Аннотация: Действие романа происходит на Французской Ривьере весной 2002 года. Главный герой, Леонард Морено, по профессии бальзамировщик, имеет обширную клиентуру среди состоятельных людей, не желающих расставаться с близкими после их смерти. Однажды к нему обращается Бланш Андрие, жена одного из местных аристократов, с просьбой забальзамировать свою восьмилетнюю дочь, погибшую в результате несчастного случая. Осматривая труп маленькой Элилу, Леонард обнаруживает следы многочисленных побоев и начинает подозревать, что девочка была убита...


---------------------------------------------


 Брижит Обер
 Мастерская смерти


 Твоя душа неразделима с телом,
 Как ты — со мной, как наша любовь — с Богом.

    Данте Габриэль Россетти. «Надежда сердца»


 Под грозовым небом
 Моей души
 Вдалеке — парус.

    Сейджи


 Помни, никто, из однажды ушедших, не вернулся.

    Из погребального текста. Египет, Новое Царство



 ПРОЛОГ





   Песик, песик,
   Острый носик,
   Беги,
   Пыхти,
   Земля — сырая.
   Ошейник, палка, скули:
   Тяф-тяф, как я страдаю!
   Песик любит
   Песик воду
   Песик бродит
   Песик, ты
   Любишь воду, воздух, ты —
   С.М.Е.Р.Т.Ь.
   Но семя не упадет —
   Мандрагора не прорастет.
   Мандрагора для собак —
   В виде резиновой кости, так?
   Они, как собаки,
   Всегда:
   «Ах, как хорошо! Да, да!»
   Пса повесили, как негра.
   Красный свет, огненный крест.
   Мне бы хотелось
   Прибить человека гвоздями к кресту.
   Пылающий смоляной факел...
   Они они они
   Всегда,
   Вывалив языки,
   Кричат в агонии,
   Словно пламя жжет кожу.
   Они они они
   Как собаки...
   И я это сделал тоже.
   Она плакала, похоже...
   Красный свет, кровавый крест.
   Ноги скрестились,
   Сердце разбилось.







 Глава 1


 Голый старик с раскинутыми руками и ногами лежал на облицованном белой плиткой столе, заляпанном кровью, фекалиями и ошметками внутренностей. Его редкие седые волосы были аккуратно зачесаны назад, обрамляя угловатое лицо. В яме неплотно прикрытого рта виднелся безукоризненный протез.
 Его глаза лежали рядом с телом в лотке из нержавеющей стали— два голубых слизистых шарика.
 Леонар «Шиб» Морено стянул тончайшие резиновые перчатки, скатал их в комок и бросил в мусорное ведро, переполненное ватными тампонами, мокрыми от сукровицы. Потом надел новые перчатки и протянул руку к набору сверкающих хирургических инструментов, висевших на стене рядом с мойкой, по бокам которой громоздились пузырьки, банки, запечатанные воском, шприцы и трубки. Он взял скальпель и подбросил его в смуглой руке, напевая «His Jelly Roll is Nice and Hot".
 Не переставая напевать, он ухватил дряблый член старика, свисавший между белесыми волосатыми ляжками, и отсек его под корень [1] . Кусок плоти, на котором выступили кровянистые сгустки, он положил в заранее приготовленную эмалированную кюветку.
 Негромкий гул кондиционера напоминал мушиное жужжание. На улице, должно быть, хорошо. Жарко и солнечно. Легкий ветерок раскачивает верхушки пальм. Море — в белых завитках барашков. Надувные матрасы. Мартини со льдом. Тела, распростертые на песке. Но здесь стоял холод, пропитанный запахами крови и формальдегида. Шиб перевел рычажок кондиционера на максимальную отметку и надел жилет из плотной ткани.
 Затем он зачерпнул небольшой ложечкой расплавленную смолу и снова склонился над обнаженным телом.
 — Вот увидишь, все будет отлично, — прошептал он, просовывая ложечку поочередно в каждую ноздрю трупа с помощью железного крючка, который только что использовал.
 Смола слегка зашипела, соприкоснувшись с плотью. Шиб осторожно наклонял ложечку, следя за тем, чтобы не пролить содержимое. Он много раз повторил эту операцию, полностью сосредоточившись на своем занятии. Теперь он напевал «On the Killing Floor». Смола должна была заполнить всю шейную полость.
 Телефонный звонок не вывел его из равновесия, но заставил испустить короткий недовольный вздох. Он положил дымящуюся ложечку на волосатый живот трупа и достал мобильник из кармана белого халата.
 — Шиб! Как поживаешь?
 — Я занят, Грег.
 — У меня тут две потрясающие малышки, просто супер! Жду тебя в восемь вечера в «Навигаторе».
 — Не думаю, что смогу приехать. Мне нужно закончить работу.
 — Слушай, я ведь говорю тебе не о жмуриках, а о живых телках!
 — Грег, не трахом единым...
 — Мать твою, только не играй со мной в гребаного кюре-педофила, о'кэй? Давай, до скорого!
 Грег отключился. «Ну почему я продолжаю с ним общаться?»— в тысячный раз спросил себя Шиб, затыкая дымящиеся ноздри трупа ватными тампонами. Весь лексикон Грега состоял из слова «задница» на тридцати шести языках. Этот припадочный постоянно лез в его жизнь под тем предлогом, что они вместе учились в лицее, когда Леонар-выблядок был просто счастлив, что Грег-богатей защищал его от здоровяков из банды рокеров, от этих придурков на мопедах, в татуировках, сделанных при помощи переводных картинок, но тем не менее наводивших ужас на тощего заморыша в очках.
 Боже милостивый, неужели он должен будет благодарить Грега вечно? Неужели ему придется выслушивать его непристойности до самой смерти? Не то чтобы он был против сексуальных удовольствий, но с Грегом все превращалось в «су-нул-вынул-и-бежать» и совместные похождения заканчивались абстинентным синдромом.
 Шиб посмотрел на часы— точную копию омеговских «пилотских» наручных часов 1938 года, небольшую роскошь, которую он себе недавно позволил. 18 часов 4 минуты 18 секунд. Нужно еще переложить превратившийся в кашицу мозг в бачок с ароматическими веществами и привести все в порядок.
 И что потом?
 Сорок минут спустя зазвонил домофон. Шиб направился к висевшему на стене переговорному устройству и нажал кнопку видеомонитора. На экране появилось лицо женщины лет семидесяти: большие карие со вкусом накрашенные глаза, силиконовые губы, каштановые волосы собраны в небрежный узел, шея замазана тональным кремом, из-под которого проступают старческие пигментные пятна и морщины — видно, слишком любила загорать. «Шея первой выдает возраст», — подумал Шиб и сказал:
 — Входите и располагайтесь. Я скоро.
 Он слегка щелкнул по ноге трупа с этикеткой на подошве: «Антуан Ди Фацио, 1914-2002», снял рабочий халат и бросил его в маленькую стиральную машину. Обтеревшись влажной махровой рукавицей, он надел белую поплиновую рубашку, черные габардиновые брюки и поднялся наверх.
 Графиня Ди Фацио ждала его в маленьком холле, оформленном в стиле хай-тек, сидя на самом краешке черного кожаного дивана под портретом мадам де Сталь в серо-голубых тонах, одета графиня была в бархатный брючный костюм изумрудного цвета от Гуччи и выглядела весьма элегантно. На ее левом запястье позвякивали два африканских витых золотых браслета, на правом, как заметил Шиб, не было ничего, кроме браслета от Тиффани в стиле «первая леди».
 Шиб коротко поклонился. Графиня налила себе воды из автомата и пила ее маленькими глоточками.
 — Как у него дела? — спросила она.
 Тот еще вопрос, если учесть, что речь о покойнике! Но Шиб ответил спокойно и дружелюбно:
 — Учитывая сложившиеся обстоятельства, мадам...
 — Вы скоро закончите?
 — Через двое суток он будет готов. Графиня вздохнула. Шиб протянул ей бумажную салфетку, и она тут же промокнула глаза.
 — Мой бедный дорогой Антуан!
 Грязный старый мудак поперся на красный свет в своем «бентли» и сбил девочку, переходившую дорогу, перед тем как врезаться в телеграфный столб!
 — Я устрою его в голубой гостиной, — сказала графиня, всхлипывая, — а Леди Шупетт положу ему в ноги.
 Леди Шупетт была сучкой бульдога — такой же злющей, как ее хозяин. Шиб сделал из нее чучело прошлой осенью.
 — Но как же... ваши посетители... — осторожно поинтересовался он, украдкой бросив взгляд на часы.
 — Наши предки покоятся в катакомбах монастыря капуцинов в Палермо, — надменно ответила графиня. — В семье не принято скрывать от мира останки дорогих усопших.
 Насколько Шиб знал, единственное, что действительно было принято в семье графини, это высококлассное блядство— благодаря которому она и женила на себе графа Ди Фацио, богатейшего сицилийского судовладельца лет на двадцать старше нее. Но Шиб оценил, что графиня «подхватила» вековые обычаи семьи покойного супруга. В конце концов, саркофаг Антуана Ди Фацио не сможет еще сильнее изуродовать голубую гостиную, набитую викторианскими безделушками и фарфоровыми куклами.
 — Меня не будет дней десять, — снова заговорила графиня. — Я еду на свадьбу племянника в Нью-Йорк. Заберу Антуана, когда вернусь.
 — Конечно, мадам.
 Она вынула из сумочки от Шанель сложенную бумажку, положила на низкий столик из толстого пластика, простилась и вышла — воплощенное достоинство — в прохладу наступающих сумерек.
 Шиб развернул чек. Все как они договорились. Кругленькая сумма. Его услуги стоили ой как недешево. Практически, никто в их деле не владел одновременно новейшими методиками и древнейшими техниками с соблюдением всех ритуалов.
 Шиб налил себе воды, выпил полстакана, остальное вылил на бритую голову — у него не оставалось времени на душ. Он застегнул воротник рубашки, затянул узел черного вязаного галстука, надел пиджак из черной альпаки, подходивший к брюкам, и черную фетровую шляпенку. Уже выходя, он заметил, что забыл снять хирургические полиэтиленовые бахилы, надетые поверх черных мокасин. Он бросил их в корзину, стоявшую у письменного стола, — дерево и сталь! — в котором хранил деловые бумаги, и прошел в свою таксидермическую лабораторию в передней части дома.
 Это была комната с выцветшими стенами, забитая чучелами лисиц, ласок, оленей и кабанов. На стенах висело несколько огромных тунцов и меч-рыб. Почетное место занимала небольшая акула, пойманная экипажем яхты «Правь, Британия», стоявшей на приколе в соседнем порту.
 Снаружи поблескивало море, отражая последние лучи заходящего солнца. Дом Шиба, бывший одновременно и его мастерской, Уабет— «Чистым Местом», как называли древние египтяне свои сооружения для погребальных обрядов, — находился в уединенном квартале недалеко от выезда из города и фасадом выходил на пляж. Шиб сел в свою ядовитозеленую «Флориду» с откидным верхом 1964 года выпуска и включил зажигание.
 Южный бульвар кишел народом, и Шиб минут десять мотался туда-сюда, прежде чем втиснулся прямо под вывеску «Берегись спецстоянки!». Оттуда он быстро добрался до «Навигатора», любимого ресторанчика Грега — шикарного местечка с расторопными официантами и удручающе безвкусным интерьером в желтых и розово-оранжевых тонах.
 Грег стоял у своего джипа— цвета «красный металлик»: загорелое мускулистое тело упаковано в ярко-голубой прорезиненный комбинезон, выгоревшие на солнце длинные волосы стянуты в хвост. Грег сворачивал покрытый светящейся в темноте краской парус для виндсерфинга, а за ним невозмутимо наблюдали две девицы в босоножках на пятнадцатисантиметровой платформе и ностальгически откровенных бюстье а lа 70-е.
 Шиб разглядывал их, идя к машине приятеля: старшей около тридцати, рыжие всклокоченные волосы, колечки в носу и бровях, вторая— помоложе, толстушка с высокой грудью и крашеными платиновыми волосами, стоявшими дыбом благодаря многочисленным пластмассовым заколкам. Грег, наверное, подцепил их на пляже, думал Шиб, подходя, и вежливо поздоровался.
 — Ну наконец-то! — воскликнул Грег. Он выпрямился и начал стягивать комбинезон, выставляя напоказ накачанные мускулы. — Девочки, знакомьтесь, это Шиб.
 — Шип? — пискнула, со смехом, старшая. — Как «шипучка»?
 — Шиб, малышка! — поправил ее Грег, натягивая джинсы. — Его кликуха— от другого слова, уж ты мне поверь! [2] 
 Девица снова фыркнула, и Шиб почувствовал, что покраснел аж до затылка. Грег влез в стоптанные тимберлендовские сандалии, натянул горчичного цвета свитер «Мальборо», пригладил волосы и воскликнул:
 — Вперед, висельники! — и, подхватив под руки обеих девиц, устремился ко входу в ресторан.
 — Черт, ты что, решил испортить нам всю малину, вырядившись гробовщиком? — бросил он, обернувшись к Шибу. — Почему никогда не надеваешь мой подарок— свитер от Лакост?
 Розовый? Бррр! Тайной страстью Шиба были пятидесятые годы, эпоха черного джаза. Он был Лестером Янгом [3] , он спал с Билли Холидей [4] , он выдавал магические соло в прокуренных кабачках и всегда одевался в белое и черное, специально для фотографов. Розовый трикотаж— не для Лестера Янга!
 Грег заказал лучший столик— в углу возле окна, с видом на море поверх крыш автомобилей, припаркованных вдоль тротуара, на пальмовую рощицу, кусочек Старого Порта и серую громаду Дворца конгрессов.
 Высокую девушку звали Софи, толстушку— Пэм. Пэм! Шиб молча пил свой томатный сок, пока Грег распинался о девицах. Он нарочно заказал томатный сок, зная, как это раздражает Грега: тот допивал вторую порцию пастиса, подначивая девиц «повторить» в ожидании даров моря. Он как будто забыл, что время, когда, чтобы овладеть женщиной, ее необходимо было напоить, ушло. Кончилась эпоха, когда трое загулявших чернокожих моряков изнасиловали Иду Морено в каком-то закоулке— двадцатилетнюю Иду Морено, которая согласилась выпить с ними после работы (она была билетершей в кинотеатре). Девятью месяцами позже последовало рождение Леонара Морено— отцы неизвестны. Имя он получил в честь Леонара Бернстайна [5] — Ида была меломанкой и играла на скрипке в местном оркестре. Прозвище «Шиб» появилось позже, когда он начал заниматься бальзамированием трупов.
 Официант поставил в центр стола огромное блюдо с устрицами, мидиями, крабами, креветками и морскими ежами. Грег схватил морской огурец, скользкий и блестящий, — и Шиб тут же вспомнил пенис Антуана Ди Фацио.
 Пэм и Софи болтали о Метце, своем родном городе. Они собирались доехать поездом до Генуи, маленького городка на Итальянской Ривьере. Грег перечислял бесконечные адреса и варианты развлечений, терзая на тарелке осьминога, сочившегося пузырями, как утопленник.
 Шиб съел несколько не слишком жирных устриц, лапку краба и трех морских ежей, щедро полив все лимонным соком. Нет, он все-таки должен стряхнуть с горба Грега. Не тратить попусту время, угождая очередной пассии Грега. Он-то ведь совсем другой— у него нет грубоватого обаяния Грега, он никогда не станет таким высоким, светловолосым, мускулистым раздолбаем. Шиб слишком маленький— метр шестьдесят пять, слишком худой— едва ли пятьдесят пять килограммов, слишком смуглый (не чернокожий!), с большими голубыми— как у лайки хаски— глазами, такими светлыми, что контраст с темно-золотистой кожей был почти тревожным. Глаза Иды. У одного из его отцов-насильников тоже, видимо, была голубая гамета. Ида хотела подать жалобу, но американский корабль «Созвездие» уже вышел в море. Старый сыщик с желтыми прокуренными зубами посоветовал ей наплевать и забыть— она молода и справится.
 Двадцатилетняя сирота, мать цветного ублюдка... Впрочем, в 1959 году, в Каннах, это не было такой уж серьезной проблемой. Иде удалось найти жилье в старой части города, в меблированных комнатах «Сюке», два этажа занимала мадам Гортензия, мать Грега и владелица самого известного «американского бара» в городе с ласковыми хостессами. Его яркая неоновая вывеска гордо смотрела на порт. На четвертом этаже квартировал господин Эль Айяш: он превратил свою комнату в мастерскую чучельника— так тогда называлось это ремесло.
 — Тебе красного или белого?
 — Что?
 Грег указывал ему на две бутылки. Шиб наугад ткнул в красное, все еще пребывая во власти воспоминаний. Софи, упоенно хлюпая, заглатывала устриц. Пэм сражалась с морским пауком. Грег сыпал анекдотами, заставляя девиц хихикать— самодовольный, как всегда, в зубах словно торчала платиновая кредитка, обеспечивая лучезарную улыбку.
 Маленький Леонар очень рано полюбил проводить вечера у старого египтянина, который посвящал его в тайны своего мастерства. Он был способным учеником, быстро схватывал, и ему нравилось это занятие. Когда Леонару исполнилось двенадцать, Эль Айяш дал ему старинную книгу в кожаном переплете, со сшитыми вручную страницами, испещренную непонятными знаками. Фарид Эль Айяш принадлежал к братству Великих тайн, он был одним из последних потомков жрецов-бальзамировщиков — и ему больше некому было доверить такое сокровище, кроме ошеломленного чужого ребенка. У старика был рак, он знал, что скоро умрет, и хотел передать секреты своего искусства Леонару, чтобы тот поддерживал пронесенный через тысячелетия огонь знаний.
 Это было похоже на волшебную сказку или на фантастический роман, героем которого внезапно стал Леонар. Разумеется, он согласился на предложение Эль Айяша и поклялся хранить тайну, сделав на собственном животе двенадцать надрезов кремниевым ножом, Потом он выпил отвара из трав и змеиной крови, принял помазание миррой и ладаном и после смерти Эль Айяша, наступившей двумя годами позже, стал официальным (и тайным) великим жрецом-бальзамировщиком, владыкой Тайн и единственным представителем Ордена Амона-Ра [6] на всем Лазурном берегу.
 Он находил, что для четырнадцати лет это неплохо, но, к несчастью, недостаточно, чтобы защититься от придурков-одноклассников с расистскими идеями. Грегу это удавалось гораздо лучше. В знак благодарности Леонар давал ему списывать домашние задания.
 — Вы не поможете мне ее разломить?
 — Простите?
 Пэм протягивала ему острую крабовую клешню в жестком панцире. Шиб расколол ее острием ножа и разломил пополам, обнажив белое аппетитное мясо.
 — Чем вы занимаетесь? — спросила Пэм, вгрызаясь в сочную мякоть. — Я имею в виду — что у вас за работа?
 — У меня небольшая таксидермическая мастерская, — ответил Шиб, подливая ей белого вина.
 — Он занимается животными, — вмешался Грег. — Он натуралист.
 — Ах! — воскликнула Пэм. — Я так люблю животных!
 — Он тоже. Верно, Шиб? Такой сентиментальный!
 Шиб чувствовал себя нелепым. Пэм завела разговор о Гринписе, потом о разлитой у берегов Горстани нефти и погибших в мазутной пленке морских птицах. Шиб подумал, что такой смерти скорее заслуживал Антуан Ди Фацио. Он знал, что графиня заказала для его останков саркофаг, покрытый тонким слоем золота, с выгравированным на поверхности портретом.
 — Поехали куда-нибудь танцевать, — предложил Грег. — Я знаю поблизости одно клевое местечко. Хозяин мой друг. Там во время кинофестиваля собираются все звезды.
 Софи и Пэм переглянулись и кивнули. Грег потребовал счет. Шиб чувствовал себя усталым, ему хотелось спать. Но он воображал, как начнет вопить Грег.
 На улице рычали могучие мотоциклы рокеров, с моря дул теплый ветер, принося с собой рокот волн, набегавших на пустынный пляж. На террасе соседней пиццерии какой-то тип весьма пристойно бренчал на электрогитаре Мак-Лофина.
 Шиб попытался слинять, но Грег завозмущал-ся, и Шиб согласился проводить их до «Софы» — любимого ночного прибежища приятеля. В машине девицы без умолку болтали, перемывая косточки зевакам, слоняющимся по набережной, и приходя в восторг от роскошных яхт. Когда «лендровер» проезжал мимо казино, они закудахтали от восхищения. Грег с шиком вырулил на автомобильную стоянку, резко затормозил у самых дверей, небрежно бросил ключи швейцару в голубой с золотом униформе:
 — Держи, старина! — помог девицам выйти: — Оп-ля! — и, бросив Шибу: — Шевелись, приятель! — провел всех в клуб спокойно и уверенно, как к себе домой.
 Простые мелодии, негромкий джаз, интерьер в стиле «ар деко», гигантский аквариум с экзотическими рыбами, зал игровых автоматов, непрерывно вибрирующий и звякающий, мигающий свет и громкие восклицания. Высокие лепные потолки отражали гулкое эхо. Грег вынул из кармана пачку смятых купюр по сто евро, одарил каждую девицу банкнотой:
 — Развлекитесь немного, девочки.
 Снова восторженное кудахтанье. Советы Грега — Великого стратега по поводу хороших и плохих автоматов:
 — Идите лучше к автоматам с жетонами по два евро, в тех, что покруче, выигрыши реже, ну а мы отправимся мочить монстров по десять евро за тур. Ты как, Шиб?
 Шиб кивнул:
 — Как скажешь, Грег, вперед, Грег, размотаем твои денежки, Грег!
 Грег— с коробкой дорогих жетонов, с сигарой «Монте-Кристо» в углу рта, сощурившись, изучал автомат. Весь его вид говорил: «Я тебя в два счета раздолбаю, мать твою!» Пэм и Софи потягивали дармовое шампанское.
 А Шиб думал об Антуане Ди Фацио. Достаточно ли у него древесных опилок? Он забыл проверить запасы.
 При каждом повороте рычага автомат зазывно тренькал, а при выигрышном ходе играл туш. Грег, разумеется, выигрывал. Шиб сыграл всего несколько раз, но крупно проиграл. Ничего удивительного— Грег выигрывал всегда. Он был воплощенным символом несправедливости людского жребия. Он никогда не прилагал ни малейшего усилия, чтобы добиться успеха, и проводил всю жизнь развлекаясь. Ему было глубоко наплевать на все, что не касалось лично его, но любая его задумка выгорала.
 — Материальный успех— всего лишь иллюзия, горсть песка, разметенная вихрем Вечности, — прошептал старый Эль Айяш на ухо Шибу.
 Как же! Хотя возможно... Шиб украдкой зевнул. Он не испытывал никакого желания отправляться в постель с Пэм, пахнувшей крабовым мясом, или с Софи, придирчиво критиковавшей интерьер. Он хотел вернуться домой, послушать последний диск «No Smoking Orchestra», который недавно купил, и выпить ледяного «Будвайзера».
 Воспользовавшись тем, что Грег ушел менять груду жетонов в сопровождении восхищенных девиц, он незаметно выскользнул на улицу.
 О, чудо: его «Флорида» по-прежнему стояла там, где он ее оставил. Шиб вытащил из кармана рубашки маленький плеер и положил его на приборную доску. Том Уэйтс, «Lowside on the Road».
 Добравшись до дома, он выключил зажигание и какое-то время просто сидел, слушая шум моря и крики чаек. Он чувствовал усталость. А еще ему хотелось, чтобы что-то произошло.
 Войдя в дом, он машинально погладил по голове чучело лисицы Фокси — свое первое творение. Это была дряхлая, почти беззубая лиса, шерсть ее торчала клочьями.
 Шиб поднялся в мезонин и рухнул на диван, даже не разувшись. На автоответчике горел красный огонек. Шиб нажал кнопку воспроизведения записи.
 — Добрый вечер, — произнес женский голос — Буду очень вам признательна, если вы перезвоните мне по номеру 06 07 12 31 14.
 Имени она не назвала. Скорее всего, речь идет об очередном заказе. Который сейчас час? Одиннадцать вечера. Он набрал номер. После трех гудков в трубке зазвучал низкий женский голос:
 — Я слушаю,
 — Меня зовут Леонар Морено. Вы оставили мне сообщение на автоответчике.
 — Ах, месье Морено, спасибо, что перезвонили. Мне посоветовали обратиться к вам, чтобы поручить особого рода работу.
 — Я вас слушаю, — ответил Шиб проникновенным голосом священника на исповеди.
 — Мы недавно потеряли нашу малышку, — продолжила женщина, и голос ее дрогнул, — нашу дорогую Элилу.
 — Искренне сожалею, — ответил Шиб, рассеянно подумав, что речь идет, скорее всего, о собаке.
 — Но не так, как мы, — откликнулась женщина. — Нашей дочурке едва исполнилось восемь лет.
 Она всхлипнула, «Господи боже ты мой, — по-трясенно подумал Шиб, — она что, и правда говорит о дочери?»
 — Проклятая лестница... простите... Женщина плакала, пытаясь сдержать горькие рыдания. Шиб, сидевший на диване, нервно почесал ляжку, чувствуя себя неуютно.
 — Нам нужно встретиться, — сказала женщина, высморкавшись.
 — Я живу на бульваре Газаньер, дом 128, — ответил Шиб. — Приезжайте в любое удобное для вас время.
 — Я бы предпочла встретиться в баре «Мажестик», если это вас устраивает, завтра, в десять утра.
 Она повесила трубку, не дождавшись ответа. Женщина, убитая горем, несомненно богатая, привыкшая, что все ее приказы исполняются без возражений. Что ж, та самая клиентка, с которой можно слупить по максимуму. За мумию ее маленькой дочки.




 Глава 2


 Поднялся ветер — холодный пронизывающий мистраль, вспенивший на морской глади белые барашки. Шиб поднял воротник куртки и засунул руки в карманы. В ярких лучах солнца город выглядел отмытым жавелевой водой: краски стали ярче, контуры предметов резче и четче.
 На террасе «Мажестика» никого не было. Шиб вошел в сумрачный бар, отыскивая взглядом будущую клиентку. Ей, должно быть, за сорок, и она принадлежит к сливкам общества. Три четверти его «специальной» клиентуры относились именно к этой категории. Люди определенного возраста, с солидным счетом в банке, чувствительные и романтичные на слегка извращенный манер.
 Две старушки оживленно болтали за чаем, на губах у них повисли крошки от круассанов. Мужчина в темно-синем деловом костюме, с наушником от мобильного телефона в левом ухе и органайзером в правой руке, читал «Монд». Молодая блондинка в юбке и кардигане бутылочно-зеленого цвета вполголоса отчитывала маленькую девочку, которая отказывалась пить молоко, яростно мотая головой. Пара туристов, снаряженных картами и фотоаппаратами, склонились над путеводителем, о чем-то споря.
 «Значит, она еще не пришла», — подумал Шиб и, щелкнув официанту длинными пальцами, заказал эспрессо. Он слегка нервничал.
 Кофе оказался хорош. Шиб медленно пил, разглядывая зал в зеркале, висевшем над баром. Десять часов десять минут. Может, она передумала? В этот момент чья-то рука тронула его за плечо, и он резко обернулся, расплескав кофе.
 Молодая женщина в зеленом смотрела на него серыми миндалевидными глазами. Они были примерно одного роста. Аристократически худощавая, слегка сутулая, на вид— лет тридцать пять. Узкое лицо с тонкими чертами, высокие скулы, хорошо очерченный рот. «Чем-то похожа на Вивьен Ли», — подумал Шиб.
 — Месье Морено? — спросила она своим низким голосом, удивительным в этом хрупком теле.
 — Э-э... да, — пробормотал Шиб, вставая. Ерзая в глубоком кожаном кресле, девочка лет пяти-шести играла с подставкой для мобильного телефона, тряся ее во все катушки. Женщина сделала Шибу знак следовать за ней.
 Они сели за стол. Прежде чем заговорить, женщина отпила глоток «Перье».
 — Меня зовут Бланш Андрие, а это Аннабель. Анна, поздоровайся.
 — Неть! — Аннабель глубже забилась в кресло. — Папа не разрешает разговаривать с гулу-гулу.
 «Гулу-гулу» называли африканцев, которые продавали на пляжах стеклянные бусы. Шиб деликатно потер кончик носа. Надо же, ее еще и зовут Бланш... [7] 
 — Анна! — воскликнула женщина.
 Повернулась к нему и смущенно объяснила:
 — Простите ее, она слишком взвинчена в последнее время.
 — Бац, прямо в нос! — завопила Аннабель, энергично нажимая кнопки электронной видеоигрушки, на экране которой сражались два каратиста.
 — Наша семья в дружбе с графиней Ди Фацио, — продолжала Бланш. — Жан-Юг, мой муж, играет... то есть, я хочу сказать, раньше играл в гольф с Антуаном.
 — Ваш муж тоже судовладелец? — поинтересовался Шиб.
 — Нет, он финансист. Деньги. Огромные груды денег.
 — И чем я могу быть вам полезен?
 — Тебе конец! — победно закричала Аннабель.
 — Потише, дорогая. Хотите еще кофе, месье Морено?
 — Да, спасибо.
 Официант материализовался рядом с ней прямо из воздуха прежде, чем Шиб договорил. Бланш заказала два кофе и долила себе «Перье».
 — Мы с Жан-Югом женаты пятнадцать лет. У нас было шестеро детей. Мы католики, — добавила она, словно оправдываясь.
 Сколько же ей лет? Трудно распознать возраст этих богатых, тщательно ухоженных женщин. Во всяком случае, меньше сорока. Шиб плохо представлял женщину в окружении разнокалиберных детей, цепляющихся за ее юбку. Бланш порылась в сумочке от Негтёз, вытащила фотографию.
 — Взгляните, — сказала она.
 Семья Андрие в полном составе на фоне аккуратно подстриженных цветущих рододендронов.
 — Вот Жан-Юг, — указала Бланш.
 Отец семейства, высокий, стройный, со светлыми коротко подстриженными волосами платинового оттенка, с квадратным подбородком и пронзительным взглядом голубых глаз, был одет в спортивную куртку такой ослепительной белизны, что становилось больно глазам. На руках он держал девочку примерно двух лет.
 — Энис, наша младшая, — объяснила Бланш. Вокруг отца стояли еще четверо детей, все— с волосами пшеничного цвета. Шиб узнал Аннабель, обхватившую отца за ногу и скорчившую гримасу в объектив.
 — А это Шарль, старший, — продолжала Бланш, указывая на подростка с подстриженными бобриком волосами.
 На нем была такая же спортивная белая куртка, как у отца, и внешне он являл собой его уменьшенную копию. Шарль был высоким, сильным, очень бледным, с тонкими яркими губами. У него был печальный вид.
 — Луи-Мари. — Бланш указала на другого мальчика, более хрупкого, в синем блейзере, с волосами, зачесанными назад, и пренебрежительной усмешкой на лице. Он приставил два пальца, раздвинутые буквой V, к голове радостно улыбающейся девочки.
 — А это она... — прошептала Бланш, чуть побледнев. — Наша Элизабет-Луиза... Элилу.
 Шиб сделал вид, что совершенно поглощен изучением фотографии, чтобы позволить собеседнице взять себя в руки.
 «Элизабет-Луиза». Малышка улыбалась во весь рот, так что были видны скобки на зубах. Ее длинные белокурые волосы развевались по ветру. Лицо пестрело веснушками. Просто рекламная фотография идеальной семьи...
 — Боже мой, если бы мы только знали... — всхлипнула Бланш.
 Немного успокоившись, она продолжила:
 — Эта фотография сделана месяц назад. Семнадцатого марта. Вдень рождения Луи-Мари.
 Пижон в синем блейзере... Шиб уже собирался вернуть снимок, но тут заметил, что Шарль держит в руках фотографию, повернув ее в сторону объектива: на ней был малыш в ползунках, светловолосый и кудрявый, весь в ямочках. Бланш перехватила взгляд Шиба.
 — Леон, наш третий. Он утонул в бассейне, в полтора года. Это случилось в 1992-м, — спокойно объяснила она.
 Шиб чуть не подавился и осторожно кашлянул, прежде чем спросить:
 — Так чем я могу быть вам полезен? Бланш посмотрела на него в упор.
 — Я хочу, чтобы Элилу осталась с нами, месье Морено. Я ни за что не допущу, чтобы она оказалась совсем одна под землей, как ее бедный брат.
 Официант поставил перед ними два кофе и удалился.
 — А что об этом думает ваш муж? — спросил Шиб, сделав глоток обжигающего напитка.
 — Разумеется, Жан-Юг согласен. Я бы никогда не решилась на такой шаг, не спросив его позволения. Я не привыкла действовать за его спиной.
 Шиб наблюдал за Бланш, пока она размешивала сахар в чашке.
 На шее Бланш поблескивал маленький золотой крестик. Никаких других украшений, очень легкий макияж. Католичка из хорошей семьи — от кончиков волос до кончиков ногтей, не слишком длинных, с безупречным маникюром. Эта обманчивая простота раздражала. Хотелось наподдать по сумочке, «скромненькой», тыщи эдак за две евро!
 Одна только мысль о том, чтобы работать над телом ребенка, отвращала. Он откажется.
 — А где сейчас... Элилу? — спросил Шиб.
 — В семейной часовне, — объяснила Бланш, — Она... она ушла от нас позавчера. Наш врач зарегистрировал смерть.
 — Сейчас я вас всех сделаю! — зарычала Аннабель.
 — Аннабель! Чтобы я никогда больше от тебя такого не слышала! Неделю будешь отлучена от телевизора!
 Аннабель захныкала и принялась бить маленькими кулачками по креслу.
 — Прошу вас извинить ее, она в шоке, как и все мы, — пробормотала Бланш, обращаясь к Шибу. Губы ее дрожали.
 Прекрасные губы— полные, четко очерченные...
 И тело девочки в часовне. Выкачать из него кровь. Удалить внутренние органы... Безупречная женщина так холодно выражает свою скорбь...
 — Вам нужно получить разрешение... — начал Шиб.
 — Мой муж этим занимается, — перебила его Бланш. — В нашей усадьбе есть семейное кладбище, — добавила она, не отрывая глаз от Аннабель, которая вскарабкалась на подлокотник кресла.
 — Потребуется делать вскрытие, — тихо добавил Шиб.
 — Это не имеет значения. Я хочу, чтобы наша малышка осталась с нами, чтобы я могла видеть ее личико, трогать ее ручки...
 Холодное, одеревеневшее тельце девочки, которая уже никогда не вырастет и со временем станет похожа не столько на спящего ангелочка, сколько на старую сморщенную карлицу...
 — Я должен буду применить некоторые химические вещества... — продолжал Шиб очень тихо, пока Аннабель гонялась за залетевшим на террасу голубем.
 Казалось, Бланш с трудом сдерживает приступ дурноты. Но она справилась и в конце концов согласно кивнула.
 — Используйте все что угодно, лишь бы она выглядела как можно более... живой.
 На слове «живой» женщина слегка запнулась. Шиб молча кивнул, потом сказал:
 — И все-таки я бы посоветовал вам еще немного подумать. Хотя бы до вечера. Потом позвоните мне.
 — Я пришла сюда не затем, чтобы просить у вас совета, месье Морено, — отчеканила Бланш, — Я прошу вас выполнить работу, за которую вам очень щедро платят, — если мои сведения верны.
 Как она смеет разговаривать с ним в таком тоне? Да пусть везет свою девчонку в крематорий! Шиб поднялся, уже собираясь сказать: «Я вам не слуга», но вместо этого вежливо произнес:
 — Я не уверен, что соглашусь на вашу просьбу. Бланш подняла на него большие серые глаза,
 Шиб различал ее зрачки в глубине радужной оболочки, видел, как едва заметно дрожат губы, как бьется маленькая жилка на виске.
 — Прошу вас, — тихо произнесла она. — Пожалуйста.
 Шиб вздохнул, глядя на цветущие лавровые деревья, ярко освещенные солнцем.
 — Когда я могу к вам приехать?
 — К двум часам. Мы будем вас ждать.
 Дорога вилась по склонам холма, поднимаясь к вершине. Пахло смолой, лавандой и диким жасмином.
 Шиб еще раз сверился со своими записями: повернуть направо после трансформаторной будки, потом— первый поворот налево. Ладно. Он переключил скорость, и шины зашуршали по гравию.
 Он опустил верх, подставляя лицо ветру и апрельскому солнцу.
 Дорога теперь шла вдоль старинной каменной стены, увитой плющом. Он увидел покрытые ржавчиной решетчатые ворота. Рядом с ними на стене висел новенький блестящий почтовый ящик из нержавеющей стали, была установлена кодовая панель автоматического открывающего устройства.
 Шиб подъехал к воротам и затормозил. На почтовом ящике он разглядел бумажный прямоугольник под слоем пластика с надписью: «Андриё де Глатиньи». Ну да, ну да... Дворяне. Не кичатся голубой кровью. Скромность или снобизм? Он выключил зажигание, вышел из машины и потянулся. Потом нажал на кнопку медного звонка.
 Он ждал, прислушиваясь к шороху листьев. Ветер стал прохладнее. Издалека доносился глухой рокот экскаватора. Шиб взглянул на часы: 13.57.
 Ворота со скрипом приотворились, и Шиб увидел юную смуглянку с густыми черными волосами, уложенными в узел на затылке. На ней было цветастое платье с широкими рукавами и голубой льняной фартук.
 — Месье Морено? — спросила она, щурясь.
 — Да, у меня назначена встреча с госпожой Андрие де Глатиньи, — ответил Шиб.
 — Можете опустить «де Глатиньи». У них это не принято.
 Девушка посторонилась, впуская его.
 — Они ждут вас в зимнем саду, — сказала она. — Пожалуйста, идите за мной.
 — Вы живете здесь? — спросил Шиб, следуя за ней по пятам.
 — Если вы хотели спросить — не любовница ли я хозяина дома, то нет, — бросила девушка, поднимаясь по аллее, обсаженной цветущим гибискусом. — Я всего лишь служаночка. Меня зовут Айша.
 «Кобылка-то необъезженная!»— сказал бы Грег.
 — Они приятные люди? — спросил Шиб и чуть не упал, запнувшись о корень.
 — Да, можно и так сказать. Вы врач?
 — Нет. Почему вы так решили?
 — Ну, я подумала, вас к ней вызвали. Она так плоха!
 — Кто?
 — Госпожа Андрие. Она совсем слетела с катушек, напихивается транквилизаторами. Немудрено— после этого ужасного несчастья с малышкой.,. — Голос Айши дрогнул.
 — Вы очень ее любили? — спросил Шиб.
 Она так резко обернулась, что Шиб от неожиданности отступил на шаг.
 — Любила я ее или нет, не имеет никакого значения. Но она была совсем маленькой... Дети не должны так умирать.
 — Я вижу, вы тоже потрясены... Айша сцепила пальцы,
 — Это я ее нашла. У подножия лестницы. Я думала, она потеряла сознание, и хотела привести ее в чувство. А потом увидела, что ее голова... вывернута назад. О, черт!
 Девушка отвернулась. Шиб почувствовал, что хотел бы как можно скорее убраться отсюда.
 Скоро они подошли к дому. Это было изящное строение XVIII века из светлого камня. Правое крыло окружал итальянский сад. За огромным столетним эвкалиптом виднелась голубая гладь бассейна.
 Садовая мебель из кованого железа под высокими французскими окнами. Детский велосипед, брошенный на выложенной плитами дорожке. Качели в тени раскидистой сосны. На усыпанной гравием площадке перед домом— два автомобиля бок о бок; бордовый «крайслер» и последняя модель «ягуара», цвета серый металлик. Шиб восхищенно провел ладонью по железу. Айша, справившаяся с чувствами, потянула его за собой в сторону восьмиугольного стеклянного павильона близ левого крыла дома.
 Открыв дверь, она объявила:
 — Месье Морено.
 Прислонившись спиной к гигантским бамбуковым стеблям занавески, Бланш Андрие де Глатиньи сидела на низком керамическом, цвета прудовой воды японском табурете перед круглым столиком, где был сервирован чай в сервизе темной глины. Шиб насчитал три крошечные чашки. В павильоне повсюду стояли кактусы и диковинные тропические растения. Смешение ярких красок и сильных запахов создавало иллюзию джунглей в миниатюре. Общее впечатление усиливал шум искусственного водопада, стекавшего по кирпичной стене.
 Айша вышла, не дождавшись от хозяйки ни слова. Шиб стоял у двери, заложив руки в карманы.
 — Садитесь, — внезапно произнесла Бланш своим удивительным голосом. — Мой муж сейчас придет.
 Шиб опустился на керамический табурет и принялся машинально поглаживать его прохладные гладкие изгибы.
 — Зеленый чай, — предложила Бланш, наполняя кукольную чашечку. Ее серые глаза были непроницаемы, как озера, скованные льдом.
 Шиб молча кивнул. Пламеневшие азалии отражались в стекле. Пахло свежевскопанной землей.
 Услышав приглушенный шум шагов, Шиб обернулся. Перед ним стоял Жан-Юг Андрие. Метр восемьдесят пять, плоский живот, мощные плечи, светлые волосы аккуратно подстрижены, синий костюм от Даниеля Кремье, светло-серая рубашка, шелковый галстук ручной работы от Вуиттон, на ногах— сверкающие черные туфли от Берлутти. Классически правильное лицо. Никаких украшений, кроме обручального кольца и «лунной» модели «Омеги» на левом запястье. Шиб носил часы на правом. Привычка, оставшаяся с детства.
 Он поднялся и пожал протянутую руку. Сильные, уверенные пальцы. Ухоженные ногти.
 — Моя жена рассказала мне о вашей беседе. Приятный голос. Легкий баритон.
 — Полагаю, вы уже решили, сколько это будет стоить, — продолжал Андрие совершенно непринужденным тоном.
 Застигнутый врасплох, Шиб назвал обычную сумму.
 — Графиня Ди Фацио очень хорошо отзывалась о вашей работе, — добавил хозяин дома так, как будто речь шла о работе дизайнера или краснодеревщика. — Я ценю качество превыше всего.
 «И, разумеется, ты большой эксперт по части бальзамирования маленьких девочек», — подумал Шиб, изобразив улыбку, больше похожую на гримасу. Андрие ему не нравился. Слишком ухожен. Слишком хорошо одет. Слишком хорошо поставленный голос — мужественный без грубости и изысканный без педерастической манерности. Просто само совершенство. Идеальный партнер для своей изысканной супруги. Словно их вывели в специальном инкубаторе.
 — Не угодно ли вам пройти со мной в часовню? — спросил Андрие. — Жена подождет нас здесь.
 Госпожа Андрие не проронила ни слова, потягивая чаи маленькими, как сама чашечка, глотками.
 Мужчины пересекли залитый солнцем сад, прошли под сводом ветвей цветущей глицинии и оказались перед маленькой часовней из обтесанных камней, построенной в романском стиле. Дверь, обитая кованым железом, была закрыта. Господин Совершенство толкнул ее, и она бесшумно распахнулась. Никакого леденящего душу скрипа, никаких летучих мышей.
 Внутри было сумрачно и довольно прохладно. Цилиндрический свод, необычный неф с узкими стрельчатыми окнами и цветными витражами, на которых в примитивно-наивной манере изображались Страсти Господни, несколько рядов скамеек из орехового дерева, свеженатертых воском, алтарь, возвышающееся над ним распятие в человеческий рост, с красивым плачущим Христом из оливкового дерева. В стенах было несколько высоких ниш — в одной стояла раскрашенная статуя Франциска Ассизского, остальные — тоже, видимо, предназначенные для статуй или предметов культа — пустовали. Несколько старинных знамен, украшенных гербами и вытканными золотом латинскими надписями, свешивались со стен. Пол был выстлан неровными шероховатыми плитами многовековой давности. Перед алтарем высилось сооружение, похожее на деревянные козлы. На нем можно было различить очертания маленькой фигурки, с головой укрытой белой простыней.
 Шиб сделал глубокий вдох, а Жан-Юг Андрие резко откинул простыню. Черты его лица исказились.
 — Моя дочь, Элилу, — глухо сказал он.
 Девочка не выглядела спящей. Она выглядела мертвой. Мраморная, голубоватого оттенка кожа, запавшие щеки, заострившийся нос. Ее длинные волосы, того же золотистого оттенка, что у отца, были тщательно расчесаны и украшены красной бархатной лентой. Крошечные ручки с посиневшими ногтями сложены на груди. Белое платье из органди и черные лакированные туфельки с ремешками.
 Шиб чувствовал себя подавленным. Ему нравились мертвецы, нравилось ими заниматься. Но только не этой маленькой покойницей. Это было бы слишком печально.
 Но пойти на попятный он не мог. Нельзя еще сильнее усугублять горе этих людей отказом.
 — Ее нужно будет перевезти в мою мастерскую, — сказал он.
 «Мастерская» — нейтральное слово, ассоциирующееся с обычной работой.
 — Когда? — спросил Андрие.
 — Лучше всего сегодня. Время очень много значит в подобных...
 — Да, я знаю, — перебил его Жан-Юг. — Но я не хочу ничего слышать о том, что вы собираетесь с ней делать, меня не интересуют детали, я не собираюсь вдаваться в подробности. Надеюсь, это ясно?
 — Вполне. Распорядитесь, чтобы ее доставили ко мне сегодня вечером. Вот телефон фирмы, которая занимается перевозками подобного рода.
 Андрие небрежным жестом взял протянутую ему карточку, словно речь шла о доставке продуктов на дом.
 — Очень хорошо. Я тотчас же этим займусь.
 Он повернулся и направился к двери. Шиб последовал за ним, разглядывая каменные плиты пола.
 Когда они вышли на улицу, Андрие не предложил ему вернуться в павильон. Он вынул мобильный телефон из чехла, прикрепленного к брючному ремню из крокодиловой кожи, и коротко бросил:
 — Айша, проводите, пожалуйста, месье Морено.
 Айша появилась практически мгновенно, оправляя платье.
 — Моя жена позвонит вам завтра, — сказал Ан-дрие, пожимая руку Шибу. — Благодарю, что согласились приехать.
 И исчез за стеклянной дверью зимнего сада.
 Шиб направился следом за Айшей к выходу, мимоходом отметив, что она чертовски хорошо сложена— круглая попка, тонкая талия, пышная грудь. Скорее всего, арабка. Словно догадавшись о его мыслях, она направила разговор в другое русло:
 — Месье сильно тревожится о мадам. Он боится, как бы у нее не было рецидива...
 — Рецидива? — переспросил Шиб.
 — У нее была очень тяжелая депрессия после смерти первого ребенка. Ну, вы знаете, — того, что утонул. Она несколько месяцев провела в психиатрической клинике.
 — Кажется, они с мужем очень привязаны друг к другу, — ровным тоном произнес Шиб.
 — Да, они никогда не ссорятся. По мне, так это скучновато, но у каждого свой вкус...
 —Он, должно быть, нравится женщинам? — продолжал расспрашивать Шиб. — Высокий, светловолосый, мускулистый...
 «Как Грег», — добавил он про себя. Айша ослепительно улыбнулась, показав жемчужные зубы.
 — Вы что, ревнуете? Я вот, например, не люблю блондинов. Мне нравятся смуглые волосатые свирепые мужики, — добавила она, распахивая железные ворота.
 Шиб выпятил нижнюю челюсть и напряг мускулы.
 — Извините, но вы не относитесь к этому типу, так что...
 — А к какому типу я отношусь? — спросил Шиб. — Ну, говорите, не бойтесь.
 — Вы такой маленький и хрупкий, что...
 — Нет-нет, не продолжайте! — со смехом закричал Шиб, забираясь в машину, — Вы хотите, чтобы я умер от горя? — Он завел двигатель и тронулся с места, а девушка, улыбаясь, закрывала ворота.
 «Маленький и хрупкий»! Хорошенький маленький негритосик, черненький негритосик для беленькой Бланш. Черт, почему он подумал о ней? Она ему вовсе не нравится. Та же Айша в сто раз сексуальней!
 Вернувшись домой, он убрал синьора Ди Фацио в морозильную камеру и занялся подготовкой препаратов для предстоящей работы. На автоответчике было сообщение Грега о том, что тот поочередно насладился Пэм и Софи: «Потрясающе, muy caliente [8] , тебе бы стоило поучаствовать!», — а потом они все вместе отбыли в Монако, завтракать в «Отель де Пари».
 Шиб стер запись и спросил себя, что сказал бы Грег о Бланш Андрие. «Размораживай ее быстрей, чувак, ей требуется скорая трахпомощь!» То, что эта женщина носит траур, причем самый скорбный — по собственному ребенку, — вряд ли что-нибудь значило в системе ценностей Грега.
 Нет, хватит думать о Бланш Андрие. Через несколько часов ее дочь окажется здесь, и он будет рассекать ножом ее мертвенно-бледную плоть. Шиб глубоко вздохнул и принял позу для медитации. Немного внутренней пустоты не повредит.
 Но вместо пустоты он вдруг услышал крики. Крик маленькой Элилу, падающей с лестницы. Крик Айши, обнаружившей тело: «Мадам, мадам, идите скорее сюда, это ужасно!» Хриплые крики Бланш Андрие, похожие на стоны раненого животного, и окаменевшее бледное лицо Жан-Юга Андрие, сжимающего в руке стакан с апельсиновым соком. Стук каблучков по древним каменным плитам, завывание сирены вдалеке, плач других детей, которых спешно уводят в комнаты: «Айша, помогите мне!»
 Он приказал семейству Андрие убраться из его головы со всеми их драмами, печалями и криками. Но они отказывались повиноваться, они прочно гнездились в его сознании, и Шибу пришлось долго стоять под ледяным душем, чтобы эти люди наконец угомонились.
 Когда раздался звонок в дверь, он был готов: все необходимые инструменты выложены в ряд, в музыкальный центр вставлен диск Тома Уэйтса, готового запеть: «Cold was the night, hard was the ground...»
 Вошли Люка и Мишель, переругиваясь на ходу. Эта парочка всегда напоминала ему Лорела и Харди [9] . Люка, лысый громила, приближался к пенсионному возрасту. Мишель, рыжеволосый живчик, вряд ли весил больше шестидесяти кило. Они иногда подрабатывали на стороне, чтобы слегка округлить месячное жалованье, и использовали для этого похоронный фургон своего патрона. Люка часто страдал от болей в спине, а Мишель слишком много пил, об опасных последствиях чего его постоянно предупреждал лечащий врач.
 — Положить, куда обычно? — спросил Люка, который нес под мышкой, как чемодан, маленький закрытый гроб.
 — Что, привалила работенка? — закричал Мишель, слегка приподнимая форменную фуражку. — У вас не найдется чего-нибудь выпить? Умираю от жажды!
 Шиб предложил обоим холодного пива, расплатился наличными и закрыл за ними дверь, охваченный внезапным желанием приняться за работу. Однако ему помешал очередной звонок. Это был Пажо, полицейский агент из похоронного отдела, долговязый нескладный тип. Согласно пункту 1 постановления R363 и Кодексу коммун, он обязан был присутствовать при каждом вскрытии. Шиб заметил, что он выглядит утомленнее обычного. Пажо проводил все свободное время и даже ночные часы, строя парусник, свою собственную яхту, на которой собирался отправиться в кругосветное путешествие, подальше от утомительных ежедневных забот и запаха формальдегида. Шиб протянул ему образчик смеси, которую собирался использовать, и конверт с заранее оговоренной суммой денег. Пажо испытывал ужас при одной только мысли о том, чтобы понаблюдать за работой Шиба. Он запустил пальцы в светлые волосы, рассыпался в благодарностях и ушел, радуясь, что получил несколько лишних часов для строительства своего драгоценного корабля.
 Наконец-то один! Шиб натянул резиновые перчатки и размял пальцы, как пианист перед концертом. Прежде всего он проверил, готова ли бальзамировочная жидкость и достаточно ли ее. Сi х Vi = Cf х Vf. Исходная концентрация формальдегида, объем вещества для впрыскивания в соответствующей банке, концентрация содержимого в той же банке, объем банки. Потом он поднял крышку гроба. Этот момент всегда был волнующим. Смесь возбуждения и тревоги перед внезапным явлением Смерти.
 При виде маленького воскового личика Шиб снова испытал брезгливое чувство, впервые возникшее у него в часовне. Девочка со своими запавшими щеками, аккуратно расчесанными волосами, опущенными ресницами и особенно руками— маленькими ручонками, скрещенными на щуплой груди, с ноготками, покрытыми бесцветным лаком, была похожа на спящего вампиреныша.
 И от нее уже шел запах. Совсем легкий, но все равно ощутимый— характерный запах мертвой плоти.
 Шиб встряхнул головой, брызнул себе в ноздри из пульверизатора ароматической смесью с экстрактами сосны и лаванды и вздохнул. Старый Эль Айяш наверняка был бы им недоволен.
 Что ж, прежде всего нужно снять с трупа одежду. Шиб распрямил холодные сухие ручки Элилу и принялся расстегивать платье. Ткань слегка шуршала под его пальцами. Одна из пуговиц все никак не поддавалась и в конце концов оторвалась. Он положил ее возле раковины. Закончив раздевать девочку, он взял толстую трубчатую иглу и воткнул ей в живот, чтобы откачать из тела всю жидкость.
 Длинный шрам тянулся от левого бедра до колена. Шиб провел по нему кончиками пальцев. Довольно старый. Еще один шрам был на правой лодыжке.
 Заинтригованный, он перевернул тело на живот. Застарелые синяки, явно появившиеся до смерти, смешивались со свежими кровоподтеками — следствием смертельного падения. Очередной шрам на левом плече. Шиб приподнял длинные волосы девочки, обнажив проломленный затылок. Никаких явных следов насилия. Он снова перевернул тело на спину.
 Явная предрасположенность к несчастным случаям, странная для такой малышки... Не заигралась ли она однажды до того, что потеряла голову — увы, в буквальном смысле слова?
 Начальные такты «Take the ‘A’ train» из мобильника едва не заставили его подпрыгнуть. Он отложил трубчатую иглу, резким движением поднес телефон к уху.
 — Алло, это мастерская Джека-Потрошителя? Грег.
 — Что тебе нужно? Я только-только приступил к работе...
 — Да брось ты! Хочешь, сходим в индийский ресторан?
 — С кем?
 — Да ни с кем, вдвоем.
 — Я думал, ты в Монако с этими... как их...
 — Забудь, эти шлюхи свалили с рокерами-итальяшками. Так как?
 — Честно говоря, я подустал.
 — Вечно ты «подустал», это у тебя профессиональная болезнь.
 — Ладно, уговорил, встретимся в восемь вечера.
 — В «Тай». И ради бога, не одевайся как на похороны.
 Вот так. Снова наступил на те же грабли. Ты себя не уважаешь, Шиб. Вечно играешь роль жертвы. Завязывай с этим, заведи постоянную женщину, живи нормальной жизнью, держись подальше от вульгарного мира Грега.
 Нормальная жизнь, усмехнулся он про себя, погружая тонкое острое лезвие в окоченевший живот. Что это такое — нормальная жизнь? Может ли человек, который целыми днями потрошит трупы, жить нормальной жизнью? В компании живых слишком шумно, вот в чем проблема. Одна из проблем.
 Хорошо. Теперь большая чистка. Поскольку девочка наверняка получила черепную травму в результате падения, Шиб осторожно зажал левую сонную артерию и сделал инъекцию в правую. Только после этого он впрыснул формальдегид в левую, чтобы избежать вздутия периорбитальных тканей. Следом он перерезал яремную вену, по которой должны были отойти органические жидкости. Можно было приступать к замене крови формалином. Новая трубчатая игла воткнулась в сонную артерию, через длинный каучуковый шланг, соединенный с контейнером, пошла бальзамировочная жидкость. Совершенно неуместная ассоциация с бензином, заливаемым в двигатель... Шиб нажал кнопку, приводившую в действие компрессор, и застыл в напряженном внимании. На миг ему показалось, что глаза девочки чуть приоткрылись. Смешно. Несчастная малышка была теперь не более чем грудой окоченевшей плоти. Он оперся о стол. Аппарат заработал, Шиб ощутил знакомую легкую вибрацию. Бальзамировочная жидкость начала переливаться в сонную артерию, чтобы затем распространиться по всей кровеносной системе, вытесняя кровь, которая стекала из открытой вены в дренажную трубку. Хорошо. Шиб отложил скальпель и осторожно раздвинул края разреза длиной примерно в двенадцать сантиметров, откуда предстояло извлечь печень, легкие, желудок и кишечник, промыть их и поместить в канопы — священные сосуды. После инъекции формальдегида в этом не было необходимости, но Шиб все же предпочитал работать по старинным правилам, хотя и использовал современные достижения.
 Он работал еще с полчаса, потом отложил инструменты. Ему плохо удавалось сконцентрироваться, он явно был не в форме. Он глубоко вдохнул, выдохнул, сделал несколько простых упражнений. Нервная дрожь пробежала по его пальцам, как электрический разряд. Это уж совсем никуда не годится... Что же его так беспокоит?
 Он принял позу Анубиса [10] и начал негромко произносить нараспев семьдесят две строфы Повелителя Тайн, в ритме дыхания, которое понемногу выровнялось.
 Зазвонил телефон. О, черт!
 — Алло, это Бланш Андрие.
 — Я вас слушаю.
 Я просто хотела узнать... все ли нормально.
 Превосходно, мама, собрали все бананы! No problemo!
 — Я недавно приступил, но, кажется, все хорошо. Не волнуйтесь.
 Я не волнуюсь, просто... Я хочу сказать...
 «Бланш! Ты там не уснула, детка?»
 — Извините, меня зовут.
 Бряк! Отдыхай, приятель. Шиб вернул мобильник на подставку— чуть резче, чем следовало. Не надо было отвечать иа ее звонок. И на звонок Грега тоже. И на все остальные чертовы звонки.
 Он открыл дверь мини-рефрижератора и начал большими глотками пить из глиняного кувшинчика ледяной чай с мятой. Потом снова обернулся к Элилу. Она выглядела жалко— голенькая, с торчащими ребрами, с толстой трубчатой иглой в шее. Кошмарное зрелище — ничего общего с обычной спокойной безмятежностью усопших.
 Он заметил на полу листок бумаги и поднял его. Это было разрешение на захоронение, подписанное доктором Жераром Кордье. «Перелом шейных позвонков, явившийся следствием случайного падения с лестницы». «Должно быть, ты и впрямь бежала сломя голову, малышка Элилу», — с горечью подумал Шиб.
 Две минуты спустя он обнаружил, что лихорадочно набирает номер доктора Кордье, даже не сняв испачканной резиновой перчатки. Трубку взяла секретарша, которая объявила, что ему неслыханно повезло— она только что отменила один запланированный визит и доктор— она восторженно придыхала— сможет уделить ему час. Шиб так же горячо поблагодарил ее и вернулся к работе, чувствуя смутное облегчение.
 Он полчаса проторчал в приемной, декорированной в бело-серых тонах, сидя между непрерывно сморкавшимся толстяком и женщиной с утомленным лицом, не снявшей верхней одежды. От скуки Шиб листал журналы, разбросанные на низком стеклянном столике. «Прибыль», «Современные ценности», «Дом и сад»... Когда он уже собирался плюнуть на свой замысел и отправиться восвояси, дверь кабинета отворилась и на пороге появился бородатый мужчина лет пятидесяти, который жестом пригласил его войти.
 Кабинет был таким же скромным, как приемная. Две репродукции Кандинского, одна — Шагала. Письменный стол из стали и стекла, ручка «Монблан», блокноты для записей.
 — Присаживайтесь. Что вас ко мне привело?
 Меня беспокоит правая рука, она иногда немеет. Ваш телефон дала мне госпожа Андрие, — добавил Шиб, делая вид, что любуется Шагалом, хотя терпеть его не мог.
 — Бланш? — переспросил Кордье, изогнув седую бровь. — Вы знакомы с семейством Андрие? — добавил он, беря правую руку Шиба за запястье и осторожно ощупывая ее.
 — Я недавно с ними познакомился. В связи с той драмой...
 — А, вы знаете. Ужасно, не правда ли? Как только не складываются человеческие судьбы... Приподнимите руку, вот так... Здесь больно?
 — Немного. Я по профессии патологоанатом, и мне предстоит делать вскрытие. Кстати, мне еще нужно получить у вас официальное свидетельство о смерти.
 — Конечно. Не хотел бы я оказаться на вашем месте, старина. Моя работа тоже не слишком веселая, но ваша... Вдохните поглубже.
 — Да, работа не из приятных. К тому же, как подумаешь, что родители малышки целыми днями казнят себя за то, что не смогли за ней уследить...
 — Ну, знаете, падение с лестницы... Как, собственно, они могли это предотвратить? Вообще запретить ей бегать и играть?
 — С непоседливыми детьми приходится всегда быть начеку. Должно быть, это очень утомительно.
 — О, Элилу как раз не была такой уж непоседой. Ей просто не повезло, вот и все. А вам я на всякий случай посоветовал бы сделать рентген.
 — Я упал, когда катался на лыжах, в прошлом году. Последние две недели рука болела. Вы думаете, может быть трещина?
 — Маловероятно. Вы бы почувствовали боль гораздо раньше. Скорее всего, это обычный вывих.
 Шиб вышел на улицу, держа в руке рецепт и копию свидетельства, подтверждающего, что Элилу не страдала заразной инфекционной болезнью, из-за которой нельзя было бы проводить вскрытие. Визит, однако, оказался не совсем бесполезным.
 На террасе «Тай» было полно посетителей. Грег, как всегда, сидел за лучшим столиком, потягивая виски и расточая улыбки направо и налево. Он замахал рукой, увидев Шиба, словно боялся, что тот может сесть куда-то еще.
 Как только Шиб опустился на свое место, Грег сунул ему в руки меню— «Умираю от голода!», раскритиковал его серую рубашку— «Ты ее купил в комке?»— и обругал за то, что тот отказался от аперитива. Шиб пропустил все это мимо ушей и углубился в чтение, пока Грег перечислял достоинства и недостатки женщин, сидевших за соседними столиками.
 — Я закажу «Праун Тандори», — объявил Шиб.
 Он обожал креветки в пряном соусе. Грег остановил свой выбор на бириани — «Мало не покажется!»— и заказал бутылку «Шатонеф-дю-поп». Официант откупорил ее, налил немного в бокал на пробу. Пока Грег дегустировал вино, официант неподвижно стоял рядом, глядя поверх голов присутствующих.
 Шиб, чувствуя себя неуютно (так бывало всякий раз, когда Грег демонстрировал барские замашки), отвел глаза и начал рассматривать зеркало, стоявшее в углу. Его внимание привлекла высокая прическа какой-то женщины— тяжелый узел густых черных волос. Тонкая смуглая рука, золотой браслет с бирюзой, четкий профиль, знакомая улыбка. Айша!
 Мужчину, сидевшего напротив нее, он не мог толком разглядеть — ему был виден лишь седой затылок и широкие плечи, обтянутые джинсовой рубашкой. Ее отец?
 — Эй, на что ты там пялишься?
 — Извини.
 — Выпей лучше вина. Чертовски классная штука!
 — Да, очень вкусно.
 — Ей-богу, приятель, ты меня разочаровываешь! Можно подумать, ты сын священника... Давай, ешь как следует, а то совсем отощал!
 Шиб машинально ковырял вилкой еду, все еще пытаясь разглядеть лицо спутника Айши. Казалось, разговор с ним не доставляет ей большого удовольствия. Время от времени она кивала, нервно посматривая по сторонам, и пила маленькими глотками розовое вино. На ее лице была натянутая вежливая улыбка.
 «Наверное, познакомилась с каким-нибудь занудой, а теперь жалеет, что приняла его приглашение», — подумал Шиб, расправляясь с креветками и краем уха слушая Грега, рассказывавшего последние городские сплетни:
 — Представь себе, эта шлюшка Летиция, любовница мэтра Симса, нотариуса, изменяет ему с его массажистом!
 — В самом деле?
 В этот момент мужчина обернулся, чтобы попросить счет, и Шиб вытаращил глаза от изумления. Это был Кордье. Домашний врач семьи Андрие, обедающий наедине с их служанкой. Что это значит? Хм, этот тип наверняка имеет право выписывать наркотические вещества...
 — А она недурна, эта малышка, — присвистнул Грег. — Я бы не отказался от нее на десерт. Ты с ней знаком?
 — Нет, с чего ты взял?
 Она только что с тобой поздоровалась.
 Что?
 — Ну да, она помахала тебе рукой. Одно из двух: либо она была мгновенно сражена твоим несравненным обаянием, либо вы знакомы.
 — Ну, шапочно...
 — Это мне без разницы. Познакомь нас!
 — Но она не одна.
 — Подумаешь, какой-то старый хрен! Смотри, они собираются уходить! Давай быстрее!
 Шиб повернулся как раз в тот момент, когда Айша и доктор вставали из-за стола. Увидев его, Айша улыбнулась, а Кордье не смог скрыть удивления.
 — Добрый вечер, — поздоровался Шиб. — Позвольте представить вам Грегори, моего друга с детских лет. Грегори, это Айша и доктор Кордье.
 — Какое совпадение! — бросил Кордье, явно не собираясь задерживаться.
 — Могу я предложить вам что-нибудь выпить? — спросил Грег с хищной улыбкой. В глазах у него плясали чертики.
 — Ну... — Айша заколебалась.
 — Спасибо, как-нибудь в другой раз, — отрезал Кордье, холодно улыбнувшись, и они вышли.
 Грег повернулся к Шибу.
 — Мне подходит эта красотка. Видал, какие буфера? А почему этот мудак сказал: «Какое совпадение»? Его ты тоже знаешь? — спрашивал он, щедро накладывая в тарелку рис с овощами.
 — Это врач одного из моих клиентов. Як нему обращался из-за проблем с рукой.
 — По-моему, — хмыкнул Грег, — это не самая главная твоя проблема.
 Снаружи было холодно, дул резкий сырой ветер, на небе клубились облака, море фосфоресцировало. Прохожие шли быстрыми шагами, опустив головы. У мусорного ящика с довольной мордой писала собака.
 Шиб посмотрел по сторонам и увидел Айшу на стоянке такси. Воротник ее зеленого пальто был поднят, руки засунуты в карманы. Грег тут же устремился к ней, словно сеттер, завидевший дикого кролика.
 — Куда вас отвезти, мадемуазель? — галантно спросил он,
 Айша вздрогнула, но улыбнулась, увидев Ши-ба, который еле поспевал за высоченным приятелем.
 — Я живу довольно далеко, месье Морено подтвердит.
 — Ах, месье Морено подтвердит? — переспросил Грег, с ухмылкой глядя на Шиба. — Даже если так, это не имеет значения. Не оставлять же вас здесь замерзать. Это опасно для здоровья.
 — Мне бы не хотелось вас затруднять...
 — Это нас нисколько не затруднит, правда, Шиб? Небольшая прогулка, ничего страшного. Поехали!
 Айша последовала за ними, Грег заговорил о ресторане, где они только что были, и Шиб почувствовал, что она слегка напряглась. Взглянув на свою любимую «Флориду», он вздохнул, Домой он вернется в лучшем случае через час.
 Грег вел свой внедорожник с лихостью автогонщика. Айша предусмотрительно отказалась сесть на переднее сиденье. Она устроилась сзади и для большей безопасности пристегнулась ремнем. Грег поставил компакт-диск в лазерный проигрыватель, и из стереоколонок полилось «One more time...» Дафт Панк.
 — Нравится? — прокричал Грег, оборачиваясь.
 — Да, — ответила Айша. — Я люблю техно.
 — Я тоже. Знаете клуб «Палладио»? На Новой улице?
 — Да, клевое место.
 — Хозяин— мой друг. Можно съездить туда как-нибудь вечерком, если захотите.
 «Только не рассчитывай на меня», — подумал Шиб, глядя в окно на оливковые деревья, которые яростно трепал ветер. «Палладио» всегда был битком набит, грохочущая музыка заглушала слова, делая общение невозможным, а напитки обладали убойной силой. Шиб каждый раз выходил оттуда с ощущением, что вырвался из ада.
 — А ваш друг к нам присоединится?
 — Нет, он вечно занят.
 Они продолжали болтать, пока впереди не показался дом Андрие, освещенный луной.
 — Вот здесь, — сказала Айша, и Грег притормозил у решетчатых ворот.
 Из дома не доносилось ни звука. Светилось лишь одно окно на втором этаже, остальные были темными.
 —Вы здесь живете? — недоверчиво спросил Грег.
 — Да, у моих хозяев, — ответила Айша. — Они клиенты месье Морено.
 — Называйте меня Шиб, — автоматически попросил он.
 — Ты выполняешь работу для этих людей? — спросил приятеля Грег неожиданно серьезным тоном.
 — Да, в некотором роде, — уклончиво ответил Шиб.
 — Они недавно потеряли дочь, Элилу, — добавила Айша, открывая дверцу, — Это их ужасно потрясло.
 — Мадам Андрие чувствует себя лучше? — спросил Шиб, тоже выходя из машины.
 — Нет, к сожалению, — ответила Айша. — Ей всю прошлую ночь снились кошмары, несмотря на снотворное. Я слышала, как она кричала во сне. К ней позвали священника.
 — Священника?
 — Да, отца Дюбуа. Он двоюродный брат ее мужа. Я, правда, не очень хорошо представляю, чем тут может помочь священник, но это, по крайней мере, не повредит... Я сама не слишком-то религиозна, — добавила Айша, слегка улыбнувшись.
 — Я тоже, — почему-то сказал вдруг Шиб.
 — Эй, вы о чем? — спросил Грег.
 — О религии, — объяснил Шиб.
 — Мать твою, кто бы сомневался! Ты бы завел философскую беседу даже с Дженнифер Лопез!
 Айша рассмеялась.
 — Спасибо, что подвезли. Мне пора идти, уже поздно.
 Грег тут же вынырнул из машины.
 — Вот мой телефон, — объявил он, всовывая ей в руку визитную карточку.
 Не говоря ни слова, Айша улыбнулась и открыла ворота. Мужчины смотрели ей вслед, пока она поднималась по тропинке к дому.
 — Задница у нее потрясающая, — прокомментировал Грег. — Да и все остальное — что надо.
 — Между прочим, она любит грубых мужественных брюнетов, — ехидно сказал Шиб, устраиваясь на сиденье.
 — Ничего, научится любить высоких обаятельных блондинов. Как думаешь, может, мне свозить ее к «Эльзасцу»?
 Любимая пивнушка Грега.
 — Хотя, возможно, она не ест свинину, — задумчиво добавил он.
 — Кто тебе сказал, что она вообще согласится с тобой куда-то поехать? — спросил Шиб.
 — Я прочитал это в ее глазах. Ты, как всегда, ничего не замечаешь. У нас с ней все тип-топ.
 Он включил зажигание, вполголоса напевая «Айшу» Каледа [11] .
 «За что мне все это?»— спросил Шиб, обращаясь к Луне.
 «Я не знаю, и мне наплевать», — ответила она и скрылась за облаком. Вот и поговорили.




 Глава 3


 Дверь холодильного шкафа скользнула в сторону с легким шорохом, похожим на вздох. Печальный вздох Смерти, созерцающей дело своих рук. Хрупкое тельце Элилу, тонкая полоска сжатых губ, словно затянувшаяся рана, ввалившиеся щеки с натянутой тонкой кожей, которая, казалось, могла порваться, как рисовая бумага... Теперь нужно заняться ее туалетом и нанести макияж. Тщательно вымыть тело и волосы, расчесать их, снова перевязать красной бархатной лентой. Потом напудрить, чтобы кожа не слишком блестела, нанести на губы увлажняющий крем. Никаких румян— она слишком маленькая.
 К трем часам дня все было готово. Шиб снял перчатки, тщательно вымыл руки, выпил стакан ледяной воды. Пустой гроб стоял в углу комнаты. Оставалось уложить туда забальзамированное тельце и позвонить родителям, чтобы те прислали за ним. Шиб старательно одел Элилу в голубое бархатное платьице, белые гольфы и черные лакированные туфельки. Но это было совсем не то, что одевать куклу — куклы не такие холодные, ногти у них не синие, и от них не пахнет так странно. Он поднял тельце, ровно уложил его между лакированных боковых стенок гроба, голову устроил на маленькой красной подушечке, разложил по обе стороны пряди волос и скрестил руки Элилу на груди. Потом закрыл гроб крышкой из нержавеющего сплава.
 Хорошо. Он подошел к телефону, стоявшему на холодильнике, и набрал номер, предварительно сделав несколько глубоких вдохов.
 — Алло?
 Бланш Андрие. Черт, ну почему она?
 — Добрый день. Это Леонар Морено. Короткий вздох. Молчание. Шиб снова заговорил:
 — Я... Ваш муж дома?
 — Нет, у него деловая встреча. А что произошло? Какие-то проблемы?
 «Да каких проблем тебе еще надо? Она МЕРТВА!»
 — Нет-нет, все в порядке. Я хочу сказать, что моя работа окончена.
 — О! Так, значит... — Голос на другом конце провода задрожал. — Я сейчас же дам знать Жан-Югу. Он вам перезвонит.
 — Хорошо, спасибо. Извините за беспокойство.
 — Нет, что вы, никакого беспокойства... Вы ее привезёте или нам прислать раку в ваш кабинет?
 Какую еще раку? О чем она? И почему в «кабинет»? Тут что, клиника? Она, видно, совсем спятила!
 — Раку? — глупо переспросил он.
 — Стеклянный футляр. Муж выписал ее из Турина— помог наш кузен, отец Дюбуа. Их больше нигде не делают, только там, в монастыре Сан-Микеле д'Оро. Знаете его? Великолепное аббатство в горах.
 Что-то она разговорилась. Должно быть, действуют транквилизаторы.
 — Да, я понял, — ответил он.
 Стеклянный гроб, какой ужас! Останки девочки, выставленные на всеобщее обозрение в часовне, под деревянными останками Христа!
 — Жан-Юг— большой ревнитель традиций. К тому же мы хотели сделать для Элилу все, что только возможно!
 — Да, конечно, конечно. Мы с ним все обсудим, когда он перезвонит.
 — Знаете, кажется, он в Париже. Он предупредил меня вчера вечером. Жан-Юг уехал семичасовым утренним поездом и вернется около восьми вечера.
 — Ничего страшного, — вежливо успокоил Шиб.
 — Послушайте, — нерешительно продолжила Бланш, — почему бы вам не приехать сюда с... Элилу? Так будет гораздо проще.
 Да, приезжайте выпить чашечку чая с нашей семейкой мумий!
 — Даже не знаю...
 — Жан-Юг так загружен делами... А незнакомым людям я бы не хотела доверять такое поручение...
 Послышались привычные всхлипывания и шмыганье. Скомканный платок у дрожащих ноздрей...
 Откажись! Подожди, пока ее муж вернется.
 — Что ж, если хотите, я могу быть у вас через час-полтора.
 — Решено, через час!
 В ее голосе прозвучала нотка искусственного оживления— результат долгих тренировок в вежливой светской болтовне.
 Теперь придется тащить запломбированный гроб вниз и запихивать его в багажник «Флориды». Еще один расхититель гробниц! [12] Следовало бы позвонить Люка и Мишелю, потому что обычно трупы не перевозят в автомобилях с откидным верхом. Но...
 «Ты чувствуешь себя неспокойно, потому что помыслы твои нечисты, Шиб, — прошептал ему голос Эль Айяша, пока он переодевался в темно-серый костюм. — Твое сердце нечисто. Тело ребенка внушает тебе отвращение, потому что тело его матери тебя привлекает. Ты сбился с Пути. Ты оскорбляешь смерть. Опомнись. Очистись. Помолись!»
 Но Шибу совсем не хотелось молиться. Ему хотелось пива, солнца, хотелось стать кладбищенским садовником и выращивать цветы на могилах.
 Он повязал черный галстук в тонкую голубую полоску и пошел за машиной. От яркого солнечного света, заливавшего бульвар, было больно глазам. Жестокий свет, рожденный мистралем. Море, по которому изредка пробегала быстрая рябь, казалось прозрачным и холодным, во всех направлениях скользили серфинговые доски под яркими парусами. В воздухе пахло йодом и водорослями. Солоноватый, чистый и сухой запах.
 Шиб вывел машину из гаража, включил сигнализацию и снова поднялся наверх забрать гроб, обернутый тканью.
 Он уже открывал багажник, когда кто-то хлопнул его по плечу. Шиб подпрыгнул, едва не выронив свою ношу. На него, дружелюбно улыбаясь, смотрел хозяин соседнего ресторанчика, от которого слабо пахло анисовым ликером.
 — У моего племянника точно такой же! Такой же гроб? Такой же галстук?
 — Я говорю, автомобиль такой же, как у вас, только серый. Шестьдесят седьмого года. Только племянник пропадает где-то по целым дням. Надо вас с ним познакомить. Он помешан на старых тачках. Что до меня, я предпочитаю современные. Моя «350SE» в отличном состоянии. Ну, да у каждого свой вкус.
 Шиб вежливо улыбнулся, уложил гроб в багажник и с силой захлопнул крышку.
 — Это верно, у каждого свой вкус, — машинально произнес он. — Извините, мне нужно ехать, я опаздываю.
 — А взять, скажем, внедорожник, — продолжал его собеседник, пока Шиб заводил мотор, — так с ним намучаешься, Неудобно управлять. Неповоротливый, зараза!
 Шиб отъехал и довольно скоро угодил в пробку. Он опустил стекло, вдыхая запах цветущей мимозы, смешанный с выхлопами стоявшего поблизости мотоцикла. Наконец пробка рассосалась, и Шиб рванул с места на первой скорости. Он представил себе, как гроб подпрыгивает в багажнике и Элилу трясется из стороны в сторону на поворотах, но ее это совершенно не беспокоит. Беспокоиться о мертвых— удел живых. Но никак не наоборот.
 Вот и холмы. Извилистая дорога, петляющая среди оливковых деревьев. Заснеженные пики гор кажутся совсем близкими. Может, съездить покататься на лыжах в выходные? Слегка развеяться... А вам, Бланш, не помешало бы немного попудриться. Ваш нос наверняка совсем распух.
 Стоп.
 Трансформаторная будка, поворот, каменная ограда, решетчатые ворота, дом — сумрачный в лучах заходящего солнца. Щиб позвонил.
 Шаги по гравию, изящный силуэт АЙши. Длинные черные волосы собраны узлом.
 — Эй, давно не виделись! Вы один?
 — Увы, да. Хотя вообще-то у меня в багажнике гроб с телом Элилу.
 Она широко распахнула глаза, явно шокированная его словами.
 — Какой ужас!
 — Мадам Андрие попросила меня ее привезти. Ее муж в Париже — так она сказала.
 — Он возвращается сегодня вечером. Но... как вы отнесете ее в часовню?
 — Она не слишком тяжелая.
 — Вы же не собираетесь брать ее на руки! — воскликнула Айша, видя, как он открывает гроб и вынимает оттуда тело, обернутое простыней.
 — А как вы хотите, чтобы я поступил? Отвез ее туда на колеснице, запряженной белыми лошадьми?
 Эта ссылка на «Мираж жизни» заставила Аи-шу буквально окаменеть. Ее руки нервно подрагивали, мяли белый фартук.
 — Это отвратительно, — наконец произнесла она. — Несите ее скорее в часовню, а я пойду предупредить мадам.
 — Смерть всегда отвратительна. Моей вины в том нет.
 — Да, но у вас такой вид, будто вам на это наплевать.
 Ему? Ему, человеку, удел которого— сочувствие усопшим и наилучшая организация их перехода в мир иной, ему, великому распорядителю на балу Смерти, ему наплевать?! Да он весь измучился из-за этой девчонки, думал о ней денно и нощно и чувствовал себя так, словно у него самого выкачали всю кровь и залили вместо нее химический раствор! Должно быть, все дело во внешней невозмутимости, за которую его упрекал и Грег.
 Шиб направился по гравиевой дорожке в сторону часовни, держа гроб под мышкой и слыша за спиной напряженное дыхание Айши. Когда они подошли к дому, она, не говоря ни слова, свернула в сторону зимнего сада. Конечно, от меня можно воротить нос, я не красавчик Грег с мускулами вышибалы! Я Черный Шаман, приносящий дурные вести, которого хочется бросить в огонь вместе с ними и от которого пахнет разложившейся плотью.
 «И тебе нет смысла рассчитывать на успех у женщин, старина», — добавил Шиб, на сей раз обращаясь к себе во втором лице. Так что перестань строить из себя психопата и поставь этот чертов гроб перед алтарем.
 Вот наконец и часовня. Внутри было прохладно, пахло пылью. Слабый свет проникал в неф сквозь цветные стекла витражей, окрашивая плиты пола в розоватый цвет. В углу стоял какой-то предмет, укрытый простыней. Шиб осторожно отогнул краешек. Это была та самая рака, о которой говорила Бланш, Шиб с любопытством осмотрел ее. Хрустальный гроб, сделанный по росту Элилу, с герметичными затворами и небольшим устройством для очистки воздуха. Изнутри он был выстлан белым бархатом, на котором лежала бордовая подушечка. Постель маленькой принцессы под стеклянным колпаком. Спящей Красавицы, заснувшей в часовне. Шиб снова закрыл гроб простыней, подошел к фисгармонии и провел кончиками пальцев по лакированному рассохшемуся дереву. Зажженная кем-то свеча догорала под изображением Богоматери со слегка разведенными руками и приветливой улыбкой. Новая мама Элилу. Добрая мама, которая никогда не сердится и все прощает.
 Рядом с ней плакал кровавыми слезами ее сын, прибитый к огромному деревянному кресту. Шиб вздохнул. Ему также казалось странным поклоняться человеку, претендующему одновременно на звание Отца, Сына и Святого Духа, а не человеку с головой сокола [13] . Может быть, его отец был поклонником вуду? Или в его жилах течет кровь какого-нибудь великого африканского правителя? Он погладил одну из гладко отполированных скамеек и наклонился, чтобы вдохнуть приятный запах воска.
 — Здравствуйте.
 Он не слышал, как она вошла. И обернулся — слишком резко.
 На ней была серая шерстяная юбка и черный пуловер под горло. Никакой краски на лице, никаких украшений, кроме золотой цепочки с крестиком. Очень бледная, со скрещенными на груди руками, она напоминала восковую статую.
 — Я могу ее увидеть? — тихо спросила Бланш. Он сделал шаг ей навстречу, словно пытаясь помешать.
 — Я... я думаю, будет лучше подождать вашего мужа. Это зрелище может оказаться слишком тяжелым.
 — Она что, так изменилась?
 — Нет, но, поверьте, будет правильнее, если вы сделаете это вместе.
 Бланш заломила руки, губы ее задрожали. Она отвернулась, сделала глубокий вдох, потом снова повернулась к Шибу. Серые глаза цвета дождя, цвета горизонта без единого лучика надежды... Шиб с ужасом осознал, что его правая рука сама собой пришла в движение, собираясь погладить ее по щеке, — он удержался в последний момент. Бланш, казалось, ничего не заметила. Она не отрывала глаз от гроба, в котором лежал ее ребенок.
 Пылинки, танцующие в солнечном луче. Тишина. Звук их дыхания. Учащенное дыхание Бланш.
 Внезапно она резко взглянула на него, и глаза ее засверкали, как будто она наконец решилась выплеснуть наружу гнев и отчаяние.
 — Выпьете что-нибудь? Ошеломленный, он машинально кивнул. Они вышли из часовни.
 — Вы видели, как цветут лавровые деревья? — спросила Бланш по дороге к зимнему саду.
 Шиб кивнул. Если она целыми днями вот так сдерживается, неудивительно, что по ночам ей снятся кошмары. Лучше бы ей выплакаться, рвать на себе волосы, царапать щеки, выть волчицей на Луну, оплакивая своего детеныша.
 В зимнем саду пахло свежевскопанной землей и инсектицидом. Шиб ощутил эти запахи с порога и тут же остановился. Все дети были здесь — Шарль, Луи-Мари, Аннабель и Энис. Они сидели на крошечных японских табуреточках вокруг низкого столика с зеленым керамическим покрытием. Очевидно, собирались пить чай.
 — Дети, поздоровайтесь с месье Морено, — сказала Бланш, подводя Шиба к одному из плетеных кресел у стеклянной стены.
 Послышался нестройный хор не слишком дружелюбных «здрасьте». Шиб заметил, что дети пили не чай, а горячий шоколад и ели оладьи. Они жевали бесшумно, не толкались, не ссорились, лишь изредка переглядывались и хихикали. Слишком застенчивые? Или выдрессированные, словно собачонки?
 — Садитесь, пожалуйста.
 Он повиновался, чувствуя, как четыре пары недружелюбных глаз сверлят его затылок.
 — Чай, кофе или что-нибудь укрепляющее? — спросила Бланш, словно автомат.
 «Укрепляющее»! Откуда она набралась таких слов — из руководства по этикету столетней давности?
 — Чай, пожалуйста, — ответил Шиб, пытаясь поудобнее устроиться в узком жестком кресле.
 Появилась Айша, толкая перед собой столик на колесах, на котором стоял желто-красный керамический чайничек и крошечные чашечки. Понятно, опять зеленый чай. Японская обстановка, японский чай, но секс, должно быть, французский — судя по количеству детей. Браво, Шиб, скоро ты переплюнешь Грега!
 Он отпил глоток чая, который оказался очень горячим и обжег ему язык. Шиб чуть не выронил чашечку и поставил ее на такое же крохотное блюдце. Айша начала убирать посуду с детского стола. Послышалось стрекотание электронной игрушки Аннабель. Шарль принялся писать что-то в тетради, Луи-Мари раскрыл книгу— это оказался «Гарри Поттер», а маленькая Энис, усевшись на, пол, заговорила о чем-то с плюшевым кроликом в красных штанишках.
 Шиб перевел взгляд на женщину, сидевшую напротив него: ее бледный профиль четко вырисовывался в потоке света. Классическая красота, такая холодная и хрупкая... опасное сочетание, Шиб, она уже завладела твоим умом, и скоро ты, словно расплавленный воск, растечешься у ее ног, а она оттолкнет тебя кончиком туфельки, поморщится и скажет: «Айша, уберите это».
 Еще один глоток чая... С каким удовольствием он бы выпил ледяного пива! Бланш пила свой чай, уставившись в пустоту. На ее горле билась маленькая жилка. Шиб едва удерживался от того, чтобы не провести по ней кончиком пальца и не прошептать: «Успокойся, все наладится». Но ничто не наладится. Элизабет-Луиза не воскреснет, как и маленький Леон. Бланш родит еще одного ребенка, будет принимать все больше и больше транквилизаторов, начнет пить тайком и в конце концов окажется в клинике для прохождения курса дезинтоксикации— высохшая, с растрепанными волосами, но не утратившая аристократичности. Ее угнетенный дух вырвется наконец на свободу и будет лихорадочно метаться во все стороны, не разбирая дороги, лишенный ориентиров...
 ...совсем как ты сейчас, старина Шиб.
 — Мам!
 Молчание, потом спокойный голос Бланш:
 — Что, дорогой?
 Перед ними стоял Луи-Мари в отглаженных джинсах, синем свитере и белых кроссовках.
 — Пьер пригласил меня на день рождения, в субботу днем.
 — Боюсь, ты не сможешь пойти, дорогой.
 — Но почему? Ведь это суббота, занятий не будет, к тому же все туда собираются!
 — В субботу днем приедет Жослен для освящения.
 — А в воскресенье он не может приехать?
 — Какой же ты тупица, Луи! — послышался презрительный голос Шарля.
 — Заткнись, тебя не спрашивают! — огрызнулся младший брат.
 — Довольно! — сухо перебила Бланш. — Он не сможет приехать в воскресенье, потому что твой отец попросил его приехать послезавтра, и...
 — Но мне-то зачем здесь оставаться?
 Бланш глубоко вздохнула, и Шиб представил, что она сейчас закричит: «Потому что будут благословлять стеклянный гробик, куда положат твою сестренку, а потом оставят ее в этой гребаной холодной часовне, и я хочу, чтобы вы все при этом присутствовали, потому что, мать твою, это и твоя сестренка, Луи-Мари!» —но она просто сказала:
 — Отец тебе вечером объяснит. И перестань спорить.
 Мальчишка раздраженно вздохнул, бросил на Шиба взгляд пса, жаждущего укусить, но сдерживаемого ошейником, и ретировался, сжав кулаки.
 Бланш снова разлила чай. К ним подошла маленькая Энис и, усевшись на корточки у ног матери, принялась теребить своего кролика с картонной морковкой в лапах.
 — Его зовут Банни, — сообщила она Шибу, который в ответ выдавил улыбку. — Он ест мог'ковку и пиг'ожки с вишневым джемом. И еще он умеет говог'ить, — с серьезным видом добавила она.
 — Надо же! — поразился Шиб, который никогда не умел разговаривать с детьми.
 Энис надавила на живот кролика, и тот механически проскрипел: «Я твой друг».
 — Оставь месье Морено в покое, — велела Бланш.
 — Тебя так зовут? — спросила Энис. — Месье Мо'гено?
 — Леонар. Леонар-леопард. Господи, Шиб, ты спятил?
 — Леона'г-леопа'гд? — повторила Энис, засмеявшись. — Но ты не похож на леопа'гда.
 — Как это не похож? Р-р-р-р!
 — Слышишь, Банни? — спросила Энис— Поздо'говайся с леопа'гдом!
 — Я люблю морковку! — объявил Банни с японским акцентом.
 В компании кролика, маленькой девочки и Дамы Червей не хватало только Безумного Шляпника, чтобы окружающий кошмар превратился в Страну Чудес.
 — А где ты живешь, леопа'гд? — поинтересовалась Энис.
 — В норе, в дальнем конце парка, — ответил Шиб.
 — А где твоя ше'гсть?
 — Она вся под одеждой.
 — В'гешь, — подумав, сказала Энис— Лео-па'гды не пьют чай вместе с моей мамой.
 Почему его не оставляет предчувствие, что все кончится очень плохо?
 — Энис, успокойся, — повторила Бланш. — Вот, возьми бисквит для Банни. Она очень легко возбуждается, — добавила Бланш, обращаясь к Шибу.
 Энис схватила бисквит и начала запихивать его в рот кролику, приговаривая: «Ешь, Банни, это вкусно, это мама дала!»
 Шиб в душе все больше радовался, что не обзавелся семьей.
 — Я больше не хочу вас задерживать, наверняка у вас еще много дел... — пробормотал он.
 — Обычно в это время я слушаю по радио концерт классической музыки, — откликнулась Бланш. — Так что судите сами, насколько я занята.
 Да уж, весело! А ты чего ожидал? Что она предложит тебе поплескаться в бассейне с Элилу вместо надувного матраса?.. Стоп! Возвращаемся к обычной беседе.
 — Отец Дюбуа— ваш родственник? — спросил Шиб.
 — Он двоюродный брат мужа, сын сестры его матери, Камиллы Дюбуа д'Анвер. Мне он тоже приходится родственником по линии двоюродной бабушки, Эжени Фонтэн д'Орон.
 Опять эти дворянские имена. Чертова уйма дворян-католиков, связанных семейными и брачными узами... Ладно, ему-то что?..
 — Он работает с трудными подростками, — продолжала Бланш. — Много времени проводит в разъездах. Это он занимался доставкой... для Элилу,.. Жан-Юг был так занят...
 Может быть, заговорить о погоде? Но нет, уже поздно. Бланш поднесла к глазам платок и отвернулась.
 В наступившей тишине Энис продолжала лепетать:
 — Ну не плачь, Банни, ты тоже попадешь на небо! Мы все попадем на небо и уст'гоим там пикник вместе с Элилу!
 Кошмар какой-то! Он наяву проваливался в чужой кошмар. Бьющаяся жилка на шее, дрожащие губы... Черт, нельзя оставлять ее в таком состоянии!
 Шиб резко поднялся, и Энис испуганно отпрянула.
 — Может быть... хотите.,, я позову Айшу? — пробормотал он, склонившись над Бланш и положив руку на спинку ее кресла, возле вздрагивающих плеч.
 — Нет, все в порядке, спасибо.
 Шиб выпрямился и снова сел на место, успев перехватить ледяной взгляд Шарля, устремленный на него. Мальчишка невинно захлопал глазами и сделал вид, что углубился в свои записи. Луи-Мари исчез. Аннабель была всецело поглощена своей электронной игрушкой.
 — Ты плохой! — закричала Энис, колотя кролика головой о землю. — Плохой, плохой, плохой!
 Не выпить ли нам еще чаю, а, Шиб? Он снова наполнил свою чашку, не глядя на Бланш. Она перестала плакать и скомкала платок в тонких пальцах — на одном из них поблескивало скромное обручальное кольцо. Сколько сейчас может быть времени? Шиб не осмеливался посмотреть на часы. Наконец ему удалось украдкой взглянуть на них. 18.22. Андрие, кажется, собирался вернуться к восьми вечера? Нет, невозможно, ему не выдержать столько времени рядом с этими нервными детьми и их убитой горем матерью. Шиб слегка пошевелился, собираясь подняться.
 — Когда Леон утонул, я хотела покончить с собой.
 Шиб почти рухнул обратно в кресло. Бланш произнесла эти слова, не поворачивая головы, словно обращаясь к папоротнику в горшке. Что ей сказать? Сознает ли она вообще его присутствие?
 — Но нельзя убивать себя, если остаются другие дети... Страдание— часть жизни. Не так ли?
 Таким же тоном она могла бы произнести: «Не хотите ли еще кекса?»
 Поскольку папоротник молчал, Шиб осторожно произнес:
 — Да, к сожалению.
 — Бабуля приехала, — послышалось позади них.
 Шиб чуть не подскочил. Это оказался Шарль, который подошел совсем неслышно.
 — Что? — переспросила Бланш.
 — Бабуля приехала, — повторил Шарль.
 — Ах да! Вы все готовы? Они проведут вечер и ночь у моей свекрови, — объяснила Бланш, обращаясь к Шибу.
 — Бланш, дорогая!
 В дверях показалась высокая угловатая женская фигура. Седые коротко подстриженные волосы, кремовая шелковая удлиненная блузка и такие же брюки, широкий кожаный пояс, шейный платок и браслеты от Негтёз, никакого грима, неброские золотые украшения, в ушах— скромные бриллиантовые серьги. Черты лица те же, что у Жан-Юга, с тридцатилетней поправкой на возраст.
 Она подошла к ним и подхватила на руки Энис.
 — Ну что, моя сладкая, как дела?
 — Я возьму с собой Банни, он хочет посмот'геть «Сто один далматинец», — заявила малышка, размахивая кроликом.
 — Ну, если мама разрешит... Пойдем скорей, соберем твои вещи.
 Энис вприпрыжку побежала к дверям, за которыми уже исчезли ее братья и сестра. Женщина повернулась к Шибу.
 — Леонар Морено, — поспешно произнесла Бланш, — именно он занимался...
 Еще одна неоконченная фраза. Похоже, эти люди привыкли изъясняться многоточиями.
 — Ах, это вы? Сожалею, что приходится знакомиться с вами при таких обстоятельствах, месье Морено, но Жан-Юг заверил меня, что вы всецело...
 Шиб слегка поклонился. Бланш поднялась.
 — Простите, мама, я пойду посмотрю, готовы ли дети.
 Бабуля, не говоря ни слова, проследила за ней взглядом, потом перевела взгляд светло-голубых глаз на Шиба.
 — Может быть, я немного старомодна, в чем меня часто упрекает мой сын, — вздохнула она, — но, по правде говоря, я не понимаю... Я нахожу это довольно... как сказать... вы понимаете?..
 —Люди очень по-разному относятся... — сказал Шиб, невольно подхватывая манеру собеседницы говорить незаконченными фразами.
 — Да, конечно... И потом, они были так к ней привязаны, так ею восхищались... Бедняжка Бланш... Пережить две потери...
 Шиб вздохнул в унисон, скрестив руки на груди и опустив глаза. Ну просто вылитый клерк из похоронного бюро.
 Бабуля провела наманикюреннои рукой по глазам и снова вздохнула. В этот момент появилась Аннабель.
 — Аннабель, детка! Иди сюда, я тебя поцелую. Ты готова?
 — Луи-Мари ищет свою голубую куртку, — объяснила Аннабель. — Он страшно злится, что не может ее найти.
 — Так пусть возьмет другую.
 — Нет, он хочет только эту. Он говорит, она приносит счастье.
 — Это предрассудок, детка. Вещи не могут приносить счастье или несчастье. Пойдем. Рада была познакомиться с вами, месье Морено, — добавила она. — Не сочтите за оскорбление, но я предпочла бы никогда больше с вами не встречаться.
 — Я вас прекрасно понимаю, мадам. Оставшись один, Шиб прошелся по зимнему саду, рассеянно читая таблички, укрепленные возле каждого растения, и глядя сквозь стекло на старинный фонарь, окруженный желтоватым ореолом. Темно-синий «мерседес» стоял в аллее, и дети по очереди забирались в него, пока Бабуля разговаривала с Бланш. Та обхватила себя руками за плечи, словно ей было холодно.
 — Вы увидите вашего приятеля сегодня вечером? — вдруг услышал он. Айша.
 — Нет, не думаю. А что?
 — Ничего. Вы давно с ним знакомы?
 — Мы вместе ходили в школу.
 — Вот это да!
 — Скажите, как в действительности зовут Бабулю?
 — Луиза. Поэтому одно из имен, которое дали малышке.,.
 — А Элизабет? — перебил Шиб.
 — Это имя матери мадам. Элизабет-Луиза родилась после смерти малыша Леона, поэтому, я думаю, ей дали двойное имя— на счастье... что-то в этом роде. Правда, это все равно не помогло... Мне кажется, ваше общество хорошо действует на мадам. Она выглядит не такой... потерянной, когда разговаривает с вами.
 — Представляю, какая она все остальное время, — пробормотал Шиб. — Как по-вашему, Бабуля— приятная женщина?
 — А вам как показалось?
 Шиб улыбнулся, ничего не ответив.
 — Скорее бы наступило завтра, — сказала Ай-ша, — У меня будет выходной, так что смогу выбраться подышать свежим воздухом.
 — А вчера вечером у вас тоже был выходной?
 — Нет, просто побывала в ресторане, а это совсем другое. Бы, наверное, решили, что я сплю с доктором?
 — Ну...
 — Нет, я с ним не сплю, хотя ему бы этого очень хотелось. Он пригласил меня на выставку, посвященную Кабилии. Поэтому хозяева позволили мне с ним поехать. Культурное алиби.
 — Вы кабилийка? [14] 
 — Кажется. Если честно, мне все равно, это мать меня постоянно допекает разговорами на эту тему. А вы?
 — Мой отец был американец. Матрос, получивший увольнительную на один вечер. Я его никогда не видел.
 — А мой умер от инфаркта пять лет назад. Когда работал отбойным молотком. Насчет вас я бы скорее подумала, что вы негр или что-то в этом роде.
 Может быть, я и правда кто-то в этом роде.
 АГрег?
 Чистой воды провансалец. Родился с кружкой айоли [15] в одной руке и шаром для петанка [16] — в другой.
 Айша рассмеялась, отчего тяжелый узел волос на ее голове заколыхался.
 — Тс-с, она возвращается. — Айша направилась к столику на колесах, по дороге подобрав брошенную игрушку.
 — Им будет лучше побыть у Бабули, это их немного отвлечет, — объяснила Бланш, садясь в кресло.
 — Мне придется вас покинуть, — произнес Шиб. — Уже поздно.
 — Разве вы не останетесь поужинать с нами? Жан-Юг вот-вот вернется.
 — Мне бы не хотелось вас беспокоить... Бланш в упор взглянула на него— впервые с того момента, как он приехал.
 —Вы меня не беспокоите. Наоборот, мне нужно с кем-то поговорить. Потому что иначе я сделаю какую-нибудь глупость. Не важно что. Я знаю, что вам хочется уехать. Женщины, которые все время плачут, вызывают ужас у мужчин, но я вас уверяю, что сегодня— исключительный случай. Обычно я держусь гораздо лучше. Совсем как цирковая лошадка.
 — Послушайте... я...
 — Нет, это вы послушайте. На этот раз у меня есть заложник... О, боже, что я говорю?.. Извините, я совсем потеряла голову из-за этих таблеток...
 — Может быть, вам лучше пойти отдохнуть?
 — Я только и делаю, что отдыхаю. Это сводит меня с ума. Покой... вечный покой.
 Ее голос сорвался. Шиб протянул руку, положил ее на ледяное запястье Бланш и тут же, покраснев, отдернул. Интересно, есть ли тут бар? Тройная порция коньяка пришлась бы очень кстати. Да и Бланш не помешало бы взбодриться.
 — В котором часу подавать ужин, мадам? Черт возьми, со всеми этими людьми, которые то приходят, то уходят, чувствуешь себя как на сцене в театре!
 — В восемь часов, пожалуйста. Выпьете аперитив? — спросила она у Шиба.
 — С удовольствием.
 Поскрипывание колесиков. Еще один катящийся столик, на сей раз — из красного дерева, груженный большими и маленькими бутылками.
 — Я бы выпил коньяку, — сказал Шиб, и Айша плеснула в рюмку щедрую дозу «Деламена».
 — А мне «Сюз», — попросила Бланш.
 — Гм... доктор сказал, что...
 — «Сюз», пожалуйста,
 Разумеется, ей нельзя пить спиртное. А что, если она грохнется в обморок прямо на этот дурацкий мозаичный пол? Ему придется расстегивать ей лифчик, чтобы она смогла вздохнуть, хлопать по щекам... Шиб сделал большой глоток коньяка. Отлично! Он почувствовал, как обожгло горло, а потом в животе разлилось приятное тепло. Бланш тоже сделала глоток, закашлялась, а потом одним махом осушила бокал. Что ж, начало неплохое.
 Айша исчезла. Бланш протянула руку к бутылке «Сюз» и снова наполнила бокал, словно это было для нее обычным делом. Одновременно она сделала неопределенный жест в сторону Шиба, что можно было перевести как «Позаботьтесь о себе сами».
 Он кивнул и плеснул себе еще немного «Деламена», чтобы составить ей компанию.
 Она одним махом выпила вторую порцию. Взгляд ее затуманился, рука судорожно вцепилась в подлокотник кресла. Стоит ли что-то сказать или сделать? Шиб размышлял об этом, потягивая коньяк.
 Стояла тишина. День за окном угасал. Желто-зеленая бабочка билась о стекло. Ее крылья едва слышно шуршали. Потрескивание кубиков льда в серебряном ведерке. Вздох. Шиб слегка встряхнул свою рюмку, вдохнул запах коньяка, отпил еще немного. Снова вздох. Неожиданно Бланш спросила:
 — У вас есть дети?
 Тон почти напоминал допрос.
 — Нет. Я холостяк.
 — А вам бы не хотелось их иметь?
 — Пожалуй, нет. Не думаю, что из меня вышел бы хороший отец, — неожиданно для себя признался он.
 — Почему?
 — Я не знал своего отца. И не знаю, что это такое— быть хорошим отцом.
 Бланш поставила бокал на столик.
 — Я тоже не знаю, что такое быть хорошей матерью, — откликнулась она, прикрыв глаза. — Действительно не знаю. Ведь хорошая мать не позволяет своим детям умирать, не так ли?
 Ну зачем он сказал эту глупость? Зачем?
 — Это случилось не по вашей вине.
 — Откуда вы знаете? Хороший вопрос. Но...
 — В таких случаях никто не виноват. Разве что невезение, злой рок...
 — Я должна была проявлять осторожность... быть внимательной... оставаться начеку. Хорошая мать— как часовой. Никогда не смыкает глаз. Понимаете?
 Как будто молено уберечься от судьбы! Шиб почувствовал, что начинает пьянеть. Ему захотелось уехать. Он слегка наклонился к Бланш и сказал:
 — Вы не отвечаете за ход событий во Вселенной. И не должны все время казнить себя.
 Она пожала плечами.
 — Конечно, я должна все время смотреть на цветы, слушать пение птиц, радоваться тому, что у меня еще четверо прекрасных живых детей, заниматься домом, наслаждаться уютом и удобствами и не перегружать психику. Так?
 —Почему вы думаете только о себе? Ваш муж тоже страдает... и дети...
 — Да как вы смеете!
 Она поднялась, вся дрожа. Шиб тоже встал.
 — Вы разговаривали со мной, и я вам отвечал. Но, пожалуй, вам лучше разговаривать с магнитофоном. Можете кричать на него, сколько угодно.
 — Ужин будет через полчаса, — объявила Ай-ша, снова подойдя совершенно бесшумно.
 — Месье Морено уезжает, — холодно сказала Бланш.
 — Вот как? Хорошо, я предупрежу Колетт. Айша направилась к выходу, явно удивленная.
 Шиб поставил рюмку на столик. Ну и слава богу, не придется оставаться на этот чертов ужин в компании полубезумной истерички!
 — Вы слишком обидчивы, — внезапно произнес он. — Я хотел сказать вот что: брать на себя ответственность за то, что было предначертано судьбой, означает впадать в грех гордыни.
 — Вот как? Вам нужно поговорить об этом с моим кузеном. Он обожает подобные темы.
 — Сожалею, что причинил вам боль.
 — А о чем тут сожалеть? Вы сейчас вернетесь в свою мастерскую смерти, или как это у вас называется, посмотрите какой-нибудь хороший фильм по телевизору и подумаете: «Как хорошо, что удалось сбежать от этой истерички!»
 Черт, она еще и медиум? Шибу было не до шуток. Ему хотелось обнять ее и утешить. И одновременно надавать пощечин. Слишком много противоречивых желаний. Эта женщина совершенно выбила тебя из колеи, старина Шиб.
 — Вы не истеричка. Вы сильно страдаете, и вам нужна помощь.
 У меня есть муж, врач и священник. Кто мне еще нужен? Собака?
 Любовник.
 — Не знаю, не мне давать вам советы, но вы не должны жить так дальше.
 — И вы бросаете мне спасательный круг— все эти привычные слова утешения, готовые формулы, которые произносят на похоронах...
 — Я...
 Шиб глубоко вздохнул и сделал шаг в ее направлении — всего один.
 — Я могу вам помочь? Она шагнула. Навстречу.
 — Не думаю. Но все равно— спасибо.
 — А, Морено, вы все еще здесь?
 Черт возьми, так и до инфаркта недалеко!
 — Я вылетел из Парижа самолетом в пять пятнадцать, поэтому так быстро вернулся, — объяснил Андрие, пожимая ему руку. — Пожалуй, я тоже выпью что-нибудь. Вы уже уходите? — добавил он, плеснув себе «Гленморанжи».
 — Я как раз собирался уходить.
 — Все... прошло хорошо?
 — Все в порядке, — ответила за Шиба Бланш. — Она... она в часовне. Если вы хотите ее увидеть...
 — Да. — Андрие одним глотком прикончил виски.
 Снаружи было холодно, дул колючий ветер. Войдя в часовню, Андрие зажег свет— небольшую лампочку в шестьдесят ватт в желтоватом плафоне. Шиб подошел к гробу, в котором привез Элилу, открыл его и отошел, уступая место Андрие. Тот приблизился, нервно покашливая, с застывшим лицом склонился над гробом, потом быстро отвернулся.
 — Очень хорошо. Нужно переложить ее в раку.
 — Если хотите, я могу сделать это сейчас, — предложил Шиб.
 —Да, пожалуйста, — проговорил Андрие глухим дрожащим голосом.
 Шиб направился к стеклянному гробу. Андрие, словно очнувшись, последовал за ним, помог ему поднять хрупкое стеклянное сооружение и водрузить его на деревянные козлы.
 — Спасибо, — произнес Шиб. — Дальше я справлюсь сам. Вам лучше уйти. Через несколько минут я к вам присоединюсь.
 Андрие, казалось, хотел что-то возразить, но передумал и быстрыми шагами покинул часовню.
 Шиб снова поднял крышку гроба, подхватил Элилу на руки и перенес в ее новое обиталище. «Иногда они кажутся такими тяжелыми», — подумал он, вытирая лоб. Потом, механически произнося «Клятву невинности» — «Я никого не истязал. Не морил голодом. Не доводил до слез. Не убивал. Я чист... Я чист... Я чист...» [17] , — немного привел Элилу в порядок: оправил платье, уложил волосы вдоль щек, слегка подкрасил веки и склеенные губы, потом медленно опустил прозрачную крышку, погасил свет и отправился в зимний сад.
 Как только он вошел, Андрие сказал:
 — Панихида состоится в субботу, в десять утра. Я надеюсь, вы окажете мне честь своим присутствием.
 О нет, только не это!
 — Мне бы не хотелось... Все-таки я— посторонний...
 — Я хочу, чтобы пришло как можно больше народу, чтобы все пришли попрощаться с моей дочуркой!
 Скорее сматывайся отсюда, Шиб, залезай в свою колымагу и вруби музыку на полную громкость, чтобы прочистить мозги!
 Он распрощался с четой Андрие, пожав руку Жан-Югу и слегка кивнув Бланш, и направился к воротам, чувствуя тяжесть их взглядов на своих узких плечах.
 По дороге он столкнулся с Айшей.
 — Почему вы не остались на ужин? — спросила она.
 — Я подумал, им лучше побыть вдвоем,
 — Понятно. Мне звонил Грег. Он сказал, вы собирались завтра покататься на катере.
 — Если будет хорошая погода. Он вас пригласил?
 — Да. У меня выходной. Мне взять дождевик или что-то в этом роде?
 — Нет, у него их полно. Разве что запасную одежду, на тот случай, если свалитесь в воду.
 — Очень смешно. Это не слишком опасно?
 — Нет, хотя может укачать. Грег не сказал, какие у него планы?
 — Он сказал, что мы устроим пикник на островах. И что я могу взять с собой подружку.
 — Ну и как, возьмете?
 — Я подумаю. Мне не очень нравится такой расклад— два парня, две девчонки. Слишком уж прямолинейно... Нет?
 — Зависит от подружки.
 — Айша! — донеслось со стороны дома.
 — Мне пора! Пока, до завтра! — крикнула она уже на бегу.
 Стояла холодная ночь, ветреная и благоухающая. Гравий хрустел под ногами. Хлопнула дверца машины, заурчал мотор, на дисплее магнитолы загорелась надпись: «Что новенького?» Фары осветили аккуратно подстриженную живую изгородь. По мере приближения к городу звуки становились громче и разнообразнее — это был шум самой жизни, далекой от мрачной обители, оставшейся у него за спиной.
 Но Она по-прежнему стояла у него перед глазами.
 Это было похоже на колдовство.
 Которое неизбежно толкает вас к пропасти.




 Интермеццо 1

   Маленький негритосик,
   Прыгай, прыгай,
   Лапками дрыгай,
   Как котята,
   Брошенные в пруд —
   Пищат, орут.
   Смеяться не над чем тут.
   Переходим к тому, что важней,
   Что прочней,
   Что возбуждает сильней,
   Как в тот раз...
   Кого же любить мне,
   Крылья расправив,
   Подрезанные,
   Обледеневшие?
   Плоть разрезать
   И кромсать...
   Ангельское мастерство —
   Ремесло,
   Жадное до правил и рифм.
   Умри, умри, умри —
   Или иди.
   Ах, ах, да, вставь мне его
   Глубоко,
   Как кочергу в очаг,
   Прямо в рот, вот так!







 Глава 4


 Моторный катер на полной скорости рассекал волны. Шиб сидел на корме, вцепившись в металлические поручни, Айша и ее подруга Гаэль, — впереди, рядом с Грегом, который с обычной своей беззаботной ухмылкой крутил руль. Девушки то и дело взвизгивали, осыпаемые холодными брызгами. Шиб закрыл глаза. Его не покидало ощущение, что эта чертова посудина из красного дерева вот-вот перевернется и стряхнет их всех в воду, а потом обрушится сверху. Почему Грегу обязательно нужно мчаться так быстро? Было бы гораздо приятнее медленно плыть на некотором расстоянии от берега — лучше на таком, которое здоровый человек может преодолеть вплавь за полчаса, — слушая тихий плеск волн, погружая пальцы в воду, чем ощущать, как твой желудок скачет вверх-вниз всякий раз, когда катер взмывает на волну и на несколько секунд зависает в воздухе перед тем, как снова обрушиться в пенящуюся воду.
 — Держитесь, сейчас надо будет проскочить опасный участок! — закричал Грег.
 Впереди полным ходом шла мощная яхта, оставляя за собой бурно клокочущие волны. Нужно было пересечь эту штормовую полосу, чтобы причалить к одному из островов. Катер Грега врезался в нее — ох, черт, сейчас точно перевернемся! — и завалился набок. Айша в последний момент успела поймать кожаную подушечку, уже соскользнувшую за борт. Гаэль резко вскрикнула, ухватившись за ветровое стекло. А Грегу все было нипочем. Шиб, у которого сердце стучало почти так же сильно, как мотор катера, горячо молился о том, чтобы не оказаться в воде.
 Катер несколько раз сильно встряхнуло. Да где же этот остров, мать его? Вот сейчас я досчитаю до ста, и все закончится...
 Девяносто семь. Катер замедлил ход. Хвала великому Амону-Ра, да сияет он еще сто миллионов лет и да поможет нам вернуться обратно!
 Шиб выпрямился. Катер причаливал в небольшой бухте окруженной высокими белыми скалами. Грег уже отдавал распоряжения девушкам, вооруженным специальными крючьями, которыми предстояло подпереть катер с обеих сторон, чтобы бока не ударялись о выступающие из воды камни. Они остановились посреди залива. Шиб склонился над водой. Она была необыкновенно прозрачной. Водоросли покачивались из стороны в сторону. На дне можно было заметить красные пятна морских звезд, черные клубки морских ежей, ярких полосатых рыб. Гаэль захлопала в ладоши от восхищения. Двадцать четыре года, студентка медицинского факультета. Высокая стройная, с копной вьющихся каштановых волос и дружелюбной улыбкой. Они с Айшей вместе учились играть на африканских перкуссионных инструментах и симпатизировали друг другу. (Разумеется, тут же выяснилось, что Грег тоже умеет играть на конголезских барабанах, и, разумеется, он тут же пригласил девушек как-нибудь поиграть вместе в его двухэтажной квартире с видом на море.)
 — Эй, помоги нам! Ты что, заснул?
 Они распаковали утварь для пикника, расстелили скатерть, расставили приборы. Хлопок пробки, прохладное белое вино... Кругом спокойно, ни ветерка...
 — Я считаю, нам повезло. Кому омара? Плотное мясо. Мертвая плоть. Белая и холодная.
 — Я, пожалуй, окунусь, — сказал Шиб, поднимаясь.
 — Да ты что? Вода ледяная!
 Шиб пожал плечами. Мысль о том, чтобы погрузиться в чистую холодную воду, вдруг показалась ему невероятно притягательной. Он разделся, радуясь, что на нем черные плавки от Келвина Кляйна, а не обычные трусы, и, подойдя к воде, осторожно коснулся ее ногой.
 Бр-р! И правда ледяная. Что ж, отступать поздно. Он зашел в воду по колено. Черт, как холодно! По бедра. Легкая судорога свела низ живота. Теперь вода достигла плавок.
 — Эй, мудила, ты сейчас превратишься в эскимо в шоколаде! — прокричал ему Грег.
 Шиб слегка размял мышцы рук и, вытянув их, скользнул вперед. Холод обжег живот, потом грудь и плечи. Наконец— хоп! — он окунулся с головой. Ура!
 Шиб начал яростно рассекать воду, удаляясь от катера, наслаждаясь упругими ледяными волнами, прокатывающимися по коже. Вдруг что-то коснулось его бедра, и на долю секунды глазам Шиба предстало ужасное зрелище: Элизабет-Луиза покачивалась на волнах, как дохлая рыба, пуская пузыри. Ее взгляд был полон ненависти, длинные белокурые волосы ореолом расходились вокруг головы. Он резко перевернулся. Это оказался пучок выцветших водорослей. Шиб оттолкнул его ногой и, приподняв голову над водой, начал отфыркиваться. Грег уже стоял на носу катера в фиолетовых боксерских трусах. Мгновение— и он прыгнул в воду. Взметнулся сноп брызг, девушки завизжали, и Грег поплыл, рассекая воду великолепным кролем.
 Шиб вскарабкался на борт и схватил полотенце, которое протянула ему Гаэль. Прекрасное утро. Великолепный завтрак. Приятная компания. И горьковатый привкус во рту, который не смогла вытеснить даже морская соль.
 — Ты чем-то озабочен?
 Снова Гаэль, со стаканом белого вина в руке.
 — Небольшая проблема на работе. Ничего серьезного.
 — А где ты работаешь? Каверзный вопрос.
 — Я таксидермист.
 Она удивленно распахнула глаза.
 — Да? Редкая профессия. Что, набиваешь чучела из йоркширских терьерчиков для безутешных хозяек?
 — Из них тоже. Из кого угодно — от рыбок до кабанов.
 — Когда ты их потрошишь, вонь, наверно, стоит жуткая?
 — Я привык. А ты сама разве не будущий медик?
 — Ну, эта работа не такая грязная.
 — Никогда не потрошил медика, — задумчиво произнес Шиб.
 Гаэль рассмеялась, допила и предложила Шибу вина, но он отказался. Вытянувшись на одной из скамеек, он предоставил солнцу окончательно высушить его. Грег вылез из воды, щедро забрызгав остальных. Давайте еще по бокальчику! Предложение было принято. Потом девушки убрали остатки еды, и все расслабленно замолчали. Грег принялся натирать солнечным кремом спину Айши. Гаэль углубилась в последний роман Элизабет Джордж. Шиб закрыл глаза. Нужно хоть немного отдохнуть.
 Катер слегка покачивался на волнах. Грег натянул комбинезон для подводного плавания, взял гарпунное ружье.
 — Сегодня вечером будем есть осьминога! — объявил он.
 Новый столб брызг. Легкий ветерок. Покачивание. Сонное оцепенение.
 — Тебя пригласили на завтрашнюю церемонию?
 Айша. (Они все перешли на «ты», когда встретились сегодня утром.) Шиб вздохнул.
 — Да, к сожалению.
 — Наверное, это будет до ужаса мрачно... Они наняли еще двух слуг, чтобы помогли за столом.
 — За столом?
 — Ну да, они собираются устроить погребальную трапезу, как в старину.
 Перед глазами Шиба пронеслось короткое видение: огромный мрачный зал и толпа напудренных вампиров в костюмах восемнадцатого века, пожирающих тело маленькой девочки... Ты явно насмотрелся ужастиков, Шиб.
 — Элилу была непоседой? — спросил он.
 — Элилу? — переспросила Айша. — Да нет, скорее спокойной. Из тех детей, что обычно тихонько играют в своем углу. А что?
 — У нее на теле полно шрамов и синяков.
 — А, это... Ей просто то и дело не везло. Есть такие дети, которые все время причиняют себе боль. Братья из-за этого над ней даже подшучивали.
 По телу Шиба пробежала неприятная дрожь.
 — А с родителями у нее не было проблем?
 — Ей ведь не исполнилось еще и восьми лет, какие тут проблемы? И потом, она была умницей. Не то что эта язва Аннабель.
 — А кто из детей любимчик в семье?
 — Трудно сказать. Папаша Андрие ко всем относится совершенно одинаково, как в армии. А она... часто кажется, что ее вообще здесь нет. Одна пустая оболочка, дом, в котором никто не живет.
 — Она... принимает наркотики?
 — Ну ты прямо как легавый! Нет, не принимает. Ее скорее тянет на выпивку.
 — А священник что собой представляет?
 — Двоюродный братец? Вот уж кто мне никогда не нравился! Со своими улыбочками и слащавым голоском— прямо старый педераст, вырядившийся священником!
 Гаэль подняла глаза от книги.
 — Думаешь, один из этих священников-педофилов?
 — Во всяком случае, очень похож.
 — А он не позволял себе никаких двусмысленностей с детьми? — спросил Шиб, опираясь на локоть.
 — Нет, — неохотно признала Айша. — Да он вообще с ними мало общался. Постоянно возится с Бланш.
 — Думаешь, он с ней трахался? — с притворным ужасом спросила Гаэль.
 — Меня бы это удивило. Она глаз не сводит со своего Жан-Юга. И потом, Жан-Юга обманывать неинтересно. Он абсолютно не ревнивый.
 Гаэль отложила книгу и повернулась к Шибу.
 — Почему ты задаешь все эти вопросы? Думаешь, с девочкой плохо обращались?
 Ну вот, это произнесено вслух.
 — Не знаю. Но тут что-то не так.
 — Плохо обращались? Да вы что, спятили? — возмущенно воскликнула Айша. — Никто никогда и пальцем не тронул Элилу!
 — Иногда такие вещи случаются безотчетно, словно что-то поднимается из глубины. Известно много подобных случаев, — заметила Гаэль, нахмурившись, — Например, когда женщины тайком травили своих детей или нарочно провоцировали опасные ситуации. Это называется «синдром Мюнхгаузена».
 — Нет, ты точно спятила! — повторила Айша.
 — Скорее уж, твоя Бланш Андрие.
 — Она никогда не делала ничего плохого никому из детей. Бланш— образцовая католичка.
 —Тем более. Как по-твоему, Шиб?
 Он пожал плечами. Кто знает, на что способна такая женщина, как Бланш Андрие? Да и кто знает, на что способен он сам, Шиб Морено?
 — А с другими детьми ничего подобного не происходило? — продолжала расспрашивать Гаэль, видимо заинтересовавшись этой темой.
 — Пожалуй, нет, — ответила Айша.
 — Никто не расшибался, ничего себе не ломал?
 Некоторое время Айша размышляла.
 — Кажется, нет. В любом случае это ни о чем не говорит. Элилу просто была очень неловкой.
 Гаэль вновь повернулась к Шибу, в котором видела союзника.
 — Так ведь всегда говорят о детях, с которыми плохо обращаются? — полуутвердительно сказала она. — «Он поскользнулся, он упал с лестницы...»?
 — Перестань! — запротестовала Айша. — Тебя послушать, так ее убили, бедняжку!
 —Кордье осматривал тело? — поинтересовался Шиб, садясь.
 — А его тут же позвали. Я сама ему звонила. Плесни мне еще немного вина, Гаэль. Спасибо.
 Айша сделала глоток и продолжила:
 —Было полседьмого утра, я только что встала и собиралась идти на кухню завтракать. Я не занимаюсь готовкой, в доме есть кухарка, Колетт. Ну вот, короче, я шла через холл, там было полутемно, свет я не зажигала. И вдруг заметила что-то у подножия лестницы. Какую-то кучку тряпья. Но тут же поняла, это что-то совсем другое, и у меня похолодело в животе. Я подошла ближе, и сердце у меня так и заколотилось. Я еще не знала, что это Элилу, но чувствовала, что ничего хорошего не жди. И тут я разглядела ее. Она лежала на животе, но... ох, черт! ее голова была повернута назад, и она смотрела прямо на меня. Ноги у меня стали как ватные, и я все никак не могла осознать, как это — она лежит на животе, значит, не может на меня смотреть. Да она на самом деле и не смотрела: глаза у нее были стеклянные, широко открытые и неподвижные. Стоит мне об этом вспомнить — сразу тошнота подступает.
 Никто не произнес ни слова. Гаэль снова наполнила бокалы. Айша провела рукой по волосам, потерла виски. Гаэль наклонилась к ней:
 — И что ты сделала? Закричала? Потеряла сознание?
 — Нет, ни то, ни другое. Странно, но я вдруг стала очень спокойной, когда поняла, что она мертва. Прежде всего я пошла в кабинет Жан-Юга, чтобы поискать номер мобильника Кордье и позвонить ему. Он, очевидно, собирался бриться— я слышала жужжание бритвы— и сказал: «Черт, этого не может быть!», а потом: «Я сейчас приеду». Я расслышала, как он пробормотал: «Господи, бедная Бланш!» Потом мне пришлось сообщить обо всем Колетт, которая начала плакать и убиваться, и я ей велела заткнуться. Сказала, сейчас неподходящее время реветь. Потом наступил самый трудный момент— надо было подняться наверх и рассказать обо всем им... Я ужасно сдрейфила. Еле поднялась наверх и постучалась в дверь спальни. Мне открыл Андрие. Он был в спортивном костюме— каждое утро он полчаса бегает по парку— и недовольно спросил: «Что произошло?»— «С Элилу случилось несчастье, месье».
 — Ужас какой! — пробормотала Гаэль, опустошая бокал.
 — Не то слово! Он по моему виду и голосу почувствовал, что стряслось что-то серьезное, и побледнел прямо на глазах. «Какое несчастье?» — «Это очень серьезно, месье. Она упала с лестницы, и я думаю, что она...» Больше я не смогла произнести ни слова. Он оттолкнул меня с такой силой, что я чуть не упала, и сломя голову помчался вниз. Я услышала, как он закричал: «Элилу!» — и у меня просто сердце оборвалось. Бланш вскочила одним прыжком и выбежала, вся растрепанная, в ночной рубашке. Она спросила меня: «Что случилось?» —ноя просто онемела. Он продолжал кричать: «Элилу!» И она тоже побежала к лестнице и позвала его: «Жан-Юг?» Потом она тоже закричала. Я не знала, что делать. Дети начали выходить из комнат. Я пыталась их удержать, но Шарль чуть не сбил меня с ног. Началось что-то невообразимое. Все кричали, а Жан-Юг взял девочку на руки, словно убаюкивая... Глупо, но я в этот момент вспомнила Кларка Гейбла в «Унесенных ветром» — как он шел с мертвой Бонни на руках...Тут я тоже заревела...
 — Представляю себе... Думаю, я бы просто упала в обморок, — пробормотала Гаэль с расширенными глазами.
 — Бланш упала в обморок, — сказала Айша. — Она прижала руку к груди и— бум! — рухнула на пол. В этот момент позвонили, и я побежала открывать. Слава богу, приехал Кордье. Он заставил всех отойти назад и велел Андрие уложить малышку на диван. Потом наклонился над ней и покачал головой. Папаша Андрие шатался, как пьяный. Он опирался на плечо Шарля, который не произнес ни слова. А этот придурок Луи-Мари спросил: «Папа, Элилу умерла?» Мне захотелось ему врезать как следует. Кордье держался очень хорошо. Он повернулся к ним и сказал: «Мужайтесь, дети, вашей сестренки с вами больше нет. Она упала и сломала шею». Потом он сделал Бланш успокаивающий укол, оставил Андрие упаковку таблеток и попросил Колетт сварить кофе. Она плакала все время, пока его готовила, несчастная старуха!
 — А ты? О тебе он не позаботился?
 — Меня он притиснул к себе, как всегда, старый козел!
 — Может, просто утешить хотел? — предположил Шиб.
 — Нуда, как же!
 — Он что, сексуальный маньяк? — спросила Гаэль.
 — Все мужики при виде моей фигуры ведут себя как сексуальные маньяки, — отмахнулась Айша.
 — Никто не засомневался, что это было случайное падение? — спросил Шиб.
 — Ну, я ведь нашла ее у подножия лестницы со свернутой шеей, и одна из ее домашних туфелек валялась на ступеньке. Ясно было, что она поскользнулась и упала.
 — Хм... С таким же успехом ей могли проломить затылок где-то в другом месте, а потом сбросить с лестницы.
 — Верно, — подтвердила Гаэль. — Но почему ты заговорил об убийстве, если до этого речь шла лишь о жестоком обращении? По-моему, у тебя слишком богатое воображение.
 — Не знаю. Я чувствую, что от всей этой истории дурно пахнет.
 — Ну и ну! Ты еще и провидец?
 — Нет, но... У Элилу была привычка рано вставать?
 — Обычно я будила всех в семь утра, в школу, — ответила Айша, — и помогала одеться Энис и Аннабель. Но Элилу просыпалась раньше, чтобы тайком спуститься на кухню. Она большая лакомка.
 — Была, — поправила Гаэль.
 — Она часто так делала? — спросил Шиб.
 — Иногда. Однажды я даже застала ее перед включенным телевизором.
 — И никто не слышал, как она встает? У нее была отдельная комната?
 — Да, у каждого из них своя комната. Но, так или иначе, если бы она поднялась, чтобы устроить какую-нибудь шалость, то сделала бы это очень тихо.
 — Ну что, теперь у вас на душе полегчало, месье Шиб? — спросила Гаэль, улыбаясь.
 — Да, спасибо, мадемуазель доктор. Но я все же не до конца убежден...
 — Ну, что скажете?
 Грег, с которого потоками лилась вода, вскарабкался по веревочной лестнице, размахивая своим гарпуном, на котором болтался маленький кальмар.
 — Бедненький, да он еще совсем малыш! — воскликнула Гаэль. — Не надо его убивать!
 — Отпусти его, пожалуйста, — попросила Айша.
 — Да вы что, спятили? Если его поджарить, пальчики оближете!
 — Ни в коем случае! — отрезала Айша. — Мы против геноцида спрутов!
 — Черт, да это же не спрут, а кальмар! Он на вкус как курица.
 Все молчали.
 — Ну и хрен с вами! — проворчал Грег, снимая кальмара с крючка и бросая его в воду. — Теперь все довольны?
 — Ты такой милый! — воскликнула Айша и поцеловала его в щеку. Грег покраснел.
 «Она тебя наставит на путь истинный, не успеешь и глазом моргнуть», — ехидно подумал Шиб, блаженно вытягиваясь на скамейке и улыбаясь.
 Вернувшись домой вместе с Гаэль, после того как вся компания поужинала в ресторане «Софитель» с видом на море, — спасибо, Грег! — Шиб почувствовал, что слегка пьян. Он выпил больше, чем обычно, Гаэль, видимо, тоже. Она то и дело спотыкалась и хихикала, разглядывая чучела животных.
 Он не собирался приглашать ее к себе— она сама, когда Айша и Грег распрощались с ними и сели в джип, вдруг сказала:
 — Я бы хотела взглянуть на твою мастерскую, если ты не против.
 Гаэль была милой, умной, симпатичной. Почему бы и нет?.. Он ведь не давал обета целомудрия. И хорошенькие двадцатичетырехлетние девушки не каждый день вешались ему на шею. Действуй, Шиб!
 Он предложил ей на выбор «Десле» или коньяк,
 — Коньяку, если можно.
 Себе он тоже налил. Коньяк был хорош — подарок графини Ди Фацио.
 Пока Гаэль потягивала напиток, Шиб подошел к музыкальному центру и поставил саундтрек «In the Mood for Love» [18] .
 — А сам фильм тебе нравится? — спросил он.
 — Очень. А тебе?
 — Да, отличный. Потанцуем?
 Позже, когда Гаэль лежала, расслабленно вытянувшись рядом с ним в полумраке комнаты, а он курил, она вдруг спросила:
 — А на спине у нее были синяки?
 — Что?
 — У той девочки были синяки на спине?
 — Да, а что?
 — Это часто доказывает, что дети стали жертвами домашнего насилия. Такие синяки редко появляются в результате падения. Даже если бы ребенок захотел причинить себе вред, он бы туда не дотянулся. Дай мне, пожалуйста, сигарету.
 Шиб оцепенел.
 — Что еще ты об этом знаешь? — спросил он.
 — Достаточно, но мне не хотелось бы вдаваться в подробности. Слишком мрачно... У тебя еще будет доступ к телу?
 — Да, наверное, — подумав, ответил Шиб. — Я могу сказать, что хочу в последний раз убедиться, все ли в порядке, до того как начнется панихида.
 — Проверь девственную плеву, — помолчав, произнесла Гаэль.
 Шиб подскочил, уронив пепел с сигареты.
 —Что?!
 — Проверь, так будет лучше. И для тебя тоже. Во всяком случае, не останется сомнений.
 — Но это чудовищно!
 — Слушай, это тебе двадцать четыре года или мне? Кстати, тебе сколько?
 — Сорок два.
 — Совсем старикашка! Меня трахнул старый негритос!
 — Это ты меня трахнула. Несмотря на мое отчаянное сопротивление.
 — Что-то я не заметила... Ладно, пусть так... Некоторое время они молчали. Деревянные ставни чуть поскрипывали на ветру. Слышался Шум моря— спокойный, ритмичный шорох набегающих волн.
 — Ты и в самом деле думаешь, что нужно проверить?.. — спросил Шиб, засовывая окурок в пустую банку из-под пива, которая служила им пепельницей.
 — Если тебя все это настолько беспокоит, то да, — ответила Гаэль, зевая. — О, черт, мне завтра вставать в шесть! В восемь начинаются занятия.
 — Завтра же суббота.
 — Ну и что? Будет вскрытие.
 — Мы просто созданы друг для друга, — усмехнулся Шиб, обнимая ее. — Хочешь, я тебе покажу, что способен делать своим скальпелем?
 — Нет, спасибо, ты меня и так всю выпотрошил. Лучше спой мне колыбельную.



   Dos gardenias para ti
   Con ellas quierodecir… [19] 







 Глава 5


 Панихида была назначена на пять вечера. Шиб притормозил перед въездными воротами в 16.30 и коротко вздохнул. У него раскалывалась голова, во рту был отвратительный вкус, несмотря на жевательную резинку. Он подхватил черный прямоугольный чемоданчик с металлическими застежками, попытался досчитать до двадцати, делая глубокие вдохи, но остановился на двенадцати, вышел из машины и позвонил.
 Ему открыла Айша. Лицо осунувшееся, глаза запали.
 — Ну и напились же мы вчера! У меня жуткое похмелье. А ты как?
 Шиб кивнул.
 — То же самое.
 — А Гаэль нормально добралась до дома?
 — Кажется, да, — уклончиво ответил Шиб.
 — Ладно уж, не ври, она мне позвонила!
 Ох уж эта женская привычка выбалтывать Друг другу все! Просто врожденный порок! Он шел следом за Айшей, гадая, какими могли быть комментарии Гаэль. «Ну, он пороха не изобретет...»,
 «Милый, но немного вяловат...», «Он очень старался...» Последнее хуже всего. Как школьный ярлык: «Прилежный, но не слишком одаренный». Шиб пожал плечами. Не комплексуй, приятель, это еще не конец света.
 Несколько машин уже стояли перед домом. Он узнал темно-синий «мерседес» Бабули.
 — А кто еще приехал? — вполголоса спросил он.
 — Да почти все собрались, кроме Кордье. Священник, чета Лабаррьер— это друзья, Шассиньоль — деловой партнер Жан-Юга — со своей фифой и Осмонды — соседи.
 — А у Бланш нет родителей?
 — Они умерли. У нее только старая тетка, прикованная к постели.
 Шиб слегка тронул Айшу за руку и профессиональным жестом указал на свой чемоданчик.
 — Мне нужно пройти в часовню. Тонкое лицо Айши исказилось.
 — Последняя проверка, — объяснил Шиб. — Я не хочу, чтобы возникли проблемы. Это совсем ни к чему. Скажи им, что я там, и пусть пока никто не заходит, ладно?
 — Но вдруг Андрие...
 — Вряд ли кто-то из них захочет присутствовать при последнем туалете покойной, — перебил Шиб. — Скажи, что я присоединюсь к ним, когда все будет готово.
 — Им это не понравится...
 — Мне платят за работу, я ее выполняю. Часовня закрывается на ключ?
 Они остановились у лепного портала.
 — Внутри на стене висит ключ, но не знаю, подойдет ли он. Им никогда не пользуются. Грабители часовен— это, знаешь ли, редкость, — И Айша быстрыми шагами направилась обратно к дому.
 Шиб толкнул дверь. В лицо ему пахнуло пылью, землей, холодом и старостью. Деревянные козлы были накрыты фиолетовым бархатом с золоченой бахромой. На них, прямо напротив алтаря, приготовленного для мессы, стоял стеклянный гроб.
 Шиб закрыл за собой дверь, снял со стены большой старинный ключ и сунул его в скважину. Ключ повернулся. Отлично. Времени было мало. Он раскрыл чемоданчик, вынул оттуда коробку со специальной косметикой, натянул каучуковые перчатки с таким чувством, будто собирался совершить преступление. Поднял стеклянную крышку, которая показалась ему весом с тонну.
 Элилу лежала на спине. Глаза закрыты. Белокурые пряди рассыпались вокруг головы, руки скрещены на груди, ноги плотно сжаты, губы склеены специальным клеем.
 Шиб, с пересохшим от волнения ртом и колотящимся сердцем, стараясь не смотреть на закрытые глаза девочки, просунул правую руку между ее худеньких бедер. Ему снова захотелось убежать. Он слегка оттянул резинку трусиков, просунул пальцы внутрь.
 Ты не можешь этого сделать, Шиб, ты не можешь сотворить такое с трупом маленькой девочки. Но нужно узнать...
 Шаги по гравию. Стук хлопнувшей автомобильной дверцы. Скорее! Шиб просунул обтянутый перчаткой средний палец между застывших складок детского полового органа, которые казались сомкнутыми наглухо. Интересно, сколько лет тюрьмы можно получить за осквернение трупа?.. Лет пять?,.
 Он нажал сильнее. Шаги приблизились. Послышался шум голосов. Быстрее, черт побери, быстрее!
 Потом Шиб, сгорая от стыда, убрал руку, снова сдвинул ноги девочки, оправил на ней платье, опустил крышку гроба, быстро подошел к двери и бесшумно повернул ключ. Он едва успел стянуть перчатки и сунуть их в чемоданчик, как на пороге появился Жан-Юг Андрие со сжатыми челюстями.
 — Айша сказала, вы решили произвести последний осмотр? — ледяным тоном спросил он.
 — Да, я хотел убедиться, что все в порядке. Иногда... некоторые детали... Лучше все же...
 По здешнему обычаю, он не закончил фразу. Андрие, кажется, успокоился.
 — Она прекрасна, не правда ли? — прошептал он, слегка кивнув в сторону гроба. — О, боже мой, какой красавицей она могла бы стать!
 Жан-Юг с трудом подавил рыдания, тело сотрясла дрожь, и он покинул часовню, шагая как робот.
 Шиб остался стоять с пылающим лицом.
 Элилу не была девственницей! Он не обнаружил плевы. У девочки восьми лет! Как такое могло случиться? Врожденный недостаток? Разрыв вследствие падения? Или катания на пони?..
 Ее изнасиловали, вот в чем дело. Кто-то изнасиловал ее и убил.
 Сообщить в полицию? У Грега наверняка есть связи в комиссариате— Но что сказать?
 — Здравствуйте, месье Морено.
 Он едва не наткнулся на Бланш, мертвенно-бледную, в темно-синем шелковом платье, как обычно, — почти без грима и украшений. Ее плечи были сгорблены, глаза опущены на маленький золотой крестик на шее.
 — Мой кузен, отец Дюбуа, — продолжала она, указывая на невысокого худощавого человечка со строгим лицом, в темно-сером костюме, с серебряным крестиком, прикрепленным к лацкану пиджака.
 Священник слегка склонил голову, не говоря ни слова. Шиб машинально отметил, что глаза и волосы у него тоже серые. Над воротничком с острыми краями выступало адамово яблоко. Тонкие губы, казалось, не умели улыбаться. Больше напоминает не педофила, а гестаповца в отставке, подумал Шиб. В этот момент с ним поздоровалась Бабуля. Веки у нее опухли от слез, в руке она комкала платок. Потом Бланш познакомила Шиба со своими друзьями Лабаррьерами, супружеской четой лет под пятьдесят — оба холеные, здоровые, розовощекие, безукоризненно одеты и причесаны, на ней изящные украшения, на нем галстук от Брейера. Чета Осмонд, соседи, примерно того же возраста, выглядели не столь безупречно. У Джона Осмонда оыло пивное брюшко, у его жены Клотильды— нос в красноватых прожилках. Оливково-зеленый костюм Джона делал его похожим на фермера, а плохо скроенное бесформенное платье Клотильды придавало ей вид монашки в мирской одежде. Что касается Шассиньоля и его спутницы, тут был совсем другой коленкор. Реми Шассиньоль, деловой партнер Андрие, выглядел как типичный преуспевающий бизнесмен с бульдожьей хваткой— уверенный в себе, одетый в баснословно дорогой костюм от Жиля Массона, с густой темной шевелюрой, серо-стальными глазами и орлиным носом. Его «фифа», как выразилась Айша, была обладательницей огромного бюста и мощного зада. Вся эта роскошь была втиснута в узкое укороченное темное платьице, явно от дорогого модельера. Длинные белокурые волосы женщины ниспадали на плечи, пухлый влажный рот был слегка приоткрыт, словно она пребывала в постоянном восхищении.
 Вежливые рукопожатия, легкие улыбки, пара фраз, произнесенных вполголоса, кивок головой в знак скорби и сострадания...
 Шарль держался чуть в стороне, глаза у него покраснели— очевидно, он тоже плакал, — руки были скрещены на груди. Юноша стоял очень прямо: в своем темном костюме со стрижкой бобриком он был точной копией отца. Смерив Шиба взглядом, Шарль решил не здороваться с ним.
 — Выпьете что-нибудь? — Голос Бланш прозвучал из-за его спины.
 — Я бы выпил воды, спасибо.
 Она сделала знак человеку в белой куртке — одному из нанятых на сегодня слуг, о которых говорила Айша.
 Бланш... Он наблюдал за изящной линией ее затылка. Положить руку, привлечь к себе, защитить. Защитить от чего? От кого? От Смерти? Смешно...
 Или от правды, которой она не знает? Что кто-то надругался над ее ребенком? Сможет ли он сказать об этом? Нет. Значит, пусть убийца остается на свободе? Да. Потому что нет полной уверенности—только смутные подозрения.
 А вдруг он ошибся? Шиб залпом осушил бокал минеральной воды. Нужно позвонить Гаэль. Он подумал, нельзя ли на некоторое время незаметно отлучиться и позвонить прямо сейчас, но тут отец Дюбуа кашлянул.
 — Дамы и господа, не угодно ли вам следовать за мной...
 Шиб заметил легкую тень испуга, промелькнувшую на лице спутницы Шассиньоля, имени которой он не расслышал. Что-то вроде Винни. Про себя он окрестил ее Винни-Пушкой— выпирающие из-под платья телеса и впрямь напоминали пушечные ядра. Бабуля прижала руку к груди, затянутой в серый английский костюм, и глубоко вздохнула. Шарль подошел к ней и положил свою большую руку рано развившегося подростка на ее запястье, усеянное старческой пигментацией. Она, вымученно улыбаясь, погладила его по голове. Бланш, склонив голову, кусала пальцы. Андрие обнимал ее за плечи. Осмонды мрачно уставились в землю, Лабаррьеры, напротив, демонстративно подняли очи горе.
 Маленькая процессия подошла к часовне в полной тишине, нарушаемой лишь хрустом гравия под ногами. Шиб медленно и глубоко дышал, пытаясь успокоить взвинченные нервы.
 Потом все вошли в часовню и расселись на натертых воском скамейках. Каждый из присутствующих невольно вытягивал шею, стараясь получше рассмотреть стеклянный гроб и лежавшее в нем тельце. Потом Винни-Пушка спрятала лицо на мускулистой груди Шассиньоля. Ноэми Лабаррьер перекрестилась. Клотильда Осмонд принялась листать молитвенник, который положила перед собой. Бабуля, сидя рядом с сыном, вытирала платком глаза. Бланш, дрожа всем телом, вцепилась в хрупкое дерево скамеечки. Мужчины сидели, устремив взгляды перед собой, застыв, как часовые. Отец Дюбуа надел фиолетовую епитрахиль и прошел к алтарю.
 В этот момент вошли дети — друг за другом, под предводительством Айши с искаженным от горя лицом: Энис, Аннабель с заплаканными глазами, Луи-Мари в синем блейзере, мрачный и торжественный. Мертвенно-бледный Шарль замыкал шествие. Они сели на специально оставленную для них скамейку— позади родителей, прямо напротив Шиба. Айша села рядом с маленькой Энис на руках.
 — Дорогие братья и сестры, мы собрались здесь...
 — А почему Элилу в стеклянном ящике? — прохныкала Знис.
 — Ш-ш-ш, моя радость, во время мессы нельзя разговаривать, — обернувшись, прошептал Андрие и приложил палец к губам.
 — Мы собрались здесь при очень печальных обстоятельствах...
 — Я хочу писать!
 —Заткнись! — прошипел Луи-Мари. — Заткнись, а то получишь!
 — Ты плохой! Я все расскажу маме! — со слезами прошептала Энис и прижалась к Айше, которая тоже была на грани слез.
 —... Элизабет-Луиза, чья чистая и невинная душа теперь пребывает...
 «Чистая и невинная»... Шиб инстинктивно сжал кулаки.
 —... наша скорбь...
 Внезапно послышались рыдания. Это оказалась Винни-Пушка. Закатив глаза, она прошептала:
 — Простите, — и шумно высморкалась.
 Бабуля, прямая как палка, бросила на нее уничтожающий взгляд. Осмонды теперь упорно смотрели в пол. Поль Лабаррьер закрыл глаза. Ноэми не сводила глаз с алтаря— наверняка хотела во всех подробностях рассмотреть прозрачный гроб.
 Шиб заметил, как дрожат руки у Шарля. Он больше не плакал, но лицо его побагровело. У Луи-Мари лицо было застывшим, как у статуи, веки полуопущены, губы плотно сжаты. Аннабель ерзала из стороны в сторону, и зубы у нее постукивали. Энис, прижавшись к Айше, сосала большой палец. Ее широко распахнутые глаза были похожи на блюдца.
 Бланш, казалось, вот-вот упадет в обморок. Ее тело сотрясала непрерывная дрожь.
 —... ибо мы верим в воскрешение...
 «Только не я, — подумал Шиб. — Нет, мясники и служащие похоронных бюро не верят в воскрешение».
 — Помолимся! «Отче наш, иже еси на небесех...»
 Послышался слабый хор нестройных голосов. Шиб открывал рот, стараясь делать это одновременно с остальными, но не произносил ни слова. Он не любил молиться. Он заметил, что Шарль тоже молчит и даже не открывает рта, устремив глаза на деревянного Христа над алтарем. Во взгляде его читались гнев и озлобление. К кому он испытывал эти чувства? К жестокому Богу?
 Дюбуа поднял гостию, потом дароносицу с церковным вином. «Сие великое таинство веры» — а заодно и смерти, подумал Шиб, который не мог удержаться, чтобы не смотреть на Элилу, такую смирную в своем стеклянном футляре. Луи-Мари тоже смотрел на нее, что-то шепча, Когда Шибу удалось разобрать его слова, он чуть не подскочил. Мальчишка явственно произносил: «Fuck you!» Кому он это? Шибу? Священнику? Богу? Или тому, кто убил его сестру? Шиб, ты спятил! Если бы он знал имя, то уж наверняка сказал бы родителям, ведь так? Разве что его собственный отец и есть тот самый насильник-убийца... Но вообразить себе Жан-Юга, который сначала насилует дочь, а потом сворачивает ей шею, как цыпленку, было совершенно невозможно,
 Все потянулись к причастию, кроме Шассиньоля, Клотильды Осмонд, Айши и — как ни странно — Бланш, которая тоже осталась сидеть со склоненной головой,
 Андрие склонился над ней, слегка обнял за плечи и что-то прошептал.
 Никакой реакции. Он произнес уже громче:
 — Бланш, идем.
 Она вновь коротко вздрогнула.
 — Оставь меня!
 Он сжал кулаки и отошел. На скулах у него выступили красные пятна. Бабуля удивленно обернулась к ним:
 — Что случилось, Бланш?
 Никакого ответа, Бабуля с напряженным лицом села на место. Винни-Пушка споткнулась, не дойдя до алтаря, и ухватилась за Поля Лабаррьера. Ноэми Лабаррьер тихо всхлипывала, мелкие слезы катились по ее загорелым щекам пятидесятилетней женщины, сохраняющей приличную форму. Интересно, она хорошо знала Элилу? Или плакала из сочувствия к родителям? Шассиньоль, сидя на скамейке, принялся кашлять и сморкаться. Айша повернулась к нему с полными слез глазами. Он положил руку ей на плечо и так крепко сжал в знак сострадания, словно это была сама Бланш. Энис задремала, на ее подбородок стекала тоненькая струйка слюны. Аннабель, слишком маленькая для причастия, оставалась на месте и ударяла ногой по стоявшей впереди скамейке, но не так громко, чтобы это услышали.
 Отец Дюбуа вновь заговорил. Все встали, сложив ладони перед собой. Шиб молился об одном — чтобы все поскорее закончилось, чтобы несчастное тельце, выставленное на всеобщее обозрение, наконец-то оставили в покое, чтобы прекратили эту пытку!
 Айша, держа Энис на руках, попыталась заставить Аннабель подняться, но та лишь недовольно надула губы. Однако от оплеухи Шарля тут же вскочила, красная от злости. Луи-Мари бросил на нее ледяной взгляд, и она тут же притихла. Бланш тоже поднялась и сложила руки для молитвы. Она дрожала так сильно, что исходившая от нее вибрация, казалось, передавалась всем. Андрие всхлипнул. Рука его вцепилась в спинку скамейки, костяшки пальцев побелели.
 — «Даруй им, Господи, вечный покой, и пусть вечный свет воссияет для них».
 Свет, которого они не увидят. Покой, которого будет слишком много... Телесная оболочка, наполненная асептической жидкостью, ты действительно вознеслась к ангелам?
 Заиграла музыка. Орган, разумеется. Неизбежный «Реквием» Моцарта. Рыдания усилились. Ноэми Лабаррьер спрятала лицо в вышитый носовой платок. Винни-Пушка торопливо направилась к выходу, спотыкаясь на ходу. Шассиньоль бросил на нее презрительный взгляд, одновременно утирая набежавшую слезу. Джон Осмонд побагровел. Клотильда промокала платком глаза. Бабуля уткнулась лицом в плечо сына, сотрясаясь от рыданий. Потом она повернулась к Шарлю и сжала ему запястье. Попыталась обнять Луи-Мари, но тот уклонился. Погладила по щеке Аннабель, которая тут же разревелась во весь голос. Жан-Юг взял ее на руки. Отец Дюбуа тем временем благословлял гроб.
 —... и да пребудет на вас милость Господня...
 «Ite, missa est» [20] . Живым не оставалось ничего другого, кроме как продолжать жить.
 Андрие взял Бланш под руку и увлек ее к выходу. Она пыталась слабо сопротивляться, но потом последовала за ним, повернув голову назад, туда, где оставалась лежать в вечных сумерках ее дочь.
 Остальные тоже направились к выходу. Снаружи начинало темнеть. Пахло цветущим жасмином. Было ветрено. Солнце опускалось за горы. Высоко в небе пролетел самолет, оставляя тонкий белый след. Бланш, проходя мимо Шиба, слегка коснулась его бедром. Айша повела младших детей к дому, за ней медленно двинулись остальные. Винни, прислонившись к «BMW» Шассиньоля, тяжело переводила дыхание. Краска на ее лице растеклась. Ноэми, не говоря ни слова, обняла Бланш и прижала ее к себе. Поль Лабаррьер неловко стиснул плечо Андрие. Бабуля опиралась на Шарля, который казался шестнадцатилетним стариком. Луи-Мари ожесточенно пнул ногой камень, отшвырнув его. Шиб не знал, что ему делать. Любые слова утешения были неуместны. Неожиданно он подумал: а где, интересно, похоронен другой ребенок, малыш Леон? Бланш упоминала о каком-то семейном захоронении. Склеп под часовней? Но, черт возьми, Шиб, какое тебе дело? Уж не собираешься ли ты выкопать его и проверить, не надругались ли над ним, перед тем как утопить?
 — Вы проделали великолепную работу, месье Морено.
 Он обернулся. Перед ним стоял отец Дюбуа. На его тонких губах было некое подобие улыбки.
 — Гм...
 — Они очень хотели, чтобы она осталась такой же, как при жизни— милым, веселым ребенком, — мелодичным голосом продолжал Дюбуа.
 Ну что ж, если ему кажется, что у этого вампиреныша в гробу веселый вид, тем лучше.
 — Это тяжелое испытание... — произнес Шиб, слыша себя как бы со стороны.
 — Жизнь— это дар Божий, которым человек, увы, не может полностью распоряжаться, — отозвался Дюбуа. — Простите, меня зовет Жан-Юг.
 — Вы верите в оживших мертвецов?
 На сей раз это оказался Луи-Мари, бледный и встревоженный. Странный вопрос для четырнадцати лет!
 — Нет. Совершенно не верю. Мертвые никогда не оживают. Потому что они мертвые. Поверь, я знаю, о чем говорю, — со вздохом добавил Шиб.
 — Это вы бальзамировали сестру? — спросил Луи-Мари.
 — Да.
 — Она похожа на куклу. На мясную куклу, — добавил мальчишка с гримасой отвращения.
 Черт возьми, ну и выраженьице!
 — А еще она выглядит злой.
 — Тебе так кажется просто потому, что она больше не улыбается, не разговаривает, понимаешь? Но она уже никогда не проснется. В этом можешь быть уверен.
 — Надеюсь, — ответил Луи-Мари, видимо все же не до конца успокоенный.
 — Луи-Мари! — позвала Бабуля.
 Он слегка пожал плечами и быстро отошел.




 Глава 6


 Поминальная трапеза была устроена в одной из гостиных— просторной комнате со стенами цвета охры и сверкающим паркетным полом. В центре стоял большой стол, заставленный всевозможной снедью. На стенах— несколько картин прерафаэлитов, в вазе китайского фарфора— букет белых камелий, вокруг стола— стулья из кованого железа. Можно подумать, что находишься в старинном итальянском дворце, подумал Шиб, осторожно проводя рукой по высокой амфоре, рядом с которой лежали пяльцы для вышивания.
 Слуги расставляли приборы и откупоривали бутылки. Шиб взял квадратную желтую керамическую тарелку и такой же стакан. Никто из гостей, кажется, не испытывал особого голода, но все старательно накладывали себе еду и казались совершенно поглощенными этим занятием. Бланш стояла у высокого французского окна. Шиб проследил за ее взглядом и понял: она смотрит в сторону часовни.
 Жан-Юг пил ледяное мюскаде, один бокал за Другим, и ничего не ел. Бабуля осторожно притронулась к его руке, и он со вздохом отставил бокал в сторону.
 — Я уложила Энис, она устала, — сказала Айша, обращаясь к Бланш, и та рассеянно кивнула.
 Айша вышла, бросив быстрый взгляд в сторону Шиба, Аннабель, усевшись верхом на стул, играла с консолью. Оба мальчика куда-то исчезли.
 Шиб от нечего делать прислушивался к доносившимся до него обрывкам разговора между Реми Шассиньолем и Полем Лабаррьером, очевидно, конфиденциального:
 — Итак, дорогой господин вице-президент, не говорил ли ты обо мне своим друзьям-социалистам?
 — Региональный совет не подвержен коррупции, старина, — ответил Поль. — Обсудим это завтра.
 В этот момент Шиб затылком почувствовал неприятное жжение и обернулся. Снова отец Дюбуа. Его тонкие губы были плотно сжаты, отчего рот походил на шрам.
 — Вы католик, месье Морено?
 «Нет, я великий жрец вуду, который настругивает белых в салат по утрам!»
 — Меня крестили, но я не соблюдаю обряды.
 — Вы утратили веру? «Тебе-то какое дело?»
 — По правде говоря, я приверженец других ритуалов.
 Взгляд священника оживился.
 — Вы сменили религию?
 — В некотором роде. Я поклоняюсь Амону-Ра.
 Отец Дюбуа растерянно моргнул, потом на его лице появилась саркастическая усмешка.
 — Вы шутите.
 Шиб вежливо улыбнулся.
 — Скажем так, меня весьма интересуют верования древних египтян.
 — Сплошной пантеизм, никакой интеллектуальной возвышенности!
 — Представления о Ка, Ба и Ак, мне кажется, напротив, свидетельствуют о высоком уровне духовности.
 Клотильда Осмонд, которая ела тост с деревенским паштетом, повернулась к ним.
 — Вы интересуетесь спиритизмом, месье?..
 — Морено. Леонар Морено. Да, немного,
 — И что же это за Ка, Ба и так далее?
 — Три составляющие человеческой души. Ка — что-то вроде вместилища жизненной силы. Вы питаете его на всем протяжении своего существования и таким образом закладываете основу для будущего бессмертия. Ба — это собственно душа. Она отлетает после нашей смерти, но иногда может возвращаться в этот мир, навещать любимые места. Ак— это сияющий бессмертный дух, в некотором смысле демонический.
 — Чепуха! — бросил отец Дюбуа.
 — Я нахожу это не более странным, чем учение о Троице, — вежливо ответил Шиб.
 — Да, это очень запутанная концепция, — подхватила Клотильда Осмонд. — Мой муж принадлежит к англиканской церкви, а меня больше устраивает буддизм— извините, святой отец.
 — Религия без бога. Несомненно, это идеал общества, которое не желает никаких правителей, — процедил священник.
 Клотильда слегка нахмурилась.
 — Вы говорите как социолог.
 Шиб потянулся к ломтику пармской ветчины с кружочком киви, потом, воспользовавшись начавшейся между Клотильдой и отцом Дюбуа дискуссией об упадке духовности на Западе, незаметно улизнул. Маневрируя по комнате, он наконец оказался рядом с Бланш. Она стояла неподвижно, обхватив пальцами керамический стаканчик. Вием было вино, однако Бланш не отпила ни глотка.
 Шиб потягивал вино из своего стаканчика, делая вид, что увлеченно рассматривает картину, висящую напротив, — типичный тосканский пейзаж с обилием руин и оливковых деревьев.
 — Я слышала, что вы рассказывали о трех составляющих души, — неожиданно сказала Бланш. — В том числе о той, которую вы называли Ба.
 Она говорила, почти не разжимая губ. Шиб отпил еще вина, не зная, что сказать.
 — Эта часть души может возвращаться в любимые места... То есть это призрак? Или... просто чье-то невидимое присутствие?
 — Вы не должны думать о таких вещах, — мягко сказал Шиб.
 — Вы первый о них заговорили.
 — Призраков не существует. Нельзя даже с уверенностью сказать, есть ли у нас душа.
 — Представляю, что сказал бы милейший Дюбуа, услышь он вас!
 — Не поддавайтесь искушению дешевого мистицизма.
 — После смерти Леона мне было видение, — тихо сказала Бланш. — Я знаю, что это глупо, но мне нужно об этом рассказать. Это была женщина. Она сказала, что он счастлив, там, на небесах, рядом с Богом. Что он думает о нас. Что он нас любит. Но такой маленький ребенок еще не умеет любить, правда? — спросила она, обернувшись к нему, — Ему нужна только забота, вот и все. И один он страдает.
 Шиб пристально взглянул ей в глаза.
 — Мертвые не страдают. Страдание — удел живых. Мертвые почиют в мире, потому что больше ничего не чувствуют.
 — Откуда вы знаете? Если вы потрошите мертвецов, это еще не значит, что бы знаете все о жизни и о смерти.
 Шиб почувствовал, как его пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки. По какому праву она так с ним разговаривает? Горе ослепило ее? Или врожденная заносчивость богачки?
 — Бланш, дорогая, ты так ничего и не съела?
 Андрие смотрел на них с высоты своего исполинского роста. Его глаза запали, на точеных скулах проступали красные пятна.
 — Я не голодна. Мы беседовали о религии.
 — Хорошо, хорошо, — рассеянно пробормотал Аидрие. — Вера — наше единственное утешение. Но сейчас мне больше хочется послать все к черту, — добавил он, стиснув зубы.
 Ни один из них не мог быть убийцей дочери. Слишком очевидно, насколько они ее любили.
 И как жестоко страдают сейчас. Как ему только в голову пришло...
 Зазвенел мобильник. Шиб достал его из кармана и вышел в сад. Это оказалась Гаэль.
 — Как у тебя дела?
 — Нормально. А у тебя? Кого вскрывали?
 — Какого-то старого алкаша. Печень как у рождественского гуся. Меня чуть не стошнило. А как девочка?
 Шиб почувствовал, что сердце заколотилось сильнее. Ему не хотелось отвечать, но он все лее сказал:
 — Ну... я не обнаружил плевы.
 — Значит, ее и не было.
 — Но ведь это невозможно!
 — Когда ты ее бальзамировал, то вынул внутренние органы?
 — Да, а что?
 — Мне бы хотелось на них взглянуть. Может быть, я заеду к тебе завтра?
 — О'кэй. Завтра как раз воскресенье.
 — Да, заслуженный отдых после тяжкой рабочей недели. Вот увидишь, я приведу тебя в порядок.
 И она повесила трубку. Да уж, он и представить себе не мог, что окажется объектом внимания молоденькой бойкой студентки. Шиб медленно вернулся в дом. Бланш вежливо улыбалась Джону Осмонду, который хвалил цветочные клумбы. Кто-то включил музыку. Вивальди. Она звучала успокаивающе. Ноэми Лабаррьер обсуждала с Винни-Пушкой сравнительные достоинства «Твинго» и «Смарта». Шиб проскользнул позади них. Реми Шассиньоль, Поль Лабаррьер и Андрие говорили о последней победе Тайгера Вудса.
 — Поистине, это единственный черный, которого я знаю, наделенный способностью играть в гольф, — сказал Жан-Юг.
 — Да, в основном они занимаются легкой атлетикой, — добавил Шассиньоль.
 Ну, это вопрос морфологии...
 Отлично, Шиб, давай-ка, дотащи свою морфологию до буфета и опрокинь стаканчик чего-нибудь покрепче. Бабуля разговаривала с Аннабель. Клотильда и отец Дюбуа все еще спорили о высоких материях. Она, не останавливаясь, пила мюскаде и разрумянивалась прямо на глазах. Священник ограничивался «Перье». Его тонкие губы манерно изгибались, когда он говорил.
 Шиб украдкой взглянул на часы— «Брегет» 1954 года на кварцевых кристаллах с темно-бордовым циферблатом. 18.30. Пора откланяться, подумал он, и в этот самый момент вошли Шарль и Луи-Мари. Шарль сделал себе тост с мусакой из баклажанов. Луи-Мари, в ушах у которого были наушники от плеера, налил стакан лимонада.
 — Луи-Мари, — внезапно окликнул его отец, — зачем тебе эта штука?
 — Я слушаю Дебюсси, у меня завтра экзамен по фортепьяно, — ответил тот, снимая наушники.
 — Дай сюда! — резко приказал Андрие. — Отдай мне его немедленно!
 — Но, папа...
 — Ты меня слышал?
 Луи-Мари побледнел, потом схватил плеер и швырнул его на пол.
 — Хорошо, папа, — сказал он и вышел. Шассиньоль кашлянул. Лабаррьер поднял плеер и положил его на стол.
 — Эти подростки... — вздохнул он.
 Андрие с кривой улыбкой повернулся к нему, но, прежде чем он успел ответить, вмешалась Бабуля:
 — Я беспокоюсь о детях, Жан-Юг... Ты ведь знаешь, они в шоке... Тебе следует попросить Дюбуа побеседовать с ними.
 — О-о, мама, неужели ты думаешь, что в наши дни мальчишки будут откровенничать со священником! — раздраженно сказал Андрие, вновь опрокидывая бокал.
 — Дюбуа — специалист по работе с подростками, у него мировая известность. Уверяю тебя...
 — Может быть, Кордье что-то посоветует?.. — вполголоса предположил Лабаррьер. — В прошлом году, когда Ноэми вдруг впала в депрессию... совершенно беспричинную... он направил ее к Эме, неврологу. Знаете этого типа, который всегда приходит в клуб в галстуке-бабочке? Понадобилось всего несколько сеансов, и Ноэми вернулась в норму.
 — Да нет, я вовсе не о том, что детям нужен психиатр! — воскликнула Бабуля.
 — Он невролог, а не психиатр, — поправил Лабаррьер.
 — Это одно и то же, — отмахнулась Бабуля, поворачиваясь к Жан-Югу. — Что им действительно нужно, так это моральная поддержка.
 — Ты хочешь сказать, что я не справляюсь с ролью отца? — неожиданно резко спросил Андрие, и черты его лица окаменели.
 Шассиньоль деликатно взял Лабаррьера под руку:
 — Я совсем забыл познакомить вас с Виннифред...
 — Шарль и Луи-Мари в полном смятении,—продолжала Бабуля. — Ты им нужен, Жан-Юг.
 — И что я, по-твоему, должен сделать? Оживить ее?
 — Я запрещаю тебе богохульствовать!
 — Ты можешь запрещать все, что тебе угодно. Ничего не изменится.
 — Тебе самому нужен психиатр, — заявила Бабуля.
 — Боже, мама, прошу тебя... Сейчас неподходящий момент, чтобы...
 — Тебе, и особенно ей, — многозначительно повторила Бабуля. — Она совершенно не в себе.
 Последние слова были произнесены так тихо, что Шиб едва смог их расслышать.
 — Мама!
 — Пусть я стара, но еще не выжила из ума... Инфаркт в моем возрасте... К счастью, я смогла...
 К ним подошел Кордье, который склонился и поцеловал руку Бабуле.
 — Выдержит ли Бланш такой удар? — спросила Бабуля.
 — Ей просто нужно, чтобы ее оставили в покое, — вмешался Жан-Юг. — Как и мне.
 — Я принес вам... — сказал Кордье, передавая Жан-Югу пузырек с таблетками. Тот кивком головы поблагодарил и быстро отошел.
 Бабуля положила обратно на тарелку свой тост с лососем, к которому едва притронулась.
 — Ничего не могу есть, — сказала она.
 — Неудивительно, — вздохнул Кордье и взглянул на часы. — Извините, мне нужно позвонить... у одного из моих пациентов инфаркт.
 — Вам не кажется, что Бланш нужен отдых? — спросила Бабуля.
 — Безусловно, — отозвался Кордье.
 — Нет, вы не совсем поняли... я имею в виду отдых... например, в санатории.
 Неожиданно Кордье пристально взглянул на нее.
 — Да, возможно, — помедлив, ответил он. — Представить только, что она останется здесь одна с детьми, которыми не сможет заниматься... особенно Энис... — С этими словами Кордье вышел в соседнюю комнату.
 Шиб почти физически ощущал, что уши его вытянулись, как у охотничьей собаки. Он так напряженно прислушивался к разговору, что у него заболели скулы.
 У Андрие проблемы с сыновьями, которые не признают его родительского авторитета. Он совершенно не переносит вмешательства матери в семейные дела. Бабуля хочет отправить Бланш в клинику. Кордье пичкает их всех антидепрессантами. Да уж, веселая складывается картина. Он словно оказался за кулисами маленького семейного театра. Маскарадные костюмы, реквизит иллюзиониста и прочая мишура... Отец Дюбуа, «специалист по работе с подростками»... Довольно подозрительно... И Ноэми Лабаррьер с ее «совершенно беспричинной» депрессией... Может, она случайно оказалась свидетельницей того, как родители истязают маленькую Элилу? А у внешне респектабельного Поля Лабаррьера мутный взгляд и вялый подбородок... Хм... Прогнило что-то в этом высшем свете...
 — Семья... — вздохнула Бабуля, которая вдруг показалась ему очень старой. — Столько радости и столько горя...
 — В таких печальных обстоятельствах, — вполголоса сказал Шиб, — люди обычно забывают обо всем, что дает нам силу продолжать жить. Но это не значит, что таких вещей не существует.
 — Ах, как же вы правы! — неожиданно воскликнула Бабуля. — Именно это я и пытаюсь внушить бедняжке Бланш. Однако...
 — Говорят, что материнская скорбь глубже океана и чернее ночи.
 О, этот Шиб Морено, король банальностей!
 — Мать должна заботиться о живых детях, — сказала Бабуля, стараясь смягчить фальшивой улыбкой очередную избитую фразу. — Она не может позволить себе утонуть в океане скорби, о котором вы говорили, иначе вся семья будет страдать.
 — Если бы вы смогли уделить мне минутку, Луиза, я бы хотел поговорить с вами о ближайшей африканской миссии...
 Отец Дюбуа приблизился к ним совершенно бесшумно. В руке он все еще держал бокал с «Перье». От него пахло одеколоном. Маленькие бегающие глазки смерили Шиба с головы до ног, и тому захотелось стряхнуть этот взгляд, как отгоняют назойливую муху.
 — Извините, если я вас перебил, — спокойно добавил Дюбуа.
 — Мы говорили о важности семейных ценностей, — сказала ему Бабуля. — Месье Морено чтит их, как и мы.
 «Шиб, ты узнаешь о себе много нового!»
 — Это делает вам честь, Морено. Вы позволите называть вас просто Морено? К сожалению, в наши дни люди предпочитают не заботиться о себе сами, а предоставлять это другим. Они тупы, как пробки.
 Шиб согласно кивнул, хотя сам часто ощущал себя пробкой, качающейся на волнах собственных эмоций и непредвиденных жизненных обстоятельств, не способной плыть куда-то самостоятельно.
 — Деньги всех поработили, — мрачно добавил священник.
 — О, Жослен, вы одержимы идеей равенства, — чуть насмешливо сказала Бабуля. — Вы забываете, что именно наши ценности позволили сделать Францию такой, какой мы ее любим.
 — Шлюхой, валяющейся в постелях мультимиллионеров, — проворчал Дюбуа и допил воду.
 — Не говорите о том, чего не знаете...
 Старая карга! Краешком глаза Шиб заметил, что Клотильда Осмонд допивает очередной бокал белого вина— наверное, десятый по счету— и тут же наливает себе снова. Ее муж наконец оставил в покое Бланш и теперь разглядывал музыкальную аппаратуру Hi-Fi, жуя куриный шашлык с лимоном. Шиб незаметно отступил в сторону буфета, предоставив Дюбуа и Бабуле разбираться друг с другом.
 Поколебавшись, Шиб начал незаметно перемещаться в сторону Бланш, по-прежнему стоявшей в амбразуре окна, открытого, несмотря на холод, наступивший с приближением ночи.
 Она изредка вздрагивала, скрестив руки на груди и глядя на первые звезды. Шиб тоже поднял глаза к небу. Было гораздо легче вообразить, что эти дрожащие огоньки — человеческие души, а не огромные массы пылающей плазмы.
 — Почему вы интересуетесь мной? — спросила Бланш, не поворачивая головы. Ее слова прозвучали резко и холодно.
 Почему? Знать бы...
 — Я не знаю.
 — Вы похожи на стервятника, который питается чужими несчастьями.
 — А вы похожи на самовлюбленную богачку, которая считает, что обо всем можно судить по меркам ее закрытого мирка.
 — Стервятник, да еще и агрессивный.,.
 — Да?.. Это, наверное, от внутренней закомплексованности. Знаете ли, цвет моей кожи...
 — Мне очень нравится цвет вашей кожи.
 Бланш произнесла это тем тоном, каким обычно просят: «Передайте мне соль, пожалуйста». Носком туфельки она рассеянно вычерчивала круги по полу.
 Внезапно ему показалось, что они словно очутились в другом измерении. Как будто их отделяла от остальных тонкая невидимая перегородка. Там, в этом другом измерении, они могли разговаривать языком, понятным им одним.
 Прекрати фантазировать, Шиб. Она тобой играет. Она ненормальная, тут ее свекровь права. Но уходить не хотелось. Хотелось обнимать и гладить ее под этим звездным небом, пахнущим лилиями.
 — Морено, я совсем забыл вам сказать... Вы ведь интересуетесь Египтом. В среду состоится лекция отца Розье на тему «Аменхотеп четвертый [21] и путь к монотеизму». Отец Розье— один из самых просвещенных наших теологов и неутомимый путешественник. Вы обязательно должны прийти...
 ... И не забудьте внести пожертвование, которое пойдет на реставрацию какого-нибудь древнего шедевра. Мы не должны оставлять без поддержки наших бедных африканских братьев! Шиб кивнул.
 — Я постараюсь.
 — В восемь вечера, в образовательном центре на улице Ормо, — добавил Дюбуа. — Бланш знает, где это.
 — Мы члены ассоциации «Земля Нила», — спокойно пояснила Бланш.
 Сборище святош с семизначными счетами в банках... Ну что ж, посмотрим. Шиб обернулся и увидел, что гости начинают прощаться. Пора было уходить.
 — Разрешите откланяться, — сказал он.
 Дюбуа, не отходя от Бланш, кивнул.
 — Не забудьте, в среду в восемь вечера, — напомнил он.
 Бланш даже не обернулась.
 Шиб направился к выходу, ничего не видя перед собой, и едва не наткнулся на Андрие, который рассеянно попрощался с ним. Затем он слегка пожал сухую руку Бабули и вышел на улицу с таким чувством, словно сбежал из заколдованного царства. Какой живой показалась ему его «Флорида»! Он уселся на кожаное сиденье и почувствовал, что возвращается в привычный мир. Каждый раз он покидал этот дом, словно спасался бегством.
 Но от кого ты хочешь спастись, Шиб?




 Глава 7


 Гаэль подняла голову, откинула упавшую на глаза прядь волос и убрала печень Элилу в одно из отделений холодильного шкафа.
 — На вид ничего необычного, — сказала она.
 — А что ты искала?
 — Признаки внутренних повреждений, возникших в результате побоев. Если девочка стала жертвой сильного избиения, которое привело к смерти — например, из-за отека мозга, — то мучитель мог предпочесть убить ее и придать преступлению видимость несчастного случая, чтобы не возникло даже мысли о вскрытии. Понимаешь?
 — Тебе не кажется, что ты слишком увлеклась? Что, если эта малышка и в самом деле случайно упала с лестницы?
 — Послушай, во время стажировки я как раз изучала случаи домашнего насилия и уверяю тебя, это явление распространено гораздо шире, чем обычно думают.
 — Пусть так, но это не значит, что все умершие дети погибли именно по этой причине.
 — По крайней мере, в случае с девочкой, лишенной невинности в восемь лет, такие подозрения вполне закономерны. Дай-ка мне взглянуть на почки.
 — Черт, может, лучше все-таки сходим на пляж?
 — Перестань брюзжать, а то ты похож на дядю Тома.
 — Смейся, смейся, — проворчал Шиб.
 — Как ты думаешь, в старости я буду такой же? — спросила Гаэль.
 — Хочешь сказать, такой же обаятельной и хорошо воспитанной? Думаю, у тебя никаких шансов.
 Гаэль рассмеялась, погружая скальпель в замороженную почку.
 Вытянувшись на песке, Шиб наблюдал, как Гаэль рассекает воду плавным, но уверенным кролем. Сам он быстро замерз в слишком холодной воде. Дети играли во фрисби, собака писала на вывернутый корень дерева, поваленного последней бурей.
 Осмотр остальных внутренних органов не показал ничего особенного. Маленькая Элилу, кажется, была совершенно здорова. Гаэль, правда, собиралась сделать некоторые анализы у себя на факультете, но... Шиб колебался между версиями убийства и несчастного случая. Существовала также возможность изнасилования, после которого она упала (или была сброшена) с лестницы. Может быть, ее братья и сестры что-то знают? Как бы их расспросить? Они такие высокомерные, самоуверенные, не очень-то расположены откровенничать со взрослыми... Интересно, будут ли они на лекции, посвященной Египту? Он навел справки и выяснил, что отец Розье — действительно выдающийся ученый-египтолог. Может, стоит пойти?.. А Бланш там будет? Ну разумеется. Ей ведь так необходимо отвлечься, не сидеть в четырех стенах, погруженной в свою скорбь... «Вам нужно переключаться, Бланш, нужно заняться чем-то...», «К тому же там будет этот черномазый, он вас развлечет...» Гаэль наконец вышла из воды.
 — Бр-р, у меня вся кровь застыла в жилах! Она принялась энергично растираться полотенцем, потом улеглась на песок.
 — Что будем делать вечером? — спросила она. — Если ты свободен, конечно...
 О да, он был свободен— как ветер, как сквозняк меж двух дверей.
 — Может, пойдем куда-нибудь поесть пиццы? — предложил он.
 — Очень оригинально! — фыркнула Гаэль. — Лучше я сама приготовлю ужин.
 — Ты умеешь готовить?
 — Шиб, дорогой, я умею все. Как героини американских фильмов. Ты будешь пить прохладное шардонне, а я пожарю аппетитные сочные бифштексы, и мы заведем беседу, полную тонких наблюдений и изящных непристойностей...
 — Это будет непросто, но я попытаюсь, — отозвался Шиб, закидывая руки за голову.
 Бифштексы были сочными и аппетитными, шардонне— прохладным, а разговор— увлекательным. Да и завершился он весьма бурно, сказал себе Щиб, потянувшись к своим джинсам, свисающим с телвизора. Гаэль, лежа между смятых простыней, улыбнулась ему.
 — Совсем неплохо для старого перца, — сказала она.
 Он швырнул в нее джинсы. Гаэль в ответ высунула язык.
 — Умираю от жажды, — заявила она.
 — Шампанского или минералки? — спросил Шиб.
 — Шампанского, о мой повелитель!
 Шиб почти не пил, но сейчас ему вдруг страшно захотелось напиться. Он открыл холодильник. Интересно, что делает Бланш? Спит? Или ворочается с боку на бок, вцепившись руками в простыни? Или пытается молиться — чтобы перестать думать, чтобы больше не слышать душераздирающих криков своей дочери, чьи губы теперь склеены специальным клеем?
 Он откупорил бутылку «Поммери» и протянул Гаэль бокал с пузырящейся жидкостью. Какое счастье, что можно напиваться, не беспокоясь о том, что тебя увидит муж или свекровь, не отдавая никому отчета!
 — О чем ты думаешь? — спросила Гаэль.
 — Ни о чем. В моем возрасте не думают, а просто существуют.
 — Знаешь, у моего брата есть приятель, который работает в полиции нравов...
 — Я не собираюсь впутывать тебя в это дело.
 — Было бы неплохо узнать, нет ли в их картотеке кого-то из родственников или соседей малышки.
 Шиб вздохнул. Эта история принимала поистине ужасающие размеры.
 — Да, это действительно не помешало бы, — словно со стороны услышал он свой голос.
 Снова поднялся пронизывающий восточный ветер, и по небу поползли тяжелые черные тучи. Шиб еще раз проверил адрес. Культурный центр «Кедр», улица Ормо, 1027, по направлению к Кабри. Старая часть города, здания, выкрашенные в охряный и розовый цвета... Город Ароматов. Шиб не любил Грасс, несмотря на одряхлевшую красоту этого квартала. Ему казалось, что он здесь задыхается. Слишком далеко от моря. Слишком замкнутое, концентрическое пространство. Он слегка прибавил скорость. Бланш сказала: «Первый поворот направо после автозаправки». Бланш... Он позвонил ей, чтобы узнать точный адрес. За прошедшие два дня он не имел от нее никаких известий, и они показались ему вечностью, но, услышав ее голос, ощутил, что она все это время была рядом с ним. «Так вы пойдете?»— спросила она. Шиб почувствовал себя смущенным. Возможно, он слишком навязчив. «Еще не знаю», — ответил он. И вдруг услышал: «Приходите...» И вслед за этим: «Да-да, я сейчас... Извините». В трубке раздались короткие гудки.
 Не послышалось ли ему это «Приходите»? Почему она так сказала? Почему больше ничего не добавила и тут же повесила трубку? И где эта чертова автозаправка? Не пропустил ли он нужную развилку?
 Наконец он увидел старый бензозаливочный аппарат с двумя свернутыми шлангами и типа в каскетке, словно выпрыгнувшего в сегодняшний день из сороковых годов, и резко свернул направо. Что за дурацкая идея— устроить культурный центр в таком месте! Культурный центр для порочных богачей.
 Хотя не обязательно порочных... в том случае, если сведения, раздобытые Гаэль, верны.
 Приятель ее брата из полиции нравов охотно согласился поворошить досье в обмен на обед с ней, но не нашел сведений ни об отце Дюбуа, ни о чете Андрие, ни об одном из их друзей.
 — По крайней мере, теперь мы это точно знаем, — сказала Гаэль, позвонив ему.
 — Как прошел обед? — спросил Шиб.
 — Отлично. Мы посидели в «Ундине», на набережной, а потом поехали к нему домой и забили пару косячков.
 Шиб почувствовал легкий укол ревности. Хотя с какой стати ему ревновать эту девчонку? Он в нее даже не влюблен!
 — Почему ты не спрашиваешь, переспала ли я с ним?
 — Почему я должен об этом спрашивать? Ты свободна.
 — Ты и вправду экземпляр шестьдесят восьмого года выпуска!
 — В шестьдесят восьмом мне было уже девять лет, крошка!
 — Свободная любовь и все такое... Хотя мне трудно представить тебя с длинными патлами и в цветастой рубашке.
 — Я всегда носил костюмы и старомодные очки.
 — Мы действительно переспали, — помолчав, сказала Гаэль, — но это было не бог весть что... Вообще-то я довольно плохо соображала, что происходит.
 — Надеюсь, в следующий раз будешь вести себя как взрослая девочка.
 — Ладно, мне пора закругляться, через пять минут лекция.
 Интересно, как он хоть выглядит, этот любитель травки из полиции нравов? Верзила в кожаной куртке и кроссовках «Найк»? Во времена его молодости ни одна девушка не стала бы спать с полицейским!
 Шиб остановил машину рядом с культурным центром, возвышавшимся за живой изгородью мимоз. Большое современное здание из стекла и бетона. Цветущие лавровые деревья, агавы, пальма... На парковочной площадке штук двадцать автомобилей. Ну что ж, вперед!
 Лекция должна была проходить в небольшом кинозале примерно на сто мест. Темно-синие стены, красный занавес, кресла, обтянутые синим бархатом, большие звуковые колонки по обе стороны экрана, диапроектор, установленный на краю сцены, рядом с микрофоном.
 Зал был заполнен уже наполовину. Шиб нарочно вошел в последнюю минуту, чтобы избежать встречи с Бланш до начала лекции. Он сел с краю, в последнем ряду, около выхода. Во втором ряду он заметил Бабулю с Шарлем и Луи-Мари, а недалеко от себя— Лабаррьеров. Отец Дюбуа стоя разговаривал с каким-то морщинистым человеком в сутане. Очевидно, это и есть отец Розье. Ни Жан-Юга, ни Бланш не было видно. На него накатило разочарование.
 — Почему вы прячетесь тут, в темноте?
 Шиб чуть не подпрыгнул. Бланш стояла рядом с ним, обмахиваясь программкой.
 — Мне легче спрятаться в темноте, чем любому другому. (О, чудо— ее губы слегка раздвинулись в улыбке.) Я не вижу вашего мужа, — непринужденно добавил он.
 — Ему пришлось срочно уехать в Брюссель по делам. Увидимся после. — Бланш спустилась во второй ряд и села рядом с Бабулей. Через минуту та обернулась и слегка помахала Шибу рукой.
 Отец Розье был знатоком своего предмета, но Шибу все никак не удавалось сосредоточить внимание на лекции. Его мысли бесцельно блуждали вокруг кладбищ, усыпанных цветами.
 Наконец раздались аплодисменты, и оратор, забрав диапроектор, спустился со сцены. Что теперь делать? Уехать? Или присоединиться к группке людей, обступивших путешественника, и поучаствовать в дискуссии?
 — Здесь есть небольшой буфет. В фойе, — сказал, неслышно подойдя, Дюбуа, словно подслушав его мысли. — Вам понравилась лекция?
 — Да, очень интересно. Ваш коллега— настоящий специалист.
 Разговаривая, они вышли из зала и направились в фойе. В буфете оказались кока-кола, апельсиновый сок и красное вино. На закуску— орешки, оливки, бутерброды. Обычный набор. За стойкой стоял прыщеватый юнец.
 — Все в порядке, Ромен? — спросил его Дюбуа.
 — Да, все в порядке, спасибо.
 — Ромен — один из наших подопечных, — негромко пояснил Дюбуа Шибу. — Из неблагополучной семьи.
 — Вы воспитатель? — спросил Шиб.
 — Нет, но мы постоянно оказываем духовную поддержку тем, кто в ней нуждается. Раз в месяц я устраиваю благотворительные вечера.
 — Вы много путешествуете?
 — Да, довольно много. Нести людям истину Господню — для меня это не пустые слова.
 Они стояли недалеко от Бланш, которая рассеянно потягивала из бокала красное вино. Шиб заказал себе то же самое, отец Дюбуа — кока-колу. Юный Ромен проворно орудовал за стойкой. Лабаррьеры затеяли разговор с Бланш, Бабуля подошла поздороваться с Шибом и Дюбуа.
 — Они нашли свою собаку? — спросил у нее Дюбуа, кивая в сторону Лабаррьеров, и, заметив вопросительный взгляд Шиба, пояснил: — Их терьер пропал три дня назад.
 Бабуля поджала губы, потом вполголоса ответила:
 — Его нашли висящим на суку. Бедный песик! Ноэми думает, что он погнался за кошкой— он их просто не выносил, — соскользнул с дерева, зацепился ошейником и задохнулся.
 — Я думаю, лучше не говорить об этом Бланш и детям, — заметил Дюбуа.
 — Да, конечно, — ответила Бабуля, отходя от них. Дюбуа тоже ушел, чтобы поговорить с двумя пожилыми дамами. Те начали рыться в сумочках, розье продолжал беседовать с группой увлеченных слушателей, к которой присоединились Лабаррьеры и Бабуля. Шиб приблизился к Бланш.
 — Вам удалось хоть немного отдохнуть? — спросил он.
 Да уж, хорошее начало для разговора!
 — Мне сейчас не до отдыха, месье Морено, — холодно заметила Бланш.
 — Простите, что побеспокоил. До свиданья.
 — Наверняка вы так легко не сдаетесь, когда нужно получить чек.
 — Наверняка вы не разговариваете таким тоном, когда надо кому-то поплакаться в жилетку.
 — Все в порядке, мам?
 На них в упор смотрел Луи-Мари — он был почти одного роста с Шибом. Синий блейзер и джинсы— семейная униформа.
 — Да, дорогой.
 — Хочешь апельсинового сока? — спросил он, протягивая ей бокал.
 — Да, спасибо. А ты ничего не выпьешь?
 — Да нет... А вы были в Египте? — спросил он у Шиба.
 — Да, много раз. Это удивительная страна.
 — А мумии видели?
 — Хм... да. В Каирском музее. Бланш слегка побледнела.
 — Вообще это довольно странно— смотреть на мертвецов как на произведения искусства...
 Этот малый издевается или совсем рехнулся?
 — Больше всего мне понравился круиз но Нилу, — поспешно сказал Шиб, чтобы сменить тему.
 — А крокодилы там водятся?
 — Да, кое-где. Так что купаться не советуют.
 — Я однажды видел по телевизору передачу об акулах, которые нападают на людей.
 Надо скорее сворачивать этот разговор, пока речь не зашла о вампирах или зомби!
 — Извините, я скоро вернусь, — сказал Шиб и направился в сторону туалетов. Пусть лучше думают, что он страдает недержанием.
 Выйдя из туалета, он увидел, что Шарль о чем-то разговаривает с юным Роменом, а тот покраснел до ушей. В чем дело? Потом Шарль с безразличным видом зачерпнул еще горсть орешков, а Ромен принялся нервно переставлять бутылки. Может, речь о наркотиках? Он представил себе Шарля, который каждый вечер ширяется героином, покуда Луи-Мари в сотый раз перечитывает «Королеву проклятых»... [22] 
 Как раз в этот момент Луи-Мари подошел к Шарлю, прошептал что-то ему на ухо, лицо старшего брата исказилось, он схватил младшего за запястье и прошипел несколько слов в ответ. Шиб прочел по губам: «Мешок с дерьмом!»
 Ну и семейка!
 Луи-Мари вырвал руку и усмехнулся с недобрым видом. Ромен исподтишка наблюдал за братьми. Больше никто ничего не заметил— стычка длилась не дольше двух минут. Оба мальчика подошли к взрослым со спокойными и безразличными лицами. Только тут Шиб внезапно заметил, что Бланш исчезла.
 — Мама вышла подышать воздухом, — бросил ему Луи-Мари, проходя мимо.
 — Понятно. Мне нужно возвращаться. У меня работа.
 — Да? И кто на этот раз?
 — Доберман, из которого хозяин захотел сделать чучело, — объяснил Шиб, слегка смутившись.
 Глаза мальчишки расширились.
 — Класс! Вы смотрели фильм «Доберман»?
 — Нет.
 — И я нет. Папа не разрешил. Его послушать, так можно смотреть одни диснеевские мультяшки. В лицее все ребята видели этот фильм!
 — А Шарль?
 — Шарль такое не смотрит. Он любит интеллектуальные фильмы. И диснеевские мультяшки, — добавил Луи-Мари, улыбаясь.
 — Вы хорошо с ним ладите? — спросил Шиб.
 — Да, а что?
 — Мне показалось, вы совсем недавно ссорились.
 — А, это... Я просто не люблю, когда Шарль при всех клеится к парням, вот и все.
 — Что?!
 — Шарль педик, — объяснил Луи-Мари. — Вы не знали?
 — Ты что, шутишь?
 — Нет. Вас это так шокирует?
 — Нет, я просто удивлен... А ваши родители в курсе?
 — Папа однажды застал его с Коста, садовником. Но маме он ничего не сказал. Вы тоже не проболтайтесь.
 — Если твоя мама ничего не знает, не нужно было и мне об этом говорить.
 — Я вам доверяю.
 — Ты меня совсем не знаешь.
 — Я редко ошибаюсь в людях. Правда, Шарль? — добавил Луи-Мари, повернувшись к подошедшему брату,
 Шарль перевел серьезный, почти взрослый взгляд с Луи-Мари на Шиба.
 — О чем вы говорили? — спросил он.
 — О маме, — ответил Луи-Мари, удаляясь.
 — Не слушайте его, — сказал Шарль. — Он все время что-то выдумывает.
 Да, попробуй разберись...
 — А тебя не беспокоит, что он выдумывает довольно опасные вещи? И что они могут дойти до вашей мамы?
 — Через вас, например? — надменно спросил Шарль, разглядывая его в упор.
 — Например, — подтвердил Шиб, выдержав взгляд.
 Подросток презрительно усмехнулся.
 — Вы же влюблены в маму. И не захотите причинять ей боль.
 Шиб чуть не поперхнулся бутербродом. —Кто тебе сказал? Такую чепуху?
 — Все мужчины в нее влюблены.
 — Это смешно. Ты говоришь как ребенок.
 — Я и есть ребенок, месье Морено. Ивы влюблены в маму, даже если сами еще этого не знаете.
 — Я вижу, вы спорите? — спросила Бабуля, подходя к ним, и слегка похлопала Шарля по руке. Шиб натянуто улыбнулся:
 — Извините, мне нужно ехать, у меня назначена встреча... Но лекция была очень интересной.
 — Я скажу Дюбуа, чтобы предупредил вас о следующей.
 — Очень мило с вашей стороны.
 Он протянул ей руку, которую она энергично пожала, потом слегка похлопал Шарля по плечу.
 — Как-нибудь увидимся.
 Шиб издалека помахал Дюбуа и быстро сбежал по лестнице к выходу. Голова у него шла кругом от всего услышанного.
 Бланш сидела на капоте его «Флориды» и курила. С каких это пор она курит? Он еще ни разу не видел ее с сигаретой.
 Он приблизился, не зная, что сказать.
 — Простите, это моя машина...
 — Я знаю. Не бойтесь, я ей ничего не сделала.
 — Вам не холодно?
 — Кажется, нет.
 — У вас такой вид, как будто вы замерзли. Бланш бросила окурок на бетонную дорожку, соскользнула с капота и оправила кремовое льняное платье. Она была так близко... Шиб слегка коснулся ее обнаженной руки с ощущением, что совершает смертный грех.
 — Вы и вправду замерзли.
 — По правде говоря, мне наплевать.
 — Мне тоже, — отозвался Шиб.
 Бланш подняла голову. Его рука по-прежнему лежала на ее предплечье. Слишком долго для обычного дружеского жеста. Но Бланш не пыталась отстраниться, Она посмотрела ему в глаза, не говоря ни слова. Шиб опустил руку, и она скользнула вниз, вдоль бедра Бланш,
 — Мам!
 Это был Шарль, который стоял на пороге у входа и вглядывался в темноту. Бланш вздохнула.
 — Я здесь! — крикнула она. — Сейчас приду.
 — Хорошо, — ответил Шарль, оставаясь на пороге и глядя в их сторону.
 — До свидания, Бланш, — негромко сказал Шиб. — Берегите себя. Даже если вам на это наплевать.
 — Я бы хотела увидеть вас снова. Он не ослышался?
 Шиб застыл на месте, с идиотским видом глядя на нее.
 — Я бы хотела... посетить вашу... мастерскую.
 — Нет,
 — Пожалуйста.
 — Это не лучшая мысль.
 — Прошу вас. Я бы хотела увидеть вас... за работой.
 — Нет, — повторил Шиб, покачав головой.
 — Значит, вы бросаете меня на произвол судьбы? Я и так едва держусь. И вы это знаете.
 — Я не бросаю вас, я хочу вам помочь. Но только не так.
 — Нет, так. Я вас очень прошу. Всего один раз.
 — Черт, вы не оставляете мне выбора!
 Завтра в одиннадцать утра.
 — Но я...
 — Это единственное время, когда я свободна.
 И, не дожидаясь ответа, она торопливо направилась в сторону здания, где Шарль в нетерпении постукивал ногой по ступеньке.
 Бланш у него дома, завтра, в одиннадцать часов! Хоть бы этот педик Шарль ничего не услышал! «Шарль педик. Папа застал его с Коста, садовником». Но насколько можно доверять россказням Луи-Мари? Подростки часто фантазируют... А может быть, Элилу узнала тайну Шарля и пригрозила обо всем рассказать матери? Но зачем ее убивать, если отец тоже в курсе? Или, может, Андрие решил, что тот случай был незначительным эпизодом в жизни Шарля, а Элилу знала, что страсть настоящая? Возможно, она застала его с кем-то еще... Например, с Шассиньолем или Лабаррьером... С кем-то, кто так боялся разоблачения, что предпочел убить малышку. Да, но при чем здесь изнасилование? Может ли один человек одновременно быть любителем малолетних девочек и гомосексуалистом-убийцей?
 А Бланш, которая захотела его увидеть, которая позволила ему держать руку на ее руке так долго, — что ей на самом деле от него нужно?
 И опять Шарль, спокойно заявляющий ему: «Вы влюблены в маму...» Какая глупость! Если бы он был влюблен, то отдавал бы себе в этом отчет, разве нет?
 Что ж, он отдает себе в этом отчет. Он влюблен в Бланш. О'кэй, это наконец произнесено. Да, он влюблен в эту ненормальную избалованную богачку. И что теперь делать? Наставлять рога Андрие, чтобы тот, узнав об этом, нанял русского киллера, который заживо сдерет кожу с обоих? Да какое там— он даже не сможет спать с ней, она так его накрутила, что у него ничего не получится... И потом, с какой стати ему спать с женщиной, которая для него ничего не значит?
 О, господи, Гаэль, кажется, тоже собиралась приехать завтра... Или нет, у нее лекции... На всякий случай надо посмотреть, нет ли от нее сообщения на мобильнике.




 Интермеццо 2

   Негритосова шлюха!
   «Ах, ах, ах!»
   Сучьи глаза!
   Я тебя ненавижу!
   Птичка на ветке
   Успела сказать: «Чик-чирик»,
   Я голову ей проломил,
   На куски разорвал
   И сожрал.
   Сырое мясо застряло в зубах...
   Однажды, как зверь,
   Я разорву тебя в клочья
   И твоих шлюшек-дочек.
   Скоро, поверь...







 Глава 8


 Семь часов утра. Шиб стоял на кухне, босиком, прижавшись лбом к стеклу. Его измучила бессонница. Заснуть так и не удалось. Веки, казалось, весили по тонне каждое. Снаружи бушевало море, исхлестанное проливным дождем. На гребнях волн поднимались вспененные завитки. Ветер гнал темно-серые облака, словно гаучо стадо овец. Старый деревянный понтонный мост захлестывали потоки пены. Шиб представил себе моряков в желтых прорезиненных плащах, рыболовные траулеры, швыряемые из стороны в сторону жестокой качкой, волны в человеческий рост... «Человек за бортом!», «Пробоина с правого борта!» — сколько фильмов об этом снято, сколько книг написано, сколько людей поглотила разбушевавшаяся пучина...
 Он отошел от окна, подальше от режущего глаза дневного света, выпил грейпфрутового сока, почесал грудь. Надо пожарить яичницу и сварить кофе. Это его немного взбодрит.
 Ему хотелось остановить время. Пусть навсегда останется это бледно-серое утро с тусклой штриховкой дождя... Ему было страшно.
 Зазвонил телефон. Шиб вздрогнул. Направившись к аппарату, зацепился ногой о ножку стула и чуть не упал.
 — Черт... Алло!
 — О, ты с утра в хорошем настроении!
 — Грег! Что тебе понадобилось в такую рань?
 — Мне нужна твоя тачка.
 — Это еще зачем?
 — Моя в гараже, а мне нужно съездить повидать Айшу.
 — Прямо сейчас?
 — Вот именно. Мамаша собирается в город за покупками, а дети у старухи. Самый подходящий момент.
 — А кухарка?
 — Когда мелкоты нет дома, она не приходит.
 — А садовник?
 — Он у соседей. Кто тебя еще интересует? Трубочист? Я за него.
 — Ладно. У тебя сохранился дубликат ключей?
 — Само собой.
 — Машина у меня перед домом. Но ко мне не заходи, я буду работать.
 — Ты сама любезность. Тачку верну к трем часам. Давай, до скорого.
 «Это единственное время, когда я свободна». Дети у Бабули, дома нет ни мужа, ни садовника, ни кухарки— только Айша, жаждущая остаться наедине с Грегом-трубочистом. Он обещал вернуть машину к трем часам... Значит, мадам Андрие не собирается обедать дома... А где она собирается обедать? В уютном домашнем морге месье Морено?
 «У меня есть отличная вырезка из добермана. Уверен, вам понравится».
 Ладно, нужно и вправду заняться доберманом, чтобы закончить работу вовремя. Хозяин пса, почтальон на пенсии, хотел как можно скорее получить своего любимца обратно. «Мой бедный Тарзан! Его отравили, какая гнусность! Такое чудесное животное... Люди невероятно жестоки...»
 Тарзан с остекленевшими глазами лежал на боку. Великолепный экземпляр, явно породистый... Длинные острые пожелтевшие клыки... Ошейник с медалью лежал рядом. Тарзану предстояло занять почетное место в двухкомнатной квартирке своего хозяина, с которым он был почти одного роста. Странно, должно быть, сидеть в гостиной, смотреть телевизор и есть равиоли в компании с чучелом огромного добермана...
 Собака ощутимо воняла. Нужно было срочно ее выпотрошить. Шиб сделал скальпелем надрезы внизу живота и вдоль лап, осторожно снял шкуру и отложил ее в сторону. Затем удалил с костей мясо вплоть до мельчайших частичек и укрепил на скелете резиновый манекен, который изготовил раньше. Теперь предстояло натянуть на него шкуру, тщательно выскобленную изнутри и обработанную химическими препаратами.
 По сути, это была гораздо более долгая и трудоемкая работа, чем та, которую он проделывал над телами людей. Но последние, за исключением редких случаев, не предназначались для всеобщего обозрения...
 В 10.30. Шиб отложил инструменты и бросил испачканные перчатки в мусорное ведро. Нужно принять душ и переодеться.
 В 10.55 он стоял посреди комнаты с чучелами, одетый в черные брюки и белую рубашку с серым галстуком. Настоящий мормон [23] . Он начал расхаживать туда-сюда по комнате. Машинально погладил по голове чучело лисы, слегка щелкнул пальцем по совиному клюву, сдул воображаемую пылинку с рыбы-меч. Может быть, пригласить Бланш пообедать в каком-нибудь тихом спокойном месте? Как насчет кладбища, Шиб?
 А если она передумала и не придет? Если ей вдруг расхотелось смотреть на твои мертвые творения? Или расхотелось видеться с тобой? На черта вообще ты ей сдался? Или она села за руль, наглотавшись успокоительного, утратила реакцию, не вписалась в поворот и...
 В этот момент раздался звонок в дверь.
 Бланш стояла перед ним, безвольно свесив руки вдоль тела — с кожаной сумочкой на плече, в бежевом костюме классического покроя и кремовой блузке. Под глазами залегли круги, волосы влажные от дождя.
 — Что-нибудь выпьете? — спросил Шиб. — Кока-колу, «Сюз»?
 — Стакан воды, пожалуйста.
 Он отправился на кухню. Бланш принялась разглядывать чучела животных.
 — У них есть имена? — спросила она, когда он вернулся.
 — Конечно. Вот Рокки, а это Гера. Держите. — Он протянул ей стакан. — Вы долго добирались?
 — Что? — рассеянно переспросила Бланш.
 — У вас не было с собой зонта?
 — А разве идет дождь?
 Шиб невольно посмотрел в сторону окна, которое заливали струи дождя. Бланш проследила за его взглядом.
 — Ах да!
 Стакан в ее руке задрожал.
 — Садитесь, — предложил Шиб.
 Бланш осмотрелась вокруг, села на черный кожаный диван и отпила глоток воды.
 — Дети сейчас у Бабули, — сказала она.
 Шиб чуть было не ответил: «Я знаю», но в последний момент спохватился.
 — Вы хоть немного поспали? — спросил он.
 — Немного. Как раз достаточно для того, чтобы насмотреться кошмаров. Вам снятся кошмары? У меня такое ощущение, что у других людей их не бывает.
 — Нет, мне тоже иногда снятся.
 — А какие именно?
 — Ну, самые банальные: я опаздываю в школу, с меня сваливаются штаны посреди улицы...
 — Ах, это... Нет, я говорю о настоящих кошмарах. Когда просыпаешься в холодном поту, не можешь дышать, сердце заходится— Кажется, что умрешь, если это продлится еще хотя бы минуту...
 — Но ведь Кордье дает вам какое-то снотворное...
 — Не слишком сильное. Он не хочет, чтобы я отупела. Он желает мне добра — как и все остальные...
 — Мне, например, иногда хочется надавать вам пощечин.
 — Давайте, не стесняйтесь. Мне это нравится. Шиб оцепенел от изумления. Она что, шутит?
 Но у Бланш был совершенно серьезный вид. Она сидела, положив ногу на ногу, пила воду и спокойно разглядывала его. Еще и мазохистка в придачу... Он допил кока-колу и поставил стакан на стол.
 — Ваш муж знает, что вы здесь?
 — Нет. Вы собираетесь ему рассказать?
 — Нет. Зачем вы приехали?
 — Я же вам сказала. Посмотреть на ваши экспонаты.
 — Как видите, зрелище почти тошнотворное. Ничего романтичного.
 — Во мне тоже нет ничего романтического. Внешность обманчива, так что...
 — Ну конечно, вы суровая, прямая, решительная...
 — Я сумасшедшая. Это немножко другое, но романтика тут ни при чем.
 — Вы рассказывали Дюбуа, что любите, когда другие вас унижают?
 Бланш поднялась и спросила, показывая на белую лакированную дверь с табличкой «Вход воспрещен»:
 — Это там?
 Шиб тоже встал и, стараясь не коснуться ее, прошел вперед, распахнул дверь.
 Тарзан лежал на столе, укрытый простыней. В мойке поблескивали хирургические инструменты. Пахло кровью, химикатами и тухлым мясом. Из-за включенного кондиционера было холодно. Бланш, очень бледная, шагнула вперед.
 — Это та самая собака, над которой вы собирались работать?
 Шиб откинул простыню, обнажив лежавшую на столе распластанную собаку, похожую на прикроватный коврик, с разинутой пастью, отвислыми губами и стеклянными глазами.
 Глаза у Бланш расширились, она поднесла руку ко рту и потеряла сознание.
 Шиб увидел, что она согнулась, зашаталась и, закатив глаза, оседает на пол, словно тряпичная кукла. Он успел подхватить ее за секунду до того, как она рухнула. Отличные рефлексы, старина!
 Ее бесчувственное тело крепко прижималось к нему. Он, даже не нагибаясь, чуть наклонил голову и коснулся губами ее слегка приоткрытых губ. Прикосновение ее груди было нежным и мягким. Никаких неуместных действий, Шиб! Но было слишком поздно. Смущенный, он осторожно положил ее иа кафельный пол, принес стакан холодной воды и влил немного ей в рот.
 Бланш сделала глоток, закашлялась и резко села, недоуменно моргая глазами.
 — Вы потеряли сознание, — объяснил Шиб. — Вот, держите, выпейте еще глоток.
 Бланш поморгала, потом отпила воды. Шиб осторожно поддерживал ей голову.
 — Дышите медленно. Вот так. Вам лучше?
 — Да. Я, должно быть, кажусь вам смешной?
 — Вовсе нет.
 — Помогите мне встать.
 Шиб легко поднял ее и поставил на ноги. Опираясь на него, она машинально отряхнулась, стараясь не смотреть на труп собаки. С каждым вздохом ее грудь приподнималась, касаясь его плеча. Шиб чуть отступил назад.
 — Могу я пригласить вас пообедать?
 — Я не слишком голодна.
 — Вам будет полезно подкрепиться.
 — Как хотите. Где ванная?
 — Вон там.
 Когда за ней закрылась дверь, Шиб почувствовал, что может вздохнуть свободно. Эта женщина вызвала у него самый настоящий стресс. Она действительно любит, когда ей дают пощечины? Надевают наручники, хлещут кнутом? А тут же, рядом, Шассиньоль трахает Шарля, а Лабаррьер насилует Элилу... Свингеры-садомазопедофилы? Бред... Настоящий бред.
 Бланш вышла из ванной аккуратно причесанная. Куда бы отвезти ее пообедать? Шиб вспомнил об одном пляжном ресторанчике: спокойное место с хорошей кухней. Не слишком шикарное, но...
 Дождь неистово хлестал в стекла. Волны разбивались о песок в трех метрах от них. Казалось, что они на корабле. Было немного сумрачно, но от этого становилось уютно. Посетителей было совсем мало. Пожилая пара с йоркширским терьером, который отзывался на кличку Филомена и постоянно выпрашивал еду. Еще одна пара, помоложе, лет пятидесяти— женщина с крашенными в темно-рыжий цвет волосами, мужчина в полосатой рубашке, который говорил что-то о балансах и расходных счетах. Трое велосипедистов оживленно болтали между собой. Их машины стояли тут же, прислоненные к стене.
 Подошел хозяин с белой салфеткой через плечо.
 — Ну и погодка! Закажете аперитив?
 — «Сюз», пожалуйста.
 — И пива, — сказал Шиб.
 — Сию минуту.
 В ожидании заказа они некоторое время сидели молча, слушая грохот волн.
 Бланш рассеянно пробежала глазами меню и отложила его.
 — Когда вы только начинали работать, вас никогда не тошнило? — спросила она.
 — В первый раз меня даже вырвало, — признался Шиб. — А потом я научился их любить. Когда появляется нежность, отвращение уходит.
 Он отпил глоток пива. Бланш наполовину опустошила бокал «Сюз». Хозяин снова подошел к ним. Шиб заказал карпаччо из рыбы-меч, Бланш— жареного морского окуня. «Без соуса, пожалуйста». Бутылка мюскаде. Минеральная вода.
 Шиб рассеянно крошил в пальцах кусочек хлеба, потом отложил его. Ветер усилился. Временами от его порывов дрожали стекла. Завтра весь пляж будет покрыт водорослями.
 Хозяин вернулся с напитками. Мюскаде оказалось хорошим. Бланш осушила бокал, и Шиб снова налил ей. Она выпила все до дна. Ему самому пиво тоже слегка ударило в голову— он с самого утра ничего не ел. Что ж, тем лучше. Они оба напьются, и тогда не останется никаких мыслей, никаких вопросов.
 Первый раскат грома заставил их вздрогнуть.
 — Здорово шарахнуло, — заметил хозяин, ставя на стол тарелки.
 Филомена заскулила и уткнулась мордочкой в ногу своего владельца, который вяло пробормотал:
 — Ну хватит, хватит, ты уже не маленькая. Бланш повернула к ним голову, потом, механически ковыряя вилкой в тарелке, сказала Шибу:
 — Ноэми Лабаррьер, должно быть, скоро позвонит вам. По поводу своей собаки.
 — Что? — переспросил Шиб.
 — Скотти, их терьер, задохнулся в собственном ошейнике. Должно быть, погнался за кошкой, подпрыгнул и зацепился за сук. Его нашли висящим на дереве.
 Шиб вспомнил короткий разговор Дюбуа с Бабулей на эту тему. Значит, кто-то все же рассказал об этом Бланш. Скорее всего, сама Ноэми Лабаррьер.
 — Говорят, в городе опасно для животных, но мне кажется, что загородная местность еще хуже. Это уже четвертая собака, погибшая в этом году, — добавила Бланш.
 — Да, домашних животных опасно оставлять без присмотра, — согласился Шиб, про себя отмечая, что Бланш ничего не ест.
 Она отложила вилку и посмотрела на него:
 — Вы верите, что можно любить собаку так же сильно, как ребенка?
 — Филомена, перестань капризничать сейчас же! — прикрикнул пожилой мужчина.
 — Конечно, — серьезно ответил Шиб. — Я уверен, что можно любить все что угодно— предмет, животное, человека, место, — с одинаковой силой.
 — Вы хотите сказать, что важен не объект, а само чувство?
 Нет, он ничего не хотел сказать, он хотел есть свое карпаччо и смотреть на нее. Он хотел лежать рядом с ней и слушать дождь. Он хотел, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Но для безопасности у нее есть муж, напомнил он себе, и она вовсе не нуждается в негритосике карманного размера.
 Высокая волна, более мощная, чем другие, разбилась о каменное основание террасы и забрызгала стекла клочьями пены.
 — Надеюсь, у вас прочные стекла? — прокричал один из велосипедистов, обращаясь к хозяину. — Иначе мы скоро будем есть под открытым небом.
 — Не беспокойтесь. Сегодня еще ничего. Вот в прошлом ноябре было много разрушений. Две недели ушло на ремонт.
 — О, смотрите, лодка! — воскликнула женщина с рыжими волосами, приподнимаясь со стула.
 Моторная лодка сорвалась с якорной цепи и, гонимая ветром, двигалась прямиком в их сторону.
 — Она сейчас разобьется! — воскликнул один из велосипедистов.
 Волны крутили маленькое суденышко из стороны в сторону, то погружая его носом в воду, словно пытаясь утопить, то бесцеремонно выталкивая на поверхность.
 — Можно подумать, что над ней нарочно издеваются, — тихо проговорила Бланш, словно услышав его мысли.
 Лодка неслась прямо на дамбу, полузатопленная, барахтающаяся между высоких волн. Внезапно она резко поднялась носом кверху, как дрессированная собачка, вставшая на задние лапы. Все притихли. Очередная волна резко подтолкнула ее снизу, и лодка на долю секунды поднялась в воздух и повисла, похожая на странную наклейку на фоне неба, прежде чем обрушиться на дамбу и разбиться вдребезги.
 — Твою мать!.. — вполголоса произнес один из велосипедистов.
 Хозяин повернулся к нему, чтобы что-то сказать, но не успел он рта раскрыть, как порыв шквального ветра внезапно сорвал часть пластиковой крыши, обрушив на Филомену и ее хозяев поток ледяной воды, отчего те хором завопили.
 Шиб спросил себя, действительно ли случайно он оказался в самом центре мини-шторма, разыгравшегося на обычно спокойном пляже, в компании женщины, которая для него была столь же реальной, сколь и призрачной. Не сон ли это? Однако ледяные капли дождя, ударившие ему в лицо, подтвердили, что все происходит на самом деле и лучше поскорее убираться отсюда, пока все здание не обрушилось им на головы.
 Он поднялся. Бланш следила за ним с легкой усмешкой на губах.
 — Я вижу, вы не любитель приключений.
 — Просто я не мазохист. Пойдемте.
 Бланш медленно встала, помедлив еще несколько мгновений, но тут ледяной душ хлынул ей на спину сквозь разверзшуюся дыру в крыше.
 — Мать твою, когда ж все это кончится! — прорычал хозяин заведения.
 Велосипедисты подхватили свои средства передвижения и устремились к выходу. За ними направился пожилой мужчина с Филоменой на руках. Она стучала зубами, словно кастаньетами. Его жена между тем о чем-то спорила с хозяином ресторана.
 Бланш обогнула столик и приблизилась к Шибу.
 В этот момент он заметил катившуюся к берегу огромную волну— настоящую водяную громаду, словно в фильме-катастрофе.
 Он протянул руку к Бланш и крепко ухватил ее под локоть.
 Волна полностью закрыла горизонт.
 Шиб инстинктивно оттеснил Бланш назад. Она протестующе вскрикнула.
 Послышался негромкий треск от удара в стекло. Затем по нему во все стороны побежали трещины, и оно с грохотом обрушилось, разлетевшись на тысячу осколков.
 Тяжелая масса пенящейся воды докатилась до их ног, захлестнула, как будто собиралась утащить за собой. Шиб вцепился в металлический дверной косяк.
 Но волна вернулась назад, с глухим ворчанием, словно сожалея о неудавшемся намерении. Пол покрылся мокрым песком. Бланш истерически расхохоталась.
 — Очень смешно! — зарычал хозяин. — Вот сука! Значит, тебе смешно?
 Шиб увлек Бланш за собой к выходу. Она покорно последовала за ним. Она больше не смеялась, а лишь слегка поскуливала.
 Водосточные желоба были переполнены, и улицу затопляли потоки воды. Шиб обнял Бланш, прижал ее голову к своей груди. Пытаясь отстраниться, она уперлась руками в его плечи, но вдруг бессильно опустила руки. Дождь лил как из ведра, море глухо рокотало. Шиб поднял Бланш на руки, и она разрыдалась.
 Он неловко гладил ее волосы и вздрагивающие плечи. Бланш уткнулась лицом ему в шею, и он почувствовал, как ее дыхание щекочет ему кожу. Он еще крепче прижал ее к себе.
 Понемногу рыдания утихли. Какое-то время она тихо всхлипывала, потом отстранилась и подняла голову. Краска на ее лице размазалась. Вокруг глаз были черные круги туши. Промокшая блузка прилипла к коже, облегая грудь, спутанные волосы прилипли ко лбу и щекам... Шиб положил руку ей на затылок, стряхивая воду с волос. Бланш еще немного отступила, раскрыла сумочку, словно ища что-то, потом снова закрыла.
 Он взял ее за руку.
 — Пойдемте.
 Бланш бросила на него недоверчивый, почти враждебный взгляд. Шиб пожал плечами. Она последовала за ним.
 — Держите. — Он протянул ей полотенце, взял себе Другое. Бланш вытерла волосы, потом сняла пропитанные водой жакет и блузку и выжала их. У Шиба в ботинках хлюпала вода. Бланш сняла туфли и принялась вытирать ноги.
 — Я должна быть дома самое позднее в три часа, — сказала она, не глядя на него. Она смотрела в окно, на мрачное серое небо. Потом положила полотенце на холодильник. Было 13.30.
 Не делай этого, Шиб. Не делай этого. Это последняя вещь, которую стоит делать.
 Он это сделал.
 Он подошел к Бланш, положил руку на ее влажное плечо, привлек к себе. Прижался губами к ее губам, влажным и холодным. Она ответила на поцелуй.
 Зачем ты это делаешь, Шиб? Вы ведь не животные... Оставь ее, отпусти, остановись, пока еще не поздно...
 Но было ясно, что они уже не остановятся, слившись воедино за стеной дождя, словно желая раствориться друг в друге и навсегда исчезнуть.
 14.15.
 Бланш лежала на спине, обнаженная и абсолютно неподвижная, вытянув руки вдоль тела, похожая на надгробное изваяние. Рука Шиба почти касалась ее бедра — между ними была лишь складка простыни.
 Он встал, натянул трусы и брюки. Бланш принялась тихонько напевать: «Мама, у корабликов есть ножки?»
 Шиб вздрогнул. Она не произнесла ни единого слова за все то время, что они занимались любовью. Она была сумасшедшей, и он тоже был безумцем, раз поддался ее безумию...
 — Сейчас пятнадцать минут третьего, — сказал он, надевая носки.
 Бланш вздохнула, потом медленно села, прикрывая груди ладонями.
 Шиб подал ей одежду. Бланш оделась, отвернувшись к стене. Потом сказала:
 — Боже, какой у меня ужасный вид! Я зайду в ванную, хорошо?
 Он заканчивал повязывать галстук— настоящий образец пятидесятых годов, — когда Бланш вернулась. Она выглядела столь же безукоризненно, как утром— в другой жизни, с которой было покончено раз и навсегда.
 Она вынула из сумочки ключи от машины, слегка подбросила их в пальцах с нежно-розовым маникюром.
 — Думаете, я шлюха?
 «Да нет же, вовсе нет, я сам во всем виноват... Только последний мерзавец мог воспользоваться душевным смятением женщины в трауре...»
 — Нет. Я... я ничего не думаю.
 Он замолчал, не в силах продолжать. Бланш сжала в руке ключи и направилась к выходу.
 — Простите меня, Леонар, — сказала она, обернувшись от порога, — но я не смогу вас любить. Во мне больше не осталось любви.
 — Я знаю. Это не важно.
 Бланш открыла дверь и вышла. Шиб продолжал смотреть на захлопнувшуюся дверь еще добрых десять минут— на белую дверь с блестящим металлическим замком. Раньше он никогда не замечал, что краска начала кое-где осыпаться.




 Глава 9


 —... и видел бы ты, какую физиономию скорчил Андрие, когда я вышел из ванной в чем мать родила! Грег ухватил полную пригоршню черных оливок и сделал бармену знак принести новую порцию. Дождь прекратился, и солнце снова показалось в прояснившемся небе. Пахло озоном, влажностью, все казалось чистым, свежевымытым. Шиб сидел рядом с Грегом на террасе «Челси», ощущая легкую головную боль.
 — А за каким чертом ты поперся в его ванную? — рассеянно спросил он приятеля.
 — Я же тебе говорю: это была ванная, смежная с комнатой Айши, — нетерпеливо ответил Грег. — И вот Андрие стучит в дверь — пару секунд, не больше, — а потом, не дожидаясь ответа, заходит, как к себе домой...
 — Так он и был у себя дома, — заметил Шиб, вертя в пальцах оливку.
 — Не важно! Штука в том, что он не собирался возвращаться до вечера — и вдруг заявляется в два часа дня! Как будто собирался устроить жене сюрприз. Знаем мы такие сюрпризы! Хорошо хоть Айша уже оделась — мы успели немножко поиграть «в доктора». Андрие поджал губы и спросил: «Кто этот человек, Айша?»
 Грег остановился, отхлебнул пива и свистнул проходящей мимо девице в коротких плотно облегающих шортиках. Та, не оборачиваясь, показала ему средний палец.
 — Люблю девушек с характером, — заметил Грег, зевая. — Так на чем я остановился?
 — Андрие спросил: «Кто этот человек?»
 — А, да! Айша отвечает: «Это мой жених, месье». Он говорит: «Вы могли бы пойти в отель». Она тут же начинает мести хвостом: «Я не думала, что вы вернетесь так рано... Иначе я бы никогда не позволила себе... Мне очень жаль...» — Слова Айши Грег произносил фальшиво-манерным голоском. — Короче говоря, она его улестила до такой степени, что он уже готов был извиниться, что побеспокоил нас. Все, что он хотел узнать — куда подевалась его женушка?
 Шиб почувствовал неприятный холодок в желудке.
 Грег откинулся на спинку стула, похрустел пальцами.
 — Хочешь чего-нибудь выпить? Я умираю от жажды.
 — Нет, спасибо. И что потом?
 — Потом? Ничего. Он ушел, я оделся и собрался уезжать, а тут как раз объявилась мадам Андрие.
 — И что он ей сказал? — спросил Шиб, не отрывая глаз от своей оливки.
 — Кажется, спросил: «Ты ездила за покупками?» Что-то в этом роде. Потом: «И что же ты купила?» Она не ответила, вместо этого спросила: «А почему ты так рано вернулся? »— «Я хотел тебя увидеть». В общем, просто телесериал. Я думаю, уж не наставляет ли она ему рога?
 Оливка выскользнула из пальцев Шиба и скатилась на блестящий влажный тротуар.
 — И знаешь что, — продолжал Грег с набитым ртом, — мне кажется, Андрие думает то нее самое. По ней было заметно, что у нее совесть нечиста. У него тоже был не слишком приветливый вид. Судя по всему, ему бы хотелось держать ее на коротком поводке.
 Шиб представил себе Бланш на четвереньках, в ошейнике и на поводке, и поежился от отвращения.
 — Я надеюсь, у Айши не будет проблем, — сказал он.
 — Да нет, она уже сказала мне, что все в порядке. Она им очень нужна — из-за такой оравы детей, да и вообще... Черт, слушай, она мне показала ту малышку в стеклянном гробу... Просто страхота, меня чуть не вырвало! Как вспомню, дрожь пробирает.
 Он показал свою мускулистую руку со вставшими дыбом светлыми волосками.
 — Хуже, чем в фильмах ужасов. Такое ощущение, что вокруг притаились маньяки-убийцы с циркулярными пилами... Надо окончательно свихнуться, чтобы придумать такое.
 — Забальзамировать ребенка, ты имеешь в виду?
 — Одно это уже мерзость... но — выставить тело под стеклянным колпаком, как будто это какая-то экзотическая дрянь, вроде того паука в стеклянном шаре, которого мать привезла из Мексики... Тоже мне, сувенирчик...
 Грег замолчал, допил пиво. Он выглядел помрачневшим. Шиб отпил маленький глоток мартини. Внутри у него все сжималось от нараставшей тревоги. Если Андрие что-то заподозрил... Но у него, должно быть, достаточно других забот, чтобы чересчур зацикливаться на возможной неверности жены. Он прежде всего безутешный отец, потерявший уже второго ребенка, десять лет спустя после смерти сына. Чересчур высокая смертность для такой благополучной на вид семьи... Здесь что-то не так. По меньшей мере странно и то, что Бланш затевает роман с человеком, бальзамировавшим тело ее дочери, всего через две недели после знакомства с ним... Что это — результат сильного душевного потрясения или постоянной психической нестабильности? Что скрывается за респектабельной внешностью семейства Андрие? Мальчишка-гомик, двое погибших детей, мать-нимфоманка...
 —... кстати, это сущая правда: тот докторишка, Кордье, действительно влюблен в Айшу. Просто умора! — сказал Грег, принимаясь за очередной бокал с пивом.
 — Что?
 — Да ты слушаешь или нет, мать твою! Кордье приезжал сегодня около полудня. Он позвонил, но ему, естественно, не открыли. Как тебе это: приезжает именно в то время, когда Айша дома одна. Трезвонил, как ненормальный. Потом все-таки уехал, с кислой рожей.
 — Должно быть, он увидел «Флориду» у ворот. Он знает, что это моя машина.
 — Черт! Он теперь подумает, что это ты трахаешься с его пассией! Он точно тебя возненавидит!
 Шиб внезапно понял, что и Андрие, конечно же, видел его машину. Он, несомненно, догадался, что Грег— приятель этого обходительного месье Морено. А что, если месье Морено— такой же сладострастник, как его друг? Может быть, они уже поделили женщин в доме? Блондин— для брюнетки, брюнет— для блондинки... Неоконченная пьеса для механического совокупления... Хотя нет, с чего бы Андрие думать о таких вещах?
 Зазвонил мобильник. Шиб вытащил его из кармана. Ему не хотелось ни с кем разговаривать, но аппарат требовательно попискивал и мигал красным огоньком.
 — Алло?
 — Месье Морено?
 — Да, это я.
 — Это Ноэми Лабаррьер. Мы с вами встречались... на церемонии...
 — Да, я помню.
 — Мне понадобятся ваши услуги. Наш песик, Скотти, погиб. Я хотела бы...
 — Может быть, мы встретимся, чтобы все обсудить? — перебил ее Шиб.
 Грег скорчил ему гримасу и демонстративно закатил глаза к небу. Шиб отвернулся.
 — Ну что ж... — нерешительно сказала Ноэми. — Я сейчас в городе, и...
 — Например, в шесть часов в «Мажестике»?
 — Отлично, До скорого.
 — Да, хорошо ты научился с ними разговаривать! — одобрил Грег. — Еще одна твоя курочка?
 — Нет, это женщина, которая хочет, чтобы из ее собаки сделали чучело.
 — После моей смерти обязательно забальзамируй мой член и передай его в Музей Человека, — заявил Грег, рассматривая двух девушек, которые только что заняли столик по соседству. — Скандинавки, — через некоторое время добавил он. — Дешевка.
 — Мне нужно идти, — сказал Шиб. — Если хочешь, можешь допить мартини.
 — Ладно, пока, развлекайся. Я тебе позвоню.
 И Грег с обольстительной улыбкой обернулся к девицам.
 У Шиба снова задребезжал мобильник. Черт, кто там еще?
 — Привет, папочка! Гаэль.
 — Ты на занятиях? — спросил Шиб.
 — Да. Сейчас перерыв. Я сегодня поздно заканчиваю. Можем увидеться завтра, если ты не против.
 — Нет проблем. Хочешь, пообедаем вместе?
 — Надеюсь, не только пообедаем. Хотя, судя по голосу, ты не в форме.
 — Я чертовски устал.
 — А еще?
 — А что еще?
 — Эй, ты от меня что-то скрываешь.
 — Андрие застал Грега без штанов— впрочем, и без всего остального — в комнате АЙши.
 — Вот это да! А сам-то он зачем явился к Айше, достопочтенный Андрие?
 Хороший вопрос, подумал Шиб.
 — Наверняка сам собирался с ней развлечься, — продолжала Гаэль, — Особенно если жены не было дома...
 — Она уехала в город. Дома больше никого не было, поэтому Грег туда и отправился. Андрие должен был вернуться только к вечеру, но неожиданно объявился в полдень.
 — Тебе это не кажется странным? Он возвращается раньше, чем собирался, и тут же прямиком направляется в комнату Айши. Причем именно в тот день, когда в доме больше никого нет.
 — Тебя послушать, так все мужчины сексуально озабоченные.
 — Хм...
 — Грег сказал, что Андрие больше обеспокоило отсутствие жены.
 — Ну, это ни о чем не говорит. Он мог и притворяться. Вообще с женатиками надо держать ухо востро... Ладно, пока, мне пора.
 Андрие хотел соблазнить Айшу? И именно поэтому вернулся раньше, чем собирался? Хорошо бы, если так!
 Ноэми Лабаррьер сидела за угловым столиком, в стороне от яркого освещения, пила капуччино и листала глянцевый журнал.
 — Надеюсь, я не слишком опоздал? — вежливо спросил Шиб, отодвигая стул.
 Было ровно шесть.
 — Нет, вовсе нет, это я пришла раньше, — столь же любезно ответила Ноэми.
 Шиб сел. Ноэми отложила журнал. Он заказал минеральную воду. Пить не хотелось. Ноэми слегка взболтала маленькой ложечкой пену на поверхности капуччино.
 — Мы с мужем были очень привязаны к нашему Скотти, — заговорила она. — Это и вправду был чудесный песик. У него была единственная дурная привычка: гоняться за кошками. Он их просто не выносил. Становился как одержимый при виде кошки.
 — У нас тоже есть свои недостатки, — философски вздохнул Щиб, словно гамлетовский могильщик.
 — Мой муж нашел Скотти висящим на суку. Всему виной был проклятый ошейник... А я даже плакать не смела — ведь Бланш недавно потеряла Элилу, и мне было стыдно убиваться из-за собаки...
 — Любовь не делает различий между теми, кого мы любим.
 — Вы действительно так думаете? — спросила Ноэми.
 «Ничего я не думаю. Я переспал с Бланш и не могу думать ни о чем другом. Наверное, так и сходят с ума».
 — Мой муж уже обращался к услугам таксидермиста, когда нужно было сделать чучело Кокетки, его охотничьей собаки. Теперь мы хотим сохранить и Скотти. Мы поставим его рядом с ней, в библиотеке Поля, под кабаньей головой.
 — Ваш муж — охотник?
 — Страстный. Они с Шассиньолем отличные стрелки. Что касается Андрие, он предпочитает тир.
 — Они очень дружны? — спросил Шиб.
 — Да, насколько мужчины на это способны, — слегка улыбнулась Ноэми, обнажив безупречные искусственные зубы. — Знаете, все это соперничество, охрана своей территории... В этом смысле любой мужчина похож на моего бедного Скотти. Ни одна женщина не стала бы преследовать незнакомца, гуляющего по ее саду. Скорее уж предложила бы ему выпить...
 — А вы сами не охотитесь?
 — Ну что вы, конечно, нет! Бланш, Клотильда и я играем в теннис — это гораздо полезнее для фигуры. Шассиньоль хотел бы, чтобы мы взяли в свою компанию и Винни, однако...
 Ноэми замолчала, отпила глоток капуччино.
 — Она слишком... — подсказал Шиб.
 — Вот именно, — подхватила Ноэми. — У Реми всегда были несколько... экстравагантные вкусы. Как подумаю, что он чуть было не женился на Бланш... Это была бы настоящая катастрофа!
 Пальцы Шиба крепче обхватили стакан.
 — А она была с ним знакома еще до того, как встретила Андрие?
 — Да, они вместе учились. На факультете права.
 — Довольно трудно представить себе Бланш на факультете права...
 — О, она собиралась стать адвокатом. Обычный идеализм юных девушек... Это Шассиньоль познакомил ее с Жан-Югом. Тот влюбился в нее без памяти. Они женаты уже пятнадцать лет. Шарля она родила в двадцать три... Что до меня, я никогда не хотела иметь детей. Мне хотелось взять приемного ребенка, но Поль и слышать об этом не захотел. Поэтому я занимаюсь чужими детьми. Играю в добрую фею-крестную.
 — Но, должно быть, Бабуля не оставляет вам большого простора для этой роли, — заметил Шиб. — Судя по всему, она обожает своих внуков.
 — Да, просто до безумия, — подтвердила Ноэми, слегка откинув назад голову и выставив напоказ изящное ожерелье от Картье.
 — Для Бланш, наверное, обременительно постоянное присутствие свекрови? — рискнул спросить Шиб.
 — А, вы тоже заметили? Обычно мужчины не замечают подобных вещей. Мне пришлось выносить присутствие матери моего мужа целых десять лет, а он даже не подозревал, что я ее еле терплю. Проблема Бланш в том, что она никогда ничего не рассказывает. Она слишком мечтательна, слишком замкнута. Полная противоположность Жан-Югу.
 — Такие союзы, как правило, очень прочны, — заметил тонкий психолог месье Морено.
 — При том условии, что различия характеров не создают непреодолимую пропасть между людьми, — поправила его Ноэми, которая, должно быть, только что прочитала в своем глянцевом журнале статью на тему: «Если ваша семейная жизнь дала трещину».
 — Но у Бланш и Жан-Юга, кажется, полное взаимопонимание...
 — Конечно. Именно поэтому... но, кажется, я слишком заболталась. Поль наверняка думает, куда я могла подеваться. Когда вы сможете забрать Скотти? Он у нашего ветеринара, вот его визитка.
 Шиб взял визитку, с трудом скрывая разочарование. Еще минут десять— и он выяснил бы всю подноготную семейства Андрие!
 Ноэми поднялась и стала собирать свои свертки.
 — Вы— другие, вы действительно умеете говорить с женщинами, — сказала она Шибу с лукавым видом.
 Кто— «вы»? Метисы? Незаконнорожденные?
 — Как говорит мой парикмахер: «Это потому, что мы не боимся открыто проявлять свою женственность».
 Парикмахер? Женственность? Что, черт возьми, она хочет сказать?
 Наверняка у него был изумленный вид, потому что Ноэми захлопала ресницами, изображая смущение:
 — О, простите, я и вправду чересчур болтлива... Мне очень жаль... Вы, конечно, не хотите, чтобы все об этом знали. Этот негодник Шарль мне рассказал... о-ля-ля, вот я и снова проболталась!
 Шарль? Шибу очень хотелось встряхнуть Ноэми за плечи и закричать: «Да говори же, старая карга!» Но та явно не собиралась больше ничего рассказывать. Она направилась к выходу, обернулась, помахала ему рукой и сказала:
 — Позвоните мне.
 Шиб увидел в окно, что она направляется к стоянке такси. Что Шарль мог рассказать о нем? Нет, ну надо же, просто змеюшник какой-то! С другой стороны, если все решат, что он голубой, это может оказаться полезным в отношениях с Бланш... В каких еще отношениях? То, что случилось сегодня, было всего лишь приступом безумия, Шиб, а не прелюдией к долгой прочной связи... Все уже забыто. Считай, вообще ничего не было.
 Он раздраженно допил минералку. Шарль и Луи-Мари, нормальные они или нет, — просто два маленьких засранца, которые заслуживают хорошей порки! Он уже слышал перешептывания: «А вы знаете, этот Шиб Морено... Ну, бальзамировщик, такой манерный мулатик... Оказывается, голубой... Вот уж действительно извращенец в квадрате!»
 Он бросил на столик монету и вышел. Нужно заехать за трупом собаки и приниматься за работу. Ковыряться в собачьих внутренностях и слушать «Портишхед».
 Ветеринар поправил съехавшие очки. Терьер, упакованный в пластиковый мешок, лежал на смотровой кушетке.
 — Бедный старина Скотти! — сказал ветеринар, — Жертва своего дурного нрава.
 Он почесал шею, снял очки и потер глаза. Это был усталый человек лет шестидесяти, в черных вельветовых брюках, светло-сером свитере от Лакост и ботинках «Доктор Мартене». На руке у него были часы «Патек Филипп». Шиб пробежал взглядом по висевшим на стене фотографиям самых известных его клиентов. Кинозвезды, бывший мэр, топ-модель, футболист...
 — Неплохая клиентура, — одобрительно хмыкнул он.
 — Ну, когда тридцать лет живешь в одном и том нее месте, со временем обрастаешь полезными знакомствами.
 Здание ветеринарной клиники было расположено в парке, в самом центре квартала миллиардеров.
 — Мне почему-то казалось, что это уже не модно — отдавать своих животных для набивки чучел, — заметил доктор Шабо, приглаживая редкие седые волосы.
 — Да, — согласился Шиб, — но любители всегда находятся. К счастью для меня.
 — Это верно. Кстати, если все будет продолжаться в том же духе, в ближайшее время вы без работы не останетесь.
 — Что вы имеете в виду?
 — В этом году просто урожай на несчастные случаи с животными. Именно здесь, между Опио и Вальбонной. Я подумал даже, не завелся ли здесь маньяк, которому доставляет удовольствие их убивать. Хотя обычно подобные типы прибегают к яду... Но все равно, такая частота наводит на подозрения. Разумеется, я никому об этом не говорил, чтобы зря не волновать людей.
 — Тем более что вы ничего не можете с этим поделать, — добавил Шиб.
 — Вот именно. Как бы то ни было, в последние два месяца все вроде бы улеглось, и вот теперь Скотти... Но, конечно, это нельзя сравнивать с тем, что произошло в семье Андрие... Какая жестокая драма!
 Шиб молча кивнул.
 — У вас не слишком-то веселая работенка, — заметил ветеринар. — Я по крайней мере имею дело с живыми существами, которых могу спасти или облегчить им страдания. Но вы...
 — О, у меня они больше не страдают, И я надеюсь, что моя работа помогает тем, кто их любил, чувствовать себя спокойнее.
 — Да, наверное, — согласился Шабо. — Хотя мне было бы не слишком приятно держать у себя дома трупы животных... Впрочем, у каждого свой вкус.
 «В этом году просто урожай на несчастные случаи с животными». Фраза вертелась в голове Шиба всю дорогу и продолжала звучать, когда он вынул из багажника «Флориды» тело Скотти и поднялся в мастерскую. Убийца собак? Собак и детей? Триллер класса «Б», кассовые сборы обеспечены...
 Он безуспешно пытался отогнать эти мысли. Затем принялся наводить последний лоск на застывшего Тарзана, обнажившего грозные клыки поверх каучукового языка. Настоящий лежал в кюветке, как и внутренние органы и глаза. Шиб покрыл клыки Тарзана эмалью и втер в его шерсть специальный состав для блеска. Стеклянные глаза, приобретенные в специализированном магазине, задумчиво смотрели из чистых промытых орбит. Лапы были привинчены к деревянному цоколю с вырезанным на нем именем пса. Слегка вздохнув, Шиб приподнял чучело, весившее добрых тридцать килограммов, и поставил на перевозную доску с красно-синими колесиками, на которой Тарзана предстояло транспортировать вниз, к машине хозяина. Что ж, работа весьма неплохая, удовлетворенно подумал Шиб, глядя на пса, готового, казалось, соскочить с постамента.
 — Вот теперь папа может тебя забрать, — прошептал он, и буквально через минуту хозяин Тарзана позвонил в дверь.
 Когда тот ушел вместе со своим доберманом на колесах, Шиб принялся за Скотти. Снял с него шкуру, тщательно выскоблил ее, очистил скелет, затем обработал шкуру химическим составом и повесил сушиться. Работы предстояло много, но уж лучше забыться в работе, чем в пьянстве. Его неотступно преследовало желание позвонить Бланш, увидеть ее, обнять, посадить во «Флориду» и увезти в ночь, подобно вору, увозящему украденную драгоценность... А еще ему хотелось напиться до полного беспамятства, чтобы голова стала пустой, как хэллоуинская тыква...




 Интермеццо 3

   Она воняла.
   Воняла падалью.
   От ее глаз, ее губ —
   Рабская вонь.
   Запах криков под простыней
   И сырости.
   Меня тошнит.
   Губы шлюхи на детском лице.
   Я их хочу.
   Я их разомкну,
   К своей шее прижму...
   Ах, ах, ах!
   Шлюха!







 Глава 10


 Солнечные лучи потоками вливались в комнату. Шиб приоткрыл один глаз и снова закрыл его. Который час? Он на ощупь поискал часы на прикроватном столике, потом понял, что они по-прежнему у него на запястье. 11.12. Отлично! Он проспал всю ночь, как младенец. Если бы еще голова так не болела... Он повернулся на спину и ощутил под боком какой-то твердый предмет. Это оказалась пустая водочная бутылка. Ничего себе! Вчера вечером она была почти полной. «Эрб де бизон», его любимая. Хотя сейчас ощущение было такое, будто стадо бизонов хорошенько порезвилось у него в голове. Надо срочно встать, почистить зубы... И отлить не помешает. Шиб медленно поднялся, чувствуя головокружение и тошноту. Помнится, вчера вечером он всего лишь хотел немного взбодриться, прежде чем возобновить работу над Скотти, чья полностью высохшая шкура все еще висела на распялке. Он вовсе не собирался напиваться до бессознательного состояния...
 Шиб встал под душ и включил холодную воду. Почувствовал острые уколы в спине и груди. Досчитал до ста. Потом прополоскал рот, смывая следы бизонов. Пописал. Так, теперь горсть таблеток от похмелья, стакан апельсинового сока — и он будет как новенький.
 Шиб вернулся в комнату и лег на кровать, решив сделать несколько дыхательных упралшении из практики дзен.
 И снова заснул.
 Совсем близко прожужжал самолет. Очевидно, заходил на посадку. Эй, вы что, хотите приземлиться прямо у меня в ухе?
 Шиб рывком сел на кровати. Мобильник надрывался рядом с подушкой. Выругавшись, Шиб нажал кнопку «ОК».
 — Ее украли! Мою дочь украли!
 Так, самолет, очевидно, приземлился в аккурат перед сумасшедшим домом. Шиб провел языком по пересохшим губам, прежде чем что-то сказать, и словно со стороны услышал свой голос:
 — Простите?
 Он произнес это с интонацией вышколенного дворецкого, который, даже будучи вдребезги пьян, не забывает о своих обязанностях.
 — Элилу украли! — прорычал Жан-Юг на другом конце провода.
 — Но... зачем? — пробормотал Шиб.
 — Вы думаете, я знаю?
 — Вы сообщили в полицию?
 — Чтобы это немедленно попало в газеты? Ну уж нет. Именно поэтому я вам звоню. Графиня Ди Фацио однажды сказала мне, что вы знаете хорошее агентство.
 Какое еще агентство? Брачное? Недвижимости? О чем он говорит? Внезапно Шиб догадался, в чем дело, и тут же почувствовал, как у него на лбу выступил пот. Этот мудак Грег! Однажды он явился к нему во время очередного визита графини Ди Фацио и совершенно очаровал ее — та в свои шестьдесят восемь буквально растаяла перед его грубой мужественностью. С тех пор она всегда осведомлялась у Шиба, как поживает его «симпатичный друг». И — теперь он вспомнил — Грег дал ей визитку, которую сам себе сварганил с помощью уличного ксерокса: «Детективное агентство. Самые щекотливые расследования»— со своим номером телефона. Очевидно, на тот случай, если...
 — Ну так что, это правда? — нетерпеливо спросил Андрие.
 И тут Шиба осенило: а ведь ему предоставляется возможность, о которой он и мечтать не мог— на пару с Грегом в роли частного детектива самому заняться расследованием того, что произошло в доме Андрие. Хотя... ну кто, в самом деле, за исключением пожилой дамы, ухоженной и сексуально озабоченной, поверит хоть на минуту, что Грег — детектив? Что ж, тем хуже...
 — Да, один из моих друзей действительно работает в частном детективном агентстве, — сказал он. — Он немного экстравагантный человек, но хороший профессионал. Впрочем, вы с ним тоже знакомы.
 — Разве?
 — Вы его видели не далее как вчера. У вас дома. Это Грегори Донателло.
 Этот тип? — недоверчиво переспросил Андрие.
 — Он знает свое дело. Хотя не слишком хорошо воспитан, что правда то правда...
 Андрие прерывисто вздохнул. Потом сказал:
 — Хорошо. Позвоните ему. Скажите, чтобы приезжал как можно скорее, Ее нужно найти. Если ее не найдут, я... я умру, вы понимаете? Стоит мне подумать о том, что тело моей дочери — в руках какого-то психа... О, черт... Извините, меня тошнит.
 «Меня тоже», — подумал Шиб.
 Отключившись, он немедленно направился в ванную. После того как его вырвало, он почувствовал себя лучше. Теперь нужно поесть. Он открыл холодильник, вытащил кусок сыра, два ломтика ветчины, куриную ножку, йогурт, пакет грейпфрутового сока и плитку шоколада. Плюс кофе... Без кофе мозги отказывались работать. Он все еще не мог осознать происходящее.
 Итак, тело Элилу украли.
 Безумие. Просто безумие...
 И кто похититель? Тот же человек, который убил ее, а перед тем изнасиловал? Что ему нужно теперь? Удовлетворить какие-то другие склонности, еще более невообразимые?
 Шиб снова почувствовал тошноту. Нет, больше никакой водки! По крайней мере месяц!
 Он набрал номер Грега и рассказал о случившемся.
 — Ты что, спятил? — возмутился тот, услышав о планах Шиба. — Хочешь, чтобы я разыгрывал Коломбо в гостях у семейки Адцамс? К тому же у меня турнир по волейболу. Так что извини, приятель, но в поисках исчезнувшего трупа я тебе не компаньон.
 — Грег!
 — Нет, и еще раз нет! Не приставай ко мне с этим. Лучше возьми с собой Гаэль, она будет в восторге. Скажи им, что у меня срочное дело, а она — моя правая рука. А сейчас извини, мне надо ехать. Турнир через сорок пять минут, и я должен его выиграть. Пока!
 Гаэль... А почему бы и нет?
 — Мне не очень нравится эта идея... — задумчиво сказала Гаэль, постукивая кончиками пальцев по приборной доске «Флориды».
 — У нас нет другого выбора.
 — Лучше всего было бы сообщить в полицию. Все-таки речь идет об осквернении трупа,.. Это значит, что где-то поблизости скрывается самый настоящий маньяк.
 — А я-то думал, мне одному мерещатся всякие ужасы.
 — Шиб, если эту девочку действительно изнасиловали и убили, а теперь еще и украли ее труп, дело серьезное. Двум любителям тут не справиться... Черт, почему у тебя такие мутные глаза? Ты что делал вчера вечером?
 — Ох уж эти медики! — вздохнул Шиб, потирая переносицу. — От них ничего не укроется... Итак, повторим еще раз: ты помощница Грега. Твой отец был полицейским. Ты специализируешься на расследованиях, связанных с детьми.
 — А если Андрие спросит у меня лицензию?
 — Во-первых, по новому закону тебе достаточно обычной справки из префектуры о роде занятий, а во-вторых, люди обычно забывают о таких вещах. Ты ведь не спрашиваешь диплом об образовании у своего парикмахера? Андрие знаком с графиней Ди Фацио, которая знакома со мной и которая рекомендовала ему Грега. А Грег, в свою очередь, рекомендовал тебя. Это замкнутая среда, в которую можно попасть только по чьей-то рекомендации. Так что на твой счет не возникнет никаких сомнений, тем более что ты умна и у тебя хорошие манеры.
 — Ну ладно, допустим. А ты в таком случае кто? Специалист из отдела необычных пропаж?
 Шиб пожал плечами. Он старался не поворачивать голову— любое движение вызывало сильнейшую боль. Что ж, он понимал, что они вполне могут облажаться. И что лучше было бы сообщить обо всем в полицию. Но он знал и то, что не собирается так поступать.
 Андрие стоял перед часовней, осунувшийся, с покрасневшими глазами и припухшими веками. Его белый спортивный костюм был покрыт пылью. Шиб, облаченный в свой лучший парадный костюм, произнес, молясь про себя, чтобы его голос не дрогнул:
 — Это Гаэль Хольцински, помощница месье Донателло. К сожалению, он уехал по делам в Италию. Но Гаэль весьма компетентна в делах, связанных с похищениями детей.
 — Черт возьми, речь идет не о похищении детей! — резко сказал Андрие. — Искать нужно не педофила, а...
 —... некоего, без сомнения, душевнобольного человека, осквернившего труп ребенка, — невозмутимо продолжила Гаэль, очень элегантная в своем розово-бежевом брючном костюме. Она говорила с изысканным аристократическим акцентом Нейи-Отей-Пасси [24] . — Расскажите, что произошло.
 — Я пришел сюда примерно в половине двенадцатого утра, чтобы... чтобы повидать ее, и... ее не было!
 Казалось, Андрие с трудом удерживается от рыданий. Он резко толкнул дверь часовни, и все трое вошли в прохладный сумрак.
 Пустой стеклянный гроб возвышался на алтаре. Гаэль решительно проследовала к нему. Шиб шел за ней, сдерживая тошноту.
 — Дверь не была закрыта на ключ? — поинтересовалась Гаэль, рассматривая необычный футляр.
 — Нет. Кто же мог вообразить... Если бы мы только знали...
 — Да, конечно. Вам не за что себя винить, — успокаивающим тоном сказала Гаэль, склоняясь над цепочкой засохших капелек на полу.
 Она стояла спиной к Андрие, но Шиб заметил, как ее лицо неожиданно исказилось. Затем она выпрямилась и внимательно осмотрела каменный пол в других местах. Шиб невольно подумал, что она действует так уверенно, будто занималась расследованиями всю жизнь. Просто прирожденная ищейка!
 — Вы не заметили следы шагов? — спросила она.
 — На гравии? Но это невозможно.
 — Что-нибудь странное? Может быть, какие-то предметы были передвинуты?
 — Нет, все было как обычно, кроме... Кто-то открыл раку, и...
 — Она все время стояла здесь?
 — Да, возле статуи Франциска Ассизского.
 Андрие указал на изящную деревянную статую святого. Шиб подумал: а почему гроб поставили на алтарь? В этом было нечто кощунственное.
 — Ваша жена в курсе? — спросила Гаэль.
 — Да. То есть... я не знаю. Я сказал ей, но... она приняла вчера на ночь мепронизим, поэтому сегодня...
 — А дети? — перебила Гаэль.
 — Шарль, кажется, слышал, как я звонил Морено.
 Вот так. Морено. Без всякого «месье».
 — Возможно, ему лучше пока ничего не говорить остальным, — заметила Гаэль.
 — Да, я ему так и сказал. Ничего не понимаю, — продолжал Андрие словно про себя, стискивая кулаки.—Ничего!
 — У вас есть враги?
 — Враги?
 — Люди, которые вас ненавидят? Озлобленные соседи, завистливые конкуренты?
 — Нет, не думаю... И потом, вы можете представить себе неудачливого конкурента, который из мести похищает труп ребенка?
 — Месье Андрие, существует всего два варианта, — отчеканила хорошо поставленным голосом Гаэль. — Либо мы имеем дело со злоумышленником, человеком, который ненавидит вас и ваших близких, либо с сумасшедшим. Но согласитесь, довольно мало шансов на то, что какой-то сумасшедший смог пробраться именно в вашу семейную часовню, чтобы выкрасть оттуда тело вашей дочери. Андрие некоторое время молча смотрел на нее, нахмурив брови.
 — Но ведь это ужасно! — наконец воскликнул он. — Вы хотите сказать, кто-то ненавидит меня до такой степени, что не остановился перед таким чудовищным поступком?
 Гаэль кивнула и слегка коснулась рукой запястья Андрие.
 — Я думаю, это очень серьезно, месье Андрие. Наверное, вам стоит сообщить в полицию.
 — Ни в коем случае! Моя жена и без того сходит с ума... Если вдруг в газетах появятся наши фотографии, разразится скандал... это ее доконает. Вы отлично знаете, как сильно желтая пресса любит такие... лакомые кусочки, — Лицо Андрие исказила гримаса, в которой смешивались гнев и отвращение. — Есть вещи, которые не должны становиться всеобщим достоянием, — добавил он почти шепотом.
 Гаэль и бровью не повела.
 — Хорошо, как хотите, — ответила она. — Скажите, есть еще какой-нибудь вход, помимо въездных ворот? Я обратила внимание, что они довольно сильно скрипят, так что, если бы преступник прошел через них, кто-то наверняка мог бы его заметить.
 — Да, — подтвердил Андрие. — Айша наверняка бы услышала. У девушки чуткий сон, а ее комната расположена в крыле дома, которое ближе всего к воротам.
 Какое-то время он размышлял.
 — С левой стороны наша территория граничит с усадьбой Лабаррьеров, — сказал он, — и спускается к реке. С другой стороны— Осмонды. Нас разделяет каменная стена в два метра высотой.
 — Итак, будет логичнее предположить, что он спустился к реке, переправился через нее и оказался...
 — На шоссе Д-9, — пробормотал Андрие. — По ночам там практически пусто.
 — Когда вы заходили в часовню последний раз? — спросила Гаэль.
 Нет, не так, подумал Шиб. Нужно было иначе поставить вопрос. Но Андрие отлично понял, что хотела спросить Гаэль: «Когда вы видели Элилу в последний раз?»
 — Вчера вечером, около полуночи. Яне мог заснуть. Мы играли в шахматы с Луи-Мари, потом я пытался читать, но... Она была такой красивой! Казалось, она спит, просто спит...
 Такой же красивой, как говядина на мясном прилавке, как вампир, накачанный формалином! Неужели этого никто не замечал?
 — Папа!
 Это была запыхавшаяся Аннабель со своей неизменной электронной игрушкой в руках.
 — Мама упала! — выпалила она.
 — О, черт! — пробормотал Андрие.
 — Она пришла к нам на кухню, поздоровалась с Колетт, а потом сделала вот так... — Аннабель поднесла руку к лицу и закатила глаза. — И потом упала. Колетт сказала, чтобы я позвала тебя.
 — Я иду.
 Он быстрыми шагами вышел на улицу. Аннабель бежала рядом с ним, пытаясь поймать его руку, но он на нее даже не смотрел.
 Гаэль глубоко вздохнула.
 — Не человек, а провод под током. Странно, что у него еще искры с волос не сыплются.
 Шиб рассеянно кивнул. Больше всего ему хотелось немедленно бежать к Бланш.
 — Я вижу, тебя тоже увлекло это дело, — сказала Гаэль. — Думаю, тебе станет еще интереснее, если я скажу, что похититель помочился на гроб.
 Шиб чуть не подскочил на месте.
 — Ну, наконец-то очнулся, — иронически заметила Гаэль.
 — Неужели кто-то настолько ненавидит эту девочку?
 — Похоже на то.
 — Но если он ее ненавидит, зачем украл ее труп?
 — Чтобы его уничтожить, расчленить, съесть, наконец... Откуда я знаю? Во всяком случае, чтобы сделать нечто отвратительное. И, по правде говоря, меня это чертовски пугает, — заключила Гаэль, направляясь к дверям.
 Шиб снова приблизился к алтарю, на котором стоял взломанный гроб. На полу не было ни окурка, ни клочка бумаги, случайно выпавшего из чьего-то кармана, ни записной книжки, ни водительских прав, ни даже традиционной пуговицы от твидового пиджака из магазина готового платья, владелец —месье X., который— счастливое совпадение! — записывает в учетную книгу имена своих клинтов, серийных убийц, живущих по фальшивым документам... Нет, только старые истертые каменные плиты, между которыми кое-где пробивались травинки.
 Внезапно Шиб заметил— удивительно, что только сейчас — светлую мраморную доску под статуей Франциска Ассизского. Небольшой гладкий прямоугольник, на котором были вырезаны слова: «Леон-Анри Ангерран Андрие. 17 января 1991 — 23 июля 1992. Покойся с миром». Значит, семейное захоронение было здесь, под часовней.
 Шиб наклонился и заглянул под алтарь. Там было темно и пыльно. Он опустился на четвереньки и почти прижался щекой к полу, В этот момент перед самым его носом прошмыгнул паук, отчего сердце чуть не выскочило у него из груди. Шиб поднялся, разозлившись на себя за этот страх.
 «Иисус, в ком радость моя...»
 Очередной шок. На сей раз озвученный. Под каменными сводами раздавалась органная музыка. Орган? Но его здесь не было... Шиб осмотрелся по сторонам. Тем временем баховская «Кантата BWV 147» продолжала звучать, и по-прежнему изливали радость наводящие ужас голоса. Возле одной из колонн Шиб обнаружил динамик. От него тянулся провод к маленькому лазерному проигрывателю Для компакт-дисков, стоявшему в небольшой нише недалеко от двери. Шиб в два прыжка оказался рядом с ним.
 На пластмассовой панели горел зеленый огонек. Щиб нажал на клавишу «стоп», и воцарилась тишина. Здесь же, в нише, лежало еще несколько дисков. Бах, «Реквием» Моцарта, «Сокровища музыки барокко»... Кто же включил проигрыватель?
 Шиб вышел на улицу. Никого не было видно. Куда подевалась Гаэль?
 — А, и вы здесь?
 Кордье, стоя возле темно-зеленого «вольво» с чемоданчиком в руке, недружелюбно разглядывал Шиба.
 — Бланш не стало лучше? — спросил Кордье, направляясь к дому.
 — Гм... я не знаю.
 Кордье слегка приподнял брови, пожал плечами и поднялся по лестнице к входной двери дома, откуда в тот же момент вышла Гаэль.
 — Ее положили на диване в гостиной, — сказала она ему. Когда врач скрылся за дверью, Гаэль спросила Шиба:
 — Ну что, ничего не заметил?
 — Нет. Это не ты включила музыку в часовне?
 — Музыку в часовне? — недоверчиво переспросила Гаэль. — А, ну да, я как раз подумала: пока все равно нечем заняться, почему бы не послушать последний альбом Ману Чао?
 — Кто-то включил музыку, — объяснил Шиб. — Кантату Баха,
 — И что?
 — А то, что я никого не видел и не слышал! Кто-то вошел в часовню, совершенно бесшумно, и поставил этот гребаный диск, пока я ползал на карачках под алтарем!
 — Ты слишком нервный, — заметила Гаэль.
 — Слушай, перестань напускать на себя такой самоуверенный вид! Ты знаешь не больше моего! — Шиб потер лоб, хрустнул пальцами. — Кстати, как Бланш?
 — Пришла в себя. Спросила, где Элилу, потом начала биться головой о стену.
 Шиб бессильно закрыл глаза. Перед ним предстала картина: «скорая», увозящая Бланш в темноту, мрачные коридоры психиатрической лечебницы...
 — И что теперь делать? — спросил он, обращаясь к «вольво» доктора Кордье. — Устраивать спиритический сеанс и спрашивать Элилу, куда подевалось ее тело?
 — Нужно спуститься к реке, — сказала Гаэль.
 — Ты думаешь, могла повториться история с Офелией? — устало спросил Шиб.
 — Я думаю, что похититель должен был куда-то унести свою добычу.
 — Я схожу узнаю, что с Бланш, и сразу вернусь, — сказал Шиб, не глядя на Гаэль.
 Она вздохнула. Он почувствовал, что краснеет.
 Кордье выпрямился, сжимая в руке шприц. Бланш лежала на диване, закрыв глаза. На виске у нее был кровоподтек. Андрие сидел рядом, держа ее за руку.
 — Это просто синяк, ничего серьезного, — сказал Кордье. — Но я бы все же советовал положить ее в клинику.
 Андрие сделал отрицательный жест.
 — Послушайте, нет ничего удивительного, что на не может... справиться со всем этим!
 — Я знаю, но она становится опасной для самой себя. На всякий случай я оставлю вам телефон одного знакомого специалиста, — добавил он, роясь в бумажнике.
 — Того, который занимался Ноэми? — спросил Андрие.
 — Да. Вот, держите. Проконсультируйтесь с ним.
 Не сказав больше ни слова, Кордье направился к двери, рядом с которой стоял Шиб. Не взглянув на него и не попрощавшись, врач скрылся за дверью.
 Бланш слегка вздрогнула, ее глаза приоткрылись, и она провела рукой по руке мужа, который осторожно гладил ее лицо.
 Все, Шиб, тебе больше нечего тут делать. Или ты собираешься и дальше наблюдать за этой семейной идиллией?
 Он вышел, опустив голову, и чуть не наткнулся на Шарля.
 — Маме стало лучше? — спросил он.
 — Да. У нее был доктор.
 — Я знаю. Я видел, как он приехал, — ответил Шарль. Его глаза были почти на уровне глаз Ши-ба —темно-голубые, враждебные, испытующие.
 — Ты наболтал обо мне всякую чушь Ноэми Лабаррьер? — резко спросил Шиб.
 — А мы с вами разве на «ты»? — отпарировал тот.
 — Я задал тебе вопрос.
 — С чего вы взяли, что я буду вам отвечать?
 — Значит, она солгала? Шарль скривил губы в улыбке.
 — Все вокруг лгут. А вы сами разве никогда не лжете? Лучше бы вы искали мою сестру, а не собирали сплетни. Дюбуа говорит, что сплетни пятнают душу.
 «У тебя очень чистая душа!»— подумал Шиб, кусая губы.
 — Шарль! Пожалуйста, принеси маме воды! — окликнул его Андрие.
 — Хорошо, папа.
 И он исчез, небрежно махнув Шибу рукой. Шиб несколько раз глубоко вдохнул воздух. Держи себя в руках. Попытайся проанализировать ситуацию. Шарль видел, как приехал Кордье. Значит, он был в парке. Шиб начал осматриваться, и на глаза ему неожиданно попался сарайчик, где хранился садовый инвентарь. Он был наполовину скрыт за мощным эвкалиптом. Шиб собрался подойти к нему, но тут на пороге показался человек в бежевых шортах с мощным загорелым торсом. У него было смуглое лицо, светлые глаза и каштановые волосы, завязанные в хвост. Наверняка это Коста, садовник. На плече у него висел свернутый поливочный шланг. Он не замечал Шиба, стоявшего в тени дома.
 Интересно, Шарль тоже был в сарайчике? Или в часовне, где незаметно включил проигрыватель? Покусывая губы, Шиб обошел вокруг ухоженного бассейна, собираясь разыскать Гаэль.
 Маленькая тропинка вела в сосновую рощу вдоль живой изгороди, за которой слышалось журчание воды. Шиб прошел добрую сотню метров, прежде чем заметил Гаэль, склонившуюся над землей, устланной густым ковром сосновых игл.
 — Ты что-нибудь нашла? — крикнул он.
 — Ничего. Я, знаешь ли, не сильна в поисках следов в лесу.
 — А что на реке?
 Гаэль указала на пологий спуск у себя за спиной. Шиб приблизился и увидел узкую извилистую речку под плакучими ивами. Из-под воды выступали камни, по которым можно было с легкостью перейти на другой берег, более крутой, заросший колючим кустарником.
 — Оттуда нелегко выбраться на дорогу, — заметил Шиб.
 — Уф! Кажется, с меня на сегодня хватит, — сказала Гаэль.
 Шиб повернулся к ней.
 — Послушай, я не могу представить, как человек похищает труп, а потом кладет его в машину и увозит. Любая проверка на дороге...
 —Шиб, если бы все люди так рассуждали, они никогда не совершали бы тех мерзостей, о которых пишут газеты.
 Шиб покачал головой.
 — Если тип, который это сделал, руководствовался только ненавистью к Андрие, он обязательно вернет тело на место. Изуродованным, обезображенным, каким угодно— но вернет, чтобы причинить своему врагу еще худшую боль.
 — Надеюсь, что нет, — вздохнула Гаэль.
 — А ты предпочитаешь, чтобы это оказался некрофил, который решил сделать Элилу своей маленькой вечной невестой?
 — Ничего я не предпочитаю. Пожалуй, кроме одного — вернуться на неделю назад, когда мы с тобой еще не были знакомы.
 — Однако тебя с самого начала крайне заинтересовала эта история. Фактически, это ты подсказала мне идею— поиграть в частных детективов, — сказал Шиб, с трудом удерживая раздражение.
 — Хорошо, считай, что я облажалась. Ты доволен?
 Гаэль снова вздохнула и провела рукой по густым каштановым волосам.
 — Вначале я действительно смотрела на это как на игру, а теперь... Андрие и сам выглядит немногим лучше покойника...
 Послышался легкий шорох. Шиб насторожился. Где-то хрустнула сухая ветка.
 — Пойдем спустимся к речке, — предложил он. Снова шорох. Сердце у Шиба заколотилось.
 Кто-то прятался в густом кустарнике. Он молча сделал знак Гаэль, пытаясь ее предупредить. Но она лишь пожала плечами.
 — Во что ты теперь играешь? С меня довольно. Или тебе не хватает острых ощущений?
 Захрустели ветки. Теперь Шиб отчетливо услышал этот звук— он доносился слева. Гаэль просто идиотка! Нашла время дуться! Кто знает, может быть, на них сейчас направлено дуло пистолета! А может, там, в кустах, лежит тело Элилу и его гложут крысы?.. Их маленькие острые зубы вонзаются в окоченевшую плоть...
 Шиб наклонился, делая вид, что рассматривает воображаемый след.
 — Послушай, — поморщилась Гаэль, — это уже не смешно...
 Шиб углубился в заросли ежевики, чувствуя, как по спине катится пот. Никогда не узнаешь, до какой степени ты трус, пока не столкнешься с чем-то страшным. Не так ли, старина Шиб?
 Кто-то тяжело дышал совсем близко, невидимый за этими чертовыми кустами. Шиб снова повернул голову к Гаэль, которая, нахмурившись, смотрела в сторону реки.
 Ладно, была не была! Леонар-леопард, гроза провансальских замков, устремился вперед, не обращая внимания на уколы шипов, и обрушился на темную массу, смутно различимую в гуще веток. Жертва испустила безумный вопль. Шиб опрокинул ее на землю и вцепился в волосы, чтобы не упустить.
 — Вы с ума сошли!
 На него возмущенно смотрела красная, растрепанная, тяжело дышащая Винни-Пушка.
 — Что случилось? — крикнула Гаэль, подбегая к ним.
 Шиб поднялся и отряхнул брюки. Винни медленно села и оправила зеленое шелковое платье.
 — Я услышал шум и подумал...
 — Вы на меня набросились, как сумасшедший! Чуть руку не сломали!
 — Чтобы здесь делали? — резко спросила Гаэль.
 — Я., просто гуляла. Разве это запрещено?
 — Здесь частное владение.
 — Я знаю. Это усадьба моих знакомых, Лабаррьеров.
 — Неправда, — возразила Гаэль. — Это усадьба Андрие.
 — Даже если так, с Андрие я тоже знакома. Уверена, они бы не стали поднимать скандал из-за такого пустяка! — Винни наконец с трудом поднялась.
 — Гаэль, познакомься, это Виннифред, — смущенно сказал Шиб и добавил: — Невеста Реми Шассиньоля.
 — Вы так и не объяснили, почему шпионили за нами, — сухо сказала Гаэль.
 — Я вовсе не шпионила! — возмутилась Винни. — Просто хотела посмотреть, что вы затеяли. Вначале мне показалось, что вы ищете... интимную обстановку, а потом я услышала ваш разговор, и он меня весьма заинтриговал. Вот и все, — закончила она, глядя на свои ярко-оранжевые ногти.
 — Вы с Шассиньолем приехали в гости к Лабаррьерам? — вежливо спросил Шиб, чтобы разрядить обстановку.
 Но Винни смутилась еще больше.
 — Нет, я приехала одна, — пробормотала она. — Просто собиралась немного поболтать с ними.
 Она лжет, это ясно, подумал Шиб. Но зачем? С какой целью?
 Винни посмотрела на часы — «Twenty-4» с ободком из бриллиантов — и вдруг заторопилась.
 — Ну вот! Мне пора ехать. Всего хорошего!
 Несмотря на высокие каблуки, она с неожиданной резвостью побежала по тропинке и вскоре скрылась из виду, на прощанье помахав им рукой.
 — Интересно, зачем она на самом деле сюда пришла? — задумчиво спросила Гаэль.
 — Значит, ты тоже считаешь, что она врет?
 — Причем очень неумело. Эту девицу трудно представить себе собирающей цветы и слушающей пение птичек. По-моему, у нее совсем другой круг интересов.
 — Меня всегда поражала скорость, с которой одна женщина может распознать куртизанку в другой.
 — «Куртизанку»! — фыркнула Гаэль. — Как ты изысканно выражаешься! Сейчас так уже не говорят, дедуля!
 — Не забывай, что дедуля сумел захватить врасплох эту Винни-Пушку! Одну, без друга Шассиньоля! Может, она решила сменить его на Лабаррьера? — задумчиво добавил он.
 — Думаешь, она может быть замешана в этом деле? — спросила Гаэль.
 — Не знаю... Хотя это маловероятно. Винни-Пушка— сообщница убийцы-насильника— похитителя тел? Вряд ли. Я вообще не могу представить, чтобы в этом оказалась замешана женщина.
 — О, ты еще не знаешь, на что способны женщины! — возразила Гаэль.
 — Может быть, — слегка раздраженно ответил Шиб. — Но ты когда-нибудь слышала о женщине, которая украла труп девочки? Или помогла мужчине сделать что-то подобное? Я в это не верю. Такое преступление мог совершить только мужчина. Самец, если угодно.
 — Ну да! — с иронией произнесла Гаэль. — Новая научная сенсация: теория Леонара Морено о преступлениях вагинального характера...
 — Вот именно, — подтвердил Шиб. — Например, если мне хочется в качестве аргумента дать тебе затрещину, то ты предпочитаешь уязвить меня с помощью языка.
 — Ты не всегда жаловался на мой язык, — заметила Гаэль.
 Она подошла к нему и легонько поцеловала в щеку. Потом деловито сказала:
 — Предлагаю вернуться к машине и съездить на ту сторону реки, на шоссе Д-9.
 — Хорошо, — согласился Шиб.
 Они медленно шли по тропинке, погруженные в свои мысли.
 — Подожди-ка, — внезапно сказал Шиб, — а что, если нам сначала зайти к Лабаррьерам? Проверим, правду ли говорила Винни. Кстати, мы тоже можем сказать, что заблудились и оказались у них случайно.
 Гаэль кивнула, и они перелезли через живую изгородь, невольно чувствуя себя злоумышленниками.
 Усадьба Лабаррьеров была похожа на соседскую как две капли воды. Высокие сосны, несколько олив, лавровые деревья, усыпанные розовыми и желтыми цветами, ухоженная лужайка и большой бассейн, вдоль которого шла дорожка из розовых плиток. Оттуда доносились ритмичные всплески — кто-то плавал с довольно приличной скоростью. Они подошли ближе.
 — Здесь нет собаки? — вполголоса спросила Гаэль.
 — Была. Сейчас я собираюсь сделать из нее чучело.
 — Я вижу, ты становишься популярным в светских кругах.
 — Им просто не из кого выбирать, — отозвался Шиб.
 Плеск воды стих. Над бортиком бассейна показалась голова Лабаррьера с прилипшими редкими волосами, затем— массивный торс в седых завитках волос. Уперевшись мускулистыми руками в край бортика, Лабаррьер вылез из бассейна и тут заметил Шиба и Гаэль.
 — Как вы здесь оказались? — спросил он.
 — Извините, мы просто заблудились. Гуляли, а потом свернули не на ту дорожку, — объяснил Шиб. — Это Гаэль, моя невеста.
 — Очень приятно. К сожалению, моей жены сейчас нет дома, — сказал Лабаррьер, поднимая с земли синее махровое полотенце.
 — А вы не мерзляк, — одобрительно сказал Шиб.
 Лабаррьер довольно улыбнулся.
 — В самом деле. Я стараюсь плавать каждый день, с февраля по ноябрь. А вы завтракали у Андрие? — спросил он, энергично растираясь полотенцем.
 — Хм... нет, просто заезжали ненадолго, — ответил Шиб. — Мадам Андрие не очень хорошо себя чувствует. Что ж, не будем вас больше беспокоить. Передайте жене, что я сейчас занимаюсь Скотти. Он будет готов послезавтра.
 — Бедняга Скотти! — пробормотал Лабаррьер, набрасывая махровый халат. — Коста сказал мне, что то же самое случилось и с таксой Долионов — их дом с другой стороны холма. Закон серии...
 — Коста? Садовник Андрие? — с безразличным видом спросил Шиб.
 — Да. Но он работает и у нас, наш старик Луиджи не справляется один. А иногда делает кое-какую работу и для Долионов. В общем, старается вовсю. Зарабатывает достаточно, чтобы через несколько лет уйти на покой и обосноваться в Португалии. Он оттуда родом.
 — А, вот оно что... Однако нам пора. Удачного дня.
 — Спасибо. Мне нужно позвонить Жан-Югу. А жене я обязательно передам ваши слова о Скотти. До свидания, мадемуазель.
 Он улыбнулся Гаэль, засунув руки в карманы и выпятив грудь.
 Минут через пять Шиб и Гаэль отошли на достаточное расстояние, чтобы он не мог их услышать.
 — Значит, он был один, без жены, — пробормотала Гаэль.
 — В одних трусах, в бассейне, — добавил Шиб.
 — А Винни-Пушка, очевидно, скрасила ему одиночество.
 — Ты думаешь о том же, что и я.
 — Ну что ж, тут по крайней мере все понятно.




 Глава 11


 Они вернулись в усадьбу Андрие и, выйдя на усыпанную гравием площадку перед домом, столкнулись с Айшей, которая несла большую плетеную корзину.
 — Грег выиграл кубок! — радостно сказала она. Потом вполголоса добавила:— Он мне рассказал, что произошло. Вы нашли ее?
 — Нет, — ответил Шиб. — А Андрие тебе что-нибудь говорил?
 — Ничего. Официальная версия — Бланш немного прихворнула. Я изо всех сил старалась помешать Бабуле устроиться на дежурство у ее постели с шитьем, но безуспешно. Еще я слышала, как они спорят с Жан-Югом. Бабуля его отругала за то, что он вас вызвал, и собиралась звонить какому-то большому полицейскому чину, другу покойного мужа. Андрие закричал, чтобы она не вздумала этого делать и чтобы ехала домой. В общем, черт знает что.
 — А дети? — спросил Шиб.
 — Смотрят телевизор. А я собиралась в прачечную, — объяснила она, показывая на корзину с бельем. — Надо хоть как-то отвлечься.
 Шиб и Гаэль вошли в дом. В гостиной никого не было. Они отправились дальше. За одной из дверей слышались громкие детские голоса. Очевидно, телевизор был там. Они вошли в другую комнату и остановились на пороге. Это была еще одна гостиная, с большим камином, широкими кожаными диванами, бильярдным столом и книжными шкафами до самого потолка. На стенах висели старинные картины. Такую обстановку Щиб сотни раз видел в кино — не хватало лишь невозмутимого дворецкого с британским акцентом. У окна стоял шахматный столик с расставленными на нем фигурами. Андрие сидел на стуле возле него и не отрываясь смотрел на доску, положив руки на колени.
 — Простите... — кашлянув, произнесла Гаэль. Андрие медленно поднял голову, как человек, пробуждающийся ото сна, потом так же медленно поднялся.
 — Полагаю, вы ничего не нашли, — ровным тоном произнес он. — Поль Лабаррьер недавно мне звонил, чтобы узнать о самочувствии Бланш. Он сказал, что вы к нему заходили.
 — Мы спускались к реке, но безрезультатно, — ответила Гаэль.
 — Мы наткнулись на Виннифред, — добавил Шиб.
 — На Винни? — удивленно переспросил Андрие, приподняв одну бровь. Его левое веко задрожало.
 — Да, она сказала, что заезжала в гости к Лабаррьерам, — с невинным видом произнес Шиб. — Должно быть, оставила машину на том берегу реки.
 Андрие открыл рот, но не произнес ни слова.
 Лишь заговорив о случившемся вслух, Шиб осознал всю нелепость ситуации. Зачем оставлять машину на обочине шоссе, а потом пробираться через колючий кустарник и переходить речку по камням, если собираешься навестить знакомых? Ведь можно подъехать прямо к воротам их виллы... Если же Винни и впрямь захотелось совершить романтичную прогулку, то зачем она нацепила туфли на высоких каблуках?..
 — Эта женщина— любовница вашего соседа? — резко спросил Шиб, стараясь говорить как полицейский в кино.
 — Винни? Любовница Поля? Да вы что! — воскликнул Андрие. — Она... она невеста моего делового партнера, Реми Шассиньоля.
 — У вас с ним не было никаких разногласий? — спросила Гаэль.
 — Разногласий? Что вы хотите сказать? Я знаю Реми больше двадцати лет!
 — Я думаю, Авель тоже достаточно долго знал Каина, — холодно сказала Гаэль.
 — Это просто смешно!
 — Жан-Юг! — внезапно позвал чей-то властный голос, и на пороге появилась Бабуля. — О, ты занят... я не знала.
 Она так и осталась стоять на пороге— в серо-голубом двубортном брючном костюме, с пяльцами для вышивания в руках.
 — Да, мама?
 Бабуля приблизилась и окинула Шиба и Гаэль инквизиторским взглядом. Затем коротко кивнула.
 — Месье Морено, мадемуазель...
 — Хольцински, — подсказала Гаэль.
 — Я тебе нужен, мама? — перебил Андрие тоном, в котором ясно слышалось: «Ты мне мешаешь». Но Бабуля явно не собиралась сдаваться так быстро.
 — Приехал Дюбуа, — сказала она.
 — Я занят. Як вам присоединюсь минут через пятнадцать.
 — Он уже в курсе дела, — вполголоса сказала Бабуля.
 — С какой стати? Зачем ты ему рассказала?
 — Вся эта игра в прятки не приведет ни к чему хорошему, Жан-Юг.
 — Мама! — В голосе Жан-Юга явно слышалось: «Незачем устраивать споры в присутствии посторонних».
 — Дюбуа всегда может дать хороший совет, — твердо сказала Бабуля, глядя в покрасневшие от бессонницы глаза сына.
 — Плевал я на его советы! — взорвался Анд-рие. — В этом доме только я принимаю решения, слышишь?
 — Держи себя в руках. Что за ребячество! — холодно приказала Бабуля. — И не забывай, что речь идет не только о твоей дочери, но и о моей внучке.
 Андрие на мгновение закрыл лицо руками, потом встряхнул головой и неожиданно сказал;
 — Хорошо, пусть войдет.
 Пытаясь скрыть торжествующую усмешку, Бабуля направилась к дверям и вполголоса окликнула священника, который тут же явился. На нем был все тот же темно-серый костюм. Тонкая полоска усиков придавала ему сходство с лаской.
 Подойдя к Жан-Югу, он сжал его руки в своих, остальных поприветствовал коротким кивком.
 — Еще одно испытание, ужасное испытание, — вполголоса произнес он.
 Андрие освободил руки и отступил назад.
 — Кто-нибудь хочет выпить? — спросил он, доставая из застекленного бара бутылку «Гленфидиш».
 Шиб и Гаэль отказались, Бабуля неодобрительно поморщилась, Дюбуа сделал нетерпеливый жест рукой:
 — Нет, спасибо. Итак, что мы имеем? Андрие плеснул себе немного виски и выпил его, прежде чем приступить к рассказу. Дюбуа внимательно слушал, полуприкрыв глаза, иногда проводя по усам кончиком указательного пальца.
 — Это настоящее святотатство! — с жаром заявил он, когда Андрие закончил.
 — Да, явно дело рук исламистов, — горько пошутил Жан-Юг, наливая себе еще виски.
 — Этого я не говорил, — возразил Дюбуа, — но мы явно имеем дело с душевнобольным.
 — Может быть, с одержимым? — вполголоса предположила Бабуля.
 — С одержимым! — иронически повторил Андрие. — Только этого не хватало!
 Он резко поднес бокал ко рту и опустошил его. Дюбуа пожал плечами.
 — Ты всегда был материалистом, Жан-Юг. Но не все в этом мире сводится к деньгам.
 — Какое отношение это имеет к моей дочери? Дюбуа обвел жестом Андрие, Шиба и Гаэль и сказал:
 — Вы ищете рациональное объяснение поступку человека, у которого совершенно другой образ мыслей.
 — А ты предлагаешь мне вызвать экзорциста? — саркастически спросил Андрие.
 — Незачем его вызывать, — холодно сказал Дюбуа. — Мне самому приходилось заниматься экзорцизмом, поэтому я знаю, о чем говорю.
 — Ты? — недоверчиво спросил Андрие. — Но ты раньше никогда...
 — Это не те вещи, о которых рассказывают на каждом углу. Не тема для развлекательной беседы. Это страшный обряд, Жан-Юг.
 Гаэль удивленно смотрела на священника. Казалось, в нем пробудилась какая-то внутренняя сила, от которой его тусклый взгляд засверкал. Внезапно Дюбуа как будто стал выше и... могущественнее, подумал Шиб. Да, подходящее слово...
 Некоторое время все молча смотрели на него, но вдруг тишину нарушил крик:
 — ГДЕ ОНА?
 Бланш стояла в проеме двери, слегка пошатываясь, прижимая руку к груди, в полураспахнутом белом шелковом халате, из-под которого виднелась ночная рубашка. Волосы падали ей на глаза. Кровоподтек на виске теперь стал темно-синим.
 — ГДЕ МОЯ ДОЧЬ?
 — Бланш, дорогая...
 — Почему ты мне ничего не сказал? Почему?! Бланш сделала шаг вперед, но едва не упала и схватилась за спинку кресла.
 — Я проснулась... я видела ее во сне, она звала меня, ей было холодно, она замерзла, понимаешь? Я проснулась и пошла в часовню... И ЕЕ ТАМ НЕ ОКАЗАЛОСЬ! Что ты с ней сделал? Как ты посмел?..
 — Бланш! Никто не знает, где она. Кто-то... Андрие замолчал, не в силах продолжать.
 — Кто-то украл ее тело, — сказал Дюбуа, подходя к Бланш.
 Она недоверчиво посмотрела на него. Потом перевела взгляд на свекровь, затем на Шиба.
 — Но ведь это глупо, — тихо произнесла она. — Совершенно глупо...
 — Ваш муж поручил нам заняться расследованием, — сказал Шиб. — Мы делаем все возможное.
 — Расследованием? Но она замерзнет, как вы не понимаете? Ей нужно пальто...
 — Это лекарства... — тихо сказал Андрие. — Она бредит. Нужно ее снова уложить.
 — Я этим займусь.
 Бабуля подхватила под руку слабо сопротивлявшуюся Бланш и увлекла ее за собой.
 — Пойдем, дорогая. Тебе нужно лечь.
 Они прошли мимо Шиба, и он почувствовал, что от Бланш пахнет спиртным. Она в отчаянии посмотрела на него, словно утопающая, и протянула руку, как будто собираясь опереться на его плечо. О нет, только не сейчас! Рука Бланш бессильно упала и свесилась вдоль тела. Бабуля вывела ее из комнаты, тихо произнося какие-то утешительные слова.
 — Мы продолжим осмотр, — сказала Гаэль, обращаясь к Жан-Югу.
 — Да, хорошо, — рассеянно сказал тот, глядя вслед удаляющимся женщинам.
 Шиб и Гаэль тоже направились к выходу. Дюбуа сказал Андрие:
 — Мы должны помолиться. Молитва — это сила, молитва — это надежда.
 — Молитва— пустой звук, — горько сказал Андрие. — Какая польза от всех твоих молитв?
 — «Верую во единого Бога, всемогущего Отца, создателя неба и земли, мира видимого и невидимого...»
 — Господи, они тут все чокнутые! — сказала Гаэль, выйдя на улицу. — Просто сборище психопатов из фильма ужасов пятидесятых годов!
 — Но согласись, что ситуация...
 — Один священник чего стоит! Ему бы играть жреца Сатаны! У меня поджилки тряслись от одного его вида. А твоя Бланш! Можно подумать, что она сбежала из психушки. Несчастный Андрие, он единственный нормальный человек среди них!
 — Бланш накачана успокоительным, она недавно потеряла дочь. Ничего удивительного, что она в таком состоянии. — Шиб чувствовал, как в нем закипает гнев.
 — Только не говори, что она впала в такое состояние после смерти дочери. Здесь пахнет хроническим неврозом. И спиртным, между прочим. Я вдоволь насмотрелась на таких в клиниках.
 Шиб, не отвечая, повернулся к ней спиной. Хорошо, пусть Бланш окончательно слетела с катушек, пусть она ненормальная, ну и что? Что вообще знает о жизни эта Гаэль, что у нее есть, кроме иллюзорных убеждений молодости?
 Он направился к церкви, с наслаждением слушая, как хрустит под ногами гравий. Он чувствовал, как в нем кипит гнев на весь этот мир, где какой-то маньяк может насиловать и убивать маленьких девочек, а потом красть их трупы, и где он сам, Шиб Морено, не осмеливается сделать ни единого жеста, чтобы утешить женщину, в которую влюблен и которая сходит с ума от отчаяния, потому что ее муж на них смотрит — о, трусливый Шиб Морено, король адюльтеров на скорую руку! О, господи, Бланш вот-вот отправят в психлечебницу, а он думает о светских приличиях!
 Щиб резко ударил кулаком по двери часовни. Он и не заметил, как сюда пришел. Дверь мягко подалась, и он машинально сделал шаг вперед.
 Только один шаг.
 Потому что сделать второй он просто не смог — застыл на месте, словно наткнувшись на невидимую стену.
 Эта стена лишила его возможности не только идти, но и думать— какое-то время он вообще не мог найти слов для того, что увидел.
 Элилу вернулась.
 Это была первая мысль, промелькнувшая в его мозгу, который отказывался соображать.
 Элилу вернулась.
 Но она вернулась не в свой хорошенький стеклянный гробик из волшебной сказки. О нет.
 Она была распята над алтарем головой вниз.
 Распята на огромном деревянном кресте, к которому раньше был прибит раскрашенный Христос.
 Теперь он ничком лежал на полу.
 Шиб поморгал глазами, но адское зрелище не исчезло. Он видел все абсолютно ясно: перевернутый крест, лицо Элилу в метре над алтарем. Белокурые волосы свисали вдоль стены, словно опрокинутый нимб. Бледные щеки, сжатые губы. Платье задралось, открыв белые трусики и худые коленки. И гвозди, вонзившиеся в ноги возле ремешков лакированных туфелек...
 Шиб машинально прислонился к спинке молитвенной скамейки. Он вспомнил, что Дюбуа говорил об одержимости. То, что находилось у него перед глазами, было поистине дьявольским творением.
 Он приблизился к алтарю. Его била дрожь. Во рту было сухо, язык словно превратился в кусок картона. Каждый шаг давался с трудом. Гвозди были вбиты и в руки Элилу — их шляпки поблескивали в маленьких посиневших ладонях. Но ужаснее всего были ее глаза. Широко открытые закатившиеся мертвые глаза, которые, казалось, наблюдали за его приближением. Глаза демона, подумал Шиб. Достаточно увидеть только их, чтобы испугаться до смерти!
 Он сжал кулаки. Тот, кто это сделал, хотел вызвать именно такие чувства— шок, страх, отвращение. Кто же до такой степени ненавидел семью Андрие?
 Шиб чуть не споткнулся о валявшуюся на полу статую Христа. Он перевернул ее. На статую был нацеплен кружевной черный лифчик. Это было одновременно смешное и ужасающе непристойное зрелище — деревянный Христос в кокетливом лифчике, со стеклянными слезами, приклеенными к бороде.
 Ноздри Шиба дрогнули. Он ощутил запах мочи. Кто-то помочился на статую. Его снова пробрала дрожь.
 К лифчику был прицеплен клочок бумаги. Шиб наклонился и разобрал отпечатанные на машинке слова: «Сын шлюхи». Теперь его буквально трясло от холода. Он поднял голову. Элилу по-прежнему висела над алтарем, ее безжизненные глаза, не отрываясь, смотрели на него.
 Что же делать? Ни в коем случае нельзя сообщать об этом Андрие. Нельзя допустить, чтобы кто-то увидел весь этот ужас.
 Шиб попятился к двери. Нужно предупредить Гаэль и Дюбуа. Священник наверняка уже сталкивался с подобными вещами. Закрыть дверь на ключ, чтобы никто случайно не вошел... Шиб снял со стены ключ и запер за собой дверь. Он был весь в поту, хотя совершенно замерз.
 Он заметил, что Гаэль разговаривает с Коста возле сарайчика с инструментами. Он позвал ее, она обернулась и кивнула. Поговорив с Коста еще пару минут, она подошла к нему.
 — Садовник не видел ничего подозрительного, — сообщила она. — Никаких незнакомцев, шлявшихся поблизости, никаких...
 — Гаэль, она вернулась, — перебил Шиб. -Кто?
 — Элилу. Она там!
 Гаэль проследила взглядом за его рукой.
 — В часовне?
 —Да. Это просто чудовищно!
 — Ее... расчленили? — спросила Гаэль.
 — Нет, но это выглядит не менее отвратительно. Гаэль слегка отстранилась и вниматеьно посмотрела на него.
 — Черт, да на тебе лица нет!
 — Я же говорю, это отвратительно. Нужно предупредить Дюбуа. Но ни в коем случае не Андрие!
 — Я пойду взгляну, — сказала Гаэль решительным тоном.
 — Подожди. — Шиб вынул из кармана ключ и дал ей.
 — Когда войдешь, закрой за собой дверь и никого не впускай.
 — Ты меня пугаешь.
 Тем не менее Гаэль взяла ключ и направилась к часовне. Шиб наблюдал за ней. Вот она поворачивает ключ в скважине, открывает дверь... Внезапно Гаэль попятилась назад, и ее вырвало.
 Он побежал к ней. Обернувшись на бегу, он увидел, что Коста наблюдает за ними, широко распахнув глаза. Они снова вошли в часовню, и Шиб захлопнул дверь. Гаэль перевела дыхание, вытащила из сумочки гигиеническую салфетку и вытерла рот.
 — Еще ни разу не блевала при виде трупов, даже на вскрытии, — сказала она, словно оправдываясь.
 — Я и сам еле удержался, хотя у меня больше практики, — сказал Шиб, слегка поглаживая ее плечо.
 — Что сказать Андрие? Если он это увидит, то попадет в психушку на всю оставшуюся жизнь.
 Шиб покусал губы.
 — По крайней мере, нужно положить ее обратно в гроб, — прошептал он.
 — Что? Как будто ничего не было?
 — Ты же сама только что сказала: они не вынесут этого зрелища. Никто не в силах увидеть, что с его ребенком сделали такое, и не сойти с ума.
 Гаэль нерешительно взглянула на него. Шиб немного сильнее надавил на ее плечо.
 — Я понимаю, что разумнее всего было бы сообщить в полицию, но это невозможно.
 Да, Бланш это окончательно убьет. Она бросится под поезд или вскроет себе вены куском стекла, таким же острым, как ее пронизывающий взгляд. Или будет вечно блуждать в пахнущих мочой коридорах психиатрической лечебницы и царапать поломанными ногтями стены, словно крышку гроба, в котором ее похоронили заживо.
 — Расскажи обо всем Дюбуа, — наконец произнесла Гаэль. — Посоветуйся с ним. От него лучше ничего не скрывать.
 Шиб вздохнул.
 — Ты сможешь побыть здесь одна?
 — Да. Я хочу сделать фотографии. Шиб недоуменно посмотрел на нее.
 — Нужно, чтобы на пленке все осталось, как есть, — объяснила Гаэль. — Тогда легче будет найти отпечатки пальцев. — Она вынула из сумочки маленький цифровой фотоаппарат и нажала на кнопку зуммера.
 Как поговорить с Дюбуа наедине? Размышляя об этом, Шиб вошел в дом, провожаемый взглядом Коста, который поливал клумбы с белыми и синими гортензиями.
 Андрие поднимался по лестнице, ведущей наверх, в спальни. Что ж, хотя бы в этом повезло! Шиб прошел в гостиную-библиотеку. Дюбуа все еще вполголоса молился, сложив руки и закрыв глаза.
 — Нужно, чтобы вы пошли со мной, это очень серьезно, — вполголоса сказал Шиб.
 Священник открыл глаза и опустил руки.
 — Вы ее нашли, не так ли? Шиб кивнул.
 — Нельзя, чтобы ее родители это увидели, — торопливо добавил он.
 Священник поднялся.
 — Идем.
 И быстрыми шагами пошел вслед за Шибом, крепко сжав губы.
 Коста все еще поливал цветы, и Шиб замедлил шаги, стараясь не выдать своего волнения. Дюбуа первым подошел к дверям часовни и постучал. Через минуту дверь открылась.
 Гаэль стояла на пороге с фотоаппаратом в руках. Она посторонилась, пропуская их внутрь, и снова закрыла дверь.
 Дюбуа не произнес ни слова. Он молча рассматривал висевшее на кресте тело Элилу. Затем медленно приблизился к алтарю. Его ботинки чуть поскрипывали при каждом шаге. Он поднял правую руку и осенил себя крестным знамением. Шиб даже дышать перестал— ему казалось, что голова девочки сейчас повернется вокруг своей оси, как в «Изгоняющем дьявола». Или деревянный Христос вдруг вскочит и залепит священнику оплеуху. Но ничего не произошло. Статуя по-прежнему лежала на полу. Распятое тельце неподвижно висело на стене.
 — Что нужно делать? — вполголоса спросила Гаэль.
 — Снять ее и положить обратно в гроб, — ровным тоном ответил Дюбуа. — Они не должны этого видеть. У них не хватит сил это вынести.
 — Мы тоже об этом подумали, — отозвалась Гаэль, — но хотели попросить вашего согласия.
 — Приступим, — сказал Дюбуа.
 Шиб убрал из прохода статую Христа и направился к алтарю. Дюбуа жестом остановил его.
 — Посмотрите, может, тут есть приставная лестница.
 Шиб осмотрелся. Никакой лестницы не было. Крест был примерно полтора метра в длину, а крюк, на котором он держался, находился в трех с лишним метрах над полом. Без лестницы до него было не добраться.
 — Может, она снаружи? — предположил он.
 — Я пойду посмотрю, — сказала Гаэль.
 — Тебя может увидеть садовник, — возразил Шиб. — Он наверняка спросит, зачем тебе понадобилась лестница. К тому же Андрие может появиться в любую минуту. Или, что еще хуже, Бабуля. Она тоже могла увидеть из окна, как мы сюда вошли. Я думаю, нам придется забраться на алтарь, — добавил он, подкрепляя слова жестом.
 Видно было, что Дюбуа это не нравится, но он не возразил. Встав на алтарь, Шиб протянул руки к кресту, но до крюка оставалось еще около полуметра. Придется взяться обеими руками за крест — неизбежно коснувшись при этом и тела, с отвращением подумал Шиб, — чтобы попытаться снять его со стены.
 — Нет, он действовал иначе, — неожиданно сказала Гаэль. — Посмотрите.
 Она встала на скамейку и поднялась в углубление витражного стрельчатого окна. Затем, осторожно двигаясь вдоль небольшого выступа в стене, добралась до центрального окна, расположенного над оскверненным крестом. Присев на корточки в оконном проеме, она без труда смогла коснуться перевернутой нижней части креста.
 — Ему понадобилась веревка, — сказала она. — Чтобы обвязать ею крест и поднять его наверх.
 Шиб и Дюбуа обежали глазами часовню.
 —Должно быть, он принес ее с собой, — сказал священник. — Хорошо, попробуем снять крест, взявшись за поперечные брусья. Морено, помогите мне.
 — Сейчас.
 Они схватились каждый за поперечный брус перекладины, стараясь не задеть маленьких пронзенных гвоздями ладоней.
 — Раз, два, три!
 Шиб и Дюбуа одновременно приподняли перекладину креста вверх, и железная скоба, прибитая с обратной стороны, соскользнула с крюка. Гаэль помогла им, поддержав крест снизу.
 « Не очень-то и тяжело», — удивленно подумал Шиб. Килограммов тридцать вместе с телом Элилу, не более того. В этот момент крест угрожающе накренился.
 — Осторожно! — воскликнул Дюбуа, спрыгивая с алтаря.
 Нижняя часть креста глухо ударилась о пол, волосы Элилу взметнулись вверх. Мужчины осторожно прислонили его к стене.
 — Нужно его положить, — сказала Гаэль.
 — Как вынуть гвозди? — спросил Шиб, покусывая губы.
 — Подождите минутку.
 Гаэль порылась в своей сумочке и вытащила маникюрные ножницы.
 — Надеюсь, это подойдет.
 « Союз трех, или Тайна проклятой часовни», — горько подумал Шиб, глядя, как Дюбуа, вооружившись ножницами, поддевает шляпку гвоздя и вытаскивает его из окоченевшей плоти.
 Зрелище было настолько нереальным, что Шиб не испытывал никаких эмоций, как если бы смотрел напыщенную мелодраму. Дюбуа тем временем отцепил от перекладины другую руку Элилу. Его и без того тонкие губы сжались в почти невидимую линию. Шиб наблюдал, как гвозди падают на каменный пол.
 — Теперь ноги, — пробормотал священник. По его вискам струился пот.
 Скрещенные в щиколотках ноги Элилу оказались прибиты к дереву одним гвоздем сантиметров двадцати в длину, пропитанным запахом формалина.
 — Морено! Помогите нам, вместо того чтобы считать ворон!
 Дюбуа приподнял тело Элилу за плечи, Гаэль подхватила ноги. Шиб подошел к ним и просунул руки под спину мертвой девочки, с отвращением чувствуя близость ее лица.
 Втроем они осторожно положили ее в стеклянный гроб. Гаэль поправила ремешки ее туфелек так, чтобы не было видно двух зияющих ран на ногах. Шиб сложил ее руки на груди, поправил волосы, шуршавшие, как сухие листья, затем протянул руку, чтобы закрыть ей глаза. Но...
 — Он их отрезал! — воскликнул Шиб.
 — Что? — спросил Дюбуа, склоняясь над статуей Христа.
 — Ее веки... Я их заклеил, чтобы глаза не открывались. Этот мерзавец их отрезал. Теперь глаза невозможно закрыть.
 — Ничего не поделаешь, — пробормотал Дюбуа. — Помогите мне поставить Господа нашего на место.
 — Вы прочли то, что написано на бумажке?
 — Богохульство. Я же говорил вам, что это сделал одержимый. Он помочился на Господа нашего и нацепил на него эту похабную тряпку, чтобы поглумиться. Это сатанинский ритуал, — со вздохом заключил священник, приподнимая статую.
 Шиб помог ему прибить статую к кресту с помощью одной из своих мокасин «Капри». Изделие дома Арфанго, такое стильное— кто бы мог вообразить, что когда-нибудь оно послужит для подобной цели?
 Затем они прислонили крест к стене и едва успели перевести дыхание, как кто-то попытался открыть дверь снаружи.
 — Слава богу, успели, — сказал Шиб и пошел открывать.
 На него растерянно смотрел Андрие.
 — Зачем бы заперлись?
 — Элилу снова здесь, — ответил вместо него Дюбуа. — Мы как раз собирались тебе об этом сказать.
 — Что? — воскликнул Андрие и быстро шагнул внутрь, оттолкнув их в сторону. Он подбежал к гробу дочери и застыл на месте.
 — Как это произошло? Кто ее принес? — прошептал он.
 — Неизвестно. Мы обнаружили здесь и другие следы вандализма, — сказала Гаэль, указывая на крест, стоявший у стены.
 — Объясните мне наконец, что все это значит! — потребовал Андрие и внезапно сжал кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев. — Тело было... осквернено? — прошептал он, в изнеможении закрывая глаза.
 — По всей вероятности, нет, — спокойно ответила Гаэль.
 Ну вот, подумал Шиб. Если тело осмотрят и обнаружат отсутствие плевы, то спишут это на счет похитителя трупов.
 «И скажи спасибо, что не на твой», — вдруг издевательски прошептал внутренний голос. Бальзамировщик в резиновых перчатках и презервативе! Шиб растерянно моргнул. Андрие склонился над гробом и сдвинул стеклянную крышку. Внезапно он отшатнулся.
 — У нее открыты глаза! — воскликнул он. — О, боже мой, Дюбуа, она открыла глаза!
 — Это просто рефлекс, — поспешно сказал Шиб. — Это произошло из-за перемещения тела.
 Андрие невидящим взглядом посмотрел на него, затем сказал, проведя рукой по волосам:
 — Да, рефлекс... Мне вдруг показалось, что... это глупо, но... Я пойду предупредить Бланш.
 — Я пойду с тобой, — сказал Дюбуа, беря его под руку.
 Когда они вышли, Гаэль тяжело опустилась на скамейку.
 — Я больше не могу! Такое ощущение, будто я пробежала марафонскую дистанцию!
 — Это стресс, — пробормотал Шиб.
 — Самое ужасное— знать, что этот человек действительно существует! Он изнасиловал эту девочку и убил ее, а потом украл ее труп, чтобы надругаться над ним! Ты можешь себе представить, сколько в нем ненависти!
 — И отчего она появилась, — добавил Шиб, потирая подбородок.
 — Может, это бывший любовник Бланш? — предположила Гаэль.
 — Тут что-то не сходится.
 Шиб задумчиво расхаживал взад-вперед.
 — С одной стороны— человек, который изнасиловал Элилу и убил ее, чтобы это скрыть. С другой — похититель трупов. Здесь нет связи.
 — Как это?
 — Украсть труп, открыть ему глаза, прибить его к кресту— это преступление, направленное против живых. Им предстояло увидеть это жуткое зрелище. А педофил, который изнасиловал Элилу, не хотел причинить зло Андрие. Он убил ее только ради того, чтобы скрыть свое преступление.
 — Может быть, он убил ее случайно, — заметила Гаэль. — Например, она пыталась сопротивляться, убежать от него, не знаю... Ладно, с меня на сегодня хватит. Поехали?
 Шиб кивнул, погруженный в свои раздумья.
 Солнце стояло высоко в небе. Слишком яркое. Цветы были слишком пестрыми. Трава — слишком зеленой. Крупинки гравия под ногами различались с отчетливостью сада камней. Все казалось изготовленным из блестящей пластмассы. Трудно было вообразить, что за стенами этого дома скрываются бледные, измученные, заплаканные человеческие существа.
 Коста куда-то исчез. Шарль и Луи-Мари играли в пинг-понг. Когда веет присутствием смерти, все обычные занятия кажутся неуместными, подумал Шиб, идя следом за Гаэль в сторону гостиной.
 Сверху донеслись чьи-то напряженные голоса. Из комнаты Бланш? Внезапно на верхней площадке лестницы появился Дюбуа и направился к ним.
 — Она очень взволнована, — вполголоса произнес он, — и я решил, что лучше оставить их одних. Мы помолились за упокой души Элилу, но это не утешило Бланш.
 — Мы тоже уезжаем, — тоном заговорщика произнес Шиб. — Мы продолжим наши расследования завтра, если понадобится.
 — Очень хорошо.
 Он проводил их до дверей.
 — Надеюсь, весь этот кошмар скоро закончится, — сказала Бабуля, появляясь на пороге зимнего сада, где она, очевидно, кормила завтраком Анна-бель и Энис.
 — И мы пойдем в ци'гк! — закричала Энис, хлопая в ладоши.
 — Посмотрим, дорогая. Ешь пирожное.
 — Лучше на бокс, — заявила Аннабель.
 — Допивай шоколад и не говори глупости! — одернула ее Бабуля.
 — Это не глупости! Я хочу стать боксеркой и всех побить!
 — Аннабель, сядь на место!
 — До завтра, — сказал Шиб, выходя следом за Гаэль.
 Дюбуа закрыл за ними дверь, помешав услышать конец разговора.
 — Душ, горячий обед и двойное виски! Побыстрее, шофер! — сказала Гаэль, садясь в машину.
 Шиб кивнул головой и в изнеможении плюхнулся на сиденье «Флориды». Он не хотел больше оставаться в этой угнетающей обстановке, но не хотел отдаляться от Бланш. Он не хотел ничего из того, что происходило с ним сейчас. Он хотел жить в другой реальности, не в этой. Он чувствовал себя раздраженным, издерганным, уставшим. Вдобавок началось жжение в желудке.
 — Я могу у тебя поспать? — спросила Гаэль.
 — Поспать — да, — ответил он и тронулся с места как раз в тот момент, когда Кэб Кэллоуэй запел «Тяжелые времена».




 Интермеццо 4

   Время день ото дня
   Подгоняет меня.
   Дыханье холодное,
   Руки сплетенные,
   Кожа спаленная...
   Глаза ее закрытые
   Открываю,
   Губы сомкнутые
   Размыкаю,
   Живот обнаженный
   Взломаю,
   Как вор,
   Вор смерти.
   Теперь наконец
   Они испугались.
   Теперь они знают —
   Настало их время
   Расплаты и скорби...







 Глава 12


 — Привет! Что поделываешь? Только не говори, что я тебе помешал в самый ответственный момент! Ты хуже австралийского кролика! И Грег захохотал в трубку.
 — Ты с Гаэль? Эй, Гаэль, высунь голову из-под одеяла!
 — Она уехала на занятия, — проворчал Шиб, откладывая иглу, с помощью которой он только что завершил работу над Скотти. — А что, если я с кем-то другим?
 — Да брось, у тебя никогда не было больше одной телки в год!
 « Ошибаешься, старина. Новый Шиб— истинный сердцеед».
 — Айша мне кое-что рассказала, — продолжал Грег. — Ну и вляпались вы!
 — Это я уже понял,
 — Знаешь, что я думаю?
 — А ты знаешь, что тебе вредно думать?
 — Кроме шуток, я думаю, что папаша Андрие с его замашками акулы большого бизнеса — как тот тип, который убивал шлюх в «Голливудской ночи», помнишь? — так вот, это наверняка он.
 — Грег, речь идет не о героях фильма, а о реальных людях. О реальной маленькой девочке.
 — Которая реально мертва, — закончил Грег. — Которая вышла из родительского дома совсем одна, чтобы прогуляться в лесу с Бемби. Говорю тебе, это он. Он ее изнасиловал и убил и от этого сошел с ума.
 — Извини, у меня звонит мобильник. Наверное, это от них.
 — Помни, что я тебе сказал! У меня хорошее чутье.
 Шиб повесил трубку и взял мобильный телефон, лежавший на низком столике.
 — Здравствуйте, я звоню насчет Скотти. Ноэми Лабаррьер.
 — Я закончил работу, — сказал он, погладив по голове чучело пса. — Могу привезти вам Скотти в любое время.
 — Отлично. Скажем, через час? Шиб взглянул на часы. 10.45.
 — Отлично, я приеду.
 Одеваясь, он прослушал автоответчик. Ни одного звонка. Очевидно, Андрие решил больше не прибегать к его услугам. Это неизбежно вызвало болезненный вопрос: под каким предлогом теперь увидеть Бланш? Можно, конечно, позвонить, чтобы узнать новости. Совершенно естественно справиться о новостях после того, что произошло. «Да, нужно немного подождать, а потом позвонить», — сказал он себе, зевая. Ему пришлось встать в шесть утра, чтобы «доработать» Скотти— изготовить резиновый муляж и натянуть сверху обработанную шкуру. Поэтому сейчас у Шиба слегка покалывало в глазах— от усталости и химикатов. Нужно выйти на улицу, чтобы немного прийти в себя.
 Ноэми Лабаррьер полулежала в оливково-зеленом шезлонге у бассейна. На ней было переливающееся индийское сари в оранжевых тонах и изящные сандалии от Гуччи из тонких плетеных ремешков.
 Она поднялась, увидев Шиба с продолговатой металлической коробкой в руках.
 — О... это он? Это...
 — Да. Хотите на него взглянуть?
 — Здесь?.. Нет, лучше пойдемте в дом. Шиб отправился за ней.
 Просторная гостиная с белой мебелью, пол из розового мрамора, стены обтянуты розово-оранжевой тканью. Две картины Вазарели, одна — Хупера, цифровой телевизор с колонками, груда журналов «Вог» на низком столике из розового дерева.
 Ноэми казалась взволнованной, она обхватила себя руками за плечи, словно ей было холодно.
 — Мне нужно что-нибудь выпить, — сказала она. — Я впервые...
 — Лучше всего немного коньяка, — сказал Шиб.
 — В самом деле?
 Она наклонилась к инкрустированному шкафчику и достала резной хрустальный графин.
 — Вы составите мне компанию? — спросила она.
 — Мне капельку, спасибо, — сказал Шиб.
 Ноэми взяла два коньячных бокала и наполнила их до половины. Один протянула Шибу, другой взяла себе и, отпив глоток, сказала:
 — Ну, показывайте.
 Шиб поставил бокал на журнальный столик и ловко открыл металлическую коробку. Скотти стоял на подставке, приподняв одну лапу и задрав хвост.
 — О! Это...
 Ноэми смотрела на своего любимца, схватившись за сердце. Она села и отпила еще коньяка.
 — Просто удивительно... Он выглядит так, словно собирается поздороваться со мной, радость моя!.. О, боже, когда папа тебя увидит... — сказала она, обращаясь к собаке.
 Потом, обернувшись к Шибу, добавила:
 — Вы проделали превосходную работу, месье Морено.
 Еще один глоток коньяка. Шиб тоже немного отпил из бокала за компанию. Он все еще чувствовал себя измученным после вчерашнего дня. Потом Ноэми поднялась и начала рыться в своей сумочке. Наконец она достала оттуда чековую книжку. Шиб протянул ей счет, который она быстро пробежала глазами, держа кончиками пальцев.
 — Я забыла очки у бассейна. Хм, сейчас посмотрим...
 Она отложила счет и, больше ничего не сказав, выписала чек. Ее веки собрались в складки.
 — Муж мне сказал, что вы вчера заходили сюда с какой-то молодой женщиной. Это ваша невеста?
 — Моя знакомая, — с улыбкой поправил Шиб, пряча в карман чек. — Забавно, что ваша подруга Виннифред спросила у меня то же самое.
 — Винни?
 — Да, мы столкнулись с ней в парке, — ответил Шиб.
 — Что она там делала? Бедняжка вечно боится напороться на колючки.
 — По-моему, она собиралась к вам в гости.
 — Но меня не было дома! — воскликнула Ноэми.
 — Наверное, поэтому она у вас не задержалась, — объяснил Шиб, поправляя прядь шерсти на голове Скотти.
 Ноэми казалась растерянной. Потом поджала губы.
 — Редкое имя — Виннифред, — добавил Шиб.
 — Она немка по происхождению. Реми встретил ее во время делового конгресса во Франкфурте.
 — А, она тоже работает в сфере финансов?
 — Нет, она подавала кофе, — усмехнулась Ноэми. — Она была секретаршей одного из участников. Реми ее переманил к себе, во всех смыслах этого слова.
 Ноэми слегка улыбнулась своей шутке.
 — Но у них такой вид, словно они влюблены друг в друга, — сказал Шиб— король светской беседы.
 — Поль считает, что Реми следует хорошенько подумать, прежде чем жениться на ней. Знаете, как это бывает... молодые женщины без денег часто увлекаются мужчинами постарше и побогаче... Должно быть, что-то генетическое...
 Шиб вежливо улыбнулся. Ноэми слегка коснулась головы Скотти и быстро отдернула руку.
 — Все же мне немного не по себе, — призналась она, — Он выглядит великолепно, но...
 «Но он мертвый. Ты гладишь труп и понимаешь это».
 — Боже, уже полдень! Через пятнадцать минут я должна быть на корте!
 Шиб простился и направился к выходу. Высокая стена кипарисов скрывала от него усадьбу Андрие. Но он знал, что Бланш находится в доме, с другой стороны. Легкая тень набежала на густые листья. Он взял мобильник и набрал ее номер.
 К телефону подошла Айша.
 — Привет, это Шиб. Хотел узнать, есть ли какие-нибудь новости.
 — Нет, нам ничего не нужно, спасибо, — ответила та.
 — Перезвони мне на мобильник.
 — До свидания.
 Он уселся за руль «Флориды» и нажал на стартер, когда Ноэми Лабаррьер подошла к своей бордовой «Твинго». Он посигналил ей, проезжая мимо, и помахал рукой, прежде чем медленно тронуться с места.
 Шоссе Д-9 извивалось среди сосен. Сбоку от него виднелся горбатый мост. Шиб подъехал ближе и увидел внизу речку. Он съехал на обочину, остановил машину и вышел.
 Тропинка круто поднималась вверх к двум усадьбам, которые разделяло пространство метров в сто шириной. Сквозь густую листву Шиб различил элегантный силуэт дома Андрие и голубой бассейн Лабаррьера. Добраться туда можно всего за несколько минут. Да, не слишком безопасная местность. Отсутствие собак усугубляет дело. Может быть, Коста ночует в саду и у него есть оружие? Но в таком случае почему он ничего не услышал позавчера? Шиб внезапно вспомнил глазок, вмонтированный в косяк стеклянной двери Лабаррьеров. Дом был под охраной электронной сигнализации. Это надежнее любой собаки. Особенно во времена собачьх гекатомб, о которых говорил ветеринар. Дом Андрие наверняка оборудован чем-то подобным— этим и объясняется отсутствие прочной ограды.
 Мобильник зазвонил, и Шиб быстро сунул руку в карман.
 — Привет, это Айша. Я сейчас в прачечной. Тогда я не могла говорить— Бабуля стояла рядом со мной.
 — Что у вас нового?
 — У Андрие очень важный административный совет в Лондоне, и его не будет до завтра. Он очень волновался за Бланш, но она отказалась поехать с ним. Вчера вечером она ходила в часовню к Элилу и простояла там на коленях почти два часа. Я принесла ей шаль, но она как будто меня не увидела и не услышала. Андрие пошел за ней в десять часов вечера и увел в дом. Ночью я слышала, как она плачет. У Энис с утра разболелся живот, а эта зараза Аннабель опрокинула на диван банку с вареньем. Мне понадобился почти час, чтобы его очистить.
 — А Шарль и Луи-Мари?
 — Они на занятиях.
 — Скажи, а Коста ночует в усадьбе?
 — Иногда. В старом охотничьем павильоне. Но чаще всего он возвращается к себе в Шатонеф.
 — Понятно. А Бабуля уехала?
 — Да, наконец-то! Забрала к себе девчонок до завтра. Ей не хотелось оставаться с Бланш.
 Шиб взглянул на часы. 12.30.
 — А мальчишки когда возвращаются?
 — Часов в пять вечера, а что? О нет, это слишком опасно!
 — Что слишком опасно?
 — Приезжать к ней.
 — Но нужно же выяснить, кто это сделал, — пробормотал Шиб.
 — Послушай, я знаю не слишком много, но не держи меня за идиотку!
 — Что? Эй, подожди! Но связь прервалась. Итак, путь свободен.
 Айша с явной неохотой открыла ему дверь. Ее тонкое лицо осунулось, а роскошный высокий узел волос съехал набок.
 — Что вы хотите? — громко спросила она, впуская его, и Шиб краем глаза заметил Коста. Садовник, стоя на стремянке, подрезал ветки лавровых деревьев.
 — Я бы хотел узнать новости о мадам Андрие. Ее муж сказал мне, что она не очень хорошо себя чувствует.
 — Идите за мной. Я спрошу у мадам, сможет ли она вас принять.
 Шиб отправился следом. У него было ощущение, что он снимается в пародийном телесериале, где все амплуа распределены с точностью до наоборот,
 Айша оставила его в гостиной и ушла. Он услышал звуки электрического миксера — должно быть, орудовала кухарка.
 — Что вы здесь делаете? Шиб обернулся.
 Бланш смотрела на него, прислонившись к спинке одного из высоких кресел. Она была одета в строгий кашемировый костюм из ткани «пье-де-пуль», безукоризненно причесана и слегка подкрашена. Золотой крестик поблескивал на светло-серой блузке. Шиб почувствовал себя идиотом.
 — Я пришел узнать, какие у вас новости.
 — Ах вот как? Узнать, как чувствует себя бедная маленькая дурочка, которая совсем потеряла голову?
 — Я не хотел вас беспокоить, — ответил Шиб, направляясь к дверям.
 —Я не сказала, что вы меня побеспокоили. — Бланш подняла голову и в упор взглянула на него.
 Шиб сказал себе, что нужно немедленно уходить, но вместо этого повернулся и приблизился к ней.
 — Не так быстро, — тихо сказала Бланш, бросив взгляд в окно.
 — Пригласите меня пообедать, и мы сможем поговорить.
 — Я не голодна. К тому же наш последний совместный обед не слишком хорошо закончился.
 Он почувствовал себя ничтожным. Нужно было уходить. Но он не мог. Не сейчас, когда она так близко от него. Когда он слышал ее участившееся дыхание. Когда его руки пылали от малейшего прикосновения к ней. Удивительно, как они не загорались... Почему она этого не чувствовала?
 — Я больше не хочу вас видеть, — прошептала она.
 Внезапно его руки похолодели сильнее, чем мертвое тело Элилу. Как они могли застыть до такой степени и не сломаться? Как она могла сказать ему такое — с этой дрожащей на губах улыбкой, от которой он едва не зашатался, словно корабль, потерявший управление?..
 Он шагнул вперед, заставив Бланш отступить в сумрачный холл, где садовник уже не мог их видеть. В доме было тихо — лишь голоса Айши и кухарки доносились откуда-то издалека, из-за дверей, ведущих в нормальный мир. Шиб протянул ледяные руки к Бланш, положил их ей на плечи, привлек к себе. Она резко высвободилась.
 — Оставь меня!
 Обращение на «ты», в другое время доставившее бы ему удовольствие, сейчас резануло, как бритва. Он снова попытался обнять ее, но она дала ему пощечину— ее рука почти беззвучно ударила его по щеке, не причинив боли, потом, задержавшись на несколько мгновений, скользнула вдоль щеки, лаская ее. Шиб схватил ее за запястье.
 — Я закричу!
 — Вполне естественно для маленькой дурочки, которая совсем потеряла голову.
 — Сам дурак!
 Ну наконец-то хоть какой-то проблеск жизни! Шиб отпустил ее. Он вдруг почувствовал неудержимое желание быть грубым.
 — Я приехал вовсе не затем, чтобы переспать с вами. Я хотел узнать, нужно ли продолжать расследование.
 Бланш, явно шокированная, покраснела от гнева.
 — Моего мужа нет дома.
 — Я знаю.
 — Я больше не хочу слышать об этом кошмаре.
 — Прекрасно. Заткните уши и спите спокойно.
 — Для меня это не игра, — яросто прошипела Бланш. — Я как будто теряю жизненную силу день за днем, и вы забираете ее и наполняете ею ведра для отходов в вашей мастерской, а взамен меня забивают землей, холодной землей, целыми пригоршнями, а вы — вы склоняетесь, и наблюдаете за мной, и спрашиваете, сколько еще времени я смогу дышать — с видом богача, который осуждает бедняка, умирающего от голода!
 Он увидел, что в уголках ее серых глаз блестят слезы. Потом они мягко заструились по щекам. Шиб чувствовал, как слезы набухают внутри него самого — тяжелые, душащие и, к великому его стыду, тоже выступают на глазах.
 — Кажется, кто-то идет, — прошептала Бланш.
 Ну конечно, Дюбуа! Его почти неслышные шаги по гравию. Бланш бессознательным жестом увлекла Шиба за собой и втолкнула в маленькую темную комнату. Кажется, это был встроенный стенной шкаф. «О, господи, — подумал Шиб, — если нас здесь найдут, мы пропали! Линчуют на месте». Ее ладонь на его губах, его ладонь на ее затылке, их лица так близко друг от друга, влага ее слез на его Щеке... Он крепко обнял Бланш.
 — Бланш нет дома? Я говорил ей, что заеду.
 — Она, должно быть, в саду с месье Морено.
 — Да, в самом деле, я видел его машину. Пойду поищу их.
 Шиб коснулся губами сухих губ Бланш. Айша, должно быть, в полном смятении... Но что бы ни произошло, мне наплевать, я хочу тебя, пусть нас найдут, пусть будет скандал — мне наплевать, я хочу тебя еще сильнее, такую, как сейчас, беспомощную, потерянную...
 — Мадам? — послышался нерешительный голос Айши. — Приехал отец Дюбуа, он вас ищет.
 Послышались удаляющиеся шаги, потом наступила тишина.
 Бланш с силой вцепилась в его плечи. Потом приоткрыла дверь и выскользнула наружу. Ее каблучки резко застучали по мраморному полу.
 — Жослен!
 — Ах, вы здесь! Здравствуйте, Бланш.
 — Я была у себя в комнате. Вы видели Морено?
 — Нет. Я думал, он с вами...
 — Он попросил разрешения осмотреть сад и окрестности.
 Шиб тоже выбрался из шкафа, бесшумно дошел до зимнего сада, с бьющимся сердцем пересек его и вышел на улицу. Там он наконец облегченно вздохнул и машинально провел рукой по губам, чтобы стереть следы помады. Но ее не было.
 Он увидел со спины Бланш и Дюбуа, которые шли в сторону бассейна. Священник, глядя в землю, слегка помахивал небольшим коричневым портфелем. Бланш, по обыкновению скрестив руки и слегка склонив голову набок, что-то говорила ему. Шиб решил обойти дом сзади и выйти им навстречу, будто бы возвращаясь из глубины парка.
 Вымощенная плиткой садовая дорожка извивалась среди безукоризненно подстриженной травы. Рядом с пестревшей цветами клумбой стояла тачка. Шиб прошел мимо нее и вдруг остановился. Очень подходящая вещь, чтобы перевезти тело. Особенно детское. А что, если преступника не нужно искать далеко и это — садовник Коста? Помнится, Луи-Мари обвинял его в сексуальных отношениях с Шарлем... Шарль, несмотря на свои взрослые манеры, всего лишь мальчишка. Возможно, Коста— скрытый педофил... К тому же он хорошо знает расположение усадьбы...
 Шиб подошел к тачке. Обычное железное сооружение с двумя деревянными ручками. В ней лежал свернутый рулон полиэтилена для укрытия теплиц и секатор с заржавевшими лезвиями... Нет, чем-то испачканными... Шиб протянул руку к свертку полиэтилена, который почему-то неудержимо притягивал его. Снова появилось чувство страха, какой-то неведомой опасности. Шиб осмотрелся, уверенный в том, что за ним наблюдают. Вокруг никого не было. Мимо, щебеча, пролетела малиновка. Он резко схватил полиэтилен и потянул к себе.
 Под ним, на дне тачки, лежало что-то мохнатое.
 Это игрушка, сказал себе Шиб. Одна из плюшевых игрушек Энис.
 Потом он заметил на своих руках маленькие красные капельки. Весь нижний слой полиэтилена был ими усеян. Шиб наклонился ниже, слегка расставив руки.
 Глаза игрушки вывалились из орбит. Они наполовину вытекли, оставив за собой густые желтые следы на окровавленной мордочке. Окровавленной? Вытекшие игрушечные глаза? О нет! Шиб осторожно коснулся пальцем мохнатого комочка, потом взял маленькую лапку и потянул ее к себе.
 В распоротом животе щенка кишели толстые белые черви.
 Шиб резко отдернул руку и встряхнул ею, словно сбрасывая что-то отвратительное.
 Повсюду разлетелись брызги крови. Внезапно Шиб понял, для чего послужил секатор. Кто-то разрезал им живот щенка. Это был бело-рыжий сеттер примерно трех месяцев от роду, выпотрошенный и ослепленный.
 Борясь с тошнотой, Шиб вытер ладони о брюки.
 — Мадам Андрие вас искала. Они с отцом Дюбуа в зимнем саду.
 Шиб вздрогнул и обернулся. В нескольких метрах от него стоял Коста.
 — Я сейчас подойду, — ответил Шиб, набрасывая полиэтилен на труп щенка. — Скажите, вы давно пользовались этой тачкой?
 Коста озадаченно заморгал.
 — Вот этой тачкой? — переспросил он.
 — Да, вот этой.
 — Я ею сейчас вообще не пользуюсь, потому что теперь нужно подрезать ветки, а тачка понадобится позже, чтобы перевозить землю, — Садовник говорил с легким певучим акцентом. — Если она вам нужна, можете ее взять, — добавил он, пожимая плечами, словно желая показать, что причуды хозяев и их знакомых его ничуть не удивляют.
 — Там, внутри, я нашел труп собаки, — объяснил Шиб.
 Коста вскинул брови, потом быстро приблизился к тачке. Шиб снова приподнял сверток полиэтилена. Коста наклонился над тачкой и долго рассматривал труп щенка, с видом человека, привыкшего все внимательно изучать.
 — Это один из малышей Нильды, — наконец сказал он, выпрямляясь.
 — Нильды?
 — Собаки Осмондов. Она принесла шестерых на Рождество. Троих оставили для охоты. А это Тобиас. У него обе задние лапки рыжие, — пояснил Коста. — Нужно им сказать, — добавил он, отходя. — Месье Осмонд будет недоволен, что кто-то убил его собаку.
 — Кажется, в последнее время это происходит слишком часто, — заметил Шиб, идя следом за ним, — Местный ветеринар говорил мне, что, возможно, где-то здесь объявился псих, который убивает собак,
 — Да, эту собаку явно убил псих, — согласился Коста. — И в этом году действительно было много несчастных случаев с собаками.
 — Но здесь речь идет не о несчастном случае. Мне кажется, Осмонду надо обратиться в полицию.
 — Да, он наверняка так и сделает. Извините, мне нужно идти. И Коста направился к сарайчику, где хранился садовый инвентарь.
 Шиб в раздумье остановился, не дойдя до дома. Нужно ли рассказать о случившемся Бланш и Дюбуа? Бланш в любом случае узнает об этом от Осмондов. Какой-то садист вспорол живот их щенку Тобиасу и оставил его умирать мучительной смертью в тачке садовника Андрие. На следующий день после того, как было осквернено тело Элизабет-Луизы Андрие. Два ужасающих события подряд в этом райском уголке для богачей. Как яростный удар кулака, обрушившийся на эпинальскую картинку [25] , сказал себе Шиб, входя в зимний сад. Удар ножниц, вспоровших всю эту приторную неестественную красоту... Но что все это значит?
 Дюбуа, сгорбившись, сидел на краешке стула с чашкой чая на коленях. Бланш откинулась на спинку кресла, вытянув руки вдоль подлокотников.
 — Я вам не помешаю? — осторожно спросил Шиб. Дюбуа быстро обернулся, слегка расплескав чай. Бланш слабо улыбнулась.
 — А, Морено, это вы, — произнес священник. — Ваша подруга сегодня не приехала?
 —Нет, она... — Он чуть было не сказал «на лекции», но вовремя спохватился. — Она немного занята. Параллельно ведет еще одно расследование. Она просила меня связаться с ней в случае необходимости...
 Бланш смотрела в небо сквозь стеклянный потолок.
 — Какое большое это облако, — вполголоса произнесла она.
 Шиб и Дюбуа машинально подняли глаза. Огромная серая масса, похожая на клубок пакли, вылезший из гигантского матраса, проплывала над их головами, словно корабль, нос которого украшало что-то вроде искривленной статуи.
 Дюбуа поставил чашку на керамический столик.
 — Я вас оставляю, Бланш, вам нужно отдохнуть.
 — И вам тоже, не так ли? — иронически ответила Бланш.
 Дюбуа поднялся.
 — Я попросил сестер из монастыря святой Евлалии помолиться за вас и ваших близких, — сказал он.
 Бланш ничего не ответила.
 — Они францисканки, увлеченные и деятельные, как в общественном, так и в духовном смысле, — добавил Дюбуа, делая Шибу знак пойти с ним. Когда они вышли на улицу, священник спросил: — Ну, что еще вы нашли?
 — Убитого щенка. В садовой тачке.
 — Как его убили?
 — Секатором.
 Священник сжал тонкие губы. Глаза его сверкнули.
 — Он бродит совсем рядом с нами, не так ли? Словно тень, темная холодная тень. Но я больше не позволю ему и шагу ступить в этом доме! — решительно произнес Дюбуа.
 — Вы и в самом деле считаете, что мы имеем дело с... со сверхъестественным существом? — спросил Шиб.
 — Я думаю, что мы имеем дело со сверхъестественной злой силой, вселившейся в человеческое тело. Только не говорите мне, что вы как человек, посвященный в мистерии Изиды, не верите в силы тьмы!
 — Ну... теоретически... Дюбуа похлопал его по плечу.
 — Люди, подобные вам, верят только в то, что видят собственными глазами. Итак, пойдем взглянем на очередное творение Зла. Покажите мне щенка.
 После того как Дюбуа осмотрел выпотрошенное тельце щенка, они с Шибом медленно вернулись во двор. Коста по-прежнему подрезал лавровые ветки. Его футболка с Микки-Маусом была мокрой от пота. При виде Дюбуа он широко улыбнулся.
 — Это тоже один из ваших подопечных? — спросил Шиб.
 — Да, причем один из лучших. Он никогда не пропускает субботнюю вечернюю мессу. Очень набожный и порядочный человек.
 «Который трахает старшего сына хозяина, — добавил про себя Шиб. — Нечего сказать, весьма порядочно с его стороны...»
 Дюбуа вздохнул, словно услышал его мысли.
 — Мне нужно ехать, меня ждут дела. Держите меня в курсе всего, что происходит.
 Он уселся в старую синюю «Клио» и отъехал. Итак, Бланш одна в доме. Андрие вернется не раньше завтрашнего дня. Шиб вполне мог спрятаться в ее спальне и провести с ней ночь. Оставить «Флориду» на обочине Д-9 и вернуться через перелесок, никем не замеченным. Мысль о том, что он сможет всю ночь держать в объятиях Бланш, чувствовать тяжесть ее тела на своем плече, прикосновение ее нежной плоти к своей, заставила его задрожать от желания. Но это была абсолютно безумная идея. Достаточно кому-то из детей войти посреди ночи... если, конечно, Бланш не закроет дверь на ключ...
 Он открыл дверь зимнего сада и подошел к ней. Бланш по-прежнему смотрела в небо. Ее чашка с чаем оставалась нетронутой.
 — Я хочу спать с вами, — произнес он.
 — А я просто хочу спать, — откликнулась Бланш.
 — Этой ночью, — добавил Шиб. Бланш повернула к нему голову.
 — Это опасно.
 — Наплевать.
 Бланш поднялась и оправила юбку.
 — Я ложусь спать в десять вечера. До свиданья, месье Морено.
 И протянула ему руку. Шиб коротко пожал ее. Снаружи похолодало. Шиб застегнул пиджак. Коста, заметив его, помахал ему рукой.
 — Я виделся с месье Осмондом, — сообщил он. — Жаль, что месье Андрие сегодня нет.
 — Почему?
 — Вряд ли ему понравится, что полицейские осматривают его владения в его отсутствие. Я попросил месье Осмонда, чтобы он не вызывал их до завтра. Для щенка уже ничего не изменится.
 — Но улики могут исчезнуть, — запротестовал Шиб.
 — Здесь хозяин — месье Андрие, — твердо произнес Коста, скрещивая руки на атлетической груди. — И я надеюсь, вы ничего не сказали мадам, она и без того натерпелась за эти дни.
 — Я не идиот, — возмутился Щиб.
 Во взгляде Коста он прочитал: может, и нет, но вид у тебя идиотский. Он решил ехать домой. Спорить с садовником было бесполезно.
 Остановившись на обочине шоссе Д-9, Шиб прослушал сообщения на автоответчике мобильного телефона. Гаэль сказала, что сегодня вечером не сможет приехать к нему — слишком много работы. Удачное совпадение. Он испытал почти нереальное ощущение, когда услышал голос Грега, который сообщал о предстоящей субботней прогулке на катере в компании Айши. Он был настолько погружен в полутемную мрачную атмосферу дома Андрие, что другая жизнь— его привычная жизнь — казалась досадным воспоминанием.
 На другом берегу речки, протекавшей вдоль шоссе за усадьбой Андрие, он обнаружил тропинку, окаймленную платанами, по которой можно было прямиком добраться до усадьбы. Раскидистая магнолия возле незапертой калитки на заржавевших петлях словно служила гарантией безопасности и сохранения тайны.
 Затем Шиб вернулся к машине, проехал вдоль шоссе и свернул на дорогу, ведущую в город. На перекрестке остановился автобус, из которого вышли несколько пассажиров. Внезапно Шиб заметил среди них Шарля и Луи-Мари. На сей раз братья не спорили и не ругались. У обоих был озабоченный вид. Шиб снова подумал о том, что Шарль — точная копия отца. Высокий рост, квадратный подбородок, пробивающиеся усики — во всем чувствовался будущий мужчина. Луи-Мари, пониже ростом и более хрупкий, унаследовал тонкие черты лица матери. Увидев, что братья остановились на переходе, Щиб подъехал к ним.
 — Вас подвезти?
 Шарль кивнул. Он сел на переднее сиденье рядом с Шибом, Луи-Мари — сзади. Шиб заметил, что у Шарля обгрызены ногти, а в зеркальце над лобовым стеклом увидел, что Луи-Мари нервно покусывает губы. Напрасно они пытаются строить из себя взрослых, подумал он. На самом деле они, конечно, еще не пришли в себя после гибели младшей сестренки.
 — Вы возвращались с уроков? — спросил он. Шарль снова кивнул.
 — А где вы учитесь?
 — В лицее Святого Иосифа, — небрежно бросил Луи-Мари. — Просто средневековье!
 — Не говори глупостей! — оборвал его Шарль. — Ты бы предпочел общаться с этими макаками из Жюль-Ферри?
 — Макаки — это кто? — поинтересовался Шиб.
 — Все эти дрочилы, жулики и наркоманы. Та еще компания, — неохотно проворчал Шарль.
 — Шарль у нас любит порядок, — хмыкнул Луи-Мари. — Он роялист.
 — Ну и что? Ты вообще еще не дорос до того, чтобы рассуждать о политике.
 «Флорида» свернула на гравийную дорогу, ведущую к дому Андрие.
 — Сегодня произошел один несчастный случай, — сказал Шиб.
 — Сегодня днем? — переспросил Шарль. — А вы были у нас?
 — Что-нибудь с мамой? — встревоженно спросил Луи-Мари.
 — Нет. С одним из щенков собаки Осмондов. С Тобиасом. Кто-то его убил.
 Шарль пожал плечами— смерть собаки, разумеется, не шла ни в какое сравнение с человеческой.
 — Выяснили, кто это сделал? — спросил он.
 — Нет. Труп нашли в тачке, под свертком полиэтилена.
 — А как его убили? — спросил Луи-Мари, по-прежнему покусывая губы.
 — Секатором, — коротко ответил Шиб, не желая вдаваться в детали.
 — Черт! — процедил сквозь зубы Луи-Мари. — Он был симпатичный, этот Тобиас.
 — Клотильда хотела подарить его Элилу, — прошептал Шарль, побледнев. — Хотела сделать ей сюрприз на день рождения, через месяц.
 — Заткнись! — прошипел Луи-Мари. — Не говори таких вещей!
 —Бедный Лулу, да ты совсем спятил!
 — Заткнись, я тебе сказал! — завопил Луи-Мари, обрушивая на голову Шарля свой рюкзак. Тот резко обернулся, собираясь отвесить брату затрещину.
 — Только не здесь! — прикрикнул Шиб. — Кстати, мы уже приехали.
 Он затормозил перед въездными воротами. Мальчишки вышли, обмениваясь злобными взглядами.
 — Пока, спасибо, — бросил Шарль, пытаясь пнуть Луи-Мари ногой, но тот увернулся.
 — Пока, Шарль, пока, Лулу! — прокричал Шиб, резко нажимая на газ.
 Мелкий гравий, взметнувшись смерчем из-под колес, хлестнул по крылу машины, и Шиб победно улыбнулся, радуясь, что разозлил двух сопляков.




 Глава 13


 Дождь шел всю ночь — тяжелый и неотвязный, как мигрень, Шиб оставил «Флориду» напротив калитки, ведущей в усадьбу со стороны шоссе, пробежал перелеском, спотыкаясь о корни сосен и оскальзываясь на мокрых листьях. Он опасался, как бы собаки Осмондов не залаяли, но, очевидно, из-за дождя и смерти Тобиаса их оставили на ночь в доме. Зеленовато-голубая вода в бассейне, изрешеченная дождевыми каплями, сверкала, словно маяк— последняя надежда потерпевших кораблекрушение. Тяжело дыша, он двинулся вдоль дома, почти уверенный, что вот-вот наткнется на Коста с ружьем в руках или на сонную Аннабель в пижаме, которая, увидев его, завопит во всю мощь своих голосовых связок.
 Дождь струился по стенам часовни, шуршал по гравию, мерно постукивал по толевой крыше садового сарайчика, заглушая осторожные шаги Шиба. По водосточному желобу он вскарабкался на второй этаж. Спальня Бланш была погружена в темноту. Окно было приоткрыто. Он проник внутрь. Если Бланш не отключила сигнализацию, сейчас раздастся звон по всему дому, а через несколько минут примчится охрана, подумал Шиб, ощупью пробираясь по комнате, в которой слабо пахло лекарствами. Эфир? Да, чувствовался запах эфира. Неужели она надышалась? Наконец Шиб добрался до широкой двуспальной кровати и ощутил под своей рукой обнаженное бедро Бланш.
 — Ты холодный, — сказала она. — Холодный и мокрый.
 — Там дождь идет.
 Он сел рядом с ней и погладил ее лоб, потом щеку. Только теперь он почувствовал, что и в самом деле весь вымок, и вздрогнул. Внезапно Бланш притянула его к себе и уложила рядом на кровать.
 — Ты отключила сигнализацию? — спросил Шиб.
 Она ничего не ответила и уткнулась лицом ему в шею.
 Больше они не разговаривали.
 Дождь шел всю ночь. Шиб уехал на рассвете. Его одежда все еще была противно влажной. Он скользнул в машину, как вор, и поехал вдоль пустынного шоссе. Не было никакого желания возвращаться домой. Шиб заехал в ночной бар возле порта, заказал кофе, купил газету и прочитал ее, сидя в углу у окна, слушая грохот портовых грузовиков и пронзительные крики чаек.
 Дождь шел всю ночь, словно небо мочилось кровью или исходило слезами самое сердце сумерек.
 Наутро солнце ярко блестело в небе, чьи раны были промыты дождем, а груды облаков переместились к горам, укрыв их тяжелой мрачной мантией.
 Шиб потянулся и зевнул. Вернувшись к себе, он проспал два часа, и теперь ощущал неприятную клейкость во рту и тяжесть в голове, Внезапно он осознал, что провел эту ночь с Бланш Андрие, и эта мысль окончательно пробудила его. Он был потрясен. Как такое могло произойти? Он едва ее знал, она была замужем, католичка, мать семейства, любила мужа, совсем недавно потеряла дочь— как она могла переспать с посторонним мужчиной? И почему именно с ним?
 Шиб потер виски, пытаясь разобраться в своих чувствах. Но они оставались такими же непроницаемыми, как нависшие над вершинами гор облака. Резко зазвонил телефон.
 — Мог бы и перезвонить! Гаэль.
 — Вчера кое-что случилось... — И Шиб рассказал ей про убитого щенка.
 — А Элилу? — спросила она. — Ее больше не трогали?
 А ведь он даже не проверил! Слишком был занят матерью, чтобы беспокоиться о дочери, с отвращением подумал о себе Шиб.
 — Надеюсь, — сказала Гаэль, — что полиция найдет того ненормального, который украл ее тело, потому что, скорее всего, именно этот человек изнасиловал ее и убил. По крайней мере, не думаю, чтобы в округе было много подобных типов.
 Шиб промычал в ответ что-то утвердительное. Больше всего ему бы хотелось, чтобы кто-нибудь объяснил, что он на самом деле чувствует, помог разобраться с ощущениями, наклеить на них ярлыки, чтобы они перестали метаться внутри, беспорядочно толкаясь и причиняя ему почти физическую боль.
 В конце концов они с Гаэль условились, что встретятся днем, чтобы поесть пиццу где-нибудь на набережной.
 Едва он повесил трубку, как телефон снова зазвонил. На сей раз это оказался Грег. У Айши сегодня выходной, сообщил он. Не хотят ли Шиб с Гаэль присоединиться к ним? Шиб ответил, что да, и повесил трубку. Через несколько минут раздался третий звонок.
 — Что вы сделали с моей женой?
 Он почувствовал, как у него подкашиваются ноги.
 — Что, простите?
 — Она встретила меня сегодня утром, когда я вернулся, совершенно одетая, причесанная, накрашенная, — продолжал Андрие. — Расставляла цветы в вазы. Она сказала, что вчера у вас с ней был долгий разговор о жизни и смерти и что после него она почувствовала себя лучше.
 — Да... в самом деле... Этот тип что, издевается?
 — Вы ведь не забивали ей голову всякой ерундой вроде вуду, я надеюсь?
 «Нет, друг мой, уж если я ей что и забивал, то совсем не голову...»
 — Вы же знаете, я родился здесь, а не в Африке, — вслух сказал Шиб.
 — Да, знаю, но... Видите ли, после смерти Леона Бланш увлеклась спиритизмом. К счастью, вмешался Дюбуа, и этому был положен конец.
 — Нет, не беспокойтесь, речь не шла ни о вуду, ни о спиритизме...
 «Я ее просто оттрахал, так что не беспокойтесь».
 — Хорошо. Что касается убитого щенка Осмондов, полицейские уже приехали. Собственно, я из-за этого и звоню. Они хотят задать вам несколько вопросов, поскольку именно вы его нашли. Можете сейчас приехать?
 — Да, конечно.
 — Только ни слова обо всем остальном, — добавил Андрие, понизив голос.
 — Не беспокойтесь.
 Шиб остановил машину у ворот и вздохнул. Он слегка нервничал. Нечего сказать, приятная перспектива — увидеть Бланш в обществе мужа после вчерашней ночи! Да, они серьезно влипли. Это ведь сущее предательство. Старый добрый адюльтер на фоне криминальной драмы... Подходящий сюжет для желтой прессы...
 Полицейская машина была припаркована рядом с «ягуаром» Андрие. Шиб осторожно обошел ее. Из-за дома доносились громкие мужские голоса.
 Полицейский комиссар рассматривал содержимое тачки, пока его юный помощник делал записи в блокноте. Услышав шаги Шиба, комиссар повернулся к нему. Лет под пятьдесят, багровое лицо, добродушный вид.
 Шиб подошел и представился. Они с комиссаром несколько минут поговорили. Лейтенант записывал показания. Затем комиссар посетовал на увеличение бессмысленно жестоких преступлений, на распущенность молодежи, прозрачно намекнул на рост числа иммигрантов. Шиб внимал, изображая почтительного белого негра.
 — Но вы ведь не думаете, что это сделали окрестные мальчишки? — спросил он комиссара, машинально поправляя узел галстука.
 — Нет, — с сожалением вздохнул тот, — думаю, это какой-нибудь чокнутый наркоман или кто-то в этом роде. Вы же знаете, есть множество придурков, которые шляются повсюду. Далеко не все из них официально признаны сумасшедшими.
 — Местный ветеринар говорил мне, что, возможно, в округе появился маньяк, убивающий собак.
 — Ведется расследование, — с непроницаемым лицом сказал комиссар. — Поверьте, мы делаем свою работу на совесть.
 — Но мы в этом уверены! — послышался голос Андрие, подошедшего к ним.
 Он пожал руку Шибу и повернулся к комиссару:
 — Полагаю, вы уже побеседовали с Джоном Осмондом?
 — Да, но он не сообщил нам ничего нового. Что ж, сейчас мы заберем тело щенка с собой, на случай, если потребуется вскрытие. Я буду держать вас в курсе дела, месье. Примите мои соболезнования.
 Андрие растерянно моргнул.
 — Спасибо, — сухо поблагодарил он.
 Не человек, а статуя, подумал Шиб. Сам он тоже пытался стать человеком-статуей, но по нему расползались трещины.
 Полицейские ушли. Андрие повернулся к Шибу:
 — Они обнаружили следы в перелеске. Кто-то был здесь накануне. Судя по всему, мужчина. В легкой обуви.
 Он бросил быстрый взгляд на мокасины Шиба.
 — Проблема в том, — продолжал Андрие, — что щенок был убит раньше. Так что это убийство не связано с ночным визитером.
 — Но, по крайней мере, теперь известно, что какой-то незнакомый человек бродил поблизости, — с трудом произнес Шиб. Он буквально заледенел от страха.
 — Вот именно. Я распорядился поставить на калитку электрическую сигнализацию. Незачем зря искушать дьявола.
 «Причем в буквальном смысле слова, если верить отцу Дюбуа».
 — Может, было бы разумнее рассказать им обо всем? — осторожно спросил Шиб.
 — Я уже объяснял вам свою позицию. Я не хочу никаких папарацци, не хочу назойливых расспросов и лишних подозрений. Только не сейчас, моя жена и без того достаточно натерпелась!
 — Я просто хотел быть уверен... — промямлил Шиб.
 — Ну так будьте! — оборвал его Андрие. — Надеюсь, мадемуазель Хольцински самостоятельно продолжит расследование.
 Отлично. Значит, Гаэль возобновит работу.
 — Почему здесь полицейские?
 Бланш неслышно подошла к ним— в шелковом костюме, с ниткой жемчуга на шее, слегка подкрашенная, с ясным взглядом серых глаз. На пальцах ни одного кольца, кроме обручального.
 — Простая формальность, — ответил Андрие, мгновенно взяв себя в руки. — Один из щенков Осмондов найден мертвым.
 Бланш приподняла брови.
 — И из-за этого нужно было вызывать полицию? — недоверчиво спросила она.
 — Возможно, его... отравили, — произнес Андрие, глядя на свои ботинки. — И, поскольку его нашли возле нашего дома...
 — Надеюсь, они не подозревают нас! — воскликнула Бланш.
 — Да нет, конечно, обычная проверка, — успокоил ее Андрие,
 Бланш повернулась к Шибу, изящная и невозмутимая.
 — Вы позавтракаете с нами, месье Морено?
 — Я бы с удовольствием, но меня ждут друзья.
 — Хорошо. Кстати, я звонила Ноэми Лабаррьер. Они с Полем очень довольны вашей работой.
 Муж взглянул на нее с некоторым удивлением, к которому примешивалось облегчение. Угрожающий призрак психиатрической клиники растаял без следа в чистом воздухе солнечного утра. На ветках чирикали воробьи. Автоматический разбрызгиватель воды равномерно шуршал, поливая газон. Андрие положил руку на плечо жены. Она не шелохнулась. Шиб чувствовал себя так, словно ему в живот со всего размаха всадили нож. Он никогда не был ревнивым, но сейчас ему страшно хотелось сбросить эту властную руку законного собственника с плеча Бланш, даже отсечь ее топором. Нужно уезжать отсюда. И никогда больше не возвращаться, сказал он себе в сотый раз.
 У Андрие зазвонил мобильник.
 — Привет, Реми. Да...
 И он отошел на достаточно большое расстояние, чтобы его голоса не было слышно.
 — Вы не сходите вместе со мной в часовню? — спросила Бланш, глядя Шибу прямо в глаза. В ее собственных глазах не было никакого — ни малейшего! — воспоминания о событиях прошлой ночи.
 — Если хотите...
 — Спасибо.
 Он направился следом за ней. По дороге Бланш споткнулась, но он даже не приблизился к ней, о нет!
 Входя в часовню, Шиб испытывал опасение, что ему опять предстоит увидеть незабывамое жуткое зрелище. Но нет, Элилу спокойно лежала в своем прозрачном стеклянном гробу, Христос по-прежнему был распят на стене. Только едкий запах мочи напоминал о том, что здесь недавно произошло.
 — Должно быть, сюда забралась кошка, — заметила Бланш. — Я скажу Айше, чтобы вымыла пол.
 Она подошла к гробу дочери, скрестив на груди руки и слегка ссутулившись, но ее шаги были твердыми.
 — Я начинаю понимать, — тихо сказала она, — я начинаю понимать, что ей лучше там, где она сейчас... Я бы никогда не пожелала ей этого... потому что мне так больно... Разумеется, это не означает, что я смирилась с ее смертью... или смирюсь когда-нибудь...
 Она положила дрожащую руку на стеклянную крышку гроба.
 — Мама здесь, моя дорогая, — прошептала она, — мама тебя любит. Пусть даже месье Морено считает, что мама просто шлюха, она все равно тебя любит.
 От этих слов Шиб остолбенел.
 — О, господи, перестань!
 — Господь здесь совершенно ни при чем. Так ты не считаешь меня шлюхой?
 — Когда ты играешь с такими вещами, мне хочется тебя ударить, — пробормотал он.
 — Наверняка тебе больше нравится, когда я просто молча трахаюсь.
 Эти грубые слова в ее устах прозвучали более чем странно.
 Они молча смотрели друг на друга, неподвижно стоя по обе стороны гроба Элилу. Затем Бланш отвела глаза и отвернулась. Тут вошел Андрие, засовывая мобильник в карман пиджака.
 — Извините, деловой разговор...
 Шиб поспешно распрощался и вышел. Его сердце терзали последние слова Бланш. Она подтачивала его силы, действовала на него разлагающе, исподволь завладевая им, как тление телами, которые он бальзамировал. Сев в машину, он включил магнитолу и врубил звук на полную мощность. Том Уэйтс запел «Дом, в котором никто не живет». Интересно, кто на самом деле живет в Бланш? Или она просто кукла, чья голова набита острыми стеклянными осколками какой-то дикой мозаики?
 В ушах у него зазвучал голос Грега: «Чувак, ты задаешь себе слишком много вопросов, на которые нет ответов. И себя мучаешь понапрасну, и всех остальных заколебал!» Он твердо решил, что перестанет думать вообще.
 На вечеринке, затеянной Грегом, разговор быстро превратился в бурный спор о последних событиях, лихорадочный пинг-понг из вопросов и ответов. Грег изумлялся, тараща глаза, Айша заполняла лакуны в его осведомленности, Гаэль выдвигала тысячу предположений в минуту. «Хорошенький отдых!»— подумал Шиб. Его мысли были заняты совершенно другим, и он не чувствовал в себе сил, чтобы заново пережевывать страшные события.
 Он спросил Айшу, что она знает о сексуальной ориентации Шарля. В ответ она нахмурилась.
 — Думаю, что-то с ним не так. Во всяком случае, на меня он не реагирует, будто я резиновая кукла.
 — Луи-Мари сказал мне, что его братец — гомосексуалист и что у него была связь с Коста.
 — Вот оно что! Ну и сволочь этот Коста!
 — Но Шарль сказал, что Луи-Мари— записной врун.
 — Луи-Мари никогда не врет! — возмутилась Айша. — Он единственный не боится спорить с отцом.
 — А Шарль очень привязан к матери?
 — Как все мальчишки... Вот уж кто действительно привязан к Бланш, так это папаша Осмонд. Как увидит ее, так просто слюной исходит, бедняга!
 — Он не ладит с женой?
 — С Клотильдой? Вовсе нет... Но ты же ее видел— не так чтобы слишком сексуальна!
 Джон Осмонд с его мясистым носом и пивным брюхом... Решил отыграться на дочери, когда не удалось соблазнить мать? Если только... Если только Бланш сама не соблазняла всех мужиков из своего окружения... Если не участвовала в оргиях вместе с Элилу...
 Должно быть, последние фразы он произнес вслух, потому что Гаэль с сомнением спросила:
 — Ты думаешь? А Грег сказал:
 — Если они так развлекаются, я могу это узнать — мать знает всех «любителей», она ведь не только клуб содержит, но уже лет тридцать устраивает вечерушки типа «Смени партнера!».
 Айша нервно фыркнула, не желая, чтобы их услышал официант.
 На следующее утро, когда они с Гаэль приехали к дому Андрие, Шиб все еще думал о вчерашнем разговоре. Девушка вышла из машины, подавила зевоту, пригладила волосы.
 — Честно говоря, не знаю, что тут еще можно вынюхать, — сказала она.
 — Сунем нос, куда сможем. Пороемся в доме.
 — Ладно. Обыщем кабинет Андрие в надежде найти фотографии Коста с Шарлем или Бланш, оседлавшей Джона Осмонда под восхищенным взглядом мужа...
 — Кстати, об Осмондах...
 Шиб подтолкнул локтем Гаэль.
 В этот самый момент рука об руку входили в дом Джон и Клотильда Осмонд. Клотильда несла большую корзину с фруктами.
 — Ну надо же, искупительный визит! — с иронией произнесла Гаэль. — Черт, как юбка давит...
 — Перестань налегать на спиртное, забудь про пиццу «Четыре сыра»...
 — Завязывай с советами. Наш выход! Сделав глубокий вдох, они пошли на приступ. Бланш, одетая в льняное платье цвета лаванды, благодарила Осмондов за фрукты.
 — Они великолепны! — сказала она, рассеянно поглаживая гуаяву. — Право, не стоило...
 — Мы были на рынке и просто не удержались, — щебетала Клотильда. — Я знаю, что Жан-Юг любит экзотические фрукты! Как и Джон!
 В этот момент Бланш заметила Шиба и Гаэль, стоявших в дверном проеме. Она растерянно моргнула, но тут же овладела собой.
 — О, проходите... Мужа нет дома, но...
 — Он знает о нашем приезде, — сообщила Гаэль «полицейским» тоном. — Не беспокойтесь.
 И она увлекла Шиба в холл, оставив окаменевших от изумления Осмондов, которые, впрочем, были слишком хорошо воспитаны, чтобы задавать вопросы. Шиб и Гаэль перебросились несколькими словами с Айшей — она вытирала пыль в телевизионном салоне — и разделились. Гаэль направилась в кабинет Андрие, Шиб — в библиотеку. «Но что, собственно, искать?»— думал он, расхаживая по комнате. Окна, прикрытые ставнями, пропускали в помещение лучи желтого света. Он рассеянно провел рукой по корешкам толстых томов в кожаных переплетах. Шекспир. Хм... Подошел к шахматной доске. Сам он не умел играть в шахматы— мог разве что двинуть вперед пешку жестом завзятого шахматиста из кино: «Эта партия два года считалась неразрешимой, но я в два счета устрою вам шах и мат, старина!» Прошел вдоль бильярдного стола, взял кий, закатил в лузы несколько шаров, но стук от ударов в окружающей тишине показался слишком громким. Шиб направился к стоявшему в углу секретеру красного дерева, осмотрел содержимое ящиков. Папки с документами, рекламные проспекты, еженедельники, в которых Бланш записывала даты предстоящих визитов и дней рождения знакомых. У нее был мелкий старомодный почерк. «Отвезти Элилу к дантисту», — прочитал он. Взглянул на дату— 28 апреля 2002 года. Осталось несколько дней...
 Он еще немного полистал еженедельники, но не нашел никаких записей вроде: «Джон Осмонд снова изнасиловал Элилу» или «За нами опять увязался тот подозрительный тип в плаще, наверняка эксгибиционист». Спокойная жизнь обычной семьи.
 Шиб встал, задвинул ящики. На крышке секретера стояла фотография в рамке из вяза, похожая на ту, что Бланш показывала ему при первой встрече. Все семейство в сборе. Белозубые улыбки, светлые волосы, развевающиеся на ветру... Шиб взял фотографию в руки и мгновенно едва не выронил от удивления, ощутив пальцами что-то липкое. Он осторожно перевернул фотографию. С обратной стороны она была заляпана белой клейкой массой, которую он моментально опознал. Сперма! «Некто» мастурбировал перед снимком. Шиб с отвращением вернул фотографию на место. У него вновь появилось неприятное ощущение, что за ним наблюдают. Он резко обернулся. Комната была темна и пуста. Шиб снова начал рассматривать фотографию. Какой-то семейный праздник... Внезапно насильник словно обрел плоть и кровь. Долой сомнения и предположения. Этот человек всей своей массой навалился на маленькую девочку, проникал в нее, наслаждаясь ее болью и страхом, тяжело дышал, сипел, хрипел, и его животная страсть не утихла даже после того, как он уничтожил самый ее объект. Человек из плоти и крови, чья душа похожа на сумрачную чащобу, где деревья тянут к вам свои ветки, чтобы задушить...
 Шиб поднял голову, вытер мокрый от испарины лоб. У него словно было мгновенное озарение. Он поморгал, чтобы прийти в себя, и комната обрела прежние очертания дорогой посредственности.
 Человек вхож к Андрие — раз может остаться один в библиотеке. И иметь достаточно времени, чтобы утолить тайную сексуальную страсть. Трудно не заподозрить самого Андрие. Или отца Дюбуа.
 — Вы что-то ищете?
 На пороге стояла Бабуля в бархатном спортивном костюме лилового цвета, с повязкой того же тона на голове.
 — Я жду, пока госпожа Андрие закончит разговор с друзьями. — Шиб сымпровизировал, с тревогой думая о Гаэль, которая обыскивала кабинет Жан-Юга.
 — Вы хотите собщить ей что-то важное?
 «Да, хочу спросить, когда мы сможем встретиться, чтобы переспать».
 — Ваш сын попросил мадемуазель Хольцински и меня продолжить наше расследование о...
 — Сомневаюсь, что вам удастся что-то обнаружить. Это скорее дело полиции.
 — Конечно, но решаю не я, — вежливо отвечал Шиб, и ему внезапно пришло в голову, что упорное нежелание Жан-Юга подключить к расследованию полицию выглядит более чем подозрительно.
 Бабуля слегка изогнула одну из патрицианских бровей, ее глаза, такие же ярко-голубые, как у сына, холодно смотрели из-за двояковыпуклых очков. Заслышав гулкое эхо чьих-то шагов, она отвернулась.
 Гаэль, слава богу! Девушка, с самым естественным видом, встряхнула копной рыжих волос, протянула онемевшей Бабуле руку с наманикюренными розовым лаком ногтями. .
 — Здравствуйте, — спокойно произнесла она, — Как удачно, что вы здесь. Мне необходимо уточнить некоторые детали.
 — Какие именно? — спросила Бабуля, скрещивая на груди ухоженные руки, усеянные старческими пигментными пятнами.
 — Я нахожу вас очень наблюдательной и думаю, вы хорошо осведомлены о делах сына, — невозмутимо продолжала Гаэль. — Могу я узнать ваше мнение о гипотетических врагах сына? Мужчины ведь часто бывают слишком доверчивыми.
 — Совершенно с вами согласна! — кивнула, расслабившись, Бабуля. — Жан-Юг не способен распознавать зло!
 «Скройся, Шиб, тебе в разговоре этих дам ловить нечего!»
 — Я вас ненадолго оставлю...
 Он вышел, а они, казалось, даже не заметили. А Гаэль опасная штучка! Прирожденная актриса!
 Осмонды все еще были здесь— Шиб слышал голоса, доносившиеся из гостиной. «Какая жалость, что Бабуля— женщина, — мимоходом подумал он, — Из нее вышел бы идеальный подозреваемый!»
 Тут ему пришла в голову мысль о том, что сперму с фотографии можно отправить на анализ. Он должен исхитриться забрать фотографию, а пока осмотреть комнаты. Шиб быстро на цыпочках поднялся по лестнице. На каждой двери висела керамическая табличка с именем хозяина комнаты и какой-нибудь особой картинкой. УЭнис был нарисован утенок, у Аннабель— белка, у Элилу— белый кролик, у Луи-Мари— красный спортивный автомобиль, у Шарля— черная лошадь.
 — Как старомодно! — пробормотал Шиб, входя в комнату Шарля.
 Он быстро осмотрелся. Кровать с покрывалом в черно-белую клетку, высокий современный белый шкаф, черный письменный стол, на котором аккуратными стопками выложены папки. Керамический стакан в форме руки с ручками, блокноты, ноутбук в бело-зеленом корпусе. На стене — два плаката. На одном спринтеры устремлялись к финишу, на другом белый медведь разгуливает среди антарктических снегов. Шиб схватил блокнот. Черновик домашнего задания по математике... Он выдвинул полки. Учебники, словари, несколько номеров «Премьеры», два журнала по информатике, фотография обнаженного по пояс Брэда Питта, скорее всего вырезанная из журнала, Хм... Не Жюльетт Бинош и не Джулия Роберте, а Брэд Питт... Шиб вернул фотографию на место— под учебник истории, приподнял крышку ноутбука. На темно-синем экране плавали разноцветные кубики.
 Шиб вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь, и отправился в комнату Луи-Мари. Кровать, покрывало с изображениями Симпсонов, белый шкаф, этажерка с книгами для детей и юношества, черный письменный стол с картой мира, рядом — большой стеклянный глобус. Ручки, бело-синий ноутбук, последний том «Гарри Поттера», раскрытый на третьей главе. На стенах— киноафиши: «Очень страшное кино», «Империя наносит ответный удар», «Парк Юрского периода». На экранной заставке ноутбука красно-синий Человек-Паук карабкается на стеклянный небоскреб. В углу — синтезатор «Айва».
 Шум где-то поблизости. Шиб выскользнул из комнаты. Внизу Осмонды прощались с Бланш. Значит, можно пойти в библиотеку и взять фотографию. Он спустился по лестнице, прижимаясь к стене, вышел в холл. Бланш и Осмонды стояли у выхода. Клотильда благодарила Колетт за книгу рецептов провансальской кухни. Услышав, как за ними закрылась дверь, Шиб направился в библиотеку. В доме царила абсолютная тишина. Гаэль и Бабуля, должно быть, вышли на улицу. Он потянул на себя ручку двери, ведущей в библиотеку, но не смог ее открыть. Она оказалась заперта на ключ. Кто-то был внутри. Но кто? Андрие? Снова неожиданно вернулся? Шиб тихонько постучал. Никакого результата.
 — Мы здесь! — послышался за его спиной фальцет Бабули. — В зимнем саду.
 Шиб присоединился к дамам. Гаэль и Бабуля пили чай.
 — Чашечку крепкого чая? — предложила Бабуля. — Не люблю зеленый японский, который обожает Бланш.
 — Спасибо, нет, — отказался Шиб. — Я не поклонник чая.
 Бабуля поджала губы.
 — Эти англичане все еще здесь? — спросила она.
 — Уходят.
 — Я боялась, что Бланш пригласит их к завтраку. Они очаровательны, но... Клотильда привержена бутылке, а Джон...
 — Луиза рассказала мне, что Джон был... просто заворожен Бланш, — закончила за нее Гаэль, поднося чашку к губам.
 «Луиза»! Гаэль называет эту дракониху по имени! Невероятно!
 Старуха кивнула, наливая себе следующую чашку.
 — Жан-Юг не придает этому значения, — продолжила Бабуля. — Но мне это кажется каким-то ненормальным. Он ведь может решить, что его поощряют.
 — Я думаю, Джон испытывает к Бланш скорее платонические чувства, — примирительно сказала Гаэль. — Для мужчин его поколения вполне обычное дело.
 Но Бабуля не собиралась сдаваться.
 — Похотливый сатир! Старый развратник! — возмущенно прошипела она. — Мой муж не потерпел бы подобного поведения!
 — В какой сфере он работал? — спросила Гаэль с таким интересом, словно ожидала услышать результаты последнего тиража лото.
 — Ангерран? В финансовой. Такова семейная традиция. А он ведь ненавидел бухгалтерию! — добавила Бабуля с растроганной улыбкой, сразу помолодев лет на двадцать.
 Потом на ее лицо вернулась маска суровости.
 — Бедный мой дорогой Ангерран, как он был бы потрясен всеми этими... этими...
 Она замолчала, допила чай. Шиб спрашивал себя, где сейчас Бланш и как ему раздобыть фотографию.
 — Кажется, я оставил в библиотеке ручку, — сказал он, хлопая себя по карманам.
 — Ну так сходите за ней, — равнодушно ответила Бабуля.
 — Я пытался, но дверь была заперта на ключ.
 — Заперта на ключ? — удивленно переспросила женщина. — Должно быть, Айша закрыла после уборки. Попросите ее вам открыть.
 Шиб отправился на поиски Айши. Бланш он не встретил. Девушка орудовала пылесосом в столовой. Услышав его просьбу, она взяла большую связку ключей и направилась к библиотеке.
 — Я не закрывала дверь, — прошептала она. — Наверняка старуха сама это сделала, чтобы ты не смог порыться в бумагах ее обожаемого сыночка.
 Войдя, Шиб схватил фотографию за верх рамки, чтобы спрятать ее под куртку, но он зря старался: снимок вытерли. Не веря своим глазам, он провел рукой по тонкому паспарту.
 — Ты сегодня здесь убиралась? — спросил он у Айши.
 — Нет, не успела. Была в другой части дома.
 Значит, кто-то прячется в доме? Шиб почти бегом поднялся по лестнице на второй этаж и распахнул двери спален одну за другой. Никого. Он осмотрел три ванные комнаты и встроенные шкафы в коридоре. Потом спустился на первый этаж, проверил кабинет Андрие, гостиную, столовую, где за длинным столом стояли два прибора.
 Где же Бланш? Он вышел из дома. Она разговаривала с Коста, который показывал ей засохшее лимонное дерево. Безумие какое-то! Кто-то вошел в библиотеку после того, как он поднялся наверх. Прошло около получаса... За это время кто-то очистил фотографию и запер дверь на ключ. Джон Осмонд? Но Шиб видел, как Бланш проводила соседей до самых ворот. Впрочем, Осмонд мог сказать, будто забыл что-то, и вернуться... Но ведь у него нет ключа от библиотеки? Разве что сделал дубликат с ключей Айши... Нет, Шиб не мог вообразить грузного Джона Осмонда этаким Арсеном Люпеном...
 — Оставайтесь обедать! — услышал он голос Бабули. — Бланш пойдет на пользу общество.
 Шиб подумал, что ему бы не понравилось, если бы кто-то приглашал посторонних к обеду в его доме, не спрашивая разрешения. Да, Бабуля точно решила подтвердить свой статус вдовствующей королевы.
 — Я говорила Гаэль, что вы оба должны остаться, — повторила она.
 Мысль о том, чтобы сидеть за столом напротив Бланш и вести с ней светскую беседу, показалась Шибу невыносимой.
 — Благодарю, но я занят, — соврал он.
 — А я с удовольствием принимаю ваше приглашение, — ответила Гаэль, бросив на него удивленный взгляд. Но Шиб сделал вид, что ничего не заметил, и распрощался.
 — Я вернусь за тобой через два часа, — пообещал он.
 И тут заметил, что Бланш стоит на пороге, скрестив на груди руки.
 — Так вы не останетесь обедать, месье Морено? — спросила она.
 — Простите, не могу.
 — Какой же вы трус! — прошептала она, когда он проходил мимо. И добавила, повысив голос: — Но вы, надеюсь, вернетесь к кофе?
 — Я постараюсь, — сухо пообещал он.
 Из кухни появилась Колетт с тяжелым подносом.
 Шиб неловко пожал руку Бланш— у нее была сухая гладкая ладонь — и, не оборачиваясь, вышел.
 Во дворе он столкнулся с Шарлем, который нетерпеливо стаскивал школьный рюкзак.
 — Надеюсь, обед готов. Умираю от голода! — Шарль бежал через двор, размахивая набитым ранцем.
 — Разве вы с братом не едите в школе? — спросил Шиб.
 — Брат — может быть, но я сегодня устал как собака. И следующий урок у меня только в три! — весело бросил он и исчез в доме,
 Шиб покинул усадьбу, пребывая в глубокой задумчивости. Шарль вполне мог прятаться в доме, ожидая удобного момента, чтобы проникнуть в библиотеку. Но мог ли подросток-гомосексуалист изнасиловать и убить свою сестру? Вряд ли... Вообще что-то не стыкуется с самого начала... Как будто два разных изображения наложились одно на другое. Шиб попытался проанализировать факты.
 Главное событие: мертвая девочка. Возможно, ее убили. А перед тем изнасиловали. Потом труп украли. И вернули в часовню, распяв над алтарем. Тот, кто это сделал, осквернил статую Христа, Убил щенка, вспоров ему живот. Мастурбировал на семейную фотографию.
 Второстепенные линии: старший из сыновей Андрие — гомосексуалист и трахается с садовником. Бланш Андрие трахается с человеком, бальзамировавшим тело ее дочери. Сосед-англичанин влюблен в Бланш. Свекровь ее презирает. Один из друзей семьи, очевидно, трахался с невестой делового партнера Андрие. Но самого Андрие, кажется, не в чем упрекнуть.
 Итого: скорее всего, преступник — любой сосед-гетеросексуал. Значит, нужно исключить Шарля и Коста? Но что, если Луи-Мари солгал? Получается замкнутый круг. И почему Шарль намекнул Ноэми Лабаррьер, что он сам, Шиб, гомосексуалист?
 Интересно, догадается Гаэль, что произошло между ним и Бланш в ту долгую бессонную ночь? Новая версия «Отелло», черно-белое кино, детям до шестнадцати вход воспрещен...
 Шиб почувствовал голод, остановился у «Макдональдса» и, отстояв пятнадцать минут в очереди, заказал два «Биг-мака» работавшей за кассой шведской студентке, чья широкая улыбка словно была нарисована карикатуристом. Устроившись в самом спокойном углу — на стоячем месте за одноногим столиком у туалета, — сжевал свои гамбургеры, снова и снова мысленно прокручивая последние события.
 Потом он вернулся к машине и попытался почитать голландский разговорник, купленный во время поездки в Амстердам. Некоторое время Шиб, как попугай, повторял фразы, потом швырнул книгу на заднее сиденье, закинул руки за голову и прикрыл глаза. «Хорошо бы немного вздремнуть», — подумал он. Однако через пять минут понял, что заснуть не удастся, потер виски, порылся в бардачке, но не нашел ничего интересного. Он решил съездить на автомойку, но потом ему захотелось пройтись, чтобы размять ноги. Когда два часа наконец прошли, он с облегчением залез в машину и поехал к дому Андрие, но по дороге застрял в пробке.
 По дороге он заметил маленький серебристо-серый автомобильчик, свернувший на боковую дорожку, ведущую к усадьбе Лабаррьеров. За рулем сидела женщина с длинными белокурыми волосами. Итак, Винни-Пушка снова решила нанести визит своим дорогим друзьям... Шиб притормозил, вытащил из кармана мобильник и набрал номер Лабаррьеров. Послышались длинные гудки, потом включился автоответчик.
 — Здравствуйте, это Леонар Морено. Я забыл дать вам средство для ухода за шерстью Скотти. Как раз сейчас я проезжаю мимо и мог бы его занести.
 Пауза. Трубку так и не сняли.
 — Хорошо, я перезвоню. До свидания.
 Итак, Лабаррьеров, очевидно, нет дома. Но серый автомобильчик усадьбу не покинул.
 Бланш встала из-за стола через несколько минут после того, как Шиб выпил чашку ямайского эспрессо, сославшись на то, что ей нужно сделать несколько звонков. Они с Гаэль еще немного поболтали с Бабулей, которая без умолку предавалась воспоминаниям о Золотом веке, закончившемся в мае шестьдесят восьмого, распрощались и поехали в город. По пути они встретили «ягуар» Андрие, но Жан-Юг, скорее всего, не заметил их, потому что с отсутствующим видом смотрел прямо перед собой.
 Проезжая мимо усадьбы Лабаррьеров, Шиб слегка притормозил. Автомобильчика Винни-Пушки уже не было.
 Гаэль, разумеется, захотела узнать, почему Шиб не остался на обед, и ему пришлось выдумывать срочную встречу с клиентом. Чтобы поскорее сменить тему, он рассказал о найденной в библиотеке фотографии, заляпанной спермой и таинственным образом очищенной.
 — Может, это Шарль? — спросила Гаэль после минутного размышления. — Как ты думаешь?
 — Не знаю. А ты уверена, что не заметила никого из посторонних в доме?
 — Да, конечно, семерых гномов и Дракулу. Извини, забыла тебе сказать.
 Шиб высадил Гаэль у вокзала — она собиралась с друзьями в театр— и вернулся домой в отвратительном настроении, с тяжелой головой и до крайности взвинченными нервами.
 Ящик для писем был забит рекламными проспектами, которые Шиб выбросил в ближайшую помойку. Под ними он обнаружил письмо из налоговой инспекции, открытку от приятеля, отдыхающего на Кубе, и бумажный сверток размером с книгу. Нужели и правда книга? Шиб развернул обертку. Внутри оказался DVD. На черной коробке не было никакого названия. Шиб поднялся в комнату в мезонине и вставил диск в плеер. Может, какая-то рекламная акция? Он с трудом отыскал завалившийся под подушку пульт, растянулся на животе и начал смотреть на экран.
 Несколько секунд экран оставался темным, потом появилось изображение— не очень четкое, полутемное, но вполне различимое: мужчина, взбирающийся по водосточной трубе. Мужчина, как две капли воды похожий на него! Воровато оглядывающийся через плечо. Шиб судорожно сглотнул слюну. Невозможно! Никто не мог видеть его в ту ночь! Но кассета доказывала обратное. Мужчина на экране влез в окно и аккуратно закрыл створки изнутри. Слава богу, кажется, все. Снова темнота. Сама мысль о том, что кто-то мог заснять его в постели с Бланш, вызывала у него тошноту. Шиб просмотрел изображение в ускоренном режиме, но на диске больше ничего не оказалось. Он взял коробку и тщательно осмотрел ее со всех сторон. Обычная пластиковая коробка безо всяких наклеек. Если на ней и были отпечатки чьих-то пальцев, он наверняка «затоптал» их своими собственными. В любом случае он бы никогда не стал никому показывать эту запись... У того, кто ее сделал, разумеется, есть копия. Шиб почти наяву услышал, как звонит телефон и чей-то придушенный голос требует, чтобы он явился в условленное место с двумя сотнями тысяч евро в мелких купюрах в пластиковой сумке. Он бы и в самом деле предпочел, чтобы человек, приславший ему запись, оказался шантажистом, расчетливым вымогателем, любящим деньги, а не садистом-педофилом, который просто ради удовольствия передаст такой же точно диск в руки Андрие. О, господи, надо предупредить Бланш! Сказать ей, чтобы она сама проверяла почту. А вдруг уже слишком поздно?..
 Шиб почти бегом бросился к телефону, и как раз в отот момент тот зазвонил. Задыхаясь, Шиб схватил трубку и прохрипел «алло», ожидая самого худшего.
 — Здравствуйте, это Ноэми Лабаррьер. Очень жаль, что вы меня не застали сегодня днем. Я поехала забрать Поля из города — у него было деловое совещание, — и мы решили там позавтракать. Погода выдалась на славу!
 Так, значит, Лабаррьера тоже не было дома сегодня днем? Странно...
 — Не беспокойтесь, я могу заехать завтра, если вам удобно.
 — Часов в одиннадцать утра было бы идеально.
 — Отлично. До завтра.
 К кому же приезжала Винни-Пушка? Если к Лабаррьерам, то что она делала в доме, пока их не было? Может, незаметно пробралась через их территорию в усадьбу Андрие? Приехала забрать своего сообщника после того, как тот очистил фотографию? Кто же он? Шассиньоль, давний друг Андрие, отвергнутый поклонник Бланш, — безжалостный убийца?
 Шиб рухнул на кровать и закрыл глаза. Слишком много событий сразу. Информационное перенасыщение... Нужно успокоиться. Рассортировать факты. Итак, главное — видеозапись. Если Андрие ее увидит, то сдерет с него шкуру в буквальном смысле слова. Заплатит наемному убийце, который подстрелит его, как кролика. Шиб не сомневался, что у милейшего Жан-Юга найдутся необходимые связи, чтобы без проблем избавиться от любовника жены. Он позвонил Гаэль, но наткнулся на автоответчик. Потом набрал номер Андрие. Трубку сняла Колетт и чопорным тоном сообщила, что «мадам нет дома, а ее свекровь уехала в комитет помощи католикам». Господи ты боже мой! Католики всего мира срочно нуждаются в ее помощи! Шибу захотелось пива. Но в холодильнике не нашлось ни одной банки пива. Впрочем, там не было и ничего другого. Когда он в последний раз ходил в магазин? На прошлой неделе? Или на позапрошлой? Нет, сидеть здесь в четырех стенах просто невозможно! Шиб набросил пиджак и вышел из дома. Выпить пива где-нибудь на открытой веранде, среди нормальных людей...
 Нормальных людей вокруг было в избытке, но он их не замечал. Пиво выдыхалось в бокале. На открытой веранде после захода солнца резко похолодало. Шиб пристально рассматривал свой брелок в виде маленькой серебряной трубы, словно на нем висел ключ к разгадке всего происходящего. У человека, который прислал ему диск, была маленькая цифровая камера, оснащенная инфракрасным устройством для съемок в темноте. Недешевая игрушка... Он вспомнил дорогую аудио— и видеотехнику в доме Андрие. Господи, кто-то знает! Эта мысль была невыносима. Он отхлебнул тепловатого пива. Странно, но такая безобидная вещь, как диск с записью его ночного похождения, вдруг заслонила все остальные события — убийство, похищение тела, осквернение часовни. И все потому, что на сей раз дело касается лично его.
 В последний раз он даже не зашел взглянуть на несчастную Элилу! Шибу захотелось кофе, очень крепкого, горького — может, тогда рассеется туман, застилавший его мозг. Он подозвал официанта и заказал двойной эспрессо, снова отхлебнул пива.
 Винни-Пушка не стала бы заезжать к Лабаррьерам просто так. Может, у нее свои ключи от дома? Или она назначила свидание кому-то из слуг? Например, вездесущему Коста?
 — Мать твою, чувак, да ты как из могилы вылез! — прозвучал совсем рядом чей-то голос — На тебя смотреть страшно!
 Шиб подпрыгнул. Над ним нависал Грег в голубых шортах «Биллабонг» и белом хлопчатобумажном пуловере, обтягивающем мощные бицепсы. Он уселся рядом с Шибом, заказал себе текилы, нахмурился и придирчиво вгляделся в лицо приятеля.
 — Что у тебя с этой психопаткой? — спросил он. — Только не пудри мне мозги.
 — Что? — пролепетал Шиб. — О ком ты говоришь?
 — О Бланш, разумеется. Айша подозревает, что ты уже успел уложить ее в постель.
 У Шиба едва не остановилось сердце. — С чего она взяла? — пробормотал он.
 — По крайней мере, тебе бы этого очень хотелось. Такое ощущение, что вы кружите один вокруг другого, как в тайском боксе. Примериваетесь и принюхиваетесь.
 — Бланш — особый случай, — сухо произнес Шиб.
 — Ну да, как в «Отряде особого назначения». Ты похож на того легавого из полиции нравов, а она — на шлюху-наркоманку.
 — Не называй ее шлюхой!
 — Ого, все еще хуже, чем я думал! Ребята, великий Морено влюбился! — завопил он, сложив руки рупором.
 — Заткнись, мудак, мать твою!
 — Расслабься. Вон, над тобой уже смеются. Хочешь выпить?
 — Нет.
 — Ну и сиди как сыч. Подумаешь, дело какое! Я ведь не говорю, что ты влюбился, допустим, в самого Андрие, а не в его жену. Так чего ты отпираешься?
 Грег вынул из кармана пачку «Кэмела», закурил и с наслаждением затянулся.
 — Ладно, шутки в сторону. У тебя с ней что-нибудь было или нет?
 — Ты меня достал! — взорвался Шиб. — Молено подумать, мне делать больше нечего! Я должен выяснить, кто распял труп ребенка, кто убил щенка, кто дрочил на семейную фотографию!
 — Что? — удивленно спросил Грег. — О последнем случае ты еще не рассказывал. Свинство какое!
 — Вот именно. Вся проблема в том, чтобы узнать, кто это. Всего-навсего.
 — По-моему, это она, — заявил Грег.
 — Она заляпала спермой фотографию?! У тебя совсем крыша съехала!
 — Ну хорошо, — согласился Грег, — допустим, над фотографией потрудился кто-то еще. Но согласись, Бланш— психопатка!
 — Бланш — психопатка. Что дальше?
 — А мужиков там много? — с сомнением спросил Грег.
 — Полно. Андрие, его приятели Осмонд и Шассиньоль. Сыновья— Шарль и Луи-Мари. Коста, садовник. Отец Дюбуа, родственник Бланш...
 — Священник— вот было бы здорово, — мечтательно пробормотал Грег. — В «Сатанинском сексе-2» именно священник оказывается убийцей и растлителем малолетних...
 — «Сатанинский секс-2»? Это что, фильм такой?
 — Хм... Видеокассета. Суперская порнушка. Всем хороша, кроме телки в роли вампирши. Играть не умеет, к тому же не настоящая блондинка. Могу дать посмотреть, если хочешь.
 — Нет, спасибо.
 — Да не расстраивайся! Все равно ты никогда не найдешь этого парня.
 — Спасибо, утешил.
 — А может, он продырявит тебе шкуру, когда поймет, что ты подобрался к нему слишком близко. Так что, если хочешь знать мое мнение, лучше тебе бросить это дело. И ее тоже брось. Тут что-то неладно. И в самом доме, и в его обитателях. Знаешь, в ужастиках бывают такие проклятые дома. И обязательно находится придурок, которому во что бы то ни стало надо войти в такой дом часика в два ночи при свете полной луны, несмотря на отрубленные головы, раскиданные по саду, и карету у подъезда, запряженную волками-оборотнями. Ты ведь не будешь брать пример с этого придурка?
 — А ты не будешь допивать свою текилу? — спросил Шиб.
 Грег вздохнул, одним махом проглотил остатки текилы, но почти сразу расплылся в широкой улыбке.
 — Смотри, какая цыпочка!.. Эй, мадемуазель, мадемуазель! Я могу получить ваш автограф?
 Шиб повернул голову и увидел высокую блондинку в красном джинсовом костюме. Она встряхнула головой и улыбнулась. Грег немедленно вскочил и устремился к ней, шлепая пляжными сандалиями, полными песка. Шиб допил остывший кофе, прикурил одну из сигарет, оставленных Грегом, и глубоко затянулся, с наслаждением наблюдая за клубами дыма, окутавшими его, словно смертоносный туман. Туман, порождающий призраков и болезненно-извращенные, жестокие видения. Он поднялся и, воспользовавшись тем, что Грег увлекся разговором с новой знакомой, быстро вышел, бросив приятелю:
 До скорого!




 Интермеццо 5

   Тебе понравился фильм?
   Так же, как нравилось
   Трахаться с ней?
   Кожа — как мрамор,
   Губы — как кварц,
   Глаза — как стекло...
   С ней спать — все равно
   Что со смертью самой...
   Будто скользишь
   В расселину темную,
   Пропасть бездонную,
   Края смыкающую
   Над головой...
   Тебе понравится и продолжение
   Жертвоприношение
   И искупление.
   Вот будет потеха!
   Все заплачут от смеха
   Слезами кровавыми...
   Твари!







 Глава 14


 Ночь прошла беспокойно. Шиб несколько раз просыпался в холодном поту, измученный кошмарами, но вспомнить мог только один: он едет в машине с отказавшими тормозами, та неумолимо катится под уклон и вот-вот врежется в серую цементную стену. Он сидит за рулем и знает, что сейчас умрет. «Но в снах никогда не умираешь, — сказал он своему отражению в зеркале, приступая к бритью, — каждый раз снова просыпаешься. Интересно, почему?»
 Лицо мужчины в зеркале было размытым — словно на миг там отразилась внутренняя сущность Шиба.
 Ровно в одиннадцать утра Шиб позвонил в дверь Лабаррьеров.
 — У вас очень милый костюмчик, — заметила Ноэми, впуская его. — От Смальто?
 — От Бриони, — поправил Шиб, машинально проводя рукой по лацкану бежевого пиджака.
 — Просто удивительно, насколько мужчины кокетливы в наши дни! — лукаво заметила Ноэми.
 Шиб неопределенно пожал плечами и, чувствуя себя не в своей тарелке, вошел следом за Ноэми в просторную голубую гостиную. Там он достал из чемоданчика флакон без этикетки и протянул ей.
 — Это состав, о котором я вам говорил, Он придает блеск шерсти и питает ее, чтобы она не стала ломкой. Если хотите, я объясню вашей горничной, как им пользоваться.
 — Фернанда уехала на несколько дней к родным, на свадьбу племянницы. Она вернется послезавтра.
 — В общем, это несложно, — сказал Шиб. — Инструкция на обороте.
 Значит, горничной вчера не было. Дом стоял совершенно пустой. Что в нем делала Винни-Пушка?
 Ноэми предложила ему выпить, и Шиб выбрал херес. Себе она плеснула щедрую дозу кампари.
 — Вы такой симпатичный человек, элегантный, с хорошими манерами... Почему вы не женаты? — внезапно спросила она.
 О, черт, опять она возвращается к «голубой» теме!
 — Гаэль меня не торопит, — вежливо ответил он. — Мы с ней хотим получше узнать друг друга. Ноэми выпрямилась в кресле.
 — О, так это серьезно?
 — Более или менее.
 — Вы совсем как Поль! Из него слова приходится клещами тянуть! Неужели разговаривать с женщинами так скучно?
 — Нет, просто я скрытный от природы, — ответил Шиб, улыбаясь.
 Этот ответ удовлетворил Ноэми — она снова откинулась на спинку кресла и расслабленно улыбнулась в ответ. Симпатичная, еще не старая женщина, с чуть-чуть расплывшимися чертами лица... Что ей нужно от него? Не собирается же она его соблазнять... Шиб поставил бокал на стол и уже собирался было подняться, но тут Ноэми разочарованно спросила:
 — Уже уходите? Мы только разговорились...
 — У вас, наверное, много дел...
 — Не говорите глупостей! Скажите лучше, кто вы по происхождению?
 Она что, втайне мечтает о негре с огромным членом? Шиб отпил еще хереса.
 — Я родился здесь. Моя мать работала билетершей в кинотеатре. Отца я не знаю.
 — Так это он был... «Черномазым»?
 — Да. Он был американским матросом.
 — Ну надо же, как романтично!
 Да уж, быть изнасилованной тремя пьяными неграми в подворотне — это очень романтично, особенно если учесть, что всю оставшуюся жизнь мать была рассеянно-мечтательной и словно отсутствовала в этом мире...
 — Вы никогда не пытались его разыскать? — спросила Ноэми.
 «Их», — мысленно поправил Шиб. Разыскать трех чернокожих моряков среди сотен и тысяч им подобных, служащих на американских кораблях и плавающих по всему свету?
 — Нет. Я вполне обходился.
 Ноэми склонилась к нему, полуприкрыв глаза, и заговорщически прошептала:
 — Поль считает, что Шарль — не сын Жан-Юга. Ну и язык— как помело! Шиб, искренне удивленный, спросил:
 — Вы хотите сказать, что его усыновили? Но он — точная копия отца!
 — Поль думает, что он больше похож на Реми, — возразила Ноэми, поднося бокал к накрашенным губам.
 Перед мысленным взором Шиба снова возник образ Бланш, участвующей в групповых оргиях... Да нет, ерунда! Шарль действительно как две капли воды похож на Жан-Юга. Какой смысл Лабаррьерам распространять и подогревать подобные сплетни? Классическая неприязнь к более молодой, красивой и богатой паре со множеством детей, в то время как они сами лишены радости родительских чувств? Шиб внимательнее посмотрел на Ноэми. Она внезапно стала ему неприятна. Женщина быстро облизнула губы, — ну точь-в-точь змея, подстерегающая добычу. Ядовитая, но в то же время полезная... Она выболтает ему все, что знает, и даже то, чего не знает. Итак, запустим пробный шар...
 — У Бланш была связь с Реми?
 — Ну, я бы не стала утверждать это под присягой... но Реми всегда был влюблен в нее и...
 — Бланш ведь, кажется, сильно привязана к мужу, — заметил Шиб.
 — Да, конечно... Но Реми такой обаятельный... Большинство женщин находят его неотразимым.
 — Даже вы? — не удержался от укола Шиб.
 Ноэми хихикнула.
 — А вы негодник... Что за намеки? Я просто сказала, что Реми нравится женщинам, и он наверняка пытался соблазнить Бланш.
 — Несмотря на дружбу с Жан-Югом?
 — О, в таких делах дружба не в счет... И потом, именно Реми познакомил ее с Жан-Югом, которого она в конце концов предпочла.
 — Вечная история, — равнодушно проговорил Шиб.
 — Мужчины помнят все свои любовные неудачи. В каждом из вас дремлет маленький Наполеон... Простите, я не имела в виду лично вас...
 Ноэми смущенно улыбнулась, прикрыв рот рукой — постаревшая шкодливая девчонка, первая сплетница в классе. Шиб улыбнулся фальшиво-сочувственной улыбкой. Ноэми начинала его раздражать. Ему хотелось отвесить ей затрещину. Она жеманилась, завлекая — возможно, по привычке. Судя по всему, она тешится мыслью, что обладает властью над мужчинами. Разыгрывает хозяйку перед рабами. Идеальная пара для тебя, Шиб, ты ведь образцовый «ведомый». «Чего изволите, мадам?»
 Ноэми налила себе новую, еще более щедрую порцию кампари. Шиб решил пойти ва-банк.
 — Этот маленький Наполеон, живущий в ком-то, стал причиной вашей депрессии?
 Ноэми допила, прежде чем отвечать, внезапно забыв о веселости.
 — Думаю, вы слишком любопытны, Морено.
 — Вы меня заинтриговали.
 — Правда? А мне показалось, что вас скорее интересует Бланш...
 Ну вот, опять! Неужели все видят его насквозь?
 — Бланш? Странная мысль!
 Ноэми, подавшись вперед, пристально посмотрела ему в глаза. На ее лице появилась лукавая усмешка.
 — Лжец...
 Шиб выдержал ее взгляд. Ноэми откинулась на спинку кресла и вздохнула.
 — У Поля был роман с Клотильдой Осмонд, — неожиданно сказала она.
 С красноносой унылой Клотильдой? Ну и ну! Похоже, им всем тут больше делать нечего, как только изменять друг другу среди роз и лавров! Шиб кашлянул.
 — Просто удивительно, — осторожно проговорил он. — Мадам Осмонд... хм... я хотел сказать, что...
 — Что она уродина? Валяйте, не стесняйтесь. Клотильда Осмонд — уродина, у нее клоунский нос, она совершенно не следит за собой и наверняка не умеет трахаться как следует. Все это я себе уже говорила. Так какого же черта муж изменял мне с этой нелепой дылдой?
 — Вы так и не получили ответа?
 — Нет, Поль не снизошел до объяснений. Должно быть, с ней интереснее разговаривать, чем со мной. Она больше знает о карме и прочей ерунде.
 — Не могу даже представить себе, — пробормотал Шиб, — что кто-то мог предпочесть вам Клотильду Осмонд... Разумеется, теперь я понимаю... Узнав, вы испытали шок...
 — С Полем такое не впервые... Он постоянно крутил романы на стороне. Мужчине невозможно запретить. Он должен соблазнять, властвовать, порабощать...
 У нее просто мания какая-то — наклеивать ярлыки... И муженек тоже хорош — с его брюшком и лысиной, и туда же— в альковные львы! Бедный старомодный Шиб, ты ничего не понимаешь в жизни!
 Ноэми прорвало, и она говорила, не умолкая, чуть бессвязно, поминутно облизывая губы.
 — Не знаю, почему это стало для меня таким ударом... Первые три сеанса у психотерапевта я совсем не могла говорить — только плакала... Ужасно, когда вот так плачешь и не можешь объяснить, почему. Я пыталась заниматься собой — следила за лицом, делала гимнастику, играла в теннис, соблюдала диету... Я не хотела опускаться, как Клотильда Осмонд... Как вы думаете, сколько мне лет?
 Ужасный вопрос. Стоит слегка перебрать — в ту или другую сторону— и ты погиб. Шиб сделал вид, что размышляет. Слишком долго раздумывать тоже нельзя— малейшее колебание приравнивается к предательству.
 — Сорок восемь?
 Как вы любезны! На самом деле, я скоро получу пенсионную карточку! [26] 
 — Не может быть!
 — Нет, вы просто душка! Налейте мне еще!
 Шиб плеснул ей кампари на дно бокала, но Ноэми сделала ему знак добавить. Кажется, она уже пьяна. Только бы не стала неуправляемой... Она улыбнулась ему, лукаво прищурившись, и ее острый розовый язычок снова скользнул по губам.
 — А Осмонд знал? — спросил Шиб, пытаясь не позволить Ноэми переключиться.
 — Ему плевать. Он мечтает только о несравненной Бланш.
 — Но он знал? — настаивал Шиб, которому было важно понять побудительные мотивы поступков каждого из действующих лиц этой дикой истории.
 — Да я сама ему сказала, если уж хотите все знать. Пришла, протянула букет роз, которые только что срезала в своем саду, и сказала: «Джон, вы знаете, что мы оба — обманутые супруги?» Он поставил розы в ужасно безвкусную вазу в виде дельфина и предложил мне чаю.
 — И что дальше?
 — Мы вместе выпили чаю.
 — И он ничего больше не сказал?
 — Нет, почему же. Заявил, что это очень печально.
 Шиб с притворной строгостью погрозил ей пальцем, и Ноэми, смеясь, закрыла лицо одной из диванных подушечек. Если она полагает, что он сейчас набросится на нее...
 — Нет, серьезно, что именно ответил вам Джон?
 — Что, даже если это и правда, ему все равно. «Такие вещи, знаете ли... случаются», Итак далее, и тому подобное... Слизняк!
 — Вы думаете, он был искренен?
 — Мне так показалось, что да. Когда я предложила ему убить обоих, он посмотрел на меня с ужасом.
 Шиб улыбнулся, чтобы доставить ей удовольствие.
 — А как вы сами обо всем узнали? Муж сообщил?
 — Поль? Вы шутите? Когда он однажды помял крыло машины, то выдумал, будто за ним гнались бандиты. Он трус. Нет, я сама догадалась — по взглядам, по жестам... Потом позвонила ему на работу и сказала одно слово: «Клотильда...» — а он тут же заорал: «Что?..» И я по тону убедилась в своей правоте.
 Шиб допил, поставил бокал на стол. Ноэми поджала ноги и свернулась в кресле. Ее юбка задралась выше колен, обнажая бедра. Шиб взглянул на часы.
 — О! Мне надо бежать. Спасибо вам за разговор.
 — Негодный мальчишка! Приехал, чтобы разнюхать секреты бедной Ноэми, а теперь оставляет ее совсем одну!..
 — Сходите выпить чаю с Джоном, — бросил Шиб, направляясь к дверям.
 Ноэми швырнула в него подушкой, а Шиб в ответ послал ей воздушный поцелуй кончиками пальцев.
 Уф, кажется, спасен!




 Глава 15


 Выйдя из дома, Шиб направился в сторону бассейна. Тропинка, петлявшая между деревьями, спускалась к речке, которая текла параллелльно шоссе. Если Винни приезжала сюда не затем, чтобы встретиться с Полем— он в это время завтракал с женой, — возможно, у нее было свидание с Жан-Югом? Что может быть удобнее пустующего дома соседей? Или и здесь замешан Коста, знающий все входы и выходы в двух соседских усадьбах? А роман Поля Лабаррьера с Клотильдой Осмонд! Подтверждение извращенных вкусов Поля? Правда, в Клотильде нет абсолютно ничего детского... Шиб, все больше мрачнея от раздумий, остановил машину у ворот усадьбы Андрие и осмотрел двор через прутья решетки.
 Ни «ягуара» Андрие, ни «мерседеса» Бабули. Только «крайслер» Бланш. Шиб вышел из машины и позвонил.
 — Зачем ты приехал? — спросила Айша, отпирая ворота.
 — Просто проезжал мимо. Все в порядке?
 — Более или менее. Кордье должен приехать через полчаса.
 — Хорошо, я зайду ненадолго в часовню и вернусь.
 — Доложить ей?
 Шиб почувствовал, что краснеет под ироническим взглядом Айши.
 — Не стоит.
 — Видел бы ты сейчас свою физиономию! Шиб пожал плечами и направился к часовне, слушая, как хрустит гравий под ногами.
 — Подожди, я схожу за ключом, — окликнула его девушка. — Там теперь все время заперто.
 Через некоторое время она вернулась со связкой ключей на поясе, словно экономка викторианской эпохи, и, отцепив один из них, протянула ему.
 — Вот, держи. Отдашь, когда будешь уезжать.
 В часовне пахло ароматизаторами и дезинфицирующей жидкостью. Распятие висело на месте, красная краска по-прежнему струилась по деревянному боку Христа. Глаза его были полузакрыты, словно он отказывался смотреть на этот жестокий мир. На алтаре стояла ваза с букетом белых лилий. Шиб, помедлив, заставил себя взглянуть на Элилу, ожидая увидеть воткнутый в ее грудь кинжал или засунутый в рот презерватив. Но девочка спокойно лежала, скрестив руки на груди, и у нее был настолько умиротворенный вид, насколько это возможно для существа, напичканного формальдегидом. Он не смог удержаться и не бросить взгляд на ее лодыжки, изуродованные гигантским гвоздем. На белых носочках проступили влажные пятна. Лицо было восковым— желтоватым и лоснящимся. Любой человек, взглянув на Элилу, сразу бы понял — Шиб не мог объяснить, почему, — что это не фарфоровая кукла. Возможно, заострившиеся черты лица, слишком реальные губы с тонкими поперечными складками, иссохшие пальцы опровергали такое предположение... «Мясная кукла», как сказал Луи-Мари... Да, чудовищная кукла в натуральную величину, которую неизвестный псих ради своего извращенного развлечения утащил из часовни, словно мешок с грязным бельем...
 Скрипнула дверь. Шиб резко обернулся. Неужели он не плотно закрыл ее за собой? Быстро подойдя к двери, он резко толкнул ее. Никого. За воротами стоял «вольво» — значит, Кордье уже приехал. Шиб вытер вспотевший лоб.
 — Пиф-паф!
 Черт! Он вздрогнул. На него в упор смотрела ухмыляющаяся Аннабель с большим черным пистолетом в руке.
 — Что, испугался?
 Шиб едва удержался, чтобы не залепить ей пощечину.
 — Это ты только что заходила в часовню? Лицо девчонки стало мрачно-торжественным.
 — Это не часовня, а пещера колдуньи Гингемы!
 — Не говори глупостей! — прорычал Шиб, не ипытывая никакого желания участвовать в ее игре.
 — Я не говорю глупостей. Ты сам — глупый грязный негритос!
 У Шиба отвисла челюсть. Где еще, как не дома, она могла услышать подобное? Неужели в школе? Он наклонился, схватил ее за руку.
 — Думаешь, это хорошо — говорить такие вещи? Аннабель упрямо взглянула на него.
 — Мне наплевать! Отпусти меня, или я тебя убью!
 Аннабель сунула ему под нос пластмассовый пистолет, и Шиб уже потянулся, чтобы отнять у нее игрушку, но тут заметил нарезку на дуле. К тому же пистолет казался тяжелым, очень тяжелым, стальным. Он казался... настоящим. И был снят с предохранителя. Разве у игрушечных пистолетов есть предохранители? Может, эта мерзавка стащила пистолет из коллекцрш отца? Он отпустил ее.
 — Ты очень плохо воспитана. Уходи! — бросил он ей, стараясь говорить непререкаемым тоном.
 — Это ты плохо воспитан, и я тебя сейчас распылю! — яростно завопила Аннабель.
 Как в замедленной съемке, Шиб увидел ее маленький розовый пальчик, все сильнее давящий на курок. Он бросился на землю, ударившись лицом о шершавый гравий.
 Щелк!
 — Ты покойник! — торжествующе воскликнула Аннабель.
 Щелк! Щелк! Все-таки игрушка... Шиб поднялся на четвереньки — он был весь в пыли. Послышались смешки. Он повернул голову. Шарль и Луи-Мари, стоя у решетки, издевательски ухмылялись.
 — С вашей стороны было очень мило поиграть с Аннабель, — хихикнув, сказал Шарль.
 Шиб поднялся, красный от злости.
 — Ложись на землю! — приказала Аннабель. — Ты убит!
 — Слушай, оставь меня в покое! — рявкнул Шиб. Он выхватил пистолет у нее из рук и отшвырнул его на клумбу с гортензиями.
 От грохота выстрела у него заложило уши. Головки и листья цветов взметнулись вверх, окутанные облачком дыма. Мальчишки наблюдали за происходящим, разинув рты. Аннабель прижала руку к щеке и во весь дух пустилась бежать к дому. Запахло порохом. Шиб наклонился над клумбой и поднял пистолет. Он и в самом деле был очень тяжелым. Шиб осмотрел его, чувствуя, как дрожат колени. «Бэби Игл», люгер девятимиллиметрового калибра. Барабан— пятнадцать патронов. Вес — около килограмма. Таким можно размозжить голову, словно кастетом.
 — Что происходит? — послышался голос Бланш.
 — Ничего, мам, просто случайный выстрел, — объяснил Луи-Мари, не отрывая глаз от пистолета.
 — Выстрел?
 — Очевидно, Аннабель нашла пистолет, — объяснил Шиб, показывая ей еще теплое оружие.
 В это время к ним приблизился Кордье. Его толстогубый рот искривился в гримасе подозрения.
 — Откуда взялась эта штука? — спросил он.
 — Это пистолет Жан-Юга, — пробормотала Бланш с расширенными от ужаса глазами. — Но как Аннабель смогла?.. Жан-Юг держит их в подвале под замком...
 — Она чуть не убила мсье Морено! — Голос Шарля дрожал от возбуждения.
 — Мне очень жаль... — рассеянно произнесла Бланш, глядя на искалеченные цветы.
 — С вашего позволения, я поеду, — сказал Кордье. — Один совет на прощанье: спрячьте пистолет понадежнее! — И он направился к машине.
 Шиб внезапно понял, что чудом остался в живых— из-за трех осечек подряд. Колени у него задрожали еще сильнее, он несколько раз глубоко вдохнул, чтобы прийти в себя.
 — Нужно осмотреть комнату в подвале, — решительно сказал он.
 Бланш кивнула, и они пошли к дому в сопровождении мальчишек.
 — Айша, Аннабель наказана, — сказала Бланш, входя в холл. — Пусть сидит у себя в комнате.
 — Хорошо, мадам. Только я ее не вижу. Она играет где-то в саду.
 — Найдите ее и скажите, что я очень на нее сердита.
 — Хорошо, мадам.
 Они спустились в огромный сводчатый подвал, хорошо освещенный, выбеленный известкой. Вдоль одной из стен тянулись полки с винными бутылками, вдоль другой были сложены штабеля дров для камина. В глубине, за железной решеткой, в стеклянной витрине была выставлена целая коллекция оружия: два карабина— «Брно ZК-99» и длинноствольный «Норинко», роскошный «Бернизан» с платиновой насечкой 318-й модели, спортивный «Вальтер», «Смит и Вессон»... и пустое место, которое раньше занимал «Бэби Игл». Витрина была открыта, замок висел на скобе.
 — Не понимаю,.. — пробормотала Бланш. — Жан-Юг всегда носит ключ с собой...
 — Может, папа забыл закрыть? — спросил Луи-Мари.
 — Папа никогда не забывает такие вещи! — раздраженно возразил Шарль.
 — Перестаньте. Я думаю, надо расспросить Аннабель, — сказала Бланш, поводя кончиками пальцев по стеклу.
 — Она что-нибудь наврет. Она все время врет! — бросил Шарль.
 — Хватит! Все вы хороши! — резко оборвала его Бланш, но тут же покраснела и закусила губы, вызвав у Шиба почти неодолимое желание подхватить ее на руки и унести подальше отсюда. В Волшебную Страну, которой не существует.
 Они положили пистолет на место и вышли из подвала. Навстречу им шла Айша.
 — Я все обыскала, мадам, но Аннабель нигде нет. Она, должно быть, спряталась.
 — Мы сами ее поищем, — сказал Луи-Мари, и братья разошлись по саду в разные стороны.
 — Где Энис? — встревоженно спросила Бланш и обхватила себя за плечи, словно ей вдруг стало холодно.
 — Смотрит видеокассету, которую принес месье.
 — Хорошо... Мы с месье Морено выпьем чаю в зимнем саду.
 — Да, мадам.
 Он шел за ней, любуясь хрупкой спиной, стройными бедрами, манерой проводить рукой по волосам, откидывая белокурую прядь за ухо... Ему все время хотелось прикоснуться к ней. Прижать к себе. Она словно разбудила дремавшие в нем прежде нерастраченные запасы нежности.
 Японские табуретки, керамический столик, толстые черно-зеленые бамбуковые стволы... Щиб подумал, что ему совершенно не нравится запах влажной земли, который постоянно ощущался под стеклянными сводами зимнего сада.
 Бланш, не глядя на него, поглаживала столешницу кончиком пальца. Шиб хотел рассказать ей о диске с видеозаписью, но продолжал молчать. Казалось, тишина будет длиться вечно. Собственное дыхание казалось ему громким, как шум кузнечных мехов. Наконец Шиб открыл рот и словно со стороны услышал свой голос:
 — Я не хочу чаю.
 — Ладно, выпейте чего-нибудь другого, — равнодушно ответила Бланш.
 «Диалог из телесериала», — подумал Шиб, скрещивая ноги. Бланш почти синхронно сделала то же самое.
 В это время ворвался запыхавшийся Шарль.
 — Мам, Аннабель нигде нет! Она исчезла! — выпалил он.
 — Не говори глупостей! — ответила Бланш.
 — Но это правда! Мы всё обыскали— кроме часовни.
 Бланш крепко сжала губы, На виске забилась знакомая жилка... Шиб понял, что должен вмешаться.
 — Я пойду поищу ее вместе с вами, — сказал он Шарлю. — Наверное, она и правда спряталась, потому что испугалась наказания.
 — Это Аннабель-то? — недоверчиво сказал Шарль. — Она ничего не боится. Просто оторва!
 — Шарль! — одернула Бланш, но тут же добавила: — Идите. Я подожду вас здесь.
 Небо понемногу затягивали облака, предвещая дождь. Луи-Мари ждал их возле бассейна, покусывая губы и хмурясь.
 — Я спускался к реке, но там ее тоже нет, — сообщил он брату. — Понятия не имею, куда она могла подеваться.
 Шиб высказал предположение о садовом сарайчике и прачечной, но выяснилось, что мальчишки уже всё обшарили.
 Тут ему пришло в голову, что Аннабель могла спокойно отправиться в усадьбу Лабаррьеров и сейчас прохлаждается у их бассейна в полосатом шезлонге. Первую часть гипотезы он высказал вслух, и мальчишки оживились, как гончие.
 В рощице густо пахло листьями, травой и землей— приближавшийся дождь сделал все запахи насыщеннее. Шиб поискал глазами следы, которые могла оставить Аннабель, но ничего не обнаружил.
 — Интересно, как ей удалось стащить у папы ключ? — спросил Луи-Мари, подпрыгивая, чтобы дотянуться до сосновой ветки. — И потом, если она взяла пистолет в подвале, значит, знала, что он настоящий, — добавил мальчишка, раскачиваясь на cуку, словно обезьяна.
 А ведь он прав. Хотя, возможно, Аннабель думала, что пистолет не заряжен. Какая неосторожность со стороны отца— держать в доме заряженное оружие! Шиб в раздумье шагал по окаймленной густым кустарником тропинке и чуть не упал, споткнувшись о камень, спрятавшийся под слоем мха. Шарль фыркнул. Шиб испытал яростное желание свернуть ему шею, но тут же забыл об этом, заметив справа, в кустах шиповника, маленький блестящий предмет. Шиб наклонился, раздвинул ветки и поднял его. Это была квадратная серебряная запонка. Он спрятал ее в карман.
 — Что вы нашли? — спросил Шарль.
 — Ничего особенного, — ответил Шиб. — Где твой брат?
 — Наверное, все еще играет в Тарзана. Внезапно перед ними вырос Луи-Мари.
 — В Тарзана! — пренебрежительно повторил он. — Старо! Отстаешь от жизни, братец!
 В Тарзана или в Хищника [27] , все равно. Детские забавы!
 — Ну, уж во всяком случае, не в Барби! Выпустив эту парфянскую стрелу, Луи-Мари бегом пустился вперед по тропинке. Шиб удивленно покосился на побагровевшего Шарля. Да уж, нечасто встретишь пятнадцатилетнего подростка, играющего в куклы, подумал он, ощупывая в кармане найденную запонку. Изящное серебряное украшение с выгравированной заглавной буквой «А». Когда Андрие потерял ее— пытаясь найти тело Элилу или возвращаясь со свидания с Винни? Какое место может быть более подходящим, чем пустой дом соседей, чтобы наскоро перепихнуться с невестой делового партнера?
 Шиб поднялся на широкую веранду дома Лабаррьеров и только сейчас подумал о том, что стоило бы предварительно позвонить Ноэми. Вряд ли ей понравится, что кто-то незвано заходит в ее дом. Он достал мобильник. В это время со стороны бассейна его окликнул Луи-Мари.
 — Ее там нет! — сообщил он.
 — Что вы ищете? — послышался мужской голос.
 Коста. Стоя в зарослях кипарисов, садовник неприветливо оглядывал непрошеных гостей. Его мощные руки опирались на черенок садовой лопаты, воткнутой в небольшой холмик земли.
 — Мы ищем Аннабель, — объяснил Шиб. — Она исчезла.
 — Мы подумали, что она могла забрести сюда, — добавил Луи-Мари, пробуя рукой воду в бассейне. — Бр-р, холодная!
 — Я работал здесь все утро и никого не видел, — сказал Коста.
 — Что ж, тем хуже. Извините нас.
 Коста, не отвечая, снова начал орудовать лопатой. Шиб наблюдал, как напрягаются его мускулы, как лопата все глубже вгрызается в землю. Шарль тоже неотрывно смотрел на садовника.
 Вернувшись в усадьбу Андрие, все трое остановились у часовни.
 — Подождите меня здесь, — сказал братьям Шиб.
 Он вошел в часовню и быстро осмотрел ее— заглянул под скамейки, в исповедальню, под алтарь.
 Ему хотелось как можно скорее уйти из этого наводящего ужас места. Разумеется, Аннабель здесь не было. Он вышел на улицу как раз в тот момент, когда первые тяжелые крупные капли дождя упали на землю: звук был такой, словно мухи колотились в стекло. На небе клубились черные тучи, вспыхивали молнии. Мальчишки исчезли. Шиб побежал к зимнему саду. Когда он вошел, небо словно раскололось пополам от удара громадной молнии. Бланш нетерпеливо поднялась ему навстречу.
 — Где же она?
 — Не беспокойтесь, найдется.
 — Только не надо меня утешать. Так еще хуже.
 — Тогда не задавайте вопросов, на которые я не могу ответить!
 — Вы...
 Она не договорила, потому что в этот момент вошел Луи-Мари, промокший до костей.
 — Мам, мы не искали в колодце! — выпалил он.
 — В каком колодце? — встревоженно спросил Шиб.
 Господи, у этих психов еще и колодец есть? Может, и подземелье для пыток найдется?
 — В саду есть старый колодец, — объяснил Луи-Мари. — Он был накрыт доской, но она так прогнила, что Коста ее выбросил. Собирался заменить на новую.
 — Когда он ее выбросил? — задыхаясь, спросила Бланш.
 — Вчера вечером. Он должен был сегодня принести новую.
 — О, господи! — вскричала Бланш.
 — Скорее туда! — приказал Шиб, хватая за руку Луи-Мари, и, обернувшись к Бланш, добавил на бегу: — Не волнуйтесь, с ней все будет в порядке.
 Выбежав на улицу, Шиб тут же ощутил, как холодные струи дождя стекают по его бритой голове за воротник, и вздрогнул. Луи-Мари бежал впереди, указывая дорогу. Из-за грозы день стал похож на ночь. Издалека донесся раскат грома. «Просто фильм ужасов какой-то», — подумал Шиб и тут заметил колодец. Он был примерно в метр шириной, его окружал бордюр из неотесанных камней. Чувствуя холод в животе, Шиб нагнулся и заглянул внутрь. Ничего не видно. Дождь струился по его голове и шее, заливал глаза. Дно колодца было неразличимо в темноте.
 — Сходи поищи фонарик, — велел он Луи-Мари, и мальчик убежал.
 Послышался какой-то слабый шум. Шиб поднял голову и прислушался. Шорох дождя мешал ему разобрать, откуда доносится этот звук. Он снова опустил голову в колодец. Да, это оттуда. Какой-то скулеж, вроде «и-и-и-и-и» на одной ноте. Кажется, человеческий голос. Шиб вцепился в край колодца так, что побелели костяшки пальцев. О нет!
 Подбежал Луи-Мари с фонариком в руке. Шиб выхватил фонарик и осветил дно колодца.
 Аннабель была там. В двух метрах под ними. Она висела над водой, прижимаясь спиной к шероховатой стене и опустив голову. Очевидно, ее платье за что-то зацепилась, когда она падала — может, за вбитый в стену штырь или гвоздь? Она не шевелилась, лишь изредка монотонно стонала: «И-и-и-и-и-и...» О, господи, помоги мне, помоги мне и ей, помоги нам хоть немножко в этом сумасшедшем доме! Шиб оседлал каменный бордюр.
 — Мне нужна веревка, — сказал он Луи-Мари. — И побыстрее!
 Луи-Мари смотрел на сестру, раскрыв рот.
 — Ткань может порваться, — прошептал он.
 — Беги за веревкой, мать твою! — прорычал Шиб.
 Колодец был сложен из неотесанных камней, не пригнанных вплотную друг к другу, и Шиб подумал, что можно спуститься и без веревки, если осторожно ставить ноги в выемки между ними. Спуститься и вытащить Аннабель, пока это проклятое платье и в самом деле не разорвалось. Он поставил ногу в выемку, не отрывая глаз от светлого пятна. Не так уж и далеко... Еще один шажок, еще один,..
 Наверху послышалось прерывистое дыхание Луи-Мари.
 — Держите! — Мокрый конец веревки хлестнул его по лицу.
 — Привяжи ее как следует! — крикнул Шиб. Снова вспыхнула молния, отчего вокруг головы Луи-Мари на мгновение образовался ореол.
 — Я привязал ее к апельсиновому дереву, — ответил он. — Давайте, вытаскивайте Аннабель!
 Шиб обвязал веревку вокруг пояса и продолжил спуск. Луи-Мари светил сверху фонариком. Дождь хлестал в лицо Аннабель, но она даже не моргала — глаза оставались закрытыми. Пальцы рук были сжаты в кулаки. Шиб спускался по скользким камням, вцепившись в туго натянутую веревку. Луи-Мари хорошо постарался, привязав ее к дереву. Шиб почти достиг цели. Тихое протяжное «и-и-и-и-и» глухо отражалось от сырых стен. Шибу послышалось тихое потрескивание ткани. Он в ужасе замер, ожидая, что Аннабель сейчас рухнет вниз, прямо у него на глазах. Потом он увидел, что ткань и в самом деле расползается, увидел металлический штырь... Еще секунда— и платье разорвалось. Шиб резко оттолкнулся от стены, на ощупь выбросил вперед руку и ухватил ледяную плоть. Это оказалась икра Аннабель. Она была мокрой, и рука Шиба соскользнула к лодыжке, попав на кожаную сандалию. Шиб попытался подтянуть Аннабель к себе, но она оказалась слишком тяжелой — он не мог поднять ее одной рукой. Шиб вытянул вперед другую руку, на ощупь отыскал вторую лодыжку Аннабель.
 — Не бойся, слышишь? Я тебя сейчас вытащу! — крикнул он, но Аннабель продолжала заунывно скулить. Конечно, девочка в шоке. Сколько же времени она здесь провисела?
 — Вытаскивай нас! — закричал он Луи-Мари, который наблюдал за ними сверху. — Тяни!
 Тот кивнул головой и исчез.
 Веревка натянулась до предела. Шиб уперся Ногой в камень и оттолкнулся. При этом он внимательно следил, чтобы Аннабель, которую он держал ьверх ногами, не ударилась головой о стену. Будет совсем уж глупо, если в придачу она заработает сотрясение мозга. Действительно глупо, старина Шиб.
 Дождь заливал ему глаза, когда он поднимал голову, так что Шиб не мог разглядеть Луи-Мари. Ценой неимоверного усилия ему удалось оттянуть Аннабель на уровень пояса, потом он обхватил ее руками за талию и приподнял. Теперь она свешивалась у него с плеча, но глаз так и не открыла.
 — Вам одному не справиться! — закричал сверху Луи-Мари. — Я сбегаю за помощью.
 — Хорошо. Я ее держу.
 Шиб висел, упираясь одной ногой в выемку между камнями. На плече у него неподвижно лежала Аннабель. «И-и-и-и-и...» Он смотрел, как у них над головами проплывают тяжелые черно-серые облака, словно артиллерийские орудия, заряженные молниями.
 Внезапно веревка натянулась с такой силой, что его вплотную прижало к стене. Шиб поднял голову и различил силуэты столпившихся у колодца людей. Потом послышался голос Коста:
 — Сейчас мы вас вытащим! Держитесь!
 — Хорошо!
 Его встряхнуло, потом он почувствовал, что его поднимают. Пауза, новый рывок— и через несколько минут они с Аннабель оказались наверху. Шиб протянул девочку промокшему до нитки Луи-Мари, стучавшему зубами от холода, сел на каменное ограждение и начал распутывать веревку, сдавившую ему грудь. К нему приблизились запыхавшиеся Коста и Шарль.
 — Как она могла туда свалиться? — пробормотал Коста. — Я только на один день унес эту чертову доску!
 — Аннабель? — осторожно спросил Луи-Мари, встряхивая сестру за плечи. — С тобой все в порядке?
 Аннабель стучала зубами, ничего не отвечая.
 — Нужно вызвать Кордье, — сказал Шиб, поднимаясь.
 — Уже позвонил, — ответил Шарль, взмахивая своим навороченным мобильником. — И маме уже сказал, что все хорошо.
 — Ваш отец еще не приехал?
 — Он так рано не возвращается,
 При упоминании имени Андрие Коста еще больше помрачнел. Без сомнения, боится потерять работу. Ведь Аннабель могла упасть в воду и утонуть. «Должна была упасть в воду и утонуть», — мысленно поправил себя Шиб.
 Они молча вернулись в дом. Луи-Мари нес сестру на руках. Бланш ждала их, стоя на пороге с судорожно сцепленными руками. Она бросилась к дочери и вырвала ее из рук Луи-Мари.
 — Бедная моя малышка! Все хорошо, мама здесь, с тобой!
 Аннабель слегка всхлипнула и вдруг молча разрыдалась.
 — Вам нужно срочно переодеться, а то подхватите воспаление легких! — с тревогой сказала Айша мальчикам, как только они вошли. — Я приготовлю горячий шоколад для малышки, мадам, — добавила она, обращаясь к Бланш.
 — Спасибо.
 Шиб нелепо топтался в углу, всеми забытый. Бланш села на стул с высокой спинкой, держа Аннабель на коленях. Шиб посмотрел на часы. Всего три часа дня, а вокруг темно, как поздним вечером. Айша зажгла старинную лампу, стоявшую на баре, начала хлопотать, готовя шоколад.
 — Айша, принесите месье Морено один из спортивных костюмов месье, чтобы он мог переодеться, — велела Бланш.
 — Хорошо, мадам.
 Как только горничная вышла, Бланш повернулась к Шибу.
 — Что произошло?
 — Ничего не знаю. Должно быть, она случайно свалилась в колодец, играя поблизости.
 — Аннабель очень осторожна. Она никогда не стала бы играть рядом с открытым колодцем.
 Шиб пожал плечами.
 — Почему-то в этом доме и его окрестностях неожиданные опасности подстерегают детей на каждом шагу, — проронил он.
 — Ты хочешь сказать?..
 Он снова пожал плечами. Бланш подошла к высокому деревянному шкафу, достала один из белых спортивных костюмов Андрие, протянула его Шибу и сказала:
 — Можешь переодеться в ванной комнате. Это на другой стороне коридора.
 Да уж, в последнее время он только и делает, что попадает под дождь... Раздевшись, Шиб увидел, что веревка оставила широкий красный след поперек груди. Кожа была местами стерта. Шиб промыл раны холодной водой и вытерся бумажными полотенцами, облачился в спортивный костюм— тот оказался велик на три размера. Пришлось подвернуть рукава и штанины и туго затянуть брюки поясным шнурком, чтобы не сползали на бедра. Потом Шиб взглянул на себя в старинное зеркало и решил, что ему не хватает только остроконечного колпака для полного сходства с домовым, облысевшим после радиоактивного дождя.
 Аннабель наконец открыла глаза. Она по-прежнему тесно прижималась к матери, а та нежно ее укачивала. Кордье, склонившись над девочкой, осмотрел зрачки, пощупал пульс. У него был усталый и недовольный вид, борода торчала как щетка, редкие волосы прилипли к черепу. Наконец он сказал:
 — С ней все в порядке. Она просто сильно напугана. Ей нужно как следует выспаться, и все будет в порядке. Дайте ей выпить ложку сиропа перед сном.
 Он собрал чемоданчик, бросил рассеянный взгляд на Шиба и неожиданно фыркнул:
 — Ну и видок у вас, старина, ей-богу!..
 Бланш машинально проследила за его взглядом, но даже не улыбнулась. Шиб не был уверен, что она вообще его видит. Он боролся с искушением пощелкать пальцами у нее перед глазами. Кордье продолжал ухмыляться.
 — Она не рассказала вам, как это случилось? — спросил Шиб у Бланш.
 — Сказала, что ничего не помнит. Бежала, а потом упала, — Голос Бланш был до странности равнодушным.
 — Но каменная ограда в полметра высотой!
 — Должно быть, споткнулась, — сказала Бланш, все так лее монотонно.
 — Вы сообщили мужу?
 — Нет смысла волновать его лишний раз.
 Шиб вздохнул. Действительно, зачем раздувать целую историю из случившегося? Аннабель жива и здорова. Однако у него было тайное подозрение, что кто-то очень хотел ее убить. Кому нужны ваши подозрения, месье Морено? Предъявите доказательства!
 Он протянул руку, погладил девочку, съежившуюся на руках у матери, по голове.
 — Аннабель... Никакого ответа.
 — Скажи, с тобой в саду кто-то был? — прошептал он ей прямо в ухо.
 И почувствовал, как Бланш напряглась.
 — Что вы...
 — Тш-ш. Аннабель, ты меня слышишь?
 — Я не виновата, — прохныкала Аннабель.
 — Конечно, малышка, ты не виновата, — успокаивающим тоном сказала Бланш, целуя ее в лоб.
 — Я его не украла!
 Очевидно, она говорила о пистолете.
 — Ты его нашла?
 — Да, в комнате Элилу. Это она его украла! Бланш изумленно распахнула глаза. Шиб осторожно коснулся рукой запястья Аннабель.
 — В комнате Элилу? Ты туда заходила?
 — Да! Потому что я хотела забрать моих покемонов, она их взяла, а они мои!
 — Ну конечно. И ты увидела там пистолет?
 — Да, он был в ящике с игрушками. Я хотела отнести его папе. Это не я, это Элилу— воровка!
 — Не говори так, дорогая! Не надо так говорить!..
 Бланш закрыла глаза и прижала к себе дочь так крепко, что Шиб испугался, как бы она ее не задушила.
 — Комната Элилу не запирается на ключ? — спросил он у Бланш.
 — Нет. А зачем? Чтобы помешать ей туда вернуться? — усмехнулась Бланш, не открывая глаз.
 Шиб не ответил. Кто же спрятал пистолет среди игрушек Элилу? И с какой целью? Внезапно он представил себе Андрие, как тот с горящими безумием глазами крадется среди ночи по дому и заглядывает в каждую комнату. Дети крепко спят и посапывают во сне... Он смотрит на них с бесконечной грустью, а потом берет пистолет и стреляет в одного за другим. Размозженные головы, удивленно застывшие глаза, ошметки мозгов на снежно-белых подушках... Потом отец семейства сует пистолет в рот и спускает курок...
 Андрие или Бланш?
 Когда он представил себе в роли убийцы Бланш, картина показалась ему даже более реалистичной.
 — Пей шоколад, дорогая, — мягко сказала Вланш дочери, — Ты согреешься.
 — Я не хочу шоколад! Хочу кока-колы! Что ж, Аннабель явно идет на поправку.
 В этот момент в коридоре послышались шаги.
 Шиб поднялся. С порога на них удивленно смотрел Андрие. Вид у Жан-Юга был усталый. В руке он держал дорогой кожаный портфель.
 — Что здесь происходит? Айша ничего не смогла мне толком объяснить. Почему вы в моем костюме? — спросил он у Шиба.
 — Ничего. Все в порядке, — тихо ответила Бланш, укачивая Аннабель.
 — Что значит — «ничего» ? — раздраженно спросил Андрие.
 — Произошла небольшая неприятность, — начал объяснять Шиб. — Аннабель упала, и...
 — Я не упала! — внезапно закричала Аннабель с искаженным от злости лицом. — Это он меня толкнул!
 — Кто— «он»? Что? — одновременно воскликнули Шиб и Андрие.
 — Убийца из того фильма! Он поселился у нас в доме и теперь всем отрежет головы!
 Андрие повернулся к жене.
 — Ты можешь мне объяснить, что это значит? —; спросил он.
 — Я ничего не понимаю.
 — Из какого фильма? — спросил Шиб!
 — Не помню. Он в черном капюшоне с белой маской на лице.
 — Наверное, это «Крик», — вполголоса сказал Шиб.
 — Ты им разрешаешь смотреть фильмы ужасов? — строго спросил Андрие у жены.
 — А ты хоть раз поинтересовался, что они смотрят? — отпарировала Бланш, поднимаясь.
 Аннабель соскользнула с ее колен и подбежала к отцу, тот подхватил ее на руки.
 — Пойду разыщу Айшу, пусть уложит ее спать, — холодно произнес он и вышел.
 Бланш протянула дрожащую руку к нетронутой чашке шоколада и отпила глоток.
 — Терпеть его не могу, — пробормотала она, ставя чашку обратно на стол. — Теплый, сладкий и тошнотворный, как слова утешения. Аннабель хотели убить, ведь так?
 — Не знаю, — ответил Шиб. — Дети часто выдумывают небылицы.
 — Сначала кто-то украл пистолет Жан-Юга, а потом чуть не убил мою дочурку! Что же, он так и убьет их всех, одного за другим?
 — Кто— «он»?
 — Тот демон, о котором говорил Дюбуа. Лютый зверь, вырвавшийся из преисподней, — прошептала Бланш.
 Дюбуа, свободно расхаживающий по дому и усадьбе.
 Дюбуа, славный услужливый кузен.
 Дюбуа, специалист по экзорцизму.
 Дюбуа, знаток потустороннего мира.
 Да нет же, черт побери, это мог быть кто угодно другой! Безумие и ненависть читались на всех лицах, во всех улыбках!
 — Вы не чувствуете его дыхания? — продолжала Бланш. — Не ощущаете вкус крови на деснах между зубами? Я ощущаю его все время. Вкус ржавчины.
 Только тут Шиб внезапно осознал, что она сказала: «... он так и убьет их всех, одного за другим?» Он склонился над ней, положил руку ей на плечо.
 — Бланш, — прошептал он, — ты думаешь, что Элилу была убита?
 Она подняла голову и взглянула на него серыми холодными глазами, напоминающими замерзшее море.
 — Ты думаешь, это я ее убила? — вместо ответа спросила она, совершенно спокойным тоном,
 — Да нет же! Я хочу знать, что ты сама об этом думаешь? — настаивал Шиб, краем глаза наблюдая за дверью.
 — Я думаю, что все мы прокляты. Сначала Леон, потом Элилу, теперь настала очередь Аннабель... Я думаю, Бог ненавидит меня так же сильно, как я ненавижу Его. Налей мне чего-нибудь выпить.
 — Нет. Жан-Юг вот-вот вернется.
 — Наплевать. Я устала. Так устала...
 — Послушай, я получил по почте видеозапись. Кто-то заснял меня входящим в твою комнату.
 Бланш закрыла глаза. Лицо ее было спокойным, как гладкий прибрежный песок. Она повторила:
 — Видеозапись? — словно не поняла значения слова.
 — Да, — кивнул Шиб. — Кто-то знает...
 —... что обаятельный месье Морено трахает гадину Бланш?
 — Благодарю вас, Морено, я и не знал.
 Шиб почувствовал, как его сердце остановилось. Андрие стоял в дверях, по-прежнему держа на руках Аннабель. Шиб инстинктивно втянул голову в плечи в ожидании удара. Но Андрие тепло улыбнулся.
 — Вы спасли ей жизнь. Я в долгу перед вами, старина!
 Догадавшись, что он говорит о дочери, Шиб облегченно вздохнул и забормотал:
 — Ну что вы, ничего особенного, — почти естественным тоном.
 — Айша рассказала мне историю с пистолетом. Яне понимаю, как кто-то смог открыть витрину. — Андрие озабоченно нахмурился.
 — Может быть, попросить Гаэль потратить еще какое-то время на расследование? — спросил Шиб.
 — Да, думаю, нужно наконец все выяснить. Не правда ли, Бланш?
 — Конечно... Извините, я ненадолго отлучусь. Она вышла, не глядя на Шиба. Андрие поставил дочь на пол.
 — Иди поиграй с Энис, котенок, папе нужно работать. И перестань выдумывать всякую чепуху, папе это не нравится! — велел он, грозя ей пальцем.
 Шиб подождал, пока Аннабель уйдет, и спросил Андрие, кем на самом деле мог быть монстр, толкнувший ее в колодец, о котором она говорила. Андрие пожал плечами.
 — Аннабель сама его выдумала, чтобы ее не наказывали. Она мне только что призналась. Итак, — продолжил он, — что скажете?
 — О чем вы?..
 — Исчезновение Элилу, убийство собаки, теперь этот случай с Аннабель... Я же вижу— все это связано, я не слепой!
 «Увы, — подумал Шиб, покусывая губы. — Будь ты слепой, а в придачу еще и парализованный, насколько это было бы лучше!»
 — Я действительно считаю, что кто-то желает вам зла, — вслух произнес он, — и этот человек, возможно, ближе вам, чем вы сами предполагаете.
 — Кого вы подозреваете?
 — Не знаю. Я слышал, что Джон Осмонд влюблен в вашу жену.
 — Ну и что? Не понимаю, почему из-за этого ему могла прийти в голову идея украсть труп моей дочери и убить собственного щенка. Кстати, кто вам сказал, что он влюблен в Бланш?
 — Ноэми Лабаррьер.
 — Вот у кого воистину поганый язык! Вечно она за всеми шпионит! Представляю, до чего Полю с ней несладко.
 Зато ему хорошо с Клотильдой Осмонд... И очевидно, все соседи в курсе. Они все тут живут в стеклянных домах. Но кто-то лжет. Носит маску. И сердце его пылает гневом и ненавистью. Но против кого? И почему?
 Против кого? Очевидно, против семьи Андрие.
 Почему? Пока не ответишь на этот вопрос, ничего не поймешь. «Кто?» есть лишь следствие «Почему?».
 Прекрати эти бесплодные размышления, Шиб, сосредоточься на Андрие... Ты сидишь на пороховой бочке, которая может взорваться в любой момент, стоит негодяю поднести к ней фитиль — диск с видеозаписью...
 Андрие погрузился в собственные мысли, прикрыв глаза. Он налил себе стакан виски и пил маленькими глотками, изредка проводя рукой по волосам. Он знаком предложил Шибу присоединиться, но тот отказался.
 — Мне нужно ехать. Я позвоню вам завтра утром.
 — Я буду в офисе. В любом случае приезжайте, когда захотите. Я даю вам карт-бланш. Да, кстати, вот вам код от въездных ворот, чтобы не приходилось звонить каждый раз. — Андрие достал визитку, написал несколько цифр на обороте и протянул Шибу. Тот простился и вышел в дурном расположении духа. Проходя мимо гостиной с телевизором, он услышал веселые голоса мальчишек. Беззаботность детства... А сам он когда-нибудь был беззаботным? Ему казалось, что всю жизнь его преследуют сомнения, страх, неуверенность.
 Снаружи по-прежнему дул сильный ветер, но дождь перестал. Пахло холодом и сыростью. Дорожки и газоны были покрыты сорванными с деревьев листьями. Зловещий сумрачный мир... Усевшись во «Флориду», Шиб обхватил руками руль и застыл в неподвижности. События разворачивались слишком быстро. Факты накапливались безо всякой видимой связи., и он не видел ни единой зацепки, которая помогла бы найти разгадку. Угроза, прежде неясная, приобретала все более четкие очертания. Аннабель угрожала опасность. Что бы она ни говорила отцу, Шиб был уверен— кто-то толкнул ее в колодец. И человек, который это сделал, попытается уничтожить ее— тем или другим способом. Но зачем убивать Аннабель? Конечно, она совершенно невыносима, но ведь этого недостаточно... Может, над ней тоже надругались? Тогда понятно, почему она запирается— из страха перед насильником. Извращенцем, который боится, что его разоблачат.
 А что, если это Кордье? Кому, как не врачу, удобнее всего лапать маленьких девочек? Почти в открытую, у всех на глазах... И кто может написать все что угодно в свидетельстве о смерти? Нет, в самом деле, Кордье — отличный подозреваемый! Убил Леона, убил Элилу, теперь вот добрался до Аннабель... Но почему он не трогает взрослых мальчишек? Хотя Шарль... Нужно выяснить, с какого времени Кордье стал семейным доктором... Но как? Ты ведь не полицейский, Шиб, ты не можешь заявляться в любой дом и расспрашивать людей, размахивая пухлым блокнотом и грызя ручку на манер Коломбо...
 Шиб затылкрм почувствовал чей-то взгляд и обернулся. На него в упор смотрел Коста. Он стоял рядом с машиной, держа в руках доску. Шиб опустил стекло.
 — Да?
 — Я собираюсь положить новую доску поверх колодца, чтобы никто больше туда не упал...
 Шиб ничего не ответил. Коста явно собирался сказать что-то еще, но колебался.
 — Мне нужно с вами поговорить насчет того щенка, — внезапно сказал садовник.
 Шиб высунулся наружу чуть ли не по пояс.
 — Говорите!
 Послышалось урчание мотора. «Мерседес» Бабули въехал на подъездную дорожку и остановился рядом с ними.
 — А, месье Морено, вы все еще здесь? — бросила она, выходя и оправляя светло-бежевый брючный костюм.
 — Я как раз собирался уезжать, — ответил Шиб, включая зажигание.
 Коста, едва завидев Бабулю, тут же отошел и скрылся в тени деревьев. Шиб нажал на педаль сцепления, проклиная все на свете. Старая ведьма заявилась в самый неподходящий момент! Коста знал что-то об убийстве щенка и не хотел об этом говорить в присутствии Бабули. Теперь придется ждать до завтрашнего утра.
 Шиб взглянул на мобильник. Там было послание от Гаэль, которая спрашивала, может ли она приехать к нему сегодня вечером в половине девятого. Шиб набрал «ОК», Подумать только— весь этот кошмар начался всего две недели назад! А теперь, судя по всему, приближается катастрофическая развязка. И ничего нельзя сделать. Словно сидишь в утлом челноке, который треплет жестокая буря.
 Гаэль выглядела усталой. Она с наслаждением развалилась в кожаном кресле и, потягивая «Будвайзер», слушала рассказ Шиба о сегодняшних событиях. Потом потянулась и широко зевнула.
 — Значит, паника на борту? — спросила она.
 — Вот именно.
 — Интересно, почему Поль Лабаррьер спит с Клотильдой Осмонд? — задумчиво спросила Гаэль.
 — О, господи! Вот уж, в самом деле...
 — В самом деле. Может, у нее есть какой-то способ давления на него?
 — Или скрытые достоинства, которые он разглядел... По правде говоря, это не так уж и важно.
 — Откуда ты знаешь? — возразила Гаэль. — В этом деле у нас полный набор извращенцев: педофил, некрофил, зоофил... Думаешь, Коста знает, кто убил щенка? — вдруг спросила она.
 — Хм... Если да, почему не сообщил полицейским?
 — Может, это кто-то из его хозяев, — предположила Гаэль.
 — Вот и я о том же. Или Шарль, его любовник.
 — А зачем Шарлю насиловать Элилу, если он предпочитает мужчин?.. Черт, мы ходим по замкнутому кругу!
 Шиб потянулся за очередной банкой.
 — По-моему, — начал он, — мы имеем дело с двумя параллельными сериями преступлений. Иначе говоря, с двумя психами. Один изнасиловал и убил Элилу, мастурбировал на семейную фотографию и пытался убить Аннабель. Другой украл тело, помочился на распятие, убил щенка.
 Гаэль взяла сигарету.
 — Со всеми этими расследованиями я стала дымить как паровоз, — пожаловалась она, жадно затягиваясь. — Два психа вместо одного — это сильно! Между прочим, нет никаких доказательств, что кто-то действительно столкнул Аннабель в колодец. Девчонка вполне могла наврать. А если учесть, что она чуть не убила тебя... Знала ведь, что пистолет настоящий.
 — Вот именно. Кто же украл этот пистолет? И с какой целью?
 — Ну, дорогой, я не ясновидящая! Кстати, у тебя найдется еда?
 — Вряд ли. Может, сходим в китайский ресторан?
 — Ох, как неохота никуда выбираться... Разве что там мы сменим тему разговора.
 — Невозможно, — покачал головой Шиб. — Все это гвоздем застряло у меня в голове.
 — И сделало похожим на одну из твоих мумий!




 Глава 16


 Ровно в девять утра Шиб остановил машину у ворот усадьбы Андрие. Ночью он почти не спал, перебирая в уме события двух прошедших недель. В шесть утра он встал, приготовил завтрак, потом отвез Гаэль на вокзал. Она всю дорогу зевала. Но Шиб не чувствовал усталости — настолько он был взвинчен. Словно его по уши накачали кофеином. Несколько минут он сидел в машине, разглядывая красивый изящный дом, освещенный ярким солнцем. Стены выглядели почти неестественно белыми, словно искусственные зубы. И точно так же скрывали гниль и смрад... А что, если он ошибается? Что, если никто не насиловал и не убивал Элилу? Отсутствие плевы могло быть врожденным пороком. Девочка и правда могла сломать шею, упав с лестницы. Однако существовали и другие факты, от которых нельзя было так просто отмахнуться: украденный труп, оскверненное распятие, убийство щенка, заляпанная спермой фотография и заряженный пистолет. Все это указывало на сумасшедшего, но не обязательно на детоубийцу. Итак, мертвая плоть, моча, внутренности, сперма, огонь...
 Может, эти пять элементов несут в себе какой-то смысл? Неужели в них заключено некое послание?
 Шиб вздохнул и вылез из теплой уютной «Флориды». В лицо ему ударил резкий порыв ветра. Шиб поднял воротник пиджака и набрал код на автоматической панели.
 Машины Андрие возле дома не было. Стояла тишина. Должно быть, дети в школе. Значит, Бланш одна в доме... Нет, не забывай, там еще Колетт и Айша. И вообще, в первую очередь следует разыскать и расспросить Коста. Сделав над собой усилие, Шиб прошел мимо дома и отправился на поиски садовника.
 Дверь сарайчика с садовым инвентарем была широко распахнута, но внутри никого не оказалось. Шиб углубился в сад. Под раскидистым апельсиновым деревом он увидел тачку и лопату, и его мускулы инстинктивно напряглись. Он обогнул дом и вышел к бассейну, никого не встретив по дороге. Просто раздолье для грабителей! Он околачивается здесь уже полчаса, но никто его не заметил! Шиб вернулся к сарайчику и осмотрел сложенные там инструменты. Коста, наверное, работает у колодца. Шиб направился в дальний конец сада по тропинке, окаймленной цветущими лавровыми деревьями.
 Выйдя к колодцу, он увидел, что тот закрыт новой толстой доской. Шиб провел рукой вдоль каменного бордюра. Камни, еще вчера влажные и скользкие, были сухими и теплыми. Рядом на земле лежал молоток и несколько длинных гвоздей. Если Коста оставил их здесь, значит, он где-то неподалеку. Шиб осмотрелся по сторонам. Все вокруг выглядело мирным и спокойным, и он не мог понять, откуда взялась тревога.
 Желто-голубая бабочка села на молоток, снова вспорхнула и опустилась на цветущий розовый куст, рядом с которым змеился поливочный шланг, Коста оставил здесь даже сапог, машинально отметил Шиб и тут же подскочил как ужаленный. Сапог?
 Из-под куста торчал коричневый резиновый сапог. Не беги, одернул себя Шиб, чувствуя, как бешено колотится сердце. Иди спокойно.
 Сапог был большим, по крайней мере сорок четвертого размера. Он был натянут на ногу, в него была заправлена перепачканная землей брючина из грубой ткани. Шиб стиснул зубы и наклонился.
 Коста смотрел на него, лежа на спине, закинув одну руку за голову и вытянув другую вдоль тела. Рот его был полуоткрыт, как у человека, задремавшего после обеда. Бабочка опустилась ему на лицо и, перебирая тонкими лапками, переместилась в угол рта, но он не согнал ее. Она не улетала, крылья ее слегка подрагивали. Шиб коснулся руки Коста. Холодная. Наклонившись ниже, он заметил тень, промелькнувшую во взгляде садовника. Облако, проплывавшее над ними, отразилось в мертвых глазах. Теперь Шиб увидел кровь— небольшую лужицу, растекшуюся вокруг головы Коста и почти впитавшуюся в землю. Кровь была и на острых камнях, выложенных вокруг клумбы с розами. Коста зацепился ногой за шланг и, упав, разбил голову. Нелепая мгновенная смерть в лучах восходящего солнца. Шиб протянул руку к бабочке и схватил ее. Крылья затрепетали под его пальцами. Он выпрямился и направился к дому. Бесполезно обыскивать сад— он был уверен, что не найдет ничего необычного. Просто несчастный случай, из тех, что происходят каждый день. Конечно, Коста слишком удачно раскроил себе череп на следующее утро после того, как собирался рассказать об убийстве щенка, но разве полицейские увидят в этом что-то, кроме простого совпадения? А впрочем, разве тут может быть что-то другое? Разве их с Гаэль теория о наличии всеобщего заговора не потерпела крах? Войдя в дом, он увидел Айшу, которая несла детский трехколесный велосипед.
 — А я и не слышала, как ты приехал, — сказала она. — Вот решила навести порядок... Что случилось? На тебе лица нет.
 — Коста упал, разбил голову и умер. У колодца.
 — О, господи, он упал в колодец? — воскликнула Айша, роняя велосипед.
 — Нет, рядом с ним. Поскользнулся и упал затылком на острый камень. Надо вызвать полицию.
 Айша растерянно смотрела на него.
 — А ты зачем приехал так рано?
 — Хотел задать ему несколько вопросов. По поводу убийства щенка. Он что-то знал.
 — Но, Леонар... что ты скажешь легавым? Как объяснишь, чем здесь занимался?
 Об этом он не подумал.
 — Я им скажу, что Коста обещал мне вчера редкие цветы для подружки.
 Айша с сомнением покачала головой.
 — Будем надеяться, что Андрие не расскажет им обо всем. Если выяснится, что ты выдавал себя за частного детектива, у тебя будут серьезные неприятности.
 Да, и это еще мягко сказано. Он будет по уши в дерьме!
 Комиссар, нахмурив брови, разглядывал тело, лежавшее у его ног.
 — Не повезло бедняге, — пробормотал он. — Ну где там эта чертова «скорая», Тео? — Он нетерпеливо обернулся к лейтенанту, который сопровождал его и в прошлый раз. Шиб заметил, что лейтенант с тех пор успел отпустить усы— тонкие каштановые усики, которые он то и дело поглаживал.
 — Скоро будет, шеф, — ответил он. — Меня больше интересует, зачем он пошел к этой клумбе.
 — Да просто решил полить цветы, зацепился за шланг, и все. Финита ля комедия!
 — Да, но он оставил инструменты у колодца, — продолжал настаивать Тео. — Как будто не успел закончить работу, и тут его что-то отвлекло. Он пошел посмотреть, и вот...
 — Зацепился за шланг и упал, — продолжил комиссар. — Какая разница? Результат-то один. Это ничего не меняет.
 «Это все меняет», — подумал Шиб. Разумеется, Тео был прав. Кто-то или что-то привлекло внимание Коста. В глухом углу сада, который не виден из дома. Именно там ему размозжили голову, а потом положили тело таким образом, чтобы придать убийству вид несчастного случая.
 — Вы будете требовать вскрытия? — спросил Шиб.
 — Вскрытия? Чего ради? Никто не будет делать вскрытие просто так. В любом случае такие вопросы решает судья. Но я не думаю, что он захочет транжирить деньги налогоплательщиков, когда налицо явный несчастный случай, — добавил комиссар, отходя, чтобы дать место санитарам с носилками.
 Шиб медленно направился к дому. Тео записал его показания, обратив особое внимание на тот факт, что он, Шиб, находился здесь каждый раз, когда происходило очередное трагическое событие. На это Шиб возразил, что трагические события неизбежно связаны с его родом деятельности. Тео в ответ скептически усмехнулся.
 Бланш сидела в столовой перед чашкой остывшего кофе. Айша сообщила ей о смерти Коста полчаса назад. Лицо женщины было спокойным. Увидев Шиба, она спросила:
 — Вы уверены, что он мертв? — и, когда тот утвердительно кивнул, выдохнула: — Боже мой...
 «Эпитафия могла бы быть и подлиннее», — подумал Шиб, садясь напротив нее.
 — Вы сообщили мужу? — спросил он.
 — Вы только и делаете, что спрашиваете меня об этом, — откликнулась Бланш и добавила: — Айша сейчас принесет кофе.
 — Плевать мне на кофе. Я спрашиваю, вы предупредили Жан-Юга?
 — А я спрашиваю, не хотите ли вы кофе?
 — Во что ты играешь? — процедил Шиб, хватая ее за запястье.
 Бланш вырвала руку.
 — Ни во что. У вас слишком разыгралось воображение, Морено, вам нужно успокоиться. Выпейте кофе.
 На пороге появилась Айша с подносом, на котором стояли дымящийся кофейник и две чашки.
 — Спасибо, — пробормотал Шиб сквозь зубы. Когда девушка вышла, он обернулся к Бланш.
 — С чего ты сегодня такая агрессивная?
 — Не знаю. Наверное, потому, что не хочу разговаривать. Хочу остаться одна.
 Шиб немедленно поднялся.
 — Я ухожу.
 — Я же говорила, что ты не сможешь мне помочь, — бросила Бланш ему вслед.
 — Что ж, прекрасно. Оставь все как есть. Так будет лучше всего. Главное, ничего не меняй. Продолжай загибаться потихоньку.
 — Какой же ты мудак!
 Бланш произнесла эти слова, не повышая голоса и даже не глядя на него. Она неотрывно смотрела в свою фарфоровую чашку. Внезапно Шиб ощутил огромную усталость. И, кажется, желание заплакать. Он должен был что-то сделать или сказать... нельзя же оставлять ее вот так, в этом молчаливом отчаянии. Но он чувствовал себя таким слабым, что боялся рассыпаться на мельчайшие частички, подобно песку, взвихренному порывом ветра. Почему ему кажется, что без этой женщины он не сможет сохранить свою человеческую природу?
 Эта женщина...
 Бланш...
 Ему хотелось выкрикивать это имя до тех пор, пока не порвутся голосовые связки и из горла не хлынет горячая кровь. А еще ему хотелось избить ее.
 Нет-нет, нужно взять себя в руки... В коридоре послышались шаги, и в комнату вошел комиссар. Он вежливо поздоровался, поднеся руку к фуражке. Интересно, заметил ли он, что оба они на грани безумия?
 — Мы должны выполнить какие-то формальности? — спросила Бланш.
 — Мы обсудим это с вашим мужем, не беспокойтесь. Нужно уведомить семью покойного.
 — Он не был женат. Кажется, у него есть сестра в Лиссабоне. Спросите у Айши.
 Комиссар поблагодарил ее и вышел. Бланш вышла следом и остановилась во дворе, глядя на отъезжавшую машину «скорой помощи», на Колетт, осенявшую себя крестом, на облака, плывущие в ярко-синем небе. Не смотрела она лишь на незаметного, никчемного, скучного месье Морено. А что, если она манипулировала им с самого начала? Что, если она просто сумасшедшая нимфоманка, лелеющая свои страдания?.. Хватит, Шиб, прекрати, она потеряла уже двоих детей! Она не играет в страдание, а действительно страдает. И заставляет страдать тебя. Ты любишь ее, а это все равно что любить острую бритву, которая перерезает тебе горло только потому, что такова ее природа.
 Он встряхнул головой. Черт, произошло убийство, а он думает только о своем романе с хозяйкой дома! Какой жалкий эгоизм!
 Зазвонил мобильник. Это оказалась Гаэль. Шиб вполголоса рассказал ей о смерти Коста. Когда он закончил разговор, Бланш нигде не было видно. Он прошел по комнатам — пусто. Нужно уезжать. Будь они все прокляты!
 Шиб вернулся к машине еще более взвинченный, чем утром, внезапно осознав всю очевидность и жестокость смерти Коста. Тот, кто выпотрошил живот щенку, теперь убил человека, чтобы быть уверенным в его молчании. Речь теперь не о сексуальных извращениях, а о преднамеренном убийстве.
 Сразу возникает вопрос: как убийца узнал, что Коста собирается поговорить с Шибом? Единственной, кто видел их вместе накануне, была Бабуля. Не самая подходящая кандидатура в убийцы, подумал Шиб, глядя, как к дому медленно подъезжает «Клио» отца Дюбуа.
 — Что здесь случилось? — тревожно спросил священник, выходя из машины. — У вас такой убитый вид...
 — Коста, садовник, найден мертвым.
 — Что?! Как это произошло?
 Шиб в двух словах рассказал официальную версию.
 — Он был таким набожным человеком — и умер без покаяния... — прошептал священник.
 — Вчера вечером он сказал мне, что хочет кое-что сообщить об убийстве щенка.
 Дюбуа быстро поднял голову, и его стальные глаза-буравчики впились в лицо Шиба.
 — И что он сообщил?
 — Ничего. Вчера нам не удалось поговорить. Я приехал сегодня утром, но он был уже мертв.
 — В таком случае вам тоже угрожает опасность, — заявил священник, упираясь ему в грудь указательным пальцем. — Когда демоны вырываются на свободу, они уже не могут остановиться. Силы Зла питаются собственной разрушительной энергией, как всепожирающее пламя... Как себя чувствует Бланш?
 Застигнутый врасплох, Шиб пробормотал:
 — Как обычно, я полагаю.
 — Не мое дело давать вам советы, Морено, но я все же скажу, что в ее сердце вряд ли найдется место для какого-то другого мужчины, кроме ее мужа.
 — Но я...
 Дюбуа похлопал его по плечу и быстро зашагал по аллее. Шиб в полной растерянности остался стоять рядом с «Флоридой». Неужели все его мысли и чувства написаны у него на лбу? Или его телесная оболочка стала прозрачной, как стекло, и все видят, как шевелятся извилины его жалкого мозга, как мучительно колотится сердце и натягиваются возбужденные нервы? Он забрался в машину, захлопнул дверцу и резко рванул с места. Радио заиграло «Love can damage your helth».
 Грег потягивал анисовый ликер, развалившись на стуле и вытянув ноги. Шиб рассеянно смотрел на стоявшую перед ним бутылку «Перье». Ему не хотелось заказывать аперитив и еще меньше хотелось разговаривать. Но было совершенно невыносимо оставаться дома, и, когда Грег предложил составить ему компанию за обедом, Шиб воспользовался случаем убежать из этих стен, где его мучили воспоминания о Бланш.
 — И что ты теперь собираешься делать? — поинтересовался Грег, загребая из вазочки огромную горсть оливок.
 — То есть?
 — В связи со смертью садовника и всей этой шумихой?
 — Полагаю, теперь расследованием займутся полицейские.
 — Вид у тебя не очень, — заметил Грег. — Это Бланш так тебя заездила?
 — Давай оставим эту тему.
 — Черт, да эта шлюха тебя в гроб загонит!
 — Не называй ее так, слышишь?
 — Да посмотри на себя! Слишком веселым ты никогда не был, но теперь просто бьешь все рекорды по части хандры! Если это любовь на тебя так действует, на черта она нужна?
 — Она меня не любит.
 — А с чего ей тебя любить? У нее есть муж. С тобой она просто немного развлеклась, и все. В конце концов, ты что, не можешь перепихнуться в свое удовольствие, как все, и не превращать это в дурацкую трагедию в духе Бергмана?
 — Ты сам-то видел хоть один его фильм?
 — А как же? Смотрел отрывок битых полчаса, пока дожидался кубка по футболу.
 — А как же Айша? — спросил Шиб, обхватив ладонями бутылку «Перье».
 — А что Айша? Она покладистая бабенка и трахается классно. Что еще надо?
 — Но ты к ней что-нибудь чувствуешь?
 — Да не знаю я! — с досадой воскликнул Грег. — Я не засираю себе этим мозги! Ладно, надо чего-нибудь пожрать.
 — Я не голоден.
 — Еще не хватало! Надо жрать, старик, жратва — вот уж что реально так реально!
 — Тебе нужно давать консультации в каком-нибудь психологическом журнале. Можешь быть уверен — число самоубийств резко возрастет.
 Грег встал и потянулся.
 — Ладно, кончай! Пошли обедать. Я угощаю. Тушеное мясо и полента. Как тебе?
 Шиб обреченно вздохнул. Почему бы и нет? Какая разница, чем блевать?
 Было около шести вечера. Вытянувшись на кушетке, Шиб смотрел в потолок, пытаясь расслабиться. Он ощущал тяжесть во всем теле, словно его придавили набитым чемоданом. Во всем виновата Бланш, это она камнем висит у него на шее, грозя утянуть на дно... «А я и правда люблю ее? — внезапно спросил он себя, резко поднявшись, — Что это вообще такое— любить?» Черт, знать бы!.. Он всегда был один. Иногда увлекался, но никогда не влюблялся по-настоящему. Нет, любовь — это, должно быть, что-то другое, потому что... кто бы захотел терпеть такую боль? Он сам себя обманывает. Просто страдает от уязвленного мужского самолюбия.
 Он снова лег на кушетку. Вокруг люстры вились мошки, тщетно стремясь к недосягаемому свету. Все их попытки были обречены с самого начала. Совсем как твои, Шиб...
 Зазвонил телефон. Шиб вскочил, торопливо схватил телефонную трубку, едва не уронил ее, но успел поймать на лету.
 Чье-то учащенное дыхание... даже не одного, а двух человек. Неровное и прерывистое. Какие-то ублюдки развлекаются... Шиб уже собирался швырнуть трубку, когда услышал женский стон. Ему словно обожгло внутренности. Стон повторился, более долгий. Одновременно— хриплые ритмичные вздохи мужчины. Шиб стиснул трубку с такой силой, что едва не раздавил ее. Женщина негромко, приглушенно вскрикнула. Затем послышался шорох простыней, скольжение потных тел друг о друга. Затем — характерный щелчок зажигалки. Кто-то закурил. Потом наступила тишина.
 Шиб изо всех сил прислушивался, стараясь понять, происходило ли все это сейчас или было записано на пленку. Послышался щелчок. Потом кто-то прохныкал:
 — Нет, не надо, мне больно! Что на сей раз?..
 Голос маленькой девочки... Шиб почувствовал, как над его верхней губой выступили капельки пота, и стер их ребром ладони.
 — Нет, нет, нет!
 Аннабель? Энис? Нет, это не их голоса... Тогда... Элилу, о, господи, это Элилу! Она всхлипывала и прерывисто, учащенно дышала, все чаще и чаще.
 Шиб бегом бросился к раковине, все еще прижимая телефон к уху, и изверг в нее остатки обеда, когда насильник завершил свое дело и в трубке зазвучала «Аллилуйя» Генделя.
 Левой рукой он плеснул в лицо холодной воды п неловко вытерся полотенцем. Проклятая музыка разрывала барабанные перепонки. Еще один щелчок — и тишина. Шиб смотрел на телефонную трубку, чувствуя, как по спине градом катится пот. Мысли вихрем кружились в голове, словно обломки метеоритов, притянутые гравитационной силой к орбите планеты. Крики ребенка... Мужчина и женщина, занимающиеся любовью... Этой женщиной была Бланш, он узнал ее голос. Но кто был мужчина? Андрие? Или он сам? Никогда ведь не слышишь себя со стороны, когда трахаешься... Гипотезы были одна неутешительнее другой. Для него невыносимо было слышать, как Бланш кричит от наслаждения в объятиях другого — он бы предпочел, чтобы кто-то записал их голоса на пленку в ту ночь, когда он тайком, как вор, прокрался в ее дом... А что, если — эта мысль была ужаснее всего — она трахалась с тем самым человеком, который изнасиловал ее дочь?
 Только тут он заметил, что все еще сжимает трубку в руке, и положил ее на подставку. Нужно предупредить Бланш, что в ее спальне, возможно, спрятан магнитофон— одно из тех крошечных приспособлений, которые включаются сами, автоматически реагируя на звук голоса... Черт, Гаэль сейчас в Ницце, сдает экзамен... Шиб набросил пиджак, обулся и вышел из дома.
 — Мне надо поговорить с Бланш.
 Айша с ужасом взглянула на него, прижимая палец к губам.
 — Тише! Ты что, спятил? Бабуля здесь, вместе с Дюбуа. Обсуждают детали благотворительного праздника на Иванов день.
 — Предупреди ее незаметно.
 — Не получится. Что стряслось?
 — Мне нужно с ней поговорить, вот и все. Если ты ей не скажешь, я сам к ней пойду.
 — Слушай, что происходит? Грег сказал, что ты помешался, и теперь я вижу, что он прав. Ты представляешь, что начнется, если тебя кто-то увидит в ее комнате?
 А дети дома?
 Да.
 — Айша... а, это вы, Морено? — сказал Дюбуа, выходя в коридор.
 — Месье Андрие просил нас продолжить расследование, — сухо сказал Шиб.
 — Да-да, я знаю. Айша, принесите, пожалуйста, телефонный справочник. Мы составляем список организаций, с которыми нужно связаться для устройства благотворительной акции на Иванов день, — добавил он, повернувшись к Шибу.
 — Если позволите... сказал Шиб, указывая в сторону лестницы, ведущей наверх.
 — Да, разумеется. Вам удалось что-нибудь найти?
 — Ничего, к сожалению.
 — Бланш рассказала мне про случай с Аннабель, — вполголоса сказал священник. — Это ведь произошло за день до смерти бедняги Коста... События ускоряются, Морено. Зло оскалило свою отвратительную пасть и показывает клыки. И мне кажется, что вы тоже оказались под прицелом. Ждите меня через час в часовне, — добавил он, переходя на шепот, — я постараюсь защитить нас получше.
 — Вот, возьмите. — Айша вернулась с телефонным справочником.
 — Ах да, спасибо, — И священник вернулся в гостиную, не произнеся больше ни слова.
 — Я поднимусь наверх, — сказал Шиб и направился к лестнице, несмотря на протестующий жест Айши.
 Он поднялся наверх, остановился у двери комнаты Шарля, приложил к ней ухо: электронная музыка. Хорошо. Из комнаты Луи-Мари слышалась музыка Дебюсси. «Сады под дождем». Фальшивая нота, пауза, повтор. Должно быть, он разучивает произведение на синтезаторе. Отлично. Путь свободен. Шиб осторожно взялся за ручку двери, ведущей в супружескую спальню, и вошел. Он чувствовал себя взломщиком. Ставни были закрыты, в комнате царил полумрак. Кровать была застелена синим покрывалом без единой складочки. В изголовье — синие шелковые подушки с оборками. Он пошарил под матрасом; «Не думай о том, что происходит по ночам на этой кровати, ищи внимательнее!»— потом провел рукой вдоль деревянного бортика. Ничего. Шиб встал на четвереньки — на сверкающем паркетном полу не было ни единой пылинки— перевернулся на спину и скользнул под кровать.
 В левом углу, у стены, лежала маленькая хромированная коробочка, размером чуть больше сигаретной пачки. Шиб осторожно и с некоторой брезгливостью взял ее в руки, словно отвратительное ядовитое насекомое. Это был магнитофончик, казавшийся почти игрушечным. Шиб нажал на клавишу «Eject» и вынул крохотную кассету. Сколько раз, интересно, на нее записывались любовные баталии четы Андрие?
 Положив магнитофон в карман, он вышел из комнаты. Может, и в комнате Элилу обнаружится нечто подобное?
 Здесь тоже было полутемно. Кровать была застелена розовым покрывалом с белыми медвежатами. Все вещи и игрушки оставались, очевидно, на тех же местах, что и в день смерти Элилу — даже раскрытая книжка лежала на прикроватном столике. Шиб пролистал ее. Детская книжка с картинками — «Барашек, который хотел стать волком». На обложке хорошенький белый барашек угрожающе скалил клыки. На первой странице было написано: «Аннабель от мамы». Но книжку читала Элилу... Слишком «детское» чтиво для ее восьми лет... Он вспомнил, как возмущалась Аннабель: «Элилу — воровка!» Что она пыталась украсть? Материнскую любовь?.. Или хотела вернуться в раннее детство, чтобы убежать подальше от всего того, что ей приходилось выносить? Одно лишь воспоминание о записанном на пленку изнасиловании вызвало у Шиба тошноту. Он несколько раз глубоко вздохнул, пошарил под кроватью. Ничего. Если здесь и была похожая игрушка, «он» ее забрал.
 — Что вы здесь делаете?
 Шиб резко выпрямился, ударившись головой о деревянное изголовье кровати. На него в упор смотрел Шарль.
 — Твой отец попросил меня выяснить, что за странные события происходят в доме, — сухо ответил он, поднимаясь на ноги.
 — Какие именно?
 — Вопрос не ко мне.
 — Вам доставляет удовольствие рыться в вещах моей сестры?
 — А тебе доставляло удовольствие трахаться с Коста?
 Эти слова сорвались с его губ раньше, чем он успел отдать себе в этом отчет. Шарль побагровел, черты его лица исказились.
 — Блядский негритос!
 — Дорогой Шарль, ты забываешься. Мальчик из такой хорошей семьи... Что скажет твоя мама?
 — Не смейте говорить о маме!
 — А это правда, что ты играешь в Барби? Ты был маленькой Барби для Коста?
 — Заткнись, мать твою!
 И Шарль изо всех сил двинул Шиба кулаком в челюсть, отчего тот опрокинулся на кровать, и снова бросился на него. Шиб еле успел откатиться в сторону, потом вскочил на ноги и набросил на голову Шарля подушку, одновременно ударяя его ногой под коленки. Шарль рухнул на пол возле кровати, и Шиб крепко ухватил его за запястья.
 — Успокойся! — резко приказал он.
 — Вы не имеете права!
 — Мне наплевать! Мне осточертела твоя семья и ты в частности. Я хочу лишь узнать правду.
 — Отпустите меня!
 Шарль больше не вырывался. Шиб отпустил его, и он быстро вскочил, а потом вдруг — как странно! — ухмыльнулся. На нем были брюки из тонкой ткани, и Шиб с удивлением заметил его эрекцию.
 — Так, значит, — спросил Шарль, — вы хотите узнать о наших отношениях с Коста? Вам интересно, что он со мной делал? Сколько раз? Где? Хотите, я вам покажу все наглядно?
 Он протянул руку к ширинке Шиба, и тот попятился.
 — Брось свои глупости! — прикрикнул он. — Скажи мне правду, вот и все.
 — Вы просто тупой, ограниченный буржуа, — бросил Шарль, исчезая за дверью.
 Шиб остался стоять посреди комнаты, едва сдерживаясь, чтобы не догнать и не придушить маленького гаденыша. Ладно, старина, успокойся. Дыши глубоко. Поразмысли. У тебя в кармане магнитофон. Шарль фактически признал свою связь с Коста. У тебя есть вещественное доказательство изнасилования Элилу. Нет, не так. Тебе просто дали послушать запись, которую, кроме тебя, никто не слышал. И что все это нам дает? Ничего, в том-то и дело. Только еще больше запутывает ситуацию.
 Он осторожно закрыл дверь, машинально провел кончиками пальцев по нарисованному на табличке белому кролику. Потом спустился вниз. Из гостиной доносились голоса Бланш и Бабули, обсуждавших благотворительную вещевую лотерею.
 — С кем это вы подрались? — спросил Луи-Мари, вынырнувший из кухни с бутылкой йогурта в руке. Шиб недоуменно посмотрел на него, потрогал подбородок. Прикосновение вызвало боль.
 — Я упал, — объяснил он. Луи-Мари ехидно улыбнулся.
 — А по-моему, вам кто-то здорово врезал.
 — Во сколько ты уехал сегодня утром? — вместо ответа спросил Шиб.
 Я сел в автобус в семь сорок пять. А что?
 А Шарль?
 — У Шарля занятия начинаются только в девять. Вы что-то заподозрили?
 — Коста уже был здесь, когда ты уезжал? Луи-Мари сделал глоток йогурта, вытер рот тыльной стороной ладони.
 — Ах вот что... — задумчиво протянул он. — Вы хотите знать, видел ли я его с вами.
 Сбитый с толку, Шиб вопросительно взглянул на него. Что этот сопляк себе вообразил?
 — Вы с ним поссорились, он вас ударил, вы — его, он упал. Так?
 — Да что ты несешь?..
 Луи-Мари заговорщически подмигнул.
 — Не расстраивайтесь. Мне наплевать. Он был грязный тип. И оказывал плохое влияние на Шарля.
 — По дожди-ка!
 У Шиба снова появилось ощущение, что в этой пьесе все знают свои роли, кроме него. Он прорычал:
 — Я не ссорился с Коста, он меня не бил, и я его тоже. Ясно? Я появился здесь утром, и Дюбуа может подтвердить, что у меня еще не было следа от удара. Ясно?
 — А почему вы так злитесь?
 — Да потому, что ты обвиняешь меня в убийстве! — закричал Шиб, как ни старался держать себя в руках.
 — Убийство по неосторожности, без предварительного намерения, вот как это называется, — поправил Луи-Мари. — Вы никогда не смотрите телевизор? Коста пришел сегодня в семь утра, — добавил он.
 Итак, убийство произошло между семью и девятью с четвертью утра — в это время Шиб обнаружил тело. Ничего нового... Луи-Мари обошел его и направился к лестнице. Шиб схватил его за руку.
 — Шарль продолжал свои отношения с Коста? Даже после того, как ваш отец застал их вместе?
 Пальцы Луи-Мари задрожали.
 — Я не хочу об этом говорить.
 Шиб сильнее сжал ему руку, теряя над собой контроль.
 — Ты предпочитаешь, чтобы я расспрашивал твоих родителей?
 Луи-Мари поднял голову, и его серые, как у матери, глаза встретились с глазами Шиба.
 — Я предпочитаю ни во что не вмешиваться.
 — Вот как? Разве не ты рассказал мне о том, что тв.ой брат трахается с садовником? Это ты называешь «ни во что не вмешиваться»?
 — Это другое дело. Тогда я злился на Шарля.
 — Мне нужно знать, ты понимаешь?
 — Да, у них все продолжалось. Но если вы скажете об этом отцу, я вас убью, — по-детски горячо добавил он.
 — Из пистолета, украденного у отца? — насмешливо спросил Шиб, отпуская худую руку подростка.
 Луи-Мари пожал плечами и, ничего не сказав, начал быстро подниматься по лестнице.
 Ну и что дал тебе разговор с этим милым ребенком, Шиб? Только лишнее подтверждение греховных забав Шарля и убитого садовника... Что ж, по крайней мере, с этих двоих можно снять подозрение в изнасиловании Элилу... Хотя, может быть, у Коста были смешанные пристрастия... Черт, прошел уже час, и Дюбуа ждет его в часовне!
 Когда Шиб вошел, Дюбуа стоял перед стеклянным гробом, положив руки на крышку, словно приказывая Элилу лежать смирно. Затем священник достал из кармана небольшую бутылочку со святой водой и сделал Шибу знак приблизиться.
 — Мы все в опасности! — прошептал он, кропя водой вокруг себя. — Вы чувствуете, как здесь холодно?
 Шиб, который за последние полчаса взмок от напряжения, ничего не ответил.
 — Сначала лед, потом огонь, — продолжал священник. — Так они всегда действуют. Замораживают вас, а потом сжигают.
 О, господи, священник тоже тронулся! Кругом одни психи! Правду говорят, что безумие заразительно.
 — На какое-то время я их прогоню, — сказал Дюбуа, встряхивая бутылочкой над головой Шиба, и тот невольно отшатнулся. Холодные капли потекли по его бритой голове, и он выругался про себя. Что еще придумает святой отец? Выдаст ему серебряный крестик и связку чеснока?
 — А вот чеснок, — невозмутимо продолжал Дюбуа, протягивая ему две желатиновые капсулы. — Его освятил туринский епископ. Растер дольки в Святой Плащанице. Конечно, вы можете считать это суеверием, — добавил священник, — но, поверьте, предметы могут нести в себе положительную энергию, которая при необходимости защитит вас от воздействия отрицательной.
 Шиб без возражений проглотил капсулы и даже попытался дружелюбно улыбнуться. С сумасшедшими лучше не спорить.
 — Вы думаете, я спятил? — усмехнувшись, спросил Дюбуа. — Нет, Морено, я в здравом уме, но мне доводилось видеть такие вещи, о которых вы даже помыслить не можете. Я своими глазами видел демона — так же ясно, как вижу теперь вас, — выходившего изо рта шестилетнего мальчика. Я видел человека, плакавшего кровавыми слезами — настоящей кровью, которая забрызгала всех, кто стоял рядом. Я видел женщину, которую рвало фекалиями, и при этом она хохотала.
 «Может быть, он посещает тот же видеоклуб, что и Грег?» — иронически подумал Шиб, но ему стало не по себе — настолько убежденно говорил священник.
 — Пропадите вы пропадом! — внезапно воскликнул Дюбуа. — Я вижу, вы не верите мне. Никто никогда мне не верил! Нечего и пытаться вас убедить! — И он быстро направился к двери.
 — Подождите!
 Шиб схватил его за рукав.
 — Вы знали, что Коста был любовником Шарля? — резко спросил он. — Да-да, ваш набожный Коста!
 Дюбуа растерянно заморгал.
 — Это невозможно. Совершенно невозможно.
 — Шарль сам мне об этом сказал.
 — Он солгал!
 — Но ради чего?
 Священник сжал кулаки, глаза его засверкали.
 — Значит, все еще хуже, чем я думал. Весь дом заражен этой скверной!
 — И еще, — продолжал Шиб, не в силах остановиться, — мне кто-то позвонил и включил пленку, на которой были записаны крики Элилу... Вы понимаете? Ее насиловали, и это записывали на пленку.
 Священник изо всех сил ударил кулаком по молитвенной скамейке.
 — Элилу была изнасилована? — закричал он. — Почему вы мне об этом ничего не сказали?
 — У меня не было полной уверенности... Это какой-то кошмарный сон, — добавил он, нервно похрустывая пальцами.
 — Нет, — жестко возразил священник, — это реальность. Битва Люцифера с Господом— вот наша постоянная реальность!
 Шиб устало вздохнул. Ну вот, он все разболтал старому кретину! Ничего не поделаешь — ему отчаянно хотелось выговориться. Тем более что Дюбуа казался ему твердым и решительным человеком, пусть и не слишком приятным... Шиб чувствовал себя кораблем, застигнутым бурей— якорные цепи рвутся одна за другой, и вскоре его унесет в открытое море без руля и ветрил... В этот момент на плечо ему опустилась рука священника.
 — Вы слишком устали, Морено. Вы усталый, влюбленный, вконец обескураженный безбожник. Неудивительно, что у вас выбита почва из-под ног.
 — Вам что-нибудь известно? — резко спросил Шиб, хватая Дюбуа за отворот пиджака. Но тут же устыдился грубости своего жеста и разжал руку. Он понимал, что дошел до предела, был «затрахан до смерти», по изящному выражению Грега.
 — Мне известно не больше, чем вам, — спокойно ответил Дюбуа, поправляя крестик, приколотый к лацкану.
 — Но вы кого-нибудь подозреваете? — настаивал Шиб.
 — Мы все носим маски, Морено, маски из плоти, за которыми скрываются страждущие души... Чем одна маска хуже другой?..
 — Я вам говорю об изнасиловании, об убийстве, о садисте-психопате, а не о каких-то там демонах!
 — В том-то и дело. Вы говорите о внешних проявлениях.
 — Хорошо, — процедил Шиб, — тогда как, по-вашему, выглядит этот одержимый?
 — Как знать, может быть, он скрывается под вашей личиной, — холодно ответил Дюбуа. — Вы обо всем разузнали, вы знакомы со всеми действующими лицами этой трагедии... Может быть, вы воспользовались смертью Элилу, чтобы воплотить в реальность ваши бредовые вымыслы, став одновременно автором, режиссером и исполнителем.
 — Это не смешно, — проворчал Шиб.
 — Тогда, возможно, это я? — продолжал Дюбуа. — Священнослужитель, поддавшийся искушению творить зло, — что может быть лучшим подарком для дьявола?
 Шиб внимательно вглядывался в лицо Дюбуа. Глаза священника сверкали, ноздри раздувались, адамово яблоко ходило ходуном. Значит, он взволнован больше, чем старается показать. Или окончательно свихнулся...
 — Да где же вы, Дюбуа? — донесся до них раздраженный голос Бабули. Священник тут же овладел собой и крикнул:
 — Я сейчас приду.
 Он вышел, оставив Шиба в полумраке часовни.
 — Мы всюду вас искали, — продолжала Бабуля. — Поставщик продуктов никак не хочет уступать, и...
 Голоса удалялись. Шиб устало опустился на скамейку. Деревянный Христос по-прежнему плакал на кресте. Элилу сопротивлялась необратимому процессу разложения. Золотисто-коричневый навозный жук гудел возле цветного витража. В солнечном луче танцевали пылинки. Тихо скрипнула входная дверь. Повинуясь мгновенному инстинкту, Шиб соскользнул на пол и спрятался между двух скамеек.
 Шаги.
 Кто-то шел по проходу, потом остановился рядом с его укрытием. Шиб увидел синие туфельки и стройные икры, обтянутые тонкими нейлоновыми чулками. Он почувствовал, как сердце забилось сильнее. Шаги проследовали дальше. Он осторожно высунул голову из-за спинки скамейки.
 Бланш остановилась возле стеклянного гроба и, опершись руками о крышку, склонила голову к умершей дочери. Светлые волосы наполовину закрывали ей лицо. Плечи сгорбились. Она прижалась губами к холодному стеклу— прозрачной, но непреодолимой преграде. Потом запрокинула голову и глухо застонала. Это было похоже на погребальный плач и одновременно на угрозу. Не переставая стонать, Бланш повернулась к алтарю, сбросила на пол стоявшую на нем вазу со свежими цветами и рухнула на колени. Ее пальцы вцепились в бело-золотой алтарный покров, и она прижала его край ко рту, чтобы заглушить рыдания. Слезы потоками хлынули из ее глаз, в которых застыла вечная, никем не слышимая, жалоба — жалоба, иногда заставляющая мечтать о смерти как о счастливом избавлении. Шиб поднялся с пола и кинулся к ней. Он опустился на колени рядом с Бланш и прижал ее к себе.
 Она попыталась отстраниться, изогнула спину и резко замотала головой. Но Шиб стиснул ее в объятиях еще крепче. Она укусила его, глубоко вонзив зубы ему в плечо, но он этого даже не почувствовал, продолжая крепко держать ее, и она наконец смирилась. Она уступила ему внезапно и теперь уже сама в каком-то исступлении обняла его и принялась лихорадочно гладить голову и плечи. Он припал губами к ее шее: его дыхание было настолько же горячим, насколько холодной была ее кожа. Шиб хотел что-то сказать, но понимал, что она его не услышит. Он нежно гладил плечи и спину Бланш. Она обхватила ладонями его затылок, резко притянула к себе и впилась губами в его губы. Со стены на них смотрел Христос, капельки крови из-под тернового венца струились по впалым щекам. Вода из разбитой вазы растеклась по полу, и они лежали в ней среди рассыпавшихся цветов и осколков стекла, а Элилу бесконечно умирала. Когда их плоть слилась воедино, оба закрыли глаза.
 В тот момент, когда Бланш уже хотела закричать, Шиб накрыл ее губы ладонью, и она снова укусила его— глубоко, до крови, — пока он изливался в нее. Она с такой силой стиснула бедра, словно собиралась сломать ему поясницу. Несколько минут они лежали неподвижно, переводя дыхание.
 «О, господи, — в отчаянии подумал Шиб, приподнимаясь и приводя в порядок одежду, — это полное безумие!» Кто угодно мог войти и застать их— здесь, в святом месте, рядом с телом ребенка! Стоя на коленях возле Бланш, он одернул ей задравшуюся юбку. Бланш посмотрела на него затуманенным взглядом. Он взял ее за руку и попытался поднять с пола. Но она не двигалась, вялая и безучастная ко всему.
 — Бланш! Бланш, нужно уйти отсюда!
 — Куда?
 — Здесь опасно оставаться. Ну вставай же!
 — Я хочу спать... Мне нравится это место. Я люблю запах земли.
 — Бланш! Кто-нибудь может войти и увидеть нас!
 — Думаешь, тебя линчуют? Я буду смотреть на это из-за занавески в своей комнате...
 Шиб схватил ее под мышки и рывком поднял. Но Бланш тут же снова начала оседать на пол, и он еле успел подхватить ее. Ее белые трусики валялись на полу. Не отпуская ее, Шиб наклонился, поднял их и сунул в карман. Бланш закрыла глаза и больше не шевелилась.
 В этот момент дверь распахнулась. Все, конец!
 — Ах, это вы... Но что случи...
 — Она упала в обморок, — торопливо объяснил Шиб. — Я как раз собирался вам звонить...
 Андрие быстро подошел к ним. Шиб передал ему Бланш с рук на руки. А вдруг он почувствует запах спермы? Шиб украдкой взглянул вниз, проверяя, хорошо ли застегнул ширинку.
 — Я проходил мимо и услышал шум, — продолжал сочинять он. Слава богу, Бланш не накрасила губы, и можно было не опасаться, что где-то случайно остался след помады. — Я вошел и увидел ее здесь, рядом с гробом Элилу. Кажется, она плакала... а потом вдруг потеряла сознание.
 Бланш издала какой-то звук, одновременно напоминающий всхлип и легкий смешок. Не хватало еще, чтобы она начала смеяться!
 — С тобой все в порядке, дорогая? — спросил Андрие.
 — Помочь вам отнести ее домой? — предложил Шиб.
 — Нет, не нужно. Кажется, она приходит в себя.
 Бланш действительно открыла глаза и посмотрела на них. Потом встала на ноги и прижалась к мужу.
 — Ничего страшного, — пробормотала она, проводя рукой по лбу. — Просто у меня вдруг закружилась голова...
 — Хорошо, что Морено тебя нашел, ты могла повредить что-нибудь при падении, — с беспокойством сказал Андрие. Затем повернулся к Шибу и добавил: — Надо признать, вы всегда оказываетесь рядом, когда нужна помощь.
 На губах Бланш появилась легкая издевательская усмешка.
 — Пойду позову Айшу, чтобы она прибрала здесь, — сказал Андрие, кивая в сторону разбитой вазы.
 «Просто чудо, что он не застал нас несколькими минутами раньше», — подумал Шиб. Впрочем, это ведь церковь! Самое место для чудес!
 Андрие направился к выходу, неся жену на руках. Шиб последовал за ними, словно свидетель на свадьбе, успевший соблазнить новобрачную.




 Интермеццо 6

   Ни огня,
   Ни воды,
   Ни воздуха,
   Ни земли.
   Только лед,
   Вечный лед,
   Что изнутри меня жжет.
   Я бы хотел...
   Я бы хотел...
   Но всем наплевать.
   Поэтому я должен...
   Должен...
   Чтобы не умирать
   При каждом отзвуке эха
   От раската чьего-то смеха.







 Глава 17


 После того как Бланш поднялась наверх, чтобы привести себя в порядок, Андрие пригласил Шиба выпить в библиотеке. Предложив ему сигару, от которой Шиб отказался, он внезапно спросил:
 — Как вы считаете, Коста был убит?
 — Я задаю себе тот же вопрос, — осторожно ответил Шиб.
 — Возможно, он каким-то образом выяснил, кто тот извращенец, который... украл тело Элилу, — продолжал Андрие, нервно сжимая в пальцах «панателлу».
 — Если так, то, скорее всего, вы его тоже знаете, — полувопросительным тоном сказал Шиб.
 Андрие положил сигару на край пепельницы.
 — Просто сумасшедший дом, — процедил он сквозь зубы. — Гребаный бардак!
 Шиб, не отвечая, сделал глоток коньяка.
 — А, вот ты где, дорогой!
 В библиотеку вошла Бабуля. Она бросила неодобрительный взгляд на коньячные рюмки и продолжала, обращаясь к Жан-Югу:
 — Нам нужен твой совет по поводу благотворительного праздника в пользу афганских беженцев...
 — Я приду через десять минут.
 — Извини, но это срочно. Дюбуа говорит, что...
 — Через десять минут!
 — Что у тебя за секреты? Ты от меня постоянно что-то скрываешь! Месье Морено, скажите мне наконец, что здесь происходит?
 — Мы продолжаем расследование, чтобы узнать, кто украл труп вашей внучки и осквернил часовню, мадам, — ответил Шиб.
 — Это же нелепо! Я уже сто раз говорила, что нужно вызвать полицию! Но Жан-Юг слушает только себя. Или Бланш, — ядовито добавила Бабуля. — И потом, какая разница, кто это сделал? Ты слишком много думаешь о каком-то маньяке. У тебя хватает других забот.
 — Я должен узнать, кто это, — нахмурившись, ответил Андрие, допивая коньяк. — Иначе не смогу жить спокойно.
 — Лучше попроси Кордье выписать тебе снотворное.
 — Глотать таблетки? Только этого не хватало!.. Удивляюсь, как ты можешь мне такое советовать! — резко сказал Андрие, хватаясь за бутылку.
 — И перестань пить! Что за пример ты подаешь сыновьям!
 — Сыновьям!.. — горько повторил Андрие. — Да что ты знаешь о моих сыновьях?
 Бабуля поправила очки и внимательно взглянула на него, склонив голову набок.
 — Жан-Юг, ты меня беспокоишь. Честно говоря, я думаю, что...
 — Мне плевать, что ты думаешь! — закричал Андрие, отшвырнув рюмку, которая отлетела к стене, ударилась о девятый том полного собрания сочинений Расина и, упав на пол, разбилась вдребезги.
 Бабуля смотрела на сына, раскрыв от изумления рот. Андрие размашистыми шагами направился к двери и вышел, изо всех сил захлопнув ее за собой.
 — Он... он бросил в меня рюмку!.. — пролепетала Бабуля.
 — Нет, что вы, он бросил ее просто так, — возразил Шиб Морено, известный психолог, специалист по улаживанию семейных конфликтов.
 — Но он совершенно потерял контроль над собой, вы же видели! Да еще в присутствии...
 Она замолчала, прикусив губу. «Да еще в присутствии слуги», — мысленно закончил Шиб.
 — А Бланш... впрочем, вы и сами знаете, — продолжала она, нервно стискивая пальцы. — Мне нужно поговорить с Дюбуа. — И Бабуля вышла из библиотеки.
 Оставшись один, Шиб откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Хоть несколько минут покоя... И тишины. «Тихо!» —приказал он голосам, которые неумолчно звучали у него в голове. Фразы, которые они произносили, снова и снова ударялись в его виски. Забыться хоть ненадолго, вообразить, что всего этого не существует... Что Бланш не существует. Что он никогда не погружался в ее белоснежную плоть...
 —... Банни убежал!
 Шиб обреченно открыл глаза. На пороге стояла плачущая Энис, держа в руках плюшевого голубого дельфина.
 — Ты потеряла Банни? — рассеянно спросил Шиб, которому было на все наплевать.
 — Нет, он сам убежал! Он меня не любит! Так, понятно...
 — А почему он тебя не любит?
 — Потому что я нехо'гошая.
 Он сам тебе так сказал?
 Да!
 — А почему ты нехорошая?
 И почему, черт возьми, всегда найдется кто-то, кто будет доставать вас в самое неподходящее время?!
 — Потому что я не хотела этого делать.
 — Делать чего?
 Энис, не отвечая, посмотрела на него, и на мгновение Шибу показалось, что он уловил в ее взгляде едва ли не похотливое выражение. В три года!.. Он недоверчиво поморгал. Энис по-прежнему стояла на пороге, прижимая дельфина к слюнявому ротику. Ее глаза распухли от слез. Он жестом подозвал ее, и она нерешительно приблизилась.
 — Летом, если я буду хо'гошей, меня повезут в Диснейленд! — внезапно выпалила она.
 — А что такое — быть хорошей? — спросил Шиб.
 — И Банни тоже поедет туда, посмот'геть на Микки-Мауса, — продолжала Энис, не слушая его.
 — Ты же сказала, что он убежал.
 — Ты ду'гак! — заявила Энис.
 Что ж, по крайней мере, хоть в этом пункте все согласны.
 — Если я буду хо'гошей, он ве'гнется.
 — А что ты должна сделать, чтобы стать хорошей? — настойчиво продолжал Шиб.
 Вместо ответа Энис закрыла глаза, сжала губы и изо всех сил вцепилась в игрушечного дельфина. Шиб внезапно почувствовал, как его пальцы задрожали на подлокотнике кресла.
 — А твоя мама об этом знает? — тихо спросил он. Энис резко повернулась и пустилась бежать.
 Шиб хотел было догнать ее, но потом решил, что это не имеет смысла. Она все равно ничего не расскажет. Он снова опустился в кресло. Тень садиста-педофила замаячила где-то совсем близко... Кто же он? Может, покойный Коста? Что, если он действительно мучил детей, до тех пор, пока один из них, взбунтовавшись, не проломил ему голову камнем? В конце концов, именно он убрал доску, закрывавшую колодец... И он знал что-то об убийстве щенка. Или просто хотел отвести от себя подозрения? Нет, Шиб, нет, если бы это был Коста, Энис не говорила бы сегодня, что ее возьмут в Диснейленд, если она «будет хорошей». Но знала ли она о смерти Коста? Что она вообще понимает о смерти?
 И кстати, где Банни? Вероятно, «тот» забрал его, чтобы наказать Энис, не пожелавшую уступать его домогательствам. Интересно, когда исчез кролик? До или после смерти Коста? Господи, Шиб, ты всерьез собираешься заняться расследованием дела об исчезнувшем плюшевом кролике? С другой стороны, если бы выяснилось, что в Банни вселился дьявол, это бы все объяснило. Плюшевый кролик, оживающий по ночам, чтобы насиловать и убивать детей Андрие... Чтобы вытащить из часовни тело Элилу... Может, именно Банни трахал Бланш, тряся длинными плюшевыми ушами... Ладно, хватит, Шиб, успокойся, расслабься... Тебе срочно нужен отвар из лепестков кувшинки и несколько часов медитации.
 Он рывком поднялся с места, допил коньяк и подошел к бюро, на котором стояла пресловутая фотография, начал рассматривать улыбающиеся лица. Настоящая реклама семейного благополучия... Не хватало только надписи: «Берите пример с нас — и будете здоровы и счастливы!» Но на обратной стороне кто-то совсем недавно оставил другое символическое послание: «Берите пример с нас — скрывайте свои тайные пороки!»
 Шиб невольно протянул руку к фотографии и перевернул ее. На сей раз обратная сторона была чистой. Если бы он только знал, кто в тот раз испачкал ее спермой... Кстати, вряд ли тот человек и гипотетический педофил — одно лицо. Тот, кто насиловал детей, не стал бы мастурбировать на их фотографию... А может, это Джон Осмонд, которому невыносимо было видеть Бланш, недосягаемый предмет страсти, в окружении мужа и детей? Хотя трудно представить себе этого добродушного толстяка, торопливо предающегося рукоблудию, пока в соседней комнате его жена мирно беседует с Бабулей... Впрочем, Шиб, ты сам ничуть не лучше. Почему бы тебе не сделать копию снимка для персонального пользования?
 Он поставил фотографию на место и подошел к бильярдному столу. Может быть, небольшая партия в бильярд успокоит нервы? Шиб сгруппировал шары на зеленом сукне и прицелился для первого удара. Грохот, с которым они покатились в разные стороны, доставил ему удовольствие. Он играл еще полчаса, стараясь полностью сосредоточиться на этом занятии, и постепенно загнал в лузы все шары, кроме одного. Итак, последнее усилие...
 И тут раздался громкий вопль, Кричала женщина. Отшвырнув кий, Шиб опрометью бросился в холл. Одновременно с ним там появились Бланш, Бабуля и Дюбуа, вышедшие из столовой, через несколько секунд из своего кабинета выбежал Андрие. Только дверь «телевизионной» гостиной оставалась закрытой. Оттуда доносилась ожесточенная стрельба— шел какой-то боевик. Столпившись у лестницы, все пятеро в недоумении переглядывались. Потом из кухни донесся голос Айши:
 — Что случилось?
 И дрожащий голос Колетт:
 — Там... там...
 Вся процессия устремилась на кухню. Колетт, прижав одну руку к мощной груди, указывала другой на кастрюлю, стоявшую на плите. Оттуда доносился... о, господи, неужели детский голос? Секунду-другую Шиб всерьез прикидывал, достаточно ли велика кастрюля, чтобы туда поместилась трехлетняя Энис. Андрие решительно шагнул вперед и рывком поднял крышку. Краем глаза Шиб увидел, как Бланш, побледнев, прислонилась к холодильнику. Он подошел к Андрие, который отшвырнул крышку в раковину, и с колотящимся сердцем заглянул в кастрюлю.
 В кипящей воде плавало что-то мохнатое — бесформенная масса, из которой торчали два длинных отростка... Уши! Длинные уши Банни. Кто-то решил сварить суп из плюшевого кролика.
 — Черт возьми, Колетт! — в сердцах воскликнул Андрие. — Это же просто игрушка! С чего вы подняли такой шум?
 — Извините, месье, — пролепетала несчастная кухарка, покраснев от смущения, — я была в огороде, а когда вернулась, увидела это в кастрюле, и мне показалось... я вспомнила про убитого щенка...
 — Никакой это не щенок, а игрушечный кролик. Энис, — с досадой сказал Андрие, вытаскивая Банни за уши из кастрюли. С мокрым слипшимся мехом и наполовину расплавившимися глазами тот выглядел омерзительно. — Идиотская шутка, — проворчал Андрие, швыряя игрушку на разделочный стол. Кролик плюхнулся на мраморную столешницу, и от него во все стороны полетели брызги.
 — Кто-о-о хо-о-чет морко-о-овку? — проскрипел он.
 — Заткнись! — уже не владея собой, закричал Андрие, ударяя кулаком по столу.
 — Ты-ы-ы мо-о-й дру-у-г, — успел сказать Банни, прежде чем его батарейка окончательно сдохла.
 Андрие в изнеможении провел рукой по лбу.
 — Больше не дергайте меня по пустякам, — резко сказал он и вышел.
 Колетт разрыдалась. Айша принялась успокаивать ее, приговаривая:
 — Ничего, ничего, просто все перенервничали.
 Дюбуа возвел очи горе и вышел. Бабуля смотрела на кролика, но Шиб понимал, что она его не видит. Она видела лишь своего разгневанного сына, его внезапно прорвавшуюся жестокость. Потом она тоже вышла. Бланш с трудом переводила дыхание. Шиб хотел подойти к ней, но она предостерегающим жестом остановила его и быстро скрылась за дверью. Шиб остался наедине с Айшей и Колетт, но девушка махнула рукой, словно говоря ему: «Уходи». Шиб пожал плечами и снова склонился над несчастным Банни. Послышался какой-то всхлип. Что это — последний вздох умирающей батарейки? Нет, звук исходил не от Банни. Еще один злобный розыгрыш? Шиб обернулся. Всхлип послышался снова. Кажется, из-под стола... Действительно, похоже на плач... Шиб присел на корточки и оказался лицом к лицу с Энис. Скорчившись возле хромированной железной ножки стола, она заливалась слезами, уткнувшись лицом в голубого дельфина. Шиб протянул ей руку.
 — Иди сюда. Все хорошо. Ну давай, малышка, вылезай оттуда!
 Энис даже не пошевелилась. Как она сюда попала? Кто-то заставил ее присутствовать при «казни» ее любимого Банни? Или она случайно забрела на кухню? Нет, скорее всего, ее привели сюда и заставили смотреть. Электрическая конфорка понемногу нагревалась, вода в кастрюле закипала... Кто-то взял кролика за уши и принялся раскачивать его над кастрюлей (куда, возможно, перед этим добавил приправ, словно собираясь готовить блюдо из настоящей крольчатины). А потом медленно опустил его в кипящую воду на глазах у беспомощно рыдающей хозяйки. Да это все равно что убийство — садистское хладнокровное убийство. Шиб протянул руки к Энис, ухватил ее под мышки, вытащил из-под стола и прижал к себе. Она не сопротивлялась. Колени у Шиба слегка захрустели, когда он выпрямился, держа девочку на руках — Шиб Морено, спаситель обиженных детей, домашний сенбернар... Айша смотрела на них округлившимися глазами.
 — Ты откуда взялась, куколка моя? Иди скорее к Айше!
 Она подхватила девочку на руки и принялась осыпать поцелуями.
 — Вот увидишь, с Банни все будет хорошо! Мы его высушим, заменим батарейку, и он будет как новенький.
 — Нет, — всхлипнула Энис, — он уме'г!
 — Он не умер, просто плохо себя чувствует, но мы его вылечим! Правда, Шиб? Дядя Шиб— доктор, — добавила Айша.
 Энис снова всхлипнула, но в ее глазах появилась слабая надежда. Шиб взял в руки кролика и прижался ухом к его груди, ощутив неприятное прикосновение мокрого искусственного меха.
 — Сердце еще бьется, — торжественно объявил он, — Сестра, подайте мне чистое полотенце.
 Колетт, которая тоже продолжала всхлипывать и сморкаться, протянула ему вынутое из ящика стола полотенце. Шиб выжал над раковиной уши и лапы Банни, уложил его на стол носом вниз и, расстегнув застежку-«молнию» на спине, обнаружил внутри пластмассовый микрофон, а в нем — отсыревшую батарейку.
 — Скальпель! — повелительно сказал он Колетт, и та протянула ему небольшой кухонный нож.
 Шиб вынул старую батарейку и тщательно вытер пластмассовый корпус микрофона изнутри.
 — А теперь, — продолжал он, — мы заменим старое сердце на новое.
 Колетт в изумлении открыла рот.
 — К счастью, у меня на руке волшебные часы! — воскликнул Шиб тоном фокусника. Он снял часы, вынул из них батарейку и вставил ее в микрофон Банни. — Итак, внимание! Абракадабра!
 И нажал на кнопку «play», шепча про себя: «Только попробуй не заговорить, скотина!»
 — Я люблю морковку, а ты? — вежливо осведомился Банни, по-прежнему утыкаясь носом в стол.
 Энис восторженно вскрикнула и, выскользнув из рук Айши, схватила кролика и изо всех сил прижала его к груди. Ее глаза сияли от радости. Шиб погладил ее по голове и сунул часы в карман, Не забыть купить новую батарейку...
 Обе женщины смотрели на него с таким восхищением, словно он и в самом деле сделал операцию по пересадке сердца. Он шутливо поклонился.
 — Не оставляйте ее одну, — вполголоса сказал он Айше, кивая в сторону Энис, которая ничего не видела вокруг, кроме своего любимца.
 Так, теперь нужно поговорить с мальчишками... Шиб вышел из кухни и направился в гостиную с телевизором. Шарль и Луи-Мари увлеченно играли в какую-то видеоигру. На экране космические пришельцы ожесточенно размахивали многочисленными зелеными щупальцами. Шиб молча подошел к экрану и встал прямо перед ним, глядя на мальчишек сверху вниз.
 — Эй, с какой стати... — начал Шарль, приподнимаясь с дивана, на котором лежал с игровым пультом в руке.
 Луи-Мари, сидевший на полу, нажал стоп-кадр на своем пульте.
 — Ну давайте, говорите быстрей! Нам нужно пройти четвертый уровень!
 — Кто бросил Еанни в кастрюлю? — тоном прокурора спросил Шиб.
 Подростки с обалдевшим видом уставились на него.
 — Банни? — повторил Луи-Мари.
 — Плюшевого кролика Энис. Это ты сделал?
 — Что? О чем вы говорите?
 — Шарль, это ты сделал?
 — Делать вам больше нечего, как только меня доставать! — вздохнул тот. — Зачем мне бросать какого-то дурацкого плюшевого кролика в кастрюлю?
 — Чтобы поиздеваться над младшей сестренкой.
 — Слушайте, мне скоро шестнадцать. Я давно перерос такие глупости.
 — Не смотрите на меня так! — протестующе воскликнул Луи-Мари. — Я тоже этого не делал! Вы что, действительно думаете, что мы тратим время на игры с Энис и Аннабель? Этой мелюзгой, — презрительно добавил он.
 — Если не возражаете, мы продолжим, — сказал Шарль, нажимая красную кнопку на пульте.
 Шиб молча вышел из комнаты. Может быть, не стоило им верить, но он поверил. Совпадение между тем, что рассказывала Энис, и брошенным в кипящую воду кроликом не могло быть случайным. Ее хотели припугнуть, чтобы заставить... что? Тут Шиб заметил, что стоит посреди холла. Чужак, которому нет места в этом доме. Андрие наверняка вернулся в свой кабинет, Бабуля плачется в жилетку Дюбуа, который без устали высматривает глазками-буравчиками затаившегося демона. Бланш лежит на супружеской кровати, застеленной покрывалом небесного цвета, откинувшись головой на облака подушек, и ее рассеянный взгляд блуждает в сумерках комнаты, словно призрачный корабль, заблудившийся в океанских просторах...
 Не зная, куда деться, Шиб вышел на улицу и сел в одно из металлических кресел. Солнце почти зашло, стало прохладнее. Он поднял воротник пиджака и сунул руки в карманы. Ну и денек! Событий хоть отбавляй: убийство Коста; анонимный телефонный звонок; секс с Белой Дамой, его персональным наркотиком; очередная выходка неразборчивого в своих пристрастиях педофила, от которой на сей раз пострадал плюшевый кролик; нервный срыв главы семьи; попытка изгнания дьявола с помощью желатиновых капсул с чесноком... плюс еще грязные приставания Шарля... Да, старина, немудрено, что ты слегка переутомился... С мертвыми гораздо спокойнее, чем с живыми. Окажись здесь Грег, он бы и то выдохся.
 Шиб запрокинул голову и различил в небе тонкий бледный полумесяц, похожий на рогалик. Где-то рядом слышалась пронзительная птичья трель. Наконец он заметил и саму птицу — это был поползень, он спускался по стволу мощного вяза головой вниз, постукивая клювом по коре в поисках насекомых. Кругом бурлила жизнь, совершая свой нескончаемый круговорот, и никому не было дела до человеческих горестей. Шиб испытал уже знакомое смутное чувство, что все они— лишь пена на поверхности бездонного океана. Отсюда и вечная тоска, не так ли?.. В этот момент распахнулось окно, и убаюкивающие размышления были прерваны оглушительным шумом выстрелов, взрывов, гортанных криков. Мальчишки все еще забавлялись своей видеоигрой, включив звук на полную мощность. Ощущение было таким же раздражающим, как если бы в мягкий ритмичный шорох волн вдруг ворвалось гудение реактивного самолета.
 В промежутке между двумя взрывами Шиб услышал чьи-то шаги по гравиевой дорожке, но даже не обернулся. Ему не хотелось ни двигаться, ни разговаривать.
 Внезапно резкая боль пронзила его затылок. Шиб успел лишь подумать, что он полный идиот, и провалился в густую черноту.
 Боль. Единственное, что он ощущал. Она сжимала ему голову, словно щипцы, сдавливающие грецкий орех. Ему казалось, что череп вот-вот треснет. Он с трудом открыл глаза, но волны боли накатили с новой силой, отдаваясь даже в зубах. Одновременноподступила тошнота. Шиб опустил веки, подождал несколько секунд, потом снова осторожно приоткрыл глаза. Все вокруг было темным и расплывчатым. Шиб попытался смотреть в одну точку. Прямо перед глазами было что-то коричневое. Он попробовал пошевелить пальцами, и тут оно коснулось его носа. Это была его собственная рука. Он вытянул ее, и она коснулась чего-то холодного и колючего. Гравий. Он лежал на гравиевой дорожке. Вокруг головы растекалось что-то липкое. Кровь? А что, если его парализовало? Шиб приказал ногам двигаться, и они заскребли по гравию. Значит, не парализован.., Надо пошевелить пальцами ног... Но даже это причиняло боль. Шиб провел рукой по лицу. Да, а как там другая рука? Она была вытянута вдоль тела. Он ничком лежал на дорожке. Шиб снова начал всматриваться в темноту перед собой и увидел шины. Мощные первоклассные шины, Руку что-то щекотало. Это была мошка, взбиравшаяся по указательному пальцу. Шиб дунул на нее, и она исчезла.
 Нужно встать.
 Шиб оперся на руки и чуть приподнялся, но тут же едва не рухнул лицом вниз. Он напряг мышцы, дрожа всем телом, как старый изношенный мотор. Поднялся на четвереньки. Теперь он ясно различал багажник «мерседеса». Еще усилие, и можно будет увидеть крышу.
 По-прежнему стоя на четвереньках, Шиб слегка повернул голову— направо, потом налево. С левой стороны снова накатила боль— в висок словно вонзили раскаленный гвоздь. Шиб замедлил дыхание, и боль понемногу стихла.
 Уже совсем стемнело. Свет фонаря не достигал того места, где он сейчас стоял. Птица больше не кричала. Окна в доме были освещены. Сколько же времени он здесь провалялся? Он поднес к глазам правое запястье, но тут же вспомнил, что остановившиеся часы без батарейки лежат в кармане. Так или иначе, здесь о нем не слишком беспокоятся... Интересно, они хоть заметили его исчезновение? Незаметный месье Морено, человек-тень...
 Шиб на четвереньках дополз до «мерседеса» и, схватившись за бампер, с трудом поднялся. Колени дрожали и подгибались. Какое-то время он стоял, прислонившись к задней дверце автомобиля, ожидая, пока прекратится мельтешение белых пятен перед глазами, понемногу выпрямился, глубоко вздохнул и осторожно подвигал руками и ногами. Кажется, переломов нет. Только пульсирующая боль в голове. Словно там грохотала сотня барабанов.
 Он осмотрел металлическое кресло, в котором сидел. На спинке была видна глубокая выемка. Должно быть, его шарахнули чем-то действительно очень тяжелым. Стальным стержнем? Кастетом? Может, у него проломлен череп? Шиб покачнулся и, чтобы удержать равновесие, оперся о кузов машины, В кармане что-то звякнуло. Наверное, ключи... Черт, кассета! Он быстро сунул руку в карман и вытащил часы. Кассеты не было.
 Значит, тот, кто пытался его убить, забрал ее! На секунду у Шиба снова потемнело в глазах, на сей раз от ярости, и он с трудом заставил себя успокоиться. Слева от него что-то блеснуло, потом послышался всплеск. Шиб медленно направился к бассейну неровной, дергающейся походкой. «Оживший черный зомби», суперужастик со спецэффектами...
 Он был почти уверен, что увидит в прозрачной голубой воде мертвую Элилу, но бассейн был пуст. Он догадался, что кто-то бросил туда камушек, чтобы отвлечь его внимание. Но от чего? Он обернулся. И увидел на стене тень, огромную и искаженную в лучах прожекторов, стоявших в траве вдоль садовой дорожки. Кто-то был здесь, совсем недалеко от него. Но где именно? Свет слепил глаза, и Шиб ничего не видел, кроме темной шевелящейся массы деревьев. Тень стояла, уперев руки в бока, словно насмехаясь. Потом широко развела руки и резко ударила правым кулаком посередине левой, согнув ее в локте. Шиб недоверчиво поморгал глазами. Тень исчезла. Он в одиночестве стоял на краю бассейна, дрожа от холода и усталости. И от страха.
 Наконец он двинулся к дому, с трудом волоча ноги и бессильно свесив руки вдоль тела. Отлично, Шиб, будь уверен, что в таком виде ты уж точно растопишь ледяное сердце Бланш. Какая женщина не мечтает стать невестой Франкенштейна?
 Пройдя двадцать метров, показавшихся ему милей, он подошел к высокому окну столовой и заглянул внутрь. Все были здесь— Андрие, Бланш, Дюбуа и Бабуля. Перед ними на столе громоздилась кипа бумаг. Шиб постучал в стекло. Бланш подняла голову, и он увидел ее застывший взгляд. Затем взялся за дверную ручку. Створка распахнулась так резко, что Шиб едва не потерял равновесие и тяжело ввалился в комнату.
 — Что с вами? — спросил Андрие, подходя к нему.
 — Меня ударили по голове, — с трудом выговорил Шиб.
 — Что? — недоумевающе переспросила Бабуля.
 — Его ударили по голове, — повторил ей Дюбуа.
 — Господи! — воскликнула она, откладывая листок, который держала в руке.
 А ндрие подхватил Шиба под руку и подвел его к креслу. Бланш не шелохнулась. Ее губы были сжаты, руки дрожали.
 — Как это произошло? — спросил Андрие.
 Шиб с трудом опустился в кресло. Все его движения были такими медленными, словно он двигался в воде с грузом свинца на поясе. Он опустил окровавленные руки на подлокотники и заметил, что все смотрят на него с ужасом. Дюбуа встал, приблизился к нему и положил руку ему на плечо, одновременно повернувшись к Андрие.
 — Вызовите врача,
 — Не нужно, — запротестовал Шиб, — ничего страшного.
 — Будет лучше, старина, если вас все же осмотрит врач, — сказал Андрие фальшиво-бодрым тоном.
 — Со мной все в порядке.
 — Не думаю, — возразил Андрие. — У вас дыра в затылке.
 — Дыра?
 — По правде говоря, — сказал Дюбуа, сильнее надавливая ему на плечо, — по опыту своей работы в Алжире я бы сказал, что у вас огнестрельное ранение.
 Шиб непонимающе взглянул на него.
 Андрие слегка кашлянул.
 — Гм... да... мне кажется, Дюбуа прав. И, по-моему, пуля все еще там.
 — Где? — механически спросил Шиб, которому страшно хотелось спать.
 — У вас в голове, — мягко ответил Дюбуа. «Сейчас не время для шуток», — хотел ответить
 Шиб, но увидел, как Бланш снимает телефонную трубку, набирает номер и торопливо что-то говорит. Речь явно шла о нем. Он разобрал: «Приезжайте быстрее». Бабуля тоже поднялась с места: на ее аристократическом лице читалось недоверие, смешанное с ужасом. Бланш положила трубку.
 — Врач скоро будет, — сообщила она. — Он сказал, что раненого лучше пока не трогать.
 Речь шла о нем, Леонаре Морено. Это он ранен. У него пуля в голове. Настоящая пуля? В моей голове? Невозможно! Пуля в голове означает смерть. Пробитый череп, разбрызганные мозги. Никто не сможет встать и пойти с пулей в голове! Шиб посмотрел на свои руки и увидел запекшуюся на пальцах кровь. Свою кровь. Он вполне мог бы быть уже мертв, и не сегодня завтра его потрошил бы коллега-паталогоанатом... Да нет, покойники не чувствуют боли, а он чувствовал, и еще какую! Итак, стоит признать печальную истину: он нажил себе смертельного врага. И еще — где-то в закоулках его мозга застрял маленький металлический шарик. Шиб устало закрыл глаза.
 — Вы видите ее? — шепотом спросил он у Дюбуа, словно боялся, что громкий голос может вызвать взрыв.
 — Нет, — так же тихо ответил Дюбуа. — Но поскольку выходного отверстия нет, значит, она застряла внутри.
 — А куда она вошла?
 — В затылок, возле шейных позвонков. Между продолговатым мозгом и мозжечком...
 Сколько спасительных миллиметров отделяли его от полного паралича и сколько— от идиотизма?
 — Никто не видел мою партитуру? — послышался голос входящего Луи-Мари. — Я... — Он запнулся.
 — Какую еще партитуру? — процедил Андрие, не отрывая глаз от окровавленной головы Шиба.
 — Дебюсси, — машинально ответил Луи-Мари. — А что случилось?
 — В меня кто-то выстрелил, — спокойно ответил Щиб. — Теперь я сижу с пулей в голове.
 — Это что, шутка?
 — Луи-Мари, это .похоже на шутку? — резко одернул его отец.
 — Нет... но... не может быть!
 — Может, как видишь, — ответил Дюбуа. — Будь добр, скажи Айше, чтобы открыла ворота. Сейчас приедет «скорая».
 — Но как это произошло? — не унимался Луи-Мари.
 — Да, в самом деле, — поддержала его Бабуля. — Где вы были, когда в вас выстрелили?
 — Сидел во дворе.
 — Боже мой! — воскликнула Бабуля, театрально заламывая руки. — В нашем дворе!
 «Нет, при дворе Короля-Солнца, куда я решил прокатиться на машине времени!»
 Вслух он ничего не сказал. Ему хотелось, чтобы Бланш положила руку ему на лоб и заверила, что все будет хорошо. Но этого не произойдет, старина, даже если ты начнешь загибаться прямо здесь... Впрочем, не исключено, что и начнешь... Бланш смотрела в окно, такое же белое, как ее душа, омытая слезами, которые она лила, не переставая, и которые понемногу затопляли ее...
 — А кто в вас стрелял?
 Все повернулись к Луи-Мари, и он инстинктивно втянул голову в плечи.
 — Ну, это ведь вполне законный вопрос, — словно оправдываясь, сказал он.
 — Не знаю, — ответил Шиб. — Я никого не видел. Только слышал шаги.
 Неожиданно Андрие вскочил.
 — Черт возьми! Я надеюсь, это не... И почти выбежал из комнаты.
 — Папа? — окликнул Луи-Мари, устремляясь за ним.
 Донесся отдаленный вой сирены. Щиб почувствовал, как по его шее течет пот, смешиваясь с кровью, но даже не пошевелил рукой, чтобы его стереть. Неужели Коста был убит только сегодня утром? Ну да... Утреннее убийство, вечернее убийство... Как моцион...
 — Кажется, ему хуже, — заметила Бабуля. — У него закатились глаза...
 В ее тоне явственно прозвучало недовольство. «Постараюсь не окочуриться прямо здесь», — мысленно пообещал ей Шиб. Потом он ощутил чью-то руку на своем запястье. С трудом открыл глаза. Кажется, он заснул— всего на несколько секунд... Оказалось, что одна его рука сжимает запястье другой.
 — Я еще здесь, — прошептал он.
 — Все оружие на месте, — объявил Андрие, входя в комнату.
 Послышались приближающиеся шаги и шум голосов. Один голос, резкий и повелительный, произнес:
 — Так, посмотрим...
 Чьи-то руки ощупывали его, считали пульс, мерили давление, приподнимали веки, кто-то попросил его наклонить голову... Потом ему сделали укол и положили на носилки. Отсюда он мог видеть только белые халаты и стетоскопы.
 — Вам чертовски повезло, старина, — услышал он над собой голос с хрипотцой заядлого курильщика. — Думаю, придется оперировать здесь, — продолжал врач, обращаясь к ассистентам. — Слишком рискованно вести его в больницу в таком состоянии.
 Значит, из него будут извлекать пулю в столовой Андрие... Весело, ничего не скажешь!
 — Вам повезло даже дважды, — добавил врач со смешком. — Это я такой осмотрительный... Нужно будет только дойти до машины, хорошо? Постарайтесь... Тихонечко... Нет, не надо носилок, пусть остается в вертикальном положении, — сказал он ассистентам.
 — Но... вы что, собираетесь оперировать его в машине? — недоверчиво спросила Бабуля.
 — Это называется «передвижная операционная», — поправил врач, — там найдется все, что необходимо для экстренных случаев. Когда нам сообщили, что произошло, мы решили, что, возможно, придется проводить операцию на месте. Пошли, приятель, — добавил он, поддерживая Шиба под локоть.
 Как же сильно подкашиваются ноги! Просто макаронины какие-то... Ассистент врача подхватил его под другую руку, и они втроем двинулись к фургончику «скорой», стоявшему у самых дверей. «Передвижная операционная»... Не передвинуться бы на тот свет... Смерть буквально дышит тебе в затылок, проникает во все сплетения твоих мускулов, высасывает из тебя все силы, словно потягивая маленькими глоточками свой вечерний коктейль «Кровавый Морено»...
 В машине пахло антисептиком. Шиба осторожно уложили на операционный стол лицом вниз. Шум голосов, гудение аппаратуры, мелькание цифр и ломаных линий на мониторах...
 — До скорого! — сказал ему молодой ассистент, делая знак анестезиологу.
 Шиб почувствовал, как в руку ему впивается игла. Он еще услышал, как кто-то считает: «Один... два.,, три...», и отключился.




 Глава 18


 Медленное, вялое пробуждение... Но боль уже не такая сильная. На улице день. Он жив, это точно, и, самое смешное, это кажется ему совершенно естественным.
 Шиб попытался поднять правую руку, но что-то ему мешало. Он скосил глаза и увидел воткнутую в сгиб локтя иглу капельницы. Но левая рука была свободна, и он помахал пальцами у себя перед глазами. Он четко видел их, как и все остальное вокруг. Потом поднес руку к голове и нащупал толстую повязку. Какой сегодня день? Кажется, четверг. Прекрасный день— четверг! От окна донесся легкий шорох. Дождь. Легкий стук дождевых капель в стекло. Прекрасный дождливый четверг! День Юпитера [28] . Спасибо, Юпи!
 Рядом с кроватью на тумбочке лежал сотовый телефон, и Шиб, хоть и не без труда, смог до него дотянуться. Четыре послания от Гаэлы подначка — удивление — тревога. Он позвонил ей, не застал дома и оставил сообщение на автоответчике: с ним произошел небольшой несчастный случай, но сейчас все в порядке, и он перезвонит позже. Хотя она наверняка уже знала обо всем случившемся от Айши.
 Дверь приоткрылась, и вошел молодой врач. Рыжеватые волосы, немного длиннее обычного, неровные зубы, халат, накинутый поверх футболки «Найк», темные круги под глазами.
 — Здравствуйте. Я доктор Фламель. Вам лучше?
 — Не то слово, — ответил Шиб.
 — Хотите на нее взглянуть? — М врач протянул ему пластиковый стаканчик, в котором лежал искореженный почерневший кусочек металла. — Она прошла рядом со вторым шейным позвонком, вдоль пневмогастрического нерва. Слегка «приласкала» позвоночник... — добродушно пошутил он. — Вообще-то после подобных «ласк» вы могли на всю жизнь остаться таким же «свеженьким», как замороженный овощ.
 — Спасибо, — ответил Шиб, ставя стакан на тумбочку. — Когда я смогу выйти отсюда?
 — Послезавтра. Как только затянется рана. Знаете, спинка кресла, в котором вы сидели, скорее всего, спасла вам жизнь.
 — Каким образом?
 — Железо приняло на себя процентов восемьдесят убойной силы. Иначе пуля просто разнесла бы вам голову вдребезги. Восьмимиллиметровый калибр, знаете ли... Серьезная штука. Вы не охотник?
 — Да нет...
 — Я тоже нет. Но мои отец был, так что в ружьях я разбираюсь. Часто бывают несчастные случаи... Ладно, пойду посплю. Думаю, ваши друзья сообщили обо всем в полицию, — добавил Ф ламель, — Впрочем, меня это не касается. Моя работа состояла в «извлечении инородного тела из-под левой затылочной доли мозга».
 Оставшись один, Шиб подумал, что молодой врач скорее всего заподозрил бытовую ссору, принявшую скверный оборот. Трагикомедию на почве ревности... Он откинулся на подушку, Может, Бланш придет навестить его? Мечтай, Шиб, мечтай...
 Кто же стрелял в него и почему? Неужели он подобрался к разгадке так близко, что преступник захотел от него избавиться? Во всяком случае, стрелок он явно неважный. Промазал, хотя его отделяло от мишени меньше двадцати метров — ведь были слышны шаги по гравию... А почему он не подошел ближе? Не хотел оказаться в свете фонарей? И почему не был слышен выстрел? Шиб понял, в чем было дело: видеоигра. Кто-то очень кстати открыл окно... Разумеется, оружие, применявшееся в битве с инопланетянами, издавало куда больше шума, чем одиночный выстрел...
 Шиб устроился поудобнее, выпил воды, зевнул. Он чувствовал себя совершенно оглушенным. Последствия анестезии. Лучше подумать обо всем позже. А сейчас немного отдохнуть. Забыться, слушая стук дождевых капель по стеклу, раствориться в этом мерном, успокаивающем шорохе, пройти сквозь текучий занавес, унестись в струящемся потоке как можно дальше от туманных берегов, где вопросы без ответов тонут в зыбучих песках...
 Когда Шиб очнулся в следующий раз, дождя уже не было. Занимался рассвет, и первые лучи солнца окружали золотым нимбом верхушки сосен в больничном парке. Ему захотелось есть. Он слышал шум катящейся по коридору тележки, голоса медсестер, звонок из чьей-то палаты, хлопанье дверей. Он сел на кровати и потрогал повязку. Боль была терпимой. Покачал головой справа налево, и она усилилась. Пожалуй, хватит экспериментов, подумал Шиб и откинулся на подушку как раз в тот момент, когда дверь распахнулась и ему привезли завтрак.
 Днем ему нанесла визит мужская половина семейства Андрие. Шарль и Луи-Мари тут же принялись с любопытством рассматривать медицинскую аппаратуру, а Жан-Юг с видимым трудом поддерживал разговор.
 — Вы сообщили в полицию? — спросил Шиб, оборвав его на середине фразы.
 — Ну... — замялся Андрие, — по правде говоря, нет. Я подумал, будет лучше, если вы сделаете это сами. Ведь вы один знаете, что произошло, не так ли?
 — Но в меня стреляли в двух шагах от вашего дома, — резко сказал Шиб. — Кто-то пытался убить меня на вашей территории.
 — Вы уверены в том, что вас хотели убить? Может, это была шальная пуля.
 — А что, у вас в парке часто охотятся? — съязвил Шиб.
 — То, что вы рассказали, кажется таким неправдоподобным... — нерешительно пробормотал Андрие.
 «Да уж, особенно в вашем доме», — подумал Шиб и окликнул мальчишек:
 — Вы умеете стрелять?
 — Смотря из чего, — небрежно бросил Шарль, а Луи-Мари добавил:
 — Мы иногда охотимся с папой.
 — На что вы намекаете? — протестующе воскликнул Андрие, выпрямившись в кресле и покраснев.
 — Я не знаю, кто, кроме Шарля и Луи-Мари, — раздельно произнес Шиб, — мог возиться с заряженным карабином у вас дома и выпустить «шальную пулю», — кажется, так вы это назвали?!
 — Каждый раз, когда что-то происходит, он во всем обвиняет нас! — бросил Шарль, обращаясь к отцу. — По-моему, ты ему платишь ни за что!
 — Шарль, будь повежливее! — одернул его отец. — Однако, Морено, ваши подозрения и в самом деле кажутся мне безосновательными.
 Шиб нетерпеливо приподнялся на кровати. Он чувствовал все большее раздражение. Надо признать, что общение с семейкой Андрие значительно поубавило его природное ангельское терпение.
 — Послушайте, старина, в вашем доме происходят действительно странные вещи. И мне чертовски хочется либо узнать самому, кто их проделывает, либо обратиться в полицию, чтобы там завели дело о покушении на убийство.
 — Вы отдаете себе отчет, какой скандал разразится?
 — Да плевал я на это! Вы думаете, для меня что-то значит любой скандал, после того как из моей головы — не из вашей! — извлекли вот эту дрянь! — воскликнул он, с отвращением кивая на пулю в пластиковом стаканчике.
 — Ух ты! — восхищенно воскликнул Луи-Мари. — Гляди-ка, Шарль, какая здоровенная!
 — Хорошо, хорошо, успокойтесь! — приказал Жан-Юг, поднимаясь. — Честно говоря, я бы предпочел, чтобы вы продолжили расследование самостоятельно. Нам уже довелось однажды иметь дело с полицией, после того как мы потеряли Леона, — продолжал он, инстинктивно понижая голос. — Это было ужасно... все эти вопросы... подозрения... Представляете, они допрашивали даже детей... часами! Шарлю тогда было пять лет, а Луи-Мари— четыре! А моя жена! Она несколько месяцев не могла прийти в себя. Я не хочу проходить через это снова. Вы понимаете?
 — А я, думаете, хочу умереть поскорее? — с иронией спросил Шиб, и мальчишки фыркнули. — Что ж, прежде всего мне хотелось бы знать, есть ли у вас в доме оружие восьмимиллиметрового калибра?
 Андрие покачал головой.
 — Вы же видели мою коллекцию. Сами знаете, что нет.
 Шиб мысленно представил себе коллекцию оружия, хранящегося в подвале. Он точно помнил, что там был длинноствольный карабин.
 — Хорошо, — устало сказал он, — мы продолжим расследование, хотя я считаю, что одних наших усилий уже недостаточно.
 Андрие с явным облегчением пожал ему руку и простился. Все трое направились к выходу. Уже на пороге Шарль обернулся и подмигнул ему, за что тут же получил тычок от брата.
 Шиб откинулся на мягкую, пружинящую, словно густой мох, подушку. Нужно было давно обратиться в полицию! Его положение становилось слишком опасным. Так почему же он этого не сделал? Из фанфаронства? Решил поиграть в Грега? «Ты боялся, что откроются твои собственные похождения», — прошептал ему тихий ехидный голосок. А что, если это Бланш развлекалась с карабином? И она же убила собственных детей? Ты ведь этого боишься, Шиб?
 Нет, Бланш не убийца, она просто немного... ну хорошо... пусть даже сильно сдвинутая. Но она не могла забрызгать спермой фотографию или изнасиловать собственную дочь.
 Если только у нее не было сообщника...
 Хорошо, отложим все до завтра. Утро вечера мудренее... хотя порой может оказаться безумнее кошмарного сна.
 На следующее утро, в субботу, он был готов к выписке. Как выяснилось, его костюм не отдавали в чистку, и Шиб с отвращением натянул пропитанную потом рубашку в пятнах засохшей крови. Он надеялся, что Айша привезет ему чистую одежду, но она сказала, что не успеет заехать к нему домой. Грег был в Италии, на матче Женева—Барселона, Гаэль— до вечера на занятиях. Такова одинокая судьба частного детектива...
 Выйдя на улицу, он тут же зажмурился — солнце стояло высоко в небе. Айша знала, что его должны сегодня выписать, и, направляясь к автобусной остановке, Шиб мечтал, чтобы рядом с ним вдруг притормозил «крайслер» Бланш. Но вместо этого к остановке подкатил дребезжащий автобус, и водитель сквозь зубы обругал его за отсутствие мелочи— в кармане оказалась только бумажка в двадцать евро.
 Кожа под повязкой отчаянно зудела, и Шиб с огромным трудом сдерживался, чтобы не чесаться. Автобус медленно спускался с холмов, то и дело застревая в пробках. Настроение Шиба ухудшалось с каждой минутой. Нечего сказать, хороши эти Андрие! Человека едва не убили рядом с их домом, а никто из них даже не позаботился о том, чтобы встретить его при выходе из больницы! Он нервно похрустел пальцами, представил, как сдавливает ими шею Бланш... Нет, они не захотят смыкаться, предатели! Они будут лишь поглаживать ее, спускаясь к нежной впадинке у горла...
 Автобус остановился метрах в двухстах от усадьбы Андрие. Двести метров пешком среди оливковых деревьев — что может быть лучше для здоровья? Ему ведь нужен свежий воздух, так? Не важно, что сейчас холодно— он согреется при ходьбе. Шиб вышел из автобуса, застегивая пиджак. Воробей звонко чирикнул, приветствуя его. Нет, Шиб, не обольщайся, ему нет до тебя никакого дела. Он даже не радуется хорошей погоде. Он просто сообщает своим собратьям, что эта территория занята, что эта самка принадлежит ему, а кто не согласен, с тем он всегда готов подраться. Как Андрие, когда разговаривает с тобой о жене...
 Шиб остановился у ворот, тяжело переводя дыхание. Кажется, рана снова начала кровоточить. Голова слегка кружилась, и он чувствовал, как стучит в висках. Неприятное ощущение. Он позвонил. Ему вдруг показалось, что он вернулся на два дня назад, когда обнаружил тело Коста. То же яркое солнце, тот же легкий бриз...
 Ему открыла Айша, которую сопровождала Энис с Банни на руках.
 — Я хочу забрать машину, — объяснил Шиб.
 — Гаэль собирается вечером заехать к тебе, — сообщила Айша. — Плохо себя чувствуешь?
 — Терпимо. Хочу побыстрей вернуться домой, принять душ и лечь спать. А как здесь?
 — Ничего особенного.
 — Мама все в'гемя спит, — сказала Энис— Это же так скучно!
 Шиб бросил вопросительный взгляд на Айшу.
 — Она не совсем в порядке, — вполголоса объяснила та. — Очевидно, рецидив... Она ничего не ест.
 Шиб почувствовал, как сердце забилось сильнее. Может, Бланш все-таки беспокоилась о нем?..
 — Она сейчас дома?
 — Да, и он тоже, — ответила Айша, напирая на слово «он».
 — Хорошо. Я заеду завтра.
 — Значит, ты не собираешься все это бросать?
 — Нет. Я не могу.
 — Ты псих.
 — Псих? — переспросила Энис. — Дядя — псих?
 — Нет, дорогая, я просто пошутила, вот и все.
 — Дядя— псих, дядя— псих! — радостно повторяла Энис.
 Шиб усаживался во «Флориду», пока Айша читала наставления хихикающей Энис. Выжав сцепление до предела и вывернув руль вправо, он оказался напротив зимнего сада. Достаточно было лишь отпустить ручной тормоз и изо всех сил нажать на газ, чтобы... Но вместо этого он подъехал к воротам и, дождавшись, пока Айша распахнет их, вырулил на дорогу, помахав ей на прощанье рукой.
 Домой он добрался, взмокнув от напряжения. Шея ныла, во рту пересохло. Он тут же плюхнулся на диван, как тюлень, с трудом добравшийся до родной скалы. «А теперь похлопаем Шибу Морено— дрессированному тюленю мадам Бланш!..» У него не было сил даже для того, чтобы доползти до холодильника и достать банку пива. Внезапно мысль о том, что в него действительно стреляли, заставила Шиба вздрогнуть, словно от холода. Любовь, ему нужна любовь, как ребенку... Черт, это же просто невыносимо— все в его жизни пошло вкривь и вкось... Хватит, одернул он себя, прекрати, будь мужчиной! Перестань кидаться в крайности, не дрожи, не люби ее!
 Телефонный звонок спас его от невеселых размышлений; он схватил трубку, как утопающий — спасательный круг. Это была Гаэль, которая сообщила, что приедет, как только сможет, вот только сдаст зачет по токсикологии.
 Остаток дня Шиб перебирал в памяти события двух последних недель. Он прикидывал, как сложились бы обстоятельства, если бы случилось то и не случилось этого, что могло бы произойти иначе, чем произошло... и так до бесконечности. Он представлял себе лица каждого участника драмы и пристально вглядывался в них мысленным взором, надеясь разгадать тайные помыслы и желания. Снова вспоминал мельчайшие детали обстановки, подробности разговоров. Останавливался и снова возвращался к предыдущим событиям, словно отматывая пленку назад, пока они не начинали приобретать смысл. Постепенно перед ним вырисовывалась основная линия. Чей-то замысел. Четкий план. Сценарий. Каждое действие было заранее продумано и организовано. Каждая мизансцена расписана до мелочей. Это не спонтанные выходки сумасшедшего, столь же импульсивные, сколь и непредсказуемые. Человек, выстроивший подобную цепь, должен был умело притворяться и скрывать истинные намерения. Вычислить его при таком раскладе почти невозможно... Ах, если бы эмоции окрашивали нашу кожу в разные цвета, как у хамелеонов... Зеленый означал бы страх, голубой— радость, желтый— нерешительность, красный— вожделение... Отлично, Шиб, ты бы переливался, как светофор... Нет, пусть уж лучше они скрывают свои проявления под кожей или одеждой: вставшие дыбом волоски, учащенный пульс, испарина, покраснение, эрекция... Нужна всего лишь ткань или немного косметики— и никто ни о чем не догадается...
 Устав от дурацких мыслей, Шиб наконец заснул и проспал несколько часов. Потом почитал материалы последней конференции танатопрактиков, проходившей в Монреале, принял ванну, облачился в джинсы и черную хлопчатобумажную рубашку и снова лег на диван.
 Гаэль появилась около семи вечера и тут лее с удивлением спросила:
 — Это все?
 — Что значит— «это все»?
 — Ну, я думала, ты весь обмотан бинтами, как мумия... во всяком случае, представляла себе более живописное зрелище.
 — Извини, что разочаровал. В следующий раз попробую схлопотать пулю в сердце.
 — Что-то у тебя не слишком хорошее настроение, — заметила Гаэль, усаживаясь рядом с ним.
 — Странно, правда? — проворчал Шиб. — С чего бы, в самом деле?
 — Вот именно, — подтвердила Гаэль. — Ты остался в живых, у тебя всего лишь пустяковая дырочка в голове, зато рядом— очаровательная девушка, готовая поиграть с тобой в доктора. Можно с полным основанием утверждать, что сегодня — твой день! — заключила она, погладив его по щеке.
 Что ж, она, пожалуй, права... Шиб откинулся на спинку дивана, Гаэль уютно свернулась клубочком, и он начал рассказывать ей о том, что произошло за эти три дня. Анонимный звонок с записью голоса Элилу, магнитофон, найденный в спальне ее родителей, приставания Шарля, мистический вздор Дюбуа, несчастный случай с плюшевым кроликом, выстрел, лишь чудом не отнявший у него жизнь, и, наконец, гигантская тень на стене, вскинувшая руки в издевательском жесте... Сцену с Бланш в часовне он опустил— по сравнению со всем остальным она, право же, ничего не значила...
 Гаэль ласково поглаживала Шиба по груди, пока он вещал, но под конец от возбуждения впилась в него ногтями.
 Он почти у нас в руках! — воскликнула она.
 — Вот как? И кто же этот «он»?
 — Разве ты не видишь, что он делает все больше и больше ошибок? Он сам хочет, чтобы его поймали!
 — Да, такое обычно происходит в районе трехсотой страницы любого детективного романа, — съязвил Шиб. — Автору просто надоедает сочинять дальше.
 — Ты не понимаешь! Тень на стене доказывает — он ужасно гордится собой. Ему хочется похвастаться своими «подвигами». Ему надоело скрываться в тени.
 — Очевидно, я ему надоел еще больше.
 — Нет, ты— просто пешка в его игре. Не забывай, он чувствует совсем не так, как нормальные люди.
 — Ты что, специализируешься в психиатрии?
 — Тебе бы только смеяться! И куда тебя это привело? — с иронией спросила Гаэль, распечатывая пачку сигарет. — Ты же видишь, события разворачиваются по нарастающей. Следовательно, его башку все сильнее распирает изнутри. Действовать для него— единственный способ облегчить мучения.
 — Ты, видно, еще и на семинар поэтов ходишь! — ухмыльнулся Шиб.
 Гаэль швырнула ему в голову пустую пачку.
 — Прямое попадание! — торжествующе воскликнула она. — Не то что у этого психа! Слушай, мне кажется, он чувствует, что его загнали в угол, и это его возбуждает. Судя по всему, он этого и добивался, так что, можешь мне поверить, в самое ближайшее время совершит какую-то грандиозную пакость.
 — Убьет всех оставшихся в живых? — усмехнулся Шиб, закуривая.
 — Интересно, — задумчиво продолжала Гаэль, — почему его замыслы иногда срываются? То ли он сам отказывается от них, то ли недостаточно ловок, чтобы их осуществить? Он упустил Аннабель, потом тебя...
 — Но он не упустил ни Элилу, ни Коста, ни щенка...
 — Хм-м...Возможно, потому, что действительно хотел убить щенка, или потому, что Коста знал о нем нечто, неизвестное другим.
 Шиб вытянул ноги и потер затекшие колени.
 — А в меня он стрелял просто для развлечения?
 — Не знаю.
 Раздался оглушительный звонок в дверь, и оба вздрогнули.
 — Ты кого-нибудь ждешь? — спросила Гаэль.
 — Нет.
 Гаэль нажала кнопку видеофона. Экран оставался темным.
 — Ничего не видно.
 — Наверное, кто-то заслонил экран рукой, — вполголоса сказал Шиб.
 — Кто там? — нервно спросила Гаэль.
 Чье-то тяжелое дыхание... Шиб напрягся, готовый броситься к двери.
 — Кто там? — повторила Гаэль.
 — Его высочество князь Лю... ци,.. ХЕР! — прорычал голос.
 — Эй ты, придурок! — завопила Гаэль. — Убери руку!
 На экране появилась ухмыляющаяся физиономия Грега.
 — Что, испугались?
 Через минуту он вошел в комнату с тремя огромными коробками пиццы.
 — «Четыре сыра», ветчина и грибы, — объявил он. — Это вас немного развлечет. Как дела на том свете?
 — Там все в порядке, — с кислой гримасой ответил Шиб.
 — А ты еще бледнее, чем всегда, — пошутил Грег, роясь в кухонных шкафах. — Вино у тебя есть?
 — В шкафчике, над раковиной. Как матч?
 — Отлично! Я так вопил, что чуть голос не сорвал.
 — Что-то незаметно, — сказала Гаэль.
 — Надо было захватить кальвадоса по дедушкиному рецепту, — с сожалением сказал Грег.
 — Какого еще дедушки? — спросил Шиб.
 — Того типа, который обхаживал мою мать восемь лет назад. Ему нравилось, когда я звал его дедулей. Однажды он попросил меня отполировать ему трость, а я выбросил его из окна, помнишь? — спросил он, обращаясь к Шибу. — Черт, весело было...
 — Что? — воскликнула Гаэль. — Выбросил из окна?
 — Со второго этажа, малышка, успокойся. Он ничего не сломал, только ногу, старый козел.... Ну вот, готово. Смертельно раненные едят за столом или в кровати?
 — Я рад, что мой вид поднимает всем настроение, — проворчал Шиб, вставая.
 — А это что? — спросил Грег, беря в руки пластиковый стаканчик с пулей, стоявший на холодильнике.
 — Угадай.
 — Мать твою! Как тебя угораздило?
 Гаэль подошла и взглянула на искореженный кусочек металла со смесью уважения и отвращения.
 — Ты должен сделать из нее талисман, — заметил Грег, усаживаясь за стол. — Носить на шее — вместо святого Христофора.
 — Я вижу, оптимизм тебе не изменяет, — заметил Шиб и тоже сел.
 — Завтра я навещу твое святое семейство, — объявил Грег, жуя пиццу. — Надо наконец выяснить, что там происходит.
 —И как ты собираешься это сделать? — спросил Шиб, безо всякого аппетита глядя на свою порцию.
 — Увидишь. Уверен, милые детки что-то знают.
 — Мы больше не работаем на Андрие, — заметил Шиб. — Я хочу узнать обо всем исключительно для себя.
 — Ешь, а то остынет, — сказал Грег. — Не беспокойся, я буду дипломатичен.
 Гаэль фыркнула. Шиб отпил глоток бордо. Последние дни не располагали к отдыху, но он предчувствовал, что завтрашний окажется тяжелее, чем все, вместе взятые.
 — Почему не делают пиццу с аспирином? — пробормотал он, отодвигая тарелку.
 — Гаэль, детка, — с сожалением сказал Грег, — ты вытянула несчастливый номер. Он всю жизнь будет ныть! Как подумаю, что тридцать лет его терплю, страшно становится! Да мне медаль нужно выдать! Классная пицца, — добавил он, разделываясь со своей порцией и забирая тарелку у Шиба. — Теперь попробуем вот эту.




 Интермеццо 7

   У-лю-лю!
   Охота на негра!
   Он будет первым,
   За ним — остальные.
   Все карты мои — козырные.
   А в голову изнутри
   Стучится палец,
   Хочет вылезти изо рта
   Или выдавить глаз,
   Как кочерга...
   Я собираю кусочки лица,
   Склеиваю, чтобы держались,
   Не рассыпались...
   Скоро -
   Крещендо.
   Грохот и стоны...
   Падите, стены Иерихона!
   Оркестр мудозвонов
   Сыграет вам вволю...
   Довольны?







 Глава 19


 Воскресный день был ясным и солнечным, с идеальной температурой в девятнадцать градусов. На севере отчетливо виднелись заснеженные пики гор, на юге— море, покрытое барашками. Из кухни доносились аппетитные запахи жареного мяса — Колетт готовила грандиозный обед,
 — Ожидаются гости, — сообщила она Шибу, гремя кастрюлями.
 Айша проинформировала его, что вся семья уехала на утреннюю мессу и вернется не раньше полудня.
 — Отлично, — заметил Грег, увлекая Айшу в ее комнату, несмотря на бурные протесты девушки.
 Гаэль, стоя перед окном, рассматривала садовую дорожку.
 — Ищешь следы шагов убийцы? — насмешливо спросил Шиб.
 — Я пытаюсь понять, где он стоял, когда стрелял в тебя. Сядь в кресло, как сидел в тот вечер.
 Шиб неохотно выполнил ее просьбу— все его инстинкты сопротивлялись. Глубокая выбоина на железной спинке кресла заставила его вздрогнуть.
 — Хорошо, — послышался голос Гаэль. — Подожди, мне нужно измерить...
 — А можно побыстрей? Что ты собираешься мерить?
 — Расстояние от земли. Пуля вошла тебе в затылок, под левым ухом. Сверху вниз. Если бы это была Аннабель, пуля вошла бы снизу вверх, согласен? Как и в том случае, если бы тот тип стоял на коленях. Но он, судя по всему, стоял в полный рост. Слегка наклонив ружье.
 — Как интересно! — иронически заметил Шиб.
 — Помолчи. Принимая во внимание, под каким углом вошла пуля, он должен был стоять справа от тебя, под углом в сорок пять градусов...
 — Может, ты еще скажешь, во что он был одет?
 — Интересно, кто-нибудь позаботился о том, чтобы найти гильзу? — не обращая внимания на его слова, спросила Гаэль.
 ГДиб поднялся.
 — Да будет тебе известно, что из подобных ружей гильзы автоматически не вылетают,
 — Спасибо, господин профессор, но позвольте усомниться в ваших словах. Никогда не мешает проверить...
 Они еще какое-то время обшаривали окрестности: Гаэль захотелось осмотреть дорожку, окаймлявшую дом, сарайчик с садовым инвентарем, тачку, где нашли выпотрошенного щенка, цветочные клумбы и, наконец, лужайку, где Шиб обнаружил тело Коста. Но они не нашли ни гильзы, ни спрятанного в укромном тайнике ружья, ни удостоверения личности таинственного стрелка, спрятанного под четвертым камнем справа. Шиб почувствовал усталость и опустился в шезлонг, рассеянно глядя в бирюзовую воду бассейна, в которой, кажется, плавали крысы...
 Крысы? Шиб непроизвольно ущипнул себя за кончик носа. Он не испытывал ни малейшего желания рассматривать их вблизи... Ему не хотелось даже думать о том, что усадьбу Андрие неожиданно заполонили крысы с красными глазками, затаившиеся в густой траве... Но, разумеется, он встал и подошел к бассейну. Четыре крошечных меховых комочка слегка покачивались на поверхности воды. Шиб схватил металлический шест, лежавший здесь же, и осторожно подтолкнул к бортику один из них. И тут же ощутил уже знакомое тошнотворное чувство. Разумеется, это были не крысы. Котята. Четыре полосатых котенка. Ослепленных. Он выловил их из воды, одного за другим, положил на бортик бассейна. Никаких ран. Может, их задушили? Или, предварительно выколов глаза, просто бросили в воду, где они и утонули?
 Шиб отвернулся и несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь снять напряжение. Но это помогло мало. Голова слегка кружилась. Некоторое время он стоял неподвижно, глядя на распустившиеся первоцветы. Потом снова перевел взгляд на котят— маленькие комочки, покрытые мокрой редкой шерсткой. Сведенные судорогой рты были открыты, вместо глаз зияли пустые черные впадины.
 «Да, Гаэль была права— события ускоряются», — подумал он, услышав ее приближающиеся шаги. Взглянув на него, Гаэль дрогнувшим голосом спросила:
 — Что?.. — но, не договорив, вскрикнула.
 — Очевидно, он не любит домашних животных, — заметил Шиб.
 Гаэль склонилась к трупикам котят и слегка коснулась одного из них кончиками пальцев.
 — Его надо найти, Шиб.
 — Я знаю.
 Он сходил в садовый сарайчик и вернулся с мусорным мешком, куда сложил трупики, с трудом преодолевая отвращение.
 — Не нужно, чтобы дети это видели, — объяснил он.
 Гаэль прикоснулась к его руке.
 — Он живет здесь. Он один из них. Во всяком случае, у него постоянное убежище где-то поблизости.
 — Может, это кто-то из соседей, — заметил Шиб с усталостью человека, в сотый раз повторяющего одно и то же.
 — Ну вот, теперь можно и поработать! — послышался голос Грега. — Что вы нашли? Еще один труп?
 — Ты неправильно застегнул рубашку, — ехидно сказала Гаэль.
 — Да?.. В самом деле. Что случилось? У вас такой вид, будто вы повстречали оборотня.
 Шиб показал ему пластиковый мусорный мешок. Грег наклонился, подозрительно разглядывая его.
 — Что это за дрянь? — с отвращением спросил он.
 — Последняя выходка оборотня, — невозмутимо пояснил Шиб.
 — Айша сказала, вы снова здесь, — произнес незаметно подошедший Андрие. — Есть что-то новое?
 — Нет-нет, ничего, — поспешно ответил Шиб, но Грег тут же ляпнул:
 — Этот придурок угробил целую кучу котят!
 — Вы убили котят? — переспросил Андрие, озадаченно глядя на Шиба.
 — Да нет, не он! — с досадой воскликнул Грег. — Ваш домашний псих!
 — Я не понимаю...
 — Мы нашли котят, которых кто-то утопил в бассейне, — объяснила Гаэль, незаметно толкая Грега локтем. — Послушайте, дело принимает все более скверный оборот. Рядом с вашим домом несомненно прячется сумасшедший.
 Андрие нахмурился.
 — Люди иногда топят котят, — нерешительно возразил он, не отрывая глаз от пластикового мешка.
 — И каждый раз используют для этого ваш бассейн? И всегда выкалывают им глаза? — насмешливо спросил Грег.
 Андрие недовольно передернул плечами и нервно заморгал. Он собирался что-то сказать, но помешало появление Поля и Ноэми Лабаррьер. Оба были одеты в твидовые английские костюмы. Последовал традиционный обмен приветствиями. Лабаррьеры были приглашены на обед к Андрие, как и Осмонды, которых они встретили, возвращаясь с мессы. После обеда предстояло обсудить благотворительные акции общества «Земля Нила», в которых клан Андрие собирался принять участие вместе с соседями. Ноэми намекнула на предстоящую свадьбу Шассиньоля, который отправился пить кофе со своей красоткой Винни. Перезнакомившись с гостями, Грег улучил момент и шепнул на ухо Шибу:
 — Все совсем как в детективном фильме, когда тот усатый тип собирает всех вместе в гостиной и сообщает им имя убийцы.
 «Вот только, в отличие от мозгов Эркюля Пуаро, которые работали на совесть, мои серые клеточки превратились в белые и теперь напоминают огромное заснеженное поле без единой тропинки, которая могла бы вывести к истине», — подумал Шиб.
 Он заметил, что Ноэми улыбается ему с заговорщическим видом, и изобразил на лице ответную улыбку. Все пошли к дому. По дороге Грег отпустил несколько замечаний по поводу аппетитных форм Ноэми, потом объявил, что умирает от голода.
 — Только не напрашивайся на обед! — предупредил Шиб.
 — Я?! О чем ты говоришь? Просто попрошу Колетт сделать нам по паре сэндвичей. Вы разве не хотите есть?
 — Нет, — ответила Гаэль. — Мы ведь совсем недавно приехали.
 — Ну и что с того? Ладно, тем хуже для вас.
 Шиб и Гаэль смотрели, как он широкими шагами идет к дому, засунув руки в карманы светлых брюк.
 Вот с кем можно общаться без всякого напряга, — пробормотала Гаэль.
 Шиб пожал плечами и почувствовал боль в ране. Он умирал от желания оказаться в доме и увидеть Бланш. Появиться перед ней с повязкой на голове, подтверждающей, что совсем недавно ощ рисковал жизнью— словно маленький мальчик, гордящийся тем, что его поколотили сверстники. «Брось, Шиб, сосредоточься на том, что происходит в этом гребаном бардаке и его окрестностях!» Он повернулся к Гаэль:
 — Ты можешь сказать, сколько времени котята находились в воде?
 — Это не так просто, учитывая, что вода хлорированная. Сейчас посмотрим.
 Она взяла пластиковый мешок, вынула из него трупики котят и разложила на каменном бортике бассейна. Шиб отвернулся. Со стороны дома доносились оживленные голоса. В саду стрекотали сороки. Где-то поблизости работала газонокосилка. Мирное, спокойное воскресенье.
 — Они умерли не от того, что захлебнулись, — послышался голос Гаэль. — Им проломили головы. Судя по всему, они мертвы уже несколько часов.
 — То есть их убили сегодня ночью или утром?
 — Да, примерно так.
 — Перед тем как отправиться на мессу... — сквозь зубы пробормотал Шиб.
 — Знаешь, о чем я думаю? — спросила Гаэль, завязывая мусорный мешок.
 — Нет, но ты можешь мне сказать.
 — Он убил щенка, котят, ребенка... —... взрослого мужчину.
 — Нет, тут другое. Это он сделал по необходимости, а не ради удовольствия. Его излюбленные жертвы — млекопитающие, не достигшие зрелости.
 — Что ж, поскольку я— млекопитающее существо, давным-давно достигшее зрелости, то могу быть спокоен, — усмехнулся Шиб. — Но все равно это любопытное наблюдение.
 — Спасибо, — ответила Гаэль, делая реверанс.
 — Ты хочешь сказать, он ненавидит детей? Даже детенышей животных?
 — Вам с курицей или с ветчиной?
 Перед ними стоял Грег с сэндвичами в руках.
 — Кстати, я слышал все, что вы говорили, — сообщил он, впиваясь зубами в двойной курино-ветчинный сэндвич. — Через эту отдушину.
 И он показал на небольшое зарешеченное окошко в стене дома примерно на уровне человеческого роста.
 — Там сортир для гостей. Идешь отлить и слушаешь, о чем говорят на улице. Прикольно, да? Ну, и до чего вы додумались? Этот чертов псих ненавидит детей, он их насилует и убивает. Но это мы давно знаем.
 Шиб собирался ответить, но тут до него дошел смысл предыдущих слов Грега. Оказывается, их разговор мог подслушать кто угодно — через окошко туалета на первом этаже. Он жестом подозвал Гаэль и прошептал:
 — Продолжай разговаривать с Грегом, а я зайду в дом и выясню, не подслушивает ли кто.
 — Эй, ты куда собрался? — окликнул его Грег, дожевывая сэндвич. — Я-то думал, тебя заинтересует то, что я сказал. Ты ведь хочешь выяснить, кто изнасиловал Белоснежку, убил котят и всех прочих?
 — Я скоро вернусь. Умираю от жажды. А вам принести кока-колы?
 — Лучше пива, — ответил Грег, плюхаясь в металлическое кресло.
 Гаэль тоже села и взяла сэндвич.
 — А почему ты назвал ее Белоснежкой? — спросила она.
 — Ну, стеклянный гроб и все такое... и потом, в сказке ее убивает мачеха, помнишь? Я не хотел распространяться на эту тему перед Шибом, но, если честно, мамаша Андрие не внушает мне особого доверия. По-моему, она из тех, кто всадит в тебя нож с той же легкостью, как в жаркое за обедом. Вообще они все тут напоминают сатанистов. У них даже священник есть. А уж если в дело замешан священник, без дьявола точно не обошлось. Они притягивают друг друга, как красивая блондинка и возбужденный член.
 Шиб, стоя перед умывальником, вздохнул. Действительно, слышно каждое слово. Направляясь сюда, он никого не встретил, а когда открыл кабинку туалета, она тоже оказалась пустой. Но это не значит, что кто-то не мог подслушивать их раньше. Или в любой другой день... Он быстро осмотрел содержимое мусорной корзины. Салфетка со следами губной помады, комок жевательной резинки, обертка от мыла, пустой пробный флакончик из-под духов, пуговица...
 Шиб схватил пуговицу, чтобы рассмотреть ее поближе. Это была запонка, точная копия той, которую он нашел в перелеске, с вырезанной на ней буквой «А». Вариант: Андрие, зайдя в туалет, обнаружил, что потерял одну запонку, и решил, что незачем оставлять другую. Отцепил ее от манжеты и выбросил в мусорное ведро... Но ведь мужчины обычно так не поступают. Любой в подобном случае отправится к жене и спросит; «Дорогая, ты не находила мою запонку?» Подтекст следующий: «О, всемогущая богиня порядка в доме, хранительница домашнего очага, соверши чудо и найди мне эту треклятую запонку!» Если он этого не делает, значит, не хочет, чтобы жена заметила отсутствие запонки. Потому что знает, когда и при каких обстоятельствах мог ее потерять... Правдоподобно, но прямых доказательств нет, подумал Шиб, открывая дверь и сталкиваясь нос к носу с Бланш. Он замер на пороге, растерянный, как кролик, попавший в свет автомобильных фар.
 — Я забеспокоилась, не потеряли ли вы сознание, — сказала она, не отрывая глаз от его повязки.
 — Нет, все в порядке, — ответил Шиб, король светской беседы. — А как вы?
 — Пока держусь.
 — Я хотел спросить: у вас все в порядке?
 — Я вам ответила.
 Вот так. Уж не приснилась ли ему бурная сцена в часовне? Впрочем, ему казалось столь же маловероятным, что он вообще мог без трепета дотронуться до Бланш или взглянуть ей в глаза, не моргая, словно филин, внезапно разбуженный дневным светом... «Очнись!»— приказал себе Шиб и, не отрывая взгляда от ее затуманенных глаз, посторонился, пропуская ее внутрь. В этот момент в коридоре появилась Бабуля, за которой ковыляла Энис.
 — Где Айша? — возмущенно спросила Бабуля. — Малышку оставили совсем одну, без присмотра!
 — Не знаю, — растерянно пробормотала Бланш. — Правда, не знаю. Который час?
 — Бланш, вы хорошо себя чувствуете?
 Бабуля пристально всматривалась в лицо невестки, как капитан корабля, стремящийся разглядеть на горизонте долгожданную сушу, но не различающий ничего, кроме тумана.
 Бланш попыталась улыбнуться, с видимым усилием изогнув уголки губ, и скрестила руки на груди.
 — Пойду поищу Айшу, — пробормотал Шиб, но ему никто не ответил.
 Он прошел в восточное крыло дома и слегка постучал в дверь комнаты Айши. Тишина. Дверь не была заперта на ключ. Он вошел. Айша лежала на кровати, сложив руки и закрыв глаза. Шиб одним прыжком оказался возле нее, готовый к самому худшему, но тут заметил, что грудь девушки слегка вздымается. Слава богу, облегченно подумал он, просто она потрахалась с Грегом и заснула, вместо того чтобы присматривать за детьми. Интересно, такое происходит со всеми партнершами Грега? Шиб осторожно встряхнул Айшу за плечо, но она только что-то пробормотала в ответ, не просыпаясь. Тут он вспомнил о снотворном, которое Кордье выписывал Бланш, и внимательно осмотрел ночной столик, Кипа журналов, пепельница, сигареты, зажигалка, настольная лампа под кремовым абажуром, флакончик аспирина, креольские серьги, маленький пластмассовый будильник, бумажные салфетки, полупустой стакан кока-колы... и, наконец, упаковка мепронизима, в которой не хватало пяти таблеток. Что скажешь, Шиб? Похоже, все женщины в этом доме питают слабость к маленьким волшебным таблеточкам... Странно, Айша вроде не злоупотребляет лекарствами... Как же ее разбудить? Вылить на голову стакан холодной воды? Пока он раздумывал, за спиной скрипнула дверь.
 — Что здесь происходит? — недовольно спросил Андрие и тут же повторил более резко: — Что, черт возьми, здесь...
 — Она спит, — поспешно сказал Шиб. — Кажется, выпила слишком много снотворного.
 — Снотворного? Среди бела дня? Оставив детей без присмотра? Когда у нас гости? Это просто безумие!
 Шиб пожал плечами. Действительно, безумие. Весело провести время с Грегом, а после его ухода сказать себе: «Что ж, пока больше нечем заняться, выпью-ка я побольше мепронизима и вздремну часок-другой...» Он снова встряхнул Айшу за плечи, уже сильнее. Она на мгновение приоткрыла глаза, застонала.
 — Айша! Просыпайся!
 — Вы хотите сказать, что эта девица заснула? — послышался негодующий голос Бабули. — Хороша же у вас прислуга! Вообще все в доме идет вкривь и вкось, — добавила она, бросив уничтожающий взгляд на сына.
 Андрие, не обращая на нее внимания, пристально рассматривал упаковку с таблетками.
 — Это те самые, которые Кордье выписал Бланш, — наконец сказал он.
 — Еще и воровка к тому же! Кто бы мог подумать?,. Вот и говори после этого, что кровь ничего не значит, — процедила Бабуля, поджав губы.
 Шиб почувствовал, как его собственная кровь бросилась ему в голову, и сделал над собой усилие, чтобы не придушить старую ведьму.
 — Дайте ей пару пощечин, и она живо очнется! Айша снова пробормотала что-то нечленораздельное.
 — Боюсь, как бы нам не пришлось вместо этого выплачивать ей пенсию по инвалидности, — резко сказал Андрие, сжимая в руке упаковку с таблетками. — Я позвоню Кордье.
 — Холодный душ, и никаких проблем, — отмахнулась Бабуля. — Вечно мужчины пугаются из-за пустяков!
 В это время из холла донесся голос Грега:
 — Что, черт возьми, происходит? Шиб!
 — Он наверху, у Айши, — ответила Бланш. — Выпьете что-нибудь?
 — Нет, спасибо.
 — Вы, должно быть, коллега мадемуазель Хольцински? Я — отец Дюбуа, — послышался голос священника.
 — Оч приятно... звините...
 На лестнице раздались тяжелые шаги, и вскоре громадная фигура Грега появилась в дверном проеме, с легкостью отодвинув в сторону Бабулю.
 — Мать вашу! — прорычал он.
 — Успокойся, она просто спит, — быстро сказал Шиб.
 — Спит? Ты мне мозги не трахай!
 Краем глаза Шиб заметил, что Бабуля с возмущенным видом направилась к выходу, демонстративно окликнув сына:
 — Жан-Юг!
 — Очевидно, она приняла снотворное, — вполголоса сказал Шиб Грегу. — Уже вызвали врача.
 — Дайте-ка взглянуть, — сказал Грег, беря из рук Андрие упаковку с таблетками. — Нет, не может быть! Она видела такие же у моей матери и сказала, что сама их никогда не принимает из-за аллергии на метро... как его там...
 — Мепробамат? — спросил Шиб.
 — Кажется, да. Короче, она сказала, что если выпьет эту штуку, то может запросто загнуться.
 — Кордье сказал, что скоро будет, — сообщил Жан-Юг, стоявший у окна. — Боже, мама, оставь же меня в покое!
 — Обязательно скажите ему, что у нее аллергия, — властно распорядился Шиб.
 — Хорошо, — кивнул Андрие. — Мама, я же сказал, подожди! — И он вышел из комнаты.
 — А где Иша? — послышался тонкий голосок Энис.
 — Она спит, дорогая, ее нельзя беспокоить, — ответил ей безжизненный голос Бланш.
 — А почему тогда там столько на'году?
 — Малышка, маме надо идти к гостям. Пойди поиграй с Аннабель.
 И тут же визгливый вопль Аннабель:
 — Нет, ни за что!
 — Аннабель, поиграй с сестренкой! — повелительным тоном сказала Бланш.
 — Нет! Я должна победить в Серебряной битве!
 — Это игра? — добродушно осведомился Дюбуа.
 — Ну да. Я — Грязный Скот, мне надо пятьдесят раз подряд ударить кулаком, чтобы выиграть. Бац! Я уже убила Бьоник-Бьонда и Страшного Человека. Еще немного — и я буду круче всех!
 — Мне кажется, все эти игры довольно жестоки, — заметил Дюбуа, обращаясь, видимо, к Бланш.
 — Да, но она их так любит... просто до безумия. Идемте обедать.
 — Но...
 Голоса удалялись.
 — Приехал Кордье, — сказал Жан-Юг, входя. Он был очень бледен. — Как вы думаете, аллергия на лекарства — это серьезно?
 — Возможно, — кивнул Шиб. — Грег, прекрати ее трясти, это не поможет.
 — Конечно, это ведь не твоя девушка от передозировки загибается! Если я найду того ублюдка, который это сделал, яйца ему отрежу циркулярной пилой!
 — Звучит многообещающе, — хмыкнул Шиб. — Но сейчас тебе лучше успокоиться.
 — Перестань указывать, что лучше, а что хуже! Ты такой же гребаный зануда, как моя мать!
 Появление Кордье положило конец перепалке.
 — Хорошо, что вы застали меня дома, — сказал он, снимая пиджак. — Я собирался играть в гольф. Ну-ка, посмотрим...
 — Она по ошибке выпила мепронизим, а у нее аллергия на мепробамат, — объяснил Шиб.
 — Черт, — пробормотал Кордье. — Нужно, как минимум, промыть ей желудок.
 Он поднял простыню, которой была накрыта Айша. На девушке не было ничего, кроме белого боди, и Шиб ужаснулся, увидев ее посиневшие отечные икры.
 — Ее нужно срочно везти в больницу, — объявил Кордье.
 Он отложил стетоскоп и достал из кармана мобильник. Грег раскачивался на пятках взад-вперед, словно цирковой медведь, который мечтает дождаться конца выступления, чтобы сожрать дрессировщика.
 — Они выезжают, — сказал Кордье. — Выйдите из комнаты, здесь слишком много народу. И не переживайте, это не смертельно, — добавил он, вглядываясь в зрачки Айши.
 — Это точно? — хрипло спросил Грег.
 — Да. Уходите, не мешайте мне.
 Все вышли. Внизу Шиб заметил Клотильду Осмонд, которая растерянно озиралась, стоя посреди холла. Да, гостям будет о чем поговорить за обедом, подумал он. Но зачем понадобилось усыплять Айшу? Что означает этот ход в безумной и одновременно детской игре, которую ведет убийца? Может, он хотел продемонстрировать свое всемогущество, вездесущность? Или это просто предупреждение, что он не собирается складывать оружие?
 Шиб увидел, что Гаэль беседует с Бабулей и — невероятно! — последняя настроена весьма дружелюбно и даже ласково, Бланш наверняка успокаивает гостей... Энис цеплялась за руку отца, который вместе с Дюбуа ждал прибытия «скорой» на улице. Аннабель лихорадочно нажимала на кнопки электронной игрушки, выпучив от напряжения глаза. Грег подошел к ней.
 — «Серебряная битва»? — спросил он.
 — Да. А ты умеешь в нее играть?
 — Спрашиваешь! В ней мне нет равных! А другие игры у тебя есть?
 — Полно! — ответила Аннабель, протягивая Грегу пластмассовый корпус. Он начал энергично орудовать мини-приставкой, и пространство вокруг заполнилось писком и жужжанием, совершенно невыносимыми для слуха Шиба.
 — Эй! — вдруг воскликнул Грег. — А это еще что за хрень?
 Аннабель широко раскрыла глаза, потом резко подскочила к Грегу, чтобы отнять у него игру, но он высоко поднял руку над головой. Аннабель повисла у него на локте, но он с легкостью стряхнул девочку.
 — Отдай! — закричала Аннабель. — Это мое!
 — Подожди минутку. Шиб, иди, взгляни-ка на это!
 — Ты вор! — завопила Аннабель, изо всех сил пиная Грега по щиколотке.
 — Эй, ты что, спятила? Еще раз так сделаешь — получишь по заднице! — угрожающе заявил Грег.
 Девчонка бегом бросилась к отцу. Грег протянул игрушку Шибу.
 — Забавно. Можно сказать, еще одна улика.
 — Объясни, в чем дело, — нетерпеливо попросил Шиб.
 На экране был список игр, и Грег указал пальцем на «Битву змей».
 — Видишь? — спросил он.
 — Ну и что? Нужно залезать голыми руками в змеиные логова? Что-то в этом роде?
 — Нет, мой невинный друг, нужно залезать совсем в другие места, и отнюдь не руками.
 — Что? — недоверчиво переспросил Шиб.
 — Это закодированное название. Настоящее — «Сексуальная битва». Она продается в секс-шопах и на некоторых порносайтах. Вообще игрушка так себе, но не в том дело.
 — Ты хочешь сказать, Аннабель играет в порноигрушки? — изумился Шиб.
 — Выходит, что так.
 — Но ведь это мог обнаружить кто угодно!
 — Нет, чтобы запустить игру, нужно знать код. Иначе на экране просто появится надпись: «Программа не читается».
 — А ты знаешь код?
 — Нет, он у каждого свой. Его знает тот, кто запихнул сюда эту игрушку.
 — Так, может, Аннабель вообще о ней не знает?
 — Может быть. Но, по-моему, она — испорченная девчонка.
 — Грег, ей всего пять лет!
 — Моя мать начала трахаться с восьми.
 — Это ничего не значит. Что вообще она тогда понимала? Ее собственная мать была проституткой, а папаша — алкоголиком, который постоянно ее лупил.
 — Все равно, трахаться ее никто не заставлял!
 — Обстоятельства заставляли.
 — Ох, перестань! Какая разница? Я просто хочу сказать, что пятилетний возраст — еще не гарантия невинности.
 В этот момент в холл вошли санитары с носилками и врач — не тот, что приезжал в прошлый раз, более пожилой, с усами. Интересно, подумал Шиб, а санитары те же? В прошлый раз он их не разглядел. Все трое быстро прошли мимо него и поднялись наверх. Послышался голос Кордье, который что-то объяснял врачу. Через несколько минут санитары спустились вниз, неся Айшу на носилках. Аннабель прижалась к отцу, который стоял на улице, глядя, как отъезжает «скорая», и, очевидно, не слышал ничего из того, что говорил ему Кордье. Грег направился к ним с игрушкой в руке. Дюбуа вошел в дом — было заметно, что он продрог.
 — Я же вам говорил, что зло будет распространяться, — сказал он Шибу удовлетворенным тоном игрока, который предугадал ход противника. — Кто будет следующим?
 — Что вы хотите сказать?
 — Я хочу сказать, что злобный дух, вселившийся в кого-то из обитателей дома, никогда не нападает дважды на одного и того же человека. Он ставит свою грязную отметину на каждом поочередно, чтобы все оказались запятнанными. Вы разве не ощущаете флюидов зла, которые разливаются повсюду? А холод, вы чувствуете холод?
 Шиб внимательно взглянул на священника, — похоже, тот действительно сильно замерз. Странно — на улице было прохладно, но не более того.
 — Меня все утро колотит озноб, — сообщил Дюбуа. — Силы Тьмы всегда приносят с собой холод, потому что ненависть сгущается и становится твердой и колючей, подобной глыбам льда. Айсберги ненависти, которые тают и обрушивают потоки ледяной воды на парализованные жертвы... Ледяные пауки, которые медленно высасывают из вас душу, — вот кто они такие!
 — О каких пауках вы говорите? — озадаченно спросил Грег, подходя к ним.
 — Это метафора, — пояснил Шиб. — Что сказал врач насчет Айши?
 — Все будет в порядке. Я сейчас поеду в больницу. Нет, здесь и правда— сущий гребаный бардак!
 — Еще одна метафора, — поспешно сказал Шиб, обращаясь на сей раз к Дюбуа.
 — Страх и смятение — вот что им нужно! — провозгласил Дюбуа. — Они хотят сбить нас с пути истинного, ввергнуть в бездну отчаяния!
 — Из какого это фильма? — поинтересовался Грег.
 — Что? — недоумевающе спросил Дюбуа.
 — Ничего, не обращайте внимания... АГаэль, кажется, подружилась с королевой-матерью, — добавил Грег.
 — Вы не слишком почтительны по отношению к вашим работодателям, молодой человек, — заметил Дюбуа.
 — Ну, знаете, когда мой приятель получает пулю в голову, а мою девушку пытаются отравить в доме моих работодателей, это не добавляет почтительности. Как говорится, «Прогнило что-то в королевстве Оз..,»
 —В датском, — поправил Шиб. — Ты путаешь Шекспира с «Волшебником из страны Оз».
 — Какая разница! Главное— что-то и в самом деле прогнило.
 — Да, здесь я с вами согласен, — со вздохом произнес Дюбуа.
 — Жослен, идемте к гостям, — сказал Андрие, подходя к ним. Аннабель, прибежав следом, снова обхватила его за ногу, но он отстранил ее:— Перестань, ты уже не маленькая!
 Однако Аннабель ни за что не хотела отпускать отцовскую ногу, и, глядя, как она елозит щекой рядом с ширинкой Андрие, Шиб снова вспомнил проклятую игрушку, и слова Грега об испорченности девчонки. Наконец Дюбуа решительно схватил Аннабель за плечи, оттащил от отца и как следует встряхнул.
 — Спасибо, — пробормотал Андрие. — Не знаю, в чем дело... в нее словно бес вселился.
 При этих словах Дюбуа бросил многозначительный взгляд на Шиба, и последовал за Андрие в столовую. Бабуля, закончив разговор с Гаэль, тоже направилась в дом. Шиб провел рукой по лбу. Он чувствовал себя усталым и растерянным.
 — Ну, рассказывай. Старуха собирается тебя удочерить и сделать единственной наследницей? — спросил Грег, когда Гаэль подошла к ним.
 — Она очень взволнована происходящим, и ей не с кем поговорить, — ровным тоном ответила Га-эль. — Она подозревает, что сын и невестка ее умышленно избегают.
 — Их можно понять, — заметил Грег.
 Они рассказали Гаэль обо всем, что произошло за последние полчаса. Потом Грег, сунув в карман злополучную электронную игрушку, сказал, что едет в госпиталь к Айше, и быстро вышел, не удосужившись попрощаться с Андрие.
 — Когда Грег уходит, чувствуешь себя так, будто над тобой пронесся ураган, — заметила Гаэль.
 — Да, он всегда таким был, — усмехнувшись, ответил Шиб.
 — Но ты его очень любишь.
 Гаэль произнесла это утвердительным тоном, но, даже если бы ее слова прозвучали как вопрос, Шиб не смог бы ответить с полной уверенностью. Он всегда старался избегать слова «любить», чувствуя, что смысл его ускользает от понимания. Он пожал плечами и спросил;
 — Что будем делать?
 — Даже не знаю. Каждое новое событие мешает тщательно обдумать предыдущее... Я чувствую, что окончательно запуталась, — со вздохом добавила она. — А ты?
 — Думаю, он именно этого и добивается. Нагромождает события одно на другое, чтобы сбить нас с толку, заставить нервничать, пустить пыль в глаза. Словно эквилибрист, который непрерывно находится в движении и мы не успеваем отследить, как выполняются отдельные трюки.
 — Скорее уж иллюзионист, — поправила Гаэль.
 — Иллюзионист-канатоходец.
 — Нет, канатоходцы— это мы. Балансируем между реальностью и домыслами, стараясь найти истину.
 — Бог мой, как ты изысканно выражаешься! У меня такое впечатление, что в ходе нашего расследования ты становишься все умней, а я, наоборот, тупею с каждым днем.
 — Это не просто твое впечатление, все так и есть, — ехидно заметила Гаэль. — Должно быть, твои мозговые клетки перенапряглись от чрезмерной нагрузки.
 Шиб внезапно почувствовал прилив нежности. Он обнял Гаэль и поцеловал ее в щеку. В этот момент в холл вышла Бланш, зовя кухарку. В руке у нее была тонкая льняная салфетка розовато-оранжевого цвета. Разумеется, она их видела, но прошла мимо, не сказав ни слова, и скрылась в кухне.
 — Можно подумать, ее загипнотизировали, — заметила Гаэль.
 — Почему?
 — Деревянная походка, застывший взгляд... Ты и сам становишься похож на лунатика, когда видишь ее, — мягко добавила она.
 Шиб почувствовал, что краснеет. В это время Еланш снова вышла в холл, возвращаясь из кухни, и по пути в столовую едва заметно кивнула им. Но тут появился Андрие и любезно предложил:
 — Выпейте с нами кофе...




 Глава 20


 Под приглушенный аккомпанемент романтического Первого концерта Шопена собравшиеся в столовой гости пытались неуклюже поддерживать беседу. По классической традиции мужчины и женщины чередовались за столом: Жан-Юг, Бланш, Дюбуа, Бабуля, Джон Осмонд, Ноэми Лабаррьер, Поль Лабаррьер, Клотильда Осмонд, Шарль, Аннабель, Луи-Мари, Энис.
 Джон и Клотильда Осмонд, оба с красноватыми прожилками на щеках, кажется, уже порядком набрались. Дюбуа смотрел на свой бокал с минеральной водой с таким видом, словно это был магический кристалл, в котором он надеялся прочесть будущее. Поль Лабаррьер и Андрие обсуждали сравнительные достоинства патронов разных фирм для охоты на бекасов, и Шиб непроизвольно коснулся своей повязки. Ноэми слушала, как Луи-Мари с видом знатока рассказывает о концерте, который сыграл Кисин в 1984 году в Москве, — именно его они слушали. Бабуля расспрашивала Шарля об учебе. Энис ерзала на стуле и что-то шептала на ухо Банни. Аннабель скатывала шарики из хлебного мякиша и яростно протыкала их вилкой, бормоча какие-то ругательства, из которых Шиб разобрал лишь слово «вор».
 Они с Гаэль сидели на самом конце стола, рядом с детьми, остальные гости украдкой бросали на них любопытные взгляды. Шиб чувствовал себя не в своей тарелке, словно слуга, которого посадили за господский стол, и облегченно вздохнул, когда появилась Колетт, толкая перед собой столик с кофе и десертом.
 Он машинально отхлебывал эспрессо под испытующим взглядом Бабули, когда в комнату вошли Шассиньоль и Винни-Пушка в костюмах для гольфа.
 — А, герои дня! — воскликнул Джон Осмонд, поднимая бокал «Линч-Баж» 91-го года.
 Шассиньоль улыбнулся присутствующим. Винни держала его под руку со своим обычным глуповато-восторженным видом. Они сели за стол, и Винни, оказавшаяся напротив Шиба, слегка кивнула ему, не сказав ни слова.
 — Мы встретили Кордье в гольф-клубе, — сообщил Шассиньоль, наливая себе стакан бордо. — Он рассказал о том, что случилось с вашей горничной... Скверная история...
 — Ужасная штука эта аллергия! — добавил Лабаррьер, подливая себе вина. — И женщины подвержены ей сильнее мужчин, не так ли, дорогая? Помнишь, как ты вся покрывалась этими ужасными красными пятнами?
 Ноэми бросила на него уничтожающий взгляд.
 — Это называется крапивницей, — холодно сказала она. — Мне пришлось пройти целую кучу тестов, прежде чем выяснилась причина.
 — И что за причина? — поинтересовалась Клотильда Осмонд, поднося бокал к губам.
 — Перья, — объяснила Ноэми.
 — Перья? — воскликнули все хором, словно артисты античного театра.
 — Наши подушки были набиты гусиными перьями, как в старину. От этого у меня и началась аллергия.
 — А я думаю, что Поль однажды попытался задушить тебя подушкой, когда ты спала, — пошутил Шассиньоль.
 — Чем говорить глупости, лучше выпей, — любезным тоном предложил Лабаррьер.
 — И правда...
 Шассиньоль поднял бокал, обнял Винни за плечи и провозгласил:
 — Итак, наша свадьба назначена на двадцать шестое июня, и я надеюсь, что вы все окажете мне честь присутствовать на ней.
 Послышались восклицания и поздравления. Бланш вяло улыбнулась. Андрие провозгласил тост. Дюбуа благословил жениха и невесту. Шарль и Луи-Мари захихикали, бросая двусмысленные взгляды в сторону Винни. Энис и Аннабель воспользовались суматохой, чтобы утащить побольше сладостей, и начали жадно поглощать их.
 «Какого черта я здесь делаю? — спросил себя Щиб. — Что общего у меня с этой семьей, с этими людьми, которые мне неприятны и кажутся мне тщеславными, с их любезными кукольными улыбками? Почему я должен разглядывать Бланш, словно пропасть, на краю которой я оказался? Какого черта я пытаюсь понять, кто желает им зла и причиняет им зло, если я так далек от них?»
 Внезапно он ощутил на себе чей-то обжигающий враждебный взгляд. Он повернул голову, пытаясь понять, от кого это исходит, но все манекены послушно исполняли свои роли.
 Его беспокоила порнографическая видеоигра на приставке Аннабель. Только один из членов семьи мог получить доступ к ней. Шиб украдкой разглядывал Андрие — его гладко выбритое лицо, белокурые безукоризненно подстриженные волосы, прямой честный взгляд, ухоженные руки с наманикюренными ногтями. Могли ли эти руки смыкаться на невинных детских телах? Шиб глотнул еще кофе, и тот показался ему горьким. Таким же горьким, как искусственно оживленные поминки Элилу. Интересно, они собирали гостей и после смерти малыша Леона?.. Может, Грег был не так уж далек от истины, говоря о секте сатанистов?
 Вертясь на стуле и жадно поедая «Наполеон», Аннабель резко толкнула его локтем, так что он едва не опрокинул чашку и уронил чайную ложечку. Бросив на девчонку разъяренный взгляд— в ответ она высунула язык, — Шиб наклонился, чтобы поднять ложечку, и оцепенел от изумления. Мужская нога в синем ботинке скользнула вдоль ноги другого мужчины, сидевшего напротив, добралась до его промежности и остановилась там. Никто из двоих не шевелился. Шиб выпрямился, сжимая в руке ложечку, и повернул голову в сторону двух извращенцев. Одним из них был, конечно, Шарль. Напротив него сидел... Шассиньояь! Господи боже! На мгновение у Шиба закружилась голова, и он прикрыл глаза, чтобы прийти в себя. С ума сойти! Шассиньоль, образцовый мачо, который пять минут назад, обнимая свою невесту, сообщал о предстоящей свадьбе! А Шарль в это время ласкал его под столом...
 Словно прочитав его мысли, Шассиньоль обернулся к нему с натянутой улыбкой, плохо сочетающейся с резкими чертами лица.
 — Что с вами случилось? — спросил он.
 — Так, пустяки. Мне в голову попала пуля восьмимиллиметрового калибра, — любезно объяснил Шиб.
 Винни звонко расхохоталась, встряхивая белокурыми локонами. Шассиньоль нахмурился.
 — Я и не знал, что вы охотник.
 — У меня особое ружье, которое действует по принципу бумеранга, — с серьезным видом ответил Шиб. — Незаменимая вещь, когда нужно сделать самому себе трепанацию черепа.
 За столом воцарилось молчание. Гости неуверенно улыбались. Всеобщее замешательство нарушила Бабуля, провозгласив:
 — За будущих новобрачных! — и все радостно зашумели, как потерпевшие кораблекрушение при виде спасательного вертолета.
 Шиб почувствовал острую пульсирующую боль в голове, словно туда вонзили раскаленную иглу. По крайней мере, именно таким могло быть это ощущение, которого он никогда не испытывал в реальной жизни. Впрочем, судя по тому, какой оборот принимали события, он еще вполне может расширить круг личных впечатлений в этом смысле.
 Он продолжал краем глаза наблюдать за Шарлем и Шассиньолем, одновременно болтая с Гаэль и Винни о последних новинках кино, которых, впрочем, не видел. Вскоре гости начали подниматься с мест. Андрие предложил мужчинам сыграть в бильярд, а женщины отправились в сад. В общей суматохе Шиб незаметно ускользнул и скрылся в туалете для гостей. Он чувствовал себя измученным, у него болела голова, и он замерз. Да, замерз. Непонятно почему его колотил озноб.
 Гаэль ждала его в холле.
 — Я позвонила Грегу, он говорит, что с Айшей все нормально, — сказала она. — А вот твой вид мне не нравится. Тебе нужно полежать.
 — Да, сейчас пойду спрошу Андрие, где тут спальни для гостей, — усмехнулся Шиб.
 — Тебе бы стоило поехать домой и выспаться как следует. Кстати, не будет ничего страшного, если пока ты отдохнешь в комнате Айши.
 Чувствуя, как кружится голова, Шиб вяло согласился. Полежать полчасика в тишине и полутьме... Получить небольшую передышку... Он позволил Гаэль отвести себя в комнату Айши и уложить на кровать. Некоторое время он еще слышал ее удаляющиеся шаги, а потом погрузился в сон, плотный и обволакивающий, словно груда хлопка...
 Хлопок... Трое мужчин, одетых в лохмотья, наклонялись над низкорослыми кустами, покрытыми белыми упругими шариками. Столбики пыли... Бороздки в красной земле... Густой аромат нагретой земли... Горьковатый запах смолы... Едкий запах пота, струящегося по обнаженным телам, по рукам, по лицам... Медленные движения... Время от времени— гортанный крик... Пыль, поднимающаяся красными столбами на фоне голубого неба... Черные лица... Тележка, увязшая в земле... Покрытые пылью губы, и руки, ритмично двигающиеся вверх-вниз, собирающие белые шарики... Хриплое дыхание... Медленное движение вдоль бороздок в красной земле... Рука, проводящая по лбу, чтобы стереть пот... Увязшая тележка, трое мужчин в лохмотьях, их глаза залиты потом и слезами... Они поднимают головы и смотрят на него без всякого выражения, словно камни, стоящие на хлопковом поле. Невозможно выдержать их взгляд. Он пятится к дороге, увязая в красной земле, пытается бежать... Скрип тележки, шаги волов, отвратительный запах хлопка... Скорее отсюда!
 Шиб рывком сел на кровати. Во рту у него так сильно пересохло, что больно было глотать, сердце колотилось, глаза были влажными. Влажными? Он провел рукой по щеке и почувствовал невысохшие слезы. Или это кровь?.. Он взглянул на пальцы. Ничего. Но ему почему-то казалось, что именно кровь струится из уголков глаз. Кровавый пот моих предков застилает мне глаза, подумал он...
 Шиб медленно сел, вытер лицо и голову уголком простыни и взглянул на будильник. Тот показывал 15.10. Значит, он проспал около получаса, но ощущение было такое, словно все это время он бежал вверх по крутой каменистой дороге. Шиб потянулся, осторожно распрямляя затекшую спину и ноги. Сделал несколько глубоких вдохов и медленных выдохов. Встал с кровати, зашел в маленькую ванную, попил холодной воды из-под крана. Прополоскал рот, добавив в стакан несколько мятного бальзама. Он чувствовал пульсирующую боль в ране. Может, это из-за заживления? Шиб поправил узел галстука, надел антрацитово-черный пиджак, провел влажной рукой по начавшим отрастать волосам и вышел. Из кухни доносился звон посуды, из библиотеки — звуки мужских голосов. Он узнал резкий голос Шассиньоля. Нужно будет рассказать Гаэль о неожиданном открытии... Вялой нерешительной походкой он вышел в холл, обуреваемый противоречивыми мыслями, и тут его окликнули:
 — А вы не играете в бильярд?
 Он обернулся. Луи-Мари стоял посреди лестницы, облокотившись на перила. На голове у него была круглая военная каска,
 — А ты? — спросил Шиб. — Во что ты играешь?
 — У меня секретная миссия в тылу врага, — объяснил мальчишка и подмигнул. — Совсем как у вас.
 — Думаешь, это тебя защитит? — спросил Шиб, указывая на каску.
 Это дедушкина, — объяснил Луи-Мари. — Он привез ее с битвы на Марне [29] . Классно, да? Здесь даже сохранился осколок снаряда!
 Луи-Мари спустился по ступенькам и протянул Шибу каску, в которую действительно глубоко врезался осколок металла.
 — Ого! — сказал Шиб. — В самом деле здорово. А ты знал своего дедушку?
 — Немножко. Он умер, когда мне было пять лет. Он был очень старый. Все время кашлял. Отвратительно!
 Шиб быстро подсчитал в уме: Луи-Мари было четыре с половиной года, когда умер его младший брат Леон. Девяносто второй год. Значит, Ангерран Андрие умер примерно тогда же. Получается, что семья одновременно лишилась самого старого и самого юного своего члена... С другой стороны, если Андрие-старший был достаточно взрослым, чтобы участвовать в битве на Марне— пусть даже ему было тогда не больше восемнадцати, — он гораздо старше Бабули, которой сейчас, судя по всему, семьдесят с хвостиком... Шиб встряхнул головой и заметил, что Луи-Мари с любопытством смотрит на него.
 — У Шарля в коллекции кукол есть одна, которая очень похожа на вас, — неожиданно сказал он. — Это негр по имени Джим. У него полно одежек!
 — Так Шарль в самом деле играет в куклы?
 — Ну, сейчас он говорит, что это глупое занятие, но он играл довольно долго. Он выдумывал для них целые истории, хоть в книжках печатай!
 — И какая роль была у Джима?
 — Он сошелся с Алланом, таким здоровенным рыжим верзилой, после того как ему надоела эта кретинка Барби, которая потом плакала целыми часами на плече своей подружки Мэдж...
 — Очень интересно, — пробормотал Шиб.
 — По-моему, тоже. Ладно, я пойду, меня призывает долг.
 Перепрыгивая через ступеньки, Луи-Мари скрылся на втором этаже.
 Шиб вошел в пустую столовую и сел у окна. Солнце освещало западное крыло, и от всех предметов падали длинные теии. Он узнал пронзительный крик козодоя: легкая дрожь заставила вздыбиться волоски на руках. Именно эти звуки он слышал незадолго до того, как в него стреляли. Тело вспомнило их раньше, чем мозг.
 Заметив блокнот и ручку, лежавшие на консоли, Шиб схватил их и попытался сосредоточиться, чтобы привести факты хоть в какое-то подобие системы.
 Твердая уверенность
 — Элилу была найдена мертвой, с проломленным затылком
 Подозрения
 — Убийство?
 Твердая уверенность
 — У нее не было девствен ной плевы.
 Подозрения
 — Изнасилование?
 Твердая уверенность
 — Ее тело было украдено и распято.
 Подозрения
 — Некрофилия?
 Твердая уверенность
 — Церковь была осквернена.
 — Кто-то убил щенка и выпотрошил ему живот.
 Кто-то мастурбировал на семейную фотографию.
 Кто-то снял на пленку Шиба, входящего среди ночи в спальню Бланш.
 Аннабель угрожала ему пистолетом из коллекции Андрие.
 Аннабель упала в колодец
 Подозрения
 — Кто-то ее толкнул?
 Твердая уверенность
 Коста был найден мертвым, с проломленным черепом.
 Подозрения
 Убийство?
 Твердая уверенность
 В спальне Бланш и Жан-Юга был спрятан магнитофон.
 Игрушечного кролика бросили в кипящую воду
 Подозрения
 — Чтобы запугать кого-то (Энис)?
 Твердая уверенность
 — Кто-то стрелял в Шиба.
 — Потом, когда он с пулей в голове шел к дому, на стене появилась тень человека, сделавшего непристойный жест.
 Подозрения
 — Тень того, который стрелял?
 Твердая уверенность
 — В бассейне были найдены убитые ослепленные котята.
 Айша по ошибке приняла снотворное, на которое у нее аллергия.
 Подозрения
 — Попытка отравления?
 Твердая уверенность
 — На детской игровой приставке Аннабель была обнаружена порнографическая игра.
 Подозрения
 — Педофил?
 Твердая уверенность
 — Шарль тайно ласкал Шассиньоля под столом.
 Шиб похрустел пальцами. Перебрав только те факты, в которых, без сомнения, присутствовал злой умысел, он тем не менее мог выделить среди них ряд «ненормальных».
 Может, предположив, что Элилу была убита, он открыл ящик Пандоры, в котором был заперт злобный дух разрушения? Или она умерла естественной смертью? Но даже если так, другие факты свидетельствуют, что здесь замешан садист-извращенец, в самом точном— клиническом— смысле этого слова.
 Шиб снова принялся заполнять колонки в блокноте.
 Дополнительные факты
 — Винни приезжала к Лабаррьерам в их отсутствие.
 — Мы с Гаэль неожиданно наткнулись на нее в парке.
 — Скоро она выходит замуж за Шассиньоля.
 — Одна из запонок Анд-рие была найдена там же, где мы встретили Винни.
 — Вторая обнаружилась в мусорной корзине.
 — Испачканная фотография была очищена вскоре после того, как я ее нашел.
 Слухи
 — У Шарля были сексуальные отношения с Ко-ста.
 — Его отец в курсе дела.
 — У Поля Лабаррьера была связь с Клотильдой Осмонд.
 — Шассиньоль был влюблен в Бланш, когда они учились в университете.
 — Джон Осмонд влюблен в Бланш и теперь.
 Он внимательно изучил исписанные каракулями листки. Ну и что из всего этого следует? Нельзя было найти ни одной более или менее четкой связи даже между несколькими событиями, не говоря уж о том, чтобы увязать их в единое целое. Шиб еще раз перечитал одну фразу за другой. Похищение мертвого тела и осквернение церкви указывало на некрофила-святотатца. Запись на диске и магнитофон в спальне — на взломщика. Убитые животные —на садиста. Пистолет, подсунутый Аннабель, и пуля, выпущенная в голову ему самому, — на убийцу. Некрофил, взломщик, садист, убийца... Полный набор отклонений. М-да...
 Шибу показалось, что он слышит позади легкий скрип, и он резко обернулся. И тут же понял, что поблизости никого нет. Как и в тот вечер. Но ведь не подстрелят же его, как кролика, средь бела дня?.. А почему бы и нет? Он поднялся и сунул исписанные листочки в карман, не отрывая глаз от полуоткрытой двери, и тут увидел руку в перчатке, сжимавшую секатор. Шиб почувствовал себя так, словно его резко ударили в живот. Но это оказалась всего лишь обтянутая зеленой перчаткой рука Клотильды Осмонд. Она появилась на пороге, держа в одной руке секатор, в другой— букет пионов. Увидев Шиба, женщина вздрогнула.
 — Вы меня напугали, — призналась она. — Я собрала цветы для Бланш. Роскошные, правда? — И положила букет на стол. — Я хотела попросить вазу у Колетт... У вас усталый вид, — добавила она, внимательно взглянув на него.
 — Да, я действительно не слишком хорошо себя чувствую, — ответил Шиб. — А где остальные?
 — Мужчины играют в бильярд, а женщины болтают в зимнем саду. Он очарователен, не правда ли? Вообще я восхищаюсь этим домом — во всем чувствуется безупречный стиль! Наш дом слишком современный — я говорила об этом Джону, ему недостает... как бы это объяснить... загадочности. Как ваша рана? — спохватившись, спросила она.
 — Понемногу заживает, спасибо.
 — Но как вы ее получили? Я не слишком хорошо поняла.
 Она смотрела на него, слегка склонив голову набок и полуприкрыв глаза, по-прежнему сжимая в руке секатор.
 — Шальная пуля. Кто стрелял — неизвестно. Клотильда наморщила длинный красноватый нос, что сделало ее еще уродливее.
 — Как странно... но здесь ведь все не совсем обычно, не так ли?
 — Что вы хотите сказать?
 — Не знаю... вся обстановка... люди... все вокруг напоминает виды на открытках... или книжные иллюстрации. Невольно спрашиваешь себя: где же настоящие люди?
 — Вы давно знаете Бланш и Жан-Юга? — осторожно спросил Шиб.
 — С тех пор, как мы здесь обосновались. Это было... дайте-ка вспомнить... девять лет назад, как раз после смерти их малыша... Я очень люблю заниматься садом, и Бланш захотела у меня поучиться. Так мы и познакомились.
 — А ваш муж чем увлекается? — спросил Шиб.
 О, Джона ничто не интересует, кроме его инкунабул... [30] Он страстный коллекционер.
 «И страстно мечтает добавить Бланш к редким экземплярам своей коллекции», — подумал Шиб, а вслух спросил:
 — Должно быть, это очень увлекательно?
 —Да, если вам нравятся старинные пыльные документы, которые стопками громоздятся повсюду и постоянно рассыпаются... От пыли у меня начинается кашель, поэтому я предпочитаю большую часть времени проводить на улице,.. Старик Андрие завещал Джону кое-что из своих сокровищ такого рода.
 — А вы хорошо его знали?
 — Нет, мы были знакомы всего несколько месяцев. Он умер, упав со стремянки, когда подстригал живую изгородь... Он был очень моложавым для своего возраста... Ему всегда давали лет на десять меньше... Я понимаю, почему Жан-Югу так трудно жилось с матерью, — добавила она, понизив голос.
 Но Шиб не хотел уводить разговор в сторону от Ангеррана Андрие и спросил:
 — А их садовника, Коста, вы знали?
 — Да, конечно. Он был настоящим мастером своего дела! И любил его. Единственная проблема заключалась в том, что...
 Она заколебалась. Шиб почувствовал, как его пальцы сами собой сжимаются на подлокотнике кресла.
 — Так в чем же?
 — Ну... он был славным человеком, но... в молодости у него были неприятности, — произнесла
 Клотильда, глядя вниз, на свои грубые кожаные туфли, больше похожие на мужские.
 — Кажется, он был гомосексуалистом, — небрежно заметил Шиб.
 — Коста? Ничего подобного! — возмущенно воскликнула Клотильда. — Он был нормальным мужчиной... даже за мной слегка приударял, — добавила она, повернув к Шибу свое некрасивое лицо. — Я знаю, я далеко не красавица, поэтому можете представить себе, насколько он вообще любил женщин. Ноэми говорила, он так настойчиво ее домогался, что ей пришлось его уволить.
 У Шиба снова закружилась голова. Все эти противоречивые россказни совершенно сбивали его с толку.
 — Вы напрасно столь низкого мнения о себе, — любезным тоном сказал он. — Ноэми рассказывала, что ее муж был... совершенно очарован вами.
 — Неправда! — резко возразила Клотильда, — Ноэми сама вбила это себе в голову, она даже заявилась к нам, чтобы рассказать обо всем Джону! Мы с ним потом так смеялись!.. Между мной и Полем не было ничего, кроме хороших дружеских отношений... Не знаю, зачем Ноэми понадобилось выдумывать всякие глупости!
 — А вы не сказали ей, что она заблуждается?
 — Конечно же, сказала! Но она мне не поверила. У нее какая-то болезненная ревность...
 — А Поль никогда не предлагал вам?.. По крайней мере, не намекал?..
 Клотильда уткнулась носом в букет пионов, бесцветные прямые волосы наполовину закрыли ей лицо.
 — Нет, никогда! Поль настоящий джентльмен! Хорошо, допустим...
 — А что по этому поводу думает Джон?
 — Ему наплевать. Он интересуется только своими старыми книжками... Я могла бы изменять ему с сотней мужчин, и он, узнав об этом, сказал бы только: «Ну что ж, хорошо... а не выпить ли нам чаю?»
 Шиб заставил себя рассмеяться, но Клотильда даже не улыбнулась. У нее был совершенно несчастный вид.
 — А сам Джон всегда хранил вам верность? — рискнул спросить он.
 — Насколько это возможно для человека, который предпочитает идеальных женщин реальным... Он постоянно влюблен в кого-то, но лишь платонически, — добавила Клотильда, тоже без улыбки.
 Шибу ужасно хотелось узнать об отношении Джона к Бланш, но он не знал, как лучше задать вопрос. Клотильда взглянула на него, слегка нахмурившись.
 — Я знаю, о чем вы думаете, вы ведь говорили с Ноэми... Но это неправда, как и все остальное, что она могла наболтать!
 — Что именно? — как можно более невинно спросил Шиб.
 — Что Джон влюблен в Бланш. Он находит ее соблазнительной, это верно, но не более того. Как я уже говорила, Джон — книжный человек, и живая плоть — не его епархия, — добавила Клотильда, поднимая глаза к небу.
 — Вы хотите сказать,..
 — Да, именно это я и хочу сказать. У него был рак предстательной железы, и после операции, сделанной десять лет назад, он не способен иметь сексуальные отношения — если уж вас так интересуют подробности.
 Удивительно, насколько легко люди доверяют ему свои самые интимные тайны... Ему бы стоило избрать карьеру священника... может, дело в цвете его кожи и в необычном ремесле — возможно, разговаривая с ним, люди считают, что говорят с существом какой-то иной породы? Так или иначе, Джон Осмонд не мог ни испачкать спермой фотографию, ни изнасиловать Элилу. Но достаточно ли этого, чтобы снять с него другие подозрения?
 — О чем вы думаете с таким отрешенным видом? — спросила Клотильда, помахивая секатором у него перед носом. — И вообще, что именно вы здесь делаете?
 — Не могу сказать. Это профессиональная тайна.
 — О, так это связано со смертью Элизабет-Луизы? — прошептала Клотильда. В ее глазах загорелось лихорадочное любопытство. — Вы считаете, это не был несчастный случай?
 — С чего вам такое пришло в голову? — подозрительно спросил Шиб.
 — Из-за смерти Леона. Полиция расследовала дело несколько месяцев.
 — Что вы хотите сказать?
 — Я никого не обвиняю. Но факт остается фактом— после этого Бланш провела много времени в психиатрической клинике...
 — Я думал, что вы с ней приятельницы, — холодно заметил Шиб.
 — Дружить с кем-то не значит закрывать глаза на его пороки...
 — Вы, кажется, собираетесь обвинить ее в убийстве?
 — Нет, вы меня неправильно поняли! — запротестовала Клотильда. — Я просто хочу сказать, что, возможно, всему виной ее душевная болезнь, сделавшая ее преступницей... Например, Бланш могла просто забыть о ребенке, оставленном в ванной, или слишком резко толкнуть хнычущую дочку, потому что та ее раздражала... Доля секунды— а ничего не поправишь...
 — А Элилу часто хныкала? — спросил Шиб.
 — Да, она была капризной и плаксивой. Чаще всего у нее был несчастный вид...
 — Вы думаете, что в этом виновата Бланш? Она не любила дочь?
 — Знаете, у меня никогда не было детей, и я не знаю, что это такое — любовь к детям, — просто сказала Клотильда. — О, господи, с чего мы обо всем этом заговорили? — внезапно спохватилась она.
 — Да вы же сами проявили интерес к теме.
 — Да, наверное... Пойду поищу вазу для цветов, — сказала Клотильда, направляясь к двери.
 — Скажите, а Жан-Юг— хороший отец?
 — О, безусловно. Но прежде всего он— деловой человек. И не слишком много времени проводит дома. И он очень властный. Классический типаж. Его собственный отец был таким же.
 «Так, ну и к чему мы пришли?»— спросил себя Шиб. Джон Осмонд импотент, Поль Лабаррьер никогда не спал с Клотильдой, а Коста вовсе не был гомосексуалистом. В связи с этим возникали следующие вопросы:
 Зачем Ноэми понадобилось выдумывать любовную связь между своим мужем и Клотильдой Осмонд?
 Зачем Шарлю нужно было создавать иллюзию собственнных гомосексуальных отношений с садовником?
 И кто из них лгал? Все? Что же на самом деле происходит в стенах этого дома?
 Шиб еще некоторое время сидел в столовой, ожидая, что Клотильда вернется с вазой, но она так и не пришла, и он отправился в библиотеку, откуда по-прежнему доносились мужские голоса. Ему не хотелось сейчас встречаться с Гаэль, не хотелось видеть Бланш, пьющую мелкими глоточками зеленый чай... Бланш, которую ее соседка и приятельница только что обвинила в убийстве двоих детей. Бланш Безумную — прекрасный титул для средневековой королевы... Он вообразил ее сидящей в высокой башне (тоже белой), созерцающей сумрачный пустынный горизонт. На голове у нее обсидиановая корона, увенчанная черным бриллиантом... а на изящной шее— пеньковая веревка... и она раздумывает о том, стоит ли ей повеситься на одной из высоких амбразур или просто броситься в пустоту? Разве что подоспеет какой-нибудь отважный рыцарь— например, Леонар-Мавр на своем боевом коне, закованном в стальную броню, с обнаженным лазерным мечом в руке, такой очаровательный в своем плаще из гранатового бархата... О, господи, Шиб, ты окончательно спятил!.. Он толкнул дверь библиотеки и вошел.




 Интермеццо 8

   Tempus fugit,
   Lupus
   Exit [31] 
   Волк, грызущий меня изнутри,
   Снова голоден.
   Никто не поможет.
   Танцоры утратили ритм,
   Время — как шагреневая кожа...
   Это час бегства,
   Strain strette straite boy band.
   Осталось лишь только
   Всех испепелить,
   Прах разметать,
   Поминальную чашу испить,
   А после оставить
   В покое...
   Странное слово
   Какое...







 Глава 21


 Жан-Юг, Реми, Поль и Дюбуа играли в бильярд. Они прицеливались и наносили резкие удары. Полупустые бокалы с коктейлями стояли здесь же. Джон Осмонд, сдвинув очки на лоб, изучал взятый с полки старинный том. Шиб подошел, но он его даже не заметил. На нем был старый пуловер и помятые вельветовые брюки. Седые волосы в беспорядке торчали в разные стороны. Такой же нелепый, как его жена...
 — Что это за книга? — спросил Шиб.
 — О, это старинное руководство по геральдике. Невероятно интересно!
 Только не для меня, подумал Шиб, равнодушно разглядывая изящно выписанные фигуры зверей, раскрашенные необыкновенно яркими красками, не поблекшими за множество столетий. Он промычал что-то невразумительное и направился к бильярдному столу, Наверху кто-то играл на пианино «Вальс Мефисто». Наверняка Луи-Мари... Несколько минут Шиб наблюдал за игрой. Андрие плохо владел собой и явно раздражался после каждого неудачного удара. Лабаррьер наносил удары, не прекращая с деланной веселостью говорить об ошибках партнеров. Шассиньоль бил по шарам с такой яростью, словно это были его смертельные враги. Дюбуа, самый сосредоточенный из всех игроков, не произносил ни слова. У него был довольный вид знатока, который может не опасаться конкурентов. Шиб потянулся было к бутылке коньяка, но подумал, что алкоголь может плохо подействовать на него вкупе с обезболивающими таблетками. Эта мысль заставила его вспомнить об Айше. Кто же подмешал снотворное в кока-колу? И когда? Вопросы следовали один за другим, как бусины четок, и Шиб понимал, что может перебирать их до бесконечности.
 — Хотите сыграть? — предложил Шассиньоль. — Я как раз заканчиваю.
 — Нет-нет, спасибо, — пробормотал Шиб, указывая на свою повязку.
 Отойдя в угол комнаты, он позвонил Грегу, и тот сообщил, что Айша очнулась. Правда, в голове у нее пока туман, но общее состояние нормальное. Она не помнит, чтобы принимала снотворное — да и с чего бы ей было это делать средь бела дня? Тем более что у нее аллергия? Грег отвечал все более раздраженно, и Шиб предпочел закончить разговор.
 Положив мобильник в нагрудный карман пиджака, Шиб заметил Шарля, который шел по парку. За ним на детских трехколесных велосипедах ехали Энис и Аннабель. Шарль нес на ремне за спиной длинный футляр. Ружье? Лук? Собирается пришпилить сестричек к одной из столетних сосен?
 Шарль остановился, раскрыл футляр, достал из него клюшку для гольфа и принялся размахивать ею в пустоте. Шиб отошел от окна. Дюбуа выиграл партию и скромно улыбнулся. Шассиньоль посмотрел на часы и объявил, что должен ехать. Лабаррьер налил себе еще скотча и уселся в одно из глубоких кожаных кресел. Андрие сел напротив. Его глаза блестели, на скулах выступили красные пятна. Он плеснул себе щедрую порцию виски и выпил ее одним глотком. Джон Осмонд по-прежнему не отрывался от книги, позабыв обо всем на свете. Дюбуа приблизился к Шибу, который сделал вид, что увлеченно рассматривает карту мира, висевшую на стене.
 — Улан-Батор, — сказал Дюбуа, указывая не столицу Монголии. — В переводе означает «красный герой». Унылый вид у этого героя... Я был таг лет пятнадцать назад. Мрачный город... Но зато вокруг— просто сказочный пейзаж. Что нового? — вдруг безо всякого перехода спросил он.
 — Сначала расскажите мне, что вам известно Коста, — попросил Шиб.
 Священник недоверчиво посмотрел на него.
 — Но какое отношение?..
 — Мне сказали, что у него было криминальное прошлое, — брякнул Шиб.
 — Ах, — вздохнул Дюбуа, — люди так болтливы... Но бедняги больше нет на свете, так что, думаю, я могу раскрыть вам его тайну... Он был осужден за изнасилование.
 — Что?!
 — Поддавшись мгновенному безрассудству, он заплатил за это семью годами тюрьмы... Он изнасиловал жену своего нанимателя, который организовывал общественные работы. Я с ним познакомился, когда, отбыв заключение, он пришел в наш реабилитационный центр.
 — Это вы нашли ему работу садовника в этом доме?
 — В общем, да. Когда я увидел, что он искренне желает встать на путь исправления, я рекомендовал его Жан-Югу. Он оказался настоящим гением своего дела...
 — Насильник?! И вы не боялись за Бланш?
 — Я надеялся, что у него хватит здравого смысла не начинать все сначала, чтобы на сей раз не сесть в тюрьму лет на двадцать! И скажу вам, ни у кого никогда не возникло повода на него пожаловаться. Раньше он пил, но с тех пор, как начал здесь работать, не брал в рот ни капли.
 — Но, кажется, он... проявлял настойчивый интерес к Ноэми Лабаррьер.
 Дюбуа пожал плечами.
 — Уж не знаю, от кого в данном случае исходила инициатива... Ноэми напрасно строит из себя недотрогу... Но какое отношение прошлое Коста имеет к тому, что здесь происходит?
 — Не знаю... У кого-нибудь поблизости есть оружие восьмимиллиметрового калибра?
 — Я уже давно не интересуюсь оружием. Мое единственное оружие— вот это, — сказал священник, указывая на серебряный крестик на лацкане пиджака. — Не знаю, может быть, у кого-то и есть...
 — Вы говорите об охоте? — заинтересованно спросил Лабаррьер, подходя к ним. От него сильно пахло виски.
 — Мы говорим об оружии восьмимиллиметрового калибра, — пояснил Шиб. — Что-то вроде 8x57 JS
 Лабаррьер удивленно вскинул брови.
 — Вы коллекционер?
 — Увы, нет, — ответил Шиб.
 — Видите ли, — продолжал Лабаррьер, — та марка, о которой вы говорите, не выпускается уже много лет. Она впервые появилась в 1905 году, заменив 8x57 J, которая послужила основой для «маузера» 98G.., Знаете, те ружья, что использовались в немецкой армии... Впрочем, «маузер» в ту эпоху занимался их переливкой и ставил на них клеймо S… Отсюда новое название: 8x57 JS. Патроны с медной насечкой, диаметр 8,22 милллиметра, скорость пули 820 метров в секунду, — без запинки перечислял он. — Эту марку вы имели в виду?
 — Врач в больнице сказал, что, возможно, пуля была выпущена из подобного ружья.
 — Принесите мне пулю, я ее осмотрю. Я достаточно хорошо знаю все разновидности.
 — А у вас есть ружье, о котором вы говорили? — спросил Шиб, пытаясь справиться с головокружением.
 — Нет, я не коллекционирую оружие— только боеприпасы. Я член клуба пиротехников-любителей, — с гордостью добавил Лабаррьер.
 К ним подошел Андрие, окончательно опьяневший.
 — Вы ведь еще не уезжаете? — заплетающимся языком спросил он. — Хотите партию в бридж?
 — По-моему, ты сейчас не в том состоянии, чтобы играть в бридж, — ответил Лабаррьер. — Тебе лучше отдохнуть.
 — И ты, Брут!.. — с театральной интонацией воскликнул Андрие, закатывая глаза. — Ну же, доставьте мне удовольствие! А ты, Жослен? — спросил он у Дюбуа. — Сыграешь партию?
 — Вы будете играть, Морено? — спросил Дюбуа.
 — К сожалению, я не умею, — ответил Шиб. Андрие повернулся к Джону Осмонду, и тот кивнул. Они наконец договорились и сели за карточный столик, обтянутый зеленым сукном. Шиб подошел к окну. Солнце садилось. Энис и Аннабель играли в догонялки, а потом скрылись в зимнем саду. Засвистел соловей. Угасающий день и запах мертвых листьев... Шиб почувствовал, что ему хочется подышать свежим воздухом.
 Из кухни не доносилось ни звука— должно быть, Колетт уже уехала. Шиб вышел из дома, но тут же остановился — его взгляд неумолимо притягивало злосчастное металлическое кресло с выбоиной. Тут на спинку кресла, спасшую ему жизнь, уселась сорока и застрекотала, потом слетела вниз и начала деловито рыться в земле. Предзакатный свет придавал всему пейзажу оттенок грусти, все предметы казались заброшенными. Дверь сарайчика с садовым инвентарем была широко распахнута. Посреди аллеи стояла газонокосилка. Недалеко от часовни валялся газовый баллон. Должно быть, наняли нового садовника вместо Коста...
 Тут Шиб снова увидел Шарля, который все еще размахивал клюшкой для гольфа, но на сей раз колотил по мячам. Шиб невольно залюбовался отточенными движениями подростка, когда Шарль вдруг с такой силой ударил по мячу, что тот улетел куда-то в глубь сада. Должно быть, упал где-то около колодца. Шарль тяжело вздохнул и скрылся за деревьями. Шиб без раздумий отправился за ним, держась на некотором расстоянии. Вскоре он понял причину внезапной неловкости Шарля, увидев в кустах его спущенные клетчатые брюки для гольфа. Хорошо разыграно. Какой предлог может быть более деликатным и естественным в подобной ситуации?
 Как знать, может быть, Винни и Шассиньоль — тоже прикрывают друг друга? Когда они с Гаэль наткнулись на нее недалеко отсюда, возможно, она собиралась встретиться со своим настоящим любовником— Лабаррьером или Андрие. Другого кандидата быть не могло — Джон Осмонд исключался по причине импотенции. Но Лабаррьер в тот день был в городе вместе с женой. Значит, Андрие,.. К тому же Шиб нашел в кустах его запонку. Значит, так и есть. Шассиньоль и Шарль, Винни и Андрие... Внезапно Шибу припомнилась выдуманная Ноэми Лабаррьер связь между ее мужем и Клотильдой Осмонд, Зачем Ноэми понадобилась эта ложь? Не потому ли, что она сама обманывала мужа с Коста?.. Ну да! Лучший способ отвести от себя подозрения — разыграть добродетельную обманутую супругу... Точно так же и Коста служил прикрытием для Шарля, который на самом деле трахался с Шассиньолем...
 Шиб поморгал, словно пытаясь лучше разглядеть картины, которые одна за другой разворачивались у него в мозгу. Игра масок, в которой каждый исполнял не свою роль, чтобы сохранить священную видимость благопристойности...
 Если Андрие изменял жене с Винни, значит, их пара совсем не так идеальна, как кажется на первый взгляд... А это, в свою очередь, значит, продолжал размышлять Шиб-адюльтерщик, что, возможно, Бланш когда-нибудь... Да нет, глупости, главная проблема Бланш вовсе не в ее муже, и ты это отлично знаешь... Главное — ее ледяное сердце и застывшая душа, похожая на бескрайнюю равнину под снегом...
 Он услышал женские голоса, доносящиеся со стороны зимнего сада. Шиб вернулся в дом, притягиваемый, словно магнитом, голосом Бланш, безотчетно надеясь, как всегда, что на этот раз ему будет не так больно ее видеть...
 Шум теперь доносился из столовой— должно быть, все переместились туда. Пронзительные крики девчонок. Сопрано Гаэль. Контральто Бланш. Знакомое ощущение удара в солнечное сплетение... Резкие интонации Бабули, переливчатый смех Винни, голос Ноэми, который теперь казался ему слегка вульгарным, легкий английский акцент Клотильды... Шиб проскользнул в комнату Айши и начал прислушиваться к разговору сквозь приоткрытую дверь. Послышались шаги на лестнице. Потом к хору женских голосов присоединились мужские. Обмен любезностями, шутки, рукопожатия, хлопки по плечу, «до скорого»...
 Шиб подождал, пока голоса стихли, потом выглянул в окно. Гости рассаживались по машинам, Последними собрались Лабаррьеры. Ноэми уже сидела за рулем, но Поль немного замешкался. Повинуясь знаменитому «импульсу Морено», Шиб быстро вышел из дома и приблизился к нему.
 — А, вы еще здесь? — с улыбкой спросил Лабаррьер. Он был уже порядком пьян.
 — Почему у вашей жены была депрессия? — без всяких предисловий спросил Шиб. — Почему вы сами не опровергали слухи о связи между вами и Клотильдой Осмонд?
 Лабаррьер лукаво прищурился и постучал указательным пальцем по груди Шиба.
 — Да вы настоящая ищейка! — воскликнул он. — Ладно уж, скажу. Ноэми впала в депрессию, когда этот мерзавец Коста собрался ее бросить. Что касается Клотильды, Ноэми просто ревновала к нашей дружбе. Она не могла понять, как мужчина способен находить удовольствие в разговоре с умной женщиной, пусть даже непривлекательной... Она предпочла обвинить меня в измене, Нападение — лучший вид защиты, как известно.
 Браво, старина, мысленно сказал себе Шиб. В десятку!
 — А вам была безразлична ее связь с Коста?
 — Абсолютно. Я вообще предпочитаю шлюх. Конечно, не каких-нибудь там потасканных уродин, нет — девушек по вызову по пятьсот долларов за визит. Моя жена очень симпатичная, но ей недостает... как бы сказать... огонька, — добавил он, щелкнув пальцами перед носом Шиба. — Вы можете спросить, зачем я вам все это рассказываю. Да просто я пьян, как свинья, а у вас светлая голова. Вы мне напоминаете канатного плясуна-жонглера— во времена нашего детства они еще выступали на ярмарках, помните? Вы так же ловко жонглируете фактами. Ладно, мне пора ехать. Мы с Ноэми идем в театр. Я чувствую, она готова задать мне взбучку.
 И он нетвердым шагом направился к машине.
 Гаэль ждала Шиба возле его «Флориды».
 — Где тебя носило? — ворчливо спросила она. — Поехали скорее отсюда! Мне все осточертело. Отвратительное место!
 — Разве тебе неприятно было поболтать немного с твоей лучшей подругой Луизой? — ехидно спросил Шиб.
 — Да хватит тебе! Она меня достала своим дорогим незабвенным Ангерраном!
 В этот момент под чьими-то шагами захрустел гравий, и они одновременно повернули головы, Это была Бланш, которая направлялась в сторону часовни. Очевидно, она их не заметила.
 — Ну вот, а теперь небольшой визит в семейный склеп, и можно с чистой совестью ложиться спать, — не удержалась Гаэль. — Слушай, мы едем или как? Надеюсь, ты не собираешься здесь заночевать?
 Шиб распахнул дверцу машины, не отрывая глаз от часовни. Гаэль села на переднее сиденье. Шиб тоже уселся и включил зажигание. Тут он заметил целую процессию— Андрие, Дюбуа, Бабуля с обеими внучками и, наконец, Шарль и Луи-Мари.
 Шиб выехал из ворот с неотвязным ощущением, что какая-то деталь окружающей обстановки явно не на своем месте... И даже мысль об обстановке сама по себе вызывала раздражение...
 Он рассказал Гаэль обо всем, что узнал, то и дело прерываемый ее изумленными восклицаниями, и снова погрузился в мрачные мысли. Интересно, что еще придумал тот? Неужели ему не надоело?.. Нет, Шиб, не забывай, что причинять людям зло — это вовсе не забава, а неодолимая потребность, которая разъедает человека, как кислота, и жжет, как пламя...
 — Должно быть, ужасно было в Первую мировую сражаться на стороне немцев, — вдруг сказала Гаэль.
 — Что? — переспросил Шиб.
 — Я говорю, Ангеррану Андрие пришлось сражаться в Первую мировую на стороне немцев, потому что он жил в Эльзасе. Уже после войны он переехал на юг, потому что у него начались проблемы с легкими. Тут он и познакомился с Луизой. Ей было восемнадцать, а ему тридцать.
 Кто же ему совсем недавно говорил о немецкой армии?.. И что именно?.. О, черт, ну конечно!..
 Он затормозил так резко, что Гаэль ударилась лбом о ветровое стекло.
 — Ты что, спятил?!
 — Немецкое ружье!
 Гаэль взглянула на него с неподдельным беспокойством.
 — Я не спятил! Пуля, которая угодила мне в голову, была выпущена из немецкого ружья, созданного на базе «маузера»! В меня стреляли из ружья Ангеррана Андрие! Все его боевое снаряжение до сих пор хранится в доме, Луи-Мари мне об этом рассказывал!
 Говоря все это, Шиб лихорадочно разворачивался на пустынной дороге. Гаэль обреченно вздохнула. Шиб переключился на четвертую скорость, и их вдавило в сиденья.
 — На этот раз он от меня не уйдет! — сквозь зубы пробормотал Шиб, с силой нажимая на педаль.
 Ворота усадьбы были по-прежнему открыты, и они беспрепятственно подъехали к дому, остановившись на покрытой гравием площадке. Было тихо. Впрочем, не совсем— со стороны часовни доносилась музыка, «Salve Regina» Перголезе. Звуки были глухими, словно шли из подземелья.
 — Иди посмотри, что они там делают, отвлеки их, — отрывисто распорядился Шиб. — Я тем временем обыщу дом.
 Гаэль пожала плечами и пошла к часовне. Шиб вошел в дом и быстро направился в кабинет Андрие. Он помнил, что в углу стоял старинный сундук для военного снаряжения. Шиб резко поднял крышку и достал вычищенную и выглаженную военную форму, пахнущую нафталином, белую рубашку, продырявленную в нескольких местах, круглую каску, которую он уже видел на Луи-Мари, патронташ, недавно надраенный до блеска, старый молитвенник с ветхими страницами, немецкий военный разговорник и, наконец, извлек из-под солдатского ранца ружье «маузер» в отличном состоянии. Чтобы не оставлять на нем отпечатков, Шиб обернул руку рубашкой покойного Ангеррана Андрие и, осторожно обхватив ружье, с мрачным удовлетворением положил его на письменный стол Жан-Юга. И тут раздался взрыв.
 Вначале он подумал о выхлопной трубе. Потом взглянул в окно и окаменел. Над часовней поднимался огромный столб дыма. Дым просачивался из-под закрытой двери, словно ночной туман в фильмах ужасов. Господи, что еще?..
 Шиб выбежал на улицу и бросился к часовне, чувствуя резкую боль в сердце. Дым был таким густым, что Шиб закашлялся, даже не добравшись до двери. Когда он схватился за ручку, она оказалась горячей. Дверь не поддавалась. Не понимая, в чем дело, он снова толкнул ее изо всех сил, но тщетно.
 Изнутри доносились крики. Шиб попятился, и в следующую секунду наружу вырвался длинный язык пламени.
 Пожар! Он почувствовал, как у него подкашиваются ноги. В часовне начался пожар, и все они оказались заперты! И Бланш тоже! Шиб едва не рухнул на землю от сильного приступа головокружения. Приставная лестница! Нужно найти лестницу, и тогда можно будет подняться к одному из высоких стрельчатых окон, а потом спустить ее вниз, чтобы все смогли выбраться. Вытирая слезящиеся от дыма глаза, Шиб побежал к сарайчику с садовым инвентарем. В голове у него словно стучал огромный барабан. Добежав, он схватил длинную алюминиевую лестницу, прислоненную к стене рядом с жестяным бидоном, откуда резко пахло бензином. Ему с трудом удалось вскинуть ее на плечо: сгибаясь под тяжестью, обливаясь потом, он заковылял обратно. Земля уходила у него из-под ног, его шатало из стороны в сторону, как пьяного матроса. Пройдя метров двадцать, он почувствовал, что задыхается. Лестница скребла по земле, цепляясь о камни, и Шиб с ужасом подумал, что не сможет поднять ее и прислонить к стене. Он положил лестницу на траву и, слегка наклонившись вперед, оперся руками о колени, чтобы перевести дыхание. И тут внезапно заметил Шарля, стоявшего под плакучей ивой, позади густой живой изгороди из кустов шиповника.
 — Помоги мне! — закричал Шиб. — Скорей!
 Мальчишка не отвечал, продолжая смотреть на него и слегка покачиваясь. Шибу захотелось его пристукнуть. Какого дьявола этому придурку вздумалось в такой момент повиснуть на суку?!
 Повиснуть?..
 На суку?..
 Застыв, словно в столбняке, Шиб смотрел на веревку, которая тянулась от шеи подростка к ветке ивы, на его открытый рот, на вылезшие из орбит глаза... Шарль мертв, Шарль повесился! Так, значит, это он устроил пожар в церкви? Значит, он?..
 Мысли метались в голове, словно огромные красные муравьи, жаля и терзая мозг.
 В этот момент снова раздался крик— детский, пронзительный, испуганный. Этот крик подействовал на него, как укол раскаленного острия — несмотря на застилавший глаза туман и открывшуюся рану, Шиб сумел поднять лестницу и прислонить ее к стене часовни под одним из окон. Из разбитых витражей вырывались оранжевые и голубые языки пламени. Газ! Газовый баллон, валявшийся на дорожке, — вот что было не так, вот чего он не мог вспомнить!
 Шиб поставил ногу на алюминиевую перекладину и начал взбираться по лестнице. Ему казалось, что он чувствует жар даже сквозь камни.
 Крик, раздавшийся у него за спиной, врезался в барабанные перепонки, и от неожиданности Шиб едва не свалился на землю. Он обернулся и увидел Бланш, стоявшую на пороге дома. Глаза ее были расширены, рука прижата к горлу. Господи, значит, ее не было в часовне! Она жива! Продолжая взбираться наверх, Шиб почувствовал такую радость, которая ему самому показалась непристойной.
 Он добрался до окна, встал на амбразуру, стянул пропитанный потом пиджак, обмотал им руки, ударил в стекло. Великолепный витраж, на котором была изображена сцена восхождения на Голгофу, разлетелся вдребезги, и наружу вырвалось облако дыма, вызвав у Шиба новый приступ кашля. Он замотал пиджаком голову и лицо и заглянул внутрь.
 Его глазам открылся ад— огненное озеро и грешники, осужденные на вечные муки... Пламя пожирало ряды скамеек, преграждая путь к двери, впрочем, она все равно была заперта на ключ. Вот оно взметнулось вдоль стен, охватывая хоругви и старинные родовые знамена, вырвалось наружу сквозь разбитые стекла витражей. Столпившись возле стеклянного гроба, Дюбуа и оставшиеся в живых члены семьи Андрие смотрели на бушующий огонь с искаженными от ужаса лицами. Жар становился невыносимым, густая пелена дыма застилала все вокруг, вызывая у людей судорожный кашель. Андрие держал на руках Энис, а Дюбуа — Аннабель. Бабуля упала на колени— то ли молилась, то ли была не в силах стоять. Шиб не мог понять, почему они не попытались выбраться из окон, но потом увидел, что скамейки, стоявшие вдоль стен, тоже охвачены пламенем. Как же пожар смог вспыхнуть так быстро и разгореться с такой силой? И тут он вспомнил про бидон в сарайчике Коста... Ну конечно, бензин!
 Внезапно Шиб заметил Гаэль, которая двигалась по узкому выступу вдоль стены к витражному окну над алтарем, очевидно собираясь разбить стекло. Но это окно было забрано решеткой. Шиб изо всех сил закричал, зовя ее, и Гаэль обернулась. Ее лицо было багровым от жара, взгляд— растерянным и блуждающим.
 — Я сейчас! — закричал Шиб.
 Он обернулся и посмотрел наружу. Внизу стояла Бланш, такая бледная, что Шиб невольно спросил себя, осталась ли еще хоть капля крови в ее жилах.
 — Помоги мне, подними лестницу! — крикнул он. — Я спущусь туда.
 Только бы она не заметила Шарля, висящего на дереве, подумал он.
 Бланш не произнесла ни слова, обхватила лестницу и приподняла ее. Шиб схватился за верхнюю перекладину, подтянул лестницу к себе и начал осторожно спускать ее внутрь часовни. Пот катился по его лицу, застилая глаза, и без того почти ослепшие от дыма.
 Круг пламени понемногу сужался. Дети уже не кричали — они смотрели на огонь пустыми широко раскрытыми глазами. Шиб подумал, что не имеет права на неверный шаг. Смогут ли они взобраться по лестнице над горящими скамейками и подняться к нему? Или стоит протянуть лестницу к Гаэль, как подвесной мост? Да, пожалуй, это лучшее решение. Гаэль знаком дала ему понять, что поняла его намерение. Он прижался спиной к стене и, держа лестницу горизонтально, начал продвигать ее по воздуху б сторону Гаэль. Нужно, чтобы она ухватила лестницу, не наклоняясь, иначе может потерять равновесие и упасть... Шиб чувствовал, его мышцы напряглись до такой степени, что вот-вот порвутся. Но расстояние до Гаэль оказалось не очень большим, и вскоре она, усевшись на выступ, вытянула ноги и обхватила ими ближайшую к ней перекладину, а потом подтащила лестницу к себе. Послышался гулкий удар металла о стену, Гаэль схватилась за ножки лестницы и положила их на оконную нишу. Шиб сделал то же самое.
 Люди, стоявшие внизу, под этим непрочным мостом, следили за их действиями с тревогой и надеждой. Внезапно Андрие вспрыгнул на алтарь и начал подниматься вверх по стене, одной рукой держа Энис, другой цепляясь за распятие. Оказавшись достаточно близко к Гаэль, он передал ей на руки дочь и снова спустился. Щиб сел на крайнюю перекладину и, обхватив ногами следующую, вцепился руками в края оконной ниши. Гаэль что-то говорила Энис, указывая на Шиба. Энис замотала головой, потом вдруг, встав на четвереньки, схватилась за перекладину лестницы и поползла к нему. Шиб с трудом поборол желание закрыть глаза. Сейчас она свалится прямо в огонь... Но малышка продолжала медленно ползти, одолевая перекладину за перекладиной. Ее лицо было залито слезами, она не отрывала глаз от Шиба, который заговорил с ней, пытаясь успокоить и подбодрить.
 Внизу по-прежнему разливалось пламя. Длинные оранжевые языки то и дело взлетали вверх, потрескивая и шипя. Теперь они подобрались уже к самому гробу Элилу и принялись медленно облизывать его, пытаясь проникнуть внутрь. И вот раздался оглушительный звон— гроб разлетелся на бесчисленное множество осколков, и огонь набросился на безжизненное тело Элилу, осыпая его жгучими поцелуями. Шиб увидел, как кожа Элилу покрылась волдырями, волосы воспламенились. Вскоре она превратилась в огромный пылающий факел, от которого шел резкий запах формалина. Только широко распахнутые глаза продолжали созерцать небытие. Словно в каком-то мистическом спектакле, Шиб увидел сквозь клубы дыма, как Бабуля медленно оседает на пол, поднеся руку к шее, в которую вонзился длинный блестящий осколок стекла. Он увидел кровь, которая медленно растекалась по надгробным плитам, смешиваясь с танцующими языками пламени, вспыхнувший покров на алтаре... Потом Бабулю окутало облако пламени, и она исчезла.
 Только тут Шиб спохватился— Энис! Она все еще ползла по лестничным перекладинам, и он боялся протянуть руки ей навстречу, чтобы не сдвинуть лестницу. Но вот наконец она добралась до окна, и Шиб подхватил ее на руки.
 — Все хорошо, мама там, внизу, — пробормотал он. — Сейчас мы туда спустимся.
 Андрие тем временем пытался переправить Аннабель следом за Энис, но она отбивалась, обезумев от страха, и ему пришлось дать ей пощечину, чтобы привести в чувство. Затем он вскинул ее на плечо, как куклу, и начал карабкаться наверх, к Гаэль, цепляясь за распятие. Дюбуа, неподвижно стоя перед алтарем, кажется, молился. Глаза его были закрыты, время от времени он заходился судорожным кашлем. Андрие уже почти добрался до окна, как вдруг распятие обрушилось, и вверх взметнулся новый мощный столб пламени. Казалось, что горит бензоколонка. Это было похоже на кульминацию массового убийства, полный и окончательный разгул устроенного в часовне пандемониума, наиболее эффектная сцена в пьесе, сочиненной безумцем.
 Вначале пламя охватило ноги деревянного Христа, потом достигло колен, набедренной повязки и начало медленно лизать окровавленный бок.
 Андрие оглянулся вокруг себя, увидел пламя, подступающее к его ногам, и последним усилием перебросил ребенка Гаэль, которая сумела подхватить Аннабель и втащить в оконную нишу. Он попытался подняться сам, но край его брюк крепко зацепился за горящее распятие. Стоя на узком выступе и дергаясь, как танцующий паяц, Андрие попытался сбить с одежды пламя, но потерял равновесие и рухнул вниз. Через секунду он превратился в сноп пламени.
 Дюбуа открыл глаза, повернул побагровевшее лицо к Шибу и прокричал ему что-то, из чего Шиб разобрал только:
 —... в этом вы были правы!
 Дым окутал его таким густым облаком, что он почти не мог дышать. «Я сейчас задохнусь», — подумал он. Гаэль тоже сотрясалась всем телом от мучительных приступов кашля. Пламя, пожиравшее распятие, подбиралось и к ней. Затем она хрипло закричала, чтобы он забрал у нее Аннабель.
 Сколько времени ему оставалось на раздумья? Доля секунды? К тому моменту, когда он донесет Аннабель до окна, огонь может добраться до Гаэль. Он представил, как она умирает, скорчившись в каменной нише... Нет, только не это!
 — Нет! — хрипло закричал он ей, — Иди сюда! Иди же!
 Они смотрели друг на друга сквозь густую дымовую завесу с ужасным запахом формалина и горящей плоти. Оба понимали, что поставлено на карту. Спасти ребенка или Гаэль... Невозможный выбор!
 — Иди сюда вместе с ней! —закричал он.—Скорее!
 Пусть уж лучше он увидит, как обе падают в огненную бездну, чем делать выбор... Это выше его сил.
 Стиснув зубы, Гаэль подхватила Аннабель под мышки и поставила на перекладину раскаленной лестницы. Шиб, то и дело кашляя, тоже сделал шаг вперед. Лестница задрожала. Гаэль поползла, обхватив одной рукой Аннабель и прижимая ее к левому боку. Ноги Аннабель раскачивались в пустоте. Девчонка была тяжелой — Шиб помнил это по собственному опыту, когда вытаскивал ее из колодца. Шиб— персональный телохранитель и спасатель семьи Андрие — стоял на четвереньках, вцепившись в лестничную перекладину, а пламя внизу довольно урчало, как гурман, предвкушающий очередное блюдо обильной трапезы.
 Гаэль продвинулась еще на две перекладины — сейчас она была уже на середине лестницы. Он видел ее покрытое потом лицо, чувствовал безумное напряжение всех мускулов. Хорошо, хорошо, малышка, ты— просто супергерой, давай же, ползи, ну еще немного, давай, мать твою, давай! Гаэль приближалась, сантиметр за сантиметром, он все отчетливее различал напряженные черты ее лица, вздрагивающие плечи, левую руку, конвульсивно обхватившую тяжелое тело ребенка, правую, покрытую волдырями, цепляющуюся за перекладины лестницы, словно рука зомби из фильма ужасов.
 Шиб тоже преодолел несколько перекладин, двигаясь ей навстречу. Вдруг ему показалось, что лестница сдвинулась, и он застыл. Обрывки мыслей, обрывки видений... Бланш, ждущая снаружи, окаменевшая от ужаса, Гаэль, поджаривающаяся прямо на перекладинах лестницы, словно грешница на решетке святого Лаврентия, Аннабель, падающая вниз, на обугленный труп своего отца... «Господи, спаси их, — прошептал он про себя, — и я никогда больше не буду спать с Бланш...» Напрасное обещание... И лживое к тому же... Ты не способен даже на такой обет, Шиб Морено, ты просто трус, охваченный болезненным желанием, жертва собственных безумных порывов...
 ГДЕ ЛУИ-МАРИ?..
 Этот вопрос внезапно полыхнул в его мозгу, как разорвавшаяся граната. Шарль мертв, но где его брат? Почему он единственный отсутствует на этом грандиозном холокосте? Почему пожар начался именно в тот момент, когда Луи-Мари и его мать находились вне стен часовни? Кто мог любить Бланш до такой степени, чтобы ненавидеть всех остальных, кто пользовался хоть крупицей ее любви? До такой степени, чтобы заляпать спермой фотографию, на которой она стояла в окружении остальных членов семьи? До такой степени, чтобы убить свою собственную сестру в приступе безумной ревности? Кто мог утопить малыша Леона в ванне? Господи, Шиб, какой же ты дурак! Подумать только— ведь он смеялся тебе прямо в лицо, стоя на лестнице в каске своего деда... Но возможно ли это?.. Чтобы четырнадцатилетний мальчишка?..
 Но на все эти вопросы не оставалось времени. Гаэль с неимоверными усилиями толкала девчонку перед собой, и он смог наконец вцепиться в волосы Аннабель, потом — в воротник блузки и начал медленно подтаскивать ее к себе. Лестница была горячей, очень горячей... а перекладины — такими твердыми... Наконец, посадив Аннабель на краешек оконной ниши, он повернулся к Гаэль, и тут лестница соскользнула вниз.
 В последний момент Шиб успел подхватить ее ногами и подтащить за перекладину к окну. Потом он схватил Гаэль за волосы и резко потянул вверх. Ее лицо оказалось на уровне его колена, затем — бедра. Он ощутил запах горящих волос, тяжесть ее тела, прижавшегося к его телу, пахнувшего горелой плотью и страхом, вытолкнул Гаэль в окно и сам высунулся наружу — там было так хорошо — Бланш успела принести откуда-то стремянку и сейчас пыталась вскарабкаться по ней, поминутно срываясь, но возобновляя свои попытки с маниакальным упорством кошки, стремящейся поймать бабочку. Бабочка на щеке Коста... Шиб, опомнись, спусти эту чертову лестницу вниз! Бланш вытянула руки вверх и подхватила протянутую им лестницу, даже не замечая, насколько та раскалена. Затем она поставила лестницу на землю и вдруг резко спрыгнула со своей стремянки и бросилась бежать. Это что— сон? Шиб, ты соображаешь, что происходит? Почему она убежала? Не важно, продолжай свое дело— это как в жизни: пока ты не умер, двигайся дальше! Наконец-то раскаленная лестница одним концом уперлась в траву— влажную, зеленую, свежую! Энис, ни о чем не спрашивая, не говоря ни слова, начала спускаться и очень быстро достигла земли, не переставая всхлипывать. Затем пришла очередь Гаэль— медленными, неуверенными движениями, как старуха, она спускалась, с трудом одолевая перекладины одну за другой. Из разбитой нижней губы сочилась кровь, но казалось, Гаэль этого не замечает. Шиб невольно бросил последний взгляд вверх— к пламени, уже пожравшему двоих. И вдруг дверь часовни распахнулась, вызвав резкий порыв сквозняка и с новой силой взвихрив языки пламени. Шиб растерянно смотрел на пошатывающуюся фигуру, стоявшую на пороге. Луи-Мари! Но, если он пришел сюда, значит, хотел их спасти.., Значит, это не он...
 Еще не додумав до конца, Шиб во весь голос закричал:
 — Уходи! Уходи отсюда! — одновременно с отстраненным любопытством наблюдая, как его губы движутся словно сами по себе. Луи-Мари повернул к нему голову. На лице его явственно читалось удивление, на щеках и на шее алели пятна крови. Крови? Шиб увидел, как он медленно входит внутрь, шатаясь, как пьяный. Его лицо было все еще повернуто в сторону Шиба, глаза смотрели с грустью и упреком... Но тут жадное пламя охватило его со всех сторон, заставив закричать — это был немой крик, который Шиб не услышал, но увидел в глазах Луи-Мари.
 И вот он не видит уже ничего, кроме густого столба дыма, который скрыл от него смерть Луи-Мари, корчащегося в огне, словно картонная марионетка, танцующая адскую джигу...
 Тогда он подхватил Аннабель, спустился вниз, ни разу не оступившись, положил ее на траву и потерял сознание.




 Глава 22


 Он чувствовал холод, но рука, лежавшая у него на лбу, была горячей. Над ним склонилась Гаэль. Она плакала, ее лицо было покрыто волдырями. Шиб протянул руку и осторожно погладил ее по щеке. Потом слегка приподнялся и увидел, что лежит на траве неподалеку от дымящейся часовни, рядом с которой поблескивает красными боками пожарная машина.
 — Мы с Бланш перетащили тебя сюда. Я и не думала, что ты такой тяжелый... Пожарные потушили огонь и вытащили тела. Все мертвы— Жан-Юг, Бабуля, Луи-Мари... Только Дюбуа еще жив, он облил себя водой— под алтарем была вода для цветов... Но все равно обгорел больше чем наполовину... Его отвезли в больницу, но надежды практически никакой — разве что произойдет чудо...
 Магические капсулы с чесноком... Кто знает?..
 Шиб провел рукой по голове. Рана больше не кровоточила. Он поискал глазами плакучую иву, но увидел лишь измученных пожарных. До него донесся шум работавших водяных насосов.
 — Шарль... — пробормотал он.
 — Да, я знаю, — перебила Гаэль.
 — Где Бланш?
 — В доме, с Энис и Аннабель. — А полиция?
 — Она попросила меня немного подождать, прежде чем звонить в полицию. Она сама сняла с дерева тело Шарля, оттащила его в часовню И бросила в огонь! Ты понимаешь, что это означает?
 Шиб попытался понять, но все усилия были напрасны. Он чувствовал лишь головную боль и сильнейшую жажду.
 — Она не хотела, чтобы кто-то узнал, что он повесился! Не хотела, чтобы выяснилось, что он убийца!
 Шиб сел. Перед его глазами вновь возник Шарль, слегка покачивающийся в гуще листьев, потом— Луи-Мари, с удивленным взглядом серых глаз, бредущий в языках пламени... Все эти видения, словно осколки разбитой мозаики, никак не хотели складываться в единое целое.
 — Он весь пропах бензином... Должно быть, разлил его в часовне, а потом утащил газовый баллон, который Айша должна была отнести на кухню. Чтобы она этого не сделала, он подмешал ей снотворное в кока-колу. А потом, когда убедился, что все мертвы, кроме его обожаемой мамочки, повесился, — заключила Гаэль.
 — Полицейские перевернут все вверх дном, — пробормотал Шиб.
 — Да, но что они найдут, кроме обгоревших трупов? Даже тело Элилу сгорело. Никаких доказательств ее убийства, ничего...
 — Мне нужно поговорить с Бланш, — сказал Шиб.
 — Ты думаешь, она так этого жаждет? — усмехнулась Га эль.
 — Гаэль, я...
 Она резко поднялась.
 — Да знаю я все, не считай меня дурой! Я знаю, что ты ее любишь. Как ты думаешь, почему я сразу не вызвала полицию? Потому что, если бы тебе не удалось поговорить с Бланш, ты бы мне никогда не простил! Я знала, что ты обязательно этого захочешь!
 — Мне действительно нужно увидеться с ней до того, как приедет полиция.
 — В любом случае они сначала осмотрят пепелище. Так что немного времени у тебя есть. Поторопись.
 Шиб поднялся. На его голове и шее запеклась кровь. Тело сотрясал озноб. Он чувствовал исходивший от него запах гари. Синяя мигалка на крыше пожарной машины все еще вращалась, освещая сад резкими всполохами. Все это похоже на преждевременный конец света, подумал Шиб, направляясь к дому.
 Здесь было тихо, сумрачно и прохладно, как в морге. Шиб поднялся на второй этаж. Сердце колотилось, должно быть, со скоростью 180 ударов в минуту. Внутри все сжималось от ужасного предчувствия. Он боялся ее увидеть, боялся услышать голос, боялся узнать правду.
 Бланш сидела в спальне, на кровати с синим покрывалом. Просто сидела и смотрела в окно на догорающую часовню.
 — Я уложила девочек спать, — равнодушно сказала она.
 — С ними все в порядке?
 — Да. Почему ты не отвечал на мои звонки?
 — Какие звонки? — растерянно спросил Шиб.
 — Я только что звонила тебе на мобильный... И раньше тоже... Я хотела, чтобы вы остались поужинать с нами. Хотела тебя увидеть...
 Шиб механически протянул руку к мобильнику.
 — Черт, батарейки разрядились, — пробормотал он. Слова «хотела тебя увидеть» прозвучали где-то на заднем плане сознания, заслоненные грудой обгоревших тел.
 — Все наши разговоры всегда были до смешного заурядными, не правда ли? — мягко спросила Бланш.
 Сама наша жизнь до смешного заурядна... Лучше бы я остался в часовне и сгорел там вместе с остальными... Он подумал об этом отрешенно, почти равнодушно.
 — Потом я вышла из часовни и попыталась тебя разыскать. Поэтому и не сгорела вместе с ними, — продолжала Бланш, слегка поглаживая шелковое покрывало. — Мне чертовски повезло, как обычно везет неверным женам...
 — Бланш, мне очень жаль...
 — Чего жаль? Ты ничего не мог сделать. Никто не мог. Кроме меня, разумеется. Потому что я знала.
 Шиб почувствовал холод, тот самый, о котором говорил Дюбуа, холод, сковывающий все тело и ломающий кости...
 — Что ты хочешь сказать?
 — Именно это.
 Взглянув в окно, он увидел, что Гаэль разговаривает с двумя полицейскими. Времени оставалось совсем мало.
 Бланш пожала плечами.
 — Думаешь, почему я пью? Почему так мало дорожу своей жизнью? Я знала это, когда он был еще совсем маленьким. Это из-за того, что тот с ним сделал.
 Шиб потряс головой, словно лошадь, которую донимают слепни. Слишком много всего сразу, слишком сложно понять...
 — Сделал что? С кем?
 — Я застала его как раз в тот момент, когда он...
 — Что?
 — Бил его... и одновременно трогал... А я-то все удивлялась, почему он так всего боится... Старый мерзавец был уже не в себе... и невзлюбил его. Я благодарила Бога, когда он умер.
 Внезапно Шиб догадался.
 — Ангерран?
 — Ангерран Андрие, кавалер ордена Почетного легиона, мучитель детей... Если бы он не умер так кстати, я бы сообщила обо всем в полицию. Я сказала Жан-Югу, что хочу развестись. Но Жан-Юг...
 — Жан-Юг?.. — эхом повторил Шиб.
 — Он был слабым человеком... А я... я была пустой. Я всегда была пустой, ты знаешь.
 Он почувствовал, как ее взгляд прожигает его насквозь. Она никогда его не полюбит... Она просто не может любить, вот и все.
 — Как бы то ни было, — продолжала Бланш, — он был уже не тем, что раньше. Ощущение было такое, что в доме завелся монстр, вселившийся в тело ребенка... Порой я замечала, как он смотрит перед собой, думая, что никто его не видит... Это был пустой и сосредоточенный взгляд, словно у хищника в засаде... Когда Леон утонул, я была уверена, что...
 — И ты никому ничего не сказала?! Ничего не сделала?!
 — Я попыталась убедить себя, что ошибаюсь. Что это не он убивает соседских кошек и собак..Что под его обаятельной детской улыбкой не может скрываться столько ненависти... Что он просто маленький мальчик, такой же, как другие, просто немного более чувствительный, но не монстр, нет... не безжалостное, бездушное чудовище!
 — Но его нужно было показать психиатру! — Шиб и сам почувствовал, насколько нелепо прозвучала эта фраза.
 — В самом деле? — иронически переспросила Бланш. — «Я вам звоню по поводу моего сына, он... э-э-э... прежде сильно страдал от жестокого обращения деда, а теперь, кажется, убил своего младшего брата... Моя фамилия Андрие, да-да, Бланш Андрие...»
 — Да что значит какая-то гребаная семейная репутация по сравнению с  этим ?
 — Бабуля угрожала, что отсудит у меня детей, если я уйду от Жан-Юга. Мне пришлось смириться, чтобы не потерять их.
 Бабуля, чье тело превратилось в груду обугленного мяса из-за идиотских понятий о благопристойности!.. Шиб сжал виски онемевшими пальцами.
 — Так, значит, все знали?.. И про Леона, и про Элилу?..
 — Нет. Все просто забыли. Оказалось, что большинство людей обладают благословенным даром прятать от себя то, что не хочется видеть... Все словно ослепли... и это даже не было притворством... Они и вправду ничего не замечали. Есть вещи возможные и невозможные, Леонар. Эта была из разряда невозможных. Так же как и мы с тобой, добавила она с нежностью, которая ранила его в самое сердце.
 Он снова встряхнул головой, пытаясь прогнать эмоции и переключиться на факты.
 — Но почему он хотел убить всех своих братьев и сестер?
 — Он... он как будто зациклился на мне, он не выносил, когда рядом со мной находился кто-то еще. Мне кажется, он был влюблен в меня, — добавила Бланш, вздрогнув. — Но не как человек, а скорее как животное.
 — А ты? Ты его любила?
 — Да. Он ведь был моим сыном... Да, я его любила. И боялась, А он любил и ненавидел меня одновременно. Ты не в силах это понять, верно?
 — Я пытаюсь,
 — Да, — задумчиво произнесла Бланш, впервые подняв на него глаза. — Ты человек, который пытается... Спасибо тебе за это.
 Шиб закусил губу. Нельзя продолжать этот разговор, иначе он сорвется...
 — А Жан-Юг знал, что Шарль?..
 — Что— Шарль?
 — Ну, что он... ненормальный?
 Бланш улыбнулась печальной улыбкой, похожей на лезвие бритвы, нежно скользнувшей вдоль запястья.
 — Шарль... — Она помолчала, потом сделала глубокий вдох и спокойно произнесла: — Шарль здесь ни при чем, бедняжка. Я говорю о Луи-Мари.
 Шиб едва не подскочил, как от неожиданного выстрела прямо над ухом. И тут же увидел перед собой Луи-Мари, прислонившегося спиной к перилам, его блуждающую улыбку. «У меня секретная миссия в тылу врага...» Луи-Мари, играющий с боевым снаряжением своего деда-мучителя... Луи-Мари, который взял его ружье, чтобы убить любовника матери... Ну да, разумеется, Шарль не мог ни изнасиловать Элилу, ни принуждать Энис к непристойностям... Шарль вообще был не охотник до женщин... Это Луи-Мари мучил своих сестер, это он убил Элилу и толкнул Аннабель в колодец, воображая себя убийцей из фильма — из многочисленных фильмов, наполненных страхом и кровью, которые сплелись в беспорядочный клубок у него в голове... Чокнутый... Это слово применительно к нему утратило свой вульгарный смысл и обрело прямое значение: в нем словно появилась трещина от удара и, поначалу незаметная, продолжала шириться и расти. Мало-помалу она превратилась в пропасть, отделявшую его от других, и только самое ужасное, самое жестокое преступление могло вновь соединить его с ними... Но... что-то здесь не сходится. Шиб снова встряхнул головой, пытаясь прояснить мысли.
 — Но подожди... ведь я его видел! Он шел в часовню, чтобы попытаться...
 — Леонар, ты хороший человек, — мягко проговорила Бланш. — Он шел туда вовсе не затем, о чем ты подумал.
 Перед глазами Шиба словно сверкнула ослепительная вспышка. Он вспомнил слова Гаэль: «Бланш оттащила тело Шарля в часовню». Значит, она смогла открыть дверь! У него подкосились ноги. Бланш продолжала монотонным голосом:
 — Он вошел туда уже полумертвый. Я полоснула его бритвой по горлу и втолкнула внутрь.
 Шиб вспомнил кровь на лице Луи-Мари.
 — Нужно было, чтобы это прекратилось, понимаешь? Я полоснула его бритвой, взяла у него из кармана ключ, открыла дверь и втолкнула его внутрь, чтобы он там умер, — просто сказала она.
 Шиб попытался вдохнуть, но воздух застрял в горле. Наконец, уже почти задохнувшись, он сумел сделать вдох.
 Бланш разжала левую руку. Там оказалась горсть смятых бумажных листков. Она протянула их Шибу.
 — Это было у него в кармане, вместе с ключом. Листки были исписаны острым неровным почерком.
 — Энис и Аннабель теперь в безопасности, — сказала Бланш, снова повернувшись к окну, за которым стояла ночь, наполненная пеплом.
 Шиб увидел, что полицейские отошли от Гаэль и направляются к дому.
 — Но что ты скажешь полиции? — лихорадочно спросил он.
 — Ничего. Ты им все расскажешь.
 — То есть?..
 — Ты им обо всем расскажешь, Леонар. А я ухожу.
 — Но...
 И тут он увидел, что она прячет под синим покрывалом.
 Маузер.
 Он шагнул вперед, но она уже поднесла дуло ко рту. Он застыл на месте. Только не двигаться, только не трогать ее... Он увидел ее глаза — пелену серого тумана без малейшего проблеска солнца, увидел ее указательный палец на спусковом крючке — тонкий женский пальчик с ухоженным ноготком, совершенно неуместный на грозном оружии... Он подумал о том, что никогда больше не сможет ее обнять, прикоснуться к ней, что сейчас ее не станет, а он так и не успеет к ней прикоснуться...
 Только не двигаться!.. Сказать ей, чтобы положила ружье, что все образуется... нет, не так, это глупо... сказать, что она должна жить— ради дочерей. — Шаги на лестнице— быстрые и тяжелые...
 Бланш снова улыбнулась ему и нажала на курок.
 Впервые в жизни Шиб умирал.