---------------------------------------------


 Эрл Стенли Гарднер
 «Некоторые женщины не будут ждать»



 Глава 1


 На работу я опоздал совсем немного — всего на полчаса, но можно было подумать, что из-за меня настал конец света. Началось с лифтера.
 — Мистер Лэм, вас разыскивала Берта Кул! — испуганно сообщил мне он.
 — Да, благодарю вас, — ответил я.
 — Кажется, по срочному делу, — не отставал лифтер.
 — Спасибо, я уже понял.
 После этого мне удалось доехать до своего этажа спокойно. Выйдя из лифта, я направился по коридору к двери, на матовом стекле которой значилось: «Кул и Лэм. Конфиденциальные расследования».
 Не успел я войти в приемную, как секретарша, самозабвенно втыкавшая в номерник телефонные штырьки, воскликнула:
 — Ой, наконец-то! Берта Кул велела, чтобы вы сразу же зашли к ней!
 — Она одна?
 — Нет, у нее мистер Бикнел.
 — Кто такой Бикнел?
 — Не знаю, он в первый раз.
 — Позвоните Берте и сообщите, что я здесь. Буду у нее через минуту.
 Я прошел в свой кабинет, где секретарша Элси Бранд встретила меня с расширенными от ужаса глазами:
 — О Господи, Дональд! Берта все бюро на ноги подняла. Ты у нее был?
 — Нет еще.
 Элси вся аж трепетала от возбуждения.
 — Дональд, что я тебе скажу!
 — Что?
 — Ты едешь в Гонолулу!
 — Вот те на!
 — Ты разве не рад?
 — Подожду официального подтверждения, — осторожно ответил я.
 — Это точно, ты едешь завтра. Плывешь на «Лурлайне».
 — На «Лурлайн» так запросто за сутки не попадешь, — возразил я.
 Она посмотрела на свои часики.
 — Осталось больше суток.
 — Но что все это значит?
 — Не знаю, — сказала она. — Просто сообщаю то, что слышала собственными ушами. Берта с ног сбилась, тебя разыскивая, звонила в компанию «Матсон навигейшн», из нашего архива ей принесли какие-то старые документы, а этот Бикнел сидит и упрашивает ее поехать в Гонолулу. Она ему и сказала, что поедешь ты и…
 Тут латунная ручка двери крутанулась с такой силой, словно ее хотели вырвать с корнем. Дверь распахнулась, и на пороге возникла Берта Кул — сто шестьдесят пять фунтов веса плюс глаза, пылающие гневом, жадностью и страстью к наживе.
 — Где тебя черти носят?
 — По улице, — ответил я.
 — Вижу, что по улице! Я уже полчаса на стены кидаюсь, а тебя все нет! У нас тут клиент — золотое дно, а ты черт знает где шляешься. Он хочет получить то, что хочет, и тогда, когда хочет, а хочет он этого немедленно!
 — Чего же он хочет?
 — Чтобы ты поехал в Гонолулу.
 — Пусть он мне так и скажет.
 — Он разговаривает со мной.
 — Значит, он хочет, чтобы ты поехала в Гонолулу, — предположил я.
 — Чего он хочет и что получит — разные вещи.
 — Ну ладно, — сказал я, — пойдем поговорим с ним.
 — Нет уж, подожди минутку. — Берта прикрыла дверь и с возмущением посмотрела на Элси Бранд.
 — Дай-ка я тебе кое-что расскажу про этого типа.
 — Расскажи.
 — Когда будешь здороваться, — начала Берта, — руку, не жми, здоровайся чисто символически. Это хилый, тщедушный ревматик: чуть сожмешь руку — у него кости треснут. Но в остальном веди себя с ним, словно он супермен.
 — А в чем дело-то?
 — Сам узнаешь, — ответила она. — Мне надо вернуться, я не хочу оставлять его одного надолго. Странный тип: отлучишься на минутку, придешь — а у него уже новые идеи. Нужно контролировать ситуацию. Теперь все; я тебя предупредила насчет рукопожатия, выжди секунд десять и заходи вслед за мной. И не забудь сказать: ты был занят по делу. А то, может, подумает, что мой партнер шляется где попало и сколько ему заблагорассудится.
 — Как он вышел на нас? — спросил я.
 — Он давно про нас наслышан.
 — И знал, что ты женщина?
 — Конечно.
 — Уже легче, — сказал я.
 Берта Кул — старший партнер нашей фирмы — повесила на своей двери табличку: «Б. Кул», и это подчас приводило к недоразумениям. Когда клиенты, желавшие поговорить с руководителем фирмы, узнавали, что «Б» — это «Берта», у них возникали сомнения: сможет ли мягкосердечная женщина вести их сложное дело. Правда, они довольно быстро убеждались в том, что Берта тверда и неумолима, как асфальтировочный каток, но все же приходилось прилагать для этого дополнительные усилия.
 — Мало того, — добавила Берта, — мистеру Бикнелу нужна именно женщина. Он считает, что в его деле необходим женский подход.
 Представив себе «женский подход» Берты, я невольно усмехнулся.
 — А кто такой Бикнел?
 — У него золотые рудники, нефтяные скважины и апельсиновые рощи.
 — Если он хочет, чтобы кто-то срочно попал в Гонолулу, то нужно лететь самолетом, — сказал я. — На «Лурлайн» так просто не придешь и…
 — Не будь идиотом, — оборвала меня Берта. — У него зарезервировано полдюжины мест. Он едет сам и… — Она запнулась.
 — И хочет, чтобы ты поехала с ним и занялась его делом, — закончил я за нее.
 — В общем, да.
 — Почему же ты не едешь?
 — Потому что я не люблю никуда ездить, — ответила Берта. — Я ненавижу лазить по лестницам. Господи, ты же знаешь, какие у меня ноги!
 Она подняла юбку и показала ноги. Действительно, ноги у нее, в целом достойные футболиста, были довольно стройными, с аккуратными лодыжками, правильно очерченными ступнями и высоким подъемом. На вес более девяноста фунтов они явно рассчитаны не были.
 — Видишь?! — воскликнула Берта. — Ноги, как у антилопы, а задний мост — как у грузовика!
 Мы с Элси знали, как она гордится своими ногами, о чем свидетельствовали дорогие, тщательно подобранные туфли.
 Я понимающе кивнул, но заметил:
 — На этом корабле есть лифты.
 — На этом корабле есть лифты, но они всегда переполнены, — не унималась Берта. — А в этом Гонолулу сплошные подъемы и горы, я видела на картинках. Весь этот чертов остров — сплошные горы. И жара. Если я буду таскаться по Гонолулу, я буду потеть и ругаться на чем свет стоит. И потом, я терпеть не могу больных и хилых, а ты сумеешь поладить с этим типом.
 — А что с ним такое, с этим Бикнелом?
 — Сплошной артрит, куда ни ткни. Я боюсь, что когда на корабле этот сукин сын заскрипит своими костями, я выкину его за борт. Ладно, все! Я тебе ничего про него не говорила, жди десять секунд, потом заходи и докладывай, что был занят делом.
 Берта развернулась, рывком открыла дверь и, захлопнув ее за собой, удалилась в свой кабинет.
 — Ой, Дональд! — воскликнула Элси. — Вот будет здорово, если окажется, что это важное дело и мне тоже нужно вылететь туда на самолете — вести наблюдение или что-нибудь еще! Ты только подумай! Гонолулу! Алмазный мыс! Пляж Вайкики! Цветочные венки! Вареные осьминоги!
 — И сырая рыба, — добавил я. Элси поморщила нос.
 — Говорят, она восхитительна.
 — Ладно, не раскатывай губы. Если там, на острове, понадобится выполнить какую-нибудь секретную работу, Берта наверняка наймет местных — на час или на день. Ей только заикнись, что можно вызвать секретаршу с материка, — она в обморок упадет.
 — Да я знаю, — грустно сказала Элси. — Уж и пофантазировать нельзя?
 — Можно, — ответил я, поправил галстук и направился в комнату, на дверях которой было написано: «Б. Кул, личный кабинет».
 Когда я вошел, Берта приторно заулыбалась.
 — Дональд, это мистер Бикнел, — сказала она и, совсем расплывшись в улыбке, обратилась к Бикнелу: — А это Дональд Лэм, мой партнер.
 — Нет-нет, не вставайте. — Я быстро подошел к нему и протянул руку. Он сунул мне кончики пальцев, но отдернул руку раньше, чем я успел до нее дотронуться.
 — Осторожно, — сказал он, — у меня побаливает рука — небольшой ревматизм.
 — Прошу прощения, — сказал я ему. Потом, взглянув на часы, обратился к Берте: — Да, кстати, я все уладил, Берта. Ну, то дело, которое мы обсуждали вчера вечером.
 — А-а, хорошо, Дональд. Теперь понятно, почему тебя не было.
 Я пододвинул стул и сел.
 — Мистер Бикнел хочет, чтобы мы избавили его от одной неприятности, — сказала Берта.
 — От какой именно? — спросил я.
 — Он сейчас сам тебе расскажет, — сказала она и добавила: — Тебе надо будет поехать в Гонолулу, Дональд.
 — Зачем?
 — Именно по этому делу. Ты должен завтра отплыть на «Лурлайне».
 — Если ты позвонишь в «Матсон», — возразил я, — то тебе скажут, что на «Лурлайн» все места проданы до…
 — Ты отплываешь завтра, — оборвала меня Берта. — Мистер Бикнел все устроил, и они уже оформляют билеты.
 Я обернулся и внимательно посмотрел на Бикнела.
 На вид ему было лет сорок пять. Из-под кустистых бровей пронзительно смотрели серые глаза. Высокие скулы, густые темные волосы. Но казалось, что даже легкий порыв ветра сдует его со стула. Восковой оттенок кожи усиливал впечатление болезненности. На нем был костюм, сшитый у портного долларов за двести пятьдесят, не меньше, начищенные до абсолютного блеска ботинки, двадцатипятидолларовый галстук ручной росписи, сорочка с отложными манжетами и золотые запонки с изумрудами. Он сжимал сухими когтистыми пальцами набалдашник крепкой трости и старался держаться как большой босс, однако не мог скрыть выражения беспокойства на лице. Казалось, он чего-то боялся — то ли что его кто-нибудь уронит, то ли что у него спросят что-нибудь лишнее.
 — Вы давно зарезервировали места на «Лурлайне»? — спросил я.
 — Да, довольно давно.
 — Значит, вы заранее знали, что возникнут неприятности?
 — Нет.
 — Вы собирались поехать не один?
 — Ради Бога, Дональд, — вмешалась Берта, — пусть мистер Бикнел сам все расскажет. Не надо его допрашивать. Ты сейчас все запутаешь.
 — Наоборот, я хочу кое-что прояснить.
 — Ты ставишь телегу впереди лошади, а лошадь — задом наперед.
 Я усмехнулся и спросил:
 — Кто же здесь лошадь?
 — Ты! — Глаза Берты вспыхнули неподдельным гневом. Но она моментально взяла себя в руки и, улыбнувшись Бикнелу, промурлыкала: — Дональд любит дурачиться, не обращайте внимания. Но в деле он парень мозговитый и быстро найдет ответы на все ваши вопросы.
 — Будем надеяться, — проговорил Бикнел, — но мне было бы гораздо приятнее, чтобы поехали вы, миссис Кул. Ни в коей мере не хочу умалить ваши достоинства, мистер Лэм, — заверил он меня.
 — Мы вернемся к этому позже, — быстро отреагировала Берта. — Нам нельзя уезжать вдвоем, и сейчас так сложились дела, что Дональд имеет возможность уехать немедленно, а я — нет. Прошу вас, мистер Бикнел, может быть, вы еще раз расскажете нам о некоторых деталях дела. Самые основные моменты. Я кое-что себе пометила и могла бы посвятить Дональда в подробности, но хочу, чтобы он услышал обо всем от вас, из первых уст.
 Бикнел сжал своими костистыми ревматическими пальцами набалдашник трости и, подавшись вперед тощими плечами, оперся на трость всем телом.
 — Никаких подробностей я, собственно, и не знаю, — возразил он. — Это вы должны узнать подробности.
 — Итак, вы хотите защитить женщину, — уточнила Берта, — которую, как вы считаете, шантажируют с целью вымогательства.
 — Совершенно верно, — подтвердил Бикнел. — Я хочу защитить Миру — но так, чтобы она не узнала, кто ее защищает. Вот почему я и хотел бы, чтобы этим занялась женщина. Я бы очень хотел, — выразительно повторил он, — чтобы это была женщина, миссис Кул.
 — Я понимаю, — ответила ему Берта, — но, в конце концов, вам же нужны результаты? Я права?
 — Вы правы.
 — И Дональд как раз такой смышленый чертенок, который их получит. Он молод, полон сил и…
 — И может быть, даже слишком, — раздраженно вставил Бикнел.
 — Как это? — не поняла Берта.
 — Видите ли, Мира… В общем, я не желал бы усложнять ситуацию.
 — Вы хотите сказать, что Мира слишком впечатлительна? — Кажется, она вдруг осознала еще один нюанс проблемы.
 — Скажем так, Мира очень непредсказуема.
 — Ну, насчет Дональда вы можете не волноваться, — сказала Берта, пожалуй, излишне горячо. Когда Дональд берется за дело, он больше ни о чем не думает.
 Бикнел с сомнением покосился на меня. Ну, Берта!
 — Может быть, я смогу подъехать позже. — Она пронзила его жадным взглядом своих глазенок и добавила: — Если дело окажется стоящим.
 — Это стоящее дело, — с выражением произнес Бикнел. — Настолько стоящее, что не следует жалеть усилий. Поймите, миссис Кул, я не корова и доить себя не позволю, но я готов платить за то, что получаю.
 — Конечно. И от нас вы безусловно получите все, за что вы платите, — сказала Берта, и лицо ее заметно оживилось. — А теперь расскажите нам поподробнее о вашей Мире.
 — Я получил от Миры телеграмму, — начал Бикнел. — У нее серьезные неприятности, и ей нужны деньги. Больше я ничего не знаю.
 — Мира — это Мириам Вудфорд? — переспросила Берта, чтобы мне стало яснее.
 — Совершенно верно.
 Берта заглянула в свои заметки.
 — Она была женой вашего партнера, Эзры П. Вудфорда, который умер и оставил ей кучу денег.
 — И это, в общем, верно. Эзра был сказочно богат, и других родственников у него не было.
 — Когда он умер? — спросил я.
 — Три месяца назад.
 — А когда они поженились?
 — Девять месяцев назад.
 — Эзре Вудфорду было шестьдесят девять лет, — сказала Берта. — Верно, мистер Бикнел?
 — Верно. Он умер в шестьдесят девять лет, а женился в шестьдесят восемь.
 — А Мире? — спросил я. — Ей сколько?
 — Двадцать семь. Я замолчал.
 — Да, это так, — сказал Бикнел, сердито глядя на меня. — Это был брак по расчету, но Эзра так хотел. Мира вовсе не заарканила его; она замечательная девушка. И Эзра мог завещать свое состояние только Мире и мне. Он любил Миру, любил быть с ней рядом — когда вы ее увидите, вы сразу поймете, что я имею в виду. От нее исходит сияние жизни, молодости, веселья, энергии. Рядом с ней начинаешь понимать, что жизнь — это не только каждодневная рутина, но и праздник. Отступают все болезни, ты словно вдыхаешь свежий воздух, пьешь искристое вино. Она…
 — Да-да, — прервала его Берта, — мы понимаем, она замечательная девушка. Итак, Дональд, мистер Бикнел и Эзра Вудфорд были партнерами. Между ними существовало партнерское соглашение: если кто-либо из них умрет неженатым, то вся его собственность переходит к партнеру; если он оставляет вдову, то вдова должна получить половину наследства. И когда Эзра Вудфорд женился, он, в соответствии с партнерским соглашением, сразу же изменил свое завещание. По новому завещанию он поделил свою собственность пополам, так что после его смерти одна половина сразу же отошла мистеру Бикнелу, а другая — Мире на условиях доверительного управления.
 — А вы доверенное лицо? — спросил я Бикнела.
 — Совершенно верно, я доверенное лицо с широкими полномочиями. Я могу осуществлять различные финансовые операции и перечислять прибыль на ее счет. Кроме того, я имею право зачислить на ее счет любую часть основного капитала, если сочту необходимым, но это, правда, лишь в чрезвычайной ситуации.
 — Каков срок действия договора?
 — Пять лет.
 — А потом?
 — Потом Мира получает в собственность основной капитал при условии, что в течение этого срока она не будет втянута ни в какой скандал, который, по моему мнению, может унизить или опорочить память ее покойного мужа.
 — А если это произойдет, то что станет с ее капиталом?
 — Этого не должно произойти.
 — Но вдруг?
 — Тогда эти деньги будут перечислены на счета нескольких благотворительных организаций.
 — Возможно, этот пункт завещания может быть оспорен, — сказал я. — В каком штате оно оформлено?
 — В Колорадо.
 — Вы сами его видели?
 — Мои адвокаты склонны полагать, что завещание составлено безупречно.
 — Стало быть, — сказал я, если говорить о деньгах, то женитьба вашего партнера обошлась вам в приличную сумму?
 — Получается, что так.
 — Зная, что это возможно, вы не пытались противодействовать?
 — Вначале я, действительно, неверно трактовал мотивы поведения Миры.
 — И были против этого брака?
 — Не совсем так. Эзра был достаточно взрослым человеком, чтобы принимать самостоятельные решения.
 — Но эти решения стоили вам половины его состояния!
 Бикнел рассмеялся.
 — Я вполне обеспечен. Видимо, мне уже не удастся потратить и того, что я имею. Но вначале я все же боялся, что Эзра позволяет обвести себя вокруг пальца.
 — А потом?
 — Потом я осознал, что он принял замечательное решение — стал счастливым человеком!
 — Ну хорошо, — вмешалась Берта.
 — Давайте вернемся к нашим баранам. Значит, Мира дала вам телеграмму, что у нее неприятности и что ей требуется большая сумма денег в дополнение к ее доходу. То есть что налицо чрезвычайная ситуация?
 — Совершенно верно, — сказал Бикнел.
 — Сколько же она просит? — спросил я.
 — Десять тысяч долларов, — ответил Бикнел.
 — Поэтому, — сказала Берта, — мистер Бикнел считает, что это шантаж. Кто-то вымогает у нее деньги.
 Я посмотрел на Бикнела. Он согласно кивнул.
 — Вообще говоря, наследство достаточно велико, — сказал он. — Дело вовсе не в этой сумме, а в принципе. Заплатив шантажисту один раз, должен будешь платить ему и дальше. Я хочу надежно защитить Миру, а если заплатишь деньги — проблему не решишь.
 — Кто может пытаться выудить у нее деньги?
 — Не знаю. У меня даже нет полной уверенности в том, что это шантаж.
 — Давайте говорить откровенно, Бикнел, — сказал я. — Мириам Вудфорд, несомненно, живой человек.
 — Несомненно.
 — И ей двадцать семь лет.
 — Совершенно верно.
 — Замуж она вышла девять месяцев назад. Он кивнул.
 — Муж ее умер, и она богата. Спрашивается, по какому поводу ее могут шантажировать? Совершенно очевидно, что если это какая-нибудь мелкая неосторожность, то она бы так сильно не беспокоилась — уж во всяком случае, не на десять тысяч долларов.
 — Ну что я могу сказать? Мира — прекрасная девушка, у нее хорошая репутация, но если это действительно скандал — в том смысле, как об этом говорится в договоре, — то вы представляете себе мое положение, мистер Лэм.
 — Где жил Эзра Вудфорд?
 — В Денвере.
 — Мира тоже из Денвера?
 — Нет, она из Нью-Йорка.
 — Сколько времени они были знакомы с Эзрой до свадьбы?
 — Три или четыре месяца.
 — Каким образом они познакомились?
 — В круизе.
 — А вы давно ее знаете?
 — Я познакомился с ней вскоре после Эзры.
 — И вы о ней хорошего мнения?
 — Она совершенно очаровательная молодая женщина.
 — Что заставило Эзру вписать в завещание это условие — избегать скандалов в течение пяти лет под угрозой потерять все деньги? Ведь это настоящая приманка для шантажистов!
 — Я не обсуждал с Эзрой этот вопрос. Думаю, однако, он понимал, что Мира — человек импульсивный, и хотел обезопасить свое доброе имя.
 — Но чего же теперь хотите вы? — спросил я.
 — Я хочу огородить Миру стеной, гарантирующей ее безопасность. Я чувствую, что что-то случилось, что ей угрожает опасность. Я хочу защитить ее.
 — Но это трудно сделать, если, как вы говорите, нам придется проводить расследование тайно…
 — Да, я не хочу, чтобы она про это узнала. Боюсь, что если она догадается, что я кому-то рассказал о ее проблемах, она придет в ярость.
 — Тогда что же, на ваш взгляд, мы должны делать?
 — Именно поэтому, — сказал Бикнел, — я и предпочитаю, чтобы за дело взялась женщина. Я пришел сюда, потому что знаю миссис Кул как очень толковую, решительную и находчивую женщину, испытанную в сложнейших делах. Думаю, она смогла бы познакомиться с Мирой как бы случайно, завязать с ней дружбу, разузнать, откуда исходит угроза, и предотвратить все возможные неприятности.
 — Хорошо, допустим, что ее шантажируют.
 — Скорее всего, так.
 — Как вы представляете себе защиту от шантажиста? Вы хотите, чтобы его арестовали?
 — Нет, Боже упаси. Я просто хочу, чтобы его… чтобы он был каким-либо образом устранен, исчез из поля зрения.
 — Каким же это образом?
 — Это мне все равно, мистер Лэм, — сказал он.
 — А почему бы мне не полететь на самолете? — спросил я. — Мне кажется, если миссис Вудфорд в опасности, то я только потеряю время…
 — Я хочу, чтобы вы плыли на корабле, потому что там у вас будет возможность познакомиться с одним человеком.
 — С кем?
 — С Нормой Радклиф, подругой Миры. Она тоже отплывает завтра, чтобы навестить Миру. Я подумал, что на корабле можно свести знакомство с Нормой Радклиф, а уже через нее можно будет выйти и на Миру.
 — Понятно. А что вам известно о Норме Радклиф?
 — Практически ничего.
 — Вы сами с ней знакомы?
 — Нет, мы ни разу не встречались.
 — Она не из Денвера?
 — Нет, она тоже из Нью-Йорка, старая подруга Миры.
 — Кстати, что вы ответили Мире на ее телеграмму?
 — Я ответил ей, что прибываю на «Лурлайне». — А-а, так вы и сами завтра отплываете?
 — Да.
 — И она знает об этом?
 — Сейчас уже, видимо, да.
 — Ну, Дональд, — вмешалась Берта, — я думаю, этого достаточно.
 — Если бы вы поехали сами, миссис Кул, — сказал Бикнел, — то я готов был бы существенно увеличить оговоренную сумму вознаграждения.
 — Это совершенно ничего не даст, — поспешно сказала Берта. — Я не смогу там работать, у меня ноги отнимутся.
 — Я бы очень хотел, чтобы поехала женщина, — повторил Бикнел.
 Берта поглядела на часы, потом выразительно обвела глазами груды бумаг на столе.
 — И я, конечно, не поскуплюсь на затраты, — добавил Бикнел. — Я понимаю, каких денег стоит поездка на Гавайи.
 Берта посмотрела на меня.
 — Почему бы и нет? — спросил я с улыбкой. Во взгляде и голосе Берты появилась злоба.
 — Потому что я ненавижу пароходы. Я ненавижу куда-то ездить, куда-то лазить. Я ненавижу эти хваленые-перехваленные райские уголки в Тихом океане. Ненавижу эти гогочущие толпы туристов. Я не хочу слушать эту гавайскую музыку. Я не хочу оставлять свой кабинет. Я хочу быть там, где могу следить за всем, что происходит. Я…
 Бикнел сунул руку в нагрудный карман, со значительным видом вытащил чековую книжку, раскрыл ее и вопросительно посмотрел на Берту. Та, как только увидела чековую книжку, оборвала фразу на полуслове и несколько секунд не сводила с книжки своих жадных глазок.
 — Ладно, — разгневанно согласилась Берта. — Я еду в Гонолулу. Дай ему авторучку, Дональд.
 Я усмехнулся Бикнелу.
 — Раз Берта едет, я вам, видимо, не нужен?
 — Совершенно верно.
 — Черт возьми! — взорвалась Берта, брызнув слюной. — Зато мне он нужен! Я же не могу везде бегать сама, я не могу…
 — Можете, — прервал ее Бикнел сухим, бесстрастным, хрипловатым голосом. — Вы, миссис Кул, можете делать все, что необходимо для этого дела. И я буду чувствовать себя гораздо лучше, если вести его будете вы. Я бы даже сказал, что вы должны вести его лично, иначе мне придется отказаться.
 Наступила тяжелая тишина. Выждав немного, я протянул Бикнелу авторучку.
 — Не беспокойтесь, — сказал я, — она поедет.




 Глава 2


 Я проводил Бикнела до лифта; он ковылял своей особой, шаркающей походочкой, скривив бледное лицо в торжествующей ухмылке. Вернувшись в агентство, чтобы переговорить с Бертой, я застал ее уже звонящей в Денверский банк.
 — Говорит Берта Кул, «Кул и Лэм. Конфиденциальные расследования». Мы получили чек на три тысячи долларов, подписанный Стефенсоном Д. Бикнелом. Скажите, он надежен?.. Это точно?.. Тогда я инкассирую его сегодня через свой банк… Вы совершенно уверены?.. А то нам нужно предусмотреть некоторые затраты… Хорошо, благодарю вас. — Она шмякнула трубку. — Представляешь, этот парень даже не стал заглядывать в реестр. Сказал, что чек надежный, как чистое золото.
 — Дай уж заодно телеграмму нашему информатору в Денвере, — посоветовал я. — Пусть быстренько раскопает для нас, что сможет, про Мириам Вудфорд, Эзру П. Вудфорда и Стефенсона Д. Бикнела.
 — Нашему клиенту это может не понравиться, — возразила она.
 — О’кей, — сказал я. — Если хочешь, можешь действовать вслепую. Чует мое сердце, что ты об этом пожалеешь.
 — Это еще почему?
 — Он пытается внушить нам, что ситуация чрезвычайная, — пояснил я, — но хочет, чтобы мы плыли на корабле. Он настаивает на этом. А ты могла бы сесть на самолет и быть там уже завтра.
 — Но он же объяснил. Он хочет, чтобы мы навели мосты с помощью этой самой Нормы Радклиф.
 — Согласен, — ответил я. — Способ знакомства неплохой, но все же задержка на пять дней. Неужели такая потеря времени оправдана? Или, если уж ты плывешь на корабле, то почему бы мне не полететь на самолете?
 Берта прищурилась.
 — А что ты думаешь по этому поводу?
 — Я думаю, у Миры гораздо более серьезные «неприятности», чем заурядное вымогательство, о котором он талдычит.
 — Почему?
 — Потому что не стал бы он отправлять тебя на Гавайские острова на шикарном лайнере, — сказал я, — если бы тебе предстояло всего лишь пару раз искупаться на пляже Вайкики.
 — Искупаться! — фыркнула Берта. — Чтоб они провалились, эти пляжи! Да я в купальном костюме больше всего похожа на куль с мукой. Только попадаю на солнце — моментально покрываюсь волдырями. Ненавижу Гавайи! Какого лешего я согласилась туда ехать?
 — А денежки? — вставил я. Берта снова взглянула на чек.
 — Это ты сказал, Дональд, а не я.
 — Ладно, я. А теперь давай телеграмму в Денвер. Поколебавшись еще немного, Берта все же продиктовала телеграмму.
 Ответ мы получили в половине пятого.
 «МИРИАМ ВУДФОРД ВЫШЛА ЗАМУЖ ЗА ЭЗРУ П. ВУДФОРДА ДЕВЯТЬ МЕСЯЦЕВ НАЗАД. ЧЕРЕЗ ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ ЭЗРА УМЕР ОСТАВИВ ГРОМАДНОЕ НАСЛЕДСТВО ПОЛОВИНУ СТЕФЕНСОНУ БИКНЕЛУ ПОЛОВИНУ ВДОВЕ. МИРИАМ ВУДФОРД НАХОДИТСЯ В ГОНОЛУЛУ. СЫЩИК ЭДГАР Б. ЛАРСОН ИЗ ДЕНВЕРСКОГО ОТДЕЛА РАССЛЕДОВАНИЯ УБИЙСТВ ОТПЛЫВАЕТ ЗАВТРА В ГОНОЛУЛУ НА ЛУРЛАЙНЕ ЯКОБЫ НА ОТДЫХ. БИКНЕЛ УЕХАЛ ИЗ ДЕНВЕРА ДЕСЯТЬ ДНЕЙ НАЗАД МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ НЕИЗВЕСТНО. ВИДИМО СОБЛЮДАЕТ КРАЙНЮЮ ОСТОРОЖНОСТЬ. ВДОВА ВОЗМОЖНО ПОДТОЛКНУЛА ЕСТЕСТВЕННЫЙ ХОД СОБЫТИЙ. ПОЛИЦИЯ ВЕДЕТ СКРЫТОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ».
 — Ну вот, это уже кое-что, — сказал я Берте. — Насколько я понял про эту Миру, раскопать в ее бурном прошлом какой-нибудь мелкий эпизод — раз плюнуть; на это она бы и ухом не повела. А вот убийство — это другое дело.
 — Ах ты, жарь меня вместо устрицы! — пробормотала Берта. Потом добавила: — Но ведь вдова получила только половину. Бикнел же тоже наследник!
 — Ты не увлекайся, — заметил я. — Бикнел был полноправным партнером; он и сам очень богат. Кроме того, если бы он и замышлял избавиться от партнера, то сделал бы это до свадьбы, а не после.
 — Почему? — спросила Берта, но, прежде чем я успел ответить, догадалась сама. — Ах да, понятно. Разница в пятьдесят процентов.
 Я кивнул.
 — Кажется, он к ней неравнодушен, — заметила Берта.
 — Сейчас — да.
 — Что ты имеешь в виду?
 — Когда Мириам вышла замуж за Эзру Вудфорда, — пояснил я, — Бикнел наверняка ее возненавидел. А теперь он заливается дифирамбами. Возможно, когда Мира узнала, что ее деньги пять лет будут находиться под его опекой, она решила с ним подружиться. И если ей за столь короткий срок удалось добиться таких успехов, — значит, она классный специалист. Не исключено, — добавил я, немного подумав, — что она дала Бикнелу телеграмму про неприятности только для того, чтобы вытянуть его из Денвера в Гонолулу: там ей будет удобней продолжать свое дело, не привлекая внимания друзей и знакомых.
 Берта смотрела на меня круглыми глазами.
 — Стало быть, — продолжал я, — Бикнел воспылал страстью к Мириам Вудфорд. Теперь он хочет ее защитить, но при условии, чтобы это сделала женщина: подпускать к ней другого мужчину ему вовсе не улыбается. Весь вопрос в том, действительно ли он ищет для нее защиты или ему нужны лишь основания для того, чтобы лишить ее прав на наследство?
 — Режь меня на куски и посыпай меня перцем! — воскликнула Берта. — Это же может обернуться жутким кошмаром!
 — Не хочешь ли вернуть ему деньги обратно? — осторожно осведомился я.
 — Что сделать? — взвизгнула Берта.
 — Вернуть ему деньги обратно.
 — Я что, с ума сошла? — завопила она.
 — Ладно, — сказал я. — Желаю тебе приятного путешествия, Берта. Может быть, тебе повезет познакомиться с Эдгаром Б. Ларсоном. А может, он и сам на тебя выйдет. Не исключено, что ему захочется узнать, зачем ты едешь на Острова.
 На том я и ушел. Заглянув в свой кабинет, я сказал Элси:
 — Позвони в какую-нибудь фирму, которая может собрать продуктовую посылку, упаковать ее в большую красивую корзину, завернуть в целлофан, перевязать ленточкой и приколоть там и сям записочки: «Приятного путешествия!» Надо послать ее на «Лурлайн» для Берты Кул.
 За чей счет? — спросила она.
 — За счет нашей фирмы, — ответил я. — Включим это в затраты по делу Бикнела.
 — Она с ума сойдет, — предостерегла Элси.
 — Знаю, — ответил я. — Но я хочу, чтобы она была в боевом настроении перед встречей с одним попутчиком.
 — С кем?
 — Ты его, наверно, не знаешь. Его фамилия Ларсон, он работает в денверской полиции. Да, на корзину нужно прицепить записку: «Наилучшие пожелания от полиции Денвера».
 — Господи, да Берта же лопнет от злости!
 — Берте нужно выбросить из головы повседневные проблемы, — сказал я. — Вот это ее и отвлечет.




 Глава 3


 В пятницу я все утро был занят делами и позвонил в агентство только около полудня. Берты не было. Я перезвонил в половине первого, но она еще не появилась.
 Мне нужно было разыскать кое-какие сведения в окружной администрации. Занятие это отняло у меня больше времени, чем я ожидал, и в следующий раз я позвонил в агентство только после двух.
 — Берта появилась? — спросил я.
 — Нет. Это вы, мистер Лэм?
 — Я.
 — Берта велела передать, что вы обязательно должны увидеться с ней до ее отъезда. Это совершенно необходимо.
 — Я и сам хотел с ней увидеться, — сказал я. — Теперь уже мне придется ехать прямо к ней на корабль. Соедините меня с Элси.
 Телефонистка перевела разговор на мой кабинет.
 — Дональд, ты едешь провожать Берту? — спросила Элси.
 — Выходит, что ничего другого не остается.
 — Можно, я тоже поеду? Я обожаю пароходы и… ах, Гонолулу! Дон, и почему только ты сам не едешь?!
 — Потому что наш клиент считает, что я бабник, а вот Берта для этого дела как раз подходит, — ответил я.
 — Ну хорошо, я все равно хочу поехать с тобой на корабль. Вдруг вы там в последнюю минуту будете решать важные дела и понадобится секретарша, чтобы что-нибудь записать?
 — Возможно, — согласился я. — Я заеду за тобой минут через двадцать, когда здесь закончу.
 — Пароход отплывает в четыре, — напомнила она.
 — Я знаю, не волнуйся. Мы успеем.
 — Надо успеть непременно. Берта тут уже всех достала! Всем велено передавать тебе, чтобы обязательно приехал.
 — Я и сам пытался ее поймать, — огрызнулся я. — Черт бы ее побрал, я же не могу одновременно делать дела и гоняться за ней. Чем она занималась-то?
 — Чем же она могла заниматься? — удивилась Элси. — Ходила в магазин, делала прическу, что-то доставала из одежды для поездки.
 — Это ты про Берту?
 — Про Берту, — наставительно сказала Элси. — Все-таки она женщина.
 — Брось меня разыгрывать. — Я повесил трубку. Через двадцать минут я подъехал к офису и снизу позвонил Элси — подниматься мне уже было некогда. Элси быстро спустилась. Когда она выбежала, я открыл дверь машины, так что ей оставалось только плюхнуться на сиденье.
 — Дональд, тебе нужно гнать что есть мочи, а то не успеем.
 — Знаю, — сказал я. — Держись покрепче.
 Мы успели проскочить светофор на углу, выбрались на автостраду и набрали хорошую скорость.
 — У меня есть карта, где обозначено место стоянки этого парохода, — сказала Элси.
 — Не волнуйся, — ответил я, — я знаю, как туда подъехать.
 Мы несколько раз грубо превышали скорость, проскакивали на желтый свет и наконец вылетели к пристани, над которой возвышался «Лурлайн». Его желто-голубые трубы четко вырисовывались на фоне ясного неба; ревел гудок.
 — Ой, наверно, провожающих уже не пускают! — в отчаянии воскликнула Элси.
 — Успеем, — успокоил ее я.
 — И, как назло, негде поставить машину. Теперь мы… Но в тот же момент одна машина отъехала со стоянки почти напротив нужного нам входа. Не теряя времени, я втиснулся задом на освободившееся место.
 — Хорошее предзнаменование, — сказала Элси.
 Я схватил ее за руку, и мы кинулись по крытому пирсу прямо к трапам, где нас ожидала кипящая гневом Берта.
 — Ну и ну! — выпалила она. — Мы же сейчас отплываем!
 — Я звонил тебе четыре или пять раз, — ответил я, — а ты таскалась по магазинам!
 — Ну и что? Не могу же я шляться по этому пароходу голая, — сказала Берта. — Мне абсолютно нечего было надеть. Ты что, не понимаешь, что это значит — собраться всего за несколько часов. Да я…
 — Ладно, ты права, — прервал я ее. — Ты хочешь что-то обсудить до отплытия?
 Элси Бранд раскрыла сумочку и вытащила блокнот.
 — Элси, останься здесь, — приказала Берта. — Дональд, пойдем со мной, мне нужно тебе кое-что сообщить.
 — Если вы хотите, чтобы я что-нибудь записала, — робко начала Элси, — то я…
 — Нет, — отрезала Берта. — Дональд, быстро за мной. Она вытащила из своей сумочки и вручила Элси сложенный вдвое конверт:
 — Здесь распоряжения для тебя. Прочитай, пока нас не будет.
 Я последовал за Бертой вверх по трапу, но нас остановил верзила матрос.
 — Провожающим нельзя. Судно отходит через несколько минут и…
 — Нас это не касается, — оборвала его Берта, — мы пассажиры.
 Она прошмыгнула мимо него по трапу на палубу.
 — Тебе нужно увидеться со Стефенсоном Бикнелом, — сказала она мне.
 — У меня нет времени, — возразил я. — Он ведь наверху, на палубе «А», а уже…
 — Есть время, — сказала Берта. — Иди за мной. — И она что есть силы шваркнула по кнопке вызова лифта.
 — Берта, помилосердствуй. Уже время отплытия, и… По счастью, лифт прибыл мгновенно. Лифтер открыл нам дверь.
 — Верхняя палуба, — приказала Берта.
 Мы выскочили из лифта, и я бросился к двери, ведущей на палубу.
 — Мы не найдем его в этой толпе, Берта. — Я нервно посматривал на часы.
 — За мной, — скомандовала она.
 Я побежал за ней по коридору к одноместным каютам в носовой части корабля.
 Берта сунула ключ в замок одной из дверей, рывком открыла ее и крикнула:
 — Скорей, Дональд! Мы должны все быстро сделать, а то корабль через десять минут отходит.
 Я вошел и огляделся; это была просторная одноместная каюта. В ту же секунду я услышал, как хлопнула дверь и щелкнул замок, который заперли снаружи. Я рванул дверь, но тщетно: она была уже заперта.
 — Берта! — завопил я. За дверью — ни звука.
 Тогда я огляделся еще раз. Под кровать был засунут чемодан, показавшийся мне знакомым. Я вытащил его; это был мой чемодан. За ним лежал еще один; и второй чемодан тоже был мой.
 Я открыл стенной шкаф. На вешалках аккуратно висела моя одежда.
 Я подошел к иллюминатору и выглянул наружу. Из громкоговорителей неслась веселая музыка. Вдоль борта корабля тянулись гирлянды бумажных флажков. Далеко внизу толпились люди; они смотрели вверх, улыбались и махали руками.
 Я снял трубку телефона; видимо, он был отключен. Тогда я еще раз рванул ручку двери, но она по-прежнему была заперта.
 Ну и черт с вами, подумал я. Хотите шутить со мной шутки — меня это устраивает. Я растянулся на диване, подложил под голову подушку и закурил сигарету.
 Долгий, зычный гудок гулко разнесся по пароходу, эхом отразившись от высокой стены дока. Но я и так уже все понял. Я плыл в Гонолулу.




 Глава 4


 Только после половины шестого, когда корабль уже раскачивался и подрагивал далеко за волнорезом, я услышал, как в замке поворачивается ключ. Дверь открылась; на пороге стояла моя «Большая Берта» и внимательно меня разглядывала. А я лежал, подсунув под голову подушки, на раскладном диване, который на ночь превращают в кровать.
 — Привет. — Я нарушил молчание.
 — Ну давай, облегчи душу, — пригласила Берта.
 — От чего я должен ее облегчить?
 — От всего. Давай уж покончим с этим сразу.
 — У меня на душе легко, как никогда, — ответил я. — Присаживайся, Берта, у тебя усталый вид.
 — Черт бы тебя побрал, Дональд, — вскипела она. — Никогда не говори женщине, что у нее усталый вид. Даже если женщина выглядит, как распоротый мешок муки, — ни за что не говори, что у нее усталый вид.
 — Берта, ты выглядишь замечательно, — сказал я тогда. — Присядь.
 Она захлопнула дверь и, опустившись на стул, глубоко и тяжело вздохнула. Потом скинула туфли и стала массировать ступни. Несколько секунд в каюте стояла тишина, прерываемая лишь тихим поскрипыванием покачивающегося судна.
 — Ты слышишь? — испуганно спросила Берта.
 — Так бывает на всех кораблях, — успокоил я ее. — Это нормально.
 — Для кораблей, может, и нормально, — сказала Берта, — а для людей — нет. Ты слышал, как скрипит наш клиент? Ей-богу, он меня доведет.
 — Нет, не слышал.
 — У него скрипят суставы в коленях.
 — Он же, наверно, не нарочно.
 — Слушай, Дональд, ты на меня не злишься?
 — За что?
 — За то, что я тебя похитила.
 — Надеюсь, — сказал я, — Элси Бранд сможет вернуться в город. А то у меня остались ключи от машины.
 — Не волнуйся, я обо всем подумала. Я вложила дубликат ключа от машины в конверт с распоряжениями. Раз ты молчишь, я тебе вот что скажу, Дональд: если уж я возьмусь за дело как следует, у меня все получается отлично.
 Я кивнул.
 — Вот почему я не могла встретиться с тобой в бюро — боялась, что чем-нибудь выдам свой план. Но уж и пришлось мне поработать! Нужно было поехать к тебе и собрать весь этот хлам. Должна сказать, Дональд, что у тебя в доме жуткий кавардак. Никакой системы. Почему ты, например, держишь парадные плиссированные сорочки вместе с цветными рубашками и обычными белыми сорочками?
 — Потому что в комоде мало места.
 — Никогда ничего подобного не видела! А запонки твои я так и не нашла. Купишь себе какие-нибудь здесь, на корабле. Но все остальное барахло я, кажется, взяла.
 — А что на это скажет Бикнел? — спросил я.
 — С Бикнелом все улажено, — ответила она. — Я уже сказала ему, что ты мне необходим. Мы договорились, что в контакт с Мириам Вудфорд буду вступать только я, и вообще там, в Гонолулу, за все отвечать буду я, а твоя работа — на корабле, с Нормой Радклиф. Ты мой ассистент.
 — Зачем же тогда весь этот спектакль с похищением? — спросил я. — Почему нельзя было просто сказать, что мы едем вместе?
 — Затем, что я тебя знаю, черта с два бы ты поехал! — заявила Берта. — Наверняка сказал бы, что это дело мое, что Бикнел не хочет, чтобы ты в него вмешивался, и что ты вообще не собираешься туда ехать и выполнять мои указания.
 — Я и до сих пор так думаю.
 — Ну и пожалуйста, — злорадно объявила Берта, — можешь прыгать за борт к чертовой матери и плыть обратно.
 Я выглянул в окно и прикинул расстояние.
 — Не дури, — с опаской сказала Берта.
 — Только знай, — предупредил я, — твоя выходка будет стоить тебе хороших отношений с Бикнелом.
 — А вот и нет, — ответила Берта. — Я ему сказала, что когда ты работаешь, то думаешь только о деле, и что я все время буду рядом и прослежу, чтобы ты действительно думал только о деле. И имей в виду, если ты посмотришь на эту девушку хотя бы второй раз, я тебе лично откручу башку!
 Я усмехнулся:
 — А если она сама начнет за мной бегать?
 Берта недоверчиво фыркнула.
 — А вдруг?
 — Этого не случится, — заверила меня Берта. — Но тебе вообще нечего крутиться вокруг нее. Поддерживать с ней контакты буду я. И прошу помнить, что я рекомендовала тебя как человека, не обращающего внимание на женщин, если это не входит в твои обязанности. Я сказала Бикнелу, что на работе ты настолько захвачен делом, что не взглянешь на девушку, даже если она выйдет на прогулочную палубу нагишом.
 — Ничего себе рекомендация для сыщика!
 — Ну, ты же понимаешь, что я имела в виду, Дональд.
 — Нет. Но будем надеяться, что Бикнел понял. Берта пошарила у себя в кармане и вытащила зеленый бумажный прямоугольник.
 — Вот твой билет. — Потом она швырнула на стол желтую бумажку. — А это твой талон на место в столовой, и если ты думаешь, что мне легко было посадить тебя за один стол с Нормой Радклиф, то ты болван. Пришлось подмазать двух стюардов. Учти! Трачу большие деньги и…
 — Надеюсь, ты включила их в смету текущих расходов?
 — Конечно включила, за это ты можешь быть совершенно спокоен. Ты когда-нибудь видел, чтобы я тратила деньги на дело и не включала их в смету расходов?
 — Что же ты тогда ворчишь? Бикнел все оплатит.
 — Да я так, просто затраты неимоверные, — задумчиво сказала Берта. — Знаешь, Дональд, наш Бикнел тот еще типчик. Влюблен по уши в Миру Вудфорд и думает, что никто этого не замечает. Простодушный, как двухмесячный щенок. Абсолютно щенячья нежность. Но не заблуждайся: во всем остальном он старый, ушлый пес, правда, с ревматизмом.
 — Не так уж он и стар, — заметил я. — Просто замучен артритом и поэтому плохо выглядит.
 — Стар, стар, — возразила она. — Никуда не годен. Впрочем, — вдруг добавила Берта, — ему действительно, наверно, ненамного больше, чем мне. Но он так шаркает ногами, так боится толпы! Сидит в своей каюте и наверняка будет сидеть там, пока все не успокоятся. Страшно боится, что кто-нибудь в него врежется.
 — Если бы у тебя был такой артрит, ты бы тоже боялась, что на тебя кто-нибудь налетит.
 — Да, вот уж чего я не боюсь. — Берта расправила плечи. — Пусть налетает, кто хочет, да покрепче — отлетит за милую душу к самому борту.
 — Ладно, — сказал я, — это твоя игра. Лучше скажи, когда кормить будут?
 — У тебя вторая смена, — ответила Берта. — Пойдешь в столовую «Вайкики» в семь тридцать. Господи, неужели мне пять дней придется питаться на этом корабле?!
 — А что? — не понял я. — Говорят, на линиях «Матсона» отлично кормят.
 Она посмотрела на меня с нескрываемой злобой.
 — В чем же дело? — переспросил я.
 — Ты прекрасно знаешь, что я непременно съем всю эту гадость.
 — Ну и на здоровье.
 — И потолстею.
 — Тогда не ешь.
 — Ты с ума сошел? — вскипела Берта. — Там в меню столько всего понаписано. Я за все это заплатила. И теперь не допущу, чтобы какое-то паршивое пароходство меня обдурило и само съело то, за что я заплатила. Сидеть, как дура, со своим аппетитом, который в океане еще больше разыгрывается, и знать, что на тебе наживается пароходство, — нет, это слишком! Я буду жрать как лошадь!
 — Отлично, — сказал я. — А кто с тобой сидит за столом?
 — Еще не знаю. Я подумала, что обработать Норму Радклиф удобнее тебе. Под это дело я и выставила Стефенсона Бикнела, чтобы он взял тебя с собой. Только смотри, Дональд, не торопись, действуй осторожно. У нее не должно возникнуть никаких подозрений. Пусть дело идет своим чередом. И наверно, будет лучше, если мы сделаем вид, что не были раньше знакомы, а просто познакомились на корабле.
 — Где твоя каюта?
 — Дальше по коридору, — ответила Берта. — Можно подумать, что Стефенсон Бикнел закупил здесь чуть ли не все одноместные каюты. А это не просто. Обычно на этот корабль все места распродаются месяцев за десять. Конечно, бывает, что потом многие аннулируют свои заказы.
 — Ты что, думаешь, Бикнел спланировал эту поездку в Гонолулу заранее?
 — Откуда я знаю, что именно он спланировал? — ворчливо ответила Берта. — Я хочу тебя вот еще о чем предупредить, Дональд. Он очень не любит, когда его допрашивают. Нервничает ужасно. Он предпочитает сам рассказывать то, что считает нужным, а когда разговор начинает хоть чем-то напоминать допрос, просто звереет. Поэтому-то ты ему с первого раза и не понравился. Ты устроил ему настоящий перекрестный допрос.
 — Ничего я не устраивал, — возразил я. — Просто хотел кое-что уточнить.
 — Вот этого он как раз и не любит. Он что-то скрывает про свою Миру. Носится с ней как курица с единственным цыпленком и думает только о том, как бы ее защитить. — И в сердцах добавила: — Ох и ушлая она, видно, баба! Ты только подумай: превратить такого упрямого старого дурака из смертельного врага в полоумного воздыхателя — и всего-навсего за три месяца!
 — Бикнелу придется привыкнуть к расспросам, — сказал я. — Мне совсем не улыбается работать вслепую. Несколько вопросов к нему у меня уже есть.
 — Нет, Дональд, сейчас нельзя. Тебе сначала надо сгладить неприязненное отношение к себе. Пока он платит деньги и возмещает расходы, он наш клиент. Сейчас тебе нужно привести себя в порядок, чтобы произвести впечатление на Норму Радклиф. Лезть из кожи вон тебе не придется. На таком корабле выбор мужчин небогатый, и Норма это быстро сообразит, если я правильно ее вычислила. Ты здесь будешь подарком судьбы, — продолжала рассуждать Берта, — и Норма обязательно положит на тебя глаз в первую же минуту, иначе в тебя моментально вцепится, какая-нибудь другая девица. Так что от тебя даже ничего не требуется. Сиди тихонько и не мешай ей; она все сделает сама.
 — А если она не станет ничего делать? — спросил я.
 — Глупости. Это же морское путешествие, Дональд! Да будь у тебя хоть запах изо рта, или перхоть, или еще какая-нибудь дрянь, о которой твердят в рекламах, все равно любая уважающая себя девушка непременно в тебя вцепится. И совсем не потому, что она чем-то проникнется к тебе лично. Просто подцепить в путешествии приличного мужика и пощеголять с ним, словно в новом наряде, — это особая женская доблесть.
 Вскочив с места, Берта крутанула ручку двери, рывком распахнула ее и хотела выскочить в коридор, но наткнулась на коридорного стюарда.
 Он спросил:
 — Вы — миссис Кул?
 — Да, а что?
 — Вам посылка.
 — Какая посылка?
 Стюард показал ей огромную корзину с фруктами и конфетами, завернутую в желтый целлофан.
 — Если желаете, я отнесу ее в вашу каюту, — сказал он.
 Берта схватила конверт, болтавшийся на ручке корзины, оторвала его, раскрыла, вытащила карточку, минуту смотрела на нее в остолбенении, а потом торопливо приказала:
 — Оставьте пока здесь. Отнесете ее позже. Захлопнув дверь, она трагически прошептала:
 — Дональд, нас вычислили!
 — В чем дело?
 Она протянула мне карточку с надписью: «Наилучшие пожелания от полиции Денвера».
 Я постарался сохранить непроницаемое лицо, но, видимо, чем-то все же себя выдал; а может, ситуация оказалась уж настолько несуразной, что Берта обо всем догадалась и завопила:
 — Дональд! Опять твои идиотские шуточки! Да ты… — Она схватила разукрашенную корзину и стала размахивать ею, явно собираясь шмякнуть ее посреди моей каюты.
 — Она стоит двадцать четыре доллара семнадцать центов, включая доставку, — успел сказать я.
 Берта застыла на месте и уставилась на меня, а потом на корзину..
 — Черт бы побрал тебя с твоими расчетами!
 — И все это еще можно съесть, — добавил я. Берта сорвала с корзины желтый целлофан и стала вышвыривать оттуда фрукты, конфеты, орехи и баночки с мармеладом.
 — Не надо ее здесь разгружать, — сказал я. — Это тебе.
 Берта не останавливалась.
 — Я же не буду это есть, — продолжал я. — Придется выкинуть.
 Она все равно не останавливалась.
 — И деньги пропадут, — не унимался я. — Отличные фрукты, дорогие; и конфеты такие, что…
 Берта глубоко вздохнула, отшвырнула обертку, потом побросала фрукты и конфеты обратно в корзину и направилась к двери.
 — Дональд, — укоризненно сказала она, — ты прекрасно знаешь, что я не позволю, чтобы это пропало. Теперь я все съем.
 — Можешь кому-нибудь раздать, — осторожно предложил я.
 — Кому?
 — Кому-нибудь, кто проголодается.
 — На этом корабле никто не проголодается, — грустно заметила она и добавила: — И потом, какого черта мне отдавать товары на двадцать четыре доллара семнадцать центов кому-то, кого я даже не знаю?
 — Можешь угостить этого денверского полицейского, — подсказал я, — Эдгара Ларсона. У вас завяжется крепкая дружба.
 Берта посмотрела на меня испепеляющим взглядом и потащила корзину к себе в каюту.




 Глава 5


 Нарочно спустившись в столовую несколько позже назначенного времени, я обнаружил, что за моим столом, накрытом на шесть персон, уже сидят четверо.
 В компании ощущалась некоторая напряженность, обычная для первых часов морского путешествия. Все уже готовы вступить в приятельские отношения, но никто пока не знает, как их завязать. Каждый предпочитает, чтобы первый шаг сделал кто-то другой.
 — Добрый вечер, — сказал я, усаживаясь за стол. — Моя фамилия Лэм. Кажется, нам предстоит провести несколько дней вместе.
 Норма Радклиф оказалась слева от меня. Лет двадцати семи, рыжеволосая, с голубыми глазами, лукаво поглядывавшими то на одного, то на другого, она имела вид человека, давно познавшего все жизненные проблемы и большинство из них для себя решившего.
 Справа от меня сидела еще одна девушка — блондинка, представившаяся как Филис Итон. Ее характер сразу угадать было трудно. Должно быть, и ей доводилось пленять мужские сердца, но сейчас она сидела скромно потупив взор и разговаривала так тихо и невнятно, что приходилось напрягать слух.
 Прямо напротив меня расположился мужчина, назвавшийся Сиднеем Селмой. Это был законченный хам, фальшивый, как трехдолларовый банкнот, явно склонный к пошлостям самого низкого пошиба.
 Сидевшая рядом с ним молодая женщина, Роза Флакстон, видимо, пришла за стол первой; Селма явился вторым и, естественно, уселся рядом с ней. Она была, пожалуй, немного полновата, лет тридцати с небольшим, однако на вид свойская, добродушная бабенка без всяких предрассудков.
 Через минуту появился и наш последний сосед по столу — Эдгар Ларсон. Это был сухой, жилистый субъект лет сорока, высоколобый, с пронзительным взглядом и плотно сжатыми губами, одетый в серый костюм с серым же галстуком. Видимо, он старался ничем не обращать на себя внимания, однако, как это часто бывает, именно этим старанием и выделялся.
 Увидев его, я сразу понял, что сел он за этот стол не случайно. Ни один приличный стюард не посадил бы его сюда без специального указания, подкрепленного либо деньгами, либо властью.
 Для игры, которую я затевал, лучшую исходную позицию придумать было трудно. Этот Селма был настолько прямолинеен в своем идиотском донжуанстве, что мне оставалось лишь расслабиться на своем стуле и предоставить первое слово ему.
 Болтал он без умолку. Пространно и с подробностями разглагольствовал о самом себе, о своем происхождении, изрекал житейские мудрости. Правда, чем он зарабатывал на жизнь — не сказал, и никто его об этом не спросил. Посмотрев на него повнимательнее, я вдруг подумал, не кроется ли под его личиной типичного сыночка богатых родителей что-нибудь мерзкое: он вполне мог подрабатывать подставным игроком в заштатном казино или просто сводничать. Я решил, что Сидней Селма успеет всем надоесть задолго до окончания путешествия.
 Сыщик Ларсон, казалось, слушал глазами. Как только кто-нибудь заговаривал, он поднимал на говорящего свои серые глаза и пристально его разглядывал, после чего снова опускал взгляд в тарелку. Иногда он загадочно улыбался. За все время ужина мы не услышали от него и десяти слов.
 Официант сумел обслужить нас так, что все были готовы подняться из-за стола одновременно. Однако, выйдя на палубу, мы обнаружили, что там не очень уютно: дул прохладный ветер, увеличивалась зыбь. Норма Рад-клиф объявила, что ей нужно разобрать вещи, после чего она обязательно сделает кружок по палубе перед сном. Похоже было, что Берта ошиблась в ней на сто процентов: не станет она цепляться за меня только для того, чтобы не отдать другой. Тем не менее я некоторое время слонялся по палубе — на случай, если она вдруг выйдет. Другие пассажиры не знали, чем себя занять. Видимо, все устали после сборов и проводов, поэтому постепенно стали расходиться. Замерзнув, я тоже спустился к себе в каюту, где развернул обогреватель так, чтобы удобно было посидеть в кресле и почитать. Но в девять часов дверь затряслась от грохота. Это мог быть только один человек. — Войдите, — пригласил я.
 Берта влетела в каюту и оглушительно захлопнула за собой дверь.
 — Что ты расселся?
 — Читаю.
 — Ты сейчас должен строить глазки Норме Радклиф. — Ты же сказала, что она возьмет инициативу в свои руки, — возразил я.
 — Чего же ты он нее ждешь, черт возьми? — взревела Берта. — Чтобы она пришла сюда, сорвала дверь с петель, схватила тебя за шиворот, утащила к себе и прицепила на тебя багажную бирку «В каюту»?
 — Нет, — устало проговорил я. — Просто я сделал то, что ты сказала. Говоря откровенно, особого интереса ко мне она не проявила.
 — Умные девушки так и не начинают, — сказала Берта.
 — Но почему ты так уверена на ее счет?
 — Да ты вылези на палубу и посмотри, что делается на этом корыте, — начала втолковывать Берта. — Люди едут на Острова, чтобы развлечься. Кто они? Здесь есть высокооплачиваемые секретарши, скопившие деньги на морское путешествие. Несколько молоденьких вдовушек. Некоторое количество замужних женщин, чьи мужья погрязли в работе, а жен отослали отдыхать. Есть люди, которым перевалило за семьдесят. Они подумали: что толку баловать правительство налогом на наследство после смерти? И, подчинившись здоровому импульсу, ушли на пенсию. Беда только в том, что никаких других импульсов у них не осталось; они просто катят в Гонолулу. Так вот, — продолжала она, — все молодые женщины осматриваются вокруг и ищут подходящих мужчин. Сколько приличных мужиков может быть на этом корабле?
 Я проигнорировал этот вопрос.
 — Никаких иллюзий! — провозгласила Берта. — Пока молодой человек оканчивает колледж, служит в армии, пытается что-то сделать в бизнесе, у него нет денег на то, чтобы укатить в Гонолулу на шикарном лайнере и бездельничать там три недели. Здесь есть, конечно, несколько богатеньких отпрысков и несколько коммивояжеров, подделывающихся под богатеньких отпрысков. Женщине нужно, чтобы было с кем прошвырнуться по палубе, потанцевать. Пусть другие видят: все, что необходимо, чтобы покорить молодого мужчину, — все при ней!
 — Тогда Норме нужен приятель вроде этого типа, по имени Сидней Селма, — предположил я.
 — И будет нужен, — с напором откликнулась Берта, — если ты его не обскачешь.
 — Так что, она сейчас на палубе?
 — Да, она гуляет на палубе, — сказала Берта.
 — Она говорила что-то вроде того, что ей нужно разобрать веши, а потом она сделает кружок по палубе перед сном.
 Берта застонала.
 — О Господи! Да она ведь тебе сказала, где и когда будет! Опомнись, черт побери! Марш на палубу и дай хотя бы шанс бедной девушке!
 Я надел кепи, выключил свет и вышел на палубу.
 Нормы Радклиф я не нашел. Зато встретил Сиднея Селму, гулявшего сразу с тремя женщинами — Розой Флакстон, Филис Итон и еще одной, которой я не знал. На первый взгляд всем им было ужасно весело.
 Я хотел было вернуться, но потом решил сделать еще круг. И тут заметил в тени женскую фигуру, кутавшуюся в меховое манто. Вглядевшись, я узнал Норму Радклиф.
 — Вы, кажется, прячетесь? — спросил я, подойдя к ней.
 — Нет, — засмеялась она, — просто укрылась от ветра и дышу свежим воздухом на сон грядущий.
 — Наверно, нелегкая была работенка — разобрать все вещи, развесить все по вешалкам? — Чтобы завязать разговор, я нес какую-то чушь.
 — Конечно.
 — И все равно, у вас такой вид, словно вы прячетесь.
 — Ладно, сдаюсь. Я действительно прячусь. Я недоуменно поднял брови.
 — Серый волк под горой, — сказала она, кивнув в сторону веселого квартета.
 Небольшая качка давала Селме повод то и дело приникать к одной из дам, поддерживать ее рукой за талию, а потом убирать руку так, чтобы слегка провести ею по бедрам.
 — Довольно шустрый, — заметил я.
 Она снова кивнула и начала что-то говорить, но передумала и замолчала.
 По палубе бродили и более солидные люди: две или три супружеские пары, четыре или пять пар женщин, которым на вид было лет за тридцать. Они явно вышли не просто подышать воздухом, а чтобы осмотреться на корабле, оценить ситуацию и пассажиров.
 Внезапно Норма Радклиф сказала:
 — Ну ладно, я уже надышалась. Пора идти спать. Доброй ночи, мистер Лэм!
 — Доброй ночи, — ответил я.
 Дверь, ведущая к каютам, была тугая, и я придержал ее для Нормы.
 — А вы еще остаетесь гулять? — спросила она.
 — Нет, — ответил я после секундного размышления, — я тоже отправлюсь на боковую.
 — Спокойной ночи, — сказала она еще раз и дружески улыбнулась.
 Я пошел к себе. Дверь каюты Берты была раскрыта, и, когда я проходил мимо, она заметила меня и сделала знак зайти.
 — Ну, как дела? — нетерпеливо спросила она.
 Я пожал плечами.
 — Ты нашел ее?
 — Да, нашел, — ответил я. — Она закуталась в манто и отошла в тень, так что ее почти не было видно.
 — Но ты увидел?
 — Увидел, — сказал я. — Кажется, она слегка пошевелилась. Но из-за этого манто ее сразу можно было и не узнать.
 — Она стояла одна?
 Я кивнул.
 — И ты остановился и заговорил с ней?
 — Да.
 — И что она тебе сказала?
 — Что собирается пойти спать, — ответил я.
 — Что еще?
 — Я спросил, не прячется ли она, и она ответила, что да. И добавила что-то про серого волка.
 — Это про того молодца, что ходил с тремя бабами и при каждом удобном случае гладил их по заднице?
 — Про того самого. Берта фыркнула.
 — Вот паразит, прости Господи! И они таки будут его терпеть, потому что соперников у него нет. Если, конечно, им не удастся взять в оборот тебя. Но пока у тебя все идет отлично. И у Нормы тоже.
 — Норма ничего особенного не делает, — возразил я. — Просто вышла подышать воздухом, а потом, почти сразу после того, как я появился, сказала, что уже устала, и пошла спать.
 — И ты придержал для нее тяжелую дверь? Ту, что ведет с палубы?
 Я кивнул. Берта улыбнулась мудрой, таинственной улыбкой.
 — Ты все сделал правильно, — милостиво закончила она.
 Я вернулся к себе в каюту, но минут через десять-пятнадцать мне стало интересно посмотреть, что делают Селма и три его дамы, и я снова вышел на палубу. Почти все пассажиры уже разошлись, но Селма и его трио настойчиво продолжали моцион.
 Роза Флакстон, правда, уже держалась слегка в стороне. Увидев меня, она воскликнула:
 — Давайте уговорим мистера Лэма сделать кружок с нами. Идите сюда, мистер Лэм! У нас заход на милю.
 Она отделилась от шеренги и протянула мне руку. Я принял приглашение и взял ее под локоть. Селма обернулся, смерил меня неприветливым взглядом и сосредоточил свое внимание на двух других девушках. Теперь он обнимал их обеих за талии всякий раз, когда корабль накренялся, и убирал руки, когда он выправлялся.
 Я заметил, что девушка слева от него выказывала явное недовольство его фамильярностью, а Филис Итон, шедшая справа, не протестовала; ее взгляд был так же скромен и невинен, как и за ужином. Селма телепатически почувствовал, что здесь он пощечины не заработает, и пользовался этим вовсю.
 Роза Флакстон провела меня по палубе два круга, а потом сказала:
 — Ну, все, мистер Лэм. Свою милю я отшагала и план выполнила. Доброй ночи! — и резко свернула к двери.
 Когда она налегла на нее всем телом, я сказал:
 — Позвольте мне. — Открыл дверь, и она проскользнула внутрь.
 — Спокойной ночи! — повторила она. — До скорой встречи.
 В глазах у нее сверкнули веселые искорки. Я так и не понял, воспользовалась ли она мной, чтобы отделаться от Селмы, или действительно закончила свою милю.
 Про этот выход на палубу я решил Берте не рассказывать.




 Глава 6


 В морских путешествиях принято говорить «доброе утро» всем попутчикам, легко вступать в разговоры, стоя у борта, а при желании — и знакомиться. Здесь совсем не так, как на берегу, где каждый тащится по наезженной дорожке со своею ношей, и нет ему дела до других людей, бредущих по параллельным дорожкам.
 На кораблях атмосфера совсем другая, и приспосабливаются к ней по-разному.
 Всегда находятся снобы, не желающие ни с кем вступать в беседу и сразу дающие это понять своим попутчикам. А есть энтузиасты, которые только и делают, что бегают по кораблю и знакомятся.
 Есть люди, возможно впервые в жизни вырвавшиеся из каждодневной рутины; им очень хочется разбавить серый, однообразный круг своих приятелей новыми знакомствами. Бывают и такие, что и хотели бы наслаждаться путешествием и общаться с незнакомыми людьми, но стесняются вести себя по-компанейски.
 Наконец, есть огромное число нормальных людей, вполне склонных заводить знакомства с другими людьми, у которых близкие вкусы или сходное прошлое; но у них уже полно друзей дома, так что слишком расширять круг знакомств они не стремятся.
 В общем, в первый день поездки на корабле возникает странная мешанина человеческих существ, которые бродят туда-сюда, постепенно пропитываясь атмосферой путешествия и приспосабливаясь к новому образу жизни.
 Но ко второму дню ситуация меняется. Люди уже как-то разобрались и разделились на группы. Деловое напряжение береговой жизни спало, пассажиры становятся людьми. Именно на второй и третий день на борту завязываются дружеские связи.
 Наблюдать за тем, как вели себя разные люди, было очень интересно. Утром первого дня Сидней Селма встретил кое-какой отпор. Лишь к полудню, когда девушкам удалось прояснить ситуацию, Селма стал им намного милее, а уж к полудню второго дня его акции взлетели чуть ли не до небес.
 Однако Норма Радклиф продолжала избегать его. Стараясь поменьше с ним сталкиваться, она все больше и больше тянулась ко мне, словно в поисках защиты.
 — Он невыносим, — говорила Норма. — Не то чтобы у меня ханжеский взгляд на жизнь, да и одеваюсь я как человек, слежу за модой. Но ведь личность человека тоже должна что-то значить! Приятно, когда тебя уважают. Но этот Селма не таков. У него только одно на уме. Чтобы ему понравиться, от девушки требуется единственное — полный набор анатомических аксессуаров.
 Берта Кул выражалась еще хлеще.
 — Посмотри, этот прохвост отлавливает девушек, словно телят из стада, — негодовала она.
 — Как это? — не понял я.
 — Он как будто вешает им на шею бирку для общего сведения.
 — Что ты имеешь в виду?
 — Да ты погляди на него. Он выбирает какую-нибудь девушку и начинает активную атаку. Та осматривается вокруг, видит, что кроме него на корабле выбирать особенно некого, и решает воспользоваться тем, что есть. Ей хочется получить удовольствие от путешествия, вот она к нему и приклеивается. Некоторое время они ходят не разлей вода, потом она вдруг прячется обратно в свою раковину, и тогда он бросает ее, словно горячую картофелину. Позже с некоторыми из них он заговаривает уже как бы по-приятельски… Черт побери, он их словно метит!
 — Никогда не воспринимал это таким образом, — рассмеялся я.
 — Был бы женщиной — воспринял бы. — Берта фыркнула от негодования. — Что, например, думает женщина, глядя на эту скромненькую блондинку, которая к нему так и прилипла? Посмотришь на ее лицо — нежное, целомудренное создание; посмотришь на фигуру — нет, она тоже человек; а раз Сидней Селма повесил на нее свой ярлык — значит, легкая добыча.
 И, не желая, чтобы нас видели долго беседующими, Берта зашагала прочь, приноравливаясь к качке и проклиная ту минуту, когда ступила на корабль.
 Стефенсон Бикнел отдыхал в шезлонге, который ему поставили в тихом солнечном уголке. Если в воздухе чувствовалась хоть малейшая прохлада, к нему подходил палубный стюард и заботливо закутывал в одеяла. Желая, чтобы Берта была при нем неотлучно, он устроил так, чтобы ее кресло поставили рядом. Но Берта не разделяла его желания, и он в отчаянии обернулся ко мне.
 Согласно уговору, я не должен был на корабле водить с Бикнелом особую дружбу — так только, случайное знакомство, ничего не значащие разговоры. Все же я подошел к нему и опустился в пустующее кресло Берты.
 — Доброе утро, Бикнел. Как дела?
 — Все болит, — проговорил он.
 — Это плохо.
 — Из-за качки не могу найти удобного положения. А если, не дай Бог, на что-нибудь наткнусь — просто как зубная боль.
 — Очень жаль.
 — Как ваши успехи с Нормой Радклиф?
 — Разговариваем иногда.
 — Я часто вижу ее с вами.
 — Она прячется от волков, — пояснил я.
 — Понятно, — сухо прокомментировал он. Потом, глядя куда-то вдаль, добавил: — А у вас хорошо получается с женщинами.
 — У меня? — Я постарался выразить удивление.
 — Да, у вас.
 — Для меня это новость.
 — И черт меня побери, если я понимаю, из-за чего это! — продолжал Бикнел. — Вроде не такой уж вы красивый или высокий, с виду отнюдь не дамский любимчик. И не бегаете за ними, но почему-то получается, что они бегают за вами.
 — По-моему, у вас обо мне превратное представление, — сказал я.
 — Да нет, не превратное. Слушайте, Лэм, я хочу, чтобы вы поняли одну вещь. Мира — женщина молодая и непредсказуемая. Что ей взбредет в голову — никогда не угадаешь. А мне не хочется, чтобы у нас возникли проблемы.
 — Что вы имеете в виду?
 — Я не хочу, чтобы ситуация осложнилась.
 — Что значит «осложнилась»?
 — Ну, я не хочу… Думаю, будет лучше, если знакомство с Мирой вы оставите Берте Кул, и пусть Мира Берте обо всем расскажет. Потом уже вы можете помогать миссис Кул.
 — Я именно так и понимал ваши намерения и планы, — ответил я ему.
 — Ну, вот так и понимайте. — У него вырвался прерывистый вздох; он откинул голову и прикрыл глаза.
 Поднявшись, я прошелся по палубе, а затем уселся в свой шезлонг. Через несколько минут появилась Норма Радклиф; она подошла и расположилась по соседству.
 — Надеюсь, вы не возражаете, Дональд?
 — А в чем дело?
 — Я подкупила стюарда.
 — Зачем?
 — Чтобы мой шезлонг поставили рядом с вашим. И не будете ли вы так добры — как только появится этот Сидней Селма, смотрите прямо на меня и внимательно слушайте, что я вам буду говорить.
 — А что вы будете говорить?
 — Не важно, — ответила она. — Может быть, я буду тихонько говорить о погоде. Может быть, спрошу, что вы ели на завтрак. Было бы очень хорошо, если бы мы увлеклись беседой и просто забыли, что Селма существует на белом свете.
 — Не нравится он вам? — спросил я.
 — Нравится! — воскликнула она.
 — Да я начинаю скрежетать зубами всякий раз, когда он со мной заговаривает. Кончится тем, что я себе всю эмаль в порошок сотру. Если бы можно было выкинуть его за борт!
 Среди всей этой суеты перемещался денверский полицейский Эдгар Ларсон. Ходил он тихо-тихо, как мышка, выползающая из норки, когда в доме погасили свет и все улеглись спать. Он неожиданно возникал то на палубе, то в коктейль-баре. Присутствовал на всех корабельных развлечениях, на игре в кено [1] , стоял в дверях зала, когда показывали фильмы. Этот человек, казалось, поспевал всюду, нигде не выделяясь, но везде занимая удобную позицию, чтобы смотреть, слушать, следить. И, надо сказать, добивался существенных успехов. Люди почему-то доверялись Ларсону. Стоило ему посмотреть на человека ласковым взглядом серых глаз и принять позу слушающего, слегка наклонив голову, — и человек уже ощущал потребность излить ему всю душу.
 А тем временем огромный роскошный лайнер плыл все дальше, рассекая голубые воды Тихого океана. На третий день пути погода существенно переменилась. Холодные ветры уступили место мягким тропическим бризам. Солнце палило немилосердно, и бассейн для плавания был набит до отказа. Девушки, принимавшие на палубе солнечные ванны, начали темнеть, словно гренки в тостере.
 Пассажиры уже хорошо знали друг друга. За обедом над столами стоял гул от непрерывной болтовни. Перед обедом люди толпились в коктейль-баре, а после обеда собирались группками за ликером и беседовали о политике, о налогах, о серфинге.
 Руководитель круиза по Гавайям открыл школу танца «хула». Занятия шли полным ходом. Можно было только удивляться тому, с каким увлечением осваивали женщины этот замечательный гавайский танец. Смущаясь, они робко выходили на середину многолюдного зала, но постепенно в их движениях, вначале таких неуклюжих, все заметнее проступало то завораживающее изящество ритмичного покачивания, которым так славятся танцоры-островитяне. Все вдруг поняли и почувствовали, что этот танец не просто случайный набор движений или импровизация, а древняя традиция. В гавайской хуле тело танцора передает игру таинственных сил природы, сияние радуги в небе, шум ливня, солнечный свет, колыхание ветвей пальмы, неумолкающий гул океана. И, как ни странно, научиться этому можно всего за несколько часов занятий. Для многих пассажиров это стало настоящим откровением, и привлекательность Островов открылась им в совершенно новом свете. С удвоенным усердием учились они танцевать; то, что началось шуткой, превратилось в серьезное занятие.
 А Сидней Селма продолжал выступать в своем репертуаре. Гарем его сузился до четырех-пяти девушек, которых, видимо, абсолютно устраивала его манера общения.
 Но в тот вечер я вдруг не обнаружил Нормы Радклиф в соседнем шезлонге, а потом увидел ее прогуливающейся по палубе с Сиднеем Селмой. Она преданно смотрела ему в лицо и внимательно выслушивала его дурацкие двусмысленности, грубые шуточки и сомнительные истории.
 Тут же подоспела Берта и бухнулась в свободное кресло.
 — Дональд, что ты такого натворил и что вообще происходит?
 — А в чем дело?
 — Только не смотри на меня круглыми глазами. Что ты сделал с девушкой?
 — С какой девушкой?
 — С Нормой Радклиф.
 — Ничего.
 — А может, что-нибудь пытался сделать?
 — Ничего.
 — Черт! — Берта немного подумала. — Ну, так тоже с девушками себя не ведут. Надо, чтобы им все время приходилось быть настороже. Конечно, не следует переть как танк, но необходимо постоянно давать им знать, что ты существуешь на свете, что у вас что-то происходит, что ты нормальный живой человек, в конце концов! Давай-ка, пошевелись, — затормошила она меня, — займись девушкой. Отшей этого кретина!
 — Знаешь, Берта, я считаю, что это может повредить делу.
 — Какого черта ты еще что-то считаешь? — завопила Берта.
 — Да что ты понимаешь в женщинах?!
 — Ничего.
 Тогда Берта стала объяснять спокойнее.
 — Сидней Селма чересчур агрессивен, но все понимают, что именно ему нужно. А ты слишком скромный. Вот твоя боевая подружка и решила высечь из тебя искру ревности, чтобы ты слегка раскачался. Наверно, ты обращался с ней, как с гипсовой статуей святого. А теперь вылезай из шезлонга, пойди пройдись да следи за Нормой. Как только увидишь, что она отошла от Сиднея Селмы, — подходи и отбивай.
 Берта выгрузилась из кресла и зашагала по зыбкой палубе. Вид у нее был решительный: плечи развернуты, губы плотно сжаты, глаза стреляли по сторонам.
 Но я остался сидеть в своем удобном шезлонге.
 Был прекрасный теплый вечер. Засмотревшись на лунные блики на воде, я и не заметил, как в соседний шезлонг проскользнула Норма Радклиф.
 — Дональд, у меня есть к вам одна просьба.
 — В чем дело?
 — Мне нужен совет.
 — Прошу.
 — У меня возникли проблемы.
 Я обернулся к ней и многозначительно поднял брови.
 — Да нет, не то, — поспешно сказала она.
 — А что?
 — Меня шантажируют.
 — Из-за чего?
 — Из-за нескольких писем.
 — Что это за письма?
 — Письма, которые было бы не очень приятно увидеть в суде.
 — Как же вас угораздило писать такие письма?
 — Теперь-то я понимаю, да уж поздно.
 — А кто вас шантажирует?
 — Наш дражайший общий друг, — ответила она, и в голосе ее зазвенела ненависть.
 — Неужели Сидней Селма?
 Она кивнула.
 — А я-то подумал, что вы вдруг прониклись к нему интересом, — сказал я.
 — Когда я узнала, что письма у него, я попыталась как-то к нему подступиться. Я не понимала, чего он хочет.
 — И чего же он хочет?
 Норма пожала плечами.
 — А когда вы это узнали?
 — Сегодня утром.
 — Вы были с ним знакомы до этой поездки?
 Она отрицательно покачала головой.
 — Так вы действительно не понимаете, чего ему нужно?
 — Ему нужно мое замечательное загорелое тело, если вас это интересует. Но только это не все.
 — А оно у вас действительно загорелое?
 — Вы что, не видели меня около бассейна? Я была в новом эластичном купальнике.
 — Наверно, проглядел. Видимо, зачитался. Она вздохнула.
 — Если бы вы не были так милы, то были бы невыносимы. А я-то надеялась, что вы ко мне подойдете.
 — Мне не очень нравятся эти крохотные бассейны на кораблях.
 — Там-то все и произошло.
 — Ах, ну да. Так вы говорите, это шантаж?
 — Да.
 — Он сказал, что вы должны выкупить эти письма?
 — Фактически — да.
 — Но цену не назвал?
 — Нет.
 — Он прощупывает почву. Цена будет объявлена позже.
 — Думаю, что так.
 — Боюсь, мне трудно что-либо вам посоветовать.
 — Я на, вас очень надеялась.
 — С чего бы это?
 — Мне показалось, что вы такой… такой умный и понимаете что к чему. Чем вы занимаетесь, Дональд?
 — Боюсь, мой ответ может вас удивить, — уклончиво ответил я.
 — Вы не адвокат?
 — В общем, нет.
 — Что вы этим хотите сказать?
 — Ничего особенного.
 На ее лице отразилось отчаяние.
 — Ну хорошо, — смягчился я. — Позвольте задать вам несколько вопросов. Когда вы решили поехать в Гонолулу?
 — Недавно.
 — Но ведь билеты на «Лурлайн» заказывают за несколько месяцев.
 — Да, но бывают отмены заказов.
 — И эти билеты продают тем, кто числится в листе ожидания?
 — По-моему, разные агентства путешествий имеют определенные квоты на заказ билетов, причем могут распоряжаться отмененными заказами из своей квоты.
 — Ну и что?
 — Ну, я и сумела попасть на корабль, — закончила она.
 — А зачем вы едете в Гонолулу?
 — Вы никому не расскажете?
 — Не могу ответить определенно.
 — Мне нужно встретиться с одним человеком, — сказала она.
 — С мужчиной или женщиной?
 — С женщиной.
 — Вы давно с ней знакомы?
 — Много лет. Она отличная девушка, но у нее тоже неприятности.
 — А что у нее?
 — Мне не хотелось бы обсуждать ее проблемы. Давайте лучше поговорим о моих.
 — А связи тут нет никакой?
 — Почему вам это пришло в голову, Дональд?
 — Ладно, давайте рассмотрим ваше дело объективно, — согласился я. — Итак, в Гонолулу вы решили ехать только недавно.
 Она кивнула:
 — Верно.
 — Вы писали какие-то письма. Кому вы их писали?
 — Я не хотела бы называть имена.
 — Женатому человеку?
 — Да.
 — И эти письма интересуют его жену?
 — Жена хочет при разводе обобрать его до последнего цента, и ей все равно, каким образом это сделать.
 — А письма попали к Сиднею Селме?
 — Он говорит, что они у него. — Где?
 — Там, где он их может легко достать.
 — Он вам не нравится?
 — Я его ненавижу и презираю.
 — Так когда вы узнали, что письма у него?
 — Сегодня утром.
 — Раньше он вам этого не говорил?
 — Нет.
 — Допустим, письма у него, — стал рассуждать я. — Он узнал, что вы плывете в Гонолулу. Очевидно, он тоже попадает на корабль, чтобы встретиться здесь с вами. Хотя нет, это было бы неразумно.
 — Почему?
 — Поездка в Гонолулу стоит ему больших денег. И времени. Письма-то у него. И если они вам так нужны, что вы согласны за них заплатить, ему стоило только дать вам знать, что они у него, и вы сами бы к нему пришли. А вы хотите убедить меня, — продолжал я, — что он сел на корабль специально для того, чтобы здесь начать вас шантажировать, да еще ждал три дня, прежде чем сделать первый шаг. Нет, это неправдоподобно.
 — Но именно так все и произошло!
 — Это еще было бы разумно, — добавил я, — но только при одном предположении.
 — Каком?
 — Если та плата, которую он от вас ждет, должна быть получена в Гонолулу.
 — Да, пожалуй.
 — Может быть, это не обязательно деньги?
 — Но ведь он пока не назвал цену!
 — И все-таки здесь что-то может быть связано с вашей подругой — с той, с которой вы хотите встретиться в Гонолулу.
 — Я предпочла бы не обсуждать дела моей подруги, — твердо заявила она.
 — Если вы не хотите говорить мне правду, — ответил я, — то вам трудно будет рассчитывать на мой совет.
 — Ну хорошо, допустим… допустим, что вы правы.
 — Мне нужно знать, прав я или нет.
 — Ладно, — внезапно решилась она. — Думаю, что вы правы.
 — Что же ему нужно?
 — По-видимому, это что-то, что есть у моей подруги, Мириам Вудфорд.
 — Что именно?
 — Я не знаю, Дональд, и не хочу гадать. Есть одна вещь, которая… Я понимаю, получается так, что я от вас что-то скрываю, но все-таки… все-таки, я не могу!
 — Кто такая Мириам Вудфорд? — спросил я.
 — Вдова, молодая и привлекательная.
 — Вы едете к ней?
 — Да.
 — Зачем?
 — Ей сейчас очень одиноко, ей нужна компания.
 — Может быть, есть еще какие-то причины? Норма отрицательно покачала головой.
 — Я готов выслушать эту историю в любой момент, когда вы решитесь ее рассказать.
 — Я не могу рассказать вам эту историю, Дональд, но все равно хочу получить от вас совет.
 — Это безумие — давать советы, не опираясь на факты. Минуты две она просидела молча, напряженно размышляя. Потом резко повернулась ко мне.
 — Дональд, — решительно начала она. — Вы заметили здесь, на корабле, такого хилого человечка лет пятидесяти, которого все время закутывают в одеяла, чтобы его не продуло? Он сидит вон там, на палубе «А», в углу.
 — А кто это?
 — Его зовут Стефенсон Д. Бикнел, — ответила она. — Он из Денвера. Он был партнером мужа Миры Вудфорд и по условиям завещания Вудфорда стал доверенным лицом, распоряжающимся наследством Миры.
 — Вы с ним знакомы?
 — Нет, мы ни разу не встречались. Мне о нем писала Мира.
 — А он знает, что вы едете?
 — Я сама хотела бы это знать, Дональд. Я уже пробовала проверять, обращает ли он на меня внимание, но он вообще мало где появляется. У него ревматизм, поэтому он большую часть дня проводит в одиночестве. С ним иногда беседует одна женщина, некая миссис Кул. Вы, кажется, ее знаете, я видела, как вы разговаривали.
 — Кул… — проговорил я, словно припоминая эту фамилию.
 — Женщина лет пятидесяти, широкоплечая такая и… в общем, бочонок на тонких ножках.
 — А-а, ну да, — сказал я.
 — Бикнел едет в Гонолулу, чтобы защитить Мириам, — продолжала она. — А Мириам этого не хочет; ей нужно получить с него некоторую сумму, тогда она справится сама. А теперь вот этот гад Селма намекает, что я должна «работать с ним вместе». Чем это все кончится — один Бог знает! Я в совершенной растерянности.
 — Но может быть, Селме только и нужно, что ваше замечательное загорелое тело? — предположил я.
 — Нужно, конечно, — вздохнула она. — Он ни одно загорелое тело пропустить не может.
 — Но возвращать за это письма он не хочет?
 — Нет, конечно. Он хочет большего. Ему нужно, чтобы я с ним «работала».
 — И что же я должен сделать?
 — Дать мне совет.
 — Скажите Селме, чтобы он катился к черту, — посоветовал я.
 — Но у него же эти письма!
 — Ничего у него с ними не получится.
 — Почему вы так думаете? Он человек совершенно беспринципный.
 — А что он с ними может сделать?
 Она на секунду задумалась.
 — Он может продать их жене этого человека.
 — А ее муж богат?
 — Не миллионер, но все же.
 — И жена хочет забрать все?
 — Да.
 — Если бы Селма хотел продать ей письма, он бы их уже давно продал. И незачем ему было бы создавать себе столько проблем и идти на такие расходы — плыть с вами на этом корабле. Кроме того, — продолжал я, подумав, — если бы он просто хотел шантажировать вас, ему достаточно было написать вам, чтобы вы пришли к нему до отплытия. Нет, за всем этим что-то кроется, и единственный способ об этом узнать — рассмеяться в лицо Селме и послать его к черту. Пусть делает с письмами, что хочет.
 Она задумалась.
 — Наверно, вы правы, Дональд.
 — Эти письма могут сильно вам навредить?
 — Мне — нет, но этому человеку…
 — Это вас очень волнует?
 — Я хочу быть честной, только и всего. Его жена может в суде поминать меня как любовницу сколько угодно — я перенесу. Но по отношению к моему другу я хочу остаться честной до конца, вот и все.
 — Все это как-то бессмысленно, — сказал я. — Если Селма хоть что-то понимает в шантаже, то ему надо было предложить купить эти письма либо мужу, либо жене; вы самый несостоятельный покупатель из трех возможных.
 Она кивнула:
 — Это верно.
 — Значит, у вас есть еще что-то, что ему нужно. Что же это?
 — Не могу придумать ничего, что могло бы окупить путешествие в Гонолулу; сейчас, по крайней мере, ничего не понимаю.
 — Тогда посылайте его к черту. Может быть, подстегнем события и что-нибудь выясним.
 — Спасибо вам большое, Дональд, вы мне очень помогли.
 — А почему вы обратились именно ко мне? — поинтересовался я.
 — Потому что мне нужен был совет.
 — Но почему вы решили, что я могу вам его дать?
 — Я же сказала, потому что я поняла, что вы умный человек. Ах, Дональд, что вы теперь будете обо мне думать?
 — Что вы имеете в виду?
 — Эти письма. Теперь вы, наверное, думаете, что я наглая, гадкая, порочная женщина!
 — Я думаю, что вы просто женщина, — ответил я. Ее взгляд потеплел.
 — Да, я женщина, — тихо проговорила она, — и я вам так благодарна!
 — Что вы, я для вас ничего и не сделал, — сказал я и добавил: — Пока.
 — Дональд, вы просто золото, — порывисто произнесла она и, подавшись вперед, крепко и смачно поцеловала меня в губы.
 Как раз в этот момент Берта Кул, очень озабоченная тем, чтобы растрясти набранный на корабле жирок, вышла из-за угла на первый круг своей вечерней мили.




 Глава 7


 И вот наступили последние сутки нашего плавания. В легком возбуждении, обычном для конца путешествия, пассажиры стали готовиться к скорой высадке на берег.
 В школе танца хула прошло последнее занятие. Под теплым солнцем возле плавательного бассейна женщины самого разного возраста и темперамента, разного роста и веса, изрядно поднаторевшие в гавайском танце, готовились сдавать экзамены и получать дипломы. А на корме в полдень любители стендовой стрельбы собрались пострелять по тарелочкам.
 Из багажных отсеков подняли дорожные сундуки и чемоданы. Путешественники собирали вещи, оживленно болтали, обменивались адресами, подписывали друг другу на память ресторанные меню и пассажирские карточки.
 Теплый, бархатный воздух дышал очарованием тропиков. За бортом лениво перекатывались волны; из них то и дело выскакивали летучие рыбы и долго скользили над поверхностью воды, пока их не накрывало следующей волной. За кораблем, словно привязанный невидимой нитью, парил чернолапый альбатрос.
 Я стоял у борта и любовался океаном. Мимо прошел Сидней Селма и посмотрел на меня с нескрываемым любопытством, словно в первый раз заметил. Норму Радклиф я практически не видел; лишь один раз, когда она появилась на палубе, Селма попытался заговорить с ней, но она резко отвернулась. Берта подошла ко мне и встала рядом.
 — Ах ты, негодник! — с восхищением прошептала она. Я обернулся и поднял брови в немом недоумении.
 — А еще делал вид, что у тебя ничего не получается. Это ж надо, как она на тебя набросилась! Я ведь говорила!
 — Слушай, Берта, — спросил я, — ты обсудила со Стефенсоном Бикнелом детали нашего контракта?
 — Что ты имеешь в виду?
 — Я имею в виду то, что именно мы должны делать.
 — Мы должны защищать Мириам Вудфорд.
 — От чего?
 — От всего, что ей угрожает.
 — И это все?
 — Все. О Господи, как ноют мои ноги! Они совершенно не рассчитаны на сто шестьдесят пять фунтов нагрузки.
 — Ты справилась с фруктами и конфетами?
 Берта тяжело вздохнула.
 — Наверно, я старею. Часть конфет пришлось отдать.
 — Кому?
 — Стюарду.
 — А фрукты?
 — Фрукты я съела. Почти все.
 — Вот и замечательно.
 — Но если ты еще раз выкинешь такой номер, — угрожающе прошипела Берта, — я тебе вышибу мозги. Так и знай, вышибу своей собственной рукой.
 — Кстати, — заметил я, — нам нужно вести себя поосторожнее. Мне уже говорили, что, похоже, мы были знакомы до поездки.
 — Не может быть!
 Я печально кивнул.
 — А почему ты вдруг спросил, что именно мы должны делать?
 — Просто завтра мы выходим на берег и должны начать работать.
 — Тебе Норма что-нибудь рассказала?
 — Нет, ничего особенного. — Я потянулся и зевнул.
 — Ты, хитрый негодяй, наверняка что-то уже знаешь. — Глаза Берты сердито сверкнули.
 — Конечно. В противном случае мы оказались бы в изрядной заднице, — ответил я и ушел, оставив ее стоять, вцепившись в перила.




 Глава 8


 Наутро я вышел на палубу с первыми лучами солнца. Впереди мерцал свет маяка на мысе Макапуу, и на горизонте прямо на моих глазах стали вырисовываться очертания острова Оаху.
 Стюарды вынесли на палубу столы, уставили их блюдами со сладкими булочками, сдобами, кренделями, подали кофе и фруктовые соки.
 Миновав мыс Коко, потом Алмазный мыс, мы развернулись и пошли к проходу в барьерном рифе. От берега отчалил катер со встречавшими нас официальными лицами. Они взобрались на борт корабля, таща за собой кипы разноцветных гавайских венков. Некоторые пассажиры принялись тут же ими обвешиваться. Это было какое-то буйство красок: цветы розовые, желтые, белые, темно-красные, пурпурные.
 На палубах началась суматоха. Под звуки оркестра «Ройял Гавайян» и нараставший гомон гавайской речи «Лурлайн» медленно подошел к пристани.
 Когда на палубу поднялась Мириам Вудфорд, я постарался оказаться рядом с Нормой Радклиф. Мириам была очаровательной блондинкой со смеющимися глазами, сверкающими зубами и великолепной фигурой. Глядя на нее, никак нельзя было подумать, что у нее в жизни есть хоть малейшие осложнения.
 Она бросилась к Норме Радклиф, моментально украсила ее венком из ярких цветов, и они начали обниматься и целоваться. К ним сквозь толпу засеменил Стефенсон Бикнел, всячески стараясь избегать столкновений, но полный решимости вытерпеть любую боль ради того, чтобы увидеть Мириам. Обогнув последнюю разделявшую их шумную группу, он позвал ее: «Мира!», вложив в этот возглас всю свою душу.
 Она обернулась к нему.
 — О-о, Стиви! — воскликнула она. — Дорогой вы мой, как я рада вас видеть! Что же вы не предупредили меня о приезде пораньше?
 — Хотел сделать вам сюрприз, — ответил он и подошел к ней, никого уже вокруг не замечая.
 Мира поцеловала его, и трость Стефенсона Бикнела грохнулась на палубу. Он попытался своими ревматическими руками сжать Миру в мужественных объятиях.
 Она отступила на шаг, подняла трость, вручила ее Бикнелу и обратилась к Норме:
 — Вам надо обязательно познакомиться. Норма, это мой попечитель, Стиви Бикнел. Стиви, а это Норма, моя лучшая подруга.
 — Почему же вы не сообщили мне, что она приезжает? — спросил Бикнел.
 — Ну, Стиви, — рассмеялась Мириам, — у вас и так голова болит от всяких финансовых дел. Стоит ли еще волноваться по поводу моих подруг?
 Норма обернулась, и наши взгляды встретились. Она подозвала меня кивком.
 — Мира, я хочу познакомить тебя с Дональдом Лэмом. Он отличный парень, мы подружились на корабле.
 Мириам Вудфорд посмотрела на меня добрым внимательным взглядом, улыбнулась и протянула руку. — Привет, Дональд Лэм. Я тоже взглянул в ее смеющиеся голубые глаза.
 — Привет, — коротко ответил я, чтобы скрыть некоторое смущение.
 — Вы знакомы с мистером Бикнелом? — спросила она.
 — Да, мы встречались на корабле. Тут вмешался Бикнел.
 — А вот, Мира, моя знакомая, миссис Кул. Я хочу, чтобы и вы познакомились. — И он представил Мире Берту.
 — С миссис Кул мы тоже познакомились на корабле, — упредил его я.
 Среди толпы бродил репортер какой-то местной радиостанции с микрофоном в руке. При нем был список пассажиров, у которых он намеревался взять интервью. Рядом болтался палубный стюард, вызвавшийся помочь ему найти нужных людей. Оставив своих знакомых беседовать у борта, я пошел следом за репортером.
 Первым интервьюируемым оказался некий фабрикант. Его выступление было обильно пересыпано дурацкими рассуждениями о международном положении.
 Потом репортер сказал в микрофон:
 — Сегодня у нас есть еще один интереснейший гость — Эдгар Б. Ларсон из Управления полиции Денвера. Что привело вас в Гонолулу, мистер Ларсон?
 Ларсон уставился на него в совершенном остолбенении и стал невнятно бормотать:
 — Я, право же, не понимаю… я не совсем уловил… я думал, вас интересует путешествие.
 — Совершенно верно, — бодро ответил репортер. — Как прошло путешествие, мистер Ларсон?
 — Очень хорошо.
 — Долго ли вы собираетесь пробыть на Островах? Ларсон несколько секунд колебался. Потом, очевидно, осознав до конца, что его секрет раскрыт, он расправил плечи и сказал в микрофон:
 — Не знаю. Но покинуть Гавайские острова я надеюсь не один, а вместе с убийцей. Я здесь по делам службы. У нас есть данные, что в Денвере совершено убийство и в настоящий момент убийца находится в Гонолулу.
 Среди пассажиров, кольцом собравшихся вокруг, чтобы послушать интервью, наступила абсолютная тишина. Оправившись от изумления, интервьюер спросил:
 — Что еще вы можете нам рассказать об обстоятельствах этого убийства, мистер Ларсон?
 — Я могу сказать вам только одно, — ответил Ларсон. — Убийца считает, что никаких следов преступления не осталось. Я могу разочаровать этого человека: мы знаем гораздо больше того, что предполагает подозреваемый.
 — А он знает, что вы приехали? — спросил репортер.
 — Кто вам сказал, что убийца — это «он»? — переспросил Ларсон.
 — Я так понял… вы сказали — «подозреваемый». Вы имели в виду, что это может быть и «подозреваемая»?
 — Может, — ответил Ларсон.
 — Значит, сейчас вы больше ничего нам не скажете?
 — Только то, что я прибыл сюда, чтобы задержать человека, совершившего убийство; следовательно, я намерен оставаться здесь, пока этого не сделаю.
 Репортер, казалось, не знал, что бы еще спросить.
 — Ну что ж, — сказал он наконец, — очень интересно было услышать, что вы абсолютно уверены в успехе. Кстати, насчет того, чтобы совершить убийство и улизнуть. Разве не то же самое делают наши доблестные спонсоры? Они безнаказанно сбивают цены настолько, что некоторые товары уже приходится продавать ниже себестоимости. — И он поспешил к следующему интервьюируемому.
 Я подошел к стюарду.
 — Кажется, Ларсон был изрядно удивлен, — сказал я.
 — Я спросил его, согласен ли он дать интервью как пассажир, и он ответил, что с удовольствием. Но он, конечно, не знал, что репортеру известно, что он из денверской полиции.
 Я достал из кармана десятидолларовый банкнот.
 — Как вы думаете, стюард, нельзя ли выяснить, каким образом для интервью выбрали именно Ларсона?
 Он покосился на банкнот.
 — Думаю, выяснить можно. Я отдал банкнот стюарду.
 Он сложил его, сунул в карман, усмехнулся и сказал:
 — Это сделал я. Мне подсказали, что Ларсон — очень колоритный тип, способный сообщить много интересного о своей профессии, и что на радио его рассказ пойдет на ура.
 — А кто подсказал это вам?
 — Сидней Селма, — ответил стюард. — Я, пожалуй, и сам задам ему несколько вопросов при встрече.
 Я кивнул.
 — Что-нибудь еще?
 — Нет, — ответил я. — У меня вопросов больше нет.




 Глава 9


 Бикнел сам распоряжался предварительными заказами на гостиницы для нашей компании, чтобы иметь возможность разместить всех по своему усмотрению. Но вышла неувязочка. Он полагал, что Мириам Вудфорд останется жить в отеле «Ройял Гавайян», а оказалось, что она сняла квартиру в районе Вайкики, в нескольких сотнях метров от отеля. Норму Радклиф она забрала к себе.
 Бикнел поселил Берту Кул в «Ройял Гавайян», где остановился и сам, а мне заказал номер в отеле «Моана». Перед тем как мы разошлись, Берта успела потихоньку меня проинструктировать.
 — Наш клиент, — прошептала она, — явно раздражен.
 — По какому поводу?
 — Ему не понравилось, как его встретила Мира. Он стал подозревать, что она что-то от него скрывает. Она так и не объяснила, что у нее за неприятности, сказала, что поговорит с ним позже.
 — Что-нибудь еще?
 — Он не хочет, чтобы ты слишком светился. Считает, что все необходимые сведения о Мириам Вудфорд ты должен получать от меня.
 — Это меня устраивает, — согласился я, — при условии, что, пока ты выясняешь, что да как, этот тип будет оплачивать все наши расходы плюс суточные. Боюсь, когда дело будет сделано, он обнаружит, что его мошна изрядно полегчала.
 — Не волнуйся, — успокоила меня Берта, — денег у него куры не клюют. А теперь иди, герой, купайся, загорай и держись в сторонке, пока тетя Берта не расколет эту вдовушку и не узнает, в чем там дело.
 — Как ты считаешь, сколько времени у тебя на это уйдет?
 — Откуда я знаю, черт возьми! — вскипела Берта. — Ты пристаешь ко мне, как самый надоедливый клиент! Нам ведь платят, так что не бери в голову.
 — Надеюсь, тебе понравится в Гонолулу, — задумчиво сказал я.
 — Ненавижу это место! — воскликнула Берта. — Я уже задохнулась под этой горой цветов и вся мокрая.
 — Ты лучше подумай, что сейчас творится на материке, — сказал я. — Дуют ветры, холодный дождь бьет по стеклам нашего бюро. На улицах мокро, люди набиваются в трамвай в вымокшей одежде, от сырости все воняет, а…
 — Перестань! — оборвала меня Берта, повернулась и зашагала к стоянке такси.
 А я отправился в отель «Моана». Там выяснилось, что если уж Бикнел заказывает номера, то можно быть уверенным, что это не какая-нибудь дешевка. Огромные окна моего номера выходили на пляж Вайкики; из них открывался вид на белый песок пляжа и дальше — на испещренную барашками волн морскую гладь, усеянную гавайскими каноэ [2] , купальщиками и любителями серфинга.
 Ну что ж, все шло нормально. Я почему-то был уверен, что пройдет довольно много времени, пока Мириам Вудфорд начнет изливать душу Берте Кул. Похоже, что она вообще не скоро кому-нибудь что-нибудь расскажет, вот разве что Норме Радклиф.
 Было бы неплохо, подумал я, заполучить магнитофонную запись их беседы, когда они останутся вдвоем. И тут же поймал себя на мысли: а не пришла ли эта блестящая идея в голову кому-нибудь еще?
 Я знал, что Эдгар Ларсон уехал в отель «Серфрайдер»: именно туда отослали его багаж. Где остановился Сидней Селма, мне проследить не удалось, как я ни старался.
 Мысль о том, что бы такое сейчас могли обсуждать Мириам Вудфорд и Норма, меня не покидала. А вдруг, действительно, какой-нибудь смышленый гражданин ухитрился установить микрофон в квартире Мириам? Был бы я шантажистом, обязательно бы это сделал.
 Так или иначе, не мое это собачье дело. Он пожелал нанять нас на работу, а потом пожелал разъяснить нам, как эту работу делать. Если уж он так хочет и если будет хорошо платить, — я не против. В конце концов, хозяин — барин.
 Прибыли мои чемоданы, и я стал распаковываться. Интересно, подумал я, догадалась ли Берта положить мои купальные принадлежности?
 Догадалась.
 Если в порту Гонолулу было жарко, то пляж привлекал прохладой. Я надел плавки, спустился на пляж и плюхнулся в воду.
 Вода была словно бархатная. Лишь вначале она казалась слегка бодрящей, но очень скоро я почувствовал себя абсолютно естественно, как в ванне.
 Проплыв метров триста — четыреста, я перевернулся на спину и долго блаженно лежал, словно впитывая в себя соленую влагу. Иногда я делал несколько ленивых гребков и снова позволял волнам нести меня к берегу. Проплавав так с полчаса, я вылез на песок и улегся под ослепительным солнцем.
 — Вот человек, который зря время не теряет, — произнес кто-то рядом со мной.
 Я глянул вверх. Это была Мириам Вудфорд. — Привет. А где остальные?
 — Норма решила прилечь. Я пыталась вытащить ее поплавать, убеждала, что ей от этого станет намного лучше, но она отказалась. Вы еще пойдете купаться?
 — Я хотел немного позагорать.
 Она кивнула и опустилась на песок, приглашая присесть рядом с собой. Потом махнула рукой мальчику, прислуживавшему на пляже, и через минуту он притащил большой зонт. Мы устроились на песке рядышком, словно были знакомы уже много лет.
 Теперь мне удалось рассмотреть ее получше. Право, здесь было на что посмотреть.
 С такой фигурой на любом конкурсе красоты можно смело рассчитывать на первый приз. И кожа у нее была замечательная — от загара она приобретала ровный матовый блеск. Часто бывает, что у женщин, долго и упорно загорающих, кожа становится сухой и неровной. Но у Мириам кожа замечательно реагировала на солнце, хоть она и была блондинкой.
 Она заметила, что я ее рассматриваю, и спросила:
 — Что-нибудь не так?
 В голосе ее сквозило ленивое добродушие.
 — У вас отличный загар.
 — И все?
 — Ну, не совсем, конечно.
 — Если бы было все, я бы разозлилась. Так вам нравится мой загар?
 — Он вам несомненно идет.
 — Я загорала постепенно. В первый день — всего несколько минут, на второй день — немножко больше, и так далее. И конечно, пользовалась кремами для загара.
 — Смотрится неплохо, — сказал я.
 — Если бы не эти дурацкие условности! — вздохнула она. — Почему нельзя ходить так, как нас сотворила природа? Я была бы загорелой и красивой везде. А сейчас те места, которые закрывает купальник, неприлично белые. Если бы люди избавились от предрассудков, у девушек был бы настоящий загар!
 — Внесите поправку к конституции, — предложил я. — Я буду голосовать «за».
 — А я и здесь могла бы раздеться догола — все равно, когда я иду по пляжу, все мужчины мысленно меня раздевают.
 — Ну, не можете же вы лишить их хотя бы этого удовольствия.
 — Да, но равномерного загара у меня от этого не будет. А я, черт побери, хочу быть загорелой везде!
 Я усмехнулся ее горячности.
 Потом она вдруг посмотрела на меня и сказала совсем другим тоном:
 — Норма говорила мне, что вы очень разумный человек.
 — Поблагодарите, пожалуйста, Норму от моего имени.
 — Да ну, я даже не собираюсь рассказывать ей, что встречалась с вами.
 — Правда?
 Она отрицательно покачала головой.
 — А то она забеспокоится. — О чем?
 — Сами знаете. Я промолчал.
 — Как по-вашему, что должна делать Норма? — спросила она.
 — Это ей решать, — ответил я.
 — Но что бы вы ей посоветовали?
 — Больше я ничего придумать не могу.
 — А что может быть нужно этому человеку, как вы считаете?
 — Мужчинам много чего бывает нужно, — сказал я и стал внимательно следить за одним серфбордистом. Он забирался на гребень большой волны, делал несколько мастерских маневров на своей доске — направлял ее сначала вправо, потом резко влево, — и, установив равновесие, устремлялся вместе с волной вперед. Это было великолепное зрелище.
 — Не очень-то вы общительны, — заметила Мириам. Я неопределенно хмыкнул, и она тоже усмехнулась.
 — Мне это нравится. Я буду называть вас Дональд, ладно? Я вы зовите меня Мира. Где вы остановились?
 — В «Моане».
 — Я каждый день в это время хожу сюда купаться, — объявила она.
 — А я ждал не дождался, когда смогу выбраться на пляж, — сказал я. — Вода отличная, правда?
 Она кивнула.
 — Вы катались на гавайских каноэ? Я отрицательно покачал головой.
 — Вон, видите, плывет одно? Они сначала уходят далеко, в большие волны, а потом перед какой-нибудь особенно высокой волной разворачиваются и гребут к берегу. Когда волна начинает их накрывать, они ускоряются, и их поднимает на самый верх. Там нужно сделать несколько умелых маневров, после чего всем можно расслабиться и катиться на гребне со страшной скоростью почти целую милю.
 — Звучит заманчиво, — сказал я.
 — Ничего более восхитительного я в жизни не видела. А вы никогда не катались?
 — Нет.
 — Тогда я должна вас просветить, — решительно сказала она. — Я угощаю!
 Она снова подала знак мальчику на пляже, и тот стал семафорить руками.
 Через минуту к нам подошло каноэ, и Мириам, взяв меня за руку, сказала:
 — Пойдемте, Дональд. Я хочу, чтобы вы сели прямо на носу — там впечатления самые потрясающие. Вас ждет такое, что вы надолго запомните.
 Я не видел причин, почему мне надо было отказываться. Бог даст, Стефенсон Бикнел и Берта Кул пока что на пляже не появятся.
 Мы залезли в каноэ и усердно налегли на весла. Сзади сидело трое гавайцев — здоровые мужчины, отличные гребцы. Вряд ли мы сильно им помогали, но, по крайней мере, для меня это было неплохое упражнение и приятное развлечение после пяти дней безделья на корабле.
 Скоро мы выбрались туда, где ходили уже высокие валы.
 Мириам принялась мне объяснять:
 — С этой стороны остров окружает внешний коралловый риф. Он почти выходит к поверхности воды, поэтому огромные волны, которые несутся из океана, разбиваются здесь на более мелкие. Эти уже не разбиваются и не рассыпаются; у них появляются гребни, и они мчатся к берегу ровными линиями со скоростью десять или пятнадцать миль в час, прямо до самого пляжа. Совершенно ошеломляющее ощущение. Несешься в водовороте пены и…
 — Гребите, гребите! — прервал ее крик гавайцев. Мы принялись грести изо всех сил, уже в сторону берега; каноэ быстро заскользило по воде. Я оглянулся через плечо. Нас нагонял огромный вал высотой футов в десять — величественная масса воды, плавно вздымающаяся к небесам и увенчанная на гребне полосой шипящей бедой пены. Нас подхватило и понесло вверх, словно на лифте.
 — Гребите, гребите! — продолжали кричать гавайцы, а потом вдруг прозвучала команда: — Весла в лодку!
 Мы вытащили весла, и один из гавайцев — видимо, главный — сделал несколько ловких гребков, точно поставив каноэ кормой к набегавшей сверху полосе кипящей пены.
 И мы понеслись вперед. По обе стороны от нас вода, рассекаемая корпусом лодки, разлеталась хрупкими дугообразными волнами; позади бушевал бурун, а впереди расстилалась безмятежная синяя гладь. Теплый воздух бил мне в лицо и свистел в ушах; на солнце сверкали мириады бриллиантовых брызг. И чем дальше мы летели, тем быстрее, казалось, нес нашу лодку могучий вал.
 Я оглянулся на Мириам. Она раскинула руки, ветер рвал ее волосы, а глаза сияли от наслаждения. Наши взгляды встретились, и она послала мне воздушный поцелуй. Я помахал ей рукой и стал снова следить за полетом нашего каноэ.
 Мы сделали четыре или пять рейсов и лишь тогда решили, что уже хватит.
 Когда мы вылезли из каноэ, Мира предложила:
 — Посидим немножко на пляже, Дональд. Я хочу с вами поговорить.
 Я уселся рядом с ней, расслабил натруженные мышцы и почувствовал себя совершенно счастливым.
 — Мне кажется, — осторожно спросила Мира, — вы уже знаете из разговора с Нормой, что у меня неприятности?
 — Норма не особенно распространяется о чужих делах. Она рассмеялась.
 — Да, и все же вы о них знаете, не так ли?
 — У вас действительно неприятности?
 — Ну, тогда слушайте, — начала она. — В Нью-Йорке я жила бурной жизнью, ни о чем не думала, гуляла и развлекалась, как могла. Один раз я поехала в морское путешествие. Я вообще очень люблю путешествовать. А в тот раз познакомилась с Эзрой Вудфордом. Эзра был гораздо старше меня, — продолжала Мира. — Он и выглядел на свои годы, и вел себя соответствующе — довольно старомодно. Но человек он был очень приятный, и мы подружились. Денег у него была куча. Короче говоря, он сделал мне предложение. Он понимал, что любить его я не могла, но считал, что это и не обязательно. Он надеялся, что я смогу стать ему другом, которого у него не было, и что он тоже сможет доставить мне радость. Он обещал после смерти оставить мне половину своего состояния.
 — И вы вышли за него замуж?
 — Да.
 — И он умер?
 — Да.
 — И вы получили половину состояния?
 — Да.
 — И наследство действительно порядочное?
 — Да.
 — Вы были счастливы?
 — Нет, так не скажешь. Довольно трудно объяснить, что именно испытывает молодая женщина по отношению к человеку пожилому, но разумному, все понимающему и общительному. Она чувствует себя очень уютно. Конечно, это не любовь. И счастьем это не назовешь. Наверно, это чем-то напоминает отношение к отцу. Вы знаете, у меня не было отца, которого я могла бы любить и уважать, а мне всегда этого хотелось. Поверите вы или нет, но я действительно восхищалась Эзрой Вудфордом; не знаю, как еще это выразить.
 — Ну хорошо, так в чем же проблема?
 — Есть люди, которые собираются обвинить меня в том, что я его убила.
 — Что вы его убили?
 — Да. Они считают, что я не хотела ждать.
 — Чего ждать?
 — Пока он умрет. Что я подтолкнула ход событий.
 — Ничего себе!
 — Да уж. — Она помолчала, потом словно решилась: — Слушайте, Дональд, вы ведь живете в «Моане»?
 — Верно.
 — Знаете что? Поднимайтесь-ка к себе, переодевайтесь, наденьте что-нибудь легкое — например, спортивную рубашку и слаксы — и приходите ко мне на чашку чая. Я хочу, чтобы вы получше познакомились с Нормой и… в общем, мне кажется, я могла бы вам о многом рассказать.
 — Когда мне прийти? — спросил я.
 — Как только переоденетесь.
 — А вы?
 — Не волнуйтесь, я к тому времени буду готова. — И она снова засмеялась.
 — Это уже похоже на свидание, — улыбнулся я.
 — Вам надо будет пройти всего пару кварталов.
 Я встал и хотел помочь ей подняться, но она вскочила сама, как резиновый мячик, и отряхнула с себя песок. Ее смеющиеся голубые глаза задорно смотрели на меня, и казалось, что жизнь для нее — одно сплошное приключение, и не важно, что может произойти в следующую минуту, — лишь бы было не скучно.
 Я пришел к себе, быстро ополоснулся в душе, влез в слаксы и гавайскую рубаху и отправился к Мире.
 Она открыла дверь, видимо, только что выйдя из ванной, дыша свежестью, словно запотевший от росы розовый лепесток. На ней был домашний халат, надетый, судя по всему, на голое тело. Норма развалилась на диване в легкой шелковой пижаме.
 Держались они совершенно свободно и раскованно. Можно было подумать, что одна из них — моя жена, а другая — близкая родственница, к которой я зашел в гости.
 — Мы пьем скотч с содовой, — объявила Мириам.
 — Нет возражений, — согласился я.
 Мы уселись в кружок и стали потягивать виски с содовой.
 — Ну давай, — обратилась Норма к Мириам, — выкладывай.
 — Меня шантажируют, — сказала Мириам.
 — И каким же образом? — спросил я.
 — Это долгая история.
 — Тогда вкратце. — Я мельком глянул на часы и вспомнил про Берту и Бикнела.
 — Первая дань — двадцать тысяч долларов, — сказала Мириам.
 — Сидней Селма? — спросил я. Она отрицательно покачала головой.
 — Никакого Сиднея Селмы я не знаю.
 Я недоуменно поднял брови и поглядел на Норму.
 — Сидней Селма — это мой клиент, — пояснила та.
 — Тогда давайте выкладывайте карты на стол, — предложил я.
 — А они уже на столе, — ответила Мириам. — Во всяком случае, я с этого и хотела начать. Значит, так. Когда-то я покупала мышьяк. Норма про это знает, у нее даже есть мое письмо, с помощью которого это можно доказать.
 — Написано вашей собственной рукой?
 — Да.
 — Это уже интересно, — заметил я.
 — Действительно, — согласилась Мира.
 — А что именно написано в этом письме?
 — Я упомянула мельком, что ходила по делам и купила столько мышьяка, что можно убить лошадь. Ну и еще какие-то шуточки; мы с Нормой всегда так пишем друг другу.
 — Где же это письмо?
 — Точно неизвестно. Норма думает, что оно валяется у нее где-то в Нью-Йорке. Мы и не задумывались об этом раньше. А теперь к ней на корабле привязался Сидней Селма. У него оказалось несколько писем, которые нужны Норме. Он предложил ей их отдать, если она взамен передаст ему все мои письма к ней.
 Я обернулся к Норме:
 — Так вот чего на самом деле хотел Селма?
 — Да. И этого тоже.
 — А как так получилось, что вы покупали мышьяк?
 — Вот в это как раз поверить труднее всего, но меня попросил сам Эзра, — ответила Мира.
 — А зачем он ему был нужен?
 — Он занимался таксидермией — такое у него было хобби. Он готовил какие-то препараты для сохранения кожи птиц, и в их состав входил мышьяк.
 — Он что, сам их готовил?
 — Сам. И попросил меня купить ему этот мышьяк.
 — У вас были проблемы?
 — Никаких. Поставщик лекарств прекрасно знал моего мужа, и больше ничего не требовалось.
 — Вы расписывались в реестре ядовитых веществ?
 Она покачала головой:
 — Нет, тут я как раз проскочила.
 — Каким образом?
 — Мой муж покупал его оптовыми партиями, прямо со склада.
 — Вы можете как-нибудь доказать, что это муж просил вас его купить?
 — Нет.
 — И сколько же вы купили?
 — Достаточно, чтобы отравить тысячу мужей.
 — Где этот мышьяк сейчас?
 — Когда я поняла, что после смерти Эзры проводят какое-то расследование — ну, выясняют, умер ли он естественной смертью, я запаниковала и разыскала эту коробку. Я подумала, что мне стоит показать, что она не распечатана и находится в том же состоянии, в каком я ее привезла.
 — И показали?
 — Нет.
 — А что случилось?
 — Кто-то разрезал обертку и взял из коробки часть мышьяка.
 — Много?
 — Не могу сказать. Какую-то часть.
 — И что вы сделали?
 — Высыпала остальное в сточную канаву и сожгла коробку.
 — Это неосмотрительно. Они ведь могут установить факт покупки.
 — Я знаю. Теперь-то я знаю, а тогда не сообразила. Но когда я увидела, что часть мышьяка отсутствует, вы же понимаете, что я подумала!
 — Ну ладно. А кто вас шантажирует?
 — Его фамилия Бастион, Джером К. Бастион.
 — Он сейчас здесь?
 — Да, где-то здесь, на острове.
 — Где именно?
 — Не знаю. Ни в одной из гостиниц такого нет. И в туристическом бюро про него не знают.
 — А Селму вы не знаете?
 — Никогда про него не слыхала.
 — Как с вами связывается Бастион?
 — Называет мне место встречи.
 — По телефону?
 — Да.
 — И давно он здесь?
 — Наверно, около месяца.
 — А вы давно приехали?
 — Пару месяцев назад.
 — Когда вы с ним встречались в последний раз?
 — Около двух недель назад.
 — И что вы ему сказали?
 — Я дала ему понять, что со мной можно вести переговоры и что если он отдаст мне все улики, то я могла бы заплатить ему — может быть, не так много, как он просит, но вполне приличную сумму.
 — А у него есть улики?
 — Он утверждает, что есть.
 — И теперь шантажист пытается заполучить письма, которые вы писали Норме?
 — Да.
 — Стало быть, вы обещали Бастиону деньги?
 — Я сказала, что постараюсь найти некоторую сумму.
 — И после этого он оставил вас в покое?
 — Он знает, что я ищу эти деньги.
 — И вы намерены ему заплатить?
 Она вызывающе посмотрела на меня и ответила:
 — Если не смогу избавиться от него другим способом.
 — Так вы отравили своего мужа или нет?
 — Вы мне не верите?
 — Я бы не хотел отвечать на этот вопрос. Отравили или нет?
 — Нет.
 Я помолчал, потом сказал:
 — Обещайте мне одну вещь.
 — Какую?
 — Что вы не заплатите шантажисту ни цента.
 — Вы считаете, так лучше?
 — Да.
 — Хорошо. Обещаю.
 — И никому не скажете, что беседовали со мной.
 — Хорошо.
 Я пригубил виски и обвел глазами комнату. Мне почему-то показалось, что одна из картин, висевших на стене, не вписывается в общий стиль интерьера. Я подошел и сдвинул ее в сторону. В стене за картиной была просверлена аккуратная круглая дырочка величиной с серебряный доллар, в глубине которой безошибочно угадывалась сетчатая головка микрофона.
 Я подал знак Мире и Норме. Они подошли и, толкая друг друга, стали заглядывать мне через плечо, вытягивая шеи.
 Мира, у которой от изумления перехватило дыхание, чуть не потеряла равновесие и схватила меня за руку. Я поддержал ее за талию; действительно, у нее под халатом ничего надето не было.
 Норма налегла на меня всем телом, оперлась рукой о мое плечо и ошарашенно прошептала:
 — Дональд!
 Очень аккуратно, стараясь не издать ни малейшего звука, я вернул картину на место и сказал:
 — Ну вот. Такие-то дела.
 — Но… но откуда он может идти? — прошептала Мира. Я приложил палец к губам, потом довольно громко спросил:
 — Мира, где здесь комната для мальчиков?
 Она прыснула.
 — Вот сюда.
 Я нарочито громко хлопнул дверью и, притянув Миру поближе, прошептал ей на ухо:
 — Разговаривайте о чем-нибудь без остановки — о путешествии Нормы или о чем угодно. Разговаривайте обо мне, разберите меня по косточкам, задайте мне жару. Вообще, болтайте без умолку. Я должен выяснить, подслушивают нас или только записывают.
 Я, конечно, дал маху, как самый наивный, легкомысленный любитель! Нужно было осмотреть комнату раньше, до того, как девицы разговорились.
 Наличие микрофона говорило о многом. Ясно, что теперь мы в ловушке. Если его установила гавайская полиция, сотрудничающая с полицией Денвера, то мы погибли: они уже сегодня выдадут ордер на арест Мириам Вудфорд, и Эдгар Ларсон может готовиться к триумфальному возвращению на материк.
 Если микрофон — дело рук шантажистов, то мы теперь оказываемся в их власти, конечно, при одном условии — что запись попадет к ним.
 Я вышел в холл по соседству с гостиной, пододвинул стул и стал искать провода. Они оказались запрятаны очень тщательно: по простенку поднимались к лепному карнизу, а дальше шли поверх этого карниза. Двигаясь вдоль проводов, я в конце концов нашел-таки магнитофон, запрятанный под половицами на маленьком крыльце заднего служебного входа.
 Я отсоединил микрофон, выключил магнитофон и вытащил его на свет, чтобы получше рассмотреть. Это был специальный магнитофон с большими бобинами, какими пользуются в профессиональных студиях звукозаписи. В обычных любительских магнитофонах скорость записи в два раза меньше, чем в студиях; если не требуется высокое качество звучания, то скорость можно снизить вдвое, а в некоторых небольших аппаратах — даже в четыре раза.
 Этот же магнитофон был низкоскоростной с большими бобинами; мощные элементы питания обеспечивали длительную работу. По моим прикидкам, одной бобины должно было хватать часов на шесть работы.
 Теперь обе девушки буквально повисли на мне и смотрели, что я делаю. Я довольно быстро сообразил, как работает магнитофон, включил обратную перемотку, дошел до начала пленки и сказал:
 — Мне нужно ее послушать, чтобы понять, какой вред она может нам нанести.
 — Вы имеете в виду наш разговор? На ней записан весь разговор?
 — Думаю, что да. Весь ваш разговор со мной и…
 — И все, о чем мы говорили до этого вдвоем? Я кивнул.
 — О Господи! — в ужасе воскликнула Норма Радклиф. А Мириам Вудфорд рассмеялась:
 — Да, это хороший способ узнать, о чем болтают девушки в отсутствие старших!
 Я кивнул и добавил:
 — Вот я как раз и собираюсь сейчас это узнать, — и понес магнитофон в ванную.
 — Нет, Дональд! Я запрещаю! Вам нельзя! Вы…
 До нее вдруг дошло, что, собственно, я собираюсь делать, и она рванулась, чтобы остановить меня. Но я успел захлопнуть дверь в ванную перед ее носом и запер ее.
 Найдя розетку для электробритвы, я включил магнитофон в сеть, нажал кнопку воспроизведения и устроился поудобнее.
 Сначала мне пришлось на высокой скорости прокрутить часть пленки, на которой ничего не было записано; потом, услышав писклявые голоса, обозначавшие начало разговора, я переключил магнитофон на обычную скорость.
 Вскоре я дошел до того места, когда Норма «сбросила эту ужасную одежду» и они с Мирой уселись поговорить по душам.
 Разговор получился захватывающий.
 Между дверью ванной и полом оставалась узкая полоска света. Я то и дело замечал, как на эту полоску набегала тень: это значило, что подружки, или хотя бы одна из них, стоят за дверью и слушают.
 Вся беседа прослушивалась ясно и четко. Это был великолепный магнитофон.
 Через тридцать минут после начала разговора я уже успел узнать много нового. Я понял, насколько эти девушки дружны; услышал парочку веселых историй; узнал некоторые интимные подробности, касавшиеся их туалетов и других мелочей личной жизни.
 Потом Норма рассказала Мириам обо мне, о том, как я был любезен и как ей помог. Мириам спросила, не может ли она меня где-нибудь найти. Норма ответила, что я остановился в отеле «Моана».
 Затем я услышал, как кто-то крутит телефонный диск; это оказалась Мириам. Вернувшись от телефона, она сказала Норме:
 — Он… Портье говорит, что видел, как он вышел на пляж в плавках.
 — Ну что ж, действуй, — предложила Норма. — Надевай свой банановый купальник, иди на пляж, и пусть он на тебя потаращится.
 — Думаешь, сработает? — спросила Мириам.
 — А то как же! — с восхищением произнесла Норма. — Милая моя, такими бедрами можно разбередить любого твердокаменного святошу.
 — Ты думаешь, он сможет мне помочь?
 — Безусловно.
 — А он захочет помогать?
 — Он не псих, не слепой, и ему не сто два года, — уверенно ответила Норма. — Ты же много раз в этом убеждалась. Мне даже завидно.
 — Могла бы и сама попробовать, — ответила Мириам. — Посмотри на себя!
 — С телесами у меня все в порядке, — согласилась Норма, — но мне как-то не по себе этим пользоваться.
 Дальше все шло в том же духе. Видимо, Мириам облачалась в свой купальник, и обсуждались такие анатомические подробности, от которых у меня невольно вспыхнули щеки.
 — Дональд Лэм, немедленно выключите эту гадость, иначе я отлуплю вас так, что свои не узнают! — прокричала из-за двери Мириам каким-то сдавленным голосом.
 Но я дослушал запись до того места, когда раздался стук закрываемой двери, означавший, что Мириам Вуд-форд ушла на пляж меня кадрить. Тогда я выключил магнитофон и открыл дверь ванной.
 Мириам сидела на кровати в смешанных чувствах — то ли смущаясь, то ли улыбаясь. А Норма уже готова была расхохотаться.
 — Ну что, узнали? — спросила она.
 — Узнал, — ответил я.
 — Мало того, что вам стало известно, о чем говорят женщины между собой, — сказала она, — вы теперь знаете обо мне так много, словно я замужем за вами уже пять лет.
 И они обе покатились со смеху.
 — Смеяться-то особенно нечему, — заметил я. — Тот, кто установил этот микрофон, теперь…
 — Знаю, знаю, — простонала Мириам. — Знаю, что нужно плакать. Но все равно, это ужасно смешно. Только представить себе, как вы там сидите и слушаете всю эту чушь про себя и про то, как я собираюсь вас охмурять…
 — И действительно, сработало, — признался я.
 — Конечно сработало! — воскликнула Норма. — Все, как мы и планировали.
 И снова взрыв смеха.
 — Ну ладно. Скажите лучше, кто у вас здесь занимается хозяйством?
 — Одна девушка, Мицуи. Полугавайка-полуяпонка.
 — Как вы полагаете, не могла ли она… Мириам покачала головой.
 — Она совершенно незаметное существо. Ходит тут тихонько, словно мышонок, делает разные дела, меняет полотенца и все такое.
 — Где она сейчас?
 — Я послала ее в город кое-что купить.
 — У нее здесь есть комната?
 — Она у нас не ночует. Приходит около восьми часов утра и уходит примерно в восемь вечера.
 — Она что-нибудь с собой носит? — спросил я.
 — Сумку, — ответила Мириам. — У нее там униформа, она переодевается в ванной для прислуги.
 — Пойдемте-ка посмотрим.
 Мы пошли в ванную для прислуги. Над ванной висела небольшая сумка. Я открыл ее. Так и есть: в сумке лежали еще две большие бобины с пленкой.
 — Что же нам теперь делать? — спросила Мириам.
 — Вернуть магнитофон на место.
 — А что делать с этой записью?
 — Стереть.
 — Как ее можно стереть?
 Я показал им, как заправляется пленка и как он работает, как можно стереть запись на ускоренной перемотке.
 До возвращения прислуги я стер всю запись, перемотал пленку в нужное положение, водворил магнитофон на прежнее место под половицы и подсоединил микрофон. Я включил режим прослушивания: теперь наша служаночка должна подумать, что забыла нажать кнопку записи. Это должно было объяснять, почему пленка осталась чистой; я, во всяком случае, на это рассчитывал. Что теперь? — спросила Мириам.
 — Теперь я должен проследить за вашей тихой маленькой служанкой, когда она пойдет с работы, — ответил я, — и узнать, что она делает с этими пленками.
 — Вы думаете, Дональд, вам это удастся? — испуганно спросила Мириам.
 — Думаю, да. Я возьму в аренду машину. Вы говорите, она уходит в восемь?
 — Да. Если хотите, я могу ее немного задержать.
 — Нет. Восемь часов — хорошее время.
 — Оставайтесь сейчас с нами пить чай! Когда она вернется, у вас будет возможность составить о ней мнение.
 — Я уже составил, — отказался я. — Теперь, девушки, помните, что все, о чем вы будете говорить, прослушивается. Насколько я могу прикинуть, та катушка, которая сейчас стоит, будет работать почти до четырех часов, а потом она поставит новую. Так вот, вся ваша болтовня запишется. Если разговор будет неестественный, то они догадаются, что вы обнаружили микрофон. Поэтому вы…
 — Не волнуйтесь, — успокоила меня Мириам, — разговор будет что надо. — Они переглянулись и захихикали.
 — Раз такое дело, — сказал я, — думаю, мне следует побыстрее отсюда смыться. Я подъеду, когда надо будет перехватить на выходе вашу Мицуи. Не хочу, чтобы она сейчас меня видела, мне так будет легче за ней следить.
 Мириам кивнула.
 — Когда же мы вас увидим?
 — Я свяжусь с вами. Только помните, надо соблюдать предельную осторожность. Каждое ваше слово записывается на пленку. Если я позвоню, нам надо будет соблюдать конспирацию, поскольку ваш телефон тоже может прослушиваться. Мы будем говорить намеками.
 — О’кей, — вздохнула Мириам. — А кроме того, Дональд, если вы опять увидите меня в том же купальнике, что и сегодня, то знайте: это сигнал «на помощь!».
 — Хорошо, буду знать, — ответил я. На прощанье они расцеловали меня смачно, отнюдь не платонически. Это был целый спектакль.
 — Давление крови — 180, — объявила Мира.
 — Пульс — 125, — ответила Норма.
 И, бросившись друг другу в объятия, снова залились смехом. Я уверен, даже знай они, что их обеих арестуют, как только я уйду, все было бы то же самое. Если есть хоть малейший повод повеселиться — они его не упустят. Колоссальные бабы!
 В результате я вышел на улицу с легкой дрожью в коленках и с надеждой, что у меня не поплавились золотые пломбы.
 Интересно, подумал я, что сейчас делает Бикнел?




 Глава 10


 В отеле «Ройял Гавайян» все дышало спокойной, ленивой роскошью. Королевские пальмы отбрасывали колеблющиеся полосатые тени. Воздух был словно пропитан неповторимым запахом океана и ароматами цветов.
 Побродив по холлу и зайдя в пару магазинчиков, я наконец обнаружил Берту Кул. Она сидела за столиком на большой веранде, выходившей в сторону океана. Перед ней стоял большой бокал плантаторского пунша. Щеки у Берты разрумянились, глаза поблескивали, губы были плотно сжаты. Приглядевшись внимательнее, я понял, что она слегка под мухой и очень, очень сердита.
 Я пододвинул стул и сел за столик напротив нее. Берта свирепо глянула на меня; ее глаза, слегка покрасневшие от спиртного, сверкали благородным негодованием.
 — Ну и чем ты занимался? — грозно спросила она.
 — Искал тебя.
 — Ничего себе сыщик!
 — Ну да, — невозмутимо продолжал я. — Разобрал вещи, потом пошел окунулся.
 — Ах да, конечно, — язвительно заметила Берта. — А тебе не кажется, что наш клиент заплатил семьсот пятьдесят долларов за твой проезд туда и обратно, потому что рассчитывал, что ты будешь заниматься кое-чем другим?
 — Чем же, на его взгляд, я должен заниматься?
 — Защищать Мириам Вудфорд.
 — От чего?
 — Именно это мы и должны здесь выяснить.
 — Признаться, мне казалось, что я должен быть твоим подручным.
 — От таких подручных, — заявила Берта, — только несподручней!
 — Что-нибудь не так?
 — Все не так!
 — А в чем дело?
 — Бикнел злится.
 — На кого?
 — На тебя, на меня, на самого себя.
 — Хорошая компания.
 — Да неужели? — Помолчав и отхлебнув из своего бокала, Берта с досадой выпалила: — Так и знала, что здесь будет невыносимо!
 — Да что тут тебе так уж невыносимо?
 — Все вместе. Когда я вижу этих бойких девиц в бикини, сразу вспоминаю свою фигуру и свой возраст. Вон, погляди на эту: разгуливает в купальнике размером с почтовую марку, да он еще облегает ее так плотно, словно кожура на сосиске!
 Я поглядел.
 — Или вон та вертихвостка, — кивнула Берта в другую сторону. — В мое время так хвостом не вертели, да и вообще таких смазливых не было.
 Она снова отхлебнула из бокала.
 — По-моему, тебе нужно смотреть на все это спокойнее.
 — Я просто выхожу из себя, — не унималась Берта. — Сижу здесь, затянутая в корсет, как в подпругу, и слежу, чтобы задница не свешивалась со стула. Посмотри вон на ту блондинку в белом купальнике. Я вон ту имею в виду…
 — Я уже видел ее задолго до тебя, — прервал я ее.
 — Конечно! — Она сверкнула глазами и сделала два больших глотка из бокала.
 — В конце концов, — примирительно сказал я, — ведь твоя сила не в том, что ты щеголяешь в бикини, а в том, что ты умеешь зарабатывать деньги.
 Берта снова свирепо посмотрела на меня; видимо, мои слова ей не понравились.
 Через веранду прошла величественная гавайка, одетая в нечто похожее на балахон Матушки Хаббард [3] , украшенное ярким гавайским рисунком.
 — Взгляни-ка на нее, — сказал я Берте. — Вот она пояса не носит.
 — А ей и не нужно, — ответила Берта.
 — А ведь она весит фунтов на двадцать больше тебя, — заметил я, — и ничуть не выше ростом.
 Берта посмотрела на нее с интересом.
 — В ее осанке что-то есть, — задумчиво проговорила она. — Спина прямая, плечи на одной линии с бедрами, голова поднята.
 — Интересно, носят ли они что-нибудь на голове? — сказал я.
 — Черт бы меня побрал, если я знаю! — Берта с завистью не отрывала глаз от женщины. — Она вполне могла бы… А ведь она старше меня, Дональд!
 — Вот что, Берта, — предложил я, — допивай-ка свой пунш и давай сходим вон в тот магазин, купим тебе гавайское платье.
 — Это мне-то? — фыркнула Берта. — Тебе.
 — Неужели ты думаешь, что я смогу такое на себя напялить? Ты что, Дональд Лэм, с ума спятил?
 — Пойми, — стал втолковывать я, — только так ты можешь разбить лед между собой и Мириам Вудфорд. Сейчас ты приехала, сидишь здесь этакой заправской деловой женщиной, зашнурованная в свои латы, и изрыгаешь проклятия на всех и вся. В таком состоянии ты никому не интересна. Если же ты будешь вести себя естественно, как туземка, об этом сразу заговорят. А Мириам Вудфорд, насколько я могу судить, девушка импульсивная; она обожает все необычное и непривычное. Так почему бы, Берта, и тебе не подчиниться импульсу? Давай допивай!
 Я заставил Берту быстро допить пунш, схватил ее за руку и потащил через вестибюль в один из гавайских магазинчиков.
 Войдя туда, Берта вызывающе уставилась на продавщицу, явно собираясь испытать ее на вежливость.
 — Мне нужно что-нибудь гавайское! — объявила она.
 — Пожалуйста, — с улыбкой ответила продавщица так же спокойно, как если бы Берта попросила пачку сигарет. — У нас безусловно найдется что-нибудь как раз на вас. Будьте любезны, взгляните вот на эти образцы. Не хотите ли пройти в примерочную?
 Берта перебрала одно за другим четыре или пять платьев, наконец выбрала одно и ринулась в примерочную. Через минуту она вышла оттуда с решительным видом — сам черт ей не брат! — в новом платье.
 — Ну, Дональд, как я выгляжу? — Ее кураж явно объяснялся выпитым пуншем.
 — Держись прямее, — посоветовал я, — и свободнее.
 — О Господи, — охнула Берта, — без пояса трудно!
 — В этом-то все и дело, — вмешалась продавщица. — Из-за ношения пояса ваши мышцы ослабли — им же не надо было самим работать. А посмотрите на гавайских женщин! Они ходят ровно и прямо, и даже у полных женщин крепкие фигуры, потому что у них хорошо развиты мышцы.
 — А как они их развивают? — спросила Берта.
 — Танцуют хулу.
 — Я это беру, — заявила Берта. — Отошлите миссис Кул, в номер 817.
 — На вашем месте я купила бы два платья.
 — Хорошо, я возьму это и вон то, разрисованное пальмовыми листьями.
 — В этом вы пойдете, а другое вам прислать, да?
 — Пойти? — переспросила Берта. — Чтобы я вышла в этом на люди?
 — Конечно, миссис Кул. Это же обычный наряд для Гонолулу. А ваши вещи мы тоже пришлем в номер.
 — Я чувствую себя раздетой, — неуверенно пробормотала Берта.
 — Нет-нет, вы замечательно выглядите, — заверила ее продавщица.
 — Пойдем, — поддержал ее я. — Тебе лучше поскорее освоиться с этим платьем и вообще надо привыкать ходить без пояса.
 Берта похлопала себя по бедрам и пожаловалась:
 — Я рыхлая как квашня.
 — Вам надо позаниматься плаванием и хулой, — серьезно посоветовала ей девушка.
 — Чтобы я танцевала хулу? — воскликнула Берта.
 — Да вы что, меня разыгрываете?
 — Нисколечко. Ваши мышцы моментально укрепятся. Для вас это самая лучшая тренировка, вы научитесь двигаться изящно и ритмично.
 — Это в моем-то возрасте? При моей-то фигуре?
 — Да вы посмотрите на гавайских женщин! Вон хотя бы на ту.
 Берта оглянулась на проходившую гавайку.
 — Ладно, — решилась она. — Заверните пояс, юбку и кофту и отошлите в номер 817. Дональд, предупреждаю, если ты меня сфотографируешь и пошлешь фото в офис, то я тебя на обратном пути выкину за борт, и пусть меня за это повесят! Не знаю, что со мной случилось, но… Пойдем, Дональд!
 И мы направились обратно через вестибюль.
 — Слушай, на меня все смотрят, как будто я голая, — прошептала она.
 На веранде один или двое туристов, плывших вместе с нами на корабле, сначала уставились на Берту в остолбенении, а потом расплылись в улыбках. Это решило дело.
 — Можете таращиться сколько угодно, — ядовито прошипела себе под нос Берта. — Чтоб у вас буркалы повылазили! Моя фигура, что хочу, то и буду с ней делать!
 — Вот это верно, — одобрил я. — Теперь тебе нужен хороший купальник.
 — Купальник?
 — Купаться лучше в купальнике. Существуют, понимаешь, некоторые обычаи…
 — Я ни за что не выйду на этот пляж в купальнике, чтобы…
 — Пойдем, — прервал я ее, — пройдемся и посмотрим на некоторых загорающих. Вон, например, та женщина — наверно, в два раза толще тебя.
 Берта глянула на женщину, которую я ей указал.
 — Господи! — прошептала она.
 — Да, — согласился я, — и тем не менее. Никто тебя здесь не знает. Ты ведь приехала не работать, а хорошо провести время. Давай, вернись в магазин за купальником, надевай его и вылезай на пляж.
 — Я сгорю, — не сдавалась Берта.
 — Конечно, сгоришь. Твоя кожа тридцать лет не видела солнца. Так что вперед и на пляж! Как раз во второй половине дня солнце не такое опасное. А водичка великолепная. Быстренько окунешься, поплаваешь, потом минут десять — пятнадцать полежишь на вечернем солнце и намажешься хорошим лосьоном.
 — Дональд, кажется, я пьяная! вдруг заявила Берта.
 — Ну и что? — сказал я. — Для чего же еще мы сюда приехали?
 — Мы сюда приехали, потому что нас привез этот старый донжуан, который теперь ругается, что я до сих пор не вышла на контакт.
 — Ты никогда и не выйдешь на контакт, если будешь сидеть на веранде и накачиваться плантаторским пуншем. Давай выходи на пляж и бросайся в волны!
 — Ладно, — согласилась Берта. — Кажется, сейчас я в таком состоянии, что могу делать что угодно, и пошли они все к черту!
 — А где Бикнел? — спросил я.
 — Наверху, у себя в номере. Злой, как волк. Он тебя искал. Потом звонил Мире и просил передать ей, чтобы она перезвонила ему, но она этого не сделала. Теперь он скрежещет зубами и скрипит костями, как ржавая дверная петля.
 — Ладно, — повторил я, — вперед за купальником, а я поднимусь к Бикнелу.
 — Он тебя вышвырнет взашей. Он уже вообще жалеет, что взял тебя сюда.
 — Ну и отлично, — ответил я. — Значит, я явлюсь к нему с деловым отчетом.
 Берта поглядела на меня с подозрением.
 — А что ты ему собираешься докладывать?
 — Что мы оба здесь и ждем его дальнейших указаний, — ответил я, — и что ты готова вступить в контакт на пляже.
 Внезапно Берта озорно хохотнула и провозгласила:
 — Режь меня, как лимон, Дональд, и дави меня в чашке, но я себя чувствую отлично! А раньше мне действительно было здесь противно.
 — Ну давай! — сказал я. — Ступай в магазин, выбирай купальник и… Да, кстати, Берта, ты интересовалась, сколько все это стоит?
 Берта испуганно посмотрела на меня и проговорила:
 — О Господи! Нет.
 — Ну ладно, — успокоил я ее. — Это платье ты уже поносила, так что возвращать его поздно. Придумаем как-нибудь, чтобы включить его в расходы по делу.
 — Да не в том дело! — отмахнулась Берта. — Дело в том, что я купила вещь, не спросив, сколько она стоит! Видит Бог, Дональд, у меня еще не такой склероз. Не могла же я, черт возьми, напиться до такой степени!
 — Конечно не могла, — утешил я ее. — Просто ты начинаешь успокаиваться и наслаждаться жизнью. Иди за купальником, а я еду к Бикнелу.
 Но Берта стояла как вкопанная, и на суровом лице ее застыло выражение ужаса. Губы дрожали, и, казалось, она вот-вот разревется.
 — Я не спросила, сколько стоит это чертово платье, — причитала она голосом, полным отчаяния.
 Я оставил ее, надеясь, что она все же доберется до воды прежде, чем поймет, что плантаторский пунш в «Ройял Гавайян» способен свалить даже такую крутую бабу, как Берта Кул. Да плюс к тому гавайский воздух, атмосфера ленивой роскоши; ничего удивительного, что женщины, уже много лет назад забывшие о сексе, вдруг начинают заниматься хулой и покупать бикини.
 Задержавшись ненадолго в баре, я съел сандвич, запил его соком папайи и отправился на поиски старого зануды Бикнела.




 Глава 11


 В номере Бикнела не оказалось. Коридорный посоветовал поискать его на пляже.
 Я спустился на пляж и стал прогуливаться вдоль океана, выглядывая Бикнела, но его нигде не было. Я уже решил было возвращаться, как вдруг мой взгляд наткнулся на странную фигуру в плавках.
 Я не предполагал, что Бикнел может выйти на пляж в таком виде, поэтому и не узнал его сразу. Тем не менее это был он — в плавках, под зонтиком и с книгой в руке. Меня он не видел.
 Поборов изумление, я подошел и опустился рядом с ним на песок.
 — День добрый, Бикнел. Как поживаете?
 Он перевел взгляд на меня и аж сморщился от негодования.
 — Где вас черти носят, позвольте узнать?
 — Я искал вас.
 — Не надо меня искать. Вы должны держать связь с Бертой Кул, а я буду связываться с ней.
 — О’кей. Вы узнали что-нибудь?
 — Я узнал, что Мира избегает меня.
 — Почему?
 — Видимо, что-то скрывает.
 — Около получаса назад я видел, как она шла вдоль пляжа, — как бы мимоходом сказал я. — Судя по всему, она кого-то искала. Не иначе, как вас.
 Его лицо моментально оживилось, словно внутри него зажглась электрическая лампочка.
 — Вы ее видели? Где, где? — заволновался он. — Куда она шла? Что она сказала?
 — Здесь, на пляже, — ответил я, — и совсем недавно.
 — Недавно?
 — Наверно, с полчаса назад. Она спросила, не встречал ли я вас.
 — Да-да, значит, я ее упустил, — сокрушенно произнес Бикнел.
 — Мне сказали, что она всегда в полдень выходит на пляж. А вы не пробовали ей звонить?
 — Я звонил ей, но она сказала, что сегодня встречаться со мной не хочет.
 Ну, это-то понятно, — задумчиво проговорил я. Что вы имеете в виду? — взъярился он, резко повернувшись ко мне.
 — Она девушка неглупая, — спокойно объяснил я, — и конечно, подозревает, что ее телефон прослушивается; а может быть, и в квартире где-нибудь спрятан микрофон. Понятно, что она хочет встретиться в таком месте, где не было бы лишних ушей. Что же может быть лучше, чем встреча на пляже, где есть возможность потолковать без помех и подозрений?
 — Черт побери, Лэм! — воскликнул он. — Ей-богу, вы правы! В самую точку! Так вот почему она так странно говорила по телефону! Она боится, что линия прослушивается. Но кто это может устроить?
 — Шантажист, который хочет собрать на нее досье.
 — Но он бы не шантажировал, если бы ничего не знал.
 — Да нет, он может и блефовать. Вот если бы она в разговоре с вами наболтала лишнего, у него появились бы существенные доказательства — при условии, конечно, что беседа будет записана. То же самое и с разговорами у нее дома. На вашем месте я бы не совался в эту квартиру, а постарался бы все выяснить, встретив ее как бы случайно.
 Бикнел ухватился за это объяснение обеими руками.
 — Да-да, верно! Поэтому она и отвечала по телефону так односложно. Лэм, Берта права. Вы умница! Ей-богу, умница!
 — Что вы, мистер Бикнел, — скромно ответил я, — это просто опыт. У нас таких случаев масса, и мы уж сколько раз обнаруживали, что телефоны прослушивают, а в тех комнатах, где чаше всего ведутся разговоры, устанавливают «жучки».
 — Так вы сказали, она была здесь, на пляже, а потом ушла?
 — Не знаю, куда она пошла, но я ее видел.
 — Бедное дитя, — вздохнул он. — Наверно, я ее подвел. Она, видимо, надеялась, что я соображу выйти сюда и ждать ее в таком месте, где мы могли бы встретиться как бы ненароком. А я дал маху! Ну что ж, видно, теперь уже ждать бесполезно. Лэм, вы не поможете мне подняться?
 Я подал ему руку. Он встал и отряхнул песок со своих сухих плавок.
 — Вам надо беречься солнца, — предупредил я его. — Не выходите надолго — можете обгореть.
 — Нет, с этим у меня все в порядке, я не обгораю. Я… Послушайте, Лэм, если вы увидите Миру на пляже или еще где-нибудь, где мы могли бы спокойно поговорить, не дадите ли мне знать?
 — Где вас найти?
 — До вечера я буду у себя в номере, потом спущусь в коктейль-бар, а немного позже пойду обедать. Во всяком случае, старший коридорный будет все время знать, где я.
 — О’кей, — согласился я, — я сообщу вам. Но сегодня ей такая возможность может больше и не представиться. Вероятно, она позвонит откуда-нибудь, но учтите, что ваш телефон тоже может прослушиваться. А возможно, за ней следят.
 — Вы думаете? То есть вы считаете, что они — кто бы они ни были — могут зайти так далеко?
 — Как знать? Я обязан учитывать все — надеяться на лучшее, но быть готовым к худшему.
 — Да-да, вы правы.
 Он положил руку мне на плечо.
 — Дональд, — проникновенно сказал он, — вы совершенно правы. Вы отлично работаете. Я очень рад, что Берта настояла на вашем участии в деле. Я уверен, мы во всем разберемся. Но пусть все же Берта возьмет контакты на себя. Мы справимся, Дональд, обязательно справимся.
 — Конечно справимся, — подтвердил я.
 И он поплелся на своих ревматических ногах к «Рой-ял Гавайян». Я вернулся в «Моану», позвонил в агентство по прокату автомобилей и договорился насчет машины.
 В восемь часов я был уже на посту и не сводил глаз с дверей квартиры Миры.
 Вскоре вышла с сумкой наша служаночка, невинная, как агнец Божий. Как и полагается служанке, она направилась к автобусной остановке и, когда подошел автобус, забралась в него. Я двинулся следом.
 Автобус направился вниз по Калакауа-стрит, потом свернул налево на Кинг-стрит. Проехав полмили или около того, он остановился. Вышел всего один пассажир — моя «японочка».
 Пройдя вперед вдоль тротуара пару десятков метров, она подошла к довольно приличной машине, открыла дверцу, ловко запрыгнула на сиденье водителя и, отъехав от тротуара, сразу дала по газам.
 В Гонолулу ездят так, что у впервые попавшего сюда водителя душа сразу уходит в пятки. Все едут как Бог на душу положит, свободно выскакивают из ряда и втискиваются обратно, носятся как сумасшедшие по узким улочкам, только шины визжат на крутых виражах. На перекрестке, где сходятся четыре или пять дорог, гаваец каким-то сверхъестественным чутьем угадывает, что будут делать другие водители, совершает немыслимые рывки и зигзаги, не снижая скорости, — и проскакивает! Каждый раз кажется, что случилось настоящее чудо.
 Моя подопечная не была исключением — типичный гавайский водила. Что я пережил, чтобы не упустить ее из виду, рассказать невозможно! Подъезжать слишком близко я не решался, но твердо знал, что, если отстану хоть раз, потеряю ее безнадежно.
 После нескольких лихих поворотов она выскочила на шоссе, ведущее к мысу Коко, и вот тут-то началась настоящая гонка!
 Иногда я почти нагонял ее, иногда отпускал подальше. Один или два раза, когда был уверен, что она никуда не свернет, я даже обгонял ее. Она этого вынести не могла — сразу же давала полный газ и не успокаивалась, пока не оказывалась впереди.
 Но вот она сбросила скорость и резко свернула вниз на дорогу, ведущую к пляжу. Здесь открыто ехать за ней было уже опасно, но я все же рискнул поехать следом по крутому спуску, выключив фары. Она свернула в боковой проезд; я проехал еще метров сто до конца дороги, сделал разворот и, вернувшись к этому проезду, обнаружил, что ее машина стоит возле аккуратного домика, прилепившегося к скале над уютной бухточкой. Дом плотной стеной окружали банановые деревья, пальмы и прочая тропическая растительность.
 Я чуть-чуть отъехал вниз, остановился, заглушил мотор и стал ждать.
 Минут через десять «японочка» вышла, села в машину и направилась в сторону Гонолулу. Несколько минут я следовал за ней, а когда убедился в том, что она возвращается, прибавил скорость и промчался мимо.
 Теперь она не торопилась и вела себя по-иному. Ее обгоняли другие машины, но никакого впечатления это на нее не производило. Я поглядывал в зеркало заднего вида, чтобы не потерять ее.
 Когда мы добрались до первых городских перекрестков, я сбросил скорость и дал ей себя обогнать. Она ехала с постоянной скоростью, спокойно, не проявляя ни малейшей подозрительности; возможно, она останавливалась на шоссе и убедилась в отсутствии слежки.
 Остальное было несложно. Через некоторое время она свернула в сторону небогатого квартала Гонолулу, сделала три или четыре поворота и остановилась возле весьма скромного домика. Я видел, как она вошла внутрь; в доме зажегся свет и задернулись занавески.
 Тогда я вышел и осмотрел ее машину. Конечно, двери были заперты, а зажигание выключено. Посветив карманным фонариком, я сумел рассмотреть показания спидометра. Эти цифры я записал. Вернувшись в машину, я поехал к себе, записав и показания собственного спидометра.
 Сначала я отыскал Берту в «Ройял Гавайян».
 — Ну, как Бикнел? — спросил я ее.
 — Ты знаешь, за обедом он был очень оживлен, — ответила Берта. — Старая кляча ведет себя как молодой жеребчик. Мы славно пообедали и немного выпили. Потом, правда, он погрузился в задумчивость, то и дело поглядывал на часы.
 — Это я сейчас улажу, — заверил я ее. Вернувшись в «Моану», я позвонил к ним в отель и попросил соединить меня с Бикнелом. Бикнел снял трубку тут же, и в голосе его звучало нетерпение.
 — Мистер Бикнел, наконец-то! — сказал я. — Никак не мог добраться до свободного телефона. Я звоню из ресторана «Лао Ючжэ». Когда я уходил из «Моаны», Мира бродила там в холле словно неприкаянная, кажется, кого-то ждала. Вы ничего не говорили ей о том, что будете в отеле «Моана»?
 — Я? Нет.
 — А я думал, говорили. По-моему, когда она нас встречала на корабле, вы рассказывали что-то про отель «Моана».
 — Я говорил только, что останавливался там, когда приезжал сюда раньше, — сказал Бикнел.
 — А-а, ну, наверно, вы действительно именно это и хотели сказать, — заливался я. — А то я подумал, что вы решили пойти в «Моану» и…
 — Хорошо, Дональд, благодарю вас, — прервал он меня. — Рад был бы с вами поболтать, но я, к сожалению, занят. У меня деловое свидание, я должен уйти. Всего хорошего.
 Он повесил трубку, а я спустился в одну из ближайших закусочных, подошел к официантке и сунул ей пятерку.
 — За что это? — недоуменно спросила она.
 — Позвоните, пожалуйста, по одному телефону, — попросил я.
 — И все?
 — И все.
 Мы зашли в телефонную будку, и я набрал номер «Рой-ял Гавайян».
 — А что теперь? — спросила она.
 — Попросите Стефенсона Д. Бикнела, — сказал я. — Его на месте не окажется, спросите, можно ли оставить для него сообщение. Говорите сладким, обольстительным голоском, очень вежливо. Попросите дежурного передать ему, что звонила знакомая, что не может назвать своего имени, но постарается обязательно встретиться с ним где-нибудь завтра.
 Официантка прекрасно справилась с заданием. Когда она повесила трубку, я подмигнул ей и объяснил:
 — Он увивается за одной девицей, а мне нужно, чтобы он решил, что уже многого добился.
 — А-а! — Она засмеялась и сказала: — Только не надо его слишком раззадоривать, тут и так полно охотников.
 — Да, конкуренция серьезная, — согласился я.
 — Вам-то откуда знать?
 — Бросается в глаза. А что?
 — Да ничего. — Она лукаво улыбнулась. — Уж вам-то, я думаю, не часто приходится встречать серьезное сопротивление.
 — Вы просто себе не представляете, — возразил я.
 — С удовольствием представила бы. — Она снова рассмеялась. — Если вам понадобится еще куда-нибудь позвонить, приходите ко мне. Давно уже я так легко не зарабатывала.
 — Не премину воспользоваться, — заверил я. — Большое вам спасибо.
 — Всегда пожалуйста, — ответила она. — Доброй ночи. Она подождала, не скажу ли я еще что-нибудь, но я попрощался и вернулся к себе. Раздевшись, я лег в постель и почитал какую-то книжку. Перед сном я позвонил Мире.
 — Вас беспокоит ваш знакомый с пляжа.
 — А-а, да, привет…
 — Только давайте без имен, — предупредил я.
 — Да, понятно. Когда мы с вами увидимся?
 — Может быть, завтра.
 — А сегодня никак?
 — Нет.
 — Как жаль! Я надеялась… Вам удалось сделать то, о чем мы говорили?
 — Да.
 — Что-нибудь узнали?
 — Да.
 — Не расскажете? — Сейчас нет.
 — Так нечестно. Могли бы забежать и…
 — Сегодня нельзя. Нам еще нужно решить одну проблему. Кстати, есть важная вещь, которую вы должны иметь в виду. Сегодня вы ходили по всему району Вайкики, надеясь встретить Стива Бикнела.
 — Черта с два!
 — Ходили, ходили! Вы искали его повсюду. Надеялись наткнуться на него, чтобы получилась как бы случайная встреча. Вы боитесь, что за вами следят. Вы нервничаете. Один раз вы звонили, но его не было.
 — А-а, значит, я должна придерживаться этой легенды?
 — Да, если хотите, чтобы я вам помог, — ответил я и во избежание дальнейших расспросов повесил трубку.
 Я еще немного почитал, пока не заснул.




 Глава 12


 На следующее утро Мицуи — скромная, незаметная, старательная горничная — без пяти минут восемь вышла со своей сумкой из автобуса и скрылась в квартире Мириам.
 Я следил за ней из машины и, как только она вошла внутрь, поехал по Калакауа-стрит. На тот случай, если за мной тоже следят (проверить это я пока не мог, но опасался), я сделал несколько поворотов и рывков, пару раз превысив скорость; если бы какая-то машина увязалась за мной, я должен был бы это заметить. Убедившись в том, что наверняка оторвался от любого хвоста, я свернул налево на Кинг-стрит и поехал медленнее, внимательно просматривая номера стоявших у тротуара автомобилей.
 Машину Мицуи я нашел примерно в том же месте, что и накануне. Я вышел и глянул на ее спидометр. Судя по километражу, она приехала сюда прямо из дома, никуда не сворачивая.
 Удовлетворившись этим, я отправился в тот пригород, куда она ездила вчера вечером. Когда я туда добрался, было уже около девяти часов.
 Какой-то парень, с виду довольно приветливый, вышел из своего дома и собирался усесться в автомобиль. Я остановился рядом.
 — Прошу прощения за беспокойство. Вы не знаете, где здесь дом Смитов?
 — Дом Смитов?
 — Да. Он сдается в аренду и должен быть где-то рядом.
 — Я тут не знаю ни одного дома, который бы сдавался, — с сомнением ответил он. — Вы не ошиблись адресом? Уверены, что это именно здесь?
 — Не могу сказать, что уверен, — ответил я, — но мне вроде бы так объяснили.
 — Тут сдавался один дом, — вспомнил он, — вон там, налево, в конце этого проезда, но его уже месяц назад кто-то арендовал.
 — А его фамилия не Смит? — спросил я с надеждой.
 — Нет, — ответил парень, — он… у него какая-то странная фамилия. Как же его… я с ним недавно познакомился. А-а, да, его фамилия Бастион. Он мало с кем здесь общается.
 Я устало вздохнул.
 — Да, похоже, мне надо вернуться и разузнать дорогу получше. Наверно, я где-то ошибся поворотом.
 — Тут вообще мало домов сдается, — посочувствовал парень, — и их быстро расхватывают. Вас кто сюда направил?
 — Агент по недвижимости, — ответил я. — Надо было мне взять его с собой, но я понадеялся, что сам найду. Спасибо большое, извините еще раз.
 И я двинул обратно в Вайкики. Первым делом я нашел в «Ройял Гавайян» Берту Кул. Она ела на завтрак папайю.
 — Привет, Дональд, — сказала она. — Ну как, что-нибудь узнал?
 — Что тебя интересует?
 — Вкусная штука. — Берта указала ложкой на папайю.
 — Конечно, вкусная. И для тебя очень полезная. Много пепсина, который помогает пищеварению. А еще папайю применяют, когда готовят мясные блюда, — от нее мясо становится нежнее.
 — Ты еще расскажи про состав питательных веществ! — взорвалась Берта. — Мне не надо помогать переваривать пищу. Не волнуйся, я все, до последнего кусочка, переварю сама, лично, выжму все питательные вещества в свой собственный желудок. Ты лучше скажи, какого черта мы здесь время проводим?
 — Ждем, пока ты установишь контакт, — лукаво ответил я.
 — Знаешь, что-то это все очень подозрительно. — Берта даже отложила ложку. — Не за что зацепиться. Я звонила этой красотке раз пять или шесть, и мне все время отвечают, что ее нет. Какая-то мерзкая горничная снимает трубку и говорит, что она ушла на пляж. Знаешь, что я думаю? Она всех водит за нос, и помощи ей ни от кого не нужно. Вот и руководи после этого расследованием! Слушай, почему бы тебе не заняться делом и что-нибудь не узнать?
 — Например?
 — Например, что тут происходит, черт возьми!
 — А я-то думал, что это должна сделать ты, а я буду только твоим подручным.
 — Ты рассуждаешь, как Бикнел!
 — Ну ладно, что ты хочешь, чтобы я сделал?
 — Выясни, что происходит! Господи, и зачем я только уехала из бюро? Бизнес, Дональд, — вещь серьезная. Это тебе нужно ездить и управляться со всеми делами, а Берта должна сидеть в конторе и выдаивать из клиентов желтые кружочки и зеленые бумажки. — Помолчав, она добавила: — А здесь я не знаю, что делать. Этот олух, наш клиент, уже собирается нас уволить. Сначала устраивал скандалы, требовал, чтобы мы действовали по его указке, а теперь мы же во всем виноваты.
 — Ладно, — смилостивился я. — Тогда слушай. Во-первых, Сидней Селма — тот, что плыл с нами на корабле, — шантажист. Он пытался шантажировать Норму Радклиф и, насколько я понял, не без успеха. По-моему, есть что-то такое, о чем Норма нам не рассказывает.
 — Так, — сказала Берта. — И что дальше?
 — Во-вторых, есть и другой шантажист, который угрожает Мириам. Его зовут Джером К. Бастион. Он арендует дом в пригороде Гонолулу. Его адрес — Нипануала-Драйв, 922.
 Берта застыла в изумлении.
 — Что ты мелешь?
 — Рассказываю тебе, что здесь происходит.
 Берта вдруг рванулась к своей сумочке и выхватила блокнот и карандаш.
 — Как, ты говоришь, его зовут?
 — Джером К. Бастион.
 — А адрес?
 — Нипануала-Драйв, 922.
 — Скажи по буквам, — попросила она. Я сказал по буквам.
 — Чертовы гавайские названия! — выругалась Берта. — Меня уже в дрожь бросает. С ума сойти можно от этого языка!
 — Капакахи, — сказал я.
 — Это еще что такое? — не поняла Берта.
 — С ума сойти, — ответил я.
 — Я же и говорю, с ума сойти, — вспылила Берта. — А что значит «капакахи»?
 — Сойти с ума.
 Лицо Берты налилось кровью.
 — Я уже сто раз сказала, что от этого языка можно сойти с ума, а ты без конца повторяешь какой-то гавайский бред! Что за чушь ты порешь?
 — «Ка-па-ка-хи», — с расстановкой повторил я, — по-гавайски значит «сойти с ума».
 Берта аж зашипела, как гадюка, но весь пар у нее уже вышел.
 — Иногда мне хочется задушить тебя голыми руками, — процедила она. — Откуда ты все это узнал?
 — Обычная работа детектива: арендую машину, выслеживаю шпионов.
 — Ты ведешь учет расходов?
 — Конечно.
 — Вот это правильно, — с облегчением вздохнула Берта. — Расскажи поподробнее об этом сукином сыне Бастионе.
 — Он требует с Мириам двадцать тысяч долларов.
 — За что?
 — За сокрытие доказательств того, что она убила мужа.
 — Жарь меня вместо устрицы! — вырвалось у Берты. Подумав немного, она сказала: — А что же этот тип из Денвера, Эдгар Ларсон? Знаешь, Дональд, мне что-то не нравится, как он себя ведет. Он очень скрытный и хитрый и наверняка уже что-то знает. Иначе он развил бы тут бурную деятельность, и мы бы все время на него натыкались. А про него ни слуху, ни духу. Будто заполз в берлогу и вход за собой завалил.
 — Поэтому-то я тебе и рассказываю про Бастиона, — сказал я.
 — Почему?
 — Потому что Ларсон хитер, а мы должны его обскакать.
 — А что он может сделать?
 — Может добраться до Бастиона и предложить ему сделку.
 — По поводу чего?
 — По поводу того, что известно Бастиону.
 — А что ему может быть известно?
 — Не думаю, что очень много; сейчас он, вероятно, просто блефует. Но все-таки он знает что-то, что подогревает его интерес и побуждает всеми правдами и неправдами добывать новую информацию.
 — И что из этого следует?
 — Из этого следует, — ответил я, — что ты должна прогуляться по пляжу и…
 — Я — по пляжу? — с негодованием вскричала Берта. — Чтобы набрать полные туфли песка или распороть чулок о какую-нибудь корягу?
 — Должна пройтись по пляжу в новом купальнике, босиком, — продолжал я, не обращая внимания на свирепое выражение ее лица. — Никаких туфель, никаких чулок. Если хочешь, можешь надеть пляжные сандалии. Ты пойдешь туда и найдешь Бикнела, сидящего под зонтиком. Поторопись, а то он, пожалуй, уже начал терять терпение и может наброситься на тебя с упреками. Он станет допытываться, что ты успела узнать, будет нудить, что пора бы получить хоть какие-то результаты.
 Берта аж взревела:
 — Ты мне еще будешь рассказывать! Я уже отведала, каково это — вести расследования по указке клиента. Он хочет, чтобы я установила контакт с Мирой. Как же! Мира рвется поговорить со мной ничуть не больше, чем я рвусь позвонить в налоговую инспекцию и доложить о своих доходах, чтобы они могли содрать с меня побольше налогов.
 — Берта, — сказал я, — сейчас у тебя есть что доложить Бикнелу. Ты докажешь ему, что мы занимаемся делом. Еще ты можешь сказать, что горничная Миры — шпионка, нанятая шантажистом, и ему нельзя даже близко подходить к ее дому, а встречаться с Мирой нужно здесь, на пляже.
 Жадные маленькие глазки Берты засверкали. Я чувствовал, как она буквально засасывает информацию.
 — Ты не заливаешь?
 — Нет, не заливаю.
 — Откуда ты узнал про горничную?
 — Следил за ней вчера вечером.
 — Черт возьми, Дональд! — объявила Берта. — Иногда я просто горжусь тобой! Давай выкладывай, что ты еще узнал.
 — Квартира Миры прослушивается, — сказал я. — Там в гостиной установлен «жучок», и все разговоры записываются на магнитофон. Обслуживание магнитофона, замена и передача пленок — дело горничной.
 — Ах, маринуй меня с чесноком! — воскликнула Берта. — Как это ты узнал?
 — Хожу, наблюдаю, — уклончиво ответил я. — Пока это все, что у меня есть.
 — Ладно. Работай дальше.
 — А ты надевай свой купальник, ступай на пляж и найди Бикнела. Он обязательно будет сидеть под зонтиком.
 — И как ты уломал меня купить этот купальник? Я была здорово выпивши. Сегодня я в него влезла, так у меня из-под него все торчит!
 — Вот ступай и поторчи на пляже. Ты для чего сюда приехала? Делать деньги или побеждать на конкурсе красоты?
 Берта снова зыркнула на меня с яростью.
 — И поторопись, — добавил я. — Бикнел действительно начинает возникать по поводу нашей работы, и дело может кончиться плохо.
 Берта схватила нож, словно собиралась пронзить тарелку с яичницей и ветчиной, которую только что принес официант.
 — Ладно, — сказал я, — давай завтракай. Приятного аппетита.
 — Дональд, — сердито сказала Берта, — куда это ты собрался?
 — Погулять, — ответил я и пошел к выходу, помахав ей на прощанье рукой.
 Берта осталась сидеть над тарелкой. Я был уверен, что за мной она не побежит. За яичницу с ветчиной было уплачено, и Берта ее съест, даже если вдруг начнется потоп, мор или эпидемия.
 Я зашел в телефонную будку и позвонил Мириам Вуд-форд.
 Трубку сняла горничная.
 — Миссис Вудфорд еще не вставала, — ответила она.
 — А мисс Радклиф?
 — Тоже не вставала.
 — Передайте им от меня вот что… — начал было я.
 — Я не могу им ничего передать, — прервала она меня каким-то деревянным голосом, отделяя и четко произнося каждое слово. — Они спят.
 — Разбудите их, — я решил быть непреклонным, — и передайте, что звонил Дональд Лэм и что я сейчас приду.
 — Они не вставали, — упрямо повторила она.
 — Передайте им это сообщение, — твердо сказал я и повесил трубку.
 Выждав минут десять, я поднялся к Мириам.
 Она впустила меня сама. Кроме шелкового пеньюара, на ней, видимо, не было ничего. Пока она стояла в дверях, на фоне яркого солнечного света, лившегося сзади из окна гостиной, сквозь шелк просвечивали контуры ее восхитительной фигуры.
 — Ох и ранняя вы пташка, — сказала она. — Разве можно поднимать девушек в такую рань?
 — Есть дело.
 — Входите же, Дональд. Мы только-только открыли глазки. Норма еще принимает душ.
 Войдя в гостиную, я указал рукой сначала на картину, где был спрятан микрофон, а потом на спальню. Мириам прекрасно меня поняла.
 — Зайдите на минутку сюда, Норма хотела вам что-то сказать. Норма, ты в приличном виде?
 — А кто это? — отозвалась Норма.
 — Дональд.
 — Я же в душе.
 — Ну и оставайся там, — сказала Мириам и пропустила меня в спальню. — Садитесь, Дональд.
 Я плотно прикрыл дверь, потом обошел спальню, заглянул под все картины и внимательно осмотрел стены. Мириам во все глаза следила за моими действиями. Когда я закончил, она подняла брови в немом вопросе. Я отрицательно покачал головой.
 — Должно быть, они успевали установить только один «жучок» и выбрали для этого гостиную.
 — Ну, рассказывайте же, — нетерпеливо попросила она.
 — Я проследил за вашей горничной, — начал я. — Она, как и полагается, села на автобус, но вышла после поворота на Кинг-стрит. Там у нее стоял вполне приличный «шевроле». Она села и поехала по шоссе к мысу Коко. Остановилась возле одного маленького домика. Там на крутом склоне с полдюжины таких домиков, а внизу небольшая бухта с пляжем.
 — Это где?
 — Называется это место — Нипануала-Драйв, 922.
 — И что она там делала?
 — В доме пробыла недолго, но вполне достаточно для того, чтобы отдать пару записанных пленок и взять несколько новых. Потом вернулась в машину и поехала домой. Утром встала, доехала на машине до Кинг-стрит, опять оставила машину, села на автобус и приехала сюда, на работу.
 — Хитрая мерзавка! — проговорила Мириам. — Будь моя воля — выдавила бы ей глаза и…
 — Это ничего не даст. Для нас сейчас главное — держать свои карты к груди поближе.
 — Как это?
 — Я хочу, — пояснил я, — чтобы вы с Нормой сразу после завтрака надели ваши самые соблазнительные купальники. Чтобы вы пошли на пляж и нашли бы там под зонтиком Стефенсона Д. Бикнела.
 Лицо Мириам моментально скорчилось в недовольную гримаску. В ответ я изобразил молчаливое недоумение.
 — Сама не знаю, — ответила она на мой немой вопрос. — Когда-то он был партнером Эзры, и в этом качестве я к нему относилась совершенно нормально. Но теперь он распоряжается всеми моими деньгами, и в этом качестве совсем мне не нравится.
 — Почему?
 — Потому что я не люблю сторожей. Не люблю опекунов. Не люблю шпионов. Не люблю, когда суют нос не в свои дела. Не люблю дисциплины. Не люблю вообще никаких ограничений. Не люблю и никогда не любила.
 Тут Норма высунула голову из-за двери ванной и спросила:
 — На берегу спокойно?
 — Здесь Дональд.
 Она повернула голову ко мне.
 — Привет, Дональд. Как насчет того, чтобы позволить девушке что-нибудь на себя набросить?
 — Да ладно тебе! — беззаботно бросила Мириам. — Дональд и так уже все про тебя знает.
 — Ну не настолько, — возразила Норма.
 — Бьюсь об заклад, узнает и настолько.
 — На что спорим?
 — На две сотни, — подумав секунду, предложила Мириам.
 — Идет. Хотя нет, не идет. Ты просто пытаешься сорвать мне игру. — Она рассмеялась. — Дональд, раз Мира не хочет, не кинете ли вы мне вон тот халат?
 — А я-то почему должен хотеть? — Я тоже засмеялся. — Не вижу ни одной разумной причины.
 — Ну, достали вы меня! — Норма задумалась. — Ой, кто это ползет? — И она указала голой рукой на дверь.
 Мы с Мириам резко повернули головы. Я услышал сзади топот босых ног и, обернувшись, увидел, что Норма уже схватила халат и прижала его к груди.
 Мириам расхохоталась, а Норма, пятясь задом, вернулась в ванную. Через несколько секунд она, сияя улыбкой, вышла к нам, завязывая халат на поясе.
 — Ну что, шутники? — язвительно спросила она.
 — Да, неплохо ты нас сделала, — призналась Мириам.
 — А скажите-ка мне, девушки, — спросил я, — что бы вы подумали и как бы поступили, если бы я послушно подал Норме халат, когда она меня попросила?
 — Лично я подумала бы, что вы настоящий джентльмен, — ответила Норма и добавила: — И очень разозлилась бы, если бы не услышала комплиментов.
 — А я бы выкинула его отсюда, — заявила Мириам.
 — Фигушки ты бы выкинула, — поддразнила ее Норма. — Не те времена!
 — Ну ладно, давайте вернемся к делу, — поспешно сказал я. — Так вот, вам надо пойти на пляж. Если хотите, можете идти порознь, но когда Мира найдет Бикнела, нужно, чтобы Норма сразу оказалась рядом.
 — И что нам там делать? — спросила Норма.
 — Ничего, просто ходить и красоваться. Демонстрировать свои прелести, флиртовать, трепаться.
 — По-моему, он и так строит планы на будущее, — недовольно сказала Мириам. — Насмотрелся на счастье Эзры, вот и раскатал губы. Вчера он меня облобызал как заправский Ромео.
 — Вполне возможно, — согласился я.
 — Я уже один раз выходила замуж из-за денег, — заявила Мириам, — но теперь у меня деньги есть.
 — И больше не хотите?
 — Во всяком случае, не таким способом — выйти за Стива Бикнела и ждать, пока он протянет ноги.
 — Говори за себя, — ухмыльнулась Норма. — Тут еще я есть.
 — Да, ты-то уж, пожалуй, ждать не станешь, — согласилась Мириам и повернулась ко мне. — Ну хорошо, мы находим Бикнела. Что дальше?
 — Дальше, — стал объяснять я, — вы будете держаться вместе. Вы, Мириам, все время намекаете Норме, чтобы она отошла, но без толку. Вы, например, предлагаете ей пойти в пляжный магазин посмотреть что-нибудь из одежды, говорите, что обязательно ее дождетесь.
 — А я? — спросила Норма.
 — А вы никаких намеков не понимаете и отвечаете, что хотите пойти с ней вместе.
 — Это я должна играть такую дуреху? Я кивнул.
 — Ну ладно, — сказала Норма, — постараюсь, чтобы это выглядело убедительно.
 — Бикнел должен поверить, — пояснил я, — что Мириам ищет случая остаться с ним наедине. Но вы ее гость, и поскольку вы неразлучные подружки, вам и в голову не приходит, что у Мириам может появиться желание от вас избавиться. У вас ведь нет секретов друг от друга.
 Норма кивнула.
 — И когда мы должны все это разыграть?
 — Сразу после завтрака.
 — А что делать с нашей служанкой, Мицуи?
 — Мицуи, конечно, будет мною интересоваться, — сказал я, — поэтому надо как-то ввести меня в игру.
 — Как же нам вас представить?
 — Допустим, я знал вас обеих еще в Нью-Йорке. Был вашим хорошим знакомым, а за Нормой даже ухаживал.
 — Успешно? — поинтересовалась Норма. Я усмехнулся.
 — Для пользы дела лучше показать, что когда-то в прошлом успехи были.
 — Отлично, — согласилась Норма. — Придумайте мне бурную биографию, и я постараюсь соответствовать.
 — Вы только про меня не забудьте, — напомнила о себе Мириам.
 — Конечно, не забудем, — успокоил ее я, — особенно когда Мицуи доложит обо всем Бастиону.
 — А что тогда будет?
 — Это заранее не угадаешь. Может быть, он станет искать какой-то новый способ шантажа. А пока не забывайте, что магнитофон работает. Как только выйдете в ту комнату, разговаривайте о чем-нибудь интимном. Отпускайте колкие намеки, обсуждайте меня, шушукайтесь. Имейте в виду, что слова, сказанные шепотом, не записываются; можно сесть поближе друг к другу и просто шипеть — получится, словно разговор шепотом.
 — Зачем бы это нам шептаться, если мы не знаем про микрофон? — не поняла Норма.
 — А служанка? — напомнил я. — Нужно же беречь репутацию Нормы.
 — Это после того, как мой бывший любовник заходит в спальню до завтрака, когда мы одеваемся?
 — Вы забываете, что Мириам тоже здесь. В компании всегда безопаснее.
 Норма вдруг разразилась хохотом, запрокинув голову. Что тут смешного? — не понял я.
 — Я вспомнила, как Мириам обеспечивала мою безопасность. Тоже мне, подруга!
 Но Мириам о чем-то напряженно размышляла.
 — Дональд, а не могли бы вы… — начала она, но не договорила.
 — Что? — спросил я.
 Поколебавшись секунду и глянув на Норму, она сказала:
 — Не могли бы вы съездить в этот дом? Подождать, пока Бастион уйдет купаться, войти и как следует там все осмотреть. Может быть, вы найдете какие-нибудь улики, которые он хранит у себя и… Вряд ли ведь он пойдет в полицию с заявлением — он же не может сказать, что держал у себя улики с целью шантажа.
 — Я так понимаю, вы учите меня работать? — спросил я.
 — Да, — ответила она, глядя мне в глаза.
 — Это лишнее. Мне уже приходилось иметь дело со столькими случаями шантажа, что многие вещи для меня просто очевидны. В нашем случае есть некоторые сложности, о которых вы пока не знаете. Поэтому постарайтесь в точности делать то, что я вам говорю.
 В дверь осторожно постучали. Мириам с сомнением переглянулась с Нормой. Дверь отворилась, и в спальню заглянула Мицуи. Ее невинные глазки, похожие на блестящие спелые маслины, быстренько обшарили комнату.
 — Я ухожу в магазин, — проговорила она. — Завтрак на столе. — И закрыла дверь.
 — Как вам это нравится? — воскликнула Мириам. — Чертовка делает, что хочет. Мы, видите ли, немного опоздали к завтраку. Можно подумать, что она торопится к поезду.
 — Она что, каждое утро уходит в магазин? — спросила Норма.
 — Да, и ей, видите ли, нужно обязательно уходить в определенное время.
 — Ну вот, опять проблемы, даже в «райском уголке Тихого океана»! — рассмеялась Норма.
 — Ну ладно, — сказал я, — мне пора. А вы, девочки, завтракайте поскорее и бегом на пляж!
 — Мы не задержимся, — заверила Мириам. — Нам только влезть в купальники — и мы готовы.
 — О’кей. Тогда я пошел.
 — А вы куда, Дональд?
 — Нужно забежать в пару мест.
 — А с нами поплавать не хотите?
 — Нет. Вам надо сыграть то, что я вам объяснял.
 — Я-то, конечно, должна с ним видеться хоть иногда, — сказала Мириам, — но зачем таскать с собой Норму и портить ей все утро? Она могла бы встретиться и еще с кем-нибудь…
 — Нет, вам надо сделать точно так, как я сказал, — настойчиво повторил я и ушел.
 Бегом вернувшись к себе в отель, я надел плавки, взял напрокат доску для серфинга, лег на нее и поплыл, гребя руками, в тот конец пляжа, который был отведен для постояльцев «Ройял Гавайян».
 Бикнел был на месте. Выйдя с доской на берег, я подошел к нему и сел рядом.
 — Приветствую вас, — сказал я. — Как самочувствие?
 — Гораздо лучше. При моем артрите солнце и свежий воздух очень полезны. Вот, смотрите, я даже начал загорать.
 — Будьте осторожны, а то сгорите.
 — Нет, я не сгораю, хотя кожу немного пощипывает. Постараюсь приобрести хороший загар. Ну как, Дональд, выяснили вы уже что-нибудь с вашей партнершей?
 — Конечно, — ответил я как можно более беззаботно, — начало положено и скоро…
 — Только не пудрите мне мозги! Я удивленно посмотрел на него.
 — Одно из двух, — резко сказал он. — Либо вы абсолютно некомпетентны, либо что-то уже узнали, но скрываете от меня.
 — Как мы могли что-то узнать, — возразил я, — если вы настаивали, чтобы мы обязательно действовали через Мириам Вудфорд, а Берта никак не может с ней встретиться? Вы же сами требовали, чтобы Берта сначала поговорила с ней как женщина с женщиной.
 — Ну и что в этом плохого?
 — Ничего, только этот метод не работает и, я боюсь, не сработает и дальше.
 — Почему же Берте это не удается?
 — Не может же она пойти к Мириам, позвонить в дверь и сказать: «Привет, вы женщина и я женщина, так не расскажете ли вы мне о своих неприятностях?»
 — Зачем же делать из меня дурака? Я вовсе не имел в виду, что миссис Кул должна идти и звонить в дверь. Я имел в виду, что она может встретиться с Мириам как бы случайно здесь, на пляже, разговориться. Когда это будет нужно, она может сказать, что она частный детектив из Калифорнии. Тогда Мириам подумает как следует и решит попросить у нее совета. Вот все и устроится! Должен признаться, я слегка разочарован вашей партнершей, Дональд. Ей не хватает воображения, что ли.
 — Ладно, она с минуты на минуту должна выйти, вот вы ей все и скажете.
 — Конечно скажу.
 Я забрал свою доску, старательно заплыл на ней подальше в волны, потом, взгромоздясь на нее, аккуратно, без всяких выкрутасов, добрался до берега у отеля «Моана», избегая столкновений с другими серфбордистами, сдал доску и поднялся к себе в номер. Потом принял душ, сполоснул плавки, повесил их сушиться, подошел к окну и стал высматривать на пляже Миру и Норму. Но узнать их с такого расстояния без бинокля оказалось невозможно: красивых девушек на пляже было пруд пруди.
 Тогда я уселся в кресло и стал ждать, глядя на телефон. Как говорится, ждать да догонять — хуже нет.
 Время шло, но телефон молчал. Прошел час, другой. Наконец раздался звонок. Я бросился к телефону, словно девушка, ожидавшая приглашения на первый бал, и сграбастал трубку. Это была Берта. Голосом, прерывающимся от волнения, она проговорила:
 — Дональд, ради Бога, приезжай скорее! — Куда?
 — В полицейское управление.
 — Что-нибудь случилось?
 — Да. Приезжай, прошу тебя.
 — Где тебя найти?
 — В кабинете сержанта Хуламоки. Отдел расследования убийств.
 Я повесил трубку и набрал номер Мириам. Она подошла сама.
 — Мириам, это Дональд, — сказал я.
 — Привет, Дональд. Какие новости?
 — Вы встретили Бикнела?
 — Вы шутите!
 — Так встретили или нет?
 — Мы с Нормой влезли в такие купальники, что даже мне было неловко, — ответила она, — и обошли весь пляж. Бикнела нигде нет.
 — Ну как же так? Он же сидел там, под зонтиком.
 — Да не было его.
 — Вы уверены?
 — Абсолютно.
 — А Берты Кул?
 — Это той тетехи, что приплыла на корабле вместе с вами?
 — Да.
 — Не было. Неужто она осмелится напялить на себя купальник?
 — Вполне возможно.
 Мириам прыснула, потом сказала:
 — Нет, ее мы тоже не видели.
 — О’кей, — сказал я, — тогда сидите тихо, никуда не выходите. Там что-то случилось, точно не знаю. — И повесил трубку.
 Я помчался в полицейское управление. Приехав, попросил проводить меня к сержанту Хуламоки.
 У него в кабинете сидели Берта и Стефенсон Бикнел. Было заметно, что они очень напряжены и даже напуганы. А за столом сидел сам сержант Хуламоки. Мы обменялись с ним рукопожатиями.
 — Мы тут пытаемся выяснить обстоятельства одного небольшого дельца, — сказал он, — и миссис Кул считает, что вы можете нам помочь.
 Что-нибудь серьезное? — спросил я.
 — Мистер Бикнел, — пояснил сержант Хуламоки, — стал невольным свидетелем преступления.
 Бикнел взглянул на меня, поерзал на стуле и стиснул набалдашник трости.
 — Хочу сразу предупредить, — продолжал сержант Хуламоки, глядя на меня. — Вам не стоит строить из себя человека со стороны. Мы здесь, в полиции, получаем и внимательно просматриваем список пассажиров «Лурлайна» за несколько дней до его прихода. Нам интересно, кто именно удостаивает нас честью посетить Острова.
 В таких случаях самое безопасное — ничего не отвечать. Я молча кивнул.
 — Мы прекрасно осведомлены о роде ваших занятий, миссис Кул и мистер Лэм. Мы знаем также, чем занимался и занимается Стефенсон Бикнел, и у нас возникло предположение, что его срочный визит не случаен.
 — Срочный визит?
 — Видите ли, мистер Бикнел использовал все свои связи и возможности, чтобы получить места на «Лурлайне», пошел на большие хлопоты и существенные траты. Но даже накануне отплытия он не знал точно, кто поедет вместе с ним.
 Я снова кивнул с умным видом.
 — Нам бы очень хотелось, чтобы вы, господа, были с нами откровенны, — продолжал сержант Хуламоки. — Вы двое приехали сюда, потому что вас наняли; вы занимали каюты, зарезервированные мистером Бикнелом, и совершенно очевидно, что вы занимаетесь его делом. Что касается мистера Бикнела, то у него есть определенные финансовые интересы, к которым имеет отношение также миссис Эзра П. Вудфорд.
 — Во-первых, она предпочитает, чтобы ее называли миссис Мириам Вудфорд, — вмешался Бикнел. — А во-вторых, дважды два — это совсем не двадцать два.
 — Отлично, пусть будет миссис Мириам Вудфорд, — любезно согласился сержант Хуламоки. — Тем не менее смею предположить, что мистер Бикнел прибыл сюда по какому-то важному делу, связанному именно с Мириам Вудфорд.
 — Не понимаю, с чего вы это взяли, — возразил Бикнел.
 — Никаких других дел на Островах вы не ведете. И. друзей у вас здесь нет. Тем не менее вы заявили в компании «Матсон навигейшн», что вам нужно на Острова по чрезвычайно важному, неотложному делу.
 — Мне просто очень хотелось сюда приехать, — стоял на своем Бикнел.
 — И поэтому вы наняли детективов из агентства «Кул и Лэм. Конфиденциальные расследования», чтобы они помогли вам как следует отдохнуть?
 Бикнел молчал.
 Сержант Хуламоки покачал головой и спросил:
 — А как вы объясните тот факт, что Дональд Лэм сразу же нанес визит миссис Вудфорд?
 Бикнел выпрямился на своем стуле и бросил на меня гневный взгляд.
 — А в последний раз, — продолжал сержант Хуламоки, — он был у нее сегодня утром перед завтраком, когда обе девушки только одевались. Не иначе, Дональд Лэм — их стародавний друг?
 — Хитрый, двуличный сукин сын! — не выдержал Бикнел, не понимая, что клюет на наживку сержанта.
 — И они оживленно болтали с ним в спальне, пока одевались.
 — Они обе? — с некоторым облегчением переспросил Бикнел.
 — Обе, — подтвердил сержант Хуламоки.
 — Простите, сержант, вы за всеми приезжими следите с таким интересом? — осведомился я.
 — Нет, — ответил он мне с улыбкой.
 — Благодарю вас, — сказал я, — это большая честь.
 — Вполне заслуженная!
 Бикнел не сводил с меня холодного, ненавидящего взгляда. Сержант Хуламоки, наконец, перешел непосредственно к делу.
 — Мы имеем основания полагать, что мистер Бикнел стал свидетелем убийства, и его показания имеют огромное значение.
 — Все, что знаю, я вам уже рассказал, — раздраженно откликнулся Бикнел.
 — Нам кажется все же, что вы могли бы помочь нам гораздо больше.
 — Не будете ли вы добры, — вмешался я, — сказать мне, кто, собственно, убит?
 — Убийство совершено на Нипануала-Драйв, 922, — ответил сержант Хуламоки. — Убит Джером К. Бастион, приехавший на Острова примерно четыре недели назад.
 — Мы с Бертой Кул ездили туда, — добавил Бикнел. — Я хотел поговорить с этим парнем.
 — О чем? — спросил я с невинным видом.
 — Мне нужно было обговорить с ним пару деловых вопросов.
 — Какого рода? Чисто личных.
 И что дальше? — переспросил сержант Хуламоки.
 — Я уже десять раз рассказывал вам всю историю с самого начала.
 — Но мистер Лэм ее не слышал, а, я вижу, он сгорает от любопытства.
 — Там такой узкий проезд, — начал Бикнел, — даже негде поставить машину, чтобы не загородить дорогу. Мы развернулись, я вышел из машины и позвонил у двери. Никто не открыл. Я позвонил еще раз; снова никого. Я решил, что жилец, видимо, спустился к бухте купаться; там внизу кто-то плескался и были слышны голоса.
 — Понятно, — сказал я.
 — Тогда я решил заглянуть в одно окно, где были подняты жалюзи.
 — И что?
 Судорожно передернув плечами, он сказал: Противно про это вспоминать.
 — Нет уж, продолжайте, — вмешался сержант Хуламоки. — Вам придется поднапрячься как следует. После стольких репетиций пора бы уже перестать дергаться.
 — Ладно, постараюсь. Я увидел мужчину, лежавшего на кровати. Кто-то всадил ему пулю между глаз.
 — Что еще? — спросил сержант Хуламоки.
 — Я увидел убегающего человека.
 — Мужчину или женщину?
 — Я уже говорил вам, это была женщина.
 — Как она выглядела?
 — Этого я не могу сказать, я видел ее только сзади, мельком, главным образом ноги и бедра. Она была в купальнике, а может, даже совсем голая — точно не могу сказать.
 — Что она делала?
 — Она буквально вылетела в дверь, так что видел я ее всего одно мгновение.
 — Вы можете описать ее купальник?
 — Я даже не уверен, что на ней был купальник, — может быть, она была голая. Если и был, то плотно обтягивающий, телесного цвета.
 — И что вы сделали дальше? Тут вмешалась Берта.
 — Он вернулся к машине. Я сидела и ждала, хотела узнать, есть ли кто дома, прежде чем парковать машину. Когда Бикнел звонил в дом, а потом стал смотреть в окно, я поняла, что дома никого нет. Затем он бросился к машине, размахивая руками. У него артрит, он не может бегать, но он торопился, как мог.
 — Что произошло потом? — спросил сержант Хуламоки, пристально глядя на Берту.
 — Он кое-как объяснил мне, что он там увидел, — ответила Берта, — и велел побыстрее найти телефон и сообщить в полицию.
 — И что сделали вы?
 — Выскочила из машины, бросив ее там, где она стояла, и побежала звонить в полицию.
 — Ну, а что дальше?
 — Потом я вернулась, заглянула в это окно и увидела тело. После этого мы безвылазно просидели с Бикнелом в машине до приезда полиции. Все это заняло лишь несколько минут.
 — Где вы нашли телефон?
 — Там, где я вам уже говорила в первый, второй, третий, четвертый и пятый раз. — Взгляд Берты сверкнул негодованием. — Я вскарабкалась на миллион ступенек в дом, который стоял на верху холма, и попросила разрешения воспользоваться их телефоном.
 — А в тот дом, где лежало тело, вы не заходили?
 — Конечно нет! Что я, ненормальная?
 — А Бикнел?
 — Конечно нет!
 — Вы видели его с того места, откуда звонили?
 — Вот именно, видела. Когда я объяснила хозяйке, что мне нужно, она провела меня к телефону, который находился как раз у большого венецианского окна. Я видела, что Бикнел стоял там, словно заблудившаяся овца.
 — Я даже не пробовал открывать, — добавил Бикнел. — Я не настолько глуп.
 — В этом я не сомневаюсь, — заметил сержант Хуламоки. — И все же мне кажется, что вы должны были рассмотреть эту девушку лучше, чем вы тут нам рассказываете.
 — Тем не менее. Сержант обернулся к Берте:
 — Хорошо, вот вы вернулись, позвонив в полицию. Вы не попробовали проверить заднюю дверь?
 — Нет, это еще зачем?
 — Все-таки в доме был убийца.
 — Вот именно, что «был», — сказала Берта. — Не думаете же вы, что она могла там остаться. Бикнел видел, как она выбегала из комнаты. Она услышала наши звонки в дверь и, конечно, удрала при первой возможности.
 — Каким образом?
 — Видимо, через заднюю дверь. Потом спустилась по ступенькам к бухте, переплыла на другую сторону и выбралась наверх — к своей машине, если она ее там оставила, а может, вошла в какой-нибудь дом. Черт возьми, откуда мне-то знать, каким образом она ушла, но она точно должна была уйти.
 — А что, разве сложно было подняться на вершину холма, откуда видно эти ступеньки и бухту, и разглядеть все-таки эту девушку? Хотя, возможно, мистер Бикнел уже узнал ее и не хотел, чтобы вы тоже ее узнали?
 — Я, к вашему сведению, не газель, — едко ответила Берта, — и скакать, как горный козел, не могу. Лазить по горам, прыгать с камня на камень и тому подобное — это меня как раз в последнее время прельщает меньше всего.
 — Мистер Бикнел тоже, как вы говорите, простоял на крыльце все время, пока вы ходили звонить в соседний дом. Я не могу отделаться от ощущения, что вы оба были как-то уж очень нелюбопытны и не предприняли ни малейших усилий, чтобы рассмотреть эту сбежавшую юную особу.
 — Бикнел страдает артритом, — ответила Берта, — ему вообще очень трудно передвигаться.
 Сержант Хуламоки покачал головой.
 — А я все-таки считаю, что мистер Бикнел мог бы гораздо подробнее описать нам девушку, которую видел в доме.
 Бикнел пожал плечами.
 — Может быть, вы кого-то выгораживаете? — напрямую спросил сержант.
 — Да нет, конечно! — возмутился Бикнел.
 — Странно, — заметил сержант. — Видите ли, мистер Бикнел, так уж случилось, что мы довольно много знаем об этом Джероме К. Бастионе.
 Бикнел выпрямился на своем стуле, но выражение его лица не изменилось. Я глянул на Берту; но и она сидела с непроницаемым лицом.
 — Этот господин, — продолжал сержант Хуламоки, — был очень опытным и ловким профессиональным шантажистом. Он зарабатывал на жизнь вымогательством, и неплохо зарабатывал! А с вами на корабле приплыл сыщик Эдгар Б. Ларсон из полиции Денвера. Он приехал по службе: узнал, что Джером К. Бастион находится здесь, причем именно с целью шантажа. Так вот, у сержанта Ларсона есть основания предполагать, что объектом шантажа Бастиона является не кто иной, как ваша подопечная Мириам Вудфорд.
 — Я не являюсь ее опекуном.
 — Ну, скажем, опекуном ее состояния.
 — От этого она сама моей подопечной не становится. К сожалению.
 — Почему к сожалению?
 — Потому что я не имею никакого влияния на эту женщину. Я не могу заставить ее понять всю серьезность ситуации.
 — Какой ситуации?
 — Ее финансовой ситуации, ее социального положения. Не могу дать ей понять, что, как бы она ни относилась к Эзре, ей пристало вести себя так, как обычно ведут себя вдовы. Нет, пожалуй, я не точно выразился. Я имел в виду, что мне очень хотелось бы, чтобы она поняла, что ее образ жизни, такой естественный, такой непредсказуемый, должен… в общем, что она не должна быть столь легкомысленной.
 Сержант Хуламоки внимательно выслушал тираду Бикнела и сказал:
 — Мистер Бикнел, у нас здесь, на Островах, ни богатство, ни связи особой роли не играют. Если мы расследуем преступление, то делаем все, чтобы раскрыть его до конца, невзирая на лица.
 — Рад слышать, — ответил Бикнел.
 — И если обнаруживаем, что кто-либо с нами неискренен, наше отношение к этому человеку резко меняется к худшему.
 — Полностью разделяю такое отношение к делу, — заверил его Бикнел.
 — Можете ли вы еще что-нибудь добавить к вашим показаниям?
 — Нет.
 — Значит, девушка, которую вы видели, была в купальнике?
 — Я полагаю, да.
 — И она была молода?
 — Она была очень гибкая, стройная, ловкая.
 — Высокая?
 — Да, довольно высокая.
 — Худая?
 — Не сказал бы. У нее были стройные ноги и хорошая… фигура.
 — Красивые формы?
 — Да, — ответил Бикнел.
 Сержант Хуламоки поднялся из-за стола.
 — Извините, я должен на несколько минут прервать нашу беседу. Мне нужно переговорить с сержантом Ларсоном, у нас назначена встреча. — И вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.
 Я встал, указал Берте и Бикнелу на настольную лампу, которая стояла на какой-то странной подставке, и приложил палец к губам. После этого я сказал:
 — Ну ладно, друзья, расскажите-ка мне быстренько, как все было на самом деле. Итак?
 — На самом деле, — начал Бикнел, — мы…
 Тут Берта двинула его по ноге так, что Бикнел скорчился от боли.
 — Мы ему все рассказали, Дональд, — объявила Берта. — Все было в точности так, как описал Бикнел.
 — Он узнал девушку?
 — Спроси его сам, — ответила Берта.
 Я еще раз сделал предостерегающий знак и спросил:
 — Бикнел, скажите мне откровенно и не тяните время. Мы работаем на вас, поэтому вы должны говорить нам все, как есть. Вы узнали эту девушку?
 — Конечно же нет, — убежденно ответил Бикнел, поняв наконец, в чем дело. — Я рассказал ему все начистоту.
 — Все в точности?
 — В точности.
 — И ничего не скрыли?
 — Ничего.
 — Имейте в виду, — не унимался я, — у нас большой опыт в делах такого рода, а у вас его нет. Так что, Бикнел, отвечайте честно: вы действительно говорите нам всю правду?
 — Всю правду, без всякого исключения.
 — Ладно. Но ведь действительно странно, что вы видели только, как эта девушка выбегает в дверь, и не можете сказать про нее больше ничего. Например, где она была в тот момент, когда вы заглянули в окно?
 — Не знаю, — ответил Бикнел. — Видимо, она где-то спряталась. А потом, вы же знаете, как это бывает: внезапное движение приковывает ваше внимание. Я заметил, как метнулось что-то белое, и тут же увидел ее ногу. Понимаете, Дональд, комната была освещена довольно плохо, а через стекло смотреть вообще трудно — мешают блики и отражения. Во всяком случае, единственный момент, когда я сумел более или менее разглядеть девушку, — это когда она уже выбегала через дверь.
 Я обернулся к Берте:
 — Теперь скажи мне ты, Берта. И тоже, пожалуйста, ничего не скрывай.
 — Черт возьми, — вскипела Берта, — я и не собираюсь ничего скрывать и никого укрывать. Это же убийство! Что мне, хочется, чтобы на моего клиента повесили убийство? Я тебе и говорю все, как есть. Я лично думаю, что он ее действительно не узнал.
 — Но вы уверены, что это была женщина? — спросил я у Бикнела.
 — Да, я видел женскую ногу и… заднюю часть.
 — А что за купальник на ней был?
 — Я даже не уверен, что на ней был купальник. Вполне возможно, что она была совершенно голая.
 — Куда же она могла деться?
 — Очевидно, выскочила через заднюю дверь.
 — Почему вы так думаете?
 — По-моему, я слышал, как хлопнула дверь, когда там стоял.
 — И ничего не предприняли?
 — А что я мог предпринять? Вы полагаете, я должен был срочно ковылять к задней двери, чтобы встретиться лицом к лицу с женщиной, которая только что убила молодого мужчину? Что за глупости! Пусть этим занимается полиция. Я уже не молод, и у меня нет ни сил, ни здоровья. На что я могу рассчитывать в схватке с человеком, только что совершившим убийство?
 — А она не выходила туда, где вы стояли?
 — Нет, — ответил он. — Я не стал говорить это полицейским, но я представляю себе все это так. Она выходила к бухте якобы купаться в халате на голое тело. Видимо, она открыла заднюю дверь, скинула халат и вошла внутрь нагишом. Все это для того, чтобы не осталось следов крови на одежде, даже на купальнике. Пристрелив парня, она снова выскочила через заднюю дверь, накинула халат и спустилась по ступенькам к пляжу. Наверх она могла подняться по какой-нибудь другой лестнице. На нее никто не обратил бы особого внимания: обыкновенная молодая женщина возвращается после утреннего купания, и кто может знать, есть у нее под халатом купальник или нет?
 — А куда она могла деться потом? — спросил я.
 — Там от бухты склон поднимается террасами, и на них стоит с полдюжины домов; на трех уровнях проходят дороги. Она могла просто подняться на одну из этих дорог, где у нее стояла машина, и уехать еще до того, как миссис Кул дозвонилась до полиции.
 — Ну ладно, — сказал наконец я. — Видимо, пока полиция не разберется, мы больше ничего не можем поделать. Вы раньше были знакомы с Бастионом?
 — Нет.
 — Никогда с ним не встречались?
 — Никогда.
 — А ты, Берта, его знала?
 Берта отрицательно покачала головой.
 — Тело я не узнала, и имя его мне ни о чем не говорит.
 — Ну хорошо, а зачем тогда вы к нему поехали?
 — Мы поехали туда, — объяснила Берта, — потому что я получила информацию, что живущий там человек пытался шантажировать Мириам Вудфорд.
 — А откуда у тебя эта информация? — спросил я, выразительно глядя ей прямо в глаза.
 — А вот это как раз, — сказала Берта, — я не скажу даже тебе. Во всяком случае, пока.
 — Почему?
 — Это конфиденциальная информация, и я не могу раскрывать ее источник. Я это обещала и буду держать свое слово.
 — Что же вы собирались там делать?
 — Я собиралась заставить его раскрыть карты, — ответила она. — Хотела припугнуть его как следует. Ненавижу грязных шантажистов!
 — А если бы он не испугался?
 — Тогда, — добавил Бикнел, — если уж вы, мистер Лэм, так хотите все знать, в ход пошла бы моя чековая книжка.
 — Конечно, мистер Бикнел, я хочу знать все, — невозмутимо ответил я. — Очень вам признателен. Что-нибудь еще?
 — Нет, это все, — ответил Бикнел.
 — Больше ничего, — подтвердила Берта. Тогда мы закурили и стали ждать.
 Минуты через две дверь открылась и вошли сержант Хуламоки и сыщик Эдгар Ларсон из денверской полиции.
 — Приветствую вас, мистер Ларсон, — сказал я. Он в ответ кивнул и сразу приступил к делу.
 — Предлагаю выложить карты на стол. Для всех посторонних я приехал сюда в качестве туриста, но в действительности я работаю в полиции Денвера и занимаюсь расследованием убийств.
 Я кивнул.
 — Не буду вдаваться в детали, — продолжал он, — однако у нас есть основания подозревать Мириам Вудфорд в убийстве мужа, Эзры П. Вудфорда.
 Бикнел выпрямился на стуле и даже хотел вскочить, но у него не получилось — ноги подвели.
 — Вы не имеете права бросаться такими обвинениями, — выкрикнул он, схватившись за трость, — вы…
 — Не кричите, — оборвал его Ларсон, — лучше послушайте. У нас есть основания считать, что у Джерома К. Бастиона, приехавшего в Гонолулу и арендовавшего здесь дом, были доказательства причастности Мириам Вудфорд к убийству мужа.
 — Во-первых, Эзра Вудфорд не был убит, — встрял опять Бикнел. — Во-вторых…
 Но Ларсон снова его прервал:
 — Что вы знаете о Мириам Вудфорд?
 — Я знаю, что она человек порядочный. Допускаю, что она не была по уши влюблена в Эзру. Но они заключили своего рода деловое соглашение, и она свои обязательства по этому соглашению выполняла.
 — А ее прошлое вам известно?
 — Нет, — ответил Бикнел. — Более того, я и не собираюсь его выяснять.
 — Если судить с точки зрения общепризнанных норм жизни, — внушительно произнес Ларсон, — то прошлое у нее, мягко говоря, достаточно пестрое, в нем есть чрезвычайно любопытные картинки.
 — Иными словами, — в голосе Бикнела зазвучал сарказм, — вы считаете, что как только девушка теряет невинность, ее уже можно подозревать в убийстве? Так?
 — Нет, не так, — спокойно ответил Ларсон, не обращая внимания на сарказм. — Мы просто хотим знать, что за люди связаны с этим происшествием.
 Бикнел промолчал, гневно сжав губы.
 — Мириам находила себе клиентуру в морских круизах, — сказал Ларсон. — Именно так она и познакомилась с Эзрой Вудфордом. Ее тогда звали Мириам Верной. Вудфорд был одиноким богатым человеком, а Мириам кипела энергией, словно динамит. Норма была ее постоянным партнером и умело ей подыгрывала. Вот так Эзра Вудфорд и женился на Мириам.
 — А теперь послушайте меня, — не выдержал Бикнел. — Я был партнером Эзры Вудфорда и прекрасно знал, что он чувствовал и о чем думал. Раз уж вы об этом заговорили, я хочу сообщить вам, что никаких иллюзий относительно Мириам он не питал. Он прекрасно знал, что она «круиз-герл». И тем не менее она ему понравилась. Она обладала чудесным даром доставлять по ему радость, поддерживать в нем бодрость духа. Он был одинок и хотел видеть рядом молодое существо. И готов был за это платить. Вот так они с Мириам и заключили это соглашение. Она выходила за него замуж и получала за это обеспечение на всю жизнь. Она выполняла свои обязанности в этой сделке, и он выполнил свои.
 — Вся штука в том, — заметил Ларсон, — что Эзра Вудфорд оказался довольно живучим. Выяснилось, что у него сильный организм, масса собственных планов, намерений. Некоторое время Мириам, конечно, могла поиграть, но дольше она ждать не хотела.
 — Что вы имеете в виду — «ждать не хотела»?
 — Ровно то, что сказал, — ответил сержант Ларсон. — Ожидальщик из Мириам вышел никудышный. Энергии много, а терпения мало. Вот она и решила слегка ускорить события с помощью мышьяка.
 — Мышьяка? — изумленно переспросил Бикнел.
 — Да вы с ума сошли!
 — Кое-какие доказательства у меня уже есть, — сказал Ларсон. — Уверен, что и новые не заставят себя ждать. И тогда убийца предстанет перед судом.
 — Эзра умер своей смертью, — отчеканил Бикнел, — и врачи это подтвердили.
 — У него был ряд признаков отравления мышьяком.
 — В свидетельстве о смерти сказано — «острое пищевое отравление», — вспылил Бикнел.
 Ларсон выразительно промолчал. В наступившей тишине сержант Хуламоки вопросительно взглянул на Ларсона; тот согласно кивнул.
 — Ну что ж, думаю, на сегодня все. Вы все можете идти. Весьма возможно, мы вызовем вас еще раз, — смилостивился сержант Хуламоки.
 Мы встали и вышли из кабинета.
 — Я поеду с тобой, Дональд, — безапелляционно заявила Берта. — Бикнел арендовал седан и доберется сам, а потом мы встретимся в «Ройял Гавайян».
 Когда мы уселись в мою машину, я тщательно осмотрел все внутри — не появились ли в ней лишние микрофоны или магнитофоны — и лишь после этого обратился к Берте:
 — Ну, теперь рассказывай, что случилось.
 — Господи, Дональд! — всплеснула руками Берта. — Ну и попала я в переплет! У меня до сих пор поджилки трясутся!
 — Что там было? — допытывался я. — Вы что, входили внутрь?
 Она кивнула:
 — Да, Берта входила внутрь!
 — Рассказывай!
 — Меня уговорил Бикнел. Конечно, я понимала, что это страшно рискованно, но он тряс своей чековой книжкой, и я… ну, ты же знаешь тетю Берту. Она никогда не упустит случая отхватить лишний кусок.
 — Дальше, — сказал я. — Рассказывай про само дело. Когда это произошло? До того, как ты позвонила в полицию, или после?
 — После я позвонила в полицию — в точности, как я рассказывала, — и вернулась к Бикнелу, который стоял на крыльце. И мы стали ждать полицию.
 — Что потом?
 — Вот тут-то Бикнел и стал меня подбивать. Он начал говорить, что этот Бастион — шантажист, что он шантажирует Мириам, что это убийство — худшее, что можно придумать, потому что у него в доме, наверно, хранятся какие-то мерзости, а теперь их обнаружит полиция и будет целое дело.
 — Он говорил что-нибудь о том, что именно мог использовать Бастион для вымогательства?
 — Говорил что-то о прошлом Мириам. Я так понимаю, она была порядочная вертихвостка. И Бикнел, похоже, все про нее знает, но это его не волнует. Не знаю, Дональд, может быть, тут дело серьезное. Может быть, она действительно ускорила события. С этими сумасшедшими бабами ни за что нельзя ручаться. Иногда такое придумают! А современных девиц вроде Мириам и Нормы я вообще не понимаю; это другое поколение и…
 — Оставь это, — прервал ее я. — Как Бикнел узнал про Бастиона?
 — Я ему сказала.
 — Когда, где и зачем?
 — Прямо на пляже, через несколько минут после того, как ты ушел. Этот сукин сын стал на меня орать, что мы ничего не узнали, что он понапрасну потратил деньги, привезя нас сюда, что он в нас разочаровался.
 — А ты сказала ему, откуда у тебя эти сведения?
 — Не волнуйся, герой. На этот счет ты можешь Берте доверять. Я сказала ему то же, что и в полиции, — что я не могу раскрывать источники информации.
 — Правильно, и дальше не раскрывай, — сказал я, — потому что я сегодня утром тоже туда ездил — разведывал, что и как. Полиции этого лучше не знать.
 — Ну, положим, повесить это убийство на тебя они не могут: его совершили прямо перед нашим приездом, — успокоила меня Берта. — Врачи подтвердили.
 — Ладно, — сказал я. — Ответь мне теперь честно: что, Бикнел увидел в этой комнате Мириам?
 — По-моему, да.
 — Ты точно не знаешь?
 — Нет. Он не признается.
 — Тогда почему ты думаешь, что это была Мириам?
 — Потому что он так дьявольски изворачивается в своих показаниях. Думаю, что он разглядел ее гораздо лучше.
 — Ладно, тогда еще один вопрос. Сам Бикнел не мог этого сделать?
 — Нет.
 — Откуда это известно? Он не отлучался с пляжа?
 — Он был со мной. Я нашла его на пляже сразу после того, как ты ушел. Мы потом разошлись по своим номерам переодеться, но это был единственный момент, когда я его не видела, если не считать того промежутка времени, когда я карабкалась по этим ступенькам в соседний дом звонить в полицию; но это ведь было уже после того, как убийство…
 — А когда он вылез из машины и пошел к дому?
 — Он все время был у меня на глазах. Он позвонил в дверь, потом заглянул в окно и побежал ко мне. Я думаю, Дональд, что это была Мириам Вудфорд. А если так, то защитить ее нам не удастся.
 Я немного подумал.
 — Это зависит от того, что обнаружит полиция. Расскажи подробно, что у вас там произошло.
 — Значит, после того, как я позвонила, Бикнел сказал, что, судя по положению тела, Бастиона застрелили в постели. Рядом с ним на полу лежала газета — он, видимо, ее читал. Бикнел предположил, что Бастион открыл дверь заранее и снова лег в постель с газетой. Поэтому, возможно, передняя дверь могла остаться открытой.
 — Дальше, — поторопил ее я: Берта рассказывала мучительно медленно, словно высверливала зуб.
 — Так вот, — продолжала Берта, — он так заколебал меня, что, когда он стал открывать дверь, я уж решила, пусть он удовлетворит свое любопытство.
 — И что?
 — Получилось в точности, как он и предположил. Дверь была отперта и открылась — входи, не хочу! Все оказалось так просто. Я-то, конечно, сначала не пошла, но тут Бикнел запел свою серенаду с чековой книжкой. И Берта не устояла.
 — Ох, дураки! — не выдержал я. — Вы же наверняка оставили повсюду отпечатки пальцев и…
 — Ты не торопись, — ответила Берта. — Бикнел не такой уж дурак, а если бы и был дураком, я тоже не лыком шита. Перед тем как войти, я тщательно вытерла ручку двери носовым платком и предупредила Бикнела насчет отпечатков. Но оказалось, что у него в кармане пара легких перчаток; он их надел и сказал, что быстренько тут пошарит, а я чтобы ничего не трогала.
 — Дальше, — сказал я. — Что было потом?
 — Мы зашли в комнату, где лежал труп, и осмотрелись. Бикнел стал выдвигать ящики, потом начал шарить в одежде. Наконец он нашел бумажник Бастиона.
 — И что было в бумажнике?
 — Куча денег, — ответила Берта, — и какие-то бумаги.
 — Что за бумаги?
 — Не знаю, — ответила она. — Бикнел быстро глянул на них и положил к себе в карман.
 — Ненормальный, — выругался я. — Полицейские могли обыскать его и…
 — Не спеши с выводами, — снова успокоила меня Берта. — Бикнел жутко хитрый. Конечно, он боялся, что его могут отвезти в полицейское управление и обыскать. Поэтому он стал думать, куда бы их сплавить, чтобы полицейские их не нашли, а он бы потом мог их снова забрать.
 — И что он сделал?
 — Там рядом с домом есть каменная стена. Когда Бикнел вышел, он вложил бумаги в одну перчатку, скатал обе перчатки вместе, засунул их в отверстие в стене и заткнул отверстие еще одним камнем, который валялся под стеной.
 — А что в этих бумагах, ты не знаешь?
 — Нет. Может быть, и Бикнел как следует не знает. Он взглянул на них лишь мельком, но вещь, видимо, ценная, что-то из того, что он искал.
 — Что-нибудь еще? — спросил я.
 — В шкафу было много катушек с пленками, — ответила Берта, — и магнитофон для их прослушивания. Я так думаю, часть пленок были чистые, а часть — с записями. Наверно, это были разговоры Мириам и Нормы. Но их трогать мы не стали — мы не сумели бы их оттуда незаметно вывезти.
 — Теперь полицейские их найдут, прослушают и наедут на Мириам Вудфорд, как самосвал, может, еще сегодня. Дальше, что еще?
 — Вот теперь, — запинаясь сказала Берта, — осталось то, что меня больше всего беспокоит. Ты знаешь, Дональд, наверно, я совсем сбрендила.
 — Говори же, — нетерпеливо сказал я, — у нас мало времени. Выкладывай начистоту. От твоего самобичевания уже лучше не будет.
 — Пока что я держалась в рамках — закон нарушал Бикнел.
 — Не считая того, что ты тоже вошла внутрь.
 — Верно, вошла, но я, по крайней мере, ничего не трогала.
 — Так, дальше.
 — Но затем я начала трусить, отчаянно трусить, — проговорила Берта.
 — Вовремя, — заметил я.
 — Я сказала Бикнелу, что выйду наружу, послежу за обстановкой и, если появится полиция, я ему свистну.
 — И что ты сделала?
 — Вышла.
 — Оставив Бикнела внутри?
 — Да.
 — Продолжай же, — теребил ее я. — Ты ведь что-то хочешь сказать, говори же ради Бога.
 — Я заметила это, уже когда выходила. В маленькой прихожей стоял шкаф с книгами, и одна книга на полке слегка высовывалась из общего ряда. Наверно, я могла бы похвастаться своим зорким взглядом сыщика, но на самом деле это было не так. Просто женский инстинкт, привычка домашней хозяйки. Черт побери, ты только не смейся, у меня тоже есть женские инстинкты!
 — Я и не смеюсь.
 — Это оказалась фальшивая книга! Как только я за нее взялась, я почувствовала, что с ней что-то не так. И я ее вытащила! Только снаружи это была книга, а внутри, под обложкой, страницы были вырезаны.
 — Быстрее, — еще раз поторопил я. — Повторяю, у нас мало времени. К черту подробности, должны же мы понять наконец в чем дело!
 — Бикнел был в другой комнате, шарил там по всем углам. — Берта никак не внимала моим призывам. — Как только я взялась за книгу, я почувствовала, что у нее какой-то не тот вес. Я попыталась запихнуть ее на место, но второпях ничего не получилось. Тогда-то я и раскрыла ее и увидела, что книга была только снаружи. А внутри, где все было вырезано, лежала обычная кинокамера.
 — И все?
 — Все, — сказала она.
 — Что же ты с ней сделала?
 — Прежде чем что-нибудь делать, — ответила Берта, — я вынесла кинокамеру на свет и внимательно ее рассмотрела. И тут я вдруг поняла, что везде и на всем оставляю отпечатки пальцев. Я схватила носовой платок и оттерла эту книгу, как могла. Потом взялась за кинокамеру и поняла, что и на ней везде мои отпечатки и удалить их практически невозможно.
 — И что ты сделала?
 — Я украла эту кинокамеру, а фальшивую книгу поставила обратно на полку.
 — А что ты сделала с камерой?
 — Понимаешь, — ответила она, — я боялась, что полицейские могут меня обыскать. Было понятно также, что они найдут способ обшарить и автомобиль. Я вышла на улицу и некоторое время постояла на крыльце, держа в руках эту штуку. И вот тут-то у меня родилась блестящая идея. Я прошла по дороге к началу этого проезда. Там, на углу, есть полдюжины почтовых ящиков. На одном из них значилась фамилия «Эбни». Я не знала, конечно, в котором часу у них разносят почту, но подумала, что утро уже прошло, поэтому можно рискнуть. В общем, я открыла этот ящик и сунула туда камеру.
 — Оставив на ней отпечатки пальцев?
 — Нет. Я, конечно, вытерла ее, как могла, но все равно очень беспокоюсь. Может быть, что-то и осталось. У меня же не было перчаток.
 — Что потом?
 — Потом вернулась на крыльцо и тут же услышала приближающийся звук сирены. Я подала сигнал Бикнелу, и он вышел. Я спросила, нашел ли он что-нибудь еще, и он ответил, что нет, только эти бумаги.
 — Которые он спрятал?
 — Нет, они еще были у него. Как раз в этот момент он и вложил их в одну перчатку, скатал перчатки вместе, засунул в дырку в каменной стене и заткнул другим камнем, который валялся на земле. Наверно, этот камень и выпал раньше из стены.
 — А про камеру ты Бикнелу не сказала?
 — Дональд, — торжественно произнесла она, — я не говорила про камеру никому на свете и никому не скажу. Если ее найдут, я буду отпираться до последнего. Конечно, я поступила глупо, но мне вдруг пришло в голову, что в ней может быть какая-нибудь важная пленка, может быть, что-нибудь, что он использовал для шантажа. — Она замолчала и умоляюще посмотрела на меня. — Дональд, ты же такой смелый и находчивый! Ты сможешь достать эту пленку и отдать ее проявить. Полиция будет следить за Стивом Бикнелом и за мной, но у тебя-то ведь будет возможность съездить туда и отличиться.
 — Почему же ты не сказала про камеру Бикнелу? — переспросил я.
 — Чтобы оказаться во власти этого скрипучего козла? — взорвалась Берта. — Какого черта мне самой лезть в петлю? Ты про нее знаешь, я про нее знаю, теперь еще Бикнел будет знать! Или, может, ты думаешь, что когда дело дойдет до расчета, Бикнел скажет: «А еще, миссис Кул, раз вы рисковали своей лицензией и совершали противоправные действия, чтобы мне помочь, я хочу дать вам небольшую надбавку»? Вот уж хрен! Он будет иметь на меня компромат, достаточный, чтобы лишить меня работы. Он такой вредный и сварливый, что непременно постарается это использовать против меня. А я сама хочу быть вредной и сварливой, хочу иметь возможность строго на него смотреть и напоминать при случае, что это он нарушил закон, когда вошел в дом и там рыскал.
 — А ты не рыскала?
 — Я была достаточно осторожна: стояла в дверях и наблюдала.
 — Значит, что делал Бикнел, пока ты ходила засовывать камеру в почтовый ящик, ты не знаешь?
 — Он продолжал поиски.
 — Я имею в виду, ты не знаешь, что он нашел.
 — Он сказал, что больше ничего не нашел.
 — Ну, это он сказал. Но ты этого не знаешь.
 — Не знаю.
 — Ладно. Расскажи подробнее, где там в стене лежат эти перчатки.
 — Справа от дорожки, идущей вверх, футах в десяти; это примерно две трети дорожки. Там на одном камне пятно белой краски, и перчатки как раз под этим камнем.
 — Хорошо, — сказал я. — Посмотрим, что можно сделать. Только держи язык за зубами.
 — Непременно, — заверила меня Берта. — Уж про это я ни с кем трепаться не буду.
 — И еще одно, — добавил я. — Там в комнате было много крови?
 — Порядочно. Поработали неаккуратно.
 — Конечно, сейчас полицейские еще не могли искать на тебе следы крови с микроскопом…
 — Я туда и близко не подходила, — прервала меня Берта.
 — А Бикнел?
 — Он старался ходить осторожно.
 — Старался, — повторил я. — Ты же не можешь точно сказать, что там происходило. Учти, Берта, здешние полицейские свое дело знают. Они видели, в каких ты туфлях, они точно знают, во что ты была одета. И одежду Бикнела они тоже запомнили.
 — Ну и что? — не поняла Берта.
 — Сегодня они могут обыскать ваши номера, — пояснил я, — и если не найдут чего-нибудь из вещей, которые на вас сейчас, особенно обуви, то сразу поймут, в чем дело. Поэтому обязательно повидайся с Бикнелом и предупреди его, чтобы он ни в коем случае не пытался избавиться от ботинок или какой-нибудь одежды. И особенно опасно отдавать вещи в чистку.
 — А что, если у него действительно остались пятна крови на подошвах?
 — Пусть Бикнел погуляет по пляжу, — сказал я, — пройдется несколько раз вперед-назад по песочку и, раз уж у него такой артрит, пусть как следует пошаркает ножками.
 — Понятно, — сказала Берта. — А что будешь делать ты?
 — Заметать ваши следы, — ответил я.




 Глава 13


 Превышать скорость в это время дня — верный способ угодить за решетку, чего мне уж никак не хотелось. Но дело есть дело.
 Убедившись, что за мной нет хвоста, я припустил со всей мочи, хотя и в пределах разумного. Слава Богу, дорогу я уже знал хорошо и долго искать Нипануалу мне не пришлось. Свернув с шоссе и проехав вниз примерно до восьмисотых номеров, я обнаружил большое скопление автомобилей.
 Видимо, весть об убийстве быстро распространилась по округе. Полицейские перегородили боковой проезд, и перед ограждением толпились любопытные: переговаривались, глазели, щелкали фотоаппаратами.
 Толпа стояла и возле почтовых ящиков. Это мне было на руку. Я протиснулся к ящику с надписью: «Эбни», дождался, когда большинство любопытствующих устремило взгляды на дом, открыл крышку ящика и запустил туда руку. Камера была на месте! Я вздохнул с облегчением.
 Вытащив камеру, я движением плеча прикрыл крышку ящика и ненадолго присоединился к группе ротозеев, глазевших на дом. Одно дело было сделано, но предстояло сделать еще многое. Насколько я уловил стиль работы сержанта Хуламоки, времени на свободное передвижение у меня было не больше часа. Я сел в машину и помчался обратно в «Моану».
 По дороге я остановился и открыл кинокамеру. Это была стандартная узкопленочная камера, однако кассеты с пленкой в ней не оказалось. Вместо нее я обнаружил маленький рулончик пленки, две. квитанции за абонирование индивидуальных банковских сейфов — одну из банка Сан-Франциско, другую из банка Солт-Лейк-Сити — и ключи, видимо, от этих сейфов. Ключи и пленка были обернуты в мягкую бумагу, чтобы не гремели.
 Рулончик пленки оказался проявленным микрофильмом. Размотав его, я обнаружил, что это фотокопии писем. Их было множество — наверно, больше сотни.
 Одно письмо, написанное женской рукой, я решил рассмотреть с помощью карманной лупы и обнаружил, что это письмо от Нормы какому-то мужчине. Меня аж пот прошиб: дуреха подписалась собственным именем. Дальше рассматривать письма времени не было, надо было действовать: у меня в руках оказался настоящий динамит.
 Положив пленку в карман, я поехал дальше и остановился у магазина кинофототоваров. Купив новую кассету с пленкой, я вставил ее в камеру и поехал на Кинг-стрит — улицу, где оставляла свою машину Мицуи.
 Машина была на месте и даже не заперта, хотя ключа в зажигании не было. Я взял камеру и немного поснимал машину с разных сторон. Потом, потратив несколько минут на то, чтобы стереть с камеры отпечатки пальцев, я засунул ее в бардачок в машине Мицуи. Затем зашел в соседнюю лавчонку и купил будильник, упакованный в картонную коробочку. Вынув будильник, вложил в коробочку микрофильм и ключи и запечатал коробочку снова. Наконец, завернул на почту и отправил эту посылочку авиапочтой на континент — Элси Бранд, на адрес нашего агентства.
 Я был уверен, что сержант Ууламоки наверняка продержит нас в полицейском управлении до тех пор, пока его коллеги не начнут обыск в квартире Мириам Вуд-форд. Это был очевидный ход, тем более для такого толкового полицейского, каким казался сержант Хуламоки; но чтобы убедиться в этом, я все-таки проехал мимо ее дома. У дверей стояли две полицейские машины.
 Я остановился чуть дальше у противоположного тротуара и стал ждать развития событий. Поскольку обе полицейские машины были на месте, девушки, видимо, еще находились в доме.
 Минут через пять я убедился, что и тут не ошибся: из дома вышли Мириам и Норма в сопровождении двух полицейских, которые усадили их в одну из машин и умчались. Настало время действовать. Я перешел улицу и позвонил в дверь. Около минуты ответа не было, но потом дверь резко распахнулась; на пороге стоял полицейский.
 — Войдите! — сказал он.
 Я отрицательно покачал головой.
 — Входите! — Это был уже приказ.
 — Извините, — возразил я, — входить я не буду. Я только хотел попросить вас, чтобы вы обыскивали помещение как следует, досконально.
 — Кто вы такой?
 — Я знакомый этих девушек. Я очень заинтересован в том, чтобы установить, кто именно совершил убийство.
 — Войдите, — снова потребовал он. — Я хочу познакомиться с вами поближе.
 — Я уже сказал, входить я не хочу…
 Тогда он протянул руку, сграбастал меня спереди за рубашку, втянул за порог, развернул одним рывком и толкнул в ближайшее кресло.
 — Не больно умничай, — сказал он. — Если я говорю «войди», значит, надо войти. А теперь, кто…
 — Меня зовут Дональд Лэм, — как бы нехотя проговорил я. — Я частный детектив с континента, здесь по службе. Дело, которое я веду, конфиденциальное. Я уже был у сержанта Хуламоки и подвергся допросу третьей степени, после чего был отпущен.
 — Тогда какого черта вы здесь делаете?
 — Я пришел только для того, чтобы попросить вас особо тщательно осмотреть квартиру Мириам Вудфорд.
 — Нечего учить нас, как надо работать.
 — Очень надеюсь на это, но все же повторяю: я очень заинтересован в том, чтобы вы все обыскали как следует.
 — Чего ради?
 — Я боюсь, что впоследствии здесь может оказаться какая-нибудь подброшенная улика, причем в таком месте, которое вы пропустили при первом обыске.
 Он немного подумал.
 — Кого из этих девушек вы представляете?
 — Ни одна из них не платит мне ни цента.
 — В чем же состоит ваш интерес?
 — Я хотел бы выяснить, кто совершил убийство.
 — Раз вы сюда пришли, значит, подозреваете хотя бы одну из них.
 Я зевнул и сказал:
 — Для нас обоих будет лучше, если вы займетесь обыском, а мне позволите уйти по своим делам. Я действительно хочу, чтобы вы поймали настоящего убийцу, а не повесили это убийство, например, на меня.
 — С какой это стати нам вешать его на вас?
 — Чтобы быстрее закрыть дело.
 — Мне кажется, — проговорил он, — что вы сами намеревались сюда что-то подкинуть.
 Я встал и вытянул вперед руки.
 — Обыщите меня.
 Он не поленился и обыскал.
 — Единственное, что мне нужно, — повторил я, — это чтобы вы как следует сделали свое дело. Я так и знал, что вы нагрянете сюда с обыском: вначале побеседуете с девушками здесь, потом ваши сотрудники увезут их в полицейское управление, чтобы задать им еще несколько вопросов, а вы сможете остаться и обшарить помещение. Я дождался, пока полицейские увезут девушек на первой машине, и пришел к вам с одной-единственной целью. Если впоследствии здесь будет что-нибудь обнаружено при повторном обыске, я должен суметь доказать, что это было подкинуто после вас. Вы можете провести обыск таким образом, чтобы я был совершенно спокоен?
 — На наш счет не волнуйтесь, — заносчиво ответил он. — Мы с коллегой распотрошим эту квартиру до нитки. Если здесь хоть что-нибудь есть, от нас не ускользнет.
 — Отлично, — сказал я. — Не будете ли вы добры назвать мне вашу фамилию?
 — Дейли, — ответил он.
 — Так осмотрите все получше, — напоследок сказал я и поднялся, чтобы уйти.
 Он секунду поколебался, но все-таки решил меня не задерживать.
 Я поднялся к себе в номер, надел плавки и вышел поваляться на пляж. Потом взял доску для серфинга и поплыл на ней вдоль берега, разглядывая отдыхающих.
 Минут через десять — пятнадцать я наконец обнаружил Берту Кул, сидевшую под пляжным зонтиком. Я подплыл к берегу, подхватил доску и подсел к ней.
 — Ну, что нового?
 Она посмотрела на меня с подозрением.
 — Если ты скажешь хоть слово про мою фигуру, я так отделаю тебя вот этим зонтиком, будешь драпать через весь пляж до самого отеля. Ты уладил наше дело?
 Я задумчиво посмотрел на море и ответил:
 — Кажется, да. Где Бикнел?
 — Откуда я знаю? Я ему не нянька.
 — Что же ты здесь делаешь? — спросил я.
 — Сижу, жду, может быть, появится Бикнел или эта фифочка.
 — Кто?
 — Мириам Вудфорд.
 — Ее сейчас допрашивают в полиции. Берта бросила на меня испепеляющий взгляд.
 — Да что ты говоришь! — саркастически воскликнула она. — Вот уж не ожидала! — И, помолчав немного, задала встречный вопрос: — А что же ты тут тогда дурака валяешь?
 — Я даю полиции возможность осмотреть мой номер, — ответил я. — Вон, посмотри. — Я кивнул в сторону отеля «Моана». — Там в одном окне на верхней веранде стоит полицейский и смотрит в бинокль. Как только я направлюсь в отель, он сразу даст знать своему напарнику.
 — Наверно, и в моем номере сейчас шарят, — вздохнула Берта. — Надеюсь, что они своими лапами не изуродуют и не разбросают мои вещи.
 Мы немного посидели молча.
 — Дурацкий случай, — сказала наконец Берта. — Нас водят за нос, а мы не можем понять, в чем дело.
 — Откуда ты знаешь, что нас водят за нос?
 — Чувствую.
 — Ну ладно, — сказал я. — Оседлаю-ка я своего морского конька и подплыву поближе, чтобы он меня лучше видел.
 — Ты скоро вернешься к себе?
 — Как только этот мужик на верхней веранде прекратит высматривать меня в бинокль — это будет значить, что обыск закончен.
 Я опустил доску на воду, аккуратно улегся на нее животом и погреб в открытое море.
 Через полчаса я вернулся к берегу на гребне волны. Кажется, никто уже за мной не следил. Я поднялся к себе, принял душ, оделся и проверил, все ли вещи на месте.
 Потом я занялся номером автомобиля, в котором разъезжала горничная. Наведя справки, я установил, что эта машина взята напрокат. Позвонив в агентство, я выяснил, что машина выписана на имя Джерома К. Бастиона.
 Понятно, что полицейские, проведя обыск на квартире Мириам, найдут микрофон и магнитофон. Это означало, что они возьмутся за горничную. К чему это может привести, заранее сказать было трудно.
 Я позвонил в полицейское управление и попросил к телефону сержанта Хуламоки. Когда он подошел, я представился:
 — Сержант, это Дональд Лэм.
 — Ах да. — В его голосе прозвучал неподдельный интерес. — Я хотел… что же я хотел?.. Прошу прощения, Лэм, я хочу взять трубку в соседнем кабинете. Тут много народу.
 Усмехнувшись про себя, я стал ждать. Понятно, чего он хочет. Он хочет, чтобы кто-то еще взял параллельную трубку, а может, включает записывающее устройство. Через несколько секунд в трубке снова зазвучал его дружелюбный, приветливый голос.
 — Ну вот, Лэм, теперь получше, можно спокойно поговорить. Я не хотел оттуда разговаривать, там было несколько газетчиков. Так чем могу быть полезен?
 — Я заинтересован в раскрытии этого убийства, — начал я.
 — Это я понял.
 — Возможно, не в том смысле, как вы это понимаете.
 — Хорошо, не будем спорить. Значит, вы заинтересованы. И что? Вы ведь не только поэтому звоните?
 — Я тут навел справки в агентствах по прокату автомобилей, хотел узнать, арендовал ли Джером К. Бастион машину.
 — Да, да, понятно.
 — И обнаружил, что да, арендовал. У меня есть ее номер. Вы хотите его знать?
 — Спасибо, Лэм, мы уже выяснили это час назад.
 — Я подумал, что хорошо бы поскорее найти его машину; очень важно, в каком месте она находится.
 — Одна из машин стоит в гараже — там же, в доме, который он арендовал.
 — Одна из машин? Вы хотите сказать, что он арендовал две?
 — Совершенно верно, — ответил сержант Хуламоки. — Одну из них он держал в доме, а на вторую мы объявили общий розыск. Думаю, скоро ее найдут, и ее местонахождение, вы правы, поможет сделать кое-какие выводы.
 — Две машины, — задумчиво повторил я.
 — Да. Одну — в одном агентстве, а другую — в другом. Странно, что вы этого не знали, раз обзвонили все агентства.
 — Я все не проверял, — поспешно пояснил я. — Я начал их обзванивать, но после первого успеха бросил.
 — Я, правда, не люблю лезть с советами, — самодовольно заметил сержант Хуламоки, — но мы на Гавайях, ведя расследования, никогда не останавливаемся при первом успехе.
 — Благодарю вас, — вежливо ответил я. — Намек понял. Теперь я постараюсь проводить собственные расследования на гавайский манер.
 — У вас есть что-нибудь еще? — спросил сержант Хуламоки.
 — Я заходил на квартиру Вудфорд, когда там были ваши люди, и попросил их провести обыск с максимальной тщательностью.
 — Это я знаю. А что вас так беспокоит?
 — Если потом кто-нибудь подбросит в ее квартиру «улики», то мне бы очень хотелось быть уверенным, что вы сможете это установить.
 — Думаю, вам не стоит волноваться, Лэм, — успокоил он меня и после некоторой паузы спросил: — Что-нибудь еще?
 — С нами на корабле плыл один тип, — сказал я. — Его зовут Сидней Селма. Мне кажется, он профессиональный шантажист. Если так, то он может быть связан с Бастионом.
 — Так-так-так! Это уже интереснее. А почему вам кажется, что он шантажист?
 — Да так, некоторые особенности его поведения.
 — Чутье подсказывает?
 — Давайте назовем это чутьем.
 — Из семисот десяти пассажиров, которых вы видели на корабле, почуять одного шантажиста, — с недоверием произнес он. — И вы полагаете, что мы должны его сцапать и предъявить обвинение в убийстве?
 — Я этого не предлагал.
 — Но подразумевали.
 — Верно, подразумевал.
 — Вы это серьезно? — В его голосе промелькнуло удивление.
 — Вполне.
 — Значит, вы знаете гораздо больше, чем мне говорите.
 — Не могу же я так прямо выложить вам все, что знаю, да еще в короткой телефонной беседе.
 — Я имею в виду, что касается убийства, — добавил он.
 — Я тоже, — ответил я.
 Он помолчал, потом спросил:
 — Есть еще какие-нибудь идеи?
 — Пока все.
 — Звоните в любое время, — сказал он напоследок и повесил трубку.




 Глава 14


 Я продолжал наблюдать за квартирой Мириам Вуд-форд. Полицейские, проводившие обыск, уехали. Примерно через полчаса Мириам Вудфорд и Норму Радклиф привезли домой на полицейской машине.
 Я совсем было решил нанести им визит, но не успел даже ступить на мостовую, как из-за угла выскочила машина и остановилась перед их домом. Из нее кое-как выбрался Стефенсон Бикнел и, несмотря на свой артрит, бросился помогать Берте Кул.
 Это надо было видеть. Подыгрывая ему, Берта — Большая Берта, которая легко могла поднять его в воздух и перебросить через крышу автомобиля, — изящно оперлась на его руку, сама войдя в роль слабой женщины, а Бикнелу дав возможность насладиться ролью сильного мужчины — покровителя и заступника.
 Я наблюдал за этой сценой, давясь от смеха. Очевидно, Бикнел с Бертой тоже следили за домом и ждали, когда вернутся девушки. Теперь они вошли в дом, а я вновь остался ждать.
 Вышли они примерно через час. Когда их машина скрылась из виду, я подошел к двери и позвонил.
 Дверь распахнула Мириам Вудфорд с возгласом:
 — Ну, кто там еще? Мы… А-а, Дональд, привет! А я все гадаю — куда вы делись?
 — Я здесь.
 — Да, похоже, глаза меня не обманывают. Ну, входите же.
 Я указал на спальню, и она провела меня туда. Мы уселись на постели вплотную друг к дружке и стали вполголоса беседовать.
 — Устали? — спросил я.
 — Еще бы! — ответила Мира. — Эти образины из полицейского управления устроили нам настоящее многоборье!
 — Как это?
 — Метание, толкание, плавание… Все, что угодно!
 — И что же вы им рассказали?
 — Я им много чего порассказала, — огрызнулась Мириам.
 — Вас допрашивали вместе или порознь?
 — Сначала порознь, потом вместе, потом опять порознь.
 — Расскажите мне все по порядку, — предложил я.
 — Значит, так. Утром, после того как вы ушли, мы отправились на пляж.
 — Вместе? — уточнил я. Она потупила глаза.
 — Так вместе?
 — Сначала вместе.
 — А потом?
 — Потом, — призналась она, — Норма встретила одного парня. Он тоже плыл на «Лурлайне» и несколько раз пытался за ней приударить. Симпатичный парень.
 Я вопросительно посмотрел на Норму.
 — Я осталась с ним поболтать немножко, — сказала Норма. — Он был такой одинокий и…
 — А он кто?
 — Его зовут Рей Гири.
 — И долго вы с ним беседовали?
 — Получилось дольше, чем я предполагала. — Норма хохотнула. — Вначале мы окунулись, потом вылезли, повалялись на солнышке и славно потрепались. Я все думала, что вот сейчас пойду догоню Мириам, посмотрю, нашла ли она этого старого зануду, но как-то Рей Гири меня заговорил и… в общем, я и застряла.
 — На сколько же времени?
 — Я даже не знаю.
 — Ну, а что дальше?
 — Потом я все же от него сбежала, пыталась разыскать Мириам, но ее нигде не было. Я два раза прошла весь пляж туда и обратно, из конца в конец, но не нашла ни ее, ни Бикнела.
 — А где же вы были, Мириам? — стал допытываться я.
 — Я была сыта по горло поисками Бикнела, — ответила она, — и мне это надоело. Я решила, пусть он сам меня поищет, если ему так нужно.
 — Значит, его не было?
 — Да нет же, не было и в помине.
 — И что же вы сделали?
 — Я решила отойти в сторонку и полежать в тенечке, подождать Норму, — сказала она. — Мне не хотелось портить ей свидание; имеет же она право на личную жизнь!
 — И что?
 — Я улеглась в тени под перевернутым каноэ. Потом меня, наверно, разморило, а волны так ласково плескались, что я не заметила, как заснула.
 — И долго вы спали?
 — Проснувшись, я даже не поняла, сколько времени прошло.
 — Часов у вас не было?
 — Нет, конечно. Зачем мне часы, если я иду купаться?
 — И что дальше?
 — А дальше я вновь отправилась на поиски Нормы. Вернулась к тому месту, где мы расстались, но ее уже не было. Тогда я вернулась домой, вылезла из купальника, приняла душ и просто повалялась в свое удовольствие.
 — Долго?
 — Пока не приехали полицейские.
 — А Норма вернулась до того?
 — Ах, ну конечно. — Когда?
 — Примерно за полчаса до того, как нагрянули полицейские.
 — А где были вы, Норма?
 — Искала Миру. Меня замучила совесть. Я обошла весь пляж, искала ее, но так и не смогла найти. Да и знакомых никого не было. Я уже слегка огорчилась, что покинула своего симпатичного приятеля, поискала и его, но он тоже ушел. Тогда я решила, что с меня довольно, и пошла купаться одна. Наплававшись вдоволь, я вернулась домой, приняла душ и обменялась с Мириам несколькими теплыми словечками.
 — Вы что, выясняли, кто кого бросил?
 Она кивнула.
 — Вы рассказали все это полицейским?
 — Да.
 — Вы им сказали, сколько времени вы были с Реем Гири?
 — Я сказала, что не знаю. Ни у меня, ни у него не было часов.
 — Достаточно продолжительное время?
 — В общем, да.
 — А вы понимаете, девушки, — внушительно произнес я, — что каждая из вас вполне могла бы успеть съездить к Джерому Бастиону и укокошить его?
 — Что за глупости! — воскликнула Норма. — В жизни никогда бы этого не сделала.
 Мириам только хихикнула.
 — В полиции нам и так про это все уши прожужжали, — добавила Норма. — Вы зануда, Дональд.
 — Прошу прощения, что приходится снова говорить о неприятном.
 — Да уж, точно.
 — А ваша горничная, Мириам? — как бы вскользь спросил я. — Она ведь могла бы подтвердить ваше алиби. Она же, наверно, видела, как вы пришли, приняли душ, отдыхали?
 — Нет, Мицуи не было. Она уходила в магазин.
 — А когда она вернулась?
 — Незадолго перед Нормой.
 — Полицейские ее допрашивали?
 — Нет, не сумели. Как только полицейские вошли в переднюю дверь, она выскочила через заднюю.
 — И не вернулась?
 — Видимо, нет. Когда мы уезжали, ее нигде не могли найти. Мы хотели сказать ей, чтобы она оставалась и следила за порядком.
 — А как вы думаете, полицейские не могли схватить ее у задней двери и отвезти в управление?
 — Вряд ли. Они тоже ее искали.
 — Вы назвали им ее имя?
 — Конечно.
 — А адрес?
 — Адрес мы сами не знаем. Она просто приходит на день и уходит домой, а где она живет, мы не знаем.
 — Ничего, — сказал я, — они ее найдут, если очень захотят.
 — Такое впечатление, что они хотят.
 — Позвоните-ка сержанту Хуламоки, — предложил я Мириам. — Попросите его освободить поскорее вашу служанку. Скажите, что у вас сегодня званый обед и она вам нужна.
 — А если она у них и он ее действительно отпустит? Что мы будем делать с выдумкой про обед?
 — С удовольствием буду вашим гостем, — нашелся я. — Я не очень люблю обедать в ресторанах.
 — Какое благородство с вашей стороны! — проворковала Мириам.
 — А я могу позвать Рея Гири, — быстро вставила Норма, — и мы замечательно посидим вчетвером. Мира, давай!
 Мириам секунду поколебалась, но все же подошла к телефону, набрала номер полицейского управления, попросила сержанта Хуламоки и, когда тот подошел, сказала:
 — Сержант, это Мириам Вудфорд. Мне нужна была бы сегодня на вечер Мицуи. У меня гости к обеду. Не могли бы вы ее поскорее отпустить?
 Она помолчала, слушая его ответ.
 — У вас ее нет?.. Но я тогда не понимаю… Нет, я же вам говорила, у нас нет ее адреса… Да, понимаю… Да, я подожду.
 Некоторое время мы молча смотрели на Мириам, которая ждала продолжения разговора. Но вот она опять заговорила в трубку:
 — Да… Да, понятно… Хорошо, спасибо большое. Значит, вы надеетесь, что к обеду она сможет вернуться?
 Снова пауза.
 — Хорошо, я перезвоню вам, — сказала Мириам и повесила трубку.
 — В чем дело? — спросил я.
 — Сначала он сказал, что они не знают, где Мицуи, но как раз во время разговора ему передали сообщение, что Мицуи задержали. Она была за рулем автомобиля, который арендовал Джером К. Бастион.
 — Как удачно, что сообщение подоспело вовремя, — заметил я.
 — Вы что, думаете, это розыгрыш?
 — Нет, — ответил я. — Я думаю, что ее действительно задержали за рулем этого автомобиля.
 Мириам беспокойно посмотрела на меня.
 — Дональд, вы что-то знаете, а мне не рассказываете.
 — Я стараюсь помочь вам, Мира.
 — Может, вы и стараетесь, но все равно чего-то не договариваете.
 — Ну, смотрите, — пояснил я. — Полиция обнаружила этот магнитофон. Они знают, что кто-то должен был с ним работать — менять бобины. Естественно, они должны допросить горничную. И вот теперь, очень кстати, ее находят за рулем автомобиля Бастиона.
 — Значит, — подхватила она, — установлена прямая связь между Мицуи и Бастионом. Теперь они узнают, кто тут установил магнитофон.
 — Но кроме того, — добавил я, — установлена прямая связь между Бастионом и вами.
 Она с досадой прикусила губу.
 — Что вы отвечали полицейским на вопросы про Бастиона?
 — Что ничего про него не знаю, что мне он совершенно незнаком.
 — Вы не говорили, что он пытался вас шантажировать?
 — Конечно нет. Что я, дура что ли, сама повесить на себя мотив для убийства?
 — Но если они сумеют доказать, что он пытался вас шантажировать, то тем самым докажут, что вы лгали.
 — Ну, поскольку Бастиона уже нет, им придется изрядно попотеть, чтобы что-нибудь доказать.
 — Слушайте, Мира, — сказал я, немного подумав. — Сегодня утром Мицуи ходила за покупками и долго отсутствовала. Что она в результате купила?
 Норма и Мириам переглянулись.
 — Мы не знаем.
 — Пойдемте-ка посмотрим, — предложил я.
 Мы тщательно обследовали холодильник и всю кухню. Никаких следов сегодняшних покупок Мицуи мы не обнаружили.
 — Отлично, — сказал я. — Это необходимо запомнить.
 — Но она же не была одета в купальник, — растерянно проговорила Мириам.
 Мы тем временем вернулись в спальню.
 — По показаниям Бикнела, девушка, которую он видел, возможно, была совершенно голая. Хитрая бабенка могла сбросить с себя всю одежду. Тогда, если бы на нее попало хоть пятнышко крови, она могла бы вернуться домой и смыть его. А вот на одежде — совсем другое дело: пятна крови очень трудно отмываются.
 — Ну конечно! — воскликнула Мириам. — В этом-то все и дело! Интересно, додумается ли до этого полиция?
 — Полиция-то, конечно, додумается, — сказал я, — но может оказаться очень полезным, если вы еще разок позвоните своему другу сержанту Хуламоки и скажете, что хотели бы переговорить с Мицуи. Это очень важно и вы должны поговорить с ней сразу же, как только ее привезут на допрос.
 — И он что, позволит ей позвонить мне?
 — Господи, конечно нет! Он спросит вас, что именно вы хотите ей передать, и скажет, что сам передаст ей сообщение.
 — И что мне ему сказать?
 — Попросите узнать, куда она дела продукты, которые ходила покупать сегодня утром. Вам не из чего готовить обед.
 Лицо Мириам расплылось в улыбке.
 — Теперь понятно, — обрадованно проговорила она. — Другими словами, я эту идею преподношу ему прямо на блюдечке.
 Я кивнул и поднялся — мне пора было заняться другими делами.
 — Послушайте, Дональд, вы же придете вечером, правда? И мы славно, уютно посидим, пообедаем. Рей Гири вам понравится, вот увидите, — пригласила меня Норма.
 — А если Мицуи не появится? — поинтересовался я. — Скорее всего, так ведь и будет.
 — Ну и не надо. Все равно приходите. Мы с Мирой можем приготовить…
 — Ты с кем? — переспросила Мириам.
 — С тобой, — повторила Норма. Мириам отчаянно затрясла головой.
 Ты можешь делать для своего приятеля, что хочешь, но чтобы я из-за кого-нибудь стала возиться на кухне, мыть грязную посуду и готовить этот самый уютненький обед при свечах — нет, этому не бывать! Лицо Нормы помрачнело.
 — Зато, — добавила Мириам, обернувшись ко мне, — вы, Дональд, можете пригласить нас пообедать у «Лао Ючжэ».
 — Всех троих? — уточнил я. Норма задумалась.
 — Ладно, — сказала она наконец с некоторым вызовом. — Раз уж на то пошло, Мира, ты, наверно, права. Ты можешь разрешить Дональду пригласить себя, а я разрешу Рею пригласить меня.
 — А он об этом знает? — спросила Мириам.
 — Конечно нет, — без тени смущения ответила Норма. — Я сейчас позвоню ему и приглашу на обед, а потом в последнюю минуту сообщу, что полиция задержала нашу служанку и все отменяется. Естественно, он должен будет поступить как настоящий джентльмен.
 Я не мог удержаться от смеха.
 — Боже, какими неизведанными гранями открывается для меня женщина! Имеет ли простой смертный хоть один шанс устоять против такой техники?
 — Никогда, Дональд, — многозначительно глядя на меня, изрекла Норма, — ни одного шанса он не имеет; и чем быстрее вы это поймете, тем лучше для вас.




 Глава 15


 Я позвонил в кассу авиакомпании и спросил, нельзя ли как-нибудь попасть на ночной рейс на континент. Мне улыбнулась удача: одно свободное место на ночной рейс еще оставалось, и я его быстренько сцапал. Когда меня попросили назвать имя, я ответил: «Сидней Селма», — после чего спустился и выкупил билет.
 Если я действительно полечу на этом самолете, рассуждал я, то смогу полететь и под фамилией Селма. Если же полиция контролирует вылет пассажиров, то они будут знать, что Сидней Селма собирается срочно слинять из Гонолулу. Более того, я даже не был уверен, что это последнее свободное место не ловушка. Не исключено, что полиция специально оставила его, чтобы посмотреть, кто на него позарится.
 Примерно через час в моем номере раздался телефонный звонок. Я снял трубку; это была Мириам Вудфорд.
 — Дональд, не могли бы вы зайти к нам? — попросила она.
 — Когда?
 — Прямо сейчас.
 — Что случилось?
 — Вернулась Мицуи, — объяснила Мира. — С ней сержант Хуламоки и еще один полицейский.
 — Сейчас буду, — ответил я и поспешил в квартиру Мириам.
 Не похоже, чтобы сержант Хуламоки сильно мне обрадовался.
 — Вы ведь не адвокат, Лэм? — спросил он.
 — Да вроде, нет.
 — И лицензии на деятельность в Гонолулу у вас нет?
 — Нет.
 — Какой же у вас интерес к этому делу?
 — Я хочу его распутать.
 — Вы работаете на Мириам Вудфорд?
 — Как я уже говорил, она не платит мне ни цента.
 — Это я хочу, чтобы он был здесь, — вмешалась Мириам.
 — Зачем?
 — Я считаю, что он сумеет разобраться в этом деле.
 — Ну ладно, господа хорошие, — решился сержант Хуламоки. — Тогда карты на стол! При обыске мы нашли здесь микрофон, вон за той картиной, а от него — провода к магнитофону, спрятанному на крыльце служебного входа. И еще, кто-то должен был менять кассеты на этом магнитофоне каждые шесть часов. Очевидно, — продолжал он, увидев, что все молчат, — этот человек должен был иметь свободный доступ к магнитофону так, чтобы ни у кого не возникало подозрений. И мы подумали, что это могла быть Мицуи.
 — Ни про какой магнитофон я ничего не знаю, — произнесла Мицуи.
 — Поэтому, — продолжал сержант Хуламоки, — мы отдали приказ задержать Мицуи. Еще раньше мы объявили розыск второй машины, арендованной Бастионом. — Он снова сделал паузу и выразительно посмотрел на меня. — Как вы знаете, у него было две машины.
 — Да, теперь я знаю.
 — Дальше. Мы прочесали дом Бастиона самым частым гребешком в надежде найти что-нибудь важное.
 — Нашли? — спросил я.
 — Действительно, — продолжал он, не обращая внимания на мой вопрос, — среди найденного в его доме было несколько кассет с кинопленкой, но не было кинокамеры. Это нас насторожило, потому что все остальное было вроде бы на месте. Зато мы обнаружили замечательный тайник. В одной из книг, стоявших в шкафу, страницы были вырезаны так, что в ней как раз могла бы поместиться такая кинокамера.
 — Неужели? — вежливо переспросил я.
 — Вы ничего не можете сказать по этому поводу, Лэм, — повернулся он ко мне.
 — Можете устроить у меня обыск, — ответил я.
 — Не беспокойтесь, понадобится — устроим, — зловеще заверил он и, помолчав немного, продолжал: — Так вот, когда мы задержали вторую машину Бастиона, выяснилось, что за рулем сидит не кто иной, как Мицуи, а в бардачке лежит искомая кинокамера.
 — Я ничего не знаю, — снова повторила Мицуи.
 — Каким образом вы оказались за рулем этой машины?
 — Ее для меня взяли напрокат.
 — Кто?
 — Один знакомый.
 — Какой знакомый?
 — Мой приятель.
 Сержант Хуламоки обернулся к Дейли — полицейскому, производившему обыск у Мириам, — и спросил его:
 — Вы осмотрели эту квартиру, Дейли?
 — Мы осматривали вдвоем с помощником.
 — Все осмотрели, без исключения?
 — Ага.
 Сержант Хуламоки снова перевел на Мицуи свой испытующий взгляд.
 — Представляется мне, — задумчиво произнес он, — что эта женщина работала на Бастиона, и дело касалось присутствующей здесь миссис Вудфорд. А потом что-то в этом деле не заладилось. И вот сегодня утром какая-то женщина проникает в дом Бастиона, сбрасывает с себя одежду и пускает в ход пистолет. — Говоря все это, он продолжал прищурившись смотреть на Мицуи. Потом вдруг резко обернулся к Дейли: — Так вы, говорите, все здесь осмотрели?
 — Да, все, — подтвердил Дейли.
 — Ладно, теперь я сам посмотрю, — сказал сержант.
 — Вот именно от этого я и предостерегал, — вмешался я. — Я попросил Дейли провести обыск так, что если потом что-нибудь обнаружится, то…
 — Знаю, знаю, мы оба ему это говорили.
 — Я так и сделал, — обиженно заявил Дейли.
 — И все же я хочу кое-что осмотреть, — сказал сержант Хуламоки и двинулся в ванную.
 Я пошел вслед за ним.
 — В чем дело? — спросил он.
 — Вы ведь считаете возможным меня подозревать, — сказал я.
 — У меня работа такая — всех подозревать.
 — Вот и я подозреваю вас. У меня тоже такая работа.
 — Чего вы боитесь?
 — Вы можете что-нибудь подложить.
 — Это я-то могу подложить?
 — Да, вы.
 — Что, например?
 — Например, пистолет.
 — Знаете что, Лэм? — не выдержал он. — Врезать бы вам как следует, чтоб знали, как себя вести.
 — Вы, конечно, можете и врезать, — тихо сказал я. — Тогда я тем более буду подозревать, что вы собираетесь подложить пистолет.
 — Ну ладно, — он вдруг сразу остыл, — пойдем посмотрим вместе.
 В ванной он открыл шкафчик-аптечку, потом залез на стул и осмотрел крышку шкафчика. Опустился на четвереньки и посветил карманным фонариком во все углы. Спустил воду в туалете. Заглянул в корзину с грязным бельем. Выдвинул ящики и аккуратно вынул все полотенца и туалетные принадлежности.
 Затем, постояв несколько секунд в задумчивости посреди ванной, он подошел к туалету и стал снимать разные мелочи с фарфоровой полочки, устроенной на верху сливного бачка. Сняв все, он поднял крышку бачка и тут же чуть не уронил ее.
 — Господи! — воскликнул он. — Поглядите-ка сюда, Лэм.
 Я подошел и заглянул через его плечо. В бачке на самом дне лежал пистолет.
 — Этого-то я и боялся, — проговорил я.
 — Черт возьми! — сказал он. — Но не я же его сюда сунул. Я и близко не подходил к этому месту.
 — Кто же его мог подложить? — сказал я.
 — Одно из трех, — предположил он. — Мицуи, Мириам Вудфорд или Норма Радклиф.
 — Не только, — возразил я.
 — А кто еще?
 — Любой, кто сумел бы проникнуть внутрь через заднюю дверь, мог его сюда подбросить. Вот что получается, если недостаточно тщательно проводить обыск.
 — Погодите-ка минутку, — сказал Хуламоки и крикнул: — Дейли, зайдите сюда, — после чего накрыл бачок крышкой.
 В дверях появился Дейли.
 — Слушаю, сержант.
 — Вы здесь смотрели?
 — Конечно, — ответил Дейли.
 Сержант Хуламоки внимательно на него посмотрел.
 — Подойдите-ка сюда. Я хочу вам кое-что показать.
 — Минутку, — запротестовал я. — Я хочу задать ему один вопрос.
 — Нет, — отрезал Хуламоки, — это мое дело. Дейли, взгляните-ка.
 С этими словами он снял крышку с бачка.
 — Видите этот пистолет?
 — О Господи! Вижу. — У Дейли от удивления отвисла челюсть.
 — Вы заглядывали сюда при обыске? Совершенно удрученный Дейли отрицательно покачал головой.
 — Почему? — спросил я.
 — Мне и в голову не пришло, — выпалил он.
 Я высказался о его голове одним крепким кратким словцом и вышел из ванной. Мириам Вудфорд вопросительно взглянула на меня.
 — Это провокация, — быстро сказал я. — Ничего не говорить, на вопросы не отвечать. То же самое относится к вам, Норма.
 — А ко мне? — спросила Мицуи, подняв на меня взгляд своих непроницаемых японских глаз. Личико у нее было безмятежное, как цветок лотоса.
 — Об этом спросите свою совесть, — ответил я ей, — если, конечно, она у вас есть. — Потом добавил: — Вам стоит только еще что-нибудь присочинить про Бастиона — и вы получите на свою голову обвинение в убийстве.
 Сержант Хуламоки и Дейли не выходили из ванной добрых минут пять. Когда, наконец, они появились, пистолет был уже аккуратно завернут, видимо, в надежде снять с него отпечатки пальцев, когда он высохнет. И я, и они сами прекрасно понимали бессмысленность этой процедуры, так что все это делалось лишь для проформы.
 — Мне очень жаль, Лэм, что так получилось, — сказал сержант.
 — Это я понимаю.
 — Вы, конечно, считаете, что пистолет подложили?
 — Конечно.
 — Чем вы это докажете?
 — Ничем! Это вы попробуйте доказать обратное, — парировал я.
 Он выразительно посмотрел на Дейли и пробормотал:
 — Тысяча чертей!
 — Мне и в голову не приходило, что там может быть тайник, — оправдывался Дейли. — Я думал, крышка вообще не поднимается. Во всех других местах я посмотрел, сержант, это точно.
 — Иными словами, — сказал Хуламоки, — вы посмотрели во всех местах, кроме того, где лежал пистолет.
 — Кроме того места, куда впоследствии был подброшен пистолет, — поправил я. — Хорошо же вы готовите ваших сотрудников, сержант.
 — Я хорошо готовлю своих сотрудников, — зло ответил Хуламоки. — У меня хорошие сотрудники и я хорошо их готовлю.
 — Оно и видно.
 — Все делают ошибки.
 — Но некоторые чаще, чем другие.
 — Слушайте, Лэм, я, пожалуй, обойдусь без ваших замечаний.
 — Теперь — конечно обойдетесь, — не удержался я. Его лицо потемнело от злости.
 — Сержант, — возник Дейли, — одно ваше слово — и я скручу его в бараний рог.
 Хуламоки отрицательно покачал головой.
 — С ним мы еще разберемся, — сказал он. — Мне кажется, он что-то знает.
 — Наверняка что-то знает! — подхватил Дейли.
 — К сожалению, не могу ответить вам тем же комплиментом, — злорадно ответил я, обернувшись к Дейли.
 Тот угрожающе двинулся ко мне.
 — Дейли! — окликнул его сержант, и тот застыл на месте.
 Хуламоки перевел взгляд на Мицуи.
 — Сегодня утром вы якобы ходили за покупками, — сказал он. — На самом же деле вы сели на автобус и поехали на Кинг-стрит, где у вас стоял автомобиль. Вы вышли из автобуса и сели в этот автомобиль.
 Лицо ее оставалось неподвижным, однако глаза заметались из стороны в сторону, как мышки в клетке.
 — Кое-что мы все-таки умеем! — самодовольно продолжал Хуламоки. — Мы поговорили со всеми водителями автобусов, выезжавшими сегодня утром на линию, и один из них вас узнал. Более того, он сказал, что вы всю неделю выходили на этой остановке и садились в автомобиль.
 — Разве это нарушение закона — ездить в автомобиле? — с невинным видом спросила Мицуи.
 — Все дело в том, кто для вас его арендовал.
 — Мой приятель.
 — Значит, Бастион был вашим приятелем?
 Она задумалась.
 — Так был или нет?
 — Нет, — ответила она.
 — Видимо, просто дал вам этот автомобиль из солидарности с угнетенным рабочим классом, так? — спросил Хуламоки.
 Мицуи молчала, снова надев на себя маску ничего не понимающей восточной женщины; казалось, эту броню невозможно пробить никакими хитроумными вопросами. Но сержанта Хуламоки это не смутило — видимо, опыт работы с восточными молчальниками у него был.
 — Если вы не скажете правду, я вас арестую. Сержант молча смотрел на Мицуи; она тоже подняла на него глаза, и в комнате повисла напряженная тишина.
 Мицуи сидела неподвижно, как статуя, но глаза ее снова забегали. Она всячески старалась избегать пытливого взгляда Хуламоки, а он все смотрел и смотрел на нее, ни на секунду не ослабляя психологического давления. Все остальные тоже молчали.
 Потом сержант глянул на свои часы и вновь на Мицуи. Он не говорил ни слова о том, сколько времени дает ей на размышление, лишь показывал это всем своим поведением. Сидел он в свободной позе, не выказывая ни вражды, ни дружелюбия. Было ясно, что он просто полицейский, который несет свою службу — спокойно, без грубостей, но при необходимости будет действовать очень быстро и жестко.
 Такого напряжения Мицуи выдержать не могла.
 — Я буду говорить, — сдалась она.
 — Говорите, — сказал Хуламоки.
 — Неделю с небольшим назад этот человек пришел ко мне, — начала она.
 — Кто?
 — Он сказал, что его фамилия Бастион.
 — Что ему было нужно?
 — Некоторые услуги.
 — Сколько он вам обещал?
 — Сто долларов каждую неделю.
 — Что вы должны были сделать?
 — Впустить его в дом, когда госпожи не будет.
 — И вы это сделали?
 — Сделала.
 — А что сделал он?
 — Просверлил дырку в стене, вставил микрофон, протянул провода. Он велел вымести осыпавшуюся штукатурку и привести все в порядок, чтобы никто ничего не заметил.
 — И вы это сделали?
 — Сделала.
 — Что дальше?
 — Он установил записывающую машину и показал мне, как менять катушки. Каждые шесть часов надо было менять катушки.
 — И это вы делали?
 — Делала.
 — Куда вы девали пленки, которые записывали?
 — Клала в свою сумку.
 — А потом?
 — Отвозила их мистеру Бастиону.
 — И что он с ними делал?
 Она пожала плечами.
 — И Бастион предоставил вам автомобиль?
 — Да, чтобы я могла быстро привозить ему пленки.
 — А камеру?
 — Про камеру я ничего не знаю.
 — Кто еще знал, что Бастион дал вам автомобиль?
 — Никто не знал.
 — Что еще вы делали для Бастиона?
 — Больше ничего.
 — Он заплатил вам?
 — Два раза.
 — Два раза по сто долларов?
 — Да.
 — Вы слушали разговоры, которые здесь велись? Запоминали имена людей?
 Мицуи кивнула.
 — И докладывали Бастиону?
 Она снова кивнула.
 — Куда вы ездили сегодня утром?
 — За покупками.
 Сержант покачал головой:
 — Вы только собирались, но поехали совсем не туда. Что-то заставило вас изменить планы. Что именно?
 — Я ездила за покупками.
 — Допустим. И что же вы купили?
 — Я купила кофе, — ответила Мицуи после небольшой паузы. — Я купила…
 — Кофе вы купили вчера, — вмешалась Мириам. Мицуи снова замолчала.
 — Так что же вы купили сегодня? — переспросил сержант Хуламоки.
 Мицуи беспомощно посмотрела на Мириам Вудфорд потом на сержанта.
 — Что вы купили?
 — Я не могу вспомнить.
 — Куда вы ездили?
 — На рынок.
 — Для чего?
 — Покупать продукты.
 — Какие?
 Она молчала.
 — Мицуи, вы знаете человека по имени Сидней Селма? — спросил я.
 Она резко обернулась ко мне, ноздри ее трепетали, а лицо перекосила гримаса ненависти. Сержант Хуламоки прищурился.
 — Так вы знаете Сиднея Селму? — переспросил он. Ее лицо снова стало бесстрастным.
 — Нет, — ответила она.
 Сержант Хуламоки поднялся со стула.
 — Ладно, Мицуи, вы поедете со мной. Я задерживаю вас до тех пор, пока с этого пистолета не снимут отпечатков пальцев.
 — Еще можно снять отпечатки с крышки бачка, — вставил я.
 — Там в любом случае могут быть отпечатки ее пальцев. А также пальцев миссис Вудфорд и Нормы Радклиф. Это ничего не дает. Поехали, госпожа Мицуи!




 Глава 16


 Я ждал Реймонда Л. Гири долго, невыносимо долго. Поселился он в одной из самых дешевых гостиниц, вдалеке от пляжа.
 Когда он наконец появился, я выдержал небольшую паузу — зачем ему знать, что я его ждал? — потом поднялся следом и постучал.
 Он открыл дверь, очевидно ожидая увидеть коридорного. Посмотрел на меня и сказал:
 — Привет! Мы, кажется, виделись — вы приплыли на том же пароходе, что и я.
 — Верно. Я бы хотел с вами поговорить.
 — Прошу. — Он был сама учтивость.
 На дипломатичные выкрутасы времени у меня не было, однако несколько вопросов для разгона я все же задал.
 — Как вам отдыхается?
 — Отлично.
 — Купались?
 — Конечно.
 Я огляделся вокруг и спросил, словно это неожиданно пришло мне в голову:
 — Недавно пришли?
 — Да, только что, — ответил он. — Совершил тур по острову. На автобусе, — добавил он и усмехнулся. Открыв сумку, он достал и показал мне с полдюжины фотокассет и дешевый фотоаппарат.
 — Мне хотелось бы с вашей помощью прояснить несколько важных деталей, — сказал я без дальнейших обиняков.
 — Каких?
 — Вы ведь знакомы с Нормой Радклиф — она была на корабле вместе с нами?
 Он замер на месте, словно изваяние, уставившись на меня.
 — Да.
 — Сегодня утром вы вместе были на пляже.
 — Верно.
 — Вы не можете сказать точнее, какое именно это было время?
 — А что?
 — Это могло бы помочь ей в одном деле. Он снова внимательно посмотрел на меня.
 — Вы ее родственник?
 — Нет.
 — Вы случайно не ее муж?
 — Нет.
 — Но это она прислала вас ко мне?
 — Нет.
 — В чем же тогда дело?
 — Я просто пытаюсь выяснить кое-какие детали.
 — Вы так близко общались с Нормой на корабле, — сказал он, — что я даже подумал, не едет ли она за ваш счет.
 — Это вы неправильно подумали. До «Лурлайна» мы с ней никогда не встречались.
 — Тогда какая вам разница, сколько времени она провела со мной утром на пляже?
 — Лично для меня это никакого значения не имеет. Но это имеет некоторое значение для нее.
 — Почему?
 — Есть обстоятельства, в силу которых нам важно точно установить время.
 — Кому это «нам»?
 — Нескольким заинтересованным лицам. Он опустился на стул и сказал:
 — Надо же, как любопытно! Да вы садитесь. Как вас зовут?
 — Лэм. Дональд Лэм.
 — Очень, очень любопытная ситуация, — повторил он. Я не смог удержаться от смеха.
 — Да нет, это обычное дело. Так случилось, что по некоторым причинам личного характера Норма пытается уточнить время событий и заручиться свидетельствами.
 — По причинам личного характера, вы говорите?
 — Совершенно верно.
 Несколько секунд он напряженно обдумывал мои слова, потом неожиданно сказал:
 — А знаете, я ведь уже один раз был в морском круизе вместе с Нормой.
 — Правда?
 — Хотя она меня не запомнила, — добавил он. Я промолчал.
 — Она плавала с каким-то богатым плейбоем, который оплачивал все ее расходы и близко никого к ней не подпускал. А мне она очень понравилась.
 Я снова счел за благо промолчать.
 — Но у меня нет денег, чтобы тратиться на женщин, — признался он. — То немногое, что у меня есть, я трачу на себя. А я очень люблю ездить по разным странам — узнавать, как живут люди, что там происходит, ну и все такое прочее. И денег у меня как раз хватает на такие путешествия — скромные, тщательно спланированные, без лишних затрат.
 Я по-прежнему не произносил ни слова.
 — Такие девушки, как Норма, — продолжал он, — не смотрят на молодых людей, тщательно планирующих свой скромный бюджет. Они нас сразу распознают, поверьте моему опыту!
 — И как же?
 У него вырвался нервный смешок.
 — Начиная с номера каюты — нехорошо, если она будет на палубе «Е», — и кончая возможностью или невозможностью появляться перед обедом в коктейль-баре. Поймите меня правильно, я вовсе не хочу сказать, что Норма — вымогательница; но несомненное пристрастие к богатым у нее есть. А сегодня утром ей просто нечего было делать. Она мне нравится, — признался он после паузы. — Очень нравится. И у меня такое чувство, что и я мог бы ей понравиться, если бы имел деньги. Но такие девушки просто не могут позволить себе ждать. У меня есть определенные цели в жизни, и у Нормы есть определенные цели, и цели эти разные. — И он снова невесело рассмеялся.
 — Вы так и не ответили на мой вопрос, — напомнил я.
 — Верно, так и не ответил.
 Тут как назло зазвонил телефон. Но Гири все же высказался, причем в голосе его появился оттенок враждебности.
 — А вы путешествуете в отдельной каюте, на палубе «А», ни в чем себе не отказываете, хотя вроде на плейбоя не очень похожи. Вы…
 Телефон продолжал звонить; он прервал фразу на полуслове и снял трубку. Я, конечно, слышал только то, что говорил он.
 — Хэлло!.. Да, это Реймонд Гири… Не понял… Кто это?.. А-а, понятно, сержант. Да, я с ней знаком… Да, были… Убийство?.. Вот так так!.. Раз такое важное дело, сержант, я хотел бы немного собраться с мыслями. Я… Да… Да, я хотел бы как следует восстановить события. Да… Я вскоре… У меня тут сейчас один приятель. Я могу перезвонить вам через десять минут?.. Да, отлично… Хорошо, я записываю номер… Спасибо большое! До свидания. — Он нацарапал номер телефона на листке блокнота и обернулся ко мне. Лицо его расплылось в широкой улыбке. — Вот так та-ак! — буквально пропел он.
 Я молчал. Он подошел ко мне и со значением пожал руку.
 Чрезвычайно рад был познакомиться с вами, Лэм. Большое вам спасибо, что зашли. Но сейчас должен перед вами извиниться. У меня вечером ответственная встреча. Очень ответственная встреча, можно сказать, долгожданная.
 — Прошу прощения, я не знал, что вам срочно нужно заняться выходным туалетом, — попробовал съязвить я.
 — Я очень тороплюсь, потому что должен как следует подготовиться к встрече. — Улыбка так и не сходила с его лица. — Похоже, Реймонд Гири вытянул неплохую карту, а?
 — Какую карту?
 — Ключевого свидетеля в деле об убийстве. Понимаете, Лэм, такая девушка, как Норма, сейчас ни за что не обратит на меня внимание. Вот тогда у меня вырастет второй подбородок и большой живот, а вместе с ними и счет в банке, и я смогу ездить в круизы, тогда конечно… Но к тому времени, боюсь, Норма уже котироваться не будет. А будет другая молоденькая девушка, точь-в-точь как Норма на нашем корабле, — с отличной фигурой и быстрыми глазками, умеющая улыбнуться кому надо и при определенных условиях оказаться вполне доступной. Мне нужны были деньги, Лэм, много денег, — продолжал он. — И вдруг старина Реймонд оказывается основным свидетелем! Поймите меня, Лэм, я против вас ничего не имею. Каковы ваши интересы в этом деле, я не знаю и знать не хочу. Но вы хотели получить от меня информацию просто так, задаром. А теперь, когда вы отсюда уберетесь, я позвоню Норме и назначу ей свидание на вечер, а также и на завтрашний вечер, и на послезавтрашний. Да, Лэм, мне здесь будет чем поживиться.
 — Значит, уточнить время, в которое Норма была с вами, вы не можете?
 — Не сейчас, Лэм, не сейчас! Через десять минут я должен позвонить сержанту Хуламоки и что-нибудь ему сказать. Меня ждут напряженные десять минут. Я должен переговорить с Нормой, посовещаться с ней. Может быть, после этого мы сможем гораздо лучше ориентироваться во времени. Конечно, человеку, идущему на пляж купаться, наручные часы ни к чему; поэтому, чтобы восстановить цепочку событий, мне понадобится определенное время. Я так и скажу сержанту Хуламоки. Скажу, что мне нужно расспросить нескольких человек, которые смогут мне помочь. Но вы, Лэм, к сожалению, к их числу не принадлежите. Там, на корабле, вы действовали так, как считали нужным. Мне оставалось только с завистью наблюдать, как Норма буквально прилипла к вам. Мне даже сказали, что она приплатила палубному стюарду, чтобы он переставил ее шезлонг — отвел место рядом с вами. Это значит, что человек, сидевший рядом с вами, должен был ни с того ни с сего пересаживаться на ее место. Конечно, я подумал, что вы богатый плейбой. Я и сейчас не передумал. Мне кажется, что вы хотите сыграть роль рыцаря в блестящих доспехах, спасающего Норму от ужасного обвинения в убийстве. Ну-ну! — И он снова усмехнулся.
 Я ответил ему любезной улыбкой и предупредил:
 — Имейте в виду, что телефон Нормы может прослушиваться. Так что не слишком искушайте судьбу.
 — О, не беспокойтесь, — ответил он. — Могу вас уверить, Лэм, этого не случится. Мне очень подходит эта девушка и, будь у меня деньги, я бы ей тоже очень подошел. Я в этом совершенно уверен. А теперь у меня есть кое-что, даже лучше денег. Я и представления не имел, что на свете бывает что-нибудь лучше денег. Так что всего наилучшего, Лэм. У меня очень много дел, да и вас я не смею задерживать. Большое спасибо, что зашли.
 Я встал и направился к выходу.
 — Кстати, — сказал я в дверях, — по-моему, вы лично действительно Норме нравитесь.
 — Спасибо. Большое спасибо, Лэм. Как видите, все к лучшему.
 — Ну что ж, желаю удачи.
 — Я постараюсь, — ответил он. — Всего доброго, Сан-та-Клаус!
 Закрывая за собой дверь, я все еще видел на его лице довольную улыбку.




 Глава 17


 Вернувшись к себе в отель, я узнал, что мне каждые пятнадцать минут звонил Стефенсон Д. Бикнел. Он велел передать мне, чтобы я связался с ним немедленно, как только приду.
 Я позвонил ему. В голосе его звучало нетерпение.
 — Вас совершенно невозможно найти, Лэм! — сердито воскликнул он.
 — Я отсутствовал по делам.
 — Это ваш вечный ответ! Вы можете придумать что-нибудь получше? Я привез вас сюда с определенной целью! — не утихал он.
 — Я помню. Именно поэтому я и отсутствовал.
 На несколько секунд воцарилось напряженное молчание, после чего он продолжал уже значительно более мягким тоном.
 — Простите, если я чересчур резок, Лэм, но мои нервы на пределе. Не зайдете ли вы ко мне? Тут сидит Берта, и мы очень хотели бы посовещаться. Я боюсь, что наши дела плохи.
 — Сейчас приду.
 Я повесил трубку и отправился в «Ройял Гавайян». Едва я зашел в номер, как сразу же заметил, что Бикнел прилично выпил. Что касается Берты, то неприязненное выражение ее лица свидетельствовало о том, что на сегодня Бикнел уже исчерпал ее лимит терпения.
 — Садитесь, — пригласил Бикнел. Я пододвинул себе стул.
 — Нам нужно действовать очень быстро, — начал Бикнел, — чтобы имя Миры избежало весьма неприятной огласки.
 Я видел, что ему нужно выговориться, и решил предоставить эту возможность.
 — После того как нашли этот пистолет, — продолжал Бикнел, — ситуация резко изменилась. Получается, что подозрение падает на трех женщин — Миру, Норму и Мицуи.
 — Норму надо вычеркнуть.
 — Что? — Он посмотрел на меня с недоумением.
 — Вычеркнуть.
 — Слушайте, Лэм! Вас наняли для того, чтобы вы защищали интересы Мириам Вудфорд. Вы не можете не понимать, что если мы вычеркнем любую из двух других женщин, то это сильно ухудшит шансы Миры. И тем не менее вы…
 — Я говорю, что Норму надо вычеркнуть, — повторил я, — не из-за сочувствия или особого отношения к ней, а опираясь на голые, неумолимые факты. Из-за них я и отсутствовал: я пытался переговорить с одним человеком, способным обеспечить Норме алиби, до того, как он узнает, о чем идет речь. К сожалению, как раз в середине нашего разговора ему позвонил сержант Хуламоки и…
 — Обеспечить Норме алиби? — переспросил Бикнел.
 — Да, такой человек есть, — ответил я.
 — Как его зовут? — спросила Берта.
 — Реймонд Гири. Он плыл с нами на корабле. Это скромный, экономящий на всем отпускник, он путешествует из любопытства и интереса, живет в отеле вдали от берега, ездит по острову на автобусах. Сегодня утром он был на пляже, встретил Норму, и они очень мило беседовали.
 — Долго? — спросил Бикнел.
 — Именно это я у него и выяснял, — ответил я, — когда позвонил сержант Хуламоки и расстроил мне всю игру.
 — Не понимаю, какое это имеет значение? — проворчал Бикнел.
 — Раньше Рей Гири считал, что в игре за благосклонность Нормы, где козыри — звонкие бубны, он имеет на руках только несколько мелких червей. А теперь вдруг понял, что у него все четыре туза.
 — И ты считаешь, что Норма на него поставит? — спросила Берта.
 — Насчет Нормы не беспокойся, — рассмеялся я. — Конечно, они с Мирой закадычные подружки, но дружба дружбой… Если у Нормы будет шанс заполучить надежное алиби на то время, когда произошло убийство, то можешь спорить на что хочешь — она его получит. Скорее всего, уже получила.
 — Неужели этот Рей Гири действует так быстро?
 — Да, именно так.
 — Это еще больше усложняет нашу ситуацию, — сокрушенно произнес Бикнел.
 — А я и не спорю.
 — И этому никак нельзя помешать?
 — Не знаю. Если бы сержант Хуламоки задержался со своим звонком хоть на пять минут, я узнал бы, как было на самом деле. Узнаем ли мы это сейчас — большой вопрос.
 — Вот черт! — в сердцах воскликнула Берта.
 — В какое время произошло убийство? — спросил я.
 — Мы приехали туда примерно в десять сорок, — ответил Бикнел. — Убийство должно было произойти за две-три минуты до этого, не больше. Женщина, совершившая убийство, бегала по комнате и что-то искала.
 — Полиции это известно?
 — Да, конечно. Более того, они это проверили. Патологоанатом установил, что убийство было совершено не более чем за час до его приезда.
 — А когда он приехал?
 — Где-нибудь в пятнадцать минут двенадцатого, — ответил Бикнел.
 — Стало быть, остаются Мицуи и Мира.
 — Я очень долго думал обо всем этом. Мне кажется, я мог бы сообщить новые важные сведения.
 — Какие?
 — Я все время старался восстановить в памяти то, что видел, — сказал Бикнел, — и теперь я убежден, что ноги этой девушки были естественного коричневого цвета.
 — Но ведь Мириам все время ходит на пляж и успела приобрести отличный загар, — заметил я.
 — Да знаю я, знаю, — нетерпеливо проговорил он, — но это совсем другое. Мириам ведь носит купальник; на ногах у нее, конечно, прекрасный загар, но вот… верхняя часть… э-э…
 — Задница, — подсказала Берта, слушавшая его с большим интересом.
 — Совершенно верно, — обрадовался Бикнел. — Э-э… эта часть тела должна была быть белой, абсолютно белой. А я, чем больше вспоминаю, тем больше уверен, что эта девушка была голая и ничего белого в… э-э… верхней части ног или, как выражается миссис Кул, на заднице, у нее не было.
 — Вы не говорили об этом сержанту Хуламоки на допросе? — спросил я.
 — Нет.
 — Почему?
 — Все произошло так внезапно. Я не мог как следует собраться с мыслями.
 — Это понятно, — сказал я. — Но зато потом у вас было достаточно времени, чтобы собраться с мыслями. Ведь вы заинтересованное лицо. Вы явно защищаете Мириам Вудфорд, даже потратили три тысячи долларов на то, чтобы спасти ее от какой-то неизвестной опасности. Вы пристрастны, поэтому все эти ваши свидетельства не так уж много стоят. — Я даже пальцами прищелкнул для убедительности.
 — Что-то не нравятся мне ваши речи, Лэм, — снова угрожающе заговорил Бикнел.
 — Я и не рассчитывал, что они вам понравятся, — ответил я. — Если вам нужны пустые заверения, то я могу сесть рядом, потрепать вас по плечику, напустить розовых соплей, и вы будете считать, что все идет замечательно. И накинете нам премиальные. А потом столкнетесь с грубой реальностью и получите по морде. Так что выбирайте, что вам милей: поиски реального выхода или приятный треп.
 Бикнел гневно глянул на меня, но я понял, что главное до него дошло.
 — Есть еще один вариант, который, по-моему, стоит предложить полицейским, — сказал я. — Ведь этот Бастион был шантажистом-профессионалом. Он на этом карьеру сделал. Он наверняка хорошо умел собирать «взрывчатые» материалы, которые можно использовать для шантажа, и хранил у себя дома какой-то «арсенал».
 — Продолжайте, — заинтересовался Бикнел.
 — На каждую из его жертв падает подозрение в убийстве, — продолжал я. — Мы, конечно, можем искать его жертвы до конца жизни и так и не найти; но если бы мы смогли заполучить что-нибудь из этих материалов, то с их помощью вышли бы и на других его «клиентов».
 — Очень, очень разумно, Дональд! — Бикнел даже облизал пересохшие губы.
 — Теперь подумаем, почему Бастион арендовал коттедж? Мне кажется, на то были особые причины. Я думаю, что он вряд ли приехал в Гонолулу из-за одной Мириам; скорее всего, хотел убить сразу нескольких зайцев.
 — Честное слово, Дональд, — воскликнул Бикнел, — котелок у вас варит!
 — Я не верю в то, что Мириам его убила. Не верю и в то, что это сделала Норма. Я сомневаюсь и в том, что это дело рук Мицуи, хотя здесь ручаться нельзя. Очевидно лишь то, что именно Мицуи подбросила пистолет. Кто-то дал ей этот пистолет и велел его подбросить. Если мы выясним, кто это, то найдем и нужного нам убийцу.
 Бикнел оторвался от стула, подошел ко мне и пожал руку, соблюдая, правда, обычную для него осторожность. А Берта аж вся сияла от гордости.
 — Значит, — сказал я, — нужно сконцентрироваться на Мицуи. Здесь мы полицию опережаем. Они ведь должны проверять подозрения и насчет Нормы, и насчет Мириам. А мы срежем угол, поскольку знаем, что пистолет подкинула Мицуи. Может быть, она и убила Бастиона, но может быть, это сделала другая жертва шантажа, которая потом подкупила Мицуи, чтобы та подбросила орудие убийства и тем самым направила подозрения против Мириам. А из этого следует, — продолжал я, — что мы должны представить себе эту новую подозреваемую. Скорее всего, она замужняя женщина. Вполне возможно, она живет где-то недалеко от дома, который арендовал Бастион, может быть, даже в одном из домиков, что стоят на склоне над той бухтой. Муж ее работает в городе. Сегодня утром, когда муж уехал на работу, она надела купальник, взяла пистолет, проникла в дом Бастиона, разделась, да и прописала ему то единственное, с ее точки зрения, лекарство, которое подействует эффективно и заставит его успокоиться навсегда.
 — А потом? — спросила Берта.
 — Потом снова надела купальник, сбежала по лестнице к бухте, прыгнула в воду, искупалась, вышла как ни в чем не бывало, вернулась к себе домой, приняла душ, переоделась и отправилась в город за покупками.
 — А пистолет? — спросила Берта.
 — А пистолет передала Мицуи, чтобы она подбросила его в квартиру Мириам, где его рано или поздно должна была найти полиция. По чистой случайности он не был найден при первом обыске.
 — Но какое отношение к этой женщине может иметь Мицуи?
 — В этом-то и загвоздка, — сказал я. — Нам необходимо найти эту связующую фигуру. Этот человек должен быть достаточно близко знаком с Бастионом и знать, что тот держит под прицелом много жертв. Он должен быть знаком и с Мицуи. Ведь Мириам — это сладкое яблочко на самой верхушке яблони; та, другая женщина — яблочко поменьше, но она была доведена до полного отчаяния.
 — Вы, кажется, уже и сами в это не верите, — произнес вдруг Бикнел, который долго молча смотрел на меня.
 — Я верю в то, что такая возможность существует. Но сейчас я хочу просто придумать какой-нибудь хитроумный трюк и подбросить его полицейским, чтобы они отвлеклись от Мириам как единственной подозреваемой.
 — И кто же, по-вашему, это может быть?
 — Я предполагаю, что это Сидней Селма. Мне кажется, он был партнером Бастиона. Я думаю, именно он узнал из письма Нормы нечто, на чем построил шантаж против Мириам, а потом, когда запахло деньгами, решил, что не стоит делиться с Бастионом.
 — Замечательная версия, — с сомнением произнес Бикнел, — остается только ее доказать. Чем вы можете подкрепить ее, кроме чистых домыслов?
 — Пока ничем, — признался я. — Поэтому-то я и хочу раскопать какую-нибудь другую жертву шантажа и использовать ее в качестве наживки для полиции. Хотя в том, что Селма был партнером Бастиона, я лично уверен. И Мицуи должна была его знать, иначе она не согласилась бы взять пистолет и подложить его.
 Бикнел глубоко задумался, время от времени кивая своим собственным мыслям.
 — Стало быть, — добавил я, — самое важное сейчас для нас — добыть хоть какую-то информацию о других жертвах Бастиона.
 Бикнел посмотрел на Берту и спросил:
 — Вы рассказали ему о бумагах, спрятанных в стене?
 Она кивнула.
 — Мне не удалось прочитать их, Дональд, но я думаю, что это именно то, что нам нужно. Необходимо поехать и забрать их.
 — Не так-то это просто, — ответил я. — Они какое-то время будут следить за домом, так что с бумагами придется обождать. Я надеялся, что вы успели их посмотреть и хоть что-то в них обнаружили.
 Бикнел отрицательно покачал головой:
 — Там было одно письмо, но я не прочитал его. Не было времени.
 — Значит, нужно искать что-то еще, — сказал я. Бикнел в задумчивости стал потирать свой подбородок.
 — Если я совершенно однозначно опознаю Мицуи как девушку, которую я видел в доме Бастиона, — медленно произнес он, — то опровергнуть меня они смогут лишь одним способом — предъявив другую реальную женщину, не важно кого.
 — Не надо себя обманывать, — ответил я ему. — Хороший адвокат разобьет ваше свидетельство в мелкие дребезги.
 — Я не согласен с вами, Дональд.
 — Хотите попробовать? — предложил я.
 — А вы хороший адвокат? — В его голосе прозвучал сарказм.
 — Чтобы разнести вас в клочья — достаточно хороший.
 — Ладно, давайте попробуем, — согласился он с вызовом. — Итак, я вышел на свидетельское место и даю показания. Я видел ногу обнаженной девушки. В данный момент я убежден в том, что она была совершенно обнаженная; купальника на ней не было. Видимо, она сняла одежду, чтобы не запятнать ее кровью. И я совершенно определенно помню, что кожа ее имела коричневый оттенок. — Он сделал секундную паузу, потом кивнул и, обернувшись ко мне, пригласил: — Пожалуйста, ваши вопросы, мистер Лэм.
 — Понимаете ли вы, мистер Бикнел, — начал я, — что после того, как в квартире Мириам Вудфорд было найдено орудие убийства, подозрение естественным образом пало на трех девушек, имевших доступ в эту квартиру, — Мириам Вудфорд, Норму Радклиф и горничную Мицуи?
 — Конечно, — ответил он. — Я достаточно разумный человек и думаю, что это вполне очевидно.
 — Норма Радклиф сумела освободить себя от подозрений, доказав, что в момент убийства находилась в другом месте, — продолжал я.
 — Нога, которую я видел, никоим образом не могла принадлежать Норме Радклиф.
 — Заинтересованы ли вы каким-либо образом в Мицуи?
 — Конечно нет.
 — Имеете что-нибудь против нее?
 — Определенно, нет.
 — Являетесь ли вы ее хорошим знакомым?
 — Конечно нет! Кроме того…
 — Но зато с Мириам Вудфорд вы знакомы хорошо?
 — Она была замужем за моим партнером. Я познакомился с ней, когда она была его женой, а по условиям завещания моего партнера я являюсь доверенным лицом по управлению ее имуществом.
 — Стало быть, в ней вы заинтересованы?
 — В том смысле, как я только что сказал.
 — И этого было достаточно, чтобы нанять детективов для ее защиты и привезти их сюда?
 — Естественный поступок для управляющего ее состоянием.
 — А соответствующие расходы вы относите на ее счет?
 — В общем, нет.
 — Вы оплачиваете их сами?
 — Да.
 — Как частное лицо?
 — Да.
 — Стало быть, и заинтересованы вы в ней как частное лицо?
 — Что именно вы хотите этим сказать?
 — Вы предлагали ей выйти за вас замуж?
 Он густо покраснел, бросил на меня испепеляющий взгляд и вскрикнул:
 — Вы настоящий нахал, Лэм! Какого черта я вас нанял?! Кругом полным-полно детективов, которые…
 — Вы сейчас разговариваете не с мистером Лэмом, — прервал его я, — а с адвокатом Мицуи, который ведет ее защиту и допрашивает вас. Так что отвечайте на поставленный вопрос.
 — Я не обязан отвечать на ваш вопрос. — Лицо его продолжало пылать, а во взгляде смешались злоба и смущение.
 Тогда я усмехнулся и сказал:
 — Хорошо, я перестаю быть адвокатом Мицуи и снова становлюсь детективом, которого вы наняли. Надеюсь все же, вы теперь поняли то, что я пытался вам объяснить. Ваше опознание убийцы слегка запоздало. А именно, в соответствии с заявлением, сделанным вами сержанту Хуламоки, запротоколированным и подписанным вами, вы не могли отчетливо разглядеть эту девушку и узнать ее. Вы даже не могли сказать точно, был ли на ней купальник.
 Бикнел заерзал на своем стуле. И в эту секунду раздался стук в дверь. Берта тревожно взглянула на меня.
 — Кого еще черт принес? — недовольно проворчал Бикнел.
 Стук раздался снова, гораздо настойчивее, чем в первый раз.
 — Судя по звуку, это полиция, — предположил я, встал и открыл дверь.
 На пороге стояли сержант Хуламоки и полицейский Дейли.
 — Так-так, — проговорил сержант, входя в номер без специального приглашения. — Как удачно, что мы застали вас всех вместе. Судя по всему, беседуете о погоде?
 — Да, обсуждаем планы на отдых, сержант, — ответил я. — Вот, собрались, чтобы решить, когда нам устроить тур по вашим прекрасным Островам и куда именно поехать.
 — Да-да, понятно, — усмехнулся он.
 Дейли закрыл за собой дверь, и оба полицейских уселись, где смогли: Дейли — на постели, а сержант Хуламоки — на стуле.
 — Есть некоторые интересные новости, — сообщил он.
 — У меня тоже есть для вас интересные новости, — ответил Бикнел.
 — О-о, значит, дело продвигается, не так ли? Какие же новости у вас, Бикнел?
 — Мне кажется, сначала мы должны выслушать вас, сержант, — попробовал вмешаться я, но сержант отрицательно покачал головой и снова усмехнулся.
 — Нет-нет, Лэм. Налогоплательщикам всегда приоритет. Да и мы больше любим получать информацию. Так в чем дело, Бикнел?
 — Я только сейчас, — начал Бикнел, — как следует разобрался в том, что произошло. Мне удалось припомнить кое-что про женщину, которую я видел в том доме.
 Я кашлянул. Бикнел недовольно оглянулся на меня. Я нахмурился и покачал головой.
 — На вас не дует из окна, Лэм? — заботливо спросил меня Дейли. — А то давайте пересядем. Мы тут, на Островах, привыкли к вечернему бризу. Живем на природе.
 — Нет, спасибо, — ответил я. — В горле что-то запершило.
 — Так продолжайте, Бикнел, — сказал сержант Хуламоки.
 — Я думаю, что никакого купальника на этой девушке не было, — единым духом выпалил Бикнел.
 — А-а, ну, это может многое упростить, — произнес сержант, переглянувшись с Дейли. — Но вы, конечно, не очень ясно это видели?
 — Как раз это я вспомнил совершенно четко.
 — Понимаю, — сказал сержант, — однако в первоначальных показаниях вы заявили, что не можете сказать, была ли она в купальнике или без. Кроме того, Бикнел, согласитесь, что обнаженная женская фигура выглядит совершенно иначе, нежели в купальнике.
 Бикнел промолчал.
 — Ну хорошо, Бикнел, продолжайте, поделитесь с нами своей новостью.
 — Это и была моя новость, — произнес Бикнел.
 — И все?
 — Все. Но вы же понимаете, что у белокожих обнаженных женщин определенные места должны выделяться по сравнению с загорелыми ногами, а у женщины с темной кожей цвет будет везде одинаковый.
 — Очень любопытно.
 — Мне кажется, это весьма существенно.
 — Возможно. Я так понимаю, теперь вы уже рассказали нам все, что вспомнили?
 — Да. С учетом этого дополнительного замечания — все.
 — Больше вы ничего не забыли нам сказать во время нашей прошлой беседы?
 — Нет.
 — И никаких других новостей тоже нет?
 — Нет.
 — Ну что ж, отлично, — сказал сержант. — Знаете, Бикнел, мы всегда оказываемся в довольно затруднительном положении, когда свидетель вспоминает какие-то важные обстоятельства лишь через некоторое время. Хорошо, конечно, что вы потрудились вспомнить детали этого происшествия. Я прав, Бикнел?
 — Что я сделал?
 — Потрудились вспомнить все в деталях.
 — Да.
 — Наверно, очень постарались?
 — В общем, да.
 — Но кроме одного-единственного обстоятельства, а именно, что эта девушка, как вы теперь полагаете — и то, конечно, не с полной уверенностью, — была без купальника, вы так ничего нового и не вспомнили?
 — Нет.
 — Ни одной детали?
 — Нет.
 — Ну ладно, — отцепился наконец сержант Хуламоки. — А теперь я поделюсь с вами нашими новостями.
 Я внутренне подобрался и решил, что мое лицо в любом случае должно быть абсолютно бесстрастным.
 — Мы очень тщательно провели обыск в доме Бастиона, — начал сержант. — У нас были самые серьезные основания подозревать, что этот парень добывал себе средства существования не вполне законными способами. Никто, собственно, и не знал, за счет чего он живет. Социального обеспечения не получал. Сведений о доходах в налоговую инспекцию не представлял. И тем не менее жил он неплохо, тратил довольно значительные суммы денег. Странно, что налоговые службы не особенно им интересовались; но, конечно, раз он не подавал деклараций, не было и оснований для проверок.
 — Так. Дальше, — нетерпеливо произнес Бикнел.
 — Так вот, мы обнаружили у него несколько квитанций со счетами. Одна из них была выписана Джерому К. Бастиону фирмой «Круглосуточные фотоработы» в Денвере. И счет-то был всего на два доллара, тем не менее Бастион зачем-то его хранил.
 — Фотографические работы? — без особого интереса уточнил Бикнел.
 — Совершенно верно, — с едва заметной улыбкой ответил сержант. — Мы ведь здесь, знаете, вдалеке от остального мира, поэтому вынуждены рассчитывать на помощь с материка. Я сегодня несколько раз связывался по телефону с полицией Денвера и попросил их, в частности, зайти в эту фирму и постараться узнать что-нибудь об этой квитанции. По счастью, там тщательно регистрируют все заказы, и выяснилось, что эти два доллара были получены за фотокопирование документов компании по оптовой торговле фармацевтическими и химическими товарами «Роки-Маунтин». Денверская полиция не поленилась навестить и эту компанию, а там секретарша в канцелярии вспомнила этот эпизод и вынесла им скопированный документ. Такая вот замечательная цепочка удач. — Сержант Хуламоки сделал многозначительную паузу, явно ожидая вопросов с нашей стороны.
 Я решил молчать, хоть он тресни, но Бикнел, конечно, не выдержал. Проведя языком по пересохшим губам, он спросил:
 — И что же это был за документ?
 — Это была подписанная получателем квитанция-накладная на большую коробку мышьяка, — медленно произнес сержант. — Покупателем значится Эзра П. Вудфорд, у которого, судя по всему, был открыт счет в этой компании, а подпись на накладной свидетельствует о том, что получила покупку миссис Эзра П. Вудфорд. А еще там стоит дата — все это произошло за четыре дня до смерти Эзры П. Вудфорда. А теперь, мне кажется, — продолжал сержант после небольшой паузы, — есть смысл раскрыть вам один маленький секрет. Эдгар Ларсон из полиции Денвера приехал сюда именно по этому делу. У них еще раньше возникли подозрения по поводу обстоятельств смерти Эзры Вудфорда, поэтому была произведена секретная эксгумация тела. И при токсикологическом анализе обнаружено такое количество мышьяка, которое может убить лошадь.
 Сержант Хуламоки замолчал и внимательно посмотрел по очереди на нас троих — Стефенсона Бикнела, Берту Кул и меня.
 — А кто… э-э… кто заказал эту коробку мышьяка? — не очень уверенным голосом спросил Бикнел.
 — Ее заказала по телефону женщина, назвавшаяся миссис Эзра П. Вудфорд. Вы понимаете, конечно, что в суде факты такого рода доказать не удается: свидетель не может достоверно опознать голос по телефону, если этот голос ему не знаком. И мы, конечно, должны в своем расследовании это обстоятельство учитывать. Знаете, мистер Бикнел, полиция довольно часто сталкивается в ходе расследования с такими фактами, которые нельзя рассматривать как доказательства для суда. Разница между судом и следствием весьма существенна. В суде нужно излагать абсолютно достоверные сведения. Вас обязывают оперировать только бесспорными фактами, специально приводят к присяге. Хитроумным умозаключениям там не место — жюри присяжных их не учитывает. Но в ходе следствия определенные умозаключения вполне уместны.
 — Вы уже… вы уже беседовали обо всем этом с миссис Вудфорд? — спросил Бикнел.
 — Скорее всего, мой сотрудник делает это как раз в данную минуту, — ответил сержант. — А я решил пока что зайти поговорить с вами.
 — Со мной?
 — Совершенно верно. Вы ведь управляете состоянием Мириам Вудфорд?
 — Я.
 — По условиям договора вы имеете полномочия по своему усмотрению и в случае чрезвычайной необходимости выплачивать ей определенную часть основного капитала или некоторый аванс в счет будущего дохода. Не так ли?
 — Да.
 — Так вот, — торжествующим тоном произнес сержант, — не кажется ли вам правдоподобным такой вариант. Джером Бастион, раздобыв фотокопии этой накладной с подписью миссис Вудфорд и смазанной цифрой даты, приезжает сюда и пытается выманить у нее весьма значительную сумму. Ну, скажем, тысяч двадцать или тридцать, а Мириам Вудфорд в панике сообщает вам, что в силу чрезвычайных обстоятельств, подробнее о которых она говорить с вами не может, ей нужна большая сумма денег — не важно, из основного ли капитала или в качестве аванса, — и…
 Бикнел хотел что-то вставить, но сержант остановил его. — Нет-нет, мистер Бикнел, не торопитесь. Дайте мне закончить, — сказал он. — У меня вовсе нет желания расставлять вам ловушки. Так вот, разве в этом случае кому-то покажется странным, что вы, предчувствуя, что миссис Вудфорд попала в беду, обратились в бюро «Кул и Лэм. Конфиденциальные расследования» — к очень хорошим детективам, известным своим умением получать результаты, соблюдая максимальную осторожность и конфиденциальность, — и попросили их приехать сюда и помочь вам защитить Мириам Вудфорд, какая бы опасность ей ни грозила? Я тоже готов проявить осторожность и допустить, что вы действительно не знали, в чем тут дело. Возможно, вы подозревали, что дело в шантаже, и в то же время ничего не знали о покупке мышьяка. Вы только понимали, что миссис Вудфорд что-то угрожает, и допускали возможность шантажа. Наше следствие установило, — продолжал сержант, — что миссис Вудфорд отнюдь не вела жизнь затворницы. Мы выяснили также, что вы выписали бюро «Кул и Лэм. Конфиденциальные расследования» чек на три тысячи долларов. Конечно, какая-то часть этой суммы была затрачена на поездку сюда. Так или иначе, собрав вместе все эти факты, мы получаем необычайно интересную картину. Мы понимаем, что вы, Бикнел, привезли на Острова ваших двух друзей не только на отдых. — Бикнел нервно провел ладонью по волосам. Сержант Хуламоки обернулся ко мне. — Есть и еще одна интересная новость, Лэм. Я имею в виду кинокамеру, найденную нами в машине, на которой ездила Мицуи. Мы вынули пленку и проявили ее. На ней снята сама эта машина, стоящая у тротуара на Кинг-стрит. Даже непонятно, зачем надо было это снимать. Но на пленку попал также кусочек проезжей части улицы, видны проезжающие машины. На нескольких кадрах, в частности, четко виден номер одной из проезжавших машин. Мы узнали, чья это машина, Лэм. Кстати, это очень привлекательная женщина. Мы спросили ее, как часто она в последнее время ездила по Кинг-стрит, и, представляете себе, она до сегодняшнего дня была в отъезде! Единственный раз за последнюю неделю она проезжала по Кинг-стрит сегодня, спустя примерно два часа после нашего убийства.
 Я вежливо прикрыл ладонью зевок. Сержант Хуламоки по-прежнему смотрел на меня, но я был убежден в том, что мое лицо ничем меня не выдало. Тогда он посмотрел на мою напарницу, но Берта была как скала.
 — Я подумал, что вы сможете сказать нам что-нибудь по этому поводу, мистер Лэм.
 — Бастион приехал сюда месяц назад, — ответил я. — Эти кадры могли быть сняты в любой момент в течение этого месяца. Все, что я могу вам посоветовать, — переспросите эту вашу привлекательную женщину, сколько раз она ездила по Кинг-стрит за последний месяц.
 — Да, конечно, — разочарованно произнес сержант Хуламоки. — Я и не собирался бросать эту нить. Я, конечно, рассуждаю в рамках следствия, не имея в виду доказательств для суда.
 — А я предпочитаю говорить о доказательствах для суда, — ответил я, глядя ему в глаза. — Только такие доказательства могут помочь в раскрытии преступления.
 — Я так и не понял, обвиняете ли вы в чем-нибудь Мириам Вудфорд, — вмешался Бикнел. — Но если да или если вы собираетесь это сделать, то я найду для нее лучших адвокатов на этих Островах, а она перестанет отвечать на ваши вопросы до тех пор, пока не окажется в суде.
 — Нет-нет, мы ее ни в чем не обвиняем.
 — Что же вы в таком случае делаете? — спросил я.
 — Просто хотели бы рассчитывать на ваше сотрудничество.
 Берта фыркнула. Я недовольно посмотрел на нее и обратился к Хуламоки:
 — Мы очень благодарны вам за внимание; можете на нас рассчитывать.
 По лицу сержанта пробежала тень усмешки.
 — Благодарю вас, Лэм. Мы вам действительно признательны. Мы к вам еще зайдем, вы можете не беспокоиться на этот счет. Будем постоянно держать с вами связь. По правде говоря, мы настолько ценим ваше сотрудничество, что не хотели бы, чтобы кто-либо из вас покинул Острова, не предупредив нас об этом. — Сержант Хуламоки с неожиданной для него торжественностью обменялся с нами рукопожатиями, и на том они с Дейли ушли.
 У Бикнела был такой вид, словно он проглотил две унции касторки.
 — Она этого не сделала, — пробормотал он. — Она не могла этого сделать! Я верю ей! Я… Я люблю ее! — И он закрыл лицо руками.
 Мы с Бертой сидели молча. Внезапно он поднял на нас глаза и надрывно проговорил:
 — Идите! Я хочу побыть один. И надо делать наше дело. Надо следить за тем, чтобы Мириам не пострадала от этих гиен… Сколько это будет стоить — не важно. Теперь все ограничения сняты.
 Берта посмотрела на меня, и ее жадные глазенки заблестели.
 — Не волнуйтесь, Бикнел, — успокоила его она. — Мы как раз готовы преподать этим гавайским зазнайкам урок на всю жизнь. — Она открыла дверь, и мы вышли.
 Бикнел сидел, в отчаянии обхватив голову руками.
 — Вот так-то! — сказала Берта в коридоре. — Он любит эту девушку, Дональд. Ты слышал, что он сказал?
 — Про то, что он ее любит? Лицо Берты аж перекосилось.
 — Да нет, дурья твоя башка, про то, что сняты все ограничения на оплату.
 — При условии, что мы ее выручим, — напомнил я.
 — Так иди же и выручай! — рявкнула она.
 — Каким образом?
 — Все равно каким! Но помни, если ты допустишь, что эта баба в тебя влюбится, мы пропали. Теперь ты понимаешь, почему ему нужна была женщина-детектив. Он боялся тебя с первой минуты знакомства. Он понял, что ты во вкусе Мириам.
 — Ошибаешься, — ответил я. — В ее вкусе был Эзра Вудфорд.




 Глава 18


 Я сидел у телефона и ждал. Звонок раздался, когда уже совсем стемнело.
 — Вы меня узнаете? — спросила Мириам.
 — Да.
 — Где стоит ваша машина?
 — На стоянке у отеля.
 — Встретимся в ней.
 — А вы сможете найти ее?
 — Да.
 — О’кей, — сказал я. — Прямо сейчас?
 — Прямо сейчас.
 Я повесил трубку, выключил везде свет и вышел на улицу. Был чудесный, теплый гавайский вечер. Я прошел на стоянку, сел в машину и стал ждать.
 Вдруг за моей спиной раздался сдавленный голос:
 — Ну поезжайте же!
 У меня хватило ума не оглянуться. И так было ясно — Мириам спряталась на полу за спинкой сиденья.
 Я завел мотор и вырулил со стоянки.
 Лишь когда мы проехали с полдюжины кварталов, Мириам выбралась из укрытия и сказала:
 — Если вам раньше никогда не приходилось видеть женских ног, то вас ждет небывалое потрясение.
 С этими словами она задрала юбку и перемахнула на переднее сиденье.
 — Приходилось, — ответил я. — Правда, не такие красивые.
 — К сожалению, — вздохнула она, — сейчас не время для комплиментов.
 Она придвинулась ко мне вплотную и схватила меня за руку. Я почувствовал, что рука ее дрожит.
 — Что случилось? — спросил я.
 — Поедем куда-нибудь в такое место, где можно спокойно остановиться, там и поговорим, — попросила она.
 Я понесся по шоссе к мысу Коко, поглядывая в зеркало заднего вида. Похоже, за нами никто не следил. Миновав мыс, я помчался дальше вдоль побережья. Дорога была практически пустынна, однако я не останавливался, пока мы не добрались до укромного места, где шоссе красиво взмывало над заливом. С отвесного каменного откоса открывался прекрасный вид на океан; рядом была просторная автостоянка. Нам повезло — ни одной машины.
 Я остановился, заглушил мотор, выключил свет и, повернувшись к Мириам, спросил:
 — Итак?
 Она ухитрилась развернуться задом наперед на своем сиденье и буквально лечь на рулевое колесо так, чтобы оказаться лицом к лицу со мной.
 — Дональд, — проговорила она, — вы мне верите?
 Я подсунул руку ей за плечи, чтобы хоть немного защитить руль, и осторожно ответил:
 — Это зависит…
 — От чего?
 — От нашего теперешнего разговора. Что вы рассказали в полиции?
 — Рассказала все, как есть, — ответила она.
 — Кто с вами разговаривал?
 — Хотите верьте, хотите нет, Дональд, но разговаривал со мной сам начальник полиции.
 — Ну и как он?
 — Ничего, приятный.
 — Перескажите мне то, что говорили им.
 — Мне кажется, они кое-что знают.
 — Они не сказали, что именно они знают?
 — Нет.
 — А что они сказали?
 — Начальник объяснил, что положение у меня серьезное. Сказал, что дальнейшее очень сильно зависит от того, насколько я буду искренна; что я должна ему рассказать все о наших отношениях с Эзрой Вудфордом, о нашем браке и все, что я знаю о Бастионе. Сказал, что помочь мне может только правда, а если я буду лгать, то станет еще хуже.
 — И как вы поступили?
 — Рассказала правду.
 — Теперь повторите ее мне.
 — Что вам повторить?
 — Все.
 — Я для них не стала начинать очень уж издалека.
 — Вот и для меня начните оттуда же, — попросил я.
 — Мне всегда хотелось приключений, — начала Мириам. — Наверно, я была просто лихой девчонкой и… В общем, передо мной была целая жизнь и… и я соблазнилась.
 — Это случается с девушками, — заметил я. — Поехали дальше.
 — Ну и попался мне один красавчик, — продолжала она. — Я вляпалась по полной программе: отдала ему любовь, доверила все свои тайны, все на свете. Я отдала ему всю себя, а он — сначала болтал всякую чушь, а потом бросил меня и отвалил.
 — А вы?
 — Наверно, я должна была пережить потрясение, шок, боль, ненависть. Но все было не так. Я даже обрадовалась.
 Сказать по правде, к тому времени, когда он отвалил, я уже начинала от него уставать. Но тщеславие мое было уязвлено — он ведь бросил меня ради другой девушки, значит, она обладала чем-то, чего у меня не было. И я решила: больше такого не повторится! Я должна стать в этих делах докой и в будущем рвать отношения первой. Нечего ждать, пока им вздумается уйти от меня.
 — Ладно. Дальше.
 — В следующий раз, когда за мной стал ухлестывать один парень, я уже знала свою роль назубок. И даже сама присочинила кое-какие сцены для нашей пьесы, чем немало его озадачила.
 — И что получилось?
 — Он всерьез и по-настояшему влюбился в меня по уши. Мне казалось, что я тоже в него влюблена. Он был богат и хотел жениться.
 — И что?
 — Я вышла за него. Но опыт не удался.
 — Почему?
 — Потому что на самом деле я его не любила. Это была не любовь, а так — забава с рыбкой, которая попалась на крючок. Попросту говоря, я его не уважала. И примерно через год мы решили расстаться. Единственное, что меня бесило, — это то, что мне опять перешла дорогу другая женщина.
 — Кто?
 — Некая брюнетка. Она смотрела на него чувственными темными очами, медленно поднимала веки, так что он буквально проваливался в этот омут, потом опускала веки и издавала трепетный вздох.
 — Умелая игра? — спросил я.
 — Да бросьте вы, Дональд, — ответила она. — Всякая женщина, которую Бог не обидел внешностью, тщательно изучает перед зеркалом свои достоинства и находит способ их подчеркнуть. Эта потаскушка так отработала технику, что будь здоров. Она буквально вползла в мою нору и вытолкала меня оттуда. На эту нору мне, конечно, было наплевать, но то, что меня снова обошли, привело меня в бешенство.
 — Что было дальше?
 — Вышла я на свободу не с голыми руками, — продолжала Мириам. — Кое-что с собой унесла.
 — Много?
 — Вполне прилично. Уж слишком он воспылал страстью к своей брюнеточке. Большой куш отхватил, конечно, мой адвокат, но и у меня осталось около сорока тысяч. Правда, не сразу — сначала десять тысяч наличными, а остальное — постепенно, в виде алиментов.
 — Что потом?
 — Потом уже больше никто и никогда не переходил мне дорогу, даже по моей, самой строгой мерке. Я потренировалась-таки перед зеркалом. Раз уж мужчинам так нравятся эти чувственные взгляды, вздохи и прочая чушь, решила я, то эти дешевые трюки я освою в совершенстве.
 — Значит, эту науку вы постигли?
 — И практику тоже.
 — И помогло?
 Она хихикнула.
 — Ладно. Пойдем дальше, — сказал я.
 — Значит, так. О том, чтобы успокоиться и начать заниматься чем-нибудь серьезным, я и не думала. Я решила съездить в морское путешествие, расширить свой горизонт.
 — Ну и как, расширили?
 — Несомненно.
 — Отлично. Что же произошло?
 — В этом путешествии я встретила одного плейбоя, — ответила она, — очень энергичного, очень богатого. Я тоже хотела разбогатеть.
 — У вас ведь уже были деньги.
 — Мне хотелось еще. Я считала, что деньги — это самая надежная защита, по крайней мере для меня. О том, что бывают и другие способы защиты, я тогда не подозревала.
 — Значит, вы себя продали?
 — Я ужасно не люблю это выражение, Дональд. Он был человеком щедрым, а я вовсе не собиралась попусту его дразнить или вытягивать деньги. Мы объехали всю Южную Америку, путешествовали по Средиземному морю.
 — Это все в одном круизе?
 — Нет, в разных.
 — А в промежутках?
 — Он снял для меня квартиру. Я промолчал.
 — Только ради Бога, не надо ничего драматизировать, — ответила она на мою невысказанную реплику. — В конце концов, Дональд, в жизни есть вещи, которые следует принимать. Вы и представить себе не можете, как легко пойти по пути…
 — Чего?
 — Я не знаю, как это правильно назвать. Уж во всяком случае, это никакая не «нравственная бездна», о которой талдычат святоши в журналах для женщин. Это просто… ну, скажем, просто целесообразность.
 — Ладно. Закончим с этим.
 — И вот тут-то через некоторое время я и познакомилась с Эзрой Вудфордом, — сказала она.
 — Он ухаживал за вами?
 — Да бросьте вы. Это был одинокий, больной человек, весь в делах. Когда у него вдруг появилась возможность развлечься, выяснилось, что он забыл, как это делается. А если бы и попробовал, наверно, на него стали бы смотреть как на ненормального. Все считали его старой развалиной, которому остается только разгуливать по палубе со скорбной физиономией, оказывать знаки внимания старушенциям да выслушивать их бесконечный треп про внучатых племянников и про операции на желчном пузыре.
 — Что же у вас произошло?
 — Я сразу поняла, что понравилась Эзре. Я вовсе не старалась закадрить его. Мне просто хотелось его развеселить, и у меня это здорово получалось.
 — А что вы для этого делали?
 — Разрешала ему угощать меня напитками, смешила его, сама от души смеялась его избитым шуткам, иногда опиралась на его руку, заглядывала в глаза, отпускала ему комплименты по поводу его выдающихся деловых качеств.
 — Но вы ведь в это время были не свободны?
 — Да, я была не свободна и не собиралась его дурить. Я не из тех, кто охмуряют, Дональд, хоть некоторые так и думают.
 — Ладно. Что потом?
 — Потом Эзра стал писать мне. А когда я порвала со своим плейбоем, Эзра приехал в Нью-Йорк и попытался восстановить веселые, беззаботные отношения, какие были у нас на корабле.
 — И Получилось?
 — Нет, Дональд, на суше это невозможно.
 — Почему?
 — Сама не знаю. На кораблях особая атмосфера. Когда люди оказываются вместе, у них неизбежно появляются общие интересы: вместе обедают, пьют коктейли, встречаются для бесед, а главное — все отдыхают. Больше там делать нечего. Никакой спешки, никаких забот, никакого напряжения. Все веселятся и развлекаются и… в общем, там все по-другому. А в Нью-Йорке спишь до полудня, потом встаешь, наводишь красоту. Потом появляется почетный эскорт, и ты отправляешься куда-нибудь в город. Возможности твои ограниченны. Если достанешь билеты, можно пойти на спектакль или концерт. Можно податься в клуб «Аист» или в «Двадцать одно». Можно укрыться в каком-нибудь уютном ресторанчике и вкусно пообедать. Можно немного выпить и поговорить. Но в городе вы предоставлены самим себе; вокруг вас нет компании, с которой вас круглосуточно связывают общие интересы.
 — Ну и что было дальше?
 — Дальше, — ответила она, — Эзра стал все чаще заводить серьезные разговоры. Он был одинок, страшно одинок и угнетен своей старостью.
 — И он предложил вам выйти за него замуж?
 — Ему хотелось… хотелось полнокровной, активной жизни. И ему хотелось, чтобы я была с ним.
 — И что вы ему ответили?
 — Дональд, — сказала она, — я хочу, чтобы вы мне поверили. Я ответила, что могу быть с ним и что для этого ему совсем не обязательно на мне жениться, что он даже может потом пожалеть о таком своем решении.
 — А он?
 — Дональд, я даже не знаю, как вам объяснить, чтобы вы представили себе Эзру. Он был весь в работе, никаких развлечений. Когда-то он был женат на женщине, которая быстро превратилась в ворчливую зануду, донимавшую его расспросами о том, где он был и что он делал. Его семейная жизнь, наверно, была невыносимой.
 — Да, я знаю, — заметил я. — Жена его не понимала.
 — Нет, Дональд, дело не в этом. Тут было другое, и я это прекрасно знаю. Есть масса мужчин, решивших жениться и разочаровавшихся в своем решении, и он был одним из них. Кончилось тем, что он… он просто ушел с головой в дела и стал пропадать у себя в конторе, потому что не хотел идти домой. Отдав все силы работе, он заработал кучу денег и достиг огромных успехов, но стал — как бы это сказать? — беспросветным трудягой.
 — Он потерял вкус к жизни?
 — Да.
 — Понятно. И что?
 — Он считал, что жить ему осталось недолго. Денег у него была куча. Эзра сказал мне, что понимает, что я не люблю его — в романтическом смысле этого слова. Не стал скрывать, что и он, по-видимому, в этом смысле меня не любит, однако восхищен мною и покорен тем обаянием молодости, которое от меня исходит. Он сказал, что хочет просто видеть меня, смотреть, как я развлекаюсь, слышать мой смех, хочет, чтобы я была рядом. И добавил, что готов за все это платить.
 — Каким образом он собирался за это платить?
 — Сделав меня своей женой. Он сказал, что в Денвере иначе нельзя. Он не желал, чтобы я стала его любовницей и ему приходилось бы тайком выкраивать возможность со мной увидеться. Он хотел, чтобы я могла спокойно жить в его доме, познакомиться с его друзьями и все остальное, как полагается.
 — Ну и что же вы ответили?
 — Я ответила «да».
 — А потом вы не пожалели об этом соглашении?
 — Я — нет. Если уж я заключаю сделку, то делаю это с открытыми глазами и потом выполняю свои обязательства. При этом я понимала, что если сама не буду жить счастливой жизнью, то мечта Эзры не сбудется. И я сделала все от меня зависящее, чтобы он не считал свои затраты напрасными и получил все, на что рассчитывал.
 — Он был счастлив?
 — Как весенний жаворонок. Он буквально расцвел, словно майская роза, я даже сама удивилась. Денвер оказался очень приятным местом. У Эзры было много друзей, и они ко мне замечательно относились. Я старалась дать ему все, чего он хотел: всегда была веселой, жизнерадостной, забавляла его, шутила и… правда, Дональд, я сумела сделать его по-настоящему счастливым.
 — А вы не устали ждать? — спросил я напрямик.
 — Чего ждать?
 — Его смерти.
 — Дональд, — решительно ответила она, — посмотрите мне в глаза. Я не вру, верьте мне. Ничего такого я не ждала. Я просто выполняла условия соглашения и не испытывала от этого никакого неудовольствия.
 — Ну хорошо. А как насчет Бикнела?
 — Конечно, — ответила Мириам, — Бикнел осуждал Эзру с самого начала, как только об этом узнал. Еще когда Эзра уехал в Нью-Йорк, Бикнел понял, что он хочет увидеться со мной. Мы ведь переписывались и… наверно, партнеры всегда как-то узнают о таких вещах, а может, секретарша Эзры сболтнула чего лишнего и… в общем, так или иначе, Бикнел обо всем знал.
 — И не одобрил?
 — Даже представить себе не можете, до какой степени не одобрил.
 — И что?
 — Когда Эзра вернулся и объявил Стиву, что собирается жениться, тот подпрыгнул до потолка. Он разговаривал с Эзрой таким тоном, что они чуть-чуть не рассорились вдрызг.
 — Что потом?
 — О-о! — Она выразительно закатила глаза. — Потом все, как положено. Стив Бикнел нанял детективов, которые стали копаться в моем прошлом. Честное слово, Дональд, вы не можете себе представить, до чего может докопаться умелый детектив! Хотя, что я говорю? Конечно, можете, вы ведь сами детектив.
 — Откуда вы узнали?
 — Мне сказали в полиции.
 — Понятно.
 — Значит, — продолжала она, — они узнали про меня абсолютно все. Проследили всю мою жизнь с самого детства — наверно, с того дня, когда мама отняла меня от груди. И конечно, с того момента, как я познакомилась с первым кавалером. Уж поверьте, набрали они материала целую кучу — грязную, вонючую кучу. Ведь если убрать романтику, прогулки при луне и прочие прелести, все это выглядит совершенно ужасно. И аккуратно изложили все на бумаге в отпечатанном виде.
 — И что произошло?
 — Стив Бикнел вручил эти бумаги Эзре и предложил прочитать.
 — А что Эзра?
 — Эзра прочитал их, порвал в клочья, выкинул в камин и объявил Стиву, что если тот еще раз заикнется о чем-нибудь подобном, то он его убьет.
 — Что потом?
 — Потом мы поженились и уехали жить в Денвер.
 — Для Бикнела ваш брак имел какие-нибудь финансовые последствия?
 — Да, в некотором смысле.
 — Какие же?
 — У них существовало партнерское соглашение, по которому любой из них оставлял всю свою долю целиком оставшемуся в живых партнеру. Если же он был женат, то вдова должна была получить половину наследства, а партнер — другую половину.
 — Значит, если бы Эзра умер неженатым, он все оставил бы Бикнелу?
 — Да.
 — Стало быть, из-за женитьбы Эзры Бикнел терял приличное состояние?
 — Ну, он, конечно, и не рассчитывал, что Эзра так скоро умрет.
 — Все же вы оба не могли не думать о такой возможности.
 — В общем, да.
 — И Бикнелу вы, конечно, не понравились?
 — Конечно.
 — Как же тогда получилось, что Эзра сделал Бикнела доверенным лицом по управлению вашим состоянием?
 — Чтобы это объяснить, нужно вернуться к тому моменту, когда я только появилась в Денвере.
 — Давайте вернемся.
 — Бикнел, конечно, относился ко мне как к какой-то нечисти.
 — А вы? Объявили ему войну?
 — Вовсе нет. Я решила не обращать на него внимания, только объявила Эзре, что он не должен пускать Стива в наш дом. Это было единственное, на чем я настаивала.
 — Так. И что потом?
 — Потом, постепенно, когда Стив увидел, как я себя веду, он изменил свое отношение ко мне. И поскольку Эзра хотел все же, чтобы он у нас бывал, я в конце концов согласилась.
 — И что было дальше?
 — Вот так мы и жили — я развлекала Эзру, и Эзра ходил веселый и радостный. Он начал следить за своей внешностью, часто посещал парикмахеров, ухаживал за ногтями. Стал шить у портных дорогие модные костюмы. С работы он торопился вернуться домой, где мог отдохнуть, развлечься, насладиться жизнью. И он явно гордился мною, любил похвастаться мною перед другими — поверьте, я говорю это совсем не из бахвальства.
 — А как реагировали люди?
 — Сначала они думали, что я просто товар, который Эзра приобрел на базаре, не подумав как следует. Мне предстояло с этим бороться, но я ведь и раньше знала, что придется столкнуться с таким отношением к себе, поэтому вовсе не была обескуражена. В подобной ситуации быть женой в десять раз труднее, чем любовницей. Но я представляла себе всю эту ситуацию заранее и прекрасно знала, что мне предстоит испытать. Я твердо решила, что возьму верх и заставлю других хорошо к себе относиться. Самой мне, конечно, на них было наплевать, но я понимала, что Эзра хочет сохранить друзей и свой образ жизни, а не просто запереться в шикарном особняке с молодой женой, которой все будут пренебрегать.
 — Значит, вам удалось добиться хорошего отношения со стороны его друзей?
 — Да, понемногу удалось. Это оказалось не так уж трудно. В людях ведь много хорошего. Я люблю людей, и они, как правило, любят меня.
 — И каким же способом вы этого добились?
 — Просто вела себя открыто и естественно. Некоторые юные щеголи, конечно, пытались за мной ухаживать, намекали, что я, наверно, очень одинока и все такое.
 — И как вы поступали в таких случаях?
 — Я обходилась без благородного негодования, — ответила она. — Просто смеялась им в лицо и говорила, чтобы они пошли поиграли в свои игрушки.
 — Ясно. Что дальше?
 — Дальше все стали понимать, что я играю по-честному, и в один прекрасный день, словно по мановению волшебной палочки, все стали замечательно ко мне относиться.
 — Значит, это произошло достаточно быстро?
 — По-моему, не более двух месяцев, но для меня, конечно, прошла целая вечность. Даже странно, как иногда быстро все происходит. Друзья любили Эзру, так что постепенно полюбили и меня. Эзра любил устраивать званые обеды, а со мной всем было весело, и людям понравилось к нам приходить.
 — А Бикнел?
 — И Бикнел вскоре стал появляться среди гостей.
 — Понятно. Что дальше?
 — Дальше, — ответила Мириам, — Эзра стал счастливейшим человеком на свете, и его друзья полюбили меня за то, что я для него сделала. Они уже не смотрели на меня как на поношенное тряпье с барахолки, а считали меня… считали чем-то вроде тонизирующего напитка для Эзры. А кроме того, я была гостеприимной хозяйкой для всех.
 — Ясно. Что же было потом?
 — А потом он неожиданно умер. И по завещанию мне досталась половина его состояния.
 — То есть сколько?
 — Господи, Дональд, я не знаю. Его еще не успели оценить, но это огромные деньги. У Эзры были золотые рудники, нефтяные скважины, куча предприятий — все, что угодно. И теперь я богата. То есть буду богата.
 — Если только не окажетесь замешанной во что-нибудь, что вызовет скандал вокруг имени Вудфорда, — заметил я.
 Мириам промолчала.
 — А убийство — это несомненный скандал, — продолжал я. — И шантаж Бастиона — тоже.
 — Я не убивала Бастиона, — твердо произнесла она.
 — Вы боялись его?
 — Да.
 — И собирались заплатить ему?
 — Да.
 Прежде чем продолжить беседу, я немного поразмышлял.
 — Расскажите мне подробнее про Бикнела, — попросил я наконец.
 — Бикнелу почему-то полюбилась идея полюбить меня.
 — Вот об этом я и хотел бы узнать.
 — Ну, понимаете… Даже не знаю, как и сказать… Он ведь тоже был одинок. Жена его давно умерла, а второй раз он так и не женился. И я понимаю, что у него и желания-то особого не было. Он был такой… ну, как их обычно называют — брюзга, сморчок, зануда, рыба холодная.
 — Понятно, — сказал я.
 — Он прекрасно знал Эзру до женитьбы, — одинокого, несчастного. И вдруг увидел, как Эзра переменился, когда появилась я. Видимо, ему в голову втемяшилась идея, что и ему хорошо было бы так жениться.
 — Точнее, жениться на очень молодой и очень красивой девушке, — уточнил я. — Неплохое предприятие, что и говорить.
 — Вот он и хочет это предпринять.
 — Он уже предлагал вам выйти за него замуж?
 — Вы обязательно хотите это знать, Дональд?
 — Да.
 — Предлагал, — ответила она, — он хочет, чтобы я за него вышла. Есть даже письменное свидетельство.
 — То есть?
 — Вскоре после того, как я приехала сюда, я получила от него письмо. Он написал, что сначала очень ошибся на мой счет, что я оказалась на редкость порядочным человеком. И спросил, не подумаю ли я о том, чтобы выйти за него замуж через несколько месяцев, когда все уляжется и не будет лишних разговоров.
 — И что вы ему на это сказали?
 — Я еще не разговаривала с ним. Я написала ему, что хотела бы о многом поговорить при встрече, и тем пока и ограничилась. Вы ведь знаете, что происходит с мужчинами средних лет, когда им вдруг приходит в голову влюбиться, — они становятся слегка того, словно дети малые.
 — Вы рассказали обо всем этом в полиции?
 — Да, за исключением того, что Стив хочет на мне жениться. Я сочла, что мне совсем не обязательно посвящать их в личные дела Стива.
 — Ладно, — сказал я. — Похоже, вы с ними хорошо поговорили. Видимо, вам удалось их убедить, иначе они бы вас вряд ли отпустили.
 — Не очень-то много мне пока удалось. Они продолжают расследование.
 — Они, конечно, сказали вам о своем подозрении, что Бастион вас шантажировал и что вы нашли единственный способ отделаться от шантажиста?
 — Да. Прямо они меня не обвиняли, но наводящие вопросы задавали.
 — Ну и что вы им ответили?
 — Я сказала, что они сошли с ума. Что я никогда в жизни не смогу взять пистолет и пойти кого-то застрелить. Что это вообще не способ решать проблемы.
 — Как же, по-вашему, следует обращаться с шантажистами?
 — Не знаю, — ответила она.
 — Но заплатить вы ему собирались?
 — Да.
 — Почему?
 — Ой, я не знаю. Не могу сказать. Просто единственное, что мне хотелось, — это чтобы меня больше не беспокоили. В конце концов, он просил не очень много и… в общем, Бастион убеждал меня, что это все, что ему нужно. Просто ему была срочно нужна некоторая сумма и…
 — Не надо себя обманывать. Шантаж — это как зыбучий песок, из него невозможно выбраться. Чем больше сопротивляешься, тем глубже вязнешь.
 — Я понимаю, что в большинстве случаев это действительно так, — быстро заговорила она, — и очень может быть, что я ошибаюсь, но Бастион на самом деле очень убедительно все объяснил.
 — А именно?
 — Он сказал, что случайно наткнулся на эти документы, что он сам себя проклинает за то, что решил воспользоваться ими, что он совсем не такой, он не вымогатель, он всегда старался заниматься честным бизнесом, но что он оказался в ужасном финансовом положении. Ему срочно нужны деньги. Он объяснил, что когда к нему в руки попали эти бумаги, он подумал, что у меня все равно столько денег, что я не знаю, что с ними делать, и я могла бы дать ему в долг. Он обещал, что больше ему ничего не потребуется. Он клялся, что будет стараться вернуть их. Сказал, что он в таком положении, что должен срочно погасить некоторые долги и вложить деньги в одно дело, которое ему подвернулось… Ну, в общем, вы понимаете…
 — И на какие же это документы он наткнулся?
 — Про то, что я покупала мышьяк прямо перед смертью Эзры.
 — Но это Эзра хотел, чтобы вы его купили?
 — Да. Он ему нужен был для изготовления чучел. Я же вам все про это рассказала, Дональд.
 — И в полиции тоже все рассказали?
 — Все абсолютно.
 Я немного помолчал и сказал:
 — О’кей, Мира, вы меня убедили.
 — В чем?
 — Что не убивали Бастиона, — ответил я и, улыбнувшись, добавил: — И в том, что ты — парень что надо!
 — Дональд, — тихонько произнесла она. — Что?
 — Ты мне нравишься.
 — Отлично. Я очень рад.
 — А я тебе нравлюсь?
 — Да.
 — По тебе не заметно.
 — Я на работе.
 — Сейчас уже нерабочее время.
 — В моем деле нерабочего времени не бывает. Сейчас, например, я только-только по-настоящему взялся за работу.
 — Какую?
 — Вытаскивать тебя из заварушки.
 — Дональд… — снова проговорила она и осеклась. — Что?
 Но она ничего не ответила, а просто откинулась на мою руку, все еще лежавшую поперек баранки, и поглядела на меня снизу вверх. В лунном свете, проникавшем сквозь стекла машины, ее лицо белело нежным овалом.
 — Тебе не удастся так просто отсюда выбраться, Дональд. Если ты сейчас же меня не поцелуешь, то я это сделаю сама.
 — Ничего не выйдет, — уперся я. — Сейчас не до сентиментальных нежностей. Мы…
 Но ее руки уже обвили мою шею, а губы прижались к моим губам в горячем поцелуе. Она приникла ко мне всем телом, и на какое-то время другие дела пришлось отложить.
 Наконец мне удалось ее слегка отстранить и судорожно вдохнуть глоток воздуха.
 — Слушай, Мира… — начал было я.
 — Только не надо проповедей, Дональд, — прервала меня она. — Сейчас я немного отдышусь и повторю все сначала. Еще один раунд, а уж тогда я спокойненько усядусь на свое сиденье и позволю тебе отвезти меня в город, а там… в общем, теперь моя судьба в твоих руках. Можешь ею распоряжаться по своему усмотрению. Мне сейчас очень одиноко и у меня… у меня какая-то тяжелая полоса. А ты понравился мне с самой первой минуты, как только я тебя увидела.
 — Если мы сейчас не прекратим безобразия, — снова начал я, — то все дела пойдут кувырком. И ты сама же будешь…
 — Я знаю, — сказала она и мягко положила на мои губы свой указательный палец. — Не надо читать проповедей, Дональд.
 — Ты, наверно, измазала меня помадой с…
 — Вздор! Я стерла помаду, еще когда забралась в твою машину.
 — Почему это? — не понял я.
 — Потому что я все спланировала заранее, — рассмеялась она.
 Я чувствовал, что пульс у меня грохочет, как отбойный молоток, дробящий на дороге асфальт.
 — Послушай меня, малыш, — сказал я. — Все это очень серьезно. Ты влипла в историю — не дай Бог. Вот Норма Радклиф, судя по всему, из нее благополучно выскочит.
 — Да, наверно, — сказала Мириам, — и ее не в чем винить. Норма уже давно играет в игры, в которых самой приходится заботиться о себе. И если она сама этого не сделает, то кто это сделает за нее?
 — Отлично, — сказал я, — но, значит, и тебе нужно позаботиться о себе. Так вот, где ты была сегодня утром примерно в десять сорок?
 — Я сама пыталась это вспомнить, Дональд, — ответила она. — Единственное, что я могу сказать точно, — это что я провела на пляже часа полтора.
 — Что ты делала?
 — Сначала искала Стива Бикнела, но не нашла его. Затем немного повалялась на песке и… ну, я же тебе говорила, я просто была на пляже, купалась, загорала, задремала на какое-то время, немного прогулялась вдоль берега.
 — Ты не встречала там никого из знакомых?
 — Нет. Я ведь очень недолго оставалась на пляже после того, как проснулась. В порту стоял какой-то военный корабль, и буквально целый десант высыпал в Вайкики на пляж — наверно, человек двести. Мне их так было жалко, бедняжек. Они очень старались прилично себя вести; наверно, им дали строгие указания, чтоб не свистели, к девушкам не цеплялись и все такое. Но глазенки у них бегали. Знаешь, голову держат прямо, вроде как вперед смотрят, а сами глаза скосят и буквально пожирают тебя взглядом. Сразу видно, что им, бедняжкам, скучно, хочется с кем-нибудь поговорить и за девушками приударить. Представляешь, дома, наверно, у каждого кто-нибудь есть, куча подружек, есть перед кем покрасоваться. И вдруг вся твоя веселая компания остается где-то далеко, тебя высаживают в каком-то незнакомом порту, ты ходишь по пляжу и видишь множество аппетитных бабенок в купальных костюмах… ну, ты же понимаешь.
 — Да, понимаю, — сказал я, — но сейчас это к делу не относится. У тебя много знакомых в Гонолулу?
 — Нет, очень мало.
 — На пляже ты ни с кем не познакомилась?
 — Нет. Ты же видишь, что тут творится. Туристы приезжают и уезжают пачками. Приезжают они белокожие, сразу вылезают загорать, моментально сгорают, становятся свекольного цвета и какое-то время на пляже не появляются; потом опять выходят и снова усердно загорают. Валяться и загорать — больше им ничего не надо. Я и сама это люблю; люблю, когда у меня гладкая шоколадная кожа. Но превращать это занятие в цель жизни — нет, это не по мне. Я хочу сказать, что с этими людьми у меня нет ничего общего и…
 — А как насчет охотников на девушек? — спросил я.
 — В Вайкики на пляже их мало. Они здесь себя прилично ведут. Полиция все время за этим следит, так что лихих ребят не видно. Так, только смотрят. Ты же, наверно, интересуешься, завела ли я здесь приятеля?
 — Угадала.
 — Нет, не завела.
 — Надо как-то доказать, что ты действительно была на пляже в Вайкики.
 — Да, черта с два это докажешь, — огорченно сказала она.
 — Вот этого-то я и боюсь, — заключил я и завел мотор.
 — Мы что, возвращаемся?
 — Да, пора.
 — И что будем делать?
 — Я буду работать.
 Она вздохнула и проговорила:
 — Да, не повезло мне. Ты парень-кремень!
 — Будь я проклят, если это не так.
 Подвезти Мириам прямо к ее дому я не решился. За домом наверняка следила полиция, а как раз сейчас мне очень не хотелось, чтобы они за мной увязались. Поэтому я остановил машину квартала за четыре до ее дома.
 — Приехали, — сказал я. — Отсюда тебе придется дойти пешком.
 — А ты? — спросила она.
 — Мне надо еще кое-куда подскочить.
 — Не хочешь говорить?
 — Нет.
 — Ты вернешься в отель?
 — Попозже.
 — Дональд, я хочу знать, где ты.
 — Зачем?
 — Чтобы тебя найти.
 — Зачем тебе меня находить?
 — Не знаю. Мне здесь плохо одной. У меня такое предчувствие, что что-то случится.
 — Сиди тихо и не волнуйся, — успокоил я ее. — Сегодня за твоим домом всю ночь будут следить полицейские.
 — Да, наверное. Дональд, ты меня поцелуешь на прощанье?
 — Я уже тебя поцеловал.
 — Ну, ты страшно деловой!
 — Примерно процентов на девяносто. Она рассмеялась.
 — Я согласна на оставшиеся десять.
 — Как-нибудь в следующий раз, — ответил я и поспешно открыл ей дверцу машины. Она вышла и хотела было еще что-то сказать, но я рванул с места и умчался.
 Направился я прямиком на Нипануала-Драйв. Полицейский пост возле дома, где произошло убийство, уже сняли. В самом доме было тихо и темно, лишь поблизости бродило несколько любопытных.
 Я остановил машину, вышел и огляделся. Стоявший неподалеку мужчина спросил меня:
 — Вы не знаете, это и есть тот дом, где сегодня произошло убийство?
 — Кажется, да, — ответил я, — хотя я не уверен. У меня есть его адрес — Нипануала, 922.
 — Да, тогда это он.
 — У вас тут какие-то дела? — спросил я.
 — Да нет, просто любопытство разбирает, — ответил он. — Как и вас.
 Я пошел вокруг участка, но мой новый приятель привязался ко мне как банный лист. Подойдя к кирпичной стене, я прошел немного вдоль нее по тропинке. Точно на том месте, где указала Берта, я увидел камень с белым пятном. Прямо под ним в стене была дырка — небольшое углубление, откуда выпал один камень. Сам этот камень валялся у стены на земле.
 Лежали ли там все еще перчатки, свернутые в клубок вместе с бумагами? Было неизвестно. Лунный свет туда не попадал. Подойти ближе и заглянуть в дырку я не решился. Непонятно было, сам ли упал на землю этот камень или кто-то уже обнаружил и тайник, и его содержимое.
 Старательно изображая из себя беззаботного зеваку, я постарался подойти поближе к стене, так чтобы не вызвать подозрений. Бесполезно. Мой «любопытный» не сводил с меня глаз. С тем же успехом он мог спокойно нацепить на куртку свою бляху. Я повернулся и направился к своей машине; «приятель» пошел следом. Теперь я заметил, что он поинтересовался номером моего автомобиля. Тогда я решил сделать хорошую мину, чтобы у сержанта Хуламоки не возникло никаких подозрений.
 — Вы только никому не говорите, — сказал я, — но меня сюда привело не праздное любопытство. Меня зовут Дональд Лэм. Это моя партнерша, Берта Кул, обнаружила тело.
 — Что вы говорите! — изумленно воскликнул он.
 — Да-да. Хотел сам посмотреть, что здесь и как.
 — Зачем?
 Я пожал плечами:
 — А вы пробовали составить представление о каком-нибудь месте по описаниям женщины?
 Он рассмеялся.
 — Ну вот, теперь, по крайней мере, я могу себе представить все, о чем она рассказывала. Это мне и надо было. Всего доброго.
 — Всего доброго, — ответил он. Я сел в машину и уехал.




 Глава 19


 В отеле «Ройял Гавайян» я поднялся в номер к Берте Кул и постучал в дверь. Ответа не было.
 Прислушавшись к звукам, доносившимся из комнаты, я безошибочно определил мелодию танца хула. Это был популярный мотив гавайской песни «Все едут в Хукилау». Тогда я постучал сильнее.
 Музыка оборвалась, и Берта крикнула:
 — Кто там?
 — Это Дональд, — ответил я.
 Несколько секунд стояла тишина, но потом она все же решилась и открыла дверь.
 Войдя, я увидел Берту в гавайском платье. У стены на дорожном сундуке стоял переносной проигрыватель; как только я вошел, она быстро захлопнула на нем крышку. Но румянец на щеках Берты ее выдал: она практиковалась перед зеркалом танцевать хулу.
 Я тактично не сказал ни слова, но Берта все же решила хоть как-то объясниться.
 — На этом проклятом острове в тебя прямо вселяется какой-то дьявол! Ты не знаешь почему?
 — Не знаю, — ответил я. — Наверно, действует климат, дружеская атмосфера, гостеприимство, расовая терпимость — тут много всего.
 — Может быть, — сказала Берта. — Но все равно я чувствую, что веду себя как последняя идиотка.
 — Ну почему же?
 Она кивнула на зеркало и проигрыватель:
 — Если скажешь об этом Стефенсону Бикнелу — вышибу дух!
 — Не волнуйся, — заметил я, — на Бикнела климат тоже действует. Если он задержится здесь еще на две недели, то будет прыгать по деревьям, как Тарзан, бить себя в грудь и издавать победный крик обезьяньего самца, убившего своего соперника. А теперь убери свои музыкальные принадлежности и гавайские наряды — для тебя есть работа.
 — Что еще за работа?
 — Работа, которую нужно сделать тихо и быстро, чтобы полиция ничего не пронюхала, а мы получили то, что нам нужно.
 — А именно?
 — В порту стоит военный корабль, и солдаты с него сегодня утром получили увольнительные на берег. Целая толпа их выкатилась на пляж Вайкики, они бродили, глазели кругом и наверняка щелкали фотоаппаратами.
 — Ну и что?
 — Мириам Вудфорд объяснила мне, что все утро была на пляже, загорала и даже заснула там на берегу.
 — Да-а, — протянула Берта, — конечно, может, и была. — Потом пристально посмотрела на меня и добавила: — А может быть, как раз в это время поехала и шлепнула Джерома Бастиона.
 — Все может быть, — согласился я.
 — Это уже лучше, — наставительно заметила Берта.
 — В каком смысле? — не понял я.
 — В том смысле, что эта подлая двуличная бестия строит тебе глазки и готова обвиться вокруг тебя, как розовая ленточка вокруг рождественского подарка. Она пускает тебе пыль в глаза, а ты, дурень, уже готов поверить, что она ни в чем не виновата ни раньше, ни сейчас, никогда. И теперь мы должны что-то делать только потому, что ты считаешь, что она не виновата.
 — Это что, плохо? — спросил я.
 — А что хорошего?
 — Ладно, — сказал я. — Считай, что я допускаю любую версию.
 — Ты, конечно, можешь допускать любую версию, — не унималась Берта, — но я спорю на пятьдесят долларов против пяти, что эта девица уже нашла какую-нибудь возможность тебя закадрить.
 — Ты выслушаешь меня до конца или будешь…
 — Пятьдесят против пяти! — провозгласила Берта. — И учти, это деньги Берты Кул — личные, а не из текущих расходов. А я деньги терять ой как не люблю и ни за что не стала бы спорить, если бы не была уверена на сто процентов!
 — Это я знаю.
 — Так принимаешь пари?
 — Я хотел бы поговорить о деле. Берта фыркнула.
 — Конечно, это было глупо с моей стороны, — проворчала она. — Если она еще тебя не закадрила, то ты просто забрал бы деньги, а если закадрила, то чего ж тебе спорить — конечно, лучше поговорить о деле. Ладно, давай о своем деле. Чего ты хочешь?
 — Я хочу, — с облегчением ответил я, — чтобы ты нашла какого-нибудь молодого офицера с этого корабля. Эти ребята такие впечатлительные, им здесь скучно, они заглядываются на женщин, и ты легко сможешь…
 — Ты хочешь сказать, что они будут заглядываться на меня? — еще раз фыркнула Берта.
 — Конечно, будут.
 — Рехнуться можно! Меня душит смех. Ладно, поехали дальше.
 — Ты должна найти такого офицера, — продолжал я, — и уговорить его расспросить солдат. Пусть возьмет пару человек себе в помощь, если это нужно.
 — Да что нужно-то?
 — Я хочу, чтобы он узнал, кто из них делал снимки на пляже Вайкики. И как только пленки будут проявлены и снимки отпечатаны, я хочу на них посмотреть. Каждый может написать на обороте снимков свою фамилию. Мне нужны снимки людей на пляже.
 — Ты думаешь, на них будет Мириам Вудфорд?
 — Если она действительно была там. Если она говорит правду, что загорала в своем замечательном купальнике и прогуливалась по пляжу, то можно спорить на что угодно — минимум человек десять ее тайком засняли.
 — Это еще почему?
 — А ты не замечала, какая у Мириам Вудфорд фигура? — осведомился я.
 — Ну, замечала, — сказала Берта.
 — Вот и солдатики тоже заметили.
 — А вдруг на снимках ее не окажется?
 — Вот почему, — объяснил я, — мы должны выяснить это до того, как полиция догадается сделать то же самое или узнает, что мы этим занимаемся.
 — Ну что ж, — вздохнула Берта. — Ладно, завтра займусь. Я усмехнулся.
 — Что-нибудь не так? — недовольно спросила она.
 — Все не так.
 — Господи, Дональд, ты что, хочешь, чтобы я занялась этим на ночь глядя?
 Я кивнул. Берта тяжело вздохнула.
 — А ведь кто-то живет себе и наслаждается жизнью! Послать бы тебя к черту с твоими выдумками или хоть понять, чего ты хочешь. Ну, допустим, мы найдем ее на фотографиях, что тогда?
 Тогда мы попросим тех, кто сделал эти снимки, вспомнить, в котором часу они были на пляже.
 — Во-первых, это не так просто, — возразила Берта, — а во-вторых, это не убедит полицию.
 — Это уже будет не твоя забота, — успокоил ее я.
 — А чья?
 — Мириам, если ее к тому времени не посадят.
 — Лучше уж тогда послать Мириам прямо на корабль, чтобы ребята ее опознали, — с насмешкой сказала Берта. — Она получит девяносто восемь процентов голосов. Каждый будет рваться присягнуть, что…
 — Вот именно этого, — прервал ее я, — я и хочу избежать. Мне сначала нужны фотографии, тогда я сумею построить доказательство.
 — Да, это логично, — неохотно согласилась Берта. — Ну ладно, попробую.
 — Как себя чувствует Бикнел?
 — Нормально. Пылает страстью. Ты знаешь, что тут было?
 — Что?
 — Он пришел ко мне в номер и сказал, что готов выложить сто тысяч долларов из собственного кармана, только бы Мириам не засудили. Он собирается нанимать адвокатов и дает нам полную свободу действий.
 — Ну и что?
 — Черт побери, Дональд! — вспылила Берта. — Тебя что, совсем не волнуют эти цифры?
 — Да нет, почему же.
 — Уж и не знаю почему! Я вижу, что ты глаз не сводишь с этой Мириам. Господи, у нее походка, как у танцующей рыбы на нересте! [4] 
 Я усмехнулся и вышел из комнаты. Мне вслед неслось шипение Берты насчет коварных женщин и чересчур впечатлительных мужчин.
 А я направился туда, где накануне вечером оставила свою машину Мицуи. Добравшись до ее скромного жилища, я поднялся по ступенькам и позвонил в дверь. Мне открыл молодой человек, тоже полугаваец-полуяпонец.
 — Мицуи, — коротко сказал я.
 Лицо его осталось совершенно неподвижным. Я положил руку на лацкан куртки, слегка отогнул его и тут же опустил на место.
 — Да, господин полицейский, — сказал тогда он.
 Буквально через мгновение появилась Мицуи. Я шагнул внутрь дома. Увидев меня, она отшатнулась, словно я ее ударил. Молодой человек вопросительно посмотрел на нее, и она сказала ему что-то по-японски. Я тем временем пододвинул себе стул и сел.
 Японец подошел ко мне и произнес всего одно слово:
 — Уходите!
 Я не двигался с места. Он с угрожающим видом шагнул в мою сторону, но я потянулся правой рукой под куртку, словно за пистолетом, и посмотрел на него как можно пристальнее и тверже. Видимо, взгляд мой ему не понравился, потому что он отступил. Пока что блеф срабатывал.
 — Что вам нужно? — спросил он. Я повернулся к Мицуи:
 — Мицуи, кто вам платил за то, что вы меняли пленки на магнитофоне?
 Ее лицо напоминало деревянную маску. Я уже решил, что не дождусь ответа, но после паузы она все же произнесла одно слово своим низким мелодичным голосом:
 — Бастион.
 — Кто еще?
 — Больше никто.
 — Вы знаете Сиднея Селму?
 — Сиднея Селму? — механически повторила она.
 — Да, Сиднея Селму.
 — Не знаю, — ответила она.
 — Вчера вечером вы ездили к Бастиону, — сказал я. В глазах ее пару раз что-то мелькнуло, но она продолжала стоять неподвижно, глядя на меня.
 — У него в доме был еще кто-нибудь?
 — Женщина?
 — Женщина или мужчина, не важно кто. Ответа не было.
 — Вы кого-нибудь видели? — еще раз спросил я.
 Ее темные глаза, таинственные и непроницаемые, словно покрытые черным лаком, неподвижно уставились на меня.
 — Вы видели кого-нибудь, кто был в доме у Джерома Бастиона?
 Она продолжала молчать.
 — Вчера вечером там был Сидней Селма, — твердо сказал я, — или же вы виделись с ним сегодня. Ему около тридцати лет, он довольно высокий, широкоплечий, с голубыми глазами. Может быть, он назвался другим именем, но так или иначе, вы виделись с ним, и он заплатил вам за то, чтобы вы сделали для него одну вещь. Я хочу знать, за что он вам заплатил.
 Она продолжала смотреть на меня своим непроницаемым взглядом. Лицо ее было абсолютно неподвижно. А вот молодой японец себя выдал. По его лицу я понял, что за моей спиной что-то происходит. Я резко обернулся. В дверях стоял Сидней Селма, наставив на меня дуло пистолета. Глаза его сверкали недобрым блеском.
 — Ах ты, сукин сын, какой любопытный! — проговорил он. — Кориото, забери-ка у него пистолет.
 Молодой японец подошел ко мне неслышными, кошачьими шагами. Теперь он улыбался холодной торжествующей улыбкой.
 — Не загораживай его от меня, — предупредил Селма. Я попытался еще раз остановить Кориото.
 — Не трогай, сынок, — сказал я, — получишь пулю. Селма после второго трупа уже не оправдается. А я оправдаюсь.
 Кориото заколебался.
 — Давай же! — крикнул Селма. — Он тебя дурит. Я его продырявлю и глазом не моргну, а потом уж поищем объяснения.
 Ситуацию разрядила Мицуи. Она сказала по-японски еще несколько слов, и Кориото кинулся на меня, как кот на мышку. Я отскочил в сторону и попытался ударить его кулаком. Кориото этого ждал. Он вцепился в мое запястье железными пальцами, молниеносно развернулся вокруг своей оси, и в следующий момент комната словно перевернулась: стол оказался у меня над головой, потолок — под ногами. Потом все вернулось на свои места, я шмякнулся об стенку, а Кориото оседлал меня сверху.
 Я ударился с такой силой, что к горлу подступила тошнота. Я все же попытался сделать Кориото удушающий захват, но он, конечно, увернулся и резким движением скрутил меня в бараний рог. Я услышал шлепающие по полу шажки Мицуи: она подошла, невозмутимо встала рядом с нами и протянула Кориото рулончик бинта.
 — Забери у него пистолет, — скомандовал Селма. Кориото быстрым движением связал мне кисти рук бинтом и пошарил с левой стороны под курткой — нет ли под мышкой кобуры. Ничего не найдя, он похлопал меня по карманам.
 — Ну, — торопил Селма, — где же пистолет?
 — Пистолета нет, — сокрушенно произнес Кориото. Селма запрокинул голову и залился раскатистым смехом. Искоса глянув на лицо Кориото, я подумал, что Селма, пожалуй, зря так громко над ним смеется.
 — Ладно, — сказал наконец Селма и сунул свой пистолет в карман.
 — Давай его обыщем.
 Они расстегнули на мне куртку и рубашку, стянули брюки, закатали майку и уложили меня в таком виде на пол. Пока Селма обшаривал одежду, Кориото и Мицуи тщательно обыскали меня, залезая абсолютно во все места. Когда эта процедура была закончена, Селма внимательно пересмотрел содержимое моих карманов, лежавшее кучкой на столе.
 — Ну ладно, умник, — сказал наконец он. — Говори, где они?
 В голове у меня гудело, словно после удара кувалдой. Каждое движение, даже каждый удар сердца отзывался в мозгу гулкой, пульсирующей болью.
 — Где — что? — тихо спросил я, стараясь, чтобы голос не выдал моей беспомощности.
 Селма снова рассмеялся, подошел ко мне и нанес сильный удар тяжелым башмаком по ягодицам. Я содрогнулся от боли. Кориото захихикал нервным смешком, чисто по-японски.
 — Слушай, ты, — грозно проговорил Селма. — Мы знаем, что они у тебя. Мы уже обыскали твой номер в отеле. Обыскали твою машину. Обшарили все уголки, где ты только появлялся, но ничего не нашли. Должен признать, что ты парень ловкий. Но я не собираюсь и дальше мотаться по всему острову и тыкаться, как слепой котенок. У меня нет времени. Они мне нужны.
 — Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказал я. Его лицо налилось кровью.
 — Я не знаю, — продолжал я, — что вы тут замышляете с Мицуи и Кориото, но знаю, что отделаться от них вам ничто не помешает. Вам ведь не привыкать предавать сообщников. Вы убили Бастиона, потому что решили, что лучше все получить одному, чем делиться на двоих. Уж не знаю, как вы договорились с Кориото и Мицуи, но…
 Он снова ударил меня. Это было очень больно. Его удары сотрясали все тело, гулко отдавались в ноющем мозгу. Я понимал, что мой единственный шанс — заставить Мицуи и Кориото заподозрить в нем недоброе, но эти удары меня совершенно обессиливали. Я чувствовал, что если он ударит еще раз, то меня просто вырвет. Я собрал все свои силы, чтобы сосредоточиться.
 — Говори, — снова рявкнул Селма, — где они?
 Он неожиданно нанес еще один удар, и меня начало тошнить.
 — Оденьте его, — приказал Селма.
 Мицуи опустилась на колени и натянула на меня одежду. Надела брюки, застегнула рубашку, даже подтянула куртку, которая была скомкана поверх связанных рук. Затем она связала мне ноги в лодыжках.
 Селма пододвинул стул и уселся на него.
 — Не думай, что я уже закончил, — объявил он. — Мне понравилось тебя бить, это очень меня взбадривает. Если ты такой мазохист, то меня это вполне устраивает. Получишь по полной программе. Сейчас я отвезу тебя в одно местечко, там ты сможешь хорошенько обдумать свое положение и принять решение.
 Превозмогая боль, я проговорил:
 — Вы на ложном пути. Вы можете сколько угодно упражняться в садизме, но нельзя выбить из меня то, чего я не знаю.
 Он снова рассмеялся своим отвратительным, грубым, скрежещущим смехом.
 — Уж не знаю, как попала эта кинокамера в почтовый ящик, — сказал он, — но ты напрасно вытащил ее оттуда. Мы нашли свидетеля, который это видел; тогда-то он, конечно, ничего не заподозрил. Должен признаться, мне и в голову не могло прийти, что Бастион станет держать у себя такие вещи; для меня это было неожиданностью. Но если кто из нас и заблуждается, так это ты. Я его не убивал, но, черт побери, непременно добрался бы до этой штуки, если бы знал, где ее искать.
 Я понимал, что нахожусь полностью в его руках. Играть дальше в немого и получать новые побои никакого смысла не было. Он замордует меня до смерти, да еще и удовольствие получит. Поэтому, когда он снова поднялся на ноги, я проговорил:
 — Ладно. Я скажу.
 Он с явным разочарованием опустил уже занесенную ногу.
 — Ну, — сказал он, — где же они?
 — В том самом месте, которое вы пропустили, — ответил я.
 — Я ничего не пропустил.
 — Значит, вы их нашли.
 Эта логика, как ни странно, на него подействовала. Он задумался на секунду и сказал:
 — Ладно. Так что же это за место?
 — Жалюзи.
 — Не валяй дурака!
 — Только не на деревянных планках, — добавил я, — а внутри карниза, на котором они подвешены.
 — Внутри?
 — Да, — подтвердил я. — Я прилепил пленку скотчем к карнизу изнутри. Увидеть ее можно, только если подтянуть жалюзи до середины и высунуть голову в окно.
 — Ах ты, сукин сын! — В голосе Селмы даже прозвучала нотка восхищения.
 Я замолчал и прикрыл глаза. Сквозь ноющую боль я чувствовал, что Селма не двигается — стоит рядом и что-то обдумывает.
 Вдруг он сказал:
 — Ладно, вот тебе еще разок для ровного счета, просто за то, что ты лишил меня удовольствия забить тебя до смерти.
 Он нанес мне сильный удар, а потом вдруг, словно взбесившись, стал пинать меня острыми носками своих башмаков, стараясь попасть в живот. Я скорчился, чтобы хоть как-то защититься, но спас меня Кориото, оттащив его прочь.
 — Не сейчас, — сказал он. — Сначала забери документы, а то полиция это сделает раньше.
 Хотя Селме жутко хотелось меня добить, он не мог не согласиться, что японец прав. Полиция могла обнаружить то, что он искал, в любую минуту.
 Кориото взял его за плечи и, развернув в сторону двери, подтолкнул:
 — Иди.
 — Постерегите его, пока я не вернусь, — распорядился Селма. — Пусть полежит здесь. Только не давайте ему разговаривать, не слушайте его. — И выскочил за дверь.
 Через несколько секунд я услышал с улицы звук взревевшего мотора и отъезжающей машины. Я открыл глаза. Кориото стоял надо мной с зажженной сигаретой и задумчиво смотрел на меня.
 — Ну, как дела, простофиля? — проговорил я.
 — Что значит — простофиля?
 — То и значит — простофиля, лопух, легкая добыча.
 — Хочешь получить еще?
 — Да нет, просто беседую.
 — Вот вернется Селма, получишь еще. А я помогу.
 — Вот поэтому ты как раз и лопух, — сказал я, — раз думаешь, что Селма вернется.
 Кориото поглядел на меня, прищурившись так, что глаза его превратились в щелочки, и глубоко затянулся сигаретой.
 — Думаешь, когда Селма получит то, что ищет, он приедет сюда поделиться с тобой? — спросил я. — Думаешь, он полный идиот и останется здесь, на острове, где его каждую минуту может замести полиция? Не будь дураком.
 — Что же он собирается делать? — спросил Кориото после некоторого молчания. Он вроде бы даже и вопросы мне задавать не хотел, однако совладать со своим любопытством все же не смог.
 — Сядет на самолет и улетит на континент, — ответил я. — У него уже есть билет на сегодня на ночной рейс и на всякий случай заказано место на завтра.
 — Самолет на континент?
 — Конечно.
 — Он сделал заказ?
 — Не только заказ, черт побери! У него уже есть билет! Глаза его снова превратились в узенькие щелки. Мицуи что-то протараторила ему по-японски.
 — Если не верите мне на слово, — корчась от боли, проговорил я, — то можете позвонить в авиакомпанию.
 Они снова затрещали по-японски, после чего Мицуи вышла из комнаты характерной японской птичьей походочкой. Я слышал, как шлепали по полу ее сандалии. Потом я услышал звуки крутящегося телефонного диска и вежливый голосок Мицуи:
 — Скажите, пожалуйста, улетает ли сегодня на самолете мистер Сидней Селма?.. Он заказал место?.. Уже билет?.. Спасибо, большое спасибо.
 Она повесила трубку, и по комнате посыпались дробные звуки быстрого разговора по-японски — тревожные, как цокот кастаньет. Потом я услышал, как Мицуи подбежала ко мне. Она наклонилась, и через секунду мой рот был залеплен широким куском клейкой ленты.
 Потом снова разговор по-японски, снова беготня. Наконец громко хлопнула входная дверь, и с улицы снова донесся звук мотора и отъезжающей машины.
 Я попробовал пошевелить запястьями, но они были связаны чрезвычайно хитроумно, с истинно японским мастерством — ведь их предки упражнялись в разных фокусах с веревками на протяжении десяти тысяч лет. Все, что мне удавалось, — это перекатываться с одного бока на другой.
 У окна стоял маленький столик, на котором красовались рубиновая японская вазочка и резная статуэтка. Мне удалось подсунуть ноги под нижнюю перекладину столика, собраться с силами, приподнять столик и толкнуть его вперед. Столик ударился о стекло, разбил его, вазочка с шумом грохнулась на крыльцо и покатилась. Я еще раз пнул стол ногами, так что остатки стекла осыпались на пол. Теперь оставалось только ждать.
 Долго, казалось, целую вечность, ничего не происходило. Я уже стал соображать, хватит ли у меня сил вытолкнуть в окно весь столик, как вдруг услышал приближающиеся шаги, и какой-то мужчина испуганным голосом спросил:
 — Что случилось?
 Похоже было, что он бросится наутек при первых признаках опасности. Я замычал заклеенным ртом и еще раз толкнул ногами столик.
 Мужчина заглянул в комнату через окно и тут же отскочил. Я слышал, как он сбежал с крыльца, но потом остановился. Шаги опять стали приближаться — осторожные, нерешительные. В окне вновь появилось бледное лицо. Наконец я услышал, как поворачивается ручка двери, и мужчина вошел в дом.
 Видно было, что он перепуган до смерти. Если бы я как-нибудь неосторожно дернулся, он наверняка убежал бы. Наклонившись надо мной, он зацепил пальцами край клейкой ленты у меня на губах и потянул вверх. Мне показалось, что вместе с лентой он сдерет кожу с моих губ; но вопреки моим опасениям кожа осталась на месте.
 — Грабители, — проговорил я. — Развяжите меня! Позовите полицию!
 — Где они? — первым делом спросил он.
 — Удрали, — заверил я его; только так его можно было удержать.
 Изрядно повозившись, он наконец развязал мне руки. Я сел, достал перочинный нож, перерезал бинты, стягивавшие ноги, и наконец-то перевел дух. Чувствовал я себя совершенно разбитым.
 — Сейчас они ушли, — сказал я отдышавшись, — но скоро должны вернуться. Поэтому они меня так и оставили связанным, чтобы…
 Этого уже было достаточно. Он даже не стал дожидаться благодарностей — выскочил из дома, словно выпущенный из катапульты.
 Теперь, сказал я себе, в моем распоряжении минут десять, не больше.
 Внутри у меня все болело. Каждый шаг вызывал нестерпимую боль в мышцах. И тем не менее я хорошенько осмотрел дом.
 В кухне на гвоздике висели два ключа. Я внимательно рассмотрел их. Это были ключи от разных замков, причем от хороших, дорогих. Ни к передней, ни к задней двери дома Мицуи они не подходили. Я спрятал их в карман.
 Больше ничего интересного я не нашел. Я уже направился к двери, как вдруг услышал шаги на крыльце. Я спрятался за входной дверью и замер.
 Дверь с шумом распахнулась, и в дом влетел Сидней Селма. Тупо уставившись на пустую комнату, он замер и оказался в великолепной позиции — лучше не придумаешь.
 В свой удар я вложил все силы. Получив ногой в задницу, он рухнул вперед на четвереньки. И тут же я врезал ему в бок.
 — Ну, как ощущение? — полюбопытствовал я. Третий удар я нанес прямо в грудь.
 Он опрокинулся на спину, и на лице его отразилось полнейшее изумление — он словно не верил собственным глазам. Неловко перебирая руками, он попытался подняться, но я двинул ему в челюсть и вышел.
 Теперь я понимал, как легко люди становятся садистами. Последний мой удар был особенно хорош.




 Глава 20


 Я позвонил в авиакомпанию и отменил свой заказ. Они были только рады: несколько человек, записавшихся к ним в лист ожидания, до последней минуты надеялись получить освободившееся место. Дежурная была сама вежливость; она объяснила мне, что свой билет я могу сдать на следующий день или обменять на другой рейс. Все, что от меня требовалось, — это назвать номер билета. Поскольку я предусмотрительно записал номер к себе в блокнот, это было проще пареной репы.
 С нашим делом надо было что-то решать, и я пошел к Берте Кул. Открыв дверь своего номера и едва взглянув на меня, она воскликнула:
 — А-а! Заходи, ты как раз вовремя. Хорошенькую кашу ты заварил!
 Я вошел в комнату. Стефенсон Бикнел сидел на краешке стула, обхватив руками набалдашник трости, с таким зверским лицом, словно собирался сожрать на завтрак пару плотницких гвоздей. Я проковылял мимо него к свободному стулу.
 — Что это с тобой? — спросила Берта. — Ты еле ноги волочешь, как инвалид. — Последние слова сорвались у нее с языка явно необдуманно, и она поспешила исправить ошибку. — Ты что, попал в автокатастрофу? — Она с опаской покосилась на Бикнела: не воспринял ли он ее предыдущую фразу как оскорбление.
 — Да нет, просто подрался немного, — ответил я, осторожно опустившись на стул.
 — О Господи! — всплеснула руками Берта. — Опять ты позволил кому-то себя поколотить! И как это у тебя получается — понять не могу, честное слово! Все, кому не лень, колошматят тебя, как теннисный мяч! Скажи на милость, ты сам когда-нибудь кого-нибудь можешь побить?
 — Видимо, нет, — ответил я.
 — Ну ладно, — махнула рукой Берта. — В общем, мы опять влипли в историю.
 Тут вступил Бикнел.
 — Когда я кого-либо нанимаю, — отчеканил он, с ненавистью глядя на меня, — я рассчитываю на порядочность и преданность этого человека. Я доверяю ему и ожидаю, что и он будет играть по-честному.
 Я поерзал на стуле, пытаясь усесться так, чтобы по возможности ослабить боль, мучительно вспыхивавшую в каждой мышце.
 — Давайте не будем поспешно осуждать Дональда, — по-матерински вступилась за меня Берта. — Его, конечно, побили, но он все-таки смышленый чертенок и, наверное, сумеет довести дело до конца.
 — Только не за мои деньги! — заявил Бикнел. — Что касается меня, то я больше доить себя не позволю.
 — Но послушайте, — продолжала Берта, — все это можно еще уладить и…
 Но Бикнел решительно замотал головой. Теперь уже у Берты в глазах появилось такое выражение, словно она его вот-вот убьет.
 — А с чего, собственно, сыр-бор разгорелся? — осторожно спросил я.
 — Я только что узнал, — сказал Бикнел, — причем впервые, что миссис Кул кое-что нашла в доме Бастиона.
 — Подумаешь, какую-то старую кинокамеру! — выпалила Берта.
 — Да я вам десять таких кинокамер куплю, если вы так переживаете.
 — Дело не в камере, — раздраженно ответил он, — а в том, что в ней было. Ну-ка, Лэм, расскажите, куда все это делось?
 — Она в полиции.
 — Я хочу знать, куда делось то, что было в камере?
 — В ней была пленка. В полиции ее проявили.
 — Знаю, — отрезал Бикнел. — И обнаружили кадры уличного движения на Кинг-стрит, снятые через два часа после убийства. Боже мой, я-то думал, что могу вам доверять! Я же платил вам, был с вами абсолютно откровенен и совершенно не предполагал, что столкнусь со злостным обманом!
 — Да кто вам сказал, что вас обманули?
 — Я вам говорю!
 — Неправда. Вы получаете именно то, за что платите.
 — Нет, не получаю. Я нанял вас, чтобы…
 — Вы наняли нас, — продолжил за него я, — чтобы мы защищали Мириам Вудфорд.
 — Совершенно верно, — сказал он.
 — Вот мы ее и защищаем.
 — Нет, не защищаете! Вы должны были передать эту информацию мне, что бы там ни лежало.
 Я отрицательно покачал головой.
 — Вот именно это, — среагировал на мой жест Бикнел, — я и считаю абсолютной, злостной неисполнительностью!
 — Бывают случаи, — спокойно сказал я ему, — когда целесообразно предоставлять клиенту всю имеющуюся информацию; а бывают и другие случаи, когда это нецелесообразно. Сейчас как раз тот самый случай.
 — Я желаю знать, что лежало в этой камере, Лэм.
 — Свернутый в рулончик микрофильм, — ответил я, — парочка квитанций за абонирование индивидуальных банковских сейфов и ключи от них.
 — Так! — сказал Бикнел, резко выпрямившись на своем стуле. — Ну наконец-то! Ведь это же именно то, что нам нужно. Теперь все меняется. Теперь мы действительно сможем защитить Мириам Вудфорд.
 — Значит, вы довольны? — спросил я.
 — Вы еще спрашиваете!
 — Отлично, — сказал я. — Значит, Берта выкрала эту камеру, а я достал из нее то, что нужно, и переправил в надежное место. Вы же сами хотели, чтобы эти материалы были обезврежены, вот они и обезврежены. Теперь ни один злоумышленник не сможет ими воспользоваться, и вам не о чем беспокоиться. Вместо того чтобы тут сидеть и ругаться, могли бы поздравить нас с отличной работой.
 — А вы не могли рассказать мне все это раньше, чтобы я не волновался?
 Я вновь отрицательно покачал головой: — Не забывайте, что полиция нашла квитанцию за фотокопирование и узнала о факте покупки яда.
 — Да, — задумчиво произнес он, — это верно.
 Я тем временем посмотрел на Берту и вопросительно поднял брови.
 — Ну да, я ему рассказала, — сердито ответила Берта на мой молчаливый вопрос. — Меня мучила совесть, и я сообщила ему про камеру под строгим секретом, а он взорвался и начал метать громы и молнии.
 — Ну и что? — недовольно спросил Бикнел. — Мы же должны работать вместе, а я только в первый раз случайно узнал, что мы нашли что-то важное.
 — Вы ведь не знали этого, когда вас допрашивали в полиции, не так ли? — спросил я.
 — Нет.
 — Когда сегодня будете перед сном молиться, — сказал я, — не забудьте вознести за это хвалу Господу.
 — Это еще почему?
 — Потому, что если бы вы об этом знали, то и полиция узнала бы. Берта все правильно сделала. Кстати, насколько я припоминаю, у вас были легкие перчатки, в которые вы закатали некие документы и спрятали все это в каменной стене.
 — Совершенно верно.
 — Вы их забрали?
 — Вы хотите сказать, достал ли я их из стены?
 — Да.
 — Нет, не достал.
 — Где же они?
 — Полагаю, все еще там, в стене.
 — Вы никого не посылали забрать их оттуда?
 — Нет.
 — И никому о них не говорили?
 — Нет. Об этом знала только миссис Кул.
 — Тем не менее их там нет, — сказал я.
 — Вы уверены?
 — Не совсем уверен, потому что у меня не было возможности засунуть в дырку руку и пошарить как следует. Но тот камень, который прикрывал дырку, лежал на земле. Насколько можно было разглядеть при лунном свете, там ничего не было. Иначе, я думаю, я бы увидел.
 Он нахмурился:
 — Да, это может оказаться серьезно. Я промолчал.
 — Все равно, — упрямо продолжал он, — я настаиваю на том, что с вашей стороны имела место явно нечестная игра.
 — Я так не считаю.
 — А я считаю.
 — Вы ведь наняли нас, чтобы защищать Мириам, — начал я снова сказку про белого бычка.
 — Совершенно верно.
 — Отлично. Мы ее и защищаем.
 — От чего?
 — Насколько я помню, мы должны были защищать ее от всего, что ей угрожает.
 — Правильно, — сказал он. — И при этом первое, что вы делаете, — это утаиваете полученные вами ценные сведения.
 — Да. И мы сделали это, чтобы защитить Мириам.
 — Что вы хотите сказать? Что не могли доверить мне сведения, касающиеся Мириам?
 — Совершенно верно.
 — Что-о? — завопил Бикнел.
 — Ну-ну, Дональд, давай-ка полегче, — заволновалась Берта. — Нам надо выяснить все это и…
 — Никаких выяснений! — кричал Бикнел. — Все кончено! Вы свое дело сделали, вы оба! С этого момента вы уволены! Жаль, конечно, что я не могу вернуть деньги по уже выданному чеку, вы успели его обналичить, но теперь уж будьте любезны оплачивать свои расходы сами! Если хотите, можете попробовать отсудить у меня свое жалованье или оплату расходов. Я вас сам по судам затаскаю! Я выставлю вас как самых настоящих жуликов! Я и пятидесяти тысяч долларов не пожалею, если понадобится, лишь бы вы не получили ни одного паршивого цента!
 Берта злобно посмотрела на меня.
 — Как так получилось, Бикнел, — сказал я как можно спокойнее, — что утром у вас в кармане оказались эти перчатки?
 — Не знаю, — раздраженно проговорил он. — Хотел поберечь руки. Они у меня немного обгорели и…
 — В Гонолулу никто перчаток не носит, — прервал его я.
 — А я ношу!
 — Потому что вы заранее знали, что будете шарить в доме Бастиона, и не хотели оставлять отпечатков пальцев.
 — Да что вы такое несете? Его убили как раз тогда, когда мы подъехали.
 — Кто убил?
 — Какая-то женщина.
 — Шалите, шалите, Бикнел! — Я покачал головой. — Как не стыдно утаивать важные вещи от своих детективов?
 — Что вы еще выдумали?
 — Вы все замечательно спланировали… — начал я, но тут Берта не выдержала.
 — Нет, нет, Дональд! Куда тебя заносит? Как можно предполагать такое? Ты же знаешь, что Бикнел все утро был на пляже, пока я не рассказала ему про Бастиона. Потом мы туда поехали вместе. Я все время была с ним.
 — Ну-ка, когда было совершено убийство? — спросил я Берту.
 — Как раз когда мы подъехали, — выпалила она. — Или прямо перед этим.
 — Или когда ты пошла звонить в полицию, — добавил я.
 — Что?! — воскликнула Берта.
 — Да ты с ума сошел! Я же звонила в полицию после… — И тут она осеклась.
 — Вот именно, — сказал я. — Ты ведь до этого не вылезала из машины. Ты ведь не видела тело. Бикнел взошел на крыльцо, потом заглянул в окно, побежал обратно и сообщил тебе, что Бастиона убили выстрелом между глаз и он лежит мертвый в постели, а рядом на полу скомканная газета.
 Берта уставилась на меня, моргая своими зелеными глазками.
 — Ну да, — проговорила она. — Я же видела тело собственными глазами.
 Я только усмехнулся.
 — После того как ты вернулась, позвонив по телефону в полицию, на постели действительно лежало мертвое тело. А вот когда Бикнел заглядывал в окно, Бастион просто спокойно лежал в постели и читал газету. — Наступила тишина, и я продолжал: — Да, Бастион действительно стал шантажировать Мириам. Но Селма, большой дока в этом деле, быстро понял, что тут пахнет гораздо более крупной игрой, что здесь есть другая жертва, у которой на самом деле совесть нечиста, а значит, она вдвойне уязвима.
 — Вы о чем сейчас говорите, позвольте вас спросить? — вмешался Бикнел.
 — Об убийстве Бастиона.
 — Вот и говорите об этом.
 — Хорошо. — Я снова повернулся к Берте. — Бикнел сказал, чтобы ты пошла позвонила в полицию, а он останется ждать. Ты стала карабкаться по лесенке в соседний дом, думая только о том, что ты будешь говорить полиции. Тем временем Бикнел вошел в дом, достал из кармана пистолет, выстрелил Бастиону точно между глаз и снова вышел на крыльцо. Все это он проделал еще до того, как ты успела объяснить соседке, что тебе от нее нужно, и добраться до телефона, откуда ты уже видела Бикнела через окно. Он, правда, рассчитывал, что успеет не только убить Бастиона, но и найти нужные ему документы. Однако времени до твоего возвращения оказалось мало и ничего найти он не успел, поэтому пришлось уговорить тебя войти в дом вместе с ним и поискать как следует.
 — Вы лжец и предатель! — не выдержал Бикнел. — Я добьюсь, что вас лишат лицензии!
 Я не обращал внимания на его крики и продолжал объяснять Берте.
 — Бикнел плевать хотел на Мириам Вудфорд. Все это сплошной спектакль. Да, Мириам Вудфорд покупала мышьяк, но Эзра Вудфорд был отравлен совсем не этим мышьяком. Эзра действительно попросил ее купить мышьяк, но только потому, что Бикнел попросил Эзру сделать это для него: он якобы собирался попробовать заняться набиванием чучел. Так что вся история с мышьяком просто дымовая завеса.
 Тут Бикнел произнес ледяным голосом:
 — Я не знаю, как именно можно лишить вас обоих права заниматься расследованиями, но сколько бы ни потребовалось от меня времени, денег, сил и терпения, — я это сделаю. Вы самые гадкие, самые дрянные детективы, какие только бывают на свете, вы отбросы этой профессии! Подонки, предатели своих же собственных клиентов!
 Я усмехнулся. Берта посмотрела на меня испепеляющим взглядом и прошипела:
 Чтоб мне провалиться, Дональд, если я понимаю, что ты вытворяешь! Один раз в жизни нам попался клиент — настоящий Санта-Клаус, так ты сам же рубишь сук, на котором сидишь!
 — Я вам еще кое-что скажу, — снова заговорил Бикнел, обращаясь ко мне. — Существует такая вещь, как доказательство. Уж и не знаю, слышали вы о ней или нет, но если не слышали, то сейчас как раз самое время вам о ней узнать. Вы, видно, начитались детективных романов, в которых стоит только мудрому сыщику ткнуть в кого-нибудь пальцем, как тот или моментально падает духом и признается, или вынимает пистолет и пытается пустить себе пулю в лоб, или бросается в бегство. Должен вам заявить, что я поступлю совершенно противоположным образом. Вы выдвинули против меня ложное, клеветническое обвинение в присутствии свидетеля, и я подам на вас в суд за клевету. И попробуйте доказать хотя бы часть ваших диких обвинений, молодой человек. Дело кончится тем, что я разоблачу вас и покажу, кто вы есть на самом деле.
 — Ну, раз пошло такое дело, — не выдержала Берта, — то мы тебе, сукиному сыну, скрипучему паралитику, зададим такую трепку, какой ты в жизни не видел! Если хочешь знать, я думаю…
 И тут раздался требовательный стук в дверь. Берта моментально замолчала. А Бикнел, озабоченно посмотрев на меня, сказал:
 — Наверно, сейчас нам лучше обойтись без посторонних. В конце концов, мы, похоже, наговорили друг другу много лишнего. Пора спуститься на землю, прийти к какому-то здравому соглашению и…
 Стук в дверь повторился, на этот раз еще решительнее. Я встал и открыл дверь. На пороге стоял сержант Хуламоки, согнувшись в полупоклоне и улыбаясь.
 — Можно войти? — вежливо спросил он. Нет! — пронзительно вскрикнул Бикнел.
 — Нет! — завопила и Берта.
 Я сделал шаг в сторону. Сержант Хуламоки вошел в номер и поблагодарил:
 — Спасибо. Большое спасибо. Я прикрыл дверь.
 — Вы здесь что-то говорили насчет доказательств, мистер Бикнел, — начал сержант Хуламоки. — Это очень, очень интересная тема, и мне кажется, я смогу внести посильный вклад в ее обсуждение. Я, собственно, поэтому и решил заглянуть на минутку.
 — Вы что, слышали, о чем мы говорили? — испуганно спросила Берта.
 — Конечно, — ответил сержант Хуламоки. — Должен вам сказать, что ваш номер прослушивается. Мы следим за вашей беседой из соседней комнаты.
 — И все записывается? — ахнула Берта.
 — Да, безусловно. Записывается и подтверждается свидетелями. Не подумайте ничего такого — обычная полицейская рутина, миссис Кул.
 — Отлично! — нашелся Бикнел. — Значит, у меня есть еще свидетели, которые мне так нужны. Теперь я имею прекрасную возможность возбудить дело против Дональда Лэма за распространение порочащих меня сведений.
 — Так вот, о доказательствах, мистер Лэм, — обратился ко мне сержант Хуламоки. — Вы сделали ряд очень интересных выводов или, я бы даже сказал, умозаключений…
 — Назовите их хотя бы подозрениями! — гневно запротестовал Бикнел.
 — …А мы со своей стороны, вероятно, можем представить некоторые доказательства.
 — Правда?
 — Например, пистолет в туалетном бачке, — продолжал сержант, — орудие убийства. Уже нет сомнений в том, кто и когда именно его туда положил.
 Бикнел хотел еще что-то возразить, но передумал.
 — Конечно, сразу стало ясно, — сказал сержант Хуламоки, — что если кто-то решил воспользоваться таким удачным стечением обстоятельств — когда можно убить шантажиста и навлечь подозрения на миссис Вуд-форд, — то этот пистолет так или иначе должны были подбросить в ее дом. Судя по всему, именно так вы и рассуждали, мистер Лэм, когда настаивали на самом тщательном проведении обыска у нее в квартире.
 Я кивнул.
 — И я конечно же рассуждал точно так же, — пояснил сержант.
 Бикнел саркастически хмыкнул.
 — Что же тогда ваши гориллы не заглянули в бачок во время обыска? Все было бы значительно проще.
 — Конечно, согласился сержант Хуламоки. Обыск — это тоже обычная полицейская рутина. И мы конечно же туда заглянули.
 — Заглянули? — переспросил Бикнел, у которого буквально отпала челюсть.
 — Несомненно, — строго заметил сержант. — Неужели вы думаете, что в полиции Гонолулу, да еще в отделе по расследованию тяжких преступлений, может работать хоть один человек, способный пропустить при обыске столь очевидный тайник?
 — Очевидный? — переспросил Бикнел.
 — Ну, возможно, для вас, мистер Бикнел, и не очевидный, — ответил сержант Хуламоки со своей обычной приветливой, умиротворяющей улыбкой. — Преступник-любитель, вбегающий в ванную комнату в поисках места, где он мог бы спрятать изобличающий его предмет, быстренько осмотрится, увидит бачок и решит, что это идеальный тайник, лучше и не сыскать. Но мы-то, мистер Бикнел, профессионалы. Мы сталкиваемся с такими вещами каждый день. Для вас, наверно, это было впервые. Вряд ли вам раньше приходилось спешно прятать какой-нибудь предмет в комнате, где удобных потайных мест вообще мало; вот вас и прельстил этот туалетный бачок. А для наших людей, смею вас заверить, вы далеко не первый, кто считает почему-то, что в бачок полицейские ни за что не заглянут; с такими случаями мы имеем дело регулярно. Более того, — продолжал сержант Хуламоки, — мы были уверены, что улику, скорее всего, подбросят именно в ванную. Правда, если бы этот предмет подбрасывала Мицуи, горничная-японка, то он почти наверняка оказался бы где-нибудь на кухне. Наверно, она бы решила, что идеальным укрытием для него послужит банка с мукой или сахаром. Вы и представить себе не можете, сколько раз горничные и кухарки использовали жестяные банки с мукой или сахаром, а иногда и с кофе, чтобы что-нибудь туда спрятать. Им всегда кажется, что их озаряет блестящая идея. Поэтому, конечно, когда мы осматриваем кухню, мы в первую очередь заглядываем именно туда, а когда ищем что-нибудь в ванной, непременно проверяем туалетный бачок. В вашем случае, мистер Бикнел, вы решили навестить Мириам Вудфорд вместе с миссис Кул, чтобы заверить Мириам в вашей поддержке, пообещать адвокатов, которые станут отстаивать ее интересы, сказать, что не поскупитесь ни на какие расходы ради ее безопасности, и все такое. Вам ведь это было выгодно, поскольку все обязанности по ее защите оставались за вами. Как человек, оплачивающий услуги адвокатов, вы были бы в состоянии контролировать всю стратегию защиты. Для вас, безусловно, создавалась идеальная возможность проследить за тем, чтобы ее осудили за убийство, хотя внешне вы вроде бы старались ее выручить.
 — Ну конечно! — саркастически заметил Бикнел. — Может, тогда вы уж заодно расскажете нам, зачем мне все это понадобилось — так предавать женщину, которой я восхищался?
 — Конечно, расскажу, — спокойно ответил сержант Хуламоки. — Вы знали о том, что Эзра Вудфорд просил жену купить мышьяк. Так что вам было очень удобно отравить мышьяком своего партнера. А причина, я уверен, отыщется, если внимательно изучить документы, касающиеся ваших партнерских отношений. Этот шантажист Бастион, — продолжал он, — действительно очень хитер, однако он пошел по ложному следу — пытался шантажировать Мириам, хотя виноваты во всем были вы. Зато Сидней Селма оказался настоящим мастером вымогательства и решил исправить ошибку Бастиона. Вы узнали, что он приезжает сюда, и сумели приехать с ним на одном корабле; более того, привезли с собой детективов, чтобы «защитить» Мириам. Очень недурно, очень тонко, — сержант с улыбкой отвесил Бикнелу легкий поклон, — но все же недостаточно тонко!
 — Да вы сами-то понимаете, что вы говорите? — пронзительно выкрикнул Бикнел.
 — Конечно. — Сержант Хуламоки, казалось, даже слегка удивился. — Конечно, я понимаю, что говорю. Я, изволите ли видеть, не только формирую слова в собственном мозгу и произношу их собственными губами, но и слышу их собственными ушами. Так что никаких сомнений!
 — Вы же выдвигаете против меня прямое обвинение! — не унимался Бикнел.
 — Совершенно верно, — ответил сержант.
 В комнате повисла напряженная тишина. Потом снова заговорил сержант Хуламоки.
 — Я надеюсь, что и вы правильно понимаете, что я говорю. У вас, мистер Бикнел, была отличная возможность зайти в ванную комнату. Видимо, это была единственная комната, куда вы могли зайти на какое-то время один, не вызывая никаких подозрений. Вы вели себя естественно, как старый друг, вот и зашли в ванную. Там вы закрылись, скорее всего, даже заперлись, на несколько минут. При вас было орудие убийства, и вы стали срочно искать для него потайное место; вы знали, что должны найти такое место в ванной комнате. Не знали вы только одного: что мистер Лэм специально попросил наших людей, производивших обыск, тщательно осмотреть все возможные потайные места, чтобы потом нельзя было незаметно подбросить оружие. Не знали вы, конечно, и того, что и я отдал своим подчиненным точно такие же распоряжения. Так вот и получилось, мистер Бикнел, что, когда вы вошли в ванную комнату, вы попались в тщательно установленную ловушку. Могу заверить вас в том, что каждый дюйм в ванной комнате был обследован с максимальной тщательностью. Мы не только все осмотрели в самой комнате, мы проверили также все кафельные плитки на стенах — не находится ли тайник за одной из них. Наконец, только вы, мистер Бикнел, заходили в ванную во время вашего с миссис Кул визита к Мириам Вудфорд. А потом, когда я сам начал осматривать ее квартиру с ванной, я, конечно, едва ли не первым делом полез в бачок и — пожалуйста! — обнаружил там пистолет. Могу вам сейчас сообщить, мистер Бикнел: исследования однозначно показали, что именно им было совершено убийство.
 — Вы можете вешать на меня что угодно, — довольно твердым голосом произнес Бикнел. — Я буду бороться до конца. У меня хватит денег, чтобы нанять лучших адвокатов.
 Сержант Хуламоки широко улыбнулся:
 — О-о, я очень рад слышать это от вас, мистер Бикнел! Очень рад. Я уж начал бояться, что вы падете духом и просто признаете свою вину, отдав себя в руки правосудия. Очень хорошо, что вы собираетесь защищаться!
 — Почему это? — не поняла Берта.
 Сержант Хуламоки посмотрел на нее с недоумением, словно она должна была знать ответ на свой вопрос прежде, чем задавать его. Тем не менее он счел необходимым вежливо объясниться.
 — Видите ли, миссис Кул, наша зарплата и весь бюджет нашей организации очень зависит от благожелательного к нам отношения налогоплательщиков, поэтому нам, естественно, очень хотелось бы, чтобы налогоплательщики были в курсе того, как хорошо мы работаем ради их безопасности. Между тем очень часто, когда нам удаются яркие операции и наши детективы работают отлично, преступники признают свою вину и отдаются в руки правосудия. Никаких сведений о нашей прекрасной работе налогоплательщики в таких случаях не получают. Бывают, правда, и другие случаи, когда в деле фигурирует мало улик. Тогда обвиняемый является в суд с целой свитой адвокатов, и полиция начинает выглядеть, мягко говоря, небезупречно. Публика ведь, как правило, плохо понимает, что мы, полицейские, не строим доказательств; мы лишь стараемся собрать побольше улик. И вот какой-нибудь ушлый адвокат начинает в суде катить бочку на полицию и заявляет присяжным: «А почему они не представили вот этой улики?», «А почему они не добыли вон той улики?», «А почему они не сделали того-то и того-то?». И присяжные очень часто одобрительно кивают головами, после чего, как правило, обвиняемого оправдывают, а полицию начинают ругать. В нашем же случае получается совсем наоборот. У нас такой замечательный случай, когда даже самый лучший адвокат может…
 — Да прекратите вы болтать! — со злостью прервал его Бикнел. — Я бизнесмен и кое-как разбираюсь в том, что можно сделать, а чего нельзя. Вы просто блефуете. Ну, допустим, я заходил в ванную. Но доказать, что именно я подбросил туда пистолет, можно было единственным способом — проследить, когда я туда вошел, и сразу после этого обнаружить пистолет. А так — туда заходило множество людей: там была Мириам, там была Норма, там был, в конце концов, этот несчастный детективишка, там…
 — Конечно, — охотно согласился сержант Хуламоки. — Вы совершенно правы, мистер Бикнел. Здесь двух мнений быть не может.
 — Ну и?.. — сказал Бикнел.
 — Но все же, — продолжал сержант, — у вас была такая возможность. Это-то вы должны признать.
 — И у меня, и у нескольких других людей.
 — Безусловно, мистер Бикнел. Вы что же, нас за детей считаете?
 — Тогда ваше дело не такое уж замечательное, — торжествующе сказал Бикнел, — и мой адвокат сделает из вас в суде отбивную.
 — А как вы, в таком случае, объясните то обстоятельство, что когда мы установили продавца и владельца пистолета по его номеру, то обнаружили, что…
 — А вот тут-то вы на меня этот пистолет не повесите! — воскликнул Бикнел. — Уж одно я вам могу гарантировать — что этого пистолета я не покупал!
 — Ну конечно не покупали, — спокойно ответил сержант Хуламоки. — Вы не так глупы! Этот пистолет продан лет пятнадцать назад одному человеку, у которого, к сожалению, уже ничего не узнаешь. Он умер.
 — Вот так-то! — сказал Бикнел.
 — Зато, — продолжал сержант Хуламоки, — в полиции Денвера очень аккуратно ведут учет лиц, владеющих оружием. Каждый уважаемый гражданин имеет право носить оружие, если у него есть на то особые причины, но полиция любит порядок в таких вещах. Так случилось, что десять лет назад вы обратились за разрешением на ношение оружия, и разрешение было предоставлено вам полицией безотлагательно. И вот тогда-то вы и указали марку, модель и номер оружия, которым собирались владеть.
 Лицо Бикнела внезапно исказил беспощадный, несдерживаемый страх.
 — И этот номер, — продолжал сержант Хуламоки, — в точности совпадает с номером пистолета, обнаруженного в туалетном бачке, — того самого, из которого был убит Бастион. Полиция, мистер Бикнел, должна в определенных ситуациях действовать быстро и решительно, мгновенно преодолевая большие расстояния. Мы здесь, на Островах, вдалеке от остального мира, поэтому вынуждены часто пользоваться международной связью, а это увеличивает расходы на содержание полицейского управления. Так что для нас чрезвычайно важно получить возможность доказать налогоплательщикам, что эти расходы оправданны. А теперь, мистер Бикнел, — сказал он после небольшой паузы, — мне, право же, не хотелось бы сильно вас беспокоить, тем более что вы, как я знаю, страдаете артритом. Думаю, наручники в этом случае окажутся мерой чересчур жестокой, а нам бы этого не хотелось. Кроме того, проходить в таком виде через холл — это очень унизительно. А вам еще надо выписаться из вашего номера. Да-да, мистер Бикнел, к сожалению, сейчас в Гонолулу очень, очень много гостей; в отеле длиннющий лист ожидания, и администрация очень жестко настаивает на этой формальности. Двое моих сотрудников помогут вам собраться. Наверняка на такой номер, как у вас, будет много претендентов; а вот на те апартаменты, где вам предстоит завершить ваш визит в Гонолулу, боюсь, охотников немного. Вы уж простите мне эту безобидную шутку, мистер Бикнел; иногда хочется как-то разрядить обстановку. Разрешите, я помогу вам подняться, — продолжал он. — Вы, конечно, можете пользоваться вашей тростью, но, пожалуйста, только для того, чтобы опираться при ходьбе. Если вы попробуете воспользоваться ею как оружием или вообще прибегнете к насильственным действиям, это будет в высшей степени неблагоразумно, особенно при вашем состоянии здоровья. Итак, если вы готовы…
 И сержант Хуламоки, подойдя к Бикнелу, взял его под руку, помог подняться со стула, вручил ему трость, поклонился нам и сказал:
 — Прошу прощения за внезапное вторжение, однако, когда мы услышали, какой оборот принимает беседа, мы решили, что есть смысл принять в ней участие. Ваш разговор пошел на чересчур высоких тонах, а «Рой-ял Гавайян», знаете ли, отель первоклассный, и в его номерах не должно быть никакой ругани — по крайней мере, такой, которая беспокоила бы других постояльцев. Что же касается купленного вами будильника, мистер Лэм, то вы, конечно, можете им пользоваться, но вот коробочка от него, куда вы вложили некоторые вещички и отправили на континент по вашему служебному адресу мисс Элси Бранд, нас, конечно, очень интересует. Я уже дал телеграмму на континент, и завтра утром, когда почтальон доставит эту посылочку, его будут сопровождать почтовый инспектор и полицейский. И мы, конечно, рассчитываем, что мисс Бранд пойдет нам навстречу.
 — Пойдет, — сказал я, — но мы в свою очередь ожидаем того же от вас.
 — В чем именно?
 — Бог его знает, сколько на этом микрофильме опасных материалов, — пояснил я. — Мы хотели бы обеспечить безопасность наших клиентов.
 — Ваших клиентов? Ах да, вы говорите о миссис Вуд-форд и об этой девушке Радклиф. Я как-то упустил из виду этот момент. Да, понимаю, такой предусмотрительный человек, как вы, в ситуации, когда ваш первоначальный наниматель оказался обвиняемым в убийстве, не мог не заключить разумного взаимовыгодного финансового соглашения с двумя женщинами; для них оно, безусловно, будет очень полезным. Конечно, конечно, мистер Лэм, в этом деле вы можете полностью на нас рассчитывать. Шантаж нравится нам ничуть не больше, чем вам, так что вы безусловно можете положиться на нашу деликатность. Да, и еще одна вещь, — добавил он. — Я имею в виду ваш, миссис Кул, поход на военный корабль, чтобы найти фотографии Мириам Вудфорд на пляже. Это была отличная идея с вашей стороны, мистер Лэм, и наши сотрудники немедленно приступили к ее реализации. У нас уже есть несколько снимков Мириам Вудфорд на пляже. Какая все-таки у нее восхитительная фигура! На двух фотографиях она снята прямо на фоне «Каноэ-клуба»; а, как вы помните, мистер Лэм, на стене этого клуба, обращенной в сторону океана, висят большие часы, чтобы купающиеся могли следить за временем. Так вот, эти фотографии снимают с миссис Вудфорд все подозрения. В момент совершения преступления она была на пляже. Итак, — он снова обратился к Бикнелу, — прошу вас пройти со мной. Обещаю вам, что, когда вы будете проходить через холл и оформляться в регистратуре, мы будем стараться вести себя так, словно вы наш дорогой гость, видный, богатый турист, которого мы провожаем в поездку по острову. Благодарю вас, миссис Кул, и особенно вас, мистер Лэм. Мы действительно очень высоко ценим вашу помощь в этом деле, мистер Лэм. А с вами, миссис Кул, хотел бы поговорить наш начальник управления, но с этим, видимо, можно подождать до завтра или послезавтра: сейчас он очень занят. Мы, вообще-то, редко беспокоим коллег с материка, особенно когда их усилия в конце концов приводят к благоприятному результату. Боюсь, однако, что миссис Кул вела себя весьма неосмотрительно; поэтому в ближайшие дни, когда вам будет удобно, миссис Кул, начальник управления хотел бы задать вам несколько вопросов по поводу изъятия улик с места преступления. Наконец, осталось еще одно дело, — теперь он обратился ко мне, — этот шантажист Селма, к которому вы так усердно привлекали наше внимание. И о нем мы тоже позаботились. Некоторое время мы даже считали, что, возможно, это он совершил убийство. Не исключено, что подобная идея приходила ему в голову. Но он был в совершенном отчаянии, узнав, что материалы, которые прятал Бастион, уплыли из рук. Его можно понять — ведь на кону были сотни тысяч долларов! Но мы, повторяю, хорошо о нем позаботились; по иронии судьбы, он проведет ночь в камере по соседству с мистером Бикнелом. Однако не буду вас утомлять подробностями. Вам, без сомнения, есть что обсудить, а мне нужно сопровождать мистера Бикнела в его новую резиденцию. Доброй вам ночи!
 И с этими словами сержант Хуламоки церемонно раскланялся и вывел Бикнела в коридор. За дверью, как мне удалось заметить, их поджидали двое полицейских. Дверь за ними аккуратно закрылась.
 — Жарь меня, как последнюю устрицу! — выдохнула Берта. — Режь меня тупым ножом и жарь на противном вонючем жире!
 Я приложил палец к губам, напоминая ей, что номер прослушивается.




 Глава 21


 Мы с Бертой спустились вниз и, пройдя через веранду отеля, вышли к океану. Белоснежная полоса кораллового песка поблескивала при свете луны. На фоне мирного ночного неба вырисовывались четкие силуэты пальм. Теплые волны останавливались у невидимой преграды метрах в двадцати пяти от берега, и только мерное, спокойное колыхание прибрежной воды было отголоском их долгого путешествия.
 — Что-то не нравится мне, как ведет себя местная полиция, — нарушила молчание Берта. — Надо проверить, не засунули ли они микрофон мне за бюстгальтер.
 — А что, надежное место, — рассеянно ответил я.
 — А теперь еще этот начальник управления привязался, — продолжала Берта. — Если он думает, что я побегу к нему на допрос, то он идиот.
 — Он не идиот.
 — Что ты хочешь этим сказать?
 — Он и не думает, что ты к нему побежишь.
 — Но он же передал через сержанта, чтобы я пришла.
 — И при этом как раз сейчас он очень занят, — добавил я. — Я уверен, что если ты покажешь свое удостоверение и объяснишь, что тебе нужно по срочному делу, то сможешь сесть на самолет и слинять отсюда раньше, чем он освободится.
 Берта остановилась и внимательно посмотрела на меня.
 — Ну, голова! Так ты думаешь, что сержант именно это и имел в виду?
 — Во всяком случае, не удивлюсь, если это так, — ответил я. — Ты вмешалась в расследование, похитила улику и утаила ее. Это называется «непрофессиональное поведение». Нас могут притянуть к ответу, причем и в Калифорнии тоже, так что в принципе дело могло бы принять серьезный оборот.
 — Я же просто защищала клиента от шантажиста, — запротестовала Берта.
 — Конечно, — согласился я. — Так вот, начальник управления и дает тебе знать, что если ты будешь по-прежнему сшиваться поблизости, то он должен будет привлечь тебя к ответственности. Но несколько дней он, понимаешь ли, будет очень занят. А когда немного освободится, чтобы с тобой поговорить, а тебя уже здесь не будет, он наверняка окажется слишком занят, чтобы сообщать о твоем деле на континент.
 — Жарь меня, как устрицу! — воскликнула Берта. — Ты прав, как всегда!
 Я скромно промолчал.
 — Слушай, Дональд, — снова заговорила она. — Кажется, тут есть какой-то утренний рейс. Давай-ка, тетя Берта попробует узнать, есть ли на него билеты. Куча дел накопилась у тети Берты, да и в бюро наверняка кто-нибудь ждет с нетерпением. А ты, Дональд, пойди и сообщи хорошие новости девушке Вудфорд.
 — Ладно, пойду.
 — Только помни, герой, — Берта взглянула на меня с недоверием, — мы работаем за деньги. Так что не принимай в оплату вечную благодарность и следы от губной помады.
 — Нам ведь Бикнел уже заплатил.
 — От Бикнела, между прочим, мы получили только аванс, — заявила Берта.
 — Кстати, есть еще один интересный момент, — вспомнил я.
 — Какой?
 — По законам большинства штатов убийца не может наследовать состояние человека, которого он убил.
 — Ты хочешь сказать, что раз Бикнел убил Эзру Вудфорда, ему не могут достаться его деньги, даже полагающиеся по завещанию?
 — Совершенно верно.
 — А что тогда будет с этими деньгами?
 — Их должны присоединить к остальному состоянию.
 — То есть к тому, что получает вдова?
 — Да, именно так.
 — Дональд, — выдохнула Берта, — да это же черт-ти какая кормушка! Ну-ка, давай быстро ее охмуряй! Попробуй узнать, не можем ли мы подрядиться защищать какие-нибудь ее интересы или… Господи, да что ж ты все стоишь? Марш быстро к ней! Ты же ей нравишься. Пойди приласкай ее, обними, поцелуй. Давай-давай, работай!
 — Ну, если ты так настаиваешь… — протянул я.
 — Настаиваю?! — заорала Берта. — Это с нефтяными-то скважинами, с золотыми рудниками, с недвижимостью — и ты еще тянешь резину?! Господи, Боже ты мой! Раздави меня, как картошку, и сожри с вонючим чесноком! Ну-ка, пулей к ней!
 И я отправился восвояси.
 Мириам была дома, слушала радио у себя в гостиной в пеньюаре.
 — Привет, Дональд, — встретила она меня.
 — Привет. Хорошо, что я тебя застал.
 — Я так и знала, что ты придешь, — сказала она. — Заходи.
 В гостиной царил полумрак. Мириам присела на тахту.
 — А где Норма? — спросил я.
 — Гуляет со своим алиби.
 — С Гири?
 — Да.
 — Ну, и как у них дела?
 — Сейчас, видимо, уже все в порядке, — ответила она, взглянув на свои часики. — К полуночи алиби будет противоударным, пуленепробиваемым, с блестящими медными заклепками. А в час ночи его уже и тонной динамита не возьмешь.
 — Отлично.
 Я хотел сесть на стоящий рядом стул, но Мира скорчила гримаску.
 — Иди лучше сюда, на тахту. Здесь уютнее и приятнее.
 — Мне еще надо кое-что тебе сообщить, — сказал я. — По делу.
 — Дела подождут.
 Я подошел, сел рядом с ней на тахту. Запустив руку в карман, достал два ключа, найденные в доме Мицуи.
 — Я думаю, что один из них — от твоей квартиры.
 — Да, — ответила она, — голова у тебя работает неплохо.
 Рассмеявшись, она обвила меня руками и порывистым движением притянула к себе.