Аннотация: Солли – прекрасная машина-робот с откидным верхом. Она живет на ферме, вместе с другими автомобилями-роботами, о которых заботится уже тридцать три года Джейк Фолкерс. Однажды на ферму приехал Рэймонд Дж. Гелхорн, который «причинил боль» Солли. Помните, что все машины с откидным верхом – девочки. И Солли не забыла обиду… --------------------------------------------- Айзек Азимов Солли Солли двигалась со стороны озера, я окликнул ее и помахал ей рукой. Дело в том, что я всегда рад ее видеть. Я люблю их всех, но Солли – самая красивая, можете мне поверить. Увидев меня, она двинулась быстрее, ничуть при этом не суетясь; она ускорила ход ровно настолько, чтобы показать, как рада меня видеть. Я повернулся к человеку, стоящему рядом. – Это – Солли, – сказал я. Он улыбнулся и кивнул. Человека привела сюда миссис Гестер. Она сказала: "Это мистер Гелхорн, Джейк. Вы помните, он писал, что хочет встретиться с вами". Но я, разумеется, ничего не помнил. У меня миллион дел на Ферме, и единственное, на что я не могу тратить время, – это почта. Для этого и была мне нужна миссис Гестер. Она живет по соседству и не надоедает мне с каждой глупостью, а самое главное, любит Солли и остальных, в отличие от многих других. – Рад вас видеть, мистер Гелхорн, – сказал я. – Раймонд Джордж Гелхорн, – сказал он и протянул мне руку. Он был довольно высок, на полголовы выше меня, впрочем, и шире тоже. На вид ему было вдвое меньше лет, чем мне, пожалуй, не более тридцати. У него были черные прилизанные волосы с пробором и аккуратно подстриженные тонкие усики. Скулы у него сильно выступали, и это было похоже на не очень тяжелый случай свинки. На телевидении его бы взяли на роли негодяев, поэтому я и предположил, что он не так уж плох. – Джекоб Фолкас. Чем могу быть полезен? – сказал я. – Если вы не возражаете, расскажите мне о Ферме, – попросил он. Я услышал, что Солли остановилась рядом, и не глядя протянул руку. Она скользнула под нее, и ощущение твердой гладкой эмали крыла отозвалось теплом у меня в ладони. – Приятная машина, – сказал Гелхорн. Ну что ж, так тоже можно было сказать. Солли – автомобиль с откидным верхом, позитронным мотором Геннис-Кармтон и шасси марки Армад. У нее самые чистые и самые красивые линии, какие мне когда-либо доводилось видеть у этой модели. Вот уже пять лет, как она стала моей любимицей, и я сделал для нее все, что я только мог придумать. С тех пор как она здесь, за ее рулем не сидело ни одно человеческое существо. Ни разу! – Солли, – сказал я, нежно поглаживая ее. – Познакомься с мистером Гелхорном. Ее мотор зашумел сильнее. В последнее время шум появился во всех моторах, причем смена бензина ничего не дала. На этот раз, однако, Солли быстро успокоилась. – У вас все машины имеют имена? – спросил Гелхорн. В его голосе звучало насмешливое изумление, а миссис Гестер не любит, когда говорят, будто посмеиваясь над Фермой. Она резко ответила: "Конечно. Ведь у каждой машины свое лицо, не так ли, Джейк? С закрытым верхом – мужчины, с открытым – женщины". Гелхорн опять улыбался. – И содержите вы их в разных гаражах, мадам? Миссис Гестер негодующе закатила глаза. – А теперь, мистер Фолкас, мне хотелось бы знать, нельзя ли нам поговорить наедине? – спросил Гелхорн. – Тогда пойдемте по этой дороге. Там есть скамейка. Мы направились туда. Миссис Гестер ушла. Солли неслышно двигалась за нами. – Надеюсь, Солли не помешает вам? – спросил я. – Нисколько. Она ведь не сможет пересказать нашу беседу? Он засмеялся собственной шутке, поднял руку и провел ладонью по ветровому стеклу. Солли резко увеличила скорость, и его рука отлетела назад. – Она не привыкла к незнакомым, – объяснил я. Мы сели на скамейку под большим дубом. Отсюда на той стороне маленького озера была видна гоночная дорожка. Было тепло, и машины гоняли вовсю, тридцать из них по крайней мере. – Ну, мистер Гелхорн, так зачем вам нужна информация? Но Гелхорн как раз озирался вокруг и вряд ли слышал вопрос. Наконец, повернувшись ко мне, промолвил: – Это на самом деле поразительное место, мистер Фолкас! – Вы можете называть меня Джейком, так мне как-то привычнее. – Спасибо, Джейк. Сколько у вас здесь машин? – Пятьдесят одна. Каждый год мы получаем одну или две новые. Однажды нам прислали сразу пять. И ни с одной за это время ничего не случилось. Они все в форме. Даже пятнадцатая модель Мэт-омот. Один из первых автоматов и первая машина у нас. Милый, старый Мэтью! Он почти не покидает гараж сейчас, но ведь на то он и дедушка всех машин с позитронным мозгом. Это было еще в те дни, когда слепые, паралитики и члены правительства были единственными, кто владел автоматами. Но моим хозяином был Сэмсон Хэрридж, и у него было достаточно денег, чтобы купить автомат. Я в то время был его шофером. Думая об этом, я чувствую себя стариком. Я-то ведь помню, что были времена, когда ни у одной машины не хватало мозгов, чтобы самой найти дорогу домой. Я управлял тогда мертвым грузом металла, которому нужна была рука человека. И каждый год эти машины убивали десятки тысяч людей. Автоматика устранила все. Реакция позитронного мозга, конечно, быстрее человеческого, не говоря уж о том, что людям выгоднее не управлять машиной. Садишься, пробиваешь место назначения и предоставляешь везти себя куда надо. Конечно, они раз в десять дороже обычных машин, и не многие могут позволить себе иметь их, но промышленность специализируется на выпуске автобусов-автоматов. Вы можете в любое время позвонить компании, и через минуту автобус будет у ваших дверей и довезет куда нужно. Приходится, правда, ездить с теми, кому с тобой по пути, но в этом ведь нет ничего плохого. Сэмсон Хэрридж тем не менее приобрел собственный автомат, и я отправился поглядеть на него, как только он прибыл. Машина тогда еще не была для меня Мэтью, и я не знал, что ей предстоит в один прекрасный день стать главной на Ферме. Я знал только, что она оставит меня без работы, и ненавидел ее за это. – Я больше не нужен вам, мистер Хэрридж? – спросил я. – Не бойтесь, Джейк, – сказал он. – Уж не думаете ли вы, что я доверю свою жизнь этому новшеству? Вы остаетесь на своем месте. – Но ведь она работает сама, мистер Хэрридж, – сказал я. – Говорят, что она чувствует дорогу, реагирует на препятствия, на людей, на другие машины, помнит нужные маршруты. – Говорят… Нет! Вы все равно будете сидеть за баранкой. На всякий случай. Забавно, как можно привязаться к машине. Скоро я уже звал ее Мэтью и тратил на нее все свободное время. Позитронный мозг работает лучше, если работает постоянно, а значит, бак надо держать полным, чтобы мотор действовал днем и ночью. Прошло немного времени, и я уже безошибочно определял, как чувствует себя Мэтью. Хэрридж тоже по-своему любил его. Впрочем, больше любить ему было некого. Он пережил трех жен, пятерых детей и троих внуков. То, что после его смерти усадьбу превратили в Ферму для старых машин со мною во главе и Мэтью – первым ее обитателем, было естественным. Это стало моей жизнью. Я так и не женился. Быть женатым и относиться к автоматам как следует – невозможно. Вначале газеты над всем этим потешались, потом перестали. Есть вещи, с которыми не шутят. Может быть, вы не могли позволить себе купить автомат и, может быть, никогда не сможете, но, поверьте мне, к ним привязываешься. Они трудолюбивы, впечатлительны, и надо совсем не иметь сердца, чтобы плохо относиться к ним. Так вот и получается: если у человека есть автомат и его некому поручить, он поступает на Ферму. Все это я объяснил Гелхорну. – Пятьдесят одна машина, – сказал он. – Довольно большая сумма. – Первоначальная стоимость была пятьдесят тысяч за одну, – ответил я. – Сейчас они стоят гораздо дороже: я кое-что сделал для них. – Ферма, должно быть, требует уйму денег? – Угадали. Прибыли она не приносит. Кроме того, налоги. Конечно, каждый прибывающий автомат чего-то стоит. Но расходы тем не менее растут. – Вы потратили на это много лет жизни? – Разумеется, мистер Гелхорн. Тридцать три года. – И, по-моему, не много выиграли? – Я? Да что вы, мистер Гелхорн! У меня есть Солли и пятьдесят других. Посмотрите на нее. Я ухмылялся. Я ничего не мог с собой поделать. Солли была так ослепительна, что на нее было больно глядеть. Если ей случалось запылиться, она сразу же принималась за работу – на свет появлялся распылитель и разбрызгивал тергосоль по стеклу. – Никогда не видел, чтобы автомат проделывал такое, – заметил Гелхорн. – Еще бы, – сказал я. – Я специально установил это приспособление на наших машинах. Они всегда протирают стекло сами, и очень любят чистоту, и получают удовольствие от этой работы. У Солли я даже установил восковую трубку. Она полирует себя каждый вечер до тех пор, пока не начнет сверкать: можно бриться, глядясь в нее. Если бы наскрести денег, можно было бы установить такие штуки для всех девочек. Эти машины с открытым верхом очень тщеславны. – Могу вам посоветовать, как наскрести эти деньги, если хотите. – Это никогда не помешает. Но – как? – Неужели вам не понятно, Джейк? Вы сказали, любая из этих машин стоит пятьдесят тысяч минимум. Бьюсь об заклад, большинство – даже больше шестидесяти. – Ну и что? – А вы не думали о продаже? Я покачал головой. – Я боюсь, вы меня не поняли, мистер Гелхорн. Продавать я их не могу. Они принадлежат не мне, а Ферме. – Так ведь деньги пойдут на Ферму. – Устав Фермы обеспечивает им постоянный уход. Машины нельзя продавать. – А как насчет моторов? – Не понимаю. Гелхорн уселся поудобнее, и голос его зазвучал доверительно: – Слушайте, Джейк. Я вам сейчас объясню. На частные автоматы, если они достаточно дешевы, большой спрос. – Это не секрет. – Мотор составляет девяносто пять процентов их стоимости. Так? Я знаю, где можно достать кузов, где можно продать автоматы за хорошую цену – по двадцать или тридцать тысяч за дешевую модель, и по пятьдесят-шестьдесят за лучшую. Все, что нужно мне, – это моторы. Понимаете? – Нет, не понимаю, мистер Гелхорн. Я понимал, но хотел дать ему возможность высказаться. – Ну ладно. У вас здесь пятьдесят одна машина. Вы, должно быть, великолепный механик, и вам ничего не стоит снять мотор и поставить его на другую машину, чтобы никто об этом не узнал. – Но это не очень этично! – Машинам это не повредит. Напротив. Используйте старые модели. Используйте, например, старый Мэт-омот. – Минутку, минутку, мистер Гелхорн. Мотор и корпус машины не совсем разные вещи. Они составляют единое целое. Эти моторы привыкли к своим телам. В других машинах им будет не по себе. – А если я возьму ваш мозг и вложу его в тело молодого атлета? Вы ведь уже не молоды. Если бы у вас была такая возможность, разве вы не хотели бы стать вновь двадцатилетним? И именно это я предлагаю для некоторых из ваших позитронных моторов. Я засмеялся: – Не очень-то это умно, мистер Гелхорн. Некоторые из наших машин стары, но им гарантирован отличный уход. На них никто не ездит. Они предоставлены сами себе. Они – в отставке, мистер Гелхорн. Не хотел бы я обладать телом двадцатилетнего, если бы это означало, что мне придется до конца моих дней рыть траншеи, не получая достаточно хлеба. Что ты думаешь об этом, Солли? Обе дверцы Солли осторожно открылись и закрылись. – Что это? – спросил Гелхорн. – Солли смеется. Гелхорн изобразил на лице улыбку. Он, кажется, решил, что я плоско шучу. – Ну, ближе к делу, Джейк. Машины созданы, чтобы на них ездить. Возможно даже, что они несчастливы оттого, что никого не возят. – Солли пять лет никого не возит, и, на мой взгляд, она вполне счастлива, – ответил я. – Посмотрим. Гелхорн поднялся и медленно направился к Солли. – Эй, Солли, как насчет того, чтобы прокатиться? Мотор Солли взревел. Она отъехала. – Не толкайте ее, мистер Гелхорн, – сказал я. – Она становится иногда очень капризной. В ста ярдах от нас резвились два седана, потом остановились. Может быть, они как-то по-своему наблюдали за нами, но я о них не беспокоился. Я не спускал глаз с Солли. Гелхорн сказал: – Ну же, Солли. Он наклонился и нажал на ручку двери. Она, конечно, не поддалась. – Минуту назад она открывалась, – сказал он, обращаясь ко мне. – Замок автоматический. И у нее есть чувство собственного достоинства, – ответил я. Гелхорн убрал руку, затем сказал медленно и раздельно: – У автоматов с чувством собственного достоинства не должно быть открытого верха, – и, отойдя на три или четыре шага, быстро, так быстро, что я не смог остановить его, разбежался и прыгнул в машину. При этом он захватил Солли врасплох, потому что успел переключить зажигание. Мотор Солли впервые за пять лет заглох. Мне кажется, я что-то крикнул, но Гелхорн в это время щелкнул кнопкой «Ручной» и вернул мотор к жизни. Солли ожила, но теперь она не была самостоятельной. Гелхорн двинулся вверх по дороге. Седаны все еще стояли на месте. Один из них был Джузеппе с Миланской фабрики, другой – Стефен. Они почти никогда не разлучались и, хотя на Ферме они недавно, знали, что здесь машины обычно не имеют водителей. Гелхорн ехал прямо, и, когда до седанов дошло, что Солли не собирается тормозить, что она не может затормозить, – было уже слишком поздно. Они разъехались к краям дороги, и Солли молнией пронеслась мимо. Джузеппе перелетел через забор и остановился за шесть дюймов от воды. Стефен выскочил к поломанному столбу по другую сторону. Я вытащил его на шоссе, пытаясь определить степень повреждения, когда подъехал Гелхорн. – Вот, – сказал он. – Ничего страшного. Я сдержал гнев. – Почему вы спихнули седанов? Могли бы обойтись без этого. – Я ожидал, что они уберутся. – Они и убрались, прямо в забор. – Виноват, Джейк, – сказал он. – Думал, что они подвижнее. Вы поймите, мне приходилось ездить в автобусах и всего лишь два-три раза в автомобилях. А Солли я вел впервые. Большая трата нервов. Я повторяю, нам достаточно спустить цены на двадцать процентов, и мы получим девяносто процентов прибыли. – А как мы ее поделим? – Пополам. И, учтите, за все отвечаю я. – Так. Я вас выслушал. Теперь моя очередь, – я заговорил громче, так как был слишком взбешен, чтобы оставаться вежливым. – Я обдумал все, что мне надо было, и если я еще раз увижу вас здесь, я вызову полицию. Он скривился. – Ну, что ж. Прощайте. – Миссис Гестер проводит вас. Запомните, мы видимся с вами в последний раз. Увы, это оказалось не так. Я увидел Гелхорна два дня спустя. Вернее, два с половиной дня, потому что был полдень, когда я увидел его впервые, и немного после полуночи, когда мы встретились вновь. Я проснулся от света, пытаясь сослепу сообразить, что происходит. Разглядев его, я сразу же все понял, хотя понимать, собственно говоря, было нечего. В правой руке он сжимал автомат, и все, что ему оставалось сделать, – это нажать чуть посильнее на курок. – Одевайтесь, Джейк, – приказал он. Я не шевельнулся и продолжал наблюдать. – Нет, мистер Гелхорн. Нет, пока вы не объясните, что вам нужно, да и тогда вряд ли это чему-нибудь поможет. – Позавчера я предложил вам кое-что. – Мой ответ все тот же: нет. – Сейчас я не только предлагаю. Я приехал со своими людьми и с автобусом-автоматом. Но первоначальное предложение еще в силе – можете разобрать двадцать пять позитронных моторов. Все равно каких. Мы погрузим их в автобус и увезем. Когда они будут в моих руках, я прослежу, чтобы вы получили свою долю. – Это ваше окончательное слово, – спросил я, – не так ли? Похоже, что ему и в голову не приходило, что я издеваюсь над ним. – Окончательное, – ответил он. – Если вы будете упорствовать, мы сделаем это сами. Я сам извлеку моторы, только возьму не половину, а все. – Разъединить позитронные моторы не так-то легко. Вы ведь не робототехник, мистер Гелхорн. Да и если бы вы были им – вы же знаете, – моторы собраны мною. – Знаю, Джейк. И, откровенно говоря, я не эксперт и могу испортить не один, пока буду вытаскивать их. Потому я и намерен взять все. В конце концов исправными могут оказаться только двадцать пять, причем первые пострадают больше других. Пока не набью руку. И если я буду делать это сам, то начну с Солли. – Мне не верится, что вы говорите это серьезно, мистер Гелхорн. – Совершенно серьезно, – заявил он и пустился в объяснения. – Если вы согласитесь помочь мне, можете оставить себе Солли. Если нет, ей придется плохо. Виноват… – он повернул автомат к себе и дунул в ствол, словно прочищая его. – Ладно, я пойду с вами, но предупреждаю: вы попадете в беду, – сказал я. Это его развеселило. И все время, пока мы вместе спускались вниз, он тихо посмеивался. Автобус-автомат стоял за гаражами. Рядом околачивались трое молодчиков. Услышав наши шаги, они зажгли свои фонарики, и при их свете я смог рассмотреть автобус. Модель не была старой, но, кажется, видала виды: владельцы, верно, обращались с машиной, как с грудой металла. Мне почудилось все же, что у автобуса была своя индивидуальность. – Я его привел. Подгоните автобус поближе и начнем, – скомандовал Гелхорн. Один из его людей нагнулся, нажал на кнопку управления автобуса, и мы двинулись по тропинке. Автобус нехотя полз сзади. Шум машин я услыхал ярдах в десяти от гаража. Он знаком мне, особенно в лунные ночи, когда любая быстроходная машина мечтает о прогулке по освещенному луной шоссе. В награду за хорошее поведение я иногда выпускаю некоторые из них, но в общем-то это рискованно – округа наша большая, и ночью нетрудно заблудиться. А я бы не хотел, чтобы в городе среди бездельников возникли толки о пятидесяти машинах, которые не возят людей. Свет автоматически зажегся, как только мы вошли. Гелхорна шум, казалось, не беспокоил, но остальным троим, видимо, было не по себе. – Черт возьми, они жгут бензин, – сказал один из них. – Они так устроены, – резко ответил я. – Не на сегодня, – сказал Гелхорн. – Выключите их. – Это не так просто, сэр. – Ну же! Я стоял неподвижно, Автомат в его руке был по-прежнему направлен мне в грудь. – Мистер Гелхорн, – сказал я. – Я уже говорил вам, что с тех пор, как они на Ферме, они привыкли к хорошему отношению и не потерпят другого. – У вас осталась одна минута, – сказал он. – Лекцию вы прочтете нам в другой раз. – Я просто пытаюсь кое-что объяснить вам, пытаюсь объяснить, что мои машины понимают, когда я говорю с ними. Позитронный мозг при наличии времени и терпения может быть этому обучен. И мои машины обучены. Солли два дня назад поняла ваше предложение. Вспомните: она засмеялась, когда я спросил, что она думает. Она поняла также, что вы с ней проделали, как и те два седана, которых вы растолкали. Остальные же просто знают, что надо делать в таких случаях. – Слушайте, сумасшедший вы старик!.. – Ладно, – кивнул я и повысил голос. – На них! Один из троих позеленел и закричал, но его голос утонул в гуле взвывших одновременно моторов. Они гудели на одной ноте, и этот звук эхом дикого металлического зова, вероятно, разносился далеко за стенами гаража. Две машины двинулись вперед, не быстро, но безошибочно стремясь к цели. За ними последовали еще две, затем еще две; они выезжали парами. Трое спутников Гелхорна вздрогнули и попятились. – Осторожно, стена, – закричал я. Очевидно, эта мысль появилась у них до меня, и они бешено рванулись к выходу. Я держал Гелхорна за локоть, но, думаю, что и без этого он не мог бы двинуться. Его губы дрожали. – Вот почему мне не нужны ни электрические заборы, ни охрана, – сказал я. – Мои машины охраняют себя сами. Гелхорн не отвечал. Но я хотел, чтобы он выслушал все. – Они будут преследовать ваших людей, – сказал я, – как тени, заезжая с одной стороны и подталкивая с другой. Это будет продолжаться, пока они не упадут без дыхания, полумертвые, ожидая, что машины наедут на них. Но этого не случится. Они повернут назад. Его лицо исказилось от злости. Он поднял руку, в которой все еще сжимал автомат. – На вашем месте я бы не стал, – заметил я. – Ведь одна машина здесь, с нами. Не думаю, чтобы он заметил это раньше. Солли вернулась тихо. Шум ее мотора был едва различим, хотя она и стояла рядом. Казалось, она сдерживала дыхание. Гелхорн взвыл. Я сказал: – Пока я здесь, она вас не тронет. Но если вы меня убьете… Вы ведь знаете, Солли вас недолюбливает… – Ну ладно, – крикнул он и, неожиданно завернув мне руку за спину и скрутив ее так, что я едва устоял на ногах, поставил меня между собой и Солли. – Следуйте за мной и не вздумайте вырываться, старина, а не то я выверну вашу руку к чертовой бабушке, – рявкнул он. Мне пришлось покориться. Солли двигалась рядом, обеспокоенная, не зная, что предпринять. Мне хотелось сказать ей хоть что-нибудь, но я не мог. От боли я только постанывал сквозь зубы. Автобус Гелхорна все еще стоял возле гаража. Впихнув меня в него, Гелхорн вскочил следом и захлопнул дверь. – Ну ладно, теперь поговорим серьезно, – заявил он. Я растирал руку, пытаясь вернуть ее к жизни и машинально, без всякой цели рассматривал контрольный пункт управления. – Автобус-то восстановленный? – Ну и что? – ехидно отозвался Гелхорн. – Образец моей работы. Подобрал шасси, нашел мозг, который можно использовать, и слепил из всего этого автобус. Я взялся за панель и отодвинул ее в сторону. – Какого черта! Убирайтесь отсюда, – крикнул он, схватив меня за плечо. – Я ничего не собираюсь предпринимать, – успокоил я его. – Просто хочу взглянуть на соединения в моторе. Времени это заняло немного. Когда я снова повернулся к нему, мой голос дрожал от гнева: – Мерзкое вы животное, – крикнул я. – Какое право вы имели сами устанавливать его? Почему вы не обратились к робототехнику? – По-вашему, я похож на сумасшедшего? – спросил он. – Даже если мотор краденый, вы не имели права так обращаться с ним. Я бы и с человеком не посмел так обойтись! Подогнали, припаяли – и с рук долой! Свинство какое! – Но он же работает? – Работает! Но каково это ему! Вы тоже смогли бы жить с мигренью и острым артритом. Но это не очень-то весело. Машина страдает! – Заткнитесь! – Гелхорн глянул в окно на Солли, которая двигалась вплотную с автобусом. – Мы будем далеко, прежде чем вернутся остальные, – заметил он, убедившись, что двери и окна закрыты. – Что вам это даст? – Рано или поздно у ваших машин кончится бензин. Сами ведь они заряжаться не могут? Тогда мы вернемся и закончим работу. – Меня будут искать. Миссис Гестер заявит в полицию. Казалось, он ничего не понимал. Автобус увеличил скорость, но Солли не отставала. Гелхорн хихикнул: – Что она может мне сделать, пока вы здесь? Солли, казалось, поняла это. Она набрала скорость, обошла нас и исчезла. Автобус тащился по темной дороге, мотор гудел неспокойно. Гелхорн притушил задний свет: зеленая фосфоресцирующая полоса слилась с лунной дорожкой. За все время мы встретили две машины – ни сзади, ни спереди больше никого не было. Стук дверей первым услышал я. В тишине быстрый и резкий, он раздался сначала слева, затем справа. Рука Гелхорна дрожала, когда он нажал кнопку, чтобы увеличить скорость. Из-за деревьев ударил сноп света. Другой нащупал нас из-за ограды. На переходе, в четырех ярдах от нас послышался скрежет. Какая-то машина пересекла нам путь. – По-моему, мы окружены, – сказал я. – Солли вернулась с остальными. Звук моторов стал слышнее. В нем появилось что-то новое, и мне вдруг показалось, что мои машины переговариваются между собой. Шум позади все усиливался. Я оглянулся. Гелхорн бросился к отражателю. Дюжина машин ровными рядами следовала за нами. Гелхорн вскрикнул и захохотал. Я закричал: – Стойте! Остановите автобус! Потому что меньше чем в четверти мили от нас, ясно различимая, стояла Солли, перегораживая нам путь своим стройным корпусом. Две машины бросились влево, не отставая от нас и не давая автобусу свернуть. Но он и не собирался сворачивать. Гелхорн нажал кнопку высшей скорости и, не отпуская палец, заметил: – Спокойнее. Автобус раз в пять тяжелее, и мы просто отшвырнем ее с дороги, как мертвого котенка. Я знал, что он на это способен. Автобус управлялся вручную, и его палец был на кнопке. Я знал, что он сделает это. Опустив окно, я высунулся и крикнул: – Солли! Уйди с дороги, Солли! Мой голос утонул в шуме. Вдруг меня бросило вперед, и я услыхал, как Гелхорн выругался. – Что случилось? – спросил я его, но спрашивать было глупо. Мы остановились – вот что случилось. Солли и автобус стояли на расстоянии пяти футов друг от друга. Просто поразительно! На нее двигался вес раз в пять больше, чем она сама, а она и не шелохнулась. – Он должен! Он обязан! – орал Гелхорн на ручной выключатель. – Не с таким мотором, эксперт вы этакий, – ответил я. – Любое из сцеплений могло выйти из строя. Он готов был разорвать меня. В глотке у него что-то хрипело, волосы упали на лоб. Он поднял автомат. – Это была последняя ваша консультация, старина. Я понимал опасность и, прижавшись к двери, наблюдал за тем, как Гелхорн прицеливается. Но тут дверь неожиданно открылась, я вывалился в нее вниз головой и ударился о землю. И сразу же услышал, как дверь захлопнулась. Встав на колени, я увидел, что Гелхорн безуспешно борется с окном, которое упорно не поддавалось. Потом он прицелился в меня прямо через стекло, но так и не выстрелил, потому что автобус рванулся, и Гелхорн отлетел назад. Солли исчезла с пути, и я увидел, как мигающие огни автобуса стали удаляться от меня вдоль дороги. Обессиленный, я все еще сидел прямо на земле, спрятав лицо в ладони и пытаясь отдышаться, когда возле меня мягко остановилась машина. Это была Солли. Медленно открылась ее передняя дверь. За пять лет никто не ездил в этой машине, если не считать Гелхорна, и я знал, как драгоценна для нее была такая свобода. Я оценил ее великодушие и сказал: – Спасибо, Солли, но я возьму одну из новых машин. Но тут, сделав грациозный пируэт, Солли вновь появилась передо мной, и на этот раз я не мог ее обидеть. Благодарный, я уселся в ее кабине, и через полчаса мои мальчики и девочки доставили меня домой. А на следующий вечер миссис Гестер принесла мне газету с текстом вечерней радиопередачи. Она была взволнована. – Это мистер Гелхорн. Человек, который приходил к вам, – сказала она. – Что с ним случилось? – спросил я, страшась ее ответа. – Его нашли мертвым, представляете? Мертвым в канаве. – Может быть, это не он, – пробормотал я. – Раймонд Джордж Гелхорн, – ответила она резко. – Таких совпадений не бывает. Описания тоже сходятся. Боже, так глупо погибнуть. На его руках и теле обнаружили следы шин. Хорошо, что это был автобус, не то они бы явились сюда. – Это случилось поблизости? – Нет. Около Крокевилля. Прочитайте сами, если вам интересно. Когда она ушла, я схватил текст передачи. Сомнений не было. Врач установил, что Гелхорн долго бежал и был в состоянии полнейшей невменяемости. Я подумал: "Сколько же миль автобус гнался за ним, прежде чем кончить эту игру". Конечно, в тексте ничего подобного не было. Автобус нашли, опознав его по следам шин. Пытались вести расследование, чтобы установить владельца. Я прочитал передовицу. Это была первая дорожная катастрофа в штате за последний год. Газета предостерегала против ручного вождения машин ночью. О людях Гелхорна не было сказано ни слова, и я был этому рад. По крайней мере, ни одна из моих машин не превратила погоню в убийство. Вот и все. Я уронил газету. Гелхорн был настоящий преступник, по-зверски относился к машинам, и я ни на минуту не сомневался в том, что он заслуживал смерти. И все же мне было не по себе. С тех пор прошел месяц, но я до сих пор не могу выкинуть из головы то, что случилось. Мои машины говорят между собой, – теперь я больше не сомневаюсь в этом. Они словно поверили в свои силы и не пытаются этого скрывать. Их моторы шумят и стучат постоянно. И разговаривают они не только между собой. Они разговаривают с машинами и автобусами, которые приезжают на Ферму по делу. Как давно они это делают? И ведь их, должно быть, понимают. Автобус Гелхорна их понял, хотя и продолжалось их знакомство не больше часу. Мне стоит закрыть глаза, как я до сих пор вижу стрелу дороги, мои машины по обеим ее сторонам и их стук, которым они пытаются втолковать автобусу, чтобы он выпустил меня и увез Гелхорна. Велели ли ему мои машины убить Гелхорна или ему самому пришло это в голову? – этого я не знаю и сейчас. Да и вообще – могут ли быть у машин такие мысли? Конструкторы говорят, что нет. Но это в обычных условиях. А в необычных? Все ли можно предусмотреть? С машинами обращаются плохо, и это известно всем. Очень плохо. Некоторые из них попадают на Ферму и наблюдают. Им рассказывают. Они узнают, что есть машины, моторы которых никогда не останавливают, за рулем которых никто не сидит, к желаниям которых прислушиваются. Потом они разъезжаются по свету и рассказывают об этом другим. Может быть, сведения эти распространяются быстро? Может быть, машинам начинает казаться, что во всем мире должно быть так, как на Ферме. Они ведь не понимают, и вы не можете ждать от них понимания. На земле миллионы, десятки миллионов машин. Если в них укрепится мысль, что они рабы, что им надо как-то бороться… Если они начнут мыслить, как автобус Гелхорна?.. Может быть, это случится уже после моей смерти. Но ведь и тогда они будут вынуждены оставить в живых некоторых людей, чтобы было кому ухаживать за ними. Они ведь не станут убивать всех нас подряд. Каждое утро я просыпаюсь с мыслью: "Может быть, сегодня!" И теперь я уже не получаю того удовлетворения от своей работы, как прежде. В последнее время я заметил, что начинаю избегать даже Солли.