---------------------------------------------


 Азимов Айзек
 Пыль смерти

 Айзек АЗИМОВ 
 ПЫЛЬ СМЕРТИ 
 Первоначально это должен был быть еще один рассказ об Уэнделле Эрте, но начинал издаваться новый журнал, и мне хотелось быть в нем представленный чем-то таким, что не было бы пережитком другого журнала. И я соответственно перестроил сюжет. Теперь мне немного жаль. Я думал о том, чтобы переписать рассказ для этой книги, вернув в него доктора Эрта, но инерция победила. 
 Подобно всем работавшим под началом великого Льюиса, Эдмунд Фарли достиг такого состояния, когда с тоской начал думать об удовольствии, которое доставило бы ему убийство этого самого великого Льюиса. 
 Те, кто не работал с Льюисом, не могут этого понять. Льюис (его имя забыли и привыкли думать, что имя его Великий, с прописным В) в представлении обычного человека стал символом исследования неизвестного, безжалостным и гениальным, никогда не отступающим перед неудачами, никогда не устающим придумывать новые, еще более изобретательные пути к победе. 
 Льюис - это тот химик-органик, который заставил Солнечную систему служить своей науке. Это он впервые использовал Луну для проведения широкомасштабных реакций в вакууме, при температуре кипения воды или замерзания воздуха, в зависимости от времени месяца. Фотохимия стала чем-то совершенно новым и удивительным, когда тщательно продуманные аппараты были выведены на орбиты вокруг космических станций. 
 Но, говоря по правде, Льюис крал славу у других - грех, простить который почти невозможно. Некий безымянный студент впервые подумал о том, чтобы устанавливать аппаратуру на поверхности Луны; забытый техник создал первый автономный космический реактор. Каким-то образом оба достижения оказались связаны с именем Льюиса. 
 И ничего нельзя было сделать. Его подчиненный, который уходил в гневе, не получал рекомендации и обнаруживал, что ему чрезвычайно трудно найти работу. Его ничем не подкрепленное слово против слова Льюиса ничего не стоило. С другой стороны, те, кто оставался с ним, кто сумел выдержать, в конце концов получали его расположение и рекомендации, служившие гарантией дальнейших успехов. 
 Но, оставаясь, они получали хотя бы сомнительное удовольствие, делясь друг с другом своей ненавистью. 
 И у Эдмунда Фарли были все основания присоединиться к ним. Он прилетел с Титана, самого большого спутника Сатурна, где в одиночку - ему помогали только роботы - собрал оборудование, которое позволяло воспользоваться сокращающейся атмосферой Титана. У больших планет атмосфера тоже состоит в основном из водорода и метана, но Юпитер и Сатурн слишком велики, чтобы на них работать, а Уран и Нептун разорительно далеки. Титан, однако, размером с Марс, достаточно мал, чтобы на нем можно было находиться, и достаточно велик, чтобы удержать средней плотности водородно-метановую атмосферу. 
 В этой атмосфере легко проходят крупномасштабные реакции, которые в земной атмосфере кинетически затруднены. Фарли работал, создавал, придумывал и выдерживал Титан в течение полугода и вернулся с поразительными данными. Но каким-то образом, почти немедленно, как видел Фарли, все это стало восприниматься, как достижение Льюиса. 
 Остальные сочувствовали, пожимали плечами, приветствовали его присоединение к братству. Лицо Фарли в шрамах от прыщей замкнулось, губы сжимались, и он слушал, как остальные планировали месть. 
 Джим Горхем был самым откровенным. Фарли отчасти презирал его: он был "вакуумщик", никогда не покидавший Землю. 
 Горхем сказал: 
 - Видите ли, Льюиса легко убить из-за постоянства его привычек. На него можно положиться. Например, посмотрите, как он настаивает на том, чтобы есть в одиночестве. Точно в двенадцать закрывает свой кабинет и точно в час открывает его. Верно? Никто не заходит в кабинет в это время, так что у яда хватит времени, чтобы подействовать. 
 Белински с сомнением спросил: 
 - Яд? 
 - Это легко. Тут повсюду полно ядов. Только назовите, что вам нужно. Ну, так вот. Льюис съедает один бутерброд с швейцарским сыром и специальной приправой из большого количества лука. После этого весь день мы дышим луком, и все помнят, какой крик он поднял, когда однажды прошлой весной в буфете не оказалось этой приправы. Никто и не прикоснется к ней, так что яд больше никому не повредит... 
 Для всех это было чем-то вроде игры, но не для Фарли. 
 Мрачно и серьезно решил он убить Льюиса. 
 Это стало его навязчивой идеей. Кровь его закипала при мысли о смерти Льюиса, о том, что он сможет по праву получить то, что заслужил за жизнь в крошечном кислородном пузыре, за бесконечные переходы по замерзшему аммиаку за готовыми продуктами, для установки новых реакций под ударами ветра из водорода и метана. 
 Но нужно придумать что-нибудь такое, что не повредит никому, кроме Льюиса. Постепенно мысли Фарли сосредоточились вокруг атмосферного кабинета Льюиса. Это низкая длинная комната, изолированная от остальных лабораторий цементными блоками и несгораемой дверью. Никто, кроме Льюиса, не мог входить в нее, только в его присутствии и с его разрешения. На самом деле комната не закрывалась. Эффективная тирания, установленная Льюисом, сделала выцветший листок бумаги на лабораторной двери с надписью "Не входить" и с его инициалами более прочным препятствием, чем замок... конечно, если только стремление к убийству не пересилит все остальное. 
 Итак, что же в атмосферном кабинете? Привычка Льюиса все проверять, его почти бесконечная осторожность не оставляли никаких возможностей для случая. Любая попытка что-то переделать в оборудовании, если она, конечно, не будет микроскопически тонкой, не останется незамеченной. 
 Огонь? Атмосферный кабинет содержит воспламеняющиеся материалы, и в большом количестве, но Льюис не курит и прекрасно понимает опасность огня. Никто не предпринимает больших предосторожностей от него. 
 Фарли нетерпеливо думал о человеке, которому так трудно справедливо отомстить, о воре, играющем крошечными баками водорода и метана, тогда как Фарли использовал их кубическими милями. Льюису - маленькие баки и слава, Фарли - кубические мили и забвение. 
 Во всех этих маленьких баках газ, у каждого свой цвет, все они представлены в атмосферах. Водород в красном цилиндре и метан в полосатом красно-белом, смесь этих двух газов представляет атмосферу внешних планет. Азот в коричневых цилиндрах и двуокись углерода в серебряных - атмосфера Венеры. Желтые цилиндры со сжатым воздухом и зеленые с кислородом хороши для земной химии. Парад радуг, каждый цвет установлен многолетней традицией. 
 И тут у него появилась мысль. Она не родилась болезненно, но возникла сразу. В один момент она кристаллизовалась в мозгу Фарли, и он понял, что нужно сделать. 
 Фарли целый месяц ждал восемнадцатого сентября, Космического дня. Это годовщина первого успешного космического полета человека, и в этот вечер никто не работает. Для ученого Космический день - самый значительный из всех праздников, и даже Льюис в этот день празднует. 
 Фарли вошел в Центральную Лабораторию Органической Химии - если пользоваться официальным названием, - уверенный, что его никто не видел. Лаборатории не банки и не музеи. В них нечего красть, и ночные дежурные относятся к своей работе не очень серьезно. 
 Фарли осторожно закрыл за собой главную дверь и медленно двинулся по затемненным коридорам к атмосферному кабинету. Его оборудование состояло из фонарика, небольшой бутылочки с черным порошком и тонкой кисточки, которую он купил три недели назад в магазине для художников на противоположном конце города. На нем были перчатки.
 Самым трудным оказалось войти в атмосферный кабинет. Его "запретность" мешала больше, чем недозволенность убийства. Однако внутри все оказалось проще. 
 Прикрывая фонарик руками, Фарли без колебаний отыскал цилиндр. Сердце его оглушительно билось, дышал он порывисто, и руки его дрожали. 
 Зажав фонарик под рукой, он окунул кисточку в черный порошок. Зерна его прилипли к волоскам, и Фарли направил ее на конец клапана, присоединенного к цилиндру. Прошли бесконечные секунды, прежде чем он дрожащими руками сумел ввести кисточку в клапан. 
 Фарли осторожно пошевелил кисточкой, снова окунул ее в порошок, снова вставил в отверстие. Он повторял это снова и снова, почти загипнотизированный собственной сосредоточенностью. Наконец кусочком косметической ткани, смоченной слюной, начал протирать внешний край клапана, чувствуя бесконечное облегчение оттого, что работа кончена и скоро он уйдет. 
 Но тут его рука застыла, и волна нерешительности захватила его. Фонарик со звоном упал на пол. 
 Дурак! Невероятный, жалкий глупец! Он не "подумал"! 
 Под гнетом эмоций и тревоги он взял не тот цилиндр! 
 Он схватил фонарик, выключил его и с замершим сердцем стал прислушиваться. 
 В наступившей мертвой тишине к нему постепенно вернулось самообладание, и он сообразил, что то, что было сделано раз, может быть сделано и вторично. На то, чтобы справиться в нужным цилиндром, потребуется еще две минуты. 
 Снова вступили в дело кисточка и черный порошок. По крайней мере он не уронил бутылочку с пылью, черной смертоносной пылью. На этот раз перед ним нужный цилиндр. 
 Он кончил, снова дрожащими руками обтер клапан. Потом посветил вокруг и увидел бутылку с реактивом - толуол. Подойдет. Снял пластиковую крышку, пролил немного толуола на пол и оставил бутылку открытой. 
 Как во сне, выбрался из здания, добрался до своего дома, и вот наконец он в безопасности своей комнаты. Насколько он мог судить, никто его не заметил. 
 Он сунул косметическую ткань, которой протирал клапаны, в пламя дезинтегратора. Она исчезла, распавшись на молекулы. Так же он поступил и с кисточкой. 
 От бутылочки не удастся избавиться, не переналаживая дезинтегратор, а он считал это небезопасным. Пойдет на работу пешком, как делает часто, и сбросит ее с моста на Гранд-Стрит... 
 На следующее утро Фарли, мигая, смотрел на свое отражение в зеркале. Посмеет ли он идти на работу? Пустая мысль: он не посмеет "не" пойти на работу. В этот день он не должен делать ничего, что привлекло бы к нему внимание. 
 В растущем отчаянии он проделал все те незначительные процедуры, которые занимают так много времени каждый день. Утро прекрасное, теплое, он пошел на работу пешком. Потребовалось легкое движение руки, чтобы избавиться от бутылочки. Она всплеснула на поверхности реки, наполнилась водой и утонула. 
 Позже он сидел за столом, глядя на свой компьютер. Теперь, когда он все это проделал, сработает ли? Льюис может не обратить внимания на запах толуола. Почему бы и нет? Запах неприятный, но не вызывающий отвращения. Химики-органики к таким запахам привыкли. 
 Затем, если Льюис по-прежнему занят гидрогенерационными процессами, которые Фарли разработал на Титане, он немедленно пустит в дело цилиндр. Так должно быть. Потратив день на праздник, Льюис больше, чем когда-либо, будет стремиться начать работу. 
 И как только он повернет клапан, вырвется немного газа и превратится в струю пламени. Если содержание толуола в воздухе достаточное, все взорвется... 
 Фарли так был поглощен своими размышлениями, что глухой гул принял за создание собственного воображения, пока не застучали торопливые шаги. 
 Фарли поднял голосу и с пересохшим горлом воскликнул: 
 - Что... что... 
 - Не знаю, - крикнул бегущий. - Что-то случилось в атмосферном кабинете. Взрыв. 
 Сорвали огнетушители, загасили пламя и вытащили обгоревшего и почерневшего Льюиса. Жизнь едва теплилась в нем, и он умер прежде, чем врач предсказал неизбежность этого. 
 На краю группы, с мрачным любопытством наблюдавшей за этой сценой, стоял Эдмунд Фарли. Бледность и испарина на лице не делали его в тот момент отличным от остальных. Он вернулся к своему столу. Теперь можно заболеть. Никто не обратит внимания. 
 Но он не заболел. День кончился, и к вечеру ему полегчало. Несчастный случай. Химики всегда рискуют, особенно если работают с воспламеняющимися материалами. Никто не усомнится. 
 И даже если усомнится, что может привести к Эдмунду Фарли? Он должен продолжать жить, как будто ничего не случилось. 
 Ничего? Боже, теперь все заслуги Титана принадлежат ему. Он станет великим человеком. 
 Стало совсем легко, и ночь он проспал хорошо. 
 Джим Горхем слегка похудел за двадцать четыре часа. Его светлые волосы спутались, и только цвет щетины скрывал необходимость побриться. 
 - Мы все говорили об убийстве, - сказал он. 
 Сетон Дейвенпорт из Земного Бюро Расследований методично постукивал пальцем по столу, так легко, что ничего не было слышно. Это был плотный человек с жестким лицом и черными волосами, тонким, выдающимся носом, предназначенным для удобства, а не для красоты, и шрамом в форме звезды на одной щеке. 
 - Серьезно? - спросил он. 
 - Нет, - ответил Горхем, яростно качая головой. - Я по крайней мере не воспринимал это серьезно. Самые дикие планы: отравленные сэндвичи, разбрызгивание кислоты с вертолета, вы знаете. Но кто-то все-таки отнесся к этому серьезно... Сумасшедший! Почему? 
 Дейвенпорт ответил: 
 - Судя по вашим словам, покойный присваивал себе чужие результаты. 
 - Ну и что? - воскликнул Горхем. - Это плата за то, что он делал. Он объединял всю команду. Был ее мышцами и содержанием. Льюис имел дело с Конгрессом и добывал субсидии. Он получал разрешение проводить работы в космосе и посылать людей на Луну и повсюду. Он получал у космических линий и промышленников миллионы долларов, на которые мы все работали. Он организовал Центральную Лабораторию. 
 - Вы все это поняли за одну ночь? 
 - Вовсе нет. Я это всегда знал, но что я мог сделать? Я боялся космических полетов, находил предлоги, чтобы не участвовать в них. Я вакуумщик, который никогда не был даже на Луне. Правда в том, что я боялся. И еще больше боялся, что об этом узнают другие. - Он буквально истекал презрением к себе. 
 - И теперь вы хотите найти, кого можно наказать, - сказал Дейвенпорт. - Хотите заставить мертвого Льюиса искупить вашу вину перед живым? 
 - Нет! Психиатрия тут ни при чем. Говорю вам, это убийство. Иначе не может быть. Вы не знали Льюиса. Он был маньяком безопасности. Взрыв не мог произойти рядом с ним. Только специально организованный. 
 Дейвенпорт пожал плечами. 
 - Что взорвалось, доктор Горхем? 
 - Могло быть что угодно. У него были самые различные органические соединения: бензол, эфир, пиридин - все легковоспламеняющиеся. 
 - Я когда-то изучал химию, доктор Горхем. Насколько я помню, ни одна из этих жидкостей не взрывается при комнатной температуре. Должно быть тепло, искра, пламя. 
 - Конечно, было пламя. 
 - Как это могло произойти? 
 - Не могу себе представить. Там не было ни горелок, ни спичек. Все виды электрического оборудования тщательно изолированы. Даже обычные маленькие приспособления, типа клемм, специально изготовлены из бериллиевой бронзы или других сплавов, не дающих искру. Льюис не курил и уволил бы сразу всякого, кто приблизился бы к этой комнате на сто футов с зажженной сигаретой. 
 - Чем он занимался в последний момент? 
 - Трудно сказать. Там все в беспорядке. 
 - Вероятно, сейчас уже все убрали. 
 Химик энергично ответил: 
 - Нет. Я об этом позаботился. Сказал, что будет расследование. Нужно доказать, что происшедшее не следствие неосторожности. Понимаете, чтобы не было дурной славы. Там все не тронуто. 
 Дейвенпорт кивнул. 
 - Хорошо. Пойдем посмотрим. 
 В почерневшей неприбранной комнате Дейвенпорт спросил: 
 - Какое самое опасное оборудование здесь? 
 Горхем осмотрелся. 
 - Баки с сжатым кислородом, - указал он. 
 Дейвенпорт осмотрел разноцветные цилиндры у стены, закрепленные цепью. Они накренились от взрыва. 
 Дейвенпорт сказал: 
 - А как этот? 
 Он носком ноги толкнул цилиндр, который лежал посреди комнаты. Цилиндр оказался тяжелым и не пошевельнулся. 
 - Это водород, - ответил Горхем. 
 - Водород взрывается, верно? 
 - Да - если его нагреть. 
 Дейвенпорт сказал: 
 - Тогда почему вы говорите, что самый опасный сжатый кислород? Кислород ведь не взрывается? 
 - Нет. И даже не горит. Но поддерживает горение. В нем все горит. 
 - Вот как? 
 - Взгляните сюда. - В голосе Горхема появилась живость: теперь это был ученый, объясняющий дилетанту нечто очень простое. - Иногда кто-то может смазать чем-нибудь клапан, чтобы плотнее завернуть его. Или по ошибке нанесет что-нибудь воспламеняющееся. Когда он открывает клапан, кислород выходит, то, что тут нанесено, взрывается, клапан выходит из строя. Весь кислород вырывается из цилиндра, как из турбины; тепло взрыва воспламенит остальные жидкости. 
 - Баки с кислородом здесь не тронуты? 
 - Да. 
 Дейвенпорт пнул водородный цилиндр у своих ног. 
 - На датчике этого цилиндра ноль. Вероятно, это означает, что клапан во время взрыва был открыт и весь газ вышел. 
 Горхем кивнул. 
 - Вероятно. 
 - Можно ли взорвать водород, скажем, смазав маслом клапан? 
 - Определенно нет. 
 Дейвенпорт потер подбородок. 
 - Может здесь что-нибудь зажечь кислород, кроме искры? 
 Горхем пожал плечами. 
 - Вероятно, катализатор. Лучше всего черная платина. Это порошок платины. 
 Дейвенпорт удивился. 
 - У вас он есть? 
 - Конечно. Он дорог, но ничто лучше не катализирует водородные реакции. - Он замолчал и долго смотрел на водородный цилиндр. - Черная платина, - наконец прошептал он. - Интересно... 
 Дейвенпорт спросил: 
 - Значит черная платина может заставить водород загореться? 
 - О, да. Она соединяет водород с кислородом при комнатной температуре. Никакой подогрев не нужен. Взрыв произойдет так, будто вызван высокой температурой. 
 В голосе Горхема нарастало возбуждение, он опустился на колени перед водородным цилиндром. Провел пальцем по почерневшему концу. Может быть, сажа, но может быть... 
 Он встал. 
 - Сэр, должно быть, так это было сделано. Я хочу собрать все крупинки посторонних материалов с этого клапана и провести спектрографический анализ. 
 - Сколько это займет? 
 - Дайте мне пятнадцать минут. 
 Вернулся он через двадцать. Дейвенпорт тем временем тщательно осмотрел сгоревшую лабораторию. Он поднял голову. 
 - Ну? 
 Горхем ответил торжествующе: 
 - Есть. Немного, но есть. 
 Он держал в руках полоску негатива, на котором видны были короткие параллельные линии, на разном расстоянии друг от друга и разной степени яркости. 
 - В основном посторонние материалы, но видите эти линии... 
 Дейвенпорт всмотрелся. 
 - _О_ч_е_н_ь_ слабые. Готовы ли вы подтвердить в суде, что это платина? 
 - Да, - не задумываясь ответил Горхем. 
 - А другой химик? Если фото покажут химику, нанятому защитой, не заявит ли он, что линии слишком слабы, чтобы быть доказательством? 
 Горхем молчал. 
 Дейвенпорт пожал плечами. 
 Химик вскрикнул: 
 - Но она здесь!.. Поток газа и взрыв унесли большую часть. Не могло остаться много. Вы ведь это понимаете? 
 Дейвенпорт задумчиво осмотрелся. 
 - Понимаю. Я согласен: существует достаточная вероятность, что это убийство. Значит нужно найти более веское доказательство. Как вы думаете, это единственный цилиндр, который готовили к взрыву? 
 - Не знаю. 
 - Тогда прежде всего нужно проверить все остальные. И все остальное тоже. Если произошло убийство, убийца мог придумать еще что-то. Нужно все проверить. 
 - Я начну... - с готовностью начал Горхем. 
 - Гм... не вы, - сказал Дейвенпорт. - Со мной человек из нашей лаборатории. 
 На следующее утро Горхем снова оказался в кабинете Дейвенпорта. На этот раз его вызвали. 
 Дейвенпорт сказал: 
 - Вы правы, это убийство. На другом цилиндре то же самое. 
 - В_о_т _в_и_д_и_т_е_! 
 - Кислородный цилиндр. Внутри клапана черная платина. Много. 
 - Черная платина? В _к_и_с_л_о_р_о_д_н_о_м_ цилиндре? 
 Дейвенпорт кивнул. 
 - Верно. Как вы думаете, зачем она там? 
 Горхем покачал головой. 
 - Кислород не загорится. Ни от чего подобного. Даже от черной платины. 
 - Значит, убийца в напряжении момента спутал цилиндры. Очевидно, понял ошибку, занялся нужным цилиндром, но тем временем оставил свидетельство, что это не несчастный случай, а убийство. 
 - Да. Теперь остается только найти его. 
 Дейвенпорт улыбнулся, и шрам на его щеке опасно искривился. 
 - _Т_о_л_ь_к_о_, доктор Горхем? А как это сделать? Он не оставил визитной карточки. В лабораториях множество людей, которые могли захотеть покончить с Льюисом, еще большее количество со специальными химическими знаниями, необходимыми для совершения преступления, и с возможностью совершить его. Можно ли проследить происхождение этой черной платины? 
 - Нет, - неуверенно ответил Горхем. - Любой из двадцати человек может зайти в особую кладовую без труда. А как насчет алиби? 
 - На какое время? 
 - На предыдущую ночь. 
 Дейвенпорт склонился к своему столу. 
 - Когда в последний раз перед смертью доктор Льюис использовал водородный цилиндр? 
 - Не... не знаю. Он работал один. В глубокой тайне. Так он был уверен, что сумеет перехватить чужие открытия. 
 - Да, я знаю. Мы кое о чем расспросили. Итак, черная платина могла быть нанесена на цилиндр и неделю назад. 
 Горхем безутешно прошептал: 
 - Что же нам делать? 
 Дейвенпорт ответил: 
 - Как мне кажется, ухватиться можно только за черную платину на кислородном цилиндре. Это иррационально, а в объяснении может содержаться решение. Но я не химик, химик вы, так что ответ где-то внутри вас. Может это быть ошибкой, мог убийца спутать кислород с водородом? 
 Горхем сразу отрицательно покачал головой. 
 - Нет. Вы знаете о цветах: в зеленом баке кислород, в красном водород. 
 - А что если он дальтоник? - спросил Дейвенпорт. 
 На этот раз Горхем ответил не сразу. Наконец он сказал: 
 - Нет. Люди, не различающие цвета, не годятся для химии. Слишком важно определение цвета в химической реакции. Если бы у нас был дальтоник, мы давно бы знали об этом: он не мог бы отличить один реактив от другого. 
 Дейвенпорт кивнул. С отсутствующим видом потрогал шрам на щеке. 
 - Хорошо. Если кислородный цилиндр готовили не по невежеству и не случайно, может, существует цель? Сознательно? 
 - Я вас не понимаю. 
 - Допустим, у убийцы был план, когда он занялся кислородным цилиндром, но затем он свой план изменил. Существуют ли условия, в которых черная платина была бы опасна в присутствии кислорода? Любые условия? Вы ведь химик, доктор Горхем. 
 На лице химика появилось изумленное выражение. Он покачал головой. 
 - Нет. Не может быть. Разве что... 
 - Разве что? 
 - Ну, это нелепо, но если поместить кислород в контейнер с водородом, черная платина может стать опасной. Естественно, нужен очень большой контейнер, чтобы произошел сильный взрыв. 
 - Предположим, - сказал Дейвенпорт, - наш убийца хотел заполнить комнату водородом, а потом открыть кислородный цилиндр. 
 С легкой улыбкой Горхем ответил: 
 - Но зачем создавать водородную атмосферу, когда... - Улыбка исчезла, место ее заняла бледность. Он воскликнул: - Фарли! Эдмунд Фарли! 
 - Кто это? 
 - Фарли только что вернулся после шести месяцев на Титане, - с растущим возбуждением сказал Горхем. - У Титана водородно-метановая атмосфера. Он единственный у нас человек с опытом работы в такой атмосфере, и теперь все приобретает смысл. На Титане струя кислорода соединится с окружающим водородом, если ее нагреть или в присутствии черной платины. А струя водорода нет. Ситуация прямо противоположная той, что на Земле. Это Фарли. Войдя в лабораторию Льюиса, чтобы подготовить взрыв, он по привычке взялся за кислородный цилиндр. А когда вспомнил, что находится на Земле и нужно поступать наоборот, дело было уже сделано. 
 Дейвенпорт кивнул с угрюмым удовлетворением. 
 - Я думаю, вы правы. - Он протянул руку к интеркому и сказал невидимому собеседнику на другом конце: - Найдите доктора Эдмунда Фарли из Центральной Лаборатории.