---------------------------------------------


 Ибрагимбеков Максуд
 Санто ди Чавес

 М. Ибрагимбеков 
 Санто ди Чавес 
 "Мы так далеки от того, чтобы знать все силы природы и различные способы их действия, что было бы недостойно философа отрицать явления только потому, что они необъяснимы при современном состоянии наших знаний. Мы только обязаны исследовать явления с тем большей тщательностью, чем 
 труднее признать их существующими". 
 Лаплас 
 Игра шла вяло. Перед каждым из игроков лежало по равной кучке разноцветных фишек, несмотря на то, что шел третий час игры. За столом сидели четыре человека, ни больше и ни меньше, как и полагается в классическом покере: все четверо были пассажирами "Тускароры", трансокеанской громадины, делающей свой очередной рейс из Европы в Австралию. Познакомились они на пароходе и уже вечером того же дня засели за столик в самом дальнем углу малого салона и совершенно равнодушно смотрели на тени танцующих в соседнем зале. 
 Старшему из них, полному человеку в хорошо сшитом сером костюме, было лет под пятьдесят. По некоторым признакам можно было догадаться, что он бывший моряк. В пользу этого предположения говорил и кепстен, которым он время от времени набивал трубку, и характерная походка, и несколько чисто профессиональных морских терминов, иногда проскальзывавших в его речи. 
 Второй игрок - молодой, болезненного вида человек - испуганно смотрел себе в карты. Каждый раз, когда у него складывалась удачная комбинация, пальцы его начинали нервно перебирать фишки. 
 - Вам надо играть в маске, - проворчал моряк. - Я по выражению вашего лица догадываюсь, какая у вас карта. 
 Сидящий слева от него человек снисходительно улыбнулся. 
 По тому, как быстро он роздал карты, по его непроницаемому во время игры лицу можно было догадаться, что это настоящий игрок. Курил он беспрерывно, прикуривая сигарету от сигареты. 
 Четвертый - высокий, хорошо сложенный парень - играл с совершенно безразличным видом. Чувствовалось, что ему и впрямь все равно, у кого окажутся в конце игры все эти фишки. 
 И вдруг наступило то напряжение, с которого начинается крупная игра. Три раза по кругу все игроки увеличили банк, и никто не вышел из игры. 
 - Десять, - робко сказал худосочный молодой человек, и пальцы его дрогнули. 
 - Отвечаю на ваши десять и плюс двести, - сказал человек, искусно сдающий карты. 
 Моряк, не задумываясь, увеличил ставку еще на пятьсот. 
 - Уравниваю, - сказал парень, похожий на спортсмена. 
 Он ничего не прибавил. 
 Все еще раз увеличили ставку. Теперь посреди стола возвышалась целая груда фишек. Это был очень большой банк. 
 Первым не выдержали нервы у человека с дрожащими пальцами. Он вышел из игры. За ним вышел другой, смекнувший, что у моряка и спортсмена крупная карта. Интуиция игрока его не обманула. 
 - Двести, - сказал моряк. 
 - Уравниваю, - сказал его противник. 
 - Прибавить к ставке не хотите? - разочарованно спросил моряк. 
 - Нет, - сказал спортсмен. - Что у вас? 
 - Каре! Четыре туза, - сказал моряк, показывая карты и подгреб к себе фишки банка. 
 - У меня флешь-рояль, - спортсмен спокойно посмотрел на моряка. Червовая флешь-рояль. 
 - Не может быть! - вырвалось у моряка. Он растерянно перебирал карты противника. 
 Это действительно была великолепная червовая флешь-рояль, пять карт подряд одной масти, от девятки до короля. 
 - Поразительно. Тридцать лет играю в покер и только второй раз вижу, чтобы каре тузов нарвалось на флешь-рояль. 
 Спортсмен собрал фишки и сложил их аккуратными столбиками. Теперь почти ни перед кем фишек не оставалось. Этот банк поглотил все. 
 Моряк не мог успокоиться. 
 - Почему же вы не увеличивали ставку? Я со своим дурацким каре рубился бы с вами до конца. Вы бы могли меня до нитки раздеть. 
 - Зачем? - улыбнулся парень. 
 - Так вы ничего в жизни не добьетесь, - строго сказал моряк. - Нельзя упускать счастливого случая. Кто его знает, когда он еще подвернется. Нельзя искушать судьбу. 
 Спортсмен улыбнулся. У него была хорошая детская улыбка. 
 - Вы, наверно, правы, - сказал он. - Я даже уверен, что так оно и есть, но я иногда изменяю этому правилу. 
 - Зря, - сказал моряк. - Когда-нибудь пожалеете. 
 Танцы в соседнем зале прекратились. Салон наполнился людьми. Стюарды разносили по столикам бутылки. 
 За соседним столом вдруг пронзительно закричала женщина. Она показывала на портьеры. 
 - Крыса! Я видела там крысу! 
 Один из стюардов бросился к портьере. За ней сидел маленький серый котенок. 
 - На "Тускароре" крыс не бывает, - с достоинством ответил стюард. 
 - Меня бы только успокоило, если бы это была крыса, - проворчал моряк. - Спокойнее, когда на корабле крысы. Они поразительно чувствуют, когда кораблю угрожает беда. Ни одну на борту не найдешь! 
 - О чем только ни говорят мужчины, стоит им остаться одним, - сказала за соседним столиком мужу какая-то дама. - Эти говорят о крысах. 
 - Я сейчас припомнил поразительную историю, которая как-то приключилась со мной, - сказал моряк. - Несколько лет назад я был капитаном и владельцем... Послушайте, вам же не очень важно знать, как называлось судно? Ага... Я возил все, что мне предлагали, но это почти не приносило мне дохода. В экипаже судна было восемнадцать человек, и я до сих пор удивляюсь, как они ухитрялись жить на те гроши, что получали у меня. Наверное, единственно довольными существами на корабле были крысы. Их было великое множество. 
 Моряк отпил немного коньяка и продолжал: 
 - В это время я встретил одного своего приятеля. Приятель этот работал тогда в страховой компании, и мы решили застраховать мою посудину. Ну, естественно, в компании не знали, что он мой приятель. Застраховали. Утром мы должны были выйти в море, и я договорился с приятелем, что потоплю шхуну, когда до порта назначения останется миль десять. 
 Для команды у меня на борту был вельбот. Вы, наверное, догадываетесь, что об этом знали только я и мой приятель и не в наших интересах было, чтобы об этом узнал еще ктонибудь. Так вот, когда я утром подошел к кораблю, я увидел такое, от чего у меня кровь застыла в жилах. Да, любой моряк на моем месте почувствовал бы себя не лучше. С корабля убегали крысы. Они сбегали по канатам и прыгали на причал прямо с борта. Они выбегали из всех щелей, и скоро на корабле не осталось ни одной. Матросы сидели мрачные. 
 Они сказали, что не выйдут в море, потому что с кораблем должно что-то случиться. Двое матросов и боцман спустились в трюм выяснить, не началась ли течь, остальные сидели сложа руки. Я растерялся, и они это почувствовали. В море мы всетаки вышли - я их уговорил. Остальное было просто: ночью я открыл кингстон, а к утру мы добрались на вельботе до берега. Ну, а потом я получил страховку и все остальное. Так вот, говорят, инстинкт. Но о том, что мой корабль пойдет ко дну в ту ночь, знали только я и мой приятель. Каким же образом об этом узнали крысы? 
 Моряк победоносно посмотрел на собеседников. Все сидели молча. 
 - Мистика какая-то, - наконец сказал болезненного вида молодой человек. - Это, если хотите знать, даже как-то сверхъестественно. 
 - Вы уверены, - вежливо улыбаясь, спросил у моряка покерист, - что эта история произошла так, как вы ее рассказали? 
 - Послушайте, вы, - отодвинув от себя стакан, хмуро сказал моряк. Мне не нравится ваш тон, вы видно отвыкли от разговора с порядочными людьми? 
 Спортсмен положил руку на плечо вскочившего покериста. 
 - Тише, - сказал он. - Не надо шуметь, на нас обращают внимание. Я вам верю, - обратился он к моряку. - Вы не представляете, как я вам верю. Никогда и ни во что я так не верил, как в рассказанное вами. Я знаю кое-что, и поэтому я вам верю. Это случилось со мной... Черт знает что, спортсмен неожиданно засмеялся. - Хочешь вдруг рассказать такое, что не сказал бы самому близкому человеку... Ну, с чего же начать? Вы слышали такое имя, Санто ди Чавес? - без всякого перехода спросил он покериста. 
 - Слышал ли я о Чавесе! - изумился покерист. - Слышал - не то слово: я им просто оглушен. Последний раз неделю назад. Это имя висело над стадионом, вылетев в воздух из ста тысяч глоток после третьего гола в ворота "Броксов". Вы бы, приятель спросили что-нибудь посложнее! О Чавесе слышал каждый. 
 - Постойте, постойте! - вдруг оживился моряк. - И как я вас сразу не узнал? Ваша физиономия так примелькалась, что мне и в голову не пришло, что это вы. Так и казалось, что снова вижу вашу фотографию на коробке конфет или обложке журнала. Так о чем вы хотите нам рассказать? 
 Теперь все трое смотрели на футболиста с явным интересом. Даже болезненный молодой человек, внешний вид которого не давал повода заподозрить его в любви к спорту. 
 - Так вот, - сказал Чавес, - я футболист, и, как вы знаете, футболист очень высокого класса. Я играю центральным нападающим в одной из самых лучших команд мира, моя манера игры изучается в футбольных школах, я самый высокооплачиваемый игрок. Мои ноги, каждая в отдельности, застрахованы на огромную сумму. Не правда ли, все это так? - неожиданно перебил он себя. 
 Слушатели согласно закивали головами. 
 - Хорошо, - сказал футболист. - А теперь я вам должен сказать, что в этом нет никакой моей заслуги. Понимаете, никакой! И если хотите знать, я, Санто ди Чавес, ненамного больше футболист, чем вы, - он кивком показал на моряка, - или вы, - на болезненного молодого человека. 
 - Скромность в таких буйволиных дозах... - пробормотал покерист. 
 - Все понятно, - проворчал капитан. - Вы хотите сказать, что у вас замечательный тренер и вы во многом обязаны ему. 
 - Нет, - возразил спортсмен. - Мой тренер здесь ни при чем. Должен вас предупредить, что вы первые, кто узнает об этой истории. И я не советую вам рассказывать ее кому-нибудь, если хотите сохранить репутацию правдивых людей. 
 - Интересно, как вам это удастся? - пробормотал покерист. 
 - Я уверен, что вы не усомнитесь в рассказанном мною,улыбнулся спортсмен. - Впрочем, судите сами... Наверное, у каждого из вас есть какие-то воспоминания, связанные с детством. У меня таким воспоминанием был футбол. Первое, что я ясно помню, - это огромный застывший в напряжении стадион, потом словно взрыв поднял с мест беснующихся людей - забили гол... И так изо дня в день. На стадион меня водил отец - он работал в тотализаторе. Кроме отца, у меня никого не было, потом и он умер, оставив мне в наследство крепкое здоровье и неистребимую любовь к футболу. 
 Футболистом я стал с четырнадцати лет. Отец следил до этого за моим физическим воспитанием - с четырех лет я занимался плаванием, а с десяти баскетболом и греблей. Отец говорил, что это меня подготовит к футболу. Старик очень хотел, чтобы я стал настоящим футболистом. Он добился - у него были кое-какие связи в спортивном мире, - чтобы я тренировался у лучшего нашего тренера Гвидо Солеквани. Впрочем, наверное, Гвидо взял бы меня и без всякой протекции - в семнадцать лет я был идеальным спортсменом. 
 При росте в шесть футов я весил восемьдесят шесть килограммов и порвал резиновую прокладку на двух спидометрах, прежде чем удалось выяснить, что объем легких у меня больше восьми тысяч. Я пробегал стометровку за десять и четыре и умудрялся выжимать штангу весом в сто килограммов. 
 Тогда, как, впрочем, и сейчас, я не пил и не курил. У меня были мгновенная реакция и лошадиная выносливость. Словом, я был идеальное сырье для футболиста. 
 Гвидо Солеквани сразу поверил в меня. После общей тренировки с командой он еще подолгу занимался со мной. Он сделал все, чтобы я стал настоящим футболистом. Солеквани замечательный тренер, и он создал команду, равной которой не было на континенте. Это Гвидо придумал способ отдыха между таймами, когда уставшие, разгоряченные игроки прямо с поля, раздеваясь на ходу, с разбегу бросались в бассейн с горячей водой. Бассейн был разборный, и Гвидо повсюду возил его с собой. Через пять минут горячая вода сливалась и заменялась теплой, почти прохладной. Это продолжалось еще пять минут, потом три минуты массажа, и команда снова выбегала на поле такой бодрой, что второй тайм казался разминкой перед настоящей игрой. Этот способ отдыха и еще многое другое Гвидо придумал сам, и команда, которую тренировал он, была лучшей из всех, что мне довелось повидать. Я еще раз повторяю: Гвидо очень в меня верил. Я легко усваивал все, что он мне показывал, никто лучше меня не мог ударом с двадцати метров загнать мяч в любой верхний угол ворот, никто не умел так финтить, как я, и никто не мог пронести мяч на голове от своих ворот до ворот противника, как это делал я. 
 И, умея делать все это, я не был футболистом. Я не умел играть. Я портил игру всей команде, когда дурацки топтался на поле, не зная, кому отпасовать мяч, я некстати путался в ногах игрока, который вел верный голевой мяч к воротам, я не мог правильно выбрать себе место на поле. И все матчи просиживал на скамье запасных. 
 Я видел, что Гвидо во мне разочаровывается. Однажды он мне сказал: 
 - Посмотри на вот этого полудохлого парня, который сейчас обрабатывает мяч. Скелет, и только, смотреть противно, а играет как бог. Знаешь, футбол - это как пение, одним это удается, а другому не запеть - хоть старайся изо всех сил. Тебе так не кажется? 
 Я старался как мог, я лез из кожи, чтобы стать игроком, но ничего не получалось. 
 Весь ужас моего положения заключался в том, что я ничего не умел, я не получил никакого образования, не имел профессии. А футбол... Я ждал со дня на день, что наступит конец терпению Гвидо и он меня выгонит. Что я буду делать? 
 Этот вопрос мучил меня днем и ночью. 
 Вот тогда-то, в самое подходящее для этого время, я влюбился. 
 Я встретил ее на пляже. Ее зовут Ева, и она самая красивая женщина на свете. Тогда я этого не знал. Не знал, разумеется, как ее зовут. 
 Как сегодня, помню этот день. Стояла адская жара. Ветра не было, волны лениво облизывали берег, и было слышно, как шипит на песке пена. Я лежал под навесом и с отвращением думал, что через два часа нужно идти на тренировку. 
 И тут я увидел ее. Она стояла бледная, и мокрые волосы падали ей на плечи. Ее окружили трое, знаете, из тех молодчиков, что все время околачиваются на пляже, иногда, словно невзначай, напрягая накачанные гантелями мышцы. Один из них положил ей руку на бедро, и она резким ударом отбросила ее. До меня доносились гнусности, которые они говорили ей. 
 - Господи, - вдруг с тоской сказала она, - ну неужели же никто не даст вам в морду? Неужели не найдется хоть одни человек, который захочет это сделать? 
 Я почувствовал, что это хочется сделать мне. Ничего в жизни я так не хотел. Но этого не хотели и три "собеседника" Евы. Они, видно, привыкли драться втроем. 
 Ева стояла в стороне, она не кричала, не звала на помощь, она как-то сразу поверила в меня. 
 Говорят, когда всех троих привезли в больницу, врачи были уверены, что это жертвы автомобильной катастрофы. 
 В этот день я в первый раз не пошел на тренировку. 
 А потом наступил вечер, я не буду о нем рассказывать - вечер с Евой, а потом еще много таких же вечеров. 
 Она иногда приходила на стадион, когда играл я, в эти дни я играл еще хуже. 
 - Милый, - как-то осторожно сказала Ева, - а не лучше ли тебе бросить все это и заняться чем-нибудь другим? 
 Бросить! Футбол мне давал возможность жить, а что будет, когда Гвидо выгонит меня из команды? 
 Еве я тогда ничего не сказал. Мы твердо решили пожениться, а над остальным не хотелось думать. 
 Утром я пошел на тренировку. Гвидо остановил меня перед раздевалкой. 
 - Не раздевайся, - сказал он. - Мне нужно с тобой поговорить. 
 Я шел за ним и думал, что все кончено и завтра мне придется на этом же стадионе продавать программы матчей или разносить сигареты и воду. 
 - Слушай, - сказал Гвидо, когда мы отошли от раздевалки, где нас могли услышать. - У тебя, наверное, было время заметить, что я к тебе хорошо отношусь? Ага. Ну так вот, я сделал все что мог, но не моя вина, что из тебя футболиста не получилось и не получится, что бы ты ни делал. 
 Я сказал, что все правильно, и встал, чтобы уйти. Мне было неприятно оставаться в этом зале - я еще помнил, с какими надеждами я пришел сюда в первый раз. 
 - Подожди, - остановил меня Гвидо. - Я неспроста упомянул о том, что хорошо отношусь к тебе. Футболиста из тебя не получилось - это верно, но надо подумать и о том, на что ты будешь жить. У тебя есть деньги? 
 Я засмеялся. 
 - Вчера ко мне приходил один человек. Я его знаю - он ученый. Я видел книги, которые он написал, - какието исследования мозга. Он сказал, что давно наблюдает за тобой, и спросил, что я о тебе думаю как тренер. Я ему сказал то же, что и тебе: что у тебя самые лучшие данные для футболиста, какие только я видел, и что ты никогда не станешь футболистом - ты бездарен. Ты извини, что я говорил так резко, но у нас был деловой разговор. Он сказал, что ты ему нужен, для чего, он не объяснял, и что он будет платить тебе в два раза больше, чем ты получаешь у меня. По-моему, над этим стоит подумать. Он оставил мне адрес. 
 Вечером я отправился к этому человеку... Пошел с Евой. 
 Мы подошли к небольшому двухэтажному особняку на одной из отдаленных от центра тихих улиц. Ева осталась ждать меня в сквере напротив. Я шел, не веря, что из этой затеи получится что-нибудь путное. На звонок мне отворил дверь старик слуга. В руках он держал садовые ножницы. Он стоял в дверях и вопросительно смотрел на меня. Тогда я, конечно, не мог знать, что отныне наши судьбы - этого старика и моя - неразрывно связаны. 
 Он провел меня в кабинет своего хозяина. Я сказал "кабинет", но скорее это была лаборатория. В огромной светлой комнате рядами стояли клетки, а в клетках возились крысы. 
 Мне стало как-то не по себе, и я даже не сразу заметил человека, который что-то делал в углу. 
 Я подошел к нему, это был человек лет пятидесяти, с седыми, аккуратно причесанными на пробор волосами. На нем был хорошо сшитый костюм и модный галстук. А!.. Костюм, галстук, волосы... тогда я видел только его глаза. Острый, пронзительный взгляд его глаз как будто проникал в душу. 
 Я сказал, что я Санто ди Чавес и пришел, потому что меня послал тренер. 
 - Знаю, - не дослушав, перебил он. - Садитесь. Я вас много раз видел в игре и на тренировках. Я никогда в жизни не видел такого великолепного тела, как у вас. Солеквани говорит то же самое. Кроме того, он уверен, что вы самый бездарный футболист из всех бездарностей, каких только ему приходилось видеть. 
 Я сказал - тогда я еще не очень хорошо знал этого человека, - что никому не позволяю разговаривать с собой таким тоном. 
 Он засмеялся. 
 - Ты самолюбив, мальчик, - сказал он. - Но это не имеет никакого значения. Итак, перейдем к делу. Солеквани тебе говорил, сколько я тебе буду платить? Тебя это устраивает? Хорошо... Возможно, впоследствии ты будешь получать еще больше. Но одно условие. Ты не будешь задавать никаких вопросов. Все, что я найду нужным, я тебе расскажу сам! Да! Еще. От того, что здесь будет происходить, тебе никакого вреда не будет. 
 Я спросил у него, за что же я буду получать деньги и что я должен делать. 
 - Ничего, - успокоил меня он. - Ровным счетом ничего. Считай, что ты подопытная собака, крыса, что ты мне нужен для опыта. 
 Я спросил, для какого опыта. 
 - Я хочу сделать из тебя великого футболиста, - сказал он. 
 Он посмотрел на меня, ожидая, что я скажу. А мне нечего было сказать. Все происходящее казалось мне сном. Я машинально сунул в карман деньги, которые он протянул мне. Мои деньги за месяц вперед. 
 - А теперь начнем, - сказал он. - По ходу дела я тебе все объясню. 
 Он отошел в тот угол, где, как мне казалось, стоял радиоприемник, и снова включил его. 
 - Как по-твоему, - спросил он, - крысам отсюда видно, что делается в коридоре? 
 Я сказал, что нет. Крысы и вправду не могли видеть коридора. Лаборатория отделялась от него крошечной прихожей. 
 - Встань в прихожей, - сказал он мне, - и выгляни в коридор. 
 Я повиновался и увидел в дальнем углу коридора стеклянную клетку, в которой сидел большой пушистый кот. 
 В то же мгновение в лаборатории раздался писк и топот маленьких лапок. Крысы в ужасе метались по клеткам, опрокидывая друг друга. 
 Он с удовольствием потирал руки. 
 - Войди в лабораторию, - сказал он. 
 Я вошел. 
 Беготня в клетках сразу прекратилась. 
 - Выйди в прихожую. 
 Я вышел, и снова в клетках началось столпотворение, которое прекратилось только тогда, когда я вошел в лабораторию. 
 - Ты понял? - нетерпеливо спросил он меня. 
 Я стоял, окончательно сбитый с толку. 
 - Нет, ничего не понял. Почему эти твари начинают метаться по клетке, стоит мне выйти в прихожую? 
 - Он не понял! Ты не понял, отчего они беснуются? Да оттого, что они увидели этого кота твоими глазами. Все, что сейчас видишь ты, видят и они. Зрительный центр твоего мозга излучает радиоволны, которые принимаются их центрами. Между тобой и крысами радиосвязь Теперь ты понял? Нет? Попытаюсь тебе объяснить. С тобой случалось,- спросил он,такое?.. Например, тебе хочется запеть какую-нибудь песенку, а в это время ее начинает насвистывать или напевать кто-нибудь находящийся неподалеку? Причем нельзя объяснить это чистой случайностью, потому что иногда вспоминаешь что-нибудь совершенно немодное в это время. 
 Я припомнил, что со мной и впрямь случалось такое. 
 - Ага, - сказал он. - А не бывало ли, что ты думаешь о чем-нибудь, а в это время твой собеседник начинает говорить о том же самом. Существуют люди, которые заинтересовались этой проблемой и даже ставят в этой области кое-какие опыты. Часто слышишь, что поставлен новый опыт по угадыванию мыслей или по передаче зритедьных впечатлений на расстояние. Но ни один из ученых, кто ухитрился во всех подобных случаях найти какую-нибудь закономерность, не научился этим явлением управлять. Никто, кроме меня. Мозг излучает радиоволны, которые могут приниматься иногда другим мозгом. Я научился направлять эти радиоволны от одного мозга В .любому другому, по желанию. Этот опыт я и поставил с тобой. Когда ты увидел кота, крысы почувствовали это так, как будто увидели его сами. Теперь понял? На сегодня хватит. А завтра приходи с утра. Займемся делом. Ты станешь настоящим футболистом, хоть я и не много смыслю в футболе. 
 ...Утром мне открыл двери тот же старик слуга. Так же, как и вчера, я прошел в лабораторию. 
 Мой новый хозяин сидел на корточках у клетки и наблюдал за своими подопытными. 
 Потом он с ног до головы оглядел меня. 
 - Надо следить за внешностью, молодой человек, - недовольно сказал он. - Будущая знаменитость не должна ходить небритой. 
 Потом он принялся растолковывать мне суть своей затеи. 
 Он сказал, что нам предстоит проделать первый сложный опыт, в котором будут участвовать только люди. Я никак не мог понять, какое отношение имеет все сказанное к тому, что я стану футболистом. 
 - Сейчас мы проделаем один маленький опыт, - сказал он, - а потом поговорим о главном. Ты пока посиди, посмотри газету. 
 Я сел за стол, а он, отойдя в угол, щелкнул выключателем. 
 Раздалось тихое гудение, изредка прерываемое шорохами. Внезапно я почувствовал страшный голод, как будто не ел по крайней мере дня два. Полчаса назад я плотно позавтракал и минуту назад и не помышлял о еде, а теперь у меня от голода стягивало желудок. 
 Он подошел ко мне. 
 - Что ты чувствуешь? - спросил он. 
 Я сказал ему, что я чувствую, и попросил позволения уйти, чтобы где-нибудь проглотить дюжину бифштексов - меньшее количество меня не устроило бы. 
 - Значит, ты голоден? - участливо спросил он. - Ну что ж, иди поешь, если хочешь. 
 Я пошел к двери. 
 - Погоди, - сказал он, довольно улыбаясь. - Может быть, удастся помочь тебе прямо здесь, в лаборатории. 
 Он опять отошел в угол, нагнулся над своей рацией, и я внезапно почувствовал, что сыт. Ощущение сытости переполняло меня, как будто я только встал из-за обеденного стола. 
 - Понял? - улыбнулся он. - Нет? Все приходится тебе объяснять. Это же очень просто. Вначале я установил связь от мозга некормленных со вчерашнего дня животных к твоему мозгу, и ты почувствовал страшный голод, а потом я установил связь между только что покормленными и... Ты уже не хочешь есть? 
 Я не мог прийти в себя от изумления. Он взял меня под РУКУ. 
 - Пошли. Я тебя кое с кем познакомлю. 
 Мы вышли во двор его дома. Там я снова увидел старика, который открыл мне дверь. Он стриг газон. 
 - Видишь этого садовника? Это Джузеппе Ризи. Слышал о таком футболисте? 
 Еще бы! Кто из футболистов не слышал о Ризи! О нем рассказывают легенды. Самая большая похвала футболисту - сказать о нем: "Играет, как Ризи". Но Ризи не играет уже лет двадцать, и все, даже мой тренер, были уверены, что он давно умер. 
 А он, оказывается, работает здесь садовником! Так я познакомился с Джузеппе Ризи. 
 Потом Джузеппе стал моим другом. Иногда вечером мы отправлялись гулять втроем: Ева, я и Джузеппе. Он рассказывал нам много интересных историй. Ризи... О Ризи потом... 
 Изо дня в день мы приходили с Ризи в лабораторию, и через некоторое время между нами была установлена радиосвязь, которая ни на кого больше не распространялась. 
 Наш хозяин был доволен. Я чувствовал го же, что и Ризи, стоило только "подключить" меня к нему. 
 И наконец, наступил день, когда все было готово. В этот день хозяин позвонил к Солеквани. 
 - Сегодня ваша команда играет с "Чаппарелем". Поставьте центральным нападающим Санто. Не пожалеете. 
 Я не слышал, что ему ответил Гвидо. Я думал о том, что все это значит: "Чаппарель" - одна из сильнейших команд, а за это время я не стал играть лучше. 
 Гвидо согласился. 
 Мы пришли на стадион за час до игры. 
 Хозяин занял на стадионе два места - для себя и для Джузеппе. 
 - Будешь играть, мальчик, - сказал он мне. - Будешь играть, как никогда в жизни. Можешь волноваться или нет - это не имеет никакого значения. Ты силен и вынослив. У Джузеппе не было такого тела, как у тебя, даже в его лучшие годы, а у тебя никогда не будет его таланта. Сегодня ты будешь играть, а чувствовать за тебя, распоряжаться твоим телом будет Джузеппе, сидя на трибуне и наблюдая игру. Ты будешь играть так, как сыграл бы на твоем месте Джузеппе Ризи. 
 Началась игра. Я страшно волновался. И вдруг волнение прошло - я понял, что хозяин включил рацию. 
 Эту игру все запомнили надолго. 
 Вначале защита "Чаппареля" не обращала на меня никакого внимания - они знали меня по прошлым играм. Они вспомнили обо мне, когда я, легко обойдя трех игроков, забил первый гол. И пошло! 
 Джузеппе следил с трибуны за каждым моим движением и представлял себе мысленно, что бы он сделал на моем месте. 
 Это мгновенно передавалось мне. Джузеппе потом сказал, что я играл лучше, чем он в свое время, ведь у меня данные были лучше, чем у него тогда. 
 Люди на трибунах бесновались, когда я забил второй гол из невероятно трудного положения. 
 В этот день "Чаппарель" проиграл с таким счетом, с каким он не проигрывал за все время своего существования. 
 И так от матча к матчу. Гвидо был вне себя от счастья. 
 Появились реальные шансы на то, что его команда станет чемпионом. 
 Нечего и говорить, как счастливы были мы с Евой: мы наконец-то смогли пожениться и пригласили на свадьбу всю команду. О завтрашнем дне думать нам не приходилось - я зарабатывал бешеные деньги. Все шло как будто хорошо. 
 Правда, я стал чувствовать, как у меня изменились привычки. Теперь по вечерам я любил сидеть дома. Ева сердилась, когда ей хотелось пойти погулять, а мне было лень вылезти из кресла. Хозяин подшучивал надо мной, утверждая, что у меня появляются стариковские привычки Джузеппе. 
 Теперь я думаю, что в этом была и доля правды. 
 Джузеппе часто приходил к нам. Мы привыкли к старику. 
 Джузеппе иногда говорил, что, наконец, и у него появилась семья. 
 Единственное, что омрачало все, - это здоровье Джузеппе. 
 Старик за последнее время здорово сдал. Теперь хозяин перед каждым матчем давал ему что-нибудь возбуждающее. Джузеппе не выдерживал напряжения целого матча. 
 Мои дела шли блестяще. Я не буду рассказывать об этом. 
 О Санто ди Чавесе, лучшем футболисте мира, вы знаете все не хуже меня. 
 Хозяин за деньги, которые он заработал на мне, купил новый большой дом и оборудовал в нем прекрасную лабораторию. 
 У меня с Евой в банке рос счет, и мы собирались открыть какое-нибудь дело. Словом, все шло хорошо. 
 ...Это случилось на финальном матче чемпионата. Мы опоздали на стадион. У Джузеппе было плохо с сердцем. Гвидо звонил раз десять - он умолял меня поторопиться: уже начался первый тайм. Джузеппе лежал на кушетке. У него были серые от боли губы. Наши взгляды встретились. Он улыбнулся мне: "Все будет хорошо, мальчик". 
 Хозяин наклонился над ним. 
 - Может быть, как-нибудь доедем до стадиона, Дзужеппе, - просительно сказал он. - Сегодня финальный матч. 
 Пульс уже выравнивается. 
 Мы приехали к началу второго тайма. 
 Наша команда проигрывала. Гвидо трясущимися руками помог мне переодеться. Я вышел на поле. 
 В этот день Джузеппе превзошел себя. Я играл так, как не играл никогда в жизни. После второго гола в ворота "Броксов" зрители вскочили на ноги. Говорят, рев болельщиков был слышен за много миль от стадиона! 
 А я не останавливался. Я повел мяч между двух защитников "Броксов" и с угла штрафной площадки загнал третий мяч под перекладину. 
 И вдруг я почувствовал такую тоску... Господи, до сих пор сжимается сердце, когда я вспоминаю об этом. Я весь как-то сразу обмяк и, кажется, сразу догадался, в чем дело. 
 Я посмотрел на трибуны. Вокруг того места, где обычно сидели хозяин с Джузеппе, столпились люди, они загораживали от меня Джузеппе, но я знал, что, когда они разойдутся, я не увижу его больше. 
 Этот матч я кое-как доиграл. Мы стали чемпионами. 
 На следующий день газеты, захлебываясь от восторга, описывали подробности матча, расписывали подвиги Санто ди Чавеса, вырвавшего победу у "Броксов", а в конце там была и такая фраза: "О напряженности матча свидетельствует и то, что один зритель умер прямо на трибуне от разрыва сердца, не перенеся огорчения после третьего гола в ворота "Броксов". 
 На похоронах Джузеппе плакала только Ева. Я стоял и думал, и одна мысль не давала мне покоя... 
 Я пришел к хозяину. Он стоял в своей лаборатории. 
 Я спросил его, сколько бы прожил еще Дзкузеппе, если бы ему не приходилось "играть" за меня. 
 - Еще бы лет десять-пятнадцать,- равнодушно сказал хозяин. - Это напряжение ему дорого обошлось. Но ты не огорчайся, мальчик. Жизнь есть жизнь, как говорят французы. В конце концов у Джузеппе ничего не было хорошего впереди. А ты не огорчайся, мы тебе найдем другого знаменитого безработного футболиста. 
 - И убьем и его, так же как убили Джузеппе? 
 Он удивленно посмотрел на меня. 
 - Мне не нравится твой тон! 
 Я его не ударил. 
 Я только стукнул ногой по клетке с крысами, которые сидели, притихнув, и как будто прислушивались к разговору. 
 Клетка перевернулась, а я, не оборачиваясь, ушел. Больше хозяина я не видел. 
 Мы с Евой решили уехать. Еве почему-то захотелось в Австралию, не знаю почему, а мне все равно куда ехать. 
 Вот и все. 
 За столом воцарилась тишина. 
 - Интересно, - сказал моряк, - Здорово. Значит, вы больше не будете играть в футбол. 
 - Нет, - сказал Чавес. - Не буду. Тогда я понял раз и навсегда, что я не крыса, а человек, хоть и надо мной можно делать опыты. 
 - А вы уверены, - сказал моряк, - что никогда не пожалеете об этом? 
 - Я жалею об этом все время, - резко сказал Чавес, - стоит мне только вспомнить Джузеппе. 
 - Что вы будете делать в Австралии? - спросил болезненный молодой человек. 
 - Деньги у нас есть, купим какое-нибудь дело... 
 Покерист хотел что-то спросить, но раздумал. Он нерешительно вертел в руках колоду карт. 
 В салон вошла красивая молодая женщина. 
 - Санто, - она остановилась у стола, - извини, я думала, ты заблудился и никак не можешь отыскать нашу каюту. 
 - Спокойной ночи, - Санто встал. - Завтра еще поиграем в покер? 
 - Нет, - сказал моряк. - Увольте. С вами играть неинтересно. Просто поговорим. 
 Санто взял жену под руку и вышел из салона. 
 - Красивая пара, - сказал им вслед, ни к кому не обращаясь, болезненный молодой человек. 
 Ему никто не ответил. 
 Пароход пришел в Сидней рано утром. Проталкиваясь сквозь толпу пассажиров, стоявшую перед сходнями, к Чавесу подошел покерист. 
 - Простите. На одну минуту. 
 Чавес отошел от Евы. 
 - Послушайте, - покерист оглянулся по сторонам, - вы мне не дадите адрес? 
 - Какой адрес? - удивился Чавес. 
 - Того, вашего хозяина. 
 Чавес несколько мгновений, как будто изучая, смотрел в его лицо, потом медленно по слогам назвал адрес и фамилию. 
 - Запомнили? 
 - Да, - сказал покерист. - Спасибо. 
 Чавес не заметил протянутой руки. Он заторопился к Еве. 
 Пассажиры сошли на берег.