Аннотация: Много тайн хранит земля Русская! В том числе и таинственный талисман «Паучья лапка», завладеть которым давно уже мечтали маги Запада. Однако когда наемники византийской императрицы почти добились успеха, на их пути встал маленький, но очень странный отряд: два русских воина, хазарин, дурачок, случайно обретший волшебную силу, и даже оживший скелет.


---------------------------------------------


 Владимир Перемолотов
 Талисман власти
  (Талисман «Паучья лапка» #2) 



 Глава 1


 …Комната походила на клумбу — яркую, веселую, пеструю, а ребенок посреди стола казался большим толстым шмелем, залетевшим сюда по своим шмелиным делам. Он гукал, гудел, пускал пузыри, а над ним словно цветы, склонились лучившиеся счастьем женские лица. Славянки окружили широкий стол, застланный волчьей шкурой, и дружно сюсюкали.
 Женщина, что стояла рядом с младенцем выделялась среди них достоинством и красотой, какой бы меркой их не измеряли — по плечам рассыпались пшеничного цвета волосы, обрамлявшие юное, почти детское лицо, гордая осанка… Только глаза смеялись, когда она смотрела на ребенка.
 — Мальчик?
 — Мальчишка….
 — Здоровенький, сразу видно…
 Младенец вертелся, отталкивая ласковые руки, и все норовил уползти в сторону. И справа и слева его окружала доброта и ласка, но ему уже было мало этого. Ему жаждалось подвигов. Чадо настойчиво елозило на животе и хотело доползти до ожерелья, что одна из женщин качала перед ним.
 — Это кто? Мать?
 — Да. Княгиня Ирина.
 Видя, что сын не может дотянуться, княжна придвинулась, склонилась ниже, но маленькие пальчики все соскальзывали и соскальзывали с украшения, и тогда малыш, обиженный невниманием сердито заревел басом. В его голосе не было просьбы. Он требовал, как и полагалось будущему князю, что готов добиться желаемого хотя бы и силой.
 — В отца характером.
 — А похож на мать.
 Под восторженно женское аханье он таки повернулся и ухватился за ожерелье.
 — Ближе.
 Теперь его хорошо было видно. Сплетенные между собой золотые кольца обрамляли невзрачный камень с прожилками. В воздухе пронесся тихий вздох.
 — Он? — спросило сразу несколько голосов.
 — Скорее всего, нет.
 Изображение дрогнуло, края его расплылись, словно его разглядывали через воду.
 — Держать! — холодно приказал голос из тьмы. — Края держать! Расчленю!..
 В воздухе молнией пронесся запах сгоревшей шерсти, мелодичный звон вспугнул тишину и изображение успокоилось.
 — Почему «нет»? — спросили из темноты.
 — Слишком уж все просто,… — с сожалением произнес тот же голос.
 — Ведь в прошлый раз так и было. Княжна везла настоящий талисман.
 — Полдороги, Тьерн. Всего полдороги….
 Глава Совета махнул рукой, останавливая поток слов, готовый сорваться с губ Тьерна Сельдеринга.
 — И хватит об этом. Прошлый раз остался в прошлом…
 Изображение опять задрожало, и маг крикнул:
 — Дверь. Глубже…
 Картина в магическом зеркале стала четче. Дверь наплыла на магов и осталась позади. Невидимое око летело над ступенями вдоль поднимающихся рядов бревен, оставляя позади себя чистые ступени. Кто-то из магов глядя на толстые, в обхват бревна пробормотал:
 — Основательно живут, мерзавцы…
 Ему не ответили.
 — Но, Санциско,…
 — Сейчас увидишь, — оборвал его глава Совета. — Сейчас все все увидят.
 За следующей дверью они наткнулись на мужчину в легком кожаном доспехе, обшитом стальными бляшками. На широком подоконнике перед ним лежала кучка стальных наконечников для стрел, моток тетивы и пучок стрел. Он сидел спокойно, по хозяйски подперев щеку ладонью и задумчиво смотрел прямо перед собой дав себе минуту отдыха… Со стороны казалось, что он разглядывал каждого, кто сидел в темном зале.
 — Кто это? — поинтересовался Тьерн. — Князь?
 — Нет. Один из воевод…
 Маг понимал, что все это ему показывают не спроста, но не мог понять для чего. Потихоньку закипая гневом, он повторил:
 — Кто это? Почему этому червю оказана такая честь? Почему его должны созерцать сильнейшие?
 Санциско сдержано усмехнулся.
 — Да, ты прав. Это большая честь. Такая честь оказывается не только доброму другу, но и сильному врагу.
 Он замолчал, сам пристально вглядываясь в лицо воина.
 — Его зовут Избор.
 Тьерн пожал плечами. Это имя ему ни о чем не говорило. Увидев, что это имя не произвело на Тьерна большого впечатления, Санциско пояснил:
 — Это его стараниями в прошлый раз мы не получили талисмана.
 Сельдеринг привстал с кресла, словно лишний шаг позволил бы ему увидеть во враге то, что сейчас было скрыто от него. Он рассматривал его несколько секунд, старательно вгоняя в память черты лица и стараясь проникнуть в характер человека. Ему никто не мешал.
 — Почему он тут? — насытившись, спросил он.
 Санциско засмеялся.
 — На его счастье он не тут, а там…
 — Я о другом, — отмахнулся от шутки Тьерн. — Я вспомнил! Барон докладывал, что он наемник…
 Санциско не дал ему закончить фразу, сразу расставил все на свои места.
 — Был, пока не стал воеводой у Пинского князя. Да не в нем дело. Посмотри на шею ему. Что видишь?
 — Веревки я там не ви… — Тьерн не договорил последнего слова. В глазах замелькали искры, все раздвоилось…. На шее Избора висел тот же камень. Конечно не тот же, а такой же…
 — Паучья лапка? Опять?
 — Я ведь говорю, что все не так просто, — с легкой издевкой произнес хозяин.
 Санциско плавно провел рукой, и зеркало стало темным. Он показал гостям все, что считал нужным. Все остальное было лишним, не относящимся к делу. По его знаку слуги раздвинули тяжелые, затканные серебром портьеры — подарок Императрицы — и в комнату ворвались потоки закатного солнечного света. Все, кто сидел в комнате, одинаковым движением закрыли глаза. Никто не сказал ни слова, оставляя хозяину, право начать разговор, но он не спешил, приветливо глядя на членов Совета. Перед ним сидели равные ему, не слабее и не глупее… Он не повелевал ими и не мог приказывать, но начинать разговор должен был он и по праву хозяина и, главное, оттого, что именно с ним два дня назад говорила Императрица. Он помолчал, давая магам время успокоится и только когда шум стих, поднялся и произнес:
 — Итак, все осталось на своих местах. И Вечный Город, и талисман, и мы …
 Говорить о неприятностях он хотел стоя. Во-первых, он собирался говорить об Императрице, а уважение к этой даме надлежало выказать хотя бы и таким незамысловатым образом. А во-вторых, это придавало уверенность — возвышаясь над сидящими, он ощущал себя сильнее их, а это было очень кстати. Он кожей чувствовал, что это маленькое преимущество ему сегодня понадобится. Тьерн Сельдеринг, стремительно набиравший силу маг, уже давно подбирался к месту главы Совета и сегодня он собирался дать ему бой. Сегодня он начнет то, что расставит все по своим местам — овцы соединяться с овцами, а козлы…. Кому какое дело до козлов?
 Глава Совета прокашлялся.
 — Два дня назад я говорил с Императрицей. Она не довольна.
 Голос его оставался ровным и даже немного суховатым. Он слегка пожал плечами, словно соглашался сам с собой.
 — К несчастью, ей не всегда можно объяснить, что происходит. Год назад мы сделали так, что она предоставила в наше распоряжение все силы Империи, для того, что бы мы нашли «Паучью лапку» и теперь она требует…
 — Мы нашли талисман, — подал голос Арквед. — Так что…
 Санциско кивнул. На Аркведа он мог надеяться. Этот наверняка окажется на его стороне. Когда тот одним из первых вошел в совет и с тех пор, как в нем появился сам Санциско они прекрасно ладили. Не наступая друг другу на ноги. Он не был врагом, но не были другом… Тем дороже была истина.
 — Это верно. Мы нашли его, но мы же его и потеряли, к тому же и ей, и нам он нужен тут, а не там, куда наша совместная сила едва достигает… Мы должны держать его в руках, а не любоваться им издали.
 В голосе Санциско звучала и злость и горечь.
 — Так ли нам необходимо ее расположение? — нервно спросил Калис. — Мы больше помогаем ей, чем она нам… Может быть…
 Санциско видел, как он начинает покрываться пятнами и хрустеть пальцами. Калис чувствовал себя не в своей тарелке. Любой маг чувствовал себя неуютно, если находился за стенами своего жилища, ощущая себя устрицей без раковины. Дома их защищали не только стены, но и заклятья, скреплявшее камни лучше всякого раствора, а тут… Хотелось поскорее закончить эти препирательства и вернуться домой. Этот торопится и одобрит любое решение, подумал Санциско, любое первое.
 — Это верно, — согласился он и с тем, что Калис говорил и с тем, о чем тот думал. — Императрица не помогает нам, ибо сегодня мы уже не нуждаемся в ее помощи, но она делает больше. Она не мешает! В конце концов, право спокойно жить тоже кое-чего стоит. Но так или иначе «Паучья лапка» нужна и нам.
 — Купить и все тут… Дать золота вдвое, втрое…. — раздраженно проскрипел Калис.
 Маги закивали.
 За магами наблюдал не только Санциско. Тьерн, готовый к схватке, также наблюдал за членами Совета. Их старческая осторожность выводила его из себя. Он слушал их и высокомерно улыбался… «И эти люди пытаются объединить Империю!» — подумал он.
 — С варварами нельзя торговать!
 — Обманут? — удивился Калис. — Нас?
 Он даже рассмеялся столь очевидной нелепости предположения.
 — Отнюдь, — возразил Тьерн. — С этой стороны нет никакой опасности — они еще не испорчены и у них есть своеобразный кодекс чести.
 — Тогда почему?
 Тьерн обвел всех взглядом и остановился на Санциско. Взгляд его потяжелел, и маг почувствовал, как он уперся в него, словно тяжелый шест.
 — Зачем покупать то, что можно отобрать силой? Попытки купить талисман только утверждают их в мнении, что мы слабы… Ведь сильный не платит.
 Санциско погладил ладонью каменную крышку стола, посмотрел на ладонь, зачем-то дунул на нее… Тьерн, не спускавший глаз с него так и не понял, что это значило — то ли досаду, то ли что-то еще…
 — Мы и в самом деле не так сильны, как это кажется некоторым из нас… — медленно сказал он.
 Члены Совета поняли, что Санциско принял вызов. Его схватки с Тьерном последние три года держали Совет в постоянном напряжении, но все это время Тьерн только показывал характер, не выступая явно против решений, а сегодня противостояние стало открытым.
 — Об этом не нужно знать Императрице, — продолжил он, — но мы сами должны понимать, что есть в мире вещи пока непосильные даже для нас. Их, наверное, немного, но они есть. Если мы забудем об этом, наши ошибки могут превратиться в поражения.
 Он посмотрел в глаза каждому.
 — Все мы знаем границы нашей силы. Наши противники не слабее каждого из нас, но мы вместе, а это значит, что мы все-таки сильнее сотни одиночек, какими бы могучими они себя не воображали. На наше счастье мы раньше других поняли, что объединившись, мы увеличим силу каждого.
 Маги закивали. Санциско говорил чистую правду. Он прошел от одного конца стола к другому.
 — Что бы дальше не рвать нить разговора хочу кое-что напомнить Совету. Нам не купить и не украсть талисман. Мы пробовали сделать и то и другое и вы знаете, чем это кончилось. Даже если этот Пинский князь, так же как и сам Владимир, не верит в силу реликвии, он не продаст талисман из-за славянского упрямства. Украсть…
 Он задумался над этим словом, определяя, насколько оно уместно в его изысканной речи, и кто-то из гостей поспешил сказать:
 — Красть грешно!
 — Да! — подтвердил Санциско. — Грешно, особенно если ничего не получается. Хочу напомнить, что мы предприняли шесть попыток выкрасть его еще в Чернигове и трижды наши усилия увенчались успехом.
 Он открыл шкатулку, что держал перед собой и достал три совершенно одинаковых талисмана.
 — На этом мы потеряли семерых не самых ненужных людей и получили в обмен три подделки.
 Тьерн видел, что слова Санциско овладевают умами магов, и резко перебил его.
 — Там где не помогают мудрость и хитрость должна помочь сила!
 Слова его повисли в воздухе. Никто не поддержал его и тогда он поднялся и встал напротив Санциско, делая их соперничество зримым. Он смотрел на него как на нерешительного труса, избегающего решающей схватки и уже от того обреченного на вечные неудачи. Санциско миролюбиво ответил:
 — Мне еще не приходилось слышать о ситуациях, когда мудрость оказывалась лишней. Хитрость может быть, но мудрость?…
 — Зачем прятаться за словами? Год назад Белоян показал, что он мудрее и хитрее нас. Пришло время проверить сильнее ли он?
 Имя верховного волхва киевского князя тут знали все. Он не был им врагом, но достойным противником. Хозяин знал куда гнет Тьерн и немного помог ему.
 — Год назад мы попытались сделать это силой…. — напомнил он.
 Тьерн рассмеялся.
 — Мы ограничили ее, и это было нашей ошибкой. В тот раз мы больше понадеялись на хитрость, чем на силу.
 — Год назад нам противостоял не только он.
 — Теперь все изменилось. Нам никто не противостоит, как год назад. Белоян снял защиту.
 — Он просто не мог больше держать ее! — злорадно сказал Сойт. Хотя маги в Совете не делились на старших, и младших, но его приняли в Совет всего четыре года назад и как новичку ему еще прощали нарушение традиций. Этот будет за Тьерна, подумал Санциско, что ж, запомним…
 — Может быть, — мгновение помедлив, согласился с ним глава Совета. — Так или иначе, мы снова знаем где «Паучья лапка».
 — Почему он вернул ее княжне?
 — Пока мы не знаем этого. Может быть по приказу князя Владимира — он не верит в талисман, а может быть это — ловушка.
 — Ловушки надо ломать! — звучно сказал Тьерн. — У нас достаточно сил, что бы сделать все так, как мы захотим! Это унизительно и непотребно проявлять свою слабость!
 Он продолжил бросаться такими же грохочущими словами, стучал кулаком по столешнице, а Санциско глядя на него, думал о своем.
 «Он слишком земной и слишком предан Императрице… По отдельности это вроде бы ничего, но вот все вместе…» Глава Совета спокойно смотрел на наливавшегося кровью Тьерна, иногда кивал соглашаясь, а в голове его текли совсем другие мысли. Все они пришли в магию за Властью. Разница была только в пути ее достижения. Тьерн выбрал путь Силы, а сам он, Санциско, путь Мудрости. Конечно, власть могло принести и то и другое, но власть данная Силой была очевидней, чем незримая, и от того более мощная власть, основанная на Мудрости. Тьерн хотел занять месть на ступенях трона, служа Империи, а сам Санциско считал, что должно быть иначе. Империя должна служить Совету. Сила должна служить Мудрости, а не наоборот.




 Глава 2


 Пока Санциско размышлял, Тьерн говорил о том, что нужно делать. В его словах гремели боевые трубы, ржали кони, шипели, умирая, колдовские молнии. Он бряцал силой. Дав ему выговориться, глава Совета прервал свой внутренний монолог и возразил:
 — И все-таки лучше совместить силу с хитростью. Я уверен, что мы не сможем взять талисман только силой.
 — Почему? — спросил Янгевит. В прошлом ему приходилось водить войска, и зажигательные аргументы Тьерна произвели на него впечатление. — Неужели мы так оскудели ей?
 Этот колеблется, подумал Санциско, его можно перетянуть к себе.
 — Причин две, — хладнокровно ответил он. — Во-первых, прошел год, и просить помощь у Императрицы, наверное, слишком поздно, а во-вторых… Империя не станет воевать с крошечным варварским племенем, расположенным неизвестно где…
 Калис, возможно лучше все присутствующих тут представлявший, что такое эта далекая Русь вскричал:
 — Ничего себе племя! Это молодое хищное государство…
 К его словам прислушивались, и Санциско со скучающим видом напомнил:
 — Об этом тоже придется рассказать Императрице. Она ведь до сих пор считает, что все наши сложности в том, что мы не можем найти мелкое племя рось, скрывающееся где-то в северных лесах.
 Он поднял руку, призывая магов к спокойствию. Постепенно шум стих.
 — Купить мы его тоже не сможем, — продолжил он. — Не продадут. Остается…
 — Сила! — рявкнул Тьерн. — Я берусь раздавить их всех как яичную скорлупу!
 — Остается обмен, — спокойно, словно он и не слышал возгласа Тьерна окончил мысль Санциско. — Мы можем поменяться с ними….
 Санциско ждал понимания, но его слова не нашли отклика у магов. Несколько секунд в зале висела тишина, которую нарушил Янгевит.
 — Что мы можем предложить им? Что, если не золото?
 Он повернулся и весело оглядел каждого.
 — Нашу мудрость?
 Смех, родившись на одном конце стола, волной добежал до другого. Предположение было настолько глупым, что ничего другого кроме смеха вызвать не могло. Делиться мудростью с дикарями, обучать врагов, что может быть, когда-нибудь вцепятся вам в глотку… Санциско засмеялся вместе со всеми, а когда смех стих продолжил:
 — Ехидный ум барона Пашкрелве придумал отличную комбинацию, которая заставила князя Черного отдать талисман дочери и отправить ее к булгарам.
 — Чем все это кончилось, мы знаем! — злорадно напомним Тьерн. — Кстати, как он, ваш барон?
 Санциско поклонился, словно благодарил его за внимание к столь незначительному человеку.
 — Он и его сын здоровы. Барон пишет, что он не забыл своего поражения. Неделю назад я получил письмо, в котором он излагает еще одну интересную мысль. А что касается вопроса, чем все кончилось….
 Он впервые посмотрел прямо в глаза Тьерна и показал свою силу.
 — Во-первых, еще ничего не кончилось, а во-вторых… Да. Нас обхитрили. Белоян оказался хитрее нас. Но ведь у любого полководца есть поражения. Вспомните — мы одолели стольких, что не удивительно, что, в конце концов, нашелся кто-то, кто одолел нас…
 Это был сильный аргумент. Они действительно одолели многих. Кое-кто закивал и Тьерн почувствовал, что чаша весов вновь качнулась в сторону Санциско.
 — На что же менять? — спросил тогда Тьерн.
 — На самое дорогое из того, что у них есть!
 Несколько мгновений все молчали. Потом Калис, самый старый из них и оттого туговатый на ухо, переспросил.
 — У них? Я не ослышался?
 — Именно!
 «Они все-таки не поняли, что ж и я не понял сперва», — великодушно подумал Санциско. Он широко улыбнулся и щелкнул пальцами.
 — Барон гениален. Он предлагает похитить сына Ирины и поменять его на талисман.
 Глаза магов вспыхнули, они сделали общее движение, и даже Тьерн ощутил что-то вроде волны восторженного удивления. Стараясь справится с ним, он крикнул:
 — Легко сказать!
 — Сделать это будет не легко, — согласился Санциско. — Только если это удастся, то они сами… Вы понимаете, сами принесут нам его.
 Тьерн пренебрежительно качнул головой. Он в это не очень верил.
 — Проще заставить их сделать это силой.
 — Конечно! Тут ты прав. Для этого нам придется использовать силу.
 Тьерн прищурился, удивленный легкостью, с которой Санциско ему уступил. Ища подвох в его словах, он переспросил:
 — Нашу силу?
 Санциско зажмурился от удовольствия, став похожим на кота, что обманул кухарку.
 — Нет. Чужую!
 Члены совета после секундного замешательства поочередно закивали. Идти на Русь своей силой значило начать войну между магами и волхвами. Они понимали, что если это произойдет, то не поздоровится никому. Страшное это дело — война между колдунами. Санциско молчал, наслаждаясь моментом торжества. Он смотрел на членов совета представляя их мысли. Сидеть в башне, кушать курагу и наблюдать за звездами было куда как приятней, чем крушить друг другу головы заклятьями. Маг еще мог единоборствовать с магом или с каким-нибудь земным властителем, но вести Совет против Белояна и его людей… Каждый помнил историю о волхвах, что вознамерились забросить своего посланца на небо и чуть было не сделали этого. Только совместные усилия Богов остановили их посланца на подходе к первому небу.
 Каждый понимал, что у Белояна есть возможность доставить им неприятностей едва ли меньше, чем у них ему. Не зря же их волхвам удавалось столько лет хранить Паучью лапку в своей Гиперборее.
 — Мы должны воспользоваться чужой силой, что бы они не поняли, чьих рук это дело. Без колдовства и магии, силой захватить княжича и привезти его сюда.
 — Как это сделать? Начать войну с Пинским князем? Нам?
 Санциско знал уже, как и кто это сделает, но развел руки, показывая, что не готов ответить на этот вопрос.
 — Вот об этом нам всем и предстоит подумать. Но на сегодня это для нас единственный реальный выход. А пока… Не будем возбуждать любопытства. Выйдем к остальным гостям. Иначе кто-нибудь, — он мельком посмотрел на Тьерна, — кто-нибудь обязательно доложит обожаемой императрице, что ее верный слуга Санциско строит козни и замышляет заговоры.
 Санциско щелкнул пальцами, и слуги отворили дверь в зал, где продолжали веселиться гости, приглашенные главой Совета в свой дом.
 Развлекая гостей Санциско, заезжий фокусник творил чудеса.
 Пола расшитого халата пролетела над столом, и шелест рассеченного воздуха сменило восторженное аханье. На только что пустом столе появилась шкатулка. Санциско оглядел гостей. В глазах женщин блестела восторженная жадность, в мужских глазах — та же жадность, но смешанная с недоверием. Многие из тут присутствующих бывали во дворце у Феофано и узнали шкатулку. В ней Императрица хранила свои любимые драгоценности.
 Фокусник видел блеск глаз. Он наверняка проделывал все это не единожды и каждый раз все было одинаково. Да и чего можно было ожидать другого, от такого порочного существа как человек, кроме зависти и злобы? Он дал им время узнать шкатулку. Дал время взрасти надежде и алчности — все затаив дыхание ждали, что он откроет крышку и они увидят украшение — золото, камни… Он непросто знал это, он чувствовал. Сам воздух пропитан алчным ожиданием.
 Это было бы красиво, сильно…. Но не это создает репутацию большого мастера, а совсем другое. Он протянул руку к крышке и услышал, как по залу пронесся легкий шум. Все привстали, что бы лучше видеть, что окажется под крышкой. Маг тянул сколько мог, а потом… Пола халата еще раз пролетела над столом и шкатулка… исчезла.
 Вздох разочарования пролетел среди зрителей, а он улыбнулся.
 — Особа императрицы священна, как священны и ее драгоценности. Пусть золото лежит там, куда его положили венценосные руки.
 — Ловок, шельма!
 Простоватый Сойт, еще не избавившийся от грубоватых нравов александрийских торговцев, в семье которых он родился, тихо засмеялся. Его сила была неизмеримо больше, чем у этого жалкого фокусника, но он умел видеть и ценить мастерство, где бы его не находил.
 Тьерн, еще недовольный спросил:
 — Зачем он тут? Фальшивый маг в доме настоящего мага — это по-моему излишне…
 Санциско улыбнулся.
 — Вообще-то да, но я вижу в этом известную изысканность…
 Тьерн мысленно плюнул. Утонченность главы Совета ему никогда не нравилась. Он смотрел на мир проще, в нем все было ясно — и причины и следствия.
 — К тому же у него есть чему поучиться.
 — Чему нам у него учиться? Он вкусил только первые капли мудрости и остановился.
 Тьерн презрительно оглядел фокусника.
 — Мог бы постигать мудрость, идти к вершине, а он предпочел морочить головы идиотам. Чему у него научишься? Разве, что глаза отводить?
 — И тем не менее…
 Тьерн щелкнул пальцами. Маг на подиуме вздрогнул, в широко раскрывшихся глазах его плеснулся ужас и он … растворился в воздухе. Сперва одежда, потом кожа и плоть, потом исчезли и кости. Зал как один человек ахнул и разразился одобрительными криками. Но Санциско этого и не заметил. Он вглядывался в Тьерна, слово проговаривал про себя слова, поразившие его. Лицо стало серьезным, глаза сузились.
 — Отводить?
 Сельдеринг посмотрел на него с подозрением, не понимая, что тот различил за его словами.
 — Конечно. Вся его сила его была только в том, что бы отвести глаза в нужный момент. Это умет любая деревенская колдунья.
 Не слушая его, Санциско сказал:
 — Это решение. Отвести глаза! Действительно, простые приемы самые действенные.
 Он ухватил себя за голову и несколько минут ходил перед членами Совета.
 — Да, — сказал он наконец, — одно слово, а сколько последствий!.. Вот кто решит все наши проблемы!
 Он положил руку на плечо Тьерна и тот не решился ее сбросить.
 — Ты хотел применить силу — попробуй. Придется поехать в Пинск и сделать так, что бы какое-нибудь племя напало на город.
 — И что же будет дальше?
 — В суматохе, неизбежной при осаде, я думаю, ты найдешь возможность выкрасть либо талисман, либо ребенка. И тогда….
 Оба они замерли, не говоря ни слова. От этой точки мысли их пошли разными путями. Через несколько секунд Санциско улыбнулся. Тьерн тоже. Каждый из них думал о своем. У Сельдеринга были свои резоны. Сделав то, что оказалось не под силу Игнациусу — достав талисман, он станет главой Совета и тогда он станет действовать иначе, так, как велит ему его разум, не опирающийся на замшелые традиции.
 За своей улыбкой Санциско скрывал уверенность в исходе этой беспроигрышной для него игры. Если его соперник достанет «Паучью лапку», то он сумеет обернуть это как победу мудрости Совета, а если Тьерну не удастся сделать того, чего он так добивался, причем теми способамами, которые он же сам и избрал, то место покойника в Совете займет кто-нибудь другой, поумнее и поспокойнее и жизнь после этого наверняка станет лучше.
 Перед гостями, все еще живо обсуждавшими последний трюк мага, уже выступали сирийские танцовщицы. Танец отвлек внимание приглашенных от маленькой группы гостей, обступивших хозяина виллы и оживленно что-то обсуждавших.
 Хозяин озабоченно сдвинул брови.
 — Это действительно будет трудно, почти невозможно. Путь силы — путь достойный, но крайне сложный и опасный. Возможно, на этом пути придется столкнуться с самим Белояном!
 Санциско посмотрел на членов Совета. В глазах кое-кого из них засветилось понимание.
 — Победить такого противника — это великая честь, — задумчиво сказал Арквед. Он не стал расшифровывать, что это означает.
 — Это же верная смерть! — воскликнул простодушный Калис. Он знал Белояна и, представляя себе силу Тьерна, точно знал, чем кончится это противостояние.
 — Это риск. Большой риск, но не неизбежность, — не согласился с ним Санциско. — Я уверен, что Тьерн найдет способ не встречаться с Белояном. С его стороны это будет самое разумное…
 Янгевит, тоже не понявший расчета главы Совета возмутился:
 — Как это возможно? Тьерну предстоит влезть в медвежью берлогу и умудриться не встретиться с хозяином.
 Санциско невозмутимо кивнул.
 — Да. Именно так. И это возможно, если он не воспользуется магией! Путь силы, который выбрал Тьерн не пересекается с путем магии.
 Внутренне усмехаясь, он посмотрел в глаза Тьерну, окончательно загоняя того в угол.
 — Если ты будешь опираться на силу, то знания мага тебе не понадобятся. По существу перед тобой выбор: если ты использует силу мага, то твоим противником будет Белоян, если ты не применишь ее — то противником окажется Пинский князь. В этом случае ты наверняка останешься в живых.
 Тьерн спокойно слушал его и тут, впервые, в сознание Санциско закралось сомнение в исходе дела. Что-то было за душой у Тьерна, что позволяло ему спокойно, с едва скрытой усмешкой стоять и ждать когда он закончит фразу. Когда глава Совета умолк Тьерн немного помолчал. Потом медленно залез в карман, вынул оттуда золотой и подбросил его в воздух. Никто не понял, что это значило, но многозначительность поступков сковала рты магов молчанием. Монета улетела вверх, под потолок и вернулась обратно. Посмотрев, что выпало Тьерн серьезно спросил:
 — А если я обоих привезу? Примете?
 Этот вопрос словно скользкая рыба из рук выскользнул из сознания Санциско.
 — Кого?
 Тьерн молчал, любуясь замешательством главы Совета.
 — У Ирины только один сын. Или ты хочешь привезти еще и княжну? — переспросил тот.
 — Я говорю о «Паучьей лапке» и сыне Ирины.
 Санциско дрогнул лицом и ничего не сказал. Тьерн и не ждал ответа. Это был вызов. Он бросил перчатку и Санциско поднял ее. Напряжение между магами росло и, казалось, через мгновение по залу запрыгают молнии, посыплются искры. Сельдеринг, чувствуя всеобщее замешательство, произнес:
 — Хозяин забыл о своих гостях. Я думаю, что мы сделали то, за чем сегодня собирались. Прощайте. Я скоро вернусь.
 Он любезно поклонился и спустился по лестнице, оставляя за спиной праздничный шум веселья. Мраморная лестница вывела его за ворота, и он остановился перед домом.
 Вилла Санциско не была ни большой, ни богатой. Глава Совета не любил блеска и жил скромно. Тьерн усмехнулся. Когда он станет Главой Совета, у него все будет иначе. Императрица щедро награждала тех, кто служил ей. А он будет не из последних.




 Глава 3


 Избор толкнул дверь ногой и встал на пороге.
 Изнутри ударило легким хлебным духом, шумом, песнями. Тут все было как обычно — корчма веселилась. Воздух гудел голосами, хотя умных разговоров тут сроду не велось, а все больше дрались, пели песни и выпивали полной мерой, оттого и бывали в ней не мудрецы да пророки (хотя и эти временами попадались), а простые княжьи люди — воины, поселяне, купцы.
 Низкий зал заполняли столы, лавки, люди и бочки с пивом. Народу было — не протолкаться, но Избор уже увидел, то что хотел. За столом, что приткнулся почти к очагу, сидел Исин и двое приятелей. Огонь бросал на них яркие сполохи, и потные лица от того казались откованными из старой меди. Люди хохотали, гремели кружками и изредка взревывали, требуя к себе внимания хозяйки и закуски. Их стол занимали широкогорлые кувшины и миски. Почти загороженный ими, положив голову на столешницу, пристроился еще один собутыльник. Этому уже было не до веселья. Лысая голова лежала неподвижно посреди пустых кувшинов и отсвечивала той же медью, что и лица дружинников. Избор оценил жирные складки на затылке, ширину плеч и понял, что вместе с княжескими дружинниками отдыхает какой-то купчик или селянин. Наверняка и пьют за его счет, подумал Избор. Хозяйка корчмы, Моряна, любила дружинников, но в долг у нее не напьешься. Дело свое хозяйка знала.
 — Что празднуем? — спросил Избор, усаживаясь рядом. — Или наоборот, горе топим?
 Он подхватил с блюда крепкий соленый огурец и с хрустом разгрыз его. Десятники почтительно подвинулись, освобождая место для воеводы.
 После того как они привезли Брячеславу жену, Гаврила Масленников, едва встав на ноги, горя непонятным нетерпением, уехал в Киев, к Белояну, а они остались. Исин наслаждался своим сотничеством, а Избора Брячеслав сделал воеводой, разглядев в нем кроме умения драться, что само по себе в этих местах ценилось, еще везучесть и светлый ум.
 За тот год, что они с Исином оттрубили в Пинске, про них чего только не говорили, но они предпочитали отмалчиваться. Даже Исин и тот только загадочно улыбался, когда его расспрашивали о прошлом, да намекал, что у хазарского кагана к нему личный счет и что если б не преданность Ирине, то он бы… Ему и верили и не верили, только ведь сотничество просто так не дают.
 — А это кто?
 Избор кивнул на лысину напротив себя. Исин повернулся всем телом, улыбнулся.
 — Это? Зайда какой-то прицепился.
 Он подмигнул приятелям, и те довольно заржали.
 — Учил нас пиво пить.
 Избор взял в руки кувшин. Прохладные струйки защекотали ладонь, когда плотная белая шапка пены осела над горлом и сползла по стенке кувшина.
 — Научил?
 — Не успел.
 Исин хлебнул из своего кувшина. Длинным глотком он опрокинул его в себя и вытер рот.
 — Пиво у Моряны доброе. Корешки она туда, какие кидает или слова говорит?
 Он погладил кувшин и сунул его под стол. Избор кивнул.
 — Ага, корешки…. Помет куриный она туда бросает. Сам видел. Новости давай.
 Хазарин поморщился и взглядом отправил своих товарищей прочь от стола.
 — Обоз из Ольховки пришел, — понизив голос, сообщил Исин.
 — Новости есть? — спросил Избор.
 — Новости всегда есть, — откликнулся сотник. — Тебе какие сперва, добрые или не очень?
 — Давай хорошие.
 — Знаешь, как пиво пить надо?
 Избор ничего не ответил. Он крошил в руках хлеб и ждал, когда хазарин, наконец, расскажет все, что знает.
 — Пиво пьют в три глотка. Первым глотком выпиваешь половину кувшина, вторым — половину оставшейся половины, а третьим — все остальное.
 — Это что, самая главная новость?
 — Самая приятная, — став серьезным ответил Исин. Он вторым глотком допил кружку, наклонился ниже и знаком позвал Избора к себе.
 — Мужики из обоза песиголовцев видели.
 Избор быстро оглянулся, не слушает ли кто, и тихо переспросил.
 — Песиголовцев? Откуда?
 Исин молчал.
 — Не врут?
 — А кто их знает? Может, и врут, — ответил хазарин. — Сам знаешь, дорога через лес, а когда браги вдоволь выпьешь, то по нашим лесам ездить чего только не покажется.
 Избор пошарил на столе и нашел рядом с лысиной другой огурец. Он сбросил на лысину зайде веточку укропа и спросил:
 — А на счет остроголовых как?
 — Не гневи Богов, воевода. Год прошел. Все уж, поди, забыто, — махнул рукой сотник. Пододвинув к Избору блюдо с мясом и сам взял кусок пожирнее. Воевода молчал, и сотник все-таки сказал чего от него ждали
 — Ни остроголовых, ни летучих кораблей не заметили.
 — Спрашивал?
 — Никого я не спрашивал, — поморщился Исин. — Увидели бы, так сами бы сказали. У нас тут такое в диковину.
 Все это было так, но воевода все-таки напомнил.
 — Ты Гавриловы слова в голове держи, а не свои глупости.
 Этой зимой они опять виделись с Масленниковым. Тот приехал с Белояном и пробыл в гостях у князя почти две недели. Каждая собака в городе знала, что приехал верховный волхв не просто так, а что бы определить судьбу ребенка Ирины и Брячеслава, и только несколько человек знали всю правду. Гаврила проговорился Избору и Исину по старой дружбе, что Белоян приезжал, что бы вернуть Ирине «Паучью лапку». С того времени талисман снова был в Пинске
 Избор хорошо помнил их последний разговор перед расставанием. Исин предложил выпить за то, что так хорошо кончилось, но Гаврила, став серьезным, опустил кружку.
 — Нет, ребята, — сказал тогда он, — ничего еще не кончилось. Все еще только, быть может, начинается!..
 — Гаврилу помни… — повторил Избор, — он зря не скажет.
 Избор хотел еще напомнить ему о том, что произошло год назад, но перекрывая шум голосов, в корчму влетел звук, заставивший смолкнуть все разговоры — звук тревожного била.
 От этого звука воздух в корчме словно посвежел — смолкли песни и разговоры, все, кто смог стоять на ногах вскочили и застыли, соображая, что нужно делать.
 — Ну, вот и дождались!
 Избор уже стоял на ногах. Он строго глянул на протрезвевшего Исина.
 — Передай Пешне, пусть выводит свою полусотню и гонит вдоль дороги.
 — Где ж он ее…
 — Пусть соберет всех, кого сможет. Поглядим, кто это там к нам лезет.
 Он провел по поясу, проверяя все ли на месте.
 — А сам к Ирине. Рядом будь. Чуть что учуешь… Хоть самую малость…. Сразу веди ее в Белоянову комнату.
 Он повернулся, сметая ножнами со стола пустые кувшины. Грохот бьющейся посуды догнал его уже за дверями. Во дворе люди обступили мужика, что стоял на телеге, а тот с перекошенным не то страхом не то злобой лицом только мычал да тыкал рукой в ворота, в которые влетели груженые телеги. Избор подумал, что вновь пришло время перевешивать меч за спину. Время спокойной службы, кажется, кончилось.
 Тревожный звук вымел из корчмы почти всех. Словно пчелы, повинующиеся зову погожего дня, люди ушли трудиться на поле смерти. За столами осталось всего несколько человек. Они были либо пьяны, до полной неспособности сдвинуться с места, либо беспробудно спали. Хозяйка корчмы, Моряна, удивленная наступившей тишиной выглянула в зал, и никого не увидев, подбежала к двери. Встав там, она смотрела, как между домами снуют люди. Она спрашивала: — Что случилось? — но никто не отвечал.
 Ей не было видно, как за ее спиной в полумраке корчмы зашевелился человек. Один из лежащих поднял голову и осмотрелся. Его взгляд был спокоен, словно происходящее никак его не касалось. Да так оно и было. Он знал ответы на все вопросы хозяйки, но предпочитал молчать. Отодвинув кувшины, что стояли рядом, он поднялся и едва слышно щелкнул пальцами. От этого звука трое беспробудных пьяниц разом пробудились и поднялись над столами. Все так же молча, толстяк повелительным жестом указал на заднюю дверь. Они тайком выскользнули за нее и оказались на заднем дворе корчмы. Там пока было спокойно — кур, гусей и двух свиней человеческие переполохи не очень интересовали, если, конечно, не заканчивались пирами. Трое плечистых мужиков обступили невзрачного толстяка, что остановившись у забора рассматривал стену княжеского терема.
 — Началось? — почтительно спросил один из плечистых.
 — Да, — сквозь зубы ответил Тьерн Сельдеринг. — Это их заставит думать о другом, пока мы будем делать свое дело.
 Он цепко оглядел каждого из троих, ища на лицах признаки страха или слабости, но его люди невозмутимо выдержали взгляд хозяина. Он немного смягчился. Протиснувшись под жердью, вылез на дорогу.
 — Пол дела за вас уже сделали. Мы в городе и всем тут не до вас.
 Он отпрыгнул в сторону, пропуская мимо себя отряд конных дружинников. Отряд проскакал, оставив после себя запах конского пота и пыли. Маг чихнул.
 — Ребенок там, — сказал он, указав на окно на третьем поверхе. — На первый поверх я вас проведу, а вот дальше — сами…
 — Деньги… — напомнил старший.
 — Как договорились. Получите все, сразу после того, как сделаете дело. Пока вот.
 Он высыпал на ладонь несколько корешков, выбрав самый толстый, сунул его в рот, а остальные протянул своим спутникам. Они настороженно смотрели на него, не понимая чего он хочет. Видя их нерешительность, Тьерн усмехнулся. «Магия… Для знающих есть пути и попроще… Зачем тут магия?» А вслух произнес.
 — Жуйте. Сейчас это для вас дороже денег.
 Не ожидая больше вопросов, он выбежал на солнце.
 Не выделяясь из общей суматохи, все четверо побежали к княжескому терему. Тьерн бежал первым, размахивая руками и вопя во все горло:
 — Князь, князь, князь….
 Стража около двери, хоть и не видела угрозы в полуголых мужиках, но выставила копья. Готовый к этому, маг выхватил из-за пазухи грамоту и поднял над головой. В его жесте была уверенность, что эта грамота нужна князю больше жизни. Пока стражники таращились на блестевшую золотом печать, Тьерн другой рукой бросил им в лица горсть порошка. Стражники качнулись и застыли в один миг обращенные в камень.
 — Вперед! — крикнул маг, распахивая ногой дверь. — Третий поверх!
 Выхватив мечи у стоящих столбами стражников, троица из-за его спины скользнула вперед. Молча, словно волки они взбежали на второй поверх. Окна там были прорублены на полдень, и в них вливалось солнце. На мгновение они остановились, что бы дать глазам привыкнуть к свету.
 — Кто такие? Куда?
 Вместо ответа троица метнула ножи. Двое здоровяков, что загораживали дверь, сползли по притолокам одинаковым движением держась за шеи. Крови видно не было, все стекало под кольчуги. Пропустив своих наемников вперед, Тьерн равнодушно прошел мимо умирающих. Рука одного дернулась следом за ним, но он только брезгливо отбросил ее ногой. Стон остался за спиной.
 Пока все шло, как задумывалось. Тьерн отстранено подумал, что песиголовцы уже должны подойти к стенам и князю какое-то время будет не до них.
 Наемники впереди него свернули за угол. Тьерн не успел догнать их, как там раздались крики.
 — Чужие в тереме! Тревога!
 Тьерн огорчился, но не сильно — они были уже на втором поверхе, на женской половине. Тут даже пахло не так, как внизу. Его привычный к роскоши нос ловил знакомые запахи благовоний, каких-то лечебных трав, чего-то колдовского. Он не успел вспомнить, что ему это напоминает, как жизнь заставила его отвлечься. Из-за поворота вылетел один из его людей и влепился в стену. Пробив грудь, из его спины торчало короткое копье. Тот дернулся вперед, что бы соскочить с него, но тут второе копье ударило его, когда он оказался в двух шагах от стены. Человека ударило о нее, и он остался стоять, пришпиленный к бревнам. На мага брызнуло кровью. Он остановился и брезгливо вытерся. Запах крови и пота перебил все остальное. За поворотом звенело железо, метались крики.
 — Княгиню берегите! Наследника!
 Тьерн сделал шаг вперед, но остановился, поймав взгляд наемника.
 — По-мо-ги… — прохрипел раненый. Тьерн коснулся его рукой, и этого хватило, что бы понять, что его маленькая армия уменьшилась на треть.
 — Ты почти мертв. Если бы не мое снадобье ты был бы уже мертв.
 Одно из копий пробило грудь над сердцем и теперь там, где древко пробило кожу, толчками выбегала кровь. Он на глазах бледнел, словно кто-то невидимый припорашивал лицо снегом.
 — Врешь, колдун! — прошептал он. — Я жив!
 Тьерн усмехнулся.
 — Я не вру.
 Он вынул кошелек. Глаза наемника ожили, когда он услышал, как звенит золото.
 — Я честный, — повторил Тьерн, — ты уже мертв. Но ты дошел до второго поверха, значит, половину заработал.
 Он высыпал перед умирающим несколько пригоршней золота. Звон денег заглушил женский визг, потом кто-то захрипел, отпуская душу, а потом закричал ребенок. Маг встрепенулся. Детский плач, доносившийся откуда-то сверху, радовал душу.
 — Да ладно, — сказал он. — Бери весь, чего уж там!
 Он повесил кошелек на конец древка. В последнем усилии сняться с копья раненый сделал шаг вперед. Его руки ухватились за дерево, но до кошелька не дотянулись. Он застонал, то ли от боли, то ли от отчаяния и тогда Тьерн заботливо пододвинул его поближе к наемнику.
 — Прощай.
 Оставив умирающего у стены он пошел на крики. Надо было спешить, времени оставалось всего ничего.
 Он не рассчитывал на удачу. Удача — дочь случайностей и удел неумелых. Он же все рассчитал и устроил — и нападение песиголовцев, и суматоху в тереме, и поведение стражи. Осталось только пройти несколько шагов и взять то, что заслужил.
 Ноги сами понесли его вперед, обходя то лужу крови, то еще дергающееся тело, то отрубленную руку. Его наемники работали на совесть. Барону Пашкрелве, что рекомендовал ему этих людей, краснеть за них не придется.
 Около лестницы на третий поверх он остановился. Молоденький дружинник, жмурясь от боли, зажимал рану на груди. Он был жив, но не опасен и Тьерн проходя наверх, погладил его.




 Глава 4


 Эта лестница ничем не отличалась от тех, что остались внизу — те же деревянные стены и те же трупы, только вот благовониями тут пахло куда как сильнее, чем поверхом ниже. Да и запах крови был явственней. Она стекала со ступеней вниз, марая чисто выскобленное дерево. Стараясь не испачкать сапоги, Тьерн переступал через лужицы, внимательно глядя под ноги. По сторонам он не смотрел. Поглядев на работу своих наемников, он был совершенно уверен, что в этом нет никакой необходимости. Барон, что предложил ему этих людей говорил, что они берут много, но делают больше, чем их просят. Пока все шло так, как говорил барон. Наемники честно отрабатывали свои деньги.
 Тьерн остановился, наблюдая. Сколько он себя помнил он всегда завидовал крепким и жилистым. Потом он понял, что существует и иная сила, более сильная, чем сила мечей и мускулов, но до сих пор детское уважение к сильным и ухватистым людям жило в нем. Ему всегда нравилось состязание сил, нравилось, когда лилась кровь, и опасность витала в воздухе. За те 300 с гаком лет, что он копил магическую силу, он посмотрел разные поединки. На его глазах люди дрались друг с другом и с животными на аренах и в цирках, воевали… Он до сих пор сожалел о том, что Императоры Вечного города запретили гладиаторские бои, но вот теперь он мог наблюдать то, что ему так нравилось. Его наемники шли по коридору, неспешно взмахивая руками, и вслед этим движениям вокруг них на пол валились люди. Со стороны они походили на подвыпивших косарей, что закончив работу, и дурачась от избытка сил, валили наземь снопы и копны. Им, конечно, тоже досталось. Князь здешний набирал дружинников из людей умелых, но против профессиональных убийц их бойцовское умение было слабовато. Вот если бы строем и на конях, а так… К тому же хоть его людям тоже досталось, корешки делали свое дело, наделяя их ловкостью, притупляя боль и уводя ее в глубину тел.
 Исин юркнул за притолоку, и затаился, переводя дыхание. За его спиной уже лежало, по меньшей мере, пятеро покойников и еще двое должны стать ими с минуты на минуту. Одно это говорило о серьезности намерений невесть откуда взявшихся молодцов больше чем все его недавние мысли о невозможности происходящего. Он даже если б захотел не мог принять их за первых ворвавшихся в Пинск врагов, что, верно, сейчас стучались лбами в городские ворота. Уж больно точно шли они к Ирине, не отвлекаясь на такие мелочи как потрошение кошельков у убитых, хотя даже по одежде было видно, что есть тут и денежки, да и перстеньки с непростыми камушками, что были у каждого дружинника не малых денег стоили. Брячеслав по примеру князя Владимира не жалел для дружины ни серебра, ни золота.
 Хазарин понимал, что будь это простые разбойники, они вели бы себя иначе, а эти люди знали, за чем шли. Им нужна была Ирина, ее талисман…
 Пока ему везло, по другому не скажешь, но везение не вечно. Тот живой щит, что он выстроил перед княгиней, с каждым предсмертным криком становился все тоньше.
 А княжна стояла за его спиной, молча прижимая к груди сына. Даже не оборачиваясь, Исин знал, почему в ее глазах жил не страх и не испуг, а какая-то ошеломленность происходящим. Все произошло так внезапно, что время осознать происходящее и испугаться у нее не было. В первые мгновения, когда она поняла, что суматоха в тереме вызвана не пожаром, а чем-то другим она облегченно вздохнула и теперь, хотя она уже успела увидеть смерть близких, в ней жили остатки того внезапного облегчения. Его не могли заглушить ни стоны умирающих, ни визг разбегавшихся служанок.
 Исин понимал и видел больше, чем она, и ему было страшно. Ей голову не могло прийти, что может случиться что-то плохое в княжьем тереме, а он уже понял, что тут происходит.
 Страх кричал в нем, что это остроголовые. На них не было доспехов, да и статью они не походили на тех бойцов, с кем им приходилось иметь дело год назад, но он уже знал, что они из одного стада.
 Прислонившись спиной к стене, он пытался предугадать, сколько шагов осталось им пройти, прежде чем они доберутся до княгини и до него. Восемь, семь, шесть… считало в нем что-то, и он подчиняясь внутреннему счету начал отводить меч для удара. Он не хотел быть зарезанным как свинья на бойне.
 «Хоть одного, да убью!» — подумал он. От этой мысли не стало легче. Их было трое, его противников. Он заскрипел зубами от бессилия, понимая, что за его смертью последует неизбежное — смерть княжны. Он готов был спасти ее ценой собственной жизни. Спасти, но не отодвинуть смерть на минуту. Но как сделать это? Мысли бились в висках вместе с кровью. В этом коридоре их убьют. Он станет трупом и никто не скажет дорого слова о нем, если погибнет Ирина.
 Все в нем воспротивилось этой мысли. «Гаврилу бы сюда, потного…» — затравлено подумал хазарин.
 От этой мысли стыд обжег внутренности. Надеяться он мог только на себя. «Раз не мог защитить, так умри! Отсрочь ее смерть!» подумал он. Голос внутри него произнес:
 — Умереть легко. Как спастись?..
 У него еще была возможность, если не спастись самому, так хоть спасти Ирину. Рядом, в нескольких шагах в стене была дверь. В этой комнате останавливался Белоян и именно сюда Гаврила наказывал привести Ирину в случае опасности, но что бы добраться до двери ей нужно было пробежать по коридору под ножами остроголовых.
 «Убьют?» — подумал он и тут же без задержки ответил себе. — «Не успеют». У нападавших не было луков, только швыряльные ножи, а княжна только мелькнет у них перед глазами.
 — Не успеют! — прошептал он, убеждая себя в этом. — Не успеют!
 Он бесцеремонно ухватил Ирину за плечо, тряхнул.
 Когда остроголовым осталось до них 2–3 — шага он шепнул:
 — Видишь дверь? Беги туда!
 Все вокруг было так странно, что он даже не удивился, когда гордая и своенравная княгиня быстро закивала, и, прижимая к груди сына, бросилась бежать. На одно мгновение Исин почувствовал себя птенцом, мать которого, рискуя своей жизнью, отвлекает врагов от своего детеныша, но мгновение прошло.
 — Вон он, мальчишка!
 Исин все рассчитал как надо. В конце концов, остроголовые оказались нормальными людьми. Увидев убегающую княгиню и услышав писк ребенка они, не уступая друг другу, одновременно шагнули в проем. Исин ждал этого, и резким движением вскинув руку, повернулся на пятке. На мгновение он стал похож на флюгер, что уловив движение ветра, спешит развернуться… Перед глазами смазано мелькнули бревна, угол ковра, что висел вдоль стены, распахнутое окно, но все это загородил расплавленный полет отточенного железа. Они сошлись в дверях — его меч и шеи остроголовых. По руке хазарина пробежала волна сопротивления. Плоть чужаков противилась стали, но он знал, что сломает ее сопротивление.
 От удара меч врубился в косяк, и плечо пронзила острая боль, но Исин не обратил на нее внимания — на его глазах головы пришельцев соскочили с туловищ и покатились за княжной. Ожидая подвоха, Исин проводил их взглядом, но головы чужаков оказались не более волшебными, чем головы Пинских дружинников. Ни одна из них не жила самостоятельной жизнью и не одна не бросилась следом за княгиней, что бы задержать ее бег.
 Это был мгновение счастья, но оно окончилось.
 Упоенный удачей Исин только сейчас вспомнил, что нападавших было трое. За стеной оставался еще один. Из-за спин мертвых уже дружинников Исин видел его — невысокого, толстенького человека. Он наверняка не был воином, но это-то и было самым страшным. Если этот неуклюжий с виду толстяк сумел подчинить себе таких головорезов, то он должен быть сильнее их. Сильнее не той силой, что измерялась шириной плеч и размерами кулаков, а другой, еще более могучей и страшной, той, что заставляла летать корабли и оживать скелетов.
 Исин напрягся, зажмурился, замотал головой и почувствовал облегчение, словно где-то внутри него лопнула до предела натянутая струна.
 Он понял, что у него уже не было выбора. Что бы выжить и спасти княгиню он должен был убить и третьего. Либо просто выйти к нему и дать тому убить себя.
 Одинокие шаги за дверью стихли. Человек, приведший горе в терем Пинского князя остановился. Теперь их разделяла только тонкая бревенчатая стена. Исину показалось, что он чувствует запах, исходящий от колдуна. Следующий шаг должен был того на место, где только что стояли его люди, но враг стоял и не делал этого шага. Хазарин опустил глаза и понял почему — в проеме, загораживая весь проход, лежали два безголовых трупа. Обрубки их шей еще пузырились кровью, что стекала хазарину под ноги. Такая картина кого хочешь, наведет на размышления и его соперник тоже, верно, думал, как избежать такой участи.
 Они чувствовали друг друга словно янтарь и перо.
 В сжатых хазарских кулаках стало холодно от страха. Рукоять меча стала скользкой, как мерзлая рыба. Тот человек, которому он собирался противостоять был не просто враг. Это был ВРАГ. Сильнее его у Исина противников еще не было, но он все еще стоял, не решаясь войти. Волна обжигающей радости окатила Исина.
 Остановил, подумал он, я его остановил! Гордость еще не заставила его распрямить плечи, как за спиной деревянно стукнул засов. Все это продолжалось мгновения, и за них княжна успела добежать до убежища. Потом Исин сделал шаг к проему, одновременно занося меч над головой. У него оставалось время только на один удар, и удар этот должен был решить сегодняшнюю схватку. Что бы там ни было, магия, колдовство ли, а остановить все это он должен этим ударом.
 Враг был рядом. Из проема вынесло легкое белое облачко, словно кто-то там дыхнул на морозе. Сотник глубоко вздохнул, собираясь разразиться грозным рычанием, но… Это было странное ощущение. В один миг он ощутил себя так, словно превратился в кусок льда. Но не холод, а что-то другое сковало его руки, не давая опуститься мечу туда, куда он метил. Еще не поняв, что произошло, он напряг руку, пытаясь подвести меч к шее толстяка, но руки не слушались. Он попытался вздохнуть, но не получилось и это, двигались только мысли в голове. Он полностью оказался во власти мага. Испуг нахлынул на хазарина, прокатился по нему и соскользнул по потной спине и пропал.
 Толстяк в проеме удостоил его только мимолетного взгляда. Отряхнув пальцы, он склонился над телами свих наемников и несколько секунд осматривал их так, словно смерть их не была для него очевидной.
 — Что же, — услышал Исин его бормотание, — все-таки третий поверх.
 Он бросил рядом с каждым по кошельку и без сожаления пошел дальше. Проходя мимо Исина, он потрогал того за плечо. Хазарин был готов принять смерть, но маг не хотел этого. Он только оценил его силу. Недоверчиво покачав головой, хмыкнул — хазарин оказался тонок в кости и не широк в плечах.
 — Молодец! — походя, обронил маг. — Здорово ты их… Сам худой, а каких здоровяков ухайдакал…
 Он слегка толкнул своего окаменевшего собеседника, и хазарин повалился на пол. Он не ощутил удара, но услышал звук. Судьба словно насмехалась над ним. Теперь он видел дверь княгининого убежища.
 Снизу послышался топот и крики. Кто-то ворвался в терем и теперь, выбивая закрытые магом двери, спешил наверх. Толстяк, подстегнутый этими звуками, ускорил шаги. Остановившись перед дверью, он дернул ее, но она не поддалась. Маг кивнул, соглашаясь, сам с собой, что, мол, по-другому быть и не должно. Исин не успел обрадоваться, как тот откуда-то из одежды вытащил щепку и провел ей по двери крест-накрест. Дверь тут же дрогнула и вывалилась наружу. Отступивший в сторону маг вернулся на место. Она теперь лежала под его ногами как поверженный противник. Не моргающие глаза хазарина увидели, как в глубине комнаты прикрывая спиной ребенка скорчившись, сидела княгиня. Забыв о своем положении, Исин попытался зажмуриться, но тело более не повиновалось ему, даже глаза не слушались, заставляя видеть то, что он не хотел видеть ни за что.
 Сейчас он видел только спину мага, но ему этого было довольно, что бы представить себе самодовольную усмешку человека достигшего своей цели.
 Тьерн прислушался к приближающемуся шуму. Ничего, подумал он, несколько минут у меня есть, а больше и не потребуется. Оставалось совсем немного — только отобрать у испуганной женщины ребенка и уйти. Все будет просто. Тьерн знал, что и как нужно сделать. Он нащупал щепоть порошка, что обездвижил его последнего противника и шагнул в комнату.
 Не тут-то было!
 Ноги его уперлись в невидимую преграду, что перегораживала дверь. Аккуратно высыпав порошок назад, он потрогал воздух перед собой. До дверного проема все было как обычно, но вместо двери, что теперь лежала под ногами он нащупал другую. Она оказалась мягкой на ощупь и походила на прозрачную материю, натянутую между косяками, но, когда он навалился на нее плечом, пытаясь порвать невидимую преграду, она подалась на ладонь внутрь, и тут же обнаружила твердость камня. Тьерн отступил, вытирая о рубаху вспотевшие ладони. Он пробовал еще и еще, но результат раз за разом не менялся.
 Он знал эти штучки. Холодея от неприятного предчувствия, он ощутил вкус поражения. Эту защиту ставил могучий маг. «Может быть даже не один, а несколько» — подумал Тьерн, хотя в глубине души он был уверен, что поставил ее Белоян и поставил в одиночку. Он хорошо знал это, ибо и у самого в башне у него имелась комната, в которую мог зайти только он и никто другой.
 Тут же было и так и не так.
 Умный хитник в конце концов открывал самый хитрый замок. Удалые ребята, вроде тех, что лежали позади него могли бы выломать дверь, но такой магический запор мог преодолеть только маг, но для этого он должен будет обозначить свою силу. По существу это даже не было замком. Скоре паутинкой, конец которой уходил в далекий Киев, где старым пауком затаился Белоян. Тьерн вспомнил предостережение Санциско — одно заклинание и Киевский волхв узнает о нем. Конечно, Сельдеринг мог снять защиту, но на это потребуется время, которого уже не оставалось. Время истончалось, словно мед, что стекает с ложки, становясь все тоньше и тоньше, а ощутив угрозу вторжения, Белоян найдет способ помешать ему. Тьерн понял, что проиграл, но не сдался.
 Исин не почувствовал ухвативших его рук, но понял, что висит в воздухе. Несколько раз его качнуло, и он полетел в комнату к княгине. С каменным грохотом сотник ударился об пол, перевернулся и замер. В нем не было ничего кроме прочности — ни боли, ни страха, ни даже удивления.
 Тьерн воспрянул духом. Белоян поставил защиту только от чужих магов. Это означало, что Ирина, если захочет, сможет выйти к нему. Это было легко сделать малой магией — сказав слово Послушания, но для этого он должен видеть глаза княгини. Он попытался засунуть внутрь хотя бы голову, но не смог. Если Белоян что-то делал, то делал это на совесть. И палец не пролезал сквозь натянутую сеть.
 — Эй, женщина! — крикнул он. — Почему ты меня боишься? Ведь я такой не страшный.
 Ирина не меня позы тихонько всхлипывала.
 — Посмотри, я ведь безоружен!
 Исин ничего не знал о хитростях этого мага, но о коварстве волшебников был наслышан. Всем своим существом он попытался крикнуть: «Не верь, княгиня!» — но даже шепот не слетел с его губ. Он верил, что помощь близка и Ирине оставалось продержаться совсем немного. Хазарин слышал, как близился шум, как прогремел где-то недалеко прогремел голос Брячеслава:
 — Всех чужих с оружием карать на горло!
 Тьерн почувствовал, как надежда вновь выскальзывает из мокрых рук. Он подхватил одну из отрубленных голов и бросил ее в Ирину. От удара молодая женщина вздрогнула, но, словно вняв немым крикам хазарина, не обернулась. Выставив перед собой вторую голову, Тьерн прорычал:
 — Смотри, что будет с твоим сыном, если ты откажешься говорить со мной!
 Проклиная свою немоту и неподвижность, Исин увидел, как княгиня начала поворачиваться. Ужас и злость смешались в нем, он дернулся, попытался дернуться, но колдовство цепко держало его.
 Уже не подчиняясь себе Ирина, прижав к груди сына повернулась к двери и встретившись своими глазами с глазами мертвой головы, что незнакомец выставил перед собой, упала на пол без чувств.




 Глава 5


 Тьерну понадобилось несколько секунд, что бы понять, что он проиграл. Он завыл, забился в бессильной злобе и, вторя ему, в двух шагах от двери закричал ребенок. Детский плач заглушил все и Исин не услышал, как пропал маг. В ожидании помощи он пролежал еще какое-то время, а потом рядом зазвучали голоса, и чьи-то руки потащили его наружу. Он не испытал страха — голоса были знакомы.
 Избор перевернул его на спину, хлопнул по плечу.
 — Знаю, что живой. Не дергайся, погоди малость.
 Он взмахом руки подозвал к себе помощника волхва. Тот уже знал, за чем позвали.
 — Молодец. Накрошил ты их по-доброму… Кровищи как на бойне!
 Исин и рад был ответить, но не мог. Волхв тем временем откупорил склянку с отваром, и запах березовых почек перебил плескавшейся в коридоре запах крови. Бормоча заклинания, волхв вылил несколько капель на Исина. По телу сотника пробежала волна тепла, возвращая к жизни.
 — Ирина! — прохрипел он. — Что?
 — Молодец, — повторил Избор. — Все хорошо. Все живы. И Ирина, и маленький Брячеслав. Князь тобой доволен.
 Исин попытался приподняться, но руки еще не слушались. Тело, словно налитое киселем, норовило расползтись по полу, только язык, хоть и с трудом, но уже двигался.
 — Что князь…. Я и сам собой доволен!
 Избор поднял его и прислонил к стене так, что бы было видно место побоища, а сам подошел к обезглавленным телам. Оглядев их, Избор с сожалением убрал меч в ножны. В этом месте все было кончено.
 — Зря ты их так. Теперь и поговорить не с кем…
 Избор с трудом разлепил губы.
 — А что ты так припоздал? Пришел бы раньше и поговорил… А то ждать тебя…
 — Задержался… Не до них было.
 — А что так? — обретая свою ехидность, спросил хазарин.
 — А на тебя понадеялся… Думал, что сообразишь… Не сразу убьешь, а расспросишь…
 Исин поморщился. От безголовых мускулистых тел все еще веяло смертью. Не той, что дал им он, а той, что несли они.
 — Так и было… — признался хазарин. — Я их не сразу убил… Только вот расспросить не успел. Не до того как-то было…
 Избор хладнокровно, не боясь испачкаться вертел покойников, щупал им руки и ноги. Потом посмотрел на ножи, узнав свою, Пинскую работу отбросил в сторону. Что бы идти в терем князя с недобрым делом и без своего оружия нужно иметь уверенность в себе и в том, что сумеешь хорошо распорядиться тем оружием, что попадет в руки.
 — Не простые ребята-то.
 — Простые вон, вдоль всего коридора лежат.
 Избор посмотрел на него внимательно. Хазарин либо знал что-то, либо догадывался.
 — Знаешь кто это?
 Исин вытер ладонью кровь с подбородка. Наслаждаясь возможностью двигаться, он уселся на корточки и подтянул колени к груди.
 — Не знаю. Это у того спрашивать надо, кто на стене внизу висит…
 Он постучал ладонью по полу. Избор упруго вскочил и помог Исину спуститься вниз. Там все еще висел на копье последний чужак. Кровь под ним перестала быть алой, потемнела, но еще не успела подсохнуть. Избор подошел поближе, устроил у стенки Исина и приподнял бледное от бескровия лицо. По нему пробежала короткая судорога. В глазах еще теплилась жизнь.
 — Кто это был? — спокойно спросил Избор. В его голосе не было гнева или злости. Он говорил с врагом как воин говорит бы с воином. Умирающий молчал. Половиной души он уже прибывал в ином мире. Волхв, косясь на перекошенное лицо воеводы, из-за спины брызнул в лицо убийце водой. Тот вскинулся и поднял глаза.
 — Кто это был? — повторил Избор.
 — Честный… человек… — ответил пришелец. — Очень честный… Всегда… Не обманул…
 Зубы его щелкнули словно овечьи ножницы, перекусывающие нить жизни. Разбойник обмяк, несколько мгновений он еще стоял на ногах, но когда колени ослабли, он упал, выворотив из стены оба копья.
 — Не разобрались, — сказал волхв, носком сапога поворачивая голову покойника. — С покойника не спросишь.
 — А четвертый где? — спросил Исин. — Тот, что главным был? Взяли его?
 Избор отрицательно качнул головой.
 — Ушел.
 — Ушел? — не поверил Исин. — Куда тут уйдешь?
 — Улетел, — поправился Избор. Одинаковым движением закусив губы, они смотрели друг на друга.
 — Чего же тогда гадать? — хмуро сказал Исин. — Разобрались. Эти из остроголовых будут. Есть такая вредная порода.
 Избор не ответил. Снизу, с первого поверха грянул крик:
 — Воевода Избор! Воевода! Там ты?
 Избор свесился за перила.
 — Тут.
 — Князь зовет! Сказал, что бы ты на стену бежал.
 Драконы ползали по земле и никак не хотели подниматься в воздух. Сверху, с башни, да еще издали они походили на двух ящериц, то ли от холода, то ли из-за хорошо набитого брюха медленно перебирая лапами, искали место, что бы приткнуться и поспать. Но это у них никак не получалось. Вокруг суетились мелкие люди, пытавшиеся что-то заставить их сделать этих громадин.
 Исин, до сих пор о драконах только слышавший, с интересом смотрел на тварей. Кто-то из воинов у него за спиной заулюлюкал, засвистел. Дракон был далеко и не казался опасным, но Избор, смотревший на все это из-под козырька ладони, оборвал весельчака. Уж он-то знал, что такое дракон и понимал, чего добиваются людишки вокруг него.
 Он покосился на Исина. Тот стоял справа и сзади, и лицо его было кислым. Избору даже почудился запах скисшего молока, скисшего и подгорелого. Хазарин видел драконов едва ли чаще, чем молодые дружинники Пинского князя, но он вполне доверял Избору, и если уж тот безо всякой радости смотрел на огромных, с терем ящериц, то и ему радоваться совсем не пристало.
 — Ну, что думаешь? Одолеем? — спросил Избор.
 — Или одолеем, или помрем, — подумав, ответил Исин.
 — Философ, — вздохнул Избор, — как это тебя князь еще в сотниках держит?
 Его сейчас интересовало, что за зверей привели с собой песиголовцы, огнедышащих или нет. Ему приходилось видеть в деле и тех и других, в ту войну, когда базилевс воевал с саркинозами. Тамошние волхвы умели приручать этих тварей, и правильно обученный дракон стоил сотни воинов, а то и не одной сотни.
 — Что это «философ»? — перебил его мысли Исин. Избор глубоко вздохнул, пытаясь из воздуха выделить запах гари, что всегда шел от огнедышащих драконов.
 — Ромейское ругательство, — отмахнулся он. — Слишком умный, это если по-нашему говорить.
 Он опять потянул воздух.
 — Гари не чувствуешь? Нет ничего такого в воздухе?
 Хазарин принюхался.
 — С чего бы? До ужина еще далеко. Чему гореть-то?
 Избор ткнул пальцем в далеких драконов. Исин не успел переспросить, что это значит. За спиной послышался скрип открывшегося люка, и над площадкой башни показалась голова князя. Исин протянул руку, помогая Брячеславу выбраться наверх, и через миг доски заскрипели под молодым, налитым силой телом. За князем вылез один из телохранителей, Куняк. Быстрым взглядом окинув хазарина, Брячеслав улыбнулся.
 — Молодец, сотник. Спасибо…Послужил сегодня… Не забуду.
 Избор кашлянул, привлекая его внимания, и княжеская улыбка угасла.
 — Что там? — спросил князь.
 — Драконы, — виновато, словно именно он был в ответе за происходящее, ответил Исин. Князь покусал губу, прищурился.
 — Я вижу двух. Огнедышащие?
 Избор пожал плечами.
 — Откуда они у песиголовцев? — спросил князь. — Сроду их у них никаких драконов не было.
 — И таран приволокли… — напомнил Избор. — Таранов у них тоже сроду не было.
 — Не нравится мне все это, ох не нравится, — пробормотал Куняк, разглядывая лагерь песиголовцев. Он выдернул из волос соломину, и пусти ее по воздуху определяя направление ветра.
 — Девок на сеновал таскать куда как приятнее, — согласился хазарин, глядя в другую сторону.
 — А это что там?
 — Где?
 — Вон там, левее двух дымов.
 Избор присмотрелся.
 — Светлые Боги! — охнул он. — Камнеметы!
 Князь повернулся, свесился с башни. Он висел так несколько долгих секунд, похожий на большую летучую мышь, потом обернулся.
 — Точно песиголовцы?
 — Точно, — подтвердил Избор. — Песиголовцы. Сам же знаешь, их с лица ни с кем не спутаешь. А не веришь, так сам посмотри. Вон перед воротами четверо лежат.
 — А камнеметы тогда откуда? — переспросил Куняк. — Сроду у них камнеметов не было…. У них ума хватало только на то, что бы дубинами махать, да кусаться.
 Избор и Исин догадывались, откуда у них все это, но при Куняке говорить об этом не стоило.
 — Значит поумнели. Побывали в хороших руках и поумнели…. По себе знаю — битье, оно ум вострит.
 — Ладно вам, — оборвал их князь. — Сколько их?
 — Сотен пять. Не меньше.
 Князь опять посмотрел на драконов. Пока они разглядывали песиголовцев, одну их тварей сумели взнуздать, и теперь ее спину украшало что-то вроде седла. Глядя на неуклюжие попытки поднять дракона в воздух, сказал:
 — Пусть лезут. Есть чем встретить.
 Штурм начался спустя три часа. Песиголовцы не взяв город с налета решили попытать счастья еще раз, пока осажденные не успели как следует приготовится к осаде. В их стане грохнули барабаны, и под дружный вой толпа песиголовцев бросилась на стены.
 Даже отсюда, сверху они казались опасными. Избору приходилось сталкиваться с песиголовцами и раньше… Наверное, Род создавал их, уже раздумывая над тем каким ему делать человека, оттого они и оказались похожими друг на друга. Песиголовцы стояли ближе к животным, были сильнее и грубее человека, но внешне это проявлялось только в обилие шерсти на крупном, вполне человеческом теле, большими обвисшими ушами и зубами, выпирающими вперед на манер собачьей морды.
 По одиночке каждый из песиголовцев был сильнее человека, но человек был легче, проворнее и если он хорошо владел оружием, то вполне мог на равных потягаться с таким врагом. Пока людей выручало то, что песиголовцы считали для себя зазорным пользоваться человеческим оружием. Редко кто из них умел владеть мечом и луком. По старинке они все больше полагались дубины и секиры, но это племя, похоже, было исключением из правил. А может быть пришли другие времена.
 Почти у каждого, кто бежал к стенам в лапах сверкал меч, первые стрелы, вонзились в бревна и теперь чадили там смоляными огоньками.
 — Готовься! — прокатилось по стенам.
 Если бы ярость окрыляла, то песиголовцы уже стояли бы на стенах города, но слава Богам, что бы забраться на нее, кроме ярости нужно иметь кое-что еще. Волна нападавших ударилась о стены и остановилась. Зверолюди топтались около ворот, рубили дерево топорами, кто-то попытался залезть на стену. Лестниц они принесли с собой только три штуки и те осажденные успели обломить, сбросив бревна. Князь взмахнул рукой и на незваных гостей обрушился ливень стрел. Те тридцать саженей, что разделяли нападавших и защитников города, стрелы пролетели в одно мгновение и земля перед воротами огласилась криками боли и предсмертными хрипами.
 Песиголовцы падали, но меньше их не становилось. На место убитых заступали новые воины. Отставшие от первой волны нападавших песиголовцы, сзади подкатывали таран. Бревно на огромных колесах рыскало из стороны в сторону, застревало в колдобинах, но под могучий рев тащивших его песиголовцев каждый рах выезжало оттуда. Таран был свеженький, только что сделанный в соседнем лесу. Заостренный конец бревна блестел соком и деревянные колеса, что они приспособили под него еще щеголяли не ободранной корой.
 Избор внимательно следил за ними — в нем он видел сейчас главную опасность. Удар такой махины по городским воротам мог кончится чем угодно. Но тут Исин узрел новую опасность и заорал над ухом.
 — Драконы! Они подняли драконов!
 Избор подскочил так, словно его ткнули мечем.
 — Где?
 Вопрос был лишним. Если внизу бесновалась толпа песиголовцев, то в небе никого, кроме драконов не было.
 Чудовища подлетали медленно, словно те, кто их оседлал, были уверены, что торопиться некуда. На башнях заметили гостей, там засуетились люди и Брячеслав, из-под ладони наблюдавший за воздухом, скомандовал:
 — Рогожи, долой!
 За его спиной послышался шелест, и рогожи упали, открывая два громадных лука. Поставленные друг на друга они могли бы потягаться высотой с башней, но сейчас в них не было гордости. Они просто лежали на мощных дубовых станинах, готовые сделать то, для чего предназначались.
 — Заряжай!
 Дерево заскрипело, изгибаясь и вбирая в себя людской гнев. Два ворота, вращаясь, оттягивали тетиву и Исин с Куняком уложили на нее оперенную стрелу. Все движения, что происходило вокруг жизнь увязала между собой словно части единого целого. Взмахи драконьих крыльев, ритмичный скрип тарана и быстрые шаги людей, что укладывали стрелу на тетиву. Даже кузнец, собравший это чудо, что стоял прищурив глаз и командовал воинами, разворачивавшими лук навстречу драконам, подчинялся этому ритму. Князь стоял рядом скомандовал:
 — Давай!
 Кузнец только повел плечом. Сейчас он лучше князя знал, что нужно делать. Щурясь на драконов, он простоял еще долгие четыре секунды, и только тогда освободит тетиву.
 Все было замедленно, как во сне.
 Тетива, медленно набирая скорость, потащила стрелу вперед. Толстое древко двигалось не спеша, словно наперед знало, что должно произойти, и Избор успел бросить взгляд на застывшего в воздухе дракона. Крылья его сошлись внизу, под брюхом, и теперь медленно, едва заметно двинулись навстречу друг другу. Песиголовцы у него на спине застыли, раскрыв в крике клыкастые рты.
 Навстречу им скользила стрела. На ее зазубренном наконечнике блестело солнце, словно Боги раз и навсегда решили дать понять, на чьей стороне силы света. Чувствуя себя хозяином времени, Избор перевел взгляд на лук. Тетива, еще не успокоившись, дрожала, сотрясая воздух вокруг себя. Он ногами почувствовал сердитое гудение и вновь посмотрел на дракона. Стрела уже пронеслась почти половину расстояния до цели, но безмозглая тварь то ли не видела стрелы, то ли считала себя не уязвимой. Мерные движения крыльев не стали чаще, и всадники у него на спине по-прежнему размахивая мечами не думали о неприятностях.
 Они встретились перед стеной — дракон и стрела.
 Стрела вошла под крыло и, пробив дракона насквозь, вылезла из спины. Удар подбросил зверя вверх, он заревел, яростью заглушая боль, и попытался подняться выше. От этого движения одна из фигурок на его спине сорвалась и рухнула вниз.
 — Ништо! — закричал кузнец. — Отлетался поганец!
 Он улыбнулся, и зубы его так же страшно заскрипели.
 Судорожно размахивая одним крылом, тварь попыталась зубами вытащить стрелу, но та держалась крепко и даже отсюда каждый мог слышать, как скрипит дерево по твердой как кора коже.
 Дракон ревел от боли. Небо уже не держало его, и он рухнул во двор. Он старался удержаться в воздухе, будто чувствовал, что ничего хорошего его внизу не ждет, но ничего не вышло. Три песиголовца, что сидели на нем, успели спрыгнуть, но дракон неуклюже взмахнул хвостом и зацепил двух, что спрыгивали последними. Раздался мокрый хруст. Наездников отбросило к стене, вмяло в бревна, а дракон даже не заметил этого. Волоча пробитое крыло, то хрипя, то хныкая он ковылял по двору, пуская струи пламени.
 — Убейте его! — орал Брячеслав не в силах уйти со стены. Вбив в стену топоры, песиголовцы лезли по ним вверх. — Убейте!
 Змей словно услышал его. Здоровенная, с хороший сундук голова повернулась к нему и дохнула огнем. Столб пламени, узкий и белый у морды и расширявшийся на конце дотянулся до башни, окутал ее и опал. Мореный дуб, что пошел в основание башни мог выдержать и не такое. Дракон понял, что не может дотянуться до князя и, скребя лапами по земле, потянулся к башне. Опережая Брячеслава, Избор прыгнул с башни на стену. Двор полыхал огнем, жгучий дым выедал глаза.
 Около медного котла, залитого бурлящей смолой корчились раненые. Избор посмотрел вниз, за стену. Получив отпор, песиголовцы бежали назад, падая под стрелами. Так и не добравшийся до ворот таран лежал без двух колес поперек дороги. Стена под ним дрогнула, из-под ног вылетел протяжный скрип, и половинки ворот начали разъезжаться в стороны, выплескивая следом за перепрыгивающими через таран врагами, княжескую дружину.
 — Что там? — прохрипело из-под ног.
 — От одних отбились! — ответил Избор, не глядя на раненого. — От другого бы теперь отбиться….
 Дракон подползал все ближе и ближе. Увидев перед собой раскрытые ворота, он теперь не думал ни о чем, кроме спасения и полз прочь из этого негостеприимного места. У него уже не было сил плеваться огнем, и из его глотки вылетали только клубы едкого дыма. Прищурив глаза, Избор наблюдал, как тот подползает к воротам. Он, может, и отпустил бы его на все четыре стороны — пользы песиголовцам эта ущербная тварь принести уже не могла, но потом у него мелькнула мысль, что произойдет, если дракон застрянет в воротах. Половина дружины была в поле, да и ворота в любой крепости вещь не последняя.
 — Что ждешь? — проорал рядом Исин.
 — Тебя! — ответил Избор и скомандовал. — Навались!
 Обжигая руки, они уперлись в котел. Короткая цепь натянулась, треножник скрежетнул по плотному дереву, сдирая стружку, и котел опрокинулся вниз. Спустя мгновение смола, налету превращаясь в водопад огня, обрушилась на дракона. Зверь взвыл, огненный фонтан растерся по нему и погреб под собой.
 Несколько секунд огонь весело плясал на туше. Дракон дергался, пытался подняться. Его хвост летал по двору, разбивая и подбрасывая в воздух телеги, бочки и зазевавшихся людей, но огонь делал свое дело. Чадный дым с удушливым запахом горелого мяса окутал дергающуюся тушу, заполнил весь двор, заслонив собой бегущих к дракону жителей с дубьем и кольями..
 Избор вспомнил, что где-то рядом должен быть второй дракон, но бросив взгляд в небо, не нашел там ничего. Враг бежал с земли и с неба.
 Первый натиск был отбит.




 Глава 6


 Остаток дня жители Пинска растаскивали сгоревшего дракона. Увидев, что обгорелая туша почти полностью загораживает ворота, князь приказал войту очистить их.
 — Как же? — растеряно спросил войт, оглянувшись на мертвого зверя.
 — Как хочешь.
 Гора горелого мяса выглядела устрашающе. Князь приказал только отрубить голову чудовищу и до лучших времен бросить ее в бочку с медом, но и без головы туша выглядела внушительно.
 Как он будет делать это, князя совсем не интересовало. Ему нужно было очистить ворота и только. Он, не желая тратить время на обсуждение такой мелочи, усмехнувшись, посоветовал:
 — Созови людей. Пусть хоть съедят.
 После этого городской люд как муравьи набросился на поверженного исполина. Есть его, конечно, никто не стал, но горелое мясо разбирали охотно — свиней в Пинске было множество, а им по их скотской натуре, все равно было что есть, и к утру от него осталась только груда костей, чудом держащаяся на быстро отвердевших хрящах.
 Если б этот дракон оказался не из костей и мяса, а из чего-нибудь другого, и был бы размерами малость поменьше, то лучше всего было бы оставить его там, где он издох. Лучшего примера силы и воинской доблести, чем дракон убитый князем перед городскими воротами придумать было трудно. Обдирая мясо с костей поверженного врага, люди славили своего князя, воочию видя, как тот защищает их, а тот не обращая внимания на суету во дворе, не сходил со стен, налаживая оборону до тех пор, пока солнце не скатилось за край земли.
 Ночь прошла спокойно. Под утро небольшой отряд песиголовцев попробовал проникнуть в город через западную стену, но дозорные вовремя заметили их и отогнали. Весь следующий день песиголовцы зализывали раны. Вечером они подвезли под стены камнеметы, но ночного штурма не случилось. Песиголовцы чего-то ждали.
 Той же ночью князь нашел Избора и Исина, и не говоря не слова, поманил за собой. Оглядываясь по сторонам, они перешли двор, и спустились под башню. Тяжелая дверь без скрипа закрылась, отсекая скупой звездный свет и запах гари. Князь зажег свечу от стоявшего в нише фонаря и стал спускаться. Свет над князем дрожал, словно теплый воздух над костром. Исин и Избор шли следом, храня молчание. Дойдя до самого низа, князь нащупал дверь и открыл ее ключом, снятым с шеи.
 В том же тяжелом молчании князь поставил на стол простую плошку из обожженной глины. Из мешочка на поясе достал несколько корешков, бросил их рядом. Избор и Исин молча смотрели за князем. Он делал что-то важное, и они не хотели мешать. Исин набрал в грудь воздух, но Избор тронул его за плечо и он тихо выдохнул. Оглянувшись, князь выудил из мешка свечку из черного воска. Толстая у основания, она постепенно сужалась к вершине. Факел, что горел рядом, давал достаточно света и Избор понял, что не для света готовит ее князь. Не сводя со свечи глаз, Брячеслав нашарил факел, и поджег фитиль. В темноту полетели искры. Она занялась с треском, неожиданно ярким светом. Избор прикрылся ладонью и вопросительно посмотрел на князя.
 — Лишних ушей у нас тут много, — пояснил он. — И своих, и чужих. А вот теперь можно и поговорить.
 Свеча горела, весело разбрызгивая искры. Воск с нее стекал веселым ручейком, но не застывал в плошке, а продолжал ворочаться там, вздыбливаясь большими пузырями и выложенные князем в плошку корешки то появлялись, то исчезали в восковых водоворотах… Настороженно глядя в плошку, князь сказал:
 — Дело такое. Нужно унести из города «Паучью лапку». Пока она в Пинске и ей и нам грозит опасность. Из города уйдете тайно!
 Избор молчал. Он не представлял, как они с Исином и четырьмя конями умудряться выбраться из Пинска. Песиголовцы обложили город плотным кольцом, и даже вчера, когда он с дружинниками попробовал пройти тайным ходом, то враги оказались и там. Но раз князь говорит, значит знает. Тайно так тайно. Князь привел их сюда не разговоры разговаривать и не шутки шутить. Раз уж он зажег черную свечу, то значит, дело было серьезным. Избор знал эти свечи. Они были сильной штукой. Пока такая свеча горит ни один колдун, ну, может быть кроме самых сильных, не мог их подслушать или увидеть. Только при своей силе они редкостью были необычайной. Не каждый мог себе позволить такую свечку, и раз уж дело дошло до нее, то дело было плохо.
 Он перевел взгляд со свечи на друга. Хазарин смотрел на Брячеслава, потом посмотрел на Избора и тогда он решился.
 — С конями не выйти…
 — Будут у вас кони, — невпопад ответил Князь. Он собирался сказать что-то еще, но тут хазарин непочтительно ухватил князя за плечо. Брячеслав, поперхнувшись непроизнесенным словом, остановился. Едва эхо последних слов смолкло, как они услышали чьи-то тихие шаги. Исин осторожно вытащил нож и вопросительно посмотрел на Избора. Тот не обращаясь к князю — как-никак в этом шорохе могла быть и его жизнь, кивнул. Хазарин неслышно канул в темноту. Через несколько мгновений скрипнула дверь. Они подождали еще немного, но князь, глядя на укорачивающуюся свечу, торопливо заговорил.
 — Первым делом доберетесь до Фофаново. Там найдете войта, покажешь ему это.
 Князь, морщась, стащил с пальца перстень и передал Избору.
 — Скажешь, что бы дал коней.
 Избор кивнул.
 — Денег бы… — И что бы князь чего не плохого о нем не подумал, тут же добавил — Не для нас, для дела…
 Брячеслав кивнул, опустил руку в темноту под собой, и там весело зазвенели монеты. По губам пробежала злая улыбка:
 — Будет только справедливо, если деньги негодяев поработают против них…
 В мешке брошенном на стол Избор узнал кошелек, что незваный гость оставил около тела одного из тех, кто пытался украсть талисман.
 — Потом к Белояну. — продолжил князь. Свеча затрещала, лиловый свет мигнул и Брячеслав заторопился. Он выхватил из-за пазухи шкатулку.
 — Талисман тут.
 Он щелкнул пальцем по крышке.
 — Открывать ее ни в коем случае нельзя. Пока талисман внутри ни один маг его не обнаружит, но стоит открыть крышку…
 — Ясно.
 Сиреневый свет на лице князя мигнул и померк. Свеча в последний раз выстрелила вверх длинной фиолетовой искрой и погасла. Колдовство кончилось, только в натекшей лужице воска бродили разноцветные искры. Князь, сдерживая себя, скрипнул зубами. Он многое еще хотел бы рассказать воеводе, но наступившая темнота запечатала губы. Теперь их могли и видеть и слышать.
 — Хорошо, — сказал тогда Избор. — Сделаем, как прикажешь. Только тут как не считай, а число лучников придется удвоить. В ближнем бою не каждый наш песиголовца осилит, а если лучников поставим, то еще до стены их…
 Князь кивнул. Главный разговор, то, ради чего он зажигал свечу, окончился. Теперь можно было немного поморочить врагам голову.
 — Где их взять-то?
 — Селян поспрошаем, что в городе остались. Стрелы-луки есть, а стрелков найдем. Помнишь как в прошлом году-то?
 Князь кивнул. Он понял, что хотел сказать Избор. В прошлом году талисман уже был в его руках, и тогда все обошлось.
 — Драконы вот только…
 — А что драконы? — спросил, повеселев, князь. — Одного прибили, прибьем и второго.
 Он поднялся.
 — Пошли лучше поглядим, что там кузнец наработал.
 — Какой кузнец? — чуть было не спросил Избор, но вовремя прикусил язык. Слишком серьезным было дело, затеянное князем, что бы делать его небрежно. Он поднялся и пошел следом за Брячеславом.
 В дверях князь спросил.
 — Серебро-то взял, что в шкатулке?
 Избор молча хлопнул себя по груди.
 В дверях столкнулись с Исином.
 — Что за шум?
 Глазами и помыслами он уже был на башне и поэтому, когда хазарин начал рассказывать о том из-за чего случился переполох он недослушав, сказал — Хорошо! — чем привел хазарина в недоумение. Тот вопросительно посмотрел на Избора, но тот в мрачной сосредоточенности только кивнул на башню. Сотник пошел следом, пожимая плечами.
 Они вышли на тесную площадку, и сразу же в лица повеял тугой ночной ветер. Исин, рассчитывавший появиться совсем в другом месте, развел руки, нащупал тонкие жерди, что огораживали площадку. Все верно, подумал он, башня. Он сделал шаг в сторону, ударился о какую-то станину и взвыл от боли.
 — Что там? — глухо спросил князь. — Упал, что ли?
 — Лучше бы упал, — простонал Исин, растирая ногу.
 — Успеешь еще, — странно усмехнувшись, ответил князь, вылезая наверх. Следом за ним появился Избор.
 Он помолчал, облекая мысли в слова, потом похлопал рукой по станине, к которой крепился лук.
 — Выйти вам отсюда нельзя, а вот вылететь можно…
 Исин расслышавший только половину того, что говорил князь, огляделся и не нашел самого главного.
 — А лошади? — обалдело спросил хазарин. — Лошади-то где?
 Избор оскалил зубы. Растерянность хазарина веселила, хотя смеяться совсем не хотелось. Он-то прекрасно представлял, что им сегодня предстоит совершить.
 — Соколам кони ни к чему, — ответил он за князя, что озадаченно чесал голову в поисках ответа. — Нам бы только долететь, а там все будет….
 Не обращая внимания на князя — тот простит, если поймет, а не простит, так стерпит, Избор обошел вокруг лука. Факелов предосторожности ради не зажигали, но он помог глазам руками и убедился, что на башне установлена точная копия сложного составного лука. Такого же, ками днем они подстрелили дракона. По запаху и по шероховатости дерева он понял, что клеили его из березы, ясеня и дуба. Концы лука терялись в темноте, но он помнил, что они простираются далеко за пределы башни. Поверх лука лежала стрела — бревнышко толщиной с его ногу. Избор посмотрел на кислую рожу сотника, и у него засосало под ложечкой. Князь не шутил. Брячеслав, торопясь сделать дело, шепотом скомандовал.
 — Давай!
 С его стороны заскрипел ворот и Избор увидел как тетива — канат толщиной почти в три пальца — медленно пошла назад. Эдак мне еще самому себе и неприятности накручивать, подумал он, но руки сами нашли ворот и закрутили рукоять.
 — Правду говоришь, — прошептал князь. — Обложили так, что мышь не проскочит, только ведь мыши разные бывают…
 Он тихонько рассмеялся и Избор понял, что для него все это только маленькая часть большой битвы.
 — А ты сам-то, князь, пробовал, как летучая мышь?
 — Не княжеское это дело! — ответил князь и Избор удивился, уловив в его голосе сожаление. — Я не пробовал, но и вы тут не первые!
 Брячеслав рывками притягивая ручки ворота к себе и от этих его движений в плечах похрустывало…
 — А что первые-то, живы? — осторожно спросил хазарин.
 Выбрав время между двумя мощными рывками, князь ответил:
 — Кто много знает, тот мало живет… Крутите лучше….
 Избор ничего не сказал, но князь и сам почувствовал его любопытство и добавил.
 — Первые двое у меня разбойники были. Им руки повырывало.
 — Откуда? — не понял хазарин. На его долю работы не хватило, и он просто смотрел, как князь с воеводой крутят ручки. Редкое, надо сказать зрелище.
 — Из плечей, — объяснил Избор, уже представивший как все это было. — А что с другими двумя?
 — Потом поняли, что к чему и стали злодеев к стреле веревками привязывать. Ничего, хорошо получалось…
 — Что, живыми долетали? — удивился Избор.
 — Да нет. Куда живые… Целые. Стрела в землю втыкалась, а на ней покойник. Вылетал отсюда точно живой, а прилетал — покойник. Двое вообще башкой об землю треснулись — мозги наружу. А потом приноровились в озеро их пускать. Ничего вышло…
 — Он-то хоть жив остался? — повторил вопрос Исин.
 — Остальные пятеро пропали неизвестно куда, — ответил Брячеслав. — Стрелы нашли, а их самих нет… Так что я думаю все в порядке будет. Долетите.
 — Куда долетим? — на всякий случай переспросил Избор. Смирившись с необходимостью лететь, он теперь хотел знать куда. — Неужто прямо до Киева? Так это в другую сторону.
 Он посмотрел в небо, нашел Стожары и махнул рукой за спину.
 — Туда.
 — До Киева… Вам бы песиголовцев перелететь. Там уж сами справитесь.
 Ворот натужно заскрипел и встал, не желая двигаться дальше. Избор подергал со своей стороны, но и тут он не поддался. Он коснулся ладонью тетивы и ощутил как трепещет она сдерживая силу.
 — Все! — выдохнул князь. — Больше не накрутим. Теперь сюда…
 Он обошел лук спереди. Избор и Исин пошли следом посмотреть на стрелу. В ней не оказалось ничего необычного. Стрела как стрела, только без стального наконечника. Там, где она касалась лука, с нее свешивались несколько ремней. Ругаясь в темноте, князь распутал их.
 — Лезьте!
 — Это еще что? — спросил Избор. — Что за сбруя?
 — Что бы руки не вырвало. Привяжу вас и с Богом…
 Князь действовал быстро. Умелые пальцы затягивали узлы, застегивали пряжки. Почувствовав под руками дрожь Исина, успокоил.
 — Сейчас. Потерпи. Как в озеро упадете…
 Услышав про озеро, хазарин задергался. Плавать он не умел. Он уже смирился с тем, что придется лететь, но что бы лететь в озеро…
 — Да не дергайся ты, — грубо сказал князь. — Помню, что плавать не умеешь… За стрелу держитесь. Она вам утонуть не даст. А озеро у нас сами знаете спокойное. Водяных нет. Разве что утопленники…
 Отойдя немного подальше, князь оглядел их, удовлетворенно кивнул.
 — Долететь бы только… — сказал Избор, — а то вдруг не докрутили?
 — Докрутили дальше некуда, — успокоил его князь. — Если думаешь, что не долетишь — ногами оттолкнись. А как в воду упадете, сразу сбрую режьте. Не жалейте ее…
 — Не пожалеем, — твердо пообещал Избор. Он вдруг подумал, что на их долю выпало не самое трудное. Через несколько минут, когда станет ясно останутся они в живых или нет, они окажутся в безопасности, а вот князю и дружине придется туго. Песиголовцы во все времена были и оставались могучими противниками, и защитникам Пинска придется несладко.
 — Как ты то тут, князь?
 Брячеслав махнул рукой.
 — О нас не думай. Продержимся… Вы вот не подведите.
 Он посмотрел на них пристально и серьезно, так же как недавно смотрел в подвале.
 — И лучше вас у меня люди есть и в схватке более умелые, которым верю как себе, а посылаю все равно вас. Сами знаете что несете. Потому ведь вас и посылаю…
 Исин ухмыльнулся, но улыбка на бледном лице вышла кривой.
 — Ладно, князь. Ты свое дело делай, а уж мы свое сделаем. Не впервой… А живыми вернемся — перед всей дружиной скажешь, что лучше меня да Избора у тебя никого нет!
 — Скажу! — улыбнулся князь.
 Он не стал томить их напутствиями. Просто взмахнул топором и перерубил веревку.




 Глава 7


 Избор хоть и хотел оттолкнуться от лука, сделать этого не успел. Его дернуло с такой силой, что он услышал хруст собственных костей и треск упряжи. Он огруз, стал тяжелее, ремни, заскрипев, впились в тело, но выдержали! Он не был волхвом, но как воин понимал, что находится внутри человека. Сквозь распоротые чрева он навидался и костей и кишок и теперь мог представить, как все то мягкое и нежное, что Род вложил в его утробу теперь смялось и торопилось через известное всем место выйти наружу.
 Стиснув зубы, человек не дал страху вырваться криком. Ставший вдруг плотным как вода воздух закрыл глаза, но не уши и он услышал, как рядом, отделенный древком стрелы застонал хазарин. Ему тоже было не хорошо. Избор услышал, как заглушая рев ветра, он рвет ремни, что привязывали его к стреле. Открыв глаза Избор посмотрел на свои. Кто бы их не делал, их сделали на совесть. Княжеские шорники прошили толстые полосы мягкой кожи доброй просмоленной дратвой. Он дернул рукой, попробовал дотянуться зубами. Ничего, подумал Избор, не перекусит. Не успеет. Тут лететь-то всего ничего осталось…
 Стрелу завертело. Теперь она со свистом, от которого ныли зубы, ввинчивалась в воздух. Земля и небо менялись местами и через несколько мгновений Избор уже перестал различать, где звезды, а где костры песиголовцев, а потом, когда костры остались позади, вдруг стало легко. Каким-то чутьем он понял, что стрела перестала подниматься и теперь медленно, словно раздумывая, что делать дальше, летела вперед.
 Он скосил глаза, глянуть как там хазарин, и к своему ужасу увидел, что хазарин размахивает рукой. Каким-то чудом сотнику удалось отвязаться, и Избор тотчас представил, что сейчас должно произойти. От этой мысли ветер, хлеставший по лицу, стал вдвое холоднее. Так оно и получилось — Исин добрался до ножа и теперь кромсал упряжь. Тот страх, что был перед ним сейчас, казался ему самым страшным и хазарин не думал, что случиться после того, как он отцепится от ненавистной стрелы.
 — Исин! — проорал Избор. — Сотник! Дурак!
 Сотник не слышал его, продолжая в слепом страхе терзать ремни. И тут Светлые Боги сжалились над ними. Стрела клюнула носом, и это так напугало Исина, что он пришел в себя.
 — Падаем! — проорал он.
 Костры песиголовцев остались далеко позади, и Избор более не опасаясь стрелы снизу, ответил.
 — Вижу!
 Он ощущал, что хазарин готов хоть сейчас прыгнуть вниз и прекратить весь этот ужас и потому скомандовал:
 — Хватит орать! Правь, давай!
 Исин ждал чего угодно, только не этого.
 — Как?
 Воздух забился в рот, рвал щеки, но Избор все же прокричал.
 — Ты что, ворон не видел? Рукой маши, как крылом! А то до озера не долетим.
 Хазарин неуверенно взмахнул раз, другой… Это получилось у него плавно, по журавлиному и Избор прокричал:
 — Чаще! Чаще давай.
 Теперь, когда хазарин занимался делом, и неприятностей от него ждать не приходилось, Избор занялся собой. Внизу по-прежнему было темно, но воздух повлажнел и стал прохладней. Теперь все вокруг них стало легким, и он мысленно похвалил хазарина. Это чудо произошло не иначе как его стараниями — тот махал руками на совесть, как ласточка.
 Ослабив ремень, воевода не расстегнул его до конца. Князь клялся, что они долетят до озера, и Избора больше интересовало не то, как остаться целым упав воду, а то, как найти в этой темноте берег. Озеро-то было не маленьким да и князь, крутя ворот посторался на славу…
 Поток воздуха изменился, запахло камышами, тиной.
 — Кончай махать! — крикнул Избор. — Долетели! А то занесешь куда еще… Держись.
 Кровь прилила к голове, и обострившимся зрением Избор увидел под собой блеск волн. Они стремительно надвинулись и стрела, уставшая от полета, почти беззвучно пронзила их.
 После холодного ветра, трепавшего их наверху, вода показалась парным молоком. Несколько мгновений они висели неподвижно. Стрела воткнулась в дно и застряла там.
 Избор первым понял, что что-то не так. Он чувствовал, что движение вниз окончилось, но не ощущал той силы, что всегда выталкивала пловца с глубины наверх. Воевода дернулся раз, другой, но стрела стояла неколебимо. Воздуха в груди уже не хватало, перед глазами замелькали красные круги, удушье сдавило горло. Он нашарил нож и распорол ремни, что держали его и мешок. Слава Богам под водой оказалось немного светлее, чем в воздухе. Сквозь муть разглядел Исина, так же как и он рвавшего привязь, потом что-то блеснуло — то ли рыбешка, то ли нож и хазарин рванулся вверх.
 Они вынырнули, отфыркиваясь и отплевываясь и не думая, что на берегу их могут ждать песиголовцы. Отдышавшись и дождавшись, когда хрип вновь превратится в голос, Исин спросил:
 — Где это мы?
 Его руки вцепились в стрелу. Не чувствуя дна под ногами, он ощущал себя очень неуютно. Смахнув воду с лица, Избор ответил, даже не оглянувшись по сторонам:
 — Коли стрелять куда попало, то куда можно попасть? Только сюда.
 — Философ,… — выругался хазарин, стуча зубами. — Куда это «сюда»?
 — В воду.
 Постепенно глаза привыкали к темноте и в ней проступили очертания деревьев, растущих прямо из белой полосы песка. Разобравшись куда нужно плыть, Избор оттолкнулся от стрелы и погреб к берегу.
 После двух хороших гребков он задел ногами дно.
 — Давай сюда.
 Исин все еще жался к стреле и Избор поманил его пальцем.
 — Сюда давай. Тут мелко.
 Исин шумно, по собачьи, проплыл сажень и встал на ноги.
 — Ты чего орал как баба? Неужто страшно? — отплевавшись, спросил Избор.
 Исин долго не отвечал, молча греб к берегу, а потом поправил его.
 — Почти как баба. Как баба я кричать никогда не буду, потому что у меня грудь другая.
 Раздвигая темную воду, он заново переживал страх, охвативший его в небе.
 — Хоть бы слово доброе кто вслед молвил, — кривясь от боли, проворчал хазарин, — а то повадились, чуть что, так сразу топором.
 Избор помолчал, примеряя к языку что-нибудь утешительное, а потом ответил:
 — Живой долетел, да к тому же и целый. Чем ругаться, скажи князю спасибо. Мог ведь и не докрутить.
 Теперь они шлепали по мелкой воде, шурша камышами и осокой. За их спинами белой свечой торчала со дна озера принесшая их сюда стрела. Исин, с которого текло как с собаки, поглядел на нее и сказал:
 — Теперь-то уж чего бояться? Долетели, до берега добрались. Теперь бы там никого не встретить.
 Чавканье мокрого песка сменил сухой скрип, Избор сделал еще несколько шагов, и когда песок сменился опавшей хвоей, он упал на нее, остро сожалея, что не может прямо сейчас разжечь костер и просушить одежду. Он лежал, давая воде стечь с него. Исин не дожидаясь милостей от природы, молча стащил с себя кожаную куртку, рубаху и начал ожесточенно крутить ее, выжимая воду.
 Рядом с ним скрипнул песок, и он увидел, что воевода хочет встать. Еще не окончив движения, он посмотрел на сотника и спросил:
 — А это кто?
 Мокрый, и оттого злой, Исин ответил:
 — Сильно тебя, видать, башкой-то… Я это, Исин.
 В лице Избора что-то изменилось, и Исин вдруг понял, что Избор смотрит сквозь него.
 — Да разве о тебе речь? — медленно спросил тот. — Кто это у тебя за спиной?
 Исин повернулся, одновременно вытаскивая нож. Ждать чего-либо хорошего от того, кто заходит со спины, не приходилось. За ту долю секунды, что он поворачивался воображение уже нарисовало ему толпу песиголовцев вперемежку с остроголовыми, но темнота позади оказалась пустой. Точнее, почти пустой. За его спиной стоял невысокого роста старичок. Лицо его, слава Богам, не выражало неприязни, а только любопытство. Такого старого сморчка Исин не испугался бы и с одной рукой и даже без ножа в ней, а уж с двумя руками, ножом и другом за плечами… Сотник прогнал страх.
 — Что же тебе старинушка по ночам не спится? — ласково спросил он. — Тебе только на печке лежать, старуху свою стеречь, а ты шляешься, где попало…
 Старик не спешил с ответом, все с тем же доброжелательным любопытством разглядывая Исина и Избора, а потом, сделав шаг в сторону он исчез, оставив вместо себя голос.
 — При мечах… — пронеслось в воздухе. — У-у-у-у ножей-то сколько! Раз, два, три…
 Избор не шевелился. Он только потихоньку вертел головой, стараясь в кромешной тьме найти говорившего. Избор не пытался спрятаться. Если тот, кто говорил с ними, захотел бы их убить он уже сделал бы это еще тогда, когда они вылезали на берег. Раз уж у него было время разглядеть даже такие мелочи как швыряльные ножи, то что уж говорить о том, чтобы пустить две стрелы, по одной на каждую спину.
 Исин убрал нож и потащил меч, но Избор прошептал:
 — Убери.
 Голос обошел их кругом и приблизился. Рядом заскрипел песок и перед глазами упавших с неба путешественников вновь появился невзрачного вида старичок.
 — А ты кто, такой веселый? — спросил Избор, цепко вглядываясь в темноту у него за плечами.
 Старик не растерялся, как растерялся бы, наверное, любой, кто посреди ночи встретился бы в лесу с двумя вооруженными людьми. Он необычно встряхнул кистями рук, словно проверял на месте ли его невидимое никому оружие и ответил:
 — Это мне вас спрашивать надо. Вы мои гости.
 В голосе Избор не уловил ни страха, ни неуверенности. Чувствовалось, что старик считает себя хозяином положения. Исин, почувствовав необычность происходящего, миролюбиво ответил.
 — Мы — княжьи люди. А ты кто?
 Старик смотрел на него изучающе и хазарин, внутренне подтянувшись, поправился.
 — Дружинники, богатыри.
 — Богатыри…. — презрительно протянул старец. Он явно не верил не единому слову. — Богатыри по двое не ходят… Тут на двоих богатырей и врагов не наберется… Тут и одному-то делать нечего.
 Он сделал несколько шагов вперед, что бы рассмотреть их получше. Недоверие его не рассеялось. Рассмотрев их, хмыкнул.
 — Какого хоть князя богатыри-то?
 Исин посмотрел на молчавшего Избора и объяснил старцу и это то же. Избор молчал, раздумывал, что все это означает, и как мог оказаться ночью посреди леса старичок, не знающий имени князя, на землях которого живет. Не иначе как чужой, подумал Избор, неужели так вот сразу и влипли… Двух шагов не сделали…
 О возможностях своих врагов он знал не понаслышке, и все это вполне могло бы оказаться правдой.
 — А тебя то самого как звать? — спросил Избор.
 — А чего меня звать? — удивился старик. — Я, когда нужно, сам приду.
 Избор присмотрелся повнимательнее и на мгновение ему показалось, что в старике есть что-то знакомое. Он прищурился, всматриваясь в игру морщин на его лице, но, сколько он не напрягал свою память, понимание ускользало куда-то. Он понимал, что это важно — вспомнить и понять, но, как ни старался, у него ничего не получалось. Образ этого зловредного старика заслонялся другими старческими лицами, что всплывали в памяти — слава Богам Избор знал их немало.
 — Ну, а если тебя прямо сейчас в вирый позовут? — поинтересовался тогда Избор, опуская руку на рукоять ножа. Убивать старика у него и в мыслях не было — старичок, при всех своих странностях, мог оказаться просто местным блаженным, который не ведает, что происходит вокруг и его смерть вряд ли понравится Светлым Богам, но напугать-то ведь можно и дурака. Избор еще хорошо помнил сгинувшего год назад Гы, его безумие и страх перед остроголовыми.
 — В вирые-то на какое имя откликаться будешь?
 Старик недоуменно поднял брови.
 — А тебе-то это зачем? Тебе там меня не кликать. Когда я в вирые окажусь, от твоих костей у Ящера и навоза не останется!
 Нахальный старец держался спокойно, словно чувствовал за собой силу. Исин настороженно оглянулся, Избор кивнул, и хазарин почти беззвучно нырнул в ночь за спиной старика. Тот даже не оглянулся. Брезгливо выпятив губу, он наблюдал за Избором. Не за руками, что могли выхватить нож, а за человеком. Да он нас не боится, подумал Избор. Старик смотрел на них так, словно оценивал или мерил.
 — Богатыри… — проворчал старец, что-то вспоминая. — Вот придем ко мне, я вам богатырей покажу! Ноги — во, руки — во.
 Он развел руки пошире, показывая мощь неведомых друзьям богатырей.
 — К тебе пойдем? — с интересом спросил Избор.
 — Пойдем, пойдем! — закивал старец и хихикнул. — Обязательно! Куда ж деваться.
 — Не хотелось бы…
 — Пойдете…
 — Как же это так? Неужто силой поволочешь? — серьезно спросил Избор.
 — Сами не пойдете, придется силой, — подтвердил старик.
 Избор, не спускавший глаз с тщедушной фигурки с трясущейся на ветру бородой, с сомнением покачал головой.
 — Ну, раз так, то придется…. Что же тебе себя утруждать? Песком изойдешь… Сами пойдем.
 Он подумал, что вряд ли старик живет тут один — уж больно ухоженным он выглядел. На одежде ни одной дырки, не было на нем ни лесной, ни озерной грязи. Где один, там и второй, подумал Избор, а где двое, там обязательно и лошадь…
 Из-за старческой спины вынырнул Исин и отрицательно покачал головой. Старик был один.
 На мгновение Избор задумался, а потом махнул рукой. Сейчас ему было все равно куда идти — в любом случае оставаться на берегу они не могли. Даже если песиголовцы и не заметили их, и они на ночь глядя не попрутся прочесывать лес все одно уходить с берега было необходимо.
 — Ну пошли, детушки… Пристрою вас где-нибудь.
 На всякий случай Исин сказал:
 — Да нам спать-то некогда… Обсохнуть вот только.
 Он представил костер и волну тепла, окружающую его. От этой мысли он даже закрыл глаза, но старик успокоил его.
 — Да спать-то и не придется. Пошли…




 Глава 8


 Первые шаги по светлому песку дались просто, а дальше пошел лес. Без тропинок и без дорог. Может быть в нем и были звериные тропы, но ни одна им под ноги не попалась. Древесные стволы стояли перед ними, словно крепостная стена, которую предстояло взять штурмом. Старик проскользнул между стволов с такой легкостью, словно и сам был семечком, а его спутникам это далось тяжело. Идти пришлось ощупью под неумолчное стариковское бормотание. Убедившись, что никто не хочет от него сбежать, он как мог, старался облегчить дорогу спутникам.
 — Тут ямина, осторожнее… Ее слева обойти следовало. Тут лесина лежит. Поосторожнее. Через корягу перепрыгнуть нужно было, а не напрямик переться….
 Старик шел так уверенно, словно в небе светило солнце. Что-то из того, о чем он говорил, Избор и Исин могли нащупать, обо что-то — удариться, а большая часть, слава Богам, проходила как-то стороной, незаметно.
 Потом стало легче. Они вышли на поляну и под ногами мокро захрустели папоротники. Старик заохал:
 — А вон там гадючка. На гадючку не наступите!
 Исин остановился. Где-то в ногах и вправду шипела потревоженная гадюка. Хазарин остановился и рядом с ним встал Избор.
 — Долго еще? — спросил он.
 — Да нет, рядом тут. Вон видать уже…
 Старик махнул в сторону залитого туманом леса. Стволы выпирали из него словно щупальца неведомых гадов.
 — Ничего тут не видать, — зло отозвался Избор. — Как ты себе еще тут шеи не сломал?
 — А у меня сова на плече! — захохотал старик. Смех пронзил сырой воздух, словно соловьиный свист, отскочил от деревьев и увяз в тумане.
 Луна, что, наконец, появилась в небе, облила их скупым светом, но даже этого хватило Исину, что бы уличить старика во лжи.
 — Что ж ты все врешь? — возмутился он. — Какая сова? Нет там у тебя ничего!
 Старик засмеялся, но уже басом.
 — Не петушись, — остановил хазарина Избор. — Есть у него сова. Только ее не видно.
 — Почему же это?
 Спорить с блаженным — занятие глупое. Исин в запальчивости готов был препираться со стариком, но Избор представив себе тот шум, которой они при этом произведут, остановил Исина.
 — Потому что она невидимая, — объяснил за старика Избор.
 — Что же она такое? Дух предков что ли? — допытывался не в меру любопытный хазарин. Избор погрозил ему кулаком. Что бы прекратить спор сказал.
 — Подойди и рукой пощупай.
 — Вот, вот, — обрадовался старик, — пусть пощупает… Богатырь. Хочешь пощупать?
 Не успел Исин кивнуть, как старик взмахнул рукой. В то же мгновение перед лицом пронесся поток воздуха, и что-то живое и когтистое вцепилось в плечо.
 Он вздрогнул, но у него хватило выдержки не попытаться сбросить с себя то, что там уселось. Он только повел плечом, примериваясь к тяжести неожиданного подарка. Когти, большие и крепкие, это чувствовалось даже сквозь кожаную рубаху, сжались и плотно охватили плечо. Хазарин осторожно пощупал их и это что-то, пристроившееся у него на плече ударило его клювом по пальцам. Несильно. Только напоминая, что не потерпит никаких вольностей.
 Исин потер палец о подбородок, и попытался разглядеть сильно ли им досталось. К его удивлению ему это удалось. Лес до этой секунду темный, как совесть клятвопреступника, наполнился лиловатым светом, в котором он сумел различить все, что его окружало — и упавшие стволы и даже гадюку.
 Они сделали еще несколько шагов навстречу лесу, и тут что-то произошло.
 Деревья перед ними раздвоились, потом расстроились, побежали хороводом. Остро запахло дымом. Исину показалось, что лес вместе с ними взмыл в воздух и перемешался со звездами, но он не испугался — голос старика успокаивающе журчал где-то рядом. Потом в Исиновой голове раздался звон, словно кто-то неведомый уронил в пустой кувшин серебряную монету, но спустя мгновение все стало на свои места — и деревья и старик и звезды в небе.
 Исин ощупал себя. Голова, нож, меч, руки… Все оказалось на месте. Избор рядом с ним вертел головой, отыскивая куда скрылось одолевшее на мгновение наваждение.
 — Что это было?
 Избор ткнул пальцем в старика.
 — У него спроси.
 — Эй, старик!
 Старик не обратил на хазарина внимания.
 — А у меня тоже богатыри есть! — хвастливо напомнил он.
 В голосе старика проскользнула гордость. У него было то, чего у других не было. Избор хмыкнул. Обижать безобидного вообще-то старичка не хотелось. Живет человек в выдуманном мире и пусть себе живет. Мир его наверняка был уютен и Избор не собирался разрушать его.
 — А чего ты с ними делаешь? Ворота подпираешь?
 — Зачем ворота? — обиделся старик. — Я их в почете держу, на видном месте.
 — И сколько их у тебя?
 — Штук пять или шесть…. Точно не знаю.
 Глядя себе под ноги, Избор пробормотал сквозь зубы.
 — Откуда их у тебя столько? Приманиваешь, что ли?
 — Да что их приманивать? Они сами идут, без приглашения.
 Он зло усмехнулся.
 — Надоели уж! Золото им, видишь ли, нужно, серебро, каменья…
 Обойдя кусты, он встал и радостно крикнул:
 — Вон они богатыри-то мои, вон они мои защитнички!
 Сперва он не увидел ничего. Туман, плотный как облако пластался меду деревьями, но Исин ахнул и все стало на свои места. По Изборовой спине скользнул холодок, словно сзади неслышно подкрался волк и коснулся холодным носом затылка.
 Между деревьями стояли человеческие фигуры с поднятыми вверх руками. В их неподвижности было что-то неестественное, колдовское. Каждый был в доспехах, при оружии, и чем-то походил на большую муху запечатанную в смоле, каких привозили заморские купцы.
 Или нет.
 Больше всего они походили на вмерзших в лед лягушек.
 Они стояли на расстоянии четырех — пяти шагов друг от друга. Лиц дальних воевода разобрать не смог — мешала струящаяся вокруг них серая муть, а вот ближнего ничего не загораживало и он смог его разглядеть. Богатырь стоял по пояс голый. Было похоже, что колдун прихватил его, как и их самих, где-то на берегу озера в тот момент когда тот то ли собирался войти в воду, то ли наоборот — выйти, и там же заколдовал.
 В его улыбке было столько высокомерия, столько злой радости, что Избор даже пожалел старика. Кто знает, как повернулось бы дело, если б богатырь добрался бы до него раньше, чем старик применил свое умение. С бритой головы на мускулистое плечо падал клок огненно-рыжих волос, широкие плечи, словно облака, круглились мускулами. Незнакомый богатырь был ладен бойцовской статью, той, что идет от умения, а не набирается напоказ.
 Сердце Избора стукнуло, но он ничем не выдал себя и пересчитал фигуры.
 — Да ты, старик и считать-то не умеешь. Не пятеро их у тебя, а семеро…
 Старик провел пальцем по ряду богатырей, пошевелил губами считая.
 — Да кто их считал-то? Стоят. Хлеба не просят…
 — За что же ты их так? Чем не угодили?
 Старик махнул рукой.
 — Настырные больно. Ни ума нет, ни уважения. Любой норовит или убить, или ограбить…
 Исин рядом охнул и Избор посмотрел на него. Тот не смотрел на богатырей. Внимание хазарина сосредоточилось на том, что было справа от него.
 Избор оглянулся и незримый волк позади него вновь ткнулся ему в затылок. Шагах в 50 перед ними облитая лунным светом стояла избушка. Окошко в ней светилось теплым оранжевым светом, а из трубы мелкой стружкой завивался легкий дымок. Стариковское жилье ничем не отличалось бы от любой деревенской избы, если бы не куриные ноги.
 Подчиняясь какому-то наитию, Избор посмотрел на левую ногу. Два пальца на ней были короче третьего. Он сглотнул подкативший под горло комок и посмотрел на Исина. Тот удивленный не менее него, растерянно смотрел на лапу. Они не успели обменяться и словом, как старик вновь затеребил их, заставляя оглянуться.
 Несколько секунд Избор смотрел на него, не зная, что сказать, а потом спросил:
 — Кто же это их так?
 — Да все я.
 — Да кто же ты такой?
 — А колдун Муря…
 Если старик не врал во всем остальном, то с чего бы ему врать в этом? Мысль, что жизнь снова свела его с колдуном вошла в Избора как песиголовский нож — безжалостно и резко. Страх, прокатившись по спине, добрался до губ. Они сами собой хотели спросить: «Ну и что же ты с нами сделаешь?». Не зря ведь старик привел их сюда, ох не зря, но Избор прикусил их, зубами выдавливая страх. Проглотив его, он как можно спокойнее сказал:
 — Ну вот, значит, имя у тебя есть, а то все стеснялся… Кто же колдуна Мурю не знает? Почитай в округе и человека нет, что бы о тебе не слышал…
 Старик засмеялся весело и беззлобно.
 — Врешь, богатырь!
 — Что ж я вру? — спокойно спросил Избор. Он бросил взгляд на Исина и отвернулся. На лице хазарина, слава Богам не было видно страха. Он даже улыбался. Но так страшно, словно скалился. Избор чувствовал, как тот повторяет про себя как молитву — «Только бы не узнал! Только бы не узнал!» Избор этого совсем не боялся. В прошлой их встрече он мог бы запомнить Гы, а не их.
 К счастью колдуну было не до хазарина.
 — А то врешь, что меня тут все знают. Никто тут про меня ничего знать не может.
 Избор поднял брови.
 — Как это «никто»? Это ты зря так скромничаешь. Пинск рядом, а по лесу народу разного много шастает…. Да вот сегодня в корчме…
 — Врешь! — жестко сказал старик. — Я человек тихий, людей не люблю. Ко мне так просто не пролезть, а если кто и умудряется, так тут и остается…
 Избор уже понял, что старик имеет ввиду, но, растягивая время, переспросил:
 — В гостях, что ли?
 Муря не успел ответить, как рука Избора метнулась у поясу, к швыряльным ножам. Ждавший этого движения Исин вскрикнул, отвлекая колдуна, и потащил меч, но тот был готов к этому. Его губы чуть дрогнули, произнося что-то неслышное, и Избор почувствовал, как незримые пелены опутали его, не давая пошевелить даже пальцем. Старик весело засмеялся.
 — Я вас богатырей знаю! Вы все люди хорошие. Без подарков не ходите. Ну-ка, ну-ка посмотрим что принесли…
 Безбоязненно он подошел к Избору и снял мешок. Даже не взглянув, что лежит внутри, отбросил его и с какой-то детской жадностью потянулся к оружию. Избор облегченно вздохнул. Остроголовыми тут и не пахло. Кем бы ни был этот Муря, его интересовал не талисман. Это значило, что пока «Паучьей лапке» ничего не грозило. Ближайшие неприятности грозили только им.
 Колдун был настолько уверен в себе, что не отобрал у них ни мечей, ни ножей. Он, просто вытащив клинки до половины, посмотрел на сталь. Об Исиновом мече он ничего не сказал, а вот Изборов похвалил.
 — Никак Рашид-оружейник ковал? Хороший клинок. Только я и получше видывал.
 Постепенно наливаясь злостью Избор хотел, было ответить, что он тоже видывал колдунов посильнее, но и тем рога пообламывал, и что они уже раз встречались и что колдун, видно забыл, чем это все в прошлый раз для него кончилось, но, к счастью и губы и язык отказались повиноваться ему и Муря так ничего и не узнал.
 Колдун ощупал их, по хозяйски осмотрел все что нашел, пощелкал ногтем по швыряльным ножам.
 — А еще что у вас есть? — поинтересовался он немного разочарованный. Ответа, конечно, старик не ждал и потому сам взялся за мешок. Избор сам собиравший свою ношу теперь по звукам определял, что колдун держит в руках. Когда тот взял в руки ковчежец, то его сердце стукнуло громче.
 — Это еще что? — пробормотал старик, не глядя на пленников. — Все золото, небось ищите, крохоборы… Все каменья вам подавай…
 Он с кряхтением выпрямился, держа в руке шкатулку. Приятного благодушия в его взгляде уже не было.
 — Тоже, небось, за золотом собрались, душегубы? — в голос спросил он. Рука его поднялась и опустилась. Талисман в ковчежце звякнул, и колдун открыл крышку.
 Избор даже не попытался дернуться. Он только отрешено подумал: «Светлые боги! Только не это!»
 В том положении, в котором они с Исином очутились, он мог подумать о чем угодно, но он подумал о талисмане. Песиголовцы и стоявшие за ними маги остроголовых страшили его сейчас почему-то гораздо больше Мури. Разговор с Брячеславом, состоявшийся меньше часа назад сидел в памяти, как гвоздь в доске. Он помнил предостережение князя — ни в коем случае не открывать крышку шкатулки.
 Но старику было на все наплевать, а уж в особенности на то, о чем он не имел никакого понятия. Ни мгновения не думая о возможных последствиях, он потянул крышку вверх, открывая талисман звездам. Избор по привычке посмотрел в небо. Еще с прошлого года он, ожидая опасности от остроголовых смотрел туда, но у него и тут ничего не вышло. Он не мог не только повернуть голову, но даже отвести глаза.
 В душе было мерзко, словно хлебнул помоев. Едва начавшись, их путь пришел к концу. С каким-то затаенным злорадством, даже не подумав о том, что произойдет в том случае с ним и с Исином, он подумал, что будет делать Муря, когда на него голову с летучего корабля посыплются остроголовые пополам с песиголовцами. Не желая смотреть на торжество колдуна, он стал смотреть на богатырей, чью участь им предстояло разделить. Там что-то происходило.
 Муть, окружавшая их, дрогнула, словно кто-то бросил камень, кругами разбивший отражения фигур. Они качнулись, словно соломенные куклы под порывами ветра и муть растаяла. Богатыри упали в траву и словно слепые черви забились в корчах.
 Муря, смотрел на все это с не меньшим удивлением, чем его гости. Опомнившись, он задвигал руками, зашептал слова, но все без толку. Что-то более могучее, чем его сила сделало его бессильным.
 От удивления и ужаса он даже повернулся к Избору.
 — Что это? Где моя сила?
 В этот момент Избор ощутил, как его плечи в жесте немого удивления поднялись вверх и опустились, а потом он все понял. Ему хватило мгновения — то, что они пережили год назад, подготовило его к этому.
 Избор не смотрел на колдуна. В его груди поднималась волна благодарности. Талисман, подумал он, опять талисман…
 Он осторожно взял из рук старика ковчежец. Тот пораженный происходящим ни слова не говоря, отдал талисман Избору. Не желая рисковать, тот не стал закрывать крышку. Полюбовавшись на игру камней, он сказал, обращаясь к Исину.
 — Действует… Ты смотри, не обманул Гаврила-то. Год прошел, а действует…
 Он посмотрел на колдуна, как на что-то мелкое и случайное, непонятно чьи упущением оказавшееся на пути сил неизмеримо более могучих, чем тот мог представить.
 Муря мог бы сбежать, но он стоял не то пораженный происходящим, не то просто бесчувственный к страхам. Ему, повелителю немыслимых сил, в голову не приходило, что обиженные богатыри имели теперь свободные руки и могли сделать с ним эти руками чего угодно. Он, даже представить себе не мог, что кто-то, какой-то там богатырь, может его хоть пальцем тронуть.
 Исин смотрел на него, удивляясь стариковской недогадливости, и ждал, что Избор прибьет колдуна, но тот медлил, с удовольствием поводя плечами.
 В глазах богатырей колдун пока не замечал ни злобы, ни угрозы. Только превосходство. Не в пример ему они явно понимали, что и почему тут происходит. Муря открыл, было, рот, что бы спросить в очередной раз, что же тут твориться, но Избор, как раз думавший о той чести, которая во второй раз выпала на их долю взмахнул рукой и несильно, без намерения убить или покалечить, поддел того под левую скулу.
 Легкие стариковские кости подскочили вверх, но взлетел он невысоко и тут же упал на землю. Так же равнодушно, как только что это делал колдун, Избор поправил ножи и меч. Колдуна он более не опасался. Исин, ждавший чего-то большего, спросил из-за плеча.
 — Неужто жить оставишь?
 — Да, — с некоторым колебанием ответил Избор.
 — Пожалел?
 — Пожалел, — кивнул Избор. — Не за что его пока убивать… Да и жалко старикашку. Он веселый…
 — Пожалел волк кобылу…Ты прикинь, какой он смертью умрет, когда до него вон те доберутся…
 Исин кивнул в сторону богатырей, что уже приходили в себя. Они не понимали, что тут произошло, да и понимать не хотели. Чудом получив свободу, кое-кто уже разбежался с поляны, но двое все еще сидели, ощупывая головы.
 — Обойдется. Не до него им сейчас… А пока то да се он в силу войдет.
 — С чего бы так?
 — «Паучья лапка» его силу взяла. Мы уйдем — его сила вернется.
 Он взял в руки шкатулку, в последний раз полюбовался талисманом и захлопнул крышку. Звонкий щелчок пронесся по поляне, обрывая действие колдовства. Теперь они должны надеяться только на свою силу. Избор оглядел поляну. Взгляд его задержался на мнущейся с другого края поляны избушке. Сейчас она была не такая смелая как в прошлый раз.
 — Узнала, стерва, — удовлетворенно сказал Исин. — Пойти ей, что ли ногу отрубить?
 Он помахал мечом, но все же сунул его в ножны. Он все помнил и не хотел рисковать. Его распирало молодечество, и Избор поддел его.
 — Что нога… Я бы ее по бревнышку раскатал. Жаль, что в прошлый раз ты ее пожалел, не сжег.
 Исин только повел плечом. Он ни капли не сомневался, что Избор помнит, что в прошлый раз избушку спас только счастливый случай.
 Избор взял мешок, взвесил в руке, хотел, было бросить его Исину, все-таки сотник еще, не воевода, но передумал. Кивнув на старика, сказал:
 — Оттащи в кусты. Если оклемается, поживет еще.




 Глава 9


 До реки Рюмицы, на которой стояла весь Фофаново, они дошли к полудню, когда солнце уже добралось до макушки неба. Теперь, когда маги остроголовых знали, что талисман покинул город, Избор не рискнул выйти на дорогу и решил пробираться дальше берегом реки. Это оказалась настоящая лесная речка — в крутыми берегами и лесом, подходящим к самой воде. Чутьем охотника и воина Избор чувствовал, что в лесу что-то происходит. Больше обычного трещали сороки, лоси дважды на их глазах переплывали реку. Глядя на все это, он мрачнел, и старался наступать не на землю, а на сизые от влаги гранитные глыбы, что река раскидала вдоль своего пути.
 Пропуская мимо ушей крики птиц Избор слушал тишину. Она заполняла лес до самого виднокрая, но где-то там рождался звук, словно бы отдаленный звон. Избор слушал его и никак не мог разобраться — то ли это ветер звенел в натянутой между сухих осин паутине, то ли звенели под ласковыми касаниями ветра солнечные лучи, отвесно протянувшиеся к рыжей от опавшей хвои земле, то ли дробились, разбиваясь на капли струи воды в Рюмице, то ли звенел где-то отчаянно набат, призывая кого-то на помощь.
 Исин тоже встрепенулся, уловив этот звон не ухом, а каким-то внутренним чутьем. Они поспешили и почти пробежали с поприще, пока не столкнулись с дорогой. В этом месте она, почуяв брод, выползла из леса и переползла реку. На утоптанной земле виднелись следы копыт. Они выходили из леса и сворачивали к реке. Следов было много, но среди них не было ни одного следа от телеги.
 — Лошади. Без повозок…
 — Не купцы.
 По мелкому броду они перебрались на другой берег. Под первым же деревом они наткнулись на сбитую стелой ворону. Кто-то из проехавших по дороге из молодечества сбил бедную птицу и даже не подобрав стрелы, проехал дальше. Птица уже успела закоченеть, и муравьи проложили к ней первые тропки.
 — Песиголовцы? — спросил Исин.
 — С луками? — возразил Избор.
 — Мало ты их вчера с луками видел…
 Хазарин взявшись за стрелу поднял ворону повыше, принюхался. Запах состоявшейся смерти коснулся ноздрей и он поморщившись определил.
 — Да… Вчера утром. Может раньше… У кого еще ума хватит что бы на ворон стрелы расходовать?
 Ни земля, ни воздух не хотели хранить тайн. Земля рассказала им о том, что песиголовцев было не много, вряд ли больше трех десятков, а воздух — о том, что где-то впереди недавно случился большой пожар. Сложив одно с другим, они осторожно шли вперед, уже представляя, что найдут на месте городка.
 Лес, как ни хотел не мог скрыть знаков беды. Запах гари все более явственно вторгался в аромат цветов и созревающих ягод, так когда они вышли к опушке люди были готовы к тому, что им предстояло увидеть.
 Между городом и последними лесными деревьями протянулась полоса густого малинника. Она окаймляла лес словно щетина, что вырастала на лице не бритого человека, а дальше чуть меньше чем в паре поприщ, возвышалась стена затянутого дымом города. Несколько минут они наблюдали за настежь распахнутыми воротами. Жизни там уже не было. Два воина, они по своему опыту они знали, что сейчас там их ждут только покойники. Все кто остался жив либо сражается, либо прячется в развалинах.
 — Пойдем, — наконец сказал Избор. — Пойдем в город…
 Исин посмотрел на него искоса и поинтересовался.
 — Теперь-то зачем? Я покойников за свою жизнь насмотрелся …. Чего это мы там не видели?
 Не опасаясь, что кто-то его увидит со стен, Избор поднялся, покрутил на пальце княжеский перстень.
 — Не знаю… Я бы на войта здешнего посмотрел…. На его конюшню особенно…
 Исин поднялся следом.
 — Да там уж было кому на нее посмотреть… И попользоваться…. Горит же город!
 Исин понимал, что идти все-таки придется, и сделал шаг следом. По коже сапог сухо щелкнули метелки созревших трав.
 — Ну, так что? Пусть горит… — задумчиво повторил Избор. — Тем, кто там сейчас совсем не до нас. Кого побили — прячется, кто побил, тот добычу собирает. Под это дело может и нам чего обломится?
 Трава под ногами шелестела, но люди чувствовали себя так, словно шли по пепелищу. Шагов через двадцать Исин спросил:
 — А если у них ничья?
 Избор улыбнулся.
 — Не слыхал о таком… Это что, когда все друг друга перебили? Так и это не плохо. Тогда весь город наш, все кони…
 Кусты остались позади, и они шли, зорко поглядывая на стены — не покажется ли кто? Исин считал бревна, и с каждым счетом все сильнее его губы кривила пренебрежительная усмешка. С Пинскими эти укрепления и сравнивать было нечего.
 — Загородку поставили… — пренебрежительно сказал он. — Надо же. Десять бревен! Кого это остановит?
 Избор, вырвавшийся вперед, встал.
 — Останавливают не стены, а люди.
 Исин обошел его и остановился рядом. Под ногами у Избора, выбросив вперед руки и вцепившись в траву, лежал мертвый песиголовец. Избор не побрезговал, наклонился, поднял голову. Из левого глаза торчал обломок стрелы.
 — Этого вот не десять бревен остановили, а прутик…
 Он подобрал лежавший тут же обломок и помахал ею перед носом хазарина. Дальше песиголовцы стали попадаться чаще. Избор прикинул расстояние до стены и покачал головой. Лучники подпустили врагов слишком близко. Уже по одному этому было видно, что защитники города не могли бы устоять. Исход схватки был предопределен тем, что среди защитников не было ни княжеских дружинников, ни наемников. И все-таки они защищались…..
 Они насчитали пятерых песиголовцев, пока не подошли к воротам, а потом пошли защитники веси.
 Картина им открывалась самая обыденная. Песиголовцы бревном выбили ворота (оно так и осталось лежать рядом с разбитой створкой) и ворвались в город. После этого началась резня.
 Все это, словно небо, раскинувшееся над миром, покрывал запах горелого мяса. Это был запах поражения, крови и слез. Исин поморщился. Он уже догадывался о том, что предстоит увидеть.
 — Какие тут лошади? Все что не сгорело, то разбежалось….
 Избор не ответил, а пошел вперед, сжимая лук и настороженно поглядывая по сторонам. От домов несло жаром. Через выбитые окна валил дым, и выплескивалось пламя, загибаясь алыми языками в голубое небо.
 Никуда не сворачивая, они дошли до площади.
 — Ну и что? — спросил Исин. — Где тут твой староста? В какой куче?
 На площади, сразу за домами землю покрывали трупы. Тело тут лежало на теле, еще не тронутое тлением. Смерть тут сравняла всех — поселян, песиголовцев и дружинников. Увидев молодцев в кольчугах, воевода наклонился сперва над ближним, потом подошел к другому, к третьему… Лица были все незнакомые, но по оружию киевской работы он признал в их киевских дружинников — через одного в их руках остались мечи с клеймом Людоты.
 Избор молча пересыпал подобранные с земли стрелы себе в тулу. Все что тут произошло, произошло совсем недавно. Трупы даже не успели закоченеть. Женщины, дети, старики и мужчины лежали друг на друге, словно последним их желанием было желание защитить друг друга. Вокруг них лежали песиголовцы, а рядом со зверолюдьми — дружинники.
 — Они окружили их, — сказал Избор, — а потом подоспели дружинники…
 — Слишком поздно…
 — Зато отмстили…
 — Всем ли?
 Исин посмотрел по сторонам. То, что их окружало, не было полем битвы и стоять среди этих мертвецов было не уютно. Хазарин покрутил головой, выискивая живых. Они наверняка был где-то рядом — грабили, убивали, защищались
 — Пойдем, — попросил он, — коней поищем…
 Они пошли прочь.
 Тем, кто остался лежать в пыли у них за спиной, уже ничего не могло помочь. Мало того, дело, что привело их в Фофаново, само требовало помощи. Мимо чадящих дымом домов с распахнутыми и выбитыми дверями они осторожно шли вперед, с хрустом вдавливая в землю черепки и чадящие головешки.
 Весь еще не была мертва — во дворах бродили куры, кричали петухи, где-то мычали коровы, только вот людей не было.
 — Сожрали их всех, что ли? — злясь на свой страх, спросил Исин. — Только что-то я не слышал, что бы песиголовцы людей жрали.
 Избор не ответил, осторожно выглядывая из-за забора. Он долго молчал, а потом ответил, как это часто бывало не на вопрос, а на свои мысли.
 — Их осталось немного.
 — Кого?
 Избор еще помолчал. Исин по его лицу видел, что тот не думает, а просто наблюдает за улицей.
 — Всех… И тех и других, — наконец произнес он и добавил совсем уж невпопад — Кошки-мышки…
 — Куры и коровы, — хмуро ответил ничего не понявший Исин. — И не одной лошади… А князь обещал.
 — Раз обещал, значит, будут лошади. У Брячеслава слово с делом не расходится. Ты же знаешь, что если он кого повесить пообещает, так обязательно повесит…
 — Повесит, повесит… Только при чем тут кошки?
 — Кошки-мышки…. Бегом!
 Он одним махом перебежал улицу и влетел в ворота напротив. С нового места были видны полу обгорелые стены — все, что осталось от добротного двухповерхного дома войта. Над ним еще поднимались клубы дыма.
 — Песиголовцев было десятка два. Для них эта стена в десять бревен — не препятствие, а так…
 Он щелкнул пальцами.
 — Городок подожгли, жителей, кто сбежать не успел — вырезали. Им бы все та с рук и сошло, только вот дружинники. Тут у них и не сложилось…. Теперь и тех мало и других мало осталось. Вот они друг друга по городу и гоняют. Теперь Исин понял, что имел ввиду Избор, когда говорил о кошках-мышках.
 — Хороши кошки-мышки…
 — Какие есть….
 Где-то в стороне послышался щелчок, словно в город вернулся ничего не знающий пастух и привел стадо. Исин встрепенулся и посмотрел по сторонам.
 — Принесло кого-то….Коровы-то нам зачем?
 Вслед за ударом хлыста послышался звериный рев. Так мог реветь только медведь или вепрь.
 — Коровы? — с сомнением переспросил Избор.
 — А-а-а-а-а! — взревело у них за спиной. Они повернулись, словно тот же незримый кнут достал каждого из них от плеча до задницы. Штук шесть песиголовцев выскочили из-за поворота, внезапно, словно грибы после дождя. Солнце обливало волосатые фигуры и блестело на влажных зубах и остриях мечей. Не смотря на то, что на песиголовских мордах человеку что-либо прочитать, было затруднительно, но в этот раз все было иначе. То, что прилипло на мордах в этот раз иначе, чем радостной улыбкой назвать было невозможно.
 От нее Исина качнуло назад, прямо на обгорелый забор. Тот не выдержал напора и рухнул, разваливаясь на обгорелые жерди. Дело решили мгновения.
 Избор поддел ногой кучу золы. Сквозь нее песиголовцы рванулись к людям, но закрутили головами, зачихали и бестолково замахали мечами. Исин прыгнул вперед, рубанул там кого-то, но воевода гаркнул:
 — Назад! К терему! — и он послушно отступил. Опередив врагов шагов на двадцать, они вбежали в развалины войтова жилища.
 — Живыми брать! — донеслось со двора. — Кожу сдерем, барабан сделаем, вечером попляшем!..
 У Исина дернулась щека.
 — Чего дергаешься?.. — спросил его Избор. — Похоже, и тут знают, что ты любишь, что бы тебе по вечерам спину чесали….
 Сквозь распахнутую дверь они видели, как песиголовцы осторожно подходят к чудом оставшейся целой после пожара стене. Они словно знали, что за ней нет ничего, кроме обгорелых бревен, и что беглецам там деться некуда. Избор повернулся, оценивая позицию. Сразу за их спиной начинался хаос. В нем столы, лавки и сундуки перемешались с обгорелыми бревнами, а сверху все это добро щедро засыпали дощечки гонты. Избор потоптался, отыскивая ногами место поровнее, достал стрелу. Песиголовцы были слишком близко, но ничего другого не оставалось.
 — Дверь прикрой, — сказал Избор. Ее, как и полагается в таких случаях, прорубили низко, что бы входящий наклонился, прежде чем войти в дом и если б тут еще остались стены, то и в одиночку можно было бы продержаться.
 Исин тронул дверь, но на не поддалась. Тогда он дернул ее со всей силы, и скребя землю она плотно закрыла проем.
 Сверху посыпались угли, что-то словно разъяренная пчела коснулось щеки. Он хлопнул себя рукой, и под ладонью, делясь последним жаром, рассыпался маленький уголек. Наверху громыхнуло, Исин задрал голову, и тут же изменившись в лице, заорал.
 — Назад!
 Сверху, соря горячими угольками, падало бревно. Избор сообразил, что тут происходит раньше хазарина. Он крикнул:
 — Вперед! — и плечом навалился на стену. Бревна заскрипели, и стена качнулась наружу. Исин, сообразив, наконец, что от него требуется, уперся спиной в обгорелое дерево. Избор краем глаза увидел, как напряглись у того жилы на шее, и капля пота потекла вниз, смывая сажу и грязь. Стена, только что выдержавшая напор огня выгнулась словно парус, поддавшись напору четырех рук. С самого верха посыпались бревна. Спекшийся в корку мох, куски глины застучали по земле, но все это падало уже не им на головы, а рядом. И вот, наконец, стена, став на мгновение плоской как, ладонь, что готова прихлопнуть муху величаво качнулась, и улеглась вдоль улицы. В грохоте бревен затерялись крики песиголовцев. Тяжело дыша, Избор посмотрел на устланную бревнами улицу. Когда шум скрылся в небе, он сказал:
 — Зато тут теперь как в Киеве. Там тоже около Владимирова терема все бревнами выложено…
 Немного запоздало, но все-таки к месту Исин добавил:
 — А это вам барабанные палочки.
 Все было хорошо. Посреди ставшей деревянной улицы сиротливым столбом стоял только один песиголовец. Он удивленно вертел головой потрясенный не столько случившимся, сколько своим чудесным спасением. Оглядываясь вокруг, он видел только бревна, и не мог взять в толк — как все это произошло.
 Исин пришел в себя первым. Он подобрал брошенный меч.
 — В окно влез, — сказал он, прикидывая как можно добраться до него не сломав ног. — Как комар, зараза…
 Избор вскинул лук, но опережая это движение за спиной у них загрохотало, и мимо пронесся ток воздуха. Он родился из негромкого шелеста и ставшего в конце громовым щелчком. Тетива, мгновение назад разделявшая песиголовца надвое, дрогнула, и на его месте вспучилось кровавое облако. Избор успел прикрыть лицо и ощутил, как ошметки шерсти и капли крови коснулись кожи. Он повернулся, уже зная, что там увидит.
 — Гаврила! — радостно сказал Исин. — Откуда ты, а?




 Глава 10


 Гаврила молча стоял на самой верхушке бревенчатой горы.
 Исин недоверчиво смотрел то на него, то на Избора. Умом хазарин понимал всю невероятность такой встречи и проверял не чудится ли ему все это. Избор молчал и тогда он спросил у воеводы.
 — Масленников что ли?
 — А то… — ответил Избор, не спуская глаз с Гаврилы. — Если уж он мне свою руку не отдал, то никому другому и подавно не отдаст… Слезай давай…
 Но Гаврила и сам не хотел оставаться наверху. Осторожно, стараясь не потревожить бревна, он спускался к ним. С каждым его шагом улыбка на лице Исина становилась все шире, но на лице Гаврилы, когда он спустился, они не увидели ни удивления, ни радости.
 — Где шлялись? — грубо спросил он. — Вы же еще вчера должны были тут быть?
 Избор огляделся, что бы удостовериться, что Гаврила разговаривает именно с ними, но кругом было пусто. От песиголовца осталось только быстро подсыхающее кровавое пятно.
 — Чего орешь? У нас дел не меряно!..
 Пока он подбирал другие цветастые слова до него дошли последние слова Гаврилы.
 — Кто сказал?
 — Добрый человек…
 В голосе Гаврилы было столько горечи, что Избор сдержался и не стал отругиваться. Только сейчас, когда Гаврила спустился, стало видно, что ему тоже досталось. Его покрывали не только грязь и копоть, но и кровь.
 — Что тут было? — спросил Исин, не столько для того, что бы услышать подробности, сколько дать Гавриле возможность выплеснуть злость.
 — А ты не понял?
 Масленников устало опустился прямо на угли, и свесил руки между ног.
 — Все снова началось…. Остроголовые, да еще эта дрянь лезет.
 Он молча смотрел на кучу шерсти, что осталась от песиголовца. Его кулаки сжались с такой силой, что кожа едва не треснула.
 — Сколько их тут?
 Что бы не объяснять, что он имеет ввиду он просто притопнул ногой по земле.
 — Шестеро….
 — Этот, значит, последний был.
 Он замотал головой и в бессильной злобе промычал:
 — Пятнадцать человек…
 Ветер подхватил золу и бросил в лицо. Исин присел рядом с ним.
 — Расскажи толком!
 Вместо ответа Гаврила поднялся и пошел, обходя кучу бревен. Избор и Исин не сговариваясь, пошли следом. В Фофанове он был вроде как старожилом, и его приходилось слушаться…
 Он привел их к таким же обгорелым стенам, от которых они только что ушли, только вдоль стен стояли бочки с пивом и вокруг опрокинутых столов валялись кружки. Гаврила нагнулся за одной, потом все так же молча выбил дно у ближайшей бочки и зачерпнул….Терпкий запах хорошо сваренного и процеженного пива на мгновение перебил запах гари, но ветер поднял золу и все стало по-прежнему. Гаврила вел себя так, словно был хозяином всего того, что стояло вокруг него. Исин тоже зачерпнул, но не донеся кружку до рта, вдруг понял, что это действительно так. Все, что еще оставалось в городе уже не имело хозяев и, значит, принадлежит им. Его рука дрогнула, и пиво выплеснулось на землю. Гаврила посмотрел на него, но ничего не сказал.
 — Давно ты тут? — спросил Избор, глядя по сторонам, что бы не случилось неприятностей. Гаврила сделал два длинных глотка и ответил сразу на все вопросы, что вертелись на языках у друзей. Он говорил, словно бредил.
 — Не смотри. Нет тут больше никого… Сейчас последнего раздавили… Нас Белоян послал. Сказал, что вы тут должны оказаться либо вчера ночью, либо сегодня утром… Мы торопились, но успели только к полудню, а тут вот….
 Он мрачно посмотрел на расставленные вдоль стены бочки.
 — Мы их не ждали, но и они нас, видать, тоже… Схлестнулись…. Вот я один и остался….
 Он замолчал, заново переживая схватку, в которой погибли его люди. Не решаясь прервать эти воспоминания Избор кивнул Исину и они открыли другую бочку — все одно пить пиво кроме них тут было некому. Не пропадать же добру.
 Гаврила допил пиво и теперь неподвижно сидел, уставившись в землю. Избор вынул из его руки пустую кружку и вставил полную.
 — Зачем ехал-то?
 Гаврила встрепенулся, поднял голову.
 — За талисманом… Белоян приказал в Киев отвести.
 Избор допил кружку и бросил ее на землю. Черепки брызнули во все стороны.
 — А чего тогда сидим? Поехали!
 — Лошади, — напомнил хозяйственный Исин. — Хватит ногами землю мерить.
 — Найдем. Сейчас весь город наш.
 Тень от сгоревших ворот не переползла еще и на шаг, как они оставили весь. Теперь это был мир скорби, мир мертвецов, засыпаемый горячим пеплом, а их дело тащило их на восход, к живым людям. Отыскивая уцелевших жителей, они проехали до конца веси и выехали с другой стороны Фофаново через целые и не тронутые ни огнем, ни врагом ворота, которые сами и открыли.
 Они проскакали с десяток поприщ, когда перед ними вздыбился крутой холм, поросший лесом. Избор направил коня вверх, что бы оглядеться и понять куда двигаться. Не натруженные кони взлетели веерх по склону и остановились. С холма открывалось зрелище удивительной красоты.
 — Да-а-а широка Русь! — горько вздохнул Гаврила. — Чем хочешь ее измеряй, хоть шагами, хоть поприщами.
 Никто не возразил. С этого холма взгляд достигал далеко. Через гряду холмов, что тянулась на восход, через лес, что густел там, где землю покрывал бело-зеленый березовый ковер, то светлел в тех местах, где березы сменяли рыже-зеленые сосны. Небо, что висело над ними, над Русью, сияло золотом и лазурью, а там где оно смыкалось с землей то ли был, то ли чудился какой-то городок с бревенчатыми башнями, стенами и прочей ерундой.
 — Стоять бы тут и никуда не ехать, — сказал Гаврила, чувствуя как истерзанная душа наполняется спокойствием. — Век бы любовался.
 Исин, чаще других оглядывающийся назад мрачно сказал.
 — Много намерял. Ты оглянись.
 Масленников поверну голову. За их спинами стоял тот же лес, висело небо, но оно уже было другим. Виднокрай застилал тяжелый дым. Фофаново еще горело, и некому было потушить этот огонь. Весь уже давно скрыли деревья, и с холма совсем не чувствовался запах гари, но каждый из них, помнил, как пахнет горелое человеческое мясо.
 — Как-то не правильно все это… — сказал Исин — Неправильно!
 — Неправильно то, что ты плавать не умеешь, а вот все остальное — нормально, — рассудительно сказал Избор.
 — Не все. Не по богатырски это… Словно мы от беды бежим…
 Хазарин развернулся и стал смотреть на дым за спиной. Он не стал гуще, но и не стал прозрачнее.
 — Мы там были и теперь там беда.
 Он повернулся и показал вперед, на бескрайние просторы перед ними.
 — Мы там будем, и там случится то же самое. Мы везем беду с собой.
 Гаврила вздохнул еще раз, сбрасывая с себя расслабляющую власть красоты, вспомнил людей, что еще сегодня были живы, и ответил.
 — Мы везем с собой счастье и удачу для всей Руси.
 Исин недовольно поморщился. Его не поняли.
 — Я хочу сказать, что богатырям надо ехать навстречу беде, а не от нее.
 — А мы и едем на встречу, — сказал Избор. — Ты, что думаешь уже все кончилось? Все еще впереди. Все еще даже не начиналось…
 Он сказал это так спокойно. Что Исин понял, что воевода никого не хочет пугать, и что все действительно будет так, как он сказал.
 — А уж если о бедах говорить, — добавил Гаврила, — то кому-то конечно, придется плохо.
 — Вот! Так ведь и я об этом!
 Хазарин обрадовался, что наконец-то до друзей дошло то, что он хотел сказать.
 — Может, тебе легче станет, если я скажу, что нам придется хуже всех? Других-то только задевает, а бьют-то по нам…
 Его поняли, но не до конце и Исин еще раз попытался объяснить, что томит его душу.
 — Нам проще. Мы-то хоть знаем, за что страдаем, а эти… Может, спрячем его где-нибудь, что бы никто не нашел?
 — Ты про Кащееву смерть слыхал? — вопросом на вопрос ответил Гаврила.
 Исин выпрямился в седле, и Избору показалось, что он готов выслушать все истории о схватках киевских богатырей с Кащеем, но тот только ответил.
 — Про иглу в яйце? Конечно.
 — Он вот ее то же прячет, а сколько богатырей за ней гоняется? Правда, она как утопленник — рано или поздно обязательно всплывает. А уж тогда…
 Избор кивнул. Все было так, как говорил Гаврила. Как ни прячь, а если есть интерес, то будут искать и тут уж кому-нибудь обязательно повезет. Исин поскреб голову.
 — А если мы его прямо в ковчежце в землю зароем? Никто ничего не узнает…
 — А сами зарежемся? — весело спросил Избор.
 — Ну, можно, наверное, и без этого…
 Гаврила тоже засмеялся.
 — Ты, я смотрю, всего на сто лет вперед думаешь. Ковчежец ржа разъест, а без ковчежца его любой маг, любой волхв отыщет. А Русь-то она не на сто лет собирается. Так что сам понимаешь.
 Гаврила вздохнул еще раз, словно прощался с чем-то.
 — Так что сам понимаешь. Да и не нашего ума это дело — талисманы прятать. Пусть об этом у Белояна да у князя Владимира голова болит. Сказано привезти — привезем…
 — А скажут зарыть? — ехидно спросил хазарин. — А?
 — Не скажут, — спокойно ответил Масленников. Пока они препирались, Избор спокойно рассматривал лес вокруг. Он не ждал неожиданностей, но готовился к ним. Сперва ухо уловило еле слышный скрип колес, а потом он увидел и сам повозки.
 — Люди, — сказал он.
 Гаврила повернулся. Это слово требовало внимания. От людей могли быть неприятности.
 — Где?
 — Опять? — сорвалось с языка у Исина. — Слишком уж быстро…
 — Чего это «быстро»? — невозмутимо отозвался Избор. — Они еще далеко.
 С вершины холма виделось, как в одном месте березы расступились, давая место желтой от одуванчиков поляне. Через нее не спеша, катились несколько укрытых рогожами повозок. Ими правили одетые в цветные халаты люди. Они их то ли не заметили, то ли не сочли опасными и телеги двинулись дальше.
 — Там дорога, — прозорливо заметил Исин. — Неужто опять с хорошими людьми посреди леса встретиться довелось?
 Избор, смотревший на повозки, ответил.
 — Пять телег. Не разбойники, ни воины. Купцы, пожалуй…
 Что-то было в голосе воеводы такое, что заставило Гаврилу ответить.
 — Не знаю их, и знать не хочу. Нам сейчас от людей подальше держаться нужно. Пусть едут своей дорогой.
 Избор ничего не ответил. Его глаза провожали повозки, что мелькали среди берез, и Гаврила добавил:
 — У них своя дорога, у нас — своя. Слова они ведь дальше стрел летят. Болтанет кто-нибудь языком, а нам от того неприятности.
 — Неприятности… — сказал Исин. — Не неприятности, а нож в спину с поворотом…
 — Так ведь что бы нож сунуть спину еще найти нужно…. — возразил Избор. — А среди людей как нужную спину найдешь? Так что нам пока всего лучше меж людей находиться… Да и дорогой ехать все лучше, чем сквозь кусты. Пока нас не хватились мы по хорошей-то дороге сколько отмахаем!
 — А думаешь, хватятся? — спросил Избор.
 — Еще как, — непонятно улыбнувшись, ответил Гаврила. — Не попасться бы только…
 Они спустились к подошве холма, и, продравшись сквозь заросли ежевики, оказались в редколесье, за которым и лежала дорога.
 — Вон она дорога-то… На нее станем и до самого Киева, — мечтательно сказал Исин. Он даже зажмурился от такой мысли.
 — Это если рога не обломают за первым поворотом…. — осадил его Гаврила. В его словах Избор не уловил жесткости. Воевода почувствовал, что и сам Масленников готов поверить в то, что они мог ли бы добраться до Киева без неприятностей.
 — Когда это у нас по прямой дороге получалось? — осадил он обоих. — Память у вас девичья. У нас все больше через лес, да по болоту, да что бы морду в кровь…
 Он выехал на утоптанную землю первым и повернул вслед за телегами.
 — Не чужую, так свою, — добавил Исин, выезжая следом.
 Не оборачиваясь, Избор кивнул.
 С дорогами им повезло. Обогнав купцов они почти час скакали по пустому тракту и каждый чувствовал как слабеет напряжение, что давило душу. Вскоре, когда солнце начало путаться в ветвях самых высоких деревьев их дорога влилась, словно ручей в реку в другую дорогу, на которой было тесно от следов.
 — От таких дорог нам подальше держаться следует, — сказал хазарин, пытаясь в просветы деревьев различить, что твориться за ближайшим поворотом. Гаврила, однако, оставался спокойным и только мрачно улыбался. Следы на земле читались столь явно, что даже думать о засаде было смешно.
 — Нет уж… Нас так просто ловить не будут. Наши враги что-нибудь поумнее придумают.
 По сравнению с ней та, по которой они ехали до сих пор, казалась запущенной лесной тропой. Эта дорога была утоптанна людьми и лошадьми. На ней отчетливо виднелись следы колес и сапог. Исин вдруг подумал, что они, верно, совсем рядом с городом, что видели с холма, и повеселел еще больше.
 — Похоже, что сегодня ночевать будем меж хороших людей?
 — Не говори «гоп», — предупредил его Избор. — В нашем положении наперед ничего загадывать нельзя. Не ровен час, эти люди с тебя еще шкуру снимут…
 Они проехали еще с поприще, потихоньку замедляя бег коней. Чем чаще они смотрели под ноги, тем больше видели оснований не особенно торопиться. Отряд, следы которого они заметили прошел тут совсем недавно. Избор видел следы пеших и конных воинов, а поверх них — следы нескольких повозок.
 Они доехали до поворота и в ту же секунду, только что пустая и безмолвная дорога огласилась металлическим звонам. Гаврила в одно мгновенье — сказалась воинская выучка — успел сдернуть с плеча меч, но напрасно. Люди, что стояли вдоль дороги, не обратили на них никакого внимания. Избор, отметивший это как добрый знак, подумал, что выскочи на дорогу пара ежиков или белок, на тех и то обратили бы внимания побольше. Да и не мудрено — ежей-то на дороге не было ни одного, а вот вооруженных людей — и пеших и конных тут стояло человек тридцать.




 Глава 11


 Люди тут были разные — и пешие воины, и богатыри на тяжелых конях. Все они стояли в ряд поперек дороги, а в самом конце цепочки примостилась скромная повозка, на козлах которой сидел и блестел лысиной безбородый, не богатырского вида мужчина. Именно мужчина — у Гаврилы язык не повернулся бы назвать его мужиком.
 Он оказался единственным, кто обратил на них внимание. На всякий случай Избор опустил руки к поясу, где держал швыряльные ножи. Внимательный взгляд живых глаз, казалось, ощупывал их, но не было в нем вызова ни пренебрежения. Скорее доброжелательное любопытство.
 — Ну, что там? — спросил он, когда они поравнялись с телегой.
 — Да вот приехали, — неопределенно ответил за всех сразу Гаврила, становясь на всякий случай к нему поближе. Ехать вперед дальше можно было только по чужим ногам. — А у вас тут чего?
 — Ждем. Там кто-нибудь еще есть? Или вы последние?
 Избор, не особенно стараясь скрыть недоумение, оглянулся назад. Дорога позади них, слава Богам, была пуста.
 — По-моему никого, — ответил он. — А ты, что кого-нибудь еще ждешь?
 Человек с телеги привстал и поглядел туда, откуда они приехали, что-то посчитал, шевеля губами.
 — Да нет, пожалуй, вы, верно, последние.
 Сам он был смугл, суховат и подвижен. Большая редковолосая голова выглядела бы головой птенца какой-нибудь хищной птицы, если б не строгий взгляд уверенного в себе человека.
 — Что тут твориться? — спросил Исин.
 Человек привстал с козел, посмотрел вперед.
 — Ну что они там!.. — пробормотал он и переспросил в свою очередь. — Странный вопрос.
 — Чем же, — вызывающе переспросил Исин.
 — Он странен для этого места и этого времени, — мягко сглаживая раздражение хазарина, заметил их собеседник. — Разве вы не явились сюда, чтобы принять участие в сражении с чудовищем?
 Посланцы Пинского князя переглянулись и подумали об одном и том же — а не ловушка ли это?
 — Чудовище? Какое тут может быть чудовище? — спросил Гаврила, оглядываясь по сторонам. В свое время он повидал много логовищ разных вредоносных тварей — от драконов до шишиг и мог отличить простой лес от места гнездования такой твари. Тут все, вроде, было без дряни и колдовства. Лес и дорога вокруг них, если не смотреть на воинство впереди себя казались мирными и спокойными.
 — Как это, «какое чудовище»? — удивился в свою очередь собеседник их неосведомленности.
 Ни Избор, ни Исин, ни Гаврила не спешили отвечать на вопрос. Избор, тот сразу проникся доверием к словам редковолосого волхва. Пересчитав быстро тех, кто стоял на дороге, он понял, что собрать их тут всех вместе могло что-то необычайное. Те, кто стоял тут, не казались единым отрядом — каждый стоял сам по себе и вооружен был по собственному вкусу. Они могли бы оказаться шайкой разбойников, где каждый воевал чем хотел, но для разбойников они выглядели слишком богато. Воевода покачал головой, не зная, что и думать.
 Видя их недоумение, человек понял, что и сам заблуждается на их счет и они тут люди случайные.
 — Тогда все понятно! — хлопнул он себя по лбу. — Вы, верно, проездом? А я то думал, что вы тоже пришли попытать счастья.
 — Нет, — заверил его Избор — Мы просто проезжающие и не собираемся ни с кем сражаться..
 — По крайней мере, до тех пер, пока нас к этому не вынудят. — Добавил на всякий случай Гаврила.
 — Да, да, конечно. То-то, я смотрю, вы слишком легко вооружены..
 В этот момент откуда-то из головы отряда послышался крик. Люди, что мгновение назад стояли каждый сам по себе, стали одним отрядом и ощетинились мечами и копьями. С железным лязгом сомкнулись щиты, и они образовали маленькую крепость. Их собеседник привстал, но тут же сел.
 — Ничего страшного… Ложная тревога.
 Он раздвинул матерчатый занавес и скрылся в повозке. Гаврила постучал рукой по стене.
 — Я сейчас, — донеслось оттуда.
 — Скажи-ка, почтенный, а ты-то тут тоже для поединка?
 — Нет, — ответили из возка, и Избор уловил в голосе какую-то недоговоренность. — Я тут лекарем. Меня зовут Сераслан.
 Гаврила посмотрел на вооруженную ораву, перегородившую им дорогу и поинтересовался.
 — А что раненые предполагаются?
 — Во множестве, — обыденно сказал Сераслан, высунув голову наружу и становясь от этого похожим на червяка в яблоке. — Если все будет как в прошлый раз, то половина из них пройдет через мои руки. Исин посмотрел на лес копий, что сливался с настоящим лесом и дальновидно поинтересовался.
 — А что будет с другой половиной?
 — А этим вообще ничего не понадобится.
 Гаврила посмотрел на толпу перед собой и неожиданно согласился с волхвом.
 — Да. Смерть — лучший лекарь, это точно…
 Сераслан закивал, хотел что-то добавить, но Исин перебил его:
 — А ты тут, что один говорящий? Эти-то что, глухонемые? Почему молчат?
 — Страх и гордыня, — охотно пояснил Сераслан. — Они бояться грядущего и молчат, чтобы страх их не стал ясен для окружающих. Большинству из них совсем скоро будет плохо… А вам вот повезло…
 — Неужто? — удивился Избор. Он вспомнил, что было с ними утром, и что было ночью, и что было предыдущим вечером, и без стеснения засмеялся. Разочаровывать волхва не хотелось, и он ничего не сказал.
 — Это почему же? — спросил Гаврила, подумавший о своих неприятностях.
 — Вы находитесь в положении более выгодном, чем все эти люди.
 — Что это значит? — подозрительно спросил хазарин.
 — Это означает, что вы, скорее всего, останетесь живы…
 Сераслан произнес эти слова без вызова, но они сразу же настроили Исина на боевой лад. Он выпрямился в седле и высокомерно поинтересовался:
 — Хотел бы я посмотреть, на того, кто попытается помешать нам оставаться на этом свете, — грозно спросил он.
 — Не торопитесь. Еще увидите. Оно вот-вот появится, — сделав вид, что не понял скрытой угрозы, успокоил его Сераслан.
 Гаврила уже утомленный стоянием на одном месте и чувствующий, что с каждым потерянным мгновением за их спиной вырастает то ли остроголовый, то ли песиголовец, решил ехать.
 — Я не собираюсь никого ждать. Я просто поеду вперед и все, — сказал он. — У нас есть дела в Киеве, и мы не собираемся задерживаться тут по пустякам.
 — Это не пустяк, — серьезно сказал Сераслан. — Это обычай. А если вы поедете вперед, то хотите вы этого или нет, но вам придется сразиться с чудовищем.
 Это ничуть не испугало Гаврилу. Он потрогал меч у себя за спиной.
 — Да ради Бога! Если оно будет мешать мне, я просто его убью.
 — Не сомневаюсь, что вы обязательно попробуете сделать это, — осторожно подобрав слова ответил волхв, — но прощу вас, поймите. Сейчас все это, — он широко махнул рукой, охватывая и лес и дорогу, — не просто дорога. Это место поединка и здесь существуют свои правила. А они гласят: «На поединок с чудовищем поединщики выходят по жребию». Те, кто стоит впереди нас, вытащили первые номера и вряд ли захотят пропустить всех вас вперед. Это их право.
 Ему никто не ответил и он даже не понял, слушают его эти люди или просто смотрят вперед, пропуская слова меж ушей. Тогда он выбрал одного из них и обратился напрямую к нему.
 — Что бы проехать дальше вам нужно будет поубивать всех тех, кто стоит впереди вас, или дождаться, пока это сделает чудовище. Все очень просто.
 Исин, сбитый с толку многословием Сераслана, смотрел на него молча, а тот продолжил свой словесный натиск:
 — Я вижу, вы ничего не знаете о том, что тут происходит и, вам небезынтересно будет прослушать мой рассказ. Заранее прощу извинить, если 6yдy излишне краток — зверь должен появиться, с минуты на минуту…
 Он еще раз привстал, оглядывая дорогу впереди себя.
 — Началось это года два назад. Тогда князю нашему начали доносить об страшных преступлениях, которые стали совершаться на этой дороге. Подробности расправ над бедными путниками были столь ужасны, что я не решаюсь описать вам подробности. По началу-то как всегда подумали на разбойников, но вскоре отыскались очевидцы, которые указали, что творят эти преступления не разбойные люди, а неведомое чудовище. Тогда еще толком никто ничего не знал. Это уж потом разобрались, что появляется оно на этой дороге три раза в год и всегда в одно тоже время. Два дня оно рыщет по дороге, растерзывая всякого, кто попадается на его пути, а потом пропадает неизвестно куда…
 — Так убить его и делу конец! — Исин лязгнул мечом. — Сами не справляетесь — вызвали бы Илью Муромца, Ратибора или еще кого. Не отказали бы богатыри, помогли бы.
 — Князь не хочет… — вздохнул волхв. — Он все больше иноземцев привечает…
 — И что? — удивился Избор. — Неужто никто…
 — Да нет. Всякие у нас тут были… Кого у нас только на нашем погосте нет — и франки, и шведы. Даже один индиец есть. На слоне приехал…
 Он на мгновение запнулся и сообщил.
 — Печенка у слона вкусная… Та вот. Князь-то наш обещал победителю свою дочь отдать в жены, да земли изрядное количество отрезать. Вот и лезут доброхоты.
 — А хороша ли дочь? — поинтересовался Исин.
 — Что дочь? — махнул рукой Сераслан. — Земли какие…Лес, луга…
 — Стало быть, весь сыр-бор из-за княжьей дочки? — переспросил Гаврила. — Знаю я несколько человек. Все приличные люди, добрые богатыри и все не прочь покняжить в каком-либо месте. Если увижу кого из них, обязательно расскажу как до вас добраться…
 Волхв кивнул немного отстранено, словно думал о чем-то другом.
 — Пусть едут. Мы гостям всегда рады. Только опоздают твои друзья. Пусть они такой случай в другом месте ищут. А тут сегодня все кончится! — самоуверенно сказал он.
 — Нынче ему конец придет!
 — С чего бы?
 — Так Боги хотят.
 Эти слова ни чего не значили, и Избор только внимательнее посмотрел на волхва. Под его взглядом тот кивнул на воинов впереди себя и добавил.
 — Если не они его убьют, то нынче я ему конец положу!
 Исин не без высокомерия оглядел Сераслана и поинтересовался.
 — И чем же ты его убивать собрался? Ни меча у тебя, ни палки подходящей.
 — Божьим словом да Истиной, — не моргнув глазом ответил волхв. — Чем же еще волхву с нечистью биться, если не этим?
 И Избор и Гаврила немало выслушали в своей жизни похвальбы, но сейчас слова волхва выглядели не просто отчаянным хвастовством, но и просто нахальством.
 — Ну, дай Бог, — сказал Избор не желая препираться с Серасланом.
 — Дай Бог, да сам не будь плох, — отозвался тот. Он что-то знал или мог, или надеялся на что-то.
 — У саркинозов есть пословица, — сказал Гаврила, наклоняясь к нему. — «На аллаха надейся, а верблюда привязывай» — намекая на то, что простая надежда на Бога вряд ли способна сама по себе принести победу.
 — Да, — подхватил Избор. — У нас есть пословица не хуже — «На Бога надейся, да сам не плошай»!
 — Не оплошаю, — уверенно откликнулся священник. — Хотя… про верблюда это очень кстати… Это вы мне вовремя напомнили.
 Он встал, достал откуда-то снизу пару платков и принялся завязывать глаза лошадям.
 Ни Исин, ни Избор вопросов не задавали, но он сам объяснил им:
 — Вид зверя настолько страшен, что лошади не выдерживают. Бегут или сходят с ума. А мне на них еще дальше ехать.
 — Возвращаться? — спросил хазарин, глядя поверх головы волхва.
 — Сначала вернусь, живых привезу, а потом в Журавлевское княжество…
 — Ну? — обрадовался хазарин. — А я там всех знаю? Князя увидишь?
 — Если повезет…
 — Привет передавай!
 — От кого?
 — От Гаврилы Масленникова, от…
 Гаврила кашлянул и хазарин осекся. Он посмотрел на Масленникова и поправился.
 — Нет. От Гаврилы, пожалуй, не стоит привет передавать. Скажи, что те, кому он свой корабль одалживал, кланялись, обещали зайти при случае.
 Сераслан кивнул, озабоченный более ближайшим будущим, чем встречей с журавлевским князем.
 На дороге все оставалось по-прежнему. Люди неподвижно стояли каждый на своем месте. Изредка только тишина нарушалась железным перезвоном, когда кто-то из стоявших переступал с ноги на ногу. На копьях воинов развивались разноцветные флажки
 Все было чинно, благородно и торжественно, словно ждали приезда самой княжеской дочери.
 Гаврила посмотрел на солнце и вздохнул. Оно неодолимо спускалось вниз, и уже путалось в коронах деревьев.
 Сераслан неправильно истолковав вздох, поспешил успокоить его:
 — Сейчас, сейчас, потерпи. Осталось совсем немного, это будет очень поучительное зрелище.
 — Нет, я не об этом, — сказал Гаврила. — Я думаю: «Сколько церемоний для того, что бы убить гадину».
 Волхв посмотрел на него внимательно и напомнил на всякий случай:
 — Учти, сражаться с чудовищем может только тот, у кого есть на это право. Это некоторым образом приведения, даруемая поединщику нашим князем. Есть правила…
 — Неужели чудовище придерживается этих правил? — усмехнулся Избор. Напряжение витающее в воздухе стало настолько нестерпимым, что волхв никак не отреагировал на шутку.
 — Для него никаких правил, конечно, нет.
 — Вот, вот…
 — Оно просто нападает на первого попавшегося.
 — Вот видишь… А ты все талдычишь — «правила, правила».
 — Правила распространяются только на нас. Короче говоря, сражаться с чудовищем может только тот, на кого оно нападает.
 Такой поворот дела давал Исину некоторую надежду на участие в свалке. Он тут же задал вопрос:
 — А если оно нападет на меня первым?
 Волхв улыбнулся.
 — В уме тебе не откажешь. Обороняться никому не возбраняется даже от Чернобога, а не то что от его прислужников. Только не надейся напрасно. У тех, кто впереди тоже кулаки чешутся.
 Исин широко улыбнулся, оглянувшись на Избора, но тот уже поняв, что у того на уме в полголоса напомнил:
 — Не встревай. У нас своих дел полно….
 — С нашими-то делами когда еще в князья выберешься? А тут верный способ… Все равно стоим. Почему бы не попробовать? — смеясь возразил сотник.
 — Почему верный способ? — переспросил он.
 — Талисман, — коротко напомнил хазарин, осторожно оглядываясь. — Он поможет…
 Избор понял, что не договаривал хазарин. Талисман держал их компанию вместе, соединяя их троих невидимыми скрепами, и это могло защитить хазарина в случае опасности.
 — В зятья, что ли к князю нацелился? — спросил Гаврила.
 — А что? — подумав ответил хазарин. — Я у князей в зятьях еще не был… Кто знает как это… Может и ничего? А?
 — Так туда очередь, — Гаврила кивнул в сторону стоящих толпой копьеносцев. — К тому же ты ее еще не видел. Вдруг она уродина? Или стерва?
 Исин повернулся к нему и, смеясь, ответил.
 — Княжна и уродина? Никогда такого не было… Они все толстые, красивые…
 Он засмеялся еще сильнее от пришедшей в голову мысли.
 — Зато сразу в воеводы…
 — Если не в покойники…




 Глава12


 Над дорогой пролетел еще один крик. Все встрепенулись, и Сераслан нырнув в повозку, вылез оттуда с небольшим ящичком. Любовно поглаживая его, он сказал:
 — Я вас об одном попрошу. Если вокруг чудовища начнется свалка — не лезьте в кучу. Держитесь от него подальше.
 — Почему?
 Волхв сделал древний охранительный знак.
 — Осторожности ради, ибо орудуя Божьим словом ненароком могу задеть и вас. Знаете — «Лес рубят — щепки летят».
 Он снова погладил свой ящик.
 — Так что же у тебя там? — полюбопытствовал Избор.
 — Божье слово и Истина, — не смущаясь неопределенности ответа сказал волхв.
 Исин хотел спросить его, что это такое: «Истина» и как она помещается в этом ящике, но не успел. Откуда-то из головы отряда с шумом и бранью выехал воин.
 — Пропади оно все пропадом, ваше княжество, — проорал он. — В болоте сидят, дороги приличной нет, а все туда же. Чудовище себе завели! Тьфу! Быть княжьей дочке старой девой!
 Он развернул коня и поскакал в обратную сторону. Следом за ним сорвался еще один конный и трое или четверо пеших.
 — Не выдержал, — сказал Сераслан. В голосе его не было ни осуждения, ни жалости. Только понимание.
 Оставшиеся на дороге сомкнули свои ряды с этого момента еще крепче связанные между собой сознанием того, что они смелее, доблестнее, лучше тех, кто ушел.
 В наступившей тишине Сераслан медленно встал, указывая на сосну впереди них торчавшую выше других деревьев. Над ней развивался узкий белый вымпел.
 — Кажется, началось. Теперь скоро!
 С этого момента вся его разговорчивость исчезла. Деловито и аккуратно он пододвинул к себе ящичек и взялся за крышку. Ни Гаврила, ни Исин, и не Избор не обратили на это никакого внимания. Все их мысли поглотил тот участок дороги впереди них, который был доступен их взгляду. Пока дорога была пуста, но сверху, с сосны, чудовище, наверное, уже было видно.
 Оттуда донесся раскатистый рык:
 — Первый по жребию — пошел!
 Стоявший первым воин в рогатом шлеме медленно наклонил копье и, подгоняя коня криком, погнал его вперед. Гаврила с одобрением смотрел ему вслед. Такому опытному бойцу как он достаточно было одного взглядам на то, как тот сидит, как легко держит копье, и этого взгляда хватило, что бы составить себе мнение о коне и о всаднике. Лестное мнение. И хотя поднятая им пыль и мешала все рассмотреть в подробностях, одно было неоспоримым — ту силу, которую олицетворял собой всадник, чудовищу, кем бы оно ни было, одолеть будет трудно. Ощущение наступающей мощи было настолько сильным, что ему показалось на мгновенье, что он слышит стон земли от ударов копыт могучего коня и стон пробиваемого копьем воздуха. Через секунду всадник скрылся за поворотом. Исин привстал на стременах, но больше того, что уже успел разглядеть не увидел. Сейчас там, где сойдутся богатырь и чудовище должно будет начаться самое интересное, а именно этого им и не придется увидеть.
 — Разве мы не увидим, как этот богатырь расправиться с чудовищем? — спросил Гаврила не веря в то, что кто-то решиться ответить утвердительно.
 — Или оно с ним, — добавил Избор.
 — Конечно же нет.
 — Это что, одно из этих странных правил?
 — Конечно же да. То, что там происходит, видит только боярин Кочетыга, тот, что на сосне.
 Он показал пальцем вперед и вверх. Там, на верхушке сосны, опершись ногами о толстый сук, стоял человек.
 — Зачем такие сложности? Куда как проще было бы устроить так, что бы все все видели.
 Исин никак не мог взять в толк, зачем нужно делать плохо, когда можно сделать хорошо. Сераслан объяснил ему как мог:
 — Все просто, дело в том, что чудовище набрасывается на первого, кого увидит. А если оно увидит сразу всех, то оно набросится на всех сразу. Будет свалка…
 — Это было бы славно, — воодушевился Исин. Сераслан с плохо скрытым недоумением посмотрел на хазарина
 — Ты думаешь? — с сомнением в голосе произнес он. — Что же, может быть ты и прав… Не дай Бог, конечно. Только тут дело в другом.
 — Князю вашему своих людей жалко? — предположил сзади Избор.
 — Тут своих нет, сплошь чужие, да и никого ему не жалко, — ответил волхв. — Другое дело, что тут в свалке не разберешься, кто его убьет. Одному кому-то повезет, так потом склока будет — чьих рук это дело. А так все честно. Или зять или покойник…
 С той стороны, куда гоголем умчался богатырь, послышался железный грохот, словно одна куча железного лома наехала на другую.
 — Проклятье! — Возбужденно выкрикнул Гаврила, — неужели ничего нельзя сделать?
 Он крепко стиснул кулак и в досаде так крепко стукнул по крышке кибитки, что проломил в ней дыру. Треск ломающегося у него за спиной дерева отвлек Сераслана, чутко вслушивавшегося в шум начавшейся схватки.
 Услышав за своей спиной хруст, он резво соскочил на землю, не забыв прихватить загадочный ящик. Гаврила опомнился. Увидев, что натворил, он слегка смутился.
 — Извини, хозяин. Душа разыгралась. Не сдержался.
 Но волхву дела не было до извинений. Держа ящик на вытянутых руках, он осматривал его так, словно оттуда собиралась вылезти змея. Избору показалось, что руки его дрожат, и что волхв малость струхнул.
 — Похоже, ты боишься своего ящика больше чем чудовища, — сказал Избор пытаясь как-то разрядить обстановку.
 — Больше чудовища я теперь боюсь вашего друга, — проговорил Сераслан и вытер вспотевший лоб.
 — Экий кулачище наел…
 — Угораздило вот родиться с крепкими кулаками, — рассеянно ответил Масленников всем существом своим стремясь туда, где в эту минуту гремел бой и лилась кровь.
 — Если их совать куда попало, так Род их назад заберет.
 Гаврила не обратил на его слова никакого внимания, ибо как раз в этот момент с сосны донеслось:
 — Второй по жребию — пошел!
 От группы людей, стоявших у поворота с громким хохотом отделился второй воин столь же богатырского вида и, конь, набирая скорость, понес его за стену деревьев. Едва он скрылся за зеленой завесой листьев, как оттуда выскочил конь первого пытавшего сегодня удачу.
 Конь мчался словно камень, вылетевший из пращи. Кто-то из пеших латников бросился наперерез, рассчитывая, видно на то, что теперь-то уж первому номеру конь не понадобиться, но конь шарахнулся в сторону и едва не сбив человека, промчался мимо кибитки. Шагов через 20 с него соскочило седло и он, неприлично взвизгнув, взбрыкнул задними ногами и умчался в лес.
 Из-за поворота вновь раздался железный грохот, но уже ближе. Грохот прогремел коротко и перешел в тоскливый вой, от которого по спинам у людей пробежали мурашки. С резкими криками взлетели с деревьев дятлы и неясыти и закружились над высокими деревьями. Гаврила поднял голову.
 Среди стаи беспорядочно метавшихся птиц появился яркий блик. Словно солнце отразилось от подвешенного в небе зеркала. Блеск возник неожиданно, потом пропал, потом вновь появился. На какое-то неуловимое мгновение он застыл в самой верхней точке своего подъема и соскользнул вниз. В тот короткий момент, когда он висел неподвижно все, кто смотрел вверх поняли, что это пускает с такой высоты такие веселые зайчики. Поняли и неприятно удивились своему открытию.
 Это был меч! Скорее всего, тот самый, которым второй номер пытался поспорить с чудовищем.
 Сераслан побледнел, закусил губу.
 — Убью! — выдохнул он. — Князю развлечение, а сколько народу понапрасну гибнет!
 Похоже, что меч над деревьями увидели не только они. Зрелище было настолько неожиданным, что все замерли. Вид подброшенного в воздух меча сам по себе был не мрачен и не страшен, но каждый из тех, кто видел его смог домыслить, что там произошло и люди осознав свое бессилие, бросились кто куда.
 Страх захватывал душу за душой. Люди бросали оружие, сталкивались друг с другом, и вскоре лесная дорога оказалась устланной копьями и мечами и боевыми рукавицами.
 — Так, так, так, — пробормотал Сераслан. Он вновь стал спокоен и холоден. — Вот и до нас черед дошел… Дожили, значит до светлого дня… Дождались праздничка.
 Он без суеты, не обращая внимания на окружающих, легкими движениями вожжей продвигал повозку вперед.
 — Третий по жребию пошел! — скомандовал с сосны боярин, но третий номер, даже если бы и хотел выйти на встречу чудовищу не успел бы этого сделать. Похоже было, что чудовище само горело желанием встретится с ним и спешило ему на встречу.
 — Четвертый, пятый, — орал Кочетыга, но его уже никто не слушал. Никто кроме Сераслана не обращал на него внимания. Каждый остался наедине со своими страхами и заботился только о себе.
 — Что гласят правила? — проорал в ухо волхву Исин. Он уже достал свой меч.
 — Какие тут правила? — выругался Сераслан. — Каждый сам за себя…
 — Ага! — радостно заорал хазарин. — Вот я его сейчас!
 Ни Избор, ни Гаврила, завороженные всеобщим бегством не успели остановить хазарина. Его конь громадным скачком выскочил вперед, оставив позади тележку волхва и большую часть бестолково метавшихся людей. Сераслан погрозил хазарской спине кулаком и крикнул:
 — Уймись, дурак… Прибьют же…
 — Точно ведь волхв… — крикнул Гаврила Избору, перекрывая общий гвалт. — Без обману. Как хорошо в людях разбирается… С одного взгляда умного от дурака отличил.
 Прищурив глаза, хазарин смотрел на дорогу, стараясь не пропустить момента, когда чудовище выскочит из-за поворота. На секунду он свесился вниз, что бы подобрать щит и чье-то копье, что лежали под ногами у коня, но тут же вернул взгляд на дорогу, уловив движение впереди себя.
 На дороге столбиком стоял заяц.
 Он только что выскочил из леса, не то привлеченный шумом, не то испуганный творившимися тут делами. Его уши торчали вверх, и видно было, как он всеми силами своего заячьего ума пытается понять, что же тут такое твориться.
 В суматохе самоспасения продолжавшейся за спиной сотника вряд ли кому пришла в голову мысль пустить в него стрелу и получить неплохой обед. На этот счет заяц мог быть совершенно спокоен, а вот чудовище… Оно могло появиться из-за поворота в любую секунду и тогда зайцу бы не поздоровилось.
 — Беги, дурашка, — крикнул хазарин зайцу. — Задавят!
 За его спиной, где-то совсем недалеко, но он не посмел оглянуться и посмотреть где именно прозвучал напряженный смех. Смеялся Сераслан. Потом волхв обратился к кому-то стоящему рядом.
 — Да ваш друг образец мягкосердечия…
 — У него доброе сердце, — согласился с волхвом Избор, — Только он часто об этом забывает.
 Несколько секунд сотник стоял и смотрел, как заяц стрижет ушами воздух.
 — Чего ждешь? — крикнул волхв. — Или сражайся или уступи место!
 Не оборачиваясь, Исин крикнул в ответ:
 — Я жду, когда оно нападет на меня.
 — Когда это случится, то будет поздно. Оно стремительно, как порыв ветра.
 — Ничего, — самонадеянно ответил хазарин. — У меня тут хороший парус.
 Он качнул подобранным щитом, способным, казалось, выдержать прямое попадание молнии.
 — Не говори глупостей, — голос Сераслана стал взволнованно строг. — Нападай! Убей его, если сможешь!
 — Кого же? — удивился Исин, ища глазами кого-бы убить.
 — Странный вопрос для этого места и времени…
 — Так кого же? — раздраженно переспросил Исин по-прежнему не видевший перед собой ничего, кроме дороги и зайца.
 — Оно перед тобой!
 Исин не стал удивляться и переспрашивать. То, что происходило кругом, было так странно, что он просто поверил волхву. Была у него, к счастью такая полезная в необычных обстоятельствах привычка — слепое доверие, слепая вера в тех, кого он считая опытнее в каком-то деле. Даже если то что он слышал, выглядело на первым взгляд глупостью. Перестав выискивать какое-то неведомое чудовище, он посмотрел в глаза зайцу.
 И случилось невероятное!
 Наверное, многие успели увидеть то, что сейчас происходило с этим милым зайчиком, но никто из них не смог бы рассказать об этом. Одни потому что на всю оставшуюся жизнь онемели от ужаса, а другие — потому что это было последнее, что они сумели увидеть в своей жизни.
 Чудовище начало изменяться.
 Исин, несмотря на свою молодость, успел кое-чего повидать за свою жизнь, но то, что его глаза видели в эти мгновения, могло ошеломить и повергнуть в ужас кого угодно. Прямо на его глазах заяц стал менять свой облик шаг за шагом, мгновение за мгновением превращаясь в зверя, видом своим повергающего в безумие даже лошадей.
 Было странно видеть, как зверь не то корчился, не то оплывал, словно кусок воска в огне. Формы стекали с него и чудовище, обновляясь каждую секунду, становилось все более и более ужасным. Казалось, оно искало себя и никак не могло выбрать ту ипостась, которой не нужны были бы ни зубы, ни когти, а которая убивала бы своих врагов другим, белее действенным оружием — ужасом. С удивлением Исин и все стоявшие за его спиной смотрели, как каждая часть его тела искала себе свою, совершенно ужасную форму отдельно от целого. То одна, то другая лапа становились то больше, то меньше, морду перекашивало, когда изо рта зверя полезли клыки разной длинны. В его изменениях не было на первый взгляд ни смысла, ни цели. Какое-то время зверь престо распухал, увеличиваясь в разменах, а потом в одно мгновение все изменилось.
 Чудовище словно решило, наконец, какую форму ему следует принять, и собралось в единое целое. Глаза только что сверкавшие ненавистью стали маленькими и тусклыми. Грубо очерченные надбровные дуги прикрыли их сверху, покрылась складками, в которых затерялись маленькие ноздри. Зато пасть — ужасная, усеянная зубами пасть вытянулась и превратилась в широкий у основания, и острый как пика на конце, зубастый клюв. Конец у него был сизый, как будто его отковали из доброй саркинозской стали.
 Лапы сделались шире, кривые когти с легкостью процарапывали утоптанную землю дороги.
 Неуклюже топчась, зверь задел лапой брошенный кем-то щит, и когти соскребли с него железную стружку.
 — Эге, — подумал Исин. — А зверь-то не прост.




 Глава 13


 Он начал понимать, с чем связался.
 Сражение развернулось стремительно и неожиданно. Разметавшаяся грива коня загородила зверя от Исина, и в этот момент оно прыгнуло….Не приседая и не рыча, что бы испугать противника, чудовище взвилось в воздух, целя сбить Исина своей пикой, но испуганный конь завизжал — не заржал, а именно взвизгнул и поднялся на дыбы.
 Это действительно походило на порыв ветра. Только что оно сидело на земле, мутным взглядом наблюдая за сотником, но мгновеньем спустя чудовище уже неслось в воздухе, целя своим клювом то ли в коня, толи в его всадника.
 В этот раз их спасло только то, что за мгновенье до этого конь, насмерть перепуганный тем, что видел вновь взвился на дыбы.
 Чудовище пролетело мимо рыцаря, обдав его холодным смрадом. Это был запах не то пыли, не то мертвечины, конь забился, захрипел. Хазарин задергал узду, сжал конские бока, что бы удержаться в седле.
 Кто бы мог подумать, что боевой конь поведет себя как необъезженная лошадь. Вместо того что бы помочь своему седоку он затрясся, взбрыкнул и у Исину пришлось треснуть его кулаком по голове, что бы привести того в чувство.
 Он и раньше заставлял лошадей подчиняться себе таким способом, но на этот раз ничего хорошего из этого не вышло.
 Конь от удара упал на землю, и это спасло Исина от следующего выпада чудовища. Сотник покатился по земле, мысленно благодаря всех Богов, каких знал за то, что сумел вытащить ноги из стремян. Пока он падал и поднимался с земли, зверь, не сумевший подколоть верткого противника, врубился в сосну. В стороны полетели щепки. С мокрым хрустом подрубленный у основания ствол стал заваливаться на землю. Аккурат на лежащего на земле Исина.
 — Сосна! — заорал Сераслан — Берегись!
 Неукротимое движение пушистой кроны, а главное вопли боярина, сидевшего на ней на несколько мгновений отвлекли внимание чудовища и хазарину этого хватило, что бы подняться.
 Боярин, проявив чудеса ловкости, которые трудно было угадать в таком далеко не тщедушном теле, налету успел зацепиться за ветки другого дерева и теперь висел там крепко цепляясь за ствол.
 Исин упруго отскочил от земли. Отбросив на дорогу ненужное теперь копье, он, выставив вперед меч, двинулся на зверя. Поляна уже была пуста — поединщики покинули ее. Там остались только хранители талисмана да Сераслан. Избор держал в руках лук, Гаврила гладил кулак, а волхв — свей загадочный ящик.
 Исин успокаивающе махнул им рукой и повернулся к зверю. Чудовище медленно, словно эти два прыжка истощили его силы, стелясь по земле, стало подползать к нему. Глядя на него, Исин ощутил холод, исходящий от зверя. Это был знобящий ветерок, напоминавший холодную осеннюю ночь на кладбище. Казалось, эта тварь так долго не была на солнце, что в тело ее впитался холод вечного мрака или ледяных пустынь мусульманского ада.
 Покачиваясь из стороны в сторону, словно он собирался идти против лучников, Исин приближался к своему противнику. Конь, оглушенный ударом Исина, и до сих пор неподвижно лежавший посреди поляны, слабо задергался, зашевелил ногами, стараясь подняться. Он скреб ногами по земле, пока ему не удалось встать сперва на колени, а потом и на ноги.
 Зверь не обратил на него никакого внимания — глаза его следили за человеком. Он вновь прыгнул на хазарина, целя острым клювом в грудь, повыше щита, но Исин не оплошал. Повернувшись на пятке, он пропустил чудовище мимо себя, и наотмашь рубанул его мечом. По поляне прокатился звон, но меч хазарина, проверенный во многих схватках, отскочил от шкуры чудовища, словно солнечный зайчик от полированной стали.
 Отдачей от удара у Исина так свело правую руку, что ему пришлось перебросить меч в левую. Слава Богам левая рука у него была не слабее правой, и орудовал он ей не менее проворно, но и чудовище знало свое дело. Словно понимая, что Исин именно сейчас не сможет ударить его в полную силу, зверь вновь бросился на человека.
 Исину пришлось прикрыться щитом. После того, что он видел, он не мог рассчитывать, что щит серьезно защитит его. Так и вышло. Хазарин, прижатый к дереву, сдержал удар, но зверь клювом пробил щит насквозь, больше чем на половину просунув морду в образовавшуюся дыру. К счастью дыра оказалась узкой, и оно не могло широко раскрыть пасть.
 Исин, поначалу опешивший от такой мощи, не растерялся. Воспользовавшись беспомощностью зверя, он ухватил его за клюв, и упер в землю.
 — Отскочи, — крикнул Масленников. Хазарин послушно отпрыгнул и вдоль дороги прокатился щелчок от Гаврилова кулака. Этот удар подбросил чудовище высоко в воздух. Оно не успело коснуться земли, как другой удар подбросил его еще выше
 — Ах! — в один голос крикнули Сераслан и Избор.
 Им было видно, как медленно крутясь в воздухе оно старается стащить со своего клюва Исинов щит, но времени для этого у уже не оставалось. Его неудержимо влекло к земле. Со стороны было отлично видно, как зверь растопыривает лапы, стараясь задержаться в воздухе, зацепиться хоть за что-нибудь, но тяжеленный щит, которым ему так и не удалось снять все время разворачивал его мордой к земле.
 Словно копьё, брошенное с пролетавшего мимо облака, оно ударилось спиной о твердую, утоптанную землю дороги и ушло в нее почти на половину. Безо всякого сомнения оно вонзилось бы и глубже, но этому помешало железо на морде. Исин увидев беспомощность чудовища, решил воспользоваться случаем. Подхватив добрый кусок разломившейся надвое при падении сосны, он бросился к копошащемуся в земле зверю.
 — Гаврила! — крикнул он. — Бей его.
 — Это не поможет, — крикнул Сераслан. — Чуть раньше или чуть позже оно все равно вылезет, и тогда нам придется еще хуже. Нам непременно нужно убить его.
 Исин посмотрел на бревно в своих руках, потом на меч, потом на зверя. Тот уже вырыл когтями около своей морды изрядную яму и, мотая головой из стороны в сторону, начал вытаскивать её из смятого щита. Не жалея сил, Исин размахнулся и опустил на хребет зверя своё бревно. По поляне разнесся гулкий удар, а за ним треск — Гаврила снова пустил в ход свой кулак. Чудовище на глазах у них словно провалилось на аршин в землю, а оттуда ударил вверх фонтан щепок. В воздухе резко запахло сосновой смолой.
 Меч был бессилен против чудовища, Гаврилов кулак — тоже. И сейчас хазарин и Масленников могли только мешать чудовищу выбираться из ямы каждый раз, вколачивая его туда поглубже. Но, он это прекрасно осознавал, этому тоже должен был когда либо наступить конец. Сераслан понял, что Исин сделал все что мог, и далее предстояло действовать ему самому.
 — Уходи, богатырь! — крикнул он ему. — Ты свое дело сделал, дай мне его закончить!
 Исин конечно же не послушался волхва. Сейчас ему не нужна была ни юная княгиня, ни земли но упустить победу над таким чудовищем он не мог. Отбросив в сторону обломок дубины, он вновь вял в руки меч, и встал рядом с ямой. Тогда Сераслан обратился к боярину все еще висевшему на ветках сосны
 — Ты еще живой, Кочтыга?
 Дозорный боярин отозвался с сосны слабыми проклятьями.
 — Живой? Сухой, не мокрый?
 — Уймете вы его там, аль нет? — донеслось сверху. — У меня уж и руки не держаться и ноги не стоят, а тебе все шутки!
 — А ты слезай, боярин, пошути с нами, — предложил волхв, следя холодными глазами за зверем.
 — Слезай! — плачущим голосом передразнил его Кочетыга. — У меня от этих страхов руки-ноги отнимаются, а ты «Слезай», я отсюда только упасть смогу, а слезть — никогда.
 — Ну, зато язык то у тебя в порядке остался, и голова, похоже, соображает. Правила-то не забыл, что князем нашим как раз для этого случая придуманы? Али тебе напомнить?
 Сверху раздалось жалобное кряхтение:
 — Помню, волхв…
 — Ну, а раз помнишь — тогда командуй. Пока есть хотя бы один поединщик сражение еще не окончено!
 — Вас то там четверо.
 — Ты не на нас смотри, а на того, кто с чудовищем бьется.
 — Смотрю, — донесся до них слабый голос Кочетыга.
 Чудовище потихоньку вылезало наверх и Исин стоял перед ним, готовый биться дальше. Он не видел, как за его спиной Сераслан раскрыл свой ящичек и вынул оттуда небольшой меховой узелок. Распотрошив мех, он достал из него не броского вида горшочек. Избор увидел глиняный бок и горловину, затянутую материей.
 — Все видно?
 Избор и Гаврила промолчали, а боярин сверху отозвался:
 — Вижу. Вылезает.
 — Ну, теперь гляди на будущего княжеского зятя.
 К этому времени чудовище уже освободилось из земляного плена и, цепляясь когтями за края ямы, выбралось наружу.
 Едва оно вылезло, как Сераслан нежно и замедленно, словно это был не кусок глины, а куриное яйцо, бросил горшок прямо в морду зверя.
 Горшочек летел зверю навстречу такой маленький и нестрашный, что у Избора сжалось сердце от нехорошего предчувствия.
 «Что же это такое? И как?» — мелькнуло у него в голове. — «Что должно сейчас произойти? Что ж он сожрет его и сдохнет?…»
 Верилось в это с трудом, да и сам вид чудовища говорил скорее о том, что если оно и намеренно что-нибудь съесть, то это будет не этот горшок, а что-нибудь повкуснее. Наверное, именно для этого оно вертело головой, отыскивая хазарина.
 — Эй! — крикнул Сераслан. Зверь повернул голову на голос и прыгнул вперед. Задние лапы взрыли землю под ним, и он взлетел над дорогой, но в тоже мгновение горшочек ударил его между глаз. Его прыжок еще не закончился. Зверь и летевший ему навстречу Исинов меч еще не встретились, но Избор увидел, что волховской горшочек уже сделал свое дело. За мгновение до того, как меч сотника встретился с чудовищем, оно вдруг замерло, на дороге пахнуло лютым холодом, и в это мгновение по поляне прокатился тонкий звон, словно сошлись где-то рядом две серебряных чаши. Меч хазарина коснулся чудовища, но вместо того, что бы отскочить, как в прошлый раз или разрубить зверя, он разбил его на куски. Звон перешел в шелест, и на землю упали тысячи осколков, а через мгновение хазарин оказался по колено завален ими. Еще не разобравшись что случилось он вертел головой отыскивая невесть куда пропавшего врага.
 — Вот и все, — сказал Сераслан. В голосе его слышалась спокойное удовлетворение случившимся. Он сделал то, зачем приехал и в знак этого отряхнул ладони. Исин еще не пришедший в себя от того, что произошло на его глазах, смотрел то на свой меч, сознавая, что такое ему не под силу, то на начинающую уже оседать на солнце кучу кровавых осколков. Он повернулся к Гавриле, тот пожал плечами, не желая принимать на себя чужой славы. Тогда он посмотрел на Сераслана.
 — Там где есть Божье слово, — в ответ на его взгляд назидательно сказал волхв, — меч не нужен.
 После этих слов Исин задвинул свой меч назад в ножны. Хазарин вышел из сугроба, несколько раз подпрыгнул на месте, то ли греясь, то ли стряхивая кровь. Он находился в замешательстве — кто же все-таки убил зверя?
 — Где оно?
 — У тебя под ногами, — ответил Избор. Он перевел взгляд на Сераслана.
 — Это, пожалуй, самое доходчивое Божье слово, — сказал, наконец, он, — из тех, что мне доводилось слышать. Да и действует оно не хуже отеческого проклятья…
 Сераслан поднял с земли то, что осталось от зверя — лапу и кусок усеянной зубами верхней челюсти. Задрав голову к верхушке сосны он крикнул.
 — Эй, Кочетыга! Все видел?
 — Все! — неожиданно бодро откликнулся боярин. — Все видел. А ты, оказывается, с бесами знаешься, волхв. Экую хреновину выдумал!
 — Дурак ты, боярин. Я не с бесами знаюсь, а с умными людьми, да с богатырями, — отозвался Сераслан. — Да и не причем я тут. Кабы не этот богатырь, что чудовище изничтожил сидеть бы тебе на сосне еще два дня… Не забыл, как в прошлый раз все обернулось?
 Сверху ойкнуло, и Исин, еще не до конца осознавший случившееся, недоуменно дернул головой.
 — Я? — спросил он.
 — А кто же еще? — Спросил Сераслан. — Кроме тебя ведь никто с ним и не дрался. Это все подтвердят.
 — Точно, — засмеялся Гаврила. — Я хотел, было помочь, так ты и сам справился… Вон ты, оказывается какой. Тихий, тихий, а разойдешься, так и угомону на тебя нет.
 — А ты что думал? — сказал Избор. — Ежели наш Исин за что берется, то обязательно либо до конца, либо до могилы доведет.
 Он посмотрел на сосну, где сидел боярин и, засмеявшись, крикнул, обращаясь к нему.
 — Ты, боярин, запомни спасителя. Это Исин, сотник Пинского князя Брячеслава. Ему, говорят княжна полагается и еще чего-то там от княжеских щедрот, так он на обратной дороге заедет за своим…
 — Между прочим, на счет княжны — это серьезно… — сказал Сераслан.
 Гаврила, став серьезным, махнул рукой.
 — Нам сейчас не до этого. Давай поможем тебе боярина снять, не оставлять же его здесь и дальше двинемся, а вы уж тут как-нибудь без Исина обойдитесь.
 Вчетвером, помогая друг другу они стащили Кочетыгу вниз. Усевшись у корней дерева и вновь обживая землю, он охал так горестно, что даже у хладнокровного Избора по спине пробегали мурашки, однако Сераслан, знавший боярина несравненно лучше других, затормошил его понуждая подняться и дойти до телеги. Боярин слабо сопротивлялся, стонал, а потом сказал вдруг совершенно здоровым голосом:
 — Исин? Сотник? Пинского князя?




 Глава 14


 Все шло не так.
 Тьерн злился, и то, что он никого не мог обвинить в своих несчастьях, только добавляло яду в его злобу. Кто мог знать, что четыре сотни песиголовцев с двумя драконами не смогут сходу сломить сопротивление княжеской дружины и взять Пинск? Кому могло прийти в голову, что в этом захолустье окажется Черная свеча? Кто смог бы предвидеть, что талисман не даст ему возможности увидеть ни его, ни тех, кто его несет?
 Полуоглохший и полуослепший после огня Черной Свечи он целый день просидел около Шара, извел треть припасенных для него снадобий, но талисмана не обнаружил. Беглецы пропали, словно монеты брошенные в воду. Шар, что после заклятий должен был показать княжеского воеводу Избора — Тьерн был твердо уверен, что уж этот-то наверняка окажется среди тех, кто понесет талисман — но Шар не показал ничего. В нем плавали расплывающиеся зеленые полосы, так, словно Тьерн лежал, уткнувшись лицом в траву, а однажды там показался выпуклый рыбий глаз. Сельдеринг точно знал, что талисман покинул город. Реликвия проявила себя лишь однажды. На несколько мгновений он сумел увидеть его в лесу и каких-то людей рядом — старика и еще кого-то, но все кончилось. Это было коротко как касание, как удар капли дождя о землю. Он готов был грызть землю от злости и отчаяния и не делал этого только потому, что знал, что это не принесет пользы.
 Рядом послышался хруст травы, пискнула птица, и перед глазами вырос большой песиголовский вождь с чудным именем Белый Ежик.
 — Куда смотришь? — без церемоний спросил он. Зверочеловек говорил почти правильно, даже не прищелкивая, как большая часть его сородичей, зубами.
 — На город, — ответил Тьерн.
 — И что видишь?
 — Нашу победу и их смерть… — ответил маг. — Сегодня ночью ты должен ворваться туда. Мы слишком медлим.
 — Ты применишь колдовство? — в голосе вождя прозвучала осторожная надежда, но Тьерн предпочел не услышать ее.
 — Только если твои воины потеряют храбрость.
 — Они скорее потеряют жизнь, чем храбрость, — немного разочаровано проворчал песиголовец.
 — Они храбры, — подтвердил Сельдеринг, довольный в душе, что ему не придется разъяснять этому зверю все сложности взаимоотношений между ним и Белояном.
 — Ударить нужно двумя отрядами, — сказал он. — Один удар по воротам, другой со стороны реки.
 — Лучники… — напомнил песиголовец. — Если бы ты лишил их стрел или глаз…
 — С той стороны стену охраняют поселяне, умеющие только ковыряться в земле. Ты сам сможешь лишить их и глаз и жизни.
 Тьерн улыбнулся, а Белый Ежик оскалился.
 — Ты разметешь их, словно ветер сухие листья, а в городе тебя ждет слава и золото…
 Вождь зверомордых стоял кряжистый и сильный, покачивая мечем. Его оружие был самым длинным и самым тяжелым из всех мечей, которые Тьерну приходилось видеть, но ни маг, ни даже сам песиголовец не были уверенны, что сегодня все выйдет именно так, как сказал Тьерн. Конечно, будет штурм, будет смерть, но закончится ли все сегодняшним днем, сказать не мог никто.
 Маг морщил лоб, размышляя, что еще можно сделать, что бы увеличить свои шансы на победу. Враги заставляли его разделить силы. В городе оставалась Ирина и княжич, но талисмана там уже не и новой заботой были поиски тех, кто уносил реликвию прочь от Пинска.
 Ведь были же они где-то!
 Именно сейчас, когда он думал о тех, кто нес талисман те где-то шли и, наверное, даже радовались, что так ловко обвели его вокруг пальца. От этой мысли кулаки его сжались сами собой, и он глубоко вздохнул успокаиваясь. Гнев в любом деле был плохим советчиком, а уж в этом-то тем более. Со вчерашней ночи он чувствовал себя человеком, попавшим в туман. Все вокруг казалось неясным и призрачным, и что оказалось самым скверным жизнь складывалась так, что ему нужно было быть сразу в двух местах одновременно. Он нужен был тут, где Белый Ежик стучался лбами своих соплеменников в городские ворота и еще где-то, где неведомые ему люди несли куда-то «Паучью лапку».
 Он готов был послать бы погоню, но куда? К тому же тут почти не было дорог, да и то, что местные жители называли дорогой, в его понимании ей не было. Чаще всего это оказывалось продавленной сквозь густой лес тропой, зачастую даже протоптанной не человеком, а зверем. После дождей они раскисали и от этого путникам приходилось либо ждать, когда они подсохнут, что бы при каждом шаге на ногах пуды жирной грязи, либо идти через лес, торя новую тропу. Таких тропинок в лесах было не мало, но и они жили только до первого дождя.
 Вот по одной из таких тропинок сейчас шли или ехали его враги. Почти наверняка они направлялись к Киеву. Не зная, где сейчас враги Совета и Императрицы он все-таки мог задержать их движение к цели. Был способ, но что бы добиться успеха он должен был рискнуть… Рискнуть собой.
 В ход должно пойти колдовство. Хоть не боевая, малая магия, но все-таки магия. Что бы задержать своих противников он должен был рискнуть и обозначить себя. Он становился похожим на человека, зажегшего во тьме свечу. Огонь, хоть слабый и не сильный обозначал его и теперь любой маг или волхв если приложит кое-какое умение сможет найти его.
 Но другого выхода не было. Он мог еще подстраховаться, но избежать опасности он не мог. С мыслью об этом он вошел в шатер и занялся приготовлениями.
 Воевода Слепень стоял у окна и смотрел на дорогу, что вела к далекой кромке леса. Странно и непривычно смотрелась она в этот полуденный час — пустая и залитая солнечными лучами. Даже ветер, словно понимал, что что-то тут не так и не гнал по ней ни пыли, ни соломы, а осторожно колыхал жнивье по сторонам.
 Воевода находился в комнате один и поэтому, когда за спиной раздался веселый звон, словно кто-то уронил на пол серебряное блюдо резко обернулся. Его взгляд пробежал по комнате. Там по-прежнему никого кроме него не было. Он взглядом обежал стены, увешанные оружием, соображая, что могло упасть оттуда, но звон раздался во второй раз. Уже догадываясь, что случилось, и не веря этому, он сделал шаг к столу.
 Два года он купил эту безделушку на Митинской ярмарке у ромейских купцов. Хитромордый купец, что почти навязал ему диковину, обещал, что когда-нибудь дух, заключенный в этом шаре проснется и попросит выполнить какую-либо просьбу… Что это будет за просьба он не знал, но зато был твердо уверен — если выполнить просьбу духа, то, он сдержит слово и в ответ выполнит любую просьбу своего хозяина.
 Слепня это все вполне устраивало. Он не то, что сильно хотел перемен, но надеялся извлечь из них какую-нибудь пользу. Осторожно подойдя к столу, он посмотрел в Шар. Тот полыхал багровым светом, отбрасывая блики на серебряную бадейку с икрой, что стояла рядом. Стало ясно, что чудеса только начинались и только светом они окончиться не могли. Все так и получилось.
 — Эй, смертный! — донеслось до человека. Голос не шел из шара, а, казалось, звучал отовсюду. Воевода вздрогнул и покрепче ухватился за рукоять меча.
 — Кто зовет меня?
 — Меня зовут Тьерн Сельдеринг. Я дух, заключенный в этом шаре. Готов ли ты выполнить мою волю?
 Воевода посмотрел в шар.
 — Волю? Нет. Просьбу — может быть, если, конечно, ты потом выполнишь мою, — осторожно ответил Слепень.
 — Можешь не сомневаться, — донеслось из Шара. — Я честный дух и соблюдаю договоры.
 Воевода недоверчиво смотрел, как в отблесках алого там ворочается чье-то лицо — не то человека, не то зверя… Он сидел там маленький и уродливый, без друзей и выпивки…. На воеводу внезапно накатила волна сочувствия.
 — Кто это тебя так, и за что, а? — спросил он. — Может разбить, шар-то… А ты за это…
 — Пока не надо, — быстро откликнулся дух. — Потом может быть…
 — А чего ждать? — воодушевился Слепень. Он протянул руку к шару, готовый прямо сейчас сделать доброе дело, но дух закричал оттуда:
 — Я смогу выполнить твое желание только сидя тут. Погоди немного…
 Услышав о выполнении желаний, Слепень стал осторожнее и руку убрал.
 — Чего ты хочешь? Я могу многое, но не все, что хочу, делаю. Что тебе нужно?
 Тьерн даже не задумался, как объяснить этому человеку свою странную просьбу. Этот был пятый из тех, с кем Тьерн сегодня говорил и поэтому его речь была гладка.
 — Я хочу, что бы ты нашел для меня человека, который идет по землям твоего княжества.
 — Если бы моего, — проворчал Слепень, — все это было бы проще.
 Потом он подумал, чего это будет стоить — искать человека по всему княжеству и уже более резко сказал.
 — Это легко сказать, а вот сделать… Ты хоть представляешь насколько это княжество больше твоего Шара? И сколько в нем дорог? И людей? И..
 — Представляю, — перебил его Тьерн. — Знал бы ты, смертный, что я могу представить. Я даже представляю, что можно получить в награду, выполнив такую пустяковую просьбу.
 — А что можно получить, выполнив такую пустяковую просьбу? — на всякий случай поинтересовался Слепень
 — Чего душа пожелает…
 Воевода задумался. Потом, не выходя из задумчивости, произнес:
 — У меня душа широкая… Разобраться бы чего ей нужно.
 — Идет время, идут люди… — нетерпеливо напомнил дух. Время уходит… Ну, что, берешься?
 — Как я найду их? — спросил воевода после молчания.
 — Одного из них зовут Избор. Он воевода Пинского князя. С ним могут быть и товарищи, трое четверо, а может быть он будет один.
 — Какой же ты демон, если этого не знаешь? — презрительно спросил Слепень.
 — Ты узнаешь его, — пообещал Тьерн.
 — Ну… Не знаю… — протянул воевода. Тьерн почти физически ощущал, как песок времени пересыпается из одной бесконечности в другую и пролетающие песчинки царапают его душу. Терпение Тьерна лопнуло. Ничем не выдавая себя он сказал:
 — Посмотри, какими монетами он будет расплачиваться. Это поможет найти его..
 Воевода наклонился и тут Тьерн произнес Слово Послушания.
 Воевода застыл безвольный как кукла и услужливый как чистый лист пергамента.
 …Причитая и прихрамывая, боярин добрался до телеги и, забравшись под крышу, затих там. Сераслан заботливо укутал его чьей-то шкурой, положил рядом сумку с останками чудовища. Весело взглянув на попутчиков, он крикнул:
 — Но! — и хлестнул лошадей по крупам.
 Дорога потянулась длинная и невзрачная, но они не замечали ее, ибо оживленно обсуждали перипетии только что произошедшей схватки. Сераслан время от времени отвлекался и рассказывал им о событиях, происходивших в княжестве, однако разговор постоянно поворачивал к чудовищу. Сераслан как заправский военачальник пустился в рассуждения о ловушках и засадах, устраиваемых на пути этого зверя в прошлые разы и показал в этом немалую осведомленность. Когда поведения чудовища было исследовано до тонкостей разговор, было, увял, но волхв предложил:
 — А, может, я вам сказку расскажу? Путь дальний, а так все веселее…
 — Про Гаврилу Масленникова знаешь? — быстро спросил Избор.
 — Кто же про него не знает? А я вам про другое расскажу. — Он засмеялся. — Был тут у нас один случай у соседей…


Сказка о том, как княжий сын Иван повстречался с драконом Фывой

 «Князь грохнул посохом об пол, и двери в опочивальню тотчас открылись. На пороге появился худой длинный мужик. Небритый, с острым кадыком, выпирающим из горла, словно гвоздь из стены он в этих палатах смотрелся на своем месте. Все тут шло по-домашнему: во дворе княжеского терема бродили свиньи, в палатах ходили черти в чем, а любимым развлечением князя были сказки, да собственноручная порка смердов на конюшне. Князь зевнул:
 — Сказку…
 Боярин поклонился и втолкнул в комнату человека в синем кафтане, расшитом серебряными звездами. Двигаясь неуверенными шагами, он приблизился к трону. Не дожидаясь разрешающего кивка сел. Судя по всему, пребывал он в глубочайшей задумчивости: по лицу сказочника бродили посторонние мысли, пальцы перебирали янтарные четки. Не обращая внимания на князя, сказочник поерзал, усаживаясь по удобнее, и ухватив себя за бороду, словно уснул.
 За окном послышался конский топот и вслед за ним поросячий визг. Сказочник превозмог свое оцепенение:
 — Дошло до меня, светлый Князь…
 Он остановился, сам не заметив этого. Мысли были где-то далеко. Князь грозным взглядом окинул тщедушную фигурку сказочника.
 — По палачам соскучился? — прошипел он. Стоявший за спиной сказочника рослый дружинник приподнял сказочника со скамейки и тряхнул так, что голова мотнулась как у ощипанной курицы. Сказочник вздрогнул, широко раскрыв глаза повторил:
 — Дошло до меня, светлый Князь…
 Дальше этого дело опять-таки не пошло. Взгляд его помутнел. Не находя в себе сил отрешиться от мучивших его мыслей, он погружался в них как в омут. Слова слышались все тише и тише. За ними послышалось и вовсе неясное бормотание.
 — Князю!? Грубить!? — зашипел Князь в изумлении. Дружинник снова протянул руки к сказочнику, но тут же отдернул. Князь сам, с размаху, втянул сказочника вдоль спины посохом. Тот даже не охнул. На губах его появилась слабая улыбка.
 — Дошло! — заорал он неожиданно громко. — Дошло до меня!!!
 Князь, наливаясь кровью, хрипел, а сказочник побежал из тронного зала мимо слуг, мимо бояр в высоких горлатных шапках. Челядь и бояре провожали его глазами, вслушиваясь в ликующий вопль:
 — Дошло! Дошло до меня!
 Но уже через минуту сказочник был забыт.
 — Князю худо! Лекаря!
 Князю действительно было худо. Он налился кровью, став сизым, словно с перепою. Вокруг него суетились воеводы и бояре, подкладывая подушки.
 Пришел лекарь. Протолкавшись к Князю сквозь толпу ближних бояр, он почтительно оттянул ему веко. Бояре задержали дыхание.
 — Все ясно, — сказал лекарь и произнес несколько слов по ромейски. Кто-то из бояр взмолился:
 — Да ты дело говори, мил человек.
 — Прострел — пояснил лекарь. Князь захрипел с трона:
 — Лечи, иноземец. А не то…
 Лекарь непочтительно хмыкнул.
 — Средства-то есть? — заволновались бояре.
 — Испокон веку лучшее средство от прострелов — драконья шкура.
 — Полкняжества… — прошипел Князь с трона. — Полкняжества….
 После минутного замешательства бояре гурьбой выбежали из терема. Во дворе поднялась суета — все поспешно седлали коней. Терем опустел. Оставшись наедине с лекарем, Князь велел позвать сына. Княжич явился.
 — Что, батюшка? Никак занедужили?
 Князь с трудом проскрипел.
 — За грехи Перун наказал.
 Лекарь коротко объяснил княжичу, чего от него ждет отец.
 — Будет шкура, — успокоил отца Иван. — Себя не пожалею, а добуду!
 Растроганный Князь напутствовал сына, посулив ему славу и, в скором времени, княжество. Иван небрежно кивнул — знал он цену папашиных обещаний — и отбыл. Не то чтоб он сильно хотел покняжить, но все же папашин прострел случился как нельзя кстати. Были у него и свои вопросы к дракону.
 Самым драконьим местом в княжестве был лес за речкой Дуболомкой. Часа через два княжич уже ездил по нему, выискивая драконов. Иван ругался, орал на весь лас, гремел оружием, но дракон не показывался. Так в разъездах прошло часа три. Время бежало, как мышь от огня. Дурная слава, что шла про лес, оказалась сильно преувеличенной. Драконов, во всяком случае, там не было, правда, время прошло не без пользы — дважды Иван дрался с местными разбойниками, потом пил с ними мировую… В общем было не скучно, хотя пользы из всего из этого, надо признать, не было никакой.
 Устав ругаться он спешился на какой-то поляне. Шагах в сорока от него высоко в небо возносилась серая, изъявленная трещинами скала. Сквозь редкий кустарник у подножья Иван заметил темное пятно, полускрытое оползнем. Злой и усталый княжий сын в очередной раз крикнул осипшим от многочасового ора голосом:
 — Который тут дракон? Выходи-ка тварь летучая!!!
 Дракон, однако, не появился и на этот раз. Может не слышал, а может только делал вид, что оглох. Тогда, оставив за спиной прочесанный лес, княжий сын привязал коня к дереву, и полез в пещеру. Темнота там была густой, как черничное варенье. Несколько шагов он прошел, осторожно держась за стену, и помахивая перед собой мечем. Дважды свернув, следуя поворотам пещеры, он попал в обширный зал, освещенный неярким светом, падавшим откуда-то сверху.
 Со всех сторон его окружали каменные колонны, уходящие вверх и пропадающие там в темноте. Иван задрал голову и просиял, увидев предмет собственной озабоченности — немного выше его головы сидел самый настоящий дракон, какого только можно было вообразить.
 — Трепещи, загадочной чудовище! — крикнул Иван и яростно замахал мечом. Дракон взлетел. Неистово махая крыльями, заорал так, что эхо заходило по пещере:
 — Опомнитесь, юноша! Что я вам плохого сделал?
 — Все вы одного корня, — ответил Иван. Видя, что удары его не достигают цели он начал подпрыгивать. Подскакивая вверх, он рубил воздух под драконом, который не на шутку перепугавшись, кругами носился под потолком, крутыми виражами обходя каменные сосульки. Выход из пещеры был только один. Иван-княжич вскоре понял это и прекратил скакать. Оглядевшись по сторонам, он сел на камень, положив меч рядом. Дракон немного успокоился. Спокойно сидящий Иван внушал ему намного меньше опасений. Последовав его примеру, он тоже сел отдохнуть на каменный выступ. Несколько минут дракон укоризненно молчал, а потом сказал:
 — А еще, наверное, княжеский сын…
 Иван в ответ плюнул вверх, целясь в дракона. Плевок до него не долетел, а звездочкой упал вниз и блестящим пятном, медленно, словно улитка, пополз по сталактиту назад к земле. Дракона это обидело. Кончики его огромной пасти опустились, и он сразу стал похож на обычную жабу.
 — Это вам, юноша, не княжьи палаты, что за манеры? Вот я батюшке пожалуюсь.
 — Я те пожалуюсь, — пообещал княжеский сын. — Думаешь я к тебе сам пришел?
 — Неужто САМ послал?
 Иван важно кивнул.
 — По княжескому велению за шкурой послан, — подтвердил он..
 — Что же я ему плохого сделал? — удивился дракон. — Вреда от меня никакого. Конечно иногда кого и сожрешь, но иначе нельзя — дракон есть дракон. Если их не есть, так они всю пещеру загадят…Я вообще то больше говядину люблю, — признался он. — А человечина это так….Что бы уважали.
 — Ладно прибедняться, — перебил его Иван. — А кто князя Лычко со всею свитою сожрал? А? Чего молчишь?
 Он пристально смотрел в морду, рассчитывая увидеть на ней блудливое желание уйти от прямого ответа, так свойственное всем драконам, но ничего подобного не усмотрел. Брови дракона как-то по-человечески поднялись домиком.
 — Это какого? Николая Егоровича что ли? — уточнил он.
 — Сознался, гад летучий! — радостно воскликнул Иван. Он вскочил на ноги, вертя мечом над головой.
 — Слезай, а то хуже будет!
 Дракон нахохлился и сразу стал похож на большую птицу.
 — Князя Лычко сожрал, свиту слопал, шесть сундуков с золотом унес… Выдавай сокровища, гадина поднебесная! — бесновался внизу царский сын.
 — Чего? — опешил дракон — Золото?
 — Шесть мешков и делу конец! — подтвердил Иван.
 Уже не первый раз дракон встречался с людьми, и каждый раз повторялась одна и та же история. Так или иначе, этот вопрос всплывал. Отвечал он всем одинаково и всегда его ответ ни кем всерьез не воспринимался..
 — Князя ел, — признался дракон, — а золота не брал.
 — Врешь, собака!
 — Сам собака, — огрызнулся дракон. — Мальчишка! Знаю я, чей ты сын.
 Иван опустил меч и прислушался.
 — Ну, говори, чей я сын, — вкрадчиво попросил он.
 О, как он хотел услышать оскорбление. Любое слово развязало бы ему руки.
 — Дурак ты. Что мне с золотом-то делать? Стеречь его что ли? Я ведь и считать то не умею…
 Иван сначала было, задумался. но быстро преодолел сомненья.
 — Подавай каменья самоцветные!
 У драконов тоже есть нервы. Когда терпеть нахальство княжеского сына он уже не мог, дракон не выдержал и плюнул вниз. Плевать сверху ему не в пример удобнее, поэтому увернуться Иван не успел — только закрыл голову руками. Блеснув в воздухе плевок, попал на плащ, прожигая в нем дыры, превращая шелк в черные лохмотья. На Ивана это подействовало отрезвляюще. Вспомнив все, что ему было известно о драконах, он на всякий случай полюбопытствовал:
 — А ты чего огнем не плюешься? — Змею показалось, что он ослышался.
 — Огнем? — переспросил он.
 — Оголодал что ли?
 Ответить дракону не дали. Около входа послышался свист и шорох осыпающихся камней. Иван поглядел туда — в проходе мелькали тени.
 — Кто пришел? — громогласно спросил княжич. Ответа из полутьмы не было. Дракон с надеждой посмотрел на выход.
 Ждать ему, правда было некого — жил он в пещере один, друзей у него не водилось, а родственники жили в дальних краях и в гости друг к другу не летали. Не было у них такой привычки. Однако все мы надеемся на приятную неожиданность.
 — Княжий сын я — крикнул Иван в темноту. Эхо гулко раскатилось под сводами пещеры и заставило дракона поежится. Иван, чувствуя пренебрежение к собственной персоне, схватился за меч, намериваясь искрошить врагов в мелкие щепки, но его остановил горестный вопль дракона:
 — Пропали мы, Ваня! Это дундуки!
 Серые тени у выхода засновали еще быстрее и по одному, боком пролетая между камней, бросились в пещеру.
 — Они воруют мои яйца и высиживают из них маленьких дундуковичей, — горестно вопил дракон из темноты. На пришельцев его вопли не производили никакого впечатления. Они влетали тройками, и разбредались по пещере исследуя её.
 Потертый дундук, с металлическими наугольниками, видимо вожак стаи, завис в воздухи напротив Ивана. Он медленно вертелся в воздухе, поблескивая квадратами замков. Внезапно он сочно расхохотался. Едва эхо смолкло, он сообщил стае, грабившей драконову пещеру:
 — Собирайтесь, ребятки, тут десерт пришел.
 Дуднуковский предводитель был образованнее княжеского сына. Иван иностранного слова „десерт“ не знал, но по тону догадался, что ничего хорошего эта встреча ему не сулит. Некоторые дундуки отделились от стаи и подлетели к предводителю. Назревала драка. Иван понял это и облегченно вздохнул — теперь все становилась на свои места. Дундуки перед ним шепотом совещались о чем-то. Увидев один над другим два дундука княжич лихо взмахнул мечом, намериваясь одним ударом уложить обоих, но те, не прекращая разговора, порхнули в разные стороны, освобождая место для Иванова меча, а потом опять вернулись на место.
 — Одному не справиться, — понял Иван. Он задрал голову. Наверху горестно раскачивался дракон, глядя на разорение пещеры
 — Эй, драконушка, плюнь в него!
 Почти непроизвольно, подчиняясь вежливому тону, а не просьбе, дракон плюнул вниз. Молоденький дундук, вертевшийся над головой княжеского сына словно подбитая птица упал вниз:
 — Отравили, братцы!..
 Его крик послужил сигналом. Вся стая бросилась на Ивана. Краем глаза он успел заметить, как по подбитому дундуку, пузырясь, расползается драконов плевок.
 — Помогай, драконушка, — воскликнул он. — Сбережем яйца для дела доброго!
 Княжич прижался спиной к стене. Обезопасив себя сзади, он начал с ожесточением рубиться с дундуками. За серьезных противников он их не считал. Подумаешь, дундук. Эка невидаль. Да был ли у них в роду кто-нибудь благороднее кожаного мешка?
 Но Иван недооценивал противников. Хитрые лесные дундуки, в отличие от спокойных домашних дундуков, умели постоять за себя. Они ловко уворачивались от меча и норовили ударить княжеского сына углом в солнечное сплетение.
 Иван же стоял как скала. Видя, что нахрапом его не взять подлые кожаные ящики пустились на хитрость: пока одни пытались покончить с Иваном привычными способами, другие отлетели в темноту и вернулись откуда набитые булыжниками. Взлетев повыше, они переворачивались в воздухе, бесстыдно оголяя свои внутренности. Первая партия высыпала камни на голову княжескому сыну с точностью, свидетельствующей о большой опытности. Иван пошатнулся, выругался для устойчивости, и вжался поглубже в стену. Дундуки двинулись за новым грузом, но второго захода у них не подучилось. Ловко плюясь во все стороны, дракон не дал набрать им камней, а потом подбил и самих воздушных разбойников.
 Дундуки, однако, не пошли на попятный. Пожалуй, только главный дундук понял бесперспективность борьбы на два фронта. Сам он в драке не участвовал — отлетев немного в сторону наблюдал за полем битвы, поглядывая то на копошащуюся внизу кучу соплеменников, облепивших Ивана, то на дракона, рассылавшего свои плевки с убийственной точностью. Укрывшись за сталагмитом, вожак дундуков раздумывал, как им избавиться от расплевавшегося змея.
 А тот вошел в азарт. Теперь он плевался почти не глядя, даже забыв о княжиче, но не забывая о начальнике своих извечных врагов. Темное чувство бушевало в драконовой груди. Чувство ненависти к главарю похитителей яиц. Утоление чувства мести, однако наталкивалось на очевидные сложности. Плеваться с лету он не умел, к тому же дундуки могли ударить его в мягкий живот, а это не принесло бы пользы никому, и меньше всего ему самому. Однако несколько минут спустя, когда вожак дундуков переменил позицию, дракон получил реальный шанс. Увидев это он расхохотался.
 Как ни мала была передышка, дарованная им дундукам, они сумели ей воспользоваться. Один из них в лоснящейся черной коже распахнул свой зев и, выбрав момент, когда Иван отвернулся от него, захлопнулся у того на шее. От неожиданности княжеский сын вскрикнул. Дундуки ответили ему радостным визгом. Однако несмотря на то, что дундук лишил его способности видеть Иван не прекратил драку, а еще более свирепо замахал мечом.
 — Плюй в них, дракончик! — заорал он из дундука глухим голосом. Стараясь освободиться, он мотал головой, ударяя дундуком о стены. При каждом ударе дундук охал и старался закрыться покрепче. Сквозь дундуковский визг до Ивана донесся голос дракона:
 — Влево, Ванюша, влево!
 Ничего не видя, продолжая отбиваться от насевших на него врагов он сделал несколько шагов влево, понимая чем это ему грозит. Открывая свой тыл, он мог надеяться только на помощь дракона. И тот не подвел. Сбив еще несколько дундуков, пытавшихся атаковать его, он набрал побольше желчи и плюнул в сталактит, за которым скрывался вожак стаи. Грозный гул пронесся по пещере. Сталактит, подрезанный плевком как ножом, рухнул вниз, дробясь осколками. Камни рухнули на кучу дундуков, почти заклевавших Ивана. Вслед за камнями, кружась как осенний лист, спланировал предводитель разбойников. Глядя на него дракон бешено хохотал.
 — Спасибо, друг! — донеслось из кучи. Расшвыривая камни и останки дундуков, из кучи вылез Иван. В одной руке он держал меч, а ж другой тащил упирающегося дундука из черной кожи. Увидев у своих ног вожака стаи, он придавил своего пленника коленом и начал сдирать кожу с атамана. Наблюдая за ним, змей поскреб лапой грудь. Звук был неприятный, словно металлической щеткой скребли по жести. Иван обернулся. В руках он держал кусок кожи. Дракон смотрел на него с молчаливым любопытством. Возникла неловкая пауза.
 — Батюшке… — выдавил из себя княжич, отводя глаза.
 — Ну, да. Сапоги сшить или там варежки, — согласился змей, приходя ему на помощь.
 Минуту они молчали.
 — Ты уж прости меня — молвил княжий сын.
 — Чего там…С кем не бывает.. — дракой был польщен. Шаркнув крыльями, он слетел вниз.
 — Ты, ежели чего, ну, ежели помочь, или так, заходи, Ваня.
 Иван поклонился змею в пояс. Пленный дундук тихо ерзал под ногами. Княжич пнул его ногой. Дундук взвизгнул.
 — Ну ты, нежить, сжечь тебя что ли?
 Иван повернулся к дракону.
 — Может возьмешь?
 — Нет.
 Убив главного дундука дракон удовлетворил чувство мести. Против этого дундука он ничего не имел.
 — Ты его лучше батюшке отдай.
 — И то верно! Пойду я? — полувопросительно, полуутвердительно сказал Иван. — Ты тоже, залетай, гостем будешь. Говядинки поедим.
 — А шкура тебе не нужна больше?
 Иван покраснел, не зная, что ответить дракону потом выдавил из себя.
 — Дык, неплохо бы…
 — Ты в том углу посмотри, я тут линял недавно.
 В углу Иван нашел старую драконью шкуру. Вместе с новым приятелем он вышел из пещеры на солнце. Змей прищурился и отошел в тень. Приторочив дундук к седлу, Иван махнул рукой. Дракон замахал крыльями. Через несколько минут его скрыли деревья.
 Вернувшись к себе в пещеру, дракон до конца дня чистил её, возвращая привычный уют своему жилищу. На поляне, перед пещерой он насыпал кучу камней, на верхушку которой водрузил наименее разбитый дундук. Вечером, выйдя полюбоваться солнечным закатом, он улыбаясь, рассматривал сооруженный памятник, вспоминая прожитый день и хорошего человека — Ивана — княжьего сына.»
 Когда эта байка кончилась Сераслан начал другую. Это была совершенно уж фантастическая история о купце Канунникове, одержимого сразу двумя бесами. Первый из них от восхода до заката подталкивал купца наживать добро и барыши, а второй, по ночам, побуждал его транжирить деньги и раздавать нажитое. Обеспокоенные нездоровьем купца родственники к Сераслану и тот взялся изгнать, по крайней мере одного беса. В том, как он этого добился, и состояла суть рассказа.
 Сераслан оказался отличным рассказчиком. Он не только рассказывал, по и показывал, как все происходило — в деле участвовали и лицо и руки и пальцы волхва. Бросив вожжи — благо дорога это позволяла — он строил из пальцем то кладбищенский забор, то чердак в доме Канунникова, где, как оказалось тоже обитала нечистая сила, то их переплетение рождало сказочно красивый цветок опекун-травы. Когда руки Сераслана залетали стремительно, как стрижи перед дождем и стало ясно, что дело приближается к развязке, изнутри повозки раздался леденящий душу вопль.
 На мгновение все вокруг застыло, словно парализованное ужасом, но только на мгновение. Уже в следующее мгновение лошади рванулись вперед с такой силой, что богатыри приотстали. Бросивший в пылу рассказа вожжи волхв остановить повозку, увы, не мог и подхлестываемая непрерывным криком боярина как бичом, она неслась не разбирая дороги.
 Они сумели нагнать волхва только через поприще.
 Взмыленные лошади тяжело поводили боками, а рядом с ними со слегка смущенным видом стоял Кочетыга. Понимая, что дело в нем Гаврила спросил.
 — Ну? Чего орал-то?
 — Заснул…
 — Ну и?… — спросил Избор.
 — Проснулся.
 — Ну и что? Я каждый день просыпаюсь, — нетерпеливо сообщил сотник.
 — А там чудище.
 Избор посмотрел на посмеивающегося Сераслана, надеясь получить объяснения.
 — Я там собрал кое-чего… — сказал волхв. — Ну там кости, лапу челюсть… А он со сна, видно, хватанулся за это. А когда хватанулся, то видно что-то почудилось…
 Лес кончился, и ручей дороги влился в раскинувшееся перед ними озеро степи.
 Окоем развернулся, дорога стала шире, и кони пошли веселее. Всадники теперь не только чувствовали запах жилья, но и видели крыши, под которыми должны были скоротать ночь.
 Как и положено хорошему городку тот начинался с огородов. Хотя, конечно, сперва они увидели скаты крыш княжеского терема, потом стены, а уж потом, после всего этого мелкие сельские домики.
 — Что так пусто? — спросил Избор. Кругом царило безлюдье. Не было видно ни только людей, но и коров, и лошадей. Птиц в небе и тех не было.
 — Зверя опасаются, — объяснил Сераслан. Избор кивнул. Слава о Исине — победителе чудовищ еще не дошла до этих мест, и все сидели взаперти, не желая кончить дни в желудке у зверя.
 — А что за город? — спросил Гаврила, поравнявшись с повозкой.
 — Липовец.
 — А князем тут кто? А то в гости везешь, а к кому неведомо…
 — Сергей Голубев.
 Гаврила покопался в памяти, что-то вспомнил о нем.
 — А это не он с Алешей Поповичем года три назад на Митинской ярмарке порядок наводил?
 — Его рук дело.
 — И как он теперь? — дальновидно поинтересовался Исин.
 — Княжит… — неопределенно ответил волхв. Он отвлекся и думал о чем-то своем.
 — А семья?
 Хазарин потихоньку наводил волхва на разговор от вещей отвлеченных, на дела насущные…
 — Есть семья. Жена, сын, дочь…
 — Сын? Да… А дочь, собой-то хоть хороша?
 Сераслан засмеялся, возвращаясь в реальный мир, и ответил.
 — Сам говорил, что княжон плохих не бывает. И не толстая. Во всяком случае, не толще пивной бочки.
 Исин ничего не ответил, но волхв почувствовал, как ему хочется услышать что-то более определенное, добавил.
 — Раз князь хорош, да жена хороша, могут дети быть плохими?




 Глава 15


 Над стеной и над покатыми крышами на тонких жердях возвышались маленькие решетчатые клетушки. Они продувались ветром, и, казалось, даже покачивались под его порывами. Прищурясь Гаврила оглядел их, пересчитал и на всякий случай поинтересовался.
 — Это что у вас? Не уздилище, часом?
 Сераслан прищурился, усмехнулся.
 — Голубятни… Наш князь птиц любит. Даже специальных голубей завел. Они ему вести аж из Киева доставляют, да из других разных городов…
 — Колдун он у вас что ли?
 — Почему колдун? — возразил Сераслан. — Князь говорит, что хорошо правит только тот, кто знает. Вот он и хочет знать поболее прочих.
 — А чего знает?
 — Да все. Все, что кругом творится. Оттого и на голубей денег не жалеет.
 Ворота наезжали на них, блестя добротными кованными из железа петлями. Со стены узнали кибитку, и створки ворот разъехались, открывая им дорогу к терему. Частокол уплыл назад, открывая двор и постройки на нем и самого князя.
 Тот сидел на крыльце, а вокруг него крутились самые разные люди — скоморохи, воеводы, дружинники. Хранители талисмана скромно пристроились позади повозки и вперед не лезли. Сераслан, одобрительно поглядывая на них, соскочил с колеса, помог вылезти Кочетыгу. Боярин за это время отлежался и выглядел мужественно. Даже красная полоса через всю щеку от шва на подушке смотрелась как шрам. Прихрамывая, он подошел к крыльцу, поклонился князю.
 — Ну? — спросил князь. — Что скажете?
 — Свершилось, князь, — спокойно ответил боярин. — Эти чужаки пришибли-таки нашего зверя…
 Князь помолчал, и непонятно было, что он подумал. Боярин вернулся к повозке и вытащил оттуда подобранную Серасланом лапу. Безо всякой радости князь сказал:
 — Ну, чему быть, того не миновать… Кто его так?
 — Сотник Пинского князя Брячеслава Исин.
 Князь осмотрел внимательно каждого из них, пытаясь разобраться кто там кто, но в конце концов спросил.
 — Который?
 Исин тронув пятками коня, на пару шагов выехал вперед.
 — Я, князь.
 Князь посмотрел на него оценивающе, словно прикидывал глубину его государственного ума. Под его взглядом Исин опустил брови и наморщил лоб. Князь насмотревшись на хазарина посмотрел на боярина.
 — А с тобой что? — он обратил внимание на его лицо.
 — Так, ничего, — мужественно ответил Кочетыга. — Пройдет… Рассосется…
 — А остальные что?
 — Спутники. Едут по своим делам…
 Князь молчал, разглядывая их, и Исин чувствовал, что он смотрит глубже, чем Брячеслав. На их глазах ночь закрашивала небо чернотой. Все так же молча, князь снял с пояса маленькую клетку, достал оттуда голубя и выпустил его в ночное небо. Проводив птицу глазами, князь устало сказал.
 — Слава победителю чудовищ!
 Дворня и дружинники, что стояли рядом подхватили его слова, и волна восторженных криков прокатилась по двору, раздвигая плечи гостей. Князь медленно поднял руку, останавливая общий восторг.
 — Гостям почет и уважение. Сегодня отдыхайте. Завтра поговорим.
 В комнате, которую им выделил князь Исин сбросил мешок на лавку и немного обиженно сказал:
 — Даже княжну не показали…
 — А что должны были? Покормили тебя, и спасибо скажи.
 — Ну… Я надеялся… — сказал сотник подумав. — Не каждый день таких чудищ губить приходится. А ведь наверно ждала девка.
 — Да уж, тебя дождешься. Девка, поди, иссохла вся по тебе, а ты бродишь незнамо где… — насмешливо откликнулся Гаврила. Он по хозяйски осмотрелся. Окно, дверь три лавки, стол. Из окна виднелся темный двор и ворота в стене, через которые они и попали сюда.
 — Наверняка ведь ждала! — гнул свое хазарин. — Не могла не ждать!
 — Да кто тебе это сказал?
 — Да этот… Ну, плешивый, что вез нас сюда… И что ждет говорил, и даже окна ее показал.
 Гаврила закатил глаза, вспоминая всех плешивых, что ездили на телегах и, наконец, догадался.
 — Сераслан, что ли?
 — Ну да!
 — Так какой же он плешивый? Он лысый, — возразил Гаврила.
 Исин, уже собравшийся встать и открыть, остановился.
 — А почему лысый? Плешивый! Раз волос нет, значит плешивый.
 — Ничего ты не понимаешь, — отозвался из своего угла Избор. Он аккуратно пристраивал меч в изголовье.
 — Лысый — это лысый, а плешивый — это плешивый.
 — А какая разница? У того волос нет и у этого… Я имею ввиду и у лысого и у плешивого… Или у лысых волос хоть чуть-чуть больше, чем у плешивых?
 — Эх ты. В зятья к князю набиваешься, а таких простых вещей не знаешь. Есть разница. У лысого ум волосы ест, а у плешивого они сами вылезают. От плохой жизни.
 Исин немного помолчал, а потом ответил Масленникову одним словом.
 — Мудер.
 — Как ты при своем уме еще не лысый? — отозвался Избор.
 — Сам не понимаю, — ответил Гаврила. — Может, сплю мало?
 Он зевнул, опрокинулся на лавки и сонным голосом добавил.
 — Дверь я заложил. Мало ли что…
 — А что? — встрепенулся Исин. — Что-то не так?
 Жизнь научила его доверять предчувствиям Масленникова.
 — Все так, только уж больно хорошо дверные петли смазаны…
 Они не успели провалиться в сон, как в дверь стукнули. Избор уже устроившийся на лавке приподнялся, но к двери не пошел, только положил руку на меч… Стучал явно кто-то из своих — уважительно и аккуратно.
 — Так с вами никогда умным не станешь, — проворчал Исин сквозь зевок. Сон уже наполнял его как мед непочатую бочку. Хотелось закрыть глаза и провалиться в уютную темноту и заново пережить события этого дня, но каждый удар словно вколачивал ступеньку в лестницу, что вела к пробуждению.
 — Не спится кому-то, — сказал сотник. Его лавка стояла ближе всех к двери, и уж если кому полагалось встать и открыть стучащим, то именно ему.
 — Открой, — отозвался Гаврила. — Не чуешь, разве, что тебе стучат?
 — Почему мне? — спросил Исин, перевернувшись на живот и отыскивая в полумраке лицо Гаврилы.
 — Уважительно, уж больно, — объяснил Гаврила. — Так не Пинскому воеводе и не Киевскому богатырю стучат, а …
 — Сотнику Пинского князя… — закончил Исин, явно веселясь. Едва видный в темноте Гаврила отрицательно покачал головой.
 — И не сотнику. Сотнику бы в дверь ногой барабанили, а тут со всем уважением. Рукой и не сильно.
 — А кому же тогда? — спросил хазарин. Он уже догадывался, что скажет Гаврила, но это и было приятно.
 — Не зайдам, каким-нибудь стучат, — продолжил подползать к главному Гаврила. — Княжеского зятя вызывают.
 Исин поднялся, но к двери не подошел.
 — Может, дверью ошиблись? Сераслан говорил, что князь рано ложится. Да и вообще тут поспать любят…
 — Это открыть надо, да выяснить, — сказал Гаврила, поудобнее устраиваясь на лавке. Он-то понимал, что те, кто сейчас маются за дверью, к нему никакого отношения не имеют.
 — Чего нужно? — крикнул Избор.
 В дверь последний раз грохнуло и оттуда пророкотало:
 — Князь к себе вашего сотника требует, будущего зятя.
 Голос звучал громко, самоуверенно. Гаврила развел руками, показывая все видом, что открывать придется именно Исину и никому другому. Он поднялся, чувствуя спиной взгляд Гаврилы.
 — Погодите. Оденусь… — и начал одеваться. Он торопился, сквозь зубы проклиная перепутавшиеся штанины, а когда все же оделся небрежно опершись о дверь — не за каждым же вот так среди ночи посылают князья — бросил:
 — Схожу к тестю, послушаю, что скажет…
 Гаврила осмотрел его, зевнул с завыванием и сообщил.
 — Чего скажет? Скажет, что дурак…
 Восторженности у Исина поубавилось. Гаврила видел что-то, что не видел он.
 — А что не так?
 — Не срамись. Ты чего без меча поперся?
 Хазарин пощупал свой пояс.
 — Так князь…
 Гаврила ничего не стал говорить, а только покачал головой. Мол, учишь его, учишь…
 — Бесхитростный ты. Даже завидно.
 Исин медленно вернулся и одел меч.
 — Лучше на пояс, — поправил его Избор. — Тут потолки низкие. Если что, то выхватить не успеешь.
 Он перевесил меч и пошарил в изголовье и под одобрительным взглядом Гаврилы сунул за голенище нож.
 — Засов не закладывайте, — попросил он…
 — Ничего. Постучишь.
 — Может быть, ты раньше утра не вернешься.
 — Может быть, тебя там сейчас прямо и женят, утра не дожидаясь… — предположил Гаврила.
 — На пир хоть позови…
 Дверь за ним закрылась, и он услышал, как Гаврила рассмеялся. Потом босые ноги прошлепали к двери, и кто-то заложил ее.
 Обрезанный закрывшейся дверью свет пропал и перед ним в обе стороны протянулся полутемный коридор.
 — Пошли, сотник. Князь ждать не любит… — сказал старший подчеркивая свою близость к сильным мира сего.
 — Да, — небрежно согласился Исин, — что князья, что каганы… Все они одинаковые… Всем сегодня нужно то, что достать или сделать можно будет только завтра…
 Ему никто не ответил и он бодро пошел дальше. Маленький отряд миновали несколько поворотов, одиноким факелом раздвигая тьму перед собой. Исин смотрел по сторонам, соображая куда направляются княжеские дружинники.
 — Почему сюда? — спросил он. — Князь вроде в другой половине?
 Старший на ходу обернулся, и ответил.
 — А то я не знаю, где тут князь.
 В его голосе уже не было угодливости и подобострастия, так удививших Исина час назад. Хазарин оглянулся, пожал плечами и двинулся дальше. Холодок скверного предчувствия прокатился по спине, заныли зубы. Еще час назад в глазах этих людей он был героем. Да что там героем, больше чем героем. Он был человеком, от которого в ближайшем будущем могла зависеть жизнь каждого из них. Муж княжеской дочери и сам почти князь и вот тут такое… Сколь не скоротечна земная слава за этот час она не могла исчезнуть бесследно. Остатки уважения должны были остаться, но он их не чувствовал. Сотник начал соображать, вспоминая все то, что рассказал Сераслан и то, что успел увидеть сам. Все левое крыло князь отдал жене Елене и дочери, а сам с сыном жил в правом. Исин вспомнил вид из окна, подсчитал повороты и мысленно почесал затылок. Похоже, что вели его, все-таки на женскую половину. «К княжне? На смотрины?» — подумал он. — «А то она до утра дождаться не могла». Пламя факела осветило впереди стену из бревен. «Если вверх, то может быть и к княжне» — подумал Исин уже не веря в это. Предчувствия его не обманули. Свет, что нес старший впереди, плавными скачками начал спускаться вниз. «Подвал, — подумал Исин, — а что хорошего может быть в подвале? Да ничего!»
 Он тихонько вздохнул. Ступеньки были хорошим поводом, что бы положить ладонь на рукоять меча… С первой ступени он посмотрел вниз. Он уже знал, что будет делать. Глаза сами подсчитали ступени — двенадцать. На второй он неуклюже взмахнул руками и с проклятьями покатился вниз. На глазах у тех троих, что смотрели на него сверху он попытался остановиться, но едва поднявшись на ноги упал на повернувшегося на шум старшего. От неожиданности тот забыл, что держит в руке факел, и уронил его, пытаясь поймать хазарина. Исина то он поймал, но, не удержавшись на ногах, вместе с дорогим гостем упал навзничь, прямо на оброненный факел. На лестнице стало темно и оставшиеся остановились. Прямо под ними сопели и ворочались в темноте два тела. Потом кто-то охнул, застонал и от всей души выругался.
 — Да что у вас тут за лестницы? То криво, то косо… Эй, старшой, поднимайся, а то больно хорошо устроился… Слезь с меня…
 Несколько мгновений тишины и тот же голос, но уже озабоченно произнес:
 — Эй, где вы там? Что-то ваш старшой молчит. Не иначе как ушибся..
 Потом в темноте прозвучал стон и хазарин сказал.
 — А я, кажись, ногу сломал… Помогите, ироды… Вот вам князь за меня…
 Исин услышал, как наверху, там, где стояли оставшиеся трое, свистнули вынутые из ножен мечи. Он осторожно поднялся и, вспомнив Гаврилу, достал нож из-за голенища.
 — Сейчас, — напряженно ответили сверху. — Только огонь засветим.
 Это было лишнее. Огонь Исину совсем не был нужен. При зажженном факеле те, сверху сразу увидят, что старшой их уже неживой лежит, и что нога у сотника в полном порядке.
 — Конечно, — быстро сказал сотник — Я сейчас факел найду и кину вам… Подождите…
 Он ощупью нашел факел и бросил его на середину лестницы. Стало слышно, как тот ударился о ступени и скатился вниз.
 — Поймали?
 — Не добросил.
 Послышались шаги. Двое стали спускаться, осторожно нащупывая под собой ступени.
 — Бережливый князь у нас, — сказал тот, что остался наверху.
 — И правильно, — возразил ему один из тех, кто спускался. — От огня бережется…
 Исин немного постонав неслышно поднялся до середины лестницы и замер там. Осторожные шаги спустились к нему и он, дождавшись, когда ступени заскрипели совсем рядом, протянул в темноту руку и дернул на себя. Стражник охнул и, теряя равновесие, наклонился вперед. Сотник, ждавший этого, приподнялся, принимая на себя его вес и напрягая ноги, выпрямился… Тело дружинника перекатилось по его спине и рухнуло в пролет. Раздался короткий вскрик, который заглушил шум падения.
 Исин не стал больше притворяться. Ударом ножа он оборвал жизнь третьего и пока тот скатывался по ступеням сам хазарин злой и проворный как кошка, прыгнул вверх, к последнему оставшемуся в живых. Мокрое от крови лезвие коснулось вражеского горла, и темнота прошептала:
 — Хочешь дожить до рассвета — тогда молчи и веди назад.
 Хазарин почувствовал, как под его ножом чужой кадык дважды дернулся вверх-вниз.
 — Что дергаешься? — насмешливо спросил Хазарин. — В горле пересохло? Сейчас кровью напою.
 Исин не видел врага, но не прошедшее ощущение опасности сделало его чутким. Он почти наверняка знал, что сейчас на уме у дружинника, и он знал, что именно тот попытается сделать… Поэтому, не дожидаясь неприятностей, едва тот повернулся к нему спиной Исин саданул его по затылку рукоятью ножа. Дружинник молча, как бык под обухом повалился на дощатый пол.




 Глава 16


 Несколько минут спустя сотник уж барабанил в дверь к Гавриле. Масленников отпер ее, даже не поинтересовавшись, кто стучит, словно чувствовал. Увидев кровь на лице, он посмотрел ему за спину, рывком втащил его в комнату и только тогда спросил.
 — Ранен?
 Исин мотнул головой и бросил с плеч свою ношу.
 — Живой.
 Запор за спиной глухо ударился, возвращаясь на место.
 — Оба живы. Только что-то тут не чисто…
 Избор посмотрел на него неодобрительно и сказал:
 — Ты уж скоро год, как сотник, а людей резать так и не научился. Опять в крови вымазался… Кровь-то откуда?
 Исин небрежно дернул щекой.
 — Пришлось помахаться. Троих зарезал… — чуть-чуть гордясь, сообщил он.
 — Троих? Ну, тогда еще ничего, — смягчился воевода. — Да. Для троих крови не так много… Хотя мог бы…Ну да ладно. А из-за чего? Ты же вроде к князю ходил? Князь-то хоть жив?
 Исин выдернул кляп изо рта своей ноши.
 — Не знаю. Я его не видел. Не дошел.
 — Это его счастье, — кивнул Гаврила. — А это кто?
 — Говорили, что к князю ведут, а куда на самом деле вели, сейчас узнаем… Что-то тут не чисто — повторил он.
 Гаврила бросил сотнику кусок сыромятного ремня.
 — Локотки ему свяжи.
 — Думаешь убежит? Куда тут? — Исин оглядел тесную комнатушку.
 — Мало ли… Сговорчивей будет.
 Исин не стал спорить. Связать — так связать. Он перевернул полутруп на живот и связал ему руки за спиной.
 — Не убил ненароком? — Гаврила прислушался и успокоил.
 — Дышит.
 — Как ударил? — поинтересовался Избор. Исин поднял руку, что бы показать куда, но Гаврила остановил его.
 — Дурак. На себе не показывают. На нем покажи…
 Исин показал.
 — Матереешь, — сказал Избор. — Не все мимо ушей пропускаешь. Кое чего в башке остается… Вон там ковш с водой. Принеси.
 Он вылил на голову пленному и только после этого тот попытался сесть.
 — Не спеши, — остановил его Гаврила. — Поговори-ка с нами…
 Плечи пленника напряглись, пробуя на прочность ремень, и опали.
 — Вот, вот — сказал Исин. Руками подумал, а теперь головой подумай. Рот мы тебе затыкать не будем, а ежели что, я тебе этой штукой пасть заткну.
 Он достал нож, и, постукивая лезвием по ладони, спросил:
 — Ну? Куда вы его вели? Только без вранья.
 О чем еще можно спрашивать Избор не знал и надеялся, что сейчас все станет ясно.
 Пленник, не потерявший присутствия духа, посмотрел на одного, на другого, на третьего и уловил эту неуверенность. В конце концов, он был у себя, и ему помогали стены, а эти люди были тут чужими.
 — К князю вели. Просил поскорее, — как мог твердо сказал он. — Ждет.
 Он старался смотреть прямо, но под взглядом Гаврилы потупился.
 — Видишь, к князю вели, — повторил Масленников за пленником, при этом не спуская с него глаз. — Не хорошо вышло, а?
 Пленник побледнел и ничего не ответил.
 — Не хорошо вышло, — насмешливо поддержал Гаврилу Избор. — Шли, никого не трогали, пальцем стену ковыряли, а тут наш сотник испугался чего-то и троих зарезал…
 Не закончив фразы, он рывком приблизил свое лицо к чужому и резко спросил.
 — Что князю в это время в подвале делать?
 — Князь звал…
 Пленник сказал два слова и остановился. Каждый видел, как он выдумывает, что такого сказать, но Гаврила распугал его мысли.
 — Забыл?
 — Забыл, — ответил угрюмо пленник, ежась под насмешливым взглядом Масленникова. — Но сейчас припомню.
 — Не тужься, — спокойно уличая его во лжи, сказал богатырь. — Так тебе князь и скажет, кого и за чем звал.
 — Звал, — дрогнувшим голосом возразил пленник. — Хлебом клянусь, жизнью…
 Неловкое молчание тянулось несколько минут. Пленник судорожно рвал ремень, а Гаврила, Избор и Исин смотрели на него, решая дальнейшую его судьбу.
 — Ну, раз так… — пожал плечами Гаврила.
 Он немного повернул голову к Исину и спокойно произнес.
 — Видно ты и впрямь троих безвинно порешил… Плохо, конечно, только еще хуже дело до конца не доделать.
 Он пошевелил пальцами в воздухе, в задумчивости потер подбородок.
 — Жаль, конечно, служивую душу, да ничего не поделаешь. Придется тебе его зарезать и дело с концом.
 Пленник замер, а Исин в смущении поскреб затылок.
 — Да. Нехорошо получилось. А тело куда денем? А чего я князю скажу. Ведь ждет, поди. Идти то придется.
 — «Что скажу…» — проворчал Гаврила. — Думать надо было, прежде чем за нож хвататься.
 — Так темно было, — попробовал оправдаться Исин. — И лестница еще…
 Он развел руками, словно говорил, что не виноват, и что все дело в лестнице.
 — «Темно» — передразнил его Избор. — Ну, покалечил бы ты их, как в прошлый раз у этого… Ну как его… Ну да вы все знаете где.
 Гаврила серьезно кивнул, мол, да, помним.
 — Вот. Даже виру князю платить не пришлось. А тут так сразу насмерть, да еще сразу троих, да ведь еще так наверняка, что бы помучались…
 — Нет! — оскорблено возразил Исин. — Этих я по-хорошему зарезал. Они даже не почувствовали… Даже этот вот подтвердит.
 Он ткнул рукой в пленника.
 — Они ведь и не пикнули даже… Правда?
 Хазарин заглянул ему в лицо и от его взгляда пленник попытался упасть, но Гаврила подтащил его к стене и разговор продолжился. Исин всплеснул руками и спросил сразу у всех.
 — Да Бог с ними. Ты мне лучше объясни, что я князю-то скажу?
 Он спросил это у пленника, словно и впрямь ждал от него совета как поступить. Тот молчал, смаргивая с ресниц капли пота, что ручейками бежал по лицу. Не дождавшись совета, Исин вдруг посветлел лицом и предложил.
 — А скажу я ему, что, мол, они сами зарезались. А?
 Гаврила с Избором переглянулись, пожали плечами.
 — Нет, — сказал воевода. — Не поверит князь. Не поверит.
 — Ну, тогда скажу, что всех их вот этот зарезал, — нашелся хазарин и дружески положил руку на плечо княжескому дружиннику.
 — Всех зарезал, а сам куда делся?
 — Сбежал! — объяснил Исин.
 Гаврила подумал над раскладом, потом замотал головой.
 — Куда же он сбежит, если ты его сейчас убьешь?
 — Экий ты не догадливый! — вскипел Избор. — Убить-то он его убьет, а мы князю скажем, что сбежал!
 — А тело куда?
 — Как куда? Как обычно, — сказал Избор, — съедим. Не пропадать же добру.
 — Вот голова — воскликнул Гаврила — Верно!
 Он вдруг стал суровым, затряс пальцем.
 — Только глядите у меня! Кости не разгрызать! Я их потом колдовством оживлю, и будет он у нас за Доброго Шкелета, мешки таскать.
 Он по-хорошему улыбнулся и положил руку пленнику на плечо.
 — Правильно! — согласился Избор. — Жаль только, у них тут печки нет. Сырым придется…
 — А зачем печка? — удивился Исин, — Сейчас мы…
 Он остановился, обдумывая что-то, а потом сказал, сквозь веселую улыбку.
 — Ну и дураки же мы все…
 — А что?
 — Сейчас терем подожжем, так что жареного мяса на всех хватит!
 Избор краем глаза уловил движение. Это пленник, потеряв интерес к жизни, сползал вниз по стене.
 — Стоп! — сказал воевода. — Переборщили… По-моему он того…
 — Помер? — удивился Избор.
 — Обделался…
 Гаврила наклонился, понюхал и успокоил всех.
 — Нет. Ничего. Живой. В жука-притворяшку играет.
 Он тряхнул пленника, приводя его в чувство. Когда тот заморгал глазами, по-деловому спросил:
 — Ну, вспомнил?
 Тот кивнул. Слов у него пока не было, но он уже понимал, что за люди собрались вокруг него.
 — Так к кому вы его…
 — К Слепню.
 — Это еще кто?
 — Старший воевода.
 — Зачем?
 — Не знаю.
 Княжеские гости переглянулись.
 — Дорогу не забыл?
 — Помню.
 Избор поднялся с пола.
 — Не люблю быть незваным гостем, но придется… Пойдем, покажешь.
 Он поднял пленника, поправил что-то на нем.
 — Идешь первым. Я тебе даже оружие верну, — сказал воевода. — Но если что… Смотри у меня!
 Дружинник завертел головой всем видом своим показывая что, мол ни за что, ни под каким видом и не при каких обстоятельствах, но Избор этому не поверил.
 — Смотри.
 Он вытащил один из швыряльных ножей и бросил в дверь. Лезвие вошло точно в середину железного кольца, что висело на двери вместо ручки. Пленник кивнул еще раз, а Избор добавил для пущей убедительности.
 — А я из нас, ты уж поверь, по этой части из нас не самый лучший, так что лучше и в голове не держи…
 Они вышли за дверь обычным порядком — дружинник первым, следом за ним Избор, потом Исин и Гаврила и пошли путем уже однажды пройденным сотником. Дойдя до лестницы, дружинник невольно остановился.
 — Что? — спросил Избор. Вместо дружинника ответил Исин.
 — Тут я их всех…
 Избор повел факелом, разглядывая окрестности. Все три тела оказались на месте. Избор не поленился, перевернул каждое, и с каменным лицом глядя на последнего оставшегося в живых дружинника сказал:
 — Да…. Надо же, как повезло парню…
 Избор посмотрел на ступени, залитые скудным дрожащим светом, на тела, что лежали на них и подумал, что это даже не враги, это так…
 Стараясь не наступать в кровь, он спустился вниз, и поманил к себе товарищей. Исин наверху несильно ткнул пленника в шею.
 — Теперь куда?
 Тот кивнул на дверь, что вела наружу.
 — Во двор?
 — Да. А там в подвал. Он ждет.
 — Один?
 — Был один, — дружинник расправил согнутые плечи, приободрился. — А чего ему бояться-то? Не в чужом доме живет…
 Видя, что дружинник начал снова набирать спесь, Избор поставил его на место.
 — Говоришь много. Если так и дальше пойдет, я этот подвал сиротой оставлю. Пошли.
 Исин все говорил верно. Спать в этом тереме ложились рано. В тереме не горело ни одного огня, только у ворот горели факелы — по одному на каждой из створок. Избор остановился, чувствуя. Что где-то там должны быть люди и верно. От ворот донеслось.
 — Кому не спится? Кто бродит?
 — Ответь, — шепнул воеводу проводнику. Тот прокашлялся и неожиданно солидно ответил.
 — Гостей веду к воеводе…
 Приворотная стража не стала любопытствовать.
 — Давай. Чудной он сегодня какой-то…
 Огней в тереме не горело, но двор заливал чистый лунный свет. Безоблачное небо сверкало звездами. Гаврила подобрался, словно почувствовал себя среди врагов. Ночь, перекличка стражи — от всего этого Масленников ощутил себя среди врагов и вел себя соответственно.
 Если Исин и Избор шли спокойно, только изредка поглядывая по сторонам, то Гаврила ждал неприятностей. И дождался.
 Сверху, на стене, кто-то с завыванием зевнул. Гаврила поднял голову и увидел стражника, добросовестно пялившегося на пустую в это время дорогу, а над его головой — ковер самолет.
 А чуть правее — еще три…




 Глава 17


 — Ох ты, е мое… — выдохнул Гаврила. — И тут нашли….
 Слава Богам ему даже не пришлось объяснять, что случилось. Одно слово «нашли» все поставило на свои места…
 — Тревога, — заорал Избор. — Враг в небе!
 До остроголовых оставалось сажен тридцать, и они продолжали снижаться. Поняв, что обнаружены, посланцы Вечного Города не стали смущаться этим и на бестолковые крики с земли ответили стрелами. Со стен упали первые защитники. Тут, внизу, на Руси, еще не разобрались, что смерть в эту ночь не пришла по земле, а спустилась с неба и продолжали по привычке глядеть в землю. Проворней всех оказался их невольный проводник.
 — Драконы, драконы! — закричал он и, сдернув с плеча лук, начал стрелу за стрелой посылал в черные квадраты, кружившиеся в темном небе. Не все стрелы летели мимо. На их глазах ковер рыскнул в сторону и с него с криком упал один из незваных гостей. Его крик все поставил на место, и княжеские дружинники вместе с ним начали дырявить небо над теремом. Но ковры над ними кружились как хищные птицы, по одному выклевывая людей внизу.
 — Чего ждешь? — закричал Избор. — Дождешься… Кулаком их.
 Уперев лук в землю, он спешно натягивал тетиву, скрипя от напряжения зубами.
 Гаврила осмотрелся, прикидывая с чего начать.
 Он встряхнул пальцами, и звук его силы ушел в небо, но ковры над головой двигались слишком быстро, и это усилие пропало даром.
 — Целься лучше, — выругался Избор, натягивая тетиву — Луну сшибешь — всех задавит…
 Те, кто сидел на коврах, ничего не поняли и ничего не ощутили, но звук насторожил их и ковры закружились быстрее. Два из них скользнули к крыше княжеского терема и с них, рассыпая искры, упали на землю горшки.
 — Берегись, сожгут! — закричало сразу несколько голосов, и Масленников снова пустил в ход свою силу. Гулкий удар еще раз расколол ночь на осколки.
 От этого удара остроголовые увернулись, умудрившись как-то уронить ковер — на глазах Масленникова он просто упал на три-четыре сажени вниз, но его удар не пропал даром. Он задел крышу Голубевского терема. На счастье князя удар только скользнул по крыше, но даже этого хватило на то, что бы выбить из верхнего поверха десяток бревен и обрушить их вниз.
 — Осторожнее, — заорал Исин, думая в первую очередь о княжне. — Людей покалечишь!
 — А пусть не летают, где попадя, — со злорадной ухмылкой ответил Гаврила. На его глазах бревна рухнули на ковер и потащили его вниз. Через мгновение они вмяли и ковер и его седоков в землю.
 — А то повадились сверху гадить, да ведь все не мимо, все прямо на голову норовят…
 Он посмотрел на копошащуюся на земле кучу мяса и поломанных костей, и издевательски добавил.
 — Да и откуда им там взяться-то, хорошим? Хорошие теперь по домам сидят.
 Он повел кулаком следом за ковром и вновь ударил.
 В этот раз Гаврила угодил прямо в ковер. На мгновение тот вздулся, словно парус, но материя не сдержала напора силы и звонко лопнула. В небе заорало, и с ковра вразнобой посыпались люди. До княжеского двора они долетели целыми, но земля приняла их не ласково… С мокрым хрустом остроголовые достигали земли и прощались на ней с жизнью…
 — Еще! — крикнул Исин, указывая рукой на остроголовых, что уже бежали по крыше.
 Шустро, словно тараканы враги разбежались по двору. Их было не много — с полтора десятка, но каждый знал, что должен делать. У них не было цели овладеть теремом. Они просто хотели совсем другого — получить талисман. У Избора мелькнула мысль, что если б тут никто не сопротивлялся, то, возможно, никто и не пострадал бы. Едва получив «Паучью лапку» в руки остроголовые уселись бы на свои ковры и брались восвояси, но к счастью для него и его товарищей княжеские дружинники этого не знали. Они видели врагов и защищали князя и родную землю от захватчиков.
 Его ударило в спину, и не ощутив боли, он услышал знакомый хруст плоти и почувствовал на шее горячую кровь. Душу кольнуло холодом, и он еще не понимая что произошло, обернулся.
 Из груди их недавнего пленника торчало короткое копье, а сам он удивлено ощупывал наконечник, с которого на землю лилась кровь. На лице его не было страха, только бесконечное удивление от того, что все это происходит именно с ним. Ноги его подогнулись, он попытался ухватиться за Гаврилово плечо, но не удержавшись, упал. Исин наклонился над ним, а Гаврила сказал.
 — Судьба, видно ему сегодня. Не ты, так они… От судьбы, брат и на карачках не уползешь.
 «Я ему нынче жизнь подарил, а они…» — подумал Исин. Окунув пальцы в теплую кровь, он провел по лицу несколько полосок, и медленно пошел к терему.
 — Куда? — крикнул ему в след Гаврила. Одним глазом он следил за небом, другим — за сотником.
 — Соберу их! — отозвался хазарин. — Скольких еще эти гады перебьют, пока они разберутся, что к чему…
 Он вытащил меч.
 — За Фофановских поквитаюсь…
 Исин повернулся, что бы позвать Избора, но того уже не было рядом. Воевода бежал к воротам, озабоченный больше не тем, как избавиться от остроголовых, а о том, как вынести отсюда «Паучью лапку».
 Все занялись делом — Исин спасал невесту, Избор — талисман, а Гаврила… Вскинув кулак, Масленников стал выцеливать новую жертву. В круглую дырку кулака попадали то звезды, то луна, то крыша терема и Гаврила медлил, стараясь ударить наверняка.
 — Чего ждешь? — заревел Избор от ворот. — Жалеешь?
 Жилы у него на шее надулись. Он в одиночку поднимал тяжеленный брус, что запирал ворота. Ноги скользили по земле, но запор потихоньку выходил из железных скоб. Гаврила, подстегнутый ревом, ударил и еще один ковер разлетелся на части.
 — Где Исин?
 Брус поддался, и страшно ухнув, Избор сбросил его с плеча.
 — Руководит…
 Хазарин и вправду уже чувствуя себя родственником князя собрал вокруг себя два десятка дружинников повел их на остроголовых. Они не успели пробежать и двух десятков шагов, как ветер погнал им навстречу облако дыма, что ползло из горшков. Исин даже не подумав о том, чем может оказаться этот дым, вбежал в него, но уже через мгновение отряд бойцов превратился в кучу стонущих и катающихся по земле людей. Словно обезумев, дружинники падали на землю, то ли от боли, то ли от ужаса, а навстречу им уже бежали трое остроголовых.
 Эти-то знали, что к чему. В лунном свете их лица показались Гавриле плоскими, но присмотревшись, он разглядел, что лица врагов закрыты тряпками. Было ли то, что случилось с сотником колдовством или нет Гаврила не знал, но видел, что Исину, единственному из отряда оставшемуся на ногах сейчас придется плохо. Хазарин, ничего не видя слезящимися глазами, махал перед собой мечом, что бы хоть так отгородиться от смерти, а эти трое были уже в десяти шагах.
 — Верни его, — крикнул Гаврила Избору, — а я местным помогу….
 Оставив в покое небо и крышу, он одним ударом расшвырял набегавших на сотника остроголовых и повернулся, выцеливая живых.
 Избор, задержав дыхание, пробежал сквозь дым. Ощущение было не из приятных — в глаза словно кошка вцепилась или словно под веки плеснули огнем, но слезы смыли боль и он увидел Исина.
 — Сотник!
 Избор ничего не видел, но голос узнал.
 — Пореже маши, не ровен час зарубишь.
 Кругом кипел бой, и хотя Исин послушно опустил меч, рука его еще дергалась. Веря воеводе, он не верил темноте в глазах. Воевода прикрикнул:
 — Тебе что, чудовища мало? Хочешь еще и меня зарубить?
 — Что тут? — спросил он. — Ничего не вижу…
 Избор не успел объяснить. По двору прокатился грохот, и земля дрогнула, принимая на себя удар нескольких десятков бревен. К облаку дыма прибавилось и облако пыли.
 — Ничего. Наша берет… — и для того, что бы не совсем разойтись с правдой добавил. — Гаврила твой терем уродует…
 Он повернулся, что бы рассказать более обстоятельно о том, что творится во дворе, но взгляд его уперся в бесшумно набегавшего сзади остроголового. Воевода толкнул хазарина и, крикнув ему — «Лежать!» — в несколько шагов сблизился с противником.
 — О! Да тут еще живые… Непорядок.
 Их мечи встретились, ударились друг о друга и птицами разлетелись в стороны. Избор качнулся назад и меч остроголового рассек воздух перед ним.
 — Куда торопишься? — спросил Избор, на всякий случай, хлопая себя по сапогу, где держал нож.
 Остроголовый отпрыгнул и коснулся спиной стены. Не отрываясь от нее, он сделал несколько шагов вбок, что бы освободить место для схватки.
 — Мне торопиться некуда. Это тебя, похоже, в аду заждались… Мы с тобой раньше не встречались? — спросил он. — Что-то мне лицо твое знакомо…
 Избор окинул его быстрым взглядом, оценил длину меча, кровь на нем, ширину плеч.
 — Откуда? — откликнулся Избор. — Ты в Выжбе был?
 — Не был, — тяжело выдохнул остроголовый. Он ударил сверху, и тут же повернувшись на пятке, ударил кинжалом. Избор, настороженно следивший за его движениями, отпрыгнул назад и отшатнулся. Меч свистнул левее и он ответил.
 — Ну, вот и я не был…
 Оценив друг друга, они закружили один вокруг другого, выискивая брешь в обороне врага. Исход боя должен был решить один удар.
 — А может ты еще где-нибудь не бывал? — задирал воевода своего противника. — Так расскажи, может мы еще и там не встречались?
 Остроголовый не успел ответить. По двору прокатился гул, и мощный поток воздуха пролетел мимо Избора и расплющил его соперника о стену.
 Избор, уже прикинувший как он распотрошит врага, недовольно покачал головой, но ничего не мог возразить. Он понимал, что Гаврила на этот раз прав. Оставаться тут при открытых воротах было не меньшей глупостью, чем драться с остроголовыми.
 Из дверей терема уже выбегали дружинники. За это время терем не только успел проснуться, но и облачиться в кольчугу. Дружинников становилось все больше и больше, и Гаврила крикнул.
 — Уходим! Без нас справятся… Это не наш бой…
 Размазывая по щекам сопли и слезы, сотник прохрипел перехваченным спазмом голосом.
 — Из-за нас ведь… Как и Фофановцев…
 Здоровенные бородачи с копьями на перевес рассыпались по двору и залив водой тлеющие горшки, ждали, когда ветер развеет жгучий дым.
 — За Русь — ответил Избор, подхватывая его на плечо. — А за этих ты не беспокойся. Тут все по-другому будет, не так как там. Нам талисман нужно унести, да и свои головы из-под топора вместе с ними.
 — Князь, — заикнулся, было, хазарин, — боюсь, обидится…
 Избор, резко взмахнув рукой, остановил его.
 — Не того боишься…Князю сейчас не до тебя. Ему бы сейчас с остроголовыми справиться.
 Прикрывшись большими щитами, дружинники медленно пошли навстречу остроголовым. В их движениях была основательность людей точно знающих, что сейчас случится.
 — Справится!
 — Конечно, а потом подумает: «С чего бы это на мой терем такая напасть навалилась?»
 — И не было еще чего замечательного в этот день…. — подхватил Гаврила, зорко вглядываясь в крыши. Ковров в небе уже не было, но по скату бегали какие-то люди.
 — И вспомнит он про славного Пинского сотника Исина, со товарищи…
 — И начнет соображать, нужен ли ему такой зять? И не он ли, этот зловредный зять, со товарищами устроил все это, что бы…
 Избор остановился и задумался, прикидывая ради чего можно было устроить такое побоище: с коврами самолетами, резней и хитрым дымом.
 — Как на нас? Мы ему чудовище… — возмутился Исин.
 — А князья они все такие… — ответил Гаврила. — К их здравому смыслу лучше издали взывать … Здоровее выходит.
 Никем не замеченные — да и до них ли было? — они выскользнули из ворот и растворились в ночи.
 Оглядевшись по сторонам и найдя то место, где до леса было ближе всего, Избор скомандовал.
 — Туда.
 Исин, что лежал у него на плече, задергался от кашля и прошипел.
 — Что у них там было? Что за дым?
 — Перец… — вытирая горящие глаза ответил Гаврила — Я знаю… Попадал.
 — Перец? Это то, что из-за моря везут? — от удивления Исин даже упал с плеча. Поднимать его никто не стал — хватило сил упасть, хватит и подняться. Намочив руки в росе, он вытер лицо и побрел следом.
 — Дороговато же мы им обходимся…
 — Не мы, — справедливости ради заметил Гаврила. — Талисман. Мы-то им и даром не нужны.
 — Даром, — процедил сквозь зубы сотник. — Как же «даром», если столько перцу извели…
 Он прикинул в какие гроши обошлись хозяевам остроголовых эти летающие безобразия и удовлетворенно хмыкнул.
 — А может это и не перец вовсе, — подумал вслух Избор. — Они ж волхвы. Могли придумать какую-нибудь гадость подешевле…
 — Что ж мы тараканы, что ли? — обиделся хазарин. — Всякой дрянью нас травить.
 — А ты думаешь, они о тебе лучше думают? — хмыкнул Избор.
 Сотник замолчал, споткнулся и, выругавшись, сказал.
 — Коней жалко. Плохо без них.
 — Скажи спасибо, что ноги унес… — проворчал Гаврила. — Победитель чудовищ… Останься мы, тесть тебе коней бы надавал…
 Они надолго замолчали, думая больше о том что бы найти дорогу и не споткнуться в темноте, чем об оставшихся позади неприятностях. Исин шел последним и часто оглядывался, защищая глаза от веток, что не думая о нем отпускал Гаврила. Тьма позади них озарилась далеким пожаром.
 — И чего жгут? — спросил Исин оглянувшись. — Почему, интересно так человек устроен. Хлебом его не корми, а дай только поджечь чего-нибудь?
 — Это от Богов. От Рода, наверное… — подумав, ответил Гаврила.
 — А почему не от Чернобога? — на всякий случай поинтересовался Избор. Он шел впереди, выбирая дорогу, но к разговору прислушивался. — Пожар все-таки… Неприятность.
 — Нет. Род. От его крови в себе человек к теплу и свету тянется…
 Они выбрели на дорогу, когда ночь ушла далеко за середину. Теперь ее пустота предвещала им спокойствие и безопасность.
 — Хоть бегом беги, — сказал Избор, но измотанные до нельзя ноги не послушались и бегом не побежали. Дорога тут проложили по вершинам холмов и, взобравшись на один из них, они увидели, что далеко впереди серая от лунного света лента упирается в городские ворота. До них было еще далеко, идти и идти, но даже видимость жилья приободрила богатырей. Людей тут и близко не было — ни лихих не добрых. За те несколько часов, что они провели на дороге, они не встретили ни единой живой души — окрестные жители спали, а лихие люди, напуганные чудовищем предпочитали день-два посидеть в вертепах, чем принять бесславную смерть, но как оказалось не они одни спешили в тот час вперед.
 Сзади их неотвратимо нагоняла темная грозовая туча. Люди не оглядывались назад, и приближение ее заметили слишком поздно. Сперва она дала почувствовать, что нагоняет их холодными порывами ветра, потом — далеким грохотом выпускаемых молний, а когда люди взобрались на невысокий холм, с которого город виднелся уже совершенно отчетливо, туча закрыла луну и опутала землю сетью дождя.
 — Бежим! — крикнул Исин.
 — Куда?
 — Как куда? В город! Тут рядом!
 — Куда торопишься? Темно ведь! — крикнул Избор сквозь вой ветра.
 — Наплевать! Побежим в темноте!
 — Не в темноте дело! — ответил Гаврила. — Ворота откроются только с восходом. Что же нам до утра под воротами мокнуть?
 — Что же делать? — спросил сотник оглядываясь. Ночевка в лесу, под дождем никак не радовала его.
 Неожиданно для себя он увидел визу, на склоне холма, почти под собой темное пятно пещеры.
 — Пещера! — сказал Избор. — Пошли хоть туда…
 — Куда «туда»?
 Рассмотрев отверстие, проворчал.
 — Шишиги нам только не хватает…
 Выбирать, однако не приходилось. Стоять и мокнуть под дождем не хотелось даже ему.
 Они осторожно спустились вниз и, обнажив мечи, встали по обеим сторонам пещеры. Каждый вслушивался в негостеприимную темноту, стараясь предугадать, что их ждет в темноте. Тьма молчала. Из пещеры не доносилось ни звука. Сквозь шелест дождевых капель до них доносились лишь звуки леса — там зверье поспешно искало себе убежище от свалившейся сверху неприятности.
 — Эй! — крикнул в темноту Исин. — Есть тут кто-нибудь?




 Глава 18


 Если в пещере кто и был, то он предпочел не ответить на этот вопрос.
 Тогда Гаврила, отодвинув плечом Избора, вошел внутрь. Исин шагнул следом, прикрывая левую руку товарища. Тишина — тишиной, а Боги — это Исин теперь знал точно — берегут только береженого…. Но на этот раз все обошлось. Пещера оказалась пустой, необитаемой и темной.
 — Эй! — снова крикнул Избор, но уже не для того, что бы найти врагов в темноте, а для того, что бы определить насколько велико их случайное убежище. Эхо незамедлительно вернуло его крик:
 — Эй!
 Пещера оказалась очень не большой — шагов двадцать в длину, и примерно столько же в ширину. Особенной высотой она тоже не отличалась и то один, то другой, то третий доставали головой до потолка. Один раз Гаврила достал его так, что оттуда посыпались искры.
 — Черт! — выругался он. — Темно тут, как у коня в желудке!
 — Зато сухо, — отметил Исин.
 — И шишиг нету, — добавил Избор — Подождите тут. Я сейчас.
 Его силуэт мелькнул в проеме выхода и исчез. В этот момент в небе сверкнула молния, и в ее дрожащем свете Гаврила с Исином убедились, что пещера действительно пуста. Они засунул мечи в ножны, и уселись на камнях напротив входа. От вспышки молнии перед глазами еще плавали круги и пятна и люди не сговариваясь стали щупать темноту вокруг себя. Когда через несколько минут глаза привыкли к темноте, они уже нащупали рядом с собой большой плоский камень, вполне годившийся для того, что бы разложить на нем еду. Гаврила не поленился отыскать Изборов мешок, на который он возлагал большие надежды и поставил сверху.
 Вскоре в пещеру вернулся и сам Избор. Он еле протиснулся во вход с двумя добрыми бревнами, держа, по одному в каждой руке.
 — Раз не промокли, то хоть погреемся…
 — До утра дотерпим, — согласился Исин. Наломав сучьев и надрав коры, Избор застучал кремнем по кресалу, высекая огонь, и вскоре уже маленькая искорка, уложенная на трут превратилась сперва в веселый язычок, а затем и в жаркое пламя. Сухое дерево, не успевшее еще намокнуть от дождя, горело жарко и почти без дыма.
 Тепло, свет и запах жареного мяса наполнив пещеру, сделали ее вполне пригодной для обитания. На скорую руку поев они улеглись на камни, надеясь, что сон принесет им отдых от забот прошедшего дня однако все оказалось не так просто.
 Уснуть там оказалось невозможно. Уж на что не прихотливы были богатыри, их бокам камни пещеры пришлись не по вкусу.
 — Пещера пещере рознь! — сказал вдруг ни с того ни с сего Избор. — Вот в Палестине пещеры — это совсем другое дело!
 Гаврила, тоже не сумев найти место достаточно гладкое, что бы устроиться с удобствами и к тому же расположенном достаточно близко от костра, охотно откликнулся:
 — Да! На Востоке пещеры совсем другие. Удивительное дело! И с боков и сверху камень, а внизу — всегда песок. Я в одной такой полгода прожил — вспомнить приятно. Трудностей там конечно и так хватало, но что бы выспаться — с этим никаких трудностей не было. Зашел внутрь, упал где хочешь, хоть у порога, и спи себе спокойно.
 Он помолчал, вспоминая как ему жилось, и добавил:
 — Правда, змеи!
 — О! — отозвался Избор, то же что-то вспомнивший.
 — Конечно! Уж чего-чего, а этих тварей там всегда хватало!
 — Навидался и я их. Чуть только где остановимся, обязательно приползут одна-две гадины и смотрят.
 — Да.
 — Но если на коне, то ничего не страшно.
 — Конечно, — подал голос Исин. — Коней бы нам!
 Он представил доброго коня, до бабок прикрытого толстой добротной попоной. Простеганная крест на крест она словно состояла из маленьких, в ладонь, пухлых подушечек, сквозь которые жесткость камня никогда не смогла бы дойти до изможденного дорогой тела…
 В таких разговорах время от времени задремывая и просыпаясь то от холода, то от грохота производимого Гаврилой, когда он в тщетной надежде устроиться вертелся меняя под собой одни камни на другие они провели больше половины ночи. В конце концов, не выдержав этой пытки, Избор уселся.
 Глядя на него, следом поднялись и остальные.
 Бросив в костер остатки дров, они устроились около него, поглядывая то в пламя, то на выход. Гаврила как всегда сидел спиной к огню и смотрел наружу. За стенами пещеры буйствовала непогода. Ни дождь не гром не унимались. Молнии резали темноту тяжелыми и сырыми ломтями. Вспышки света на мгновение освещали лес около пещеры, но предрассветная темнота всей своей тяжестью наваливалась на трещины в своем теле и схлопывая их со страшным грохотам.
 После каждой такой вспышки земля вздрагивала как в ознобе и сжималась в ожидании нового удара. Сквозь сетку дождя богатыри видели, как ручейки дождевой воды скатывались по глине вниз, собираясь в журчащие мутные потоки. Каждый из них подумал об одном и то же и поежился, представив каково сейчас путникам в дороге, особенно тем, у кого есть конь и какое-нибудь срочное дело.
 — Погода-то, — неясным голосом сказал Избор. — В такую погоду и по делу ехать не хочется, а уж просто так бродить…
 — Дураки да лягушки сейчас, и те, наверное, сухое место ищут, — согласился Исин, вспомнив Гы и ощутив запах репы.
 Отведя глаза от проема, то и дело вспыхивающего ярким небесным светом, хазарин глянул на Изборов мешок. Порядком отощавший, он все-таки содержал в себе кое-что съедобное.
 — Поесть разве? — вслух подумал Избор.
 В эту минуту он и сам не смог бы сказать чего ему хочется больше: есть или спать, но выбора у них не было. Спать тут было просто невозможно, поэтому единственное, что они сейчас могли делать так это есть и говорить.
 — Давай, — согласился Гаврила. — А потом нам Исин сказку расскажет. Подлиннее…
 Они не успели протянуть к мешку руки, как перед пещерой заржала лошадь, и послышались голоса.
 — Люди, — сказал Избор. — Кто-то идет.
 Исин бесшумно — без вздохов и кряхтения поднялся на ноги. Легкий свист, прозвучавший в воздухе, показал, что он уже успел обнажить меч.
 — Неужто опять остроголовые, — одними губами прошептал сотник. Оглянувшись, он уже другими глазами посмотрел на пещеру. Теперь это была ловушка, из которой не уйти и не выбраться в которой и драться-то неудобно.
 Ни Избор, ни Гаврила не почувствовали опасности, но бездумно доверять своему ощущению не тот не другой не стали. Конечно, остроголовые, с которыми им приходилось иметь дело последнее время не допустили бы стольких ошибок, сколько уже сделали эти неведомые люди очутившиеся перед входом в пещеру, но Бог бережет только береженого. И никого другого!
 Снаружи послышались голоса.
 — Да здесь она!
 — Попомнишь меня!
 — Прокляну мерзавца!
 Исин подвигал плечами, согнув руки в локтях, сделал несколько энергичных движений. С неудовольствием посмотрел на низкий потолок. При таком потолке мечом не очень-то помашешь, мелькнуло в голове сотника, ну, да ничего, справимся.
 Избор так и не поднялся, остался сидеть там, где и сидел. Он прикинул, что в случае чего успевает упасть за камень (место он себе уже приглядел), если придется отвечать незваным гостям с помощью оружия, к этому он тоже был готов. Под руками ждали своей секунды два ножа.
 — Да здесь она! — плаксиво утверждал кто-то тонким голосам. — Что ж я не помню что ли?
 — Ой, помнишь ли?
 — Ну, ей Богу помню! Вот вверх немного и будет пещера.
 — Прокляну мерзавца! — донесся властный голос человека, по всей видимости, привыкшего если и не повелевать, то, по крайней мере, что бы с ним держались с особым почтением.
 — Слышишь Клавдий, проклянем тебя! Жизни ведь не будет.
 — Да найду я ее! Найду! — отбивался старческий голос. — Что ж я нарочно вас сюда завел что-ли?
 — Прокляну!
 — Да вот она! — раздалось прямо перед входом.
 Заслушавшиеся богатыри не успели перемолвиться словом, как перед ними появилось четверо странников. За их спинами торчали четыре лошадиных морды.
 — Ой, — сказал тот, что сунулся в пещеру первым. — Тут кто-то есть, — и немного попятился.
 И странники и лошади были и мокры и грязны. С них ручьями стекала вода, и почему-то пахло псиной. Каждый, у кого имелись глаза видел, что они проделали немалый путь, который проходил через особо грязные, а местами и, вовсе похоже, непролазные места.
 — Заходите, — радушно пригласил их Избор. — Мы вам рады….
 «Чему радоваться-то», — недовольно подумал Исин, но потом и он догадался. Рассвет еще не наступил, и его тоскливое ожидание эти люди могли скрасить. Конечно, после такой ночи они могли оказаться неразговорчивыми, но Гаврила, наверное, подумал и об этом. «А если возгордятся и ничего не скажут, пусть через костер прыгают! Какое никакое, а развлечение!»
 Ни слова не говоря — он свято блюл обычаи и не ни о чем спрашивать гостей до тех пор, пока не накормит их — Избор приглашающе махнул рукой. Жест его можно было истолковать и как приглашение зайти и как приглашение присоединиться к еще не начавшейся трапезе. Бесстрашно странники вошли под кров и завели лошадей. Сразу стало тесно, но как-то само собой все утряслось, и странники расселись вокруг камня и присоединились к трапезе.
 Утолив первые муки голода, залетные пташки откинулись назад и, давая отдохнуть зубам, пустили в ход языки. Если у этой пещеры и были хозяева, то без сомнения это были те, кто занял ее раньше других, и по праву хозяев вопросы тут задавали именно они:
 — Плохо в такую погоду без крыши над головой, — деликатно начал Избор, — холодно и мокро и тоска заедает… Да и чудовище, говорят, где-то тут рядом бегает…
 Один из них склонив голову в вежливом поклоне, ответил:
 — Чудовищ мы не боимся, а что до всего остального, то необходимость — мать всякого действия и иногда даже мы не властны над своими поступками. В этих случаях нас ведет Предначертание!.
 Избору уже приходилось столковаться с подобными странниками, и он знал, как с ними разговаривать. Выражаясь так же туманно, как и собеседник, он сказал:
 — У всякого предначертания и есть имя. Каково имя вашего?
 Самый старший вытер руки о бороду и, закатив глаза кверху, ответил на понятном всем языке:
 — Любопытство, невинное любопытство.
 Избор задал свой вопрос, подняв бровь над правым глазом.
 — Мы идем к славному князю Круторогу, на праздник.
 — Это не в Журавлевское ли княжество? — оживился Исин.
 — Да.
 — Что же там нынче медом мазано? Кого не спросишь, так каждый туда едет.
 Путники оживились. Как приятно было повстречать людей, которые ничего не знали о празднике, и которые оказались настолько любезны, что накормили их ужином, за который можно будет теперь рассчитаться таким простым способом.
 — О! Это не обычный праздник! Князь Круторог собирает волхвов и волшебников со всех концов Руси…
 Он замолчал, словно ожидая вопроса.
 — И вы… — начал Избор.
 — И мы оказались в числе приглашенных!
 Старик распустил хвост и Избор решил пощипать оттуда перышки.
 — А чем знамениты вы, уважаемые незнакомцы?
 Старцы напыжились, а тот, что самый младший, ходивший, верно в учениках, сообщил:
 — Мы — величайшие волхвы во Вселенной!
 Трудно было сказать, что хотели увидеть странники после этих слов на их лицах, но все это на побратимов не произвело никакого впечатления.
 — Неужели? — довольно холодно поинтересовался Гаврила, до сих пор молча наблюдавший за странниками, меч он сунул в ножны, как только ощупал глазами одежду их и убедился в безобидности странников.
 — Да! — в ответе ученика не было даже понимания того, что ему тут не верят. — А особенно велик среди нас Визуарий.
 Он указал пальцем на того самого разговорчивого старика. Старик благосклонно кивнул:
 — Величие мое беспредельно!
 Исин и Избор переглянувшись, улыбнулись. Тщеславный старик развеселил их.
 — Мы благодарим случай, приведший вас в наше убежище! — немного напыщенно сказал Гаврила. Своим тоном он скрывал плохо скрытую насмешку — всемогущие волшебники не смогли справиться с непогодой. Визуарий этого, похоже, не понял, или не показал, что понял, и Гаврила решил ткнуть его носом в столь выпирающее обстоятельство.
 — Мы сожалеем, что случай этот, оказался связанным с простым дождем, доставившим Величавшему волхву столько неудобств и неприятностей.
 Избор громко и неприлично хмыкнул.
 — Вы считаете, что я должен был прекратить дождь? — проницательно заметил Визуарий — Но зачем же вмешиваться в волю Богов?
 Вопрос был задан прямо и требовал прямого ответа, но и у Избора было что сказать:
 — Воля богов священна, — согласился он. Старик закивал и начал рассказывать о том, как почтительное отношение к богам помогло ему достигнуть его нынешнего высокого положения. Он говорил долго и нудно и речь его была напичкана таким чудовищным враньем, что Избор подумал, что перед ним, по крайней мере, сумасшедший. Возможно, это было не совсем так, но то, что старец был первостатейный врун, каких мало, вот это было очевидно.
 — По-моему он малость того… — слегка загнув указательный палец в широко известном жесте. Исин кивнул, соглашаясь с товарищем.
 — Ах, какое недоверие! — воскликнул один из старцев. Более никто из сидящих в пещере не сказал ни слова. На лице Визуария начало появляться очень странное выражение — не то он ослышался, не то услышал все верно, но боялся поверить в услышанное. Он поднял глаза на лица своих сподвижников, но на них читалась такая скорбь, по душам трех их ночных собеседников, что становилось страшно.
 — Тут третьего дня попался один неверующий… — В голосе старика можно было уловить вполне недвусмысленную угрозу, но Избор не прислушался к ней.
 — И что же?
 — Квакает теперь. Визуарий наш, ежели разойдется — ни себя не других не жалеет. Он его в жабу превратил…
 Ученик, нетерпеливо подскакивающий на месте и тоже распираемый своими, соображениями на этот счет, поспешил поделиться с ними:
 — К обеду ближе двух слепцов и мальчишку тем же манером оприходовал!
 — Их-то за что? — удивился Исин даже представить себе не сумевший, что такое эти слепцы должны были сделать, что бы до такой степени рассердить стариков.
 — Вздумали, мерзавцы перед Визуарием похабные песни петь!
 — А мальчишка при чем?
 — Поводырь.
 — Так что же… И старичков и мальчишку?
 — Верно, — подтвердил один из них. — Был мальчишка. Был, да сплыл. Головастиком.
 В воздухе повисло тяжелое молчание.
 — Так, так, — сказал Избор.




 Глава 19


 Еще не начавши нравиться, старички эти сразу разонравились богатырю. Не веяло от них ни мудростью, ни достоинством опытной старости. В молчании Избора появился новый оттенок, оно стало зловещим.
 — Это все, поди, княжьи люди были? — вдруг притворно ужаснулся он.
 — Ну, этого мы не знаем, — пожал плечами выученик бывший в этой странной компании выразителем эмоций. Но ловушка Избора была глубже, чем могли предположить странники. За Избором стояло глубокое знание изнанки жизни.
 — А кто же теперь за них тягловый да подушную подать заплатит? Кто оброк внесет? Получается, вы князя ограбили. Узнает князь — худо вам будет!
 Теперь, то что они сделали со слепыми певцами и поводырем предстали перед стариками совершенно в ином свете. Князь — это серьезно. Князь — это власть, оружие, тюрьма, наконец! С князем приходилось считаться.
 — Да откуда же он узнает? — спросил Визуарий. — Они-то смолчат…
 — Нy-y-y-y, — многозначительно протянул Гаврила переглядываясь с Избором. — Такие дела рано или поздно выплывают на поверхность…
 Старик, услыхав это, нахмурился.
 — Пусть выплывают. Но только с лягушачьими лапками! — зловеще сказал он. В его словах были яд и угроза — половина на половину. Ни то ни другое Исину не понравилось.
 — Что, что? — раздраженно спросил он. Но старик не ответил, а наклонился так, что б встретиться взглядом с сотником. Их глаза встретились, и в то же мгновение хазарин почувствовал, что всем существом его овладевает чья-то чужая, более сильная воля.
 Это было странное ощущение. Он словно превратился в песчинку, и круговорот неведомых сил затаскивал его куда-то внутрь и он оседал в зыбучих песках. Голова стала легкой и звеняще-пустой, но уже через мгновение он ощутил, что кто-то чужой заливает туда свинец своей воли. Покорный, с подавленной волей он уже без ужаса, а с каким-то любопытством он наблюдал, как старик стал расти на его глазах. Исчезли куда-то стены пещеры и странник, только что маленький и сухонький, унесся головой под небеса и оттуда донесся его голос:
 — В жабу! В мерзкую, грязную жабу!
 Но в тот же миг все изменилось. Исин пришел в себя и с удивлением увидел перед собой того же сухонького старичка, протирающего глаза. Вокруг него в воздухе висело облачко не то пыли, не то золы, а рядом с костром стоял на коленях Гаврила и ковырялся руками в костре. Старики чихали.
 Исин, еще помнивший морок вскочил на ноги с самыми дурными намерениями. После того, что с ним пытался сделать этот поганый старикашка у него могли возникнуть с ним личные счеты, но в эту минуту он даже не подумал об этом.
 — Двух старичков и ребенка в жаб? — спросил он неизвестно у кого, наливаясь злобой. — А-а-а-а! Так вы маленьких обижать?
 Разумные люди ответов на такие вопросы не дают. Они предпочитают сразу действовать. Четверка странников поступила точно так же. Без криков, видно ужас перехватил им горла, они побросав все свои незамысловатые принадлежности, выскочили из пещеры в дождь.
 То ли от колдовства, то ли от чего другого струи, только что щедро поливавшие камни и землю истощились и превратились в мелкую моросящую слякоть. Стало светлее — небо понемногу очищалось от туч и на востоке, над сонными деревьями уже пробивались первые лучи солнца. Утро обещало быть тихим и никак не располагало к погоне за распоясавшимися и потерявшими всякую меру волшебниками. Стояла чудесная, невероятная тишина, словно жизнь остановилась, но длилось это мгновение не долго. Исин утробным голосом заревел, словно только сейчас ощутил оскорбление, нанесенное бедным, сирым и беззащитным.
 — Вот я вас, поганцы!
 Странники и так не жалевшие сил припустили во все лопатки.
 Исин бегал быстро, на спор обгоняя некоторых не особенно резвых лошадей, и теперь он вкладывал в бег всю мощь молодых ног, но догнать стариков ему все же не удавалось. Страх, казалось, нес их по воздуху.
 Исин с удивление заметил, что проносясь с огромной скоростью по лужам, странники не оставляли на воде кругов, они не успевали возникнуть, и только меленькая рябь напоминала о том пути, которые проделали четверо странников.
 «Волшебство» — подумал Исин и вспомнил о товарищах. На ходу обернувшись он увидел, что те даже не бегут следом, топчутся около лошадей, но хазарин даже не пожалел, что не догадался сесть на лошадь. Погоня захватила его.
 Похоже, что старцы действительно были волшебниками, иначе как можно было 'объяснить то, что они до сих пор умудрялись бежать впереди молодого и крепкого сотника. Ему казалось, что еще чуть — чуть и он сможет нагнать беглецов, но, прибавляя в скорости, он не мог приблизиться к ним. Старцы, уловив приближающийся топот, тотчас удваивали свою прыть.
 Лес кончился и дорога, обогнув несколько небольших холмов, уперлась в бревенчатую стену. К тому моменту, когда Исин увидел приближающейся город его и старцев разделяли шагов сто. Но расстояние это благодаря старческой живости не сокращалась и благодаря мощному упорству сотника не увеличивалась. В этом к своему стыду хазарин убедился воочию и, выпустив свой гнев на стариков с помощью не самых лестных слов и выражении, он перешел на шаг, а затем и вовсе остановился.
 На его глазах старики живо добежали до ворот, и те, словно давно поджидали их, распахнулись настежь. Из ворот выплеснулась толпа горожан — кто пешком, кто верхом, кто в повозке и беглецы ловко затерявшись в толпе, скрылись за воротами.
 Исин даже не дернулся вперед. Он смотрел им вслед, поджидая товарищей.
 От разглядывания стен его отвлек конский топот. Воевода осадил перед ним своего коня и бросил хазарину поводья другого.
 — Догнал? — поинтересовался Избор, оглядываясь и переводя дух. Не увидев рядом с сотником ни мертвых, ни раненых он облегченно улыбнулся. Исин показал на отворенные ворота, бурлившие народом.
 — Ушли мерзавцы. Сегодня хоть и не езжай никуда — удачи не будет, раз с самого утра не везет…
 Воевода посчитал башни, оценил высоту стен. Городок обещал быть не маленький.
 — Да… Тут их точно не найдешь.
 Следом за Избором подскакал Гаврила, ведя в поводу еще одну лошадь. Он оглянулся, ища следы крови, потом внимательно осмотрел хазарина и точно так же как, как только что Избор поднял брови вверх.
 — Вот как! Даже ног не замочил! Только что вспотел! — удивился богатырь и отодвинулся подальше. Избор оглядев хазарина, ответит за него.
 — Сразу видно, что не догнал.
 Гаврил оглянулся, пытаясь угадать, почему Избор так решил.
 — Почему не «догнал»? Трупов, что ли нет? Так он мог из в землю вколотить… Может быть догнал, да в землю вбил… Вон он как с чудовищем-то… противоестественно.
 Избор не ответив, отрицательно покачал головой.
 — Крови нет? — продолжил угадывать Гаврила.
 — Да нет. Ноги сухие, — не пожелав терять время на загадки, сказал Избор. — Значит, все время по сухой дороге бежал.
 — Ну и что? — не понял Гаврила.
 — Значит, старики все время впереди бежали… — объяснил непонятливому богатырю воевода.
 — Почему так?
 — Они бегут, из них песок сыплется, лужи перед ним засыпает.
 Исин мрачно посмотрел на Гаврилу, но Избор его ободрил.
 — Ничего. С толком пробежался. Теперь хоть кони есть… А то по такой жаре, приметы обещают много не пройдешь.
 Не сожалея более об ускользнувших от них волшебниках, друзья въехали в город. Будь они на конях и с хорошим запасом еды, или хотя бы с тем небольшим, что успели вынести от князя Голубева, они миновали бы этот городок, не заезжая в него, но судьба повернулась так, что сама подвела их к городским воротам, да и хороший запасец на случай поесть — попить им бы тоже не помешал.
 Город стоял на большом холме окруженный бревенчатой крепостной стеной, Кривые узкие улочки переплетаясь уходили верх, неспешно двигались по ним телеги, дети выбегали из домов затевали игру сразу на дороге, ходили гуси выискивая траву и сердито шипя на шумных ребятишек. Все тут дышало мирной деловитостью и спокойной размеренностью.
 — Во всем княжестве люди по домам сидят, чудища боятся, а тут… Тишь да гладь.
 — Так уж знают, поди, про твои подвиги-то… Князь, верно, еще с ночи птиц разослал.
 Исин вдруг представил как целое княжество укладывалось на ночь в страхе и неизвестности, а вот теперь, благодаря ему… Его вдруг словно обдало холодом от грандиозности того, что он совершил.
 «Так они мне все по жизни должны!» — подумал он. — «Все-все!»
 Он тряхнул головой, возвращаясь в этот мир, и сказал.
 — Может, переждем день? Отоспимся?
 — Что?
 — Выспимся, да поедем… А то мысли всякие лезут…
 Избор хотел возразить, но его опередил Гаврила.
 — А ты их палкой гони, — серьезно посоветовал он. — Выбери палку потолще, да по своей глупой башке… Они и разбегутся…
 Тут ветер донес до них запах жареного мяса и свежевыпеченного хлеба.
 — Поедим и в дорогу… — сказал Избор. — Правду люди говорят — добра не сделаешь и зла не получишь.
 — Ты о чем, — спросил Исин оглядываясь.
 — Да о тебе все, — Избор кивнул на хазарина. — Чудовище убил?
 Исин смолчал и Избор понял, что хазарин уже объелся славы.
 — Убил, — ответил тогда за хазарина Масленников. — Сделал доброе дело.
 — От невесты сбежал? — снова спросил воевода.
 — Сбежал! — подтвердил Гаврила.
 Исин бросил поводья и всплеснул руками, призывая Богов в свидетели.
 — Так вы же сами… Талисман спасать…
 — И на счет чудовища тоже я тебе советовал? — Ядовито спросил Избор. — Или, может, Гаврила? Куда давеча полез? Не было бы твоего геройства днем, то и ночного геройства не понадобилось бы…
 — Значит, князя обидел, — не обращая на это внимания продолжил Масленников.
 — Оскорбил… — поправил воевода.
 — Чего князь с ним за это сделает?
 Гаврила пожал плечами и ответил уже за себя.
 — Круторог бы на кол посадил, а этот… Этот может тоже посадит, а может и женит…. Перед тем как посадить.
 — Так что, сам понимаешь, нам тут задерживаться надобности нет.
 — Так ведь не нарочно же, — попытался оправдаться хазарин.
 — Твои оправдания князю что? Тьфу и все… — Избор ловко плюнул в пыль. — Пусть ему лучше уж князь Владимир это объясняет или Белоян… Им веры больше.
 Как ни крутилась улица, но куда ей деться из-под ног троих богатырей? Пришлось-таки вести их в корчму.
 При входе их встретил пузатый мужик с заискивающими глазами.
 — А не ли у тебя… — начал Гаврила.
 — Есть! — радостно ответил хозяин, уже по одежде определив, что нужно этим троим. — Есть все, что угодно душе странствующих воинов. Мясо, вино, пиво, свежий хлеб… А к вечеру освободятся и комнаты для ночлега. Есть веселые женщины…
 — Нам бы волхва, — оборвал словоохотливого хозяина Гаврила. Он хотел добавить-«И трех жаб в сметане», но хозяин перебил его не дослушав. Он широко и гордо улыбнулся.
 — Ну, а уж этого тем более…
 Гаврила поднял брови, удивляясь тому, как корчмарь связал друг с другом эти слова «волхв» и «а уж этого тем более», а Избор улыбнулся. То, что обещал хозяин было даже больше чем необходимо и воевода первым спешился, обозначая действием принятое решение.
 В зале привычно гудели голоса, в воздухе носились запахи, гремел смех. Придавленный переживаньями хазарин постепенно оттаивал, отрывая ноги у куриц, что притаскивал к ним благообразный отрок. Они ели и пили, выводя не рассеявшуюся за ночь усталость из мышц.
 Кувшин вина, что пронесли мимо, зацепился запахом за хазарский нос и повернул голову сотника следом за собой. Веселый запах сладкого и перебродившего винограда звал за собой не хуже боевого рога.
 — Эй, хозяин! — крикнул он. — Дай-ка и нам такого же…
 Пузатый мужик, что встретил их при входе подошел и извиняющимся тоном сказал:
 — Это последний и он предназначен для другой половины.
 — Последний у тебя только день жизни…
 Потом, когда слова добрались до головы сквозь слои пива и мяса он переспросил:
 — Какой это «другой половины»?
 Вытирая руки о передник, хозяин кивнул в сторону дальней двери. Исин уже видел эту дверь и принял ее за кухню из-за дыма, что клубился там. Теперь, присмотревшись, он понял, что ошибся. В дыму сновали люди, совсем не похожие на кухарей, хотя, с другой стороны, откуда там дым, если это не кухня.
 — А чего там дымно у них?
 — А это не дым…
 Пытаясь угадать кому это тут полагается такое доброе вино сотник несколько мгновений вглядывался в комнату.
 — Так кого же это ты там держишь?
 — Это половина — для простых людей, а та половина — для умных! — гордо сказал хозяин.
 — Для знатных? — переспросил хазарин. Ему показалось, что он ослышался. — Так я, может, и сам княжеский зять!
 — Для умных.




 Глава 20


 Исин удивленно оглянулся на Гаврилу, но тот только пожал плечами.
 — Это в какие же времена умный был лучше сильного да родовитого? — спросил тогда хазарин хозяина. Сотник поднялся и, через хозяйскую спину заглянул в зал, где от обилия седых бород рябило в глазах. Именно от этого со стороны казалось, что комната затянута то ли туманом, то ли дымком от осеннего костерка.
 Корчмарь подбоченился и гордо объяснил все двумя словами.
 — Волхвы это.
 — А чего такой кучей? — спросил Избор, и заранее радуясь шутке, ухмыльнулся. — Неужто все к князю Круторогу, в Журавлевское княжество?
 Корчмарь посмотрел на него недоверчиво, удивленно поднял брови.
 — А вы сами разве не туда? Нынче кто туда только не едет…
 Шутка нежданно оказалась правдой.
 — Да что же там такое? — спросил Гаврила.
 — Журавлевского князя Круторога волхв — Хайкин — себе помощника ищет. Ну и кто на подъем полегче собрались да туда двинулись…
 Разговаривая, он не переставал работать руками — передником смел крошки, знаком подозвал отрока с новым блюдом дичи, подлил пива.
 — А что? Места там хорошие… Князь, правда крутой, но и у нас не мягче… Только что на колья не рассаживает.
 Гаврила недовольно посмотрел на болтливого хозяина, но пиво было хорошим, и он только спросил.
 — А ты чего тогда остался? Шел бы с ними, может именно тебе и повезло бы?
 — А хозяйство? — серьезно ответил корчмарь, не оценивший подначки. Его рука облетела корчму, показывая на столы и бочки с пивом, на окорока, что весели по стенам, на бражничающих людей.
 — Дом какой, сараи, овин… Что ж все псу под хвост?
 — Ну, тебе виднее… — не стал спорить Избор. — И что, много их там?
 Он имел ввиду волхвов.
 — Полно…
 У него было еще что порассказать, но на другом конце корчмы заревело и корчмарь убежал туда.
 Хазарин не знал, что даст день завтрашний, и поэтому сегодня наедался впрок. К этому времени в него уже не лезло ни мясо, ни пиво, хотя на столе оставалось еще и то и другое и он решил пройтись по корчме, что бы внутри все умялось.
 — Посмотреть бы на них… — помечтал вслух сытый хазарин.
 — Сходи, может, родственников встретишь, — предложил разомлевший от сытости Гаврила.
 Исин ушел, его не было почти полчаса, а вернулся он с круглыми глазами. Сев на лавку хазарин молча стал есть, все так же качая головой. Масленников довольно долго смотрел на него, гадая, что же так подействовало на сотника — вино, пиво или те три курицы, что походя сожрал хазарин? Сам Гаврила наелся и напился до такой степени, что идти уже никуда не хотелось, а желалось наоборот, прислониться к чему-нибудь устойчивому и поспать, сколько дадут, но сотник молчал и Масленников не выдержал.
 — Ну и что там?
 — Ой, люди умные! — сказал Исин, все так же качая головой. — Что не скажут — все не понятно.
 — Умные? — Гаврила сдул с кружки пену и, вместо того, что бы хлебнуть пива, начал ножом резать пузырьки. — А может это ты дурак?
 — Это как так? Я — дурак, а ты — умный?
 — Вот так.
 — Я? Не верю…
 — А чего тут удивительного? Есть же ведь дураки на свете, а ты просто один из них… Вот и все.
 Исин посмотрел в осоловелые глаза Гаврилы и ответил:
 — Быть того не может. Ты меня уважаешь?
 — Уважаю!
 — И я тебя уважаю. Значит мы с тобой уважаемые люди. А уважаемые люди дураками быть не могут!
 Гаврила попытался понять, что такое говорит хазарин, но нить понимания ускользала. В голове приятно плескалось вино, и он только нашелся.
 — Не зря ходил… Набрался мудрости…
 Исин поднялся.
 — А ну пошли.
 Избор поставил свою кружку и обеспокоено спросил.
 — Вы чего это?… Драться хотите? Силой мериться?
 Гаврила начал подниматься с места, и хазарин, дождавшись, когда тот встанет и потянется за мечом, объяснил:
 — Умом. Пусть уж он их послушает, а что поймет — нам разъяснит. Тогда и решим кто умнее.
 Хозяин преградил им дорогу, но Гаврила сказал.
 — Мешать твоим гостям не станем. Потремся около них, может, умнее станем.
 Хозяин нехотя, словно что-то предчувствовал, отдвинулся, и богатыри прошли мимо.
 В дверях Гаврила на секунду задержался, проверяя, как падает свет, и только после этого вошел внутрь. Тут было на что поглядеть.
 Первым, что тут бросалось в глаза — седые бороды, в тумане которых сверкали лысины и зубы. Однако тут сидели не только бородатые старцы, но и мужички обычного вида и даже несколько женщин.
 Волхвов тут было припасено не на одно княжество. Богатырь посмотрел на столы, на кувшины и блюда и все понял. Волхвы гуляли. Те два дня, что на дорогах княжества бесчинствовало расколотое давеча Исином чудовище, волхвы провели в этой корчме. Гуляли они с удобствами, обстоятельно. На столах чего только не стояло — и жареное, и пареное, и вареное, и мясное, и рыбное и еще что-то, чему он не знал названий. «Нет такой еды под солнцем… Всем скопом, наверное, колдовали» — подумал Масленников, ощущая легкую зависть и, одновременно, превосходство. Воздух шумел разговорами, полными высокой мудрости. Если обычные люди после нескольких кувшинов вина начинали меряться силой, то волхвам, обделенным этой Божественной благодатью, приходилось меряться умом. Происходило это уже давно, и волхвы забрались в такие дебри, что действительно обычному человеку ничего понятно не было.
 Они спокойно стояли, а волхвы уже ни на что не обращая внимания, препирались друг с другом.
 — Да ты, сам-то когда в Темный Мир заглядывал? — кричала красивая женщина, обращаясь к другому концу стола. — Ты все звезды зришь, а нечистью и не интересуешься…
 — Права Вигда! Ой, права! — крикнул другой волхв, что стоял у нее за спиной. Его усы грозно топорщились и Исину показалось, что еще чуть-чуть и он вцепится в кого-нибудь.
 — Предков надо почитать! Предки за этим в оба глаза смотрели, а сейчас, когда за ней присмотру не стало она силу брать начала. Сейчас что? Сейчас никто и не скажет, как она двигается.
 — А ты знаешь?
 За плечами волхва нависало еще две бороды, покороче — видно ученики.
 — Мы знаем.
 — Ну и как? — ехидно спросил кто-то.
 — А вот так: ходила, ползала, бегала, прыгала и летала!
 По лицам волхвов пробежали улыбки — слишком уж просто тут все было, но они знали, что не знающий простого не сможет понять сложного и поэтому возразить решился только один.
 — И все? А вот Челеб пишет, что она еще и является… Это как понимать?
 — Что там этот твой Челеб пишет не знаю, а являться она не может… Да и как это — являться?
 — Неожиданно. Раз — и явилась!
 Те, с кем он спорил, засмеялись. Уж они-то точно знали, что и как в таких случаях происходит.
 — Нет. Так не бывает. Ну, может только, если подползет незаметно, а так… Откуда же у нее силы являться?
 — Ну да? А почему тогда так быстро пропадает, когда заклинание скажешь? Не бежит, не летит, а пропадает? А? Знаете?
 Он спросил это с таким задором, что Гаврила прямо почувствовал, что он вот-вот сложит пальцы в дулю и покажет ее свои противникам.
 — Знаем! Да не скажем.
 Мудрецы переглянулись.
 — Это почему?
 — А из вредности…
 Ответить на это любопытному волхву было нечем. То есть Гаврила-то знал, как и чем ответить, но любопытствующий волхв был тонок в кости, безоружен, и наверняка от этого и думал иначе, чем богатырь.
 Масленников отвернулся от него и прислушался к разговору трех волхвов, что стояли левее.
 — У варяжских волхвов еще ничего, — говорил самый старый из них глухим от долгого молчания голосом. — Там нечистой силе можно жить. У северян кровь холодная. Коли нужен ему бес, так он перстень потрет и его вызовет, тот его волю сполнит, и опять свободен… А у саркинозов…
 — Да-а-а, — подхватил другой, не менее древний. — У саркинозов другой обычай. Если саркиноз беса поймает, то норовит его обязательно куда-нибудь укупорить. В горшок, какой или лучше того в светильник. Что бы, значит, всегда под рукой был…
 — Горшок — понятно — сказал третий. — Ну а светильник-то?
 Те двое, что говорили, переглянулись и хихикнули, а потом второй объяснил.
 — Все просто, Бухтиган. Они там сладострастники все. Как только ночь, так они сразу за светильник, и бесов своих выпускают, что бы, значит, те им чужих жен да девственниц таскали.
 — Устроились, — с пониманием ответил третий и, как бы между прочим, поинтересовался. — И что, таскают?
 — А то. Нечистая сила — сила подневольная. Куда же ей деваться?
 С другой стороны — там шел свой разговор — кто-то пробубнил, разжевав слова вместе с куском мяса:
 — Но ведь есть случаи, когда от нее человеку польза? Есть! То золота мешок принесет, то еще чего-нибудь полезное.
 — Это польза мнимая, черная, — ответили ему. — От нее пользы никакой, только вред один.
 Говоривший оглянулся и увидел насмешливый взгляд соседа — курчавого и смуглого мужика, больше похожего на пешего ратника, чем на мудреца и спросил.
 — А ты чего молчишь?
 — А что с вами дураками разговаривать? — спокойно и громко ответил тот. Спрашивающий присмотрелся к его одежде и сделав охранительный знак рукой шагнул назад.
 — Ты из каких? Неужто из черных?
 Тот сморщил лицо, закчал головй, словно до смерти ему уже надоело говорить прописные истины
 — Черные, белые… — сквозь зубы процедил он. — Нет у знания и власти ни черного цвета, ни белого. Оно всегда золотое.
 Он отошел от них, обошел Исина и вышел из комнаты.
 Гавриле вдруг стало горько. Это было бедой всего мира. И на Руси и у ромеев и у саркинозов все было одинаково — умники, вместо того, что бы бороться со злом обсуждали его природу, выясняли, как это зло можно было обратить на пользу себе или, если не получится, то хотя бы своему князю.
 — Да что вы тут знаете? — произнес вдруг богатырь, перекрывая своим голосом стариковское дребезжание. — Мудрецы да книжники… Бить ее надо нещадно вдоль и вширь, а не разглядывать… «Что ей нужно?»… Волхвы, а не знаете… Я когда в Замке Ко был все доподлинно выяснил! Страх им наш нужен! Страх! Что мне пирог с луком — то нечистой силе ваш страх! Питается она им, за обе щеки трескает! И от этого только сильнее становится!
 Все кто сидел там, посмотрели на Масленникова. Хозяин корчмы потащил его назад, к бражникам, подальше от умных людей, но Гаврила отмахнулся, и хозяина вынесло из комнаты.
 — А ты кто такой? — спросили Гаврилу из-за стола.
 Гаврила отвечать не спешил, только мрачно поглядывал на волхвов.
 — Ежели он про замок Ко не врет, то это есть богатырь Гаврила Масленников. — Пророкотало откуда-то уважительно. — Только он в замке был и вернулся умом невредимый.
 Разговор вокруг Гаврилы сам собой сошел на нет, и послышался голос Видги.
 — Поглядите-ка как он сидит, мне отсюда не видно. Тень впереди него? Да? Ну тогда точно Гаврила Масленников.
 — Повредить можно только то, что имеешь. А ежели ума нет, то вредить нечему.
 Из-за стола привстал княжеского вида волхв, что наверняка раньше, когда был помоложе, изрядно помахал секирой и не мало голов посносил, прежде чем уселся за этим столом.
 — Ну откуда богатырю знать то, что и нам-то не всегда ведомо?
 Волхвам, похоже, надоела своя мудрость, и они готовы были хлебнуть даже из такого мутного источника, как мысли богатыря.
 — Да пусть расскажет. Он нечисть борол. — Раздалось несколько несогласных голосов. — А то все об умном, да об умном…
 — Пусть расскажет, как защищался. Ну-ка, место гостю…
 За столом потеснились, и Гаврила уселся в кругу волхвов как равный. Ему налили, он выпил и сказал, что думал:
 — Не защищаться — нападать нужно. Крушить ее, а не за столами прятаться. От чудища, небось, прячетесь? Так нет его более. Вон, друг мой, богатырь Исин сокрушил вчера чудовище!
 — Нам молитва защита, да крепкий заговор. Мы как богатыри не умеем.
 Гаврила выпрямился во весь рост и ударил кулаком по столу. Половина из тех, кто сидел за столом, без сомнения были настоящими волхвами. Они, за мгновение до того как кулак Гаврилы коснулся стола, подхватили свои кружки. Кто не успел — того обрызгало.
 — Страх в себе выжечь нужно? — объявил Гаврила. — Весь! До капельки, до последнего перышка. По другому не спасешься… И бить их смертным боем!
 — А молитва? — возразили ему. — Молитва-то как? Заклинания?
 Гаврила отмахнулся от этих слов как от назойливой мухи.
 — А что молитва? Что заклинания? Ежели человек сердцем чист и спокоен — помогут, а если нет…




 Глава 21


 Исин с удовольствием смотрел на Гаврилу, что, между делом прихлебывая из кружки, учил мудрецов жизни. Он делал это серьезно и обстоятельно, но хазарин увидел, что волхвы, слушая его, перемигиваются и ухмыляются. Оборвав себя на полуслове, Гаврила поднялся.
 — Ладно, волхвы, ладно… У вас своя правда, у нас, богатырей, своя. У вас мудрость — у нас сила. От вашей мудрости только у вас на столе прибавляется, а от нашей силы со вчерашнего дня одним чудовищем меньше стало, да и вам самим спокойствия прибавилось…
 Волховские лица закручинились — богатырь упрекал их в своекорыстии, и Исин увидел злые улыбки. Он нахмурился, но шум за спиной отвлек его. Оттуда запахло лесом, сырой землей, послышалось тяжелое дыхание уставшего от долгой дороги человека. Исин оглянулся.
 Волхв, что стоял рядом с ними слушал это все и переживал. Гляделся он так неопрятно, словно только что вылез из пещеры, а недоумение на лице нес такое, что видно было, что плохо он еще соображает, что тут такое твориться, в Большом Мире, но это длилось не долго. На глазах Гаврилы наполнявшее гостя недоумение сменилось злобой, а когда места для нее не осталось он взорвался криком:
 — Безумцы, что вы городите? Какая «нечистая сила»? Она, может, почище некоторых будет, что тут сидят!
 — Нечистая сила, — ответили ему, — это черная сила, грязная. От Чернобога.
 — Грязная? От грязи? Это что от земли, что ли? А не все ли сущее тут от земли? И хлеб, и вино, и мясо. В конце концов, все в земле свое начало имеет!
 — И конец! — поддержал его кто-то из волхвов.
 — И конец! — подтвердил гость. Глаза его горели правдой, которую знал только он и которой он собирался поделиться. Он презрительно оглядел всех и добавил.
 — Сидят тут, мыслью тужатся… Да если б не «нечистая сила» и нас бы с вами, может, и не было бы вовсе.
 — Тебя-то может, и не было бы, бесов сын, — ехидно возразили ему. — Не знаю, на счет тебя-то, а я бы был. Я Отца своего и мать помню…
 Разговор постепенно стих и теперь волхвы смотрели на пришельца и возмутителя спокойствия.
 — Как звать-то тебя, милый? — ласково спросили его из череды бород.
 — Злотич я, — отозвался дикий волхв, выглядывая как бы усесться поближе к поросенку, от которого еще оставалась добрая половина.
 — Шел бы ты отсюда подобру, поздорову, — посоветовали ему.
 Поняв, что тут вряд ли накормят, он резко ответил.
 — Правда глаза колет!
 — Ты не ежик… — прозвучал ехидный голос.
 — Я не еж, да вы-то тут все задницы! На задницах сидите и ими же мыслите! Верно он говорит.
 Он ткнул пальцем в Гаврилу так энергично, что тот едва успел отодвинуться.
 — Страх им от нас нужен! Страх! Страхом нашим она живет, оттого и исчезает так быстро, после того, как мы испугаемся. Силы у нее от этого прибывает. А много ли зверь боится? Ну огня, наводнения, другого зверя… и все! А человек? Человек тут выше зверя! У него страхов больше! Огонь, наводнение, другой зверь, ну и человек, конечно. А кроме этого — за жизнь близких боится, за скарб свой, за богатство, за здоровье… Да за все человек боится…
 Он говорил убежденно и кто-то из толпы поддержал его.
 — То-то хорошего на земле так мало! — прозвучал голос.
 — Что ж… Все правильно. Человек такой жизни бояться должен. Для того такой мир и создан.
 — Кем создан, богохульник?
 — Теми, кого вы тут «нечистой силой» называете. Теми, кто нас выпестовал и вынянчил и в люди вывел! Если б не они… Что бы за свои горшки бояться их еще надо делать научиться. Вот они нас всему и научили, что мы сейчас умеем. А вы — «нечистая сила»! Мать родную ведь так не называете, а они для нас не меньше сделали, чем родители.
 О! У дикого волхва было что сказать, но слова его не всем пришлись по нраву. Горшок с парующей кашей, что стоял рядом с корзиной чего-то похожего на многорогие шишки, скакнул к Злотичу, но тот тоже был не лыком шит и движением руки остановил его скок. Со стороны показалось, что горшок попал между двух невидимых жерновов. Его сплющило, перекрутило и растерло в липкую грязь.
 — Вот! И это из земли вышло и в землю уйдет!
 Эти слова вышли у него не торжественно. Помешал горшок со сметаной, что подкравшись откуда-то сбоку опрокинулся на волхва, в одно мгновение превратив его из человека в снеговика. Сметана стекала с него волна за волной, и знаком пренебрежения казалось ленивое потряхивание горшка у него над головой. Гаврила сделал шаг вперед — на его глазах обижали слабого, но ничего сделать не успел.
 Началось невообразимое.
 Злотич отпрыгнул назад и тут же чаша с киселем, что стояла на краю стола стремительно поднялась и опустилась на чью-то лысую голову.
 — А-а-а-а! — застонал обиженный и протянул руку к блюду с жареными петухами. Он не коснулся его, но словно услышав немой призыв, подрумяненные до хрустящей коричневой корочки петушки повскакивали с блюда и бросились к Вигде. На бегу они перестроились в три ряда, и как военный отряд атаковали женщину. Позади, прихрамывая, скакали трое одноногих, сумевших вырваться из рук едоков.
 Она закрыла голову, и петушки вцепились ей в волосы. Ей на помощь откуда-то сбоку появилась огромный черпак, которым корчмарь, видно, разливал вино и закрутился вокруг женской головы, отбрасывая озверевших птиц в сторону.
 Яблоки, что в навал лежали на блюде, дрогнули, словно над столом пролетел невидимый вихрь, и вдруг собранные колдовской силой вытянулись в цепочку и, извиваясь, поползли по столу к протирающему закиселенные глаза волхву. Открыв от удивления рот, Исин смотрел, как живая змея, обползая блюда и кувшины и нацеливается броситься на человека. Он не представлял, что случится дальше и от этого, когда примерно за сажень от цели яблоки стали подпрыгивать, словно лягушки, вздрогнул, а они с глухим стуком ударять того по лбу. Сил у яблок оказалось в избытке. От ударов они расползались в зеленую остро пахнущую кашу, что стекала вместе с киселем на шею бедолаги. При каждом ударе заплеванного киселем и яблочной кожурой волхва отбрасывало назад, но стена не давала ему ни упасть, ни увернуться. Поняв, что спасения нет, и все это придется перетерпеть, он прикрыл голову руками, но не сдался.
 Щука, что лежала с краю на расписном блюде, ударила хвостом. В воздух взлетели ветки укропа, которым корчмарь оснастил ее, прежде чем выпустить к волхвам, куски репы и рыба ринулась к яблокам. В ней сохранилась свирепая стремительность речного хищника. Стройная как копье, она, раскрыв пасть налетела на яблоки, и в одну секунду уместила их в себе, словно меч в ножны. Щука упала на стол, но тут же забилась в неистовой пляске — яблоки внутри нее дергались, стремясь выбраться наружу. Их тугая плоть оказалась крепче вареного рыбьего мяса и, разорвав рыбину, они очутились на свободе.
 Они уже приноровились снова ударить по облитому киселем волхву, но тут, откуда не возьмись, появился здоровенный глиняный горшок. Кого-то из пирующих обожгло — он заорал, а горшок, расплескивая на лету уху, шлепнулся на одно яблоко, на другое…Он прыгал и катался по столу и после его ударов от яблок оставались мокрые пятна, от которых пахло жареной рыбой.
 Стол изогнулся, словно кошка, которую гладят. Подбрасывая еще не успевшую ожить снедь, по нему прокатилась волна, и котел с вареными раками, что стоял перед Вигдой подскочил вверх и полетел к другому концу стола. Раки, что до этой секунды спокойно лежали там вспорхнули и, словно обретя крылья, разлетелись по комнате, клешнями вцепляясь в волхвов. Щипались они больно, и вдоль стола прокатился обиженный вой. Теперь досталось всем и никто не остался в стороне.
 Жареные петухи, отстав от Вигды, взлетели и стали гоняться за раками, за неимением голов и клювов пиная их голенастыми ногами. Комнату заполнил сухой треск. Это панцири раков ломались при ударе о стену.
 Растопырив пальцы и вытянув руки вперед, Гаврила примирительно сказал:
 — Что же вы, отцы, собачитесь. Вам примером мудрости да кротости быть надо, а вы лаетесь. Нет что бы…
 Он не успел закончить. Никто из волхвов не двинулся с места, но недоеденный поросенок вспорхнул и вместе с блюдом полетел прямо в лицо Гавриле. Он успел выхватить меч и поросенок, опять-таки вместе с блюдом, распался на две части. Словно только что живой, а теперь лишенный жизни поросенок упал к его ногам.
 — Этих тоже бей! — вскрикнул стариковский голос.
 — Этих-то за что? — возразил другой старик.
 — Они рядом стоят!
 В этой стае стариков было что-то хищное, но нахальный блеск глаз ослаблялся туманом бород, впитанным смолоду почтением к старости и Гаврила не заметил его. Он посмотрел на собравшихся сперва с удивлением, а потом и с презрением. Что они могли сделать им — молодым и здоровым?
 Два здоровенных окорока, розовых и лоснящихся от жира и масла и массивных как две дубины подкрались сбоку и набросились на богатыря. Смеясь, он рассек один кусок нежного мяса, увернулся от второго, но окорока летели не сами по себе. Их вела волшебная сила. Гаврила немного картинно взмахнул мечом, лезвие описало сложную восьмерку и летающих кусков стало вчетверо больше. Теперь десяток кусков ветчины порхал вокруг него, норовя то ударить по голове, то ткнуть обрубками костей в живот.
 Исин так же не остался в стороне, и ему тоже досталось. Бочонок с пивом, что стоял в углу стронулся с места и, подкравшись сзади, навалился на хазарина. От удара и неожиданности Исин опрокинулся назад и бочонок, не давая хазарину подняться, трамбовал его. Обернувшись на хрип, Гаврила достал его мечом. Дерево затрещало, и словно кровь из чудовища на пол выплеснулась волна пива. Волхвы замешкались, поднимая ноги, а Исин мокрый и злой вскочил на ноги и без усилия приподняв полупустой бочонок, бросил его на стол, где бесновалась еда. От удара тот раскололся, и, выплескивая на волхвов остатки пива, дубовые плашки разлетелись по всему столу. Кто-то охнул, но заглушая этот крик, мелодично зазвенели железные обручи, кружась и сметая со стола все неподвижное, что еще там оставалось.
 Избавившись от противника, Исин оглянулся на Гаврилу. Вокруг того, как вокруг скомороха вертелось уде почти два десятка кусков ветчины. Они уже не казались опасными, но все же не давали Гавриле освободиться от них — лезли в глаза и уши, а некоторых, что по глупости залетали ему в рот, он просто разжевывал.
 Зрелище было захватывающим — смотреть бы да смотреть — но пол дрогнул, и все кто был в комнате заозирались. Здоровенная сорокаведерная бочка с брагой, что до сих пор неподвижно стояла в самом дальнем углу сдвинулась с места и переваливаясь с боку на бок, стала приближаться к столу. Непонятно было, кто ее вел и чего от нее ждать, и волхвы предпочли разбежаться к стенам. Грохнули упавшие лавки и люди, сообразив, наконец, что дело серьзно, отпрянули в сторону. Стол, уже полуживой, вдруг переступил с ноги на ногу, сбрасывая с себя кувшины и блюда, одним скачком перескочил через лавки и встал перед бочкой. Только что не заржав, стол двумя ударами ножек пробил в бочке две дыры и выпустил брагу наружу.
 Разгул страстей стоял не шуточный, и только три волхва остались в стороне не обращая на творившиеся тут дела никакого внимания. Их не трогали ни петухи, ни раки, даже горшки, что летали над столом из конца в конец к ним не подлетали и волхвы спокойно беседовали, оставляя молодежи возможность повеселиться.
 Между делом удивившись такой выдержке Исин увернулся от двух глиняных кувшинов, а от третьего — чугунного — не увернулся. Чугунок ударил его сбоку и словно выплеснул на него все звезды неба, что хранил в себе. В глазах вспыхнуло солнце, потом оно раскололось на сотни частей и на конец на него обрушилась тьма.
 Его оглушило и на какое-то время Исин выпал из действительности. Потом чувства стали возвращаться, но не разом, а постепенно, шаг за шагом. Первыми вернулись слух и зрение, и он оглушенный, лежал не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. На его глазах Гаврила отчаянно рубился с ухватом и лавкой, что вместе напали на богатыря, а сквозь грохот и треск разрубаемого дерева отчетливо доносились голоса степенных волхвов.
 — Для умных людей третий путь к золоту всегда был лучше первых двух… В этом Злотич прав. Чем заработать или у других отбирать умному человеку сподручней с нечистью договориться… И ведь договаривались же!
 Он понизил голос.
 — Князья первые, фараоны да императоры у всех золотишко-то оттуда… Ну а как сам стал князем, так своих бывших товарищей к ногтю. Вдруг кому-то еще удастся с нечистой силой договориться?
 — Да, — согласился с ним собеседник. — Да Бог с ним, с золотом-то… Знания уничтожают. Свитки еще повадились жечь, записи…
 — Конечно, а как же иначе? Правда, жалеть об этом нечего. Нет там ничего умного. Большая часть этого всего умными людьми для дураков была писана…
 — Как для дураков?
 По лицу говорившего расползлись добрые морщины, словно он говорил с ребенком.
 — Ну, какой нормальный человек, если сам знает, как золото и власть добыть будет своим секретом делиться, сам подумай? Если золота много будет, то цена его уменьшится, а властью поделишься, так тот, кого облагодетельствовал, тебя же еще и на кол посадит.
 — Да, — согласился с ним его степенный собеседник. — Умный человек тайну прячет…
 Исин поднялся сперва на карачки, потом встал на ноги. До мудрствующих волхвов было рукой подать, но он их благоразумно не тронул. Страшно подумать, на что способны эти трое, если их предпочитали не задевать даже волхвы. Он оглянулся на Гаврилу, и слова застряли у него в горле.
 Масленников загляделся на то, как из бочки выхлестывает струя толщиной с его ногу, и не заметил, как опасность подкралась к нему слишком близко.
 Обручи упали на него сверху. Словно птицы, нашедшие подходящую ветку для гнезда они опустились на него сверху и сжались, не давая рукам двигаться. Это было чудо. Железо, став мягким обхватило его словно бочку и стало сжимать. Кто-то из волхвов обрадовано вскрикнул.
 — Не все естеством, богатырь, а и колдовством тоже…
 — Дайте, я ему в морду стукну!
 — Да зачем все это?
 — Когда еще такой случай представиться? Самого Гаврилу Масленникова по морде задеть…




 Глава 22


 Слушая шум, что доносился из комнаты волхвов, Избор даже не думал о том, что там может происходить. Он просто сидел, поглядывая изредка на дверь, за которой лежал сегодняшней день. Она то и дело распахивала сь, впуская внутрь желающих с раннего утра промочить горло. Они приходили по одному и по двое, но однажды дверь распахнулась, и не закрывалась, пока он не зевнул дважды. Когда он протер заслезившиеся глаза, то увидел, что пьющих в корчме прибавилось и стало больше почти на полтора десятка.
 Оглядывая гостей, в корчме стояли голубевские дружинники. Лица у них были деловиты, и Избор сразу понял, что пришли они сюда не за пивом. Он глубоко вздохнул, выдохнул, осторожно поднялся и бочком двинулся к комнате, где набирались мудрости его друзья.
 Неважно, что им было нужно — талисман ли, сбежавший ли жених, или кто-нибудь из них, но ни того, ни другого, ни третьего он не мог. Пришла пора бежать.
 Он сунул голову внутрь и отшатнулся назад.
 Вряд ли его заметили. Глаза волхвов, что плечом к плечу стояли в комнате смотрели на Гаврилу, висящего в воздухе. Рядом висел Исин, а к ним, засучивая рукава и задорно размахивая кулаками, подходил до обидности плюгавый мужичонка. На лице его светилось ожидание такого удовольствия, что сразу стало ясно, что он собирается сделать. Избор дернулся вперед, но с места не сдвинулся. Его осенило, что сделай он шаг и его постигнет та же судьба, что и друзей. Он тронул меч, но не вынул и его. С колдовством нужно было бороться только колдовством.
 За спиной послышался шум. Дружинники рассыпались по корчме, заглядывая в лица сидельцев, а те, переглядываясь, провожали их ответными взглядами. Старший наткнувшись на лежащего у стены корчмаря не дав подняться, спросил о чем-то.
 Понятно о чем, подумал Избор, и рука его сама собой протянулись за пазуху. К талисману. Воевода догадывался, чем может грозить то, что он должен сделать, но он должен был это сделать. Ковчежец слабо щелкнул, и в комнате у волхвов грохнуло. Уже не обращая внимания на дружинников за спиной, Избор вошел к волхвам. Ситуация там изменилась на прямо противоположную. Гаврила поднимался с пола, рядом с ними крутились обручи с бочки.
 Бойкий мужичок, что домогался Гаврилы, растерянно стоял перед ним не понимая, что произошло. Удивление приковало его взгляд к полу, он смотрел на обручи, а Масленников уже стоял, уперев руки в бока. Потеря силы так подействовала на волхвов, что они стояли, словно примороженные к полу, даже не разговаривая.
 — Конец вашей силе, — усмехнулся богатырь. Он уже понял, что тут произошло. Ухватив обалдевшего волхва, что все еще смотрел себе под ноги за ворот, приподнял над полом. Воевода понял, что хочет сделать Масленников, и остановил его.
 — Кончай забавляться, — крикнул Избор. Он уже стоял в комнате и закладывал засовом дверь. — Там других гостей принесло. Те повеселее будут… И каждый с ножиком.
 Исин, крутя головой в поисках летающих горшков, спросил.
 — Там-то что?
 — Князь по тебе соскучился. Прислал за тобой. Где, говорит, мой любимый зять…
 Хазарин захотел, было, отбрехнуться, но вовремя понял, что Избор не шутит.
 — Дружинники?
 — Они.
 Гаврила вскинул кулак и одним ударом разворотил стену. Бревна выбросило наружу и там закричали испуганные люди, заржали кони.
 — Тогда нам туда. — Он показал на дыру и сделал шаг к свету.
 — Убегаем?
 Гаврила усмотрел в словах хазарина упрек.
 — По своим делам идем. Не забудь, что ты пока не невесте принадлежишь, а талисману, да воеводе… Вперед.
 В дверь позади них уже барабанили, но Избор понимал, что среди дружинников наверняка найдется хотя бы один умный, что догадается обойти дом с другой стороны и забраться через окно.
 Не обращая внимания на волхвов, бестолково суетившихся в комнате, они выбежали на двор. Под ногами заорали не съеденные еще куры, заверещала свинья.
 — Держи! — раздался одинокий голос откуда-то сверху. — Вон они! Уйдут!
 — Уже ушли! — ответил Гаврила. Он плечом выбил дверь в конюшню и вспрыгнул в седло. Лошади взяли с места, словно чуяли за спиной погоню.
 — Как ты князю-то нужен, а? Хороший тесть у тебя будет. Ничего для тебя не жалеет — ни людей, ни времени… — прокричал он. Хазарин сделал вид, что не расслышал, а может быть и правда, голос богатыря затерялся в перестуке копыт. Разметая перед собой кур, они вихрем пронеслись до ближайших ворот. На их счастье дружинники перед ними не ждали их тут.
 Всадники пронеслись мимо них, не дав им случая и возможности пустить стрелу вслед. В ожидании их беглецы то и дело оглядывались назад.
 — Мост! — закричал Гаврила. — К мосту!
 — Нам не туда…
 — К мосту, — повторил Гаврила. — Там оторвемся!
 Они продолжали нестись и проскакали почти половину расстояния до переправы, когда показалась погоня.
 — Их только пятеро! — Крикнул Исин. — Отобьемся.
 Избор пришпорил коня и, обгоняя хазарина, прокричал в ответ.
 — Уймись! Тебе, может, там еще княжить придется… Зачем себе врагов заводить?
 — Догонят ведь! — ответил Исин и тоже пришпорил коня.
 — Ну, когда еще…
 Мост приближался так быстро, словно и сам не стоял на месте, а, перебирая опорами, спешил им навстречу. Исин все оглядывался. Кони у преследователей оказались похуже и они потихоньку отставали.
 — Уходим! — крикнул хазарин. Его никто не услышал. В этот момент копыта лошадей ударили по настилу моста. Шум воды, что журчала, обтекая опоры моста, обдал их прохладой. Сразу за мостом Гаврила остановился. Из-под копыт его коня в воздух взвилось облако пыли, и он развернулся лицом к преследователям.
 — Достаньте луки.
 — А то мы пятерых без луков не уложим?
 — И семерых уложим, да только в другой раз. Нынче без крови обойдемся. Просто покажем, что готовы драться.
 Настил моста из коротких бревен горбиком поднимался к небу, но на середине моста спускался к другому берегу. С другой стороны к ним приближались пять всадников. Из ворот, что еще виднелись выезжали новые всадники.
 Луки в руках Избора и Исина остановили преследователей около самого моста. Голос Гаврилы перелетел с берега на берег, словно птица.
 — Что нужно?
 Они не полезли напролом, а оглянулись, выискивая помощь, и ответили.
 — Князь вас к себе требует.
 — Это я уже слышал, — пробормотал хазарин, глядя, как всадники из города подъезжают все ближе и ближе.
 Гаврила, так же следивший за ними, отрицательно покачал головой.
 — При всем уважении к князю не можем быть его гостями. У нас дело, нашим князем порученное. Вот когда сделаем, тогда может быть…
 — Тогда обязательно! — подхватил Исин. — Я к невесте вернусь. Как дела закончу, так сразу!
 Исин слушал хазарина, и не мог понять шутит тот, или говорит правду.
 — Передайте князю поклон и скажите, как только дела закончим обязательно, и сами приедем, и зятя ему привезем, а сейчас не можем — уж больно дело серьезное…
 Всадники из города, наконец, подоспели и также встали перед мостом. Теперь тут стояли все, кто приехал сегодня в корчму.
 — Вы своему князю служите, а мы — своему… Посмотрим кто лучше служит. Вперед! — скомандовал кто-то самый отчаянный…
 — Назад! — крикнул Гаврила, и все послушались его. На глазах преследователей мост вздыбился, в воздух взлетели бревна и через мгновение настила на нем не стало. С гулким плеском половинки бревен попадали в воду и течение, не прекращая журчать у мостовых опор, понесло бревна вниз. Напуганные кони рванули в стороны, и через мгновение на том берегу клубилось облако пыли, из которого выскакивали то люди, то лошади.
 — Ну, кажется, никого не убил… — пробормотал Гаврила.
 — Вряд ли они это оценят…
 — Ничего. Исин ввернется — объяснит. Если захочет. Поехали отсюда.
 Развернув коней, они помчались прочь от реки.
 Степь, что быстро летела под копыта, взлетела ввысь небольшим холмом. Они выскочили на вершину, и не слезая с седел, смотрели на то, как по противоположному берегу мечутся люди и лошади.
 — Вряд ли это их остановит… — сказал Исин, глядя на разрушенный Гаврилой мост. В его словах Избор уловил потаенную гордость. Будущий княжеский зять словно бы гордился такими справными воинами, что не испугались ни Гаврилы, ни их всех, а особенно его самого.
 — Зато охладит, — отозвался Масленников. — Как ни крути, моста-то больше нет… Нырять придется… А этот берег выше… Пока еще переправятся… Лошадей заведут…
 — Но ведь переправятся же…
 — Да, — вынужден был согласиться Гаврила. Он посмотрел на берег сквозь трубку в кулаке. — Может быть, поубивать их?
 Богатырь оглянулся на Исина, а тот, не заметив взгляда, покачал головой.
 — Перетопи, — посоветовал практичный Избор. — Пока они из воды вылезли. Чистая смерть… Им хорошо, да и нам спокойнее.
 Он говорил искренне и далек был от мысли вести себя так, что бы когда-нибудь Исину проще было бы посмотреть в глаза князю Голубеву. Кем бы ни были те люди в реке и на берегу добросовестными воинами или бесстрашными дураками, но они мешали им делать дело. Для воеводы привезти талисман в Киев было куда как важнее, нежели устроить личную жизнь хазарина, при всем нему, хазарину, его, воеводы, уважении.
 — Жалко, — наконец сказал Гаврила. — Мне спокойней будет, если мы им хазарина отдадим. И нам лучше и ему приятнее.
 — Ну, уж нет, — быстро откликнулся хазарин, еще помнивший Гавриловы пророчества о том, для чего он нужен князю и чем все это может кончится.
 — Я до князя сам когда-нибудь доберусь. Это если охота будет.
 Поняв, что у Гаврилы рука не поднимается перетопить хоть и не безобидных, но случайных вообще-то людей, Избор развернул коня и поскакал вперед. За ним следом, привязанная коротким ремнем скакала четвертая лошадь, что осталась им в наследство от странников. Выбора у них теперь не было — следовало уходить и как можно скорее.
 Гаврила и Исин припустили вслед за ним, понимая, что сейчас их мягкосердечие, возможно, испортит им жизнь в самом ближайшем будущем. Исин все время оглядывался и в один из таких разов сказал.
 — Переправились.
 — Теперь их точно поубивать придется. Вот беда-то…
 Избор не отозвался.
 — Слышишь, Избор. Они переправились…
 — Слышу, — отозвался воевода. — Не та беда, что с земли, не та, что с воды, а та беда, что с неба.
 И Гаврила, и сотник тут же забыв о преследователях, начали озираться, отыскивая опасность в небе. Они шарили глазами по небу, пока хазарин впрямую не спросил.
 — Где они? Не вижу ничего. Остроголовые?
 — Да, — откликнулся Избор, глядя как всадников у них за спиной становится все больше и больше. Они выскакивали из реки и, нахлестывая лошадей, бросались в погоню.
 — Где же?
 — Надеюсь, что далеко… Но чувствую, что уже летят сюда гады… Летят!
 Их преследователям ни занимать было, ни упорства, ни смелости. После того, что Гаврила сделал с мостом, они могли бы спокойно вернуться, и рассказать о страшном колдуне, что в одно мгновение разрушил мост и едва не повернул реку вспять, но они неслись следом за ними как свора собак за зайцами. То ли они видели, что их больше, то ли их страх перед князем был сильнее страха смерти, но они не отставали и потихоньку расстояние между ними сокращалось. Гаврила, в очередной раз оглянувшись, крикнул Избору.
 — Пришпоривай!
 Воевода скакал последним. Запасная лошадь скакала не налегке — на нее нагрузили все мешки, что второпях бегства побросали странники и она, словно якорь, не давала ему разогнаться.
 — Брось ее! — крикнул хазарин.
 — Еще чего, — отозвался воевода. — Что я им родственник такие подарки делать?
 — Догонят — все отберут…
 — Пусть попробуют!
 Гаврила покачал головой и придержал коня.
 Копыта четырех коней дробно ударяли по сухой земле, но вскоре к этим звукам прибавились голоса погони.
 — Брось мешки… Раз голоса долетели, значит, и стрела долетит, — вновь проорал Гаврила. — Бросай! Все равно не наше…
 — То-то и оно! — откликнулся Исин, вполне понимавший своего воеводу. — Мало ли чего там в мешках понапиханно… Волхвы ведь…
 Избор не ответил, но когда через несколько минут к крикам погони прибавился стук копыт, подтянул коня поближе и не отпуская поводьев, стал другой рукой рыться в ближнем мешке. Воевода действовал рассудительно. Он сперва щупал то, за что хватался и только потом, когда понимал, что ухватил зряшную вещь, вытаскивал ее и бросал. Он действовал споро, и уже через несколько минут позади них лежало на земле или плыло по воздуху какое-то тряпье, пучки сухой травы. С мешком, в котором странники держали еду, он разобрался еще быстрее, мельком помянув старцев за жадность — всю прошлую ночь они за обе щеки ухомякивали их еду, хотя у них самих в мешке чего только не было. Именно поэтому Избор расстался с этим мешком с каким-то мстительным удовольствием. Он попросту распорол боковину мешка и смотрел, как на дорогу вываливаются ковриги хлеба и куски мяса в чистых холщовых тряпицах, и что-то еще. Лошадь сразу пошла живее.
 — Остальное бросай! — прокричал Гаврила. На лошади остался еще один вьюк. Размера он был не большого, но Избор так же обстоятельно открыл его, что бы выяснить, с чем же ему предстоит расстаться. В этом мешке оказались совсем уж никчемушные вещи. Он даже посмотрел, не ошиблись ли его пальцы, когда нащупали выщербленную временем деревянную посудину. Избор не поленился поднести ее к глазам и удивился стариковской жадности, что честно охраняла такую ветхость. Плошка оказалась не только старой. Она была древней и сухой, словно кости пращуров. Где ее им дали, и какой жадиной долен был оказаться тот, кто берег ее до сих пор, но не пожалел ее для странников он даже не задумался, а просто отбросил ее назад и тут же стал нашаривать что-нибудь еще.




 Глава 23


 Увидев как освободившаяся от груза лошадь прибавила в беге, преследователи заорали, но их крики утонули в грохоте. Земля задрожала, и Избор оглянувшись, увидел, как земля у него за спиной вспухает и расходится узкими трещинами. Пока он высматривал всадников позади себя, одна из них скользнула рядом, ушла вперед и проскочила между ног сотниковского коня. Конь, ощутив под брюхом пустоту, заржал. Несколько мгновений они двигались наперегонки — трещина и конь. Одна половина скакала по одну сторону трещины, а другая — по другую. Так продолжалось несколько секунд, но в какой-то момент конь, почуяв, что уступает трещине в скорости, дико заржал и скакнул в сторону.
 А земля позади них продолжала дрожать и лопаться, рождая из себя что-то невообразимо большое. На глазах Избора из разверзшийся земли выперло небольшой холм с заостренной верхушкой. Не отрывая глаз от ужаса, что творился позади него, воевода непрерывно шпорил коня, стараясь уйти подальше, а холм все рос и рос, словно из земли поднимался огромный воин в остроголовом шлеме.
 Сотника догнал и ударил в спину порыв горячего ветра. Он пах гарью, перемолотым в пыль камнем и чем-то еще, чем пахли самые темные глубины земли.
 — А-а-а-а! — тонко заорал хазарин, спиной ощущая, что позади него бушует сила — не чета Гаврилову кулаку..
 — Вперед! — заорал Масленников, упиваясь ощущением ужаса. Ветер, что с неистовой силой бил в лицо и уносил запах пота, заставляя его оставаться человеком. Он в своей жизни повидал всякое, но ощущение того, что в десятке шагов за спиной рождается гора, испугало бы кого угодно. Оглянувшись, богатырь увидел, как земля там вздымается вверх острым краем, загораживая окоем. Она разделила преследователей и преследуемых словно ножом, что из-под земли высунулся нож и попытался для чего-то отрезать от Руси часть ее земли.
 Клич Гаврилы остался без ответа. Никого понукать не приходилось. Лошади — и те понимали, что промедление смерти подобно. Избор нагнал хазарина. Тот обернулся на ржание лошадей. Явно хотел сказать что-то бодрое, но Избор едва обернулся, увидел, как хазарские глаза начали вылезать из орбит. Грохот позади них стал злым и громким, и мимо прокатилась каменная глыба величиной с городские ворота. На их глазах резвый камень, презрев сотника и воеводу, покатился следом за вырвавшимся вперед Гаврилой. У глыбы сил оказалось побольше, чем у Гаврилова коня. Быстро и напористо она догоняла богатыря даже не глядевшего назад.
 — Гаврила! — завизжал Исин. — Гаврила!
 Крик, пронзив воздух, догнал Гаврилу. Масленников обернулся. Глыба, переваливавшаяся с боку на бок, догоняла его, но богатырь не свернул в сторону. Он вскинул руку и ударил по кулаку. Глыба, уже вставшая позади него на дыбы, словно взбешенный медведь испуганно вильнула вбок и скатилась в трещину.
 Они остановились только тогда, когда землю перестало трясти. Уставшие не меньше лошадей богатыри развернулись и смотрели, как позади них застывает в природной неподвижности скалистая гряда. Горы в ней были как на подбор — молодые, острые как волчьи клыки или копейные наконечники.
 — Что это было? — спросил Гаврила.
 — Что было, то и осталось — ответил хазарин, облизывая сухие губы. — Кто хочет — пусть рукой пощупает.
 — По-другому спрошу, — спросил тогда Гаврила. — Это мы их или они нас?
 — Чудной ты, — всплеснул руками хазарин. — Ты жив?
 — Живой…
 — Вот. Живой. А их и не видно… Значит наша взяла. Значит это мы их.
 Хазарин не мог удержаться. Слова из него сыпались, словно горох из рваного мешка, а со словами выходил страх.
 — Если они нас убить хотели, то не получилось у них, значит мы победили.
 — А если…
 — А если они эту гору сделали, что бы от нас спрятаться, то тем более. Раз струсили, значит проиграли.
 Избор слушая их, помалкивал. Он все еще зачарованно смотрел на гору. Там еще клубился дым, что-то осыпалось с самого верха и, поднимая тучи пыли, катилось вниз по склонам. Удивляясь его молчанию, Гаврила полюбопытствовал.
 — А ты что скажешь?
 Воевода наклонил голову сперва вправо, потом влево. Долго молчал и Гаврила, что он-то наверняка знает, что там произошло.
 — Ну?
 — По-моему это я сделал… — наконец сказал Избор. В голосе его не было уверенности, и Исин переспросил.
 — Ты?
 — Не ты же…
 Исина это слегка обидело.
 — Что же ты, выходит, волхвом стал?
 Избор покачал головой. Так высоко он не метил.
 — Куда мне… Не во мне дело — в стариковских пожитках.
 Гора успокоилась и теперь только кляксы дыма, что выбивался из каких-то щелей, напоминали о том, что еще несколько минут назад на месте этой горы тянулась ровная степь.
 — Я стариковскую солонку из мешка выбросил. Сразу после этого и…
 Он кивнул на гору. Масленников перестал измерять взглядом высоту горы и посмотрел на смирную лошадку с вьюком на спине. Богатырь сразу поверил Избору.
 — Да-а-а-а, — задумчиво сказал Гаврила, — а что было бы, если бы ты весь мешок одним махом высыпал?
 Избор побледнел, а Исин бодро ответил.
 — Может, ничего бы и не было…
 Гаврила снисходительно оглядел хазарина. Почувствовав себя княжеским зятем тот явно начал задаваться.
 — От тебя, может быть, ничего бы и не было бы…
 Чуть подумав, и посмотрев на вершину горы, ради справедливости добавил.
 — От меня с Избором тоже…
 — Ну… — не согласился хазарин. — Если бы все сразу бросить, то сейчас весь мешок оказался бы на верхушке горы. А что там произошло бы, нас уже не касалось бы. А уж если б он на ту сторону скатился, так и вообще…
 Избор не соглашаясь, качнул головой.
 — При нашем-то везении он не на ту сторону бы скатился, а на эту…
 С почтительной осторожностью он подошел к лошади и снял вьюк.
 — Слава Богам, все обошлось… Осталось придумать, что с этим узлом делать и можно дальше двигаться…
 — Как что? — удивился Исин. — Себе оставим. Если уж лошадей не отдали, что уж такую-то дрянь отдавать?
 — Дрянь? — удивился Избор. — Да если там все такое же, как и эта солонка, то этому цены нет!
 Исин ухватился за эту мысль.
 — Тем более! Будем считать, что мы клад нашли…
 Опасаясь, что они неправильно оценят ситуацию, Исин напомнил:
 — Мы же не отбирали. Они сами бросили. Все по честному получилось…
 — А еще княжий зять… — грустно сказал воевода, глядя на Масленникова. — Как он такое говорит? Даже князя жалко стало.
 — Да… — подтвердил Гаврила. — Стариков обобрать каждый норовит… А они бедные, теперь пешком ходят, и колдовать им нечем…
 Исин вдруг понял, что никто из друзей и не собирался искать стариков и возвращать им пожитки. Не до того было. Талисман ждали в Киеве, и тратить время на поиски недругов никто не собирался. Другое волновало богатырей — как жить рядом с такой опасностью, как рядом с ней держать талисман.
 — Ничего. Слабого обобрать — самое княжеское дело — отозвался хазарин. — Сам говорил, что они у моего тестя трех человек в лягушек превратили. Пусть теперь и расплачиваются…
 Гаврила и Избор промолчали. Теперь, когда все стало ясно, они смотрели не на гору и не на хазарина, а на мешок.
 — Мешок с неприятностями… — сказал Гаврила. — Мне один ромей рассказывали про такой… Только там ковчежец был, да в руки бабе попался… А так все как у нас.
 Теперь каждый думал о мешке как об оружии — страшном, смертельно опасном не только для врагов, но и для самого себя. Когда не знаешь как мечом или ножом орудовать, то и себя поранить можно, а уж тут…
 — Хорошо если это все по врагу попадет, а если еще и по тебе же… — сказал Гаврила, мысленно заглянувший вперед.
 — А если себе под ноги уронишь? — согласился с ним Избор.
 Говорить об этом можно было сколь угодно долго, но рано или поздно нужно было что-нибудь сделать. Будучи людьми не робкого десятка они спешились и рискнули вытащить вещи из мешка.
 — На землю не класть! — предупредил Гаврила. — Тряпку постелите… Мало ли что.
 Через минуту баул опустел, а на холстине перед ними лежали два узкогорлых кувшина, три цветных ленты, несколько завязанных мешочков, в которых потрескивали не то камешки, не то семечки, несколько щепок, две деревянных ложки, блюдо, кусок ткани…
 — Ну и что? — спросил Исин, переводя дух. Все ждали чего-то страшного, но вещи оттуда извлеклись самые, что ни на есть обыденные. — Я думал тут летучий ковер есть, а тут… Ничего интересного…
 — Ничего?
 — Конечно.
 Тогда Гаврила серьезно предложил ему.
 — Мы сейчас отойдем подальше, а ты возьми ложку да брось себе под ноги или, вон, кувшин расколи…
 Исин засмеялся, но ничего такого делать не стал.
 — Не знаю как тебе, а нам интересно будет посмотреть, что из этого выйдет.
 — Хватит вам, — серьезно сказал Избор. Он молча начал укладывать все обратно.
 — С собой я это не возьму, хоть золотом осыпьте.
 — А колдовство если? — сделал последнюю попытку хазарин. — Против колдуна-то мечом не особо повоюешь…
 Избор усмехнулся.
 — Против колдунов у нас «Паучья лапка» есть. Только открой ковчежец и от всего его колдовства труха останется…
 — Так ведь найдут тогда…
 — Придется выбирать, что хуже — колдуны или остроголовые. А с этим ездить… — он покачал головой.
 — Так что же, неужто бросим? — сдерживая себя спросил хазарин.
 — Нет. Тут оставлять тоже не годится…
 Избор оглянулся. Совсем недалеко начинался лес. Начинался он с кустов и молодых деревьев, но уже в сотне шагов стеной вставали деревья, прожившие на свете вдвое, а то и втрое больше, чем они. Начинавшее уже припекать солнце заставляло думать о тени, что ждала их под развесистыми кронами столетних деревьев.
 — Дупло! — сказал Исин. — Сейчас спрячем, а потом разберемся, когда время будет. Волхва с собой
 возьмем…
 — Коли живы будем — вернемся…
 В этот час солнце в небе выглядело как старая стершаяся медная монета, покрытая коркой нагара. Даже тучи, мрачного вида, больше похожие на клочья старой собачьей шерсти невесть как попавшие в небо, проползая по нему, не могли счистить окалину с перегревшегося за день светила.
 Жара окружала их как вода в реке. Деревья потели смолой, травы никли к земле, и, спасаясь от жары, выбрасывали в небо запахи такой густоты, что лошади — сытые, ухоженные все-таки тянулись к ним мордами.
 Придавленный жарой лес затих. Даже дятлы, что целый день колотились головами о деревья, теперь успокоились в дуплах в ожидании вечерней прохлады. Зверье очумелое от жары сидело по норам и высунув языки ожидали вечера, и только лягушки и рыбы чувствовали себя более-менее ничего.
 Жара была данностью от Богов, с ней нельзя было спорить, оставалось только смириться. Исин крутился в седле, все оглядывался не мчатся ли следом голубевский дружинники или песиголовцы и не находя их, облегченно вздыхал.
 Не в силах противится жаре, Избор снял с себя кожаную рубаху и повязал голову платком, как делал это в саркинозских землях. Хотелось свистнуть, гикнуть и помчаться навстречу прохладному ветру, что забирался бы под рубаху, холодил бы кожу… Но он останавливал себя. Прохладным этот ветер мог быть только в воображении, а на самом деле и ветер дул, словно из печи. От жары плавились мысли. Он поднял голову и увидел, что дорога вползает на небольшой холм. Там можно было найти либо тень, либо прохладный ветер, а может быть и родничок.
 Над дорогой, загораживая всадникам путь, свешивалась еловая лапа. Избор отстранил ее, освобождая путь. Кольнув ладонь иголками, она оставила на руке резкий, бодрящий запах смолы. Надеясь почерпнуть у дерева бодрости, он вдохнул запах, но просчитался. Запах звал расслабиться, растечься смолой по теплой коре. Сладкое оцепенение, неизвестно откуда взявшееся навалилось на него, каждый вдох не прибавлял, а отнимал силы. Борясь с искушением заснуть прямо в седле, он оглянулся. Исин качался в седле и его лошадь, казалось, при каждом шаге ловила его, не давая упасть. Гаврила еще сонно ворочал головой, но сонное оцепенение сковало и его.
 — Жара… — прохрипел он. — Переждать бы…Все же ночь не спали.
 — Вперед, — упрямо ответил Избор, понимая в душе, что Гаврила прав, и что тащиться по такой жаре не только глупо, но и бессмысленно, что все, что они потеряют, остановившись сейчас, они наверстают вечером или ночью. Нужно было становиться на дневку. Погони он не ждал. Конечно, искать-то их наверняка искали, а вот отыскать их было сложно.
 — А чего ты командуешь? — сонно спросил Гаврила. — Я тебе не подчиняюсь…. Мне Добрыня начальник…. Да сам князь…
 Слова разделяли все более и более длинные промежутки. Последние слова он пробурчал, как раз тогда, когда их кони выехали на вершину холма. Оглядевшись, он сонно моргнул глазами и вдруг широко раскрыл их. На поляне оказалось все, о чем можно было только мечтать в эту жару — тень от огромной рябины, ровный травяной лужок и — главное — маленький родничок!
 Их ноги одновременно коснулись земли. Мгновением позже рядом оказался хазарин. Все смотрели в одну сторону. Ручеек, бравший начало из-под корней рябины бежал по поляне и скатывавшийся с другой стороны холма звал к себе.
 Люди наперегонки бросились к воде. В сонном воздухе прогремело проклятье — Гаврила, почти заснув, набегу споткнулся и упал на некстати вылезший из-под травы валун. Пока друзья пили, он ругался, растирая руку и осматривая царапины на ней.
 Вода, пробежав всего несколько шагов по земле, еще несла холод подземного царства. Губы жадно купались в ней, но почему-то от каждого глотка сил не прибавлялось, а наоборот, становилось меньше…. Вода наполнила тело тяжестью, тянула к земле, баюкала…
 Разглядывая то оцарапанную руку, то лежащих у ручья друзей Гаврила недовольно сказал:
 — Ладно. Спите пока, я первый постерегу….
 Вряд ли те его услышали. Поглаживая руку, Гаврила прошелся вокруг дерева, оглядел пасущихся лошадей. Полянка выглядела мирно — цветы, ручей, муравьи. Все занимались самыми мирными делами — цветы копили силы, что бы стать ягодами, ручеек шлепал волнами, словно ребенок ладошками, а налетавший порывами ветер сбрасывал листья прямо на приткнувшийся к корням муравейник. Ощущение ленивой истомы, витавшей над этим местом, было таким сильным, что Гаврила вслух подумал:
 — Тут хоть в муравейник садись. Все одно никто не тронет. Лень…
 Он выбрал место так, что бы не нарушить своего слова и не испечься на этой жаре. Усевшись в тени и поставив ковчежец с талисманом между ног, он выставил ногу на солнце. Поколебавшись, воткнул рядом с ногой нож, и, прикинув время нужное для отдыха, наклонил его так, что бы в нужный момент тень упала прямо на кустик земляники.
 Несколько минут Гаврила просидел спокойно, разглядывая окрестности и поглаживая мешок. Потом вынул нож из земли. На этой полянке он выглядел так неуместно, что он убрал его в сапог, заменив сухой веткой. Едва он прислонился к стволу рябины, как сонное оцепенение навалилось на него с новой силой. В глазах замелькали круги. Он тряхнул головой, посмотрел на тень, что отбрасывал сучек. Тень не двигалась, словно ей самой было лень крутиться в такую жару. В распаленных жарой мозгах мелькнула мысль, что тень расплавилась, прилипла к земле и теперь не найти сил, что бы стронуть ее с места. Он на всякий случай посмотрел на тень от своей ноги, что лежала на солнце. В этот момент она вдруг рванулась по кругу, словно конь, исподтишка огретый кнутом или получивший стрелу в ляжку. Гаврила затряс головой. Мало того через мгновение к одной тени присоединилась вторая, потом третья…. Гаврила вскочил. На небе творилось что-то несусветное. Около тусклого солнца распухало, распадаясь на несколько частей огненное облако. Он успел увидеть, как исчезали на нем черные, словно выведенные сажей четкие прямые линии и небесный огонь, разбившись на десятки частей, заскользил по небу, окружая холм.
 Не было в небе ни грохота, ни грома, ни свиста, не дрожала земля, ветер не растрепал ни лошадиных грив, ни одежды. Только свет метался в небе, ослепительный, режущий глаза свет… Холодея от этой мысли Гаврила подумал, что усни он, то никто не увидел бы этого светопреставления. Все еще не опуская взгляда к земле, он пнул Избора.
 — Подъем!
 Что бы это не означало — добром это кончится не могло. Богатырь как зачарованный смотрел на ограненные куски пламени, что хороводом кружились над лесом, с каждым витком спускаясь все ниже и ниже.
 Вот они коснулись верхушек деревьев в полу поприще от них, скрылись за ними и в ту же секунду вверх поднялись клубы дыма. Сухой лес вспыхнул сразу в десятке мест.
 — Надо же что выдумали, сволочи…. Остроголовых нам мало…
 Гаврила споткнулся на этой мысли и торжествующе усмехнулся. Маги Вечного города уже перестали посылать против них людей. В ход пошли стихийные бедствия… Мысль была приятной, но он не успел додумать ее до конца. Времени не оставалось не только на размышления, но и на действия.
 Черные дымовые хвосты опоясывали их кругом, словно голодная волчья стая. Разом, словно дремота соскочила сразу со всех, в лесу заорали птицы. Срываясь с веток, они стаями уносились в небо от беды. Для них это было просто.
 Прямо перед Гаврилой выскочили распаренные лоси. Первый остановился, увидев человека, но второй, слепой от страха, пробежал мимо, обдав Гаврилу острым запахом пота. Кровь яростной волной взбурлила в Масленникове, он заскрипел зубами и пересиливая себя упал в ручей. Он не шевелясь лежа там, пока вода иголками не заколола спину. Тогда он встал, отдуваясь и хлопая по одежде.
 — Вставайте! — заорал он. — Беда пришла! Пожар!
 Воздух вокруг наполнился хрустом и трепетом. Гаврила оглянулся, отыскивая загоревшиеся деревья, но облегченно вздохнув, понял, что ошибся. Это бежали от огня звери помельче. Кричали птицы, трещал валежник под ногами беглецов, испуганно ржали кони.
 Они чувствовали опасность острее людей. Огонь для них был не прирученным зверем, а врагом, готовым убить. Ужас ослепил животных и они, оборвав уздечки, бросились прочь.
 — Что тут? — спросил Исин, поднимаясь на ноги.
 — Неприятности.
 — Неужто горим? — спросил Избор. Еще не представляя, что тут произошло, он подошел к ручью и умылся.
 — Еще как.
 Пока они приходили в себя, Гаврила огляделся и все подсчитал.
 — С двенадцати концов.
 Горизонт вокруг них уже затянула дымная муть. Сквозь черно — серые клубы там и тут заполошно выскакивали языки пламени. Исин, беспокойно вертевший головой, не сдержался.
 — Бежим отсюда!




 Глава 24


 Совет был не плох. Наверняка среди огня существовал проход, через которой они могли улизнуть, но только вот как его найти?
 — Куда бежать-то? — сквозь зубы спросил Избор. — Знаешь?
 — Куда-нибудь, — ответил честный хазарин. — Тут-то все одно сгорим. Ясно же, что не спроста все это….
 — Песиголовцы?
 — А то кто же? Конечно они. Мы им дракона сожгли. Они нас хотят… Узнали, верно, как-то, что я лук наводил.
 Хотя кругом было много удивительного, но слова Исина были удивительней всего.
 — Ты? То ж кузнец был.
 Хазарин отмахнулся от него как от мухи.
 — Будут они разбираться…
 — Остроголовые? — спросил Гаврила.
 Избор отрицательно качнул головой.
 — Что нам остроголовые? У них мечи да копья, а тут дело посерьезнее. Тут мозги да мысли…
 Он вытер пот на лбу и закончил:
 — А по мне лучше уж с отточенным мечом столкнуться, чем с отточенной мыслью…
 — Так чего же мы ждем?
 Они стояли на вершине, понимая, что от выбора пути зависит жизнь и оттого не решаясь сделать первый шаг.
 — Лично я жду, когда ты скажешь куда бежать! — зло ощерился Гаврила. Волосы на голове у него уже потрескивали и, казалось, что оттуда уже взвиваются синеватые дымки. Исин ничуть не злясь, ткнул рукой в сторону.
 — Туда!
 — Почему?
 — Там болото!
 Все еще не решаясь поверить хазарину, Гаврила спросил.
 — Жаба наквакала?
 — Птицы.
 Исин показал на небо, где как раз мчалась стая диких уток.
 — Там либо река, либо болото…
 В словах звучала прохлада, но это было обманом. Вместо прохлады горячий воздух обжег людям легкие
 — Утопнешь, — отметил Избор. — Зачем тебе река, если плавать так и не научился?
 Из горящего леса уже никто не убегал. Там ревело пламя, и рушились обгоревшие деревья.
 — На бережку посижу. Там гореть приятнее.
 Огонь перед ними казался жидким. Вместе с током воздуха он стелился по земле, подбираясь к ним все ближе и ближе.
 — Что же мы стоим? — взвыл Исин. — В болоте, может и не утопнем, а тут точно сгорим!
 Подавая пример, он ринулся вниз.
 Подстегнутые его страхом Избор и Исин скатились следом, но едва приблизились к кустам, как от тех полыхнуло таким жаром, что затрещали брови. У них был еще один путь.
 — А ну!
 Гаврила выставил кулак и ударил по нему ладонью. Охваченное огнем дерево напротив Масленникова накренилось, и, роняя горящие ветки, повалилось назад. С хрустом и грохотом, заглушившим рев огня, оно коснулось земли. Волна воздуха разогнала дым, огонь фыркнул, словно испуганный зверь припал к земле и с новой силой набросился на упавшие деревья.
 — Назад!
 Не сговариваясь, они рванули обратно. Теперь жар огня остужался холодом близкой смерти. Стоять и ждать смерти они не могли.
 — Вниз по ручью!
 Дым уже заволакивал вершину холма, выжигая слезы из глаз.
 — Это же в другую сторону?
 — Кто хочет, пусть останется.
 И тут, словно глас Божий сверху донеслось невнятное:
 — Эй! Есть кто живой?
 Люди выхватили мечи и задрали головы. Оттуда летел пепел и мелкие угольки. Падая в ручей, они шипели и уносились вниз.
 — Обгорелые есть! — заорал Гаврила. Свернув кулак в трубку, он высматривал в небе кто это там порхает среди золы и пепла.
 Порыв ветра раздвинул клубы дыма, и они увидели над собой округлое деревянное днище. От этого зрелища у Гаврилы перехватило горло. Он даже кулак свой разжал, когда увидел над собой летучий корабль. Глаза сами стали искать серебряные гвозди, но вместо них, сверху, через дым на него смотрели глаза колдуна. Гаврила тряхнул головой, сбрасывая морок, рожденный прошлогодней памятью.
 — Чего надо? — спросил он.
 — Поговорить бы… — неопределенно ответил Муря оглядывая их. Ветер наверху обдавал его жаром и он кривился от дыма. Исин открыл, было, рот, но Избор ткнул его под ребро.
 — Ну, давай, говори…
 Язык пламени снизу выбрался из кустов и лизнул подножье холма. Ток воздуха разогнал дым, но дышать легче не стало — зола, поднявшись с земли, выжимала слезы из глаз.
 — Место тут, правда…. — Гаврила покачал головой. — Может отойдем?
 — Куда? — не понял Муря.
 — Откуда я знаю? Тебе сверху видно должно быть. На травке посидели бы, на бережку где-нибудь…
 Муря не стал привередничать. Он молча скинул веревку.
 — Цепляйтесь!
 — А ты думаешь, тут останемся? — огрызнулся Избор. Ловко перебирая руками, он полез следом за Гаврилой. Исин без разговоров забрался следом. Он лез без колебаний. То, что ожидало их наверху ни в какое сравнение не шло с тем, что могло бы произойти тут, под рябиной. Конечно, в бескорыстие старого колдуна он не верил, но уж очень ему не хотелось сгореть вместе с рябиной. Холм под ногами уже дымился. Листья на рябине сворачивались в коричневые трубочки, и что бы там не задумал этот зловредный колдун остаться тут, что бы изжариться, было бы очевидной глупостью. Он успел влезть едва на сажень, как колдовская лодка плавно поднялась в небо. Снизу пахнуло сперва дымом, потом жаром и в двух саженях от него промелькнуло охваченное огнем дерево.
 Нагретый воздух над холмом тек вверх, и вместе с ним поднимались в воздух хлопья сажи. Слезящимися глазами Исин разглядывал лес под собой. Ветер, беспорядочно меняя направление, гнал дым куда попало. В лесу, казавшимся сверху шкурой огромного зверя, словно гнойные волдыри виднелись еще четыре пожара. К ним, словно ниточки тянулись протоптанные дорожки.
 Потеряли нас, обрадовано подумал Исин, теперь как в темноте палкой по горшкам — попадешь не попадешь…
 Теперь жар солнца совершенно не чувствовался. Посмотрев вверх, Исин увидел над собой ноги Избора. Хазарин изловчился и постучал по пятке. Избор повернул нахмуренно лицо. Неприятности для них еще не кончились. Просто Муря избавил их от одних, что бы причинить другие.
 — Что делать будем? — спросил Исин. Внизу продолжал бушевать пожар, трещали охваченные огнем деревья, и Избор едва расслышал хазарина. Правда, думать тут было особо не о чем — ни о чем другом хазарин спросить не догадался бы. Неожиданно усмехнувшись, он спросил:
 — Жарко?
 Исин кивнул, не желая голосом привлекать внимания колдуна.
 — Сейчас легче станет. Голову береги…
 Исин не понял, что хотел сказать, а Избор только кивнул головой вниз. Хотя дым еще висел в воздухе, деревья внизу стояли зеленые. Пожар остался позади.
 У Мури имелись свои резоны, и в согласии с ними он тащил их куда-то подальше от пожара. Пока он молчал, но никто из висевших под брюхом его летающей лодки не сомневался, что везет он их в такое место, где он будет сильнее, чем все они вместе взятые. В доброту старого колдуна как-то не верилось, и оттого Исин все чаще поглядывал вниз — не спрыгнуть ли?
 Гаврила наверху думал о том же. В его силах было устроить им всем хороший побег. Для этого нужно было только перерезать веревку. Нож, что он носил за голенищем, вполне сгодился бы для этого, но Масленников ждал. Упасть на землю с такой высоты значило умереть тяжелой смертью.
 Избор тоже не зевал, и они в шесть глаз посматривали лес под собой.
 Гаврила первым увидел реку. Он съехал вниз и жестом показал Избору, что хочет перерезать веревку.
 Избор сперва задумался, а потом кивнул.
 Усмехнувшись, Гаврила лезвием коснулся каната. Избор, хоть и понимал, что это не поможет, крепче вцепился в веревку, но…. Ничего не произошло. Он подождал несколько мгновений и вытянул шею, что бы посмотреть на то, что происходит у него над головой.
 С удивленно открытым ртом Гаврила пилил веревку, но она не поддавалась. То ли она была из более прочного железа, нежели его нож, то ли сам нож превратился в хлебный мякиш… Гаврила не понимал, что происходит, но пилить не переставал. Река под ними несла свои воды, и с каждым мгновением дальний берег становился все ближе.
 — Ну!? — заорал Избор. — Что там?
 Гаврила не ответил. Он продолжал свою бесполезную работу. Он знал, что все это напрасно, но ничего другого делать уже не мог.
 Избор съехал вниз, прямо на плечи Исина. Тот охнул, но Избор страшным голосом закричал:
 — Держись! — и тот замер, ощутив, что сейчас произойдет. Ждать долго не пришлось. Над головой послышался звонкий щелчок. Даже не поднимая головы, Исин догадался, что Избор открыл ковчежец.
 И колдовства не стало.
 Нож Гаврилы перерубил веревку. Но это уже было лишним. Они и без того уже падали вниз. И Исин и Избор и Гаврила и даже Муря вместе со своей волшебной летающей лодкой. Четыре крика вспороли тишину неба и четыре тела разбили гладь безымянной реки. Вода приняла их ласково, остановила падение и охладила. Избору показалось, а может, так оно и было, что он ударился ногами о дно. Он по лягушачьи оттолкнулся от воды, и его понесло наверх, к свету и воздуху. Еще не выплыв на поверхность он уже знал, что услышит. Так оно и оказалось. Над веселыми бурунчиками бегущей реки стелился вопль хазарина. Чувство собственного достоинства не позволяло сотнику кричать «Помогите!» и он просто орал «А-а-а-а-а», растягивая простой звук от берега до берега. Плавать Исин так и не научился. Избор вспомнил, как Добрый Шкелет вытащил его из русалочьего озера и обеспокоено качнул головой.
 Преодолевая течение, воевода доплыл до сотника и ухватил за волосы.
 — Кончай орать, а то русалок накличешь…
 Течение несло их дальше и дальше, и Избор крутанулся в воде, отыскивая Гаврилу, но вместо него на глаза попалась куча досок — все, что осталось от летающей лодки. Ни них лежал колдун. Течение несло его прочь от Избора, и отсюда он не мог определить, жив тот или нет.
 А ведь жив, подумал Избор, по нашей везучести наверняка жив, может даже здоровее стал. Он повернулся на бок, и, загребая под себя воду, поплыл к ближайшему берегу.
 Колени коснулись дна, вода понесла песок, поднятый первыми шагами, позади пыхтел Исин. Гаврила уже стоял на берегу и из-под ладони смотрел, как скрывается за перекатом остатки летучего корабля. Воевода вытащил хазарина на берег и бросил на песок. Тот попробовал встать на колени, но ноги разъезжались, и он снова упал, только теперь на спину.
 — Что ты наделал?!
 Слова вылетали из Исина пополам с водой.
 — Что это с ним? — спросил Гаврила ладонями отжимавший из одежды воду. — Опять водорослей нажрался?
 Избор отмахнулся от него и спокойно объяснил хазарину:
 — Я нас спас. А ты, между прочим, мне опять жизнь должен.
 Скрюченный приступом кашля Исин лежал в ногах у воеводы и ничего не мог возразить.
 — Русь — она большая, рек много. Если так будешь через каждую переправляться, то никогда не расплатишься…. Лучше уж плавать учись.
 — Зачем ковчежец открыл? — прохрипел он. — Теперь остроголовые….
 — Это еще когда случится…
 Избор снял сапоги и слил воду.
 — Я человек разумный. Из двух зол всегда выбираю меньшее. Муря в трех шагах для нас страшнее, чем остроголовые за десять поприщ… Пока они нас искать будут, пока доберутся, пока долетят… А этот гад из нас, может, уже веников понаделал бы…
 Гаврила у него за спиной озабочено произнес.
 — На счет десяти поприщ это ты загнул. Самое большое в трех-четырех…
 В голосе Гаврилы было что-то такое, что заставило их поверить его словам. Исин и тот прекратил кашлять и задрал голову к небу.
 Ковер выглядел на чистом голубом небе неопрятной заплаткой, блохой, что скачет по чистой скатерти, навозной мухой, что ползет по чисто выбеленной стене. Он, хоть и направлялся к ним, но был еще далеко.
 — В лес! — крикнул Гаврила. — Бегом!
 Когда небо над ними скрыли листья, они остановились.
 — Помоги, — сказал Избор. — Погляжу на них…
 Гаврила подошел к березе и подставил руки. Рывком приподняв Избора, он подбросил его вверх. Тот, ухватившись за нижние ветки, полез к небу. Он быстро проскользнул за густую листву и теперь на оставшихся внизу посыпались листья, мелкие сухие веточки, а потом послышалась приглушенная ругань и разом грохнулось старое гнездо. Когда шуршание наверху прекратилось, Исин спросил:
 — Что там?
 Избор долго молчал. Гаврила, нашедший на земле кусочек его тени увидел, как тот вертит головой разглядывая что-то перед собой.
 — Они одни, — наконец сообщил он.
 — Кто они?
 Избор свесился вниз и объяснил.
 — На ковре двое остроголовых.
 Голова убралась, и из-за листьев донеслось:
 — Всего….
 — И не думай! — остановил его Гаврила. — И в мыслях не держи! Им только этого и надо. Сейчас, небось, по всей округе пеших, конных да летающих таких целая орава, все нас ищут!
 Избор ответил незамедлительно.
 — На земле, может и есть, а в небе они одни. Других не видно…
 Голодный Исин сказал:
 — Там у них, верно и еда и вино…
 — А еду ты откуда увидел?
 — Учуял. Не могут же они там без еды обходится? Целый день на ветру…
 Гаврила погрозил ему кулаком.
 — Слюни вытри.
 Несколько мгновений они молчали, соображая как поступить. Смерть как хотелось подстрелить этих мерзавцев. Во первых потому что это просто уменьшило бы общее число их врагов, а во вторых — тем, наверху, просто было лучше, чем им. Каждый представил себе их дальнейший путь через лес, сквозь кусты и засады, сквозь комариные облака и муравьиные кучи….
 Исин даже лицом покривился, но Гаврила взял себя в руки.
 — Слезай, давай. Нечего там торчать.
 Он в раздражении пнул оброненное Избором гнездо и добавил:
 — Все одно ничего там не высидишь…
 Избор замолчал и Гаврила не стал его торопить.
 — Не они в небе хозяева, — донеслось, наконец, сверху. — Тут свои хозяева есть
 Рядом с ковром возникла черная точка, через минуту превратившаяся в орла. Птица, доселе не встречавшая в своем небе достойных противников, присматриваясь, облетела ковер раз и другой… Она не спешила нападать но и улетать тоже не хотела. Ковер остроголовых теперь был совсем близко, и Избор увидел, как один из них погрозил птице кулаком. Орла это ничуть не испугало. Он словно чувствовал разницу между собой, птицей, созданной для полета Богами и куском тряпки, закинутым в небо людским колдовством. Все так же медленно кружа рядом с ковром он едва шевелил огромными крыльями. В его неподвижности читалось угроза, смешанная с презрением. Чего в этой смеси было больше, знал только сам орел, но остроголовые уловили в ней только угрозу. Кто знает, как повернулось бы дело дальше, если б не они. Избор увидел, как на ковре натянули лук. Ослепленный солнцем он не увидел стрелы, но орел вдруг прервав плавное скольжение, нырнул под ковер. Остроголовые на нем свесились вниз, отыскивая пропавшего противника.
 — А коврик бы был бы кстати…. — сказал Гаврила, охваченный приступом мародерства. — Мы бы на нем до самого Киева!
 — Там слова знать надо… — вздохнул Исин. — Это тебе не летучий корабль — с вороной договорился — и полетел…
 Его слова не прозвучали запретом. В них звучала надежда, что может быть как-нибудь все само собой образуется и кто-то сообщит им заветные слова. Все понимали, что будь в их распоряжении такой коврик, то все станет просто. Маги остроголовых взялись за них всерьез, и теперь каждый шаг на пути к Киеву станет таким же интересным, каким в прошлый раз оказался их путь до Булгара и обратно.
 — Будет вам ковер…. — сказал Избор и достал две стрелы. Взяв одну в зубы, он устроился в развилке поудобнее. — Лететь не получится, так хоть выспимся на мягком.
 — Ты чего? — попытался остановить его Гаврила.
 — Терпенья больше нет, — ответил Избор. — Они там летают, а мы тут как….
 Он не договорил. Терпение у орла кончилось на мгновение раньше, чем у него. Распластав крылья, птица вынырнула из-под ковра и, перевернувшись в воздухе, упала прямо на людей. Такого остроголовые не ждали. Они шарахнулись в стороны. Избор услышал короткий шелестящий звук — это орел ударил их крыльями, и тут же отчаянный крик. Один из летунов не удержавшись на ходуном ходившей поверхности, выпал с ковра. Орел, поднявшись, кружился над ними, словно раздумывал не добавить ли врагам еще чего-нибудь. Выпавший остроголовый болтался за ковром, словно мокрый прапорец. Его товарищ не давая ему пропасть держал его за руку
 — Что за птица? — удивленно спросил Гаврила. — Никогда о такой не слышал.
 Похоже, что остроголовые в небе поняли, что к чему. Ковер резко изменил направление, и, стелясь над вершинами деревьев, рванулся в сторону.
 — Уйдут! — против воли вскрикнул Гаврила. — Уйдут же….
 Он не хотел их смерти, но азарт бойца взял верх. Избор натянул тетиву, но отпустить ее не успел. Орел и в этот раз опередил его. Развернувшись боком он описал круг над ковром и, опустившись чуть пониже, крылом чиркнул по висящему в воздухе остроголовому. От этого движения тот словно гнилой сухарь распался на две части, и его нижняя часть под истошный крик вцепившейся в ковер верхней части упала на березы в сотне шагов перед ними.
 — Что там? — крикнул Гаврила. — Что?
 — Орел….
 Избор не захотел пропускать ничего из того, что собирался сделать с их врагами остроклювый защитник и замолчал, наблюдая за его полетом.
 — Что орел? — переспросил Гаврила.
 Ковер стремительно удалялся и орел, прогнав соперника, потерял к нему интерес.
 — Орел разрубил его. Надвое…




 Глава 25


 Жара, которую они проклинали еще вчера, теперь казалась им недостижимым блаженством. Небо, продырявленное в тысяче мест, сочилось дождем, словно губка, сжатая рукой великана, но дождь не приносил облегчения. Казалось, что там, за облаками солнце продолжало жарить с той же силой, что и раньше и от того капли дождя падали на лица почти горячими. Воды было столько, что дорога раскисла, а глинистые берега рек превратились в кисель, липнущий к ногам.
 Три человека, бредущих под дождем через лес двигались осторожно, не столько опасаясь засады, сколько боясь упасть и поломать себе ноги.
 Дорогу одолевали молча. Все ругательства были произнесены, все проклятья были обрушены на головы остроголовых и их магов, но дело это не меняло
 Капли стучали по голове, собирались в ручейки, стекали в по лицу вниз и там затекали в сапоги.
 — Хорошо не кипяток… — сказал Исин, которого молчание друзей злило больше, чем дождь.
 — Не догадались… — отозвался Избор. — Погоди, догадаются еще… Или подслушают…
 Избор поскользнулся, ноги разъехались и он сел на дорогу. Он не стал от жэтого грязнее, но Гаврила остановился, ожидая нового взрыва проклятий. Вместо этого неожиданно для всех Избор рассмеялся. Исин и Гаврила не говоря ни слова стояли над ним, слушая как смех покидает его.
 — Хорошо дождь, — отсмеявшись, сказал он, — а могли бы камнями…
 — Погоди еще, допросишься… — почти теми же словами, что только что говорил он сам ответил Гаврила. Он брезгливо тряхнул грязными руками. — Ни костра разжечь, ни умыться….
 Мутный лесной ручей жался у них под ногами, словно грязный дворовый пес.
 — Зачем они все это? — спросил Исин. — Не растаем же мы в самом деле… Не сахарные…
 Он понимал, что все, что происходит вокруг них, происходит не просто так. Тут был замысел, была цель. Он мог бы понять, если бы на голову им начал литься кипяток или посыпались камни, но этот моросящий дождь…
 — Не мы им нужны, а талисман. Нас для них вообще нет…
 — Это как? — удивился Исин. — Как это нет, когда стольких их слуг положили? Я лично…
 — Мы только ноги для «Паучьей лапки». Чем грязнее, тем тяжелее идти. Ноги остановятся, и талисман никуда не денется.
 Гаврила протянул Избору руку и поднял его из грязи. Небрежно отряхиваясь на ходу, он пошел вперед, а Исин, осененной какой-то внезапной мыслью остался стоять. Сдвинув брови к переносице, он уже не обращал внимания на дождь. Не слыша ставшего уже привычным чавканья позади себя, Гаврила оглянулся и окликнул его:
 — Примерз что ли?
 Исин сорвался с места и подбежал к нему.
 — Подожди. Выходит сейчас над всей Русью дождь?
 Избор усмехнулся. Хазарин мог развеселить кого угодно.
 — Почему над всей? Над всей Русью дождь держать — воды не хватит, да и пупок у любого мага треснет…
 Бледный от непонятного волнения хазарин от его слов побледнел еще больше. Избор посмотрел на Гаврилу, но тот с хазарской серьезностью смотрел на Исина.
 — Голова хазарская… — наконец произнес он. — Как же это мы раньше — то…
 Он прислонился к дереву и вытер воду с лица. Избор смотрел на то на одного, то на другого, чувствуя, что не понимает чего-то главного.
 — Он прав, — произнес Гаврила. — Они держат дождь не везде, а только там, где надеются нас задержать.
 — Верно! Ну и что?
 — Пока над нами тучи — значит, мы идем там, где нас ждут….
 Избор прикрыл глаза. Он молчал, молчали и Гаврила с Исином.
 — Вот уж действительно, — сказал, наконец, Избор. — Ума нет — считай калека… Как же это мы?
 — Но Исин-то! — воодушевлено воскликнул Гаврила. — Каков сотник-то! Молчит, молчит, а как скажет!
 Осознав повисшую над головой опасность, Избор обрел деловитость.
 — Раз уж он такой умный сделался, то пусть за одно и скажет, что дальше делать.
 Гаврила передернул плечами и ответил за хазарина.
 — Тут Исинова ума не нужно. Это я и сам тебе скажу. Сухое место надо искать, и чтоб голубое небо над головой…
 Избор поднял с земли шишку, и она развалилась у него в руках на мокрые чешуйки.
 — Назад идти глупо, хоть там и не ждут. Вперед — не умнее. Видно поперек придется….
 — Это куда «поперек»? — полюбопытствовал хазарин. Избор махнул рукой направо от тропы.
 — Туда, или туда… — рука его описала полукруг и показала налево.
 — Поперек той дороги, что нас вела.
 Ни слова не говоря, Исин сбросил мешок и полез на старую березу, что тянула соки из земли в десятке шагов от них. Уверенно ставя ноги в трещины в коре, он добрался до нижних ветвей, а там дело пошло.
 — Вешаться полез, — предположил Избор. — Этот дождь он кого хочешь до ручки доведет…
 — Нет, — не согласился Гаврила. — До верху доберется и головой вниз.
 Избор смерил взглядом дерево, которое оседлал хазарин, оглядел грязный ручей, что жался к его корням и покачал головой.
 — Нет. Он же плавать не умеет. А если б он утопиться захотел, тогда бы из реки бы не вылез.
 Гаврила засмеялся.
 — Нет, правда… Как мы-то с тобой не догадались?
 — Стареем….
 Исин задержался на дереве не долго. За листьями они не видели, что он там делал, но вскоре послышался деревянный скрип и сдавленное дыхание хазарина. Ему не терпелось поделиться увиденным, и он еще сидя на дереве крикнул:
 — Направо надо!
 — А что там?
 — Я налево посмотрел — так там тучи до самого виднокрая… А справа — по самому краю голубую полоску видно. Небо!
 С земли до голубого неба оказалось не так близко, как с верхушки дерева. Только через час облака стали реже, и сквозь них стало просвечивать долгожданная голубизна.
 Дождь кончился резко, словно отсеченный ударом ножа. На одной стороне поляны он был, а другую сторону заливало солнце и горячий ветер, долетавший оттуда, шевелил дождевые струи перед путниками. Увидев конец пути, они, не сговариваясь, остановились. Зная, что в любую секунду они смогут прекратить дождь люди наслаждались этим ощущением.
 — Ну, хватит! — сказал Гаврила. — Надо еще город найти….
 Он перешел поляну и вломился в кусты. Теперь, когда сверху не капало, они впервые почувствовали себя мокрыми. Когда все кругом было мокрым, обижаться на это было бы глупостью, но теперь, когда с веток вместо капель падали зрелые ягоды мокрая одежда, что липла к телу, раздражала. Под ней все чесалось, словно все муравьи истомившегося под солнцем малинника залезли ему за пазуху. Первым не выдержал Избор.
 — Все. Вышли!
 Он сел на землю и стал срывать с себя одежду.
 — Подсохнем, и в город….
 Исин, оглядывая кусты, сказал:
 — Знать бы куда занесло…
 Избор уже стащил сапоги, и теперь жмурясь от удовольствия, шевелил белыми, как у утопленника пальцами.
 — Кто бы спрашивал… Ты же впереди шел.
 Исин уселся рядом и тоже снял сапоги.
 — Вот именно. Я вперед шел, а не к городу. Найдешь его теперь….
 — Найдем.
 Гаврила лег на теплую землю, чувствуя, как уходит из тела усталость. Сухой жар прогревал отвыкшие за сутки от солнечного жара кости.
 — Тропинки, дорожки… Нам бы хоть одну найти. Другим-то концом она наверняка в город упирается. А уж там…
 Избор сунул руку в кучу мокрого тряпья, над которой дрожал воздух, вынул оттуда мешочек с деньгами.
 — Коней купим… — сказал Гаврила.
 — Купим, — подтвердил Избор. — Вот оно золото-то. Оно тебя и накормит и напоит, и спать уложит…
 — Поедим…
 Исин сглотнул. Его кадык дернулся, провожая в желудок несуществующий кусок мяса.
 — Пива выпью….
 — Один?
 — Могу и один, если откажетесь…
 — Ага…
 К городу они вышли раньше, чем рассчитывали.
 Гаврила оказался прав. Первая же попавшаяся под ноги дорога вывела их на вырубку. Там ошалелые от жары углежоги рассказали, как добраться до города.
 Избор помнил города разных стран. В памяти остались и Царьград, и Булгар, и Пинск, и многое, многое другое. Города Империй поражали своей мощью — стенами, что были видны издалека, башнями, что подпирали небо, воротами, что могли выдержать любой натиск и тут же легко выпустить из города сотню всадников. И Булгар и Пинск также были городами не маленькими, но этот…
 То, что они увидели, не было похоже не только на Царьград, но даже и на половину Пинска. Скорее всего, это было еще одно Фофаново, может быть только чуть побольше.
 — Княжеский город? — на всякий случай спросил Исин.
 — Ты еще спроси, как тут князя зовут, — проворчал Гаврила, измеряя взглядом высоту стен.
 — А как?
 Избор засмеялся.
 — Это нам у тебя спрашивать нужно… Что ж ты ничего с ветки-то не разглядел?
 — Да. Ты, между прочим, единственный, кто из нас этот город раньше видел.
 Исин помолчал, а потом объяснил:
 — Так это же как было — издалека, да еще с дерева…
 — А у нас и этого не было.
 Стены, ворота, стража около них — все тут было так же, как и в нормальном городе, только хуже: криво, косо, ветхо…
 То ли князь здешний был свирепым воином и одно имя его защищало город от набегов неприятелей, то ли он был дураком, а может быть у него просто денег не было, что бы все тут устроить по-человечески, но даже на первый взгляд тут было что подправить. Ворота рассохлись, железные полосы, что скрепляли створки, насквозь выржавели и кое-где недоставало болтов.
 Избор небрежно стукнул по створке ворот, проверяя их на прочность. Сверху посыпалась труха, словно внутри их еще вдобавок изъели мыши.
 — Что стучишь? Нешто дверь? Проходи давай…
 Страж, злой от жары и недоступного дождя, что бестолково поливал недалекий лес, ткнул его рукой в спину и воевода Пинского князя безропотно проглотив обиду, пошел вперед.
 — Зачем тебе это? — спросил Гаврила, понимая, что неспроста Избор щупал ворота.
 — Как думаешь, найдут нас остроголовые?
 Не секунды не колеблясь, Гаврила кивнул.
 — А то как же? А если не они, так песиголовцы. А уж если не те и не другие, так голубевские дружинники достанут… У нас доброхотов нынче множество. Вот волхвы, опять же…
 Избор ногой поддел кучу пыли, и ветер понес ее вдоль улицы. Жухлая трава поклонилась вслед пыльному облаку.
 — Значит, до ночи нужно будет уйти отсюда.
 Гаврила покачал головой.
 — Куда торопиться? Не думаю, что нас найдут так быстро.
 — Все равно. Этим воротам и таран не нужен. Плевка достаточно…. Наведем беду на людей.
 Гаврила с Исином легко поняли, что он имел ввиду. Если из-за них песиголовцы напали на Пинск, и сожгли Фофаново, то почему бы им все это не проделать еще раз с этим городишкой? Гаврила поглядел на заходящее солнце. Оно висело над крышами так низко, словно собиралось не дожидаясь песиголовцев поджечь город. Масленников тяжело вздохнул, прощаясь с ночлегом под крышей.
 — Что ж… Раз так, то пошли деньги тратить.
 Гаврила, шедший впереди свернул и ткнул рукой в первую попавшуюся дверь и приглашающе кивнул.
 — Это не конюшня, — сказал Исин. Лестница перед ними круто спускалась вниз и там, словно ручей в озеро впадала в большой зал уставленный столами. Оттуда вместе с запахом разгоряченных тел выносились восхитительные ароматы только что приготовленной снеди.
 — Странно… — сказал Гаврила. — Я по запаху шел. Ну, да ошибка не большая.
 …Пряный запах шалфея обвивался вокруг тонкого запаха мясной подливки. Топленый жир, в котором плавали птичьи тушки и жареное мясо дразнили носы сидевших внизу людей, а все эти тонкие запахи сшивала грубая нить запаха горелого мяса, но над всем этим царил хлебный дух. Похоже, что его недавно достали из печи, и теперь все кругом пахло хлебом.
 Узкие оконца не пропускали в зал много света, но там горело несколько факелов и этого света хотя и оказалось достаточно, что бы разглядеть простую обстановку корчмы, но недоставало что бы увидеть сидевших там людей.
 За широкими длинными столами, на лавках, сработанных из половинок сосновых стволов сидело человек тридцать местных. С первого взгляда нелегко было понять кто тут кто.
 Под низкими сводами стоял шум.
 — Ни одного волхва, — сказал хазарин — Все простые люди.
 — Наверняка с вечера гуляют, — заметил Избор. — Как начали, так никак остановиться не могут…
 Это было похоже на правду. Народу тут было так много, что пока одна половина, упившись и уевшись, спала, другие бражничали и распевали песни. Проходило какое-то время и они менялись местами: те, кто пел и бражничал, засыпали, а отоспавшиеся гуляки набрасывались на брагу и закуски с новой силой. Все, что тут творилось походило на песочные часы, что могли идти вечно, только вместо песка в них пересыпалась с одного края на другой тяжелая хмельная дремота.
 Не желая привлекать к себе внимания, они выбрали стол на сонной половине корчмы подальше от входа, оттащили от него пьяных, оставив только одного — неподъемно-громадного. Исин попробовал его поднять, но это оказалось не под силу не только ему, но и пришедшему ему на помощь Гавриле. Посмотрев на громадную фигуру, Избор махнул рукой.
 — Пускай спит. Не помешает…




 Глава 26


 Гаврила знаком подозвал хозяина.
 — Еды.
 — И пива… — добавил хазарин.
 Хозяин поклонился еще раз и Избор, что бы все пошло своим чередом бросил ему золотой. Корчма в его представлении была единственным местом, где еще можно было платить вперед без боязни, что обманут.
 Тот куснул монету, подбросил ее, поймал. Покосившись на спящего, спросил.
 — Вы, я вижу нездешние…
 — И что теперь? — мрачно спросил Гаврила. — Неужто у вас тут пришлых не кормят?
 Хозяин ухмыльнулся.
 — Тех, кто платит, кормят… Я о другом. Вы гулять-то гуляйте, только потише. Кузьму не трогайте.
 Он кивнул в сторону звероподобного мужика, спящего за столом. Гаврила наклонился над ним и приподняв его за волосы спросил:
 — Это еще почему?
 Лицо у мужика было нормальное — с синяком под глазом и царапинами. Не найдя в нем ничего интересного, Гаврила опустил его обратно на стол. Хозяин, затаив дыхание смотревший за ним, осторожно выпустил воздух из груди.
 — Страшный человек, — серьезно ответил хозяин. — Буйный.
 — Я и сам не красная девица, — ответил Гаврила. — Пива не забудь.
 Им успели принести только первую перемену, как вокруг стола закружили какие-то мужики. Избор, поглядывавший на них искоса, негромко сказал.
 — Все. Пошли отсюда. Лошади заждались…
 — Как пошли? — удивился Исин. — Ты же пива еще не выпил!
 — В другой раз… Пошли. Сейчас тут не хорошо будет…
 Он не успел объяснить свое предчувствие, как над их головами пролетел кувшин и грохотом раскололся о длинный стол, за которым гуляла большая компания. От удара гуляки вскочили.
 — Вон он! — заорал кто-то. — Вот он паскудник!
 Несколько рук показало в противоположный конец зала и весь стол, каждый, кто еще мог ходить бросились туда. Избор привстал и увидел, как там какой-то человек бросился в дверь, что наверняка вела на задний двор, но преследователи его опередили. Ловкие руки подхватили мужичка, вбросили в круг и он волчком завертелся, уворачиваясь от кулаков. Гаврила дернулся, что бы встать, но Избор удержал его.
 — Сиди. Они тут все свои. Сперва подерутся, а потом помирятся.
 — Так ведь….
 Избор только сильнее сжал его колено.
 — Остынь. Может быть еще и подерешься… Сам не лезь. Если это твоя драка, то она тебя найдет.
 Он тревожно оглянулся. У обиженного нашлись защитники, и теперь драка крутилась уже по всему залу…
 Их пока не трогали. То ли потому что они были чужаками, то ли еще почему-то. Несколько минут они спокойно глядели на веселое побоище, а потом Масленников не выдержал.
 — Пойду! — решил Гаврила. — Потешусь… А то все колдовство, да волшба…. И подраться-то по-человечески не с кем….
 Нескольких минут ему хватило, что бы разобраться, что люди тут дерутся не из-за чего-то, а просто так. Вроде как стенка на стенку. Он вдохнул пропитанный копотью и запахами еды воздух, и сбросив Изборову руку, ринулся в кучу дерущихся. Он выбрал себе в противники крепкого мужичка в волчевке. Бородач принял вызов. Он слегка попятился, отводя руку для удара. Гаврила успел рассмотреть, что рукав испачкан чем-то жирным, и, опережая противника, нанес удар первым. Тот покачнулся, но устоял на ногах и нанес ответный удар….
 Постепенно вокруг Гаврилы собралось человек восемь. Больше мешая друг другу, чем помогая они все-таки приперли его к стене. Масленников вертелся, отбиваясь и пока все было неплохо.
 Бритоголовый широко размахнулся, и. надеясь уложить Гаврилу одним ударом, метнул свой кулак в богатыря. Все остальные словно по команде отступили, желая увидеть, чем все это кончится, но кончилось все иначе, чем рассчитывал бритоголовый.
 Гаврила отпрыгнул в сторону, перехватил его руку и, дернув к себе, завернул ее за спину. Тому пришлось наклониться, по лысой голове от лба до затылка пробежал световой зайчик и Гаврила аккуратно прижал его кулаком. У него не было намерения убивать кого-то из них, и от удара из ноздрей бритоголового выхлестнули всего лишь две тяжелые зеленые сопли и, замотав головой, то ли от восторга, то ли от изнеможения он опустился на пол.
 А носы-то них слабые, подумал Гаврила.
 Избор хладнокровно наблюдавший за дракой не беспокоился за Гаврилу. Достойных соперников тут не было, да и видно было, что дерутся тут люди не ради смертоубийства, а ради удовольствия — ножами никто не размахивал, в спину не били, да и лежачих не трогали.
 Исин же смотрел на все это с большим интересом. Гаврила стоял в середине кружка, нанося противникам короткие резкие удары от которых те разлетались в разные стороны. Кто бы ни были эти люди, среди них не было ни наемников, ни княжеских дружинников. По ухватке было видно. Что тут собрались обычные селяне, что махали кулаками, как попало, ахая и ухая при каждом ударе так, словно рубили дрова. Гаврила смотрелся среди них чужаком — он дрался не как поселянин, а как воин.
 Исин подумал о Гавриловом кулаке, и тут же молнией в голове мелькнула мысль о другой его странности.
 — Он же вспотеет!
 Что произойдет после этого, ему не нужно было напоминать — разорванный год назад в клочья разбойник все еще стоял у него перед глазами.
 Подумав об этом, он сам покрылся потом. Он поднялся, чтобы закричать, но чьи-то руки, по подлому, сзади, подхватили его и выдернули из-за стола.
 Избор не заметил этого. Все его внимание было поглощено схваткой Гаврилы с местными драчунами. Богатыря прижали к стенке, и дел ему хватало.
 Гаврила подхватил пролетавший мимо табурет и несильно, в ползамаха, обрушил его на голову ближнего своего. Тот шарахнулся в сторону, но рука Масленникова оказалась быстрее. Табурет ударился о голову и раскололся. Оставшись с пустыми руками, Гаврила недоуменно смотрел на обломки. Обрадованные враги вновь надвинулись тучей и тогда богатырь, подхватив лысого, бросил его в толпу. Сбитые своим товарищем, нападавшие покатились в разные стороны, а Гаврила рассмеялся. Он повернулся к Избору, и смех застрял у него в горле. Он увидел, что за его спиной возник мужичок с тяжелой глиняной кружкой в руках. Кружка уже летела вниз, и Гаврила сообразил, что даже не успеет крикнуть, что бы предупредить. Глаза его раскрылись, словно два окна и этого оказалось достаточным для Избора. Увидев изменившееся лицо друга, воевода не стал долго разбираться, и попросту нырнул вниз. Кружка грохнулась о стол рядом с ухом спавшего за столом мужика. Он зачмокал во сне губами, замычал спросонья и поднял голову.
 — Кузьма проснулся! — проорал кто-то рядом с Избором. В голосе звучал страх. — Кузьма встает!
 Мужик, только что так неудачно разбивший кружку заметался хватаясь то за табурет, то за кружку, ухватил, наконец, лавку и с оттяжкой, со всего маху опустил его на кудрявую голову Кузьмы.
 Вместо того чтобы упасть под стол, тот затряс головой и начал привставать. Открыв глаза, он посмотрел на покусителя. Тот стоял перед ним парализованный удивлением.
 Кузьма медленно, словно раздумывая правильно ли он делает или нет, протянул к нему руку. Оторопь, что овладела покусителем, соскочила с него, он отшатнулся назад, но пальцы Кузьмы, ухватив обидчика за ворот уже тащили его к себе. В предчувствии того, что сейчас должно произойти тот заорал тонким, переходящим в визг голосом:
 — Что же ты, Кузьма меня уродуешь? Я ведь тебя лавкой только слегка потрогал.
 Избор содрогнулся, увидев как загорелись глаза Кузьмы, и тот потянулся зубами к горлу кричавшего.
 Неизвестно, что произошло бы, но тут двери корчмы широко раскрылись и воздух насыщенный «аханьем» и «уханьем» прорезал крик:
 — Кузьма!
 Люди, только что с ожесточением лупившие друг друга чем попадя, остановились. Казалось, что в раскрывшееся настежь двери корчмы вместе со свежим воздухом и светом заходящего солнца вливаются здравый смысл и отрезвление.
 — Кузьма! — снова заорали от двери. — Кузьма!
 В дверь полетел табурет, но эта попытка втянуть незнакомца в драку не удалась. Кто другой просто закрыл бы дверь, загородился ей от летящего табурета, но он поступил иначе. Он просто схватил табурет из воздуха и продолжив его движение по кругу крутанул и расколол его об пол… Звук получился при этом очень внушительный. После этого драка остановилась вовсе.
 — Кузьма, мыша тебе в задницу! — еще более громко и решительно позвал незнакомец. — Убили тебя там, что ли?
 — Кто там? — откликнулся наконец Кузьма, выпуская из зубов клок рубахи. Голос его звучал хрипло от злобы и еще не рассеявшегося сна…
 Избор, оглянувшийся на дверной проем так же не узнал кричавшего. Этого не мог бы сделать и трезвый — свет с улицы лился как раз в спину незнакомца и не давал разглядеть ни лица, ни фигуры — а уж пьяный-то, да еще и с подбитым глазом и подавно. Главным тут был голос.
 — Ты кто? — повторил Кузьма. Он разжал кулаки и выпавший из них покуситель неслышно отполз подальше.
 — Совсем сдурел… — ответили из проема. — Там народ варяжских купцов грабит, а они тут друг другу задаром морды бьют. Нечего сказать — нашли, чем заняться.
 Кузьма ничего не сказал, только неопределенно воскликнул:
 — Ну?
 — Точно! — подтвердил голос. — Казну разбили. Золото по все улице валяется. Только нагибаться не ленись… Винища — хоть портками черпай!
 — Ну?
 — Вот тебе и ну! Пока ты тут кулаки чешешь, глядишь, и твою долю унесут.
 — Ну?!
 В голосе Кузьмы послышалась обида на свою судьбу, но с места он не сдвинулся. Потеряв терпение, голос из двери спросил:
 — Макара-телятника знаешь?
 — Ну!
 — Маленький такой.
 — Ну!!
 — Кривой.
 — Ну!!!
 — Едва в бочке с ромейским не утоп. Еле-еле откачали.
 Толпа завистливо и едино выдохнула.
 — Ну-у-у?
 Все нукали, но стояли на месте. Там, куда их звал голос, было вино, и была драка, но и тут и того и другого было ничуть не меньше.
 — Да что я тут с вами… — досадливо воскликнул голос. — Деритесь. Вот вам дуракам на бедность!
 Незнакомец взмахнул рукой, и по полу застучали монеты. Это походило на чудо, словно солнечный свет налету превратился в золотые монеты и теперь лежал у ног застывших в нерешительности людей.
 — Золото! — крикнул поверженный на пол Гаврилой лысый — Золото!
 Монета подкатилась ему прямо под нос, и он теперь держал ее в высоко поднятой руке. Это решило дело. В дверях началась свалка — теперь каждый хотел выбраться из корчмы быстрее других.
 — Дурни! Там этого золота на всех хватит. Айда за мной.
 Он отпрыгнул в сторону, освобождая дорогу людям и солнечному свету. Через нескольких мгновений корчма очистилась о людей. На полу остались только оглушенные и мертвецки пьяные да Гаврила с Избором.
 — Слава Богам, обошлось без трупов, — облегченно вздохнул Избор. Вытирая чужие сопли с кулаков, Гаврила оглядевшись окрест спросил.
 — А хазарин? Исин-то куда делся…
 — С народом, верно, побежал. За золотом …
 Тут дверь скрипнула, и в корчму вошел Исин.
 — Где тебя носит?
 — Нигде не носит, — обиделся Исин. — Я в дверях стоял…
 Гаврила не понимая, посмотрел на него.
 — Ты?
 Хазарин даже не ответил. Просто кивнул. И тогда Гаврила захохотал. Он смеялся до тех пор, пока Избор на сунул ему в руки кружку.
 — Кончай. Потом отсмеешься. А то вернуться еще… Придется додираться.
 Пить и смеяться одновременно Гаврила не мог, поэтому он выбрал одно и перестал смеяться.
 — Как же «вернутся»… Это после того, что он им наобещал? Да ни в жизнь!
 — Вернутся, — возразил Избор. — Не найдут ничего из того, что он им посулил и вернутся.
 — Нет — уверенно сказал сотник. — Не вернутся. Ежели им драки мало, то они там новую затеют. Зачем им возвращаться?
 Он повернулся к Исину и спросил.
 — А чего это ты вдруг варяжских купцов приплел? Откуда знаешь?
 — Гаврила рассказал…
 — Я? — удивился Гаврила. — Да я тут раньше ни разу…
 — Ты, ты. Ты же мне в пошлый приезд про Киев рассказывал. Ну, а я им рассказал.
 Избор одобрительно кивнул.
 — То-то я думаю, откуда в этой дыре варяжские купцы… Радхониты еще куда ни шло, а варяги…
 Исин поставил рядом с ним мешок с едой. Кожаные бока мешка раздулись, и он стал похож на осеннего бобра — толстого, и лоснящегося от своего нутряного жира.
 — Платить будем? — спросил он и в вопросе уже был ответ.
 — А ты покупал? — спросил Гаврила
 — Нет.
 Хазарин оскалил белые зубы.
 — А за что тогда платить? Пошли отсюда.
 Исин посмотрел на Избора.
 — Да, — согласился Избор. — Во-первых, проигравший денег не получает, а во-вторых, ты и так им золота высыпал больше, чем весь этот поганый городишко стоит…
 Он достал княжеский кошель, подбросил на ладони.
 — А то и на лошадей не хватит.
 ….Лошадиного барышника они отыскали в соседнем доме. Нос Гаврилы не подвел его, и свернув от корчмы налево они вышли к сараю из которого доносился запах сена. Бродивший по двору человек завидев их юркнул в него и начал открывать дверь пошире — знал, ведь по какому делу к нему люди идут. Еще от ворот, что бы тот не подумал о них чего дурного, Исин крикнул:
 — Мы к тебе, хозяин. Лошадок не продашь ли?
 Хозяин молчал, и они вошли под крытую соломой крышу. Внутри было темновато, горела только одна свеча и свет заходящего солнца, что бил в стену соседней избы, прогревая дерево перед не длинной ночью, не доставал сюда.
 — А что, хозяин лошади-то есть у тебя? — повторил Исин.
 — Лошади? — задумчиво спросил хозяин. — Какие такие лошади?
 Свечка, что стояла рядом с ним в большом глиняном блюде мигнула, и лицо его стало похоже на ковригу хлеба — круглую и плоскую.
 — Хорошие, на четырех ногах, — объяснил хазарин. — Лучше жеребцы. И побыстрее.
 Не тратя время на разговоры, Избор достал мешочек, что дал им князь в дорогу, и подбросил его в воздух. Звон золота сделал из истукана человека. Барышник посмотрел на него оценивающе. Избор почувствовал, как в хитрой голове торговца мгновенно определяется, сколько шкур тот сможет содрать с каждого из них, и какого качества будут эти шкуры. Взгляд обшарил их с головы до ног, только что в карманы не заглянул. Пока все, что видел барышник, говорило не в его пользу — их было много, они были вооружены, и одежда не говорила о достатке, оттого и интерес к ним был маленьким.
 — Ах, лошади… Лошади-то есть….
 Барышник посмотрел на них с интересом. Он понял, что обманулся и с этих можно содрать поболее, чем он предполагал в самом начале.
 — Да по деньгам ли вам?
 Кто его знает, что там такое в мешочке-то…
 — Чем платите?
 — Тем, что имеем. — Избор еще раз подбросил мешочек с золотом.
 Барышник уже понял, что лошади им нужны срочно. Он мельком задумался над тем, что могло выгнать этих людей из города на ночь глядя. Избор, приняв его размышление за колебания, сунул руку в кису, вытащил несколько желтяков и положил на доску прямо перед ним. Тотчас же лицо барышника переменилось. Он посмотрел на золото, потом на Избора, потом снова на золото. Осторожно взяв одну из монет, поднес ее к лицу. Избор подумал, было, что он хочет попробовать ее на зуб, но тот только внимательно осмотрел ее, а потом перевел взгляд на Избора.
 Что-то было в его взгляде, удивление или просьба… Воевода готов был поклясться, что он ждет от него чего-то еще — то ли слова, то ли знака, и он повторил:
 — Четыре лошади… — и словно глухому показал четыре пальца. И все же Избор не оправдал его ожиданий. Барышник стоял так, словно он ждал другого. Тогда Избор щелкнул пальцем по золотому, что венчал кучку и те разлетелись. Звон золота привел барышника в себя.
 — Утром приходите, — наконец сказал он. — Какой нынче торг? Ночь на дворе.
 Избор оглянулся на солнце, поливавшее лучами двор, и покачал головой. Из темной глубины, где с тихим ржанием переступали с ноги на ногу кони, долетел голос Гаврилы.
 — А чего утра-то ждать? Кони тут, золото — вот оно… Я тут с одним уже подружился. Уздечки давай, седла….
 — Утром, — странным, каким-то сдавленным голосом повторил барышник. Казалось, что он борется сам с собой. Из темноты вышел Исин. Его конь уже оседланный и взнузданный шел следом.
 — Странный ты какой-то…. Словно и не купец, вовсе.
 Он на всякий случай потрогал, как вынимается меч и барышник промолчал. Когда мимо него прошел Избор он почти жалобно попросил.
 — Утром-то куда как сподручнее было бы. На свету и выбрали бы…
 — Не беспокойся. Будто не знаешь, что доброго коня на ощупь выбирают!
 Он высыпал перед ним несколько монет, подумал, добавил еще парочку и сказал, отсекая возможные возражения:
 — И не говори, что много…
 Уже не обращая внимания на барышника, растеряно перебиравшего монеты, они вывели коней во двор




 Глава 27


 Все шло не так.
 Тьерн злился, и то, что он никого не мог обвинить в своих несчастьях, только добавляло яду в его злобу. Кто мог знать, что четыре сотни песиголовцев с двумя драконами не смогут сходу сломить сопротивление княжеской дружины и взять Пинск? Кому могло прийти в голову, что в этом захолустье окажется Черная свеча? Кто смог бы предвидеть, что талисман не даст ему возможности увидеть ни его, ни тех, кто его несет?
 Он целый день просидел около Шара, извел треть припасенных для него снадобий, но талисмана не обнаружил. Беглецы пропали, словно монеты брошенные в воду. Шар, что после заклятий должен был показать княжеского воеводу Избора — Тьерн был твердо уверен, что уж этот-то наверняка окажется среди тех, кто понесет талисман — но Шар не показал ничего. В нем плавали расплывающиеся зеленые полосы, так, словно Тьерн лежал, уткнувшись лицом в траву, а однажды там показался выпуклый рыбий глаз. Сельдеринг точно знал, что талисман покинул город. Реликвия проявила себя лишь однажды. На несколько мгновений он сумел увидеть его в лесу и каких-то людей рядом — старика и еще кого-то, но все кончилось. Это было коротко как касание, как удар капли о землю. Он готов был грызть землю от злости и отчаяния и не делал этого только потому, что знал, что это не принесет пользы.
 Тьерн не был готов к этому и растерялся. Сомнения терзали его всю ночь. Она истомила его неизвестностью, и под утро он все-таки применил магию.
 Он честно признался себе, что применить Большую магию просто не решился. У него хватало воображения, что бы представить себе, чем это может для него кончится, но Малой магией он воспользовался. Второй день узкие полосы облаков тянулись над лесными дорогами Пинского княжества, что вели к Киеву, второй день из них лился дождь, и второй день Тьерна терзало недоумение. Он не мог понять, почему Белоян молчит?
 Может быть, он еще не почувствовал присутствия у себя под боком другого мага, как беспечный купец не видит скрывающегося в чаще разбойника? Или наоборот он не заметил его, как медведь не замечает невесть как оказавшегося в берлоге комара? А может быть и это не так, а просто все разговоры о его силе оказались только разговорами?
 Такие мысли, хоть и забредали в голову мага, но он гнал их от себя. Маг готовился отразить натиск волхва, но тот молчал, и Тьерн терзался, пытаясь отыскать смысл в этом молчании. Постепенно он склонялся к самому страшному для себя ответу. Этим ответом на невысказанный вопрос могло быть слово «презрение». Тьерн все боле и более убеждался, что Белоян не считал его, Тьерна, будущего главу Совета магов Вечного города, опасным для себя и только от этого еще не показал силу.
 — Что же… И я не школяр, — подумал Сельдеринг. — Я знаю на что способен.
 Сухой воздух от жаровни зашевелил занавеси, что окружали кресло Тьерна. Светильник в форме свиной морды, что висел над его головой, тоже не стоял на месте. Ток воздуха, что колебал полупрозрачные занавеси, раскачивал и его. От этого свиная морда болталась на тонких серебряных цепочках. Ее глаза, что обозначались небольшими, с ноготок младенца изумрудами вызывающе посверкивали.
 Тьерну казалось, что он читает ее мысли. Она словно смеялась, подмигивая и думая про себя — «А я знаю, зна-а-аю, что у тебя неприятности!»
 Маг смотрел на светильник преисполненный раздражения. Его раздражало все, что окружало — и мокрый воздух за стенами шатра и сам шатер и шорохи, и волны тепла, что проносились мимо него.
 Вообще от гулявших под шатром сквозняков все тут двигалось, скрипело, шелестело. Только две вещи стояли прочно, как и полагалось — трехногий светильник перед входом, в котором курились какие-то благовония, да Шар, что стоял перед ним.
 Он снял Шар с подставки, согрел в ладонях. Прохлада хрусталя вошла в пальцы, остужая кровь. Злиться можно было сколько угодно, но цель от этого не становилась ближе.
 Привычно оглянувшись, нет ли кого рядом, маг шепотом произнес заклинание и брызнул на блестящую поверхность несколько капель мятной воды. Запах испуганной мышью шмыгнул по шатру, запутался в занавесях. На мгновение он перебил даже запах благовоний, сделав воздух свежим, как ожог крапивы.
 Через секунду он бесследно пропал, зато Шар изнутри засветился теплым светом, словно кто-то живущий в нем ждал гостей и зажег свечу, что бы его гости не заблудились. Свет в хрустале стал сильнее. Он разделился на тонкие лучи, на мгновение, сделав стенки шатра похожими на звездное небо. Тогда Тьерн провел над ним рукой, уменьшая яркость, и позвал:
 — Барон! Барон! Вы слышите меня?
 Внутри Шара шевельнулась тень, и Тьерн помимо воли подумал, что Шар похож на яйцо, что каждый раз рождало для него нового собеседника. В этот раз оно преподнесло для него сюрприз. Из-за стекла, на него на него с любопытством смотрели детские глаза. Черные, как созревшие маслины, они быстро пробежали по шатру и остановились на лице мага.
 — Кто ты, отрок? — спросил Тьерн. Шар не мог ошибиться. Он звал барона и только его Шар мог откликнуться на зов.
 — Я — барон Пашкрелве! Наследник титула и замка.
 Тьерн почесал лоб… Тут не было ловушки. Он знал барона в лицо, да и враги, будь они даже не в своем уме, не рискнули бы подсунуть ему ребенка вместо взрослого человека. Сельдеринг молчал, пока брови мальчика не поднялись удивленно. Тогда барон просто сказал:
 — Слезь с лавки….
 Голова качнулась, и Тьерн увидел мальчишку с прямыми светлыми волосами, расчесанными на пробор. Наверное сын, подумал Тьерн, а вслух спросил:
 — А постарше тебя там у вас бароны есть?
 Мальчишка оказался не глупым и оценил шутку.
 — Есть. Сейчас отца позову…
 Шар опустел, но не надолго. Через минуту там появилось лицо барона.
 — Добрый день, барон!
 — Добрый день, господин Сельдеринг. Что-то случилось?
 Тьерн хлопнул по комару, что присосался в руке, с удовольствием размял останки кровососа в пальцах и ответил.
 — Ничего. Все в порядке. Только ваши люди, к сожалению, оказались не на высоте.
 Тьерн замолчал, с удовольствием наблюдая, как и без того, острый нос барона на глазах заостряется еще больше, и на нем выступают капельки пота.
 — У вас там жарко? — посочувствовал он барону. — А у нас тут, почему-то, дождь….
 Он прихлопнул еще одного комара и продолжил.
 — Они позволили себя убить в самый неподходящий момент… Очень неприятно….
 За стеной послышался шум, загремело железо. Не заботясь о показной вежливости, Тьерн отвернулся от Шара, и накрыл его колпаком. Полог распахнулся и с облаком сырого воздуха в шатер ввалился большой песиголовский вождь — Белый Ежик. С его шкуры лилась вода, но зубы скалились в победной улыбке. В вытянутой руке он держал голубя. У Тьерна сладко екнуло сердце. Он ничего не спросил, только протянул руку. Белый Ежик сдернул привязанную к ноге птицы записку и бросил Тьерну. Тот подхватил бумажку, развернул… Строчки колыхнулись в глазах, где-то пискнула птица, послышался мокрый хруст и мир стал с головы на ноги.
 — Они нашлись.
 Тьерн медленно опустился в кресло. Ощущение легкости нахлынуло и осталось. Беспокойство, что грызло его изнутри пропало, плечи развернулись, словно с них скатилась огромная тяжесть. Он даже машинально обернулся, не услышав за спиной грохота падения невидимого камня.
 — Где? Как? — спросил Белый Ежик. Маг поднял глаза на него и к радости, что теперь жила в нем присоединилось удивление. Морду вождя усыпали голубиные перья. Все что осталось от крылатого вестника, он держал в кулаке, а другой рукой, не спрашивая, наливал вино в кубок мага.
 Голубь был не простой, почтовый. Таких у Тьерна было всего шесть штук — подарок императрицы. Одного пол года назад унес коршун, сейчас Белый Ежик закусил другим и, значит, их осталось только четыре. Досада кольнула, но тут же растворилась в ощущении близкой удачи. Стараясь не замечать голубиных перьев на морде вождя ответил:
 — Покупая лошадей, они расплатились моими деньгами.
 Маг улыбнулся. Это была удача. Единственная за последние несколько дней, зато какая!
 — Нам везет! — честно признался он. Потом, словно кто-то тянул его за язык, добавил — Быть щедрым, оказывается полезно….
 Белый Ежик ухмыльнулся, сунул в рот остатки голубя и прочавкал:
 — Прекращай свой дождь… Обрыдло уж.
 Пальцами он расправил шерсть на морде, сбросил перья, языком слизнул кровь.
 — Готовь своих, — приказал маг. Теперь, когда он знал место, все остальное было просто. — Пусть окружат город. Каждую дорогу. Каждую тропинку…. И предупреди тех, кто там поблизости.
 — Где они?
 — Под Зрячевым.
 Тьерн нагнулся и вытащил из-под стола свиток. Перед тем, как отбыть на Русь он почти неделю провел в Императорской библиотеке, собирая сведения о далеких княжествах, раскинувшихся на землях Гипербореи. Хронисты даже нарисовали ему карту. На куске пергамента он выложили все, что знали в Империи о полуночных странах. Сельдеринг уже успел убедиться, что знали о них в Вечном городе меньше, чем ему хотелось бы.
 Может быть именно по этому писцы скудность сведений о Руси возместили самыми разными рисунками — там и сям по углам карты извивались зубастые змеи, разевали пасти драконы, копытили землю страшные единороги.
 Маг начал водить пальцем по завитушкам рек, отыскивая нужный город. Белый Ежик навис над плечом.
 — Ну?
 — Вот тут, где река!
 Река рядом с городом изгибалась петлей, но это ничего не значило. Вполне возможно, что у писца просто дрогнула рука. Белый Ежик склонился ниже. На секунду он отвлекся, разглядывая картинки, потом посмотрел, куда указывает палец Тьерна. Песиголовец усмехнулся.
 — Нет. Они не здесь.
 Тьерн удивленно посмотрел на него, а тот объяснил.
 — Тут.
 Волосатый палец ткнулся в единорога.
 Как раз посреди необъятных ляжек.
 Песиголовец махнул рукой и выбежал под дождь.
 Оставшись один Тьерн подумал, что ему представилась еще одна возможность достичь желаемого. В эту секунду у него было все, что можно было пожелать — силы, знание и возможность овладеть талисманом. Он знал, где находятся враги, сколько их и куда они направляются, но уже наученный жизнью он решил подстраховаться. Это был тот случай, когда ни один член совета не сказал бы, что он сделал что-то лишнее. В этом деле сделать больше чем нужно означало сделать необходимое.
 Он снял колпак и посмотрел на барона. Прижатый страхом, тот не заметил паузы в разговоре.
 — Это были лучшие … — начал, было барон, но не договорил. Он понял, что его оправдания ничего не изменят, и что если решение уже есть, то не его слова могут отменить его. Но теперь с ним говорил совсем другой человек.
 — Лучшие? — Тьерн шевельнул бровью. — Ах, лучшие! Тогда конечно… В какой-то степени это вас извиняет. На пиру Богов муравей, принесший ножку кузнечика такой же почетный гость, что и лев, принесший лань… Ну да ладно. Это дело прошлое… Хочу спросить о другом. В прошлый раз вы говорили о каких-то козырях, что всегда держите в рукаве. В этот раз они у вас так же есть?
 Барон несколько мгновений колебался, но решил не рисковать.
 — Да, конечно… Только это люди совсем другого плана. Они…
 — Ничего. Выпускайте их. Не думаю, что до них дойдет дело, но на всякий случай пусть будут на подхвате….
 — Они уже в дороге — облегченно выдохнул барон, возвращаясь к жизни.
 Шар погас и Тьерн остался один. Теперь все было иначе и даже в выражении свиной морды проступила почтительность. Сельдеринг улыбаясь, смотрел на жаровню, на струи горячего воздуха, что поднимались над ней, а потом расстегнул на груди халат и стал рассматривать копию талисмана. Теперь все должно было пойти по-другому. Теперь у него было все, что бы показать Белояну как больно могут кусаться комары.
 Туман оседал на железе конской упряжи, на стальных бляшках доспехов. Доскакав до начала леса, они остановились. Перед стеной стволов Избор стоял долго. Толь он раздумывал не вернуться ли назад, в город, то ли взвешивал возможную опасность от ночной скачки, но Исин проследил путь одной капли от локтя до ладони, пока он оглядывался по сторонам.
 — Куда теперь? — нарушил молчание Гаврила. Его конь фыркнул, выпустив из себя облачко пара.
 — Вперед!
 Ночной лес — не самое подходяще место для бешеной скачки, но Избор не мог ждать. Он вспоминал ехидную рожу конского барышника, и каждый раз при этом возникало ощущение какой-то беды, словно грозовая туча, маячившая на виднокрае, и это ощущение требовало от него немедленных, пусть даже и бесполезных действий.
 Не он гнал коня, не он выбирал дорогу, но злость его рвала повод — ощущение опасности, чего-то недоброго, что дышало в спину.
 Исин не думал ни о чем, что тревожило Избора. Для него в этой ночной скачке было свое очарование. В грохоте копыт они неслись сквозь темноту, и лунный свет преследовал их с неудержимым напором пробиваясь сквозь кроны деревьев. Птицы, вспугнутые перестуком копыт, срывались с гнезд и казались ему сучьями и кусками коры, сбитыми лунными лучами с верхушек деревьев.
 Туман, наполнявший ночной лес поднимался перед ними, словно кто-то невидимый распахивал перед ними занавеси тончайшей паволоки. Сам туман был невесом и безвреден, но за ним стояло что-то, от чего и он вскоре ощутил неясную угрозу. Лес вокруг дышал напряженностью, скрывая в себе все ведомое и неведомое. Там за туманом и деревьями жило что-то, что холодило сердце простого человека. Там чудились широко раскинутые паучьи сети, шуршание острожных разбойничьих шагов, а скрип деревьев казался звуком натягиваемой тетивы, звон недалекой речки — грохотом копыт настигающей погони.




 Глава 28


 Они скакали всю ночь и только под утро свернули с дороги. Утро грозило встречей с людьми, а Избор не хотел никаких встреч. Помощи они ниоткуда не ждали, а вот без лишних неприятностей они вполне могли бы обойтись.
 Размышляя над этим, Избор смотрел на тропу, что виднелась меж конских ушей.
 За спиной тихо переговаривались Исин и Гаврила. Хазарин расспрашивал Масленникова каково там в Киеве.
 Гаврила обстоятельно отвечал. С его слов жизнь в Киеве была непрерывной чередой пиров прерывающихся только на то время, когда князь Владимир раздавал подарки своей дружине. Хазарин слушал и недоверчиво качал головой — уж очень все это не походило ни на Булгар, ни на Пинск. Он был человеком разумным и верил только в то, что укладывалось в его жизненный опыт. То, что он до сих пор оставался живым и даже стал сотником, только утверждало его в правильности такой линии поведения.
 Следуя своему пути, они вышли на дорогу. Серая лесная земля, которую уже не одно десятилетие топтали человеческие ноги, мятой лентой текла перед ними. Тропинка втекала в нее и тут же выкатывалась с другой стороны.
 Избор остановился.
 Дорога наверняка вела к людям, но среди них могли оказаться и пособники остроголовых.
 — Чего у нас еще не было? — подумал Избор, вспоминая неприятности последних дней. — Горели, тонули, с песиголовцами дрались, чуть в дожде не захлебнулись…
 Он не отделял одну неприятность от другой. Неважно было от кого они исходили, от Мури, остроголовых или песиголовцев. Главным было то, что они напрямую касались каждого из тех, кто стоял за его спиной. Их враги не любили повторяться, и он знал, что в следующий раз у них хватит ума придумать что-нибудь новенькое.
 — Разбойников еще не было, — сказал Гаврила.
 — Точно. Значит все впереди.
 Избор тронул коня и перебрался через дорогу. Перед лицом, словно копья, скрестились ветки, но он отодвинул их рукой и поехал дальше. Неприятности, конечно, могли поджидать их везде, но в первую очередь они будут ждать их именно на большой дороге. Во всяком случае, голубевские дружинники, не знающие всего, поджидали бы их именно там. Подумав об этом он покосился на хазарина, но промолчал. К тому же на ней к ним могли пристать и какие-то чужие неприятности, а это уже было бы слишком.
 Тропа повела их в сторону. Временами она пропадала, заваленная листьями и ветками, словно уходила под землю, но потом неизбежно вновь возникала под ногами. В этих случаях Избор, даже не слезая с коня, определялся куда следует двигаться дальше. Через несколько часов лес поредел, и они вышли к маленькой лесной речке. Журча на перекатах, она текла мимо них, неся в себе чью-то кровь и чьи-то слезы…
 — Пусть теперь найти попробуют… — сказал Избор. — Если уж я сам не знаю, где нахожусь, то уж никто другой и подавно не догадается!
 Они напоили коней, и пошли вверх по течению.
 Исин ехал последним и время от времени оглядывался. Если раньше он смотрел только на лес позади себя, то теперь поглядывал и на небо. Оттуда, из-за белых пушистых облаков могли прийти неприятности ничуть не меньшие, нежели чем из-за ближайшего куста. В очередной раз оглянувшись он застыл в седле задом на перед. То, что он увидел, не походило на дракона, но оно летело и оттого Исин в растерянности крикнул:
 — Дракон!
 Даже не оглянувшись на голос Избор и Гаврила тут же не глядя под ноги, вломились в кусты, что росли по обе стороны реки. Через мгновение, соскочив с коня, Избор уже натягивал тетиву. Воевать с драконом он не собирался, но с готовым к бою луком он чувствовал себя как-то спокойнее.
 На их счастье вокруг стояли старые деревья в окружении молодой березовой поросли, и сверху все это должно было казаться сплошным зеленым ковром. Конечно, любой мало-мальски серьезный маг мог бы колдовством поднять ветки, но, похоже, у остроголовых магов не хватал на всех.
 — Где? — прошептал Избор, вертя головой по сторонам. — Где дракон?
 Исин, уже повесивший свой мешок на сук бегал от березы к березе, стараясь найти место, где в просветы между листьями можно было бы увидеть врага. Избор и Гаврила молча ждали, пока он не замахал рукой, подзывая их. Вид при этом у него был немного виноватый.
 — Неужто опять напутал чего? — скрипнул зубами Гаврила. — Убью дурака!
 Исин ошибся, но не настолько, что бы его прямо тут убить. То, что летело по небу, не было драконом. Скорее оно походило на сороконожку. Не ту, конечно, что живет в темноте и сырости под старыми пнями, а длинной саженей в 15 тварь, что длинной темно-красной полосой растянувшееся по небу. С ее краев, словно бахрома, свешивались множество ног.
 Наваждение длилось лишь мгновение. Едва Избор попытался найти голову чудовища, как все стало на свои места.
 — Ковер, — сказал Гаврила.
 — Летающий ковер, — поправил его Исин, догадавшийся об этом немного раньше.
 — Только длинный, — добавил Избор. — Считай, кусок дороги.
 Избор с облегчением вздохнул. Дракон это все-таки дракон. С ним особо не повоюешь, а вот с остроголовыми можно будет справиться. Хотя, по чести говоря, в лесу от дракона опасности почти не было. Сесть он не мог — поломался бы весь о деревья, правда, мог бы поджечь лес и вряд ли Муря теперь пожелал бы их спасать, но что бы сделать это нужно было бы точно знать где они есть..
 — Ищут, — одобрительно сказал Гаврила, глядя как ковер, словно жирная гусеница переползает с ветки на ветку.
 — Кто нас только теперь не ищет… Эти-то кто?
 — Да уж не голубевцы… Зятьев так не ищут.
 — А может волхвы кучей собрались? — усмехнулся Избор — Вы их давеча, мало что не покалечили… Могли и озлиться.
 Гаврила усмехнулся, вспомнив колдуна Мурю и Гы.
 — Вот если б один, да в ступе…
 Исин, прислушиваясь к разговору, произнес:
 — Прятались, прятались, а вон как… Подсказывает им кто-то, что ли?
 — Просто они ищут нас лучше, чем мы прячемся… — рассудительно объяснил Гаврила. — Вообще-то это не страшно.
 Он сложил кулак в трубку и посмотрел сквозь дырку на небо.
 — Хорошо летят. Высоко. Кого не убью, те сами разобьются.
 — Не задирайся… Сам ведь знаешь им ведь только этого и нужно… Стоит одних уронить, как тут же другое воронье слетится…
 Ковер медленно плыл немного выше берез. Глядя на них, Гаврила почувствовал, как маги остроголовых посылая этих людей просто тычут пальцем в огромный стог сена, что называется Русь.
 Когда остроголовые растворились на границе голубого и зеленого они двинулись дальше. Постепенно неприятный зуд, что Избор ощущал в себе, стал слабее. Они словно удалялись прочь от неведомой опасности, и ощущение недоброго взгляда в спину постепенно заслонялось мирными картинами — полянками, длинными рядами малиновых кустов и запахом мирного сельского дыма, не настоянного на чьей-то беде.
 Солнце поднималось все выше и выше. Тени обретали густоту, а лес — прозрачность. Он словно открывался перед ними, показывая, что ничего не прячет в себе…
 И в один момент все кончилось.
 Воевода почувствовал какое-то движение вокруг себя, и с этим движением в душу вошло странное чувство.
 Он внезапно стал частью этого леса и ощутил ужас, пролетевший рядом и холодом дохнувший в затылок. Лес почувствовал страх, и каждый лист в нем вздрогнул и поднялся словно шерсть. Конь под ним тоже ощутил то чужое, что возникло в лесу, только на его долю страха пришлось поболее, чем на долю воеводы. Конские уши напряглись, заплясали, отгоняя невидимых мух. Избор сжал его бока ногами, но жеребец встрепенулся и повинуясь незримому и неслышному приказу бросился вперед. Избор, готовый к чему-то такому, сумел усидеть в седле. Краем глаза он успел заметить, что Гаврила, перелетев через голову, висит на поводу, пытаясь остановить взбесившегося жеребца. Где-то за спиной раздался топот копыт и тонкий вскрик хазарина
 Мимо него мелькали деревья. Сосредоточившись на том, что бы подчинить себе коня, он не знал, что случилось с друзьями. Какое-то время он слышал ругань Гаврилы и болезненные вскрики, но его конь понес куда-то совсем в другую сторону и голос богатыря затерялся в лесу.
 Избор не боялся потеряться — если будут целы руки-ноги, то они соберутся. Главное было уцелеть в том, что творилось прямо сейчас, в эти минуты.
 Конь мчался не разбирая дороги, а если и разбирал ее, то выбирал места, где было побольше веток и сучьев. Они хлестали по рукам, по лицу, но он терпел, боясь отпустить повод. Хоть конь и не слушался его, но оставлять все произвол судьбы он не хотел — мало ли, что у нее на уме. А пока в нем теплилась надежда, что конское безумие хоть когда-то да прекратится и тогда ему удастся усмирить коня.
 Избор, что есть силы, тянул повод к себе, но в коня словно вселился злой дух. Хлопья пены срывались с удил и летели в лицо человека. Оставалось ждать, когда силы коня иссякнут и он остановится.
 Хруст под ним заставлял его с силой вдохнуть воздух. Ему хотелось ощутить запах раздавленной и измятой травы, но конь несся так быстро, что запах оставался позади, зато воздух стал влажнее.
 Ветер, непрестанно бивший в лицо, нес в себе запах большой воды. Деревья перед ним стали реже, они уже не казались сплошной стеной, но вместо того, что бы обрадоваться этому Избор ощутил беспокойство. Проломив полосу кустарника, конь вырвался из леса. Всадник привстал посмотреть, что ждет его впереди, и прямо перед собой увидел… небо. Спустя мгновение он сообразил, что никакое это не небо, а река или озеро. Там где оно начиналось, зеленый цвет лесной травы переходил в спокойную голубизну воды. Беспокойство стало страхом. Землю и воду не разделяла ни желтая полоска песка, ни заросли осоки.
 — «Обрыв!» — мелькнуло в голове Избора.
 В любом живом существе Род оставил хоть каплю разума. Любая тварь, кроме, может быть совсем маленьких, вроде надоедливой мошкары, что сама лезет в огонь, имеет понимание ценности своей жизни. Среди всех тварей, что создал Род, лошади, были не глупее многих, и уж в их-то головах страх за собственную жизнь должен был найти место. Но это оказался не тот случай.
 Колдовство, а теперь Избор не сомневался, что без него тут не обошлось, заставило коней потерять голову и забыть страх перед смертью. На его счастье, на пути через лес им просто не встретилось достаточно толстое дерево. Попадись оно им, конь вряд ли свернул бы, а просто втемяшился в него бы и все…
 Не сбавляя скорости, конь несся к обрыву. Чувствуя чем это может кончится Избор что было силы натянул поводья. Он откинулся назад, задирая конскую голову вверх, но конь уже не выбирал дорогу глазами. Ему все равно было где и как мчаться. С вывернутой шеей он продолжил свой гибельный бег. На счастье Избора уздечка треснула, и он, потеряв равновесие, свалился с коня.
 Земля приняла его ласково — не убила.
 Удар только обездвижил его. Боль пронеслась по нему быстро и безжалостно, как отряд всадников. Она сжала внутренности, не позволяя не только пошевелиться, но даже и вдохнуть хотя бы глоток воздуха. Перебарывая ее, воевода захрипел, пытаясь перевернуться, но тело, занятое борьбой с болью не слушалось. Сквозь круги, что сверкали перед глазами, он увидел ковчежец. Шкатулка, выпавшая из-за пазухи, лежала у него под носом, блестя открытой крышкой, а рядом с ней полу засыпанный землей блестел талисман.
 Что-то внутри него заставило воеводу сделать невозможное — сломав боль он неуклюжим движением сунул «Паучью лапку» назад в ковчежец и обессилевший привалился к дереву. Боль не отняла у него разум. Он понимал, что случилось. Талисман оказался вне шкатулки. На минуту, на секунду, на мгновение, но он был под открытым небом.
 По укоренившейся уже привычке он посмотрел вверх, отслеживая остроголовых, но вместо них увидел как его обезумевший конь, в последний раз, оттолкнувшись от земли, взлетел в воздух. Он не понимал что делает. Уже в полете, он попытался оттолкнуться от пустоты, что разверзлась под ногами, и продолжил свой путь, но положенные Богами законы можно нарушать только Богам. Взбрыкнув ногами, конь пропал из виду.
 Избор вскочил на ноги, но острая боль в животе усадила его на корточки. Боком, словно подбитая ворона он сумел доползти до обрыва и заглянул вниз.
 Коню повезло меньше, чем ему самому. В этом месте озеро хоть и выстелило близкое дно мягким песком, но красоты ради оставило в нем несколько гранитных валунов. Конь напоролся на них и теперь превратился в кучу мяса, в корм для рыб. Вода вокруг валунов клубилась розовым дымком, в котором уже сновали мелкие рыбешки, свернутая на бок голова разглядывала дно.
 Избор откинулся назад. Ему досталось меньше, чем коню, но все-таки досталось. Саднило щеку, пекло ободранную руку, но боль постепенно уходила в траву. Он поднялся, зашипел, словно наступил на ежа и, но уже не уселся, а выпрямился и, прихрамывая, побрел назад, собирать свое войско. На ходу он осмотрел ковчежец. Для него падение тоже не прошло даром. На крышке появились новые царапины.
 Путь, который взбесившийся конь проскакал за несколько мгновений, Избор преодолел почти за полчаса. Он не боялся заблудиться. Свой последний путь до обрыва конь пролетел прямо, словно пущенная из лука стрела, оставив за собой просеку из смятой травы и растерзанных кустов. Прогулка пошла воеводе на пользу. Кровь на руках подсохла, и ушибленная нога начала сгибаться. На поляне он увидел Гаврилу. Хозяйственно расположившись около мешков, он сидел и растирал шею.
 — Живой? — спросил Избор. — Руки-ноги целы?
 — Живой. А чего про шею не спрашиваешь? Чуть шею не сломал…
 Избор со стоном сел рядом.
 — Подумаешь, потеря… А и сломал бы — невелика беда. Главное, что бы руки целы остались…
 — Нет. Голова тоже нужна… Целится как-то нужно?
 Избор сам покрутил головой.
 — Для этого и моей головы хватит… Твоя-то еще зачем?
 Они посмеялись, кривясь от боли.
 — А хазарин наш где?
 — Наверное, над конем плачет. Они хазары все такие…
 — Думаешь и у него тоже…?
 — Нас не так много и все мы рядом, — серьезно сказал Избор. — Если по одному бьют, то всем достается…
 Ветки на другом конце поляны раздвинулись, и они увидели сотника.
 — Эй! — негромко позвал он. После того, что случилось с конями, он готов был увидеть на поляне целую кучу остроголовых и песиголовцев и поэтому решил не рисковать. Хромая он подошел к ним. Его ни о чем не спросили. Все и так было ясно, но он сказал сам.
 — Мой-то в дерево… Со всего маху…
 — Убился? — В голосе Гаврилы не слышалось ни капли сомнения.
 — Дерево сломал…
 Он потрогал плечо, поморщился. Коней у них теперь не было, а это означало, что выходить из леса придется пешком, и их мешки поедут не на конях, а на них самих. Стараясь найти во всем этом хоть что-то хорошее, Исин сказал.
 — Зато теперь в любой норе спрятаться можно…
 — Да-а-а, — согласился Гаврила. — С конем в дупло не влезешь.
 — Но как они нас нашли?
 — Никак. Успокойся….
 Избор повернулся и охнул — в боку стрельнуло, словно кто-то маленький и злой кольнул шилом. Он выругался и стал растирать бок.
 — Если б они нас через колдовство найти могли бы, то давно бы уже тут были… — поддержал друга Гаврила. — Сейчас, верно, по всей округе лошади калечатся… А то и по всей Руси. Талисман-то, похоже, только нас оберегает. Так что ты давай за мешками присматривай.
 — А талисман?
 Избор успокаивающе похлопал себя по груди.
 — Подальше положишь — поближе возьмешь!
 Про то, что там произошло с талисманом, он ничего не сказал.




 Глава 29


 Теперь они не шли, а пробирались между деревьями. Избавив их от коней, маги остроголовых в конце концов оказали плохую услугу самим себе. Если раньше беглецы нуждались хотя бы в звериных тропах, что бы проехать, то теперь они шли вообще без дороги. Шедший впереди Избор просто чувствовал направление и оно, словно три медленно летящих стрелы прошивали лес по прямой. До цели — Киева было уже не далеко. Гораздо ближе, чем до Пинска. Оставалось только это «немного» преодолеть без потерь.
 Исин остановился и нахмурился
 — Ты чего? — спросил Избор, сам вслушиваясь в лесную тишину. Ветер принес откуда-то едва слышный голос. Тому кто кричал, было плохо.
 — Поет кто-то? — сказал Исин.
 — Плачет! — подтвердил Гаврила. — А ты все жалел, что разбойников нет. Вот тебе и разбойники.
 — Разбойники?
 — А то… Не медведь же его дерет? Если б медведь, то мы и медведя услышали бы… Вдвоем бы орали.
 Они не двигались. Теперь все трое слышали далекий жалобный крик, и никто не мог решиться ни отбросить его, как что-то неважное, ни пойти и разобраться. Слишком часто такое любопытство на их памяти оборачивалось неприятностями.
 — Ловушка, — сказал Избор. Рука сама собой проверила на месте ли метательные ножи. — Что бы значит как комарье на огонь…
 Гаврила сперва кивнул, а потом рассмеялся.
 — Пуганая ворона куста боится. Если уж они знают, где засаду устроить, то могли бы просто на голову сотню остроголовых высыпать и дело с концом.
 — Погоди каркать. Не долетели еще, — мрачно сказал Избор.
 — Ну что? — спросил Исин. — Мимо доброго дела пройти и не сделать… Не хорошо.
 Он сделал шаг вперед.
 — Я пойду разберусь?
 — Ага, — откликнулся Гаврила. — А потом иди тебя спасай. Ты уж этих добрых дел понаделал… Неужто тебе одного тестя мало? Нам с двумя с Избором и не справиться.
 Ветер сделал крик слышнее. В нем не было ни боли, ни страха. Только отчаяние. Избор подумал, что ошибся, подумав о человеке. Так мог кричать только зверь, попавший в капкан и понимавший, что его ждет, когда придет охотник.
 — Может зверь, какой? Хоть выпустим. Сердце ведь рвется.
 — Ладно! — решил Гаврила. — Пошли, убьем там, кого можно.
 Несколько минут они шли, молча, думая о том, что их ждет. Лес вокруг молчал, обрамляя тишиной далекий стон.
 — Пенек, — неожиданно сказал Избор. — Где-то тут люди рядом.
 Они обступили старый пенек, иссеченный дождями и изъеденный муравьями. Других людских следов рядом не было — ни битых горшков, ни затесов на деревьях.
 — Разбойники, — проворчал Гаврила. — Пенек-то посреди леса. Откуда тут люди?
 Он ошибся. Через десяток шагов они вышли к тропинке. Исин завертелся на одном месте не то, прислушиваясь, не то, принюхиваясь, и вновь нырнул в кусты. Звук стал явственнее.
 — Туда — показал Гаврила. — Там воет. Верно и, правда, зверь в капкане.
 Ковер из прошлогодних листьев скрадывал шаги и бесшумно, уже не переговариваясь, он прошли еще десятка два шагов, ожидая, что лес поредеет, и они выйдут на поляну.
 Поляны не было, как не было ни капкана, ни зверя. Звук доносился от толстого дерева, вокруг которого топтался маленький человечек. Сейчас они могли видеть его спину.
 — Эй! — сказал Гаврила. — Кто такой? Чего скулишь?
 Человечек попытался оглянуться, но не смог. Смешно перебирая маленькими ножками, он обошел дерево, и выглянул из-за него. В его глазах не было испуга, а только злоба. Кляпа во рту у него не было, но он не произнес не слова.
 — Чего звал-то? — спросил Гаврила.
 Все понимали, что этого мелкого старикашку придется освободить, но хотелось обставить все так, что бы получить от этого наибольшее удовольствие. Старец закряхтел, в очередной раз, безуспешно пытаясь порвать веревку. Исин, настроившийся уже отпустить из капкана медвежонка или еще кого-нибудь, разочарованно ответил за старика.
 — Что звал? Скучно, поди… Лес большой, народу мало… Поговорить не с кем.
 — Нет. Я думаю, что ему отвязаться охота, — сказал Избор, у которого на сердце стало легче, когда он увидел старика.
 — Отвязаться? Можно и отвязать. Выкуп бы только какой-нибудь… — по-хозяйски предложил Гаврила.
 — Да что с него взять? — усмехнулся Исин — Бороды клок, да и только…
 Старик зло сверкнул глазами, но, понимая свое положение, смолчал. Гаврила насторожился. Старик вел себя необычно. Он то ли боялся чего-то, то ли чего-то ждал.
 — Погоди еще, — сказал Масленников. — Кабы он с тебя чего не взял. Не простой старичок-то. По глазам видно — сердитый.
 Избор, не ждавший от привязанного неприятностей, миролюбиво спросил.
 — Кто это тебя так, дедушка? Не разбойники?
 Старик попробовал влезть наверх. Откинувшись назад, он прополз немного вверх. Лицо его исказилось от напряжения, но у него ничего не вышло.
 Избор не спешил спрашивать. Не получив ответ на первый вопрос, стоило ли задавать второй?
 Старик отдышался. Отвечать он, похоже, считал ниже своего достоинства.
 — А может, ты сам привязался?
 Старик скрипнул зубами и проскрипел.
 — Развяжите…
 Не сдвинувшись с места, Гаврила протянул задумчиво.
 — Развяза-ать? С чего бы? Тебе что, плохо тут? Мы думали, медведь кого-то дерет, торопились, а тут, оказывается, и медведя-то нет…
 — Развяжите!
 — Да кого? Как тебя звать-то?
 Старик почему-то успокоился. На глазах людей он загнал свой гнев в печенку и спокойно ответил.
 — Меня зовут Картага.
 — Ты кто?
 Старик помолчал. Глаза его оценивающе пробежались по лицам. Думает, как соврать, понял Избор и снова ощутил беспокойство.
 — Я в лесу живу, — неопределенно ответил бородач. — Никого не обижаю….
 Гаврила поднял бровь. Как-то с трудом верилось в хорошего человека, что одиноко живет в лесу и которого по ошибке привязали к дереву. Стараясь разобраться, он переспросил.
 — За что же тебя так, такого хорошего? Перепутали с кем-то что ли?
 Старик потряс руками и миролюбиво попросил.
 — Развяжите, а? Ну что вам стоит?
 — На какого-то ты похож… — сказал Гаврила. — Припомнить бы только…
 — Развяжите…
 Старичок делался все более и более жалким. От его злости не осталось и следа. Теперь он просил, теперь он умалял, теперь он унижался. Решив, что раз не удалось освободить медвежонка, то нужно освободить хотя бы этого старика Исин разрезал веревки. Картага дернулся, и не удержавшись, упал за дерево. Теперь они не видели его, а только слышали вздохи и жалобы. Старик причитал что-то неразборчивое.
 — Ну, где ты там?
 Старик молчал.
 — Вылезай!
 Избор обошел вокруг, что бы помочь, но за деревом уже было пусто. Только над головой вертела шишку непонятно откуда взявшаяся белка. Старик исчез, пропал, растворился в воздухе. Воевода удивленно почесал затылок.
 — Пропал…
 Гаврила, встав рядом, провел рукой по смятой траве.
 — И «спасибо» не сказал… А ведь мог бы, не треснул бы…
 Исин потащил меч, но Гаврила остановил его.
 — Незачем… Пойдем отсюда, пока и мы не пропали…
 Вернувшись на дорогу, люди двинулись против солнца. Они шли молча, и когда Избор оборачивался то каждый раз натыкался на отсутствующий взгляд Гаврилы. Избор подумал, что им повезло, что солнце светит Гавриле в спину, и тому нет необходимости идти спиной вперед. В очередной раз оглянувшись, он увидел посветлевший и осмысленный взгляд.
 — Вспомнил?
 — Старичка-то?
 Гаврила неопределенно покачал головой.
 — Вспомнил, только не того.
 Избор удивленно наклонил голову.
 — Как это так?
 Гаврила немного помялся, потом ответил.
 — Слышал я, что был в этих местах такой колдун. Имени его никто не знал, а в народе его кликали Старичок с Ноготок, Борода с Локоток… Хоть и длинно, зато точно. Похож на старичка нашего.
 — Похож, — согласился Исин. — А почему думаешь, что не он?
 — Этот имя свое назвал…
 — Ну и что?
 — Тот свое имя открывал только тем, кого убить хотел. А мы живы…
 Избор погладил швыряльные ножи.
 — На нашу долю остроголовых хватит, да песиголовцев. Куда уж нам еще этого…
 Тропинка вильнула влево, обходя кусты длинношипного боярышника, а потом почти тут же свернула вправо, сделав петлю. Дорога вела себя так, словно была живой. Ей не хотелось царапаться о колючки и обогнув кусты и почти сделав петлю вернулась к прежнему направлению. Люди, обойдя кусты, просто последовали ее примеру. Сразу за боярышником тропинка перебегала полянку, ныряя с другой стороны в заросли шиповника. Ветер беззаботно гонял по поляне запах созревающих ягод. Избор зажмурился на мгновение и вздохнул полной грудью…
 — Во! — сказал озадачено Гаврила. Избор открыл глаза, но даже не полюбопытствовал, что там такое увидел его приятель. С его стороны вылезало точно такое же «Во» — рослый песиголовец при оружии и наглой улыбке на морде.
 — Ух ты! — пробормотал Исин. Тут же за голосом последовал шелест. Хазарин обнажил меч. Избор, цепким взглядом удерживая подходившего песиголовца, сделал то же самое.
 — Трое, — сказал негромко Гаврила. — Не много.
 — На нас хватит, — непонятно сказал Исин. — Если кому мало я могу своего отдать.
 Избор не сказал ничего. Он взглядом мерил ширину плеч своего противника. С каждым взглядом плечи казались все шире и шире. К тому же против всех песиголовских правил он носил кольчугу. Густые рыжие волосы на груди пробивались сквозь мелкие кольца, и оттого зверочеловек казался поросшим рыжим мхом. Зато там, где кольчуга не скрывала густых волос, они буйно выпирали из налитого звериной силой тела. Под шерстью, на длинных — длиннее человеческих — руках они шевелились, обозначая движение мускулов.
 — Ну что делать будем? — неожиданно весело спросил Гаврила у песиголовцев. — Чего нужно-то?
 — Бросай мешки и оружие! Мешки налево, оружие направо!
 Теперь каждый из тех, кто топтал траву на полянке, понял, что без драки тут не обойдешься, но все они были воинами и понимали, что без положенного ритуала поединок много потеряет.
 Эта поляна была не плохим местом для засады. Песиголовцы, если бы захотели, могли просто перестрелять их — против обычая они даже вооружены были человеческим оружием.
 — Спасибо за честность, — сказал Избор, оценив это. — Обещаю, что добивать не буду.
 — Не надейся, не придется… А что до «спасибо»… Мы не люди, — прорычал старший, — в спину не бьем.
 Избор быстро повернул голову направо, налево. Выбирать не приходилось. Песиголовцы стояли рукастые, морда у каждого щерилась в подобии улыбки. Мечи в руках покачивались, словно жала скорпионов, выбирающих место куда вонзиться. Каждый из них смотрел на людей как на мух, на тлей, которых ничего не стоит раздавить. Тот, что стоял напротив Гаврилы усмехнулся и демонстративно убрал меч в ножны.
 — Это ты так? — спросил Гаврила. — Ну, ну…
 Он смерил песиголовца взглядом и тоже убрал оружие.
 — На кулачки, значит? — повеселев, спросил человек. — На кулачки я люблю…
 Он погладил кулак, кашлянул в него, словно от смущения.
 — Только заранее говорю, — крикнул он на всю поляну, словно предупреждал тех, кто мог прятаться в цветах — Я человек подлый. Разных штук много знаю, так что поберегитесь!
 Песиголовец ему явно не поверил и широко ухмыльнулся, обнажив острые желтые зубы.
 Исину казалось, что его друзьям повезло больше чем ему. Ему со стороны казалось, что их противники послабее и пониже, а вот его враг… Он посмотрел на него и почувствовал, как против воли покрывается тяжелым липким потом.
 Когда волна запаха докатилась до Гаврилы, он дернулся, словно от удара, часто задышал, завертел головой. Избор все понял первый.
 — Исин! — крикнул он, не решаясь оторвать взгляд от своего противника, — Встань по веру. Гаврила же сейчас…
 Исин тоже вовремя вспомнил о странностях Масленникова и отпрыгнул, но ветер в этот день, видно не хотел улетать и запах пота, превращающий Гаврилу в зверя, заметался вместе с ним по поляне.
 Не в силах противится заклятью, Гаврила взвыл, упал на колени. Песиголовец, озадаченно смотрел на бьющегося в корчах человека у себя под ногами. Любопытство оказалось сильнее страха, и он не ударил его. В эту минуту Избор со сладким ужасом наблюдал уже однажды виденное им превращение. Фигура друга изменилась. Сперва неуловимо, а потом как-то резко огрузнело, став похожим на ограненную гранитную глыбу. Словно налитой стальной силой он разогнулся, и его рычание осквернило воздух.




 Глава 30


 Песиголовец, не ожидавший этого, попятился. Он почувствовал, что перед ним зверь более свирепый, нежели он сам. Гаврила хрустнул плечами и ударил вражину кулаком….
 Избор этого уже не видел. Ему было не до того… Враг наседал на него нанося удары, от которых немели руки. Он был не искусен, но чудовищно силен. Чувствуя, что сильнее, песиголовец решил обезоружить противника, и, ухватив меч двумя руками, начал махать им как дубиной. Полоса холодного металла разрезала воздух на уровне Изборова пояса.
 Страх заставил его не присесть, как это сделал бы любой нормальный человек, а подпрыгнуть.
 Сверху, с высоты Избор увидел как меч. Шириной не меньше ладони блеснул на солнце и, превратившись в туманную полосу, рванулся к нему. Удар был отработанно резок. Как ни короток оказался этот миг, у Избора хватило времени представить насколько короче он станет, если меч заденет его. Эта мысль заставила его поджать колени к подбородку, но песиголовец все-таки достал его. Избор почувствовал удар, и его отбросило в сторону.
 Не поняв, что случилось, и не почувствовав боли, он ударился плечом о дерево. Где-то рядом с ним со стальным звоном врубился песиголовский меч. Избор ощутил холод в ногах и отчего-то почувствовал себя выше ростом. Оскаленные челюсти песиголовца оказались где-то внизу, под ногами. Оттуда пахнуло гнилью и шерстью, и он не соображая, что делает, инстинктивно ударил врага ногой.
 Страх смерти смел почти все человеческое, что было в нем. Зверь, что проснулся в нем, не нуждался в оружии. Отбросив ненужный меч, он еще раз ударил своего врага в лоб. Ногой. Та его часть, что еще оставалась человеком, представила, как трескаются кости и подкованный каблук вминается в волосатый лоб.
 Вместо этого от удара его отбросило назад. На мгновение он вновь ощутил под ногами холод, словно стоял в ледяном ручье, а спиной — шероховатость дерева. Изумление поднялось в нем и сменилось ужасом. Песиголовец все еще стоял на ногах и изо всех сил старался вытащить застрявший в дереве меч. Все это Избор почему-то видел сверху, словно душа его уже покинула тело и висела в воздухе. Он ударил еще и еще. С неуловимой для глаза быстротой Избор бил, бил, бил по песиголовцу, что стоял перед ним как угроза. Несколько мгновений тот еще держался, пытаясь освободить оружие, но потом вдруг его движения стали медленными, словно он воздух вокруг него сгустился как смола и он застыл. Не понимая, что происходит, Избор бил его пока через ногу молнией не проскочила искра боли. Это привело его в себя, и с криком боли он повалился в траву.
 Если считать по правилам поединков, что действовали у ромеев, эту схватку выиграл песиголовец. Избор лежал на земле без меча, а тот еще стоял над ним с оружием в руках. Но жизнь сложнее правил.
 Еще лежа на земле Избор зашарил вокруг руками, отыскивая рукоять оброненного меча, но в кулак попадались то шишка, то ветка и только с третьего раза по пальцам полоснуло холодом. От прикосновения металла, словно пелена спала с глаз. Он замер и посмотрел на ноги. Он не чувствовал боли, но это еще ничего не значило. В горячке боя ее можно было ощутить не скоро. Взглядом он осторожно добрался до колен, но тут песиголовец шевельнулся. Уже не думая о ногах, Избор вскочил, занося меч над головой для удара, но его противник качнулся, его повело в сторону, и так и не выпустив рукояти меча он повалился в траву.
 Избор так и не опустив меч, застыл над поверженным противником.
 — Убил? — спросил Исин. В его голосе Избор ощутил зависть. Он дико посмотрел на него и хазарин понял, что воевода еще не в себе.
 — Убил? — повторил он громче.
 Избор сперва кивнул, а потом, опомнившись, затряс головой. Он шагнул вперед, что бы проверить, что стало с песиголовцем на самом деле, и, поморщившись, присел, чувствуя себя пустым кувшином.
 — Чуть ногу об него не сломал….
 — Я уж видел, — кивнул Исин. — А что одного-то раза мало было? Каблуком-то в лоб?
 Избор пожал плечами. Боец из него сейчас был никакой. Захоти песиголовец уползти у него из-под ног, у него не нашлось бы сил помешать ему, но к счастью тот вообще не двигался.
 — Вот что значит целый день не евши… — заметил Исин.
 Что бы долго не объяснять сотнику, почему все произошло именно так, а не иначе Избор взялся за голенища и потянул сапоги вверх. Они неожиданно легко поднялись, оголяя ступни. Меч песиголовца отрубил подошвы, и все удары он наносил голой пяткой. От земли, через босые ступни шел приятный холодок. Исин удивленно поднял брови, но спросить ничего не успел.
 — А твой-то где? Неужто убил?
 Исин поперхнулся вопросом и вздохнул, кивнув в сторону. Избор посмотрел туда и увидел странную копошащуюся кучу.
 — Я бы, может, и убил бы, да вот Гаврила не дал…
 Не дослушав хазарина, Избор подошел поближе, а в спину ему бубнил голос.
 — Я, может, всю жизнь мечтал песиголовца убить. Детям бы потом рассказывал, внукам… А вот Гаврила не дал…
 С пяти шагов Избор, наконец, разобрал, что на земле лежит Гаврила. На нем не было сухого места. Кровь покрывала его с головы до ног. Она была везде — на голове, на ногах, на груди. Даже трава вокруг, пропитавшись кровью, стала багровой. Руки Гаврилы были в крови по локоть. Наверное, они были в крови и дальше, но Избор этого не видел — из спин поверженных врагов руки Масленникова торчали только до локтей.
 Ослабевший после действия заклятья Гаврила пытался подняться и стряхнуть с себя мертвецов, но у него ничего не выходило. Он тряхнул руками раз, другой, словно хотел отряхнуть руки от крови, но песиголовцы держались крепко, как недозрелые груши за ветку.
 — Помоги! — сказал он, увидев в щель между волосатыми спинами Избора. — Снимите их. На фига мне эти варежки?…
 Избор уже не чувствуя опасности, обошел вокруг беспомощного друга.
 — Злой ты Гаврила, безжалостный… Они к тебе по-доброму, а ты с ними вон как….
 Он вспомнил Гавриловы же слова об Исине и истребленном им чудовище.
 — Противоестественно…
 Исин и Избор переглянувшись довольно заржали, чувствуя как спадает напряжение, но тут Гаврила затрясся и заорал:
 — А-а-а-а! Мешок! Он унес мешок!
 Избор повернулся так, что в шее захрустело, и увидел, как исчезает в кустах волосатая спина. Песиголовец не рискнул бежать сквозь боярышник. Он метнулся по тропе, и, слившись шерстью с кустами, пропал из виду.
 — Уйдет! — завизжал Гаврила. Он забился на земле, пытаясь освободить руки. Исин, так и не успевший заменить улыбку на губах на что-то другое, бросился ему помогать.
 В одно мгновение в голове Избора пронесся целый комок мыслей. Он успел продумать их одновременно, что дорога за кустами делает петлю, что Исин не успеет помочь Гавриле, и что даже если случится чудо и хазарин все-таки успеет, Гаврила не сможет пустить в ход свой страшный кулак — попади он случайно по талисману что станет с «Паучьей лапкой», что станет с Русью?
 Еще не сообразив, что нужно делать он прыгнул к луку, что обронил кто-то из врагов. Тот словно ждал его. Он сам прыгнул в ладонь и тем же волшебством на тетиве оказалась стрела., потом вторя, третья… Избор уже не видел песиголовца и потому пустил стрелы веером, в надежде, что хоть одна, да заденет врага. Краем глаза он заметил как Исин. Сорвался с места и сверкая мечом побежал за врагом. Но даже это не остановило Избора. Он стрелял, пока не кончились стрелы, и только потом бросился следом за хазарином. За спиной мокро хрустела трава, медведем ревел Гаврила, так и не поднявшийся на ноги. Загородив лицо руками, Избор бросился в кусты. Боль полоснула по рукам, и колючие ветки упруго отбросили его назад. Сразу стало ясно, почему песиголовец с его шкурой и кольчугой все же не решился бежать напролом.
 За кустами заорал Исин. Его вопль словно отрубил веревку, что стягивала внутренности — в голосе хазарина звучало торжество победителя. Избор отпрыгнул от кустов и опустил руки.
 — Талисман? — крикнул он, перекидывая голос через колючую преграду.
 — Здесь! — откликнулся, смеясь, хазарин. — Здесь!
 Услышав Исина, Избор не спеша, подошел к Гавриле и ударом ноги отбросил одного из мертвых врагов с его руки. Масленников все еще лежал, но уже не ругался, а просто рычал.
 — Обошлось… — сказал ему Избор. — Чего рычишь-то? Вставай, и пойдем глянем. Кого я там подстрелил…
 Не обращая внимания на кровь, текшую с одежды, он помог ему подняться.
 Не спеша, они прошли тропинкой, и вышли к Исину. С мечом в руке он стоял перед мертвым песиголовцем, словно отдавал честь погибшему врагу. Торжественности, однако, в его позе не было никакой — стоя над трупом он широко улыбался. В другой руке он держал шкатулку. Едва увидев сотника, Избор спросил:
 — Открыть успел?
 Сотник посмотрел на шкатулку в своей руке и пожал плечами.
 — Не знаю… Главное он тут.
 Хазарин потряс шкатулкой и Избор услышал, как талисман гремит там, задевая о стенки.
 — Ладно… А с этим что?
 — А что может быть с покойником? Лежит себе…
 Кровь на волосатом теле была почти незаметна. Избор обошел вокруг.
 — Пошли отсюда, — сказал Гаврила. Он морщился и гадливо шевелил окровавленными пальцами. — Помыться бы…
 — Слезами умойся, — сказал Избор. — Это не тот. Тот был другим.
 Гаврилу так поглотили свои неприятности, что он только огрызнулся.
 — А чем тебе этот не нравится? Волос на нем меньше, что ли?
 — Это не тот, — повторил Избор. Он наклонился и повернул мертвеца на спину, всматриваясь в лицо.
 — И морда у него не та.
 — Морда она и есть морда. Морда у них у всех одна. — Сказал Гаврила. Поняв, что Избор никуда сейчас не пойдет он начал срывать с себя мокрую от крови рубаху, шипя от омерзения.
 — Ковчежец-то наш? Стрела то твоя?
 Избор взял шкатулку в руки. Шкатулка точно была их. По крайней мере, царапины на этой шкатулке не отличались от царапин, что остались на настоящей шкатулке после утренних приключений.
 — И стрела моя и ковчежец наш…
 Избор, не вдаваясь в разговоры, побежал назад по тропинке, что привела их в засаду. Если друзья не верили ему, то уж сам-то себе он верил. Это был другой песиголовец. Все бы это было не страшно, если б он понимал, куда девался тот, с кем он дрался.
 Избор давно понял, что стариковская мудрость имеет все права на существование. Жизнь сама подсказывала правильность некоторых стариковских заповедей, и они становились понятными даже молодым. Одну такую мудрую мысль Избор уже принял. Он твердо знал, что Боги берегут только тех, кто заботится о себе сам, а сегодня ему выпал случай убедиться в справедливости другой мысли — находит только тот, кто ищет.
 Его бывший противник лежал в стороне от тропы, со стрелой в голове. Поглядев на него, Избор почувствовал гордость. Выстрел, уложивший песиголовца, можно было бы назвать образцовым. На расстоянии почти полторы сотни шагов стрела попала точно в глаз убегавшему и уложила его намертво.
 Вот оно любопытство то, подумал Избор, бежать нужно было, а не оглядываться….
 Он подошел поближе, и с каждым шагом его радость таяла под напором удивления.
 Сев на кочку рядом с трупом он задумался. То, что он видел, было так удивительно, что он на всякий случай потрогал стрелу — не чудится ли ему все это.
 — Что там? — нетерпеливо прокричал Гаврила. — Пошли быстрее…
 Избор только поманил его пальцем.
 — А-а-а! Нашелся-таки… — радостно произнес Масленников. — Нашлась пропажа? Этот-то тот?
 — Тот.
 — А я уж думал, что на тебя не угодишь…
 Избор при этом почему-то не казался обрадованным.
 — А чего грустный такой тогда? Стрела-то твоя?
 Масленников прикинул, как стрела могла достать песиголовца, и одобрительно кивнул. Как воин, сам учивший других он мог оценить умение стрелка.
 — Добрый выстрел. Жалко, что ли стало?
 — Жалко, — медленно произнес Избор. Он разглядывал стрелу, наклоняя голову то вправо, то влево.
 — Жалко, что не мой выстрел.
 — Что?
 — Стрела не моя….
 Не боясь испачкаться, он потянул стрелу на себя. Кровь выплеснулась из глаза, заливая морду мертвеца и вскоре острый клюв вылез наружу. Кровь хлынула еще сильнее, торя новые дорожки по шерсти, и Гаврила поморщился, вспомнив о том, что сам выглядит не лучше.
 — Погоди, погоди, — сказал он, вдруг поняв, что означают слова Избора. — А кто же? Сотник не стрелял, мне тоже не до этого было…
 — Значит, нашлись помощники… — странным голосом ответил Избор. Стрела оказалась меньше тех, что он носил в своем колчане. Гаврила измерил ее пядью.
 — Старик! — сказал он. Голос его прозвучал так, что Избор не понял, обрадовался Гаврила или наоборот, встревожился…
 — Старичок, — поправил его Избор. — Старикашка с дли-и-и-инной такой бородой. Хорошо, оказывается добрые дела-то творить… А мы все Исина в добрые дела мордой тычем. Зря оказывается…




 Глава 31


 По молчаливому соглашению, словно это разумелось само собой, они не пошли через лес. Две засады подряд — это было бы слишком. Избор до сих пор верил, что ни остроголовые, ни песиголовцы, ни Муря не знают где они. Последние дни они так кружили по лесам, что и сами не представляли куда идут. Верным было только направление. Недавнее лошадиное безумие насторожило его и только. Маги остроголовых как умели мешали им, но возможностей сделать это у них почти не было. Он потрогал ковчежец с талисманом. Пока талисман закрыт, они невидимы для колдунов, а значит и неуязвимы. Так считала одна его половина, а другая — опытный воин — твердила, что Боги берегут только береженых и что надеяться им можно только на самих себя.
 Теперь у них была одна забота — уйти подальше. Может быть через день, а может быть через несколько часов или даже минут те, кто их преследовал, наведаются сюда и найдут трупы, а тогда… Это бы еще ничего, но вместе с трупами они найдут и следы, а те неизбежно приведут их к беглецам.
 Избор, задрав голову, понюхал воздух. Нужна река, подумал он, лучше большая и быстрая…. Несколько часов вдоль по течению, а там в сторону, в чащу, и ищи их, но… Он с досадой ударил по мухомору, что вылез почти на самую дорогу. Будь он волшебником, он просто сотворил бы летучий корабль или, на крайний случай, лошадей, но волшебником он не был.
 — Опять дорогу менять надо, — сказал в спину Гаврила. — Найдут…
 Избор молчал, не желая сбивать дыхания. Он только кивнул, соглашаясь.
 — Есть у них там, видно, светлая голова. Колдует…
 — Это не колдовство, — бросил Избор, вспомнив, как блестел талисман на траве.
 — А тебе, что легче от того?
 Он остановился, что бы ответить, но вдруг предостерегающе поднял руку, а потом, ни слова не говоря, упал на землю. Исин, не понявший его движения отпрыгнул в сторону, не давая лучнику прицелится, но он ошибся. Опасности не было. По крайней мере, той опасности, на которую можно было указать пальцем. Гаврила зашипел, запрыгал на отдавленной ноге, но, увидев Избора, прекратил плясать. Он понял, что что-то неладно.
 — Что там?
 За меч он еще не взялся, но уже зверем смотрел по сторонам. Избор покачал пальцем, призывая к тишине, и быстро ответил.
 — Лошади. Много. Следом за нами…
 Гаврила оглянулся, прикидывая куда встать, что бы встретить преследователей. То, что это не друзья никто не сомневался. Вот уже неделю как друзья за ними не гонялись.
 Избор уже натягивал тетиву.
 — Уйти не успеем? — спросил Исин
 — Попробуем… Только дадут ли?
 — Может, не заметят?
 — Ничего если и заметят… — плотоядно усмехнулся Гаврила. — Я их тогда так огорчу…
 Исин хлопнул его по плечу.
 — Подожди. Может и обойдется?
 — Ага. Неприятности и не у нас?
 Гаврила покачал головой. Он шагнул назад, в кусты и уже оттуда добавил.
 — Скажи спасибо, что в этот раз против нас людей выставили, а то с дождем да с пожаром не повоюешь.
 Топот копыт стал явственнее.
 — А то ты знаешь, кого там несет…
 — Люди, — заметил Гаврила. — Да их там не так много. — С десяток, а то и меньше. Странно.
 Шум нарастал. Сейчас они слышали только стук копыт и ничего больше. Копыта били по земле, наполняя воздух мягким гулом и в нем не было ни одного резкого звука — ни человеческих голосов, ни звона металла. Этот шум не только не рождал никакого ощущения опасности, напротив, от него веяло чем-то деревенским.
 — Ничего не понимаю, — сказал Исин.
 Гаврила тоже ничего не понимал, но не терял надежды разобраться.
 — Погоди малость. Сейчас покажутся, тогда разберемся…
 — Может колдовство?
 Избор посмотрел на хазарина и тот умолк. Вопросы были лишними, ведь спустя несколько секунд все станет ясно.
 Через несколько мгновений на поляну выскочила первая лошадь. За ней еще несколько, но Избор смотрел только на первую. На ней сидел мальчишка. Через мгновение Избор понял, что ошибся. Скорее это была маленькая женщина. Остальные лошади не несли всадников. Ощущение опасности сменилось удивлением. Лошади закружились по поляне. И тут Избора ждал новый сюрприз. Всадник оказался не мальчишкой и не женщиной. На первой лошади сидел маленький, маленький старичок. Привстав в стременах, он оглядел поляну.
 — Эй, добрые люди! — негромко позвал он. — Стрелять не вздумайте. Я хороший.
 Удивленные и настороженные люди молчали. Прошло несколько томительных секунд. Скрытые листьями они ничем не выдали своего присутствия.
 — Да вылезайте же… — раздраженно крикнул старик. — Вижу ведь вас…
 Голос его звучал громко, словно он был уверен, что для них тут нет никакой опасности. Избор вскинул лук. Сквозь просветы в листьях старик виднелся как на ладони.
 — Хрен он нас видит. — пробормотал Гаврила — Нашел дураков…
 Избор оттянул тетиву, мгновение подержал и опустил лук к земле.
 — Чего тебе надобно, старче?
 Старик, не слезая с коня, завертелся в седле, отыскивая говорившего взглядом.
 — Вы и нужны.
 Избор знаком послал Гаврилу в сторону, а сам вышел на поляну. Старик рассмотрел его, прикидывая, нашел ли он тех, за кем его послали, и удовлетворенно кивнул.
 — Подарки привез, — объяснил он.
 — Подарки? — Избор даже не удивился. — Что за подарки еще?
 Старик похлопал свою лошадь по шее.
 — Да вот лошадок вам подарю.
 На другом конце поляны затрещали ветки, и оттуда вышел Гаврила. По его спокойствию Избор понял, что опасности с той стороны нет. Старик приехал один.
 — Кто же это в этом лесу такой добрый, что такие подарки делает? — спросил Масленников. В его голосе не было издевательства. Он весело смотрел на лошадей, заранее радуясь, что теперь к своим двоим, он вновь присоединит еще четыре лошадиных ноги.
 Старик оскалился.
 — Есть и тут добрые люди. Наш князь вас лошадками жалует. Вы ему помогли, он — вам.
 — Какой еще князь?
 — А вы его сегодня от лютой смерти спасли. От дерева отвязали.
 Исин засмеялся.
 — Это подвиг. А то бы он всю жизнь с белками по дереву лазил.
 Старик не ответил на колкость и лихо гикнув в ухо лошади умчался прочь. Лошади дернулись, было, но они удержали их около себя. Одинокий перестук копыт запутался в стволах и унесся следом за лукавым стариком.
 — Как он нас нашел? — спросил Гаврила, когда старик исчез.
 — Следы, — подумав, ответил Избор. Он сунул руку за пазуху, вынул ковчежец и показал ему, что тот закрыт.
 Это было просто, но не правдоподобно и Гаврила ему не поверил.
 — Одни мы, что ли в лесу? Это же, как искать надо.
 Он провел по лошадиной шее, растер что-то в пальцах.
 — Лошади-то не заморенные. Нет. Он знал дорогу. Знал куда ехать.
 Избор пожал плечами, не зная, чем объяснить случившееся. Из них троих только Исин все понимал.
 — Волшебство… — сказал он со значением. — Чего проще? Сказал нужные слова, посмотрел в зеркало или в кадку с водой.
 — Волшебство… — протянул Гаврила. В его голосе не было ни уверенности, ни понимания. — Еще чего… Ты что думаешь, у магов остроголовых волшебство слабее, чем у этого… бородатого мальчишки?
 Даже не сомневаясь, что все это должно объясняться как-то по-другому он отрицательно качнул головой.
 — Как же это так? У одних не вышло, а у других получилось….
 Вопрос повис в воздухе. Ответить на него никто не мог. Они молча смотрели на лошадей, не решаясь ни сесть на них, ни прогнать.
 — А нам что лошади не нужны?
 Хазарин был по-своему прав. Лошади стояли перед ними не как соблазн, а как реальная возможность двигаться к цели быстрее, чем было до сих пор.
 — Сам ведь говорил — «В лесу первая заповедь: нашел — подбери!»
 Гаврила почесал в затылке.
 — Если бы мы их нашли, а то ведь они нас….
 Избор заскочил в седло.
 — Ну, тогда пусть они нас подбирают. Поехали. Дорогой доспорите. Даже если это от врагов, то все равно возьмем.
 — Это как? — не понял Гаврила.
 — Врагам от этого урон и посрамление, а нам помощь, а как доберемся до городка, поменяем. На всякий случай.
 Они ехали без дороги, понимая, что скоро упрутся в реку. Ее присутствие все чувствовали по становившемуся сырым воздуху, по уткам, что иногда проносились над их головами. Потом ехавший первым Гаврила наткнулся на звериную тропу, и люди двинулись по ней в надежде, что она приведет их к броду.
 Так оно и случилось.
 Река в этом месте разлилась широко, и ее берега были сплошь усеяны звериными следами.
 Гаврила первым переправился на другой берег. Избор и Исин смотрели, как его лошадь легко идет вперед, разбивая копытами спокойную воду. На середине она поплыла, и Гаврила потащился за ней, ухватившись за хвост. Через несколько саженей лошадь остановилась, и Гаврила повел ее на берег.
 Исин дернулся за ним, но Избор остановил его.
 — Подожди. Дай осмотреться.
 Гаврила вскочил на лошадь и скрылся. Спустя несколько минут он появился снова и замахал рукой. Опасности на том берегу не было.
 Избор и Исин не мешкая, перебрались следом. Хотя солнце еще стояло высоко, но все знали, как быстро темнеет в лесу. Обтирая коней, Избор посмотрел на оставленный берег. Над соснами, что спускались с самого берега, поднималось темное облако. Гаврила настороженно поднял голову.
 — Костер?
 Избор долго смотрел, как дым только что легко скользивший над берегом, над водой тяжелеет и стелется по ней как туман.
 — Костер… Сколько же тут людей бродит? Лес называется…
 Он вдохнул воздух, одновременно надеясь и понимая, что слишком далеко, но к своему удивлению ноздри уловили запах дыма. Он посмотрел назад. Впереди них, сквозь деревья сочился запах другого костра.
 — Еще один…
 — Ну, куда теперь? — спросил Исин и добавил. — Назад возвращаться — пути не будет…
 — Назад… Еще чего. Там теперь и поговорить не с кем…
 Подавая пример, Гаврила развернул коня в сторону второго костра.
 — Поглядим, может быть и тут кто в покойники захочет?
 Люди поскакали, временами поглядывая назад.
 Он был какой-то непростой этот дым, и Избор кожей чувствовал, что с ними он связан непонятным еще для них образом. Деревья впереди становились все реже и реже и когда всадники доскакали до края леса кони встали.
 Избор собрался, было слезть с коня, но увидев впереди, одинокое, раскинувшее свою огромную величественную крону, сосну, сказал:
 — Вон они. Давай туда! Там посидим и подумаем, в костер посмотрим…
 — Не люблю я опушек, — поморщился Исин.
 — С чего бы это? И давно? — притворно удивился Гаврила.
 — А с тех пор, как через реку переправился.
 Избор усмехнулся без особой, впрочем, радости.
 — Куда лезем-то? Кто знает кто там у костра сидит…
 — Вот и узнаем…
 Гаврила проверил, как вынимается меч, кашлянул в кулак.
 — Мы песиголовцев не учуяли, а эти костер развели…. Если дураки там сидят — дураков побьем, а если кто-нибудь совершенно безобидный — так пусть живет… А мы чего-нибудь интересное узнаем.




 Глава 32


 Над озаренным заходящим солнцем золотым стволом нависала зеленая крона с задержавшимися там клоками тумана. Сосна была красива, и природа подготовила для того, что бы это подчеркнуть неплохой постамент — небольшой песчаный холмик с парочкой валунов у корней дерева, а под ним, прямо на камнях сидели трое. Два старика и мальчик. Место для засады было самое неудачное — до леса шагов четыреста, с другой стороны до стены деревьев еще дальше, а спрятаться в окрестностях было негде.
 Только они не думали прятаться. Их было видно издали — белые когда-то, а теперь сероватые от грязи и времени широкие рубахи висели на худых плечах. Лошадьми тут и не пахло, и Исин понял, что это не купцы и не знатные заморские путешественники, а какая-то голытьба. Чем ближе они подъезжали, тем больше становилось известно о них. Старики не были похожи на бездельников шатающихся по земле в поисках развлечений. Видно какие-то дела выгнали их из дома и вот теперь, вдали от людей, они ожесточенно обсуждали то, что их беспокоило.
 Пока кони несли всадников к дереву, старики разговорились настолько, что в ход пошли клюки. Они размахивали ими и грозили друг другу несчастьями. В выражениях они не стеснялись и утренний воздух то и дело оскверняли выражения — «сопливый осел», «точило с глазами», «пенек трухлявый».
 Единственным спокойным существом в этом бедламе оставался мальчик. Его светлые прямые волосы красноречивее всего другого говорили о варяжской крови, что наверняка текла в нем. Свежий вид его рядом с седобородыми стариками, чья седина уже переходила в желтизну, радовал глаз подъезжающих. В сравнении со стариками, мальчишка смотрелся как олицетворение юности, с улыбкой взирающую на лежащую в руинах старость.
 Ребенок не слушал стариков и с интересом крутил головой по сторонам. По всему было видно, что мир для него еще интересен. Он первым заметил всадников и предостерегающе крикнул о них продолжающим ссориться старикам, но те и сами, услышав лошадиный скок, отставили в сторону свои палки, а вместе с ними и разногласия. Не доезжая до них десятка шагов, Исин крикнул:
 — Кто такие?
 И потащил меч. Сталь зашипела как рассерженная змея. Избор тоже вытащил меч, а Гаврила, бросив повод на шею коня, освободил руки.
 Что бы ответить на этот вопрос старцам не потребовалось времени на раздумья:
 — Старцы мы бедные, странники святые. По деревням ходим мы, собираем милостыню, — хорошо спетыми голосами пропели они. Было видно, что отвечать так на этот вопрос им приходиться часто и такой ответ вошел у них в привычку. Но ни Гаврила, ни тем более Избор, не нуждались в ответе на него. Заметив гусли на коленях одного из старцев, Избор все понял.
 Однако все было не так уж и просто. Даже беглый взгляд на них рождал какое-то сомнение.
 Что-то было не то в этих старцах, но что? Вероятно, виной всему была какая-то разнузданность и порочность, читавшаяся на их лицах.
 — Скоморохи что ли? — переспросил Избор.
 — Сказано ведь русским языком — старцы, — смиренно ответил один из них, тот, кто был потолще. Ты то по говору вроде местный, понимать должен, что нам в таком возрасте с харями скакать да скоморошничать неуместно.
 — Кто это? — переспросил Исин.
 — Старцы, — ответил Избор.
 — Старость это то, что связанное возрастом, — заметил Исин — меня интересует другое. Чем они занимаются?
 — Они странники. Ходят, поют во славу Богов.
 — Поют? Сказители что ли? — Исин нахмурился. — Не люблю сказителей.
 — Какие мы сказители, благородный сотник? — отмахнулся тот, что был потоньше. — Мы Божьи странники. Никуля, — он ткнул пальцем в себя и — и Перерим. Ходим по Руси, славим Перуна, поем славу князьям да богатырям.
 Гаврила вздохнул, собираясь, что-то сказать, но сдержался.
 — А будет ли нам, грешным, узнать, кто вы такие? — спросил Перерим.
 — Мы княжьи люди. По делу, — сказал Избор.
 — А как же вас звать-величать? — медоточиво спросил Никуля. — По всему видно, что вы могучие и богатые богатыри, коли едите на таких благородных конях?
 Исин любовно похлопал своего коня по шее.
 — Ты прав, старик. Кони у нас действительное отличные, но ответь почему же вы так хорошо разбираясь в лошадях не можете разобраться в людях?
 Гаврила стоявший молча и не задававший вопросов, а лишь внимательно наблюдавший за стариками уже понял все сам, и хотел было объяснить Исину, что перед ними слепцы, но старики сами расставили все на свои места.
 — К сожалению, мы слепы, и мир темен для нас. О достоинствах ваших коней мы можем судить по их скоку и дыханию, а вот о вас, сильномогучие богатыри, только по нашему разговору. Пока вы не снизойдете до нашего любопытства и не расскажите нам о себе мы ничего о вас не сможем узнать, — сказал Никуля.
 — Кроме того, что вас трое, что у одного из вас кольчуга, а на двух других доспехи киевской работы.
 — А один из вас, изрядный ножеметатель, — поправил его Перерим.
 Исин, услышав это, восхищенно покачал головой:
 — Ты, старик и глазами бы большего не высмотрел!
 Старики скромно улыбнулись.
 — Зачем глаза, когда уши есть?
 — Одного этого должно было бы хватить вам, что бы безбедно устроиться при дворе какого-нибудь князя, а в чем еще вы искусны?
 — Еще мы искусны в сложении стихов и пении песен.
 — А что за песни? Духовные? — поинтересовался Избор.
 — Разные, — быстро ответил Никуля. — Разные, добрые люди. Свадебные, венчальные, про богатырей…..
 — Ну? — счел нужным удивиться Исин. Старики тут же засуетились, забренчали струнами, заерзали, устраиваясь поудобнее. По всему было видно, что все, что сейчас последует, доставляет им неподдельное удовольствие.
 Гаврила продолжал молчать, разглядывая старцев. Старики эти почему-то не вызывали чувства жалости из-за своей слепоты, наоборот они оставляли в душе чувство какой-то неразгаданности. И хотя они не воспринимались им как подставные лица, играющие чью-то чужую роль, но что-то двойственное, двуличное в них определенно было. Конечно, по-хорошему-то нужно было бы сейчас сниматься с этого холмика и ехать, но оставлять их за спиной не разобравшись тоже было не с руки. Всякое могло случиться.
 Любая тайна должна быть разгадана. Ведь не даром же говорили пращуры: «Внимательно смотри на видимое — и увидишь невидимое» И, пользуясь тем, что старики не могли их видеть, а мальчика он не принимали в расчет, Избор и Исин стали внимательно разглядывать гусляров.
 Первое, что сразу бросалось в глаза, была их бедность. Холщовые рубахи, некогда видно блиставшие красивой вышивкой, уже поизносились и давно не стирались. То здесь, то там на них были видны рыжеватые пятна — следы не то обильных трапез, не то кровь. Приглядевшись к ним внимательнее, Исин все-таки решил, что это кровь. Совершенно некстати накатила волна сочувствия.
 Били их видно, болезных, когда-то, подумал он.
 Но в остальном все было в высшей степени прилично. Это была опрятная бедность, вызывающая не отвращение, а сострадание. Но Избор смотрел на них не в силах отделаться от чувства, что все это делалось напоказ. По виду, а он повидал таких вот странников достаточно — это были самые настоящие странники, может быть только чуть более самоуверенные, чуть более наглые, чуть более мускулистые. И вот все эти самые чуть-чуть и давали в сумме ощущение их поддельности.
 Убить их и дело с концом, мелькнуло в голове у Избора, но устыдившись этой мысли, он тут же выбросил ее из головы, тряхнул волосами и посмотрел на Исина. Тот подмигнул ему, давая понять, что хочется сейчас вести разговор в одиночку.
 — Застольные, величальные это все ерунда, — начал он, желая разозлить, раззадорить стариков, — Вот в Булгаре я таких сказителей встречал! Они о чем видят — о том и поют! Вам, такое, видно не под силу?
 — Это верно, — печально сказал Никуля — Нам это не под силу. Мы ж не видим ни фига. Мы поем только о том, что слышим. А это не так уж и сложно.
 Он завертел головой, прислушиваясь к тому, что творилось вокруг них. Вот ветки над ним затрещали и сверху посыпались сухие иголки.
 — Сойка? — спросил Перерим у Никули.
 — Какая сойка? — возмутился Никуля. — Воробей, или дятел.
 — Много ты понимаешь, — раздражаясь, сказал Перерим.
 — Да уж побольше некоторых.
 Пока старики препирались Избор посмотрел на ветку. Там чистила шкурку маленькая белочка, каких бессчетное количество водилось на русской земле. Он хотел сказать старикам, что те ошибаются, но не успел.
 — Вот птица у нас над головами, — сказал Никуля.
 — Сойка, — упрямо подчеркнул Перерим
 — Птица?
 Никуля ничего не ответил, взяв в руку гусли, собрался спеть, но в этот момент белка зацокала и уронила шишку. Никуля поперхнулся, и, подумав, добавил:
 — Белки — тоже божьи твари!
 Исин, который в этом ничуть не сомневался, попросил:
 — Ну-ка, а еще чего-нибудь?
 Почувствовав его благодушие, Перерим сказал:
 — Это после! Мы как раз в это время завсегда трапезничать привыкли, и если путешественники не побрезгуют нашей компанией, то просим их разделить с нами завтрак.
 О чьем завтраке идет речь, старики ничего не сказали, но Избор понял их правильно,
 Не став упираться они достояли из переметных сум даденные им в дорогу добрыми старичками продукты. Эти старики тоже не остались в стороне и высыпали на траву какие-то корки, куски хлеба и выставили флягу с вином. Не сговариваясь, и даже не смотря друг на друга Избор, Исин и Гаврила не притронулись ни к вину, (что было очень удивительно) ни к коркам (что удивительным вовсе не было). Избор, ожидавший от стариков всего, рассчитывал, что те пустятся на разные уловки, что б заставить их отведать чего-нибудь из своих запасов, но ошибся. Их воздержанность и разборчивость в еде стариков только обрадовала. Те навалились на съестные припасы имея в головах мысли — как бы исхитриться съесть как можно больше. Их молоденький проводник скромно стоял в стороне, пока Перерим не вспомнил о нем.
 — Эй, чадо, — спросил он мальчика, — что там видно?
 — Дым, — коротко ответил он кротким, мелодичным голосом. — Только дым у реки.
 Перерим никак на это не отреагировал и бросил мальчишке кусок мяса. Тот подхватил его и уселся в стороне на камнях. После этого старики налегли на свое вино, и разговор покатился все быстрее и быстрее, затрагивая самые неожиданные темы.
 Старики шумно и беззастенчиво хвастались своими былыми наградами и ловкостью рук, позволявшей им вдобавок к княжеским подаркам уносить с пиров еще что-нибудь, особенно из серебряной посуды. Избор и Исин хохотали, но за всеми этими разговорам, невидимая, словно рыба в глубокой воде, металась мысль:
 — Кто эти старики? Зачем он здесь, вдалеке от пиров и людей?
 Вопросы роились в головах, словно мошкара в дождливый день, но ее нельзя было отогнать веточкой.
 На лице Гаврилы время от времени появлялось выражение мрачной угрюмости, которое он старался замаскировать кривой улыбкой. Исин смотрел на него, понимая, что творится у него на душе. Он и сам не меньше других хотел разобраться, что тут к чему и тут в его голову залетела мудрая мысль. Исин тихонько тронул Избора за плечо, призывая его замолчать,
 — Послушайте-ка, почтенные, — обратился он к старикам. — То о чем вы тут рассказываете — шубы, драгоценные кубки — это все в прошлом. А сейчас-то вы что-нибудь можете?
 — Испытай, богатырь!
 — Извольте… Знавал я сказителей, которые брались писать стихи, где все слова начинались с одной буквы. По силам ли вам такая задача?
 Избор недоуменно посмотрел на Исина и показал ему пальцем — на солнце, давая знать, что светило уже высоко к пора бы им двинуться дальше. Но побратим в ответ только махнул рукой.
 — Ну что, Никуля, возьмемся? — спросил Перерим.
 — А чего бы не взяться? Дадут золотой, так и сочиним прямо тут, не сходя с этого места!
 — Добро, старик, — сказал хазарин. — Сочините-ка мне стихи, в которых говорилось бы о Божественной справедливости, пустыне, отчаянии, предательстве и возмездии.
 Он загибал пальцы, стараясь не упустить ни единого из нужных ему обстоятельств.
 — Да, и самое главное! Все слова должны начинаться на одну букву.
 — Что это за буква?
 — «С»
 Старики ответили разом, словно репетировали ответ и на этот вопрос:
 — А заплатишь?
 — Заплачу! — Исин побренчал в кармане золотом и достал монету — Не обижу!
 Показывать его слепцам не имело смысла, но он все-таки сделал это.
 — Скажи-ка только, богатырь, как звать того негодяя над которым свершился Божий суд?
 — Челнак, — медленно и отчетливо произнес Исин, ища на их лицах следы замешательства, но к его разочарованию старики проглотили это имя без всякого волнения.
 — Одно только затруднение, однако, — сказал молчавший до сих пор Никуля, — Одно, но большое. Ничего не выйдет.
 — А что такое?
 — Все слова на «С»?
 — Да! — подтвердил Исин. — Все!
 — И Челнак тоже?
 Исин заколебался. Упрек был справедлив. На лице Никули мелькнула досада — при такой привередливости можно было остаться и вовсе без денег…
 — Мы, конечно, можем назвать его как-то иносказательно, — начал объяснять Никуля.
 — Например: «Сукин Сын», — предложил Перерим. Он повторил эти два слова про себя и удовлетворенно кивнул. — Да. Сукин сын это очень хорошо и прекрасно ложиться в нужный размер стиха, но такая замена, возможно, лишит стих для вас изрядной доли очарования…
 — Конечно! — сказал Перерим. — Решите, как нам быть?
 Исин подумал и решил затруднение:
 — Ладно, Пусть Челнак останется Челнаком, но он должен быть там единственным исключением!
 Головы у стариков действительно работали как надо. Посидев минуту — другую с закрытыми глазами Перерим встрепенулся и начал:



   Скакал Челнак солончаками,
   Следы свои скрывать скакал.
   Стуча своими сапогами
   Челнак солового стегал.
   Челнак своей судьбы страшился!
   Стони, собачий сын, стони!
   Сегодня страшный суд свершился!
   Челнака судороги свели!



 Когда отзвучал последний аккорд, Никуля спросил:
 — Ну, как? То, что нужно?
 Прищурив глаз, Исин заметил, глядя на Избора.
 — Вообще то там были не судороги… Избор тоже помнил, что погиб посланник магов из Вечного города Челнак от серебряного гвоздя. Буква «С» и была им выбрана именно с тем расчетом, чтобы дать старикам возможность проявить осведомленность об этом, но ничего не получилось. Либо эти гусляры не знали ни чего о Челнаке и его печальном конце, либо у ни хватило ума вывернуться из этой ловушки.
 — Молодцы! — похвалил их Исин. — Ловите.
 Он бросил золотой Перериму, и тот быстрым движением вытянув руку, подхватил монету в воздухе. Никуля при этом даже не вздрогнул, словно видел, что монету бросили его напарнику. Избор покачал головой. Ловкость стариков была удивительной.
 — Это еще что! — сказал Никуля. — В прошлом году, на пиру у князя Владимира повелел он себя потешить и сложить песню о боярине Покрасе и тоже, чтоб все слова были на одну букву. Так мы и это сделали и получили по рубахе с княжеского плеча.
 Он тряхнул подолом, хвалясь рубахой.
 — А не сложили бы? — поинтересовался Избор.
 — Медведями затравили бы… — равнодушно ответил Перерим. Пережитая опасность уже не казалась опасностью.
 — Круто… — с уважением сказал хазарин.
 — А у нас тут все крутые. Вот взять, к примеру, богатыря нашего Илью Муромца, Он тут недели три назад усадил нас перед собой и пообещал убить, коли мы про него доброй былины не сложим.
 — А он, кстати, скорбен был сильно по случаю великого перепою, — добавил для ясности Никуля. — Он то, конечно человек простой, наших, крестьянских кровей. Ему простая песня нужна была безо всяких там изысков…
 — Два только условия поставил: чтоб длинно было, и чтоб про жену его, да про нас там было…
 — Ну и как?
 — Пришлось сочинить. У него кулак знаешь какой? Во. Убил бы и не вспомнил бы.
 — Ну и понравилось ему?
 — Раз живы, значит понравилось. Если еще золотой дадите — споем!
 Избор ждал этого продолжения и решил им воспользоваться, что бы проверить насколько ловок Никуля.
 — Держи!
 Никуля безошибочно поймал монету двумя пальцами и сунул ее в какую-то прорезь на одежде.
 — Песня длинная будет, — предупредил он устраиваясь поудобнее…
 — В тот раз тем и спаслась, что до середины допели, а он взял да уснул, — сообщил Перерим.
 — Ладно! — сказал молчавший до сих пор Гаврила. — Кончайте вы это все. Пора. Солнце вон не гвоздем прибито.
 — А куда торопиться, — наивно спросил Никуля. — Вон еще, сколько не съедено-то…
 — Это у вас, старичье дел нет, а богатырям сидеть некогда.
 Перерим встрепенулся и обиженно переспросил.
 — Это у нас-то дел нет? Да мы и сейчас при деле!
 — Что же это за дело такое, под сосной сидеть? — спросил Исин.
 — А мы и не сидим вовсе. Мы идем!
 — Далеко ли?
 Старики засучили рукава и ухватили каждый по куску мяса.
 — О! Мы идем в веселое место. К князю Круторогу.
 Гаврила нахмурился.
 — А что там у князя?
 — Надумал его волхв-оберегатель себе помощника найти.
 Они замолчали, словно этого объяснения было достаточно.
 — Об этом мы уже наслышаны, только вы-то тут причем? Неужто вы еще и волхвовать умеете?
 — Человек даже в баню без ушей не ходит. А где уши, там и песни — сказал Перерим.
 — А где песни, там и мы.
 — И что, много народу будет? — поинтересовался Исин
 Перерим зажмурился и покачал головой.
 — Круторог князь именитый. Гостей принимать любит, да и волхвов набежит — мешалкой не отгонишь.
 Избор прищурился, вспомнил что-то, вдруг улыбнулся и спросил:
 — А про Гаврилу Масленникова, любимого княжеского богатыря сказки знаете какие-нибудь? Или песни, какие…
 Старики встрепенулись, чувствуя поживу.
 — Знаем, знаем! А как же. И про Гаврилу и про друзей его богатырей….
 — А про Избора-богатыря? — быстро переспросил Гаврила. — Про этого знаете чего-нибудь?
 На лице Перерима расплылась умильная улыбка.
 — Ну а как же… Это же… Да мы… Да он…
 Никуля не дал другу расползтись мыслью по древу и деловито прервал его.
 — А еще золотые у вас есть? За золотой расскажем.




 Глава 33


 Жил да был на белом свете богатырь Избор.
 Не то что бы сильно могучим был — были у князя Владимира и посильнее богатыри и Илья Муромец и Алеша Попович и Рахта с Сухматом, и не то что умный шибко — поумнее в Киеве богатыри были, хотя богатырю ум только в неприятность. Кто по голове бьет, всегда в цель попадает. Оно и понятно — в большой лоб попасть всегда легче.
 Справлял Избор свою службу ратную по разным местам. И в Киеве и в Чернигове и в дальних заморских странах и были все им довольны. Врагов он бил исправно, до смерти, честь богатырскую не ронял, добывал князю чести, а себе славы да золота красного на пропитание. Послал его как-то князь Владимир в края дальние на помощь императору заморскому. Пошел Избор своей волей и княжеским наказом. Ой не легкий путь ему под ноги выкатился! В тех и краях лето — не лето и зима не зима. Племен разных повидал — тьму и у всякого своя особица.
 Отслужил Избор в войске сколь положено, разогнал-побил врагов императорских великое множество и назад в Киев отправился.
 Путь домой всегда короче кажется. Идет богатырь торопится, ногами резвыми двигает, как каравай под гору катится. Уж совсем, было, до Киева добрался, как, попался ему на пути колдун злой, безыменный. Сидит колдун в горах Рипейских в земляной норе в каменном ларе, злые ветры пускает, непогоду делает, посевы корчит.
 Говорит колдун богатырю.
 — Что ж ты, мил человек, все мимо ходишь, в гости не зайдешь, добрым словом не приветишь?
 Огляделся богатырь, словно не понял с кем это злой колдун — собака беседует, и отвечает.
 — Ах ты, колдун незнаемый, морда твоя хитрая! Что же ты меня упреками упрекаешь, а ведь я тебе даже не родственник?
 Так вот с малости завязалась у них распря нешуточная.
 — А пошли выйдем, — говорит колдун. — Подеремся, силой померяемся!
 — И то! — говорит Избор. — А то иду от самого Царя-города, и подраться мне не с кем, силой померяться!
 Осердилось сердце честное богатырское, зачесались кулаки пудовые. Повернулся он, что бы из пещеры выйти, а колдун вероломный злую силу на него выпустил. Как стоял Избор с ногой поднятой, так и остался. Превратил его колдун в камень каменный.
 Посмеялся вдоволь злой колдун над добрым молодцем и говорит:
 — Не убью я тебя, богатырь до смерти, а заставлю тебя мне службу служить. Простоишь ты тут пугалом каменным тридцать лет и три года, а там видно будет, ибо чем-то ты мне нравишься. Простотой, верно, да доверчивостью.
 Сказал так колдун, палец в ноздрю сунул да сгинул.
 Много ли — мало ли времени истратилось нам не ведомо. Может год прошел, а может и все шестеро. Стоит среди камней Избор ничего не чувствует. Холод его не знобит, дождь не мочит, хищный зверь об него зуб не точит, стороной обходит.
 Тем временем проезжала дорогой мимоезжею дочь князя Черниговского, Ирина. Ехала она к жениху своему нареченному Пинскому князю Брячеславу.
 Ай, красива княжна Ирина красотою греческой!
 Губки малиновые, брови соболиные, а сама — мед с молоком! Заглянули ее слуги верные в нору темную и отыскали там Избора — идола каменного. Надоумил ее верный сотник Исин, что делать надобно. Кинули они его в костер — тут и ожил добрый молодец. Смотрит он на княжну — наглядеться не может на красоту неописанную.
 А случилось так — видно Бог хотел — что узнал о княгине каган хазарский…
 Катись, катись яблочко по серебряному блюдечку. Катись, яблочко, все что надобно показывай… Смотрит в блюдечко волшебное злой хазарский каган Абадия. Смотрит каган, за грудь хватается, бьется в нем от любви сердце злобное. Как увидел хазарин княжну Черниговскую, страстью к ней воспылал нешуточной. Позвал он слугу своего верного сотника Ханукку и приказал утащить-украсть княгинюшку у отца, у родной матери, да у жениха законного.
 Налетел Ханукка с темной силою, караван весь порезал — побил, кровь повыпустил, только вышло все невыгодно. Не поймал он княжну Черниговскую, улизнула она из рук его с Избором да верным сотником, и спряталась во граде Тенькове у князя Полуянского. Стал Хнукка с товарищами злодейскими по городу шастать, ее высматривать. Ходит с сильным своим племенем во все двери заглядывает в каждый подпол нос сует. Поставили хазаре у всех ворот караулы сильные, никого не пускают из города не узнанным. Пригорюнились беглецы, припечалились, стали думу размышлять как из города выбраться и повстречался им там богатырь Гаврила Масленников.
 Ой, странный есть человек — богатырь Гаврила Масленников. Жил он по молодости у князя Журавлевского, Круторога и поклялся однажды он по глупости клятвой страшной нерушимую, что от сего дня до скончания лет будет тень свою постоянно видеть он. С той поры лет уже не мало минуло, а Гаврила все слово держит и от того, если надо — спиной вперед бегает да на коне скачет.
 А еще одна странность у богатыря нашлась. Наложил на него заклятие могучий волхв и с тех пор как учует пота запах богатырь так звереет мгновенно и управы на него нет. Рассказали они богатырю о своей беде. Пожалел их Гаврила Масленников, да и сам к ним пристроился. Стали они по городу ходить, искать хоть щель малюсенькую, что бы на волю выбраться, а нашли только дурака общинного.
 А дурак-то всем дуракам дурак — ни слова из него не вытянешь. Что ни спросят его добры молодцы, он все «Гы-гы-гы, да гы-гы-гы» Ни имени своего не помнит, ни отчества, а все улыбается. Пожалел его Гаврила, ибо сердцем был мягок и врага не калечил, а убивал насмерть немедленно, да взял с собою для дальнейшего прокормления.
 Идут они теперь пятеро, к Пинску городу пробираются, ищут пути обходные, потаенные, а у них все какие-то бедствия — то разбойники, непойми откуда вылезут, то чудовища, то новая напасть — враги особые, остроголовые в погоню бросятся…
 А откуда те враги, то статья особая.
 Жил вот в те времена в Вечном городе сильномогучий маг Игнациус. Жил он в башне каменной рядом с дворцом Императорским, звезды двигал, да с Богами разговаривал. Позвала его как-то в веселый день Императрица в покои императорские, налила ему чашу вина сладкого, заморского. Не великую чару налила, в полведра всего и говорит ему:
 — Дошло до меня, верный мой слуга Игнациус, что в далеких землях, в полночных странах есть вещь одна, для меня крайне полезная.
 Удивляется Игнациус, руками разводит, брови поднимает.
 — Ты скажи Императрица венценосная, что за вещь такая тебе затребовалась, чего нет у тебя в закромах да хранилищах?
 Кушает Феофано виноград яхонтовый, да хурму сладкую его удивлением забавляется. Говорит она ему нежным голосом:
 — Знаешь, ты слуга мой верный, что Империя моя расколота надвое, и вот нынче ночью был явлен мне сон, в котором открылась истина. Есть в земле Гиперборейской племя загадочное, Рось прозываемое, и есть у них талисман силы чудовищной. Знаешь ли ты, как он прозывается?
 Отхлебнул маг вина заморского сладкого, промочил горло воспаленное и ответствует:
 — Слышал я об этой реликвии. «Паучьей лапкой» она именуется.
 — Верно, — говорит Императрица. — Жить тебе за то долго да здравствовать. А добудь мне тогда его, верный мой слуга Игнациус. Коли сделаешь так — награжу тебя неслыханно!
 Ушел Игнациус в алчном удручении, стал свою голову сушить, с мыслями своими наперегонки бегать. Взял колдун астролябию заветную полез на башню каменную, стал оттуда в небо смотреть, звезды считать. Считал, считал, со счету сбился, а ответа не нашел. Вопрошал он демонов да духов, древних жителей восьмой сферы, но и те не ответили. Не знает никто где «Паучья лапка».
 Разбросал тогда заморский маг все предметы свои волшебные, посмотрел сперва в зеркало обоюдное, потом в воду студеную, выпил кавы кружки три и ясно стало волшебнику, что не пропал талисман, не развеялся, а хранит его княжна черниговская.
 Изумился он узнанному, сел в корабль летающий, собрал злодеев-подручников с дюжину, одел их в доспехи остроголовые и полетел, собака, к Киеву.
 То не гром гремит, не Перун сердит, то колдун Игнациус в корабле летит. Он волшебство злое делает, ищет княжну Ирину с воздуха. Вот однажды свершилось неизбежное. Нашел беглецов Игнациус.
 Завязалась тут битва нешуточная, засверкали мечи булатные, запели стрелы каленые. Стали враги их одолевать — близко подползли, кричат голосами глумливыми:
 — Ты отдай нам Избор-богатырь Ирину, княжну Черниговскую. Мы ей ничего дурного не сделаем, только тело ее белое потискаем, да отберем талисман отеческий!
 Рассвирепел Избор-богатырь да кричит в ответ:
 — Пошли прочь, шакалы окаянные. Нешто русский богатырь в трезвом уме и светлой памяти отдаст врагу женщину на поругание? Вы там, верно, все с ума поспрыгивали. Не видать вам княжны Иринушки, до тех пор, пока жизнь во мне еще теплится.
 Удивились богатыри остроголовые заморские русской силе духа не мерянной. Удивились да замешкались… А вожак их злой колдун Игнациус говорит им:
 — А и то ведь правильно! Уморю-ка я их всех колдовством своим, а талисман заветный мне без боя
 достанется. Поту-крови проливать мне будет не надобно!
 Прокричал он слова злые-губительные звонким голосом. Раскатилось эхо по всей земле русской — дубы да сосны пригнулися, а с осин даже листья посыпались.
 Только горло драть — не мечом махать, слова говорить — не битву творить.
 Прокричал он слова гадкие, да полез в пещеру темную. Идет колдун о беде и не думает, а беда-то она вот, за камнем сидит.
 Идет злой колдун Игнациус с легкой душой в пещеру каменную, а не знает того, не ведает, что
 охранил талисман богатырей от злых чар. А колдун заморский как в пещеру вошел, так споткнулся
 о камешек. Подвернулась его резва ноженька, да головкой он о стенку шарахнулся, да не счастливо
 так шарахнулся, что сломал себе хитрую голову.
 Вскрикнул он злым голосом, тут дух из него вон и пошел. А дурак-то Гы, хоть безумный был, да
 жалостливый. Бросился он на помощь к Игнациусу, рукой до него дотронулся, и вошло в него
 колдовство волшебное.
 Ни ума ему это не прибавило, ни души, ни возраста, а только силы волшебной у него прибыло
 вдесятеро. Первым делом, как положено, начал он силу свою по глупости пользовать. Лежали в
 пещере кости человеческие, оживил он их, сделал себе приятеля. — Шкелета Доброго. Ужаснулись
 все собравшиеся, а княжна в обморок ринулась, но потом Гы образумился, взялся за дело по-
 умному. Вышел он из под сводов каменных в поле широкое, и стал громить волшебством кодлу
 остроголовую. Стал пускать он золотые шары огненные, разбежались недруги иноземные, от
 страха в штаны наделали. Сокрушил он врагов по периметру, да дальше богатыри поехали.
 День прокатился — не заметили. Ночь пришла — отдыхать пора. Спать легли они вместе все, а
 проснулись, нет княгинюшки!
 Уж искали они ее, разыскивали, по кустам да по буеракам лазили. Все листочки перевернули,
 оглядели, все веточки приподняли — ан нет нигде княгинюшки!
 А в ту ночь случилось страшное!
 Пробрался к ним Ханукка, хазарин ревностный. Проскользнул он сквозь кусты гадом ползучим и
 пока спали все, выкрал княгинюшку. Проснулись они утречком вот тут тебе и здравствуйте.
 Осерчал тут тогда Избор-богатырь.
 — Что же, — кричит он, — обвели меня вокруг пальца хазарского? Да ни в жизнь такого быть не можется!
 Озлился он, и вдогон поскакал за хазарином, а с ним и друзья его верные, да Добрый Шкелет на кривой соловой лошади. Спешат они по лесам, по морям, по болотам, сквозь дубравы пробираются, ищут следы Ханукки лукавого. Чего только не было на пути этом занозистом. Столкнулись они с колдуном Мурей и с его Избушкой безжалостной, повстречали даже поляниц, что ромеи в своем невежестве амазонками кличут и случился у них там свальный грех, что ни в сказке сказать, ни пером описать, но вырвались они от них и дальше двинулись. Долго ли коротко ли шли по лесу добры молодцы нам не ведомо, а точно вышли они в конце концов в Журавлевское княжество, к князю Круторогу. Вел их Гаврила дорогой кривой, нехоженой и вывел к своему врагу заветному оттого, что было у Круторога чудо чудное, диво дивное — Летучий Корабль.
 Ох, могуч князь Круторог, ох богат… Чего только нет у него — и серебро и злато и каменья драгоценные и даже корабль, в облаках летающий….
 Попросили герои у князя корабль летучий, что бы догнать злодеев похитителей, сжалился князь, да отдал корабль им во временное пользование для дела доброго, для пролета в Булгар и оттудова.
 Только сели богатыри на корабль даденный, растянули паруса шелковые, как откуда ни возьмись, налетели враги тучею — подручные покойного мага Игнациуса, на другом корабле летающем. Сошлись в небе силы не равные — наших то богатырей вот столечко, с пол мизинчика, а злых ворогов большое поприще. Завязался тут бой не шуточный, пролились дождем кровавым тучи грозные, напоили землю кровушкой. Посекли богатыри врагов в мелкое крошево, да и свой корабль не уберегли. Раскололся он над Руксой-рекой в мелкие щепочки.
 Хорошо лететь под шелковым парусом, обвеваться ветерком прохладным, полуденным, а еще лучше по родной земле идти, измерять ее шагами неспешными. Как из реки как они вышли-вылезли так повел их Исин местами родными знакомыми в город стольный Булгар, в город кагановый.
 Ай, Булгар город каменный. В нем дворцов да теремов стоит не меряно. Сидит в городе злой каган Аббадия. Радость в его доме — привез верный Ханукка княжну Иринушку. Ходит он вокруг нее, радуется, потирает рук жирные, скалит зубы черные. Говорит он ей слова зловредные:
 — Быть тебе Ирина женой моей. Будешь мне детей рожать — маленьких каганчиков…..
 Слышит это Ирина, плачет, косой утирается, а каган смеется, радуется.
 Прибыли они тем временем в город каменный, ходят меж двор, княжну разыскивают. Разузнали они, где сидит княгинюшка да пошли выручать ее болезную.
 Пошли они вперед ходами тайными подземными. А там что ни шаг, то напасть окаянная. От мышей летучих, от гадов ползучих отмахиваются, от остроголовых отбиваются.
 Прямо из-под венца поганого увели друзья княгинюшку!
 Увели Исин да Гаврила Масленников княжну беспамятную, а Избор — богатырь, да Добрый Шкелет встали в нужном месте да дорогу врагу перетырили. Встали враги в изумлении их храбростью ножи-копья выставили. Старшой вышел, закричал громким голосом:
 — Ай, уйди, богатырь с дороги хоженной, а не то мы тебя побьем, потопчем, косточки в пыль разотрем, развеем. Даю тебе на раздумье три минуточки.
 Поглядел Избор на могучее воинство, на богатырей хазарских, на Шкелета глянул доброго, что стоял по руку правую да ответил Ханукке хазарину:
 — Смерть она, конечно не свет в окошечке, но бояться ли ее мне нерадивому, коли я ее еще не видывал? А ваша смерть вот она стоит. Посмотрите, удивитесь, да одумайтесь.
 Показал он на Шкелета Доброго, а тот как из-за спины выскочит, да как пойдет руками махать, крушить рать нечестивую, а Избор-богатырь схватился с Хануккой хазарином.
 То не ветел дверью хлопает, то не Ящер ногой топает. То идет битва великая, бьет богатырь богатыря по буйной головушке. Изловчился Избор да швырнул в Ханукку засапожный ножичек. Невелик тот ножичек всего восемь пуд, а попал он в место нужное. Охнул хазарский богатырь страшным голосом, зажурчала кровь водой колодезной, упал да умер немедленно.
 Разбежалось после того воинство хазарское, разбежалось-рассеялось….
 — Все вранье, — сказал Гаврила. Он терпел сколько мог, только ведь у всего на свете конец есть. Не мог больше слушать все это. Пока старики рассказывали, он несколько раз дергался, пытаясь поправлять их, но каждый раз Исин останавливал его. Хазарин восхищался той легкостью, с которой старцы тасовали реальные события и вымысел, а к концу рассказа он просто умиротворенно молчал, испытывая странное чувство. То, что он слышал и нравилось ему, и не нравилось. Вранье, конечно, но ведь оказывается, и про него поют кощунники… Он расправил плечи и как мог утешил Гаврилу:
 — Ну, почему же все? В некоторых местах даже лучше стало, чем было…




 Глава 34


 Избор отъезжал от стариков с чувством разочарования.
 То ли старики оказались хитрее и не позволили им узнать о себе слишком много, то ли сети расставленные ими были скроены так неискусно, что двум убогим ничего не стоило отвести от себя все подозрения. Избор хмурил брови и думал, кто тут кого обманул, Гаврила задумчиво оглядывался, и только Исин улыбался, наново переживая сладостное потрясение от только что услышанного. Ничего кроме уважения к старикам, вставившим его в былину, он не испытывал. Сосна постепенно отдалялась, и стариковские рубахи постепенно слились с валунами, что лежали у подножья сосны и пропали из виду. Через пару поприщ Избор все-таки не выдержал и сказал:
 — Обхитрили они нас!
 — Кого? — задумчиво отозвался Гаврила. — Почему?
 — Не знаю как ты, а я так и не понял кто они и зачем. Два старика посреди леса…. Чудно.
 Гаврила оглянулся. Стариков уже не было видно, да и дерево едва виднелось на виднокрае. Он шевельнул насупленными бровями.
 — Ничего подобного. Они выдали себя первым же словом….
 — Первым? — опешил Исин, вернувшийся с небес на землю. Его руки сами собой натянули повод, и конь встал. Гаврила и Избор, вырвавшиеся вперед, тоже придержать коней.
 — Ну, может быть не первым, а вторым, — поправился Гаврила. — Неужели не заметили?
 Избор покачал головой, а Исин ответил:
 — Нет.
 — Ну, как же… Ты тогда еще сказал, что не любишь сказителей.
 — Ну. — Исин побледнел. По тону Гаврилы он уже понял, что тот действительно углядел там что-то такое, что ускользнуло от него
 — А что они тебе ответили?
 — Что-то сказали… Имена назвали, кажется…
 Исин честно рылся в памяти, но в голове ничего не находилось. То, что он услышал, уже выскочило у него из головы.
 — Не вспомнил?
 — Нет.
 — Он назвал тебя «благородный сотник»!
 Исин нахмурил брови, а потом рассмеялся.
 — Ну, так я ведь и есть сотник.
 Избор закусил губу. Он все понял, а Гаврила спокойно с некоторым даже недоумением смотрел на хазарина, и только тут до Исина дошло, что это значит. По говору старик мог бы еще узнать в нем хазарина, но чтобы назвать его сотником он должен был быть или провидцем или…
 — Даже если б это было написано на твоем лице, то это еще нужно было прочитать. А как это мог бы сделать слепец? — подтвердил Гаврила.
 Несколько тяжелых мгновений хазарин крутил повод, наматывая его на кулак. В голове началась складываться какая-то картина. Слова сцеплялись с чувствами, подводя его к одному единственно правильному выводу. Остроголовые… Маги… Гады… Только среди них могли найтись люди которых не знал он и которые знали его. Краска тяжелой волной залила лицо. Он повернулся.
 — Куда?
 — Вернусь, зарублю…
 Гаврила дернул его за рукав. Хазарин хотел сделать глупость.
 — Уймись. О другом подумайте. Почему они не попытались отобрать талисман.
 Масленников повернулся к Избору.
 — Он с тобой?
 Избор побледнел, сунул руку за пазуху и вытащил шкатулку. Осторожно, словно там жила ядовитая змея, потряс ее. Талисман ударился о стенку, и этот звук вернул кровь на лицо воеводы.
 — Ну раз так, тогда поехали.
 Гаврила тронул коня, но ни Исин, ни Избор не тронулись за ним. Не услышав стука копыт позади себя, Гаврила полуобернулся и насмешливо спросил:
 — Что, старичков зарезать хочется?
 Избор с Исином стояли на месте, переглядываясь. В голосе Масленникова звучала насмешка, делающая самую мысль об этом глупой. Тогда Гаврила вернулся и подъехал к Избору, зная, что тот сможет приказать Исину сделать то, что нужно.
 — Хочешь вернуться?
 — Очень, — честно сказал Избор. — Хочу руки покровянить.
 — А стоит ли? — спокойно спросил Гаврила. Он вел себя так, словно знал что-то такое, что было неведомо Избору.
 — Врагов надо убивать.
 — Не всех… И не всегда. Если враг тебе полезен, лучше оставить его в живых…
 Он попытался ухватить Избора за рукав, но тот вырвал руку.
 — Полезен?
 — Полезен. Хочешь, назову сразу две причины, что бы оставить их живыми?
 Избор положил руку на рукоять меча. В нем зрело решение.
 — Ребенка убивать не станешь?
 — Конечно нет.
 — Хорошо. Значит, придется тебе возить его с собой.
 Воевода прищурился, внутренне смирившись с такой необходимостью.
 — Мальчишка, ладно… Но ведь старцы…
 Исин и тут не удержался. Представив ухмыляющиеся стариковские лица, он вскипел.
 — Гады ведь, а? Убить бы гадов…
 Гаврила пропустил его слова мимо ушей.
 — Ладно. Мальчишка это пустяки. Довезли бы до ближайшей веси и все. Старики нужны нам живыми.
 — Зачем?
 — Если это была ловушка остроголовых, и она почему-то не сработала, то они обязательно выставят ее еще раз. Мы ведь не заметили ее?
 Исин молчал, но на его лице проявлялось понимание.
 — Нет
 Он посмотрел на, Избора потом на далекое уже дерево.
 — Где они, там ловушка, — пробормотал Исин. — В этом что-то есть… Дорога мерно стелилась под копыта лошадей, словно судьба, расщедрившись, расстелила перед ними широкую ровную скатерть. Свет спускающегося к виднокраю солнца стекал на дорогу сквозь резные листья. В перестук копыт изредка вплеталась птичья трель или шум падающей воды. Пыльные облачка, что поднимались после каждого удара копыта о землю, уносились ветром в сторону и дорога после них оставалась такой же светлой и чистой. Даже ветер, которому полагалось по его извечной легкомысленности считать листья на деревьях и пускать вилы по воде, вел себя не так как всегда. Вместо того, что бы заниматься обычным и делами он дул им в спины, заставляя и без того резвых лошадей бежать еще быстрее. Самым замечательным было то, что это продолжалось и тогда, когда дорога заворачивала.
 Судьба словно решила побаловать их после всех выпавших на их долю испытаний. Поприщ через двадцать, Избор, опасаясь, что их начнут искать вдоль дороги свернул в лес на какую-то звериную тропу и вновь для них потянулись часы, когда над головой перерыва шелестели березовые и дубовые листья… Ближе к ночи, когда в редкие просветы начали заглядывать первые звезды они спешились.
 Темнота под деревьями казалась плотной, словно камень. Ведя в поводу коней, они шли друг за другом в надежде набрести на поляну с овражком. Можно конечно просто улечься прямо под деревьями, но всем хотелось тепла и света.
 Из темного неба посыпался, было, дождь, но быстро прекратился. Несколько раз они натыкались на завалы из поваленных ветром и временем деревьев, но, ругаясь, шли дальше.
 Потом деревьев не стало вообще. Ветер, которому негде было разгуляться среди деревьев, пахнул в лица запахом прибрежных трав. А потом деревьев стало слишком много. Избор, шедший первым, ударился о них сразу и головой, и коленом, и грудью. Несколько секунд он вообще ничего не видел — перед глазами мелькали искры, но он бросив повод, ощупал препятствие руками.
 Стволы лежали не кучей, а друг на друге.
 — Это еще что? — спросил Избор, хотя уже понял, с чем столкнулся.
 — Стена, — пояснил Гаврила удивленным голосом.
 Исин, который шел последним еще не разобрался, шутят его друзья или нет и на всякий случай сказал:
 — Шли лесом, наткнулись на стену….
 Гаврила не стал объяснять хазарину что тут и как, а просто достал меч. Шелест железа мурашками пробежал по Исиновой спине и он, поняв, что никто тут шутить не собирается, достал свой.
 — Дверь! — шепнул Избор. — Наверняка ведь разбойники!
 — Что шепчешь? — в голос ответил Гаврила. — Ты только что так об не треснулся, что там, если что на стене висело, так попадало…
 Гаврила стукнул его по спине, направляя внутрь. Дверь бесшумно открылась, и воевода проскользнул внутрь.
 Сделав несколько быстрых шагов в темноте, Избор присел на корточки и прислушался. Если тут были люди, то они должны были бы дышать или двигаться, но тишина стояла такая, что уже через несколько секунд он расслабился и встал. На счет разбойников он ошибся. Похоже, что тут вообще никого не было. Он принюхался, пытаясь носом определить то, что не мог определить глазами. Каждый лесной житель пах по-особому. У колдуна Мури пахло травами, у разбойников, где бы они ни попадались, всегда пахло перекисшей брагой, горелым мясом, а тут…. Тут не пахло ничем. Словно дом был только что построен или жители давным-давно покинули его.
 — Не бойтесь, добрые люди, — на всякий случай сказал воевода. — Мы с добром…
 Створки окон скрипнули, и в комнату заглянул Гаврила. Уже не опасаясь каких-либо каверз, он в голос сказал:
 — С добром… У тебя добра-то, только то, что в ножнах или за пазухой. Нет тут никого. Ни злых, ни добрых.
 Он засмеялся пришедшей в голову мысли.
 — А может, и не было….
 Изба стояла пустой. Жилой дух, что присутствовал в любом доме, где жили люди, тут совершенно не чувствовался. Не было ни запахов еды, ни дыма, ни воска. Оставив коней перед домом, они зашли внутрь. Обшарив избушку сверху до низу они не нашли ничего интересного — люди, что жили тут давным-давно ушли из этих стен, оставив пришельцам, две лавки и стол.
 Привязав лошадей прямо под окном, они расположились за столом и достали припасы. День прошел трудно, но, слава Богам, не плохо, до Киева оставалось всего несколько дней пути и если им будет и дальше везти как сегодня, то все кончится хорошо.
 — Молится за нас кто-то! — сказал Исин. — Это надо же, как вышли! Лес, ночь, дождь..
 Он передернул плечами.
 — Нет дождя, — перебил его Гаврила, выглянув в окно.
 — Начинался, — не сдался хазарин. Перечисление неприятностей добавляло значимости случившемуся.
 — И вот дом… Тепло….
 Хазарин потер руки, словно именно он и осуществил все это. Избор слушал его сперва с усмешкой, а потом на лице его появилось выражение легкого недоумения. Он посмотрел за окно. За створками виднелось чистое звездное небо.
 — От тестя тебе подарочек.
 — Это как это? Они-то тут причем?
 — Дружинники голубевские постарались, что бы значит, ты ничего себе не застудил, а то мало ли что….А князю наверняка внуков иметь хочется… — брехнул Избор и сам думавший над этим.
 — Повезло, — объяснил Гаврила, сметая со стола крошки и отправляя их в рот. — Еще больше повезет, если тут ни клопов, ни тараканов не окажется…
 Они не решились ночевать под крышей.
 — Боги берегут только береженых… — напомнил Гаврила. Избор согласился. Этот подарок судьбы люди приняли настороженно, уж слишком им сегодня везло. В сарайчике, где они расположились коротать ночь вместе с лошадьми, Избор вспоминал прошедший день — Картагу и его подарки, песиголовцев, так и не начавшийся дождь и, наконец, эту избушку посреди леса. Исин, вздыхавший рядом, и думавший о том же, пробормотал:
 — Не все ж судьбе нас бить. Можно бы и погладить…
 Ему никто не ответил, хотя все тут думали об одном и том же.
 — А?
 Гаврила, улегшийся около дверей, отозвался.
 — Сперва погладит, а потом нож в спину. Бывало уж такое…
 Избор понимал, что, скорее всего Гаврила прав, но в его жизни бывало и по-другому. Бывало так, что удача, отбросив здравый смысл, вцеплялась в человека и не выпускала его из своих рук. Когда такое случалось, можно было свершать невозможное — в одиночку можно было бы справиться с десятком врагов, забраться на стену, под градом стрел и уцелеть. Он зевнул, поудобнее уложил голову на седло и сердито сказал:
 — Что вы как дети в гадалки играете? Погладит судьба — почешемся. Ножом погрозит — выбьем… Первый раз что ли?




 Глава 35


 Ночь для них прошла спокойно, и утро не принесло неприятностей. Не тратя времени на еду они оседлали коней и еще до восхода солнца подошли к реке
 Кони, спустившись с крутого обрыва, вышли на самый берег. От мокрого песка тянуло прохладой и они переступая с ноги на ногу грелись. Над рекой стоял зябкий туман, и в сыром воздухе отчетливо звенели капли росы, что собиралась на листьях растущей вдоль берега осоки и падала в реку. То там, то тут по реке переплетаясь, скользили водяные кольца — вилы.
 — Рыба жирует… — сказал голодный хазарин, — Как до корчмы доберемся обязательно карасей в сметане возьму… Он потер живот и зевнул. Сон еще бродил в нем как пиво в бочке.
 — Ты доберись, доберись… — всматриваясь в противоположный берег, сказал Избор. — Дождешься еще. Сунет тебя судьба самого в сметану, а ты… Лучше бы плавать учился, а то все караси на уме.
 Ветер, что молчал всю ночь, дунул с новой силой и толкнул их в спины. Движение воздуха взбаламутило туман. Он закрутился плотными вихрями, раскрывая перед ними водную гладь. Прямо у них из-под ног, словно луч света, под водой тянулась широкая полоса песка.
 — Чур, я первый! — сказал Исин, и, не дожидаясь, что ему ответят товарищи, погнал коня в воду. От брызг кони попятились, но люди удержали их.
 На берегу, они спешились, и вытерли коней. Гаврила, водя рукой по конской шкуре, оглядывался и качал головой.
 — Чудно, — наконец сказал он. — Такое место, а ни дороги, ни тропинки….
 — Лес, — ответил Избор, посмотрев за спину. Река, потревоженная их вторжением, успокоилась, поднятую переправой муть унесло, и желтая полоса песка казалась сплетенной из соломы рогожей, что проложили по дну.
 — Верно, — согласился Гаврила, — Лес. Тем более, звериные следы должны быть. А где они, следы-то?
 Трава перед ним стояла прямая и сочная, но нигде нее было видно ни сломанных веток, ни притоптанной травы, ни клочков шерсти на ветках.
 Поприщ через пять они вышли-таки к дороге, а там дело пошло легче. Весь день дорога безмятежно текла им под ноги, обтекая неприятности. Они проскакивали деревеньки, объезжали городки, и никто не гнался за ними, не пускал стрел в спину, не грозил лишить жизни не с земли, ни с воды, ни с воздуха.
 День уже клонился к закату. Солнце, измотавшееся за день не меньше их, готовилось нырнуть в облака, и все ниже спускалось к виднокраю. Гаврила на глазах мрачнел. Беспокойство копилось в нем, как гной в ране. Пока его было мало, оно не причиняло ему боли, только беспокоило иногда, когда мысль натыкалась на необъяснимое, но со временем этого гноя в его душе скопилось столько, что любое происшествие, любой случай он рассматривал как непонятую ими и оттого боле страшную угрозу.
 Что-то внутри ворочалось и просилось наружу — криком ли, действием ли. Он не знал, что и как нужно сделать, но знал, что хоть что-нибудь сделать нужно.
 Сомнения, что жили в нем, постепенно превращались в уверенность, но он молчал. Избор, ехавший рядом, посматривал то на него, то на Исина. Хазарина ничего не волновало. Скорее всего, он сейчас вспоминал рассказ Гаврилы о пирах, что в Киеве, да золотой посуде, что князь Владимир раздавал своим соратникам.
 До Киева оставалось всего ничего, и нетерпение гнало его вперед. В предвкушении обещанных Гаврилой радостей он оглядывался, и его улыбка освещала дорогу не хуже солнца. Гаврила, напротив, выглядел мрачным.
 Глядя как сотник вертится в седле, Масленников нарушил молчание и выругался.
 — Что злой такой? — спросил Избор.
 — От злости, — невнятно ответил Гаврила.
 — Случилось что? — насторожился Избор.
 Гаврила так и не стряхнувший с себя мрачности и подавленности ничего не ответил. Избор не стал донимать вопросами, только скакал рядом. Их кони проскакал почти поприще, когда богатырь все-таки выдавил из себя.
 — Не знаю… Что-то…
 Он молчал, но Избор не спешил, и, в конце концов, Гаврила проворчал.
 — Видно у меня одного душа о деле болит…
 — Да ладно тебе… — остановил его Избор. — Толком скажи. Случилось чего?
 — Толком?
 Гаврила задумался, облекая в слова свои мрачные размышления.
 — Чудно, — наконец сказал он. — Раньше как не оглянешься, обязательно кто-то за спиной торчит, в затылок дышит. То на ковре, то на орле…
 Он замолчал.
 — А сейчас? — спросил Избор.
 — А сейчас благодать. — Гаврила поднялся в стременах, оглядел небо позади и впереди себя. — Хоть через степь езжай.
 — Чему же удивляться? — ответил подоспевший к разговору хазарин. — Вон куда ушли. Почитай неделю бегаем.
 Гаврила зло посмотрел на Избора.
 — Если б мы в Царьград должны были бы талисман донести, а оказались тут, то нас бы может и не нашли… А так… Должно быть наоборот. Чем ближе к Киеву, тем больше засад должно быть. Мышеловку то ведь перед норой ставят.
 Ему никто не ответил. Деревья медленно плыли мимо них, огражденные кустами.
 Слова Гаврилы что-то изменили в каждом из них. Исин, шевеля губами, смотрел в небо и на лице его постепенно появлялось выражение озабоченности. Воевода напротив смотрел в землю. Для него слова Гаврилы оказались ключом, что отпирал доселе закрытую дверь. Он по-новому посмотрел на все то, что произошло за эти несколько дней.
 — Ты думаешь… — начал было Избор. Но Гаврила перебил его, словно боялся, что тот напрямую скажет то, о чем он только думал.
 — Я всегда думаю. А вот теперь особенно. И все главное больше о неприятностях. Почему это они нас в покое оставили?
 Избор тоже думал над этим, но для себя он нашел ответ.
 — Потеряли, — уверенно сказал он. — Сколько уж бегаем, следы путаем. Да и талисман, наверное, помогает.
 Гаврила только хмыкнул. И слепой бы увидел, что уж он-то так не думает.
 — А ты что думаешь? Почему так?
 — Вот это и есть самое интересное, — сказал Гаврила. — Похоже, что они либо испугались нас, либо потеряли к нам всякий интерес.
 — Это было бы здорово! — Сказал Исин.
 — Что?
 — Ветер в спину и сознание того, что неприятности кончились, что ни одна сволочь не стоит у нас на пути.
 — Да, — задумчиво сказал Гаврила. — На счет сволочей ты правильно говоришь. Вот и ветер второй день в спину.
 Сказав это Гаврила помолчал, а потом встрепенулся, взгляд его стал жестким.
 — Ветер? Ты проверял?
 — А чего его проверять? — недоуменно переспросил Исин. — Подставь щеку.
 Ни слова не говоря Гаврила поднял голову к небу. Легкие облачка там двигались наперерез им. Гаврила молчал, и его молчание было тягостным, словно надвигающаяся непогода. И когда упали первые капли дождя, он сказал:
 — Переждем. Что мокнуть зря.
 Они свернули в лес. Здесь под древесными кронами дождь почти не чувствовался, только сильнее обычного шумели листья наверху. Они ехали молча. Каждый думал о своем. Потом Исин, замыкавший цепочку, спросил:
 — А что он может, талисман-то?
 — Как это «что может»? — не понял его Избор. Он помолчал, соображая то ли обругать хазарина на недогадливость, то ли ответить. Решил ответить.
 — Висеть может, блестеть может… Русь, само собой от раззору…
 — Да нет, — остановил его тот. — Я о другом.
 Избор замолчал, и он посмотрел на Гаврилу, словно от него ждал ответа на свой вопрос.
 — Ты, я помню, рассказывал, как он Избора по кругу гонял, все уйти не давал.
 — А! Это…. Ну перво-наперво конечно Русь.
 — Это мы знаем, — перебил его Избор, — еще что скажешь?
 — Кому его нести он сам выбирает.
 — Это еще как? — удивился Исин.
 — А так. А самое главное — он сохраняет целое! Пока ты добром его не отдашь в другие руки, он все будет держать вместе.
 Не получив ответ на первый вопрос, Исин вновь повторил:
 — Это еще как?
 Гаврила покрутил пальцами, словно выуживал ответ из воздуха. Задача перед ним стояла не из легких — простыми словами объяснить несведущим людям суть колдовства.
 — Он сохраняет целое. Пока ты его по-доброму не отдашь кому-то, то он не даст разойтись отряду, шайке, стране… Пока он с нами мы не сможем разойтись, а пока он на Руси — она меньше не станет.
 Исин первым нарушил молчание. Потрогав свои щеки он, наконец, сказал:
 — Это что, вход бесплатно — выход золотой?
 — Что-то вроде этого… — согласился Гаврила.
 Избор крутил в пальцах ковчежец, вспоминая, что произошло год назад.
 — Врешь! Как же тогда на болоте?
 — Когда?
 — Когда разбойники с тебя чуть штаны не сняли…. В ту ночь у нас Ханукка еще Ирину уволок….
 — Ну и что?
 — Ты же говоришь — не разлей вода.
 Гаврила погрозил пальцем, но ругаться не стал.
 — Все верно. Талисман-то, где тогда был?
 Избор молчал, потом вспомнил.
 — У разбойников…
 — Украли?
 — Сам отдал.
 — То-то. Сам отдал, сам и….
 Гаврила умолк. Перед глазами в один миг промелькнуло все то, что произошло на болоте — Бобырь с раскаленным добела мечом в руках перед подвешенным Избором, лунный свет, запах горелой крови и комариный звон. Мысль, пришедшая ему в голову, была настолько простой и ясной, что он несколько мгновений молчал, прежде чем закончить фразу.
 — Сам и взял… И вот, что еще. Похоже, что у тех, кто его лихим путем берет — ворует или отбирает начинаются неприятности.
 — Да у меня всю жизнь неприятности, — проворчал Избор, — разберись тут…
 — Да. Тут не разобраться, — подтвердил Исин.
 — Ничего, — ответил Гаврила. — Разберемся. Каким бы ты дураком не был, а крупные неприятности от мелких всегда отличить можно. Помнишь, как тебя Бобырь каленым-то железом гладил?
 Избор невольно провел рукой по боку. Сожженный бок давно уже не болел, но шрам остался на всю оставшуюся жизнь.
 Они сидели молча рассматривая ковчежец. Сейчас было не до разговоров. Каждый представлял, что будет, если они откроют его. В этом случае хозяева остроголовых будут точно знать, где они находятся. Талисман, словно малый ребенок, которого не уговоришь и не успокоишь, зайдется криком, что обязательно услышит любой маг, кто захочет прислушаться. И тогда — конец спокойного путешествия. Конец тишине и безопасности.
 Если не сделать этого, то вполне может оказаться, что приехав в Киев они не найдут в ковчежце ничего стоящего, кроме куска золота, да какого-то камешка..
 — Но ведь что-то там гремит?
 — Да. А вот что? Может кусок камня?
 Его рука лежала на крышке, но он не открывал ковчежец. Гаврила словно ждал, что друзья приведут какие-то веские доводы в пользу того, что бы оставить все как есть. Такие, какие еще не успели прийти в голову ему самому.
 — А если все в порядке? — спросил Избор, — и там настоящий талисман?
 — Значит, мы об этом быстро узнаем. Прилетят остроголовые, начнется пожар, наводнение, саранча…
 Избор молчал, не зная что сказать. Гаврила предлагал сунуть голову в медвежью берлогу и посмотреть, что из этого получится.
 — А если не отобьемся? — спросил Исин.
 — Отобьемся. Кулак при мне, да и вы не без рук… А представляешь, что будет, если в Киеве выяснится, что вместо талисмана кусок дерьма привезли? Что Белояну скажем?
 Избор покачал головой.
 — Что-то там, во всяком случае есть…
 — «Что-то» это еще не «Паучья лапка»!
 Дождь лупил по листьям, сверху уже не капало, а текло. Под деревьями было суше и они перебрались под развесистую елку.
 — Надо открывать, — сказал Гаврила. — Били мы остроголовых год назад и, Бог даст, еще побьем. Мы не слабее, ни глупее не стали…
 — С Гы мне было бы спокойнее…
 — Что имеем — не храним, потерявши плачем. — Ответил Гаврила. — Где ж я тебе его возьму? Пробросались волшебником.
 — Ну, так что? — спросил Исин, доставая меч. Он был готов к тому, что едва крышка откроется им на голову, как и в старые добрые времена, посыплются остроголовые. — Открывай.
 Избор не послушался. Узнать правду ему хотелось никак не меньше, чем товарищам, но сделать это так, как предлагал Исин он не хотел. Он баюкал в руках ковчежец и в нем зрело решение.
 — Нет. Проверим иначе! Разводите костер. Ночуем!
 — Куда ночевать? — удивился Исин — Светло же еще.
 — Помнишь, я рассказывал, что хотел в прошлый раз уйти да не сумел? Талисман удержал.
 — Ну, — кивнул Гаврила.
 — Понимаешь, он не отпустил! Сам же говорил, что он сохраняет целое.
 — Ну, — подтвердил Гаврила.
 Видя, что друзья его не понимают, он сказал.
 — Я попробую уйти, и посмотрим, получится ли сегодня так же, как в прошлый раз.
 Гаврила подумал и снял ладонь с крышки. Конечно. Наверняка были способы получше, но никто не предложил ничего другого.
 — Годится! Давай.
 Избор вскочил. В нем самом кипело нетерпение узнать правду. Он поправил меч, проверил ножи.
 — Если начну по кустам шуршать, хватайте меня, да тащите, а то до утра бродить буду…




 Глава 36


 Он шел без дороги и без цели. Просто шел, куда несли ноги, стараясь уйти подальше. Он не пытался вспомнить, как все это происходило в прошлый раз, но из памяти выплывало только ощущение страха и образ Доброго Шкелета, распятого на ракитовом кусте.
 Дождь то ли кончился, то ли не мог пробиться сквозь густые кроны и он шел почти сухой. Потом стало светлее. Лес поредел, стал тоньше и откуда-то не издалека ветер принес запах болота. Избор осмотрелся, и, не желая оказаться в трясине, пошел в бок.
 Он шел ожидая, что в каждое следующее мгновение вмешается «Паучья лапка» и ноги сами повернут назад, но этого не происходило. Погруженный в ожидание чуда он даже не заметил, как вышел на неприметную тропку, что вела к болоту. Избор посмотрел по сторонам и увидев впереди груду камней шагнул к ней.
 Шагнул и замер. Прямо перед ним на прогретом за день камне лежала змея. Наверное, это была царица змей. Толщиной в руку она вся сверкала зеленоватым золотом. Трещотка на хвосте напряглась и тревожно зашелестела. Избор встретился с гадюкой глазами, и озноб прокатился по телу. Он скользнул по спине и через ноги ушел в землю. Воевода знал, что это такое. Яда, что хранили в этой твари Боги, хватало на то, что бы убить быка.
 — Путь в вирый — короче некуда… — подумал Избор. Он задержал дыхание и, осторожно выдохнув воздух, стал тихонько переставлять ногу назад. Свернувшись кольцами, змея гремела трещоткой то ли сытая, для того что бы броситься на человека, то ли расслабленная долгим лежанием на солнце и теплом дожде. Извиняясь за непрошеное вторжение, человек примирительно зашипел:
 — Ш-ш-ш-ш-ш… — и сделал еще один шаг назад.
 За спиной послышался шорох. Готовый увидеть еще одну змею Избор повернулся, но вместо гадюки увидел на земле темную, не просвеченную солнцем тень. Тень человека. Рука его метнулась к ножу, но враг оказался проворнее. Удар по голове отправил его в беспамятство, и он тяжело рухнул, едва не задев головой камня.
 Он пришел в себя почти сразу же. Над ним стоял человек. Один взгляд и Избор понял, что судьба вновь свела его с разбойником. Тот возвышался над ним, как дерево, как башня. Его голова уходила в голубое небо, к веселым барашкам облаков, но еще выше сверкал его меч. Это было мгновение правды. Сейчас все было просто и ясно — меч упадет вниз и Избор превратиться в труп, а разбойник продолжит свой путь по этому миру…
 Движимый скорее отчаянием, нежели чем-то другим Избор зашарил вокруг себя в надежде хоть как-то предотвратить неизбежное. Рука скользнула по камню, он успел ощутить тепло гранитной глыбы, потом рука натолкнулась на что-то холодное. Этот живой холод попытался выскользнуть из руки, но он уже не думая, что зажал в кулаке бросил это во врага.
 От этого движения змея, распрямившись, словно кончик хлыста взвилась в воздух. На мгновение она соединила их, но тут до Избора как раз дошло, что такое он держит в руках, и он выпустил гадюку из вспотевших пальцев. Надеясь на чудо, он перекатился в сторону, отпрыгнул назад и вскочил уже с ножом в руке.
 Меч разбойника уже торчал в земле, а сам он, прижав руки к лицу, медленно оседал в смятую Избором траву.
 Избор пришел в себя только на камне. Сверху он хорошо видел, как шевелится трава на пути уползавшей змеи.
 — «Талисман?» — подумал он, не зная, чем объяснить случившееся. С мечом в руке он насторожено смотрел на лес и на болото, из которого пришел разбойник. Тропинка, по которой он только что шел вела именно туда.
 Шаги Избора давно стихли, заглушенные шелестом дождя, что стучал по листьям. Ночь надвигалась мягко, но неизбежно, как хищник, от которого нет спасения. Постепенно солнце из желтого стало темно-оранжевым и на его фоне стали четко прорисовываться кроны деревьев. День неизбежно клонился к вечеру.
 — Нечего сидеть, — сказал Гаврила, — Дырку в земле просидишь…
 Исин молча поднялся. Встав следом, Гаврила осмотрелся. Деревья кругом стояли стеной, за которой ничего не было видно.
 — Далеко уходить нельзя. Избор вернется.
 — Или Избор, или неприятности, — согласился Гаврила и пояснил, чего он хочет.
 — Если неприятности начнутся лучше всего встречать их или за стеной или на холме…
 Посмотрев на деревья вокруг, и не найдя холма, Исин сказал.
 — Сейчас я тебе стенку найду. Самое тут, понимаешь, место для стенки.
 Гаврила пожал плечами.
 — Все вы обещать горазды, — совершенно серьезно сказал он. — Только вот дальше обещаний что-то не всегда….
 Они разошлись в разные стороны, но уже через минуту Гаврила услышал довольный голос сотника.
 — Гаврила!
 — Чего тебе, — не повышая голоса отозвался Масленников. Хазарин стоял где-то рядом, за близкими деревьями.
 — Иди сюда.
 — Куда «сюда»? Где ты?
 — Тут. У стены…
 Гаврила удивился и пошел на голос. Через несколько шагов, продравшись сквозь кусты, он вышел на крошечную полянку, загроможденную какими-то развалинами.
 Это были остатки стен какого-то древнего строения. Что это такое было сказать он не мог. С одной стороны стена разрушилась, а с другой стороны стояла, словно выеденная мышами горбушка хлеба.
 Исин гордо стоял рядом, довольный, что так легко выполнил обещание.
 Место было какое-то дикое и Гаврила обошел развалины кругом, отыскивая кости, но, похоже было, что все неприятности, которыми просто веяло от этих развалин свершились так давно, что все следы их рассыпались в прах. Гаврила покачал камни, посыпалась труха, покатились мелкие камушки.
 Под ее защитой люди и решили пересидеть ночь и дождь, то затихавший, то припускающей снова. Гаврила и Исин ведя коней в поводу вошли под ветхую крышу. Кони осторожно ступали по замшелым камням, встряхивая мокрой гривой, фыркали. Вскоре они уже стояли под сводами, упрятав морды в мешки с овсом.
 Гаврила придавил поводья большим камнем, расседлал их и вытер спины. Когда лошадей устроили, люди занялись своим ночлегом. Нельзя сказать, что тут было как-то особенно уютно, но остатки крыши защищали их от дождя, а стены сдерживали ветер. Гаврила не рассчитывал, что придется спать, и поэтому только бросил мешок себе под голову, а хазарин отнесся к этому делу серьезно. Он выбросил камни, и пристроил под голову седло. Он с радостью развел бы костер, но Гаврила только покачал головой: в самой глубине леса могли рыскать не только волки, которых опасался хазарин, но и кое-кто пострашнее ночных хищников. Ловя звуки темнеющего леса они искали в них шаги Избора, но тот все не шел и они перекусив холодным мясом и хлебом из своих запасов, улеглись около лошадей.
 Исин уснул сразу. День вытряс из него все силы, к тому же он не особенно беспокоился о Изборе и был абсолютно уверен, что с «Паучьей лапкой» ничего скверного не произошло, а Гаврила, мысли которого были заняты талисманом, погружался в какое-то странное состояние полусна-полубодрствования.
 К своему удивлению он ощутил в себе не только тревогу за реликвию, но и нечто гораздо более простое. Избор не возвращался и от этого он все более явственно ощущал личную обиду. Остроголовые обманули его. И он чувствовал, как понимание этого занимает место в его душе. Он размышлял над этим до тех пор пока мысли не стали путаться и превращаться в сны.
 Проваливаясь в них, Гаврила видел качающиеся ветки и бегучие тени облаков, скользящих по небу и это движение привлекли его внимание. Он поднял голову вверх: из-за груды камней на него глядели глаза. Гаврила не успел сообразить, чьи это глаза — волчьи иди человеческие, как вслед за первой парой глаз появилась вторая…. Он различал только смутные тени во тьме ночи — не волчьи, а скорее человеческие. Они двигались совершенно бесшумно и вскоре обступили их место ночлега. Люди стояли плечом к плечу, загораживая вход в их убежище.
 Ни слова, ни шороха.
 Они стояли — шестеро человек, перегораживающих выход. И Гаврила, и разбойники молча смотрели друг на друга, это было короткое мгновение, которое отделяет мысль от поступка. Разбойники — а это были именно они — еще не решились войти, а Гаврила уже успевший их хорошо разглядеть размышлял как можно было бы воспользоваться этой неожиданной встречей для своей выгоды. Откуда-то из темноты, совсем рядом с ними заржала о лошадь. Этого шума вполне хватило бы чтоб разбудить спящего хазарина, но в добавок к этому конь Избора ответил на зов. Исин поднялся с земли, и, моргая, начал всматриваться в темноту, желая разобраться, с чего это вдруг их коням понадобилось ржать в такой неурочный час. Первым делом он конечно посмотрел на вход в убежище и увидел там силуэты разбойников. Сон сразу соскочил с него.
 — Гаврила! — крикнул он — Проснись! Люди!
 И потащил меч из ножен.
 — Он их сейчас всех поубивает, — подумал Гаврила с неудовольствием человека, замыслы которого одним махом может разрушить какая-то непредвиденная случайность, хотя, конечно попытку сотника защитить себя и его назвать случайной было трудно. Но не это сейчас нужно было Гавриле. В эти несколько мгновений тишины он понял, что и как он сделает. Эти разбойники и сами, верно, не представляли насколько кстати они тут появились.
 Пока они только смотрели друг на друга — те что стояли в проходе с сознанием собственной силы, зная что деваться тем, что сейчас сидят под крышей некуда, а те, сидели тихо, не делая попыток ни сбежать, ни защитится..
 Разбойники были едины в своих убеждениях и своих желаниях.
 Меж тех двоих, что противостояли им, единого мнения не было. Исин хотел схватки, а Гаврила — истины. Он профессионально оценил своих противников — из оружия у них были мечи да ножи.
 «Это вам не песиголовцы» — подумал Масленников. Он мог бы и в одиночку разогнать этот сброд с той легкостью, с которой осенний ветер разгоняет кучу сухих листьев, а уж с помощью хазарина и подавно, но он не хотел этого…. Люди из тьмы могли быть просто разбойниками, а могли оказаться и посланцами остроголовых. Они были еще одной несообразностью, из тех, что творились вокруг них последние сутки, но он хотел сделать их ключом, что откроет тайну. Их появление тут давало возможность проверить талисман, и он уже знал, как он это сделает.
 Приняв решение, Гаврила оглянулся на хазарина. У Исина таких мыслей в голове не было. Он видел перед собой врагов, и пока они были живы, считал их опасными.
 Хазарин не успел еще вытащить меч целиком, как Гаврила остановил его криком:
 — Не надо! Это друзья!
 Исин недоуменно замер, а разбойников эти слова озадачили, пожалуй, еще больше, нежели чем хазарина. Их отделяло друг от друга с десяток шагов. Это расстояние и темнота не позволяло им не увидеть что-нибудь толком, ни разобрать шепота, которым обратился к сотнику Гаврила.
 — Не вмешивайся. Сейчас я талисман проверю!
 — Как?
 — Смотри и не мешай!
 Обмен словами занял не более трех секунд. Разбойники у выхода еще переваривали слова Гаврилы о дружбе и не обратили внимания на перешептывания.
 — Знаешь, что делаешь?
 — Знаю. Пусть только возьмут талисман в руки.
 — Отдать талисман им? — возмутился Исин.
 — Эго ведь не надолго, — утешил его Масленников. — Ты же знаешь, что произойдет, если они отберут его у нас…
 — Неприятности… — прошептал хазарин. — Думаешь, талисман защитит нас?
 В голосе Исина Гаврила уловил скрытый упрек, словно тем самым он подвергал опасности жизнь невинных людей.
 — Если случится драка, мы их все равно поубиваем…
 — В бою, — поправил Исин Гаврилу. — В бою.
 — Тебе их жаль? Считай, что «Паучья лапка» твой первой удар по ним.
 Исин пожал плечами.
 — Тем более пусть все идет так, как говорю я. Если это «Паучья лапка»…
 — Можешь в этом не сомневаться!
 — Если он сам вмешается в это дело, возможно, это напугает их настолько, что они просто сбегут.
 — Ладно, — решил Исин, — действуй как знаешь.
 Он сказал это, увидев, как разбойники сдвинулись с места и направились к ним.
 — Стойте! — испуганным голосом крикнул Гаврила. — Что вам нужно, добрые люди?
 — Все то, что у вас лишнее, — нагловато весело откликнулся голос из темноты.
 — Так ведь нет у нас ничего лишнего, — ответил Гаврила на всякий случай все-таки опуская руки к ножу. — Мы уж, почитай, больше месяца в пути.
 — А вот мы и посмотрим… — Сказал вожак. — За погляд, я слышал, денег не берут…
 — Берите что хотите, — быстро сказал Гаврила. — Но прощу вас, не трогайте тот мешок. Там нет ничего интересного для вас.
 — Тут я определяю, что кому делать, — перебил Гаврилу вожак. — Если хотите остаться целы, снимите с себя все ценное и встаньте в сторонке…
 — Что ж, ты Швед с ними разговариваешь? — посоветовал кто-то из темноты. — Дай им в морду пару раз да пусть проваливают.
 — Цыц! — рявкнул вожак. — Кто в доме хозяин?
 Он и действительно чувствовал себя хозяином положения и даже на секунду повернулся спиной к Гавриле.
 Разбойники примолкли. Как и ожидал богатырь, Швед в первую очередь полез в тот мешок, на который он указал ему. В мешок, где лежал талисман.
 С жадным любопытством все кто был рядом с ним, следили за ним. У разбойников глаза горели в ожидании так легко свалившейся на голову добычи, и теперь все хотели узнать сколь ценна та вещь, что эти дураки прячут в мешке, а Гаврила и Исин ожидая, что же произойдет, когда разбойник коснется талисмана.
 Исин знал ЧТО сейчас произойдет, но еще не знал КАК это случится. Тяжесть мешка, видно, внушила атаману какие-то надежды.
 — Огня! — потребовал он. — Тут что-то есть!
 Исин переступил с ноги на ногу, но посмотрев на Гаврилу, не сдвинулся с места.
 — Есть, — еле слышно прошептал Гаврила. — Но вот что?
 Один из разбойников тут же застучал кресалом, высекая огонь. Стены осветились вспышками, и огласилось грохотом ударов кресала о кремень. Вспышки света, словно молнии, озаряли лица людей. Гаврила всмотрелся в них и возблагодарил Богов за такой случай. Конечно, люди с такими лицами более всего подходили для задуманной им проверки. Забившееся на ветру пламя факела осветило лица лесных людей, блестящими от жадности глазами, смотревшими на своего предводителя, пока тот сосредоточенно возился с мешком.
 — Сейчас! — шепотом сказал Исин. Его голос дрогнул. — Сейчас!
 Масленников только кивнул головой. Именно в этом он и не был уверен. Разбойники дышали в затылок атаману.
 — Что там, Швед?
 — Скажи!
 — Золото?
 Атаман наконец-то сделал те, что от него ждали все собравшиеся под крышей этих развалин. Он достал шкатулку. В его руке она на мгновение показалась Исину драгоценностью, его небрежением заброшенной в какое-то мерзкое место, что-то вроде той выгребной ямы, в которую Круторог посадил однажды Гаврилу. Он дернулся, было вперед, но Гаврила удержал его, ухватив за пояс. Видя с каким напряжением те двое смотрят на шкатулку вожак не торопясь взвеси ее в руке. Он не боялся ловушки, но мало ли что… Приблизив к глазам он чуть не обнюхал ковчежец. Он не привык ждать и в тоже мгновение воздух прорезал звонкий щелчок. Крышка поднялась, открывая талисман звездам. Скребанув по дну пальцем, Швед достал из шкатулки драгоценность. Золото тускло сверкнуло на фоне заросших мхом камней. Исин едва слышно втянул в себя ночной воздух, а Гаврила ощутил, как что-то сжало сердце. Это был талисман. Он готов был завыть.
 — Он, — тихо сказал Исин. — Сейчас начнется…
 Его голос отрезвил Гаврилу. Он тряхнул головой, и сделал шаг назад, сбрасывая наваждение.
 — Или такая же подделка, которую мы тогда остроголовым подбросили… Подожди… Он должен проявить себя…
 Он не знал, как это случится, но что-то должно было произойти.
 Швед перевернул шкатулку, потряс ее, потом отбросил в сторону. Не выпуская из рук драгоценности, он обшарил мешок, и разочарованно поднялся.
 — И это все? — грозно спросил он.
 Тишина, нависшая между стен, давила на каждого. Всем было как-то не по себе, а предводитель этого сброда вроде как обиделся на них. Но хазарин даже не заметил этого. Он тупо смотрел на разбойника, спокойно стоявшего перед ним и сжимавшего талисман. Он стоял. Просто стоял, и ничего с ним не происходило. Ничего!




 Глава 37


 Исин словно обесчувствел от этого.
 Он ждал этого, но все же все это было настолько невероятно, что он даже не взялся за меч. Он стоял, тупо глядя как грязная рука разбойника держит украшение, и золото масляно сверкает в колеблющемся свете факелов.
 В это мгновение, когда в его голове сходились воедино все несуразности последних суток и опасения превращались в знаки беды им вдруг овладела безумная ярость. Не слепая, горячечным бредом застилающая мозг, а холодная, подчиняющая рассудок жажде действия. Меч лязгнул, покидая ножны, он, словно птица, взлетел вверх, описав над головой вожака полукруг, и упал вниз. Обе руки разбойника, и та, что держала украшение и другая упали на землю. Уже никому не нужная золотая безделушка звякнула о камни и укатила в темноту.
 — Обманули! — со злой тоской в голосе зарычал Исин. — Обманули!
 Разбойники выхватили свои мечи, и Исин зарычал от радости. Они защищались, это не будет убийством, в котором теперь, когда все уже стало ясно, не было никакой необходимости. Это будет честный бой. Изувеченный вожак куда-то пропал, но его сообщники не отступили.
 Две фигуры шагнули к хазарину. Пятеро против двоих, да еще не где-нибудь, а в родном лесу… Такой расклад не оставлял пришельцам никакой надежды, но к своему несчастью они еще не поняли что ошиблись. Исин крутил головой, наблюдая сразу за всеми. Уловив движение за спиной, там, где стоял Гаврила он крикнул:
 — Не надо, я сам!
 Гаврила молча кивнул.
 Его сомнения уже подготовили его к тому, что бы он понял и принял истину, но сотник… Масленников и не собирался драться с разбойниками. Он просто убил бы их, без злобы, без лишних затей устраняя причину задержки и только. Но одновременно с этим он понимая как необходимо хазарину выместить на ком-то свою злость и разочарование. Он отступил назад, оставив все поле боя в распоряжении сотника и его меча.
 Разбойники заходили на Исина с двух сторон. Он быстро окинул взглядом сначала одного, потом другого. После этого он сделал нечто такое, что озадачило разбойников больше, чем любая демонстрация силы. Он бросил меч.
 Протянув вперед руки, хазарин пошевелил пальцами. Хищно так, неприятно для противников. Это шевеление, хотя и было едва видно, но как-то интуитивно разбойники почувствовали его. Левый взмахнул мечом, но Исин легко, против всяких правил поднырнул под лезвие и, ухватив разбойника за кисть, остановил руку и резко вывернул ее. Раздался отчетливый хруст и разбойник вскрикнул. Исин мог бы этим и ограничиться, но он не останавливая движения руки локтем достал горло врага. Голова бородатого запрокинулась и хищно сверкнув зубами он упал вниз. Исин наклонился, пропуская другой меч над головой, и вытянутой ногой достал его владельца в живот. Тот глухо ухнул, и молчаливые развалины огласились воплями боли. Прошло всего несколько мгновений, и двое из них уже марали кровью камни под собой. Только тут разбойники начали догадываться, с кем свела их несчастливая судьба, и взялись за витязя всерьез. Мечи заходили кругами, рассыпая по стенам голубоватые блики хорошо отточенной стали. Но что такое эта сталь для окрыленного бешенством хазарина? Он крутился еще быстрее, а кулаки его, казалось, были крепче самой крепкой стали. Гавриле он сейчас показался похожим на ветряную мельницу. Он весело вертелся между рубивших вокруг него воздух мечей и задевал то одного, то другого то рукой, то ногой. Через минуту последний оставшийся невредимым разбойник огромной летучей мышью мелькнул на выходе и пропал в темноте.
 Пятеро остальных остались за стенами, оглашая своды убежища стонами и предсмертными хрипами. Исин увидев, что врагов у него больше не осталось, сел на камень и горестно охватил голову руками.
 Все также молча — пока шла драка он не проронил ни слова — Гаврила подошел к нему, похлопал по плечу. Исин не заметил этого. Гавриле нетрудно было представить, что сейчас происходит в хазарской душе.
 — Ты еще по земле покатайся. Камни погрызи, — как мог язвительно сказал Масленников. — Как красная девка, честное слово! Вывернемся. У нас украли и мы украдем…
 Сравнение с женщиной уязвило хазарина, и он встал. Разбойники среди камней скорчились, стараясь казаться незаметнее.
 — Эй вы, воронье, — крикнул он, обращаясь к тем, кто лежал на земле. — Вон отсюда! Коней оставьте … Если еще кого за разбойным делом замечу — на себя пеняйте …
 На выход крадучись проползли две тени и слились с темнотой. Гаврила прислушался. В лесу не было слышно ни ржания, ни грохота копыт. Устрашенные разбойники не посмели ослушаться Исина и взять коней.
 — Будет у нас по заводному коню, — сказал Гаврила. — Хоть какая-то польза от всего от этого.
 Более не думая о разбойниках, он отвернулся от выхода. Взгляд его упал на сотника. Тот уже в н вышел из своего горестного оцепенения, и сам искал глазами Гаврилу.
 — Остроголовые! — в озлоблении крикнул он. Хазарин ждал согласия и громовых проклятий, но Гаврила только пожал плечами.
 — Может быть. А может и песиголовцы или Муря, или еще кто-то… Много их желающих на дармовщинку.
 Темнота позади них раскололась шагами. Нехорошо скалясь, Исин повернулся на шум. Впереди ничего не было видно и он вытянув вперед руки, сделал несколько шагов. Вдруг Гаврила увидел, как опали напряженные плечи сотника. К развалинам шел Избор. Ни слова не говоря, он прошел мимо хазарина. Тот проводил его взглядом не зная что и подумать.
 — Пришел, — сообщил Избор. В глазах его была тоска и скука. Гаврила даже не стал ничего спрашивать. И так все было ясно, но Исин еще верил во что-то, надеялся.
 — Ну? — вытянулся он.
 — Баранки гну, — хмуро ответил Избор. — Ослеп. Что ли? ЗАХОТЕЛ и пришел…
 Он обхватил голову руками, словно не желал дать ей укатится в кусты. Друзья молчали. Что бы все стало окончательно ясно воевода добавил.
 — А не захотел бы, так и не вернулся бы…
 Он вспомнил то, что пережил тогда, когда талисман не дал ему уйти от костра. Тот страх и одновременно неодолимую силу, приковывавшую его к полянке и костру. Теперь этого не было. Ничего теперь не было. Он протянул руку к Гавриле и тот, все поняв, положил в нее талисман. Мгновение Избор колебался — золото и камни блестели как настоящие, да что там «как». Они и были настоящими. Но волшебной силы талисмана в них не было…
 — Мы тоже проверили, — сказал Гаврила. Рассказывать он ничего не стал.
 — Вижу…
 Грязным сапогом он брезгливо отбросил отрубленную руку, покачал головой. Подержав украшение в руках, он с отвращением отбросил его в сторону. Для него сейчас это был не кусок золота, который стоил денег, а напоминание об их собственной глупости и самонадеянности. Все было плохо…Так плохо, что улыбка Исина показалась оскорблением.
 Поймав хмурый взгляд Избора, хазарин вдруг, улыбнулся еще шире. Он нагнулся и подобрал никому теперь не нужное украшение.
 — Зачем он тебе?
 — Зачем? — голос хазарина был странно весел. — Как сказать…
 Он посмотрел в звездное небо и неожиданно спросил.
 — Как думаешь, в чем проявляется сила Богов?
 Гаврила покачал головой, но ничего не сказал.
 — А ты сам как считаешь? — спросил Избор.
 — По-моему сила Богов в выполнении обещаний.
 — И что? — не выдержал Гаврила. — Какое отношение имеют Боги к этой подделке?
 — Подделке ли? — загадочно улыбаясь, ответил хазарин. Избор от его слов встрепенулся, но Гаврила сказал:
 — Ты же своими глазами видел, что тут произошло. Сам ведь руку приложил…
 — Тот-то и оно! — радостно начал хазарин, но тут же сам себя перебил. — А что произошло? — вкрадчиво поинтересовался он. — Что произошло с тем, кто украл у нас «Паучью лапку»?
 — Ничего! — сказал за Избора Гаврила. — Ни-че-го!
 Исин широко улыбнулся, и от этой улыбки в Гавриловой душе против воли зашевелилась надежда.
 — Ничего? — переспросил хазарин. — А это?
 Осторожно, боясь испачкаться в крови, он поднял отрубленные руки. Не успевшие еще остыть куски плоти качались перед ними, словно ветки предназначенные для костра.
 — Если это ни-че-го, — он, как и Гаврила только что, раздельно повторил его слово. — То, что тогда такое «гнев Богов»?
 Некоторое время они молчали. Исин улыбался, Гаврила хмурил брови, а Избор беззвучно шевелил губами, сопоставляя что-то.
 — Не хочешь же ты сказать… — начал было он.
 — Хочу, — кивнул Исин. — Он отобрал у нас талисман, но не прошло и минуты, как он умер!
 Гаврила нагнулся, отыскивая атамана, но не нашел его. Оба трупа, что остались тут имели по две руки.
 — Нет его, — удивился Гаврила.
 — Что ж он нам померещился что ли?
 Исин сам пощупал темноту под ногами.
 — Да, ладно! Значит, помирать пополз. Руки-то тут?
 — Тут.
 — А куда ему без рук?
 Слова хазарина, и главное его уверенный тон, что-то повернули в Гавриле. Противясь этому, он напомнил.
 — Он погиб от меча, от твоего меча!
 — Да, меч был мой, — согласился хазарин. — Но кто скажет, в чьей руке был я сам? Сами же знаете, что Боги часто выбирают человека для свершения своих замыслов. Князь и тот не все сам делает. Кое-что поручает и нам.
 Гаврила понимал куда тот клонит, но посмотрел на него свысока. Что бы их славянские Боги, да через хазарина… Других, что ли рядом не было?
 — А не слишком ли ты заносишься? У тебя ведь свои Боги…
 Исин помолчал, а потом все-таки ответил.
 — Тут другие Боги. И они такие же мои, как и ваши.
 — Проверим, — неожиданно легко согласился Избор. Он слушал разговор, примеривая их слова к своему разуму. Он не забыл. Что случилось с ним самим несколько часов назад. На самом дне души еще теплилась надежда. Воевода переосмыслил многое, но даже сейчас ему не хотелось думать о том, все что они сделали они сделали для защиты подделки.
 — Как? — спросил Гаврила. Он не верил Исину, и не надеялся на чудо, но разобраться в этом, конечно стоило.
 — Разбойники, — сказал Избор. — Исин тут не последних побил. Они будут отбирать у нас эту штуку до тех пор, пока всем не станет ясно. Только ты их рубить не спеши, что бы уж наверняка узнать…
 Исин оглянулся, словно хотел прямо сейчас найти десяток злодеев.
 — Где их взять теперь?
 — Покажу, — пообещал Избор. — Я, пока ходил тут, много чего повидал…
 Оставив коней в развалинах, они пошли к болоту.
 Над ним навис густой рыжий туман, на востоке среди деревьев уже просматривалась полоска серой мутноватой пелены. Короткая летняя ночь заканчивалась, и близился рассвет. Перед ними лежало болото. Оно казалось бескрайним — дышащее смрадом, густо заросшее камышом, словно опрокинутое в гигантскую чашу и высокими обрывистыми берегами. Крутой косой откос уже через несколько шагов переходил в пологий склон, а тот уже, постепенно, в топкий, залитый водой торфяник. Из тумана выступали чахлые березки.
 — Эх, влипнем, — непонятно сказал Гаврила.
 — Это точно, — подтвердил Избор, — с вами двумя, куда не встанешь — все вляпаешься…
 — Куда теперь?
 — Туда, — Избор кивнул на жидкую грязь, что расстелилась у них под ногами. — Там дальше островок, а на нем разбойники.
 Он оглянулся. В этой грязи первым помощником будет не меч, а хорошая палка. Поискав глазами, он нашел крепкий осиновый стволик и взмахнул мечом. Сделав все необходимое, он вздохнул. Теперь осталось самое неприятное — войти в болото.
 Осторожно ощупывая дно перед собой, он медленно пошел вдоль берега. Гаврилу и Исина, что полезли, было, за ним, он остановил.
 — Подождите. Я дорогу найду…
 — Какая тут дорога? — тоскливо, понимая неизбежность погружения в грязь, спросил Гаврила.
 — Какая-то есть. — Отозвался из белого марева воевода. — Ваши-то разбойнички не по уши в грязи заявились…Значит есть где-то ход.
 Болото тут было мелким и хотя он не удалялся от берега дальше, чем позволяла высота сапог ему удалось пройти вглубь почти тридцать шагов. Вдруг шест его уткнулся во что-то твердое. Он провел шестом перед собой. Препятствие было не широким, но длинным. Шест мелко дрожал, когда он проводил им по невидимой преграде. То, что он нашел, полностью скрывалось под грязью. Избор не побрезговал сунуть туда руку и сразу определил, что там такое.
 Разбойники не поленились проложить сплетенные из прутьев мостки в глубину болота. В топкое илистое дно кто-то вбил колья и положил сверху жерди, а сверху них уложил плетенки из тонких ивовых прутьев. Это было даже лучше тропинки. Мостки выведут их туда, куда нужно.
 Он помахал шестом, подзывая друзей.
 Посмотрев на зеленовато-коричневую жижу, на круги на ней Гаврила спросил.
 — Водяные тут есть?
 Избор покачал головой.
 — А русалки? — быстро спросил Исин.
 — В таком месте только лягушки есть. Да и то вряд ли… В такой-то вонище…
 Избор посмотрел на тяжелые капли, что соскальзывали с его шеста.
 — А ты чего больше боишься — что утопят, или что не спасут, когда тонуть будешь?
 Исин ничего не ответил, и только помолчав, сказал:
 — Живыми вернемся — научусь плавать.
 — В болте не плавают, — мрачно осадил его Гаврила. — В болотах только тонут. Забыл что ли?
 Он тяжело вздохнул.
 Не для того, что бы ощутить бодрящий запах гниющих листьев и стоялой воды, а от сожаления, что придется пачкать сапоги. Но делать было нечего. Начав этот путь, им предстояло пройти его до конца.
 — Ну? Что встали? — спросил Гаврила. — Пошли. Чего ждать? Пока стоим, оно мельче не станет…




 Глава 38


 Как ни пустынно было вокруг, какая-то жизнь в болоте все же была. То и дело до их ушей долетали странные звуки. В сыром, пропитанном туманом воздухе они раздавались гулко. Кваканье далеких лягушек казалось рокотом барабанов, а звук всплывающих наверх пузырьков болотного газа — отрыжкой людоеда. Радости от всего этого было мало, но приходилось внимательно слушать все это — чем дальше они уходили от берега, тем плотнее становился туман, и тем меньше они могли полагаться на глаза.
 Пройдя с поприще, Избор остановился и поднял руку. Исин из-за плеча шепотом спросил.
 — Что там?
 Звуки в тумане растекались, теряли определенность и четкость. Откуда-то доносился ритмичный перестук. Избор поднял палец, и Гаврила стоявший позади всех кивнул. Он тоже слышал. Звук приближался, но Избору казалось, что он пройдет где-то рядом, мимо… Он повернулся, прижимая палец к губам и в этот момент туман перед ними заклубился, словно в нем возник вихрь, из него вылетел тяжелый шест и легко смахнул воеводу в болото… Избор упал в трясину молча. Если б это зависело только от него, то он упал бы туда вовсе без всплеска, но над этим он, увы, был не властен.
 С тем же довольным хлюпаньем, с каким оно только что принимало его сапоги, болото приняло и самого воеводу.
 Порыв ветра рассеял туман и в сгустившейся перед рассветом тьме Исин увидел перед собой несколько темных фигур. Его рука рванулась к мечу, но на полпути остановилась и потянулась за ножом. Биться мечом было бы сподручней, но он подумал о стоявшем у него за спиной Гавриле. В тумане и темноте тот вполне мог попасть под его удар. А ножом хазарин мог бы управится и не хуже.
 На его счастье разбойники удивились встрече не меньше чем он сам и пользуясь этим сотник успел взмахнуть ножом. Взмах руки, блеск стали, свист рассеченного воздуха и ближний разбойник рухнул с мостков в грязь.
 Расчистив путь, Исин прыгнул вперед. Болото неохотно отпустило его, но, пролетев пару шагов, он вернулся обратно. Плетенка под ногами прогнулась, но выдержала удар. Не теряя времени, он мертвой хваткой сжал горло второго разбойника. От неожиданности тот даже не ухватился за кинжал. Легкие просили воздуха, и он бестолково пытался разжать пальцы сотника у себя на шее.
 — Что? — спросил Гаврила. Тишины вокруг уже не было. Туман наполнился шумом и криками. Он понял, что что-то происходит, но еще не понял что именно. В тумане кто-то хрипел, сотникова спина моталась туда-сюда, но он молчал чем-то занятый. Масленников вскинул кулак, но другого движения не сделал — не ударил по нему. Фигуры, что шевелились в тумане, казались бесформенными, и кто там был свой, а кто чужой сказать мог разве что, колдун Муря, да и то не сам по себе, а со своей волшебной совой на плече. Гаврила замешкался, и тут его, как только что Избора сшибли в грязь.
 Услышав за спиной всплеск, Исин оглянулся, и похолодел. Гаврила только что стоявший позади него погружался в вонючую болотную жижу. Руки его вцепились в настил, а над ним стоял невесть откуда взявшийся разбойник и колотил его шестом по всем тем местам, что выступали из грязи. Гаврила мычал от боли, но рук не отпускал — утонуть в грязи он не хотел.
 Разбойник, что только что слабо трепыхался в Исиновых руках, воспрянул духом и обхватил хазарина поперек туловища. Сотника приподняло над болотом, и он вдруг увидел, что позади всех стоит еще один разбойник. В тумане тускло блестел наконечник копья, который он нес вместо шеста. Немного присев он готовился при первой же возможности пустить его в дело. Исин не стал этого дожидаться.
 Отпустив разбойничье горло, он обеими ладонями ударил того по ушам.
 Разбойник взревел и уронил сотника. На свое счастье Исин упал на плетенку и сумел устоять. Под ногами упруго качнулось, но плетенка выдержала, и тогда Исин ухватив оглушенного противника одной рукой за горло, а другой за пояс, приподнял его над болотом и швырнул его в копьеносца… На секунду он ощутил смрад выпитой недавно разбойником скверной браги, увидел налитые кровью глаза и враг улетел в туман.
 Все получилось почти так, как хотел хазарин. Брошенный им разбойник налетел на острие копья своего товарища, но тот не упал в болото, как рассчитывал сотник, он даже не попятился… Этот оказался человеком бывалым и совершенно безжалостным. Не обращая внимания на крик товарища он сильным ударом ноги попросту сбросил его с копья и, отведя руку назад, в длинном выпаде постарался достать хазарина, но тот уже летел к нему. В прыжке он отбил копье, однако, потратив на это часть своих сил, не долетел до разбойника. Упав плашмя на мостки, он поднял тучу брызг, но судьба улыбнулась ему. Он сумел дотянуться руками до ног и потянул на себя.
 Выронив копье, вражина взмахнул руками, вскрикнул и грохнулся рядом с Исином. В следующее мгновение сотник оказался рядом и, ухватив врага за волосы, приподнял над собой, ударил о край мостков, а затем окунул в грязь.
 Едва первые пузыри из разбойничьего горла взбаламутили стоячую жижу, как Исин содрогнулся от удара. — последний из оставшихся на ногах разбойник бросив Гаврилу обрушил свой шест на хазарскую спину. Исин вскрикнул, пошатнулся, но разбойника, что дергался у него в руках, не выпустил. Он только все глубже и глубже опускал его голову в трясину, напрягшись в ожидании следующего удара, но его все не было… Когда разбойничьи ноги перестали дергаться, он повернулся и увидел, что последний из разбойников лежит на мостках и держится за глаз, из которого торчит Изборов нож.
 Все кончилось.
 Сейчас Исину был ни до чего. Не имея сил встать на ноги, он поднялся на четвереньки и постоял, так качая головой и приходя в себя после удара.
 — Хвостом еще помахай, — пробулькало у него из-под ног. — Тащи, давай…
 — Ага — тяжело выдохнул хазарин — Вы там отдыхали, пока я врагов крушил, а потом еще и тащи вас…. Не честно как-то… А?
 Каждый вздох прибавлял сил, круги, что вертелись перед глазами становились тоньше и бледнее.
 — Кончай перечить… С воеводой говоришь, все-таки….
 Исин наклонился над трясиной, отыскивая, за что взяться, что бы поднять наверх тот комок грязи, в который превратился воевода.
 — Какой ты воевода? Воеводы в это время в теремах сидят, брагу пьют, а ты… Ты леший какой-то или водяной…
 Ухватив Избора за ворот, он помог ему выбраться наверх. Затем уже вдвоем они затащили к себе и Гаврилу.
 — Как там? — спросил Исин, кивая на болото. — Ничего?
 — Лучше, чем в выгребной яме, — ответил Гаврила, отжимая грязь из бороды. И без связи с тем, о чем только что говорил, добавил:
 — А прыгаешь ты хреново. Чуть-чуть он тебя не достал, копьем-то…
 Уязвленный хазарин отругнулся.
 — А я не кузнечик.
 — Не лягушка, — серьезно поправил его Избор. Хазарин усмехнулся, кивнул и закончил:
 — Да и не судят, победителей-то… Зато вы оба плаваете хорошо.
 Он посмотрел на взбаламученную грязь, из которой с утробным хрюканьем вылезали пузыри, потом на истекавших грязью друзей и, усмехнувшись, добавил:
 — Прямо два лебедя белых…
 Гаврила брезгливо чистился, выжимая грязь, откуда можно, а Избор только проверил на месте ли шкатулка. Вытираться он не стал, болото, они и есть болото. Обтерев от грязи ковчежец он, уже не опасаясь неприятностей, открыл его и посмотрел, там ли талисман. Гаврила привычно дернулся, когда крышка поднялась, но Избор уловив его взгляд, сказал.
 — Как нам не плохо, разбойничкам похуже будет…
 — Этим? — Масленников кивнул в сторону еще не успевших погрузиться на дно тел.
 — Нет. Тем, кто впереди нас дожидается.
 — Это еще почему?
 — Либо мы их в пух разнесем, либо остроголовые…
 — Лучше бы остроголовые, — сказал Исин.
 Прихотливо извиваясь из стороны в сторону, плетенка обходила островки камыша. Идти приходилось осторожно. Плетенка виляла как коровий хвост. Каждый раз, щупая дорогу и не находя ее, Избор шепотом ругался. У одного островков Избор остановился.
 Примерно в десятке шагов от них камыши кончались, и сразу же за ними начиналась широкая полоса чистой воды, стиснутая с двух сторон зарослями каких-то кустов, за которыми камыши стояли уже плотной стеной. В самом конце водяной полосы виднелся пологий, заросший кустами берег с несколькими чахлыми березками.
 Волны густого ночного тумана, только что закрывавшие все болото на глазах бледнели. В них появлялось все больше широких просветов, и лес, что только что по краям болота стоял сплошной стеной стал распадаться на отдельные деревья.
 — Уходить надо, сказал Избор, — Быстрее. Солнце взойдет, будем как три таракана на беленой печи.
 — Увидят, — согласился Исин, а Гаврила вдруг хмыкнул.
 — Увидят — обхохочутся… Не знаю как я, а вы оба смешнее скоморохов.
 — Как же, «обхохочешься» — ответил Исин оглянувшись. — Да на вас без слез не взглянешь…
 Он был прав. Грязные и мокрые они выглядели, может быть и страшно, но не грозно.
 — Поплачь, — не отрывая взгляда от островка ответил Избор. — Как раз твоими слезами и умоемся. Похоже, пришли.
 Если разбойники не дураки, подумал Избор, то там, где плетенка выходила на остров должен кто-то сидеть. Ему не потребовалось напоминать об этом друзьям, и вопрос Гаврилы они поняли правильно.
 — Сколько их там?
 — Самое малое — двое…
 — Самое малое — один! — поправил Избора сотник. — Один!
 — Нет. Двое. Вдвоем в кости играть удобнее…
 — Я пойду, — сказал Исин, — мне сегодня везет.
 Но Избор остановил его.
 — Хватит с тебя, а вот я сегодня не додрался.
 — А может быть все вместе?
 Радость победы, легкая как опьянение, гуляла в крови, просилась наружу.
 — Испугаются, гвалт поднимут… — покачал головой воевода. — Нет, я один. Я быстро.
 Не дожидаясь ответа, он не спеша, пошел к островку. Через несколько шагов обернулся.
 — Нужно было с разбойничков что-нибудь из тряпья снять… Что ж не догадался?
 Исин не ответил. Они с Гаврилой смотрели, как воевода спокойно шлепает по болоту, не забывая нащупывать путь перед собой… Недалеко от берега плетенка кончилась и Избор, взмахнув руками, провалился в трясину почти до колен. Отбросив шест, он осторожно выбрался на берег. Ветер донес оттуда чей-то отклик и Избор остановился, а потом стремительно прыгнул в кусты.
 — Вперед! — крикнул Гаврила. — Быстрее!
 И тяжело зашлепал по грязи. Но быстрее не получилось.
 Когда они добрались до берега, там все уже закончилось. Избор спокойно стоял около кустов, из под которых торчали ноги двух разбойников. Чуть поодаль лежал третий
 — Ну? — спросил Гаврила.
 — Бараны, — пренебрежительно ответил Избор, зализывая порезанный палец.
 С мелодичным гудением, словно спрятавшийся где-то рядом музыкант подул в дудку, туман вокруг них закружился, вспучился и опал, обнажив крепкий бревенчатый забор с редкими бойницами. Серое низкое небо, клокастое от туч поднялось, и в образовавшейся пустоте возник мрачный терем. Высокий, в три поверха, с крутой шатровой крышей он, казалось, летел сквозь туман, непрерывно обтекавшей его.
 Терем походил на странную черную птицу, готовую в любой момент оторваться от земли, и, взмахнув забором как крыльями, затеряться в низком сумрачном небе.
 — Мрачное место, — сказал Исин.
 — Место мрачное, зато дела веселые…
 Они шли вдоль стены и разговаривали шепотом. Надеясь на недоступность острова, на товарищей, что теперь лежали на берегу и на крепко запертые ворота разбойники вряд ли держали кого-то на стенах, но все же они держались настороже. Повидав много стран, и узнав многих Богов Избор знал, что у всех у них есть одно правило. Боги покровительствовали и берегли только тех, кто сам проявлял осторожность и предусмотрительность.
 Обойдя ворота, они зашли сбоку. Исин встал спиной к стене и Избор взобрался ему на плечи. Этого хватило, что бы подняться над верхними бревнами. Прямо перед ним вырастал третий поверх терема. Он посмотрел вниз, во двор и удивленно поднял брови. За стеной ветер и утро уже разогнали туман, а во дворе он еще плотно держался и закрывал все, что мог. Избор бросил туда камешек, предусмотрительно захваченный по дороге, но ничего не услышал.
 Подтянувшись, он взобрался на стену. Внизу охнуло, и тут же рядом с ним появилась голова Гаврилы, а еще через мгновение — Исина..
 — Туман, — сказал хазарин. — Не видно ничего…Не ровен час, кому на ногу наступишь…
 — Это пусть они бояться, — ответил Масленников, потирая ладони. — Нам-то чего бояться?
 Избор прислушался.
 — Знал я одного князя, что на ночь вот так во двор медведя выпускал…
 — Медведь на болте? Да он тут он сдох бы уж давно…
 Они соскочили в туман, и не таясь, пошли по двору.
 — Круторог вот тоже с медведем…
 Разбойники оказались хозяйственными. Темные пятна строений виднелись то справа, то слева, но Гаврила вел их прямиком к крыльцу. Дойдя до двух резных столбов, они остановились.
 — И что дальше?
 Он посмотрел на Исина, словно дело было в нем.
 — Может поджечь это все?
 — Зачем? — не понял Гаврила.
 — Ну… Они выскочат, а мы их…
 Избор остановил его, положив руку на плечо.
 — Подожди ты… Пойдем посмотрим как люди живут.
 Избор достал ковчежец. Гаврила тронул его пальцем и напомнил.
 — Что бы все сработало, они должны отобрать его. Отобрать…
 Избор кивнул.




 Глава 39


 Дверь оказалась не запертой и створки тихонько, словно были в сговоре непрошеными гостями, скрипнули, открывая дорогу в терем. В темноте и затхлом воздухе витал запах дыма, настоянный на чем-то съестном. Гости неподвижно стояли, давая глазам привыкнуть к темноте и прислушиваясь. В тишине терема не было ничего угрожающего. До них долетал только скрип дерева, чей-то храп да треск огня в печке. За следующей дверью начиналась большая комната с низким потолком. Во всю ее длину тянулся широкий крепкий стол, на котором вперемежку стояли кувшины и блюда с объедками. Гаврила пробежал взглядом по стенам, что бы понять чего можно ждать от хозяев. Между двух подслеповатых окон висело несколько секир и мечей, когда-то грозных, а теперь выщербленных и давно не точеных. Только это и говорило о том, что тут живут лихие люди, а в остальном все было чинно и мирно. Даже пирогами пахло, как в хорошей корчме.
 Над столом запахи были гуще, но все перебивал запах медовой браги.
 — Хорошо тут пьют, — одобрительно сказал Гаврила.
 — И пьют, и закусывают… — добавил Исин.
 Он сделал два шага к присмотренному блюду с пирогами, но ноги его уткнулись во что-то живое и мягкое. Вспомнив, что только что Избор говорил о медведях, он отскочил назад. У его ног шевелился какой-то комок не то тряпья, не то шерсти.
 Гаврила сообразил быстрее всех. Нагнувшись, он поднял из темноты человека. Похоже, что вчера у того не хватило сил покинуть трапезную, и он заночевал прямо тут. Масленников подставил к столу лавку и усадил на нее нового знакомца. По себе зная, чего сейчас больше всего просит разбойничья душа, поставил рядом кувшин браги. Аромат ее коснулся ноздрей разбойника, он задергался и начал оживать. Не дожидаясь, когда он совсем придет в себя, Избор молча положил перед ним талисман. Разбойничьи пальцы, заскорузлые, в каплях вчерашнего жира, коснулись его, повертели, но тут он увидел кувшин и сразу потерял интерес ко всему остальному. Запрокинув голову назад, похмельный разбойник присосался к кувшину, сливая в себя остатки вчерашней браги. Допив кувшин досуха, он рассеянно уронил его и снова повалился вниз. Несколько мгновений все молчали.
 — Умер? — с надеждой спросил Исин. Гаврила нагнулся, прислушался и отрицательно покачал головой.
 — Спит, собака.
 — Другого давай, — приказал Избор. — Быстрее. Зря время теряем.
 Следующего разбойника они нашли по другую сторону стола. Найденыш кряхтел, зевал, сопел и чесался, всем видом своим показывая, что готов послужить доброму делу. Избор не стал полагаться на случай, а решил действовать наверняка. Взяв со стола пустой кувшин, он бросил его Исину.
 — Там в сенях бочка с водой… Принеси.
 После первого же кувшина воды, вылитого на голову, разбойник пришел в себя. Он долго всматривался в лица окруживших его людей и, наконец, сказал.
 — Не знаю вас. Откуда? Новенькие, что ли?
 — Мы тебе снимся, — спокойно сказал Избор. — Браги хочешь?
 Разбойник задержался с ответом, пытаясь сообразить, что же все-таки происходит, но не сумел. Вчерашний хмель кружил голову, не давая думать. Так и не дождавшись ответа, Избор покачал перед ним талисманом.
 — У меня вот какая штука есть! Только я тебе ее не дам.
 Он покачал перед лицом разбойника золотой безделушкой и положил на стол ближе к нему, чем к себе.
 — У тебя-то такой нет. И не будет никогда.
 Разбойник смотрел на него безо всякого интереса. Ему было томно с перепою и больше всего его сейчас интересовал квас да закуска пожирнее. Избор понял, что так дело не пойдет и подвинул талисман под лучину и он вспыхнул переливами огня в драгоценных камнях.
 — Дай сюда…
 — Не дам. Нельзя, — ответил Избор. — Это же сон…
 Какое-то время разбойник тупо смотрел на них. Потом довольно улыбнулся.
 — Не-е-е-е, во сне все можно…
 Он цапнул золотую безделушку. Исин дернулся, было, по привычке желая пригвоздить эту грязную руку к столу, но вовремя одумался. Надо было еще посмотреть, стоил ли того этот кусок золота.
 — Давай меняться, — предложил в порыве пьяной щедрости разбойник.
 — Я тебе за это вот чего дам!
 Он достал длинный, с локоть, кинжал заморской работы. Трехгранный клинок, тяжелая рукоять с какими-то камушками… Избор даже не взяв его в руки, покачал головой.
 — Нет. Это же сон… А эту вещь дарить нельзя. Ее только украсть или отобрать можно.
 Вид золота привел разбойника в чувство и он быстро сообразил, что нужно делать. Кинжал, только что лежавший перед ним очутился в его руках, острием к горлу Избора.
 — Ну, так я это тово… Отбираю!
 Удерживая Избора подальше от себя, он надел талисман на шею. Избор, безучастно смотревший на все это, раздельно сказал:
 — Ай-яй-яй… Ограбили! — но при этом даже не дернулся.
 Разбойник, широко улыбаясь, встал. Рукой он придерживал приобретение, что бы случайно не соскочило с шеи.
 — Хорошо день начинается!
 Он приветливо кивнул Избору.
 — А ты хороший парень! В следующий раз приснишься, еще чего-нибудь приноси…
 Этот человек и во сне оставался разбойником. Он не просто уходил, а осторожно отодвигался от воеводы. Избор следил за ним, осторожно поворачивая голову, словно боялся спугнуть.
 — Может в следующий раз цесаревну Царьградскую с собой захватить? — спросил он. Разбойник задумался.
 — Не. Не стоит. На нее, я слышал, сам князь Владимир глаз положил. Зачем нам с тобой неприятности?
 — Э, брат, — горько сказал тогда Гаврила, — неприятности они ведь не спрашивают. Приходят когда хотят и все тут… Иногда по одной, а иногда и по трое… Ну что? Все ясно?
 С последними словами он обратился к воеводе и сотнику. Избор кивнул, а Исин пожал плечами.
 — Подождем еще …
 — Чего ждать? Остроголовые нам сегодня не помощники. Все придется самим делать.
 Масленников посмотрел на разбойника и приказал.
 — Поносил и будет с тебя. Давай назад.
 Пока разбойник соображал что ответить, Гаврила, злой оттого, что приходилось терять время, схватил кувшин и ударил его по голове. Кувшин рассыпался черепками, а разбойник канул под стол досматривать настоящие сны. Повернувшись к Исину, Гаврила спросил.
 — Ну и что? Это, что ли Божья кара?
 Исин молчал. Он все еще ждал чего-то значительного, какого-нибудь знамения, но Масленникову и без того все было ясно. Голос его клокотал злобой.
 — Пошли отсюда, пока настоящей драки не случилось.
 — У кого же тогда талисман? — спросил воевода. — И где?
 Гаврила не задумываясь, ответил — он только об этом и думал последнее время.
 — Колдун какой-нибудь нужен. С зеркалом или чем-то таким…
 — Волхва еще поискать придется, — заметил Избор. Он дожевывал попавшийся под руки пирог. Исин не сказал ничего. Он еще ждал чуда.
 Туман во дворе стал реже, но все еще оставался туманом. Уже скоро лучи солнца прожгут в нем первые дыры и превратят в росу, но пока он еще не давал простор для взгляда и плотной занавеской висел между Гаврилой и теремом. Укутав дом, туман не закрывал только третий поверх, второй едва виднелся, а третьего вообще не было видно. Он был словно завален снегом, которому еще только предстояло растаять.
 Гаврила отошел к воротам, примериваясь с чего начать. Из-под ладони он оглядел терем и сказал.
 — Ну, кто не спрятался, я не виноват…
 Сквозь дырку в кулаке он посмотрел на третий поверх. Стараясь не изменить положение руки, быстро откинул голову в бок и ударил по кулаку ладонью. Звук выскочил из кулака и вспугнул галок, что облепили деревья по соседству. Они густым облаком снялись с деревьев и следом за ними, взмахнув кровлей, вверх подскочил весь третий поверх. Казалось, что терем пробила невидимая стрела, и он взмахнув крыльями, стал осыпаться перьями-бревнами. С грохотом, в котором тонули человеческие вопли, бревна скатывались вниз, на землю.
 — Не умеешь строить, так и браться не нужно…
 Гаврила чуть наклонил кулак и ударил еще раз. Звук у него получился уже другой, глухой, словно где-то рядом лопнула бочка, но последствия остались те же.
 В одно мгновение второй поверх превратился в не аккуратное птичье гнездо. Только что ровные стены превратились в переплетение бревен, которые словно растопыренные пальцы торчали из дырявой шапки.
 Гаврила ударил еще раз и все, что там еще висело, превратилось в лавину, рухнувшую на крыльцо.
 — Вот теперь хорошо! — Довольно сказал Гаврила. — Теперь им не до нас будет…
 — Добил бы уж и все остальное, — предложил Исин, завороженный чудом, что творилось у него на глазах. Первые два поверха уже стали похожи на большой муравейник, и только самый низ терема еще оставался похожим на творение человеческих рук.
 — Нет. Я сейчас тут все разнесу, а ты потом скажешь, что, что именно это и был гнев Богов. Пошли отсюда, пока им не до нас.
 Исин поглядел на развалины и с сомнением в голосе спросил.
 — Думаешь, догонять побегут?
 Гаврила пожал плечами, мол, все может быть, но Исин мудро изрек.
 — Нет. Сразу не побегут. Им еще пожар гасить…
 Смешиваясь с остатками тумана, из-под бревен потянулся дымок.
 Исин оказался прав. Они перешли болото спокойно. Никто не бежал следом, не грозил убить или искалечить — у тех, кто остался в живых и мог двигаться, и без того было дел по горло.
 В развалинах все осталось по-прежнему. Только теперь стало светлее и Избор смог разглядеть заросшие мхом камни. Пока Гаврила обиходовал разбойничьих коней он бегло осмотрел все это и спросил Масленникова.
 — Тебя на этом самом месте лет двадцать назад не было? Уж больно, похоже.
 — Теперь волхва искать надо, — вместо ответа сказал он. Его глаза горели недобрым огнем. Избор помедлил и, придавая вес словам, ответил:
 — Тут не всякий волхв поможет. Сильный нужен. Да и захочет ли…
 — Ничего. Заставим, — думая о своем ответил Гаврила. Разбойничьи кони хрипели и дичились — от людей пахло болотом и кровью. Гаврила понюхал себя и добавил.
 — А по дороге, чтобы речка была. Отмыться бы.
 Он покосился на Исина. Хазарин упорно молчал. От самого терема и по сию пору он не сказал ни слова, только хмурился и смотрел на небо. Гаврила и Избор переглянулись. Оба видели, что хазарин до сих пор не верит в случившееся… Избор покачал головой, но промолчал, а Гаврила не сдержался.
 — Не жди. Не прилетят.
 — Но как? — вдруг взревел сотник, наконец-то поверив, что то, чего он так боялся все же произошло.
 — Как? Ведь из рук не выпускали!..
 — Не кипятись. Это будет первое, о чем волхва спросим. Найти бы его только…
 Когда они выехали на дорогу, Гаврила долго вслушивался в тишину, нависшую над лесом, а потом сказал:
 — А ветра-то нет больше.
 В голосе его слышалось удовлетворение. Исину не хотелось лишаться последних иллюзий, и он попытался найти объяснение этому. Сотник подставил щеку, но воздух оставался неподвижен, как вода в пруду.
 — Лес кругом, — сказал он.
 — «Лес», — передразнил его Гаврила, — а вчера тут, что степь была?
 — Ладно, поехали, — сдался хазарин. — Теперь-то куда? Где тут колдуны?
 Он оглянулся, выбирая дорогу. Лес кругом стоял матерый, плотной коричнево-зеленой стеной отгораживая их от мира. Тут даже в воздухе не было намека на жилье — ни звуков, ни запахов. Только дорога стелилась у ног, приглашая промчаться по себе.
 — Люди скажут. Село надо найти.
 — А село где?
 — Это думать надо.
 Дорога перед ними тянулась в оба конца, и на любом из них жили люди. Стоя тут, трудновато было сказать, на каком из концов живут те люди, которые все знают про колдунов. Нужно было выбирать, и хазарин решил показать, как это делается. Он плюнул на ладонь, и не глядя, ребром другой ладони, ударил по лужице слюны. Капля, длинная как сам плевок соскользнула с ладони в воздух, и отлетела вправо. Зацепившись за ветку, она повисла, и качалась там, блестя на солнце.
 — Туда, — сказал Исин. — Поехали…
 — Ты за своей соплей сам поезжай, — ответил Гаврила. — А нам в другую сторону.
 Исин не то что бы обиделся, но спросил.
 — Это почему в другую? Ближе там что ли?
 — Ближе.
 — Откуда знаешь?
 — Ближе к тому месту, где талисман потеряли.
 Конечно, никто из них не мог толком сказать, как будет лучше, но здравый смысл подсказывал Гавриле, что нужно ехать назад: и дорога была знакомой, и люди там имелись, и так действительно было ближе к похитителям.




 Глава 40


 Они ехали не быстро, внимательно выглядывая следы людей. То, что они искали, изредка попадалось им на глаза — то разбитый кувшин, то сваленные топором деревья, то коровий череп, невесть как оказавшийся на ветке.
 — Скоро, — говорил в этих случаях Гаврила, но слово так и оставалось обещанием и через час они никого не встретили. Злость, что плескалась у каждого в душе, постепенно утихомиривалась. Теперь, когда почти все было ясно, она тяжким камнем лежала в сердцах дожидаясь своего часа. Они не разговаривали — неочем было говорить, и молча поглощали поприще за поприщем.
 Два часа спустя, когда к донимавшей их жаре прибавился голод, они остановились на берегу реки. Река тут текла медленно и образовала заводь, заросшую кувшинками. Пустив коней пощипать траву, они расположились в тени глядя на прохладную воду реки. По молчаливому уговору никто не говорил о пропаже — они не хотели тратить свою злобу на ругань, а разговоры делу не помочь никак не могли. Они просто сидели, привалившись, каждый к своему дереву, и давали отдых отяжелевшим мускулам.
 В заводи то тут, то там плескалась рыба, гоняя поводе кружки волн.
 — Вода-то с гор течет, — сказал Избор, — холодненькая, небось… Чистая да свежая…
 Он понюхал рукав и покривился. Гаврила в задумчивости побурчал в ответ что-то неопределенное. Тогда воевода развязал мешок, достал хлеб и мясо. Глаза его при этом не отрывались от воды. Бросив еду на траву, он решительно стащил с себя куртку, а следом за ней и всю остальную одежду.
 — Пойду окунусь, — сказал он решительно. — Грязь смою.
 Гаврила словно только и ждал этого приглашения, стал снимать с себя все. Оставшись нагишом, он хлопнул в ладоши и побежал к реке.
 Избор приотстал. У самого берега Масленников оглянулся, торжествуя, но воевода сильно оттолкнувшись перелетел через него и с плеском упал в воду. Вверх полетели брызги. Гаврила прыгнул следом, и по воде заходили здоровенные волны.
 Вода обожгла их бодрящим холодком, освежила головы. Избор попытался нащупать ногами дно, но безуспешно, тогда захватив побольше воздуха, нырнул вниз. Вода упруго разошлась в стороны, и с каждым гребком он уходил в нее все глубже и глубже. Светлый, пронизанный солнцем слой воды остался наверху, а тут плавала зеленоватая муть и какие-то неясные тени. Что-то двигалось вокруг него — то ли это было на самом деле, то ли это казалось ему… Он шевельнул ногами, пытаясь уйти в глубину, но голову сдавило словно обручем и он так и не добравшись до дна, перевернулся и поплыл назад. На поверхности его встретило буйство красок летнего дня. Отдышавшись, подплыл к лежащему на спине Гавриле.
 — Зачем нырял? — спросил тот. — Потерял чего?
 — Русалок искал.
 — Зачем? Исину хочешь приятное сделать?
 Они посмотрели на хазарина, что одиноко маялся около дерева.
 — Людей нет. А русалок можно было бы о колдунах расспросить…
 — Их-то? — с сомнением переспросил Гаврила.
 — А кого еще? Реки-то везде текут.
 Гаврила перевернулся, нырнул, словно и сам захотел найти русалок, но, недолго пробыв под водой, вынырнул у самого берега, предложил:
 — Покричим, может? Вдруг откликнуться?
 — Место хорошее, — задумчиво произнес Избор. — Глубоко, камыши… Только давай-ка к берегу поближе. А то не ровен час, утопят нас по своей бабьей глупости…
 Они выбрались на мелководье. Берег по-прежнему был пуст, только трещал где-то рядом кустами Исин.
 — Что он там? — начал Гаврила.
 Но договорить ничего не успел. Две стрелы с тупыми наконечниками почти одновременно ударили их по затылкам и они, лишенные сознания, повалились в воду.
 Возвращение в мир началось для них одинаково — с тупой головной боли. Там что-то так свербело, словно громадный червь пытался прогрызть кость и выбраться из головы. Каждый из них сделал, точнее попытался сделать, одно и тоже движение — дотронуться рукой до затылка и помочь бедному животному вылезти из головы, но это не удалось сделать ни тому не другому. Головы и затылки их были на месте, но вот дотянуться до них они не могли.
 Это было второе их общее ощущение — руки, ноги, и вообще все они целиком были привязаны толстыми веревками к деревьям. Веревки опутывали их так плотно, что они не могли шевельнуть ни чем из того, что раньше шевелилось. Спасибо еще, что головы остались не привязанными. Гаврила потряс своей и повернулся к у Исину. Тот занимался тем же самым, то есть тряс головой и смотрел по сторонам.
 — Мы живы? — спросил он Избора без удивления, больше для того чтобы показать что он жив.
 — Пока да.
 Голос, услышанный ими, нельзя было назвать ни любезным, ни гостеприимным. Человек, что сказал это сидел, прислонясь спиной к дереву, и безо всякого интереса, но и без всякой неприязни смотрел на них.
 — Кто это? — спросил Исин у Гаврилы. — Не знаешь?
 Гаврила прищурился, стараясь рассмотреть говорившего сквозь разноцветные кольца, мелькавшие у него в глазах.
 — Не знаю… — наконец сказал он. — Первый раз вижу…
 — Врешь, второй… Второй, но последний, — поправил его незнакомец. Забавляясь их удивлением, он неожиданно весело добавил. — Не поняли еще что ли? Я вам снюсь.
 Только после этого Избор узнал разбойника, с которым разговаривал несколько часов назад.
 — Поговорим сейчас с вами, помучаем малость и зарежем.
 Друзья переглянулись, ни в малейшей степени не восприняв этой угрозы всерьез.
 — Что же это вы сразу резать нас собрались не разобравшись? Не расспросив ни о чем… А может мой друг с вами в загадки сыграл?
 Гаврила не скрываясь, напряг мускулы, пытаясь разорвать веревку. Та впились в тело, что-то затрещало — не то кости, не то дерево, но наверняка не веревка, эта держала крепко.
 — Как это не разобравшись? — обиделся человек. — Знаем мы вас…
 — Ничего вы не знаете… А у нас даже один княжеский зять есть.
 Исин тоже не терял зря времени, пытаясь освободиться. Человек как-то неуважительно посмотрел на него.
 — Зря стараешься. Дерево крепкое, не сломается, а веревка и того крепче. В мертвой воде вымочена, да и заговорена вдобавок.
 Хазарин его конечно не послушался и напрягся так, что жилы у него ни лбу вздулись, а шея побурела от прилившей к ней крови.
 Подошел другой разбойник и с интересом стал смотреть за поединком между Исином и заговоренной веревкой.
 — Не тужься. Жила лопнет, — пожалел он сотника. — Помрешь еще раньше положенного. И тебе плохо и нам никакого удовольствия.
 А второй подтвердил.
 — Не торопись. Успеешь еще, намучаешься. Швед вам легко умереть не даст.
 Избор поглядел на Гаврилу, пожал плечами, а Гаврила кивнул в ответ. Если для воеводы это имя ничего не значило, то он его уже слышал вчера ночью.
 — Как же так? Он же помер, — промолвил Исин, вспомнив вчерашнюю ночь. — Я же его….
 — Помер… — явно забавляясь его недоумением повторил разбойник.
 — Это ты его с кем-то перепутал. Если б всякий дурак с мечом мог бы нашему атаману вред причинять, то от него давно и портков бы не осталось… Не убил ты его в прошлый раз, покалечил только. Вот он с тобой за это и поквитается.
 Исин поежился.
 — Он мне за это спасибо сказать должен, за то, что жив остался.
 — Он это и собирается сделать. По-своему, конечно.
 — Подожди-ка, — сказал тогда Избор. — Ты говоришь «второй раз», а я тебя что-то не помню…
 Разбойник поднялся и уже по-настоящему зло сказал:
 — Когда вы наш терем зорили, вам, понятно, не до того было, чтоб нас рассматривать, ну, а я вас хорошо рассмотрел.
 — Рассмотрел и выследил, — сказал Исин. Разбойник отрицательно качнул головой.
 — Нет. Нам не до этого было. Хорошо еще, что нашлись добрые люди, подсказали, где вас искать…
 Он не стал объяснять, что и как, да и никто из привязанных и не нуждался в объяснениях. Все было понятно и так.
 «Остроголовые», — подумал Избор. — «Только зачем это им? Неужели талисман все-таки настоящий?»
 От этой мысли его прохватил озноб и он вздрогнул. Деревья, к которым привязали пленников, стояли рядом друг с другом, но одно было чуть поближе к берегу, а два других — чуть подальше от него. Избор как ни старался, как ни вертел головой, так и не смог рассмотреть что творилось на берегу.
 — Эй, Исин, глянь-ка, чем они там занимаются. Мне не видно.
 Исин изогнулся как мог, и заглянул за дерево.
 — Костер жгут.
 — Это я и сам чувствую, — заметил Гаврила. — Дым все-таки. Что там еще?
 — Люди сидят.
 — Много?
 — Четверых вижу.
 — Просто сидят?
 — Разговаривают. Похоже, ждут кого-то.
 Исин замолчал, вытягивая шею стремясь разглядеть как можно больше. Гаврила не мешал ему своими вопросами, тем временем сам, безуспешно стараясь разорвать веревку. Приходя в себя в очередной раз после предпринятых усилий, он услышал, как хазарин сказал:
 — Похоже, что нам будет очень плохо.
 — Что ты там еще углядел?
 — Там в костре у них…
 — Что?
 — Щипчики разные греются. Я у князя в пыточной такие видел…
 Новость была очень неприятная.
 Наверное, самая неприятная из тех, что ему удалось услышать за сегодняшний день. Избор с трудом сглотнул образовавшийся в горле комок. Нужно было что-то сказать.
 — Ты я смотрю вовсе этому не рад, — сказал он не найдя ничего более подходящего к случаю.
 — Я бы и радовался, если б было чему, — ответил Исин с трудом оторвав взгляд от костра. — Вообще то я человек жизнерадостный… О! Засуетились чего-то…
 Над тихим берегом разнеслись крики:
 — Атаман! Атаман!
 От этих голосов у Избора тоскливо засосало под ложечкой. Это не было страхом, это было какое-то совершенно особенное чувство безысходности. Тек же, верно, чувствуют себя лягушки той не парализованной частью своего сознания, которой они оценивали приближение к себе заворожившей ее змеи.
 — Надо было за соплей ехать, — сказал вдруг Гаврила. — Хорошая у сотника сопля была. Длинная. И чего это мы хазарина не послушались?
 За спинами послышался скрип песка. Скосив глаза, Исин увидел, как подобрался единственный видимый ему разбойник. Подходил кто-то серьезный.
 — Обобрали?
 Голос был резкий, требовательный. И принадлежать он мог только человеку привыкшему повелевать и держать эту вольницу в повиновении.
 — Осмотрели, — откликнулся кто-то. — Они беднее мышей. Там и брать-то нечего.
 — У них один кошель на троих, да и в том нет почти ничего… — добавил другой голос. — Прожились в дороге …
 — Шкатулка где? Нашли?
 — Нашли.
 — Покажи! — потребовал Швед. Этот тон не понравилось тому, к кому обращался Швед и с непонятной побратимам издевкой, почти со смехом тот ответил:
 — Держи, посмотри сам.
 Они услышали, как Швед тяжело вздохнул, а потом перехваченным гневом голосом спросил кого-то:
 — Ах ты, сволочь! Шутить вздумал?
 И вслед за этим послышался звук удара, стон и плеск воды.
 Голосов за их спиной больше не было, слышно было только, как напряженно дышат люди.
 — Все поняли? — спросил Швед.
 Никто не ответил. Наконец до побратимов донесся слабый стон жалкое хлюпанье, словно кто-то маленький и слабый плескался в мелкой воде и не мог вылезти на берег. Ничто более не нарушало тяжелого молчания.
 — Ну, дурак он, — сказал, наконец, что-то, верно, самый отчаянный. — Шутить не умеет…
 — Я тоже не умею шутить, — сказал Швед нормальным голосом. — Добейте его и бросьте рыбам.
 Может быть, разбойники и не любили Шведа как отца родного, но слушались его ничуть не меньше. Тотчас послышался стон, слабый вскрик, что-то вроде «в носу поковыряй» и мощный всплеск — беднягу посмевшего так неумно пошутить бросили в реку.
 Скрип подошв по песку сменился шелестом раздвигающейся травы, и Швед появился перед ними.




 Глава 41


 Исин посмотрел на него и улыбнулся. Не мог не улыбнуться. Теперь ему стала понятна шутка свежеиспеченного покойника. У Шведа не было рук! Ни одной!
 И даже в носу ему поковырять было нечем. Сотник улыбался и улыбался, вполне понимая, что вряд ли Швед отпустит живыми и невредимыми людей, виновных в его теперешнем состоянии. Хазарин оглядел разбойника со всех сторон и остался доволен своим ударом. У Шведа не было не только рук, у него не было и плечей! Своей странной фигурой он походил странную скособоченную, сужающуюся кверху башню и хазарин понял, что терять ему нечего. Живыми их отсюда не выпустят.
 «Как он выжил после этого?» — подумал Исин, заслоняя улыбкой волну гадливого ужаса, что поднялась в нем при виде уродливого обрубка.
 — Что смеешься? — спросил Швед, в ответ на его улыбку. Руки и ноги у Исина были связанны, но язык-то свободен!
 И он постарался ударить словом, того, кого не мог ударить ни рукой, ни ногой.
 — Да вот смотрю на тебя и радуюсь, что не похож на тебя.
 — А я думал, что зубами хвалишься. Улыбайся, пока они есть.
 Швед не стал притворяться и играть и пленниками в кошки-мышки. Он подпрыгнул и попытался ногой ударить сотника в лицо. Клок волос, свисавший с макушки, словно язык огня соскользнул с шеи на грудь и качнулся в сторону. Хазарин не успел отклониться, но даже если б и успел, то это ничего не изменило бы. Так и так Швед промахнулся. Понятно, что если человек всю жизнь работал руками, а потом эти руки потерял, то управляться одними ногами ему будет трудновато. Промахнулся он совсем немного — на ширину ладони, и вместо Исиновой щеки его нога ударила в ствол дерева. Разбойник зашипел от боли, как жир на сковородке, но потом, когда у него прорезался голос, длинно выругался, прикладывая ругательства другу к другу плотно, словно бревна в стене. Это была ругань отчаянного, но беспомощного человека. Он возился на земле, похожий на большого жука, скребя ее ногами, пытался встать, но не мог.
 Никто из стоявших чуть поодаль разбойников не решился помочь атаману, до тех пор, пока он не прокричал:
 — Да помогите же мне!
 Тут уж на помощь бросились все. Они столпились вокруг него, начали поднимать, отряхивать, а он вырвавшись из их услужливых рук, заорал забывшись:
 — Клещи мне!
 Клещи, темню-вишневые от жара тут же притащили к деревьям. Несший их разбойник обжегся и уронил их в траву. Швед бросился к ним, но на пол дороге понял, что бежать туда незачем — у него не было того, чем он мог бы их поднять.
 Осознав это, он остановился, и размеренно задышал, успокаивая себя.
 А Исин смеялся. Смеялись и Гаврила с Избором. Под их смех Швед успокоился и взял себя в руки и даже посмеялся вместе с ними.
 — Конечно, я не могу сделать с вами то, что хотел. Ты об этом позаботился.
 Он кивнул Исину почти добродушно.
 — Но я еще могу насладиться вашими страданиями, которые вы испытаете по моему приказу. Об этом я тоже позаботился.
 Если б они промолчали, то Швед расценил бы это молчание как трусость.
 — Что ты хочешь сделать? — спросил Избор.
 — С тобой? Еще не решил, а вот с твоим приятелем… — Швед тихо засмеялся. — С твоим приятелем мне все ясно. Для начала я сделаю с ним то, что он сделал со мной — отрублю ему руки.
 — Нет, — холодно возразил ему Гаврила. — Ты не сделаешь этого.
 — Почему? — удивился нахальству Масленникова разбойник.
 — Что бы отрубить его руки тебе придется отвязать их, а если ты сделаешь это, то он доделает сегодня то, что не успел сделать вчера ночью.
 Уголки рта Шведа поползли вниз, то ли от гнева, то ли от удивления.
 — То, что ты говоришь, нуждается в доказательствах.
 — Развяжи мне руки, — усмехнулся сотник — и я предоставлю тебе их! Или, может тебе мало того, что я с тобой сделал? Так у тебя еще две ноги есть.
 Они сверлили друг друга взглядами тяжелыми как могильные камни.
 — А что же? — вдруг подобрел Швед. — Спиридон! Тащи сюда свою штуковину! Уважим прохожего!
 Послышался шум удаляющихся шагов, потом они вернулись, и к Шведу подошел разбойник с кувалдой в руках. Это была обычная деревянная чушка на деревянной же рукояти. Не клевец, с хищным стальным клювом на конце, которым можно было пробить любой панцирь и не боевой метательный молот.
 — Хороша штуковина! — улыбнулся Спиридон. — Удобная. Надо только в лоб попасть. Раз, и готов покойник.
 — Мне они в живом виде нужны! — грозно осадил его Швед. — В полсилы бей, что бы все, так же как и на берегу получилось.
 — Так там тупой стрелой… — попытался возразить разбойник. — Это же по-другому.
 — Ты уж постарайся, — зловеще ласково ответил атаман. — У меня сегодня настроение троих потерзать. Так что если одного убьешь, сам на его место станешь.
 Разбойник побледнел и Швед, видя, что произвел нужное впечатление, добавил.
 — Что бы жив остался!
 Спиридон развел руками всем видом своим говоря, что постарается.
 — Я ничего… Мне приноровиться только…
 Он отошел на несколько шагов, взмахнул кувалдой. Приноравливался он долго. Было видно, что все это доставляет ему удовольствие.
 — Стой смирно! — прикрикнул он на Гаврилу. — А то не ровен час в глаз заеду. Что без глаза делать будешь?
 Положение пленников было более чем отчаянным. Понимая, что времени предпринять что-нибудь им отпущено очень мало — ровно столько, сколько это нужно Спиридону для того что бы взмахнуть рукой они снова начали рвать веревку. Сейчас в них говорил не разум или хитрость, а отчаяние. Видя перед собой смерть, они предпочли не покориться ей, а драться до самого конца.
 Занятые спасением своих жизней они не прислушивались к тому, что происходило вокруг них. Они не ждали помощи, но разбойники, для которых осторожность стала второй натурой, чутко вслушивались в лесные шорохи. Их всегда интересовало, что твориться вокруг них, ибо каждый шорох мог быть знакам погони или засады. Тот шорох, который шел по лесу не услышал разве, что глухой…
 Не смотря на то, что Спиридон был тут единственным, кто занимался делом (остальные стояли и спорили — попадет или не попадет) он услыхал его первым. Он опустил молот, правильно рассчитав, что раз люди привязаны к деревьям, то они не убегут, а вот то, что трещит позади него может оказаться большой неприятностью.
 — Что ты? — спросил Швед. — Уснул?
 — Гремит, — ответил Спиридон кивая на чащу у них за спиной. Все, кто стояли вокруг деревьев повернули головы на звук. Шум походил на треск сухостоя под чьими-то ногами или на треск горящего хвороста.
 — Там лошади! — сказал кто-то из разбойников, и в этот момент животные сами напомнили о себе истошным ржанием. Похоже, что им было плохо. Из-за стены деревьев высоко поднимавшихся вокруг послышался чей-то рев, и следом — возносящееся в небо лошадиное ржание. Лошадь — это отчетливо слышали все стоявшие рядом — голосила откуда-то сверху, словно заплутала в верхушках подходивших к реке елей и оттуда взывала о помощи.
 — Туда! — скомандовал Швед. — Кто-то угоняет наших лошадей!
 Но разбойники не успели сделать ни шагу. Вновь послышался рев, и на их глазах над вершинами деревьев взлетела лошадь. Описав крутую дугу, она шлепнулась в самую гущу ошеломленных людей, и заколотила ногами по воздуху. Удивление, поразившее разбойников, было настолько сильным, что ни один из них не тронулся с места. Задрав головы, они смотрели вверх, предчувствуя, что там вот-вот появится что-то страшное, то, что смогло перебросить десятипудовую тушу через верхушки деревьев. Лошадь тем временем продолжала колотить ногами по воздуху. Один из этих ударов подбросил Шведа в воздух и припечатал к дереву. Он потерял сознание и не увидел, как раздвинулись вверху еловые лапы и оттуда глянули на них маленькие злые глаза, расположенные на морде величиной с хороший сундук. Распахнулась пасть усеянная длинными кривыми зубами и язык, розовый, словно ветчина облизал их, счищая кровь и куски лошадиного мяса. Маленькие ручки играючи отломили верхушку сосны и на берег на трехпалых куриных лапах вышло омерзительное чудовище. Не обращая внимания на людей, оно задрало морду вверх и завыло истошно и мерзко. Позади него трещали деревья — следом тащился черный хвост длинной шагов в тридцать.
 Зверь широко зевнул и стремительно, словно курица к зерну наклонился к лошадиной туше. Раздался сочный хруст, кровь брызнула во все стороны и разбойники до этого мгновения стоявшие парализованные ужасом бросились в рассыпную. Каждый думал о себе и спасал сам себя. Через мгновение там стало пусто. На 6epeгy остался только зверь, растерзанная лошадиная туша, тело Шведа и привязанные к деревьям пленники.
 Для такого маленького участка земли действующих лиц было более чем достаточно, но Судьбе было угодно добавить к ним еще одно.
 С неба, куда задрав голову, глядел зверь, тихо, словно осенний лист спускался пестрый ковер.
 С виду он был жестким и плоским, как доска. По всей его поверхности шел пестрый и замысловатый узор.
 Вывернув шеи, все трое пленников смотрел на него, гадая, что же сейчас произойдет, и тут неожиданно засмеялся Исин. Он смеялся весело и даже пытался от чувств притопывать ногой. Избор на мгновение отвлекся.
 — Что?
 — А говорили подделка, подделка… Что я вам говорил? Прилетел кто-то все-таки за нами, а вы не верили…
 Около ног зверя ковер завис на мгновение и легко опустился на землю. Человек сидевший на нем с каким-то домашним кряхтением поднялся и сошел на траву. Увидев, кто прилетел, Избор рассмеялся. Чего больше было в его смехе — радости или злобы сказать смог бы только Боги.
 — Ба! Старый знакомый! — сказал воевода, сильно обрадованный стремительностью перемен вокруг себя. Исин, продолжавший смеяться и рваться из веревок, словно муха из паутины не обратил на старика никакого внимания. Узнав колдуна Мурю, он понял, что ничего хорошего им ждать не приходится. Не прошло и минуты, как Избор понял, насколько хазарин был прав рассчитывая только на свои силы. Спустившийся о неба человек и сам обратил на них внимания не больше, чем на огромное чудовище, переступавшее у него за спиной с ноги на ногу.
 А на него он не обратил ну совершенно никакого внимания.
 Держа в руках узкогорлый сосуд, он обошел зверя, подошел к торчащим из кустов ногам Шведа. То, что он увидел в кустах, удивило его куда как больше, чем се остальное вместе взятое, что стояло на поляне. Старик радостно-удивленно присвистнул.
 — Ты смотри, куда добрался… Говорил я ему, что воровство до добра не доведет, — довольным голосом сказал старик — Так оно и вышло….
 Он покачал головой и только тут повернулся к пленникам. Глядя на Гаврилу, сообщил ему.
 — Я ведь этого рыжего знаю. Из моих богатырей, младшенький…
 — Ну? — на всякий случай сказал Гаврила. Он то не знал ни того, ни другого.
 — Шустрый был — угомону на него нет.
 Посмотрев на Гаврилу и не узнав его, он подошел к Избору.
 — Живой он там? — поинтересовался Исин.
 — Живой, наверное. Что ему сделается? На нем теперь все как на собаке… Как вы моих богатырей отпустили, этот не сразу ушел. В избушку забрался. Пол ведра мертвой воды выпил, да еще с собой унес.
 Старец ловко пнул разбойника ногой, но оттого, что лошадь немного раньше сделала это более основательно, тот даже не пошевелился. Тогда Муря потерял к нему всякий интерес и снова повернулся лицом к пленникам.
 — Эй! Развяжи, благодетель! — попросил Гаврила на всякий случай. — Помоги добрым людям!
 Эти слова то ли пробудили в колдуне любопытство, то ли совесть зашевелилась в его душе, но он подошел к ним поближе.
 — А что нужно-то?
 Ни у Гаврилы, ни у Избора и даже ни у развеселившегося не к стати хазарина и в мыслях не было, что в этом положении можно было просить о чем-то еще кроме освобождения, но у колдуна было иное мнение.
 — Развязаться бы, — предложил Избор.
 Колдун задумался, потрогал себя за щеку и ответил:
 — Развяжу, но не сейчас. Всему свое время. А то тебя развяжешь, а ты начнешь руками махать.
 — А чего тянуть-то? — спросил Гаврила, кровожадно поглядывая в сторону ног, торчавших из кустов. — Раз, и делу конец!
 — Это вашему делу конец, а моему только начало…
 Пленники его не поняли, а они не старался быть понятным. Он был хозяином положения, и каждый на этом берегу понимал это.




 Глава 42


 — Чего вы тут? — спросил колдун, не спеша выполнять свое обещание.
 — Да вот занесло как-то, — неопределенно ответил Исин. — А потом вот разбойники…
 — Это я вижу. Голых взяли.
 Он поддел ногой одежду и мерзко хихикнул.
 — Чем вы тут только занимались?
 — Чем еще можно в реке заниматься? — сделал вид, что не понял его Избор. — Мылись, конечно. А тут этих принесло.
 — Тоже, наверное, душа чистоты захотела? — предположил колдун, оглядываясь по сторонам. Он откровенно любопытствовал, и это никому тут не нравилось.
 — Да кто их поймет, разбойников-то? У них душа черная…
 Муря покивал, соглашаясь с Избором, и спросил неожиданно для него:
 — Талисман-то они у вас отобрали? Где он?
 Потому как он это спросил, Гаврила понял, что колдуну еще не известны все подробности их приключений.
 Сколько же их развелось, охотников до чужого добра, закипая гневом подумал Исин. В голове же Избора мелькнула другая мысль — «Этот то на чьей стороне?»
 Мысли эти мелькнули, и пропали не став заслоном на пути разговора.
 — Ты, вообще-то о чем? — на всякий случай, стараясь выиграть время, переспросил Избор.
 Муря не стал хитрить.
 — О шкатулке вашей, что прошлый раз мне показывали.
 Избор как мог честно смотрел на него, словно ничего не понимал и тогда колдун посмотрел на Исина.
 — О «Паучьей лапке»…
 — Талисман! Талисман! — проворчал Гаврила, понимая, что разговор неизбежен. — Всем «Паучью лапку» подавай! Тебе-то она зачем понадобилась?
 — Для хорошего дела, — скромно ответил маг. — Так, где она?
 — Развяжи веревки — вместе поищем! — предложил Масленников. Муря подергал себя за бороду и неопределенно пожал плечами. Что-то в Гавриловом лице заставило колдуна усомниться в искренности богатыря.
 — Ладно, чего вас беспокоить. Сам найду.
 Он отошел от деревьев поближе к зверю, поставил в траву перед собой бутыль и щелкнул пальцами. Зверь заорал, будто его резали, раздался громкий треск, запахло тухлыми яйцами и он скрутившись в тугой черный жгут, исчез в бутылке. Муря закупорил ее, поднял, встряхнул и сунув куда-то под полу пошел к мешкам и одежде пленников. Гаврила перестал его видеть.
 — Что он там? — спросил он. Исин изогнув шею, словно лебедь посмотрел на колдуна.
 — В мешках роется!
 Оттуда доносились звяканье, шорох разворачиваемой материи. Длилось это довольно долго.
 — Много нарыл? — не выдержав молчания, спросил воевода.
 — Пока только твою флягу. Не понравилось. Положил назад…
 Он повернулся к Избору.
 — Tы знаешь, я рад, что талисмана с нами нет.
 — Какая разница? Что этот унес бы, что другой …
 — Ладно. Разговорился. Смотри лучше.
 Но смотреть было уже не на что или почти не на что. Муря сам подходил к ним, и на лице его было написано неудовольствие.
 — Так, где же талисман? — спросил он мирно и мягко.
 — В мешке шкатулка была, — честно глядя ему в глаза сказал Исин. — В моем.
 — Где она была я и сам знаю, — отозвался колдун. — Сейчас-то она где?
 Он посмотрел на них внимательно, с легкой строгостью во взоре. Взгляд его оставлял ощущение муравья ползающего по коже.
 — А зачем она тебе? — спросил Избор, когда «муравей» начал забираться в такие места, что лучше бы и не надо.
 — Виды у меня на него, — неопределенно сказал колдун. — Надоело одному в лесу, к людям хочется, на теплое место, а тут как раз случай…
 Он замолчал, словно не решался сказать сокровенное.
 — На состязания меня тут пригласили.
 — Уж не в Журавлевское ли княжество? — не в силах сдержаться спросил Избор. Волхв кивнул и Исин посочувствовал.
 — Не у одного тебя на нее виды. У разбойников вот тоже. Да и кроме них разные есть еще. Всем, понимаешь, наш талисман понадобился…
 Колдун не оценил ядовитого тона сотника.
 — Так берегли бы его, — назидательно сказал он. — Такие вещи пуще глаза беречь следует.
 — Ты теперь разбойников поучи, как талисманы беречь нужно, — огрызнулся Исин. — Развяжи!
 — Развяжу.
 Медленно, внимательно глядя под ноги, словно надеясь найти шкатулку в траве, Муря начал бродить по поляне.
 — Не уйдет? — шепотом спросил Исин Гаврилу.
 — А что? Не хочется?
 — Нет, — сказал тот. — Пусть сначала развяжет, а потом уж идет куда хочет. Разбойнички-то могут вернуться.
 — Конечно, вернуться, — согласился Гаврила. — Хорошо бы улететь вместе с ним. Или хотя бы поговорить по душам.
 — Поговорить?
 Гаврила кивнул.
 — Мы же колдуна искали, а он вот сам нас нашел. Да и знакомый, вроде…
 — Эй! — окликнул он Мурю. Старик обернулся, вопросительно подняв брови. Двинув головой в сторону деревьев, Гаврила сказал:
 — Там за елками разбойники коней оставляли. Погляди-ка там.
 Старик кивнул и ушел в елки. Вернулся он оттуда быстрее, чем они ожидали. Сердце Избора забилось сильнее. Руки старика вертели заветный ковчежец. Каждый из них услышал знакомый щелчок, и на берегу стало чуть-чуть светлее. Не стесняясь привязанных к деревьям зрителей, колдун повесил талисман на ветку перед собой, затряс руками и забормотал заклинания.
 Он принимался за это несколько раз и каждая следующая попытка делала его все более мрачным.
 Попробовав в последний раз Муря устало сел на песок. Талисман качался у него не указательном пальце. Исин тихонько взвыл, прощаясь с последними надеждами.
 — Подделка, — сообщил колдун. — Просто золота кусок ….
 — Опоздал ты, — сочувственно сказал Избор. — Чуть бы пораньше…
 — Да, — рассеянно сказал Муря, — с утра у меня день не задался. Халат любимый куда-то подевался, найти не могу. Кто-то зеркало разбил.
 Он посмотрел на них внимательно и испытующе, выискивая обман за простодушными улыбками, но они выдержали испытание.
 — Придется вам теперь похитителей искать, — сказал он, наконец. — Помочь вам, что ли?
 Это звучало не как вопрос, а как предложение.
 — Помоги, коль замараться не боишься. Мы на твоем ковре…
 Колдун пренебрежительно махнул рукой и Масленников сразу понял, что ковром своим Муря делиться ни с кем не собирался.
 — Где настоящий-то искать будете? Отдали кому?
 — Кабы знать, — мрачно ответил за всех Гаврила. — Утащили….
 — Кто?
 — Кабы знать, — повторил Гаврила.
 Муря посмотрел на него с жалостью, потряс головой, словно удивлялся тому, что тут творилось и утешил его.
 — Узнать-то можно… Сейчас поглядим.
 Колдун со вздохом поднялся и пошел к ковру, но теперь даже Исин не подумал, что колдун хочет удрать.
 — Сейчас кадку принесет, — сказал Исин. — Воды туда выльет, потом нужные слова скажет и все. Все просто.
 — А сам чего тогда, если просто, ничего нам не показываешь? — угрюмо спросил Избор.
 Исин подергался на всякий случай. Веревка по-прежнему держала крепко, лишний раз говоря о том, что настоящий талисман утерян и колдовство, что делало веревку стократ прочней, все еще действует.
 — Руки связаны, а то бы я показал…
 Муря вернулся, неся в руках плоский сверток. Не объясняя, что к чему, он развернул его и достал небольшое блюдо.
 — Сейчас поглядим, кто это вас облапошил… Подозрения то есть?
 Гаврила кивнул и спросил для полной уверенности.
 — Это у тебя что?
 — Спрыг-блюд. Все чего нужно покажет.
 Он любовно рукавом протер поверхность.
 — Ручная работа. Двести лет делал…
 — Покажи-ка нам позавчерашний день, ближе к полудню.
 Сперва они не увидели ничего. Потом по блюду пробежала рябь, и оно обрело глубину, став окном в какой-то другой мир.
 Он увидел себя самого, разговаривающего с Гаврилой, и увидел, как за их спинами поднялся из травы песиголовец. Несколько мгновений он сидел на земле и тряс головой, а потом, придя в себя, огляделся и даже не попытавшись найти оружие, цапнул мешок с талисманом и рванулся к тропинке. Из блюда донесся крик Гаврилы. Потом там появился опять он сам и стал пускать стрелы…
 — За кусты, — приказал Избор. Невидимый глаз, что подсматривал за ними, послушно пролетел сквозь заросли боярышника и показал спину убегающего врага. Песиголовец успел сделать пять длинных прыжков, как вдруг голова его мотнулась назад, словно по ней ударили кувалдой, и из нее, цветом, выросла стрела. Потому как дернулась голова у песиголовца, Избор уже понял, откуда прилетела стрела и, понимая, что стрелок сейчас вылезет, крикнул:
 — Вот он! Глядите, в кустах!
 Из кустов вылез встреченный ими старичок и мелко перебирая ногами подбежал к еще дергавшемуся на земле врагу. Он не побоялся вырвать у песиголовца из рук ковчежец, и на глазах у людей вынув талисман, сунул туда подделку.
 — Кто же его, гада, отвязал-то? — вдруг спросил Муря. Он был удивлен никак не меньше других. — Я ведь его так удачно к дереву пристроил…
 — Мы и отвязали, — скрипнул зубами Гаврила. — Верно все-таки народ говорит — добра не сделаешь и зла не получишь.
 — Дураки, — с чувством сказал Муря. — Какие же вы дураки! Лезете без понятия куда не нужно… Так вам дуракам и полагается.
 Его голос привел Избора в чувство.
 — Значит все-таки старичок… — скрипнув зубами, сказал он. — Старикашечка…
 Исин наклонился над блюдом, и искательно заглядывая в лицо колдуна, попросил.
 — А можно еще посмотреть, где сейчас талисман?
 Муря не стал артачится.
 — Попробуем.
 Он зашептал что-то над блюдом. Из него повалил пар. Колдун сделал несколько движений руками, словно что-то вкручивал в рябь, затопившую всю поверхность блюда. После этого дрожащее изображение сделалось похожим на поверхность пруда, по которому ветер гоняет рябь. Они подождали с полминуты, но рябь на блюде не унималась.
 Колдун удивленно хмыкнул и, достав из-за пазухи мешочек, залез туда двумя пальцами. Вынув шепотку какого-то порошка, он рассыпал его по поверхности блюда. Вверх ударила струя зеленоватого дыма едва видимого на фоне листьев и рябь унялась. На блюде они увидели самих себя, но не успели они удивиться, как изображение стало меньше, и они увидели все туже лесную дорогу сверху, откуда-то с большой высоты.
 Исин даже посмотрел наверх, рассчитывая увидеть там чей-нибудь глаз, но конечно ничего подобного там не наблюдалось. Хотя кто-то был же там! Кто-то видел все это!
 Высота, с которой они смотрели вниз, все увеличивалась, словно тот, чьими глазами они смотрели вниз, улетая вверх, хотел показать им все горы. Вскоре на блюде появились и они.
 Горы увеличивались в размерах. Снеговые шапки обретали объемность и люди подумали, что талисман где-то там, на вершине горы, но этот маленький невидимый глаз перескочил гребень и нырнул ниже.
 Люди, было, подумали, что чаша где-то тут, на вершине горы но этот маленький невидимый глаз перескочил гребень и нырнул ниже. По блюду снова пошла рябь. Снежные вершины завертелись, раздваиваясь и разтраиваясь.
 — Ничего себе … — озадаченно пробормотал Муря — Что они там…
 Он снова достал порошку из мешочка и высыпал его на блюдо. Кутерьмы от этого на блюде меньше не стало. Казалось там сплелись в клубок десяток разноцветных змей и перекатывались по нему, не давая ничего толком разглядеть, наклонившись к блюду он прошептал что-то и изображение опять появилось.
 Неведомый глаз, показывающий им все это, стрелой рванулся вниз по склону горы. Он торопился, словно чувствовал, что может не успеть показать всего того, что должен. Словно раненый зверь он в последнем прыжке добрался почти до подножья горы, и на блюде появилось изображение не то большой норы, не то пещеры. Стена около нее была словно издырявлена отверстиями. На этом блюдо померкло и перестало вообще что-либо показывать.
 — Вот тут он, похоже, и есть, — сказал колдун.




 Глава 43


 Хотя блюдо перестало показывать, Гаврила упорно смотрел в него. Вряд ли он видел там хоть что-нибудь, в глазах все еще стояла картинка — скала и норы в ней. Ни Избор, ни Исин не стали ему мешать. Очнувшись от задумчивости, он сказал.
 — Раз уж ты, был так любезен, что показал нам и то, что было с нами вчера, и то, что было сегодня не мог бы показать и то, что случиться завтра? Или твое блюдо этого не может?
 — Вам дай только палец — усмехнулся колдун, — а вы уж норовите всю руку оттяпать.
 Ответ не понравился Избору не сутью, а тоном, но он почувствовал, что это был ответ человека равного ему по силам.
 — Ну, так что? — спросил он колдуна. — Покажешь?
 — Попробую, — сказал он. — Только не знаю, что из этого получится. Тут, ровно мешает кто-то.
 — Кто же? — спросил Исин, хотя и сам знал ответ на этот вопрос лучше, чем кто-то другой.
 — Это у вас спрашивать надо, — уклончиво пожал плечами колдун. — Может враги ваши, а может еще кто…
 Он взял блюдо двумя руками, встряхнул его. Положив его себе на колени, он вновь закружил по нему руками. Блюдо вспухло дымом, плеснуло искрами.
 На мгновение или это только показалось людям, среди темной пелены поступила чья-то жуткая улыбка, но они не успели ее разглядеть — все тут же заволокло дымом. Муря потряс над блюдом мешочек, но он был почти пуст и несколько крупинок выпавших из него ничуть не улучшили картины. Он еще немного помучился над блюдом, а потом махнул рукой.
 — Ничего не выйдет. Похоже, есть у вас серьезные враги.
 — Куда уж нам, — усмехнулся Избор. — Какие там враги? Так… Недруги.
 — Вам лучше знать, — не стал обсуждать этого колдун. Он встал, отряхнулся, сбрасывая с ладоней прилипшую траву, потом аккуратно завернул блюдо в мешковину.
 — Что положено было увидеть — увидели, а все, что сверх того — нос не дорос.
 Он поднялся и, думая о чем-то своем, сказал.
 — Я так понимаю, вам его искать нужно….
 Уже не пытаясь дергаться, Гаврила подтвердил.
 — А то. И не только искать, а найти…
 Муря глубоко задумался. На пленников он не смотрел, а ковырял прутиком землю перед собой.
 — Ладно, — сказал он. — Для дела ведь…
 Он вздохнул, посмотрел на реку, на Исина и сказал, принимая решение.
 — Выручу я вас. Если вы к Картаге сунетесь, то вам не сладко придется. Это еще тот сукин сын, я его знаю. А уж если он…
 Колдун спохватился и сжал губы.
 — Короче говоря, дам я вам Мертвой воды.
 — Зачем? — спросил Исин.
 Муря посмотрел на него, но увидев, что он и в самом деле ничего не понимает, перевел взгляд на серьезно смотревшего Избора.
 — Синяки сводить да шишки укорачивать. С вашим-то везением это вам еще как понадобиться… Как освободитесь по три глотка из кувшина сделайте, а остальное — как придется.
 Он поставил перед ними кувшин, с сожалением вздохнул — жалко было, и поклонился.
 — Прощайте, добрые люди! У меня еще дел — во.
 Он чиркнул большим пальцем по горлу, медленно поднялся и направился к ковру.
 — Э, погоди, — не понял его Гаврила. — А мы то тут как? Развяжи нас…
 — Да, да, конечно, — сказал колдун Муря, но не остановился, а продолжал идти к своему ковру. И Гаврила и Избор подумали об одном и том же — Муря пошел за ножом, что бы перерезать веревки, но к их удивлению он взобрался на ковер и собрался взлетать.
 «Это как?» — удивленный коварством волшебника подумал Гаврила. Он сказал бы это вслух, но не успел. В это время трава около ковра всколыхнулась и с криком — «Отдай!» — на край ковра упал Швед. От неожиданности или от страха Муря рывком поднял ковер в небо. Швед оказался в очень неудобном положении — одна часть его тела лежала на ковре, а другая — висела в воздухе и сразу трудно было сказать какая из них перевесит.
 — Сорвется! — сказал Исин, глядя на колышущийся край ковра и в такт ему дергающиеся ноги разбойника.
 — Не удивлюсь.
 Ноги Шведа задергались еще сильнее. То ли волшебством, то ли ветром ковер болтало из стороны в сторону. Снизу было видно, как Он сползает все ниже и ниже. Разбойник вопил что-то неразборчивое, потом умолк, Снизу привязанным казалось, что ковер начал спускаться.
 — Что он загрыз его что-ли? — сказал Исин, забывший о своих веревках.
 — Не думаю. Этот старик сам кого хочешь загрызет.
 — Так чего он молчит?
 В этот момент он полностью оказался за ковром. На фоне ярко-синего неба мелькнули болтающиеся ноги, туловище, шея, голова… Нет! Головы видно не было! Не имея возможности держаться за ковер руками, разбойник вцепился в него зубами, и теперь висел над бездной.
 Но не успели побратимы переглянуться, как зубы Шведа разжались и он кувыркаясь, полетел вниз. Он приближался к земле со стремительностью камня. Он не звал на помощь. Он просто орал готовясь к встрече с землей. Казалось все застыло в эти минуты.
 Даже Муря остановил полет своего ковра, не желая ни мешать, ни помогать свершению Божественного правосудия. Скользнув сквозь верхушки елей, Швед уже не видимый с земли, исчез и для него. Они услышали треск и удар.
 — Вряд ли он это пережил, — высказал свое мнение Исин.
 — Конечно это не пустячная рана мечом, — согласился Избор, — после которой только почешешься. После этого трудно выжить, даже если ты выпьешь целое ведро Мертвой Воды.
 От того, что они сейчас видели, они даже забыли, что еще привязаны.
 — Эй! — раздалось у них над головами. Они посмотрели вверх. Над ними, закрывая солнце, висел ковер.
 — Чего надо? — спросил Исин скорее решивший откусить себе язык, чем, о чем-либо попросить колдуна, но Муря оказался на редкость не многословным. Он сказал «Ап!», щелкнул пальцами, и от этого веревки стягивавшие тела пленников, мелкими обрывками упали к ногам. Муря не стал ждать благодарности, тем более, что совершенно не был уверен, что те, кто остался внизу посчитают себя обязанными, но Гаврила все-таки вежливо крикнул возносящемуся в небо волшебнику:
 — Спасибо, благодетель!
 Ответа они не услышали. Муря высокомерно скрылся за верхушками ближайших елей.
 Глядя на разбросанные вокруг вещи, Исин выругался.
 — Мало нам остроголовых, так еще и этот объявился. Лезут все как мухи на мед.
 — Да… — непонятно сказал Избор. Он смотрел на перекушенную пополам лошадиную тушу прямо перед собой. — Лезут…
 Исин подумал немного над его словами и сказал сердито:
 — Зачем остроголовым талисман — понятно, а вот этому-то козлу он для чего?
 — Для того же, для чего и всем остальным.
 Избор не стал ругаться. Он вообще не любил ничего делать зря.
 — Мало их таких у нас за спиной что ли? Ну, еще один добавился, только и всего…
 — Так если б друг.
 Избор посмотрел на солнце. Оно медленно взбиралось вверх, приглашая желающих за собой. Теперь они знали куда идти, и за одно это он был благодарен вовремя подоспевшему колдуну.
 — Есть нас три друга, так куда четвертый?
 — Да нет. Я к тому, что помог бы кто, а то все норовят ножик в спину сунуть.
 — А…. Ну этот-то еще ничего.
 Избор привычно сунул золотую безделушку в ковчежец, а тот за пазуху.
 — Этот то хоть помог…
 — Это он не нам помог, — сказал Гаврила. — Себе… Знал ведь, что пойдем талисман отбирать.
 — А вот бы ему с нами! — загорелся Исин. — Был бы у нас вместо Гы.
 Гаврила засмеялся.
 — Да ты и впрямь ничего не понимаешь.
 — А что? — обиделся Исин. — Чего это я не понимаю?
 — Если бы он колдовством мог талисман добыть, то он нас и не вспомнил бы. Картага то дурак, талисман без шкатулки взял, а значит если он колдун, то колдовать уже не сможет. Талисман и его силу возьмет, как у Мури. Теперь его только силой да оружием вернуть можно, — объяснил Избор.
 — А ему-то тогда он зачем? Это ведь как яд с собой носить. Не ровен час, сам отравишься…
 — Или кого другого отравишь….
 Смола, прилипшая к спинам, потихоньку подсыхала, и спины начали зудеть. Исин поскреб спину, и с отвращением разлепив пальцы, предложил:
 — Помыться бы…
 — И снова получить тупой стрелой по затылку? Они ведь вернуться. Если не за нами, то за атаманом. Похороны, то да се… Идти надо. Может быть, еще засветло до Картаги доберемся.
 — А что тебе свет? Не заблудимся. Тут как не иди, а все равно в горы упрешься.
 Он с кряхтением разогнулся. Там где река рассекала лес, между зеленью листьев и голубизной неба виднелась бело-коричневая полоса гор.
 — Не думаю, что они отдадут талисман без драки.
 Исин помолчал, гася вспыхнувшую в нем злобу.
 — А я драться люблю на солнышке.
 Гаврила хмыкнул.
 — Это не будет дракой. Это будет побоищем. Надеюсь, он нас помнит.
 — Конечно! — усмехнулся Избор. — Помнит! Помнит наше простодушие, и как провел нас конечно, тоже помнит.
 Он стер усмешку с лица.
 — Все будет гораздо серьезнее. Не забывай, перед нами будет не просто кучка маленьких уродцев, с которыми, кстати, не так-то легко справиться, а возможно и кто-то и покрепче. Если уж готовиться к драке, так готовиться всерьез.
 Они стояли друг против друга серьезные, озабоченные тем, что будет с ними через несколько часов.
 — Пойдем-ка посмотрим на Шведа, — предложил Избор.
 — Зачем?
 — Уж больно живуч.
 Исин с сомнением покачал головой.
 — Ты думаешь он жив?
 Гаврила пожал плечами.
 — После такого падения его могло спасти разве что чудо.
 — Мертвая вода и есть чудо, — напомнил Гаврила. — Ладно. Пошли глянем, не осталось ли чего-нибудь на поляне.
 — Например?
 — Например, лошади. Хотя бы одной на троих.
 Через несколько шагов они наткнулись на клещи лежавшие в траве. Железо еще не успело остыть и обжигало руки, но Исин не поленился нагнуться и поднять их.
 — Нужны? — спросил Гаврила, обходя его.
 — Да нет вроде, — ответил Исин, — без места лежат.
 — Пусть лежат. Нам не нужны, а хозяину-то тем более.
 Исин, однако, не выбросил их, а сунул в мешок.
 — В лесу нашел — подбери…
 Избор покачал головой, а Гаврила только плечами пожал. Хазарин он и есть хазарин.
 По следу чудовища они прошли на полянку, на которой разбойники держали коней. Между деревьев посвистывал ветер, и только привязанные кое-где к деревьям обрывки уздечек свидетельствовали, что тут недавно были лошади.
 Крови и тел тут не было. Было видно, что чудовище колдуна Мури не успело тут похозяйничать и кони объятые ужасом успели разбежаться по лесу. Согнувшись, хазарин пробежал между деревьев, отыскивая Шведа. Он сделал по поляне круг, другой, но ничего не нашел. Только яму и немного крови.




 Глава 44


 — Глядишь и выкрутится, — сказал Избор. Гаврила кивнул.
 — Может. Поищем? — на всякий случай, предложил хазарин. — Не люблю, когда что-нибудь наполовину.
 — Не стоит тратить на это времени — возразил Избор. — Если он жив, то он нас и сам найдет.
 Не найдя на поляне ничего для себя полезного, они вернулись на дорогу.
 Идти пешком было гораздо хуже, нежели чем ехать на лошади. Каждый знал это, но теперь они лишний раз убедились в правильности этой мысли. Пыль, жара, корни под ногами, мухи — конечно, все это было совсем не то, что весело скакать на лошадке, оставляя дорожные неудобства на долю пешеходов.
 К счастью у них было о чем поговорить, и разговор о разбойниках, о Муре, и остроголовых помогал укорачивать дорогу.
 Колдун Муря особо занимал их головы.
 За все это время, казалось, уже стал ясен расклад сил. Получалось, что каждый встреченный ими человек принимал чью-то сторону — либо их, либо остроголовых. Любой человек, которого они встречали на пути от Пинска, до этой безвестной полянки был либо с теми, либо с другими. Муря же не влезал ни туда, ни сюда. Понятно было, что у него был какой-то свой интерес.
 Но какой?
 Измеряя лесную дорогу шагами, они придумывали множество ответов на свои вопросы. Когда все догадки были высказаны и после обсуждения отброшены, они замолчали, придумывая что-то новое.
 — А если он сказал правду? — спросил вдруг Избор.
 Исин прекратив насвистывать, откликнулся:
 — Когда?
 — Когда говорил о состязаниях.
 Гаврила задумался и подтвердил.
 — Да. Что-то такое он говорил.
 По его тону Избор понял, что и это предположение Гаврила готов разнести в пух и прах и не ошибся.
 — Что это могут быть за состязания, на которых может понадобиться талисман? — спросил он.
 Избор ничего не ответил на этот вопрос. Он чувствовал, что вышел на верный путь, что близок к разгадке и рылся в памяти. Избор думал эту мысль не менее ста шагов.
 — Все верно. Он не обманул… — сказал Избор. Лицо его было спокойно сосредоточенным, словно он укладывал последние камешки в мозаику.
 — Ну, зачем ему все это? Неужто знаешь?
 Избор хоть и долго молчал, но, зато ответ его был краток и приятен для уха.
 — Знаю. Теперь, кажется, знаю.
 — Ну? — радостно удивился Исин. — Что же это такое?
 — Рядом с чашей колдун стал бессильным, — Избор говорил медленно, взвешивая каждое свое слово.
 — Вот в чем разгадка. Помнишь, как нам удалось от него в первый раз отвязаться? А волхвы в корчме?
 Исин остановился. Прищурив глаза, он смотрел на воеводу, вспоминая все, что произошло около Избушки на курьих ножках.
 — Его колдовство расползлось как кисель! — шепотом сказал Исин.
 — Он ничего не мог, потому что талисман забрал его силу! — повторил Избор. — Он говорил о состязании. Представь себе состязание волхвов, на которое попадет наш Муря имея в своем мешке «Паучью лапку». При желании он сможет сделать бессильным любого из своих соперников! Наверняка талисман нужен ему именно для этого!
 Избор чувствовал себя так, словно свершил что-то великое, но Гаврила охладил его радость:
 — Глупо это… «Состязание колдунов». В это даже трудно поверить.
 — Почему же трудно? Такие вещи время от времени случаются. Одно из них, кстати, должно вот-вот произойти.
 Глаза Избора смеялись. Он уже знал разгадку, и Гаврила почувствовал легкую досаду. Все они видели и слышали одно и тоже, но Избор быстрее других сообразил, что к чему… Гаврила могуче задумался. Что-то было и в его памяти. Что-то вертелось там, никак не даваясь в руки. Избор понял его мысли и слегка подсказал:
 — Ловушка остроголовых, Сераслан….
 — Слепцы! — сказал Исин. — Они говорили о каких-то состязаниях где-то в Журавлевском княжестве…
 Гаврила кивнул. О состязаньях вспомнил и он.
 — Если это правда, то тогда он вряд ли отступится.
 — Я тоже так думаю, — согласился Избор с Масленниковым. — Мы с ним обязательно еще встретимся. К обоюдному, надеюсь, удовольствию.
 Они довольно посмотрели друг на друга. Теперь Муря из непонятно кого превратился в определенного противника. Из величины случайной — в величину постоянную. С этим нужно было считаться.
 — Ладно, — сказал Гаврила. — Одним больше, одним меньше… Если не наврал нам на счет Картаги, то я ему еще спасибо скажу.
 — Проверим — отозвался Избор. — Есть верные приметы.
 — Какие еще приметы?
 — Простые. Если мы на верном пути, то жди неприятностей.
 — Ждать? — удивился Гаврила. — Зачем ждать?
 Они прошагали еще три часа, и лес кончился. Деревья уступили место камню внезапно. Словно воины, выстроившиеся перед боем, их последний ряд стоял перед скалами, сдерживая наступление камней на лес. Тут не было никакого перехода — ни кустов, ни подлеска. Только несколько поваленных стволов, полусгнивших и рассыпающихся трухой лежали между лесом и скалами.
 — Дошли! — устало сказал Гаврила. — Теперь-то уж все равно есть у нас кони или нет.
 Избор попытался вспомнить картинку, что показывало блюдо колдуна, и неопределенно покачал головой. Место вроде казалось знакомым. Вроде бы тут пролетал колдовской глаз.
 — Похоже? — спросил он.
 — Поваленные деревья там точно были…
 Один за другим они подняли головы вверх. Близкие горы нависали над ними, словно грозившие затопить все кругом волны. Они действительно вышли туда, куда нужно. Избор узнал белый оскал снежной гряды. Зная, что такое хождение по горам он уселся на поваленное дерево.
 — Отдохнем.
 — Недолго, — откликнулся Исин. — Тут, вроде, недалеко…
 — Вот именно, что «вроде». Это только так кажется.
 Исин смерил взглядом расстояние до ближайшей вершины и с сомнением шевельнул бровями. Избор повторил.
 — Кажется, кажется… Я ходил по горам, знаю…
 — Ну, раз ты все знаешь, то скажи, доберемся мы до них до вечера?
 Избор качнул головой. Не отрицательно, а задумчиво…
 — Тут, похоже, их земли. Горы, не лес… Теперь от них любой гадости ждать можно…
 — От них?
 — Не один же он там. Помнится, что тот, кто нам лошадок привел, его князем называл. А какой князь без своего народа?
 — Мелкие люди — мелкие подлости, — отмахнулся от его опасений Исин.
 — Может он и колдун вдобавок… — сказал сквозь зевок Гаврила.
 — Талисман без шкатулки, — напомнил Исин, и Гаврила кивнул.
 — Да. Это нам повезло.
 — Это ему повезло, — откликнулся Избор. — Если б у него ума хватило и шкатулку забрать, то я его еще позавчера догнал бы, да пришиб. Не было у него другого выхода… Не было.
 Он бросил камень, что катал в руке, и на каменной осыпи вспухло пыльное облачко.
 — Ну тогда и вовсе ничего… Побьем как-нибудь старичков…
 — Не хвались на рать едучи…
 — А что? Потопчем эту мелочь и назад, в Киев, к Белояну… Я думаю, что и драки-то не будет.
 — А что будет? — спросил Гаврила.
 — Да так. — Он щелкнул пальцами, стараясь одни словом выразить невыразимое. — Неразбериха…
 Избор посмотрел на склон, на камни, что пристроились там в живописном беспорядке и сказал.
 — Да. Драки может и не быть…
 Исин понял, что воевода говорит серьезно.
 — Почему?
 Как мысль обдуманную и вполне вероятную Избор сказал.
 — Они ведь могут спрятаться, и ищи их потом. Или каверзу какую измыслят…
 — Например?
 Гаврила, до сих пор молчавший ответил за Избора.
 — Обвал, камнепад, лавина… Да мало ли чего в горах придумать можно. Я думаю, хозяева их уже предупредили…
 — Остроголовые-то? Наверняка!
 Он подумал, что сделал бы сам, окажись на месте Картаги.
 — Не думаю, что Картага глупее меня. Окажись я на его месте, то в драку полез бы только тогда, когда меня бы к стене приперли.
 Избор добавил.
 — А для этого случая наверняка у них припасено что-нибудь эдакое… С чем ни мечом, ни клещами не справиться.
 — Да уж…
 Исин поднялся.
 — Пошли. Нечего сидеть, а то руки чешутся.
 Он не оглядываясь, полез вверх. Кряхтя и потирая ладонью шею, следом за ним поднялся Гаврила.
 — По горам напрямик не ходят. Прямо тут только вода льется.
 Держать друг от друга шагах в пяти — шести, они начали осторожный подъем. Вскоре склон круто пошел вверх, наравне с жарой выжимая из людей пот и проклятья.
 — Жарко, — сказал Гаврила, когда лес позади них превратился в смазанный расстоянием ковер зеленого цвета.
 — Да, — согласился Избор. Исин, оглянувшийся вниз, не удержался на дрожащих от напряжения ногах и упал. Камни стукнулись друг о друга и потоком скользнули вниз.
 — Жестко, — сказал он, потирая плечо.
 Избор согласился и с ним и добавил от себя.
 — А скоро еще и холодно станет. Может, вернешься?
 Не обратив внимания на подначку, хазарин сказал:
 — Скорее бы.
 Исин с надеждой посмотрел на снежную вершину, где их ждали, как он думал, прохлада и спокойствие. Но до всего этого еще нужно было добраться. Постепенно они вышли на осыпь, сплошь состоявшую из мелких камней. Она как покрывало спускалась сверху и другим своим краем упиралась в такой уже далекий лес. Кое-где из ее ровной серой поверхности выпирали огромные валуны. Казалось, что именно они прижимают к склону это серое полотнище, не давая ему сползти вниз.
 Солнце уже успело накалить камни, но больше жары их донимала пыль. Она висела в воздухе и словно лесная мошка липла к телам, вызывая зуд. От нее слезились глаза, и горло раздирал сухой кашель.
 — Это не горы. Это пустыня какая-то, — прохрипел Гаврила. Он с отвращением подвигал челюстью и выплюнул на камни перед собой комок грязи.
 — А ты бывал?
 — Где я только не был…
 На зубах у него захрустели песчинки. Он поднял грязное лицо и предложил.
 — Наверняка где-то тут есть река. Надо ее отыскать и идти вдоль берега. Все прохладнее, да и пыли меньше.
 Избор, подумав, кивнул.
 — Если река рядом — услышим. Горную реку сперва слышишь, а уж только потом увидишь.
 Шум воды они услышали только через пол часа. Лица их уже покрывала толстая корка грязи, и улыбка Исина выглядела ясным месяцем, пробившимся сквозь грозовые тучи.
 — Журчит, — просипел он запыленным горлом. Они наддали, и воздух вскоре посвежел, став влажным, как губка.
 — Где-то тут, — сказал Избор. Камни у них под ногами еще были сырыми и темными от влаги, даже мох между камней, солнце еще не успело высушить и он ласкал глаз яркой зеленью, но воды осталась только маленькая струйка, журчавшая где-то под камнями.




 Глава 45


 — Это и есть горная река? — недоверчиво спросил Исин. — Как-то не верится…
 — Когда-то тут было, что-то похожее на реку, — ответил Гаврила, настороженно глядя по сторонам. — Причем совсем недавно…
 — А потом она в один момент высохла, — Избор добавил свою несуразность к тому, что сказали друзья. — И все это случилось само собой.
 Избор не знал чего ждать. Перед ним, как раз на другом берегу бывшей реки громоздились прислонившиеся друг к другу скалы. Путь вперед лежал либо через них, либо в обход и так или иначе они должны были добраться до них, если, конечно. Не хотели повернуть назад.
 Тем временем Исин, которого предчувствия не томили, зачерпнул горсть воды.
 Вода оказалась чистой и холодной. Она покалывала ладонь, словно в ней еще плавали льдинки, снесенные течением с вершины горы. Сотник осторожно коснулся ее губами, глотнул и замер, прислушиваясь к ощущениям.
 Вода была как вода. Ничего особенного. Глядя на него и Гаврила горстью черпнул ледяной влаги
 Охладив разгоряченное лицо, Гаврила предложил Избору.
 — Освежись, а то совсем запаршивел…
 Но Избор не слышал слов Гаврилы. Сильнее жары и жажды его мучило ощущение опасности. Оно было таким явственным, что явись перед ним сам князь Владимир и скажи ему, что все в порядке, он и ему не поверил бы.
 Он смотрел на камни, отыскивая за ними лучников. Гаврила проследил за его взглядом и проворчал.
 — Нет тут ни кого. Тут и спрятаться-то негде.
 — Эти найдут где.
 Исин, бодрый и готовый на все поднял камень и подбросил его в ладони. Гаврила, уловив его движение, успел ухватить его за руку.
 — Что? — не понял его Исин — Чего ты?
 Гаврила разжал его кулак и осторожно, хотя сбитый с толку хазарин и не сопротивлялся, вынул камень из его пальцев и положил назад, на осыпь.
 — До Картаги ты его не добросишь, а вот нас всех этим камнем похоронить у тебя получится…
 Исин даже не стал спрашивать, как это все может произойти, а только кивнул.
 Ручеек по-прежнему журчал у них под ногами и Масленников спросил.
 — Не жаждой же они нас уморить хотят?
 Избор покачал головой.
 — Это слишком мелко даже для Старичка с Ноготок…
 — Ну, придумай что-нибудь другое.
 Избор еще немного потужился, и не найдя объяснения случившемуся нагнулся к воде. Она холодом коснулась лица, скользнула по разгоряченной шее. Фыркнув как зверь, воевода поднялся.
 — И все-таки что-то тут не так…
 Он произнес это в пол голоса, больше для себя, чем для Гаврилы или Исина. Хазарин услышал его и засмеялся.
 — Может, они думают, что мы пьем как медведи, и нам этого не хватит? Что мы тут передеремся и поубиваем друг друга за глоток воды?
 — Скорее наоборот. Если они знают, что ты плавать не умеешь, то они ее ради тебя осушили, что бы, значит, скорее шел.
 — Это что в ловушку заманивают? — притворно серьезно спросил хазарин. — Да откуда им знать про меня?
 Гаврила пожал печами.
 — А откуда они знают, что мы идем?
 Исин смолчал. Стало ясно, что все это не просто так.
 — Раз реку осушили, значит знают…
 — Все они про нас знают, — добавил Избор. Голос его звучал серьезно.
 Где-то наверху возник шум. Сперва негромкий, словно шипение змеи, но с каждой секундой становящийся все громче.
 — Ого! — Избор поднял палец. Исин и Гаврила повернулись, стараясь разобраться, что же там происходит. Никто не знал, что стоит за шумом, но всем было понятно — это знак угрозы. Он становился слышнее, но никто из них не взялся бы сказать делается ли он громче оставаясь на месте, или приближается к ним.
 Первым пришел в себя Исин, сообразивший, что чтобы там ни было, а стоять на пути того, что катится сверху — верх легкомыслия.
 — Бежим!
 Он бросился вперед, к скалам, что стояли в сотне шагов впереди, даже не оглянувшись, бегут ли следом друзья.
 Избор мельком глянув на две удаляющиеся спины, Избор не сдвинулся с места. Он ждал этого, знал что что-то обязательно случится. Колдовства он не опасался, ведь «Паучья лапка» отберет силу у всякого колдуна. Более опасными были остроголовые, что могли прийти с неба, поэтому даже бежать им следовало осмотрительно. Не хватало еще, спасаясь от мелких неприятностей влететь в сети крупных бед.
 Задрав к небу голову он стоял на месте, пока ноги его не обдало холодом. Бросив взгляд вниз, воевода выругался. Воды в реке прибыло, и теперь она уже лизала его сапоги. Вода, вернувшееся в старое русло уже скрыла под собой валуны, и ноги скользили по осклизлым поверхностям. Люди падали, но даже не ругались. Страх, словно недавний ветер, толкал их в спины, гнал прочь, заставляя забывать о мелких неприятностях. В очередной раз поднявшись, Избор увидел недалеко от себя стену грязи, камней и воды, несущуюся с горы наперерез им.
 — Сель! — проорал он, прибавляя скорость. Исин оглянулся на крик и оцепенел от ужаса. Грозное величие того, что он видел оледенило бы кого угодно, но Гаврила не сбавляя хода ударил хазарина плечом и тот полетел вперед. За мгновение оторопи Исин, хоть и не видел в жизни ничего подобного, отлично все понял. До сего дня он даже не знал, что такое вообще бывает на свете, и был бы рад, если б его не знание продолжалось еще как можно дольше, но, увидев набегавшую на них по только что сухому руслу волну грязи, и сам сообразил, что нужно делать. Где бегом, где на четвереньках, подбадривая себя криками, они добежали до ближайшей скалы и, словно муравьи, полезли наверх.
 Это были гонки со смертью. Первый поток пронесся под ними, обдав грязью. Тяжелые, липкие волны ударились в скалу, на мгновение прилипли к ним и осели обратно в клокочущий поток. Он стал ниже, но еще опаснее. Огромные угловатые глыбы немного поотстали и теперь катились следом. Кувыркаясь и с веселым треском стукаясь, друг о друга, они скользили вниз, сметая все на своем пути и превращая камни поменьше в мелкую крошку.
 Вцепившись в камни, люди ощущали напор, что приходилось выдерживать скалам. Стена, на которой они стояли, содрогалась от ударов и стонала, когда камни, прокатываясь мимо, задевали ее своими боками. Помогая друг другу, люди лезли вверх, пока не добрались до каменного карниза и только там остановились.
 — Успели! — сквозь зубы выдохнул Избор. — Еще бы чуть-чуть…
 Исин, такой же грязный, как и несколько минут назад перебивая дыхание словами выдавил из себя:
 — Как это…. мы сразу…. не догадались?
 Гаврила посмотрел на него с уважением.
 — А что, можно было?
 — Так… дураку ж… понятно…
 Гаврила не развел руками только потому, что держался ими за трещину в камне.
 — Ну, значит мы не дураки, раз не поняли…
 — Хорошо бы… если так.
 Исин чуть наклонился, стараясь рассмотреть, не иссякает ли поток у них под ногами.
 — Это наверняка не конец. Вон, как старички разбаловались…
 Он не сомневался, что это именно их рук дело. Чавкающий поток под ними неудержимо стремился вниз. Скалы, кувыркавшиеся как скоморохи, на мгновения вырастали из грязевого потока и тут же ныряли в него, выбрасывая в небо фонтаны грязи. Это зрелище завораживало, не отпускало от себя. Так можно было смотреть бесконечно долго, если б у них было время на это и не было врагов, но на самом деле все было наоборот. У них были враги, и совсем не было времени. Солнце уже ощутимо сползло к виднокраю и торопило их.
 Избор решил посмотреть, куда можно выйти, если идти по карнизу и сделал несколько шагов вперед.
 — Что там? — спросил Гаврила Изборову спину. Воеводе, нащупывающему пальцами шероховатости стены, было совсем не до этого. Он промолчал.
 — Мурю бы сюда, — ответил сам себе Масленников, понимая, что ничего хорошего там быть просто не может. — И что бы на ковре — самолете…
 Он сделал шаг другой за Избором, неловко повернулся и едва не сорвался вниз. Исин поймал его, не дав упасть, вернул на место.
 — Если так и дальше пойдет, то тебе и ковра не понадобится. Сам летать научишься…
 Гаврила несколько секунд постоял, борясь с дурнотой, и поблагодарил.
 — Спасибо…
 Посмотрев вверх, хазарин откликнулся.
 — Хорошо бы, что бы старички сейчас не догадались на нас камень сбросить…
 Гаврила задрал голову. Скала над ними нависала козырьком, и свалить оттуда камень им на голову было просто не возможно. Пока они стояли на карнизе, им сверху ничего не угрожало, но стоит только им выйти из-под него…
 — Надеюсь, тебе самому первому пришла в голову эта мысль. По крайней мере, раньше, чем Картаге.
 Избор впереди щупал стену, временами поглядывая вниз. Поток грязи, встречи с которым они сейчас благополучно избежали, и не думал иссякать, поэтому и спускаться вниз не было никакого смысла. Теперь у них оставалось лишь два пути — вправо по карнизу или влево. И там и там их могли ждать старческие неприятности.
 — Эй, Исин! — позвал воевода. — Как там с твоей стороны.
 — Течет! — бодро ответил хазарин. — Конца краю не видно.
 Избор оглянулся и подумал, что хазарин он и есть хазарин, хоть сотником его назови, хоть десятником.
 — Я о другом. Карниз у тебя как?
 Исин плавно повернул голову. Карниз, уходящий вправо от него суживался через несколько шагов до ширины ладони. Чем дольше он смотрел на него, тем меньше желания у него было идти в эту сторону. Нет. Выбора у них все же не было.
 — Тут все наоборот. И конец виден и край. Давай-ка лучше в твою сторону.
 — А что у тебя?
 — С этой стороны некуда. Разве, что только на небо.
 Избору вообще-то все равно было куда идти. Он знал, что если тут замешаны остроголовые, то старички наготовили им гостинцев с избытком. Поправив мешок, он двинулся вперед, по старчески осторожно переставляя ноги. Прежде чем наступить на камень он осторожно ощупывал его ногой. Не хватало ему еще наступить на какой-нибудь осколочек и сверзнуться вниз, в мешанину из камней и грязи.
 Шаг. Еще шаг. За спиной послышался скрежет. Он повернул голову. Ничего страшного. Гаврила тихонько двигался следом, задевая за камни рукоятью меча. Гаврила выглядел на удивление спокойно и Избор вдруг подумал, что произойдет на этом карнизе, если Масленников внезапно вспотеет. Он вздохнул поглубже и улыбнулся.
 — Чего веселого? — спросил Гаврила. — Щекочут тебя, что ли…
 — Пока нет. Просто представил себе, как бы ты шел, если бы солнце нам в лицо светило…
 — Ты не думай, а вперед смотри.
 — А все-таки?
 — Как надо, так бы и шел… Сейчас лбом треснешься.
 Так и получилось.
 Дорогу дальше преграждал выступ. Карниз, по которому они шли, огибал его и исчезал в неизвестности. Рядом с ними стояла еще одна скала. Они стояли почти вплотную друг к другу. Из разделял какой-нибудь пяток шагов, но в их положении это было безразлично, что пять шагов, что пять тысяч. Перепрыгнуть туда они не могли.
 — Не перепрыгнем, — сказал Избор.
 — А надо ли нам туда? — спросил Исин.
 — Пока не знаю, — ответил Избор. — Может быть и нужно… Сейчас посмотрим…
 Он передал мешок Гавриле и осторожно развернулся. Теперь воевода стоял лицом к стене. Медленно, пядь за пядью он дошел до выступа. Прижимаясь всем телом к стене, он осторожно заглянул за выступ. Продолжения карниза там не было, а по земле внизу струилась та же грязь, что и под ними. Поток огибал скалу с двух сторон. Избор вернулся к друзьям и обрадовал их.
 — Все-таки нам туда нужно. Дороги дальше нет. Идти некуда.
 — А внизу?
 — Та же грязь, что и везде.
 Гаврила недолго молчал.
 — Что ж. Делать нечего. Надо перебираться…
 — Если еще скажешь, как, то цены тебе не будет ни в серебре, ни в золоте, ни в кунах, ни в саркинозских динариях.
 Гаврила словно и не слышал того, что сказал Избор.
 — Надо перебираться, пока нас сверху камнями не закидали.
 Словно в ответ на его слова сверху скатился камень. Они замерли, надеясь, что это случайность, но следом скатился другой.
 — Видишь, и ждать не пришлось, — заметил, озираясь Избор. Он все еще стоял лицом к стене и теперь прикидывал, как ему повернуться. Его хладнокровие в первую очередь объяснялось тем, что они еще не вышли из-под козырька.
 У них не было ни веревки, ни шестов, что бы наладить какой-нибудь мост, но даже если б все это было, то как распорядиться всем этим на узком карнизе, под камнями, что непрерывно летели сверху? Старички наверху работали на совесть — камни, то большие, то маленькие падали то слева, то справа.
 — Стараются, — сказал в полголоса Исин.
 — Выслуживаются, — поправил его Гаврила. — Ничего. Это не страшно. Это все мелочь.
 Закатив глаза наверх, Исин смотрел как камни, словно тяжелые дождевые капли, срываются вниз и пропадают у них под ногами. До них было всего ничего — один или два шага.




 Глава 46


 Мысли о том, что вот такой камешек попадает в голову и увлекает за собой в грязные жернова селевого потока заставила Исина поежится. На верхушке скалы, что по-прежнему стояла перед ними, торчал другой камень — ладный, окатанный ветром и отмытый дождями. Такой и на могиле иметь не стыдно.
 — Лучше уж под тот попасть, — сказал он, кивая на него.
 Гаврила посмотрел на него, потом под ноги.
 — Если б они его на нас скатили, то я им спасибо сказал.
 Исин взгромоздил брови горкой.
 — Жить надоело? Нас же расплющит!
 — Что вы там? — спросил Избор.
 — Гавриле жить надоело, — сказал Исин. — Хочется ему, что бы нас камнем придавило.
 — Не придавит, — твердо сказал Гаврила. — Если он скатится, то как раз закупорит щель, что между нами и той скалой. Он бы стал нашим мостом!
 Избор посмотрел наверх. Мысль показалась ему здравой, тем более, что камень торчал на вершине и вроде ничем не удерживался. Конечно, это было не так, но с их стороны все казалось простым. Дело было за малым. Нужно только было стоя тут, заставить его скатится сюда…
 Избор посмотрел под ноги, но ничего там не нашел. Камни он сбросил, когда ходил туда сюда, да и смешно было надеяться сбить эту огромную глыбу той мелочью, которая была у них в руках: мечами, клещами, да подарком колдуна Мури — кувшином с мертвой водой. Кувшин, правда, мог оказаться полезным, но это на самый крайний случай. Правда, у них было и еще кое-что…. Он наморщил лоб, хотел почесаться, но вовремя остановился. «А может быть Гаврила?» — подумал воевода, глядя на руку, вцепившуюся в камень рядом с его рукой. Воевода перевел взгляд на Гаврилу.
 — Ну, давай тогда…
 — Чего тебе? — спросил Гаврила.
 — Сшиби ее. Зря, что ли силу нагуливал?
 Гаврила, прищурившись осмотрел камень, и с некоторым колебанием отказался.
 — Нет. Не получится.
 — Слабо, что ли? — спросил из-за спины Исин. — Как терема крушить, так все получается, а как что-нибудь для дела…
 — Не слабо, только боязно. Тут приноравливаться надо. Вдруг я его на ту сторону столкну?
 Избор почесал затылок.
 — А можешь?
 Гаврила усмехнулся.
 — Если хочешь — попробую…
 Он осторожно отклеил руку от стены, но Исин остановил его.
 — Погоди. Постоим еще, подумаем…
 Избор все еще стоял лицом к скале, и ему хорошо было видно и Гаврилу и Исина. По хазарским глазам виделось, что каких-то особенных мыслей у сотника не было.
 — Хорошо бы его кто-нибудь стой стороны сюда толканул, — мечтательно сказал хазарин.
 — Хорошо бы у тебя крылья выросли… — в том же тоне откликнулся Избор. — Перелетел бы туда, долбанул клювом, и все в порядке.
 Они замолчали, и каждый нарисовал в памяти приятную сердцу картину того, что за этим последует.
 — А ему и крылья не нужны… — сказал вдруг Гаврила, посмотрев на хазарина. — Ты ведь у нас самый легкий?
 Он не спрашивал даже, а утверждал.
 — Легкий, да не легче перышка… — на всякий случай отперся хазарин. — А что?
 Гаврила на вопрос внимания не обратил. Он пристально оглядывал его, что-то соображая.
 — Это хорошо, что не легче. А то отнесет ветром куда-нибудь, и ищи тебя потом…
 — Ты что придумал? — спросил Избор. Гаврила осторожно повернулся к нему.
 — Раскачать, да бросить его туда. Справимся?
 Избор даже не подумал, что Гаврила говорит серьезно, он смерил расстояние до скалы и спросил.
 — А долетит?
 Гаврила повернул голову к Исину, посмотрел на него, словно видел впервые и спросил.
 — Долетишь?
 — Жить захочет — долетит, — ответил за него Избор. — А если что, так рукой помашет…Ему не впервой…
 Он засмеялся и от этого смеха холодок скользнул по хазарской спине. Они еще помолчали.
 — Раскачать не получится, — с сожалением сказал Гаврила. — Где тут раскачать? Места нет. Мы ему так только ребра поломаем. По-другому как-то надо.
 Пока они тут стояли, камень под щекой нагрелся, и Гавриле не хотелось отрываться от него.
 — Напугал бы меня кто… — неожиданно сказал он. — Я бы его живо туда добросил.
 — Нет уж, — остановил разбег его мысли Избор, — и не думай. Перебросить ты его перебросил бы, а мне потом что делать? От тебя ведь тут не убежишь, не спрячешься…
 — Вот — вот, — усмехнулся Гаврила. — Тогда бы и ты перепрыгнул. А я следом…
 — Догнал бы нас и убил, — закончил за него Исин. — Давай думай быстрее… Пока солнце не зашло. Ночь нам тут не выстоять.
 Поток камней сверху стал реже. Старички, наконец, поняли, что никакого вреда они людям причинить не могут и остановились.
 Гаврила посветлел лицом. Он поманил Избора к себе, что бы подошел поближе.
 — Придумал! Мы сядем, а он встанет нам на плечи и оттолкнется.
 Избор еще раз смерил расстояние до скалы.
 — Не долетит, — с сожалением сказал он. — Ты же видел, как он в болоте прыгал…
 Теперь он уже понимал, что Гаврила не шутит, и что и первое предложение было вполне серьезным.
 — Если мы поможем, — долетит! Мы его руками подтолкнем. Он легкий… Да и лететь-то тут — всего ничего.
 В его голосе слышалась заражающая уверенность. Масленников посмотрел на хазарина. Тот стоял с круглыми глазами и единственный из всех еще не понимал всерьез все это говориться или нет.
 Избор долго разглядывал его, а потом согласился.
 — Вообще-то да. Только вот мешок… Без мешка придется.
 — Мешок потом перекинем, — согласился Гаврила. — Это ты верно сказал.
 Исин молчал, не зная негодовать ему или смеяться.
 — Вы что браги обпились? — наконец спросил он.
 — А ты трезвый, что ли? — в ответ спросил его Гаврила.
 — Я-то трезвый. Я-то понимаю…
 — Ну, раз ты трезвый, то тебе и лететь, — перебил его Гаврила. — Торопись, пока не передумали. Вся слава тебе достанется. Тем более тебе воевода приказывает.
 — Подожди, — остановил его Избор. — Как ты его собрался?…
 — А по-простому. Посадим на плечи, толкнем руками, а он еще, если захочет, ногами оттолкнется. Тогда точно долетит.
 И не сомневаясь ни капельки, что сотник согласится, он посмотрел на Исина, ожидая ответа. Тот сглотнул и ответил.
 — Конечно, захочу…
 Гаврила медленно согнулся, давая Исину возможность перелезть через него. Сотник посмотрел на воеводу и тот кивнул. Исин вздохнул — делать было нечего. Осторожно, что бы не свалиться вниз раньше времени, Исин забрался на плечи к друзьям. Гаврила, задрав голову, посмотрел на хазарина. Он видел только колени, как мышцы на ногах напрягались и расслаблялись. Хазарин готовился к полету.
 — Видал я петухов на жердочке, — проворчал Масленников. — Но ты лучше всех. Хвост бы тебе, как у жар птицы, так и цены бы тебе не было.
 — Орел, — подтвердил Избор. — Вернемся, все Брячеславу расскажу. И невесте твоей нареченной, конечно… Вот она тебя любить будет… А как князь то обрадуется! А то у него все слуги по земле ходят, а ты один такой — летающий.
 — Хватит зубы скалить, — сказал сверху хазарин. — Давай на счет три, а то передумаю, и придется кому-то из вас у князя любимым слугой быть…
 — Не придется, — сказал Гаврила. — Я придумал.
 Он указал пальцем на Избора.
 — Он начальник, так что кроме тебя лететь некому.
 — Но считаю я, — предупредил Избор. — Раз… Два…
 На счет три Исин оттолкнулся от них, вкладывая в это движение всю любовь к жизни. В то же мгновение две руки, словно два рычага подбросили его в воздух. Под ним мелькнула пропасть, полная струящейся грязи. На мгновение он ощутил себя птицей, но мгновение промелькнуло, и он ощутил себя камнем, стремящимся к земле. Он успел увидеть, как скала приближается к нему, становясь все шире и шире. На ней откуда-то выросли острые грани и иззубренные ребра. Она налетела на него, он вытянул вперед руки, что бы хоть как-то смягчить неизбежность встречи. Исин ударился боком, зашипел от боли и тут же боль смыло страхом, когда он почувствовал, что какая-то неодолимая сила тащит его назад. Он вскрикнул, раскинул ноги, в надежде зацепиться за что-нибудь, но ни руки, ни ноги не нашли для него опоры. Рядом послышался грохот камней.
 — Держись, — донеслось до него. Под ногами сыпались камни, но тут под руки попался валун. Сотник вцепился в него, словно утопающий в соломину и движение остановилось. Запах влажной грязи, что поднимался снизу привел его в себя. Несколько мгновений он чувствовал под одной из ног пустоту, потом подтянул ее и встал на колени. В плече тупо заворочалась боль и он крутанул рукой, вставляя выбитую кость на место.
 — Понравилось ему летать-то, — донеслось до него. — Гляди, чего вытворяет…
 — Лишь бы гнезда вить не начал, — ответил довольный Избор. — А то жди потом, когда он яйца отложит, да птенцов повыведет…
 Придерживаясь рукой за стену позади себя, Исин поднялся на ноги. Не дожидаясь пока его заметят он отхромал в сторону, за камень. Отсюда каменная глыба закрывала пол неба. Сотник, поглаживая бок, приноравливаясь, надавил на глыбу здоровым плечом. Он и сам не ожидал, что камень поддастся так легко. Тот словно и сам только и ждал момента, что бы соскочить с вершины и бросится вдогонку за своими собратьями, что с грохотом продолжали катиться вниз по склону. Этого легкого усилия хватило, что бы сдвинуть казавшуюся несокрушимой глыбу.
 Скала дрогнула, и камень устремился вниз, к расселине. Гаврила и Избор увидели, как он вильнул в сторону и покатился совсем в другую сторону.
 — Куда он? — воскликнул Гаврила, будто кто-то и вправду мог сказать ему «куда». Неуклюже переваливаясь, камень сделал еще один оборот, но тут позади него возник хазарин со здоровенным булыжником в руках. Он страшно закричал и бросил его на пути катящейся глыбы. Исинов камень щелкнул, раскалываясь, но и сбитая сотником с вершины глыба изменила направление движения и с грохотом осела в щель между двумя скалами. Она еще не успокоилась. Она еще ворочалась и дрожала, словно ее распирало желание двигаться дальше, а не стоять на месте. На глазах Гаврилы и Избора она медленно оседала, проваливаясь вниз. Даже не посмотрев друг на друга они поняли, что времени у них нет.
 Они разом оттолкнулись спинами от скалы, и, наступив на продолжавшую медленно проваливаться вниз глыбу, перескочили на другую сторону. Под их весом глыба с леденящим душу скрежетом просела еще глубже и, наконец, остановилась. Было слышно, как внизу что-то скрипит и лопается. Это состояние равновесия длилось лишь мгновение, и после секундной задержки их мост провалился в грязь.
 Исин стоял рядом, морщился держась за бок.
 — Живой?
 — Пока да… Но не целый.
 — Бежим отсюда, пока стрелами не истыкали!
 На вершине скалы только что оставленной ими заметались маленькие фигурки и раздалось многоголосое «А-а-а-а-а-ах!». Это был крик разочарованных охотников, упустивших верную добычу. Не дожидаясь, пока они схватятся за луки богатыри бегом, благо карниз это позволял, пустились прочь. Завернув за острую грань они выбежали на площадку, величиной с сажень на сажень и, помогая друг другу, спустились вниз. С этой стороны грязи почти не было. Масленников пошевелил затекшими плечами, вынул меч, крутанул его над головой и предложил.
 — Ну, что? Займемся старичками? Посшибаем их оттуда?
 — Чем ты это их сшибать собрался? — миролюбиво поинтересовался Избор. — И как? Неужто хочешь назад забраться?
 — Камнями бы закидали…
 — Была охота… Что за бок держишься?
 Исин поморщился.
 — Кидать не умеешь, а еще спрашиваешь… Там камни все-таки.
 Избор дотронулся до его бока рукой и хазарин охнул.
 — Летать не можешь, а все туда же… — в тон ему ответил воевода. Он уже достал из мешка подарок колдуна Мури. Сорвав крышку с узкого горла, он протянул его хазарину.
 — Два глотка. Не больше.
 — Это еще зачем?
 — Это «не зачем». Это «от чего».
 — От чего?
 — От всех болезней.
 Видя, что Исин медлит, воевода сам приложился к кувшину и трижды глотнул.
 — Ну и как? — осторожно спросил Исин. Вместо ответа Избор протянул ему руку. Ободранные о камни ладони только что сочившиеся кровью на глазах высыхали. Кровь собиралась в крупинки и смешивалась с каменной пылью. Избор потер ладони одну о другую, и когда кровяная короста осыпалась, хазарин увидел чистые, без царапин ладони.




 Глава 47


 — Что это?
 — Мертвая вода. Знал Муря, что понадобится. Не зря давал.
 Он настойчиво двинул кувшин к губам сотника. Он отшатнулся.
 — Это что? Пить?
 — Пить.
 — Мертвую воду? — Исин сделал упор на первом слове, словно напоминал Избору, что тот держит в руках.
 — Именно! — подтвердил Избор. — Или сомневаешься?
 Исин замотал головой. Сперва неуверенно, а потом все более яростно.
 — В тебе — никогда. Но вот в этой штуке…
 — Эта «штука» — самое сильнодействующее средство от переломов, изо всех, которые мне известны. Живая вода — дает силу, а эта — лечит. Ты Шведа вспомни.
 Исин недоверчиво покачал головой. Швед ему почему-то вспоминался не добрым молодцем, а безруким уродом.
 Решив убедить сотника примером, Избор наклонив бутыль, капнул несколько капель на камень. Тотчас же по его поверхности побежали пузыри, тонкая струйка дыма поднялась в воздух. Камень задрожал, раздираемый пробившимися внутрь каплями и с громким треском развалился на несколько частей. Гаврила обернулся, увидел кувшин и только сказал.
 — А! — и опять отвернулся. Все, что было для хазарина в диковину, он уже знал. Исин тоже смотрел на камень, и лицо его на глазах вытягивалось.
 — И это ты называешь лечением? — спросил он.
 — Это не лечение. Это она на камень так действует. Ты на руку посмотри.
 Он вытянул ладонь. Теперь на ней не осталось даже шрамов.
 — Ну, — нетерпеливо спросил воевода, — лечиться будешь? Или так пойдешь?
 — Да я и раньше не возражал, — сказал хазарин.
 — Тогда пей.
 Исин, заранее морщась, хлебнул раз, другой, третий… Избор вырвал у него кувшин.
 — Ну и что? Болит, — сказал Исин через секунду.
 — Не все сразу… — потерпи малость.
 Гаврила не слышал их.
 Его терзала обида, за то, что эти маленькие старички так ловко и быстро нагородили им ловушек. Масленников посмотрел на скалу, с которой они только что слезли. Снизу он не казалась такой уж большой, но вновь карабкаться туда, что бы подраться со стариками смысла не было.
 — Пустое это, — подтвердил его мысли Избор. — Не те, так другие нам еще встретятся. Пойдем.
 Теперь они шли, внимательно глядя по сторонам. Враг показал себя, и пренебрегать этим было не доблестью, а глупостью, хотя каждый понимал, что в этом каменно царстве они не увидят Картагово воинство до тех пор, пока они сами этого не пожелают.
 И все-таки они были настороже, ожидая чего угодно — от стрелы до камнепада, но все пока было тихо. Только свист ветра становился все пронзительнее и холоднее. Шаг за шагом они поднимались к небу. Пар дыхания, что давно уже пятнал воздух, стал превращаться в иней. Потом между камней как-то сразу появились глыбы льда и сугробы снега. Исин смотрел на них, хмуря брови. Пощелкивая зубами от холода, он сказал о том, что сейчас волновало его больше всего.
 — Удивительно. Чем ближе к печке, тем теплее, а тут наоборот.
 — Что наоборот? — не расслышал Избор.
 — К солнцу ближе, а холоднее.
 Избор только покачал головой, удивляясь хазарскому образу мыслей, а Гаврила все же сказал.
 — Колдовство. В грязи не утопили, так заморозить хотят…
 Они миновали несколько снежных козырьков, и вышли к месту, где камней уже не было, а склон горы устилали снег и лед. Снег и лед и больше ничего.
 «И старички» — подумал Избор, глядя на снежный ковер у себя под ногами — «Конечно, где-то рядом есть и они».
 Пока, их не было видно, но он чувствовал присутствие врагов, и даже знал чем они занимаются. Без всякого сомнения старики строили козни.
 — Отдых — сказал Избор. Он выбрал камень побольше, что бы прикрывал от ветра и присел отдохнуть перед последним рывком вверх. Гаврила с Исином пристроились рядом. В рассеянности сотник скатал из снега шарик и бросил его к вершине. Избор расслабленно сидевший за камнем подскочил и налету кулаком разбил снежок.
 — Ты что? — ошарашено спросил Исин. — Укусил кто?
 Избор медленно уселся обратно. Он встряхнул мокрые руки и вытер их об себя.
 — В горах так нельзя. Тут ведь чуть что и обвал. Съедем назад, к лесу, и камнями поколотит вдобавок…
 — Того, кто жив останется… — добавил Гаврила.
 — От снежка? — недоверчиво спросил Исин. — От такого комочка снега?
 Избор кивнул.
 — Такое бывает и от неосторожно сказанного слова. Иногда достаточно громко крикнуть и …
 Он покрутил указательными пальцами, показывая как рождается камнепад. Исин понял его не так, как ему хотелось, но это был взгляд в корень.
 — То есть они, если захотят, то могут устроить нам неприятность, если чихнут погромче?
 Гаврила у него за спиной рассмеялся.
 — Ну это бывает не всегда и не везде. Тут криком не обойдешься.
 Исин посмотрел на близкую уже вершину. Только что она выглядела голой. Там не было ни камней, ни врагов, но теперь там появились здоровенные валуны размерами и гладкостью напоминавшие хорошо откормленных кабанов.
 — Это еще что? — спросил Избор.
 Тут бы присесть, подумать, но старички не оставили им на это времени. То мгновение, что Избор видел камни неподвижными, вероятно было мгновением отдыха маленьких человечков. Раздался довольный вой, и камни покатились вниз.
 Камней было больше десятка. Вихляя из стороны в сторону они то катились, то скользили вниз, к людям. Старички сил на это не пожалели. Они пустили камни широкой цепью, на расстоянии не больше пяти шагов в надежде, что не один, так другой, не другой так третий накатит на людей и сомнет их. Вместе с глыбами вниз съезжала и куча каменных осколков.
 — Бежим? — спросил Исин. До камней еще оставалось около сотни шагов. Они лениво, с замиранием на какие-то мгновения, не спеша подкатывались к людям.
 — Улетай, если сможешь… Гаврила!
 Масленников шевельнул плечами. Рукоять меча над головой шевельнулась, но мечу тут делать нечего.
 Он ударил по кулаку, и в то же мгновение камни перед ними вздыбились, словно с неба упал и вонзился в склон горы невидимый плуг. Вправо и влево от линии удара выплеснули вверх каменные волны. Они ударили по массивным камням, что катились сверху, но не замедлили их движения. Надвигавшийся сверху камень вкатился в пробитую Гаврилой канаву, но напор был таким, что тот не задержавшись выкатился из нее и продолжил свое движения вниз. С каждой секундой набирая скорость, каменная река накатывала на людей… Убежать от нее они не могли. Камни катились широкой полосой, злорадно погромыхивая, словно понимали, что деваться людям некуда.
 — Бей по камням!
 Грохот хлестанул по ушам еще и еще. Камни перед ними качнулись, один из них даже завертелся волчком, но неровности склона возвращали их на прежний путь.
 — Вот это я называю настоящими неприятностями, — сказал Избор. Он быстро оглянулся, словно надеялся отыскать что-то, что спасло бы их. Увидев Исина, притворно удивился, что тот все еще с ними, а не в небе, но ничего не сказал.
 — И ведь деться-то некуда. Ни бугорка, ни впадинки, ни камня, ни камушка…
 — Кроме того, за которым сидим, — сказал Исин.
 — Этот не в счет.
 — Почему?
 — Сейчас поймешь.
 Исин вытащил меч. Сталь была бесполезна, но с ней в руке хазарин чувствовал себя более уверенно. Гаврила у него за спиной переглянулся с Избором и постучал себя по голове. Драться с камнями они не могли, убежать — то же. Им оставалось только попробовать идти навстречу камням в надежде проскочить между ними. Даже если бы они могли бежать быстрее камней, то бежать вниз пришлось бы до самого леса.
 — Проскочим? — весело оскалясь спросил Гаврила. На него вдруг накатило ощущение удачи.
 — Не проскочим, так в вирые встретимся, — серьезно ответил Избор. — Где-нибудь левее входа.
 Он не успел улыбнуться, как слой щебня у них под ногами дрогнул и сдвинулся вниз. Сухой шелест, трущихся друг о друга камней и грохот сталкивающихся друг с другом глыб заглушил ответ Масленникова. Камень, за которым они прятались от ветра, тоже дрогнул, и поехал вместе со всеми. Вместе с ним люди поехали к подножью. Что бы оставаться на месте, им пришлось пробежаться по движущемуся каменному крошеву.
 Это был странный бег. Они изо всех сил рвались вперед, а камни подкатывались все ближе и ближе, но вершина горы медленно, но все же ощутимо уползала вверх, но самым страшным было то, что за первыми прокатившимися мимо них камнями катились другие.
 Теперь они не напоминали кабанов. Более всего они теперь напоминали стаю волков, со всех сторон, обкладывающих добычу.
 — Неприятностей у нас, оказывается, еще и не было… — прокричал Исин. — Они, оказывается, еще только начинаются…
 Бравада оказалась напрасной.
 Каким-то чудом они увернулись от первой волны камней — царапины от осколков и гуля под глазом у Гаврилы не в счет. Камни растащили их по склону и теперь они были один на один против второй волны. Каждый сам за себя играли в прятки со смертью. Весь мир, что существовал вокруг Исина сжался до размеров щели, у которую он наблюдал, как на него накатываются враждебные камни.
 Он оттолкнулся от одного и тут же понял, что встал на пути другого. Скаля острые грани, на него накатывалась глыба, размером с добрый княжеский сундук. Он присел, что бы перепрыгнуть его, но щебень под ногами разъехался, и что бы спастись он сделал два неловких шага в сторону.
 — Берегись!
 Он упал, съехал с камнями вниз и оказался за спиной у Гаврилы. Тот ударил по кулаку. В воздухе щелкнуло и перед камнем, что накатывался на них, возникла яма. Мелкие камни, словно капли, брызнули вверх. Глыба качнулась на обрезе ямы, и с грохотом упала на дно. Сила, что тащила ее вниз, еще не иссякла, и она попыталась, словно зверь из ловушки, выбраться на поверхность, но другая глыба накатилась на нее сверху и вмяла назад, в щебень.
 — Берегись!
 Они отступили еще на шаг. Мимо них пробежал Избор, а за ним, словно привязанная, поперек общего хода прокатились два валуна. На их глазах он юркнул в щель между двумя катившимися сверху глыбами. Катившиеся за ним камни не успели сообразить, что к чему и попали под накатывавшуюся сверху каменную волну.
 — За спину ко мне, быстро! — проорал ему Гаврила. — Отобьемся!
 Он еще трижды ударил по кулаку, сбивая глыбы с гибельного пути. Ямы преграждали камням путь, и те, задевая друг за друга падали вниз с грохотом, от которого вздрагивала земля. И вдруг напор ослабел. Последние камни, словно капли, срывающиеся с горла кувшина, ударились друг о друга и встали.
 А потом… Исин не успел ни обрадоваться, ни испугаться. Глыба из следующего ряда прокатилась по остановившимся, взвилась в воздух и медленно пролетев несколько шагов по воздуху ударила Гаврилу в грудь. Сам хазарин успел отскочить, и со стороны увидел, как тот пытается оттолкнуть камень, но напор гранита легко сломал сопротивление человеческой плоти и вмял Масленникова в камни.
 Мокрый хруст заглушил громкое «А-а-ах!» с которым воздух вырвался из разбитой груди. Камень качнулся, и словно передумав двигаться дальше, громко хлюпнув вернулся на место, теплое от человеческой крови.
 Исин оцепенел от горя и ужаса, но еще ничего не закончилось. Камней у старичков хватало на всех. Его ударило по ногам и он, теряя равновесие, боком повалился на пахнущий кровью щебень.
 Он упал боком и мгновенно попытался втиснуться в какую-то щель. Над головой загрохотало, запахло горелым камнем, сверху посыпалась раскаленная каменная крошка. Краем глаза хазарин увидел, как сверху наваливается угловатый камень и свет в нем померк.
 Глава 48
 Когда каменный хруст умолк Избор осторожно открыл глаза. Он даже не повернул головы, потому что еще не знал, есть она у него или нет. Только через несколько долгих мгновений к нему вернулся слух и он понял, что жив. Не задумываясь, что в нем цело, а что нет, он попробовал шевельнуть руками. Пальцы скользнули по мокрому гравию и он, даже не видя в чем испачканы его пальцы, подумал «Кровь! Интересно чья?»
 Он хотел вытянуть ноги, но они тут же уперлись во что-то твердое.
 Камень, подумал Избор, интересно, что с Гаврилой и хазарином? Позвать их он не решился — старички могли оказаться где-то поблизости и не с пустыми руками.
 Он развел руки в стороны и левой сразу же нащупал чью-то ногу, а правая уперлась в камень. Проморгавшись от пыли он попробовал привстать на колени, и к своему удивлению ему удалось это. Льющийся сверху свет позволил разглядеть, что он находится посреди сложившихся шатром камней. Там, где они сходились, ярким зигзагом светилась щель, сквозь которую сюда проникали свет и воздух.
 Воевода покачал головой. Вряд ли это все было так, как хотели старички. Он был жив, а может быть и не только он.
 Исин нашелся почти тут же. Он лежал рядом с ним и тяжело дышал. Избор коснулся его рукой и хазарин открыл глаза, в которых еще ходили волны ужаса.
 — Гаврила, — прохрипел он. — Под камнем.
 Он со стоном поднялся, взглядом отыскивая тело Масленникова. С удивлением посмотрел на свои руки. Последнее, что он помнил — боль от удара по ним и кровь, брызнувшую в лицо.
 Гаврила нашелся неподалеку. В момент опасности они по неволе собрались поближе, что бы защитить друг друга. Его голова оказалась почти целой. Избор пробежался по ней пальцами и успокоительно кивнул Исину. Шишки, царапины… ничего страшного.
 — Смотри, — прошептал сотник. — Смотри как его…
 Лицо его скривилось от жалости, и он даже застонал. Избор быстрым движением зажал рот сотнику. Не хватало еще того, что бы к ним прибежали старички с выражениями сочувствия. Пусть уж лучше окажутся в состоянии счастливого невежества.
 Гаврила если и был жив, был без сознания. Голова его выглядывала из-под камня, вмявшего его в щебенку под собой, но что было там дальше… Не теряя времени, Избор поднял голову Масленникова и влил в него несколько глотков Мертвой воды. Кадык Гаврилы дернулся, он застонал.
 — Что с ним?
 — А как ты думаешь? — раздражаясь, ответил Избор. — Видел ведь, как его камень пришиб…
 — Но он жив? — спросил Исин.
 — То, что я вижу — живо, — неопределенно ответил воевода. — А что там под камнем…
 Исин ухватил Гаврилу за руку и потянул к себе. Мокрая и скользкая от крови рука выскользнула из ладони, и он ударился спиной о камни.
 — Стой! — зашипел Избор. — Стой, дурак! Оторвешь!
 В этот момент Гаврила открыл глаза. Он понял, что что-то не так и даже не попытался перевернуться.
 — Где мы?
 — Под камнями…
 Гаврила закрыл глаза.
 — Все-таки достали они нас…
 В голосе его Избор уловил странное удовлетворение, словно Гаврила радовался тем трудностям, которые его существование доставляло остроголовым.
 — Что со мной? — спросил он.
 Избор посмотрел как из кровавого месива на груди выдавливаются капли крови и осколки от сломанных ребер.
 — Тебе сказать, что с тобой было или то, что сейчас?
 — Ты сам-то что чувствуешь? — спросил его Исин.
 — Дышать тяжело и еще что-то с ногой, — ответил Масленников прислушавшись к себе.
 — Это что-то называется перелом. И он не один, — объяснил Избор. — Ничего. Обойдется. Потерпи еще немного. Сейчас мы камень снимем…
 Он вылил несколько капель воды на придавившую Масленникова глыбу. Струйка прочертила по поверхности мокрую дорожку, и камень зашипел, наполняя воздух легким треском. Полоска потемнела, вода протекла вглубь и через несколько мгновений камень треснул и распался на три части. Камни угрожающе накренились, сверху посыпалась пыль, стало светлее, и Исин быстро подхватив обломок, подсунул его под ближнюю стену. Избор так же осторожно откатил другой кусок, и теперь стало видно, во что превратились грудь и ноги Гаврилы.
 Сам Гаврила этого не видел, но потому как Исин не сдержался, втянул в себя воздух, понял, что ничего хорошего там нет.
 Избор похлопал его по плечу и погрузил пальцы в раздавленное мясо, ставя на место осколки костей.
 — Ничего, — повторил он. — Заживет как на собаке… Через полчаса хоть пляши.
 Он опрокинул над ранами кувшин, и Мертвая вода с веселым бульканьем потекла внутрь. Исин с благоговейным удивлением наблюдал за тем, что происходило перед его глазами. Раздавленные мышцы втягивали в себя кости и, прилипая друг к другу, закрывали рану. Прошла минута-другая и кожа, розовая и нежная, словно шкурка поросенка натянулась на рану и поросла черным курчавым волосом.
 Гаврила кривился и кусал губы.
 — Больно? — участливо спросил хазарин.
 — Щекотно.
 Рана закрылась, но зуд и щекотка не стали слабее. Под кожей продолжалась невидимая работа.
 — Вдохни поглубже…
 Гаврила вздохнул.
 — Ничего? Дышится?
 Гаврила кивнул.
 — Теперь пальцами пошевели.
 Гаврила попробовал пошевелить пальцами, но у него ничего не вышло. Избора это не обескуражило.
 — Подождать немного надо.
 — А потом?
 — А потом хоть пляши…
 Они сидели тихо, только дыханием нарушая тишину. Пар из трех ртов сливались в одно большое облако и просачивался сквозь щели. Исин, посмотрев вверх, сказал.
 — Они сейчас поймут, что мы живы…
 — Не дыши…
 Гаврила засмеялся и тут же скривился от боли в груди.
 — Если уж тебя такими камнями не придавило, то, что тебе эти недомерки сделают?
 Полчаса, отпущенные Избором и после которых Гаврила мог начинать плясать, прошли.
 — Ну-ка, а сейчас пошевели — попросил лекарь Масленникова. Пальцы шевельнулись. Сперва осторожно, словно Гаврила пробовал их на прочность, а потом все смелее и смелее.
 — Не чешется?
 — Нет, — удивленно сказал богатырь.
 — Не болит?
 — Нет.
 В этом коротком слове смешались восторг и удивление. Не дожидаясь предложения, Гаврила осторожно подтянул ногу к себе.
 — Все в порядке?
 Он не ответил — он рассматривал ногу, а потом начал осторожно гладил ее руками, ощущая под пальцами гладкость кожи. С этой ногой только что на его глазах произошло чудо! И это была не чья-то там нога! Это была ЕГО НОГА.
 Кто знает, сколько времени он мог бы предаваться этому прекрасному занятию, но Избор предложил:
 — Кончай любоваться. Надо нам отсюда вылупляться.
 — Пора?
 — Самое время.
 Он встал на корточки, спиной уперся в камни, пробуя плечами крепость каменного свода.
 — Солнце, наверное, уже на заходе, а поскольку удача сегодня на нашей стороне мне хотелось бы еще до заката повидать Картагу в его логове.
 Выйти из западни они могли только одним способом — разломав ее. Делать это втроем было тесно, но Избор понимал, что в одиночку он с камнями не справится. Он посмотрел вниз. Скорчившийся у него в ногах Исин, помогал Гавриле вытащить другую ногу из-под завала. Тот уже бойко шевелился, коленями ударяя воеводу по икрам.
 — Ну, все вместе… — скомандовал воевода, когда все устроились.
 Он уперся спиной в вершину, а ноги положил на камень, что едва не убил Гаврилу. Теперь он висел над копошившимися внизу товарищами, а те, встав на колени, снизу навалились на камни, между которыми виднелась щель.
 — Раз! — просипел Избор.
 Глыба качнулась, но тут же вернулась назад, придавив пальцы кому-то там внизу.
 — Два!
 Со второго раза камень сдвинулся с места и скатился вниз. Избор упал на Гаврилу, что-то хрустнуло, откуда-то донеслось мелодичное — «Дзинь» и он замер, даже не пытаясь подняться. Этот звук был настолько узнаваем, что и Исин и Гаврила тут же нырнули назад, под защиту камней. Стрела, лязгнув по камню, отлетела куда-то в сторону. Несколько секунд они неподвижно лежали друг на друге. Нащупав Гаврилову ногу, Избор спросил:
 — Как нога?
 — А что ей сделается? — ответил Гаврила.
 — Все нормально? — удивился Избор.
 Гаврила обвел взглядом камни, словно ответ на этот простой вопрос требовал именно этого.
 — Я слышал, что что-то хрустнуло, — озабоченно сказал Избор. — Жаль будет, если это вторая твоя нога.
 Гаврила покосился на распластавшегося рядом Исина.
 — Я рад, что ничего другого тебе не жалко, но, по-моему, это что-то у Исина.
 Хазарин попытался что-то прохрипеть, но воевода только поглядев на него, ответил:
 — За него я теперь не боюсь. Ему теперь сто лет сносу не будет… Что сломалось?
 Исин, поняв, что обращаются к нему, поискал за спиной.
 — Это, наверное, клещи, — сказал он.
 — А если кувшин?… — спросил Гаврила.
 В нос бил запах камня, стертого в пыль, но запаха влаги в нем не чувствовалось. Исин прочихался и сказал:
 — Возможно, что и кувшин, только для того чтобы узнать это тебе придется с меня слезть. Мешок где-то подо мной…




 Глава 49


 Гаврила сполз с сотника, стараясь не высовываться из-за камней, но их движение было замечено старичками и они пустили по ним еще несколько стрел. Лежа на спине Исин перебросил мешок воеводе, а тот даже не поинтересовавшись, что стало с кувшином, отложил его в сторону.
 — Ну, что? — спросил Гаврила. — Чем добру пропадать, может, выпьем?
 — Ничего. Кувшин цел, — сказал Избор. — Понимать должны, что не простой ведь кувшин, если Мертвую воду держит, заговоренный…
 Он перекатился со спины на живот и, выбрав между камнями щель пошире, стал отыскивать старичков, но никакого движения там, наверху, не было.
 Избор смотрел и ничего не видел. Мало того, что снизу вверх смотать было трудно, так еще и солнце почти взгромоздилось на вершины гор и слепило глаза.
 — Сидеть нам тут пока третья нога не вырастет — мрачно пошутил Гаврила — Куда не двинься, все у них как на ладони.
 И в самом деле, сейчас их закрывали от старичков только передние камни. Только находясь под их защитой, они могли чувствовать себя в относительной безопасности.
 Избор задумался. Старички прекрасно понимали, что они не могли сидеть тут до бесконечности. Волей-неволей им придется вылезать из укрытия, и тогда они станут хорошей мишенью для удобно устроившихся где-то в камнях стрелков. Мысли лезли в голову не веселые и он был рад, когда Исин отвлек его от них. Он заерзал по камням, и старички тотчас пустили в них стрелы.
 — Чего не лежится? — спросил Избор, отрываясь от щели.
 — Спина чешется.
 — Это у тебя не примета, часом? Не к неприятностям?
 — Нет. Не примета. Это смола.
 — Смола? — повторил Избор. Если он раньше не обращал на это внимание, то после слов сотника он и сам почувствовал, как зудит его собственная кожа. Он завернул руку за спину, что бы почесаться и почувствовал под пальцами влажную от пота ткань. И тут его осенило. Достав нож, воевода отрезал кусок рубахи.
 Исин обернулся на треск.
 — Что это ты вдруг? Повеситься захотелось? Так я бы веревку дал.
 Избор молча продолжал делать свое дело.
 — И рубахи тебе не жалко?
 — Жизнь дороже.
 Сложив полосу в несколько раз, он через минуту уже держал в руках длинный белый жгут.
 Исин не спрашивал, а Избор, хотя и не делал я тайны из своего занятия, но и ничего не говорил, однако, когда Избор зашарил вокруг себя в поисках подходящего камня спросил:
 — Зачем?
 — Да вот, видишь, пращу сделал. Пока лук не добуду, постараюсь ей обойтись. Стрела это, конечно хорошо, но камнем в лоб тоже, по-моему, не плохо? А?
 — Ты этот лоб найди сперва, — пробурчал Гаврила, — а потом встань и размахнись. Да они же тебя за это время стрелами истыкают…
 Избор отложил в сторону уже готовую пращу и безо всякой укоризны сказал:
 — «Истыкают». Я думал, что ты мне поможешь,
 — Ты думал! — проворчал Гаврила. — Ты думал, а я точно знал, что тебе без меня тут не справиться.
 — Ну, раз ты такой добрый, то пробегись вон до того камня…
 Он показал, где тому надо оказаться. На мгновение Гаврила высунул голову, и, уберегая ее от стрел, убрал обратно.
 — А поближе ничего нет? — мрачно спросил он. До облюбованных Избором камней было шагов тридцать, и все тридцать вверх по склону, навстречу лучникам.
 — Ничего с тобой не случится, — успокоил его Избор. — После воды пусть тебя хоть всего стрелами истыкают…
 — Не хотелось бы… — сказал Гаврила. Он, немного приподнявшись, посмотрел на свои ноги. Ноги оказались на месте, а вот сапоги… Обрывки штанов заканчивались где-то около коленей и дальше шла его собственная кожа. С ногтями и волосами.
 — Кто бы сапоги одолжил, — на всякий случай спросил он.
 — Без сапог резвее будешь, — серьезно возразил Избор. — Тебе же лучше.
 — Ну ладно, решился Масленников. — У вас, я смотрю, снега зимой не выпросишь.
 Он поднялся. Прорыв ветра отбросил волосы назад и Гаврила прыжками бросился к камням, на которые указал Избор.
 С дисциплиной у гномов было явно плохо. Вместо того, что бы ограничиться одной стрелой, четверо лучников, движимые конечно, самыми лучшими побуждениями, вскочили и не желая упускать такую возможность, стали пускать в Масленникова стрелу за стрелой. Что двигало ими — излишнее рвение или азарт сказать было трудно, но в одном и не было никаких сомнений: старички стреляли, и не думали, что сами стали целью для более умного охотника. Этот небольшой промежуток и был временем воеводы. Временем, отведенным на возмездие.
 Возможно, где-то среди камней, затаились еще лучники и их следовало опасаться. Поэтому Избор появился передними в длинном прыжке. Подпрыгнув, и переворачиваясь в воздухе, он вылетел из-за камней, сжимая в руках пращу. Коснувшись ногами камней, он резко выбросил руку вперед. Праща описала плавный полукруг, и сорвавшийся с нее камень улетел вверх, к стрелкам. Не дожидаясь результата, Избор отпрыгнул в сторону и вверх, еще раз взмахнул рукой. Он не знал, сколько старичков еще сидит в камнях и насколько умело они обращаются с оружием, да он и не хотел этого знать, а тем более проверять на собственной шкуре.
 В этот миг раздался крик, следом другой…
 — Вперед! — крикнул воевода хазарину, но тот уже и сам, качаясь из стороны в сторону, поднимался наверх. Каждый шаг давался с трудом, ноги вязли в каменной крошке, но они все же продвигались к вершине.
 Избор первый добежал до того места, где по его расчетам сидели старички. Там уже никого не было. За камнями лежал один труп и обломки лука. Больше никого — ни живых, ни мертвых — там не нашлось.
 Гаврила подошел и встал рядом.
 — Ушел кто-нибудь?
 — Сейчас посмотрим….
 Пока Гаврила без успеха пытался натянуть на ноги стариковскую обувку воевода и сотник разделившись, они обошли окрестности и осмотрели все мало-мальски подходящее для свершения подлостей местечки.
 — У меня — ничего! — крикнул Исин.
 — У меня — тоже! — эхом отозвался Избор. После этого они сошлись, с довольным видом поглядывая друг на друга.
 — Жаль, что лучников на сегодня больше не будет, — сказал Гаврила пошевеливая замерзшими пальцами.
 — Кто знает, — откликнулся Избор. — На всякий случай Мертвую Воду оставлять тут не стоит.
 Исин согласился, но и без его согласия Избор уже спускался назад, к оставленному им внизу мешку.
 Начался новый подъем вверх. Теперь они, однако, шли гораздо более уверенно, надеясь, что возможности старичков-недомерков по свершению подлостей если не исчерпались совсем, то достаточно оскудели. Им вновь пришлось пройти под снежными козырьками, и вновь Исин холодел душой дивясь, как все эти глыбы льда и снега еще висят в воздухе. Они шли навстречу солнцу, насаженному на вершину горы, время от времени оглядываясь назад. Они не ждали подвоха оттуда. Эта странная, неизвестно на чем основанная уверенность, что нападения с этой стороны не будет, почему-то оправдалась. Старички вели себя прилично, словно потеряли к людям всякий интерес, однако их приключения этим еще не кончились.
 Почти добравшись до вершины и в очередной раз оглянувшись назад, Исин дернул Избора за рукав
 — Смотри.
 Избор оглянулся и сразу же заметил преследователей. Это не составляло труда, так как те и не старались прятаться. Цепочка людей быстро и ладно лезла по их следам. Почти наверняка они видели побратимов, но с их стороны не было слышно ни радостных воплей по этому поводу, ни угроз. Скорее всего они молчали от того, что верили в то, что никуда от них беглецы не денутся и берегли дыхание. Последняя пара, немного поотстав от основной группы тащила носилки.
 — Какая торжественность! Кто бы это мог быть? — тяжело дыша спросил Гаврила. — Уж не сами ли Картага?
 — Картага? Ну нет, — уверенно сказал Избор. — Картага где-то впереди. Талисман прячет..
 — Тогда, разбойники! — заключил Исин. — Что-то я не помню, что бы следом за нами добрые люди бежали.
 — Шведовы люди?
 — Да. За талисманом пожаловали.
 Стоять было неудобно, и Избор присел на камень. На этот счет у него были очень сильные сомнения. Скорее всего, настигавшими их людьми двигала только месть.
 — Зачем им талисман? Маги остроголовых наверняка знают, что мы несем подделку. Нет. Не зря мы атамана давеча найти не смогли… Им нужны мы. Точнее ему нужны мы.
 Холод от камня протек сквозь толстые штаны, заставляя воеводу подняться.
 — Что делать будем?
 — Перебьём и делу конец! — беспечно махнул рукой Исин. — Вот прямо тут. Подождем, когда поднимутся и перебьем.
 Избор вновь качнул головой, не соглашаясь с ним.
 — Ждать, потом драться… На это уйдет время, а тем временем старички соберутся с силами и устроят нам еще одну теплую встречу.
 — С ломанием ног?
 — И рук, — добавил Избор. — Надо что-то делать, чтоб избавиться от них, и, не теряя времени, идти к Картаге.
 Несколько секунд они стояли и смотрели, как цепочка людей настойчиво одолевает подъем, но внимание и того и другого привлекли не люди (что там смотреть на десяток разбойников) к носилки в конце цепочки.
 Что-либо точно утверждать Исин не взялся бы, но на мгновение ему показалось…
 — Мне кажется, я знаю, что у них там.
 Избор ничего не сказал. Похоже, что он тоже понял, но никак не мог поверить в это, а вот Исин, испытавший на себе вою силу Мертвой воды был готов поверить во что угодно.
 — Это Швед. Точно.
 — Говорил же я!
 Она смотрели на носилки как на видение, как на нечто выходящее за пределы человеческого разумения, но видение неоспоримое в своей явственности. Оцепенение длилось не долго.
 — Спущусь. Добью, — решил Исин.
 — Добьешь, но время потеряешь… Да и добьешь ли? Швед столько Мертвой воды выхлебал, что его и убить нельзя.
 — Покалечу, — упрямо настаивал на своем сотник. Гаврила с удивлением посмотрел на хазарина.
 — Куда ж его больше-то калечить? На нем и так живого места нет…
 — Не бессмертный же он, в конце концов? — раздражаясь сказал хазарин. Избор с сомнением пожал плечами.
 — После того, что с ним было, я не стал бы спорить.
 — В конце концов, просто покидаю их вниз, — нашелся хазарин.
 — Это хорошо, — одобрил его решение Избор. — Только по-моему это можно сделать, и не спускаясь вниз самому. Устроим им то, что старички устроили для нас.
 Исин сперва, было, загорелся, но через секунду успокоился.
 — Камнепад? Да после того, что тут было, ни один камень по своей воле с места не стронется.
 — Камни — да, — согласился Избор — А вот снег…
 Они посмотрели на снежный козырек, к которому как раз и подходили разбойники.
 — Плохо им придется, если все это на них рухнет? А?




 Глава 50


 За это время разбойники подошли ко второму снежному козырьку.
 — Эй! — крикнул Избор.
 Преследователи остановились, не дойдя до самого опасного места нескольких шагов и задрав голову, посмотрели на воеводу. Солнце слепило глаза, и они, загораживаясь от него, подняли ладони к лицам.
 — Чего нужно? — опросил Избор.
 По прямой между ними было менее поприща, и звук его голоса долетел до них также легко, как и ответ разбойников:
 — Подожди малость и узнаешь.
 Избор, уже готовый к тому, что Швед жив, ничуть не удивился, узнав голос атамана. Исин тоже был готов к этому и не упустил возможности лягнуть недруга:
 — A! Огрызок! Жив еще? — притворно удивился он. — Никому видно, ты не нужен. Даже смерть тобой брезгует.
 Если рук и ног у Шведа уже не было, то злобы на весь мир в нем еще хватало.
 — Вперед! — скомандовал рассвирепевший Швед разбойникам. — Растопчу!
 Гаврила, не удержавшись, рассмеялся — слышать такую угрозу ее из уст человека пластом лежащего на носилках было смешно.
 — В носу поковыряйся! — крикнул Исин и присоединился к Гавриле. Разбойников не нужно было понукать. Они и так знали, зачем шли и, дав ногам небольшой отдых, они ринулись вперед.
 — Еще один шаг и вы погибнете, не успев раскаяться в содеянных вами грехах! — во всю мощь легких громыхнул Избор.
 Его голос долетел до самых дальних вершин и вернулся эхом. От которого по сотниковскому телу побежали мурашки..
 — Ты чего это, как волхв заговорил? — спросил Исин. — Может, ты еще волхвовать будешь?
 — Волхвовать Гаврила будет. А я их разозлить хочу…
 И в самом деле, слова подействовали — разбойники, спеша добраться до них, вбежали под козырек. В этот момент Гаврила вскинул руку.
 Там где удар коснулся снега, вверх поднялся вихрь из снежных хлопьев. Эхо, отразившись от соседних вершин, едва успело вернуться к ним, как его заглушил мощный гул начавшей свое движение вниз лавины. Сознавая опасную близость порожденных Гаврилой событий, люди поспешили убраться подальше. Цепляясь за камни, они добрались до вершины, и остановились на ней.
 — Мы все-таки забрались! — сказал Исин в потрясая высоко поднятыми кулаком.
 — А они спустились, — откликнулся Избор, разглядывая след прокатившейся до подошвы горы лавины. За их спинами гора плавно спускалась вниз. Если к востоку от себя они отбрасывали густую черную тень, то за их спинами вечер еще только собирался стать ночью. Для тех, кто остался по ту сторону гор наступил мрак, для тех, кто собирался спуститься на другую сторону — день еще продолжался.
 — На этот раз мы похоже от них отделались, — сказал Исин
 — На этот раз — да, — с непонятной интонацией сказал Избор.
 — Что ты имеешь в виду? — переспросил хазарин.
 — Ничего.
 — Почему тогда говоришь «на этот раз».
 Он голосом выделил эти три слова «на этот раз».
 — Ты думаешь, что это но последняя наша встреча? Что это еще не конец?
 В задумчивости Избор поскреб щеку.
 — Это такое дело… Кто-то охраняет нас. Кто-то охраняет их… Так что ставить что-нибудь в заклад на то, что мы с ними не встретимся, больше я бы не решился. Этот Швед назойлив как муха.
 — Не знаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь об охране и не знаю, как там охраняют их, но нас охраняют вовсе недостаточно, — заявил Гаврила. Он демонстративно пошевелил сломанной ногой. Избор скептически улыбнулся и качнул мешком. Там булькнула вода. Это был хороший ответ.
 — Убедил, — согласился Гаврила. — И все же за ними присматривают лучше.
 — Ну, значит, им няньки нужны, а мы люди самостоятельные. Пошли, нac уже заждались.
 — Погоди. К князю, все-таки идем…
 Вместо того, чтобы двинуться с места он начал выколачивать свою одежду
 — У семи нянек дитя без глазу, — глубокомысленно заметил он. Он старался во всю, и ветер подхватывал и уносил тучи пыли выбитые им из одежды. Пример был поучительным и Избор тоже снял с себя душегрейку и несколько раз энергично встряхнул.
 — Не только без глаза, но и без рук и без ног, — углубил он и без того неохватную мысль, высказанную побратимом.
 — Этo ничего. Раз няньки есть — ничего. Утешут. Вон уже первая прилетела.
 — Что? — Избор поднял голову. Исин, щуря от ветра глаза, смотрел вниз на подошву горы. Прямо под ними, хорошо различимый на белом снегу, языком протянувшимся в лес, завис пестрый ковер колдуна Мури.
 — Вот откуда ноги-то растут! — удовлетворенно сказал Исин. — Прилетел, стервятник.
 Ковер колдуна висел над лавиной, а вот сам Муря пропал из видимости — наклонившись вниз он слился с ковром и они перестали его видеть.
 — Ты до него достанешь? — спросил Избор Гаврилу.
 — Зачем?
 — Сбить его — и делу конец. Он ведь там талисман не найдет, так за нами увяжется…
 Гаврила с сомнением прикинул расстояние и отрицательно покачал головой.
 — Нет. Далеко.
 Исин тоже измерил глазом расстояние до назойливого волшебника и с сожалением вздохнул:
 — Да… Тут надо бы наверняка. Лишний враг нам совсем ни к чему.
 Потеряв после этого интерес к Муре, он отвернулся, и посмотрел на солнце. Светило уже нижним краем ушло за виднокрай. Луч его упал на камень рядом с ним и блеск солнца на острых гранях привлек внимание хазарина. Вглядевшись повнимательнее, он радостно улыбнулся. Нет, это блестело не золото. Просто рядом с камнем рос удивительно красивый цветок. Сотник наклонился и сорвал его.
 — Пошли быстрее, — попросил он касаясь носом цветка. — Не люблю драться в темноте.
 — Это опекун-трава, — сказал Избор. — Цветок вершин. Тебе повезло.
 — Вам тоже, раз вы со мной.
 Избор засмеялся и приглашающе кивнул.
 — Пойдем, Мне кажется, конец уже близок.
 Путь вниз оказался несравненно легче только что пройденного пути до вершины. Перевалив через гребень, искатели приключений остановились осмотреться.
 — Под ноги смотрите, — сказал Гаврила. — Наверняка где-нибудь тут они волчьих ям понарыли…
 У них за спиной еще тихонько рычал снег, сползая вниз, что бы припорошить разбойников, скатывались камни, а тут царило спокойствие. Это было так странно, что Исин ощутил неодолимое желание достать меч и сделал это.
 — Что? — спросил Гаврила, обегая взглядом камни перед собой.
 — Куда они подевались? — спросил за Исина Избор. — Можно подумать, что мы дорогой ошиблись.
 — А тут разве другая есть? — ответил вопросом на вопрос Гаврила. — Тут одна дорога — вниз.
 Избор кивнул. Ошибиться тут, действительно было трудно, тем более, что невдалеке лежал камень удивительно похожий на павшего коня, который он видел в волхвоском блюде. Воевода посмотрел себе под ноги, выбрал там камешек покруглее и ткнул его носком сапога. Тот весело громыхнул и покатился вниз, показывая дорогу.
 — Двинулись! — сказал Избор. — Пока стоим — солнце сядет. А в темноте талисман не больно-то и поищешь.
 С этой стороны горы радовали и глаза и ноги. Кроме камней то тут, то там стояли молодые крепкие сосны, и чем ближе к подножью горы сбегал взгляд, тем больше их становилось. У подошвы горы начинался сплошной лес, а между ним и горой, с которой они спускались, Избор углядел ту самую, изъявленную норами черную скалу. Вход в пещеру Картаги то же был где-то там, но пока они еще не могли его видеть. Пока они видели только верхнюю часть скалы, придавленной сверху огромным камнем.
 Избор не успел протянуть руку и показать, как Гаврила сказал.
 — Видим. Вот он где, голубчик….
 Исин весело улыбнулся, поправил клещи и, радуясь, добавил.
 — Не один он голубчик-то. Целая голубятня…
 Не прячась, они пошли вниз, готовые встретить воинство горного князя, но враг не показывался.
 — По-моему они просто попрятались, — сказал Исин.
 — Скорее всего, затаились.
 — А потом ка-а-ак прыгнут…
 Они беспрепятственно спускались все ниже и ниже, и с каждой сотней шагов Гаврила становился все мрачнее и мрачнее. Масленникову казалось, что он понимает замысел горного князя — собрать в одном месте все силы и стать насмерть. Конечно, Картага и в мыслях не держал погибнуть почетной смертью от богатырской руки. Ему наверняка нужно было только продержаться до подхода остроголовых или песиголовцев.
 Эти мысли довели его до того, что перед самой пещерой он занервничал и начал двигаться осторожно, перебегая от камня к камню, от дерева к дереву. Так они и добрались до скалы. Встав за последним рядом камней, люди разглядывали скалу перед собой, словно крепость, которую нужно будет взять штурмом и опустошить. От того места, где они стояли, до пещеры было не более пятидесяти шагов. Хорошее расстояние для стрелка из лука. Гаврила сощурив глаза что-то выглядывал, вычислял, а потом растерев босой ногой плевок пошел вперед.
 — Сперва я один! Пойду посмотрю, есть ли душа у этого гада.
 Он медленно обогнул камень, встав на виду у стрелков, что возможно прятались в пещере. На мгновение задержавшись, вытащил из-за спины меч.
 — Если найду — выну!
 Он не пошел напрямую к пещере, а немного свернул. Все камни, за которыми можно было укрыться, остались за спиной, и единственным укрытием от стариковских стрел оказалась глыба, что валялась сбоку от входа. Камень напоминал чью-то голову или морду, по забывчивости оставленную хозяином у каменной стены.
 Гаврила шел осторожно, готовый в любой момент отпрыгнуть, но старички ничем себя не обнаруживали. Шаг… Другой…. Третий… Он чувствовал как холодеет кожа на лице и знал, что в это мгновение, целая свора седобородых мерзавцев натягивает тетивы своих луков и направляет стрелы ему в грудь и живот. Он чувствовал, как напрягаются руки лучников в ожидании команды, как дрожат их пальцы и как Картага набирает в грудь воздух, что бы отдать приказ… Подчиняясь этому ощущению опасности Гаврила прыгнул в сторону и ударил по кулаку.
 Грохот обрушился на них как лавина. Эхо выхлестнулось из нор поменьше, что окружали вход и вместе с ним на воздух вылетели тысячи летучих мышей. Люди шарахнулись в сторону, прижались к стене. Сверху на них обрушился водопад помета. В одно мгновение Исин, бежавший последним стал белым, словно куст черемухи. Волна смрада поднялась и накрыла окрестности пещеры, выворачивая нутро наизнанку. Сквозь частые удары капель о камни Избор слышал только хриплое дыхание Гаврилы. Прижавшись спиной к стене, он смотрел на белую, словно запорошенную ранним снегом площадку вокруг себя, а потом, переведя мутный взгляд на Исина, с чувством сказал:
 — Как живут, сволочи! И жизнь-то себе по-хорошему устроить не могут.
 Он поморщился от кислого запаха, что витал на площадке и закончил.
 — Одно слово — уроды!
 Исин еще не поняв, что такого с ним произошло, смотрел на себя, отыскивая сухое место. Пальцы его то сжимались, то разжимались, с них стекали тяжелые липкие капли и с тем же звуком падали на камни. Он тихонько взвыл и застонал от унижения. Так его еще никто не оскорблял.
 — Ничего, — успокоил его Избор, слегка отодвинувшись. — Гаврила, у Круторога так вообще в выгребной яме плавал и то …. Жив вот и здоров.
 Исин, конечно, все это помнил, но он отчетливо понимал разницу между собой и Гаврилой. Гаврила — это Гаврила, а он — это он. Избор увидел, как хазарин вздрогнул и шагнул вперед. Его глаза оказались острее. В полумраке норы он разглядел чью-то фигуру.
 — Какая честь! — издевательски прокричал он. — Сам князь нам на встречу…
 Он хотел добавить еще что-нибудь едкое, но ноги его разъехались, и он, не удержавшись, упал в мышиный помет.
 — Верни «Паучью лапку», тварюга!
 Картага посмотрел на них холодно и неожиданно для всех предложил:
 — Чего орете, господа богатыри? Шли бы своей дорогой…
 Он разглядел, во что превратился Исин и, усмехнувшись, добавил:
 — У меня тут бани нет. Если кому помыться надо, так это дальше.
 У сотника от такой наглости перехватило дыхание, и он захлопал ртом, что бы ответить, но Гаврила обошел его и сказал:
 — Мы пришли туда, куда хотели, и не тебе, собака учить нас. А вот если мы сейчас не получим талисмана, то плохо придется всему этому…
 Гаврила оглянулся, подбирая слово. Взгляд его наткнулся на обгаженного Исина и он с чувством закончил:
 — Муравейнику.
 Его слова повисли в воздухе, не решаясь опуститься на загаженную землю, а сам Масленников медленно, словно давая Картаге время подумать, пошел ему навстречу.




 Глава 51


 Позади тихонько шипел сквозь зубы Исин. Кроме этого шипения, да чавкающих шлепков из-под босых ног ничего не было слышно. Все молчало около пещеры. Под эти звуки Картага начал постепенно отступать вглубь норы. Через два шага его скрыла темнота, и Гаврила взревел:
 — Стой, поганец! Выходи! Посмотрим, хватит ли у тебя сил, что бы противостоять мне!
 Горный князь на вызов благоразумно не ответил. У него хватало мозгов сообразить, что эти люди пришли не только за талисманом, но и за ним самим.
 Двумя прыжками Гаврила влетел в темноту, уже не думая об ожидающих их там неприятностях. Он сделал несколько шагов в темноте и тут позади стало светлее. Избор, подняв оброненный кем-то факел, шел следом. Коридор, по которому они бежали, оказался кривым и темным, но он вывел их в пещеру, где свет факела уже не был нужен — на ее стенах висели гроздья светильников и их света хватало, что бы видеть пол и стены. Пещеру наполняли шум и топот маленьких ног, но никто из них не обратил на разбегавшихся старичков никакого внимания.
 — Вот он!
 Гаврила показал рукой на Картагу, что стоял около большого, в сажень зеркала и держал в руке клетку. Увидев ее, Гаврила вздрогнул и облегченно вздохнул. За деревянными палочками, сверкая в скудном свете стариковских светильников разноцветными искрами, там висел талисман. Избор почувствовал волну радости, исходившую от него. Ему показалась, что «Паучья лапка» тоже радовалась, возможности вернуться в его руки.
 Гаврила медленно двинулся к князю, но тот, словно был связан с Гаврилой невидимой нитью, начал отходить назад. Это походило не танец. Едва Гаврила делал шаг вперед, как Картага делал два шага назад, выдерживая расстояние. Так продолжалось до тех пор, пока князь не уперся спиной в зеркало. Избор, осторожно кравшийся следом за Масленниковым, заглянул в него через плечо друга, и ничего не увидел. Бродили там только какие-то тени, словно рыбы в мутной воде, да и все оно, казалось, было залито текучей водой. Он отвернулся и начал выглядывать маленьких лучников.
 Картага что-то задумал. Он встал, упершись в эту туманную поверхность левой рукой, а правую, в которой сжимал клетку, вытянул вверх.
 — Попался, гнида! — радостно сказал Гаврила, понимавший, что дальше отступать князю некуда. Рядом с ним отвратительно завоняло, и появился Исин. Радостно скалясь, он закинул руку за спину, за мечом, но вместо рукояти оружия под руки попались клещи. Он выхватил их и, что бы они больше не мешали, отбросил их назад. Звон железа, ударившегося о камни, вывел Картагу из оцепенения. Князь громко крикнул:
 — Хэй!
 Эхо заметалось по пещере. Исин, шедший последним, насторожился. Это не походило на крик о помощи, скорее это был какой-то приказ, а все приказы Картаги в этом не радостном месте были направлены против них.
 Сотник успел почувствовать, что что-то тут не так, но Гаврила, завороженный видением талисмана истолковал крик князя по-своему.
 — Не кричи, гаденыш. Спасать тебя все равно некому!
 Шелест, донесшийся сверху, заставил хазарина поднять голову. Оттуда, из темноты падало на них что-то бесформенное, шевелящееся.
 Темнота — лучшее укрытие для неожиданностей. В первое мгновение Исин не понял, что это там такое. Мелькнула мысль, что не все летучие мыши, видно, улетели и что, слава Богам, он не успел почиститься, и что теперь и тут станет скользко и надо быть повнимательнее, но уже через секунду он понял, что летит к ним сверху.
 Оставляя вокруг себя брызги мышиного дерьма, сотник двумя длинными прыжками доскакал до друзей и ударил их в спины.
 У него все почти получилось. Гаврила, очарованно смотревший на талисман, от толчка загремел по камням, но Избор, готовый отбить любой удар и спереди и сзади, увернулся и только на шаг отошел в сторону. От этого сеть, которая должна была накрыть всех троих, накрыла только двоих.
 Старички, прятавшиеся где-то по углам взвыли от огорчения, но Картага сумел воспользоваться мгновением, что дал ему случай… Гаврила уже поднявшийся на четвереньки решил, что князь попробует перескочить его и вырваться из пещеры и прыгнул, надеясь поймать его в воздухе, но его движение оказалось ошибкой.
 Князь не сделал вперед ни шагу.
 Зато он шагнул назад. В зеркало.
 Избор и Исин копошились в сети, поименно вспоминая всех Темных Богов, Гаврила, кряхтя, ворочался в камнях, но каждый из них при этом смотрел на князя, и на клетку в его руке.
 Каждый из них видел, как сперва рука, потом плечо Картаги исчезают за странной завесой. Он двигался медленно, словно и впрямь там текла плотная вода, которая выталкивала его назад. Проделывая это, князь хохотал во все горло, глядя как его враги копошатся у княжеских ног.
 — Прощайте, богатыри, — прокричал он им, откровенно веселясь их попыткам встать на ноги.
 — Хоть вас и трое, но все же оказались слабее меня.
 Гаврила уже встал на корточки, но поскользнувшись на брызгах, что слетали с Исина как блохи с бездомной собаки, с проклятьями, опять повалился на камни. Князь ответил взрывом злобного хохота. Он сделал еще одно движение и скрылся за поверхностью. В пещере осталась только рука с клеткой.
 — А-а-а-а! — заорал Гаврила. На его глазах свершалось непоправимое. Он не знал, что происходит, но уверенность Картаги в безнаказанности бесила его. Им овладело отчаяние. Он потянулся к уходящей в зеркало руке, уносящей в зазеркалье «Паучью лапку», но не достал не только до чаши, но даже до рукояти меча, что лежал в двух шагах перед ним. Масленников рванулся вперед, но сеть, зацепившаяся за ноги, не дала ему дотянуться до талисмана. Скрюченные отчаянием пальцы цапнули воздух и заскребли по камням. Он упал лицом на камни, и теперь кровь струилась по лбу и щекам из царапин и порезов. Рыча от бессилия, он на карачках добрался-таки до меча. В глазах было темно от отчаяния и крови, горечь поражения сжимала горло, но жизнь не стояла на месте. Над его ухом послышался железный лязг и полу задавленный хрип Избора:
 — Руби!
 Что-то еще происходило вокруг него, что-то интересное. Рывком Гаврила поднялся. Мгновения ему хватило понять, что же произошло. То, что он видел сейчас, в другое время, наверное, удивило бы его, но сейчас некогда было удивляться. Избор, сам опутанный сетью, ухватил Картагу клещами за руку, держал, не давая тому совсем скрыться в зеркале. Железные зубья клещей прокусили руку насквозь и князь, уже сообразивший, чем это для него кончится, больше не смеялся, а визжал от ужаса и боли и дергал руку к себе.
 — Руби, — прохрипел Избор. — Руби же!
 Четвертый раз Масленникова просить не пришлось. Теперь он знал, что нужно делать. Ему приходилось перерубать мечи и половецкие сабли, а однажды он, на спор, перерубил даже рукоять клевца и поэтому он мог бы особенно не стараться, но он вложил в этот удар всю свою силу, помноженную на злость и отчаяние.
 Меч перерубил княжескую руку как раз там, где она входила в зеркало, и острие меча пронзило его поверхность. От того не было ни треска, ни звона. Зеркало даже не треснуло, и только Картага заорал еще страшнее.
 Пока пальцы горного князя не разжались, Избор держал обрубок клещами. Все трое смотрели на клетку и видели, как слабеют и разжимаются пальцы мертвой руки. Когда это произошло, Гаврила подхватил клетку с талисманом и целую долгую секунду любовался им.
 Избор уронил клещи и теперь они с Исином копошились, пытаясь выбраться из веревочной западни.
 — Рубани, — попросил воевода. — А то мы застряли что-то…
 Гаврила поднялся, несколько раз рубанул сеть, а потом поставил перед Избором клетку.
 — Присмотрите за ним. А я сейчас вернусь…
 — Куда ты? — спросил воевода пытаясь найти и не находя то место, где Гаврилов меч перерубил сеть.
 — Выполнять обещание. На счет души.
 Исин, тоже безуспешно искавший прореху в сети, сказал.
 — Намнут тебе сейчас шею с тупым мечем… Где дырка-то?
 Гаврила еще несколько раз ударил по веревкам, но мысленно он был уже за зеркалом. Он не боялся. Если князь смог войти в него, то уж богатырю это и подавно не зазорно. Лишь мгновение поколебавшись он сунул в зеркало меч и шагнул следом.
 Ни Избор, ни Исин даже не дернулись, что бы идти на помощь. Колдовства они не опасались, а сравнивать силу Гаврилы Масленникова и Картаги было просто смешно. Они остались на месте, предпринимая вялые попытки выпутаться из сети. Старичков они не видели и не слышали, казалось, что все княжеское войско рассеялось или утопло в мышином помете.
 — Что это за зеркало такое, интересно? — спросил хазарин не находя для себя более врагов. — Рама у него уж больно богатая.
 — Да нет у них тут ничего путного, — возразил Избор. — В него и глядеться то нельзя.
 Подтверждая его слова, по мутной поверхности пробежала волна бело-серой ряби, а потом раздался грохот.
 — Эге! — сказал хазарин, поднимаясь на колени, и быстрее работая руками. За зеркалом началась какая-то бурная жизнь. Что-то там грохотало, и слышались громыхающие шаги Гаврилы. Потом оттуда донеслось жалобное блеяние, и послышался топот множества маленьких ног.
 — Дерутся, — удивленно сказал Исин. — Ты смотри…
 — Я даже знаю, кто там кого бьет, — подумав, отозвался Избор.
 Потом из-за зеркала вылетел маленький старичок. Руку сделавшую это Избор узнал без труда по скорости, с которой летел старичок. Но дальше началось удивительное. На глазах Избора и Исина уже предвкушавших, с каким звуком старичок вляпается в стену, тот влетел в камень и пропал там. Воевода поднял брови и покосился на Исина. Тот сидел с каменным лицом и даже не повернулся в его сторону.
 За зеркалом послышался тонкий, почти поросячий визг и крик.
 — Только не за бороду!
 Невидимый Гаврила натужно ахнул, за бегучей завесой что-то мокро лопнуло, и наступила напряженная тишина. Она тянулась несколько мгновений, и вруг из зеркала показались чьи-то маленькие ноги. Показались и пропали, потом это повторилось еще и еще.
 — Это же надо так, над мертвым-то телом, — пробормотал Исин. — Как-то не по воински это…
 — Озверел, — озабоченно сказал Избор. — Может там жарко. Вспотел?
 В очередной раз вынырнув из зеркала ноги однорукого князя не скрылись в нем, а повторили полет первого старичка. За зеркалом зарычало, и в пещере опять появился Гаврила. Бешеными глазами оглядев пещеру он спросил:
 — Где он?
 — Упустил? — удивился Избор. — А мы уж думали, что все… Как же так?
 — Упустил, — ответил Гаврила, бегая по пещере и осматривая потаенные уголки.
 — Сразу убить его следовало бы…
 — А ты?
 — А я решил его за бороду покрутить.
 — А он?
 — А он, подлец, ее ножом обрезал…
 Масленников с отвращением отбросил клок волос, что еще держал в руке.
 — Так он жив? — спросил, наконец, разобравшийся во всем Исин. — Жив?
 Это известие привело его в чувство. Вредный Картага вряд ли станет сидеть, сложа руки и даже с одной рукой сможет причинить им неприятностей столько, что им все вместе и в двух руках не унести.
 — Пошли отсюда, — сказал он. Устав искать дырку в сети он добрался до меча и разрезал сеть.
 — Никуда я не пойду, — уперся Гаврила. — Он тут где-то, я же чувствую… Не мог он далеко уйти…
 — А он и не уходил, — хладнокровно поправил его Избор.
 — Так куда же он делся?
 Масленников ударил себя кулаком по ноге и Исин показал на стену.
 — Улетел.
 Гаврила посмотрел на стену и пожал плечами и переспросил.
 — Куда?
 — Туда.
 Избор объяснил ничего не понимающему Гавриле.
 — Все верно. Он вылетел оттуда и влетел туда.
 — Ударился о… — хотел, было поправить Масленников воеводу.
 — Влетел, — перебил его Избор. — Если я говорю, что влетел, значит, влетел… Хорошо летел. Не хуже Исина. Только что крыльями не махал.
 Сбросив с себя обрывки сетей, он поднялся.
 — Где его тут найдешь, такого мелкого? Бери талисман и пошли отсель. Мы свое дело сделали, ты еще ему руку отрубил… Так давайте хоть уйдем по-хорошему.
 Гаврила посмотрел на Исина, ожидая поддержки, но то показал головой на выход.
 Тогда Гаврила медленно задвинул меч в ножны. Соблазн расправиться с Картагой был велик, но и правота друзей очевидна.
 — Возьми «Паучью лапку», — сказал Избор, — Не просто ведь досталась.
 Гаврила еще раз, на всякий случай обежал взглядом пещеру и наклонился над клеткой.
 — Светлые Боги! — крикнул он.




 Глава 52


 Избор повернулся на пятках, одновременно выхватывая меч. Уже что-то было не так. Первый взгляд — прямо перед собой, на Маслениикова. Вроде ничего страшного. Он все еще стоит перед клеткой и никто его не режет. Второй взгляд — в бок. Там Исин слегка присев на полусогнутых ногах вертит головой.
 — Светлые Боги! — повторил Гаврила и заревел во весь голос. — Проклятый урод! Что он с ней сделал!?
 Внутри у Избора словно сосулька выросла. Еще многое было не понятно, но страх уже жил в нем. Лицо Гаврилы искажала гримаса благоговейного ужаса. Растопырив пальцы, он держал их в некотором отдалении от клетки не смея прикоснуться к ней.
 — Талисман? — спросил Избор.
 — Да.
 В голосе Гаврилы звучал ужас.
 — Я не могу взять его!
 Масленников говорил так тихо, что Избор почти не слышал его.
 — Что там? — спросил хазарин, заглядывая ему через плечо.
 — Меч убери…
 — Я не могу взять ее! — в словах его звучал ужас, рожденный удивлением и страшной непоправимостью происходящего. Избор сдавил дрожащую сосульку внутри себя и выдохнул страх в воздух. Клетка с талисманом все еще стояла там, где ее поставил Гаврила. Сам Масленников тоже никуда не делся и сидел рядом. Исин и сам воевода тоже вроде были тут же, так что вроде бы ничего не произошло.
 В глубине души Избор понимал, что лукавит. То, как выглядел Масленников, само по себе говорило о том, что что-то все-таки случилось, но ему нужно было успокоиться.
 — Попробуй еще разок…
 Гаврила послушно, словно младший дружинник протянул руку к клетке, и на глазах Избора его пальцы прошли сквозь прутья и встретились внутри талисмана. Позади Избора тихонько зашелестели волосы — Исин не веря глазам, тряхнул головой.
 — Еще раз! — сказал он.
 Гаврила был настолько поражен, что послушался и его. Еще и еще раз Масленников пытался ухватиться за талисман, но все напрасно. Талисман выскальзывал из пальцев, уплывал из ладоней. Не выдержав этого Гаврила взвыл, заскрипел зубами и начал колотить по клетке кулаками, но и это ничего не изменило. И пальцы и ладони и кулаки — все это проходило сквозь «Паучью лапку», такую близкую и такую недоступную. В конце концов, от накатившего на него отчаяния он сцепил руки внутри талисмана и застонал.
 Исин, еще не осознавший ужас положения сказал:
 — Вот это, я скажу, настоящее колдовство… Это вам не лодки в небо зашвыривать…
 Он осекся. Избор, державшийся настороже бросил взгляд на хазарина. Тот с открытым ртом смотрел на ноги Гаврилы, и глаза его потихоньку выкатывались за пределы, отведенные природой.
 Гаврила стоял на коленях, но самих ног Масленникова видно не было. Почти по бедра они находились внутри камня. Избор все понял, и к ужасу, что жил в нем примешалась жгучая зависть к тому, кто мог это сделать. Уже зная, что случится он протянул руку к Гавриле и рука прошла сквозь него так легко, словно перед ним стоял не человек из плоти и крови, а какая-то нежить, сотканная колдовством из света и тьмы.
 Ужас сжал и отпустил горло.
 Там стало сухо, но он прокашлялся и повторил следом за сотником:
 — Вот это — настоящее колдовство!
 Гаврила его даже не услышал.
 — Дело не в талисмане, — сказал тогда воевода. — Дело в тебе.
 Гаврила молчал, тогда на его глазах Избор ухватился за кольцо, вделанное в верхушку, и поднял клетку. Талисман поднялся, и вместе с ним поднялось лицо Гаврилы. Не теряя времени на объяснения, Избор открыл дверцу и через мгновение «Паучья лапка» оказалась в его руке.
 — Все в порядке.
 Гаврила не услышал и этого, но, когда увидел, что Избор поднял клетку, он с облегчением выдохнул:
 — Слава Светлым Богам!
 Но через мгновение до него дошло, сказанное Избором.
 — Со мной? Со мной все в порядке.
 На всякий случай, больше для Избора, чем для себя он ударил себя в грудь. От этого движения под сводами пещеры пронесся гул, заставивший хазарина опасливо поглядеть вверх.
 Избор вздрогнул. Он испытал странное чувство. Только что он своими глазами увидел, как Гаврила стучит по тому, сквозь чего он про девал руки.
 — Не зарекайся. Посмотри вниз.
 Гаврила с недоуменной улыбкой на губах посмотрел вниз. В пещере хватило света, что бы он увидел то, что видели Избор с Исином.
 Что и говорить зрелище было ошеломляющим. Несколько мгновений Гаврила оторопело смотрел на ноги не решаясь ни шагнуть вперед, ни отойти назад. Исин, забывшись, прошептал за спиной воеводы.
 — На такое чужими глазами смотреть страшно, а уж своими…
 Но Гавриле трудно было отказать в мужестве. Осторожно, словно опасаясь настороженного в камнях капкана или ядовитой змеи, притаившейся внутри, он погрузил руки в камень. На мрачном лице словно вспыхнула зарница. Лицо посветлело, и Избор облегченно вздохнул вместе с ним. Ноги оказались на месте.
 Гаврила сделал шаг назад и привстал перед ними во всей красе — здоровый, широкоплечий, но… бесплотный. Что толку было от его силы, если и меч его и кулаки весили не больше дуновения ветра.
 — Что со мной?
 Гаврила выглядел не испуганным, а скорее удивленным. От всего происходящего он обалдел настолько, что даже не посмотрел, куда падает его тень, и встал к ней спиной.
 — Картаговы шуточки, — подумав, ответил Избор. Не говоря больше не слова он долго смотрел на Гаврилу, потом по сторонам, а потом уставился в зеркало.
 — Наверное, это все из-за зеркала. Пока ты в него не сунулся, был человеком…
 — А сейчас я кто? — немного встревожено спросил Гаврила. — Я сейчас себя никем другим и не чувствую.
 — Ради такого случая еще раз проверим…
 Он достал из-за пазухи ковчежец и уложил в него «Паучью лапку». Потом с легким вздохом сожаления снял с шеи подделку и аккуратно повесил внутрь.
 Потом он достал меч, но, едва вынув, засунул обратно в ножны, рисковать им он не хотел. Взгляд его наткнулся на клещи. Они уже сослужили им добрую службу, и он готов был воспользоваться ими еще раз. Коснувшись железом ноги Масленникова, он спросил:
 — Чувствуешь чего?
 — Нет.
 Избор повел клещами вверх по ноге. Гаврила настороженно смотрел на то, как железные зубья проникнув сквозь кожу скрылись в его плоти. Увидев это он не почувствовал ничего, даже щекотки.
 — А теперь… — начал Исин, но воевода перебил его. — Знаю, знаю… Сейчас.
 Он подошел к зеркалу и приноравливаясь коснулся его. Невзрачная поверхность прогнулась и тогда, преодолевая сопротивление, Избор погрузил в него клещи наполовину.
 — А теперь?
 Он коснулся клещами ноги Гаврилы и почувствовал, и почувствовал, как плоть соприкоснулась со сталью. Масленников ойкнул и отдернул ногу.
 — Холодно!
 Тогда Избор, что бы быть полностью уверенным потрогал зубцы. Его пальцы вошли в железо, ничего не ощутив. Для того, что бы убедить себя, что это возможно он даже щелкнул там пальцами.
 — Понятно, — сказал он, — Теперь все ясно.
 — Что это тебе ясно? — немного напряженно спросил Гаврила.
 — Колдовство! — выпалил Исин у него из-за спины.
 — Какое колдовство? Талисман тут был. Какое при нем колдовство?
 — Действительно… — задумался Исин. Он посмотрел на Избора, что бы тот все объяснил.
 — Это не колдовство. Это что-то другое…
 — А что?
 — Когда огонь горит или пиво бродит это колдовство?
 — Нет.
 — Ну и тут что-то похожее.
 — Объяснил…
 Избор развел руки.
 — Как умею. Другое главное.
 Он повернулся к Гавриле и, вовремя подавив в себе желание тронуть Масленникова за плечо, сказал:
 — Ты теперь у нас как дух бесплотен. Зеркало тебя таким сделало. Завидую…
 То, что Гаврила уловил в его голосе, завистью назвать было трудно.
 — Что-то не не видно ее у тебя, радости-то…
 — Погоди, появится, — заверил его Избор. — Мне бы только посмотреть, как ты сквозь стены проходить будешь. Как такому не позавидовать? Хочешь в сокровищницу пойдешь, а хочешь в баню…
 Гаврила подумал о том какие это даст возможности, но особенного восторга не ощутил.
 — Чудно как-то, — сказал он, ощупывая себя, словно надеялся этим что-то изменить.
 — А может быть это не со мной, а с вами?
 Избор покосился на Исина и они одинаковым движением покачали головами.
 — Давай выйдем, посмотрим. Разберемся что к чему… — предложил Исин. — Главное теперь талисман с нами и мы можем его нести.
 — Твоя правда, — согласился с ним Гаврила. — Может быть, заодно разберемся навсегда это или только надолго.
 Слова Гаврилы звучали мужественно, но Избор уловил в них в его голосе тоску.
 — Ничего. Пойдем разбираться.
 Проверяя себя Гаврила прошел прямо сквозь камни. Немного привыкнув к своим новым возможностям он вошел в стену и высунув оттуда голову сообщил:
 — Да. В таком состоянии кроме недостатков, есть еще и некоторые преимущества…
 — Ну! — подтвердил Избор, не зная, что еще сказать товарищу в утешение.
 — Только я надеюсь, что все это пройдет раньше, чем я успею все их испытать на собственной шкуре и оценить.
 Они почти дошли до выхода, когда Избор остановился.
 — Что еще? — спросил Гаврила обернувшись.
 — Сквозняк. Не чувствуешь?
 — Нет. Ничего я теперь не чувствую.
 Масленников как-то вдруг разом понял, что теперь он не защитник талисману. После того, что с ним случилось, их воинство уменьшилось на треть, а вот врагов не стало меньше даже на четверть.
 — А я чувствую… Был сквозняк и пропал… К чему бы это?
 Исин крутил головой, выискивая в воздухе малейшее дуновение.
 — К неприятностям… У нас все к неприятностям… — пробормотал он оглядываясь.
 — К выходу, быстрее… — заторопил их Избор.
 Избор не зря торопился. Нора, через которую они добрались до пещеры, теперь закупоривал громадный валун. Сотник пнул его, проверяя, что за камень выкатили для них старики.
 — Ну и что?
 — Настоящий…
 — Закрыли?
 — Сам попробуй, — предложил Исин Гавриле. — Что-то у тебя выйдет?
 — А я сам и выйду, — объявил Масленников, шагнул в камень и канул там.
 Избор ошалело тряхнул головой. Гаврила освоился слишком быстро. Он вернулся через минуту. Нарочито спокойным голосом сказал.
 — Там пусто. Никого и ничего. Дождь.
 — Попрятались все, — сказал Исин.
 — А то!
 — Тебя испугались, — сказал Гаврила. Хазарин кивнул, расправил плечи.
 — Твоего запаха, — уточнил Гаврила.
 Избор провел ладонью по камню, налег на него плечом.
 — Велик ли камень?
 — Не очень… Втроем мы его бы сдвинули…
 Гаврила вздохнул. Теперь их было не трое, а двое и один.
 — Ничего. Что сто старичков смогли поставить, то два богатыря повалят.
 Вместе с Исином они уперлись в глыбу и попробовали сдвинуть ее, но тщетно. Исин толкал ее, пока в глазах не заплясали искры. Потом, немного отдохнув, они попробовали это сделать еще и еще раз. После их третьей попытки Гаврила сказал:
 — Наверное, их было больше, чем сто…
 Избор сидел, привалившись к глыбе, и шумно дышал. Круги в глазах расплывались в кольца и пропадали.
 — Я поищу другой выход…
 — Погоди. Что время зря тратить? Есть выход.
 — Где? — Повернул голову Исин. — Куда идти?
 — Тут.
 Избор ткнул пальцем в мешок.
 — Пока Мертвая вода не кончится, для нас препятствий нет. Сейчас отдохну, расколю камень, и вытащим его по частям.
 Не откладывая дела в долгий ящик, он достал кувшин, и тоненькой струйкой провел по камню. Камень зашипел, покрылся пузырями, и вода с поверхности ушла вглубь, что бы продолжить там свою разрушительную работу.




 Глава 53


 Глыба треснула и раскололась по тому месту, где текла вода. Встав на отколовшуюся часть камня, Избор толкнул плечом другую половину. Скребя по стене, камень выпал наружу и в лицо людям пахнуло теплой сыростью — на площадке перед пещерой плясали струи дождя. Ни один из людей не поспешил выйти из-за защиты камней. Темнота волной набегала на горы, но небо, не смотря на то, что солнце уже скрылось было по-летнему светлым. На нем далекими кострами горели яркие звезды.
 — Угомонились они или нет? — спросил Исин, имея ввиду малорослое воинство Картаги. — Уж вроде всех измордовали…
 — Дай Бог, что бы на сегодня все кончилось… — сказал Гаврила.
 — Неужто, навоевался? — усмехнулся Избор.
 — Не в этом дело, — после молчания ответил Гаврила.
 — А что так?
 — Если сегодня что и случится, то вам драться придется, а не мне…
 Понурив голову он, еще не убранным в ножны мечом, стал резать глыбу, из которой сам торчал от колен и выше.
 Желая хоть как-то утешить друга, Избор сказал.
 — Ничего. Если что и будет — хоть советом поможешь. Зато завтра.
 Он и сам не знал, что будет завтра, но Гаврила воодушевился.
 — Может быть… — вздохнул он. — Должно же это все когда-нибудь кончится?
 — Конечно, — бодро подтвердит Исин. — Пошли отсюда.
 Гаврила сунул бесполезный теперь меч в ножны.
 — Пошли, — согласился он. — Лошадей бы достать.
 — Лошадей? — Избор удивился пришедшей в голову мысли — Лошадей… А как ты на нее сядешь, на лошадь-то?
 Гаврила почесал голову, выругался и махнул рукой.
 — Ничего. Пешком как-нибудь…
 — «Как-нибудь» — повторил Избор. — Подожди-ка… — обронил воевода. — Я сейчас.
 Он вошел в пещеру. Там по-прежнему царил разгром, но то, что ему было нужно, он нашел сразу. Расстелив сеть Избор вырезал из нее несколько веревок подлиннее. Свернув кусок веревки петлей, он сунул его в волшебное зеркало.
 — Ничего, — пробормотал он — Не боярин еще. Под брюхом у лошади поездит…
 Сунув веревку в мешок, он поспешил выйти, пока старички снова не надумали загородить вход в пещеру. Коридор по-прежнему был пуст и темен, а вот площадку перед ней озарял мигающий сиреневый свет. Он побежал и наткнулся на Исина.
 — А я думал, что и впрямь на сегодня все кончилось… А они вон… На ночь глядя…
 Гаврила, до сих пот стоявший и смотревший на происходящее нырнул в камень позади себя и через секунду снаружи раздался полный тревоги голос.
 — Выходите быстрее. Пока он весь не вылез!
 Избор нырнул наружу, и в несколько прыжков оказался рядом с Гаврилой. Зрелище удивительное и жуткое предстало перед ним.
 Площадку, что они миновали подходя к пещере, озарял дергающийся фиолетовый свет. Он шел от камня, лежавшего рядом с входом в пещеру и похожего на чью-то морду. Свет окутывал его, словно лесную гнилушку в тихую ночь и лишь иногда прорывался наружу острыми, как лезвия лучами. Камень дергался, ползал по земле, словно что-то живое, некогда заточенное в него, стремилось освободиться и выбраться наружу.
 На их глазах глыба рывками начала отодвигаться от стены и следом за ней потащилось толстое чешуйчатое тело. Гаврила стоял молча, а Исин заорал:
 — Светлые Боги! Это же дракон!
 — Дракон, — подтвердил Гаврила. Зависть, прозвучавшая в его голосе, была столь велика, что Избор оторвавшись от дракона, и посмотрел на Масленникова.
 — Чему завидуешь?
 — Вам.
 Избор прикинул длину твари, что еще не сумела выползти из скалы целиком и присвистнул.
 — Конечно, позавидуй… Не тебе теперь голову откусывать будут…
 Он покосился на хазарина. Глаза у того горели не хуже, чем у дракона. Радостно дыша, он повернулся к ним и молвил:
 — Да причем тут голова! Это же подвиг! И какой! Победить дракона! Про такое в песнях… В былинах…
 Избор посмотрел на него, и сказал:
 — Это если победишь. А ну как он тебя сожрет? Заскучаешь у него по кишкам ползать…
 Хазарин только упрямо махнул головой и Избор вздохнул.
 — Это для тебя подвиг. А для нормального человека только лишнее беспокойство… Я-то помню, как ты все мечтал дракона зарубить. Давай, руби. Мешать не буду.
 Избор не отрываясь смотрел, как туловище зверя появляется из горы. Исин тоже замолчал, но его молчание было другого свойства.
 — Ты что думаешь, что его сюда прислали, что бы тебе удовольствие доставить? — спросил Избор.
 — Все равно, — упрямо возразил хазарин. — Это редкая удача. Хоть увидел. Даже если драться не придется… А уж если сподобимся… Будет теперь что рассказать…
 — Вот, вот. Теперь главное дожить до того момента, когда в корчме сядешь, и врать начнешь.
 — Да уж, удача… — пробормотал Гаврила. Он-то понимал, что такое дракон и что предстоит выдержать его друзьям. С каждым мгновением дракона становилось все больше и больше. На площадке становилось тесно от свернутого в кольца тела, лап и радужных крыльев.
 — Чем реже такие удачи, тем жить проще, — недовольно согласился Избор. — Ну, чего мы с ним делать будем? Где у него сердце? Где печень?
 — Ничего. Свежевать будем — разберемся. Уж я бы разобрался с этой гадиной, — завистливо сказал Масленников поигрывая мечем, не в силах одолеть этого мощного порыва он сделал стремительное движение и, обойдя дракона справа, рубанул его по хвосту.
 — Дурак! — крикнул Избор. — Куда лезешь? Может, он просто мимо полз…
 Но крик его был заглушен ревом дракона. В каменной глыбе висевшей у него вместо морды распахнулась пасть, и оглушительный рев полный боли и злобы потряс горы.
 Не веря в такую удачу, Гаврила застыл на месте. Дракон и он сам оказались одного поля ягодами! Поняв это, он крикнул друзьям:
 — Не троньте его. Он мой!
 Избор отступил, впрочем, не убирая меча в ножны, и оттащил Исина.
 — Ну и терзай его на здоровье, — крикнул он. — Мы тебе мешать не будем.
 Удивление, остановившее Масленникова, едва не стоило ему жизни, дракон махнул хвостом и богатырь, едва задетый им, отлетел вглубь горы. На глазах друзей он врезался в скалу и скрылся в ней. Если б удар такой силы достался ему, то вряд ли его спасла и Мертвая вода.
 Дракон, чувствуя боль в разрубленном хвосте, взмахнул яркими как у бабочки крыльями, легко переместился туда, где только что стоял Гаврила, но на свое счастье от удара богатырь улетел тал далеко, что не успел вернуться назад.
 Понюхав землю и ничего не найдя, дракон также грациозно повернулся к Избору и Исину. Хотя воевода и ожидал этого, все же ему стало не по себе. Умом-то он понимал — если этот дракон смог ударом хвоста забросить куда-то Гаврилу, то для него он никак не мог быть опасен. Но все это понимал ум, а что-то более сильное, более древнее кричало в нем — «Убеги! Спрячься!» Что бы заглушить этот голос Избор проорал в раскрытую пасть:
 — Куда прешь, морда? Осади назад!
 Дракон, как этого и следовало ожидать, по-человечески не понимал.
 А может, и понимал, но слова Избора не произвели на него никакого впечатления. Он ощерил большие частые зубы и дыхнул на калику. Движения воздуха Избор не почувствовал, но запах! Запах-то был! Он шел из красной распахнутой пасти, от зубов, от растянутых в плотоядной улыбке губ.
 Избор вспомнил клещи — наполовину бесплотные, веревку, которую изготовил только что для побратима и осознал, что при бесплотном туловище голова дракона вполне может оказаться настоящей.
 — Сожрет! — мелькнуло в голове. — Раздавит!
 Он отпрыгнул за камень, и это спасло ему жизнь. Как раз в этот момент дракон плюнул огнем.
 Струя жидкого пламени ударила в камень за Изборовой спиной и брызгами взлетела в небо. Глядя на этот фонтан пламени, улетающий к звездам, воевода почувствовал слабость. Он прислонился спиной к камню, ощущая предательскую дрожь во всем теле. Вдоль станового хребта пробежали струйки пота. Все это уже было достаточно неприятно, но вдобавок, если он не придумает ничего путного, могло бы обернуться еще большими неприятностями.
 — Видал? — крикнул он Хазарину.
 — Что значит «видал»? Чуть не сгорел… — радостно ответил хазарин. — Большая тварь… Хорошо. На всех хватит!
 Над камнем показалась голова дракона. Морда, огромная как кусок скалы, казалось, падала на человека. Избор выхватил меч, готовый защищаться, но тут понял, что это не нападение. Дракон еще не видел его. Он его только искал. Избор жестом уложил Исина за камни и крадучись подошел ближе. Теперь шея чудовища была близко и выглядела достаточно беззащитно.
 «Где у него кончается плоть и начинается видимость?» — подумал Избор сжимая меч. Несколько мгновений он медлил, не решаясь нанести удар.
 «Во всяком случае, стоит попробовать».
 Пока дракон водил башкой туда-сюда, время от времени подсвечивая себе пламенным фонтаном, он пользуясь тем, что голова чудовища находилась впереди него, взобрался на камень, за которым прятался Исин и рубанул мечем по драконьей голове, целя как можно ближе к голове. Проверяя плоть ли перед ним, или всего лишь видимость плоти, он ударил несильно и только по этому сумел остановить свой меч до того как он разрубил воздух и ударил по камню. Раздался слабый звон.
 К счастью дракон не услышал его. Все еще стоя на камнях Избор посмотрел на голову и шею дракона. На то, что ее можно перерубить, еще можно было надеяться, но вот голова… Голова не оставляла даже надежды — вся она по виду была как обкатанный гранитный валун, прикрытый сверху крепкой костяной броней.
 «Значит шея…» — подумал Избор. Справиться с ней можно было только одним способом — сделав свое оружие таким же, каким был и сам дракон. Или дождаться Гаврилу.
 Избор посмотрел на выход из пещеры. Масленникова там не было. Конечно, теперь он мог появиться из любого места, но он, скорее всего, по привычке, для того чтобы появиться на площадке выберет выход.
 — Как же. Дождешься его, — подумал воевода. — Похоже, крепко ему досталось… Мышка бежала, хвостиком махнула… Хороша мышка!
 Дракон, уяснив тем временем, что впереди него никого нет, стал отыскивать человека позади себя. Избора он заметил, когда тот пересек почти всю площадку. В этот раз дракон не стал доставать его пламенем. Взмахнув своими радужными крыльями, он замедленно развернулся, и загородил собой вход в пещеру. Там где только что темнел вход в гору, очутились толстые драконьи ляжки. Не останавливаясь — остановиться значило быть испепеленным драконом, Избор забежал ему между ног, и драконье брюхо, словно грозовая туча нависло над человеком, грозя раздавить его. Избор хоть и понимал, что своим брюхом дракон вряд ли причинит ему вред, но видеть его над собой было неприятно. Конечно, он не забывал о голове — единственно опасной для него части дракона. Дракон потерял Избора из виду, и теперь голова его летела вниз, чтоб найти мелкого человечишку, заплутавшего между его ног. Избор не стал дожидаться, когда это случится, а вбежал в брюхо дракону, пробежал его насквозь и выскочил в пещеру Картаги. Масленникова он в пещере не обнаружил, но, зато увидел нескольких старичков. Они уже пришли в себя и вопили по углам. Увидев его, они разбежались. Удача не отвернулась от него. Зеркало стояло на месте. Подойдя к нему, он хотел, было, поставить клетку с талисманом на камень, но вспомнив, где находится не решился это сделать. Вместо этого он отрезал кусок веревки и, поддев ее сквозь кольцо в верхней части клетки, привязал ее к поясу. Для того, что он собирался сделать, ему нужны были обе руки.
 С легким звоном его меч вылетел из ножен. Наверное, то, что он хотел сделать, не понравилось бы мечу, но ничего другого не оставалось. Сейчас это был единственный выход. Он еще раз оглянулся в поисках Гаврилы, но пещера была пуста.
 Ему пришло в голову, что от такого удара прозрачный богатырь мог улететь вообще неизвестно куда и теперь найдя талисман, возможно, придется искать Гаврилу, и как раз то, что он хочет сделать, будет немалым подспорьем в этом.
 Осторожно ухватив меч двумя пальцами за рукоятку и за лезвие он осторожно, одним краем, до середины погрузил меч в зеркало. Бесшумно, только рябь пробежала по поверхности половина лезвия, и половина рукоятки скрылись в этом странном зеркале. Подержав его там несколько секунд, Избор вынул клинок. Внешне меч остался таким, каким и был, но воевода и не рассчитывал, что изменения будут заметны на глаз.
 Он подбросил меч в воздух и налету ухватил его за рукоятку, первое, что он ощутил, было неудобство. Вместо гладкой, отполированной поверхности пальцы его почувствовали какой-то режущие угол. Поднеся меч поближе к глазам, Избор увидел, что пальцы его, словно смяв рукоять, выглядывают оттуда наружу. Чтоб удостовериться, что и с лезвием тоже все вышло, как надо он щелкнул по нему пальцем. Одна половина ответила мелодичным звоном, а вторая не ответила никак, превратившись в туман, через который легко проходил палец. Все получилось так, как он и рассчитывал. Теперь у него в руках было оружие опасное для дракона. Он оставался неуязвимым для большей части дракона и теперь он становился еще и опасен для нее.
 Сжав меч в руке, он побежал к выходу. Сделав первые шаги к выходу Избор вдруг понял в какое затруднительное положение он может попасть, получив в руки оружие опасное для дракона он уже не сможет прятаться от дракона в драконе!
 Даже выйти из пещеры он не мог — меч помешал бы ему в этом.
 Теперь он становился более уязвим, но делать было нечего.
 Искать Гаврилу под постоянной угрозой быть сожженным или раздавленным было безумием, но найти его было нужно, поэтому чтобы продолжить путь дальше дракона следовало убить.
 Когда он подкрался к выходу, драконья туша все еще загораживала его. Серая, тускло блестевшая чешуя казалась стеной, если б не ее шевеление. То ли дракон так дышал, то ли он устраивался поудобнее, рассчитывая взять Избора измором. Воевода взвесил в руке меч.
 — Что ж, попробуем, — и размахнувшись ударил по чешуе, туда, где отчетливо преступали три вертикальных белых полосы, похожих на старые шрамы. Против его ожиданий меч легко вошел в шкуру и рассек ее, но то, что произошло потом…
 Вообще-то Избор был готов к неожиданностям, но того, что последовало за его ударом, он никак не ожидал. Там, за стеной раздался рев, и вместо крови из раны хлынула струя пламени.
 Дракон плевался огнем сквозь самого себя! Была ли это хитрость или расчетливый прием, но против Избора они не сработали. В последний момент перед ударом он понял, что дракон не зря подставил ему под удар именно это место. Шрамы говорили сами за себя, и он отпрыгнув в сторону, спрятался за каменным выступом.
 Первая струя пламени миновала его, а второй он дожидаться не стал. Прислонив меч к камню, он бросился из пещеры. Конечно, был риск в темноте драконова чрева наткнуться на его голову, или новую струю огня, но делать было нечего. Раз уж у чудовища хватило ума устроить засаду в собственном теле, то уж наверняка у него хватит догадливости пустить следующую струю веером и достать Избора в любом месте того кривого коридора, в котором он только что находился.
 В чреве дракона было темно, словно в угольной яме. Избор сделал два шага и почувствовал, как мимо него прокатилось волна тепла, словно где-то рядом открыли заслонку в печи.
 «Молодец я», — мысленно похвалил себя Избор. — «Успел.»




 Глава 54


 Когда он, безоружный, выскочил из огнедышащей твари, перед его глазами предстало фантастическое зрелище. Дракон, как и прежде, загораживал собой выход из пещеры, а его шея, начинавшаяся там, где ей и было положено — около передних ног заканчивалась… в его собственном брюхе. Безоружный, Избор единственно, что мог сделать сейчас, так это не попасться на глаза дракону. Найдя щель между камней, он спрятался там, ожидая, что предпримет его противник. Некоторое время было слышно, как тот пыхтит в темноте, выжигая пещеру, но потом о другой стороны послышался крик.
 — Эгей!
 Без сомнений это означало, что Гаврила все же нашелся.
 — Эй, тварь! — крикнул Масленников. — Иди сюда. Пришло время сразиться!
 Дракон услышал его и принял вызов. Он взмахнул лепестками крыльев и, выдернув из себя голову, направил струю пламени на Масленникова.
 Исин за спиной у воеводы ахнул — «Ах!»
 Будь Гаврила существом из плоти и крови — той же плоти и крови, из которой состоял Избор ему пришлось бы плохо. Ни остатки одежды, ни бесшабашная смелость не смогли бы уберечь его от огня. Но шутка Картаги с зеркалом на этот раз обернулась против шутников. Выглянув из своего убежища, Избор увидел, что как дракон поливает рыцаря пламенем, а тот, словно саламандра прыгает в огне и хохочет во все горло — то, что было смертельно для Избора и Исина не причиняло ему не малейшего вреда.
 Через минуту вся левая сторона площадки полыхала пламенем, в небо поднимался тяжелый черный дым и где-то там, среди огня и дыма прыгал неуязвимый Гаврила.
 То ли дракон, наконец, понял, что поливать огнем Масленникова ему нет никакого резона, то ли потерял его из виду за стеной пламени, но он прекратил махать крыльями, и спустился пониже, целя раздавить богатыря брюхом или ногами. У Избора болезненно сжалось сердце, когда он представил себе, как тяжело сейчас придется Гавриле, если ему в одиночку придется одолевать дракона, но как оказалось это было только на руку богатырю. Едва дракон снизился, как Гаврила, выскочив из клубов пламени, одним молодецким взмахом снес тому крыло.
 Зверь завопил, попытался достать рыцаря лапой, но тот, сделав свое дело, прыгнул в клубы дыма, словно в кусты и скрылся там.
 Избор тряханул за плечо Исина, зачарованно смотревшего на огненные потехи Гаврилы.
 — Отвлеки дракона, если он начнет на Гаврилу брюхом наседать, а я за мечом.
 Хазарин кивнул, и, подхватив на бегу камень, швырнул его в драконью голову. Дракон развернулся и прыгнул к нему. Он уже не летел, а прыгал боком, словно поколоченная палкой жаба.
 Пока Исин отвлекал дракона на себя, тот хлестал по пожарищу своим хвостом, словно кнутом, Избор успел добраться до своего меча. Он схватил его и с руганью выпустил. Дракон тут похозяйничал на славу и меч раскалился настолько, что обжигал руки. Обмотав рукоятку новой тряпкой, взамен сгоревшей, он осмотрел лезвие. Огонь не повредил ему. Одна половина меча по-прежнему пропускала через себя все предметы от руки до камня, а другая высекала искры из гранитных глыб. С таким оружием в руках уже можно было на что-то рассчитывать. Взмахнув мечом, Избор крикнул:
 — Держись, Исин! Вступаю в игру!
 Он не мог сказать услышали ли его Исин и Гаврила, он дракон услыхал точно и приветствовал его появление на площадке длинным огненным плевком. Избор ждал его и поэтому успел укрыться за камнем, а затем в поднявшемся дыму скользнул поближе к зверю. Дважды он успел ударить его, но удары не достигли цели — чешуя дракона в том месте оказалась крепче стали его меча.
 Чудовище попыталось подняться в воздух, но у него ничего не получилось и отчаянно ревя, оно тяжело стало разворачиваться на брюхе. Пока он вертелся, отыскивая людей в дыму, заволокшем площадку, Избор нашел Исина.
 — Живой?
 — Живее не бывает, — улыбаясь, ответил богатырь. — Талисман с тобой?
 — Тут. — Избор хлопнул себя по груди.
 — А клетка зачем?
 Он показал на пояс, где болталась клетка с поддельной «Паучьей лапкой»
 — Потом объясню. Где Гаврила?
 — Тут я, — отозвался Масленников, высовывая голову из камня.
 — Как он тебе? — спросил воевода, имея в виду конечно дракона. Тварь ползала по площадке, тычась мордой во все стороны и хлестала хвостом.
 — Что тут скажешь? Одно слово — дракон… Или мы его или он нас.
 Избор кивнул.
 — Только одно место у него слабое — шея.
 — И брюхо.
 — Это для тебя оно слабое, а если он им меня или Избора прижмет, то талисман дальше тебе нести придется, — заметил Исин.
 — Я бы на твоем месте о его шее подумал.
 — Подумал уже. Добраться бы до нее… — задирая вверх голову, сказал Гаврила. Но едва он успел сказать последнее слово, как тут же заорал не своим голосом:
 — Берегись! Камень!
 Они отпрыгнули в разные стороны, и громадный кусок скалы разлетелся мелким щебнем там, где они только что стояли. Вслед за ним упал и другой камень — пока они разговаривали, дракон подобрался поближе и попытался придавить их камнями, которые принес в зубах. Это ему почти удалось! Но именно тут удача отвернулась от него. Налетел ветер и погнал дым в сторону зверя. Избор с Исином бросились в дым, а Гаврила в пламя. Дракон бросал в них камни, словно сознавая, что люди не могут ответить ему тем же. Это действительно было так. Избор погрозил ему кулаком,
 — Дай твой меч! — крикнул Исин. — Быстрее!
 Между ним и Хазарином мелькнула фигура Гаврилы.
 Увернувшись от одной драконьей ноги и рубанув, мечем по второй, Избор нырнул дракону под брюхо и выбежал поближе к Масленникову. Он взмахнул рукой и бросил оружие Гавриле, что бы тот перебросил его дальше…
 Кто из них раньше осознал свою ошибку? Ответить на этот вопрос трудно. Но и тому и другому это стало ясно, еще, когда меч летел от одного к другому.
 — Наполовину! — закричал Избор, предупреждая Масленникова, что меч наполовину прозрачен, как и сам богатырь, но этот крик только отвлек его внимание и меч, пролетев сквозь руки богатыря, упал вниз и затерялся в каких-то камнях. Исин бросился туда, но даже не успел нагнуться, как ему пришлось срочно уносить ноги — подбежавший дракон дохнул пламенем и кожаная рубаха, что носил хазарин чадно затлела.
 — А-а-а-а! — заорал хазарин. Чудовище словно чувствовало, что где-то там лежит что-то смертельное для него. Оно топталось на месте, пока вынырнувший из дыма Гаврила не рубанул его по шее мечом. Дракон, покрутив башкой и запутавшись, или просто не подумав, хлестанул хвостом по Избору и уронил новый камень в огонь. Он уже не летал, а ползал, но сил у него все же оставалось достаточно, что бы раздавить Гаврилу и сжечь всех остальных.
 Огонь, бушевавший на площадке, освещал окрестные камни и низкие тучи. Огонь и небо в этом месте соединяла скала, в теле которой находилась пещера Картаги. Избор поднял голову вверх. Опасность тут глядела на них со всех сторон, и воевода смотрел вверх поневоле. Он искал там не только драконью голову, что могла плюнуть огнем. С неба могла прийти и другая опасность — остроголовые. Избор был уверен, в том, что талисман Картага крал не для себя. Там где схлестнулись такие силы жалкому горному князю, даже не волшебнику — делать было нечего. Картага наверняка был на подхвате у остроголовых и талисман берег именно для них, а это значило, что остроголовые уже спешили сюда и счет времени, возможно, шел на минуты.
 — Гостей ждешь? — подал голос Исин.
 — Жду.
 Из обрубка драконьего крыла сочилась какая-то зеленая мерзость, от которой камни шипели и покрывались пузырями. Теперь взмахивая им он ревел, вызывая на бой мелких трусливых человечков.
 — Кто ждет, тот дождется…
 На фоне бегущих облаков ковер был бы не виден, но воля Богов и воля людей тут шли наперекор друг другу. Ветер гнал облака в одну сторону, а ковер мчался им навстречу. Следом за ковром летела огромная птица с неподвижно раскинутыми крыльями. В отблесках пламени, что бушевало на земле, она казалось совсем черной.
 — Остроголовые… — хрипло сказал Гаврила. — Конца краю им нет что ли? Это уже даже не внуки, а правнуки, вроде…
 — Ничего. На всех управу найдем… До седьмого колена.
 Избор оглянулся.
 Он не ждал помощи. Сейчас он мог рассчитывать только на себя и на друзей.
 Это только на первый взгляд было страшно, что враги наваливались тучей, но у него было чем их встретить.
 Избор не спеша достал из-за пазухи ковчежец. Серебро немного нагрелось и казалось, что руки держать что-то живое. То, что спускалось сверху, летело по воле волшебников и магов, а у него в руках оказалась сила более сильная, чем любое колдовство.
 Не откладывая, он нашел глазами ковер и открыл ковчежец. В небе послышался крик и ковер, словно намокшая тряпка упал вниз. Он летел, некрасиво трепыхаясь, и сбрасывая с себя людей, что только что сидели на нем, но Избор не увидел их смерти. Ковер упал, спеленав собой предсмертные крики, но птица, что резала небо рядом с ним, продолжала лететь, как ни в чем не бывало. Ковчежец щелкнул еще раз и еще… Ничего не менялось.
 — Это не колдовство…. — сказал Гаврила, не сводивший взгляда с остроголовых. — Это что-то другое, вроде моего кулака.
 — Где он твой кулак…
 Холод настоящей опасности окатил Избора. Оторвавшись от неба, он посмотрел вниз, где топтался дракон, потом на Гаврилу и вытащил меч. Воевода провел ладонью по странному лезвию своего меча и сказал.
 — Держись! Хоть руками, хоть зубами, но держись! На вторую попытку нам Боги времени не дали.
 Еще не понимая, что нужно делать Гаврила ухватился за меч.
 — Хватай с другой стороны и наверх его! — крикнул Избор Исину.
 — Зачем?
 — Долго объяснять. Там сам все поймешь…
 Они подхватили Масленникова и потащили его вверх по склону, туда, где скала острым клыком вспарывала небо. Дракон еще не видел их, но топтался где-то рядом. Они слышали грохот камней и рев пламени. В полосе дыма они еще были невидимы для дракона, но ветер уносил дым с площадки и их дорога вверх, на скалу была открыта для взора любого, кто захотел бы их увидеть.
 — Он легкий, — крикнул Исин. — Сам дотащишь. Пять пудов не тяжесть… А я пока зверя отвлеку.
 — Нет! — запретил Избор. — Вдвоем. Если одного сожжет, так другой справится…..
 Гаврила тащился за ними как коза на веревке. Камень поглотил его почти по горло, и над поверхностью торчала только голова и руки, вцепившиеся в меч.
 — Что задумал? — спросил богатырь. Он говорил быстро — камень, набегавший на него, казался ему водой и он боялся, что что-нибудь попадет в горло. Избор ответил ему только тогда, когда они забрались на самый верх.
 — Полетать тебе придется, как хазарину. Становись на меч!
 Гаврила подтянулся и, корчась от неудобства, осторожно встал на лезвие. Полоса металла под его ногами была такой узкой, что от неосторожного движения он мог бы сорваться вниз. Наверное, он бы остался цел после этого, но на Изборовой затее пришлось бы поставить крест. Забраться сюда еще раз без помощи товарищей он не сумел бы, а повторить попытку им помешала бы птица, что спускалась сверху. Масленников хорошо видел блеск пламени на ее перьях и дракона, что пускал внизу разноцветные языки пламени. На их счастье тупая тварь так и не догадалась поднять голову вверх, и все еще искала их среди камней.
 — Готов?
 Масленников не понял, кто спросил его, весь сосредоточенный на том, что бы не сорваться с узкой полосы булата.
 — Готов!
 Он действовал предельно осторожно. Даже плечи друзей теперь для него небыли поддержкой.
 — А-а-а-а-а! — протяжно закричал Избор, нагнетая гнев и кровь в руки. От его крика мурашки побежали по спине, и Гаврила с гордостью подумал о том, с какими людьми его столкнул талисман. Исин тоже понявший, что сейчас произойдет, завопил во все горло и в ответ на вызов снизу раздался рев. Гаврила заглянул в пропасть под ногами и увидел, как драконья морда начала подниматься вверх.
 — Сейчас все решится! — подумал Гаврила и, почувствовав мощь, с которой меч пошел вверх оттолкнулся ногами и взлетел вверх.
 За спиной стало светлее — ярко оранжевый язык пламени догнал его и лизнул. В его свете он увидел, как остроголовые на птице натянули луки, но в одно мгновение фонтан пламени прошел сквозь него и коснулся их.
 На мгновение в небе словно расцвел цветок — яркие лепестки колыхнулись на ветру, потом он превратился в плод, из оранжевого стал темно красным, а спустя мгновение словно из перезревшей ягоды косточки с него посыпались остроголовые.
 Ломая неподвижные крылья, следом за ними упал комок пламени, что только что гордо парил в небе птицей.
 — Двумя меньше!
 Исин посмотрел в пропасть под ногами и содрогнувшись спросил.
 — А Гаврила?
 — Не знаю, — зло ответил Избор. Меч в его руке качался, нацеливаясь на дракона, что продолжал перхать огнем. — Там где-то, если не убился…
 Исин, не слова не говоря, бросился вниз. Гаврила мог сейчас лежать где-то среди камней с переломанными ногами. Едва он подумал об этом, как вспомнил, что Масленников выпил мертвой воды.
 Его обогнал Избор. Набегу он крикнул.
 — Мало ли что… Может, он головой треснулся, тогда плохо…
 День уже закончился, но неприятности дня вчерашнего старались пробраться в завтрашний день. Дракон, потерявший их в дыму, все еще утюжил брюхом камни перед входом в пещеру. Теперь, когда от остроголовых остались только высохшие кровавые пятна на камнях он оставался их самой крупной неприятностью.
 Избор этого не хотел. Неприятности следовало оставить в прошлом. Оставалось только найти способ сделать это.
 На фоне бегущих облаков острый зуб скалы, увенчанный камнем, выглядел угрюмо и недоброжелательно. Камень, казалось, качался, едва удерживаясь на гребне. Избор посмотрел на дракона в ярости метавшегося по площадке, на свой меч, потом вновь поднял глаза на камень. Из того, что ему попадалось на глаза, на этой площадке это была самый подходящий предмет способный сокрушить дракона.
 — Эй, Исин, — позвал он товарища. Тот вынырнул из дыма.
 — Гаврилу нашел?
 — Нет. А ты?
 — Тоже. Продолжай искать. А я займусь драконом! — он показал рукой на камень, а потом на пещеру под ним. Исин задрал голову, рассмотрел в дыму камень и закивал головой. Он все понял.
 — Ну, если не получится, — сказал Избор, — то сам помни и Гавриле передай: налево от входа. Налево. Не перепутай!
 Отбросив ножны, воевода крадучись подбежал к стене. К его счастью время уже поработало над этим камнем, и в нем было достаточно щелей, чтоб сунуть туда руку и выступов, чтобы поставить ногу. Кроме того скала довольно ощутимо отклонялась назад — это была не отвесная стена, а хоть и крутой, но склон. Находя опору для рук и ног в трещинах и норах, прорытых старичками, Избор быстро преодолел половину пути. Пока он лез, он прислушивался к грохоту, что доносился снизу. Там гремели камни, шипело пламя, поднимались волны смрада, когда загорались залежи мышиного помета, но в какой-то момент шум стих. На секунду Избор остановился перевести дух и посмотрел вниз. То, что он увидел, заставило его вздрогнуть и еще быстрее продолжить свой путь наверх. Дракон, там внизу, был уже без обоих крыльев и не мог подняться в воздух, но его длинная шея продолжала исправно служить ему. Где-то там, глубоко под ногами Исин и Гаврила пытались отвлечь внимание зверя на себя, но дракон сейчас и не смотрел на них. Богатыри дали ему возможность расправиться друг с другом по одиночке, и чудовище не хотело упускать ее. Дракон не стал строить никаких хитроумных ловушек. Он просто воспользовался тем случаем, который люди по своей глупости и недальновидности предоставили ему.
 Голова его поднималась за Избором хоть и медленно, но все же быстрее, чем мог подниматься воевода. Уже сейчас дракон смог бы достать его струёй огня, но он не делал этого, наверное, оттого, что хотел сделать свое дело наверняка. Страх окрылил ноги Избора, он почти бежал по скале. В глазах дракона он был беззащитен, словно муха на белой стене. В эти мгновения человеком руководила только надежда на чудо. Надежда бесплотная, как плывущие над ним облака, но все же такая же реальная, как они. Дракон мог передумать, или же друзья там, внизу сумеют придумать что-то такое, что отвлечет дракона от беззащитной спины товарища.
 Но все надежды оказались тщетными.
 Дракон оказался проворнее. Он дохнул огнем чуть раньше, чем произошло то, на что рассчитывал Избор. Огненный лепесток вырвался из за зубов чудовища и факелом потянулся к воеводе. Он не видел этого, как не видел и того, что голова дракона тут же нырнула вниз, к Масленникову, сумевшему, наконец, добраться до драконьего брюха, но почувствовал приближение пламени. Когда облако огня коснулось Избора, волосы его затрещали и вспыхнули веселым пламенем, но любоваться этой картиной было уже некому. Дракон стучал мордой по камням отыскивая там Гаврилу, а тот, втиснувшись в стену, ждал того момента, когда дракон повернется к нему боком, чтоб достать мечем до незащищенной шеи.
 Крича от боли, Избор выбрался на площадку. Выше него были только облака. Не потеряв разума, он первым делом сбросил с себя горящую куртку. Огненным комом она упала на площадку. Собрав в кулак горящие волосы, воевода швыряльным ножом обрезал их и швырнул ветру. Сбросив тлеющие портки, он усмехнулся — все оказалось не таким уж страшным.
 Камень лежал гладкий, словно сам просился в ладонь. Наклонившись рядом с ним, Избор посмотрел вниз. С холодной расчетливостью он оценил положение на поле под собой. Сверху было отлично видно, что дело там случилось не шуточное. Всю площадку перед скалой затянуло дымом, сквозь который то здесь, то там вырывались языки оранжевого пламени.
 Сам дракон топтался у самого входа в пещеру, сунув голову под брюхо — видно пытался зализать рану. Там же, но с другой стороны блестел меч Исина. Неумолимая последовательность того, что должно было случиться
 «Сейчас он повернет голову к Гавриле, подумал он, — а тот попытается срубить ее…» Но все это было уже ненужным и напрасным. Встав за камнем, Избор поплевал на руки и уперся ладонями в прохладную, влажную поверхность. Он ни о чем не думал и ни на что не рассчитывал. Ему вспомнились все, с кем соприкасался за эти несколько дней — Брячеслава, щербатого кузнеца, Сераслана и князя Голубева, друзья, что сражались внизу, что бы дать ему возможность сделать дело и в одно мгновение все они словно передали ему часть своей мудрости и силы. Их сила расправила ему плечи, но постепенно их силуэты перед мысленным взглядом Избора, меркли, растворяясь в сиянии «Паучьей лапки». Серебристый свет заполнил и его и все пространство вокруг. Сияние полыхнуло нестерпимым светом и истаяло…
 Тогда Избор открыл глаза.
 Камня пред ним уже не было. Ни капли не сомневаясь в том, что он увидит под скалой, он посмотрел туда.
 Камень лежал внизу. Из под него тянулась тонкая драконья шея, а около камня, окруженный отсветами догорающего огня орудовали Гаврила и Исин на всякий случай отрубавшие драконью голову сразу в двух местах. Обвеваемым ветром Избор сел на край скалы, свесив ноги вниз. Исин помахал ему рукой.
 — Одолели! — крикнул он. — Наша взяла!
 Избор кивнул головой, но ничего не ответил.
 С удивлением и уважением он смотрел на талисман, ведущий их по Руси.
 Ведущий сквозь кровь, пот и грязь, через страхи и опасности к цели которую ни один из них, а может быть даже и сам Белоян, не знал, возможно, даже и не мог себе представить.
 Возможно она, эта цель, была далека, в отдаленном пространстве или времени и несть числа было тем, кто уже нес его по свету или тем, кому еще только предстояло нести его к этой цели. Все могло быть.
 Возможно и то, что все происходящее сейчас с «Паучьей лапкой» было лишь небольшим эпизодом в ее многовековой жизни. Многие люди держали талисман в руках, считая своей собственностью, но он не был ничьим.
 У таких вещей не может быть хозяина. Они сами управляют миром вокруг себя и наверное требование Белояна доставить ее в Киев не случайно. «Паучьей лапке» нужно было быть в Киеве. Это нужно Руси и тем силам, что стояли за талисманом. Это не было нужно остроголовым и тем, кто посылал их на Русь. Талисману нужно было попасть в Киев, и он выбрал себе в попутчики хазарина и двух русичей. Поняв это, Избор сказал тихо-тихо, словно боялся, что его услышат:
 — Спасибо за честь. Мы справимся. Мы обязательно справимся!


К О Н Е Ц



    25 марта 1999 г. — 26 сентября 1999 г.