Аннотация: Хладнокровное убийство в высшем свете: череп преуспевающего врача проломлен ценной бронзовой статуэткой, и в убийстве обвиняется его прекрасная жена... Общество шокировано, однако через несколько лет молодая журналистка решает раз и навсегда разобраться в темной истории.
 Старые грехи. Старые тайны. И охотница вновь становится жертвой. Они встретились вновь, но чем закончится эта встреча?


---------------------------------------------


 Мэри Хиггинс Кларк
 Мы еще встретимся с тобой

 Мэрилин, моему первенцу, с любовью




 Пролог


  "Обвинение докажет, что Молли Карпентер Лэш преднамеренно убила своего мужа, доктора Гэри Лэша. Когда он сидел за письменным столом спиной к ней, она пробила ему голову тяжелой бронзовой статуэткой. Затем миссис Лэш оставила мужа истекать кровью, а сама отправилась в спальню на втором этаже, легла в постель и уснула... " 
  Репортеры, сидевшие за спиной защитника, яростно строчили в блокнотах, торопясь отписать статьи, чтобы те в срок появились на страницах газет. Журналистка-ветеран из «Уиминс ньюс уикли» принялась, как обычно, многословно излагать происходящее: «Сегодня утром в торжественной тишине зала суда исторического города Стамфорд, штат Коннектикут, начался процесс по делу Молли Карпентер Лэш, обвиняемой в убийстве своего мужа Гэри». 
  Это событие освещали средства массовой информации всей страны. Репортер «Нью-Йорк пост» описывал внешность Молли, уделяя особенное внимание тому, как обвиняемая оделась для первого дня суда. Сногсшибательная женщина, думал он. Невероятное сочетание породы и красоты, само по себе редкое, а особенно в зале суда. Он отметил, как она сидела: прямая, почти царственная. 
  Кто-нибудь наверняка назовет ее «вызывающе дерзкой». Репортер знал, что ей двадцать шесть лет. Она была изящна — с белокурыми волосами до плеч, в синем костюме и крохотных золотых серьгах. Он выворачивал шею до тех пор, пока не увидел обручальное кольцо на руке. Репортер отметил это в блокноте. 
  Пока он наблюдал за подсудимой, Молли Лэш обернулась и оглядела зал, словно искала знакомые лица. На мгновение их взгляды встретились, и он отметил, что у нее глаза синие, опушенные длинными и темными ресницами. 
  Пол Рейли из «Обсервера» записывал впечатления, которые произвела на него защита и все происходящее. Так как он работал в еженедельнике, то мог не торопиться с написанием статьи. «Молли Лэш смотрелась бы куда уместнее в загородном клубе, чем в зале суда», — написал Пол Рейли и посмотрел на родных Гэри Лэша, сидевших через проход. 
  Свекровь Молли, вдова знаменитого доктора Джо-Натана Лэша, сидела рядом с сестрой и братом. На лице этой худощавой в свои шестьдесят женщины застыло суровое, каменное выражение. Совершенно ясно, решил репортер «Обсервера», если бы ей дали возможность, она бы с радостью сама сделала Молли смертельный укол. 
  Рейли огляделся по сторонам. Родители Молли, приятная пара лет пятидесяти, выглядели напряженными, встревоженными и подавленными. Репортер записал это наблюдение в блокнот. 
  В 10. 30 встал защитник и начал свою речь: 
  — Обвинитель только что пообещал вам, что он, вне всякого сомнения, докажет вину Молли Лэш. Дамы и господа, я утверждаю, что показания говорят о невиновности моей подзащитной. На самом деле она такая же жертва этой ужасной трагедии, как и ее муж. 
  Когда вы услышите все свидетельские показания по этому делу, вы убедитесь в том, что Молли Карпентер Лэш вернулась домой восьмого апреля после восьми часов вечера, проведя неделю в своем доме на мысе Код. Она обнаружила своего мужа Гэри в кабинете. Он лежал на письменном столе. Молли прижалась губами к его губам, пытаясь оживить его. Она услышала его последние вздохи. Когда Молли поняла, что ее муж мертв, она поднялась наверх и, совершенно обессиленная, упала без чувств на постель. 
  Молли сидела за столом защиты и слушала спокойно и внимательно. Это все слова, сказала она себе, они не могут причинить ей вреда. Она чувствовала, что ее разглядывают с любопытством и осуждением. Кое-кто из старинных друзей подошел к ней в коридоре, поцеловал в щеку и пожал руку. Дженна Уайтхолл, корпоративный юрист, с которой они дружили со старших классов школы, была среди них. Ее муж Кел председательствовал в совете клиники Лэша и местной ХМО  [1]   «Ремингтон», которую основал Гэри вместе с доктором Питером Блэком. Молли подумала о том, что и Дженна, и Кел были очень добры к ней. В последнее время, когда ей хотелось уехать подальше от всего, она не раз останавливалась у Дженны в Нью-Йорке. И это ей очень помогло. Дженна и Кел по-прежнему жили в Гринвиче, но у них была еще и квартира на Манхэттене, где Дженна часто оставалась ночевать среди недели. 
  Молли видела в коридоре и доктора Питера Блэка. Он всегда был очень любезен, но теперь, как и мать Гэри, игнорировал ее. Питер и Гэри подружились во время учебы в медицинском институте. Молли гадала, сможет ли Питер заменить Гэри и возглавить одновременно и клинику Лэша, и ХМО. Вскоре после смерти Гэри совет избрал Питера исполнительным директором, а Кел Уайтхолл остался председателем. 
  Молли сидела, ничего не замечая вокруг, а судебное заседание шло своим чередом. Обвинитель начал вызывать свидетелей. Они входили, отвечали на вопросы прокурора и уходили, но Молли не различала лиц, а голоса звучали неясным шумом в ушах. Наконец настала очередь приходящей экономки Эдны Барри, полной шестидесятилетней женщины. 
  — Я пришла, как обычно, в понедельник, в восемь часов утра, — начала она. 
  — Это было девятого апреля? 
  — Да. 
  — Как долго вы работали у Молли и Гэри Лэш? 
  — Четыре года. Я начала работать еще у миссис Карпентер, когда Молли была совсем маленькой. Она всегда была такой милой. 
  Мать Молли злило, когда экономка называла дочь по имени, а Молли ее — миссис Барри. Но Молли было все равно. Эта женщина знала ее с детства. Молли заметила, что миссис Барри участливо смотрит на нее, и поняла, что женщина не хочет причинить ей вреда. Но экономка непременно расскажет, в каком виде она нашла свою хозяйку. И миссис Барри знает, как это будет воспринято. 
  — Я удивилась, потому что в доме горел свет, — продолжала свидетельница. — Дорожная сумка Молли стояла в холле, и я поняла, что она вернулась. 
  — Миссис Барри, опишите, пожалуйста, первый этаж дома. 
  — Прихожая очень большая. Ее скорее можно назвать холлом. Когда в доме бывали вечеринки, гостям там подавали коктейли перед ужином. Гостиная находится прямо за холлом, напротив входной двери. Столовая расположена слева, туда ведет широкий коридор. Кухня и маленькая гостиная также расположены в этом крыле, а библиотека и кабинет доктора Лэиш занимают крыло справа от входа. 
  Молли вспомнила, что она рано вернулась домой. Машин на шоссе оказалось немного, и она приехала раньше, чем думала. У нее была только одна сумка, и она внесла ее в дом. Потом она заперла дверь, окликнула Гэри и сразу же направилась к нему в кабинет поздороваться. 
  — Я прошла на кухню, — рассказывала миссис Барри. — Там на столе стояли стаканы и поднос с сыром и крекерами. 
  — Вас это удивило? 
  — Да. Молли всегда убирала все сама, если накануне кто-то заглядывал в гости. 
  — А как насчет доктора Лэша? — поинтересовался обвинитель. 
  Эдна Барри снисходительно улыбнулась. 
  — Ну, вы же знаете мужчин. Доктор не любил убирать за собой. — Они помолчала и нахмурилась. — В этот момент я поняла: что-то не так. Я решила, что Молли заходила домой, а потом снова уехала. 
  — Зачем ей это было делать? 
  Молли видела, что миссис Барри колеблется. Экономка снова посмотрела на нее. 
  — Когда я приходила в пятницу, Молли не было дома. Она уехала на мыс Код в прошлый понедельник. Она мне показалась страшно расстроенной. 
  — Расстроенной? Почему вы так решили? 
  Вопрос прозвучал быстро и неожиданно. Молли сознавала, что обвинитель относится к ней враждебно, но это ее почему-то не волновало. 
  — Собирая сумку, Молли плакала. И я видела, что она сердится. Вообще-то ее непросто вывести из себя. С Молли всегда было легко. Я проработала в доме много лет, но ни разу не видела ее такой расстроенной. Она все повторяла: "Как он мог? Как он мог? " Я спросила, могу ли я чем-то помочь. 
  — И что вам ответила миссис Лэш? 
  — Молли сказала: «Вы можете убить моего мужа». 
  — "Вы можете убить моего мужа"? 
  — Я знала, что она это сказала не всерьез. Я подумала, что они поссорились, и Молли решила уехать, чтобы немного остыть. 
  — Часто миссис Лэш вот так срывалась? Просто собирала вещи и уезжала? 
  — Видите ли, Молли нравится мыс Код. Она говорит, что там ей легче думается. Но на этот раз все было иначе. Я никогда не видела, чтобы Молли вот так уезжала, такая расстроенная. — Экономка снова сочувственно посмотрела на нее. 
  — Хорошо, миссис Барри. Давайте вернемся к событиям понедельника девятого апреля. Что вы сделали после того, как увидели неубранную кухню? 
  — Я пошла посмотреть, не у себя ли в кабинете доктор Лэш. Дверь была закрыта. Я постучала, мне никто не ответил. Я повернула ручку. Я еще тогда заметила, что она липкая. Потом я толкнула дверь и увидела его. — Голос Эдны Барри задрожал. — Доктор Лэш сидел в своем кресле за столом. На его голове засохла кровь. Кровь была всюду. На нем, на столе, на кресле, на ковре. Я сразу поняла, что он мертв. 
  Молли слушала негромкий голос экономки, а перед глазами снова вставали события того субботнего вечера. Вот она приехала домой, вошла, заперла дверь, прошла в кабинет. Она была уверена, что Гэри там. Дверь была закрыта. Она открыла ее... Что случилось потом, Молли не помнила. 
  — И что же вы сделали, миссис Барри? — спросил обвинитель. 
  — Я сразу же набрала 911. Потом я подумала о Молли. Вдруг она тоже ранена? Я побежала наверх, в спальню. Когда я увидела ее на кровати, то решила, что она тоже умерла. 
  — Почему вы так решили? 
  — Потому что у нее на лице запеклась кровь. Но тут Молли открыла глаза, улыбнулась мне и сказала: "Привет, миссис Барри. Я, кажется, проспала? " 
  Молли помнила, как подняла глаза на миссис Барри и сообразила, что даже не раздевалась. На мгновение она решила, что с ней произошел несчастный случай. Ее одежда была в пятнах, руки испачканы чем-то липким. Она чувствовала себя слабой, плохо понимала, где находится. Молли тогда еще подумала, не в больнице ли она и не ранен ли Гэри тоже. Но тут забарабанили в дверь внизу, и через секунду в доме появилась полиция. 
  Свидетели продолжали по очереди давать показания, но Молли не понимала почти ни слова. Она едва замечала, как проходят дни суда, как она входит в зал и покидает его, как сменяют друг друга люди на свидетельском месте. 
  Молли слышала, как давали показания Кел и Дженна Уайтхолл, за ними Питер Блэк. Кел и Питер рассказали, что в то воскресенье позвонили Гэри и предупредили, что заедут. Они сразу почувствовали неладное. 
  Оказалось, что Гэри был очень расстроен, потому что Молли узнала о его романе с Анна-Марией Скалли. Гэри рассказал, что Молли провела всю неделю в их доме на мысе Код. Жена не стала с ним разговаривать, когда он позвонил, и бросала трубку всякий раз, как слышала его голос. 
  Обвинитель задал вопрос: 
  — Как вы прореагировали на признание доктора Лэша в том, что у него связь на стороне? 
  Кел сказал, что они были очень обеспокоены этим. Их волновал и брак Лэшей, и то, какой вред мог нанести репутации клиники скандал, в котором замешаны доктор Лэш и молоденькая медсестра. Гэри заверил их, что никакого скандала не будет. Анна-Мария собиралась уехать из города. Ребенка, которого она ждала, молодая женщина планировала отдать на усыновление. Адвокат Гэри договорился с ней. Мисс Скалли уже подписала соглашение и должна была получить семьдесят пять тысяч долларов отступного. 
  «Анна-Мария Скалли», — повторила про себя Молли. Хорошенькая, темноволосая, сексапильная молодая медсестра. Они встречались в клинике. Любил ли ее Гэри или это была просто интрижка, которая вышла из-под контроля, когда Анна-Мария забеременела? Теперь ей уже не узнать об этом. Осталось столько вопросов без ответов. Любил ли ее Гэри? Или их семейная жизнь была лишь притворством? Нет. Молли покачала головой. Слишком больно так думать. 
  Затем место свидетеля заняла Дженна. Молли знала, что подруге будет тяжело давать показания, но обвинитель вызвал ее в суд повесткой, и выбора у нее не было. 
  — Да, я действительно звонила Молли на мыс Код утром того дня, когда умер Гэри, — Дженна не стала этого отрицать. — Молли рассказала о связи мужа с Анна-Марией и о том, что эта женщина беременна. Молли была просто убита. 
  И Молли снова перестала различать слова. Что-то спрашивал обвинитель... Кажется, была ли Молли рассержена. Дженна ответила, что Молли была расстроена. В конце концов Дженна признала, что да, Молли была очень сердита на Гэри. 
  — Молли, вставайте, судья покидает зал. 
  Филип Мэтьюз, адвокат, поддержал ее под локоть и заставил подняться. Он не выпустил ее руки, помогая держаться прямо, пока они выходили из зала суда. В коридоре ее ослепили вспышки фотокамер. Филип торопливо провел свою подзащитную сквозь толпу и поспешно усадил в машину. 
  — С вашими родителями мы встретимся дома, — сказал он, когда автомобиль тронулся с места. 
  Родители Молли прилетели из Флориды, чтобы быть с ней рядом. Они хотели, чтобы дочь переехала из того дома, где был убит Гэри, но она не могла этого сделать. Дом подарила ей бабушка, и Молли его очень любила. По настоянию отца она все-таки сменила обстановку в кабинете Гэри. Всю мебель отдали на благотворительность. Со стен содрали тяжелые панели из красного дерева, вывезли коллекцию мебели и произведений искусства в колониальном стиле, которую собирал Гэри. Картины, скульптуры, ковры, масляные лампы, письменный стол, кожаную кушетку и кресла заменили обитый ярким ситцем диван, канапе и выбеленные дубовые столики. И все равно дверь в кабинет никогда не открывали. 
  Самый ценный предмет его коллекции — подлинная ремингтоновская бронзовая статуэтка всадника высотой тридцать дюймов — оставался вещественным доказательством и все еще находился в прокуратуре. Обвинение утверждало, что именно этим произведением искусства Молли размозжила Гэри голову. 
  Порой, когда Молли была уверена в том, что родители спят, она на цыпочках спускалась вниз, открывала дверь в кабинет, останавливалась на пороге и пыталась вспомнить во всех деталях, как она обнаружила мужа. 
  Обнаружила Гэри... Сколько бы Молли ни старалась, она не могла припомнить, чтобы в тот вечер говорила с ним или подходила к нему, когда он сидел за письменным столом. Она не помнила, чтобы брала статуэтку за передние ноги лошади, замахивалась и опускала на голову мужа с такой силой, чтобы проломить череп. Но, по словам обвинителя, именно так она и поступила. 
  Когда Молли вернулась домой после очередного заседания, то увидела, насколько обеспокоены родители, почувствовала, как они стремятся защитить ее. Молли никак не ответила на их объятия, стояла холодная, словно статуя, а потом отошла в сторону. Она смотрела на мать и отца без всякого выражения. 
  Да, красивая пара. Все их так называли. Молли знала, что похожа на Энн, ее мать. Уолтер Карпентер, ее отец, возвышался над ними обеими. Его волосы казались серебряными. А когда-то были белокурыми. Он называл это наследством викингов. Его бабушка была датчанкой. 
  — Я думаю, что никто не откажется от коктейля, — объявил отец и прошел к бару. 
  Молли и ее мать согласились выпить по бокалу вина, Филип Мэтьюз попросил мартини. Протягивая адвокату бокал, Уолтер спросил: 
  — Филип, насколько плохое впечатление произвели сегодня показания Блзка? 
  Молли отметила про себя слишком искренний тон Мэтьюза. 
  — Я думаю, мы сумеем его нейтрализовать во время перекрестного допроса. 
  Филипу Мэтьюзу было тридцать восемь лет, и он давно стал любимцем прессы. Отец Молли поклялся, что добудет лучшего защитника, а, несмотря на свою относительную молодость, именно таким и был Мэтьюз. Разве не он добился оправдания радиомагната, чья жена-домохозяйка была убита? Да, согласилась про себя Молли, только тот человек не был залит кровью жены, когда его забирала полиция. 
  Она почувствовала, как туман в голове понемногу рассеивается, хотя знала, что ненадолго. Так всегда бывало. Но в этот момент Молли понимала, как все произошедшее выглядит в глазах присяжных. 
  — Сколько еще продлится суд? — спросила Молли. 
  — Около трех недель, — ответил Мэтьюз. 
  — А потом меня признают виновной, — констатировала Молли. — Вы тоже считаете меня убийцей? Я знаю, что все так думают, потому что я была слишком зла на Гэри. — Она устало вздохнула. — Девяносто процентов людей думают, что я лгу, когда говорю, что ничего не помню. А остальные десять считают, что я ничего не помню потому, что я сумасшедшая. 
  Чувствуя взгляды родителей и адвоката, Молли подошла к кабинету и распахнула дверь. Ощущение нереальности происходящего снова окутало ее. 
  — Может быть, я на самом деле убила его? — Ее голос звучал совершенно бесстрастно. — Та неделя на мысе Код... Я помню, как гуляла по пляжу и думала о том, как все несправедливо сложилось. Мы прожили в браке пять лет, я потеряла первого ребенка и отчаянно хотела родить еще. Наконец я забеременела, но на четвертом месяце произошел выкидыш. Помните? Папа, мама, вы тогда приехали из Флориды, потому что волновались за меня. Мне было очень тяжело. Всего через месяц после этого я случайно сняла трубку телефона и услышала, как Анна-Мария Скалли говорит с Гэри. 
  И я поняла, что она ждет от него ребенка. Я была вне себя от гнева, мне было так больно. Я помню, что подумала тогда: господь наказал не того человека, когда забрал у меня ребенка. 
  Энн Карпентер обняла дочь. На этот раз Молли позволила ей это. 
  — Мне так страшно, — прошептала она, — так страшно. 
  Филип Мэтьюз взял под руку Уолтера Карпентера. 
  — Давайте пройдем в библиотеку, — предложил он. — Я думаю, пора взглянуть в лицо реальности. Полагаю, придется пойти на согласованное признание вины  [2]  . 
  * * * 
  Молли стояла перед судьей и старалась сосредоточиться на словах обвинителя. Филип Мэтьюз сказал, что обвинитель неохотно, но все же согласился позволить ей признаться в убийстве, что влекло за собой десятилетнее тюремное заключение, потому что в его обвинении было одно слабое звено. Анна-Мария Скалли, беременная любовница Гэри Лэша, еще не давала свидетельских показаний. И у нее не было алиби на вечер убийства. 
  — Обвинитель знает, что я постараюсь бросить тень подозрения на Анна-Марию, — объяснил Филип. — Она тоже была зла на Гэри. Возможно, нам удастся убедить в этом присяжных. Но если вас все же осудят, то вы получите пожизненное заключение. А так вы выйдете через пять лет. 
  Настала очередь Молли сказать то, что они отрепетировали с защитником. 
  — Ваша честь, хотя я не могу вспомнить события того страшного вечера, я признаю, что показания против меня весьма серьезны. Я принимаю тот факт, что улики указывают на то, что именно я убила моего мужа. 
  Это страшный сон, думала Молли, она сейчас проснется, и все будет в порядке. 
  Пятнадцать минут спустя, после того как судья назначил ей десять лет тюремного заключения, ее вывели в наручниках из зала суда. На улице уже ждал фургон, которому предстояло отвезти Молли Карпентер Лэш в тюрьму «Ниантик», главное исправительное учреждение для женщин в штате Коннектикут. 




 Пять с половиной лет спустя



 1

 Гас Брандт, исполнительный продюсер станции кабельного телевидения НАФ, поднял глаза от бумаг. Фрэн Симмонс, которую он совсем недавно взял на работу репортером шестичасовых новостей и его любимого детища, программы «Настоящее преступление», только что переступила порог его кабинета в небоскребе на Рокфеллер-плаза.
 — Прошел слух, — возбужденно заговорил он, — что Молли Карпентер Лэш выпускают из тюрьмы досрочно. Она выходит на следующей неделе.
 — Молли все-таки получила условное освобождение! — воскликнула Фрэн. — Я так за нее рада.
 — Я сомневался, что ты помнишь об этом деле. Шесть лет назад ты жила в Калифорнии. Что тебе об этом известно?
 — Честно говоря, практически все. Не забывай, я училась вместе с Молли в Крэнден-академии в Гринвиче. Во время суда мне присылали местные газеты.
 — Ты училась вместе с ней? Здорово! Я хочу запустить ее историю в эфир как можно скорее. Рассчитываю на несколько серий.
 — Разумеется. Только, Гас, не думайте, что я близкая подруга Молли, — предупредила его Фрэн. — Мы не виделись со времени окончания школы, а с тех пор прошло четырнадцать лет. В тот же год я поступила в университет. Видите ли, моя мать переехала в Санта-Барбару, и я потеряла связь со знакомыми из Гринвича.
 На самом деле у Фрэн и ее матери были веские причины для переезда в Калифорнию. Им хотелось поскорее забыть Коннектикут. В тот день, когда Фрэн окончила школу, отец повел их с матерью в ресторан, чтобы отпраздновать это событие. Во время десерта он произнес тост за будущее Фрэн, поцеловал жену и дочь, а потом, под предлогом того, что забыл в машине бумажник, Фрэнк Симмонс вышел на парковку и застрелился. Через несколько дней всем стало ясно, почему он это сделал. Следствие быстро установило, что отец Фрэн растратил четыреста тысяч долларов из средств, собранных в фонд строительства гринвичской библиотеки, председателем которого он был.
 Гас Брандт, разумеется, уже знал эту историю. Он сам заговорил об этом с Фрэн, когда приехал в Лос-Анджелес, чтобы предложить ей работу.
 — Послушай, это все в прошлом, — сказал он тогда. — Тебе незачем прятаться в Калифорнии. И потом, переход к нам станет шагом наверх в твоей карьере. Всем, кто занят в нашем бизнесе, приходится переезжать с места на место. Наши шестичасовые новости забивают все местные станции, а передача «Настоящее преступление» держится в первой десятке. И потом, признайся, ты же скучаешь по Нью-Йорку.
 Фрэн решила, что он обязательно вспомнит старую присказку о том, что по сравнению с Нью-Йорком все остальное — деревня, но Гас не стал заходить так далеко. С седыми редеющими волосами и опущенными плечами Гас выглядел на все свои пятьдесят пять, а на его лице сохранялось выражение, какое бывает у человека, опоздавшего на последний автобус в снежную ночь.
 Но внешность обманывала, и Фрэн отлично знала об этом. На самом деле Гаса отличали острый ум, внушительный послужной список, в котором числилось немало успешных новых шоу, и острая тяга к соперничеству, какой не было больше ни у кого в этом бизнесе. Почти не раздумывая, она приняла его предложение. Работа с Гасом означала переход с проселочной дороги на скоростную трассу.
 — Так, значит, ты не виделась с Молли и не разговаривала с ней после школы? — Голос шефа вернул Фрэн к действительности.
 — Нет. Я написала ей, когда шел суд, предложила свое сочувствие и поддержку, но получила в ответ письмо за подписью ее адвоката. В нем говорилось, что миссис Лэш признательна за мою заботу, но не намерена ни с кем вступать в переписку. Это было около пяти с половиной лет назад.
 — Как она выглядела? Я имею в виду в юности.
 Фрэн заправила за ухо прядь светло-русых волос.
 Это был бессознательный жест, говорящий о том, что она пытается сосредоточиться. Перед глазами мелькнула картина из прошлого, и она увидела шестнадцатилетнюю Молли в Крэнден-академии.
 — Молли всегда была особенной, — начала она после недолгого молчания. — Вы же видели ее фотографии. Она всегда была красавицей. Когда мы все были еще угловатыми подростками, на нее уже оборачивались. У нее были совершенно невероятные голубые глаза, фигура, которой позавидовала бы любая модель, и великолепные белокурые волосы. Но наибольшее впечатление на меня производила ее выдержка. Помню, я тогда думала, что, если бы она встретила на рауте одновременно папу римского и королеву Великобритании, она бы знала, как к ним обратиться и кого приветствовать первым. Хотя это может показаться странным, я всегда подозревала, что, несмотря на внешность, она очень застенчива. При всей внешней сдержанности, в ней было что-то очень трогательное. Молли напоминала красивую птицу, присевшую на ветку и в любую минуту готовую взлететь. Один раз я видела ее в вечернем платье, — вспомнила Фрэн. — Молли словно плыла по комнате. Она выглядела выше своих пяти футов восьми дюймов благодаря великолепной осанке.
 — И насколько вы были дружны? — поинтересовался Гас.
 — На самом деле я не принадлежала к ее кругу. Молли относилась к тем девушкам, чьи родители были членами загородного клуба. А я была хорошей спортсменкой и уделяла больше внимания тренировкам, чем общественной жизни. Уверяю вас, вечерами по пятницам мой телефонный аппарат никогда не разрывался от звонков.
 — Как сказала бы моя мать, ты росла хорошей девочкой, — сухо заметил Гас.
 Фрэн не забыла, что ей всегда было не по себе в академии. В Гринвиче было достаточно семей, принадлежавших к так называемому среднему классу, но средний класс никогда не удовлетворял ее отца. Он пытался завести знакомство с людьми состоятельными. Фрэнк Симмонс хотел, чтобы Фрэн дружила с девочками из родовитых семей или семей со связями.
 — Какой характер был у Молли?
 — Она была очень милой, — ответила на вопрос Гаса Фрэн. — Когда умер мой отец и просочились слухи о том, что он сделал — растрата, самоубийство и все такое, — я всех избегала. Молли знала, что я бегаю каждое утро, и как-то утром я обнаружила, что она меня ждет.
 Молли сказала, что хочет составить мне компанию. Так как ее отец сделал самый крупный взнос в библиотечный фонд, то вы можете представить, что значило для меня проявление дружбы с ее стороны.
 — Тебе незачем было стыдиться того, что совершил отец, — бросил Гас.
 Голос Фрэн зазвенел:
 — Я не стыдилась его. Мне было его жаль, и еще я на него сердилась. Почему он решил, что нам с мамой нужны все эти вещи, которые он покупал? После его смерти мы вспомнили, что папа не находил себе места, потому что предстояла финансовая проверка фонда. Отец знал, что недостача будет обнаружена.
 Фрэн помолчала, потом негромко добавила:
 — Разумеется, отец был не прав. Он не должен был брать эти деньги, не должен был думать, что они нам нужны. Отец был слабым человеком. Теперь я понимаю, что он был страшно неуверен в себе. И все-таки он был замечательным.
 — Таким был и доктор Гэри Лэш. Он был к тому же и хорошим администратором. У клиники Лэша прекрасная репутация, да и ХМО «Ремингтон» не похожа на те, что быстро приходят к банкротству, оставляя ни с чем врачей и пациентов. — Гас коротко улыбнулся. — Ты была знакома с Молли, вы вместе учились, так что тебе легче представить ситуацию. Как ты считаешь, это она убила мужа?
 — Не сомневаюсь, — быстро ответила Фрэн. — Улики против нее были вескими, а я освещала немало судебных процессов и понимаю, что убить может любой. Люди разрушают всю свою жизнь, лишь на мгновение утратив над собой контроль. И все же, если только Молли не стала совершенно другим человеком с тех пор, как мы были знакомы, я бы никогда не поверила, что она способна убить. И я понимаю, что именно поэтому Молли вытеснила все из памяти.
 — Вот почему этот случай так подходит для нашей программы, — заключил Гас. — Займись этим. Когда Молли Лэш выйдет из тюрьмы на следующей неделе, ты должна быть среди тех, кто будет ее встречать.

 2

 Неделю спустя сырым мартовским утром, подняв до ушей воротник непромокаемого пальто, засунув руки в карманы и натянув почти на глаза любимую лыжную шапочку, Фрэн ждала выхода Молли в толпе журналистов у ворот тюрьмы. Ее оператор Эд Эхерн стоял рядом. Как обычно, все вяло переговаривались. На этот раз о погоде — порывы ледяного ветра приносили жалящий мокрый снег — и о том, в какую рань пришлось прийти. Не обошлось и без воспоминаний о деле, о котором пять с половиной лет назад кричали заголовки на первых полосах газет.
 Фрэн уже записала несколько репортажей на фоне тюрьмы. Ранним утром прошел прямой эфир. Зрители видели, как она говорила в микрофон: «Мы ждем у ворот тюрьмы „Ниантик“ в штате Коннектикут, в нескольких милях от границы Род-Айленда. Скоро из этих ворот выйдет Молли Карпентер Лэш, которая провела за решеткой пять с половиной лет, признавшись в убийстве своего мужа Гэри Лэша».
 И теперь, дожидаясь Молли, она прислушивалась к тому, что говорили другие. Все соглашались с тем, что Молли была виновна и что ей чертовски повезло выйти на свободу через пять с половиной лет. И кого она хотела обмануть, утверждая, что не помнит, как проломила бедняге голову?
 Фрэн предупредила студию, как только увидела темно-синий седан, выехавший из-за главного здания.
 — Машина Филипа Мэтьюза отъезжает, — сказала она. Адвокат Молли приехал за ней полчаса назад.
 Эхерн включил камеру. Остальные тоже заметили машину.
 — Мы просто зря тратим время, — заявил репортер из «Пост». — Даю десять к одному, что, как только откроются ворота, они нажмут на газ. Эй, постойте!
 Фрэн спокойно говорила в микрофон:
 — Машина, увозящая Молли Карпентер Лэш на свободу, только что тронулась с места.
 И тут она с изумлением увидела высокую тонкую фигуру, которая шла следом за седаном.
 — Чарли, — обратилась она к ведущему утреннего выпуска новостей, — Молли не сидит в машине, а идет позади нее. Держу пари, что она собирается сделать заявление.
 Вспыхнули юпитеры, зажужжали камеры, завертелись бобины с пленкой, микрофоны нацелились на Молли Карпентер Лэш, которая подошла к воротам и стояла в ожидании, пока их откроют. Фрэн заметила, что на лице у нее было выражение, как у ребенка, который наблюдает за механической игрушкой.
 — Такое впечатление, что Молли не верит тому, что происходит, — прокомментировала она.
 Как только Молли оказалась за воротами, ее обступили журналисты. Она вздрогнула, когда на нее посыпался град вопросов.
 — Как вы себя чувствуете?
 — Вы с нетерпением ждали этого дня?
 — Вы собираетесь навестить родственников Гэри?
 — Как вы считаете, вернутся ли к вам воспоминания о том вечере?
 Как и остальные, Фрэн направила на Молли свой микрофон, но намеренно осталась стоять в стороне. Она не сомневалась в том, что шансы взять в будущем интервью у Молли сведутся к нулю, если миссис Лэш сейчас увидит в ней врага.
 Молли протестующе подняла руку.
 — Прошу вас, дайте мне возможность сказать, — спокойно попросила она.
 Какая она бледная и худая, заметила Фрэн. Словно после болезни. Молли изменилась, и дело не только в том, что она стала старше. Фрэн вгляделась в ее лицо, пытаясь найти отвег. Волосы, когда-то золотые, стали такими же темными, как ресницы и брови. Они заметно отросли, и Молли собрала их заколкой на затылке. Ее обычно светлая кожа стала бледного алебастрового оттенка. Губы, всегда готовые улыбнуться, были сурово сжаты, словно она не смеялась много лет.
 Наконец шквал вопросов кончился, и наступила тишина.
 Филип Мэтьюз вышел из машины и встал рядом с бывшей подзащитной.
 — Молли, не делайте этого. Властям это не понравится... — Он попытался остановить ее, но она не обратила на него ни малейшего внимания.
 Фрэн с интересом посмотрела на адвоката. Что он за человек? Мэтьюз был среднего роста, с волосами песочного цвета, тонкими чертами лица, напористый. Он показался Фрэн тигром, защищающим своего детеныша. Она поняла, что не удивилась бы, если бы Мэтьюз насильно усадил Молли в машину.
 Молли оборвала его:
 — У меня нет выбора, Филип.
 Она посмотрела прямо в камеры и заговорила четко, ясно:
 — Я благодарна за то, что меня отпустили. Для того чтобы меня выпустили условно, мне пришлось признать, что я убила мужа. Я вынуждена была согласиться с тем, что улики против меня. И хотя я сказала об этом на суде, теперь говорю всем вам, что, несмотря на очевидность фактов, в душе я уверена, что не способна отнять человеческую жизнь. Я понимаю, что моя невиновность, возможно, никогда не будет доказана, но я надеюсь, что дома, в тишине, память все-таки вернется ко мне, и я вспомню все, что произошло в тот ужасный вечер. До этого момента я не успокоюсь и не смогу заново строить свою жизнь.
 Она помолчала. Когда же заговорила снова, голос звучал тверже и увереннее:
 — Когда память начала понемногу возвращаться, я вспомнила, что нашла Гэри умирающим в кабинете. И лишь намного позже вспомнила, что к моменту моего возвращения в доме определенно был кто-то еще. Я полагаю, что этот «кто-то» и убил моего мужа. Я уверена, что убийца — не плод моего воображения. Это живой человек, и я найду его и заставлю заплатить за то, что он отнял жизнь Гэри и искалечил мою.
 Не обращая внимания на посыпавшиеся со всех сторон вопросы, Молли развернулась и скрылась в машине. Мэтьюз закрыл дверцу, торопливо обошел седан и занял место водителя. Откинув голову, Молли закрыла глаза, а Мэтьюз, время от времени нажимая на клаксон, стал прокладывать путь в толпе репортеров и фотографов.
 — Слышал, Чарли? — обратилась Фрэн к ведущему. — Молли Карпентер Лэш сделала заявление о своей невиновности.
 — Неожиданное заявление, Фрэн, — отозвался Чарли. — Мы будем следить за этой историей и посмотрим, какое продолжение она получит. Спасибо.
 — Отлично, Фрэн, ты свободна, — сообщили из операторской.
 — Ну, что скажешь, Фрэн? — обратился к ней Джо Хатник, репортер-ветеран из «Гринвич тайм».
 Прежде чем Фрэн успела ответить, Пол Рейли из «Обсервера» насмешливо сказал:
 — Эта леди совсем не глупа. Вполне вероятно, она подумывает написать книгу. Никто не захочет, чтобы убийца получил выгоду от своего преступления, пусть и легально. И многие легко поверят в то, что Гэри Лэша убил кто-то другой и Молли тоже жертва.
 Джо Хатник поднял бровь:
 — Может, так, а может, и нет. Но, по-моему, следующему парню, который решит жениться на Молли Лэш, не стоит поворачиваться к ней спиной, если она на него рассердится. А ты что скажешь, Фрэн?
 Она раздраженно сузила глаза, выслушав эти высказывания.
 — Без комментариев.

 3

 Пока они ехали прочь от тюрьмы, Молли смотрела на дорожные знаки. Наконец они выехали с Меррит-парквей на повороте на Лейк-авеню. Разумеется, все это было ей знакомо, но она почти не помнила дорогу в тюрьму, в памяти осталась лишь тяжесть цепей и то, как наручники впивались в ее запястья. Теперь, сидя в машине, Молли смотрела прямо перед собой и скорее чувствовала, чем видела, что Филип Мэтьюз искоса наблюдает за ней.
 Она решила ответить на его молчаливый вопрос.
 — Я странно себя чувствую, — медленно произнесла Молли. — Или, скорее, опустошенно.
 — Я говорил вам, что было ошибкой сохранять такой большой дом, где вы сейчас будете одна. И напрасно вы запретили родителям приехать и побыть с вами.
 Молли не сводила глаз с дороги. Дворники уже не справлялись с мокрым снегом, залепившим ветровое стекло.
 — Я сказала правду репортерам. Теперь, когда все закончилось, я буду жить в моем доме и смогу воскресить в памяти детали того вечера. Филип, я не убивала Гэри. Я просто не могла этого сделать. Я понимаю, что психиатры считают, что мой мозг просто вытесняет неприятные воспоминания, но не сомневаюсь, что они ошибаются. И даже если окажется, что они правы, я найду способ жить с этим. Неизвестность намного страшнее.
 — Молли, вы только представьте на минуту, что память не подводит вас. Вы в самом деле нашли Гэри умирающим, истекающим кровью. Что у вас был шок, но однажды память вернется. Вы понимаете, что в этом случае становитесь опасной для того, кто на самом деле убил вашего мужа? И убийца будет рассматривать вас как угрозу. Ведь вы заявили во всеуслышание, что в тот вечер в доме был кто-то еще и вы об этом вспомнили.
 Молли помолчала. Неужели Филип не догадывается, зачем она велела родителям оставаться во Флориде? Если Молли ошибается, то ее никто не побеспокоит. А если она права, то с готовностью примет убийцу, который придет за ней.
 Она посмотрела на Мэтьюза.
 — Филип, когда я была ребенком, отец взял меня с собой охотиться на уток. Мне это совершенно не понравилось. Было рано, холодно, шел дождь, и я думала только о том, как хорошо было бы остаться дома в постели. Но в то утро я узнала нечто очень важное — как работает приманка. Видите ли, вы, как и все остальные, считаете, что я убила Гэри в приступе безумия. Не отрицайте, не надо. Я слышала, как вы говорили отцу, что у вас практически нет надежды добиться оправдания, даже если вы предположите, что это сделала Анна-Мария Скалли. Вы сказали, что мой случай отлично подходит под статью «Спровоцированное убийство, совершенное в приступе ярости», потому что присяжные наверняка поверят, что я убила Гэри в приступе гнева. Но вы также говорили, что я вполне могу получить срок по статье «Преднамеренное убийство» и будет лучше, если я признаю себя виновной. По вашим словам, необходимо было только согласие обвинения. Вы ведь обсуждали это с отцом, верно?
 — Да, — признался Мэтьюз.
 — Так что если я и в самом деле убила Гэри, то мне очень повезло, и я легко отделалась. И если правы вы и все остальные, в том числе мои родители, то после этого заявления мне абсолютно ничего не грозит. Если вы не верите, что в тот вечер в доме был кто-то еще, то не должны и предполагать, что мне грозит опасность. Я не ошибаюсь?
 — Да, все так, — неохотно согласился адвокат.
 — Тогда обо мне нечего беспокоиться. Но если же права все-таки я и своим заявлением напугала убийцу, то это может стоить мне жизни. Хотите — верьте, хотите — нет, но я буду этому только рада. Потому что если меня найдут убитой, то начнется расследование, но уже без предвзятой уверенности в том, что именно я убила мужа.
 Филип Мэтьюз промолчал.
 — Я правильно рассуждаю, Филип? — почти бодро спросила Молли. — Если я погибну, то, возможно, кто-нибудь по-настоящему займется расследованием и выяснит, кто же на самом деле убил Гэри.

 4

 Глядя из окна своего офиса на Рокфеллеровский центр, Фрэн подумала о том, как хорошо снова вернуться в Нью-Йорк. Мрачное снежное утро превратилось в холодный серый день, но все равно было хорошо, ей нравилось смотреть на ярко одетых фигуристов на льду. Кто-то катался ловко и грациозно, кто-то с трудом удерживал равновесие. Специфическое сочетание мастеров и неумех. Переведя взгляд с катка на магазин «Сакса» на Пятой авеню, она смотрела, как его огни оживляют мартовскую серость.
 В пять часов распахнулись двери контор, людской поток хлынул на улицу. В конце дня ньюйоркцы, как и все остальные люди, торопились по домам.
 Фрэн решила, что тоже готова отправиться домой, и протянула руку за пиджаком. День был длинным, но он еще не кончился. Ей предстояло появиться в вечерних новостях с отчетом об освобождении Молли Лэш. А потом она сможет уйти домой. Она успела полюбить свою квартирку в доме на углу Второй авеню и Пятьдесят шестой улицы, откуда открывался вид на небоскребы с одной стороны и на Ист-ривер с другой. Правда, возвращение к неразобранным коробкам и пакетам, которые рано или поздно придется разбирать, ее совершенно не прельщало.
 А вот в офисе у нее все в порядке. Эта мысль утешила Фрэн. Книги были распакованы и расставлены на полках возле стола. До них было удобно дотянуться. Зеленые растения оживляли монотонность стандартной мебели. Неброские бежевые стены стали отличным фоном для ярких репродукций картин импрессионистов.
 Когда утром они вернулись в офис вместе с Эдом Эхерном, Фрэн заглянула к Гасу.
 — Я собираюсь выждать пару недель, а потом постараюсь устроить встречу с Молли, — объяснила она, обсудив с ним неожиданное заявление, которое Молли сделала для прессы.
 Гас яростно жевал никотиновую жвачку, которая совершенно не помогала ему в его личной борьбе с курением.
 — Каковы шансы на то, что она будет с тобой откровенна? — поинтересовался он.
 — Не знаю. Я стояла в стороне, когда Молли делала заявление, но уверена, что она меня заметила. Не знаю, узнала она меня или нет. Хотелось бы, чтобы Молли с нами сотрудничала. Иначе мне придется работать без нее.
 — Что ты думаешь о ее заявлении?
 — По-человечески Молли была очень убедительна, когда предположила, что в тот вечер в доме был кто-то еще. Но я уверена, что она просто бодрится, — ответила Фрэн. — Разумеется, найдутся те, кто ей поверит. Вполне вероятно, что ей необходимо заронить сомнение. Будет ли Молли говорить со мной об убийстве мужа? Не знаю.
 Но на это можно надеяться, решила Фрэн, вспоминая разговор с Гасом по дороге в гримерную.
 Гримерша Кара повязала ей накидку вокруг шеи. Беттс, парикмахерша, округлила глаза.
 — Ты что, спала в лыжной шапочке?
 Фрэн весело улыбнулась.
 — Нет, я надела ее только утром. Вам обеим придется совершить чудо.
 Пока Кара накладывала тональный крем, Беттс включила щипцы для волос, а Фрэн закрыла глаза и принялась сочинять начало репортажа. «Сегодня в 7. 30 утра распахнулись двери тюрьмы „Ниантик“, и Молли Карпентер Лэш вышла к прессе, чтобы сделать неожиданное заявление».
 Кара и Беттс работали с потрясающей скоростью, и через несколько минут Фрэн была готова предстать перед камерой.
 — Меня не узнать, — сообщила Фрэн, глядя в зеркало. — Вы просто молодцы.
 — Фрэн, нам не пришлось делать ничего особенного. Все при тебе. Только цвета у тебя однотонные, — терпеливо объяснила Кара. — Мы просто подчеркнули то, что есть.
 Подчеркнули, повторила про себя Фрэн. Вот этого ей никогда не хотелось. На нее и так всегда обращали внимание. Самая маленькая девочка в группе детского сада. Самая маленькая среди восьмиклассниц. Колобок. Фрэн неожиданно прибавила в росте в старшем классе Крэнден-академии и достигла вполне приличных пяти футов пяти дюймов.
 Кара сняла накидку.
 — Выглядишь великолепно, — одобрила она, — всех сразишь наповал.
 Шестичасовые новости вели Том Райан и Ли Мэннерс. Оба получили первые навыки работы в эфире, озвучивая прогноз погоды. Когда программа закончилась, все отстегнули микрофоны, и Райан сказал:
 — Отличный репортаж о Молли Лэш, Фрэн.
 — Тебе звонят, Фрэн. По четвертой линии, — раздался из студии голос секретарши Лайзы.
 К немалому удивлению Фрэн, оказалось, что звонит Молли.
 — Фрэн, я видела тебя у тюрьмы сегодня утром. Я рада, что ты пришла. Спасибо за репортаж. Во всяком случае, мне показалось, что ты готова непредвзято взглянуть на смерть Гэри.
 — Конечно, я очень хочу верить тебе, Молли. — Фрэн наудачу скрестила пальцы.
 Голос Молли зазвучал неуверенно:
 — Тебя заинтересовало бы расследование смерти Гэри? В обмен я готова помочь сделать передачу для твоего канала. Мой адвокат говорил, что звонили почти со всех каналов, но я бы предпочла работать с человеком, которому могу доверять.
 — Конечно, меня это интересует, Молли, — быстро ответила Фрэн. — Честно говоря, я и сама собиралась позвонить тебе по этому поводу.
 Они договорились встретиться на следующее утро в Гринвиче, в доме Молли. Фрэн положила трубку и, выразительно подняв брови, посмотрела на Тома Райана.
 — Завтра состоится встреча одноклассников, — сообщила она. — Наверняка будет интересно.

 5

 Корпоративная штаб-квартира ХМО «Ремингтон» располагалась в одном здании с клиникой Лэша в Гринвиче. Исполнительный директор Питер Блэк всегда появлялся на рабочем месте ровно в семь часов утра. Он утверждал, что два часа работы до прихода персонала были для него самыми продуктивными за весь день.
 Во вторник утром, нарушив свои привычки, Питер включил канал НАФ.
 Его секретарша, проработавшая с ним многие годы, сказала, что Фрэн Симмонс только что начала работать на этом канале, и напомнила ему, кто такая Фрэн. Но Питер все равно удивился, увидев репортаж Фрэн об освобождении Молли Лэш. Отец Фрэн покончил жизнь самоубийством всего через несколько недель после того, как Питер принял приглашение Гэри Лэша и пришел на работу в клинику. На многие месяцы этот скандал стал излюбленной темой разговоров в городе. Вряд ли кто-то из живших тогда в Гринвиче забыл эту историю.
 Питер Блэк включил телевизор только потому, что хотел увидеть вдову бывшего партнера.
 Он так часто поднимал глаза на экран, стараясь не пропустить нужный сюжет, что в конце концов был вынужден отложить ручку и снять очки для чтения. У Блэка были густые темные волосы, поседевшие на висках, крупные серые глаза, приветливое выражение лица. Это выражение создавало неверное впечатление у новых сотрудников до того момента, как они допускали серьезнейшую ошибку — возражали Блэку.
 В 7. 32 началось то, чего он так долго ждал. Питер мрачно смотрел, как Молли идет за машиной своего адвоката к воротам тюрьмы. Когда женщина заговорила, обращаясь к прессе, он подвинул свое кресло ближе к телевизору и нагнулся, впитывая каждый нюанс ее голоса и выражения лица.
 Как только Молли начала говорить, Питер прибавил громкость, хотя и без того отчетливо слышал каждое слово. Когда она закончила, Питер откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. Секунду спустя он уже снял трубку телефона и набирал номер.
 — Резиденция Уайтхоллов.
 Легкий английский акцент горничной всегда раздражал Блэка.
 — Соедините меня с мистером Уайтхоллом, Рита. — Он намеренно не назвал себя, но в этом не было необходимости. Прислуга знала его по голосу.
 Келвин Уайтхолл не стал тратить время на приветствия.
 — Я все видел. Во всяком случае, она стоит на своем и говорит, что не убивала Гэри.
 — Меня беспокоит другое.
 — Я знаю. Мне тоже не понравилось, что в дело вмешалась эта Симмонс. Но если потребуется, мы решим эту проблему. Увидимся в десять.
 Питер Блэк, не прощаясь, повесил трубку. Весь день его мучило предчувствие неудачи, хотя он присутствовал на важных встречах, посвященных приобретению еще четырех более мелких ХМО. Благодаря этой сделке «Ремингтон» станет одним из крупнейших игроков на благодатном поле здравоохранения.

 6

 Когда Филип Мэтьюз привез Молли домой после тюрьмы, он хотел войти вместе с ней, но она не позволила.
 — Прошу вас, Филип, оставьте мою сумку у двери, — приказала она. А потом добавила с натянутой улыбкой: — Вы наверняка слышали избитую фразу, которую приписывают Грете Гарбо: «Я хочу побыть одна». Так вот, это обо мне.
 Она, совсем худая и хрупкая, стояла на крыльце красивого дома, который когда-то делила с Гэри Лэшем. За два года, прошедшие после неизбежного разрыва с женой, которая уже снова вышла замуж, Филип Мэтьюз успел сообразить, что его визиты в тюрьму «Ниантик» стали более частыми, чем полагалось адвокату.
 — Молли, кто-нибудь сходил для вас в магазин? — спросил он. — То есть я хотел спросить, есть ли у вас в доме продукты.
 — Об этом должна была позаботиться миссис Барри.
 — Миссис Барри! — Филип сам не заметил, что заговорил громче. — Какое она имеет к этому отношение?
 — Миссис Барри снова будет работать у меня, — объяснила Молли. — Пара, присматривавшая за домом, уехала. Как только я узнала, что меня выпускают, то попросила родителей связаться с миссис Барри. Она приехала, проследила за тем, чтобы в доме все тщательно убрали, и купила продукты. Она будет приходить, как и прежде, три раза в неделю.
 — Эта женщина помогла отправить вас в тюрьму!
 — Нет, она просто сказала правду.
 Весь остаток дня, даже во время встречи с прокурором по делу новой клиентки, риелтора, задавившей насмерть пешехода, Филип не мог избавиться от растущего чувства неудовольствия. Он не мог забыть о том, что Молли одна в доме.
 В семь часов вечера, когда он тупо смотрел на стол, решая, позвонить Молли или нет, зазвонил прямой телефон. Его секретарша ушла. Звонок повторился несколько раз, прежде чем любопытство победило и Филип не стал ждать, пока заработает автоответчик.
 Звонила Молли.
 — Филип, у меня хорошие новости. Помните, я говорила, что Фрэн Симмонс, которая была среди журналистов у ворот тюрьмы сегодня утром, училась со мной в одном классе?
 — Помню. С вами все в порядке, Молли? Вам ничего не нужно?
 — Нет, все хорошо. Филип, Фрэн Симмонс приедет ко мне завтра. Она хочет провести расследование смерти Гэри для шоу «Настоящее преступление», над которым она работает. Как вы думаете, не поможет ли она доказать каким-то образом, что в доме в тот вечер был кто-то еще?
 — Молли, прошу вас, забудьте об этом.
 Повисло молчание, а когда Молли заговорила снова, ее тон совершенно изменился.
 — Я знала, что не дождусь от вас понимания. Но ничего страшного. До свидания.
 Филип Мэтьюз не только услышал, но и почувствовал, как она положила трубку. Опуская свою трубку на рычаг, он вспомнил, как много лет назад один капитан из «зеленых беретов» решил сотрудничать с писателем, понадеявшись, что тот поможет доказать его непричастность к убийству жены и детей. Но на процессе писатель стал главным свидетелем обвинения.
 Мэтьюз подошел к окну. Его офис располагался в нижней части Манхэттена, из окон открывался вид на Нью-Йоркскую гавань и статую Свободы.
 «Молли, если бы обвинителем на процессе выступал я, то обвинил бы тебя в предумышленном убийстве, — сказал Филип самому себе. — Эта программа уничтожит тебя, если репортерша начнет копать. Она выяснит только то, что ты еще легко отделалась».
 О господи, подумал он, ну почему Молли не может признать, что в тот вечер под воздействием стресса просто потеряла над собой контроль?

 7

 Молли обнаружила, что ей очень трудно поверить в то, что она наконец дома, и еще труднее осознать, что она отсутствовала пять с половиной лет. Оказавшись на крыльце, она дождалась, пока уедет адвокат, только потом открыла сумочку и достала ключ. Входная дверь была из красивого темного красного дерева с боковой панелью из бронированного стекла.
 Оказавшись внутри, Молли бросила на пол дорожную сумку, закрыла дверь и привычно нажала каблуком кнопку, автоматически опускающую засов. Потом она медленно прошла по комнатам, провела рукой по спинке дивана в гостиной, в столовой прикоснулась к серебряному чайному сервизу, принадлежавшему еще ее бабушке, буквально заставляя себя не вспоминать о тюремной столовой, выщербленных тарелках, безвкусной еде. В доме все было таким знакомым, но почему-то она чувствовала себя чужой.
 Молли прислонилась к косяку у входа в кабинет, заглянула внутрь, снова удивилась, что комната совсем не похожа на ту, что была при жизни Гэри. Исчезли панели красного дерева, массивная мебель и памятники колониальной культуры, которые он с таким трудом добывал. Обтянутые ситцем диван и кресла казались слишком женственными, чужеродными, неуместными.
 И тут Молли сделала то, о чем мечтала все пять с половиной лет. Она поднялась наверх в большую спальню, разделась, достала из шкафа уютный пушистый домашний халат, который так любила, вошла в ванную и открыла кран джакузи.
 Она опустилась в горячую, ароматную, бурлящую воду и лежала до тех пор, пока снова не почувствовала себя чистой. Молли облегченно вздохнула, напряжение стало постепенно уходить. Она сняла полотенце, нагревшееся на радиаторе, и завернулась в него, наслаждаясь теплом.
 Потом Молли опустила шторы и легла в постель. Она закрыла глаза, слушая, как настойчиво стучит в стекло мокрый снег. Незаметно она уснула, вспоминая о ночах в тюрьме, когда каждый день обещала себе, что этот момент настанет, что она снова окажется в уединении собственной спальни, под уютным одеялом, утопая головой в мягкой подушке.
 Молли проснулась, когда время обеда давно миновало. Она быстро встала, сунула ноги в шлепанцы, накинула халат и спустилась на кухню. Чай и тосты, решила она. На этом она сможет продержаться до ужина.
 С чашкой горячего чая в руке она позвонила родителям, как и обещала.
 — Со мной все в полном порядке, — твердо сказала Молли. — Да, оказаться дома — это чудесно. Нет, честное слово, мне нужно побыть одной какое-то время. Не слишком долго, но все-таки.
 Затем Молли прослушала сообщения на автоответчике. Пока она спала, звонила Дженна Уайтхолл, ее лучшая подруга. Кроме родителей и адвоката, только ей Молли разрешила навещать себя в тюрьме. Дженна сказала, что хотела бы заглянуть вечером, ненадолго, просто поздороваться. Она просила Молли перезвонить, если та не возражает против ее появления.
 Нет, сказала себе Молли, не сегодня. Ей не хочется никого видеть, даже Дженну.
 Молли посмотрела шестичасовые новости по каналу НАФ, надеясь увидеть Фрэн Симмонс.
 Когда программа закончилась, Молли позвонила на студию, поговорила с Фрэн и предложила свое участие в программе «Настоящее преступление».
 Затем Молли позвонила Филипу. Его очевидное неодобрение не было неожиданным, и она постаралась не принимать его слова близко к сердцу.
 Переговорив с Мэтьюзом, Молли поднялась наверх, переоделась в свитер и слаксы. Несколько минут посидела перед зеркалом, изучая свое отражение. Волосы чересчур отросли, их надо бы подстричь. Может быть, немного осветлить? Когда-то они были золотисто-белокурыми, а за последние годы потемнели. Гэри всегда шутил, что все женщины в городе были уверены: здесь не обошлось без помощи парикмахера, настолько изумительного оттенка были волосы его жены.
 Молли встала и подошла к стенному шкафу. В течение часа она внимательно просматривала свои вещи, откладывая в сторону то, что никогда больше не наденет. При виде некоторых нарядов на ее губах появлялась улыбка. Вот бледно-золотые платье и жакет, она надевала их на новогоднюю вечеринку в загородном клубе в тот самый год. Вот черный вельветовый костюм, который Гэри увидел в витрине «Бергдорфа» и настоял, чтобы она его примерила.
 Когда Молли узнала, что ее выпускают, то передала миссис Барри список продуктов, которые следовало купить. В восемь вечера Молли спустилась вниз и принялась готовить ужин, о котором мечтала несколько недель: зеленый салат с бальзамином и уксусом, хрустящий итальянский хлеб, подогретый в духовке, легкий томатный соус к спагетти и бокал кьянти.
 Приготовив все, Молли села в уголке для завтрака, уютном местечке, выходившем на задний двор. Она ела медленно, наслаждаясь спагетти, свежим хлебом и салатом, чувствуя бархатистую нежность вина, и смотрела в темный двор, радуясь приближению весны, до которой осталось всего несколько недель.
 Цветы распустятся поздно, подумала Молли, но скоро набухнут почки. Это она себе тоже обещала. Снова заняться садом, почувствовать землю, теплую и влажную, наблюдать за тюльпанами, когда они раскрасят сад гаммой невероятных оттенков. И надо снова посадить бальзамин у каменной стены.
 Молли медленно ужинала, наслаждаясь тишиной, так отличавшейся от постоянного гула в тюрьме. Убрав все на кухне, она прошла в кабинет и села там в темноте, обхватив колени руками. Она прислушивалась, надеясь уловить тот самый звук, который в вечер смерти Гэри подсказал ей, что в доме посторонний. Почти шесть долгих лет этот звук преследовал ее в ночных кошмарах, знакомый и одновременно незнакомый. Но она ничего не услышала. Только ветер завывал на улице да тикали часы.

 8

 Фрэн вышла из студии и отправилась пешком в свою четырехкомнатную квартиру на углу Второй авеню и Пятьдесят шестой улицы. Она с огромным сожалением рассталась с квартирой в Лос-Анджелесе, но, как верно угадал Гас, Нью-Йорк был ее родиной.
 В конце концов, она прожила на Манхэттене до тринадцати лет, размышляла Фрэн, идя вверх по Мэдисон-авеню мимо ресторана «Ле Сирк 2000», любуясь его освещенным двором перед входом. А потом ее отец заработал кучу денег на бирже и решил перебраться за город.
 Именно тогда семья переехала в уютный зеленый Гринвич и приобрела дом совсем недалеко от того места, где теперь жила Молли. Особняк располагался в исключительном месте на Лейк-авеню. Разумеется, потом выяснилось, что он им не по карману. Вполне вероятно, что именно из-за охватившей его паники отец не смог больше зарабатывать деньги на бирже.
 Ему нравилось заниматься общественными делами в городе и знакомиться с людьми. Фрэнк Симмонс был уверен в том, что добровольные участники любых мероприятий легко обзаводятся друзьями, и о таком добровольце в городе могли только мечтать. Во всяком случае, до тех пор, пока он не «занял» крупную сумму из средств, собранных в фонд будущей библиотеки.
 Фрэн пребывала в ужасе от перспективы разбираться с коробками, которые она привезла в Нью-Йорк, но мокрый снег не прекращался, на улице стало совсем холодно. К тому времени, как она вставила ключ в замочную скважину, у нее открылось второе дыхание.
 Она сказала себе, что гостиная выглядит уже вполне прилично. Фрэн включила свет и оглядела приятную комнату с мшисто-зеленым бархатным диваном и креслами и персидским ковром, в узоре которого сочетались красный, зеленый и цвет слоновой кости.
 При виде пустых книжных полок ей захотелось действовать. Она переоделась в старый свитер и свободные брюки и принялась за работу. Приятная музыка из стереосистемы помогала справиться с монотонностью перекладывания книг из ящиков на полки и сортировкой кассет. Коробку с кухонными принадлежностями разобрать оказалось легче всего. Фрэн криво улыбнулась, подумав, что содержимое коробки ясно говорит о том, какая из нее повариха.
 В четверть девятого со вздохом облегчения она вытащила последнюю пустую коробку в кладовку. Надо вложить очень много любви, чтобы превратить жилище в дом, с удовлетворением отметила она, проходя по квартире, которая наконец стала выглядеть уютной и обжитой.
 Фотографии матери, отчима, сводных братьев и их семей помогали чувствовать себя ближе к ним. Фрэн знала, что будет скучать. Приезжать в Нью-Йорк с коротким визитом — это одно, но переехать надолго и знать, что она будет видеться с семьей редко, было куда тяжелее. Мать ни за что не хотела вспоминать о Гринвиче. Она никогда не упоминала о том, что жила в этом городе. А когда снова вышла замуж, то начала уговаривать Фрэн взять фамилию отчима.
 Нет, этому не бывать, решила Фрэн.
 Довольная своей уборкой, она подумала, не пойти ли куда-нибудь поужинать, но потом решила ограничиться горячим сандвичем с сыром. Она поела за маленьким чугунным столиком у кухонного окна, выходившего на Ист-ривер.
 Фрэн вспомнила, что Молли впервые ночует дома после пяти с половиной лет в тюрьме. Когда они увидятся, Фрэн обязательно попросит ее назвать имена людей, которые захотят поговорить с ней о Молли. Но у нее есть свои вопросы, и она постарается сделать так, чтобы эти люди ответили на них, хотя они и не касаются самой Молли.
 Некоторые вопросы уже давно не давали покоя Фрэн. Следователи не нашли никаких записей о тех четырехстах тысячах долларов, которые присвоил из фонда ее отец. Учитывая то, что Фрэнк Симмонс раньше играл на бирже и сильно рисковал, предполагали, что он потерял деньги именно на этом. Но после его смерти не нашли ни единого клочка бумаги, который доказывал бы, что он сделал вложения такого уровня.
 Они уехали из Гринвича, когда Фрэн было восемнадцать, то есть четырнадцать лет назад. А теперь ей предстояло вернуться, увидеть людей, которых она когда-то знала, говорить с ними о Молли и Гэри Лэш.
 Фрэн встала и налила себе кофе. Она думала об отце и его желании стать членом избранного общества. Она не забыла, с каким нетерпением он ждал приглашения в загородный клуб, как старался стать одним из тех, кто регулярно встречается на поле для гольфа.
 У нее вдруг возникли сомнения. Если принять во внимание то, что никаких записей о вложении четырехсот тысяч долларов не нашли, она просто обязана усомниться. Возможно ли, чтобы кто-то в Гринвиче, кто-то из тех, на кого отец старался произвести впечатление, что-то пообещал ему, взял взаймы из фонда эти деньги, но так их и не вернул?

 9

 — Почему бы тебе не позвонить Молли?
 Дженна Уайтхолл посмотрела через стол на своего мужа. Одетая в удобную шелковую блузу и черные шелковые слаксы, она была удивительно привлекательной. Впечатление подчеркивали иссиня-черные волосы и большие карие глаза. Она пришла домой в шесть, проверила автоответчик, но сообщения от Молли не было. Стараясь не давать воли своему раздражению, она спокойно ответила:
 — Кел, ты же знаешь, что я оставила ей сообщение. Если бы Молли требовалась компания, она дала бы мне знать. Совершенно ясно, что сегодня вечером ей никто не нужен.
 — Я до сих пор не могу понять, почему ей захотелось вернуться в этот дом, — заметил Кел. — Как она может входить в кабинет и не вспоминать тот вечер, не думать о том, как взяла в руки статуэтку и размозжила голову бедняге Гэри? Меня бы в дрожь бросило.
 — Кел, я уже просила тебя не говорить об этом. Молли — моя лучшая подруга, и я люблю ее. Она ничего не помнит о смерти Гэри.
 — Это она так говорит.
 — И я ей верю. Теперь Молли вернулась домой, и я намерена быть рядом с ней в любой момент, когда она этого захочет. А если Молли не хочется меня видеть, то я не стану настаивать.
 — Ты так красива, когда пытаешься скрыть, что злишься, Джен. Не скрывай, выпусти пар. Тебе станет лучше.
 Келвин Уайтхолл отодвинул кресло от стола и подошел к жене. Это был грозный с виду мужчина лет сорока, широкоплечий, широкогрудый, с тяжелыми чертами лица, с начинающими редеть рыжими волосами и ледяными голубыми глазами под кустистыми бровями, усиливавшими ауру властности, которая от него исходила.
 Во внешности и поведении Кела не было ничего, что выдавало бы его весьма скромное происхождение. Он постарался уйти как можно дальше от родительского щитового домика в Эльмире, штат Нью-Йорк, где вырос.
 Обучение в Йеле и способность ловко подражать манерам и поведению высокородных соучеников привели к необыкновенному успеху в мире бизнеса. Среди своих он часто шутил, говоря, что родители дали ему одну стоящую вещь — имя, которое звучало вполне аристократично.
 И теперь, комфортабельно устроившись в двенадцатикомнатном особняке в Гринвиче, Кел вел ту жизнь, о которой мечтал много лет назад в спартанской спальне родительского дома, его единственном убежище от родителей, проводивших вечера в ссорах после нескольких бутылок дешевого вина. Когда крики становились слишком громкими или дело доходило до рукоприкладства, соседи вызывали полицию. Кел стал бояться звука полицейских сирен, осуждения в глазах соседей, насмешек одноклассников и городских пересудов о его никчемных родителях.
 Кел был очень умен. Во всяком случае, ему хватило ума понять, что единственным выходом для него может стать образование. На самом деле школьные учителя очень быстро поняли, что он наделен очень высоким интеллектом, близким к гениальности. В своей спальне с прогнившим полом, отваливающимися обоями и единственной лампочкой он учился и с жадностью глотал книги, сосредоточившись главным образом на будущем и возможностях компьютерной техники.
 В двадцать четыре года он поступил на работу в развивающуюся компьютерную компанию. В тридцать лет, вскоре после переезда в Гринвич, он отобрал бразды правления компанией у растерявшегося владельца. Так он впервые играл в кошки-мышки, терзая в лапах добычу, отлично зная, что эту игру он выиграет. Удовлетворение от победы успокаивало дремлющее в нем застарелое негодование: его отца отовсюду выгоняли, и тот был вынужден кланяться новому работодателю.
 Несколько лет спустя Кел продал компанию, получил за нее огромную сумму и теперь занимался многочисленными сделками.
 У них с Дженной не было детей, но он радовался тому, что жена не стала из-за этого такой одержимой, как Молли Лэш, а бросила всю свою энергию на юридическую практику. Жена тоже была частью его плана. Переезд в Гринвич, женитьба на Дженне, удивительно привлекательной и умной девушке из семьи с ограниченными средствами. Кел отлично сознавал, что та жизнь, которую он может ей предложить, станет для нее приманкой. Как и он, Дженна любила власть.
 Келу нравилось играть с ней. Вот и теперь он добродушно улыбнулся и провел рукой по ее волосам.
 — Прости меня, — попросил он с раскаянием в голосе. — Мне просто показалось, что Молли обрадовалась бы тебе, хоть она и не позвонила. Ведь она приехала в огромный пустой дом, так что ей наверняка очень одиноко. В тюрьме у нее хотя бы была компания, пусть она ее и не ценила.
 Дженна убрала руку мужа со своей головы:
 — Прекрати. Ты же знаешь, я не люблю, когда мне ерошат волосы.
 И тут же неожиданно объявила:
 — Мне необходимо просмотреть материалы для завтрашней встречи.
 — Хороший адвокат всегда должен быть готов. Но ты не спросила о наших сегодняшних встречах.
 Кел был председателем совета клиники Лэша и ХМО «Ремингтон». С довольной улыбкой он добавил:
 — У нас пока еще есть проблемы. Американская национальная страховая компания тоже хочет получить эти четыре ХМО. Но выиграем мы. Как только это случится, мы станем самой крупной ХМО на Восточном побережье.
 Дженна против своей воли была восхищена мужем.
 — Ты всегда получаешь то, что хочешь, верно?
 Он кивнул:
 — Я ведь получил тебя.
 Дженна нажала на кнопку под столом, давая сигнал горничной, что можно убирать со стола.
 — Да, — спокойно ответила она, — думаю, тебе это удалось.

 10

 Движение на И-95 становится таким же, как на калифорнийских автострадах, подумала Фрэн, тщетно пытаясь перестроиться в другой ряд. Она почти сразу пожалела, что не поехала по Меррит-парквей. Полуфургон впереди нее громыхал так, что, казалось, вот-вот взорвется. К тому же он полз на десять миль медленнее нижнего предела скоростного режима, чем раздражал вдвойне.
 За ночь тучи разошлись, и, как обещали синоптики, погода ожидалась переменная, то солнце, то облачно. Не исключалась и возможность дождя.
 Предсказали все подряд, чтобы наверняка, усмехнулась про себя Фрэн, а потом поняла, что концентрируется на движении и погоде только потому, что нервничает.
 Каждый оборот колес приближал ее к Гринвичу и к встрече с Молли Карпентер Лэш, но мысли настойчиво возвращались к тому вечеру, когда застрелился ее отец. И Фрэн знала почему. По дороге к дому Молли она обязательно проедет мимо ресторана «Барли Армс», куда отец сводил их с матерью на семейный ужин, оказавшийся последним.
 К ней вернулись подробности, о которых она давным-давно не вспоминала. Странные факты, почему-то застрявшие в памяти. Фрэн вспомнила галстук, который надел отец, темно-зеленые лапки на синем фоне. Она помнила, что галстук был очень дорогим. Мать прокомментировала его цену, когда пришел счет: "Невероятные деньги за крошечный кусочек ткани. Он сшит золотыми нитками, Фрэнк? "
 В тот день отец впервые надел его. За ужином мать поддразнивала его, потому что он не решился надеть этот галстук на церемонию выпуска в школе Фрэн. Было ли это символично — что он надел такой дорогой галстук именно в тот день, когда решился покончить с собой из-за денег?
 Приближался поворот на Гринвич. Фрэн съехала с И-95, снова напомнив себе, что Меррит-парквей куда удобнее, и стала вглядываться в названия улиц, которые вели к месту, где она прожила четыре года. Она почувствовала, что дрожит, несмотря на то что в машине было тепло.
 Четыре самых важных года в ее жизни.
 Проезжая мимо ресторана, она заставила себя смотреть только на дорогу, не позволив себе даже покоситься на скрытую деревьями стоянку, где отец сел на заднее сиденье семейной машины и застрелился.
 Она намеренно не поехала по улице, где они тогда жили. Как-нибудь в другой раз, решила Фрэн. Через несколько минут она уже подъезжала к дому Молли, двухэтажному особняку цвета слоновой кости с коричневыми ставнями.
 Фрэн не успела убрать палец от кнопки звонка, как дверь открыла полноватая женщина лет шестидесяти с шапкой седых волос и по-птичьи живыми глазами. Фрэн узнала ее по вырезкам из газет, посвященным судебному процессу. Эдна Барри, экономка, которая дала показания против Молли. Почему Молли снова наняла ее? Фрэн не могла оправиться от удивления.
 Пока миссис Барри помогала Фрэн снять пальто, на лестнице раздались легкие шаги. Через мгновение показалась Молли и торопливо пошла навстречу Фрэн.
 С минуту они изучающе смотрели друг на друга. Молли была в джинсах и голубой рубашке с завернутыми до локтя рукавами. Волосы она забрала наверх и кое-как заколола, позволив нескольким волнистым прядям упасть на лоб. Как Фрэн заметила еще в тюрьме, Молли очень похудела. Под глазами появились тонкие морщинки.
 Фрэн выбрала свой любимый дневной наряд — хорошо сшитый брючный костюм в тонкую полоску — и вдруг почувствовала себя слишком разодетой. Ей даже пришлось сказать себе, что если она хочет выполнить эту работу хорошо, то должна забыть о той неуверенной девочке, какой она была в академии Крэнден.
 Молли заговорила первой:
 — Фрэн, я боялась, что ты передумаешь. Я так удивилась, когда увидела тебя вчера возле тюрьмы, и твое выступление по телевидению произвело на меня огромное впечатление. Тогда-то у меня и появилась эта сумасшедшая идея, что, может быть, ты сможешь мне помочь.
 — А почему я должна была передумать, Молли? — спросила Фрэн.
 — Я видела программу «Настоящее преступление». В тюрьме она была очень популярной, так что я могу сказать, что там нечасто появляются репортажи об уже закрытых делах. Но мои страхи оказались напрасными. Ты приехала. Давай начнем. Миссис Барри приготовила кофе. Хочешь чашечку?
 — С удовольствием выпью.
 Фрэн послушно прошла следом за Молли по коридору направо. Ей удалось как следует рассмотреть гостиную, и она отметила подобранный с большим вкусом дорогой, но не помпезный интерьер.
 У двери в кабинет Молли остановилась.
 — Фрэн, это был кабинет Гэри. Здесь его нашли. Мне только что пришло в голову... Прежде чем мы начнем разговор, я хотела бы тебе кое-что показать.
 Молли вошла в кабинет и остановилась у дивана.
 — Вот тут стоял письменный стол Гэри, — объяснила она. — Он был повернут к окну, то есть Гэри сидел спиной к двери. Они говорили, что я вошла, схватила статуэтку с бокового столика, который стоял там, — Молли показала, где именно, — и разбила ею голову Гэри.
 — И ты решилась на согласованное признание вины потому, что вы с адвокатом чувствовали, что присяжные обвинят тебя именно в этом, — спокойно сказала Фрэн.
 — Фрэн, встань туда, где стоял письменный стол. Я пройду по коридору, потом открою и закрою входную дверь, позову тебя по имени. А затем вернусь к тебе. Прошу, помоги мне.
 Фрэн кивнула, вошла в комнату и остановилась там, куда указала Молли.
 В коридоре не было ковра, и она слышала шаги Молли. Минуту спустя Фрэн услышала, как она зовет ее.
 Она хочет сказать, что если бы Гэри был жив, то он бы ее услышал, догадалась Фрэн.
 Молли вернулась.
 — Ты ведь слышала, как я звала тебя, Фрэн, правда?
 — Да.
 — Гэри позвонил мне на мыс Код. Он умолял простить его. Но я не стала с ним разговаривать. Я сказала, что мы увидимся в воскресенье вечером около восьми. Я приехала немного раньше, но он все равно должен был меня ждать. Ты согласна, что если бы он мог, то встал бы или хотя бы повернул к дверям голову? Он просто не мог не обратить на меня внимание. В то время в кабинете не было ковра от стены до стены, как сейчас. Если он не услышал, как я звала его, то он услышал бы, как я вошла в комнату. И обернулся бы. Понимаешь?
 — А что сказал твой адвокат, когда ты об этом рассказала? — спросила Фрэн.
 — Мэтьюз ответил, что Гэри мог задремать, сидя за столом. Филип даже предположил, что вся эта история может сыграть против меня. А вдруг присяжные подумают, что я разъярилась из-за того, что Гэри не обратил на меня внимания? — Молли пожала плечами. — Ладно, я показала тебе то, что хотела. Теперь можешь задавать вопросы. Останемся здесь или тебе будет приятнее в другой комнате?
 — Это тебе решать, Молли.
 — Тогда давай останемся здесь. На месте преступления. — Она даже не улыбнулась.
 Женщины сели рядом на диване. Фрэн достала диктофон и положила его на стол.
 — Надеюсь, ты не возражаешь. Я обязана все записать.
 — Я была к этому готова.
 — Прошу тебя, Молли, запомни, что я скажу. Самым неприятным для тебя может быть следующее — если в конце передачи я заявлю: «Улики таковы, что, как бы Молли Лэш ни утверждала, что не помнит, как убила своего мужа, другого объяснения его смерти не существует».
 На мгновение глаза Молли наполнились слезами.
 — Это никого бы не шокировало, — бесстрастно сказала она. — Именно так все сейчас и думают.
 — Но если другое объяснение все-таки существует, то я смогу найти его только в том случае, если ты, Молли, будешь со мной совершенно откровенна. Прошу тебя, не надо недоговаривать или увиливать, пусть даже вопрос покажется тебе неприятным или неудобным.
 Молли кивнула.
 — После пяти с половиной лет тюрьмы я поняла, каково это — когда нет возможности побыть одной, когда полностью отсутствует тайна личной жизни. Если я это пережила, то вынесу и твои вопросы.
 Миссис Барри принесла кофе. Фрэн видела, что пожилая женщина поджала губы, недовольная тем, что они расположились в этой комнате. Она чувствовала, что экономке хочется защитить Молли, хотя на суде Эдна Барри свидетельствовала против нее. Фрэн решила, что ей просто необходимо взять интервью у миссис Барри.
 В течение следующих двух часов Молли прямо и без колебаний отвечала на вопросы Фрэн. Выяснилось, что бывшая одноклассница Фрэн сразу после окончания школы влюбилась в доктора Лэша, который был на десять лет старше, и вышла за него замуж.
 — Я начала работать в журнале «Вог», правда, всего лишь в приемной, — рассказывала Молли, — но мне работа нравилась, и я начала делать карьеру. Но потом я забеременела, затем случился выкидыш. Я подумала, что это могло быть связано с напряженным графиком работы и обилием техники вокруг, поэтому я ушла.
 Она помолчала.
 — Я так хотела ребенка, — негромко продолжала Молли. — Следующие четыре года я пыталась забеременеть, а когда это произошло, я снова потеряла ребенка.
 — Молли, какие отношения были у тебя с мужем?
 — Раньше я сказала бы, что они были идеальными. Гэри очень меня поддерживал после второго выкидыша. Он всегда говорил, что я его главное достояние, что без моей помощи он никогда бы не смог создать ХМО «Ремингтон».
 — Что он имел в виду?
 — Мои связи, я полагаю. Связи моего отца. Дженна Уайтхолл тоже очень помогла. В девичестве ее фамилия была Грэм. Ты, возможно, помнишь ее по академии Крэнден.
 — Я помню Дженну. Она была старостой класса в год выпуска. — Одна из тех, кто крутился вокруг Молли, добавила про себя Фрэн.
 — Правильно. Мы всегда были лучшими подругами. Дженна познакомила меня с Гэри и Келом на приеме в загородном клубе. Позже Кел стал деловым партнером Гэри и Питера. Кел — финансовый гений, и ему удалось привлечь в «Ремингтон» несколько крупных компаний. — Молли улыбнулась. — Мой папа тоже много помогал.
 — Я хочу поговорить с супругами Уайтхолл, — объявила Фрэн. — Ты поможешь мне это устроить?
 — Да, я хочу, чтобы ты с ними встретилась.
 Фрэн замялась.
 — Молли, давай поговорим об Анна-Марии Скалли. Где она сейчас?
 — Понятия не имею. Насколько я понимаю, ребенок должен был родиться летом в год смерти Гэри. Она собиралась отдать его на усыновление.
 — Ты подозревала о связи Гэри с другой женщиной?
 — Никогда. Я полностью доверяла ему. В тот день, когда мне все стало известно, я была наверху. Я подняла трубку, собираясь позвонить, и услышала, что Гэри с кем-то разговаривает. Я уже собиралась положить трубку, когда услышала его слова: «Анна-Мария, ты впадаешь в истерику. Я позабочусь о тебе, а если ты решишь оставить ребенка, я буду ему помогать».
 — Каким тоном это было сказано?
 — Гэри был сердит, явно нервничал. Он был почти в панике.
 — А что ответила Анна-Мария?
 — Что-то вроде: "Как я могла быть такой дурой? " А потом повесила трубку.
 — И что ты сделала, Молли?
 — Я была потрясена, шокирована. Я бегом спустилась вниз. Гэри стоял у своего стола, собирался уходить на работу. Я сразу сказала ему, что все слышала. Он с готовностью подтвердил связь с этой женщиной, но сказал, что просто свалял дурака и горько обо всем сожалеет. Гэри едва не расплакался, умолял простить его. Я была вне себя. Но ему пора было ехать в больницу. В последний раз я видела его живым в тот день, когда захлопнула за ним дверь. На всю жизнь этот кошмар останется в памяти...
 — Ты его любила, да? — спросила Фрэн.
 — Я любила его, доверяла ему, верила в него или, по крайней мере, себя в этом убедила. Теперь я начинаю сомневаться. — Молли вздохнула и покачала головой. — Но в одном я уверена. В тот вечер, когда я вернулась с мыса Код, мне было больно и грустно. Но я не сердилась.
 Фрэн смотрела на нее, а в глазах Молли появилась искренняя глубокая печаль. Она обхватила плечи руками и всхлипнула.
 — Теперь понимаешь, почему я должна доказать, что не убивала его?
 Вскоре Фрэн уехала. Инстинкт репортера подсказывал ей, что этот всплеск эмоций и есть ключ к тому, почему Молли пытается оправдаться. Она любила мужа и сделает все, чтобы найти человека, который скажет, что есть вероятность того, что она его не убивала. Пусть Молли искренне ничего не помнит, но Фрэн была уверена, что именно Молли убила Гэри. Для НАФ-ТВ передача будет пустой тратой времени и денег, если Фрэн попытается усомниться в вине Молли Лэш.
 Она обязательно скажет об этом Гасу, но прежде выяснит все, что только возможно, о Гэри Лэше.
 Повинуясь импульсу, Фрэн свернула с Меррит-парквей, чтобы проехать мимо клиники Лэша, выстроенной на месте небольшой частной больницы, что была основана Джонатаном Лэшем, отцом Гэри. Именно туда привезли ее отца после выстрела на парковке, и там он умер семь часов спустя.
 Фрэн изумилась, увидев, что на месте старой клиники стоит огромное здание. Перед самым въездом в больницу был светофор, и Фрэн сбросила скорость, останавливаясь на красный свет. Дожидаясь зеленого сигнала, она изучала больницу. Она заметила два крыла, пристроенных к основному зданию, новое здание справа и многоэтажную парковку.
 У нее сжалось сердце, когда она стала искать окно комнаты ожидания на третьем этаже. Там Фрэн с матерью дожидались новостей о состоянии отца, инстинктивно понимая, что ему уже ничем не поможешь.
 Вот куда следует прийти и поговорить с людьми, решила Фрэн. Зажегся зеленый свет, и через пять минут она уже подъезжала к выезду на Меррит-парквей. Направляясь на юг в довольно плотном потоке машин, Фрэн думала о том, что Гэри познакомился с молодой медсестрой Анна-Марией Скалли, стал ее любовником, и печальная неосторожность стоила ему жизни.
 Но только ли неосторожность всему виной? Вопрос неожиданно пришел в голову Фрэн.
 Вполне вероятно, что Гэри совершил одну непоправимую ошибку, как и ее отец, но во всем остальном оставался достойным гражданином, отличным врачом, председателем ХМО, которого люди знали и не забыли.
 А может быть, и нет, ответила сама себе Фрэн. Она достаточно долго занималась своим делом, чтобы быть готовой к любым сюрпризам.

 11

 Проводив Фрэн Симмонс, Молли вернулась в кабинет. Эдна Барри заглянула к ней в половине второго.
 — Молли, если тебе больше ничего не нужно, я ухожу.
 — Ничего не нужно, спасибо, миссис Барри.
 Экономка нерешительно замялась у двери.
 — Я бы хотела, чтобы ты позволила мне приготовить ленч перед уходом.
 — Я пока не хочу есть, честное слово.
 Голос Молли звучал приглушенно. Эдна догадалась, что хозяйка плакала. Страх и чувство вины, постоянно преследовавшие миссис Барри последние шесть лет, стали еще сильнее. «О господи, прошу тебя, пойми. Я не могла поступить иначе».
 В кухне она надела куртку, затянула шарф под подбородком, взяла со стола связку ключей, посмотрела на них и конвульсивно сжала руку.
 Не прошло и двадцати минут, как она была дома, в своем скромном полутораэтажном коттедже в Гленвилле. Ее сын Уолли, которому был тридцать один год, смотрел телевизор в гостиной. Когда мать вошла в комнату, он даже не повернул головы, но, по крайней мере, вел себя спокойно. Даже сидя на лекарствах, Уолли иногда бывал перевозбужденным.
 Как в то страшное воскресенье, когда умер доктор Лэш. Уолли так сердился в тот день, потому что именно на той неделе Гэри Лэш сурово отчитал его за то, что он зашел в кабинет доктора и взял посмотреть статуэтку работы Ремингтона.
 Эдна Барри не обо всем рассказала полиции. В тот понедельник утром она не обнаружила ключа от дома Лэшей на своей связке, и ей пришлось открывать дверь запасным ключом, который Молли прятала в саду. Ключ она нашла позже в кармане Уолли.
 Когда она спросила сына об этом, тот заплакал и убежал в свою комнату, хлопнув дверью.
 — Не говори об этом, мама, — прорыдал он на бегу.
 — Мы не должны никогда ни с кем об этом говорить, — твердо сказала она и заставила Уолли пообещать, что он тоже будет молчать.
 До сих пор сын не вспоминал об этом.
 Эдна Барри пыталась убедить себя, что это просто совпадение. В конце концов, она обнаружила Молли, залитую кровью мужа. И ее отпечатки были на статуэтке.
 Но что будет, если Молли начнет вспоминать подробности того вечера? Предположим, она в самом деле кого-то видела в доме. И что тогда? Был ли там Уолли? Как тут можно быть в чем-то уверенной? Миссис Барри вздохнула.

 12

 Питер Блэк ехал по вечерним улицам к себе домой на Олд-Черч-роуд. Дом перестроили из каретного сарая большого поместья. Он купил его, когда женился второй раз. Этот брак, как, впрочем, и первый, закончился разводом через несколько лет. Вторая жена, в отличие от первой, обладала отменным вкусом, и после расставания с ней Питер даже не сделал попытки изменить обстановку. Единственным усовершенствованием стал бар, и его запасы Питер постоянно пополнял. Вторая жена была трезвенницей.
 Питер познакомился со своим покойным партнером Гэри Лэшем в медицинском институте, и они подружились. Вскоре после смерти Джонатана Лэша Гэри пришел к Питеру с предложением.
 — Так называемые ХМО — это новое веяние в медицине, — сказал он тогда. — Клиника, которую открыл мой отец, не приносит дохода, и дальше так продолжаться не может. Мы расширим ее, сделаем доходной и откроем нашу собственную ХМО.
 Гэри повезло, что имя его отца было известно в медицинских кругах. Он занял место отца во главе клиники, которая позже превратилась в клинику Лэша. Третий партнер, Кел Уайтхолл, стал членом правления в тот момент, когда они основали ХМО «Ремингтон».
 Теперь совет должен был одобрить приобретение нескольких более мелких ХМО. Все шло хорошо, но говорить о завершении сделки было еще рано. Они были близки к цели, и единственной проблемой могла стать Американская национальная страховая компания, которая тоже сражалась за эти четыре ХМО.
 Но все еще могло сорваться, напомнил себе Питер, паркуя машину у парадной двери своего дома. Он не собирался никуда больше выходить вечером, но было холодно, и ему требовалось выпить. Педро, живущий в его доме эконом и по совместительству повар, сам поставит машину в гараж.
 Питер вошел в дом и прямиком направился в библиотеку. Комната всегда была уютной, с горящим камином и телевизором, настроенным на канал новостей. Тут же появился Педро и задал ежевечерний вопрос:
 — Как обычно, сэр?
 «Как обычно» означало шотландское виски со льдом, но иногда Питер изменял своей привычке и выбирал бурбон или водку.
 Первый стаканчик скотча, выпитый неторопливо, со вкусом, начал успокаивать Питера. Небольшая тарелка с копченым лососем утолила чувство голода. Питер любил ужинать примерно через час после того, как переступал порог дома.
 Он отправился в душ, прихватив с собой второй стаканчик с виски. Не забыл он о нем и тогда, когда перешел в спальню, чтобы надеть хлопковые свободные брюки и кашемировую рубашку с длинными рукавами. Наконец ему удалось немного расслабиться и заглушить беспокойное ощущение неминуемого провала. Питер спустился вниз.
 Питер Блэк часто ужинал с друзьями. Вновь обретенный статус свободного мужчины позволял ему получать приглашения от привлекательных женщин, занимать заметное место в обществе. Ужиная в одиночестве, он часто читал книгу или журнал, но этот вечер стал исключением. Отдавая должное запеченной рыбе-меч и отварной спарже, запивая еду сент-эмильонским вином, Питер сидел и размышлял о встречах, посвященных предстоящему слиянию компаний.
 Звонок телефона в библиотеке не нарушил ход его мыслей. Педро достаточно хорошо знал, что следует ответить любому звонившему: мистер Блэк перезвонит позже. Вот почему, когда Педро появился в столовой с радиотелефоном в руке, Питер Блэк раздраженно поднял брови.
 Педро прикрыл рукой микрофон и прошептал:
 — Простите, доктор, но я решил, что вы захотите взять трубку. Это миссис Лэш, миссис Молли Лэш.
 Питер Блэк помолчал, одним глотком осушил бокал с вином, лишая себя привычного удовольствия насладиться его вкусом и ароматом, и потянулся к трубке. Его рука дрожала.

 13

 При первой же встрече Молли продиктовала Фрэн список людей, с которыми та могла начать беседовать. На первом месте стоял Питер Блэк, друг и партнер Гэри.
 — Он не сказал мне ни слова после смерти Гэри, — сказала Молли.
 Затем следовала Дженна Уайтхолл.
 — Ты наверняка помнишь ее по школе, Фрэн. Потом муж Дженны, Кел.
 — Когда Гэри и Питеру потребовались наличные, чтобы организовать ХМО, Кел обеспечил финансирование, — объяснила Молли.
 Далее шел адвокат Молли, Филип Мэтьюз.
 — Все считают его замечательным защитником, потому что он добился для меня легкого наказания, а потом и того, чтобы меня выпустили на поруки. Он бы мне нравился больше, если бы хоть на мгновение усомнился в моей вине.
 И, наконец, Эдна Барри.
 — Когда я вернулась домой, все было в идеальном порядке. Как будто и не было этих пяти с половиной лет.
 Фрэн попросила Молли переговорить с этими людьми и предупредить, что она будет им звонить. Но когда экономка заглянула к ней перед уходом, Молли не решилась сказать ей об этом.
 Наконец она отправилась на кухню и заглянула в холодильник. Оказалось, что миссис Барри по дороге на работу не забыла зайти в магазинчик деликатесов. Ржаной хлеб с тмином, виргинская ветчина и швейцарский сыр лежали перед ней. Молли аккуратно, не торопясь, сделала себе сандвич. Потом снова открыла холодильник и нашла свою любимую горчицу со специями.
 Ей захотелось добавить к этому маринованный огурчик. Давно у нее не возникало такого желания. Молли, улыбаясь, отнесла поднос на стол, сделала себе чашку чая и раскрыла местную газету, куда не удосужилась заглянуть раньше.
 Она поморщилась, увидев собственную фотографию на первой полосе. Заголовок гласил: «Молли Карпентер Лэш вышла на свободу после пяти с половиной лет в тюрьме». В статье излагались детали смерти Гэри, согласованное признание вины и ее заявление у ворот тюрьмы о своей невиновности.
 Тяжелее всего Молли было читать подробности о своей семье. Журналист вспомнил ее дедушек и бабушек, которые были столпами общества Гринвича и Палм-Бич, перечислил их достижения, не забыл об участии в благотворительных акциях. Обсуждались также карьера отца Молли, медицинская практика отца Гэри и образцовая ХМО, которую Гэри создал совместно с Питером Блэком.
 Молли подумала, что все эти достойные люди, немало хорошего сделавшие в своей жизни, оказались объектом досужих пересудов, и все из-за нее. Аппетит пропал, она отодвинула сандвич в сторону. Навалились усталость и сонливость. Тюремный врач-психиатр, лечивший ее от депрессии, говорил, что Молли необходимо обратиться к тому врачу, который консультировал ее, пока ожидался суд.
 — Вы говорили, Молли, что доктор Дэниелс вам понравился и вы чувствовали себя комфортно, потому что он верил, что вы не помните ничего о смерти вашего мужа. Не забывайте: ваша крайняя усталость может быть признаком депрессии.
 Молли потерла лоб, пытаясь справиться с подступающей головной болью, и вспомнила доктора Дэниелса, который ей и в самом деле понравился. Следовало включить его в список тех, с кем должна была побеседовать Фрэн. Может быть, Фрэн попробовать записаться к нему? Нужно бы позвонить доктору и предупредить, что он свободно может рассказывать о ней Фрэн Симмонс.
 Молли встала, сбросила остатки сандвича в измельчитель и отправилась наверх с чашкой чая в руках. Она выключила звонок телефона, но все-таки стоило проверить автоответчик.
 Теперь у нее был новый, не внесенный в книгу номер телефона, так что его знали немногие — родители, Филип Мэтьюз и Дженна. Дженна звонила дважды. «Молли, хочешь ты или нет, но я заеду сегодня вечером. Буду около восьми, ужин привезу».
 Молли призналась себе, что, если Дженна появится, она будет рада ее видеть, и отправилась наверх. В спальне она допила чай, сбросила туфли, легла поверх покрывала и завернулась в него. И мгновенно уснула.
 Ей снилось что-то несвязное. Она была в доме, пыталась поговорить с Гэри, но муж ее не узнавал. А потом этот звук... Что это было? Если бы она только узнала его, все стало бы ясно. Что же это было такое?
 * * *
 Молли проснулась в половине седьмого. По щекам текли слезы. Возможно, это хороший знак, подумала она. Утром, разговаривая с Фрэн, она заплакала впервые за последние шесть лет с той самой недели, что она провела на мысе Код. Тогда Молли только и делала, что плакала. Когда она узнала, что Гэри мертв, внутри все будто высохло. С того самого дня Молли не пролила ни слезинки.
 Она неохотно встала, сполоснула лицо холодной водой, расчесала волосы, сменила джинсы и голубую рубашку на бежевый свитер и слаксы. Потом надела сережки и немного подкрасилась. Когда Дженна навещала ее в тюрьме, то во время свидания уговаривала накраситься. «Только вперед, Молли. Помни наш девиз».
 Спустившись вниз, Молли зажгла газовый камин в маленькой гостиной рядом с кухней. Эту гостиную еще называли общей комнатой, но теперь ее семья состояла из одного человека, и название потеряло смысл. Когда-то они с Гэри любили вместе смотреть старые фильмы. Его коллекция фильмов до сих пор стояла на полках.
 Молли вспомнила о тех людях, которым должна позвонить и попросить их поговорить с Фрэн Симмонс. В Питере Блэке она сомневалась. Ее не радовала перспектива звонить ему на работу, но Молли хотела, чтобы он согласился на беседу с репортером, поэтому решительно набрала его домашний номер. Не стоит откладывать. Надо сделать это сегодня, а еще лучше прямо сейчас.
 Молли почти не вспоминала о Педро за прошедшие годы, но как только услышала его голос в трубке, то сразу же в памяти всплыли ужины для друзей в доме Питера. Часто за столом их было только шестеро — Дженна и Кел, Питер и его очередная жена или подруга и они с Гэри.
 Она не винила Питера за то, что он не желал иметь с ней ничего общего. Молли догадывалась, что вела бы себя примерно так же, если бы кто-то причинил боль Дженне. «Старый друг — лучший друг». Они с Дженной часто повторяли это друг другу.
 Молли была готова к тому, что Питера не окажется дома или он не сможет подойти к телефону, и удивилась, когда он ответил. Сначала нерешительно, потом все быстрее Молли выложила то, что хотела сказать:
 — Завтра Фрэн Симмонс из НАФ-ТВ позвонит тебе, чтобы договориться о встрече. Она готовит материал для передачи «Настоящее преступление», посвященной Гэри. Мне все равно, что ты будешь говорить обо мне, Питер, но прошу тебя встретиться с ней. И должна предупредить тебя. Фрэн говорила, что лучше будет, если ты согласишься на беседу. Если ты откажешься, она найдет способ раздобыть информацию без твоей помощи.
 Молли ждала, что ответит Питер. После долгого молчания он заговорил:
 — Я полагал, что хотя бы для приличия ты не станешь ворошить эту историю, Молли. — Его голос звучал сухо, но он немного глотал слова. — Тебе не кажется, что репутация Гэри не заслуживает того, чтобы на свет снова вытащили интрижку с Анна-Марией Скалли? Ты заплатила ничтожную цену за то, что совершила. Предупреждаю тебя, Молли, ты проиграешь, если дешевое телешоу разыграет твое преступление на всю страну...
 В телефоне щелкнуло, Питер повесил трубку. И почти сразу раздался звонок у входной двери.
 Следующие два часа Молли чувствовала себя так, словно жизнь снова вернулась в нормальное русло. Дженна принесла не только ужин, но и бутылочку отличного «Монтраше» из запасов Кела. Они устроились за кофейным столиком в маленькой гостиной. Говорила в основном Дженна, выкладывая план действий, который она составила для подруги. Предполагалось, что Молли приедет в Нью-Йорк, проведет несколько дней в квартире Уайтхоллов на Манхэттене, пройдется по магазинам, обязательно побывает в новом модном косметическом салоне, который недавно открыла для себя Дженна, «почистит перышки» и полностью преобразит свою внешность.
 — Прическу, лицо, ногти, абсолютно все приведут в порядок, — торжествующе возвестила Дженна. — Я уже взяла выходные, чтобы гулять с тобой. — Она улыбнулась. — Ну скажи — правда, я отлично выгляжу?
 — Ты просто ходячая реклама для диеты, на которой сидишь, — согласилась Молли. — Наступит день, и я последую твоему примеру. Но только не сейчас. — Она поставила бокал на столик. — Джен, сегодня ко мне заезжала Фрэн Симмонс. Ты, наверное, ее помнишь. Мы вместе учились в Крэнден-академии.
 — Это ее отец присвоил деньги из библиотечного фонда и застрелился?
 — Верно. Теперь она стала репортером и работает на НАФ-ТВ. Собирается сделать передачу о смерти Гэри. Ты знаешь шоу под названием «Настоящее преступление»?
 Дженна Уайтхолл даже не попыталась скрыть изумление:
 — Молли, ты что!
 Та пожала плечами.
 — Я ждала, что даже ты не поймешь, и знаю, что вряд ли тебя обрадует моя следующая просьба. Дженна, мне нужно встретиться с Анна-Марией Скалли. Не знаешь, где она сейчас?
 — Молли, ты сошла с ума! Зачем, ради всего святого, тебе понадобилась эта женщина? Как подумаю... — Голос Дженны оборвался.
 — Как подумаешь, что если бы не ее шашни с моим мужем, то он был бы до сих пор жив. Ты это хотела сказать? Согласна, но мне просто необходимо ее увидеть. Она все еще живет в городе?
 — Я понятия не имею, где Скалли теперь. Насколько я помню, она приняла предложение Гэри, уехала из города, и с тех пор о ней никто не слышал. Ее наверняка вызвали бы в качестве свидетеля в суд, но после согласованного признания вины этого не потребовалось.
 — Джен, я хочу, чтобы ты попросила Кела помочь найти ее. Мы обе знаем, что Кел может все. По крайней мере, он сумеет найти того, кто это сделает.
 По поводу способности Кела сделать все, что угодно, Молли и Дженна шутили между собой многие годы. Но на этот раз Дженна даже не улыбнулась.
 — Мне бы не хотелось этого делать, — ответила она, и ее голос прозвучал натянуто.
 Молли подумала, что понимает причину ее нежелания.
 — Дженна, пойми, пожалуйста. Я заплатила за смерть Гэри, виновна я в ней или нет. Думаю, что я заслужила право узнать, что на самом деле произошло в тот вечер и почему. Мне нужно разобраться в собственных поступках и ощущениях. Может быть, после этого я смогу двигаться дальше и сумею склеить осколки моей жизни, чтобы вышло что-нибудь путное. — Молли встала, вышла на кухню и вернулась с утренней газетой. — Наверное, ты это видела. Вот такое будет преследовать меня до конца дней.
 — Я читала статью. — Дженна оттолкнула газету. — Молли, клиника может лишиться своей репутации вследствие скандала. Все разговоры о смерти Гэри, пересуды о его романе с молоденькой медсестрой, потом суд над тобой нанесли огромный ущерб клинике Лэша. А она оказывает неоценимую помощь городу, да и ХМО «Ремингтон» процветает, когда основная масса подобных организаций находится на грани краха. Прошу, ради тебя самой, ради клиники разорви договор с Фрэн Симмонс и забудь о поисках Анна-Марии Скалли.
 Молли покачала головой.
 — Ты хотя бы взвесь все хорошенько, Молли, — попросила Дженна. — Ты знаешь, что я всегда на твоей стороне, но, пожалуйста, хотя бы обдумай план А.
 — То есть мы отправляемся в Нью-Йорк, я хожу по магазинам и косметическим салонам, верно?
 Дженна улыбнулась.
 — Именно так. — Она встала. — Ладно, мне пора. Кел будет ждать.
 Рука об руку они прошли к двери. Коснувшись пальцами ручки, Дженна остановилась, потом сказала:
 — Иногда мне хочется, чтобы время повернулось вспять и мы могли вернуться в Крэнден, начать все сначала. В те времена жизнь была намного проще. Кел не такой, как мы с тобой. Он играет по другим правилам. Человек, из-за которого он теряет деньги, становится его врагом.
 — Я не исключение? — поинтересовалась Молли.
 — Боюсь, что так. — Дженна открыла дверь. — Пока, Молли. Не забудь запереть дверь и включить сигнализацию.

 14

 Тим Мейсон, тридцатишестилетний спортивный комментатор НАФ-ТВ, был в отпуске, когда Фрэн начала работать на канале. Он родился и вырос в Гринвиче, вернулся туда ненадолго после окончания колледжа, год проработал начинающим репортером в «Гринвич тайм». Именно тогда он понял, что спорт интересует его больше всего, поэтому перешел в спортивный отдел одной из газет штата.
 Год спустя он появился в эфире местной радиостанции с выпуском спортивных новостей и через десять лет, постепенно поднимаясь по ступеням карьерной лестницы, оказался в НАФ. Вечерние новости этого канала быстро попали в верхние строчки рейтингов, и о Тиме Мейсоне заговорили как о лучшем среди молодых спортивных комментаторов.
 Длинноногий, похожий на мальчишку, приятный и легкий в общении, Тим превращался в знатока, когда рассказывал о спортивных событиях или обсуждал их с гостем студии. Его полюбили спортивные болельщики.
 Он впервые встретился с Фрэн Симмонс, когда зашел в кабинет к Гасу в первый день после отпуска. Она не успела еще снять пальто и рассказывала Гасу об утренней встрече с Молли Лэш.
 Тим сразу понял, что знает эту женщину, но сначала не мог вспомнить откуда. Его память довольно быстро выдала те факты, которые он искал. Тим как раз начинал работать в «Гринвич тайм», когда отец Фрэн Симмонс покончил с собой, опасаясь, что финансовая проверка выявит недостачу средств в библиотечном фонде. В городе поговаривали, что Фрэнк Симмонс изо всех сил пытался пролезть наверх, «облизывая» нужных людей, и играл на бирже. Скандал быстро сошел на нет, тем более что жена и дочь Симмонса почти сразу уехали из Гринвича.
 Глядя на привлекательную женщину, в которую превратилась Фрэн, Тим не сомневался, что она его не вспомнит. Но ему стало интересно, каким человеком она стала. На ее месте он не стал бы заниматься преступлением Молли Лэш и искать концы в Гринвиче. Но Тим не был на ее месте и понятия не имел, что чувствует Фрэн по поводу смерти отца.
 С точки зрения Тима, Фрэнк Симмонс поступил как трус. Этот неудачник оставил жену и юную дочь расхлебывать кашу, которую заварил. Тим не сомневался, что сам никогда так не поступил бы. Если бы он попал в такой переплет, то сначала бы увез семью из города, а потом разобрался бы с последствиями своих действий.
 Тогда он писал о похоронах Симмонса для городской газеты. Тим не забыл, как Фрэн с матерью выходили из церкви после поминальной службы. Фрэн была совсем девочкой, она смотрела себе под ноги, длинные волосы почти полностью скрывали лицо. А теперь она стала очень привлекательной. Тим выяснил, что у нее крепкое рукопожатие, теплая улыбка и манера смотреть собеседнику в глаза. Он понимал, что ей не удастся прочесть его мысли и она не узнает, что он вспоминает скандал, связанный с именем ее отца. Но, пожимая молодой женщине руку, Тим почувствовал себя неловко. Ему вдруг стало стыдно.
 Он извинился за то, что ворвался в кабинет и помешал им.
 — В это время Гас обычно бывает один и решает, что изъять из выпуска новостей, — объяснил Тим и развернулся, чтобы выйти. Но Фрэн остановила его.
 — Гас говорил, что ваша семья жила в Гринвиче и что вы там выросли, — сказала она. — Вы знали Лэшей?
 Тим понял, что хочет сказать Фрэн. «Я знаю, что ты знаешь, кто я и что сделал мой отец, так что давай не будем об этом».
 — Доктор Лэш, то есть отец Гэри, был нашим семейным врачом, — ответил Тим. — Приятный человек, хороший врач.
 — А как насчет Гэри? — быстро задала вопрос Фрэн. Взгляд Тима изменился.
 — Преданный своему делу специалист, — ответил он бесстрастно. — Он хорошо заботился о моей бабушке. Она умерла в клинике Лэша. Это произошло всего за несколько недель до его гибели.
 Тим не стал добавлять, что медсестрой, ухаживавшей за его бабушкой, была Анна-Мария Скалли.
 Хорошенькая юная Анна-Мария была прекрасной сестрой и милой, пусть и не слишком изысканной, девушкой. Бабушка души в ней не чаяла. Именно Анна-Мария была рядом с бабушкой, когда та умерла. К тому времени, как приехал Тим, бабушки уже не было в живых, а Анна-Мария сидела у ее постели и плакала. Редкая медсестра будет так реагировать, сказал он себе тогда.
 — Пойду посмотрю, что там накидали на мой стол, — объявил Тим. — Потом поговорим, Гас. Приятно было познакомиться, Фрэн.
 Помахав им рукой, он вышел из кабинета и направился по коридору. Тим решил, что не стоит говорить Фрэн, насколько его мнение о Гэри Лэше изменилось в худшую сторону, когда он узнал о его связи с Анна-Марией Скалли.
 Она была совсем девочкой, сердито подумал Тим, и в каком-то смысле не так сильно отличалась от Фрэн Симмонс. Еще одна жертва чужого эгоизма. Анна-Марию заставили уйти с работы, переехать в другой город. Убийство Гэри Лэша привлекло всеобщее внимание, и Анна-Мария долгое время фигурировала в колонках сплетен.
 Тим задумался о том, где теперь живет Анна-Мария Скалли, и забеспокоился, не сломает ли расследование, затеянное Фрэн, ту жизнь, которую сумела для себя создать бывшая медсестра из клиники Лэша.

 15

 Анна-Мария Скалли бодро шагала по тротуару, направляясь к скромному домику в Йонкерсе, откуда она всегда начинала ежедневный обход престарелых пациентов. Проработав больше пяти лет в службе медсестер по вызову, она почти примирилась со своей жизнью. Она перестала скучать о работе в больнице, которую раньше так любила. Приемные родители ее сына больше не обязаны были каждый год присылать фотографии мальчика. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как Анна-Мария получила последний снимок малыша, который, подрастая, становился живой копией Гэри Лэша.
 Теперь она пользовалась девичьей фамилией своей матери, и здесь ее все знали как Анна-Марию Санджело. Она сильно прибавила в весе и стала похожа на мать и сестру. Темные вьющиеся волосы, когда-то лежавшие по плечам, теперь были коротко подстрижены, обрамляя лицо сердечком. В свои двадцать девять Анна-Мария выглядела такой, какой была на самом деле — компетентная, практичная, добрая. Ничто в ее внешности больше не напоминало «другую женщину» в деле об убийстве доктора Гэри Лэша.
 Двумя днями раньше, вечером, Анна-Мария увидела в новостях заявление Молли, которое та сделала у ворот тюрьмы. При виде тюрьмы «Ниантик» ей стало физически плохо. И теперь она все время вспоминала тот день, когда у нее возникла отчаянная потребность проехать мимо тюрьмы. Она попыталась представить себя в камере.
 «Там — мое место», — свирепо шептала себе под нос Анна-Мария, поднимаясь по выщербленным бетонным ступеням дома мистера Олсена. Но в тот день у тюрьмы смелость оставила ее, и она поехала в Йонкерс, в свою маленькую квартирку. Это был единственный раз, когда она была почти готова позвонить тому пожилому адвокату, который был ее пациентом в клинике Лэша и отнесся к ней по-отечески, и попросить поехать вместе с ней к прокурору штата.
 Анна-Мария нажала кнопку звонка, потом открыла дверь своим ключом и весело крикнула: "Доброе утро! " Но ее не покидало зловещее предчувствие того, что возобновившийся интерес к убийству Гэри Лэша приведет к тому, что люди снова заинтересуются и попытаются ее найти. А она этого совсем не хотела.
 Анна-Мария очень боялась этого.

 16

 Не обращая никакого внимания на секретаршу, Келвин Уайтхолл прошел прямиком в уютный угловой кабинет Питера Блэка. Тот поднял голову от документов, которые читал.
 — Рано ты пришел.
 — Нет, не рано! — рявкнул Уайтхолл. — Дженна вчера видела Молли.
 — Молли имела наглость позвонить мне и предупредить, что мне нужно встретиться с Фрэн Симмонс, репортером из НАФ. Дженна рассказала тебе о передаче «Настоящее преступление», которую эта Симмонс собирается посвятить делу Гэри?
 Келвин кивнул. Мужчины смотрели через стол друг на друга.
 — У меня новости еще хуже, — пробурчал Келвин. — Дженна сказала, что Молли решила во что бы то ни стало разыскать Анна-Марию Скалли.
 Блэк побледнел.
 — В таком случае предлагаю направить ее по ложному следу, — негромко сказал он. — Мяч у тебя. И тебе лучше обращаться с ним поаккуратнее. Нет нужды напоминать, что это значит для нас обоих. — Блэк сердито отбросил в сторону документы, которые просматривал. — Все эти иски о ненадлежащем оказании помощи...
 — Уничтожь все.
 — Я так и собираюсь поступить.
 Кел Уайтхолл внимательно смотрел на своего партнера, на его трясущиеся руки и красную сетку сосудов на носу и щеках. Не скрывая холодного отвращения, Кел произнес:
 — Мы должны остановить эту журналистку и держать Молли подальше от Анна-Марии. А пока лучше выпей.

 17

 В ту самую секунду, когда Фрэн увидела Тима Мейсона, она догадалась, что ему известно ее прошлое. Пора уже к этому привыкнуть. Она будет видеть такую же реакцию со стороны людей, с которыми придется беседовать в Гринвиче. Им не составит труда догадаться. Фрэн Симмонс? Постойте-ка минутку. Симмонс. Испытующий взгляд. Какая знакомая фамилия... Ах, ну да, конечно. Это ее отец...
 Фрэн плохо спала, поэтому, добравшись до офиса, чувствовала себя крайне паршиво. На столе лежало напоминание о причине тревожных снов — сообщение от Молли Лэш. Она позвонила, чтобы назвать фамилию психиатра, который работал с ней во время суда. «Я позвонила доктору Дэниелсу. Он почти не практикует теперь, но будет рад встретиться с тобой. Его кабинет находится на Гринвич-авеню».
 Доктор Дэниелс, Филип Мэтьюз, доктор Питер Блэк, Келвин и Дженна Уайтхолл, Эдна Барри, экономка, которую Молли снова взяла на работу... Именно с этими людьми по предложению Молли должна встретиться Фрэн, чтобы начать расследование. Но у Фрэн был свой список. И в нем под номером один стояла Анна-Мария Скалли.
 Фрэн взяла сообщение от Молли и внимательно перечитала его. Что ж, можно начать с доктора Дэниелса, решила она.
 * * *
 Джон Дэниелс уже переговорил с Молли и ждал звонка Фрэн. Он с готовностью предложил встретиться во второй половине дня. Ему уже исполнилось семьдесят пять, он практически вышел на пенсию, но все же не смог полностью оставить практику, несмотря на упреки жены. Слишком много людей зависели от него, и еще многим он мог помочь.
 Доктор Дэниелс полагал, что Молли Карпентер Лэш оказалась среди тех немногих, кому он помочь не сумел. Он знал ее еще ребенком, иногда обедал в клубе с ее родителями. Она была очаровательной девчушкой, безукоризненно вежливой и не по возрасту сдержанной. После смерти Гэри Лэша он общался с ней, но ни одна мелочь, ни ее макияж, ни манера себя вести, ни результаты проведенных им тестов не подтверждали, что она склонна к взрывам ярости, которые могли бы подтолкнуть к убийству.
 Его секретарша Рути Ройтенберг проработала с ним двадцать пять лет, и внушительный стаж давал ей право всегда высказывать свое мнение и передавать городские сплетни. Именно она, сообщив доктору, что в приемной ожидает Фрэн Симмонс, поинтересовалась:
 — Доктор, а вы знаете, чья она дочь?
 — Чья же? — мягко спросил он.
 — Помните того человека, который украл все деньги из библиотечного фонда, а потом застрелился? Так вот Фрэн Симмонс его дочь. Она училась в Крэнден-академии вместе с Молли Карпентер.
 Джон Дэниелс и виду не подал, как его поразила эта новость. Он слишком хорошо помнил Фрэнка Симмонса. Дэниелс внес десять тысяч долларов в фонд библиотеки. И выбросил деньги на ветер, как оказалось. Все благодаря Симмонсу.
 — Молли об этом не упоминала. Думаю, она не сочла это важным.
 Его мягкий упрек остался незамеченным.
 — На ее месте я бы сменила фамилию, — заявила Рути. — Честно говоря, Молли тоже следовало бы сменить имя, уехать из города и начать жизнь сначала. Понимаете, доктор, все считают, что зря она заварила всю кашу снова. Лучше бы она просто вышла и сказала, что горько сожалеет о том, что убила своего несчастного мужа.
 — А если смерть его объясняется другой причиной?
 — Доктор, те, кто в это верит, до сих пор заглядывают под подушку и ждут подарков от доброй феи.
 * * *
 Согласно расписанию Фрэн до вечера этого дня не должна была появляться в выпусках новостей, поэтому утро она смогла провести в своем кабинете и подготовиться к интервью. Покончив с этим, она купила сандвич и воду, чтобы перекусить в машине, и в 12. 15 отправилась в Гринвич. Она намеренно выехала пораньше, чтобы перед встречей с доктором Дэниелсом осталось время проехать по местам ее детства.
 Меньше чем через час Фрэн подъехала к окраине Гринвича. Ночью выпал легкий снежок, и деревья, кусты, лужайки блестели под лучами еще холодного солнца.
 В самом деле красиво, подумала Фрэн. Она не могла винить отца в том, что он хотел жить здесь. Бриджпорт, где отец вырос, был в получасе езды севернее, но эти два городка отличались друг от друга, словно два разных мира.
 Крэнден-академия располагалась на Раунд-Хилл-роуд. Фрэн медленно проехала мимо кампуса, любуясь старинными каменными зданиями, вспоминая годы, которые она провела там, девочек, с которыми дружила, и тех, кого знала лишь в лицо. К последним относилась Дженна Грэм, теперь Дженна Уайтхолл. Фрэн подумала о том, что Дженна и Молли всегда дружили, хотя Дженна была активной и напористой, а Молли тихой и сдержанной.
 С неожиданным теплом Фрэн вспомнила Боббит Уильямс, с которой играла в одной команде в баскетбол. Может быть, она до сих пор живет где-нибудь поблизости? Она очень хорошо играла на рояле и уговаривала Фрэн заниматься вместе с ней. Но Фрэн пришлось признаться, что ей медведь наступил на ухо.
 Сворачивая на Гринвич-авеню, Фрэн вдруг поняла, что она и в самом деле была бы рада встретиться с бывшими одноклассницами, о которых она сохранила теплые воспоминания, как, например, о Боббит. Фрэн с матерью никогда не говорили о тех четырех годах, которые их семья прожила в Гринвиче, но эти годы не выбросишь из жизни. В городе жили люди, которые были ей дороги. И встреча с ними могла бы стать неким утешением.
 "Кто знает? " — подумала Фрэн и заглянула в блокнот, чтобы уточнить адрес доктора Дэниелса. Возможно, когда-нибудь она сможет приехать в этот город, освободившись от гнева и стыда, мучивших ее с тех пор, как она поняла, что отец мошенник.
 * * *
 Под пристальным взглядом Рути доктор Джон Дэниелс провел Фрэн в личный кабинет. Мисс Симмонс ему сразу понравилась. Со вкусом и неброско одетая молодая женщина, держится прямо, говорит негромко.
 Под непромокаемым пальто оказался пиджак из коричневого твида и желтовато-коричневые слаксы. Светло-русые волосы, вьющиеся от природы, лежали на воротнике пиджака. Доктор Дэниелс пристально разглядывал ее, пока она усаживалась в кресло напротив. Молодая женщина в самом деле была очень привлекательной. Но заинтриговали его глаза Фрэн, вернее, их необычный серо-голубой оттенок. Наверняка они становятся более синими, когда эта женщина счастлива, а в плохие моменты в них преобладает серый цвет. Доктор вдруг осознал, что думает как мальчишка, и покачал головой. Он не стал лгать самому себе и признался, что рассматривает ее так пристально из-за того, что Рути рассказала о ее отце. Он понадеялся, что Фрэн этого не заметила.
 — Доктор, вы знаете, что я собираюсь сделать передачу о Молли Лэш и ее убитом муже, — начала Фрэн без длинных предисловий. — Насколько я понимаю, Молли разрешила вам ничего от меня не скрывать.
 — Совершенно верно.
 — Она была вашей пациенткой до смерти мужа?
 — Нет, никогда. Я знал ее родителей. Мы встречались в загородном клубе. Впервые я увидел Молли еще девочкой.
 — Вы когда-нибудь замечали, чтобы она вела себя агрессивно?
 — Никогда.
 — Вы верите Молли, когда она говорит, что не может вспомнить деталей смерти мужа? Нет, простите. Позвольте мне задать вопрос иначе. Вы верите в то, что Молли не может вспомнить деталей смерти мужа или того, как нашла его умирающим или мертвым?
 — Я считаю, что Молли говорит то, что знает.
 — Что это значит?
 — Это значит следующее. Что бы ни случилось в тот вечер, это настолько болезненно, что Молли спрятала все глубоко в подсознание. Вытащит ли она это когда-нибудь? Не знаю.
 — Если память о некоторых событиях того вечера все-таки вернется, например, она вспомнит, что в доме к моменту ее возвращения был кто-то еще, можно ли доверять этим воспоминаниям? Насколько точными они будут?
 Джон Дэниелс снял очки и протер их. Потом снова водрузил их на нос, неожиданно поняв, что, как это ни странно, но без них он не может говорить, потому что чувствует себя уязвимым.
 — Молли Лэш страдает диссоциативной амнезией. Это предполагает провалы в памяти, соотносящиеся с особенно болезненными и травмирующими событиями. Очевидно, что смерть ее мужа, от чего бы она ни произошла, относится именно к таким событиям.
 Некоторые люди, страдающие тем же самым, хорошо поддаются гипнозу и могут подробно и достоверно вспомнить то, что произошло. Молли с готовностью согласилась на сеанс гипноза перед судом, но из этого ничего не вышло. Она была эмоционально опустошена смертью мужа, напугана предстоящим судом, слишком ранима и рассеянна, чтобы гипноз прошел успешно.
 — Есть ли у Молли шанс восстановить память, доктор?
 — Мне бы очень хотелось сказать, что у Молли есть все шансы восстановить память и очистить свое имя. Но если быть честным, я обязан сказать вам, что Молли может показаться, что память вернулась, но это необязательно будут реальные события. Если Молли почувствует, что к ней возвращается память, она может выстроить воспоминания так, как ей этого захочется. Она может искренне считать, что вспомнила все именно так, как было на самом деле, но это не значит, что все происходило именно так. Это называется ретроспективной фальсификацией памяти.
 * * *
 Снова оказавшись в своей машине недалеко от офиса доктора Дэниелса, Фрэн посидела несколько минут, решая, что делать дальше. Еще только без пятнадцати три, и здание «Гринвич тайм» всего в нескольких кварталах. Она неожиданно вспомнила о Джо Хатнике. Он работал в этом издании. Хатник делал репортаж о выходе Молли из тюрьмы. Он всегда открыто заявлял, что считает ее виновной. Писал ли Хатник о суде над Молли? Фрэн он показался человеком прямым, да и в городе жил уже давно. "Не слишком ли давно? " — шепнул ей внутренний голос. Может быть, он писал и о смерти Фрэнка Симмонса? Готова ли Фрэн к этому? Низкое зимнее солнце садилось, наползали тяжелые темные тучи. Март — месяц непредсказуемый. Фрэн никак не могла решить, что же ей делать дальше. Почему бы не попытать счастья, решила она и достала сотовый телефон.
 Пятнадцать минут спустя она уже обменивалась рукопожатием с Джо Хатником. Он сидел в своем уголке огромного, заполненного техникой зала новостей газеты «Гринвич тайм». Ему было около пятидесяти, густые брови нависали над умными глазами. Он жестом пригласил ее сесть на узенький диванчик, наполовину заваленный книгами.
 — Что привело вас в эти «ворота в Новую Англию», как иногда называют наш город, Фрэн? — Он не стал дожидаться ответа. — Я сам угадаю. Молли Лэш. Говорят, что вы собираетесь делать о ней программу в серии «Настоящее преступление».
 — На мой взгляд, слухи распространяются чересчур быстро, — ответила Фрэн. — Джо, мы можем делиться информацией?
 — Безусловно, если только это не будет стоить мне заголовка на первой полосе.
 Фрэн подняла брови.
 — Наш человек. Вопрос: вы писали о суде над Молли?
 — А кто этого не делал? В то время было затишье. Она помогла нам заполнить вакуум.
 — Джо, я могу достать всю необходимую информацию в Интернете, но намного легче судить, если все видишь своими глазами. В суде особенно показательно поведение свидетелей на перекрестном допросе. Вы, очевидно, считаете, что Молли Лэш убила мужа.
 — Никаких сомнений на этот счет.
 — Следующий вопрос. Что вы думаете о докторе Гэри Лэше?
 Джо Хатник откинулся на спинку рабочего кресла, крутнулся влево и вправо, обдумывая свой ответ. Потом медленно начал:
 — Фрэн, я прожил в этом городе всю жизнь. Моей матери семьдесят шесть лет. Она рассказывает о том, как моя сестра болела воспалением легких сорок лет назад. Ей тогда было всего три месяца от роду. В те времена доктора приходили домой. Это называлось посещение на дому. Не нужно было хватать в охапку больных детей и везти в отделение скорой помощи. — Хатник перестал крутиться на своем кресле и сложил руки перед собой на столе. — Мы жили на довольно крутом холме. Доктор Лэш, я имею в виду Джонатана Лэша, отца Гэри, не смог въехать на этот холм. Колеса проворачивались и скользили. Он бросил машину и на коленях, сквозь снег, добрался до нашего дома. Было одиннадцать часов вечера. Я помню, как он склонился над моей сестрой, расстелил одеяло и пеленки на кухонном столе, зажег свет поярче. Джонатан Лэш оставался с ней в течение трех часов. Он вколол двойную дозу пенициллина и не отходил до тех пор, пока не удостоверился, что она свободно дышит, температура немного снизилась, и только потом отправился домой. Утром он пришел снова, чтобы проверить ее состояние.
 — Гэри Лэш был таким же врачом? — спросила Фрэн.
 Хатник немного подумал, прежде чем ответить.
 — В Гринвиче до сих пор много хороших, преданных своему делу врачей, да и в других городах тоже. Был ли Гэри Лэш таким? Честное слово, Фрэн, я не знаю ответа на этот вопрос. Но, судя по тому, что я слышал, он и его партнер, доктор Питер Блэк, больше времени уделяли бизнесу, чем собственно лечению пациентов.
 — Но они определенно добились успеха. Клиника Лэша стала в два раза больше с тех пор, как я видела ее в последний раз, — прокомментировала Фрэн. Она надеялась, что ее голос звучит ровно.
 — С того дня, как там умер ваш отец, — быстро проговорил Хатник. — Послушайте, Фрэн, я давно здесь. Я знал вашего отца. Он был приятным человеком. Незачем и говорить, что я, как и многие другие жители, был неприятно удивлен тем, что все пожертвования на библиотеку пропали. Предполагалось, что на эти деньги будет построена библиотека в одном из малопрестижных районов нашего города, и живущие там дети смогут ходить туда пешком.
 Фрэн сморщилась и отвернулась.
 — Простите, — извинился Хатник. — Мне не следовало вспоминать об этом. Не будем отвлекаться от Гэри Лэша. После смерти его отца он привез сюда из Чикаго своего приятеля доктора Питера Блэка. Они превратили частную больницу Джонатана Лэша в клинику Лэша. Они организовали ХМО «Ремингтон», которая стала одной из самых преуспевающих.
 — А что вы в принципе думаете о ХМО? — задала вопрос Фрэн.
 — То же самое, что и все. От них дурно пахнет. Даже лучшие из них, а я полагаю, что «Ремингтон» относится именно к этой категории, создают такие условия, что врач оказывается между молотом и наковальней. Это значит, что диагноз практикующих врачей, связанных с ХМО, могут пересмотреть, а если они заявят, что пациенту необходима консультация специалиста, то их могут счесть паникерами. К тому же врачам приходится ждать своих денег, то есть они поставлены в очень неприятные финансовые условия. Пациентов сбагривают с рук, чтобы они только не вызывали врача лишний раз. И в то время, когда есть лекарства и методы лечения, чтобы облегчить жизнь больным, оказывается, что те же самые люди, которые решают, нужно вас лечить или нет, получают деньги, если вас не лечат. Прогресс налицо, согласны?
 Джо возмущенно покачал головой.
 — Как раз сейчас исполнительный директор ХМО «Ремингтон» Питер Блэк и председатель правления Келвин Уайтхолл, наш местный финансовый воротила, ведут переговоры с властями штата, чтобы поглотить четыре меньших по размеру ХМО. Если это случится, акции компании взлетят вверх. В чем проблема, вы спросите? Да, в общем-то, ни в чем, если не считать того, что Американская национальная страховая компания тоже хочет прибрать к рукам эти четыре ХМО. Поговаривают о том, что эта же компания не прочь наложить руки и на ХМО «Ремингтон».
 — Такое может произойти?
 — Кто знает? Вероятно, нет. У ХМО «Ремингтон» и клиники Лэша хорошая репутация. Они оправились после скандала, связанного со смертью доктора Гэри Лэша и его интрижкой с медсестрой. Но я уверен, что Питер Блэк и Кел Уайтхолл предпочли бы завершить сделку до того, как Молли Лэш выйдет из тюрьмы и заявит, что в истории с убийством ее мужа есть кое-что еще, кроме того, что известно всем.
 — Что именно может повлиять на слияние? — спросила Фрэн.
 Джо пожал плечами:
 — Милая моя, все слишком шатко. Американскую национальную страховую компанию возглавляет бывший хирург, который клянется реорганизовать работу ХМО. «Ремингтон» уже готов заключить сделку, но в нашем безумном мире любой сквозняк может повредить урожаю. Даже намек на скандал может погубить слияние.

 18

 «Мне не на кого положиться». С этой мыслью Молли проснулась. Она посмотрела на часы. Десять минут седьмого. Неплохо, решила она. Молли легла спать вскоре после ухода Дженны, а это значило, что она проспала семь часов.
 В тюрьме она часто не спала по ночам. Иногда сон казался куском льда, лежавшим между бровями, который она пыталась растопить силой воли и пропустить в себя.
 Молли потянулась, и левая рука коснулась пустой подушки рядом. На узкой тюремной койке она никогда не представляла рядом с собой Гэри, но теперь она постоянно помнила о его отсутствии, даже после стольких лет. Как будто все произошедшее было сном. Нет, не сном, ночным кошмаром!
 Молли всегда чувствовала свое единение с мужем. «Мы как сиамские близнецы», — любила она повторять. Неужели она обманывала себя?
 В те дни она вела себя очень самонадеянно и самодовольно. Дурочка, подумала Молли и села в постели, совершенно проснувшись. Она решила, что обязана все выяснить. Как долго продолжался этот роман с медсестрой? Когда в их жизнь с Гэри вошла ложь?
 Только Анна-Мария Скалли могла ответить на эти вопросы.
 В девять утра Молли позвонила Фрэн Симмонс на работу и оставила сообщение о докторе Дэниелсе. В десять она набрала номер Филипа Мэтьюза. Она бывала в его офисе всего несколько раз, но легко могла себе представить обстановку. Из окон его кабинета в Центре международной торговли открывался вид на статую Свободы. Когда она сидела там и слушала его план защиты, это показалось ей неуместным. Клиенты Мэтьюза на пороге тюрьмы, а перед ними символ свободы.
 Молли вспомнила, что она сказала Филипу об этом, а тот ответил, что, с его точки зрения, статуя — это предвестник: когда он начинает работать с клиентом, то его цель — свобода подзащитного.
 Вполне вероятно, что у Филипа Мэтьюза есть последний адрес Анна-Марии Скалли. Он ведь собирался вызвать ее свидетелем в суд. Во всяком случае, с Мэтьюза можно начать поиски.
 * * *
 Филип Мэтьюз не знал, позвонить Молли или не стоит, когда его секретарша сообщила о ее звонке. Он быстро протянул руку к трубке. С той минуты, когда Молли вышла из тюрьмы, она полностью завладела его мыслями. К тому же два дня назад он был на вечеринке, где главным развлечением гостей стало предсказание судьбы.
 Филип был вынужден принимать в этом участие, хотя считал фокусом любое предсказание будущего, будь то астрология, хиромантия или карты Таро.
 Но предсказательница судьбы заставила его почувствовать себя не в своей тарелке. Она изучила выбранные Филипом карты, наморщила лоб, перетасовала их, заставила его выбрать другие, а затем сказала без всякого выражения: "Кто-то, близкий вам, я полагаю, женщина, в большой опасности. Вы знаете, кто это может быть? "
 Филип пытался убедить себя, что предсказательница говорила о его последней клиентке. Она насмерть сбила пешехода и определенно должна была провести некоторое время в тюрьме. Но инстинкт подсказывал ему, что речь идет о Молли.
 И вот теперь Молли подтвердила его опасения, отказываясь позволить родителям приехать в Гринвич и пожить с ней немного.
 — Пока я к этому не готова, — твердо сказала она. — Филип, я хочу найти Анна-Марию Скалли. У вас есть ее адрес?
 — Молли, оставьте это. Прошу вас. Все кончено. Вы должны жить дальше.
 — Именно этого я и добиваюсь. Вот почему я хочу поговорить с ней.
 Филип вздохнул.
 — Я знаю адрес той квартиры, где она жила на момент смерти Гэри. Я не знаю, где она живет сейчас.
 Мэтьюз был уверен, что Молли повесит трубку, и он постарался задержать ее.
 — Молли, я приеду к вам. Если вы не согласитесь пойти со мной поужинать, то я буду просто стоять у вашей двери и стучать до тех пор, пока соседи не вызовут полицию.
 Почему-то Молли легко представила себе эту картину. В его голосе звучала та же настойчивость, что и на суде во время перекрестного допроса свидетелей. Никаких сомнений, этот упрямый человек привык все делать по-своему. И все-таки она пока не хотела его видеть.
 — Филип, мне необходимо побыть одной. Послушайте, сегодня четверг. Может, приедете в субботу на ужин? Я не хочу никуда идти. Сама что-нибудь приготовлю.
 Помолчав немного, Мэтьюз принял приглашение, решив довольствоваться малым.

 19

 Эдна Барри поливала соусом фаршированного цыпленка. Это было любимое блюдо Уолли, особенно когда она сама готовила фарш для начинки. Обычно Эдна использовала готовый фарш, но обязательно добавляла жареный лук, сельдерей и пикантную приправу для птицы.
 Щекочущий ноздри аромат наполнил дом, и процесс готовки успокоил Эдну. Это напоминало ей те годы, когда был еще жив ее муж Мартин, а Уолли был способным, нормальным маленьким мальчиком. Врачи говорили, что не смерть Мартина спровоцировала болезнь сына. С их точки зрения, шизофрения была психическим заболеванием, которое может проявиться и в подростковом возрасте.
 Эдна не верила такому простому объяснению. Она всем говорила, что Уолли тоскует без отца.
 Иногда сын заговаривал о том, что женится и заведет детей, но Эдна понимала, что этому, скорее всего, не бывать. Людям не нравилось общество Уолли. Он был слишком вспыльчивым.
 Эдна все время беспокоилась о том, что будет с Уолли после ее смерти. Но пока она жива, она могла позаботиться о нем, о своем сыне, с которым так жестоко обошлась жизнь. Она заставляла его пить лекарства, хотя знала, что Уолли иногда выплевывает их. Он так хорошо лечился у доктора Морроу, но тот, к сожалению, умер.
 Миссис Барри закрыла дверь духовки, вспоминая о Джеке Морроу, молодом веселом враче, который успешно помогал пациентам вроде Уолли. Он был терапевтом, и его кабинет располагался на первом этаже того же дома, где он жил, всего в трех кварталах от Эдны. Его нашли застреленным в собственном кабинете за две недели до смерти доктора Гэри Лэша.
 Разумеется, обстоятельства были совершенно другими. В кабинете доктора Морроу взломали и опустошили шкафчик с лекарствами. Полиция не сомневалась, что это дело рук наркоманов. Детективы опросили всех пациентов. Эдна тогда еще удивлялась про себя, что, оказывается, можно радоваться тому, что Уолли сломал лодыжку незадолго до этого случая. Перед приходом полицейских она заставила его надеть съемный гипс.
 Эдна с самого начала знала, что не следовало соглашаться на работу у Молли. Это было слишком опасно. Всегда оставалась вероятность того, что Уолли найдет дорогу к ним в дом, как это и случилось за несколько дней до смерти доктора Лэша. Она велела сыну ждать в кухне, но он отправился в кабинет доктора и взял в руки статуэтку работы Ремингтона.
 Наступит ли конец ее тревогам, спрашивала себя Эдна. Никогда, ответила она самой себе, вздохнула и начала накрывать на стол.
 — Мама, Молли дома?
 Эдна подняла глаза. Уолли стоял на пороге, засунув руки в карманы. Темные волосы падали на лоб.
 — Зачем тебе это знать, Уолли? — резко спросила Эдна.
 — Потому что я хочу ее увидеть.
 — Ты больше никогда не должен ходить в ее дом.
 — Она мне нравится, мама. — Глаза Уолли потемнели, словно он пытался что-то вспомнить. Глядя поверх плеча Эдны, он сказал: — Молли не станет кричать на меня, как доктор Лэш, правда?
 Эдна почувствовала, как по спине пробежал холодок. Много лет Уолли не вспоминал об этом случае, с тех самых пор, как она запретила ему говорить о докторе Лэше или о ключе от входной двери дома Лэшей, который она нашла в его кармане через день после убийства.
 — Молли добра ко всем, — твердо ответила она. — И больше не будем говорить о докторе Лэше, договорились?
 — Хорошо, мама. И все-таки я рад, что доктор Лэш умер. Он больше не будет на меня кричать. — В голосе Уолли не было никаких эмоций.
 Зазвонил телефон. Нервным жестом Эдна схватила трубку. Ее голос дрожал от тревоги, когда она хрипло произнесла:
 — Алло?
 — Миссис Барри, надеюсь, я не побеспокоила вас. Говорит Фрэн Симмонс. Мы встречались с вами вчера в доме у Молли Лэш.
 — Да, я помню. — Эдна Барри осознала, что грубо разговаривает. — Разумеется, я вас не забыла, — сказала она намного приветливее.
 — Я хотела бы заехать к вам в субботу, поговорить.
 — В субботу? — Эдна Барри отчаянно пыталась найти причину, чтобы отказать.
 — Да, если только вам не удобнее воскресенье или понедельник.
 Зачем откладывать? Судя по всему, от этой женщины так просто не отделаешься.
 — В субботу мне удобно, — напряженно ответила Эдна.
 — В одиннадцать часов не слишком рано?
 — Нет.
 — Отлично. Я только уточню ваш адрес.
 * * *
 Когда Фрэн повесила трубку, она сказала себе, что экономка — прямо-таки комок нервов. Она слышала напряжение в ее голосе. И вчера она была на грани срыва, когда Фрэн беседовала с Молли. Интересно, почему миссис Барри так нервничает?..
 Именно Эдна Барри нашла тело Гэри Лэша. Возможно ли, чтобы Молли снова взяла ее на работу, интуитивно чувствуя, что версия Эдны Барри не совсем верна?
 Интересный вариант, решила Фрэн. Она заглянула в холодильник и надела пальто, чтобы пройти квартал и купить себе гамбургер.
 Идя быстрым шагом по Пятьдесят шестой улице, она думала о том, что, возможно, Молли не единственный персонаж в этой истории, кто страдает ретроспективным искажением памяти.

 20

 — Дженна, я знаю, что ты умная женщина. Поэтому мне казалось, что ты в состоянии понять, когда я говорю, что у Анна-Марии Скалли были все основания исчезнуть. Уверяю тебя, она приложила к этому все силы. И даже если бы я мог найти ее адрес — а я этого сделать не могу, — то Молли Лэш я бы никогда его не сообщил!
 Красные пятна на скулах Кела Уайтхолла служили, для жены сигналом того, что он на грани взрыва, но Дженна предпочла не обращать внимания.
 — Кел, назови мне объективные причины, почему ты возражаешь против того, чтобы Молли встретилась с этой женщиной. Возможно, это ей поможет, она сумеет перевернуть эту страницу своей жизни.
 Они пили утренний кофе в гостиной рядом с их спальней. Дженна собиралась уходить на работу, ее пальто и сумочка лежали в кресле рядом. Келвин с грохотом опустил чашку на блюдце.
 — Мне наплевать на Молли. Мне тоже необходимо перевернуть страницу и завершить сделку, над которой я работал последние три года ради нас с тобой. — Он сделал глубокий вдох. — А теперь лучше поторопись, не то опоздаешь на поезд. Даже Лу не успеет довезти тебя вовремя до станции, если ты сейчас не выйдешь.
 Дженна встала.
 — Сегодня я останусь ночевать в городской квартире.
 — Как хочешь.
 Мгновение они свирепо смотрели друг на друга, потом выражение лица Келвина изменилось, и он улыбнулся.
 — Дорогая моя девочка, как жаль, что ты сейчас не видишь себя со стороны. Держу пари: будь в твоих руках та самая статуэтка, ты бы сейчас размозжила мне голову точно так же, как Молли своему мужу. У вас, девчонок из академии Крэнден, эмоции так и хлещут через край.
 Дженна побледнела.
 — Ты и в самом деле так переживаешь из-за сделки, Кел? Ты ведь обычно не бываешь таким жестоким.
 — Обычно мне не грозит проворонить многомиллиардную сделку. Джен, судя по всему, Молли слушает только тебя. Как можно скорее убеди ее приехать вместе с тобой в Нью-Йорк. Вразуми ее. Напомни, что в попытке убедить себя и весь свет в том, что она не убивала Тэри, она лишь оскверняет его память и вредит себе.
 Не отвечая мужу, Дженна надела пальто, взяла сумочку. Когда она спускалась по лестнице, Кел окликнул ее:
 — Многомиллиардная сделка, Джен. Признайся, ты тоже не хочешь, чтобы все рухнуло.
 Лу Нокс, шофер и адъютант Кела, проработавший у него много лет, вышел из машины в ту же секунду, когда Дженна показалась на крыльце. Он открыл для нее дверцу, закрыл и через мгновение снова сидел за рулем.
 — Доброе утро, миссис Уайтхолл. Сегодня у нас времени в обрез. Что ж, если мы опоздаем на поезд, я сам отвезу вас в город.
 — Нет, машина нужна Келу, и я не хочу стоять в пробках, — резко заявила Дженна. Иногда жизнерадостные комментарии Лу действовали ей на нервы, но она получила его в придачу к мужу. Он учился вместе с Келом в старших классах школы в том захолустье, откуда Кел был родом, и Уайтхолл, приехав пятнадцать лет назад в Гринвич, привез его с собой.
 Только Дженна знала о том, с чего начались отношения Кела и Лу.
 — Лу отлично понимает, что ему не следует всюду распространяться о том, как мы вместе пели в школьном хоре. Об этом нечего беспокоиться, — так говорил Кел.
 Дженне пришлось отдать Лу должное. Он отреагировал на ее настроение. Шофер мгновенно почувствовал, что она не хочет разговаривать, и тут же включил радио на ее любимой волне классической музыки, сделав звук не слишком громким. Это была ее стандартная просьба, если только по какой-то причине ей не хотелось послушать новости.
 Лу Нокс был ровесником Кела, и хотя пребывал в отличной физической форме, Дженне всегда казалось, что в нем есть что-то нездоровое. На ее вкус, он слишком старался угодить, чересчур старался понравиться. Дженна ему не доверяла. Даже сейчас, во время короткой поездки до станции, она чувствовала, что Лу Нокс разглядывает ее в зеркало заднего вида, пытаясь уловить ее настроение.
 «Я сделала все, что могла, — сказала она себе, вспоминая разговор с мужем. — Кел не станет помогать Молли искать Анна-Марию Скалли». Но вместо того, чтобы рассердиться, она вдруг осознала, что под недовольством скрывается привычное восхищение мужем, возникающее против ее воли.
 Кел был сильным человеком и обладал харизмой, свойственной властным людям. Он создал себя сам, начиная с продажи первой компьютерной компании. Эту операцию он называл «кражей сладостей в родительском магазине». Теперь его имя произносили с уважением. В отличие от многих предпринимателей, чьи взлеты и падения всегда оказывались на первых полосах газет, Кел предпочитал действовать в тени, но его все знали как ключевую фигуру финансового мира. Его боялись все, кто оказывался на его пути.
 Власть — вот что в первую очередь привлекло к нему Дженну. И продолжало кружить ей голову. Дженне нравилась работа в качестве партнера в крупной юридической фирме. Этого она добилась сама. Если бы ей не встретился Кел, она бы все равно сделала успешную карьеру. И это знание позволяло ей чувствовать себя внутренне независимой. «Собственный акр Дженны» — так называл ее работу Кел, но она знала, что муж уважает ее за это.
 И в то же самое время ей нравилось быть миссис Келвин Уайтхолл, пользоваться тем престижем, который окружал это имя. В этом она не была похожа на Молли. Ей никогда не хотелось иметь детей, ее не прельщала жизнь избранного круга богатого предместья, которой наслаждались ее мать и мать Молли.
 Они уже подъезжали к станции. Поезд давал гудок.
 — Как раз вовремя, — довольно улыбнулся Лу, останавливая машину, выпрыгивая и открывая дверцу. — Мне встретить вас сегодня, миссис Уайтхолл?
 Дженна замялась, потом ответила:
 — Да, я приеду обычным поездом. Передайте мужу, чтобы он ждал меня.

 21

 — Доброе утро, доктор.
 Питер Блэк поднял голову от бумаг. Неуверенное выражение лица секретарши предупредило его, что известие ему не понравится. Луиза Ангер была застенчивой женщиной, но отличной секретаршей. Ее застенчивость раздражала Блэка, ее эффективность он ценил. Он покосился на часы на стене. Только половина девятого. Луиза, как всегда, рано пришла на работу.
 Он пробормотал приветствие и стал ждать, что она ему скажет.
 — Вам звонит мистер Уайтхолл, доктор. Ему пришлось начать разговор по другой линии, но он просил вас подождать. — Луиза Ангер замялась. — Мне кажется, он чем-то очень расстроен.
 Питер Блэк давно научился сохранять невозмутимое выражение, поэтому эмоции никак не отражались на его лице. С легкой улыбкой он сказал:
 — Спасибо за предупреждение, Луиза. Как мы знаем, мистер Уайтхолл часто расстраивается.
 Женщина с готовностью закивала, ее птичьи глазки заблестели.
 — Мне просто хотелось вас предупредить, доктор.
 Для нее это было верхом откровенности. Блэк предпочел не обращать внимания.
 — Спасибо, Луиза, — вежливо поблагодарил он. Зазвонил телефон у него на столе. Он кивнул, давая Луизе разрешение снять трубку.
 — Кабинет доктора Блэка, — начала она привычную фразу, но осеклась на слове «доктор». — Это мистер Уайтхолл, доктор, — объявила она, нажав кнопку режима ожидания, передала ему трубку и торопливо вышла.
 Питер Блэк знал, что ни в коем случае нельзя показывать Келвину свою слабость. Он давно научился пропускать мимо ушей замечания Кела по поводу его пристрастия к выпивке и не сомневался в том, что Уайтхолл ограничивается одним стаканом вина исключительно для того, чтобы продемонстрировать силу воли.
 Блэк взял трубку и сразу же заговорил:
 — Как поживает империя, Кел? — Ему нравилось задавать этот вопрос. Он знал, что этим раздражает Уайтхолла.
 — Все было бы намного лучше, если бы Молли Лэш не вышла на свободу и не начала гнать волну.
 Питеру Блэку показалось, что от громкого голоса Кела трубка у него в руке дрожит. Переложив ее в левую руку, он вытянул правую, распрямил пальцы и напряг их. Так он научился снимать напряжение.
 — Мы ведь уже говорили о том, что так и будет, — ответил он.
 — Да, после того, как Дженна побывала у нее дома. Но теперь Молли хочет, чтобы я нашел Анна-Марию Скалли. Она настаивает, что им необходимо встретиться, и определенно не собирается отказываться от этой идеи. Дженна обрушила на меня все это сегодня утром. Я сказал, что не имею ни малейшего понятия о том, где находится Скалли.
 — Я тоже ничего не знаю. — Питер слышал, что его голос звучит ровно, слова он произносит четко, и тут же вспомнил панику в голосе Гэри Лэша: "Анна-Мария, прошу вас, ради репутации клиники. Вы должны нам помочь... "
 Питер подумал о том, что в то время он не знал об их связи. А если Молли доберется до Анна-Марии Скалли? Предположим, медсестра решит рассказать о том, что знает. Что тогда?
 Он осознал, что Кел продолжает говорить:
 — ... кто-нибудь в клинике, кто может до сих пор поддерживать с ней связь?
 — Представления не имею.
 Спустя минуту Питер Блэк положил трубку и заговорил по внутреннему телефону:
 — Принимайте мои звонки, Луиза.
 Он оперся локтями о стол и прижал ладони ко лбу. Блэк чувствовал, что страховочная веревка натягивается. Что ему сделать, чтобы она не оборвалась и он не сорвался вниз?

 22

 — Она не хотела тревожить тебя, Билли.
 Билли Галло посмотрел на своего отца, стоявшего по другую сторону кровати его матери в отделении интенсивной терапии клиники Лэша. Глаза Тони Галло наполнились слезами. Его редкие седые волосы растрепались, пальцы, гладившие руку жены, дрожали.
 При взгляде на этих двух мужчин никто бы не усомнился в том, что они родственники. Их черты были очень похожи — карие глаза, пухлые губы, квадратные скулы.
 Шестидесятишестилетний Тони Галло, бывший корпоративный офицер безопасности, продолжал работать школьным охранником в городе Кос-Коб. Его сыну Билли было тридцать пять, он играл на тромбоне в оркестре гастролирующего мюзикла. Он прилетел из Детройта.
 — Это не мама не хотела меня беспокоить, — сердито парировал Билли. — Это ты не позволял ей позвонить мне, так ведь?
 — Билли, ты не работал полгода. Мы не хотели, чтобы ты потерял и эту работу.
 — К черту работу! Ты должен был позвонить. Я бы с ними сам разобрался. Когда они отказались послать ее к специалисту, я бы не позволил, чтобы это сошло им с рук.
 — Билли, ты не понимаешь. Доктор Кирквуд сражался за то, чтобы ее направили к специалисту. Теперь они согласны на операцию. С ней все будет в порядке.
 — И все-таки он недостаточно быстро послал ее к специалисту.
 Джозефина Галло заворочалась. Она слышала, как ссорятся муж и сын, и догадывалась, что это из-за нее. Женщина чувствовала себя сонной и невесомой. В определенном смысле ощущение было приятным. Она лежала и словно парила, не участвуя в семейной ссоре. Джозефина устала умолять мужа помочь сыну, когда тот был без работы. Билли был великолепным музыкантом и не был создан для пребывания на службе с девяти до пяти. Тони просто этого не понимал.
 До слуха Джозефины по-прежнему доносились сердитые голоса мужа и сына. Она не хотела, чтобы они ссорились. Она вспомнила ту боль, которая разбудила ее сегодня утром. Именно об этой боли она говорила своему терапевту доктору Кирквуду с самого начала.
 Муж и сын продолжали препираться. Их голоса стали громче, и Джозефине захотелось попросить их: «Пожалуйста, прекратите». Вдруг где-то вдалеке она услышала звон колоколов. Потом топот бегущих ног. И на нее обрушилась боль, такая же сильная, как утром. Джозефина попыталась дотянуться до них:
 — Тони... Билли...
 И с последним вздохом она услышала их голоса, прозвучавшие в унисон, наполненные страданием и страхом:
 — Мама...
 — Джози...
 И больше не слышала уже ничего.

 23

 В четверть двенадцатого Фрэн вошла в вестибюль клиники Лэша. Подавляя воспоминания о том, как она плакала здесь много лет назад в объятиях матери, Фрэн заставила себя остановиться и оглядеться по сторонам.
 У дальней стены напротив входа расположилась служба приема и информации. Это хорошо, решила Фрэн. Она не хотела, чтобы кто-то из обслуживающего персонала или охраны подошел к ней и предложил помочь найти нужного ей пациента. Если бы такое случилось, у Фрэн наготове была история: она ждет подругу, которая навещает больную родственницу.
 Она изучающе оглядела вестибюль. Для посетителей предназначались диваны и кресла, обитые зеленой искусственной кожей, с пластиковыми ножками и подлокотниками, имитацией клена. Занято было меньше половины мест. Влево уходил коридор, где на стене были стрелка и надпись «К лифтам». И тут Фрэн увидела то, что искала. Справа от регистратуры была надпись «Кафетерий». Направляясь туда, она миновала стойку с газетами. Там был выставлен номер городского еженедельника. Фрэн выловила из кармана две монеты по двадцать пять центов и купила его, потому что на первой полосе красовалась фотография Молли у ворот тюрьмы. Она задержалась на мгновение у входа в кафетерий, выбирая наиболее удобное место. Фрэн намеренно пришла пораньше, пока суета обеденного перерыва еще не началась. В помещении было примерно двадцать столов и стойка с высокими стульями. Две женщины в полосатых фартуках, работавшие за стойкой, были из числа добровольных помощников клиники.
 У стойки сидели четыре человека. Еще около десятка расположились за столиками. Трое мужчин в стандартных белых халатах, сидевшие у окна и оживленно что-то обсуждавшие, были, вероятно, врачами. Рядом с ними нашелся пустой столик на двоих. На мгновение Фрэн решила попросить, чтобы официантка в форменном полосатом фартуке проводила ее именно туда, но потом передумала.
 — Я сяду у стойки, — объявила она. За чашкой кофе она сможет поговорить с одной из женщин-волонтеров. Обеим женщинам на вид было немного за шестьдесят. Вполне вероятно, что одна из них могла работать здесь на добровольной основе и шесть лет назад, когда Гэри Лэш руководил клиникой.
 У женщины, подавшей ей чашку кофе и горячий бутерброд, на груди слева висела карточка с улыбающейся мордашкой и надписью: «Привет, я Сьюзен Бренеган». У нее было приятное лицо, седые волосы, и она определенно считала своим долгом разговаривать с посетителями.
 — Кто бы подумал, что до начала весны всего две недели! — воскликнула Сьюзен Бренеган, обращаясь к Фрэн.
 Это дало Фрэн возможность начать разговор.
 — Я раньше жила в Калифорнии, поэтому мне трудно снова привыкнуть к климату Восточного побережья.
 — Навещаете кого-нибудь из пациентов?
 — Жду подругу, которая пришла с визитом. Вы давно работаете волонтером?
 Сьюзен Бренеган просияла:
 — Только что отметила десятилетний юбилей.
 — Мне кажется, что вы поступаете очень правильно, что работаете здесь, — искренне сказала Фрэн.
 — Я бы не знала, куда себя деть, если бы три раза в неделю не приходила работать в больницу. Я вдова, мои дети уже обзавелись собственными семьями и заняты своими делами. А чем заниматься мне, я вас спрашиваю?
 Это, очевидно, был риторический вопрос.
 — Мне кажется, эта работа должна приносить удовлетворение, — предположила Фрэн. Стараясь, чтобы ее жест не выглядел нарочитым, она положила местную газету так, чтобы говорливая Сьюзен увидела фотографию Молли и сумела прочитать заголовок: «Вдова доктора Лэша заявляет о своей невиновности».
 Миссис Бренеган покачала головой.
 — Вы из Калифорнии и, скорее всего, не знаете, что доктор Лэш когда-то руководил этой больницей. С его смертью связан страшный скандал. Ему было только тридцать шесть... Такой красивый мужчина.
 — А что случилось? — спросила Фрэн.
 — О, он завел роман с молоденькой медсестрой здесь, в больнице, и его жена... Видите ли, я думаю, что у нее было временное помешательство или что-то в этом роде. Она заявила, что не помнит, как убила мужа, хотя в это, разумеется, никто не верит. Такая трагедия и потеря для больницы. И самое печальное в том, что медсестра, ее звали Анна-Мария, была очень славной девушкой. Вы бы никогда не подумали, что она может связаться с женатым мужчиной.
 — Такое случается сплошь и рядом, — прокомментировала Фрэн.
 — Вы правы, но все были очень удивлены. Тем более, что был еще один молодой человек, тоже врач, который на самом деле любил ее. Мы все думали, что они поладят, но, наверное, доктор Лэш просто вскружил ей голову. Так что доктор Морроу остался ни с чем, упокой, господи, его душу.
 «Доктор Морроу. Упокой, господи, его душу».
 — Вы хотите сказать — доктор Джек Морроу, так?
 — Так вы его знали?
 — Я встречалась с ним однажды, много лет назад, когда ненадолго приезжала сюда. — Фрэн вспомнила доброе лицо молодого врача, который старался утешить ее в тот страшный день четырнадцать лет назад, когда они с матерью приехали в больницу следом за машиной «Скорой помощи», которая привезла умирающего отца.
 — Его застрелили в своем кабинете всего за две недели до убийства доктора Лэша. Шкафчик с лекарствами был взломан. — Сьюзен Бренеган вздохнула, вспоминая то время. — Два молодых врача, и оба умерли такой жестокой смертью. Я знаю, что эти смерти никак не связаны между собой, но все это кажется ужасным совпадением.
 Совпадение? Фрэн вспомнила, что оба врача были связаны с Анна-Марией Скалли. Бывают ли совпадения, если речь идет об убийстве?

 24

 Три ночи дома. Три ночи Молли просыпалась в своей постели, в собственной спальне.
 В этот день она проснулась незадолго до семи, спустилась на кухню, сварила кофе, налила в свою любимую кружку и вернулась наверх с ароматным горячим напитком. Она устроилась в постели, заложив за спину подушки, и медленно потягивала кофе. Молли оглядела комнату, по-новому оценивая пространство, которое в течение всех лет брака воспринимала как должное.
 Во время бессонных тюремных ночей она думала о своей спальне, вспоминала, как босая нога касается толстого ворса коврового покрытия цвета слоновой кости, как атласное покрывало прикасается к коже, как голова погружается в мягчайшую пуховую подушку; представляла, что можно поднять жалюзи и увидеть ночное звездное небо. Она часто так делала, когда муж спокойно спал рядом.
 Молли пила кофе и размышляла о долгих тюремных ночах. Когда ее сознание начало понемногу проясняться, она стала задавать себе вопросы, которые теперь не давали ей покоя. Например, если Гэри мог так обманывать ее в их личных отношениях, то возможно ли, чтобы он был таким же бесчестным и в других вопросах?
 Молли собиралась принять душ, но по дороге в ванную остановилась и выглянула в окно. Так просто — но этого не было у нее пять с половиной лет. Она все еще не могла привыкнуть к свободе. День снова выдался пасмурным, на подъездной дорожке блестел лед. Но Молли все-таки решила надеть спортивный костюм и отправиться на пробежку.
 Доставая необходимую одежду, она думала о свободном, неторопливом беге. И она сама свободна, может выйти, не спрашивая разрешения, не ожидая, пока ей откроют двери. Молли почувствовала прилив радостного ликования. Десять минут спустя она уже бежала по знакомым улицам, которые вдруг показались ей странно чужими.
 Она молилась о том, чтобы ей не встретился никто из знакомых. Пусть ее не узнает никто из проезжающих мимо. Молли миновала дом Кэтрин Буш, красивый особняк в колониальном стиле, стоящий на углу Лейк-авеню. Она вспомнила, что Кэтрин заседала в совете филармонического общества Гринвича и очень старалась поставить на ноги местный камерный оркестр.
 Как когда-то Боббит Уильямс, вспомнила Молли, представляя лицо одноклассницы, которое почти стерлось из памяти. Они все учились в одном классе в Крэндене: Боббит, Фрэн, Дженна, Молли. Но Молли и Боббит никогда не общались, а потом Боббит переехала в Дариен. Пока Молли бежала, казалось, что ее голова проясняется. Теперь она все видела отчетливо — дома, улицы, людей — Брауны пристроили к дому еще одно крыло, Кейтсы перекрасили свой. Она вдруг сообразила, что впервые с того дня, как на нее надели наручники в зале суда, усадили в фургон и увезли в тюрьму «Ниантик», вышла на улицу одна, без сопровождения.
 Ветер пронизывал до костей, но бодрил. Свежий, чистый воздух наполнял ее волосы, легкие, тело, заставляя Молли почувствовать себя живой, дюйм за дюймом.
 Когда она возвращалась к дому, то уже тяжело дышала, мышцы начинали болеть, но она пробежала две мили. Молли направлялась к кухонной двери, когда вдруг, повинуясь странному импульсу, пересекла замерзшую лужайку, прошла вдоль дома и остановилась у окна кабинета Гэри. Она подошла к окну, отодвинула ветки кустов и заглянула внутрь.
 На мгновение ей показалось, что сейчас она увидит красивый старинный письменный стол Гэри, стены, закрытые панелями из красного дерева, книжные шкафы, заполненные медицинскими изданиями, статуэтки и картины, которые Гэри собирал с таким энтузиазмом. Но вместо этого она увидела обычную комнату этого дома, который был слишком большим для одного человека. Безликая мягкая мебель, обитая ситцем, выбеленные дубовые столы — все это вдруг показалось ей совершенно непривлекательным.
 «Я стояла на пороге и заглядывала в кабинет».
 Это была случайная мысль, исчезнувшая так же быстро, как и появилась.
 Молли вдруг осознала, что могут увидеть, как она заглядывает в окна собственного дома. Она вернулась к кухонной двери и вошла внутрь. Снимая кроссовки, сообразила, что до прихода миссис Барри у нее еще есть время выпить чашечку кофе с английской булочкой.
 Миссис Барри.
 «Уолли».
 Почему вдруг она вспомнила о нем? Молли пошла наверх, чтобы на этот раз все-таки принять душ.
 * * *
 Фрэн позвонила ей ближе к вечеру из своего кабинета, где она готовилась к вечернему выпуску новостей.
 — Молли, всего один вопрос, — сказала она, — ты знала доктора Джека Морроу?
 Мозг Молли послушно развернул ленту воспоминаний, перенеся ее через забытые годы в то утро, когда раздался телефонный звонок и прервал их с Гэри завтрак. Лицо мужа неожиданно приобрело болезненный пепельный оттенок. Повесив трубку, он шепотом произнес: «Джека Морроу нашли убитым в его кабинете. Это произошло вчера поздно вечером».
 — Я едва знала его, — ответила Молли на вопрос Фрэн. — Он работал в больнице, мы встречались на рождественских вечеринках. Их с Гэри убили с разницей в две недели.
 Молли неожиданно осознала, что именно она сказала и какое впечатление ее заявление могло произвести на Фрэн. «Их убили». Так, словно это не имело к ней никакого отношения. Во всяком случае, никто не сможет обвинить ее в убийстве Джека Морроу. В тот вечер они с Гэри были на званом ужине. Молли выпалила все это Фрэн.
 — Молли, ты должна знать, что я вовсе и не думала о том, что ты имеешь отношение к смерти Джека Морроу, — успокоила ее Фрэн. — А упомянула о нем только потому, что обнаружился интересный факт. Ты знала, что он любил Анна-Марию Скалли?
 — Нет.
 — Совершенно очевидно, что я должна поговорить с Анна-Марией. Ты не знаешь, кто может помочь мне найти ее?
 — Я уже просила Дженну, чтобы люди Кела попытались разыскать эту женщину, но Дженна говорит, что Кел не хочет в это впутываться.
 Фрэн долго молчала, потом заговорила снова:
 — Молли, ты не предупредила меня о том, что сама пытаешься найти Анна-Марию.
 Молли услышала недовольство и удивление в голосе Фрэн.
 — Фрэн, мое желание поговорить с Анна-Марией Скалли не имеет никакого отношения к твоему расследованию. То, что я пять с половиной лет провела в тюрьме, напрямую связано с тем фактом, что мой муж и она были любовниками. Ведь это так странно — то, о чем я ничего не знаю, настолько сильно изменило мою жизнь. Давай условимся вот о чем: если я ее найду или хотя бы нападу на ее след, я сообщу. И если ты найдешь ее, ты дашь мне знать. Договорились?
 — Нужно подумать, — ответила Фрэн. — Но я собираюсь позвонить твоему адвокату и расспросить его. Анна-Мария значилась в списке свидетелей, которые должны были выступить на твоем процессе. Поэтому в его файлах должен был сохраниться ее адрес.
 — Я уже говорила об этом с Филипом, и он клянется, что у него адреса нет.
 — Я все-таки попробую, на всякий случай. Все, я должна бежать. — Фрэн помолчала. — Молли, будь осторожна.
 — Забавно, Дженна сказала мне то же самое, когда меня навещала.
 Молли положила трубку и вспомнила, что она говорила Филипу Мэтьюзу. Если с ней что-то случится, это докажет, что у кого-то другого были все основания бояться расследования Фрэн Симмонс.
 Телефон зазвонил снова. Молли инстинктивно почувствовала, что это родители из Флориды. Они говорили о каких-то пустяках, лишь потом коснулись того, как ей живется одной в огромном пустом доме. Уверив их, что она отлично справляется, Молли спросила:
 — Что случилось с содержимым письменного стола Гэри после его смерти?
 — Люди окружного прокурора забрали практически все, кроме мебели, — сказала мать. — Все, что они вернули после суда, я сложила в коробки и поставила на чердаке.
 Этот ответ заставил Молли побыстрее закончить разговор и бегом отправиться на чердак. Там на полках она нашла аккуратно упакованные коробки. Она отодвинула в сторону те, где хранились книги и статуэтки, фотографии и иллюстрированные журналы, и подвинула к себе те две, на которых были надписи: «Письменный стол». Молли знала, что ищет: ежедневник, который Гэри всегда носил с собой, и записную книжку, которую он хранил в верхнем ящике стола.
 Возможно, записи помогут ей понять, что на самом деле происходило в жизни Гэри, решила Молли.
 Она со страхом открыла первую коробку, боясь того, что может обнаружить, но все-таки исполненная решимости выяснить все, что только сумеет.

 25

 Глядя в окно на мелькающий привычный ландшафт, Барбара Колберт думала о том, что семь лет назад жизнь ее семьи была совсем другой. Дэн, личный шофер, вез ее из квартиры на Пятой авеню в отделение для хронических больных имени Наташи Колберт, расположенное на территории клиники Лэша в Гринвиче, как он делал это каждую неделю. Когда они подъехали к входу, миссис Колберт посидела немного, собираясь с силами и готовясь к тому, что следующий час будет держать Ташу за руку, говорить какие-то слова, которые та не услышит и не поймет, и сердце будет разрываться от боли.
 Седая женщина лет семидесяти, с прямой осанкой — такой была Барбара Колберт. Она знала, что за годы, прошедшие после несчастного случая, она постарела на двадцать лет. Библия говорит о семилетних циклах в жизни человека, семь лет процветания, семь лет голода. Она думала об этом, застегивая верхнюю пуговицу норкового жакета. Цикличность предполагает, что ситуация должна измениться, но Барбара Колберт знала, что для Таши невозможны никакие перемены. Ее дочь седьмой год жила, ничего не понимая и не чувствуя.
 Таша подарила им столько радости. Она стала для Барбары и ее мужа Чарльза неожиданным подарком. Барбаре уже исполнилось сорок пять, а Чарльзу — пятьдесят, когда она поняла, что беременна. Их сыновья уже учились в колледже, и супруги Колберт были уверены, что им больше не придется возиться с пеленками. Но жизнь рассудила по-своему.
 Всякий раз, собираясь с силами, чтобы выйти из машины, Барбара вспоминала одно и то же. Тогда они жили в Гринвиче. Таша, приехав домой из юридического колледжа, заглянула в столовую. Она была в костюме для бега, рыжие волосы завязаны в «конский хвост», синие глаза сияли, такие живые, теплые, умные, до ее двадцать четвертого дня рождения оставалась всего неделя.
 — Всем пока, — сказала она и ушла. Это были ее последние слова.
 Через час им позвонили из клиники Лэша и сказали, что произошел несчастный случай и Ташу привезли именно туда. Барбара навсегда запомнила короткую поездку до больницы и сковавший ее ужас. Она все время молилась: «Господи, прошу тебя, пожалуйста».
 Джонатан Лэш был семейным врачом Колбертов, когда дети были маленькими, и Барбара чувствовала себя немного спокойнее, зная, что Гэри Лэш, сын Джонатана, будет лечить Ташу. Как только она увидела его в отделении скорой помощи, то сразу поняла по выражению его лица, что случилось нечто ужасное.
 Гэри Лэш сказал им с Чарльзом, что во время пробежки Таша упала и ударилась головой о бортик тротуара. Сама травма была не слишком серьезной, но еще до приезда в больницу у нее началась сердечная аритмия.
 — Мы делаем все возможное, — пообещал Гэри Лэш, но было очевидно, что они ничего сделать уже не могут. В мозг Таши перестал поступать кислород, и он погиб. Если не считать способности дышать самостоятельно, во всех остальных смыслах Таша умерла. У них, влиятельных владельцев медиаимперии, было очень много денег, но они ничем не могли помочь своей единственной дочери.
 Барбара кивнула Дэну, давая понять, что готова выйти из машины. Заметив, насколько скованно двигается его хозяйка, Дэн взял ее под руку.
 — Сегодня скользко, миссис Колберт. Позвольте мне довести вас до двери.
 Когда Барбара и ее муж окончательно смирились с тем, что Таша никогда не поправится, Гэри Лэш посоветовал им подумать о том, чтобы поместить ее в специальное отделение, которое как раз пристраивали к больнице.
 Он показал им планы скромной пристройки, и для них оказалось благом вызвать архитектора, улучшить проект и сделать пожертвование, которое совершенно изменило облик будущего отделения. Для каждого пациента предназначалась теперь большая комната с личной ванной, удобной, по-домашнему уютной мебелью и наисовременнейшим оборудованием. Все пациенты, чья жизнь, как и жизнь Таши, была изуродована неожиданно, жестоко и непоправимо, получали лучший уход и все, что можно купить за деньги.
 Специальные трехкомнатные апартаменты предназначались для самой Таши, точное повторение ее комнат в родительском доме. С ней рядом постоянно находились медсестра и сиделка. Классическая музыка, которую так любила Таша, негромко звучала днем и ночью. Каждое утро ее переносили из спальни в гостиную, чьи окна выходили в небольшой персональный сад.
 Пассивная гимнастика, уход за лицом, массаж, маникюр, педикюр поддерживали тело Таши в отличном состоянии, оно оставалось гибким и красивым. Ее волосы, по-прежнему огненно-рыжие, мыли и расчесывали ежедневно. Они свободно рассыпались по плечам. Таша была одета в шелковую пижаму и халат. Персонал должен был разговаривать с ней, словно она понимала каждое слово.
 Барбара вспомнила те месяцы, когда они с Чарльзом приезжали к дочери каждый день. Но месяцы слились в годы. Уставшие от эмоциональной и физической нагрузки, они стали бывать в отделении дважды в неделю. Когда умер Чарльз, Барбара с большой неохотой последовала совету сыновей, оставила дом в Гринвиче и поселилась в нью-йоркской квартире. Теперь она навещала Ташу только раз в неделю.
 В этот день, как и всегда, Барбара прошла через вестибюль и дальше по коридору до апартаментов дочери. Сиделки усадили Ташу на диване в гостиной. Барбара знала, что под покрывалом спрятаны специальные ремни, удерживающие тело от падения и гарантировавшие, что Таше не причинит вреда непроизвольное сокращение мышц.
 С привычной болью в сердце Барбара рассматривала безмятежное лицо Таши. Иногда ей казалось, что она замечает движение глаз или слышит вздох, и у нее появлялась безумная, ничем не подтвержденная надежда на то, что, может быть, для Таши еще не все потеряно.
 Она села на диван, взяла дочь за руку. Весь следующий час она рассказывала Таше семейные новости.
 — Эми пошла в колледж, Таша, можешь представить? Ей было только десять, когда с тобой случилось несчастье. Она очень на тебя похожа. Ее все бы принимали за твою дочь, а не за племянницу. Джордж-младший тоскует по дому, но все-таки доволен учебой в частной средней школе.
 В конце этого часа, уставшая, но успокоенная, Барбара поцеловала Ташу в лоб и знаком позвала медсестру, чтобы та вернулась в комнату.
 Миссис Колберт вышла в вестибюль, и там ее уже ждал доктор Блэк. Когда убили Гэри Лэша, Колберты обсуждали возможность перевода Таши в другую больницу, но доктор Блэк убедил их этого не делать.
 — Как сегодня состояние Таши, миссис Колберт?
 — Без изменений, доктор. На большее рассчитывать не приходится, верно? — Барбара Колберт понимала, что у нее нет причин для двойственного отношения к Питеру Блэку. Гэри Лэш выбрал его в качестве партнера и она не могла пожаловаться на то, что за Ташей плохо ухаживают. И все-таки она не могла испытывать к нему симпатии. Возможно, это все из-за его контактов с Келвином Уайтхоллом, которого Чарльз насмешливо называл «будущим бароном-разбойником». Она нечасто теперь бывала в Гринвиче и редко обедала в клубе со своими друзьями, но почти всегда видела там Блэка и Уайтхолла вместе.
 Миссис Колберт попрощалась с Питером Блэком и направилась к дверям. Барбара не могла знать, что доктор внимательно смотрит ей вслед и вспоминает тот страшный момент, когда ее дочери был нанесен непоправимый вред. Он снова слышал, как Анна-Мария Скалли в ужасе крикнула Гэри Лэшу: "У этой девочки было лишь сотрясение мозга средней тяжести. А вы ее убили! "

 26

 В течение почти шести лет Филип Мэтьюз был уверен в том, что прекрасно выполнил свою работу, добившись для Молли Карпентер Лэш столь легкого наказания за убийство мужа. Она получила всего пять с половиной лет, фактически ничто, за зверскую расправу над человеком, которому оставалось жить по меньшей мере еще лет тридцать пять.
 Навещая Молли в тюрьме, Филип часто говорил ей:
 — Когда выйдете на свободу, сможете забыть обо всем.
 Но теперь Молли вышла из тюрьмы и делала прямо противоположное. Совершенно ясно, что она вовсе не считала, что легко отделалась.
 Филип понимал, что больше всего на свете ему хочется защитить Молли от тех людей, которые захотят использовать ее.
 От таких, как Фрэн Симмонс.
 В пятницу, во второй половине дня, он собирался уже уйти из офиса, чтобы не появляться там все выходные, когда секретарша сообщила ему о звонке мисс Симмонс.
 Филип сначала не хотел отвечать на звонок, потом решил все же поговорить с ней. Но его приветствие прозвучало весьма холодно.
 Фрэн сразу перешла к делу:
 — Мистер Мэтьюз, у вас должна была сохраниться стенограмма судебных заседаний по делу Молли Лэш. Я бы хотела как можно скорее получить копию.
 — Насколько мне известно, мисс Симмонс, вы с Молли учились в одном классе. Мне бы хотелось, чтобы вы, как ее старый друг, подумали о том, чтобы не делать эту программу. Мы оба знаем, что ваше шоу причинит Молли только вред.
 — Могу ли я получить копию стенограммы в понедельник, мистер Мэтьюз? — поинтересовалась Фрэн и добавила: — Вы должны знать, что я готовлю эту программу с согласия Молли и при ее непосредственном участии. Я начала работать над этой темой именно по ее просьбе.
 Филип решил попробовать другой подход:
 — Зачем же ждать понедельника? Для вас сделают копию и привезут завтра же. Но я попросил бы вас подумать вот о чем. Я полагаю, что Молли намного более уязвима, чем кажется. Если в ходе вашего расследования вы убедитесь в ее вине, то я хотел бы, чтобы вы дали ей передышку и отменили программу. Молли может не получить публичной поддержки, на которую она рассчитывает. Не уничтожайте ее вердиктом «виновна» только ради того, чтобы повысить рейтинг программы среди фанатов голубого экрана, с радостью наблюдающих за чужими страданиями.
 — Я оставлю свой адрес, чтобы ваш посыльный мог принести стенограмму. — Фрэн еле сдерживалась, надеясь, что вложила всю свою ярость в эти слова.
 — Я переключаю линию на телефон секретарши. До свидания, мисс Симмонс.
 Как только Фрэн закончила разговор, она встала и подошла к окну. Ее ждали в гримерной, но она должна была прежде немного успокоиться. Она не встречалась с Филипом Мэтьюзом, но он ей совершенно не нравился. Хотя он был искренен в своем желании защитить Молли.
 Фрэн поймала себя на том, что думает, пытался ли кто-нибудь найти другое объяснение смерти Гэри Лэша. Родители и друзья Молли, Филип Мэтьюз, полиция Гринвича, окружной прокурор — все заранее были уверены в ее виновности.
 «Но ведь я делаю то же самое», — сказала себе Фрэн. Возможно, пришло время взглянуть на ситуацию по-другому.
 — Молли Карпентер Лэш не убивала своего мужа Гэри Лэша. — Фрэн произнесла эту фразу вслух и подумала о том, во что все это выльется.

 27

 В пятницу после обеда, навестив последнего из своих подопечных, Анна-Мария Скалли отправилась прямиком домой. Впереди маячил уикенд, и она знала, что будет он не из легких. С утра во вторник, когда Молли Карпентер Лэш выпустили из тюрьмы, о чем упомянули на всех телевизионных каналах, половина из пациентов Анна-Марии заговаривали с ней об этом случае.
 Она понимала, что это лишь совпадение, что они не видят никакой связи между нею и этим делом. Ее пациенты были привязаны к дому, регулярно смотрели какие-то передачи, в основном мыльные оперы. А тут такая новость, по местным масштабам — событие, о котором можно поговорить. Молодая женщина из богатой семьи утверждает, что она не убивала своего мужа, хотя на суде прозвучало так называемое «согласованное признание вины», чтобы она могла отделаться более легким наказанием. Молли Карпентер Лэш попала в тюрьму именно за убийство мужа.
 Комментарии оказались самыми разными. Старая миссис О'Брайен сурово заявила, что муж получил по заслугам и что именно этого заслуживают все неверные мужья. А мистер Кунцман заметил, что если бы Молли Лэш была черной и бедной, то отсидела бы за это двадцать лет.
 Гэри Лэш не стоил того, чтобы его жена хотя бы один день провела в тюрьме, подумала Анна-Мария, открывая дверь своей квартиры на первом этаже. Очень жаль, что в то время она сама была такой дурой и не поняла этого сразу.
 Ее кухня была такой крохотной, что, по ее собственному выражению, кухня на борту самолета и то просторнее. Анна-Мария сама сделала ремонт: выкрасила потолок в небесно-голубой цвет, нарисовала цветущий салат-латук на стенах. В результате тесный уголок стал ее домашним садом.
 Но этим вечером творение ее рук не смогло поднять ей настроение. Нахлынули воспоминания о прошлом, Анна-Мария почувствовала одиночество и тоску. Она поняла, что ей придется уйти из дома. Было только одно место, где ей могли помочь. Ее старшая сестра Люси жила в Буффало, в том самом доме, где они все выросли. После смерти матери Анна-Мария бывала там нечасто, но в эти выходные она отправится именно туда. Разложив продукты по полкам, она взялась за телефон.
 Сорок пять минут спустя Анна-Мария бросила уложенную второпях дорожную сумку на заднее сиденье своей машины и, повеселев, повернула ключ в замке зажигания. Ей предстояло долгое путешествие, но она была только рада. За рулем будет время подумать. Слишком часто Анна-Мария сожалела о том, что сделала или чего не сделала. Жаль, что она не слушала свою мать. Жаль, что была такой глупой. Анна-Мария искренне презирала себя за роман с Гэри Лэшем. Если бы она только сумела заставить себя полюбить Джека Морроу! Если бы только она вовремя поняла, насколько он ей дорог.
 Анна-Мария снова со стыдом вспомнила, с каким доверием и любовью смотрел на нее Джек. Она обманула его, как и всех остальных, и он так и не узнал — и даже не заподозрил — о ее связи с Гэри Лэшем.
 Хотя Анна-Мария приехала домой уже после полуночи, Люси услышала шум подъезжающей машины и вышла ее встретить. Чувствуя прилив какой-то новой радости, Анна-Мария взяла сумку и спустя мгновение уже обнимала сестру. Она была довольна, что приехала, пусть только на уикенд. Теперь она сможет отбросить мысли о том, что все могло сложиться иначе.

 28

 Утром в субботу Эдна Барри проснулась и поняла, что нервничает. К ней должна была прийти назойливая репортерша, и надо было проследить, чтобы Уолли не мотался рядом, когда эта Фрэн Симмонс приедет. Он был не в настроении уже несколько дней, с тех пор как увидел Молли по телевизору. Уолли все время говорил о своем желании навестить ее. Накануне вечером он заявил, что не пойдет в свой клуб, где обычно проводил субботнее утро. Этот клуб содержал округ Фэрфилд для живущих дома пациентов, подобных Уолли, и обычно ему очень нравилось там.
 «Попрошу Марту приютить Уолли у себя», — решила Эдна. Марта Густавсон Джоунс была их соседкой последние тридцать лет. Они вместе с Эдной переживали болезни, вдовство. Марта души не чаяла в Уолли. Она относилась к тем немногим, кто мог справиться с ним и успокоить, когда Уолли выходил из себя.
 Когда в одиннадцать часов Фрэн позвонила в дверь дома Эдны, Уолли уже отправился к Марте и не мог им помешать, поэтому хозяйка сумела приветливо встретить ее и даже предложила выпить кофе. Фрэн согласилась.
 — Давайте посидим на кухне? — предложила она, расстегивая пальто.
 — Как пожелаете. — Эдна по праву гордилась своей кухней, где не было ни пятнышка, и уголком из кленового дерева, который купила на распродаже.
 Усевшись за стол, Фрэн нашла диктофон в сумке и положила его перед собой.
 — Вы знаете, миссис Барри, я пришла к вам потому, что хочу помочь Молли. Я уверена, что таково и ваше желание. Вот почему, с вашего разрешения, я должна записать наш разговор. Возможно, вы скажете что-то такое, что потом окажется ей полезным. Я вижу, что Молли все больше и больше убеждается в том, что не она убила своего мужа. Она начинает вспоминать детали того вечера. В частности, она вспомнила о том, что кто-то посторонний был в доме, когда она вернулась с мыса Код. Если это будет доказано, то ее оправдают или, по меньшей мере, возобновят расследование. Ведь это же было бы здорово?
 Эдна Барри наливала воду в кофеварку.
 — Да, разумеется, — ответила она, и тут же прозвучал ее возглас: — Ах ты, боже мой!
 Фрэн нахмурилась, когда увидела, что миссис Барри пролила воду на стол. Ее рука явно тряслась. Что-то ее беспокоит, решила Фрэн. Она вспомнила, как занервничала экономка, увидев ее в доме Молли, как напряженно говорила, когда Фрэн договаривалась с ней о встрече.
 По кухне поплыл аромат сваренного кофе, и Фрэн постаралась сделать так, чтобы Эдна расслабилась и она могла застать ее врасплох.
 — Мы с Молли учились в одном классе в Крэнден-академии, — сказала Фрэн. — Она не рассказывала вам?
 — Рассказывала. — Эдна достала чашки и блюдца из шкафчика и поставила на стол. Она довольно долго смотрела сквозь очки на Фрэн и только потом села.
 Она думает о скандале с разворованным библиотечным фондом, догадалась Фрэн, но отбросила свое беспокойство и продолжала интервью.
 — Но вы, наверное, познакомились с Молли намного раньше, — предположила она.
 — О да, я начала работать у ее родителей, когда Молли была совсем маленькой. После того как она вышла замуж, мистер и миссис Карпентер переехали во Флориду, и я начала работать у Молли.
 — Значит, вы хорошо знали и доктора Лэша тоже?
 Эдна Барри обдумала вопрос.
 — Думаю, что верно было бы ответить и да, и нет. Я приходила по утрам три раза в неделю. Когда я появлялась там в девять утра, он уже уходил на работу и почти никогда не бывал дома в час дня, когда я заканчивала. Но если Молли устраивала званый ужин — а это случалось часто, — тогда мне приходилось прислуживать за столом. Только в таких случаях я видела их вместе. Когда я сталкивалась с доктором Лэшем, он всегда бывал очень любезен.
 Фрэн заметила, как Эдна Барри поджала губы. Вероятно, ее мысли в этот момент были не из приятных.
 — Когда вы видели их с Молли вместе, как вам показалось, они были счастливы? — задала Фрэн свой следующий вопрос.
 — До того самого дня, когда я пришла и увидела, что расстроенная, заплаканная Молли собирает вещи, чтобы уехать на мыс Код, я никогда не видела, чтобы они ссорились. Должна сказать, что незадолго до этого я почувствовала, что Молли заскучала. Она выполняла много добровольной работы в городе, часто играла в гольф, но иногда говорила мне, что жалеет о том, что не работает. И потом, разумеется, у нее бывали тяжелые времена. Она так хотела иметь детей, и последний выкидыш очень изменил Молли. Она стала замкнутой и словно ушла в себя.
 Ничто из того, что говорила Эдна Барри, не могло помочь Молли. Фрэн это поняла, когда через полчаса допила вторую чашку кофе. Ей оставалось задать всего несколько вопросов, а экономка не желала идти ей навстречу.
 — Миссис Барри, когда в тот понедельник вы пришли утром, сигнализация была отключена, так?
 — Да, совершенно верно.
 — Вы не проверили, не открыты ли где-то дверь или окно, через которые могли проникнуть злоумышленники?
 — Все двери были заперты. — В голосе Эдны Барри вдруг появилась явная враждебность, зрачки расширились.
 «О, я попала в точку, — сообразила Фрэн. — Она что-то недоговаривает».
 — Сколько всего дверей в доме?
 — Четыре, — после секундного размышления ответила миссис Барри. — Парадная дверь. Дверь в кухне. К ним подходит один и тот же ключ. Дверь из гостиной во внутренний дворик. Она открывается только изнутри. Есть еще дверь в подвале, но она всегда закрыта на замок и на задвижку.
 — Все эти двери вы проверяли сами?
 — Нет, это сделали полицейские, мисс Симмонс. Почему бы вам не поговорить с ними?
 — Миссис Барри, я не сомневаюсь в ваших словах, — примирительно сказала Фрэн.
 Явно успокоившись, миссис Барри добавила:
 — В ту пятницу, уходя домой, я проверила все двери, чтобы убедиться, что они заперты. Доктор Лэш всегда пользовался парадной дверью. Нижний засов не был закрыт, когда я пришла в понедельник утром. Это значит, что в выходные ею пользовались.
 — Нижний засов?
 — Молли на ночь всегда закрывала его. А вот кухонная дверь была закрыта, когда я пришла.
 Щеки пожилой женщины пылали. Фрэн видела, что экономка вот-вот расплачется. Может быть, страх Эдны Барри связан с тем, что ее мучают сомнения, не она ли была неосторожна и не закрыла двери как положено?
 — Спасибо за помощь, миссис Барри, и за гостеприимство, — поблагодарила Фрэн. — Я отняла у вас много времени, но мне хотелось бы позже еще раз встретиться с вами. Вероятно, мы попросим вас принять участие в нашей передаче.
 — Я не хочу принимать в ней участие.
 — Как скажете.
 Фрэн выключила диктофон и встала, собираясь уходить. Уже у двери она задала последний вопрос:
 — Миссис Барри, давайте представим, что в вечер убийства доктора Лэша в доме и в самом деле был кто-то посторонний. Вы не знаете, меняли ли замки на дверях?
 — Насколько мне известно, нет.
 — Я собираюсь предложить Молли заменить их. Иначе ей может грозить опасность. Вы согласны?
 Эдна Барри побелела как полотно.
 — Мисс Симмонс, — выговорила она, — если бы вы видели то, что видела я в то утро, когда зашла к ней в спальню. Вы бы поняли, что в доме не было посторонних. Молли лежала на кровати, покрытая запекшейся кровью. Так что перестаньте тревожить невиновных людей.
 — Кого из невиновных людей я беспокою, миссис Барри? — резко поинтересовалась Фрэн. — Мне казалось, что я стараюсь помочь молодой женщине, которую вы знаете много лет и чья судьба, по вашим словам, вам небезразлична. Возможно, нам удастся доказать, что она неповинна в этом преступлении!
 Миссис Барри промолчала. Ее губы превратились в узкую полоску, когда она открывала Фрэн дверь.
 — Мы еще поговорим, миссис Барри, — без улыбки пообещала она. — Мне кажется, у меня еще много вопросов к вам, и они требуют ответа.

 29

 Телефон зазвонил в субботу утром, и Молли угадала, что это была Дженна.
 — Я говорила с Филипом Мэтьюзом, — начала она. — Насколько я поняла, ты готовишь для него ужин. Одобряю.
 — Не выдумывай ерунды, — запротестовала Молли. — Если бы я не разрешила ему прийти, он колотил бы в мою дверь, пока не сбежались бы соседи. Я не готова идти в ресторан, так что ужин у меня дома — это просто выход из положения.
 — Ладно, но мы с Келом решили, что зайдем к тебе выпить без приглашения. Ему не терпится тебя увидеть.
 — Я вас не приглашаю, но заходите около семи.
 — Молли, — начала Дженна, но тут же замолчала.
 — Говори, все в порядке.
 — Да ничего такого, подруга. Просто я как будто снова слышу тебя прежнюю, и мне это нравится.
 "Это я-то прежняя? " — мысленно возразила ей Молли, но ответила совсем другое:
 — Ничто так не лечит душу, как окна без решеток и атласное покрывало на кровати.
 — Подожди, посмотришь, что будет, когда я отвезу тебя на Манхэттен и ты полностью преобразишься. Чем ты сегодня занята? — поинтересовалась Дженна.
 Молли замялась, а потом решила, что не готова даже с лучшей подругой поделиться своими планами. Она собиралась просмотреть ежедневник и записную книжку Гэри, надеясь найти ключ к загадке. Молли решила ответить полуправдой:
 — Раз мне предстоит играть роль хозяйки дома, пусть и против моей воли, надо же что-то приготовить. Я давно этим не занималась.
 Частично это соответствовало истине, но на самом деле на кухонном столе лежали стопкой ежедневники и записные книжки Гэри за последние несколько лет. Молли решила просматривать их в обратном порядке, начиная со дня его гибели.
 Она помнила, что у мужа всегда было очень загруженное расписание и он постоянно делал для себя записи. Молли уже не раз наталкивалась на такие напоминания самому себе: «17. 00. Позвонить Молли в клуб».
 С болью в сердце она вспомнила о том, как Гэри звонил и спрашивал: "Почему у меня записано, что я должен тебе позвонить? "
 В половине шестого вечера, когда пришла пора накрывать стол к ужину, Молли наткнулась на то, что искала. Это был номер телефона, который неоднократно повторялся в ежедневнике незадолго до смерти. Она проверила его на телефонной станции и выяснила, что это номер телефона в Буффало.
 Она набрала необходимые цифры, и ей ответил женский голос. Молли спросила, можно ли поговорить с Анна-Марией Скалли.
 — Я вас слушаю, — ответила ей Анна-Мария.

 30

 Отъехав от дома Эдны Барри, Фрэн отправилась в путешествие по Гринвичу, разматывая ленту своей памяти. На этот раз она поехала в «Станционный трактир», намереваясь съесть там ленч. Она с тоской вспомнила, как они с родителями заходили сюда перекусить, перед тем как отправиться в кино.
 Фрэн заказала сандвич из индейки и ржаного хлеба. Это блюдо очень любила ее мaть. Фрэн оглянулась по сторонам. Едва ли ее мать когда-нибудь снова приедет в Гринвич. Для нее воспоминания были слишком болезненными.
 Фрэн захотела было проехать мимо того дома, где они когда-то прожили четыре года, но поняла, что к этому еще не готова. Не сегодня, решила она и попросила счет. Вернувшись в нью-йоркскую квартиру, она увидела, что Филип Мэтьюз сдержал слово. На столе консьержа ее ждал массивный сверток. Она открыла его и увидела полную стенограмму суда над Молли Лэш.
 Ей не терпелось приступить к чтению, но она понимала, что с этим придется подождать. Сначала необходимо отправиться в магазин и купить что-нибудь из еды, потом зайти в химчистку, а затем отправиться в «Блумингдейл» за косметикой и бельем.
 Только в половине пятого Фрэн сумела закончить с делами, сделать себе чашку чая, устроиться поудобнее в глубоком кресле, положить ноги на оттоманку и открыть стенограмму.
 Приятным для чтения текст не оказался. Обвинение представило сильные и леденящие кровь аргументы:
 "Есть ли следы борьбы? Нет... Зияющая рана на голове доктора Гэри Лэша... Проломлен череп... Он получил удар, сидя за письменным столом спиной к нападавшему... полностью беззащитен... На статуэтке есть отпечатки пальцев Молли Лэш, четкие и кровавые. Кровь Гэри Лэша была на ее лице, руках, одежде... Никаких следов взлома... "
 «Никаких следов взлома», — повторила про себя Фрэн. Разумеется, полиция проверила двери. И все же нет никаких упоминаний о том, что одна из дверей была не заперта на задвижку. Заметил ли это Филип Мэтьюз? Она отметила это место стенограммы желтым маркером.
 Молли Лэш не убивала своего мужа, Гэри Лэша. Фрэн подумала, что начинает в это верить. Так, теперь можно сделать еще один шаг вперед. Предположим, что кто-то другой убил Гэри Лэша и ему несказанно повезло, что приехала Молли и нашла мужа. Она была в шоке и повела себя так, чтобы подозрение пало на нее. Она трогала орудие убийства, прикасалась к голове и лицу мужа, испачкалась в его крови.
 Так, а если Гэри Лэш был еще жив, успел ли он что-то сказать Молли? Если в доме находился кто-то посторонний, то, очевидно, Молли появилась всего через несколько минут после того, как Гэри нанесли смертельный удар.
 Может быть, Молли приехала, вошла в дом, прошла в кабинет и обнаружила еще живого мужа? Это бы объяснило тот факт, что она прикасалась к нему и что ее рот и лицо были испачканы его кровью. Может быть, она попыталась оживить его?
 Или Молли пыталась оживить его после того, как поняла, что с ним сделала?
 «Если принять за истину тот факт, что Молли невиновна, то теперь кто-то наверняка очень и очень нервничает», — подумала Фрэн.
 Уверенность в том, что Молли грозит опасность, захлестнула ее. Если Гзри Лэш был один в доме, где все двери были заперты, и не услышал, если верить уликам, как вошел его убийца, то с Молли может произойти то же самое.
 Фрэн потянулась к телефону. «Она решит, что я сошла с ума, но все-таки позвоню».
 Молли явно куда-то спешила.
 — Фрэн, у меня будут гости. Собирался приехать Филип Мэтьюз, а Дженна и Кел настояли на том, что зайдут выпить по коктейлю. И мне только что позвол Питер Блэк. Он не обрадовался известию о том, что ты намерена с ним побеседовать, но разговаривал вполне цивилизованно. Он тоже заедет.
 — Тогда я не стану тебя задерживать, — сказала Фрэн, — но я вот о чем подумала. От миссис Барри я узнала, что ты не поменяла замки на дверях с того времени, как купила дом, верно?
 — Именно так.
 — Послушай, мне кажется, тебе пора их сменить.
 — Я об этом не думала.
 — Сколько человек имеют ключи?
 — Это не ключи, а один ключ. У кухонной и парадной дверей одинаковый замок. Двери во внутренний дворик и в подвал всегда заперты и закрыты на задвижку изнутри. Существуют всего четыре ключа: мой, Гэри, миссис Барри и еще один, который я прячу в саду.
 — Кто знает о ключе в саду?
 — Вряд ли кто-то об этом знает. Я держала его на тот случай, если мы с Гэри забудем ключ. Но этого никогда не случалось. Миссис Барри вообще никогда ни о чем не забывает. Фрэн, пожалуйста, извини меня, но я должна идти.
 — Молли, позвони слесарю сразу в понедельник. Прошу тебя.
 — Фрэн, мне ничто не грозит, если только...
 — Если только ты не оказалась настолько невезучей, что появилась на месте преступления сразу после убийства и получила шок, а теперь кто-то страшно боится того, что ты вдруг все вспомнишь.
 Фрэн услышала, как Молли ахнула. Потом взяла себя в руки и сказала:
 — Впервые за последние шесть лет я услышала, как кто-то предположил, что я могу быть невиновна.
 — Значит, ты понимаешь, почему я хочу, чтобы ты сменила замки? И давай договоримся о встрече в понедельник.
 — Давай. У меня могут появиться интересные новости для тебя, — пообещала Молли.
 Опуская трубку, Фрэн гадала, что бы это могло значить.

 31

 Тим Мейсон собирался в выходные покататься на лыжах в Вермонте, но ему позвонил двоюродный брат Майкл, живущий в Гринвиче, и планы изменились. Мать их общего школьного приятеля Билли Галло умерла от сердечного приступа. Майкл решил, что Тим захочет присутствовать на бдении у гроба.
 Вот почему в субботу вечером Тим оказался на Меррит-парквей. Он направлялся в Южный Коннектикут и вспоминал школьные годы, когда они с Майклом и Билли Галло играли в одном музыкальном ансамбле. Билли уже тогда был настоящим музыкантом. Они решили организовать собственную группу, и репетиции всегда проходили в доме Билли.
 Миссис Галло, сердечная, гостеприимная женщина, всегда приглашала их остаться на ужин. Ей никогда не приходилось их долго уговаривать. Кухня манила ребят запахом свежеиспеченного хлеба, чеснока и кипящего томатного соуса. Тим не забыл, как мистер Галло возвращался с работы и шел прямиком на кухню, как будто боялся, что жены там не окажется. Как только он ее видел, на его лице появлялась широкая улыбка, и он всегда говорил: "Джози, ты снова открыла консервы! "
 Тим с тоской подумал о собственных родителях и о годах перед их разводом. В то время он был рад убежать из дома, чтобы не чувствовать нарастающей холодности между ними.
 Мистер Галло повторял всегда одну и ту же шутку, а миссис Галло смеялась, словно слышала ее впервые. Они были без ума друг от друга. Правда, мистер Галло никогда не был близок с Билли. Он считал, что Билли даром теряет время, потому что сын хотел стать музыкантом.
 Тим вел машину, вспоминал далекие годы, и тут в памяти всплыла картина еще одних похорон, на которых он побывал в Гринвиче. Тогда он уже работал репортером в городской газете.
 Он снова видел перед собой убитую горем Фрэн Симмонс. В церкви ее приглушенные рыдания были слышны во время всей поминальной службы. А потом, когда гроб подняли на катафалк, он набрасывал заметки, пока фотографы делали снимки, и чувствовал себя праздным зевакой.
 Прошедшие четырнадцать лет изменили Фрэн Симмонс. Она не только повзрослела. В ней появился холодный профессионализм, окруживший ее невидимыми доспехами. Он почувствовал это, когда они встретились в кабинете Гаса. Тим ощутил неловкость, когда понял, что, знакомясь с ней, вспомнил в первую очередь о ее отце и о том, что тот оказался мошенником. Откуда это странное желание извиниться перед ней?
 Тим так погрузился в свои мысли, что едва не пропустил поворот на Норт-стрит. Через три минуты он уже подъезжал к похоронному залу.
 Там оказалось множество друзей и знакомых семьи Галло. Тим увидел знакомые лица людей, с которыми он давно потерял связь. Некоторые подошли поговорить, пока он стоял в очереди, чтобы выразить соболезнования мистеру Галло и Билли. Многие хвалили его репортажи, но сразу же за похвалами следовали распросы о Фрэн Симмонс, потому что теперь они работали в одной программе.
 — Это та самая Фрэн Симмонс, чей отец опустошил библиотечный фонд? — спросила сестра миссис Галло.
 — Моей тете показалось, что она видела ее в кафетерии клиники Лэша, — раздался чей-то голос. — Что, ради всего святого, ей могло там понадобиться?
 Этот вопрос был задан Тиму в ту самую минуту, когда он оказался лицом к лицу с Билли Галло, который тоже его услышал. Его глаза опухли от слез, он сжал Тиму руку.
 — Если Фрэн Симмонс расследует что-то в клинике, попроси ее выяснить, почему пациенты у них умирают без помощи, — с горечью произнес он.
 Тони Галло коснулся его рукава:
 — Билли, сынок, на все божья воля.
 — Нет, папа, это не так. Многих людей, переживших сердечный приступ, спасают. — Голос Билли, напряженный, взволнованный, зазвучал громче. — Мама могла прожить еще по крайней мере лет двадцать. Докторам в клинике было на все наплевать. Они просто позволили ей умереть. — Он почти рыдал. — Тим, ты, и Фрэн Симмонс, и все остальные репортеры из вашей программы должны обратить на это внимание. Вы должны выяснить, почему они так долго ждали, почему ее вовремя не послали к специалистам!
 Билли Галло глухо застонал, закрыл лицо руками и дал волю слезам, которые он сдерживал изо всех сил. Тим крепко обнял друга и не отпускал до тех пор, пока его рыдания не успокоились. Наконец печальным, тихим голосом Билли попросил:
 — Тим, скажи правду. Ты когда-нибудь пробовал соус для спагетти лучше, чем тот, что готовила моя мать?

 32

 «Я не знаю, как могла это допустить», — подумала Молли, ставя поднос с крекерами и сыром на стол в маленькой гостиной. При виде Питера и Кела, сидевших рядом, она расстроилась больше, чем ожидала. Покой, комфорт, которые она обрела в собственном доме, неожиданно исчезли. Словно кто-то грубо влез в ее личную жизнь. Молли сразу же вспомнила, как часто эти двое бывали в их доме, беседовали с мужем, закрывшись в его кабинете. Они втроем решали все вопросы, относящиеся к ХМО «Ремингтон». Остальные члены совета всегда лишь соглашались с ними.
 Эти несколько дней, что Молли провела дома после тюрьмы, принесли ощущение, будто пять с половиной тюремных лет изменили ее восприятие собственной прошлой жизни.
 Пока Гэри был жив, Молли думала, что счастлива. Она искренне верила, что ее неудовлетворенность — следствие невозможности родить желанного ребенка.
 И вот теперь, в присутствии Питера и Кела, она ощущала, как знакомое тяжелое чувство неудовольствия наваливается на нее. Она поняла, что Дженна заметила перемену в ее настроении и занервничала. Она прошла следом за Молли в кухню, настояла на том, чтобы помочь ей порезать сыр, разложила крекеры на подносе, сложила салфетки.
 По телефону Питер Блэк говорил очень вежливо. Войдя в дом, он поцеловал Молли в щеку, сжал ее пальцы. Всем своим видом он давал понять: давай обо всем забудем, страшная трагедия осталась в прошлом.
 Молли гадала, так ли это. Где та волшебная палочка, по мановению которой убийство, годы, проведенные в тюрьме, вдруг возьмут и исчезнут, словно их никогда не было? Оглядывая своих старых друзей (если они были друзьями), Молли поняла, что не может с этим согласиться.
 Она посмотрела на Питера Блэка. Ему определенно было не по себе. Почему он настоял на том, чтобы прийти?
 Только Филип Мэтьюз чувствовал себя в своей тарелке. Он приехал первым, переступил порог ровно в семь часов, держа в руках горшок с амариллисом.
 — Я знаю, что вам не терпится заняться садом, — сказал он. — Может, там найдется место и для амариллиса.
 Огромный нежно-красный цветок был удивительно изысканным.
 — Будьте осторожны, — предупредила его Молли. — Амариллис еще называют белладонной, а белладонна ядовита.
 Чувство легкости, которое Молли испытывала в начале вечера, бесследно испарилось. Теперь она ощущала, что сам воздух в ее доме отравлен. Кел Уайтхолл и Питер Блэк пришли не за тем, чтобы обсуждать вопросы ХМО. Это было ясно с самого начала. У них была своя программа на этот вечер. Вот почему так нервничала Дженна, догадалась Молли. Именно ее подруга устроила эту встречу.
 Молли захотелось сказать Дженне, что все в порядке. Она понимала, что Кела не остановить и если он решил прийти, Дженна бы ни за что не сумела ему помешать.
 Причина этого визита быстро стала ей ясна. Кел первым заговорил об этом:
 — Молли, вчера эта репортерша Фрэн Симмонс заходила в кафетерий клиники и задавала вопросы. Это ты ей предложила туда отправиться?
 — Нет, я не знала, что Фрэн туда пойдет, — ответила Молли, пожав плечами, — но не возражаю.
 — Молли, прошу тебя, — проговорила Дженна. — Неужели ты не понимаешь, что с собой делаешь?
 — Я все понимаю, Джен, — спокойно, но твердо сказала Молли.
 Кел резко поставил стакан на стол, так что пролилось несколько капель.
 Молли устояла перед порывом немедленно вытереть их, перед импульсивным желанием сделать что угодно, только бы прекратить этот кошмар. Вместо этого она посмотрела на мужчин, бывших когда-то партнерами ее мужа.
 Кел заметил лужицу на столе. Он вскочил, пробормотав:
 — Я принесу бумажное полотенце.
 В кухне он огляделся, нашел рулон бумажных полотенец. Возвращаясь назад, Кел остановился, заметив запись на настенном календаре. Он внимательно прочитал ее.
 Щеки Питера Блэка пылали. Определенно, это был не первый его стакан за вечер.
 — Молли, ты же знаешь, что мы обсуждаем приобретение нескольких менее крупных ХМО. Если ты будешь настаивать на том, чтобы программа вышла в эфир, ты не могла бы по крайней мере попросить Фрэн Симмонс попридержать лошадей до завершения сделки?
 Так вот из-за чего весь сыр-бор, поняла Молли. Они боятся, что если она вскроет старые раны, то инфекция перекинется и на них.
 — Разумеется, нам нечего скрывать, — подчеркнул Питер. — Но разговоры, пересуды, сплетни свели на нет немало деловых соглашений.
 Блэк пил чистое шотландское виски, и Молли наблюдала, как быстро он опустошает свой стакан. Она вспомнила, что он и раньше любил выпить. Значит, ничего не изменилось.
 — И прошу тебя, Молли, не ищи Анна-Марию Скалли, — взмолилась Дженна. — Если она узнает о будущей телепрограмме, то может выложить все какой-нибудь скандальной газетенке.
 Молли сидела и молчала, разглядывая всех троих, чувствуя, как возвращаются к ней прежние страхи и сомнения, как они кипят под внешней безмятежностью, которую ей удавалось сохранить в течение всего вечера.
 — Я полагаю, что суть дела изложена. — Филип Мэтьюз нарушил неловкое молчание. — Давайте поговорим о чем-нибудь другом.
 Вскоре Питер, Дженна и Кел ушли. Филип дождался, пока за ними закроется дверь, и спросил:
 — Молли, может быть, отложим ужин? Я отправлюсь восвояси и не буду вам мешать.
 Еле сдерживая слезы, Молли кивнула, а потом все же сумела произнести:
 — Не согласитесь ли вы принять приглашение на другой день?
 — С удовольствием.
 Молли приготовила петуха в вине по французскому рецепту и коричневый рис. После ухода Филипа она накрыла блюда и отправила их в холодильник, потом проверила замки на всех дверях и пошла в кабинет. Этим вечером, вероятно, из-за Кела и Питера, ей показалось, как что-то забрезжило в памяти, пытаясь прорваться наружу.
 Что же это было? Воспоминания, старые страхи, способные затянуть еще глубже в депрессию? Или она найдет ответы, сумеет выбраться из темноты, грозящей поглотить ее? Чтобы узнать, ей придется подождать.
 Молли не стала зажигать свет, клубочком свернулась на диване. Что бы сказали Кел, Питер и Филип Мэтьюз, если бы узнали, что завтра в восемь вечера она намерена встретиться с Анна-Марией Скалли в придорожном ресторанчике Роуэйтона?

 33

 Ничто не сравнится с ранним утром на Манхэттене, решила Фрэн, открывая дверь в половине восьмого утра и подбирая ожидавший ее толстый воскресный выпуск «Таймс». Она сделала себе сок, сварила кофе, взяла горячую булочку, устроилась в большом кресле, положила ноги на оттоманку и взяла первую тетрадь газеты. Через несколько минут она отложила ее в сторону, сообразив, что не понимает ничего из прочитанного.
 — Я переживаю, — вслух произнесла Фрэн, потом напомнила себе, что разговаривать с собой — это дурная привычка.
 Она плохо спала ночь и не сомневалась, что ее тревога связана со словами Молли о том, что у нее могут оказаться интересные новости. Что это за интересные новости?
 Если Молли ведет собственное расследование, она может с этим не справиться, подумала Фрэн. Отбросив в сторону газету, она встала, налила себе вторую чашку кофе и вернулась в кресло, чтобы продолжить чтение стенограммы судебного процесса над Молли.
 В течение следующего часа она читала свидетельские показания полицейских, первыми прибывших на место происшествия, судебного эксперта, а также Питера Блэка и супругов Уайтхолл, которые описывали их последнюю встречу с Гэри Лэшем.
 По записям Фрэн поняла, насколько трудно было добиться от Дженны негативных показаний в адрес Молли.
 "Обвинитель: Вы говорили с обвиняемой в течение той недели перед смертью ее мужа, когда она жила в доме на мысе Код?
 Дженна: Да, говорила.
 Обвинитель: Как бы вы охарактеризовали ее эмоциональное состояние?
 Дженна: Она была очень расстроена.
 Обвинитель: Она сердилась на своего мужа, миссис Уайтхолл?
 Дженна: Она была расстроена.
 Обвинитель: Вы не ответили на вопрос. Была ли Молли Карпентер Лэш сердита на своего мужа?
 Дженна: Не могли бы вы повторить вопрос?
 Обвинитель: Разумеется. Ваша честь, не могли бы вы попросить свидетельницу прямо ответить на вопрос?
 Судья: Свидетельница, отвечайте прямо на поставленный вопрос.
 Обвинитель: Миссис Уайтхолл, когда вы говорили по телефону с Молли Карпентер Лэш за неделю до смерти ее мужа, сердилась ли она на него?
 Дженна: Да.
 Обвинитель: Вам известно, почему Молли Карпентер Лэш была сердита на своего мужа?
 Дженна: Нет, я узнала об этом не сразу. Я спрашивала, но Молли не хотела ничего говорить. Она рассказала в воскресенье, восьмого апреля, во второй половине дня".
 Читая показания Кела Уайтхолла, Фрэн решила, что, намеренно или нет, он причинил огромный вред Молли. Окружному прокурору должны были понравиться такие показания.
 "Обвинитель: Мистер Уайтхолл, вы и доктор Питер Блэк приехали к доктору Гэри Лэшу в воскресенье, восьмого апреля. Это так?
 Келвин Уайтхолл: Да, это так.
 Обвинитель: Какова была цель вашего визита?
 Келвин Уайтхолл: Доктор Блэк сказал мне, что очень волнуется за Гэри. По его словам, он сам видел, насколько глубоко встревожен Гэри, поэтому мы решили заехать к нему.
 Обвинитель: Говоря «мы», кого вы имеете в виду?
 Келвин Уайтхолл: Доктора Питера Блэка и себя.
 Обвинитель: Что произошло, когда вы приехали?
 Келвин Уайтхолл: Было около пяти часов. Гэри проводил нас в маленькую гостиную. Он принес поднос с сыром и крекерами, открыл бутылку вина, налил каждому из нас и начал: «Мне неприятно об этом говорить, но пришло время сказать правду». Гэри признался нам, что у него был роман с медсестрой в клинике, которую звали Анна-Мария Скалли, и что она беременна.
 Обвинитель: Доктора Лэша волновала ваша возможная реакция?
 Келвин Уайтхолл: Разумеется. Медсестре было едва за двадцать. Мы опасались последствий. Например, иска о сексуальном домогательстве. В конце концов, Гэри был главой клиники. Имя Лэшей благодаря репутации его отца стало символом порядочности, а это, естественно, распространялось и на новую клинику, и на ХМО «Ремингтон». Нас очень волновал тот факт, что вследствие скандала пострадает репутация клиники".
 Фрэн читала стенограмму еще около часа. Отловив ее в сторону, она принялась массировать лоб, надеясь остановить начинающуюся головную боль.
 Судя по всему, Гэри Лэшу и Анна-Марии Скалли удалось сохранить свои отношения в тайне ото всех. Безмерное удивление, шок самых близких ему людей — Молли, Питера Блэка и Уайтхоллов — буквально бросаются в глаза.
 Фрэн вспомнила изумление Сьюзен Бренеган, добровольной работницы в кафетерии клиники. Она сказала, что все были уверены, что Анна-Мария влюблена в милого доктора Морроу.
 Того самого Джека Морроу, которого убили за две недели до Гэри Лэша, напомнила себе Фрэн.
 Было десять часов утра. Она подумала было о том, чтобы отправиться на пробежку, но потом поняла, что у нее нет никакого настроения. Не посмотреть ли киноафишу? Можно сходить в киношку, как говаривал ее отец.
 Телефон зазвонил как раз в ту минуту, когда Фрэн взяла в руки раздел газеты, посвященный досугу, и принялась искать подходящий фильм.
 Это оказался Тим Мейсон.
 — Сюрприз, — объявил он. — Надеюсь, вы ничего не имеете против. Я позвонил Гасу, и он дал мне ваш номер телефона.
 — Я совершенно не против. Если это спортивный опрос, то, несмотря на четырнадцать лет, прожитых в Калифорнии, «Янки» все равно остаются моей любимой командой. И я также хочу, чтобы заново отстроили стадион «Эббетс филд». И если бы мне предложили выбрать между «Гигантами» и «Ракетами», то к ним я отношусь практически одинаково, но выбрала бы «Гигантов».
 Мейсон засмеялся:
 — Вот это мне нравится! Женщина, способная принять решение. На самом деле я позвонил, чтобы узнать, не согласитесь ли вы позавтракать со мной в ресторане «У Нири», если у вас не запланировано ничего лучшего.
 Ресторан «У Нири» располагался буквально за углом от подъезда Фрэн. И она вдруг поняла, что не только удивлена, но и приятно обрадована этим приглашением. При первой встрече ей не понравилось выражение глаз Мейсона, без слов сказавшее ей о том, что он знает, кто она такая и что сделал ее отец. Но Фрэн сразу напомнила себе, что этого следовало ожидать. Тим Мейсон не виноват, если знает, что ее отец был вором.
 — Спасибо, с удовольствием, — искренне ответила Фрэн.
 — В полдень?
 — Отлично.
 — Пожалуйста, не слишком наряжайтесь.
 — Я и не собиралась наряжаться. Сегодня день отдыха.
 Положив трубку, Фрэн во второй раз за это утро заговорила сама с собой.
 — И с чего это, интересно? — спросила она. — Сто процентов, это не старомодная «свиданка».
 Фрэн пришла в ресторан «У Нири» и увидела, что Тим увлечен беседой с барменом. Его наряд состоял из спортивной рубашки, темно-зеленого вельветового пиджака и коричневых слаксов. Волосы были взъерошены, а пиджак оказался холодным на ощупь, когда Фрэн коснулась рукава.
 — У меня такое чувство, что вы не ехали на такси, — сказала она, когда Тим обернулся.
 — Мне не нравится, когда все время напоминают, что надо пристегнуться, — ответил он. — Поэтому я прошелся пешком. Рад вас видеть, Фрэн. — Тим улыбнулся ей с высоты своего роста.
 Фрэн выбрала ботинки на низком каблуке и снова почувствовала себя коротышкой, как это бывало в первых классах школы. Улыбающийся Джимми Нири усадил их за один из четырех угловых столиков, поэтому Фрэн поняла, что Тим Мейсон постоянный и любимый клиент. За то время, что она провела в Нью-Йорке после переезда, Фрэн заходила в этот ресторан лишь однажды, вместе с соседской супружеской парой. Их тогда тоже усадили за угловой столик, и соседи объяснили Фрэн, что это означает.
 За «Кровавой Мэри» Фрэн предложила перейти на «ты». Тим с радостью согласился.
 — Ты меня не просила, но я расскажу о себе, — начал он. — Ты должна оценить историю, потому что у тебя есть чувство юмора. Мои родители уехали из Гринвича сразу после развода. А развелись они через год после того, как я окончил колледж. В то время я работал в «Гринвич тайм». Издатель называл меня начинающим репортёром, но на самом деле я был мальчиком на побегушках. После этого я больше не жил в Гринвиче.
 — Сколько лет прошло с тех пор? — спросила Фрэн.
 — Четырнадцать.
 Фрэн быстро подсчитала в уме.
 — Вот почему при первой встрече ты вспомнил мою фамилию. Ты знал о моем отце.
 Тим пожал плечами:
 — Да. — Он виновато улыбнулся. Официантка принесла меню, но они оба заказали яйца «Бенедикт», даже не заглянув в него. Когда женщина отошла от столика, Тим сделал глоток «Кровавой Мэри» и продолжал свой рассказ.
 Фрэн слушала, как Мейсон говорит о своем дебюте в качестве спортивного комментатора, когда он вел репортажи со школьных игр в маленьком городке к северу от Нью-Йорка, и решила, что у них довольно много обшего. А она, в свою очередь, рассказала о том, как работала стажером на местном телевидении в крохотном городишке неподалеку от Сан-Диего, где самым интересным событием было заседание комитета местного самоуправления.
 — Когда начинаешь, приходится браться за любую работу, — заметила Фрэн, и Тим кивнул в знак согласия.
 Он тоже был единственным ребенком в семье, но, в отличие от Фрэн, у него не оказалось сводных братьев и сестер.
 — После развода моя мать переехала в Бронксвилл, — объяснил он. — Там она выросла, как, впрочем, и мой отец. Она купила дом в городе. Но самое удивительное, что мой отец купил точно такой же в одном с ней квартале. В браке они никак не могли договориться, а теперь ходят друг к другу в гости. Во время моего отпуска мы ходим к отцу на коктейль, а к матери отправляемся ужинать. Меня это поначалу смущало, но зато у них все в порядке.
 — Я тоже рада видеть, что моя мать счастлива, она это заслужила, — сказала Фрэн. — Она живет со вторым мужем уже восемь лет. Когда мама узнала, что я еду работать в Нью-Йорк, она предложила мне взять фамилию моего отчима. Тебе, должно быть, хорошо известно, сколько шумихи было вокруг моего отца.
 Тим кивнул:
 — Все верно. И тебе хотелось последовать ее совету?
 Фрэн свернула, потом развернула салфетку для коктейля.
 — Нет, никогда.
 — Ты уверена, что это разумно, учитывая то, что действие твоей программы будет происходить в Гринвиче?
 — Возможно, и не слишком разумно, но почему ты об этом спросил?
 — Фрэн, эту ночь я провел на бдении у гроба в Гринвиче. От сердечного приступа в клинике Лэша умерла женщина, которую я знал, когда был еще ребенком. Ее сын — мой друг, он буквально убит горем. Ему кажется, что для нее могли сделать намного больше. Он полагает, что раз ты проводишь расследование, то могла бы пристальнее взглянуть на то, как лечат больных в этой клинике.
 — А его матери действительно можно было помочь?
 — Не знаю. Вполне вероятно, что мой друг просто потерял голову от горя, хотя я не удивлюсь, если он с тобой свяжется. Его зовут Билли Галло.
 — Зачем ему мне звонить?
 — Он слышал, что ты заходила в кафетерий клиники Лэша в пятницу. Держу пари, что об этом известно всему городу.
 Не веря своим ушам, Фрэн покачала головой:
 — Я не думала, что настолько популярна и меня узнают люди. Очень жаль. — Она пожала плечами. — Но я все-таки выудила оттуда интересную информацию, просто поговорив с женщиной-волонтером за стойкой. Скорее всего, она не проронила бы ни звука, если бы знала, что я репортер.
 — Этот визит как-то связан с программой, посвященной Молли Лэш? — поинтересовался Тим.
 — Да, хотя мне это необходимо для понимания атмосферы. — Фрэн не хотела вдаваться в подробности дела Молли Лэш. — Тим, а ты знаком с Джо Хатником из «Гринвич тайм»?
 — Да. Когда я начинал в этой газете, Джо там уже работал. Отличный парень. Почему ты спрашиваешь?
 — Джо не слишком высокого мнения о ХМО вообще, но вроде бы считает, что «Ремингтон» не хуже прочих.
 — Нет, Билли Галло так не думает. — Тим заметил выражение тревоги на лице Фрэн. — Но не волнуйся, он хороший человек. Просто Билли очень расстроен.
 Со стола убрали грязную посуду, официантка принесла кофе. Фрэн огляделась по сторонам. Почти все столики были заняты, в уютном ресторане стоял веселый шум. Тим Мейсон показался ей симпатичным парнем. Возможно, его приятель позвонит ей, а может быть, и нет. На самом деле Тим хотел предупредить, что весь Гринвич за ней пристально наблюдает, а это значило, что снова всплывет история отца.
 Пока Фрэн осматривалась, она не заметила сочувствия в глазах Тима и не поняла, что оживила в его памяти образ той восемнадцатилетней девушки, что оплакивала когда-то своего отца.

 34

 Анна-Мария Скалли согласилась встретиться с Молли в восемь часов вечера в придорожном ресторанчике Роуэйтона, городка, что расположен в десяти милях к северо-востоку от Гринвича.
 Место и час встречи назначила сама Анна-Мария.
 — Это место не из людных, там спокойно в воскресенье, особенно в такое время, — объяснила она. — Ведь нам обеим не хочется нарваться на кого-то из знакомых.
 В шесть часов — Молли понимала, что еще слишком рано, — она уже была готова ехать. Молли дважды переодевалась. В черном костюме она почувствовала себя чересчур разодетой, а джинсы показались ей излишне обыденными. В конце концов она остановила выбор на темно-синих шерстяных брюках и белом свитере с высоким воротом. Волосы Молли подобрала в пучок, вспомнив, как Гэри нравилась такая прическа, особенно когда из нее выбивались локоны над ушами и на шее. Он говорил, что так она кажется ему настоящей.
 — Ты всегда само совершенство, Молли, — говорил ей Гэри. — Изысканная, элегантная, из хорошей семьи. Тебе удается в джинсах и водолазке выглядеть как в вечернем платье.
 В то время Молли думала, что муж над ней подшучивает. Но теперь она в этом сомневалась. Ей просто необходимо все выяснить. Мужья рассказывают о женах своим любовницам. Она должна выяснить, что Гэри рассказывал о ней Анна-Марии Скалли. «Я буду задавать ей вопросы и попытаюсь узнать, что она делала в тот вечер, когда убили Гэри. В конце концов, у нее были очень, очень веские причины злиться на него. Я слышала, как она разговаривала с ним по телефону».
 В семь часов Молли решила, что можно выезжать в Роуэйтон. Из стенного шкафа под лестницей она взяла свой теплый английский плащ и направилась было к двери, но в последний момент передумала, вернулась в спальню, нашла в ящике простой голубой шарф и большие темные очки от Картье. Она купила их шесть лет назад, когда очки эти были на пике моды. Теперь, вероятно, таких уже не носят. Что ж, хоть какая-то видимость маскировки.
 Когда-то в гараже на три машины стояли ее «БМВ», «Мерседес»-седан Гэри и простой черный фургон, который он купил за два года до смерти. Молли помнила, как удивилась, когда муж впервые приехал на нем домой. "Ты не охотишься, не ездишь на рыбалку, не ходишь в походы. В твоем «Мерседесе» достаточно вместительный багажник, чтобы туда помещались твои клюшки для гольфа. Зачем тебе фургон? " — спросила она его тогда.
 Ей и в голову не приходило, что у Гэри могут быть свои резоны для покупки ничем не примечательной машины.
 После смерти Гэри его кузен договорился о продаже «Мерседеса» и фургона. Пока Молли сидела в тюрьме, она попросила родителей продать ее «БМВ». Но как только они узнали, что ее выпускают досрочно, то в подарок купили темно-синий «Мерседес»-седан, который она выбрала по присланному родителями каталогу.
 Молли осмотрела машину в первый же день после выхода из тюрьмы, но впервые села за руль только в это воскресенье. Она наслаждалась запахом новой кожи. Молли не водила шесть лет, и ключ зажигания в ладони показался неким символом свободы.
 Последний раз она приехала на своем «БМВ» с мыса Код. И теперь снова представила себе ту поездку. Тогда она с такой силой цеплялась за руль, что болели руки, вспоминала Молли, выезжая из гаража и закрывая его при помощи дистанционного управления. Она медленно выехала на улицу. Обычно она всегда ставила машину в гараж, но в тот злополучный вечер Молли остановилась прямо перед домом и оставила машину там. Почему она так поступила? Молли не находила ответа, может быть, ей не хотелось далеко тащить дорожную сумку?
 Нет, все потому, что ей не терпелось встретиться с Гэри лицом к лицу. Она собиралась задать ему те же самые вопросы, которые она намерена теперь задать Анна-Марии Скалли. Шесть лет назад ей необходимо было знать, что чувствует к ней Гэри, почему его так часто не бывает дома. Она хотела сказать, что если он несчастлив в браке, то зачем было притворяться, почему он прямо не сказал об этом, и Молли напрасно столько времени старалась быть ему хорошей женой.
 Молли почувствовала, как сжимаются губы, ощутила прежний гнев и разочарование. Прекратить, велела на себе. "Немедленно успокойся или разворачивайся и возвращайся домой! "
 * * *
 Анна-Мария Скалли приехала в ресторанчик «Морской фонарь», когда часы показывали двадцать минут восьмого. Она понимала, что еще слишком рано для встречи с Молли Лэш, но ей хотелось приехать первой. Шок от разговора с Молли, от того, что вдова Гэри Лэша нашла ее, прошел уже после того, как Анна-Мария согласилась с ней встретиться.
 Ее сестра Люси была категорически против этого разговора.
 — Анна-Мария, эта женщина была так разъярена, узнав о ваших отношениях, что проломила голову мужу, — напомнила Люси. — Откуда ты знаешь, вдруг она набросится на тебя? Один тот факт, что Молли Лэш не помнит, как убила мужа, говорит о том, что она не в своем уме. И потом, ты всегда боялась, потому что знала слишком много о том, что творится в клинике. Не встречайся с ней!
 Сестры ссорились весь вечер в субботу, но Анна-Мария решила не сдаваться. Она рассуждала так. Раз Молли Лэш удалось ее выследить, будет лучше встретиться лицом к лицу в придорожном ресторанчике, чем ждать, что она появится у нее дома в Йонкерсе или на пороге дома одного из ее пациентов.
 Войдя внутрь, Анна-Мария направилась к самому дальнему столику в темноватом зале. Несколько человек с мрачными лицами сидели у стойки. Такой же недовольной стала и официантка, когда Анна-Мария отказалась пересесть за столик поближе к выходу.
 Мрачная атмосфера ресторанчика лишь усугубила дурные предчувствия и уныние, охватившее ее по дороге из Буффало. Анна-Мария ощущала, какая неимоверная усталость наполнила ее тело. «Вот почему мне так тяжело и плохо», — не слишком уверенно сказала она себе и отпила глоток еле теплого кофе, который грохнула перед ней на столик официантка.
 Она знала, что своим плохим настроением обязана в первую очередь своей сестре. Они ссорились все выходные. Анна-Мария очень любила Люси, но та, не задумываясь, била ее по самому больному месту, и причитания «если бы ты только» сделали свое дело.
 — О Анна-Мария, если бы ты только вышла замуж за Джека Морроу. Как мама всегда говорила, он был самым милым человеком на свете. Он просто сходил по тебе с ума. И он был врачом, и, кстати, хорошим. Вспомни, как в те выходные, когда ты привезла его сюда, к нам зашла поздороваться миссис Монехэн. Джек сразу сказал, что ему не нравится цвет ее лица. Если бы он не убедил ее сдать анализы, ту опухоль так бы и не обнаружили, и сегодня ее уже не было бы в живых.
 Анна-Мария продолжала отвечать Люси так же, как отвечала в течение шести последних лет:
 — Послушай, Люси, забудь наконец об этом. Джек знал, что я его не любила. Возможно, при других обстоятельствах я смогла бы его полюбить. Возможно, тогда все сложилось бы иначе. Но так не получилось. Подумай, мне было чуть за двадцать, это было мое первое место работы. Я только начинала жить. Я не была готова к браку. Джек это понял.
 Анна-Мария вспомнила, как за неделю до своей гибели Джек поспорил с Гэри. Она шла в кабинет Гэри, но остановилась в приемной, услышав сердитые голоса. Секретарша прошептала ей:
 — К доктору Лэшу зашел доктор Морроу. Он очень расстроен. Я не поняла, из-за чего, но думаю, что все как обычно. Ту процедуру, которую он считает необходимой для пациента, ему провести не разрешили.
 Анна-Мария вспомнила, как испугалась, что они могли поссориться из-за нее. Она убежала, чтобы не столкнуться с Джеком. В тот момент она была уверена, что Джек обо всем узнал.
 Но позже, когда Джек остановил ее в коридоре, он ничем не дал понять, что сердится на нее. Вместо этого он поинтересовался, когда она собирается навестить свою мать. Анна-Мария ответила, что поедет в Буффало в следующие выходные. И тогда Джек сказал, что скопирует очень важный файл, который он подготовил, и попросил ее сохранить копию на чердаке в доме матери. Он пообещал встретиться с ней позже.
 У Анна-Марии тогда отлегло от сердца, потому что Джек Морроу ничего не узнал о ее связи с доктором Лэшем, и ее мучило то, что она знала о работе клиники. Поэтому она даже не спросила, что это за файл. Джек попросил пообещать, что она никому ничего не расскажет. Но доктор Морроу так ничего ей и не передал, а неделю спустя его убили.
 — Анна-Мария?
 Она вздрогнула и подняла голову. Анна-Мария была так поглощена своими мыслями, что не заметила, когда вошла Молли Лэш. Одного взгляда на эту женщину Анна-Марии хватило, чтобы почувствовать себя толстой и непривлекательной. Огромные очки не могли скрыть изысканных черт Молли. Пальцы, развязывавшие пояс плаща, были длинными и тонкими. Когда она сняла голубой шарф, волосы оказались темнее, чем их помнила Анна-Мария, но все равно были блестящими и шелковистыми.
 Молли изучала лицо Анна-Марии, садясь напротив нее за столик. «Она не такая, какой я ожидала ее увидеть», — подумала Молли. Она видела Анна-Марию несколько раз в клинике и запомнила ее очень хорошенькой, с аппетитной фигуркой и копной темных волос.
 Но в этой просто одетой женщине, сидящей напротив, не было ничего привлекательного. Она была полнее, чем запомнила Молли. Только ее глаза оставались красивыми, темно-карими, опушенными черными длинными ресницами. Но Молли заметила в них тоску и страх.
 Молли подумала, что Анна-Мария боится ее, и удивилась, что может напугать кого-то.
 Вновь появилась официантка, теперь она была несколько дружелюбнее. Анна-Мария заметила, что Молли произвела на нее впечатление.
 — Чай с лимоном, пожалуйста, — сделала заказ Молли.
 — А мне еще кофе, если это вас не слишком затруднит, — добавила Анна-Мария, когда официантка уже повернулась, чтобы отойти.
 Молли дождалась, пока они останутся одни, и только потом заговорила:
 — Я благодарна вам за то, что вы согласились встретиться со мной. Я понимаю, что вы чувствуете себя так же неловко, как и я, но обещаю не задерживать вас долго. Вы можете мне помочь, если будете откровенны.
 Анна-Мария кивнула.
 — Когда начались ваши отношения с Гэри?
 — За год до его смерти. Как-то раз моя машина не завелась, и он подвез меня домой. Я пригласила его выпить чашку кофе. — Анна-Мария прямо посмотрела на Молли. — Я знала, что он готов переспать со мной. Женщина всегда это чувствует, верно? — Она помолчала минуту, глядя на свои руки. — Правда в том, что он мне очень нравился, и поэтому я недолго сопротивлялась.
 Он был готов переспать с ней, повторила про себя Молли. Была ли Анна-Мария его первой любовницей? Вероятно, нет. Десятой? Она об этом никогда не узнает.
 — У него были связи с другими медсестрами?
 — Я о таком не слышала, но к тому времени я проработала в клинике всего несколько месяцев. Доктор Лэш подчеркивал необходимость хранить все в тайне, и это меня абсолютно устраивало. Я из строгой католической итальянской семьи, и моя мать пришла бы в отчаяние, если бы узнала, что я связалась с женатым мужчиной. Миссис Лэш, я хочу, чтобы вы знали... — Анна-Мария замолчала, когда к столику подошла официантка с их заказом. Она не грохнула чашкой перед Молли Лэш, заметила Анна-Мария.
 Когда официантка отошла на достаточное расстояние, она продолжила:
 — Миссис Лэш, я хочу, чтобы вы знали, что я искренне сожалею о том, что случилось. Я понимаю, что разрушила вашу жизнь. И доктор Лэш погиб. Я отдала моего сына, потому что хотела, чтобы он счастливо жил с нормальными людьми, чтобы у него были и отец, и мать. Может быть, когда-нибудь, когда мальчик станет взрослым, он захочет меня увидеть. Если это случится, я надеюсь, что он сумеет понять и даже простить меня. Возможно, это вы лишили жизни его отца, но именно я спровоцировала эту трагедию.
 — Вы спровоцировали?
 — Если бы у меня не было романа с доктором Лэшем, ничего подобного бы не произошло. Если бы я не позвонила ему домой, вы бы, возможно, никогда ни о чем и не узнали.
 — Но почему все же вы позвонили ему домой?
 — Во-первых, он сказал мне, что вы обсуждаете возможность развода, но ему не хотелось, чтобы вы узнали о существовании другой женщины. Он сказал, что это усложнит его положение при разводе, что вы будете ревновать и станете мстить.
 Так вот что говорил о ней любовнице ее муж? Он утверждал, что они намерены развестись, что Молли мстительна и ревнива? И она отправилась в тюрьму за то, что убила этого мужчину?
 — Доктор Лэш также говорил, что это хорошо, что вы потеряли ребенка. Ребенок, по его словам, только осложнил бы ваш разрыв.
 Молли застыла в молчании. Господи, неужели Гэри мог сказать такое? «Хорошо, что она потеряла ребенка»...
 — Но когда я сказала ему, что беременна, он взорвался. Велел мне сделать аборт. Доктор Лэш перестал приезжать ко мне, избегал меня в клинике, делал вид, что не замечает. Мне позвонил его адвокат и предложил сделку, если я подпишу бумагу о неразглашении. Я позвонила к вам домой, потому что мне было необходимо поговорить с вашим мужем. Я хотела узнать, планирует он или нет принимать участие в воспитании ребенка. Тогда я не собиралась отдавать его на усыновление.
 — А я случайно сняла трубку и услышала ваш разговор.
 — Да.
 — Мой муж что-нибудь говорил еще обо мне, Анна-Мария? Что-нибудь, кроме того, что мы собираемся разводиться?
 — Да.
 — Прошу вас, повторите мне его слова. Я должна знать.
 — Я только теперь понимаю, что он говорил мне то, что я хотела от него услышать.
 — И все-таки мне хотелось бы точно знать, что именно он говорил.
 Анна-Мария замялась, потом прямо посмотрела на сидящую перед ней женщину, ту самую женщину, которую она сначала презирала, потом ненавидела и которой теперь, в конце концов, начала сочувствовать.
 — Он называл вас скучной степфордской женой.
 «Скучной степфордской женой». На мгновение Молли показалось, что она снова в тюрьме, ест безвкусную пищу, слышит лязг засовов, ночь за ночью лежит без сна.
 — Как муж и как врач Гэри Лэш не стоил того, чтобы за его убийство вас посадили в тюрьму, миссис Лэш, — негромко сказала Анна-Мария.
 — Анна-Мария, вы ясно дали понять, что уверены в том, что именно я убила моего мужа, но, видите ли, сама я в этом не настолько уверена. Я в самом деле не знаю, что случилось. Надеюсь, что память вернется ко мне. Во всяком случае, я над этим работаю. Скажите мне, а где вы были в тот воскресный вечер?
 — У себя в квартире. Я собирала вещи.
 — С вами кто-то был в то время?
 Глаза Анна-Марии расширились.
 — Миссис Лэш, вы напрасно теряете время, предполагая, что я имею отношение к смерти вашего мужа.
 — Знаете ли вы кого-то, у кого были причины убить его? — Молли видела выражение ужаса в глазах молодой женщины. — Анна-Мария, вы чего-то боитесь. Чего же?
 — Ничего подобного. Я больше ничего не знаю. Послушайте, мне пора ехать. — Анна-Мария оперлась о стол, собираясь встать.
 Молли потянулась к ней и схватила ее за запястье.
 — Анна-Мария, вам было едва за двадцать. Гэри был опытным мужчиной. Он обманывал нас обеих, у нас есть причины злиться на него. Но я не думаю, что убила его. Если у вас есть повод подозревать кого-то, прошу вас, умоляю, скажите мне, кто это может быть. Хотя бы намекните. Он ссорился с кем-нибудь?
 — Я знаю только об одной ссоре. С доктором Джеком Морроу.
 — Доктор Морроу? Но он погиб раньше Гэри.
 — Да, и перед своей смертью доктор Морроу очень странно себя вел. Он попросил меня спрятать для него копию какого-то файла. Но его убили прежде, чем oн успел отдать мне дискету. — Анна-Мария вырвала руку. — Миссис Лэш, я не знаю, убивали вы мужа или нет, но, если вы этого не делали, тогда будьте осторожнее с вопросами.
 Анна-Мария едва не сшибла с ног официантку, которая возвращалась, чтобы подлить им кофе и чай. Но Молли попросила у нее счет, торопливо расплатилась, чувствуя себя отвратительно под любопытным взглядом официантки. Она быстро схватила плащ, торопясь догнать Анна-Марию. «Скучная степфордская жена», — повторила она про себя с горечью, выходя из ресторанчика.
 По дороге в Гринвич Молли вспоминала разговор с Анна-Марией Скалли. Она что-то знает, но не говорит. Кажется, эта женщина чего-то боится. Но чего же?
 Вечером Молли в ужасе смотрела на экран телевизора. В одиннадцатичасовом выпуске новостей на канале CBS сообщили о неопознанном теле молодой женщины, зарезанной в своей машине на стоянке у придорожного ресторанчика «Морской фонарь» в Роуэйтоне.

 35

 Помощник прокурора штата Том Серрадзано не принимал участия в процессе над Молли Карпентер Лэш и сожалел о том, что такой шанс ему не представился. Он не сомневался в том, что именно она совершила убийство. Серрадзано считал, что белокурая красотка отделалась самым мягким из возможных наказаний только благодаря своему происхождению и положению в обществе.
 Том уже работал в прокуратуре штата, когда против Молли Лэш возбудили дело. Он встревожился, когда обвинитель на суде разрешил применить согласованное признание вины в деле о преднамеренном убийстве. Серрадзано верил в то, что настоящий обвинитель должен был довести процесс до логического конца и добиться того, чтобы обвиняемую приговорили к смертной казни. Его особенно раздражали мягкие приговоры, если подсудимыми были люди с деньгами и связями, такие, как Молли Карпентер Лэш.
 Вся карьера почти пятидесятилетнего Тома Серрадзано была связана с органами обеспечения правопорядка. Сначала он работал клерком у судьи, потом перешел в прокуратуру штата и за небольшой период времени получил репутацию сурового обвинителя.
 В понедельник утром убитая ножом в собственной машине женщина была опознана как Анна-Мария Санджело из Йонкерса. Расследование приобрело совершенно другое значение, когда выяснилось, что ее настоящее имя Анна-Мария Скалли и она та самая «другая женщина» из дела об убийстве доктора Гэри Лэша.
 Официантка из «Морского фонаря» сделала заявление и описала женщину, с которой встречалась Скалли. Для Серрадзано все стало ясно. Дело для него было практически закончено.
 — Только на этот раз она не отделается согласованным признанием вины, — мрачно объявил он детективам, привлеченным к этому расследованию.

 36

 «Нужно очень тщательно продумать то, что я им скажу», — до утра снова и снова повторяла себе Молли.
 Анна-Мария вышла из ресторанчика раньше ее. Молли расплатилась по счету. Пока она шла от столика к дверям, у нее закружилась голова. Она слышала только голос Анна-Марии, повторявший, что Гэри был рад, когда его жена потеряла ребенка. Он называл ее скучной степфордской женой. Молли на минуту показалось, что она вот-вот задохнется.
 Когда Молли приехала к ресторанчику, возле него стояло всего несколько машин. Одной из них был джип. Когда она уезжала, джип по-прежнему стоял там. Когда она выходила из «Морского фонаря», отъехала какая-то машина. Молли решила, что это Анна-Мария, и окликнула ее. Молли помнила, что хотела о чем-то спросить Анна-Марию. Но вот о чем? Что это был за вопрос?
 Официантка обязательно опишет ее. Детективы узнают Молли по описанию. Они станут задавать вопросы. Ей необходимо позвонить Филипу и объяснить, что произошло.
 Филип считает, что именно Молли убила Гэри.
 Так убила она его или нет?
 «Господи, я же знаю, что не убивала Анна-Марию Скалли», — подумала Молли. Но поверит ли ей полиция? Едва ли. Нет! Только не это! Повторного кошмара она не переживет. Фрэн. Фрэн ей поможет. Она начала верить в то, что Молли не убивала своего мужа. Фрэн обязательно поможет.
 В семичасовых новостях сообщили, что убитую женщину опознали как Анна-Марию Санджело, приходящую медсестру из Йонкерса. Молли подумала, что полиция еще не знает, что это была Анна-Мария Скалли. Но скоро это выяснится.
 Молли заставила себя дождаться восьми часов и только тогда позвонила Фрэн. Она съежилась от отчаяния и ужаса, прозвучавшего в голосе Фрэн, когда та сказала:
 — Молли, я правильно поняла, что ты вчера вечером встречалась с Анна-Марией Скалли и теперь ее убили?
 — Да.
 — Ты звонила Филипу Мэтьюзу?
 — Нет еще. Господи, он же просил меня не встречаться с ней!
 Фрэн быстро вспомнила стенограмму суда, включая и свидетельские показания Келвина Уайтхолла.
 — Молли, я сама немедленно позвоню Мэтьюзу. Никому не открывай дверь. Ни с кем не разговаривай, даже с Дженной, до тех пор пока не приедет Филип Мэтьюз. Поклянись мне.
 — Фрэн, ты думаешь, что это я убила Анна-Марию?
 — Нет, Молли, я так не думаю, но остальные подумают именно так. А теперь сиди тихо. Я приеду так быстро, как только смогу.
 * * *
 Через час Фрэн уже подъезжала к дому Молли. Та ее ждала и открыла дверь, не дожидаясь звонка.
 Фрэн показалось, что Молли выглядит так, словно она в шоке. Господь всемогущий, неужели она и в самом деле виновна в этих двух убийствах? Лицо Молли было пепельным, а белый халат казался слишком большим для ее хрупкой фигуры.
 — Фрэн, я не переживу этого еще раз. Я лучше покончу с собой, — прошептала Молли.
 — Даже не думай об этом. — Фрэн взяла ее руки в свои. Пальцы Молли были холодными и дрожали. — Филип Мэтьюз был в своем кабинете, когда я ему позвонила, он уже едет сюда. Молли, отправляйся наверх, прими горячий душ и оденься. Я слышала по радио в машине, что полиция уже знает, что это была Анна-Мария Скалли. Никаких сомнений в том, что детективы захотят поговорить с тобой. Я не хочу, чтобы они увидели тебя такой.
 Молли кивнула и, словно послушный ребенок, повернулась и пошла вверх по лестнице.
 Фрэн сняла пальто и выглянула в окно, оценивая обстановку. Она знала: как только журналисты узнают, что Молли встречалась с Анна-Марией Скалли, они сбегутся к ее дому, словно стая голодных волков.
 А вот и первая ласточка, подумала Фрэн, увидев красную машину, сворачивавшую к дому. У нее отлегло от сердца, когда она разглядела за рулем Эдну Барри. Фрэн торопливо прошла в кухню, чтобы встретить экономку, заметив по дороге, что Молли даже кофе себе не варила. Не обращая внимания на мгновенно появившееся на лице Эдны враждебное выражение, Фрэн сказала:
 — Миссис Барри, не могли бы вы сварить кофе и приготовить то, что Молли обычно ест на завтрак?
 — Что-то случилось? Звонок в дверь прервал ее.
 — Я сама открою. — Фрэн вышла, молясь о том, чтобы это был Филип Мэтьюз.
 И в самом деле за дверью оказался адвокат. Мэтьюз не стал деликатничать:
 — Мисс Симмонс, я ценю то, что вы мне позвонили, как и то, что вы предупредили Молли, чтобы до моего приезда она ни с кем не говорила. И все же эта ситуация льет воду на вашу мельницу, она выгодна для вашей программы. Должен предупредить вас, что я не потерплю с вашей стороны никаких расспросов и не позволю вам находиться рядом, пока я буду беседовать с Молли.
 Фрэн подумала, что Мэтьюз выглядит точно так же, как в тот день, когда он уговаривал Молли не выступать перед журналистами у ворот тюрьмы. Пусть адвокат верит в то, что Молли убила Гэри, но именно такой защитник ей нужен. Ради нее он вступит в схватку с дьяволом, если это потребуется.
 Эта мысль немного успокоила ее. «Помни о перспективе», — предупредила саму себя Фрэн.
 — Мистер Мэтьюз, — сказала она, — я достаточно знакома с законом, чтобы понимать ваш приоритет передо мной. Я думаю, что вы до сих пор уверены, что Молли убила доктора Лэша. Я тоже с этого начинала, но за последние несколько дней у меня появились серьезные сомнения в ее виновности. И потом, у меня очень много вопросов, на которые я хотела бы получить ответ.
 Холодный взгляд Мэтьюза ничуть не смягчился.
 — Полагаю, вы считаете все это журналистским трюком, — бросила Фрэн. — Но это не так. Мне очень нравится Молли, я хочу помочь ей, но при этом узнать правду, какой бы неприятной она ни была, и поэтому я предлагаю вам не думать о Молли предвзято. Иначе вам придется попросту убраться из ее жизни.
 Фрэн повернулась к нему спиной. Она решила, что ей, как и Молли, необходимо выпить чашку кофе. Мэтьюз прошел за ней в кухню.
 — Послушайте, Фрэн... Вас ведь зовут Фрэн, верно? — спросил он. — То есть я хотел сказать, что так вас называют друзья...
 — Да.
 — Давайте называть друг друга по имени. Вы, разумеется, не сможете находиться в комнате, когда я буду говорить с Молли, но мне бы очень помогло, если бы вы сообщили мне то, что успели узнать. Это может ей пригодиться.
 Враждебное выражение исчезло с его лица. То, как Мэтьюз произнес имя Молли, тронуло Фрэн. Она решила, что Молли для него не просто клиентка. И это ей очень понравилось.
 — На самом деле, мне хотелось бы обсудить с вами некоторые моменты, — призналась Фрэн.
 Миссис Барри наконец приготовила поднос для Молли.
 — Кофе, сок, тост или булочка, больше она ничего не ест, — объяснила экономка.
 Фрэн и Филип сами налили себе кофе. Фрэн дождалась, пока Эдна Барри выйдет из кухни, и спросила:
 — Вы знали о том, что в клинике все были невероятно удивлены, когда узнали о связи Анна-Марии с Гэри Лэшем? Все были уверены, что она влюблена в доктора Джека Морроу, сотрудника клиники Лэша. Этого Джека Морроу убили за две недели до Гэри.
 — Я не знал об этом.
 — Вы когда-нибудь встречались с Анна-Марией Скалли?
 — Нет. Дело было закончено до того, как она могла бы появиться в суде в качестве свидетеля.
 — Вы не помните, упоминал ли кто-нибудь о ключе от дома, который был спрятан в саду?
 Мэтьюз нахмурился:
 — Все может быть, но это не имело значения. Честно говоря, я был искренне убежден в том, что, учитывая обстоятельства убийства и тот факт, что Молли нашли залитой кровью мужа, это дело начинается с нее и на ней же заканчивается. Фрэн, прошу вас, поднимитесь наверх и скажите Молли, что я должен с ней немедленно поговорить, — попросил Мэтьюз. — Я помню, что рядом с ее спальней есть гостиная. Мы с ней должны все обсудить, прежде чем за дело возьмется полиция. Пусть миссис Барри проводит их в одну из комнат нижнего этажа, чтобы они ждали там.
 В ту же секунду в кухню вбежала взволнованная миссис Барри.
 — Когда я поднялась наверх с завтраком, Молли лежала в кровати полностью одетая. Глаза у нее были закрыты. — Она помолчала. — Господи, все как в прошлый раз!

 37

 Доктор Питер Блэк всегда начинал утро с быстрой проверки положения дел на международной фондовой бирже, новости с которой передавали по одному из кабельных финансовых каналов. Затем он завтракал по-спартански — в это время в доме должна была царить абсолютная тишина, — а затем по дороге на работу слушал в машине классическую музыку.
 Иногда, оказавшись уже на территории клиники, он совершал прогулку быстрым шагом, а позже усаживался за рабочий стол.
 Утро понедельника оказалось солнечным. За ночь температура поднялась почти на двадцать градусов, и Блэк решил, что десятиминутная прогулка поможет ему проветриться.
 Выходные выдались хлопотными. Субботний визит к Молли Лэш оказался полным провалом. А все Кел Уайтхолл со своими дурацкими представлениями о том, как следует склонить женщину к сотрудничеству.
 Питер Блэк заметил обертку от жвачки у края парковки и нахмурился. Надо будет сказать секретарше. Пусть позвонит в хозяйственный отдел и отчитает сотрудников за нерадивость.
 Упорное нежелание Молли признаться в убийстве Гэри приводило Питера в ярость. Видите ли, она этого не делала. Убийцей был кто-то другой. Кого она вздумала обманывать? Но Питер понимал ее мотивы. Он определял это как «стратегию Молли»: повторяй ложь достаточно долго, часто и в меру убедительно, и в конце концов люди тебе поверят.
 Все будет в порядке, уверил он самого себя. Слияние пройдет как по маслу. Они всего лишь поглощают более мелкие ХМО, сделка уже в процессе завершения. «Вот где нам не хватает Гэри», — подумал Блэк. У него самого никогда не хватало терпения для бесконечных светских приемов, улыбок, рукопожатий, необходимых для поддержания дружеских отношений с нужными людьми. Кел может воздействовать на ситуацию на уровне финансов, но его агрессивная, властная манера многих отталкивает. Если они не будут осторожны, то некоторые пациенты могут воспользоваться другими схемами медицинской помощи.
 Нахмурившись, засунув руки в карманы, Питер Блэк огибал новый корпус клиники, вспоминая о своих первых годах работы в клинике Лэша. С мрачным восхищением он думал о том, как Гэри всегда казался искренне заинтересованным в светском общении. Он мог по необходимости включать и выключать свое обаяние, откуда-то появлялись заботливость и исполненный сочувствия взгляд.
 Гэри знал, что делает, когда женился на Молли Карпентер. Она оказалась идеальной хозяйкой дома с ее внешностью, деньгами и семейными связями. Влиятельные люди чувствовали себя польщенными, когда она приглашала их на ужин.
 Все шло так гладко, все было отлажено, как часовой механизм, пока Гэри не свалял дурака и не связался с этой Анна-Марией Скалли. Из всех сексапильных женщин в мире он выбрал медсестру, которая оказалась не только хорошенькой, но и сообразительной.
 «Чересчур сообразительной».
 Питер дошел до парадного входа кирпичного здания, выстроенного в колониальном стиле, где размещались административные помещения ХМО «Ремингтон». Он подумал было продолжить прогулку, но все же решил войти. Впереди рабочий день, и раньше или позже ему придется начинать.
 В десять часов утра позвонила Дженна. Она была на грани истерики.
 — Питер, ты слышал новости? Женщиной, которую убили вчера в ресторанчике в Роуэйтоне, оказалась Анна-Мария Скалли. Полиция допрашивает Молли. По радио они прямо назвали ее подозреваемой.
 — Анна-Мария Скалли мертва? Молли подозреваемая? — Питер обрушил на Дженну град вопросов, вынуждая ее рассказать подробнее.
 — Судя по всему, Молли встретилась с Анна-Марией в этом ресторанчике, — ответила Дженна. — Ты же помнишь, она в субботу говорила, что хочет с ней встретиться. Официантка говорит, что первой ушла Анна-Мария, а Молли вышла следом буквально через минуту. Когда позже этот «Морской фонарь» закрылся, кто-то заметил, что на стоянке осталась стоять машина. Они проверили, потому что у них уже были неприятности из-за подростков, которые останавливались на парковке и распивали спиртное. Но они нашли Анна-Марию, убитую ножом.
 Питер Блэк положил трубку, откинулся на спинку кресла. Его лицо было задумчивым. Спустя мгновение он улыбнулся, вздохнул с облегчением, словно с его плеч сняли тяжелую ношу. Открыв один из ящиков стола, он достал плоскую фляжку. Налив себе виски, доктор Питер Блэк произнес короткий тост:
 — Спасибо тебе, Молли.
 И выпил до дна.

 38

 В понедельник днем, когда Эдна Барри вернулась домой, ее соседка и близкая подруга Марта подбежала к ней, как только экономка вышла из машины.
 — Я слышала в новостях, — выпалила она, задыхаясь. — Сказали, что Молли допрашивает полиция и что ее подозревают в убийстве медсестры.
 — Заходи и выпей со мной чаю, — пригласила Эдна. — Ты не поверишь, если я расскажу тебе, какой у меня выдался день.
 За столом на кухне, наслаждаясь чаем и домашним кофейным кексом, который испекла Эдна, она рассказала Марте о том, какой шок испытала, когда вошла в спальню Молли и увидела, что та, полностью одетая, лежит под одеялом.
 — Я думала, у меня сердце остановится. Она быстро уснула, точно как в прошлый раз. А когда открыла глаза, то выглядела совершенно сбитой с толку, а потом улыбнулась. Говорю тебе, у меня мурашки побежали по спине. Все происходило как шесть лет назад. Я была готова увидеть на ней кровь.
 Экономка объяснила, как бегом спустилась по лестнице, чтобы позвать эту репортершу Фрэн Симмонс, которая заявилась в дом с самого утра, и адвоката. Они заставили Молли встать, долго водили ее по гостиной и влили в нее несколько чашек кофе.
 — Через какое-то время Молли снова немного порозовела, хотя взгляд у нее оставался странно отсутствующим. А потом, — Эдна Барри нагнулась поближе к Марте, — Молли сказала: "Филип, я не убивала Анна-Марию Скалли, правда? "
 — Боже! — охнула Марта, открыв от удивления рот и широко распахнув глаза за стеклами очков в цветной оправе.
 — Так вот, в ту самую секунду, как Молли это сказала, Фрэн Симмонс взяла меня под руку и препроводила вниз с такой скоростью, что у меня чуть не закружилась голова. Она не хотела, чтобы я потом сообщала полиции то, что услышала.
 Эдна Барри не добавила, что вопрос Молли ее успокоил. Совершенно ясно, что ее хозяйка не в себе. Ни один человек в своем уме не мог бы убить двоих и даже не знать, что он это сделал. Она совершенно напрасно тревожилась о своем Уолли.
 И теперь в собственной кухне, избавившись от тревог за сына, Эдна свободно пересказывала утренние события Марте.
 — Едва мы успели спуститься, как на пороге появились детективы из прокуратуры штата. Фрэн Симмонс проводила их в маленькую гостиную. Она сказала им, что Молли консультируется со своим адвокатом. Но я-то знаю, что он просто пытался привести ее в чувство. Они не могли предъявить ее полиции в таком состоянии.
 Неодобрительно поджав губы, Эдна взяла себе еще кусочек кофейного кекса.
 — Прошло не меньше получаса, прежде чем Молли и ее адвокат спустились вниз. Адвокат у нее тот же самый, что защищал ее в суде.
 — А что было потом? — нетерпеливо спросила Марта.
 — Мистер Мэтьюз — это адвокат — сказал, что намерен сделать заявление от имени своей клиентки. Он сказал, что Молли встретила Анна-Марию Скалли в ресторанчике в тот вечер, потому что хотела поговорить о своем муже и его трагической гибели, чтобы наконец поставить точку. Они провели вместе минут пятнадцать-двадцать, а потом Анна-Мария Скалли ушла, пока Молли расплачивалась по счету. Молли вышла, села в машину и отправилась домой. Она узнала о смерти мисс Скалли из выпуска новостей и приносит свои искренние соболезнования семье погибшей. Она не знает, как убили мисс Скалли.
 — Эдна, а ты потом видела Молли?
 — Она спустилась всего на минуту, когда полиция уже уехала. Вероятно, Молли слышала все, стоя наверху лестницы.
 — И как она себя вела?
 Впервые за весь разговор Эдна продемонстрировала капельку сочувствия к своей хозяйке.
 — Ну, Молли всегда очень молчалива, но на этот раз она вела себя так, будто не сознает, что происходит. Понимаешь, она точно так же бродила по дому после смерти доктора Лэша. Молли словно не уверена в том, где она находится и что случилось.
 Она сразу сказала мистеру Мэтьюзу: "Они уверены, что это я ее убила, так? " Но тут Фрэн Симмонс заявила, что хочет поговорить со мной в кухне. Это все для того, чтобы я не услышала их планов.
 — Так ты не знаешь, о чем они разговаривали? — уточнила Марта.
 — Нет, но могу догадаться. Полиция хочет знать, убила ли Молли эту медсестру.
 — Мамочка, кто-то обидел Молли?
 Марта и Эдна вздрогнули от неожиданности, подняли головы и увидели на пороге Уолли.
 — Нет, Уолли, что ты, — успокоила его Эдна. — Не беспокойся. Они просто хотят задать ей несколько вопросов.
 — Я хочу ее увидеть. Молли всегда была такой милой со мной. А доктор Лэш грубо со мной обращался.
 — Уолли, ты же помнишь, что мы с тобой об этом не говорим, — нервно ответила Эдна, надеясь, что Марта не придаст особого значения гневным ноткам в голосе Уолли и не заметит злобной гримасы, исказившей его лицо.
 Уолли подошел к рабочему столу и повернулся к женщинам спиной.
 — Он вчера заходил ко мне, — прошептала Марта. — Говорил о том, что хочет навестить Молли Лэш. Может быть, тебе бы стоило взять его с собой? Пусть повидается с ней и успокоится.
 Но Эдна ее уже не слушала. Она не отрывала глаз от сына. Уолли рылся в ее сумочке.
 — Что ты делаешь, Уолли? — резко поинтересовалась она, ее голос прозвучал неожиданно тонко.
 Он повернулся к ней, держа в руке связку ключей. — Я беру ключ от дома Молли, мамочка. Обещаю, что на этот раз я положу его на место.

 39

 В понедельник днем, стараясь не показать, насколько ей льстит оказанный прием, официантка Глэдис Флюгель охотно явилась в сопровождении детектива Эда Грина в здание суда в Стамфорде, где собиралась рассказать все, что она видела во время встречи Анна-Марии Скалли и Молли Карпентер Лэш.
 Ее встретил молодой человек, назвавшийся Виктором Паквеллом и представившийся помощником прокурора штата. Он провел Глэдис и детектива Грина в комнату со столом для заседаний и поинтересовался, не хочет ли мисс Флюгель выпить кофе, содовой или воды.
 — Прошу вас, не стоит нервничать, мисс Флюгель, вы можете оказать нам неоценимую помощь, — сказал он.
 — Именно за этим я и пришла, — ответила ему Глэдис с улыбкой. — Я выпью диетической колы.
 Лицо пятидесятивосьмилетней Глэдис Флюгель прорезали глубокие морщины, результат сорока лет курения. В ярко-рыжих волосах были заметны седые корни. Благодаря ее рабской приверженности покупкам по телефону она всегда была в долгах. Она никогда не была замужем, не имела постоянного любовника и жила в одном доме со вздорными стариками-родителями.
 Тридцать лет незаметно превратились в сорок, потом так же незаметно подобралось пятидесятилетие, и Глэдис Флюгель обнаружила, что жизнь уже не представляется ей в розовом свете. Случайности больше не таили никаких возможностей. Она уже начала сомневаться, что когда-нибудь с ней произойдет что-нибудь удивительное. Глэдис терпеливо ждала перемен и вот наконец дождалась.
 Она искренне любила свою работу официантки, но с годами стала нетерпеливой и грубой с клиентами, во всяком случае, такое бывало. Ей было больно наблюдать за парочками, держащимися за руки, за родителями, пришедшими что-нибудь отпраздновать вместе с детьми, понимая, что все это она упустила.
 Ее недовольство росло, и это не раз стоило ей места, пока наконец Глэдис не осела в «Морском фонаре», где плохо кормили и не следили за персоналом. Казалось, Глэдис и придорожный ресторанчик созданы друг для друга.
 В воскресенье вечером она была особенно раздраженной, потому что вторая официантка не явилась, сказавшись больной, и Глэдис пришлось выйти на работу в свой законный выходной.
 — Женщина вошла примерно в половине восьмого, — рассказывала она детективам, наслаждаясь ощущением собственной значимости. Полицейские слушали очень внимательно, и секретарь записывал каждое слово.
 — Пожалуйста, опишите ее, мисс Флюгель. — Эд Грин, молодой детектив, который привез ее в Стамфорд, был предельно вежлив.
 Интересно, разведены ли его родители, подумала Глэдис. Если да, то она с удовольствием познакомилась бы с его отцом.
 — Называйте меня просто Глэдис. Все так делают.
 — Если вам так нравится, Глэдис.
 Она улыбнулась, потом поднесла руку к губам, словно задумалась, пытаясь вспомнить.
 — Женщина, которая пришла первой... Дайте-ка подумать... — Глэдис поджала губы. Не будет она им рассказывать, что эта дамочка вывела ее из себя, потому что настояла на том, чтобы сесть за самый дальний столик. — На вид ей было лет тридцать, волосы короткие, темные, размер примерно четырнадцатый. Трудно сказать наверняка. На ней были слаксы и парка.
 Тут Глэдис сообразила, что детективы наверняка уже знают, как выглядела эта женщина и что ее звали Анна-Марией Скалли, но поняла, что им необходимо увязать все факты воедино. И потом, ей было приятно всеобщее внимание.
 Она рассказала, что мисс Скалли заказала только кофе, не попросила принести ни рулет, ни даже кусочек кекса, а это означало, что чаевых Глэдис не хватит даже на подушечку жвачки.
 Детективы улыбнулись при этих словах, но доброжелательно, и она приняла это как поощрение.
 — Потом вошла другая леди, очень респектабельного вида. Сразу было ясно, что между этими дамочками никакой особой любви не было.
 Детектив Грин протянул ей фотографию.
 — Эта женщина подошла к Анна-Марии Скалли?
 — Именно она!
 — Глэдис, пожалуйста, поточнее опишите, как они держались друг с другом. Подумайте хорошенько, это может быть важно.
 — Они обе нервничали. — На этом слове Глэдис сделала ударение. — Когда я принесла чай второй леди я слышала, как другая называла ее миссис Лэш. Я не слышала, что они говорили друг другу. Так, какие-то обрывки, когда приносила чай, а потом убирала со столика рядом.
 Глэдис заметила, что это разочаровало детективов, и поторопилась добавить:
 — Так как посетителей практически не было и мне нечем было особо заняться, а эти женщины чем-то разожгли мое любопытство, то я присела на табурет у стойки и наблюдала за ними. Разумеется, потом я сообразила, что видела фотографию Молли Лэш в газете на прошлой неделе.
 — И что же происходило между Анна-Марией Скалли и Молли Лэш?
 — Темноволосая женщина, я имею в виду Анна-Марию Скалли, нервничала все больше и больше. Честное слово, она будто боялась Молли Лэш.
 — Боялась, Глэдис?
 — Да, именно. Она не смотрела ей в глаза, да я ее понимаю. Блондинка, то есть миссис Лэш... Уж вы мне поверьте, стоило взглянуть на лицо миссис Лэш, когда говорила Анна-Мария. Холодное, точно айсберг. Ей точно не понравилось то, что она услышала.
 Потом я увидела, что мисс Скалли встала и собирается уйти. Вы бы сами поняли, что ей хочется оказаться за тридевять земель от этого места. Поэтому я направилась к ним, подумала, может, им чего еще принести или чай-кофе долить.
 — Мисс Скалли что-нибудь сказала? — хором спросили детектив Грин и помощник прокурора штата.
 — Сейчас объясню, — сказала Глэдис. — Анна-Мария встала. Миссис Лэш схватила ее за руку, чтобы она не ушла. Тут мисс Скалли вырвалась и бросилась на улицу. Чуть с ног меня не сшибла, так торопилась.
 — А что сделала миссис Лэш? — поинтересовался Паквелл.
 — Она не могла так быстро уйти, — твердо ответила Глэдис. — Я протянула ей счет. Там было на доллар тридцать центов. Она бросила на стол пятерку и побежала за мисс Скалли.
 — Миссис Лэш выглядела расстроенной?
 Глэдис нахмурилась, театрально демонстрируя, что она усиленно вспоминает, как выглядела Молли Лэш в тот самый момент.
 — Я бы сказала, что у нее на лице было странное выражение, словно ей дали под дых.
 — Вы видели, как миссис Лэш садилась в машину?
 Глэдис выразительно помотала головой:
 — Нет, не видела. Когда она открывала дверь, я слышала, как она разговаривает будто сама с собой, а потом она крикнула: "Анна-Мария! ", словно хотела еще что-то сказать той женщине.
 — Вы не знаете, слышала ли ее Анна-Мария Скалли?
 Глэдис почувствовала, что детективы будут очень разочарованы, если она скажет, что не уверена в этом. Она замялась.
 — Ну, я вполне уверена, что миссис Лэш сумела привлечь ее внимание. Она позвала ее еще раз, а потом крикнула: "Подождите, Анна-Мария! "
 — Она крикнула Анна-Марии, чтобы та ее подождала! — воскликнул Грин.
 "Ну, что-то в этом роде, ведь так? " — спросила себя Глэдис. Она была практически на сто процентов уверена, что миссис Лэш вернется за сдачей, но потом поняла, что той не терпится догнать мисс Скалли.
 «Подождите, Анна-Мария».
 Молли Лэш крикнула: «Подождите, Анна-Мария», или пара, только что усевшаяся за столик, окликнула Глэдис: "Подойдите же к нам! "?
 Но Глэдис видела, как обрадовались детективы. Она хотела продлить эту минуту. Глэдис Флюгель ждала этого всю жизнь. Наконец-то пришла ее очередь. Она снова посмотрела на молодые лица, горящие глаза.
 — То есть я хочу сказать, что миссис Лэш дважды окликнула Анна-Марию Скалли. Второй раз она крикнула ей: "Подождите, Анна-Мария! " Мне кажется, она сумела привлечь ее внимание. Помню, я еще тогда подумала, что мисс Скалли остановилась на парковке и ждет миссис Лэш.
 Так все и было, сказала себе Глэдис Флюгель, пока мужчины широко улыбались.
 — Глэдис, вы нам просто необходимы, — с благодарностью заявил Виктор Паквелл. — Должен вас предупредить, что вам придется давать показания в суде.
 — Я рада помочь, — заверила его Глэдис.
 Через час, прочитав и подписав свои показания, Глэдис возвращалась в Роуэйтон вместе с детективом Грином в его машине. Омрачил ее радость только ответ Грина на вопрос о семейном положении его отца.
 Его родители только что отпраздновали сороковую годовщину свадьбы.
 В то же самое время в Стамфорде, в здании суда, помощник прокурора штата Том Серрадзано предстал перед судьей, чтобы попросить ордер на обыск в доме и в машине Молли Карпентер Лэш.
 — Ваша честь, — сказал Серрадзано, — у нас есть все основания полагать, что Молли Лэш убила Анна-Марию Скалли. Мы твердо уверены, что там можно найти улики, связанные с этим преступлением. Если будут обнаружены пятна крови, волосы или нитки на одежде или в машине или орудие преступления, мы хотим добраться до них раньше, чем миссис Лэш избавится от них.

 40

 Возвращаясь в Нью-Йорк из Гринвича, Фрэн методично вспоминала одно за другим события этого утра.
 Журналисты прибыли к дому Молли как раз вовремя, чтобы перехватить выходивших оттуда детективов. Гас Брандт повторно показал в новостях пленку, запечатлевшую, как Молли выпускают из тюрьмы, а Фрэн озвучивала происходящие события по телефону из дома Молли.
 Она вспоминала собственные слова: "События развивались удивительным образом. Выяснилось, что женщиной, зарезанной на парковке у придорожного ресторана в Роуэйтоне, Коннектикут, была Анна-Мария Скалли, та самая «другая женщина» в деле об убийстве доктора Гэри Лэша, о котором шесть лет назад писали все газеты и о котором заговорили снова на прошлой неделе в связи с тем, что Молли Карпентер Лэш, отсидевшую пять с половиной лет в тюрьме за убийство мужа, выпустили досрочно.
 Хотя к настоящему времени мы не располагаем всеми деталями, полиция дала понять, что миссис Лэш видели накануне вечером в ресторанчике в Роуэйтоне, где она, видимо, встречалась с жертвой преступления.
 Адвокат миссис Лэш в своем заявлении сказал, что его клиентка попросила мисс Скалли о встрече, чтобы закрыть печальную главу своей жизни, и что они с мисс Скалли честно и откровенно поговорили. Анна-Мария Скалли вышла из ресторанчика первой, и Молли Лэш больше ее не видела. Она выражает свои соболезнования семье Скалли".
 Закончив сообщение, Фрэн надела пальто и уже уселась в машину, собираясь вернуться в Нью-Йорк, когда за ней выбежала миссис Барри и попросила вернуться. Как только Фрэн переступила порог, мрачный и недовольный Филип Мэтьюз предложил ей пройти в кабинет. Фрэн отправилась туда и увидела, что на диване, ссутулившись, сидит Молли, руки сцеплены на коленях. Фрэн вдруг показалось, что джинсы и голубой нитяной джемпер, которые Молли надела утром, стали ей велики на размер. Она казалась такой маленькой.
 — Молли заявила мне, что, как только я уеду, она немедленно расскажет вам все то, что рассказала мне, — сказал Мэтьюз. — Как адвокат, я могу только давать ей советы. К сожалению, я не могу заставить ее следовать им. Насколько я понимаю, Молли считает вас другом. Я верю, что ее судьба вам небезразлична, но дело в том, что, если вас вызовут в суд в качестве свидетеля, вам придется отвечать на те вопросы, на которые мы отвечать не хотим. Вот почему я посоветовал Молли не пересказывать вам события вчерашнего вечера, но повторяю: я могу только советовать.
 Фрэн предупредила Молли, что Филип абсолютно прав, но Молли настояла на том, что Фрэн должна узнать все подробности.
 — Вчера вечером мы встретились с Анна-Марией, — начала рассказывать Молли. — Мы проговорили минут пятнадцать-двадцать. Она ушла раньше меня. Я не видела ее на стоянке. Когда я выходила из «Морского фонаря», с парковки выехала машина. Я решила, что это Анна-Мария, и окликнула ее. Но тот, кто был за рулем этой машины, либо не слышал меня, либо сделал вид, что не слышит.
 Фрэн спросила, не могла ли Анна-Мария сидеть в той машине и вернуться на стоянку позже. Но Мэтьюз напомнил, что Анна-Марию нашли в ее джипе. Молли была уверена в том, что с парковки уехал седан.
 Услышав все это, Фрэн спросила, о чем именно они разговаривали с Анна-Марией. И тут она почувствовала, что Молли не хочет об этом рассказывать. Неужели было что-то такое, о чем ей не хочется говорить именно Фрэн? Если так, то зачем весь этот разговор? Неужели Молли пытается ее использовать?
 По дороге Фрэн повторяла про себя те вопросы, на которые не получила ответа. И среди них был следующий: почему Молли, полностью одевшись этим утром, снова улеглась в постель?
 По спине Фрэн пробежал холодок сомнений. Может быть, она была права с самого начала и Молли убила своего мужа?
 Но самый сложный вопрос заслонял все остальные: кто такая Молли Лэш и что она за человек?
 * * *
 Именно этот вопрос задал ей Гас Брандт, как только Фрэн вернулась на работу.
 — Судя по всему, милочка, эта история превратится в дело О. Джея Симпсона, а ты уже успела привязаться к Молли. Если она будет продолжать убивать людей, то ко времени выхода передачи нам придется поставить две серии, чтобы рассказать все.
 — А вы уверены, что Молли убила Анна-Марию Скалли? — спросила Фрэн.
 — Посмотри сама. У нас есть пленки с места происшествия. Окно джипа со стороны водителя открыто. Представь: Скалли слышит, что ее зовут, и опускает его.
 — Но получается, что Молли все заранее спланировала и даже захватила с собой нож.
 — Возможно, она не нашла статуэтку, которая поместилась бы в дамскую сумочку, — ответил Гас, пожимая плечами.
 Фрэн отправилась в свой кабинет, глубоко засунув руки в карманы слаксов. Она вдруг вспомнила, как сводные братья дразнили ее из-за этой привычки. «Когда руки Фрэнни неподвижны, ее мозг работает сверхурочно», — любили говорить они и называли это «позой размышления Фрэн».
 Все повторится, как в прошлый раз, сказала себе Фрэн. Если полиция не найдет веских улик против Молли, это все равно не будет иметь никакого значения. Ее заранее осудили за убийство Анна-Марии Скалли. Только накануне Фрэн заметила, что шесть лет назад никто даже не попытался поискать другое объяснение смерти доктора Лэша. И теперь история повторяется.
 — Эдна Барри, — произнесла она вслух, переступая порог своего кабинета.
 — А что случилось с Эдной Барри?
 Изумленная Фрэн обернулась. Тим Мейсон стоял позади нее.
 — Тим, я только что поняла одну вещь. Сегодня утром экономка Молли Лэш бегом спустилась вниз и объявила мне и Филипу Мэтьюзу, что Молли снова улеглась в постель. Она сказала: "Господи, все как в прошлый раз! "
 — Что ты имеешь в виду, Фрэн?
 — Что-то здесь меня беспокоит. Не столько то, что сказала Эдна Барри, сколько то, как она это сказала. Мне показалось, Тим, что она обрадовалась, найдя Молли в таком состоянии. Чему тут радоваться, если Молли прореагировала точно так же, как на смерть своего мужа?

 41

 Раздраженная тем, что не удалось вырваться из офиса пораньше из-за назначенной встречи, Дженна успела на поезд в 2. 10 до Гринвича, где на вокзале ее уже ждал вызванный по телефону Лу Нокс.
 — Молли не подходит к телефону. Отвезите меня к ней домой, Лу, — нетерпеливо приказала Дженна.
 Лу нахмурился, рассматривая хозяйку в зеркало заднего вида. Он заметил, что она в плохом настроении, и перечить ей не хотелось, но у него не оставалось другого выхода.
 — Миссис Уайтхолл, ваш муж просил вас приехать прямо домой.
 — Ну и что с того, Лу. Муж подождет. Отвезите меня к дому Молли и там высадите. Если мистеру Уайтхоллу нужна машина, то вы вернетесь за мной позже, или я вызову такси.
 Они как раз подъехали к перекрестку. Направо — дом Молли. Налево — особняк Уайтхоллов. Лу повернул налево и получил ожидаемую реакцию.
 — Лу, вы что, оглохли?
 — Миссис Уайтхолл, — Лу надеялся, что его голос звучит достаточно подобострастно, — вы же знаете, что я не могу ослушаться мистера Уайтхолла. — «Только вам это может сойти с рук», — добавил он про себя.
 Когда Дженна вошла в дом, она хлопнула дверью с такой силой, что задрожали стены. Она нашла мужа за рабочим столом в кабинете на втором этаже. В ее глазах стояли слезы гнева. Дженна пересекла комнату и оперлась о крышку стола обеими руками. Глядя прямо в глаза мужу, она сказала:
 — С каких это пор ты решил, что этот твой лакей-лизоблюд может указывать мне, что я должна делать, а чего не должна? — Ее голос дрожал от переполнявшей ее ярости, что с ней обошлись так бесцеремонно.
 Келвин Уайтхолл поднял ледяной взгляд на жену.
 — Этот «лакей-лизоблюд», как ты изволишь называть Лу Нокса, был обязан выполнить мое указание. Так что ссориться тебе надо со мной, моя дорогая, а не с ним. Хотелось бы мне, чтобы вся наша прислуга была мне так предана, как он.
 Дженна поняла, что зашла слишком далеко, и отступила.
 — Кел, прости. Но дело в том, что моя лучшая подруга осталась одна. Сегодня утром мне позвонила мать Молли. Энн узнала о смерти Анна-Марии Скалли и умоляла меня быть рядом с ее дочерью. Она не хочет, чтобы Молли об этом узнала, но на прошлой неделе у Уолтера был удар, правда, легкий, однако врачи и слышать не хотят о том, чтобы отец Молли куда-то ехал. Иначе Энн и Уолтер прилетели бы немедленно, чтобы помочь дочери в трудную минуту.
 Гнев сошел с лица Кела Уайтхолла, он встал, обошел вокруг стола, обнял жену и тихо сказал ей на ухо:
 — Судя по всему, наши интересы противоречат друг другу, Джен. Я не хочу, чтобы ты сейчас ехала в дом Молли, потому что у меня плохие вести. Мне шепнули, что прокурор штата получил ордер на обыск в ее доме. Обыскивать будут также и ее машину. Так что ты ничем не сможешь помочь, а для ХМО «Ремингтон» настанут черные дни, если в общественном мнении такая персона, как миссис Уайтхолл, будет связана с Молли Лэш. Разумеется, позже ты поедешь к ней. Договорились?
 — Ордер на обыск! Кел, зачем это? — Дженна вырвалась из объятий мужа и посмотрела ему в лицо.
 — По той простой причине, что виновность Молли в убийстве этой медсестры практически доказана. Мой источник сообщил, что фактов становится все больше. Официантка из Роуэйтона дала показания, и эти показания указывают на то, что Молли может быть убийцей. Именно из-за этих показаний прокуратура так быстро получила ордер на обыск. Но мой источник располагает и еще кое-какой информацией. Например, сумочка Анна-Марии Скалли лежала на сиденье рядом с ней и была хорошо видна. В ней несколько сотен долларов. Если бы мотивом преступления было ограбление, то деньги, несомненно, забрали бы. — Кел снова притянул к себе жену и обнял. — Джен, твоя подруга остается для тебя все той же девочкой, с которой вы вместе ходили в школу, сестрой, которой у тебя никогда не было. Люби ее, но не забывай, что в ней живут силы, которые заставили ее стать убийцей.
 Громко, настойчиво зазвонил телефон.
 — Думаю, что как раз этого звонка я ждал. — Кел отпустил Дженну и похлопал ее по плечу.
 Миссис Кел Уайтхолл знала, что эти слова означают. Она должна немедленно выйти и плотно закрыть за собой дверь.

 42

 Этого не может быть! Это дурной сон. Нет, не так. Это ужасный ночной кошмар! Неужели даже в ночных кошмарах все повторяется?
 С самого утра Молли мучили противоречивые мысли. В голове всплывали какие-то обрывки событий. Ей казалось, что попытка сосредоточиться на стилистически верном обозначении происходящего станет зарядкой для ума ничуть не хуже любой другой. Обдумывая про себя, насколько грамотно словосочетание «ужасный ночной кошмар», Молли сидела на диване в кабинете, опираясь на подлокотник, подобрав к животу колени, обхватив их руками и опустив на них подбородок.
 «Почти внутриутробное положение зародыша, — подумала Молли. — Я тут свернулась, как улитка, а в моем собственном доме полно чужих людей, которые всюду роются, все переворачивают вверх дном». Она вспомнила, как они с Джен говорили в шутку: «Прими позу зародыша», если ситуация становилась совершенно невыносимой.
 Но это было много лет назад, когда самыми серьезными неприятностями в их жизни были сломанный ноготь или проигранный теннисный матч. Но как-то вдруг определение «невыносимый» приобрело совсем другое значение.
 Ей велели подождать в этой комнате. А Молли казалось, что раз уж ее освободили из тюрьмы, то ей больше не придется выполнять чужие приказы идти туда, куда велят. Еще неделю назад она была за решеткой. И хотя сейчас Молли находилась у себя дома, она не могла попросить всех этих людей уйти.
 Нет-нет, вот сейчас она проснется, и все исчезнет. Молли закрыла глаза. Но, разумеется, ей это ничуть не помогло. Она открыла глаза и огляделась. Полиция уже закончила обыскивать кабинет, перевернула все подушки на диване, открыла все ящики в столах, проверила занавески на окнах на тот случай, если что-то спрятали в их складках.
 Молли сообразила, что полицейские довольно долго задержались в кухне. Понятно, проверяют каждый ящик, каждый шкафчик. Она слышала, как кто-то приказал собрать все ножи в доме.
 Тот, кто постарше, велел тому, что помоложе, отложить в сторону и упаковать те вещи, в которых ее видела официантка в «Морском фонаре».
 Теперь Молли оставалось только ждать. Ждать, пока из дома не уберется полиция, пока ее жизнь снова не вернется в нормальное русло.
 Но она не может просто так сидеть и ждать. Она должна выбраться отсюда. Но куда ей пойти, чтобы люди не принялись указывать на нее пальцем, не перешептывались за ее спиной, где не поджидали бы журналисты?
 Доктор Дэниелс. Нужно поговорить с ним, решила Молли. Он обязательно поможет.
 Пять часов. Интересно, он еще у себя в кабинете? Забавно, она наизусть помнила номер его телефона, хотя прошло шесть лет.
 * * *
 Когда зазвонил телефон, Рути Ройтенберг как раз запирала свой стол, а доктор Дэниелс собирался надеть пальто. Они переглянулись.
 — Может быть, дать поработать другим? — предложила Рути. — Сейчас дежурство доктора Маклина.
 Джон Дэниелс устал. У него была трудная беседа с одним из самых беспокойных его пациентов, и чувствовал он себя на все свои семьдесят пять. Ему не терпелось вернуться домой, благодаря небеса за то, что ужин, на который пригласили их с женой, отменили.
 Но инстинкт подсказал доктору, что он должен ответить на этот звонок.
 — Рути, выясни по крайней мере, кто это, — попросил он.
 Дэниелс увидел выражение ужаса в ее глазах, когда она посмотрела на него и произнесла одними губами:
 — Молли Лэш.
 Мгновение он колебался и так и стоял с пальто в руках, пока Рути произносила привычную фразу:
 — К сожалению, доктор только что ушел, миссис Лэш. Он, наверное, уже у лифта. Подождите, я посмотрю, может быть, сумею его догнать.
 Молли Лэш. Джон Дэниелс подумал, потом подошел к столу и взял трубку из рук Рути.
 — Я слышал о том, что случилось с Анна-Марией Скалли. Чем я могу вам помочь, Молли?
 Он выслушал ее ответ, и через полчаса она уже сидела у него в кабинете.
 — Простите, что так долго, доктор. Я хотела взять мою машину, но полиция не позволила. Пришлось вызвать такси.
 По голосу Молли чувствовалось, что она сама не верит в то, что говорит. Выражение ее глаз заставило Дэниелса вспомнить распространенное выражение: глаза оленя, ослепленного светом фар. Хотя Молли Лэщ была напугана куда больше. Нет, она выглядела почти загнанной. Дэниелс сразу понял, что молодой женщине грозит погружение в то же заторможенное, почти сонное состояние, в котором она пребывала после смерти мужа.
 — Прилягте на кушетку, Молли, пока мы будем разговаривать, — предложил Дэниелс. Она сидела в кресле у его стола. Когда Молли не ответила, он подошел и взял ее под локоть. Старый доктор почувствовал, как напряжено ее тело.
 — Идемте, Молли. — Он заставил ее подняться. Молли позволила помочь ей.
 — Я понимаю, что уже очень поздно. Вы очень добры, доктор, что согласились меня принять.
 Дэниелс сразу вспомнил хорошо воспитанную девочку, которую он когда-то видел в загородном клубе. Золотой ребенок, подумал он тогда, великолепное сочетание породы и давно обретенного благосостояния. Кто мог подумать, что ее будут подозревать в совершении преступления — второго преступления — и полиция примется обыскивать ее дом в поисках веских улик. Джон Дэниелс удрученно покачал головой.
 — Так что же случилось, Молли? Расскажите мне.
 В течение следующего часа Молли попыталась объяснить вслух, не столько врачу, сколько себе самой, почему ей так необходимо было поговорить с Анна-Марией.
 — Дело в том, что теперь я понимаю, почему тогда сбежала на мыс Код. Я разозлилась. Но разозлилась я не из-за того, что узнала о романе Гэри с Анна-Марией. Поверьте мне, доктор, меня совершенно не волновало, что муж мне изменяет. Я злилась из-за того, что я потеряла ребенка, а Анна-Мария беременна. Я должна была родить мужу ребенка, а не она.
 У Джона Дэниелса упало сердце, но он молча слушал Молли.
 — Доктор, я хотела встретиться с Анна-Марией, потому что подумала: если я не убивала Гэри, так, может, она его убила? Никто не мог сказать, где она была в тот вечер. А я-то знала, что она была в ярости, я поняла это по голосу, когда услышала их разговор по телефону.
 — Вы спросили Анна-Марию об этом, когда встретились с ней вчера вечером?
 — Да. И когда она мне сказала, что не убивала его, я ей поверила. Но Анна-Мария сказала мне, что Гэри обрадовался, когда я потеряла ребенка, что он собирался просить меня дать ему развод, а ребенок только бы все усложнил.
 — Мужчины часто говорят любовницам, что намерены развестись. Как правило, это неправда.
 — Я знаю об этохм, и вполне вероятно, Гэри обманывал Анна-Марию. Но он не лгал, когда говорил, что рад моему выкидышу.
 — Анна-Мария сказала вам об этом?
 — Да.
 — И что вы почувствовали?
 — Это меня пугает больше всего, доктор. Мне кажется, что в эту минуту я ненавидела ее всей душой только за то, что она произнесла эти слова.
 «Ненавидела ее всей душой», — повторил про себя Дэниелс.
 Молли вдруг заговорила очень быстро:
 — Вы знаете, что мне тогда пришло в голову, доктор? Я вспомнила строчку из Библии: «Рахиль горевала о своих нерожденных детях, и никто не мог утешить ее». Я подумала о том, как я горевала о своем ребенке. Только в моем теле зародилась новая жизнь, и я ее потеряла. И в этот момент я стала Рахилью, гнев ушел, я погрузилась в горе.
 Молли вздохнула, а потом продолжала тусклым, безжизненным голосом, из которого исчезли все эмоции.
 — Анна-Мария ушла раньше меня. Когда я вышла на стоянку, ее уже не было. Я совершенно ясно помню, что вернулась домой и рано легла спать.
 — Совершенно ясно, Молли?
 — Доктор, полицейские обыскивают мой дом. Сегодня утром со мной пытались поговорить детективы. Филип приказал мне не говорить никому, даже Джен, что мне сказала Анна-Мария.
 Ее голос снова ожил:
 — Неужели все повторяется? Возможно ли, чтобы я совершила нечто ужасное и мой мозг заблокировал воспоминания об этом? Если это так и полиция сумеет это доказать, я не позволю им снова упрятать меня в тюрьму. Я лучше умру.
 «Она снова заговорила о самоубийстве», — подумал доктор Дэниелс.
 — Молли, с тех пор, как вы вернулись домой, вы вспоминали о том, что кто-то еще был в доме в вечер убийства Гэри?
 Он смотрел, как расслабляется ее тело, как уходит напряжение, как в глазах зажигается лучик надежды.
 — В доме на самом деле кто-то был в тот вечер, — ответила Молли. — Я почти уверена в этом.
 «А вот я как раз почти уверен, что там никого не было». — Эта мысль опечалила Дэниелса, и он вздохнул.
 Вскоре он отвез Молли домой. Дом стоял темный, свет нигде не горел. Молли указала ему на то, что рядом не были припаркованы полицейские машины. Но Дэниелс не уехал, пока Молли не вошла в дом и не зажгла свет в прихожей.
 — Не забудьте принять таблетку, которую я дал вам, — напомнил он. — Завтра мы поговорим снова.
 Старый врач дождался, пока щелкнула задвижка изнутри, и только потом медленно вернулся к своей машине. Он не считал, что Молли достигла того предела, когда может причинить себе вред. Но если полиция найдет улики, подтверждающие виновность Молли в смерти Анна-Марии Скалли, то его пациентка наверняка попытается найти другой способ уйти от реальности. На этот раз это будет не диссоциативная амнезия, а смерть.
 Доктор Дэниелс, печальный, расстроенный, отправился домой, где его ждал очень поздний ужин.

 43

 Когда Фрэн появилась в офисе во вторник утром, она нашла на своем столе сообщение о звонке Билли Галло с пометкой «срочно». Он назвался другом Тима Мейсона и просил ее позвонить по очень важному делу.
 Фрэн набрала указанный номер, Билли Галло снял трубку после первого же звонка и сразу заговорил о том, что его тревожило.
 — Мисс Симмонс, вчера похоронили мою мать. Она умерла от обширного инфаркта, который можно было и следовало предотвратить. Я слышал, что вы готовите передачу об убийстве доктора Гэри Лэша, и я хотел попросить вас заняться еще и положением дел в больнице. Особенно меня беспокоит тот план медицинского страхования, который придумал Гэри Лэш.
 — Тим говорил мне о вашей матери, и я искренне соболезную вашему горю, — сказала Фрэн. — Но я уверена, что существует процедура, следуя которой вы можете зарегистрировать жалобу на недобросовестное лечение.
 — Вы же знаете, что в этом случае жалобщика просто пускают по кругу, мисс Симмонс, — возразил Билли Галло. — Видите ли, я музыкант и не могу позволить себе потерять работу. Сложилось так, что мой оркестр сейчас в Детройте. Но я скоро вернусь. Я говорил с Роем Кирквудом, маминым терапевтом, и он сказал, что настаивал на проведении дальнейшего обследования. Но его просьбу отклонили. Доктор Кирквуд не сомневается, что можно было попробовать спасти мою мать, но ему даже не позволили попытаться. Прошу вас, поговорите с ним, мисс Симмонс. Я пришел к нему, готовый проломить ему голову, а вышел, искренне его жалея. Доктору Кирквуду едва за шестьдесят, но он сообщил мне, что закрывает свою практику и уходит на пенсию. До такой степени ему опротивело все, что происходит в ХМО «Ремингтон».
 «Проломить ему голову». Фрэн задумалась. Есть один шанс на миллион, что родственник какого-нибудь пациента мог испытывать те же самые чувства по отношению к Гэри Лэшу.
 — Диктуйте мне телефон и адрес доктора Кирквуда, — решилась она, — я поговорю с ним.
 * * *
 В одиннадцать часов утра Фрэн снова съезжала с автострады на дорогу, ведущую в Гринвич.
 Молли согласилась встретиться с ней за ленчем в час дня, но, несмотря на уговоры Фрэн, отказалась выходить из дома.
 — Я не могу, — просто сказала Молли. — Я чувствую, будто меня выставили на всеобщее обозрение. Все примутся глазеть на меня. Это ужасно. Я не могу.
 Молли не возражала, когда Фрэн объявила, что привезет пирог с заварным кремом.
 — Миссис Барри по вторникам не приходит, — объяснила Молли, — а полиция забрала мою машину, поэтому я не могу выйти в магазин.
 Фрэн решила, что единственной хорошей новостью было предполагаемое отсутствие миссис Барри. Экономка не будет крутиться около них. Как здорово будет поговорить с Молли, когда никто не станет входить в комнату каждые две минуты.
 Но с Эдной Барри она обязательно еще встретится, решила Фрэн. Поэтому она приехала в Гринвич пораньше, чтобы без предупреждения нагрянуть к экономке домой. Она сверилась с картой, чтобы подъехать к дому Барри — Фрэн решила быть с ней откровенной. По какой-то неизвестной причине Эдна Барри враждебно настроена по отношению к Молли и боится Фрэн. Возможно, Фрэн удастся выяснить, в чем проблема.
 * * *
 — Человек предполагает, а бог располагает, — проворчала себе под нос Фрэн, стоя на крыльце дома Эдны Барри и безуспешно нажимая на кнопку звонка. Красной «Субару», принадлежащей экономке, тоже не было.
 Расстроенная Фрэн размышляла о том, стоит ли подсунуть под дверь записку с сообщением о том, что она заезжала, потому что им необходимо поговорить. Она понимала, что такое послание выведет из себя миссис Барри, и это Фрэн вполне устраивало. В ее намерения входило напугать экономку.
 Но, с другой стороны, записка послужит предупреждением, и миссис Барри сумеет снова занять оборону. Она определенно что-то скрывает. И это «что-то» может оказаться очень важным. Не стоит рисковать и запугивать Эдну Барри.
 Фрэн предавалась размышлениям, когда услышала возглас:
 — Э-эй!
 Она обернулась и увидела женщину за пятьдесят, спешившую к ней через лужайку от соседнего дома. Фрэн обратила внимание на высокий начес и очки в цветной оправе.
 — Эдна должна скоро вернуться, — объяснила женщина, тяжело переводя дух. — Ее сын Уолли сегодня с утра очень нервничает, поэтому Эдна повезла его к врачу. Когда Уолли не принимает лекарства, с ним начинаются сплошные проблемы. Может, подождете ее у меня? Меня зовут Марта Джоунс, я соседка Эдны.
 — Очень мило с вашей стороны, — искренне поблагодарила Фрэн. — Миссис Барри не знала, что я заеду, но мне бы очень хотелось ее дождаться. — И еще Фрэн с удовольствием поболтает с миссис Джоунс. — Меня зовут Фрэн Симмонс.
 Марта предложила посидеть на застекленной веранде, где работал телевизор.
 — Здесь так светло и приятно, и потом, мы сразу увидим Эдну, как только она подъедет, — объяснила она, когда принесла чашки с еще дымящимся свежесваренным кофе. — Мне больше нравится кофе из старого кофейника с ситечком, чем из новомодных кофеварок, так он вкуснее.
 Она села напротив Фрэн и откинулась на спинку кресла.
 — Очень плохо, что Эдне пришлось сегодня везти Уолли к врачу. Хорошо еще, что ей не нужно было отпрашиваться с работы. Она работает на Молли Лэш три раза в неделю по утрам, в понедельник, среду и пятницу.
 Фрэн кивнула, радуясь новой информации.
 — Вы наверняка слышали о Молли Лэш, — продолжала Марта Джоунс. — Это та женщина, которая только что вышла из тюрьмы, куда ее посадили за убийство мужа. А теперь ходят слухи, что ее арестуют за убийство бывшей любовницы мужа. Вы слышали о... Простите, я не запомнила вашу фамилию.
 — Симмонс, Фрэн Симмонс.
 Она увидела, как на нее посмотрела миссис Джоунс, и догадалась, о чем та подумала. Фрэн Симмонс. Телерепортер и дочь человека, который украл деньги из городского библиотечного фонда, а потом застрелился.
 — Я не стану делать вид, что не знаю о вашем отце, — спокойно сказала Марта. — Тогда мне было очень жаль вас и вашу мать.
 — Спасибо.
 — А теперь вы работаете на телевидении и делаете программу о Молли. Так что вы, разумеется, все о ней знаете.
 — Верно.
 — Тогда, может быть, Эдна хотя бы вас послушает. Можно мне называть вас Фрэн?
 — Конечно.
 — Я не спала всю прошлую ночь, думая, не опасно ли для Эдны работать у Молли Лэш. То есть одно дело, когда она убила своего мужа. Мгновенное помешательство, я уверена. Он ведь ей изменял. Но не успела эта женщина выйти из тюрьмы, как тут же зарезала насмерть бывшую подружку мужа. Мне кажется, она себя не контролирует.
 Фрэн вспомнила слова Гаса Брандта, сказанные во время их разговора о Молли. Мнение, что Молли сумасшедшая невменяемая убийца, распространялось со скоростью эпидемии.
 — Вот что я вам скажу, — не унималась Марта, — я бы не хотела часами оставаться в пустом доме наедине с таким человеком. Сегодня утром я поговорила с Эдной, как раз когда она собиралась с Уолли к врачу. "Эдна, — сказала я, — что будет с Уолли, если Молли Лэш съедет с катушек и проломит тебе голову или зарежет? Кто позаботится о нем? "
 — А Уолли необходим уход?
 — Пока он принимает лекарство, все просто замечательно. Но вот когда Уолли этого не делает, то он становится совершенно другим человеком, невероятно упрямым, неуправляемым. Как раз вчера он взял ключ от дома Молли Лэш со связки Эдны. Хотел ее навестить. Разумеется, Эдна заставила его положить ключ назад.
 — Уолли взял ключ от дома Молли Лэш? — Фрэн приложила максимум усилий, чтобы ее голос звучал ровно. — Он и раньше брал?
 — Нет, вряд ли. Эдна не разрешает ему туда ходить. Доктор Лэш не мог надышаться на свою коллекцию предметов колониального искусства. Некоторые из них были весьма ценными. Но я знаю, что, когда Уолли заходил как-то в дом Лэшей и взял что-то, что не следовало, Эдна просто чуть с ума не сошла. Он ничего не сломал, но это был ценный экземпляр, и, судя по всему, доктор Лэш совершенно вышел из себя, бесновался, как сумасшедший, орал и приказал Уолли убираться из дома. Уолли это совсем не понравилось... О, а вот и Эдна!
 * * *
 Они подошли к Эдне как раз в ту минуту, когда та открывала дверь. При виде Фрэн рядом с Мартой лицо Эдны исказила недовольная гримаса. И Фрэн поняла, что ей и в самом деле есть что скрывать.
 — Иди в дом, Уолли! — рявкнула миссис Барри на сына.
 Фрэн едва удалось рассмотреть высокого, симпатичного мужчину лет тридцати, как Эдна втолкнула его в дом и закрыла за ним дверь.
 Потом она повернулась к Фрэн, ее щеки пылали от гнева, голос дрожал.
 — Мисс Симмонс, я не знаю, зачем вы здесь, но у меня было очень трудное утро, я не могу говорить с вами сейчас, — заявила она.
 — Ох, Эдна, — сокрушенно покачала головой Марта, — Уолли так и не успокоился?
 — С Уолли все в полном порядке, — резко ответила Эдна, в ее голосе слышались гнев и страх. — Я надеюсь Марта, что ты не порадовала мисс Симмонс сплетнями о нем.
 — Эдна, как ты можешь так говорить? Я никогда так не поступлю с Уолли.
 На глазах миссис Барри выступили слезы:
 — Знаю, знаю. Просто мне так тяжело... Вы должны извинить меня. Я позвоню тебе, Марта.
 Минуту Марта Джоунс и Фрэн стояли на крыльце, глядя на дверь, которую Эдна закрыла у них перед носом.
 — Эдна не грубый человек, — тихонько заметила Марта. — Ей просто пришлось нелегко. Сначала умер отец Уолли, потом доктор Морроу. Прошло совсем мало времени, и убили доктора Лэша, и...
 — Вы сказали, доктор Морроу? — переспросила Фрэн, прерывая Марту. — А какое он имел отношение к миссис Барри?
 — Он был врачом Уолли и замечательно с ним справлялся. Доктор Морроу был очень милым человеком. Если Уолли отказывался принимать лекарство или начинал нервничать, то Эдне нужно было только позвонить доктору Морроу.
 — Вы говорите о докторе Джеке Морроу?
 — Да. А вы его знали?
 — Знала. — Фрэн снова вспомнила доброго молодого человека, который сообщил ей о смерти отца, а потом обнял ее и утешал.
 — Вы, наверное, знаете, что его убили во время ограбления всего за две недели до доктора Лэша, — грустно сказала Марта.
 — Могу предположить, как это огорчило Уолли.
 — И не говорите! Это было просто ужасно. И насколько я помню, как раз после этого доктор Лэш накричал на него. Бедный Уолли. Люди ничего не понимают. Не его вина, что он такой.
 Не понимают, согласилась про себя Фрэн, благодаря Марту Джоунс за гостеприимство и садясь в машину. Но люди не только не понимают, они могут даже не подозревать об истинных проблемах Уолли Барри. Может ли Эдна Барри покрывать своего сына? Мыслимое ли это дело, чтобы она позволила осудить Молли Лэш за преступление, совершенное ее сыном?
 Возможно ли, что все было именно так?

 44

 Снотворное, которое дал доктор Дэниелс, оказалось очень эффективным. Молли приняла его в десять вечера и спокойно проспала до восьми утра. Сон был глубоким, тяжелым, но она проснулась отдохнувшей, хотя и немного вялой.
 Молли надела халат и отправилась на кухню за кофе и соком, которые собиралась выпить в постели и обдумать сложившееся положение. Но, не дойдя до кухш поняла, что прежде придется навести порядок в доме.
 Хотя полицейские старались действовать очень аккуратно, они изменили саму атмосферу дома. Это бы ло почти неуловимо, но Молли почувствовала перемену. Все, к чему прикасались чужие руки, лежало чуть криво или просто не совсем так, как она привыкла.
 Гармония дома, воспоминаниями о которой Молли спасалась в тюрьме, исчезла, и ее необходимо было восстановить.
 Быстро приняв душ, она влезла в джинсы, старенький свитер, кроссовки и была готова к работе. Искушение позвонить миссис Барри и попросить о помощи на миг возникло и тут же исчезло. «Это мой дом, — сказала себе Молли, — и я сама все приведу в порядок. Пусть моя жизнь совершенно вырвалась из-под контроля, — рассуждала она, наливая в ведро горячую воду и разводя ней жидкое мыло, — но я еще могу взять себя в руки и заняться уборкой».
 Грязи нигде не было, только кое-где остались следы пальцев. Молли принялась расставлять тарелки, кастрюли и сковородки, чтобы они выстроились в строгую линию.
 Обыск напоминал неожиданную проверку в камерах, когда раздавался топот ног, лязг железных дверей, заключенных ставили лицом к стене, пока надзиратели перетряхивали постель в поисках наркотиков.
 Молли не поняла, что плачет, пока случайно не вытерла щеку тыльной стороной руки и мыльный пузырь не попал ей в глаз.
 Вот и еще одна причина порадоваться отсутствию миссис Барри. Молли незачем скрывать свои чувства. Их можно выпустить наружу. Доктор Дэниелс поставил бы ей наивысшую оценку.
 Она натирала воском стол в холле, когда в половине десятого позвонила Фрэн Симмонс.
 И почему Молли согласилась встретиться с ней за ленчем? Она задала себе этот вопрос, опуская трубку на рычаг.
 Но она уже знала ответ. Несмотря на все предупреждения Филипа Мэтьюза, Молли хотелось рассказать Фрэн о том, что Анна-Мария почему-то показалась ей испуганной.
 «И боялась она не меня, — подумала Молли. — Почему-то меня она совсем не боялась, хотя была уверена, что именно я убила Гэри».
 Господи, о господи, ну почему ты допустил, чтобы все это случилось? Молли рухнула на нижнюю ступеньку лестницы.
 Она слышала собственные рыдания. «Я так одинока, так одинока», — повторяла она. Молли вспомнила как накануне ей позвонила мать и сказала: «Дорогая, ты права, будет лучше, если мы пока не приедем».
 А Молли так хотелось, чтобы мама сказала, что они уже едут к ней, чтобы быть рядом. Родители так нужны ей сейчас. Кто-то должен ей помочь.
 В половине одиннадцатого позвонили в дверь. Молли на цыпочках подошла к двери и подождала. Она не собиралась открывать. Пусть тот, кто пришел, решит, что ее нет дома.
 Потом она услышала знакомый голос:
 — Молли, открой, это я.
 Всхлипнув от облегчения, Молли отперла дверь и через секунду уже рыдала на плече Дженны.
 — Подружка ты моя дорогая. — В глазах Дженны сверкали слезы сочувствия. — Чем я могу тебе помочь?
 Молли сумела рассмеяться сквозь слезы.
 — Переведи часы на десяток лет назад, — сказала она, — и не знакомь меня с Гэри Лэшем. А если не получится, просто побудь рядом.
 — Филип еще не приехал?
 — Он пообещал, что обязательно приедет, но позже. Ему нужно быть в суде.
 — Молли, ты должна ему позвонить. Келу сообщили кое-что. На твоих ботинках и на полу в твоей машине нашли следы крови Анна-Марии Скалли. Мне очень жаль. Кел слышал, что прокурор намерен тебя арестовать.

 45

 После того как источник сообщил Келвину Уайтхоллу о найденных против Молли уликах, тот немедленно отправился к доктору Блэку.
 — Ну, что скажешь о творящихся делах? — поинтересовался Келвин, усаживаясь напротив. Он помолчал, пристально вглядываясь в лицо Питера. — Да я смотрю, ты ни капельки не расстроен...
 — Огорчен ли я тем, что Анна-Марии Скалли, женщины потенциально опасной, больше нет с нами? Нет, я не огорчен. — На лице Питера появилось выражение мрачного удовольствия.
 — Ты уверял меня, что у нее нет доказательств и что если она заговорит, то обвинение падет на нее саму.
 — Да, я это говорил и сейчас повторю. И тем не менее я вдруг понял, что в высшей степени благодарен Молли. Пусть журналисты становятся неуправляемыми, но вся история не имеет никакого отношения ни к нам, ни к клинике, ни к ХМО «Ремингтон».
 Уайтхолл задумался над словами партнера. Питера Блэка всегда удивляла способность Кела сидеть не шевелясь, если тот размышлял. В своей неподвижности Уайтхолл превращался в каменную статую.
 Наконец он кивнул в знак согласия:
 — Ты совершенно прав, Питер.
 — А что говорит обо всем этом Дженна?
 — Дженна сейчас с Молли.
 — Разумно ли это?
 — Моя жена понимает, что в данный момент я не потерплю появления в прессе фотографий, если ее запечатлят с Молли в обнимку. Как только слияние будет завершено, она сможет помогать Молли столько, сколько захочет. А пока Дженна должна держаться на некотором расстоянии.
 — А как она может помочь, Кел? Если Молли снова будут судить, даже этот высокооплачиваемый адвокат не сможет на этот раз подбить прокурора на «согласованное признание вины».
 — Я не забываю об этом. Но ты должен понять, что Дженна и Молли как сестры. Я восхищаюсь верностью Дженны, хотя сейчас мне приходится ее сдерживать.
 Блэк нетерпеливо посмотрел на часы.
 — Когда он позвонит?
 — С минуты на минуту.
 — Лучше бы так. А то Рой Кирквуд должен вот-вот прийти. У него на днях умерла пациентка, и он во всем винит систему. Сын этой женщины вышел на тропу войны.
 — Кирквуду ничего не грозит. Он требовал провести дополнительное обследование. А с сыном пациентки мы сумеем справиться.
 — Дело не в деньгах.
 — Дело всегда только в деньгах, Питер.
 Зазвонил личный телефон Блэка. Он снял трубку, минуту слушал молча, потом нажал кнопку громкой связи и убавил громкость.
 — Кел здесь, и мы готовы, доктор, — с уважением произнес он.
 — Доброе утро, доктор. — В командном голосе Кела не осталось и следа обычного высокомерия.
 — Поздравляю вас, джентльмены. Полагаю, мы совершили еще один прорыв, — произнес мужчина на другом конце провода, — и если я прав, то все остальные наши достижения бледнеют в сравнении с последним.

 46

 Когда в час дня Фрэн вошла в дом Лэшей, она сразу заметила, что Молли плакала. Глаза припухли, и, несмотря на легкий слой грима, на щеках были заметны пятна от слез.
 — Заходи, Фрэн. Филип только что приехал. Он сидит на кухне и смотрит, как я делаю салат.
 Значит, Филип здесь. Что, интересно, заставило его так поспешить? Что бы там ни было, он не обрадуется появлению Фрэн. Без всяких сомнений.
 Пока они шли по коридору, Молли сказала:
 — Утром заезжала Дженна. Она уехала несколько минут назад, чтобы встретиться за ленчем с Келом. Но знаешь, что сделала Джен? Она помогла мне убрать весь дом, Фрэн. Возможно, полицейским стоило бы устроить специальные курсы на тему, как провести обыск, не оставляя после себя руины.
 Молли говорила звонко и уверенно. Фрэн решила, что она на грани истерики.
 Она заметила, что и Филип Мэтыоз того же мнения. Он не отрывал глаз от Молли, пока та ходила по кухне, доставала из коробки пирог и ставила его в духовку разогревать. И все это время она продолжала говорить все так же быстро и нервно:
 — Судя по всему, они нашли следы крови Анна-Марии на моих ботинках, в которых я встречалась с ней. И в машине тоже они есть.
 Фрэн и Филип обменялись озабоченными взглядами. На их лицах застыло одинаковое выражение тревоги.
 — Кто знает? — продолжала Молли. — Возможно, это моя последняя трапеза в этом доме. Верно, Филип?
 — Нет, неверно, — напряженно ответил он.
 — Вы хотели сказать, что после ареста меня отпустят под залог. Потому и хорошо иметь много денег. Счастливчики вроде меня могут просто подписать чек.
 — Прекрати немедленно, Молли, — резко оборвала ее Фрэн. Она подошла к Молли и схватила ее за плечи. — Я начинала свое расследование с твердой уверенностью в том, что ты убила мужа, — сказала она. — Но потом у меня появились сомнения. Я почувствовала, что полиции следовало бы покопать поглубже, тщательнее изучить обстоятельства смерти Гэри, рассмотреть хотя бы парочку других версий. Но я признаю, что меня встревожило твое настойчивое желание разыскать Анна-Марию Скалли. А потом ты с ней встретилась, и вот теперь она мертва. И все-таки я до конца не уверена в том, что ты патологический убийца. И мне кажется, что вокруг тебя сплетена паутина интриг. Ты просто не можешь из нее выбраться, будто из сложного лабиринта. Разумеется, я могу ошибаться. Вполне вероятно, ты можешь оказаться такой, какой тебя считают девяносто девять процентов окружающих людей. Но я клянусь, что принадлежу к тем, кто составляет один процент. Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы доказать, что ты не виновна ни в смерти Гэри, ни в смерти Анна-Марии Скалли.
 — А если ты ошибаешься? — спросила Молли.
 — В этом случае, Молли, я прослежу за тем, чтобы тебя поместили в такое место, где тебе было бы удобно, где бы ты была в безопасности и где бы тебя лечили.
 Глаза Молли заблестели от слез.
 — Не буду распускать нюни, — сказала она. — Фрэн ты единственная, кто верит в мою невиновность. — Молли посмотрела на Филипа. — Чего не скажешь о вас, мой дорогой Филип, хотя я знаю, что ради меня вы готовы сразиться с драконами. Дженна тоже готова сунуть за меня руку в огонь, но и она мне не верит. Мои родители тоже считают, что я виновна, иначе они были бы уже здесь, рядом. Я думаю — во всяком случае, надеюсь, — что невиновна в смерти этих двух людей. Если это не так, то обещаю, что исчезну и перестану доставлять вам хлопоты.
 Фрэн и Филип переглянусь. По молчаливому уговору они не стали комментировать последние слова Молли, прозвучавшие как неприкрытая угроза покончить с собой.
 * * *
 Грация загнанного в угол зверя, думала Фрэн, наблюдая за тем, как Молли подает пирог с кремом на красивом блюде из лиможского фарфора на тонкой ножке с золотым основанием. Салфетки своим нежным цветочным орнаментом повторяли рисунок обоев в столовой.
 Огромное окно выходило в сад. Несколько зеленых травинок, пробившихся сквозь остатки снега, предвещали наступление весны. На холмистом участке почти у самой ограды Фрэн заметила сад камней и вспомнила о том, что она хотела обсудить с Молли.
 — Молли, я спрашивала тебя о ключах от дома. Кажется, ты что-то говорила о запасном ключе.
 — Мы всегда прятали его вон там. — Молли указала рукой на сад камней. — Один из этих камней поддельный. Умно придумано, верно? Во всяком случае, лучше, чем керамический кролик на крыльце с открывающимся ухом.
 — Ты когда-нибудь забывала ключ, Молли? — поинтересовалась Фрэн.
 — Ну, ты же знаешь, что я хорошая девочка, — с наигранно серьезным выражением ответила Молли. — Я всегда все делаю как положено. Все раньше так говорили. Ты должна помнить это еще со школы.
 — Все так говорили, потому что это было правдой, — пожала плечами Фрэн.
 — Я все чаще задумываюсь о том, как бы сложилась моя жизнь, не будь в ней все так гладко. Я ведь понимаю, что мне все легко досталось, что я оказалась в привилегированном положении. Я всегда восхищалась тобой в школе, потому что тебе приходилось добиваться желаемого. Я помню, как ты начала играть в баскетбол. Ты тогда была еще маленького роста, но такой быстрой и целеустремленной, что на тебе держалась команда.
 «Молли Карпентер восхищалась мной? — удивилась про себя Фрэн. — А я-то думала, что она и не подозревает о моем существовании».
 — А потом, когда умер твой отец, — продолжала Молли, — я так тебе сочувствовала. Я знаю, что люди всегда по праву преклонялись перед моим отцом. Он заслуживает этого уважения. Он был и остается замечательным отцом. Но твой отец умел показать, что он гордится тобой. Конечно, ты давала ему для этого все основания, чего не скажешь обо мне. Господи, я никогда не забуду, как твой отец смотрел на тебя, когда ты забросила победный мяч в финальном матче, когда мы учились в выпускном классе. Это было замечательно!
 Фрэн хотелось попросить Молли остановиться.
 — Я сожалею о том, что все так плохо для него сложилось, Фрэн. Возможно, с ним произошло то же самое, что и со мной. Он оказался жертвой цепочки событий, которые невозможно было предотвратить. — Молли положила вилку. — Фрэн, твой пирог замечательный, но я просто не хочу есть.
 — Молли, а Гэри когда-нибудь забывал свой ключ? — спросила Фрэн. Она не смотрела на Мэтьюза, но чувствовала, что тот буквально сверлит ее взглядом, призывая перестать донимать Молли вопросами.
 — Гэри? Забыл ключ? Господи, нет, конечно. Гэри был само совершенство. Он всегда говорил мне, что ему нравится, насколько предсказуемы мои поступки. В отличие от многих женщин я никогда не опаздывала, никогда не запирала машину, оставив ключи в замке зажигания, никогда не забывала ключи от дома. Он поставил мне за это высшую отметку. — Молли помолчала, потом едва заметно улыбнулась, словно вспомнила что-то. — Забавно, но сегодня я все время возвращаюсь мыслями к школе.
 Молли вместе со стулом отодвинулась от стола, ее начало трясти. Встревоженная Фрэн бросилась к ней, но тут зазвонил телефон.
 — Это или мама с папой, или Дженна. — Молли говорила так тихо, что Фрэн еле различала слова.
 Трубку снял Филип Мэтьюз.
 — Это доктор Дэниелс, Молли, он хочет знать, как ты себя чувствуешь.
 Вместо нее ответила Фрэн:
 — Ей нужна помощь. Попросите его заехать и поговорить с ней.
 Мэтьюз шепотом сказал что-то, повесил трубку и повернулся к женщинам.
 — Он скоро будет здесь, — сообщил он. — Молли, может, приляжете до его приезда? Выглядите вы неважно.
 — Я и чувствую себя неважно.
 — Идемте, я вас провожу. — Филип Мэтьюз обхватил Молли за плечи и вывел из столовой.
 Фрэн оглядела почти нетронутые блюда и решила, что надо убрать со стола. Она была уверена, что никто больше не захочет есть.
 Когда адвокат вернулся, она спросила:
 — Что будет дальше?
 — Если улики укажут на причастность Молли к убийству Скалли, ее арестуют. Мы скоро все узнаем.
 — О господи!
 — Фрэн, я еле-еле уговорил Молли не повторять большую часть своего разговора с Анна-Марией. Скалли наговорила ей много неприятного, это могут счесть основанием для убийства. Я рискну и расскажу вам все, так как надеюсь, что вы поможете Молли. Я верю, что вы готовы доказать ее невиновность.
 — В которой вы сами не уверены, так? — спокойно подсказала Фрэн.
 — Я убежден, что она не в ответе за эту смерть.
 — Это не одно и то же.
 — Фрэн, во-первых, Анна-Мария рассказала Молли, что Гэри обрадовался, когда его жена потеряла ребенка. Он говорил, что ребенок только осложнил бы положение. Во-вторых, мисс Скалли случайно услышала ссору Тэри Лэша и доктора Джека Морроу, которая произошла всего за несколько дней до убийства Морроу. Доктор Морроу просил Анна-Марию спрятать некий файл, но погиб и не успел его передать. Молли сказала мне, что почти не сомневается, что Анна-Мария Скалли чего-то недоговаривает и определенно чего-то боится.
 — Боится за себя?
 — Такое впечатление сложилось у Молли.
 — Что ж, это о чем-то говорит. Я узнала кое-что и считаю, что вам стоит над этим подумать. Сын экономки, Уолли, молодой человек с серьезными психическими и умственными проблемами, был очень расстроен смертью доктора Морроу и очень сердит на доктора Лэша, пока не знаю, по какой причине. Плюс к этому он испытывает особенный интерес к Молли. Как раз вчера он снял ключ от дома Лэшей со связки ключей своей матери, миссис Барри.
 Раздался звонок в дверь.
 — Я открою, — сказала Фрэн. — Это, наверное, доктор Дэниелс.
 Она открыла дверь и обнаружила на крыльце двух мужчин с удостоверениями работников прокуратуры. Тот, что постарше, произнес:
 — У нас ордер на арест Молли Карпентер Лэш. Не могли бы вы проводить нас к ней?
 Пятнадцать минут спустя у дома появился первый телеоператор, чтобы заснять, как Молли Лэш вывели из дома. Ее руки были скованы за спиной наручниками, на плечи накинут плащ, голова опущена, волосы падали на лицо. Молли отвезли в здание суда в Стамфорде, где, как и шесть лет назад, ей предъявили обвинение в убийстве.

 47

 Чувствуя себя на все свои шестьдесят пять лет, Эдна Барри ждала вечернего выпуска новостей, попивая чай. Это была третья чашка за час. Уолли ушел к себе в комнату. Он собирался вздремнуть. Эдна молилась о том, чтобы к тому времени, как он проснется, лекарство подействовало и сын почувствовал себя лучше. День был ужасным. Его мучили голоса, которые слышал только он один. По дороге домой Уолли кулаком разбил радио в машине. Ему показалось, что диктор говорит о нем.
 Ей хотя бы удалось затолкать его в дом, и эта Фрэн Симмонс не увидела, как возбужден Уолли. Но что Марта рассказала о нем репортерше?
 Эдна знала, что Марта никогда намеренно не причинит вреда ее сыну. Но Фрэн Симмонс далеко не дура и уже начала расспрашивать всех о запасном ключе от дома Молли.
 Накануне Марта видела, как Уолли снял этот проклятый ключ с ее связки, и слышала, как он сказал, что на этот раз положит его на место. Господи, только бы Марта не проболталась об этом репортерше.
 Экономка тут же вспомнила то страшное утро, когда она нашла тело доктора Лэша, снова испытала тот же ужас, какой теперь испытывала постоянно, как только речь заходила о ключе. Когда полиция попросила ключ от дома, она дала им тот, запасной, из сада. В то утро она не могла найти свой и очень боялась, что его взял Уолли. Так потом и оказалось. Эдна не находила себе места, полагая, что полиция примется расспрашивать ее о ключе, но, к счастью, этого не произошло.
 Эдна сосредоточилась на телевизионной программе, потому что начались новости. Это был шок. Она услышала, что Молли арестована и ей предъявлено обвинение в убийстве. Спустя несколько минут ее отпустили под залог в миллион долларов. Молли Лэш должна была оставаться под домашним арестом. Камера показала Фрэн Симмонс в прямом эфире. Она стояла у парковки возле «Морского фонаря», все еще огороженной желтой полицейской лентой.
 — Именно здесь преступник насмерть зарезал Анна-Марию Скалли, — говорила Фрэн. — За это преступление сегодня во второй половине дня была арестована Молли Карпентер Лэш. Нам сообщили, что следы крови Анна-Марии Скалли были обнаружены на подошве одного из ботинок Молли Лэш и в ее машине.
 — Мама, Молли опять вся в крови?
 Эдна обернулась и увидела Уолли. Его волосы были взъерошены, глаза горели гневом.
 — Не говори так, Уолли, — нервно попросила Эдна.
 — Ты помнишь ту статуэтку ковбоя с лошадью, которую я взял в тот раз?
 — Уолли, прошу тебя, не надо об этом.
 — Я просто хочу рассказать, вот и все, — раздраженно ответил сын.
 — Уолли, мы не будем говорить об этом.
 — Но все об этом говорят, мама. Вот только сейчас в моей комнате они так орали у меня в голове. Все говорили о статуэтке. Для меня-то она совсем не тяжелая, потому что я сильный, а вот Молли ее ни за что бы не подняла.
 Эдна поняла, что сына вновь мучают голоса. Лекарство не помогало.
 Она встала, подошла к сыну и прижала ладони к его вискам.
 — Тсс, — успокаивающе прошептала она. — Никаких больше разговоров ни о Молли, ни о статуэтке. Ты же знаешь, что эти голоса все путают, мой дорогой. Пообещай мне, что больше не скажешь ни слова ни о докторе Лэше, ни о Молли, ни о статуэтке. Договорились? А теперь выпей еще таблетку.

 48

 Фрэн закончила свою часть репортажа и отключила микрофон. Этим вечером из Нью-Йорка приехал молодой оператор Пэт Лайонс на съемки возле ресторанчика в Роуэйтоне.
 — Мне нравится этот город, — заявил он. — Ресторанчик у воды напоминает мне о рыбацкой деревушке.
 — Городок и в самом деле славный, — согласилась Фрэн, вспоминая, как когда-то навещала подружку, живущую в Роуэйтоне. Конечно, в такую забегаловку, как «Морской фонарь», сливки общества едва ли заглядывают. Но сама Фрэн решила поужинать в этом убогом ресторанчике. Несмотря на события двух последних дней, желтую полицейскую ленту на парковке и следы мела на асфальте, заведение было открыто.
 Фрэн заранее убедилась, что Глэдис Флюгель, та самая официантка, которая видела Молли и Анна-Марию вместе, этим вечером вышла на работу.
 Фрэн удивилась, увидев, что ресторанчик заполнен наполовину, но потом сообразила, что всему виной любопытство, притягивающее людей на место преступления. Она на мгновение остановилась у входа, решая, не сесть ли ей у стойки, чтобы было удобнее поговорить с мисс Флюгель. Но проблему решила сама официантка, торопливо подошедшая к ней.
 — Вы Фрэн Симмонс. Мы видели ваш репортаж. Меня зовут Глэдис Флюгель. Я обслуживала Молли Лэш и Анна-Марию Скалли в тот вечер. Они сидели вон там. — Женщина указала на темную кабинку в дальнем углу зала.
 Любой на месте Фрэн догадался бы, что Глэдис сгорает от нетерпения рассказать свою историю.
 — Я бы с удовольствием с вами побеседовала, — сказала Фрэн. — Может быть, мне сесть за тот же самый столик, а вы потом присоединитесь? У вас будет перерыв?
 — Дайте мне десять минут, — попросила Глэдис. — Я только закончу вот с этими. — Они кивнула в сторону пожилой четы за столиком у окна. — Дама сердится, потому что ее спутник хочет заказать говядину с пармезаном, а она утверждает, что от этого блюда его пучит. Я потороплю их и, как только обслужу, посижу с вами.
 Фрэн мысленно измерила расстояние до столика, пока неторопливо шла к нему. Она решила, что это примерно футов сорок от входа. Дожидаясь, пока Глэдис освободится, Фрэн изучала внутреннее убранство «Морского фонаря». Во-первых, ресторанчик был плохо освещен. Во-вторых, столик стоял в тени. Его и выбрали именно поэтому. Тот, кто за ним сидел, не хотел, чтобы его видели. Молли говорила Филипу, что Анна-Мария чем-то напугана, но не присутствием вдовы Гэри Лэша. Так чего же боялась медсестра Скалли?
 И почему, кстати, Анна-Мария сменила фамилию? Только ли потому, что ей не хотелось, чтобы ее имя связывали с именем Гэри Лэша? Или у нее были еще причины, чтобы затаиться?
 Если верить Молли, то Анна-Мария вышла из «Морского фонаря» первой, пока Молли расплачивалась по счету. Сколько на это ушло времени? Немного, иначе Молли решила бы, что Анна-Мария уже уехала. Но достаточно для того, чтобы Анна-Мария успела пересечь стоянку и сесть в свой джип.
 Молли сказала, что окликнула Анна-Марию от двери, вспомнила Фрэн. Так догнала она ее или нет?
 — Догадайтесь, что они оба заказали! — воскликнула подошедшая Глэдис, большим пальцем через плечо указав на пожилую пару. — Рыбу, жаренную на открытом огне, и шпинат. Леди заказала для них обоих. Бедняга, он у нее под каблуком.
 Официантка со стуком опустила меню перед Фрэн.
 — Блюдо дня сегодня — венгерский гуляш и фрикасе из куриных грудок.
 Фрэн решила, что лучше она купит себе гамбургер, когда вернется в Нью-Йорк, и пробормотала что-то о позднем свидании за ужином. Она заказала рулет и чашку кофе.
 Глэдис принесла заказ и села напротив Фрэн.
 — У меня две минуты, — предупредила официантка. — Вот здесь сидела Молли Лэш. А Анна-Мария Скалли сидела на вашем месте. Как я вчера сказала детективам, Скалли нервничала. Я клянусь, что она боялась этой Лэш. А потом, когда Скалли встала, чтобы уйти, Молли Лэш схватила ее за запястье. Скалли вырвалась и постаралась побыстрее убраться отсюда, как будто боялась, что Молли кинется за ней вдогонку, что та и сделала. Много ли женщин станут бросаться пятидолларовой купюрой, если с нее причиталось всего доллар тридцать? У меня до сих пор мурашки по спине бегают, стоит только подумать о том, что Скалли убили всего через несколько минут после того, как она встала из-за этого столика. — Глэдис вздохнула. — Думаю, мне придется давать показания в суде.
 «Да ты умираешь от желания дать показания», — подумала Фрэн и спросила:
 — А где в воскресенье вечером была вторая официантка?
 — Милая, в воскресенье вечером в этой забегаловке не нужны две официантки. Вообще-то я по воскресеньям выходная, но вторая девушка заболела, и мне пришлось выйти. Но, с другой стороны, тут столько всего произошло.
 — А как насчет шеф-повара или бармена за стойкой? Они могли бы помочь.
 — Повар-то был, да только велика для него честь называться шефом. Но он всегда в задней части здания. Ничего не видел, ничего не слышал. Ну, вы меня понимаете.
 — А кто работал за стойкой?
 — Бобби Берк. Он учится в колледже и работает по выходным.
 — Я бы хотела с ним поговорить.
 — Он живет на Ярмут-стрит, это за мостом, в двух кварталах отсюда. На самом деле его зовут Роберт Берк-младший. Их телефон есть в справочнике. Вы будете брать у меня интервью для телевидения или что-нибудь в этом роде?
 — Когда я буду записывать программу о Молли Лэш, я с удовольствием с вами поговорю, — пообещала Фрэн.
 — Буду рада вам услужить.
 «Ну разумеется», — подумала Фрэн.
 Фрэн позвонила в дом Берков со своего телефона в машине. Сначала отец Бобби категорически запретил ей разговаривать с его сыном.
 — Бобби уже сделал заявление в полиции. Там все сказано. Он и не заметил толком, как эта женщина входила и выходила. От стойки ему не видна стоянка.
 — Мистер Берк, — взмолилась Фрэн, — буду с вами совершенно откровенна. Я всего в пяти минутах от вашего дома. Я только что говорила с Глэдис Флюгель, и меня тревожит ее интерпретация встречи между Анна-Марией Скалли и Молли Лэш. Я репортер, но я еще и друг Молли. Мы вместе учились в школе. Я взываю к вашему чувству справедливости. Молли нуждается в помощи.
 — Не вешайте трубку.
 Когда Берк-старший снова подошел к телефону, он сказал:
 — Хорошо, мисс Симмонс, вы можете приехать и поговорить с Бобби, но я настаиваю на том, чтобы ваш разговор происходил в моем присутствии. Сейчас я объясню вам, как проехать.
 Таким ребенком гордились бы любые родители решила Фрэн, усаживаясь на диван напротив Бобби в скромной гостиной дома Берков. Восемнадцатилетний очень худой юноша с пышными светло-каштановыми волосами и карими глазами вел себя несколько неуверенно, оглядывался на отца, ища поддержки, но в его глазах иногда вспыхивали искорки смеха, особенно когда он отвечал на вопросы Фрэн о Глэдис Флюгель.
 — Народу было мало, и я отлично разглядел обеих дам, — заявил Бобби. — То есть я хочу сказать, что пришли они не вместе, а с разницей в несколько минут. Смешно даже. Глэдис всегда пытается усадить клиентов перед стойкой, чтобы не приходилось далеко носить заказ, но первая леди не стала ее слушать и указала на самый дальний столик.
 — Как тебе показалось, она нервничала?
 — Не знаю, честное слово.
 — Ты сказал, что не был занят.
 — Это верно. У стойки сидели всего несколько человек. Но перед тем как мисс Скалли ушла, вошла пара и заняла столик. Глэдис как раз подходила к этим дамам, когда появились новые посетители.
 — Она их обслуживала?
 — Выписывала чек. Но она просто наслаждалась. Глэдис вообще любопытная, ей всегда надо знать, что происходит. Я помню, что новые клиенты начали нервничать и окликнули ее. Это произошло как раз в тот момент, когда уходила миссис Лэш.
 — Бобби, как тебе показалось, когда мисс Скалли убегала, она нервничала или была напугана?
 — Она шла быстро, но не бежала.
 — А как насчет второй женщины? Ты видел, как она уходила?
 — Да.
 — Миссис Лэш бежала?
 — Она тоже шла быстро. Наверное, потому, что заплакала, мне кажется. Я подумал тогда, что она не хочет плакать при всех. Мне стало ее жаль.
 Миссис Лэш заплакала. Так не скажешь о женщине, одержимой жаждой убийства.
 — Бобби, ты слышал, как миссис Лэш окликала мисс Скалли?
 — Я слышал, как она кого-то звала, но имени я не разобрал.
 — А второй раз она кого-нибудь окликала? Крикнула ли она: «Подождите, Анна-Мария»?
 — Я не слышал, чтобы она кричала второй раз. Но я в этот момент наливал кофе, так что, возможно, просто не обратил внимания.
 — Я только что была в «Морском фонаре», Бобби. Стойка совсем рядом с дверью. Тебе не кажется, что если бы Молли Лэш кричала настолько громко, что ее услышал человек на парковке, то ты бы тоже ее услышал?
 Бобби на мгновение задумался.
 — Думаю, услышал бы.
 — Полиция спрашивала тебя об этом?
 — Ну, они спросили, слышал ли я, чтобы миссис Лэш окликала другую женщину, стоя у дверей, и я сказал, что, кажется, да.
 — Бобби, а кто сидел в это время за стойкой?
 — Там сидели всего два парня. Они где-то играли в боулинг и зашли перекусить. Но они разговаривали друг с другом и ни на что не обращали внимания.
 — Бобби, а кто были те люди, занявшие столик и позвавшие Глэдис?
 — Их имен я не знаю, но по возрасту они как мои мама с папой. Они заходят иногда. Я думаю, они ходят в кино или еще куда-нибудь, а потом по дороге домой заходят поесть в «Морской фонарь».
 — Бобби, если эти люди зайдут снова, ты не мог бы узнать их фамилию и телефон? А если они не захотят говорить, то передай им мою визитную карточку и попроси позвонить мне, хорошо?
 — Конечно, мисс Симмонс, — улыбнулся Бобби. — Мне нравятся ваши репортажи в новостях, и я всегда смотрю программу «Настоящее преступление». Это просто здорово.
 — Я только начала работать в этом шоу, но все равно спасибо, — поблагодарила Фрэн. — Моя первая программа будет посвящена делу Молли Лэш. — Она встала и повернулась к Роберту Берку-старшему. — Вы были очень добры, что позволили мне поговорить с Бобби, — обратилась она к нему.
 — Ну, видите ли, дело в том, что я тоже смотрю новости, — ответил хозяин дома, — и мне кажется, что в этом деле все предопределено заранее, все торопятся с выводами. Хотя, разумеется, я не объективен. Я общественный защитник.
 Он проводил Фрэн до двери и распахнул ее.
 — Мисс Симмонс, если вы друг Молли Лэш, вам надо знать кое-что еще. Сегодня, когда полиция расспрашивала Бобби, то у меня создалось впечатление, что они хотели услышать подтверждение того, что им уже рассказала Глэдис Флюгель. Должен предупредить вас, что эта женщина жаждет оказаться в центре внимания. Я не удивлюсь, если она примется «вспоминать» одну деталь за другой. Я знаю таких людей. Глэдис Флюгель скажет полиции все, что от нее захотят услышать. И держу пари, ни одно ее слово не пойдет на пользу Молли Лэш.

 49

 Молли предъявили обвинение, сняли отпечатки пальцев, сфотографировали. Она слышала, как Филип Мэтьюз произнес:
 — Моя клиентка заявляет о своей невиновности, ваша честь.
 Прокурор начал возражать, сказал, что она может попытаться скрыться, и потребовал домашнего ареста. Судья определил залог в один миллион долларов и запретил ей выходить из дома.
 Потом Молли дрожала в камере предварительного заключения. Филип внес залог. Словно послушный ребенок, ничего вокруг не слыша и не замечая, она делала все, что ей говорили, пока не оказалась в машине рядом с Филипом, который вез ее домой.
 Обняв за плечи, он почти силой втащил Молли в дом, заставил лечь на диване в гостиной, подложил под голову декоративные подушки, где-то нашел одеяло и укрыл ее.
 — Вы дрожите. Чем мне разжечь камин? — спросил он.
 — Зажигалка на полке. — Молли не осознавала, что отвечает на вопрос, пока не услышала собственный голос.
 Спустя минуту вспыхнул огонь, в комнате сразу стало тепло и уютно.
 — Я остаюсь, — заявил Филип. — Бумаги у меня с собой. Я могу работать за столом в кухне. А вы попытайтесь уснуть.
 Когда Молли проснулась, было семь часов, и доктор Дэниелс сидел рядом с ней.
 — Как вы, Молли?
 — Анна-Мария, — выдохнула она. — Мне снилась Анна-Мария.
 — Расскажете мне?
 — Анна-Мария знала, что с ней может произойти что-то ужасное. Вот почему она так торопилась уйти из ресторанчика. Она хотела убежать от своей судьбы, а вместо этого угодила к ней в объятия.
 — Вам кажется, что Анна-Мария предчувствовала свою смерть?
 — Да, я так считаю.
 — Почему вы в этом уверены?
 — Доктор, это была часть сна. Вы знаете притчу о человеке, которому сообщили, что смерть будет ждать его в Дамаске? Он поторопился убежать в Самарию, чтобы спрятаться там. Но там к нему на улице подошел незнакомец и сказал: "Я твоя смерть. Мы, кажется, должны были встретиться в Дамаске? " — Молли схватила доктора Дэниелса за руку. — Все было как наяву.
 — Вы хотите сказать, что Анна-Мария не могла спастись?
 — У нее не было ни одного шанса. И себя я тоже не могу спасти.
 — Расскажите об этом, Молли.
 — Я не знаю, — прошептала она. — Когда меня заперли в камере, я услышала, как закрывается или открывается какая-то другая дверь. Странно, правда?
 — Это была дверь тюрьмы?
 — Нет. Не знаю, что это была за дверь. Этот звук — из того вечера, когда убили Гэри. — Молли вздохнула, откинула одеяло и села. — Господи, почему я не могу вспомнить? Если бы я только смогла...
 — Молли, вы начинаете вспоминать события и звуки. Это хороший знак.
 — Неужели? — несмело спросила она.
 Врач внимательно посмотрел на Молли. На ее лице остались следы недавно пережитого стресса. Она выглядела подавленной, заторможенной, ушедшей в себя. Она не знала, что ее ждет. И явно больше не хотела говорить с ним.
 — Молли, я хочу говорить с вами каждый день. Вы согласны? — Дэниелс ожидал, что она станет протестовать, но Молли лишь безразлично кивнула. — Я скажу Филипу, что ухожу.
 — Ему тоже следовало бы поехать домой. Я так благодарна вам обоим. В последние дни у меня мало кто бывает. Отец с матерью так и не приехали.
 Раздался звонок в дверь. Доктор Дэниелс увидел выражение паники в глазах Молли. "Неужели полиция? " — подумал он. Нет, этого не может быть.
 — Я открою! — крикнул им Филип.
 Молли с облегчением вздохнула, когда стук каблуков и женский голос оповестили о приходе Дженны Уайтхолл. Кел и Филип вошли следом за ней в комнату.
 Доктор Дэниелс одобрительно кивнул, когда Дженна подошла к Молли, обняла ее и сказала:
 — Ваш шеф-повар по вызову явился, мадам. Экономки, увы, нет, но сам могущественный Келвин Уайтхолл будет подавать блюда и убирать со стола вместе с высококвалифицированным помощником в лице Филипа Мэтьюза.
 — Я уже ухожу, — коротко улыбнулся врач, довольный тем, что к Молли на помощь пришли друзья. Теперь ему самому пора было подумать о возвращении домой. Правда, доктору Дэниелсу не нравился Келвин Уайтхолл, с которым он встречался всего несколько раз. Внутренний голос подсказывал Дэниелсу, что этот человек — настоящий бандит, который, не задумываясь, использует свою огромную власть не только для достижения цели, но и для того, чтобы манипулировать людьми ради собственного удовольствия.
 Врач был неприятно удивлен, когда Уайтхолл пошел проводить его.
 — Доктор, — начал Келвин почти шепотом, словно боялся, что его услышат. — Я рад видеть вас рядом с Молли. Она так много значит для всех нас. Как вы думаете, есть ли возможность признать ее недееспособной до суда или, если это не получится, признать ее невиновной во втором убийстве по причине невменяемости?
 — Ваш вопрос не оставляет у меня никаких сомнений в том, что вы считаете Молли убийцей Анна-Марии Скалли, — холодно ответил Дэниелс.
 Он увидел, что Уайтхолл удивлен и оскорблен неожиданным отпором.
 — Я надеялся, что мой вопрос отражает нашу с женой искреннюю привязанность к Молли и осознание того, что длительный срок тюремного заключения будет для нее равносилен смертному приговору.
 «Да поможет господь тому человеку, который свяжется с тобой», — подумал Дэниелс, заметив вспыхнувшие на скулах Келвина красные пятна гнева и его ледяной взгляд.
 — Мистер Уайтхолл, я понимаю вашу тревогу. Я намерен видеться с Молли и говорить с ней каждый день. Только потом я смогу сделать выводы. — Дэниелс кивнул и вышел.
 По дороге домой старый врач думал о том, что Дженна Уайтхолл может быть лучшей подругой Молли, но она замужем за человеком, который не потерпит никакого вмешательства в свои дела и никому не позволит перейти ему дорогу. Доктору Дэниелсу только сейчас пришло в голову, что возобновление интереса к скандалу, связанному со смертью Гэри Лэша, основателя ХМО «Ремингтон», не слишком желательный поворот событий для председателя совета этой медицинской организации.
 Интересно, Уайтхолл явился в дом Молли как муж ее лучшей подруги или потому, что пытается придумать наилучший способ справиться с нанесенным ущербом?
 * * *
 Дженна привезла спаржу в сухарях, ребрышки ягненка, молодой картофель, брокколи и бисквит. Все блюда были уже готовы, их оставалось только разложить по тарелкам. Она торопливо накрыла стол в кухне, пока Кел открывал бутылку вина, не забыв сообщить Молли, что это лучшее бордо из его запасов — «Шато Лафит» из погребов Ротшильда.
 Молли подняла глаза и заметила ошеломленное выражение лица Филипа и недовольную гримасу Дженны. Слова Кела прозвучали напыщенно и претенциозно.
 Они хотели как лучше, подумала Молли устало, но лучше бы они не приходили. Они так стараются делать вид, что это обычный вечер в Гринвиче, что все случайно собрались на неофициальный ужин на кухне. Молли вспомнила, как много лет назад, когда еще был жив Гэри, а она считала себя счастливой женщиной, Дженна и Кел часто заглядывали к ним без приглашения и всегда оставались на ужин.
 Жизнь Молли была тогда домашним блаженством. Ей нравилось готовить, она ничего не имела против ужинов на скорую руку. Она всегда радовалась возможности показать, что не нуждается в кухарке или живущей в доме экономке. И Гэри, казалось, гордился ею. "Она не только красивая и умная, но еще и готовить умеет. Как это мне удалось вытянуть счастливый билет? " — Гэри задавал этот вопрос при гостях, а на его лице сияла улыбка.
 И все это было притворством.
 У Молли отчаянно разболелась голова. Она прижала пальцы к вискам, легко помассировала, пытаясь унять боль.
 — Молли, может быть, вам лучше подняться к себе? — негромко спросил Филип. Он сидел напротив нее за столом. Так их рассадила Дженна.
 — "Как муж и как врач Гэри Лэш не стоил того, чтобы за его убийство сажали в тюрьму, миссис Лэш".
 Молли подняла голову и увидела, что Филип внимательно смотрит на нее.
 — Что вы имеете в виду, Молли? — спросил он. Она смущенно отвела взгляд. Дженна и Кел тоже не сводили с нее глаз.
 — Прошу прощения, — торопливо извинилась Молли. — Я в таком состоянии, что уже не соображаю, думаю я или говорю вслух. Я только что вспомнила эти слова Анна-Марии Скалли. Она произнесла их, когда мы встретились в воскресенье вечером. Тогда меня больше всего поразила ее уверенность в том, что это я убила Гэри, хотя я пришла на встречу в надежде удостовериться, что и она была так сердита на него, что могла его убить.
 — Молли, не думай сейчас об этом, — взмолилась Дженна. — Выпей вина. Попытайся расслабиться.
 — Дженна, послушай меня. Анна-Мария сказала, что как врач Гэри ничего не стоил. Почему она так сказала? Он был замечательным врачом, не так ли?
 Ей никто не ответил. Дженна вертела вилку в руке. Кел просто смотрел на Молли.
 — Вы понимаете, к чему я клоню? — В голосе Молли зазвучала мольба. — Может быть, в профессиональной жизни Гэри было что-то такое, о чем мы не знаем?
 — Это стоит выяснить, — спокойно согласился Филип. — Может, поговорить об этом с Фрэн? — Он взглянул на Кела и Дженну. — Сначала я возражал против сотрудничества Молли с Фрэн Симмонс, — продолжал он, — но, познакомившись с ней и увидев ее в деле, я теперь искренне верю, что она на стороне Молли. — Филип повернулся к Молли: — Кстати, она звонила, пока вы спали. Ей удалось поговорить с мальчиком, который работал за стойкой в воскресенье вечером. Он говорит, что не слышал, чтобы вы окликали Анна-Марию второй раз. Таким образом его слова опровергают показания официантки. Это мелочь, но мы сможем использовать ее, чтобы заставить присяжных усомниться в показаниях этой Глэдис Флюгель.
 — Это хорошо. Я была уверена, что окликнула ее только один раз, — ответила Молли. — Но иногда я задаю себе вопрос: что было на самом деле, а что я придумала? Я только что говорила доктору Дэниелсу, что ко мне постепенно возвращаются воспоминания о смерти Гэри. Что-то такое насчет двери. Он говорит, что это хороший знак. Возможно, есть другое объяснение этим двум смертям. Я на это надеюсь. Я ни за что не вернусь больше в тюрьму. — Молли помолчала, а потом прошептала, скорее себе, чем гостям: — Никогда.
 Долгое молчание, повисшее после ее слов, разрушила Дженна.
 — У нас стынет замечательный ужин, — жизнерадостно провозгласила она и наполнила свою тарелку.
 Через час, возвращаясь домой, Дженна и Кел долго молчали, пока она не заговорила:
 — Кел, как ты думаешь, Фрэн Симмонс и в самом деле может найти что-то такое, что поможет Молли? Она репортер криминального отдела, и, вполне вероятно, хороший.
 — Для этого должно быть нечто, что можно расследовать, — грубо ответил Кел. — У нее ничего нет. Чем глубже будет копать Фрэн Симмонс, тем скорее она придет к очевидному ответу, известному всем.
 — Как ты думаешь, что хотела сказать Анна-Мария Скалли, когда критиковала Гэри как врача?
 — Я думаю, моя дорогая, что этим воспоминаниям Молли доверять не стоит. Я бы не обращал на них внимания. И присяжные не станут, я уверен. Ты же сама слышала. Она угрожает покончить с собой.
 — Нельзя давать Молли ложную надежду. Лучше бы Фрэн Симмонс не лезла в это дело!
 — Да, Фрэн Симмонс — настоящая заноза, — согласился Кел.
 Ему не нужно было смотреть в зеркало заднего вида. Он знал, что Лу Нокс следит за выражением его лица. Едва заметным кивком Кел ответил на молчаливый вопрос шофера.

 50

 В самом ли деле с прошлого посещения в состоянии Таши наметились перемены или ей это только показалось? Барбара Колберт задавала себе этот вопрос по дороге в Гринвич, глядя в темное окно машины. Она нервно теребила ручку сумочки.
 Звонок доктора Блэка застал ее в тот момент, когда она собиралась в Метрополитен-опера на оперный спектакль, как всегда по вторникам.
 — Миссис Колберт, — сказал врач очень серьезно, — боюсь, в состоянии Тати произошли изменения. Похоже, что ее организм перестает функционировать.
 Барбара молилась о том, чтобы застать дочь живой. Ей хотелось быть рядом, когда та умрет. Врачи всегда говорили, что Таша, вероятно, не слышит и не понимает того, что ей говорят, но Барбара не была в этом уверена. Когда настанет последний час, ей хотелось, чтобы дочь знала, что она рядом. Она должна обнять ее, когда Таша испустит последний вздох.
 Миссис Колберт выпрямилась и охнула. Мысль о смерти дочери физической болью отдалась в ее сердце. Словно кинжал вонзили. Ах, Таша... Как же так могло случиться?
 Когда Барбара Колберт вошла в апартаменты дочери, у ее постели сидел Питер Блэк. На его лице застыло привычно мрачное выражение.
 — Нам остается только наблюдать и ждать, — сочувственно произнес он.
 Барбара проигнорировала его. Одна из сестер пододвинула кресло к кровати так, чтобы миссис Колберт могла сидеть и обнимать дочь за плечи. Она заглядывала в красивое лицо Таши, такое спокойное, будто молодая женщина спала и в любую минуту могла открыть глаза и сказать: «Привет».
 Барбара оставалась рядом с дочерью всю долгую ночь, не замечая ни медсестер, ни Питера Блэка, который поставил Таше капельницу.
 В шесть часов утра Блэк коснулся ее руки:
 — Миссис Колберт, судя по всему, состояние Таши стабилизировалось. Во всяком случае, на какое-то время. Выпейте чашечку кофе, пока сестры за ней присмотрят. А потом вернетесь.
 Она подняла на него глаза.
 — Хорошо. Кстати, мне надо поговорить с моим шофером. Вы уверены, что...
 Блэк понял ее с полуслова и кивнул:
 — Никто ни в чем не может быть уверен, но, думаю, Таша пока не готова покинуть нас. Она побудет с нами еще немного.
 Миссис Колберт вышла в холл. Как она и ожидала, Дэн заснул в большом кресле. Она легко коснулась его плеча, и шофер немедленно проснулся.
 Он начал работать у Колбертов еще до рождения Таши и с годами стал почти членом семьи. Барбара ответила на его невысказанный вопрос:
 — Пока нет. Они говорят, что сейчас состояние стабильное. Но это может случиться в любую минуту.
 Они заранее все обсудили, поэтому Дэн сказал:
 — Я звоню мальчикам, миссис Колберт.
 Мальчикам было пятьдесят и сорок восемь, но Дэн по-прежнему называл их так. Барбаре стало легче оттого, что Дэн разделяет ее горе.
 — Попроси, пусть кто-нибудь из них захватит из моей квартиры дорожную сумку с вещами. Позвони Нетти и попроси ее все приготовить.
 Барбара заставила себя зайти в маленький кафетерий. Бессонная ночь пока не давала о себе знать, но она понимала, что надолго ее не хватит.
 Официантка явно была в курсе событий.
 — Мы молимся о Таше, — сказала она и вздохнула. — Такая грустная неделя. Вы знаете, мистер Мэджим умер рано утром в субботу.
 — Нет, я не знала. Очень жаль.
 — Все этого ожидали, конечно, но мы надеялись, что он доживет до восьмидесяти. И знаете, что случилось? Перед самой смертью он открыл глаза, и миссис Мэджим клянется, что муж посмотрел прямо на нее.
 "Если бы только Таша могла попрощаться со мной, — подумала Барбара. — Мы были очень счастливой семьей, но никогда не умели выражать своих чувств. Я теперь об этом жалею. Сколько родителей, заканчивая разговор с детьми, обязательно добавят: "Я люблю тебя*. А я всегда считала это нарочитым, даже глупым. И почему только я никогда не говорила этого Таше? "
 Когда Барбара вернулась к постели дочери, состояние Таши как будто не изменилось. Доктор Блэк стоял у окна в гостиной спиной к ней. Он говорил по сотовому телефону. Прежде чем Барбара дала знать о своем присутствии, она услышала его слова:
 — Я этого не одобряю, но если вы настаиваете, то выбора у меня нет.
 Его голос звучал напряженно. От гнева? Или от страха?
 "Интересно, кто отдает ему приказания? " — подумала Барбара.

 51

 В среду утром Фрэн приехала в Гринвич. У нее была назначена встреча с доктором Кирквудом, терапевтом, лечившим Джозефину Галло, мать Билли Галло, чью смерть попросили расследовать Фрэн. Она удивилась, не обнаружив в приемной ни одного пациента. Такое нечасто встретишь.
 Секретарша в приемной сразу же опустила стекло, отделяющее ее рабочее место от холла.
 — Мисс Симмонс, — сказала она, хотя Фрэн не успела назвать себя, — доктор ждет вас.
 Рой Кирквуд выглядел лет на шестьдесят с небольшим. Редеющие седые волосы, седые брови, очки в металлической оправе, лоб в морщинах и добрые, умные глаза — настоящий врач. Она поймала себя на мысли, что если бы пришла к доктору Кирквуду как пациентка, то полностью доверилась бы ему.
 С другой стороны, подумала она, усаживаясь в кресло у стола, она пришла именно потому, что одна из пациенток доктора умерла.
 — Благодарю вас, доктор Кирквуд, за то, что вы согласились меня принять, — начала Фрэн.
 — Я бы сказал, что это мне было просто необходимо поговорить с вами, мисс Симмонс, — прервал он ее. — Вы, должно быть, заметили, что моя приемная пуста. Я работаю только с моими давними пациентами и только до тех пор, пока не передам их карточки другим врачам. А так я на пенсии.
 — Это как-то связано со смертью матери Билли Галло?
 — Именно с ней это и связано, мисс Симмонс. Видите ли, миссис Галло могла умереть от сердечного приступа при любых обстоятельствах. Но с четырьмя шунтами она могла остаться в живых. Ее кардиограмма была в норме, но одна кардиограмма не поможет понять, что у пациента проблемы с сердцем. Я подозревал, что миссис Галло страдает от закупорки артерий, и хотел провести более серьезное обследование. Но мою просьбу отклонили.
 — Кто?
 — Руководство ХМО «Ремингтон».
 — Вы опротестовали их вето?
 — Мисс Симмонс, я протестовал до тех пор, пока пациентка не умерла. Я опротестовал это вето, как и множество предыдущих, касавшихся моих пациентов.
 — Значит, Билли Галло прав. Его мать могла прожить дольше. Вы это хотите сказать?
 Рой Кирквуд выглядел побежденным и печальным.
 — Мисс Симмонс, после того как у миссис Галло началась коронарная непроходимость, я отправился к Питеру Блэку и потребовал, чтобы ей срочно сделали необходимое шунтирование.
 — И что же сказал Питер Блэк?
 — Он неохотно согласился, но миссис Галло уже умерла. Мы бы могли спасти ее, если бы разрешение на операцию было дано раньше. Разумеется, для ХМО она была лишь статистической единицей, и ее смерть стала плюсом в графе доходов «Ремингтона», так что решайте сами, насколько они озабочены лечением пациентов.
 — Вы сделали все, что в ваших силах, доктор, — спокойно сказала Фрэн.
 — Не думаю. Моя карьера закончена, я ухожу на пенсию, буду жить с комфортом. Но помилуй бог молодых врачей. Многие из них начинают работать, имея огромный долг за обучение. Хотите — верьте, хотите — нет, но в среднем заем составляет сто тысяч долларов. Потом они должны еще занять денег, чтобы оборудовать кабинет, купить практику. Сейчас дело обстоит так, что они либо работают прямо на ХМО, либо девяносто процентов их пациентов связаны с ХМО. Теперь врачу диктуют, сколько пациентов он должен принять. Некоторые лечебные планы разработаны таким образом, что врачу предписывается тратить пятнадцать минут на одного больного, и содержится требование строго придерживаться этого времени на приеме. Очень часто врачи работают по пятьдесят пять часов в неделю и получают меньше, чем до появления ХМО.
 — И каков же выход? — спросила Фрэн.
 — Некоммерческие ХМО под управлением врачей. И к тому же доктора должны объединиться в собственные союзы. Медицина добилась выдающихся успехов. Появилось множество лекарств и доступных методик, позволяющих врачам продлить человеку жизнь и сделать ее лучше. Абсурдность ситуации в том, что все новые процедуры и медикаменты применяются или не применяются по чьему-то желанию, как это было в случае с миссис Галло.
 — Как «Ремингтон» выглядит на фоне других ХМО? Ведь, в конце концов, его основали два врача.
 — Два врача, унаследовавшие репутацию великого терапевта Джонатана Лэша. Гэри Лэш относился совсем к другой категории, нежели его отец, и как врач, и как человек. А ХМО «Ремингтон» ничем не лучше прочих. Например, здесь все время сокращают перечень процедур и персонал, добиваясь снижения расходов. Я желаю только одного: чтобы «Ремингтон» и те ХМО, которые он пытается поглотить, влились в Американскую национальную страховую компанию. Ею руководит бывший хирург. Он тот человек, в котором нуждается система здравоохранения. — Рой Кирквуд встал. — Простите меня, мисс Симмонс. Я позволил себе выпустить пар. Но у меня есть основания. Я думаю, что вы окажете услугу обществу, если используете возможности вашей программы и обратите внимание общественности на ненормальную и тревожную ситуацию в медицине. Слишком многие не замечают, что сумасшедшим домом уже давно руководят сами сумасшедшие.
 Фрэн тоже поднялась.
 — Доктор Кирквуд, скажите, вы знали доктора Морроу?
 Кирквуд грустно улыбнулся:
 — Джек Морроу был самым лучшим. Умный, отличный диагност, он любил своих пациентов. Его смерть стала трагедией.
 — Странно, что его убийство так и не было раскрыто.
 — Если вы думаете, что я сердит на ХМО «Ремингтон», то вам стоило бы послушать Джека Морроу. Но признаю, что он слишком далеко зашел со своими жалобами.
 — Слишком далеко? — быстро переспросила Фрэн.
 — Джек мог вспылить. Я помню, что он называл Гэри Лэша и Питера Блэка «убийцами с дипломом врача». Это чересчур, хотя сам я думал о Блэке и всей системе то же самое, когда умерла Джозефина Галло. Но я этого не произносил вслух.
 — А кто слышал эти слова от Джека Морроу?
 — Моя секретарша миссис Руссо. Когда-то она работала с Джеком. Если был еще кто-то, то я о них не знаю.
 — Это она сидит в приемной?
 — Да.
 — Спасибо, что уделили мне время, доктор.
 Фрэн вышла в холл и остановилась у стола секретарши.
 — Мне сказали, что вы работали с доктором Морроу, миссис Руссо, — обратилась она к хрупкой седой женщине. — Он был так добр ко мне, когда умер мой отец.
 — Джек Морроу был добр ко всем.
 — Миссис Руссо, вы назвали мою фамилию, как только я переступила порог. Вы знаете о том, что я расследую смерть Гэри Лэша для программы «Настоящее преступление»?
 — Да.
 — Доктор Кирквуд только что сказал мне, что доктор Морроу называл Гэри Лэша и Питера Блэка «убийцами с дипломом врача». Слишком сильно сказано, вам не кажется?
 — Доктор Морроу как-то вернулся из клиники и был ужасно расстроен. Я уверена, он, как всегда, переживал за пациента, которому отказали в том или ином обследовании. А спустя несколько дней доктора Морроу застрелили.
 — Насколько я помню, полиция выдвинула версию, что его убил наркоман, залезший в кабинет за лекарствами и обнаруживший там доктора, засидевшегося допоздна.
 — Правильно. Содержимое всех ящиков письменного стола было вывалено на пол. Я понимаю, что наркоманы хотели получить наркотики, но зачем было его убивать? Почему они не взяли то, что требовалось, а доктора просто не связали или что-нибудь в этом роде? — В глазах женщины заблестели слезы.
 «Потому что доктор мог узнать того, кто вломился к нему», — подумала Фрэн. Обычно именно по этой причине грабеж превращается в убийство. Она собралась уже попрощаться, как вспомнила, что не задала еще один вопрос.
 — Миссис Руссо, кто еще слышал, как доктор Морроу назвал Гэри и Блэка «убийцами с дипломом врача»?
 — Слава богу, только два человека, мисс Симмонс. Уолли Барри, давний пациент доктора Морроу, и его мать Эдна.

 52

 Лу Нокс жил в квартире над гаражом, стоявшим несколько в стороне от особняка Уайтхоллов. Три комнаты вполне его устраивали. Одним из его хобби была работа по дереву, и Келвин Уайтхолл разрешил ему разместить в одной из кладовок огромного гаража инструменты и рабочий стол. Он также позволил Ноксу переделать квартиру по своему вкусу.
 Теперь стены гостиной и спальни закрывали панели из отбеленного светлого дуба. Вдоль них тянулись полки, но никто не назвал бы их книжными, потому что Лу Нокс читать не любил. Там стояли телевизор, видеомагнитофон, стереоустановка — почти произведение искусства — и коллекция компакт-дисков и видеокассет.
 К тому же они служили отличным прикрытием для разраставшегося компромата, который собирал Лу против Келвина Уайтхолла, предполагая использовать его в случае крайней необходимости.
 Лу искренне верил, что эти улики ему никогда не пригодятся, потому что они с Келвином давно пришли к обоюдоприемлемому пониманию обязанностей Лу. К тому же Нокс осознавал всю опасность этих улик для него самого. Так что он приберегал «камень за пазухой» для крайних обстоятельств. «Себе навредить, чтоб другому досадить», как говаривала вырастившая его бабушка, когда в детстве Лу жаловался на мясника, у которого работал рассыльным.
 — Он тебе регулярно платит? — спрашивала она его тогда.
 — Да, но он просит своих клиентов включать чаевые в счет, — протестовал Лу, — а потом из этих же денег платит мне зарплату.
 Прошло много лет, но до сих пор Лу доставляло удовольствие вспоминать, как он расквитался с мясником. Доставляя заказ, он вскрывал упаковку и брал из свертка часть цыпленка, кусочек филе или потрохов для хорошего гамбургера.
 Его бабушка, работавшая с четырех до десяти часов вечера телефонисткой в мотеле в десяти милях от города, оставляла ему на ужин спагетти в банках, или мясные шарики, или еще что-нибудь такое же невкусное. Так что в те дни, когда он развозил заказы, Лу возвращался домой после работы у мясника и устраивал себе пир за счет клиентов хозяина, наслаждаясь курятиной или говядиной. Потом он выбрасывал то, что оставила бабушка, и она ни о чем не подозревала.
 Единственным человеком, догадавшимся, на что способен Лу, оказался Келвин Уайтхолл. Однажды вечером, когда они оба учились в выпускном классе, Кел заглянул к Лу как раз в тот момент, когда тот жарил стейк, позаимствованный из пакета, который мясник послал одному из своих лучших клиентов.
 — Ты дурак, — заявил Кел, — стейк надо жарить на открытом огне, а не на сковородке.
 В тот вечер они стали союзниками, Кел, сын городских пьяниц, и Лу, внук Биби Клосс, чья дочь сбежала с Пенни Ноксом, вернулась два года спустя, оставила у матери сына и была такова. Больше ее не видели.
 Несмотря на свое более чем скромное происхождение, Кел поступил в колледж, ему помогли его ум, хитрость и жажда успеха. Лу переходил с одного места на другое, успев между делом отсидеть тридцать дней в городской тюрьме за кражу в магазине и три года в тюрьме штата за изнасилование. Потом, почти шестнадцать лет спустя, ему позвонил Кел, или мистер Келвин Уайтхолл из Гринвича, штат Коннектикут.
 Лу был благодарен Келу за то, что старый приятель о нем вспомнил. С самого начала Кел дал ясно понять, что их воссоединение основано исключительно на потенциальной ценности Лу как подручного в любых делах.
 В тот же день Лу переехал в Гринвич и занял свободную спальню в доме, приобретенном Келом. Дом был намного меньше того, в котором Уайтхоллы жили теперь, но находился он в хорошем месте.
 Ухаживание Кела за Дженной Грэм открыло Лу глаза. За классной породистой красоткой ухлестывал парень, похожий на бывшего профессионального боксера. Что такого она могла в нем найти?
 Задавая этот вопрос, Лу уже знал на него ответ. Власть. Неприкрытая, грубая власть. Дженне нравилось, что Кел может все, ее завораживала его манера пользоваться своей властью. Пусть он не мог похвастаться такой же родословной, как она, но этот выскочка не терялся ни в какой ситуации. Очень скоро Кел почувствовал себя своим среди тех, с кем выросла Дженна. И что бы там ни думали представители старой гвардии, они остерегались переходить ему дорогу.
 Кел никогда не приглашал родителей навестить его. Когда они умерли — мать ненадолго пережила отца, — он послал Лу уладить все формальности и проводить тела в крематорий, причем сделать это предполагалось как можно быстрее. Кел никогда не отличался сентиментальностью.
 С годами Кел стал выше ценить Лу, и тот об этом знал. Но при этом Лу отлично понимал, что, если Келу Уайтхоллу понадобится, он бросит своего верного Нокса на растерзание волкам. С мрачным изумлением Лу раздумывал над тем, как Келу удается всегда поставить дело так, чтобы он сам ни в чем не был замешан. Так что если кого и поймают, так только Лу.
 Ладно, подумал Нокс, не один Уайтхолл такой умный.
 Теперь Лу предстояло выяснить, кто такая Фрэн Симмонс, просто заноза в заднице или же она опасна. Это интересно, решил он. Яблоко от яблони недалеко падает, так, что ли?
 Лу улыбнулся, вспомнив папашу Фрэн, этого угодливого идиота, которого мамочка не научила никогда не доверять таким, как Келвин Уайтхолл. Поэтому, когда мистер Симмонс наконец усвоил урок, было уже поздно.

 53

 Доктор Питер Блэк редко бывал днем в Уэст-Реддинге, находившемся примерно в сорока минутах езды от Гринвича, хотя машин на дорогах в это время было немного. Но он не хотел, чтобы его узнавали на улицах. Его путь лежал на удаленную ферму, где на втором этаже дома располагалась оборудованная по последнему слову техники лаборатория.
 В налоговых документах штата это здание числилось как частный дом доктора Адриана Лога, офтальмолога на пенсии. На самом деле дом и земля принадлежали ХМО «Ремингтон», и если в лаборатории требовались исходные материалы, то их привозил из главной лаборатории в багажнике машины Питер Блэк.
 Когда автомобиль остановился у порога дома, ладони Блэка были мокрыми от пота. Он боялся неизбежного спора, ожидавшего его. Более того, Питер знал, что победителем ему не быть.
 Двадцать минут спустя он спустился с крыльца с пакетом в руках. Блэк положил его в багажник и поехал домой.

 54

 Эдна Барри сразу же поняла, что накануне вечером у Молли были гости. Хотя в кухне было убрано, на посудомоечной машине горел сигнал «вымыто», все-таки что-то было не так. Бутылочки с солью и перцем стояли на стойке, а не на рабочем столе, ваза для фруктов оказалась на полке, а не на столе, да и кофеварку оставили рядом с духовкой.
 Перспектива привести все в надлежащий вид согрела Эдне сердце. Она повесила пальто в шкаф у двери. Ей нравилась работа. Но придется уходить, и это Эдну не радовало.
 А что делать? Когда Молли узнала, что ее отпускают из тюрьмы, она попросила родителей нанять Эдну на работу, чтобы та убрала дом и купила продукты. Теперь Эдна приходила в дом Молли регулярно, и возникли проблемы с Уолли. Пока Молли сидела в тюрьме, он почти не вспоминал о ней, но ее возвращение как будто отпустило пружину. Уолли продолжал все время говорить о ней и докторе Лэше. И каждый раз, когда он о них вспоминал, начинал злиться.
 Если бы она не ходила сюда три раза в неделю, Уолли скоро забыл бы про все это, рассуждала про себя Эдна, повязывая фартук поверх рубашки и брюк. Она обычно надевала фартук для работы по дому. Мать Молли всегда настаивала на форме, но Молли только рукой махнула: «Ах, Эдна, это необязательно».
 Этим утром Эдна снова не заметила, чтобы Молли варила себе кофе. Не было даже признаков того, что она вообще проснулась. Экономка решила подняться наверх и проверить. Возможно, после всего происшедшего Молли просто спит. А вынести ей пришлось немало. С понедельника Молли успели снова арестовать за убийство, а потом отпустить под залог. Все повторилось, как шесть лет назад. Неприятно так думать, но было бы лучше, если бы ее снова посадили.
 Марта считала, что Эдне следует бросить эту работу, потому что Молли опасна, вспоминала Эдна, медленно поднимаясь по лестнице. У нее опять разыгрался артрит.
 «А ты и рада, что Марта так думает», — шепнул голос в ее голове. Пусть полиция сосредоточится на Молли, а об Уолли даже не вспомнит.
 «Но Молли всегда была так добра к тебе, — напомнил другой голос. — Ты можешь ей помочь, но не станешь этого делать. Уолли был в доме тем вечером, и тебе об этом известно. Может быть, он сумеет помочь ей вспомнить, что случилось. Но ты не можешь так рисковать. Не можешь позволить Уолли сказать все, что ему захочется».
 Эдна переступила порог спальни как раз в тот момент, когда Молли вышла из душа. Когда экономка увидела ее в пушистом махровом халате с волосами, завернутыми в полотенце, она сразу же вспомнила маленькую Молли, всегда такую вежливую, которая говорила ей: «Доброе утро, миссис Барри» — своим нежным негромким голосом.
 — Доброе утро, миссис Барри.
 Эдна вздрогнула, сообразив, что это не отголосок прошлого, а нынешняя, взрослая Молли обращается к ней.
 — О, Молли, клянусь, я на какой-то миг снова увидела тебя десятилетней! Странно, правда?
 — Вовсе не странно, — возразила Молли, — может быть, для меня, но не для вас. Простите, что вам пришлось подняться. Я вовсе не проспала, как вы могли подумать. Вчера я и в самом деле легла рано, но не спала почти до рассвета.
 — Это плохо, Молли. А ты не можешь попросить у доктора что-нибудь от бессонницы?
 — Прошлой ночью я приняла снотворное, и мне помогло. Я спрошу, нельзя ли еще раз выпить это лекарство. Проблема в том, что доктор Дэниелс не слишком верит в таблетки.
 — У меня есть немного снотворных таблеток, которые врач дал для Уолли на случай, если он станет беспокойным. Они не слишком сильные. Хочешь, дам?
 Молли села перед туалетным столиком и протянула руку за феном. Потом она повернулась и прямо взглянула на экономку.
 — Я с радостью воспользуюсь вашим предложением, миссис Барри, — медленно сказала она. — У вас есть лишний пузырек? Я заплачу.
 — Зачем тебе весь пузырек? В нем почти сорок таблеток.
 — Тогда поделитесь, хорошо? События развиваются так, что в течение нескольких недель мне придется принимать по таблетке каждую ночь.
 Эдна не знала, сказать Молли о том, что ей известно об аресте, или нет.
 — Молли, мне так жаль, что это произошло. Ты же знаешь, что я за тебя переживаю.
 — Да, знаю, спасибо, миссис Барри. А теперь не могли бы вы принести чашку кофе? — Молли включила фен.
 Убедившись, что Эдна отправилась на кухню, она выключила фен. Влажные волосы упали на шею. Тепло, наполнявшее тело после душа, ушло, и мокрые пряди неприятно холодили кожу.
 "Ты же не собираешься выпить все эти таблетки сразу? " — спросила Молли саму себя. Может быть, она просто запуталась и ищет выход? А таблетки — это так, на всякий случай? Она посмотрела на свое отражение в зеркале — и не узнала себя. Молли придвинулась к зеркалу, заглянула себе в глаза. Она не была уверена в ответах на свои вопросы.
 Через час Молли уже сидела в бывшем кабинете Гэри на первом этаже и просматривала содержимое коробок, которые принесла с чердака. Представители прокуратуры дважды знакомились с их содержимым. Они конфисковали их после смерти Гэри, потом вернули все после суда, а накануне во время обыска рылись в коробках снова. Молли решила, что они не нашли в них ничего интересного.
 Но что ищет она сама?
 Она искала то, что могло бы помочь ей понять, почему Анна-Мария Скалли сказала, что как врач Гэри ничего не стоил и за его убийство незачем было сажать в тюрьму. О неверности мужа Молли больше не вспоминала.
 В коробке оказалось несколько фотографий в рамках. Молли достала одну из них и вгляделась. Их с Гэри сфотографировали во время благотворительного бала, устроенного Ассоциацией кардиологов в тот год, когда они поженились. Молли бесстрастно разглядывала снимок. Она вспомнила, как ее бабушка обычно говорила, что Гэри напоминает Тайрона Пауэра, звезду кино, который шестьдесят лет назад разбивал сердца.
 Молли вдруг поняла, что никогда не пыталась выяснить, что скрывается под внешней привлекательностью и очарованием Гэри. Анна-Мария в какой-то момент это сделала. Но как ей это удалось? И что она узнала?
 В половине двенадцатого позвонила Фрэн:
 — Молли, я хотела бы заехать ненадолго. Миссис Барри у тебя?
 — Да, она здесь.
 — Отлично. Увидимся через десять минут.
 Приехав, Фрэн подошла к Молли и обняла ее:
 — Надеюсь, вчера ты отлично провела время.
 — Да уж, лучше некуда. — Молли удалось выдавить слабую улыбку.
 — Где миссис Барри?
 — Думаю, на кухне. Судя по всему, она преисполнилась решимости приготовить для меня ленч, хотя я говорила, что не голодна.
 — Идем со мной. Мне необходимо с ней поговорить.
 У Эдны Барри упало сердце, когда она услышала голос Фрэн Симмонс. «Господи, помоги, — взмолилась она. — Не позволяй ей спрашивать меня об Уолли. Он не виноват в том, что таким родился».
 Фрэн сразу же перешла к делу:
 — Миссис Барри, врачом вашего сына был доктор Морроу, так?
 — Да, это правда. Уолли посещал также психиатра, но его терапевтом был доктор Морроу, — ответила Эдна, стараясь сохранить обычное выражение лица.
 — Ваша соседка, миссис Джоунс, сказала мне, что Уолли был очень расстроен смертью доктора Морроу.
 — Да, верно.
 — Кажется, в то время у Уолли была загипсована нога?
 Эдна Барри ощетинилась было, потом быстро закивала.
 — Да, от лодыжки до колена, — пояснила она. — Он носил его еще неделю после убийства бедного доктора Морроу.
 «Зря я это сказала, — спохватилась она. — Она ни в чем не обвиняет Уолли».
 — Я собиралась спросить вас, миссис Барри, не слышали ли вы с Уолли, как доктор Морроу называл Гэри Лэша или доктора Питера Блэка «убийцами с дипломом врача»?
 Молли ахнула.
 — Я не помню ничего подобного, — тихо ответила миссис Барри, она явно нервничала, постоянно вытирая руки о фартук. — Почему вы спрашиваете?
 — Я не думаю, что подобное заявление легко забыть, миссис Барри. На меня, например, это произвело бы сильное впечатление. По дороге сюда я из машины позвонила мистеру Мэтьюзу, адвокату Молли, и спросила его о запасном ключе от дома, который всегда лежал в саду. Согласно его записям, вы отдали его полиции в то утро, когда был обнаружен труп доктора Гэри Лэша, и заявили, что он давно лежал в ящике стола на кухне. Вы утверждали, что Молли как-то раз забыла ключ от дома и взяла запасной из тайника и больше его туда не возвращала.
 — Но это же неправда, — запротестовала Молли. — Я ни разу в жизни не забывала ключ от дома, Я твердо знаю, что запасной лежал в саду всю неделю до смерти Гэри. Я как-то выходила в сад и проверила, на месте ли он. Почему вы сказали, что запасной ключ давно лежал в доме, миссис Барри? Я не понимаю.

 55

 В вечернем выпуске новостей Фрэн рассказывала телезрителям о том, как продвигается расследование убийства Анна-Марии Скалли, и обратилась к ним с просьбой:
 — Согласно показаниям Бобби Берка, работавшего за стойкой в «Морском фонаре» в вечер убийства, всего за несколько минут до трагедии в ресторан вошла пара и села за столик у двери. Филип Мэтьюз, адвокат Молли Лэш, просит этих людей объявиться и сделать заявление о том, что они видели на парковке перед тем, как войти в ресторан, и что они слышали в самом ресторане. Телефон адвоката Мэтьюза 212-555-2800. Вы также можете позвонить мне на телестудию по телефону 212-555-6850.
 Камеру, направленную на Фрэн, отключили.
 — Спасибо за репортаж, Фрэн, — жизнерадостно поблагодарил ведущий новостей Берт Дэвис. — Далее в программе: новости спорта с Тимом Мейсоном и прогноз погоды от Скотта Робертса. А теперь немного рекламы.
 Фрэн отсоединила микрофон от лацкана пиджака и сняла наушник. Выходя из студии, она остановилась у стола Тима Мейсона.
 — Давай угощу тебя гамбургером, когда закончишь, — предложила она.
 Тим поднял брови:
 — Я намеревался поужинать стейком, но раз ты предлагаешь гамбургер, съем его с удовольствием.
 — Ни в коем случае. Стейк — это замечательно. Я буду у себя.
 В ожидании Тима Фрэн вспоминала события дня. Сначала она встретилась с доктором Кирквудом, потом позвонила Филипу Мэтьюзу, а затем выясняла у Эдны Барри судьбу запасного ключа. Экономка решительно заявила, что не сомневалась ни минуты в том, что запасной ключ много месяцев валялся в кухне, а когда Молли попыталась ей возразить, Эдна Барри парировала: «Молли ошибается, это точно. Она была совершенно не в себе в то время».
 Возвращаясь из Гринвича в Нью-Йорк, Фрэн снова позвонила Мэтьюзу и сказала ему, что все больше убеждается в том, что Эдна Барри что-то скрывает и это связано с запасным ключом. Экономка не желала отвечать на вопросы, поэтому Фрэн предложила адвокату как следует нажать на нее, чтобы женщина сказала правду. Филип пообещал изучить каждое слово, сказанное Эдной Барри в полиции и на суде, а потом спросил о реакции Молли на слова экономки.
 Фрэн ответила, что они изумили ее, даже сбили с толку. После того как миссис Барри отправилась домой, Молли сказала что-то вроде: «Вероятно, я была не в себе еще до того, как узнала о романе Гэри с Анна-Марией. Я могла бы поклясться, что ключ лежал в саду за несколько дней до того, как я случайно услышала их разговор по телефону». Фрэн ни минуты не сомневалась в правоте Молли.
 В дверь постучали, и к ней в кабинет заглянул Тим Мейсон. Фрэн махнула рукой, приглашая войти.
 — Собирайся, — сказал он. — Я заказал столик в «Сибо» на Второй авеню.
 — Отлично. Мне там нравится.
 Пока они шли по Пятой авеню к Сорок первой улице, Фрэн подняла руки над головой, словно приветствуя окружавшие их дома.
 — Мой город, — вздохнула она. — Я люблю его. Как хорошо вернуться сюда.
 — Я тоже его люблю и рад, что ты вернулась, — добавил Тим.
 В ресторане они выбрали один из кабинетов. Как только официант налил им вина и отправился за заказанными блюдами, Фрэн заговорила:
 — Тим, кажется, ты говорил, что твоя бабушка умерла в клинике Лэша. Когда это случилось?
 — Приблизительно лет шесть назад. Почему ты спрашиваешь?
 — Потому что во время нашей первой встречи на прошлой неделе мы обсуждали Гэри Лэша. Разве ты не говорил о том, что он великолепно заботился о твоей бабушке перед ее смертью?
 — Да, говорил. А что?
 — Потому что все больше людей говорят мне о том, что у Гэри Лэша-врача была и оборотная сторона. Я говорила с терапевтом, лечившим мать Билли Галло. Доктор Кирквуд сказал мне, что требовал показать свою пациентку специалистам, но не получил от ХМО разрешения на дальнейшие обследования. Потом у нее случился сердечный приступ, и она умерла прежде, чем что-то могли сделать. Разумеется, Гэри Лэш давно мертв и не имеет к этой истории никакого отношения, но доктор Кирквуд утверждает, что медицинская помощь постепенно деградирует. Ему лишь немного за шестьдесят, а он продает свою практику и не собирается больше лечить людей. Большую часть своей карьеры он был связан с клиникой Лэша и определенно заявил, что Гэри Лэш не был похож на своего отца. По его словам, проблемы, с которыми он столкнулся во время лечения миссис Галло, появились не вчера. Благополучие пациентов не является первоочередной заботой руководителей клиники Лэша и ХМО «Ремингтон». — Фрэн нагнулась к Тиму и понизила голос: — Кирквуд также сказал мне, что доктор Морроу, молодой врач, погибший во время ограбления за две недели до Гэри Лэша, называл Гэри и его партнера Питера Блэка «убийцами с дипломом врача».
 — Довольно серьезное обвинение, — согласился Тим. — Но все же у меня осталось о нем самое хорошее впечатление. Как я уже говорил, мне понравился Гэри Лэш, и думаю, что для моей бабушки сделали все. Но я тут вспомнил об одном совпадении. Я говорил, что Анна-Мария Скалли была в числе медсестер, которые ухаживали за ней?
 Фрэн широко раскрыла глаза.
 — Нет, этого ты мне не говорил.
 — Мне это не казалось важным. Все сестры работали отлично. Я помню, что Анна-Мария была очень расторопна и заботлива. Когда нам позвонили и сообщили, что бабушка умерла, мы, разумеется, сразу же отправились в больницу. Анна-Мария сидела у ее постели и плакала. Много ли медсестер прореагируют так, особенно если они были знакомы с пациентом совсем недолго?
 — Немногие, ты прав, — согласилась Фрэн. — Они не смогут работать, если будут принимать близко к сердцу судьбу каждого больного.
 — Анна-Мария была очень хорошенькой, но показалась мне немного наивной, — вспоминал Тим. — Конечно, ей было лишь немного за двадцать. Когда я позже узнал, что у Гэри Лэша с ней роман, мне это показалось отвратительным. Как мужчина, он повел себя недостойно. Но как врача мне его не в чем упрекнуть. Мы еще шутили, что бабушка влюбилась в Лэша, — чуть улыбнулся Тим. — Он был очень красивым, располагающим к себе человеком и давал понять, что по-настоящему заботится о своих пациентах. Доктор Лэш внушал доверие. Помню, бабушка говорила, что он заходил к ней в одиннадцать часов вечера. Немногие врачи сделают это.
 — Молли Лэш повторила мне слова Анна-Марии Скалли: Гэри Лэш как муж и как врач не стоил того, чтобы его убийцу посадили в тюрьму, — заметила Фрэн. — И Молли говорит, что Анна-Мария сказала это очень уверенно.
 — Но, Фрэн, что еще ты хотела услышать от женщины в ее положении?
 — Возможно, как женщина, она была права. Но мне показалось, что она говорила еще и как медсестра. — Фрэн помолчала и покачала головой. — Не знаю, может быть, я тороплюсь с выводами, но если добавить ее мнение к мнению доктора Морроу, то я не могу не думать о том, что в этом что-то есть. Я чувствую, что на что-то наткнулась, и подозреваю, что большая часть всей истории так никогда и не выйдет наружу.
 — Но ты репортер, проводящий расследование, Фрэн. Готов держать пари, что ты доберешься до правды. Я почти не знал Анна-Марию Скалли, но я благодарен ей за заботу о бабушке. Я бы хотел увидеть, как схватят ее убийцу. Если Молли Лэш осудят несправедливо, это станет трагедией.
 Официант принес салат.
 — Осудят несправедливо уже во второй раз, — с особым ударением сказала Фрэн.
 — Такое может случиться. И каким будет твой следующий шаг?
 — Я договорилась о встрече с доктором Питером Блэком на завтра. Это должно быть интересно. Я все еще пытаюсь назначить встречу с моей бывшей одноклассницей Дженной Уайтхолл и ее мужем Келвином.
 — Могущественные люди.
 Фрэн кивнула:
 — Знаю, но беседа с ними необходима для передачи, и я намерена до них добраться. — Она вздохнула. — А теперь давай сменим тему. Так что ты думаешь, выиграют ли мои любимые «Янки» мировую серию в этом году?
 Тим улыбнулся:
 — Разумеется, выиграют.

 56

 — На этот раз я приеду одна, — объявила Дженна, позвонив Молли из машины. — Пусти меня ненадолго.
 — Джен, я тебя люблю, но я с огромным трудом упросила доктора Дэниелса не приезжать сегодня. Сейчас только девять, но у меня слипаются глаза. Я хочу лечь спать.
 — Я прошу всего пятнадцать минут.
 — Ох, Джен, — вздохнула Молли. — Так и быть, заезжай, но только будь осторожна. Весь день вокруг дома вились репортеры, а я могу поклясться, что Кел не обрадуется, увидев на первых полосах газет фотографию жены в обнимку со знаменитой Молли Лэш.
 Она осторожно открыла дверь, и Дженна проскользнула внутрь.
 — Молли, — Дженна обняла ее, — мне так жаль, что тебе пришлось через все это пройти.
 — Ты моя единственная подруга, — сказала Молли но потом быстро спохватилась: — Нет, это неправда. Фрэн Симмонс тоже за меня.
 — Она звонила, чтобы договориться о встрече, но мы еще не назначили день. Кел пообещал, что встретится с ней, и, насколько мне известно, завтра она встречается с Питером Блэком.
 — Фрэн говорила мне, что хочет встретиться со всеми вами. Чувствуйте себя свободно, говорите то, что сочтете нужным. Я ей верю, она не причинит мне вреда.
 Они прошли в маленькую гостиную, где Молли уже разожгла камин.
 — Я подумала о том, что мой дом слишком большой, — призналась она. — Я живу всего лишь в трех комнатах — спальне, кухне и здесь. Когда все закончится — если закончится, конечно, — я собираюсь приобрести что-нибудь поменьше.
 — Думаю, это хорошая идея. — Дженна согласно кивнула.
 — Но ты знаешь, что у штата Коннектикут на мой счет другие планы, и если у властей все получится, то мне достанется очень маленькая камера.
 — Молли! — протестующе воскликнула Дженна.
 — Прости. — Молли откинулась на спинку дивана и посмотрела на нее. — Ты отлично выглядишь. Великолепный черный костюм. Это «Эскада», верно? Высокие каблуки. Роскошные, но неброские украшения. Где-то была или куда-то собираешься?
 — Деловой ленч. Всякая корпоративная чепуха. Я вернулась оттуда позднее обычного. Утром оставила машину на станции и вечером приехала прямо к тебе. Мне было не по себе весь день. Я ужасно беспокоюсь за тебя, Молли.
 Молли попыталась улыбнуться.
 — Я тоже ужасно за себя беспокоюсь.
 Они сидели рядом на диване. Молли подалась вперед, сцепила пальцы.
 — Джен, твой муж уверен, что я убила Гэри, правда?
 — Да, — тихо ответила Дженна.
 — И он также не сомневается в том, что я зарезала Анна-Марию.
 Дженна не ответила.
 — Я знаю, что это так, — продолжала Молли. — Не буду повторять, что ты для меня значишь, но, Джен, прошу тебя, сделай мне одолжение. Больше не привози сюда Кела. Только этот дом я могу назвать своим убежищем. Враги мне здесь не нужны. — Она покосилась на подругу. — Джен, не надо плакать. Это не имеет никакого отношения к нам. Мы все те же девочки из Крэндена, верно?
 — Конечно. — Дженна торопливо вытерла глаза тыльной стороной ладони. — Но, Молли, мой муж тебе не враг. Он хочет позвонить другому адвокату, известным экспертам-криминалистам, чтобы они вместе с Филипом разработали для тебя линию защиты. Они будут говорить о твоей невменяемости.
 — Невменяемости?
 — Молли, — взорвалась Дженна, — неужели ты не понимаешь, что тебе грозит пожизненное заключение? Особенно если учитывать твое первое обвинение? Мы не можем этого допустить.
 — Нет, не можем. — Молли встала. — Джен, пойдем в кабинет Гэри.
 Там было темно. Молли включила лампы, потом снова выключила.
 — Вчера вечером, после того, как вы все ушли, я легла спать, но не смогла уснуть. Около полуночи я спустилась сюда, и знаешь что? Когда я включила свет, точно так, как сделала это сейчас, то я вспомнила, что точно так же поступила в тот вечер, когда вернулась с мыса Код. Я уверена, что свет в кабинете не горел. Я могу в этом поклясться!
 — И что это значит, Молли?
 — Подумай сама. Гэри сидел за столом. На нем лежали документы, значит, он работал. Наступил вечер. Он должен был включить свет. Если я правильно все вспомнила, то это значит, что убийца Гэри его выключил. Как ты не понимаешь?
 — Молли, — прошептала Дженна, ее голос звучал тихо, но протестующе.
 — Вчера я сказала доктору Дэниелсу, что вспомнила кое-что о двери и о засове.
 Молли повернулась к подруге, увидела недоверие в глазах, и ее плечи поникли.
 — Сегодня миссис Барри заявила, что запасной ключ, который мы хранили в саду, много месяцев лежал в ящике на кухне. Она утверждает, что я как-то забыла ключ от дома и воспользовалась запасным. Но я этого тоже не помню.
 — Молли, позволь Келу пригласить других юристов, чтобы помочь Филипу подготовить твою защиту, — взмолилась Дженна. — Он вчера разговаривал кое с кем из них. Эти двое имеют большой опыт в ведении дел, где обвиняемый признается невменяемым. Мы оба думаем, что эти люди могут тебе помочь. — Она увидела выражение отчаяния на лице Молли. — Хотя бы подумай об этом.
 — Возможно, именно поэтому мне приснилась дверь и задвижка, — мрачно предположила Молли, игнорируя предложение Дженны. — Вероятно, у меня будет выбор: либо камера в тюрьме, либо палата в сумасшедшем доме.
 — Молли, перестань. Я выпью с тобой чашку чая, а потом уеду, чтобы ты могла лечь спать. Ты говоришь, что не высыпаешься. Доктор Дэниелс разве не дал тебе успокоительное?
 — Он давал мне снотворное позавчера, а сегодня миссис Барри принесла таблетки, которые врач прописал Уолли.
 — Не надо брать чужие лекарства!
 — На пузырьке была этикетка. Я знаю, что они подходят. Не забывай, я была женой врача и кое-чему научилась.
 Когда Дженна ушла, Молли заперла входную дверь и ногой нажала на кнопку, закрывающую задвижку. Щелчок задвижки заставил ее замереть на месте.
 Она намеренно открыла задвижку и снова закрыла, заставляя подсознание подсказать ей, почему этот привычный, простой звук вдруг стал таким путающим.

 57

 В четверг Питер Блэк начал свой рабочий день с посещения Таши. По всем медицинским показаниям она должна была уже умереть к этому времени, размышлял он с тревогой, идя по длинному коридору к ее апартаментам.
 Вероятно, было ошибкой включать ее в эксперимент. Обычно подобный опыт давал полезные, иногда удивительные клинические результаты, но из-за матери Таши его было сложно проводить. Барбара Колберт слишком пристально следила за состоянием дочери и имела очень хорошие связи. Помимо Таши, в отделении было достаточно пациентов, пригодных для этого невероятного эксперимента, родственники которых никогда бы ничего не заподозрили и восприняли последний прОблеск сознания перед смертью как дар свыше.
 Не стоило говорить доктору Логу, что Харви Мэджим как будто узнал свою жену перед смертью, укорил себя Питер. Но теперь поздно было останавливаться. Он должен был сделать следующий шаг. Ему ясно дали это понять. Блэк сам привез препарат из лаборатории в Уэст-Реддинге, и теперь лекарство лежало у него в кармане в полной безопасности.
 Когда он вошел в комнату, медсестра, сидевшая у изголовья Таши, клевала носом. Нет ничего лучше сонной медсестры, подумал Блэк. Это то, что требовалось. У него появился повод отослать ее.
 — Предлагаю вам пойти выпить чашечку кофе, — резко сказал он, разбудив женщину. — Принесите ее сюда, а я подожду. Где миссис Колберт?
 — Она заснула на диване, — прошептала сестра. — Бедную женщину наконец сморил сон. Ее сыновья ушли. Они вернутся вечером.
 Блэк кивнул и повернулся к пациентке. Сестра вышла из комнаты. Состояние Таши не изменилось с прошлого вечера. Доктор Блэк знал, что оно стабилизировалось благодаря вовремя сделанному уколу.
 Он достал небольшой пакетик из кармана, казавшийся удивительно тяжелым для своего размера. Блэк знал наверняка, как подействует препарат, который о ввел Таше накануне. Результаты предстоящего укола он предсказать не мог.
 Блэк подумал о том, что Лог совершенно вышел из-под контроля.
 Он поднял вялую руку Таши, нашел подходящую вену. Ввел иглу и медленно опустил поршень, наблюдая как жидкость входит в тело.
 Блэк посмотрел на часы. Восемь. Примерно через двенадцать часов все будет кончено, так или иначе. Теперь можно сосредоточиться на неприятной встрече которая его ожидала. Итак, он окажется лицом к лицу с излишне любопытной репортершей Фрэн Симмонс.

 58

 В четверг утром, после бессонной ночи, Фрэн рано приехала на работу, намереваясь подготовиться к предстоящей беседе с доктором Питером Блэком. Она попросила информационный отдел собрать все возможные сведения об этом человеке и обрадовалась, увидев, что материалы уже лежали на ее столе.
 Фрэн быстро просмотрела их, удивившись скудости данных. Родился в Денвере в рабочей семье, учился в местной школе, в медицинском институте получал лишь посредственные или хорошие оценки, работал интерном в какой-то заштатной больнице, затем там же работал врачом. Не слишком впечатляет, сказала себе Фрэн. Возникает вопрос: почему Гэри Лэш именно его выбрал себе в партнеры?
 * * *
 В полдень Фрэн проводили в кабинет Питера Блэка. Ее поразила обстановка комнаты. Подобная роскошь больше подходила президенту крупной компании, чем терапевту, даже если этот терапевт и занимал должность исполнительного директора клиники и ХМО.
 Питер Блэк пожал ей руку и провел в уголок для отдыха у большого окна. Красивый кожаный диван, два кресла в тон и кофейный столик создавали уютную, живую атмосферу гостиной.
 Она не задумывалась о том, каким представляла себе Питера Блэка. Вероятно, подсознательно Фрэн ожидала увидеть человека, похожего на Гэри Лэша. Муж Молли был красивым мужчиной, он располагал к себе. У Питера Блэка был землистый цвет лица, и Фрэн удивилась тому, насколько сильно он нервничал. В нем чувствовалась напряженность, особенно в том, как он присел на краешек своего кресла, словно был готов отразить нападение. Хотя он явно старался быть любезным, но голос выдавал его состояние.
 Блэк предложил кофе. Когда Фрэн отказалась, он сказал:
 — Мисс Симмонс, у меня сегодня чрезвычайно загруженный день, как, полагаю, и у вас. Так что давайте перейдем сразу к делу. Я согласился встретиться с вами потому, что хочу категорически заявить, насколько неприемлемой мне кажется эксплуатация Молли Лэщ в погоне за рейтингом. Эта женщина явно не в своем уме.
 Фрэн выдержала его взгляд не моргнув.
 — Мне казалось, я помогаю Молли, а не эксплуатирую, доктор. Позвольте спросить: ваш диагноз основан на оценке ее нынешнего состояния или это поспешность суждений, которой, насколько я вижу, отличаются все ее друзья?
 — Мисс Симмонс, нам определенно нечего сказать друг другу. — Питер Блэк встал. — Прошу меня простить...
 Фрэн осталась сидеть.
 — Нет, доктор. Вы знаете, что я приехала сюда из Нью-Йорка, потому что должна задать вам несколько вопросов. Тот факт, что вы согласились на встречу, с моей точки зрения, предполагает ваше согласие на них ответить. Поэтому вы обязаны уделить мне хотя бы десять минут вашего времени.
 Питер Блэк неохотно вернулся в кресло.
 — Десять минут, мисс Симмонс, и ни секундой больше.
 — Благодарю вас. Я поняла со слов Молли, что вы навещали ее в субботу вечером вместе с супругами Уайтхолл и попросили приостановить мое расследование из-за предстоящего слияния вашего ХМО с четырьмя другими такими же организациями. Это верно?
 — Да. Я думал также и о благополучии Молли. Я уже объяснял.
 — Доктор Блэк, вы знали доктора Джека Морроу?
 — Разумеется. Он был врачом нашей клиники.
 — Вы были друзьями?
 — Мы хорошо друг к другу относились, я бы так это назвал. Мы уважали друг друга. Но никогда не проводили вместе свободное время.
 — Ссорились ли вы незадолго до его смерти?
 — Нет, не ссорились. Насколько мне известно, он поспорил с моим коллегой доктором Лэшем. Если я не путаю, конфликт произошел из-за того, что ХМО отказалась оплачивать процедуру, назначенную доктором Морроу одному из пациентов.
 — Знали ли вы о том, что он называл вас и доктора Лэша «убийцами с дипломом врача»?
 — Нет, не знал, но это меня не удивляет. Джек был человеком вспыльчивым и легко выходил из себя.
 Он напуган, решила Фрэн, наблюдая за Питером Блэком. Он напуган и лжет.
 — Доктор, вы знали о том, что у Гэри Лэша роман с Анна-Марией Скалли?
 — Не имел ни малейшего понятия. Я был шокирован, когда Гэри признался в этом.
 — Это произошло всего за несколько часов до его смерти, — напомнила Фрэн. — Я не ошибаюсь?
 — Да, все обстояло именно так. Всю неделю я замечал, что Гэри чем-то расстроен, поэтому в воскресенье мы с Келом Уайтхоллом поехали навестить его. Тогда мы обо всем и узнали. — Питер Блэк бросил взгляд на часы и подвинулся ближе к краю кресла.
 Он готовится выставить ее, поняла Фрэн. Но она должна задать еще пару вопросов.
 — Скажите, доктор, Гэри Лэш был вашим близким другом?
 — Очень близким. Мы познакомились во время учебы в институте.
 — Вы часто встречались после окончания института?
 — Я бы так не сказал. Получив диплом, я работал в Чикаго. А Гэри приехал в Гринвич сразу после интернатуры, чтобы заняться практикой вместе с отцом. — Блэк встал. — Мисс Симмонс, я настаиваю на том, что мне пора вернуться к работе. — Он повернулся и подошел к письменному столу.
 Фрэн последовала за ним.
 — Последний вопрос, доктор Блэк. Вы просили Гэри Лэша дать вам возможность работать в Гринвиче?
 — Гэри сам послал за мной после смерти отца.
 — Поймите меня правильно. При всем уважении к вам я не могу не заметить, что он предложил вам стать его партнером в клинике, которую основал его отец. В этом районе было немало хороших терапевтов, которые с удовольствием выкупили бы часть практики, но Гэри выбрал вас, хотя вы работали рядовым врачом в самой обычной больнице Чикаго. Чем вы так отличаетесь от других?
 Питер Блэк мгновенно повернулся к Фрэн.
 — Вон отсюда, мисс Симмонс! — рявкнул он. — Вы имели наглость явиться сюда и оскорблять меня своими инсинуациями, когда половина жителей этого города стала жертвами воровства вашего отца!
 Фрэн поморщилась.
 — Тише, — сказала она. — И все-таки, доктор Блэк, я не перестану искать ответы на мои вопросы. Вы ведь не собираетесь на них отвечать, правда?

 59

 В четверг утром в Буффало, штат Нью-Йорк, после скромной поминальной службы останки Анна-Марии Скалли были похоронены на семейном участке кладбища. О предстоящей панихиде никому не сообщали. Бдения у гроба не было. Только ее сестра Люсиль Скалли Бонавентура в сопровождении мужа и двух взрослых детей присутствовали в церкви и на похоронах.
 Закрытая скромная церемония — таково было решение Люси, которое она выполняла с мрачной решимостью. Она была на шестнадцать лет старше Анна-Марии и всегда относилась к младшей сестре как к первому ребенку. Приятная, но совершенно незаметная Люси наслаждалась общением с хорошенькой девочкой, которая обещала стать не только красавицей, но и умницей.
 Когда Анна-Мария выросла, Люси с матерью часто обсуждали ее мальчиков и выбор карьеры. Они сразу одобрили ее решение стать медсестрой. Это была хорошая работа, и Анна-Мария вполне могла выйти замуж за врача. Разве можно не захотегь жениться на такой девушке, как Анна-Мария? Это было их общее мнение.
 Когда Анна-Мария поступила на работу в клинику Лэша в Гринвиче, мать и сестра расстроились, что ей придется так далеко уехать. Но после того как она дважды приезжала на выходные в Буффало вместе с доктором Джеком Морроу, они решили, что скоро их мечты исполнятся.
 Когда Люси сидела на первой скамье в церкви, она вспоминала то счастливое время. Она не забыла, как Джек Морроу шутил с их матерью, говорил, что даже Анна-Мария не может готовить так вкусно, как она. Люси не могла забыть тот вечер, когда Джек спросил у миссис Скалли: "Скажите, что мне сделать, чтобы ваша дочка полюбила меня? "
 Она была в него влюблена, думала Люси, пока этот ненавистный Гэри Лэш не решил за ней приударить. Горячие слезы обжигали щеки. Анна-Мария не должна была умереть, гневно повторяла про себя Люси. Она могла счастливо прожить эти семь лет в браке с доктором Морроу, быть и матерью, и медсестрой одновременно. Джек ни за что не захотел бы, чтобы она бросила работу. Анна-Мария была прирожденной медсестрой, как он был прирожденным врачом.
 Люси повернула голову и посмотрела на гроб Анна-Марии под белым покрывалом — знаком того, что ее крестили. «Ты столько страдала из-за этого ублюдка Гэри Лэша. Он вскружил тебе голову, и тогда ты сказала мне, что не готова выйти замуж за Джека. Но это не было правдой. Ты была готова, но просто сбилась с пути. Анна-Мария, ты была совсем еще девочкой. Лэш знал, что делал».
 — Пусть душа ее и души других усопших...
 Люси почти не слушала священника, пока он читал положенные молитвы. Ее горе и гнев были слишком велики. "Анна-Мария, посмотри, что этот человек сделал с тобой. Он разрушил твою жизнь. Ты даже оставила работу медсестры в больнице, а раньше не мечтала ни о чем другом. Ты никогда не говорила об этом, но я-то знаю, что ты так и не смогла простить себе того, что происходило в этой клинике. Как теперь узнать, что там творилось? И еще доктор Джек... Что же случилось с ним? Бедная мама была от него без ума, она так уважала его. Никогда не называла просто Джеком. Только “доктор Джек”. Ты призналась мне, что никогда не верила в то, что его убил наркоман. Анна-Мария, чего ты так боялась все эти годы? Даже когда Молли Лэш сидела в тюрьме, ты продолжала бояться.
 Сестричка моя... Сестричка... "
 Люси услышала собственные громкие рыдания в тишине часовни. Муж похлопал ее по руке, но она оттолкнула его. В эту минуту она чувствовала себя связанной с единственным человеком во вселенной, и этим человеком была Анна-Мария. Люси утешала лишь одна мысль — возможно, в другом мире Анна-Мария и Джек Морроу будут счастливы.
 После похорон дочь и сын Люси отправились на работу, а муж поехал в супермаркет, где он работал менеджером.
 Вернувшись домой, Люси стала перебирать вещи в комоде, который принадлежал Анна-Марии в детстве. Комод стоял в спальне, где всегда ночевала ее сестра, когда приезжала в Буффало.
 В верхних трех ящиках лежали белье, колготки и свитера, которые Анна-Мария оставила специально, чтобы носить здесь.
 Нижний ящик заполняли фотографии, в рамках и без, семейные альбомы, конверты с моментальными снимками, письма и открытки.
 Люси, заливаясь слезами, просматривала эти фотографии, когда ей позвонила Фрэн Симмонс.
 — Я знаю, кто вы такая, — резко прервала ее Люси. — Вы та самая репортерша, которая хочет снова вытащить это грязное дельце на свет. Оставьте меня в покое и позвольте моей сестре покоиться с миром.
 На что Фрэн ответила:
 — Я сожалею о вашей потере, но я должна предупредить вас. Анна-Мария не сможет покоиться с миром, если дело Молли Лэш дойдет до суда. У адвоката Молли не будет другого выхода, кроме как расписать вашу сестру самыми черными красками.
 — Но это подло! — выкрикнула Люси. — Она не разрушала чужую семью! Она была совсем девочкой, когда познакомилась с Гэри Лэшем.
 — Такой же юной была и Молли, — напомнила Фрэн. — Чем больше я узнаю, тем больше мне становится жаль их обеих. Миссис Бонавентура, я прилечу в Буффало завтра утром, и мне хотелось бы встретиться с вами. Прошу, поверьте мне. Я лишь хочу узнать правду о том, что случилось не только в тот вечер, когда погибла Анна-Мария, но и о том, что происходило больше шести лет назад в клинике, где она работала. Я также хочу выяснить, чего так боялась Анна-Мария. Вы же знаете что она была напугана.
 — Да, я знаю. Что-то произошло в клинике незадолго до смерти Гэри Лэша, — мрачно подтвердила Люси. — Завтра я вылетаю в Йонкерс, чтобы разобрать вещи в квартире Анна-Марии. Вам незачем лететь в Буффало. Мы встретимся прямо там, мисс Симмонс.

 60

 В четверг во второй половине дня Эдна Барри позвонила Молли и спросила, нельзя ли зайти на несколько минут, чтобы поговорить.
 — Да, заходите, миссис Барри, — намеренно холодно ответила Молли. Экономка не только стояла на своем, утверждая, что Молли взяла запасной ключ. В ее настойчивом желании внушить всем, что Молли ничего не помнит, сквозила явная враждебность. Молли подумала, уж не решила ли миссис Барри извиниться, и вернулась к просматриванию документов, которые разложила на полу в кабинете.
 Гэри был чрезвычайно аккуратным и педантичным во всем. А теперь благодаря действиям полиции его личные вещи и рабочие материалы перемешались и перепутались. "Ну и что? " — подумала Молли. Времени у нее предостаточно.
 Она уже начала откладывать стопку фотографий, которые собиралась отослать матери Гэри. Никаких совместных снимков с Молли, разумеется. Только Гэри в компании высокопоставленных персон.
 Молли никогда не была близка со свекровью. Старшая миссис Лэш ее ненавидела, но Молли не винила ее за это. На ее месте она бы тоже возненавидела убийцу своего единственного ребенка. Слушания по делу об убийстве Анна-Марии Скалли всколыхнут воспоминания, и, скорее всего, журналисты попытаются добраться и до матери Гэри.
 Она вспомнила разговор с Анна-Марией. Интересно, кто усыновил ребенка Гэри? Молли была в таком отчаянии, когда узнала, что Анна-Мария беременна, она ненавидела Анна-Марию и завидовала ей. И даже в нынешних обстоятельствах, уже зная наверняка, что Гэри обманывал ее, Молли горевала о своем потерянном ребенке.
 Возможно, когда-нибудь судьба даст ей еще один шанс.
 Молли сидела на полу, скрестив ноги, когда поняла, о чем подумала. Ее почти шокировало предположение, что когда-нибудь она сможет начать другую жизнь. Она покачала головой. Какая нелепость! Даже Дженна, лучшая подруга, не видит в будущем Молли ничего, кроме тюремной камеры или палаты в сумасшедшем доме. Как можно даже предполагать, что этот кошмар однажды закончится?
 Но она все равно надеялась. Ведь к ней начали возвращаться обрывки воспоминаний. События, загнанные в самую глубину подсознания, пробивались на поверхность. Она вспомнила свои ощущения, когда накануне вечером закрывала дверь на задвижку. Молли ничего толком не поняла, но что-то в этом определенно было.
 Она начала раскладывать медицинские и научные журналы, которые при Гэри стояли на полках в строгом хронологическом порядке. У него были свои причины хранить их. Молли заметила, что в каждом была отмечена хотя бы одна статья. Вероятно, все это можно выбросить, но Молли решила из любопытства проглядеть их, когда закончит с уборкой. Интересно будет узнать, что именно привлекло внимание Гэри.
 Зазвонил звонок у кухонной двери, и раздался голос миссис Барри:
 — Молли, это я!
 — Я в кабинете! — откликнулась Молли, продолжая складывать журналы в стопки и прислушиваясь к шагам в коридоре. Ей в который раз пришло в голову, как тяжело ступает миссис Барри. Она никогда не носила ничего, кроме ортопедической обуви на толстой резиновой подошве, которая издавала твердый, чуть шаркающий звук на полах.
 — Молли, прости меня, — экономка заговорила, еще не войдя в комнату.
 Молли подняла голову и сразу же поняла, что миссис Барри извиняться и не думала. Ее лицо выражало прежнюю решимость, губы сжались в тонкую линию. В руке она держала ключ от дома.
 — Я знаю, что это не слишком красивый поступок после стольких лет работы в твоем доме, но я не могу больше приходить к тебе. Я должна отказаться от места немедленно.
 Ошеломленная, Молли поднялась с пола.
 — Миссис Барри, вы не должны уходить из-за того, что говорили по поводу запасного ключа. Мы обе считаем, что правы, но я уверена в том, что этому существует разумное объяснение, и Фрэн Симмонс его найдет. Вы должны понимать, почему это так важно для меня. Если кто-то другой воспользовался этим ключом, чтобы войти в дом, значит, этот человек, а не я, оставил его в ящике на кухне. Предположим, этот «кто-то» знал о ключе и вернулся в то воскресенье вечером?
 — Я не думаю, что кто-то чужой был в доме в тот вечер, — дрожащим голосом ответила миссис Барри. — И я ухожу не из-за ключа. Молли, мне очень жаль, но я боюсь работать у тебя.
 — Боитесь?! — Пораженная до глубины души, Молли смотрела на экономку. — Чего же вы боитесь?
 Эдна Барри отвела глаза.
 — Неужели... меня? Господи! — Молли протянула к экономке руку. — Давайте ключ, миссис Барри. Прощу вас, уйдите. Немедленно.
 — Молли, пойми. Это не твоя вина, но ты убила двух человек.
 — Вон отсюда, миссис Барри!
 — Молли, тебе нужна помощь. Прошу, обратись за помощью.
 Со звуком, напоминающим одновременно рыдание и стон, экономка развернулась и торопливо пошла прочь. Молли дождалась, пока ее машина не выедет на улицу, и только потом рухнула на колени и закрыла лицо руками. Раскачиваясь взад-вперед, она тихонько подвывала.
 "Она знает меня с самого детства и верит, что я убийца. На что же мне надеяться? " — снова и снова спрашивала себя Молли.
 А в нескольких улицах от ее дома, дожидаясь зеленого сигнала светофора, миссис Барри снова и снова повторяла себе, что другого выхода не было. Ей пришлось так объяснить Молли свой уход. Это только подтвердит ее историю о запасном ключе и удержит людей, подобных Фрэн Симмонс, от излишнего интереса к Уолли. «Прости меня, Молли, — подумала она, вспоминая, какая боль отразилась в глазах молодой женщины, — но... “кровь не водица”».

 61

 Кел сидел в кабинете, поглощал приготовленный экономкой ленч и отдавал приказы Лу Ноксу. Водитель догадался, что шеф с самого утра в дурном настроении из-за этой Фрэн Симмонс. Она постоянно звонила, просила о встрече и не поддавалась на вялые обещания Кела что-нибудь устроить. Подслушав разговор между Келом и Дженной, Лу выяснил, что репортерша должна сегодня в полдень встретиться с Питером Блэком.
 Когда в половине первого зазвонил телефон, Лу догадался, что это Блэк с докладом об исходе встречи. Что он сказал, Лу не слышал, но Кел пришел в ярость.
 — Что ты ответил, когда она спросила, почему Гэри выбрал тебя? Если она нападет на след... Зачем ты вообще с ней встречался? Ты постоянно вредишь себе. Любой дурак сообразил бы!
 Потом Кел с грохотом опустил трубку на рычаг, вид у него был такой, будто его вот-вот хватит удар. Телефон зазвонил снова, Кел рявкнул что-то, но быстро сбавил обороты, когда узнал, кто звонит.
 — Да, доктор, я говорил с Питером всего минуту назад... Нет, он не сказал ничего особенного. А что, должен был?
 Лу понял, что с боссом разговаривает, скорее всего, Адриан Лог, офтальмолог, или кем он там себя называл, живший на ферме в Уэст-Реддинге. По какой-то причине, остававшейся для Лу непонятной, и Уайтхолл, и Блэк — а до этого и Гэри Лэш — всегда обращались с Логом уважительно. В течение последних лет Лу несколько раз возил Кела на ферму. Он никогда не оставался там надолго, а Лу всегда ждал в машине.
 Нокс видел Лога вблизи всего пару раз. Тощий кроткий на вид, седовласый мужчина лет семидесяти с лишним. Наблюдая за выражением лица хозяина, Лу понял, что слова доктора Лога стали для Уайтхолла последней каплей.
 Если Кел не бушевал, а замирал, словно каменный, это всегда было плохим признаком. На глазах Лу лицо Кела превратилось в натянутую ледяную маску, а в прищуренных глазах появилось чуть ленивое выражение, будто у тигра перед прыжком.
 Когда Уайтхолл заговорил, его голос не утратил своей уверенности и властности.
 — Доктор, я вас уважаю, но вы не имеете никакого права настаивать на том, чтобы Питер Блэк проделал эту процедуру, а у него нет права следовать вашим пожеланиям. Я не могу представить себе ничего более рискованного, и этот риск абсолютно бессмысленный, особенно сейчас. Ни при каких обстоятельствах вы не можете присутствовать и наблюдать за реакцией. Как всегда, вам придется довольствоваться кинопленкой.
 Лу не мог разобрать слов доктора Лога, но слышал, что тот повысил голос. Кел прервал его:
 — Доктор, я гарантирую, что вы получите пленку сегодня же вечером. — Он бросил трубку и посмотрел на Лу так, что тот сразу понял, что попал в переделку.
 — Мне кажется, я тебе ясно дал понять, что Фрэн Симмонс нам мешает, — сказал он. — Пора решить эту проблему.

 62

 Выйдя из кабинета Питера Блэка, Фрэн немедленно позвонила Филипу Мэтьюзу. Он оказался на месте, и по его тону Фрэн поняла, что адвокат чем-то серьезно обеспокоен.
 — Где вы сейчас, Фрэн? — спросил он.
 — В Гринвиче, но собираюсь ехать в Нью-Йорк.
 — Вы не могли бы заехать ко мне в офис сегодня около трех? Боюсь, что для Молли дела принимают очень неприятный оборот.
 — Я приеду, — пообещала Фрэн и отключила телефон в машине. Она подъезжала к перекрестку, когда переключился сигнал светофора. Куда же ей свернуть, направо или налево? Она собиралась заехать в «Гринвич тайм» и встретиться с Джо Хатником.
 Но теперь неодолимая сила влекла ее к их старому дому, заставляя проехать мимо того места, где она прожила с родителями почти четыре года. Именно там Фрэн провела последние часы с отцом. Оскорбительные слова Блэка о нем глубоко ранили ее. Только больно ей было не за себя, а за отца. И Фрэн захотелось ненадолго вернуться в прошлое.
 Она решилась. Проехав три квартала, Фрэн свернула на засаженную деревьями улицу, которая сразу показалась родной. Они жили в середине квартала в кирпичном доме, выстроенном в стиле Тюдоров. Фрэн намеревалась просто медленно проехать мимо, но вместо этого остановила машину у тротуара напротив дома и долго смотрела на него сквозь слезы.
 Это был красивый особняк с освинцованными переплетами на окнах, сверкающих в солнечных лучах. Казалось, он совсем не изменился. Фрэн представила себе длинную гостиную с высоким потолком и красивым камином, облицованным ирландским мрамором. Библиотека была маленькой. Отец всегда шутил, что она рассчитана на десяток книг, но Фрэн считала, что это идеальное место для уединения.
 Она удивилась потоку теплых воспоминаний. Если бы только папа был жив! Если бы даже его посадили в тюрьму, он бы вышел через несколько лет и начал все сначала в другом месте.
 Как же так случилось... Эта мысль преследовала Фрэн и ее мать. Может быть, они все же должны были что-то заметить в его поведении в тот последний день? Могли ли они предотвратить несчастье?
 Если бы он только поговорил с ними! Или хотя бы намекнул!
 "И куда делись деньги? " — спросила себя Фрэн. Почему не нашли даже их следа, не выяснили, куда они были вложены? Она поклялась себе когда-нибудь найти ответ и завела машину.
 Фрэн посмотрела на часы. Без двадцати час. Скорее всего, Джо Хатник ушел на ленч, но на тот случай, если он остался в своем кабинете, она все-таки решила заехать в редакцию.
 Джо действительно сидел за рабочим столом и решительно возразил, когда Фрэн извинилась за то, что помешала. Ему самому хотелось с ней поговорить.
 — Много чего произошло с того дня, как мы виделись в последний раз, — угрюмо пробурчал он, провожая ее к креслу и закрывая дверь.
 — Я бы тоже так сказала, — согласилась Фрэн.
 — Материала для твоей программы становится все больше.
 — Джо, Молли невиновна. Она не совершала ни одного из этих преступлений. Я знаю это. Я чувствую.
 Брови Джо сошлись на переносице.
 — Фрэн, ты что, шутишь? Если это не шутка, тогда ты дурачишь саму себя.
 — Ни то, ни другое, Джо. Я убеждена, что Молли не убивала ни своего мужа, ни Скалли. Вы же держите руку на пульсе города. Что вы слышали?
 — Все просто. Люди шокированы, опечалены, но не удивлены. Все считают, что Молли съехала с катушек.
 — Этого я и боялась.
 — Тебе следует бояться совсем другого. Том Серрадзано, прокурор, давит на совет по досрочному освобождению. Он хочет, чтобы они отменили свое решение. Серрадзано знает, что у него связаны руки, так как Молли освободили под залог. Но он аргументирует свою просьбу тем, что Молли обманула совет. Во время слушания по ее делу Молли говорила, что полностью принимает ответственность за смерть мужа, а выходя из тюрьмы, заявила прямо противоположное. Прокурор требует вернуть ее в тюрьму, чтобы она отсидела срок до конца.
 — А это значит, что Молли могут снова взять под стражу.
 — Полагаю, что именно это и произойдет, Фрэн.
 — Этого не должно случиться, — прошептала Фрэн. — Джо, сегодня утром я встречалась с доктором Питером Блэком. Я сунула нос в дела клиники и ХМО «Ремингтон». Там что-то происходит. Только я пока не поняла, что именно. Но Блэк занервничал, стоило мне там появиться. Он едва не взвился под потолок, когда я поинтересовалась, почему Гэри Лэш избрал своим партнером именно его, хотя он работал в богом забытой больничке, его послужной список далек от совершенства, а в округе было полным-полно квалифицированных терапевтов.
 — Это странно, — хмыкнул Джо. — Насколько я помню, нас всех убедили в том, что его переход в клинику Лэша был настоящей победой Гэри.
 — Поверьте мне, ничего подобного. — Фрэн встала. — Мне пора идти. Джо, я хочу получить копии всех статей, которые появлялись в вашей газете по поводу библиотечного фонда, моего отца и всего того, что произошло с деньгами после его смерти.
 — Я прослежу за этим, — пообещал Джо.
 Фрэн была благодарна за то, что он не стал задавать вопросов, но все равно чувствовала себя обязанной дать объяснения.
 — Сегодня утром, когда я попыталась прижать доктора Блэка, он ринулся в контратаку. Он поинтересовался, какое право я имею допрашивать его, раз я дочь вора, укравшего пожертвования половины жителей города.
 — Удар ниже пояса, — прокомментировал Хатник. — Но его поступок легко объяснить. Именно сейчас он находится под сильным давлением и не хочет, чтобы еще что-то угрожало слиянию ХМО «Ремингтон» с четырьмя более мелкими организациями. Если верить моим источникам, сделка под угрозой. Американская национальная страховая компания может переиграть ХМО «Ремингтон». Насколько я слышал, положение «Ремингтона» довольно шаткое. Эти мелкие ХМО, пусть и незначительные, могут принести наличные, которые позволят «Ремингтону» выиграть время. — Джо открыл Фрэн дверь. — Как я уже говорил тебе, Американскую национальную страховую компанию возглавляет один из самых известных хирургов страны, и он же самый ярый критик деятельности ХМО. Он считает национальную систему здравоохранения единственно верным ответом на все вопросы, но, пока этот день не настал, компания под его руководством набирает наибольшее количество очков среди всех остальных ХМО.
 — Вы полагаете, «Ремингтон» может проиграть?
 — Похоже на то. Те ХМО, которые собирались слиться с «Ремингтоном», теперь ведут переговоры с Американской национальной. Невероятно, но может получиться так, что Уайтхолл и Блэк, несмотря на принадлежащее им внушительное количество акций в «Ремингтоне», не смогут противостоять Американской национальной страховой компании, и она их проглотит.
 Фрэн возвращалась в Нью-Йорк и думала о том, что после трагедии отца будет рада увидеть крах Питера Блэка, пусть это и мелочно.
 Она заехала на студию, проверила почту, а потом на такси отправилась к Филипу Мэтьюзу.
 Адвокат сидел за рабочим столом, заваленным бумагами. Его лицо было мрачным.
 — Я только что говорил с Молли, — сказал он. — Она никак не может прийти в себя от потрясения. Эдна Барри сегодня утром отказалась у нее работать. И знаете, по какой причине? Как вам это понравится: экономка боится Молли, ей страшно находиться рядом с женщиной, убившей двоих.
 — Как она посмела такое сказать! — Фрэн гневно смотрела на Мэтьюза, отказываясь поверить услышанному. — Филип, поверьте мне, эта женщина что-то скрывает.
 — Фрэн, я уже просмотрел показания Эдны Барри, которые она дала полиции после того, как нашла тело Тэрн Лэша. Они полностью соответствуют тому, что она говорила вам с Молли вчера.
 — Вы говорите о той части, где она утверждает, что Молли взяла запасной ключ и не вернула его в тайник в саду? Молли отрицает это. Филип, после того, как миссис Барри нашла тело, полиция всех опрашивала. Разве они не спрашивали саму Молли о ключе?
 — Когда Молли проснулась, вся залитая кровью мужа, и узнала, что произошло, она практически впала в кататонию и находилась в этом состоянии довольно долго. Я не видел записей о том, что ее спрашивали о запасном ключе. Не забывайте, что не нашли никаких следов взлома, и отпечатки пальцев Молли были на орудии убийства.
 — А это означает, что истории Эдны Барри все равно поверят, сколько бы Молли ни утверждала, что экономка лжет. — Фрэн в раздражении мерила офис шагами. — Господи, Филип, Молли не дают передышки.
 — Фрэн, утром звонил могущественный Келвин Уайтхолл. Он хочет пригласить опытных адвокатов, Гаскелла и Хьюза, чтобы они помогли мне защищать Молли. Он уже проверил, они сейчас свободны. Им сообщили детали дела, и, если верить Уайтхоллу, они оба считают, что единственный выход из ситуации — заявить суду, что Молли невиновна по причине безумия.
 — Филип, вы не должны этого допустить.
 — Я не хочу этого, но есть другая проблема. Прокурор готов горы свернуть, только бы совет отменил досрочное освобождение Молли и она вернулась в тюрьму.
 — Джо Хатник из «Гринвич тайм» рассказал мне об этом. Значит, все укладывается в схему: экономка заявляет, что боится Молли, друзья Молли пытаются объявить ее недееспособной. И чем же кончится такая линия защиты? Молли проведет остаток дней где-нибудь в сумасшедшем доме.
 — Ни один суд присяжных не будет снисходителен к Молли после второго убийства, так что ее изолируют от общества в любом случае. Мы не сможем больше получить «согласованного признания вины», и я совсем не уверен, что признание ее недееспособной поможет.
 Фрэн заметила, каким несчастным стало лицо Филипа.
 — Вы принимаете это дело слишком близко к сердцу, да? — спросила она.
 Адвокат кивнул:
 — Это давно стало моим личным делом. Но я клянусь, что, если пойму, что мои чувства к Молли мешают мне защищать ее, я немедленно передам дело лучшему адвокату по криминальным делам, которого только смогу найти.
 Фрэн сочувственно посмотрела на Мэтьюза, вспомнив свое первое впечатление, когда она увидела его возле тюрьмы рядом с Молли. Адвокат уже тогда всеми силами старался защитить ее.
 — Я вам верю, — тихо ответила она.
 — Фрэн, должно произойти чудо, чтобы Молли снова не отправили в тюрьму.
 — Завтра я встречаюсь с сестрой Анна-Марии, — сказала Фрэн. — А сегодня, как только вернусь на работу, то попрошу отдел информации выяснить все, что только можно, о ХМО «Ремингтон» и обо всех, кто с ним связан. Чем больше я узнаю, тем сильнее мне кажется, что убийство Гэри Лэша связано не с его амурными похождениями, а с проблемами в клинике Лэша и ХМО «Ремингтон».
 Фрэн взяла сумку и по дороге к двери остановилась у окна.
 — У вас потрясающий вид на статую Свободы, — заметила она. — Это подбадривает ваших клиентов?
 Филип Мэтьюз улыбнулся.
 — Забавно, — сказал он, — но именно об этом меня спросила Молли шесть лет назад, когда впервые вошла в этот кабинет.
 — Что ж, ради Молли будем надеяться на то, что Свобода окажется еще и Удачей. Мне кое-что удалось раскопать, и если я права, то Молли получит передышку, на которую мы так надеемся. Пожелайте мне удачи, Филип. До встречи.

 63

 Серьезные изменения в состоянии Таши начались около пяти часов дня. Барбара Колберт видела все своими глазами.
 Последние два дня сиделки не делали Таше макияж, который придавал ее пепельному лицу розоватый оттенок, но теперь на щеках проступили красные пятна.
 Напряжение рук и ног, которое снимали ежедневным массажем, исчезло. Медсестра на цыпочках отошла от кровати к телефону в гостиной. Барбаре было ясно, что она вызывает врача.
 Она пыталась убедить себя, что для Таши так лучше, и просила господа дать ей силы и позволить Таше дожить до приезда братьев. Они хотели быть с ней рядом.
 Миссис Колберт встала с кресла и осторожно присела на край кровати, стараясь не уронить стойку с капельницей и баллон с кислородом.
 — Таша, Таша, — прошептала она. — Утешает только одно... Скоро ты будешь рядом с папой, который любил тебя так же сильно, как и я.
 Медсестра встала на пороге. Барбара посмотрела на нее.
 — Я хочу остаться наедине с дочерью.
 Глаза медсестры были полны слез.
 — Понимаю. Мне так жаль.
 Барбара кивнула и отвернулась. На мгновение ей почудилось, что Таша шевелится, что она чувствует пожатие ее пальцев.
 Дыхание Таши участилось. Барбаре казалось, что ее сердце рвется на части, пока она ждала последнего вздоха дочери.
 — Таша, Таша...
 Она едва сознавала чье-то присутствие у двери. Врач. Уходите, подумала Барбара, но не осмелилась повернуть голову, боясь пропустить последний миг жизни дочери.
 Неожиданно Таша открыла глаза. Ее губы изогнулись в привычной улыбке.
 — Доктор Лэш, так глупо получилось, — прошептала она. — Я наступила на шнурок и упала.
 Барбара смотрела на нее во все глаза.
 — Таша!
 Девушка повернула голову.
 — Привет, мамуля...
 Ее глаза закрылись, потом снова медленно открылись.
 — Мамочка, помоги мне... Пожалуйста. — Ее последний вздох был похож на стон.
 — Таша! — крикнула Барбара. — Таша! — Она резко повернулась. Питер Блэк, не двигаясь, стоял у двери. — Доктор, вы слышали? Она говорила со мной! Не дайте ей умереть! Сделайте что-нибудь!
 — Дорогая моя, — успокаивающе произнес доктор Блэк, давая дорогу медсестре. — Позвольте нашей дорогой девочке уйти. Все кончено.
 — Она говорила со мной! — крикнула Барбара Колберт. — Вы слышали это!
 Она отчаянно обнимала дочь.
 — Таша, не уходи! Ты же выздоравливаешь!
 Сильные руки обняли Барбару, мягко заставляя ее отпустить тело Таши.
 — Мама, мы здесь.
 Барбара взглянула на сыновей.
 — Она разговаривала со мной, — зарыдала она. — Господь свидетель, перед тем как умереть, Таша разговаривала со мной!

 64

 Лу Нокс смотрел дома телевизор, когда получил долгожданный приказ выезжать. Кел заранее предупредил Нокса, что надо будет отвезти пакет в Уэст-Реддинг, но не знал точно, в котором часу.
 Лу нашел Кела и Питера Блэка в библиотеке. Он сразу понял, что партнеры только что серьезно поругались. Губы Кела сжались в тонкую жесткую полоску, на щеках горели красные пятна. Доктор Блэк держал стакан с виски, судя по всему, неразбавленным. Его глаза казались стеклянными, и Нокс понял, что это не первый стакан за вечер.
 Телевизор был включен, но экран светился ярко-синим цветом. Понятно, они только что просматривали видеокассету. Когда Кел увидел Лу, он рявкнул, обращаясь к Блэку:
 — Отдай ему пакет, дурак!
 — Кел, послушай меня... — запротестовал Блэк. Его голос звучал монотонно, устало.
 — Отдай, говорю, и все!
 Блэк взял с низкого столика небольшую коробку, небрежно завернутую в плотную бумагу, и, не говоря ни слова, протянул ее Ноксу.
 — Я должен отвезти это в Уэст-Реддинг, сэр? — спросил Лу.
 — Черт бы тебя побрал, Лу, ты все отлично знаешь. Поторопись.
 Нокс вспомнил об утреннем телефонном разговоре Уайтхолла с доктором Логом. Наверняка это и есть та самая видеопленка, о которой Кел говорил офтальмологу. Видимо, Кел и Блэк просматривали ее, потому что сверток определенно разворачивали, а потом завернули снова.
 — Слушаюсь, сэр, — бодро отрапортовал Лу. Разумеется, он все сделает, только сначала просмотрит пленку сам.
 Нокс торопливо вернулся к себе, предусмотрительно закрыл дверь на замок. Вскрыть упаковку, не разрывая, оказалось очень легко. Как он и догадывался, внутри оказалась видеокассета. Лу быстро вставил ее в видеомагнитофон и нажал на кнопку «play».
 Что это? Лу задумался, глядя на экран. Больничная палата, впрочем, роскошная, на кровати лежит молодая женщина. Она спит или без сознания, рядом сидит пожилая леди, явно богатая.
 Минутку! Он же ее знает! Это Барбара Колберт, а это ее дочь, та самая, которая много лет лежит в коме.
 Семья пожертвовала столько денег на постройку отделения для таких больных, что его даже назвали в честь Наташи Колберт.
 В нижнем левом углу кадра фиксировалось время. 8. 30 утра. Неужели на пленке записан весь день? Не могли же они уместить на одной кассете двенадцать часов!
 Лу перемотал пленку почти до самого конца, потом снова включил. На экране рыдала пожилая женщина, ее обнимали двое мужчин. Доктор Блэк склонился над кроватью. Лу сообразил, что молодая женщина умерла. Он снова проверил время. 5. 40 вечера.
 Это произошло всего пару часов назад. Но не стали же они снимать смерть пациентки. Зачем им это? Все знали, что она рано или поздно умрет.
 Лу понимал, что Кел может в любую минуту подняться и потребовать ответа, почему он до сих пор не уехал. Напрягая слух, чтобы не пропустить шагов Кела, Лу отмотал пленку немного назад.
 Увиденное заставило его содрогнуться. Невероятно, но женщина, пролежавшая столько лет в коме, вдруг открыла глаза, повернула голову, заговорила совершенно ясно, отчетливо, обращаясь к доктору Лэшу, к матери, з потом закрыла глаза и умерла. И тут же появился доктор Блэк, уверявший мать, что Таша не сказала ни слова.
 Ноксу стало страшно. Что бы там ни случилось, эта история значила очень много, и Лу понимал это. Он знал, что рискует многим, но все-таки скопировал последние пятнадцать минут записи и спрятал кассету в тайнике за полками.
 Нокс как раз садился в машину, когда появился Кел.
 — Почему ты так задержался? Чем это ты занимался, Лу?
 Шофер не сомневался, что хозяин по его лицу догадается, насколько он напуган, но все же постарался взять себя в руки. Лу знал, какую власть дает ему запись на пленке. Многие годы притворства спасли его.
 — Я был в ванной. У меня проблемы с желудком.
 Не дожидаясь ответа хозяина, Лу закрыл дверцу и завел мотор. Через час он уже стоял на пороге фермы в Уэст-Реддинге и передавал пакет человеку, которого он знал как доктора Адриана Лога.
 Взволнованный, покрасневший от возбуждения Лог лихорадочно выхватил пакет из рук Лу и захлопнул дверь у него перед носом.

 65

 — Никогда в жизни мне не было так тяжело, — призналась Эдна Барри Марте Джоунс по телефону. Она только что закончила убирать кухню после ужина, и ей показалось весьма уместным выпить чашечку чая и поговорить с подругой.
 — Да, это наверняка было ужасно, — согласилась Марта.
 Эдна ни минуты не сомневалась, что Фрэн Симмонс снова будет совать нос в ее дела, задавать новые вопросы и, скорее всего, примется за Марту. Что ж, если так, то Эдна сделает все, чтобы соседка правильно описала ситуацию. Экономка поклялась себе, что на этот раз Марте не удастся сообщить информацию, которая может повредить Уолли. Она сделала еще глоток чая и перенесла трубку к другому уху.
 — Марта, — продолжала она, — ты сама подсказала мне, что Молли может быть опасна, помнишь? Я старалась не думать об этом, но она ведет себя очень странно. Молли все время молчит. Сидит часами совсем одна. Не хочет никого видеть. Сегодня я нашла ее на полу в кабинете, она разбирала коробки. Рядом лежала стопка фотографий доктора Лэша.
 — Не может быть! — ахнула Марта. — Я думала, она давным-давно от них избавилась. Зачем ей держать их в доме? Тебе бы захотелось посмотреть на снимок человека, которого ты убила?
 — Вот поэтому я и говорю, что Молли ведет себя странно, — нарочито вздохнула Эдна. — А вчера она заявила, что не брала запасной ключ из тайника. И тут, Марта, я поняла, что она начала все забывать еще до того, как умер доктор. Думаю, ее состояние изменилось после выкидыша. Наверное, у Молли уже тогда началась депрессия, и она так и не пришла в себя.
 — Бедная женщина, — посочувствовала Марта. — Для нее самой было бы лучше, если бы ее поместили куда-то, где могли бы помочь. Я рада, что ты ушла оттуда, Эдна. Не забывай, ты нужна Уолли. О нем ты должна думать в первую очередь.
 — Я с тобой согласна. Как хорошо иметь такую подругу, как ты, Марта. С тобой я могу поговорить. Я была так расстроена, мне нужно было снять камень с души.
 — Я всегда готова помочь, Эдна. Ложись-ка спать пораньше и как следует выспись.
 Довольная тем, что выполнила свою задачу, Эдна встала, выключила свет на кухне и пошла в небольшую уютную гостиную. Уолли смотрел круглосуточный канал новостей. У Эдны защемило сердце, когда на экране она увидела Молли у ворот тюрьмы. Диктор говорил:
 — Всего десять дней назад Молли Карпентер Лэш вышла из тюрьмы «Ниантик», отсидев пять с половиной лет за убийство мужа, доктора Гэри Лэша. Два дня назад ее арестовали за убийство бывшей любовницы мужа Анна-Марии Скалли. Прокурор Том Серрадзано требует аннулировать решение о ее досрочном освобождении.
 — Уолли, переключи на другой канал, — предложила Эдна.
 — Они снова посадят Молли в тюрьму, да, мама?
 — Я не знаю, дорогой.
 — Она так испугалась, когда нашла его. Мне стало ее жалко.
 — Уолли, перестань. Ты не понимаешь, о чем говоришь.
 — Нет, понимаю. Я же был там, помнишь?
 Охваченная паникой, Эдна обхватила ладонями лицо сына и заставила посмотреть ей в глаза:
 — Ты помнишь, как тебя напугала полиция, когда убили доктора Морроу? Как они спрашивали тебя, где ты был в тот вечер, когда он погиб? Ты помнишь, что перед их приходом я заставила тебя снова надеть гипс на ногу и взять костыли, чтобы они оставили тебя в покое?
 Напуганный, Уолли попытался вырваться.
 — Мама, отпусти меня.
 Эдна твердо смотрела ему в глаза.
 — Уолли, ты никогда не должен говорить о Молли и том вечере. Больше ни слова, никогда, ты понял?
 — Я не буду.
 — Уолли, я больше не буду работать у Молли. Мы с тобой отправимся путешествовать. Мы поедем в горы или, может быть, даже в Калифорнию. Хочешь?
 Он явно сомневался.
 — Наверное.
 — Тогда поклянись, что больше не будешь говорить о Молли.
 Уолли долго молчал, потом тихо ответил:
 — Клянусь, мама.

 66

 Хотя Молли и попыталась отказаться, доктор Дэниелс не позволил ей второй день подряд избежать встречи с ним. Он предупредил, что заедет около шести, и ровно в шесть уже звонил в дверь ее дома.
 — Вы смелый человек, доктор, если не боитесь оставаться со мной наедине, — прошептала Молли, закрывая за ним дверь. — Но на вашем месте я была бы поосторожнее. Не поворачивайтесь ко мне спиной. Я могу быть опасной.
 Врач снимал пальто, когда она это говорила. Он замер, одна рука еще в рукаве, и пристально посмотрел на нее.
 — И что это должно означать, Молли?
 — Проходите, я вам все расскажу. — Она провела его в кабинет. — Расскажу и покажу. — Она указала на стопки папок, журналов, фотографий и альбомов на диване. — Видите, я не просто сидела и вынашивала зловещие планы.
 — Я бы назвал это генеральной уборкой, — заметил доктор Дэниелс.
 — Генеральная уборка, согласна, но не только это. Это называется «начать с нуля», или «открыть новую главу», или «похоронить прошлое». Выбирайте сами.
 Дэниелс подошел к дивану.
 — Можно? — спросил он, указывая на фотографии.
 — Смотрите все фотографии, доктор. Те, что слева, я отправлю матери Гэри. А те, что справа, уничтожу.
 — Вы собираетесь их выбросить?
 — Мне кажется, что это полезно для душевного здоровья, согласны?
 Он просматривал снимки.
 — Я вижу, у вас много фотографий четы Уайтхолл.
 — Дженна моя лучшая подруга, а Кел, Гэри и Питер вместе управляли «Ремингтоном». Где-то лежит немало фотографий Питера Блэка и его двух бывших жен.
 — Я знаю, что вы очень привязаны к Дженне, Молли. А как вы относитесь к Келу?
 Дэниелс поднял голову и заметил тень улыбки на губах Молли.
 — Доктор, Кел не может нравиться, — ответила она. — Я сомневаюсь, что кто-нибудь по-настоящему привязан к нему, включая и его шофера-адъютанта-подручного Лу Нокса. Люди не любят Кела, он их завораживает. Он может быть удивительно веселым. И он невероятно умен. Помню, мы как-то были на ужине в его честь, где присутствовали шестьсот очень важных персон. Знаете, что шепнула мне на ухо Дженна? «Девяносто девять процентов гостей пришли из страха».
 — Вы думаете, это беспокоит Дженну?
 — Господи, нет, конечно. Дженна наслаждается властью Кела. Хотя она и сама не из слабых. Ничто ее не остановит. Вот почему Дженна уже стала партнером в одной из престижных юридических фирм. Она добилась этого сама. — Молли помолчала. — А я похожа скорее на взбитые сливки. И всегда такой была. Дженна проявила себя с самой лучшей стороны. А Кел предпочел бы, чтобы я исчезла с лица земли.
 Дэниелс мысленно согласился с ней.
 — Дженна должна заехать сегодня? — спросил он.
 — Нет. Она приглашена на ужин в Нью-Йорке, но она звонила днем. Я была этому рада. После ухода миссис Барри мне была необходима поддержка.
 Дэниелс ждал объяснений. Он смотрел, как печаль на лице Молли сменяется неверием в происходящее. Ее голос звучал ровно, почти монотонно, пока она рассказывала о своем последнем разговоре с экономкой.
 — Днем я позвонила матери, — продолжала Молли. — Спросила, может быть, они с отцом тоже боятся быть рядом со мной и поэтому не приезжают, хотя так мне нужны. Понимаете, после тюрьмы я никого не хотела видеть. Я вела себя как человек, страдающий от ожогов. "Не трогайте меня! Оставьте меня в покое! " Но после того, как нашли тело Анна-Марии, я хотела, чтобы они приехали. Они были мне так нужны.
 — И что сказали родители?
 — Они не могут приехать. У отца был небольшой удар. Он поправился, но путешествовать пока не может. Вот почему они не приехали. Они звонили Дженне и обо всем ей рассказали, попросили побыть со мной — и Дженна поддержала меня, вы сами видели. — Молли смотрела мимо доктора Дэниелса. — Мне очень важно было поговорить с ними. Я должна была знать, что они на моей стороне. Они так страдали во время всей этой истории. После ухода миссис Барри, если бы я решила, что они тоже бросили меня, я бы... — Ее голос сорвался.
 — Что бы вы сделали, Молли?
 — Не знаю.
 Дэниелс подумал, что она все прекрасно знает. Разрыв с родителями подтолкнул бы ее к самому краю.
 — А как вы чувствуете себя сейчас, Молли? — мягко спросил он.
 — В боевой готовности, доктор. Если мое досрочное освобождение будет аннулировано, если меня отправят обратно в тюрьму, не думаю, что я с этим справлюсь. Мне необходимо время. Клянусь вам, я начинаю вспоминать, что произошло в тот вечер после того, как я вернулась с мыса Код.
 — Молли, мы можем попробовать гипноз. В прошлый раз это не сработало, но это не значит, что ничего не получится на этот раз. Возможно, ваша память заблокирована, но этот блок начинает разрушаться. Я мог бы помочь вам.
 Она покачала головой:
 — Нет, я должна вспомнить все сама. Видите ли... — Молли осеклась. Было слишком рано говорить доктору Дэниелсу о том, что в памяти снова и снова всплывает одно имя: Уолли. Но почему?

 67

 Барбара Колберт открыла глаза и не поняла, где находится. Что случилось? Таша. Таша! Она вспомнила, что дочь говорила с ней перед смертью.
 — Мама. — Уолтер и Роб стояли рядом, преисполненные сочувствия, готовые поддержать ее.
 — Что произошло? — шепотом спросила Барбара.
 — Мама, ты знаешь, что Таша умерла?
 — Да.
 — Ты потеряла сознание. Шок. Переутомление. Доктор Блэк сделал тебе укол успокоительного. Ты в больнице. Блэк считает, что тебе необходимо побыть здесь пару дней. Он хочет понаблюдать за тобой. Твой пульс его беспокоит.
 — Уолтер, Таша вышла из комы. Она говорила со мной. Доктор Блэк должен был слышать ее слова. И сестра тоже. Спросите у нее.
 — Мама, ты отослала сестру в другую комнату. Ты говорила с Ташей, мама, а не она с тобой.
 Барбара боролась с наплывающим на нее сном.
 — Я, конечно, старая, но еще не выжила из ума. Моя дочь вышла из комы. Я знаю, что это так. Она говорила со мной. Я отчетливо помню ее слова. Уолтер, послушай меня. Таша сказала: «Доктор Лэш, так глупо получилось. Я наступила на шнурок и упала». Потом она узнала меня и сказала: «Привет, мамуля». А потом попросила меня помочь ей. Доктор Блэк слышал, как она просила о помощи. Я знаю, что он слышал. Почему он ничего не стал делать? Он просто стоял и смотрел.
 — Мамочка, он сделал для Таши все возможное. Так лучше для нее, правда.
 Барбара попыталась сесть.
 — Повторяю: я не сумасшедшая. И это не плод моего воображения. Таша вышла из комы. — В ее громком голосе слышались прежние властные нотки. — По какой-то жуткой причине доктор Блэк нам лжет.
 Уолтер и Роб Колберты схватили мать за руки, из-за их спин выступил доктор Блэк, которого Барбара не видела, и сделал ей еще один укол.
 Барбара Колберт почувствовала, как летит в мяг-кую, обволакивающую темноту. Она секунду сопротивлялась, потом сдалась.
 — Для нее сейчас самое главное отдых, — заверил Доктор Блэк ее сыновей. — Сколько бы мы ни считали себя готовыми к смерти близких, когда наступает момент последнего «прости», шок может сломить человека. Я загляну к вашей матушке позже.
 Обойдя больных, Блэк вернулся в свой кабинет. Секретарша сообщила, что звонил Кел Уайтхолл и просил немедленно перезвонить.
 — Ты убедил Барбару Колберт, что она бредила? — требовательно поинтересовался Уайтхолл.
 Питер Блэк знал, что ситуация безнадежная и не имеет смысла лгать Келу.
 — Мне пришлось снова отключить ее. Ее непросто убедить.
 Келвин долго молчал. Потом тихо произнес:
 — Я надеюсь, ты понимаешь, что навлек на всех нас неприятности.
 Блэк ничего не ответил.
 — Мало нам этой миссис Колберт, тут еще проблемы в Уэст-Реддинге. Просмотрев бессчетное количество раз пленку, доктор требует, чтобы его открытие стало достоянием прессы.
 — Неужели он не понимает, чем это кончится? — ошарашенно спросил Блэк.
 — Ему наплевать. Он сумасшедший. Я настоял на том, чтобы он подождал до понедельника, пока мы организуем достойную пресс-конференцию. Мне придется о нем позаботиться. А тебе предлагаю заняться миссис Колберт.
 Кел с грохотом бросил трубку, давая понять Блэку, что ждет его повиновения.

 68

 Люси Бонавентура прилетела из Буффало в Нью-Йорк ранним рейсом и около десяти утра уже входила в квартиру Анна-Марии в Йонкерсе. Сестра прожила здесь почти шесть лет, а Люси так и не побывала у нее. Анна-Мария говорила, что квартирка маленькая, всего с одной спальней, и потом, она предпочитала сама приезжать в Буффало.
 Люси знала, что полиция обыскивала квартиру после смерти Анна-Марии, и поняла, почему кругом такой беспорядок. Безделушки на кофейном столике были сдвинуты в кучу, книги лежали как попало на полках, словно их вынимали, а потом сложили как получится. Содержимое ящиков комода в спальне тоже подверглось тщательному осмотру, и позже вещи просто запихнули обратно.
 Она договорилась с управляющим, что он сам займется продажей квартиры. Ей оставалось только навести порядок и вывезти то, что принадлежало Анна-Марии. Люси хотела бы покончить с этим за день, но понимала, что придется остаться на ночь. Ей было больно видеть любимые духи Анна-Марии на туалетном столице, книгу на тумбочке у кровати, платья и форменную одежду в шкафу и знать, что сестра больше никогда тим не воспользуется.
 Всю одежду и мебель Люси решила отдать на благотворительность. Так она хотя бы поможет нуждающимся. Слабое утешение, но все-таки.
 Фрэн Симмонс должна была подъехать к половине двенадцатого. Дожидаясь ее, Люси начала разбирать ящики комода, аккуратно складывая вещи в картонные коробки, которые принес консьерж.
 Она поплакала над фотографиями, которые нашла в нижнем ящике. Анна-Мария держала на руках своего только что рожденного сына. Она казалась такой юной и так нежно смотрела на своего ребенка. Там были и другие снимки мальчика с надписями на обороте: «Первый день рождения», «Второй день рождения», до последнего по времени, пятого. Он был красивым ребенком, с яркими голубыми глазами, темными волосами и теплой веселой улыбкой. Анна-Мария очень страдала, когда отдала его. Люси подумала, не показать ли фотографии Фрэн Симмонс, и решила, что стоит это сделать. Возможно, они помогут ей понять Анна-Марию и то, какую ужасную цену она заплатила за свои ошибки.
 Фрэн позвонила в дверь ровно в 11. 30, и Люси пригласила ее войти. Мгновение они рассматривали друг друга. Фрэн видела полногрудую женщину за сорок, с опухшим от слез лицом и покрасневшими глазами.
 А перед Люси стояла стройная жительница Нью-Йорка, чуть за тридцать, со светло-русыми волосами и серо-голубыми глазами. На следующий день она объясняла дочери: «Не то чтобы она разоделась, нет. Простой темно-коричневый брючный костюм, бело-желто-коричневый шарф на шее, маленькие золотые сережки, но она выглядела настоящей жительницей Манхэттена. Ты не поверишь, она оказалась такой милой. Когда Фрэн Симмонс сказала мне, что сожалеет о смерти Анна-Марии, я поняла, что это не пустые слова. Я предложила кофе, и она сказала, что с удовольствием выпьет чашку. Мы сидели за маленьким столиком на кухне».
 Фрэн решила сразу перейти к сути дела:
 — Миссис Бонавентура, я начала расследовать убийство доктора Лэша, потому что Молли Лэш, с которой мы учились в одном классе, попросила меня рассказать об этом деле в программе «Настоящее преступление». Она хочет узнать правду об этих убийствах так же, как и вы. Она провела пять с половиной лет в тюрьме за убийство, о котором ничего не помнит. И я начинаю верить, что она его не совершала. Вокруг гибели доктора Лэша слишком много вопросов без ответов. В свое время никто толком не стал расследовать это убийство, и я пытаюсь сделать это сейчас.
 — Адвокат постарался представить все таким образом, будто это Анна-Мария его убила, — сердито сказала Люси.
 — Филип Мэтьюз вел дело так, как вел бы его любой хороший адвокат на его месте. Он указал на то, что, по словам Анна-Марии, она была одна в квартире в вечер убийства, но никто не мог это подтвердить.
 — Если бы процесс не был остановлен, он бы подверг Анна-Марию перекрестному допросу и попытался выставить убийцей ее. Я знаю, что таким был его план. Этот человек по-прежнему является адвокатом Молли Лэш?
 — Да. И он отличный защитник, миссис Бонавентура. Молли не убивала доктора Лэша, не убивала она и Анна-Марию. И уж разумеется, она не убивала доктора Джека Морроу, с которым была едва знакома. Погибли трое, и я считаю, что в их смерти повинен один и тот же человек. Тот, кто совершил эти убийства, должен быть наказан, но это не Молли. По вине этого человека Молли отправилась в тюрьму. По его вине Молли арестовали за убийство Анна-Марии. Вы хотите, чтобы Молли посадили в тюрьму за то, чего она не совершала, или вы хотите найти убийцу вашей сестры?
 — Почему Молли выследила Анна-Марию и попросила ее о встрече?
 — Молли верила, что у нее был счастливый брак. Согласитесь, что это было не так, иначе Анна-Мария никогда бы не появилась в жизни Гэри Лэша. Молли пыталась выяснить, почему убили ее мужа и почему не удался их брак. С кого ей было начинать, как не с бывшей любовницы мужа? И тут вы можете помочь. Анна-Мария боялась чего-то или кого-то. Молли заметила это в тот вечер, когда они встретились в «Морском фонаре», но вы должны были это заметить намного раньше. Почему она сменила фамилию на девичью фамилию своей матери? Почему ушла из больницы? Насколько я слышала, она была отличной медсестрой и любила свою работу.
 — Да, так и было, — грустно подтвердила Люси. — Она наказывала себя, бросая любимое дело.
 «Но мне-то нужно знать, за что она себя наказывала», — подумала Фрэн и спросила:
 — Миссис Бонавентура, вы сказали, что в клинике что-то произошло и это происшествие ужасно огорчило Анна-Марию. Вы имеете хотя бы малейшее представление о том, что именно случилось и когда?
 Люси Бонавентура помолчала немного, явно пытаясь выбрать между инстинктивным желанием защитить Анна-Марию и отчаянной потребностью наказать ее убийцу.
 — Я знаю, что это произошло незадолго до гибели доктора Лэша, — наконец начала она, — в выходные. Что-то случилось с молодой женщиной, пациенткой клиники. В деле были замешаны и доктор Лэш, и его партнер доктор Блэк. Анна-Мария думала, что доктор совершил страшную ошибку, но она не сообщила об этом, потому что доктор Лэш упросил ее хранить молчание, говоря, что одно ее слово об этом упущении может привести к краху клиники.
 Люси взялась за ручку кофейника и вопросительно посмотрела на Фрэн. Та отрицательно покачала головой, и Люси подлила кофе только себе. Она отставила кофейник в сторону и долго смотрела на свою чашку, прежде чем заговорила вновь. Фрэн видела, что ее собеседница старается тщательно подбирать слова.
 — Мы все знаем, мисс Симмонс, что врачи иногда ошибаются. Анна-Мария рассказала мне, что та молодая женщина упала во время пробежки, получила травму, ее организм потерял слишком много жидкости. Это выяснилось, когда ее привезли в клинику. Доктор Блэк дал ей какое-то экспериментальное лекарство вместо обычного физиологического раствора, и эта женщина превратилась в «овощ».
 — Какой ужас!
 — В обязанности Анна-Марии входило сообщить об этом, но она этого не сделала, потому что ее попросил доктор Лэш. Но через несколько дней она услышала, как доктор Блэк говорил доктору Лэшу: «На этот раз все удалось. Она сразу отключилась».
 — Вы хотите сказать, что они намеренно экспериментировали на пациентах? — Фрэн была до глубины души потрясена этим откровением.
 — Я говорю вам только то, что сумела понять из обрывочных фраз Анна-Марии. Моя сестра не хотела об этом говорить. Только иногда после пары бокалов вина, когда ей хотелось облегчить душу...
 — Было ли что-нибудь еще? — мягко поинтересовалась Фрэн. Ей хотелось заставить женщину говорить, но не стоило нажимать слишком сильно.
 — Да. Анна-Мария говорила мне, что на следующий день после того, как экспериментальное лекарство по ошибке дали молодой женщине, умерла пожилая пациентка, перенесшая несколько сердечных приступов и пролежавшая несколько дней в клинике. Анна-Мария предполагала, что эта пожилая дама и была той самой пациенткой, о которой говорил доктор Блэк, потому что только она умерла в клинике на той неделе, а доктор Блэк все время заходил к ней в палату и не делал никаких отметок в карте.
 — Появлялось ли у Анна-Марии желание рассказать об этой смерти?
 — У нее не было абсолютно никаких доказательств, что во втором случае было что-то не так. Когда молодой женщине сделали анализы, не обнаружили никаких следов подозрительного вещества. Анна-Мария поговорила с доктором Блэком и спросила, почему он не сделал отметок в карте, когда лечил пожилую женщину. Он ответил, что не знает, о чем она говорит, и предупредил: если Анна-Мария будет и дальше распространять подобные порочащие его репутацию слухи, то он подаст в суд за клевету. Когда Анна-Мария спросила о молодой женщине, впавшей в кому, Блэк сказал, что у нее произошла остановка сердца еще в машине «Скорой помощи» по дороге в больницу.
 Люси помолчала, снова долила себе кофе.
 — Постарайтесь понять, мисс Симмонс: Анна-Мария не сомневалась, что в первом случае произошла непреднамеренная врачебная ошибка. Она была влюблена в Гэри Лэша и уже знала, что ждет от него ребенка, хотя еще не сказала ему об этом. Она отказывалась поверить в то, что доктор Лэш может причинять вред людям, и ей не хотелось создавать неприятности для него или для клиники. Но пока Анна-Мария мучилась сомнениями, как поступить, убили Джека Морроу, и она испугалась. Сестра знала, что доктор Джек тоже начал подозревать, что в клинике происходит нечто ужасное, но это были всего лишь подозрения. Я знаю, что он хотел отдать на хранение Анна-Марии какие-то документы или дискеты, но ему не удалось. Его убили. А потом, две недели спустя, убили и доктора Лэша. Анна-Мария была напугана.
 — Анна-Мария разлюбила доктора Лэша? — спросила Фрэн.
 — В конце концов разлюбила. Он избегал ее, и она начала его бояться. Когда Анна-Мария сказала ему, что беременна, Лэш потребовал, чтобы она сделала аборт. Если бы не существовал тест на ДНК, Гэри Лэш поклялся бы, что это не его ребенок.
 Смерть Джека Морроу стала для Анна-Марий страшным ударом. Хотя у нее был роман с Гэри Лэшем, я думаю, что она всегда любила Джека. Уже много позже она показала мне фотографию доктора Лэша и сказала: «Я была им одержима. Он так действует на женщин. Он использует людей».
 — С точки зрения Анна-Марии, все эти незаконные эксперименты продолжались в клинике и после смерти Гэри Лэша?
 — Вряд ли она знала об этом. И потом она отдавала все свои силы тому, чтобы позаботиться о ребенке, которого носила. Мисс Симмонс, мы умоляли Анна-Марию не отдавать малыша на усыновление. Мы бы помогли вырастить его. Но она сделала это, потому что считала себя недостойной материнства. Анна-Мария сказала мне: "Что я скажу моему ребенку? Что у меня был роман с его отцом, которого из-за этого и убили? А когда он спросит, каким был его отец, я должна сказать, что он представлял опасность для своих пациентов и предавал людей, которые верили ему? "
 — Анна-Мария сказала Молли, что как муж и как врач Гэри Лэш не стоил того, чтобы за его убийство сажали в тюрьму, — сказала Фрэн.
 Люси Бонавентура улыбнулась:
 — Это похоже на Анна-Марию.
 — Не могу выразить, как я благодарна вам, миссис Бонавентура. Я знаю, насколько это тяжелый для вас разговор.
 — Да, это так. Сейчас я покажу вам кое-что перед тем, как вы уйдете. — Люси вышла в спальню и вернулась с фотографиями, которые оставила на комоде. — Это Анна-Мария со своим малышом. Вы видите, она еще совсем молоденькая. Усыновители посылали ей снимки мальчика первые пять лет. Вот этого малыша она отдала. Моя сестра заплатила такую страшную цену за свои ошибки. Если Молли Лэш невиновна, то я надеюсь, что вы сможете это доказать. Но скажите ей, что по-своему, конечно, но Анна-Мария тоже провела эти годы в тюрьме. Пусть она сама наказала себя, но ее жизнь была полна боли и лишений. И если вы хотите узнать, кого боялась Анна-Мария, то пугала ее не Молли Лэш. В этом я с вами согласна. Думаю, что по-настоящему она боялась доктора Питера Блэка.

 69

 — Да что с тобой такое, Кел? Ты все время рычишь на меня, бросаешься, а я только предложила тебе уехать ненадолго из города, поиграть где-нибудь в гольф.
 — Дженна, мне казалось, что чтение газет, где на первых полосах говорят только об убийстве медсестры и аресте Молли Лэш, поможет тебе понять, почему я дошел до края. Тебе следовало бы догадаться, моя дорогая, что целое состояние уплывет из наших рук, если четыре мелких ХМО получит Американская национальная страховая компания. А потом они возьмутся за нас. Мы оба знаем, что ты вышла за меня замуж из-за того, что я могу тебе дать. Неужели ты захочешь довольствоваться более простым стилем жизни?
 — Я вынуждена признать, что весьма сожалею о том, что взяла выходной, — резко сказала Дженна. Она прошла следом за Келом в его кабинет, встревоженная явной напряженностью, которая царила за завтраком.
 — Почему бы тебе не навестить твою подружку Молли? — предложил Келвин. — Я уверен, что она будет наслаждаться твоим утешением.
 — Неужели все настолько плохо, Кел? — спокойно спросила Дженна. — Тогда я скажу тебе не как жена, а как боец. Я знаю тебя. Как бы плохо ни обстояли дела, ты найдешь выход из положения и еще получишь прибыль.
 Келвин Уайтхолл коротко хохотнул:
 — Спасибо, Дженна. Мне нужно было это услышать. И потом, я знаю, что ты права.
 — Я, пожалуй, поеду навестить Молли. Когда мы виделись в среду вечером, ее состояние мне не понравилось. Она была в глубочайшей депрессии. И я разговаривала с ней вчера, после ухода миссис Барри. Молли тяжело перенесла этот удар.
 — Ты рассказывала.
 — Я помню. И знаю, что ты согласен с миссис Барри. Ты бы тоже не захотел оставаться наедине с Молли, правда?
 — Абсолютно верно.
 — Кел, миссис Барри принесла Молли около двадцати таблеток снотворного, выписанных ее сыну. Меня это очень беспокоит. Я боюсь, что в состоянии депрессии Молли может...
 — Совершить самоубийство? Какая замечательная идея. Это будет как раз то, что доктор прописал. — Кел посмотрел мимо Дженны. — Все в порядке, Рита. Можете нести почту.
 Вошла горничная, Дженна обошла вокруг стола и поцеловала мужа в макушку.
 — Кел, прошу тебя, не шути так. Я в самом деле думаю, что Молли способна покончить с собой. Ты же слышал, что она говорила.
 — Мое мнение не изменилось. Она окажет себе большую любезность, расставшись с жизнью. И облагодетельствует этим еще немало людей.

 70

 Марта Джоунс знала, что только Уолли может давить на кнопку звонка с такой настойчивостью. Когда прозвучал первый звонок, она была наверху, разбирала белье в шкафу. С терпеливым вздохом Марта торопливо спустилась вниз. Ее колени, пораженные артритом, давали о себе знать при каждом шаге.
 Уолли стоял, засунув руки глубоко в карманы и низко опустив голову.
 — Можно войти? — вяло спросил он.
 — Ты же знаешь, что я всегда тебе рада, мой дорогой.
 Он перешагнул порог.
 — Я не хочу уезжать.
 — Куда ты не хочешь уезжать?
 — В Калифорнию. Мама собирает вещи. Мы уезжаем завтра утром. Мне не нравится долго сидеть в машине. Я не хочу ехать. Я зашел попрощаться.
 Калифорния? Марта удивилась. Что происходит?
 — Уолли, ты уверен, что твоя мама сказала «Калифорния»?
 — Да, Калифорния, я уверен. — Уолли переступил с ноги на ногу, потом состроил гримасу. — Я хочу попрощаться с Молли тоже. Я не буду ее беспокоить, но не хочу уезжать, не попрощавшись. Как вы думаете, ничего, если я попрощаюсь с Молли?
 — Не вижу в этом ничего плохого.
 — Я пойду к ней сегодня вечером, — пробормотал Уолли.
 — Что ты сказал, дорогой?
 — Я должен идти. Мама не хочет, чтобы я пропускал собрание.
 — Хорошая мысль. Тебе же всегда нравились эти собрания, Уолли. Послушай, это не мама тебя зовет?
 Марта открыла дверь. Эдна стояла на ступенях своего дома, уже в пальто, и оглядывалась в поисках сына.
 — Уолли здесь! — крикнула ей Марта. — Идем, Уолли. — Любопытство заставило ее пробежать несколько шагов по лужайке без пальто. — Эдна, это правда, что вы едете в Калифорнию?
 — Уолли, садись в машину, — попросила Эдна. — Ты же опаздываешь.
 Сын неохотно послушался, с грохотом захлопнув за собой дверцу.
 Эдна повернулась к соседке и прошептала:
 — Марта, я не знаю, где мы в конце концов остановимся, в Калифорнии или в Тимбукту, но я знаю, что нам пора убираться отсюда. Каждый раз, когда я включаю телевизор, я все время слышу что-то плохое о Молли. В последний раз говорили, что в понедельник соберется совет по условно-досрочному освобождению. Прокурор требует, чтобы Молли вернулась в тюрьму. Если это произойдет, то ей придется отсидеть весь срок за убийство доктора Лэша.
 Марта поежилась.
 — Эдна, я знаю. Я слушала утром новости, это просто ужасно. Бедной девочке место в сумасшедшем доме, а не в тюрьме. Но ты не должна огорчаться до такой степени, чтобы все бросать и уезжать отсюда.
 — Мне пора отвезти Уолли. Поговорим позже.
 Вернувшись в дом, Марта почувствовала, что продрогла до костей, и решила, что ей необходимо выпить чаю. Приготовив его, она уселась за стол и принялась медленно пить. Бедная Эдна, размышляла она. Чувствует себя виноватой, потому что ушла от Молли. Но у нее не было другого выхода. Ей надо в первую очередь думать об Уолли.
 Марте вдруг пришло в голову, что если хорошенько вдуматься, то получается, за деньги счастья не купишь. Все семейные деньги Карпентеров не помогут Молли избежать тюрьмы.
 Марта вспомнила о другой известной и богатой семье из Гринвича, о которой тоже говорили в утренних новостях. Умерла Наташа Колберт, пролежавшая шесть лет в коме. Ее бедная мать, убитая горем, перенесла сердечный приступ и вряд ли выживет. Марта покачала головой. Возможно, бог оказывает ей милость, забирая следом за дочерью. Такое горе...
 Марта встала и отправилась наверх. Надо закончить разбирать белье в шкафу. Ее руки сноровисто перекладывали простыни, но беспокойное чувство не уходило. Наконец Марта поняла, что ее мучило. Эдну хватил бы удар, если бы она узнала, что соседка согласилась с Уолли и сказала, что неплохо бы ему попрощаться с Молли Лэш. Да ладно, вполне вероятно, парень просто болтает, как всегда. И завтра они уже уедут. Незачем расстраивать бедную Эдну и говорить с ней об этом. У нее и без этого проблем хватает.

 71

 Расставшись с сестрой Анна-Марии, Фрэн села в машину и, не заводя мотор, размышляла, как лучше поступить. Одно дело, если доктор Гэри Лэш и доктор Питер Блэк дали пациентке не то лекарство и этим вызвали необратимую кому, а потом пытались скрыть это. Ужасный поступок, но это ничто в сравнении с преднамеренным употреблением неизвестного экспериментального препарата с целью умертвить пациента. Судя по всему, Анна-Мария Скалли не сомневалась, что произошло именно это.
 А раз она при этом присутствовала, но ничем не могла подтвердить свои подозрения, то как это сумеет доказать Фрэн?
 Если верить Люси Бонавентура, по словам Анна-Марии, именно Питер Блэк не только совершил ошибку в первом случае, но и намеренно умертвил пациентку во втором. Мог ли Питер Блэк из-за этого убить Гэри Лэша? Со смертью Лэша исчезали все улики против Блэка.
 Фрэн решила, что такое возможно. Если предположить, что врач может быть хладнокровным убийцей.
 В машине было холодно. Фрэн завела мотор, включила обогреватель на максимум и запустила вентилятор. Она вдруг поняла, что ее знобит не от холода, а от ощущения ледяного кома внутри. Кто бы ни привел в действие дьявольский механизм в клинике Лэша, он причинил много страданий людям. Но зачем? Ради чего? Молли наказали за преступление, которого она не совершала. Фрэн больше не сомневалась в этом. Анна-Мария отдала ребенка, оставила любимую работу, чтобы самой себя наказать. Молодая женщина превратилась в «овощ» из-за применения неизвестного препарата. Пожилая женщина умерла раньше времени, и это стало частью эксперимента.
 И это только те, о которых стало известно Фрэн. А сколько всего пациентов пострадали? И это может продолжаться до сих пор!
 Она могла бы поклясться, что все дело в отношениях между Гэри Лэшем и Питером Блэком. Должна же быть причина, почему Лэш привез Блэка в Гринвич и буквально подарил ему партнерство в семейной клинике.
 Женщина, выгуливавшая собаку, прошла мимо машины и с любопытством посмотрела на Фрэн. Пора ехать, решила Фрэн. Она уже знала, куда направится. Ей необходимо поговорить с Молли и посмотреть, не сможет ли она пролить свет на связь между Лэшем и Блэком. Если Фрэн сумеет выяснить, что их связывало, то, возможно, она наконец поймет, что происходит в клинике.
 По дороге в Гринвич Фрэн позвонила на студию, чтобы проверить, нет ли для нее сообщений. Ей передали, что Гас Брандт хотел с ней поговорить и сказал, что это срочно.
 — Прежде чем ты соединишь нас, посмотри, пожалуйста, пришли ли уже материалы на Гэри Лэша и Келвина Уайтхолла, — попросила Фрэн секретаршу Лайзу.
 — Они уже на твоем столе, Фрэн, — ответила Лайза. — Можешь забыть о книгах и газетах на всю следующую неделю. Там такая кипа, особенно по поводу Келвина Уайтхолла.
 — Мне не терпится до них добраться. Спасибо. А теперь соедини меня, пожалуйста, с Гасом.
 Ее босс собирался уйти на ленч.
 — Рад, что ты застала меня Фрэн, — сказал Гас. — Судя по всему, в понедельник к вечеру тебе придется навещать твою подружку Молли уже в тюрьме. Только что мне передали цитату из выступления прокурора. Он уверяет, что не сомневается в том, что решение о ее досрочном освобождении будет аннулировано. Как только прокурор получит официальное решение, Молли отправится в тюрьму «Ниантик».
 — Как могут они так поступить с Молли! — запротестовала Фрэн.
 — Могут. Именно так они и сделают. Она так легко отделалась именно потому, что призналась в убийстве мужа, но, как только оказалась на свободе, сразу же заявила, что не убивала. Это само по себе нарушение условия досрочного освобождения. А есть еще новое обвинение в убийстве, выдвинутое против нее. Как бы ты стала голосовать: упрятать ее за решетку или нет? В любом случае вечером жду от тебя репортажа на эту тему.
 — Хорошо, Гас. Увидимся.
 У Фрэн оборвалось сердце. Она собиралась позвонить Молли и предупредить о своем визите, но, после того как Гас упомянул о ленче, Фрэн вспомнила о Сьюзен Бренеган, официантке из кафетерия в клинике Лэша. Женщина при первом разговоре сказала, что проработала добровольцем в больнице более десяти лет, значит, она была там, когда около шести лег назад молодая женщина впала в кому. Такое бывает не слишком часто. Миссис Бренеган должна помнить, как звали эту женщину и что с ней случилось.
 Поговорить с семьей, выяснить детали несчастного случая... Возможно, именно так Фрэн сумеет проверить историю, которую Анна-Мария рассказала сестре. Пусть это выстрел наугад, но он не лишен смысла. Фрэн надеялась, что не наткнется на доктора Питера Блэка. Он придет в ярость, если узнает, что она снова задает вопросы о клинике.
 В половине второго Фрэн уже входила в кафетерий клиники. Народу было много, волонтеры были заняты. Две женщины суетились за стойкой, но, к огромному разочарованию Фрэн, Сьюзен Бренеган там не оказалось.
 — Есть место у стойки, — обратилась к Фрэн старшая официантка, — но если вы минутку подождете, то сейчас освободится столик.
 — Скажите, миссис Бренеган сегодня не работает? — спросила Фрэн.
 — Она обслуживает столики. Вон миссис Бренеган, идет с кухни.
 — Я могу занять один из ее столиков?
 — Вам повезло. Тот, который освобождается, обслуживает именно она. По-моему, там уже убрали.
 Старшая официантка проводила Фрэн к маленькому столику, усадила и предложила меню. Спустя мгновение ее уже приветствовал веселый голос:
 — Добрый день. Вы уже выбрали или еще подумаете?
 Фрэн подняла голову и сразу же поняла, что Сьюзен не только отлично помнит ее, но теперь еще и знает, кто она такая. Скрестив пальцы на удачу, надеясь, что женщина не откажется с ней разговаривать, Фрэн сказала:
 — Рада видеть вас, миссис Бренеган.
 Официантка разулыбалась от удовольствия.
 — Я не знала, что разговариваю со знаменитостью, когда мы с вами болтали у стойки, мисс Симмонс. Как только я это выяснила, стала смотреть ваши репортажи в вечерних новостях. Мне нравятся ваши сообщения о деле Молли Лэш.
 — Я вижу, вы сейчас заняты, но мне бы хотелось поговорить с вами, если можно. В прошлый раз вы мне очень помогли.
 — После того как мы с вами разговаривали, убили ту бедную девочку, Анна-Марию Скалли. Это ужасно. Вы думаете, это и вправду сделала Молли Лэш?
 — Нет. Я так не думаю. Миссис Бренеган, вы скоро заканчиваете смену?
 — В два часа. К этому времени здесь почти никого не будет. Так что давайте-ка я приму у вас заказ.
 Фрэн взглянула в меню.
 — Клубный сандвич и кофе, пожалуйста.
 — Я сейчас передам заказ на кухню. И если вы не против подождать, то я с радостью поболтаю с вами чуть позже.
 Прошло полчаса. Фрэн огляделась по сторонам. Все было так, как говорила миссис Бренеган. Зал опустел, словно после сигнала пожарной тревоги. В кафетерии осталось не больше четверти посетителей. Звон тарелок и шум голосов стали тише. Сьюзен Бренеган убрала со стола и пообещала сию секунду вернуться.
 Она сняла свой волонтерский фартук и принесла две чашки кофе.
 — Так-то лучше. — Она со вздохом опустилась на стул напротив Фрэн. — Я уже говорила вам, что люблю эту работу, только у моих ног другое мнение по этому поводу. Хотя вы пришли не за тем, чтобы говорить о моих болячках, да и я как раз вспомнила, что парикмахер ждет меня через полчаса. Так чем я могу вам помочь?
 Фрэн решила, что пожилая женщина ей нравится. Она и сама не возражала перейти прямо к делу.
 — Миссис Бренеган, вы говорили, что отработали здесь десять лет, так?
 — Все правильно. С божьей помощью проработаю еще десять.
 — Уверена, что так и будет. Мне бы хотелось узнать, что случилось в клинике много лет назад, незадолго перед смертью доктора Морроу и доктора Лэша.
 — Мисс Симмонс, здесь много чего случается, — запротестовала миссис Бренеган. — Я сомневаюсь, что смогу вам помочь.
 — Но это вы должны помнить. После несчастного случая во время пробежки сюда привезли молодую женщину, она впала в кому. Может быть, вы что-то о ней знаете?
 — Что-нибудь о ней! — воскликнула Сьюзен. — Вы говорите о Наташе Колберт. Она много лет пролежала в нашем отделении. Умерла прошлой ночью.
 — Прошлой ночью?!
 — Да, это так печально. Ей было всего двадцать три года, когда это случилось. Она упала, когда бегала, а в машине «Скорой помощи» у нее остановилось сердце. Вы должны знать семью Колберт! Они владеют издательской империей и очень богаты. После несчастного случая с дочерью родители пожертвовали деньги на строительство отделения для таких больных и назвали его в честь Наташи. Видите, двухэтажное здание на той стороне лужайки?
 «Остановка сердца в машине „Скорой помощи“, — повторила про себя Фрэн. — Кто был за рулем машины? Кто работал в ту смену? Нужно с ними поговорить. Наверняка их нетрудно будет найти».
 — Когда Таша умерла прошлой ночью, ее мать потеряла сознание. Она сейчас лежит в клинике, насколько я знаю, у нее был сердечный приступ. — Сьюзен Бренеган понизила голос: — Видите вон того симпатичного мужчину? Это один из сыновей миссис Колберт. Их у нее двое. Они по очереди дежурят около матери. Второй приходил перекусить около часа назад.
 Если миссис Колберт умрет вслед за дочерью, значит, она будет еще одной жертвой происходящего в этой клинике, подумала Фрэн.
 — Сыновьям приходится нелегко, — продолжала миссис Бренеган. — Разумеется, во всех смыслах этого слова они потеряли сестру шесть лет назад, и все же теперь, когда она умерла, им тяжело. — Она заговорила тише: — Я слышала, что миссис Колберт была немного не в себе после смерти дочери. Одна из медсестер рассказывала, что, по словам миссис Колберт, Таша якобы пришла в себя и заговорила с ней... Но это совершенно невозможно. Миссис Колберт утверждала, что Таша сказала что-то вроде: «Доктор Лэш, так глупо получилось. Я наступила на шнурок и упала», а потом повернулась к матери и сказала: «Привет, мамуля».
 Фрэн почувствовала, как у нее перехватывает горло. Она едва смогла выговорить:
 — Медсестра была рядом с миссис Колберт в это время?
 — У Таши персональные апартаменты, и миссис Колберт отослала сестру в гостиную. Она хотела побыть наедине с дочерью. Но когда Таша умерла, миссис Колберт была не одна. В последнюю минуту вошел доктор. Он сказал, что ничего не слышал и что у миссис Колберт галлюцинации.
 — А кто был ее врачом? — спросила Фрэн, хотя уже знала ответ.
 — Доктор Питер Блэк.
 Если подозрения Анна-Марии шесть лет назад были правильными, а миссис Колберт не бредила, говоря о последних минутах Таши, то это значит, что, доведя Ташу до состояния «овоща», доктор Блэк продолжал ставить на ней эксперименты.
 Фрэн беспомощно оглянулась по сторонам, ища взглядом мужчину, на которого указала Сьюзен Бренеган. Ей хотелось броситься к нему, предупредить, что его мать представляет угрозу для Питера Блэка и что ее надо увезти из клиники, пока еще не поздно.
 — А вот и доктор Блэк, — заметила миссис Бренеган. — Он идет к мистеру Колберту. Надеюсь, у него не слишком плохие новости.
 Женщины видели, как Питер Блэк нагнулся к сыну миссис Колберт и что-то тихо говорил ему. Мужчина кивнул, встал и направился следом за Блэком к выходу.
 — О господи, — прошептала миссис Бренеган, — я просто уверена, что новости плохие.
 Фрэн не ответила. Уходя, Блэк заметил ее, и они обменялись яростными взглядами. Его глаза были холодными, гневными, угрожающими, это не были глаза целителя.
 «Я тебя достану, — подумала Фрэн. — Даже если это будет последнее, что я сделаю в жизни. Я все равно до тебя доберусь».

 72

 Келвин Уайтхолл обладал счастливой способностью не поддаваться раздражению и гневу в тот момент, когда тревожная ситуация достигала критической точки. Эта способность подверглась тяжелому испытанию, когда в половине пятого вечера ему позвонил Питер Блэк.
 — Подожди минутку, — сказал Уайтхолл, — если я правильно тебя понял, то Фрэн Симмонс сидела в кафетерии клиники и болтала с одной из женщин-волонтерок, когда ты пришел туда сообщить сыну Барбары Колберт о смерти матери. Верно? — Это был риторический вопрос. — Но, я надеюсь, ты догадался подойти к волонтерке и спросить, о чем они щебетали с Фрэн Симмонс?
 Питер Блэк звонил из библиотеки собственного дома, со вторым стаканом виски в руке.
 — К тому времени, когда я смог оставить сыновей Барбары Колберт, эта миссис Бренеган уже ушла. Я звонил ей домой каждые пятнадцать минут, пока она не сняла трубку. Дама посещала парикмахера.
 — Меня не интересует, где она проводила свободное время, — холодно заметил Уайтхолл. — Меня интересует то, что она сказала репортерше.
 — Они говорили о Таше Колберт, — уныло ответил Блэк. — Симмонс спросила миссис Бренеган, не знает ли она молодую пациентку, впавшую в необратимую кому после несчастного случая около шести лет назад. Разумеется, миссис Бренеган опознала в этом описании Наташу Колберт и выложила этой Симмонс все, что знала.
 — И, разумеется, она не забыла упомянуть о том, что Таша Колберт, если верить словам ее безутешной матери, перед смертью очнулась и говорила с ней?
 — Да. Кел, что нам теперь делать?
 — Я намерен спасти твою шкуру. Ты допьешь свое виски. Мы поговорим позже. До свидания, Питер.
 В трубке раздался еле слышный щелчок. Питер Блэк одним глотком допил виски и тут же налил еще.
 Келвин Уайтхолл сидел неподвижно несколько минут, перебирая варианты дальнейшего развития событий. Наконец он принял решение, тщательно проанализировал его и остался доволен. В результате он освобождался от двух проблем сразу — от Уэст-Реддинга и Фрэн Симмонс.
 Келвин набрал номер фермы. Трубку сняли только после десятого звонка.
 — Келвин, я просматривал пленку. — От воодушевления голос доктора казался молодым. — Вы понимаете, чего мы добились? Вы уже договорились о моих интервью?
 — Поэтому я и звоню, доктор, — мягко сказал Келвин. — Вы не смотрите телевизор, поэтому не знаете, о ком пойдет речь. Это молодая женщина, добившаяся признания как репортер-следователь. Я договорился, что она приедет к вам и возьмет предварительное интервью. Она знает, что мы должны сохранять все в полной тайне, но она немедленно начнет готовить получасовую передачу, посвященную вам, которая выйдет в эфир через неделю. Вы должны понимать, что необходимо подогреть интерес публики, чтобы в момент выхода в эфир передачи, посвященной удивительному научному открытию, ее увидели как можно больше людей. Все необходимо тщательно спланировать.
 Уайтхолл получил ответ, который и предвидел.
 — Келвин, я очень доволен. Я понимаю, что мы можем столкнуться с минимальными проблемами с законом, но это несущественно в сравнении с полученными мною результатами. В свои семьдесят шесть лет я хочу, чтобы мои достижения были признаны до того, как кончится отпущенный мне срок.
 — Так и будет, доктор.
 — По-моему, вы не назвали имени этой молодой женщины.
 — Ее зовут Фрэн Симмонс, доктор.
 Келвин повесил трубку и нажал кнопку интеркома, соединявшего его с квартирой над гаражом.
 — Зайди ко мне, Лу, — приказал Уайтхолл.
 Хотя Келвин не предупреждал Нокса о планах на вечер, а Дженна уехала раньше на собственной машине, шофер ждал приказаний. Он достаточно увидел и услышал, чтобы понимать, что Кел решает серьезные проблемы и что, рано или поздно, он позовет Нокса к себе.
 И, как всегда, оказался прав.
 — Лу, — начал Келвин почти добродушно, — доктор Лог из Уэст-Реддинга стал для нас серьезной проблемой, как и Фрэн Симмонс.
 Лу ждал продолжения.
 — Хочешь — верь, хочешь — нет, но я договорился о том, что наш добрый доктор даст интервью мисс Симмонс. Думаю, тебе надо будет держаться поблизости от фермы во время их встречи. Хочу тебе напомнить, что в лаборатории нашего доктора очень много горючих веществ. Знаю, что ты ни разу не заходил внутрь, поэтому я тебе все объясню. Лаборатория расположена на втором этаже, но в нее очень легко попасть по лестнице с задней стороны дома, идущей от крыльца на веранду второго этажа. Окно там всегда приоткрыто для вентиляции. Ты следишь за ходом моей мысли, Лу?
 — Да, Кел.
 — Мистер Уайтхолл, Лу. Иначе ты можешь забыться перед посторонними.
 — Простите, мистер Уайтхолл.
 — В лаборатории стоит баллон с кислородом, на нем четкая надпись. И такой умный парень, как ты, сумеет бросить в помещение что-нибудь горящее и успеет спуститься вниз до того, как баллон взорвется. Согласен?
 — Согласен, мистер Уайтхолл.
 — На это задание может уйти несколько часов. Разумеется, я, как обычно, оплачу тебе сверхурочные. Ты же знаешь.
 — Да, сэр.
 — Я прикинул, как лучше убедить мисс Симмонс приехать на ферму. Тем более что ее визит необходимо сохранить в строжайшей тайне. Думаю, кому-то стоит ей позвонить и, не называя себя, предложить навестить великого ученого. Ты понимаешь, к чему я клоню?
 Лу улыбнулся:
 — Этим человеком могу быть я.
 — Совершенно верно. Что ты на это скажешь, Лу?
 "Что ты на это скажешь? " Келвин всегда так шутил, когда был доволен придуманным планом и этот план должен был быть вот-вот приведен в исполнение.
 — Вы же меня знаете, — Лу не добавил обязательное «сэр», — мне нравится играть в анонимные звонки.
 — Тебе это и раньше удавалось. Думаю, на этот раз ситуация будет особенно интересной. И очень выгодной. Не забывай об этом.
 Они улыбнулись друг другу, а Лу вспомнил об отце Фрэн Симмонс. Тогда он позвонил Симмонсу и сказал, что якобы слышал, как Кел собирался покупать «горяченькие» акции, сулившие отличную прибыль. Этот дурень в спешке позаимствовал сорок тысяч долларов из библиотечного фонда в надежде очень быстро их вернуть. Покончил он с собой из-за того, что второй «заем» из общественных денег, произведенный Келом Уайтхоллом, довел долг Симмонса до четырехсот тысяч. При этом подпись Симмонса попросту подделали. Отец этой репортерши прекрасно понимал, что, если признается в первом заимствовании, никто не поверит, что четыреста тысяч он не брал.
 В тот раз Кел на удивление расщедрился. Он разрешил Лу оставить себе те сорок тысяч, которые отдал ему сам Симмонс, и не стоящие ни гроша акции, доверчиво переведенные Симмонсом на имя Лу.
 — Учитывая прошлое, будет уместно, если именно я позвоню Фрэн Симмонс, сэр, — обратился Лу к своему бывшему школьному приятелю. — Мне не терпится это сделать.

 73

 Фрэн вышла из клиники Лэша и сразу же позвонила Молли.
 — Мне надо с тобой встретиться, — настойчиво сказала она.
 — Я никуда не денусь, — ответила Молли. — Заезжай. Сейчас у меня Дженна, но она собирается уходить.
 — Надеюсь, что застану ее. Мне не удалось договориться о встрече ни с Дженной, ни с ее мужем. Буду через пару минут.
 Фрэн посмотрела на часы и подумала о том, что времени в обрез. Через полчаса она должна выехать в Нью-Йорк, но ей хотелось своими глазами увидеть, как чувствует себя Молли. Она должна была уже получить сообщение о том, что совет по условно-досрочному освобождению соберется в понедельник. Но тут Фрэн пришло в голову, что в присутствии Дженны она не сможет спросить у Молли, почему Гэри Лэш пригласил Питера Блэка в качестве партнера по управлению клиникой. Дженна наверняка обо всем расскажет мужу. Фрэн прикусила губу. Она сообразила, что Молли наверняка пересказывала Дженне, своей лучшей подруге, все разговоры с Фрэн.
 Без десяти три Фрэн свернула к дому Молли. Там еще стоял «Мерседес» Дженны. Фрэн не видела ее с окончания школы. Осталась ли она такой же красавицей? На мгновение к Фрэн вернулось ощущение собственной неполноценности, стоило только вспомнить об учебе в академии Крэнден.
 Когда они учились в школе, все знали, что у родителей Дженны денег нет. Сама Дженна тогда шутила: "Мой прапрадедушка нажил деньги, а его потомки все спустили! " Но никто бы не осмелился оспаривать ее «голубую» кровь. Как и предки Молли, предки Дженны приехали из Англии в Бостон в конце семнадцатого века, но не как нищие, надеявшиеся на лучшую жизнь, а как богатые чиновники Ее Величества королевы.
 Фрэн не успела подняться на крыльцо, как Молли открыла ей дверь. Она определенно ждала Фрэн. Внешность Молли поразила ее: бледная, как привидение, с темными кругами вокруг глаз.
 — Все в сборе, — объявила Молли. — Дженне не терпится тебя увидеть.
 Дженна сидела в кабинете и просматривала фотографии. Увидев Фрэн, она вскочила.
 — Мы еще встретимся, — пропела она и устремилась навстречу Фрэн.
 — Не напоминай мне эту идиотскую историю нашего выпуска, которую я написала, — взмолилась Фрэн с деланой гримасой отвращения. Обняв Дженну, она отступила на шаг назад. — Ты все такая же красавица.
 Дженна выглядела сногсшибательно. Ее темные волосы падали на плечи с нарочитой небрежностью. Огромные карие глаза сияли. Она двигалась с такой элегантностью, словно красота и расточаемые ей комплименты были чем-то само собой разумеющимся.
 Фрэн вдруг показалось, что время повернуло вспять. В школьные годы она ощущала себя ближе к Молли и Дженне только в те часы, когда они вместе работали над школьным ежегодником. Она вспомнила комнату, забитую бумагой и папками, разбросанными фотографиями и стопками старых журналов.
 — День прошел с пользой, — объявила Молли. — Дженна приехала в десять утра и с тех пор здесь. Мы просмотрели все, что лежало в ящиках письменного стола Гэри и на полках. Много выбросили.
 — Не слишком весело, но все впереди, правда, Фрэн? — спросила Дженна. — Когда этот кошмар закончится, Молли приедет в город и поживет в моей квартире. Мы собираемся провести целый день в потрясающем новом салоне красоты, который я для себя открыла. Пусть за нами поухаживают. Потом мы отправимся по магазинам, да так, что слова «излишние траты» покажутся неуместными. Чтобы как следует отпраздновать, будем ужинать в самых лучших ресторанах Нью-Йорка. А начнем мы с «Ле Сирк 2000».
 Дженна говорила так уверенно, что Фрэн на какое-то время забыла о реальности и поверила ей настолько, что снова ощутила прежнее чувство зависти к чужим планам, в которые ее не включили. Тени прошлого... Фрэн незаметно вздохнула.
 — Я больше не верю в чудеса, но если чудо все же произойдет, то Фрэн будет праздновать с нами, — сказала Молли. — Если бы вы обе не были на моей стороне, я бы так долго не продержалась.
 — Ты выиграешь, клянусь честью жены Кела Всемогущего. — Дженна улыбнулась. — Кстати, о моем муже. Фрэн, он сейчас очень занят предстоящим слиянием, да к тому же еще и раздражен, а это плохое сочетание. На следующей неделе мы с тобой можем увидеться в любой день, а вот с ним тебе придется поговорить позже. — Дженна обняла Молли. — Мне пора бежать, да и Фрэн наверняка хочет с тобой поговорить. Рада была снова видеть тебя, Фрэн. Значит, встретимся на следующей неделе, договорились?
 Фрэн быстро соображала. Если условное освобождение Молли будет аннулировано, то это случится в понедельник, и Дженна захочет быть рядом с подругой.
 — Как насчет вторника? В десять часов в твоем офисе? — предложила Фрэн Дженне.
 — Отлично.
 Молли проводила Дженну до двери. Когда она вернулась в кабинет, Фрэн сказала:
 — Молли, мне нора возвращаться в Нью-Йорк, так что я перехожу прямо к делу. Ты уже слышала о внеплановом заседании совета по условно-досрочному освобождению в понедельник?
 — Да, я не только слышала, но и получила повестку с требованием явиться туда. — Лицо и голос Молли оставались спокойными.
 — Я знаю, о чем ты думаешь, но не торопи события, Молли. Клянусь тебе, что-то переменится, вот увидишь. Я говорила с сестрой Анна-Марии, и она рассказала мне ужасные вещи о клинике Лэша. В этом замешаны твой муж и Питер Блэк.
 — Питер Блэк не убивал Гэри. Они были друзьями.
 — Молли, если хотя бы половина рассказов о Питере Блэке окажется правдой, то мы имеем дело с настоящим дьяволом, способным на любое преступление. Мне нужно тебя кое о чем спросить, и я надеюсь, ты знаешь ответ. Почему твой муж пригласил Питера Блэка приехать в Гринвич и разделить с ним практику? Я кое-что разузнала о прошлом Блэка. Он был самым заурядным врачом, и денег у него не было. Никто просто так не отдает половину семейной клиники старому приятелю, которым, я в этом почти не сомневаюсь, Блэк и не был для Гэри. Тебе известна причина появления Блэка в городе?
 — Когда я начала встречаться с Гэри, Питер уже работал в клинике. Об этом мы никогда не говорили.
 — Этого я и боялась. Молли, я не знаю, что ищу, но сделай мне одолжение. Позволь приехать еще раз и просмотреть бумаги Гэри прежде, чем выбросишь их. Может быть, я что-нибудь найду.
 — Как хочешь, — безразлично отмахнулась Молли. — В гараже уже стоят три полных мешка для мусора. Я сложу их для тебя в кладовке. А как насчет фотографий?
 — Оставь их пока. Они могут понадобиться для программы.
 — Ах да, программа! — Молли вздохнула. — Неужели всего десять дней назад я попросила тебя начать расследование, которое, как я полагала, докажет мою невиновность? Наивна, как ягненок. — На ее губах появилась вымученная улыбка.
 Фрэн решила, что Молли сдалась, потеряла надежду. Молли знала, что, вполне вероятно, в понедельник она отправится в тюрьму отбывать остаток десятилетнего срока за убийство мужа. А ведь еще предстоит предстать перед судом за убийство Анна-Марии Скалли.
 — Молли, посмотри на меня, — скомандовала Фрэн.
 — Смотрю. Что ты еще хочешь?
 — Молли, ты должна верить мне. Я не сомневаюсь, что убийство Гэри лишь звено в цепи убийств, которые ты не совершала и не могла совершить. Я собираюсь это доказать. А когда докажу, ты будешь полностью оправдана.
 Молли должна в это поверить, сказала себе Фрэн, надеясь, что ее голос звучал достаточно убедительно. Она видела, что Молли погружается в апатию и депрессию.
 — А потом я пойду в салон красоты, побегу по магазинам, буду ужинать в лучших ресторанах Нью-Йорка. — Молли замолчала и покачала головой. — Вы с Дженной для меня настоящие друзья, но думаю, что вы обе перепутали мечты с реальностью. Боюсь, моя судьба решена.
 — Молли, сегодня я выхожу в эфир, поэтому мне надо вернуться на студию и подготовиться. Прошу тебя, ничего больше не выбрасывай. — Фрэн посмотрела вниз на диван. Почти с каждой из разбросанных фотографий на нее смотрел Гэри Лэш.
 Молли заметила ее взгляд.
 — Мы с Дженной перед твоим приходом вспоминали прошлое. Мы вчетвером неплохо проводили время. Во всяком случае, я думала, что это так. Одному господу ведомо, о чем тогда думал мой муж. Вероятно, что-то вроде: «Еще один вечер со скучной степфордской женой».
 — Молли, перестань немедленно! Прекрати мучить себя, — взмолилась Фрэн.
 — Мучить себя? Зачем? Этим и без меня занимаются все вокруг. Моя помощь им не требуется. Фрэн, тебе надо вернуться в Нью-Йорк, так поезжай. Не беспокойся обо мне. Хотя нет, подожди. Один вопрос. Тебе не нужны эти старые журналы? Я просмотрела их, но там только медицинские статьи, которые читал Гэри. Я думала, что сумею в них разобраться, но мне не хватило научного энтузиазма.
 — Он написал какую-нибудь из этих статей?
 — Нет, Гэри только подчеркивал те, что его заинтересовали.
 Фрэн тут же решила, что материалы, заинтересовавшие Гэри Лэша как врача, обязательно заинтересуют и ее.
 — Позволь мне забрать журналы, Молли. Я загляну в них, а потом выброшу. Сделаю это вместо тебя. — Фрэн подняла с пола тяжелую стопку.
 Молли придержала входную дверь. Фрэн на мгновение задержалась. Пора было ехать, но не хотелось оставлять Молли в таком подавленном состоянии.
 — Молли, память не возвращалась к тебе?
 — Думала, что возвращалась, но все это так мимолетно, незначительно. Общая картина никак не складывается. Напрасно я вообще заговорила о том, что помню какие-то детали. Ты не согласна? Судя по всему, эти неосторожные слова будут стоить мне еще четырех с половиной лет свободы, если не считать срока за убийство Анна-Марии.
 — Молли, не сдавайся!
 «Молли, не сдавайся», — снова и снова повторяла про себя Фрэн, бросая обеспокоенный взгляд на часы на приборной доске. Она спешила вернуться в Нью-Йорк, преодолевая дорожные пробки, необычные для этого времени дня.

 74

 — Мама, я не хочу ехать в Калифорнию. — С каждым часом Уолли разговаривал с Эдной все более воинственным тоном.
 — Уолли, мы об этом больше не говорим, — твердо ответила она.
 Эдна беспомощно посмотрела вслед сыну, когда тот пулей вылетел из кухни и побежал вверх по лестнице. Весь день он отказывался принимать лекарство, и миссис Барри начинала беспокоиться.
 Она думала о том, что обязана увезти Уолли из Гринвича. Придется добавить лекарство в теплое молоко и дать ему перед сном. Это позволит сыну заснуть и немного успокоит.
 Эдна посмотрела на нетронутый ужин в тарелке Уолли. Обычно он не страдал отсутствием аппетита, и этим вечером, пытаясь умаслить его, Эдна приготовила его любимое блюдо — говяжью отбивную с гарниром из спаржи и картофельного пюре. Но вместо того чтобы есть, Уолли сидел за столом, что-то угрюмо бормоча себе под нос. Эдна понимала, что он снова слышит голоса, и это тревожило ее.
 Зазвонил телефон. Эдна не сомневалась, что это Марта. Надо что-то решать, и побыстрее. Неплохо было бы посидеть с Мартой за чашкой чая, но только не этим вечером. Если Уолли снова начнет говорить о ключе и смерти доктора Лэша, Марта всерьез прислушается к его словам.
 Возможно, это все воображение, попыталась успокоить себя Эдна. Она повторяла это себе всякий раз, стоило только Уолли заговорить о вечере убийства. А если это не плод ее воображения? Эдна тут же отбросила эту мысль. Если даже Уолли был там в тот вечер, он не виноват в том, что случилось. Телефон зазвонил в четвертый раз, и Эдна наконец сняла трубку.
 Марта Джоунс долго сомневалась, стоит ли набирать номер Эдны. Она решила, что все-таки следует предупредить подругу о том, что Уолли намерен попрощаться с Молли Лэш и что она, Марта, одобрила его намерение. Она собиралась предложить Эдне завезти Уолли в дом Лэшей на следующее утро по дороге из города и позволить сыну поговорить с Молли. Марта не сомневалась, что этого для Уолли будет достаточно.
 Когда Эдна ответила, Марта сказала:
 — Я хотела забежать и попрощаться с тобой и Уолли, если тебе удобно.
 У Эдны уже был готов ответ.
 — Марта, сказать по правде, я так занята подготовкой к отъезду, что лучше мне сейчас не отвлекаться. Если я присяду отдохнуть, то больше ничего сделать уже не смогу. Может быть, ты зайдешь завтра утром и мы вместе позавтракаем?
 «Не могу же я навязываться», — подумала Марта. Да и голос у Эдны в самом деле был усталым.
 — Замечательно, — сказала она с деланой жизнерадостностью. — Надеюсь, Уолли тебе помогает?
 — Уолли уже поднялся к себе, он смотрит телевизор, — ответила Эдна. — У него сегодня был плохой день, так что я собираюсь дать ему лишнюю дозу лекарства с теплым молоком. Как раз думала отнести ему стакан.
 — Пусть отдохнет как следует, — согласилась Марта. — До встречи утром.
 Она повесила трубку и вздохнула с облегчением. Уолли в своей комнате и скоро уснет. Марта решила, что сын Эдны забыл о своем желании попрощаться с Молли. Ну и ладно, одной заботой меньше.

 75

 Среди новостей, вошедших в вечерний выпуск, оказалось и известие о смерти Наташи Колберт после шести лет пребывания в необратимой коме. Спустя сутки умерла ее мать, известная своей благотворительной деятельностью Барбара Колберт.
 Фрэн сидела за своим столом в студии и мрачно смотрела на мелькающие на экране картинки — Таша, сияющая, живая, с огненно-рыжими волосами; ее красивая элегантная мать. Фрэн знала, что Питер Блэк убил их обеих, хотя доказать это было невозможно.
 Она поговорила с Филипом Мэтьюзом и услышала его мрачное предсказание. В понедельник во второй половине дня Молли уже наверняка окажется за решеткой.
 — Я поговорил с ней сразу после вашего ухода, Фрэн. А потом позвонил доктору Дэниелсу. Вечером он заедет проведать ее. Он согласен со мной: если Молли возьмут под стражу прямо в зале заседания совета в понедельник, она может сломаться. Я буду с ней, разумеется. Доктор Дэниелс тоже хочет приехать, чтобы помочь в крайнем случае.
 «В таких ситуациях я ненавижу мою работу», — подумала Фрэн, увидев сигнал, что она в эфире, и заговорила:
 — Совет по условно-досрочному освобождению штата Коннектикут соберется на внеочередное заседание в понедельник, чтобы решить дальнейшую судьбу Молли Карпентер Лэш. Наиболее вероятным исходом заседания станет возвращение Молли в тюрьму, где ей придется отсидеть оставшийся срок за убийство мужа...
 Фрэн закончила свой репортаж следующими словами:
 — За последний год в нашей стране были полностью оправданы три человека, осужденные за убийство, ввиду появления новых улик или признания, сделанного истинным преступником. Адвокат Молли Лэш поклялся сражаться до конца за свою подзащитную на заседании совета и доказать, что она невиновна в убийстве Анна-Марии Скалли.
 Со вздохом облегчения Фрэн сняла с одежды микрофон и встала. Она едва успела к началу выпуска, забросив в свой кабинет взятые у Молли журналы. Ее второпях загримировали и переодели в свежий пиджак. По дороге к своему месту перед камерами она на бегу махнула рукой Тиму Мейсону. Между их комментариями шла реклама, и Тим обратился к Фрэн:
 — Подожди меня. Я хочу с тобой поговорить.
 Фрэн вернулась в свой кабинет. Перед эфиром она не успела просмотреть материалы о Лэше и Уайтхолле, поступившие из отдела информации. Дожидаясь Тима, подвинула их к себе. Не терпелось приступить к чтению.
 Проглядывая страницу за страницей, Фрэн увидела, что о них обоих набралось немало сведений. В отделе информации определенно постарались. Ей придется читать весь вечер.
 — Тебе придется читать весь вечер.
 Фрэн подняла голову. Тим стоял в дверях.
 — Быстро загадывай желание, — поторопила его Фрэн. — Ты озвучил мои мысли. Когда такое случается, желание всегда исполняется.
 — Никогда не слышал такой приметы. Впрочем, пусть будет. Придумал: давай вместе съедим по гамбургеру. Как тебе такое желание? — со смехом спросил он. — Сегодня днем я говорил по телефону с моей матерью, и, когда сказал, что позволил тебе в прошлый раз самой заплатить за ужин, она на меня накричала. Она заявила, что ее не устраивает эта новая мода, когда мужчина и женщина платят каждый за себя. Это подходит только в том случае, если это деловой ленч или финансовая встреча. И еще она сказала, что с моей зарплатой и полной безответственностью мне нельзя быть таким мелочным. — Тим усмехнулся: — Я думаю, она права.
 — Не уверена, хотя с удовольствием съем с тобой гамбургер, но побыстрее, если не возражаешь. — Фрэн указала на стопку папок и журналов: — Сегодня вечером мне нужно взяться за них.
 — Я слышал о внеочередном заседании комиссии по досрочному освобождению. Мне очень жаль. Это плохо для Молли, правда?
 — Правда.
 — Как продвигается расследование?
 Фрэн на минуту замялась.
 — В клинике Лэша происходит что-то странное и даже страшное, но я не могу об этом говорить, пока у меня нет доказательств. Это было бы нечестно.
 — Может, сделаешь перерыв? — предложил Тим. — Заведение Пи Джея пойдет?
 — Спрашиваешь! Оттуда мне две минуты до дома.
 Легким движением Тим подхватил пачку материалов с ее стола.
 — Возьмешь все это с собой?
 — Да. У меня впереди все выходные, чтобы с ними разобраться.
 — Веселая перспектива. Идем.
 За гамбургерами в ресторанчике Пи Джея Кларка они говорили о бейсболе, о начале весенних тренировок, о сильных и слабых сторонах игроков и команд.
 — Мне нужно глядеть в оба, — рассмеялся Тим, расплачиваясь по счету, — а не то ты займешь мое место спортивного комментатора.
 — Вполне возможно, это у меня получится лучше, чем нынешнее расследование, — криво усмехнулась Фрэн.
 Тим настоял на том, чтобы проводить Фрэн до квартиры.
 — Я не могу тебе позволить самой нести эту груду, — сказал он, — ты сломаешь себе руки. Но не сомневайся, я сразу же уйду.
 Когда они выходили из лифта на том этаже, где жила Фрэн, Тим упомянул о смерти Наташи и Барбары Колберт.
 — Я по утрам бегаю, и сегодня, наслаждаясь пробежкой, я вдруг подумал о Таше Колберт, которая также вышла утром пробежаться, споткнулась, упала и больше не пришла в себя.
 Споткнулась о развязавшийся шнурок... Фрэн вспомнила слова миссис Бренеган, когда открывала ключом дверь. Войдя в квартиру, она сразу же зажгла свет.
 — Куда положить? — спросил Тим.
 — Прямо на стол, пожалуйста.
 — Конечно. — Он оставил документы и повернулся, собираясь уходить. — Я подумал о Таше Колберт потому, что ее привезли в больницу в один из тех дней, когда там лежала моя бабушка.
 — В самом деле?
 Тим уже стоял в прихожей.
 — Да, я как раз навещал ее, когда привезли Наташу. У нее остановилось сердце по дороге в больницу. Она лежала через две палаты от моей бабушки. Бабушка умерла на следующий день. — Тим помолчал, потом пожал плечами: — Ну, ладно. Спокойной ночи, Фрэн. У тебя усталый вид. Не работай допоздна.
 Он быстро вышел и не заметил выражения лица Фрэн. Она закрыла дверь и прислонилась к ней. Она больше не сомневалась, что бабушка Тима была той самой пожилой женщиной, о которой упоминала Анна-Мария Скалли. Пациентка с больным сердцем, для которой и предназначалось то самое экспериментальное лекарство, превратившее в «овощ» Наташу Колберт, лекарство, убившее бабушку Тима день спустя.

 76

 — Молли, прежде чем уйти, я дам вам успокоительное, чтобы вы спокойно заснули сегодня, — сказал доктор Дэниелс.
 — Как хотите, доктор, — равнодушно ответила она. Они сидели в маленькой гостиной.
 — Я принесу воды. — Доктор Дэниелс встал и прошел на кухню.
 Молли сразу же вспомнила о пузырьке со снотворным, который она оставила там на рабочем столе.
 — Барная стойка ближе, доктор, — быстро остановила она его.
 Молли чувствовала, как внимательно смотрит на нее врач, пока она клала таблетку в рот, запивала водой и глотала.
 — Со мной правда все в порядке, — успокоила его Молли, ставя стакан на столик.
 — Вам станет лучше, если вы хорошенько выспитесь. После моего ухода сразу же отправляйтесь в постель.
 — Я так и сделаю. — Молли проводила Дэниелса к двери. — Сейчас уже десятый час. Простите меня. На этой неделе из-за меня у вас не было ни одного свободного вечера.
 — Вам не за что извиняться. Мы поговорим завтра.
 — Спасибо.
 — Помните, Молли: сразу идите спать. Вы очень скоро почувствуете сонливость.
 Она дождалась, пока машина доктора выехала на улицу, заперла замок на два оборота и ногой нажала на кнопку, закрывающую задвижку. На этот раз этот звук не показался ей пугающим. Обычное знакомое «кляк».
 «Я все придумала, — мрачно подумала Молли, — не было никого в доме в тот вечер. Я воображаю себе то, что мне хочется».
 Выключила ли она свет в кабинете? Молли этого не помнила. Дверь была закрыта. Она распахнула ее и заглянула в комнату, одновременно нашаривая рукой выключатель. Свет залил бывший кабинет Гэри. И тут что-то привлекло ее внимание. Какое-то движение за окном. Неужели там кто-то есть? Да, точно. В свете, падавшем из окна кабинета, Молли отчетливо видела Уолли Барри, стоявшего на лужайке в нескольких футах от окна и смотревшего на нее. С криком ужаса Молли отвернулась.
 И вдруг кабинет стал прежним... Темные панели на стенах... Гэри за письменным столом... Спиной к ней... Упал головой на бумаги, вокруг лужа крови. Кровь вытекала из глубокой раны на голове, стекала на спину, на стол, на пол.
 Молли хотела крикнуть, но не смогла. Она обернулась к окну, хотела позвать Уолли на помощь, но он уже исчез. Кровь была на ее руках, лице, одежде.
 Ничего не соображая от ужаса, она вылетела из комнаты, бегом поднялась в свою спальню и упала на постель.
 Когда Молли проснулась через двенадцать часов, еще одурманенная снотворным, она знала, что живой, кровавый кошмар, который она вспомнила, был только частью невыносимой страшной головоломки, в которую превратилась ее жизнь.

 77

 Фрэн знала, что если будет читать, лежа в постели, то заснет. Поэтому она переоделась в старенькую пижахму и устроилась в удобном кожаном кресле, положив ноги на подушку.
 Сначала она взялась за материалы о Гэри Лэше. Он учился в хорошей школе, в приличном колледже, хотя и не принадлежал к «Лиге плюща». Ничего удивительного, что закончил он колледж с оценкой «Б-минус». Потом Гэри учился в медицинском институте в Колорадо. Позже стал работать вместе с отцом. Вскоре отец умер, и Гэри встал во главе клиники.
 И тут он начал блистать, заметила Фрэн. Сначала знакомство, потом роман и помолвка с Молли Карпентер. Все больше и больше статей о клинике Лэша и ее харизматическом управляющем. Потом рассказы о Гэри и его партнере Питере Блэке, которые организовали ХМО «Ремингтон» при финансовой поддержке Кела Уайтхолла.
 Далее шли материалы о потрясающей свадьбе Гэри и Молли. Затем вырезки, посвященные блестящей паре, — Гэри и Молли на благотворительных вечерах, балах, аукционах и других светских мероприятиях.
 Статей, посвященных клинике и ХМО «Ремингтон», тоже стало больше. Гэри приглашали выступить на различных медицинских конференциях. Фрэн прочла некоторые речи. Обычная болтовня, решила она и отложила их в сторону.
 Все остальные материалы были посвящены смерти Гэри. Гора статей об убийстве, о Молли, о процессе над ней.
 Фрэн неохотно сделала вывод, что Гэри был самым заурядным врачом, которому хватило ума выгодно жениться и создать ХМО. В этом цирке он и выступал до самой смерти.
 Что ж, пора перейти к всемогущему Келвину Уайтхоллу. Фрэн вздохнула. Через сорок минут, с красными от усталости глазами, она произнесла вслух:
 — А вот этот парень — совсем другое дело. Его правильнее было бы называть безжалостным, а не всемогущим. Просто чудо, что он до сих пор на свободе.
 Список дел, возбужденных против Кела Уайтхолла, занял не одну страницу. Примечания указывали на те немногие, которые были улажены за неизвестную сумму. Но в большинстве случаев Кел выиграл или дело было закрыто.
 Потом появилось много статей о слиянии четырех менее крупных ХМО с «Ремингтоном», хотя в них упоминалось о возможном поглощении самого «Ремингтона» более сильными конкурентами.
 Фрэн подумала, что предстоящее слияние и в самом деле под угрозой, и продолжала читать. У Кела были большие деньги, но если верить газетным статьям, то в Американской национальной страховой компании акции принадлежали весьма влиятельным и богатым людям. Все кругом уверены, что будущее медицины в США зависит от руководителя Американской национальной страховой компании, бывшего хирурга. Если их слова приведены верно, то владельцы Американской национальной сделают все, чтобы так и случилось.
 В отличие от Гэри Лэша Кел Уайтхолл ни разу не был замечен на благотворительных мероприятиях, никогда не выступал в роли спонсора. Но был один общественный фонд, при упоминании о котором с Фрэн сразу же слетел весь сон. Келвин Уайтхолл был членом библиотечного фонда вместе с ее отцом! Имя Уайтхолла упоминалось в статьях, посвященных краже денег из фонда. Фрэн не знала, что Уайтхолл был в этом замешан. Но откуда ей было знать? Она была совсем юной и уехала из Гринвича сразу же после самоубийства отца. Статьи с нелестными заголовками сопровождались фотографиями ее отца.
 Фрэн встала и подошла к окну. Было уже за полночь, и хотя во многих квартирах еще горел свет, было ясно, что город готовится ко сну.
 Она сердито подумала о том, что, как только доберется до Уайтхолла, обязательно задаст ему несколько неприятных вопросов. Например, как отец мог взять из фонда такую огромную сумму, чтобы от нее не осталось ни следа? Вероятно, Уайтхолл сможет рассказать об этом, если Фрэн найдет записи и выяснит, брал отец деньги сразу или по частям.
 Келвин Уайтхолл, финансист, размышляла Фрэн. Прошли годы, но он по-прежнему процветает. Он наверняка сможет ответить на ее вопросы об отце или подскажет, где искать ответы.
 Ей уже хотелось лечь, но Фрэн все же решила заглянуть в пару журналов из тех, что она привезла от Молли. Молли предупреждала, что они очень старые, но Фрэн удивилась, увидев, что самый ранний из них почти двадцатилетней давности. Самый последний вышел в свет тринадцать лет назад.
 Фрэн просмотрела сначала самый старый. В оглавлении была отмечена статья под заголовком «Взываю к разуму». Фамилия и имя автора — Адриан Лоу — показались смутно знакомыми Фрэн, но она, возможно, ошибалась. Она начала читать, и рассуждения мистера Лоу ей совсем не понравились. Ее ужаснуло написанное.
 Второй журнал, вышедший в свет восемнадцать лет назад, содержал еще одну статью того же автора. Она называлась «Дарвин, выживание сильнейшего и здоровье человека в третьем тысячелетии». Перед текстом была фотография Адриана Лоу, преподавателя медицинского колледжа Меридиан в Колорадо. Его засняли в лаборатории рядом с двумя лучшими ассистентами из числа студентов.
 Глаза Фрэн расширились от изумления, когда она сопоставила фамилию преподавателя и его фотографию, а потом разглядела и студентов.
 — Вот оно! — воскликнула Фрэн. — Это все объясняет.

 78

 В субботу, в десять часов утра, Келвин Уайтхолл начал приводить свой план в исполнение. Он вызвал в кабинет Лу Нокса и заставил позвонить Фрэн Симмонс.
 — Если этой мисс не окажется дома, будешь набирать ее номер каждые полчаса, — приказал Уайтхолл. — Я хочу, чтобы она попала в Уэст-Реддинг сегодня, в крайнем случае завтра. Я не могу дольше держать в узде нашего друга, доктора Лога.
 Лу знал, что он не должен ни комментировать услышанное, ни реагировать на слова хозяина. На этой стадии развития событий Кел всегда разговаривал сам с собой.
 — У тебя сотовый телефон с собой, Лу?
 — Да, сэр.
 Необходим был именно этот сотовый телефон, потому что на него не среагирует определитель номера, если таковой есть у Фрэн Симмонс, а если кто и попытается отследить звонок, то телефон был зарегистрирован на фальшивое имя в округе Ветчестер.
 — Давай звони. И постарайся говорить убедительно. Вот номер ее телефона. Я рад сообщить, что он значился в телефонном справочнике. — Если бы его там и не оказалось, размышлял Кел, то он попросил бы Дженну узнать его у Молли под предлогом того, что он хочет назначить встречу с репортершей. Но Кел был рад, что все эти хитрости не понадобились. Иначе он бы отступил от своего золотого правила: чем меньше людей заняты в деле, тем лучше.
 Лу взял листок бумаги и начал нажимать на кнопки телефона. Трубку сняли после второго звонка. Лу кивнул Келвину, внимательно смотревшему на него.
 — Алло? — прозвучал голос Фрэн.
 — Мисс Симмонс? — спросил Лу, имитируя легкий немецкий акцент своего покойного отца.
 — Да. Простите, с кем я говорю?
 — Я не могу сказать по телефону, но вчера в кафетерии клиники Лэша я случайно слышал ваш разговор с миссис Бренеган. — Он помолчал для большего эффекта. — Мисс Симмонс, я работаю в клинике и должен сказать, что вы правы. Здесь и в самом деле происходит нечто ужасное.
 Фрэн, сидя в гостиной все еще в пижаме, прижимая к уху трубку радиотелефона, пыталась найти ручку. Нашарив ее на полу, она схватила блокнот для записей.
 — Я знаю, — спокойно ответила она, — но, к сожалению, не могу ничего доказать.
 — Я могу доверять вам, мисс Симмонс?
 — Что вы имеете в виду?
 — Есть один старик, доктор. Он создает лекарства, которые потом проверяют на пациентах клиники. Он боится, что доктор Блэк хочет его убить, и поэтому готов рассказать всю историю, пока ему не заткнули рот. Старикан знает, что у него будут неприятности, но его это не волнует.
 Фрэн решила, что звонивший наверняка говорит о Докторе Адриане Лоу, авторе тех статей, что она успела прочитать.
 — Он уже говорил с кем-нибудь об этом? — спросила Фрзн.
 — Я знаю точно, что нет. Я доставляю пакеты от него в клинику. Я этим занимаюсь довольно давно, но до вчерашнего дня не знал, что в них находится. Доктор рассказал о своих экспериментах, его буквально распирало от радости. Он хочет, чтобы весь мир узнал, как ему удалось вывести из комы младшую Колберт перед самой смертью. — Лу понизил голос до хриплого шепота: — Мисс Симмонс, у него все записано на пленку. Я знаю, я сам видел.
 — Я бы хотела поговорить с этим человеком. — Фрэн старалась отвечать невозмутимо.
 — Мисс Симмонс, он старый человек, живет как отшельник. Хоть доктор и говорит, что хочет рассказать обо всем людям, но он очень напуган. Если вы приедете не одна, он спрячется в свою раковину и ничего вам не скажет.
 — Если он хочет, чтобы я приехала одна, значит, я приеду одна. Честно говоря, мне самой так удобнее.
 — Сегодня в семь вечера вас устроит?
 — Разумеется. Куда мне приехать?
 Лу сложил указательный и большой пальцы в знак «о'кей» и показал Келу.
 — Вы знаете, где находится Уэст-Реддинг, штат Коннектикут, мисс Симмонс? — спросил он.

 79

 Эдна позвонила Марте рано утром в субботу.
 — Уолли все еще спит, так что можешь не торопиться, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал обыденно. На самом деле ей больше всего хотелось сказать соседке, чтобы та не беспокоилась понапрасну и не заходила с ними попрощаться. Но Эдна понимала, что это прозвучало бы слишком грубо, особенно после того, как она отказалась встретиться с Мартой накануне вечером.
 — Я испеку кофейный кекс, — пообещала Марта. — Я знаю, как Уолли любит мою выпечку. Звякни, как только будете готовы, и я приду.
 Следующие два часа Марта с тревогой ждала звонка Эдны. Она подозревала, что дома у старинной подруги не все в порядке. Марта по голосу догадалась, что Эдна пребывает под влиянием еще более сильного стресса, чем накануне. И потом, она же видела, как соседка отъезжала от дома после девяти вечера, что само по себе было необычным. Марта знала, что Эдна терпеть не может ездить по вечерам. Значит, что-то и в самом деле случилось.
 Возможно, Эдне с сыном действительно будет лучше уехать из города. Март оказался таким неудачным месяцем, столько неприятностей. В Роуэйтоне убили медсестру. Молли Лэш, вполне вероятно, отправится обратно в тюрьму. Ее вообще-то стоило бы изолировать. Миссис Колберт умерла следом за своей дочерью.
 Эдна позвонила в половине двенадцатого.
 — Мы готовы съесть твой кофейный кекс, — объявила она.
 — Уже иду, — ответила Марта и облегченно вздохнула.
 Стоило ей только переступить порог кухни в доме Эдны, как она сразу поняла, что неприятности в самом разгаре. Ничего не кончилось. Ей было ясно, что Уолли пребывает в самом мрачном расположении духа. Он был растрепан и стоял, глубоко засунув руки в карманы и бросая на мать сердитые взгляды.
 — Уолли, посмотри, что я тебе принесла, — обратилась к нему Марта. Она развернула алюминиевую фольгу и показала ему кекс в форме кольца. — Еще теплый.
 Уолли не обратил на нее внимания.
 — Мама, я только хотел поговорить с ней. Что в этом плохого?
 О господи. Марта сообразила, что вечером Уолли навещал Молли Лэш.
 — Я не заходил в дом. Я просто заглянул в окно. И в прошлый раз я в доме не был. Ты мне не веришь?
 Марта заметила испуганное выражение на лице Эдны. Она подумала, что зря пришла, и оглянулась по сторонам, словно искала предлог, чтобы уйти. Эдна терпеть не могла, когда Марта становилась свидетельницей плохого настроения Уолли. Иногда он болтал невесть что. Да что там, Марта сама слышала, как сын оскорблял Эдну.
 — Уолли, дорогой, попробуй кекс, который испекла Марта, — взмолилась Эдна.
 — Молли сделала то же самое, что и в тот вечер, когда я стоял за окном, мама. Она включила свет и испугалась. Но я не знаю, чего она испугалась вчера вечером. Там не было окровавленного доктора Лэша, как тогда.
 Марта положила нож, который взяла, чтобы разрезать кекс. Она повернулась к своей подруге, с которой была знакома тридцать лет.
 — О чем это говорит Уолли, Эдна? — спокойно спросила она. Фрагменты головоломки начали постепенно складываться в единое целое.
 Эдна расплакалась.
 — Он болтает неизвестно что. Скажи Марте, Уолли. Ты же просто так говоришь.
 Реакция матери явно удивила его.
 — Прости, мама. Обещаю, что больше не буду говорить о Молли.
 — Нет, Уолли, я думаю, тебе лучше все рассказать, — вмешалась Марта. — Эдна, если Уолли что-то знает о смерти доктора Лэша, то, сын он тебе или не сын, ты должна отвезти его в полицейский участок, и пусть его выслушают. Ты не можешь допустить, чтобы несчастная женщина предстала перед советом по досрочному освобождению и отправилась обратно в тюрьму, если она не убивала своего мужа.
 — Уолли, принеси сумки из машины. — Голос Эдны Барри звучал вяло и обреченно, хотя ее глаза умоляюще смотрели на Марту. — Я знаю, что ты права. Я должна разрешить Уолли поговорить с детективами, но позволь мне подождать до понедельника. Мне необходимо найти адвоката, чтобы он мог защитить Уолли.
 — Если Молли Лэш провела пять с половиной лет в тюрьме за преступление, которого она не совершала, думаю, тебе самой понадобится адвокат, — ответила Марта. В ее глазах были печаль и отчаяние, когда она посмотрела через кухню на подругу.
 Женщины замолчали, а Уолли с чавканьем откусил кусок кекса.

 80

 Остаток дня в субботу Фрэн провела за чтением статей, написанных либо самим доктором Адрианом Лоу, либо о нем. На его фоне доктор Кеворкян, ратовавший за эвтаназию, выглядел Альбертом Швейцером. Философия Лоу была простой: благодаря достижениям медицины многие люди живут слишком долго. На стариков расходуются финансовые и медицинские средства, которые пригодились бы в других местах.
 В одной из статей доктор Лоу прямо заявлял, что продуманное лечение хронически больных людей никому не нужно и слишком накладно. Решение о прекращении лечения должны принимать эксперты-медики, не спрашивая согласия родственников.
 В другой статье приводилось высказывание Лоу о том, что недееспособные пациенты — это ценный материал для исследования новых или неапробированных препаратов. Лекарство может либо помочь таким больным, либо они умрут. И в том, и в другом случае общество только выиграет.
 Следя за карьерой Адриана Лоу по многочисленным публикациям, Фрэн выяснила, что он зашел настолько далеко в своих теориях, что его уволили из медицинского института, где он преподавал, и Американская медицинская ассоциация осудила его. В какой-то момент его обвинили в намеренном убийстве трех пациентов, но вина не была доказана. После этого Адриан Лоу исчез. Фрэн наконец вспомнила, почему ей показалось знакомым это имя. Его обсуждали на занятиях по этике, которые она посещала в колледже.
 Неужели Гэри Лэш устроил Адриана Лоу в Уэст-Реддинге, чтобы он мог продолжать свои научные исследования? И не затем ли он привез в клинику студента опального профессора, а именно Питера Блэка, чтобы тот помогал проводить эксперименты на ничего не подозревающих пациентах? На первый взгляд все выглядело именно так.
 Фрэн решила, что такое объяснение имеет смысл, логический, ужасный, трагический смысл. С божьей помощью вечером она получит доказательства. Если этот сумасшедший профессор желает, чтобы о его так называемых достижениях узнал весь мир, то он обратился к тому, к кому следовало. Фрэн не могла дождаться. Только бы добраться до него.
 Ее неизвестный собеседник очень четко объяснил, как доехать до фермы Лоу. Уэст-Реддинг находился примерно в шестидесяти милях к северу от Манхэттена. Фрэн порадовалась, что на дворе март, а не август. Летом шоссе было бы забито отпускниками, устремившимися на пляжи. Она все равно решила выехать пораньше. Ей нужно быть у доктора к семи часам, но она не могла дождаться этой встречи.
 Фрэн задумалась о том, какую записывающую аппаратуру взять с собой. Ей не хотелось, чтобы Лоу испугался и отказался говорить, и она молилась, чтобы он позволил записать интервью не только на магнитную, но и на видеопленку. В конце концов Фрэн решила взять и диктофон, и видеокамеру. И то, и другое с легкостью уместилось в сумке вместе с блокнотом.
 Статьи, написанные на основе интервью с профессором Лоу, всегда были очень подробными и многословными. Фрэн надеялась, что он по-прежнему любит всех посвящать в свои теории.
 К двум часам дня она закончила записывать вопросы, которые хотела задать профессору Лоу. Без четверти три она уже была одета. Фрэн позвонила Молли, чтобы проверить, как у той дела, и встревожилась, услышав ее безжизненный голос.
 — Ты одна, Молли?
 — Да.
 — Кто-нибудь приедет к тебе?
 — Звонил Филип, он хотел заехать. Но я жду Дженну, так что его я попросила приехать завтра.
 — Молли, я пока не могу об этом говорить, но произошло столько всего интересного. По-моему, я напала на кое-что стоящее. Эта информация поможет тебе и Филипу.
 — Неужели хорошие новости, Фрэн?
 — Молли, сегодня вечером я должна быть в Коннектикуте. Если поеду сейчас, то смогу заехать к тебе по дороге. Как ты на это посмотришь?
 — Не беспокойся из-за меня, Фрэн.
 — Я буду через час, — пообещала Фрэн и быстро повесила трубку, чтобы Молли не успела сказать «нет».
 Молли сдалась, решила Фрэн, нетерпеливо нажимая кнопку лифта. В этом состоянии ее нельзя ни на минуту оставлять одну.

 81

 «Это все по моей вине», — снова и снова повторял себе Филип Мэтьюз. Когда Молли вышла из ворот тюрьмы, ему следовало насильно затащить ее в машину. Она не сознавала, что делает, когда обращалась к прессе. Молли не понимала, что нельзя сказать совету по досрочному освобождению, что она принимает на себя ответственность за смерть мужа, потом выйти на свободу и заявить, что его не убивала. Почему он не помешал ей?
 Прокурор мог поставить вопрос об аннулировании досрочного освобождения в ту минуту, когда Молли произнесла эти слова, рассуждал про себя Филип. Прокурор этого не сделал, значит, теперь он охотится за Молли только в связи с новым делом.
 Единственным шансом спасти Молли от тюрьмы на заседании совета в понедельник будут весомые доказательства в пользу того, что не она убила Анна-Марию Скалли. Если это удастся, то потом ему придется умолять членов совета понять, что Молли не обманывала их на слушании, а просто хотела, чтобы к ней вернулась память, чтобы она вспомнила все подробности того страшного вечера и осознала свою вину. Этот аргумент может сработать. Если только ему удастся уговорить Молли придерживаться этой версии.
 Филип вспомнил, как Молли говорила репортерам, что вспомнила о присутствии в доме постороннего в вечер убийства мужа. Она сказала и о том, что в глубине души не верит, что способна убить человека. Он должен попытаться убедить совет, что это слова женщины, сломленной горем и отчаянием, а не лицемерки, пытавшейся ввести их в заблуждение. Он может сослаться и на то, что в тюрьме Молли страдала от глубокой депрессии. Об этом есть записи.
 И все же никакие разговоры о душевном состоянии Молли не помогут, если он не заставит членов совета усомниться в том, что именно она убила Анна-Марию Скалли. Все дело только в этом.
 Вот почему во второй половине дня в субботу Филип Мэтьюз отправился в Роуэйтон. На парковке у «Морского фонаря», где погибла Анна-Мария, не осталось никаких следов. Асфальт нуждался в ремонте, белые полосы, отделявшие одно место для машины от другого, почти совсем стерлись, но посетители все равно оставляли здесь автомобили. Ничто не напоминало о страшной смерти молодой женщины, не предсказывало, что Молли Лэш проведет остаток дней в тюрьме, потому что на ее ботинках и в ее машине эксперты обнаружили следы крови Анна-Марии.
 Филип привлек к делу опытного детектива, которому мог доверять. Они вместе начали собирать доказательства, которые можно будет представить в суде.
 Молли сказала, что в тот вечер видела средних размеров седан, выехавший с парковки, когда она выходила из ресторанчика. Детектив уже установил, что никто из посетителей не выходил незадолго до Анна-Марии.
 Молли сказала, что сразу направилась к своей машине. Она заметила на стоянке джип, еще когда приехала, но не могла знать, что это машина Анна-Марии. Детектив предположил, что Молли могла наступить в кровь, а потом оставила след на коврике в машине.
 Любые свидетельские показания можно поставить под сомнение, кипятился Филип, направляясь к ресторанчику. Кровь на обуви — единственная серьезная улика, которая связывает Молли с совершенным преступлением. Если в том седане сидел убийца, следовательно, он все время оставался на парковке, потому что Молли видела, как он уезжал. А это могло произойти только в том случае, рассуждал Филип, если убийца зарезал Анна-Марию, добежал до своей машины и уехал в тот момент, когда Молли вышла из «Морского фонаря». Орудие убийства так и не нашли. Значит, Филип сможет заявить, что капли крови упали с ножа убийцы на асфальт, а Молли по неосторожности наступила на них и не заметила.
 Мэтьюз снова оглядел стоянку. Есть еще один момент, который пока невозможно объяснить. Почему неизвестный убийца расправился с Анна-Марией? Зачем кому-то следовать за ней до ресторанчика, ждать, пока она выйдет, и потом убивать? В ее личной жизни ни одной зацепки. Филип тщательно все проверил, но после романа с Гэри Лэшем не нашел ничего. Он помнил, что у Фрэн Симмонс есть какая-то своя теория. Что-то насчет клиники и того, о чем знала Анна-Мария. Ему оставалось только надеяться, что Фрэн что-нибудь найдет, и как можно быстрее.
 Когда Филип вошел в «Морской фонарь», он с облегчением увидел, что за стойкой стоит Бобби Берк, а не Глэдис Флюгель. Детектив предупредил его, что история официантки о том, как Молли удерживала Анна-Марию и не давала ей уйти, с каждым разом обрастала все новыми подробностями.
 Филип сел у стойки.
 — Привет, Бобби, — поздоровался он. — Как насчет чашки кофе?
 — Быстро вы приехали, мистер Мэтьюз. Это вам, наверное, мисс Симмонс позвонила?
 — О чем ты говоришь, Бобби?
 — Я звонил мисс Симмонс час назад и оставил ей сообщение.
 — Какое?
 — Та супружеская пара, которую вы искали, помните? Те, кто ужинал здесь в прошлое воскресенье вечером. Я о них рассказывал. Сегодня они зашли на ленч. Они из Норуолка. Оказалось, они ездили в Канаду и вернулись только вчера вечером. Они ничего не знали о том, что здесь случилось. Представляете? Они сказали, что будут рады поговорить с вами. Их фамилия Хилмер. Артур и Джейн Хилмер. — Бобби понизил голос: — Мистер Мэтьюз, только между нами. Когда я рассказал о том, что Глэдис наговорила полиции, они заявили, что все это чепуха. Они не слышали, чтобы миссис Лэш дважды окликала Анна-Марию. Они говорят, что она сделала это только один раз. Она крикнула: "Анна-Мария! " — и все. Она точно не кричала: "Подождите, Анна-Мария! " Это миссис Хилмер окликнула Глэдис: «Подойдите же к нам», пытаясь привлечь ее внимание.
 Филип Мэтьюз знал, что с годами превратился в законченного циника. Поведение людей было предсказуемым, они всегда разочаровывали. Но в эту минуту адвокат почувствовал себя ребенком в Стране чудес.
 — Продиктуй номер телефона Хилмеров, Бобби, — попросил он. — Это просто здорово!
 Бобби улыбнулся.
 — Есть и еще кое-что, мистер Мэтьюз. Хилмеры утверждают, что в тот вечер, когда они подъехали к «Морскому фонарю», они видели парня в седане среднего размера, стоявшем на парковке. Они отлично его разглядели, потому что, когда их машина поворачивала, фары осветили его лицо. Они его описали. Я уверен, что этот парень сюда не заходил. В тот вечер народу было мало, я бы его запомнил.
 Филип вспомнил, что Молли с самого начала говорила о седане, выезжавшем со стоянки. Неужели дело сдвинулось с мертвой точки?
 — Хилмеры предупредили, что будут сегодня дома не раньше девяти, мистер Мэтьюз. Они сказали, что тот, кто захочет с ними поговорить, может просто подождать их возле дома. Они понимают, как это важно для миссис Лэш, и им не терпится помочь.
 — Я буду сидеть у них под дверью, клянусь богом, — заверил парня Филип Мэтьюз.
 — Хилмеры говорят, что в тот вечер припарковались рядом с новеньким «Мерседесом». Они это запомнили, потому что было холодно, и они постарались поставить машину поближе к дверям ресторана. Я сказал им, что это наверняка была машина миссис Лэш.
 — Я определенно нанял не того человека, чтобы он помогал мне с расследованием. Где ты этому научился, Бобби? — спросил Филип.
 Парень добродушно улыбнулся:
 — Мистер Мэтьюз, я сын общественного защитника, а мой отец хороший учитель. Я тоже собираюсь стать общественным защитником.
 — Ты отлично начинаешь. — Филип тоже улыбнулся. — Но все-таки налей мне кофе, Бобби.
 Потягивая крепкий кофе, Филип обдумывал, как поступить. Позвонить Молли и рассказать ей о Хилмерах? Нет, не стоит. Он подождет до того момента, пока сам встретится с ними. Возможно, они смогут рассказать намного больше, чтобы помочь Молли. И потом ему понадобится художник, если возможно, прямо завтра, чтобы он мог по их рассказам нарисовать портрет парня со стоянки. Это было бы спасением!
 Ах, Молли, Молли! Филип вздохнул, вспоминая ее печальное, испуганное лицо. Он был готов отдать свою правую руку, только бы спасти ее от этого кошмара. Адвокат Филип Мэтьюз отдал бы все на свете за ее улыбку.

 82

 Очень методично и подробно Кел Уайтхолл готовил Лу к заданию. Он объяснил, насколько важен элемент внезапности для выполнения их плана.
 — Будем надеяться на то, что окно лаборатории на втором этаже будет открыто и ты без труда сможешь бросить туда тряпку, смоченную бензином. В противном случае тебе придется разбить стекло, — говорил Кел. — Я вспомнил, что шланг от баллона с кислородом довольно короткий, но у тебя будет время, чтобы спуститься по лестнице и отбежать подальше до взрыва.
 Лу внимательно слушал, а Кел принялся рассказывать, что доктор Лог уже позвонил ему, обрадованный предстоящей встречей с журналисткой. Совершенно очевидно, что старику не терпится показать Фрэн Симмонс свое святилище, так что можно рассчитывать на то, что они оба будут в лаборатории в тот момент, когда начнется пожар.
 — Все будет выглядеть как несчастный случай, если их останки все-таки найдут на месте взрыва, — небрежно заметил Кел. — Полиция решит, что если бы они оказались внизу, то смогли бы спастись. Но со второго этажа убежать невозможно, — продолжал он. — Дверь из лаборатории на веранду второго этажа всегда закрыта на два замка, потому что доктор Лог боится покушений на свою жизнь.
 И правильно делает, подумал Лу, но все же оценил привычное внимание Кела к мелочам, которое может спасти жизнь ему, Лу Ноксу.
 — Если ты выполнишь все как следует, Лу, — а я не советую тебе совершать ошибки, — пожар и последовавший за ним взрыв решат обе проблемы. Мы избавимся и от Фрэн Симмонс, и от доктора Лога. Ферма была построена больше ста лет назад, поэтому внутренняя лестница очень узкая и крутая. Так что после взрыва едва ли кто-то из них сумеет выбежать из лаборатории, пробежать по коридору и спуститься вниз. Им не хватит времени. Но ты должен быть готов и к такому повороту событий.
 Готовность в понимании Кела предполагала наличие у Лу оружия. Последний раз Лу стрелял почти семь лет назад, но такие навыки не пропадают. Это все равно что езда на велосипеде или плавание. Последнее время он отдавал предпочтение хорошему острому ножу.
 Ферма располагалась в уединенном месте в лесу, и, хотя взрыв будет слышен в окрестностях, Кел полагал, что Лу успеет выбраться на шоссе до приезда полиции и пожарных. Лу старался не показывать своего нетерпения, хотя обилие информации, которую вываливал на него Кел, начинало действовать на нервы. Лу достаточно часто бывал на ферме и хорошо представлял местность. А уж о себе он сумеет позаботиться.
 В пять часов Лу вышел из квартиры над гаражом. Было еще слишком рано, но Кел считал, что необходимо предусмотреть вероятные задержки в пути, чтобы не загубить весь план.
 — Тебе понадобится время, чтобы припарковать машину на ферме до приезда Фрэн Симмонс. И ты должен поставить машину так, чтобы она ее не увидела, — предупредил Кел.
 Когда Лу уже сидел за рулем, Кел вышел из-за гаража.
 — Хочу проводить тебя, — сказал он с дружелюбной улыбкой. — Дженна решила провести вечер с Молли Лэш. Когда вернешься, зайди в дом, пропустим по рюмочке.
 «И после такого задания ты позволишь называть тебя Келом, — подумал Лу. — Премного благодарен, старина». Он завел мотор и поехал к автостраде, первому отрезку пути к Уэст-Реддингу.

 83

 Фрэн показалось, что за прошедшие сутки состояние Молли стало хуже. Под глазами залегли синие тени, зрачки были расширены, губы и кожа стали серыми. Голос звучал тихо и неуверенно. Фрэн приходилось прислушиваться, чтобы разобрать слова.
 Они сидели в кабинете, и Фрэн заметила, что время от времени Молли оглядывается по сторонам, словно не верит тому, что видит.
 Она выглядела такой одинокой, такой несчастной, такой встревоженной. Если бы только ее родители могли быть рядом!
 — Молли, я понимаю, что это не мое дело, но я просто обязана тебя спросить, — сказала Фрэн. — Не могла бы твоя мать оставить отца и приехать к тебе? Она ведь так тебе нужна.
 Молли покачала головой, и на мгновение голос ее стал тверже:
 — Ни в коем случае, Фрэн. Если бы не удар, они оба были бы сейчас здесь. Я думаю, что удар был намного серьезнее, чем они мне говорят. Я разговаривала с папой, голос у него бодрый, но... Я причинила им столько горя, что, если с ним что-нибудь случится, пока мама будет здесь со мной, я сойду с ума.
 — А что с ними будет, если они потеряют тебя? — напрямую спросила Фрэн.
 — То есть?
 — Я очень беспокоюсь за тебя, и Филип тоже. И Дженна переживает. Давай говорить откровенно. Существует очень высокая вероятность того, что в понедельник тебя снова возьмут под стражу.
 — Наконец-то мы заговорили откровенно. — Молли вздохнула. — Спасибо, Фрэн.
 — Послушай меня. Я уверена, что даже если тебе придется вернуться в «Ниантик», ты очень скоро оттуда выйдешь. И это будет не условно-досрочное освобождение, а полное оправдание!
 — Когда-нибудь, когда-нибудь, — мечтательно повторила Молли. — Я и не знала, что ты веришь в сказки.
 — Перестань, — попросила Фрэн. — Молли, мне не хочется оставлять тебя в таком состоянии, но у меня назначена встреча, она чрезвычайно важна для многих людей, включая и тебя. Иначе я бы никуда не уехала. И знаешь почему? Потому что мне кажется, что ты уже сдалась. Я думаю, что ты решила не являться на заседание совета в понедельник.
 Молли вопросительно подняла брови, но не возразила.
 — Прошу тебя, Молли, поверь мне. Мы почти докопались до правды. Я в этом не сомневаюсь. Поверь в меня. Поверь в Филипа. Возможно, для тебя это неважно, но он любит тебя. Филип не остановится, пока не докажет, что ты и есть настоящая жертва всех этих событий.
 — Мне нравятся строчки из «Американской трагедии», — пробормотала Молли. — Если я не ошибаюсь: «Люби меня, пока я живу, а потом забудь».
 Фрэн встала.
 — Молли, — ее голос звучал очень спокойно, — если ты в самом деле решишь покончить с собой, то ты сделаешь это, одна или в окружении целой армии. Но должна тебе сказать вот что: я зла на отца за то, что он покончил жизнь самоубийством. Нет, я не просто зла, я вне себя от гнева. Он украл много денег и наверняка отправился бы в тюрьму. Но потом бы он вышел, а я ударила бы во все колокола, встречая его.
 Молли сидела молча, уставившись на свои руки. Фрэн нетерпеливо смахнула слезы.
 — В худшем случае ты отсидишь свой срок до конца, — сказала Фрэн. — Не думаю, что такое случится, но все же допустим. Ты все равно будешь еще молода, чтобы по меньшей мере лет сорок радоваться жизни. Именно радоваться. Ты не убивала Анна-Марию Скалли. Мы все это знаем, и Филип не оставит от обвинений камня на камне. Так что давай соберись, девочка. В твоих жилах течет голубая кровь. Значит, ты — первый сорт. Так докажи это!
 Молли стояла у окна и смотрела вслед отъезжающей машине Фрэн. «Хорошие слова, Фрэн, ты пыталась меня ободрить, но слишком поздно. Во мне не осталось ничего первосортного».

 84

 Доктор-отшельник нетерпеливо ждал появления Фрэн Симмонс. Наконец ее автомобиль показался на подъездной дорожке. Она позвонила в дверь ровно в семь часов, и это его порадовало. Он, ученый, был пунктуален сам и ожидал пунктуальности от других.
 Он открыл дверь и в старомодной изысканной манере выразил радость от встречи с Фрэн.
 — Почти двадцать лет я прожил здесь под именем доктора Адриана Лога, и все считали меня офтальмологом на пенсии, — сказал он. — Мое настоящее имя, и я с удовольствием называю его, Адриан Лоу. Но вы его уже знаете.
 Фрэн видела в журналах его фотографии двадцатилетней давности, и на них был запечатлен куда более крепкий мужчина, чем тот, что стоял перед ней. В нем было меньше шести футов роста, худой, немного сутулый. Редеющие волосы стали почти белыми. Любой назвал бы выражение бледно-голубых глаз добрым. Манера поведения была скорее почтительной, почти застенчивой, когда он пригласил Фрэн в маленькую гостиную. Она выбрала кресло с жесткой спинкой, а не качалку, предложенную хозяином дома.
 В целом Адриан Лоу оказался совсем не таким, каким мысленно рисовала его Фрэн. А чего, собственно, она ожидала? Пожалуй, после прочитанных статей и всего, что Фрэн узнала о нем, Адриан Лоу представлялся размахивающим руками фанатиком с горящими глазами или копией нацистского доктора-убийцы.
 Фрэн уже собиралась спросить, позволит ли доктор записать интервью, когда Лоу сказал:
 — Я надеюсь, что вы не забыли диктофон, мисс Симмонс. Я не хочу, чтобы меня, цитировали неверно.
 — Разумеется, доктор. — Фрэн открыла сумку, достала диктофон и включила его. Не стоит давать ему понять, как много ей уже известно. Надо задать все приготовленные вопросы. Эта пленка сможет стать важной уликой.
 — Я намерен провести вас в лабораторию и все рассказать там, но сначала позвольте мне объяснить, почему вы здесь. Нет, вернее, почему я оказался здесь. — Доктор Лоу со вздохом откинулся на спинку кресла. — Мисс Симмонс, вы наверняка слышали выражение «нет худа без добра». Это наиболее верно, если говорить о медицине, где постоянно необходимо делать выбор, иногда очень непростой.
 Фрэн слушала Адриана Лоу, никак не комментируя его слова, а доктор негромко, иногда оживленно, излагал свои взгляды на медицинский уход и на необходимость вложить другой смысл в понятие «лечение хронических больных».
 — Иногда необходимо прекратить лечение, и я говорю не только об отключении систем жизнеобеспечения, — говорил он. — Предположим, человек перенес третий инфаркт, или ему уже больше семидесяти, а он больше пяти лет пользуется гемодиализом или потратил огромные деньги на неудачную пересадку сердца или печени. Не пора ли таким людям платить по счетам? Это же божья воля, так почему мы должны сражаться с неизбежным? Пациент может не соглашаться, разумеется, да и семья может подать иск. Вот почему должен существовать совет, обладающий властью ускорить неотвратимый финал, не обсуждая это ни с пациентом, ни с его родственниками, избавляя, таким образом, медицинское учреждение от дальнейших трат. Этот совет должен принять объективное, клинически обоснованное, научное решение.
 Фрэн в ужасе слушала изложение невообразимой теории.
 — Правильно ли я вас поняла, доктор Лоу? Ни пациент, ни его семья не только не смогут как-то повлиять на это решение, но даже и не узнают о том, что пациента решено умертвить?
 — Совершенно верно.
 — И вы также утверждаете, что больные люди должны стать подопытными животными для экспериментов, которые будете ставить вы и ваши коллеги?
 — Дорогая моя, — снисходительно ответил Лоу, — у меня есть одна пленка, и я хочу, чтобы вы ее посмотрели. Возможно, это поможет понять, почему так важны мои исследования. Вы, вероятно, слышали о недавней смерти Наташи Колберт, молодой женщины из влиятельной и богатой семьи.
 Фрэн не верила своим ушам. Господи, неужели он сейчас признается в том, что сделал с Наташей?
 — Произошло печальное недоразумение, и вместо обычного физиологического раствора мисс Колберт был введен препарат, предназначенный для хронически больной пожилой пациентки.
 В результате она впала в необратимую кому и в этом состоянии провела шесть лет. Я проводил эксперименты, пытаясь найти препарат, способный справиться с необратимой комой. И вот вчера вечером, пусть всего на несколько минут, я мог наслаждаться успехом. Но этот успех предвещает новую эру в науке. Позвольте мне продемонстрировать вам доказательства.
 Фрэн смотрела, как доктор Лоу вставляет кассету в видеомагнитофон, соединенный с телевизором последнего поколения.
 — Я никогда не смотрю телевизор, — пояснил Лоу, — но он необходим мне для исследований. Я покажу лишь последние пять минут из жизни Наташи Колберт. Это поможет вам понять, на что я потратил годы, проведенные в этой глуши.
 Не веря своим глазам, Фрэн смотрела на экран, где Барбара Колберт шептала имя дочери и громко охнула, увидев, что Наташа заворочалась, открыла глаза и заговорила. Фрэн видела, что доктор Лоу наслаждается ее изумлением.
 — Вот видите! — воскликнул он.
 В ужасе Фрэн смотрела, как Таша узнала мать, потом закрыла глаза, снова открыла их, попросила мать помочь ей. Слезы потекли по щекам Фрэн, когда Барбара Колберт умоляла дочь не умирать. С ненавистью она смотрела, как доктор Блэк уверяет миссис Колберт, что Наташа так и не приходила в себя.
 — Она продержалась всего минуту. На большее препарата пока не хватает, — объяснил доктор Лоу, останавливая и перематывая назад пленку. — Но скоро выход из необратимой комы станет делом обычным. — Он опустил кассету в карман. — И что вы об этом думаете, моя дорогая?
 — Я думаю, доктор Лоу, что при вашем несомненном таланте усилия ваши направлены не на сохранение жизни и не на улучшение ее качества, а на прекращение жизни больных, которых вы сочли ненужными.
 Он улыбнулся и встал.
 — Видите ли, мисс Симмонс, согласных со мной легионы. А теперь позвольте показать вам мою лабораторию.
 Охваченная ужасом, чувствуя себя все более неуютно наедине с Лоу, Фрэн пошла за ним вверх по узкой лестнице. Наташа Колберт оказалась в коме по вине одного из «высокоэффективных» препаратов доктора Лоу. Из-за него же умерла бабушка Тима, надеявшаяся отпраздновать свое восьмидесятилетие. От рук Питера Блэка, ассистента-убийцы, погибла Барбара Колберт, которая была слишком умна, чтобы поверить, что все увиденное лишь плод ее воображения. Вполне вероятно, что из-за них умерла и мать Билли Галло. Сколько же всего жертв?
 Коридор на втором этаже оказался темным, плохо освещенным, но, когда Адриан Лоу открыл дверь лаборатории, Фрэн словно оказалась на другой планете. Не слишком хорошо представляя себе, какой именно должна быть исследовательская лаборатория, Фрэн все же поняла, что эта оборудована по последнему слову техники.
 Комната была небольшой, но весьма ограниченное пространство использовалось по максимуму, и каждый дюйм служил науке. Не считая мощного компьютера, Фрэн узнала оборудование, которое стояло в кабинете у ее собственного, весьма дорогого врача. Взгляд упал на баллон с кислородом, от которого шли шланги. Некоторые приборы предназначались для исследования препаратов, другие — для исследования живых организмов. Фрэн понадеялась, что объектом исследования были крысы, но ей стало не по себе. Она не понимала, для чего нужна большая часть оборудования, но все поражало невероятной чистотой и порядком. Осторожно двигаясь по комнате, Фрэн думала о том, что увиденное ее впечатляет и ужасает одновременно.
 Лицо Адриана Лоу сияло от гордости.
 — Мисс Симмонс, мой бывший студент Гэри Лэш привез меня сюда, когда меня отлучили от медицины. Он верил в меня и мои исследования и прилагал все усилия, чтобы я мог продолжать эксперименты. Потом он послал за Питером Блэком, еще одним моим учеником, с которым Гэри вместе учился. Правда, позже выяснилось, что это был не самый разумный шаг. Возможно, из-за его проблем с алкоголем, но Блэк превратился в опасного труса. Он неоднократно подводил меня, хотя совсем недавно помог сделать самое большое открытие за всю мою карьеру. Есть еще и Келвин Уайтхолл, организовавший нашу с вами встречу, который поддерживал мои исследования как материально, так и морально.
 — Что сделал Келвин Уайтхолл? — переспросила Фрэн. Ее охватило тревожное предчувствие.
 Адриан Лоу удивленно посмотрел на нее:
 — Именно он организовал это интервью. Келвин предложил, чтобы я поговорил именно с вами. Он обо всем договорился и предупредил меня, что вы приедете.
 Фрэн постаралась аккуратно подобрать слова, задавая следующий вопрос:
 — Что конкретно пообещал вам мистер Уайтхолл, когда предложил дать мне интервью?
 — Дорогая, вы здесь только потому, что сделаете получасовую передачу, которая позволит мне поведать миру о моих достижениях. Бонзы от медицины будут продолжать распинать меня. Но со временем даже они, как и все общество в целом, поймут мудрость моей философии и гениальность моих исследований. Вы, мисс Симмонс, поведете за собой других. Вы будете рекламировать эту программу в самое престижное время на вашем канале.
 Фрэн молчала, ошарашенная и испуганная тем, что услышала.
 — Доктор Лоу, вы понимаете, что на вас, на доктора Блэка и на Келвина Уайтхолла может быть заведено уголовное дело?
 Старик рассердился:
 — Разумеется, понимаю. Келвин охотно признал, что это необходимая составляющая нашей важной миссии.
 О господи! Он стал для них опасен, как и сама Фрэн. Да и лаборатория тоже. Уайтхоллу и Блэку необходимо избавиться от улик, а также от Лоу и Фрэн. Она угодила в ловушку.
 — Доктор, — сказала она, стараясь казаться спокойнее, чем была на самом деле, — мы должны выбираться отсюда. Немедленно. Нас обоих подставили. Келвин Уайтхолл никогда бы не позволил вам выступить перед публикой с рассказом о ваших экспериментах, особенно на телевидении. Вы должны это осознать!
 — Я не понимаю... — На лице доктора Лоу появилось почти детское, изумленное выражение.
 — Поверьте мне, прошу вас.
 Доктор Лоу стоял рядом с Фрэн в самом центре комнаты, опираясь о рабочий стол.
 — Мисс Симмонс, в ваших словах нет смысла. Мистер Уайтхолл...
 Фрэн схватила его за руку:
 — Доктор, здесь опасно оставаться. Мы должны уходить.
 Она услышала шум, ощутила легкий сквозняк. В дальнем конце комнаты кто-то открыл окно.
 — Смотрите! — воскликнула Фрэн, указывая на темный силуэт, еле различимый на фоне вечернего неба.
 Она увидела вспыхнувший огонек, потом чья-то рука подняла его и как будто отвела назад. Фрэн сообразила, что происходит. Тот, кто стоял за окном, собирался бросить что-то горящее внутрь. Лаборатория взлетит на воздух, и они вместе с ней.
 Доктор Лоу вырвал руку из пальцев Фрэн. Она понимала, что бежать бесполезно, но знала, что должна попытаться спастись.
 — Доктор, пожалуйста!
 Но старик с быстротой молнии нагнулся под стол, достал дробовик, громко лязгнул затвором. Лоу прицелился и выстрелил. Грохот оглушил Фрэн. Она увидела, что рука, державшая огонь, исчезла, потом услышала шум упавшего тела. Спустя секунду на веранде взвилось пламя.
 Доктор Лоу сорвал со стены огнетушитель, бросил Фрэн, а сам подбежал к сейфу в стене и принялся в нем рыться.
 Фрэн высунулась из окна. Языки огня лизали подошвы упавшего мужчины, лежавшего на полу веранды. Он громко стонал и держался за плечо, пытаясь остановить кровь. Струя пены из огнетушителя загасила пламя вокруг него, но огонь уже распространился на перила и устремился к лестнице, ведущей вниз. Немного горючей жидкости просочилось между половицами веранды, и пол тоже начал гореть. Фрэн стало ясно, что никакой огнетушитель не спасет этот дом. Она понимала, что если распахнет дверь на веранду, то пламя устремится в лабораторию, и тогда взорвется баллон с кислородом.
 — Доктор, уходите отсюда! — крикнула Фрэн.
 Он кивнул и, подхватив стопку папок, выбежал из лаборатории. Фрэн слышала, как каблуки его ботинок стучат по ступеням внутренней лестницы.
 Она оглянулась и посмотрела на веранду. Нужно было спасти жизнь раненого. Она не могла позволить, чтобы он взлетел на воздух вместе с лабораторией. Держа в руках огнетушитель, Фрэн выбралась из окна на веранду. Пламя вернулось, подбираясь все ближе к раненому и угрожая стене дома. Заливая пеной огонь между окном и лестницей, Фрэн проложила временную тропу. Потенциальный убийца лежал почти у самой лестницы. Фрэн отставила в сторону огнетушитель и, напрягая все силы, перевернула мужчину. На мгновение он задержался на верхней ступеньке, а потом кубарем покатился вниз, испуская жалобные вопли.
 Фрэн попыталась выпрямиться, но поскользнулась в пене и упала, подвернув ногу. Головой она ударилась о верхнюю ступеньку, плечо налетело на острый край следующей, и она рухнула на землю.
 Оглушенная падением, Фрэн сумела подняться как раз в ту минуту, когда из-за утла дома показался доктор Лоу.
 — Берите его за ноги, — скомандовала Фрэн, указывая на раненого. — Помогите оттащить его подальше, пока тут все не взлетело на воздух.
 Во время падения мужчина потерял сознание и ничем не мог им помочь. Скрипя зубами, Фрэн все же сумела с помощью доктора Лоу оттащить Лу Нокса почти на двадцать футов от дома, когда прогремел взрыв, так тщательно спланированный Келвином Уайтхоллом.
 Они были уже в безопасности, когда языки огня взвились к небу и во все стороны полетели обломки.

 85

 После ухода Фрэн Молли поднялась наверх, вошла в ванную комнату и встала перед зеркалом, рассматривая свое лицо. Оно показалось ей чужим, словно она смотрела на незнакомого человека, с которым с удовольствием не встречалась бы.
 — Ты ведь когда-то была Молли Карпентер? — спросила она свое отражение. — Молли Карпентер всегда везло, у нее всего было в избытке. Знаешь, что я тебе скажу? Ее больше здесь нет. И не притворяйся, будто ты — это она. Ты снова станешь таким-то номером из такой-то камеры. Ничего хорошего, правда?
 Молли включила воду в джакузи, насыпала душистую соль и вышла в спальню.
 Дженна обещала заехать после вечеринки с коктейлями. Ее экономка привезет ужин. Дженна будет выглядеть потрясающе, подумала Молли. И она приняла решение. Молли удивит свою подругу, еще один последний раз она притворится Молли Карпентер.
 Через час ее вымытые и высушенные волосы блестели, тональный крем скрывал крути под глазами. В бледно-зеленых слаксах и блузке Молли ждала приезда Дженны.
 Она появилась в половине восьмого и выглядела именно так, как ожидала Молли.
 — Я опоздала, — извинилась Дженна. — Но на этом коктейле собрались все большие шишки Нью-Йорка, так что я не могла удрать пораньше.
 — Я никуда не спешу, — спокойно ответила Молли. Дженна отступила назад и посмотрела на нее.
 — Молли, ты потрясающе выглядишь. Ты великолепна!
 Та пожала плечами:
 — Глупости. Кстати, кажется, твой муж решил нас споить. В дополнение к ужину экономка привезла три бутылки того замечательного вина, которое он приносил в прошлую субботу.
 Дженна рассмеялась:
 — В этом весь Кел. Если одна бутылка стала бы всего лишь приятным напоминанием о выпитом вине, то три бутылки заставят тебя понять, насколько он важная персона. Не слишком плохая черта характера, я бы сказала.
 — Конечно, — согласилась Молли.
 — Давай попробуем, — предложила Дженна. — Давай напьемся? Будто мы те самые девчонки, которые задавали тон в этом городке.
 Так оно и было, мысленно согласилась Молли. Она порадовалась, что оделась и накрасилась. Возможно, это ее последний парад, но пусть вечер пройдет весело. Молли не забыла о том, что собиралась сделать. Не будет она больше сидеть в тюрьме. Хватило же у Фрэн наглости явиться к ней в дом и заставить ее почувствовать себя виноватой. Что она об этом знает? Молли вспомнила слова Фрэн: "Я зла на моего отца... Я вне себя от гнева... Поверь в Филипа. Возможно, для тебя это неважно, но он любит тебя... "
 Молли и Дженна стояли у барной стойки, разместившейся в алькове холла между кухней и маленькой гостиной. Дженна пошарила в ящике, нашла штопор и открыла бутылку вина. Она оглядела полки и выбрала два тонких хрустальных бокала.
 — У моей бабушки тоже были такие, — сказала Дженна. — Помнишь, что старушки нам завещали? Ты получила этот дом и бог знает сколько всего еще, а я шесть бокалов. Только это у бабули и оставалось, когда она покидала грешную землю.
 Дженна налила вино в бокалы, протянула один Молли и велела:
 — До дна.
 Когда они чокались, Молли вдруг стало не по себе. Она увидела в глазах Дженны какое-то новое, непонятное и совершенно неожиданное выражение.
 Молли никак не могла сообразить, что выражал этот взгляд.

 86

 Лу должен был вернуться к половине десятого. Келвин Уайтхолл всегда все рассчитывал точно по минутам. Поэтому он знал почти наверняка, сколько времени уйдет у подручного на то, чтобы доехать до Уэст-Реддинга, сделать дело и вернуться. Келвин посмотрел на часы в библиотеке и признался самому себе, что либо Лу вот-вот появится, либо все пошло не так, как было задумано. Если операция провалилась, то всему конец. Это была игра «пан или пропал».
 К десяти часам Кел стал обдумывать, как он может откреститься от Лу Нокса.
 Десять минут одиннадцатого в дверь позвонили. Келвин дал экономке выходной. Он часто так делал, потому что его раздражало постоянное присутствие прислуги в доме. Кел понимал, что это чувство яснее прочего свидетельствует о его происхождении. Он подумал о том, что можно добиться очень многого, но скромное происхождение всегда заявит о себе скромными потребностями.
 Кел спустился вниз к двери, не забыв посмотреться в зеркало. Он увидел мужчину с бочкообразной грудной клеткой, красным лицом и редеющими волосами. По какой-то странной причине он вдруг вспомнил подслушанное замечание на свой счет. Тогда он только что окончил Йельский университет. Мать одного из его приятелей-студентов прошептала: "Кел чувствует себя неуютно в костюме от «Братьев Брукс».
 Уайтхолл не удивился, когда открыл дверь и увидел на пороге четверых мужчин.
 — Я детектив Борроу из прокуратуры штата, — представился один из них. — Мистер Уайтхолл, вы арестованы за организацию заговора с целью убийства Фрэн Симмонс и доктора Адриана Лоу.
 «Заговор с целью убийства». Кел намеренно повторил эту фразу про себя.
 Все оказалось хуже, чем он ожидал.
 Он яростным взглядом попытался смутить детектива Борроу, но тот жизнерадостно улыбнулся в ответ:
 — Мистер Уайтхолл, к вашему сведению, ваш соучастник Лу Нокс поет, словно канарейка, на своей больничной койке. И еще одна хорошая новость. В настоящий момент доктор Адриан Лоу делает заявление в полицейском участке. Судя по всему, ему не терпится воздать вам должное за то, что вы сделали возможным проведение его преступных экспериментов.

 87

 В семь часов вечера машина Филипа Мэтьюза уже стояла у дома четы Хилмер. Адвокат надеялся, что супруги вернутся пораньше. Но они появились только десять минут десятого.
 — Мне очень жаль, — извинился Артур Хилмер. — Мы знали, что кто-то обязательно приедет поговорить с нами, но наша внучка играла в спектакле и... В общем, вы понимаете.
 Филип улыбнулся. Приятный человек этот Хилмер.
 — Хотя нет, вы, разумеется, этого знать не можете, — поправил себя Артур Хилмер. — Нашему старшему сыну сорок четыре года. Я бы сказал, что вы с ним приблизительно одного возраста.
 Филип снова не смог сдержать улыбку.
 — А на кофейной гуще вы не гадаете? — поинтересовался он.
 Потом адвокат назвал себя и объяснил, что Молли грозит опасность вернуться в тюрьму, поэтому показания супругов Хилмер необычайно важны.
 Все вошли в дом. Джейн Хилмер, привлекательная, хорошо сохранившаяся женщина немного за шестьдесят, предложила Филипу чаю, кофе, вина или прохладительного, но он отказался.
 Артур Хилмер быстро догадался, что их гостю не терпится перейти к делу.
 — Мы разговаривали в «Морском фонаре» с Бобби Берком, — начал он. — Мы ушам своим не поверили, когда он рассказал, что произошло в тот вечер. Обычно мы заходим в ресторанчик поужинать после кино.
 — В понедельник рано утром мы улетели в Торонто к младшему сыну и вернулись только вчера вечером, — вступила в разговор Джейн Хилмер. — Сегодня по дороге на спектакль маленькой Джейни мы заехали перекусить и тут-то все и узнали.
 — Как я уже говорил, мы очень удивились. Мы сказали Бобби, что с радостью поможем. Бобби, вероятно, говорил, что мы хорошо рассмотрели того парня в седане.
 — Да, говорил, — подтвердил Филип. — Я собираюсь попросить вас сделать заявление завтра утром в офисе прокурора штата, а потом мне хотелось бы, чтобы вы оба поговорили с полицейским художником. Портрет того человека, которого вы видели в седане, очень пригодится.
 — Будем рады это сделать, — сказал Артур Хилмер. — Но я могу вам помочь еще кое в чем. Видите ли, мы обратили внимание на обеих женщин, когда они выходили. Первая женщина прошла мимо нашего столика, и было очевидно, что она расстроена. Потом белокурая женщина, как я понимаю, это и была миссис Лэш, тоже ушла. Она плакала. Я слышал, как она крикнула: "Анна-Мария! "
 Филип напрягся.
 — Было совершенно ясно, что первая женщина ее не слышала, — констатировал Артур Хилмер. — В этом ресторане над кассой есть овальное окно. С того места, где я сидел, хорошо была видна парковка, или, во всяком случае, та часть, что примыкала к ресторану. Первая женщина, вероятно, пересекла парковку и ушла в ее дальний, темный конец. Ее я не видел. Зато видел, как Молли Лэш сразу подошла к своей машине, села в нее и уехала. Могу поклясться, что она никак не могла подойти к тому джипу и зарезать другую женщину. Ей бы не хватило времени. Когда она вышла из ресторана, то слишком быстро подошла к своей машине.
 Филип сообразил, что плачет, только когда рефлекторно вытер глаза тыльной стороной ладони.
 — Я не нахожу слов, — начал Мэтьюз и замолчал. Он вскочил. — Я попытаюсь найти нужные слова завтра! — воскликнул он. — А сейчас мне необходимо вернуться в Гринвич.

 88

 Доктор Питер Блэк стоял у окна своей спальни на втором этаже со стаканом шотландского виски в руке. Он с трудом различал две незнакомые машины, подъехавшие к дому. Увидев четверых крупных мужчин, деловой походкой направившихся по каменной дорожке к крыльцу, он понял, что все кончено. Кел Всемогущий наконец-то рухнул, не без сарказма подумал он. К сожалению, Кел потащил за собой и его.
 Всегда нужно иметь запасной вариант. Так любил говорить Кел. Интересно, он и сейчас у него есть? К счастью, Уайтхолл никогда Питеру не нравился, так что ему было на это наплевать.
 Блэк подошел к кровати, выдвинул ящик тумбочки, вынул кожаный футляр и достал одноразовый шприц с уже готовой инъекцией.
 Со странным любопытством он посмотрел на него. Сколько раз сам Питер Блэк с сочувственным выражением на лице делал этот укол, отлично сознавая, что глаза, смотревшие на него с такой надеждой, скоро закроются навсегда?
 Если верить доктору Лоу, этот препарат не оставлял следа в крови и действовал безболезненно.
 Педро уже стучал в дверь, объявляя о визите нежданных гостей.
 Доктор Питер Блэк вытянулся на кровати, сделал последний глоток скотча и вонзил иглу в руку. Он вздохнул, подумав о том, что доктор Лоу оказался прав. Боли не было.

 89

 После взрыва Фрэч наотрез отказалась ехать в больницу. Поэтому ее вместе с доктором Лоу отвезли в прокуратуру в Стамфорд. Оттуда она позвонила Гасу Брандту домой и рассказала о событиях этого вечера. Ее сообщение сумели передать в эфир, сопроводив съемками Уэст-Реддинга, найденными в архиве.
 Когда полиция приехала к месту взрыва, доктор Лоу заявил, что хочет сдаться властям и сделать заявление о том успехе, которого он достиг в своих исследованиях.
 Стоя недалеко от пожарища, где продолжало бушевать пламя, вцепившись в свои папки, доктор Лоу обратился к Фрэн:
 — Сегодня вечером я мог умереть, мисс Симмонс. Все, чего я достиг, исчезло бы вместе со мной. Я немедленно должен обо всем рассказать.
 — Доктор, — обратилась к нему Фрэн, — не могу не заметить, что, хотя вам самому за семьдесят, вы не слишком философски отнеслись к тому, что вас пытались лишить жизни.
 Их отвезли в Стамфорд. Фрэн сделала свое заявление помощнику прокурора Руди Джекобсу. Когда она закончила говорить, Джекобс поинтересовался ее самочувствием.
 — Со мной все в порядке, — твердо заявила Фрэн. — Ничего не сломано. — И тут же добавила: — Слова доктора Лоу были записаны на пленку. Если бы я только догадалась спасти мой диктофон...
 — Мисс Симмонс, эта запись нам не понадобится, — успокоил ее Джекобе. — Мне сообщили, что доктор Лоу разговорился вовсю. Мы записываем его показания на магнитофон и на видеокамеру.
 — Вы установили личность человека, который пытался нас убить?
 — Разумеется. Его зовут Лу Нокс. Он из Гринвича, работает у Келвина Уайтхолла шофером и выполняет множество самых разнообразных поручений.
 — Насколько тяжело он ранен?
 — Нокс получил заряд дроби в руку и плечо, есть несколько ожогов, но он поправится. Я также слышал, что он исповедуется полиции. Нокс понимает, что его взяли на месте преступления, так что единственной возможностью для него получить меньший срок может стать только чистосердечное признание.
 — А Келвина Уайтхолла арестовали?
 — Его только что привезли. Арест оформляют, пока мы с вами беседуем.
 — Можно мне посмотреть на него? — спросила Фрэн с кривой улыбкой. — Я училась в одном классе с его женой, но с ним самим никогда не встречалась. Интересно было бы взглянуть на человека, который приказал разнести меня на куски.
 — Не вижу причин отказывать. Идемте со мной. При виде лысеющего мужчины с грубыми чертами лица в мятой спортивной рубашке Фрэн удивилась. Как доктор Лоу не был похож на свои фотографии, так и в этом человеке не было ничего от «Кела Всемогущего», как называла его Дженна. Честно говоря, было невероятно сложно представить Дженну, красивую, элегантную, утонченную, женой такого непривлекательного мужчины.
 Дженна! Ей, должно быть, придется очень непросто. Фрэн вспомнила, что жена Кела должна была навестить Молли. Слышала ли она новости?
 Муж Дженны наверняка отправится за решетку. Фрэн подумала об этом, анализируя ближайшее будущее. Но и Молли все равно может вернуться в тюрьму. Если только то, что Фрэн узнала этим вечером о преступлениях в клинике Лэша, каким-то образом не поможет ей. Отец Фрэн предпочел покончить с собой, только бы не сидеть в тюрьме. Какая странная закономерность для всех трех выпускниц Крэнден-академии. Их судьбы так или иначе оказались связаны с тюрьмой.
 Фрэн повернулась к помощнику прокурора:
 — Мистер Джекобс, все-таки я неважно себя чувствую. Мои синяки и шишки вдруг заявили о себе. Хочу поймать вас на слове. Вы же предлагали отвезти меня домой?
 — Разумеется, мисс Симмонс.
 — Только мне сначала нужно позвонить. Можно?
 — Конечно. Давайте вернемся в мой кабинет.
 Фрэн проверила свой домашний автоответчик. Ее ждали два сообщения. В четыре часа звонил Бобби Берк из «Морского фонаря», чтобы сообщить, что он нашел супружескую пару, которая ужинала в ресторанчике в то самое время, когда Молли встречалась с Анна-Марией.
 Отличные новости.
 Второе сообщение было от Эдны Барри. Она звонила в шесть вечера:
 "Мисс Симмонс, мне очень непросто говорить об этом, но я должна облегчить душу. Я солгала насчет запасного ключа от дома Молли, потому что я боялась, что... мой сын может быть замешан в убийстве доктора Лэша. Уолли очень встревожен... "
 Фрэн покрепче прижала трубку к уху. Эдна так плакала, что сквозь рыдания было трудно разобрать ее слова.
 "Мисс Симмонс, иногда Уолли рассказывает совершенно дикие истории. Он слышит голоса и верит им. Вот почему я так за него боюсь... "
 — С вами все в порядке, мисс Симмонс? — спросил Джекобе, заметив выражение ее лица.
 Фрэн поднесла палец к губам, призывая его к молчанию. Она вслушивалась в то, что говорила Эдна Барри:
 "Я бы никогда не позволила Уолли заговорить. Я все время просила его замолчать. Но то, что он говорит сейчас, может оказаться очень важным. Уолли утверждает, что видел Молли в тот вечер, когда погиб доктор Лэш. На его глазах Молли вошла в дом и включила свет в кабинете. С того места, где он стоял, Уолли сразу же, как только зажглись лампы, увидел залитого кровью доктора Лэша.
 То, что было дальше, очень важно, если только мой сын ничего не придумал. Он клянется, что видел, как дверь дома открылась и оттуда вышла женщина. Но она заметила Уолли и тут же вернулась обратно. Он не видел ее лица и не знает, кто она такая. Тем более что, увидев ее, Уолли сразу же убежал... "
 После паузы, заполненной рыданиями, в трубке снова зазвучал голос Эдны:
 «Мисс Симмонс, следовало бы позволить допросить Уолли, но он никогда раньше не рассказывал об этой женщине. Я не хотела причинить вред Молли, я просто боялась за моего сына. — Звуки рыданий снова зазвучали в трубке. Наконец миссис Барри взяла себя в руки и продолжала: — Это все, что я могу вам рассказать. Думаю, вы или адвокат Молли захотите поговорить с нами завтра. Мы будем дома. До свидания».
 Изумленная Фрэн аккуратно положила трубку на рычаг. Уолли сказал, что видел, как приехала Молли. Разумеется, он не совсем в себе. Из него не получится хороший свидетель. Но если все же Уолли Барри говорит правду и он в самом деле видел выходящую из дома женщину...
 Фрэн вспомнила, что говорила о том вечере Молли. Она утверждала, что в доме был кто-то еще. Она слышала цокающий звук...
 Но кто эта женщина? Анна-Мария? Фрэн покачала головой. Нет, этого не может быть... Еще одна медсестра, с которой Гэри изменял жене?
 Цокающий звук. Фрэн вдруг вспомнила, что сама слышала его в доме Молли. Это было накануне, когда она заезжала проведать Молли, а там была Дженна. Высокие каблуки ее туфель цокали по мраморному полу.
 Дженна. «Старый друг — лучший друг».
 О боже, неужели такое возможно? Ни взлома, ни следов борьбы. Уолли видел женщину, выходящую из дома. Гэри убила женщина, которую он знал. Не Молли. Не Анна-Мария. И еще эти фотографии. Каким взглядом смотрела Дженна на мужа лучшей подруги...

 90

 — Больше ни капли, Дженна. В самом деле уже достаточно. Клянусь тебе, я совсем пьяная.
 — Да бог с тобой, Молли! Ты выпила полтора бокала.
 — А я думала, что это был по меньшей мере третий. — Молли потрясла головой, словно пыталась навести порядок в мыслях. — Знаешь, это вино оказалось довольно крепким.
 — Ну и что? Ты имеешь право расслабиться. А потом, ты почти не ела за ужином.
 — Я съела достаточно, все было очень вкусно. Я просто не голодна. — Молли протестующе подняла руку, но Дженна снова подлила ей вина. — Нет, я больше не могу пить. У меня кружится голова.
 — Пусть кружится.
 Они сидели в кабинете друг против друга в мягких креслах, откинув головы на спинки. Между ними стоял низкий кофейный столик. Несколько минут женщины молчали, из динамиков стереосистемы лилась негромкая джазовая мелодия.
 В перерыве между песнями Молли заговорила:
 — Знаешь что, Джен? Вчера вечером у меня было кошмарное видение. Я почувствовала себя не в своей тарелке. Мне показалось, что я видела за окном Уолли Барри.
 — Господи!
 — Я не испугалась, только удивилась. Уолли никогда бы не причинил мне вреда. Я в этом не сомневаюсь. Но, заметив его за окном, я повернулась, и вдруг комната преобразилась. В ней все стало так, как было в тот вечер, когда я приехала домой и нашла Гэри убитым. Думаю, что между этими двумя событиями действительно есть связь. Скорее всего, в тот вечер Уолли тоже стоял в саду.
 Молли не смотрела на Дженну, когда говорила это. Ей почему-то захотелось спать. Она старалась держать глаза открытыми, попыталась поднять голову. О чем это она говорила? Что-то о том, как она нашла Гэри.
 Нашла Гэри.
 Вдруг ее глаза распахнулись, Молли выпрямилась в кресле.
 — Джен, я сейчас говорила что-то очень важное!
 Дженна рассмеялась.
 — Все, что ты говоришь, Молли, важно.
 — Джен, у этого вина странный вкус.
 — Что ж, я не стану передавать твои слова Келу Всемогущему. Он воспримет их как оскорбление.
 — И еще я слышала цоканье.
 — Молли, у тебя начинается истерика. — Дженна встала и подошла к подруге. Она встала позади кресла Молли, обняла ее и наклонила голову так, чтобы ее щека касалась волос Молли.
 — Фрэн думает, что я готова покончить с собой.
 — Неужели это правда? — Дженна спросила об этом спокойно, но убрала руки и выпрямилась. Она вернулась на свое место напротив Молли.
 — Думаю, это было правдой. Я собиралась умереть. Вот почему я привела себя в порядок. Мне хотелось отлично выглядеть, когда меня найдут.
 — Ты всегда первоклассно выглядишь, Молли, — негромко ответила Дженна. Она подвинула бокал поближе к Молли. Та потянулась к нему и опрокинула.
 — Первоклассная растяпа, — пробормотала Молли и снова откинулась на спинку кресла. — Джен, я действительно видела Уолли за окном в тот вечер, когда убили Гэри. Я уверена. Пусть вчера это было всего лишь видение, но в то страшное воскресенье все случилось наяву. Позвони ему, ладно? Пусть придет ко мне, и мы поговорим.
 — Молли, будь благоразумной, — проворчала Дженна. — Сейчас десять часов. — Схватив бумажные салфетки, она принялась вытирать разлитое вино. — Я принесу тебе еще.
 — Нет, не надо, прошу тебя. Я уже достаточно выпила.
 Молли вдруг осознала, как сильно у нее болит голова. Цок-цок.
 — Цок-цок, — произнесла она.
 — Ты о чем, Молли?
 — Этот звук я слышала в тот вечер. Цок-цок, цок-цок.
 — Так и слышала, дорогая?
 — Угу.
 — Молли, клянусь, к тебе возвращается память. Нужно было напиться раньше. Ты просто сиди и расслабляйся. Я принесу еще вина.
 Дженна взяла пустые бокалы и торопливо пошла на кухню. Молли зевнула.
 — Цок, цок, цок, — громко повторила Молли, имитируя тот звук, с которым высокие каблуки туфель Дженны касались мраморного пола в холле.

 91

 По дороге в Гринвич Филип Мэтьюз решил, что обязан предупредить Молли о своем приезде, хоть и в последний момент. Он набрал знакомый номер и нетерпеливо ждал, пока Молли или Дженна снимут трубку.
 Но телефон прозвонил восемь, девять, десять раз, а ему так никто и не ответил. Либо Молли спит крепким сном и не слышит звонка, либо она отключила телефон.
 Но вряд ли она выключила бы, решил Филип. Мало кто знает ее новый номер, и Молли не захочет ни с кем из них потерять связь в этот момент.
 Филип вспомнил их дневной разговор. По голосу Молли чувствовалось, что она не находит себе места, что она в глубокой депрессии. Возможно, она и в самом деле уже спит. Нет, у нее же сидит Дженна, напомнил себе Филип, сворачивая на перекрестке на улицу, где стоял дом Молли.
 Но, возможно, Дженна ушла пораньше. Он взглянул на приборную доску. Десять часов. Не так уж и рано. Может быть, Молли наконец спокойно заснула. Может, ему развернуться и отправиться восвояси?
 Нет. Пусть ему придется поднять Молли с постели, чтобы рассказать о показаниях Хилмеров, он все равно это сделает. Появление этой пары похоже на чудо, и ничто не поможет Моли лучше хороших новостей. Ради этого ее стоит разбудить.

 92

 Дженна вернулась в кабинет с полным бокалом для Молли.
 — Эй, что это ты делаешь? — спросила она. Молли пересела на диван и разложила перед собой старые фотографии, которые они рассматривали перед ужином.
 — Предаюсь воспоминаниям, — не слишком внятно пробормотала она. Молли взяла бокал из рук Дженны и подняла его в насмешливом тосте. — Господи, ты только посмотри на нас четверых, Дженна. — Молли бросила снимок на столик. — Мы были так счастливы тогда... Или я в это верила.
 Дженна улыбнулась:
 — Мы и были счастливы, Молли. Наша дружная четверка производила отличное впечатление. Жаль только, что этому пришел конец.
 — Гм, — Молли отпила глоток вина и зевнула. — У меня закрываются глаза. Прости...
 — Тебе сейчас лучше всего допить вино и лечь спать, чтобы хорошенько выспаться.
 — Наша дружная четверка, — сонно повторила Молли. — Мне нравится быть с тобой, Дженна, но не с Келом.
 — Тебе ведь не нравится Кел, правда?
 — Тебе он тоже не нравится. Думаю, что на самом деле ты его ненавидишь. Вот почему ты и Гэри...
 Молли смутно понимала, что из ее руки взяли бокал, потом Дженна обняла ее, поднесла бокал к губам и успокаивающе прошептала:
 — Глотай, Молли, пей...

 93

 — У дома стоит машина Дженны, — обратилась Фрэн к помощнику прокурора Джекобсу, когда они подъехали к дому Молли. — Мы должны торопиться. Она там с Молли!
 Джекобс, Фрэн и еще двое полицейских приехали в патрульной машине. Фрэн на ходу распахнула дверцу и выпрыгнула на дорожку. Она тут же заметила еще один автомобиль, несущийся к дому на полной скорости.
 Не обращая внимания на пульсирующую боль в лодыжке, Фрэн подбежала к двери и нажала на кнопку звонка.
 — Фрэн, что случилось?
 Она обернулась и увидела взбегающего по ступеням Филипа Мэтьюза. Неужели он тоже боится за Молли?
 Фрэн слышала, как переливы звонка разносятся по дому.
 — Фрэн, что-то случилось с Молли? — Филип и полицейские уже стояли с ней рядом.
 — Филип, это Дженна! Это была она, совершенно точно. Она была тем человеком, который находился в доме в вечер убийства Гэри. Она не хочет допустить, чтобы к Молли вернулась память. Дженна знает, что Молли слышала, как она убегала из дома в тот вечер. У Дженны нет выхода. Мы должны ее остановить. Я уверена, что права.
 — Ломайте дверь, — приказал Джекобс полицейским.
 Дверь из твердого драгоценного красного дерева продержалась целую минуту, но потом сорвалась с петель и упала на пол.
 Как только они вбежали в холл, до их ушей донеслись другие звуки. Дженна истерически звала на помощь.
 * * *
 Они нашли ее в кабинете. Дженна стояла на коленях возле дивана, на котором лежала Молли, прижавшись щекой к фотографии покойного мужа. Ее глаза были открыты, но они ничего не видели. Рука безжизненно свесилась на пол. На ковре валялся опрокинутый бокал, его содержимое пропитало высокий ворс.
 — Я не знала, что она делает! — взвизгнула Дженна. — Наверное, каждый раз, когда Молли выходила на кухню, она добавляла в вино снотворное. — Она обхватила тело Молли руками и, плача, принялась раскачивать его. — О Молли, проснись, проснись же!
 — Отойдите от нее. — Филип Мэтьюз грубо оттолкнул Дженну и попытался посадить Молли. — Не смей умирать! Только не сейчас! — рявкнул он. — Я не позволю тебе умереть.
 Адвокат подхватил Молли на руки и понес ее в гостевую ванную комнату на первом этаже. Джекобс и один из полицейских пошли следом.
 Послышался шум льющейся воды, потом звуки рвоты. Молли освобождала желудок от отравленного вина, которым ее поила Дженна.
 Джекобс появился на пороге кабинета.
 — Принесите баллон с кислородом из машины! — приказал он полицейскому. — Вызывайте «Скорую», — скомандовал он другому.
 — Молли все время повторяла, что хочет умереть, — лепетала Дженна. — Она все время ходила на кухню и подливала себе вина. Ее мучили какие-то фантазии. Молли говорила, что ты хочешь ее убить, Фрэн, что ты на нее злишься. Она сумасшедшая. Она потеряла рассудок.
 — Если Молли и не понимала, что делает, то это было тогда, когда она доверилась тебе, Дженна, — спокойно ответила Фрэн.
 — Так и было.
 Молли, поддерживаемая Филипом и одним из полицейских, вошла в комнату. Под душем она вымокла до нитки, и снотворное еще действовало, но все безошибочно услышали обвиняющие нотки в ее голосе. Молли с укором смотрела на Дженну.
 — Ты убила моего мужа, — сказала она, — ты пыталась убить меня. Это твои шаги я слышала в тот вечер. Стук твоих каблуков. Я заперла входную дверь и закрыла ее на задвижку. Этот звук не давал мне покоя. Сначала стук твоих каблуков, потом лязг замка и стук задвижки, когда ты открывала дверь.
 — Дженна, тебя видел Уолли Барри, — добавила Фрэн. Она знала, что Уолли видел женщину, но не разглядел ее лица. Фрэн надеялась, что Дженна проглотит наживку.
 — Дженна! — воскликнула Молли. — Я пять с половиной лет провела в тюрьме за преступление, которое совершила ты! И из-за тебя я могла туда вернуться. Ты хотела, чтобы меня обвинили в смерти Анна-Марии. Почему? Скажи мне, Дженна, почему?
 Дженна переводила взгляд с одного на другого. Сначала в ее глазах была мольба.
 — Молли, ты ошибаешься, — начала она и замолчала. Дженна поняла, что это бесполезно. Она в ловушке, все кончено. — Ты спрашиваешь почему? — переспросила Дженна. — Почему? — Она заговорила громче. — ПОЧЕМУ?! А почему в твоей семье были деньги? Почему нам с Гэри пришлось искать в браке то, что могли дать вы с Келом? Почему я познакомила Гэри с тобой? Почему мы четверо были неразлучны? Да потому, что мы с Гэри хотели проводить как можно больше времени вместе, хотя за все эти годы мы не так редко оставались с ним вдвоем.
 — Миссис Уайтхолл, у вас есть право хранить молчание, — напомнил ей Джекобс.
 Дженна не обратила на него внимания.
 — Мы полюбили друг друга с первого взгляда. А потом ты сказала мне, что у Гэри роман с медсестрой и она беременна. — Дженна горько рассмеялась. — Я стала просто одной из его любовниц. В то воскресенье я пришла к Гэри, чтобы все выяснить. Я припарковала машину на улице, чтобы ты ее не увидела, если приедешь раньше. Гэри открыл мне дверь. Потом мы поссорились. Он все пытался выставить меня на улицу до твоего приезда. В конце концов Гэри уселся за стол спиной ко мне и сказал: «Я начинаю думать, что сделал удачный выбор, женившись на Молли. Во всяком случае, когда она сердится, то уезжает на мыс Код и отказывается со мной разговаривать. А теперь отправляйся домой и оставь меня в покое». — Гнев ушел из голоса Дженны. — И тут это произошло. Я ничего не планировала. Я не хотела его убивать.
 Сирена приближающейся машины «Скорой помощи» нарушила повисшую в комнате тишину. Фрэн повернулась к Джекобсу:
 — Ради всего святого, проследите, чтобы «Скорая» не отвезла Молли в клинику Лэша.

 94

 — Вчерашнее вечернее шоу получило очень высокий рейтинг, — объявил Гас шесть недель спустя. — Поздравляю. Это был лучший выпуск программы «Настоящее преступление».
 — Вы должны поздравлять самого себя, что обратили внимание на эту тему, — ответила Фрэн. — Если бы вы не отправили меня к тюрьме встречать Молли, то не было бы никакого расследования. А если бы и было, то оно прошло бы без моего участия.
 — Мне особенно понравилась та часть, когда Молли говорила о необходимости верить в себя и держаться изо всех сил даже в самые трудные моменты. Она благодарила тебя за то, что ты не дала ей совершить самоубийство.
 — Дженна в этом почти преуспела, — грустно усмехнулась Фрэн. — Если бы ее план сработал, мы бы решили, что Молли и в самом деле покончила с собой. И все-таки я усомнилась бы в этом. Не верю, что Молли приняла бы эти таблетки.
 — Это было бы большой потерей. Она очень красивая женщина, — заметил Гас.
 Фрэн улыбнулась:
 — Да, и она всегда была красавицей. И в душе тоже. А это намного важнее, верно?
 Гас Брандт ответил улыбкой на улыбку Фрэн.
 — Да, я тоже так думаю. Кстати, о важном. Пора бы тебе передохнуть. Бери выходной. Как насчет воскресенья?
 Фрэн расхохоталась. По воскресеньям она и так не работала.
 — А за благородство Нобелевскую премию не вручают? — поинтересовалась она.
 Засунув руки в карманы, опустив голову — ее сводные братья называли это «позой размышления Фрэн», — она вернулась в свой кабинет.
 Ей пришлось признаться себе, что все это время, начиная с того дня, когда Молли Лэш вышла из тюрьмы, она работала на пределе сил. Все уже позади, но Фрэн еще не оправилась до конца.
 Произошло столько событий. Пытаясь избежать высшей меры наказания, Лу Нокс с радостью согласился выложить улики против Келвина Уайтхолла и рассказать все, что знал, о таинственных экспериментах в клинике Лэша. Из револьвера, который нашли у него в кармане, когда забирали с горящей фермы, был убит доктор Джек Морроу.
 — Кел сказал мне, что Морроу был из тех, кто создает проблемы, — рассказывал Лу полиции. — Он задавал слишком много вопросов об умерших пациентах. Поэтому я о нем позаботился.
 Хилмеры уверенно опознали в Лу того мужчину, который сидел за рулем припаркованного седана возле «Морского фонаря».
 Лу так объяснил причину смерти Анна-Марии:
 — Со Скалли были постоянные проблемы, — заявил он. — Она слышала, как Лэш и Блэк говорили о том, что пора избавиться от старушки с инфарктом. Она оказалась рядом, когда Блэк напортачил с девчонкой Колбертов, но Кел едва с ума не сошел, когда увидел имя Анна-Марии на календаре в кухне Молли. Там было написано, что они встречаются в «Морском фонаре» в Роуэйтоне. Кел ни минуты не сомневался, что очень скоро Анна-Мария выложит все этой Фрэн Симмонс. Расследование привело бы репортершу к тем парням из «Скорой помощи», которым заплатили за то, чтобы они сказали, что у Таши Колберт остановилось сердце по дороге в больницу. И мне пришлось бы их убрать. Так что проще было избавиться от Анна-Марии Скалли.
 Когда Фрэн принималась считать людей, убитых за то, что их сочли опасными, и тех, кто погиб потому, что на них испытывали новые препараты в клинике Лэша, у нее холодела кровь. А если вспомнить то, что произошло с ее отцом, то становится понятным, что он тоже стал жертвой. Он проявил слабость, но именно Уайтхолл довел его до самоубийства.
 Помощник прокурора Джекобс показал Фрэн ненужные акции, которые Лу сохранил на память об удавшемся плане.
 — Кел приказал Лу шепнуть вашему отцу, что за сорок тысяч долларов можно купить очень прибыльные акции, — объяснил Джекобе. — Уайтхолл не сомневался, что ваш отец клюнет на эту удочку, потому что он буквально боготворил Уайтхолла за его финансовые успехи.
 Кел Уайтхолл рассчитывал на то, что ваш отец возьмет деньги из библиотечного фонда. Он заседал в комитете вместе с ним и тоже имел доступ к деньгам. Взятые взаймы сорок тысяч превратились в четыреста тысяч благодаря махинациям Кела. Ваш отец знал, что никогда не сможет возместить такую сумму или доказать, что он взял намного меньше.
 Все равно отец взял чужие деньги, сказала себе Фрэн. Что ж, он должен радоваться там, на небесах, что Лу не удалось отправить к праотцам еще и его дочь.
 Фрэн предстояло освещать для НАФ-ТВ судебные процессы над доктором Лоу, Келом Уайтхоллом и Дженной. По иронии судьбы, защитник Дженны уверял, что это было «спровоцированное убийство, совершенное в приступе ярости». По точно такому же обвинению пять с половиной лет назад получила приговор Молли.
 Не люди — дьяволы. И они получат за свои преступления длительные сроки заключения. Но во всем этом есть и плюс. ХМО «Ремингтон» вольется в Американскую национальную страховую компанию, которой руководит достойный во всех отношениях человек. Молли собирается продать дом и переехать в Нью-Йорк, где в следующем месяце начнет работать в журнале. Филип сходит по ней с ума, но Молли потребуется время, чтобы разобраться со своей жизнью. Пока она не готова к новым отношениям. Но Филип терпеливо ждет. Что будет, то будет.
 Фрэн протянула руку, чтобы взять плащ. Пора домой, решила она. Она устала, ей нужно собраться с силами. А может, это весеннее недомогание, подумала она, разглядывая цветы на клумбах у Рокфеллеровского центра.
 Она обернулась и увидела в дверях Тима Мейсона.
 — Я наблюдал за тобой сегодня, — сказал он. — У тебя подавленный вид. Мой рецепт: мы немедленно отправляемся на стадион «Янки». Игра начинается через сорок пять минут.
 Фрэн улыбнулась.
 — Отличный рецепт против хандры, — согласилась она.
 Тим взял ее под руку.
 — Вместо обеда — хот-дог и пиво.
 — За твой счет, помнишь? — поддразнила его Фрэн. — Вспомни, что говорит твоя мама по этому поводу.
 — Помню. А если мы заключим пари на исход матча, это еще больше поднимет мне настроение.
 — Я буду болеть за «Янки», но даю тебе фору в три очка, — предложила Фрэн.
 Они вошли в лифт, и дверь за ними закрылась.