Аннотация: Убить человека несложно. Если хотеть этого. Надо поймать оптическим прицелом мишень и нажать спусковой крючок. Нажимать надо плавно.
 Одно короткое, не требующее физических усилий движение указательным пальцем. Боек срывается со своего места и ударяет в капсюль. Вспыхивают несколько граммов пороха, и газы, расширяясь, выталкивают пулю из гильзы. Она начинает разгоняться, и нанесённые в стволе нарезы придают ей вращательное движение. Это необходимо для того, чтобы обеспечить большую точность. 
 Сегодня Хищник в очередной раз нажал спусковой крючок. Одним движением пальца решил множество проблем. И тем же движением породил множество новых.


---------------------------------------------


 Сергей Майоров
 Нажать крючок

 Убить человека несложно.
 Если хотеть этого.
 А зачастую, когда ты этого совсем не хочешь, убийство происходит ещё проще.
 Сложно бывает, когда надо ударить ножом или задушить. Когда смерть получается долгой и грязной, когда всё это происходит при непосредственном контакте, когда приходится видеть стекленеющие глаза и слышать останавливающееся дыхание.
 Некоторым, правда, нравится именно это.
 Но ты ведь не из таких. Вас разделяет несколько десятков метров. Надо поймать оптическим прицелом мишень и нажать спусковой крючок. Нажимать надо плавно.
 Одно короткое, не требующее физических усилий движение указательным пальцем. Маленькая железная деталька изменит своё положение, приводя в действие ударно-спусковой механизм. Какая-то доля секунды. Боек срывается со своего места и ударяет в капсюль. Вспыхивают несколько граммов пороха, и газы, расширяясь, выталкивают пулю из гильзы. Она начинает разгоняться, и нанесённые в стволе нарезы придают ей вращательное движение. Это необходимо для того, чтобы обеспечить большую точность. По тому же принципу устроен и детский «волчок».
 Человек — существо противоречивое,
 Он выживает в самых невероятных условиях. Борется с дикой природой, противостоит невыносимым климатическим условиям, переносит невозможные физические и нервные нагрузки. Он силён.
 С другой стороны, погубить его можно многими способами, которые он сам изобрёл. Оружие всегда придумывали талантливые люди.
 Ты сидишь на стуле, у окна третьего этажа. Окно открыто, и до сада, за которым ты наблюдаешь, двести метров, так что с земли никто тебя не увидит. Ты спокоен. Не в первый и не в последний раз.
 Дом расположен удачно, как будто его специально строили с учётом таких вот ситуаций. В это время суток солнце оказывается у тебя за спиной, и тем, за кем ты наблюдаешь, приходится щуриться.
 Они идут. Четверо. Впереди мужчина и женщина, мирно говорящие между собой. Позади ещё двое мужчин. Не спешат. Те, что сзади, вертят головами, словно их душат жёсткие воротники сорочек, сверкают стёклами солнцезащитных очков и жуют резинки. Они зовут себя телохранителями, хотя ясно, что никогда они не подставят свои тела под адресованные охраняемой персоне пули. Серьёзному человеку они не помеха. Справиться с тем, кто привык самостоятельно думать о своей безопасности, куда труднее.
 Последние числа августа. Ещё тепло, это через три недели пойдут проливные дожди и лето окажется бесконечно далёким воспоминанием, а пока ещё солнечные лучи ласкают кожу и очень хочется бросить дела, чтобы хоть несколько дней от всего отдохнуть. Мужчина, за труп которого тебе заплатили, одет в костюм и чёрный плащ нараспашку. Он держит руки за спиной, а разговаривая, имеет привычку слегка наклонять голову и как будто разглядывает свои ботинки, сверкающие идеально вычищенной дорогой кожей. Ступая на левую ногу, он в последний момент резко выворачивает её наружу, опуская почти перпендикулярно к правой. Это последствия давней спортивной травмы. Много лет назад он играл в баскетбол и не предполагал, что пройдёт время — и его жизнь оценят в десятки миллионов рублей. Заплатит один; другие, отягощённые тем же желанием, к своему счастью, не успеют оформить заказ. Они будут стоять на кладбище у гроба, утешать вдову и ронять скупые слезы, раздумывая, как распорядиться сэкономленными средствами.
 Человек-мишень аккуратно подстрижен и носит бородку, которая добавляет ему возраста. Взгляд спокоен и уверен, хотя он давно догадывается, что в любую минуту начатая им фраза может оборваться на полуслове.
 Насколько тебе известно, он год назад оплатил устранение своего конкурента. Тоже в последних числах августа…
 Женщина рядом с ним — жена. Красивая женщина лет тридцати… На вид — тридцати, по паспорту ей много больше. Высокая, худощавая. Пожалуй, излишне худощавая. В начале лета она выглядела куда лучше… Правильные, строгие черты лица. Тёмные волосы зачёсаны назад. Минимум косметики. Нет, она действительно красива.
 Ты успеваешь подумать об этом, беря в руки прислонённую к стене под окном винтовку. Когда в плечо утыкается приклад, а глаз приникает к окуляру оптического прицела, голова мгновенно очищается от мыслей. От посторонних мыслей, не связанных с работой.
 Они останавливаются. Тем лучше. Муж и жена стоят посреди садовой дорожки. Охранники мнутся сзади. Тот, который постарше, продолжает озираться по сторонам, а молодой напарник озабочен испачканным в грязи ботинком. Судя по выражению лица, наступил он не меньше, чем на коровью лепёшку… Единственное место, откуда в этот момент может быть совершено покушение, — дом, где ты и находишься.
 Бородатый берет жену за руки, что-то ей доказывает, она не соглашается. Он убеждает её в необходимости своего отъезда. Она рвётся ехать вместе с ним. Ты ведь позаботился запустить слух, что в столицу он направляется не только по делам, уже куплен билет в соседнее купе для семнадцатилетней блондинки, победительницы организованного им конкурса красоты, с которой он собирается оттянуться по полной программе…
 Более удобного момента уже не будет.
 Он целует её. Ты снимаешь палец со спускового крючка. Даёшь им несколько секунд. Больше ты ждать не станешь.
 Они укладываются в отведённое время. Теперь она говорит, а он, придерживая её за руки, улыбается и отрицательно качает головой. Да, ты был прав, слухи о блондинке дошли до её ушей…
 Он смеётся и слегка притягивает жену к себе, откидывая голову назад. Телохранители деликатно отворачиваются.
 И в этот момент ты делаешь лёгкое движение указательным пальцем. Всего одно. Глушитель полностью поглощает звук.
 Пуле требуется меньше секунды, чтобы преодолеть разделяющее вас пространство.
 Она ударяет мужчине в левый висок, пронзает головной мозг и вырывается через правое ухо. Как и было задумано. Замедлившая скорость, но не потерявшая убойной силы, она пролетает ещё метра три и попадает в ногу молодого охранника, как раз в тот самый ботинок, которым он зацепил грязь.
 Теперь надо уходить. Ты сделал своё дело. Прицелился и нажал спусковой крючок.
 На Земле стало одним обитателем меньше. Возможно, он был не лучший представитель человечества и сам творил немало зла. Но и ты ему не судья.
 В такие мгновения ты ощущаешь себя хищником.
 …Он дождался, пока они прекратят целоваться, и только тогда выстрелил. Навинченный на ствол СВД самодельный глушитель поглотил звук. Он знал, что можно не интересоваться результатом выстрела. Промаха быть не может.
 Так и есть. Бородатый рухнул на влажный песок дорожки, в последний момент намертво сжав руки и повалив на себя жену. Рядом с ними, вопя и крутясь волчком, упал охранник. Тот, который очищал палочкой ботинок.
 Выбегая из комнаты, он на секунду задержался у дверей и, присев на корточки, на обоях около плинтуса вывел маленькую буковку "х".
 Хищник.
 Ему нравилось так себя называть.
 Сегодня Хищник в очередной раз нажал спусковой крючок.
 Одним движением пальца решил множество проблем.
 И тем же движением породил множество новых.
 Одним движением.
 Одним.
 Почти без усилия.
 Просто нажал крючок.




 1


 Спорыгин вызвал из гаража машину и оставшиеся до её приезда минуты потратил на то, чтобы разложить просмотренные бумаги в две одинаковые папки, убрать их в дипломат и тщательно запереть его, включив хитроумную охранную систему. Ценность этих документов была невелика; даже попади они в руки прямых врагов, и те не смогли бы воспользоваться ими, чтобы причинить существенный вред — так, мелкие неприятности, не более.
 Шофёр никогда не опаздывал, а Спорыгин ещё со студенческих беззаботных лет привык ценить в людях обязательность и пунктуальность. Наверное, поэтому он не расставался с шофёром уже лет десять, даже перетащил за собой, покидая министерство. Было время, когда он сильно подозревал, что шофёр «подведён» к нему КГБ, но подозрения не подтвердились, и теперь Спорыгин относился к своему водителю с искренним уважением и какой-то даже завистью.
 Выглянув в окно, Юрий Владимирович увидел машину — солидную иномарку — и стал собираться. Покидая рабочее место, он всегда долго оглядывался, тщательно проверяя, все ли документы убраны, и запоминая расположение предметов на столе. На всякий случай.
 Убедившись, что ничего не забыл, он пошёл к дверям и по дороге в комнате отдыха заглянул в зеркало. О его внешности заботились люди, размеры гонораров которых позволяли надеяться, что их вкусам можно доверять. Сам Юрий Владимирович равнодушно относился к своему облику, но в этот раз долго смотрел на отражение, поворачивался спиной и боком, втягивал живот и даже наклонился поближе к зеркалу и внимательно рассмотрел кожу на лице.
 Ему предстояла командировка, разительно отличавшаяся от тех, к которым он привык, и он волновался, хотя не хотел в этом признаваться.
 Потом машина несла его в знакомый ресторанчик в районе Садового кольца. Спорыгин, развалившись на заднем сиденье, устало смотрел на сгущающиеся вечерние сумерки над знакомыми улицами города и возвращался мыслями к предстоящему делу. Оно ему не нравилось… Спорыгин не любил это слово. В своих поступках он руководствовался необходимостью того или иного действия и целесообразностью, исходя из конечной цели. А сейчас эта самая конечная цель, которую он обозначил для себя несколько лет назад, прямо диктовала, что успех от поездки неразрывно связан с возможностью её скорейшего достижения. И тогда…
 О перспективах он боялся думать, будто кто-то мог подслушать его мысли.
 В ресторане Спорыгин встретился с высокого роста худосочным мужчиной, на котором любой, даже сшитый у лучшего портного костюм сидел бы, как сюртук на пугале. Мужчина носил длинные, с острыми кончиками усы и говорил приглушённым голосом, понижая его до бормотанья, когда касался тем секретных и важных. За глаза его называли Паганель. Прозвище своё, конечно, ему было известно — в столице, да и в стране он знал обо всём, что его интересовало, — а вот о его личности был осведомлён лишь узкий круг людей. Они-то, люди весьма властные, и прилепили ему имя героя старого романа, не решаясь произносить его открыто. Слишком непредсказуемыми могли быть последствия, хотя эти люди умели предвидеть все. Даже землетрясения.
 Говорил Паганель. Юрий Владимирович кивал головой и отвечал на вопросы. Под конец беседы он вспотел, прислушиваясь к тихому голосу собеседника.
 Расстались они через сорок минут. Уходя, Юрий Владимирович с удивлением заметил, что едва притронулся к еде. Странно, он почувствовал от этого укол раздражения и остаток вечера пребывал в плохом расположении духа. Не помог даже любимый херес, который он выпил, устроившись в кресле-качалке перед окном.
 Из окна открывался вид на Кутузовскую набережную. Шёл дождь, и вода в реке казалась темно-серой, как и небо, куда Спорыгин не смотрел. Он курил, морщился, когда в окно ударял порыв мокрого ветра, и думал.
 Самолёт вылетал в 05.40 утра. Спорыгин не любил утренние рейсы. В последние годы ему часто приходилось летать по стране, и он предпочитал делать это по вечерам, чтобы из аэропорта сразу ехать в гостиницу и спокойно отдыхать до утра. Но сейчас самолёт был выбран не случайно. Много чего не нравится, однако поставленная цель диктует способы, и в назначенный срок Юрий Владимирович опустился в мягкое кресло зала ожидания для особо важных персон, поставив между ног дипломат с хитроумной охранной системой. Как и вечером, ничего важного в кейсе не лежало. Тезисы предстоящих выступлений, краткие справки о людях, с которыми ему предстояло встречаться, деловые бумаги. Поездка намечалась недолгая, не больше трех дней, но готовился Юрий Владимирович к ней основательно — никто не должен был усомниться, что истинная цель всех этих передвижений заключается в рабочих встречах с представителями администрации двух областей, и только в этом.
 Однако предстоящие беседы служили лишь маскировкой.
 Спорыгин прикрыл глаза, глубоко вдохнул и встал. Не спеша, расслабленной походкой вышел в общий зал и направился к киоскам. Охранник, в обязанности которого входило обеспечить посадку Спорыгина на самолёт, поплёлся следом, косясь на часы и не обращая внимания на обстановку вокруг. Он был ленив, к работе относился спустя рукава и давно заслуживал увольнения. На его действия в критической ситуации никто и не рассчитывал.
 Безопасность Юрия Владимировича обеспечивали другие люди, рассредоточенные в ключевых точках аэровокзала и готовые ко всему.
 «Хождения в народ» были для Спорыгина привычны. Это занятие он не любил, но чувства свои скрывал, и в средствах массовой информации подчёркивался его демократизм. Впрочем, в последнее время он старался попадать на страницы газет и на телевизионные экраны как можно реже.
 Наболтавшись по залу, Спорыгин направился в туалет. Охранник сунулся следом, но, убедившись, что террорист с гранатомётом среди умывальников не прячется, не задерживаясь вышел.
 Юрий Владимирович помедлил и дёрнул дверь крайней кабинки. Она была заперта, но задвижка лязгнула, и Спорыгин невольно вздрогнул. Ожидавший его двойник превзошёл все ожидания. Пожалуй, даже супруга не смогла бы заметить разницу. Закрывая за собой дверь, Юрий Владимирович шагнул в кабинку и несколько долгих секунд провёл лицом к лицу с незнакомым мужчиной, упираясь своим животом в такой же выпуклый живот двойника. Они молчали, неотрывно смотрели друг на друга, при этом Спорыгин чувствовал неуместную сейчас неловкость.
 — Давай, — двойник протянул руку, и Юрий Владимирович, спохватившись, передал ему дипломат.
 — Спасибо. — Лицо двойника тронула лёгкая усмешка. — Подожди минут десять, не больше.
 — Я помню. И надеюсь, не усну.
 Хмыкнув, двойник вышел. От сильного толчка дверь захлопнулась, и Спорыгин торопливо нажал задвижку. Осмотревшись, он опустил крышку унитаза и сел.
 Скрипел под ногами мокрый песок парковой дорожки, а ветер срывал с листвы капли воды и швырял их в двоих мужчин, ведущих неторопливую беседу.
 Рядом со Спорыгиным, заложив руки за спину и наклонив голову, шагал высокий, крепкого сложения мужчина лет сорока пяти, в широком светлом плаще и ботинках на толстой подошве. Ради встречи с ним была устроена возня с двойником, да и вообще затеяна вся эта поездка. Сделав изрядный крюк и запутав следы, Спорыгин прилетел в Новозаветинск, чтобы в течение часа переговорить с ним и броситься догонять своего двойника. От их разговора многое зависело.
 В своё время в далёких государствах этому человеку были вынесены смертные приговоры, но он смог исчезнуть, причём так, что о нём продолжали вспоминать до сих пор с искренним уважением и без злости. Его пыталась ликвидировать родная спецслужба, он узнал о готовящемся покушении и уберёгся, хотя его вычеркнули из списка живых. Потом он долго оставался в тени, и его нашёл Паганель. Нашёл, обеспечил условия для работы и поставил задачу. Об истинных масштабах акции Юрий Владимирович мог догадываться, но думать об этом не любил, из страха.
 С мужчиной, выбравшим для работы в Новозаветинске в качестве псевдонима фамилию Марголин, Спорыгину приходилось встречаться три раза в Москве. Полтора года назад Марголин был направлен в Новозаветинск, и сейчас требовалось подвести некоторые итоги.
 Эта часть разговора была завершена, и Юрий Владимирович выдерживал паузу. Они неторопливо шли по дорожке, иногда касаясь друг друга локтями. Спорыгин боковым зрением пытался контролировать выражение лица собеседника, но вскоре понял, что это его раздражает и сбивает с толку. Марголин помалкивал, опустив голову и кривя тонкие губы с таким видом, будто знал много больше собеседника, а их сегодняшняя встреча — пустая формальность.
 Чтобы вернуть статус-кво — так, как он себе это представлял, — Спорыгин напомнил Марголину об одной допущенной им ошибке. На исход дела она не повлияла, её впоследствии удалось загладить, тем не менее она была.
 Марголин ухмыльнулся.
 — Не ошибается тот, кто ничего не делает. Вы это прекрасно знаете, уважаемый Юрий Владимирович, не так ли?
 Фраза прозвучала с намёком, даже с издёвкой, но Спорыгин пропустил её мимо ушей, поняв, что ему хочется побыстрее закончить встречу.
 — Вы владеете ситуацией лучше нас, поэтому я не стану размениваться. Есть группа бывших сотрудников силовых органов, которые крайне недовольны сложившейся ситуацией и хотят её изменить. Насколько нам известно, к ним примыкают и действующие сотрудники. Организовались они сравнительно недавно и на первое место ставят обеспечение собственной безопасности. Они не вели активных действий, накапливали информацию. Предпринимали, если можно так сказать, незначительные рейды с гарантированным результатом и минимальным риском.
 Кивком головы Марголин подтвердил, что понял, о чём речь. В глазах его мелькнул интерес.
 — Так вот… В последнее время эта группа значительно расширилась, обросла связями, в том числе межрегиональными, и довольно близко подошла к той черте, за которой начинается доступ к информации, утечка которой недопустима.
 — Я уже думал над этим вопросом. Все не так трагично.
 — Об этом никто и не говорит. Но лучше пресечь явление в зародыше…
 — Боюсь, что пресечь само явление никак не удастся. Для этого надо слишком многое изменить. Причём изменить такое, на что вы никогда не согласитесь.
 — Мы имеем в виду конкретную группу людей. И на конкретный, сегодняшний период времени. Люди, которые займут их место через год, нас волновать не будут. И абсолютно не волнуют сейчас.
 — Проблема в принципе решаемая.
 — Мы тоже так считаем. Недооценивать её нельзя, работа вам предстоит трудная. И все ваши затраты будут соответствующим образом компенсированы.
 — Благодарю. Правда, мне бы всё-таки хотелось как-нибудь воспользоваться плодами этой самой компенсации. И не здесь.
 — Мой друг просил передать, что новых поручений не поступит. Как только вы разрешите эту проблему, можно будет считать, что контракт выполнен. И продлять его или не продлять, будет зависеть целиком от вас.
 — Красиво звучит… — Марголин усмехнулся. — Только мрачновато как-то. С некоторым, я бы сказал, двусмысленным подтекстом. Нет?
 — Перестаньте, — Спорыгин поморщился. — Мы же деловые люди.
 Они остановились и посмотрели друг на друга. Как Штирлиц и Мюллер в известном анекдоте. «А ведь тебя скоро е…нут», — подумал Марголин, глядя в глаза Спорыгина.
 «А сам-то сколько ещё проживёшь?» — Юрий Владимирович отвернулся и опустил голову, делая вид, что стряхивает с брови дождевую каплю.


* * *

 Заправочная станция и кафе рядом с ней выглядели так, словно были перенесены в грязный и убогий пригород Новозаветинска из американского фильма. Этакий оазис чистоты, порядка и мечты, окружённый вымирающим лесом и развалюхами обезлюдевшей деревни на заднем плане. Даже участок шоссе выглядел здесь ровнее и чище.
 Паша-Датчанин свернул на бетонированную подъездную дорожку, описал полукруг по парковочной площадке и поставил автомобиль в углу, на привычное место. Посещать это заведение ему приходилось не часто, но почему-то всегда, в каждый его приезд, это место оказывалось свободным.
 Он выключил мотор и минуту посидел, глядя перед собой и постукивая пальцами по обтянутому кожей рулевому колесу.
 Сегодня ему что-то не нравилось. Первое время, когда все ещё только начиналось и были возможны любые неожиданности, он тоже нервничал, — тогда это было объяснимо. А сегодня… Очередная встреча, и очередной заказ. Приехал, обговорил условия и уехал. Заказ, правда, сложноватый, хотя и бывало уже нечто подобное.
 Он вошёл в кафе. Помещение было чистым и отделано в светлых тонах, что в сочетании с расположенным в стене за стойкой квадратным окном в кухню ассоциировалось с больничной столовой. Правда, лежать в отечественных больницах Датчанину не приходилось…
 Два столика были заняты. Молодая пара, ни на кого не обращая внимания, пила коктейли, а преклонных лет господин с потной шеей поил вином девушку в красном платье, годившуюся по возрасту ему в младшие дочери. Появление Датчанина сильно взволновало господина, хотя встречаться раньше им никогда не доводилось, да и Паша, скользнув по нему взглядом, тут же отвернулся к стойке. Тем не менее потный господин придвинулся ближе к спутнице, обхватил её локоть и что-то жарко зашептал, поправляя сползающие с носа очки и косясь в спину Датчанина.
 Паша несколько минут читал за стойкой короткое меню и разглядывал бутылки. Потом открылась дверь, и из подсобного помещения, вытирая руки о белоснежный фартук, вышел человек, на встречу с которым и приехал Датчанин.
 Его точный возраст был Паше не известен, выглядел мужчина лет на тридцать пять, был невысок ростом, широк в плечах и хорошо тренирован, что угадывалось в каждом движении. Несмотря на немалый вес, перемещался он легко и бесшумно, словно скользил по полу, ловко обходя препятствия и не утрачивая невозмутимого выражения лица. Сколько Паша помнил, Алексей — он называл его этим именем, хотя и не был уверен, что оно настоящее, — всегда был чисто выбрит и подтянут, не улыбался, а его прозрачные серо-голубые глаза смотрели одинаково спокойно и чуть насмешливо. Алексей владел колонкой и кафе, имелось у него и ещё какое-то доходное предприятие, так что самому выполнять обязанности бармена необходимости не было, но он любил стоять за стойкой, а приготовленные им коктейли вполне могли претендовать на призовые места в соответствующем конкурсе. Они поздоровались, коротко кивнув друг другу.
 — Обедать будешь?
 — Нет, только кофе. Цены у тебя, однако…
 — Зато и качество соответствующее. Тебе с молоком?
 — Да, как обычно.
 У молодого человека закончился коктейль. Он громко втянул через соломинку воздух с пеной. Подруга что-то ему сказала, и они рассмеялись, глядя друг на друга. Потом обратили внимание на часы и вышли, остановившись перед дверями и громко поблагодарив хозяина. Алексей ответил им и пожелал удачной дороги. Спустя минуту, с грохотом отодвинув стул и волоча за собой опьяневшую подругу, исчез и потный господин.
 — Вкусный у тебя кофе. — Датчанин поставил опустевшую чашку.
 — Это потому, что с мышьяком. Неповторимый аромат, правда?
 — Пошёл ты…
 Алексей запер дверь и прошёлся по залу, поправляя столы и закрывая жалюзи на окнах.
 — Пол сейчас будешь мыть? Ты не обращай внимания, я подожду, ничего…
 — В следующий раз получишь кофе с цианистым калием. Даже вкус не успеешь распробовать, а острить так уж точно перестанешь.
 — Извини, я не знал, что ты такой нежный.
 Алексей вернулся на своё место за стойкой, выложил пачку сигарет и достал из шкафчика чистую пепельницу.
 — Не утруждайся, я и на пол могу стряхнуть…
 Опустив руку в карман плаща, Датчанин включил устройство, исключающее возможность записи их разговора. Конечно, если кто-то сильно захочет, это не спасёт, но для самоуспокоения вещь эффективная. Алексей посмотрел понимающе.
 — Есть заказ. Время и способ не ограничены, вся оплата — вперёд. Пятьдесят тысяч.
 Алексей закурил, прищурившись, пустил струйку дыма в лампу и повернулся к собеседнику.
 — Трудности?
 — Нет его адреса, места работы и фотографии. И фамилия, скорее всего, не настоящая. Он приезжий, появился у нас примерно летом девяносто шестого. Есть кое-какие сведения о его связях и прочая мелочёвка. В принципе найти можно.
 — Сложно и осторожно… Если я правильно понял, наш друг имеет отношение к спортивной стрельбе?
 — Да.
 — Хм…
 Не скрывая своего удивления, Алексей замолчал. Сел на стул и вытянул ноги, положив их на полку под стойкой. Закрыл глаза и некоторое время курил, пуская дым колечками и стряхивая пепел на пол. Затушив окурок, плеснул себе в стакан немного коньяка и медленно, смакуя, выпил.
 — Добавь ещё столько же. Если кто-то согласится, будут большие накладные расходы, да и человек слишком непростой. Вторую половину можно и потом.
 — Не знаю… Сотня, по-моему, многовато…
 — Как хочешь.
 Алексей взял полотенце и смахнул со стойки крошки.
 — За качество надо платить. Но как знаешь!
 — Да я-то понимаю. — Датчанин досадливо поморщился.
 — Боишься, другие не поймут? Так объясни.
 — Ладно. Мне нужно два дня.
 — Хоть десять.
 — Послезавтра, в это же время, я подъеду.
 — Всегда рад.
 Они обменялись рукопожатием, и Датчанин вышел. Стоя в дверях, Алексей проследил, как выбралась на шоссе и быстро скрылась из виду белая спортивная машина, запер дверь и прошёл в подсобное помещение.
 А Датчанин думал о том, что сто тысяч — это всё-таки много, даже за такого человека, как Марголин, и клиент вряд ли согласится. Хотя он был готов даже добавить из своего кармана…
 С Марголиным он встречался несколько раз, и воспоминания об этих встречах относились к разряду самых неприятных. У многих были причины желать смерти этому человеку, появившемуся внезапно и навязавшему всем свою игру. Естественно, он действовал не сам по себе и представлял значительные силы, предпочитавшие оставаться в тени. Резкое вмешательство этих сил в жизнь города вызывало как минимум раздражение, но вполне обоснованный страх сдерживал все попытки оказать противодействие. Силы были слишком реальными, а когда все утряслось, стало ясно, что с ними, в общем-то, можно жить. Те, кто с этим не соглашался, возразить уже не могли.
 С самим заказчиком Датчанин не виделся и даже не знал, кто он такой.
 Было около двух десятков человек, которых Паша, усмехаясь, мысленно называл рекламными агентами. В их функции входил поиск клиентов. Этот поиск, если можно так сказать, был пассивным. Агенты не давали ответа, а лишь передавали информацию тем, кого Датчанин называл менеджерами. Этих менеджеров было четверо, и они, в свою очередь, связывались с Пашиным заместителем, который потом информировал его. Информация о заказчике его не интересовала, наоборот, было принято, чтобы она оставалась на самом нижнем уровне. К их услугам обращались только те, кто мог оплатить работу, и этого было достаточно. Паша изучал «мишень», просчитывал последствия ликвидации и либо отказывался от работы, либо приступал к поискам исполнителя. В первом случае заказчик не получал никакого ответа; во втором ему сообщали стоимость работы — если он изначально не называл сумму, с которой был готов расстаться.
 Кто конкретно будет исполнять заказ — Паша не знал. Он связывался для этого с Алексеем…
 Схема была громоздкой, требовала неусыпного контроля, зато гарантировала минимальные потери в случае провала одного звена. «Спалившийся» агент мог выдать несколько фамилий заказчиков и их жертв, что особой важности не представляло, а также номер контактного телефона, зацепить через который не удалось бы никого. Агенты не знали своих менеджеров, и наоборот. А для того, чтобы выйти на конкретного исполнителя, надо было проследить всю цепочку, что представлялось совершенно нереальным. Организация обладала своей высокопрофессиональной службой внутренней безопасности и разведкой, чтобы противостоять усилиям государственных силовых структур, а все вопросы с аналогичными негосударственными структурами решались совсем просто.
 Заказ на Марголина имел не только технические сложности. Могли возникнуть проблемы… Но по зрелом размышлении Датчанин пришёл к выводу, что риск оправдан.
 На следующий день вечером Датчанин позвонил Алексею из телефона-автомата и сказал всего одно слово: «Да», после чего отправился в ночной клуб.




 2


 Под утро ему приснился сон, навеянный воспоминаниями детства. До пятнадцати лет он жил вместе с матерью в коммуналке на окраине города. Пятиэтажный дом стоял среди пыльных пустырей, окружённый серыми заборами заводов. Мать работала на одном из этих заводов в бухгалтерии, а после работы оставалась мыть полы и потому всегда приходила поздно, усталой и вечно раздражённой. Их пятиэтажка была единственным жилым домом в округе. Никто не мог сказать, когда и для каких целей его построили. Жить в таком месте было нельзя. Производственный шум, грязь и пыль, отравленный воздух… Кроме Алексея, в доме был только один ребёнок, мальчик на три года его старше. Когда ему исполнилось шестнадцать, он сел за убийство. Его осудили на восемь лет, и он умер в тюрьме. Потом, годы спустя, Алексей из любопытства пытался навести о нём справки, но ответа не получил.
 В двух остановках от их дома, в жилых кварталах, располагался тир. Переоборудованный вагончик-бытовка с корявой вывеской и деревянным крыльцом, на котором вечерами собирались приятели одноногого Славы, в этом тире работавшего. Рассказывали, что Слава служил в каких-то специальных войсках и подорвался на мине. Сам он по этому поводу отмалчивался. Стрелял Лёша здорово. В тире было три пневматических ружья, отлично пристрелянных, промахнуться из них было трудно, но он иногда проделывал штуки поразительные.
 Лёша быстро заметил за собой странную вещь: в тот момент, когда он целился в мишень, его зрение обострялось. Перед барьером он, не прикладывая к тому осознанных усилий, мгновенно собирался. Вскоре ему стало доставлять удовольствие целиться не в висящий сбоку от безобидного зайчика белый кружок, а в самого зверька. Он видел, как пулька ударяет в обозначенную чёрной краской точку глаза, сминается и отлетает. Скоро пневматическая винтовка перестала интересовать его, но доступа к другому оружию не было, и он продолжал ходить в тир. Когда их дом расселили и они с матерью оказались в другом районе, кособокая бытовка затерялась в глубинах памяти, тем более, что после переезда события понеслись галопом, и за год в жизни Лёши произошло столько же перемен, сколько за предыдущие пятнадцать.
 Одноногого Славу и расстрелянного зайчика он вспомнил, когда оказался в армии, прослужил первые полгода и перед самым отбоем его вызвал в свой кабинет особист.
 Сейчас ему приснился тот тир, но сцена напоминала кадры из фильма ужасов: пришпиленные к задней стенке бытовки мишени были живыми, шевелились и пищали, а он расстреливал их не из безобидной пневматички, а из своей любимой СВД, не пользуясь прицелом, навскидку. В стороны летели кровавые ошмётки; он слышал, как пули входили в мягкие тушки, и хотел прекратить стрельбу, но не мог. Указательный палец правой руки жил своей жизнью, продолжая давить и давить спусковой крючок, а патроны все не кончались, и он продолжал рвать в куски безответных противников, старательно обходя, как ловушки, дрожащие белые кружки сбоку от них. Просыпаясь, он видел, как всадил две пули в голову зайчика с барабаном, и на этом кошмар прервался.
 Алексей резко откинул одеяло и сел, растирая виски руками.
 Он жил в оборудованной по евростандарту двухкомнатной квартирке над кафе. Одна комната совмещала в себе спальню и кабинет, вторая была гостиной. Хотя гостей сюда он приводил крайне редко — не вспомнить, когда в последний раз.
 Алексей подошёл к окну, сдвинул вертикальные жалюзи и поёжился, когда увидел, как холодный мокрый ветер треплет деревья.
 Обычная утренняя разминка заняла около получаса. Он вытащил из-под кровати и разложил универсальный тренажёр, переделанный в мастерской из стандартного в специальный. В очередной раз пришла мысль, что надо освободить под спортзал отдельное помещение…
 Этот заказ он выполнит сам.
 Алексей не был простым посредником, как считал Датчанин. Четыре раза в год он совершал убийства собственноручно. По одному в сезон. Он тщательно рассматривал заказы и не смог бы, наверное, чётко сформулировать, что заставляет его взять тот или иной себе. Самые разные люди, самые разные обстоятельства. И цены. Кстати, деньги в этом случае роли не играли.
 Их организация сформировалась около двух лет назад. За это время он шесть раз брал в руки оружие и шесть раз коротким точным движением пальца перечеркнул чужие жизни. Два бандита. Чиновник городской администрации, поведший двойную игру. Проститутка, растрепавшая языком то, о чём ей и думать не полагалось. Профессиональный мошенник, раздобывший для различных группировок пару миллионов долларов, а потом крепко подсевший на иглу. С ним было сложно — он был умный человек, понимавший, что реальную безопасность обеспечивает не количество мордоворотов, а нечто другое. И последний, кого он убил в конце лета. С этим было тяжелее всего. Крупный предприниматель, человек-успех, создавший себя сам и собственными руками добившийся всего. Почти всего. Он не понял, что не стоит лезть в политику. По крайней мере, пока. Он полез, хотя и принял меры предосторожности. Случайно удалось установить адрес, где он намеревался пробыть сутки перед отлётом в Москву. Именно этой его поездки и требовалось не допустить. Он что-то чувствовал или был информирован. Сутки просидел в шикарном загородном особняке, нашпигованном электронными средствами защиты и профессиональными бойцами. Даже к окнам не подходил, а ночевал в спальне, расположенной в центре дома, в окружении других комнат с бронированными стенами и дюжиной охранников перед дверью. В последний момент жена вытащила его на прогулку. Они ходили по саду около десяти минут, и Алексей аккуратно всадил ему пулю в левый висок. Одну. Это было его фирменным знаком.
 Главную часть заказов он всё-таки передавал другим исполнителям. За прошедший год таких было девять, по три на каждого его снайпера. Хорошие ребята. Он сам их подбирал. Устраивал проверки, а потом, удовлетворившись результатом, создавал ситуации, которые у специалистов определённого профиля называются вербовочными. Ни с кем из них он ни разу не встречался лично, никто не знал даже его имени. С каждым был установлен свой, отличный от других, способ связи, который действовал только до момента исполнения очередного заказа. И каждый из них постоянно находился под его контролем. Он знал про них все, а в необходимых случаях — такое случалось дважды — вмешивался и корректировал их действия. Их провал не мог принести ему каких-либо неприятностей. Единственным, чьи показания могли бы ему навредить, был Датчанин. Но и он находился под контролем не менее эффективным.
 Итак, это убийство он совершит сам.
 Алексей прошёл в душевую. Он мылся более тёплой, чем требовалось, водой, и не мог отказать себе в этой слабости.
 Он не считал это убийством. Ликвидация или акция — эти слова точнее определяют суть его действий.
 Убийство — грех. Он согласен. Но какой же грех в том, чтобы устранить человека, без каких-либо душевных терзаний готового завалить кого угодно, лишь бы обеспечить себе безбедное существование? Нет, никого из них ему не было жаль. Все они знали, на что шли, у каждого смерть была лёгкой.
 Он и сам хотел бы умереть так. Не на больничной койке от рака и не в домашней кровати на старости лет. Нет, смерть должна быть лёгкой и быстрой. Он хорошо в этом разбирался и давно пришёл к такому выводу.
 Он надел спортивный костюм, убрал кровать и спустился на первый этаж, в кухню.
 Его завтрак состоял из фруктов и двух стаканов сока. Отдав необходимые распоряжения, Алексей взял из квартиры документы и кожаную куртку, а потом вывел из гаража машину и отправился в город.


* * *

 Марголин любил размышлять, катаясь по городу. Управление машиной не отнимало у него много внимания. Первый раз он сел за руль поздно, в двадцать с чем-то лет. Впрочем, в те времена это было нормальным. Прослушав короткую лекцию, он сел и поехал, и никогда к услугам инструкторов не прибегал. За все эти годы у него не было ни одного серьёзного ДТП, а машина стала для него чем-то большим, чем средство передвижения.
 Серый БМВ-730 неспешно катился по мокрым улицам города, послушно останавливаясь у светофоров, не совершая резких манёвров и не превышая скорости. Марголин пробыл в городе около полутора лет, и его ни разу не остановил ни один гаишник. Он сам удивился, когда недавно отметил этот факт.
 Полученное задание было сложным, но выполнимым. Первую работу он выполнил достаточно успешно, мелкие недочёты не в счёт. Расстановка городских сил перераспределилась в пользу его работодателей. Остался завершающий штрих… Надо нанести его, а потом исчезнуть. Людей, подобных ему, не любят отпускать с миром, он это знал. Так что о путях отхода надо подумать заранее. Через некоторое время бесплодных поисков о нём… Нет, не забудут, о таком не забывают никогда. Его оставят в покое. При условии, если сам он не полезет снова на сцену. Осевших на заграничных счетах денег хватит на безбедную старость, а свою тягу к приключениям он сможет удовлетворить иными способами.
 Марголин развернулся на площади и, прибавив скорость, направил машину к западной окраине. Маршрут был отработан и имел на своём протяжении ловушки, в которые неминуемо должен был попасть преследователь, если таковой был. Выполнив необходимые манёвры, Марголин повернул на угрюмую улицу, тянувшуюся между железнодорожным полотном и бесконечным забором механического завода. Асфальт был испещрён выбоинами и разломами, так что приходилось выдерживать малую скорость, а через полкилометра вообще остановиться перед закрытым переездом. Марголин выключил двигатель и откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову и потянувшись. Дождь усиливался, и он с сочувствием посмотрел на пожилую тучную женщину в жёлтой жилетке, замершую на кособоком крыльце деревянной будки. С обеих сторон переезда выстроились колонны сверкающих мокрых машин, неизвестно откуда появился смышлёный мальчишка, предлагавший водителям лимонад и сигареты. Маневровый тепловоз затащил в ворота завода тяжёлую цистерну, женщина скрылась внутри своей будки, и изогнутые перекладины шлагбаума поползли вверх. Стоявший перед БМВ автобус с треском выбросил облако чёрного дыма. Марголин отпустил его подальше и включил скорость, защёлкивая ремень безопасности.
 Среди машин встречного потока промелькнул темно-зелёный «фольксваген», на который Марголин не обратил никакого внимания. Знай он, кто находится в прогретом велюровом салоне с болтающейся на лобовом стекле мартышкой, остаток дня сложился бы для многих жителей города совсем по-иному.
 Управлявший зелёным «пассатом» Алексей наблюдал за ползущим впереди грузовиком с досками, они были закреплены неважно и стали опасно раскачиваться, когда под высокими, со стёртой резиной колёсами оказались рельсы. Алексей выругался и придавил тормоз.
 С высоты птичьего полёта можно было бы заметить, как две машины, чем-то неуловимо выделявшиеся из общего потока, поравнялись и будто замерли на долю секунды. Одной из них предстояло скоро остаться без хозяина, и они словно чувствовали это. В следующее мгновение их разделял уже десяток метров, дождь продолжал идти, вдалеке прогрохотал раскат грома.
 БМВ поморгал поворотником и сполз с дороги на размытый грунтовый проезд между оградой предприятия и забором войсковой части. Когда-то здесь располагался учебный мотострелковый полк, один из лучших в округе. Сверкали свежей краской металлические вышки часовых, по коридорам штаба сновали подтянутые офицеры, в парке довольно урчали дизеля БТРов и БМП, а на укреплённом сразу за КПП стенде можно было просмотреть весь боевой путь полка, протянувшийся через Европу к Берлину и отмеченный орденами, которые в те годы купить на рынке было нельзя. Реформы прошлись по части так, словно её составляли не российские солдаты и офицеры, а иноземные оккупанты, хитростью окопавшиеся в городе. За каких-то полгода военный городок стал походить на пережившую долгий бой деревню…
 Створки ворот с облезлыми звёздами были разведены, а заменявшая шлагбаум цепь лежала на земле. Миновав КПП, Марголин покосился на яркий щит, возвещавший о том, что туалетная бумага находится на расстоянии 50 метров справа, и усмехнулся.
 На территории бывшего военного городка сейчас дислоцировались десятки мелких контор, торговавших чем угодно. В какой-то газете даже поторопились назвать это место бизнес-центром. Двухэтажное П-образное здание штаба оккупировала промышленно-финансовая ассоциация «Ядро». Вокруг дома натянулась новая, не в пример проржавевшей армейской, колючая проволока, по углам вознеслись хитроумные вышки со всевозможной электронной аппаратурой слежения, а на газоне справа от главного входа замер неизвестно как попавший в гражданские руки БТР с задранным к небу стволом пулемёта.
 Марголин обогнул здание штаба и попал в проезд между бывшими казармами. Один из домов здесь сверкал евростандартовскими окнами и скромно гордился выстроившимся вдоль фасада рядом автомашин. Марголин припарковал БМВ, неторопливо, не обращая внимания на дождь, пересёк площадку и остановился на крыльце, стряхивая капли с волос.
 В бывшем помещении солдатской столовой открылся бар, а скоро должно было осветиться огнями и казино «Генерал». Учебные корпуса переоборудовались под развлекательный центр, но спортивный городок не потерял своего назначения: его дополнили бассейном, кортами, тренажёрным залом, в закрытом тире выстрелы звучали ещё чаще, чем раньше. Днём здесь стреляли из спортивных и разрешённых для частных охранников боевых стволов, а ночные клиенты пользовались чем угодно.
 За всеми этими переменами, за давней разрешающей подписью на пожелтевшем уже документе стояло «Ядро». В прямом и в переносном смысле. Группа политиков, финансистов, предпринимателей и бандитов высшего звена. Цель их была грандиозна, но и люди, к ней стремившиеся, не были мальчиками. Они привыкли действовать чужими руками и подставлять чужие головы. Они не спешили. Перестановки в городской администрации сопровождались серией скандалов, Следующим этапом было назначение на пост начальника ГУВД своего человека. Он не был совсем «своим», его использовали втёмную, зато он был полностью управляем и обладал незаурядной энергией. В оперативных комбинациях высокого уровня он ничего не понимал, всех, кто мог бы ему что-то разъяснить, разогнал в первые же дни. После этого появился вызволенный из безделья и забвения Марголин. Общий план операции был разработан не им, а группой аналитиков, но руководил исполнением плана он. В результате ядро стало «Ядром» и протянуло свои щупальца во все сферы городской жизни — как легальной, так и теневой.
 Марголин миновал просторный холл, поздоровался с охранником, который его не знал, но посчитал знакомым, и поднялся на второй этаж. Лестница была покрыта светло-серым ковролином, и Марголин, глядя, как утопают в высоком ворсе подошвы его ботинок, подумал, что охранника надо наказать. А заодно и его начальника.
 В коридоре пол был выстлан ковролином ярко-красной расцветки, и Марголин перестал смотреть под ноги. Покрытие он бы тоже сменил, как и ротозея-охранника, но это было не в его власти.
 В конце коридор поворачивал налево и утыкался в дверь из светлого дерева. Сбоку на стене висело переговорное устройство, для включения которого надо было знать код. Марголин набрал нужные цифры, а потом приложил к осветившемуся миниатюрному экранчику левый указательный палец. Из динамика раздался щелчок, но вопросов не последовало. Шевельнулась закреплённая под потолком видеокамера, а спустя секунду ухо различило приглушённый, неопределённого рода гул — отползла в сторону металлическая плита, установленная за деревянной дверью. Марголин повернул ручку и вошёл.
 Помещение из двух комнат было обставлено скупо. В дальней находился компьютер, ради сохранности которого и были созданы все эти меры предосторожности. Шифр знал только Марголин.
 — Привет. — Марголин пристально посмотрел на охранника. — Все нормально?
 — Да. — Тот пожал плечами и отвёл глаза.
 Расстёгивая плащ, Марголин прошёл к компьютеру, осмотрел его и запер дверь. Вешалки в комнате не была, и он повесил плащ на ручку оконной рамы. Открыл вмурованный в стену сейф. Там располагался пульт дистанционного управления ещё одной видеокамерой, о наличии которой охранник ничего не знал. Она контролировала обе комнаты, автоматически включалась при приближении к компьютеру на расстояние ближе полутора метров и работала до тех пор, пока в помещении находились люди или объект не покидал запретную зону. В том же сейфе стоял и телевизор. Марголин наугад отмотал плёнку назад и включил воспроизведение.
 Конечно, он был прав. На секунду по его лицу скользнула кривая ухмылка, потом глаза опять стали серьёзными. Он придвинулся ближе к экрану, пытаясь различить лицо девушки, лежавшей с охранником на полу передней комнаты. Пол был покрыт линолеумом, и им, наверное, было неудобно, но на неудобства они внимания не обращали. Марголин терпеливо ждал, прежде чем остановил плёнку и всмотрелся в черты искажённого удовольствием молодого лица.
 Когда на объекте долго ничего не случается, а условия службы таковы, что и случиться-то вроде бы ничего не может, бдительность неминуемо падает. Никакие деньги, никакие проверки и наказания не смогут исправить положение. Человек может находиться в постоянном напряжении, если знает и понимает, для чего это нужно. А взять этого парня: он сидит здесь сутки через двое, не представляя, что и от кого оберегает. Ему скучно. Видик надоел, а игровой компьютер ему не поставили. Пить он опасается. У него договорённость с внешним постом, его заблаговременно предупредят о приезде хозяина, так что подругу он успеет прогнать, а последствия пьянки быстро не ликвидируешь. Подвернулся благоприятный случай — и он им воспользовался…
 Продолжая разглядывать лицо девушки, Марголин достал из кармана сигареты и закурил. Попавшая в глаз струйка дыма заставила его зажмуриться, на лбу собрались морщины.
 Он промотал плёнку вперёд, опуская волнующие моменты, и обратил внимание, что юная белокурая девица ведёт себя куда активнее мужественного кавалера… Стоп! Охранник остался лежать на холодном линолеуме лицом к окну, поджав ноги и подложив под голову руку. Будучи совсем не хилого сложения, он выглядел тощим и жалким, что ли… Девица встала и оглянулась. Наклонилась, подобрала со стула свою рубашку и, прижимая её к груди, пробежала в соседнюю комнату, где находился сейчас Марголин. Замерла у компьютера. Протянула и тут же отдёрнула от клавиатуры руку. Резко подняв голову, осмотрелась. Задержавшись на закреплённом справа от столика зеркале, поправила волосы. Пробежала обратно. В падающем из окна свете мелькнул шрам слева на пояснице.
 Одевшись, девица растолкала охранника, и тот, с трудом продрав глаза, проводил её до двери. Прощальный поцелуй был холоден, как линолеум. С раздражением натянув камуфляж, охранник протопал босыми ногами к креслу… На этом запись оборвалась.
 Закурив новую сигарету, Марголин отмотал плёнку назад, до момента прихода девушки, и подумал, что блондинка — обычная проститутка. Почему бы и нет? По ночам здесь остаётся масса народа, так что какой-никакой, а спрос есть.
 Правдоподобно. А её интерес к компьютеру? Любопытство?
 Охранники дежурили сутками, меняясь в девять часов вечера. Марголин считал такую систему наиболее эффективной. Он шагнул к двери, собираясь позвать охранника, но передумал. Прикрыл дверцу сейфа и сел к компьютеру.
 Он просмотрел список всех сотрудников милиции, уволенных за два последних года. Перечень был длинным. Марголин оставил фамилии тех, кто имел отношение к оперслужбам. Сорок два человека. Рассеянно проглядывая список, он, нахмурившись, исключил ещё одного, которого знал лично. Сорок один. Кто-то из них должен иметь отношение к организации, поисками которой Марголин занялся.
 Через десять минут на экране осталось десять фамилий. Можно было исключить ещё одного, но Марголин, подсознательно испытывавший симпатию к круглым числам, этого не сделал. Левой рукой, не глядя, он нажал какие-то кнопки, поднялся и подошёл к окну. В затылке появилась тяжесть. Она пугала его. Когда-то в Португалии ему проломили череп, ткнули ножом под ребра и бросили в реку. Врачи предупреждали, что последствия травмы могут сказаться самым непредвиденным образом, но минуло без малого двадцать лет, и он поверил, что излечился.
 Марголин помассировал затылок и вернулся к столу. Принтер выдал распечатку с данными интересующих его объектов. Адреса, состав семьи, привычки и слабости… Дискету, положившую начало его картотеке, он купил за сто долларов на вещевом рынке вскоре после приезда в город. На ней был список всего оперсостава городской милиции. По сравнению с количеством и качеством информации цена казалась смешной.
 Марголин убрал распечатку в карман и, обдумывая предстоящий разговор, пошёл к двери.
 — Игорь!
 Охранник дремал в кресле. Услышав своё имя, встрепенулся и торопливо протёр глаза.
 — Да…
 — Подойди…
 Охранник поправил ремень портупеи, на котором болтался в открытой кобуре бесполезный в таких руках пистолет, и вошёл в комнату.
 — Да?
 Слегка покачиваясь с пятки на носок и глядя не прямо в глаза, а куда-то на ухо собеседника, Марголин негромко спросил:
 — Ты знаешь, что она сифилисная?
 — Кто? — Охранник мертвенно побледнел.
 — Света.
 Ночью охранник ни разу не назвал девушку по имени. Сейчас, сбитый с толку неожиданным вопросом Марголина, он мысленно произнёс её имя, и Марголин это почувствовал.
 — Как…
 — Где ты её подцепил? Ну! — Марголин шагнул вперёд, словно собирался ударить.
 — Её привезли…
 — Из конторы? Название!
 — Не знаю… Да тут почти все ребята ими пользуются!
 — Ты её откуда взял? Я про тебя спрашиваю, не про всех!
 — По телефону.
 — Номер?
 Игорь выудил из заднего кармана штанов потёртую записную книжку. Повторив про себя услышанные цифры, Марголин устало спросил:
 — Ну и что теперь с тобой делать?
 — Не знаю.
 — Ещё скажи, что это в первый раз было.
 — Третий.
 — Всё время с ней?
 — Нет, первый раз другая была, черненькая. Ольгой звать.
 — Кто у них старший?
 — Не знаю. Их до ворот подвозят, потом они пешком идут.
 — Деньги ей платил?
 — А кому ещё?
 — Так как же нам с тобой поступить? Неужели тебе здесь платят плохо… Или сутки без бабы не обойтись?
 Игорь молчал. Марголин докурил сигарету, приоткрыл форточку и бросил окурок наружу. Почувствовал внезапный приступ злости, сплюнул на сверкающую крышу чьей-то автомашины.
 — Ладно, сейчас тебя заменят… Вот адрес. Доктора зовут Иван Алексеевич. Скажешь, от меня — он примет без очереди. Рассчитаешься с ним потом. Он берет дорого, зато результат гарантирован и последствий никаких. Все понял?
 — Да. Спасибо. — Игорь был в замешательстве. Марголин отвернулся, чтобы скрыть усмешку. Люди есть люди, и с их недостатками приходится мириться. Можно обрушить на парня праведный гнев, выкинуть его с работы, а можно отнестись к нему по-человечески, чтобы он добровольно признал себя должником… Особенно если добрейший Иван Алексеевич, поистине чудесный доктор, не раз повторит, что раннее обращение за помощью помогло счастливо избежать тяжёлой болезни. Игорь будет свято верить в то, что ему помогли. Он останется на работе, а в нужный момент Марголин придумает, как распорядиться его жизнью. Если такой момент не наступит, Игорь может до конца жизни считать себя счастливчиком.
 — Оставь мне своё хозяйство, — Марголин кивнул на пистолет. — Я подожду смену. А сам езжай. Деньги на такси ещё остались?
 Последняя фраза была сказана с доброй усмешкой, и воспрявший духом Игорь, торопливо расстёгивая пряжку портупеи, кивнул:
 — Остались…
 Когда дверь за охранником закрылась, Марголин перезвонил своему помощнику и назвал телефон конторы проституток.
 — Мне нужна полная информация. И ещё… Есть там такая Света, или не Света, черт её знает. — Он подробно обрисовал внешность. — Пробей, кто она и откуда. Срочно. В восемнадцать я тебе позвоню, всё должно быть готово.
 — Управлюсь, — флегматично отозвался помощник, которого он привёз с собой из Москвы и в котором ни разу ещё не разочаровался. — Куда она денется?


* * *

 Алексей провёл в городе около пяти часов, а потом вернулся на свою заправку.
 Никогда он не испытывал столько сомнений, как сейчас. С таким настроением нельзя идти в бой.
 Фигура Марголина не была для него такой уж загадочной. Не зная подробностей, он в общих чертах представлял, кто стоит за его спиной, какие у них цели и возможности, и пришёл к выводу, что убийство Марголина не вызовет каких-то обвальных действий, роль свою он уже сыграл и должен уйти со сцены. К тому же будут искать не того, кто нажал спусковой крючок, а того, кто оплатил работу. Снайпер — профессионал, которому безразлично, кто окажется в перекрестье прицела. Мстить профессионалам за то, что они выполняют свою работу, недальновидно и бессмысленно.
 Этот заказ будет последним. Придётся убрать Датчанина и исчезнуть.
 Алексей пытался навести справки, кто заказал Марголина. Он бы не удивился, если бы следы потянулись к «Ядру» или подводной части этого айсберга. Но они повели в другую сторону и оборвались неприятно: «агент», который принимал заказ, разбился в автокатастрофе. Проверка информации показала, что заказ был сделан через цепочку подставных лиц. Нормальная, в общем-то, практика, но вот автокатастрофа явно была лишней. Случайность или убийство? Все свидетельствовало в пользу первого. Алексей боялся, что ему просто хочется в это верить.
 Запрошенная им за исполнение сумма была, откровенно говоря, великовата. Забрав в оговорённом месте «дипломат» с деньгами и пересчитав их, Алексей удивился: семьдесят пять тысяч. Он рассчитывал на пятьдесят. Пожалуй, никогда ему так не хотелось узнать, кто же тот заказчик.
 Марголин — мишень сложная. Пуленепробиваемых или неуловимых людей не бывает, но Алексей чувствовал, что здесь его ждёт настоящая схватка. Тем не менее ему хотелось красиво уйти, даже если об этой красоте никто, кроме него самого, знать не будет.
 Установить местонахождение Марголина трудно, помощники уже получили задания. Через два-три дня будут выявлены ключевые объекты и количество участников сокращено до двух человек, проверенных и надёжных, ничего не знающих о конечной задаче.
 Съехав на обочину, Алексей переложил деньги в полиэтиленовый пакет, а потом с «дипломатом» в руках вышел из машины. Дождь прекратился, и он оставил куртку на сиденье. Размытая глина чавкала под ногами, он поскользнулся и чуть не упал, шёл медленно до края оврага. Положив в «дипломат» несколько тяжёлых камней, размахнулся и бросил. Ударившись о мутную серо-жёлтую воду, чемоданчик пропал из виду. Поднятые падением волны сгладились, не достигнув берега.
 Алексей вернулся к машине.




 3


 Двор образовывали четыре одинаковых девятиэтажных «кораблика». Марголин сидел в машине, наблюдая за интересовавшим его подъездом. Там, на третьем этаже, располагалась квартира, где был установлен названный охранником телефон. Выходившие во двор окна были наглухо закрыты тяжёлыми шторами. Объехать дом на машине было невозможно, а лазить под дождём по раскисшим газонам Марголину не хотелось.
 Квартира была, конечно же, снята, а то, что она состояла из четырех комнат, позволяло предположить, что внутри находится не только принимающая заказы девушка с приятным голосом, а и сами проститутки.
 Через полчаса дождь стал стихать, потом прекратился. Огромная свинцово-серая туча стремительно уходила на север; порывы ветра сбрасывали с деревьев и швыряли в лобовое стекло тяжёлые капли воды. Марголин вышел из машины, поднял воротник и зашагал к дому, держа руки в карманах незастёгнутого плаща. Асфальт был покрыт бледно-розовыми дождевыми червями, он старался переступать через них и вспомнил, как в детстве мама подметила у него особенность: даже в самую ненастную погоду он умудрялся сохранять обувь чистой. Он вообще носил одежду очень аккуратно, и в школе ему покупали обновки гораздо реже, чем одноклассникам, хотя отец, учёный и преподаватель, зарабатывал неплохо.
 Марголин поднялся на третий этаж. Он наступал на ребра ступенек, чтобы на бетоне не оставалось мокрых отпечатков, а по площадке шагнул на каблуках к нужной двери. В квартире громко ругались, не стесняясь, крыли матюгами. Марголин попятился к лестнице.
 Через пару минут он был на улице. Вдоль стенки добрался до утла дома, запахнув плащ и слегка сутулясь, описал круг и вышел к своей машине. В этот момент из подъезда появились двое молодых мужчин в коротких куртках из толстой кожи. Они матерились и орали. В кулаке одного, как лезвие стилета, торчала антенна радиотелефона устаревшей модели. Марголин повернулся к ним спиной, делая вид, что разглядывает колесо. В какой-то момент он почувствовал на лопатках лёгкое жжение — на него обратили внимание, но ненадолго. Крутые ребята были слишком озабочены своими проблемами.
 В лобовом стекле БМВ отражались их искажённые фигуры, и Марголин, слегка прищурясь, наблюдал, куда они двигаются. Оказалось, что их ожидала просевшая и измятая белая «девятка», за рулём которой дремал ещё один супермен. Марголин успел заметить, как в окне интересующей его квартиры мелькнуло женское лицо. С душераздирающим треском «девятка», кренясь на правый бок, уползла за угол дома. Марголин сел в свой БМВ.
 Он позвонил в квартиру, чтобы проверить работу сканера.
 Ответили после четвёртого гудка.
 — Але-у. — Голос звучал довольно похабно, хотя его обладательница и пыталась говорить с волнующей многозначительностью.
 — Привет! — жизнерадостно рубанул Марголин. — Танька, ты, что ли?
 — Нет, — после короткой паузы отозвалась собеседница, — Это Вероника.
 — Чего-о? — Сканер работал нормально, и разговор можно было заканчивать. — Не узнала, что ли? Это Николай Александрович, ты мне мозги не пудри… Таньку быстро позови!
 — Минуточку, — Девушка растерялась и отложила трубку.
 Марголин слышал, как она вполголоса советуется с кем-то, потом раздался щелчок и зазвучали гудки. Теперь предстояло ожидание, длительность которого он даже не пытался представить.
 За два последующих часа стемнело, и Марголин подумывал сменить позицию и передвинуться ближе к подъезду. Впрочем, дорожка у подъезда была хорошо освещена фонарями и светом из окон, так что можно было пока не спешить. От автобусной остановки через двор проследовала молодая пара с цветастым зонтом и тяжёлыми сумками. Разговаривая, они вошли именно в этот подъезд, и облокотившийся на рулевое колесо Марголин убедился, что отчётливо различает их лица. Если появится интересующая его девушка, он не ошибётся. Предчувствие подсказывало, что ожидание не будет напрасным.
 Минуло ещё получаса, и телефон будто прорвало. За двадцать минут поступило восемь заявок на проституток. Две Вероника отклонила, порекомендовав обратиться в другое агентство, очевидно, принадлежавшее тем же хозяевам.
 К дому подкатила жёлтая «копейка». Водитель посигналил, в окне третьего этажа отодвинулась тяжёлая штора и мелькнуло женское лицо. Марголин подумал, что у конторы хорошее прикрытие, если они не боятся совмещать в одном помещении «отстойник» и приём заказов. Или хорошее прикрытие, или полное отсутствие мозгов…
 Две девушки выскользнули из подъезда, протопали каблучками по асфальтовой дорожке и, взвизгнув от слетевших с дерева дождевых капель, исчезли на заднем сиденье «копейки». Не те… Машина скрылась за углом.
 Вероника позвонила на радиотелефон какому-то Саше и попросила прислать «тачку». Саша почему-то не соглашался, и Вероника, к удивлению Марголина, обложила его отборным матом, на что тот никак не ответил. Через пять минут подкатила отечественная развалюха, раздался осипший сигнал и шевельнулась тяжёлая штора… Дробный стук каблучков по мокрой дорожке. Марголин хорошо рассмотрел лица. Той, которую он ждал, опять не было.
 Было принято шесть заказов, уехало пять проституток. Осталась одна, он не сомневался — та самая.
 Десять минут Марголин сидел спокойно. Потом включил мотор и медленно объехал двор. Он остановился и успел погасить фары, когда во двор влетела жёлтая «копейка». Водитель вдавил клаксон, разогнав влажный воздух простуженным кваканьем, и лишь потом нажал тормоз. Нет, похоже, у ребят действительно туго с мозгами.
 Марголин видел девушку какую-то секунду и успел узнать в ней Свету. На ней была надета короткая юбка и распахнутая кожаная курточка, о бедро билась традиционная сумка, но туфельки на высокой шпильке почему-то не издавали такого стука, как у других. Марголин отметил, что выглядит она лучше, чем он думал, глядя видеозапись. И ему понравилось, как она села в машину.
 Задний левый фонарь «копейки» не горел. Марголин включил двигатель, выждал, пока тусклое красное пятно уцелевшего фонаря удалится метров на сорок, и двинулся следом. Только на проспекте он зажёг габариты и ближний свет, хотя за таким объектом можно было следить, двигаясь по пустынным улицам на «БелАЗе» впритирку к его заднему бамперу.
 Светлане определили самый дальний заказ. Путь лежал в северо-восточный район, на улицу, петлявшую среди пустырей и складов, упиравшуюся в ворота Пантелеймоновского кладбища. Марголин прибавил скорость и обошёл «копейку». Попавшие в выбоину колеса бросили на лобовое стекло «копейки» грязную воду, и Марголин обругал себя за это. Незачем, чтобы на него обращали внимание.
 По адресу он прибыл на четверть часа раньше Светланы. Пятиэтажный дом, куда её пригласили, окнами выходил на кладбище. Не покидая машины, Марголин осмотрел тёмный двор и распахнутые двери подъездов. Уровень доходов местного населения вряд ли позволяет им пользоваться услугами девочек по вызову. Правда, может прятаться кто-нибудь, объявленный в розыск. Или снимать квартиру человек, чьи увлечения, став известными, могут навредить его репутации. В принципе не вредно поинтересоваться клиентами Светы. Часто важная информация поступает самым неожиданным способом, Марголин давно в этом убедился.
 Чёткого плана действий у него не было. Не тот уровень противников, хотя и недооценивать их никогда нельзя.
 Марголин вошёл в подъезд с теми же предосторожностями. Квартира располагалась на четвёртом этаже — он был освещён, а последнюю лестничную площадку окутывал плотный мрак. Подсвечивая себе миниатюрным фонариком, Марголин разглядел три обшарпанные картонные двери. Та, что слева, опечатана затёртыми бирками со штампом отделения милиции. Видимо, хозяин умер, а наследники так и не объявились. В том же углу свалены вонючее тряпьё и раздавленные коробки — лежбище какого-то бомжа. Под каблуком хрустнуло стекло. Опустив луч фонарика, Марголин увидел осколки бутылки виски с этикеткой «Блэк Лейбл»… На четвёртом этаже шумоизоляция отсутствовала напрочь, он слышал, как где-то звенели тарелки и капала в раковину вода, женщина истеричным тоном разговаривала по телефону. Возле квартиры заказчика царила тишина, хотя в замочную скважину просачивался свет из коридора. Когда он шагнул назад, кто-то спустил в унитазе воду, скрипнула дверь туалета и раздались тяжёлые шаркающие шаги.
 — Илья! — От неожиданно громкого голоса Марголин вздрогнул. — Сколько, бля, времени?..
 Итак, в квартире по крайней мере двое, хотя по телефону об этом не было сказано ни слова. Света вместо денег заработает тут кучу неприятностей. Похоже, он был прав и в хате отсиживаются бандюки, которые и прятаться-то тихо не умеют.
 Во дворе остановилась машина, и Марголин поднялся на пятый этаж.
 По звуку захлопнувшейся двери он понял, что охранник покинул салон и пошёл на разведку. Поднимался он шумно, словно пытался грохотом шагов добавить себе уверенности. Марголин почувствовал, что охранник боится. Обстановка действовала на него угнетающе, но плюнуть на заказ и уехать он почему-то не решился.
 На четвёртом этаже охранник потоптался, прежде чем позвонить в дверь.
 — Счас! — донеслось из квартиры, и долго не открывали — видимо, друг Илья никак не мог спрятаться.
 Наконец раздался скрежет дверного замка. Охранник исчез в квартире, а Марголин повернулся к окну.
 Он удивился, когда заметил, что Света прохаживается в стороне, без сумочки, уперев руки в бока. Шевельнулась мысль, что это не обычный заказ, а какая-то встреча.
 Охранник выскочил из квартиры и сбежал по лестнице. На улице он сначала дёрнулся к машине, потом заметил Свету и направился к ней, на ходу что-то ей выговаривая. Марголин напряг слух. Нет, похоже, все нормально. Охранник ругал Свету за нарушение мер безопасности, а она, взяв с заднего сиденья сумку, забросила её на плечо и не спеша зашагала к подъезду. Прежде чем скрыться из поля зрения Марголина, обернулась и сказала что-то, ткнув пальчиком в циферблат наручных часов.
 Охранник её не провожал, стоял у машины, сбивая носком ботинка грязь с левого колеса.
 Света поднималась быстро, и опять почему-то её каблучки не издавали ожидаемого стука. Бросив взгляд в окно, Марголин двинулся ей навстречу, продолжая держать руки в карманах незастёгнутого плаща. Когда-то в такие минуты у него потели ладони, потом это прошло.
 Они встретились между вторым и третьим этажами. Марголин отступил в угол, пропуская девушку. Растерянно взглянув, она чуть задержала ногу, встряхнула волосами и шагнула, не почувствовав опасности.
 Марголин ударил её по шее, привычно подхватил обмякшее тело и оттащил в закуток к мусоропроводу, невольно удивившись лёгкости ноши. Ремень сумки соскользнул с плеча, Марголин успел подставить ногу, и сумка ударилась о ботинок, почти беззвучно. Он положил Свету на пол, на секунду коснулся пальцем шеи, убедившись, что правильно рассчитал силу удара, и глянул в окно.
 Охраннику уже надоело ждать. Задрав голову, он пялился на окна, а потом махнул рукой и сел в машину.
 Марголин умел точно отсчитывать время в критических ситуациях, Прошло ровно тридцать секунд, из квартиры никто не выходил, и шума отъехавшей машины он не слышал. Мысленно выругавшись, Марголин опять посмотрел в окно. «Копейка» стояла. Разглядеть, чем занимаются водитель с охранником, он не мог.
 Ещё тридцать секунд. Сейчас должны появиться обозлённые клиенты. Они наверняка видели в окно, как девушка зашла в подъезд. Не страшно, но… Грязновато как-то получается.
 Машина вдруг рванулась так, будто её водителя кольнули шилом. Мотнувшись в проезде между домом и трансформаторной будкой, красный огонёк исчез из поля зрения. Марголин подхватил девушку на руки и стал спускаться.
 Он прошёл один пролёт, когда на четвёртом этаже с грохотом распахнулась дверь. Марголин сбежал до второго этажа, положил Свету на ступени, бросил к её ногам сумку и отступил в темноту к мусоропроводу. Он не испытывал страха или особого волнения, только злость на тех, в жёлтой «копейке».
 Ловушка была примитивной, но для неведомого Ильи в самый раз. Он громко выматерился, уставившись на распростёртое тело девушки с задравшейся на голову курткой, и продолжал спускаться, все такой же расслабленный и злой. Наверху опять скрипнули петли двери, и его приятель, шлёпая по бетону тапками, вышел на площадку.
 Ничего понять Илья не сумел. Из-за угла мелькнуло что-то тёмное, и нижнюю часть живота словно протаранила бетонная балка. Свет померк, воздух кончился, но он не потерял сознания, пытаясь оторваться коленями от ступеней. Он знал, что надо только встать. Только встать… Откуда-то на него накатило отчаяние, понимание, что — все… Разница между двумя ударами, которые нанёс Марголин, составляла долю секунды, а для скрючившегося на грязных ступенях Ильи мгновение растянулось до бесконечности, пока вторая бетонная балка, качнувшись на цепи, не обрушилась на его затылок.
 Отступив на шаг, Марголин с удивлением смотрел на парня. Илья. Нет, не Илья, а Ильяс, ближайший подручный Братишки Сани. В той недавней мясорубке, которая разнесла вдребезги когда-то крепкую «хабаровскую» группировку, Ильяс уцелел, вовремя сделав ноги из города… Значит, он вернулся. И похоже, совсем недавно, раз Марголин о нём ещё не слышал. Интересно, а кто с ним?
 Наверху послышались шаги и замерли… Смотрит в щель между пролётами… Опять шаги…
 Марголин взмахнул руками, глубоко вдохнул и, после паузы, сильно выдохнул.
 Второго парня звали Макаром. Это не имя, а прозвище, образованное от сокращения фамилии. В городе оно нагнало страху, когда Макар числился телохранителем Братишки Сани… Он спускался, держа в каждой руке по стволу, и был готов в любой момент нажать спуск. Он был готов ко всему и всё-таки промедлил, когда увидел неподвижно лежащего на какой-то бабе друга и оскаленное лицо метнувшегося к нему мужчины в развевающемся белом плаще.
 В такие минуты Марголин жил в ином измерении, думал и действовал в сотни раз проворнее. Мгновение потребовалось ему, чтобы вплотную приблизиться к Макару и заметить, что в левой руке противник держит газовый «агент», а волосатый кулак правой сжимает ТТ, курок не взведён, а значит, нет у Макара ни малейшего шанса. Руки не вытянуты до упора вперёд, как это делают идиоты в боевиках, а согнуты в локтях, так что оружие расположено у самого туловища.
 Шаг вправо. Макар заморгал, веки поползли вниз. Резкий удар раскрытой ладонью по стволу ТТ и одновременно — по левому подколенному сгибу. Все, теперь может стрелять сколько хочет, пули уйдут в стенку. Макар не успел ничего осознать. Ещё мягкий шаг, и одновременно — взмах обеими руками, сопровождаемый плавным движением бёдер. Указательный палец на спусковом крючке газового револьвера напрягается, приводя в действие ударно-спусковой механизм. Марголин слышит, как тонко щёлкнула внутри оружия какая-то пружинка. В точке удара раскрытые ладони его рук соприкасаются, и Макар чувствует то, что чувствовали средневековые разбойники, когда топор палача касался их шеи. Правда, он остался жив, хотя по внешнему виду рухнувшего на ступеньки тела сразу это не определить.
 Оружие вывалилось из расслабленных рук. Марголин успел подхватить ТТ, но силуминовый курок револьвера сломался от удара по бетону. Марголин наклонился и потрогал шею противника. Что ж, крепкий парень. Будет жить.
 Держа пистолет двумя пальцами за спусковую скобу, Марголин засунул его Макару за резинку спортивных брюк и прикрыл курткой. Сбросив Ильяса со Светы, он перевернул его на спину и упрятал «агент» в боковой карман брюк. Подумав, выдернул из кобуры собственную «беретту», выщелкнул из магазина два патрона и вложил в тот же карман. Для солидности.
 Света по-прежнему была без сознания. Марголин взвалил её на плечо и, нимало не заботясь тем, что из окон дома его могут увидеть, вышел на улицу. Машина стояла в полусотне метров от дома. Он спокойно миновал это расстояние и положил Свету в багажник БМВ… Обострённое восприятие времени пропало, и в затылке ощущалась лёгкая тяжесть — возраст давал о себе знать. Не двадцать лет, хотя и до старости далеко.
 Теперь надо было вернуться к Светкиной конторе и снять укреплённую на телефонной линии «закладку» — когда начнётся шум, её могут и обнаружить. Мелочь, а тоже денег стоит.
 И ещё…
 Он взял радиотелефон и набрал 02. Ждал минуту, потом, после короткого щелчка, зачастили гудки отбоя. Марголин был настойчив и повторил попытку. На этот раз ответили.
 — Милиция. Рябинина, — услышал он равнодушный женский голос.
 — Улица Зоотехников, дом пять, средний подъезд. Там сейчас находятся двое объявленных в федеральный розыск.
 — Квартира? — все так же безразлично, как будто звонки с подобными сообщениями поступали ежеминутно, спросила неизвестная ему Рябинина. — Какой номер у квартиры?
 — Двадцать пять, — помедлив, отозвался Марголин. — Только осторожнее, они вооружены.
 — Их фамилии?
 — Макаров и… — он задумался, не смог вспомнить, чего никогда раньше с ним не бывало. — Второго зовут Ильяс. Они из «хабаровских», их ищут.
 — Принято. Вы назваться не хотите?
 — Почему-то нет, — усмехнулся Марголин. — Проверьте. Минут десять они будут там. До свиданья!
 Ильяс и Макар должны были сесть или погибнуть ещё зимой. Тогда им повезло. Что ж, они не воспользовались своим везением. Их проблемы…
 Марголин вывел машину со двора и направился к заброшенной авторемонтной мастерской, ключи от которой всегда носил с собой. Через два квартала навстречу ему пронёсся сверкающий красными и синими огнями милицейский УАЗ — из дежурной части главка, куда поступают сообщения по 02, сообщили в местное отделение. По случайному стечению обстоятельств аналогичная заявка, только с другим адресом, уже проходила днём и оказалась ложной, а потому и эту никто всерьёз не воспринял. Для проверки информации дежурный направил ударную группу в составе милиционера-водителя, участкового и стажёра.
 Когда Ильяс пришёл в сознание, он лежал на ступенях той же лестницы, никакой девушки рядом не было, а его руки сковывали металлические браслеты, врезавшиеся в кожу. Боль в животе была невыносимой. Застонав, он испугался, что в любой момент может обмочиться. Голова разламывалась, и вообще случилось что-то неладное. Углядев в метре от себя тёмную фигуру, он попытался сфокусировать зрение и выругался. Очевидно, начались галлюцинации. Вместо затянутого в пятнистый камуфляж и чёрную маску спецназовца ему померещился худосочный парень лет двадцати, в коротких брюках и простенькой курточке. В руке у него была изогнутая резиновая дубинка, вымазанная чем-то белым, вроде талька. Ильяс закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Понятно, что его взяли. С блядью этой подставу организовали… Глупо попался, но с доказухой у них не прокатит.
 Подержат и отпустят. Адвокаты — только свистнуть, вся коллегия прилетит.
 Ильяс лежал, успокаивал себя, и хотя доводы вроде бы были веские, уверенности это не добавляло. Услышав шаги, он открыл глаза и увидел группу захвата в полном составе.
 Веснушчатый, добродушно улыбающийся участковый в сбитой на затылок фуражке и расстёгнутом кителе. Милиционер, покрытая пятнами куртка которого свидетельствовала о принадлежности к техническим службам, а откинутый клапан рваной по шву кобуры — о том, что он не озаботился вооружиться. И тот же самый, что и во сне, гражданский со скрученной в жгут пятнистой дубинкой.
 Ильяс дважды моргнул: видение не пропало. Его поймали.
 Он закрыл глаза, и душа его издала мучительный вой: «Как?»


* * *

 — Зовут тебя как?
 — Игнатова Света…
 — Сколько лет?
 — Чего?
 — Когда родилась? — Марголин вздохнул.
 — А-а, в семьдесят шестом. Двадцатого марта.
 — Двадцать, значит… Живёшь где?
 — С родителями. — Света неуверенно пожала плечами, и Марголин понял, что она врёт.
 — А на самом деле?
 — Ну…
 Захламлённое помещение бывшей станции техобслуживания было освещено мощной лампой, на мятом шнуре свисавшей с потолка. Марголин сидел в тени, в креслице с высокими подлокотниками, аккуратно уложив плащ на верстак. Девушку он усадил на табуретке в трех метрах перед собой, связывать ей руки или каким-то иным образом ограничивать свободу не стал. Зачем? Никуда она не денется.
 Дом выходил воротами на набережную, а вокруг простирались заросшие травой пустыри и гнили под дождём останки каких-то деревянных построек, среди которых длинным белым пятном выделялся неизвестно как попавший сюда кузов американского лимузина.
 Помещение, где происходил неспешный и внешне мирный разговор, могло ввергнуть в панику не самого пугливого человека. Заваленные инструментами и запчастями верстаки и ящики, вздыбленный на толстых цепях задний мост грузовика, продырявленная автоматной очередью дверца джипа, свисающий с потолка толстый крюк, на который, следуя канонам кинобоевиков, положительный герой должен неминуемо насадить героя отрицательного.
 Марголин знал, что однажды такое произошло и здесь, только затруднялся определить, кто из действующих лиц мог претендовать на звание положительного.
 На Свету, похоже, обстановка не действовала никак, овладевший ею страх проявлялся лишь в том, что она обнимала себя за плечи и, дёрнув правой коленкой, подогнула ногу под табуретку и слегка наклонилась вперёд.
 — Так где мы живём?
 — У… У знакомых.
 — Универсальный ответ.
 Марголин хмыкнул и взял в руки её сумочку. Повертел, прочертил ногтем по блестящему боку и стал неторопливо вынимать содержимое. Косметичка, кошелёк, студенческая проездная карточка, охапка всевозможных таблеток… Не представляющие интереса вещи Марголин бросал на пол, так что становилось понятно: прежнему владельцу они, скорее всего, не пригодятся.
 Света наблюдала за его действиями, и хотя в последнее время шмонали её не раз менты, бандиты, клиенты — все, кому не лень, сейчас тщательно подавляемая паника готова была прорваться. Странно, но именно спокойная уверенность и неторопливость движений Марголина подействовали на неё сильнее, чем все события вечера.
 — Товарец-то дешёвый, — с безразличным удивлением сказал Марголин, вынимая и разглядывая ворох презервативов.
 Яркие упаковки посыпались на пол, и Света, шумно сглотнув и ещё сильнее обхватив себя руками, осмелилась спросить:
 — Что вам от меня нужно?
 — Мне? — Марголин приподнял бровь. — А как ты сама думаешь?
 — Я не знаю.
 — Не знаешь… Ну, а догадки какие-то есть? Не трахать же я тебя сюда привёз. И на маньяка, хочется верить, не похож… Да?
 — Вам надо что-то узнать?
 — Правильно. — Марголин достал записную книжку, пролистал несколько страниц, высматривая знакомые номера телефонов. — Павлика можешь вычеркнуть, он две недели как Богу душу отдал.
 — Правда? А я и не знала… А как его?
 — Как его грохнули? Пристрелили. Что, жалко?
 — Мы с ним вместе в школе учились.
 — Прими мои соболезнования.
 За обложку записной книжки оказался заткнут конвертик из клетчатой бумаги. Разворачивая, Марголин знал, что окажется внутри.
 — Травкой балуемся. — В голосе его прозвучало сожаление. — В таком юном возрасте…
 — Это для клиентов, — торопливо пояснила Света, будто её дальнейшая судьба зависела от уровня пристрастия к наркотикам. — Иногда спрашивают, вот я и таскаю…
 — А сама что, не пробовала?
 — Один раз, — ответила Света и неожиданно густо покраснела. — Нет, правда!
 Марголин стряхнул марихуану на пол, резким движением перевернул сумку и, убедившись, что внутри ничего не осталось, отбросил. Когда он взглянул на Свету, выражение его глаз заставило девушку вздрогнуть.
 — Правильно говоришь, у меня к тебе вопросы. Есть способы заставить человека говорить то, что он не хочет. Есть старые и грубые, типа этого. — Марголин кивнул в сторону крюка, который, словно от его голоса, с противным скрежетом качнулся. — А можно воспользоваться достижениями химии. Результат будет один. Не знаю, может, где-то и есть стойкие партизаны, я с такими не встречался. Хочешь ты этого или нет, ответить тебе придётся, и ответить честно. Пока я не буду твоими ответами удовлетворён, отсюда ты не уйдёшь. Ясно?
 — Да, — еле слышно пробормотала Света.
 — Ясно? — рявкнул Марголин, и она вздрогнула. — Ну и здорово. Начнём. Где живёшь?
 — Я…
 — Долго думаем.
 — Придорожная, семнадцать, корпус два, сто двадцать шесть. — Она назвала адрес «отстойника», за которым он наблюдал.
 — И заказы там же принимаете?
 — Да. — Она пожала плечами.
 — Чего дома не живётся?
 — Отец пьёт, у матери крыша съехала… Месяц назад из психушки вышла, скоро опять ляжет…
 — Понятно. Давно этим занимаешься?
 — С весны.
 — Одна там живёшь? На Придорожной…
 — Я поняла. Нет, там ещё две девушки, которые постоянно, ну и ребята, бывает, ночуют.
 — Крыша кто у вас?
 Пауза получилась чуть дольше, чем это было необходимо.
 — Я точно не знаю… Раньше были «московские», а потом у них что-то случилось. От них все равно никакой пользы не было, только деньги тянули и субботники бесконечные устраивали. Одну девчонку нашу в бане бритвой всю исполосовали. Их вызвали, они приехали, поговорили о чём-то и слиняли, а она потом ещё и виноватой оказалась.
 — Кто у вас сейчас?
 — Коля говорил, нас теперь какие-то менты прикрывают.
 — Какие?
 — Честно, я не знаю! Видела раз, два парня приезжали на старом «форде». Даже как зовут — не знаю. Они не больше месяца, и при них никаких заморочек не случалось.
 — Допустим.
 Он достал портмоне, вытащил и бросил Свете на колени две фотографии — отпечатанные с видеоплёнки кадры, на которых она подходила к компьютеру.
 — Что это?
 Голос дрогнул, и лицо снова залила краска.
 — Это я у тебя хочу узнать, что это такое.
 Марголин закурил. Света продолжала рассматривать фотографии, и было понятно, что она не хочет поднимать голову и встречаться с ним взглядом.
 — Я ведь все равно узнаю. — Марголин направил дым в её сторону. — Мы же договорились, что обойдёмся без всякой средневековщины. Итак?
 — Но я же ничего не сделала!
 — Меня интересует, что ты хотела сделать.
 — Ничего. Посмотреть.
 — Посмотреть? И поиграть?
 — Нет, посмотреть. Интересно!
 — Что тебе там было интересно?
 Фотокарточки в тонких пальцах дрожали так, будто в помещении поднялся шквальный ветер. Марголин подошёл к девушке и забрал снимки. Небрежно воткнув их в боковой карман пиджака, взял Свету левой рукой за подбородок и задрал голову. Глядя в глаза, указательным пальцем нащупал нужную точку на шее, слегка нажал.
 — Я все равно добьюсь правды. Неужели ты этого не понимаешь? На помощь к тебе никто не придёт, никто ведь не знает, где ты. Да и кому ты нужна, чтобы ради тебя уродоваться? Не делай глупостей и не тяни время.
 Он разжал пальцы, отступил на шаг и встал, заложив руки за спину и дымя сигаретой.
 — Вы меня убьёте?
 — Я? Зачем? — Марголин искренне удивился. — Я же не могу убивать всех подряд! Убийство, девочка, это необходимость, к которой разумные люди прибегают только в экстренном случае. Я не получаю удовольствия от того, что делаю кому-то плохо. Так что, когда разговор закончится, мы сможем мирно разойтись. Итак, что ты там хотела узнать?
 — Ничего, — прошептала она, и на этот раз прямота ответа не вызвала у Марголина сомнений. — Коля просил присмотреть, что к чему. По-моему, он и сам толком не знал, что ему нужно. Наверное, кто-то попросил.
 — Кто?
 — Я не…
 — Тогда почему ты так решила?
 — Мне так кажется!
 — Убедительный ответ. Итак, красавица, почему тебе так кажется?
 — Артём и Кирилл…
 — Это ваша новая крыша?
 — Да.
 — Которая ментовская?
 — Да…
 — Что ж ты сразу не сказала?
 — Меня предупреждали.
 — Дальше!
 — Они с ним разговаривали, потом меня позвали. Выспрашивали, где там что находится, кто работает, ну и…
 — Понятно.
 — И у других девчонок тоже спрашивали. Я узнавала.
 — Когда это было?
 — Недели две назад.
 — И потом Коля попросил тебя разнюхать?
 — Ну да…
 — Говорил, чтобы не нарывалась, вопросов прямолинейных не задавала. Да?
 — Да. — Впервые за последние минуты Света посмотрела на Марголина, и во взгляде её мелькнуло восхищение. — А откуда вы знаете?
 — Я много чего знаю. И если я что-то спрашиваю, это не значит, что я этого не знаю. Ясно?
 — Ясно.
 — Где Коля живёт?
 — Я не знаю, он свой адрес никому не даёт.
 — Трубка?
 — У него нет. Он на Придорожной каждый день бывает.
 — А те двое? Киря с Темой?
 — Я их больше не видела.
 — Все, теперь помолчи.
 Марголин уселся обратно в кресло, вытянул ноги и прикрыл глаза. Через минуту он посмотрел на Свету и спросил:
 — Курить хочешь? — Она кивнула. — На. — Он бросил ей пачку сигарет и зажигалку и снова закрыл глаза, чуть подобрав ноги.
 Света прикурила, стараясь не шуметь и пуская дым в сторону от Марголина. Она боялась сделать лишнее движение, чувствуя, что он контролирует её поведение, и продолжала сидеть на краю табуретки, пугаясь собственных мыслей о возможном будущем.
 Открыв глаза, Марголин успокаивающе улыбнулся и принялся расспрашивать её, довольствуясь краткими её ответами. Так продолжалось полчаса.
 — Вы меня и правда отпустите? — наконец осмелилась спросить Света, и Марголин ответил:
 — Конечно! Про знакомую твою только расскажи…
 — Её зовут Катя, фамилии не помню. От матери ушла, живёт у какого-то парня, он её на год младше, работает где-то шофёром. Она обычно в кабаках трётся: «Карат», «Максим», «Романс», в тех, что в центре. Она этим занимается от случая к случаю, а с местными смогла договориться, они её не трогают. Кто-то говорил, пару месяцев назад она с клофелином баловалась, чуть не вляпалась, едва ноги унесла. С тех пор вроде бы завязала. Обула каких-то чёрных, а потом барыгу, у него ларьки на Троицком. Он заяву в милицию накатал, не знаю, как она вывернулась… Говорили, у неё дядя когда-то в милиции работал, может, он помог?
 Катя и дядя, раньше работавший в милиции… Этот дядя, если речь идёт о нужном человеке, весьма интересовал Марголина в свете последнего задания. Может, тут совпадение? Нет, он верил, в руки ему свалилась удача. Так и должно быть — везение и успех приходят к тем, кто в это верит и к этому готов.
 — На, покури ещё, — заметив просительный взгляд Светы, Марголин бросил пачку.
 — Там одна осталась.
 — Да? Не страшно, бери. Сейчас ещё купим.
 — Последнюю даже вор не берет, — неуверенно улыбнулась Света.
 — Я же тебе разрешаю.
 Она закурила, смяла кулачком пачку «Мальборо», оглянулась, ища куда бросить.
 — Здесь не дворец, кидай под ноги, — заметил Марголин.
 Ильяс и Макар, надо думать, пойманы милицией. Между их приятелями и конторой начнётся разборка. Если крыша конторы крепкая — не важно, обеспечивают её менты, бандиты или и те и другие, — результат будет нулевым, всех собак навешают на Свету и будут дружно её искать. Думать, что она пошла на контакт с угрозыском и сдала Ильяса, выгодно всем.
 Ищите.
 Света докурила сигарету, осторожно раздавила окурок каблучком и с надеждой посмотрела на Марголина.
 Он встал, заложил руки за спину и, глядя в пол, медленно подошёл к ней. Света улыбнулась неуверенно. Марголин улыбнулся тоже и даже подмигнул, потом качнулся с пятки на носок, вальяжная неторопливость слетела с него, и все дальнейшее заняло доли секунды.
 Она умерла, не успев ощутить боли. В застывших глазах читалась надежда. Марголин опустил невесомое тело на пол, отступил на шаг и передёрнул плечами.
 Насвистывая, он прошёлся по мастерской и снял висевший на гвозде старый плащ из болоньи. Нацепив плащ, посмотрелся в зеркало и направился в соседнее помещение. Там стояла бочка с остатками цемента на дне. Марголин шустро, будто всю жизнь этим занимался, изготовил новый раствор. Перетащил труп и опустил его вниз головой в грязную металлическую бочку. Заглянул в неё и поправил ноги так, чтобы тело занимало меньший объём. Кинул сумку и находившиеся в ней вещи, а записную книжку отложил. Осмотревшись, он взял лопату и, не замарав сверкающих ботинок, забросал бочку цементом.




 4


 Кафе «Карат» представляло собой сборную стекляшку, пока ещё чистенькую, прилепившуюся к глухой боковой стене жилого дома недалеко от Центрального проспекта. Днём заведение пустовало, бармен дремал за стойкой, а за столиками торопливо обедали начинающие бизнесмены и прилично получающие служащие из соседних контор и магазинов. К вечеру зал наполняла публика агрессивно-разгульного вида, гремели колонки, над столиками стлался сигаретный дым, а тротуар перед подъездом загромождали сверкающие иномарки. Кухня «Карата» не поражала обилием и качеством блюд, тем не менее кафе по какой-то причине было популярным, исправно притягивая криминальную и стремящуюся стать таковой публику.
 Марголин подъехал около одиннадцати и припарковался возле машин аналогичного класса. Правда, его БМВ чем-то неуловимо отличался от остальных, будто сверкающий кузов нёс на себе отпечаток личности владельца.
 Включив сигнализацию, он прошёл в зал, в дверях столкнувшись с весёлой школьницей, пьяной в дугу. Следом за ней озабоченно протопал квадратного вида парень, накручивая на пальце ключи от машины.
 Марголин вдруг получил увесистый тычок в плечо и, выругавшись в свой адрес, обернулся. Перед ним стоял, покачиваясь, крепыш в залитом вином дорогом костюме и с золотой цепью на волосатой груди.
 — Ты чё?
 Марголин отвёл его руку и попытался обойти. От ближнего столика за развитием событий наблюдала компания таких же пьяных идиотов. Крепыш перегородил дорогу и раскрыл рот для нового вопроса, но Марголин его опередил. Перехватив его кисть, он легко вывернул её в нужное положение, выждал и пристально посмотрел в судорожно трезвеющие глаза.
 — Вопросы?
 Парень молчал, и Марголин повторил кратковременное нажатие.
 — Нет…
 — Жалобы, предложения?
 — Пусти-и…
 Толкая парня перед собой, Марголин прошёл к стойке, достал сигареты и запрыгнул на высокий табурет. Пленник отреагировал на это движение коротким стоном.
 — Так чего ты хотел узнать?
 — Пусти…
 — Сам-то ты кто? Чьих будешь, товарищ?
 Усмешка, которой Марголин сопроводил последние слова, действовала сильнее, чем физическая боль.
 — Ну? Я жду ответа.
 — Саратовский…
 — Что, из самого Саратова? В командировку, наверное, приехал.
 — Э-э, хватит колоться! — Парень дёрнулся и тут же скривился от боли.
 — Нормальным языком выражайся. И своим придуркам объясни, что, если они дёрнутся, руку тебе никто не спасёт.
 Парень оглянулся на приятелей, которые в выжидательных позах застыли у столика, и отрицательно мотнул головой.
 — Правильно. Значит, саратовский, говоришь… Проверим?
 Свободной рукой Марголин достал радиотелефон и, держа его так, чтобы парень мог видеть, какие кнопки он нажимает, набрал знакомый пленнику номер.
 — Надо сказать Шкиперу, что ты мне мешаешь…
 — Нет! Ну не надо…
 — Думаешь? — Марголин отнял трубку от уха и посмотрел на парня с сомнением. — А я думаю, надо… Как тебя звать-то?
 — Виталик…
 — А ещё как?
 — Ну не надо…
 — Надо. — Марголин дёрнул рукой, и Виталик чуть не упал на колени. — Не тебе, уе…ок, решать, что мне надо и что не надо. Погоняло у тебя какое?
 — Сабренок…
 — Как? Хм, даже и не слышал. Твоё счастье, занято. Или перезвонить?
 — Нет…
 — Ладно, иди пока…
 Марголин заставил Виталика развернуться спиной, хотел дать пинок под зад, но ограничился тем, что от души сжал запястье. Понимая, что это — все, Виталик стерпел, изменился в лице и, торопливо отходя от стойки, тряс распухшей кистью.
 Марголин пригубил коньяк и подумал, что жизнь — дурацкая и непредсказуемая штука. Можно вертеть судьбами сотен людей, ворочать огромными деньгами и руководить событиями, а потом в дешёвом баре нарваться на пьяную гопоту, срок жизни которой отмерен чуть больше, чем собаке. Кто такие эти «саратовские» и кто такой Шкипер? Так, тьфу, плевок, который высохнет, и даже тёмного пятнышка от него не останется.
 «Саратовцы» заняли нишу, оставшуюся после того, как развалились «смоленцы». Страшилы-беспредельщики, которым дают дышать, пока серьёзных людей это устраивает. Пугала, они существовали всегда, и добровольно взвалили на себя эту роль, не понимая, что кафтан обветшает, а сменить одежду не дадут.
 Освободился удобный столик около стойки, Марголин пересел туда, повернувшись лицом к двери, и позвонил своему помощнику в «Романс». Судя по доносившемуся из трубки шуму, там тоже было весело.
 Около половины первого рядом с кафе остановилось такси, и Марголин, ещё не видя пассажиров, понял, что приехала та, кого он ждал. Фотоснимок, который удалось раздобыть днём, имел мало сходства с оригиналом, тем не менее Марголин узнал её. Отвернувшись к стойке, он допил коньяк и достал радиотелефон.
 Появление Кати Ветровой вызвало оживление среди толпившихся у входа парней. В зал, перебивая грохот музыки, долетели восторженные крики. Она расцеловалась с тремя бандитами, потом отошла и пошепталась с одним из них в сторонке.
 — Приезжай, она здесь, — приказал Марголин помощнику.
 Размахивая сумочкой, Катя прошествовала через зал, и было ясно, что посетители отлично её знают. Нагнувшись через стойку, громко чмокнула бармена и повернулась к залу, выставив вперёд колено и продолжая размахивать сумочкой.
 Марголин прошёл мимо неё и заказал чай. Катя проводила его любопытным взглядом, он никак не ответил, и она потеряла к нему интерес, тем более что в дверях появился кто-то из её знакомых. Расставив руки, они двинулись навстречу друг другу и сошлись в центре зала. Парень обхватил и приподнял её, после чего принялся кружиться, приближаясь к стойке. Катя визжала и хлестала его сумочкой по спине, и этот визг заставил Марголина поморщиться.
 Помощник явился минут через двадцать. К этому времени Катя успела расстаться с вальсирующим приятелем, посидела за столиками, выпила ликёра и покурила на улице травку. Когда она возвращалась, у кафе остановилась иномарка редкой модели, и с заднего сиденья вылез молодой, не старше двадцати лет, худосочный парень в бежевом костюме и круглых тёмных очках на надменном лице. Придерживая открытую дверь, он остался стоять у машины, не обращая внимания на бьющее вокруг веселье, прямой и тонкий, как металлический стержень. Катя заметила его и, разом став серьёзной, подбежала. Было видно, как он что-то ей выговаривает, а она молчит, опуская голову все ниже и ниже. У Марголина создалось впечатление, что в завершение разговора он непременно даст ей затрещину, но парень ограничился тем, что взял её за подбородок и что-то сказал, глядя прямо в глаза, а она молчала и не пыталась вырваться, хотя её прежнее поведение, казалось бы, говорило, что такого обращения с собой она не потерпит. Крутые друзья, с которыми она так горячо здоровалась несколько минут назад, вмешиваться явно не собирались.
 Марголин был озадачен: он знал всех имеющих сколько-нибудь значимый вес представителей городского криминалитета, но определить, кто сейчас разговаривал с Ветровой, не мог.
 Парень в бежевом костюме погрузился в машину и уехал. Катя постояла на тротуаре, посмотрела ему вслед, что позволило Вадиму, помощнику Марголина, незаметно для неё проскочить в кафе. Вадим обладал способностью мгновенно сливаться с окружающей обстановкой; через секунду после того, как он занял высокий табурет и склонился над рюмкой, любой наблюдатель мог поклясться, что тот сидит здесь битый час.
 Катя вернулась в кафе. Судя по выражению лица, разговор отбил у неё тягу к веселью. Кто-то из знакомых пригласил её за столик, но она отрицательно покачала головой и прошла к стойке.
 Ситуация была идеальной. Сначала она отвечала резко, но постепенно втянулась в диалог, а через полчаса, позабыв неприятности, улыбалась Вадиму. Контакт был установлен. Прислушиваясь к долетавшим до него обрывкам фраз, Марголин не смог сдержать довольную усмешку и поспешил опустить голову. Боковым зрением он уловил, как откуда-то возникший Виталик, оторвавшись от очередной бутылки пива, с неприязнью глядит на Вадима. Что ж, если он опять попытается встрять, его ждёт неприятный сюрприз. Подготовка у Вадима послабее, а потому и действовать он будет жёстко.
 Марголин допил чай и, убирая сигареты в карман плаща, не спеша поднялся и пошёл к выходу. Возле столика «саратовских» он всё-таки замедлил шаг и посмотрел на Виталика. Тот отвёл взгляд, радуясь, что приятели этого не видят. Марголин вышел на улицу и сел в машину.
 Можно было уезжать, но он хотел дождаться отъезда Вадима и включил магнитофон. К музыке он относился равнодушно. На кассете была записана какая-то стандартная попса, и это полностью его устроило. Убавив звук, Марголин отвернулся к окну, жалея, что не купил банку лимонада.
 Ждал он долго. Наконец Вадим, обнимая Катю за талию, появился в дверях. Минутой раньше кафе покинула толпа «саратовских», и это не понравилось Марголину.
 Прикупив что-то в ларьке неподалёку, они вернулись и встали около джипа, потягивая пиво и миролюбиво разговаривая. Вадим усадил Катю на переднее сиденье, не спеша обошёл машину, пнул ногой левое колесо и устроился за рулём. Спустя минуту его белый «Пежо» покинул стоянку. Никто не стартовал следом, никто не бросился звонить. Марголин подождал, пока задние фонври «Пежо» скроются за поворотом, и включил двигатель.
 Только сейчас он заметил, что у дверей кафе возник новый конфликт.
 Виталик опять оказался в центре внимания. «Саратовцы» толпой окружили какую-то девушку и настойчиво чего-то добивались. Судя по более чем скромному внешнему виду, никакого отношения к посетителям «Карата» она не имела.
 Марголин положил руку на рычаг коробки передач, собираясь отъехать, но передумал и выключил зажигание. Теребя во рту незажженную сигарету, он внимательно наблюдал за развитием событий. Они его совершенно не касались, но он медлил с отъездом. Возможно, он клюнул на то, что зачинщиком инцидента опять оказался неугомонный Виталик. Схватив девушку за руки, он что-то напористо ей доказывал, а потом попытался провести приём, жертвой которого недавно стал сам. Получилось коряво, но девушка вскрикнула, и Марголин, выругавшись, открыл дверь.
 Двигаясь от машины к «Карату», он пробормотал что-то вроде «Мне это зачтётся» и выплюнул изжёванную сигарету.
 «Саратовцы», забыв о девушке, глядели на самоуверенного незнакомца, державшего руки в карманах расстёгнутого белого плаща.
 — Успокоился бы ты, старичок, — с издевательским сочувствием сказал тот, который веселился со школьницей, и в правой руке у него сверкнула рукоятка ножа.
 Марголин остановился и оглядел противников. Один под его взглядом отвернулся и ковырнул асфальт носком кроссовки, словно извинялся за поведение друзей.
 — Был такой случай, — Марголин сделал ещё шаг и остановился. — В другом, правда, городе.
 — Какой случай, старичок? — ласковым голосом спросил старший «саратовец», нажимая в ноже кнопку фиксатора. Узкое лезвие вырвалось на свободу, отражая красно-синие огни рекламы «Карата».
 — Шёл мужик с женщиной по тёмной улице на окраине города. Темно, страшно, прохожих нет. Они идут, и навстречу им вываливает из подворотни толпа… Ну, вроде вас. Начали к мужику цепляться, к стене его пихать и за галстук хватать. Он с ними поговорить пытается, а они ещё больше вые…ываются, силу вроде как свою чувствуют. В общем, окружили, остановили и предлагают: или мы тебе сейчас очки разобьём, или можем разойтись мирно, не трогая тебя, но тогда садись и насри на дороге, при всех, чтобы баба твоя видела, какое ты чмо. Мужик сказал: «Ладно», сел и насрал. Эти уроды стоят рядом, ржут, думают, что бы ещё такое сделать. А он достаёт пистолет и предлагает им все это съесть. И пистолет у него очень даже боевой, и он вполне серьёзно готов им воспользоваться.
 — И что? — убирая лезвие, спросил старший.
 — Все, — ответил Марголин. — Съели.
 — Так все и съели? — Лезвие опять высунулось.
 — Так все и съели, — со вздохом подтвердил Марголин. — Хотя им очень этого не хотелось.
 — А не ты ли, старичок, был тем мужичком с пистолетом?
 — Нет. Нет, не я.
 — А-а… А то я и подумал, что не похож ты на него. Чтоб посреди улицы обосраться — это похоже, а чтобы твоё говно кто-то ел — нет, не похоже!
 — Нож лучше так не держать, — сказал Марголин.
 — Да? И почему?
 — Можно самому без пальцев остаться.
 — Да? А ты чего, супермен, что ли? Ходит, учит тут все…
 — Послушай, а ты не подумал, с чего бы это я просто так на нож попёр? И на толпу. Не задумывался?
 — Почём я знаю? Может, киска эта тебе какой родственницей приходится, или ты её трахаешь… Почём я знаю? Твои проблемы, старичок!
 — Да? Ну, ладно. Пусть будут мои проблемы. Так значит, отпустить её мы не хотим.
 — Нет. Нет, старичок, ну никак не хотим! — Старший саратовец улыбнулся, и Марголин сделал последний медленный шаг.
 Старший получил удар ногой в колено и не успел ничего сообразить, как что-то случилось с его рукой, а потом привычный нож из союзника превратился во врага. Отточенное лезвие полоснуло по пальцам, и он заорал. Второй отлетел и спиной впечатался в боковину джипа, после чего сломанной куклой сполз на асфальт. Тот, что ковырял кроссовкой землю, получил меньше других…
 — В машину, — коротко приказал Марголин девушке, и она, словно вышколенный солдат, прыгнула на переднее сиденье БМВ.
 В следующую секунду он оказался за рулём, и машина, взревев мощным двигателем, сорвалась с места. Не включая фар, чтобы не могли заметить номера, он проскочил до ближайшего перекрёстка, свернул, дал свет и прибавил скорость. Погони не было…
 Остановившись у светофора, Марголин закурил и, чертыхнувшись, предложил сигарету девушке.
 — Спасибо.
 Поднеся ей зажигалку, он рассмотрел лицо и отметил, что она, пожалуй, красива — от природы, но не умеет свою красоту подчеркнуть. Дешёвый плащик, сумочка с зашитым разрезом на боку.
 — Кошелёк вытащили? — не зная почему, спросил Марголин, указывая на шов.
 — Ага. В трамвае, месяц назад. Как раз стипендию получила.
 — Бывает.
 — Я теперь в кармане деньги ношу.
 — Можно в трехлитровой банке!
 — Как это?
 — Да так. Кладёшь деньги в банку и носишь в сумке. Если и разрежут, вытащить не смогут.
 — Да? — Девушка рассмеялась, и Марголину понравился жест, которым она откинула со лба волосы.
 — Тебя как звать?
 — Ксения. А вас?
 — Сергей Иванович. Ты домой шла?
 — Нет, у тёти хотела переночевать.
 — Это лучше. Тебя куда подбросить?
 — А где мы находимся? — Она повернулась к боковому окну. Марголин сбросил скорость, и она прочитала: — Калиновая… А это где?
 — Тебе куда нужно?
 — На Кошевого.
 — Это далеко. Поехали…
 Дорогой они молчали, потом девушка сказала:
 — Знаете, кто вы?
 Марголин вздрогнул.
 — Что?
 — Я думаю, вы раньше работали в КГБ. Дослужились до высокого звания, ушли на пенсию и занялись бизнесом. У вас сейчас, наверное, свой банк или крупная фирма. Да?
 — Нет, — Марголин покачал головой. — Совсем не угадала.
 Девушка не согласилась с ним.
 — Угадала. Вижу, что угадала.
 — Ну, если тебе хочется — думай так.
 — Мне не хочется… У нас это семейное. У меня старшая сестра будущее предсказывать умеет. Я и в финэк пошла потому, что её послушалась.
 — Бухгалтером хочешь быть?
 — Нет. Хочу открыть свою фирму. Какое-нибудь туристическое агентство, мир посмотреть. Чтобы у меня был свой дом, машина… У меня отец офицер, всю жизнь в этой своей армии гнил, а что толку? В такой нищете живём! Я так не хочу…
 Не поддерживая разговора, Марголин искоса поглядывал на её профиль и с раздражением отметил, что девушка вызывает у него неприязнь.
 — Приехали. — Заезжать во двор он не стал, выключил фары и сидел, положив руки на руль.
 — Спасибо.
 — Пожалуйста.
 — До свидания.
 — Счастливо.
 Приоткрыв дверь, она обернулась, а когда отошла от машины, Марголин выругался и подумал: «На хрена мне это было надо?»
 Драка у «Карата» не осталась незамеченной. Лёгкость, с которой неизвестный мужик расправился с противниками, вызвала у наблюдавших недоумение.
 Когда Ксения усаживалась в машину, кто-то срисовал номерной знак БМВ. Особой ценности эта информация не имела, но и лишней не была.
 Довольный собой, наблюдатель прошёл до угла, где находился телефон-автомат, и стал звонить.
 Марголин вернулся к дому на Придорожной аллее, выбрал удобный момент и заменил кассету в установленном на телефонную линию подслушивающем устройстве. Он поставил его ночью, проанализировав полученную от Светы информацию. За сутки должно было кое-что накопиться, и, направляясь к автомастерской, он слушал переговоры «конторы». Делали заказы клиенты. Проститутки болтали со своими знакомыми. Несколько раз отзванивался Коля, ради встречи с которым все это и было устроено. Странно, но об исчезновении Светы говорили лишь дважды, не собираясь принимать экстренных мер по её розыску. Нужный звонок оказался в самом конце кассеты:
 — Алло, девушка! Для абонента 05-979. Коля, срочно перезвони в офис. Вероника.
 Спустя минуту раздался знакомый прокуренный бас того самого Коли:
 — Ну, чего тебе? Чего искала?
 Марголин усмехнулся. Обеспечением безопасности «Первой городской пейджинговой компании» занималась охранная фирма «Оцепление». По радиотелефону он связался с директором фирмы Кацманом. Обычно в это время Леню-маленького можно было найти в загородной бильярдной. Донёсшийся из трубки характерный шум подтвердил, что так оно и есть.
 — Да.
 — Привет, Леонид. Узнал?
 — Да, конечно.
 — Мне нужны данные на владельцев пейджеров. Начиная с абонента 05-975 и заканчивая 05-985.
 — Страхуешься? — Кацман усмехнулся, что Марголин специально скрывает, кто именно его интересует.
 — А как без этого?
 — Понятно. Перезвони завтра… Уже сегодня, часиков в одиннадцать. Идёт?
 — Вполне. Выигрываешь?
 — Если бы! Три партии просрал.
 — Держись. Все, до связи.
 Марголин вогнал машину в ворота мастерской и запер их на засов…
 Убедившись, что цемент в бочке, где было спрятано тело Игнатовой, застыл, он повалил бочку набок и выкатил на тротуар. Со стороны, глядя, как он с ней управляется, можно было решить, что он практикуется в этом занятии ежедневно. Чем наглее — тем лучше. Если бочку с замурованным трупом когда-нибудь найдут, заинтересуются автомастерской. Но его уже в городе не будет…
 Глубина Красной речки достигала здесь четырех метров. Марголин перевалил бочку и торопливо отскочил от взметнувшегося фонтана брызг. Возвращаясь в мастерскую, он почувствовал, что сильно вспотел.




 5


 Утром Вадим довёз Катю до указанного ею дома. Она попрощалась с ним холодно и, выскочив из машины, направилась к ларькам, чтобы купить продуктов. Вадим уже выяснил, что живёт она в соседнем дворе и её парень понятия не имеет, где она частенько пропадает ночами. Он развернул машину и направился к Троицкому рынку, находившемуся на другом конце города.
 Чтобы заехать на территорию через главные и вроде бы единственные ворота, надо было заплатить камуфлированным мордоворотам или показать какое-нибудь удостоверение. Ни того, ни другого Вадим делать не стал, а медленно покатил вдоль бетонной ограды. Известная ему металлическая калитка была заперта на амбарный замок, он посигналил, и вынырнувший откуда-то сбоку пожилой мужчина в дождевике, не задавая вопросов, отворил её. Вадим уверенно направил машину в узкий проем, а проезжая мимо, кивнул охраннику. Тот улыбнулся, хотя знал, что от этого клиента денег ему не видать.
 Вадим поставил «Пежо» между строительными вагончиками. В отличие от шефа, он не был таким аккуратным, и через минуту его брюки были заляпаны грязью до колен. Направился Вадим в административный корпус. Там его не ждали. Пока секретарша готовила кофе, начальник охраны отдал нужные распоряжения, и когда Вадим звякнул опустевшей чашкой о блюдце, в кармане кожаной куртки его собеседника пискнул радиотелефон.
 — Да? — Прижимая трубку к уху, чтобы слова не долетели до постороннего, начальник охраны смешно двигал густыми бровями, и Вадим отвернулся к окну. — Хорошо!
 — Есть новости? — безразлично спросил он, заметив, что разговор закончился.
 — Все нормально. — Начальник охраны сложил антенну. — Он сейчас сюда подойдёт.
 — Зачем же людей понапрасну тревожить? Я бы и сам к нему сходил!
 — Здесь удобнее, — с некоторым опозданием нашёлся начальник охраны, и шея его побагровела.
 — Да? Ну, раз вы так считаете… Тогда, пожалуйста, ещё кофе.
 — Да, конечно…
 — И не забудьте про нашего друга. Раз уж мы оторвали его от работы, то компенсируем это хотя бы отчасти.
 — Конечно. Людочка!
 Вадим забавлялся своей вежливостью. Сцена здорово напоминала любительскую постановку о приезде в губернский город конца прошлого века чиновника тайной канцелярии.
 Впрочем, в какой-то степени так оно и было.
 Вадим с сожалением посмотрел на заляпанный грязью ботинок, потом на собеседника, словно раздумывал, не предложить ли ему почистить или вылизать языком обувь. Вадим смотрел долго, начальник охраны не выдержал и, багровея ещё больше, поднялся включить телевизор.
 — Не надо, — приказал Вадим, и массивное тело бывшего борца послушно опустилось в кожаное кресло.
 — Торговля идёт успешно? — все так же насмешливо поинтересовался Вадим и вытянул вторую ногу, ботинок на ней был испачкан чуть меньше.
 — Когда как. Только по мне — чем меньше покупателей, тем меньше забот…
 — Ну, нельзя подходить к проблеме столь однобоко! Надо смотреть глубже…
 Развить мысль Вадиму не дали. После короткого стука дверь распахнулась, и на пороге показался охранник, из-за плеча которого выглядывал молодой мужчина с унылым носом и бесцветными волосами.
 — Разрешите?
 — Вы что же, под конвоем его приказали доставить? — спросил Вадим.
 Начальник охраны возразил:
 — Просто дорогу показали.
 — Да, у вас заблудиться несложно.
 Охранник переминался с ноги на ногу и ждал разрешения.
 — Заходите, что вы порог отираете? — радушно предложил Вадим, взглядом показывая, что слова касаются только унылого мужчины.
 — Пойду, территорию надо посмотреть. — Начальник охраны поднялся с кресла.
 Вадим благосклонно кивнул:
 — Да, конечно, идите. И не забудьте, пожалуйста, кофе.
 Когда дверь закрылась, он придвинулся к журнальному столику и упёрся локтями в колени, рассматривая мужчину с бесцветными волосами так, словно хотел взглядом содрать с него кожу.
 — Привет! Представляться не буду, пока это роли не играет. Если не путаю, тебя Антоном зовут? У меня, Антон, к тебе всего один вопрос. Но — важный. Для меня важный.
 — Так спрашивайте.
 — Спрошу.
 Принесли кофе. Продолжая нависать над столом, Вадим, не отводя взгляда от собеседника, размешал сахар и проглотил обжигающий напиток. Антон, пригубив, поморщился и извиняющимся тоном пробормотал:
 — Горячо.
 — Подуй. Или оставь, пусть охладится.
 Антон послушно отодвинул чашку.
 — Вот и хорошо. Посмотри внимательно на фотографию. Ты эту девушку должен узнать.
 Полароидная карточка скользнула через стол к Антону, прокрутившись и замерев под самым его носом. По тому, как дрогнула его скула, Вадим понял, что Катю тот узнал.
 — Ну?
 — А что с ней? — Антон взял карточку в руки, перевернул и прищурился, читая на обороте нацарапанные Ветровой пожелания. — Опять кого-то кинула?
 — Почему обязательно кинула?
 — А, ну да. Это только со мной так получилось.
 — Антон, подробнее. Что, когда и как получилось.
 — Так чего говорить-то? Я и в милиции тогда все говорил, только толку? Чего прошлое ворошить…
 Вадим придвинулся ещё ближе:
 — Надо рассказать. Понимаешь, надо.
 Антон посмотрел в его глаза и снова прищурился, болезненно, будто ему дали пощёчину.
 — Хорошо. Мне-то что? Конечно, расскажу.
 Вадим извлёк сигареты.
 — Угощайся!
 — Не курю…
 История была скучная. Бизнесом Антон занимался несколько лет, сумел здорово приподняться, но в одночасье все потерял и был рад, что легко отделался, а отдышавшись, принялся за старое, стараясь держаться в середине и в крутые дела не лезть. Периодически ругался с женой, что вошло в привычку и особой печали не вызывало, но такой же привычкой стал и загул по второразрядным кабакам. В «Романсе» он подцепил подруг, назвавшихся Кристина и Марина. После закрытия пригласил их домой, благо супруга имела привычку, рассорившись, собирать вещи и уезжать к маме. Пока ловили машину и добирались до квартиры, алкоголь повыветрился и ощущалась настоятельная потребность добавить. Он пытался угостить дам ликёром, но они хотели водки, и он уступил… На сутки наступила пустота, а пробуждение было мучительным и сопровождалось горькой мыслью о том, что лучше бы было вообще не пробуждаться. В квартире отсутствовали видеокамера и дублёнка жены, а из бумажника пропали деньги. Какая именно сумма оставалась у него после посещения кабаков и прочих трат, он припомнить не мог. Под диван закатился тюбик губной помады — более чем сомнительная компенсация за понесённые убытки. Друзья, которым он позвонил, сочувственно матерились и утверждали, что он легко отделался. Антон так не считал. Жена неминуемо должна была вернуться, и если отсутствие видеокамеры он как-то мог объяснить, то с дублёнкой дело обстояло хуже. Горестно вздохнув, он поплёлся в отделение милиции.
 Заявление у него приняли, вроде бы возбудили уголовное дело, но результатов не было никаких. Антон звонил беседовавшему с ним оперу — того никогда не удавалось застать.
 Жена, вернувшись, послала жалобу высокому начальству.
 Антон приехал в «Романс» и там встретил Кристину. Когда он окликнул её, к ней успели подвалить двое дюжих парней. Слушать его не стали. Кристина брезгливо шепнула им что-то на ухо, повернулась спиной и утратила всякий интерес к его разоблачениям. Антон замолчал на полуслове. Потом его взяли за галстук и вывели на улицу. Ему стало совсем тоскливо. Его избили. В памяти осели слова про какое-то изнасилование, которое на него могут повесить… Бумажник на этот раз остался цел, а вот часы с руки пропали. Антон добрался до телефонной будки и набрал 02. Пока в трубке тянулись длинные гудки, он понял, что дважды становиться потерпевшим по одному, в сущности, поводу — жлобство, и решительно дал отбой.
 Случилась очередная размолвка с женой и очередной её отъезд. Вынимая из ящика почту, Антон нашёл адресованное ей письмо, затерявшееся в груде реклам. Он посмотрел обратный адрес. Там стояла печать Главного управления внутренних дел города Новозаветинска и области. Антон вскрыл конверт и повертел в руках официальный бланк. Сообщалось, что отделом собственной безопасности ГУВД проведена надлежащая проверка поступившей жалобы и по факту кражи дублёнки 52-го размера коричневого цвета, видеокамеры «Самсунг» и денег в сумме не менее 1 300 000 рублей возбуждено уголовное дело № 131313 по ст. 144 ч. 2 УК РФ. Ведётся расследование, которое в настоящее время приостановлено в связи с неустановлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого.
 От последней фразы у Антона закружилась травмированная голова, а номер уголовного дела показался ему прямым издевательством. Разрывая уведомление, он запоздало, но здраво рассудил, что связываться с проститутками впредь не будет.
 — Это Кристина. — Антон ткнул пальцем в фотографию, и на глянцевой поверхности остался чёткий отпечаток папиллярных узоров.
 Снимок был сделан прошедшей ночью и обошёлся Вадиму в лишние пятьдесят долларов. Катя никак не хотела фотографироваться.
 — Зачем вам это надо? — спросил Антон.
 — Значит, надо, раз спрашиваю. Можешь не беспокоиться, тебе это никак не повредит. Возможно у тебя появится шанс с ней рассчитаться.
 — Рассчитаться? Как с ней можно рассчитаться?
 — По закону, естественно. — Лицо Вадима выразило возмущение. — Ты что ж, думаешь, я тебе её валить предложу?
 — По закону… Это в тюрьму, что ли?
 — Как получится. До тюрьмы может и не дойти, но поймать-то её поймают, и в ближайшие дни. Так что готовься ко всяким там опознаниям, очным ставкам…
 — Не хочу я, — пробормотал Антон. — Зачем? Время прошло. Да и сам виноват.
 — Нет! — Вадим энергично покачал головой. — Заяву писал? Писал! Значит, считал себя пострадавшим. Глухаря опять же ребятам повесил. Они работают на тебя, а ты — в кусты? Не, не пойдёт! Свой гражданский долг придётся исполнить.
 Антон посмотрел в глаза улыбающемуся Вадиму. Там читались разные неприятности. Разбитые стекла ларьков, телесные повреждения различной степени тяжести, налёты налоговой инспекции, отказы в кредитах… Антон вздохнул.
 — Да, конечно. Я готов. И… когда?
 — Позвонят. Или заедут. Между прочим, не так это страшно, как считается. Вовсе не обязательно каждый день в суд таскаться и в прокуратуре пороги обивать.
 — Ещё и в суд придётся идти?
 — Возможно.
 Перспектива судебного разбирательства Антона не радовала, но и ссориться с незнакомым человеком, от которого что-то зависело, не хотелось.
 — Я могу идти?
 — Конечно! — Вадим улыбнулся с таким видом, словно спрашивать его разрешения вовсе не требовалось. — До свидания.
 Когда дверь закрылась, он убрал прибор, исключающий возможность прослушивания, и, не дожидаясь возвращения начальника охраны, покинул кабинет.
 Вместе с опером, который периодически оказывал ему нужные услуги, Вадим посетил отделение, куда обращался Антон. Причина бездеятельности стала понятна. Обидевшись по какому-то поводу на начальника местного РУВД, горячий на руку руководитель главка осуществил провозглашённый им принцип — честность важнее профессионализма. Весь прежний состав уголовного розыска разогнали, и сейчас в отделении трудились выпускники средней школы милиции, а руководил ими лейтенант со стажем практической работы в одиннадцать месяцев.
 — Я здесь когда-то начинал, — с лёгкой грустью произнёс сопровождавший Вадима опер.
 — Здорово, коллеги! — Распахнув дверь, он ввалился в кабинет и небрежно махнул удостоверением. — Восьмой отдел главка…
 Коллеги сидели за обшарпанными столами и, судя по встревоженному виду, давно не ждали чего-либо хорошего… 19-й отдел главка. Чем он занимается, сразу и не вспомнить, но приехал наверняка с проверкой.
 — Здравствуйте.
 — Да, не богато тут у вас. — Сопровождавший Вадима опер плюхнулся на диван и вытянул ноги, перегородив кабинет до противоположной стенки. — Раскрываете?
 Вадим стоял. Дверь за его спиной скрипнула, в кабинет просунулась голова мужчины с обширной лысиной и без обиняков спросила:
 — А где тут у вас туалет?
 — Здесь, — отозвался кто-то. — Здесь. С подоконника — и вниз!
 Дверь с треском захлопнулась.
 — Да, тяжёленько вам тут… Кстати, это Виктор Евгеньевич, тоже бывший наш сотрудник, сейчас — частный сыщик.
 Вадим обозначил попытку достать из внутреннего кармана документы. Через минуту, когда разговор переключился на злоключения Антона, вместо удостоверения частного детектива Вадим вытащил сигареты. Закурили все четверо. Когда сигареты кончились, тема была исчерпана.
 — Ну, пока! Удачи вам. Если что, звоните. — Опер главка ткнул себя кулаком в грудь, но оставлять номер телефона не стал.
 На улице они сели в машину Вадима и поехали.
 — Подбросишь?
 — Куда, до управы, что ли?
 — Ну.
 — Времени нет. На такси доедешь.
 — А то по пути завернули бы куда-нибудь, по стаканчику…
 Оперу хотелось сохранить иллюзию, что все это — пустяки, мелкие услуги, которые он оказывает хорошему приятелю. Незаконно, но до криминала тут далеко, да и не подпишется он никогда на открытый криминал. На зарплату не проживёшь, платили бы по-человечески, и вопроса о халтурах не возникало.
 Вадиму такая иллюзия была не нужна. Он любил, чтобы каждый знал свою роль, а потому ещё раз отрицательно покачал головой;
 — Времени нет.


* * *

 Первичная информация была собрана, и Алексей был доволен результатом. Тревожило одно: установить заказчика или получить о нём какие-либо данные не представилось возможным. Впрочем, это как-то и успокаивало. Было бы гораздо хуже, если бы человек, оплативший подобный заказ, вёл себя менее осторожно.
 Вещи, которые он брал с собой, уместились в солидном чемодане. Затянув ремни, он присел на стул и, покуривая сигарету, осмотрел комнату. Если всё будет нормально, сюда он не вернётся, хотя он привык к этому жилью и сейчас испытывал лёгкую грусть, чего раньше за собой не замечал. Он ткнул в пепельницу сигарету, подхватил тяжёлый чемодан и спустился в гараж. Когда внизу хлопнула металлическая дверь, окурок в пепельнице продолжал дымиться.
 В стене гаража был оборудован тайник, где хранились два пистолета. Выпущенный после войны ТТ, отлично пристрелянный и ухоженный, и новенький австрийский «глок» со сдвоенным магазином. Пользоваться ими «по работе» не приходилось, да и с собой он их практически никогда не брал, справедливо считая, что, если всерьёз захотят убить, пистолет не спасёт, а из любой другой ситуации он выпутается и без них, так что не стоит рисковать незаконным ношением оружия.
 Сейчас он решил оружие взять. Натянув резиновые перчатки, как делал всегда, когда пользовался тайником, проверил патроны и переложил пистолеты в дверцы «фольксвагена». При нажатии на специальную кнопку часть обивки отлетала, позволяя мгновенно схватить оружие. Резиновые перчатки он бросил в багажник.
 Работники станции и кафе привыкли к неожиданным отъездам, когда он пропадал на три-четыре дня, но никто не связывал его отсутствие с убийствами в городе. Люди любопытны к чужим тайнам, и Алексей сделал так, чтобы это болезненное любопытство было удовлетворено. Для всех он был гомосексуалистом, скрывающим свой порок и неумело пытающимся маскироваться под нормального человека. С женщинами он вёл себя крайне корректно, это бросалось в глаза, как и то, что он словно отгородился от них прозрачной стенкой. Когда смазливая Лена и её подруга, бывшая фотомодель Вера, на спор попытались оказать ему недвусмысленные знаки внимания, он реагировал соответственно. Косвенным подтверждением его порока было то, что мужчины ему звонят часто, а вот женских голосов в трубке никто никогда не слышал.
 Он выехал из гаража, на парковочной площадке развернулся и вышел, чтобы дать последние распоряжения. На периоды его отсутствия старшим оставался сорокатрехлетний Николай, доблестный отец шестерых детей, переспавший со всем женским персоналом кафе, их подругами и дальними знакомыми. Разговаривая с ним, Алексей подумал, что его стараниями заведение рискует приобрести в ближайшем будущем сомнительную репутацию.
 — Всё будет нормально, — солидно произнёс Николай, оглаживая пышные усы.
 — Я знаю. — Алексей улыбнулся улыбкой, которая навевала мысли о нездоровой сексуальной ориентации. — До свидания.
 — Всего доброго, успехов. — Николай энергично пожал расслабленную руку начальника.
 …Зелёный «Пассат» летел по мокрому шоссе к серому городу, и Алексей вполуха слушал бормотание магнитолы, настроенной на музыкальную волну. Он не испытывал обычного в таких случаях душевного подъёма. Напротив, в глубине души поселилась неясная тревога. По мере приближения к городу тревога усиливалась, что было совсем уж невероятно. Не выдержав, Алексей свернул на площадку для отдыха, остановился и тщательно осмотрел машину. Все узлы и агрегаты работали исправно, никаких сюрпризов не обнаружилось. Посмотрев на моросящее небо, он сел за руль. Описав по площадке круг, машина подкатила к выезду на шоссе, и в этот момент от города пронёсся, вихляясь, помятый ЗИЛ. Задние двери фургона были распахнуты, внутри железной коробки перекатывались от стенки к стенке алюминиевые бидоны. Алексей вдавил тормоз и замер, провожая взглядом удаляющуюся машину с пьяным водителем; по коже пробежал озноб. Даже его мастерство могло не спасти при встрече с этим грузовиком. Он позвонил по 02, а убирая трубку, подумал, что его предчувствия, похоже, нашли объяснение. Дождь меж тем прекратился, и в разрывах туч застенчиво мелькнуло солнце.


* * *

 Владельцем пейджера 05-979 оказался Курчанов Николай, тридцати одного года, прописанный в общежитии механического завода недалеко от бывшей воинской части, захваченной ассоциацией «Ядро». В базе данных компьютерной сети, доступ к которой имел Марголин, информации о нём было крайне мало, но раз он всё-таки мелькнул. В восемьдесят девятом году Курчанов был осуждён за разбой и отсидел шесть лет, после освобождения привлекался за вымогательство, но дело было прекращено за недоказанностью. Марголин выяснил, что прежде Курчанов якшался с «хабаровскими», а теперь с компанией бывших сотрудников милиции, по разным причинам уволенных из органов и безуспешно пытавшихся занять сколько-нибудь значимое место в среде городского криминалитета. Посетив общежитие, Марголин, к немалому своему удивлению, выяснил, что Николай там действительно живёт, и даже нашёл ободранную, с порнографической наклейкой под ручкой, дверь его комнаты. К механическому заводу общага имела минимальное отношение. Её заселяли люди самых разных, как правило неспокойных, профессий, а один этаж целиком был отведён под гостиницу для каких-то иностранцев, невесть как пробравшихся в Новозаветинск.
 Марголин без труда вскрыл украшенную картинкой дверь и осмотрел Колино жильё. Горы грязного белья были единственной достопримечательностью убогой комнаты. Под матрасом нашёлся измятый конверт с четырьмя сотнями долларов в мелких купюрах, а из прикроватной тумбочки вывалилась старая записная книжка в треснувшей обложке. Доллары Марголин бросил обратно, а записную книжку положил себе в карман. Расхлябанный замок не хотел закрываться, и, орудуя отмычкой, Марголин заметил девушку в дырявом халате. Делая вид, что не обратила на него внимания, она прошла на кухню, и как только она исчезла из поля зрения, замок тут же подался, будто этого и ждал. Крайне недовольный собой, Марголин вышел на улицу, прошагал полквартала до своей машины и, устроившись за рулём, принялся изучать трофей.
 Желтоватые клетчатые страницы были густо испещрены записями. Марголин нашёл домашний телефон интересовавшего его Кирилла, а потом и Артёма. У Артёма телефонов было два, причём второй вполне мог принадлежать какому-либо милицейскому учреждению: 17-14-02. Проверяя свою догадку, Марголин позвонил и остался доволен, услышав в трубке хриплый голос:
 — Четырнадцатый отдел милиции, дежурный Григорьев. Слушаю вас!
 Четырнадцатый отдел находился в Правобережном районе, что имело прямое отношение к бывшему оперуполномоченному Ковалёву, которым он очень интересовался в связи с последним своим заданием. Нехорошее совпадение. Или наоборот?
 Дома Марголин занялся компьютером. Совпадений оказалось более чем достаточно. Артём Кухарский действительно работал в 14 отделе милиции Правобережного РУВД в должности водителя. Отслужил три года и был уволен по собственному желанию в августе девяносто четвёртого. В тот же период в том же отделе работал опером и Ковалёв, так что, получается, они прекрасно друг друга знали. После увольнения Артём числился охранником в частной фирме, а потом официальную трудовую деятельность прекратил, но был замечен в контактах с группировкой Гаймакова, полностью состоявшей из бывших и действующих сотрудников милиции. Зимой девяносто шестого Гаймаков погиб, к чему Марголин приложил руку, а его люди разбежались кто куда. Кухарский значительной роли в группировке не играл, его судьбу никто не отслеживал; о том, чем он занимался сейчас, достоверной информации не было. По гаишному компьютеру за ним числился добрый десяток автомашин, причём пользовался он не только старым «Фордом», про который говорила Игнатова, а и новыми дорогими моделями. Указанный в записной книжке домашний телефон оказался липовым.
 Сведения о Кирилле были ещё скуднее. Он был прописан на Торфяном острове в двухкомнатной квартире вместе с матерью, а в восемьдесят восьмом году работал токарем на заводе «Искра».
 Назвав интересующую его организацию «Логовом», Марголин выстроил в уме ориентировочную схему.
 Итак, Ковалёв может быть членом «Логова». Местонахождение его в настоящее время не известно. Зато есть «крючок» на его племянницу. Вероятно, он в курсе её поведения, но история с клофелином, скорее всего, окажется для него полной неожиданностью. Если бы он про это знал, то постарался бы упрятать Ветрову подальше. Каковы будут его действия, если эта история всплывёт? Вряд ли он бросит её на произвол судьбы и наверняка проявит себя.
 Есть ещё двое подозреваемых в их причастности к «Логову». Они не прячутся, но удобных подходов к ним нет. Вывод — надо их активизировать. У них, конечно же, предусмотрены планы на случай осложнений, но в нестандартной ситуации ошибки более чем вероятны. Вариант с Ветровой годится для создания такой ситуации.
 Далее. «Логово», похоже, само ищет подходы к «Ядру». Канал получения информации — через проституток. Вопрос: действия Курчатова обусловлены сбором информации или не имеют ничего общего с деятельностью «Логова»? Неясных вопросов хватало.
 До шести вечера Марголин провёл несколько встреч с самыми разными людьми. В 18.15, остановив машину перед супермаркетом «Восток», прикинул результаты и остался доволен собой.
 В магазине Марголин доверху загрузил тележку продуктами. Покупки он упаковал в бумажные мешки, которые уложил на заднем сиденье БМВ. В 19.05 он загнал машину на стоянку, заплатил сторожу и пешком направился к расположенному кварталом дальше жилому дому. Дождь, который лениво накрапывал, когда он был в магазине, прекратился, и Марголин, шагая по пустым улицам, с наслаждением вдыхал влажный воздух. Здесь, на окраине, воздух был не в пример чище того, каким дышали обитатели центральных районов.
 В квартире на шестом этаже огромного жилого дома его ожидала женщина, профессиональная содержанка. За год у неё бывало пять-шесть клиентов, и с каждым из них заключалось нечто вроде индивидуального договора. Марголин встречался с ней четыре месяца, решая, насколько ей можно доверять, и всё-таки посчитал риск обоснованным. Срок его пребывания в Новозаветинске не ограничивался месяцами, и случайные связи могли принести опасностей больше, чем связь постоянная. Она не интересовалась его делами, и это не было притворством. Кроме того, у неё не оставалось «хвостов» в прошлом, что тоже немаловажно. Марголин поздравлял себя с удачным выбором. До неё он пользовался услугами высококлассной проститутки, и с ней чувство насторожённости не оставляло его даже в самые неподходящие для того минуты.
 Они поужинали. Марголин, попивая лёгкое вино, полулёжа в кресле, принялся философствовать на темы, абсолютно ему безразличные. Она умело поддерживала разговор, пока он не рассмеялся, заметив, что оба высказывают не свои мысли, а вычитанные где-то чужие истины.
 Когда они легли в постель, на улице снова закрапал дождь. Марголин расслабился и не обращал внимания на писк радиотелефона, доносившийся из кармана его сброшенного пиджака…
 За восемь километров от него, на той же высоте шестого этажа, в комнате размером поменьше и на кровати пожестче, тем же самым занимался Алексей. В отличие от марголинской, его партнёрше недавно исполнилось двадцать, работала она учителем в средней школе и жизнь вела добропорядочную. Профессия Алексея для неё тайны не составляла, она знала, что он занимается перегонкой из-за границы и продажей в области подержанных машин, и привыкла к тому, что паузы между их встречами растягивались до двух-трех месяцев.
 Порыв мокрого ветра ударил в оконное стекло, но Алексей внимания на это не обратил, так же как пять минут назад пропустил мимо ушей громкую возню и непонятные крики, долетевшие с лестничной площадки.
 В какой-то момент ритм движений Марголина и его убийцы совпал… С первым ударом грома они безвольно откинулись на подушки, и тишину обоих комнат нарушало только тяжёлое дыхание да ровный шум дождя. Потом молния расколола небо и заглянула в окна, высветив их одинаково умиротворённые лица.
 Заснули они одновременно.
 Через час Марголин встал, споренько собрался и, попрощавшись с женщиной, ушёл.
 Алексей продолжал спать и, словно услышав, как Марголин закрывает дверь, перевернулся на другой бок.
 Дождь превратился в настоящий ливень, плащ промок до нитки, но Марголин никогда не пользовался зонтом, а укрываться в чужом подъезде не хотелось.
 В городе у него было пять квартир, и редко он ночевал в одной две ночи подряд. Они располагались в разных домах, но имели много общего. Не первый и не последний этаж. Металлические входные двери. Наличие всевозможных механических и электронных средств защиты и контроля. Хороший обзор из окон. Нелюбопытные соседи. В холодильниках двухнедельный запас продуктов. Это были опорные пункты, в которых он мог переночевать и привести себя в порядок.
 Марголин свернул в узкий проходной двор, чтобы сократить путь.
 Местный грабитель и наркоман Мишка Супер, пережидавший непогоду на лестничной площадке второго этажа, издалека засёк светлый плащ запоздалого прохожего и скатился по ступеням вниз. Мужик выглядел здоровым, и Мишка вытащил из кармана куртки кастет. Обычно он вырывал сумочки у старушек, метелил в подворотнях пьяных работяг. Ему все сходило с рук… Подбросив на ладони кастет, Мишка передвинулся от подъезда в тень росшего под окнами дерева и, не обращая внимания на дождь, принялся терпеливо ждать. Светлый плащ наконец вынырнул из чёрного провала арки и двинулся в его сторону. Мишка, как правило, пропускал жертву вперёд и нападал сзади, пытаясь оглушить неожиданным ударом и вырвать добычу; если с наскока не получалось, он обращался в бегство.
 Светлый плащ приближался, и Супер, оценив его габариты, слегка сдрейфил. Конечно, не Шварценеггер, но и не дистрофик. Если не пьян, лучше убраться подобру-поздорову.
 Мишка таращился, пытаясь разглядеть лицо возможной жертвы. Холодная капля упала на шею и скатилась за воротник, и он раздражённо передёрнул плечами. В походке мужика обозначилось что-то странное. Шаги были разной длины, и дважды он резко отшагнул в сторону, хотя никакой видимой причины тому не было. В голове Супера шевельнулась ободряющая мысль: клиент, похоже, здорово пьян, а значит, дело выгорит.
 Продев пальцы в отверстия кастета, Супер шагнул вперёд, и в ту же секунду волна животного страха захлестнула его, заставив колени согнуться, а руки безвольно повиснуть вдоль тела.
 Богатством воображения Супер не отличался, хотя бывало, «ширнувшись», наблюдал удивительные картины. Сейчас он явственно увидел свой труп, растянувшийся под дождём на чёрном асфальте. Кровь толчками вытекала из раны на виске… Видение было удивительно чётким, Суперу показалось, он слышит запах собственной крови… Он громко икнул и попятился, пока не наткнулся икрами на ограждающую газон колючку. Взмахнув руками, он шлёпнулся задом на землю, и проволока впилась ему в ноги.
 Занятый своими мыслями, Марголин прошёл мимо, не обратив внимания на донёсшийся сбоку шум…
 Ошарашенный Мишка Супер продолжал сидеть на земле, подставляя дождю своё глупо улыбающееся лицо. Ему почему-то казалось, что он заново родился.




 6


 Через три дня Марголин опять ночевал в той же квартире. Проснувшись, он лежал, напряжённо глядя в белый потолок, и вспоминал сон, который начисто улетучился из памяти, но оставил неприятный, тревожный осадок.
 Вторая комната квартиры была переоборудована в маленький спортзал, и каждый раз здесь Марголин не меньше часа уделял физическим упражнениям.
 Он принял душ и побрился. Протерев кожу лосьоном, вышел из ванной, помахивая влажным полотенцем. Зазвонил телефон, и Марголин нахмурился, безошибочно определив, что новости будут плохими.
 Закончив разговор, он шлёпнул мокрым полотенцем по стене. На белых обоях остался след, и это как будто обрадовало его. Он торопливо оделся, выпил чашку крепчайшего кофе и покинул квартиру.
 Напротив его дома располагалась пятиэтажка старой постройки, чердак которой будто специально проектировался с расчётом на то, что когда-нибудь там заляжет человек с винтовкой. Высокие окна обеспечивали отличный обзор, было тепло, двери выводили на шесть лестничных площадок, так что пути отхода были идеальными, в сочетании с обширным подвалом, который никогда не запирался. В одной из чердачных комнат, откуда подъезд Марголина виден как на ладони, валялся матрас и банка для окурков, а оконные рамы открывались без малейшего звука.
 Раздосадованный поступившей информацией, Марголин спешил к автостоянке. Какая-то часть сознания, подчиняясь въевшейся в кровь привычке, автоматически контролировала окружающую обстановку, но мысленно он уже находился далеко от точки своего физического пребывания, а потому, в этом своём состоянии, представлял идеальную мишень…
 Притаившийся на чердаке старой пятиэтажки человек мог спокойно снять его одним выстрелом, аккуратно замести следы и удалиться, не рискуя быть кем-то замеченным.
 Но такого человека в это утро на чердаке не было. Марголин благополучно добрался до автостоянки, а усаживаясь в БМВ, недоуменно замер, разглядывая ботинок, на остром носке которого, прямо посередине толстого поперечного шва, застывал комочек глины.
 Марголин знал, что Кацман в это время всегда находится в своём рабочем кабинете, а потому звонить заранее не стал. Только подъехав к Ореховому острову, набрал номер.
 — Слушаю. — Голос Маленького Лени звучал простуженно.
 — Надо поговорить. Через пять минут я буду у тебя.
 — Не мог раньше сказать?
 Марголин усмехнулся. Он знал, что директор охранного предприятия «Оцепление» обязательно найдёт предлог, чтобы отодвинуть или максимально сократить время встречи.
 — Обстоятельства.
 — У тебя всегда обстоятельства. Как будто у других не бывает… — Кацман прокашлялся, похоже, он сильно простудился. — У меня через час встреча с директорами банков, а потом надо в мэрию успеть…
 — Успеешь. Я буду через пять минут. — Не дожидаясь ответа, Марголин прекратил разговор и резко отъехал от тротуара, подрезав дорогу безответному «Запорожцу».
 Как и всегда, Ореховый остров выглядел так, словно погодные условия его не касались. Как и времена года, смена общественного строя, социальные неурядицы и перестановки в правительстве. Столетние сосны и берёзы, выскобленные асфальтовые дорожки, на века отстроенные особняки. Что бы ни происходило, все это всегда будет востребованным. Меняются хозяева, но деньги и власть, которыми они обладают, остаются постоянным критерием.
 К особняку, в котором располагался штаб «Оцепления», Марголин подкатил совсем медленно и аккуратно приткнул машину. Охрана особняка никак себя не проявляла, но Марголин знал, что за каждым его шагом наблюдают и при соответствующем приказе обойдутся с ним так же, как и с любым другим.
 Он многое сделал для возвышения и нынешнего процветания фирмы. Если бы не он, «Оцепление» осталось бы сомнительной провинциальной конторой с большим потенциалом и малыми возможностями. Характер работы, которой он занимался всю жизнь, давно приучил Марголина не ждать благодарности, за исключением денежных эквивалентов, тем не менее, шагая от машины к высокому вылизанному крыльцу, он ощутил лёгкую грусть и укол в сердце.
 Кацман, которому о прибытии гостя сообщил по внутреннему телефону дежурный, тяжело опустился локтями на стол и растёр лицо. Он не мог тягаться с Марголиным по части профессионализма, хотя признаваться в этом не любил. Он знал, что, несмотря на личные качества, Марголин всего лишь пешка, в то время как сам он хоть и не ферзь, но фигура в запутанной игре, начавшейся далеко отсюда.
 Это знание прибавляло ему уверенности — до тех пор, пока он не задумывался о том, что игроки, добившись своей цели, перевернут доску, а потом расставят новые фигуры.
 Мягко обойдя секретаршу, Марголин вошёл в кабинет и остановился, придерживая за спиной дверь и слегка наклонив голову.
 — Можно? — Голос прозвучал слегка насмешливо.
 Кацман продолжал сидеть в той же позе, уткнувшись лицом в ладони:
 — Присаживайся.
 — Спасибо. — Марголин опустился в кожаное кресло перед столом и закинул ногу на ногу. — Ботинок испачкал, — с болью в голосе объявил он, и Кацман наконец посмотрел на него.
 — За этим и пришёл?
 — Ну. Крема, понимаешь, нигде нет. А у тебя, я знаю, запас.
 Кацман выразительно посмотрел на настенные часы.
 — Намёк понял. — Марголин достал сигареты. — Будешь?
 Маленький Лёня бросал курить, и предложение прозвучало откровенным издевательством. Отрицательно качнув головой, Кацман так и спросил:
 — Издеваешься?
 — И не думал. — Марголин закурил и с наслаждением затянулся.
 Поморщившись, Кацман включил кондиционер и откатился в кресле подальше от стола.
 — У тебя и пепельницы нет, — пробормотал Марголин, стряхивая пепел на ковёр. — Черт, извини!
 — Что будет следующим номером? Дашь мне по морде? — спросил Кацман, раскачиваясь в кресле и крепко обхватив руками кожаные подлокотники.
 — За кого ты меня принимаешь? Неужели я так похож на грубияна?
 Не отвечая, Кацман встал и подошёл к окну, чтобы опустить жалюзи. Марголин отметил, что тот здорово умеет носить костюмы; даже купленные в магазинах готового платья, они сидят как сшитые на заказ, а брюки, похоже, вообще никогда не мнутся.
 — Нет, ты извини, если я тебя как-то задел! — энергично добавил Марголин, и новая порция пепла полетела на пол.
 Кацман прекрасно знал причину неожиданного визита Марголина, но к разговору заранее не подготовился, за что и ругал себя, продолжая стоять лицом к окну и покачиваясь с пятки на носок.
 — Я тебя не задерживаю? — донёсся издевательский голос Марголина, и Лене пришлось обернуться. — Банкиры — они ведь как дети малые, не приедешь к ним — потеряются, ошибаться начнут…
 — Что случилось?
 — Случилось? Ничего! Ровным счётом ничего!
 — А всё-таки?
 — Нет, мне стыдно отнимать такими мелочами твоё драгоценное время!
 — Ничего, стыдливостью ты никогда не страдал.
 — Поверь, это напускное, в глубине души я ранимый и тонкий человек.
 — Так всё-таки ты, может, объяснишься?
 — А ты не знаешь?
 — Представь себе, не догадываюсь.
 — Не верю. — Марголин загасил окурок о подошву и бросил его под кресло. — Ну никак не верю!
 — А без этого нельзя? Без детского сада… Ты ещё пальцы веером сделай и стрелку мне забей. — Кацман сел за стол и с наигранным раздражением оттолкнул какие-то бумаги. — Мы же деловые люди! Все можно решить по-человечески, без дешёвых понтов!
 — Извини, — Марголин развёл руками и слегка сбавил тон, наблюдая за собеседником. — Нервничаю. Не люблю, когда посторонние в мои дела лезут и мешают. Сильно мешают. Очень.
 — И кто же это в дела твои встрял?
 — Ты.
 Продолжавший передвигать бумаги Кацман тихо выругался.
 — Так… Интересно.
 — Представляешь, когда я об этом узнал, мои первые слова были такими же. Удивительное совпадение. Я тоже подумал, что это интересно. Очень. И ещё задумался, за каким хреном тебе это понадобилось. Задумался, а потом решил, что проще будет спросить.
 Барабаня пальцами по столу, Кацман смотрел в закрытое жалюзи окно и молчал. Он чувствовал, как лицо ему царапает взгляд Марголина, и не торопился. Проигрывая Марголину в физических, актёрскими способностями Кацман его превосходил, это знал и не раз пользовался.
 — Похоже, мой вопрос тебя удивил, — протянул Марголин спустя минуту и достал новую сигарету. Сидел, разминая её и стряхивая сыплющиеся на брюки крошки табака.
 — Хотелось бы услышать подробности. — Кацман посмотрел ему в глаза.
 Марголин подумал, что более лживого взгляда в жизни не видел, и беда в том, что такой взгляд у него всегда, вне зависимости от того, говорит он правду или откровенно врёт.
 — Подробности? Пожалуйста!
 Марголин склонил голову, на секунду задумался и закурил.
 Порывшись в тумбочке стола, Кацман нашёл пустую коробку из-под скрепок и бросил её собеседнику.
 — Благодарю. Так вот, подробности… Я интересовался у тебя неким Курчановым…
 Кацман недоуменно изогнул бровь, а потом, перебивая собеседника, хлопнул ладонью по столу:
 — Ты интересовался десятью абонентами пейджинговой компании. Откуда я мог знать, что тебя интересует именно этот?
 — Потому что никто другой интересовать меня не мог. — Марголин улыбнулся. — Вспомни, что там за народ? Как специально подобрались! К девяти из них, кроме Курчанова, претензии могут быть только у собственных жён.
 — А ты думаешь, я их проверял?
 — Думаю, да. Не старайся казаться глупее, чем ты есть. Узнать лишнюю бяку о… даже о напарнике никогда не помешает. Так что ты очень даже поинтересовался. Нет?
 Выдержав паузу, Кацман откинулся на спинку кресла.
 — Ты прав. Я наводил справки. Не сам, конечно!
 — Понятно, что не сам. Мне продолжать?
 — С ним что-то случилось?
 — Представь себе, да. Он в реанимации.
 Выражение лица Маленького Лени ясно свидетельствовало о том, что он слышит это впервые и пока не понимает, какое отношение все это может иметь к нему, пытается найти ответ, не дожидаясь разъяснений.
 — После того, как с ним побеседовали твои костоломы.
 — Мои?
 — Представь себе, твои. Они увезли его вчера вечером. Не знаю, чем они там занимались, но в четыре утра его подобрали недалеко от Домика лесника.
 — Что это такое?
 — Есть такое место. Недалеко от Шуваловских карьеров. Его подобрали там, и пока он двух слов связать не может и не факт, что протянет до вечера.
 — При чём здесь мои люди?
 — Садовников, Кисельчук, Брындин. Нет?
 Красивые брови Кацмана изогнулись ещё больше. Заложив руки за голову, он посмотрел в потолок и осторожно сказал:
 — Да, у нас есть такие сотрудники…
 — Они забрали Курчатова из дома и увезли на своей машине, — вкрадчиво произнёс Марголин. — Осталось много свидетелей. Очень много. Как будто ребята специально хотели засветиться.
 Кацман выругался.
 — Возможно, для милиции свидетелей и не найдётся. Возможно. Но шум уже пошёл, и рано или поздно в ментовке его услышат.
 — Неизвестно, что ещё скажет сам…
 — Он может вообще ничего не сказать. Это твои проблемы. А меня интересует, какого хрена ты отдал им такой приказ?
 — Я им не отдавал такого приказа, — тихо ответил Кацман, в его голосе неожиданно прозвучал металл. — Какие-то основания, надо думать, у них были. К тому же ещё не факт, что с этим, как ты говоришь, Курчановым разобрались они.
 — Да? Они запихивают его в машину и увозят, а через пять часов его находят располосованного на ремни и с десятком гвоздей в заднице. Наверное, гулял по лесу и неудачно упал!
 Кацман ответил долгим взглядом, которым ясно давал понять, что физическое превосходство не всегда является решающим, а сейчас как раз та ситуация, когда сила на его стороне.
 — Разрешите? — Дверь отворилась без стука, и в кабинет протиснулся телохранитель Лени-маленького; выглядел он так, словно подслушивал весь разговор и сейчас счёл необходимым вмешаться.
 — Подожди в приёмной, — махнул рукой Кацман, и телохранитель, измерив невозмутимо сидящего Марголина неприязненным взглядом, вышел.
 — Демонстрация силы? — понимающе улыбнулся Марголин, стряхивая пепел мимо коробки на пол.
 — Ну что ты! — Кацман развёл руками. — Как можно?
 — Я так и думал. Так как с моим вопросом?
 — Разберёмся. — Кацман чиркнул что-то на календаре. — Прямо сегодня.
 — Лучше прямо сейчас.
 — Увы, это невозможно.
 — Банкиры ждут?
 — Они самые. Сам ведь говорил, что они как дети малые… Я разберусь, не сомневайся. Могу сразу сказать, что мешать тебе… Не знаю, какие у тебя дела, но мешать тебе никто не собирался. Просто накладка получилась.
 — Совпадение?
 — Да. Ч-черт, бывает же!
 — Действительно, бывает.
 Марголин потушил окурок о подошву и бросил на ковёр.
 — А они у тебя, часом, не в командировке? Дня так с позавчерашнего?
 — Все может быть. — Кацман улыбнулся.
 — Понятно. Спасибо. — Марголин поднялся и пошёл к двери. Взявшись за ручку, обернулся и посмотрел на Кацмана. — Счастливо!
 — До свидания. — Маленький Лёня продолжал улыбаться и снова сидел, заложив руки за голову и слегка покачиваясь на задних ножках кресла.
 В приёмной Марголин измерил взглядом набычившегося телохранителя. Парень тряхнул квадратной головой и подобрался. Переступив ворог и оказавшись на лестнице, Марголин сплюнул на сверкающие ступени. Внутри он весь кипел. Поведение Кацмана было необъяснимо. Пока — необъяснимо.
 Никогда раньше Кацман не позволял себе встревать в его дела. Можно предположить, что трое «оцепленческих» придурков, обработав Курчанова, действовали на свой страх и риск. Мало ли какой у них может быть интерес. Большинство преступлений против личности, в том числе и самых громких заказных убийств, имеют под собой простую финансовую подоплёку. Могло так оказаться и здесь в тот момент, когда Курчановым заинтересовался Марголин. Бывают невероятные совпадения. Марголин припомнил поведение Кацмана, выражение воспитанно-наглых глаз, жесты. Он знал о предмете разговора заранее, правда, почему-то не успел подготовиться и импровизировал на ходу. Возможно, о случившемся ему доложили совсем недавно.
 Шагая от крыльца к машине, Марголин спиной ощущал недоброжелательное наблюдение, а открывая дверь, резко обернулся и заметил, как шевельнулись жалюзи на окне кабинета Маленького Лени. Прочертив покрышками по асфальту чёрные полосы, он вылетел с площадки на дорогу. Умиротворённая атмосфера острова на него больше не действовала, он от души вдавил педаль газа и злорадно ухмыльнулся, когда выползавший с бокового проезда джип испуганно сдал назад.
 Марголин размышлял, стоит ли приостановить проведение операции с Ветровой, когда почувствовал, что за ним наблюдают. Измятое бежевое такси с двумя мужчинами в салоне. Номерной знак испачкан грязью, так что можно разобрать только последние буквы и код региона. В этом районе города такси встречаются нечасто, поэтому он и смог быстро обнаружить «хвост». Откуда они его ведут? От дома? Черт, по дороге к Кацману он был так занят предстоящим разговором… Могли повиснуть и от дома.
 Полтора года назад, знакомясь с городом, Марголин разбил его на квадраты и в каждом определил оптимальный маршрут на случай аналогичных ситуаций. Прибавив скорость, он обошёл машины и первым замер у мигнувшего красным глазом светофора. От такси его теперь отделяло несколько легковушек и грузовик, так что филёры его видеть никак не могли. Тем не менее, достав радиотелефон, он склонился к рулю и прикрыл аппарат воротником плаща.
 Вадим отозвался после первого сигнала, словно почувствовал важность звонка. Он был толковым помощником и понял все с полуслова, так что, когда загорелся жёлтый, Марголин дал отбой и не спеша тронулся с места. Такси обошло грузовик и теперь держалось в четырех машинах позади БМВ. Марголин отметил, что «сбросить хвост», похоже, будет несложно, они светиться не намерены и, почувствовав, что раскрыты, снимутся, но пока это в его планы не входило. Рассчитав скорость, он двигался к точке встречи с Вадимом, с помощью несложных приёмов пытаясь определить уровень подготовки и «принадлежность» преследователей. Вскоре он убедился, что работают они более-менее грамотно и к государственным опер-службам, скорее всего, не принадлежат. В том, что их «навесил» Кацман, он сомневался…
 Когда Марголин, выключив скорость, подкатывался к очередному светофору, «Волга», подрезав «каблук» из соседнего ряда, нырнула в боковой проезд. Он услышал, как ударили о высокий бордюр её передние колеса, а посмотрев в зеркало, увидел мелькнувшие задние фонари. От неожиданности он не успел затормозить и выкатился до середины перекрёстка. Слева рассерженно засигналили, а среди замерших во встречном ряду машин мелькнула фуражка гаишника. Марголин вывернул вправо и с рёвом ушёл с перекрёстка, двигаясь параллельно курсу, который взяла «Волга». В просвете между домами он видел, как мелькнул её измятый бежевый кузов, и прибавил скорость, а на перекрёстке опять повернул вправо, рассчитывая перекрыть ей выезд со двора на улицу, но опоздал: она уже ушла вперёд, оторвавшись от него метров на тридцать. Расстояние было ничтожным, он приготовился прижать такси к обочине, тем более что высокий поребрик не позволял выскочить на тротуар, но под ржавым капотом «Волги» оказался форсированный мотор, и если на шоссе это осталось бы незаметным, то городские условия не позволяли использовать в полной мере технические возможности БМВ. Водитель такси управлял машиной не хуже Марголина и, заметив, что роли поменялись, виражами из стороны в сторону не давал себя обойти. Несколько долгих секунд машины неслись впритирку друг к другу. Стрелка спидометра перевалила сотенную отметку, дрогнула и поползла дальше. Оказавшись слева, Марголин приготовился таранить багажник такси, но в этот момент колеса БМВ попали в глубокую выбоину и машину рвануло на встречную полосу, к стремительно приближающемуся молоковозу. К подобным ситуациям Марголина готовили много лет назад, когда он был курсантом и даже представить не мог, что такое придётся вытворять на машине потенциального противника в родной стране. Въевшись в кровь, навыки сохранились, и быстрее, чем мозг успел проанализировать ситуацию, тело сделало всё необходимое. Грузовик с оцепеневшим от ужаса водителем, дребезжа прицепленными бочками, пронёсся мимо, а задние фонари «Волги» удалялись все дальше и дальше. Преследовать её было бесполезно…
 Вадим уже ждал его. Они закурили, и Марголин подробно обрисовал ситуацию. Вадим хмыкнул:
 — Шеф, а ты уверен? Если он по своим делал ехал, а потом, когда ты догонять стал, крутой тачки испугался и решил, от греха подальше, деру дать?
 — Может, и так. Только, извини, не верю. Нет, они конкретно меня вели. И как мне сейчас кажется, взяли от «Оцепления». Бля буду, от дома я чистым ехал!
 — Ленчик пошаливает?
 — Может быть…
 — Ленчик-вагончик, — пробормотал Вадим и оглянулся по сторонам, как будто все спешащие мимо них прохожие были осведомителями Кацмана. — Совсем, сволочь жадная, распоясался.
 — И не говори. Только вот не нравится мне, что они действовали как-то топорно.
 — Да? Я бы этого не сказал!
 Марголин вздохнул:
 — Ты прав. Обидно ощущать себя идиотом.
 — Ничего, шеф. Со мной это постоянно случается. Постепенно привыкаешь. И даже замечать перестаёшь, как будто так и надо.
 — Надеюсь. Мысли гениальные есть?
 — Есть. Надо съе…ывать. Как можно быстрее.
 — Пока потерпим. С Кристиной, — хотя подслушивать их явно не могли, он привычно назвал Ветрову псевдонимом, — повременим. Не нравится мне эта ситуация.
 — Я всегда говорил, что свои трусы ближе…
 — Попробуй пробить тачку. Не по номерам, а так… Было ощущение, что это какие-то частники. Одной машиной вели. Все может просто объясниться. Наняла их баба за муженьком своим пропасти, а они сдуру или с перепоя машину перепутали. — Марголин помолчал. — Только, если честно, не верю я в это. Предчувствие такое. И ночью чего-то приснилось. Убегал от кого-то, что ли…
 — Лучше во сне, чем так. По конторам я поспрашиваю, может, где объявится.
 — Все, тогда до вечера. Если за собой что заметишь — звони. Второй раз упустить нельзя. Да, чуть не забыл! — Марголин описал приметы пассажиров «Волги». — Насчёт усов — у второго могут быть и фальшивыми. Но возраст, комплекция…
 Поздно вечером Вадим перезвонил Марголину домой и сообщил, что проверка всевозможных легальных, и не очень, контор, а также частных лиц, оказывающих разного рода детективные услуги, результатов не принесла. Правда, подходящих под описание бежевых «Волг» оказалось пятнадцать штук… Марголин поблагодарил помощника.
 — С Кристиной тормозим. Завтра проверишь…
 Открыв бутылку пива, он присел на кухне к столу и долго смотрел в окно. Он всегда чётко чувствовал момент, когда надо бросать игру и уходить со сцены. Похоже, такой момент стремительно приближался, и в глубине души Марголин ощущал грусть, понимая, что на этот раз придётся оставить привычную работу, которую он любил и ненавидел, навсегда. Даже не работу, а образ жизни. Единственный, который он знал и следовать которому умел и хотел.
 Следующий день начался для Марголина рано и прошёл в бесконечных разъездах и разговорах по телефону. Поздно ночью он поговорил с Москвой и, хотя ничего настораживающего от собеседника не услышал, оставался задумчивым и угрюмым. В течение дня он неоднократно проверялся, но признаков наружного наблюдения не зафиксировал. Это не успокаивало: чтобы знать о перемещениях интересующего объекта, не обязательно безотрывно висеть у него на хвосте. Можно расставить посты наблюдения в ключевых точках, и обнаружить их, при сколько-нибудь приличном уровне подготовки, практически нельзя. Можно заполучить источник информации из ближайшего окружения объекта. Люди есть люди, и нет таких, к которым нельзя было бы найти ключик. В одном случае вопрос решают деньги, в другом — страх смерти. Третьего пугает угроза расправы над близкими. Четвёртый дорожит репутацией. И так до бесконечности. Люди есть люди, и договориться можно с каждым, надо лишь обладать определёнными материально-техническими возможностями и здравым смыслом.
 Прежде чем начать совместную работу, Марголин кропотливо проверял Вадима и других помощников. Кандидатов было семеро, но в результате остались трое. Повода усомниться они не давали, но проверять это на собственной шкуре Марголин не хотел.
 Он не спеша ехал по ночному городу, с грустью посматривая на мокрые фасады домов и сверкающие огни реклам. Время уходить пришло. Он представил себя бездельничающим среди пляжей и пальм тропического острова, и картина получилась безрадостной.
 Марголин проснулся, когда стрелки будильника приближались к восьми. Остатки сна сняло, как рукой. Сбросив одеяло, он прошёлся по квартире, не ощущая босыми ногами холодного пола и напрягая слух так, что различал шум от падающих на крышу дома капель дождя.
 Противник находился где-то рядом. Настоящий противник, опасный, не то что те идиоты в такси. Хотя все это звенья одной цепочки, теперь он в этом не сомневался.
 Натянув спортивный костюм, он привычно проверил пистолет и, положив его на тумбочку, присел на кровать. Три сигареты незаметно сгорели одна за другой. Он смотрел в пол и размышлял.
 Марголин знал: где-то находится снайпер, для которого он является мишенью. Их встреча неминуемо состоится, и состоится в ближайшее время.
 Снайпер где-то рядом, возможно — у чердачного окна пятиэтажки, которая так не понравилась Марголину, когда он присматривал квартиру.
 Почему именно снайпер? Он и сам не мог объяснить. Его не станут подрывать или расстреливать машину, не станут караулить у любовницы. Его попытаются застрелить утром, когда он выйдет из дома.
 Снайпер где-то рядом, но время прицельного выстрела ещё не пришло. Вызывать своих помощников Марголин не хотел; кто знает, не оказался ли один из них тем, к кому сумели подобрать ключ. Можно было провернуть простейшую комбинацию и покинуть дом под вполне надёжным прикрытием посторонних людей, не подозревающих о своей незавидной роли. Если всё пройдёт гладко и снайпер не догадается об истинной цели происходящего, то отложит ликвидацию. Можно было выдумать предлог и выдернуть к дому наряд милиции или скорую помощь. Марголин делать этого не стал. Он чувствовал, что этим утром выстрел не прозвучит.
 Он спокойно вышел из подъезда и остановился, прикуривая сигарету. Он представлял собой отличную мишень. Порыв ветра взметнул полы плаща, демонстрируя отсутствие бронежилета, и погасил огонёк зажигалки. Марголин, поворачиваясь к ветру спиной, чиркал ребристым колёсиком. В таких условиях с задачей мог справиться любой непрофессионал.
 За сорок три года нервы изрядно поизносились. Когда-то его готовили так, что он мог прыгнуть с парашютом в латиноамериканские джунгли, без всякого снаряжения, самостоятельно раздобыть документы и деньги и пересечь страну из конца в конец, выдерживая стычки с полицией. Пять лет он работал на спокойном месте в Германии и стал свидетелем разрушения Берлинской стены и объединения двух стран. К такому его уж точно никто не готовил — в семидесятые годы, в бытность его курсантом, это и в кошмарном сне не могло привидеться.
 Дымя сигаретой, Марголин двинулся прочь от дома, и предательская тёплая струйка пота всё-таки сползла между лопаток. Он передёрнул плечами и поднял воротник плаща.
 Он вышел к пятиэтажке со стороны подъездов, постоял под окнами, выбрал крайний и стал подниматься. Чердачная дверь оказалась полуоткрыта. Марголин осторожно переступил порог, готовый к любым неожиданностям, хотя и знал, что их не будет.
 Помещение делилось на несколько секций, превышавших число подъездов. Бомжи тут почему-то не обитали, и лишь в угловой комнате, видимо, баловались подростки. Вдоль стен тут валялись одноразовые шприцы, использованные презервативы, а стены украшали мастерски выполненные изображения поганок, портрет загадочного существа с гипертрофированной грудью и гигантским половым членом и объяснения в любви Сташевскому и «нанайцам». Какой-то юный диссидент синим маркером каллиграфически вывел: «Президент — лох!», не поясняя, правда, кого конкретно он имеет в виду, а ниже, уже красным цветом, был выполнен ответ: «Сам ты лох!», из чего можно было заключить, что начинающий правозащитник критиковал фигуру дворового масштаба.
 Марголин прошёл в комнату, где вдоль стены вытянулся полосатый, цветов американского флага матрас и в изголовье стояла ржавая банка с окурками. Створки окна были закрыты неплотно, и в щель толщиной в палец со свистом врывался ветер.
 Марголин заметил на полу крохотный комочек довольно свежего пепла. Определять сорт табака по пеплу он не умел, но всё-таки это был не «беломор», закаменевшие окурки которого на три четверти заполняли банку из-под тушёнки. Приподняв матрас, Марголин обнаружил окурок от сигареты с белым фильтром, густо испачканный малиновой губной помадой. От рывка ткань треснула, и под ноги Марголину высыпались разноцветные бумажки. Носком сверкающего ботинка он их рассортировал и только потом, присев на корточки, внимательно осмотрел. Старая сберегательная книжка со вкладом в один рубль восемьдесят копеек и полдюжины ветхих купюр образца тридцатых годов.
 — Запишем в загадки, — пробормотал Марголин, вкладывая все это богатство обратно и поправляя матрас…
 Улица встретила его ливневым дождём, так что по дороге до стоянки Марголин промок насквозь.
 Едва устроившись на сиденье, он достал мобильный телефон и связался с Вадимом. Помощник в это утро находился на квартире очередной подруги, которых развёл столько, что путался в именах. После выпитого накануне и ночных упражнений он пребывал не в лучшей форме, но не дал Марголину повод усомниться в своей боеготовности. Уже три месяца он вёл разгульную жизнь, о чём Марголин не догадывался.
 Услышав приказ возобновить операцию с Кристиной, Вадим бодро отрапортовал. Скосив глаза на спящую рядом девушку, он произнёс пару неосторожных фраз, которые, однако, ничего не говорили человеку непосвящённому. Когда разговор закончился, он бросил трубку под кровать и ровно на пятнадцать минут провалился в глубокий, восстанавливающий силы сон, после чего встал и принял душ. Ещё около часа он собирался, гремел посудой на кухне, наконец входная дверь за ним закрылась.
 Лежавшая на кровати девушка открыла глаза, потянулась и встала. Радиотелефона у неё не было, и она воспользовалась обычным аппаратом, предварительно подключив к нему кодирующее переговоры устройство. Один номер отозвался долгими унылыми гудками, по второму ответили сразу, и она, не называя себя, дословно пересказала подслушанный разговор. Сообразительностью она не отличалась, но память у неё была хорошей, за что ей и платили приличные деньги. За знакомство с Вадимом была обещана дополнительная премия, которую она мысленно уже всю истратила.
 Уверенность Марголина в исключительной ненадёжности человеческой натуры ещё раз нашла своё подтверждение.
 У Маленького Лени нет высококлассного ликвидатора. Марголин знал это абсолютно точно. Кацман прикармливал тройку «мокроделов», готовых разорвать на куски любого, но их способности не шли дальше того, чтобы подкараулить в подъезде хилую жертву и разрядить в неё магазин пистолета или открыть шквальный огонь из «Акээма» по невинным гражданам. В соответствии с возможностями им подбираются и задания. Такая мишень, как Марголин, не по зубам.
 Приказ о ликвидации последовал из Москвы — в этом Марголин ничуть не сомневался. О прибытии в Новозаветинск иногороднего снайпера он бы непременно узнал, а значит, заказ сделан местному.
 Группа толстозадых финансистов и политиков решила, что он выполнил свою роль и должен покинуть сцену. Они не станут забивать голову разработкой деталей. Они принимают принципиальное решение. «Логово» — удобный отвлекающий вариант. Никого в столице деятельность его не волнует, не тот уровень, но в итоге все стрелки сведутся именно на «Логово». Никто не бросится за него мстить и проводить ответные акции, но факт останется фактом, рано или поздно «Ядро» использует сей факт в своих интересах.
 День тянулся долго. Марголин опять много ездил и встречался с людьми. Результаты встреч его радовали. Одно мероприятие, которое он начал сразу после обеда, заняло намного больше времени, чем он рассчитывал, но, как и все остальные, завершилось удачей. Поздним вечером он приехал в одну из своих квартир, торопливо выпил стакан чая с бутербродом и лёг спать.


* * *

 Через четверть часа после того, как в окнах погас свет, неприметная личность в кепке и короткой кожаной куртке, укрываясь от дождя под дырявой крышей домика детской площадки, нажала светящиеся кнопки мобильного телефона.
 — Он на Мичуринской. Лёг спать.
 Квартира была взята под аудиоконтроль, так что последнее утверждение основывалось не только на данных наружного наблюдения. Хозяин пёстрой кепки в течение пяти минут нетерпеливо слушал, как скрипит под тяжёлым телом старая кровать, а потом чуткие микрофоны уловили и исправно донесли нарастающий храп объекта. Марголин всегда засыпал быстро, и наблюдатель, потративший немало времени на изучение его личности, давно это знал.
 — Спасибо, — донеслось из трубки, и разговор закончился.
 Наблюдатель тоскливо закурил. Ему предстояло дежурить до утра, а размер полученного гонорара не позволял схалтурить. Впрочем, скоро всё это должно закончиться.


* * *

 А за три часа до того, как состоялся этот короткий диалог, два начинающих опера, сильно волнуясь, вошли в кафе «Романс». Им повезло, они незаметно слились с толпой у стойки, заказали по чашечке чёрного кофе и принялись смиренно его цедить, контролируя входную дверь. Про деньги на оперрасходы они только слышали во время учёбы в школе милиции, но держать их в руках не приходилось, а потому оперативно-розыскные мероприятия по раскрытию тяжкого преступления они проводили на свои. Суммы, которую можно было наскрести в карманах дешёвых кожаных курток, с трудом хватало на четыре чашки кофе. Время, которое предстояло провести в «Романсе», было неизвестно, и потому лейтенанты цедили напиток мелкими глотками.
 Ветрова прикатила на такси после полуночи, и её появление оба вчерашних курсанта проморгали. Появление Кати в зале вызвало оживление, раздались приветственные пьяные выкрики, но до стойки этот шум не долетел, и если бы Катя приняла приглашение и уселась за столик, судьба её могла бы сложиться иначе. Однако она двинулась по залу и через минуту попала в поле зрения начинающих оперативников.
 — Гляди, она, Кристина! — Рыжеватый Гладков ткнул напарника ботинком, и тот, отряхивая штанину, отозвался:
 — Не ори, сам вижу.
 Катя прошла в двух метрах, и они услышали аромат её духов.
 — Моя любимая туалетная вода, — пробормотал стриженный наголо Лаптев, чтобы не молчать.
 Окружающая обстановка была откровенно враждебной, и задача опознать преступницу и доставить её в отделение не казалась простой. Достаточно посмотреть на рожи посетителей. Хватай любого — и не ошибёшься, на каждом столько висит, что и высшей меры окажется мало. В зале наверняка десяток-другой стволов, да и прочей дряни в бездонных карманах пиджаков и кожаных курток окажется предостаточно.
 Двух «Макаров» хватит, чтобы обуздать такую толпу, если действовать решительно, но откуда этой решительности взяться, если ещё три года назад они сидели за школьной партой, а последние шесть месяцев им непрестанно вдалбливали, в соответствии с мировоззрениями начальника главка, что милиционер всегда не прав и вообще сволочь.
 — Мы своё дело сделали, — наклонившись, жарко зашептал в ухо напарника Лаптев. — Надо звать подмогу и трясти этот долбаный притон к долбаной матери…
 — Не мешай, — отмахнулся Гладков. Отступать или звать на помощь ему не хотелось.
 Катя взгромоздилась на высокий табурет и, бросив рядом куртку и сумочку, болтала с барменом, облокотившись на стойку так, чтобы собеседник, не напрягаясь, мог заглянуть в разрез блузки. Судя по виду бармена, картина эта его давно уже не вдохновляла, через пять минут он всё-таки приготовил и поставил перед девушкой бесплатный коктейль. Катя одарила его улыбкой и взялась за стакан.
 Гладков соскочил с табурета и направился к ней.
 — Ты куда? — зашептал Лаптев, но грохот музыки заглушил его голос.
 Гладков и сам не знал куда. Вернее, он знал — куда, но совсем не представлял — как. Подойдя к Кате, он остановился, и она, выждав минуту, томно обернулась.
 Взгляд её начал тускнеть, когда она оценила потрёпанную одежду опера.
 — Привет, — нервно улыбнувшись, сказал лейтенант.
 — Здорово, — неожиданно грубым голосом отозвалась Ветрова, оглядела его с головы до ног и лениво спросила: — Мент, что ли?
 — Ага, — легко согласился Гладков и придвинулся ближе.
 Катя надменно измерила расстояние, говорить ничего не стала, глотнула коктейля.
 Ощутивший приближение неприятностей бармен следил за ними.
 — Поговорить надо, — сказал Гладков.
 — У тебя денег не хватит разговоры со мной вести, — не оборачиваясь, отозвалась Катя и с хрюканьем выцедила остатки напитка. — Славик, налей ещё. Я плачу.
 Славик кивнул и подхватил новый стакан, но смешивать коктейль не торопился, следил за опером.
 — А я и без денег обойдусь, — со злостью ответил Гладков. — Уголовный розыск.
 — А мне насрать, — все так же не оборачиваясь, отозвалась Катя.
 И это переполнило чашу терпения лейтенанта. Он схватил её за локоть и рывком сдёрнул со стула. Ветрова вскрикнула, без тени возмущения и высокомерия в голосе, от неожиданности. Удерживая Катю за правую руку, Гладков сгрёб с табуретки её вещи.
 — На!
 Свободной левой рукой Катя машинально подхватила сумку и куртку, и опер поволок её к выходу.
 — Минутку! — От столика шагнул мордоворот в расстёгнутой до пупа рубахе и с пудовым крестом на груди.
 Выдернув пистолет из наплечной кобуры, Гладков щёлкнул предохранителем и оскалился:
 — Давай, герой, прыгай!
 Зал замер. Крестоносец, не отводя взгляда от ствола, попятился. Остальные молчали, и даже музыка куда-то пропала, только шипение и треск доносились из мощных колонок.
 — Милиция! — ещё раз рявкнул Гладков от дверей. — Кто, сука, дёрнется, пристрелю на х…й!
 Описав стволом пистолета размашистую восьмёрку, он вытолкнул притихшую Катю на улицу.
 Спустя минуту из дверей выскочил перепуганный Лаптев.
 — Ты что? А если б…
 — Помолчи! А ты одевайся! — Гладков напялил на ошарашенную Ветрову куртку. — Вперёд!
 Отделение милиции располагалось в трех минутах ходьбы от «Романса». Гладков втолкнул задержанную в двери дежурной части и только после этого перевёл дыхание.
 — Все…
 — Ну ты даёшь. — Очухавшийся Лаптев хлопнул его по плечу.
 Через час, когда дежурный «уазик» вёз Катю в отделение, на территории которого она с подругой совершила разбой в целях завладения чужим имуществом — именно так, с точки зрения закона, трактовались их шалости с клофелином, — в столичном аэропорту Шереметьево объявили, что авиарейс сообщением Москва-Париж по метеоусловиям принимающей стороны откладывается до восьми часов утра.




 8


 Дождливая осенняя ночь. Порыв ветра сорвал капли с деревьев, и опять тишина. Когда шум падающих на землю капель стих, стали чётко слышны размеренные шаги человека, двигающегося по дорожке вдоль дома.
 Наблюдатель, который засёк Марголина и караулил квартиру до утра, в своём гардеробе имел удобные ботинки на толстой резиновой подошве, но накануне сильно их промочил, до утра они не высохли, и пришлось обувать жёсткие лакированные туфли, не приспособленные для бесшумной ходьбы. Ошибся он не только с обувью. Надо было надеть толстый свитер и тёплое нижнее бельё, утром он не рассчитывал застрять на ночь и не подумал об этом.
 Ночь тянулась бесконечно медленно, одежда отсырела, и к пяти часам утра мужчину стало знобить. Двадцать лет назад такие мелочи его не волновали, он мог лежать в засадах сутками, не думая о последствиях. Он понятия не имел, с какой целью «выпасает» человека, фамилию которого ему не назвали, и не стремился это узнать. Зачем? Сегодня один, завтра другой.
 До конца работы ничего серьёзного произойти не могло, а дрожь усиливалась, надвигалась простуда. Больничные листы на его теперешней работе никто не принимал. Мужчина поднял воротник куртки и быстрым шагом направился к остановке, где желтели яркие пятна круглосуточно работающих ларьков.
 Первый киоск был пуст. На окошке второго висела табличка «Закрыто». Плотные многоярусные ряды бутылок и консервов не позволяли разглядеть, что там внутри, но слух уловил ритмичное позвякиванье посуды.
 Наблюдатель повернулся к дому. Можно было пройти ещё метров шестьсот и в следующем оазисе ночной торговли разжиться спиртным. Но тогда дом терялся из виду и на десять-пятнадцать минут обстановка становилась неконтролируемой. Он знал, что ничего за это время не случится, и все равно колебался. Странно: на государственной службе, когда платили ему копейки, он строго соблюдал инструкции. Сейчас, когда было за что страдать, он хотел их нарушить.
 Выбор был сделан. Сутулясь, он торопливо зашагал к следующей остановке, и через пять минут спящий дом слился с окружавшей его чернотой.
 В торговой зоне рядом с трамвайным парком ночная жизнь била ключом. Оглашали округу пьяные выкрики, издалека щекотал ноздри запах горячей пищи, светились витрины и слепили автомобильные фары. Машин было много: «Жигули», принадлежавшие, очевидно, ларёчникам, боевые джипы и менее броские модели с явно криминальным душком. Дверцы распахнуты настежь, в замках торчали ключи — их хозяева не боялись ничего. Развернувшись тупой задней стенкой к витрине ларька, стоял бело-синий милицейский УАЗ. Двери его тоже были приоткрыты, а водитель за рулём неспешно поедал шаверму. Три других члена экипажа, двое в форме и стажёр в гражданке, расположились за белым пластиковым столиком на краю освещённой площадки, деля компанию с молодыми бандитами. Или своими коллегами, отдыхающими после службы…
 В обступившей гудящий пятачок темноте мужчина чувствовал себя намного спокойнее и увереннее. Стараясь не привлекать к себе внимания, он торопливо обошёл площадку по кругу и остановился у крайнего киоска. На нижней полке выстроились жестяные баночки с коктейлями и водкой. Мужчина слышал про них много неприятных историй, но самому травиться не случалось, к тому же его устраивал объём. Мужчина наклонился к окошку и сказал, обращаясь к оказавшемуся перед его лицом массивному заду продавщицы:
 — Мне баночку «Чёрной смерти», шоколад за три сто и ментоловую жвачку.
 Зад сполз с прилавка, лениво переместился сначала вправо, потом влево. Через минуту пухлые руки выбросили покупателю товар. Лица он так и не увидел.
 Рассовав покупки по карманам, мужчина остался стоять, ожидая законных трех тысяч сдачи. Отдавать деньги ему не торопились.
 — Девушка, вы ничего не забыли?
 Если бы он саданул кулаком по витрине или, ещё лучше, полоснул ларёк автоматной очередью, на него бы обратили внимание и обслужили как положено. Если бы он подошёл днём, события тоже развивались бы по-другому. Но ночью на этой отдельно взятой территории действие писаных законов приостанавливалось.
 Звучавший в киоске мат замолк, одновременно, по совпадению, вырубилась и доносившаяся из укреплённого над ларьком с шавермой динамика музыка.
 — Я и не посмотрела, скока он дал, — услышал мужчина хриплый голос, принадлежавший, очевидно, роскошному заду.
 — Бля, Ленка, я те скока раз говорил, чтоб считала? Тебя, с-сука, когда-нибудь так нае…ут!
 Сбоку киоска приоткрылась дверь, и, держась за ручку, высунулся красномордый парень в распахнутой куртке.
 Саша Стрельцов был известен угрозыску и окрестной братве под кличкой Стрелец. Украшающие его руки татуировки говорили опытному человеку, что он прошёл школу колонии для малолетних. После отсидки неоднократно подозревался в кражах и грабежах, но прямых улик не было, свидетели и испуганные потерпевшие его не опознавали, и, самое главное, в округе орудовали несколько десятков таких же «стрельцов», так что заняться каждым из них и отправить по этапу физически было невозможно.
 Прежде чем наехать на незнакомого мужика, следовало определиться, что он собой представляет и какие могут быть последствия. Стрелец зорко огляделся. Присутствие патрульного наряда его не пугало. Оказавшись перед альтернативой: сунуть очередному лоху в морду и провести ночь в привычной камере отделения, тем самым поддержав свою репутацию, или спустить все на тормозах, — он не задумываясь выбрал бы первое. Мужик однозначно ничего из себя не представлял, а все последствия конфликта, в крайнем случае, выльются в заяву, которую тот может написать, когда очухается.
 — Ты чего наезжаешь? — спросил Стрелец и шагнул из ларька.
 Улаживанию на месте возможного инцидента с властями могло способствовать то, что к Ленке, которую он лет десять назад изнасиловал и которая стала после этого его хорошей подругой, в последнее время все чаще заглядывал старший патрульного наряда. Правда, его тянуло к ней, только когда он находился сильно под мухой, но картины это не меняло — обратиться к нему с просьбой она могла, а будучи подкреплённой парой бутылок сорокаградусной жидкости, просьба эта наверняка была обречена на успех.
 — Слышь, ты! Чего наезжаешь? — Стрелец сделал ещё шаг и неосторожно наступил в лужу.
 Кроссовка моментально промокла, и участь лоха была решена.
 — Тебе че, не дали чего-то? Не видишь, человек с утра работает, устал, а ты к нему лезешь. Сам не помнишь, чего платил, а предъявы строишь.
 Наблюдатель был растерян. Мастером рукопашного боя он никогда не был и понимал, что одолеть здорового и, главное, ощущавшего себя здесь хозяином положения парня у него вряд ли получится. Присутствие за спиной милицейского патруля уверенности не прибавляю. Конечно, убить его они не дадут, но вмешаются не раньше, чем он окажется лежащим в луже.
 — А ну, пошли разберёмся. — Парень взял его двумя пальцами за рукав куртки и, нагло глядя в глаза, потянул к проходу между ларьками, в темноту.
 «Чёрная смерть» торчала из бокового кармана куртки, и мужчина обхватил банку двумя пальцами. Сашка удивился, но не испугался. Он знал всякие приёмы, а вот как можно использовать жестяную, ёмкостью 0,33 литра банку, не представлял.
 Лена хлебнула пива, рыгнула и, отерев губы, высунулась из окошка, с интересом наблюдая за происходящим. Она любила дать повод парням подраться, даже если потом противники, помирившись, лупили её саму.
 Открывая банку, пятившийся спиной вперёд мужчина первый раз увидел её лицо, и потреблять купленные у Лены продукты резко расхотелось.
 Щелчок сорванного ключа заставил Стрельца напрячься и изготовиться для удара коленом в пах, но лох, не думая сопротивляться, жадно приник ртом к баночке. Брезгливо ухмыляясь, Саша смотрел, как широко раздулись щеки жертвы, и думал, что надо повременить, иначе тот блеванет выпивкой ему прямо на одежду. За куртку, которая была сейчас на нём надета, платить не пришлось, он снял её с одного придурка, который теоретически был что-то ему должен. Испортится эта куртка — всегда найдётся, с кого снять другую.
 Стрелец подумал, что лох почему-то долго не глотает, и как раз в этот момент тот поднял голову, а в следующую секунду плотная струя сорокаградусной жидкости ударила ему в глаза, мгновенно лишив зрения.
 Саша взвыл, выпуская мужчину и прикладывая ладони к лицу. Через минуту он был бы готов вскинуться и разорвать, затоптать противника, но чужое колено врезалось ему между ног, кулак в ухо, а потом, когда он согнулся, усиленный весом тела удар локтем пришёлся на самую слабую часть позвоночника и сместил диски.
 Иногда загнанный в угол человек бывает способен на самые неожиданные трюки.
 Ленка глотала пиво и не заметила, как перед ларьком появился мужик, которому полагалось валяться в грязной луже позади освещённого пятачка. Её схватили за блузку и сильно дёрнули на себя. Впечатавшись лбом в стекло, она подумала, что вернулся Стрелец.
 — Где деньги, сука?
 Деревянной рукой она протянула смятые пять тысяч. Новый толчок отбросил её к задней стенке. Из глаз посыпались искры, звякнула и покатилась под прилавок перепачканная помадой пивная бутылка. Она вылетела из ларька и срывающимся голосом заверещала:
 — Милиция! Грабят!
 — Во Ленка, совсем обкурилась, — прокомментировал старший наряда, сочувственно качая головой.
 А виновник переполоха быстрым шагом двигался туда, уходить откуда ему никак не следовало. Посмотрев на часы, он выматерился. Он отсутствовал почти сорок минут.
 Вбежав во двор, мужчина перешёл на шаг. Нужные окна по-прежнему были темны. В квартире стояла тишина, даже храпа не было слышно. Обеспокоенный, он пристроился на мокром сиденье беседки, забыв про остатки водки и раздавленную плитку шоколада в кармане. Через пять минут чуткий микрофон уловил и донёс до наблюдателя скрип кровати. Он успокоился и взял банку.


* * *

 В четырехстах метрах от мокрой отполированной скамейки, на которой пристроился наблюдатель, у тротуара остановилась машина. Погасли фары и смолк шум двигателя, но водитель оставался в кабине, и сквозь лобовое стекло «Волги» было видно, как он курит сигарету и, видимо, чего-то ждёт. Дворовая кошка на мгновение отвлекла его внимание, потом ярко вспыхнувший кончик сигареты высветил спокойное лицо.
 Невдалеке прогрохотал трамвай, и, словно ожидавшие этого сигнала, в доме загорелись несколько окон. Водитель затянулся и раздавил окурок в пепельнице.


* * *

 Подсвечивая спичками, бомж тщательно исследовал мусорный контейнер. Под молочной коробкой и россыпью картофельных очисток лежал старый пиджак. Перегнувшийся через край контейнера бомж не поленился поднять и его, так что терпение было вознаграждено. Пол-литровая пивная бутылка перекочевала в безразмерную матерчатую сумку, и бомж, вытирая руки о пальто, заковылял дальше. Он сильно хромал на правую ногу, но передвигался бойко, а двор, который он пересекал, был ему хорошо знаком. Таких, как он, водилось в округе немало, так что посторонний взгляд мог задержаться на его сутулой фигуре лишь долю секунды. Растворившись в тени, бомж проскользнул вдоль стенки дома и вошёл в подъезд.
 Шагнувший на чердак человек уже не производил впечатление бездомного, хотя и был одет в те же самые грязные обноски и тащил на левом плече нелепую сумку из клетчатой ткани. Обойдя все помещение и убедившись, что никого больше там нет, человек бросил сумку на пол и закрыл все двери.
 Он вынул из окна стекло — не хотел привлекать внимания открытыми створками. Надел кожаные перчатки — чтобы не повредить палец. Когда всё было закончено, он убрал перчатки в сумку, присел на валявшийся у стены матрас и тщательно обмазал руки специальным составом, на несколько часов создающим на коже плёнку. Держа руки на весу, он дал раствору высохнуть. Услышав, как в противоположном доме хлопнула дверь, он бесшумно поднялся и посмотрел в окно, хотя уже знал, что это не Марголин.
 Из подъезда торопливо выскочил мужчина в спортивном костюме. Остановившись, он накинул на голову капюшон и затрусил вдоль дома, держа руки опущенными и встряхивая при каждом шаге кистями.
 Отойдя от окна, Алексей снял и бросил на матрас своё длинное пальто, оставшись в толстом свитере и утеплённых брюках с отвисшими коленями. На правом плече, стволом вниз, висела снайперская винтовка Драгунова. Он проверил оптический прицел и положил оружие на матрас, набросив сверху пальто. Оставалось ждать. Из сумки Алексей извлёк раскладной стул, пристроил его так, чтобы держать в поле зрения подъезд, и сел, сложив руки на коленях. Через минуту он поправил в ухе миниатюрный наушник и снова замер, глядя в одну точку.
 Дождавшись семи часов, наблюдатель снялся со своего поста и направился к автобусной остановке. Жил он на другом конце города, куда общественный транспорт ходил скверно, но потратиться на такси не позволяла давняя привычка к экономии. Сворачивая за угол дома, он чуть не столкнулся с бегущим навстречу мужчиной в зелёном спортивном костюме и отшагнул в сторону.
 Чуткий микрофон донёс скрип кровати, и Алексей понял, что Марголин проснулся. Через минуту коротко звякнул будильник, послышались шаги, а потом полчаса доносился шум, свидетельствовавший о том, что мишень делает утреннюю разминку.
 Все средства связи, которыми мог воспользоваться Марголин, были взяты под контроль — и сотовый телефон, и обычная линия. Звонков не последовало, что было необычно: Марголин имел привычку в это время созваниваться с кем-нибудь из помощников. Когда на кухне засвистел чайник, Алексей поморщился от резкого громкого звука. Прикрыв глаза, он попытался представить, что происходит в квартире.
 Марголин выпил кофе и съел бутерброды с ветчиной, просматривая вчерашнюю газету.
 Когда, по всем расчётам, Марголин находился в коридоре и готовился выходить на улицу, Алексей достал из сумки и прикрепил на ствол винтовки глушитель. Это было самодельное устройство. Два первых выстрела производились беззвучно, третий был уже слышен, а пятый гремел в полную мощь. Впрочем, до пятого дело никогда не доходило. Логичнее было бы изготовить оружие к стрельбе сразу, как только занял позицию, но Алексей был в таких вещах суеверен.
 Глушитель был закреплён, и Алексей услышал, как Марголин запер дверь квартиры. Несколько напряжённых секунд он ждал, а потом вынул наушник и встал.
 Деревянный приклад привычно ткнулся в плечо, лёг на резиновую подкладку подбородок, приник к окуляру глаз. Расстояние до подъезда, в котором появится мишень, было для СВД просто смешным.
 Указательный палец тронул холодный металл спускового крючка. Сейчас человек и винтовка составляли единый смертоносный организм, чётко отлаженный и не знающий сбоев. Чувства обострились до предела, мозг мгновенно отсекал посторонние звуки и детали, вылавливая из потока информации лишь то, что необходимо для достижения цели. Пора! Сейчас он должен выйти. Дверь от резкого толчка отлетела в сторону, и на пороге появился Марголин. Крупная фигура в светло-бежевом плаще и сверкающих ботинках, руки спрятаны в боковых карманах. Резкий поворот головы в одну, потом в другую сторону. Оптика приблизила лицо, создавая иллюзию, что до него можно дотронуться протянутой рукой.
 Ствол винтовки чуть дрогнул, перемещаясь вверх. Указательный палец выбрал свободный ход спускового крючка. Можно было стрелять, но Алексей ждал, подчиняясь внутренней команде. Если бы такой команды не последовало, он дал бы Марголину уйти, собрал вещи и покинул чердак, чтобы позже в спокойной обстановке проанализировать причины. Поводом для отмены акции могло быть что угодно: патрульная машина на соседней улице, которой он никак не мог видеть и слышать, но тем не менее про неё знал; чёткое осознание, что столкнётся с неожиданными свидетелями…
 Сейчас никаких предчувствий не было. Можно.
 Марголин, продолжая стоять в дверях, повернул голову направо и замер.
 Алексей вдавил спусковой крючок. Раздался тихий хлопок, приклад привычно толкнул в плечо.
 Разделявшее срез ствола и левый висок Марголина расстояние пуля преодолела за восемь тысячных секунды.
 Уже в тот момент, тогда ударник разбил капсюль и воспламенил наполнявший гильзу порох, Алексей понял, что второго выстрела не потребуется.
 Все.
 В полной тишине тело Марголина качнулось и обрушилось набок, а на стене, напротив того места, где находилась его голова, осталась жуткая красно-бурая клякса, медленно сползавшая вниз.
 Как и всегда, Алексей оставил свой фирменный знак: вырванный висок и прошедшая сквозь голову навылет пуля.
 Последний штрих — маленькая буковка "х" на стене чердака. Отойдя на метр, он обернулся и сам не смог её рассмотреть.
 Уходим. Из подъезда дома появился тот же бомж, который заходил в него пару часов назад. Кособокая походка, длинное пальто, мятые брюки и нелепая сумка на левом плече. Фигура, через минуту начисто стирающаяся из памяти…
 Такси, которым Алексей воспользовался, не имело форсированного двигателя. Наоборот, сил разрегулированного мотора с трудом хватало, чтобы кое-как волочить по улицам настрадавшийся кузов и вовремя уворачиваться от наглых соперников.
 Расставаться с винтовкой было жаль, но Алексей твёрдо знал, что воспользоваться ей никогда уже не придётся. Остановившись на набережной Красной речки, недалеко от стоянки яхт-клуба, он вылез из машины и, не таясь, бросил подальше от берега обёрнутую в холщовый мешок СВД. Опершись на чугунную ограду, он сплюнул в холодную зелёную воду и усмехнулся, подумав, сколько ещё тайн хранит затянутое илом молчаливое дно.
 Наряд бомжа уже покоился в мусорном контейнере, и сейчас одетый в спортивный костюм и короткую кожаную куртку Алексей действительно напоминал таксиста.
 Как и всегда после успешного дела, он чувствовал подступающую усталость, но расслабляться было рано. Он позволил себе постоять ещё пять минут — вид воды, даже загнанной в узкие каменные границы, его успокаивал. А потом решительно сел в машину и направился на юго-запад.
 Ему не хотелось делать то, что предстояло, но следовало защититься от самых невероятных случайностей.


* * *

 Наблюдатель, который оповестил о появлении Марголина, мылся в душе, когда Алексей, справившись с нехитрым замком, переступил порог его квартиры. Кроме запертого в ванной голого мужчины, никого в квартире не было. Жена на работе, младшая дочка в школе, две старшие — в институте. Мужчина неразборчиво напевал под нос что-то старое и с удовольствием обливал спину струями горячей воды.
 Задвижка на двери ванной комнаты была хилой, предназначенной только для того, чтобы показать, что в ванной кто-то есть. С минуту Алексей постоял перед дверью, склонив голову набок и положив пальцы на ручку, а потом рванул её на себя.
 Звучавшая в тесном, заполненном паром помещении неразборчивая песня оборвалась, но вода продолжала шуметь, только тембр звука изменился. Распылитель теперь лежал на дне ванны, и горячие струи упруго били в покрасневшие пятки неподвижно лежащего немолодого мужчины, явно поскользнувшегося и переломившего шею при ударе о край борта.


* * *

 Скромный двор на Мичуринской улице никогда раньше не был в центре столь пристального милицейского внимания. Первым на место происшествия прибыл УАЗ с водителем и участковым. Поступившее в дежурную часть сообщение было сумбурным и невнятным, так что всерьёз его никто не принял, тем более что оказавшаяся на редкость беспокойной ночная смена близилась к концу и хотелось верить в хорошее, а криминальный труп к числу хороших новостей относиться никак не мог. Оба милиционера были уверены, что заявка окажется ложной — в крайнем случае, придётся подобрать пьяного прохожего, свалившегося у дверей своего дома, а то и вовсе никого не окажется, и в книге ЖУП — журнале учёта поступившей по телефону информации — поставят стандартное: «Ушёл до прибытия». Оказавшись во дворе, они сразу увидели лежащего мужика, и настроение резко упало. Поза и неподвижность тела свидетельствовали о том, что уходить до прибытия он явно не собирается. Подъехав ближе, они разглядели потемневшую кляксу на стене и выругались; печальный скрип тормозов разорвал холодный утренний воздух, и тяжёлое колесо следственной машины закрутилось.
 В течение последующих часов место происшествия посетили руководство РУВД и представители главка. Один из оперов «убойного» отдела всмотрелся в обезображенное лицо и выматерился, а когда ему показали обнаруженные при убитом документы, побледнел и, отбежав в сторону, принялся звонить по радиотелефону в управление.


* * *

 В такое время Датчанин всегда находился дома, и хотя адрес свой он тщательно скрывал, большой проблемы в том, чтобы узнать его, не было.
 Дом, где потомок белоэмигрантов приобрёл квартиру, был отстроен в сталинские времена, и населяли его люди непростые. Прямо перед домом, на месте бывшего сквера, раскинулась охраняемая стоянка, похожая на смотровую площадку дорогого автомагазина. Двери подъездов никогда не оставались открытыми, а в просторных холлах первого этажа дежурили охранники, в обязанности которых, помимо всего прочего, входило оповещение жильцов о посетителях. Правое крыло занимали представители городской администрации. Датчанин во власть пока не лез и довольствовался трехкомнатными апартаментами на втором этаже левой половины.
 Охранник трудности не представлял, но всё-таки хотелось избежать обострений. Предчувствие говорило Алексею, что проблем с этим почему-то не возникнет. Легко справившись с кодовым замком входной двери, он оказался в холле и довольно улыбнулся. Чёрный офисный стол в нише направо был пуст, на нём одиноко стоял красный телефон, а посередине, обложкой вверх, лежала раскрытая книга. Проходя мимо, Алексей прочитал название. «Дерьмо Екнутого». Боевик про железобетонного супермена, написанный куда более доходчивым языком, нежели «Приключения Буратино».
 Вызывать лифт Алексей не стал. Его беспокоило, что где-нибудь в холле может быть установлена скрытая видеокамера, но перед посещением дома он слегка изменил свою внешность. Руки оставались покрыты все той же защитной плёнкой, и, поднимаясь по застланной красной ковровой дорожкой лестнице, он безбоязненно облокачивался на перила.
 Датчанин был последним этапом. Сделать — и уйти. Сходя с лестницы на этаж, Алексей мысленно был уже в другом мире.
 На этаже располагались пять квартир, соединённых длинным Г-образным коридором, выстланным ковровой дорожкой. Двери были одинаковыми, из благородного тёмного дерева, с отличной полировкой и солидными бронзовыми ручками. Датчанин жил в конце коридора.
 Крохотный, удивительно чуткий микрофон нырнул в замочную скважину, и Алексей замер. Полная тишина. Или вообще никого нет, или, скорее всего, Датчанин дрыхнет без задних ног, утомлённый ночными похождениями. Оба варианта одинаково приемлемы. Главное, что нет толпы гостей. В первом случае придётся подождать, во втором — быстро отделаться и уйти. Второй всё-таки предпочтительней.
 Дверь была оборудована хитроумным замком, но отмычка к нему подошла, и Алексей шагнул в коридор, держа левую руку на заткнутом за пояс брюк «глоке».
 Датчанин должен быть дома, судя по разбросанной в беспорядке обуви и одежде.
 Алексей шагнул вперёд, держа в правой руке метательный нож лезвием вверх.
 Коридор упирался в гостиную, через которую можно попасть в спальню. Справа был кабинет, которым Датчанин никогда не пользовался, но в обстановку которого вбухал уйму денег.
 Кухня была пуста, сваленная в раковине посуда ещё раз подтвердила, что хозяин дома. Алексей двинулся дальше, и звук от его шагов был намного тише, чем дыхание.
 Он остановился в дверях гостиной и повернулся к спальне. Дверь была закрыта, из комнаты не доносилось ни звука.
 Алексей распахнул дверь и шагнул через порог, готовый мгновенно воспользоваться оружием. Взгляд ещё не успел сфокусироваться на самом важном, когда он понял, что совершил ошибку.
 Самую последнюю в своей жизни.
 — Привет, — улыбаясь, сказал оказавшийся у него за спиной Марголин. — Не дёргайся. Руки медленно, очень медленно разведи в стороны. Так… Вот, так и держи. Можешь повернуться, только не забудь бросить ножик. Не в меня, конечно!
 Алексей не поворачивался. Он продолжал стоять спиной к нацеленному на него пистолету и смотрел на труп Датчанина.
 Потомок белогвардейца и дочери промышленника, известный Интерполу авантюрист и яркая звезда на новозаветинском криминальном небосклоне, Пашка Датчанин лежал на спине, разметав по сторонам руки, на полу возле своей кровати. Выражение его застывшего лица было беззащитным. На нём были нелепые белые трусы с ширинкой, украшенные изображениями чувственных женских губ. Под голову была подложена свёрнутая подушка, так что страшный, от края до края, разрез поперёк шеи полностью раскрылся. Алексей видел, что потребовался всего один удар, нанесённый умелой рукой.
 — Ну, привет, — отозвался Алексей спокойным голосом, поворачиваясь к Марголину.
 Тот стоял, расставив ноги и склонив голову набок, держа в правой руке у живота излюбленную «беретту».
 — Я знал, что ты сюда придёшь. — Марголин усмехнулся. — Не люблю ждать, но сегодня это было недолго. Минут десять, как мы с ним закончили. Самое приятное ожидание в моей жизни.
 — Я вижу.


* * *

 Наконец посадку на парижский рейс объявили. Людмила Алексеевна Серова вошла в самолёт одной из первых и задержалась, пока устраивалась в своём кресле перегородившая проход полная женщина с огромным количеством свёртков и пакетов. Следом за Серовой терпеливо ждал худощавый молодой человек в отглаженном костюме и с плащом на правой руке. Когда проход освободился, Людмила Алексеевна устроилась на своём кресле возле иллюминатора. Чемодан её был сдан в багаж, а с собой она взяла сумочку из тонкой чёрной кожи, элегантную и, конечно же, безумно дорогую. Как и все подарки, которые дарил ей Андрей. В сумочке лежало всё необходимое для перелёта и начала новой жизни.
 Молодой человек оказался её соседом. Устроившись в кресле, он посмотрел на неё изучающим взглядом, и лицо его помягчело. Это было приятно — Людмила Алексеевна чувствовала, что сосед, которому было не больше двадцати пяти, хочет завязать знакомство, и десятилетняя разница в возрасте его не останавливает. Она продолжала безразлично смотреть в иллюминатор и думала, что отказываться, пожалуй, не стоит. Как только самолёт взлетит, ничто уже не будет связывать её с тем, что было здесь. Здесь она отдала все долги.
 С Андреем она познакомилась шестнадцать лет назад, когда училась в педагогическом институте и не то чтобы горела желанием, но была готова отдать жизнь обучению младшеклассников. Другой дороги она не видела, как и Андрей, в те годы помышлявший до самой пенсии трудиться инженером на заводе. Первое время было тяжело. Убогая коммуналка, стирка по выходным, очереди в кинотеатры, где изредка демонстрировались щедро купированные приличные фильмы. Удивительно, даже в те годы Андрей умудрялся дарить ей вещи, достать, которые в провинциальном городишке было нелегко. К моменту перестройки он выдвинулся по комсомольской линии, и его время пришло. В бурные годы второй половины восьмидесятых он работал по двадцать часов в сутки, падал и вставал, бил и бывал бит, подставлял других и бывал подставлен сам, но ориентира не терял, поскольку оказалось, что был подготовлен к таким переменам и к такой жизни лучше других. В начале девяностых он мог позволить себе сбавить темп и обратить внимание на семью. Он уже был одним из богатейших людей города, к его мнению, прислушивались высокопоставленные чиновники и солидные предприниматели, его дружбой дорожили серьёзные люди. Он мог влиять на жизнь других, но не мог уже исправить свою. С ребёнком у них ничего не получалось, и это был удар который он перенёс хуже, чем жена. Наверное, поэтому он и полез в большую политику.
 В последние годы она чувствовала, что это становятся опасным. Она пыталась его предупредить, но он давно перестал советоваться с женой и, грустно улыбнувшись, качал головой.
 Постоянное чувство страха стало её неотвязным спутником в последние двенадцать месяцев. Она знала, что трагедия приближается, но остановить её не могла. Муж от неё отдалился. Казалось, он тоже понимал, что его ждёт. Он катился с горы по доставшейся ему колее, надеясь, что навыков и опыта хватит, чтобы справиться с установленным внизу трамплином и благополучно приземлиться.
 Самолёт вырулил на взлётную полосу, постоял, ожидая разрешающей команды и начал разбег.


* * *

 — Я вижу.
 Они помолчали.
 — Я повернусь?
 — Конечно!
 Держа руки отведёнными от тела, Алексей повернулся и взглянул на врага. Если хочешь убить человека, лучше не вступать с ним в долгие переговоры, а стрелять сразу.
 — Знаешь, кого ты завалил?
 Ответ ничего не менял, и Алексей пожал плечами:
 — Нет. Думал, что тебя.
 — Я нашёл его через профсоюз актёров. Удивительное сходство, не правда ли?
 — И хороший грим.
 — Нет, грима там самая малость. Он действительно здорово на меня похож. Пришлось, правда, подучить его ходить и двигаться как надо. Когда-то он был ведущим актёром в драматическом театре. А потом спился. Случайными заработками перебивался.
 — Печально. Надеюсь, ты ему хорошо заплатил?
 — Все относительно. У него не осталось ни семьи, ни родственников. Позавчера вечером я дал ему оторваться на полную катушку. Думаю, что, умирая, он был мне благодарен.
 — Он умер сразу.
 — Нет, ты не прав. Такие мгновения растягиваются.
 — И что ты ему объяснял? — Вопрос прозвучал так, будто это прежде всего интересовало сейчас Алексея.
 — Он особо и не расспрашивал. Я сказал, что хочу обмануть жену, и это его устроило. Хотя мне кажется, что в глубине души он чувствовал правду. Было в его глазах что-то такое.
 Алексей расслабился. Он оценил расстояние, прикинул свои возможности. Бесполезно.
 — Верно. — Марголин слегка улыбнулся. — Не успеешь. Про последнее желание не спрашиваю, глупо. Или всё-таки оно есть?
 — Чтоб ты сдох.
 — Понимаю. Но пойти навстречу не могу.
 — Тогда стреляй. Зачем тянуть время? Помощи не ждать неоткуда, если только… Что с охранником?
 — С кем?
 — С охранником, который дежурит внизу.
 — А-а, ничего страшного. Мы с ним договорились
 — Да?
 — Нет, правда. Договорились, и ничего больше.
 — Тогда мне ждать совсем нечего, — сказал Алексей. — Стреляй, а? Надеюсь, управишься с одного раза.
 — А тебе не интересно знать, как я до тебя добрался?
 — Нет. Зачем?
 — Я бы всё-таки поинтересовался.
 — А я не любопытен.
 — Было много совпадений. Я не сразу в этом разобрался. А когда понял, сам удивился. Думаешь, тебе заказали меня?
 — Конечно, нет. Того актёра.
 — Ошибаешься, старина. — Марголин выдержал паузу и торжествующе улыбнулся. — Нет, старина. Ты получил заказ на самого себя.


* * *

 Серебристое крыло лайнера рассекало ватные облака. Далёкая земля внизу казалась удивительно правильной. Ровные нити дорог, серая лента реки, маленькие прямоугольники домов и большие квадраты полей.
 Наверное, никогда в жизни она уже не полетит в обратном направлении.
 В последний месяц Андрей предпринял отчаянный шаг спасти положение. Тучи над его головой сгустились до такой степени, что на это обращали внимание даже неискушённые старые знакомые. Они оставили городскую квартиру и под усиленной охраной переместились в пригород, где у них был дом, который Андрей считал относительно безопасным. Вообще он любил повторять, что физическая защита роли не играет и, если твёрдо решили тебя убрать, обязательно уберут.
 — Знаешь, сколько народа охраняло президента Кеннеди? — как-то раз мрачно спросил он. — И все были профессионалами высочайшего класса, не то что эти…
 Небрежный жест по направлению к открытому окну однозначно показывал его отношение к слоняющимся по парку телохранителям.
 — Защищают не люди, а власть, связи, обстоятельства.
 Наличие охраны вынуждало противную сторону искать высококлассного исполнителя, а тому требовалось время, чтобы подготовиться. Андрей успел встретиться с нужными людьми, убедить одних, заплатить другим, припугнуть третьих. Сложный узел конфликта стал распутываться, требовалось совсем немного. Этим «немного» оказалась встреча в Москве. Столичные люди, представители власти и частного бизнеса, имеющие крепкие завязки на провинциальный Новозаветинск, были готовы его выслушать. Тучи над головой стали расходиться, и робко сверкнул солнечный лучик надежды.
 Впрочем, надеялась только Людмила. Андрей всегда полагался на трезвый расчёт и не исключал того, что не успеет. Не успеет он, или наоборот, успеет противник, от перестановки суть не менялась.
 — Выслушай меня внимательно, — сказал он за день до того, как должен был состояться его выезд в столицу. — Истерики отложи на потом, ты ведь у меня сильная. Если это случится… Ты понимаешь, о чём я говорю, так вот, если это случится, все они разбегутся. Я принял кое-какие меры, чтобы тебя не ограбили полностью. Давай смотреть правде в глаза… Им придётся отдать много, никуда не деться, но кое-что у тебя останется. Я мог бы оставить и больше, но не хочу привлекать к тебе лишнее внимание. На жизнь тебе хватит. Я бы хотел, чтобы ты уехала. Я открыл на твоё имя счета за границей. Одних процентов будет достаточно… Киллер, которого они наняли, — местный. Никаких подробностей про него не известно, кроме того, что он периодически выполняет заказы, которые считает интересными…
 Услугами такого рода успешно пользовался сам Андрей, но жена об этом не знала.
 — Насколько я понимаю, — Андрей грустно усмехнулся, — меня он посчитает достаточно интересной фигурой. Если он где-то рядом, ничего не сделаешь, но мне кажется, что время у нас ещё есть. Если мне дадут уехать, считай, все… Так вот, если со мной что-то случится, это будет он. Милиция его не найдёт, а этим будет наплевать, они со всех сторон накинутся на мой кусок… Вот в этом конверте ты найдёшь подробные инструкции. Не хочу забивать тебе голову, тем более уверен, ничего этого не понадобится. Но всё-таки пусть он лежит. Там написано, как сделать заказ, кого и как использовать, чтобы на тебя никогда не смогли выйти. Ты сделаешь заказ, и я уверен, что он примет его себе. Он ведь любит сложные мишени… А потом тебе надо будет немножко покачать пирамиду. Совсем чуть-чуть. Не своими, конечно, руками. Прочитаешь, как это лучше сделать. Я подготовил три варианта, на все случаи. А как только дело пойдёт, не дожидайся результата и сматывай. Результат будет, не сомневайся, но тебе в это время лучше находиться далеко. Как можно дальше. Ну вот… Ты же у меня сильная…
 — Меня зовут Антон, — выбрав подходящий момент, кивнул сосед. — Простите, я, кажется, где-то вас видел. Вы уже бывали в Париже?
 Цепь воспоминаний прервалась. Расшатанная пирамида осталась в старой жизни. Пора было начинать новую, и Людмила Алексеевна, улыбнувшись в ответ, сказала:
 — Никогда, но всегда очень хотела побывать.
 — Город действительно сказочный. Мне повезло, и я его хорошо знаю. Хотите…


* * *

 — Хочешь покурить?
 — Нет, — Алексей вздохнул. — Так, значит…
 Двое мужчин продолжали стоять в комнате, напротив друг друга. Один держал в руке пистолет, другой задумчиво смотрел на оружие. Оба понимали, что из квартиры уйдёт только один.
 — «Беретта» М-951 «Джетфайр», — вздохнул Алексей. — Редкая штука. Двадцать второй калибр?
 — Ага.
 — Стреляет тихо…
 — Да. И шумоизоляция здесь приличная. Никто ничего не услышит, да и соседей никого нет. Я проверял.
 — А я вот сдурковал напоследок… Значит, говоришь, сам себя я искал?
 — Ну, так и получается. Здорово баба нас всех провела?
 — Да, обидно. Я так понимаю, это не она, а муженёк её успел сочинить. Оставил завещание.
 — Кто его знает? Они ведь хитрые!
 — Так нам, получается, делить нечего, — произнёс Алексей и вопросительно посмотрел на Марголина. Тот отрицательно покачал головой:
 — Получается, что нечего, но и разойтись мы не можем. Не спрашивай почему, сам все понимаешь.
 — Мы бы неплохо сработались вместе.
 — Нет, старина. Мы бы не сработались,
 — Пожалуй, я бы закурил.
 Марголин поднял левую руку и, не отводя глаз от противника, исхитрился посмотреть на часы.
 — Нет, уже не успеешь.
 — У тебя что, электричка отходит?
 — Женщина ждёт. Ты на чём приехал?
 — На такси.
 — Что?
 — На такси, я сам управлял, — разъяснил Алексей.
 — Надеюсь, не угнанная?
 — Нет.
 — «Бомбу» мою пришлось бросить. Жалко, хорошая тачка была.
 — Новую купишь.
 — Уже не здесь.
 — Сваливаешь?
 — Ага. Тут у вас слишком горячо стало.
 — Зато интересно.
 — Пора на покой. Старым я стал для таких переделок.
 — Ничего, старый конь борозды не испортит.
 — Не про меня. Отдохнуть хочу.
 — Наскучит быстро. Опять на старое потянет.
 — Ничего, переломаюсь. Так где у тебя ключи? Я воспользуюсь твоей, не возражаешь? Тебе ведь она больше ни к чему.
 — Как знаешь. В приметы не веришь? Смотри, несчастье принесёт.
 — Ничего, я осторожный. Так где ключи?
 — В боковом кармане. Хочешь взять? Ты не стесняйся, я достану.
 — Не стоит. Что я, грабитель, что ли? Подожду!
 Они последний раз взглянули друг другу в глаза.
 — Прощай, — печально сказал Марголин. — Мне с тобой было интересно. Наверное, последний раз так было…
 — Счастливо.
 Тонкий ствол пистолета изменил своё положение и теперь смотрел Алексею точно в центр лба. Сейчас можно было испытать судьбу…
 Указательный палец вдавил спусковой крючок. Курок упал на ударник, вспыхнул капсюль, и пороховые газы, расширяясь, вытолкнули из гильзы пулю. Она совершила положенное количество оборотов, набрала скорость и ударила Алексея в лоб в тот момент, когда выбрасыватель вытолкнул дымящуюся гильзу.
 Алексей стукнулся спиной о дверной косяк, в застывших глазах отразились искажённые, как в кривом зеркале, окна. Колени подогнулись, и труп стал медленно сползать вниз. Глаза оставались раскрыты, и по мере того, как тело опускалось все ниже и ниже, волнистые окна в них сменились изогнутой мебельной стенкой, сверкнул бесполезный хрусталь и замерла, дрогнув, роскошная трехъярусная люстра.
 И в тот момент, когда тело прекратило движение, за много тысяч километров от квартиры, тяжёлый Ил-86 коснулся колёсами парижской бетонки и стал замедлять свой бег.
  Санкт-Петербург Август-октябрь 1997 года