, прищурился. Кажется, темно-зеленая портьера в окне слегка колыхнулась? Он испуганно дернулся, почувствовав, что его берут под руку. Шеф полиции молча указал на дом, и все трое двинулись вверх по тропинке. – Боюсь, э-э… у меня при себе не очень много наличных, – сказал мистер Кетчум. – Туристические чеки вас устроят? – Да, – шеф полиции кивнул. Ступени вели к широкой застекленной двери. Пожилой полицейский потянул шнурок с медной ручкой, и мистер Кетчум услышал, как внутри тонко отозвался колокольчик. Занавески на двери оставались неподвижными. Немного сбоку внутри угадывались угловатые очертания вешалки для шляп Мистер Кетчум переступил с ноги на ногу: заскрипели доски. Полицейский снова потянул шнурок. – Может быть… судья очень болен? – вяло предположил мистер Кетчум. Полицейские даже не посмотрели в его сторону. Снова неприятно напряглись мышцы ног и спины. Он оглянулся украдкой: если побежать, смогут ли они поймать его? Он с отвращением отбросил эту мысль. «Заплатишь штраф и уедешь, – терпеливо повторил он себе. – Только и беспокойства: заплатишь штраф и уберешься». Внутри дома послышался шорох. Непроизвольно вздрогнув, мистер Кетчум поднял голову. К двери приближалась высокая женщина. Щелкнул замок. Стройную фигуру хозяйки дома облегало черное, до щиколоток, платье с белой овальной брошью у горла. Ее смуглое лицо бороздили похожие на нити морщины. Мистер Кетчум машинально сдернул с головы шляпу. – Входите, – пригласила женщина. Мистер Кетчум шагнул в прихожую. – Можете оставить шляпу здесь, – женщина указала на вешалку, напоминавшую обугленное костром дерево. Мистер Кетчум осторожно водрузил шляпу на один из почерневших сучьев и замер, глядя на огромный портрет у подножия лестницы. Он раскрыл рот, чтобы спросить, но женщина снова скомандовала: – Сюда. Они миновали прихожую. Мистер Кетчум не отрывал взгляда от портрета на стене. – Кто эта женщина, – спросил он, – рядом с Захарией? – Его жена, – ответил шеф полиции. – Но ведь она… Его голос неожиданно дрогнул, едва не оборвавшись вскриком. Потрясенный, он постарался скрыть свое замешательство, принявшись нарочито громко прокашливаться. Вот это поворот! Он чувствовал себя несколько при стыженным. Неужели… жена Захарии до сих пор жива? Женщина распахнула очередную дверь. – Подождите здесь, – проговорила она. Толстяк ньюаркец шагнул вовнутрь и резко обернулся, услышав, как за спиной защелкнулся замок. – Эй… – Он подошел к двери и ухватился за ручку. Она не поддавалась. Мистер Кетчум нахмурился, стараясь не обращать внимания на частые, беспорядочные удары сердца. – Эй, в чем дело? – Голос отразился от стен пугающе веселым эхом. Обернувшись назад, мистер Кетчум огляделся. Комната была пуста. Квадратная пустая комната… Он снова повернулся к двери, шевеля губами, словно в поисках подходящих слов. – Хорошо, – отрывисто прохрипел он, – это очень… – Он с силой налег на ручку. – Хорошо, это очень удачная шутка… – Гнев душил его. – Если только я… Оскалив зубы, он вихрем обернулся на незнакомый звук. Ничего не произошло. Комната по-прежнему была пуста. Он недоумевающе огляделся. Откуда доносится звук? Глухой, похожий на журчание льющейся воды. – Эй, – машинально повторил он и снова налег на дверь. – Эй! – крик не вмещался в легких. – Перестаньте! Что вы там делаете? Он переступил на ослабевших ногах. Звук усилился. Тыльной стороной ладони мистер Кетчум вытер лоб и обнаружил, что истекает потом. В комнате становилось жарко. – Хорошо, хорошо, – пробормотал он. – Удачная шутка, но… Вместо слов его голос прервали глухие, безнадежные всхлипы. Пошатываясь, он обошед комнату и снова налег на дверь. Пальцы вытянутой руки коснулись стены; мистер Кетчум отдернул руку. Стена полыхала жаром. – У-у! – Он недоверчиво посмотрел на обожженные пальцы. Невероятно! Это просто глупая шутка. Нелепая деревенская шалость. Игра великовозрастных идиотов. – Окей, – закричал он. – Это забавно, очень забавно! А теперь выпустите меня отсюда, иначе у вас буду) крупные неприятности! С поднятыми кулаками он бросился на дверь. Пнул ее. Тем временем комната постепенно накалялась. Воздух обжигал не хуже раскаленной… Мистер Кетчум застыл на месте. Нижняя челюсть бессильно отвисла… Все эти вопросы, которые ему задавали. Плохо подогнанная униформа на полицейских и роскошный завтрак в тюрьме. Пустынные улицы и индейская смуглость обитателей города. Выражение их глаз, когда они смотрели на него. И эта женщина на картине, жена Захарии Ноя – индианка со сточенными до десен зубами. В памяти снова всплыло красочное полотнище, натянутое поперек пустой улицы: СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ ЖАРКОЕ. Мистер Кетчум взвизгнул и с новой силой обрушился на дверь. Его грузное тело сотрясали рыдания, слезы сжимали горло. – Выпустите! Выпустите меня! ВЫПУСТИТЕ… МЕНЯ! Ужac положения заключался в том, что он просто не мог верить в реальность происходящего.