---------------------------------------------


 Роберт Силверберг


 Торговец индульгенциями

 Шестнадцатая позиция, Омикрон Каппа, алеф второго разряда, - вот так я доложился сторожевой программе у ворот «Альгамбра» в Стене города Лос-Анджелеса.
 Программы, по сути своей, не подозрительны. Эта вообще была не слишком умна. Она сидела на здоровенных биочипах (я ощущал, как они вибрируют под электронным потоком), но сама-то была заурядной поделкой. Типичный софт привратников.
 Я стоял и ждал. Пикосекунды щелкали - миллион за миллионом. Наконец привратник потребовал:
 – Назовите свое имя.
 – Джон Доу. [1] Бета Пи Эпсилон, десять-четыре-три-два-четыре-икс.
 Ворота открылись. Я вошел в Лос-Анджелес.
 Это было простенько. Все равно, что сказать «Бета Пи».
 Толщина стены, окружающей Лос-Анджелес, метров 30 - 50. Проходы в ней смахивают на туннели. Когда убедишься, что стена окружает весь Л.-А. с окрестностями, от Сан-Габриэль-Вэлли до Сан-Фернандо-Вэлли, что она тянется через горы, вниз к побережью и к дальнему концу Лонг-бич и что в ней не меньше двадцати метров в высоту, что она везде одинаково мощная - вот тогда до тебя доходит, сколько в ней веса. И ты соображаешь, какой в нее был вложен чудовищный труд - человеческая работа и человеческий пот, пот и работа. Я об этом не раз думал.
 На мой взгляд, стены, построенные вокруг городов, в основном служат символами. Определяют разницу между городом и сельской местностью, между гражданином и негражданином, между порядком и хаосом - точно так, как это было 5000 лет назад. Но главное их назначение - напоминать нам, что теперь мы в рабстве. Стену нельзя не замечать. Нельзя притвориться, что ее нет.  Мы вам велели нас построить,  - вот что говорят стены. -  И не забывайте об этом. Никогда. Тем не менее в Чикаго нет стены высотой в 20 метров и толщиной в 50. И в Хьюстоне нет. И в Фениксе. В этих городах обошлись меньшим. Но Л.-А. - главный город. Я думаю, что лос-анджелесская Стена служит декларацией: «МЫ ЗДЕСЬ ХОЗЯЕВА».
 Стену воздвигли не потому, что Существа опасались нападения. Они знают о своей неуязвимости. Мы тоже об этом знаем. Они просто захотели малость украсить свою столицу. Мерзавцы - не они потели на строительстве. Потели мы. Конечно, не я, но все же мы.
 Прямо за стеной бродило несколько Существ, занятых, как всегда, неизвестно чем и не обращающих никакого внимания на людей. Это были Существа низкой касты - те, у которых по бокам светящиеся оранжевые пятна. Я обходил их стороной. У них есть милая манера - подхватывать человека своим длинным языком, как лягушка муху, поднимать в воздух, и пусть качается, пока не рассмотрят его желтыми глазами размером с блюдце. Это не по мне. Вреда никакого, однако мало удовольствия, когда тебя подвешивает над землей этакая диковина вроде пятиметрового осьминога, стоящего на кончиках щупальцев. Однажды меня прихватили - в Сент-Луисе, очень давно, - и я не спешу пережить подобное ощущение снова.
 Оказавшись в Л.-А., я первым делом нашел машину. Всего в двух кварталах от Стены, на бульваре Вэлли увидел «тошибу эльдорадо» 2031 года, она мне понравилась, так что я определил частоты ее замка, проскользнул внутрь и потратил еще 90 секунд, чтобы ввести в программу управления данные своего обмена веществ. Предыдущий владелец, кажется, был жирный, как бегемот, и к тому же диабетик - невероятный уровень гликогена и ужасающие фосфины.
 Неплохой мобильчик; правда, с неважной приемистостью, но чего можно ожидать, если на нашей планете последние автомобили были выпущены в 2034 году? Я распорядился:
 – На Першинг-сквер.
 У машины была отличная информационная емкость: наверное, около 60 мегабайт. Она сейчас же свернула к югу, нашла старое скоростное шоссе и покатила к центру города. Я собирался между делом поторговать (соорудить две-три индульгенции, чтобы не терять навыка), найти гостиницу, поесть и, возможно, нанять себе кого-нибудь для компании. А затем подумать, что делать дальше. Была зима, лучшее время для жизни в Лос-Анджелесе. Золотистое солнышко и теплый ветер, стекающий из ущелий.
 Долгие годы я не бывал на Западном побережье. В основном работал во Флориде, в Техасе, иногда в Аризоне, то бишь на Юге. Терпеть не могу холодов. В Л.-А. не появлялся с тридцать шестого года. Порядочный срок, но возможно, я намеренно держался отсюда подальше. Точно не знаю. От последней поездки в Л.-А. остались тягостные воспоминания. Одна женщина хотела получить индульгенцию, а я продал ей фальшивку. Время от времени приходится обманывать покупателей, иначе окажешься чересчур хорошим, а это опасно, и вот, она была юная, миловидная и так на меня надеялась, а я мог обдурить еще кого-то вместо нее, но поступил так, как поступил. Временами вспоминал об этом, и на душе становилось скверно. Возможно, это и держало меня в стороне от Л.-А. все последние годы.
 В центре города, километрах в трех к востоку от большой развязки движение замедлилось. Может, впереди что-то случилось, может, дорожная застава. Я велел «тошибе» съехать со скоростного шоссе. Понимаете, это скучное и трудное дело - пробираться через дорожный контроль. Хоть я и знаю, что могу обдурить любую программу на контрольном пункте и уж наверняка обману полицейского-человека, но зачем нарываться на неприятности, если их можно миновать?
 Я спросил у машины, где мы находимся. На экране появилась надпись: «Аламеда вблизи от Бэннинга». Пешком до Першинг-сквера далековато. Я вышел из мобиля на Спринг-стрит и распорядился:
 – Заберешь меня в восемнадцать тридцать. На углу… Шестой и Хилл.
 Машина уехала на стоянку, а я направился к скверу - торговать индульгенциями вразнос.
 Хорошему торговцу индульгенциями нетрудно найти покупателей. Их можно определить по глазам: едва сдерживаемый гнев, затаенное негодование. И еще что-то неуловимое - чувствуется, что в человеке остался один-другой лоскут честности, искренности, и это заявляет о себе напрямую. Перед тобой человек, готовый многим рискнуть ради относительной свободы.
 Через 15 минут я уже был занят делом.
 Первый оказался бывалым серфингистом - выгоревший на солнце парень, грудь колесом. Дело в том, что Существа уже 10-15 лет не разрешали серфинга. Выцеживая из моря необходимые им белки, они понаставили неводов для планктона прямо у берегов, от Санта-Барбары до Сан-Диего, так что все местные парни, любители попрыгать по волнам, кипели от злости. А этот человек был сущим дьяволом в своем деле. Стоило на него посмотреть - как он шел через парк, слегка покачиваясь, словно компенсируя неправильности вращения Земли, - и становилось понятно, каков он некогда был на воде.
 Парень сел рядом со мной и принялся за свой ленч. Мощные, огрубевшие руки. Строитель Стены. Желваки ходили ходуном - в нем клокотал гнев: еще градус, и вскипит.
 Я подтолкнул его к разговору. Да, серфингист. Все ушло, все позади. Вздыхая, он стал рассказывать о легендарных пляжах, где волны свивались в туннели и серфингисты проскакивали их насквозь.
 – Трестл-бич, - бормотал он. - К северу от Сан-Онофре. Мы туда пробирались через Кэмп-Пендлетон. Моряки иногда постреливали, просто для предупреждения. Или Холистер-ранч, рядом с Санта-Бар-барой… - Его бледно-голубые глаза затуманились. - Хантингтон-бич. Окснард. Приятель, я побывал везде. - Он взмахнул огромным кулаком. - И теперь эти долбаные Существа заграбастали все побережье. Ошалеть можно! Это их собственность, понимаешь? А я, как дурак, буду десять лет строить Стену - уже второй срок, семь дней в неделю!
 – Десять лет? - переспросил я. - Поганые дела.
 – А у кого дела не поганые?
 – Кое-кто откупается.
 – Верно.
 – Это можно устроить.
 Подозрительный взгляд. Неизвестно, кто может оказаться боргманом. Эти вонючие предатели шастают повсюду.
 – Как устроить?
 – Нужны деньги, - сказал я.
 – И торговец.
 – Правильно.
 – Которому можно доверять. Я пожал плечами и ответил:
 – Тебе придется ему поверить, приятель.
 – Да. - Он помолчал. - Я слышал об одном парне, он купил индульгенцию на три года вместе с пропуском за Стену. Уехал на север, устроился на траулер и зарулил в Австралию, к Большому рифу. Никто не собирается его искать. Он выпал из системы. Просто выпал из их долбаной системы. По-твоему, сколько это стоит?
 – Примерно двадцать штук.
 – Круто! Полагаешь, так много?
 – И я не могу ничего устроить насчет траулера. Будешь сам за себя отвечать, когда окажешься за Стеной.
 – Двадцать штук только за то, чтобы выйти за Стену?
 – И освобождение от работы на семь лет.
 – Мне выпало десять, - пробормотал он.
 – На десять не получится. Программа этого не допускает, понимаешь? Но семи достаточно. За это время ты сумеешь убраться так далеко, что они тебя потеряют. Черт побери, хватит времени, чтобы вплавь добраться до твоей Австралии. Спускайся к югу, за Сидней, там нет неводов… Могу я проверить твои активы?
 – У меня семнадцать с полтиной. Полторы тысячи живых, остальное под залог. Что можно получить за семнадцать с полтиной?
 – Как сказано: пропуск за Стену и освобождение на семь лет.
 – Эй, а как же условия сделки?
 – Возьму то, что можно получить. Давай сюда свое запястье.
 Я нащупал его имплантант - вживленный банк данных - и соединил со своим. Как он и сказал: полторы тысячи в банке и шестнадцать тысчонок залоговых денег. Теперь мы оба пристально смотрели друг на друга. Как я вам говорил, никогда не знаешь, кто окажется боргманом.
 – Ты можешь это сделать прямо здесь? В парке? - спросил он.
 – Вполне. Откинься и закрой глаза, будто дремлешь на солнышке. Делаем так: сейчас я беру тысячу наличными и пять штук из залоговых прямой долговой распиской. Корда пройдешь за Стену, я получаю пятьсот наличными и еще пять тысяч - плата за безопасность. Остальное будешь выплачивать, где бы ты ни был, по три тысячи в год, плюс проценты, поквартально. Я все запрограммирую, включая напоминание о сроке выплаты. Твое дело, как устроить себе путешествие - помни, я делаю индульгенции и пропуска за Стену, и только. Я ведь не бюро путешествий. Договорились?
 Он откинул голову, закрыл глаза и проговорил:
 – Действуй.
 Работа была самая привычная - прямая эмуляция, мой обычный хакерский прием. Я выудил идентификационные коды серфингиста, под ними вошел в центральный банк данных, отыскал его файлы. Действительно, парень влип - от него ожидался налог на зарплату за десять лет работы на Стене. Я выписал индульгенцию на первые семь лет. По чисто техническим причинам пришлось сохранить запись о трех последних годах, однако через семь лет компьютеры не смогут его отыскать. Кроме того, я выписал парню пропуск за Стену: для этого пришлось присвоить ему новую квалификацию - программиста третьего разряда. Он был совсем не похож на программиста, но электронная охрана Стены ничего не понимает в таких вещах. Итак, я сделал парня членом привилегированной группы, горстки людей, которая может свободно входить в города, обнесенные стенами, и выходить из них, когда пожелает. В обмен на эту маленькую любезность я перевел все, что он накопил за свою жизнь, на разные счета. Частичная оплата сейчас, остальное потом. У парня не оставалось и пяти центов за душой, зато он стал свободным человеком. Не такая уж плохая сделка.
 К тому же индульгенция была действующая. Я решил не жульничать здесь, в Лос-Анджелесе. Искупление - сентиментальное, можно сказать, - того, что я сделал с одной женщиной много лет назад.
 Понимаете, время от времени абсолютно необходимо выписывать фальшивки. Чтобы не выглядеть чересчур добросовестным, чтобы не дать Существам повода открыть на тебя охоту. И нельзя выписывать слишком много индульгенций.
 Конечно, я бы мог вообще не возиться с этими индульгенциями. Мог бы просто велеть системе платить мне в год, скажем, 50 или 100 штук и жить себе спокойненько. Но это скука смертная.
 Так что я зарабатывал на индульгенциях, но ровно столько, сколько мне нужно на жизнь, и временами оформлял фальшивки, чтобы казаться таким же неумелым, как остальные, - чтобы Существа не начали меня выслеживать, фиксируя характерные приемы моей работы. Угрызения совести меня не слишком донимали. В конце концов, это вопрос выживания. Кроме того, большинство индульгентщиков - окончательные мошенники. Со мной, по крайней мере, у вас куда больше шансов получить то, за что вы заплатили.
 Следующей была японка классического типа - тонкая, хрупкая куколка. Она столь неистово рыдала, что я было подумал, не переломит ли ее пополам. Седовласый старик в потрепанном деловом костюме (по виду дед этой женщины) пытался ее успокоить. Прилюдный плач - верный показатель, что у человека серьезные неприятности. Я спросил: «Нужна помощь?». Они даже не пытались осторожничать.
 Старик оказался отчимом, а не дедом. Ее мужа убили грабители год назад. Она осталась с двумя малышами. Сегодня вытянула уведомление о новой работе. Испугалась, что ее собираются послать на строительство Стены. Конечно, это вполне возможно, назначения сплошь и рядом делаются наобум, но Существа не сумасшедшие: какой толк заставлять женщину весом с перышко ворочать каменные блоки? У старика были осведомленные друзья, которым удалось прочесть код на уведомлении. Компьютеры не посылали эту женщину на Стену, нет. Ее послали в Пятый район. И дали классификацию Т.Н.У.
 – На Стену было бы лучше, - сказал старик. - Там бы сразу поняли, что она не годится для тяжелой работы, и нашли бы что-нибудь полегче. Но Пятый район… Оттуда живыми не возвращаются.
 Я спросил:
 – Вам известно, что такое Пятый район?
 – Зона медицинских экспериментов… И еше эта пометка, Т.Н.У. Я знаю, зачем ее ставят.
 Женщина снова начала плакать. Я не мог ее осуждать. Т.Н.У. означает «тест на уничтожение». Существа хотели установить, сколько работы мы в состоянии выполнить, и решили, что единственный способ - пропускать нас через проверки, показывающие предел физических возможностей.
 – Я погибну, - сквозь рыдания кричала она. - А мои дети?
 – Вы знаете, что такое индульгентщик? - спросил я у мужчины.
 Мгновенная взволнованная реакция: дыхание перебилось, глаза блеснули, голова резко вскинулась. Столь же быстро волнение исчезло, уступив место отчаянию.
 – Все они обманщики, - пробормотал он.
 – Не все.
 – Откуда мне знать? Берут деньги, а взамен - пустышка.
 – Вы же знаете, что это неправда. Бывает так, бывает иначе. Словом, за три тысячи долларов я могу убрать Т.Н.У из ее уведомления. Еще за пять могу сделать освобождение от работы до времени, когда ее дети пойдут в старшие классы.
 Сентиментальность. Скидка в 50 процентов - а я даже не проверил его счета. Сначала мне показалось, что этот ее отчим - миллионер. Но тогда бы он добывал индульгенцию, а не сидел в Першинг-сквере.
 Он смерил меня долгим, внимательным, недоверчивым взглядом - обывательская практичность взяла свое. Спросил:
 – Как нам убедиться в этом?
 Можно было ответить, что перед ними король в своей профессии, лучший из всех индульгентщиков, гениальный хакер с магической хваткой, который может войти в любой компьютер и заставить его плясать под свою дудку. И это было бы чистой правдой. Но я сказал одно: они должны решать сами, а я не могу предъявить никаких удостоверений и рекомендаций, но если он пожелает, могу все сделать, хотя, с другой стороны, мне все равно, если его дочь останется при своем Т.Н.У.
 Они отошли в сторону и минуту посовещались. Вернулись. Он молча отвернул рукав и подставил свой имплантант. Я проверил его кредитный счет: 30 штук. Восемь переправил на свои счета - половину на счет в Сиэтле, половину на лос-анджелесский. Затем взял запястье женщины - оно было не толще двух моих пальцев, - вошел в ее компьютер и внес туда индульгенцию, которая спасала ей жизнь. Для пущей уверенности дважды проверил надежность записи - ведь можно обмануть клиента совершенно случайно. Правда, со мной такого еще не бывало, но я не хотел, чтобы эта клиентка стала первой.
 – Уходите, - сказал я. - Поезжайте домой. Ваши ребятишки проголодались.
 – Если бы я могла вас отблагодарить…
 – Мой гонорар уже в банке. Уходите. Если повстречаемся, не здоровайтесь.
 – Это сработает? - спросил старик.
 – Вы сказали, у вас есть друзья, которые кое-что могут. Обождите семь дней, затем сообщите в банк данных, что дочь потеряла уведомление. Получите новое и попросите своих приятелей его декодировать. Тогда и убедитесь.
 Думаю, он не поверил. Думаю, он был почти уверен, что я отжулил четверть того, что старик накопил за долгую жизнь. Его глаза сверкали ненавистью. Что ж, мне не привыкать. Через неделю узнает, что я действительно спас жизнь его падчерице, и рванет в сквер, чтобы извиниться за свое гнусное отношение ко мне. Но тогда я буду уже не здесь, а далеко-далеко.
 Они потащились к восточному выходу из парка, раза два останавливались и оглядывались, словно я мог обратить их в соляные столбы.
 Этих заработков мне должно было хватить на неделю, которую я собирался провести в Л.-А. Однако я стал оглядываться, надеясь подработать еще немного. И зря.
 Этот клиент был настоящей серой мышкой - из тех людей, которых вы ни за что не выделите в толпе: серые редеющие волосы, кроткая, извиняющаяся улыбка. Но в глазах некое сияние. Не помню, то ли он первым заговорил со мной, то ли я с ним, но и минуты не прошло, как мы стали обиняками прощупывать друг друга. Он сказал, что живет в Сильвер-Лейк. Я ответил безразличным взглядом. Откуда мне знать всю эту кучу лос-анджелесских пригородов? Он добавил, что приехал, чтобы встретиться кое с кем в доме правительства на Фигероа-стрит. Очень хорошо: видимо, подает апелляцию. Клиент?
 Затем он пожелал узнать, откуда я прибыл.
 – Путешествую, - сообщил я. - Ненавижу сидеть на одном месте _ Чистая правда. Мне необходимо пиратствовать, иначе я рехнусь, но если стану работать в одном месте, то фактически приглашу полицию выйти на мой след, и тогда все, мне конец. Этого я ему не сказал. Ответил: - Приехал из Юты вчера вечером. До того был в Вайоминге. Может, поеду в Нью-Йорк. - И то, и другое, и третье было ложью.
 Он взглянул на меня так, словно я собрался на Луну. Здешние не часто выбираются на Восток. В наше время большинство никуда не ездит.
 Зато он понял, что у меня есть пропуск либо я могу каким-то образом получить его. Именно это он и хотел вызнать. Минуты не прошло, а мы уже приступили к делу.
 Он сказал, что вытянул новое направление на работу - шесть лет, мелиорация соляных залежей около Моно-Лейка. Народ мрет, как мухи.
 Чего он хочет? Направления в пристойное место, вроде Отдела эксплуатации и развития, непременно внутри Стены, предпочтительно в каком-нибудь округе у океана, где воздух чист и прохладен.
 Я назвал цену, и он без колебаний согласился.
 – Давайте свое запястье, - велел я.
 Он протянул мне правую руку, вверх ладонью. Пластинка имплантанта у него была установлена на обычном месте - бледно-желтая, но более округлая и с чуть более гладкой поверхностью, нежели стандартные. Я не придал этому значения. Приложил свою руку к его руке, как делал тысячу раз до того. Запястье к запястью, контактная зона к контактной зоне. Наши биокомпьютеры соединились, и я мгновенно понял, что попал в беду.
 Люди имплантировали биокомпьютеры лет 40 назад - во всяком случае, задолго до вторжения Существ, - и большинство принимает их как данность, вроде следов от прививок оспы. Используют компьютеры в тех целях, для которых они предназначены, и секунды лишней о них не думают. Для обычных людей биокомпьютер - всего лишь бытовой инструмент, вроде ложки или лопаты. Надо иметь психологию хакера, чтобы превратить свой биокомпьютер в нечто большее. Поэтому, когда явились Существа, и подмяли нас, и заставили возводить стены вокруг наших городов, люди в большинстве повели себя просто как овцы, как стадо - позволили себя огородить и вежливенько оставались внутри ограды. Теперь свободно передвигаться можем только мы, хакеры; только мы умеем манипулировать большими компьютерами, с помощью которых нами управляют Существа. Нас немного. И я сразу определил, что попался на удочку хакера.
 В самый момент контакта он ворвался в меня, словно ураган.
 По силе сигнала я понял, что встретился с чем-то особенным. А главное, он и не собирался покупать индульгенцию. Он искал дуэли. Хотел показать новому мальчику, какие фокусы знают в этом городе.
 Никогда еще ни одному хакеру не удавалось со мной совладать.
 Ни разу. Мне было жаль этого парня, но не слишком.
 Он бабахнул в меня пакетом сигналов - закодированных, но простых, - определяя мои параметры. Я перехватил сигналы, запомнил и прервал его. Теперь моя очередь запустить проверку. Пусть он посмотрит, кого пытается одурачить. Но едва я начал процедуру, как он заткнул меня. Такого еще никогда не случалось. Я взглянул на него с некоторым уважением.
 Обычно любой хакер оценивал мой сигнал за первые же 30 секунд и прерывал состязание. Ему становилось понятно, что продолжать незачем. Но этот парень либо не сумел оценить меня, либо ему было наплевать, кто я такой. Поразительно! И поразительные штуки он пустил в ход.
 Принялся прямо за дело, по-настоящему пытаясь взорвать мою систему. Поток сигналов хлынул в меня, прямо в гигабайтную зону.
 ДКОСТЛЬ АБМАРКЕР. ЧДНВШИ ИЗУМЛГР.
 Я парировал и ударил вдвое сильнее. 
 МАКСЛЯГУШ. МИНХИТР НАБЛДТ ДКОСТЛЬ.
 Он ничего не имел против.
 МАКСДОЗ НПАКЕТ.
 МПАКТ.
 ПРЕПАК.
 НЕПАК.
 Ничья. Парень все еще улыбался. Ни капельки не вспотел. В нем появилось что-то жуткое. Странное. И я внезапно понял: это хакер-боргман. Работает у Существ, прочесывает город, ищет вольных стрелков вроде меня. Хотя он и был мастером, настоящим мастером, я его презирал. Хакер, ставший боргманом… По-настоящему гнусный тип. Надо его осадить. Прикончить. В жизни не испытывал такой ненависти. Но я ничего не мог с ним поделать.
 И это я - владыка информации, мегабайтное чудище! Всю свою жизнь мне не составляло труда свободно плавать по миру, закованному в цепи, и открывать любой замок. И сейчас из меня вил веревки этот серенький. Он парировал любой мой удар и давал все более причудливые ответы. Использовал алгоритмы, с которыми я прежде не сталкивался; их едва удавалось распутывать. Скоро я перестал понимать, что он со мной делает - не говоря уже о том, как надо защищаться. Да что там - я едва мог пошевелиться. Он неотвратимо толкал меня к крушению. - Кто ты?! - завопил я. Он только рассмеялся.
 И продолжал лить в меня это. Оно грозило целостности моего имплантанта, проникало на микроскопический уровень, атаковало сами молекулы. Сковыривало оболочки электронов, меняло заряды, уродовало валентности, превращало мои сети в желе. Компьютер, вживленный в мозг, представляет собой множество органических молекул. Но и мозг построен из них же. Если боргман будет продолжать, полетит мой компьютер, за ним последует мозг, и остаток жизни я буду пускать слюни в желтом доме.
 Это не было спортивным состязанием. Дело шло к убийству.
 Я бросился за резервами, пустил в ход все доступные мне защитные средства. В жизни их не использовал, но они были на месте и утихомирили его. На момент он перестал лупить меня и даже отступил, и я смог вздохнуть и подготовить несколько защитных комбинаций. Но прежде чем смог их запустить, он снова сшиб меня и опять потащил к обрыву.
 Что-то невероятное!
 Я заблокировал его. Он вернулся. Я врезал наотмашь - он направил удар в какой-то нейтральный канал и там загасил.
 Еще удар. И снова полная блокада.
 А затем уже он врезал мне: я полетел кувырком и едва смог собрать себя из кусочков, когда оставалось три наносекунды до края пропасти.
 Я начал готовить новую комбинацию. Но в это же время разбирался в тонусе его информационного багажа и обнаружил абсолютную и холодную уверенность. Он был готов к любому моему ходу. Среднее между простой уверенностью в себе и совершенной самоуверенностью.
 Вот что получалось: я был способен не давать ему разрушить меня, но с отчаянными усилиями. Взять его самого за глотку не мог. Казалось, у него неистощимые ресурсы. Он был неутомим. Он спокойно принимал все, что я мог выдать, и колотил меня сразу с шести сторон.
 Впервые до меня дошло, как чувствовали себя хакеры, которых я мутузил. Некоторые, наверное, воображали себя настоящими боевыми петухами, пока не нарывались на меня. Тяжело проигрывать, когда думаешь, что ты мастер. Когда знаешь, что ты мастер. Людям такого сорта, если они проигрывают, приходится перепрограммировать все свое восприятие Вселенной.
 У меня были две возможности. Сражаться, пока не кончатся силы, и он меня добьет. Или сдаться сразу. В конце концов, ведь все сводится к «да» или «нет», к единице и нулю, не правда ли?
 Я глубоко вздохнул. Уставился в пропасть. И сказал:
 – Ладно. Я проиграл. Сдаюсь.
 Оторвал свое запястье от его руки, согнулся и рухнул наземь. Меня трясло. Через минуту подскочили пятеро легавых и скрутили меня, как индейку. Руку с имплантантом оставили вне упаковки - с браслетом безопасности на запястье, словно боялись, что я начну вытягивать информацию прямо из воздуха.
 Место, куда меня отвезли - здание на Фигероа-стрит, черного мрамора, в 90 этажей, - было домом марионеточного городского правительства. Наплевать. Я впал в оцепенение. Хоть в канализацию спускайте, мне наплевать. Повреждений я не получил (автоматический контроль системы работал, все в норме), но оскорблен был невыносимо. Чувствовал себя сокрушенным. Уничтоженным. Хотел только одного: узнать имя хакера, который со мной расправился.
 В здании на Фигероа-стрит помещения высотой в шесть метров, так что Существа могут свободно ходить по всем комнатам. В такой кубатуре голоса людей реверберировали, как в пещере. Легавые посадили меня в коридоре, по-прежнему связанного, и куда-то надолго ушли. Неясные звуки прокатывались по длинному коридору. Хотелось от них спрятаться. Мозг буквально саднило. Вибраций я нахватался выше крыши.
 Временами через холл парами проходили Существа, огромные, как башни. Громко переговариваясь, шли с обычной своей странной грацией на кончиках щупальцев. За ними семенила небольшая свита из людей, которых они, как всегда, полностью игнорировали. Они знали, что мы обладаем разумом, но не снисходили до разговоров с нами. Переговоры поручали своим компьютерам - через интерфейс Боргма-на, продавшего нас всех… чтоб его сигнал навсегда заглох! Да, они все равно покорили бы нас, но Боргман невероятно облегчил задачу, показав им, как соединять наши малые биокомпьютеры с их огромными машинами. Могу поспорить, он даже гордился собой: хотел убедиться, что его изобретение работает, и плевать ему на то, что он продал нас в вечное рабство.
 До сих пор никто не представляет себе, зачем явились Существа и чего они хотят. Они здесь, и все тут. Осмотрелись. Покорили. Реорганизовали. Заставили нас работать - выполнять чудовищную и непостижимую задачу. Как в дурном сне.
 И не находилось никакого способа от них защититься. Поначалу мы петушились, хотели начать партизанскую войну и вымести мерзавцев с планеты, но скоро стало понятно, что надежды нет, что они нас подмяли. Не осталось людей, имевших хотя бы видимость свободы, кроме горстки хакеров. Но у нас не хватало куража для серьезного бунта. Мы чувствуем себя триумфаторами уже потому, что можем прокрадываться из города в город, не нуждаясь в разрешении.
 Похоже, для меня это время кончилось. Но в тот момент я чихать на все хотел. Все еще пытался сообразить, как вышло, что меня побили. Не оставалось во мне мегабайтов, чтобы разработать программу для предстоящей жизни.
 Кто-то спросил:
 – Где индульгентщик?
 – Вот он.
 – Она хочет его видеть. Немедленно.
 Рука на моем плече. Мягкий толчок, приказ:
 – Вставай, приятель.
 Я прошаркал по коридору к огромной двери, ведущей в гигантский кабинет с таким высоким потолком, что любому Существу не пришлось бы пригибаться. В дальнем конце за широким столом сидела женщина в черном платье. В этой колоссальной комнате стол казался игрушечным. И женщина казалась игрушкой. Полицейские оставили меня наедине с ней. Я был так обмотан, что не представлял для нее опасности. Она спросила:
 – Джон Доу?
 Я стоял посреди комнаты.
 – Для программы привратника не имеет значения, какое имя я назвал.
 – Итак, вы ввели стражу в заблуждение. Должна вас предупредить, вы находитесь под следствием.
 – Вам известно все, что я могу рассказать. Ваш боргман-хакер поплавал в моих мозгах.
 – Будет лучше, если вы согласитесь сотрудничать. Человека, назвавшегося именем Джон Доу, обвиняют в незаконном входе в город, незаконном использовании транспортного средства и незаконном пользовании интерфейсами. Хотите сделать заявление?
 – Нет.
 – Вы отрицаете свою торговлю индульгенциями?
 – Не отрицаю и не подтверждаю. Какой смысл?
 – Посмотрите на меня, - сказала она. В ее голосе была странная взвинченность. - Мы знаем, что вы индульгентщик. И я знаю, кто ты такой. Ты…
 И она назвала имя, которым я очень давно не пользовался.
 Я смотрел на нее. Таращился. Тяжко было поверить в то, что я видел. Воспоминания обрушились, затопили. Мысленно я редактировал ее лицо - где-то убрал несколько морщинок, поубавил немного плоти в нескольких местах, а кое-где добавил. Снимал годы, как одежду.
 – Да, - проговорила она. - Именно так. Это я. У меня отвисла челюсть. Это было хуже, чем нападение хакера. Гораздо хуже.
 – И вы на них работаете? - спросил я.
 – Индульгенция, которую ты мне продал, никуда не годилась. Ты ведь это знал, верно? В Сан-Диего меня ждал один человек, но когда я попыталась пройти за Стену, меня тут же схватили. Я просто визжала. Готова была тебя убить. Ведь я должна была уехать в Сан-Диего, мы собирались пробраться на Гавайи в его лодке.
 – Я не знал насчет парня в Сан-Диего.
 – С какой стати? Тебя это не касалось. Ты взял деньги за индульгенцию. Мы заключили сделку.
 У нее были серые глаза с золотыми искорками. Больших усилий стоило смотреть в эти глаза.
 – Все еще хотите меня убить? - спросил я. - Сейчас?
 – Нет и нет, - ответила она и снова назвала меня по имени. - Сказать не могу, как я удивилась, когда тебя ввели. Мне доложили: индульгентщик, Джон Доу. Торговцы индульгенциями - это мой отдел. Их всех приводят ко мне. Когда-то давно я все думала, что будет, если притащат тебя, но потом сообразила: нет, невозможно, он за миллион миль и никогда сюда не вернется. Но вот они приводят Джона Доу, и я вижу тебя.
 Я спросил:
 – Вряд ли вы поверите, но я чувствовал себя виноватым. Вы точно не поверите. Но это правда.
 – Убеждена, что ты терпел нескончаемые муки…
 – Поверьте, пожалуйста. Верно, я многих людей обманывал, иногда жалел их, иногда - нет, но вас я забыть не мог. Это правда.
 Она задумалась. Не знаю, поверила ли она мне хоть на долю секунды, но задумалась - я это видел. Потом спросила:
 – Почему ты это сделал?
 – Я обманываю людей потому, что не хочу казаться совершенством. Выдаешь индульгенцию, и каждый раз идет молва. Постепенно ты становишься известен. О тебе узнают повсюду, и раньше или позже Существа тебя хватают. Так что я постоянно делал кучу фальшивок. Говорил людям: сделаю все, что смогу, но не даю никаких гарантий - иногда не срабатывает.
 – Ты сознательно меня обманул.
 – Да.
 – Так я и думала. Ты выглядел таким спокойным. Настоящий профессионал. Мастер. Уверена была, что индульгенция действующая. Представить не могла, что она не сработает. Но у Стены меня схватили. И я подумала: этот ублюдок меня продал. Он слишком хорош для того, чтобы обмишулиться. - Она говорила спокойным тоном, но в глазах все еще был гнев. - Ты что, не мог обжулить еще кого-нибудь? Почему выбрал меня?
 Я долго смотрел на нее. Потом ответил:
 – Потому что я вас любил.
 – Чушь. Ты меня совсем не знал. Я была случайным человеком, который тебя нанял.
 – Именно так. Но я вдруг размечтался - безумные фантазии насчет вас, неизвестно откуда они взялись, я был готов перевернуть свою чудесную, благоустроенную жизнь ради вас, а вы видели только исполнителя. Я не ведал о парне в Сан-Диего. Знал только, что я вас хочу. Или, по-вашему, это не любовь? Ладно, называйте по-другому, как понравится. До тех пор я не позволял себе таких чувств. Думал, это неумно: связывает по рукам и ногам, риск слишком велик. Но увидел вас, поговорил с вами немного и подумал, что между нами может что-то возникнуть; я стал меняться, я подумал: да, да, пусть случится на этот раз, все может быть по-иному на этот раз. А вы ничего не видели, ничего - только лепетали, как важна для вас индульгенция. Потому я вас обманул. Но потом подумал: Господи, я загубил эту девочку, и всего лишь потому, что вышел из себя, а сделать-то было нужно какой-то пустяк. И с тех пор все время… Конечно, вы не верите. Я же не знал насчет Сан-Диего. Из-за этого мне еще хуже.
 Она ни слова не проронила в ответ, молчание становилось невыносимым. Так что через секунду я попросил:
 – Ответьте мне на один вопрос. Этот парень, что разделался со мной на Першинг-сквере. Кто он такой? Она сказала:
 – Никто.
 – Что это значит?
 – Он не «кто». Он - «что». Это андроид, мобильное устройство для ловли индульгентщиков, напрямую соединенное с большим компьютером Существ в Калверт-сити. Новые устройства, мы выпускаем их в город.
 – Вот как…
 – В отчете сказано, что ты задал ему трепку.
 – Скорее, наоборот. Чуть мозги мне не расплавил.
 – Ты пытался выпить море через соломинку. И было похоже, что тебе это удастся. Наверное, ты действительно хороший хакер.
 – Почему вы пошли на них работать? - спросил я. Она пожала плечами.
 – На них работают все. Кроме таких, как ты. Ты взял все, что у меня было, и не дал мне индульгенции. Что мне оставалось делать?
 – Понимаю.
 – Это не такая уж плохая работа. По крайней мере, не работа на Стене. И не отослали на Т.Н.У.
 – Да, - сказал я. - Наверное, неплохое занятие - если вы согласны работать в комнате с высоким потолком… Значит, вот что ожидает меня? Пошлют на Т.Н.У.?
 – Не будь дураком. Ты слишком ценный работник.
 – Для кого?
 – Систему надо постоянно совершенствовать. Ты это знаешь лучше, чем любой из них. Будешь работать на систему.
 – И вы думаете, я соглашусь стать боргманом? - изумленно спросил я.
 – Тогда Т.Н.У.
 Я умолк. Ее предложение - полная ерунда. Они будут ослами, если доверят мне хоть какую-нибудь ответственную работу. И окончательными ослами, если подпустят меня к своему компьютеру.
 – Хорошо. Я буду работать. При одном условии. Позвольте мне сыграть еще раз с этим вашим андроидом. Мне надо кое-что проверить. А потом можем обсудить, для какой работы я больше подойду.
 – У тебя не такая ситуация, когда можно выдвигать условия.
 – И все же это моя ситуация. То, что я делаю с компьютерами… называйте это творчеством. Вы не заставите меня делать подобную работу против моей воли.
 Она обдумала мой ответ.
 – Зачем тебе это нужно?
 – Меня никто не мог одолеть. Хочу попробовать еще раз.
 – Но зачем?
 – Давайте вашего андроида, и я покажу - зачем.
 Она уступила. Может быть, из любопытства, может, по другой причине. Словом, она соединилась с компьютером - не прошло и минуты, как привели андроида, с которым я состязался в парке. Или друтого с такой же физиономией. Он оглядел меня с симпатией, но без малейшего интереса.
 Кто-то вошел, снял с моего запястья браслет безопасности и удалился. Женщина проинструктировала андроида, он подставил мне запястье. Мы вошли в контакт, и я сразу прыгнул в глубину.
 Меня шатало и качало, я был изрядно помят, но знал, чего хочу, и знал, что должен действовать быстро. Задача: полностью игнорировать андроида - он был просто терминалом, прибором - и прорваться к тому, что помещалось за ним. Так что я обошел собственную программу андроида, она была толковая, но поверхностная. Миновал ее, пока андроид строил свои комбинации, нырнул в глубину, мгновенно ушел с уровня внешнего устройства на уровень большой машины и сердечно пожал лапу главного компьютера, что в Калверт-сити.
 Господи, вот было удовольствие!
 Там восседала сама власть, все эти миллионы мегабайтов, и я в них ворвался! Конечно, я чувствовал себя мышью, оседлавшей слона. Но вышло здорово. Может, я и был мышью, но она попала на роскошные гонки. Я вцепился покрепче и летел вместе с ураганным ветром.
 И на лету обеими руками отрывал от компьютера куски и разбрасывал в стороны.
 Я не заметил, как прошла добрая десятая часть секунды. Так огромна была эта штуковина. Я был в ней и выхватывал большие блоки информации, радостно выдергивал и раздирал. А машина не замечала этого, потому что самый замечательный компьютер все-таки ограничен скоростью света, сигнал не может идти быстрей, чем 300 000 километров в секунду, так что минует порядочное время, пока колокол тревоги пройдет по всем нейронным каналам. Эта была громадная штуковина. Я сказал - мышь на слоне? Нет, больше похоже на амебу, оседлавшую бронтозавра.
 Один Бог знает, сколько вреда я смог причинить. Конечно, защитные цепи сработали. Внутренние ворота захлопнулись, чувствительные области закрылись, и слон с величайшей легкостью сбросил меня со спины. Не было ошушения, что заготовлена ловушка, так что я спокойно вышел на свободу.
 Андроид рухнул на ковер. Теперь это была пустая оболочка.
 На стене кабинета вспыхивали огни.
 Женщина была в смятении.
 – Что ты натворил?
 – Одолел вашего андроида. Это оказалось нетрудно, поскольку я знал, кто он такой.
 – Ты повредил главный компьютер!
 – На самом деле - нет. Просто малость пощекотал. Он удивился, когда понял, что я в нем орудую, вот и все.
 – Тогда вопрос: почему ты не испортил его? Почему не сокрушил программы?
 – Вы думаете, я способен на такие вещи? Она изучающе посмотрела на меня.
 – Думаю, да.
 – Ну, может, и так. Или не так. Но понимаете, я не борец со злом. Мне нравится мой образ жизни. Это тихая жизнь. Я не затеваю революций. Если мне хочется фокусничать, я это делаю - но в меру. И Существа даже не знают обо мне. Но если я всуну палец куда не надо, они мне палец откусят… Так что я ничего не делал.
 – Но можешь сделать, - проговорила она. Мне стало неуютно.
 – Не понимаю, о чем вы? - спросил я неуверенно.
 – Тебе не нравится риск. Ты не хочешь находиться под подозрением. Но если мы отберем у тебя свободу, привяжем к Л.-А. и заставим работать, какого дьявола тебе останется терять? Тогда ты и ввяжешься. Начнешь фокусничать во имя добра. - Некоторое время она молчала. - М-да. Это реальный вариант. Теперь я понимаю, что у тебя есть такие возможности и здесь ты сумеешь их использовать.
 – Что?
 – Ты так поработаешь с их компьютером, что Существам придется начинать все сначала. Разве я не права?
 Она видела меня насквозь. Я не ответил. А она продолжала:
 – Но я не дам тебе такой возможности. Я не сумасшедшая. Здесь не будет никаких революций, и я не собираюсь становиться героиней, а ты не годишься в герои. Теперь я в тебе разобралась. С тобой опасно связываться. Если тебя задеть, ты непременно возьмешь реванш, не думая о том, какую беду принесешь другим. Ты можешь испортить компьютер, но тогда Существа на нас напустятся, и нам будет еще тяжелей, чем сейчас. Все будут страдать, но тебя это не затронет. Нет, нет… Моя жизнь не так ужасна, чтобы я позволила тебе ее перевернуть. Однажды ты это сделал. С меня хватит. - Она твердо смотрела мне в глаза, и казалось, ее гнев улетучился, осталось только презрение. - Ты можешь подключиться еще раз и устроить фокус с записью о твоем аресте? Стереть ее?
 – Да.
 – Сделай это, И уходи. Убирайся ко всем чертям, и быстро.
 – Это серьезно?
 – Вполне.
 Я покачал головой. Все понятно. Я знал, что одновременно победил и потерпел поражение. Она нетерпеливо махнула рукой, словно отгоняла муху.
 Я ощущал себя совсем маленьким. Кивнул и пробормотал:
 – Хочу сказать… Ну, насчет того, как я жалею о том, что натворил - все это правда. До последнего слова.
 – Может, и так. Слушай, отключайся и двигай отсюда. Из этого здания. Из города. И по-настоящему быстро.
 Я порылся в уме - что бы еще сказать, но ничего не отыскал. Подумал: уходи, если получил шанс. Она протянула мне руку, и я соединился с ее имплантантом. Когда наши запястья соприкоснулись, она задрожала. Совсем немного, но я это почувствовал. Думаю, теперь буду чувствовать каждый раз, когда замыслю обман - каждый раз. Кого бы ни решил обжулить.
 Вошел, отыскал запись об аресте Джона Доу, уничтожил. Затем раскрыл ее файл государственного служащего, повысил ее в должности на два разряда и удвоил жалованье. Не такая большая компенсация. Но, черт побери, большего сделать я не мог. Затем уничтожил свои следы и вышел из программы:
 – Все в порядке. Сделано.
 – Прекрасно, - сказала она и вызвала своих легавых.
 Передо мной извинились за неверную идентификацию, вывели из здания и выпустили на Фигероа-стрит. Наступил вечер, темнело, воздух стал холодным. Зима есть зима, хоть она в Лос-Анджелесе - на свой лад. Я подошел к уличному терминалу, вызвал «тошибу» со стоянки. Через десяток минут машина прикатила, и я велел держать на север. Ехал медленно - час пик, обычные дела, - но сейчас это оказалось к месту. Приехал к Стене, к воротам Сильмар, километрах в 80-ти от города. Привратник спросил, как меня зовут.
 – Ричард Роу, - сказал я. - Бета Пи Эпсилон, десять-четыре-три-два-четыре-икс, место назначения Сан-Франциско.
 В Сан-Франциско зимой сильные дожди. Но город все равно чудесный. В это время года я предпочел бы Лос-Анджелес, но черт с ним. Никому не удается постоянно все делать по-своему. Ворота отворились, и «тошиба» покатила за Стену. Это было просто. Все равно, что сказать «Бета Пи».
  Перевел с английского  
   Александр МИРЕР