Аннотация: Замечательный рассказ Теодора Старджона, повествующий о падении космического корабля инопланетянина на дом. Позже выясняется, что инопланетянин владеет телепатией, у него на руке 6 пальцев и 2 сердца, при этом он мурлычет как кошка. Он оказывается в обществе семьи, на чей дом упал. --------------------------------------------- Ракета Мяуса * * * “Прерываем наши передачи. Слушайте экстренное сообщение…” — Джек! Ну что ты вскинулся как ужаленный? И пепел у тебя сыплется. — Ох, Айрис, дай послушать. “…тело, первоначально принятое за комету, продолжает беспорядочный полет в стратосфере, временами снижаясь до…”. — Джек, ты мне действуешь на нервы! Нельзя быть таким рабом радио. Ты бы лучше мне уделял столько внимания… — Дорогая, я готов все это обсудить и уделять тебе сколько угодно внимания, только после. Ради Бога, дай послушать!!! “…телям восточного побережья предлагается следить за приближением этого…”. — Айрис, не надо! ЩЁЛК! — Ну, знаешь, это просто невежливо, это уж такое… — Хватит, Джек Герри! Приёмник не только твой, но и мой. Захотела — и выключила, имею полное право. — Скажи, пожалуйста, а почему тебе понадобилось именно сейчас его выключать. — Потому что если сообщение важное, его повторят ещё сто раз, и ты каждый раз будешь на меня шипеть, а мне это неинтересно, и так все уши прожужжали, хватит. Вечно ты слушаешь какую-то ерунду, которая нас ни капельки не касается. А главное, ещё кричишь на меня! — Ничего я не кричал. — Нет, кричал! И сейчас кричишь. — Мама! Папа! — Молли, детка, мы тебя разбудили… — Бедный детёныш… эй, а почему ты босиком? — Сегодня не холодно, пап. А чего там по радио? — Что-то летит в небе, малышка, я не слышал до конца. — Спорим, космический корабль! — Вот видишь, забил ей голову своей научной фантастикой… — По-твоему, это фантастика? Молли рассуждает куда разумнее тебя. — А ты рассуждаешь как семилетний ребёнок. И… и ещё на… настраиваешь её против ме… меня! — Ой, мам, ну чего ты плачешь! И в эту минуту словно какой-то великан сшиб кулаком двухкомнатный мезонин приморского коттеджа и расшвырял обломки по пляжу. Лампы погасли, а снаружи весь берег озарила яркая вспышка голубого слепящего света. — Джек, милый, ты ранен? — Мам, у него кровь! — Джек, родной, скажи хоть слово! Ну, пожалуйста! — Уф! — послушно отозвался Джек Герри и сел; с него шурша посыпалась дранка и обвалившаяся штукатурка. Обеими руками он осторожно взялся за голову и присвистнул: — Дом рухнул. — Не совсем, милый. — Жена обняла его, попыталась стряхнуть пыль с его волос, погладила по затылку. — Я… мне страшно, Джек. — Страшно? — Он неуверенно огляделся; в комнату едва сочился лунный свет, всё казалось смутным. И вдруг затуманенный взгляд наткнулся на яркое сияние в самом неожиданном месте. Он стиснул руку Айрис. — Верх снесло… — выговорил он хрипло и, шатаясь, через силу поднялся на ноги. — Комнату Молли… Молли! — Я тут, пап. Ой! Ты меня раздавишь! — Счастливая семейка, — дрожащим голосом сказала Айрис. — Проводим лето в тихом домике у моря, чтобы папочка без помех писал статьи о технике, а мамочка успокаивала нервы… Телефона нет, до кино сто лет добираться, а теперь ещё крыша улетела. Джек… Что это в нас попало? — Одна из тех самых штук, про которые ты не желаешь слушать, — язвительно ответил Джек. — Ты же их не признаешь, потому что они нас никак не касаются. Припоминаешь? — Это про неё говорили по радио? — Возможно. Давай-ка выберемся отсюда. Пожалуй, дом ещё рухнет на нас или сгорит, мало ли. — И-нас-у-бьёт! — пропела Молли. — Замолчи, Молли! Айрис, я пойду погляжу, что к чему. А ты бы присмотрела место, где можно поставить палатку… если только я её отыщу… Тише, Молли! — А я молчу. МЯ-А-У! — Разве это не ты мяукаешь? — Не я, пап, честно! — Как будто кошку придавило, — сказала Айрис. — Только откуда тут взяться кошке? Они умные, они сюда не полезут. УУ-УУА-АУ! — Ну и воет, прямо жуть берёт! — Джек, это не кошка… ММММ-АУ, МММММ… МММ. — Не знаю, что там за зверь, но уж, наверно, не очень большой, если он так мяукает, — сказал Джек. — И совершенно нечего трусить. Он сжал локоть Айрис, потом осторожно перешагнул через груду обломков и начал всматриваться. Молли полезла туда же. Вой больше не повторялся, и за пять минут они ни до чего не доискались. Джек вернулся к жене, она шарила среди обломков и мусора в гостиной, бесцельно поднимала и расставляла опрокинутые стулья. — Я ничего не нашёл… — Ух!!! — Молли! Что такое? Молли копошилась в кустах у самого дома. — Ой… ой, пап, иди скорей! Это прозвучало так, что отец стремглав выбежал наружу. Молли стояла вся вытянувшись в струнку и старалась запихнуть себе в рот оба кулака разом. А у её ног лежал на земле человек с кожей серебристо-серого цвета; рука у него была сломана, он поглядел на Джека и замяукал. “…Военно-морское министерство дало отбой тревоги. Пилот почтового самолёта сообщил, что неизвестный предмет скрылся в зените. В последний раз его заметили в восемнадцати милях восточнее Норманди-Бич, штат Нью-Джерси. По сообщениям из этого района, он летел очень медленно, издавая громкий свистящий звук. Хотя несколько раз неизвестный предмет снижался до каких-нибудь четырех-пяти футов над землёй, по имеющимся сведениям, никакого ущерба он не причинил. Расследование продолжа…”. — Надо же, — фыркнула Айрис, выключая транзистор. — Это называется “никакого ущерба”. — Угу. И раз никто не видел, как эта штука ударила в наш дом, значит, никакие расследователи сюда не явятся. Так что смело можешь удалиться в палатку и залечь, никто не пристанет к тебе с вопросами. — Ложиться спать? Ты с ума сошёл, спать в тоненькой палатке, когда тут валяется это чудовище и мяукает? — Ну, что ты, мам! Он больной. Он никого не тронет. Они сидели у весёлого костра, который разожгли дранкой с крыши. Джек без особого труда поставил палатку. Серебристо-серый человек дремал, растянувшись поодаль в тени, и порой тихонько стонал. — Обожаю, когда ты болтаешь глупости, лапочка, — усмехнулся Джек, глядя на Айрис. — До чего ловко ты ему вправила руку, любо-дорого было смотреть. Пока ты с ним нянчилась, ты вовсе не думала, что он чудовище. — Вот как? Может быть, чудовище — не то слово. Знаешь, Джек, у него в предплечье только одна кость. — Что? Чепуха, дружок. Наука такого не допускает. Тут нужно гибкое сочленение, иначе кисть не будет подвижной. — Кисть у него подвижная. — Посмотрим, — пробормотал Джек, взял фонарик и направился к распростёртой на земле долговязой фигуре. В луче фонаря мигали серебристо-серые глаза. Какие-то они были странные. Джек посветил фонарём поближе. В луче зрачки были не чёрными, а тёмно-коричневыми. И очень узкими — просто еле заметные щёлочки, сдавленные с боков точно у кошки. Джек перевёл дух. Потом осветил тело лежащего. Надето на него было что-то вроде широченного купального халата, ярко-синее, с жёлтым поясом. У пояса — пряжка: по виду словно две пластинки жёлтого металла лежат рядом, совершенно непонятно, как они скреплены. Просто держатся вместе — и все. Когда они нашли этого человека и он сразу лишился чувств, Джеку пришлось пустить в ход всю свою силу, чтобы разделить эти пластинки. — Айрис! Она поднялась и подошла. — Не мешай бедняге, пускай спит. — Айрис, какого цвета был его балахон? — Красный с… да он синий! — Теперь синий. Айрис, что за чертовщина такая на нас свалилась? — Не знаю… не знаю. Какой-то несчастный сбежал из приюта для… для… — Для кого? — Я почём знаю? — огрызнулась Айрис. — Наверно, если вот такие родятся, их куда-нибудь отдают. — Люди такими не родятся, Айрис, он не урод. Просто совсем другой. — Я понимаю, что ты имеешь в виду. Сама не знаю почему, но понимаю. Только вот что я тебе скажу… — она запнулась и молчала так долго, что Джек в недоумении обернулся. Айрис медленно докончила: — Он такой странный, такой безобразный, я должна бы его бояться, но… я не боюсь. — А я тоже не боюсь! — Молли, ложись сейчас же! Молли скрылась в палатке. Серый человек замяукал. — Чего ты, приятель? Здоровой рукой человек потрогал стянутое лубками предплечье. — Ему больно, — сказала Айрис, опустилась на колени подле раненого и отвела его руку от повязки. Он не сопротивлялся, только лежал и смотрел на Айрис, щуря страдающие глаза. — У него шесть пальцев, — сказал Джек, опустился на колени рядом с женой и осторожно взял запястье раненого. И удивлённо присвистнул: — Ещё какая подвижная кисть! — Дай ему аспирина. — Это мысль… Постой-ка, — Джек озадаченно выпятил губу. — Думаешь, можно? — А почему нет? — Мы же не знаем, откуда он. Понятия не имеем, какой у него обмен веществ. Мало ли, как на него могут подействовать наши лекарства. — Он… то есть как это — откуда? — Айрис, дай ты себе труд хоть немного подумать, — с досадой сказал Джек. — Не станешь же ты и теперь закрывать глаза на очевидное и уверять, что этот человек с нашей Земли! Что ты, анатомии не знаешь? Где ты видела уродов с такой кожей и с такими костями? А эта пряжка? А одежда? Что это за материя? Будет тебе, право. Не цепляйся за старые предрассудки, шевельни мозгами, сделай милость. — Ах, оставь! Этого просто не может быть! — Вот так же рассуждали до Хиросимы… Так рассуждал в старину какой-нибудь воздухоплаватель, сидя в корзине аэростата, когда ему толковали про аппараты тяжелее воздуха. Так рассуждали… — Ну, довольно, Джек! Я знаю всё, что ты скажешь. Поспал бы лучше, сколько осталось до утра. А угодно философствовать — пожалуйста. Всё, что ты говоришь, относится к людям. Покажи мне любой новый пластик, новый металл, новую невиданную машину, пускай я в них ничего не пойму, но они не вызовут у меня противодействия, потому что их изобрели люди. А этот… этот человек или уж не знаю кто… — Понимаю, — сказал Джек мягче. — Это страшно, потому что чужое, а где-то в глубине души у нас всегда сидит: чужое — значит, опасное. Поэтому мы с чужими ведём себя лучше, чем с друзьями… и всё-таки, по-моему, не стоит давать этому серому аспирин. — Но он дышит тем же воздухом, что и мы. И в пот его бросает. И говорить он, наверно, умеет… — Пожалуй, ты права. Что ж, надо попробовать, может, хоть немного снимет боль. Дай ему только одну таблетку. Айрис отошла к колонке, налила воды в алюминиевый стаканчик. Опустилась на колени подле своего пациента и, одной рукой поддерживая серебристую голову, осторожно сунула ему в рот таблетку аспирина и поднесла к губам стакан. Он жадно выпил воду и вдруг весь обмяк. — Ах, чёрт… вот этого я и опасался! Айрис приложила ладонь к груди больного — послушать сердце. — Джек!!! — Неужели он… что с ним, Айрис? — Нет, не умер. Но послушай… Джек приложил рядом свою ладонь. Сердце билось тяжело, медленно — каких-нибудь восемь ударов в минуту. А за этими размеренными ударами, совершенно не в такт, частили другие — резкие, страшно быстрые, должно быть, около трехсот в минуту. — У него какой-то сердечный приступ, — сказал Джек. — Да, и с двумя сердцами сразу! Неожиданно этот странный человек вскинул голову и испустил протяжный, пронзительный, с переливами вой. Глаза распахнулись во всю ширь, в них трепетала, то затягивая, то вновь открывая зрачок, прозрачная плёнка. Он лежал совершенно неподвижно и все вопил, захлёбывался криком. И вдруг схватил руку Джека и поднёс к губам. Молнией сверкнул острый светло-оранжевый язык, дюйма на четыре длиннее, чем полагается, и лизнул ладонь. Потом удивительные глаза закрылись, вопли перешли в слабое хныканье, а там и вовсе утихли, и он мирно свернулся калачиком. — Уснул, — сказала Айрис. — Ох, надеюсь, мы ничего плохого не натворили. — Что-то мы с ним явно сотворили. Будем надеяться, что это не очень опасно. Во всяком случае, рука его сейчас не мучает. А мы того и добивались. Айрис подложила подушку под серую, непривычной формы голову, проверила, удобно ли незнакомцу лежать на надувном матрасе. — Какие у него красивые усы, — сказала она. — Совсем серебряные. С виду он очень старый и мудрый, правда? — Вроде филина. Иди ложись. Джек проснулся рано; ему снилось, что он с зонтиком вместо парашюта выбросился из летающего мотоцикла и, пока падал, зонтик обратился в леденец на палочке. Он приземлился среди острых зубчатых скал, но они спружинили мягко, как губка. Его тотчас окружили русалки, очень похожие на Айрис, кисти рук у них были в форме шестерёнок. Но во сне ему было всё нипочём. Проснулся он улыбаясь, необычайно весёлый и довольный. Айрис ещё спала. Где-то звонко смеялась Молли. Джек сел, огляделся — раскладушка Молли была пуста. Тихонько, стараясь не разбудить жену, он сунул ноги в шлёпанцы и вышел из палатки. Молли стояла на коленях напротив странного гостя, а он сидел на корточках и… Они забавлялись детской игрой в ладоши: кто не успеет отдёрнуть руку, получает шлепок. — Молли!!! — Да, пап? — И не совестно тебе? Ведь у него сломана рука! — Ой, я забыла! Ты думаешь, ему больно? — Не знаю. Очень может быть, — сердито сказал Джек Герри. Он подошёл к гостю, взял его за здоровую руку. Тот поднял голову и улыбнулся. Очень славная, обаятельная у него оказалась улыбка. А зубы — острые, до странности редко расставленные. — Иии-у мау мадибу Мяус, — сказал он. — Это его так зовут, — живо пояснила Молли, наклонилась и потянула пришельца за рукав: — Мяус! Эй, Мяус! И ткнула себя пальцем в грудь. — Мооли, — сказал Мяус. — Мооли Геери. — Видишь, пап, видишь? — в восторге закричала Молли. И ткнула пальцем в отца: — А это папа. Па-па. — Баа-ба, — сказал Мяус. — Не так, глупый! Папа! — Баба. — Да папа же! Джек, тоже увлёкшись, показал на себя пальцем: — Джек Герри! — Шек Герц, — повторил пришелец. — Недурно. Молли, он просто не выговаривает “п” и “ж”. Это ещё не так плохо. Джек осмотрел лубки. Айрис очень толково их наложила. Поняв, что вместо двух костей — локтевой и лучевой, как должно быть у обыкновенного человека, — у Мяуса только одна, Айрис закрепила её в нужном положении при помощи двух дощечек вместо одной. Джек усмехнулся. Умом Айрис не допускает самого существования Мяуса; но как нянька и сиделка она не только признала его странную анатомию, но и вышла из положения. — Наверно, он очень вежливый, — сказал Джек смущённой дочери. — Раз тебе вздумалось играть с ним в шлёпки, он будет терпеть, даже если ему больно. Не надо пользоваться его добротой, пичуга. — Не буду, пап. Джек развёл костёр, и, когда из палатки вышла Айрис, на перекладине из свежесрезанных палок уже бурлила в котелке вода. — Понадобилось стихийное бедствие, чтобы ты взялся готовить завтрак, — проворчала жена, стараясь скрыть довольную улыбку. — Как наш больной? — Процветает. Они с Молли утром состязались в шлёпки-ладошки. Кстати, балахон на нём опять стал красный. — Слушай, Джек… Откуда он взялся? — Я ещё не спрашивал. Когда я научусь мяукать или он научится говорить, может быть, мы это выясним. Молли уже дозналась, что его зовут Мяус. — Джек усмехнулся. — А он меня зовёт Шек Герц. — Вот как? Он шепелявит? Айрис занялась стряпнёй, а Джек пошёл осматривать дом. Всё оказалось не так уж плохо — честь и слава нелепой постройке. Мезонин в две комнатки, видимо, надстроенный позже, попросту насадили сверху на старый одноэтажный домишко. Старая крыша, обнажившаяся после того, как слетела сбитая на скорую руку верхотура, выглядела вполне сносно. Они с Айрис прекрасно разместятся в гостиной, а постель Молли можно поставить в кабинете. В гараже есть инструмент и доски, денёк выдался тёплый и безоблачный, и Джек Герри, как всякий литератор, радовался тяжёлой работе, за которую не заплатят ни гроша, — лишь бы только не писать. К тому времени, когда Айрис позвала его завтракать, он почти очистил крышу от обломков и составил план действий. Главное — перекрыть дыру там, где ещё недавно была лестничная площадка, да ещё проверить крышу, не протекает ли. Ну, это мигом покажет первый же хороший дождь. — А как быть с Мяусом? — спросила Айрис, подавая мужу благоухающую яичницу с ветчиной. — Вдруг от нашего меню с ним опять случится припадок? Джек посмотрел на гостя. Сидя по другую сторону костра, бок о бок с Молли, тот круглыми глазами уставился на еду. — Сам не знаю. Дадим немножко, пусть попробует. Мяус одним духом проглотил “пробу” и жалобно взвыл, прося добавки. Он уплёл и вторую порцию, — а когда Айрис отказалась жарить ещё яичницу, кинулся на подсушенный хлеб с джемом. Каждое новое блюдо он сперва пробовал очень осторожно: отщипнёт крошку-другую, мигнёт раза два и потом уплетает за обе щеки. Единственным исключением оказалось кофе. Хватило одного глотка. Он поставил чашку на землю и с величайшей осторожностью перевернул её вверх дном. — Ты сумеешь с ним поговорить? — спросила вдруг Айрис. — Он умеет говорить со мной, — объявила Молли. — Это я слышал, — сказал Джек. — Да нет, я не про то! — горячо запротестовала Молли. — Я ничего не разберу, что он лопочет. — А про что же ты? — Я… я не знаю, мама. Просто… просто он мне говорит, вот и все. Джек и Айрис переглянулись. — Наверно, это какая-то игра, — сказала Айрис. Джек покачал головой и внимательно поглядел на дочку, будто видел её впервые. Но не нашёлся, что сказать, и встал. — По-твоему, дом можно залатать? — Ну конечно! Молли и Мяус пошли за ним по пятам к дому и, стоя рядышком, во все глаза смотрели, как он поднимается по приставной лестнице. — Пап, ты чего делаешь? — Обвожу края этой дыры, где лестница выходит прямо под ясное небо. А потом подровняю края пилой. — А-а. Джек наскоро очертил куском угля квадрат, обрубил топориком, где можно было, торчащие углы и зазубрины и огляделся в поисках пилы. Пила осталась в гараже. Он спустился по приставной лестнице, взял пилу, снова вскарабкался наверх и начал пилить. Через двадцать минут пот лил с него в три ручья. Джек устроил передышку: спустился вниз, к колонке, подставил голову под струю, закурил сигарету и опять полез на крышу. — Почему ты не прыгаешь туда и обратно? Работа кровельщика оказалась тяжёлой, и день — жарче, чем думалось полчаса назад, а пыл Джека — обратно пропорционален обоим этим обстоятельствам. — Не говори глупостей, Молли, — проворчал он. — Но Мяус хочет знать! — Вон что. Скажи ему, пускай сам попробует. Он снова взялся за работу. Через несколько минут, когда он разогнулся, чтобы перевести дух, Молли с Мяусом нигде не было видно. “Наверно, пошли в палатку и путаются под ногами у Айрис”, — подумал он, берясь за пилу. — Папа. К этому времени у папы с непривычки отчаянно ломило руку и плечо. Пила то увязала в мягкой древесине, то шла вкось. И он спросил с досадой: — Чего тебе? — Мяус говорит, иди сюда. Он тебе что-то покажет. — Что покажет? Мне сейчас некогда играть, Молли. И пусть Мяус подождёт, сперва надо починить крышу. — Но это же для тебя! — Что именно? — Та штука на дереве. — А, ладно. Движимый не столько любопытством, сколько ленью, Джек слез с крыши. Внизу у лестницы ждала Молли. Мяуса не было. — Где он? — Под деревом, — с необычайной кротостью сказала Молли и взяла отца за руку. — Идём. Это близко. Она повела его вокруг дома, потом — через ухабистую, шишковатую полосу земли, из вежливости именуемую дорогой. По ту сторону дороги лежало поваленное дерево. Джек оглянулся и увидел, что по прямой линии между упавшим деревом и проломленной крышей его дома есть и другие сломанные деревья; словно что-то сорвалось с неба и промчалось наискось, задевая вершины, постепенно опускаясь. А потом снесло верх его дома и опять взмыло ввысь, все выше… куда? Минут десять они шли дальше и дальше в лес, порой огибая обломанную ветвь или снесённую напрочь верхушку дерева, и наконец увидели Мяуса — он стоял, прислонясь к стволу молодого клёна. Мяус улыбнулся им, показал пальцем на вершину клёна, на свою руку, потом на землю. Джек озадаченно смотрел на него. — Он свалился с этого дерева и сломал руку, — сказала Молли. — Откуда ты знаешь? — Ну, просто это так было. — Очень приятно. А теперь можно мне вернуться к работе? — Он хочет, чтоб ты достал эту штуку! Джек поднял голову. В развилке ветвей, примерно в двух третях высоты клёна, что-то блестело — палка длиной около пяти футов с какими-то странной формы придатками на концах вроде топливных баков на крыльях самолёта. — Это ещё что такое? — Не знаю… не могу объяснить. Он мне говорил, только я всё равно не знаю. Но это для тебя, чтобы ты не… не… — Молли оглянулась на Мяуса. Серебряные усы пришельца словно бы распушились -…чтоб не надо было столько лазить по лестнице. — Молли… а как ты это поняла? — Просто он мне сказал. Ох, пап, не злись. Честное слово, не знаю, как. Просто он сказал, вот и все. — Хоть убей, не понимаю, — пробормотал Джек. — Ну, ладно. А для чего мне эта штука с дерева? Чтобы тоже сломать руку? — Сейчас не темно. — То есть? Молли пожала плечами: — Спроси его. — А, кажется, дошло. Он упал с дерева, потому что было темно. Он думает, я могу влезть и достать эту штуку и ничего со мной не стрясётся, потому что сейчас светло и видно, куда лезешь… А всё-таки, чего ради мне доставать эту штуку? — Э-э… чтоб ты мог прыгать с крыши. — Глупости. Впрочем, надо её разглядеть. Поскольку его корабль улетел, нам больше не по чему судить об их технике… Разве ещё по одежде… — А какая это техника? — Троюродная тётушка потехе. Ну, старт! Джек уцепился за нижний сук и подтянулся. Ему уже много лет не приходилось лазить на деревья, и теперь, осторожно высматривая, за какую ветку дальше хвататься, он мельком подумал, что существуют, наверно, более удобные способы набирать высоту. Хотя бы эскалатор. И почему это при деревьях не растут эскалаторы? Клён начал вздрагивать и качаться под его тяжестью. Джек глянул было вниз и тут же решил больше этого не делать. Глянул вверх — и с удовольствием убедился, что цель уже совсем близка. Взобрался ещё на три фута и ужаснулся тому, как до неё далеко, потому что ветки тут были совсем тонкие. Весь извиваясь, он вскарабкался ещё немного, протянул руку, пальцы его скользнули по блестящей палке. Он заметил, что близко к её середине с двух сторон укреплено по кольцу, достаточно широкому, чтобы продеть руку до плеча. Одно кольцо наделось на сук. Джек напрягся так, что едва не лопнули мышцы, ещё чуть подтянулся одной рукой, а другой ухватил кольцо. Подтягиваться одной рукой не так-то просто. Джек почувствовал, что непривычные мышцы слабеют. Он повис уже на обеих руках и своей тяжестью сдёрнул зацепившееся кольцо. Вокруг радостно затрещали ломающиеся ветки. Падая, Джек прикусил язык. Невольно он продолжал сжимать блестящую штуковину, хоть она и соскочила с того сука. Он падал и всем существом ждал: вот сейчас рухнет наземь и переломает себе все кости. Ничего подобного не случилось. Сперва он падал камнем, а потом непонятная штука, которую он всё ещё сжимал в руке, придержала его. Он подумал, что каким-то чудом она опять зацепилась. Ничего подобного! Он опускался плавно, наподобие пушинки одуванчика, свисая с блестящей штуки, которая невесть как и почему держалась в воздухе. Два веретёнца, торчащие под прямым углом по концам палки, тоненько, негромко свистели. Джек поглядел вниз, смахнул пот, катившийся со лба, поглядел ещё. Мяус расплылся в счастливой улыбке, Молли рот раскрыла от изумления. Чем ниже, тем медленней он опускался. Кажется, вечность миновала, пока он наконец блаженно ощутил под ногами твёрдую почву, и тут ему пришлось встать и с некоторым усилием притянуть палку книзу. Она поддалась не вдруг, точно электрический тормоз на вихревых токах. Под веретёнцами, пристроенными по концам, плясали и кружились сухие листья. — Ой, пап, до чего здорово! Джек дважды с трудом глотнул — в горле пересохло — и вернул на место вылезшие на лоб глаза. — Угу. Забавно… — насилу выговорил он. Подошёл Мяус, взял у него из рук палку и отпустил. Оставаясь в строго горизонтальном положении, она медленно снизилась и легла наземь. Мяус показал на палку, на дерево и ухмыльнулся. — Прямо как парашют! Вот здорово! — Держись от этой штуки подальше, — сказал Джек, услыхав в голосе дочери хорошо знакомые нотки. — Кто знает, что это такое. Ещё взорвётся, — мало ли. И с опаской покосился на загадочную палку. Она мирно лежала на земле, наконечники больше не свистели. Мяус вдруг наклонился и одной рукой высоко поднял её. Потом преспокойно поджал ноги и повис. Палка бережно опустила его и усадила наземь, в вихрь крутящихся листьев, потому что, едва он её поднял, из веретёнец на концах снова ударили воздушные струи. — В жизни не видал такого дурацкого механизма. Ну-ка, посмотрим… Палка парила на уровне его пояса. Джек нагнулся и стал разглядывать одно веретёнце. Оно заканчивалось маленьким круглым отверстием, затянутым мельчайшей сеткой. Джек протянул было руку. Мяус поспешно перехватил её и покачал головой. Видимо, соваться ближе к этим наконечникам было небезопасно. И вдруг Джек Герри понял: это какие-то крохотные, но мощные реактивные двигатели. Если их мощности хватило, чтобы выдержать вес взрослого человека, то, конечно, тяга у них бешеная: наверно, из ладони просто выхватит кусок, пробьёт сквозную дыру, точно огромным компостером в билете. Но что управляет этим аппаратом? Каким образом подъёмная сила его соразмеряется с весом груза и с высотой? Без особого удовольствия Джек припомнил, что с клёна он поначалу падал очень быстро, а чем ближе к земле, тем медленней. Но когда Мяус поднял палку над головой, она тотчас удержала его на весу и опустила медленно и осторожно. И потом… откуда такая устойчивость? Почему эта штука не перевернётся и не врежется вместе с пассажиром в землю? С возрастающим почтением Джек посмотрел на Мяуса. Видно, там, откуда он явился, наука ушла далеко вперёд. Вот если бы разузнать у гостя поподробнее об их технике… Но ещё удастся ли его понять? Правда, Молли как будто нашла с ним общий язык. — Он хочет, чтобы ты взял это на крышу, — сказала Молли. — Как же этот выходец из сочинений Каттнера мне поможет? Мяус мигом перехватил “палку”, поднял, нырнул под неё и продел руки в кольца, так что она легла ему на спину как коромысло. Потом он огляделся, стал лицом к просвету среди деревьев и на глазах у ошеломлённой публики подскочил вверх футов на тридцать, описал в воздухе широкую дугу и мягко приземлился за добрых двадцать ярдов от Джека с Молли. Молли запрыгала на одном месте и захлопала в ладоши, она даже онемела от восторга. Джек Герри тоже не находил слов… Мяус стоял и ждал их, улыбаясь своей милой, покоряющей улыбкой. А когда они подошли совсем близко, опять подскочил, взмыл вверх и плавно полетел дальше к дороге. — Ну что с ним делать? — пробормотал Джек. — К кому с этим пойдёшь и как про это расскажешь? — Пап, давай оставим его у нас! Он ведь ручной! Джек взял её за руку, и они пошли вдогонку серебряно-серому человеку, который опять и опять взлетал и парил впереди. Ручной! Пришелец из какого-то чужого мира, из какой-то неведомой цивилизации и уж, конечно, выдающийся пилот и учёный, ведь заурядная личность едва ли совершила бы такое путешествие. Как он сюда попал? Быть может, он только прокладывал путь и за ним придут другие? Или… или он единственный, кто уцелел, последний из всего своего народа? Откуда он — с Марса, с Венеры? Они так и не догнали его, пока не подошли к дому. Он стоял возле приставной лестницы. Странный летательный аппарат мирно лежал на земле. Мяус с увлечением подбрасывал мячик Молли. Увидав отца с дочерью, он отшвырнул мячик, подобрал с земли свой аппарат, пристроил за плечи, подпрыгнул и взлетел на крышу. — Иии-йю-у — сказал он с выражением и, даже не обернувшись, не глядя, прыгнул с крыши. “Коромысло” так надёжно держалось в воздухе, что пока Мяус опускался, его долговязое тело раскачивалось взад и вперёд. — Очень мило, — сказал Джек. — Впечатляющее зрелище. А теперь мне пора браться за дело. И он направился к лестнице. Мяус бросился за ним, схватил за руку; он хныкал и присвистывал, пытаясь что-то объяснить на своём непонятном языке. Потом взял “коромысло” и протянул Джеку. — Он хочет, чтоб ты прыгнул с этой леталкой, — сказала Молли. — Нет, спасибо, — сказал Джек (у него слегка закружилась голова — отзвук ощущений, испытанных недавно на дереве). — Уж лучше я поднимусь по лестнице. И взялся рукой за ступеньку. Мяус, подпрыгивая от досады, метнулся мимо него и опрокинул лестницу. Падая, она ударилась о ящик и заодно больно стукнула Джека по щиколотке. — Пап, ты лучше прыгни с этим… с летательным поясом. Джек посмотрел на Мяуса. Серебряный человек глядел так приветливо, как только можно при такой странной физиономии; а потом, разумно ли перечить — доставим ему это удовольствие… Для начала у вас под ногами твёрдая почва, и не беда, если эта фантастическая штука не сработает. А если свалится с крыши… в конце концов дом не такой уж высокий. Рассудив так, Джек продел руки в кольца. Мяус показал пальцем на него, на крышу и слегка подпрыгнул. Джек набрал полную грудь воздуха; старательно нацелился и, от души надеясь, что аппарат не сработает, прыгнул. Он взвился вверх совсем близко к дому… чересчур близко. И с треском ударился о карниз ногой, тем самым местом, по которому его уже хлопнула упавшая лестница. Но это почти не замедлило взлёта. Мгновение Джек не дыша парил высоко над крышей, потом начал спускаться. Он отчаянно болтал ногами в надежде найти точку опоры на дальнем конце крыши. Но промахнулся — самую малость. И только изо всей силы ударился все тем же местом, той же злополучной щиколоткой о карниз по другую сторону крыши. Он снижался и яростно сыпал проклятиями и, наконец, стал обеими ногами… в корзину с только что выстиранным бельём. Айрис как раз повесила что-то на верёвку, обернулась — и они очутились лицом к лицу. — Джек! Что ты здесь делаешь? Грязными ногами — прямо на бельё… Он хотел отскочить и сейчас же очутился в воздухе. На этот раз ему больше повезло. Он перемахнул через крыло дома, где помещалась кухня, и опустился на землю возле Молли и Мяуса. — Пап, ты прямо как птица! Из-за угла появилась Айрис. Пока он продирался сквозь хаос в гостиной к парадной двери, до него донёсся радостный возглас Молли: — Папа побежал вон туда! Джек прыгнул. На сей раз он рассчитал безошибочно и легко перемахнул через дом, хотя чуть было не уселся верхом на верёвку с бельём. Когда из дома, задыхаясь, выбежала разъярённая Айрис, Джек усердно развешивал мокрые простыни. — Ты что делаешь? — спросила она голосом, не предвещавшим ничего доброго. — Да вот, помогаю тебе развесить бельё, дорогая. — Что это за… штука у тебя на спине? — Ещё одно доказательство того, что изобретения научной фантастики вездесущи, — учтиво объяснил Джек. — Сие есть многоканальный, действующий в трех измерениях переносчик массы, или так называемый палкашют. С его помощью я могу парить чайкой, избегая земных тревог… Айрис не выдержала и расхохоталась. Джек вздохнул с облегчением: — Извини, родная. Я совсем одурел от страха, — пока болтался на этой штуке. Я просто не заметил корзины, а если бы и заметил, наверно, не сумел бы свернуть в сторону. — А что это такое, Джек? Как оно действует? — Понятия не имею. На концах что-то вроде ракетных двигателей. Когда солидный груз тянет к земле, они работают вовсю. Чем ниже, тем сильнее. А когда тяжесть ослабевает, они сбавляют обороты. Как это получается, отчего, на какой энергии они работают — в толк не возьму. С виду они просто верхним концом всасывают воздух, а из нижнего выбрасывают его сильной струёй. Да, и ещё: как эту палку ни верти, они всегда направлены вниз. — Откуда ты её взял? — Снял с дерева. Это аппарат Мяуса. Видно, Мяус на нём спускался, как на парашюте. Пока спускался, одно кольцо наделось на сук и аппарат соскользнул, а Мяус упал и сломал руку. — Что мы будем с ним делать, Джек? — Ума не приложу. Не в цирк же его продать. — Джек помолчал в раздумье. — Безусловно, у него есть много такого, что очень пригодилось бы людям. Да что там, один этот аппарат может преобразить весь мир! Нет, ты послушай: я вешу сто семьдесят фунтов. Я свалился на эту штуку совершенно неожиданно, когда сорвался с дерева, — и она тут же меня удержала. Судя по виду, Мяус весит ещё больше моего. И она удержала его на весу, когда он просто поднял её над головой и поджал ноги. Тогда, значит, этот аппарат или такой же, но покрупнее, может служить двигателем для самолёта, а пожалуй, и этаким самолётным парашютом при аварии. А если и нет, так уж наверняка мощности этих маленьких двигателей хватит, чтобы вращать турбину. — И бельё эта штука стирать будет? — хмуро спросила Айрис. — Вот это я и имею в виду! Штука лёгкая, портативная, мощность прямо баснословная — конечно же, она будет стирать. И заменит моторы, и генераторы, и… Айрис, что полагается делать, когда на тебя свалится открытие такой важности? — Пожалуй, надо позвонить в какую-нибудь газету. — И чтоб сюда заявилось сто тысяч зевак и любопытных, и конгресс начнёт расследование и ещё невесть что? Брр! — А может, посоветуешься с Хемфри Зинсером? — Чёрт возьми, ты попала в самую точку! Хемфри наверняка сообразит, что делать. Сейчас к нему съезжу. — Ничего подобного! Не починив крышу? Пока ты обернёшься, будет уже темно. Меньше всего Джеку хотелось лезть сейчас на крышу и подпиливать ощеренные края треклятой дыры. Но приходилось считаться ещё и с логикой, и с угрозой в голосе Айрис. Он вздохнул и отошёл, бормоча себе под нос, что счастливейший и ни с чем не сравнимый в истории человечества шаг вперёд откладывается из-за женской прихоти. Он совсем позабыл, что на плечах у него высотонаборный аппарат Мяуса, и только первые два шага прошёл по земле. Айрис неудержимо расхохоталась, глядя, как он неуклюже вышагивает по воздуху. Наконец он вернулся на твёрдую почву, стиснул зубы и с лёгкостью махнул на крышу. — Доберись-ка до меня теперь! — поддразнил он и взялся за пилу. За работой он не сразу обратил внимание на шум внизу. — Ба-аба! Мр-рру эллю-у… Он со вздохом отложил пилу. — Что у вас там? — Мяус хочет свой летательный пояс! Джек оглядел крышу, примыкающий к дому невысокий сарай и решил, что хоть он и достиг солидного возраста, но ещё способен слезть отсюда и без лестницы. Он взял реактивное “коромысло” и сбросил вниз. Оно падало, держась в воздухе строго горизонтально; ничуть не быстрей и не медленней, чем в тот раз, когда он сам на нём спускался. Мяус подхватил “коромысло”, ловко продел в кольцо сломанную руку, потом здоровую и прыгнул на крышу к Джеку. — Что скажешь, приятель? — Уо-он йю-у у ни. — Вполне разделяю ваши чувства. Джек понимал: серебристый человек пытается что-то объяснить, но как тут поможешь? Он ответил широкой улыбкой и снова взялся за пилу. Мяус отобрал пилу и швырнул с крыши, старательно примерясь, чтобы не задеть Молли. — Это ещё зачем? — Деллийюу хини, — сказал Мяус. — Бенто дее нюминью ххэ. — И показал на “летательный пояс” и на дыру в крыше. — По-твоему, лучше мне не работать, а улететь на этой штуке? Верно, брат. Но, боюсь, придётся мне всё-таки… Мяус повёл рукой вокруг дыры в крыше, потом опять показал на свой аппарат, на один из ракетных наконечников. — Не понимаю, — сказал Джек. Мяус, видимо, уловил смысл сказанного, и на подвижном лице его появилось изумление. Он опустился на колени, сбоку взялся здоровой рукой за один из ракетных моторчиков, нажал два крохотных штифта — и кожух раскрылся. Внутри оказалось очень компактное, наглухо закрытое и с виду необыкновенно простое устройство — должно быть, это и был двигатель. Видимо, он ничем больше не закреплялся. Мяус вынул его и протянул Джеку. Величиной и формой эта штука походила на электрическую бритву. Сбоку была кнопка. Мяус показал на неё, нажал что-то сзади, потом повернул руку Джека так, чтобы маленький механизм был направлен в сторону от них обоих. Готовый к чему угодно — что вовсе ничего не произойдёт или, напротив, вырвется “ослепительная вспышка яростной, всесжигающей энергии”, столь милая сердцу писателей-фантастов, — Джек нажал кнопку. Машинка засвистела, и отдача мягко вжала её в ладонь Джека. — Прекрасно, — сказал Джек. — А что же с этим делать? Мяус показал на то место, где пилил Джек, потом на машинку. — Вот оно что, — сказал Джек. Он нагнулся, нацелил машинку туда, где кончался распил, и нажал кнопку. Снова свист, лёгкая равномерная отдача — и доску прорезала тонкая черта. Разрез был вдвое тоньше того, что оставила пила, чистый, ровный и, пока у Джека не дрогнула рука, безукоризненно прямой. Над крышей поднялось и развеялось по ветру облачко тончайшей древесной пыли. На пробу Джек поднёс машинку ближе к доске, потом отвёл подальше. Выяснилось: чем ближе, тем тоньше разрез. Чем дальше отводить руку, тем шире разрез и тем медленнее режет машинка, а примерно в восемнадцати дюймах от доски она совсем перестаёт резать. Вот это здорово! Джек быстро обошёл дыру кругом и подровнял края. Мяус смотрел и улыбался до ушей. Джек широко ухмылялся в ответ, отлично понимая, какое у него самого было бы чувство, если бы он познакомил с пилой дикаря, который пытается перепилить дерево ножом. Кончив работу, Джек отдал машинку серебряному гостю и похлопал его по плечу. — Большущее спасибо, Мяус! Тремя быстрыми ловкими движениями Мяус вложил крохотный моторчик в кожух, взялся одной рукой за “коромысло”, шагнул с крыши и все с той же удивительной лёгкостью, точно пух одуванчика, опустился на землю. И, едва став на ноги, бросил “коромысло” обратно. Джек с испугом смотрел, как оно летит вверх, словно самая обыкновенная палка. Попытался ухватить его на лету, промахнулся. “Коромысло” достигло вершины своей траектории, начало падать — и в этот миг включились двигатели и мягко опустили его к ногам Джека. Он продел руки в кольца и слетел к Мяусу. Серебряный гость пошёл за ним в гараж, где у Джека хранились кое-какие доски и дощечки. Джек отобрал несколько сосновых досок толщиной в дюйм и выволок наружу: надо отмерить и отрезать куски нужной длины, а потом он сколотит самую простую крышку, вроде как для чердачного люка, и прикроет ею ненужный теперь лестничный проем. Мяус с большим интересом наблюдал за его работой. Джек поднял “летательный пояс” и попытался открыть обтекаемый кожух, чтобы достать резак. Ничего не получилось. Он давил, крутил, тянул, поворачивал. Аппарат не поддавался никаким ухищрениям, лишь засвистал тихонько, когда Джек в какую-то минуту опустил его пониже. — Ээк, Шек, — сказал Мяус. Отобрал у Джека аппарат, надавил в нужном месте. Джек внимательно следил. Потом улыбнулся Мяусу и взял резак. В два счёта он распилил доски, с язвительной ухмылкой поглядывая на пилу, праздно висевшую на стене. Потом скрепил доски вместе двумя поперечинами и одной косой планкой между ними, аккуратно подпилил неровности по краям и, отступив на шаг, полюбовался делом своих рук. И тут же сообразил, что крышка слишком тяжела, одному её не дотащить, тем более не взгромоздить на крышу дома. Вот если бы у Мяуса обе руки были целы или если бы… Джек почесал в затылке. — Пап, а ты отвези её на летательном поясе. — Молли! Как ты до этого додумалась? — Мяус сказал… То есть… я… — А ну, давай в конце концов разберёмся! Как Мяус с тобой разговаривает? — Не знаю, пап. Я вроде вспоминаю, что он сказал… только не… не словами. Просто я… просто… Молли окончательно запуталась, потом сказала с жаром: — Ну, я не знаю, пап! Вот честное слово! — А сейчас что он говорит? Молли смотрела на Мяуса. Опять Джек заметил, как странно распушились у того серебряные усы. Девочка сказа. — Ты положи эту дверку на летательный пояс и подними. На поясе она будет падать медленно, а ты толкай вперёд, пока… пока она падает. Джек поглядел на дверку, на аппарат — и понял. Стал подсовывать аппарат под дверку; Мяус нагнулся и помог ему. Вся конструкция всплыла в воздух, и Мяус, придерживая её, чтоб сохраняла равновесие, вывел её из гаража, прежде чем она окончательно опустилась наземь. Ещё раз подняли, ещё раз без труда подтолкнули — и так прошли ещё футов тридцать. Таким образом они добрались до самого дома; Молли со смехом вприпрыжку бежала за ними, упрашивала её прокатить и на все лады восхваляла Мяуса, а он широко улыбался. У дома Джек сказал: — Hy-c, Эйнштейн-младший, а как нам теперь поднять все это на крышу? Мяус поднял с земли мячик и, ловко подкидывая и ловя его, направился за угол дома. — Эй! — Он не знает, пап. Ты уж сам придумай. — Так что ж, по-твоему, он сумел изобрести такой хитрый фокус, чтобы дотащить крышку сюда, а теперь у него мозги отказали? — Ага, наверно. Джек Герри посмотрел вслед серебристому человеку и покачал головой. Он уже приготовился получить от Мяуса совет, продиктованный разумением, превосходящим человеческое, хоть и несколько иным. Но Мяус попросту отмахнулся от задачи — это не укладывалось у Джека в голове. Конечно же, такой знающий и находчивый человек, остроумно подсказавший, как притащить сюда тяжёлую крышку, не мог не понимать, что это только половина дела. Пожав плечами, Джек вернулся в гараж, достал небольшой блок и верёвки. Надо было ещё ввернуть но большому крюку в скат крыши и в будущую крышку люка; немалого труда стоило втянуть груз наверх, ещё больше пришлось попыхтеть, пока удалось перетащить его через карниз и приладить на место. Мяус, видно, потерял к работе Джека всякий интерес. Два часа спустя Джек довернул последний винт, с облегчением разогнулся, и вдруг внизу послышались уже знакомые пронзительные вопли. Джек выронил инструменты, второпях пристроил за плечи “коромысло” и прыгнул с крыши. — Айрис! Айрис! Что случилось? — Не знаю… Этот Мяус… Он… Джек ринулся за угол, к парадному крыльцу. На земле в каком-то судорожном припадке валялся Мяус. Он лежал на спине, выгнувшись дугой, пятки ушли глубоко в дёрн, голова запрокинулась под немыслимым углом, он только и опирался на пятки да на лоб. Здоровой рукой он колотил по земле, но та, что в лубках, лежала спокойно. Губы кривились, испуская пронзительный, прерывистый, поистине ужасающий вой. Мяус, видимо, способен был одинаково громко вопить и на вдохе и на выдохе. Рядом стояла Молли и не сводила с него зачарованного взгляда. Она улыбалась. Джек опустился на колени и попытался сдержать дёргающееся в конвульсиях тело. — Молли! Перестань смеяться над беднягой. — А он не бедняга, пап. Он счастливый. — Что-о? — Глупый, ты разве не видишь? Ему очень хорошо. Он смеётся! — Айрис, что с ним творится, как по-твоему? — Одно могу сказать: он опять глотал аспирин. — Четыре штуки съел, — вставила Молли. — Он их очень любит. — Что делать, Джек? — Понятия не имею, — озабоченно сказал Джек. — Оставим его в покое, как-нибудь само пройдёт. Дать рвотного или снотворного опасно — не ровен час совсем его отравим. Приступ слабел и неожиданно прекратился, Мяус обмяк и затих. И опять, положив руку ему на грудь, Джек ощутил странное двойное биение сердца. — Обморок, — сказал он. Каким-то не своим, приглушённым голосом Молли возразила: — Нет, пап. Он смотрит сны. — Сны? — Там небо оранжевое, — сказала Молли. Джек вскинул голову. Глаза девочки были закрыты. — Много Мяусов, целые толпы… и они большие. Как мистер Торндайк. (Торндайк, старый знакомый семейства Герри, редактор городской газеты, мог похвастать ростом в шесть футов и семь дюймов.) Дома круглые, и большие самолёты, и… и у них вместо крыльев палки. — Не говори глупостей, Молли! — тревожно сказала мать. Джек поспешно зашипел на неё, чтобы не перебивала. — Ну-ну, малышка, что там ещё? — Какое-то место… комната. Это… тут Мяус, и ещё, их много. Они все линиями… рядами. Один большой, в жёлтой шапке. И он… держит их в рядах. А вот Мяус. Не в ряду. Прыгнул из окна со своей леталкой. Молли умолкла. Мяус тихонько простонал. — Ну? — Ничего не видно, пап… ой, погоди! Все такое… мутное… Теперь какая-то штука, вроде подводной лодки. Только не в воде, а на земле. Дверь открыта. И Мяус… он внутри. Много кнопок и часов. Нажимает на кнопки. Толкнул какую-то… ой… ой! Больно! Молли прижала к вискам стиснутые кулаки. — Молли!!! Девочка открыла глаза. — Ты не волнуйся, мам, — преспокойно заявила она. — Это все ничего. Просто от той штуки во сне стало больно, только не мне. Был целый веник огня, и… и вроде спать захотелось, только очень-очень сильно. И больно. — Джек, он погубит ребёнка! — Сомневаюсь, — сказал Джек. — И я тоже, — с недоумением произнесла Айрис и прибавила чуть слышно: — А почему я это сказала? — Мяус спит, — неожиданно объявила Молли. — А снов больше не видит? — Нет, не видит. Ух, как это было… чуднeq \o (о;?)! — Пойдём перекусим чего-нибудь, — сказала Айрис, голос её слегка дрожал. Она ушла с Молли в дом. Джек посмотрел на Мяуса, тот блаженно улыбался во сне. Может, следовало бы уложить это странное существо в постель? А впрочем, день тёплый, трава густая, лежать ему мягко… Джек покачал головой и тоже вошёл в дом. Огляделся по сторонам. — Да ты просто волшебница! Вокруг все преобразилось. Мусора, щепок, обвалившейся штукатурки как не бывало, на столике, на спинках дивана и кресел победоносно сверкали салфетки и накидки — рукоделие Айрис. Она сделала реверанс: — Вы очень любезны, милорд. Они подсели к круглому столику и принялись уничтожать сандвичи с языком. — Джек! — М-м? — Что это было? Телепатия? — Да, наверно. Что-то в этом роде. Ого, вот я скажу Зинсеру! У него глаза на лоб полезут! — Ты прямо сегодня поедешь на аэродром? — Ясно! Пожалуй, и Мяуса прихвачу. — Перепугаешь там всех. Уж очень у него вид… такое не каждый день встретишь. — Ни черта! Посидит с Молли на заднем сиденье. — Джек… а не опасно Молли общаться с этим… с этим существом? — Нет, конечно! Ты беспокоишься? — Я… да, Джек. И не из-за Мяуса. Из-за себя. Беспокоюсь потому, что как-то слишком мало беспокоюсь… понимаешь? Джек наклонился и поцеловал её. — Вот что значит материнское сердце, — усмехнулся он. — Мяус — существо чужое, непривычное, значит, надо его опасаться. А при этом он несчастный и безобидный, и где-то в глубине души ты готова его опекать и нянчить. — М-может быть… — задумчиво протянула Айрис. — Он такой же огромный и безобразный, как ты, и, вне всякого сомнения, гораздо умней тебя. Но тебя мне вовсе не хочется нянчить. — Ещё чего! — усмехнулся Джек, залпом проглотил кофе и встал из-за стола. — Ешь скорей, Молли, и поди вымой лицо и руки. А я погляжу, как там Мяус. — Значит, едешь в аэропорт? — спросила Айрис. — Если Мяус пришёл в себя. Я очень много всякого хочу выяснить, и многого мне просто не понять, не хватит мозгов. Зинсер вряд ли на все сумеет ответить. Но вдвоём мы хотя бы сообразим, как с этим быть дальше. Айрис, это же грандиозно! Полный самых смелых предположений и дерзких замыслов, он вышел на лужайку перед домом. Мяус сидел в траве и самозабвенно созерцал гусеницу. — Мяус! — Баб? — Как насчёт того, чтобы прокатиться? — Хоррршо, шшалуста, Шек! — Боюсь, что ты меня не совсем понял. Пошли. И Джек махнул рукой в сторону гаража. Очень бережно и нежно Мяус опустил гусеницу на травинку, поднялся и пошёл следом, и тут в гараже раздался дикий грохот и треск. На миг все застыли, потом завизжала Молли — опять и опять, да так, что волосы у Джека стали дыбом. Он сам не заметил, как домчался к гаражу. — Молли! Что случилось? При звуке его голоса девочка сразу замолчала, будто повернули выключатель. — Молли! — Я здесь, пап, — голос её прозвучал на удивление тихо и смиренно. Она стояла возле отцовского автомобиля, и в эту минуту выражением всего её существа была выпяченная дрожащая нижняя губа. Машина застряла носом в дыре, пробитой в задней стенке гаража. — Пап, я не хотела… я только хотела помочь тебе вывести машину. Ты меня отшлёпаешь? Пап, ну, пожалуйста, я ведь не… — Что на тебя нашло? Почему ты это сделала? Ты же прекрасно знаешь, что я не велю трогать стартер! — Пап, я понарошку… будто это подводная лодка, только она умеет летать… Ну, как Мяус улетел. С некоторым усилием Джек сообразил, о чём речь. — Поди сюда, — сказал он сурово. Молли подошла крохотными шажками, еле передвигая ноги, прижав руки к тому месту, где, как она догадывалась, они ей сейчас больше всего пригодятся. — Надо бы тебя выдрать, — сказал Джек. — Ага… — дрожащим голосом согласилась Молли. — Наверно, надо. Только разочка два — и хватит, а, пап? Джек закусил изнутри щеки, но не выдержал и ухмыльнулся. “Ах ты хитрюга!” — подумал он. — Вот что я тебе скажу, — проворчал он, оглядывая машину. По счастью, гаражик был отнюдь не капитальной постройки, несколько новых вмятин на капоте и крыльях будут недурно гармонировать со старыми. — Тебе причитается три увесистых раза. Я их приплюсую к следующему деру. — Хорошо, пап. Она взобралась на заднее сиденье, подальше от отца, и села там прямо и чинно, как пай-девочка. Джек как мог расчистил щепки и обломки, сел за руль и осторожно, задом вывел свой старый тарантас из продырявленного сарая. Мяус стоял в почтительном отдалении, серебряные глаза со страхом уставились на рычащий автомобиль. — Прошу, — сказал ему Джек и поманил пальцем. Мяус попятился. — Мяус! — окликнула Молли, выглянув из машины. — Йоук! — отозвался Мяус и тотчас подошёл. Молли отворила заднюю дверцу, он забрался внутрь и… скорчился на полу. Хохоча во всё горло, Молли заставила его сесть как следует. Джек вошёл в дом, остановился, подобрал ракетное коромысло Мяуса, послал в окно воздушный поцелуй Айрис — и они покатили. До аэродрома ехали сорок минут, и все сорок минут не утихали восторги: Молли трещала как пулемёт, подмечая и разъясняя все чудеса проносящихся мимо земных ландшафтов. Мяус её слушал как зачарованный, с круглыми глазами и раскрытым ртом, порой тихонько взвизгивал, изумлённо мяукал и вопросительно попискивал… в иные минуты Джек готов был поклясться, что серебряный человек понимает каждое слово девочки. Джек остановился на краю лётного поля. — Ну, — сказал он, — вы оба пока посидите в машине. Я поговорю с мистером Зинсером, может быть, он выйдет познакомиться с Мяусом. Молли, сумеешь ты объяснить Мяусу, что он должен сидеть в машине и не высовываться? Понимаешь, если его увидят чужие люди, они станут задавать всякие глупые вопросы, а зачем же смущать Мяуса, верно? — Конечно, пап. Мяус будет послушный. Мяус! — она обернулась к своему соседу, посмотрела на него в упор, глаза в глаза. Серебряные усы распушились и задрожали. — Мяус, ты будешь послушный, правда? Ты не будешь высовываться? — Шек, — сказал Мяус. — Шек мр-реди. — Он говорит, ты — старший. Джек вылез из-за баранки, засмеялся. — Так и говорит? (“Любопытно, вправду она что-то знает или это больше игра?”) Ну вот, сидите смирно. Я скоро вернусь. И, прихватив коромысло, он скрылся в дверях. У Зинсера, как всегда, дел было по горло. Аэродром был невелик, но им постоянно пользовались владельцы собственных машин и доставляли Зинсеру, который ведал взлётом и посадкой, немало хлопот. Он как раз говорил по телефону и, увидев Джека, свободной рукой прикрыл трубку. — А, Герри! Что новенького? — весело проскрипел он. — Садитесь, я сейчас. — И, не переставая улыбаться Джеку, так же весело загудел в трубку. Джеку не сиделось и не терпелось, но что поделаешь, надо было подождать. — Ну? — сказал Зинсер, положив трубку, и тотчас же телефон вновь зазвонил. Едва раскрыв рот, Джек с досадой его закрыл. Зинсер положил трубку, но тут раздался новый звонок. Зинсер снял трубку полевого телефона, пристроенного на краю стола. — Зинсер слушает. Да… “Ну, хватит”, — подумал Джек. Поднялся, пошёл к двери и тихонько прикрыл её, чтобы никто не помешал. Взял коромысло и, к изумлению Зинсера, залез на стол, встал во весь рост, поднял коромысло над головой и шагнул в пустоту. Из крохотных ракет со свистом ударили воздушные струи. Джек повис на руках, коромысло мягко, неторопливо опускало его; он оглянулся через плечо. Лицо Зинсера было точно багровая луна в снежном вихре взметённых докладных, входящих и прочих бумаг и бумажонок, накопившихся за последние две недели. Когда Зинсеру удалось перевести дух, он первым делом повесил трубку. — Так я и думал, что это подействует, — ухмыльнулся Джек. — Вы… вы… что это у вас такое? — Разговорный поляризатор, — сказал Джек, становясь на ноги. — При помощи сего аппарата можно беседовать с аэродромным начальством, которое иначе не оттащишь от телефона. Необычайно легко и проворно большой толстый Зинсер выскочил из-за стола и очутился перед Джеком. — Дайте-ка посмотреть. Джек подал ему аппарат. — Смотри, Мяус! Самолёт садится! Оба внимательно следили, как машина скользнула вниз, и радостно завизжали, когда из-под шасси взвились и тотчас развеялись подхваченные ветром облачка пыли. — А вот ещё один! Этот сейчас взлетит! По полю пробежала лёгкая спортивная машина, голубая, с низко посаженными крыльями, развернулась, с рёвом понеслась прямо на них, круто взмыла вверх — протяжный вой ввинтился в небо и замер. Молли громко загудела, подражая взревевшему над головой мотору. Мяус в точности изобразил свист прорезающих воздух плоскостей. Молли захлопала в ладоши и завизжала от восторга. Над полем уже описывал круг ещё один самолёт. Оба жадно следили за ним. — Выйдем, взгляните на него, — предложил Джек. Зинсер посмотрел на часы. — Не могу. Кроме шуток, я обязан проторчать у телефона ещё самое малое полчаса. Надеюсь, с ним ничего не случится. Ведь на поле, можно считать, никого нет. — Думаю, не страшно. С ним Молли, а я ведь говорил, что они отлично ладят. Вот в этом я тоже хотел бы разобраться — что тут за телепатия, — Джек неожиданно рассмеялся. — Ох, уж эта Молли! Знаете, какую она сегодня штуку отколола? — И рассказал Зинсеру, как Молли выводила машину из гаража через заднюю стену. — Вот бесёнок! — фыркнул Зинсер. — Все детишки одинаковы. Наверно, каждый мальчишка и каждая девчонка хоть раз да схватятся за какую-нибудь баранку и крутанут не в ту сторону. Вот у моего брата сынишка на днях пошёл пылесосом косить лужайку перед домом… — Зинсер ещё посмеялся. — Так вот, о вашем… как его… Мяусе и этой его игрушке. Джек, этим надо заняться вплотную. Понимаете, ведь он сам, его одежда и этот аппаратик — единственные ключи, по которым можно будет дознаться, что он такое и откуда к нам попал. — Да я — то понимаю. Но послушайте, ведь он очень умён. Он наверняка сумеет многое нам сообщить. — Ещё бы не умён! — подхватил Зинсер. — Надо полагать, на своей планете он был не из середнячков. Не всякого пошлют в такое странствие. Вот жалость, что к нам не попал его корабль. — Возможно, корабль ещё вернётся за ним. А как вы считаете, откуда он? — Может, с Марса? — Ну, бросьте. Конечно, на Марсе есть атмосфера, но очень разреженная. Живому существу ростом с Мяуса там потребовались бы лёгкие громадного объёма. Нет, Мяус привык к атмосфере, очень похожей на нашу. — Тогда Венера тоже отпадает. — Здесь он превосходно себя чувствует в своей одежде. Очевидно, у его планеты не только атмосфера, очень схожая с земной, но и климат такой же. Почти всякая наша еда ему подходит, хоть кое-что он и не принимает… а от аспирина становится пьяный в дым. На него нападает этакое буйное веселье. — Вот оно что?… Дайте подумать. Он не мог явиться с Юпитера — не такое у него сложение, чтобы выдержать тамошнюю силу тяжести. Внешние планеты слишком холодные, на Меркурии слишком жарко. — Зинсер откинулся на спинку кресла, рассеянно утёр платком лысину. — Джек, этот малый родом явно не из нашей солнечной системы! — Ух, черт! Пожалуй, вы правы. Хемфри, как по-вашему, что собой представляет эта реактивная игрушка? — Судя по вашим рассказам о том, как она пилит доски… кстати, нельзя ли на это поглядеть? — Извольте! Джек Герри взялся за наконечник “коромысла”. Нашёл нужные кнопки, разом нажал. Кожух легко раскрылся. Джек вынул внутренний механизм и, действуя с величайшей осторожностью, отпилил от верхней доски зинсерова стола крохотный уголок. — В жизни не видал такого странного инструмента — сказал Зинсер. — Дайте поглядеть поближе. Он повертел машинку и руках. — Не видно, чтобы тут использовалось какое-либо топливо, — раздумчиво сказал он. — По-моему, горючим служит воздух, — сказал Джек. — А как этот воздух сюда загружается? — Воздухом. Нет-нет, я не шучу. По-моему, этот аппаратик каким-то образом разлагает часть воздуха, и высвобожденная энергия приводит в действие крохотное реактивное устройство. Если это устройство заключить в футляр, чтобы один конец всасывал воздух, а из другого выбрасывалась струя, вся эта штука будет работать как вакуумный насос, пропуская все больше и больше воздуха. — Или как прямоточный воздушный реактивный двигатель, — сказал Зинсер и заглянул в решётчатое отверстие. У Джека кровь застыла в жилах. — Ради всего святого, не нажимайте ту кнопку! — Не нажму. А знаете, вы правы… Там концентрическая трубка. Чёрт подери, хотел бы я понять, как это делается! Атомный реактор, который умещается в кулаке и ничего не весит! — Я весь день над этим голову ломаю, — сказал Джек Герри. — И нашёл только один ответ. Можете вы принять совершенно фантастическое объяснение, если оно логично? — Ну, вы же меня знаете, — усмехнулся Зинсер и ткнул рукой в книжную полку, забитую старыми журналами и сборниками научной фантастики. — Валяйте. — Так вот, — осторожно подбирая слова, начал Джек. — Вы ведь знаете, что такое энергия связи. Благодаря ей не распадается на части атомное ядро. Если я не запутался в тех крохах, которые мне известны из теории атома, мне кажется, возможно создать вполне устойчивую, нераспадающуюся сферу из этой самой энергии связи. — Сферу? А что будет внутри? — Та же энергия связи… а может быть, просто ничего… Пустота. Так вот, если эту сферу окружить другой — силовым полем, которое способно проникнуть во внутреннюю сферу, либо пропустить в неё материю извне, то, насколько я понимаю, все постороннее, что попадёт во внутреннюю сферу, будет разрушено. Во внутренней сфере возникнет огромное давление. И если проникающее силовое поле позволит высвободить это внутреннее давление, произойдёт выброс материи. Теперь заключите комбинацию сфер в механизм, способный контролировать количество материи, поступающей внутрь с одной стороны внешней сферы, и способный менять ширину отверстия, дающего выход рвущейся наружу энергии, с другой её стороны, и все это окружите оболочкой, которая обеспечит вам поступающую внутрь сильную струю воздуха — вроде вакуумного насоса, который мы тут поминали, — тогда вот это самое у вас и получится! И Джек постучал пальцем по крохотному реактивному двигателю. Зинсер покачал головой. — Очень остроумно, — сказал он. — Даже если вы и ошибаетесь, это остроумнейшая теория. В сущности, ваши слова означают: надо только открыть природу энергии связи да найти способ прочно удерживать её в сферической форме — и мы построим такую же машинку. А затем надо ещё установить природу поля, способного пронизывать энергию связи и пропускать сквозь неё любую материю, да притом пропускать в одном определённом направлении. — Зинсер развёл руками. — Только и всего. Научитесь, мол, практически использовать то, что ещё и не снилось даже премудрым теоретикам, — и все в порядке. — Чепуха! — возразил Джек. — Мяус нам подскажет, что и как. — Надеюсь. Герри, а ведь это будет настоящая революция в промышленности! — И не только, — усмехнулся Джек. Зазвонил телефон. Зинсер посмотрел на часы. — Ага, вот этого я и ждал. Он сел за стол, снял трубку и повёл длинный подробный разговор с какой-то, видимо, важной персоной о счетах за погрузку, о прокате машин и об ограничениях в торговле между штатами; а Джек, прислонясь к подпиленному углу стола, предавался мечтам. Мяус — великий посланец великой цивилизации, бесконечно обогнавшей земную, — поможет человечеству выбраться на верный путь, вырваться из оков несовершенной техники и расточительной экономики… Любопытно, каков Мяус у себя дома, среди своего удивительного народа. Наверно, он ещё молод, но, конечно, это уже зрелый ум, человек богато и разносторонне одарённый — недаром же он избран посланником на Землю, к молодому, бурно развивающемуся человечеству. Ну, а космический корабль? Сбросив Мяуса на Землю, возвратился ли он со своим экипажем в загадочный уголок Вселенной, откуда прибыл? Или кружит где-то в пространстве, терпеливо ожидая вестей от смелого посланца? Зинсер положил телефонную трубку, облегчённо вздохнул и поднялся. — Честь и слава моему самообладанию, — сказал он. — Совершается величайшее событие в моей жизни, а я всё-таки довёл работу до конца. Чувство такое, как у малыша в канун ёлки. Ну, пойдём, поглядим на него. — Уипиийоооу-у! — пронзительно взвыл Мяус, когда над ними пронёсся, набирая высоту, ещё один самолёт. Молли в восторге запрыгала на сиденье — уж очень выразительная у Мяуса была физиономия. Гибким движением серебряный человек перегнулся вперёд, через спинку водительского сиденья, чтобы лучше видеть, что делается за углом ближнего ангара. Туда недавно подкатила приземлившаяся спортивная машина, до неё было рукой подать, пропеллер ещё вращался. Молли облокотилась на спинку переднего сиденья, вытянула шею, ей тоже хотелось поглядеть. Мяус нечаянно задел её, с головы у неё слетела панамка. Мяус нагнулся за панамкой, стукнулся головой о приборную доску, и тут распахнулось отделение для перчаток. Мяус сунул туда руку, зрачки его сузились, в глазах затрепетала тонкая плёнка. Не успела Молли опомниться, как он выскочил из машины и бегом помчался прочь; он высоко подпрыгивал, испускал какие-то странные крики и через два-три прыжка, покачиваясь, наклонялся и колотил по земле здоровой рукой. В ужасе Молли вылезла из машины и побежала вдогонку. — Мяус! Мяус! Иди сюда сейчас же! Широко раскинув руки, он поскакал ей навстречу. — Мрр-рауу! — завопил он и пронёсся мимо. Приподняв одну руку и опустив другую, точно самолёт на вираже, он пробежал широким полукругом, перескочил через низенькую бетонную ограду и помчался к ангару. Задыхаясь, всхлипывая, Молли остановилась и топнула ногой. — Мяус! — охрипшим голосом беспомощно позвала она. — Папа не велел… Два механика, стоявших неподалёку от машины с невыключенным мотором, обернулись на странный звук: как будто африканская виверра вздумала подражать воинственному кличу диких индейцев. Обернулись — и увидели длинноногий призрак с серебристо-серым лицом, серебристо-белыми усами и глазами-щёлочками, облачённый в ярко-алый, отливающий синим, балахон. Даже не ахнув, оба разом повернулись и кинулись бежать со всех ног. А Мяус, издав напоследок устрашающий радостный вопль, вскочил в самолёт и скрылся внутри. Молли прижала к губам стиснутые кулаки, отчаянно вытаращила глаза. — Ой, Мяус! — прошептала она. — Что ты наделал! Позади затопали, и Молли обернулась. К ней бежал отец, за ним вперевалку мистер Зинсер. — Молли! Где Мяус?! Она без слов показала на самолёт, и, словно это был условный знак, маленькая машина затарахтела и поползла прочь от ангаров. — Эй! Стой! Стой!!! — тщетно взывал Джек Герри, пускаясь вдогонку. Маленькая машина уже катила вперевалку далеко по полю, и вдруг мотор взревел на полных оборотах. Хвост оторвался от земли, и машина ринулась прочь от них — наперерез ветру, поперёк взлётной дорожки. Джек обернулся к Зинсеру, на лице толстяка застыл невыразимый ужас. Джек проследил за его взглядом: на посадку шёл другой самолёт, большая многоместная машина. Никогда за всю свою жизнь Джек Герри не ощущал такого бессилия. Сейчас две машины столкнутся в воздухе. Тут никто и ничто не поможет. Он смотрел не мигая, каким-то отрешённым взглядом. Машины неслись на огромной скорости, а казалось — еле ползут. Мгновение длилось целую вечность. А потом в каких-то двадцати футах над землёй Мяус сбавил газ и накренил крыло. Скорость упала, машина развернулась по ветру и проскользнула под встречной почти вплотную: будь на одной из них лишний слой краски, им бы уже не разминуться. Джек сам не знал, сколько времени простоял, затаив дыхание; с трудом он перевёл дух. — Что-что, а летать он умеет, — прошептал Зинсер. — Ещё бы не уметь — огрызнулся Джек. — Такая допотопная древность как самолёт — детская игрушка для него. Просто детская игрушка… Маленький самолёт устремился вверх. На высоте сотни футов его круто занесло вбок, так что у зрителей душа в пятки ушла, и вдруг он описал мёртвую петлю и ринулся вниз, прямо на них. Мяус промчался над ними вниз головой на бреющем так низко, что Зинсер ничком бросился наземь. Джек и Молли стояли как истуканы и смотрели остановившимися глазами. На полторы нескончаемые минуты все вокруг заволокла густая туча пыли. Потом они опять увидели самолёт уже на высоте полутораста футов, он нелепо болтался из стороны в сторону. И вдруг Молли закрыла лицо руками и пронзительно закричала. — Молли! Что ты, девочка?! Она обхватила отца за шею и зарыдала так, что Джек ощутил за неё рвущую боль в горле и в груди. — Перестань! — прикрикнул он, потом спросил с нежностью: — Ну что ты, родная? — Ему страшно! Мяусу очень, очень страшно, — дрожащим голосом жалобно выговорила Молли. Джек поднял голову. Самолёт рыскнул, завалился на крыло. — Скорость! — надрывно закричал Зинсер. — Скорость! Прибавь обороты, болван! Мяус выключил мотор. Безжизненный самолёт перевернулся кверху брюхом и рухнул вниз. И — вдребезги. — Все Мяусины картинки пропали, — очень спокойно сказала Молли и, теряя сознание, тихо опустилась наземь. Его доставили в больницу. Это была работа не для белоручек — вытащить его из груды обломков, перенести в карету скорой помощи… Больше всего на свете Джеку хотелось, чтобы Молли этого не видела; но она как раз пришла в себя, села и громко заплакала, когда Мяуса проносили мимо. И пока они с Зинсером шагали по приёмной из угла в угол, каждый в своём направлении, Джек думал, что, когда всё это кончится, с девочкой будет не мало хлопот. Вытирая руки полотенцем, в приёмную вышел врач — маленький толстоносый человечек. — Кто из вас привёз сюда этого… лётчика, который разбился? — Мы вдвоём, — отозвался Зинсер. — Что это за… кто он такой? — Один мой приятель. Он… он выживет? — Откуда я знаю? — резко ответил врач. — За всю свою практику не видал ничего подобного. — Он шумно фыркнул носом. — У этого молодца двойная система кровообращения. Две замкнутые кровеносные системы, у каждой своё сердце. И кровь в артериях выглядит как венозная, вся синяя. Как его угораздило разбиться? — Он съел полкоробкн аспирина из моей аптечки, — сказал Джек. — От аспирина он пьянеет. Ну и вот… схватил машину и полетел. — Пьянеет от аспирина? — Врач внимательно посмотрел на Джека, потом на Зинсера. — Не стану спрашивать, не дурачите ли вы меня. Всякий врач почувствует себя дурак-дураком, стоит только посмотреть на этого… на это существо. Давно у него рука в лубке? Зинсер посмотрел на Джека. — Примерно восемнадцать часов, — ответил Джек. — Ча-сов?! — врач покачал головой. — Я бы сказал, восемнадцать дней, все отлично срослось. — И, прежде чем Джек успел вставить хоть слово, прибавил: — Ему нужно сделать переливание крови. — Но вы же не можете!… То есть… у него такая кровь… — Знаю. Сделал анализ. У меня там два лаборанта стараются получить плазму, более или менее подходящую по химическому составу. Они не поверили ни единому моему слову. Но переливание необходимо. Я дам вам знать. И он вышел. — Удаляется сбитый с толку медик, — пробормотал Джек. — Он хороший доктор, — сказал Зинсер, — я давно его знаю. А вам каково было бы в его шкуре? — Господи, ну, конечно, я бы тоже растерялся! Хемфри, я просто не знаю, что буду делать, если Мяус погибнет, — Вы так к нему привязались? — И привязался, конечно. Но подойти вплотную к встрече с новой культурой, с иным разумом, и тут же остаться ни с чем — это уж чересчур. — Да, эта его ракета… Джек, если не будет Мяуса, чтобы растолковать нам, как она устроена, я думаю, ни одному учёному не создать такую. Всё равно, как… как, скажем, вручили бы оружейному мастеру из древнего Дамаска, допустим, вольфрам и сказали — сделай нить для лампочки накаливания. Останется у нас этот аппарат и будет посвистывать, когда тянешь его к земле… точно в насмешку. — А телепатия? Наши учёные-психологи ничего бы не пожалели, лишь бы в ней разобраться! — И потом, откуда он? — взволнованно подхватил Зинсер. — Он ведь не из нашей солнечной системы. Значит, они там нашли какую-то энергию для межзвёздных перелётов или даже научились искривлять пространство и время, вон как наши фантасты пишут… — Он должен жить, — сказал Джек. — Должен, вот и все, или пет на свете никакой справедливости. Нам столько всего надо узнать! Слушайте, Хемфри… раз он на Земле… Значит, когда-нибудь с его планеты прилетят и другие. — Гм… А почему они раньше не прилетали? — Может, и прилетали… — Слушайте, — сказал Зинсер, — надо нам докопаться… Тут вернулся врач. — Похоже, что он выкарабкается. — В самом деле?! — Как сказать. В этом красавце нет ничего всамделишного. Но, судя по всем признакам, он поправится. Отлично поддаётся лечению. Что ему можно есть? — Да то же, что и нам, я думаю. — Ах, думаете. Кажется, вам не так уж много про него известно. — Совсем мало, — сказал Джек. — Он только недавно явился. Откуда явился, понятия не имею. Это вы у него самого спросите. Врач почесал в затылке. — Он родом не с Земли. В этом я уверен. По-видимому, взрослый, но все переломы, кроме одного, — в сущности, не переломы, а односторонние надломы, так бывает у трехлетних детей. Прозрачная плёнка на глазах… Чего вы смеётесь? Джек сперва просто хихикнул втихомолку, но сдержаться не удалось. Он захохотал во всё горло. — Прекратите, Джек, — сказал Зинсер. — Тут всё-таки больница… Джек оттолкнул его руку. — Я… мне просто необходимо, — беспомощно вымолвил он и опять покатился со смеху. — Что необходимо? — Отсмеяться, — задыхаясь сказал Джек. И отрезвел. Даже больше, чем отрезвел. — Условимся, что это очень забавно, Хемфри. Ничего другого я не допущу. — Какого чёрта… — Послушайте, Хемфри. Мы насочиняли столько теорий насчёт Мяуса — про его культуру, и про технику, и откуда он родом… так вот, мы никогда ничего не узнаем! — Почему? Вы думаете, он нам не расскажет? — Нет. То есть да. Наговорит-то он с три короба. Но что толку? Сейчас объясню. Он одного роста с нами, он явно прилетел на космическом корабле, при нём есть вещичка, какие могли появиться, безусловно, только при очень высоко развитой цивилизации… и по всему по этому вы вообразили, что он сам — создатель этой цивилизации, выдающаяся личность, посланец внеземного разума. — Так ведь иначе просто быть не может. — Ах, не может? Уж не скажете ли вы, Хемфри, что Молли изобрела автомобиль? — Нет, но… — Но она села за руль и проломила стенку гаража. На круглой, как луна, физиономии Зинсера забрезжил свет догадки. — Вы хотите сказать… — Все сходится! Вспомните, Мяус сообразил, как перетащить тяжёлую крышку для люка, а потом бросил задачу на полдороге! Вспомните, он до самозабвения увлёкся мячиком Молли! А как они друг друга понимают! Ни с кем другим у него не получилось такой поразительной близости. По-вашему, это не проясняет дела? А как к нему отнеслась Айрис — почти по-матерински, хотя она и сама не могла понять, откуда это берётся! — Бедный малыш, — прошептал Зинсер. — Может, он думал, что опустился на своей планете? — Да, бедный малыш, что и говорить… — Джек не выдержал и опять засмеялся. — Сумеет Молли рассказать нам, как работает двигатель внутреннего сгорания? Сумеет она объяснить, что такое ламинарное обтекание самолётного крыла? — Он покачал головой. — Вот увидите, Мяус нам расскажет примерно столько, сколько рассказала бы Молли: “Мы с папой ехали в машине и делали шестьдесят миль в час”. — Но как же он к нам попал? — А как Молли проехала сквозь стену гаража? Врач безнадёжно пожал плечами. — Тут я ничего вам не могу сказать. Но биологически его организм на все реагирует как детский… а если он в самом деле ребёнок, все ткани восстановятся очень быстро, и я ручаюсь, что он будет жить. Зинсер даже застонал. — Не очень-то много нам от этого радости, и бедному малышу тоже. Всякому ребёнку свойственно верить, что все взрослые — умные и сильные. Он, должно быть, ни капельки не сомневается, что мы уж как-нибудь доставим его домой. А у нас ничего для этого нет и неизвестно, когда будет… Мы так мало знаем, мы понятия не имеем, с чего начать, чтобы сработать такую ракету-парашют… а на его планете это просто детская игрушка! — Пап… — Молли! Разве ты не с мамой?… — Пап, ты только снеси это Мяусу, — она подала отцу старый, потрёпанный мячик. — Ты скажи, я его жду. Скажи, пускай скорее поправляется, мы с ним будем играть. Джек Герри взял мячик. — Скажу, дружок.