Аннотация: Мак Рейнольдc (Даллас Мак-Корд Рейнольдc) наград не получал, титула Великого мастера фантастики не удостаивался. Зато практически каждое его произведение вызывало поистине бурные скандалы. Зато именно он придумал уникальную ООП – Организацию Объединенных Планет. Планет с самыми невозможными и невероятными политическими, социальными и культурными системами, пребывающих в весьма хрупком равновесии.
 Когда же это равновесие нарушается (или грозит нарушиться) – начинается работа тайных агентов ООП!..
 Перед вами – увлекательные детективы далекого будущего.
 Вы сомневаетесь?
 Прочитайте – и проверьте сами!..


---------------------------------------------


 Мак Рейнольдс


 Случай с инопланетянином

 Оторвавшись от шахматной партии, над которой он размышлял, мой друг поднял голову. Повертев в своих узловатых старческих пальцах слона, он поставил фигуру, как мне показалось, вовсе не на ту клетку, с какой взял.
 Он откинулся в кресле; на его оплывшем лице мелькнула усмешка.
 – Похоже, нам придется принимать гостей, доктор.
 Стояла поздняя осень с ее густыми туманами, и наша квартира на Бейкер-стрит казалась отрезанной от всего мира. Откуда-то издалека доносились гудки клаксонов; вода с крыши капала на подоконник. Внезапно я услышал приглушенное рычание автомобильного двигателя: машина как будто проехала несколько метров, остановилась, затем двинулась дальше.
 – Должно быть, разыскивают наш дом, – проговорил мой друг. – К кому еще можно явиться в столь поздний час?
 – Мало ли, – отозвался я. Видно, ему не давала покоя память о делах и событиях чуть ли не полувековой давности, когда у нас ни днем, ни ночью не было отбоя от посетителей. Не совершил ли я ошибку, когда, поддавшись на уговоры родственников Холмса, согласился поселиться вместе с ним в нашей старой квартире в доме № 221-б по Бейкер-стрит, чтобы скрасить последние годы жизни пожилого сыщика? По словам его родственников выходило, что мой друг с трудом переносил пребывание на пасеке в Сассексе, куда он, отойдя от дел, удалился в 1914 году в возрасте шестидесяти лет.
 Холмс между тем внимательно прислушивался.
 – Так-так… вылезает из машины… подходит к двери… освещает фонариком номер дома… не тот, но уже близко… возвращается к машине… запирает ее… идет сюда!
 Сказать по правде, мне подумалось, что старикан грезит наяву, однако взгляд его некогда острых, а теперь слегка слезящихся глаз устремлен был на колокольчик ночного звонка. Когда тот зазвенел, мой друг удовлетворенно хохотнул, встал, опираясь на палку, прошаркал к переговорной трубе и попросил нашего посетителя подняться.
 Через какое-то мгновение в дверь постучали. Я пошел открывать.
 Порог переступил моложавый черноволосый мужчина, чье чисто выбритое лицо наполовину закрывали роговые очки с темными стеклами. Модный, прекрасно сшитый костюм скрадывал некоторую грузность его фигуры. Я заключил по его виду, что он завсегдатай клубов и ресторанов.
 Меня поразило восклицание моего друга:
 – Рад видеть вас снова, мистер Норвуд! Как чувствует себя ваш отец, сэр Александр?
 Посетитель выглядел изумленным:
 – Ну и ну, мистер Холмс! Прошло ведь тридцать лет с тех пор, как вы видели меня. В 1903 году мне было всего лишь пять или шесть лет. Я думал, мне придется представляться, быть может, напомнить вам имя моего отца.
 Хмыкнув, сыщик указал гостю на кресло.
 – Ни к чему, ни к чему. Я отчетливо помню все подробности того дела, когда имел честь помогать вашему замечательному отцу. Это была… дай Бог памяти… ну да, загадка Глостон-Мэнор. Совершенно верно, загадка Глостон-Мэнор. И потом, уверяю вас, молодой человек, вы чрезвычайно похожи на своего отца. Как говорят американцы, вы – вылитый сэр Александр. Ведь американцы говорят именно так, а, доктор?
 – Не знаю, – сказал я холодно. Ему давно уже надлежало быть в постели, а не вести светскую беседу.
 Холмс осторожно опустился в кресло и потянулся за табаком и трубкой, искоса поглядывая на меня. Обычно в такую поздноту ему возбранялось курить. Довольно фыркнув, как я полагаю, из-за того, что нарушил мой запрет, он сказал:
 – Мне кажется, молодой человек, вы пришли сюда по собственному почину, а не по поручению сэра Александра.
 Посетитель посмотрел в мою сторону.
 Сыщик хихикнул.
 – Доктор – мой верный помощник.
 Он представил нас друг другу, раскурил трубку, уронил на пол спичку и выпустил изо рта клуб дыма. Следующие его слова больно меня задели.
 – Я думаю, на него можно положиться.
 Мы обменялись церемонными кивками, и наш клиент начал свой рассказ.
 – Сэр, мой отец весьма высокого мнения о вас.
 – Значит, наши чувства взаимны. В вашем отце на меня произвели огромное впечатление его честность, приверженность долгу и благородство.
 Холмс снова хихикнул; он словно по-детски радовался тому, что может продемонстрировать мне ясность рассудка.
 Мне показалось, впрочем, что Питера Норвуда слова моего друга отнюдь не обрадовали. Помявшись, он сказал:
 – Тогда вы, верно, огорчитесь, узнав, что он начал сдавать.
 Отставной детектив нахмурился.
 – Вот как? Вы меня расстроили. Однако, если я не ошибаюсь, сэру Александру идет восьмой десяток?
 Старый лицемер произнес это с таким видом, будто не он, а кто-то другой был старше сэра Александра на добрые десять лет.
 Норвуд кивнул.
 – Да, ему семьдесят восемь.
 Он снова замялся.
 – Вы спрашивали, пришел ли я по поручению отца или по собственной воле. Вообще-то он посылал меня к вам, однако я сам был бы не прочь оказаться в числе ваших клиентов.
 – Да? – пробормотал мой друг. Он сцепил сноп скрюченные пальцы, а водянистые глаза его, должен признать, зажглись былым светом. Он весь напрягся, точно гончая, которая услышала в отдалении шум приближающейся охоты. И старость не была ему помехой.
 Питер Норвуд выпятил полные губы.
 – Буду с вами откровенен, сэр. Жить моему отцу осталось недолго, а в последнее время он начал непозволительным образом расходовать свое состояние.
 – Вы его наследник? – спросил я.
 Норвуд кивнул.
 – Да, единственный наследник. Так что если мой отец пустит на ветер свои деньги, я останусь ни с чем.
 Сыщик пожевал губами.
 – Пустит на ветер? По правде сказать, молодой человек, я не считал его способным на подобное.
 – Мой отец намеревается оставить большую часть своего состояния кучке шарлатанов, я бы даже сказал, психов. Они именуют себя Обществом Защиты Мира, – Питер Норвуд, не сдержавшись, фыркнул и поглядел на нас. – Вы о таком не слышали?
 Мы покачали головами.
 – Расскажите, если вам не трудно, – попросил я.
 – Мой отец – он член-основатель этого общества – вместе со своими приятелями утверждает, будто среди нас имеются иноземцы.
 – Иноземцы? – переспросил я. – Но что здесь такого? В Лондоне на самом деле полным-полно иноземцев.
 Питер Норвуд повернулся ко мне.
 – Но не из космоса же, – сказал он, – не инопланетяне! Он презрительно махнул рукой. – Сплошные разговоры о человечках с Марса, космических кораблях и прочей белиберде.
 Даже мой друг как будто удивился.
 – Что? Вы хотите сказать, сэр Александр верит в это? Почему?
 На округлом лице молодого человека мелькнула гримаса отвращения.
 – Он собрал громадную коллекцию доказательств. Последние два года он только тем и занимался. Летающие тарелки, неопознанные объекты, случай с Каспаром Гаузером и все такое прочее. Полная галиматья!
 Пожилой сыщик откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, и мне на какой-то миг почудилось, будто ему наскучил разговор или он просто устал и по своему обыкновению заснул. Однако он вдруг спросил довольно бодрым голосом:
 – Вы, кажется, упомянули, что ваш отец посылал вас ко мне?
 – Я, можно сказать, сам напросился, – заметил Питер Норвуд. – Как я уже говорил, отец весьма высоко ценит ваши способности, сэр. Не стану отрицать, мы с ним не раз бурно обсуждали предмет его увлечения. И вот, во время последнего разговора, я предложил ему, поскольку он о вас такого высокого мнения, прибегнуть к вашей помощи в деле разыскания тех самых иноземцев. Потому-то я и приехал сюда просить вас от его имени найти… э… зеленых человечков с Марса.
 Мой друг устремил на него взгляд своих слезящихся глаз.
 – Однако вы упомянули, что сами не прочь оказаться в числе моих клиентов.
 Питер Норвуд развел руками.
 – Я понимаю, сэр, вы давно отошли от дел. Тем не менее я умоляю вас согласиться на предложение моего отца. Сделайте вид, будто разыскиваете этих инопланетян, а потом сообщите ему, что перерыли весь Лондон и никого не нашли. Разумеется, за вознаграждением я не постою.
 Мне показалось, я понял его намерения.
 – Вы хотите представить своему отцу подобное сообщение в надежде, что так можно будет вылечить его от невроза?
 Норвуд энергично замотал головой.
 – Этого недостаточно, доктор. Моего отца так просто не обведешь вокруг пальца. Нужно на самом деле провести расследование, а потом подробно обо всем ему рассказать. Иначе старый дурень догадается, что его надули.
 Услышать словосочетание «старый дурень» было неприятно, но должен признаться, что я начал симпатизировать Питеру Норвуду.
 Мой друг то ли погрузился в размышления, то ли задремал. Я не мог припомнить случая, который он назвал загадкой Глостон-Мэнор; однако ясно было, что он действительно очень уважает сэра Александра и потому не может согласиться с точкой зрения молодого Норвуда, которая мне представлялась весьма обоснованной.
 Оказывается, Холмс не спал.
 – Обычно я не берусь за дела такого рода, – медленно проговорил он.
 – Ну разумеется, – с готовностью согласился Норвуд. – Однако гонорар…
 – Причем тут гонорар?
 Норвуд моргнул и замолчал.
 Сыщик раздраженно пыхнул трубкой и заерзал в кресле. Наконец он пробурчал:
 – Насколько я понимаю, ваш отец хотел бы обсудить со мной все подробности в Глостон-Мэноре?
 Я фыркнул. Что за бредовая идея? Отставной сыщик редко покидал комнату и даже на короткую прогулку по улице его трудновато было вытянуть.
 – Именно потому я и приехал, чтобы отвезти вас к нему. Но столь долгое путешествие, по-моему…
 К полнейшему моему изумлению, Холмс хлопнул ладонью по ручке кресла и сказал:
 – Молодой человек, ожидайте меня в поместье вашего отца завтра к полудню.
 Прежде чем я раскрыл рот, Питер Норвуд поднялся. Он прямо-таки лучился радостью.
 – Вы не пожалеете о своем решении, сэр. Я позабочусь, чтобы ваше время – скажем так, со стороны финансов – не оказалось потраченным впустую.
 Губы старика задрожали, но он промолчал. Судя по всему, молодой Норвуд был невысокого мнения о некогда великом сыщике.
 Я молча проводил посетителя до двери.
 Потом подошел к креслу, в котором сидел мой друг.
 – Послушайте, Холмс…
 Он высокомерно поглядел на меня.
 – Почему бы мне не подышать свежим воздухом в сельской местности, доктор? И потом, откуда у вас такая уверенность в собственном добром здравии? Мы ведь с вами, можно считать, одногодки.
 Я постарался вложить в ответ побольше язвительности.
 – Наверно, мой организм выносливее вашего потому, что в молодые годы, служа на Ближнем Востоке, я пристрастился к йогурту и старался пить его каждый день, тогда как вы постоянно носили с собой шприц с неким алкалоидом, о названии которого я умолчу.
 – Йогурт! Ну-ну, – хмыкнул он. Голос его задрожал, и я лишний раз убедился, как сильно постарел мой друг. Он потянулся за скрипкой, по всей видимости, забыв, что две струны лопнули.
 Несмотря на мои протесты, следующим утром мы уселись в десятичасовой поезд до Дэрвуда, деревни, от который ближе всего было до Глостон-Мэнора, родового поместья Норвудов. Я на досуге заглянул в Берк [1] и обнаружил, что первого из Норвудов посвятил в рыцари еще Ричард Львиное Сердце после одного из сражений в Святой Земле. Позднее носители этого имени прославили его в Индии и Судане.
 Мы прибыли в Дэрвуд немногим позже двенадцати. На станции нас встретил сутуловатый человек средних лет, представившийся Маллинсом. Сказав, что его послал сэр Питер, он усадил нас в двуколку и до самого поместья не проронил больше ни слова.
 Экипаж подвез нас к боковому входу. В сопровождении вышедшего к нам навстречу молодого Норвуда мы по узкой лестнице поднялись на второй этаж, где располагался кабинет сэра Александра. Должен признать, что мой престарелый друг держался молодцом, проспав всю дорогу от Лондона до Дэрвуда. Несколько часов после сна обычно бывали для него самыми лучшими.
 Небольшой кабинет сэра Александра заставлен был книжными шкафами. Вообще книг, надо сказать, было видимо-невидимо. У стен, на шкафах – одним словом, всюду, куда ни посмотри, возвышались увесистые стопы старинных фолиантов. В комнате царил полумрак, ибо окна задернуты были плотными шторами.
 Сэр Александр сидел в глубоком зачехленном кресле, запахнувшись в плед и опустив голову на грудь. Когда мы вошли, он поглядел на нас поверх пенсне. Жидковатые седые усы и бородка обрамляли его худое аскетическое лицо, которое казалось белым пятном на фоне окружающего сумрака. Из-под ермолки на его голове выбивалась седая прядь.
 – Ах, мой друг, – произнес он хорошо поставленным голосом, – мы снова встретились.
 Глаза его сверкнули молодым задором. Он протянул руку.
 Холмс, опираясь на палку с таким видом, будто она ему нисколько не нужна, ответил на рукопожатие.
 – Рад возобновить наше знакомство, сэр Александр. Позвольте представить вам моего друга.
 Он говорил и действовал с бодростью, которой я не замечал в нем уже много лет.
 Пожимая руку хозяина, я нашел ее теплой и твердой. Первое впечатление оказалось обманчивым. Сэр Александр вовсе не походил на человека, который одной ногой стоит в могиле. А ведь его сын убеждал нас в обратном.
 – Ты хочешь остаться наедине с гостями, отец? – спросил Питер Норвуд.
 Баронет вяло махнул рукой.
 – Да, мой мальчик, если ты ничего не имеешь против. Увидимся за чаем, а может, и раньше.
 Молодой Норвуд поклонился, повернувшись спиной к отцу, подмигнул нам и вышел из комнаты.
 Когда мы остались одни, сэр Александр позволил себе улыбнуться.
 – По-моему, Питер считает меня слегка помешанным.
 Сыщик осторожно опустился в кресло и полез в карман пиджака за трубкой.
 – Расскажите нам все с самого начала, ладно?
 Баронет наклонил голову и поглядел на него. Он нахмурился, заметив, видно, как постарел мой друг со времени их последней встречи. Наконец он сказал:
 – Боюсь, я в невыгодном положении. У вас наверняка сложилось обо мне предвзятое мнение.
 Я кашлянул, удивленный таким началом. Я ожидал умственного расстройства, но не видел пока никаких его признаков. Неужели баронет умудрился заморочить голову собственному сыну?
 Мой друг, который разжигал, трубку, ответил ровно и твердо:
 – Как вы имели возможность убедиться, сэр Александр, я не отношусь к людям, готовым верить всему, что они слышат.
 Баронет покраснел.
 – Простите меня, дорогой друг. Если бы не ваша выдержка тогда, тридцать лет назад, мне не привелось бы встретиться с вами вновь.
 Он поглядел в сторону, словно решая, с чего начать.
 – Пожалуй, начала и не вспомнишь, – проговорил он. – Всю свою сознательную жизнь я был связан с этой проблемой, но лишь недавно стал уделять ей внимание, которого она заслуживала.
 Поколебавшись, он повернулся ко мне:
 – Доктор, вас не затруднит передать мне книгу, которая лежит наверху вон той стопки слева от вас?
 Он указал на стопку рядом с моим креслом. Я взял нужную книгу и не вставая протянул ему.
 – Полагаю, вам обоим, джентльмены, известно имя Спенсера Джонса? – торжественно спросил сэр Александр.
 – Королевского астронома? – уточнил я. – Конечно.
 Баронет повертел в руках пухлый том.
 – А вы слышали о его книге «Жизнь на других планетах»?
 – Боюсь, что нет, – отозвался Холмс.
 Я покачал головой.
 – Тогда позвольте мне прочитать вам пару абзацев, – наш хозяин быстро перевернул несколько страниц. – Ну, хотя бы вот отсюда.
 Он начал читать:
 – «Поскольку вселенная воистину безгранична, кажется попросту невозможным, чтобы жизнь зародилась только на нашей крохотной планете».
 Он принялся листать страницы дальше.
 – А вот еще: «Мы вправе предположить, что если в каком-либо уголке вселенной возникают подходящие условия, то это непременно ведет к возникновению жизни. Подобный взгляд на проблему разделяет большинство биологов».
 Он хотел было продолжать чтение дальше, но мой друг остановил его.
 – Не надо, сэр Александр. Я согласен с вами. Вернее, я согласен, что существует возможность. Возможность, но не вероятность того, что во вселенной могут быть обнаружены другие формы жизни, – Холмс хихикнул, – ибо, сэр Александр, вселенная необъятна.
 Я вынужден был признать, что у престарелого сыщика есть еще порох в пороховницах. Я, честно говоря, думал, что он заснет через пять минут после начала разговора.
 Баронет кивнул.
 – Да, она беспредельна. Будьте добры, доктор, передайте мне вон тот журнальчик справа от вас.
 Взяв журнал в руки, он пролистал его.
 – Ага, вот эта статья. Она написана молодым немцем по имени Вилли Лей, который, судя по всему, серьезно интересуется проблемой покорения человеком космоса. Послушайте, что он пишет: «Мы вряд ли ошибемся, предположив, что на Марсе существует стойкая растительная жизнь. Изменения цвета планеты, которые мы можем наблюдать, логичнее и проще всего объясняются именно наличием растительной жизни».
 Пропустив несколько строк, он продолжил чтение:
 – «Из земных растений трансплантацию на Марс, скорее всего, выдержат лишайники. Кроме них, к тамошним условиям могут приспособиться отдельные представители флоры Тибета. Во всяком случае мы вполне можем сказать, что жизнь на Марсе тяжела, но возможна».
 Сэр Александр остановился и вопросительно поглядел на нас.
 – Мне кажется, сэр Александр, – заметил я, – что из наличия на Марсе лишайников и предполагаемого существования на какой-нибудь далекой звезде разумной жизни вовсе не вытекает присутствие на улицах Лондона инопланетян.
 Баронет начал горячиться. Он подался вперед.
 – Мой милый доктор, неужели вы не понимаете? Допуская вероятность существования разумной жизни вне Земли, вы тем самым признаете возможные последствия этого факта.
 Я нахмурился.
 – Боюсь, я что-то упустил в ваших рассуждениях.
 – Неужели вы не видите? – торопливо произнес сэр Александр. – Если во Вселенной имеется жизнь, мы можем предположить, что она либо уступает нам в развитии, либо стоит наравне с нами, либо превосходит нас.
 Мой друг снова хихикнул.
 – Вы, похоже, тщательно все продумали, сэр Александр?
 – А как же. Отметьте себе, пожалуйста, что люди Земли уже познали тягу те звездам. Вилли Лей, отрывки из статьи которого я вам читал, лишь один из нескольких тысяч молодых людей, уверенных в том, что завтра они отправятся исследовать Луну, а немного погодя – и Солнечную систему. Они мечтают о полете к звездам.
 Если мы допускаем возможность существования во Вселенной разумной жизни, мы должны также допустить, что намного отстали от ее представителей в деле покорения космоса. Человечество, джентльмены, еще весьма и весьма молодо. Наши далекие друзья в своем развитии вполне могли опередить нас на миллионы лет.
 Мы промолчали. Что касается меня, то мой рассудок отказывался верить словам сэра Александра. Холмс же, по-моему, утерял нить рассуждения.
 Сэр Александр уставил на нас тонкий палец.
 – Если человек строит планы относительно исследования пространства, почему бы нашим соседям не предпринять подобных шагов?
 Я ощутил нарастающее раздражение.
 – Вы построили теорию о возможности существования иных форм жизни и об их стремлении выйти за пределы собственных планет. Но ваши рассуждения не подтверждены фактами. Есть ли у вас доказательства, сэр Александр?
 Баронет поджал губы и швырнул журнал на заваленный бумагами стол.
 – Разумеется, руки инопланетянину я не пожимал, – ответил он.
 – А было бы неплохо, а? – раздался голос Холмса. Значит, он умудрился следить за разговором. Сэр Александр обращался по-прежнему ко мне.
 – Льщу себя надеждой, доктор, что однажды это случится. Кто знает?
 Он повернулся к моему другу.
 – На протяжении нескольких столетий люди наблюдали непонятные летающие объекты. Они появились задолго до самолета братьев Райт, самые разные: в форме тарелок, сигар, шаров. Их видели свидетели, сообщениям которых можно верить. Американец Чарлз Форт собрал множество сведений о подобных случаях.
 – Американец? – переспросил Холмс. – Болтун!
 – Позвольте, сэр Александр, – запротестовал я, – к Форту относились не иначе, как к безумцу, а иные в открытую называли его шарлатаном.
 Тонкие седые брови на лице хозяина кабинета поползли вверх.
 – Но кто называл, доктор, кто? Его противники, а также те, кто взгромоздил нашу незрелую еще науку на пьедестал и готов покарать кого угодно только по подозрению в отступничестве! Но десятки тысяч людей благодарны Форту за то, то он раскрыл истинную сущность многих так называемых научных представлений.
 – Мне не довелось прочитать его, – заметил я, пожалуй, немного резковато.
 Мой друг зашевелился в кресле.
 – А другие доказательства? – спросил он.
 Баронет обвел рукой заваленную книгами, брошюрами, газетами, журналами и рукописями комнату.
 – В моей коллекции, которую я начал собирать давным-давно, много интересных сведений, порой разительно схожих с обнародованными Чарлзом Фортом. Сообщения о странных природных явлениях, о диковинных животных, о нетипичных людях и тому подобное.
 Я не вытерпел:
 – И вы, разумеется, всех их считаете космическими пришельцами.
 Сэр Александр нахмурился.
 – Не поймите меня превратно, доктор. Я ничего не знаю наверняка, но очень хочу узнать. Если быть до конца откровенным, я собираюсь большую часть своего состояния оставить Обществу Защиты Мира, если только будет доказано, что существует угроза нападения на Землю из космоса. Пока ни одно из имеющихся в моем распоряжении свидетельств не смогло меня в этом убедить.
 Он повернулся к моему другу.
 – Вот почему я решил прибегнуть к вашим услугам. Я верю в вас. Если в Лондоне есть инопланетяне, я хочу знать о них все, до мельчайших подробностей. Если они враждебны человечеству, я хочу узнать о том заранее, чтобы успеть приготовиться.
 Он оглядел себя.
 – К сожалению, годы позволяют мне лишь финансировать ваше расследование.
 Я ошеломленно воззрился на него. Мне даже показалось сначала, что я ослышался. И Холмс, который не сегодня-завтра поражен будет старческим слабоумием, и, если уж на то пошло, ваш покорный слуга – оба мы были старше его на добрый десяток лет. И нате вам, пожалуйста: он заявляет, что годы мешают ему присоединиться к нам!
 Мой друг тем временем, пристукнув палкой об пол, вскочил с такой резвостью, которая сделала бы ему честь и лет двадцать тому назад.
 – Я согласен на ваше предложение, сэр Александр, – сказал он.
 По тону, каким он это произнес, я заключил, что он готов бегом бежать на край света в поисках зелененьких человечков.
 Протестовать было слишком поздно. Я попытался лишь достойно отступить, имея в виду интересы молодого Норвуда:
 – При одном условии, сэр Александр.
 Баронет холодно взглянул на меня:
 – А именно?
 – Мы приложим все усилия, чтобы расследовать этот случай. Если же выяснится, что никаких инопланетян в Лондоне нет, вы покинете ряды Общества Защиты Мира и забудете о своем увлечении.
 Сэр Александр откинулся на спинку кресла. Он долго молчал, потом тихо произнес:
 – Хорошо, доктор. Я доверяю вам.
 За всю обратную дорогу мой друг не проронил ни слова. Он спал. Он так храпел, что к нам в купе никто не рисковал подсаживаться. Лишь вечером, уже дома, когда мы удобно уселись перед камином, он заговорил со мной о деле Норвудов, которое, по моему мнению, все сильнее смахивало на фарс.
 Сцепив в излюбленной манере пальцы, Холмс вопросительно поглядел на меня.
 – Итак, к каким выводам вы пришли, мой любезный друг? – спросил он. – Вы ведь уже к ним пришли, не правда ли?
 Откровенно говоря, меня удивило, что он до сих пор помнит утренние события. На мой взгляд, на взгляд медика, непредвиденные случайности, нарушавшие привычный ход дел, лишь приближали угрозу старческого слабоумия Холмса.
 Я неодобрительно пожал плечами.
 – Сэр Александр, конечно, замечательный человек, однако боюсь, он… – я замялся.
 – Слегка помешался, да? Помните, он употребил именно это выражение? Мы обычно говорим «спятил» или «чокнулся», а тут – «слегка помешался». Хорошо сказано, а?
 Меня неприятно удивила его неуместная веселость.
 – Мне жаль молодого Норвуда, – заметил я. – Если вам не удастся убедить сэра Александра в нелепости его увлечения, Питеру Норвуду не останется ничего другого, как обратиться в суд.
 Холмс бросил на меня исполненный лукавства взгляд.
 – Боюсь, доктор, вы недооцениваете молодого Норвуда, – он хмыкнул. – Мастер Питер рассчитывает, что я буду таскать для него каштаны из огня.
 – Что? – недоуменно переспросил я. На лице моем, должно быть, написано было непонимание; меня окончательно сбил с толку старческий лепет Холмса.
 Сыщик уставил на меня палец.
 – Если бы наш молодой приятель попробовал обратиться в суд только на том основании, что его отец собирает книги и вырезки из газет по довольно необычной тематике, его никто не стал бы слушать, правильно?
 Однако если он заявит, что сэр Александр пускает на ветер деньги и, в частности, нанял себе в помощники престарелого детектива, тогда вердикт суда будет, скорее всего, в его пользу. Холмс фыркнул.
 – Вы только представьте себе, доктор: один старик нанимает другого для поимки пучеглазых чудищ!
 – Каких чудищ? – переспросил я.
 Холмс не ответил, и я решил было, что он выбился из сил и задремал. Однако помолчав он произнес загадочную фразу:
 – Вам явно недостает начитанности, доктор.
 Я предпочел вернуться к теме разговора:
 – Значит, вы полагаете, что Питеру Норвуду просто не терпится завладеть отцовским состоянием?
 Холмс пожевал губами.
 – Для своего возраста сэр Александр, по всей видимости, чувствует себя превосходно. Он вполне может прожить еще лет пять…
 – Или больше, – пробормотал я.
 – А молодому Питеру, разумеется, невтерпеж стать баронетом и владельцем поместья.
 Сказать по правде, я исподволь начал восхищаться старым чудаком.
 – Почему же тогда, черт возьми, вы согласились взяться за это дело?
 Мой престарелый друг передернул плечами.
 – Элементарно, Уотсон. Если бы я отказался, молодой Норвуд отправился бы к кому-нибудь другому. Я знаю таких частных лондонских сыщиков, которые с радостью согласились бы на его предложение. И потом, мне, признаться, небезразлична судьба сэра Александра.
 Мне показалось, что он слишком много берет на себя, забыв подчистую о собственных хворях. Однако я ограничился тем, что сказал:
 – Я не во всем согласен с молодым Норвудом. Тем не менее, его отец выказывает некоторые признаки умственного расстройства. Чего стоят одни эти разговоры о пришельцах из космоса!
 Мой друг закрыл глаза и то ли заснул, то ли задумался над чем-то. Поэтому я раскрыл книгу и погрузился в чтение.
 Примерно минут через десять, по-прежнему сидя с закрытыми глазами, Холмс проговорил:
 – Доктор, как по-вашему, почему пришельцы выбрали Лондон? Именно Лондон? Почему не Москву, не Париж, не Рим, не Нью-Йорк, не Токио, наконец? Да, почему не Токио?
 Я давно перестал считать его способным на столь длительные размышления. Обычно в этот вечерний час Холмс уже мирно посапывал в кресле, изредка произнося во сне имя Мориарти или кого-либо еще из своих врагов. Видимо, ему частенько снились события полувековой давности.
 Вздохнув, я ногтем отметил строчку, до которой досчитал, и сказал, стараясь, чтобы мой голос прозвучал ровно:
 – Быть может, там они тоже есть.
 Холмс приоткрыл один глаз и поглядел на меня с легким неодобрением.
 – Нет. Хорошо, попробуем иначе. Допустим, инопланетяне существуют на самом деле. Допустим также, что они находятся в Лондоне.
 – Согласен, – подбодрил я его.
 Он произнес задумчиво:
 – По всей видимости, они не хотят открывать человечеству своего присутствия на Земле. А если так, значит, их тут немного.
 – Почему? – спросил я равнодушно, думая о недочитанной книге.
 – Потому что одному или двоим пришельцам гораздо легче остаться незамеченными, чем, скажем, сотне. Если они тут, доктор, их очень мало.
 Я кивнул. Приятно было видеть живой огонек в глазах моего престарелого друга. Откровенно говоря, я испытывал даже нечто вроде гордости за него.
 – Вполне возможно, – сказал я.
 – Почему же, – пробормотал он, – они обосновались именно в Лондоне?
 Я терпеливо ответил:
 – Но что же тут странного? Лондон – самый большой город мира, можно сказать, его столица. Если инопланетяне хотят изучить человечество, то лучшего места для начала исследований им не найти.
 Холмс открыл оба глаза и фыркнул.
 – Ваш патриотизм, доктор, заслонил от вас все остальное, в том числе статистику. Во-первых, что касается размеров, то тут Лондон давно уступил пальму первенства Токио. Да что там Токио! Даже Нью-Йорк ныне больше нашей с вами столицы.
 Я попытался возразить, но Холмс с презрительным смешком отмел все мои доводы.
 – Кроме того, Нью-Йорк сегодня – крупнейший порт и центр торговли. А в Вашингтоне ныне делают мировую политику. Проклятые янки!
 Он вел себя как ребенок, который думает, что знает все на свете. Я обиделся.
 – Хорошо, тогда ответьте на свой вопрос сами. Почему инопланетяне – ради интереса я соглашусь, что они существуют на самом деле, – выбрали Лондон?
 – Элементарно, Уотсон, – Холмс одарил меня довольной усмешкой. – Из-за Британского музея.
 – Что-то я вас не пойму, – сказал я холодно.
 В его слезящихся глазах мелькнуло выражение превосходства.
 – Жителей в Лондоне меньше, чем в некоторых других городах, верно? И на мировую политику он прежнего влияния уже не оказывает. Однако, будь я на месте ПЧ сэра Александра…
 – ПЧ? – переспросил я.
 Холмс хмыкнул, но объяснять не стал.
 – …я бы дневал и ночевал в Британском музее, поскольку там просто громадное количество разнообразных экспонатов. Так что, если в Лондоне есть инопланетяне, которые изучают наши обычаи и установления, то искать их надо прежде всего в Британском музее.
 Зевнув, он поднялся.
 – Именно туда, доктор, я завтра и отправлюсь.
 Я подумал, что утром он ничегошеньки не вспомнит, но не стал говорить этого вслух.
 – Значит, вы в самом деле намерены отыскать пришельцев из космоса?
 – А? Да, доктор, – отозвался он нетерпеливо. – Вы же помните, я дал обещание сэру Александру.
 Опираясь на палку, он поковылял в свою комнату. Я раздраженно бросил ему вслед:
 – Что такое ПЧ?
 Он противно хихикнул:
 – Пучеглазое чудовище.
 К своему изумлению, в течение двух или трех дней я почти не видел некогда великого сыщика. По правде сказать, такая его активность показалась мне неестественной, и я начал гадать, не нашел ли он, чего доброго, какого-нибудь пушера [2] , который снабдил его наркотиком. Подозрения подозрениями, но я должен признать, что мой друг взялся за расследование со всей серьезностью. Пару раз я столкнулся с ним, когда он покидал нашу квартиру то в обличье пожилой женщины, то загримировавшись под профессора колледжа. Оба раза он подмаргивал мне, ничего, впрочем, не объясняя. Я беспокоился за него, ибо такой пыл был ему явно не по годам.
 Спустя еще два дня, утром, сразу после завтрака, за которым не было сказано ни слова относительно расследования по делу сэра Александра Норвуда, Холмс, усердно делавший за столом вид, будто погружен в размышления, попросил меня одолжить ему мой экспонометр. Я приобрел его совсем недавно, получив от близкого родственника в подарок на день рождения немецкую фотокамеру с довольно сложным механизмом. Честно говоря, я побаивался, что Холмс его где-нибудь забудет, но отказать старому другу не смог.
 К моему великому облегчению, сыщик вечером вернул мне экспонометр. Перед тем, как отправиться спать, он спросил меня, не составит ли мне труда поутру разыскать Альфреда, вожака компании уличных сорванцов, которых Холмс в шутку называл своими нерегулярными полицейскими частями с Бейкер-стрит, и пригласить его заглянуть к нам в полдень.
 Не дожидаясь ответа, он прошел в спальню и закрыл за собой дверь, а я остался стоять разинув рот.
 Альфред, упокой Господи его душу, погиб на службе Его Королевского Величества в 1915 году под Монсом, а остальные разлетелись кто куда, в основном – по разным тюрьмам.
 Я ощутил угрызения совести. Я допустил, чтобы мой друг вернее будет сказать, мой подопечный – слишком увлекся, и теперь его рассудок окончательно помутился.
 К утру я твердо решил положить этой нелепице конец, высказать Холмсу свои претензии и настоять на том, чтобы он вернулся к прежней размеренной жизни, которую нарушило появление в нашей квартире Питера Норвуда.
 Поэтому, позавтракав, я вышел на улицу и остановил первого подвернувшегося мне мальчишку десяти или одиннадцати лет. Одет он был в лохмотья, имел хриплый голос и хитрющую физиономию. Откровенно говоря, он чем-то напомнил мне того, настоящего Альфреда, который в свое время носился по тем же самым улицам.
 Я сказал ему:
 – Послушай, юноша, хочешь заработать полкроны?
 Он внимательно поглядел на меня.
 – А что делать-то? – спросил он с хитрецой. – Вас тут много таких ходит.
 Я хотел было отвесить ему подзатыльник, но сдержался и вкратце объяснил свою мысль. Поломавшись и подняв плату до трех шиллингов, он согласился.
 Так что, когда престарелый сыщик вышел в полдень в гостиную, помахивая своей палкой, мы уже поджидали его. Он пожелал мне доброго утра, а паренька похлопал по спине. Выглядел он, надо признаться, так, словно сбросил с плеч груз двадцати последних лет.
 Холмс сразу взял быка за рога.
 – Альфред, – сказал он, – мне нужны еще трое или четверо ребят для одного дела.
 Юнец, подбоченясь, разглядывал сыщика; глаза его сверкали. Услышав слова Холмса, он притронулся к своей кепке:
 – Слушаюсь, сэр. Прямо сейчас, сэр?
 – Прямо сейчас, Альфред. Беги.
 – Минутку! – вскричал я, решив, что наступил подходящий момент. Я повернулся к товарищу моих преклонных лет.
 – Как по-вашему, Холмс, кто этот сорванец?
 Сыщик посмотрел на меня с таким видом, будто вовсе не он, а я выжил из ума.
 – Его зовут Альфред. Вы, мой добрый доктор, должны помнить его дедушку, который так часто помогал нам в былые дни. Мы познакомились с Альфредом во время моих утренних прогулок по городу.
 Я закрыл глаза и принялся считать до ста. Пока я считал, юнец исчез; только прогрохотали по лестнице башмаки.
 – Как продвигается расследование? – спросил я брюзгливо. – Нашли вы человечков с Марса?
 Холмс устало опустился в кресло. Как видно, начал все-таки сказываться возраст. Он пожевал губами, услышав мой вопрос; его тонкие брови поползли вверх.
 – С чего вы взяли, будто они с Марса, доктор?
 Его замечание обезоружило меня.
 – Я всего лишь пошутил.
 – А, – он пробормотал что-то неразборчивое и закрыл глаза; я подумал, что утренние события довели его до изнеможения.
 Потому, подавив любопытство, я тоже сел в кресло и взял в руки медицинский журнал, который читал накануне.
 Холмс, однако, не спал. Не открывая глаз, он обратился ко мне язвительным тоном, к которому я, надо сказать, успел за последние годы привыкнуть:
 – Доктор, вы можете себе представить, как чертовски трудно разыскать инопланетянина в Британском музее? Можете?
 – Думаю, что могу, – отозвался я, горя желанием узнать, чего Холмсу удалось добиться, но продолжая сердиться на него из-за казуса с Альфредом.
 – Мне помог случай, – проговорил Холмс. – Его выдала одна-единственная промашка.
 – Промашка? – переспросил я.
 Он открыл глаза.
 – Техника, доктор. Техника! Он не мог удержаться, чтобы не воспользоваться своей техникой.
 Снова закрыв глаза, Холмс хихикнул. Сказать по правде, меня взяла досада.
 – Боюсь, что не совсем понимаю, – заметил я сухо.
 На этот раз Холмс не соизволил открыть глаза.
 – Элементарно, Уотсон. Предположим, наш пришелец хочет сфотографировать показавшиеся ему наиболее интересными книги и рукописи в библиотеке Британского музея. Земным фотокамерам требуется сильный свет. Поэтому у него наверняка возникнет искушение воспользоваться собственной камерой или что у него там есть, способной снимать при крайне слабом, с нашей точки зрения, свете.
 – Боже мой! – воскликнул я. – Так вот зачем вам понадобился мой экспонометр!
 Холмс хохотнул, а потом с чрезвычайно самодовольным видом кивнул головой:
 – Доктор, в библиотеку ежедневно наведывается… гм… одна личность. Если верить самым свежим работам по фотографии, какие я только сумел отыскать, в настоящее время нигде на Земле не изготавливаются линзы и пленки, чувствительные к столь слабому свету, при котором эта личность работает. Ваш экспонометр показал отсутствие надлежащего освещения.
 Прежде чем я успел собраться с мыслями, на лестнице раздался топот ног и послышались негодующие возгласы нашей квартирной хозяйки. Дверь распахнулась. В комнату влетел Альфред в сопровождении троих ухмыляющихся оборванцев.
 – Как договаривались, сэр, – сказал Альфред, закрыв дверь и подойдя к моему другу. Оборванцы следовали за ним по пятам.
 – Вижу, вижу, – проговорил сыщик. – Молодцом, Альфред. Как быстро ты обернулся!
 Порывшись в кармане, Холмс вынул четыре флорина.
 – Таким легким на ногу ребятам, как вы, не составит труда заработать эти деньги, – он хихикнул, будто отпустил невесть какую остроту. – Я хочу, чтобы вы проводили одного весьма ловкого господина от Британского музея до его дома.
 Слезящиеся глаза Холмса засверкали. Он хохотнул.
 – Я уверен, задача вам по плечу. Ну кому, будь он хоть трижды осторожен, придет в голову обращать внимание на играющих на улице мальчишек?
 Он снова хихикнул. Мне показалось, он утерял мысль. Однако сыщик сказал:
 – Пойдемте со мной к Британскому музею и выберем местечко поукромнее недалеко от входа.
 – Полагаю, – сказал я, пожалуй, с легкой завистью, – моя помощь вам не требуется?
 Должен признать, что, заразившись общим настроением, я ощутил себя старой боевой лошадью.
 – В другой раз, доктор, в другой раз, – отозвался Холмс. – Боюсь, ваши подагрические суставы не позволят вам присоединиться к нам.
 Последние слова он произнес уже на пороге; дальше я ничего не сумел разобрать; правда, мне послышалось, что Холмс упомянул про йогурт.
 Я раздраженно поглядел им вслед, но никто из них не обернулся. Башмаки мальчишек прогрохотали по лестнице.
 Дня три никаких разговоров о деле не заходило, а потом случилось событие, которое подтолкнуло его ход и приблизило завершение, если мне позволено будет употребить это слово.
 Как– то вечером мы по обыкновению расположились у камина: я читал, а мой друг вертел в руках свой револьвер. В былые годы он обращался с ним с замечательной ловкостью, но теперь стоило Холмсу взять оружие в руки, как я невольно вздрагивал. Откровенно говоря, я со дня на день собирался выкинуть все обоймы.
 – Ага, – пробормотал вдруг сыщик, – наш приятель Питер Норвуд явился за обещанным.
 Я вынужден признать, что с тех пор, как Холмс начал пользоваться новомодным слуховым аппаратом, он слышит гораздо лучше моего.
 Я разобрал голос нашей квартирной хозяйки. Через несколько секунд в дверь постучали.
 Я пошел открывать. Это и в самом деле оказался молодой Норвуд. Лицо его было слегка багровым, очевидно, после плотной еды и обильных возлияний, ибо время ужина только-только миновало.
 Он бросил на нас довольно-таки воинственный взгляд, что, без сомнения, объяснялось выпитым за ужином вином.
 – Сколько можно? – требовательно спросил он. – Неужели так трудно сочинить для моего старика правдоподобную историю?
 Холмс, который не встал навстречу молодому человеку, ответил, как мне показалось, мягко:
 – Я нынешним утром отправил свое заключение вашему отцу, мистер Норвуд.
 Все бы ничего, но потом он как-то бессмысленно хихикнул.
 – Что? – Норвуд на мгновение смешался.
 – Ну что ж, – сказал он, засовывая руку в карман, – тогда мне остается лишь заплатить вам за работу.
 В его голосе слышалась насмешка.
 – Ни к чему. Я не беру денег. Я – сыщик на покое, молодой человек, и мне нет нужды зарабатывать на жизнь таким образом.
 Холмс помахал в воздухе пальцем.
 – И если уж на то пошло, за чеком я обратился бы к сэру Александру. Ведь нанял меня он, не правда ли?
 Питер Норвуд озадаченно нахмурился. Должно быть, он учуял какой-то подвох. Глаза его сузились. Он прорычал:
 – Что вы там написали, сэр? Впрочем, предупреждаю вас заранее, это все бесполезно.
 Покопавшись в карманах, мой престарелый друг извлек на свет до невозможного измятый листок и протянул мне для того, очевидно, чтобы я его прочитал вслух. Я заметил, что текст письма напечатан на моей пишущей машинке.
 Меня снедало любопытство. Вот что я прочел:
 «Глубокоуважаемый сэр Александр! Позвольте сообщить вам следующее: ваши предположения оказались обоснованными. Гипотеза о возможности существования жизни на других планетах подтвердилась. Данные, которые мне удалось добыть, свидетельствуют о том, что дальнейшие исследования, ваши и той группы людей, с которой вы связаны, не окажутся напрасными».
 Ниже стояла подпись Холмса. Честно говоря, я не ожидал от него такой ясности стиля, хотя содержание письма было, разумеется, смехотворным.
 Питер Норвуд еле сдерживался. Заикаясь от гнева, он произнес:
 – Вы считаете, вам удалось расстроить мои планы при помощи этой… этой паршивой бумажонки?
 Мой друг утвердительно хохотнул, явно довольный собой.
 – Неужели вы не понимаете, старый вы идиот, – закричал Норвуд, – что ни один суд не откажется признать…
 Холмс помахал узловатым пальцем; водянистые глаза его слегка посверкивали.
 – Дело не дойдет до суда, молодой человек. Как по-вашему, на что я потратил целую неделю? Смею вас уверить, что я не только гонялся за всякими там инопланетянами. Предупреждаю вас, молодой человек: если сэра Александра вызовут в суд для оформления передачи наследства, я обнародую факты, которые вы, без сомнения, хотели бы сохранить в тайне.
 И сыщик по-стариковски захихикал.
 Впечатление было такое, словно Питера Норвуда ударили по лицу. Побледнев, он отступил на шаг. По всей видимости, он не ожидал такого поворота дел.
 Холмс фыркнул.
 – Именно так, юноша. Я не люблю тратить время впустую. Впрочем, я не собираюсь ставить сэра Александра в известность о добытых мною сведениях, которые имеют отношение к вам. Ни его, ни, скажем так, других. Впредь прошу вас быть осторожней. А теперь, – он глупо ухмыльнулся, – вам пора.
 И снова хохотнул.
 Не говоря ни слова, молодой человек на негнущихся ногах вышел из нашей комнаты.
 – Черт побери, – воскликнул я, – ничего не понимаю! Что вы такое раскопали про этого юнца?
 Холмс хихикал так долго, что начали было возрождаться мои опасения насчет старческого слабоумия. Наконец он успокоился.
 – Элементарно, мой милый доктор. Как вы, несомненно, успели заметить, наш приятель – человек, охочий до радостей жизни. Он стал их жертвой, несмотря на все свои автомобили и модную одежду.
 Затем он прибавил, словно вспомнив наши прежние разговоры:
 – Вы знакомы с моим методом. Попробуйте применить его.
 И опять зашелся идиотским смехом.
 – Вы хотите сказать…
 – Я хочу сказать, что не имею ни малейшего представления, в чем заключается тайна нашего молодца. Это может быть что угодно: карточный долг, женщина и так далее. Однако я был уверен, что ему есть что скрывать!
 Я рассмеялся, поняв комичность ситуации.
 – Но, дорогой мой друг, письмо, которое вы отправили сэру Александру… Я разделяю ваши чувства, мне тоже жаль старика, однако…
 Холмс достал трубку и теперь набивал ее, полагая, очевидно, что я, будучи поглощен разговором, не замечу столь вопиющего нарушения режима.
 – Во-первых, доктор, – проговори он, – для старого человека с еще острым умом у него совершенно безобидное хобби.
 – А во-вторых? – не выдержал я.
 – А во-вторых, в письме нет ни слова лжи, – он хихикнул, я решил, что он забыл, о чем речь, но ошибся. – Вы, вероятно, помните мои слова о человеке, которого я отыскал в Британском музее? Тот, который фотографировал книги?
 Я утвердительно кивнул.
 – С помощью нерегулярных полицейских частей с Бейкер-стрит я выяснил, где он живет, – Холмс искоса поглядел на меня. – Позднее я изыскал возможность проникнуть в его квартиру.
 Я подался вперед, заинтересовавшись его рассказом.
 – И что вы там нашли?
 – Ничего.
 – Ничего? Вы, величайший сыщик нашей эпохи, не смогли ничего найти?
 Раскурив трубку, Холмс помахал в воздухе спичкой.
 – Увы, доктор. Однако отсутствие улик – та же улика. В квартире этого человека – будем пока именовать его так – не было и следа каких-либо записей или личных вещей, которые могли бы поведать нам о нем нечто интересное.
 – Шпион! – воскликнул я.
 Холмс фыркнул.
 – Чей? И потом, даже если и так, все равно уже поздно: птичка улетела.
 – Шпион какой-нибудь иностранной державы…
 Холмс усмехнулся.
 – Вот уж точно.
 – Скорее всего, России или Германии. А может, Франции или Соединенных Штатов. В Лондоне шпионов хоть пруд пруди.
 В слезящихся глазах Холмса мелькнула насмешка.
 – Мой милый доктор, ну посудите сами. Что делать агенту любой из перечисленных вами стран в Британском музее, куда открыт свободный доступ всем желающим, в том числе дипломатам?
 Если бы дело на том и закончилось, то, признаюсь вам честно, я вряд ли собрался бы записать это последнее приключение прославленного сыщика. Дело в том, что во мне крепло убеждение, что мой друг окончательно впал в старческое слабоумие, а наблюдать за угасанием великого человека очень и очень тяжело. Однако конец расследования поверг меня в полное недоумение, и потому я сообщаю тем, кому небезразлична судьба Шерлока Холмса, только факты безо всяких прикрас.
 На следующий вечер после описанного выше разговора в дверь постучали. Я не слышал ни звонка, ни голоса квартирной хозяйки – только стук в нашу дверь.
 Мой друг нахмурился; на лице его – что случалось нечасто – появилось выражение недоумения. Я пошел открывать; он пробормотал что-то, вертя в руках свой слуховой аппарат.
 Стоящий на пороге человек выглядел лет на тридцать пять; он был безукоризненно одет и держался весьма непринужденно. Все еще находясь под впечатлением нашего с Холмсом последнего разговора, я спросил довольно неприветливо:
 – Чем обязаны?
 – У меня дело к… – начал было незнакомец.
 – Ба! – воскликнул сыщик. – Сеньор Меркадо-Мендес! Или правильнее будет сказать, герр доктор Бехштайн? А может быть, лучше мистер Джеймс Филлимор? Мы снова с вами встретились! Последний раз мы имели честь видеть друг друга на борту катера «Алисия», правильно?
 Сказать, что я был удивлен, значит ничего не сказать. В свое время, давным-давно, я описал таинственное происшествие с катером «Алисия», который бесследно пропал, поглощенный завесой тумана. Это был один из немногих случаев, который мой друг, находившийся тогда в полном расцвете сил, не сумел раскрыть. Имя Джеймса Филлимора тоже было мне хорошо знакомо: однажды он вернулся домой за зонтиком, и с тех пор его никто не видел.
 Однако незнакомцу, как я уже сказал, было лет тридцать пять, а оба случая, о которых упомянул Холмс, произошли во время войны с бурами.
 Посетитель, поклонившись, но не делая попытки войти в комнату, обратился к моему другу, совершенно не обращая внимания на меня:
 – У вас удивительная память, сэр. Я не ожидал, что вы меня узнаете; иначе я принял бы необходимые меры.
 – Это бы вам не помогло, сеньор, – сумрачно заметил сыщик. – Я ничего не забываю. К примеру, я до сих пор помню случай с Исадором Персано.
 Еще одно знакомое имя. Еще один случай, перед которым оказался бессилен величайший мозг нашего времени. Исадор Персано, известный журналист и бретер, был найден однажды в полубезумном состоянии. Рядом с ним лежала спичечная коробка, в которой находился странный червяк, как выяснилось впоследствии, неизвестного науке вида.
 Теперь я разглядел, почему сеньор Меркадо-Мендес, если таково было его имя, предпочитает оставаться в тени. Лицо у него было восковое, словно у плохо забальзамированного трупа; мне подумалось, что это, наверно, маска. Однако неестественно яркий блеск глаз говорил скорее об обратном.
 Посетитель снова поклонился.
 – В прошлые годы, сэр, у нас не возникало необходимости входить с вами в прямой контакт, хотя в отдельных случаях, о которых вы упомянули, вы зачастую оказывались в опасной близости от того, что вас не касалось.
 Атмосфера явно накалялась. Мой друг пожевал губами.
 – Сеньор Меркадо-Мендес, я пришел к выводу, что вы – не землянин.
 Услышав подобное заявление, любой нормальный человек повернулся бы и ушел. Наш же гость в молчании разглядывал Холмса, словно раздумывал над его словами.
 Наконец, по-прежнему игнорируя меня, он сказал:
 – Мне поручено предупредить вас, сэр, что Галактический Совет не позволит вам и дальше вмешиваться в официальные исследования, которые выполняются со всей возможной осторожностью, дабы не причинить вреда вашей, смею сказать, уникальной культуре.
 Пожалуй, посетитель был ничуть не менее сумасшедшим, чем мой друг, которого, правда, извинял его возраст. Я собрался было вмешаться, но Меркадо-Мендес, слегка повернувшись, бросил на меня такой взгляд, что я застыл на месте.
 Холмс заерзал в кресле.
 – Что касается меня, то я свою задачу выполнил. Остальное – в руках сэра Александра и Общества Защиты Мира.
 В завораживающих глазах посетителя мелькнула усмешка.
 – Поступки сэра Александра и его соратников нас не беспокоят. Мы уже сталкивались с ним.
 В голосе его послышались снисходительные нотки.
 – Вам незачем тревожиться о судьбе вашей планеты, ибо вы находитесь под покровительством Отдела Исследований Живых Примитивных Культур Бюро Археологии и Этнологии Галактического Совета.
 Надолго установилось молчание. Когда мой друг наконец ответил, мне показалось, я слышу прежнего Шерлока Холмса, чей гениальный мозг уже нашел разгадку казавшейся неразрешимой задачи.
 – Кроме того, я выяснил, что вы являетесь кем-то вроде полицейского… пожалуй, лучше будет сказать, опекуна.
 Посетитель очень по-человечески пожал плечами, сухо усмехнулся и поклонился. Его взгляд остановился на мне, и у меня сложилось впечатление, что я показался Меркадо-Мендесу не заслуживающим ни малейшего внимания.
 – Совет стремится защитить планеты вроде вашей от подрывных элементов, готовых их уничтожить. Я служу Совету.
 Сыщику, похоже, надоела снисходительность в голосе нашего гостя. Он заговорил более резко:
 – Мне почему-то кажется, сеньор Меркадо-Мендес, что я могу раскрыть многие из величайших преступлений в истории человечества. Например, похищение бриллианта Великий Могол. Или исчезновение сокровищ ацтеков после noche triste [3] Эрнандо Кортеса. Или ограбление саркофага Александра Македонского. Или невероятные по своей дерзости взломы фараоновых гробниц. Или…
 Если бы я не боялся ошибиться, то сказал бы, что наш посетитель покраснел. Он поднял руку, останавливая Холмса:
 – Даже лучшие из опекунов не всемогущи.
 Черты лица Холмса заострились. Из прежнего опыта я знал, что он пришел к какому-то заключению. Я хмыкнул; опять он воображает себя молодым! Холмс произнес довольно твердым голосом:
 – Я хочу сказать вам вот что. Наш мир погряз в международных интригах; все готовятся к войне. Крупные государства разбросали своих агентов по всему свету. Само собой разумеется, сеньор, что британскому разведчику, переодетому арабом, весьма затруднительно найти в том же городе загримированного под араба первоклассного германского шпиона. Однако настоящий араб распознает немца с первого взгляда, не правда ли?
 Замечание сыщика не носило никакой связи с предыдущим разговором, и потому я вознамерился сказать нашему гостю, что он утомил моего друга и что ему лучше уйти.
 Но сеньор Меркадо-Мендес, или как его там, услышал, видимо, в словах моего друга что-то такое, что я упустил. Из голоса его начисто исчезло добродушие. Он сказал:
 – Вы предлагаете…
 Сыщик согласно кивнул, разжигая трубку.
 – Вот именно.
 Посетитель задумался.
 – В каком качестве вы предпочли бы действовать?
 Мой друг фыркнул.
 – Как вам наверняка хорошо известно, сеньор, моя профессия – сыщик-консультант. И, кстати сказать, за услуги я беру недешево.
 Не знаю, откуда брались силы у моего друга, но сам я буквально валился с ног от усталости.
 – Может, хватит нести чепуху? – сказал я. – Вы бы послушали себя со стороны! Если я правильно понял, мой престарелый… э… пациент предлагает свои услуги. Должен предупредить…
 Они не обратили на меня внимания.
 В голосе Меркадо-Мендеса снова послышалась снисходительность.
 – Пожалуй, лет пятьдесят назад, сэр, вы могли бы на что-то рассчитывать.
 Сыщик отрицательно помахал рукой.
 – Сеньор, я не думал, что мне придется заговаривать об этом, – он глупо хихикнул. – Ваша собственная наружность служит лучшим доказательством того, что у вас имеется субстанция, которую монах Роджер Бэкон именовал Elixir vitae. [4] 
 Наступило продолжительное молчание.
 Его нарушил Меркадо-Мендес.
 – Вы правы, сэр, такие способности нельзя продавать дешево. Однако обычно Галактический Совет воздерживается от вмешательства в естественный ход развития примитивных планет…
 Опять отрицательный взмах руки.
 Я подавил зевок. Сколько это будет продолжаться? И о чем вообще речь?
 Мой друг сказал:
 – У всякого правила, сеньор Меркадо-Мендес, бывают исключения. Если ваш совет хочет чего-то добиться, вам нужен, очередной идиотский смешок, – скажем так, агент из числа аборигенов. Вы же знаете мои способности, сеньор, вы знакомы с моим методом.
 Наш странный гость как будто пришел к какому-то решению.
 – Я не могу брать на себя такую ответственность. Вы не против отправиться со мной к моему начальству?
 Я поразился: стукнув ладонью по подлокотнику кресла, Шерлок Холмс встал.
 – Идемте, сеньор, – проговорил он.
 – Послушайте, – запротестовал я, – это уже слишком. Я не могу позволить, чтобы моего подопечного уводили неизвестно куда в столь поздний час. Ему нужно хорошенько отдохнуть после тяжелой недели. Я…
 – Успокойтесь, доктор, – пробормотал Холмс, протягивая руку за пальто с шарфом. – Надо же, подопечный!
 Несмотря на усталость, я попытался настоять на своем.
 – Хватит, мне надоело! Если вас, в вашем-то возрасте, тянет по ночам на улицу, то ищите себе другого товарища. Я останусь дома!
 Он хмыкнул, умудрился надеть без посторонней помощи пальто и повернулся к нашему странному посетителю.
 – Я готов, сеньор.
 Они вышли из комнаты; я долго глядел им вслед. Быть может, причиной тому усталость, но, должен признаться, я не слышал, как они спускались по лестнице, не слышал стука входной двери. Впрочем, я уже говорил, что со слухом у меня не все в порядке.
 Наутро Холмс не вернулся. Не пришел он и на следующий день.
 Мне поневоле вспомнилось прошлое, когда сыщик исчезал из поля моего зрения, случалось, на несколько лет. Но тогда все было по-другому.
 Немощный старик ушел из дома в сопровождении безумца, который утверждал, что является представителем Галактического Совета, или как он там его называл. Я колебался, не зная, что предпринять. Обращаться в полицию мне не хотелось; я боялся подвести своего друга, которому когда-то давно дали шутливое прозвище «бессмертного сыщика».
 Меня терзали сомнения, и вдруг мне вспомнились слова Холмса, которым я в свое время не придал нужного значения. Быть может, они подскажут разгадку?
 Я взял энциклопедию и нашел в ней статьи о монахе Роджере Бэконе и Elixir vitae.
 Роджер Бэкон жил в тринадцатом веке и был алхимиком и метафизиком. Один из самых известных людей той эпохи, он искал эликсир жизни, выпив который, можно было бы обрести бессмертие, и философский камень, способный превращать металлы в золото.
 Я фыркнул и поставил том на место. Очередная галиматья, подобной которой я две ночи назад наслушался предостаточно.
 Однако в полицию я так и не обратился.
 Мне не давали покоя слова, которые я на протяжении своей жизни слышал много раз:
 «Отбросьте невозможное, и то, что останется, каким бы невероятным оно ни казалось, и будет правдой».
 А еще я постоянно вспоминаю последние слова моего друга, которые он произнес, уходя вместе с загадочным сеньором Меркадо-Мендесом:
 – Нет, ну надо же! Йогурт!